Стража! Стража!

Терри ПРЭТЧЕТТ

СТРАЖА! СТРАЖА!

* * *

Именно сюда собираются драконы.

Они лежат…

Отнюдь не мертвые, а спящие. Ничего не ждущие, ибо ожидание предполагает предвкушение. Возможно для этого подыщется слово…

… забытые.

И хотя пространство, занимаемое ими, не является обычным, тем не менее они лежат вплотную друг к другу. Не было ни единого квадратного дюйма, не заполненного лапой, когтем, чешуей, кончиком хвоста, общий эффект всех этих хитросплетений тел и ваших взглядов в конечном счете был таков, что пространство между драконами было заполнено драконами.

Их вид мог бы навести вас на мысль о банке с сардинами, впрочем если вы могли вообразить сардин громадными и чешуйчатыми, гордыми и надменными.

И где-то здесь вероятно таился ключ ко всему.

Совсем в другом пространстве было раннее утро, утро в Анк-Морпорке, старейшем, величайшем и грязнейшем из городов. Мелкий дождь моросил, капая с серого неба, и перемежался с речным туманом, растекавшимся улицами города. Крысы всех мастей и родов разбегались по своим ночным маршрутам. Под покровом сырой ночи убийцы убийствовали, воры воровали, распутницы суетились. И все шло своим чередом.

И пьяный капитан Бодряк из Ночного Дозора медленно брел по улице, валился в сточную канаву за Домом Дозора и лежал там до тех пор, пока над ним не возникали странные полыхающие буквы, гаснувшие и менявшие на глазах свой цвет…

Город был достойным званием. Существом. Женщиной. Именно этим он и был. Женщиной. Ревущей, древней, исчислявшей свой возраст столетиями. Водившей вас за нос, позволявшей вам в себя влюбиться, а затем дававшей вам пинка. Разящий удар, по лицу. Разя рот. Язык. Миндалины. Зубы. Да-да, вот чем она была. Она была… существом, понимаете, сукой. Куклой. Курицей. Стервой. И потом вы ненавидели ее, и даже когда вам казалось, что вы овладели ею, вне себя, она открывала вам свое огромное громыхающее прогнившее сердце, беря перевес. Да-а. Вот так. Никогда не знаешь, на чем стоишь. Лежишь. Единственное в чем вы уверены, что не должны позволить ей уйти. Ибо, ибо она была вашей, все чем вы владели, со всеми ее сточными канавами…

Темнота окутывала мраком внушавшие трепет здания Невиданного Университета, первого колледжа волшебства. Единственным проблеском света был мерцавший огонек парафиновой свечи из луженого окна здания Магии Высокой Энергии, где острые умы исследовали глубинное строение вселенной, нравится ли вам это или нет.

И разумеется горел свет в Библиотеке.

Библиотека была крупнейшим собранием текстов по волшебству где-либо в мультивселенной. Тысячи томов оккультных знаний отягощали ее полки.

Поговаривали даже, что после того как огромные потоки волшебства серьезно исказят окружающий мир, Библиотека не будет подчиняться обычным законам пространства и времени.

Поговаривали даже, что это будет длится вечно. Поговаривали, что можно днями странствовать меж дальних книжных полок, и что где-то там есть затерянные племена исследователей, что странные создания таятся в забытых альковах и являются добычей для других существ, возможно еще более странных. <Все это неправда. Правда в том, что даже большие собрания книг искажают пространство, как если бы это доказывалось кем-то, пребывающего внутри старомодного букинистического магазина, одного из тех, что выглядит так, как-будто их проектировал М.Эшер в не самый удачный день, и обладает большим числом лестниц, чем этажей и рядов книжных полок, оканчивавшихся в маленьких дверях, которые были без сомнения слишком малы, чтобы войти человеческому существу нормального роста. Соответствующее уравнение таково:

Знание сила = вещество = масса; а хороший книжный магазин — это просто благовоспитанная Черная Дыра, знающая как читать > Умные студенты в поисках наиболее далеко стоящих томов старались ставить метки мелом на полках, что позволяло им блуждать глубже в пыльной темноте, и наказывали своим друзьям искать их, если они не вернутся к ужину.

А, поскольку магия может только свободно извергаться, то книги из Библиотеки были чем-то большим, чем простой измельченной древесной массой или бумагой.

Неукрощенная магия потрескивая стекала с их корешков, безобидно заземляясь в медных рельсах, прибитых к книжным полкам для этой цели. Слабые всполохи голубого огня летали над книжными футлярами, доносился шум, шепот бумаги, подобный доносящемуся от колонии скворцов, сидящих на насесте. В ночной тиши книги разговаривали друг с другом.

Откуда-то доносился храп.

Свет от полок был не столь силен, чтобы рассеять тьму, но при его слабом фиолетовом мерцании можно было различить старинный и изрядно побитый стол прямо под центральным куполом.

Храп доносился откуда-то снизу, где потрепанное одеяло укрывало нечто, смахивающее на кучу пляжных сумок, но на самом деле являвшееся взрослым самцом орангутанга.

Это был Библиотекарь.

Немногие люди замечали то, что он был обезьяной. Перемена произошла во время несчастного случая с магией, вероятность всегда велика, когда много книг, обладающих энергией, хранятся вместе, и его рассматривали как легко отделавшегося. После всего произошедшего его облик не изменился и был прежним. И ему позволили продолжать свою работу, для которой он был слишком хорош, впрочем «позволили» было на деле не самым удачным словом. Он обладал способностью скатывать свою верхнюю губу так, обнажая свои желтые зубы сильнее, чем любой другой обладатель рта в Университете.

Совет даже рассмотрел это перед тем, как-то удостоверившись, что вопрос никогда в действительности не поднимался.

Но доносящийся сейчас звук был совсем иным, чуждый звук скрипящей открывающейся двери. Шаги мягко рассыпались по полу и исчезали среди обступавших книжных полок. Книги возмущенно шелестели, а некоторые из самых больших фолиантов гремели цепями.

Библиотекарь продолжал спать, убаюканный шелестом дождя.

Крепко обнявшись с водостоком, в полумиле отсюда, капитан Бодряк из Ночного Дозора открыл рот и принялся петь.

Одетый в черное незнакомец промчался по полночным улицам, ныряя от двери к двери, и добрался до жуткого и неприветливого портала. Ни одна дверь не выходила из портала, лишь касаясь можно было ее обнаружить. Все выглядело так, как-будто архитектора вызвали и дали особые инструкции. Мы хотим что-нибудь таинственное из темного дуба, вот что было ему сказано. А потому установите безобразную горгону над аркой, дайте ей шлем, похожий на ногу гиганта и тем самым объясните всем и каждому, развеяв все сомнения, что эта дверь никогда не откликнется мелодичным «диньдон», если вы нажмете на звонок.

Незнакомец поскребся условным кодом в дверь. Распахнулся маленький, запертый на засов, люк, из которого выглянул глаз, полный сомнения.

— Неся знамение, сова ухает в ночи, — промолвил посетитель, пытаясь отжать дождевую воду из своей мантии.

— Даже многие серые лорды печально приходят к безвластным людям. — вторил ему голос с другой стороны решетки.

— Ура, ура племяннице старой девы. — парировал изрядно промокший незнакомец.

— Для палача — все просители одного роста.

— Воистину так, как роза без колючек.

— Хорошая мать делает бобовый суп заблудшему мальчику.

— сказал голос из-за двери.

Наступила тишина, прерываемая лишь звуками дождя. Затем посетитель переспросил. — Что?

— Хорошая мать делает бобовый суп заблудшему мальчику.

Вновь наступила пауза, еще более долгая. Затем незнакомец спросил. — Вы уверены, что дурно построенная башня не дрожит усердно как бабочка?

— Нет. Бобовый суп есть. Простите.

Дождь продолжал шелестеть в воцарившейся тишине.

— А как насчет кита в клетке? — спросил промокший посетитель, пытаясь втиснуться в ту маленькую щель, что предоставил ему грозный портал.

— Насчет чего?

— Он не должен ничего знать о могучих глубинах, как вы понимаете.

— Ах, кит в клетке. Вам нужны Освещающие Братия Эбеновой Ночи. Через три двери далее.

— Тогда кто же вы?

— Мы — Освещенные и Древние Братия Тайны.

— Думается, что нам доводилось встречаться на улице Патоки. — сказал после размышления промокший странник.

— Ну да, разумеется. Сами знаете, каково это. Клуб резчиков по дереву арендует зал по вторникам. Отчего и происходит вся эта мешанина.

— Ах, так? Что ж, в любом случае благодарю.

— С превеликим удовольствием. Маленький люк захлопнулся.

Незнакомец в мантии немного постоял, уставившись на дверь, а затем пошлепал далее по улице. Там был еще один портал. Впрочем строителя не удосужился сильно изменить его внешний вид.

Он постучал. Распахнулся маленький, запертый на засов, люк.

— Да?

— Послушайте, неся знамение, сова ухает в ночи, верно?

— Даже многие серые лорды печально приходят к безвластным людям.

— Ура, ура племяннице старой девы, не так ли?

— Для палача, все просители одного роста.

— Воистину так, как роза без колючек. Здесь писается как из ведра. Вы должны знать, не так ли?

— Да. — ответил голос человека, без сомнения знавшего, но отнюдь не стоявшего снаружи.

Посетитель вздохнул.

Кит в клетке не знает ничего о могучих глубинах. — сказал он. — Впрочем если это сделает его чуточку счастливее.

— Дурно построенная башня дрожит усердно как бабочка.

Проситель ухватился за дверные засовы, подтянулся на них и прошептал. — А сейчас впустите, я весь промок.

Вновь наступила тишина, еще более долгая.

— Эти глубины… Вы говорили могучие или ночные?

— Я сказал, могучие. Могучие глубины. Как вы понимаете, с учетом существующей глубины. Это я — Брат Пальцы.

— А я услышал как ночные. — сказал с подозрением невидимый привратник.

— Послушайте вы хотите эту чертову книгу или нет? Я совсем не обязан этим заниматься. Я мог бы быть дома в постели.

— Вы уверены, что это были могучие?

— Послушайте, я знаю, насколько глубоки могут быть эти чертовы глубины, в самом деле. — настоятельно промолвил Брат Пальцы. — Я знавал, каковыми могучими они были в ту пору, когда вы были чахлым неофитом. Откроете вы наконец эту дверь?

— Что ж… все в порядке.

Послышался звук отодвигаемых засовов. Затем привратник сказал. — Не могли бы вы дать ей пинка? Дверь Знания, Сквозь Которую Непосвященный Не Может Пройти, зацепилась за что-то дурное в грязи.

Брат Пальцы приналег плечом, с усилием распахнул дверь, одарил Брата Привратника недобрым взглядом и вбежал вовнутрь.

Прочие братья ожидали его во Внутреннем Убежище, стыдливо столпившись с видом людей не привыкших обряжаться в зловещие черные мантии. Верховный Великий Магистр кивнул ему.

— Брат Пальцы, не так ли?

— Да, Верховный Великий Магистр.

— У вас есть то, за чем вас посылали?

Брат Пальцы вытащил из-под мантии сверток.

— Когда я говорил, что все будет. — сказал он. — Без проблем.

— Прекрасно выполнено, Брат Пальцы.

— Благодарю вас, Верховный Великий Магистр.

Верховный Великий Магистр постучал молоточком, призывая к вниманию. Стоявшие образовали некое подобие круга.

— Я призываю Неповторимую и Верховную Ложу Освещающих Братьев к порядку. — воззвал он. — Скреплена ли печатью Дверь Знания от еретиков и неведающих?

— Застряла накрепко. — сказал Брат Привратник. — Это все сырость. Я обязательно принесу на следующей неделе мой рубанок, так что скоро все будет…

— Хорошо, хорошо. — пробрюзжал Верховный Великий Магистр. — Просто нужно сказать да. Правильно и истинно начертан тройной круг? Искусны ли все здесь, кто есть искусен? И все ли в порядке с неведающим, который не должен присутствовать здесь, ибо должен быть удален с этого места и его гамаши разрезаны, его внутренности развеяны на четырех ветрах, его жилет разодран крючьями на клочки, а его фиггин помещен на острие согласия… да, что такое?

— Простите, вы сказали Освещающие Братья?

Верховный Великий Магистр бросил взгляд на одинокую фигуру незнакомца с воздетыми руками.

— Да, Освещающие Братья, стражи священного знания с тех пор как ни один человек не мог познать…

— В прошлом феврале. — пришел на помощь Брат Привратник. Верховный Великий Магистр ощутил, что Брат Привратник так никогда в действительности и не приобрел нужной сноровки.

— Простите. Простите. Простите. — произнес обеспокоенный незнакомец. — Боюсь, что я ошибся обществом. Должно быть сделал лишний поворот. Я должен идти, если вы позволите мне…

— А его фиггин помещен на острие. — демонстративно повторил Верховный Великий Магистр, перебивая скрип мокрой двери, в то время как Брат Привратник пытался приоткрыть грозный портал. Мы уже полностью закончили? Не случится ли так, что еще один неведающий не вступит на сей путь или что-либо еще подобное произойдет? — добавил он с горьким сарказмом. — Хорошо. Прекрасно. Чудесно. Полагаю, что не составит труда спросить, были укреплены Четыре Сторожевые Башни? Ах, чудесно. А Брючина Святости, побеспокоился кто-нибудь исповедоваться ей? Ах, вы это сделали. Надлежащим образом? Я проверю, как вы понимаете… ладно. А были ли окна скреплены Красными Нитями Мудрости в соответствии с древними предписаниями? Хорошо. А сейчас вероятно мы сможем продолжить.

С чувством несколько обиженного человека, запустившего свои пальцы на верхнюю полку своей невестки и обнаружившего вопреки всем ожиданиям, что та девственно чиста, Великий Магистр продолжал.

Что за дождь, подумал он про себя. Группа непосвященных из другого тайного общества могла прикоснуться к десятифутовому Скипетру Власти. Уловка, помогающая вывихнуть им пальцы даже при простом тайном рукопожатии.

Но в конце-концов непосвященные с возможностями. Позволь только другим обществам принимать обученных, уверенных, амбициозных, самоуверенных. Он принял совершенно недавно подобных нытиков, до отказа набитых злобой и желчью, знавших, что могли бы сделать больше, если только им дать шанс. Лишь дай его тем, у кого потоки яда и мстительности запрудят тонкие стены бездарности и вялой паранойи.

И глупость, разумеется. Они все приносили клятву, подумал он, но никто из них, самый распоследний, даже не спросил, каков же этот фиггин.

— Братия. — сказал он. — Сегодня вечером у нас есть для обсуждения много важных вопросов. Благое правление, нет, светлое будущее Анк-Морпорка лежит в наших руках.

Они склонились к нему поближе. Верховный Великий Магистр почуял нарождавшееся старое острое ощущение власти.

Они подпали под магию его слов. Это чувство стоило того, чтобы напялить эти глупые чертовы мантии.

— Осознаем ли мы в полной мере, что город находится в рабстве у коррумпированных людишек, которые жиреют от незаконных барышей, в то время как более достойные люди отстранены и отданы в фактическое рабство?

— Без сомнения осознаем! — подтвердил с горячностью Брат Привратник, после того как у них было время осознать сказанное. — Всего лишь на прошлой неделе в Гильдии Пекарей я пытался указать магистру Критчли, что…

В царившей тьме глаза не могли встретиться друг с другом, ибо Верховный Великий Магистр удостоверился в том, что капюшоны Братьев укрывали их лица в мистическом мраке, но тем не менее он ухитрился заставить умолкнуть Брата Привратника своим непробиваемым негодующим молчанием.

— Впрочем это не совсем так. — продолжал Верховный Великий Магистр. — Давным-давно царил золотой век, когда те, кто был достоин порядка и уважения, были по праву вознаграждены. Век, когда Анк-Морпорк был не просто большим городом, а великим. Век рыцарства. Век, когда… да, Брат Сторожевая Башня?

Громадный человек в капюшоне поднял руку. — Вы говорите о временах, когда у нас были короли?

— Верно подмечено, Брат. — сказал Верховный Великий Магистр, немного раздраженный этим необычным проявлением интеллекта. — И…

— Но все это происходило сотни лет назад. — сказал Брат Сторожевая Башня. — И разве не произошла тогда великая битва, или что-то подобное? А после у нас просто были правящие лорды, вроде нынешнего Патриция.

— Да, весьма похвально, Брат Сторожевая Башня.

— Но королей больше не было, именно об этом я и пытаюсь сказать. — услужливо сказал Брат Сторожевая Башня.

— Как сказал Брат Сторожевая Башня, линия…

— Когда вы говорили о рыцарстве, то дали мне ключ. сказал Брат Сторожевая Башня.

— Именно так, и…

— Вы — Однако. — резко сказал Верховный Великий Магистр. возможно линия королей Анка не прекратила функционирование, как воображалось до сих пор, а наследники линии существуют по сей день. Это подтвердили мои исследования древних манускриптов. Он остановился, ожидая реакции. Это впрочем не оказало ожидаемого им эффекта. Возможно они не совладали со словами «прекратила функционирование», а может мне стоило бы очертить линию «наследников».

Брат Сторожевая Башня вновь поднял руку.

— Да?

— Вы говорили о том, что наследники трона обретаются где-то поблизости? — сказал Брат Сторожевая Башня.

— Да, подобное не исключено.

— Да-а. Что ж, понятно, они своего добьются. — сказал понимающе Брат Сторожевая Башня. — Все время это происходит. Да вы и сами об этом читали. Их называют скионами.

Они продолжат таиться в течение веков, передавая тайный меч, родинку и тому подобное из поколения в поколение. А потом когда они потребуются старому королевству, то они возвращаются и вышвыривают любых узурпаторов, которым случилось оказаться поблизости. А потом наступает всеобщее ликование.

Верховный Великий Магистр ощутил сухость во рту. Он не ожидал, что все пройдет так легко.

— Да, все верно. — сказал некто, известный Верховному Великому Магистру под именем Брат Штукатур. — Но что с того? Только скажите скиону возвращаться, приблизиться к Патрицию, говоря "Я — король, вот кто. Вот моя родинка, как положено, а сейчас убирайся прочь. " Ну и что дальше? Возможно он не протянет и двух минут, вот что.

— Вы не слушали. — возразил Брат Сторожевая Башня. Вопрос в том, что скион должен прибыть, когда королевство в опасности, не так ли? Да это любому понятно, верно? Затем он вселяется во дворец, излечивает нескольких людей, объявляет о празднике, овладевает сокровищами, и дело в шляпе.

— Разумеется он обязан жениться на принцессе. — сказал Брат Привратник. — По той простой причине, что он — свинопас.

Все посмотрели на него.

— Кто сказал, что он — свинопас? — сказал Брат Сторожевая Башня. — Я никогда не говорил, что он был свинопасом.

А что там со свинопасами?

— Впрочем он уловил смысл. — сказал Брат Штукатур. — Он разумеется свинопас или лесник или нечто подобное, этот ваш скион. Вот то, что надо делать во славу его имени.

Когнито. Они должны появляться, как вы понимаете, пребывая особами низкого происхождения.

— Нет ничего особенного в этом низком происхождении. сказал чрезвычайно маленький Брат, состоявший казалось всецело из детской черной мантии, источавшей зловоние. У меня до черта много низкого происхождения. В моей семье, как нам думается, выпас свиней был шикарной работой.

— Но в вашей семьей не было королевской крови, Брат Долбило. — сказал Брат Штукатур.

— Но могла быть. — сказал надувшись Брат Долбило.

— Верно. — сказал нехотя Брат Сторожевая Башня. — Достаточно благородно. Но в существенный момент, послушайте, ваши истинные короли срывают плащи и кричат «Вот!», и их королевская сущность просвечивает как на ладони.

— Как, именно? — сказал Брат Привратник.

— Мощь обладания королевской кровью. — пробормотал Брат Долбило. — Но не иметь права заявить, что у тебя нет королевской крови…

— Послушайте, но это же существует, верно? Вы просто осознаете, когда видите это.

— Но перед тем как они должны спасти королевство. сказал Брат Штукатур.

— Ах, да. — сказал серьезно Брат Сторожевая Башня. — В этом же и весь основной вопрос.

— Тогда откуда?

— И обладать гораздо большими правами, чем кто-либо иной, на то, чтобы иметь королевскую кровь…

— Патриций? — спросил Брат Привратник.

Брат Сторожевая Башня, неожиданный авторитет в области обретения королевской власти, покачал головой.

— Не думаю, однако, что Патриций несет угрозу. — сказал он. — Он отнюдь не тиран в нынешние времена. Отнюдь не так плох, как некоторые бывшие у нас правители. Полагаю, что ныне он не притесняет.

— Я постоянно испытываю притеснение. — сказал Брат Привратник. — Магистр Критчли, у которого я работаю, притесняет меня утром, днем и вечером, крича на меня и все такое. И женщина в овощном магазине, она постоянно меня притесняет.

— Это верно. — сказал Брат Штукатур. — Мой лендлорд притесняет меня чем-то ужасно плохим. Колотит в дверь без перерыву и все талдычит о ренте, которую я якобы должен, все это сплошная ложь. И соседи притесняют меня ночь напролет. Я им говорю, что работаю день-деньской, человек должен иметь хоть немного времени, чтобы поучиться играть на тубе. Это же притеснение, вот что это такое. Если я не под пятой притеснителя, то я уж и не знаю, каков он.

— А я так скажу. — сказал медленно Брат Сторожевая Башня. — Я считаю, что мой шурин постоянно меня притесняет, заведя себе эту новую лошадь и кабриолет, который он прикупил. У меня же нет ничего. Спрашиваю, где же справедливость? Держу пари, что король не позволит, чтобы продолжалось подобное притеснение, жены притесняют мужей за то, что у них нет нового дивана как у нашего Родни, вот так.

Верховный Великий Магистр слушал все это с легким чувством недоумения. Он догадывался, что существуют такие явления как лавины, но ему и в голову не приходило, что если он бросит снежок на вершину горы, то это может привести к поразительным результатам. В конце концов он сам с трудом сумел подбить их на это.

— Держу пари, что у короля найдется что сказать о лендлордах. — сказал Брат Штукатур.

— И он объявит вне закона людей с шикарными кабриолетами. — сказал Брат Сторожевая Башня. — Купленные возможно на украденные деньги, как я полагаю.

— Думаю. — сказал Верховный Великий Магистр, ухватив немного суть происходящего. — что умный король объявит вне закона, как это уже бывало, шикарные кабриолеты за их незаслуженность.

Последовала глубокомысленная пауза в разговоре, во время которой собравшиеся Братия мысленно делили вселенную на заслуженную и незаслуженную и ставили себя на соответствующую сторону.

— Это было бы благородно. — медленно сказал Брат Сторожевая Башня. — Но, действительно, Брат Штукатур был прав. Я не смогу увидеть скиона, провозглашающего свое предназначение только потому, что Брат Привратник думает, что женщина в овощном магазине повелась с ним так, что он стал посмешищем. Не обижайтесь.

— И чертов малый вес. — сказал Брат Привратник. — А она…

— Да, да, да. — сказал Верховный Великий Магистр. — Поистине правильно мыслящее население Анк-Морпорка находится под пятой притеснителей. Однако обычно король являет себя в более драматических обстоятельствах. Например во время войны.

Дела складывались хорошо. Без сомнения при всей их самоцентрирующейся глупости кто-то из них мог оказаться достаточно смышленым, чтобы сделать предложение.

— Раньше бытовало старое пророчество или что-то подобное. — сказал Брат Штукатур. — Мой дедуля рассказывал мне.

Его глаза остекленели от попытки драматического пересказа.

— Да-а, король придет, неся Закон и Справедливость, не зная ничего кроме Правды, а также Защиту и Служение Людям своим Мечом. Не стоит всем смотреть на меня так, я ничего не приукрашиваю.

— Ах, мы все знаем об этом. И о бездне всего, что будет. — сказал Брат Сторожевая Башня. — Полагаю, что все что ему нужно делать, так это ехать верхом с Законом и Правдой подобно Четырем Всадникам Апокалипсиса? Всем привет. — проскрипел он. — Я — король, а это Правда вон там, которая напоит лошадь. Не очень практично, не так ли? Не-ет. Не стоит верить старым легендам.

— А почему бы и нет? — сказал Брат Долбило раздраженным голосом.

— Потому что они легендарные. Это просто так рассказывается. — сказал Брат Сторожевая Башня.

— Спящие принцессы тоже хороши. — сказал Брат Штукатур.

— Только король может их разбудить.

— Не будьте сумасшедшим. — сказал строго Брат Сторожевая Башня. — У нас нет королей, а потому и не нужны принцессы. Само собой разумеется.

— Разумеется в старые времена это было легко. — сказал с радостью Брат Привратник.

— Почему?

— Ему просто нужно было убить дракона.

Верховный Великий Магистр хлопнул в ладоши и вознес безмолвную молитву любому богу, которому посчастливилось ее выслушать. Он был прав в отношении этих людей. Раньше или позже их бестолковые маленькие умишки сообщат им, куда вам хочется, чтобы они направились.

— Какая интересная мысль. — пустил он трель.

— Не получится. — угрюмо сказал Брат Сторожевая Башня.

— Сейчас нет больше огромных драконов. — Может есть.

Верховный Великий Магистр затрещал костяшками.

— Снова за свое? — сказал Брат Сторожевая Башня.

— Я сказал, что может быть.

Раздался нервный смех, откуда-то из глубин капюшона Брата Сторожевая Башня.

— Что он на самом деле существует? Громадная чешуя и крылья?

— Да.

— Дыхание как из домны?

— Да.

— Громадные когти на ногах?

— Когти? Ах, да. Так много, сколько ты пожелаешь.

— Что это значит, сколько я пожелаю?

— Надеюсь, что это само собой понятно, Брат Сторожевая Башня. Если вы желаете драконов, то вы имеете возможность ими обладать. Вы можете привезти дракона сюда. Сейчас. В город.

— Я?

— Вы все. Я имею в виду нас. — сказал Верховный Великий Магистр.

Брат Сторожевая Башня заколебался. — Ну, не знаю, может это не так прекрасно…

— А он будет подчиняться любой твоей команде.

Это их остановило. Это их сдернуло с места. Это свалилось в их хитрые маленькие умишки, как падает кусок мяса в псарню.

— Можете повторить еще раз? — медленно сказал Брат Штукатур.

— Вы сможете управлять им. Вы можете это сделать, как только пожелаете.

— Что? Настоящего дракона?

Глаза Верховного Великого Магистра вращались в орбитах, скрытые капюшоном.

— Да, настоящего. Не маленького ручного болотного дракона. Подлинного.

— Но я думал, что они, понимаете… мифы.

Верховный Великий Магистр наклонился вперед.

— Они были мифами и были реальными. — громко сказал он.

— Как волна и как частица, — Вы меня запутали. — сказал Брат Штукатур.

— Тогда я покажу. Пожалуйста книгу, Брат Пальцы. Благодарю вас. Братия, я должен сообщить вам, что когда я проходил обучение у Тайных Мастеров…

— Что именно, Верховный Великий Магистр? — сказал Брат Штукатур.

— Почему вы не слушаете? Вы никогда не слушаете. Он сказал Тайные Мастера! — сказал Брат Сторожевая Башня. Он рассказывал нам на прошлой неделе. Он собирается учить нас, не так ли, Верховный Великий Магистр. подобострастно закончил он.

— Ах, Тайные Мастера. — сказал Брат Штукатур. — Простите. Эти мистические капюшоны. Простите. Тайна. Я помню.

Но когда я буду править городом, сказал сам себе Верховный Великий Магистр, я не потерплю никого из этих. Я сформирую новое тайное общество из остро мыслящих и разумных людей, хотя впрочем не столь разумных разумеется, не столь разумных. Мы свергнем бесчувственного тирана и возвестим о новом веке просвещения, братства и гуманизма, а Анк-Морпорк станет новой Утопией, люди, подобные Брату Штукатуру, будут жариться на медленном огне, если мне дозволено высказать свое мнение о том, чего мне желается.

И фиггин. <Фиггин определяется в Словаре Чистейшей Воды Слов как «маленькое хрустящее пирожное с изюмом:». Словарь оказался бесценным для Верховного Великого Магистра, когда он размышлял над клятвами Общества, поскольку тот включал велчет (разновидность жилета, одеваемая некоторыми часовыми мастерами), гамашник (робкая коричнево-серая птица семейства лысух) и мулы (игра, требующая навыков и проворства, заинтересующая даже черепах) .> — Когда я проходил, как уже упоминалось мною, обучение у Тайных Мастеров… — продолжал он.

— Это произошло тогда, когда вас послали за рисовой бумагой, не так ли. — встрял в разговор Брат Сторожевая Башня. — Я всегда думал, что это была хороший кусочек. С тех пор я храню ее на дне коробки с макаронами. На самом деле изумительно. Я могу сходить за ней в случае необходимости.

Она демонстрирует, что значит быть в соответствующем тайном обществе для вас, не так ли.

Когда он будет на сковороде, подумал Верховный Великий Магистр, Брат Штукатур будет не одинок.

— Ваши шаги на дороге просвещения являются для всех нас образцом, Брат Сторожевая Башня. — сказал он. — Однако если мне дозволено продолжить… среди многих тайн…

— Из Сердца Существования. — сказал одобрительно Брат Сторожевая Башня.

— Из Сердца, как говорит Брат Сторожевая Башня, Существования, которое было нынешним местонахождением благородных драконов. Вера в то, что они вымерли, совершенно лишена оснований. Они просто нашли новую эволюционную нишу. И они могут вызываться из нее. Эта книга… — он воздел ее над головой. — дает особые инструкции.

— Это есть прямо в книге? — спросил Брат Штукатур.

— Не в обычной книге. Этот всего лишь копия. Мне понадобились годы, чтобы отыскать ее след. — сказал Верховный Великий Магистр. — Все это находится в рукописи Тубала де Малахита, великого исследователя знания о драконах. Его настоящей рукописи. Он вызывал драконов всех размеров. И вы это сможете.

Последовала еще одна длинная неловкая пауза.

— Гм. — сказал Брат Привратник.

— Звучит как то, понимаете… для меня как волшебство.

— сказал Брат Сторожевая Башня, нервным тоном человека, заметившего под каким из стаканчиков спрятана горошина, но чем ему не хотелось бы говорить. — Полагаю, не желая спрашивать вашей верховной мудрости об этом, но… ну… поймите… волшебство…

Его голос дрогнул.

— Да-а. — сказал Брат Штукатур.

— Это же, э-э, волшебники, понимаете. — сказал Брат Пальцы. — Вы возможно узнали об этом, столкнувшись с ними, когда с почтением собирали гербарии у них на горе, но волшебники будут рыскать вокруг, норовя свалиться на вас как тонна кирпичей, если поймают вас на том, что вы занимаетесь чем-то подобным.

— Демаркация, так они это называют. — сказал Брат Штукатур. — Это вроде как, что я не хожу вокруг, разбрасывая как бы невзначай мистические заклинания причинности, а они не занимаются штукатурением.

— Не вижу в этом проблемы. — сказал Верховный Великий Магистр. На самом деле он видел ее слишком ясно. Это было последнее препятствие. Помогите их крошечным умишкам преодолеть его, и он держит мир на ладони. Их до одурения неразумное корыстолюбие не позволяло ему заходить слишком далеко, без сомнения это же не давало ошибиться ему сейчас…

Братия обеспокоено зашевелились. Затем Брат Долбило высказался.

— Гм. Волшебники. Да что они знают о дневной работе?

Верховный Великий Магистр глубоко вздохнул. Ах…

Едва заметная обида, витавшая в воздухе, заметно сгустилась.

— Ничего, и это факт. — сказал Брат Пальцы. — Болтаться вокруг и совать свой нос повсюду — слишком здорово для таких как мы. Я частенько видел их, когда работал в Университете. Задницы в милю шириной, доложу я вам. Попробуйте поймать их, выполняющих честную и тяжелую работу?

— Вы имеете в виду что-то вроде воровства? — сказал Брат Сторожевая Башня, всегда недолюбливавший Брата Пальцы.

— Разумеется, скажут они вам. — продолжал Брат Пальцы, демонстративно игнорируя комментарий. — что им совершенно нет нужды болтаться вокруг, занимаясь волшебством, лишь потому что они знаются в этом, и не беспокоя вселенскую гармонию и неописуемое. Бездна глупости, по моему мнению.

— Ну-у. — сказал Брат Штукатур. — Ей-богу, не знаю.

Полагаю, что вы взяли плохую штукатурку, а затем вы просто наложили мокрой штукатурки вокруг лодыжек.

Но вы получили немного колдовства, а они сказали вещи, исходят из деревянной работы и вас заштопали сразу же.

Да-а, это же волшебники, которые так говорят. — задумчиво сказал Брат Сторожевая Башня. — Никогда не мог заставить их сказать мне правду. Возможно они хорошо управляются со своим делом, но не желают знаться с большинством из нас. Вы только размахиваете руками и напеваете гимны, а все уже сказано и сделано.

Братия задумались над сказанным. Все выглядело правдоподобным. Если бы они достигли чего-то хорошего, то вряд ли им захотелось, чтобы кто-либо еще пробился.

Верховный Великий Магистр решил, что час настал.

— Итак, вы согласны, братия? Вы были подготовлены, чтобы приступить к практике?

— Ах, практиковаться. — облегченно сказал Брат Штукатур. — Я не думал практиковаться. Так долго, если нам не нужно это делать для настоящих…

Верховный Великий Магистр стукнул книгой по столу.

— Я имею в виду настоящие заклинания! Вернуть город назад к истинным границам! Вызвать дракона! — закричал он.

Они отшатнулись и сделали шаг назад. Затем Брат Привратник сказал. — А затем, если мы вызовем этого дракона, настоящий король вернется подобным же образом?

— Да! — сказал Верховный Великий Магистр.

— Могу в это поверить. — сказал одобряюще Брат Сторожевая Башня. — Само собой разумеется. Из-за предназначения и разработок гномами судьбы.

После минутного размышления все капюшоны кивнули. Лишь Брат Штукатур испытывал смутное недовольство.

— Ну-у. — сказал он. — Надеюсь, что это не будет проистекать из руки?

— Заверяю вас, Брат Штукатур, что вы сможете получить результат столько раз, сколько пожелаете. — сказал Верховный Великий Магистр.

— Ну… ладно. — с неохотой согласился Брат. — Но только чуть-чуть. Не могли бы мы вызвать его, оставшись здесь еще ненадолго, чтобы сжечь все эти притесняющие овощные магазины?

Ах…

Он победил. Вновь будут драконы. И вновь будет король.

Совсем не такой, как старые короли. Король, который будет делать то, что ему прикажут.

— Это. — сказал Верховный Великий Магистр. — зависит от того, насколько вы будете мне помогать. Мы будем вначале нуждаться в любых волшебных предметах, которые вы сможете принести…

Это могло оказаться не очень удачной мыслью, чтобы позволить им увидать, что оставшаяся половина книги де Малахита была обуглившимся комком. Это ему было просто не под силу.

Он мог бы сделать гораздо лучше. И никто, совершенно никто, не был в состоянии остановить его.

Раздался раскат грома…

Поговаривают, что боги играют в игры с жизнями людей.

Но в какие игры, и почему, и личности действующих пешек, и в какую игру сейчас, и каковы ее правила — кто знает?

Раздался раскат грома…

Он прогрохотал шесть раз.

А сейчас ненадолго оторвемся от залитых дождем улиц…

Анк-Морпорка, промокнем насквозь в утренних туманах Диска, и остановим свое внимание на молодом человеке, направляющемся в город со всей открытостью, искренностью и невинностью цели, как айсберг, дрейфующий по основным судоходным путям.

Юношу звали Морковка. И совсем не из-за его волос, которые его отец всегда коротко стриг из соображений Гигиены. А из-за его облика.

Это был заостряющийся облик юноши, ведущего здоровый образ жизни, питающегося здоровой пищей и вдыхающего полной грудью прекрасный горный воздух. Когда он напрягал плечевые мышцы, то прочие мышцы были вынуждены уйти прочь с дороги первыми.

Он был также опоясан мечом, преподнесенным ему при загадочных обстоятельствах. Весьма загадочных обстоятельствах. Поэтому на удивление было что-то неожиданное в этом мече. Он не был волшебным. У него не было имени. Когда вы им размахивали, то не испытывали ощущение силы, а просто зарабатывали на ладонях волдыри; вы могли поверить, что это был меч, которым пользовались столь часто, что он прекратил быть чем-либо кроме как мечом квинтэссенции, длинным металлическим бруском с очень острыми краями. И на его клинке не была начертана судьба, его судьба.

На самом деле он был действительно уникальным.

Раздался раскат грома…

Городские водостоки тихо побулькивали, ночь угасала, иногда слабо протестуя.

Когда вода подошла к лежавшей фигуре капитана Бодряка, то поток разделился и вода потекла вокруг него двумя потоками. Бодряк открыл глаза. Это был миг полного покоя, пока память еще не нанесла ему удар лопатой.

Для Дозора это был плохой день. с одной стороны состоялись похороны Герберта Гамашника. Бедный старина Гамашник.

Он нарушил одно из основополагающих правил существования стражи. Это правило отнюдь не было тем, что люди, подобные Гамашнику, могли нарушать дважды. А потому его положили в промокшую землю, дождь барабанил по крышке гроба, и никто не явился оплакать его, кроме трех уцелевших членов Ночного Дозора, наиболее презираемой группы во всем городе.

Бедный старина Гамашник.

Бедный старина Бодряк, подумал Бодряк.

Бедный старина Бодряк, он здесь в водостоке. И оттого он вздрогнул. Бедный старина Бодряк, вода крутится водоворотами под его нагрудником. Бедный старина Бодряк, наблюдающий, как в водостоке проплывают нечистоты. Вполне возможно, что бедный старина Гамашник имел бы сейчас более пристойный вид, подумал он.

… он ушел с похорон и надрался. Нет, не выпил, а совсем другое слово, оканчивающееся на «ца». Пропойца, вот подходящее слово. Ибо весь мир скукожился и был отвратителен, как в искажающем стекле, только попавший в фокус, как если бы вы смотрели на него сквозь дно бутылки.

Но было еще что-то, дай бог вспомнить.

Ах, да. Ночное время. Время дежурства. Хотя уже не для Гамашника. Нужно брать новобранца. Новобранец появляется невесть откуда, не так ли? Паренек из деревеньки. Пишущий письма. Пичужка из пьянчужек…

Бодряк сдался и повалился на спину. Водосток продолжал бурлить.

Над головой полыхающие буквы шипели и гасли под дождем.

Не только свежий горный воздух дал Морковке его исполинское телосложение. Воспитание в золотом прииске, управляемом гномами, и работа по двадцать часов в день, толкая вагонетки на поверхность, должно было в этом помочь.

Он шагал сутулясь. Что значит быть воспитанным в золотом прииске, управляемом гномами, которые думают, что пять футов хорошая высота для потолка.

Он всегда знал о своем отличии. Слишком много синяков и шишек для одного. А потому в один прекрасный день его отец подошел к нему, или скорее к его жилету, и сказал, что тот не был на самом деле, как впрочем он всегда верил, гномом.

Это ужасно быть в возрасте неполных шестнадцати лет и оказаться совсем другого вида.

— Мы не хотели говорить об этом раньше, сынок. — сказал его отец. — Понимаешь, мы думаем, что ты вырос из этого.

— Вырос из чего? — спросил Морковка.

— Повзрослел. А сейчас твоя мама думает, что настал час, мы оба так думаем, вернуться к твоему собственному народу. Полагаю, что не очень благородно заставлять тебя здесь ютиться, лишенного компании людей твоего роста. Его отец вертел расшатавшуюся заклепку на шлеме, верный признак, что он сильно обеспокоен. Э. — добавил он.

— Но вы — мой народ! — с отчаянием сказал Морковка.

— Если можно так выразиться, да. — сказал его отец. Но можно выразиться и по-другому, более точно и верно, нет. Понимаешь, все это генетические игры. Может это хорошая мысль уйти тебе отсюда и посмотреть остальной мир.

— Что, навсегда?

— Ах, нет! Нет. Конечно нет. Иди и посмотри все, что тебе будет угодно. Нет-нет, негоже парню твоего возраста торчать здесь… Неправильно. Ты сам знаешь, как я полагаю. Ты уже не ребенок. Ползать на коленках все время и все такое. Это неправильно.

— Но каков же мой собственный народ? — сказал недоумевающий Морковка.

Старый гном сделал глубокий вдох. Ты — человек. — сказал он.

— Что, как мистер Лаковый? Мистер Лаковый приезжал в горы на телеге, запряженной волами, раз в неделю и менял товары на золото. — Один из этих Больших Людей?

— У тебя рост шесть футов, парень. А у него только пять футов. — Гном опять покрутил расшатавшуюся заклепку. — Ты видишь, что это так.

— Да, но… но может быть я просто высок для своего роста. — с отчаянием сказал Морковка. — Если бывают люди маленького роста, то почему бы не быть высоким гномам?

Отец дружески похлопал его по коленке.

— Тебе нужно взглянуть фактам в лицо, мальчик. Ты будешь на поверхности как дома. Это у тебя в крови. Да и крыша не такая низкая. — Ты не сможешь стукнуться о небо, сказал он сам себе.

— Постойте. — сказал Морковка, чье благородное чело наморщилась от попытки все просчитать. — Вы — гном, верно? И мама — гном. А потому и я должен быть гномом. Бесспорный жизненный факт.

Гном вздохнул. Он тешил себя надеждой, что удастся подкрасться к этой теме незаметно, может даже в течение нескольких месяцев, попытаться рассказать ему об этом мягко, но времени для этого увы не осталось.

— Сядь, мальчик. — сказал он. Морковка сел.

— Дело в том, — горестно сказал он, когда честное лицо его крупного мальчика оказалось на уровне с его собственным. — что однажды мы нашли тебя в зарослях. Ковылявшего по обочине дороги… гм.

Заскрипела расшатавшаяся заклепка. Король был повержен.

— Дело в том, что там, как тебе сказать, были эти … кареты. Полыхавшие в огне, как можно заметить. И мертвые люди. Гм, да. Совершенно мертвые люди. Погибшие от руки бандитов. Той зимой была очень плохая зима, и всякая нечисть бродила по горам… Потому мы и взяли тебя, ну и конечно, как я говорил, была плохая зима, и твоя мама привыкла к тебе, ну, а мы так никогда не удосужились обратиться к Лаковому провести расследование. Такова вкратце эта длинная история.

Морковка воспринял все достаточно спокойно, в основном из-за того, что почти не понял всего этого. Кроме того, насколько ему было известно, быть найденным ковыляющим в зарослях являлось нормальным методом рождения детей. Гном не считался достаточно взрослым, чтобы заниматься техническим процессом, не объясняемым ему <Местоимение используемое гномами для обозначения обоих полов. У всех гномов есть бороды и они одеваются в двенадцать слоев одежек. Род, мужской или женский, более или менее по выбору.> до тех пор, пока он не достиг половой зрелости <т.е. около 55 .>.

— Хорошо, папа. — сказал он и наклонился так, чтобы оказаться на одном уровне с ухом гнома. — Но ты знаешь, что я… ты знаешь Мяту Каменночмокающую? Она необыкновенно красивая, у нее такая мягкая борода, как, как самое мягкое на свете… мы достигли взаимопонимания, и…

— Да. — холодно сказал гном. — Я знаю. Мы говорили с ее отцом. А также ее мама говорила с твоей, добавил он про себя, а потом она имела разговор со мной. Очень долгий.

Совсем не потому, что ты им не нравишься, ты — степенный парень и прекрасный работник, ты мог бы стать хорошим зятем. Четыре хороших зятя. В том-то и беда. А ей, так или иначе, только шестьдесят. Это не соответствует обычаям.

Это неправильно.

Он слышал о детях, воспитанных волками. Он удивился, что вожаку стаи удавались подобные хитрости. Возможно тому пришлось поставить приемыша где-то на поляне и сказать, Послушай, сынок, ты должно быть удивляешься, почему ты не такой волосатый как все остальные…

Он обсудил этот вопрос с Лаковым. Прекрасный рассудительный человек, этот Лаковый. Разумеется он знал о существовании отца у ребенка. И дедушки, он даже пришел подумать над всем этим. Люди не кажутся столь долго живущими, возможно все это из-за усилий столь сильно нагнетать кровь.

— Появилась проблема, король <буквально дежка-кник «управляющий прииском» .>. Достаточно серьезная.

— сказал старый человек, когда они сидели душа в душу на лавочке у шахты № 2.

— Он — хороший паренек, не беспокойся. — сказал король.

— Чудесный характер. Честный. Не совсем отполирован, но стоит ему приказать что-либо сделать, то он не будет отдыхать, пока все не сделает. Послушный.

— Ты мог бы отрубить ему ноги. — сказал Лаковый.

— Да не ноги создают всю проблему. — мрачно буркнул король.

— А-а. Ну, да. Хотя в том случае, если бы ты…

— Нет.

— Нет. — задумчиво согласился Лаковый. — Гм-м. Что ж, все, что вам остается сделать, так это отослать его ненадолго из дому. Позволить ему немного побыть с людьми. — Он откинулся на спинку. — Король, к нам попал утенок. — добавил он понимающим тоном.

— Вряд ли я смогу ему такое сказать. Он отказывается поверить в то, что он человек.

— Я имею в виду утенка, попавшего в гнездо к цыплятам.

Хорошо известное явление на скотном дворе. Очутившись там, он не может чертовски хорошо клевать и не знает как плавать. — Король вежливо слушал. Гномы не очень сведущи в сельском хозяйстве. — Но вы отошлете его повидать бездну других утят, позволите ему промочить ноги, и он не захочет больше здесь обретаться среди бантамских петухов. И дело в шляпе.

Лаковый откинулся на сиденье и выглядел весьма удовлетворенным самим собой.

Если вы провели большую часть жизни под землей, то у вас развивается весьма буквальное мышление. Гномы не пользуются метафорами и тому подобным. Скалы тверды, темнота темна. Начни сообщение с подобных описаний и у вас появятся серьезные затруднения, вот их девиз. Но после двухсот лет общения с людьми король старательно разработал, так сказать, набор мыслительных ухищрений, который вполне соответствовал процессу взаимопонимания с людьми.

— Без сомнения Бьорн Крепкорукий — мой дядя. — медленно сказал он.

— Именно так.

Последовала пауза, во время которой король подверг сказанное анализу.

— Вы говорите. — сказал он, взвешивая каждое слово. что мы должны отослать Морковку, чтобы он побыл утенком среди людей, потому что Бьорн Крепкорукий — мой дядя.

— Он отличный парнишка. Масса открытий ждет большого крепкого парня вроде него. — сказал Лаковый.

— Я слышал, что гномы уходят работать в Большом Городе.

— неуверенно сказал король. — И что они посылают домой деньги своим семьям, что весьма похвально и пристойно.

— Предоставьте ему работу в… в… — Лаковый искал вдохновения. — в Дозоре, или нечто подобное. Мой прадедушка служил в Дозоре, как вы знаете. Прекрасная работа для большого парня, как говаривал мой дедушка.

— Что такое Дозор? — спросил король.

— Ах. — сказал Лаковый с неопределенностью, присущей людям, семьи которых в течение последних трех поколений не удалялись от дому более чем на двадцать миль. — они принимаются уверять людей, что поддерживают законы и делают то, что им приказано.

— Разумеется они никого просто так не принимают. — сказал Лаковый, очищая глубины своей памяти.

— Я тоже в этом уверен, тем более для такой важной цели. Я напишу их королю.

— Не думаю, что у них есть король. — сказал Лаковый. Просто какой-нибудь человек, который приказывает им, что надо делать.

Король гномов принял новость прохладно. Насколько он мог судить, на девяносто семь процентов описание подходило под определение королевской власти.

Морковка выслушал новость без излишних слез так, как-будто он получил инструкции о повторном открытии Шахты № 4 или о вырубке леса для изготовления подпорок. Все гномы от рождения исполнительные, серьезные, буквально мыслящие, послушные и рассудительные люди, у которых даже минимальная ошибка ведет к тому, что после одного глотка, они кидаются на врага с криком «Аааарж!» и отрубают им ноги до колен. Морковка не видел причины чем-то отличаться от них.

Он пойдет в город — чем бы тот ни был — и отыщет человека, который его родил.

Лаковый сказал, что туда принимают только наилучших.

Дозорный должен быть искусным бойцом и чистым в мыслях, словах и поступках. Из глубин своих родовых преданий Лаковый извлек рассказы о преследованиях по крышам при лунном свете, многочисленных сражениях со злодеями, которых его прадедушка без сомнения победил, невзирая на их неисчислимое множество.

Морковка вынужден был признать, что это выглядит лучше работы в шахте.

После некоторого размышления король написал правителю Анк-Морпорка, почтительно попросив, не могли бы принять Морковку в ряды избранных.

В этой шахте письма писали редко. Работа прекратилась и весь клан расселся в почтительной тишине, в то время как его перо поскрипывало по пергаменту. Его тетю отослали к Лаковому с нижайшей просьбой, не найдется ли у того чуточку воска. Его сестру отослали вниз в деревню попросить миссис Чеснок, ведьму, не мешать колдовскими рекомендациями.

Пролетел месяц, а за ним другой.

М наконец пришел ответ. Он был изрядно запачкан, ибо почту в Бараньи Вершины вручали всякому, кто направлялся в нужном направлении, и был весьма коротким. Он гласил без всяких прикрас, что кандидатура Морковки принята, и что тот может немедленно приступить к исполнению своих обязанностей.

— И только то? — сказал он. — А я думал, что будут тесты и экзамены. Чтобы определить мою пригодность.

— Ты — мой сын. — сказал король. — Пойми, я сообщил им об этом. Вполне резонно, что ты оказался пригодным. Возможно даже офицером.

Он вы тащил из-под сиденья сумку, поковырялся в ней и протянул Морковке длинный металлический брусок, скорее меч, чем пилу, но только и всего.

— Это должно по праву принадлежать тебе. — сказал он. Когда мы нашли… кареты, то там оставалась единственная вещь. Бандиты, сам понимаешь. Но между нами говоря… Он подозвал Морковку поближе. — мы попросили ведьму взглянуть на него. На всякий случай, если он окажется волшебным. Но нет. Совершенно не волшебный меч, какие ей доводилось видеть, так она сказала. Понимаешь, мечи обычно обладают волшебством, как неким магнетизмом, как я полагаю. А впрочем он прекрасно сбалансирован.

И он протянул меч.

Он еще порылся в сумке. — А вот еще. И он вручил рубаху. — Она будет тебя защищать.

Морковка тщательно ощупал рубаху. Она была соткана из шерсти овец Бараньих Вершин, которая обладала всем теплом и мягкостью свиной щетины. Это была одна их тех легендарных шерстяных негнущихся жилеток гномов, которым нужны петли.

— От чего она будет меня защищать? — спросил он.

— От холода и прочих невзгод. — сказал король. — Твоя мама говорит, чтобы ты должен ее одеть. И, э… это касается меня. Мистер Лаковый говорит, что ему хотелось бы, чтобы ты зашел перед тем как спускаться с гор. И у него есть для тебя кое-что.

Его мать и отец махали вслед, пока он не скрылся с глаз. Мята этого не сделала. Странно. Казалось она избегала его в последнее время.

Он взял меч, закинув его за спину, бутерброды и чистое белье в пакете, и мир, много ли мало ли, лежавший у его ног. В его кармане лежало знаменитое письмо от Патриция, человека, который управлял огромным прекрасным городом Анк-Морпорком.

По крайней мере его мать так отнеслась к письму. Вверху на нем был важно выглядящий герб, но подпись была «Люпин Закорючка, секретарь, почтовый сбор оплачен».

Все же, если оно и не было на самом деле подписано Патрицием, то без сомнения было написано кем-то работавшим на него. Или в том же самом здании. Возможно Патриций знал по крайней мере о существовании письма. В общих чертах. Не этого письма возможно, а по всей вероятности он знал о существовании писем в общем.

Морковка безостановочно шагал по горным тропинкам, тревожа клубы шмелей. Спустя миг он вытащил из ножен меч и произвел экспериментальные удары по преступным пенькам и беззаконным зарослям жгучей крапивы.

Лаковый сидел около своей хижины, нанизывая сушеные грибы на нитку.

— Привет, Морковка. — сказал он, направляясь внутрь хижины. — Предвкушаешь встречу с городом?

Морковка уделил сказанному должное внимание.

— Нет. — сказал он.

— Ты в раздумье?

— Нет. Я просто иду. — честно сказал Морковка. — Я ни о чем особенном не думаю.

— Твой отец дал тебе меч, не так ли? — сказал Лаковый, шаря на изрядно провонявшейся полке.

— Да. И шерстяной жилет, чтобы защищать меня от морозов. — Ах. Как мне доводилось слышать, там внизу может быть очень сыро. Защита. Весьма важно. — Он повернулся и резко добавил. — Это принадлежало моему прадедушке.

Это было странная полусфера, перевязанная ремнями.

— Это что-то вроде перевязи? — сказал Морковка, вежливо осмотрев его.

Лаковый объяснил ему, что это такое.

— Это как у рыбы гульфик? — сказал озадаченный Морковка.

— Нет. Это для сражений. — пробормотал Лаковый. — Ты должен носить его постоянно. Защищает твои жизненно важные органы.

Морковка попытался примерить.

— Оно немного маловато, мистер Лаковый.

— Это потому, что не стоит одевать его через голову, понимаешь.

Лаковый еще немного пояснил, к вящему изумлению и последующему ужасу Морковки. — Мой прадедушка часто повторял. — закончил Лаковый. — что только из-за этого я могу здесь присутствовать сегодня.

— И что бы это могло означать?

Лаковый несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот. Не имею малейшего представления. — невнятно сказал он.

Во всяком случае позорящая штучка висела на самом верху сумки Морковки. Гномы не слишком увлекаются подобными вещами. Мрачное предостережение представляет собой как мимолетный взгляд в мир, столь чуждый как обратная сторона луны.

От мистера Лакового он получил еще один подарок. Это была маленькая, но весьма толстая книга, переплетенная в кожу, которая за прошедшие годы стала как дерево.

Она называлась: Законы и Указы Городов Анка и Морпорка.

— Она тоже принадлежала моему прадедушке. — сказал он.

— Это то, что доложен знать Дозор. Ты должен знать все законы. — с достоинством сказал он. — чтобы быть хорошим офицером.

Возможно Лаковый должен был вспомнить, что за всю жизнь Морковки никто никогда не лгал ему или не давал ему инструкцию, которая тот не должен был понимать буквально.

Морковка с благоговением взял книгу. Подобное никогда не случалось в его жизни, если он собирался быть офицером Дозора, то по меньшей мере хорошим.

Это было путешествие длиной в пятьсот миль и на удивление прошедшее без приключений. Людям, чей рост составляет шесть футов и столь же широки в плечах, весьма часто выпадают путешествия без приключений. Люди отпрыгивают от них за скалы, а потом говорят нечто вроде. — Ах. Простите. Я думал, что вы некто другой.

Большую часть путешествия он провел читая.

И теперь перед ним раскинулся Анк-Морпорк.

С небольшим разочарованием. Он ожидал увидеть высокие белые башни, вздымающиеся над городом, и флаги. Анк-Морпорк не вздымался. Он скорее крался, прижимаясь к земле, как-будто боялся, что кто-то может его украсть. И не было флагов. На воротах был стражник. Он был одет в кольчугу и опирался на копье. Он должен был быть стражником.

Морковка отдал ему честь и вручил письмо. Солдат недолго рассматривал его.

— Гм? — в конце-концов сказал он.

— Думается, что я должен повидать Люпина Закорючку секретаря чс. — сказал Морковка.

— А для чего чс? — с подозрением сказал стражник.

— Может это Чертовски Срочно? — сказал Морковка, который сам сомневался в этом.

— Нет, я не знаю никакого Секретаря. — сказал стражник.

— Тебе нужен капитан Бодряк из Ночного Дозора.

— А где он располагается? — вежливо спросил Морковка.

— В это время суток полагаю в Кисти Винограда на Легкой улице. — сказал стражник. Он осмотрел Морковку с ног до головы. — Вступаешь в Дозор, верно?

— Надеюсь оказаться достойным, да. — сказал Морковка.

Стражник дал ему понять, что у него весьма старомодный вид. Практически как из неолита.

— Что ты натворил? — сказал он.

— Простите? — сказал Морковка.

— Ты должно быть что-то натворил. — сказал стражник.

— Мой отец написал письмо. — быстро сказал Морковка. Я вступаю добровольно.

— Ну и ну, черт возьми! — сказал стражник.

И вновь была ночь около грозного портала.

Крутятся ли должным образом Колеса Мучений? — сказал Верховный Великий Магистр.

Освещающие Братия сдвинулись потеснее вокруг круга.

— Брат Сторожевая Башня? — сказал Верховный Великий Магистр.

— Это не моя работа крутить Колеса Мучений. — пробормотал Брат Сторожевая Башня. — Это же работа Брата Штукатура крутить Колеса Мучений…

— Нет, черт возьми, это совсем не так, моя работа смазывать маслом Оси Всемирного Лимона. — горячо ответил Брат Штукатур. — Вы же всегда говорите, что это моя работа…

Верховный Великий Магистр вздохнул в глубине своего капюшона, ибо назревала очередная ссора. С подобной окалиной он собирался ковать Век Рационализма?

— Вы можете заткнуться? — огрызнулся он. — Нам не нужны сегодня вечером Колеса Мучений. Остановите их, вы двое. А сейчас, Братия — все ли вы принесли предметы, как вас инструктировали?

Раздалось всеобщее бормотание.

— Поместите их в Круг Заклинаний. — сказал Верховный Великий Магистр.

Это была жалкая коллекция. Принесите волшебные предметы, сказал он. Только Брат Пальцы принес что-то стоящее.

Оно смахивало на деталь орнамента алтаря, лучше не спрашивать откуда она взялась. Верховный Великий Магистр сделал шаг вперед и ткнул носком один из предметов. — Что это? — сказал он.

— Это амулет. — пробормотал Брат Долбило. — очень могущественный. Куплен у одного человека. С гарантией. Защищает от укусов крокодила.

— Вы уверены, что сможете пожертвовать им? — сказал Верховный Великий Магистр. После этих слов последовало послушное хихиканье всех прочих Братьев. — Хуже некуда, братья. — сказал Великий Магистр, крутясь на месте. — Принесите волшебные предметы, сказал я. А не дешевые побрякушки и хлам! Бог мой, этот город ослабел на волшебство! Он потянулся за следующим предметом. — А это что за предметы, бог ты мой?

— Это камни. — невнятно сказал Брат Штукатур.

— Я в состоянии это увидеть. Почему же они волшебные?

Брат Штукатур начал трястись. — В них есть отверстия, Верховный Великий Магистр. Все знают, что камни с отверстиями в них волшебные.

Верховный Великий Магистр вернулся на свое место в круге. Он резко рывком поднял руки.

— Ладно, хорошо. — устало сказал он. — Как мы будем действовать, то так и будем действовать. Если мы получим дракона шести дюймов длиной, то все мы будем знать по какой причине. Не так ли, Брат Штукатур, Брат Штукатур? Простите. Не расслышал, что вы сказали. Брат Штукатур?

— Я сказал да, Верховный Великий Магистр. — прошептал Брат Штукатур.

— Отлично. Столь долго, что все вполне понятно. — Верховный Великий Магистр повернулся и взял книгу.

— А сейчас. — сказал он. — если мы все полностью готовы…

— Гм. — Брат Сторожевая Башня смиренно поднял руку.

— Готовы к чему, Верховный Великий Магистр? — сказал он.

— К вызыванию разумеется. Бог мой, я должен был догадаться…

— Но вы не говорили нам, чем мы предполагаем заняться, Верховный Великий Магистр. — прохныкал Брат Сторожевая Башня.

Великий Магистр заколебался. Это было истинной правдой, но он не собирался соглашаться с этим.

— Ну разумеется. — сказал он. — Это очевидно. Вы должны сфокусировать вашу концентрацию. Упорно думайте о драконах. — толковал он. — Вы все.

— И это все, верно? — сказал Брат Привратник.

— Да.

— И нам не нужно декламировать мистические руны или еще что-нибудь?

Верховный Великий Магистр уставился на него. Брат Привратник старался выглядеть вызывающе перед лицом притеснения, как может выглядеть безымянная тень в черном капюшоне. Он вступал в тайное общество не для того, чтобы декламировать мистические руны. Он это предвидел.

Вы сможете, если захотите. — сказал Верховный Великий Магистр. — Сейчас, Я хочу, чтобы вы… Да, что там такое, Брат Долбило?

Маленький Брат поднял руку. — Я не знаю никаких мистических рун, Великий Магистр. Не имею представления, чтобы можно было бы назвать скандированием…

— Гм!

Он открыл книгу.

Он был скорее удивлен, обнаружив, после многих страниц и страниц благочестивого бессвязного бреда, что само по себе фактическое Вызывание состоит из короткого предложения. Не декламация, не краткий стих, а просто набор бессмысленных слогов. Де Малахит говорил, что они вызывают интерференционные узоры в волнах действительности, но старый сбрендивший дурак возможно все приукрасил, с чем он был согласен. А потом эти волшебники, у них всегда все выглядело таким трудным и недоступным. На самом деле нужна была только сила желания. А этим-то как раз и обладали Братия, возможно даже в избытке. Тупоумная и разъедающая все и вся сила желания, да, возможно слабовато со злобностью, но по-своему достаточно сильно…

Они пытались ничего не выдумывать все это время. Может как-то незаметно…

Вокруг него Братия декламировали слова, которые любой человек счел бы, в зависимости от своей просвещенности, в каком-то смысле мистическими. Общий эффект был вполне приличный, если только не прислушиваться к словам.

Слова. Ах, да…

Он взглянул на страницу и произнес их громко вслух.

Ничего не произошло.

Он моргнул.

Когда он вновь открыл глаза, то обнаружил, что находится в темном переулке, живот горит огнем, а его самого переполняет злость.

Это ночь была наихудшей для Зеббо Спорщика, Вора Третьего Класса, и ему не становилось веселее от сознания, что она должна стать последней.

Дождь держал людей по домам, а Зеббо уже превысил свою квоту. А потому он был не так осторожен, как обычно, или как мог бы быть.

В ночное время осторожность на улицах Анк-Морпорка была абсолютной. Не бывает такого явления как средняя осторожность. Или вы весьма осторожны, или вы мертвы. Вы можете разгуливать вокруг и дышать, но вы все равно мертвы.

Он услышал приглушенные звуки, доносящиеся из соседнего переулка, вытянул обтянутую кожей дубинку из рукава, подождал, пока жертва не завернула за угол, выскочил, сказал "Ах, че… " и умер.

Это была самая необычная смерть. Никто более не умирал подобным образом сотни лет.

Каменная стена, возвышавшаяся за ним, стала вишнево-красной от жара, постепенно гаснувшего в темноте.

Он был первым, кто увидел анк-морпоркского дракона. Он испытал мало удобств узнав об этом. однако лишь потому, что он был мертв.

— …рт. — сказал он, а его лишенная тела сущность взглянула вниз на маленькую кучку древесного угля, которая, как он знал с достаточной уверенностью, была тем, откуда та вылетела. Это было странное ощущение, узреть свои бренные останки. Он ощутил, что это не столь ужасно, как он мог бы вообразить, если бы его об этом спросили еще десять минут назад. Ощущение того, что ты мертв, смягчалось тем, что именно ты сам смог узнать, что ты мертв. Противоположная сторона переулка была вновь пустой.

— Это на самом деле странно. — сказал Спорщик.

ЧРЕЗВЫЧАЙНО НЕОБЫЧНО, БЕЗ СОМНЕНИЯ.

— Ты видел это? Что это было? — Спорщик бросил взгляд на темный силуэт, вынырнувший из тени. Черт, кто ты? — с подозрением спросил он.

УГАДАЙ, сказал голос.

Спорщик уставился на силуэт в капюшоне.

— Боже! — сказа он. — Я думал, что ты избегаешь являться подобным мне личностям.

Я ЯВЛЯЮСЬ КАЖДОМУ.

— Я имел в виду… в облике человека.

ИНОГДА. В ОСОБЫХ СЛУЧАЯХ.

— Ну что ж, да. — сказал Спорщик. — и этот случай один из тех, верно! Полагаю, что он смахивал на дракона! Кто же это сделал? Вы не ожидали увидеть дракона за углом?

А СЕЙЧАС, ЕСЛИ БЫ ТЫ ПОТРУДИЛСЯ СДЕЛАТЬ ШАГ НА ЭТОМ ПУТИ… — сказала Смерть, возложив на плечо Спорщика костлявую руку, — Знаешь, предсказательница судьбы как-то сказала мне, что я умру в постели, окруженный скорбящими правнуками. сказал Спорщик, следуя за силуэтом. — Что ты об этом думаешь, а?

ДУМАЮ, ЧТО ОНА ОШИБЛАСЬ.

— Чертов дракон. — сказал Спорщик. — Да еще вдобавок огнедышащий. Я сильно страдал?

НЕТ. ЭТО ПРОИЗОШЛО ПРАКТИЧЕСКИ МГНОВЕННО.

— Это хорошо. Мне не хотелось бы думать, что я сильно страдал. Спорщик оглянулся. Что там еще такое происходит?

— сказал он.

Позади них дождь смывал маленькую кучку черной золы, не оставляя и следа.

Верховный Великий Магистр открыл глаза. Он лежал на спине. Брат Долбило готовился дать ему поцелуй жизни. Простой мысли было достаточно, чтобы вырвать кого угодно за пределы сознания.

Он сел, пытаясь подавить чувство, что он весит несколько тонн и накрыт с головой весами.

— Мы сделали. — прошептал он. — Дракон! Он явился! Я почувствовал!

Братия обменялись взглядами.

— Мы никогда не видели ничего подобного. — сказал Брат Штукатур, — Я мог бы кое-что увидеть. — сказал верноподданно Брат Сторожевая Башня.

— Нет, не здесь. — прикрикнул Верховный Великий Магистр. — Вы изо всех сил желали, чтобы он материализовался здесь, не так ли? А он явился там снаружи, в городе. Лишь на несколько секунд…

Он указал пальцем. — Смотрите!

Братия с чувством вины повернулись вокруг, в любой миг ожидая горячего пламени возмездия.

В центре круга волшебные предметы рассыпались в пыль.

Даже амулет Брата Долбило, как и ожидалось, развалился на кусочки.

— Высосано досуха. — прошептал Брат Пальцы. — Черт меня побери!

— Этот амулет стоил мне три доллара. — пробормотал Брат Долбило.

— Но это доказывает, что действует. — сказал Верховный Великий Магистр. — Вы что не понимаете, дураки? Действует!

Мы можем вызывать драконов!

— Может быть слишком разорительно для волшебных предметов. с сомнением сказал Брат Пальцы.

— три доллара, как есть. Не хлам какой-нибудь…

— Сила, — сказал Верховный Великий Магистр. — не приходит без затрат.

— Истинная правда. — кивнул Брат Сторожевая Башня. — Не дешево. Истинная правда. Он снова посмотрел на маленькую кучку исчерпавшего себя волшебства. Боже. — сказал он. Мы же сделали это, на самом деле сделали! Мы только пришли и чертовски хорошо сказали волшебное заклинание, верно?

— Понимаете? — сказал Брат Пальцы. — Вы меня заманили тем, что здесь ничего не было.

— Вы все действовали исключительно прекрасно. — ободряюще сказал Верховный Великий Магистр.

— должно быть стоит шесть долларов, но он сказал, что вырвет себе глотку и продаст ее мне за три доллара…

— Да-а. — сказал Брат Сторожевая Башня. — Мы уловили самую сущность этого. И ничуть не пострадали. Мы сделали настоящее волшебство! Не могу не заметить, Брат Штукатур, что мы могли бы вызвать зубастых фей прямо из их лесов. Остальные Братия согласно кивнули. Настоящее волшебство. Ничего не скажешь. Любой может запросто увидеть.

— Хотя, постойте. — сказал Брат Штукатур. — Куда же этот дракон подевался? Не пойму, мы его на самом деле вызвали или нет?

— Охота вам задавать такие глупые вопросы. — сказал с сомнением Брат Сторожевая Башня.

Верховный Великий Магистр смахнул пыль со своей мистической мантии.

— Мы вызвали его. — сказал он. — и он явился. Но только до тех пор, пока действовало волшебство. Затем он вернулся. Если мы хотим, чтобы он оставался дольше, то нам необходимо больше волшебства. Понимаете? Вот чем нам надо заняться.

— три доллара, из-за спешки я не увижу их больше…

— Заткнитесь!

Дражайший Отец <писал Морковка >. Вот я и в Анк-Морпорке. Здесь совсем не так как дома. Думаю, что здесь все сильно изменилось с тех пор, как прадедушка Лакового был здесь. Не думаю, что люди здесь отличают Правильное от Ложного.

Я нашел капитана Бодряка в обычной пивнушке. Я помнил о том, что вы говорили, что хороший гном не должен ходить в подобные места, но поскольку он не выходил, то я зашел.

Он лежал головой на столе. Когда я обратился к нему, то он сказал, дерни еще один, малыш, и зазвонят колокола. Думаю, что ему было плохо из-за выпивки. Он приказал мне найти место где остановиться и сдать вечером рапорт сержанту Двоеточие в Доме Дозора. Он сказал, что всякий вступающий в стражу нуждается в проверке головы.

Мистер Лаковый об этом не упоминал. Возможно это делается из соображений Гигиены.

Я отправился на прогулку. Здесь много людей. Я нашел место, его называют Тени. Затем я увидел нескольких человек, пытающихся ограбить юную Леди. Я противопостоял им.

Они не знали как правильно сражаться, и один из них попытался ударить меня в Жизненно Важные Органы, но я был одет в Защитное Устройство, как меня инструктировали, а потому он сам ушибся. Затем Леди подошла ко мне и сказала, Был ли я интересен в Постели. Я сказал да. Она сообщила мне, где она живет, бордель, так это называется. Им управляет миссис Пальма. Леди, чей кошелек это был, ее зовут Тростинка, сказала, вы бы только видели его, их было трое, это было восхитительно. Миссис Пальма сказала, за счет заведения. Она сказала, какое большое защитное устройство. То я и поднялся по лестнице и лег спать, хотя это и очень шумное место. Тростинка подняла меня раз или два, чтобы спросить, ты не хочешь ничего, но у них не было яблок. Так что я упал на Ноги, как они здесь говорят, но я не пойму, как это возможно, потому что если ты упал, то ты упал со своих Ног, это же здравый смысл.

Здесь несомненно много работы. Когда я пошел повидать сержанта Двоеточие, то увидел место, которое называется Гильдия Воров! Я спросил миссис Пальму, а она сказала, Разумеется. Она сказала, что руководители Воров в Городе встречаются здесь. Я отправился в Дом Дозора и встретился с сержантом Двоеточие, очень толстым человеком, а когда я рассказал ему о Гильдии Воров, то он сказал, Не Будьте Идиотом. Я не думаю, что он это всерьез. Он говорит, не беспокойся из-за Гильдии Воров, все, что тебе нужно делать, прохаживаться по Улицам Ночью, выкрикивая, Двенадцать Часов или Все в Порядке. Я сказал, а что если не все в порядке, а он сказал, черт, да ты просто найди другую улицу.

Это не Руководство.

Я получил кольчугу. Она ржавая и плохо сделана.

Они платят деньги за службу в страже. Это 20 долларов в месяц. Когда я получу их, то отошлю вам.

Я надеюсь, что с вами все в порядке и шахта № 5 опять открыта. Сегодня в полдень я пойду и посмотрю на Гильдию Воров. Это просто безобразие. Если я что-нибудь с ней сделаю, то это будет Перо на моей Шляпе. Я уже наловчился, как они здесь говорят. Ваш любящий сын, Морковка.

PS. Пожалуйста передайте Мяте, что я ее изо всех сил люблю. Мне на самом деле ее не хватает.

Лорд Ветинари, Патриций Анк-Морпорка, прикрыл глаза рукой.

— Что он сделал?

— Меня провели по улицам. — сказал Урдо ван Подиум, нынешний Президент Гильдии Воров, Взломщиков и Смежных Ремесел. — При свете дня! С руками, связанными вместе! Он сделал несколько шагов в направлении Патриция, размахивая пальцем. — Вы хорошо знаете, что мы придерживаемся Бюджета. — сказал он. — Быть униженным до такой степени! Как обычного преступника! Должны быть принесены извинения. сказал он. — или вам придется хлопнуть в ладоши еще раз.

Мы будем до этого доведены, невзирая на наши гражданские обязанности. — добавил он.

Этот палец. Палец был ошибкой. Патриций бросил холодный взгляд на палец. Ван Подиум проследил за его взглядом и быстро опустил перст. Патриций не был тем человеком, на которого можно было махать пальцем, если только вы хотели покончить с этим, умея сосчитать только до девяти.

— И вы утверждаете, что это был один человек? — сказал лорд Ветинари.

— Да! Это… — Ван Подиум заколебался.

Все выглядело по меньшей мере странно, когда он принялся рассказывать об этом.

— Но там же были сотни ваших людей. — сказал с прохладцей Патриций. — Толстых как, простите за выражение, как воры.

Ван Подиум несколько раз открыл и закрыл рот. Честный ответ гласил бы: да, и если кое-кто пробирался боком и крался по коридорам, то тем хуже для них. Именно этим путем он прошел, как если бы был владельцем, что всех сбило с толку. Это и тот факт, что он колотил людей и приказывал им Встать на Путь Исправления.

Патриций кивнул.

— Я буду действовать в этом деле моментально. — сказал он. Это были хорошие слова. Это всегда заставляло людей задуматься. Они никогда не были полностью уверены в том, что же он имеет в виду, будет ли он действовать сейчас, или он будет действовать кратко.

Ван Подиум сделал шаг назад.

— Полноценное извинение, заметьте. Это та позиция, которую я поддерживаю.

— Благодарю вас. Не хочу вас задерживать. — сказал Патриций, вновь придавая языку свое собственное индивидуальное вращение.

— Хорошо. Отлично. Благодарю вас. Очень хорошо. — сказал Вор.

— Тем не менее, у вас так много работы. — продолжил лорд Ветинари.

— Ну, в таком случае. Вор заколебался. Последнее замечание Патриция содержало намек. Вы замечаете, что ожидаете, когда он хлопнет в ладоши.

— Э-э. — сказал он, надеясь на подсказку.

— И вам приходится управляться со столь многими делами, не так ли.

Паника охватила Вора, сделав ватными руки и ноги. Неожиданное чувство вины заполонило его разум. И отнюдь не из-за совершенного им, а поневоле возникавшего вопроса, как об этом узнал Патриций. У этого человека были глаза везде, но ни одни глаза так не пугали его, как эти ледяные голубые глаза, взирающие поверх носа.

— Я, э, не совсем следую… — начал он.

— Любопытный выбор целей. — Патриций взял лист бумаги.

— Например хрустальный шар, принадлежавший предсказательнице судьбы на Прозрачной улице. Небольшое украшение со стены Офлийского храма Бога-Крокодила. И тому подобное.

Побрякушки.

— Боюсь, что действительно не понимаю. — сказал Глава Воров. Патриций склонился к нему.

— Ни одного нелицензированного воровства, верно? — сказал он. <Одним из самых заметных нововведений, предложенных Патрицием было сделать Гильдию Воров ответственной за воровство, с годовыми бюджетами, предварительным планированием и, самое главное, строгой защитой труда. Таким образом, глядя на установленный уровень преступности в год, Воры сами на своей шкуре удостоверились в том, что незаконное преступление встречалось в полной мере с несправедливостью, в роли которой выступала палка, утыканная гвоздями .> — Я непосредственно займусь этим! — прокричал Глава Воров. — Невзирая ни на что!

Патриций наградил его сладкой улыбкой. — Уверен, что так и получится. — сказал он. — Благодарю, что нашли время повидаться со мной. Не колеблясь отправляйтесь по своим делам.

Вор откланялся. Так всегда оборачивалось с Патрицием, с горечью размышлял он. Вы приходили к нему с совершенно обоснованной жалобой. Следующее, что вы понимаете, вы пятитесь, кланяясь и забыв обо все, расшаркиваясь на ходу, испытывая облегчение, что вам удалось так легко удалиться.

Но ведь нужно было вручить жалобу Патрицию, скрепя сердце признал он. Если бы вы не сделали этого, то Патриций послал бы людей взять ее и доставить ему.

Когда он уходил, то лорд Ветинари позвонил в бронзовый колокольчик, призывавший секретаря. Имя его, в соответствии с подписью, было Люпин Обычный. Он появился, готовый записывать.

Что можно было бы сказать о Люпине Обычном. Он был аккуратен. Он всегда создавал впечатление полной законченности. Даже его волосы были всегда так тщательно приглажены и смазаны маслом, что выглядели как нарисованные.

— Дозор кажется натолкнулся на определенные трудности с Гильдией Воров. — сказал Патриций. — Ван Подиум был здесь, утверждая, что один из Дозорных арестовал его.

— За что, сэр?

— По-видимому за существование как Вора.

— Один из Дозорных? — сказал секретарь.

— Полагаю, что так. Это просто переходит все границы, не так ли?

Патриций улыбнулся.

Было всегда трудно проникнуться идиосинкратическим чувством юмора Патриция, но воспоминание о покрасневшем, кипящем от негодования Главе Воров вновь и вновь всплывало у него в памяти.

Одним из самых величайших вкладов Патриция в дело надежного управления Анк-Морпорком была, в самом начале его правления, легализация древней Гильдии Воров. Преступление всегда с нами, пояснял он, а потому, если вы собираетесь не расставаться с преступлением, то пусть по крайней мере это будет организованное преступление.

А потому Гильдию обнадежили выйти из тени и построить большой Дом Гильдии, занять свое место на гражданских банкетах, учредить свой учебный колледж с дневными курсами, а также дипломами Города и Гильдии и все такое прочее. Взамен этого, чтобы дать отдышаться Дозору, они согласились поддерживать уровень преступности на определенном годовом уровне. Таким способом, каждый мог строить наперед свои планы, говорил лорд Ветинари, и часть неопределенности была сведена на нет в хаосе, чем и является жизнь.

А затем, немного времени погодя, Патриций вновь вызвал руководителей Гильдии Воров и сказал, ах, да, при случае, кое-что еще. Что же именно? Ах, да…

Я знаю, кто вы, сказал он. Я знаю, где вы живете. Я знаю, на каких лошадях вы ездите. Я знаю, где ваша жена делает прическу. Я знаю, где ваши любимые дети, и сколько им сейчас лет, не тратят время даром, я знаю, где они играют. А потому давайте не забывать о том, о чем мы договорились, если не возражаете? И он улыбнулся.

И они поневоле присоединились к его улыбке.

И на самом деле он вывернулся весьма удовлетворительно, с какой точки зрения не посмотреть. Это дало руководителям Гильдии Воров слишком мало времени для того, чтобы отрастить брюшко, обзавестись гербами и проводить встречи в соответствующем здании , а не в дымных притонах, к которым никто не испытывал особой любви. Сложная система расписок и ордеров привела к тому, что каждый имел право на внимание со стороны Гильдии, впрочем никто не слишком много, и это было весьма приемлемо — по крайней мере для тех граждан, которые были в достаточной мере богаты, чтобы позволить себе достаточно приемлемые премии Гильдии, взимаемые за бесперебойную жизнь. Для этого существовало странное иностранное слово: натуральная канализация. Никто в точности не знал, что же оно значит, но Анк-Морпорк сделал его собственным.

Дозору это не нравилось, но сущей правдой было то, что Воры были значительно приемлемее во время управляемого преступления, чем даже Дозор. Кроме того Дозор должен был работать в два раза напряженнее, чтобы немного снизить уровень преступности, в то время как всей Гильдии достаточно было работать чуть меньше.

А потому город процветал, в то время как Дозор уменьшался, как бесполезный аппендикс, до горстки безработных, которых никто по здравом размышлении не мог воспринимать серьезно.

Самым последним, чего мог бы кто-либо от них пожелать, было бы то, чтобы они сунули нос в борьбу с преступлениями. Но видеть Главу Воров в затруднительном положении было бы гораздо хуже, как ощущал Патриций.

Капитан Бодряк нерешительно постучал в дверь, ибо каждый удар отзывался эхом у него в голове.

— Входите.

Бодряк снял шлем, сунул его подмышку и открыл дверь.

Скрип открывавшейся двери тупой пилой отозвался у него во лбу.

Он всегда чувствовал себя неспокойно в присутствии Люпина Обычного. Впрочем он чувствовал себя неспокойно и в присутствии лорда Ветинари — но здесь была существенная разница, беспокойство проистекало от воспитанности. И разумеется обычный страх. Поскольку он знал Люпина еще в детские годы в Тенях. Еще тогда, будучи мальчиком, тот подавал надежды. Он никогда не был предводителем шайки. Ни малейшего желания. И не обладая должной силой и выносливостью для этого. А помимо того, в чем смысл быть предводителем шайки? У каждого предводителя шайки были лейтенанты, рвущиеся на повышение. Быть предводителем шайки — это отнюдь не работа с долгими перспективами. Но в каждой шайке есть розовощекий малец, которому разрешили остаться, потому что он единственный, кого посещают умные мысли, обычно о том, что делать со старушками или незамкнутыми лавочками; таково было естественное положение Обычного в порядке явлений.

Бодряк был одним из тех середнячков, людей, говорящих фальцетом «да». Он помнил Обычного тощим мальчишкой, вечно плетущегося позади в сползающих штанах какой-то странной припрыжкой, которую он выдумал, чтобы не отставать от больших мальчиков, и вечно появлявшегося с новыми мыслями как остановить их от праздных нападок, что было обычным развлечением, если ничего более интересного не находилось под рукой. Это было превосходной подготовкой к тяготам взрослой жизни, и Обычный стал в этом не последним.

Да, оба они начинали в сточной канаве. Но Обычный прокладывал себе дорогу так, как если бы он должен быть первым, кого стоит принять, Бодряк прокладывал себе дорогу просто вперед. Каждый раз, когда казалось он должен был попасть куда угодно, он высказывал свое мнение или говорил не то. Обычно и то, и другое.

Было еще кое-что, делавшее для него пребывание рядом с Обычным неуютным. Это было четкое тикание часового механизма честолюбия.

Бодряк никогда не страдал избытком честолюбия. Подобные чувства испытывали другие.

— А, Бодряк.

— Сэр. — сказал Бодряк. Он не пытался отдать честь в случае, если выходил из строя. Он полагал, что должен иметь время выпить обед.

Обычный порылся в бумагах на столе.

— Странные дела затеваются, Бодряк. Боюсь, что на вас серьезная жалоба. — сказал он. Обычный не одел очки. Если бы он одел очки, то ему пришлось бы смотреть на Бодряка поверх них.

— Сэр?

— Один из ваших людей из Ночного Дозора. Кажется он арестовал Главу Гильдии Воров. Бодряк немного заколебался и с трудом попытался сосредоточиться. Он не был готов к подобному.

— Простите, сэр. — сказал он. — Кажется вы что-то упустили.

— Я сказал, Бодряк, что один из ваших людей арестовал Главу Гильдии Воров. — Один из моих людей?

— Да.

Разбегавшиеся нервные клетки мозга Бодряка с трудом попытались сгруппироваться. — Член Дозора? — сказал он.

Обычный невесело улыбнулся. — Связал его и оставил перед Дворцом. Боюсь, что вони будет предостаточно. Да, там была записка… э… вот она… «Этот человек обвиняется в Заговоре с целью совершения Преступления, согласно Раздела 14 (iii) Общего Акта об Уголовных Преступлениях, 1678, мною, Морковкой Чугунолитейным.» Бодряк покосился на него.

— Четырнадцать и-и-и?

— Как видите. — сказал Обычный.

— И что это значит?

— Не имею малейшего понятия. — сухо сказал Обычный. А как насчет имени… Морковка?

— Но мы не занимаемся подобными вещами! — сказал Бодряк. — Мы не должны совершать обходы, чтобы арестовать Гильдию Воров. Полагаю, что на это уйдет целый день!

— По-видимому этот Морковка думает иначе.

Капитан покачал головой и поморщился. — Морковка? Колокольчик не звякнет. Малоубедительность сказанного была понятна даже для Обычного, который моментально сбавил тон.

— Он был совершенно… — Секретарь заколебался. — Морковка, Морковка. — сказал он. — Мне уже доводилось слышать это имя. Кажется где-то записано. — Он побледнел. — Новобранец, вот оно как! Помнится, что вы мне показывали его?

Бодряк уставился на него. — А не было ли там некоего письма от, не припоминаю точно, некоего гнома… ?

— О служении обществу и поддержании порядка на улицах, верно. Присягался, что его сын окажется пригодным для в Дозоре. — Секретарь рылся в своих папках.

— Что он сделал? — сказал Бодряк.

— Ничего. Только это. Ничего исключительного.

Брови у Бодряка выгнулись дугой, как-будто его мысли пытались воссоздать образ, перевернувший их новыми соображениями.

— Новобранец? — сказал он.

— Да.

— Он не должен был вступать?

— Он хотел вступить. А вы еще сказали, что это должно быть шутка, а я сказал, что мы могли бы попробовать и принять кое-кого из этнических меньшинств в Дозор. Помните?

Бодряк попытался. Это было нелегко. Он не был уверен, что он не напился до бесчувствия, что впрочем делало бессмысленным пытаться вспомнить то, что невозможно было забыть еще сильнее. В конце он просто надрался, чтобы забыть о выпивке.

Попытка выловить из хаотических воспоминаний, которым он даже не пытался придать достойный вид, не привела ни к чему, что могло послужить путеводной нитью.

— Помню ли я? — беспомощно сказал он.

Обычный сложил руки на столе и наклонился вперед.

— А сейчас послушайте, капитан. — сказал он. — Лорд требует объяснений. Я не имею ни малейшего желания докладывать ему, что капитан из Ночного дозора совершенно не представляет, что творится среди людей, точнее выражаясь, ему подчиненных. Подобные явления всегда ведут только к неприятностям, задаются вопросы, и тому подобное. Мы не желаем этого, не так ли. Не так ли?

— Да, сэр. — пробормотал Бодряк. Смутное воспоминание о ком-то, разговаривавшем с ним в Грозди Винограда, толчком отозвалось у него в памяти, вызвав запоздалое чувство вины. Сомнительно, что он мог быть гномом? Во всяком случае вряд ли, если только его размеры не были радикально изменены.

— Разумеется не желаем. — сказал Обычный. — Не будем ворошить прошлое. И тому подобное. А потому я подумаю, что сказать ему, а вы, капитан, отыщите способ узнать, что творится, и положите этому конец. Преподайте этому гному маленький урок о том, что такое быть стражником, хорошо?

— Ха-ха. — сказал Бодряк.

— Простите? — сказал Обычный.

— Да-да. Подумал, что вы отпустили этническую шутку, сэр.

— Послушайте, Бодряк. Я бываю весьма понятлив. В определенных обстоятельствах. Сейчас, я желаю, чтобы вы убрались отсюда и во всем разобрались. Вы понимаете?

Бодряк отдал честь. Глубокое уныние, постоянно таившееся и готовое воспользоваться преимуществом его трезвости, охватило его, пытаясь высказаться.

— Вы правы, господин секретарь. — сказал он. — Я присмотрю за тем, чтобы он выучил, что арестовывать воров это противозаконно.

Он подумал, что не стоило говорить это. Если бы он не говорил подобные вещи, то был бы сейчас на более выгодной должности, Капитаном Дворцовой Стражи, большим человеком.

Дать ему Дозор было со стороны Патриция небольшой шуткой.

Но Обычный всегда читал новые документы, лежавшие на его столе. Если бы он заметил сарказм, то не показал этого.

— Прекрасно. — сказал он.

Дражайшая Мамочка <писал Морковка > Это был прекрасный день, когда я вошел в Гильдию Воров, арестовал главного Злодея и притащил его во Дворец Патриция. Надеюсь, что с ним больше не будет неприятностей. А миссис Пальма сказала, что я могу оставаться на чердаке, потому что всегда полезно иметь мужчину под рукой. А все потому, что ночью тут были мужчины, страждущие выпить, и подняли скандал у девушек в комнате, а я должен был поговорить с ними, а они затеяли драку, и один из них попытался ударить меня коленом, но я был в Защитном Устройстве и миссис Пальма сказала, что он сломал свою коленную чашечку, но мне не нужно платить за новую.

Я не понимаю некоторых обязанностей Дозора. У меня есть напарник, его зовут Валет. Он говорит, что я слишком увлекаюсь. Он говорит, что мне надо многому научиться. Я думаю, что это правда, потому что я добрался только до 326-й страницы «Законов и Указов Городов Анка и Морпорка». Любящий всех, ваш сын, Морковка.

PS. Моя любовь Мяте.

Это было не просто одиночество, это был способ жить шиворот-навыворот. Именно так и не иначе, подумал Бодряк.

Ночной Дозор просыпался, когда остальные люди отправлялись спать, и отправлялись спать, когда рассвет вползал на улицы города. Проводя все время на темных, мокрых улицах, в мире теней. Ночной Дозор притягивал к себе тип людей, которые по той или иной причине были склонны к подобному образу жизни.

Он дошел до Дома Дозора. Это был древний и на удивление большой дом, вклинившийся между дубильней и портным, шившего подозрительные кожаные вещи. Когда-то он должно быть был весьма представительным, но сейчас выглядел необитаемым и посещался только совами и крысами. Над дверью висел девиз на древнем языке, который почти сгнил от времени, грязи и лишайника, и можно было только разобрать:

FABRICATI DIEM, PVNC

Он переводился — согласно сержанта Двоеточие, который служил в иностранных частях и считал себя знатоком в языках — как «Служить и Защищать».

Да. Когда-то быть стражником что-то да значило.

Сержант Двоеточие, подумал он, спотыкаясь в затхлой темноте. Вот человек, которому нравилась темнота. Сержант Двоеточие был обязан тридцатью годами счастливого супружества тому, что миссис Двоеточие работала весь день напролет, а сержант Двоеточие работал всю ночь. Они поддерживали связь с помощью записок. Он оставлял ей готовым чай перед тем как вечером покинуть дом, а она оставляла по утрам в печи прекрасный горячий завтрак. У них было трое взрослых детей, родившихся, как предполагал Бодряк, в результате чрезвычайно убедительной переписки.

А капрал Валет… да-да, вряд ли кто-либо еще имел неопределенные причины для пожелания, чтобы его не видел никто из посторонних людей. Не стоило над этим слишком сильно задумываться. Единственная причина, по которой вы не могли заявить, что Валет близок к царству диких животных, была та, что царство диких животных пробудилось и умчалось прочь.

Ну и конечно там присутствовал он, собственной персоной. Тощее, небритое сборище дурных привычек, замаринованное в алкоголе. Таковым был Ночной Дозор. Или только трое его представителей. Когда-то их было дюжины, сотни.

А сейчас — только трое.

Мир попал в фокус.

Жизнь — это просто химикалии. Капля здесь, капля там, и все изменилось. Простая капля ферментных соков, и вы внезапно собираетесь прожить еще несколько часов на этом свете.

Давным-давно, когда этот район был представительным, один владелец соседней таверны, питавший некоторые надежды, заплатил волшебнику огромную сумму денег за светящуюся надпись, каждая буква другого цвета. Сейчас она работала со сбоями и временами в сырую погоду происходили короткие замыкания. В этот момент буква F горела ярко-розовым цветом и беспорядочно помигивала.

Бодряк вырос, привыкнув к ней. Она казалась частью жизни.

Он полюбовался переливающейся игрой света на покоробившейся штукатурке, а затем поднял ногу и с силой ударил по полу, дважды.

Через несколько минут отдаленное сопение показало, что сержант Двоеточие подымается по ступенькам.

Бодряк молча считал. Двоеточие всегда делал передышку на шесть секунд после полета, чтобы немного отдышаться.

На седьмой секунде дверь открылась. Выглянувшее из-за двери лицо напоминало полную луну.

Сержанта Двоеточие можно было бы описать как человека, который если занялся военной карьерой, то автоматически должен тяготеть к посту сержанта. Невозможно было даже представить его в чине капрала. Или, по той же причине, капитаном. Если бы он не сделал военную карьеру, то искал себе другое занятие, нечто вроде мясника; любая работа, для которой большая красная рожа и способность потеть даже в морозную погоду, была на самом деле частью требуемых условий.

Он отдал честь и с большим усилием положил на стол Бодряка грязный лист бумаги и разгладил его.

— Добрый вечер, капитан. — сказал он. — Рапорты о вчерашних происшествиях, и это. Да, вы должны четыре пенса в Чайный Клуб.

— Что там с гномом, сержант? — спросил Бодряк.

Брови Двоеточия взлетели от недоумения. — Какой гном?

— Тот самый, который только что вступил в Дозор. По имени… — Бодряк заколебался. — Морковка, или как-то так.

— Он? — У Двоеточия отвисла челюсть. — Он — гном? Я всегда говорил, что не стоит доверять этим маленьким букашкам. Он хорошо меня надурил, капитан, маленькая тварь должно быть приврала о своем росте! — Двоеточие всегда глядел свысока, особенно когда дело шло о людях меньшего роста.

— Ты знаешь, что сегодня утром он арестовал Президента Гильдии Воров?

— За что?

— Кажется за то, что он является президентом Гильдии Воров. Сержант недоумевал. — Какое в этом преступление?

— Я подумал, что мне стоило бы перекинуться словцом с этим Морковкой. — сказал Бодряк.

— Вы не видели его, сэр? — сказал Двоеточие. — Он говорил, что давал вам рапорт, сэр.

— Я должно быть был слишком занят в это время. Как по мне, так даже слишком. — сказал Бодряк.

— Да, сэр. — вежливо сказал Двоеточие. У Бодряка было достаточно самоуважения, чтобы оставить попытки смотреть в сторону и сдвинуть залежи бумаг у себя на столе.

— Мы должны как можно быстрее убрать его с улиц. — пробормотал он. — Следующее, что он сотворит, обвинит главу Гильдии Убийц за чертовски хорошее убийство людей! Где он?

— Я отослал его с капралом Валетом, капитан. Я приказал, чтобы он показал ему ходы и выходы.

— Вы послали необученного новобранца с Валетом? — устало сказал Бодряк.

Двоеточие заикаясь сказал. — Ну, сэр, опытный человек, как мне думается, капрал Валет мог бы многому его научить.

— Будем надеяться, что он будет медленно усваивать. сказал Бодряк, втискивая на голову поржавевший шлем. Продолжайте.

Когда они вышли из Дома дозора, то у стены таверны стояла лестница. Неуклюжий человек, затаив дыхание, сражался с горевшей надписью.

— Это Е плохо работает. — сказал Бодряк.

— Что?

— Е. И Т шипит, когда идет дождь. С тех пор как ее закрепили.

— Закрепили? Ах, да. Обеспечили крепость. Это как раз то, что я умею хорошо делать. Обеспечивать.

Дозорные двинулись дальше, шлепая пот лужам. Брат Сторожевая Башня медленно покачал головой, и вновь его вниманием овладела собственная отвертка.

Людей, подобных капралу Валету, можно отыскать в любых вооруженных силах.

Его возраст было трудно определить. Но по цинизму и общей мировой усталости, служившим некоей датировкой личности, как по углеродному анализу, ему было около семи тысяч лет.

— Чертовски удобный этот маршрут. — сказал он, в то время как они шли по темной улице торгового квартала. Он потрогал дверную ручку. Она оказалась запертой. — Ты ко мне пристал. — добавил он. — и я вижу, что ты в порядке. А сейчас ты попробуй ручки на противоположной стороне улицы.

— А-а. Понимаю, капрал Валет. Мы должны смотреть, чтобы никто не оставлял незакрытыми свои магазины. — сказал Морковка.

— Ты быстро ухватываешь, сынок.

— Я надеюсь, что смогу задержать злодея во время преступления. — рьяно сказал Морковка.

— А-а, да-а. — неопределенно сказал Валет.

— Но если мы найдем незакрытую дверь, то нам нужно вызвать владельца. — продолжал Морковка. — А один из нас должен будет остаться, чтобы охранять вещи, верно?

— Да? — загорелся Валет. — Я этим займусь. — сказал он.

— Не беспокойся об этом. А потом ты сможешь пойти и отыскать жертву. Я имел в виду, владельца.

Он потрогал еще одну дверную ручку. Она поддалась под его напором.

— Там, на горах. — сказал Морковка. — если вора поймали, то его вешают на…

Он замолк, громыхая от нечего делать ручкой.

Валет застыл.

— На что? — спросил Валет с внушающим ужас любопытством.

— Не могу сейчас вспомнить. — сказал Морковка. — Моя мать всегда говорила, что в любом случае это даже слишком хорошо для них. Воровство — это Плохо.

— Поймал! — сказал он. Валет подпрыгнул.

— Что поймал? — крикнул он.

— Я вспомнил, где мы их вешали. — сказал Морковка.

— Ну. — еле-еле вымолвил Валет. — И где же?

— Мы вешали их у ратуши. — сказал Морковка. — Иногда на несколько дней. Присягаюсь, что они не смогут больше так делать. Так же верно, что ваш дядя Бьорн Крепкорукий.

Валет прислонил к стене свою пику, которую использовал, чтобы исследовать тайники своего уха. Один или два вопроса, решил он, необходимо срочно выяснить.

— Почему ты должен был вступить в стражу, парень? спросил он.

— Каждый настойчиво пытается у меня это выспросить. сказал Морковка. — Я не должен был вступать. Я хотел. Это сделает из меня Человека.

Валет никогда не глядел никому прямо в глаза. В изумлении он уставился в правое ухо Морковки.

— Ты хочешь сказать, что тебе не нужно было ни отчего скрываться? — сказал он.

— Зачем бы мне захотелось скрываться от чего-то?

Валет еще немного побарахтался. — А-а. Всегда есть что-то. Возможно… возможно тебя в чем-то неправильно обвинили. Например, возможно, — он ухмыльнулся. — в магазине обнаружилась загадочная недостача некоторых вещей и тебя несправедливо обвинили. Или в твоей сумке нашли некоторые вещи, а ты ни слухом, ни духом не ведал, откуда они взялись. Подобное случается часто. Ты можешь рассказать старине Валету. Или, — сказал он, толкая локтем Морковку. возможно там было еще что-то, а ? Шерше ля фам, а ? Довел девчонку до беды?

— Я… — начал Морковка, но затем вспомнил, да-да, что всегда нужно говорить правду, даже таким странным людям, как Валет, который казалось не знал, что это такое. А правда была такова, что благодаря ему Мята всегда попадала в беду, хотя как именно и почему всегда оставалось загадкой. Но каждый раз, когда он расставался с ней после свидания в пещере Каменночмокающих, он мог слышать как ее отец и мать зовут ее. Они всегда были вежливы с ним, но как видно свидеться с ним было достаточным, чтобы она попала в беду.

— Да. — сказал он.

— Ага. Частый случай. — с умным видом сказал Валет.

— Все время. — сказал Морковка. — На самом деле почти каждую ночь.

— Бог мой. — сказал пораженный Валет. Он бросил взгляд на Защитное Устройство. — Это потому они заставляют тебя одевать эту штуку?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, не беспокойся из-за этого. — сказал Валет. — У каждого есть свой маленький секрет. Или большой секрет, как может оказаться. Даже капитан. Он с нами только потому, что был Унижен Женщиной. Это так говорит сержант. Унижен.

— Господи! — сказал Морковка. Это выглядело просто мучительно.

— Но я присягаюсь, что это потому, что он высказывает свое мнение. Как я слышал, слишком часто высказывал его Патрицию. Сказал, что Гильдия Воров — это ничего кроме как кучка воров, и ничего больше. Вот почему он с нами. Не знаю, так ли это на самом деле. — Он посмотрел на тротуар, теряясь в догадках, а затем сказал. — А где ты остановился, парень?

— У леди, по имени Пальма… — начал Морковка.

Валет подавился дымом, попавшим не в то горло.

— В Тенях. — просипел он. — Ты остановился там?

— Да.

— Каждую ночь?

— Ну, на самом деле каждый день. Да.

— И ты пришел сюда, питая надежду стать Человеком?

— Да!

— Не думаю, что мне понравилось бы жить там, откуда ты явился. — сказал Валет.

— Послушай. — сказал Морковка, совершенно потеряно. — Я пришел, потому что мистер Лаковый сказал, что это наилучшая работа в мире — поддерживать закон и порядок. Разве это не так?

— Ну, э. — сказал Валет. — Что до этого… я полагаю, что поддержание Закона… когда-то, да, до того как у нас появились Гильдии и весь этот мусор… закон, такая штука, не может на самом деле, как я полагаю, существовать в эти дни, все что угодно… не знаю, нет-нет. Конечно ты можешь позвонить в свой звонок и держать голову опущенной долу.

Валет вздохнул. Затем он хрюкнул, ухватился за висящие на ремне песочные часы и уставился на быстро сыплющиеся песчинки. Возвратив часы на прежнее место, он снял кожаный чехол с языка колокольчика и встряхнул его один или два раза, не очень громко.

— Двенадцать часов. — пробормотал он. — Все в порядке.

— И ведь так, верно? — сказал Морковка, в то время как слабое эхо стихало вдали.

— Более или менее. Более или менее. — сказал Валет, делая быструю затяжку окурком сигареты.

— Только это? И никаких погонь по крышам при лунном свете? И раскачивания на люстрах? Ничего подобного? — сказал Морковка.

— Не стоит так думать. — горячо сказал Валет. — Я никогда не делал ничего подобного. Никто даже не сказал мне об этом. — Он сделал еще одну затяжку. — Человек может до смерти простудиться, гоняясь по крышам. Я обещаю, что буду беспрерывно звонить в колокольчик, если все это не касается и тебя тоже.

— Можно мне попробовать? — сказал Морковка.

Валет чувствовал себя неуверенно. Это было единственной причиной, по которой он совершил ошибку, вручив без слов Морковке колокольчик.

Несколько секунд Морковка изучал колокольчик. А затем он энергично встряхнул им над головой.

— Двенадцать часов. — заревел он. — И все в порядке-е!

Эхо раскатилось вдоль и поперек по улицам и наконец превозмогла ужасная, плотная тишина. Многочисленные псы подняли лай где-то в ночи. Ребенок залился плачем.

— Ш-ш-ш. — прошипел Валет.

— Но ведь все в порядке, не так ли? — сказал Морковка.

— Порядок будет, если ты прекратишь звонить в этот чертов колокольчик! Дай его сюда!

— Я не понимаю! — сказал Морковка. — Посмотри, у меня есть книга, которую мне дал мистер Лаковый… — Он полез за Законами и Указами.

Валет посмотрел на книгу и пожал плечами. — Никогда не слышал об них. — сказал он. — А сейчас прекрати шум. Ты же не хочешь идти, подымая на ходу такой гвалт? Ты можешь привлечь внимание всех и вся. Пошли отсюда.

Он схватил Морковку за руку и поспешно вытолкал его на улицу.

— Кого это всех и вся? — запротестовал Морковка, которого безостановочно подталкивали вперед и вперед.

— Плохих людей. — пробормотал Валет.

— Но мы же Дозор!

— Чертовски верно! А мы не хотим идти, сталкиваясь с подобными людьми. Помни, что случилось с Гамашником!

— Я не помню, что случилось с Гамашником! — сказал Морковка, совершенно сбитый с толку. — Кто такой Гамашник?

— Служил перед тобой. — выдавил Валет, немного сбавляя тон. — Бедняга. Такое могло случиться с любым из нас. Он поднял глаза и уперся взглядом в Морковку. — А сейчас прекрати, слышишь! Это действует мне на нервы. Идиотские погони при лунном свете, упаси боже!

Он побрел по улице. Обычным способом передвижения Валета было хождение боком, а комбинация продвижения ползком и хождения боком создавала странный эффект, как-будто хромает краб.

— Но, — сказал Морковка. — в этой книге говорится…

— Я не хочу знать ни о чем ни из какой книги. — прорычал Валет.

Морковка выглядел совершенно убитым.

— Но есть Закон… — начал он.

Чуть ли не до смерти его рассуждения прервал топор, вылетевший из низкого дверного проема и ударившийся в противоположную стену. Затем последовали звуки ломающегося дерева и разбивающегося стекла.

— Эй, Валет! — настоятельно позвал Морковка. — Тут идет сражение!

Валет заглянул в дверной проем. — Разумеется идет. сказал он. — Это же бар гномов. Самый худшая разновидность обитателей. Держись подальше отсюда, малыш. Этим маленьким букашкам нравится подставить тебе ножку, а затем надавать по заднице. Пойдем с Валетом и он…

Он схватил Морковку за руку, твердую как ствол дерева.

Это было все равно, что взять на буксир дом.

Морковка побледнел.

— Гномы пьют? И дерутся? — сказал он.

— Будь уверен! — сказал Валет. — Все время. И они пользуются такими языковыми перлами, каких я никогда не говорил даже моей дорогой мамочке. Не стоит связываться с ними, это гадюшник — не ходи туда!

Никто не знал, почему гномы, ведущие дома, в горах, тихую, размеренную жизнь, забывали обо всем этом, когда попадали в большой город. Что-то находило даже на шахтера с железорудного рудника и заставляло его все время носить кольчугу, таскать топор, менять имя на нечто вроде Вырвиглотку Брыкальщик и напиваться до ожесточенного забвения.

Возможно это происходило потому, что они жили тихой, размеренной жизнью дома, в горах. Да и помимо того, первое, что желал юный гном сделать, вырвавшись в большой город после семидесяти лет работы в шахте у отца, хорошенько промочить горло и врезать кому-нибудь изо всех сил.

Драка была одной из тех излюбленных драк гномов с участием сотен дерущихся и еще сотни полторы вовлеченных в нее. Выкрики, проклятья и звяканье топоров о железные шлемы мешались со звуками, долетавшими от камина, где сидели подвыпившие гномы и — еще один обычай гномов — пели песню о золоте.

Валет врезался в спину Морковке, который с ужасом наблюдал за происходящим.

— Послушай, здесь каждую ночь творятся подобные вещи.

— сказал Валет. — Не вмешивайся, так говорит сержант. Это их собственные этнические развлечения. Не попадай в переделку с этими народными развлечениями.

— Но, — заикаясь сказал Морковка. — это мой народ. Отродье. Какой позор так себя вести. Что должны об этом подумать?

— Мы думаем, что они маленькие подлецы. — сказал Валет.

— А сейчас, пошли отсюда!

Но Морковка врезался в массу дерущихся. Он приложил ко рту руки и что-то прокричал на непонятном Валету языке. Ни один язык на самом деле, включая его родной, не мог соответствовать этому описанию, правда в этом случае это был язык гномов. — Гр"дузк! Гр"дузк! ааК"зт эзем ке бур"к тзе тзим? <Дословно: «Добрый лень! Добрый день! Что все это значит, происходящее здесь (на этом месте)?» > Драка прекратилась. Сотни бородатых лиц уставились на сутулую фигуру Морковки, их досада мешалась с удивлением.

Помятая кружка ударилась о его нагрудник. Морковка нагнулся и без видимых усилий поднял извивающуюся фигуру.

— Дж"ук, йдтруз-т"руд-эзтуза, худр"зд дезек дрез"хук, хузу-крук"т б"идуз г"ке"к ме"ек б"тдуз т"бе"тк кце"друтк ке"хкт"д. ааДб"тхук? <"Послушай, солнечное сияние (дословно: «пристальный взгляд большого горячего ока в небесах, чей огненный взор проникает во внутрь пещеры» > Я не хочу быть вынужденным дать кое-кому шлепка, а потому, если ты будешь играть со мной в Б"тдуз <Популярная игра у гномов, которая состоит в том, что игроки стоят в нескольких футах поодаль и швыряют камни друг друг в головы .>, то я буду играть с тобой в Б"тдуз.

Окей?" <Дословно: «Все правильно подперто и закреплено?»>

Сидевший рядом гном, одетый в шлем, инкрустированный шестидюймовыми шипами, начал плакать, роняя слезы в пиво. Никто из гномов никогда не слышал так много слов на Древнем Языке из уст человека, четырех футов ростом. Они были потрясены.

Морковка опустил обиженного гнома на пол. У того в глазах стояли слезы.

— Вы — гномы! — сказал он. — Гномы не должны поступать таким образом! Посмотрите на себя, все. Вам не стыдно?

Сотня челюстей, способных перегрызть кость, с грохотом разверзлась и оставалась распахнутой.

— Я имею в виду, посмотрите на себя! — Морковка покачал головой. — Можете вы вообразить, как ваша длиннобородая старая матушка, копошащаяся в своей маленькой пещерке, удивится тому, чем занимается ее сынок вечером, можете вы вообразить, что она подумает, если бы смогла вас сейчас увидеть? Ваши собственные дорогие матушки, которые первыми показали вам как пользоваться киркой…

Валет, стоявший в дверях, потрясенный и восхищенный, был свидетелем нараставшего хора хлюпающих носов и сдавленных рыданий, по мере того как Морковка продолжал свою речь. — … возможно она думает, как я полагаю, что тот занимается спокойной игрой, вроде домино, или еще чем-нибудь…

— И я могу поспорить, что прошло очень много времени, с тех пор как вы написали ей письмо, а вы обещали писать каждую неделю…

Валет рассеянно вытащил грязный носовой платок и передал его гному, прислонившемуся к стене и зашедшемуся от горя в слезах.

— Но сейчас. — сказал Морковка. — Я не хочу быть строгим ни с кем из присутствующих, но с нынешнего дня я буду приходить сюда каждый вечер и ожидаю увидеть соответствующие стандарты поведения гномов. Я знаю, каково это, когда вы вдали от дома, но не может быть никакого извинения подобному поведению. — Он коснулся рукой своего шлема. Г"хрук, т"ук. <Добрый вечер всем. (Дословно: «Поздравления всем присутствующим на исходе дня.») > Он наградил всех ослепительной улыбкой и полувышел, полувылез на корточках из бара. Как только они оказались на улице, Валет похлопал его по плечу.

— Никогда больше не проделывай со мной подобных штучек!

— вскипел он. — Хватит с меня всех этих неприятностей с Законом!

— Но это очень важно. — сказал серьезно Морковка, шагая вслед за Валетом, который втиснулся бочком на узкую улицу.

— Так же важно, как и остаться целым. — сказал Валет. Бары гномов! Если у тебя маловато здравого смысла, парень, ты будешь туда приходить. Заткнись.

Морковка уставился на дом, мимо которого они проходили.

Он стоял чуть позади, виднеясь сквозь уличную грязь. Изнутри доносились шум голосов и звон стаканов. Над дверью висела обшарпанная вывеска. На ней был изображен барабан.

— Таверна, не так ли? — задумчиво сказал Морковка. Открыта в этот час?

— Не пойму, почему бы и нет. — сказал Валет, открывая дверь. — Чертовски полезная мысль. Штопаный Барабан.

— И еще пьют? — Морковка поспешно листал книгу.

— Надеюсь, что так оно и есть. — сказал Валет. Он кивнул троллю, который работал в Барабане шлепалой. <То же самое, что и вышибала, но тролли используют больше силы .> — Добрый вечер, Осколок. Показываю новичку входы и выходы.

Тролль хрюкнул и помахал покрытой коркой рукой.

Внутреннее убранство Штопаного Барабана было столь же легендарно, как у самой знаменитой, лишенной репутации таверны в Мире Диска, и такой достопримечательностью города, что новый владелец проводил дни, восстанавливая слой первозданной патины из грязи, копоти и каких-то неопределенных субстанций на стенах и завез тонну наполовину сгнившего тростника для пола. Посетители представляли собой обычное сборище героев, сорвиголов, наемников, головорезов и злодеев, и только пристальный анализ мог определить, кто есть кто. Густые клубы дыма висели в воздухе, возможно чтобы избежать прикосновения к стенам.

Разговор частично стих при появлении двух стражников, а затем опять зазвучал с прежней силой. Пара закадычных друзей помахали Валету рукой.

Он заметил, что Морковка был чем-то занят.

— Что ты делаешь? — сказал он. — И совсем ничего не рассказываешь о мамочках, верно?

— Я делаю заметки. — сурово ответил Валет. — У меня для этого есть блокнот.

— Это же квитанция. — сказал Валет. — Тебе понравится это место. Я прихожу сюда каждый вечер на ужин.

— Как написать «правонарушение»? — сказал Морковка, переворачивая страницу.

— Не знаю. — сказал Валет, проталкиваясь сквозь толпу.

Редкий порыв щедрости посетил его душу. — Что ты хочешь выпить?

— Не думаю, что это будет уместно. — сказал Морковка. Так или иначе, Крепкие Напитки — это Насмешка.

Он ощутил на спине чей-то пристальный взгляд, повернулся и уперся взглядом в большое, невыразительное и смиренное лицо орангутанга.

Тот сидел у стойки бара с пинтой пива и миской с арахисом перед ним. Он дружески наклонил стакан в направлении Морковки, а затем с шумом выпил содержимое, сотворив для этого из нижней губы некое подобие воронки, по которой как по каналу пенясь всосалась жидкость.

Морковка толкнул Валета локтем.

— Это же обезьяна… — начал он.

— Не говори так! — настоятельно сказал Валет. — Не произноси такого слова! Это — Библиотекарь. Работает в Университете. Всегда сюда заглядывает по вечерам выпить на посошок.

— И люди не возражают?

— Почему им нужно возражать? — Он всегда совершает обход, как все остальные.

Морковка повернулся и еще раз посмотрел на обезьяну.

Бесчисленные вопросы требовали ответа, вроде такого: где он держит свои деньги? Библиотекарь перехватил его взгляд и, ошибочно поняв его, протянул ему миску с арахисом.

Морковка выпрямился во весь свой внушительный рост и сверился с блокнотом. День, проведенный за чтением Законов и Указов, был достойно проведенным днем. — Кто владелец, собственник, арендатор или лендлорд этих помещений? — обратился он к Валету.

— Твое здоровье. — сказал маленький стражник. — Лендлорд? Ну, я полагаю, что сегодня за главного Чарли. — Зачем он тебе? Он указал на большого, кряжистого человека, чье лицо покрывала сеть шрамов; их владелец проводил время, нанося на стаканы, более или менее ровно, слой грязи с помощью влажной тряпки, и заговорщически подмигнул Морковке.

— Чарли, это Морковка. — сказал Валет. — Он остановился у Розы Пальмы.

— Что, каждую ночь? — сказал Чарли.

Морковка прочистил глотку.

— Если вы во главе. — он заговорил нараспев. — тогда моя обязанность заключается в том, чтобы сообщить вам, что вы находитесь под арестом.

— Под чем, дружище? — сказал Чарли, продолжая полировать стакан.

— Под арестом. — сказал Морковка. — с целью предъявления обвинений по пунктам 1)(i) что 18-го Грюна в помещении, именуемом Штопаный Барабан, на Филигранной улице, вы a) подавали или b) побуждали подавать алкогольные напитки после 12 (двенадцати) часов ночи, вопреки положениям Акта об Открытии Общественных Пивных Заведений от 1678, и 1) (ii) что 18-го Грюна в помещении, именуемом Штопаный Барабан, на Филигранной улице, вы подавали или побуждали подавать алкогольные напитки в емкостях, которые размерами и объемом отличаются от предписанных в вышеуказанном акте, и 2)(i)что 18-го Грюна в помещении, именуемом Штопаный Барабан, на Филигранной улице, вы разрешали посетителям приносить с собой обнаженное оружие длиной более 7(семи) дюймов, вопреки Разделу Третьему указанного Акта, и 2)(ii) что 18-го Грюна в помещении, именуемом Штопаный Барабан, на Филигранной улице, вы подавали алкогольные напитки в помещениях, которые по-видимому не имеют лицензии на продажу и/или потребление указанных напитков, вопреки Разделу Третьему вышеуказанного Акта.

Стояла мертвая тишина, пока Морковка перевернул страницу и продолжил читать. — Также моей обязанностью является оповестить вас о том, что моим намерением является дать свидетельства перед Правосудием при рассмотрении обвинений согласно Акта об Общественных Собраниях (Азартные Игры) , 1567, Актов о Лицензированных Помещениях (Гигиена) , 1433, 1456, 1463, 1465, э-э, с 1470 по 1690, а также… — он бросил взгляд на Библиотекаря, который почувствовал приближающуюся опасность и поспешно пытался допить свое пиво. — Акта о Домашних и Одомашненных Животных (Уход и Защита) , 1673.

Последовавшая тишина содержала в себе то редкое качество бездыханного предвкушения, когда собравшаяся компания выжидает, чтобы увидеть, что же сейчас произойдет.

Чарли аккуратно поставил стакан, разводы грязи на котором были натерты до ослепительного блеска, и поднял взгляд на Морковку.

Валет попытался притвориться, что он совершенно один и не имеет абсолютно никакого отношения к кому-либо, стоящему рядом с ним и по совершенной случайности одетым в такую же форму.

— Что он имеет в виду под Правосудием? — обратился он к Валету. — Здесь нет никакого Правосудия.

Валет недоуменно пожал плечами.

— Он что новенький? — сказал Чарли.

— Займись лучше собой. — сказал Морковка.

— Пойми, да в этом нет ничего лично против тебя. — сказал Чарли Валету. — Это же просто так говорят. У нас здесь был волшебник, так он вторую ночь об этом рассказывает.

Какая-то искривляющая образовательная штука, ты не знаешь?

— Он попытался припомнить. — Учебная кривая. Вот оно что.

Это — учебная кривая. Осколок, подтащи сюда на минутку свою каменную задницу.

Как было заведено в Штопаном Барабане, где-то в это время кто-то швырнул стакан. И на самом деле так это и началось.

Капитан Бодряк бежал по Короткой улице — самой длинной в городе, наглядно демонстрировавшей знаменитое морпоркское утонченное чувство юмора — в сопровождении сержанта Двоеточие, спотыкающегося и протестующего на бегу.

Валет находился снаружи Барабана, переминаясь с одной на другую ногу. В минуты опасности он находил способ привести себя в движение с места на место без видимых усилий и не вмешиваясь ни во что, так или иначе, набрасывавшее на него позор.

— Там дерутся! — заикаясь прокричал он, хватая капитана за руку.

— Только с тобой? — спросил капитан.

— Нет, с каждым! — заорал Валет, переминаясь с ноги на ногу.

— Ах.

Сознание подсказывало: Вас трое. Он одет в ту же форму.

Он — один из твоих людей. Вспомни беднягу Гамашника.

Другая часть его разума, ненавидимая, презренная часть, которая тем не менее позволяла ему выжить в Страже все эти пролетевшие десять лет, подсказывала: это невежливо в это соваться. Мы подождем здесь, пока он не закончит, а потом спросим его, не нуждается ли он в чьей-либо помощи. Помимо того, политика Дозора не состоит в том, чтобы вмешиваться в драки. Гораздо проще войти после всего произошедшего и арестовать любого валяющегося на полу.

Раздался грохот разлетевшегося окна и на противоположной стороне улицы очутилась чья-то ошеломленная фигура.

— Я думаю. — осторожно сказал капитан. — что нам лучше предпринять быстрые меры.

— Верно. — сказал сержант Двоеточие. — стоя здесь человек может получить увечья.

Они с большой осторожностью немного отбежали от таверны, туда, где звуки ломающегося дерева и разбиваемого стекла не были так слышны, и стояли, старательно избегая глядеть друг другу в глаза. Время от времени из таверны доносился крик, и вновь и вновь таинственный звон, как-будто кто-то бил в гонг коленом.

Недоумевая и теряясь в догадках, они молча стояли посреди маленькой лужи.

— У вас был отпуск в этом году, сержант? — спросил наконец капитан, раскачиваясь взад и вперед на носках.

— Да, сэр. Посылал свою жену в Квирм в прошлом месяце, сэр, повидать тетушку.

— Там чудесно в это время года, как мне говорили.

— Да, сэр.

— Все в герани и все такое.

Из верхнего окна вылетела фигура и приземлилась на булыжники мостовой.

— Так вот почему они пользуются цветочными солнечными часами, не так ли? — в отчаянии сказал капитан.

— Да, сэр. Чудесно, сэр. Все покрыто маленькими цветами, сэр.

Затем донеслись повторяющиеся звуки, как-будто колотили чем-то тяжелым по дереву. Бодряк вздрогнул.

— Я не думаю, что он испытывает счастье от пребывания в Дозоре, сэр. — добродушно сказал сержант.

Дверь Штопаного Барабана срывали во время потасовок так часто, что недавно были навешены специальные петли, а потому, когда последующий исполинский удар сорвал дверь вместе с дверной рамой, вырвав их из стены, что лишь показало, как много денег было напрасно потрачено. Среди обломков кто-то попытался встать на колени, застонал и опять резко рухнул.

— Ну, кажется, что это все… — начал капитан, но его опередил Валет. — Это же чертов тролль!

— Что? — сказал Бодряк.

— Это тролль! Тот самый, который стоит на дверях!

Они продолжали наблюдать с чрезвычайным вниманием.

Это на самом деле был Осколок, шлепала.

Весьма трудно нанести увечья подобному созданию, которое, с какой стороны ни погляди, являлось движущимся камнем. Хотя кому-то казалось бы нужно было им управлять.

Упавший тролль издал стон, похожий на звук столкнувшихся кирпичей.

— Поворот как в книгах. — колеблясь сказал сержант.

Втроем они повернулись и уставились на ярко освещенный прямоугольник, бывший недавно дверным проемом. События казалось приняли более тихий характер.

— Вы же не думаете. — сказал сержант. — что он победил, верно?

Капитан усмирил отвисшую челюсть. — Мы обязаны узнать что с нашим коллегой и сослуживцем. — сказал он.

Позади кто-то захныкал. Они повернулись и увидали Валета, скачущего на одной ноге и схватившегося за ступню.

— Что с тобой, парень? — сказал Бодряк.

Валет издавал предсмертные стоны.

Сержант Валет начал понимать. Хотя осторожное подобострастие было главной чертой поведения Дозора, не было ни одного члена отряда, который бы не попадал, каждый в свое время, под горячую руку Осколка. Валет просто попытался сыграть в кошки-мышки в наилучших традициях полицейских, принятых повсеместно.

— Он пошел и стукнул его камнем, сэр. — сказал он.

— Безобразие! — ни к кому не обращаясь, сказал капитан.

Он заколебался. — Госпожа Природа движется странными путями, не так ли.

— Вы правы, сэр. — сказал сержант.

— А сейчас. — сказал капитан, вынимая меч. — вперед!

— Да, сэр.

— Это относится и к вам, сержант. — добавил капитан.

— Да, сэр.

Возможно это было самое осмотрительное наступление в истории военных маневров, где-то в самом низу шкалы, если считать, что вверху Атака Легкой Бригады.

Они осторожно осмотрелись, заглянув за сломанный дверной проем.

Там было множество людей, поваленных на столах, или на том, что оставалось от столов. Остававшиеся в сознании не испытывали от этого счастья.

Морковка стоял посреди комнаты. Его ржавая кольчуга была порвана, шлем потерян, его качало из стороны в сторону и один глаз уже готовился вздуться от синяка, но узнав капитана, он уронил слабо сопротивлявшегося посетителя, которого он держал, и отдал честь.

— Осмелюсь доложить, тридцать одно правонарушение о Зачинании Драки, сэр, пятьдесят шесть случаев Буйного Поведения, сорок одно правонарушение о Воспрепятствовании Офицеру Дозора при Исполнении им Обязанностей, тринадцать правонарушений о Нападении с Применением Смертоносного Оружия, шесть случаев Злонамеренной Задержки, а… а… капрал Валет до сих пор не показал мне ни одного входа и выхода…

Он упал навзничь, ломая на лету стол.

Капитан Бодряк кашлянул. Он был совершенно не уверен, что полагается дальше делать. Насколько он знал, Дозор никогда до того не оказывался в подобном положении.

— Думаю, что стоит дать ему чего-нибудь выпить, сержант. — сказал он.

— Да, сэр.

— И мне один глоток.

— Да, сэр.

— Возьмите и себе, почему бы и нет.

— Да, сэр.

— А вы, капрал, будьте так любезны — что вы делаете?

— Обыскиваю тела сэр. — выпрямившись, быстро сказал Валет. — Для сбора доказательств, и тому подобное.

— В их кошельках?

Валет спрятал руки за спиной. — Вам никогда не понять, сэр. — сказал он.

Сержант обнаружил чудом неразбившуюся бутылку со спиртом и влил большую часть содержимого Морковке в рот.

— Что мы собираемся со всем этим хламом делать, капитан? — сказал он через плечо.

— Ни малейшего понятия. — сказал, присаживаясь, Бодряк.

Тюрьма Дозора была слишком велика для шестерых маленьких людишек, которые были просто людским материалом, который можно бросить в тюрьму. Впрочем эти…

Он с отчаянием осмотрелся. Там был Норк Пронзающий, лежавший под столом и пускавший носом пузыри. Там был Большой Генри. Там был Хватальщик Симмонс, один из самых ужасных кабацких драчунов в городе. В общем и целом, тут было множество людей, которым не стоило находиться поблизости, когда они очнутся.

— Мы могли бы перерезать им глотки, сэр. — сказал Валет, ветеран в подсчете трофеев на полях сражений. Он обнаружил потерявшего сознание драчуна, который был нужного размера, и вдумчиво снимал с того сапоги, выглядевшие совершенно новыми и нужного размера.

— Это может оказаться ошибочным. — сказал Бодряк. Он не представлял, как можно на самом деле перерезать глотки. До сих пор ему никогда не представлялось такого случая.

— Нет. — сказал он. — Полагаю, что мы позволим им удалиться со всеми предосторожностями.

Из-под лавки донесся стон.

— Кроме того. — быстро продолжил он. — мы должны как можно быстрее перенести нашего сраженного товарища в безопасное место.

— Прекрасная мысль. — сказал сержант, сделав большой глоток спирта, для поддержания нервов. Вдвоем они ухитрились взвалить себе на плечи Морковку и направлять его шатающиеся ноги вверх по ступенькам. Бодряк, согнувшись под весом, оглянулся, ища Валета.

— Капрал Валет. — проскрипел он. — зачем вы бьете людей, если они лежат на земле?

— Самый безопасный способ, сэр. — сказал Валет.

Давным-давно Валету рассказывали о благородстве в драке и о том, чтобы не бить упавшего противника, а потому его посетила одна плодотворная мысль о том, как применять эти правила тому, чей рост не превышает четырех футов, а мускулы как эластичная лента.

— Что ж, прекратите. Я хочу, чтобы вы были осторожным с преступниками. — сказал капитан.

— Как, сэр?

— Ну, вы… — капитан Бодряк остановился. У него вылетело из головы, что он сам не знал. Ему никогда не приходилось такого делать.

— Тогда продолжайте. — прикрикнул он. — Наверняка я не должен рассказывать вам обо всем?

Валет остался в одиночестве на верху лестницы. Усилившееся бормотание и стоны показали, что люди приходят в себя. Валет быстро сообразил. Он покачал наставительно пальцем, перед тем как убежать.

— Это послужит вам уроком. — сказал он. — Не делайте этого снова.

И побежал за этим.

Вверху в тени стропил Библиотекарь непроизвольно почесался. Жизнь без сомнения была полна неожиданностей. И он собирался наблюдать с интересом за изменениями. Он задумчиво подержал в руке арахис, а затем исчез в темноте Верховный Великий Магистр поднял руки.

— Покараны ли в соответствии с ритуалом Кадила Судьбы, так что Зло и Распутные Мысли могут быть изгнаны из Освященного Круга?

— Да.

Верховный Великий Магистр опустил руки.

— Да?

— Да. — радостно сказал Брат Долбило. — Я лично сделал это.

— Вы полагали сказать: «Да, О Верховный». — сказал Верховный Великий Магистр. — Честное слово, я говорил вам достаточное число раз, что если вы не собираетесь проникать в дух явлений…

— Да, слушайте, что говорит вам Верховный Великий Магистр. — сказал Брат Сторожевая Башня, поглядывая на ошибившегося Брата.

— Я провел много времени карая кадила. — пробормотал Брат Долбило.

— Продолжайте, О Верховный Великий Магистр. — сказал Брат Сторожевая Башня.

— Отлично, тогда. — сказал Великий Магистр. — вечером мы попытаемся провести еще один эксперимент по вызыванию.

Верю, что вы добудете подходящий сырой материал, братья?

— … тереть и тереть, не получая никакой благодарности…

— Самый разнообразный, Верховный Великий Магистр. сказал Брат Сторожевая Башня.

Это была, как признавал Великий Магистр, немного более удачная коллекция. Братия без сомнения потрудились. Гордостью собрания была светящаяся вывеска таверны, чье исчезновение, как думал Великий Магистр, должно было быть удостоено гражданских почестей. В этот момент Е горело жутким розовым светом и беспорядочно подмигивало.

— Это я принес. — гордо сказал Брат Сторожевая Башня. Они думают, что я ее чиню, а я взял отвертку и…

— Прекрасная работа. — сказал Верховный Великий Магистр. — Проявили инициативу.

— Благодарю вас, Верховный Великий Магистр. — сияя от радости, сказал Брат Сторожевая Башня.

— … костяшки постирал до сырого мяса, все красные и потрескавшиеся. Так никогда и не вернутся мои три доллара назад, хоть кто угодно об этом скажет…

— А сейчас. — сказал Верховный Великий Магистр, доставая книгу. — мы приступим к началу. Заткнитесь, Брат Долбило.

Каждый город в мультивселенной имеет уголок, который чем-то напоминает анк-морпоркские Тени. Обычно это старейшая часть города, ее улицы добросовестно следуют первоначальным тропам средневековых коров, бредущих к реке, и носят названия Разгром, Лежбище, Хихикающий переулок…

В любом случае большая часть Анк-Морпорка имеет в этом определенное сходство. Но у Теней его гораздо больше, некая черная дыра в кирпичной кладке беззакония. Точнее выражаясь: даже преступники боялись ходить по ее улицам. Нога Стражи никогда сюда не вступала.

Но сейчас они поневоле вступили сюда. Не очень надеясь.

Это была ночь испытаний, и им здорово пригодились свои нервы. Сейчас им здорово пригодилось то, что они все четверо верили, что остальные трое стражников будут надежно их защищать.

Капитан Бодряк вернул бутылку сержанту.

— Позор, позор. — он немного подумал. — тебе. — сказал он. — Напиться на глазах у старшего офицера.

Сержант попытался ответить, но смог только издать серию нечленораздельных звуков. — Поставь себя во главе. — сказал капитан Бодряк, отскакивая от стены. Он уперся взглядов кирпичную кладку. Эта стена нападает на меня. — провозгласил он. — Ха! Думаешь, что ты прочная, а! Да, я — офицер, думаю что ты знаешь, Закона, и мы не дадим никаких, никаких…

Он медленно моргнул, раз или два.

— Что такое мы не должны давать, сержант? — сказал он.

— Шансов, капитан? — сказал Двоеточие.

— Нет, нет, нет. Совсем другой чепухи. Не обращай внимания. В любом случае мы не дадим ни, ни, ни крошки этого никому. — Неясные видения промаршировали у него в голове, комнаты, полной преступников, людей, которые издевались над ним, людей, чье существование насмехалось и оскорбляло его многие годы, лежавшего и стонущего. Он не заметил, как это случилось, но какая-то почти забытая часть его самого, гораздо более молодого Бодряка в блестящем нагруднике и с большими надеждами, Бодряка, который давным-давно утонул в алкоголе, оказалась непоседливой.

— Сказать вам кое-что, сержант? — сказал он.

— Сэр? Они вчетвером мягко ударились о противоположную стену и начали новый тур крабоподобного вальса в переулке.

— Этот город. Этот город. Этот город, сержант. Этот город… — Женщина, сержант. Именно так. Женщина, сержант.

Древняя нарумяненная старая красотка, сержант. Но если вы влюбитесь в нее. тогда, тогда она стукнет вас в зубы…

— … женщина? — сказал Двоеточие.

Он наморщил лоб в тщетной попытке понять.

— Она восемь миль шириной, сэр. И протекает река. Бездна домов и мусора, сэр. — рассуждал он.

— Ах. Ах. Ах. — Бодряк потряс сгибающимся пальцем перед ним. — Никогда, никогда, никогда не говори, что это была маленькая женщина. Будь благородным. — Он встряхнул бутылку. Еще одна случайная мысль развеяла пену, колыхавшуюся у него в голове.

— В любом случае, мы им покажем. — возбужденно сказал он, в то время как они вчетвером начали свое витиеватое падение на противоположную стену. — Покажем им, д-да? Научим их не забывать, что нужно учиться не спеша, а?

— П-правильно. — сказал сержант, но без особого энтузиазма. Он все еще удивлялся особенностям сексуальной жизни своего начальства.

Но Бодряк находился в том настроении, когда поощрения не нужны.

— Ха! — прокричал он в темные переулки. — Не нравится, а? Попробуйте сами свои, свои, свои медицинские штучки. Вы можете страхать от дрожа! Он отшвырнул пустую бутылку.

— Два часа! — прокричал он. — И все в порядке-е!!!

Что оказалось изумительной новостью для всяких темных личностей, которые молча следовали тенью за их четверкой уже долгое время. Только глубокое недоумение предотвратило их от того, чтобы наделить свое внимание остротой и понятностью. Эти люди — стражники, как думалось им, у них есть шлемы и прочая амуниция, и они по-прежнему находятся в Тенях. А потому они наблюдали с восхищением, присущим стае волков, нацелившихся на стадо овец, которые не только не бредут на поляну, а только блеют и бодаются; выход был разумеется в том, чтобы стать бараниной, а между тем любознательность давала отсрочку исполнению.

Морковка поднял свою затуманенную голову.

— Где мы? — простонал он.

— На пути домой. — ответил сержант. Он поднял глаза на висевшую напротив и чуть выше их обгрызенную, всю в зарубках вывеску. — Мы сейчас идем по… идем по… идем по… прищурился он. — Тракту Возлюбленных.

— Но Тракт Возлюбленных не по пути домой. — заплетаясь, сказал Валет. — Мы не хотим идти по Тракту Возлюбленных, он пролегает в Тенях. Нас поймают, если мы пойдем по Тракту Возлюбленных…

Наступил момент сплочения воедино, для осознания которого требовались несколько часов крепкого сна и несколько пинт черного кофе. Без слов, в полном согласии, втроем они обступили Морковку.

— Что мы собираемся делать, капитан? — спросил Двоеточие.

— Э-э. Мы можем позвать на помощь. — неуверенно сказал капитан.

— Что, здесь?

— В этом вы правы.

— Я полагаю, что нам нужно было повернуть налево с Серебряной улицы, вместо поворота направо. — дрожащим голосом сказал Валет.

— Что ж, мы сделали одну ошибку, не будем больше спешить. — сказал капитан, задумавшись над случившимся.

Они услышали шум шагов. Кто-то заходил к ним слева, доносилось чье-то хихиканье.

— Мы должны построиться в круг. — сказал капитан. Они попытались построиться.

— Эй! Что это такое? — сказал сержант Двоеточие.

— Что?

— Вот, еще раз. Как-будто петля затянулась.

Капитан Бодряк пытался не думать о капюшонах и удавках.

Как он знал, существовало много богов. Для каждого ремесла был свой бог. Был бог нищих, богиня проституток, бог воров, возможно даже бог убийц.

Он задавал себе вопрос, а был ли там, где-то среди этого обширного пантеона, бог, который благосклонно посматривал на жестоко притесняемых и совершенно невинных, осуществляющих закон офицеров, которые были близки к своей кончине.

Он с горечью подумал, что возможно такого и нет. Подобные вещи были отнюдь не в моде у богов. Отыщите какого-нибудь бога, который бы позаботился о бедном прохвосте, пытающемся честно трудиться за пригоршню долларов в месяц.

Нет их. Боги перегибают палку, предпочитая этих смышленых ублюдков, чей смысл дневной работы оценивается Рубиновым Глазом Короля Ирвига в розетке, а не этого невообразимого простофилю, который просто каждую ночь грохочет по мостовой…

— Больше походит на ползущую змею. — сказал сержант, любивший добиваться правды.

И тут донесся звук…

… похожий на взрыв вулкана, или кипящего гейзера, но во всяком случае долгий, протяжный ревущий звук, похожий на ревущее пламя в кузнице Титана…

… но он был не так плох, как свет, вспыхнувший желто-голубой свет, который осветил все вокруг и намертво впечатал узор ваших кровеносных сосудов глазных яблок на обратную сторону вашего черепа.

Все это длилось сотни и сотни лет, а затем внезапно прекратилось.

Наступивший мрак был заполнен красными бликами и, как только к ушам вернулась способность слышать, тихим звяканьем.

Еще некоторое время стражники пребывали в неподвижности.

— Ну, ну. — устало сказал капитан.

После продолжительного молчания он сказал, очень отчетливо, выговаривая каждую гласную. — Сержант, возьмите людей и разберитесь с этим, ладно?

— Разобраться с чем, капитан? — сказал Двоеточие, но капитана уже озарило, что если он отошлет сержанта с людьми, то они оставят его, капитана Бодряка, в одиночестве.

— Нет, у меня есть мысль получше. Мы все пойдем. твердо сказал он. И они все отправились в путь.

Сейчас, когда их глаза привыкли к темноте, они смогли разглядеть неясное красное зарево впереди.

Зарево исходило от стены, быстро остывавшей. Куски запекшейся кирпичной кладки отлетали по мере остывания, издавая негромкий шум и треск.

Но это не было наихудшим. Наихудшее находилось на стене.

Они посмотрели на него.

Они рассматривали его долго-долго.

До рассвета оставался час или два, и никто даже не предполагал попытаться отыскать обратный путь в темноте.

Они ждали у стены. По крайней мере здесь было тепло.

Они пытались не смотреть на него.

Наконец Двоеточие с трудом потянулся и сказал. — Не падайте духом, капитан. Могло быть гораздо хуже.

Бодряк прикончил бутылку. Это не возымело ни малейшего воздействия. Существуют некоторые виды трезвости, когда просто невозможно сдвинуться с мертвой точки.

— Да. — сказал он. — Это могло быть с нами.

Верховный великий Магистр открыл глаза.

— Еще раз. — сказал он. — Мы достигли успеха.

Братия бросились с воодушевлением поздравлять друг друга. Братья Сторожевая Башня и Пальцы сплели руки и пустились восторженно отплясывать жигу в волшебном кругу.

Верховный Великий Магистр сделал глубокий вдох.

Вначале морковка, подумал он, а теперь палка. Ему понравилась палка.

— Тишина! — прикрикнул он.

— Брат Пальцы, Брат Сторожевая Башня, прекратите это постыдное проявление чувств. — завизжал он. — И вы все, замолчите!

Они стихли, как заигравшиеся дети, только заметившие учителя, который вошел в комнату. Затем они затихли еще сильнее, как дети, увидевшие выражение лица учителя.

Верховный Великий Магистр дал этому возможность запечатлеться, затем двинулся вдоль одетых в лохмотья рядов. — Я полагаю. — сказал он. — что мы думаем, что нам удалось совершить волшебство, не так ли? Гм-м? Брат Сторожевая Башня?

Брат Сторожевая Башня, глотая слова, сказал. — Ну, э-э, вы сказали, что мы, э-э, я имею в виду…

— Вы не сделали еще НИЧЕГО!

— Да, э-э, нет, э-э… — трясся Брат Сторожевая Башня.

— Разве настоящие волшебники подпрыгивают после небольшого колдовства и декламируют «мы идем сюда, мы идем сюда, мы идем сюда», Брат Сторожевая Башня? Гм-м?

— Да, но мы не совсем…

Верховный Великий Магистр крутнулся на пятках.

— И разве они озабоченно таращатся на ставни и стропила, Брат Штукатур?

Брат Штукатур понурился, повесив голову. Он не подозревал, что кто-то мог это заметить.

Когда напряжение достигнув приемлемого предела, начало звенеть как тетива натянутого лука, Верховный Великий Магистр отступил.

— Почему я беспокоюсь? — сказал он, качая головой. — Я мог бы выбрать любого. Я мог бы взять наилучшего. Но я набрал ватагу детишек.

— Э, честно говоря. — сказал Брат Сторожевая Башня. мы приложили усилие, как я полагаю, мы по-настоящему сконцентрировались. Не так ли, парни?

— Да. — ответили они хором. Верховный Великий Магистр уставился на них.

— В нашем Братстве нет места Братьям, которые не с нами все время. — предупредил он.

С заметным облегчением Братия, как перепуганные овцы, увидавшие, что в загоне опущен преграждавший барьер, кинулись к открывшемуся отверстию.

— Не беспокойтесь об этом, ваше верховенство. — горячо сказал Брат Сторожевая Башня.

— Обязательность должна стать нашим девизом! — сказал Верховный Великий Магистр.

— Девизом. Да-а. — сказал Брат Сторожевая Башня. Он толкнул локтем Брата Штукатура, чей взгляд опять уперся в гладильную доску.

— Что? Ах, да. Девизом. Да-а. — сказал Брат Штукатур.

— А также вера и братство. — сказал Верховный Великий Магистр.

— Да-а. И эти тоже. — сказал Брат Пальцы.

— Потому. — сказал Верховный Великий Магистр. — если здесь есть кто-нибудь, который не ожидает, да-да, с нетерпением продолжения этой великой работы, пусть сделает шаг вперед.

Никто не шевельнулся.

Их зацепило. О боги, подумал Верховный Великий Магистр, я в этом преуспел. Я могу играть на их маленьких ужасных умишках, как на ксилофоне. Это изумительно, абсолютная власть мирского. Кто бы мог подумать, что усталость может превозмогать силу? Но вы должны знать, как с этим управляться. А я могу.

— Отлично. — сказал он. — А сейчас, мы повторим Клятву.

Он вел их запинающиеся, испуганные голоса при ее произнесении, заметив с одобрением, как они запнулись на слове «фиггин». И он присматривался вполглаза к Брату Пальцы.

Он чуть более сообразителен, чем остальные, подумал он.

По крайней мере, менее легковерный. Впрочем лучше убедиться, что я ухожу последним. Ни малейшего желания, чтобы у кого-нибудь возникла мысль проводить меня домой.

Нужно было обладать особым складом ума, чтобы управлять городом, подобным Анк-Морпорку, и лорд Ветинари им обладал. Но тем не менее, он был особой личностью.

Он озадачивал и приводил в ярость повелителей торговли до такой степени, что когда-то давным-давно они оставили надежду попытаться убить его и ныне просто как жокеи мчались, занимая положенное им место среди себе подобных. В любом случае убийце пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы отыскать достаточно мяса на его худом теле, чтобы воткнуть кинжал.

В то время как другие правители обедали жаворонками, фаршированными павлиньими языками, лорд Ветинари считал, что стакан кипятка и половина кусочка сухого хлеба были изящной достаточностью.

Это выводило из себя. Он появился, не имея пороков, которые можно было обнаружить. Вы могли бы подумать, глядя на это бледное, лошадиное лицо, что он имел склонность ко всякой дребедени, вроде кнутов, игл, и юных дев в темницах. Другие правители могли с этим мириться. Ничего плохого в этих кнутах и иглах, в умеренных количествах. Но Патриций по-видимому проводил вечера, изучая рапорты и, в особых случаях, если он испытывал волнение, играя в шахматы.

Он одевался во все черное. Это не было чрезвычайно внушительное черное одеяние, подобное тем, что надевали лучшие из лучших убийцы, а трезво продуманное, слегка поношенное черное одеяние человека, который не желает тратить много времени по утрам, размышляя что одеть. И нужно было встать очень рано утром, чтобы встать раньше Патриция; наверное умнее всего было бы совсем не ложиться спать.

Но он был популярным, в своем роде. Его рукой, впервые за тысячи лет, Анк-Морпорк управлялся. Возможно не так благородно или просто не очень демократично, но управлялся. Он ухаживал за ним, как ухаживают за декоративными кустами, поощряя рост тут, обрезая ложный побег там. Поговаривали, что он мог вытерпеть все, что угодно, помимо того, что угрожало существованию города <И артистов пантомимы .>, и так оно и было…

Это была странная антипатия, но так оно было. Любой человек, в мешковатых штанах и с белым лицом, попытавшийся разыграть свою пьесу где-нибудь внутри разрушенных стен Анка, весьма быстро мог очутиться в яме со скорпионами, на одной из стен которой был начертан совет: Учи Слова.

Он долго разглядывал пострадавшую стену, пока дождь стекал у него по подбородку и мочил ему одежду. Стоявший сзади, Обычный нервно переминался с ноги на ногу.

Затем длинная, тонкая, со вздувшимися синими венами рука коснулась стены и оставила на ней свои отпечатки, обводя неясные тени.

Впрочем, не столько тени, а более похожие на ряд силуэтов. Контуры были очень отчетливы. Внутри был знакомый рисунок кирпичной кладки. А вот снаружи стена оплавилась, превратившись в прекрасную керамическую поверхность с зеркальным блеском.

Силуэты, проглядывавшиеся на кирпичной стене, представляли картину с шестью персонажами, застывших в крайнем изумлении. Воздетые руки продолжали крепко сжимать ножи и тесаки.

Патриций молча бросил взгляд на кучу пепла у своих ног. Несколько потеков расплавленного металла могли быть остатками того самого оружия, которое оставило свой след на стене.

— Гм-м. — сказал он.

Капитан Бодряк почтительно провел его по улице и довел до переулка Верной Удачи, где указал на Экспонат А, на то, что осталось…

— Следы. — сказал он. — Они тянутся на небольшом расстоянии, сэр. Они немного больше, чем след от обычных когтей. Можно было бы назвать их следами когтистых лап.

Патриций уставился долгим взглядом на отпечатки в грязи. Выражение его лица было совершенно непроницаемым.

— Я вижу. — в конце концов сказал он. — У вас есть какое-нибудь мнение по этому поводу, капитан?

Оно было у капитана. За часы, прошедшие до рассвета, у него перебывали всевозможные мнения, начавшись с подозрения, что было большой ошибкой родиться на этот свет.

А затем когда серый свет начал вливаться даже на улицы Теней, а он остался жив и его не зажарили, то оглядевшись вокруг с видом идиотского облегчения, увидел, всего в ярде от себя, эти следы. Этот миг был не самым удачным, чтобы оставаться трезвым.

— Да, сэр. — сказал он. — Я знаю, что драконы вымерли тысячу лет назад, сэр…

— Да? — У Патриция сузились глаза.

Бодряк — Но, сэр, вопрос в том, знают ли они об этом?

Сержант Двоеточие сказал, что слышал перед этим звук, как если бы зашуршала кожа, как раз перед, как раз перед… правонарушением.

— То что вы считали вымершим, а возможно на самом деле и полностью выдуманным в мифах, дракон прилетел в город, приземлился в этом узком переулке, испепелил дотла группу преступников, а затем улетел? — сказал Патриций. — Можно сказать, что он был общественным, весьма оживленным созданием.

— Что ж, если вы рассматриваете это таким образом…

— Как мне помнится, драконы из легенд были одинокими и деревенскими созданиями, которые сторонились людей и обитали в укромных, удаленных местах. — сказал Патриций. Вряд ли они были урбанизированными созданиями.

— Нет, сэр. — сказал капитан, удержавшись от замечания, что если вам хотелось бы найти настоящее укромное, удаленное место, то Тени отвечали всем требованиям.

— Кроме того, — сказал лорд Ветинари. — согласитесь, что трудно вообразить, что никто этого не заметит, не так ли?

Капитан кивнул стене и ее устрашающему фризу. — Помимо них, вы полагаете, сэр?

— По моему мнению, — сказал лорд Ветинари. — это некие партизанские действия. Возможно соперничающая банда наняла волшебника. Небольшое местное затруднение.

— Можно связать со всеми этими странными кражами, сэр.

— предположил Обычный.

— Но ведь есть следы, сэр. — настойчиво сказал Бодряк.

— Мы рядом с рекой. — сказал Патриций. — Возможно это была, вполне вероятно, некая болотная птица. Простое совпадение, — добавил он. — но я должен скрыть их, будь я на вашем месте. Нежелательно, чтобы людям приходили в голову плохие мысли и они приходили к глупым умозаключениям, не так ли? — резко добавил он.

Бодряк сдался.

— Как полагаете, сэр. — сказал он, уставившись на свои сандалии.

Патриций потрепал его по плечу.

— Не забивайте голову. — сказал он. — Продолжайте. Он проявил инициативу, этот человек. Патрулируя в Тенях. Хорошая работа.

Он повернулся и почти врезался в стену из кольчуги, бывшей ничем иным как Морковкой.

К своему ужасу, капитан Бодряк увидел, что его новобранец внимательно разглядывает карету Патриция. Вокруг кареты, полностью вооруженные и настороже, стояли шестеро дворцовых стражников, навытяжку и проявляя неподдельный интерес к его особе. Бодряк весьма их недолюбливал. У них на шлемах развевался плюмаж. А он ненавидел стражников с плюмажем.

Он услышал, как Морковка сказал. — Простите, сэр, это ваша карета, сэр? Патриций медленно мигнул раз или два, а затем сказал. — Моя. А как вас зовут, молодой человек?

Морковка отдал честь. — Младший констебль Морковка, сэр.

— Морковка, Морковка. Это имя звенит набатом.

Люпин Обычный, стоявший чуть позади него, прошептал на ухо Патрицию. Его лицо просветлело. — А-а, юный захватчик воров. Как я полагаю, там произошла небольшая ошибка, но вполне похвальная. Ни единой персоны превыше закона, не так ли?

— Да, сэр. — сказал Морковка.

— Похвально, похвально. — сказал Патриций. — А сейчас, джентльмены…

— Относительно вашей кареты, сэр. — настойчиво сказал Морковка. — Не могу не вмешаться, заметив, что переднее боковое колесо, в противоположность…

Он собирается арестовать Патриция, сказал сам себе Бодряк, эта мысль обдала ему голову потоком ледяной воды. Он действительно собирается арестовать Патриция. Верховного правителя. Он собирается его арестовать. Именно этим он собирается заняться. Парень не знает значения слова «страх». Вряд ли было бы лучше, если он знал значение слова «выживание»…

А я не могу разжать свои челюсти.

Мы все погибнем. Или того хуже, мы все будем задержаны к вящему удовольствию Патриция. А как мы все знаем, он редко бывает доволен.

Это произошло в тот редкий момент, когда сержант Двоеточие заслужил себе, в переносном смысле, медаль.

— Младший констебль Морковка! — прокричал он. — Смирно!

Младший констебль Морковка, кру-у-гом! Младший констебль Морковка, бегом марш!

Морковка мигом вытянулся по стойке «смирно», как вытягивается небольшой амбар, и уставился вперед немигающим взором со свирепым выражением беспрекословного повиновения.

— Отличная выправка, у этого парня. — задумчиво сказал Патриций, в то время как Морковка на негнущихся ногах зашагал прочь. — Продолжайте, капитан. И не настаивайте ни на каких глупых слухах о драконах, хорошо?

— Да, сэр. — сказал капитан Бодряк.

— Прекрасно.

Карета, дребезжа, тронулась прочь, с бегущими по сторонам стражниками.

Стоявший позади, капитан Бодряк только смутно осознал, что сержант кричит отступившему Морковке остановиться.

Он размышлял.

Он смотрел на следы в грязи. Он воспользовался своей пикой, полагавшейся ему по уставу, которая была семи футов длиной, чтобы измерить их размер и расстояние между ними.

Он тихонько насвистывал. Затем, с заметной предосторожностью, он проследовал в переулок за угол; тот привел его к небольшой, запертой на висячий замок и перепачканной грязью двери в задней стене дровяного склада.

Здесь было что-то не так, подумал он.

Следы выводили из переулка, но они не входили внутрь.

А нам не часто встречаются болотные птицы в Анке, в основном потому что загрязнение может разъесть им ноги, а кроме того для них легче бродить по поверхности.

Он поднял свой взгляд. Мириады мокрых линий перечеркивали, как сетью, вдоль и поперек узкий прямоугольник неба.

Итак, подумал он, что-то большое и свирепое вышло из этого переулка, но не вошло внутрь.

А Патриций очень обеспокоен этим.

И мне было приказано позабыть об этом.

Он заметил еще что-то, валявшееся в переулке, нагнулся и поднял свежую, пустую скорлупу от арахиса.

Он перебрасывал ее из руки в руку, глядя вперед невидящим взглядом.

Именно сейчас ему была нужна выпивка. Но возможно стоило подождать.

Библиотекарь поспешно прокладывал себе путь по темным проходам среди книжных полок.

Вершины крыш города принадлежали ему. Конечно, убийцы и воры тоже могли воспользоваться ими, но еще давным-давно он открыл, что лес из дымоходов, контрфорсов, горгон и флюгеров был приемлемой и в какой-то степени удобной альтернативой улицам.

По крайней мере так было до сих пор.

Ему казалось забавным и поучительным последовать вслед за Дозором в Тени, городские джунгли не представлявшие ни капли страха для 300-фунтовой обезьяны. Но сейчас ночной кошмар, который он увидел, перебираясь на руках через темный переулок, мог заставить его сомневаться, будь он человеком, в свидетельствах своих собственных глаз.

Но будучи обезьяной, он не имел ни малейших сомнений в свидетельствах своих глаз и постоянно доверял им.

Сейчас он поспешно пытался сосредоточиться на книге, которая могла содержать разгадку. Она находилась в разделе, который никто не тревожил в эти дни; стоявшие там книги на самом деле не были волшебными. На полу обвиняюще лежала пыль.

Пыль, со следами ног на ней.

— У-ук? — сказал Библиотекарь в теплую полутьму.

Он осторожно двинулся дальше, ловя себя на невероятной мысли, что эти следы ведут к той же цели, к которой он стремился сам.

Он повернул за угол и там был.

Раздел.

Книжный шкаф.

Полка.

Брешь.

В мультивселенной бывает много ужасных зрелищ. Тем не менее, для души, настроенной на тихие ритмы библиотеки, нет более ужасного зрелища, чем дыра, где должна находиться книга.

Кто-то украл книгу.

В уединении Продолговатого Кабинета, своей святая святых, Патриций расхаживал взад и вперед. Он диктовал инструкции.

— И послать людей закрасить эту стену. — закончил он.

Люпин Обычный поднял бровь.

— Благоразумно ли это, сэр? — сказал он.

— Вы не думаете, что фриз с жуткими тенями будут вызывать замечания и догадки? — кисло сказал Патриций.

— Не так много, как свежая краска на Тенях. — ровно сказал Обычный.

Патриций на миг заколебался. Хорошо подмечено. — среагировал он. — Прикажите людям снести ее.

Он дошел до конца комнаты, повернулся на пятках и опять двинулся в путь. Драконы! Как-будто не было ничего более важного, более реальные явления занимали его время.

— Вы верите в драконов? — спросил он.

Обычный покачал головой. — Они невозможны, сэр.

— И я так же слышал. — сказал лорд Ветинари. Он дошел до противоположной стены и повернулся.

— А вы не хотели бы провести дальнейшее расследование? спросил Обычный.

— Да. Не прочь.

— А я позабочусь, чтобы Дозор принял в этом посильное участие. — сказал Обычный.

Патриций замер, прекратив хождение. — Дозор? Дозор? Мой дорогой, Дозор — это кучка несведущих лиц, под командованием пьяницы. У меня ушли годы на то, чтобы достичь этого.

Самым последним, чем мы могли бы себя занять, это был бы Дозор.

Он задумался на мгновение. — Даже увидев дракона, Обычный? Одного из самых больших. как я полагаю? Ах да, они невозможны. Вы так сказали.

— Но ведь они просто легенда. Суеверие. — сказал Обычный.

— Гм-м. — сказало Патриций. — А из легенд следует, ну разумеется, что они легендарные.

— Точно, сэр.

— Даже… — Патриций остановился и некоторое время разглядывал Обычного. Ах да. — сказал он. — Забудьте об этом.

Я не хочу иметь ничего общего с этими драконами. Подобные явления приводят людей в беспокойство. Положим этому конец.

Когда он остался один, то встал и бросил мрачный взгляд на город-близнец. Опять моросило.

Анк-Морпорк! Скандальный город сотен тысяч душ! И, как частным образом отмечал Патриций, это число в десять раз превышало количество настоящих людей. Дождь шелестел, поблескивая и освежая панораму из башен и крыш, ничего не зная о кишащем, злобном мире, на который он падал. Более удачливому дождю довелось упасть на высокогорных овец, или нежно прошелестеть над лесами, или слиться в рукопожатии, мешаясь с морскими волнами. Впрочем, дождь, падавший на Анк-Морпорк, имел слишком много хлопот. Ведь здесь, в Анк-Морпорке с водой вытворяли ужасные вещи. Быть пьяным было всего лишь началом его проблем.

Патрицию нравилось ощущать, что он смотрит на город, который действует. Не красивый город, или прославленный город, или хорошо промытый город, и определенно не благоволящий к архитекторам город; даже самые самоотверженные его жители признавали, что с высокой точки зрения, Анк-Морпорк выглядел так, как-будто кто-то пытался достигнуть в камне и дереве эффекта, обычно ассоциирующегося с тротуарами и обочинами летних площадок ресторанов, работающих ночь напролет.

Но он действовал. Он бодро крутился как гироскоп на устах кривой катастрофы, И это происходило потому, как твердо в это верил Патриций, что ни одна группа не обладала достаточной силой, чтобы его столкнуть. Торговцы, воры, убийцы, волшебники — все энергично участвовали в гонке, совершено не понимая, что это не должно совершенно быть гонкой вообще, но совершенно не доверяя друг другу, чтобы остановиться и приглядеться, кто наметил курс и кто держит стартовый флаг. Патриций не любил слово «диктатор». Оно оскорбляло его.

Он никогда не говорил никому, что делать. Ему не нужно было это делать, это было самым удивительным. Большая часть его жизни протекала в устройстве дел таким образом, чтобы подобное положение дел сохранялось и продолжалось.

И разумеется были различные группы, добивавшиеся его свержения, и это было верно и пристойно и с признаками бодрого и здорового общества. Никто не мог назвать его неразумным в делах. Почему бы ему самому не отыскать большинство из них? Но наиболее чудесным был способ, с помощью которого они проводили почти все свое время, пререкаясь друг с другом.

Человеческая природа, как всегда говорил Патриций, изумительная вещь. Как только вы узнали, где находятся ее рычаги.

У него было неприятное предчувствие из-за этих драконов. Даже если это и было создание, не обладавшее явными рычагами, как в случае с драконом. С этим необходимо было разбираться.

Патриций не верил в ненужную жестокость. <В то время как острое ощущение разумеется сопровождается мыслью о необходимой жестокости .> Он не верил в бесцельную месть. Но он питал большую веру в то, что с делами необходимо разбираться.

Немного забавно, но капитан Бодряк думал о тех же вещах. Он обнаружил, что ему ненавистна мысль о гражданах, пусть даже и Теней, которые превращаются в простое пятно на стене.

И это было проделано, так или иначе, на глазах у Дозора. Как если бы Дозора не существовало, как если бы Дозор был неуместной деталью. Вот что было мучительно.

Разумеется это было правдой. И это только делало все еще хуже.

Что его еще больше злило, так то, что он ослушался приказов. Несомненно он раскопал эти следы. Но на верхней полке его старинного стола, скрытый под слоем пустых бутылок, лежал гипсовый слепок. Он ощущал его присутствие, невзирая на три слоя дерева.

Он не мог вообразить, что же в него могло влезть. А сейчас он мог пойти в мыслях еще дальше, вообразив конечность.

Он осмотрел свои, желая лучше выразиться, эшелоны. Он попросил старших офицеров переодеться в простую одежду.

Для сержанта Двоеточие это означало, что он, всю свою жизнь проносивший форму, вынужден был облачиться в костюм, который надевался на похороны, раскраснелся и чувствовал себя весьма неудобно. В то время как Валет…

— Я сомневаюсь, что смогу сделать более понятным слово «простой»? — сказал капитан Бодряк.

— Это то, что я надеваю после работы, начальник. — укоризненно сказал Валет.

— Сэр. — поправил Двоеточие.

— Мой голос тоже в простой одежде. — сказал Валет. Первоначальной, вот что это такое.

Бодряк медленно обошел вокруг капрала.

— А ваша простая одежда не заставляет старушек падать в обморок, а мальчишек бежать за тобой по улице? — сказал он.

Валет с трудом включился. Он был не в ладах с иронией.

— Нет, сэр, начальник. — сказал он. — С этим все в порядке, это такой стиль.

Это было общеизвестно. В Анке было настоящее поветрие на большие шляпы с перьями, брыжи, укороченные камзолы с золотыми петлицами, панталоны клеш и сапоги с фигурными шпорами. Незадача была в том, как представлял это Бодряк, что большинство из последователей моды обладало избытком телесных объемов для того, чтобы втиснуться в эти детали туалета, в то время все, что можно было сказать о капрале Валете, было то, что он утопал во всем этом.

Это могло иметь свои преимущества. После этого положительно никому не могло прийти в голову, когда они видели его, бредущего по улице, что это Дозорный, пытающийся выглядеть неприметным.

Так случилось с Бодряком, что он решительно ничего не знал о Валете, помимо работы. Он не мог даже припомнить, где тот живет. Все эти годы он знал о его существовании и никогда не задумывался, что в своей тайной личной жизни Валет был слегка павлином. Очень маленьким павлином, по правде говоря, павлином, которому зачастую выпадали весьма увесистые тумаки и шишки, но тем не менее павлином. Просто вы никогда не могли сказать, когда это проявится.

Он опять вернулся к предмету, который он держал в руке.

— Я хочу, чтобы вы вдвоем. — обратился он к Валету и Двоеточию. — смешались ненавязчиво, или навязчиво как в вашем случае, Валет, с людьми вечером и, э-э, посмотрели, не смогли бы вы заметить что-нибудь необычное.

— В чем необычное? — сказал сержант.

Бодряк заколебался. Он сам не был уверен в этом. — Что-нибудь. — сказал он. — Относящееся к делу.

— А-а. — сказал сержант, глубокомысленно кивая. — Относящееся к делу. Хорошо.

Наступила тишина.

— Возможно люди видели таинственные вещи. — сказал капитан Бодряк. — Или необъяснимые огни. Или следы. Вы понимаете. — закончил он в отчаянии. — следы появления драконов. — Вы имеете в виду, нечто вроде груд золота, на которых они спят. — сказал сержант.

— И девы, прикованные цепями к скалам. — сказал с видом знатока Валет.

— Смею заметить, что вы знатоки в этом. — вздохнул Бодряк. — Просто постарайтесь выполнить все как можно лучше.

— Это смешивание. — деликатно спросил Двоеточие. — должно включать в себя вхождение в таверны, распивание напитков и тому подобное, не так ли?

— До определенного уровня. — сказал Бодряк.

— А-а. — весело сказал сержант.

— Умеренно.

— Как прикажете, сэр.

— И за ваш счет.

— Ах.

— Но перед тем как вы уйдете. — сказал капитан. — скажите, не знает кто-либо из вас кого-нибудь, знающего что-либо о драконах? Я имею в виду, что-либо помимо сна на золоте и забав с юными девами.

— Могут знать волшебники. — предположил Валет.

— Помимо волшебников. — твердо сказал Бодряк. Волшебникам нельзя было верить. Каждый стражник знал, что волшебникам нельзя доверять. Они были хуже даже гражданских лиц.

Двоеточие задумался над вопросом. — Тогда леди Рэмкин.

— сказал он. — Живет на Авеню Коронации. Разводит болотных драконов. Ну знаете, этих маленьких вонючек, которых содержат как домашних животных?

— А-а, она. — мрачно сказал Бодряк. — Думаю, что встречался с ней поблизости. Это та, у которой на карете сзади наклейка «Хохочи, Если Ты Любишь Драконов»?

— Это она. Она чокнутая. — сказал сержант Двоеточие.

— Чем вы хотите, чтобы я занимался, сэр? — сказал Морковка.

— Э-э, для вас есть самая важная работа. — быстро сказал Бодряк. — Я хочу, чтобы вы остались здесь и присмотрели за кабинетом.

Лицо Морковки расплылось в медленной, недоверчивой улыбке.

— Вы имели в виду, чтобы я остался во главе, сэр? сказал он.

— Только на словах. — сказал Бодряк. — Но вам не разрешается никого арестовывать, понятно? — быстро добавил он.

— Даже если они будут нарушать закон, сэр?

— Даже в этом случае. Просто составьте об этом доклад.

— Тогда я буду читать мою книгу. — сказал Морковка. — И полировать мой шлем.

— Отлично. — сказал капитан. Он подумал, что все может пройти безопасно. Никто даже не войдет сюда, даже чтобы сообщить о пропавшей собаке. Никто даже не подумает о Дозоре. Нужно быть совершенно тронутым, чтобы обратиться к Дозору за помощью, горько подумал он.

Авеню Коронации была широкой, засаженной деревьями и невероятно избранной частью Анка, пролегавшей достаточно высоко над рекой, чтобы быть вдали от ее всепроникающего запаха. Люди на Авеню Коронации обладали старыми деньгами, которые, как предполагалось, было гораздо лучше новых денег, хотя капитан Бодряк так толком и не мог уловить разницы. Люди на Авеню Коронации имели собственных телохранителей. О людях на Авеню Коронации говорили, что они столь отчуждены, что даже не могут разговаривать с богами. Это была небольшая клевета. Они могли бы разговаривать с богами, если бы те оказались благовоспитанными богами из приличной семьи.

Найти дом леди Рэмкин не составляло труда. Отсюда открывался прекрасный вид на город, если у вас было желание хорошо провести время. Ворота охраняли каменные драконы, а сады имели запущенный заросший вид. Статуи давно умерших предков Рэмкинов проглядывались из-под зелени. Большинство статуй стояли с мечами и были увиты плющом с ног до головы.

Бодряк осознал, что это было совсем не потому, что владелец был слишком беден, чтобы что-либо с этим сделать, но скорее владелец сада думал, что есть много гораздо более важных вещей, чем предки, что было весьма непривычной точкой зрения для аристократа.

Они также думали, что есть много гораздо более важных вещей, чем надлежащий ремонт. Когда он позвонил в колокольчик этого вполне приятного старого дома, стоявшего в зарослях цветущего рододендрона, с фасада здания посыпались куски штукатурки.

Впрочем это было единственное, что можно было заметить в доме, не считая того, что где-то сзади, за углом раздался рев. Кое-что непонятное.

Дождь опять начал моросить. Вскоре Бодряк ощутил выгодность своего положения и начал осторожно продвигаться вокруг здания, готовы в любую минуту отскочить в случае чего-либо непредвиденного.

Он добрался до тяжелых деревянных ворот в деревянной стене. В сравнении с общей дряхлостью всего этого дома, ворота казались сравнительно новыми и весьма твердыми.

Он постучал. Это привело к канонаде из странных визгов и свиста.

Дверь отворилась. Что-то ужасное надвинулось на него.

— Ах, милейший. Вы знаете что-нибудь о случке? — прогрохотало ему в ухо.

В Доме Дозора было тепло и уютно. Морковка послушал шелест песка в песочных часах и сосредоточился на полировке нагрудника. Столетия тусклого прозябания отступали под его бодрым натиском. Нагрудник заблестел.

Вы догадываетесь, каково это быть в начищенном нагруднике. Странность города, обладавшего всеми этими законами и старательно игнорировавшего их, была для него излишней.

Но начищенный нагрудник — это нагрудник, который хорошо начистили.

Дверь распахнулась. Он бросил взгляд из-за древнего стола. Там не было никого.

Он проделал еще несколько прилежных движений.

Донеслись неясные звуки, как-будто кому-то надоело ждать. Две руки с пурпурными ногтями ухватились за край стола, и лицо Библиотекаря медленно появилось в его поле зрения, как подымающийся ранним утром кокосовый орех.

— У-ук. — сказал он.

Морковка уставился на него. Как ему старательно объясняли, вопреки внешности, законы, управлявшие животным царством, не были применимы к Библиотекарю. С другой стороны, Библиотекарь никогда особо не интересовался исполнением законов царства людей. Он был одной из тех маленьких аномалий, которые были созданы вокруг. — Привет. — неуверенно сказал Морковка. («Не называйте его „мальчик“ и не гладьте, это всегда его раздражает.») — У-ук.

Библиотекарь ткнул в стол длинным пальцем с большим количеством суставов. — Что?

— У-ук.

— Простите?

Библиотекарь закатил глаза. Это было странно, ощутил он, что так называемые разумные псы, лошади и дельфины никогда не испытывают трудностей с тем, чтобы указать человеческим существам на жизненно важные новости текущего момента, например, что трое детей потерялись в пещере, или что поезд направился по пути, ведущему к мосту, который размыт дождями или что-нибудь подобное, в то время как он, только из-за пригоршни хромосом одетый в жилетку, испытывает трудности, уговаривая какого-то человека выйти под дождь. И только потому, что ты не можешь разговаривать с людьми.

— У-ук! — сказал он и поманил за собой.

— Я не могу покинуть кабинет. — сказал Морковка. — Я получил Приказ.

Библиотекарь скрутил верхнюю губу как штору на окне.

— Это шутка? — спросил Морковка. Библиотекарь покачал головой.

— Кто-то совершил преступление, верно? — сказал Морковка.

— У-ук.

— Тяжелое преступление?

— У-ук.

— Вроде убийства?

— И-ик.

— Хуже чем убийство?

— И-ик! Библиотекарь направился к двери и настойчиво подпрыгнул вверх и вниз.

Морковка проглотил комок. Приказы приказами, да, но тут было кое-что поважнее. Люди в этом городе были способны на все что угодно.

Он надел нагрудник, нацепил на голову блестящий шлем и направился к двери.

Тут он вспомнил о своих обязанностях. Он вернулся к столу, нашел пачку бумаги и старательно написал: Вышел Для Борьбы с Преступлением, Пожалуйста Обратитесь Немного Позже, Благодарю Вас.

Затем он вышел на улицы города, обретший блеск доспех и лишенный страха.

Верховный великий магистр поднял руки.

— Братия. — сказал он. — давайте начнем…

Это было так просто. Все, что нужно было сделать, так это канал, по которому великий септический резервуар ревности и лебезящей обиды, которой Братия обладали более чем в достатке, прольется смиренным дождем на их житейские неприятности, которые владели ими в большей степени, чем ревущее зло, а затем открыть свой собственный ум…

… для места, где бродят драконы.

Бодряк обнаружил, что его схватили за руку и втащили внутрь. Позади него с громким щелчком захлопнулась тяжелая дверь.

— Это лорд Маунтджой Беззаботночешуйчатый Ударяющий-Когтем III Анка. — сказал призрак, одетый в огромные и внушающие ужас доспехи. — Знаете, я совсем не уверен, что он сможет прыгнуть выше крыши.

— Не сможет? — пятясь, сказал он.

— Ему ведь на самом деле нужны вы оба.

— Конечно, отчего бы и нет. — прошептал Бодряк, пытаясь плечом, как лезвием отыскать путь наружу за дверь.

— Вы меня обяжете? — прогрохотал призрак.

— Что?

— Ах, не будьте брезгливым, человек. Просто вы должны помочь ему подняться в воздух. У меня есть одна хитрая штучка. Я знаю, что это жестоко, но если он не сделает этого вечером, то пойдет на отбивную. Спасение самого пригодного и все такое, разве не понятно.

Капитан Бодряк пытался овладеть собой. Он находился в присутствии шести сексуально озабоченных вероятных женщинубийц, хотя истинный пол было весьма трудно определить под этими странными бесформенными одеждами. Если это не была женщина, то выражение «у меня есть одна хитрая штучка» вызвало к жизни мысленные образы, которые время от времени его преследовали. Он знал, что богатые делают совсем по-другому, но это заходило слишком далеко.

— Мадам. — холодно сказал он. — Я — офицер Дозора и должен вас предупредить, что предпринимаемые действия, на которые вы намекаете, нарушают законы города… — а также подвергает опасности множество чопорных богов, молча добавил он. — и должен вас уведомить, что лорд должен быть незамедлительно освобожден целым и невредимым…

Призрак с недоумением воззрился на него.

— Почему? — сказал он. — Это же мой чертов дракон.

* * *

— Хотите еще глоток, не-капрал Валет? — нетвердо сказал сержант Двоеточие.

— Не откажусь от предложения, не-сержант Двоеточие. сказал Валет.

Они со всей серьезностью отнеслись к неподозрительности. Это вынудило отвергнуть большинство таверн Морпорка, расположенных на берегу реки, где они были хорошо известны. Сейчас они пребывали в одной вполне приличной таверне в нижнем Анке, где старались не высовываться, насколько это возможно. Прочие посетители принимали их за артистов кабаре.

— Я подумал. — сказал сержант Двоеточие.

— Что?

— Если бы мы купили бутылку или две, то могли пойти домой и были бы по-настоящему вне подозрений.

Валет немного подумал над сказанным.

— Но он приказал, что мы должны держать наши уши открытыми. — сказал он. — Мы полагаем, как он сказал, отыскать кое-что.

— Мы сможем проделать это у меня дома. — сказал сержант Двоеточие. — Мы могли бы прислушиваться всю ночь напролет, изо всех сил.

— Хорошая мысль. — сказал Валет. И вправду, чем больше он думал над предложением, тем более оно становилось привлекательнее и привлекательнее.

— Но вначале. — провозгласил он. — Я должен нанести визит.

— Я тоже. — сказал сержант. — Это расследование может немного подождать, не так ли?

Они, пошатываясь, вышли в переулок за таверной. Было полнолуние, но обрывки грязных облаков закрыли луну. Пара приятелей, ни о чем не подозревая, столкнулась друг с другом в кромешной тьме.

— Это вы, сыскарь сержант Двоеточие? — сказал Валет.

— Верно! А сейчас не могли бы вы сыскать дверь в туалет, сыскарь капрал Валет? Мы по-видимому разыскиваем небольшую, темную дверь, ха-ха-ха.

Последовал лязг и грохот, вслед за невнятными ругательствами Валета, перебиравшегося через переулок, а затем вой и мяуканье непомерно расплодившегося кошачьего населения Анк-Морпорка, улепетывавшего у него между ногами.

— Кто тебя любит, киска? — сказал Валет, переводя дыхание.

— Нужда заставит, а как же. — сказал сержант Двоеточие и налетел на близлежащий угол. Его частные размышления были прерваны хрюканием капрала.

— Вы здесь, сержант?

— Сыскарь сержант к вашим услугам, Валет. — вежливо ответил сержант Двоеточие.

У Валета изменился голос, он стал более настойчивым и внезапно слишком трезвым. — Не писайте, сержант, я только что видел дракона, который полетел прочь!

— А я видел полет лошади. — сказал сержант Двоеточие, негромко икая. — А также полет дома. Я даже видел полет лужайки. Но я никогда не видел полет дракона.

— Конечно вы видели, зануда. — настойчиво сказал Валет. — Послушайте, я ничего не путаю! У него были крылья, похожие на… на огромные большущие крылья!

Сержант Двоеточие величественно повернулся. Лицо капрала стало таким белым, что было видно в темноте.

— Честное слово, сержант!

Сержант Двоеточие воздел свои очи в хмурое небо и на умытую дождем луну.

— Хорошо. — сказал он. — Покажи мне.

Позади послышался неясный шум, и пара черепиц обрушилась на улицу.

Он повернулся. И там, на крыше, находился дракон.

— Там на крыше дракон! — зашелся он криком. — Валет, это дракон на крыше! Что мне делать, Валет? Там на крыше дракон! Он смотрит прямо на меня, Валет!

— Для начала, вы могли бы поднять свои штаны. — сказал Валет из-за ближайшей стены.

Даже после того, как с нее удалили слои защитной одежды, леди Сибил Рэмкин оставалась по-прежнему величественно огромной. Бодряк знал о бытовавших у варварского народа Ступицы легендах о закованных в кольчуги и препоясанных оружием, правивших лошадьми, запряженными в колесницу, девах, которые бросались на поле битвы и уносили павших воинов на своих плечах к прославленной величественной последующей жизни, напевая при этом приятным меццо-сопрано. Леди Рэмкин вполне могла оказаться одной из них. Она даже могла оказаться их предводительницей. Она могла бы вести за собой батальон. Когда она говорила, то каждое слово было как радушный удар по спине и звенело с аристократической самоуверенностью полной благовоспитанности. Гласные звуки стояли так одиноко, как выдавленные нервным тиком.

Затрапезные предки Бодряка привыкли к подобным голосам, которыми обычно говорили люди в доспехах, сидящие верхом на боевых конях, и рассказывая им, как это чудесно побеждать врага и крошить его на кусочки. Его ноги поневоле хотели стать по стойке «смирно».

Доисторические люди должны были бы поклоняться ей, и очевидно с восхищением высекали ее прижизненные статуи тысячу лет назад. У нее была копна каштановых волос; парик, как узнал позже Бодряк. Никому, кто вынужден был заниматься работой с драконами, не удавалось долго сохранить свои собственные волосы.

И конечно на плече у нее сидел дракон. Его представили как Ударяющегокогтем Винсента Вундеркинда из Квирма, откликавшегося на Винни, и он, казалось, вносил достойный вклад в необычный химический запах, который заполнял весь дом. Этот запах пропитывал все. Даже щедрый кусочек торта, который она предложила ему, имел этот вкус.

— Плечо, э-э… выглядит… весьма привлекательно. сказал он, делая отчаянную попытку вести светскую беседу.

— Глупости. — сказала леди Рэмкин. — Я просто обучаю его, потому что сиделки драконов подняли цены вдвое.

Бодряк пробормотал, что по счастливой случайности он увидал леди высшего общества с маленьким, колоритным дракончиком на плече и подумал, что это выглядит так чудесно.

— Ах, это звучит так чудесно. — сказал она. — Я должна это признать. Впрочем также должна признать, что это означает ожоги, спутанные волосы и экскременты на спине. Да еще эти когти, впивающиеся в плечо. А затем всем не нравится, когда они подрастают и становятся слишком большими и дурно пахнущими, и у них есть выбор — или отправиться в Сияющее Убежище для Потерянных Драконов, или с петлей на шее в реку, бедняжки. — Она села, поправив юбку, из которой можно было бы сшить паруса для небольшой флотилии. Хватит об этом. Вы согласны, капитан Бодряк?

Бодряк терялся в догадках. Давно умершие предки Рэмкинов взирали на него свысока из портретов, висящих на потемневших стенах. Между, вокруг и под портретами висело оружие, которым они предположительно пользовались, и пользовались успешно и весьма часто, судя по внешнему виду.

Вдоль стен стояли шеренги доспехов. Как он мог заметить, с неисчислимыми дырками в них. Пол был покрыт пожухшими знаменами всех цветов и оттенков. Не надо было проводить судебного разбирательства, чтобы понять, что предки леди Рэмкин никогда не уклонялись от битвы.

Тем более потрясающе было то, что она была в состоянии сделать что-то совершенно невоенное, как-то приготовить чай.

— Мои предки. — сказала она, следуя за его настойчивым взглядом. — Знаете, за последнюю тысячу лет ни один из Рэмкинов не помирал в собственной постели.

— Да, мадам?

— Источник фамильной гордости, как понимаете.

— Да, мадам.

— И разумеется лишь немногие из них умирали в других людях.

Чашка капитана Бодряка звякнула, ударившись о блюдце.

— Да, мадам. — сказал он.

— Капитан — это такой мужественный титул, я всегда так думала. — Она подарила ему широкую, блистательную улыбку.

— Я полагаю, что полковники и прочие им подобные слишком самодовольны, майоры помпезны, но единственный, кто всегда ощущает, если где-либо происходит восхитительно опасное, так это капитан. Что же это такое, что вы должны мне показать?

— Я удивлен. — пробормотал он. — как большой болотный… э-э… — Он остановился. Что-то коснулось его нижних конечностей.

Леди Рэмкин последовала взором за его вытаращенными глазами. — Ах, не обращайте на него внимания. — сказала она. — Просто дайте ему вежливого тумака, если он будет вам докучать.

Небольшой дракончик выполз из-под стула и возложил свою морду на колени Бодряка. Он уставился на Бодряка большими коричневыми глазами и капнул ему на колени чем-то едким. И он смердел как кольцо вокруг ванны с кислотой.

— Это Росинка Мабеллин Ударяющий-Когтем Первый. — сказала леди Рэмкин. — Чемпион и повелитель чемпионов. Он совсем сейчас не извергает огня, бедный сопливчик. Ему нравится почесывать брюшко.

Бодряк исподтишка делал свирепые попытки сбросить старого дракона. Тот жалобно жмурился и, растягивая в оскале пасть, обнажал частокол почерневших от копоти зубов. — Просто столкните его, если он надоедает вам. — весело сказала леди Рэмкин. — Так о чем вы меня хотели спросить?

— Я удивлен, как можно вырастить такого большого болотного дракона? — сказал Бодряк, пытаясь сменить позицию.

Раздалось тихое ворчание.

— Вы проделали такой путь, только чтобы спросить меня об этом? Что ж… Мне кажется стоит вспомнить о Веселом Душке Ударяющем-Когтем Анка, высотой в четырнадцать больших пальцев, от кончиков пальцев до завитков на голове. задумалась леди Рэмкин.

— Э-э…

— Около трех футов шести дюймов. — вежливо добавила она.

— Не больше чем этот? — с надеждой сказал Бодряк. Старый дракон у него на колене начал похрапывать.

— Бог мой, нет. Конечно он немного уродлив. Как правило они не вырастают больше чем восемь больших пальцев. Капитан Бодряк зашевелил губами, пытаясь быстро подсчитать. — Два фута? — предположил он.

— Верно. Это разумеется лебеди. Курочки немного меньше.

Капитан Бодряк не собирался сдаваться. — Лебедь — это самец дракона? — сказал он.

— Только после двухлетнего возраста. — торжествующе сказала леди Рэмкин. — До восьми месяцев его называют мухоловкой, затем до четырнадцати месяцев он петушок, а затем его называют оперившимся…

Капитан Бодряк сидел как зачарованный, доедая ужасный торт, его бриджи постепенно растворялись, по мере того как поток информации вливался в него; о том, как самцы сражаются языками пламени, но в сезон кладки яиц только курочки <Разумеется только до третьей кладки. После этого они становились дамами .> извергают пламя, из-за сгорания внутренних газов, для того чтобы высидеть яйца, которым нужна такая высокая температура, что самцы собирают дрова; группа болотных драконов называлась падением или смущением; самка была в состоянии откладывать до трех кладок по четыре яйца каждый год, большинство из которых вытаптывалась рассеянными самцами; и эти драконы обоих полов совершенно не интересовались друг другом, а также ничем, кроме дров, и это происходило один раз в два месяца, когда они становились целеустремленными как мотопила.

Он был не в состоянии предотвратить поход в загоны, расположенные на заднем дворе, переодевшись в кожаную одежду, закрывавшую его с ног до головы, а лицо закрывали стальные пластины, и был препровожден в длинное низкое здание, где свист раздавался казалось со всех сторон.

Температура была ужасная, но не настолько невыносимая как коктейль из запахов. Он бесцельно плелся от одной металлической клетки к другой, в то время как грушеподобных, скрипучих маленьких страшилищ с красными глазами представляли ему как «Лунный-Пенни Княгиня Мартовское-Огорчение, которая ныне в положении» и «Лунный-Туман Ударяющий-Когтем II, который был признан самым породистым в Псевдополисе в прошлом году». Языки бледно-зеленого пламени шаловливо лизали ему колени.

Над многими стойлами были прикреплены розетки и сертификаты.

— А это, боюсь признаться, Хороший-Мальчик Котомка Каменное-Перышко из Квирма. — неотступно продолжала рассказывать леди Рэмкин.

Бодряк обалдело уставился на маленькое создание, скрутившееся на полу за обугленным барьером. Оно имело такое же сходство с прочими драконами, какое имел Валет со средним человеческим существом. Кто-то из предков наградил его парой бровей, которые были размерами как его пухленькие крылышки, никогда не поднимавшие его в воздух. Его голова имела неправильный облик, как у муравьеда. У него были ноздри как сопла. Если бы он попытался вступить в воздушный десант, то ему потребовались двойные парашюты.

Он также молча одарил капитана Бодряка весьма разумным взглядом, который вряд ли можно было ожидать от животного, включая капрала Валета.

— Это случается. — печально сказала леди Рэмкин. — Все из-за этих генов, понимаете.

— С ним? — сказал Бодряк. Как бы-то ни было, создание казалось сконцентрировало всю свою силу, унаследованную от братьев и сестер, на бесполезную трату пламени и шума во взгляде, который был подобен удару раскаленным копьем.

И тут совсем не могло помочь воспоминание о том, как давным-давно он хотел иметь щенка, когда был маленьким мальчиком. Опомнись, они умирают от голода — независимо от мяса, которое им дали.

Он услышал, что говорит повелительница драконов. — Кое-кто пытается разводить драконов из-за хорошего пламени, длинной чешуи, правильной раскраски и тому подобного. А кое-кто просто должен предохранять их от возможного всеобщего живодерства.

Маленький дракон бросил на Бодряка взгляд, который мог гарантировать победу, присуждаемую Дракону, которого Судьи Более Всего Захотели Унести Домой и Использовать как Переносной Газовый Фонарь.

Полное обдирание шкуры, подумал Бодряк. Он не был уверен в точном значении слова, но мог высказать смелую догадку. Живодерство было подобно тому, как если бы вас должны были вышвырнуть после того, как было выжато все самое ценное. Как Дозор, подумал он. Полное обдирание, всех и вся, каждого из них. А также его. Это была сага его жизни.

— Этот Характер для вас. — сказала леди Рэмкин. — Разумеется я не мечтала о потомстве от него, но тем не менее он вполне способен на это.

— Почему бы и нет? — сказал Бодряк.

— Потому что драконы должны спариваться в воздухе, а он, боюсь, никогда не будет в состоянии летать на этих крыльях. Мне будет естественно очень жаль потерять эту линию крови. Он происходит от Бренды Родли Кусающей-Дерево Блестяще-Чешуйчатой. Вы знаете Бренду?

— Э-э, нет. — сказал Бодряк. Леди Рэмкин была одной из тех личностей, которые предполагают, что каждый должен знать тех, кого они знают.

— Обаятельный крошка. Как бы то ни было, у его братьев и сестер вполне приличный внешний вид.

Бедный придурок, подумал Бодряк. В двух словах — этот Характер для тебя. Всегда раздается нижний край колоды.

Ничего удивительного, что они зовут ее матерью…

Бодряк без слов вручил ей пакет. Она сбросила свои тяжелые рукавицы и развернула его.

— Гипсовый слепок отпечатка ноги. — открыто сказала она. — Да?

— Это ни о чем вам не напоминает? — сказал Бодряк.

— Возможно о болотной птице.

— Ах. — Бодряк был пришиблен сообщением.

Леди Рэмкин засмеялась. — Или необычайно большой дракон. Вы взяли его в музее, не так ли?

— Нет. Я нашел его на улице сегодня утром.

— Ха-ха? Кто-то решил сыграть с вами шутку, старина.

— Э. Это были косвенные улики.

Он сказал ей об этом. На что она ответила долгим взглядом.

— Draco nobilis. — хрипло сказала она.

— Простите? — сказал бодряк.

— Draco nobilis. Благородный дракон. Как противоположность этим малышам… — она махнула рукой в направлении рядов посвистывающих ящериц. — Draco vulgaris, большинство из них. Но более крупные особи все вымерли, вы же знаете.

Это на самом деле бессмысленно. Ни малейшего сомнения. Все вымерли. Они были прекрасными созданиями. Весили тонны. И самые крупные создания, которые даже могли летать. Никто даже не догадывается, как они это делали.

И тут они догадались.

Настала внезапная тишина.

Во всех клетках, вдоль всех рядов драконы молчали, сидя настороже с горящими глазами. Они все уставились на крышу.

Морковка огляделся. Полки простирались во всех направлениях. А на этих полках книги. Он высказал предположение.

— Это Библиотека, не так ли? — сказал он.

Библиотекарь удержал его мягкое, но уверенное рукопожатие в своей руке и повел вдоль лабиринта проходов. — Тут есть труп? — спросил Морковка. Он вполне мог здесь быть. Хуже чем убийство! Труп в библиотеке. Это могло привести к чему угодно.

Обезьяна в конце концов остановилась перед полкой, которая ничем не отличалась от сотен других. Некоторые из книг были прикованы цепью. Среди книг зияла брешь. Библиотекарь указал на нее.

— У-ук.

— Ну и что тут у нас? Дыра, где должна была стоять книга.

— У-ук.

— Книгу забрали. Книгу забрали? Ты вызвал Дозор. — Морковка гордо раскручивал нить рассуждений. — потому что кто-то забрал книгу? И ты думаешь, что это хуже, чем убийство?

Библиотекарь наградил его взглядом, который люди обычно приберегают для тех, кто говорит вещи, подобные. — Что плохого в геноциде?

— Но это же почти уголовное преступление, заставлять Дозор тратить время попусту. — сказал Морковка. — Почему бы просто не сказать главе волшебников, или кому-то главному, уж не знаю как его назвать?

— У-ук. — Библиотекарь с помощью удивительно экономных жестов указал, что большинство волшебников не могут найти свою собственную задницу с помощью двух рук.

— Что ж, не знаю, что можно с этим сделать. — сказал Морковка. — Как называлась книга?

Библиотекарь почесал голову. Это становилось весьма трудно пояснить. Он взглянул в лицо Морковке, сложил свои ладоши вместе, а затем согнул их раскрывая.

— Я знаю, что это книга. Как ее название?

Библиотекарь вздохнул и поднял руку.

— Два слова? — сказал Морковка. — Первое слово… Что-то чего-то.

Обезьяна коснулась двумя согнутыми пальцами друг друга.

— Первый слог. Пальцы? Касаться пальцев. Большие пальцы.

Орангутанг зарычал и театрально дернул за свое большое волосатое ухо.

— А-а, звучит похоже. Пальцы? Рука? Складывать. Звать.

Убираем лишнее. Оставляем маленькое слово… Зов. Зов! А так это второй слог? Первый слог. Очень маленький слог. Ва. Ву. Ви. Вы. Вы! Вы. Зов. Вызов. Вызов! Вызыв-ающий?

Вызыв-ание? Вызывание. Вызывание чего-то. Это забавно, не так ли? Второе слово. Целое слово…

Он всмотрелся в лицо Библиотекаря, который описывал таинственные круги.

— Большой зверь. Огромный большой зверь. Машущий крыльями. Большой машущий крыльями, скачущий зверь. Зубы. Дующий. Дышащий. Большой машущий крыльями, дующий, скачущий зверь. — Пот выступил на лбу Морковки, старательно пытающегося уразуметь. — Сосущий пальцы. Сосущий пальцы зверь. Горящий. Горячий. Большой горячий, машущий крыльями, дующий, скачущий зверь…

Библиотекарь прикрыл глаза. Homo sapiens? Можете продолжать придерживаться этого мнения.

Большой дракон танцевал, кружился и вышагивал в воздухе над городом. Его шкура была лунного цвета, с поблескивающими чешуйками. Время от времени он начинал крутиться и скользить с завораживающей скоростью над крышами, наслаждаясь полетом и своим существованием.

Это было совершенно невозможно, подумал Бодряк. Он частично был заворожен прелестью открывавшегося вида, но небольшая группа клеток головного мозга с обратной стороны синапсов чертила свои наскальные рисунки на стенах удивления.

Это была чертовски большая ящерица, как в издевку говорили они. Должна весить тонны. Такой большой зверь не может летать, даже на прекрасных крыльях. И что должна делать большая летающая ящерица с большими чешуйками на спине?

В пяти сотнях футов над Бодряком струя бледно-голубого пламени взлетела в небо.

Но зверь не может подобного делать! Он же может спалить собственные губы!

Позади с открытым ртом стояла леди Рэмкин. А за ее спиной, маленькие, запертые в клетку орали и визжали драконы.

Огромная тварь развернулась в воздухе и стремглав налетела на крыши. Опять вылетело пламя. Чуть ниже вспыхнули желтые языки. Это произошло так тихо и молниеносно, что Бодряку потребовалось некоторое время осознать, что здания охвачены огнем. — Бог мой! — кричала леди Рэмкин. — Посмотрите! Он же пользуется огнем, чтобы все сжечь! — Она повернулась к Бодряку, ее глаза беспомощно мерцали. — Вы понимаете, что мы стали свидетелями явления, которое не видывали уже в течение столетий?

— Да, этот чертов летающий аллигатор подожжет весь город! — прокричал Бодряк.

Она совсем не слушала его. — Ведь где-то должна быть их колония. — сказала она. — И после стольких лет. Как вы думаете, где он живет?

Бодряк не знал. Но он поклялся, что узнает, и тогда задаст ему несколько весьма серьезных вопросов. — Одно яйцо. — выдохнула леди-драконовод. — Только дайте мне в руки одно яйцо…

Бодряк в полном недоумении посмотрел на нее. Его осенило, что возможно в его характере есть серьезные изъяны.

Рядом с ними еще одно здание занялось огнем. — Как далеко. — сказал он, медленно и тщательно выговаривая слова как маленькому ребенку. — эти твари могут летать?

— Они очень привязаны к своей территории. — пробормотала леди Рэмкин. — Согласно легендам они…

Бодряк понял, что его ожидает еще одна порция драконьего фольклора. — Дайте мне только факты, миледи. — грубо оборвал он.

— На самом деле не очень далеко. — сказал она, отступая перед его натиском.

— Премного благодарен, мадам, вы очень помогли. — пробормотал Бодряк и бросился бежать.

Где-то в городе. Ибо вне горда не было ничего кроме лугов и болот. Он должен был жить где-то в городе.

Его сандалии хлопали на бегу о булыжники, пока он мчался по улицам. Где-то в городе! Что было разумеется совершенно нелепо. Совершенно нелепо и невозможно.

Он не заслужил этого. Дракон мог прилететь в любой из городов в любой из миров, подумал он, а он прилетел именно в мой…

В два счета он добрался до реки, где исчез дракон. Но клубы дыма оставались висеть над улицами города и многочисленные цепочки людей, разбегавшихся в стороны, образовывали линию от реки до разрушенных зданий. Работа значительно затруднялась потоками людей, бегущих по улицам, неся свои пожитки. Большинство здания были из дерева и соломы, а потому не оставалось ни единого шанса <Гильдия Пожарников после многих жалоб была объявлена Патрицием вне закона. Дело было в том, что если вы подписывали контракт с Гильдией, то ваш дом находился под защитой от огня. К несчастью натура жителей Анк-Морпорка быстро выявила себя и пожарники стремились создавать группы перспективных клиентов, отпуская громкие замечания вроде «Весьма огнеопасное местечко, верно.» и "Весьма возможно вспыхнет пожар от небрежно брошенной спички, вы понимаете о чем я говорю? ">.

На самом деле опасность была удивительно мала. Таинственно мала, если бы вы дали себе труд подумать над этим.

Бодряк тайком принялся вести дневник в эти дни, а потому записал разрушения, исполняя долг очевидца, возможно делая тем самым мир более понятным.

Замечено: Каретный Двор (принадлежавший безобидному предпринимателю, который видел, как его новая карета исчезла в огне).

Замечено: Небольшая Лавка Зеленщика (с ювелирной точностью).

Бодряк был этим удивлен. Он когда-то покупал там яблоки, и там ничего не было такого, из-за чего дракон мог совершить преступление.

Все еще в мыслях о драконе, он подумал о пути назад в Дом Дозора. Если только вспомнить о всех этих дровяных складах, стогах сена, соломенных крышах и керосиновых лавочках, то могло привести в трепет кого угодно, и даже запугать до полусмерти, впрочем не желая ничего плохого городу.

Лучи восходящего солнца с трудом проникали сквозь клубы дыма, когда Бодряк открыл дверь. Это был дом. Не та маленькая комнатка над свечной лавкой в Фитильном переулке, в которой он спал, а эта отвратительная коричневая комната, пахнувшая нечищенными дымоходами, трубкой сержанта Двоеточие, таинственными личными проблемами Валета и совсем свежим запахом полировки доспехов Морковки. Но она была почти как дом.

Там никого не было. Это его совершенно не удивило. Он зашел в свой кабинет и откинулся на стуле, чью подушку выбросил из своей корзинки, испытывая отвращение, невыдержанный пес, надвинул шлем на глаза и попытался все обдумать.

Ничего хорошего не приходило в голову. Дракон исчез среди дыма и всеобщего замешательства также внезапно, как и появился. Времени для этого было предостаточно. Этот зверь обретался где-то в другом месте, исчезнув…

Он был прав. Болотная птица! Но где начинать поиски этого чертового громадного дракона в этом городе с его миллионом жителей!

Он ощутил, что его правая рука, совершенно не спрашивая его согласия, полезла в нижний ящик стола, и тремя пальцами, действующих по приказу какой-то задней части мозга, вытащил бутылку. Это была одна из тех бутылок, что опустошаются сами по себе. Разум подсказывал ему, что иногда ему нужно было в конце концов начать очередную бутылку, сломать печать и увидеть, как янтарная жидкость поблескивая вливается в горло. Это было просто потому, что он не мог вспомнить ощущения. Все было так, как если бы бутылки прибывали на две трети пустыми…

Он уставился на этикетку на бутылке. Это должна была быть бутылка Виски Старого Медвежьего Объятия под названием Старая Выдержанная Драконья Кровь. Дешевый и сильный, его можно было разжигать огонь, или чистить ложки. Его не надо было пить много, чтобы напиться, этим он и был хорош.

Это был Валет, который разбудил его, тряся за плечо, и сообщил новости, что в городе объявился дракон, а также о том, что сержант Двоеточие не совсем удачно повернулся.

Бодряк сел и недоумевающе моргнул, пока слова медленно не вливались ему в сознание. Внезапно обнаружить огнедышащую ящерицу самым интересным образом в двух местах, отстоящих друг от друга на расстоянии нескольких футов, было потрясением даже для самой крепкой натуры. Подобное переживание могло оставить неизгладимы след в душе.

Бодряк еще переваривал услышанное, когда вернулся Морковка, с приплясывающим сбоку Библиотекарем.

— Вы видели? Вы видели? — сказал он.

— Мы все видели. — сказал Бодряк.

— Я все об этом знаю! — торжествующе сказал Морковка.

— Кто-то перенес сюда дракона с помощью волшебства. Кто-то украл в Библиотеке книгу и догадайтесь, как она называется?

— Даже не буду пытаться. — устало сказал Бодряк.

— Она называлась «Вызывание Драконов»!

— У-ук. — подтвердил Библиотекарь.

— А-а. И о чем же она? — сказал Бодряк. Библиотекарь прикрыл глаза.

— Она о том, как вызывать драконов. С помощью волшебства!

— У-ук.

— И это незаконно, не так ли! — радостно сказал Морковка. — Появление на Улицах Свирепых Созданий, в противоположность Диким Животным ( Публичное…

Бодряк застонал. Это могло означать только одно — волшебники. Не хватало ему еще неприятностей с волшебниками.

— Полагаю. — сказал он. — что не существует еще одной копии этой книги, верно?

— У-ук. — покачал головой Библиотекарь.

— И вы не знаете, что в этой книге? — Бодряк вздохнул.

— Что? Ах. Два слова. — устало сказал он. — Первое слово звучит как… ров, лов, сев… Маленькое слово. Да, я понимаю, но мне кажется, что там несколько другое название.

Нет. Я вижу.

— Что мы собираемся теперь делать, сэр? — услужливо сказал Морковка.

— Его сейчас здесь нет. — вмешался Валет. — Он исчез полностью, как испарился под лучами солнца. Греется где-нибудь в своей берлоге, на вершине кучи золота, мечтающая древняя рептилия предающаяся своим мечтам с давних времен, ожидающая тайных покровов ночи, когда она сможет отправиться… — он заколебался и желчно добавил. — Что вы постоянно на меня таращитесь как бог весть на кого?

— Очень поэтично. — сказал Морковка.

— Но ведь каждый знает, что настоящие старинные драконы спать на грудах золота. — сказал Валет. — Широко известное народное сказание.

Бодряк попытался взглянуть в ближайшее будущее. Кем бы ни был Валет, он был прекрасным показателем того, чем были заняты умы среднего жителя города. Его можно было использовать в качестве некоей лабораторной крысы для предсказания того, что случится в следующий миг. — Я полагаю, что вы будете по-настоящему заинтересованы в поиске, где же находится эта груда, не так ли? — испытующе сказал Бодряк.

Валет выглядел даже еще более изворотливым чем обычно.

— Да, капитан. Я как раз подумал о том, чтобы немного заняться поиском вокруг. Вы знаете. Когда я конечно свободен от дежурства. — уклончиво добавил он.

— Бог мой. — сказал капитан Бодряк.

Он поднял пустую бутылку и, с большой предосторожностью, засунул ее обратно в ящик.

* * *

Освещающие Братия нервничали. Страх капля за каплей передавался от брата к брату. Это был страх, одолевающий всякого, кто, проводя эксперимент, насыпал порох и забил ядро, и вдруг обнаружил, что нажатие на спусковой крючок привело к ужасному грому и очень скоро появятся и узнают, кто виновник всего произошедшего шума и тарарама.

Верховный Великий Магистр впрочем знал, что они в его власти. Овцы и ягненок, овцы и ягненок. С тех пор они не могли сделать ничего более худшего чем то, что они уже совершили, они могли так прекрасно нажать и начхать на весь этот мир, и сделать вид, что они хотят всего этого с самого начала. Ах, но наслаждение этим…

Только Брат Штукатур был по-настоящему счастлив. — Это будет урок всем этим притесняющим продавцам овощей. — продолжал он говорить.

— Да, э-э. — сказал Брат Привратник. — Вопрос только в том, нет ли вероятности того, что мы случайно вызовем дракона здесь, именно здесь?

— Я… то есть мы… держим это под строгим контролем.

— спокойно сказал Верховный Великий Магистр. — Власть в наших руках. Смею вас в этом заверить.

Братия немного оживились.

— А сейчас. — продолжал Верховный Великий Магистр. вопрос о короле.

Братия выглядели торжественными, за исключением Брата Штукатура.

— Как же мы его найдем? — сказал он. — Ведь это удача.

— Вы что совсем ничего не слышали? — вмешался Брат Сторожевая Башня. — Ведь все уже было объяснено на прошлой неделе, мы не собираемся никого разыскивать, мы создадим короля.

— Я думал, что мы предполагали его вернуть. Из-за его предназначения.

Брат Сторожевая Башня засмеялся. — Мы немного поможем в этом судьбе.

Верховный Великий Магистр улыбнулся в глубине своего капюшона. Как изумительно заниматься волшебством. Вы говорите им ложь, а затем когда она больше нужна, то вы говорите им следующую ложь и сообщаете, что они продвигаются по дороге к мудрости. И вместо того чтобы смеяться, они следуют за вами еще сильнее, надеясь, что в глубине всех этих лживых сказок они отыщут истину. И шаг за шагом они приемлют неприемлемое. Изумительно.

— Чертовски разумно. — сказал Брат Привратник. — Но как мы это сделаем?

— Послушайте, Верховный Великий Магистр рассказывал, что мы будем делать, мы отыщем пригожего парня, который исправно следует приказам, он убьет дракона, и дело в шляпе. Все очень просто. Гораздо умнее, чем ожидать так называемого короля.

— Но… — Брат Штукатур казалось погрузился в пучину мучительных размышлений. — если мы управляем драконом, то мы можем по-настоящему управлять драконом, верно? Тогда у нас исчезнет необходимость в ком-либо, убивающем драконов, мы сможем прекратить вызывание, и все тогда будут счастливы, верно?

— Ну вот еще. — сказал Брат Сторожевая Башня. — Я и сам бы мог это понять, верно? И мы бы просто прошли, скандируя «Привет, мы больше не будем поджигать ваши дома, разве мы не молодцы?» Но весь вопрос с этим королем заключается в том, что этот король должен быть неким…

— Неоспоримо убедительным и романтическим символом абсолютной власти. — спокойно сказал Верховный Великий Магистр.

— Именно этим. — сказал Брат Сторожевая Башня. — Убедительной властью.

— А-а, я понимаю. — сказал Брат Штукатур. — Да. Верно.

Именно таким должен быть король.

— Именно так. — сказал Брат Сторожевая Башня.

— Никто не собирается спорить с убедительной властью, не так ли?

— Совершенно верно. — сказал Брат Сторожевая Башня.

— И тогда удача улыбнется в поиске настоящего короля.

— сказал Брат Штукатур. — Ведь шанс один из миллиона.

— Мы не отыщем настоящего короля, ибо настоящий король нам вовсе не нужен. — устало сказал Верховный Великий Магистр. — В последний раз! Я просто подыскал нам приятного парнишку, который хорошо выглядит в короне, исправно следует приказам и знает как размахивать мечом. А сейчас послушайте…

Уметь размахивать мечом разумеется было важно. Это не имеет ничего общего с умением орудовать мечом. Орудовать мечом, как предполагал Верховный Великий Магистр, было просто неприятным занятием династической хирургии. Просто нужно было колоть и рубить. Поскольку король должен был размахивать мечом. Он должен был поймать отражение лезвием меча таким образом, чтобы ни один из зрителей не сомневался, что именно избранник Судьбы. Он должен был очень долго готовить для этого свой щит и меч. Это стоило очень дорого. Щит сверкал как доллар в дымоходе, но меч, меч был великолепен…

Он был длинным и сверкающим. Он выглядел как истинный шедевр из металла — как одно из тех изделий Дзэн-парнишек, которые работают только на рассвете и могут выковать из сандвича стальных прутков нечто с лезвием как у скальпеля и назойливой безустанностью сексуально-озабоченного носорога на плохую остроту — он сотворил его, а затем удалился в слезах, потому что никогда-никогда он не сделает снова такой же прекрасный меч. На рукояти было множество драгоценных камней, ножны из бархата, и на него нужно было смотреть через закопченное стекло. Просто держать на нем руку уже означало королевскую кровь.

Что ж до парнишки… он был дальним родственником, третья вода на киселе, страстным и жаждущим славы, глупым как все истинные аристократы. Сейчас он находился под стражей на отдаленной ферме, с достаточной поддержкой из выпивки и многочисленных юных девушек, хотя мальчонка проявлял наибольший интерес к зеркалам. Материал для возможного героя, угрюмо подумал Верховный Великий Магистр.

— Полагаю. — сказал Брат Сторожевая Башня. — он не является истинным претендентом на трон?

— Что вы имеете в виду? — сказал Верховный Великий Магистр.

— Да вы сами знаете как может обернуться. Игры с судьбой, забавные проделки. Ха-ха. Можно от души посмеяться, не так ли. — сказал Брат Сторожевая Башня. — если этот парень превратится в истинного короля. После всех этих переделок…

— Нет никакого истинного короля вообще! — оборвал Верховный Великий Магистр. — Чего вы ждете? Какие-то людишки шляются в глуши в течение сотен и сотен лет, с мечом в руке и родимым пятном? Какого еще волшебства? — Он запнулся.

Он мог бы использовать волшебство, все средства до конца, конец оправдывает средства и так далее, но чтобы решиться на это — нужно было верить, обладать моральной силой, что заставляло его вздрагивать от осознания невозможности. Бог мой, брат, будьте логичным! Будьте рациональным. Даже если из старинной королевской семьи кто-то и выжил, то голубая кровь разбавлена до такой степени, что тысячи людей могут заявлять свои претензии на трон. Даже… — он попытался подыскать самого неподходящего претендента. — даже кто-то, вроде нашего Брата Долбило. — Он обвел взглядом собравшихся Братьев. — Кстати сказать, которого не видно нынешней ночью.

— Забавная вещь. — задумчиво сказал Брат Сторожевая Башня. — Вы не слыхали?

— Что?

— Он был искусан крокодилом по пути домой прошлой ночью. Бедняга.

— Что?

— Шанс один из миллиона. Тот сбежал из зверинца и лежал у него на заднем дворе. Брат Долбило полез за ключом под половик и тут крокодил ухватил его около фунилий. <Сорт герани .> — Брат Сторожевая Башня полез под мантию и выудил грязный коричневый конверт. — Мы должны сделать складчину, чтобы купить ему винограда и, не знаю, что вы пожелаете, э-э…

— Три доллара на мой счет. — сказал Верховный Великий Магистр.

Брат Сторожевая Башня кивнул. — Забавная вещь. Я всегда так думал.

Всего только несколько ночей, подумал Верховный Великий Магистр. И завтра люди будут в такой растерянности, что коронуют даже одноногого тролля, если он избавит от дракона. И мы обретем короля, а у него будет советник, разумеется доверенное лицо, а это глупое отребье отправится обратно на помойку. И больше никаких переодеваний, никаких ритуалов. И больше никаких вызываний драконов. Я могу от этого отказаться, подумал он. Могу от этого отказаться в любое время.

Улицы, окружавшие Дворец Патриция, были заполнены толпами народа. Витала маниакальная атмосфера карнавала. Бодряк привычным взором окинул окружавших людей. Это была привычная анк-морпоркская толпа во времена кризиса, половина из них прибыла сюда, чтобы пожаловаться, четверть толпы явилась сюда, чтобы наблюдать за оставшейся половиной, а оставшаяся часть была здесь, чтобы грабить, докучать или продавать хот-доги всем остальным. Хотя здесь были и новые лица. Здесь было много суровых людей с большими мечами за плечом и кнутами, заткнутыми за пояс, пробирающихся сквозь толпу.

— Новости разносятся быстро, не так ли. — раздался чей-то знакомый голос, прямо у него под ухом. — Доброе утро, капитан.

Бодряк вгляделся в ухмыляющееся безжизненной улыбкой лицо Вырви-Мне-Глотку Ковырялки, поставщика всякой всячины, которую он мог молниеносно продать со своего лотка на заполненной людьми улице и был гарантирован от падения с телеги.

— Доброе утро, Глотка. — рассеянно сказал капитан. Что вы продаете?

— Подлинное произведение рук, капитан. — Глотка склонился поближе. Он был таким человеком, который мог произнести «Доброе утро» так, как в первый раз в жизни, никогда не представлявшийся до того случай. Его глаза вертелись в глазницах взад-вперед, пытаясь отыскать путь наружу. — Не уходите без этого. — прошипел он. — Анти-драконовый крем.

Личная гарантия: если вас сожгут дотла, то деньги незамедлительно возвращаются обратно.

— Что вы такое говорите. — медленно сказал Бодряк. Если я правильно понял смысл ваших слов, то в случае если дракон заживо меня изжарит, то вы вернете мне деньги?

— Для личного употребления. — сказал Вырви-Мне-Глотку.

Он выковырял крышку из колбы с ядовито-зеленой мазью и сунул ее под нос Бодряку. — Изготовлена из более чем пятидесяти редких специй и трав по рецепту, известному только стае древних обезьян, живущих высоко-высоко в горах. Доллар за колбу, или режьте-мне-глотку. Это же служба обществу, ей богу. — благочестиво добавил он.

— Вы всучили ее этим древним обезьянам, быстренько сварив это зелье. — сказал Бодряк.

— Разумные твари. — согласился Вырви-Мне-Глотку. — Я должен был заниматься чертовой медитацией и пить йогурт из молока яка.

— Что происходит, Глотка? — спросил Бодряк. — Кто эти парни с большими мечами?

— Охотники на драконов, капитан. Патриций объявил о награде в пятьдесят тысяч долларов тому, кто принесет голову дракона. Не прикрепленную к туловищу дракона, разумеется, он ведь не дурак, наш Патриций.

— Что?

— Именно так он сказал. Это все написано на плакатах.

— Пятьдесят тысяч долларов!

— Это тебе не курочке по зернышку, а?

— Больше походит на корм для дракона. — сказал Бодряк.

Это могло обернуться крупными неприятностями, заметим его мысли. — Удивлен, что вы не схватили меч и не присоединились к остальным.

— Я гораздо более пригоден к тому, что вы называете сектор обслуживания, капитан. Глотка, как заговорщик, глянул в обе стороны, а затем передал Бодряку клочок пергамента.

Он гласил:

Анти-драконовые зеркальные щиты Ц $ 500;

Переносные детекторы берлоги Ц $ 250;

Пронзающие насквозь дракона стрелы Ц $ 100 (за одну);

Лопаты Ц $ 5; Кирки Ц $ 5; Мешки Ц $ 1.

Бодряк вернул пергамент владельцу. — Почему мешки так дешевы? — сказал он.

— С учетом влезающей туда груды золота. — сказал Глотка.

— Ах, да. — мрачно сказал Бодряк. — Ну, конечно.

— Вот что я вам скажу. — сказал Глотка. — Вот что я вам скажу. Для ваших ребят в коричневой форме, десять процентов скидки.

— И вы вырвете свою собственную глотку, Глотка?

— Пятнадцать процентов для офицеров! — взывал Глотка, в то время как Бодряк повернувшись удалялся прочь. В его голосе были слышны нотки небольшой паники. У него было слишком много соперников. По своей природе люди Анк-Морпорка не были героями, а скорее торговцами. Пройдя несколько футов, Бодряк имел возможность купить бесчисленное количество волшебного оружия с «Подлинным сертификатом правопрельщения для всех и для каждого», плащ-невидимка — приятный на ощупь, как подумал он, но поистине он был потрясен владельцем ларька, который предлагал зеркало без стекла в нем — и, для более легкого успокоения, всевозможные драконьи бисквиты, воз душные шарики и ветряные мельнички на палочках. Медные браслеты, гарантирующие облегчение от драконов, были прекрасной задумкой.

Казалось, что мешков и лопат было больше, чем мечей.

Золото, что же еще. Груды. Ха-ха!

Пятьдесят тысяч долларов! Офицер Дозора поучал в месяц тридцать долларов и должен был платить за все свои синяки и вмятины.

Что бы он не смог сотворить с пятьюдесятью тысячами долларов. Подумав об этом на миг, Бодряк задумался о тех вещах, которые он мог сотворить с пятьюдесятью тысячами долларов. Их было гораздо больше, для начала.

Он подошел к группе людей, собравшихся возле плаката, прикрепленного к стене. Он провозглашал, как и ожидалось, что за голову дракона, терроризирующего город, назначена награда в 50000 долларов, которая будет выплачена смельчаку, доставившему голову во Дворец.

Один из толпившихся, отличавшийся ростом, был во всеоружии и медленно водил пальцем по буквам, Бодряк решил, что это их предводитель, и читал вслух всем остальным.

— В-о д-в-о-р-е-ц. — закончил он чтение.

— Пятьдесят тысяч. — сказал кто-то, задумчиво потирая подбородок.

— Дешевая работа. — сказал мыслитель. — Гораздо ниже истинной цены. Должно быть полцарства и руку дочери в придачу.

— Да, но он не король. Он — Патриций.

— Ну тогда половину Патрицианства или что там еще. А какова его дочка?

Никто из собравшихся охотников не знал.

— Он не женат. — вмешался Бодряк. — И у него нет дочери.

Все повернулись и посмотрели на него сверху донизу. Он мог заметить в их глазах презрение. Они вероятно видали таких как он дюжинами каждый день. — Нет дочери? — сказал один из охотников. — Просит людей убить дракона и у него нет дочери?

Странно, но Бодряк почувствовал, что должен поддержать правителя города. — У него есть маленькая собачка. которую он очень любит. — услужливо сказал он.

— Отвратительно до безобразия, даже не иметь дочери. сказал один из охотников. — А что такое в наши дни пятьдесят тысяч долларов? Вы потратите гораздо больше на сети.

— Верно. — сказал другой. — Люди думают, что это удача, но они не учитывают всего, да-да, ведь пенсии при этом не платят, да еще эти громадные медицинские издержки, вам приходится покупать и оснащать собственную аптечку…

— … одевать и оплакивать девственниц… — кивнул маленький толстенький охотник.

— Да-а, и в конце-концов… что?

— Моя специальность — единороги. — с недоуменной улыбкой пояснил охотник.

— Отлично. — Первый собеседник выглядел так, как если бы он умирал только от того, что задал вопрос. — Я думал, что они стали большой редкостью в наши дни.

— В этом вы правы. Но вам не доводилось видеть стольких единорогов, сколько выпало мне. — сказал охотник на единорогов. У Бодряка закралось чувство, что за всю жизнь это была единственная шутка.

— Да, конечно. Времена нынче тяжелые. — едко сказал первый собеседник.

— Монстры стали такими жалкими. — сказал другой. — Я слыхал, что когда этот парень, который убил монстра в том озере, никаких проблем, просунул его лапу сквозь дверь…

— Бедолага лежит в слезах. — сказал один из слушателей.

— Верно, и знаешь что? Приходит его мамочка и начинает жаловаться. Да-да, его родненькая мамочка приходит в замок на следующий день и начинает жаловаться. Ей-богу, жаловаться. Вот и весь почет, который ты получаешь.

— Женщины — это всегда наихудшее. — сказал мрачно другой охотник. — Когда-то я знал одну кривобокую горгону, уух, она была истинным страшилищем. Совала свой нос даже в камень.

— И каждый раз наши задницы при исполнении долга. сказал мыслитель. — Я думаю, что мне должны платить доллар за каждую лошадь, которую я съел и на которой я ездил.

— Точно. Пятьдесят тысяч долларов. Он может потерять их.

— Да-а.

— Точно. Дешевая — Пошли выпьем.

— Верно.

Все соглашаясь кивнули и направились в Штопаный Барабан, за исключением мыслителя, который с трудом подполз к Бодряку.

— Какой породы собака? — сказал он.

— Что? — сказал Бодряк.

— Я сказал, какой породы собака?

— Думаю, что маленький проволочно-шерстный терьер. сказал Бодряк.

Охотник на миг задумался над сказанным. — Не-ет. — в конце-концов сказал он и помчался вдогонку за остальными.

— Мне помнится, что у него есть тетя в Псевдополисе. вдогонку прокричал Бодряк.

Никакого ответа. Капитан пожал плечами и направился, пробираясь сквозь толпу, в Дворец Патриция…

… где Патриций проводил весьма трудный ланч.

— Джентльмены! — крикнул он. — Я действительно не понимаю, что еще нужно делать!

Собравшиеся столпы общества не обращая внимания продолжали бормотать, общаясь друг с другом.

— В подобные времена традиционно появляется на сцене герой. — сказал Президент Гильдии Убийц. — Убийца драконов. Где же он, вот что я хотел бы знать? Почему наши школы не выпускают молодых людей с подобными умениями, удовлетворяющими общественные нужды?

— Пятьдесят тысяч долларов, не так уж и много. — сказал Председатель Гильдии Воров. — Для вас это не так уж и много, но это все, что город может себе позволить. — твердо сказал Патриций.

— Если город не может позволить больше, то я думаю, что ему не долго оставаться городом. — сказал Вор.

— А как насчет торговли? — сказал представитель Гильдии Торговцев. — Люди не собираются привозить сюда грузы с провиантом только для того, чтобы его сожгли дотла, верно?

— Джентльмены! Джентльмены! — Патриций примиряющим жестом поднял руки. — Как мне кажется. — продолжал он, используя преимущества краткой паузы. — все с чем мы здесь имеем дело, это строго волшебный феномен. Я хотел бы услышать об этом от нашего ученого друга. Гм-м?

Кто-то толкнул локтем Верховного Канцлера Невиданного Университета, который клевал носом за столом.

— А? Что? — сказал волшебник, очнувшись от забытья.

— Нам интересно. — громко сказал Патриций. — что вы собираетесь делать с этим вашим драконом?

Верховный Канцлер был стар, но жизненный путь, проделанный для выживания в мире соперничающих волшебников и византийской политики Невиданного Университета, означал, что ему были нужны считанные секунды, чтобы подобрать аргумент для защиты. Не было нужды оставлять Верховного Канцлера надолго, если вы давали возможность подобной остроумной ремарке просвистеть над вашим ухом.

— Моим драконом? — сказал он.

— Хорошо известно, что большие драконы вымерли. — резко сказал Патриций. — А кроме того, их естественное среда обитания без сомнения сельская. Потому мне и кажется, что этот дракон должен быть волшеб…

— Мое почтение, лорд Ветинари. — сказал Верховный Канцлер. — весьма часто провозглашалось, что драконы вымерли, но нынешнее явление, осмелюсь сказать, склонно подвергнуть определенному сомнению теорию. Что ж до среды обитания, то здесь мы видим просто изменение поведенческого маршрута, произошедшего из-за вторжения городских ареалов в сельскую местность, которое заставило многих до сих пор сельских созданий приспособиться, в немногих случаях положительно воспринимая, к более городскому образу существования, а многие из них процветают в новых условиях, открывшихся перед ними. Например лисы постоянно опрокидывают мои мусорные ящики.

Он сиял от радости. Он попытался проделать весь путь не включая мозги, и это ему удалось.

— Вы говорите. — медленно сказал Убийца. — что мы здесь столкнулись с первым городским драконом?

— Это эволюция, поймите. — радостно сказал волшебник. Дракон может существовать вполне прилично. — добавил он. Масса мест для гнездовий, да и вполне подходящее продовольственное снабжение.

Подобное утверждение было встречено молчанием, пока Торговец не сказал. — Что конкретно они едят?

Вор пожал плечами. — Мне кажется, что стоит вспомнить истории о девах, прикованных к громадным скалам. — предположил он.

— Впрочем он будет здесь умирать от голода. — сказал Убийца. — Наш город стоит на суглинках.

— Они привыкли ходить вокруг как вороны. — сказал Вор.

— Не знаю, будет ли какая-нибудь помощь…

— Впрочем. — сказал глава торговцев. — кажется это опять становится вашей проблемой, мой повелитель.

Спустя пять минут после разговора Патриций, кипятясь и негодуя, измерял шагами длину Продолговатого Кабинета.

— Они смеялись надо мной! — сказал Патриций. — Я ничего не мог сказать!

— Вы поддержали рабочую партию? — спросил Обычный.

— Разумеется поддержал! В этот раз хитрости не пройдут.

Поймите, я вынужден был увеличить сумму вознаграждения.

— Не думаю, что из этого что-либо выйдет, мой повелитель. Любой захудалый охотник за драконами знает истинную цену за работу.

— Ха! Полкоролевства. — пробормотал Патриций.

— И в придачу руку вашей дочери. — сказал Обычный.

— Как я полагаю, тетя не подойдет? — с надеждой сказал Патриций.

— Традиция требует дочери, мой повелитель.

Патриций мрачно кивнул.

— Возможно мы могли бы откупиться. — сказал он вслух.

— Драконы обладают разумом?

— Полагаю, что более традиционно слово «хитростью», мой повелитель. — сказал Обычный. — Я помню, что они испытывают любовь к золоту.

— Правда? И куда же они его тратят?

— Они спят на нем, мой повелитель.

— В качестве набивки матраца, вы так полагаете?

— Нет, мой повелитель. На Нем. Патриций мысленно обдумал сказанное. — Не находят ли они это слишком бугристым? — сказал он.

— Могу предположить, что это так, сэр. Не знаю даже, кого бы об этом спросить.

— Гм-м. Они могут разговаривать?

— Они по-видимому владеют этим превосходно, мой повелитель.

— Ах. Интересно.

Патриций размышлял. Если эта тварь может разговаривать, то может торговаться. Если она может торговаться, то я захвачу ее в скором времени — за скромную плату, или чего она еще пожелает.

— И поговаривают, что у них серебряные языки. — сказал Обычный. Патриций откинулся в кресле.

— Из чистого серебра? — сказал он.

Где-то в коридоре раздалось чье-то невнятное бормотание и слуга возвестил о приходе Бодряка.

— А, капитан. — сказал Патриций. — Каковы успехи?

— Простите, мой повелитель? — сказал Бодряк, капли дождя стекали с его шляпы.

— В задержании этого дракона. — жестко сказал Патриций.

— Болотной птицы? — сказал Бодряк.

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. — резко ответил Патриций.

— Расследование в моих руках. — автоматически сказал Бодряк.

Патриций фыркнул. — Все, что вам нужно сделать, найти берлогу. — сказал он. — Как только вы найдете берлогу, так тут же отыщете дракона. Это же очевидно. Кажется половина города участвует в поисках дракона.

— Если берлога существует. — сказал Бодряк.

Обычный посмотрел на него весьма неприязненно.

— Что заставляет вас так говорить?

— Мы рассматриваем массу возможностей. — невнятно сказал Бодряк.

— Но если нет берлоги, то где же он проводит свои дни?

— сказал Патриций.

— Проводится дальнейшее расследование. — сказал Бодряк.

— Проводите его без промедления. И отыщите берлогу. зло сказал Патриций.

— Да, сэр. Разрешите вас покинуть, сэр?

— Отлично. Но я ожидаю успехов уже к сегодняшнему вечеру, понимаете?

Почему меня удивило, что у него есть берлога? Так думал Бодряк, а ноги вынесли его под лучи солнца на запруженную людьми площадь. Потому что дракон не выглядел настоящим, вот почему. Но если он не настоящий, то незачем заниматься тем, что от нас ожидают. Как он мог выйти из переулка, если он туда не входил?

Однажды исключив невозможное, то чтобы ни осталось, даже самое невероятное, должно оказаться правдой. Задача состоит разумеется в том, чтобы определить, что же невозможное. Если это был фокус, то все в порядке.

Да кстати был курьезный случай с орангутангом в ночное время…

Днем Библиотека гудела от посетителей. Бодряк застенчиво проталкивался сквозь толпу. Строго говоря, он мог войти куда угодно в городе, но Университет всегда держался таким образом, что создавалось чувство, что тот находится под охраной закона театральных чудес, и он понимал, что будет глупо заводить себе врагов там, где вы рады были остаться при той же самой температуре, позволить сохраниться вашему облику.

Он нашел Библиотекаря, сгорбившегося за своим столом.

Обезьяна испытующе посмотрела на него.

— Еще не нашли. Простите. — сказал Бодряк. — Расследование продолжается. Но я нуждаюсь в небольшой помощи с вашей стороны.

— У-ук?

— Ведь это волшебная библиотека, верно? Как я понимаю, эти книги обладают неким разумом, не так ли? А потому я подумал: бьюсь об заклад, если бы я попал сюда ночью, то они неминуемо устроили скандал. Потому что они меня не знают. Но если бы они меня знали, то вероятно так не поступили. Кто бы ни взял эту книгу, он должен быть волшебником, разве не так? Или работать в Университете, на любой должности.

Библиотекарь бросил во все стороны взгляды, схватил Бодряка за руку и потащил его за собой в укрытие из пары книжных полок. Только здесь он кивнул головой.

— Кто-то, кого они знают?

Пожимание плечами, а затем кивок.

— Так вот почему ты рассказал нам, не так ли?

— У-ук.

— И это не член Совета Университета?

— У-ук.

— И никаких мыслей, кто это мог быть?

Библиотекарь пожал плечами, весьма выразительный жест для тела, представляющего собой мешок, подвешенный между двумя лопатками.

— Это уже кое-что. Дайте мне знать, если еще что-нибудь странное случится, ладно? Бодряк посмотрел на ряды полок.

— Более странное чем обычно.

— У-ук.

— Благодарю вас. Так приятно встретить гражданина, считающего своей обязанностью помогать Дозору.

Библиотекарь дал ему банан.

Бодряк обрадовался, очутившись вновь на городских улицах, пульсирующих в нетерпеливом ритме. Определенно он обнаружил кое-какие вещи. Это были крохи искомого, опилки.

Ни одна из них в отдельности не имела смысла, но все вместе они складывались в одну большую картину. Оставалось только найти угол, или хотя бы краешек…

Он был уверен, что это не был волшебник, что бы там ни думал Библиотекарь. Несостоявшийся, малооплачиваемый волшебник. Подобные вещи для хороших волшебников не характерны.

И разумеется была загадка с этой берлогой. Наиболее разумным решением было бы подождать и увидеть, вернется ли дракон ночью, а затем проследить и узнать откуда. Это могло привести высоко. А существует ли способ обнаружения драконов? Он бросил взгляд на детекторы драконов Вырви-Мне-Глотку Ковырялки, состоявшие исключительно из куска дерева на металлическом стержне. Когда стержень загорался, то вы находили своего дракона. Как и большинство приборов Вырви-Мне-Глотку Ковырялки, он был полностью эффективен весьма особым способом, будучи в то же самое время совершенно бесполезным.

Должен был существовать более удачный способ отыскать вещь, чем ожидать, пока ваши пальцы не обуглятся.

Заходящее солнце раскинулось над горизонтом, как яйцопашот.

Крыши Анк-Морпорка, раскинувшись на многие мили, представляли прекрасное местечко для горгон даже в обычные времена, но сейчас они были запружены сотнями лиц, которые вряд ли где увидишь кроме гравюр, иллюстрирующих вред от употребления джина не покупающими гравюры классами. Эти лица принадлежали людям, держащим внушающее ужас оружие, явно нефабричное, веками передаваемое из поколения в поколение, часто с применением силы.

С своего насеста на крыше Дома Дозора Бодряк мог видеть, как на крыше Невиданного Университета выстроились волшебники, а на улицах выжидали банды соперничающих искателей груд золота, с лопатками наготове. Если дракон действительно спал где-то в городе, то завтра ему только и оставалось что спать на полу.

Откуда-то снизу донесся крик Вырви-Мне-Глотку Ковырялки, или одного из его коллег, продающего горячие сосиски.

Бодряк испытал неожиданный прилив гражданской гордости. В происходившем было что-то правильное, граждане города, столкнувшись лицом к лицу с надвигающейся катастрофой, думали о продаже сосисок участникам событий.

Город ждал. Первые звезды взошли на небосводе.

Двоеточие, Валет и Морковка были также на крыше. Двоеточие был в обиде на Бодряка за то, что тот запретил использовать лук и стрелы.

Это оружие было не в чести в городе, с тех пор как выпущенная исподтишка стрела из длинного лука могла пронзить насквозь ни о чем не подозревающего очевидца на расстоянии сотни ярдов, дальше чем мог вообразить невинный очевидец.

— Верно. — сказал Морковка. — Акт об Оружии со Снарядом (Гражданская Безопасность), 1634.

— Не занимайтесь цитированием всей этой чепухи. — прикрикнул Двоеточие. — У нас нет вообще никаких законов! Все это старый хлам! От него остался только пустой звук. И в этом вся его польза.

— Закон или не закон. — сказал Бодряк. — Я сказал, оставьте его.

— Но капитан, я буду чувствовать без него неловко. запротестовал Двоеточие. — Так или иначе. — сварливо добавил он. — большинство людей здесь пришли с оружием.

В этом была доля истины. Соседние крыши ощетинились как ежи. Если несчастное создание вернется, то оно будет думать, что он летит сквозь сплошной деревянный забор с щелями в нем. Его можно было только пожалеть.

— Я сказал, оставьте его. — сказал Бодряк. — Я не хочу, чтобы мои стражники перестреляли мирных граждан. Так что оставьте его.

— Истинная правда. — сказал Морковка. — Мы здесь, чтобы служить и защищать, не так ли, капитан?

Бодряк искоса поглядел на него. — Э-э. — сказал он. Да-а. Верно.

На крыше своего дома на холме, леди Рэмкин примостила совсем неподходящий для этого раскладной стульчик, разложила перед собой телескоп, флягу с кофе и сандвичи, и уселась ждать. На колене у нее лежал блокнот.

Пролетело полчаса. Град стрел приветствовал проплывавшую тучу, многочисленных несчастных летучих мышей и восходящую луну.

— Черт побери эту игру в солдатики. — в конце-концов сказал Валет. — Его так спугнут.

Сержант Двоеточие опустил копье. — Похоже на то. — признал он.

— Здесь становится жарковато. — сказал Морковка. Он вежливо толкнул Бодряка, который привалился к дымоходу, угрюмо уставившись в небо.

— Может имеет смысл спуститься вниз, сэр? — сказал он.

— Здесь слишком много людей.

— Гм-м? — сказал Бодряк, не повернув головы.

— Собирается идти дождь. — сказал Морковка.

Бодряк ничего не сказал. Несколько минут он рассматривал Башню Искусств, находившейся в центре Невиданного Университета и бывшей предположительно самым старым зданием в городе. Время, погода и посредственный ремонт придали ей сучковатый вид, как у дерева, повидавшего множество штормов. Он попытался вспомнить ее облик. Как в случае со многими вещами, которые слишком знакомы, на самом деле он давно уже не смотрел на нее. Но сейчас он пытался убедить себя в том, что лес из маленьких башенок и зубчатых стен на вершине выглядит точно так же, как его видели вчера.

Эта задача представила ему определенную трудность.

Не отрывая от нее глаз, он схватил сержанта Двоеточие за плечо и мягко направил его в нужном направлении.

Он сказал. — Вы ничего не замечаете странного на вершине башни?

Двоеточие вгляделся, а затем нервно засмеялся. — Да, похоже, что на крыше сидит дракон, верно?

— Да. Я тоже так подумал.

— Только, только если вы всмотритесь хорошенько, то увидите, что он состоит из теней, плетей плюща и тому подобного. Думаю, что если прикрыть наполовину один глаз, то можно разглядеть двух старых женщин и тачку.

Бодряк проделал это. — Не-ет. — сказал он. — Он по-прежнему выглядит как дракон. Огромный. Немного сгорбился и смотрит вниз. Погляди, ты можешь разглядеть его сложенные крылья.

— Простите, сэр. Это просто разбитая башенка дает такой эффект.

Они наблюдали еще миг. Затем Бодряк сказал. — Скажите мне, сержант — я спрашиваю из духа чистого любопытства — как вы думаете, что вызывает эффект пары огромных распущенных крыльев?

Двоеточие глотнул воздуху.

— Думаю, что его вызывает пара огромных крыльев, сэр.

— сказал он.

— Присмотритесь, сержант.

Дракон пал. Это не был стремительный полет. Он просто оторвался от вершины башни и наполовину упал, наполовину полетел прямо вниз, исчезнув из поля зрения за зданиями Университета.

Бодряк поймал себя на мысли, что он прислушивается, ожидая удара.

А затем дракон опять возник в поле зрения, двигаясь как стрела, двигаясь как выстреленная звезда, двигаясь как нечто, падающее со скоростью тридцать два фута в секунду в безостановочном полете. Он скользнул над крышами на высоте человеческого роста, наводя еще больший ужас своим звуком.

Звук был такой, как если бы небеса медленно и аккуратно разорвали пополам.

Дозорные бросились навзничь. Бодряк поймал мимолетный взгляд огромного, немного смахивающего на лошадь чудовища, пока оно не ускользнуло прочь.

— Чертовы задницы. — сказал Валет, откуда-то из-под водостока.

Бодряк изо всех сил ухватился за дымоход и выпрямился.

— Вы в форме, капрал Валет. — сказал он дрожащим вовсю голосом.

— Простите, капитан. Чертовы задницы, сэр.

— Где сержант Двоеточие?

— Подо мной, сэр. Держится за дренажную трубу, сэр.

— Ах, незадача. Помогите ему подняться, Морковка.

— Боже. — сказал Морковка. — Посмотрите, что творится.

Вы могли описать положение дракона по рою стрел, выпущенных в городе, и по крикам и стонам всех тех, кого поразили отлетевшие рикошетом и промазавшие стрелы.

— Он даже еще не взмахнул крыльями! — кричал Морковка, пытаясь встать на крышку дымохода. — Вы только посмотрите на его полет!

Он не должен быть таким большим, говорил сам себе Бодряк, наблюдая как огромный силуэт закрывает собой реку. Он был длиной с улицу!

Над доками вздымались языки пламени, и на миг чудовище очутилось в свете луны. Затем оно взмахнуло крыльями, со звуком, подобно тому как породистое стадо шлепается со скалы.

Он превратился в туго сжатый круг, рывками несколько раз сотряс воздух, набирая скорость, и удалился прочь.

Когда он пролетал на Домом Дозора, то выплюнул столб белого огня. Черепица на крыше не расплавилась, но плитки вспыхнули огненно-красными капельками. Дымоход взорвался и кирпичи дождем полетели на улицу.

Громадные крылья колотили по воздуху, в то время как чудовище парило над горящим зданием, пламя взлетало языками над обломками. Затем, когда от всего оставалась только груда расплавленных камней и щебенки, с потеками и пузырями, дракон поднялся ввысь, презрительно хлопнув крыльями, и взмыл все выше и выше, дальше и дальше, улетая прочь из города.

Леди Рэмкин опустила телескоп и медленно покачала головой.

— Это неправильно. — прошептала она. — Это вообще неправильно. Он не мог такого сделать, вообще ничего такого.

Она опять подняла телескоп и замерла, пытаясь разглядеть, что же горит. Внизу, в своих клетках. завыли маленькие дракончики.

* * *

Традиционно, после пробуждения от блаженного беспамятства без происшествий, вы спрашиваете: «Где я?» Возможно так отзывается расовое сознание или еще что-то.

Бодряк сказал это.

Традиция позволяет сделать выбор между лейтмотивом и вторыми голосами. Ключевым моментом в процессе выбора является ревизия увиденного, то есть чтобы тело обладало всеми битами, позволяющими вспомнить вчерашний день.

Бодряк провел проверку.

Затем является бит танталовых мук. И когда снежный ком сознания начинает катиться, необходимо найти, что же проснулось внутри тела, лежащего в сточной канаве с чем-то множественным, существительное теряет всякий смысл после прилагательного «множественный», впрочем ничего хорошего не следует после множественного, или это будет ящик с хрустящими простынями, либо предсказующая рука, либо занятая личность в белом, открывающая занавес сияющего нового дня?

Закончится ли это все, ведь нет ничего худшего, чем слабый чай, питательная кашка-размазня, короткие укрепляющие прогулки в саду и возможно короткое платоническое любовное приключение с ангелом-посланником, или все это минутное помрачение и какой-то надвигающийся ублюдок врывается в текущие дела, держась за рукоятку кирки? И будет ли, сознание желает знать, виноград?

В этом месте весьма полезен внешний стимул. «Все будет хорошо» звучит великолепно, а вот «Все получили свои номера?» без сомнения плохой лозунг; хотя оба гораздо лучше, чем «Вы двое, держите руки за спиной».

На самом деле кто-то может сказать. — Вы же были совсем рядом со смертью, капитан.

Болезненные ощущения, воспользовавшиеся бессознательным состоянием Бодряка, проснувшегося для метафорической быстро выкуренной сигареты, нахлынули вновь.

Бодряк сказал. — Тьфу. — Затем открыл глаза.

Это был потолок. Его наличие исключило один неприятный вариант из существующего выбора и было весьма приятно. Искаженное зрение Бодряка признало также капрала Валета, который был значительно меньше обычного. Капрал Валет ничего не доказывал; вы могли умереть и увидеть нечто подобное капралу Валету.

Анк-Морпорк не изобиловал больницами. Все Гильдии содержали свои собственные санатории, а также было несколько общественных, руководимых самыми странными религиозными организациями, вроде Балансирующих Обезьян, но скорая и неотложная медицинская помощь не существовала, и люди были вынуждены умирать неэффективно, без помощи врачей. По общему мнению существование лечения не одобрялось медлительностью и так или иначе шло против пути Природы.

— Я уже сказал: «Где я?» — слабо сказал Бодряк.

— Да.

— Я получил ответ?

— Не знаю, где находится это местечко, капитан. Оно принадлежит шикарной бабе. Она приказала принести вас прямо сюда.

Хотя мозги Бодряка были полны вязкой розовой патоки, тем не менее он ухватил два ключа к загадке и сложил их вместе. Комбинация «богатая» и «прямо сюда» что-то да значила. И еще этот странный химический запах в комнате, который пересиливал привычные дневные ароматы Валета.

— Вы не о леди Рэмкин говорите, а? — с подозрением сказал он.

— Вы должно быть правы. Огромная здоровущая курочка.

Чокнутая на драконах. — Лицо Валета, как у грызуна, расплылось в самой ужасной ухмылке, которую доводилось видеть Бодряку. — Вы в ее постели. — сказал он.

Бодряк осмотрелся, почуяв первые такты увертюры слабой паники. Потому что сейчас, когда он был в состоянии наполовину навести фокус, он смог заметить холостяцкий беспорядок в комнате. Витал слабый запах талька.

— Это будуар. — сказал Валет, втянув воздух с видом знатока.

— Остановись, остановись на минутку. — Там был дракон.

Он был прямо над нами…

Воспоминания всплыли и нанесли ему злобный удар как зомби.

— С вами в порядке, капитан?

… торчащие когти, шириной в человеческую руку; грохот и удары крыльев, больших чем паруса; вонь химикатов, один бог знает, из чего они состоят…

Дракон был так близко, что он мог разглядеть чешуйки на ногах и красный блеск в глазах. Глаза были больше чем у рептилий. Это были глаза, в которых вы могли утонуть.

И дыхание, такое горячее, что это даже был и не огонь, а что-то почти твердое, не испепеляющее вещи, а разбивающее их на кусочки…

С другой стороны, он был здесь и жив. Левый бок болел так, как если бы его ударили железным прутом, но без сомнения он был вполне жив…

— Что случилось? — сказал он.

— Это все юный Морковка. — сказал Валет. — Он схватил вас и сержанта и спрыгнул с крыши до того, как дракон вцепился в нас.

— У меня болит бок. Он должно быть вцепился в меня. сказал Бодряк.

— Нет, полагаю, что это произошло, когда вы упали на крышу. — сказал Валет. — А затем вы скатились и ударились об водяную бочку.

— А как Двоеточие? Он ранен?

— Не ранен. Не совсем ранен. Он приземлился более мягко. Он такой тяжелый, что пробил крышу насквозь. Рассказывает об остром душе из…

— И что случилось потом?

— Ну, мы устроили вас поудобнее, а затем все отправились в разные стороны и начали звать сержанта. До тех пор пока они его не нашли, разумеется, а затем они просто стояли и орали. И ту прибежала женщина и начала причитать. сказал Валет.

— Ты имеешь в виду леди Рэмкин? — холодно сказал Бодряк. Его ребра по-настоящему заболели.

— Да-а, завидная партия. — сказал Валет, не шелохнувшись. — Конечно она не потерпела ничьих других приказаний ни на миг! «Ах, бедняжка, вы должны отнести немедленно его прямо в мой дом.» Мы так и сделали. Прекрасное место. Все в городе бегают, как курицы, у которых отрубили головы.

— Много разрушений наделал дракон?

— После того как вы отключились, волшебники врезали ему огненными шарами. Это вообще ни на что не похоже. Но это сделало дракона только злее и сильнее.

— И…?

— Все то же. Он сжег еще много чего, а затем весь в дыму улетел.

— И никто не видел, куда он улетел?

— Если и видели , то никто не сказал. — Валет сел и бросил косой взгляд. — Наверно противно жить в такой комнате. У нее же мешки денег, как сказал сержант, а у нее нет никакой причины жить в обычных комнатах. Зачем же хотеть избавиться от бедности, если богатые позволяют себе жить в обычных комнатах? Все должно быть из мрамора. — Он засопел. — Впрочем она сказала, чтобы я сходил за ней, когда ты проснешься. Сейчас она кормит драконов. Препротивные маленькие твари. Удивительно, как ей разрешают держать их.

— О чем ты говоришь?

— Вы сами знаете. Смолить кистью, и все тому подобное.

Когда Валет завершил разгром, Бодряк еще раз оглядел комнату. В ней отсутствовали позолота и мрамор, что по мнению Валета было обязательным для людей высокого общественного положения. Вся мебель была старая, а также картины, хотя без сомнения и ценные, выглядевшие как и всякие другие картины, которые люди вешают в спальнях, то есть не вызывающие никакого интереса. Там еще было несколько любительских акварелей с драконами. В общем и целом комната имела вид нежилой, и даже полинявшей за эти годы, впрочем как и одежда, лежавшая на полу.

Это была без сомнения комната женщины, ведущей свою собственную жизнь весело и без глупых увлечений уборкой и прочей романтической дребеденью, которой посвящают свою жизнь другие люди, женщины, безмерно благодарной, что бог не обидел ее здоровьем.

Подобная одежда по-видимому была выбрана по соображениям ее износостойкости, возможно еще предыдущим поколением из-за ее вида, а не в качестве легкой артиллерии в войне полов. На трюмо было нагромождение бутылок и пробирок, но значительное количество пометок наводило на мысль, что надписи на них скорее гласили; «Натирать на ночь», а не «Только смазывать за ушами». Вообразите, что обитательница этой комнаты прожила в ней всю свою жизнь и отец называл ее «моя маленькая девочка», пока ей не исполнилось сорок.

За дверью висел голубой халат. Бодряк знал, даже не заглядывая, что на кармашке вышит кролик.

Короче говоря, это была комната женщины, которая никогда не предполагала, что внутри этой комнаты побывает и увидит внутреннее убранство мужчина.

Столик, стоявший в изголовье кровати, был завален кучей бумаг. Испытывая неловкость и чувство вины, но верша преступление, Бодряк заглянул в них.

Основной темой были драконы. Там были письма от Выставочного Комитета Пещерного Клуба и Лиги Дружественных Огнеметов. Там были памфлеты и воззвания из Сияющего Убежища для Больных Драконов — "Пламя Бедняжки ВИННИ совсем Угасло после Пяти Лет Жестокого Использования в качестве Обдирщика Краски, но сейчас… " Там были просьбы о пожертвованиях, протоколы, и дела, способные вызвать приступ великодушия у всего мира, или по крайней мере той его части, которая обладала крыльями и огненным дыханием.

Если вы мысленно обитали в такой комнате, удивительно печальной и полной странного всепроникающего сострадания, то могли прийти к мысли, что может самым лучшим было бы стереть всю человеческую расу и начать вновь с амеб.

Рядом с ворохом бумаг лежала книга. Бодряк развернул и взглянул на корешок. Книга называлась: «Болезни Драконов» Сибил Дейрдра Олгиванна Рэмкин.

С удивлением он перелистнул несколько негнущихся страниц. Они открыли ему другой мир, мир совершенно ошеломительных проблем. Слюнявая Глотка. Неудачные Копуляции. Сухие Легкие. Потрясение, Рвота, Плач, Косточки. Как же изумительно, по думал он после прочтения нескольких страниц, что болотный дракон сумел выжить, чтобы увидать второе рождение. Даже хождение по комнате подтверждало биологический триумф.

Он быстро просмотрел тщательно нарисованные иллюстрации. Вы могли только вообразить себе такое немыслимое количество внутренностей.

В дверь постучали.

— Можно войти? С вами все в порядке? — бодро постучала леди Рэмкин.

— Э-э…

— Я принесла вам кое-что заморить червячка.

Как мог вообразить Бодряк, это должен был быть суп.

Вместо этого громоздились тарелки с беконом, жареным картофелем и яйцами. Он ощущал, как его артерии сжимаются в панике при виде всего этого.

— Я еще приготовила пудинг из хлеба. — сказала леди Рэмкин, немного застенчиво. — Обычно я мало готовлю, только для себя. Сами знаете, каково обслуживать одного.

Бодряк вспомнил блюда у себя дома. Мясо всегда почему-то серое, с какими-то прожилками в Нем. — Э-э. — сказал он, не привыкнув обращать к леди из позиции лежа в их собственной постели. — Капрал Валет доложил мне…

— Какой колоритный парнишка, этот Валет! — сказала леди Рэмкин.

Бодряк не был уверен, что правильно понял.

— Колоритный? — устало сказал он.

— Настоящий герой. Мы замечательно с ним поладили.

— Вы?

— Ну, да. Какую кучу анекдотов он знает.

— Ну, да. С этим у него все в порядке. — Его всегда поражало, что Валет мог поладить практически с каждым. Он решил, что это должно быть как-то связано с общим знаменателем. Во все мире математики не было знаменателя столь общего, как Валет.

— Э-э. — сказал он, и тут обнаружил, что не может прекратить это странное новое занятие. — вы не находите, что его язык немного сочноват?

— Солоноват. — весело поправила леди Рэмкин. — Вам надо было бы послушать моего папеньку, когда он был раздражен.

Странное совпадение обстоятельств, но мой дедушка выпорол своего дедушку за злостную задержку.

Бодряк подумал, что это сделало их практически родственниками. Приступ боли в разбитом боку заставил его поморщиться.

— Вы получили множество ушибов и ссадин, и возможно сломали одно или два ребра. — сказала она. — если вы перевернетесь, то я смогу наложить еще немного мази на раны.

— Леди Рэмкин встряхнула колбу с желтой мазью.

Лицо Бодряка исказилось от страха. Инстинктивно он укрылся простынями до самой шеи.

— Не разыгрывайте из себя глупца, капитан. — сказала она. — Я не увижу ничего, чего бы я не видела раньше. Одна задница ничем не лучше другой. Просто на тех, с которыми я имею дело, торчат хвосты. А теперь перевернитесь и задерите ночную рубашку. Не забывайте, что она принадлежала моему дедушке.

Невозможно было сопротивляться этому тону. Бодряк подумал потребовать, чтобы позвали Валета как дуэнью, а затем решил, что это может оказаться еще хуже.

Крем прижигал, как кусок льда.

— Что это такое?

— Всякая дребедень. Он уменьшает боль от ушибов и способствует росту здоровой чешуи.

— Что?

— Простите. Возможно не чешуи. Не смотрите так перепугано. Я абсолютно уверена в его пользе. Ну вот, все в порядке. — Она дала ему шлепок по заднице.

— Мадам, я — капитан Ночного Дозора. — сказал Бодряк, понимая, насколько чертовски глупо все, что он сказал.

— Полуодетый в женской постели. — сказала леди Рэмкин, не двигаясь. — Садитесь и пейте чай. Мы должны вернуть вас в строй.

Глаза Бодряка вновь заполонил страх.

— Зачем? — спросил он.

Леди Рэмкин полезла в карман своего потертого жакета.

— Прошлой ночью я делала кое-какие заметки. — сказала она. — О драконе.

— Ах да, дракон. — Бодряк немного расслабился. Сейчас дракон казался более безопасной перспективой.

— И я над кое-чем задумалась. Должна вам признаться чертовски странная тварь. Она не должна взлетать в воздух.

— Вы в этом правы.

— Если у нее строение как у болотного дракона, то она должна весить двадцать тонн. Двадцать тонн! Это невозможно. Понимаете, это же все из-за соотношения между весом и размахом крыльев. — Я видел, как он упал с башни как ласточка.

— Знаю. Он должен был порвать свои крылья и проделать в земле огромную дыру. — твердо сказала леди Рэмкин. — Вам не надо пачкаться с аэродинамикой. Просто нужно увеличить в масштабе из малого в большое и так оставить, понимаете.

Это все вопросы мускульной энергии и подымающих поверхностей.

— Я знал, что здесь что-то не так. — улыбаясь сказал Бодряк. — И это пламя. Ничто не может существовать с подобным огнем внутри. Как болотные драконы ухитрятся с этим управляться?

— Да это просто химикаты. — отбрасывая ненужное, сказала леди Рэмкин. — Они просто дистиллируют что-то возгорающееся из всего, что едят, и исторгают пламя так, как будто оно появляется из пищевода. На самом деле у них внутри никогда не бывает огня, иначе они бы страдали от отдачи.

— И что тогда произойдет?

— Вы можете вычеркнуть драконов из сценария. — весело сказала леди Рэмкин. — Боюсь, но они не очень хорошо спроектированные создания, эти драконы.

Бодряк прислушался.

Им никогда и ни за что не выжить, этим болотным драконам, если бы они не были изолированы и вдали от хищников. Совсем не потому, что дракон представлял лакомое блюдо если ободрать с них кожу и громадные мышцы крыльев, все оставшееся нужно было отправить как сырье на плохо управляемую фабрику химикатов. Ничего удивительного, что драконы постоянно болели. Они страдали от непрекращающихся болей в желудке, вызванных нехваткой топлива. Большая часть их умственных усилий направлялась на сложности с пищеварением, которое должно было дистиллировать топливо для производства огня из совершенно непригодных для этого ингредиентов. Они даже умудрялись перенастроить свои пищеводы в течение ночи, чтобы справиться со сложностями процесса пищеварения. Они все время жили на кончике ножа, химическом разумеется. Икотка не к месту и они становились географическими экспонатами.

А когда подходила пора строить гнезда, то самки обладали здравым смыслом и материнским инстинктом кирпича.

Бодряк удивился, почему в древние времена люди так беспокоились из-за драконов. Если возле вас в пещере находился дракон, то вам оставалось только подождать, пока он не самовоспламенится, взорвет самого себя или умрет от острого несварения желудка.

— Вы ведь изучали их, не так ли?

— Кто-то ведь должен.

— А как насчет больших драконов?

— Бог мой, конечно. Они огромная загадка, знаете. сказала она, и выражение ее лица стало весьма серьезным.

— Да, вы говорили об этом.

— Вы же знаете, есть легенды. Кажется один из видов драконов стал все больше и больше, а затем… просто исчез.

— Вы полагаете, что вымер?

— Нет… они иногда появлялись. Неизвестно откуда. Полные прыти и бодрости. А затем, однажды, они вообще прекратили появляться. — Она с торжеством посмотрела на Бодряка.

— Думаю, что они нашли место, где могли по-настоящему существовать.

— По-настоящему существовать, кто именно?

— Драконы. Где они могли по-настоящему исполнять свое предназначение. В совсем другом измерении или еще где. Когда гравитация не столь велика.

— Я то же подумал, когда его увидел. — сказал Бодряк. Я подумал, не может быть чтобы такое летало и имело подобные размеры.

Они переглянулись.

— Мы должны отыскать его в собственном логове. — сказала леди Рэмкин.

— Ни один чертов летающий тритон не имеет права поджигать мой город. — сказал Бодряк.

— Подумайте о вкладе в фольклор о драконах. — сказала леди Рэмкин.

— Послушайте, даже если никто не будет поджигать этот город, дракон будет моим.

— Изумительная возможность. Возникает правда много вопросов…

— Вы в этом правы. — Фраза, сказанная Морковкой, всплыла у него в памяти. — Но это может помочь нам в нашем расследовании. — намекнул он.

— Но только утром. — твердо сказала леди Рэмкин.

Твердая решимость Бодряка быстро увяла.

— Я буду спать внизу, на кухне. — бодро сказала леди Рэмкин. — Я всегда ставлю внизу походную кровать, когда идет сезон кладки яиц. Некоторые самки требуют моей помощи. Не беспокойтесь обо мне.

— Вы так любезны. — пробормотал Бодряк.

— Я отослала Валета в город, чтобы помочь другим устроить вашу штаб-квартиру. — сказала леди Рэмкин.

Бодряк совсем забыл о Доме Дозора. — Должно быть он совершенно разрушен. — предположил он.

— Полностью разрушен. — подтвердила леди Рэмкин. — Просто куча оплавленных обломков. Потому я и предлагаю вам место на Подворье Псевдополиса.

— Простите?

— Да, у моего отца права собственности на весь город. сказала она. — На самом деле совершенно бесполезные для меня. Потому я и приказала моему агенту выдать сержанту Двоеточие ключи от старого дома на Подворье Псевдополиса.

Его необходимо хорошенько проветрить.

— Но эта площадь — я имею в виду булыжники на улице только рента за пользование, вряд ли лорд Ветинари сможет…

— Не беспокойтесь об этом. — сказала она, дружески похлопав его по плечу. — А сейчас, я думаю, что вам нужно поспать.

Бодряк улегся в постель, его мысли беспорядочно разбегались. Подворье Псевдополиса находилось на берегу реки Анк, в самом фешенебельном районе города с высокой арендной платой. Вид Валета или сержанта Двоеточие, прогуливающихся по улице при свете дня могло произвести возможно такое же впечатление, как и открытие в этом районе чумного госпиталя.

Он задремал, ныряя и выныривая изо сна, где гигантские драконы гнались за ним, размахивая колбами с мазью…

И проснулся от шума толпы.

Леди Рэмкин, ведущая себя весьма высокомерно, была зрелищем, которое трудно забыть, даже если бы вы это и попытались сделать. Это зрелище имело сходство с обратным дрейфом континентов, когда различные материки и острова движутся навстречу друг другу, образуя массивную, сердитую протоженщину.

Разбитая дверь дома драконов раскачивалась на петлях.

Заключенные, уже как бы приняв привычную дозу амфетамина, сходили с ума. Маленькие язычки пламени лизали металлические тарелки, в то время как обитатели клеток метались взад и вперед.

— Что это значит? — сказала она.

Если леди Рэмкин когда-нибудь занялась самоанализом, то ей пришлось бы признать, что это было весьма неоригинально. Но это было полезно. Это приносило пользу в работе.

Причина, по которой клише становятся клише, заключается в том, что они как молотки и отвертки в ящике с инструментами сообщений.

Толпа ворвалась в дверь, заполнив все проходы. Кое-кто размахивал острыми орудиями, безостановочно двигаясь взад и вперед, как это присуще бунтовщикам.

— Черт. — сказал главарь. — Это дракон, не так ли?

Послышался ропот общего одобрения.

— И что с того? — сказала леди Рэмкин.

— Черт. Он же спалит весь город. Они недалеко улетели.

Вы их здесь держите. Это же мог быть один из них, верно?

— Да-а.

— Правильно.

— Ч.Т.Д. <Кое-кто из бунтовщиков был хорошо образован .> — Вот что мы собираемся сделать с ними, мы предадим их смерти.

— Правильно.

— Да-а.

— Pro bono publico (для общественного блага).

Грудь леди Рэмкин вздымалась и опадала как империя. Она потянулась и схватила вилы для помета, сняв их с крюка на стене.

— Еще один шаг, предупреждаю, и вам не поздоровится. сказала она.

Главарь бросил взгляд на взбудораженных драконов. — Да-а? — противным голосом сказал он. — И что же вы собираетесь делать?

Она судорожно глотнула воздух, раз или два. — Я вызову Дозор! — сказала она.

Угроза не вызвала ожидаемого эффекта. Леди Рэмкин никогда не уделяла много внимания тем мелочам городской жизни, которые не были покрыты чешуей.

— Да, это чертовски страшно. — сказала главарь. — Меня это так беспокоит, ой-ой. Я так ослабею, что буду ползать на коленках, вот оно как.

Он вытащил из-за пояса длинный секач. — А теперь станьте в сторонку, леди, потому что…

С задней стороны сарая вылетела струя зеленого пламени, пролетела в футе над головами толпы и подожгла обугленную розетку в деревянной фрамуге двери.

Затем донеслось слащавое урчание зверя, не скрывавшего смертельной угрозы.

— Это Лорд Маунтджой Быстрый-Клык Рожденный-Зимой IV, самый огнедышащий дракон в городе. Он может дочиста сжечь вашу голову.

Капитан Бодряк, хромая, вышел вперед.

Маленький и чрезвычайно испуганный золотой дракончик был зажат у него подмышкой. Вторая рука держала дракона за хвост.

Бунтовщики смотрели как загипнотизированные.

— Я знаю, о чем вы думаете. — мягко продолжал Бодряк. Вы размышляете, после небольшого замешательства, на много ли хватит у него пламени? И знаете, я не столь уверен в…

Он нагнулся, глядя между ушей дракона, и его голос зазвенел как лезвие ножа. — Вот что вы должны спросить у самих себя: Чувствую ли я себя счастливым?

Они отступали назад, по мере того как он наступал.

— Ну? — сказал он. — Чувствуете ли вы себя счастливыми?

На мгновение было слышно только зловещее бурчание в желудке Лорда Маунтджоя Быстрый-Клык Рожденного-Зимой IV, в то время как топливо перекачивалось в пламенные камеры.

— Послушайте, э-э. — сказал главарь, его глаза как загипнотизированные неотрывно смотрели на голову дракона. Нет причины вызывать подобную тварь…

— Разумеется он должен решиться вспылить. — сказал Бодряк. — Они вынуждены это делать, чтобы прекратить выделение газа. А газ выделяется, когда они начинают нервничать.

И знаете, я убежден, что вы здорово заставили их всех сейчас понервничать.

Главарь сделал, как он надеялся, вполне примирительный жест, но к несчастью сделал его, все еще держа в руке нож.

— Бросьте нож. — резко сказал Бодряк. — Или от вас останется только след в истории.

Нож звякнул о плиты. В задних рядах толпы началась потасовка и множество людей, образно говоря, были на долгом пути и ничего не знали об этом.

— Но перед тем как вы, добрые граждане, мирно разойдетесь и займетесь собственными делами. — со значением сказал Бодряк. — Я хочу напомнить, что вы слишком жестко относитесь к этим драконам. Разве кто-нибудь из них длиной в шестьдесят футов? Можете ли вы утверждать, что у них размах крыльев восемьдесят футов? И может ли вы сказать, насколько горячо у них пламя?

— Не знаю. — сказал главарь.

Бодряк медленно поднял голову дракона. Главарь закрыл глаза.

— Не знаю, сэр. — поправился он.

— Хотите узнать?

Главарь покачал головой. Но он решил вставить свое слово в разговор.

— Кто вы, черт побери? — спросил он.

Бодряк выпрямился. — Капитан Бодряк, Городской Дозор. сказал он.

Это было встречено полной тишиной. Исключение составил бодрый голос, откуда-то из задних рядов, который сказал. Ночная смена, не так ли?

Бодряк посмотрел на свою ночную рубашку. В спешке, соскочив с постели, он нацепил на ноги шлепанцы леди Рэмкин.

Только сейчас он заметил, что на них розовые помпоны.

И именно в это миг Лорд Маунтджой Быстрый-Клык Рожденный-Зимой IV решил рыгнуть.

Это не был язык ревущего пламени, а только почти невидимый огненный шар, пролетевший над толпой и опаливший кое-кому брови. Но он без сомнения произвел впечатление.

Бодряк мгновенно оправился. Те даже не успели заметить краткого мига неподдельного ужаса.

— Этот выстрел, только чтобы привлечь ваше внимание. сказал он с непроницаемым лицом. — Следующий будет немного ниже.

— Э-э. — сказал главарь. — Вы правы. Не стоит беспокоиться. Мы просто заглянули. Здесь же нет никаких больших драконов. Простите за беспокойство.

— Нет, нет. — торжествующе сказала леди Рэмкин. — Вы не уйдете так легко! Она протянула руку на полку и достала жестяную банку, с щелью на крышке. Она задребезжала. На боку была надпись: Сияющее Убежище для Больных Драконов. Зачинщик кутерьмы достал четыре доллара и тридцать один пенс. После того как капитан Бодряк напоминающе указал на дракона, чудесным образом явились еще двадцать пять долларов и шестнадцать пенсов. После чего толпа разбежалась.

— Как бы то ни было, мы извлекли пользу из этого. сказал Бодряк, когда они остались одни.

— Ну вы и смельчак!

— Просто понадеялся, что они ни о чем не догадаются. сказал Бодряк, осторожно сажая измученного дракона в загон. На душе у него было легко.

Еще раз он ощутил на себе взгляд глаз, неподвижно уставившихся на него. Он бросил косой взгляд в длинную, заостренную морду Хорошего-Мальчика Котомки Каменное-Перышко, застывшего в позе, которую лучше всего можно описать как Последний Щенок в Магазине.

К своему изумлению Бодряк обнаружил, что нагнулся и стал чесать между ушей, или по крайней мере между двумя остроконечными выступами по бокам головы, которые были без сомнения ушами. Все это сопровождалось странным шумом, походившим на звук выдергиваемой затычки из пивной бочки. Он мгновенно убрал свою руку.

— Все в порядке. — сказала леди Рэмкин. — Это у него в животе бурчит. Вы ему понравились.

К своему удивлению, Бодряк неожиданно обнаружил, что он скорее рад этому. Насколько он мог припомнить, ничто в его жизни до того не заставляло думать о ценности отрыжки.

— Я подумал, что вы собирались от него избавиться. сказал он.

— Полагаю, что должна это сделать. — сказала она. Впрочем вы знаете, как это оборачивается. Они смотрят на вас большими, полным муки глазами…

Настала краткая, неловкая, взаимная пауза.

— Как это может быть, если я…

— Не думайте, что вы сможете…

Они остановились.

— По крайней мере это последнее, что я сделаю. — сказала леди Рэмкин.

— Но вы уже дали нам новую штаб-квартиру и все прочее!

— Это же просто моя обязанность как доброго гражданина.

— сказала леди Рэмкин. — Пожалуйста, воспринимайте Хорошего-Мальчика как… как друга.

Бодряк ощутил, что он переполз через очень глубокую пропасть по очень тонкой планке.

— Я даже не знаю, что они едят. — сказал он.

— На самом деле они всеядны. — Они едят все, за исключением металла и огненных камней. Вы не должны быть привередливым, понимаете, если развиваетесь в болоте.

— Но он что не нуждается в прогулках? Или полетах, или еще в чем там?

— Сдается, что он спит большую часть времени. — Она соскребла какую-то гадость у него с чешуйчатой головы. Должна признать, что он самый расслабленный дракон, из тех что я выводила.

— А как насчет, э-э, сами понимаете? — Он указал на горн, весь в помете.

— Это в основном газ. Просто держите его в хорошо проветриваемом помещении. У вас нет ценных ковров, верно? Самое лучшее — не позволять им лизать ваше лицо, но их можно приучить контролировать свое пламя. Они очень полезны при разжигании камина.

Хороший-Мальчик Котомка Каменное-Перышко свернулся в кольцо посреди заградительного огня из отрыжек и урчаний пищевода.

У них восемь желудков, вспомнил Бодряк; рисунки в книге были весьма подробные. И там еще было много всякой всячины вроде фракционно-дистилляционных камер и всяких заумных алхимических приборов. Ни один болотный дракон никогда не мог терроризировать королевство, даже случайно. Бодряк удивлялся, как много их было убито предприимчивыми героями. Это было ужасным преступлением совершать такое с созданиями, единственным преступлением которых было бессмысленно взрываться на кусочки на лету, что впрочем не было чем-то особенным, из чего дракон мог сотворить себе привычку. Расой, расой зубастых ножей, вот чем были драконы. Рожденные чтобы исчезнуть. Жить быстро, умереть широко. Всеядные или нет, они вынуждены были жить на том, что являлось их нервами, взмахивая крыльями, извиняясь перед всем миром, корчась в смертельного ужаса перед собственной пищеварительной системой. Семья должна была просто оправиться после отцовского взрыва, а самонадеянные глупцы в доспехах бродили по болотам, втыкая меч в мешок с кишками, что было в любом случае в одном шаге от самоуничтожения.

Гм-м. Было бы интересно увидеть, как в прошлом охотники на больших драконов могли выстоять в битве с гигантским драконом. Доспехи? Их лучше было не одевать. Это не имело никакой разницы в этом случае, разве что ваша задница не была расфасована и запечена в фольге.

Он смотрел и смотрел на маленькое уродливое создание, и мысль, стучавшаяся последние несколько минут и требовавшая к себе внимания, наконец отыскала вход. Каждый житель Анк-Морпорка желал отыскать логово дракона. Или точнее отыскать его опустевшим. Кусочки дерева на металлическом прутке вряд ли помогут в этом, в этом он был уверен. Но, как они говорят, установить вора… <Фраза «Установить вора — поймать вора» была в нынешнее время (после настойчивых представлений Гильдии Воров) заменена на более старую и выражающую самый дух Анк-Морпорка поговорку, которая гласила "Установить глубокую яму с отвесными краями, капканы, крутящиеся лезвия, приводимые в движение силой воды, битое стекло и скорпионов, чтобы поймать вора ."> Он произнес вслух. — А разве не может один дракон унюхать другого? Как я понимаю, следуя за запахом?

Дражайшая Мамочка, <писал Морковка > Расскажу о Явлении для Книг. Прошлой ночью дракон сжег нашу Штаб-квартиру и вдруг мы неожиданно получили гораздо лучшую, она расположена в квартале, называемом Подворье Псевдополиса, напротив Оперного Театра. Сержант Двоеточие сказал, что мы поднялись в Мире и чтобы Валет даже не пытался продать мебель. Подняться в Мире — это метафора, которую я выучил, это все равно что вранье, но более красивое. Полы покрыты коврами. Дважды за сегодня группы людей пытались отыскать подвалы с драконами, это было так изумительно. А копание в отхожих местах и толчея на чердаках, все это как Лихорадка.

Одно хорошо, у людей нет времени ни для чего другого, и сержант Двоеточие сказал, что если отправиться на обход и прокричать Двенадцать Часов и Все в Порядке в тот момент, когда дракон испепеляет улицу, то могут задушить или четвертовать.

Я выехал от миссис Пальмы, потому что здесь дюжины пустых спален. Такая жалость, и они испекли мне пирог, но я думаю, что это к лучшему, хотя миссис Пальма никогда не требовала с меня арендной платы, что было так удивительно в ее положении, так как она вдова с многочисленными прекрасными дочерями на выданье, да еще приданое и т.д. И я подружился с обезьяной, которая постоянно приходит узнать, не нашли мы ее книгу. Валет говорит, что она страдающий от блох идиот, потому что она выиграла у него 18 очков в «Крушение мистера Лука», это такая карточная игра, но я в нее не играю, я рассказал Валету о Актах об Азартных Играх (Правила), а он сказал нассать на это, что как я полагаю является нарушением Указов о Приличиях от 1389, но я решил действовать по своему Усмотрению.

Капитан Бодряк болен и находится под присмотром Леди.

Валет говорит, что всем известно, что она Чокнутая, но сержант Двоеточие говорит, что это из-за жизни в большом доме вместе с драконами, но она заслужила свою Судьбу и требует от капитана держать ноги под столом. Не могу понять какое отношение к этому имеет мебель. Утром я сходил на прогулку с Тростинкой и показал ей много интересных образцов чугунного литья, которые есть в городе. Она сказала, что это очень интересно. Она сказала, что я полностью отличаюсь от всех, кого ей доводилось знать.

Ваш любящий сын, Морковка.

PS. Надеюсь, с Мятой все в порядке.

Он аккуратно сложил лист бумаги и всунул в конверт.

— Солнце садится. — сказал сержант Двоеточие.

Морковка искал сургуч.

— Это значит, что скоро ночь. — уточняя, продолжал Двоеточие.

— Да, сержант.

Двоеточие провел пальцем вокруг воротника. Кожа оставалась ярко-розовой, результат утреннего умывания с щеткой, но люди по-прежнему держались на почтительном расстоянии.

Некоторые люди рождены, чтобы командовать. Некоторые люди достигают командных постов. Остальные вынуждены подчиняться командам, и сейчас сержанта можно было смело включить в эту категорию, но он не испытывал счастья по этому поводу.

Он знал, что в любую минуту ему придется объявить о том, что настало время отправляться на патрулирование. Он не хотел идти патрулировать. Он хотел найти какое-нибудь укромный подвальчик. Но положение обязывает — если он во главе, то ему необходимо это выполнять.

Это команда не была связана с последующим одиночеством, и которая бы могла вызвать у него раздражение. Эта команда быть-зажаренным-заживо только придавала ему забот.

Он был уверен, что они немедленно должны что-нибудь предпринять с этим драконом, иначе Патриций будет весьма несчастлив. А когда Патриций был несчастлив, то он был весьма демократичен. Он находил замысловатые и болезненные пути продления насколько возможно этого несчастья. Ответственность, подумал сержант, ужасная вещь. Поскольку подвергает ужасным мучениям. Насколько он мог понять, два факта с ужасающей быстротой двигались навстречу друг другу.

И потому он испытал ужасное облегчение, когда маленькую кушетку вынесли с Подворья. Она была очень старая и изрядно побитая. На двери виднелся побледневший герб. На обратной стороне двери была надпись, более свежая, гласившая:

Винни Если Ты Любишь Драконов. В стороне от этого, морщась по мере спуска, шагал капитан Бодряк. Следом за ним шла женщина, известная сержанту как Чокнутая Сибил Рэмкин. И наконец, послушно прыгая в конце процессии, появился маленький…

Сержант был слишком взвинчен, чтобы принять во внимание истинные размеры.

— Я поражен! Они только ушли и уже его поймали!

Валет бросил взгляд из-за стола, стоявшего в углу, где он никак не мог понять, что невозможно играть с помощью ловкости рук и блефовать с противником, который постоянно улыбается. Библиотекарь, отвлекая внимание, пользовался преимуществом, помогая самому себе парой карт со дна колоды.

— Не будьте глупцом. Это же просто болотный дракон. сказал Валет. — С ней все в порядке, с леди Сибил. Настоящая леди.

Оба стражника повернулись и посмотрели на него. Это был Валет, и вдобавок разговаривающий.

— Вы, двое, можете заткнуться. — сказал он. — Почему бы мне и не знать леди, если я уже знаком с одной? Она дает мне чашку чая, чашку тонкую как бумага, и серебряную ложку в придачу. — сказал он, разговаривая в манере человека, который заглянул через плато социальных различий. — А я вернул ей назад чашку, так что можете прекратить на меня таращиться!

— Именно этим ты занят по вечерам? — сказал Двоеточие.

— Не ваше дело.

— И ты на самом деле вернул ложечку? — сказал Морковка.

— Да, черт возьми, вернул! — горячо ответил Валет.

— Внимание, парни. — сказал Двоеточие, с облегчением подымаясь.

Еще двое солдат вошли в комнату. Бодряк принял привычный вид показного смущения.

— Мой отряд. — промямлил он.

— Отличные парни. — сказала леди Рэмкин. — Старые добрые ряды и шеренги, а?

— Шеренга, так сказать. — сказал Бодряк.

Леди Рэмкин ободряюще улыбнулась. Это привело к странной толчее среди солдат. Сержант Двоеточие, определенным усилием, попытался заставить выпирать грудь дальше своего живота. Морковка вытянулся, перестав сутулиться. Валет трясся, по-солдатски приосанившись, руки по швам, большие пальцы строго вперед, голубиная грудь вздымалась так, что его ноги находились в опасности оторваться от земли.

— Я всегда думаю, что мы можем спать спокойно в наших постелях, когда эти бравые солдаты охраняют нас. — сказала леди Рэмкин, степенно шагая вдоль шеренги, как галлеон с сокровищами плавно движется вперед под напором бриза. — А это кто?

Для орангутанга очень трудно стоять по стойке «смирно». Его тело может изобразить только общую идею. но шкура на это не в состоянии. Библиотекарь выполнил все наилучшим образом, стоя в конце шеренги лохматой кучей и отдавая честь самым замысловатым образом четырехфутовой лапой.

— Слишком широкие штаны, мадам. — ловко подхватил Валет. — Специальная Обезьянья Служба.

— Весьма предприимчиво. Тем не менее, весьма предприимчиво. — сказала леди Рэмкин. — Как долго вы пробыли обезьяной, мой друг?

— У-ук.

— Прекрасно. — Она повернулась к Бодряку, который недоверчиво поглядывал на нее.

— Это похвально для вас. — сказала она. — Прекрасный парень…

— У-ук.

— …антропоид. — поправилась леди Рэмкин, слегка запнувшись.

На миг шеренга солдат испытала чувство, как будто они вернулись после покорения далекой провинции, совершенного без посторонней помощи. Они ощутили прилив духа, который вселила в них леди Рэмкин и который без сомнения был так далек, как крайние буквы алфавита, от их привычного состояния. Даже Библиотекарь почувствовал себя польщенным, а потому пропустил фразу «прекрасный парень» без комментариев. Непрекращающийся шум и сильный химический запах заставили всех оглянуться.

Хороший-Мальчик Котомка Каменное-Перышко присел на корточки, с невинностью ягненка, и поставил на ковре пятно, которое вскоре превратилось в дыру в полу. Несколько струек дыма курились по краям отверстия.

Леди Рэмкин вздохнула.

— Не беспокойтесь, мадам. — бодро вмешался Валет. — Это скоро будет вычищено.

— Я боюсь, что им понравится такое делать, когда они в восхищении. — сказала она.

— У вас прекрасные экземпляры, мадам. — продолжал Валет, наслаждаясь вновь обретенном опытом социального общения.

— Он не мой. — сказала она. — Он теперь принадлежит капитану. Или возможно всем присутствующим. Разновидность талисмана. Его зовут Хороший-Мальчик Котомка Каменное-Перышко.

Хороший-Мальчик Котомка Каменное-Перышко стоически перенес тяжесть своего имени и обнюхал ножку стола.

— Он так похож на моего братца Эррола. — сказал Валет, — У него такое же заостренное рыло, простите за выражение, миледи.

Бодряк взглянул на создание, которое обследовало новую обстановку, и признал, что это был, окончательно и бесповоротно, Эррол. Маленький дракончик пробуя укусил стол, пожевал его несколько секунд, выплюнул щепку, свернулся и принялся спать.

— Он не собирается ничего поджигать, верно? — осторожно спросил сержант.

— Думаю, вряд ли. Он кажется выработал все содержимое своих пламенных протоков. — сказала леди Рэмкин.

— Вы так и не смогли научить его расслабляться. — сказал Бодряк. — В любом случае, парни…

— У-ук.

— Я не к вам обращаюсь, сэр. Что он здесь делает?

— Э-э. — поспешно вступил вы разговор сержант Двоеточие. — Я, э-э…мы с вами отсутствовали, а у нас короче говоря… здесь присутствует Морковка, который говорит, что все согласно закона и… Я принял у него присягу, сэр.

У обезьяны, сэр.

— Какую присягу вы приняли, сержант? — сказал Бодряк.

— В качестве Специального Констебля, сэр. — покраснев, сказал Двоеточие. — Вы же знаете, сэр. Гражданский Дозор.

Бодряк развел руками. — Специальный? Черт побери, да просто Уникальный!

Библиотекарь наградил Бодряка широкой улыбкой.

— Только временно, сэр. На небольшой срок. — умоляюще сказал Двоеточие. — Мы нуждаемся в помощи, и… кажется, он единственный, кто желает…

— Думаю, что это ужасно хорошая мысль. — сказала леди Рэмкин. — Она принята, эта обезьяна.

Бодряк пожал плечами. Мир и так уже сошел с ума, можно ли сделать его еще хуже?

— Ладно. — сказал он. — Ладно! Я согласен. Прекрасно!

Дайте ему значок, хотя черт меня побери, если я знаю, где он будет его носить! Прекрасно! Да! Почему бы и нет!

— С вами все в порядке, капитан! — сказал Двоеточие, весь во внимании.

— Прекрасно! Прекрасно! Добро пожаловать в новый Дозор!

— кричал Бодряк, расхаживая по комнате. — Великолепно!

Нам только и осталось платить арахисом, почему бы и нет, чтобы мы могли обеспечить хорошую службу обе…

Рука сержанта мягко, с почтением прикрыла рот Бодряку.

— Э-э, только один вопрос, капитан. — настоятельно сказал Двоеточие прямо в удивленные глаза Бодряка. — Не стоит использовать слово на букву "О". Держите нос повыше, сэр. Он может не удержаться и потеряет самоконтроль. Как бык на красную тряпку, сэр. «Антропоид» — очень хорошее слово, но только не слово на букву "О". Ибо, сэр, когда он становится злым, то не останавливается на проявлении недовольства, если вы понимаете, о чем я говорю. Он приходит в неистовство только по этому поводу, сэр. Понятно? Просто не говорите слово «обезьяна». А, черт…

Братья нервничали.

Он слышал их разговоры. События происходили слишком быстро для них. Он подумал, что слишком мало говорил с ними о конспирации, никогда не давая их маленьким умишкам правды больше того, чем те могли справиться, но он по-прежнему переоценивал их. Была нужна твердая рука. Твердая, но справедливая.

— Братия. — сказал Верховный Великий Магистр. — расширены ли Манжеты Правдивости?

— Что? — спросил колеблясь Брат Сторожевая Башня. — Ах.

Манжеты. Да-да. Расширены. Верно.

— А Чучела для Приманки достойно ли выпотрошены?

Брат Штукатур задал начало покаянию. — Я? Что? Ах, да.

Прекрасно, нет проблем. Выпотрошены. Да.

Верховный Великий Магистр задумался.

— Братия. — мягко сказал он. — Мы уже так близки. Только еще один раз. Всего несколько часов. Еще раз и мир наш.

Вы понимаете, Братия?

Брат Штукатур шаркнул ногами.

— Конечно, я понимаю. — сказал он. — Да. Ни капли страха. Сто один процент за вас…

Он собирается сказать «только», подумал Верховный Великий Магистр.

— …только…

Ах.

— …мы, все мы, мы были… разрознены, вы были совершенно другим, не так ли, после вызывания дракона, немного…

— опустошенным. — пришел на помощь Брат Штукатур.

— …да, как вроде бы… — Брат Сторожевая Башня сражался с ускользающими змеями самовыражения. — …у вас что-то удалили…

— Досуха выжатым. — сказал Брат Штукатур.

— Да, именно как он сказал, а мы… может это будет немного рискованно…

— …вытаскивать всякую дребедень из вашего действующего мозга всех этих таинственных созданий, воскрешенных из Небытия. — сказал Брат Штукатур.

— Я хотел бы сказать на мою больную голову. — беспомощно сказал Брат Сторожевая Башня. — А мы были потрясены всем случившимся, как вы понимаете, из-за этого, не приведи господи, космического баланса и тем, что произошло с бедным Братом Долбило. Возможно это предупреждение. Э-э.

— Да это был просто взбесившийся крокодил, спрятавшийся в цветочной клумбе. — сказал Верховный Великий Магистр. Это могло случиться с каждым. Однако я понимаю ваши чувства.

— Понимаете? — сказал Брат Сторожевая Башня.

— Разумеется. Они вполне естественные. Все величайшие волшебники испытывают небольшое недомогание перед тем как взяться за подобную великую работу. — Братия приосанились.

Великие волшебники. Это же мы. Да-а. — Но через несколько часов все будет закончено, и я уверен, что король изрядно вас вознаградит. Будущее будет покрыто славой.

Это была обычная уловка. И она не должна была удастся в этот раз.

— Но дракон… — начал Брат Сторожевая Башня.

— Не будет никакого дракона! Мы в нем не нуждаемся. Послушайте. — сказал Верховный Великий Магистр. — это же очень просто. У парнишки будет чудесный меч. Все знают, что у королей есть чудесные мечи…

— Это тот самый чудесный меч, о котором вы нам рассказывали, правда? — сказал Брат Штукатур.

— А когда меч коснется дракона. — сказал Верховный Великий Магистр. — то произойдет… взрыв!

— Да, они так делают. — сказал Брат Привратник. — Мой дядя как-то стукнул болотного дракона. Он заметил, что тот пожирает его тыквы. Чертова тварь коснулась его ноги.

Верховный Великий Магистр вздохнул. Еще несколько часов, да-да, и все закончится. Единственное, с чем он еще не решил что делать, оставить их одних — впрочем кто им поверит, после всего этого? — или послать Стражу арестовать их, что было бы полной глупостью.

— Нет. — терпеливо сказал он. — Полагаю, что дракон исчезнет. Мы должны отослать его обратно. Дракону конец.

— Неужели люди ничего не заподозрят? — сказал Брат Штукатур. — Разве они заметят кучи по всему городу?

— Нет. — торжествующе сказал Верховный Великий Магистр.

— потому что одно прикосновение Меча Правды и Справедливости полностью разрушит Порождение Зла!

Братия посмотрели на него.

— В конечном итоге в это они обязательно поверят. — добавил он. — В свое время мы позаботимся о толике мистического дыма.

— Чертовски просто, мистический дым. — сказал Брат Пальцы.

— И потом никаких проблем? — сказал Брат Штукатур, немного смутившись.

Брат Сторожевая Башня кашлянул. — Не знаю, смогут ли это принять люди. — сказал он. — Слишком все это замысловато.

— Послушайте! — загремел Верховный Великий Магистр. Они примут все что угодно! Они увидят, что это произошло!

Люди будут настолько увлечены тем, что парнишка победил, они не будут об этом дважды думать! Все зависит только от этого! А сейчас… давайте мы начнем…

Он сконцентрировался.

Да, это было легче. С каждым разом легче. Он мог ощущать размеры, ощущать ярость дракона, в тот миг когда он проникал в место, где лежали драконы, и брал над ним контроль.

Это была власть, и она принадлежала ему.

Сержант Двоеточие поморщился от боли. — Ой!

— Не будьте размазней. — бодро сказала леди Рэмкин, наматывая бинт с проворностью, присущей женщинам семьи Рэмкинов в течение поколений. — Он крепко к вам приложился.

— И он искренне сожалеет. — резко сказал Морковка. Покажи сержанту, как ты сожалеешь. Давай.

— У-ук. — застенчиво сказал Библиотекарь.

— Не позволяйте ему меня целовать! — вскрикнул Двоеточие.

— Вы хотите, чтобы кого-нибудь схватили и били головой об пол, за Избиение Старшего Офицера?

— Я не настаиваю на расплате, нет. — поспешно сказал сержант.

— Мы можем поладить? — нетерпеливо вмешался Бодряк. Мы собираемся узнать, не сможет ли Эррол унюхать, где находится берлога дракона. Леди Рэмкин подумала, что стоит сделать попытку.

— Вы имеете в виду, что установите глубокую яму с отвесными краями, капканы, крутящиеся лезвия, приводимые в движение силой воды, битое стекло и скорпионов, чтобы поймать вора, капитан? — с сомнением сказал сержант. — Ой!

— Да, мы не хотим потерять след. — сказала леди Рэмкин.

— Перестаньте быть ребенком, сержант.

— Блестящая мысль об использовании Эррола, мадам, осмелюсь сказать. — сказал Валет, пока сержант бледнел и краснел под бинтом.

Бодряк был не уверен, сколь долго он может мириться с Валетом, в роли покорителя вершин общества.

Морковка ничего не сказал. Он пришел к мысли, что возможно он не гном, но кровь гномов течет в его венах в соответствии со знаменитым принципом морфического резонанса, и его заимствованные гены сказали ему, что ничто не произойдет так просто. Найти же кучу золота, особенно если дракона нет дома, было бы просто чудесно. Но теперь он был уверен, что будет об этом знать, если хоть один дракон появится в округе. Присутствие большого количества золота всегда заставляет чесаться ладошки гномов, а его ладошки не чесались.

— Мы начнем от той стены в Тенях. — сказал капитан.

Сержант Двоеточие бросил взгляд искоса на леди Рэмкин, найдя невозможным проявить трусость, ощутив моральную поддержку. Он справился с этим весьма достойно. — Будет ли это разумно?

— Конечно, нет. Если бы мы были разумными6 то не находились в Дозоре.

— Позвольте сказать! Я нахожу все столь восхитительным!

— сказала леди Рэмкин.

— Ах, я не думал, что вы должны отправиться вместе с нами, миледи… — начал Бодряк.

— …Сибил, пожалуйста…

— Поймите, это очень дурно пахнущий поступок…

— Но я уверена, что буду в полной безопасности с вашими людьми. — сказала она. — Уверена, что все бродяги испарятся, лишь только завидев вас.

Это драконы, подумал Бодряк. Они испарятся, как только увидят драконов, и от них останется только тени на стене.

Как только он ощущал, что начинает тормозить, или теряет интерес, он тут же вспоминал эти тени, и это обдавало огнем его задницу. Подобные явления не должны происходить.

Запрещены в моем городе.

Разумеется Тени не представляли угрозы. Многие его обитатели влились в ряды охотников за грудами золота, те же, которые оставались, гораздо менее, чем до сих пор склонялись к тому, чтобы таиться в темных переулках. А кроме того, самые разумные заметили, что леди Рэмкин, если напасть на нее, может приказать им снять носки и не быть глупцами, таким командным голосом, что они вдруг могли ненароком выполнить приказ.

Стену еще не повалили и ужасная фреска по-прежнему смущала взор. Эррол обнюхал все вокруг, протопал вдоль переулка пару раз и завалился спать.

— Слабовато. — сказал сержант Двоеточие.

— Впрочем, неплохая мысль. угодливо сказал Валет.

— Я полагаю, что мог лить напролет дождь и непрерывно бродить люди. — сказала леди Рэмкин.

Бодряк приблизился в поиске дракона. Оставалась еще какая-то слабая надежда. Все же было лучше делать хоть что-то, чем ничего.

— Нам лучше вернуться. — сказала он. — Солнце уже садится.

Они возвращались в тишине. Дракон даже не сунулся в Тени, подумал Бодряк. Он пролетел над всем городом, но так и не побывал здесь. Люди все равно начнут приковывать дев к скалам.

Это метафора чертового человеческого существования дракон. А если она не была так уж плоха, то это была просто огнедышащая летающая тварь.

Он вытащил ключи от новой штаб-квартиры. Пока он ковырялся в замке, то Эррол проснулся и начал хныкать.

— Не сейчас. — сказал Бодряк. Его бок опять пронзила боль. Ночь только началась, а он уже чувствовал себя слишком уставшим.

Позади него с крыши сполз лист шифера и грохнулся о булыжники.

— Капитан. — прошипел сержант Двоеточие.

— Что?

— Он на крыше, капитан.

Что-то в тоне голоса сержанта задело Бодряка. Он не был взволнованный. Не испуганный. Это был просто неприкрытый, ледяной ужас и страх.

Он посмотрел наверх. Эррол начал подпрыгивать у него подмышкой.

Дракон — дракон — с интересом уставился вниз через водосток. Его морда была толще, чем туловище человека. Его глазищи были огромные, тлели красным огнем и были наполнены разумом, с которым ничего не могли поделать человеческие существа. Он был слишком стар, для подобного создания. Это был разум, который слишком долго изощрялся в коварстве и мариновался в хитрости в течение времени, пока обезьяноподобные задумались над тем, что стойка на двух ногах — хороший способ передвижения. Это был разум, не имевший ничего общего, или даже представления, с искусством дипломатии.

Он не играл с вами и не задавал загадки. Но он понимал все в заносчивости, власти и жестокости, и если он сумел с этим справиться, то мог сжечь вам голову. Потому что ему нравилось так поступать.

Дракон был сейчас зол больше обычного. Разум обитал где-то позади глаз. Крошечный, слабый, чужой разум, раздувшийся от самодовольства. Он был разъярен, как от непрекращающегося зуда. Он делал такие вещи, которые совершенно не хотел делать… и воздерживался от поступков, которые ему так хотелось совершить.

Эти глаза, лишь на миг, сфокусировались на Эрроле, который лихорадочно суетился. Бодряк понял, что единственное стоявшее между ним и миллионом градусов жары был слабый интерес, проявленный драконом, почему Бодряк держит подмышкой маленького дракончика.

— Не делайте резких движений. — раздался откуда-то сзади голос леди Рэмкин. — И не проявляйте страха. Они всегда замечают, когда вы напуганы.

— Не могли бы вы дать мне более подходящий совет в этой ситуации? — медленно сказал Бодряк, пытаясь разговаривать не разжимая губ.

— Да, часто помогает пощекотать между глаз.

— Ах. — сказал Бодряк.

— А также резкое «Нет!» и отшвырнуть в сторону миску с едой.

— А-а?

— Или треснуть их по носу рулоном бумаги, именно так я поступаю в чрезвычайных случаях.

В медленном, ярко очерченным, отчаянном мире, в котором сейчас обитал Бодряк, и который казалось обращался вокруг ноздрей, как утесы, всего в нескольких метрах от него, он услышал неясный шипящий звук.

Дракон сделал глубокий вдох.

Впуск воздуха прекратился. Бодряк вгляделся в темноту пламенных каналов и сомневался, то ли он видит что-то, то ли там появилось слабое белое зарево, до того как пламенное забвение не унесло его.

И в этот миг прогудел рог. Дракон недоуменно поднял голову и издал горловой звук, который о чем-то вопрошал, но никоим образом не мог быть выражен словами.

Вновь прогудел рог. Звук казалось имел сотни повторений и отражений, живших своей собственной жизнью. Он звучал как призыв. Если это даже и было не так, то вновь долетевший звук рога провозвестил о беде, потому что дракон посмотрел на Бодряка взглядом, полным затаенной ненависти, расправил огромные крылья, взлетел тяжело в воздух и, нарушая все правила аэронавтики, медленно полетел в направлении звука.

Ничто в мире не было в состоянии летать подобным образом. Крылья вздымались вверх и вниз с грохотом разбивающихся горшков, но дракон двигался так, как если бы он лениво греб по воздуху. Если бы он прекратил двигать крыльями, то движение продолжалось, а он просто продолжал скользить до полной остановки. Он парил, а не летел. Для создания, размером с амбар с бронированной шкурой, это была чертовски забавная выдумка.

Он пролетел над их головами как баржа, направившись к Площади Разбитых Лун.

— За ним! — прокричала леди Рэмкин.

— Но он же совершенно неправильно летит, Я уверен, что об этом что-то есть в Законах Воздухоплавания. — сказал Морковка, доставая свой блокнот. — И он разрушил крышу.

Послушайте, это же нагромождение правонарушений.

— С вами все в порядке, капитан? — сказал сержант Двоеточие.

— Я столкнулся с ним нос к носу. — задумчиво сказал капитан Бодряк. Он перевел взгляд на встревоженное лицо сержанта. — Куда он подевался? — спросил он. Сержант указал вдоль улицы.

Бодряк проводил взглядом тень, удаляющуюся за крыши.

— За ним! — скомандовал он.

Вновь прогудел рог. Люди мчались к площади. Дракон проплыл у них над головами как акула, направляющаяся к запутавшемуся авиакреслу, медленно похлопывая хвостом из стороны в сторону.

— Немного странно собираться с ним сражаться! — сказал Валет.

— Думаю, что кому-то придется этим заниматься. — сказал Двоеточие. — Бедняга будет зажарен в собственной броне.

Это казалось мнением толпы, выстроившейся на площади.

Люди Анк-Морпорка обладали целенаправленным, изрядным стремлением к предприимчивости, и когда они смотрели вперед, чтобы увидеть убитого дракона, то были бы счастливы увидеть в качестве успокоения кого-нибудь, зажаренного заживо в своих доспехах. Не каждый день выпадает шанс увидеть кого-нибудь, зажаренного заживо в своих доспехах. Для детей это было бы воспоминание на всю жизнь.

Бодряк проталкивался и пробивался сквозь толпу, которая все больше и больше прибывала на площадь.

Рог протрубил в третий раз вызов. — Это же флюгельгорн. — тоном знатока сказал Двоеточие.

— Как набат, но только глубже звук.

— Вы уверены? — сказал Валет.

— Да-а.

— Это должно быть чертовски большой флюгер.

— Арахис! Фиггины! Колбаски! — послышался откуда-то сзади голос. — Привет, парни! Привет, капитан Бодряк! При смерти, а? Скушайте колбаску. Как дома.

— Что происходит, Глотка? — спросил Бодряк, цепляясь за лоток торговца, так как море людей все больше разливалось вокруг. — Какой-то мальчишка прискакал в город и говорит, что он убьет дракона. — сказал Вырви-Мне-Глотку. — Он говорит, что у него есть волшебный меч.

— А у него есть волшебная шкура?

— У вас в душе нет романтики, капитан. — сказал Глотка, вынимая горячую сервировочную вилку из металлической жаровни на лотке и аккуратно располагая ее на заднице большой женщины, стоявшей перед ним. — Станьте в сторонку, мадам, торговля — это кровь жизни города, благодарю покорно.

Разумеется. — продолжал он. — согласно правилам должна быть дева, прикованная к скале. Только тетя сказала «нет».

Всегда незадача с некоторыми людьми. Никакого представления о традиции. Этот парень утверждает, что у него правильный вид.

Бодряк потряс головой. Мир вокруг него казалось сошел с ума. — Вы меня совершенно сбили с толку. — сказал он.

— Вид. — терпеливо повторил Глотка. — Сами знаете. Вид на трон.

— Какой трон?

— Трон Анк-Морпорка.

— Какой трон Анк-Морпорка?

— Сами знаете. Короли и прочее. — задумался Глотка. Думаю, что знаю его имя. — сказал он. — Я заказал в гончарной мастерской гнома Огненного три гросса коронационных кружек и это доставит много забот написать все имена в последовательности. Я оставлю для вас парочку, капитан? Для вас девяносто пенсов, капитан, или вырви мне глотку.

Бодряк сдался и проложил обратный путь сквозь толпу, используя Морковку в качестве маяка. Младший констебль проложил дорогу через толпу, а остальные как якорь прицепились к нему.

— Все посходили с ума. — кричал он. — Что происходит, Морковка?

— Да это парень на лошади посреди площади. — сказал Морковка. — У него в руках блестящий меч. Хотя, кажется, сейчас он ничего особенного не делает.

Бодряк пробился в убежище леди Рэмкин.

— Короли. — запыхавшись, прохрипел он. — Анка. И троны.

Они существуют?

— Что? Ах, да. Должны были существовать. — сказала леди Рэмкин. — Сотни лет тому назад. А что?

— Какой-то парень говорит, что он — наследник трона!

— Верно. — сказал Глотка, следовавший по пятам за Бодряком, в надежде совершить сделку. — Он произнес большую речь о том, что он собирается убить дракона, свергнуть узурпаторов и восстановить справедливость. Все кричали ура. Горячие колбаски, за доллар пара, сделаны из настоящей свиньи, почему бы вам не купить одну для леди?

— Вы имеете в виду свинину, сэр? — осторожно спросил Морковка, вглядываясь в блестевшие трубки.

— Манера говорить, всего лишь. — быстро сказал Глотка.

— Без сомнения настоящие свиные продукты. Настоящая свинья.

— В этом городе приветствуют любую произнесенную речь.

— прорычал Бодряк. — Это вообще ничего не значит!

— Берите свиные колбаски, пять за два доллара! — сказал Глотка, никогда не прекращавший разговора во имя торговли.

— Хороши для всех дел, и для монархии тоже. Свиные колбаски! В булочке! И восстанавливает справедливость. По мне так прекрасная мысль. С луком!

— Могу ли я предложить вам горячую колбаску, мадам? сказал Валет.

Леди Рэмкин посмотрела на лоток, висевший на шее у Глотки. Тысячелетия хорошего воспитания пришли ей на помощь, и в ее голосе была слышна лишь слабая нотка страха, когда она произнесла. — Они выглядят чудесно. Какие прекрасные пищевые отходы.

— Они сделаны обезьянами на мистической горе? — спросил Морковка.

Глотка недоуменно посмотрел на него. — Нет. — терпеливо сказал он. — Из свиней.

— Какую несправедливость? — настойчиво спросил Бодряк.

— Давай, скажи мне. Какую несправедливость он собирается исправить?

— Ну-у. — сказал Глотка. — Да-а, есть же налоги. Вот и несправедливость, для начала. — Он принял немного недоуменный вид. В мире Глотки платить налоги было чем-то случавшимся с другими людьми.

— Правильно. — сказала старушка, стоявшая рядом с ним.

— А из водостока в моем доме льется что-то ужасное, а домовладелец не желает ничего делать. Это несправедливо.

— А преждевременная лысина. — сказал мужчина, стоявший перед ней. — Это тоже несправедливо. У Бодряка отвисла челюсть.

— Да. И короли должны об этом позаботиться, непременно.

— со знающим видом сказал еще один протомонархист.

— Именно так. — сказал Глотка, роясь в свертке. — У меня есть одна бутылка, осталась с этой удивительной мазью, которая сделана… — он посмотрел на Морковку. — … древними обезьянами, живущими на горе…

— А они, знаете ли, не могут ответить. — продолжал монархист. — Вот почему вы можете сказать, что они королевские. Совершенно на это неспособные. Вот что нужно делать, чтобы быть любезным.

— Воображаю. — сказала женщина с протекающим водостоком.

— И деньги тоже. — сказал монархист, наслаждаясь вниманием. — Они не могут их носить. Вот так вы всегда можете отличить короля.

— Почему? Это не так уж тяжело. — сказал мужчина, чьи остатки волос располагались у него на макушке, как остатки разбитой армии. — Я могу унести сотни долларов, о чем речь.

— У вас могут устать руки, пребывая королем. — глубокомысленно сказала женщина. — Из-за того, что машете руками.

— Я всегда думал. — сказал монархист, вытаскивая трубку и набивая ее с тяжелым видом человека, который собирается преподать лекцию. — что одна из важнейших проблем быть королем — это риск, что ваша дочь уколет палец.

Настала глубокомысленная тишина.

— И упадет спящей на сотни лет. — бесстрастно продолжал монархист.

— Ах. — с необъяснимым облегчением сказали присутствующие.

— А затем слезы и мимозы на горошинах. — добавил он.

— Да, именно так и должно быть. — неуверенно сказала женщина.

— Все время должна на них спать. — сказал монархист.

— Не забывайте о сотне матрацев. — Верно.

— И что с того? Думаю, что мог бы продать их ему оптом.

— сказал Глотка. Он повернулся к Бодряку, который слушал все это совершенно подавленный. — Послушайте, капитан? Я полагаю, что вы состояли бы в королевской страже. Носили бы на шлеме перья.

— Ах, блеск и помпа. — сказал монархист, указывая трубкой. — Весьма важно. И масса зрелищ.

— Что, бесплатно? — сказал Глотка.

— Ну-у, думаю, что возможно вам придется заплатить за рамки. — сказал монархист.

— Вы все с ума посходили! — закричал Бодряк. — Вы ничего о нем не знаете, и он даже еще не победил!

— Полагаю, что это чистая формальность. — сказала женщина.

— Это же огнедышащий дракон! — кричал Бодряк, вспоминая ноздри дракона. — А он просто парнишка на лошади, господи прости!

Глотка вежливо ткнул его в нагрудник. — У вас нет души, капитан. — сказал он. — Если путник приходит в город, находящийся в рабстве у дракона, и бросает ему вызов блистающим мечом, ну-у, только один может уйти, не так ли? Это предназначение.

— Рабстве? — кричал Бодряк. — Рабстве? Вы мелкий воришка, Глотка, лишь вчера вы секли кукол дракона!

— Это просто бизнес, капитан. Не стоит из-за этого так волноваться. — с достоинством сказал Глотка.

Помрачнев от ярости, Бодряк вернулся в строй. Скажите, за что вы любите людей Анк-Морпорка, ведь они всегда так стойко независимы, крича от нарушения их прав человека на грабеж, обман, растрату и убийство на равной основе. И это казалось совершенно справедливым, как думал об этом Бодряк. И в этом не было никакой разницы между богатым человеком и нищим попрошайкой, совершенно не принимая во внимание тот факт, что первый обладал деньгами, едой, властью, красивой одеждой и прекрасным здоровьем. Но ведь на деле он ничуть ни лучше. Просто богаче, толще, более могущественнее, лучше одетый и более здоровый. И так продолжалось в течение столетий.

— А сейчас они только понюхают платье с горностаем и все влипли. — пробормотал он.

Дракон медленно и осторожно кружился вокруг площади.

Бодряк как журавль вытянул шею, пытаясь разглядеть за головами людей, торчавшими перед ним.

Как все хищники имеют облик добычи, запрограммированный в их генах, так и облик всадника на лошади с мечом в руках переключил несколько тумблеров в мозгу дракона. Он проявил острый, но настороженный интерес.

Где-то позади, в толпе Бодряк пожал плечами. — Я даже не знал, что у нас было королевство.

— Да, у нас его не было в течение веков. — сказала леди Рэмкин. — Королей вышвырнули, и чертовски хорошая работа пошла насмарку. Они были совершенно ужасны.

— Но ведь вы… из высокородной семьи. — сказал он. — Я всегда полагал, что вы все за королей.

— Послушайте, кое-кто из них был просто невыносимым. беззаботно сказала она. — Жены во всех городах, людям рубят головы, ведутся бессмысленные войны, едят с ножа, швыряя через плечо объедки и обглоданные куриные ножки, и все такое. Совсем не наш тип людей.

Площадь стихла. Дракон медленно долетел до дальнего конца и висел почти неподвижно в воздухе, не считая медленных ударов крыльями.

Бодряк ощутил прикосновение когтей к спине, и на плечо взгромоздился Эррол, ухватившись за него когтями. Его коротенькие крылышки хлопали таким же образом, как и у больших сородичей. Он шипел. Его глаза неотрывно смотрели на реявшую громаду.

Лошадь парнишки нервно заплясала по булыжникам, когда тот спешился, вытащил меч и повернулся лицом к далекому врагу.

Он выглядел совершенно уверенным в победе, сказал сам себе Бодряк. С другой стороны, как умение побеждать драконов помогало завоевать королевство в наши дни и наше время?

Это был необычайно сверкающий меч. Вы должны были это признать.

Наступило два часа следующего утра. И все было в порядке, не считая дождя. Дождь по-прежнему моросил.

В мультивселенной есть города, которые думают, что знают, как правильно проводить время. Места, подобные Новому Орлеану и Рио, убеждены, что они не только знают, как толкать лодку, но и разводить костер на берегу; но в сравнении с Анк-Морпорком и его распущенностью они были уэльской деревней в два часа в сырой воскресный полдень.

Костры шипели и трещали в сыром воздухе над мутными грязными водами реки Анк. На улицах жарили домашних животных. Танцоры конга ходили от дома к дому, исполняя самые замысловатые узоры. Гремели залпы. Люди, в обычных обстоятельствах никогда не помышлявшие об этом, кричали «ура».

Бодряк мрачно шагал по запруженным улицам, чувствуя себя как маринованный лук в фруктовом салате. Он разжаловал вечер.

Он вообще не ощущал себя роялистом. Он не думал, что у него есть что-нибудь против королей, но вид анк-морпоркцев, размахивающих флагами, приводил его в исступление.

Кроме того, мысль о королевских перьях на шляпе вызывала у него отвращение. У него всегда были собственные мысли о перьях. Перья, покупающие вас, говорят каждому, что вы не принадлежите самому себе. А он хотел оставаться птицей.

Это было последней каплей.

Его спотыкающиеся ноги привели его на Подворье. После всего произошедшего, куда же еще? Его жилье было в удручающем состоянии, ведь леди Рэмкин жаловалась на дыры, которые, несмотря на все крики, Эррол проделал в ковре. И Эррол навонял. А сегодня вечером Бодряк не мог пить в таверне, чтобы не видеть вещей, которые выводили его из себя, пусть даже это и были вещи, которые он обычно видел, когда был пьян.

Было тихо и покойно, хотя сквозь окно долетали отдаленные звуки веселья.

Эррол сполз у него с плеча и принялся поедать кокс в камине.

Бодряк уселся и задрал ноги.

Что за день! Что за сражение! Увертки, хитросплетения, крики толпы, молодой человек, стоящий там и выглядящий таким крохотным и незащищенным, дракон, делающий глубокий вдох так знакомым Бодряку способом…

И не было пламени. Это удивило Бодряка. Это удивило толпу. Это несомненно удивило дракона, который пытался покоситься на собственный нос и недоуменно терзал когтями пламенные протоки. Он оставался удивленным до тех пор, пока парень не увернулся от когтей и точно вонзил меч.

А затем раздался удар грома.

Вы могли бы подумать, что остатки дракона исчезли.

Бодряк подтащил к себе стопку бумаг. Он смотрел на заметки, которые сделал вчера:

Замечено: Сильный дракон, но еще не умеет хорошо летать;

Замечено: Огонь был необычайно горячим, такой не испускает ни одно живое существо;

Замечено: Болотные драконы на самом деле Бедные Создания, а это Ужасное Создание старалось изо всех сил;

Замечено: Откуда он появился никто не знает, ни куда он исчезает, ни где пребывает в промежутке времени;

Замечено: Зачем он сжигал все вокруг?

Он взял ручку и чернила и медленно круглым почерком добавил:

Замечено: Может ли дракон быть уничтожен до основания?

Он задумался на миг и продолжил:

Замечено: Почему сегодня он взорвался, можно ли его найти, старательно разыскивая?

Все это загадочно. Леди Рэмкин говорила, что когда болотный дракон взрывается, то его останки повсюду. А этот дракон был изрядных размеров. Допустим, что внутренне он был алхимическим кошмаром, но жители Анк-Морпорка до сих пор всю ночь напролет сгребали дракона с улиц. Никто казалось не беспокоился из-за этого. Впрочем пурпурный дым был весьма впечатляющий.

Эррол покончил с коксом и принялся за каминные щипцы.

Пока что за этот вечер он слопал три булыжника, дверную ручку, что-то неопределенное, найденное им в сточной канаве, и, к общему изумлению, три колбаски Глотки, приготовленные из настоящих свиных органов. Непрекращающийся хруст кочерги мешался с шорохом дождя, доносившимся из окон.

Бодряк посмотрел еще раз на бумагу, а затем написал:

Замечено: Как могут короли появляться из небытия?

Он даже не рассмотрел как следует парнишку. Он выглядел достаточно симпатичным, отнюдь не великим мыслителем, но без сомнения его профиль вы не думали увидать на монете.

Подумать только, после убийства дракона он мог оказаться косоглазым гоблином после всего произошедшего. Толпа понесла его с триумфом во Дворец Патриция.

Лорд Ветинари был заперт в своей собственной темнице.

По-видимому он не оказал сильного сопротивления. Он просто всем улыбался и покорно подчинялся приказам.

Какое счастливое совпадение для города, что как только потребовался чемпион, чтобы убить дракона, как тут же следом возник король.

Бодряк на миг прогнал эту мысль из головы. Затем вновь ее вернул. Он взял перо и написал:

Замечено: Какой прекрасный случай представляется парню, который должен стать королем, что там оказался Дракон, которого можно убить, чтобы доказать вне всякого сомнения свои верность до мозга костей.

Это было гораздо лучше, чем родимые пятна и мечи, это было несомненно.

Он повертел перо, а затем нацарапал:

Замечено: Дракон не был механическим устройством, очевидно, что ни один волшебник не обладает такой силой, чтобы создать тварь такой степени волшебства. И размера.

Замечено: Почему, в крайнем случае, он не мог извергнуть пламя?

Замечено: Откуда он явился?

Замечено: Куда он направился?

Дождь застучал сильнее в окно. Звуки приветствий стали тише, а затем и окончательно затихли. Доносились только раскаты грома и всполохи молний.

Бодряк подчеркнул несколько раз слово «направился». Немного поразмыслив он добавил два восклицательных знака: ??

Полюбовавшись на написанное, он скрутил бумагу в комок и швырнул в камин, где тот был пойман и проглочен Эрролом.

Там было совершено преступление. Чувства Бодряка, неизвестно как овладевшие им, древние чувства полицейского, вздыбившие шерсть на загривке и говорившие ему, что здесь было совершено преступление. Возможно это было очень странное преступление, не фигурировавшее в книге Морковки, но тем не менее оно было совершено весьма искусно. Горстка полыхающих жаром убийц только положили ему начало. А он обнаружил его и дал ему имя.

Затем он встал, снял с крючка за дверью кожаную накидку, защищавшую его от дождя, и вышел в город, беззащитно и неуютно лежавший перед ним.

Именно сюда собираются драконы.

Они лежат…

Отнюдь не мертвые, а спящие. Ничего не ждущие, ибо ожидание предполагает предвкушение. Возможно для этого подыщется слово…

… злые.

Если только припомнить чувство истинного наслаждения от настоящего воздуха, взрезаемого крыльями, и незабываемое удовольствие извергать пламя. Над ними были пустые небеса и весьма интересный мир под ними, полный странных мечущихся созданий. Существование имело здесь совсем другую структуру. Более совершенную структуру.

И именно сейчас, когда он только начал наслаждаться всем этим, он был искалечен, прекратив извергать пламя, и был отхлестан, как эти волосатые собакообразные млекопитающиеся.

Мир удалился прочь.

В рептильих синапсах мозга дракона затлело подозрение, что вполне возможно, он мог бы вполне вернуть мир назад.

Он был вызван из небытия и вновь с позором изгнан. Но возможно сохранился след, запах, путеводная нить, которая могла бы привести его в небо…

Возможно это была тропинка, проложенная мыслью…

Он призвал разум вспомнить все произошедшее. Сварливый голос, исполненный своей миниатюрной важности, и разум, почти такой же, как у дракона, но только гораздо, гораздо меньшего размера.

Ага.

Он расправил крылья.

Леди Рэмкин приготовила себе чашку какао и прислушалась к шуму дождя, булькавшего в водосточных трубах.

Она стащила с ног изрядно надоевшие бальные туфельки, которые, как она была готова признать, были подобны паре розовых каноэ. Но положение обязывает, как говаривал этот забавный маленький сержант, и как последний представитель одной из древнейших семей Анк-Морпорка, она должна была, показывая готовность и рвение, идти на победный бал.

Лорд Ветинари редко затевал балы. Об этом даже сложили популярную песню. Но сейчас все было готово к балу.

Она не выносила балов. Для нее было истинным мучением, не предаваться любимому занятию — отчищать от грязи драконов. Понятно, где вы находились, отчищая от грязи драконов. Вы не краснеете и не порете горячку, а вынуждены есть всякие глупые блюда на палочках, или надевать платье, делающее вас похожей на облако, полное херувимов. Маленьким драконам наплевать на то, как вы выглядите, лишь бы у вас в руках была миска для кормления.

В самом деле забавно. Она всегда думала, что это занимает недели и месяцы, подготовить бал. Приглашения, декорации, колбаски на палочках, чертова куриная смесь для фарша во всех этих кондитерских изделиях. Но все это должно быть проделано в считанные часы, как этого можно ожидать. Очевидно, одно из чудес обслуживания. Она даже танцевала, как бы это получше выразиться, с новым королем, который нашел для нее несколько вежливых слов, которые впрочем были заглушены окружающим шумом.

А завтра коронация. Можно было бы подумать, что на ее подготовку уйдут месяцы.

Она все еще размышляла о том, как прошлой ночью она намешала в еду драконам каменное масло и торф, украсив цветочками из серы. Она не побеспокоилась о том, чтобы сменить бальное платье, а только накинула сверху тяжелый фартук, надела рукавицы и шлем, опустила забрало и, схватив ведра с едой, побежала под непрекращающимся дождем к сараю.

Она заметила это, как только открыла дверь. Обычно прибытие пищи вызывало бурю уханий и свистов, а также всплесков пламени.

Драконы, каждый в своем загоне, тихо замерли и внимательно таращились на крышу.

В этом было что-то пугающее. Она звякнула ведрами друг о друга.

— Не нужно бояться, противный большой дракон улетел! жизнерадостно сказала она. — Застрял во всем этом, ребята!

Один или двое, оторвавшись на миг, поглядели на нее, а затем вернулись к…

Чему? Они не выглядели испуганными. А просто очень, очень внимательными. Это походило на дежурство. Они ждали того, что должно было произойти.

Опять пророкотал гром.

Через пару минут она была на пути в мокрый город.

Существуют песни, которые никогда не поются в трезвом состоянии. Одна из них — «Нелли старшина». Как всякая песня она начинается с "Как был я на прогулке… " В окрестностях Анк-Морпорка излюбленным напевом был «На посохе волшебника есть ручка на конце».

Шеренга была пьяна. По крайней мере, двое из трех были пьяны. Морковку уговорили попробовать смесь джина с элем, но она ему не очень понравилась. Он не знал всех слов, а многие из них, как он подозревал, были ему совершенно непонятны.

— Понимаю. — в конце концов сказал он. — Это такая смешная игра слов, верно?

— Знаешь. — задумчиво сказал Двоеточие, уставившись на плотный туман, наплывавший с Анка. — В такие времена я полагаю старый…

— Не стоит так говорить. — сказал Валет, немного колеблясь. — Признайтесь, что если мы ничего не будем об этом говорить, то это будет наилучшим.

— Это была его самая любимая песня. — печально сказал Двоеточие. — У него был прекрасный светлый тенор.

— Но, сержант…

— Он был правильным человеком, наш Гамашник. — сказал Двоеточие.

— Мы ничем этому не поможем. — надувшись сказал Валет.

— Мы должны. — сказал Двоеточие. — Мы должны были бежать быстрее.

— И что случилось? — спросил Морковка.

— Он умер. — сказал Двоеточие, делая большой глоток из бутылки, которую они несли, чтобы увидеть их в ночи. — Я сказал ему. Помедленнее, вот что я сказал. Вы наделаете много глупостей, вот что я сказал. Не знаю, что на него нашло, бежать вперед сломя голову.

— Я виню Гильдию Воров. — сказал Валет. — Позволять подобным людям на улицах….

— Там был этот парень, однажды ночью мы увидели, как он содеял ограбление. — с несчастным видом сказал Двоеточие.

— Прямо на наших глазах! А капитан Бодряк, он сказал «Давай», и мы побежали, только стрела могла бы лететь быстрее нас. Как иначе мы могли бы их поймать. Всегда от этого все неприятности, ловить людей…

— Им это не нравится. — сказал Валет. Раздался еще раскат грома и порыв дождя.

— Им это не нравится. — согласился Двоеточие. — Но Гамашник побежал и забыл, он побежал, завернул за угол, а там этот парень с двумя дружками поджидал…

— Все из-за его сердца. — сказал Валет.

— Да. А он там очутился. — сказал Двоеточие. — Капитан Бодряк сильно расстроился из-за этого. В Дозоре нельзя быстро бегать, парень. — таинственно сказал он — Ты можешь быть быстрым стражником или старым стражником, но ты не можешь быть старым быстрым стражником. Бедный старина Гамашник.

— Так не должно быть. — сказал Морковка.

Двоеточие приложился к бутылке.

— Да, но так есть. — сказал он. Дождь барабанил ему по шлему и стекал по лицу.

— Но так не должно быть. — категорически сказал Морковка.

— Но так есть. — сказал Двоеточие.

* * *

Кое-кому в городе также было неловко. Этим беднягой был Библиотекарь.

Сержант Двоеточие дал ему значок. Библиотекарь крутил его так и сяк в своих огромных мягких лапах, пытаясь укусить.

Так происходило совсем не потому, что город обрел короля. Орангутанги — традиционалисты, а что может быть традиционнее короля. Но они также любили чистоплотность, а события не были чистоплотными. Или точнее события не были слишком чистоплотными. Правда и действительность никогда не бывают чистоплотными, как хотелось бы. Внезапные претенденты на древние престолы не растут на деревьях, ему-то об этом стоило знать.

Кроме того никто не искал его книгу. Это занятие было преимущественно человеческим.

В книге был ключ ко всему. В этом он был уверен. Существовал единственный способ узнать, что же было в книге.

Это был рискованный способ, но весь день Библиотекарь носился рысью рискованными путями.

В тиши спящей библиотеки он открыл стол и из глубочайших тайников достал фонарь, не пропускавший наружу ни единого лишнего лучика. Впрочем не стоило быть таким аккуратным с всеми этими бумагами вокруг…

Он также взял мешочек с арахисом и, после некоторого раздумья, большой моток веревки. Он откусил кусок веревки и использовал ее, чтобы повязать значок на шею, как талисман. Затем привязал один конец мотка к столу и, после минутного размышления, пропустил веревку между книжными полками, вытравив ее за столом.

Знание равняется силе…

Веревка была весьма важна. Через мгновение Библиотекарь остановился. Он напряг все свои силы, собрав воедино дух Библиотекаря.

Сила равняется энергии…

Временами люди бывают глупыми. Они думают, что Библиотека является опасным местом из-за всех этих волшебных книг, что вполне соответствовало истине, впрочем истинным было и то, что она была одним из самых опасных мест, которые можно вообразить, просто потому что она являлась библиотекой.

Энергия равняется материи…

Он нырнул на авеню из книжных полок, которая была несколько футов шириной, м бодро шагал по ней полчаса.

Материя равняется массе…

А масса искажает пространство. Масса искажает его, превращая в многомерное L-пространство.

А потому, поскольку система Дьюи обладает своими тонкостями, если вы собрались что-нибудь отыскать в многомерных складках L-пространства, все что вам нужно — моток веревки.

Дождь усилился. Он барабанил по булыжникам Площади Разбитых Лун, полоща тут и там порванные полотнища флагов, разбитые бутылки и кем-то отрыгнутый ужин. Грохотал гром, в воздухе разливался свежий, зеленый запах. Клочья тумана, наползавшие с Анка, колебались над камнями. До рассвета оставалось немного.

Шаги Бодряка глухо звенели, отдаваясь эхом от прилегавших зданий, когда он проходил по площади. Парнишка стоял здесь.

Он всматривался в клочья тумана, закрывавшие здания, пытаясь сориентироваться. Дракон реял — он сделал шаг вперед — здесь.

— А здесь. — сказал Бодряк. — он был убит.

Он порылся в карманах. Там была всякая всячина — ключи, обрывки веревки, пробки. Он пальцем нащупал огрызок мела.

Он встал на колени. Эррол спрыгнул с плеча и отправился на инспекцию остатков праздника. Он всегда все обнюхивал перед тем как этот съесть, заметил Бодряк. В этом была небольшая загадка, почему это его так беспокоило, ибо он все равно все съедал.

Заметим, что его голова находилась поблизости от этого места.

Он попятился, царапая мелком по камням, медленно продвигаясь по пустой, мокрой площади как древний богомолец, пробирающийся в лабиринте. Здесь крыло, протянувшись к хвосту, расправилось вплоть до этого места, сменим руку, а теперь направимся к следующему крылу…

Когда он закончил, то подошел к центру нарисованного силуэта и пробежался руками по камням. Он заметил, что они едва заметно теплые.

Разумеется здесь что-то должно было оставаться. Что-то, он не мог понять, что-то жирное.. или хрустящие зажаренные остатки дракона.

Эррол принялся есть разбитую бутылку с явными признаками наслаждения.

Знаешь, что я думаю? — сказал Бодряк. — Думаю, что он куда-то ушел.

Прогремел раскат грома.

— Хорошо, хорошо. — пробормотал Бодряк. — Это была только мысль. Все не так драматично.

Эррол прекратил хрустеть, съев наполовину бутылку.

Очень медленно, как-будто укрепленная на полированных, хорошо смазанных подшипниках, голова дракона повернулась лицом вперед.

Там, куда он так настойчиво смотрел, была лишь пустота и более ничего. Ничего такого, о чем можно было бы говорить.

Бодряк затрясся под накидкой. Это было сумасшествие.

— Послушай, не бойся. — сказал он. — Там ничего нет.

Эррол принялся дрожать.

— Это же просто дождь. — сказал Бодряк. — Давай, приканчивай бутылку, Отличная бутылка.

Тонкий, пронзительный, обеспокоенный визг донесся из пасти дракона.

— Я покажу тебе. — сказал Бодряк. Он пошарил вокруг и нашел одну из колбасок Глотки, шаря с настойчивостью голодного кутилы, который решил, что он никогда не был так голоден.

— Послушай. — сказал он. Он поднял колбаску и швырнул ее Эрролу.

Он был в полной уверенности, наблюдая ее траекторию, что она упадет на землю. Она не должна была взмывать ввысь, как если бы он уронил ее в тоннель в небесах. А тоннель не должен смотреть на него в ответ.

Яркий пурпурный свет пролился из пустоты и коснулся ближайших домов на площади, разбегаясь волнами над стенами на сотни ярдов, пока внезапно мигнув не исчез, отрицая вообще все произошедшее.

Затем опять вспыхнул, на этот раз ударив в окружавшую стену. Свет рассыпался там, где он ударился в сеть из ищущих усиков, вьющихся над камнями.

Третья попытка завершилась вертикальным столбом ультрафиолета, который взмыл на пятьдесят или шестьдесят футов вверх, застыл и медленно начал вращаться.

Бодряк почувствовал, что момент нуждается в комментариях. И сказал: «Тьфу!» Пока свет вращался, то несколько полосок серпантина зигзагом прочертили небо, нервно касаясь крыш, время от времени погружаясь, а иногда давая блики. Разыскивая.

Эррол уцепился когтями за спину Бодряка и устроился у него на плече. Мучительная боль подсказала Бодряку, что он должен что-то сделать. Не пришло ли время закричать от боли? Он попытался еще раз сказать «Тьфу.» Нет, вряд ли.

В воздухе запахло расплавленным оловом.

Кашель леди Рэмкин загрохотал по площади, издав звук словно колесо рулетки6, и прямо ударился в Бодряка, остановился, пролетев юзом, трясясь и совершив полукруг, подняв на дыбы лошадей и заставив их припасть на задние ноги.

Разъяренное видение в коже, перчатках, тиаре и тридцати ярдах грязного розового тюля склонилось над ним, прокричав. — Давай же, чертов идиот!

Рука в перчатке схватила его за безвольное, несопротивляющееся плечо и потащила к будке.

— И перестань орать! — приказал призрак, собрав воедино опыт власти многих поколений в пять слогов. Последовавший за этим крик пришпорил лошадей, заставив их очнуться от недоуменной спячки и пуститься в неистовый галоп.

Кашель пролетел рикошетом над камнями мостовой. Исследующий усик мерцающего света коснулся на миг поводьев и потеряв после того интерес.

— Не самый туманный!

Ползучие линии распростерлись над городом как паутина, слабея по мере удаления. Бодряк вообразил, как они просачиваются в окна и проползают под дверями.

— Похоже на то, что он что-то ищет! — закричал он.

— Лучше убраться подальше, пока он не поймет, что в этом есть что-то привлекательное, как вы думаете?

Язык огня толкнул Башню Искусств, скользнув незряче по ее заросшим плющом стенам, и исчез под куполом Библиотеки Невиданного Университета.

Линии померкли.

Леди Рэмкин сдержала кашель, замерев на дальней стороне площади.

— Зачем он желает попасть в Библиотеку? — спросила она, нахмурившись.

— Может он хочет что-то отыскать?

— Не будьте глупцом. — живо откликнулась она. — Там же просто большое собрание книг, и ничего больше. Что бы такое могла хотеть прочитать вспышка молнии?

— Что-то очень короткое?

— Думаю, что вы могли бы оказать более существенную помощь.

Линия света взорвалась в арке между куполом Библиотеки и центром площади и взлетела вверх в небеса, блистающая полоса несколько футов шириной.

Затем, внезапным движением, она превратилась в огненный шар, который быстро вырос, заняв почти всю площадь, внезапно исчез, оставив после себя в ночи фиолетовые, звенящие тени.

А площадь, заполоненную драконом.

Кто мог об этом подумать? Так много силы, так близко, на расстоянии протянутой руки. Дракон ощущал, как волшебство вливается в него, обновляет его секунда за секундой, вопреки всем скучным физическим законам. Это была совсем не та скудная пища, которой его пичкали перед этим. Это было настоящее пиршество. Казалось он мог совершить невозможное, обладая беспредельной властью.

Но вначале он должен почтить своим вниманием некоторых людей…

Он понюхал утренний воздух. Он искал, руководствуясь запахом мыслей людей.

Благородные драконы не имеют друзей. Ибо ненароком они могут прийти к мысли, что это враг, который еще остался в живых.

Воздух оставался неподвижен, такой застывший, что казалось можно услышать, как медленно оседает пыль. Библиотекарь раскачивался на костяшках между бесконечными книжными полками. Купол Библиотеки по-прежнему венчал ее, но он всегда был там, Это казалось вполне логичным Библиотекарю, что если были проходы, образованные книжными полками снаружи, то должны быть и другие проходы в пространстве между самими книгами, образовавшиеся от нескончаемой ряби слов. С противоположной стороны прохода доносились странные звуки, и Библиотекарь знал, что если он осторожно вытащит пару книг, то может заглянуть в другие библиотеки под другими небесами.

Книги искривляют пространство и время. Единственная причина, по которой владельцы этих вышеупомянутых крохотных бродячих, тесных книжных магазинов поддержанных книг всегда выглядят по-неземному, заключается в том, что они действительно существуют, заблудившись в этом мире, совершив неправильный поворот в своих собственных книжных магазинах в мирах, где самым похвальным занятием является носить постоянно войлочные шлепанцы и открывать ваш магазин только тогда, когда у вас есть подобное чувство. Вы можете заблудиться в L-пространстве на свой страх и риск.

Однако весьма важные библиотекари, однажды доказав свою ценность исполнением доблестного поступка в библиотечном деле, были приняты в секретный орден и были обучены редкому искусству выживания между Известных Нам Книжных Полок.

Библиотекарь обладал навыками во всем этом, но то, что он собирался предпринять, могло вышвырнуть его не только из Ордена, но возможно из собственной жизни.

Все библиотеки во всех вселенных объединены в L-пространстве. Все библиотеки. Во всех вселенных. А Библиотекарь, прокладывая свой путь по зарубкам, вырезанных на полках предыдущими исследователями, ориентируясь по запаху, прокладывая путь невзирая даже на ностальгический шепот сирен, направлялся к одной цели, и весьма особой.

Утешение было в одном. Если он по ошибке достигнет неверной цели, то никогда не узнает об этом.

Так или иначе дракон был наихудшим на земле. В воздухе он был стихийным бедствием, изящным даже тогда, когда пытался сжечь вас до кончиков сапог. На земле он представлял собой просто чертовски огромное животное.

Его громадная голова медленно поворачивалась навстречу сереющему рассвету.

Капитан Бодряк и леди Рэмкин осторожно посматривали из-за корыта. Бодряк придерживал рукой Эррола. Маленький дракончик скулил как побитый щенок и пытался вырваться прочь.

— Что за восхитительный зверь. — сказала леди Рэмкин шепотом, или тем, что она считала шепотом.

— Полагаю, что вы могли бы воздержаться от подобных высказываний. — сказал Бодряк.

Раздался скрип и шорох, когда дракон полз по камням.

— Я знал, что его не убили. — проворчал Бодряк. — Там не было останков. Все было слишком аккуратно. Могу поспорить, что его послали куда-то с помощью волшебства. Посмотрите на него. Он же совершенно невозможен! Он нуждается в волшебстве, чтобы оставаться в живых!

— Что вы имеете в виду? — сказала леди Рэмкин, не отрывая взгляда от бронированных боков чудовища.

Что он имел в виду? Что же? Он быстро все обдумал.

— Это просто физически невозможно, вот что я имею в виду. — сказал Бодряк. — Ничто столь тяжелое не в состоянии летать, или быть огнедышащим. Именно об этом я говорил.

— Но сейчас он выглядит вполне реальным. Полагаю, что вы смогли бы определить волшебное создание, которое было бы прозрачным.

— Ах, он реален. Верно, реален. — горько сказал Бодряк.

— Но предположим, что он нуждается в волшебстве также, как мы нуждаемся… в солнечном свете. Или пище.

— Вы полагаете, что он чудесноядный?

— Я просто думаю, что он питается волшебством, вот и все. — сказал Бодряк, не обладавший классическим образованием. — Полагаю, что все эти маленькие болотные дракончики, находясь на грани вымирания, предположим, что однажды давным-давно в доисторические времена некоторые из них нашли способ как использовать волшебство?

— Там должно быть было много естественного волшебства вокруг. — задумчиво сказала леди Рэмкин.

— Вы попали в точку. После всего создания пользуются воздухом и морем. Полагаю, что если есть природный источник, то что-то должно им воспользоваться, не так ли? И тогда ему не нужно заботиться о плохом пищеварении, большом весе, размере крыльев и все прочем, ибо волшебство об этом позаботится. Ух ты!

Но ведь потребуется большое количество волшебства, подумал он. Он не был уверен, много ли волшебства потребуется для необходимого преобразования мира, позволив взмыть ласточкой в небо многотонной бронированной туше, но был уверен, что очень много.

Все эти кражи. Кто-то ведь должен кормить дракона.

Он поглядел на громаду Библиотеки Невиданного Университета с ее собранием волшебных книг, величайшим собранием дистиллированной волшебной силы в Мире Диска.

А сейчас дракон уже научился, как себя прокормить.

Он пришел в полный ужас, когда увидел, что леди Рэмкин поднялась и направляется прямо к дракону, подбородок выпирает как наковальня.

— Что, черт возьми, вы делаете? — громко прошептал он.

— Если он происходит от болотных драконов, то возможно я смогу им управлять. — прокричала она в ответ. — Вам нужно заглянуть им прямо в глаза и использовать повелительный тон голоса. Они не могут сопротивляться строгому человеческому голосу. Знаете, они не обладают силой воли. Просто до невозможности мягкотелые.

К своему стыду, Бодряк осознал, что ничего не может поделать со своими ногами, которые неудержимо тянули его назад. Его самолюбие от этого страдало, но тело подсказывало, что не до самолюбия, если есть очень большой шанс быть размазанным тонким слоем на ближайшем доме. Его уши, полыхавшие от смущения, смогли расслышать, как она обратилась.

— Плохой мальчик!

Звуки строгого предписания гулко раскатились по площади.

О боги, подумал он, так вот как воспитывают драконов?

Ткнуть их в пропаленное пятно на полу и погрозить, что сотрете им нос в порошок о пол?

Он рискнул выглянуть из-за поилки для лошадей.

Голова дракона медленно поворачивалась, как стрела подъемного крана. Ему было трудно на нее нацелиться, находившуюся прямо под ним. Бодряк увидел, как у чудовища сузились громадные красные глазищи, когда тот попытался скосить их, оглядев свой громадный нос. Он выглядел озадаченным, но не удивленным.

— Сидеть! — приказала леди Рэмкин тоном, которого нельзя было не послушаться, так что даже Бодряк мимоволей ощутил, как у него непрошенно подгибаются ноги. — Хороший мальчик! Кажется, у меня где-то завалялся кусочек кокса…

Она порылась в карманах.

Контакт глаз. Это было самым важным моментом. Бодряк подумал, что она даже на миг не может оглянуться.

Дракон, как бы невзначай, поднял один коготь и пригвоздил ее к земле.

Пока Бодряк в ужасе поднимался из-за своего убежища, Эррол вырвался из его объятий и одним глотком осушил поилку. Он вприпрыжку помчался по площади размахивая крыльями, разинув пасть, отрыгивая со свистом, пытаясь испустить пламя.

В ответ он получил язык бело-голубого пламени, который с клокотанием расплавил камень, что впрочем не остановило нападавшего. Его было очень трудно остановить, ибо Эррол сам толком не знал, куда он направляется, и что он собирается там делать, когда туда доберется. Его единственной надеждой было оставаться в движении, и он прыгал и увертывался между все более увеличивающимися грозными вспышками пламени, как испуганная, но решительная случайная частица.

Большой дракон поднялся со звуком дюжины якорных цепей, который швырнули в угол, и попытался избавиться от мучителя взлетев в воздух.

Ноги Бодряка в этот миг уступили и решили, что могут позволить себе стать героическими на краткий миг. Он промчался через разделявшее пространство, с мечом наизготовку, схватил рукой леди Рэмкин за смятое бальное платье и взвалил ее на плечо.

Он проделал изрядное расстояние, пока последствия этого решения совершить рывок не озарили его.

Он двинулся дальше. Его позвоночный столб и колени пытались сжаться в один комок. Перед глазами замигали пурпурные вспышки. В довершению ко всему, что-то незнакомое, но несомненно сделанное из китового уса врезалось ему сзади в шею.

Он по инерции сделал еще несколько шагов, сознавая, что если он остановится, то будет напрочь раздавлен. В роду Рэмкинов не ценили красоту, а поддерживали здоровую породу с крепким скелетом и большими костями, что они пронесли через столетия.

Поток пламени, извергаемого разъяренным драконом, опалил булыжники в нескольких ярдах от них.

Потом он удивлялся, если только можно вообразить, как взлетев в воздух на несколько дюймов, он промчался оставшееся расстояние до поилки для лошадей. Возможно, в чрезвычайных обстоятельствах, каждому приходится изучить поспешное бегство, которое было второй натурой Валета. Как бы то ни было, он очутился за поилкой и леди Рэмкин лежала у него в руках, или по крайней мере прижимала его руки к земле. Он попытался высвободить руки и вернуть их к жизни массажем. Что делать следующим? Она казалось была невредима. Он вспомнил что-то о необходимости распустить одежды, но в случае с леди Рэмкин это могло представить серьезную опасность без специальных инструментов. Она решила возникшую задачу, ухватившись за край поилки и рывком поднялась вверх.

— Хорошо. — сказала она. — Вот вам шлепанец… — Ее глаза наконец сошлись в фокусе на Бодряке.

— Что, черт возьми, происходит… — продолжала она, и тут увидела через плечо открывшуюся сцену.

— Ах, черт. — сказала она. — Простите.

Эррол исчерпал всю свою энергию. Его коротенькие крылышки были неспособны к настоящему полету, но он продолжал находиться в воздухе, бешено хлопая крыльями как курица.

Громадные когти со свитом прорезали воздух. Один из них зацепил фонтан на площади и разбил его вдребезги.

Следующий коготь шлепнулся вблизи Эррола.

Он пронесся над головой Бодряка по прямой восходящей линии, ударил в крышу дома и свалил ее наземь.

— Вы должны его поймать! — кричала леди Рэмкин. — Вы должны! Это просто жизненно необходимо!

Бодряк посмотрел на нее, а затем двинулся вперед, в то время как тело Эррола соскользнуло с крыши и грохнулось оземь. Он был на удивление тяжелым.

— Благодарю покорно. — сказала леди Рэмкин, сражаясь со своими ногами. — Они так легко взрываются, вы ведь знаете.

Это может быть очень опасно.

Они вспомнили о другом драконе. Он совсем не относился к взрывающемуся виду. Он относился к виду, убивающему людей. Они повернулись, очень медленно.

Чудовище приблизилось к ним, обнюхало, и как если бы они не представляли никакой ценности, повернуло прочь. Он с усилием подпрыгнул и, лишь одним ленивым взмахом крыльев, начал удаляться, взлетая все выше и выше в туман, плотно накрывший город.

Но Бодряк сейчас был больше занят маленьким дракончиком в руках. Его живот тревожно вздулся. Бодряк подумал, что уделит больше внимания книге о драконах. Является ли бурчание в животе признаком того, что они близки к взрыву, или это просто признак того, что вы должны ожидать, что бурчание скоро прекратится?

— Мы должны за ним отправиться! — сказала леди Рэмкин.

— Что случилось с каретой?

Бодряк неопределенно махнул рукой в направлении, в котором, как он мог припомнить, умчались лошади.

Эррол испустил облачко газов, вонявших так как труп завонявшийся в подвале, устало махнул лапой, лизнул Бодряка в лицо языком как горячая терка для сыра, вырвался из рук и зашагал прочь.

— Куда он отправился? — прогрохотала леди Рэмкин, ведя за собой в поводу лошадей. Лошади не хотели идти, высекая копытами искры, но они вели проигранную битву.

— Он по-прежнему пытается вызвать на бой! — сказал Бодряк. — Вы думаете, что он ему уступит, да?

— Они сражаются как угорелые. — сказала леди Рэмкин, в то время как он принялся кашлять. — Поймите, это способ заставить противника взорваться.

— Я думал, что в природе, побежденные животные просто переворачиваются на спину, подчиняясь, и на этом битва заканчивается. — сказал Бодряк, пока они топали вслед за исчезающим болотным дракончиком.

— Но с драконами совсем не так. — сказала леди Рэмкин.

— Если глупое животное переворачивается на спину, то вы его выпотрошите. Вот так они на это смотрят. На самом деле, почти как люди.

Облака плотным слоем висели над Анк-Морпорком. Выше над ними, золотое солнце Мира Диска медленно рассыпало свое сияние.

Дракон засиял в лучах восходящего солнца, порхая в потоках воздуха, вытворяя немыслимые повороты и развороты лишь из чистого наслаждения. Затем он вспомнил дневные обязанности.

Они должны обладать большой самонадеянностью, чтобы вызвать его…

Под ним, на улице Маленьких Богов от края и до края выстроилась шеренга людей. Невзирая на густой туман начинало становиться все оживленнее.

— Как вы называете предметы с тонкими ступеньками? сказал сержант Двоеточие.

— Лестницы. — сказал Морковка.

— Слишком их до черта. — сказал Валет. Он подошел к ближайшей и толкнул ее.

— Ой. — Человек с усилием посмотрел вниз, наполовину прикрытый связкой флагов. — Что происходит? — сказал Валет.

Флагоносец осмотрел его с ног до головы.

— Кто хочет знать, пьянчуга? — сказал он.

— Простите, мы хотим. — сказал Морковка, выныривая из тумана как айсберг. Человек кисло улыбнулся.

— Это же коронация, понятно. — сказал он. — Нужно подготовить улицы к коронации. Подготовить к подъему флаги.

Вынуть старые полотнища знамен, верно?

Валет бросил оценивающий взгляд на промокшие тряпки. По мне так они не выглядят старыми. — сказал он. — Скорее новыми. — Что это за толстые изогнутые штуки на щите?

— Это королевские лошади Анка. — гордо сказал человек.

— Воспоминания о нашем благородном наследии.

— И как долго мы обладаем благородным наследием? — сказал Валет.

— Со вчерашнего дня разумеется.

— Нельзя обзавестись наследием за один день. — сказал Морковка. — Для этого нужно долгое время.

— Если у нас его еще нет. — сказал сержант Двоеточие. Присягаюсь, что у нас скоро будет наследие. Моя жена оставила мне об этом записку. После всех этих лет она превратилась в монархистку. — Он раздраженно стукнул ногой по тротуару. — Ха! — сказал он. — Человек выбивает свои трубки в течение тридцати лет, чтобы положить на стол кусок мяса, а все о чем она говорит, некий юнец, который собирается стать королем за пятиминутную работу. Знаете, что было у меня к чаю прошлой ночью? Сандвичи с говядиной с кровью!

Это впрочем не получило ожидаемого отклика у двух холостяков. — Бог мой! — сказал Валет.

— Настоящая сочная говядина? — сказал Морковка. — Того сорта, что с хрустящей корочкой наверху? И поблескивающими капельками жира?

— Не могу припомнить, когда я последний раз обращался с корочкой у бифштекса с кровью. — задумался Валет, витая в гастрономических небесах. — Немножечко соли и перца, и у вас блюдо, достойное ко…

— Даже не говорите об этом. — предупредил Двоеточие.

— Лучше всего, если вы воткнете нож и срежете слой жира и золотисто-коричневые пузырьки. — мечтательно сказал Морковка. — Подобный миг достоин ко…

— Заткнитесь! Немедленно заткнитесь! — кричал Двоеточие. — Вы все просто… что, черт, происходит?

Они ощутили внезапный порыв ветра и увидели, как туман, сгустившийся над их головами, свился клубками и ударился в стены домов. Порыв холодного воздуха промчался вдоль улицы и умчался прочь.

— Похоже что-то пролетело, где-то там наверху. — сказал сержант. Он замер. — Эй, как вы думаете… Мы видели, что он убивает, не так ли? — настойчиво сказал Валет.

— Мы видели, что он исчез. — сказал Морковка.

Они посмотрели друг на друга, одиноких и промокших на улице, окутанной пеленой тумана. Наверху могло находиться что угодно. Людское воображение населило промозглый воздух ужасными привидениями. Но что было самым ужасным, сознание, что Природа могла сыграть с ними еще более страшную шутку.

— Не-ет. — сказал Двоеточие. — Наверное, это просто… большая болотная птица. Или еще что-нибудь.

— Что мы сейчас должны делать? — сказал Морковка.

— Да. — сказал Валет. — Мы должны побыстрее уносить ноги. Вспомните Гамашника.

— Может это другой дракон. — сказал Морковка. — Мы должны предупредить людей и…

— Нет. — бурно возразил сержант Двоеточие. — потому что, А-а, они нам не поверят, Бэ-э, у нас есть король. Это его работа, драконы.

— Верно. — сказал Валет. — Он может не на шутку рассердиться. Знаете, ведь драконы — королевские животные. Как олени. Человек должен творить свои тридлины только подумав, что может убить дракона, ведь король-то поблизости. <Тридлины: Короткие и бесполезные религиозные ритуалы, проводимые ежедневно Святыми Балансирующими Дервишами, согласно Словарю Чистейшей Воды Слов .> — Рад, что ты по-простому. — сказал Двоеточие.

— Простой человек. — поправил Валет.

— Но это нарушает гражданские… — начал Морковка. Его прервал Эррол.

Маленький дракончик выбежал на середину улицы, обрубок хвостика вверх трубой, с глазами, вперившимися в облака над головой. Он прошествовал рядом с шеренгой, не уделив им ни капельки внимания.

— Что с ним такое? — спросил Валет.

Грохот за их спиной предшествовал появлению кареты леди Рэмкин.

— Солдаты? — нерешительно сказал Бодряк, вглядываясь в туман.

— Без сомнения. — сказал сержант Двоеточие.

— Вы видели улетающего дракона? Помимо Эррола?

— Да, э-э. — сказал сержант, поглядывая на своих подчиненных. — Что-то такое, сэр. Возможно. Что-то было.

— Тогда не стойте как сборище болванов. — сказала леди Рэмкин. — Входите! Внутри масса комнат!

Там действительно было много комнат. Когда ее построили, то карета возможно была чудом из чудес — плюш, позолота и висящие кисточки. Время, небрежное обращение и изорванные сиденья из-за частой перевозки драконов нанесли невосполнимые потери, но от нее по-прежнему разило привилегиями, стилем и, разумеется, драконами.

— Что вы собираетесь делать? — сказал сержант Двоеточие, громыхая в тумане.

— Размахивать. — сказал Валет, изящно жестикулируя перед окружающими валами.

— Отвратительно, без сомнения отвратительно подобное поведение. — задумался сержант Двоеточие. — Люди разъезжают в шикарных каретах, когда у некоторых нет крыши над головой.

— Это карета леди Рэмкин. — сказал Валет. — С ней все в порядке.

— Да, конечно, но как насчет ее предков, а? Вы не обзаведетесь большими домами и шикарными каретами без того, чтобы не начистить физиономии беднякам.

— Вы просто раздражены, потому что ваша половина вышивает короны на своем исподнем. — сказал Валет.

— С этим ничего не поделаешь. — возмущенно сказал сержант Двоеточие. �