Юрий Юрьевич Зубакин

История Фэндома (КЛФ — 9)

История Фэндома: КЛФ "Прогрессор" (Семипалатинск), 1982

Посылаю материалы по истории Фэндома из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

Интервью со С. Логиновым записано магнитогорскими фэнами во время "Интерпресскона-91".

Материалы выложу на www.tree.boom.ru

Огус П. "Прогрессор" действует

(Иртыш (Семипалатинск).- 1982.- 20 окт. — С.?)

Состоялось двадцатое заседание киноклуба любителей фантастики "Прогрессор".

Почтя два года назад группа энтузиастов при содействии облкинопроката организовала при кинотеатре "Октябрь" кинолекторий для юношества "Фантастика". Никто не мог предвидеть, что уже на четвертом занятии больше половины малого зала театра составили люди не совсем юного возраста.

Через полгода клуб набрал силу в приобрел постоянных участников. В свою программу он включил 12 наиболее интересных произведений советской и зарубежной кинофантастики: от довольно легкомысленной французский комедия "Жандарм и инопланетяне" до кинофильма "Сталкер" — сложного философского кинополотна советского режиссера Тарковского, снятого по мотивам повести братьев Стругацких "Пикник на обочине". Вскоре киноклуб получил свое нынешнее название "Прогрессор", заимствованное из повести этих же известных писателей-фантастов "Жук в муравейнике".

Программа работы клуба в этом году составлена как из новинок кинофантастики, так и из старых, незаслуженно забытых кинолент прошлых десятилетий.

Год назад при киноклубе возникла группа, объединившая людей, которым было интересно не только смотреть, но и обсуждать кинофильмы, обсуждать не только кинофантастику, но и произведения научно-фантастической литературы.

Первое, что привлекло людей в клуб, — это возможность не просто читать или обсуждать, но и обмениваться новинками литературы. В "Прогрессоре" налаживается книгообмен между членами клуба, и, пожалуй, нет ни одной интересной новой научно-фантастической книги, которая прошла мимо нашего внимания.

Дальше — больше. Сейчас в клубе есть свои "писатели" и даже "переводчики". Совет клуба поддерживает связь с писателями-фантастами, редакциями журналов "Техника-молодежи" и "Уральский следопыт", ленинградским семинаром молодых фантастов, родственными клубами из других городов…

В СССР сейчас работают десятки клубов любителей фантастики. От Калининграда до Сахалина, от Мурманска до Тбилиси — таков регион деятельности подобных нашему клубу. Активность любителей фантастики заставила Всесоюзную организацию Добровольного общества книголюбов создать научно- методический совет во главе с А. Н. Стругацким. С 1980 [1981 — YZ] года присваивается литературная премия Союза писателей СССР "Аэлита" за лучшее научно фантастическое произведение года. Это еще одно свидетельство роста не только популярности, но и авторитета научной фантастики. Лауреатами премии стали братья Стругацкие, А. Казанцев, 3. Юрьев. А в этом году будет учреждена и премия за лучшей произведение года, присуждаемая клубами любителей фантастики. "Прогрессор" уже привел участие в обсуждении кандидатур на эту премию.

Чем же будет заниматься "Прогрессор" в этом году?

Разумеется, продолжит работу киноклуб. Чаще будем организовывать выездные заседания клуба в библиотеках и на предприятиях города. Первое такое заседание уже состоялось в центральной профсоюзной библиотеке. Надеемся послать делегации на семинар, где соберутся признанные любители фантастики, в Абакан в Свердловск на главное событие года — вручение премии "Аэлита".

Своеобразным сектором "Прогрессора" стал клуб юных любителей фантастики "Икар", работающий при библиотеке городского Дома пионеров. Ребята охотно знакомятся с лучшими научно-фантастическими произведениями, смотрят диафильмы, ведут работу своего киноклуба, участвуют в читательских конференциях, инсценировках любимых произведений, викторинах.

Главная задача детского клуба — воспитание тонкого, умного читателя. Работа "Икара" ведется под руководством совета "Прогрсссора", который никогда не забывает, что советская фантастика является мощным средством коммунистического воспитания молодежи. Владимир Ильич Ленин назвал фантазию "качеством величайшей ценности". Так пусть же ребята мечтают и претворяют свои дерзновенные мечты в действительность.

П. ОГУС,

член совета клуба любителей фантастики "Прогрессор".

История Фэндома: КЛФ "Прогрессор" (Семипалатинск), 1983

[Без авт.] Из хроники "ПРОГРЕССОРА"

(Мясной гигант (Семипалатинск. — Мясоконсервн. комбинат).- 1983.- 7 янв.- (№ 3 (1926)). — С. 2.)

Делегация КЛФ "Прогрессор" участвовала во встрече клубов любителей фантастики в Абакане. На встрече присутствовали, кроме хозяев — абаканского КЛФ "Гонгури" — гости из Молдавии от клуба любителей фантастики "Альтаир" (Тирасполь), из Волгограда — "Ветер Времени" и "Прогрессор" (Семипалатинск).

Участники встречи поделились опытом клубной работы, встретились с писателями Г. Тарнаруцким и А. Бушковым, познакомились с юными любителями фантастики членами детского КЛФ "Центавр". Красноярское телевидение записало передачу с участием гостей абаканской встречи, рассказавшую о КЛФ-движении в Советском Союзе.

15 января в 19.00 часов в областном Доме работников просвещения по адресу ул. Кирова, 138, состоится очередное заседание клуба любителей фантастики "Прогрессор", посвященное творчеству известного американского фантаста Рэя Брэдбери.

C уважением, Yuri

… Чебурашкообразные эвоки. StarWars? —

* Origin: Blocked Life & Забытый Поцелуй (2:5010/30.47)

[20] Фантастика: книги/события/мнен (2:5020/6140)

RU.SF.NEWS

Msg: 20 of 24

From: Yuri Zubakin 2:5010/30.47 28 Aug 00 00:19:00

To: All Subj: История Фэндома: КЛФ "Прогрессор" (Семипалатинск), 1981–1983 (3 статьи)

Киноклуб любителей фантастики "Прогрессор"

Человек не может жить без мечты, не может жить, не заглядывая в будущее. И в этом ему помогает фантастика.

Кинотеатр "Октябрь"

24 / IX — 1981 г. Контакт и пришествие Фильм "Жандарм и инопланетяне"

22 / Х — 1981 г. Дознание Станислава Лема Фильм "Дознание пилота Пиркса"

19 / XI — 1981 г. — Кинофантастика режиссера Тарковского Фильм "Солярис"

17 / XII — 1981 г. Тернии звездные и тернии земные Фильм "Через тернии к звездам"

26 / XI — 1981 г. Тарковский и Стругацкие Фильм "Сталкер"

3 / XII — 1981 г. Стругацкие в кино Фильм "Отель у погибшего альпиниста"

10 / ХП — 1981 г. Разумное животное Фильм "День дельфина"

21 / I — 1982 г. Кирилл Булычев и другие Фильм "Тайна третьей планеты"

25 / II — 1982 г. Фольклор и фантастика Фильм "Дикая охота короля Стаха".

30 / III — 1982 г. Космическая фантастика Фильм "Эоломея"

29 / IV — 1982 г. Сдвиг времен Фильм "Иван Васильевич меняет профессию"

18 / V — 1982 г. Миф и НФ Фильм "Вожди Атлантиды"

Ваш ряд ___ место ___

Дирекция кинотеатра оставляет за собой право на замену фильмов.

Семипалатинск — 81

***

Киноклуб Любителей фантастики

Человек не может жить без мечты, не может жить. Не заглядывая в будущее. И в этом ему помогает фантастика.

Кинотеатр "Октябрь"

16 / Х — 82 г. 25 лет космической эры "Ангар-18"

20 / ХI — 82 г. Любовь и ненависть Рэя Бредбери "Зеленая куколка" (Альманах "Молодость")

11 / XII — 82 г. Наследники Ивана Ефремова (к 25-летию выхода в свет романа "Туманность Андромеды") "Акванавты"

8/ I — 83 Сказка и научная фантастика "Слезы капали"

26 / II — 83 г. Законы жанра "Преступный репортаж" 1 серия

5 / III — 83 г. Торговцы болью "Преступный репортаж" 2 серия

9 / IV — 83 г. Человек и Вселенная новый художественный НФ фильм

14 / V — 83 Лучшая фантастика года новый художественный НФ фильм

Итоги присуждения литературной премии по фантастике "Аэлита-83"

Ваш ряд ___ место ___

Дирекция кинотеатра оставляет за собой право на замену фильмов

Семипалатинск, 1982 г.

***

Киноклуб Любителей фантастики

Человек не может жить без мечты, не может жить. Не заглядывая в будущее. И в этом ему помогает фантастика.

Кинотеатр "Октябрь"

сентябрь: Будущее начинается сегодня (творчество А. Беляева) — "Человек-амфибия"

сентябрь: "Серьезная литература" и научная фантастика — "Гиперболоид инженера Гарина"

октябрь: Зарубежная НФ: отражение мира — "КОЗЕРОГ-1"

ноябрь: Время-пространство-человек — "СОЛЯРИС"

декабрь: Жюль Верн — воспоминание о прошлом — "Тайна Карпатского замка"

январь: Нефантасты в фанстастике — "Бегство мистера Мак — Кинли"

февраль: ЛЕМ, БОРУНЬ, ФИАЛКОВ СКИЙ (современная польская НФ) — "Импульсы чувств"

март: Я. робот… — "Под созвездием близнецов"

апрель: Шаги в бесконечность (12 апреля — День Космонавтики) — "За 5 секунд до катастрофы"

май: Мастера современной советской фантастики — "Лунная радуга"

Ваш ряд ___ место ___

Дирекция кинотеатра оставляет за собой право на замену фильмов

Кинопрокат

г. Семипалатинск, 1982 г.

История Фэндома: КЛФ "Спутник" (Семипалатинск), 1983 (1)

***

Пономарева Г. В клубе "СПУТНИК"

(Мясной гигант (Семипалатинск. — Мясоконсервн. комбинат).- 1983.- 7 янв.- (№ 3 (1926)). — С. 2.)

Состоялось первое занятие клуба любителей фантастики "Спутник", созданного для детей комбинатовцев. Интересно и содержательно раскрыл тему "Вселенная и космические корабли" с демонстрацией слайдов преподаватель пединститута К. А. Рублев.

Победителем викторины по теме стал Д. Задорожный, учащийся 6 класса школы № 20.

Занятие завершилось просмотром научно-фантастического фильма "Ангар-18".

Г. Пономарева, педагог-организатор дворового клуба "Буревестник".

История Фэндома: КЛФ "Спутник" (Семипалатинск), 1983 (2)

Киноклуб любителей фантастики "Спутник"

КИНОАБОНЕМЕНТ

Дом культуры мясоконсервного комбината им. М. И. Калинина

г. Семипалатинск — 1983 год

Человек не может жить без мечты, не может жить, не заглядывая в будущее. И в этом ему помогает — фантастика.

Предлагаем план занятий

13 февраля: "Чародей из Гусляра" (творчество лауреата Государственной премии Кира Булычева) — "Через тернии к звёздам".

20 февраля: "Сто лет тому вперёд" (образ будущего в советской научной фантастике) — "Тайна третьей планеты".

6 марта: "А вы готовы принимать гостей?" (Тема контакта с иными мирами в творчестве лауреатов премии "Аэлита" А. и Б. Стругацких) — "Отель "У погибшего альпиниста".

20 марта: "Большая глубина фантастики" — Акванавты".

17 апреля: "Звёзды зовут" (космическая тема в научной фантастике) — "Большое космическое путешествие".

22 мая: Заключительное занятие — Новый научно-фантастический художественный фильм

Ваш ряд _____ Место ______

Дирекция Дома культуры оставляет за собой право на замену фильмов.

История Фэндома: Интервью со С. Логиновым (1991)

"Я не буду загадывать": Интервью с писателем-фантастом Святославом Логиновым / Интервью провел В. Наумов

(Магнитострой (Магнитогорск).- 1991.- 24 авг. — С. 3.)

Корр.: — Как давно вы полюбили фантастику? Как начали писать?

Логинов: — Читал и любил фантастику всю жизнь, кажется. Одно из первых произведений, которое читал и перечитывал в детстве много раз, "Звездоплаватели" Мартынова. Где-то лет в 35 попытался перечитать еще раз, но не смог. Никогда нельзя возвращаться к детской любви. Потом появились Стругацкие, Лем. Сборничек последнего "Охота на Сэтавра" был зачитан до дыр, хорошо, что был в твердой обложке. Где-то в последних классах школы начал усиленно собирать фантастику. Писать не думал и вообще в детстве не собирался быть писателем. Но здесь надо сказать огромное спасибо моей школьной учительнице, которая нас мучила бесконечными сочинениями. Каждую неделю было сочинение, и я привык вставать ночью часа в два (ложиться в семь вечера), писать эти сочинения. Окончив школу и учась в университете, я часто рассказывал себе разные истории, обычно ночью, в постели, и наоборот, под утро, просыпаясь. И вот однажды, рассказывая очередную историю, я вдруг, как привык в школе, встал, взял лист бумаги и начал писать сочинение. Эту самую придуманную историю. Написал, улегся довольный спать, а утром, увидев лист на столе, понял, что написал рассказ. Этот рассказ я никогда никому не показывал, хотя он у меня хранится. Так и начал писать. Писал короткие и суперкороткие рассказы, пока в 1974 году не узнал о существовании секции фантастики. Тогда я по своей наивности считал писателей некими небожителями, и представить себе, что они ходят здесь же по городу Ленинграду, было невозможно. А оказалось, что ходят.

Корр.: — У нас область исторической фантастики не очень разработана, хотя были, конечно, попытки. А вот как вы относитесь к жанру фэнтези?

С. Логинов: — Историческая фантастика — это не вполне то же самое, что фэнтези. Историческая фантастика имеет столь же глубокие корни, что и фантастика вообще. "Янки при дворе короля Артура" — пример классической исторической фантастики, смешение двух эпох. Этот жанр труден тем, что требует от автора острого фантастического сюжета и в то же время знаний исторического романиста. Поэтому те, кто обладают такими знаниями, предпочитают более благодарный труд писать чисто исторические вещи. Я начинал именно с исторической фантастики. Когда я набрал достаточно большое количество материала, то неизбежно перешел к работе над чисто историческими вещами. Написано две повести, четыре рассказа, три из них опубликовано, а повести так и лежат. А что касается фэнтези, то это не жанр, а область литературы. Она может пользоваться историчностью или псевдоисторичностью, что чаще бывает. В фэнтези вводятся герои мифов, всевозможные духи, драконы, единороги. В исторический фантастический рассказ я тоже могу ввести единорога, но историческая фантастика научна, а фэнтези — нет. Каждый проводит эту границу для себя, я тоже — по следующему принципу: в научной фантастике действие происходит в реальном мире и если там случаются какие-то чудесные события, то они нарушают существующие законы природы. В фэнтези фантастическое допущение первично, а законы природы существуют постольку, поскольку это не мешает фантастической ситуации. По этому принципу "Нос" Гоголя относится к научной фантастике, а "Вий" — к ненаучной. Градация чисто условная. Я историческую фантастику отношу к фантастике (не будем употреблять термин "научная"), а фэнтези отношу к ненаучной. В фэнтези чудесное первично. В ней главный — колдун, а то, что камень там тоже падает вниз, то это потому, что скорее всего он подчиняется неким мистическим силам, сродству земли или еще чему-нибудь еще, а не закону всемирного тяготения. Вот в чем разница. Корр.: — Когда вы пишете историческую фантастику, есть ли любимый период истории любимая эпоха, где происходит действие, или таковой нет?

С. Логинов: — Любимый период есть, может быть, потому, что больше всего изучал. Это эпоха Возрождения. Хотя приходится залезать и в зрелое средневековье — XIII век. Позднее Возрождение — XVII век. Если для какого-либо рассказа требуется то или иное историческое обрамление, то я иду в библиотеку и читаю исторические труды, монографии. Историки, читавшие мои вещи, иногда меня начинали упрекать: "Ты почему сделал такую-то и такую-то ошибку? Не могло быть в XIII веке предположим, на вооружении алебарды". Но я говорю, что у меня нигде не сказано, что это XIII век и вообще тут оголтелая фантастика. "Ну как же так, возражают они, — по всем остальным признакам у тебя XIII век".

Корр.: Как вы пишете: сразу, то есть пошел рассказ и пишется или процесс осмысления идет трудно?

С. Логинов: — Детей рожать всегда трудно. Каждый автор пишет по-своему. Я до сих пор не могу понять, как задумывается вещь, откуда все берется? Только что ничего не было и вдруг зацепило. Может зацепить с одной фразы, имени, названия рассказа, но это бывает редко, обычно название рассказа появляется последним. Иногда начинается с идеи, но тоже редко И вдруг обвал, внутри появляются образы, люди, которые принимаются, перебивая друг друга, что-то говорить, кричать, действовать, делать. В это время я ничего не пишу, а рассказ зреет. Потом он созревает, но я все еще ничего не пишу, начинаю его обкатывать. Я его рассказываю себе самому десятки раз с различными вариациями, иногда меняя замысел на противоположный первому. Обкатываю диалоги, появляются ключевые фразы, самые главные, которые запоминаю до последнего слова. И все это время ни строчки не ложится на бумагу. Держать роман таким образом в голове невозможно, поэтому я и не пишу романов. Мои произведения — максимум три авторских листа. Когда рассказ полностью закончен, начинается процесс перекладывания его на бумагу.

Корр.: — Существует мнение, что поколение, которому сейчас 40–45 лет, писало в основном "в стол", то есть без надежды на печатание. А сейчас появилась возможность публиковаться, и они все это начали публиковать. Что вы можете сказать по этому поводу? Вы сами тоже писали "в стол" или с надеждой, что все будет опубликовано?

С. Логинов: — Я всю жизнь писал только то, что мне было интересно. На заказ мною написана пара очерков, и хотя эти очерки не хуже и не лучше других, мне почему-то стыдно их видеть. Видимо, потому, что не душа заболела это написать, а меня попросили, так как считали, что я смогу справиться с этой темой. И я смог, и это опубликовали. Сейчас я пишу то, что мне действительно по-настоящему интересно. А вот когда вещь закончена, перешла на бумагу, когда ее перепечатываешь по ГОСТу, то начинаешь думать: кому эта вещь может подойти? Где есть шанс напечататься? И, конечно, предпринимаешь попытки опубликовать ее. Первый рассказ мой был опубликован в 75-м году — журнальная публикация, второй в 81-м. Шесть лет перерыва! Но эти шесть лет я активно работал, и многое из того, что было написано тогда, в последние два года увидело свет. Так как писал я тогда в стол? Нет, конечно. Я предлагал рукописи, но время было такое, что они не проходили.

Корр.: — Сейчас пошла волна переводной и советской фантастики. Как вы оцениваете это: качественным или количественным скачком?

С. Логинов: — Этот поток тяжело оценивать, так как взметнулся-то поток серости. Серость писать легко.

Малышев, например, я не знаю, как он работает, но пишет много. Я ткнулся в его тексты и "духом возмутился, зачем читать учился". Такие вещи гнать можно погонными метрами. И вот эта-то "погонная" литература и делает мгновенный количественный скачок, как только появляется возможность ее опубликовать и заработать деньги. В эпоху гонений она не получила такого развития. Тогда тоже писали плохие вещи, но они писались убежденными графоманами, мучениками "от литературы", которых хотя и очень жаль, но тем не менее надо гнать, ибо они опасны. Они что-то вроде заразного больного, которого жалко, но во времена моего любимого средневековья ему надевали белый балахон, давали колокольчик, чтобы все слышали, что идет прокаженный.

Что касается хорошей литературы, то здесь застой сыграл тоже свою определенную роль. Немногие обладают способностью активно и плодотворно работать без заметных надежд на публикацию. Я знал, и знаю многих людей, которые делали неплохую вещь, а ее не публиковали. Эти писатели думали, что в произведении что-то не то, садились и переделывали второй, третий, пятый, седьмой раз. Да и материальный фактор не нужно сбрасывать со счета. Немногие находили в себе силы уйти в сторожа или еще куда-нибудь, где можно писать. Подавляющее большинство сидело на инженерных должностях, отбывало трудовую повинность, чаще всего ничего не делая. Я сам тому живой пример. Лет семь я убил на сидение по разным конторам, а писать мог в редкие утренние или вечерние часы. Тогда дневная продукция такого писателя выражается в 2–3 строчках и запас рукописей был очень небогат. Лев Толстой написал 80 томов, но он был графом, и ему не приходилось заботиться об обеде. В результате у меня к 40 годам, когда тот же Лев Толстой уже имел 120 листов "Войны и мира", было написано листов сорок. В том же самом положении находятся и все мои сверстники.

Корр.: — Сейчас никто не давит на творческих людей, но шедевров что-то не видно. Что вы об этой стороне вопроса думаете?

С. Логинов: — Хорошие произведения появляются в такой же пропорции, что и раньше. Внешнее давление не играет никакой роли. За застойные годы накопились какие-то произведения. Мало, но накопились. И сейчас они все сразу выброшены в свет. Мы в один год получили представление о том, что было сделано за последние 20 лет, а за один год такой волны не получить. Испытание удачей более опасно, чем испытание тяготами. Некоторые его не выдержали, но подавляющее большинство людей, которые прежде писали серьезно, вдумчиво, так и продолжают писать.

Корр.: — Ваши литературные пристрастия к западной и советской фантастике? Любимые авторы и произведения?

С. Логинов: — Когда-то журнал "Парус" задавал своим авторам вопрос о десяти книгах, которые потрясли их внутренний мир. Это было в выпуске, посвященном фантастике. Я сразу же составил такой же список: Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль", Сервантес "Дон Кихот", Алексей Толстой "Золотой ключик" (я его регулярно перечитываю и каждый раз восхищаюсь, как надо писать!), А. и Б. Стругацкие "Трудно быть богом" и "Обитаемый остров", Рэй Брэдбери "451° по Фарангейту", Александр Грин "Алые паруса" (могу показаться здесь не оригинальным), Анатоль Франс "Таис", Джек Лондон "Смирительная рубашка" и Николай Гоголь "Вий".

Корр.: — Сейчас всех волнуют экстрасенсы, ведьмы, домовые, НЛО. Ваше отношение к этим явлениям?

С. Логинов: — Я закончил университет, а родом из потомственных атеистов и сам воинствующий атеист, который знает, во что он не верит. Изучая историю, я много времени потратил на изучение богословия. Библия для меня — настольная книге, то есть я знаю, во что не верю. Я не безбожник от невежества, а атеист. Поэтому мне стыдно верить в суеверия. Все эти НЛО, экстрасенсы, ведьмы — это просто мечта о чудесном, наивная вера в добренького господа Бога, добреньких пришельцев и так далее. Детские попытки переложить свои проблемы на плечи других, приправленные каким-то количеством неизвестных науке фактов или явлений, или количеством неизвестных науке фактов, или явлений, или неизвестных данному человеку или группе людей, которые эти явления наблюдали.

Корр.: — Советские писатели пытаются писать боевики. Вот, например, попытки были у Больных, Резника. Что вы об этом можете сказать?

С. Логинов: — Боевики — это коммерческая литература. Сейчас их пишут либо беспомощные любители, либо оголтелые идеалисты, считающие, что этот жанр надо проводить в жизнь. А на коммерческой основе этим займутся профессионалы, холодные сапожники, впрочем, мастеровитые. Ведь боевики расписываются по голому сюжету, там не герои, а маски, и сюжет задан железной логикой событий: если герой не успеет, то — ужас! — погибнет, даже если все сделает, но опоздает только на минуту. Кроме принципа держать читателя в напряжении, там ничего нет. Не надо страдать, мучиться, перед нами просто изделие, как всякое другое. Как тачание сапог. Но при чем здесь литература?

Корр.: — Ваши произведения ориентированы на западный фольклор: рыцари, единороги, драконы, а в русском фольклоре их нет. Не пишете ли вы произведения, построенные на русском фольклоре?

С. Логинов: — Практически не пишу. Я сам долго думал, почему же это? И пришел к выводу, что русский фольклор сохранился только в сказке, а сказка у нас отдана в ведение детей. А на западе этого не было. Например, Шарль Перро писал не для детей, а для взрослых. В конце сказки о Красной Шапочке у него мораль: "Девицы, будьте осторожны, ибо серые волки так и рыщут по дорогам, мечтая затащить вас к себе в постель". Как видите, вовсе не для девочек, а для вполне половозрелых девиц. Именно поэтому западный фольклор легко лег в и канву фантастической литературы для взрослых, а русский фольклор сохранился только как детский. Если в произведение ввести Бабу-Ягу, лешего, водяного, кикимору, барабашку, домового, то автоматически снижается читательское восприятие, отношение уже несерьезное. Хотя я не стану зарекаться, что из-за этих трудностей не стану писать фэнтези на русские темы. Вот возьму и когда-нибудь сделаю. Но не сейчас.

Интервью провел В. НАУМОВ.

История Фэндома: КЛФ "Солнечный город" (Семипалатинск), 1982

Здравствуйте, All!

Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

Все материалы выложил/выложу на www.tree.boom.ru

[Без авт.] Приглашение

(Семипалатинск, б. г.- 4 с.)

Киноклуб "Солнечный город"

ПРИГЛАШЕНИЕ

(для учащихся 4–7 классов)

октябрь — май 1982–1983 гг.

г. Семипалатинск

Мир кино

Мир интересного,

Облагораживающего,

Мир познания…

Занятия клуба проводятся в кинотеатре "Октябрь" совместно с городским Домом пионеров.

Начало сеансов в ____ часов.

Дирекция кинотеатра оставляет за собой право замены фильмов.

Облуправление кинофикации Облкинопрокат.

Ленинское объединение кинотеатров.

ПРОГРАММА ЗАНЯТИЙ КИНОКЛУБА:

14 октября Праздник, посвященный 25-летию освоения космоса. Фильм "Москва-Кассиопея".

11 ноября Утренник, посвященный 130-летию со дня рождения Мамина-Сибиряка. Ж-л. "Д. Н. Мамин-Сибиряк". Сказка.

16 декабря УТРЕННИК, посвященный творчеству Льюиса Кэррола. Фильм "Мария, Мирабела".

7 января Праздник, посвященный 100-летию со дня рождения Алексея Толстого. Фильм.

10 февраля Утренник, посвященный творчеству писателя Николая Носова. Фильм "Иван Васильевич меняет профессию".

24 марта Открытие недели детской книги. Встреча с писателем. Фильм.

12 апреля Утренник, посвященный Дню космонавтики. Фильм "Большое космическое путешествие".

18 мая КОНКУРС-ПРАЗДНИК ЛИТЕРАТУРНЫХ ГЕРОЕВ. Сказка.

История Фэндома: КЛФ "Спутник" (Семипалатинск), 1983

[Без авт.] Работа продолжается

(Мясной гигант (Семипалатинск. — Мясоконсерв. комбинат).- 1983.- 25 нояб.- (№ 50 (1973)). — С. 2.)

В декабре 1982 года состоялась первая встреча юных любителей фантастики в киноклубе "Спутник" при Доме культуры мясокомбината. Новая форма работы с детьми понравилась и привилась.

С тех пор "Спутник" пять раз приглашал ребят в свой зал. Для членов клуба читались лекции, проводились викторины. Показаны научно-фантастические фильмы "Ангар-18", "Звездная командировка". "Отель у погибшего альпиниста" и другие.

В 1983 году киноклуб "Спутник" под свою опеку взяли члены совета общегородского клуба любителей фантастики "Прогрессор". Занятия будут проводиться по более сложной и, надеемся, более интересной программе. Наряду с лекциями будут проводиться праздники и утренники, викторины и карнавалы. Как дополнение к уже ставшим традиционными формами, выступления будут иллюстрироваться слайдами, отснятыми членами клуба в Москве с выставки фантастической живописи "Время, пространство, человек", диафильмы, фотографии, кадры из различных научно-фантастических фильмов.

Клубом планируется также проведение встреч с писателями не только Семипалатинска, но и Москвы, Ленинграда. Ну и, конечно, будет обязательный просмотр научно фантастических фильмов, как новых, так и старых, потому что "Спутник" — это прежде всего киноклуб.

Но мы хотели бы надеяться, что уже ставшие постоянными члены "Спутника" в этом году будут не просто молча внимать речам выступающих, но и сами активно включатся в работу клуба. Желательно и здесь создать группу активистов — совет, который бы взял на себя часть работ по организации заседаний, и, вообще, стал бы коллективом, объединяющим любителей фантастики.

История Фэндома: КЛФ "Прогрессор" (Семипалатинск), 1987

Крамаренко В. Информация для КЛФ — 4 / 87

(Б. м., 1987.- 2 с.)

Уважаемые коллеги!

Совет КЛФ "Прогрессор" предлагает вашему вниманию краткую информационную сводку о работе нашего клуба в октябре-декабре 1987 г. Более подробную информацию о работе нашего клуба мы готовы предоставить по вашему запросу в адрес нашего клуба: 49005 °Cемипалатинск ГОС-50 а/я 130. Со своей стороны мы бы хотели получить аналогичную информацию от вас, поскольку могли неоднократно убедиться во взаимополезности информационных контактов в период 1981-84 гг.

11 октября 1987 года состоялось Общее собрание членов клуба "Прогрессор", принявшее новый Устав клуба и, в соответствии с ним, избравшее новый Совет клуба и ревизионную комиссию.

Совет клуба:

Президент — Владимиров Виталий Геннадьевич

Вице-президент — Шохирев Андрей

Секретарь — Крамаренко Ирина Борисовна

Казначей — Полосухин Людмила Анатольевна

Член Совета — Огус Пётр Константинович

Ревизионная комиссия:

Председатель — Кузьмин Евгений Семёнович

Члены комиссии:

Усманов Ильдар Эдмонович

Щютц Виктор Альбертович

Работа клуба "Прогрессор" в минувшем квартале велась по трём направлениям киноклуб-кафе, молодёжная группа, дискуссионный клуб ЛФ.

Киноклуб-кафе работал в помещении близлежащего кафе "Достык" ("Дружба"), где в первой половине года силами членов клуба была сооружена капитальная кинобудка и, при содействии "Казкиноремснаба" смонтирована установка КН-22; установлена необходимая для работы киноклуба аппаратура. Киновечера (руководитель П. Огус) вызвали большой интерес в городе, областная газета "Иртыш" дважды публиковала статьи о работе киноклуба. Киновечер представляет из себя просмотр фильма, предваряемый слайд-программой и последующей дискуссией и проходили 1 раз в месяц, по пятницам с 19 до 22 часов. С нового года предусмотрен переход на двухразовый режим работы.

Молодёжная группа (руководитель — Л. полосухиеа) собиралась в клубе еженедельно, с 1700 до 1900 и объединяет старшеклассников общеобразовательных школ, учащихся техникумов и ПТУ. Группа занимается изучением фантастической литературы. В минувшие три месяца проводились дискуссии по творчеству Д. Уиндема, Х. Клемента, К. Булычева.

Дискуссионный клуб собирается дважды в неделю — по средам от 19:00 и в воскресенье с 14:00 и является клубом общения почитателей фантастики во всех жанрах искусства. Здесь ведётся. Здесь ведётся подготовка киновечеров и идёт обмен информации, проходят творческие дискуссии, обсуждения новинок фантастики, вырабатывается программа деятельности клуба. Здесь зарождаются идеи, реализуемые образуемыми тут же творческими группами, которые впоследствии могут быть реорганизованы в постоянные подразделения "Прогрессора". Это — мозговой и рабочий штаб клуба, ответственный за содержание работы и перспективы деятельности "Прогрессора".

С уважением

Президент клуба В. Владимиров

Секретарь — И. Крамаренко

История Фэндома: Семинар КЛФ (Киев), 1986

Зольников А. 21-М-1-29: [Отр.]

(Семипалатинск, 1987. — С. 1.)

Состоялась встреча КЛФ в Киеве. Были представители из Москвы, Риги, Минска, Омска, Красноярска, Одессы, Астрахани, Черкасс, Николаева, Горловки. Николаевцы огласили свой проект Украинской федерации КЛФ, Омск взял на себя проведение голосования НФ-86. Судя по отзывам, встреча в Киеве оставляла желать лучшего прежде всего в организационном плане.

История Фэндома: Инсервью с С. эль-Джабером (1983) — НФ кино в Сирии

Фантастика и реальность

(Иртыш (Семипалатинск).- 1984.- 16 марта.- (№ 53 (14951)). — С. 4.)

Осенью прошлого года редакцией популярного журнала "Техника-молодежи", при содействии ЦК ВЛКСМ, был проведен семинар для руководителей клубов любителей фантастики страны, туда была приглашена и председатель семипалатинского клуба "Прогрессор" Л. Полосухина. В ходе работы семинара его участники встретились с известным сирийским кинорежиссером и оператором Самиром эль-Джабером — пионером научно-фантастического жанра в арабском кино. Два года назад С. эль-Джабер снял 26-серийный научно-фантастический телефильм "Цель — XXI век", а сейчас заканчивает аспирантуру при ВГИКе, работает над диссертацией о применении комбинированных съемок в работе над кинофантастикой.

Мы предлагаем читателям запись беседы Л. Полосухиной с режиссером.

— Самир, если можно, несколько слов о себе.

— Моя "кинобиография" началась в 1973 году, когда, закончив в Москве ВГИК, я приступил к работе в качество главного оператора Сирийского телевидения. За 10 лет снял 48 фильмов.

Основные фильмы? Ряд лент, снятых в содружестве с режиссером Набилем Малехом: "Цель — XXI век", документальные "Благослови, боже" и "Свет луны", удостоенный в 1979 году серебряной награды международного фестиваля в Дамаске. Считаю определенной удачей "Империю Гауара", "Ифтах и Симсем" — одиннадцать серий, "Сельскую женщину" — также второй приз Дамасского кинофестиваля 1981 года.

— Как Вы пришли в кинофантастику? Ведь в Сирии, вероятно, это не самый популярный жанр искусства?

— Действительно, и арабском мире фантастика не так уж и популярна. Ее читают, смотрят фильмы, особенно молодежь, но все это зарубежные произведения; арабская научная фантастика только сейчас делает свои первые шаги. Что касается моего пути… В равной степени "повинны" в этом чисто человеческое увлечение и профессиональный интерес. Я учился на операторском факультете ВГИКа, изучая, разумеется, и технику комбинированных съемок, дающих фантастические — простите за каламбур — возможности показа фантастики на экране. Материалов же о применении спецэффектов и комбинаций очень мало. Вот я и собирал методики, разрабатывал свои, пока не сказал себе: стоп, пора от слов переходить к делу. И… снял "Цель — XXI век". Видите, как просто (смеется).

При всей технике, применяемой в съемках, оператор обязан добиваться абсолютной иллюзии реальности, "невидимости" трюка — будь это парение в невесомости или вид планеты. Писатель может на столетия вперед предсказать появление фантастических машин, предлагая скорое образ, чем описание. Тем не менее, читатель без труда представит себе это устройство. В кино же надо воссоздать, показать предмет и действии. Кинофантастике ставится обязательное условие: фантастическое должно быть достоверно изображено на экране. Как раз этим вопросам и посвящена моя диссертация, которая так и называется "Особенности изобразительного решения научно- фантастического фильма".

— Самир, как Вы оцениваете 85-летний путь фантастики и кино? Какие фильмы выделили бы и ряду прочих, почему.

— Развитие советской и западной кинофантастики шло разными путями. Количественные же показатели вовсе несравнимы — один только Мельос, к примеру, в 1897–1910 годах снял более 400 фильмов в жанре фантастики, а видь он не один… Что же касается лучших фильмов, то до Второй мировой войны в СССР были сняты всего два научно-фантастических фильма, явившихся, однако, значительным достижением. Это "Аэлита" Я. Протазанова по роману Л. Толстого и "Космический рейс" В. Журавлева, в котором широко использовались комбинированные съемки, и небезуспешно — даже сейчас производит очень, сильное впечатление ряд эпизодов, например, вывод ракеты из ангара. Интересно, что фильм консультировал К. Э. Циолковский. Кинофантастика активно включается в систему политического, идеологического воздействия на многомиллионную аудиторию. Влияние научной фантастики испытывают и режиссеры, работающие в реалистическом кино. Так, основанная на реальных фактах, война во Вьетнаме трагедия Ф. Копполы "Апокалипсис наших дней" смотрится как фантастическая лента. Современная техника, вооружение, демонстрируемые в фильме, кажутся плодом воображения автора, а герои не уступают в жестокости монстрам из "фильмов ужасов". В конце концов, они сходят с ума, поскольку для них нет критерия человечности, они находятся но ту сторону добра… Так неожиданно вернулось в наш день исполнение пророчеств о "конце света", доказывающее, что нельзя только жаловаться на атомную бомбу; судьба человека — в руках человека, судьба человечества зависят от самого человечества.

— Спасибо, Самир! Мне остается пожелать Вам успеха и надеяться вскоре увидеть Ваши новые фильмы!

История фантастики: К. Рублев "Этот увлекательный мир" (1983)

Рублев К. Этот увлекательный мир: К 25-летию творческой деятельности братьев Стругацких

(Мясной гигант (Семипалатинск. — Мясоконсервн. комбинат).- 1983.- 7 янв.- (№ 3 (1926)). — С. 2.)

В январе 1983 года все советские любители фантастики отмечают четвертьвековой юбилей писателей фантастов Аркадия и Бориса Стругацких. Их творческая деятельность началась в первом номере журнала "Техника-молодежи" за 1958 год небольшой повестью "Извне". Не всякие писатели могут похвастаться таким количеством книг, каждая из которых сразу же становилась заметным явлением в мировой фантастической литературе. "Страна багровых туч", "Понедельник начинается в субботу". "Улитка на склоне". "Трудно быть богом". "Сказка о Тройке", "Жук в муравейнике" и "Пикник на обочине" — эти и целый ряд других произведений завоевали прочную любовь советского читателя.

Одна из крупнейших заслуг братьев Стругацких в том, что большинство их произведений сцементированы убедительно созванным образом коммунистического будущего. Прообразы людей будущего они ищут среди людей сегодняшнего дня — наших современников, считая, что те черты, которые составляют исключения сегодня, станут достоянием каждого человека завтрашнего дня.

Труд, как радость, труд как удовольствие, труд как творчество — вот что считают главным признаком коммунизма писатели Стругацкие.

Это не значит, что будущее в произведениях Стругацких безоблачно и беспроблемно. Проникновение человечества в космос, встреча с неведомым порождают множество нравственных проблем и конфликтов.

Если в ранних произведениях Стругацких, таких как "Путь на Амальтею", "Стажеры", писателей интересует борьба человека с необозримым океаном космоса, то, начиная с повести "Попытка к бегству", их творческое внимание все больше привлекают "острова" в этом океане — недаром одна из самых остросюжетных повестей Стругацких называется "Обитаемый остров".

Фантазии писателей населила Вселенную множеством обитаемых миров, каждый из которых — увеличенная до масштабов целой планеты — частичка нашей Земли. Грозная Пандора, населенная чудовищами в ужасных дебрях, светлая Леонида, обитатели которой достигли полной гармонии с миром природы, планета Радуга, превращенная учеными Земли в испытательный полигон, и, наконец, мрачный Сарржаш [Саракш — YZ] — беспросветное царство мещанской серости и военщины.

Там, где искры разума лишь начинают тлеть в царстве тьмы, действуют люди фантастической профессии — прогрессоры. Это посланцы Земли, где уже победил разум и гуманизм, задача которых — раздуть эти искры прогресса, облегчить победу света над тьмой.

Любители фантастики Семипалатинска от всей души поздравляют любимых писателей и мечтают о новых замечательных книгах, на обложках которых будет стоять: А. Стругацкий, Б. Стругацкий.

К. Рублев.

История Фэндома: Из переписки И. А. Ефремова

Здравствуйте, All!

Посылаю подготовленные Ф. Дымовым материалы из переписки И. А. Ефремова. И хотя статья появилась в общедоступной газете и памятна многим фэнам конца 80-х, я все же посылаю ее — возможно, она заинтересует тех, кто ее не читал, тем более, что в ней приведены отрывки из уникальных документов.

Статью выложил на www.tree.boom.ru

Кораблю взлет!: Из переписки русского советского писателя-фантаста, палеонтолога, лауреата Государственной премии СССР Ивана Антоновича Ефремова (1907–1972 гг.)

(Книжное обозрение (Москва).- 1988.- 12 февр.- (№ 7 (1133)). — С. 7–10.)

(Орфография и пунктуация — авторские)

С 1958 года и до самой смерти в 1972 году ученый и писатель И. А. Ефремов вел переписку с ленинградскими писателями Е. П. Брандисом и В. И. Дмитревским. Письма Ивана Антоновича предназначались одновременно обоим адресатам, независимо от того, кому были направлены. В настоящее время оригиналы хранятся в архиве Е. П. Брандиса у его вдовы К. Ф. Куликовой. Благодаря любезности К. Ф. Куликовой и с разрешения Т. И. Ефремовой мне удалось ознакомиться и поработать с письмами. В них кусочки автобиографии и рассуждения о творчестве, научные и литературные концепции, непреклонность борца, уже подарившего стране несколько месторождений полезных ископаемых, разгадавшего тайны захоронений древних животных, нанесшего на карту Родины неразведанные территории, через которые впоследствии проляжет и стальная стрела БАМа. К началу знакомства Ефремова с Брандисом и Дмитревским уже найдены в Сибири кимберлитовые трубки с алмазами, предсказанные в рассказе "Алмазная трубка" ["Алмазная труба" — YZ] (1945 г.). В самом начале этого знакомства, переросшего в дружбу, осуществилось и другое предвидение Ефремова, описанное в рассказе "Тень Минувшего" и подтолкнувшее Ю. Н. Денисюка, по его собственному признанию, к созданию практической голографии (1962 г.). С достигнутых позиций прекрасно смотрится жизнь Ефремова-ученого. Но и в писательской среде Иван Антонович тоже фигура далеко не случайная. К этому периоду увидели свет больше десятка его книг, в том числе "Туманность Андромеды", поистине революционное произведение не только отечественной, но и мировой литературы. Без преувеличения можно сказать, что Ефремов проложил путь тем, кто составляет сегодня у нас славу фантастики, открыл ее нынешний, современный этап. Естественно, что все это находило отражение в его письмах. Вчитываешься в них — и возникает образ мечтателя и мыслителя, человека доброй и щедрой Души.

Феликс ДЫМОВ.

"ТРУДАМИ И ДУШОЙ НАЛАЖЕННОЕ…"

Порой в своих высказываниях Иван Антонович весьма крут, резок и беспощаден. Но это следствие жизненного опыта и принципиальности, а не черствости характера. А может ли быть не принципиальным человек, прошедший свою символическую "дорогу ветров"? Особенно ненавидел он бюрократов, чиновников от науки и литературы, людей бездеятельных и равнодушных. Не случайно на вопрос анкеты "Что может вас рассердить?" он ответил: "Ложь, лицемерие, хамство, жестокость, трусость". Можно смело добавить еще одно: неприятие нового. Он предвидел, предчувствовал, предвосхищал нашу сегодняшнюю перестройку, откровенно мечтал о ней, наблюдая то, что подчас происходило вокруг:

"Москва, 14 окт. 1963. Дмитревскому.

…трудами и душой налаженное Вами, интересное и полезное для других оказывается выброшенным за борт как пустая бумажка, и нет никакой возможности отстоять его, потому что сражаться с паровым катком или бревном без противотанковой пушки нельзя. Вот тогда получается на душе тоскливо от внезапного понимания, что мир вовсе не так уж хорош, как кажется и как хочется, и главное, будущее не обещает чудесных превращений…

Все это я переживал не раз за свою длинную научную жизнь и так и не научился не огорчаться и не надеяться на лучшее…".

Содружество в одном человеке ученого и писателя позволяет Ефремову с ясной головой оценивать не только место его собственных произведений в советской литературе и в мировой культуре, но и анализировать как бы со стороны значение их научно-фантастической основы. Он вообще много размышляет о литературной "окружающей среде", ее изменчивости и развитии, о фантастике, для которой сделал так много, как никто другой. (Теперь, случается, его именем "божатся" и некоторые бывшие его гонители!). Многими мыслями он спешит поделиться со своими ленинградскими друзьями и единомышленниками, так же преданными фантастике, как и он. Нелишне отметить, что оба ленинградских адресата Ивана Антоновича по-настоящему любили его и как человека, и как писателя. И еще как энциклопедиста, научного прогнозиста, историка. Брандис в числе первых выступил с обзором творчества Ефремова. Вместе с Дмитревским они стали и его первыми биографами, выпустив книгу "Через горы времени" (Л., Советский писатель, 1963). Только почти четверть века спустя появилось новое исследование жизни и творчества ученого и писателя, монография П. К. Чудинова "Иван Антонович Ефремов" (М., Наука, 1987).

Понимая, что литература мечты должна опираться на все достижения научного прогнозирования и социологического предвидения — обоснованного и не очень обоснованного, — Иван Антонович и сам вслед за критиками пытается проследить возможное влияние на него утопистов. Он ищет произведения, с которыми мог бы сопоставить свою "Туманность" и с которыми не может не полемизировать. Вот что отмечает писатель в двух письмах Дмитревскому:

"Москва, 1 января 1961.

Из классических утопистов мне наиболее приятен Фурье (он наиболее трезв в суждениях). На "Андромеду" они могли повлиять лишь отдаленно, потому что теперь это — почти религиозные мечты о праведном человечестве, и мы понимаем, насколько сложнее общественное развитие нашей планеты. Ближе всего к Андромеде Уэллсовские "Люди как боги" (Men like gods) — вещь в свое время так же недооцененная нашими философами, как позднее кибернетика.

Романа Бреммера "В туманности Андромеды" я не читал — не мог достать, его нет в СССР, равно как и другой книги об Андромеде: Large E. C. Dawn in Andromeda, London, 1956 ("Рассвет в Андромеде").

Первый роман, насколько помню — на спиритической основе. Третья известная мне вещь (есть у меня) это роман Мерака: "Темная Андромеда" (A. J. Merak, Dark Andromeda, London, 1954) — чудовищный типично американский межгалактический пошлый и вульгарный шпионаж. Есть еще небольшая повесть "Пленены в Андромеде" (Marooned in Andromeda), не помню автора, тоже пустяковина космических заговоров, необычайных чудовищ и очаровательных астронавток.

Как видите, ни одна из этих книг не могла быть отправной точкой для моей "Андромеды" потому ли, что я не читал или потому, что чепуха".

"Москва, 3.04.61.

…важнейшая ошибка в разделе об утопиях — это отсутствие Чернышевского. Как ни навязло в зубах многое о Чернышевском, но тут, пожалуй, надо сказать, что все утописты и Фурье в том числе говорили об утопиях, как о прекрасной сказке, хотя и зовущей умы, но бесконечно далекой от реальности. А Чернышевский первым заговорил о прекрасном будущем, как о настоящей реальности, достижимой в соединенных усилиях людей".

Письма Ефремова позволяют заглянуть в его творческую лабораторию. Он охотно рассказывает друзьям о замыслах, умеет обосновать выбор героев и описываемой исторической эпохи, объяснить причудливый ход мысли. Интуицию и воображение он рассматривает и использует как точнейший инструмент. В предисловии к первому собранию сочинений, увидевшему свет после его смерти, он пишет: "Удалось подчас проявить загадочную для моих коллег интуицию в решении вопросов разного калибра. Та же интуиция помогла и в моих рассказах… Кроме полета воображения и интуиции координат для заглядывания в будущее нет".

Вот пример самоанализа Ефремова:

"Москва, 25/II-61. Дмитревскому.

О Баурджеде. В основе — историческое лицо — некий казначей фараона V-й династии Древнего Царства Бауркар, о котором известно, что фараон Сахура послал его к крайним пределам юга. Я перенес действие и VI-ю династию, потому что мне показалась более драматичной история фараона Джедефра. и соответственно изменил имя казначея, связанное с именем фараона. Источники, которыми я пользовался, даже трудно перечислить — в общем, примерно все, что есть по эпохе всех трех царств на русском языке — десятки сводок и сотни отдельных работ, от "классических" (Брестед, Масперо, Голенищев, Тураев и мн. др.) до самых последних советских исследований".

"Москва, 20.06.61. Дмитревскому.

Сущность "Лезвия" в попытке написания научно-фантастической (точнее научно-художественной) повести на тему современных научных взглядов на биологию, психофизиологию и психологию человека и проистекающие отсюда обоснования современной этики и эстетики для нового общества и новой морали. Идейная основа повести в том, что внутри самого человека, каков он есть в настоящее время, а не в каком-то отдаленном будущем, есть нераскрытые могучие силы, пробуждение которых путем соответствующего воспитания и тренировки приведут к высокой духовной силе, о какой мы мечтаем лишь для людей отдаленного коммунистического завтра. То же самое можно сказать о физическом облике человека. Призыв искать прекрасное будущее не только в космическом завтра, но здесь, сейчас, для всех цель написания повести".

Аналогичный разбор хода работы над историческим романом "Таис Афинская" вылился в оценку отношения к реально существовавшим в тот исторический период лицам, к хронологическому срезу малоизвестного слоя древней культуры, который Ефремов моделирует со смелостью писателя-фантаста и воссоздает со скрупулезностью ученого-палеонтолога. Самоанализ переходит в беспристрастную литературоведческую характеристику всего собственного творчества. Не ошибусь, если стану утверждать: немногие из писателей способны на подобную автографию!

"Москва, 25 мая 1971. Дмитревскому.

Вот и приступил я к последней главе "Таис", которая называется "Афродита Амбологера", т. е. Афродита "Отвращающая Старость". Всего получается около 14 листов — как раз размер "Ойкумены" (без Баурджеда). Что можно сказать об этой повести? Опять не лезет в ворота того или иного стиля и жанра. Я взял героиней гетеру. Почему? Во-первых, потому, что гетеры высшего класса Аспазия, Лаис, Фрина и т. п. были образованнейшими женщинами своего времени, подругами (гетера и значит — "подруга", "компаньонка") выдающихся людей и преимущественно художников, поэтов и полководцев (они же — государственные деятели). Мне нужно было взглянуть на деяния Александра глазами образованного, но не заинтересованного в политике, завоеваниях. торговле человека, свободного от принадлежности к той или иной школе философов, — философа, свободного от воспевания подвигов поэта, историка, не углубленного в свое творчество, как художник, и потому имеющего открытые глаза. Лучше гетеры не найти.

Но этот поворот повлек за собой исследование некоторых малоизвестных религиозных течений, остатков матриархата, тайных женских культов, представление о художнике и поэте в эллинской культуре, столкновение Эллады с огромным миром Азии — словом, та сторона духовного развития, которая удивительнейшим образом опускается историками, затмеваясь описанием битв, завоеваний, материальных приобретении и количества убитых, которую приходится собирать по крохам, дополняя, конечно, фантазией.

И все же, по сюжету и динамике — это повесть приключенческого характера в той же мере, в какой приключенческая "Лезвие бритвы". Однако и в сюжетной линии она опирается на малоизвестные широким кругам читателей исторические факты. Поэтому и столь много раз использованные в литературе походы Александра Великого здесь предстают в несколько ином свете, освещены на основании других, не столь изжеванных эпизодов. И конечно, как всегда и неизбежно, диалектическая основа анализа исторического развития позволяет также придать несколько другой аспект государственности Александра, связи Азии и Европы и истинном месте империи в тогдашнем мире. Это я перечислил структурно-идеологические связи, а что касается художественной "расцветки" — Вы о ней имеете представление.

Цель повести — показать, как впервые в европейском мире родилось представление о комонойе — равенстве всех людей в разуме, в духовной жизни, несмотря на различие народов, племен, обычаев и религий. Это произошло потому, что походы Александра распахнули ворота в Азию, до той поры доступные лишь торговцам и пленным рабам, ворота обмена культур. В этом-то собственно главный стержень этого этапа развития истории человечества (с нашей, европейской + индийской точки зрения).

Немного о другом — литературоведческом. Интересно, как изменяется литературное "окружение" моих произведений. Сначала "рассказы о необыкновенном" были в самом деле необыкновенны для советской литературы. Никто (абсолютно!) не писал так и на подобные темы. Затем, с прогрессом науки и распространением популяризации, рассказы потеряли свою необыкновенность, а сейчас необычайные открытия и наблюдения выкапываются отовсюду и печатаются прямо-таки пачками в альманахах типа "Эврика", "Вокруг света". Когда писалась и издавалась "На краю Ойкумены", тогда в советской литературе не было ни единой повести из древней истории (ее, кажется, почти и не учили в школе), "Ойкумена" даже валялась пять лет из-за непривычной манеры изложения исторических повестей, не содержавшего великих героев, победителей и т. п. То же самое с "Туманностью". Непонимание коммунистического общества, порожденное сегодняшними (вчерашними) представлениями о классовой борьбе и классовой структуре было перенесено вопреки классикам марксизма на будущее. А сейчас повести о полетах на звезды, об иных цивилизациях и будущем коммунизме уже стали обычными. Вспомним, что когда-то меня обвиняли из-за "Тени Минувшего", что как я посмел предположить где-то в иных мирах существование коммунистического общества на 70 миллионов лет раньше, чем у нас на Земле! Как посмел! Это было на заседании в СП в 1945 году… выступал Кирилл Андреев. В том же году Л. Кассиль сказал, что мои рассказы хороши, но производят впечатление переводов с английского — настолько они не привычны. В том же году или на год позже П. П. Бажов сказал, что Ефремов — это "белое золото" — так называли когда-то на Урале платину, не понимая ее ценности, и заряжали ружья вместо дроби, экономя более дорогой свинец!

"Лезвие бритвы" и по сие время считается высоколобыми критиками моей творческой неудачей. А я ценю этот роман выше всех своих (или люблю его больше). Публика уже его оценила — 30–40 руб. на черном рынке, как Библия. Все дело в том, что в приключенческую рамку пришлось оправить апокриф — вещи, о которых не принято было у нас говорить, а при Сталине просто — 10 лет в Сибирь: о йоге, о духовном могуществе человека, о самовоспитании — все это так же впервые явилось в нашей литературе, в результате чего появились легенды, что я якобы посвященный йог, проведший сколько-то лет в Тибете и Индии, мудрец, вскрывающий тайны.

До сих пор издательства относятся к "Лезвию" с непобедимой осторожностью, и эта книга пока еще не стала пройденным этапом, как все остальные, хотя о йоге печатаются статьи, снимаются фильмы, а психология прочно входит в бытие общества, пусть не теми темпами, как это было бы надо.

Очевидно, что литература должна получить оценку не только с точки зрения установленных канонов, но и по каким-то иным критериям… Точно так же в "Часе Быка" люди еще не разобрались. Доброжелатели нашего строя увидели в нем попытку разобраться в препонах и проблемах на пути к коммунизму, скрытые ненавистники лишь пасквиль. А я уверен, что после "Часа Быка" появятся многочисленные произведения, спокойно, доброжелательно и мудро разбирающие бесчисленные препоны и задачи психологической переработки современных людей в истинных коммунистов, для которых ответственность за ближнего и дальнего и забота о нем — задача жизни и все остальное, АБСОЛЮТНО ВСЕ — второстепенно, низшего порядка. Это и есть тот опорный столб духовного воспитания, без которого не будет коммунизма! Но чтобы "Час Быка" стал столь же обычным, как "Туманность", надо, чтобы прошло еще лет 15 поступательного движения нашей литературы*.

Из обозримого "старения" моих книг, точнее, перевода их из разряда необыкновенности в обыкновенность, следует очень важный вывод — насколько быстро изменяется "бэкграунд" (заднеплановый фон) жизни и как тщательно должен его чувствовать писатель, если он пытается ощущать грядущее. Это в общем-то несущественно для исторического романиста, хотя и тут взгляд в прошлое должен находить отзвук в настоящем, иначе историческую вещь будет скучно читать, как то и случилось с романами Мордовцева, Лажечникова, Загоскина. Иными словами, исследуя историю, надо искать в ней то, что интересует нас сегодня, и находя его, ликовать перед силой человеческого разума и чувств. Тупое перечисление событий, костюмов и обычаев, хотя и имеет известный интерес, мало для жадной души пытливого человека".

Какую же уникальную задачу поставил себе писатель — переработку современных людей в истинных коммунистов с помощью своих книг!

"КОНТАКТ УМА С УМОМ…"

Время от времени в обществе возникают приливы стихийного интереса к некоторым проблемам. Проблемы могут быть из разряда тех "новых", которые являются хорошо забытыми старыми. А могут рождаться неожиданно. И родившись, властвовать над умами граждан, вызывая дискуссии, статьи в периодике, передачу из рук в руки невесть откуда взявшихся конспектов лекций, перепечаток несуществующих трудов мифических профессоров и академиков. Интерес этот на уровне "верю-не-верю" возникает периодически и нуждается, видимо, в специальных исследованиях социологов. Подогревается он иногда даже выступлениями видных ученых, причем по проблемам далеким и чуждым их собственной научной специализации. К числу таких проблем относятся экстрасенсные способности отдельных людей. Тайны магических фигур на лике нашей планеты, скажем, Бермудский треугольник. Пропавшие сокровища и экспедиции. К числу их относятся и предположения о посещении Земли в далеком прошлом инопланетянами.

Ефремов не может не откликнуться на эти дискуссии. У ученого-естественника всегда находится оригинальное суждение обо всем.

"Москва, 4/II-61. Дмитревскому.

"Теория" Агреста, Казанцева и иже с ними — не нова. Уже очень давно в зарубежной литературе есть всякие фантазии на этот счет, примерно с 30-х годов. Но есть много книг, начиная с Великовского, объясняющих те же самые факты (разрушение Содома и т. п.) космическими катастрофами и подгоняющими убедительные доказательства о времени этих катастроф — 1600 и 700 до нашей эры. Летающие тарелки усиленно муссировались в Америке и вообще на Западе лет пять тому назад, теперь эта мода докатилась до вас. Я глубоко убежден, что видения тарелок есть новый вид массового самовнушения и истерии, только в средневековье видели дьяволов и ангелов, а мы теперь — космические корабли. Кроме того, с открытием локации и с радиотелескопами мы стали наталкиваться на разные неизученные и не замечавшиеся ранее атмосферные явления, которые пока мерещатся нам кораблями даже по данным наблюдательных научных и военных станций. Конечно, я — не "ультима рацио", но мне-то кажется, что по всем законам божеским и человеческим любые пришельцы должны вступать с нами в настоящий контакт или же приняться избивать нас, как это мыслят военные, но отнюдь не доверять тайны своего существования случайным психопатам вроде Адамского и иже с ними. Вот почему я не верю в летающие тарелки и считаю, что у доказывающих наличие астронавтов в прошлом еще нет никаких достаточно серьезных доказательств, чтобы об этом можно было говорить в плане науки, научными методами. Получается вроде телепатии — факт есть, а объяснения ненаучны (контакт ума с умом, когда на деле "ум", "разум" — вещи несуществующие) и опыты — тоже. Нет методики, нет и исходных позиций. Кстати, пробитые металлическим орудием кости в самом деле найдены в одесских катакомбах — возраст 1 миллион лет! но даже для серьезного построения какой-либо гипотезы на основе этого факта еще нет данных".

Продолжением и развитием своеобразных науковедческих рассуждений Ивана Антоновича являются и некоторые его соображения о фантастике. Они изложены в письме Дмитревскому, в отдельной записке. Ефремову, вероятно, как и многим мыслителям, хорошо думалось за письменным столом. Вспоминая заявление Ю. Н. Денисюка, что на создание практической голографии его подтолкнул рассказ "Тень Минувшего", Ефремов пишет: "Это признание выдающегося физика не только приятный подарок писателю-фантасту, но и доказательство предвидения возможностей науки в простом полете воображения".

Как младший коллега Ивана Антоновича по писательскому труду, работающий в том же творческом направлении литературы, я тоже неоднократно задумывался о роли и значении фантастики. Для себя я выводил фантастику из сказки, считал ее сказками для взрослых. И не просто было объяснить, зачем нужна сказка? Тут, понимаешь, оброк, десятина, крепостное право, "только несжата полоска одна", а детишкам вещают дошедшие с незапамятных времен небылицы про чуду-юду рыбу-кит, про ковер-самолет, про семимильные сапоги, молодильные яблоки и живую воду, а также "влезла в одно ушко, вылезла из другого пригожей красавицей". Добро бы одни "деловые" грезы: посадил дед репку — выросла репка большая-пребольшая! Серьезно, рационально, мечта о благосостоянии. Так ведь не ограничивается народ, вон чего навыдумывал! Выходит, и сказки для чего-то нужны?

С ростом потока информации усиливается голод по необычному, а порог необычности поднимается. Старые сказки привычны и… недостаточно фантастичны век НТР! Есть и другой аспект. Присущее только человеку свойство предугадывать, планировать свои действия невозможно без воображения: подсмотреть то, чего нет в природе, что еще когда-нибудь будет, негде. Вот и выходит, что планирование это фантазирование. А чтение фантастики — это тренировка воображения, способствующая процветанию планового хозяйства, улучшающая приспособление человека к настоящему и подготавливающая его к будущему.

Вместе с тем фантастическая литература не соревнуется с наукой, не может ее заменить и обогнать. Фантастика не предсказала квазаров, "черных дыр", генной инженерии и революции в одной отдельно взятой стране. Она предугадывает по мелочам. И если и обгоняет реальность, то ведь и реальность постоянно ею подпитывается, что-то берет из фантастики на вооружение, попутно корректирует, изобретает новое и сама таким образом определяет направление следующего шага фантазирования. То есть до осуществления предсказанной фантастикой модели реальная модель либо внедряется частями, отметая ненужное и второстепенное, либо отвергает путь полностью. Но путь этот уже мысленно проигран и исследован: фантастика как бы закрывает запретное направление! Бывает, правда, что жизнь до неузнаваемости преображает предложенную схему. Хотя бы тот же гиперболоид-лазер…

Так называемая фантастика "ближнего прицела" не будоражила воображения. Она плелась в хвосте у науки, ее "открытия" фактически были беллетризованными лабораторными отчетами — о машинах и изобретениях, едва-едва не существующих в опытных образцах или по крайней мере в чертежах. Образец куцего, плоскостного фантазирования: если яблоко, то размером непременно с голову, если арбуз, то размером с арбу. Или: за рычагами трактора вместо живого тракториста человекообразный робот. Фантастично? В принципе да, ведь такого никто пока не видел. А целесообразно ли подстраивать под робота приспособленную к человеку машину — разве кто об этом задумывался? И арбуз-арба, и робот за рулем примеры, если так можно выразиться, экстенсивного мышления. Бортовой компьютер или телеуправление сегодня — тоже. А пример интенсивного? Ну… Ну, скажем, датчики на растениях, управляющие микроклиматом поля, подачей воды и удобрений, сменой дня и ночи. Или вообще замена промышленных растений фабриками фотосинтеза… При условии, что главное в написанном все-таки человек!

У современной фантастики гораздо меньше литературных традиций, чем у реализма. Фантастика специфична, ей трудно соединить людей и идеи. Представим себе роман о коллективе ученых, занимающихся разработкой и внедрением… гиперболоида. Опишем подробно, как повседневно, в рутине и неодобрении (недопонимании) трудятся энтузиасты, а равнодушные сачкуют. В план счастливо придуманный гиперболоид не включен, поскольку родился только что — в качестве побочного результата опытов по брикетированию угля. Патентный поиск выполнить некому. Отчет опять сорвался. Премия горит. Единственная приличная лаборантка, плюнув на трудности, ушла в декрет. Руководитель-гад тянет из твоей группы народу на овощебазу больше, чем от других. В общем, истинная обстановка современного НИИ. Фантастика волей-неволей вытесняется за обложку книги. Показывать крупный характер в знакомой обстановке неблагодарно, там практически нет места фантастике. В незнакомой — тем более: для соблюдения реалий, которые придется не только придумывать, но и беспрерывно объяснять, все будет утоплено в шумовом фоне. Еще тяжелее изображать нетипический характер в типических обстоятельствах, потому что неадекватная реакция "героя" фантастического произведения будет вызывать лишь раздражение читателя, ничего больше…

Такого рода мысли бродили во мне до знакомства с соображениями Ефремова. И до чего же было приятно найти у писателя подтверждение, а не опровержение тому, что тебя волнует!

"К письму В. И. Дмитревскому от 20.06.61.

Некоторые мысли о научной фантастике.

Бурное развитие потребности в научной фантастике характерно для второй четверти нашего века и с тех пор продолжается. Почему это так и почему столь силен зов к фантастике у молодежи? В наш атеистический век религия все больше уходит из повседневности человека (я все время веду речь о мире в целом). Единственно могучую и достоверную силу, способную волшебно и быстро изменить жизнь, человек научился уже видеть в науке и в ее дериватах (производных) технике, медицине. Поэтому сказочное могущество бога, святых, других персонажей сказок — богатырей, волшебников, фей и т. д. переносится теперь на науку и ее представителей. Рождается новая сказка XX века — научная, для людей, понимающих, что возможности науки в сотворении сказки, чуда, мифа нисколько не меньше, а даже более реальны, чем у могущественных сил, идущих из древнейших времен развития общественного сознания.

Эта свойственная человеку и психологически легко объяснимая вера в науку не развивалась бы без каждодневных доказательств реальности могущества науки, которые дает нам техника. Нет ничего удивительного поэтому, что развитие научной фантастики началось ранее в странах Запада, более технически развитых, чем старая Россия. У нас еще долго царили и продолжают царить традиции бытового, психологического романа, рассказов из жизни, за которые и посейчас ратуют поборники "высоколобой" литературы. Коренная ошибка этих поборников, считающих, что научная фантастика есть литература второго, если не третьего сорта, заключается в реакционном (именно так!) консерватизме, исключающем другую, чем прежде или даже теперь, структуру жизни и другую психологию человека. Они не видят, что с ростом населения Земли уже более нельзя даже просуществовать без науки, без научного земледелия, без новой медицины и техники с небывалой производительностью, обеспечивающей миллиарды людей. А если нельзя, то это значит, что наука перестала быть уделом чудаков-одиночек, случайных энтузиастов и превратилась в предмет величайшей государственной и народной заботы, в самый могущественный рычаг прогресса и борьбы за лучшую жизнь общества. А если так, то не тысячи, не десятки тысяч, как сейчас, а миллионы ученых и сотни миллионов техников должны обеспечить нарастающий темп развития человечества, его потребностей и "задела вперед", т. е. той суммы научных проблем, разработанных без видимой в настоящий момент пользы, которые явятся драгоценнейшим сокровищем нового, открытий и идей в дальнейшем рывке вперед.

Эта развивающаяся могучей рекой сила науки вторгается и в повседневную жизнь каждого человека, в его представления, мечты и заботы. Поэтому научная фантастика, или как ее можно определить, беллетристика о науке, искусство, взявшее предметом науку (не в смысле изучения или популяризации, как это, черт возьми, у нас любят пережевывать, а в смысле группы человеческих эмоций, связанных с наукой и научным творчеством), все больше сближается с литературой повседневной жизни, с "бытовой" или "психологической", ибо чем дальше, тем больше — нет быта без науки, нет психологии без науки и научных представлений о мире и жизни.

В этом слиянии с обычной литературой — дальнейший путь художественного совершенствования научной фантастики, ибо для посвященного в науку читателя отпадет необходимость объяснений, ныне составляющих главную беду и основное противоречие научной фантастики как искусства. Невежественная критика любит упрекать научную фантастику за излишние длинноты и нехудожественные отвлечения, кивая на краткость прозы Чехова и т. п. Но попробовал бы Чехов вкратце объяснить незнакомому с наукой читателю, что такое Галактика, посмотрели бы мы, куда девалась его краткость и точность! Хорошо быть кратким в вещах, доступных разумению каждого читателя! Однако с дальнейшим развитием науки, увеличением числа ученых-профессионалов и любителей (надо подумать над необходимостью развития у нас этой категории ученых) о Галактике можно будет говорить в двух словах, и тогда отпадет вся разница в художественном аппарате (исполнении) между художественной и научно-фантастической литературой, и последняя составит один из вполне равноправных ее разделов. В настоящее время только лучшие произведения научной фантастики приближаются к этому, еще далекому идеалу…".

Очень важно, когда мысли писателя становятся твоими собственными мыслями!

"НИКОГДА НЕ СЛЕДУЯ ПРОТОРЕННЫМ…"

"В скольких книгах мы встречаем малолетних "крепышей", уже с детства показывавших свою гениальность, преданность великим идеям и т. д." — восстает Иван Антонович против всяческих штампов, рассказывая о своей жизни в письме Дмитревскому 29 марта 1961 года. Нет, не со штампов и не с шаблонов начиналось его детство!

Родился он в семье "самой что ни на есть мещанской", "внутренне глубочайше некультурной", с жестоким деспотизмом старовера-отца. Особенной крепостью сначала ребенок не отличался, сам, подрастая, развивал врожденные данные многолетними занятиями спортом. Только тогда заработали унаследованные им "кондовая, истинно русская сила, здоровье и блестящие самородковые способности отца". С четырех обучился читать. "Гигантская" память схватывала все, что как-то привлекало внимание. Обладал "сильнейшим пристрастием к книгам о путешествиях, к тяжелым предметам (особенная страсть к залитым свинцом часовым гирям, к медным ступкам и утюгам), которыми мог играть часами, также к самым разным минералам, но преимущественно — кристаллам". "Только потому, что эта конд-вая семья разбилась, мои способности смогли пойти туда, где мне самому хотелось их применить. Т. о. Революция была также и моим освобождением из мещанства, которое могло бы наложить на меня серьезный отпечаток".

Трех человек называет Ефремов в числе тех, кто основательно повлиял на выбор им жизненного пути. Это академики П. П. Сушкин и А. А. Борисяк и капитан Д. А. Лухманов."…Между ними, — с изрядной долей самоиронии восклицает Иван Антонович, — путается совсем еще незначительная, ничего не знающая щенячья личность, у которой все же видят основное — стремление к науке, по любви, без всякого расчета… В те годы идти в науку не представляло никакого расчета… Это был путь бедности, второстепенного места в жизни в сопровождении нескончаемого труда, но в то же время путь широкого и свободного удовлетворения жажды знания…" Его тоже питало "захватившее всю молодую интеллигенцию того времени стремление к участию в размахе освоения страны, пятилеток, открывательства нового повсюду, в том числе и в Сибири". Важнейшее значение Иван Антонович придает сохранению в любых условиях самобытности, индивидуальности: "Я, например, сам считаю одним из своих хороших свойств — достаточный запас энергии и смелости, чтобы проламываться по своему собственному пути, никогда не следуя проторенным. Пожалуй, именно это + еще доброе, морально здоровое отношение к человекам, вещам и явлениям вообще + еще многообразие фактов, захватываемых и приводимых в действие в моих произведениях".

От многого зависят наши судьбы. Не требует доказательств влияние других людей. Немножко стыдясь, бравируя неверием и потому с насмешкой и шиком мы признаем воздействие звезд, зачитываем вслух под Новый год гороскопы, расставляем на полках фигурки зверей, символизирующих год по восточному календарю, носим изображения знаков зодиака. Легенды приписывают разные таинственные свойства драгоценным камням. Испытывать их "воздействие" было бы вероятно "к лицу" геологу Ефремову. А вот можно ли быть как-то связанным с материком, никогда на нем не бывая? Оказывается, можно. Предметом такой пожизненной привязанности для Ефремова, включая интерес научный и литературный, явилась Африка. Действие многих ефремовских произведений и отдельных эпизодов в других проистекает на Черном материке. Именно сравнение тектонических платформ Сибири и Африки, обнаружение одинакового геологического строения участков помогло Ивану Антоновичу предсказать наличие кимберлитовых трубок в Сибири, блестяще подтвердившееся впоследствии открытием алмазных месторождений.

Собственные высказывания Ефремова о счастливом континенте его судьбы все из того же письма Дмитревскому рекомендуют"…осмыслить Африку немного по-другому — не географически, ибо такая "Африка" может случиться и в Аравии, и в Индии, и в Монголии. Вероятно, тут надо писать исторически, ибо Африка для меня — это страна первобытности, кусок древнего мира, островок, выживший среди нашей цивилизации, где и животный мир, и растения, и люди — хранят в себе черты далекого прошлого планеты. Все усиливавшийся с годами интерес к истории постепенно менял планы, в каких представлялась Африка, — от наивно-романтического интереса к Черному материку до глубокого стремления познать и ощутить прошлое всесторонне посредством пейзажей, животных, растений и, наконец, людей Африки как ключей к воссозданию ретроспективной, но живой картины ушедшего мира".

Иван Антонович непрерывно соразмеряет все, что происходит вокруг него в жизни, с тем, что и как он пишет. "Купеческая кровь, — шутит он, — дает мне возможность смотреть на вещи трезвее, чем это делают мои доброжелатели".

"Москва, 5 августа 1967. Дмитревскому.

Работа над Часом Быка подвигается — пишется восьмая глава "Три слоя смерти", в общем, уже около 10 листов… за половину перевалило. Сомневаюсь, чтобы при настоящем курсе в верхах роман имел успех. Ну что ж, поваляется года два — не привыкать стать!

В особенности я засомневался, когда прочитал в Комсомолке статью секретаря Ленинградского обкома ВЛКСМ о необходимости… перестать писать упадочные произведения о войне вроде Симонова, Бакланова, Быкова и т. д. Ежели разрешается призывать… к этакому, то где уж мне с моим резко антивоенным миросозерцанием. Оно, собственно говоря, не антивоенное, но я за винтовку и против громадной военной машины…".

С особенным чувством вчитываешься в строки Ивана Антоновича о его слитности с народом, о причастности ко всем его делам. В Ефремове всегда присутствует аналитик, в нем силен писатель, свободно перемещающийся по эпохам от древних времен до будущего, которое он неизменно представлял себе светлым. Однако мысль наша проходит через Настоящее. Настоящее не застывшее, не ушедшее в прошлое вместе с высказанными и отзвучавшими словами, а сохраняющее современность, постоянно находящееся рядом с нами. Задолго до сегодняшнего периода гласности, давшей путь здоровой критике и осуждающей критиканство, Ефремов отвергает пустые нападки на наш строй со всеми его достижениями, не замечать которые может только откровенный враг или человек с нездоровой психикой, призывает конструктивно относиться к нашим недостаткам, не признавать которые и не бороться с ними так же вредно, как и видеть только их, держа фигу в кармане. На отрицании невозможно построить никакой позитивной программы. И сарказм и боль звучат в его словах в разные периоды жизни:

"Абрамцево, 5.12.60. Дмитревскому.

…с русским человеком не сладишь — отчего так и трудно строить коммунизм, что всех надо убеждать лишь на опыте. Это исконное недоверие к умственным убеждениям сидит в каждом из нас видимо от дикого скифа!".

"Москва, 26.12.66. Дмитревскому.

…А мелкотравчатое возмутительство — оно не в свойствах русского народа, как бы там хамоваты и пьяноваты мы не были. Правда, дурацкий разнобой в нашей интеллигенции, приведший ее к краху, всегда был, но это потому, что уж очень она была разношерстная и неотстоявшаяся… За предупреждением должно стоять конструктивное — иначе теряется цель и смысл самого-то предупреждения — кого и для чего предупреждать, если и так все дрянь?!".

"Москва, 23 августа 1970. Дмитревскому.

Трудно… видеть, как исчезает все привычное с юности и заменяется совершенно иным, может быть, лучшим, но чужим и жестким. Особенно это относится к исчезновению того российского, что нам дорого и мило, но искоренялось при помощи иных национальностей достаточно долго, чтобы практически оказаться на грани небытия. Вот это тревожит и не способствует тому благополучию, какое написано на лицах гостей, приезжающих в последние месяцы из иных стран".

Природа оказалась немилостивой к Ивану Антоновичу. Тяжелые, всепогодные экспедиции, изнурительный, на полном напряжении сил труд подорвали даже его могучее здоровье. В письмах начинают проскальзывать мысли о пределах человеческих возможностей, о смерти как неизбежном итоге жизни. Впрочем, и этим, казалось бы, заведомо пессимистическим мыслям, Иван Антонович умеет придать философский смысл, старается не отнять бодрости у друзей, сознавая, что не может их не опечалить:

"Абрамцево, 16 июля 1959. Дмитревскому.

…До чего же мы все живем под прессом — то страха (общего) атомной войны, то — рака (личного и узко-семейного). Ей богу, лучше быть потупее… впрочем, как подумаешь, что зато исчез бы весь широкий и интереснейший мир, нет, не лучше! Расплачиваться все равно неизбежно и за то и за другое, только по-разному… Когда Вы излечитесь от Вашей светлой романтики. Владимир Иванович, дорогой? Впрочем, не излечивайтесь, не нужно — лучше прожить наивным соколом, чем софистической змеей…".

"Абрамцево, 20.06.60. Дмитревскому.

Как силен вечный человеческий протест против неизбежности смерти и когда же наконец мы сможем преодолеть его? Что тут надо — веру в науку или какую-то особенную религию, вроде индусской? Но и в последней ведь смерть только тогда освобождение, когда мудрец уходит из жизни в экстазе — самадхи, якобы в соединении с божеством…".

Совсем малый круг друзей посвящен в истинную картину его здоровья. Какая же сила духа нужна, чтобы писать о себе самом так доверительно и спокойно:

"Москва, 6 марта 1967. Дмитревскому.

…Должен предупредить Вас, что это письмо — только Вам, как пишут в английской секретной службе, судя по Джеймсу Бонду — "фор йор айз онли" — только для Ваших глаз… В последней моей кардиограмме произошло ухудшение… Само по себе это не непосредственная опасность, но в совокупности со всем, что есть, неважно. Энергии не осталось — броненосец тонет.

Кроме шуток, у меня ощущение, что я, как хороший броненосец, с большой силой машин, запасом плывучести и т. д., но получивший пробоину, которую никак не могут заделать… И вот медленно, но верно заполняется водой один отсек за другим и корабль садится все глубже в воду. Он еще идет, но скорости набрать нельзя — выдавятся переборки и сразу пойдешь ко дну, поэтому броненосец идет медленно, почти с торжественной обреченностью, погружаясь, но с виду все такой же тяжелый и сильный. А в рубке управления мечется, пытаясь что-то сделать, капитан — мой Тасенок (Т. И. Ефремова) и экипаж из моих друзей, готовых сделать, что возможно, кроме главного — пробоина не заделываемая. Так и у меня — с каждой новой кардиограммой смотришь, как выполаживаются одни зубцы, опускаются другие, расползаются вширь, осложняясь дополнительными, третьи. Эту картину я отчетливо вижу и сам. Это — не паника, не внезапный припадок слабости или меланхолии, просто облеклось в поэтический образ мое заболевание. И не говорите ничего никому, ведь сколько осталось плавучести — величина неопределенная, зависит от общей жизненности организма и может быть не так уж скоро, кое-что во всяком случае успею сделать — это я как-то внутренним чутьем понимаю, хоть и не исключаю возможности внезапного поворота событий — но ведь это уже опасение кирпича на голову и потому не принимается во внимание. Как-то всегда привлекал меня один эпизод из Цусимского боя. Когда броненосец "Сисой Великий", подбитый, с испорченными машинами, спасаясь от японцев, встретил крейсер "Владимир Мономах" и поднял сигнал: "тону, прошу принять команду на борт". И на мачтах крейсера взвились флаги ответного сигнала "сам через час пойду ко дну". Мой броненосец пока не отвечает этим сигналом людям, введенным в заблуждение моей всегдашней бодростью, но дело к тому пошло за последний год довольно быстро… "фор йор айз онли" кончилось".

В Иване Антоновиче была очень сильна ответственность перед другими. Постоянно подбадривая друзей и близких, любому протягивая руку помощи по первой просьбе и даже без просьбы, он жил сознанием, что человек, делающий подарки, едва ли не счастливее того, кто эти подарки получает.

Для всех нас такими подарками были его научные открытия и книги.

"НЕ СНОБИЗМ И НЕ МАНИЯ ВЕЛИЧИЯ…"

Удивительно, насколько не устарели мысли Ивана Антоновича, насколько метки его попадания в сегодняшность, скажем, о писательском труде:

"Москва, 29.06.64. Дмитревскому.

…На опыте "Лезвия" пришел к заключению, что писательство в нашей стране дело выгодное лишь для халтурщиков или заказников. Посудите сами — я ведь писатель можно сказать удачливый и коммерчески "бестселлер", а что получается: "Лезвие" писал с середины 1959 года. т. е. до выхода книги пройдет без малого 5 1/2 лет. Если считать, что до выхода следующей мало-мальски "листажной" повести или романа пройдет минимум два года, ну, в самом лучшем случае — полтора, то получается семь лет, на которые растягивается финансовая поддержка от "Лезвия". Если все будет удачно, то "Лезвие" получит тройной гонорар (журнал + два издания). За вычетами, примерно по 8500, т. е. в итоге — 25 тысяч. Разделите на семь лет, получите около 300 рублей в месяц, поэтому если не будет в ближайшее же время крупного переиздания, то мой заработок писателя (не по величине, а по спросу и издаваемости) первого класса оказывается меньше моей докторской зарплаты — 400 р. в мес., не говоря уже о зав. лабораторской должности — 500 руб.

Каково же меньше пишущим и менее удачливым или издаваемым — просто жутко подумать.

В итоге — если не относиться к писанию как к некоему подвигу, но и не быть способным на откровенную халтуру и угодничество — не надо писать, а надо служить. Как ни странно, это сейчас даже почетнее, а то писателя всяк считает своим долгом критиковать, ругать, лезть с советами. Видимо, что-то надо правительству предпринимать с писателями… Руководители культуры должны проявить разум, пока не поздно. Вот какие экономические рассуждения".

"Лесной Городок, 11 августа 1966. Дмитревскому.

…Взгляд на нас всех (писателей) (помимо особо отмеченных и занятых исполнением приказных дел) со времен НЭПа остался дикий — кустарь-одиночка без мотора. Вот и приносим мы каждый на рынок свои горшки, а ценителей и меценатов-то давно нет… Написал бы кто талантливую комедию на эту тему сослужил бы хорошую службу культуре".

И вот будто бы услышан голос писателя. Приняты постановления об улучшении работы творческих союзов, улучшении гонорарной политики. На самом высшем уровне собираются совещания с писателями и работниками средств массовой информации. Учтено мнение общественных деятелей о бережном отношении к природе и экологических проблемах: загрязнении Байкала, Ладоги, Рыбинского водохранилища, опрометчиво несбалансированном проекте поворота северных рек, угрозе водному балансу севера Эстонии. Сейчас эти проблемы открыто обсуждаются, достаточно перелистать газеты. Вот лишь несколько заголовков на тему, в которой боль писателей является барометром отношения к. окружающему миру: "Как спасти Арал?", "Путешествие в лесное головотяпство", "Природе нужен адвокат"… Но ведь Ефремов, тонко чувствовавший и болевший за природу ("Сын Земли, полностью погруженный в ее природу, — таков человек. И в этом он диалектически велик и ничтожен"!), ответственно относившийся к своему второму призванию как к средству служения народу, задавал себе и друзьям непростые вопросы больше двух десятков лет тому назад!

Снова и снова возвращается Иван Антонович к осмыслению трудной роли писателя в обществе. С одной стороны, литературная способность — это все преобразующая волшебная палочка, особенный дар творца: "Не хандрите, дорогой друг, — пишет он В. И. Дмитревскому 14 октября 1963 года, — у Вас ведь есть могущество, каким не обладают другие люди, — Вы сами можете создавать себе жизнь "по усмотрению" — на страницах бумаги, которая пока есть…" С другой стороны, дар этот не может быть израсходован мелко и попусту. И вследствие этого писателю необходимы самоуважение и бесконечная, жестокая, въедливая требовательность к себе. Пример того и другого Иван Антонович демонстрирует в своем письме Е. П. Брандису:

"Абрамцево, 4 мая 1959 г.

Мне кажется, что каждый серьезно относящийся к делу автор, будь то ученый, художник или писатель, никогда не доволен своим произведением. Каждому из нас известно, что задумываешь нечто необыкновенно яркое и сильное, а удается выполнить хорошо если процентов на 50, а то и на 30 от задуманного (я имею в виду не количественную, а качественную сторону произведения). Поэтому установившаяся у нас привычка обязательно ругать автора, сравнивая его с неким совершенством, мне кажется бессмыслицей и происходит от невежества в области творческой. Ведь нечего, в самом деле, мне говорить, что я не Чехов и не Лев Толстой, я и сам отлично это знаю. Но так же хорошо знаю, что ни Чехов, ни Толстой не смогли бы написать ничего похожего на то, о чем стараюсь писать я. Однако, в то же время, тут выступает диалектика — чтобы помочь автору, надо показывать ему на слабые стороны произведения, особенно на безвкусицу или ошибки в идейных позициях, не громя и не поучая, но обязательно доказывая это. Ни одного замечания без доказательства и доказательства серьезного, с мыслью!".

И далее:

"Очень мне понравилось, что Вы единомысленны со мной в оценке "Сердца Змеи" — самому мне кажется, что там мне удалось кое-что поглубже и посерьезнее, чем в Андромеде, в частности — вопрос о мыслящих существах во Вселенное и о их Разуме, который, отражая Космос, в своем высшем проявлении должен быть повсюду одинаков…". А по секрету — самое важное в Андромеде, что я ставлю себе в наибольшую заслугу, — это фантазия о Великом Кольце. Этого никто не придумывал, да еще вполне материалистически…".

Человек доброжелательный и корректный, Ефремов тем не менее никому не прощает необязательности и неточности. Доказательность и научная добросовестность для него превыше всего. "Платон мне друг, но истина дороже!". Потому он так нетерпим к некомпетентным, невнятным претензиям некоторых работников литературного фронта:

"Абрамцево, 17.11.59. Дмитревскому.

Пишу Вам спешно с оказией коротенькую записку — дополнение к звонку… об Афанеор. Те исправления, которые захотели сделать Ваши редакторы и консультанты, все неверны, за исключением второго варианта названия ихаггаренов. Секрет очень прост, и удивляюсь, как сим мудрецам не пришло это в голову. На туарегском языке и вообще во всех близких к тамашеку берберских наречиях звук "р" чрезвычайно отчетлив и произносится даже с некоторым нажимом. При переходе к арабскому произношению "р" приобретает горловое звучание, по некоторым фонетическим системам (неверным!) передаваемым (транскрибируемым) по-русски как "г". Вот и получается, что "имрады" звучат как "имгады" и так далее. Я же пишу о берберах и еще точнее — о туарегах, поэтому никакого другого произношения, кроме туарегского, быть не должно, и принятая мною транскрипция не случайна и не от невежества. Что касается Ахаггара и Хоггара, то Ахаггар — целая горная область, включающая в себя хребет Хоггар, проходящий наискосок с ЮЗЗ к северу от Таманрассета. Поэтому различные названия, встречающиеся в тексте, также не случайны".

Так же непреклонно отстаивает Ефремов свое писательское достоинство чуть позже, по поводу замечаний корректора и главного редактора журнала "Нева" о "Лезвии бритвы":

"Москва, 2 мая 1963. Дмитревскому.

Я могу ответить Вашему ученому корректору (к сожалению, она подписалась так, что я не могу обратиться к ней лично) следующее. Во-первых, не откажите в любезности ее поблагодарить за внимательность. Во-вторых, скажите, что когда я пишу фамилии художников или научные термины, то пишу их совершенно точно — что может быть удивительно для писателя, но совершенно обязательно для ученого. В-третьих, откуда она взяла, что стадо сторожит самец? Обычно — старая и опытная самка является вожаком, а временными стражами на периферии — молодые самки. Самцы — авангард и арьергард — боевая сила. Кроме того, если это не подтверждено в каких-либо справочниках, то еще ничего не значит. Я имею достаточную научную квалификацию, чтобы даже строить свои собственные гипотезы, что обязательно прошу иметь в виду на дальнейшее. Длина шеи в разных полах у других животных никем не мерена, потому и не может быть известна корректору. Тут надо подчеркнуть, что когда речь заходит о канонах красоты и чувства прекрасного, то дело идет о подчас очень небольших различиях и малых величинах, каковых даже для научного анализа человека анатомы почти не удосужились промерить. Каждой женщине, в том числе и ученому корректору, должно быть известно, что похудение или пополнение, очень заметное для глаза, линейно или объемно выражается сантиметрами и весьма немногими…

Я написал подробно ответы корректору, но Вы не показывайте ей все, чтобы ненароком не обидеть. Однако я не собираюсь всегда так делать — это лишь как пример, а в дальнейшем буду просто отвечать — мала квалификация для обсуждения подобных вопросов. И Вы тогда будете знать, что это не снобизм и не мания величия, а просто экономия времени".

"Москва, 12 июня 1963.

Глубокоуважаемый Сергей Алексеевич!

Только что вернулся из поездки и получил Ваше любезное письмо. Я, конечно, рад, что Вы выиграли "бой" за печатание моего романа, но меня смущает само наличие этих боев за роман с насквозь коммунистической идеологией и диалектической философией. Может быть, вообще сейчас неподходящий момент для его опубликования и следовало бы подождать? Роман ничего не потеряет от того, что он полежит, а мне — не привыкать стать, что мои произведения не сразу доходят до разума… тех редакторов, которые вместо художественной ведут только цензорскую линию. Если для напечатания романа придется ввести существенные изменения по этой именно линии, то такой цены за напечатание я платить не буду.

…Теперь относительно Вашего предложения о послесловии. Опять-таки, меня прямо-таки убило, что главный редактор журнала, печатающего роман, спрашивает меня, во имя чего он написан. Да если Вы этого не видите, так во имя чего же печатаете?

Я никак не могу согласиться с тем, что надо рассматривать читателя как существо второй категории, недоразвитое и безвкусное. Конечно, попадаются и такие читатели и критики, но не для них же пишется роман! Для них и писать ничего нельзя, кроме басен. Поэтому я не видел никакой необходимости в лобовом послесловии, после весьма определенного предисловия. Может быть, концовка не совсем заострена философски, но ведь я не писал философского романа и не претендую на таковой — это роман приключений, как и озаглавлено. А если иной беспомощный критик не сможет сделать необходимые выводы о неизбежности коммунизма для осуществления лучших грез человечества, так он в существе своем фашист, кем бы ни прикидывался, и таких критиков бояться по-моему не следует. Тех самых, кого Вы очевидно называете "сверхбдительными" — они потому и сверхбдительны, что им надо маскироваться. Гирин определил бы у них комплекс коммунистической неполноценности.

В общем-то я рассуждаю как художник, но если стать на Вашу позицию за все отвечающего главного редактора, то Ваша осторожность вполне понятна. И надо быть уж очень уверенным в качестве романа, чтобы не опасаться нападок на него. Для меня после Вашего письма очевидно, что такой уверенности у Вас нет. Укреплять Вашу уверенность путем "обезопашивания" романа от нападок и элиминации важных с моей точки зрения высказываний я не могу. Поэтому, может быть, пока не поздно, давайте решим так, что мы опубликуем первую часть романа и на этом кончим. Убытки, как говорится, пополам — я потеряю возможность предварительной публикации, а Вы — понесенные расходы.

Я приеду в Ленинград примерно около 25 июня и с большим удовольствием встречусь с Вами и наконец познакомлюсь. Но это письмо я посылаю заранее, чтобы, в случае согласия с моим предложением. Вы приостановили бы печатание второй части — после ее опубликования будет поздно отступать.

С приветом и искренним уважением".

Как точно формулирует Ефремов брюзгливое, мрачное свойство подозрительности и неверия в будущее "человеков в футляре" — комплекс коммунистической неполноценности! Наденет такой субъект шоры на собственные глаза, лелеет их и блюдет единственный принцип: "Тащить и не пущать!". Или, заглушая внутренний голос, припевает: "Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не позволю сказать!".

Ефремов и с Дмитревским делится сомнениями:

"Москва, 16.08.63.

…если главный редактор пишет писателю, что ему неясно, для чего написан роман, а потому требуется лобовая присказка, то это значит, что оный редахтур романа не понял и сомневается в его качестве. Ежели так, то как же он может его отстаивать и брать на себя тот неизбежный риск, который не миновать, если печатаешь вещь не совсем обычную? Отсюда и нелепые пожелания, являющиеся ничем иным, как замаскированными попытками оградить себя от возможного разноса. Но ведь существуют дна пути — или выхолащивать произведение или его просто не печатать — по-моему, последнее благороднее".

Живущий до недавнего времени во многих из нас цензор наставил, наверно, и Ивана Антоновича не раз предвзято и пристально вглядеться в свой роман.

"Москва, 9/III-63. Дмитревскому.

…роман сейчас к месту и единственно в чем уязвим — это в непривычном для нас сексуальном аспекте. Однако, поскольку секс является одним из опорных столбов психологии, нам так или иначе необходимо его осваивать, иначе мы не сойдем с повода ханжей и церковников".

Совсем иные чувства вызывают у автора читательские отклики. Столько человеческих судеб затронул роман "Лезвие бритвы", столько мыслей растревожил! Об одном сожалеет писатель: обладая могуществом создавать себе жизнь "по усмотрению", на бумаге, он не в силах распространить его на внешний мир — помочь страждущим, исцелить больных, дать надежду отчаявшимся:

"Москва, 14 октября 1963. Дмитревскому.

Почему-то много писем от заключенных — есть противные, есть интересные. Очень трагические письма от матерей — принимая меня за гениального врача, они просят спасти их погибающих детей. Это очень трудно читать — не будучи врачом, я не имею права даже посоветовать им какое-либо лекарство и только могу адресовать их к крупным светилам, которых… и сам плохо знаю".

И когда пришел его час, ему тоже никто не в силах был помочь…

"БРАТЬСЯ ЗА СЕРЬЕЗНЫЕ ВЕЩИ О БУДУЩЕМ…"

Романом "Туманность Андромеды" Ефремов осуществил серьезный прорыв в будущее. Для фантастов страны книга о свободе духа явила собой целую позитивную программу нового мышления: воспитания, нравственности, радостной необходимости и возможности трудиться, социальной справедливости, взаимоотношений личности и общества. Иностранных читателей (а роман в первые же годы переведен за рубежом на многие языки) подкупала незнакомая им и, как оказалось, достаточно привлекательная коммунистическая направленность романа. Робкие доефремовские попытки рисовки карамельного бесконфликтного общества (действительность — и та приукрашивалась и лакировалась, что уж спрашивать о периоде, который должен стать еще ярче, еще счастливей, еще розовее!) приводили к созданию худосочных произведений с героями-лекторами, героями-гидами по некоей выставке достижений всепланетного народного хозяйства. Ефремов наполнил свой роман страстью, вложил в души персонажей беспокойство, а значит — жизнь. Конечно, мы и до сих пор рассуждаем о том, что персонажи его, мол, представляют собой "функциональные схемы", они якобы не говорят, а изрекают, не ходят, а выступают, не живут, а демонстрируют позы и деяния. Отчего же тогда так понятны нам и полны внутреннего достоинства их поступки? И отчего же хочется кое в чем им подражать? В Болгарии, например, создан клуб прогностики и фантастики "Иван Ефремов", члены которого избрали себе наставниками выдуманных писателем героев "Туманности" — точно так же, как в самой "Туманности" юноши и девушки выбирали наставников из старшего поколения. Из этого клуба, кстати, вышло несколько работников ЦК Димитровского союза молодежи, занимающихся теперь проблемами досуга и воспитания подростков. Уверен, некоторые идеи наверняка заимствуются ими и из романа Ефремова о коммунистическом образе жизни.

И. А. Ефремов поставил себе задачу дать целостную картину общества будущего с его моралью, интенсивностью мышления, культом красоты и здоровья. Литераторы утописты стремились зарисовать "портрет" своей мечты и потому пользовались одной розовой краской: мечта не могла, не должна была отбрасывать теней. Их произведения, как правило, — это мгновенный слепок, конечная цель к покою и благоденствию, свет в конце тоннеля. Как и каким путем благоденствие достигается и за счет чего поддерживается, утопистов не волновало. Иван Антонович тоже мечтал. Но дал мечте научное обоснование. Мечта от этого не отяжелела, не стала бескрылой. Наоборот, получила почву под ногами, трамплин для взлета. Ефремов охватил такие проблемы морали и нравственности, так полно и динамично изобразил развивающееся, не останавливающееся в своем развитии коммунистическое общество, что обойти эти "законы Ефремова" не смог пока ни один фантаст, предлагавший свою модель светлого будущего. Их модели — даже в противоборстве с мыслью Ефремова, даже в полемическом отрицании концепций "Туманности" — все-таки лишь повторяют, дополняют и развивают то, что придумано именно им.

Ефремов противопоставил бесконфликтности утопий ту марксистскую борьбу противоположностей, которая является движущей силой общества. Он тоже использовал единственный до него источник противоречий — борьбу со стихийными разрушительными силами природы, олицетворяемыми для писателя образом Энтропии, этакого слепого и коварного врага человечества. Но на одном источнике не остановился. А выстроил новый конфликт между бесконечной жаждой познания и ограниченной возможностью этого во времени, возможностью, растущей гораздо медленнее отодвигаемых наукой горизонтов. Неизвестного перед человеком всегда больше, чем уже познанного!

На избранном пути Ефремова поджидали свои трудности. В частности, неизбежная усложненность не только прямой речи, но и авторского текста. А как иначе покажешь эту тысячелетнюю дистанцию, качественно иной уровень и мышления, и речения персонажей? Разжижать повествование пояснениями (типа реплик порочных "сынов лейтенанта Шмидта" при встрече: "Вася! Родной братик! Узнаешь брата Колю? — Узнаю! Узнаю брата Колю!") вряд ли поможет делу. Промежуточная информация, безусловно, облегчит восприятие читателю. Но так замусорит текст, создаст непреодолимый барьер фальши, что полностью нейтрализует ценность всего остального в романе.

"Москва, 23.03.59. Брандису.

Вы, конечно, совершенно правы, считая, что высокая нагрузка романа научными понятиями объясняется уровнем изображаемого времени. Если бы люди, сетующие на трудность изложения, дали себе труд сопоставить вновь пришедшие в наш быт слова и понятия хотя бы за нашу с Вами жизнь, с уже утратившими свое повсеместно обиходное значение понятиями и словами, ну, например, из религиозной практики, из конного обихода, и т. п. — тогда бы им стало очевидным, какие огромные сдвиги должны произойти за тысячелетия.

Моя попытка обрисовать широкую научную основу быта и фразеологии будущего это безусловно еще очень жалкая первая попытка. Вероятно, над ней будут смеяться уже через два столетия, а не через тысячу. Однако, если эта моя попытка послужит для других, более успешных, то она оправдана. И нет оправдания тем ленивым умам, для которых необходимость думать серьезно над книгой уже является отвращающим препятствием. Надо им читать приключенческую или бытовую литературу (не поймите меня, что я считаю это литературой второго сорта), а не браться за серьезные вещи о будущем. Из сказанного Вам видно, что я не собираюсь уменьшать нагрузку романа, как бы меня за это ни ругали…

Мне не кажется очень опасным смешение придуманных терминов с бытующими. Для недостаточно подготовленного читателя, сколько бы его ни было, и придуманные и существующие термины одинаково неизвестны. Если же читатель захочет разбираться, то это он очень легко сделает. Я всегда считал, что популяризация науки должна идти не за счет снижения уровня изложения, а наоборот, подниматься до самых крайних пределов настоящего — переднего края науки. Снижая уровень, мы, тем самым, снижаем и требовательность, следовательно, снижаем давление коллектива на индивида и неизбежно его опускаем. А вместе с тем и коллектив тоже опускается, хотя и медленнее, чем индивид. Это, так сказать, философская концепция, а насколько я справился с поставленной задачей — судить Вам".

Очень интересен ответ Ефремова на замечание Брандиса о роде занятий героев. Стремясь к максимальной точности воссоздания грядущего и не приемля фальши, он тщательно выбирал научную специальность необходимого ему по сюжету историка. Это позволяет косвенно судить о методе работы писателя:

"Относительно античной культуры и культуры социализма в полном тексте (по сравнению с журнальным вариантом) неравенство как-то выровнено, хотя частично Ваше замечание справедливо. Не случайно героиня и ее помощники занимаются древней историей, а не нашим временем, скажем. Представление об античной культуре в целом мало изменится, будем ли мы смотреть на нее от нашего времени (свыше двух тысяч лет) или от того, о котором идет речь (свыше трех тысяч лет). Социалистическая же культура сейчас еще никак не отстоялась для отдаленно-ретроспективного взгляда, так как существует исторически одно мгновение, как бы велико ни было ее значение для будущего. Вот почему сделать это еще невозможно и историки в моем романе — античники. Тем самым я избегаю роли прорицателя, нестерпимой для меня — ученого".

Прорицания для Ефремова малоуважаемы и бесперспективны. Другое дело предусмотрительность, провидение, предвычисление результатов при малой имеющейся информации. Он чутко воспринимает обстановку, складывающуюся вокруг фантастики. Осознает, какое это двуострое оружие против обыденщины и мещанства, как в одних руках фантастика может стать проводником социалистической и коммунистической идеологии, а в других — копилкой мещанского мировоззрения, одной серости, защитницей незыблемых устоев вплоть до пропаганды "звездных войн". Противопоказано фантастике и чинов ничье равнодушие тех работников, от которых зависит, какой быть нашей культуре. Особенно осторожными приходится быть мастерам-фантастам, идущим в первых ее рядах, — тезис, способный вызвать нервный смешок: ну почему дозволено быть смелым в деревенской прозе и ни в коем случае не рекомендуется отрываться от земли в том ответвлении литературы, которое и призвано совершать шаги за горизонт? Фантазируйте, граждане, но с оглядкой!

"Москва, 24.07.64. Дмитревскому.

Теперь о "Долгой Заре" ("Час Быка"). Я не отставил ее совсем, никоим образом, но отложил пока, чтобы не вызвать сразу излишне пристального внимания к социологической линии в нашей фантастике. Отнюдь не потому, что есть опасение в неправильности моей линии, но потому, что эту линию легче всего извратить и провокационно исказить. А если это произойдет подряд за короткое время, то может случиться, что начальство, фантастики не читающее и вообще плохо осведомленное, разразится чем-нибудь таким, что плохо отразится на фантастике вообще и прежде всего — на молодой поросли. Уж если, мол, и Ефремов. то тут надо "разобрать и наказать…".

Полнее всего Ефремов проявлял себя в отношении с друзьями, в оценке своего и чужого творчества. Величайшая тактичность принуждала его порой и лавировать. Но отзывчивость на окружающую обстановку ни разу не привела к необходимости кривить душой, приспосабливать свое мнение под чужое, а принципиальность не делала писателя однобоким и до паралича несгибаемым. Весьма характерно письмо к Брандису о фильме "Туманность Андромеды" с мыслями о науке и ученых, о пропаганде, о застойных явлениях в нашем кинематографе, короче говоря, о том, что отвергнуто XXVII съездом партии.

"Москва, 30 ноября 1967.

…со всем, что Вы написали о фильме, я согласен. Мало того, читая Ваше письмо, я был тепло согрет Вашей любовью к моему роману и его героям и заботе о них, совсем как о живых людях. Это ли не награда автору?

И тем не менее, я счел возможным одобрить фильм и похвалить режиссера. Откуда такая двойственность? "Диалектика реальной жизни". Суть в том, что я совершил… основную ошибку — поверил в то, что наше кино сможет поставить "Туманность" (не как философское произведение, в это я с самого начала не верил) — как феерическую сказку, воспользовавшись всеми возможностями современного кинематографа. Второе, во что я верил до недавнего времени, это то, что каждый подлинный коммунист, поняв, о чем идет речь, поддержит постановку этого фильма, чтобы дать всем увидеть то, что мы пытаемся построить. Третье, на что я надеялся и в этом приложил руку В. И. (Дмитревский) — это то, что фильм будет рассматриваться как оружие в идеологическом сражении с Западом. По всем этим трем линиям мы потерпели полное фиаско — никакой заботы. Едва я познакомился с руководством нашего кино… стало ясно, что никакой серьезной поддержки от них не может быть, ибо они даже не понимают фантастики и никто (подчеркиваю — никто) из них не читал романа…

Теперь, когда вышел фильм, столь же отличающийся от моих мечтаний о постановке "Туманности" как Комитет кино от подлинно озабоченных коммунистическим воспитанием людей, я мог рассматривать его в двух планах. Судя строго и беспощадно, как Вы считаете надо судить о произведениях искусства, следовало разгромить фильм и поставить на нем крест.

Но разве Вы всегда выносите наружу Ваше внутреннее суждение? Разве не заставляет Вас мудрость уступать в чем-то, применяясь к конкретной обстановке, в которой Ваше внутреннее суждение принесло бы больше вреда, чем пользы?

Я понял, узнав обстановку в нашем кино, каких трудностей и даже отваги стоило режиссеру поставить фильм хотя бы так, и отсутствие вкуса в каких-то вещах компенсируется отчаянной попыткой подражания роману, причем подражания честного. Если срубить сейчас весь труд коллектива, заявив, что поставили дрянь, значит, вообще надолго остановить попытки экранизации н/ф! А не явится ли даже неудачный фильм первой ласточкой, отталкиваясь от ошибок которой, учитывая успехи, можно идти дальше, и вероятно, пойдут. Далее, все ли уж так неудачно в фильме, сравнивая его не с каким-то отвлеченным идеалом, а с тем, что имеется на сегодняшний день в советском кино? Что фильм красивее, "приподнятое", необычнее всего того, что было до сих пор, — это, по-моему, бесспорно. Значит, вопрос, в какой степени? Да пусть хоть в самой малой, но и то этот шаг вперед должен быть поддержан, а не убит! Поэтому люди должны бы: а) отметив все недостатки фильма как серьезного произведения искусства (и гл. образом — внутренне); б) сравнить его со всем, что было до сих пор, и признать, что съемочный коллектив поднялся на какую-то ступень выше в экранизации н/ф (гл. образом — внешне). Видите, я самонадеянно считаю себя мудрым, так как поступил имен но по этому рецепту.

Мне приходилось много раз задавать себе подобные вопросы в науке, рассматривая диссертации, из которых хорошо лишь сотая часть может быть оценена по стандартам дореволюционного времени. Но если мы имеем повсеместное снижение этих стандартов, какие я имел бы право забраковать ту или иную диссертацию на том лишь основании, что мой частный взгляд исходит из прежних стандартов? А рядом тысячи и десятки тысяч соседних институтов и рецензентов открыли путь еще более слабым диссертациям? Справедливо ли это? Нет. По-деловому это? Также нет, потому что я закрыл бы дорогу молодым людям, которые ничем не хуже всего остального среднего состава советских ученых. Аналогичная история с фильмом "Туманность". Вот почему я поддерживаю режиссера и буду поддерживать, хоть и Низа Крит — дрянь, да и мало ли там ерунды. Пусть пойдет в народ. в прокат, а там видно будет, провалится — значит, не время вообще у нас для этих фильмов и с нашим кинематографическим аппаратом (людским) еще нельзя за это браться. Пройдет несколько хороших заграничных, тогда м. б. возьмутся за ум, а главное — это повышение интеллигентности кинодеятелей…

Не время сейчас, в наше духовно трудное время, судить и рубить, а вызволять и оберегать хоть крупицу чего-то светлого, если, разумеется, она, эта крупица, есть. Вот если ее нет, если вещь — во вред, тогда другое дело. Но ежели Вы судите так, то я с Вами не согласен, хотя и высоко ценю такое строгое суждение. происходящее из оберегания моей же "Туманности".

Время доказало, что людская память и читательская любовь лучше любых искусственных мер оберегают и "Туманность", и "Великую Дугу", и "Сердце Змеи", и "Час Быка", и "Таис Афинскую", и "Рассказы о необыкновенном". Оберегают от забвения. И от приглаживания, причесывания, купирования творчества Ивана Антоновича, неудобного тем деятелям, против кого он восставал в науке, литературе и жизни всей силой своего таланта. Об этом говорят прошедшие в апреле-мае 1987 года дни Ефремова, посвященные 80-летию со дня его рождения. Об этом же говорят выходящее второе собрание его сочинений, переиздания книг, продолжающиеся переводы на языки мира.

На вопрос уже упомянутой анкеты "Ваш девиз и любимое изречение" Иван Антонович ответил: "Кораблю взлет!". По Маяковскому, человек должен жить так, "чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, строчки и другие долгие дела". После Ефремова остались строчки его книг, в том числе и тех, которые брали с собой на орбиту космонавты. Остались "долгие дела" нестареющих научных открытий. Хочется верить, что когда-нибудь состоится и старт космического корабля "Иван Ефремов".

И тогда все мы, его читатели, дружно пожелаем:

— КОРАБЛЮ ВЗЛЕТ!

* Ефремов ошибся всего на один год: только в 1987 году сняли ничем не мотивированные запреты на упоминания и переиздания "Часа Быка".

"ТАИС АФИНСКАЯ", картина болгарского художника Пламена Авраамова.

История Фэндома: КЛФ "Параллакс" (Черкассы), 1988

Посылаю некоторые материалы из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

В тексте интервью Б. Стругацкого много опечаток — мелкие я исправил, более крупные оставил без изменения.

Материалы выложу на www.tree.boom.ru

Лубенский А. Почему тускнеет "Параллакс"?

(Книжное обозрение (Москва).- 1988.- 12 февр.- (№ 7 (1133)). — С. 15.)

Клуб любителей фантастики "Параллакс" возник в апреле 1983 года. Тогда был своего рода бум КЛФ. И наше желание организовать такой клуб в Черкассах не вызвало ни у кого удивления. При содействии горкома комсомола мы скоро обрели "крышу" — стали работать при областной Научной библиотеке им. В. В. Маяковского. Народ в клубе собрался разный: инженеры, рабочие, преподаватели, старшеклассники. Всех объединяла любовь к книге. Замечу — не только к фантастической. В этом плане "Параллакс" отличается от многих других клубов. Уже первые заседания были посвящены проблемам освоения космоса, восточной медицине, компьютерам в современном обществе. На заседаниях выступали разные люди, приглашенные клубом: журналист, только что побывавший в Звездном городке, врач, интересующийся основными направлениями развития и взаимовлияния европейской и восточной медицинских школ, библиотекарь, готовящий обзоры поступлений научной, научно-фантастической литературы…

"Научный крен" определил и первоначальный выбор книг для работы клуба. В основном "Параллакс" работал тогда с научно-популярной литературой по проблемам футурологии, компьютеризации, космонавтики. Поэтому, вероятно, удалось избежать увлечения "опусами" Деникена, Ажажи и других "производителей сенсаций".

Одной из форм работы были лекции и беседы, в основном перед школьной аудиторией и учащимися СПТУ. Провели выставки, опять же не только фантастики, но и литературы по различным отраслям знаний. На заседания начали приглашать организаторов городской дискотеки, у которых были отличные слайд-программы об НФ живописи и кино. Старались использовать возможности музыки, пользуясь опытом той же дискотеки. Стали готовить тематические вечера-обзоры по творчеству отдельных писателей-фантастов: Ивана Ефремова, братьев Стругацких, Роберта Шекли… Такие вечера требовали большой подготовительной работы, но ведь именно такая работа обогащает духовно…

Однако очень скоро обнаружилось, что народ не очень-то охотно откликается на написанные от руки афиши, что любителей фантастики в Черкассах, вероятно, гораздо меньше, чем это нам представлялось… После статьи Квижинадзе и Пилипенко "Меняю фантастику на детектив", опубликованной в "Комсомольской правде", начался период угасания — по крайней мере мы именно так это ощутили, хотя клуб никто официально не закрывал и вроде бы ни в чем не ограничивал. Мы многим могли бы помочь молодежной газете, но она считает, что нас нет. Мы на сегодня — "неформалы".

Поняв, что клуб "не в фаворе", многие члены клуба ушли, а оставшиеся не спешат проявлять активность: как бы чего не вышло…

Тут я немного отхожу от темы. Но иначе не понять, почему "Параллакс" сейчас такой, какой есть — по сути уже не клуб, а группа любителей фантастики. А сколько было планов, идей!.. Вот и хотелось бы узнать, как выходят из такой ситуации другие клубы? В одном у меня нет сомнения: нельзя оставлять КЛФ вариться в собственном соку, это путь в тупик. Примером тому — судьба нашего "Параллакса".

А. ЛУБЕНСКИИ, председатель КЛФ "Параллакс".

г. Черкассы.

История Фэндома: КЛФ "Центавр" (Абакан), 1988

Борисов В. "Центавр" будит мысль

(Книжное обозрение (Москва).- 1988.- 12 февр.- (№ 7 (1133)). — С. 15.)

Шестой год работает в Абакане клуб юных любителей фантастики "Центавр". Основная цель работы клуба — помочь ребятам увидеть ростки будущего в настоящем, воспитать из них настоящих строителей и жителей этого будущего.

Организуя работу "Центавра", мы не замыкаемся на фантастике как таковой, а активно ищем выход в реальную жизнь.

Мы стремимся к тому, чтобы обсуждения в клубе побуждали увязывать прочитанные произведения со знаниями, полученными в школе, пытаемся разбудить в молодых читателях интерес к сегодняшним проблемам современной науки.

Само название клуба — "Центавр" — отражает разноплановость наших занятий. В созвездии Центавр находится ближайшая к Земле звезда Проксима Центавра, и это определяет наш интерес к астрономии и космонавтике. "Центавр" — латинизированный вариант слова "кентавр". Значит, появляется возможность прийти к изучению мифов, истории, атеизма. Наконец обыкновенный василек (на латыни) называется "центаурея", и это позволяет нам обратиться к изучению земной природы.

Наш клуб был организован при обществе книголюбов. Большую методическую помощь нам оказывают ответственные секретари областного и городского правлений ВОК Нина Даниловна Антонова и Лариса Болеславовна Кулигина. Отсюда интерес к НФ, естественно, переплетается у ребят с интересом к Книге как таковой. Мы учимся работать с библиографическими указателями, конспектировать прочитанное, овладеваем переплетным делом.

Какие нерешенные проблемы стоят перед нашим обществом? Что можно сделать для ускорения научно-технического прогресса уже сейчас, не откладывая на завтрашний день? На эти вопросы поможет ответить "фонд достойных целей", над созданием которого также работает клуб. Может быть, какие-то из этих целей наполнят смыслом жизнь сегодняшних мальчишек и девчонок. Эти цели клуб ищет как в научной фантастике, так и в реальной жизни.

Давнее содружество связывает "Центавр" с писателем-фантастом Г. Альтовым, создателем теории решения изобретательских задач. Недавно Генрих Саулович Альтов предложил "Центавру" новую тему: "Путешествие к центру Земли". Она предполагает анализ проблемы создания подземноходов, выявление фантастических произведений, повествующих о подземных путешествиях, изучение патентной литературы…

Конкурсы на лучший научно-фантастический рисунок и рассказ, постоянная викторина клуба позволяют ребятам проявить свои способности, вызывают здоровое соревнование между ними. А выигрывают все — приобретением новых навыков и знаний!

В. БОРИСОВ,

руководитель Абаканского городского клуба юных любителей фантастики "Центавр".

История Фэндома: "Аэлита-82" — 4 статьи

[Без авт.] Вручен приз "Аэлита"

(Уральский рабочий (Свердловск).- 1982.- 24 апр. — С.?)

В минувшем году журнал "Уральский следопыт" совместно с Союзом писателей РСФСР учредил премию — приз "Аэлита" — первую в нашей стране премию по фантастике. Эта премия присуждается за создание произведений, получивших широкое признание, отличающихся актуальностью проблематики, новизной авторского замысла и художественного воплощения. Жюри выносит итоговое решении к 12 апреля — Дню космонавтики.

Читатели "Уральского рабочего" помнят, что в прошлом году лауреатами "Аэлиты" — ее первыми лауреатами — стали братья Аркадий и Борис Стругацкие и старейшина советской фантастики Александр Казанцев. Пришел черед и "Аэлиты-82": нынче жюри назвало лауреатом Зиновия Юрьева, автора многих книг, вскрывающих пороки капиталистического строя, его бесчеловечность и, в конечном счете, обреченность ("Финансист на четвереньках", "Белое снадобье", "Быстрые сны", "Полная, переделка" и другие). Год назад вышел новый роман писателя — "Дарю вам память". Его герои помогают обитателям далекого мира выбраться из тупика, в котором оказалась недооценившая роли чувств инопланетная цивилизация…

Вчера в свердловском Доме культуры автомобилистов "Аэлита-82" была торжественно вручена лауреату. В церемонии участвовали председатель жюри дважды Герой Советского Союза летчик — космонавт О. Г. Макаров, прибывший с этой приятной миссией в Свердловск, его заместитель по жюри главный редактор "Уральского следопыта" С. Ф. Мешавкин.

Лауреата и гостей праздничного события тепло приветствовали собравшиеся, среди которых — не только свердловчане, но и любители фантастики из других городов страны.

В программу вечера была включена экспресс-викторина, победители которой самые остроумные и находчивые — получили награду: книги с автографами писателей-фантастов. Собравшиеся увидели экспозицию фантастических картин свердловских художников, театрализованные отрывки из книг фантастов.

Итак, "Аэлита-82" — великолепное изделие из камня и металла, выполненное уральскими мастерами — обрела своего хозяина.

На снимке: председатель жюри по вручению премии-приза "Аэлита" летчик-космонавт СССР О. Г. МАКАРОВ на свердловской земле.

Фото В. Ветлугина.

***

Глебов С. "Аэлиту" вручил космонавт

(На смену! (Свердловск).- 1982.- 24 апр. — С.?)

Союз писателей РСФСР и журнал "Уральский следопыт" год назад учредили премию "Аэлита" — за лучшее произведение советской фантастики. В прошлом году лауреатами "Аэлиты" стали известные советские писатели-фантасты Александр. Казанцев н братья — Аркадий и Борис Стругацкие.

Обладателем премии-приза "Аэлита-82" за произведение "Дарю вам память" стал писатель Зиновий Юрьев.

Вчера в актовом зале Дома культуры автомобилистов состоялось торжественное вручение приза писателю-лауреату. Приз, сделанный из уральского камня и ниобия лучшими мастерами-камнерезами, Зиновию Юрьеву вручили председатель жюри премии "Аэлита", дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР Олег Григорьевич Макаров и председатель совета по приключенческой и фантастической литературе при Союзе писателей РСФСР, писатель Сергей Александрович Абрамов.

"На смену!" поздравляет лауреата, приветствует дорогих гостей на гостеприимной уральской земле.

С. Глебов.

***

Нагибин А. [Без назв.]

(На смену! (Свердловск).- 1982.- 27 апр. — С.?)

Как мы уже сообщали, традиционный приз — премию Союза писателей РСФСР и журнала "Уральский следопыт" вручил на этот раз писателю Зиновию Юрьеву председатель жюри, дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт СССР Олег Григорьевич Макаров.

За несколько минут перед этим событием и сделан вот этот снимок: только что и космонавт, и писатель воочию увидели сам приз "Аэлита".

ОЛЕГ ГРИГОРЬЕВИЧ МАКАРОВ:

— Произведения фантастики будит мысль. Особенно, если они написаны талянтливым человеком. Для меня такой писатель — Константин Эдуардович Циолковский. До сих пор тысячи ученых, инженеров, рабочих, мы — космонавты работаем над тем, чтобы осуществить на практике его великие предвидения. И каждый раз приходится удивляться: сколько же мог сделать всего только один человек! Такова его жизнеутверждающая сила…

ЗИНОВИЙ ЮРЬЕВИЧ ЮРЬЕВ:

— Я и не подозревал, что "Аэлита" так прекрасна. Это настоящее произведение искусства. Даже не верится, что оно достанется мне лично…

А. Нагибин.

Фото автора.

***

[Без авт.] И снова — приз "Аэлита"

(Вечерний Свердловск (Свердловск).- 1982.- 24 апр. — С.?)

В прошлом году Союз писателей РСФСР и журнал "Уральский следопыт" утвердили премию — Приз "Аэлита" за лучшее произведение научно-фантастического жанра. Первыми обладателями этого почетного приза стали писатели Аркадий и Борис Стругацкие и Александр Казанцев. Они и увезли из Свердловска камнерезные изделия из яшмы, горного хрусталя, металла, символизирующие прилет человека на неведомую планету.

Нынче "Аэлита", повторенная умелыми руками мастеров Виктора Саргина и Михаила Надеенко, опять ждала своего хозяина. В этом году премия присуждена писателю-фантасту Зиновию Юрьеву, чье творчество отличается публицистичностью и разоблачением нравов буржуазного Запада.

Зиновий Юрьев — автор широко известных научно-фантастических повестей "Финансист на четвереньках", "Полная переделка", "Белов снадобье", "Быстрые сны", "Рука Кассандры".

Для участия в торжественной церемонии вручения приза в Свердловск прибыли председатель жюри премии летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза О. Г. Макаров и представитель Союза писателей РСФСР А. Г. Свиридов.

Вчера в свердловском Доме культуры "Автомобилист" в присутствии многочисленных почитателей фантастики 3. Юрьеву была вручена "Аэлита".

***

История Фэндома: КЛФ "Фаэтон" (Тбилиси), 1983

(Тбилиси, 1983.- 1 с.)

ГРУЗИНСКИЙ РЕСПУБЛИКАНСКИЙ КОМИТЕТ ПРОФСОЮЗА РАБОТНИКОВ КУЛЬТУРЫ

ДОМ РАБОТНИКОВ ИСКУССТВ ГРУЗИИ

ул. Махарадзе, № 8, тел. № 99-57-05, 93-67-63

№ 19/30

14 сентября 1983 г.

Литературный КЛФ "Фаэтон" приглашает Вас принять участие в конкурсе под девизом "Не дадим взорвать мир!" — на лучший фантастический рассказ антивоенной тематики.

Условия приема рукописей:

На конкурс принимаются рассказы по рекомендации КЛФ, соответствующие тематике конкурса и не публиковавшиеся ранее. Рукописи (желательно в 2-х экз.) должны быть отпечатаны через 1,5–2 интервала, без правок, без указания фамилии автора на титульном листе.

На отдельном листе указываются следующие данные: название рассказа, ФИО автора, его профессия, образование, возраст, домашний адрес.

Количество рассказов, принимаемых от одного автора, не ограничивается.

Срок присылки рукописей — 31 декабря с. г. (по почтовому штемпелю).

Определение лучших произведений проводится в два этапа.

1. Литобъединение "Стажер" КЛФ "Фаэтон" проводит предварительный отбор (оставляя не более 15 и не менее 10 рассказов).

2. Отобранные рассказы рассылаются пяти профессиональным писателям-фантастам по предварительной с ними договоренности. Суммируя их мнения, литобъединение определяет три лучших рассказа, а также рассказы, заслуживающие поощрения.

Авторы-лауреаты конкурса будут награждены призами, а их произведения рекомендованы в печать.

Окончательное подведение итогов конкурса планируется к 1 марта 1984 г.

Адрес: 380044 Тбилиси ул. Ацкурская. 3 кв. 11 Петров В. В.

СОВЕТ КЛФ "ФАЭТОН"

История Фэндома: Интервью с Б. Стругацким (1991)

"Нестандартно мыслить — мое творческое кредо": Бег — иноходца

(Голос магнитогорской молодежи (Магнитогорск).- 1991.- 30 июля — 5 авг.- (№ 29 (44)). — С.- 4–5.)

Я скачу, но я скачу иначе,

По камням, по кустам, по росе.

Говорят: он иноходью скачет,

Это значит — иначе, чем все.

В. С. ВЫСОЦКИЙ

Авторитет писателей А. Н. Стругацкого и Б. Н. Стругацкого столь высок, что не высказывал сомнения даже у люден не любящих фантастику. Уровень философского мышления, глубокое проникновение в тайники человеческой души, безукоризненный художественный вкус, блестящие юмористические сцены и если нужно, разящая сатира доставляет огромное эстетическое удовольствие, они давно — несомненные "мэтры" отечественной фантастики. Знаменитая американская писатель-фантаст Уразла [Урсула — YZ] Ле Гуин так сказала: "Один из братьев Стругацких наследник Гоголя, другой — Чехова, но поди разберись, кто чей". На сегодняшний день у Стругацких опубликовано 25 романов и повестей, рассказы, киносценарии.

О чем бы не писали Стругацкие, а диапазон их творчества широк, здесь и утопия (Полдень XXII век) и прогрессивный цикл ("Обитаемый остров", "Жук в муравейнике", "Волны гасит ветер" ["Волны гасят ветер" — YZ]) и великолепная сатира на научный а в, принципе, повседневный идиотизм бюрократов.

("Понедельник начинается в субботу", "Сказка о тройке") и т. д. все произведения о нас, о людях, живущих сегодня, с нашими большими и малыми проблемами, с вечным выбором "быть или не быть".

Р. Табор писал: "Человек овладевает миром с помощью разума, художественная фантазия помогает ему приблизить мир к себе…"

Так и Стругацкие, зачастую за напряженным острым сюжетом, раскрывают нам новые миры человеческой души, ставят вопрос, на который не всегда хочется отвечать, даже самому себе. Теребят, не дают обрасти коркой, заставляют думать, опять думать и оценивать свои поступки.

Стругацкие, как мне кажется давно отказались от изображения далеких миров. Если вспомнить фразу И. И. Силина из повести "Сталсеры" [И. Жилина из повести "Стажёры" — YZ]: "Главное — на земле. Главное всегда остается на земле".

Братья Стругацкие — в отличие о[т] многих других литераторов, никогда особенно не были жалованы так называемыми "правительственными наградами". Но самая важная оценка заслуг писателя — читательская.

Так: 1978 с формулировкой "за выдающийся вклад в мировую литературу" братья Стругацкие приняты в почетные члены "общества Марка Твена" (США), награждены почетными призами и премиями за лучшее произведение года. (Повесть "Пикник на обочине") напечатанная на английском в 1977, вышедшая в Швеции в 1979 году, за лучшую иностранную книгу во Франции в 1981 году.

В 1985 году международный центр по малым планетам (Кембридж, США) в спецциркуляре утвердил за новой малой планетой название (3054). Планета открыта 11 сентября 1977 года научным сотрудником Крымской астрофизической абсерватории [обсерватории — YZ] Н. С. Черных.

И этот список можно продолжать долго. Теперь станет понятно почему с таким нетерпением и, можно сказать трепетом, мы ожидали встречу в г. Ленинграде на "Интерпрессконе 91" с Борисом Натановичем Стругацким. Борис Натанович родился в 1933 году. Окончил механико-механический факультет Ленинградского университета, работал в Пулковской обсерватории. На встрече с фенами [фэнами — YZ] в "Сосновом бору" была организована пресс-конференция, запись которой мы и предлагаем вашему вниманию.

Вопрос: Как все же читать сегодня вашу повесть "Стажеры"?

Б. С.: Совершенно справедливый вопрос. Мы сами себе задаем его иногда, глядя друг другу в глаза с некоторым ужасом. Но факт остается фактом. Вы понимаете, люди, которые прожили достаточно долго, пять-шесть десятков лет, особенно если это происходит в двадцатом веке и особенно, если это происходит в тех странах, где идеология всегда превалировала над всем остальным, эти люди бывают вынуждены пересматривать те убеждения, которые казались им совсем недавно назыблимыми. И А. и Б. Стругацкие безусловно находятся сейчас в положении этих людей. Причем я бы сказал, что наше как раз положение оказалось еще не самым плохим. Дело в том, что путь от "Стажеров" до, я не знаю… до "Жидов города питера" мы прошли своим пуумом [? - YZ], пережили лично, внутри себя, переварили всю эту смену идей, все это превращение варварских представлений, которые нам вбили в голову, в цивилизованные. А представьте себе, каково приходится тем людям, которые этого пути не прошли, которые вообще на эти темы не размышляли и никогда. Такой человек просто принимал к сведению то, что пишется в газете центральной "Правда" и то, что говорится на политинформациях. Чтобы ему ни говорили, он все принимает на веру. Индустриализация превыше всего, значит (он считал искренне), индустриализация превыше всего. Наш главный враг — Англия и Франция, англо-французская буржцазия [? - YZ], которая напала в 39-м году на бедную Германию, поднимающуюся из руин, значит враги мира Англия и Франция. Негодяй, кровавый бандит Гитлер, значит, кровавый… И так далее. И вот он дожил до сегодняшнего дня, когда вдруг выясняется, что вообще все все без исключения, что он считал правильным, оказалось неправильным. Положение этого человека ужасно. Просто ужасно. С такими людьми происходит странная вещь: они потеряли вообще какой бы то ни было вкус к разговорам и к размышлениям на эту тему. Они просто не хотят об этом говорить. Они себя ведут, как какое-нибудь животное, которое инстинктивно тянется к пище, его бьют палкой, опять тянется, опять бьют. Кончается тем, что когда этому животному протягиваешь пищу, оно, вместо того чтобы есть, убегает в ужасе. Вот в таком положении оказываются люди, которые не пережили внутри себя эту вот… битву идей, свидетелями которой они были. Так что, возвращаясь к вопросу, как нас читать? Мне трудно ответить на этот вопрос. Да читайте, как бог на душу положит. Я думаю, что сейчас есть люди, которые читают этот текст с усмешкой. Есть люди, которые читают этот текст со злорадной ухмылкой "вот, писали, писали, а теперь все не так. Есть люди, которые вообще не в курсе всех этих идеологических перетрубаций, и они читают "Стажеры" сейчас точно так же, как ребятишки в 62-м году читали этот текст. С такой же вот полной невинностью и с ожиданием чуда, не обращая внимания на все детали. Когда "Стажеры" только что вышли, я помню, выступал в како[й]-то школе. Я тогда еще имел такое обыкновение — выступать. И среди всех прочих вопросов какой-то мальчик в очках вдруг встал и сказал: "Я не понимаю, — сказал он, — у вас там страшный мир капитализма и прекрасный мир нашей страны". Он, конечно, говорил другими словами, я только передаю смысл. "Так вот, я не понимаю, почему они все оттуда, из [с]воего мира, не перебегут к нам?" Знаете, это было, как удар топора. Мне самому в голову это не приходило: действительно, почему? Я-то ведь в то время еще был пропитан коммунистической идеологией и искренне считал, что у нас в общем и целом все хорошо, а у них в общем и целом все плохо. Я уж не помню, что я бормотал там, это было, видимо, жалкое зрелище, и выручила меня, как сейчас помню, преподаватель или завуч, которая авторитетно сказала: "Ну, как почему? Они же граждане своей родины, и они хотят построить такое же общество у себя" (Смех). Люди, которые внимательно наблюдают за нашим творчеством, заметили, что мы не издавали, скажем, "Страну багровых туч" с затертых времен, что мы издаем вещи, написанные до "Попытки к бегству", редко и с большой неохотой. Мы понимаем, конечно, что там все эти социальные, идеологические вопросы на самом деле на втором плане, и школьники, для которых, собственно, только и интересны эти произведения, пропускают это мимо ушей, их просто это не интересует, им гораздо интереснее — почему летающая пиявка нападает только справа и никогда не нападает слева, или наоборот. И я их понимаю, я с ними полностью согласен. Но при всем при том переиздавать эти вещи не очень хочется, и обычно мы их издаем только уступая очень уж настойчивым требованиям. Так что не знаю, сумел ли я ответить вам на вопрос. Я думаю, что этот вопрос был скорее риторическим. На самом деле он гораздо шире, чем та форма, которую вы избрали. Ведь на самом деле это вопрос о том, как нам всем жить дальше. Совершенно ясно, что тот мир, в котором я вырос, а вы, так сказать, успели родиться и прожить двадцать-тридцать лет, этот мир навсегда остался позади. Громада Российской империи уже двинулась. Как писал Александр Сергеевич: "Громада двинулась и рассекает волны. Плывет. Куда ж нам плыть?" — писал Александр Сергеевич. Куда ж нам плыть? Это вопрос фундаментальный. Сейчас слово "коммунизм" стало суть [чуть — YZ] ли не неприличным. Оно исчезло, как я замечаю, из политических программ, оно почти целиком исчезло, например, из такого журнала, как "Коммунист". Это слово переселилось в политические анекдоты. А ведь между тем, что такое коммунизм? Коммунизм — это общество, в котором каждый живет так, как ему хочется. Это общество абсолютной свободы деятельности, где каждый человек занимается любимым трудом и любым трудом, который не мешает окружающим. Мы можем придумать сейчас какой-то другой идеал общества? Я — не могу. Нельзя же всерьез принимать этих певцов патриархальной старины, которые хотят вернуть нас всех в какой-то "золотой век": женщин одеть в сарафаны, мужчин нарядить в косоворотки, смазанные сапоги, чтобы днем они трудились в полях, обязательно вручную, а вечером стобы [чтобы] собирались на околице и пели песни, играли на гармошке, водили хороводы. Это же смешно. Мне кажется, что и авторы таких вот с позволения сказать утопий, и сами понимают, что это совершенно нереальное социальное устройство. Ну, а что же тогда? Кроме общества справедливости, которое мы с Аркадием Натановичем тщились изобразить в цикле романов, в целом цикле романов, который начинается с "Полдня, XXII века", кроме этого общества никакого другого идеала я себе представить не могу. Раздаются голоса, что идеалы вообще не нужны. Что вообще не надо думать о будущем. Надо думать о сегодняшнем дне; чтобы сегодня были все сыты, все одеты, все при деле, чтобы не было бездельников и т. д. Это все правильно, но это легко сказать: не надо думать о будущем. По-помему [по-моему — YZ], это невозможно.

Миллионы людей могут не думать о будущем, они не нуждаются в этом, но обязательно найдутся тысячи, которые не могут о нем не думать. "А интересно, черт возьми, кто будет после нас людьми, что станется потом? Какие платья будут шить? Кому в ладоши будут бить?.. И так далее. Интересно. Это просто интересно. Ведь Маркс и Энгельс допустили только одну теоретическую ошибку. Они вообразили, что достигнуть общества справедливости можно только одним путем: уничтожив частную собственность. Они считали, что главная причина всем бедам человечества — это частная собственность. Это был вывод, если угодно, чисто теоретический. А потом пришли практики. И из этой теории учинили такое, что коммунистическое общество теперь в глазах среднего человека нисколько не привлекательнее городской бойни. Практики ничего не сделали для того, чтобы приблизиться к идеальному миру. Теперь выясняется, что частная собственность не мешает установлению справедливого общества. Но каким должно быть это общество? Тридцать лет назад мы совершенно точно знали, что все то, что происходит у нас, хорошо, а то, что происходит у них — это плохо. У нас есть светлое будущее, у них нет никакого будущего. Они будут вынуждены вслед за нами, как будто их за уши тянут, идти в коммунизм. Пятнадцать лет назад совершенно ясно было нам, что ни у нас нет будущего, ни у них нет будущего. Впереди тупик, мрак, гибель, перенаселение, голод, ядерные войны. Сегодня мы с интересом видим, что у них есть-таки будущее, у них там, за кордоном. У них есть будущее. Они сыты, одеты, у них высокоразвитая интеллигенция, у них есть какие-то идеи, какие-то идеалы, они к чему-то стремятся. Не совсем понятно, какое это будущее. Это другой вопрос, но у них будущее есть. А у нас будущее — только они. Вот ведь что ужасно, если угодно, в каком-то смысле даже унизительно. "Мы в очереди первыми стояли а те, кто после нас, уже едят". (Аплодисменты). И на самом деле вопрос, который был задан раньше, это вопрос вопросов. Я ломаю над этим голову уже наверное года два или три. Как сейчас представлять себе будущее? Есть ли у нас какое-то будущее, кроме розовой толстой задницы Швейцарии, которая загородила нам все горизонты, этакий мир колбасы и выпивки. Да ведь не может быть колбаса и выписка целью общества. Не может быть целью то, что уже существует на земле. А что же тогда? Куда ж нам плыть? Это вопрос.

Вопрос: Два года назад вы сказали о некой главной тайне "Града" в повести "Град обреченный". Не томите, откройте секрет.

Б. С.: Вы позвольте мне все-таки не открывать этого секрета просто потому, что эта тайна не играет такой уж существенной роди для происходящего. Это некий элемент, некое свойство Города, которое очень полезно знать тем людям, которые там живут. Вот Изя Кацман это свойство Города знает, Фридрих Гейгер выпытал это свойство у Изи и тоже знает, а Андреи Воронин не знает. Это образует некую существенную разницу в их поведении. Что это за тайна догадайтесь сами, тем более, что догадаться на самом деле в общем-то не трудно.

Вопрос: Многие писатели создают свои собственные издательские организации. Во всех случаях их продукция — это "сам себя издат". Считаете ли вы это выходом для авторов, желающих печататься?

Б. С.: — Ну, вы знаете, для авторов, желающих печататься, это, наверное, выход. Выход ли это для читателей, желающих читать? Это другой вопрос. Я так все-таки считаю, что любители и натоки [знатоки — YZ] должны, сколачивать некие корпорации, занимающиеся издательской деятельностью. Это единственный самый правильный выход из этого положения.

Вопрос: Вы высказали мысль, что наш строй напоминает именно феодализм. Не кажется ли вам, что мы не доросли и до феодализма, а находимся на уровне развития китайской империи эпохи Мин?

Б. С.: Здесь присутствует крупнейший знаток древнего Китая Вячеслав Рыбаков, может быть, он ответит на этот вопрос. Слава, не кажется ли вам, что мы находимся на уровне развития китайской империи эпохи Мин? Хорошо, потом. Да, так на счет феодализма. Вы знаете, эту идею не нужно понимать буквально. Я же ведь имею в виду не то, что в нашей стране имеют место феодальные отношения собственности. Нет. Я имел в виду, когда писал статью, что психология наша находится на уровне феодализма. Зрелого феодализма. Наша психология — это психология холопа, который не имеет никакой инициативы, а выполняет те приказы, которые дает ему барин. Мы отдали нашу свободу власть имущим в обмен на что? Нам обеспечивают относительный достаток и определенную социальную защищенность. Это соотношение психологически очень характерно именно для феодализма: каждый крепостной понимал, что барин может быть жестоким, несправедливым, он тебя выпорет на конюшне, он у тебя отберет все, что ты сделал, но если, скажем, вдруг не дай бог недород, этот же барин тебя накормит. Не будь барина, ты помрешь с голоду. Как это происходит в раннем капитализме: выбросили человека с фабрики, и он предоставлен самому себе, и он умирает в этом мире от голода, ничего здесь сделать нельзя. У нас психология крепостного холопа. Пока мы ее не преодолеем, мы далеко не уйдем. И задача состоит в том, чтобы эту психологию преодолеть по возможности быстро, хотя боюсь, что меньше, чем поколение на это не уйдет.

Вопрос: Почему вы пишите и писали именно фантастику? Это единственный для вас способ литературного самовыражения или как?

Б. С.: Я на этот вопрос так много раз отвечал что увольте меня, пожалуйста.

Вопрос: Вы, Борис Натанович, упомянули о видео. Какие из просмотренных вами фильмов вы бы выделили из общего ряда? Какое из жанровых течений мировой кинофантастики вас привлекает больше других? Случается ли смотреть классику?

Б. С.: Вы знаете, у меня видеообразование очень самопальное. Это все случайно. Попадаются какие-то вещи, я их смотрю. Это все очень несистематически. У меня нет рядом знатока, который руководил бы моим образовательным процессом, поэтому представления у меня достаточно хаотичны. Ну, у меня, разумеется, есть свои пристрастия. Скажем, если говорить о фантастике, то среди любимых моих фильмов, например, такой как "Bladerunners", который переводится, как "Бегущие по лезвию бритвы" мне кажется, что этот фильм сделан на чрезвычайно высоком уровне достоверности и производит очень сильное впечатление, если не считать несколько таких эмоциональных провалов, которые вообще характерны для американской кинофантастики, видеофантастики и видеофильмов вообще. Когда они начинают нагнетать ужасы, ужасы, ужасы, когда кажется, что дальше ужас нагнетать некуда, они все-таки подавят еще немножко ужаса, и вот в этот момент они все испортят. Вот такой сценой, я считаю, была в "Человеке, бегущем по лезвию бритвы" сцена, где они там на крыше, робот держит его над пропастью. Это совершенно лишняя, ненужная сцена. Что касается классики, не совсем понимаю, что автор имеет в виду здесь, он если говорить о реалистических фильмах, то там у них есть прекрасные фильмы. "Соломенные псы", например, или правильнее сказать "Подонки", более правильный перевод. Это очень сильная картина. "Договор", например, очень сильная картина. Нет, там у них есть много хороших фильмов, я даже просто сейчас не возьмусь выделить. А ведь я еще многих не видел, там есть "Механический апельсин", это вообще, говорят, замечательная картина.

Вопрос: Доводилось ли вам видеть, как жгут книги? Об этом говорили неоднократно, вы говорили об этом в своих книгах. Что вы чувствовали, когда это происходило на ваших глазах?

Б. С: Вот лично мне это видеть не довелось. Но та сцена, которая описана в "Хромой судьбе", когда сжигали библиотеку корейского то ли императора, то ли приближенного какого-то дворцового, гигантскую библиотеку в расположении воинской части в городе Канск, вот эта сцена взята из реальной жизни. Это видел Аркадий Натанович своими глазами. Что он при этом испытывал, сказать трудно, но поскольку это был приказ по Министерству обороны, то этот приказ выполнялся, и все-таки мне кажется чрезвычайно замечательным, что по ночам офицеры, даже солдаты подкрадывались ночью к этим гигантским штабелям, выхватывали оттуда что-то и уносили под мышками. Это школа, в которой готовились военные переводчики, и там балы масса людей, которая знала японский, китайский языки, и они все таки какую-то часть книг сберегли и тот факт, что такие люди даже среди военных в то время находились, мне кажется гораздо более важным и интересным, чем тот факт, что книги вообще сжигались. Я сам этого не видел, но много раз слышал от библиотекарей знакомых, которые рассказывали: "Вот вчера опять пришла разнарядка, надо сжечь того-то, того-то и того-то". Что можно об этом сказать? Сколько мы уничтожили литературы за эти семьдесят лет, это ни в сказке сказать, ни пером описать.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, правда ли, что выходит следующая книга "Града обреченного" и что вообще ваше может выйти в ближайшее время?

Б. С.: Нет, никакой второй книги "Града обреченного" не существует. Что выйдет в ближайшее время — я не берусь сейчас ответить на этот вопрос, просто мне трудно сейчас сказать. Сейчас ведь очень трудное время. Я не знаю, как устраиваются молодые писатели, а нам, старикам, сейчас необычайно трудно. Я лично, да и Аркадий Натанович, мне кажется, в значительной степени как бы потеряли ориентировку. Я не понимаю, что сейчас людям интересно. То есть ясно совершенно, что если я сяду и напишу с Аркадием Натановичем роман-продолжение приключений Максима Каммерера в Островной Империи роман, который у нас разработан и готов, в общем, остается только сидеть и писать. Я понимаю, что найдется достаточно много людей, наверное сотни тысяч людей, которые с жадностью это все прочтут. Но в то же время у меня есть совершенно четкое ощущение, что было бы ошибкой вот так вот поступить. Мы тридцать лет пишем, больше тридцати уже. Тридцать пять лет пишем и на протяжении всех тридцати пяти лет мы старались все-таки писать не так, как хочется читателю, а так, как хочется нам. Мы ориентировались все-таки все время в первую очередь на собственный вкус, на собственные представления о том, что такое интересно и что такое неинтересно. Так вот сейчас, уже года два три мне интересны только экономика, социология и политика. Как в этих условиях писать беллетристику я, честно говоря, не представляю. Поэтому работа наша ведется необычайно туго и обещать в ближайшее время появление какого-то большого произведения я просто не могу.

Вопрос: К вопросу об украинской фантастике. Как вы вообще относитесь к возрождению национальных школ научной фантастики?

Б. С.: Я уже ответил, что я плохо себе представляю даже, как обстоят дела с молодой русской фантастикой, а уж что делается с национальными фантастиками, тут я просто пас, я практически никого не знаю. Но если фантастика там возрождается, то слава богу, это прекрасный процес[с].

Вопрос: В одном из ваших интервью сказано, что в "Граде" Фриц Гейгер совершает фашистский переворот. Но, по моему убеждению, общество, управляемое Гейгером, гораздо более симпатичное, чем предыдущие перевороты. Прав ли я в своем убеждении или вы действительно считаете общество Гейгера фашистским?

Б. С.: Ну, тут маленькая подмена, это герои наши считают, что Гейгер устраивает фашистский переворот, автор вовсе не считает, что Гейгер устраивает фашистский переворот. Прочтите внимательнее этот текст. Да, в представлении Кэнси переворот, который устраивает Гейгер, это фашистский. Потому что он считает, что следующим этапом будет уничтожение демократии, свободы слова и так далее. Но Гейгер же не дурак, вот в чем дело. Гейгер только выглядит дураком, на самом деле он не дурак. Он классический типичный технократ. Строит он, конечно не фашистское общество, он строит типичное технократическое постиндустриальное общество в той мере, в которой можно ему построить там, в Городе с большой буквы. Конечно, он никакой не фашист и фашистского в его обществе очень мало. Именно так и следует это все понимать.

Вопрос: Работаете ли вы все еще в обсерватории? Если не секрет, то буквально в двух словах коснитесь. В той науке за последние три-пять лет что-нибудь изменилось?

Б. С.: В той, в какой той? Я не работаю с 65 года, но наукой продолжаю заниматься, никогда не бросал это занятие, занимаюсь ею, правда, не как профессионал, а как любитель. Мной написано несколько статей, которые, я думаю, никогда не будут опубликованы — чтобы опубликовать научную статью, нужно пройти довольно сложную процедуру: прочитать доклад на семинаре, семинар должен это одобрить, потом рассылать все это по издательствам, это не по мне. Что же касается на[у]ки, то, очевидно, имеется в виду астрономия. За последние три-пять лет каких-то эпохальных событий, пожалуй, не произошло. Вообще, с того момента, как были обнаружены квазары и реликтовое изучение Галактики, по-моему, каких-то переворачивающих событий не было. Я стараюсь следить за этим.

Вопрос: Есть ли у вас любимый герой ваших произведений? Кто это?

Б. С.: Да нет, пожалуй, нет. Что значит "любимый герой"? Вопрос задан нечетко. Либо речь идет о том, что нам нравится, как написан герой, либо нам нравится сам этот описанны человек. Не совсем понятно, о чем здесь речь. Человек, да? То есть характер, то есть, с кем бы я хотел дружить из тех героев, которые мы описали, так ставится вопрос, да? Вечеровский, пожалуй, с ним я хотел бы дружить. Из "Миллиарда лет до конца света". Собственно, он реально существует, и я с ним дружу.

Вопрос: Немного о сотрудничестве с "Независимой газетой". Возможно ли появление в ближайшее время Стругацких-публицистов?

Б. С.: Во-первых, в "Независимой газете"… то есть "Независимая газета" это же московское издание, да? В "Независимой газете" недавно вышел сокращенный вариант нашей статьи "Вопросы без ответов", часть содержания коей я вам сегодня изложил, то есть Стругацкие в каком-то смысле уже стали публицистами.

Вопрос: Было заседание семинара, посвященное малой прессе. Если можно, немножко поподробнее об этом.

Б. С.: Я только был председателем на этом собрании семинаре, а докладчиком был Святослав Логинов, который сделал чрезвычайно интересный полный обзор состояния малой прессы. В фэнзине "Сизиф" № 3 или 4 есть стенограмма этого заседания и вы можете прочитать все подробности.

У меня осталось самое приятное воспоми-ание об этом заседании, но ни один из поставленных там вопросов, не был решен. Осталась для меня совершенно неясной проблема: должен ли каждый фэнзин стремиться стать профзином? Я считаю, что как журнал "Мурзилка" не должен стремиться стать журналом "Юность", а журнал "Юность" — журналом "Новый мир" точно так же, наверное, и фэнзины имеют право на существование в своем первородном состоянии. Второй вопрос: в какой мере профессиональные писатели могут быть полезны для фэнзинов? И этот Вопрос остался открытым, хотя точки зрения высказывались самые разнообразные.

Вопрос: Как вы оцениваете экранизацию вашего романа "Трудно быть богом"?

Б. С.: Мне не хочется повторяться, я много раз отвечал на этот вопрос. Сейчас я нахожусь в положении того героя Дюма, который должен был в двадцатый раз изобретать что-нибудь остроумное, когда его спрашивали: "Как ваше здоровье?" На мой взгляд экранизация неудачная, с одной стороны, а с другой стороны — могло быть гораздо хуже, поскольку первый вариант сценария к этому фильму писал Даль Орлов. Фильм получился средненький, а если сравнивать его с обычными видеокартинами, которые нам приходилось видеть, то даже ниже среднего. Но с другой стороны, в картине есть какая-то идея, какая-то мысль. Там не просто рубят друг друга саблями и не просто, как мне говорят, сцены жестокости, вызывающие отвращение, там есть идея, есть попытка все-таки сказать зрителю, что мир сложен, чего обычно не бывает в картинах такого уровня. Поэтому получился этакий боевик с потугой на философичность.

История Фэндома: КЛФ "Странник" (Магнитогорск), 1981 (1982?)

Здравствуйте, All!

Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома и фантастики из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

Среди прочего — скандальная статья С. Плеханова о романе А. и Б. Стругацких "Отягощенные злом, или Сорок лет спустя".

Интервью с Б. Штерном взял магнитогорский фэн В. Наумов во время "Интерпресскона-91".

Все статьи выложу на www.tree.boom.ru

Вельямидов В. Клуб любителей фантастики

(??? (Магнитогорск).-???)

Творчество советских писателей-фантастов братьев Стругацких давно и заслуженно популярно среди широких масс читателей. "Тест на человечность" — так называлось очередное занятие "Клуба любителей фантастики".

Клуб, недавно организованный при Центральной библиотеке профкома ММК, уже провел несколько заседаний. Каждый первый четверг месяца в читальном зале периодики библиотеки собираются те, кто неравнодушен к любимому жанру. Это работники ММК, студенты вузов, педагоги.

Ведет заседания клуба преподаватель литературы школы № 65 И. М. Пимштейн. В ближайших планах клуба — разговор о творчестве ведущие мастеров фантастики.

7 мая состоится очередное заседание клуба любителей фантастики. Его тема "Человек и непознанное в романах Ст. Лема".

В. ВЕЛЬЯМИДОВ

История Фэндома: КЛФ "Странник" (Магнитогорск), 1982

Пимштейн И. Клуб любителей фантастики: Мир наших увлечений

(??? (Магнитогорск).- 1982.-???)

Мир научной фантастики необычайно богат: не случайно он привлекает к себе внимание людей самых разных возрастов и профессии. Фантастика осваивает далекое будущее и дальний космос, она по-своему анализирует прошлое, привлекает внимание читателя и к тем проблемам, которые еще только выступают на самом переднем крае науки, и к тем, которые стали больными проблемами нашего века много лет назад и остаются столь же больными и сегодня.

Фантастика разнообразна не только по своей тематике. Резко различается направленность научно-фантастических произведений. Мы встречаем романы-утопии, романы-предупреждения, сатирические памфлеты и лирические новеллы — словом, фантастика освоила самые разные жанры. Произведения современных фантастов существенно отличаются друг от друга и по авторскому подходу к теме, стилю. Строгая, логическая фантастика И. А. Ефремова мало сходна с лукавой сказкой И. Варшавского, с ошеломляющими находками и глубоким реализмом А. и Б. Стругацких.

Фантастика имеет богатую историю и богатые традиции. В этом году исполняется 60 лет одному из самых популярных научно-фантастических романов — толстовской "Аэлите". И тем не менее фантастика воспринимается нами как один из самых современных, самых злободневных родов литературы.

Есть у научной фантастики одна странность. Ее произведения современная критика дружно обходит стороной. Можно буквально по пальцам пересчитать серьезные исследования (так, интересная монография Л. Ф. Бритикова "Русский советский научно-фантастический роман. вышла тиражом всего около 10 тысяч экземпляров и сразу же стала библиографической редкостью). Очень трудно найти статьи о фантастике в периодической печати. Эта особенность фантастики (а вернее, отношения к ней) и стала главной причиной того, что в 1981 году при библиотеке профкома ММК образовался клуб любителей фантастики. С самого начала клуб поставил главной своей задачей сделать возможными регулярные встречи любителей фантастики, во время которых можно было бы обсудить новое произведение, поспорить, если в чем-то мнения не сошлись, просто обменяться книгами.

Если самые первые заседания клуба проходили по одной схеме — сообщение и его обсуждение, то довольно скоро члены клуба научились делать встречи разнообразными и по форме. Частыми стали на заседаниях проведение викторин, соревнование на лучшее знание современной фантастики.

Пришлось членам клуба взять на себя и определенную общественную нагрузку: чтение лекций в центральной детской библиотеке, в правобережном Доме пионеров…

Подобные клубы возникают во многих городах страны. В настоящее время в наш клуб приходят письма от любителей фантастики из Владивостока и Минска, Горловки и Абакана, Тбилиси, Перми и Свердловска и даже из Болгарии.

На первых порах мы не знали, окажется ли наш клуб жизнеспособным, реально ли это начинание. Сейчас, когда не так уж много времени осталось до двухлетия клуба, мы считаем, что достаточно окрепли. В этом году намечена интересная программа работы. И поэтому мы приглашаем всех желающих принять участие в работе нашего клуба. Занятия будут проходить каждый первый четверг месяца.

Уважаемые любители фантастики! Ждем вас в нашем клубе.

И. ПИМШТЕИН, учитель школы № 65.

История Фэндома: КЛФ "Странник" (Магнитогорск), 1991

Александров О. Искания "Странника"

(Магнит (Магнитогорск).- 1991.- 10–16 авг.- (№ 31 (58)). — С. 4.)

Многие ли знают, что у нас в городе существует клуб любителей фантастики "Странник"? А между тем в этом году мы отмечаем уже свое десятилетие.

В 1981 году вокруг небольшой горстки энтузиастов — И. М. Пимштейна, В. М. Вельямидова, Т. Ф. Приданниковой и некоторых других — собрались любители фантастики. Огромную помощь в организации клуба нам оказали работники библиотеки профкома ММК (ул. Сов. Армии, 23) под руководством Н. П. Антронович. Уже многие годы нашим другом и ангелом-хранителем является Л. Хейловская, заботу и помощь которой трудно переоценить.

Часто возникает вопрос, для чего мы собираемся вместе? И самым правильным ответом будет: для общения с себе подобными. За эти годы было много бурных обсуждений полюбившихся произведении и авторов, сценических воплощений, состоялись шутливые заседания суда над некоторыми персонажами, где страсти кипели не на шутку. Если говорить казенным языком, то клуб занимается пропагандой самых лучших произведений, написанных в жанре фантастики.

Состав клуба постоянно изменяется, но есть у нас и свои "динозавры". Это В. Черкасов, С. Клименко, Т. Варфоломеева, А. Пермяков, Е. Колонюк. В прошлом году у нас появился свой видеоклуб "им. Дис. Лукаса" [Дж. Лукаса — YZ] под руководством старого фэна И. Харламова.

Пусть не создается впечатление, что мы "варимся в собственном соку", — нет, ежегодно по стране проходят несколько конвенций любителей фантастики, и мы стараемся на них побывать и донести через органы печати радость общения с любимыми писателями, художниками и просто друзьями. Члены нашего клуба побывали на "Аэлите", "Соцконс-89", "Комариной Плеши", "Интерпресскон-91" и др. наших "сходках". Помимо этого клуб выпускает свой любительский журнал, редактором которого в данный момент является В. Наумов.

В заключение скажу, что всех пишущих, рисующих и просто любящих фантастику мы с радостью встретим в нашем клубе.

О. АЛЕКСАНДРОВ.

На снимке: идет заседание клуба.

История Фэндома: "Уральский следопыт", 1983 (1)

Бугров В. Литература мечтателей

(На смену! (Свердловск).- 1983.- 21 апр. — С. 4.)

С начала семидесятых годов фантастика получила в журнале прочную прописку. Повести, рассказы, юморески… Произведения маститых авторов (таких, к примеру, как С. Абрамов, Д. Биленкин, К. Булычев, Г. Гуревич, А. Казанцев, В. Савченко, А. Шалимов) и авторов молодых, привлекших, однако, внимание многочисленной армии любителей НФ: П. Амнуэль, А. Балабуха, В. Головачев, В. Колупаев, О. Ларионова, Л. Панасенко, Г. Прашкевич…

А рядом с ними — рассказы и совсем пока никому не известных начинающих, кто-то из которых со временем тоже, быть может, займет свое собственное место в ряду советских писателей-фантастов… Естественно, всегда охотно печатает журнал авторов "своей", уральской зоны. С. Слепынин, В. Соколовский, М. и Л. Немчевко, быстро привлекший читательские симпатии добрым ненавязчивым юмором С. Другаль, с удовольствием обращающийся в последние годы к фантастике лауреат премии Ленинского комсомола В. Крапивин…

Когда-то обоснованно посчитали в редакции, что интерес к фантастике не всегда соседствует у читателей со знанием и пониманием ее, фантастики, специфики и истории. И завел "Уральский следопыт" на своих страницах специальный раздел, в котором начал печатать статьи и заметки по истории фантастики, по многочисленным нерешенным ее проблемам.

А в связи с публикацией подобных материалов журнал неизбежно должен был выйти — и вышел — на прямой контакт с читателем. Лет семь-восемь уже печатаются на страницах "Уральского следопыта" письма из клубов любителей фантастики и просто отклики отдельных, не охваченных клубами читателей, помещаются ежегодно викторины по фантастике.

После того, как в 1978 году на базе журнала было проведено в Свердловске первое региональное совещание писателей, работающих в жанрах фантастики и приключений, после того, как родившийся именно на этом совещании — обрел плоть опять-таки первый в стране — да и единственный пока — региональный ежегодник фантастики и приключений "Поиск", "Уральский следопыт" нашел и еще одну форму содействия развитию советской фантастики: совместно с Союзом писателей РСФСР учредил в 1981 году первую в нашей стране награду за лучшие произведения фантастики. Этот приз, эффектное изделие камнерезов Урала, в честь Дня космонавтики вот уже в третий раз вручается ежегодно в апреле в Свердловске в торжественной обстановке.

"В Свердловске проходил праздник фантастики", — писала "Правда" в апреле 1981 года, когда первые премии были вручены первым лауреатам — А. Казанцеву и братьям Стругацким. "Аэлиту-82" председатель жюри по премии летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза О. Г. Макаров вручил писателю 3. Юрьеву. Нынче обретет своего хозяина и "Аэлита-83".

Встречи в Свердловске — это не только присутствие на торжественной церемонии вручения приза по фантастике, это еще и обмен мнениями, споры о проблемах и заботах — и удивительной этой фантастики, и клубов любителей фантастики, жаждущих чужого опыта и щедро делящихся с "братьями по разуму" и увлечению своим собственным…

В. БУГРОВ.

История Фэндома: "Уральский следопыт", 1983 (2)

[Без авт.] Расти, друг-журнал

(На смену! (Свердловск).- 1983.- 21 апр. — С. 4.)

Каждый номер журнала — коллективное творчество. Но есть человек, который отвечает за все-все-все, что напечатано под этой обложкой с надписью "Уральский следопыт". Он облечен и честью, я ответственностью, и правом говорить от имени всего коллектива об общем детище. Наш вопрос — главному редактору журнала Станиславу МЕШАВКИНУ.

— Станислав Федорович, "Следопыт" — наш давний знакомый.

Каким был "Следопыт" двадцать пять лет назад, мы помним. Каким стал сегодня — знаем. А каким он будет, ну, не через двадцать пять лет, а, скажем, через десяток? О чем мечтает коллектив редакции?

— Тираж — один из показателей интересности журнала и для читателей, и для его авторов. 287 тысяч экземпляров — наш сегодняшний показатель. "Следопыт" первый среди российских литературных журналов и альманахов — вышел на всесоюзную орбиту, сейчас мы уступаем по тиражу только журналам "Москва" и "Нева". И, конечно, мы мечтаем, чтобы тираж стал еще больше. А это значит — больше читателей, наших грозных судей и верных друзей.

Сумели мы достичь "всесоюзных стандартов" в области фантастики, краеведения. Но пока не удалось преодолеть робость "периферийности" в прозе, поэзии. А ведь хорошие писателя живут не только в Москве и Ленинграде. Распутин, Астафьев — что они "периферийные"? Они просто Распутин и Астафьев.

Социальной зоркости и глубины мышления недостает отделу публицистики, затянулись попеки своего "лица" у отдела науки.

Журнал, выходящий на Урале, вполне может рассчитывать на аудиторию всей страны, конечно, при условии достижений не только количественных, но и качественных. Вот эта качественность — наша заветная и главная мечта.

Мы уже чуть вырвались из круга "периферийности". Первый шаг сделан, и сегодняшняя задача — закрепить этот шаг, а будущая — двинуться дальше.

История Фэндома: Интервью с Б. Штерном (1991)

Интервью с Борисом Штерном / Интервью провел В. Наумов

(Магнит (Магнитогорск).- 1991.- 10–16 авг.- (№ 31 (58)). — С. 4.)

Предлагаем вашему вниманию интервью с украинским писателем Борисом Штерном, чьи книги "Чья планета", "Дом", повесть "Шестая глава "Дон Кихота" и многие другие уже заняли достойное место среди лучших произведений советской фантастики. Встреча состоялась в Ленинграде на "Интерпрессконе-91". На этом конвенте собрались писатели, переводчики, художники, издатели и редакторы любительских журналов фантастики (фэнзинон). Достаточно отметить, что среди почетных гостей были писатели В. Стругацкий, А. Столяров, В. Рыбаков, А. Балабуха и др., а также представители Польши, Болгарии и Австрии.

Корр. Ваши детские кумиры из писателей-фантастов? Как вы начали писать фантастические произведения?

Б. Ш. В самом раннем возрасте это, конечно, Конан Дойл, Герберт Уэллс, Жюль Верн. Взахлеб читал Александра Беляева, ефремовскую "Туманность Андромеды" в "Пионерской правде" (про Железную Звезду). Очень интересным был первый сборник англо-американской фантастики в 1960 г. — впервые Брэдберри, Азимов, Андерсен. Потом Стругацкие очень увлекли. Писать, естественно, начал под влиянием этих книг. Тоже захотелось написать "чего-то этакого". Зачем и почему? А кто может вразумительно ответить на этот вопрос лет в 15–18, когда начинаешь? Очень хочется… Сначала эти мои писания были полным школярством, но к годам 25-ти почувствовал себя профессионалом… вернее, чувствовал азы, основы этой профессии. И вот пишу, пишу…

Корр. Сейчас в стране вышла волна переводной и советской фантастики. Как бы вы это оценили — качественным, количественным скачком?

Б. Ш. Ну как? Оба скачка налицо — и качественный и количественный. Однако высочайший количественный скачок вверх по качественной лестнице все же глубоко внизу. Попросту: полно халтуры. В последние 3–5 лет я перестал фантастику читать (есть отдельные исключения). Все это скучно и грустно, к сожалению.

Корр. Как бы вы оценили сегодняшнее положение дел в фэндомс страны?

Б. Ш. Фэндом — это очередной неясный для меня термин. Знаю много хороших людей разного возраста, любящих фантастику. Нравится с ними встречаться (не часто). Но вот ребята начали издавать книги. И торговать книгами. Проявились всякие меркантильные отношения-соображения. Ладно, пусть! Не век же книжки читать, стоит попробовать и издавать, и продавать. Но ЧТО издавать? ЧЕМ торговать? Этот поток? Барахтаться в этом наводнении халтуры? Утонет фэндом в ней, если дело так дальше пойдет.

Корр. Читая паши книги, иногда недоумеваешь — фантастика это или нет? Зачастую — гротеск, преувеличение или отдельные элементы фантастического. Как вы сами оцениваете свое творчество с этой точки зрения?

Б. Ш. А зачем надо точно знать, в каком жанре что написано? "Фантастика это или нет?" В общем, я не пишу в "жанре". Для меня фантастика не литература, а литературный прием. Описание человека в несуществующих обстоятельствах. Как в сказке: характеры жизненные, а обстоятельства невозможные. Термин "писатель-фантаст" для меня не годится. Пишу и сатирические, и просто "реальные" рассказы — если за этими терминами что-то вообще стоит.

Корр. Какими произведениями вы порадуете читателей в ближайшее время?

Б. Ш. Ну, порадую ли… Вот выходит книга в издательстве "Молодь". Название: "Рыба любви". Там смесь фантастики, сатиры, "реализма". Почитаете, посмотрите… И скажите мне: обрадовались вы или нет.

Корр. Некоторые писатели, которые начали писать в период "застоя", до сих пор считаются писателями "молодыми" и сетуют на то, что многие вещи у них написаны в стол, т. с. без надежды на публикацию. У вас есть такие проблемы?

Б. Ш. "Писание в стол" — очередной термин, мало что обозначающий. Сейчас не издается только ленивый. Все пишут для того, чтобы их читали. Не могу представить писателя, пишущего специально в стол, в стол, в стол… Зачем? Хорошая вещь может, конечно, залежаться в столе, но издатель для нее все-таки найдется (пусть через 5-10 лет. Пусть через 15–20). Не в Киеве, так в Москве; не в Москве, так на Сахалине; не ТУТ, так ТАМ). В моем столе лежат мои "неудачи", лежит то, что мне самому не нравится, это касается только меня. Я не жалуюсь, что меня не печатают. То, что отдаю печатать, — печатают.

Корр. Расскажите о ваших сегодняшних литературных пристрастиях?

В. Ш. В журналах печатается много хороших произведений. Перечислять их? Долго. Авторы известны: Приставкин, Гроссман, Домбровский, Кураев, Венедикт Ерофеев… Вещи, которые долго лежали в столах, но не были написаны для столов.

Корр. Большое спасибо вам за интересную беседу.

Интервью провел

Владимир НАУМОВ.

История фантастики: С. Плеханов "Когда все можно?" (1989)

Плеханов С. Когда все можно?: Заметки о некоторых новинках не совсем научной фантастики

(Литературная газета (Москва).- 1989.- 29 марта.- (№ 13 (5235)). — С. 4.)

В НЫНЕШНЕЙ литературной ситуации фантастика явно не на первых ролях. Слишком уж фантастично то, что нынче печатается: Набоков. Замятин, Оруэлл, Хаксли. Не только по содержанию, а по самому факту выхода в свет. Перемещение с того света на этот, "наш", стало в порядке вещей.

В ходе заполнения "белых пятен" истории и изящной словесности стремительно меняются и масштабы литературных явлений: на безбрежных белых простынях любая клякса в недавнее время казалась путеводным маяком, а сегодня ее едва и разглядишь в многоцветье всплывших из небытия материков (даже если и именуются иные из них архипелагами).

Если напечатанное "Даугавой" на рассвете перестройки "Время дождя" братьев Стругацких еще читалось как нечто значительное или уж во всяком случае многозначительное, то вышедший годом позже роман "Отягощенные злом, или Сорок лет спустя" ("Юность", №№ 6 и 7, 1988) воспринимается как некий анахронизм: а стоит ли намекать на некие толстые обстоятельства, если и так все можно сказать, открытым текстом? Не был ли порожден интерес к так называемой социальной фантастике ее генетическим родством с идеологией застоя? Пишу "так называемая", держа в уме контекст мировой фантастики Лучшие книги Стругацких также были составной частью этого контекста: в таких произведениях, как "Трудно быть богом" или "Улитка на склоне", впервые в отечественной НФ были поставлены под сомнение социально-политические аксиомы, много десятилетий господствовавшие в сознании людей. Это и определило популярность авторов, обеспечило доверие к ним — ведь факт, что любая их новая повесть и роман вызывали широкий резонанс, несмотря на то, что печатались иные из них в малотиражных провинциальных журналах. Помню, как лет пятнадцать назад на книжном рынке мне предлагали фотокопию "Улитки…", опубликованной в "Байкале". Помню, с каким наслаждением разгадывали поклонники Стругацких намеки и головоломки в "Миллиарде лет до конца света"… Но то, о чем раньше только намекалось, нынче говорится впрямую, в открытую. И иносказания уже "не звучат". Эзопов язык недаром создан рабом, а навык к разгадыванию его культивировался в рамках сообщества несвободных. Думаю, одна из назревших задач историков — выяснить, не было ли падение рабства трагедией для скоморохов, специализировавшихся на "организации досуга" невольников…

Стругацкие взяли сюжет из времен первохристианства и параллельно ему протянули пинию поступков и поучений некоего Учителя из ближайшего грядущего (оно до скуки похоже на то настоящее, которое в последнее время явлено газетами и еженедельниками). "Терпимость и милосердие" — написано на знамени мессии близкого завтра. Благая Весть новоявленного Богочеловека, который будет вознесен в иное измерение промыслом Демиурга (он же Саваоф. Сатана, Воланд и подобные им ипостаси), не расшифровывается. Скорее всего, в разъяснение ходячего лозунга авторам сказать нечего. Оттого и образ не получился: марионетка с этикеткой. Оттого, наверное, и понадобилась грубая подсказка в конце романа: Агасфер Лу-кич, один из свиты Демиурга-Саваофа-Сатаны, рекомендует вознесшегося с грешной земли милосердца: "Эссе хомо!" Теми же словами ("се Человек") определил Пилат выведенного на суд иудейской толпы Христа. Не будь откровенного нажима со стороны авторов читателю и в голову не пришло бы уподобить добродушного педагога евангельскому Спасителю.

Параллель из времен становление христианства выдержана в стилистике оживляжа: Иоанн Богослов, любимый ученик Иисуса, изъясняется на идиш ("киш мири ин тухес") жаргоне, представляющем собой испорченный немецкий язык, занимается воровством, проводит время со шлюхами, а ежели последних нет пол рукой скотоложествует. Измышления Агасфера Лукича о земном пути Иисуса и его учеников поданы как свидетельства очевидца, как некая объективная истина. Хотя замешены они на заурядном полуинтеллигентском невежестве. Чего стоит хотя бы утверждение о том, что во время ареста Иисуса Иоанн вступил в схватку с людьми первосвященника и потерял при этом ухо. Ведь во всех четырех евангелиях говорится, что ухо Рыто отрублено у раба первосвященника, а евангелист Иоанн (тот самый, который выведен у Стругацких в личине уголовника) свидетельствует: меч поднял Петр, будущий апостол.

Об уровня историзма этого сочинения Стругацких говорит и такой факт: автором знаменитой фразы "Верую, ибо нелепо" издревле приписываемой Тертуллиану (II в.), назван Блаженный Августин (IV в.). По приговору римского суда героя романа ссылают "в одну из самых занюханных колонии Рима, в Азию, а именно — на островок Патмос". А ведь на дел- то Асия (так правильнее) была одним из райских уголков империи. Достаточно сказать, что здесь находились богатейщие и культурнейшие города — Эфес, Милет, Смирна, Пергам, Сарды. В тамошнем Иераполе — любимом курорте императоров — собирался весь цвет римской державы. Одна, другая неточная деталь такого рода — и возведенная на зыбком фундаменте домыслов романная постройка начинает разрушаться.

Пожалуй, единственное, что, безусловно удалось авторам, — это достоверно передать накал злобы по отношению к "почвенникам", "широким славянским натурам". Один из героев Стругацких с мазохистским удовольствием перечитывает роман "Во имя отца и сына" Похоже, поэтика забытого памфлета настолько заворожила наших фантастов, что они, позабыв о читателе, решили совершить некое магическое действо для изничтожения зловредного арийско-славянского фантома. Его воплощением на сей раз становится Марек Парасюхии — еще не видя его, мы (по авторскому замыслу) пропитываемся ненавистью: "Кто-то поднимался по лестнице да так бодро, с энергичным, напористым ширканьем одежды, мощно, по-спортивному дыша и даже напевая что-то классическое — "Рассвет на Москва-реке", не то "Боже, царя храни". И я (главный герой — alter ego Стругацких. — С. П.) подумал злобно: это же надо, какой веселый энергичный клиент у мае пошел, наверняка с какой-нибудь особенной гадостью, с гадостью экстра-класса, с такой гадостью, чтобы уж всех вокруг затошнило, чтобы женщины плакали, сами стены блевали и сотня негодяев ревела "Бей! Бей!"…" Ну, а затем следует целая пригоршчя определений: фашист, педераст, тля, "сючка", дрянь поганая и т. п…Не только элементарная воспитанность оставлена, но и забыто, похоже, ради чего сие писано, каков отношение имеет все это к фантастическому повествованию. Желаний уколоть, погуще мазнуть грязью во имя групповых амбиций — зачем приобщать к этой возне три миллиона читателей (таков тираж "Юности")?

Аборигены Австралии в недавнем прошлом рисовали на земле желаемую добычу, а затем поражали ее копьями. Они полагали, что это принесет удачу в охоте на означенного зверя. Но сегодня даже аборигены стесняются этой примитивной магии Очень неловко за опытных прозаиков, когда попадаешь на устроенное ими убогое камлание…

Обостренный интерес к истории вызван сегодня как бы исчезновением смысла истории — десятилетиями в сознание среднего человека усилиями школы и масс-медиа вживлялась комфортная схема восприятия мира: движение прогресса неизменно и всепобеждающе. И вдруг схема разладилась — ведь сигналы идут теперь не из одного источника, они часто противореча отменяют друг друга. Излюбленная фантастами картина хаоса воцарившегося в роботизированном обществе.

Особенно обжигают нас моменты сходств в судьбе государств и народов, когда-то прошедших через эпохи крушения верований, истаивания идеалов. Да если к тому же они завершились распадом и гибелью. В первом ряду таких жутко-манящих тем — судьбы великих культур прошлого: Атлантиды, исчезнувшей в океанской пучине цивилизации долины Инда. Не сами ли себя ввергли в катастрофу земляне далеких тысячелетий: что если не вулкан, не метеорит виновен в гибели этих цивилизаций, а экологический кризис или мировая война?..

Развитие человеческого общества всегда шло рука об руку с углублением представлений о прошлом. Чем обширнее доступная обозрению перспектива истории, тем меньше укрытий для застарелых догм. Сколько рай бывало, что новая идеологическая система утверждалась от имени исторического прогресса. До сих пор в наук отрабатывается тезис о том, что христианство неизбежно должно было сменить язычество, ибо "надстройка" всенепременно поспешает за изменившимся "базисом": единобожие соответствует авторитарной власти Хотя опыт истории и противоречит таким установкам — тысячи лет на земле господствовали деспотии при самом разухабистом политеизме.

Идея неостановимости и закономерности прогрессивного развития на деле оказалась идеальным полицейским средством: всякий взгляд назад и сомнение в превосходстве нынешнего автоматически приравнивается к криминалу

И все же на наших глазах монополии "прогрессистов" приходит конец. Но вместе с этим и для фантастики, которая сегодня не пророчествует, а как бы закрепляет в сознании уже осмысленное обществом, начались трудные времена: перестают работать старые добрые коллизии. Если нет интересных научных идей (история ведь тоже наука), то возвратное кружение на орбитах притчи и мифа становится все более непривлекательным…

В свое время классическая схема социально-фантастического романа Уэллса питало целое направление, плодотворно развивающееся несколько десятилетий: "Аэлита" и "Гиперболоид" А. Толстого — наиболее известные опыты такого рода в нашей литературе, а для последнего времени это, скажем, "Силайское яблоко" Вяч. Назарова.

"Повелитель эллов", Зиновия Юрьева — еще одна модификация притчи о социальном противоборстве. На сей раз действие разворачивается на планете, населенной несколькими расами разумных существ и электронными роботами, обособившимися в некую цивилизацию после гибели народа, создавшего их.

Однако — в полном соответствии с веяниями времени — на смену классовой правде и на далекой Элинии пришли общечеловеческие ценности. Сотрясающие тамошних обитателей страсти умиряются посланником с Земли, то и дело заставляющим своих пробудившихся для социального творчества "братьев меньших" осмысливать каверзные вопросы: о цене, которую можно уплатить за освобождение, о сути прогресса.

Погребенные под руинами несколько бесплотных эбров — былых властелинов планеты — жаждут воплотиться и возродить исчезнувшую расу. Это законсервированные интеллекты, которым необходима оболочка. Землянин помогает в обретении ее одному из эбров. И тот, будучи запрограммирован лишь на движение вперед, на неостановимый прогресс во всем, демонстрирует доведенный до абсурда эгоизм. Все, кто живет историческим сознанием, кажутся эбрам ущербными, по их мнению, лишь они сами представляют истинный цвет Вселенной. Говоря об одной из инопланетных культур, "интеллектуальные консервы" заявляют: "У Кометы крошечная твердая головка и гигантский пыльный хвост. Так и эти цивилизации: их жалкое настоящее блекло по сравнению с чудовищным хвостом прошлого. Если они и пытались плестись куда-то, то спиной вперед, ибо сердце их было в хвосте".

То, что произошло на Элинии, было результатом нерассуждающего прогресса, и повинна в катастрофе провиденциальная установка: "Нас не интересуют ничьи точки зрения. Мы эбры, и нам достаточна одна точка зрения — своя. Другие нам не нужны Мы мчимся вперед сквозь толщу времен, и разные точки зрения привели бы лишь к тому, что мы потеряли бы координаты. Мы бы не могли определить, где будущее и в какую сторону двигаться".

Очень созвучны эти романные дебаты популярным сегодня рассуждениям об истории и ее закономерностях. Но созвучие это носит характер дежурного поддакивания. Уже айтматовская притча о манкуртах появилась как обобщение расхожих инвектив против беспамятства, наполнявших критику и публицистику в семидесятые годы. А сегодня такие правильные мысли особенно нуждаются в каком-то интересном образном воплощении. Заставить "заиграть" их могут оригинальные прочтения истории. Собственно говоря, ничего нового не было в обсуждаемых здесь темах и сотни лет назад, когда кто-то выговорил отлившееся в пословицу: "Не будь грамотен, будь памятен". Все нравственные принципы и коллизии, на которых стоит литература, стары, как мир, но каждому поколению дано вдохнуть в них новую жизнь.

У фантастики долгое время было большое преимущество перед другими жанрами: она могла "подбираться" к этим самым принципам в ту пору, когда, скажем, для сугубого реализма коснуться их всерьез было труднее. Тоталитаризм, экологический кризис, нелинейность прогресса, многовариантность исторического развития — это было на долгие годы изъято из обсуждения серьезной литературой. Потому и была в авантаже фантастика: хоть на других планетах или в других измерениях она моделировала ситуации и подвергала испытанию на прочность принципы, определявшие наше "тутошнее" вынужденное молчание. И ей прощалось многое — за тему.

Сегодня, когда "все можно", когда реалистическая проза копает где хочет, фантастике предстоит борьба за читателя. Пока он по инерции еще хватает любую книжку, изданную под грифом "НФ", но завтра лимит априорного доверия может быть утрачен, если по-прежнему на страницах романов будут действовать образы-функции, отрабатываться ситуации, давно ставшие хрестоматийными. Научная фантастика сильна выдумкой, умением показать необычное в обычном, остраненно взглянуть на действительность. На этом пути ее и ждут удачи.

Когда я слежу за развитием возможных моделей исторического процесса, создаваемых Андреем Аникиным в повести "Смерть в Дрездене" (сборник А. Аникина "Вторая жизнь". Издательство "Молодая гвардия", М. 1988), меня заставляет сопереживать сама причастность к поиску. Ведь судьбы героев на моих глазах меняются по произволу случая. И все же, все же ловлю себя на том, что и на "втором круге" наблюдаю за ними не как за пешками. Будь та же самая событийная канва передана иным языком, не с таким умением стилизована манера письма, я бы, может быть. и не стал дознаваться, что там сталось с Европой в результате предположенной смерти Наполеона накануне похода в Россию.

Один из героев повести заявляет: "Люди определяют события и должны отвечать за них". Звучит мажорно, но действительность очень часто противоречит такому воззрению — словно движимые роком, человеческие множества вовлекаются в деяния, которые замыслил кто-то там, "наверху".

Эксперименты такого рода: "а что было бы, если бы" — всегда занимают нас, хотя мы и знаем, что нет ничего бессмысленнее подобных гаданий. Всякая переломная эпоха вызывает у людей потребность в возвращении к некоей стартовой точке, ибо снова в порядок дня становится вопрос: а правильно ли выбран путь, не ввергнем ли себя опять в роковой круговорот?

Сегодня то и дело приходится слышать рассуждения: "если бы Ленин прожил еще…", "если бы выбрали не Сталина…", "если бы не свернули нэп…". Озабоченность такими темами способна вызвать разве что томление духа, но в искусстве она притягательна: творимый мир бесконечно многолик, одно мановение художника меняет узор судеб этого мира. Тут фантазия — не заложница суемудрия, она возносит человека к осознанию своей действительной значимости, суверенности…

История Фэндома: КЛФ "Странник" (Магнитогорск), 1991

Здравствуйте, All!

Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома и фантастики из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

Статья Т. Приданниковой о "Волгаконе" дана по 2 вариантам рукописи — в наиболее сохранившийся вариант вставил отсутствующие фрагменты из второго — они в квадратных скобках.

И посылаю интересную (на мой взгляд) статью известного исследователя утопий В. Чаликовой — она, к примеру, составила очень интересную антологию зарубежной литературы "Утопия и утопическое мышление" (М.: Прогресс, 1991.- 405 с.).

Все выложу на www.tree.boom.ru

Веха в пути

(Голос магнитогорской молодежи (Магнитогорск).- 1991.- 19–25 марта.- (№ 10 (25)). — С. 7.)

Этого заседания любителей фантастики из клуба "Странник", признаться, ожидали с волнением. Пройдя через многие трудности и гонения, клуб жил, жив и будет жить, пока его костяк составляют люди, глубоко преданные литературе и фантастике конкретно.

И вот в феврале нашему "Страннику" исполнилось десять лет. Для нас это дата — большая. На протяжении всего времени мы ощущали крепкую |дружескую поддержку коллектива библиотеки профкома комбината под руководством Нины Павловны Антропович. Зря, зря я волновался, нас ожидал незабываемый вечер.

Гостиная встретила нас сияющими огнями, кипящим самоваром, накрытыми столиками. Немало теплых слов в тот вечер было сказано в адрес организаторов клуба. Директор библиотеки Н. П. Антропович поздравила всех нас с юбилеем. Старейшим членам клуба преподнесли книги и, конечно, цветы дорогим женщинам. Поступили поздравления от редакции "ГММ", от братьев-фэнов из других городов и писателей-фантастов. Хозяйка гостиной, наш старый друг Лидия Хейловская внесла огромный торт с десятью свечами, задуть которые поручили президенту клуба Т. Ф. Приданниковой.

Лавина воспоминаний и веселых историй прозвучала в этот вечер. Великолепный подарок приготовил Владимир Вельямидов: на протяжении всего вечера звучали его стихи.

И. М. Пимштейн, В. С. Черкасов, Т. Ф. Приданникова, И. Ю. Харламов, Т. П. Варфоломеева — старейшие члены "Странника", — поделились воспоминаниями — о своих поездках на "Аэлиту", "Комариную плешь", "Интерпресскон-91", "Соцкон-89", о встречах с любимыми писателями. Время промелькнуло незаметно, но расходиться не хотелось и, единодушно приняв приглашение. Володи Черкасова, мы перебрались к нему на квартиру, откуда расходились уже глубокой ночью.

"Странник" отметил свой десятилетний юбилей. Хотелось бы пожелать, чтобы мы вот также собрались еще через 10–20 и так далее лет.

Доброй вам всем научной фантастики, друзья!

История Фэндома: "Интерпресскон-91"

Игорев Х. (Харламов И.) "Интерпресскон-91"

(Голос магнитогорской молодежи (Магнитогорск).- 1991.- 2–8 апр.- (№ 12 (27)). — С. 6.)

Творческо-производственным объединением "Измерение", КЛФ "Миф-ХХ" и КЛФ "ФантОР" был организован семинар "Интерпресскон-91", посвященный проблемам издания фантастики, в СССР. Семинар проходил с 1 по 5 февраля 1991 года на базе Отдыха "Салют" ЛАЭС им. В. И. Ленина в Сосновом Бору под Ленинградом.

На семинаре было зарегистрировано 129 человек. Среди них писатели: Борис Штерн (Киев), Святослав Логинов (Ленинград), Александр Больных (Свердловск), Андрей Балабуха (Ленинград), Александр Щербаков (Ленинград), молодые писатели Игорь Федоров (Винница), Борис Крылов (Ленинград), Николай Ютанов (Ленинград), переводчик Александр Корженевский (Москва), работники редакции журнала "Уральский следопыт", работники телепередачи "Пятое колесо" (Ленинград), работники редакции газеты "Плюс минус бесконечность", представители главного спонсора "Интерпресскона-91" ЛИА "Грифон", издательства "Борей".

Среди иностранных участников семинара работники редакции журнала "Орфия" (Болгария), представители КЛФ "Аниара" (Осло, Норвегия), а также фэны из Польши. От КЛФ "Странник" (Магнитогорск) присутствовали Владимир Наумов и Игорь Харламов. Мы начинаем публиковать серию интервью с писателями и фэнами, полученные в ходе работы "Интерпресскона", а также стенограмму пресс-конференции с Борисом Натановичем Стругацким.

Официально семинар был открыт 2 февраля. На открытие семинара и вручение премий прибыли писатели из Ленинграда Б. Н. Стругацкий, Вячеслав Рыбаков и Андрей Столяров. На "Интерпрессконе-91" были вручены премии за лучшие любительские журналы фантастики и премии за лучшие литературно-художественные и литературно-публицистические произведения, опубликованные за последние два года в фэнзинах.

Премия за лучшее критико-публицистическое произведение, опубликованное в фэнзинах СССР за, период 1988–1990 годов была вручена Владимиру Васильеву за статью "В поисках милосердия, или за сорок лет до", опубликованную в фэнзине "АБС-панорама" № 3 за 1988 год.

Еще одна премия за лучшее критико-публицистическое произведение, опубликованное в фэнзинах СССР за период 1988–1990 годов была вручена Сергею Переслегину за статью "Тихое десятилетие перед тайфуном", опубликованную в фэнзине "Сизиф" № 3 1990 год.

Премия за лучшее художественное произведение, опубликованное в фэнзинах СССР за период 1988–1990 годы, была вручена Вячеславу Рыбакову за повесть "Доверие" (первый вариант), опубликованную в фэнзине "Сизиф" № 3, 1990 год.

Премия за большой фэнзин была вручена издателю фэнзина "Сизиф" Андрею Николаеву.

Премия за фэнзин малой формы была вручена издателю "Оверсан-информа" Сергею Бережному.

Были также вручены поощрительные премии.

На "Интерпрессконе" было объявлено о призах, присужденных на последнем Евроконе в Гааге (Нидерланды) представителям Советского Союза. Писательский приз с формулировкой "За удачный писательский старт" был присужден Евгению и Любови Лукиным (Волгоград). Приз любителю фантастики — фэну — с формулировкой "За активную организаторскую деятельность в фантастике" был присужден Борису Завгороднему (Волгоград). Завгороднему была вручена почетная медаль, которой награждались лауреаты.

Затем представитель ЛИА "Грифон" Л. Петров объявил об организации новых премий. Литературно-издательское агентство "Грифон" учредило премии за лучшие произведения, написанные в жанре "фэнтези" и изданные тиражом не более пяти тысяч экземпляров. Премии будут ежегодными. Вручаться они будут на "Интерпрессконах". Размеры премий — 15, 10 и 5 тысяч рублей. Решение о присуждении премий принимается самим ЛИА "Грифон".

По окончании вручения премий "Интерпресскона" состоялась пресс-конференция с писателями-фантастами Борисом Стругацким, Вячеславом Рыбаковым и Андреем Столяровым.

На семинаре было принято решение об учреждении премий за "лучший фэнзин" года и за "лучший дебют фэнзина". Премии будут вручаться в городе Свердловске на "Аэлите".

В остальные дни работали секции издателей и редакторов фэнзинов, книгоиздателей и книготорговцев.

За первые месяцы 1991 года советская фантастика понесла тяжелую утрату. Умерли молодой ленинградский писатель Сергей Казменко и старейший советский писатель-фантаст Александр Шалимов. Участники семинара почтили их память минутой молчания.

5 февраля семинар закончил свою работу.

X. ИГОРЕВ.

История Фэндома: "Волгакон-91" (Волгоград)

Приданникова Т. [Без назв.]

(Б. м., б. г.- 7 с.)

Чей дольше живем мы, тем годы короче, тем слаще друзей голоса…" Эти строки Булата Окуджавы уже давно стали основополагающими в моей жизни.

Совсем вроде бы недавно, в 1989 году на "Ссцконе-89" в Коблево, что под Одессой, родился на моих глазах замысел у Борисе Завгороднего сделать международный конвент в своем Волгограде. Я помню, как он ходил с записной книжкой, подмечая все достоинства и недостатки "Соцкона-89". Помню даже, что было тихое ворчание, что надо было бы и оберточную бумагу сделать фирменной, ведь приятно, когда тебе красивую вещь заворачивают в бумагу с надписью "Соцкон-89". И ведь сделал! И бумагу фирменную, и значки, и еще множество сувениров и сам праздник для фэнов страны — "Волгакон-91"!

Два года прошли для нас, а для Борисе это было время сражений за каждую мелочь, когда все обещают, но ничего не делают, когда никто не знает, что будет завтра, а уж через две года… А я еще тогда, в Коблево, сказала Борису, что прилечу на его конвент в любом случае. И вот до желанного праздника сотрется полмесяца, билеты до Волгограда в кармане, а тут — ГКЧП! Что делать? Сдавать билеты? Но я решила, что если самолет полетит, то все равно буду там, даже если новоявленное правительство все отменит.

Но все кончилось за три дня, спасибо всем, кто этому поспособствовал. И 1 сентября я прилетела в Волгоград, где до этого никогда не была. До квартиры Бориса добралась, идя по пути наименьшего сопротивления — на такси. Как потом оказалось — переплатила вдвое. Позже меня утешило, что Кристофер Сташеф заплатил таксистам 10, долларов, я-то платила "деревянными".

И вот тут пришло время сказать фразу, которая претендует стать эпиграфом "Волгакона-91" (из поемы Бенедикта Ерофеева "Москва — Петушки"): "И немедленно выпил", ибо встретив меня, Борис сказал: "бросай сумку, пойдем выпьем". И потом я слышала ее неоднократно: друзей-то приехало много, более 300 человек, многих знав не первый год. Но пусть не покажется непосвященному, что фэны собрались только выпить. Как раз и нет. Все дела были сделаны самым лучшим образом, неформально, как и должно было быть в цивилизованном фэнском обществе. Борис ведь не собирался, проводить официальное мероприятие. Он хотел и сделал праздник для фэнов.

Первую неделю до открытия "Волгакона-91" я провела в молодежном центре, отделение которого "АТОМ" отвечало за проведение праздника" Мне там нашлось дело: я связывалась с различными городами страны и уточняла дату приезда писателей, почетных гостей, спонсоров. По мере сил старалась помочь ребятам, которые тянули этот непосильный груз, и в других делах. Вот тут-то я и увидела, что такое Борис Завгородний не за праздничным столом, в за работой. Он был как взведенная пружина. Иногда у меня создавалось впечатление, что она вот-вот лопнет. Но нет, она выдержала. Конечно, найдутся фены, которые скажут, что было скучно, мероприятия многие не удались и так далее, но я такого сказать не могу, ибо уже не причисляю себя к тем, кто был просто гостем — поварилась в рабочем котле "Волгакона" и знаю, что стоила каждая мелочь, даже привезти щиты для оповещения гостей в аэропорт и на вокзал: нет машин, некому устанавливать… Хорошо, что к тему времени приехали Юра Колобаев и Володя Борисов и тоже начали работать.

Я составляла график прибытия гостей, многих нужно было встречать: приезжали иностранные гости, многие клуба ехали с грузом — книги, сувениры, которые готовились специально для "Волгакона", была эпопея, с доставкою ста литров вина ив Тирасполя давним другом Бориса Сашей Николаенко. Он и Володя Васильев, молодой писатель из Николаева, прорывались сквозь кордоны, которые выстроили перед ними разногласия нашего общества. Васильев даже песню сочинил про то, как они добирались до Волгограда. Но добрались, иначе и быть не могло! Правда, вина на всех не хватало, но "пряников сладких всегда не хватает на всех" (это все по тому же Окуджаве).

6 и 7 сентября стали прибывать основные потоки гостей. Крупных мэтров советской фантастики не было, а вообще писателей-фантастов приехало много: Спартак Ахметов, (Александров) Алан Кубатиев (Бишкек), Игорь Федоров (Винница), Виталий Забирко (Донецк), Василий Головачев (Днепропетровск), Борис Штерн и Людмила Козинец (Киев), Леонид Кудрявцев, Михаил Успенский (Красноярск), Святослав Логинов, Андрей Столяров, Марианна Сергиенко (Ленинград), Владимир Покровский, Эдуард Геворкян, Николай Полунин (Москвв), Борис Зеленский, Юрий Брейдер, Николай Чадович, Евгений Дрозд (Минск), Владимир Васильев (Николаев), Геннадий Прашкевич, Александр Бачило, Евгений Носов (Новосибирск), Лев Вершинин (Одесса), Евгений Филенке, Михаил Шаламов. (Пермь), Сергей Иванов (Рига), Александр Больных (Свердловск), Игорь Пидоренко, Василий Звягинцев, Евгений Панаско (Ставрополь), Юлия Буркин (Томск), Виталий Пищенко (Тирасполь), Михаил Веллер, Александр Копти (Таллин), Сакиба Абдуллаева, Мавлюда Ибрагимова (Ташкент). Из Волгограда были Любовь и Евгений Лукины. Приехали издатели, критики, переводчики, а уж фэнов и перечислить невозможно, из 66 городов были гости. Конечно, гвоздем программы были гости из-за рубежа. Неплохую "команду" подобрал Борис. Из-за этого ГКЧП некоторые зарубежные писатели и фэны не приехали, но все-таки испугались не все. Из США были писатели Терри Биссон (он получил премии "Небьюла" и "Хьюго" за последний год), Пол Парк, Ларри Маккафри, Кристофер Сташефф, англичанин Крис Чиверс, ирландец Джеймс Хоган. Из Австралии приехал друг Бориса фэн Рон Кларк, он издает своей фэнзин, из Японии приехал издатель и переводчик Нотихиро Ооно, из Германии — писатель Эрик Симон, из Чехо-Словакии — издатель Владо Риша, из Болгарии — наш старый друг, фэн и издатель Ивайло Рунев. Вот тут-то и пригодились переводчики. Многое фэны довольно сносно говорили по-английски, но основная тяжесть легла на плечи профессионалов-переводчиков. Игорь Толоконников из Волгограда "прогулял" до 5 утра с Джеймсом Хоганом по комнатам фэнов, и к утру уже начал переводить с английского на… английский. Все мы уезжали с "Волгакона" с твердым намерением сразу же начать учить английский.

Главными спонсорами "Волгакона" были ЛИА "Эридан" (Минск), малое предприятие "Асмадей" (Москва), ВТО МПФ при ЦК ВЛКСМ ИПО "Молодая гвардия" (Тирасполь), издательская фирма "ЮМИ" (Новочеркасск), литературное общество "Ренессанс "(Алма-Ата), творческое производственное предприятие "Хайтех" (Одесса), ТПО "Измерение" (Ленинград), кинокомпания "Русское кино" (Москва), издательство "СПАС" (Новосибирск), Волгоградское общество книголюбов, ЛИА "БАЗИАТ "(Волгоград). Фирма "Авеста" (Челябинск) и другие.

6 сентября бугаковская Маргарита открывала "Волгакон". На следующий день фэны общались с зарубежными писателями, брали у них интервью. С нашими писателя ми они общались днем и ночью, отчего горничные в отеле были в ужасе и запирали двери на замки, но фэнов не так-то просто остановить, и некоторые горячие головы даже умудрялись спускаться по балконам на другие этажи, звенела гитара, пел общий любимец Володя Васильев, пел Макс из Ленинграда, пели ребята из издательства "Глаголь" (это они додумались привезти гитару), может быть, пел и Колобаев, но я не слышала. Вобще Юрочка Колобаев — это особая статья" начиная с того, что в заявке" присланной на "Волгакон", он написал в графе "Отношение к фэндому" — "Член фэндома СССР" и все. Мы к нему привыкли, даже как-то притерлись и когда Юрочка на заключительном вечере-банкете одел костюм-тройку, фэны были в ужасе! Это было на него так не похоже!

10 сентября Ларри Макксафри делал доклад о новой волне фантастики в США киберпанки. Доклад мы, естественно, слушали через переводчика. Машенька переводила быстро, но в специфике фэновской терминологии путалась, и ребята из зала ее дружно поправляли. Так общими усилиями и перевели доклад.

11 и 12 мы ездили на теплоходах по Волге. Я, когда первый раз увидела Волгу вблизи (а молодежный центр стоит на ее берегу), то сказал Борису: "Как красиво!", на что он ответил: "Что? А, мы привыкли". Не спорю, когда каждый день видишь что-либо, те ощущения притупляются, а для меня этот простор был просто великолепен. И мы все это хорошо почувствовали, когда приплыли на пикник на остров: дикая природа [(правда цивилизация все же добралась и сюда в виде проволоки на островах — для вытягивания невода браконьерами, мы о нее все время спотыкались)], солнышко, 25 градусов тепла — многие бросились купаться, хотя вода была уже прохладная. 11 сентября писатели с нами не ездили, они были в ресторане "Казачий курень", а 12 они были с нами на острове "Денежный". Там были до ночи: проводилась дискотека, выбиралась мисс "Волгакон-91", были катания на водных лыжах (не знаю, как фэны, а Ларри Маккэфри катался) и моторных лодках. Острова на Волге песчаные, ходить босиком очень приятно. Обедо-ужинали сухим пайком, запивая пивом. Пиво в Волгограде, хотя и не очень хорошее (особенно чеху не понравилось, но где уж нам до чешского!), но зато его было много.

И 13 сентября был заключительный банкет в ресторане отеля "Турист". Подавали даже бутерброды с черной икрой, а также котлету по-киевски, чего я уже давно не ела. [Многие даже не знали, что эта запеченная курица называется именно так.] Булгаковская Маргарита закрывала "Волгакон-91". Было представление спонсоров, аукцион, выставке картин. Масса народа снимали нас на видеокамеры. Меня ребята утащили к Сташеву, представили как "Мамочку фэндома", заставили выпить с ним на брудершафт и поцеловаться. Все изрядно выпили, разбрелись по комнатам и догуливали уже там. Наш редактор фэнзина "Необъятный двор" Володя Наумов отыскал где-то симпатичного котика и позировал с ним перед камерами. Было очень весело, [с ребятами переходили из комнаты в комнату, случайно разбили стекло в номере у Синицына, пришлось платить…]

На следующий день начались разъезды гостей. Мы улетали 15 вечером, поэтому нм с Володей пришлось проводить почти всех… кроме некоторых самостоятельных фэнов, над которыми не висит дамоклов меч начальству. Они поехали к Борису Завгороднему смотреть видеоролик с "Интерпресскона-91", чему я страшно позавидовала — посмотреть ужасно хотелось, но мы тогда не успевали на самолет. Володя Наумов таких проводов не выдержал и сказал, что больше никогда не будет уезжать последним. А я наоборот, очень люблю провожать и встречать. И на "Волгоконе" встреч и прощаний набрала очень много.

Что можно сказать сейчас? По-моему, здорово все это было. А перед Борисом Завгородним я склоняю голову. Человек он совершенно уникальный и препятствия для него — трамплин в достижении цели. Например, Борис чисто на своем обаянии и дружбе с работниками типографии пробил выпуск нескольких книг, в том числе и первую книгу Владимира Васильева. Для Володи это был несказанный праздник. Он никак не мог поверить, что держит в руках свою книгу. Отмечали мы и день рождения Саши Николаенко — возраст Иисуса Христа это не шутка! Привезли домой книги, сувениры, значки, деньги — один стругль, три кларка, сто фэнов (последняя — с портретом Бориса), всякий разной мелочи — целые груды. А уж впечатлений…

А Завгородний сказал, что следующий раз будет больше опираться на фэнов в создании конов. Значит, следующий раз все-таки будет! Что ж, через два года посмотрим.

Татьяна ПРИДАННИКОВА

История Фэндома: Интервью с Е. Парновым (1988)

Сломать барьеры стереотипов / Беседу вел Г. Кузьминов

(Книжное обозрение (Москва).- 1988.- 12 февр.- (№ 7 (133)). — С. 2.)

Повернуться лицом к читателю — одно из основных требований, предъявляемых хозрасчетом к издателям. Казалось бы, уже одно оно способно в корне изменить ситуацию с выпуском научной фантастики. И действительно, перемены наблюдаются. Однако не столь кардинальные, чтобы вести речь об удовлетворении массового читательского спроса, который по-прежнему высок. Что же мешает широкому движению фантастики к читателю! Как видят проблему ее издания "заинтересованные лица" писатели! Об этом — разговор корреспондента "КО" с вице-президентом Всемирной ассоциации писателей-фантастов, председателем Совета по приключенческой и научно-фантастической литературе СП СССР писателем Еремеем ПАРНОВЫМ.

Корр. "КО": "фантастика выводит воображение из замкнутого круга", — так, кажется, сказал знаменитый футуролог Элвин Тоффлер. Что ж. только этого качест-ва достаточно для того, что-бы считать издание фанта-стики необходимым и полез-ным. Особенно теперь, когда общество особенно нужда-ется в людях мыслящих и действующих творчески. Какие же барьеры ощуща-ются тем не менее на пути фантастики?

Е. П.: Первое, что надо назвать, на мой взгляд, это — чрезвычайно узкие каналы прохождения НФ книг в печать. Ведь ныне только "Молодая гвардия" и "Мир" занимаются выпуском фантастики всерьез, не эпизодически… А остальные издательства? "Детская литература" ограничивает себя, отбирая для публикации произведения, ориентированные на детское, "приключенческое" восприятие. "Знание" печатает только те сочинения, которые несут в себе сугубо научно — технические прогнозы…

Корр. "КО": Но, может быть, таким образом сдерживается поток "серых" произведений?

Е. П.: То, о чем вы говорите, называется "ставка на шедевры". Этот подход к изданию фантастики себя никак не оправдывает. Более того, он дает "обратный эффект" — способствует публикации именно серости. Почему? Попробуем разобраться… Прежде всего нужно прислушаться к психологам, которые утверждают, что в человеческом сознании (а, следовательно, и в "издательском") важную роль играют сложившиеся стереотипы восприятия. Они ориентируют на привычное… И когда появляется вдруг какая-то "сногсшибательная" идея, которая может пошатнуть устоявшиеся представления, то она чаще всего наталкивается на неприятие, а то и противодействие. Вот и получается: чем меньше позиций в темпланах издательств отводится фантастике, тем меньше шансов быть опубликованными у произведений именно оригинальных. И соответственно, больше — у привычных. А применительно к фантастике — у посредственных! Так что вторичность — бич фантастики — отчасти производная издательской политики… Выход я вижу один: каналы прохождения НФ произведений должны стать шире, а издатели, редакторы фантастики должны любить ее и знать.

Корр. "КО": Не сдерживает ли издателей наличие каких-либо недостатков, присущих именно этому виду литературы?

Е. П.: Низкокачественной может быть литература любого плана. Специфические недостатки фантастики также плод стереотипного мышления… Давайте лучше подумаем, от чего мы отказываемся, не публикуя НФ в достаточной мере.

По сведениям ВААП, около половины советской научно-популярной литературы, переводимой за рубежом, составляет фантастика. Советские НФ книги переводятся и читаются даже там, где наша литература вообще до сих пор не переводилась и не издавалась… Это окошко, которым нельзя пренебрегать, пусть хотя бы через него другие народы узнают, о чем мы мечтаем, как мыслим…

Существуют законы восприятия информации людьми… Повторение сходных мыслей требует разнообразной формы их передачи… Поэтому "Туманность Андромеды" И. Ефремова говорит о коммунистическом будущем порой больше, доходчивее, чем многие научные труды. Положительную роль здесь играет и то, что НФ по своей природе явление интернациональное. Она берет у науки ее "язык" логический аппарат. А он легко поддается переводу.

Корр. "КО": Какими направлениями фантастики, на ваш взгляд, издатели должны заняться сегодня?

Е. П.: Думаю, во внимании нуждается социальная утопия и антиутопия. Важно понять необходимость публикации тех произведений этого направления фантастики, которые не печатались до сих пор. В первую очередь я имею в виду романы "Мы" Е. Замятина, "Этот прекрасный новый мир" О. Хаксли, "1984" Д. Оруэлла. В нынешнем году журнал "Знамя" собирается опубликовать роман "Мы". Затем, наверное, нужно постепенно опубликовать и остальные. "Зачем?" спросит читатель, который помнит, что названные произведения упоминались прежде лишь с негативной оценкой. Дело в том, что наши ученые (Г. Шахназаров, например) убедительно показали: тенденции, которые предсказаны в этих романах, в большей мере проявились в условиях западного общества. Так что публикации их будут не просто литературным багажом, но и багажом политическим, особенно в споре за будущее…

Корр. "КО": Мне кажется, вы не разделяете мнения английского фантаста Б. Олдисса, который вроде бы шутя сказал, что "научная фантастика пишется для ученых в такой же степени, как история о привидениях для привидений"?

Е. П.: Если серьезно то не разделяю… НФ нужна всем. Значительная часть читателей фантастики действительно научные работники. Она помогает им "снять шоры"… Вспомним, как в физику, к Курчатову, пошли молодые энтузиасты под влиянием НФ… Сейчас наблюдается падение интереса в профессии инженера. А ведь было время, когда престиж инженерного труда был как никогда высок. Творчество А. Беляева — просто гимн инженерной профессии… Думаю, фантастика еще скажет здесь свое слово. И еще многим юношам и девушкам она поможет определиться при выборе дела своей жизни.

Корр. "КО": Что бы вы хотели пожелать издателям?

Е. П.: Первое, как я уже говорил, — быстрее сломать барьеры стереотипов по отношению к научной фантастике. И еще одно. Мне кажется, обязательно следует помнить: все, что касается массового спроса, автоматически становится делом политики. Следовательно, личные пристрастия нужно отставить в сторону… И на НФ поэтому необходимо смотреть как на литературу, не столько развлекающую "галактическими одеждами" (выражение С. Лема), сколько несущую мощнейший политический заряд. Печатать НФ к тому же значит — давать людям "проекты" будущего, приближать его…

Беседу вел Г. КУЗЬМИНОВ.

История фантастики: В. Чаликова "От Беловодья до… Бабаевского"

Чаликова В. От Беловодья до… Бабаевского: О русских социальных фантазиях XX в.

(Книжное обозрение (Москва).- 1989.- 28 апр.- (№ 17). — С. 8.)

* Жажда земного рая

* Дуэль двух утопий

* Иллюзорная победа городской фантастики

* "Но до Чаянова и Замятина… было еще тридцать лет!"

У России особые отношения с утопией. Многое здесь "как у всех": народная мечта о безмятежном счастье (град Китеж, Беловодье); политические трактаты об идеальном правлении (придуманное идеологом эпохи Ивана Грозного Пересветовым царство Султана Махмута); консервативные (М. Щербатов) и прогрессистские (М. Петрашевский) проекты; научно-фантастический образ будущего, подвергнутый глубоко критическому философскому анализу (В. Ф. Одоевский); напряженный диалог утопии и антиутопии (Ф. М. Достоевский).

Есть и удивительные случайности, "странные сближения". Например, то, что написанная в XVI в. "Утопия" Мора была переведена на русский язык в год Французской революции; или то, что курьезный полуплагиат-полупародия на Мора "Путешествие к центру земли" (1825) был издан в год восстания декабристов осведомителем III отделения Ф. Булгариным.

Многое русская утопия XX в. предугадала в развитии мировой утопической мысли и художественного сознания в целом.

"Республика Южного Креста" В. Брюсова (1907), изображающая страну-метрополию, в которой люди больны странным недугом contradi cens и поэтому всегда делают обратное своим истинным желаниям, предвосхищает коллизию "Чумы" А. Камю, а теократический апокалипсис Вл. Соловьева "Краткая история Антихриста" (1900) — мистические фантазии нашего времени. Влияние идей К. Э. Циолковского на космическую фантастику и В. В. Вернадского — на духовные утопии XX в. общепризнано. Наконец, в России была создана первичная, типологическая антиутопия новейшего времени — "Мы" Е. Замятина.

Некоторые русские утопии XX в. оказались судьбоносными для науки: имена Богданова и Чаянова связаны с крупными школами и направлениями научной мысли. В утопической мысли 20-х годов можно увидеть жажду земного рая и страх перед ним; ненависть и презрение к страданию и убеждение, что в страдании и риске — смысл и красота жизни.

Один из героев Андрея Платонова, гадая, отчего его любимая "берегла свое горе и не спешила его растратить", спрашивает себя: "Почему счастье кажется всем невероятным, и люди стремятся прельщать друг друга лишь грустью… заложено ли такое состояние духа в человеке самой природой или выработано в нем всем предшествующим опытом истории, извращенным направлением прошлой жизни". Самому герою "горе представлялось пошлостью, но он понимал, что любовь к страданию трудно вытравить сразу".

"Двадцатые были самым утопическим десятилетием во всей советской истории, пишет американский историк К. Кларк. — Утопическое воодушевление переживали тогда не только большевики и другие энтузиасты революции, но и многие нереволюционные интеллектуалы…".

Фантастичность происходящего ощущалась и теми, кто сам порождал и насаждал эти фантазии. Рыцарь мелиорации, электрификации и коллективного пролетарского художественного творчества, молодой Платонов писал жене, вспоминая лето 1919 г.:

"Мне странно было читать в доме, из окон которого виднелась душная, бедная степь, призывы к завоеванию земного шара… (видеть) изображения Красной Армии в полной славе.

А кругом города, в траве и оврагах, ютились белые сотни".

Какова же была сила изумления со стороны! Она не проходит по сей день. "Выступая на митинге 28 августа 1918 г., Луначарский заявил: "Главная задача государства — дать людям возможность осознать свою гигантскую роль в революции", — и это в момент, когда белые наступали!" — пишет американский исследователь советской культуры 20-х годов С. Мак-Клеланд.

Эпохой наивысшего утопического взлета представляется период "военного коммунизма" 1917–1921 гг. "Политика партии в деревне во время гражданской войны, — считает известный историк М. Левин, — определялась общим мировоззренческим утопизмом".

Некоторые ученые, например К. Кларк, выделяют второй утопический взлет годы первой пятилетки: 1928–1931…

В каком же духовном контексте возникли фантазии Замятина, Чаянова, Грина? По мнению С. Мак-Клеланда, контекстом социальной фантастики 20-х годов была борьба между утопическим стремлением немедленно создать прекрасную, благополучную жизнь для трудящихся и героической установкой на укрепление новой власти и развитие индустрии любой ценой. Борьба этих направлений отразилась в проектах строительства советской школы. "Утопический проект" немедленного создания всесторонне развитой гармонической личности был выдвинут Наркомпросом, идейно возглавляемым А. В. Луначарским и Н. К. Крупской. "Героическое направление" развивал возникший в 1920 г. под руководством О. Ю. Шмидта Главный комитет профессионально — технического образования (Главпрофобр), взявший курс на обучение прежде всего рабочим профессиям по разнарядке ВСНХ с последующим распределением выпускников школ Государственным комитетом труда. Острая полемика между двумя направлениями развернулась на съезде работников просвещения 31 декабря 1920 г. — 4 января 1921 г.

Резолюция отразила победу Главпрофобра, но была подвергнута критике В. И. Лениным, считавшим раннюю — до 17 лет — профессионализацию нецелесообразной. Однако, отвергнув программу Шмидта. Ленин не поддержал и А. В. Луначарского. Отвергнув оба варианта — утопический и героический — и выдвинув идею сохранения основ старой школы под контролем партии и государства, Ленин, как и в политике нэпа, проявил способность отказаться от фантазии в пользу реальности, ибо и те и другие ("утописты" и "герои") жили в нереальном мире. Для большинства детей, особенно в деревне, вопрос стоял не о выборе между семилеткой и девятилеткой, между политехнической и профессионально-технической школой, а о возможности посещения школы вообще… К 1925 г. меньше 50 % детей заканчивали 3 класса.

По мнению К. Кларка, социальная фантастика возникла в атмосфере "дуэли двух утопий" — деревенской и городской. Начавшаяся задолго до революции, после Октября она приобрела характер жестокого поединка: кто кого? В первое пятилетие казалось, что торжествует антиурбанистическая утопия.

Патриархальная идиллия Чаянова и сатира Замятина на город-казарму не случайно возникли в это время.

Объективной основой победы крестьянской утопии была демографическая ситуация. Война, голод, разруха опустошили города. С 1917 по 1920 г. население Москвы уменьшилось на 40 %, Ленинграда — на 50 %, Киева — на 28 %. С 3,6 до 1,4 млн. уменьшилось количество рабочих в стране.

Конечно, литературная утопия того времени только очень условно может быть названа крестьянской. Сочиняли ее люди, по существу, городские, способные к аранжировке фольклора поэтикой символизма, к очень тонкой сублимации патриархально-популистских настроений. Крестьянская секция Пролеткульта (позже Союз крестьянских писателей): Сергей Есенин, Николай Клюев, Сергей Клычков, Пимен Карпов, Ширяевец (Ал. Абрамов) — находилась в творческом и глубоко продуктивном диалоге с А. Блоком, А. Белым, С. Городецким и с литературной группой "Скифы", отнюдь не крестьянской, но разделявшей романтическое отношение к деревне и называвшей Октябрь "реваншем крестьянской России за реформы Петра".

Если у "крестьянских" писателей утопия прямо выражалась в форме пасторали ("Инония" С. Есенина, 1918), то у "Скифов" она смутно угадывается за гротескными образами антиутопии ("Мы" Е. Замятина, 1920–1921; "Город Правды" Л. Лунца, 1924).

Утопические представления о просвещенной коммунистической деревне были не чужды и большевистскому активу, нередко в те годы совершенно терявшему ощущение грани между мечтой и реальностью. В ноябре 1919 г. конференция партработников деревни учредила избы-читальни. Число их со сказочной скоростью стало астрономическим — 80 000! Но поскольку тиражи книг, журналов и газет в то же время резко упали, а многие из старых были уничтожены в пожарах, изведены на растопку, курево, читать в избах зачастую было нечего.

Утопическая фаза в отношении к деревне завершилась к середине 20-х годов. Распадались коммуны, закрывались избы-читальни. Были нанесены первые удары по "крестьянской" литературе. Покончил самоубийством Есенин. Перестали печатать Клюева.

Около 1926 г. возникло Всесоюзное объединение крестьянских писателей (ВОКП). Его ядро составили А. Дорогойченко, И. Доронин. П. Замойский, Ф. Панферов, А. Тверяк.

Они были моложе есенинского поколения на 5-15 лет, рано вступили в партию, в гражданскую воевали или работали во фронтовых газетах. Именно они, а не городские по происхождению интеллигенты разработали сюжет модернизаторской утопии: городской человек, техник-коммунист (с чертами супермена-миссионера в характере и облике) приезжает в деревню и со сказочной быстротой превращает ее в город-сад при помощи электричества и машин.

Некоторые авторы книг этого типа (Доронин, Опалов) в утопические образы бессознательно вплели антиутопические мотивы: электрический ток или трактор физически уничтожают сторонников старого.

Сплошная коллективизация выкорчевала мечту о крестьянском рае, о заветном мужицком Беловодье: раем был объявлен колхоз. В начале 30-х годов существовали еще крестьянские журналы: "Земля советская" (1929–1932), "Перелом" (1931–1932); крестьянских писателей принимали в Союз писателей; ВОКП превратился в ВОПКП. (Всесоюзное объединение пролетарско-крестьянских писателей). Еще через несколько лет он был ликвидирован. В репрессиях 30-х годов погибли Клюев, Клычков, Орешин. Началась травля всякого рода "деревенщины", ей подвергался даже Ф. Панферов.

Однако торжество "городской утопии" — футурологической научной фантастики было иллюзорным.

Однако торжество "городской утопии" — футурологической научной фантастики было иллюзорным.

Россию вообще трудно назвать "родиной научной фантастики". Значительное художественное явление в XIX в. представляли только фантастические повести В. Ф. Одоевского. В начале века Россия в отношении НФ явно отставала от Запада: переводами (особенно Г. Уэллса) зачитывались, но оригинальных (и то относительно) произведений с 1897 до 1917 г. вышло только 25.

Однако среди них была "Красная звезда" А. Богданова, обещавшая богатые всходы. И действительно, в 20-е годы были серьезные основания надеяться, что русская школа научной фантастики станет одной из лучших в мире. Этим надеждам не суждено было сбыться, как не сбылись надежды на развитие уже завоевавших мировое признание школ генетики, кибернетики, космонавтики. Научная фантастика не могла развиваться в условиях, когда были отменены питающие ее научные дисциплины: космология, бионика, антропология, социология, кибернетика.

В 1929–1930 гг. РАПП провела победоносную кампанию против НФ. Если в 20-е годы в год выходило 25 НФ книг, то в 1931 г. — 4 книги, а в 1933 и 1934 гг. — по одной. В 30-х годах была разогнана ленинградская секция НФ. В 1930 г. застрелился автор фантастических мистерий и футурологических сатир Владимир Маяковский. В 1931 г. уехал затравленный Евгений Замятин, антиутопия которого резко изменила и возвысила культуру литературной утопии в мире. Антиутопический трагизм социальной фантазии Михаила Булгакова остался неизвестен читающей России, как и утопическая мистерия А. Платонова.

Было практически спрятано от читателя творчество А. Грина, создавшего уникальный тип утопии-притчи.

С 1930 до 1957 г. — года выхода в свет "Туманности Андромеды" И. Ефремова только 300 рассказов и романов формально "проходили" по жанру НФ, но в основном они содержали однообразные описания использования солнечной энергии или освоения Арктики.

Новая волна НФ началась в 1956 г. Разоблачение Сталина, хотя и не сопровождавшееся, как в наши дни, анализом причин и характера сталинизма, окрыляло научную и художественную мысль: первый спутник стал поразительно точным символом той эпохи. Пробились к свету книги Ефремова и среди них раскритикованный в 1942 г. "за мистицизм" рассказ о генетической памяти "Секрет эллинов". Издали А. Грина. Но до Чаянова и Замятина, Платонова и Булгакова было еще тридцать лет!

Существует много теоретических споров о соотношении утопии и НФ, степени их близости, правомерности отождествления. У нас есть свой отечественный критерий их сравнения — время и судьба книг. Тридцать лет между возвращением НФ и возвращением утопии, — это временная пропасть, в глубине которой кроется особый, отличный от НФ импульс социальной утопии, — рациональный вызов настоящему, не усовершенствование сущего, а его альтернатива. Социалистический реализм исключал любую фантазию о лучших, иных мирах, где бы они ни располагались: во времени или пространстве, в городе или деревне.

Конечно, утопизм — универсальный феномен, и ни одно историческое общество не существовало без той или иной формы утопии. Не противоречит этому положению и тридцатилетие нашей истории, прошедшее без социальной фантастики, поскольку настоящее, как оно изображалось в типовом романе 30-50-х годов, и было образом идеального общества, благополучного, нарядного, бесконфликтного (пресловутый конфликт лучшего с хорошим).

Это была извращенная форма утопизма, поскольку именно не-здешнесть, вневременность утопии составляют ее сущность и смысл. Как ни курьезны сегодня для нас книги Бабаевского или Закруткина, они читались не из-под палки: лишенные подлинной социальной фантастики, люди питались суррогатами.

История Фэндома: "Аэлита-91"

Здравствуйте, All!

Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома из малодоступных изданий (архив Т. Приданниковой (Магнитогорск)).

Все выложу на www.tree.boom.ru

Приданникова Т. "Аэлита" — любовь моя

(Денница (Магнитогорск).- 1991.- 21 июня.- (№ 20 (1179)). — С. 2.)

Вот и настал тот день, который каждый истинный любитель фантастики в нашей стране ждет целый год, — нас пригласили на праздник "Аэлита-91" в Свердловск. Повторяться о том, какая обстановка сейчас в стране, я не буду, все мы в ней живем. А праздников стало меньше, и это очень печально.

Даже оргкомитет "Аэлиты-91" — редакция журнала "Уральский следопыт" — был в растерянности: проводить праздник или ограничиться только вручением премий? Но фэны дружно сказали; "Да". И праздник состоялся.

24 мая в 18.00 во Дворце культуры "Урал" собрались около 350 любителей фантастики нашей страны. От Прибалтики, Украины, Молдовы, Грузии, Закавказья, Средней Азии и, конечно, России — от Дальнего Востока до Ленинграда. Конечно, в прошлом году их было порядка 700, но… Все, что ни делается, все к лучшему, думаю.

Главный редактор журнала "Уральский следопыт" С. Ф. Мешавкин поздравил всех присутствующих с праздником и назвал лауреата "Аэлиты-91". Им стал известный писатель-фантаст Владимир Дмитриевич Михайлов. Премия вручается за его дилогию "Капитан Ульдемир".

В своем ответном слове В. Михайлов сказал: "Я хочу уверить вас, что эта высокая премия, которой меня удостоили, ни в коем случае не заставит меня думать, что я — уже состоявшийся писатель. Я, как всегда, буду продолжать думать, что я только ищущий и поучающийся человек, который хочет научиться писать, хочет написать что-то настоящее. Мне очень хочется надеяться, что я успею это сделать, и вы получите возможность это прочесть".

На "Аэлите" обычно вручается еще несколько призов. Так, приз имени Ивана Ефремова за заслуги в области пропаганды фантастики получил бессменный ветеран "Аэлиты", старейший фэн нашей страны, библиограф и собиратель фантастики свердловчанин Игорь Георгиевич Халымбаджа.

Игорь Георгиевич сказал: "Мне кажется, что мои заслуги перед фантастикой несколько преувеличены, но приз Ивана Антоновича Ефремова мне, как геологу, приятно получить. И несколько скрашивает мое смущение то, что приз вручается не столько мне, как личности, сколько как старейшему члену нашего фэндома. Фэндома, который, несмотря ни на какие бури различного масштаба, продолжает существовать и развиваться у нас в стране, свидетельством чего является ваше присутствие на очередной "Аэлите". А эта "Аэлита" уже десятая!"

Приз "Старт" молодому автору по результатам голосования самих любителей фантастики был присужден ленинградскому писателю Вячеславу Рыбакову за роман "Очаг на башне". Вячеслав Рыбаков известен уже как лауреат Государственной премии России за сценарий к фильму "Письма мертвого человека". И признание его любителями фантастики несколько запоздалое, но дружное. Его рейтинг при голосовании был самым высоким.

"Сегодня — знаменательный день, — сказал Вячеслав Рыбаков. — Решением фэндома остатков Советского Союза премия "Старт" вручена моему роману. Я надеюсь, что премии "Старт" это пойдет на пользу. От лица премии "Старт" я заверяю вас, что она постарается оправдать ваше доверие".

Все официальные премии вручены, а теперь вручаются, так сказать, неофициальные, но не менее приятные и почетные. Многие клубы в стране организуют свои конкурсы на лучшее произведение, написанное любителями фантастики, или учреждают призы под тем или иным лозунгом.

Тбилисский клуб "Древо желания" в прошлом году объявлял литературный конкурс альманаха "Полифэн", издающегося в клубе. Лауреатом этого конкурса стал Леонид Евдокимов из Южно-Сахалинска за повесть "Свой двадцатый век". А приз за серию интересных рассказов присудили Дмитрию Суслопарову из Свердловска.

Андрей Самойлов из Уфы, КЛФ "Прометей", вручил приз "Астронавт" Владимиру Михайлову и редакции "Уральского следопыта" за вклад в развитие советской фантастики и за многолетний труд по объединению фэндома СССР.

Представитель группы "Людены" Владимир Борисов вручил приз "Золотой шар", присуждаемый за лучшее произведение года, в основном связанное с социальной тематикой, Вячеславу Рыбакову за повесть "Доверие".

Кооператив "Прима-4" из Орска учредил приз "За демилитаризацию сознания", которым отметил произведение Андрея Лазарчука из Красноярска "Мост Ватерлоо".

Омская областная юношеская библиотека и КЛФ "Алькор" четыре года подряд проводит Всесоюзное анкетирование по клубам любителей фантастики на выявление лучших произведений предыдущего года. По результатам за 1989 год победителями приза "Великое кольцо" стали Аркадий и Борис Стругацкие за роман "Град обреченный". За лучший рассказ 1989 "Телефон для глухих" приз получил Андрей Столяров из Ленинграда.

Генеральный секретарь Европейского общества научной фантастики Леонид Куриц (Николаев) и заместитель председателя Всесоюзного совета клубов любителей фантастики Михаил Якубовский в мае этого года были на Евроконе в Кракове (Польша). Они рассказали о лауреатах Еврокона-91: писатель — Станислав Лем (Польша), художник — Кайя Салдек (Чехословакия), издательство — Ундвинд Хиллман (Англия), любитель фантастики — Кеес Ван Торн (Голландия) журнал "Интерзона" (Англия). Приз молодому автору из Советского Союза был вручен Андрею Лазарчуку из Красноярска.

На этом официальная часть "Аэлиты-91 " была завершена. Сразу же после нее состоялась пресс-конференция с писателями. Вопросов было много, в основном они касались положения с литературой в нашей стране, отношения самих писателей к тому времени, в котором мы живем, их планов на будущее. На "Аэлиту" приехали такие известные писатели-фантасты, как Владимир Михайлов, Владислав Крапивин, Геннадий Прашкевич, Вячеслав Рыбаков, Александр Чуманов, а также молодые писатели-фантасты Сергей Федоров (Красноярск), Евгений Дрозд, Николай Чадович, Борис Зеленский (Минск), Владимир Васильев (Ташкент), Святослав Логинов (Ленинград), Александр Больных (Свердловск), Ореховы (Барнаул), Игорь Федоров (Винница).

В. Рыбаков в своих ответах на записки сказал в частности: "Собственно говоря, история Советской власти, это история смены объектов ненависти. Началось все это с "убей белогвардейца и будет рай" и дальше покатилось: "убей инженера, убей немца, убей еврея", а теперь вообще — убей русского, азербайджанца, прибалта, кого угодно, убей соседа в очереди и будет рай. Я действительно сожалею о том, что происходит с моей любимой родиной, и, к сожалению, мы видим произрастание ненависти даже там, где этого до сих пор как бы не было. И даже ожидать было трудно. И свою задачу я вижу прежде всего в том, чтобы по мере сил того, кто не имеет в руках на данный момент автомата, а имеет только пишущую машинку, блокировать постыдные выходы возмущения, которые абсолютно оправданы исторически и психологически у каждого человека, но выплескиваются не по тому адресу".

Владислав Крапивин сказал: "Мне кажется, что все мы, земляне, со своими проблемами, громадными, всеобъемлющими, казалось бы, живем пока на маленьком клочке и понятия не имеем о многих цивилизациях, о многомерности миров, о параллельных пространствах, о каких-то других громадных законах, отличных от законов нашего бытия, нашего трехмерного мира. И вот это подспудное ощущение, что вокруг нас громадный, пока непознанный мир, меня как-то подталкивает к тому, что я пытаюсь рассказать". Владислав Крапивин рассказал о своих новых произведениях. У него выходит однотомник "Летящие сказки" и новый фантастический роман "Портфель капитана Румба" для "детей школьного, послешкольного и пенсионного возраста", как написано в предисловии. Морской роман-сказка с приключениями, необитаемыми островами, пиратами, кладами, бурями, туземцами и даже драконами.

Владимир Михайлович объяснил, почему он переделал дилогию "Сторож брату моему" и "Тогда придите, и рассудим" в единое произведение "Капитан Ульдемир" сокращение длиннот в первом романе и настоятельная необходимость единого названия. Отвечая на вопрос о том, что отражать писателю в настоящее время, он сказал: "Антиутопий много, но мне кажется, что они свое дело сделали. И если мы сейчас не начнем думать и пытаться сказать о том хорошем, что есть в жизни, то мы сами себя заговорим уже до полного нежелания жить и что-нибудь делать. Если мы все как один начнем писать розовые вещи, то потонем в сахарном сиропе, хотя сахар по талонам, но на это найдется. Что думает пишущий человек, где он живет, как он живет и как он должен жить, это должно быть в его книжках. И ничего сверх этого он, наверное, не скажет".

Борис Зеленский рассказал о творческих планах их группы по выпуску новинок зарубежной фантастики. Это будет серия "Звезды мировой фантастики" в твердом переплете, с иллюстрациями. Читателям будут представлены как признанные мастера зарубежной фантастики, так и новая волна, с которой мы практически не знакомы. Так же в Минске вышел новый журнал фантастики "Мега", который, как выразился Б. Зеленский, может составить конкуренцию такому признанному авторитету в этой области, как "Уральский следопыт".

Завотделом фантастики "Уральского следопыта" Виталий Иванович Бугров сказал в своем выступлении много теплых слов о лауреатах "Аэлиты-91", рассказал о планах журнала на 1991–1992 годы. Кроме фантастики, а журнал отдает предпочтение авторам нашей страны, будет печататься продолжение романов Э. Р. Берроуза о Тарзане и начнется публикация романов этого же писателя из марсианской серии. В конце своего выступления Виталий Иванович предложил почтить минутой молчания ушедших из жизни в этом году таких замечательных мастеров фантастики как Север Феликсович Гансовский и Александр Иванович Шалимов, а также трагически погибшего Сергея Казменко.

После пресс-конференции выступила группа пластики "Звездный фрегат" из Кишинева и был продемонстрирован художественный фильм "Трудно быть богом" по мотивам произведения братьев Стругацких.

Весь этот вечер был пронизан дружбой и хорошим настроением. А назавтра был карнавал и дискотека в ДК автомобилистов. Здесь уже фэны повеселились вволю, пообщались друг с другом, вспомнили многое. Ведь некоторые из них приезжали на многие, а иные и на все десять "Аэлит". Вот им-то на карнавале были вручены медали "Ветеран "Аэлиты". Как сказал один из таких ветеранов, Александр Николаенко из Тирасполя: "Вот получил я эту медаль, вроде бы почетно, а в то же время грустно. Ведь ветеран же".

Кроме того, что "Аэлита" — праздник, фэны работали. Проводились секции и семинары библиографии, фэн-прессы, молодых авторов, фангастиковедания, обмена опытом, прогностики и развития человека, перевода, "Хоббитских игрищ", любительского кино, детская секция, семинар группы "Людены". Работала изовыставка, на которую представили свои новые работы художники-фантасты. Мы с удовольствием обнаружили там нашего давнего друга, о котором уже вам сообщали, Андрея Килина из города Чайковский Пермской области. Он привез новые работы и очень приятно отметить, что его мастерство значительно выросло за этот год. Желаем больших успехов, Андрей!

Так и прошли эти три дня. Мало, конечно, только и успеешь, что мельком переброситься новостями, да чуть более серьезно поговорить со своими старыми друзьями вечером.

На закрытии "Аэлиты-91" Виталий Иванович Бугров сказал, что первоначально планы оргкомитета "Аэлиты-91 " были очень обширны, но потом, поразмыслив, они решили не загружать гостей мероприятиями. Ведь главное, для чего в Свердловск съезжаются фэны со всей страны, это общение. Именно для этого мы преодолеваем тысячу и одно препятствие, тратим собственные деньги и время. Впереди у нас, фэнов, большая программа. Летом — палаточный лагерь в Керчи на берегу моря, а в сентябре — "Волгакон", международный конвент по фантастике в городе Волгограде, который организует бессменный фэн номер один Советского Союза Борис Завгородний. Успеха всем вам, братья по разуму, в ваших начинаниях! Да сбудутся все ваши планы и надежды!

Т. ПРИДАННИКОВА,

председатель КЛФ "Странник".

На снимке: главный приз "Аэлиты".

История Фэндома: "Волгакон-91" (Волгоград)

Готти О. (Наумов В.) Семь дней и чертова дюжина этажей

(Магнит (Магнитогорск).- 1991.- № 39. — С. 4.)

Волгакон — это встреча миров
И возможность друг друга понять.
Волгакон — это время даров.
Нас вселенская учит любовь
Красотой, а не силой пленять.

В первой половине сентября в нашей стране проходила Международная встреча любителей фантастики "Волгакон-91".

Советский фэндом уже имеет опыт проведения всевозможных конвентов. Это и "Интер-пресскон-91", и "Соцкон-89", и "Комариная Плешь", и "Хоббитские игрища", и, конечно, ежегодные "Аэлита" и некоторые другие. Но до сих пор ни один из них не мог сравниться по представительности и размаху с этой встречей в Волгограде.

Борис Завгородний, стараниями которого эта встреча состоялась, два года готовился к ней. Однако в последние дни августа создалась совершенно фантастическая ситуация — заказана 13-этажная гостиница "Турист", приглашены советские и зарубежные гости и вдруг — переворот и ГКЧП…

Не надо думать, что фэны витают где-то в неведомых мирах и им наплевать на ситуацию в стране. Нет, нам далеко не безразличны дела земные, все мы хорошо понимали, что ГКЧП — это шаг назад, в пропасть, что это опять "железный занавес", оторванность от мировой культуры. Поэтому не случайно на баррикадах возле "Белого дома" в те смутные дни развевалось и знамя московских фэнов. под которым, уверен, встали бы все участники нашей встречи, если бы были в то время в Москве…

К счастью, путч не прошел. И вот мы — Татьяна Приданникова, председатель КЛФ "Странник", Андрей Салов, начинающий автор, и автор этих строк прибыли, наконец, в Волгоград и с жадностью окунулись в лихорадочно взвинченную толпу трех сотен фэнов и писателей, принявших участие в форуме.

Возвращаясь немного назад, хочу сказать, что путч, видимо, все-таки подгадил организаторам, поскольку из числа приглашенных зарубежных гостей кто-то счел за благо воздержаться от поездки. А зря. И это могут подтвердить Ооно Норихиро (Япония) — редактор, переводчик; Рон Кларк (Австралия) — офицер таможенной полиции г. Сиднея — издатель и редактор журнала "Ментор"; Эрик Симон (Германия) — писатель и редактор; Джеймс Хоган (Ирландия) — физик, писатель; Крис Чиверс (Англия) — член Британской ассоциации научных фантастов, председатель НФ-клуба, прозаик; Владо Риша (Чехо-Словакия) — редактор журнала; Ларри Маккафри (США) профессор филологического факультета университета города Сан-Диего; Пол Парк (США) — писатель, автор трилогии "Семейство Старбридисей"; Терри Биссон (США) писатель, профессиональный редактор, автор героического фэнтези "Миросоздатель" и знаменитого романа альтернативной исторической фантастики "Огонь на горе" и, конечно, Кристофер Сташефф (США) — знаменитый писатель-фантаст, автор романа "Волшебник в Бедламе".

А советских писателей, присутствовавших на встрече, вообще невозможно перечислить. Вот лишь некоторые имена: Г. Прашкевич, А. Столяров, А. Лазарчук, Б. Зеленский, Н. Чадович, Э. Геворкян, Л. Козинец, А. Кубатиев, С. Ахметов, М. Веллер, С. Иванов. Б. Штерн, В. Головачев, В. Тищенко, И. Федоров, Ю. Буркин, Л. и Е. Лукины, В. Васильев и многие, многие другие.

Возникали совершенно дикие ситуации, когда сидишь в дружеской компании, хлопаешь кого-либо по плечу, а на утро, когда прочитаешь бэджик, оказывается, "удостоился" чести выпить с одним из больших советских писателей.

Я раньше вообще не представлял, что их так много, и уж вовсе не мечтал увидеть их всех в одном месте. И это тоже заслуга Б. Завгороднего, которому удалось хотя бы на один конвент примирить две противоборствующие группы советского фэндома.

… Как только на волгоградскую землю ступил К. Сташефф — огромный, полный мужчина, в прекрасно сшитом костюме, с неизменной улыбкой на лице, со шкиперской бородкой, — его почему-то сразу выбрали объектом для обвешивания значками и вручения всевозможных презентов, и каждый стремился заполучить его в напарники перед объективом. Кстати, о съемках, прессе. Кого только не было на встрече из журналистской гвардии: и ЦТ, и периферийные телестудии, и представители видеоканалов. и работники радио, и куча журналистов и корреспондентов газет и журналов…

А вот с Л. Маккафри все стремились поговорить. Где бы его ни окружала толпа фэнов, находился мигом переводчик и следовал каскад вопросов и ответов. Мне запомнилась беседа о наркотиках в США, доклад о киберпанках, интервью о сексуальной свободе и отражении ее в литературе.

Невозможно передать тот дух общения, который неизменно витал на всех 13 этажах гостиницы. В один из дней все иностранные гости проводили мини-пресс-конференции. Нужно было видеть, как мы метались с этажа на этаж в бесплодной надежде поспеть везде и послушать всех понемногу. Если к этому прибавить желание пообщаться с советскими писателями, издателями, переводчиками, художниками и просто друзьями, то можете представить, сколько времени оставалось на сон.

До нашего приезда в гостинице "Турист" в основном проживали гости с Закавказья, про них говорили, что их дикий темперамент создает некоторое беспокойство для персонала. Но с приездом фэнов всем стало понятно, что до этого были тишайшие времена. Позже нашу гостиницу кто-то метко назвал "Домом Павлова-младшего". Во-первых, советский человек не может не пить! Во-вторых, попытки администратора запирать нас после 11 вечера по этажам оказались безрезультатными. Мы отпирали все двери, проникали в лифты, лазали по балконам, и персонал с нами смирился. Да и в конце концов не каждый день той же горничной доводится видеть, как ирландский писатель Дж. Хоган, отец шестерых детей, в сопровождении А. Николаенко в пять утра под шафе рубит строевым по коридору 12 этажа. Или как К. Сташефф с огромной радостью вступает в "Федерацию толстых фэнов", основанную И. Миничем и А. Цеменко (Керчь). (Критерий один — вес должен быть свыше 100 кг). Или, как он же позирует перед телекамерой в милицейской фуражке. Японец О. Норихиро вообще запомнит на всю жизнь, что значит слегка выпить с русскими (тут уж не помогут никакие антиалкогольные таблетки).

Австралиец наотрез отказывался от водки, но постоянно пил пиво, от которого кривился Владо Риша…

Иностранцы с охотой отвечали на все вопросы, но лишь дело доходило до коммерческих договоров, они тут же отсылали жаждущих заручиться правом на публикацию той или иной книги к своим литагентам.

Кстати, о публикациях. Довольно забавно вышло с выходом первой книги Володи Васильева из Николаева. Тираж из типографии привезли в пятницу, 13 сентября (любители видеофильмов, конечно, знают знаменитый ужастик "Пятница, 13"). В. Васильев, давая автографы, писал просто: "Я в ужасе".

Между прочим, мы жили с ним в одной комнате, и получилось, что я лег спать в одном номере с фэном, а проснулся уже с писателем… Забавное состояние, должен вам сказать. То я летал по этажам в погоне за интервью с очередным писателем, а тут вдруг оказывается, что писатель — вот он, рядом…

"Волгакон" преподнес немало приятных сюрпризов. Прямо из типографии подвозились абсолютно новые книги М. Алферовой, А. Больных, В. Васильева. Л. Акимочкиной, С. Синякина. Весьма и весьма богат был ассортимент сувениров с символикой "Волгакона" — от ваз, плакатов, футболок, значков до этикеток на пивные бутылки и оберточной бумаги.

Я стал обладателем одной из 14 пивных кружек с "Волгаконем", еще одна теперь в Киеве у Д. Можаева, третья — в Москве у Е. Майданникова. Осталось выяснить, где остальные, и возникнет клуб "14 волгаконовских пивных кружек"…

Я не ставил здесь цель скрупулезно осветить встречу, все в этих записках сумбурно, но не в этом суть. Главное, что мы собрались с разных точек земного шара и за семь дней отвели душу в дружеском общении. А это самое дорогое и памятное. Будут наверняка еще встречи, может, даже крупнее этой, но такой больше не будет, она была первая поистине международная.

Юстас О. ГОТТИ.

История Фэндома: Фэн-пресса (1990)

От "Страж-птицы" до "Необъятного двора"

(За кадры (Магнитогорск. — Горно-металлург. ин-т).- 1990.- 5 окт.- (№ 27 (1148)). — С. 3.)

Недостаток литературных, критических, обзорных материалов освещения жизни славной когорты любителей фантастики породил самиздат — от информлистков до любительских журналов (фэнзинов).

Фэнзины выходили и выходят, несмотря на всевозможные пророчества о ненужности и тупиковости такого рода фэнпрессы.

Невозможно представить, какие усилия прикладывают их редакторы для того, чтобы фэнзин увидел свет. В ход идет все: от старых пишущих машинок, ксероксов до ЭВМ. Соответственно, некоторые делают только печатный текст, а некоторые стараются поместить иллюстрации, юмористические рисунки, комиксы. И самое важное, что фэнзины дают право выбора любителям фантастики.

Познакомимся с некоторыми из них поближе.

Острый язык, бойкое перо, если вам это подходит, ернический взгляд на жизнь фэндома, если вы любите сатиру и юмор, и вас не оставит равнодушным фэнзин "Страж-птица", редактор Н. Горнов (Омск).

Кто не любит хороший фантастический боевик с блеском бластеров и схваткой космических армад? То-то же… Тогда возьмите "Бойцовый Кот" (редактор В. Мартыненко, Москва), и вы найдете немало увлекательных статей на военно-фантастическую тематику, рисунки, эмблемы. Каждый уважающий себя милитарист читает только этот фэнзин.

Эротика, секс вам ближе, чем война? Ну, что ж, правильно, оно и поспокойней (хотя, как сказать). Тогда приобретайте "Лабораторию ЛЭФ" (Хабаровск), фэнзин, посвященный исключительно этой тематике, да еще с импортными комиксами.

Нет, все же я вижу, вас больше интересует серьезный разбор творчества писателей. Ну, например, Аркадия и Бориса Стругацких. Не расстраивайтесь: есть и для вас кое-что, а именно "АБС-панорама" (редактор В. Казаков, Саратов). Этот фэнзин — сущий клад: масса статей, интервью, библиография статей о творчестве любимых писателей и совсем неоценимый подарок — неизданные произведения. Не раздумывайте, уже вышло три номера, а Вадим Казаков как-то свалил всех фразой о том, что материала уже сейчас хватит лет на десять.

И все-таки чего-то не хватает… О! Нужна тайна, ужасы, безумные ученые, вампиры, киборги-убийцы? Правильно! Дорогие любители фантастики ужасов, есть, есть уже журнал и для вас — это международный фэнзин "МЭД ЛЭБ" ("Безумная лаборатория"), редактор которого В. Шелухин (Николаев).

Все эти фэнзины со сквозной темой. Намечено к выпуску еще два фэнзина: "Клондайк" (Киев), посвященный фэнтези. В этом стиле на западе издается едва ли не самая знаменитая серия о приключениях Коннана-варвара. Фэнзин альтернативной фантастики задумали ребята из КЛФ "Послезавтра" (Керчь).

Существует еще множество фэнзинов с более универсальным содержанием: "Фензор" ["Фэнзор" — YZ] (С. Бережной, Севастополь), "Сизиф" (А. Николаев, Ленинград), "Хабар" М. Попов (Хабаровск), "фен-О-Мэн" (И. Федоров, Винница) и другие.

Не лишним будет сказать, что в этом году с 1 по 5 февраля в Ленинграде во Дворце молодежи проходил Первый всесоюзный семинар по фэн-прессе, организованный Ленинградским ОК ВЛКСМ, клубом "Миф XX" и Всесоюзным советом КЛФ.

Магнитогорский КЛФ "Странник" выпускает фэнзин "Необъятный двор".

В. НАУМОВ, член КЛФ "Странник".

История Фэндома: Интервью с А. Больных (1991)

Интервью с писателем Александром Больных / Беседовал В. Наумов

Голос магнитогорской молодежи (Магнитогорск).- 1991.- 19–25 марта.- (№ 10 (25)). — С. 7.)

Корр.: Как вы пришли в фантастику? Ваши детские кумиры в фантастике?

А. Б.: С фантастикой я познакомился тогда же, когда научился читать, лет в шесть. В библиотеке села, куда меня отправили на лето, была очень хорошая подборка книг фантастики. Это были сборники "Молодой гвардии" под руководством Беллы Клюевой и Сергея Жемайтиса. Самое большое впечатление на меня произвели книги Стругацких, хотя меня тогда больше привлекала чисто внешняя сторона, например, таких книг, как "Понедельник начинается в субботу" или "Трудно быть богом". Но и книги Жюля Верна, и Уэллса тоже были моими любимыми, так что, к счастью для меня, я познакомился с фантастикой на примере хороших книг.

Идея писать пришла ко мне совершенно неожиданно. Я, как всякий нормальный школьник, вынес вместе с аттестатом из школы такую стойкую ненависть к литературе, что лет десять даже и подумать не мог, что когда-то займусь литературной деятельностью. Тогда я думал, что мой жизненный путь — это точные науки. Я закончил математическую школу был участником и призером математических олимпиад даже союзных. Поэтому поступил в институт по специальности "Экспериментальная и ядерная физика", успешно получил диплом.

А писать начал под влиянием всем известного и мною глубоко уважаемого свердловского автора Владислава Петровича Крапивина. Его обаяние накладывает отпечаток на всех молодых людей, с ним знакомых, и рано или поздно совращает попробовать свои силы на поприще литературы. Вот и я написал небольшой рассказ ""Браконьеры", отнес его мэтру, чтобы он посмотрел и оценил, насколько это плохо. Вдруг, к моему величайшему изумлению, этот рассказ напечатали в журнале "Уральский следопыт". Это было в 1982 году. Следующие два года, потрясенный этим событием, я бегал, всем показывал этот журнал и ничего не писал. А когда этот рассказ был переведен и опубликован в Чехословакии… Это меня совершенно убило. И вот спустя два года я решил попробовать написать еще что-то, но… это не вызвало никакого энтузиазма и одобрения ни у Крапивина, ни у Бугрова — зав. отделом фантастики журнала "Уральский следопыт".

Вот тут я задумался: что я пишу и зачем я пишу. И выяснил, что писал-то я своими словами, но по очень известным образцам. Поэтому эти первые свои рассказы и повести я стараюсь никому не показывать и даже если стану заслуженным лауреатом всех мыслимых и немыслемых премий, то публиковать эти вещи не стану.

Корр.: Наиболее широко известна ваша вещь "Костер для скорпиона", напечатанная в журнале "Урал". Расскажите, когда появилась идея написать фантастическое произведение в таком жанре?

А. Б.: Хочу сразу же признаться, что я сразу понял, что описание психологии героев — это не самая сильная сторона моего творчества. Можно презирать сюжетников, но я не считаю сюжетную литературу какой-то славой или ущербной, просто это несколько другая литература. Так вот я практически сразу понял, что должен делать упор на динамизм и увлекательность сюжета. Хотя как раз "Костер для скорпиона" одна из моих удачных разработок даже в области психологии героя. Может быть я что-то пропустил в фантастике последних лет, но мне казалось, что сюжет и идея этого произведения в нашей литературе не употреблялись.

Корр.: Но ваша последняя опубликованная вещь в журнале "Уральский следопыт" "Видеть звезды" — это вещь совсем другого плана. Она более сказочна, как бы более детская. Психологии там больше, хотя и действия вполне достаточно. Что вы скажете, об этом?

А. Б.: Я пробовал свои силы во всех, мне известных жанрах фантастики: и сказочной, и чистого боевика, например повесть "Жил-был вор". Новая книга, печатающаяся, кстати в Магнитогорской типографии, "Калейдоскоп миров", ближе к классической научной фантастике. Так что в определенной степени "Видеть звезды" — это экспериментальная вещь. Я еще окончательно не определился, в каком именно жанре мне лучше работать.

Корр.: Как вы относитесь к жанру фэнтези и вообще к фантастике героического плана? Нет ли у вас произведений подобного плана?

А. Б.: Отношусь, конечно же хорошо, да и сам пишу в этом жанре, помимо "Видеть звезды", в Средне-Уральском книжном издательстве вышла книга "Золотые крылья дракона". Это первая часть трилогии или просто большой повести, а сейчас я работаю еще над одной большой вещью "Витязь Рутении". Это как раз фэнтези с использованием мотивов русского и сибирского фольклора.

Корр.: В западной фантастике существуют целые серии романов, связанных либо одним героем, либо местом действия и т. д., например серия романов о Конане ("Конан-варвар", "Конан-разрушитель и т. д.). Не хотелось ли вам создать нечто подобное?

А. Б.: Вот как раз "Витязь Рутении" и будет таким аналогом западных сериалов, но уже чисто русским.

Корр.: Хотелось бы узнать ваши литературные пристрастия, т. е. кто из писателей-фантастов вам в настоящий момент близок, как советский, так и зарубежный?

А. Б.: Ответ на этот вопрос часто повергает любителей фантастики в изумление, потому что я перечисляю очень мало имен чистых фантастов. Например, моей "библией", читаемой и перечитываемой, является "Мартин Иден" Джека Лондона. Очень люблю стихи Редьярда Киплинга и из фантастов — братья Стругацкие. А из зарубежных авторов как раз писателей, работающих в жанре фэнтези — Кристофер Сташев, Майкл Муркок, Айзек Азимов.

Корр.: Как вы оцениваете ту "волну" фантастики, которая сейчас выпускается: качественным или количественным скачком?

А. Б.: Переводная фантастика идет пока только количественным фактором, потому что издаются в основном так называемые "любительские переводы", в 95 процентах даже не прошедшие первичной редакторской обработки. Качественные сдвиги в современной фантастике безусловно есть, но про качественный скачок я бы пока не стал говорить.

Корр.: Как вы расцениваете положение дел в советском фэндоме на сегодняшний день?

А. Б.: К сожалению, положение дел в фэндоме полностью отражает общие тенденции ухудшения ситуации в стране. Все больше разброда и "нефантастических" занятий.

Корр.: Ваше отношение к любительским журналам, газетам и вообще такого родапрессе? Стоит ли этим заниматься клубам любителей фантастики или все-таки отдать это дело в руки профессионалов?

А. Б.: Заниматься безусловно стоит, но не нужно этим журналам (фэнзинам), подменять профессиональные журналы (профзины). Несмотря на то, что Борис Натанович Стругацкий очень хвалил ленинградский фэнзин "Сизиф", я вижу в нем не хороший фэнзин, а недомерок профессионального журнала.

Беседовал Владимир НАУМОВ.

История Фэндома: Интервью с П. Паром (США), 1991

"Мы любим развлекаться!" / Интервью провел В. Наумов

(Магнит (Магнитогорск).- 1991.- № 39. — С. 4)

Пол Пар (США), писатель, обладающий весьма своеобразной творческий манерой, который не боится следовать шаблонам, но читатель от этого только выигрывает. Автор трилогии "Семейство Старбриджей": "Солдаты Рая" — философский показ стагнации общества сквозь призму ортодоксального подхода; "Сахарный дождь" повествует о новом долговом сезоне на планете Рая, весеннем, когда затянувшиеся противоречия бушуют с новой силой в такт противоборству стихий.

КОРР.: — Мистер Парк, расскажите немного о себе, о своей семье.

П. П.: — В Америке часто престижные университеты очень маленькие, расположенные в маленьких сельских городах. Я как раз вырос в одном из таких городков в штате Массачусетс. Мои родители — преподаватели в частном университете. Отец — физик, мать — литератор, а я вот пишу фантастику.

КОРР.: — Как отнеслись родители к тому, что вы стали писать фантастику?

П. П.: — Очень обрадовались. Дело в том, что я перестал тратить время на игру в сквош.

Понятие писатель включает в себя такие категории, как престижная профессия, твердый заработок. Дело в том, что в Америке ярко выраженное разделение на классы. И вообще в Америке очень не справедливое общество. Но существуют и хорошие стороны привилегированных классов — появляется большая свобода выбора, открываются широкие возможности, но опять-таки не для всех. И поэтому мои родители не препятствовали моему выбору писать фантастику.

КОРР.: — А в каком жанре вы пишете: ужасы, фэнтези, научная фантастика, киберпанк?

П.П.: — Гуманистическая мафия — так нас называют. В Америке есть редактор, который публикует книги твердой, качественной фантастической литературы. Существует неформальная группировка писателей, которая публикуется у него. Все эти классификации нужны скорее литературоведам, настолько они аморфны, расплывчаты. В общем, бог их разберет.

КОРР.: — Вы сказали "бог". Вы верующий?

П. П.: — В какой-то степени. Невозможно быть хорошим писателем и не быть верующим. Религиозные чувства идут изнутри души, они чисты и непорочны, но сталкиваясь с окружающей реальностью, они искажаются. Чувства необходимо держать в себе и хранить, а не возводить храмы, создавать религии и идолов.

КОРР.: — Мистер Парк, верите ли вы в предсказание некоторых экстрасенсов о воцарении на Земле Сатаны?

П. П.: — Нет, я по натуре оптимист. Наш мир — это смещение жестокости и надежды. Это — наша судьба. Но я надеюсь, что нам не придется испытать глобальных кошмаров.

КОРР.: — Отвлечемся от мрачных мыслей и вернемся к нашим баранам. Мистер Парк, в Америке вы ездите на любительские конвенции фантастики?

П. П.: — Да, но они у нас проходят несколько иначе. Фэны обычно смотрят видео, играют на компьютерах, устраивают карнавалы и совершенно никто не заботится о писателях. Тогда мы собираемся кучкой и сидим в баре. У вас все иначе.

КОРР.: — Интересно, смотрели ли вы в США фильмы А. Тарковского "Солярис" и "Сталкер"?

П. П.: — "Сталкер" я не видел, а вот "Солярис" понравился очень, но дело в том, что этот фильм популярен в элитарных кругах, для обывателей он очень сложный и длинный.

КОРР.: — Вы любите ходить в кино?

П. П.: — Да, хожу постоянно. Кино и театр — это мое хобби. Раньше я мог определить качество фильма лишь взглянув на то, кто является режиссером. Очень люблю Берталуччи, Ф. Копполу, С. Спилберга. Сейчас ситуация несколько изменилась.

КОРР.: — Чем еще занимаетесь в свободное время?

П. П.: — Играю в теннис и сквош, ведь я был профессиональным спортсменом. А еще в Америке, особенно в Нью-Йорке, люди много времени проводят в ресторанах. Примерно 20 часов в неделю.

КОРР.: — Я вижу, к отдыху вы подходите довольно основательно.

П. П.: — Да, у американцев склонность к развлечениям очень велика. Многие журналисты, ведущие телепрограммы и служащие госаппарата занимаются именно этим. Предположим, Р. Рейган был актером, и мы ему доверили сыграть роль президента.

КОРР.: — Он хорошо с нею справился?

П. П.: — Мы хорошо ему заплатили.

КОРР.: — Спасибо за беседу.

Интервью провел Владимир НАУМОВ.

История Фэндома: Интервью с Э. Симоном (ФРГ), 1991

Либо хорошая, плохая либо: Блиц-интервью

(Магнитострой (Магнитогорск).- 1991.- 26 окт.- (№ 81 (7782)). — С. 9)

Эрик Симон — писатель, редактор, критик, переводчик (им персведены многие произведения братьев Стругацких), составитель десятка НФ-сборников (в частности, антологии "Световой год"), в соавторстве с Олафом Шпиттелем составил библиографический указатель восточнонемецких фантастов.

— Эрик, вы восточный или западный немец?

— Восточный. Живу в Дрездене. Работаю в Берлине, в издательстве, которое занималось публикацией фантастики социалистических стран.

— Изменилась ли ориентация издательства, вероятно, сейчас, когда нет давления сверху, вы могли бы удовлетворить читательский голод на американскую, английскую фантастику?

— Я продолжаю заниматься фантастической литературой бывших социалистических стран, хотя спрос, например, на русскую литературу этого жанра уменьшился по сравнению с временами ГДР.

— То есть поднялся рейтинг фэнтези, хоррор и им подобных направлении, и люди не хотят уже фантастики в духе соцреализма?

— Тут я не согласен. Есть либо хорошая литература, либо плохая. А реализм должен присутствовать непременно. Видишь ли, в чем дело. Ведь американцы и англичане жанр фэнтези понимают гораздо шире, чем у нас, в странах востока.

— А какой ваш любимый жанр?

— Как такового у меня его нет, просто есть любимые произведения.

— Если можно, парочку примеров.

— Именно примеры, потому что я могу минут 15 перечислять любимых авторов. В первую очередь Г. Уэлсс [Уэллс — YZ]. Ведь он не только основоположник фантастики, но и до сих пор остается одним из ярчайших мастеров. Потом конечно Р. Бредбери 40-50-х годов, С. Лем, У. Ле Гуин, А. и Б. Стругацкие.

— А что у Стругацких?

— Может, это мнение позже изменится, но сегодня лучшей их вещью я считаю "Град обреченный". Именно "обреченный" — так нужно произносить, об этом мне сказал Аркадий Натанович Стругацкий.

— Господин Симон, если взять любую сегодняшнюю газету, то статьи о пришельцах, экстрасенсах, ведьмах, оживших мертвецах переплюнут по фантастичности и загадку "Падающих звезд", и бродячее здание, и нашествие орангутангов [павианов — YZ] из повести Стругацких. Каково ваше отношение к такого рода публикациям?

— У вас сегодня идут процессы, которые, скажем, Польше были присущи десять лет назад. Потеря ориентации. Желание упорядочить свое мироощущение. И вот люди ищут веру. У вас ведь была одна религия — коммунизм. Попытка восстановить в России христианство на сегодняшний день маловероятна, и поэтому образуется вакуум, который необходимо заполнить. Происходит дезориентация. Нечто похожее я уже видел во времена Хрущева. При Сталине социология, кибернетика, психология и даже некоторые отрасли физики считались буржуазными лженауками. И вдруг при Хрущеве все это оказывается все же наукой. Так почему бы сейчас не поверить, допустим, в женщину, которая общается с умершими.

— А вы во что-то верите?

— Очень, очень трудно ответить. По крайней мере, твердой религиозной веры у меня нет. Но я не сказал бы, что я атеист, я скорее агностик.

— А в объединенную Германию вы верите?

— Ну, это как раз для меня легкий вопрос. Я думаю, что объединение было неизбежно. Вот только процесс этот нужно было немного растянуть. Поспешность привела к резкому росту безработицы. Писатели в ГДР жили лучше, сейчас им гораздо труднее. Появилась здоровая конкуренция, к ней мы, оказывается, были совершенно не готовы. Появились, скажем так, чисто денежные проблемы. Зато исчезло коммунистическое давление, появилась возможность свободно путешествовать.

— То есть для "полного счастья" вам понадобилось воссоединиться, а вот у нас наблюдается развал великого некогда Союза.

— Пожалуй, мы тоже рассоединились — с соцлагерем. Распад шел давно, но внутренне, а теперь все прорвалось наружу. Это похоже на распад Римской империи. Но между бывшими соцстранами еще крепки экономические связи. Поэтому, наверное, и Венгрия, и Польша очень переживали во время августовского путча. Ведь удайся он, и этим странам пришлось бы очень худо. Бизнес есть бизнес.

— А в чем заключается ваш бизнес?

— Все, что я ни делаю — все бизнес, если это, конечно, не хобби. Писать это бизнес. Только пока плохо оплачиваемый.

В. НАУМОВ.

История Фэндома: Памяти А. Стругацкого (1991) (1)

Здравствуйте, All!

Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

Все выложу на www.tree.booom.ru

Мариничева О. За миллиард лет до конца света: во Вселенной стало холоднее

(Комсомольская правда (Москва).- 1991.- 16 окт. — С. 2.)

"Умер Аркадий Стругацкий. Спасибо ему за все, что он для нас сделал". Эту фразу я написала в письме к доброму своему другу-педагогу. Но я бы сочла это известие событием сугубо нашего внутреннего мира. И величайшей самоуверенностью — попытку собственной, гласной, прилюдной оценки жизни и творчества, целого явления в нашей общественной, а не только литературной действительности, феномена писателей-фантастов братьев Стругацких, Аркадия и Бориса. Хотя бы потому, что Стругацкие давно уже мною прочитаны, давно, с юношеских лет, вошли в фундамент моей личности, как и у большинства их читателей и почитателей.

Смерть — она ведь всего лишь рамка, без и вне которой невозможно увидеть целостность и смысл прожитой человеком жизни. Смерть — добытчица смысла. И потому известие о смерти нерядового человека я всегда воспринимаю как сигнал "свыше" нам всем, живущим: пора осмыслить именно эту жизнь, пора понять феномен именно этого человека.

…Ну хоть плачь — ни биографии под рукой, ни отзывов в прессе, которых просто не было, по-моему, чуть ли не все годы перестройки… Смутно вспоминаю лишь одну не столь давнюю, злую чью-то "разборку" Стругацких за их "пособничество" коммунистическому режиму путем реализации ими, Стругацкими, образа "нового человека" в своих фантастических книгах. Но, честное слово, у меня нет никакой охоты проводить тест на "коммунистичность" ни Стругацких, ни кого бы то ни было из писателей вообще.

Мне достаточно того, что братья Стругацкие — уже тогда, очень давно, в 60-е годы, позвали, поманили нас, тогдашних подростков и студентов, на невидимые, духовные баррикады противостояния миру лжи, продажности, насилия. Поманили — да, мечтой, фантазией, если хотите — утопией, а точнее — просто моделью, проектом, прогнозом реальной возможности более гармоничного и светлого, чем нас окружал, мира. Что касается картин мира "реального", то не зря же, наверное, их книги запрещали, и часть из них мы читали в "самиздате".

Да, мы были лишены Библии и сказаний о житиях святых. Но кто был с нами взамен святых и самого Господа Бога? А были просто звездолетчики, просто разведчики и работники будущего из "Туманности Андромеды" Ивана Ефремова (родоначальника социальной фантастики у нас в стране), и из книг Стругацких "Трудно быть богом", "Полдень. XXII век" и множества других книг.

А ведь это были не просто отдельные нахватывающие книги и отдельные пленяющие своим примером герои. Стругацким принадлежит авторство на создание целого мира, собственной Вселенном, обжитой и густо заселенном. Как в начале века писатель Александр Грин создал свою Гринландию, а в середине века летчик Антуан де Свет-Экзюпери — свою Планету Людей, так во второй половике XX века фантасты Стругацкие "сочинили" свою Вселенную. Попадая в нее через двери любой из их книг, читатели, особенно молодые, оказываются в твердой, граненой и сверкающей, как алмаз, системе нравственных и духовных координат. В любом романе Стругацких больше педагогики и философии, чем в мертвом, раздробленном, скучном наборе школьных предметов, вместе взятых.

Да, сейчас, как сообщили на днях по телевизору, мы наконец-то учимся жить сегодняшним днем, а не только уповать на светлое будущее. Но из этого сегодняшнего дня никто не вправе — да и не в силах будет — изъять Предвидение, Мечту, Фантазию. Они нужны не только детям. Многие предсказания Стругацких уже сбылись. Среди них — и такое трагичное, как Чернобыль, "смоделированный" Андреем Тарковским в его "Сталкере" по роману Стругацких.

Но в отличие от "прогностического" бума, который активно и расчетливо насыщают провидцы всех мастей от астрологов до режиссеров, предвидения и предсказания Стругацких — не бесстрастны, не холодно-расчетливы. Живое, теплое дыхание любящего сердца, щемящая, трепетная жалость по всему живому и хрупкому вот дыхание их Вселенной. В которой так трудно быть не только Богом, но и человеком. И просто, может, его "командировка" подошла к концу… Прощайте, Аркадий. Спасибо вам за все, что вы для нас сделали.

Ольга МАРИНИЧЕВА,

обозреватель "Комсомольской правды".

История Фэндома: Памяти А. Стругацкого (1991) (2)

Чудакова М. Гимнастический снаряд для интеллекта

(Московские новости (Москва).- 1991.- 29 окт.- (№ 43). — С. 14.)

В послевоенные годы фантастикой называлось, в сущности, то, что сегодня именуется детективом. Какое-то изобретение, удивительное порождение технической мысли, а вокруг шпионы, выслеживающие и изобретение, и изобретателя. Библиотечка, издававшаяся очень хорошо в виде притягательных толстых томиков с таинственным плетением орнамента на переплете, сначала опрометчиво названная "Библиотекой фантастики и приключений", уже в следующем году была переназвана "Библиотека научной фантастики и приключений". И любая фантастика вплоть до наших дней так и оставалась "научной" (в соответствии с идеологическим устройством общества). Под одинаковыми обложками оказались и "Таинственный остров", и повести Николая Томана, зловещим шепотом повествовавшего детям конца 40-х — начала 50-х о том, "что происходит в тишине". Помню, как в младших классах я читала его и его сотоварищей запоем, и уже некое сосущее чувство подсказывало: "Не, ребята, все не то…". Уже посещало предвестие будущего понимания того, что бессознательно ощущал детский вкус. И однажды в шестом классе (прекрасно помню этот день!) я где-то вычитала, что человек за свою жизнь может прочитать столько-то (уже не помню сколько) десятков тысяч книг, не больше! Вот эта считаемость ужаснула. Одномоментно открылась мне простая истина: читая одну книжку, я лишаюсь возможности прочитать другую, и в тот же день я дала себе слово: больше не читать ни страницы научной фантастики! Так я навсегда простилась с Томаном, и оказалось, очень надолго; филфак, конец 50-х, ужас и отвращение при мысли о том, сколько "советского" навсегда вошло в плоть и кровь детского чтения.

И опять наступил день (помнится, вскоре после защиты первой диссертации), и мой приятель-математик упомянул про каких-то фантастов. "Я фантастику с 6-го класса не читаю", — сказала я гордо. "Вот и напрасно", — и услышала три имени: Брэдбери, Лем, Айзек Азимов. А вскоре прочла три книжки с забытым чувством упоения. "Формула Лимфатера" Лема с того года лет 15–20 стояла у меня на самой главной рабочей полке — среди классиков отечественной филологии. Уподобляясь Шиллеру с его гнилыми яблоками, я брала ее с полки во время любой работы и прочитывала несколько страниц, неизменно меня наркотически вдохновлявших.

Но чтение всех троих необыкновенно понравившихся мне фантастов имело еще одно последствие: в один прекрасный день я вдруг увидела, что пишу фантастический рассказ. И снова испытала упоение. Это была именно свобода творчества: о печатании я нисколько не думала. (Этот рассказ так и не опубликован, но зато — не могу не похвалиться — его ценит Люся Петрушевская!) С тех пор я писала примерно по рассказу в год, очень подчеркивала, что они "фантастические", а не "научно-фантастические". Их читали несколько моих друзей, и однажды Натан Эйдельман и Лева Осповат отняли их у меня и отнесли в журнал "Знание — сила". Там решили напечатать один рассказ, но название "Убийца" показалось недопустимо мрачным. Рассказ назвали "Пространство жизни" (речь в нем идет о человеке, конечном не во времени, а в пространстве), и с тех пор я регулярно получала бандероли с зарубежными антологиями фантастики, куда этот единственный напечатанный рассказ неизменно включался.

В те же годы, когда мне открылась переводная фантастика, я все чаще слышала имя братьев Стругацких; но, подобно булгаковскому герою, думала: "Как будто я других не читал? Впрочем… разве что чудо?" Иммунитет детского чтения и детского зарока все еще действовал, тем более что жизненного времени, на все отпущенного, никак не прибавлялось. Но однажды, выкроив несколько часов, я все же прочла один роман, о котором говорили как о лучшем, — "Трудно быть богом" (как выяснилось вскоре, я опоздала, и знатоки и поклонники соавторов уже читали совсем другие, еще лучшие их романы). Честно сказать, главным было чувство несовпадения с тем, что вокруг говорилось: мне казалось, что говорили о литературе, а это было размышление умных людей о многих вещах — поучительное и квалифицированное.

Позже мне как-то уяснилось, что есть литература, а есть то, что носит условное наименование "научная фантастика", и это совсем другой род словесной деятельности, и судить его надо по другим законам.

В 1968 году в тех же двух номерах журнала "Байкал", в которых публиковались главы из книги о Юрии Олеше Аркадия Белинкова (в эти самые месяцы покинувшего страну), печаталась повесть Стругацких "Улитка на склоне" с туманным, но многообещающим предуведомлением критика: "…рассчитанная на восприятие квалифицированных, активно мыслящих читателей. Таких читателей в нашей стране очень много". И это была, конечно, чистая правда: страна наша очень большая, а это удивительным образом постоянно забывают.

Герой повести приезжал знакомиться с неким явлением — лесом. Он всматривался в него. "Неужели тебе никто из нас не нужен? Или ты, может быть, не понимаешь, что такое — нужен?"

Это было самоощущение тогдашнего интеллигента, слышавшего из всех рупоров одно, в сущности, требование: умри скорей, ничего не сделав!

Герой, так ничего и не узнав о лесе, становится — помимо собственного желания и воли — его директором. "Надо скорее что-то делать" — вот его первые мысли. Но что? "Демократия нужна, свобода мнений, свобода ругани. Соберу всех искажу: ругайте! Ругайте и смейтесь… Да, они будут ругать Будут ругать долго, с жаром и, поскольку так приказано, будут ругать за плохое снабжение кефиром; плохую еду в столовой…"

Романы и повести Стругацких особенно любили, кажется, люди технических профессий. Узнавали в лицо с какой-то специфической "нашенской" радостью безнадегу нашенской жизни, и эта несколько истерическая радость оказалась вцепчивой, она не отпускает людей и сегодня. Радовались и тому, с какой свободой описывался интеллектуал, как прославлялось то могущество интеллекта, которому не было места ни в реальности, ни в рамках регламентированной, нефантастической отечественной словесности. (Вот еще почему так полюбили физики и химики Воланда — к всемогуществу этого сверхпрофессора подготовили читателя и братья Стругацкие).

Их герои-интеллектуалы нередко гибли, но не в безвестности, не в лагерной тьме, а как бы успев объявить о себе на страницах печати, и это, несомненно, помогало интеллигентам, живущим в своем отечестве, где интеллект ежечасно попирался.

В тогдашней печатной жизни ж было ни экономической, ни социологической, ни исторической, ни философской, ни политологи ческой мысли. В книгах братьев Стругацких искали читатели ответы на те вопросы, которые должны бы задать они профессионалам всех этих наук. В истории нашего общества 60-70-х годов XX века место этих книг будет со временем осмыслено. Но, пожалуй, можно рискнуть сказать, что они были тем своеобразным гимнастическим снарядом для интеллекта, который позволил многим их читателям сохранить саму способность к размышлению над закономерностями и случайностями социума, сохранить, может быть, готовность к будущему умственному усилию.

Но задумываешься и о другом не перегорала ли в радости узнавания, в аллюзиях на нашу неудобописуемую реальность сама психологическая готовность к будущему созидательному действию. Не растворял ли скепсис личную задачу ума и воли построение того положительного миросозерцания, нехватка которого столь очевидна в самом воздухе этих дней?

История Фэндома: Памяти А. Стругацкого (1991) (3)

Мозговой В. "Уходят из гавани дети тумана…"

(Магнитогорский рабочий (Магнитогорск).- 1991.- 25 окт. — С. 3.)

Умер старший из братьев Стругацких — Аркадий. В литературе они были вместе, "А и Б", но у жизни свои законы, как там в одной хорошей песне: "так жить нам вместе, словно листья, а падать вниз по одному…".

Выйдет что-то последнее из совместного, а дальше — все, больше уже ничего нового, подписанного "братья Стругацкие", не будет. Кончилась целая эпоха. Можно начинать подводить итоги.

С их книгами росло не одно поколение, с ними не расставались, переходя в другой возраст. Стругацких печатали мало и скудно, что-то запрещали совсем, но и "Сказка о тройке", и "Гадкие лебеди", и "Улитка на склоне" все равно доходили в ксерокопиях или машинописных листах — и находили своего читателя. Впрочем, легально вышедшие книги Стругацких сделали больше: и "Трудно быть богом", и "Пикник на обочине", и "Жук в муравейнике"… Это было живое, это помогало выжить, это не давало погрузиться в сонную одурь.

Это была литература противостояния, но прежде всего — литература. И никакая не "научная фантастика", потому что всегда это было — о нас.

Казалось, им, для кого иллюзии часто были единственным способом пробиться к читателю, будет очень трудно в годы "безбрежной гласности" (зачем эзопов язык, когда все можно?) — но и "Отягощенные злом", и "Хромая судьба", и "Град обреченный" доказали обратное. Стругацких не забыли.

30 романов и повестей. Кроме того — рассказы, сценарии, киносценарии, статьи, интервью, переводы (Аркадий Натанович переводил с японского Акутачаву [Акутагаву — YZ], Кобо Абэ, с английского "День триффидов" Уиндема. произведения Азимова, Нортона и Клемента, многое другое…).

"Аркадий Натанович Стругацкий родился 28 августа 1925 года в городе Батуми, затем жил в Ленинграде. Отец — искусствовед, мать — учительница. С началом Великой Отечественной войны работал на строительстве укреплений, затем — в гранатной мастерский. В конце января 1942 года вместе с отцом эвакуировался из блокадного Ленинграда. Чудом выжил — единственный из всего вагона. В Вологде похоронил отца. Оказался в городе Чкалов (ныне Оренбург). В городе Ташла Оренбургской области был призван в армию. Учился в Актюбинском артучилище. Весной 1943 года, перед самым выпуском, был откомандирован в Москву, в Военный институт иностранных языков. Окончил его в 1949 году по специальности "переводчик с английского и японского языков". Был на преподавательской работе в Канской школе военных переводчиков, служил дивизионным переводчиком на Дальнем Востоке. Демобилизовался в 1955 году…".

Через три года выйдут их первые с Борисом рассказы, впереди будут 33 года советской фантастики под знаком братьев Стругацких.

Впрочем, конечно же, не 33. Книги остаются — и нам, и нашим детям, и будущим поколениям.

Эта подборка подготовлена с помощью заведующего учебной частью школы № 65 Игоря Моисеевича Пимштейна, который прекрасно знает творчество Стругацких, встречался с Аркадием Натановичем — сначала как представитель магнитогорского клуба любителей фантастики "Странник" в Свердловске на традиционном празднике КЛФ "Аэлита", потом — в Москве.

Интервью с Аркадием Стругацким было записано на встрече с молодыми фантастами в 1982 году и нигде не публиковалось (небольшой отрывок был опубликован в третьем номере информационно-литературного журнала фантастики "Измерение Ф" за 1990 год).

…В "Стране багровых туч" есть стихи, видимо, написанные самими Стругацкими: "Уходят из гавани дети тумана. Уходят. Надолго? Куда?"

Ушел Аркадий Стругацкий. Кончилась эпоха

В. МОЗГОВОЙ.

История Фэндома: Памяти А. Стругацкого (1991) (4)

Пимштейн И. О фантастике много не говорили

(Магнитогорский рабочий (Магнитогорск).- 1991.- 25 окт. — С. 3.)

"Честно говоря, не хотелось бы говорить о фантастике. Всё, что мы с братом хотели сказать читателям, мы сказали в своих книгах", — примерно такой ответ я услышал от писателя Аркадия Стругацкого в мае 1988 года, когда обратился к нему с просьбой о личной встрече. Но когда он узнал, что меня интересует его мнение о школе, о преподавании литературы, дал согласие, записал номер своего московского телефона.

В августе 1988 года дома у писателя и состоялся наш разговор. Теперь остается только сожалеть, что не было диктофона, что вечером в поезде не сел и не записал по горячим следам. Но не думалось тогда ни о чем дурном, казалось, что и письмо, и разговор, и встреча — не последние.

Книги братьев Стругацких привлекли меня, как и многих моих сверстников, очень давно. И "Страна багровых туч", и "Путь на Амальтею", и "Полдень" заметно выделялись на фоне советской фантастики конца 50-х — начала 60-х годов, а "Стажеры" впервые заставили задуматься над тем, что будущее — это не сладкий розовый сироп, что в столкновениях людей всегда будет присутствовать трагическое, что простой жизни не может быть, так как не бывает простых людей.

И потому в течение многих лет неизменно старался следить за новыми публикациями писателей, чувствовал к их книгам особую тягу: слишком многое привлекало в их взглядах на жизнь, на человека, на мир, слишком многое было созвучно собственным представлениям. А когда начиная с января 1966 года на писателей обрушилась откровенно погромная критика (многие любители фантастики тех лет, несомненно, помнят статью В. Немцова "Для кого пишут фантасты" в январском номере "Известий" за 1966 г.), было особенно противно встречать беззастенчивую ложь, откровенные передержки в этих статьях, было стыдно за явную конъюнктурщину.

Невероятными путями попадали в Магнитку "самиздатовские" вещи, Стругацких: "Сказка о тройке", главы "Управление" из "Улитки на склоне", "Гадкие лебеди". Заявлялись журналами, но не публиковались "За миллиард лет до конца света" ("Аврора"), "Хромая судьба" ("Звезда Востока"). Было ясно, что писатели кому-то сильно не угодили, что их бьют вовсе не за те грехи, которые старательно и порой неуклюже подсчитывают в своих статьях самые разные авторы. Но вместе с горечью формировалось и другое чувство: сознание того, что далеко не все люди в нашей стране способны на соглашательство, что остались и те, кто может не сдаваться, бороться за свои убеждения. И потому мне очень хотелось услышать мнение о школе, о возможности ее совершенствования именно от того человека, в чьи ум, порядочность, заинтересованность в людских судьбах заставили поверить его книги.

И вот эта встреча. 9 августа 1988 года. Очень небольшая квартира писателя на последнем этаже шестнадцатиэтажного дома, очень далеко от центра Москвы, за последней станцией метро Юго-Западного радиуса.

Аркадий Натанович прежде всего сказал о том, что проблема школы, воспитания волнует его и брата очень давно: "Еще в одной из первых книг мы с братом писали о важности профессий врача и учителя: нет важнее проблемы, чем сделать человека здоровым и научить его быть человеком". А затем, после достаточно резкого отзыва о проводившейся с 1984 года в стране школьной реформе, я услышал большую и исключительно интересную для меня лекцию о том, какой хотел бы видеть писатель школу.

А. Н. вспомнил почти неизвестную у нас книгу Редьярда Киплинга "Сталки и компания", где дается очень интересный взгляд "изнутри" на привилегированную английскую школу, в которой жесткие, порой жестокие требования к дисциплине сочетались с уважением к достоинству личности, с умением помочь молодому человеку осознать свои способности, найти свой путь, максимально реализовать возможности своей личности в мире. Были добрые слова о людях, которые для А. Н. (а ему в то время было 63) оставались прежде всего учителями. Были раздумья о том, как важно в общении с молодым человеком уйти от стандартов, от попыток одинаково учить одному и тому же таких разных детей. И была очень точная и трезвая мысль: нельзя искать универсальный метод образования, сама такая попытка заранее обречена на неудачу. "Вот академик Велихов пробивает сейчас идею всеобщей компьютеризации школы. Спору нет, дело нужное. Но нельзя зацикливаться только на нем".

При всем том, что передо мной был старший по возрасту и, признаюсь честно, не только гораздо более образованный, но и несравненно более умный собеседник, в нем не чувствовалось никакого стремления обозначить свое превосходство: "О преподавании литературы говорить не буду. Тут вы специалист, а не я, чего мне вас учить. То, что вы говорили, представляется мне разумным, но все-таки не мне об этом судить".

И уже в конце разговора прозвучало предупреждение, справедливость которого осознал время спустя: "Не надейтесь добиться быстрых результатов. Ни вы, ни ваши ученики не увидят изменившегося общества. Что-то существенное изменится лишь при жизни учеников ваших учеников".

Не очень обнадеживающую перспективу рисовал такой финал разговора. И трудно сегодня судить, верил ли сам писатель этой перспективе до конца. Об этом подумалось сегодня, после известия о его смерти. В 90-м году журнал "Нева" опубликовал последнюю вещь братьев Стругацких (теперь с горечью сознаешь иной смысл привычных слов "последняя вещь") — пьесу "Жиды города Питера, или Невеселые беседы при свечах". Пьесу, действие которой происходит в ночь реакционного военного переворота. Как сообщила "Комсомольская правда", пьесу поставил в Москве Лев Дуров в театре на Малой Бронной, и зрители отдали дань уважения авторам, сумевшим предугадать многое…

Но сегодня подумалось не о прогностических способностях братьев Стругацких, а об одной их прогностической неточности. В пьесе пожилые люди, возмущаясь, сомневаясь, все-таки готовы подчиниться нелепым требованиям "нового руководства". И только молодежь действует решительно и жестоко, явно не питая к таинственному комитету ни малейшего почтения.

В жизни, как мы знаем, все пошло не совсем так. И в столице, и в провинции нашли в себе силы сказать самозваному комитету "Нет!" люди самых разных возрастов.

Но, может быть, эта неточность в прогнозе Стругацких возникла именно потому, что сами Стругацкие вместе с многими честными людьми много лет боролись за то, чтобы пробудить в людях человеческое достоинство?

…Постоянно учу старшеклассников завершать свои работы четким выводом. Но сам сегодня чувствую, что не могу закончить эти строки так, как учу других. Просто потому, что никак не могу смириться с уходом из жизни замечательного, сильного, интересного человека. А верные слова о том, что писатель продолжает жить в своих книгах, сегодня успокоить не могут…

И. ПИМШТЕЙН,

учитель литературы школы № 65.

История Фэндома: Интервью с А. Стругацким (1982)

"Лучше всего мы знаем самих себя…"

(Магнитогорский рабочий (Магнитогорск).- 1991.- 25 окт. — С. 3.)

— Правда ли, что все герои ваших произведений взяты из жизни?

— С самого начала наша с братом работа была реакцией на нереалистичность фантастической литературы, выдуманность героев. Перед нашими глазами — у меня, когда я был в армии, у Бориса Натановича в университете, потом в обсерватории проходили люди, которые нам очень нравились. Прекрасные люди, попадавшие вместе с нами в различные ситуации. Помню, например, как меня забрали на остров Алаид с четырьмя ящиками сливочного масла на 10 дней. И без единого куска сахара и хлеба. Были ситуации и хуже, когда тесная компания из 4–5 человек вынуждена была жить длительное время в замкнутом пространстве. Вот тогда я впервые испытал на собственной шкуре все эти проблемы психологической совместимости. Достаточно было одного дрянного человека, чтобы испортить моральный климат всего маленького коллектива. Были и такие коллективы, когда мы заведомо знали, что имярек плохой человек, но были к этому готовы и как-то его отстраняли от своих дел. Я хочу сказать, что нам было с кого писать своих персонажей. И когда мы с братом начали работать, нам не приходилось изображать своих героев с какими-то выдуманными характерами и чертами. Они были уже готовы, они уже прошли в жизни на наших глазах, и мы просто помещали их в соответствующие ситуации. Скажем, гоняться за японской шхуной на пограничном катере — дело достаточно рискованное. А почему бы не представить этих же людей на космическом корабле? Ведь готовые характеры уже есть. Мы, если угодно, облегчили себе жизнь. Конечно, по ходу нам приходилось кое-что и изобретать. Но это не столько изобретения, сколько обобщения некоторых характерных черт, взятых у реальных людей и соединенных в один образ. Это соединение остается нашим принципом, мы будем продолжать и впредь так, потому что принцип довольно плодотворный.

— Кто соединился в образ, скажем, Кандида в "Улитке"?

— Кандид и Перец — образы в какой-то степени автобиографические. Вообще-то автобиографические образы — это у нас довольно частое явление. Как бы хорошо мы ни знали своих близких, лучше всего мы знаем все-таки самих себя. Уж себя-то мы видели в самых различных ситуациях.

— Бывают ли случаи, когда вы не знаете, чем кончится произведение? Например, "Жук…", предполагает несколько концовок?

— Мы всегда знаем, чем должна кончиться наша работа, но никогда еще в истории нашей с братом деятельности произведение не кончалось так, как мы его задумали, т. е. мы всегда знаем, о чем пишем, и всегда… ошибаемся. Причем это выясняется не в конце, а где-то в середине вещи.

— Не влияют ли ваши прошлые произведения на будущие? Нет ли некоторой творческой инерции?

— Как они могут влиять? Новое произведение всегда означает новую проблему. Если мы, конечно, не топчемся на месте сюжета ради, как это случилось с "Островом" и "Парнем". Это все на одну тему написанные вещи. Новых проблем в "Парне" никаких нет, нас там интересовала, в основном, атрибутика.

— А с чего начинался "Пикник"?

С "Пикником" было несколько необычно, потому что нам вначале понравилась идея пикника. Мы однажды увидели место, где ночевали автотуристы. Это было страшно загаженное место… И мы подумали: каково же должно быть там бедным лесным жителям? Нам понравился этот образ, но мы не связывали его ни с какими ситуациями. Мы прошли мимо, поговорили, и — лужайка исчезла из памяти. Мы занялись другими делами. А потом, когда возникла у нас идея о человечестве такая идея: свинья грязь найдет — мы вернулись к лужайке. Не будет атомной бомбы — будет что-нибудь другое… Человечество на его нынешнем массово-психологическом уровне обязательно найдет, чем себя уязвить. И вот когда сформулировалась эта идея — как раз подвернулась, вспомнилась нам загаженная лужайка.

— А что вы можете сказать о герое "За миллиард лет…"?

— Вы его уже знаете. В какой-то степени он списан со всех нас. Помните, там речь идет о папке? Прочитав эту вещь, вы не задавали себе вопроса: "А что бы я сделал с этой папкой?" Мы дали ответ словами героя: "Если я отдам папку, я буду очень маленьким, никуда не годный, а мой сын будет обо мне говорить; да, мой папа когда-то чуть не сделал большое открытие. И все подлости начнут делать и коньяк пить. Если же я папку не отдам, меня могут прихлопнуть. Выбор…".

— Значит, для вас проблема выбора самая главная?

— Вот-вот-вот. Мы нечувствительно — мы, Стругацкие — писали именно об этом, но долгое время не осознавали, что сие именно так. Писали — повторяюсь нечувствительно, а оказалось, что главная тема Стругацких — это выбор. И осознали мы это не сами, нам подсказала… один знакомый подсказал.

— Когда вы начали писать научную фантастику?

— Фантастику мы любим читать с детства. И поэтому неизбежно должны были начать работать в фантастике. Но, в общем-то, поначалу это была героическая литература, литература героев. О рыцарях без страха и упрека. И без проблем, я думаю. "Страна багровых туч" — ну какая там проблема? Сели, полетели. Трудно сказать что-либо о начале нашей деятельности, о том, когда именно мы начали работать… Первое наше произведение было реакцией на состояние фантастики в нашей стране… Уж очень плохо тогда было с фантастикой…

— Откуда вы берете фамилии своих героев? Например, Лев Абалкин? — С Абалкиным прекрасно помню, что получилось. Почему Лев? По одной простой причине у нас не было еще ни одного героя по имени Лев. А Абалкин… помню, Боря сидел, облокотившись на газету, глянул на текст и прочитал "Абалкин". Давай, говорит, назовем: Лев Абалкин. Так и сделали.

— А Мбога?

— Тоже помню. Понадобилось нам имя африканского пигмея. Я звоню человеку, у которого есть БСЭ, и прошу: "Посмотри Африку. Какие племена ее населяют?" Отвечает: "Например, мбога". Ага, говорим мы себе, Мбога…

— А Каидид?

— Кандид, естественно, не случайное имя. Кандид, конечно, связан с вольтеровским Кандидом. Но на другом уровне и по другому поводу. Каммерер? Каммерер, товарищи, это вообще хохма. Никакой он не Каммерер на самом деле, а Ростиславцев. Вызывает меня главный редактор Детгиза и говорит: "Знаешь, есть вот тут претензии, сделай-ка ты своего героя немцем". "А почему немцем?" "Так лучше будет — немцем". Я Борису пишу: "Делай немца давай". Откуда он вытащил эту фамилию — Каммерер — я совершенно не знаю.

— Интересно, почему вы так не любите пришельцев? То есть почему, по-вашему, они непременно должны нести какую-то угрозу Земле) Например, Странники в "Жуке". Почему вы пугаете читателя пришельцами, хотя, по идее, они должны пугаться тем, что происходит у нас на Земле. Ведь самая большая угроза человечеству — сам человек…

— Ошибка. Вот типичный методологический просчет. Где и когда я говорил, что даю хоть ломаный грош за инопланетный разум? Не нужен он мне. И никогда не был нужен. А когда мы пугаем, как вы говорите, мы имеем в виду совершенно определенную цель: нечего надеяться на них. Есть они или нет, а надеяться на них нечего. Выбили религиозные костыли у людей — вот теперь и ходят-прыгают на одной ноге: "Дай нам, Господи", "Барин к нам приедет — барин нас рассудит". Вот что нужно выбивать из читателя. Вот эту глупую надежду надо выбивать.

— Почему в ваших произведениях, как правило, только главные герои, почему нет женщин "на главных ролях"?

— Женщины для меня как были, так и остаются самыми таинственными существами в мире. Они знают что-то такое, чего не знаем мы. Вот в Японии в начале нашего тысячелетия существовало два строя — матриархат и патриархат одновременно. Женское начало взяло верх. Так и осталось в иерархии богов: верховный бог женщина, подчиненный — мужчина. Повторяю — и за себя, и за своего брата: женщины для нас самые таинственные существа. И повторяю, что сказал Л. Н. Толстой: все можно выдумать, кроме психологии. А психологию женщины мы можем только выдумать, потому что мы ее не знаем.

— Определенные ваши вещи, можно сказать, написаны с пессимизмом. Чем это можно объяснить? Вы на самом деле пессимистически смотрите на развитие человечества?

— При чем здесь развитие человечества? Пессимизм, если он и есть, происходит не от развития человечества, а от того, что мне уже 57 лет. Будь мне сейчас двадцать, не было бы никакого пессимизма. Я-то ведь с двадцать пятого года, а Борис с тридцать третьего…

Март 1982 г.

История Фэндома: Интервью с Б. Стругацким (1991)

Б. Стругацкий: "Ничто не внушает такого оптимизма, как преодоленные препятствия!" / С писателем фехтовала Н. Грачева

(Крокодил.- 1991.- авг.- № 22 (2716). — С. 2.)

Каждый знает, что братья Стругацкие — это фантастика. А сегодняшний наш поединок можно назвать полуфантастикой — мы фехтуем с одним из братьев — тем, который живет в Ленинграде.

— Борис Натанович, вы не хотели бы сделать кого-нибудь из современных политиков героем своего романа? Скажем, как особо яркую личность?

— Увы, я отношусь к ним только как к носителям определенных политических программ. Так что извините — это герои не нашего романа.

— Что фантастического вы ожидаете в будущем?

— Мне кажется, впереди дремучий реализм. Нет ничего более прозаического, чем рыночная экономика. Причем с каждым годом будет все хуже. А в один прекрасный момент мы заметим, что стало лучше.

— Потому что все-таки начнется фантастика?

— Фантастикой мог бы показаться момент, когда ситуация перестанет ухудшаться. Вот безболезненный переход из одного состояния в другое действительно был бы фантастикой.

— Почему же переход будет таким тяжелым?

— А потому, что мы не умеем работать. Мы семьдесят с лишним лет ходили не на работу, а на службу, получали не заработную плату, а жалованье. Мы научились угождать начальникам и совершенно не умеем угождать потребителям нашего труда. Система всеобщего холопства приучила нас, с одной стороны, делать что прикажут, а с другой — лопать что дают.

— А кому же угождал самый большой начальник?

— Самым большим начальником был СТРАХ. Боялись все — с самого низа до самого верха. Сталин, скажем, тоже оставался рабом той системы, которую создал, и делал то, что вынужден был делать. Страх — это неплохой стимул для работы, но не единственный и далеко не самый лучший. По-настоящему производительно работать можно только ожидая пряника, а не кнута.

— Но давайте все-таки попробуем оторваться от реальности. Скажите, чему бы вы могли удивиться? Вот, к примеру, вышли вы из дома…

— Меня очень трудно удивить. Все фантастическое, что существует на свете, я, по-моему, уже представил в воображении. Летающие тарелки? Было. Телекинез? Надоело. Рог изобилия на углу? Описано неоднократно. Так что пусть вокруг будет проза жизни. В булочной — хлеб. В Гастрономии — гастрономия. На бензоколонке бензин. Вот такая ситуация, может быть, и вызвала бы у меня удивление.

— Ну это что! А вот представьте: в булочной нет хлеба. В гастрономе пусто. С бензином — напряженка. Да плюс еще горячую воду отключили…

— Так что же тут удивительного?

— А вы представьте, что все это — в Америке!

— Да-а. Тут бы я, конечно, удивился…

— Вот видите: что нам запросто, то американцу не по зубам! А ленинградцы и вообще народ особый. Кстати, сейчас заметны какие-нибудь различия между двумя столицами в плане, так сказать, телесной пищи?

— Москва всегда подкупала меня бодростью. Я имею в виду чай "Бодрость", я его очень люблю. А Ленинград, насколько я знаю, всегда поражал москвичей обилием кур на прилавках — в нашей области было хорошо налажено их производство. Но сейчас эти различия исчезли.

— В Ленинграде появился чай, а в Москве…

— Нет, наоборот, и то, и другое пропало.

— Что же вас утешает?

— Прожитая жизнь. Ничто не внушает такого оптимизма, как преодоленные трудности! А наш народ преодолел столько этих препятствий, что просто обязан быть оптимистом!

С писателем фехтовала Н. ГРАЧЕВА.

История Фэндома: Интервью с В. Кузьменко, 1991 (1)

Здравствуйте, All!

Посылаю некоторые материалы из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

Статьи выложу на www.tree.boom.ru

Яценко С. Плоды познанья с "древа жизни": Интервью с автором перед выходом книги

(Книжное обозрение (Москва).- 1991.- № 17. — С. 3.)

Уважаемые читатели "КО"! Первая книга трилогии В. Кузьменко "Древо жизни" была обещана вам в марте-апреле. Но производственная деятельность всех предприятий, в том числе и полиграфических, поставлена в такие условия… Так что выход книги задерживается примерно до июня с. г. В то же время в редакцию продолжают поступать письма с просьбой подробнее рассказать об авторе этого фантастического романа, намерен ли он продолжать свою эпопею, какие произведения им написаны еще. Журналист и литератор С. Яценко, рекомендовавший книгу В. Кузьменко "Книжному обозрению" и знакомый со всем его творчеством, согласился встретиться с Владимиром Леонидовичем и побеседовать. Надеемся, что содержание беседы удовлетворит законное любопытство наших читателей.

— Должен признаться вам, Владимир Леонидович, что лично я такого безусловного успеха не ожидал. Тем более что "КО" опубликовало лишь первую книгу трилогии. На мой взгляд, она не может дать полного представления о том, что я считаю главным в вашей книге — философской концепции устройства общества…

— Да, несмотря на то, что фрагмент кажется более или менее законченным, он только намечает главные проблемы, в нем заложены лишь основы концепции бессмертия, создания искусственного интеллекта…

— Видите ли, когда я прочитал первую часть, то подумал: вот неплохо скроенный приключенческий роман. Правда, не единственный в своем роде. Такое впечатление сохранялось примерно до середины третьего тома, а затем я вдруг понял, что это не так, что я читаю необычную книгу, верю в реальность происходящего…

— Но это действительно так. И, вспомните, вы сами привели в предисловии к книге мои слова о том, что я едва ли успевал записывать то, что вставало передо мной как реальная картина. Боюсь, что слово "как" здесь даже неуместно… Понимаете, начиная работать над романом, я не знал не только, чем все это кончится, но даже и то, что произойдет на следующей странице, как будут развиваться события. Когда я (Сергей, конечно!) попал на Элиу, то не был еще знаком с Элом, не знал, что когда-то появится Бэксон. Вместе с Сергеем я искал выходы из создавшихся ситуаций, и, собственно говоря, не всегда нам это удавалось…

— Вы имеете в виду "Тупик"?

— Да, ситуацию в первой части второй книги. А знаете, герои "Древа жизни" от меня не ушли. Я часто встречаюсь с ними. Сергей и Ольга держат меня в курсе всех событий. Жаль, что Эл погиб. Я успел его полюбить.

— Значит ли это, что роман будет иметь продолжение?

— Очень может быть. Просто сегодня я чувствую, что пока еще не могу рассказать всего, что, знаю. Возможно, еще не время.

— Как-то мрачно вы это произносите.

— Для оптимизма мало причин. Это я вам говорю как ученый. Сегодня человечество, как динамическая самоорганизующаяся система, находится в критической ситуации, из которой есть только два выхода — либо перейти в качественно новый этап развития и стать "сверхцивилизацией", либо погибнуть.

— С гибелью более или менее ясно, а вот что такое "качественно новый этап развития", "сверхцивилизация"?

— Так ли уж ясно "с гибелью"? Вот так легкомысленно многие отмахиваются: знаем, мол, сами себя губим, планету разрушаем. И с этими знаниями продолжают заниматься прежними делами.

— Вот уже и обвинение в моем лице аж всему человечеству. А что вы предлагаете конкретно?

— Прежде всего избавиться от бездумного оптимизма и реально посмотреть на вещи, исследовать корни кризиса. На мой взгляд, они кроются в несовместимости политической организации общества и его взаимодействия с окружающей средой. Еще в прошлом веке мы пошли по тупиковому пути, отдавая предпочтение техническому развитию перед гуманитарным. И с тех пор живем, как воры, залезшие в чужую квартиру, как самые заурядные грабители. Тоталитарные политические системы, сверхмонополии, утвердившиеся сегодня у власти, объединили все виды насилия политическое, экономическое, идеологическое, физическое — с имперскими амбициями на мировое господство. Отсюда — гонка вооружений, развитие тяжелой индустрии, неоправданно высокие энергетические затраты. Биосфера не выдерживает такого давления: продукты распада урана, отходы химической промышленности, инсектициды, пестициды… Все это наносит непоправимый вред генетическому аппарату всего живого, приводит к самым неожиданным мутациям. Я вспоминаю, еще в конце 50-х годов читал в одном из журналов статью академика Андрея Владимировича Лебединского, в которой он отмечал, что одно только ядерное испытание в атмосфере увеличивает число больных лейкозом на 80 тысяч человек и на 200 тысяч человек — других видов мутаций. Вот вам один из вариантов экологической катастрофы — глобальные эпидемии, против которых будет очень трудно, если вообще возможно, бороться.

— Собственно, они уже есть: СПИД, вспышки холеры в разных регионах планеты…

— А представьте, если бы Ирак применил химическое или бактериологическое оружие, для которого нет границ? Знаете, с позиции системного анализа все это можно, рассматривать как включение механизмов реактивности биосферы, направленное против агента, который нарушает ее внутреннюю общность…

— Проще говоря, природа сопротивляется?

— Да, она уже подготавливает человека к уничтожению, подавляя его иммунитет, причем эффективно используя его же действия. Я твердо убежден, что уже начались необратимые процессы, которые невозможно остановить. Просто в обозримом будущем для этого нет средств. Медики, к примеру, знают, что многие инфекционные заболевания протекают уже иначе…

— Владимир Леонидович, а вы ведь сейчас говорите о концепции своей новой книги — "Катастрофа".

— Ну, не совсем новой. Я написал ее, когда работал над второй и третьей книгами "Древа жизни".

— Знаете, мне кажется не случайным, что некоторые из своих повестей, романов вы написали именно так — прерывая работу над трилогией. Видимо, появлялась тема, которая заслуживала самостоятельной разработки. Ведь "Катастрофа" — это моделирование поведения человека в условиях именно биологической катастрофы…

— "Возвращение динозавров" — модель социального коллапса в нашей стране. Закончил я ее в 1988 году, писал около года. В этой книге я рассматривал один из психологических аспектов контакта человека с природой, космической реальностью. "Амазонки" — сатирический роман, написан в это же время. Тогда же писались "Страна мертвецов", "Ласточка", задумывалась и была начата самая большая и самая сложная моя работа — "Земля во власти химер". Над этим романом я сейчас работаю и пока не хотел бы о нем говорить.

— Если хотите мое мнение, то, в сущности, вы пишете одну книгу — "Древо жизни". Все написанное вами могло стать ее главами. Вы моделируете варианты развития и спасения человечества с упорством алхимика, ищущего мифический эликсир бессмертия.

— Именно, "бессмертия". Но для всего человечества.

— И после всех мрачных прогнозов вы намерены оптимистически заявить, что знаете выход из нарисованной вами кризисной ситуации?

— Я не люблю категорических утверждений. Но, согласитесь, что бактериологическая, вирусная катастрофа может разразиться в любой момент!

— В принципе, да. Тем более что ее признаки уже есть.

— Так вот, эта катастрофа неизбежно перерастет в ядерную. Представьте атомные станции без обслуживающего персонала. Социальный шок, дезорганизация общества, волны насилия, массовые пожары, взрывы предприятий… И что вне всяких государственных границ…

— В "Катастрофе" все это описано довольно убедительно и, как принято говорить, в увлекательной форме.

— Благодарю, но, думаю, самому оказаться в эпицентре таких событий не очень-то увлекательно. А ведь все возможно. У человечества нет общепланетарного плана противодействия такой катастрофе, если, не приведи господи, она разразится. К таким действиям следует отнести быструю разгрузку и консервацию атомных реакторов, крупных предприятий, гидростанций (с плавным спуском воды, чтобы не вызвать наводнений), организацию карантина пораженных районов. Важным представляется мне отбор и консервация особо ценной научно-технической информации, культурных ценностей с тем, чтобы после катастрофы обеспечить человечеству хороший старт для дальнейшего развития.

— А без катастрофы никак нельзя? Может, есть все-таки какие-то варианты предотвратить ее?

— Если она не произойдет в ближайшие годы, то тень ее будет висеть над человечеством два-три столетия. Еще раз повторяю: мы уже не в состоянии исключить из окружающей среды запущенные в нее мутагенные факторы. А главное преодолеть несовместимость политической организации общества и его отношения к окружающей среде, об этом мы говорили в начале беседы. Нужно попытаться вернуться из тупика и встать на путь гуманизации, интеграции мира в единое сообщество. Только оно может выработать оптимальную экологическую и демографическую политику, освободиться от содержания армии, паразитирующего госаппарата, без ущемления прогресса и жизненного уровня сократить энергетические затраты. И хотя опасность бактериологической катастрофы не будет исключена и в этом случае, зато снизится вероятность других экологических бедствий — истощения среды, парникового эффекта, гибели кислородвыделяющих водорослей мирового океана и т. д. Это еще можно предупредить, если хватит разума и сил отказаться от застарелых форм государственного устройства, перейти к другой форме организации, исключающей насилие.

— И вот это вы называете "сверхцивилизацией"?

— Я помню ваш вопрос. Просто ответить на него могу только теперь. Нет, не это — "сверхцивилизация". И вы это прекрасно знаете, поскольку прочитали все три книги "Древа жизни". Я так понимаю, что нужно ответить читателям. Так вот, дальнейшая судьба человечества, если оно сумеет пройти путь спасения, о котором шла речь, будет зависеть от того, сможет ли оно решить проблему искусственного интеллекта. Не только его создания, но и характера взаимоотношений с ним. Вопрос стоит так: смогут ли люди создать качественно новую систему организации своего общества, в которой бы их интересы и интересы искусственного интеллекта воспринимались идентично. Ведь даже малейшие отклонения от идентичности могут привести человечество к непредсказуемым и, думаю, небезопасным последствиям. Если же эта задача будет решена, то тогда мы и станем "сверхцивилизацией".

— М-да, как это сложно в жизни и как увлекательно в книгах. Но, как бы ни менялся мир, а жизнь в той или иной форме продолжается. И мы ответственны сегодня за нее. Хочется верить, что набат, звучащий со страниц ваших книг, будет услышан…

— Для начала они должны, как минимум, увидеть свет…

— Первый шаг сделан. "Древо жизни" проросло. Думаю, найдутся издатели, которые заинтересуются и плодами познания с него.

Благодарю за беседу.

Станислав ЯЦЕНКО.

г. Львов.

История Фэндома: Интервью с В. Кузьменко, 1991 (2)

Самоубийство на пороге бессмертия?

(Книжное обозрение (Москва).- 1991.- № 41. — С. 8–9.)

Самоубийство на пороге бессмертия может совершить человечество, если завтра не изменит характера взаимоотношений и образа жизни на земле, — так считает ученый-нейробионик, писатель-фантаст Владимир Кузьменко из Львова.

Предсказателей, прорицателей, колдунов и шаманов сейчас хватает. В. Кузьменко — ученый. Сто научных работ, сорок из которых признаны изобретениями, позволили ему стать известным специалистом в области сложных самоорганизующихся систем — искусственных нейронных сетей и систем искусственного интеллекта.

Прогностическая интуиция ученого ярко проявилась в его научно-фантастических романах и повестях, к созданию которых он обратился совсем недавно, в конце восьмидесятых годов. За каких-то три-четыре года В. Кузьменко создал семь книг, порою работая над двумя-тремя произведениями одновременно.

В этих книгах другая жизнь, и проходит она на различных планетах нашей Вселенной и за ее пределами. Если вы думаете, что я пытаюсь фигурально передать творческое состояние автора, то ошибаетесь. Владимир Леонидович, наш советский ученый, материалист, воспитанный в условиях марксистско-ленинского осмысления всех общественных и научных явлений, утверждает, что "ощущает реальность всего происходящего". Так, с февраля 1986 года по сентябрь следующего было написано 1200 страниц машинописного текста, который автор озаглавил "Древо жизни". Этот роман издается сейчас издательством "Терра" и "Книжным обозрением". Остальные книги В. Кузьменко — "Амазонки", "Катастрофа", "Возвращение динозавров", "Ласточка", "Страна мертвецов" и "Страна во власти химер" — ждут своего времени.

Литературно-художественный уровень этих произведений можно подвергнуть беспощадной критике. Автор, на мой взгляд, не является мастером слова и асом стилистики. Да и героям отводит скорее всего роль носителей тех или иных идей для утверждения авторской концепции социально-общественного бытия. Но — в удивительно увлекательной, остросюжетной манере. Когда, читая, забываешь о времени, неотложных делах, нашей невеселой, неуютной действительности. А перевернув последнюю страницу, вдруг понимаешь, что именно об этой действительности, о нашей с вами жизни размышлял писатель, искал выход и предлагал свой способ спасения всего живого на земле.

И это главное, что привлекло мое внимание в творчестве В. Кузьменко, — его нетрадиционное для советской фантастики осмысление будущего человечества, отсутствие стремления политизировать социальные конфликты по традиционной схеме противостояния социализма империализму. Пожалуй, появление "Древа жизни" года два-три назад было бы невозможно. Помню, в сборнике "Фантасти-ка-86", изданном "Молодой гвардией", доктор юридических наук, президент Советской ассоциации политических наук Георгий Шахназаров писал в своей статье "Футурология и фантастика": "…за редкими исключениями фантастика почти никогда не ограничивается сферой естественнонаучной. Чаще всего она строит свое предвидение или домысел, отталкиваясь от достижений как естественных и технических, так и социальных наук, иначе говоря, соединяет жюльверновское направление с уэллсовским. И как раз тут ахиллесова пята западной фантастики. Отвергая возможность опереться на единственно научную теорию общественного развития марксистско-ленинскую, она тем самым лишает себя надежных ориентиров и, следовательно, не может считаться научной в полном смысле этого слова".

Неужели эти слова могут принадлежать Ученому?! Подобные утверждения наших ведущих обществоведов помогли им, опираясь на "надежные ориентиры", завести наше общество в тупик социального и экономического кризиса. Да и духовного. Даже если иметь в виду, в частности, только научно-фантастическую литературу, в которой-то и эзопов язык едва-едва позволял редкие прорывы к правде. Достаточно вспомнить трудные годы Стругацких, обструкцию невинной сатиры И. Ефремова "Час Быка". Бдительное око хранителей "надежных ориентиров" чутко улавливало в инопланетных мирах характерные черты нашего общества. А скольких замечательных произведений выдающихся зарубежных мастеров были лишены наши любители фантастики!

Ни в одной цивилизованной стране мира не могло случиться то, что произошло у нас с изданием "Космической одиссеи 2001 года" знаменитого А. Кларка. Издатели посчитали, что заключительные главы романа в чем-то противоречат нашей идеологии, "что и вызвало отсечение их в русском переводе", как сказано в послесловии.

Сколько же мы наотсекали в нашей истории? Неужели отсечение есть лучшее лечение? Ведь в результате такого хирургического вмешательства, крути не крути, имеем калеку, неполноценное существо. В нашем случае — неполноценное общество.

Не нужна особая память, чтобы вспомнить, как еще три года назад лозунги перестройки о "плюрализме", "гласности" и "демократии" прочно соседствовали с уверенными заявлениями Первого Лица нашего государства, Генерального секретаря ЦК КПСС, о том, что любые дискуссии по поводу вариантов будущего устройства нашего общества "допустимы только на базе социализма и во имя социализма". Вот такая была предложена "демократия", весь "плюрализм" которой заключался не столько в выборе целей обществом, сколько в определении средств и методов для достижения уже давным-давно определенных кем-то целей. Или другими словами "надежных ориентиров". Тех самых, о которых нам любезно сообщил доктор юридических наук Г. Шахназаров.

Жизнь с энтузиазмом и напором весеннего половодья снесла заборы "надежных ориентиров". В отличие от В. Кузьменко и многих советских и зарубежных политологов и журналистов я не считаю, что идеи "социалистического" или даже "коммунистического выбора" следует выбросить на свалку истории, как окончательно дискредитировавшие себя, и не считаю марксистско-ленинскую теорию общественного развития лженаучной. Но в отличие от Г. Шахназарова и тех, кто разделяет сегодня его взгляды, не уверен, что она "единственно научная". Дело в том, что давным-давно, когда наши предки жили в саде эдемском, им довелось отведать плодов с Древа познания Добра и Зла, но вот вкусить от Древа жизни не пришлось. Господь оскорбился их непослушанием и выставил прочь за ворота Рая. А то бы жили себе вечно и совершенно определенно знали, что такое — "хорошо" и что такое "плохо", без советов дяди Володи. Нерасторопность прародителей привела к тому, что с тех пор человечество в муках социальных катаклизмов приобретает свой личный опыт познания Добра и Зла. Каждое поколение в отдельности. Сегодня как раз и подоспела новая поросль, пожелавшая вкусить от некогда запретного в нашем обществе дерева. Так что многим научным, лженаучным и даже "единственно научным" теориям предоставляется сейчас трудная, но, думаю, счастливая возможность доказать свое преимущество перед другими. Хотелось, чтобы предоставлялась.

Видимо, надо быть готовым к тому, что все это будет периодически повторяться. Если, конечно, в этих спорах мы не поставим на карту жизнь нашей планеты. Что в принципе уже и происходит. Об этом как раз и пишет В. Кузьменко в своих научно-фантастических романах, единственной пока научно-популярной книге "На пороге сверхцивилизации" (совместно с О. Романчуком), выпущенной Львовским университетом небольшим тиражом на украинском языке, об этом мы вели речь в наших многочисленных беседах, фрагменты из "которых я и хотел бы предложить сегодня нашим читателям.

Многие суждения В. Кузьменко представляются мне спорными, если не сказать неверными. Но в предлагаемой беседе я не хотел выступать в роли оппонента. Просто старался своими вопросами уточнить позицию собеседника, четче высветить его взгляды на ту или иную сторону затрагиваемой проблемы. Полагаю, что нашим читателям самим будет интересно вступить в спор с интересным человеком.

Ждем откликов.

***

— Мы о многом с вами спорили, Владимир Леонидович, но в одном сошлись совершенно. Помните, я как-то сравнил наше положение в стране, да и на планете, с огромными санями, несущимися с крутой горы в пропасть. До пропасти остались считанные метры, а мы все усилия тратим, чтобы завоевать себе в этих санях местечко поудобнее… Вы согласились с этим.

— Как же не согласиться? Это понимают все здравомыслящие люди на земле. Но одно дело — понимать, а другое — предпринять все возможное, чтобы затормозить эти сани, свернуть с гибельного пути.

— Причем, как утверждаете вы в своих сочинениях, свернуть на дорогу создания сверхцивилизации, достижения человечеством реального бессмертия?

— Вот вы всегда так неожиданно, без подготовки постороннего слушателя или читателя, ставите этот вопрос. Чтобы быть понятым правильно и не выглядеть полупомешанным фантастом-утопистом, я должен кое-что пояснить…

— Как раз это я и хотел попросить вас сделать.

— Весьма признателен. Думаю, не буду одинок, если скажу, что будущее всего человечества вижу в объединении его в мировое сообщество…

— Ну да, желающих объединить Ойкумену под единым началом было немало: Македонский, Чингисхан, Наполеон, Гитлер…

— Да, на основе расовой, религиозной, национальной или классовой морали. Последняя такая попытка предпринималась при помощи пролетарского интернационализма. Она привела к истощению и обнищанию Великой Державы и не принесла другим народам ничего, кроме страха и напряжения. От таких попыток выигрывает только совершенствование технологии средств массового уничтожения людей. Сегодня можно сказать — средств самоуничтожения. Причем не только потому, что применение этих средств гибельно для всего мира. Растрачивание на их производство природных и интеллектуальных ресурсов так же гибельно для планеты, как и само применение. Просто это происходит не сразу, не вдруг, а постепенно, притупляя нашу бдительность.

Этому сопутствует еще один примечательный фактор. Мне представляется, что когда средства массового поражения достигают такого развития, что ни одно государство не может гарантировать своему населению эффективную защиту от агрессора, государственный аппарат теряет моральное право на существозание.

— Весьма смелое заявление…

— А если без иронии? Ведь вы не будете возражать, что государственная форма организации общества возникла как средство защиты этого самого общества от внешней агрессии. В историческом своем развитии такая форма организации неизбежно превращалась из средства защиты от внешней агрессии в средство внутренней агрессии против своего же собственного народа со стороны носителей государственной власти.

— Возражать не буду, хотя считаю такой анализ неполным и намеренно односторонним. Тем не менее что же предлагается взамен? Вы говорили о мировом сообществе…

— Этот процесс уже идет. По принципам самоорганизации. Налицо экономическая интеграция мирового хозяйства. А это значит, что война, военные действия в любом регионе земного шара неизбежно наносят вред всему мировому хозяйству, страдают не только участники самого конфликта, но и остальные члены мирового сообщества.

— Кроме тех, кто тайно или явно производит оружие или торгует им.

— Минуточку терпения. Об этом я скажу особо. Замечание верное. Так вот, экономической интеграции должен сопутствовать такой политический режим, который гарантирует безусловную свободу личности и стабильность гражданского правового общества. Поэтому в основу мировой политики должны лечь условия соблюдения гражданских прав во всех регионах интегрированного экономического сообщества. Другими словами, мировое сообщество не должно мириться с нарушением прав человека ни в каком отдельно взятом государстве, даже под предлогом его суверенитета. Права человека — выше государственного и национального суверенитета. Это — объективный закон самоорганизации и развития системы человеческого общества. Сопротивление этим процессам неизбежно приведет к кризисам и катастрофам.

— Приведет или уже привело?

— Совершенно верно. Мы как раз находимся почти и эпицентре социальной и экологической катастрофы. Создание сверхтоталитарных режимов еще в начале нашего столетия привело к неоправданным энергетическим затратам, направленным на гипертрофированное развитие военно-промышленного комплекса. Биосфера не выдерживает такого давления: продукты распада урана, отходы химической промышленности, инсектициды, пестициды… Все это наносит непоправимый вред генетическому аппарату всего живого, приводит к самым неожиданным мутациям. Я вспоминаю, еще в конце 50-х годов читал в одном из журналов статью академика Андрея Владимировича Лебединского, в которой он отмечал, что только одно ядерное испытание в атмосфере увеличивает число больных лейкозом на 80 тысяч человек и на 200 тысяч человек — других видов мутаций. Вот вам один из вариантов экологической катастрофы — глобальные эпидемии, против которых будет очень трудно, если вообще возможно, бороться…

— Собственно, они уже есть: СПИД, вспышки холеры, других эпидемических заболеваний в разных регионах планеты… Пожалуйста, в Краснодарском крае, в Белоруссии — массовые случаи отравления обычными съедобными грибами…

— А представьте, если бы Ирак применил химическое или бактериологическое оружие, для которого нет границ? А ведь с позиции системного анализа все это можно рассматривать как включение механизмов реактивности биосферы, направленное против агента, который нарушает ее внутреннюю общность… Природа подготавливает человека к уничтожению, подавляет его иммунитет, причем эффективно используя его же действия. Я твердо убежден, что уже начались необратимые процессы, которые невозможно остановить. Просто в обозримом будущем для этого нет средств. Как медик, я знаю, что многие инфекционные заболевания, к примеру, протекают уже иначе… Так что бактериологическая, вирусная катастрофа может разразиться в любой момент. Мы вот с вами сидим, мирно беседуем, а где-то…

— Стоп! Не нужно.

— Не дай, Господи, конечно. Но дальше — больше. Такая катастрофа неизбежно перерастает в ядерную. Представьте — атомные станции, энергосооружения, другие объекты газо-, нефте-, водоснабжения без обслуживающего персонала. Социальный шок, дезорганизация общества, волны насилия, массовые пожары, наводнения, взрывы предприятий… И все это вне всяких государственных границ, при отсутствии врага, против которого можно направить армию. Более того, люди с оружием становятся наиболее опасными для окружающих…

— А знаете, хоть это все и смахивает на библейские предсказания о конце света, тем не менее выглядит вполне убедительно. Ведь сейчас даже локальные стихийные бедствия (вспомните волну землетрясений и наводнений, жуткие "шалости" тайфунов) оставляют неизгладимые последствия, требуют огромных усилий для их устранения. Я уж не говорю о Чернобыле, пожарах нефтяных скважин в Кувейте.

— Вот видите, это лишний раз подтверждает, что у человечества нет сегодня общепланетарного плана противодействия таким катастрофам… А ведь в этих случаях нужно уметь четко, и очень быстро разгрузить и законсервировать атомные реакторы, крупные предприятия, гидростанции, организовать карантин пораженных районов. И, предусматривая самый крайний случай, думаю, что уже сегодня необходимо вести отбор и консервацию особо ценной научно-технической информации, культурных ценностей с тем, чтобы обеспечить нашим преемникам хороший старт для дальнейшего развития…

— Владимир Леонидович, ну нельзя же так. В наше и без того несладкое время вы своими мрачными прогнозами вообще вселите полную безнадежность в сознание людей.

— А мне представляется абсолютно безнравственным отношение ныне живущих к себе и своим потомкам. Если катастрофа не произойдет завтра, то, значит, она случится послезавтра, через месяц, год… Тень ее будет висеть над человечеством постоянно. Мы уже не в состоянии исключить из окружающей среды запущенные в нее мутагенные факторы. И главное препятствие здесь — несовместимость политической организации общества с его отношением к окружающей среде. Мы сейчас предпринимаем робкие, неумелые попытки гуманизации этого общества, уже заметны процессы интеграции мира в единое сообщество. Ведь только оно "сможет выработать оптимальную экологическую и демографическую политику, освободиться от содержания армии, паразитирующего госаппарата, без ущемления прогресса и жизненного уровня сократить энергетические затраты. И хотя опасность бактериологической катастрофы не будет исключена и в этом случае, все же снизится вероятность других экологических бедствий — истощения среды, парникового эффекта, гибели кислородовыделяющих водорослей Мирового океана и т. д. Это еще можно предупредить, если хватит разума и сил отказаться от застарелых форм государственного устройства, перейти к другой форме организации, исключающей насилие…

— Владимир Леонидович, к сожалению, все это, думаю, далеко от реалий жизни. Посмотрите на политическую карту планеты. Тут вам и демократические, и тоталитарные режимы, и, вообще, такие, что и названий не подберешь. А если закрасить, скажем, черным цветом те страны, в которых не прекращаются последние годы вооруженные конфликты, гражданские войны, то, возможно, только полюса останутся нетронутыми и Соединенные Штаты, как нравоучительный арбитр этих противостояний. А те, кто не воюет, так сбывают оружие…

— Я помню ваш вопрос. Как раз сейчас и постараюсь на него ответить. Так вот, первый шаг на пути к мировому сообществу как раз и должен состоять в объявлении международной торговли оружием вне закона, приравняв ее к терроризму и пиратству. Необходимо сделать так, чтобы производство оружия стало убыточным и приводило бы к разорению. Иначе энергетические затраты военно-промышленного комплекса ускорят наступление экологической катастрофы.

Основными производителями и потребителями оружия являются страны с тоталитарным режимом. Нужен международный закон или, может быть, положение о тоталитаризме. Да-да, государство с тоталитарным режимом должно быть лишено импорта передовой технологии и научно-технической информации. Иначе все это может быть использовано для производства оружия. Кроме того, такие государства не должны получать и финансовой помощи. Короче говоря, взаимоотношения стран демократического сообщества с тоталитарными государствами должны строиться таким образом, чтобы поощрять развитие в них только тех отраслей хозяйства, которые обеспечивают жизнь населения, его медицинское обслуживание и получение образования.

— И таким образом под лозунгами борьбы за демократию можно подчинить своим "жизненным интересам" любую страну, объявив ее общественный строй тоталитарным?

— Нет. У тоталитарных режимов есть свои четко выраженные признаки.

— Интересно…

— Я их перечислю:

1) отсутствие свободных выборов органов власти на многопартийной основе;

2) наличие цензуры и подчинение государству средств массовой информации;

3) паспортный режим;

4) запрет на свободный въезд в страну и свободный выезд из нее;

5) принудительный труд, использование в экономике труда заключенных;

6) монополия государства на средства производства, отсутствие частной собственности;

7) отсутствие свободно конвертируемой валюты и эмиссия денежных знаков государством вне контроля со стороны правительства;

8) смертная казнь за преступления, не связанные с терроризмом и насилием над личностью;

9) политизация армии, правоохранительных органов, средств массовой информации, системы народного образования, подчинение их интересам политических партий;

10) угнетение и различные виды дискриминации национальных меньшинств…

История Фэндома: Интервью с Б. Стругацким (1991)

Борис Стругацкий. Мы были уверены, что так и сгинем в мире несвободы…

(Литератор (Ленинград).- 1991.- № 23 (77). — С. 45.)

— Работает? — спросил Борис Натанович.

— Конечно!

— Вы уверены?.. Проверьте!

"Раз, раз, раз…" — мой "Панасоник" проходил испытания в самых экстремальных условиях, какие только можно себе представить, — в кабинете Б. Н. Стругацкого.

— В моем присутствии обычно не работает, — сказал Борис Натанович. — А также в присутствии Аркадия Натановича.

— Чем вы это объясняете?

— А ничем! Просто есть такой факт. Приходит корреспондент центральной газеты. Приносит магнитофон. Вчера работал. Сегодня утром работал. А сейчас не работает. Несколько интервью таким образом пропало.

— Из этого можно сделать определенный вывод…

— При желании — безусловно, Можно построй целую теорию. Столь же увлекательную, сколь и бессмысленную…

***

— Борис Натанович, разрешите напомнить вам небольшой фрагмент вашей повести "Гадкие лебеди" (1966 г.): "В этом мире все слишком уж хорошо понимают, что должно быть, что есть и что будет. И небольшая нехватка в людях, которые не понимают… Передо мной разворачивают перспективы — а я говорю: нет, непонятно. Меня оболванивают теориями, предельно простыми, — а я говорю: нет, ничего не понимаю. Вот поэтому я нужен".

Это размышления героя повести — писателя Виктора Банева. Интересно, что бы сказал ваш герой, оказавшись в сегодняшней политической ситуации?

— Банев относит себя к тем людям, которые живут во имя будущего, работают для будущего, очень любят и уважают будущее, но ужасно не хотят попасть в это будущее. Как вы помните, повесть кончается тем, что он в это будущее попадает. И мы оставляем его на пороге нового мира. Но не потому, что мы не знаем, как сложится его дальнейшая судьба, а потому, что это был бы совсем другой роман, совсем о других событиях, с другими идеями…

Вы помните, Банев говорит, что очень хорошо жить для будущего, но очень страшно в нем оказаться. В какой-то степени с нашим поколением, поколением Банева, произошло что-то в этом роде. Нельзя сказать, конечно, что мы попели в будущее. Но, во всяком случае, мы попали в тот мир, возможность которого представлялась нам исключительно маловероятной. Большинство из нас было уверено, что мы так и сгнием в мире несвободы, не увидев ничего другого. На самом деле, при всех крупных и мелких неприятностях, схлопотанных нами в новом мире, все-таки, на мой взгляд (и на взгляд Банева, я думаю), этот мир гораздо лучше того, в которое мы жили 10 лет тому назад. На порядок лучше!

Я говорю с точки зрения людей, для которых возможность не только думать, но и свободно говорить то, что ты думаешь, является первоопределяющей а жизни. Если такой возможности нет, то жизнь может быть сытой, спокойной, нелишенной приятностей, но это обязательно будет неполноценная, вечно-инвалидная жизнь, в то время как возможность говорить то, что ты думаешь, способна скрасить уйму самых разнообразных неприятностей.

Так что, с одной стороны, Виктор Банев, оказавшись в этом мире, испытал бы, безусловно, прилив счастья, смог бы расправить плечи, глубоко вздохнуть. Но с другой стороны, ощутив полную свободу, он оказался бы в положении того героя Владимира Высоцкого, который сказал: "Мне вчера дали свободу. Что я с ней делать буду?" У Высоцкого, правда, речь идет, судя по контексту, не о творческой личности, а, скорее, о приблатненной. Но сам по себе вопрос поставлен вполне точно и очень ясно. Над этим вопросом сейчас бьются многие представители нашей творческой интеллигенции. И я думаю, что Виктор Банев тоже бился бы над этим вопросом. Я думаю, что Виктор Банев тоже бы сейчас замолчал. Может быть, спел бы несколько сатирических песен, а потом понял бы, что хотя эти веселые песенки и развлекают почтеннейшую публику, но они не определяют сути происходящего и не дают понимания будущего.

Ведь что с нами произошло? Мы потеряли будущее. Оно у нас было: серое, суконное, очень скучное, шершавое и неприятное, но совершенно определенное будущее. Мы ясно себе представляли, что ждет нас и через 10 лет, и через 20 лет, и вообще на протяжении всей оставшейся жизни. И вот это представление исчезло. Оно оказалось, к счастью, неправильным. Открылся целый веер возможностей — от кровавой и бессмысленной диктатуры до перспективы шведского социализма со всеми его плюсами и минусами.

Мы растерялись. Мы перестала понимать, что нас ждет через 10, 20 лет. В этом смысле будущее потеряно.

Я все время стараюсь возвратиться к той цитате, с которой мы начали. При всей своей приземленности, при всех атавистических привычках своих и обычаях, Банев — человек, устремленный в будущее. Будущее — это предмет его размышлений, его эмоций, большой кусок его душевной жизни. Безусловно, Банев, оказавшись в нашей сегодняшней ситуации, тоже ощутил бы потерю определенности. Ему стало бы очень странно и в каком-то смысле неуютно…

— На страницах повести ваш герой высказывает две точки зрения по одному, как мне кажется, очень актуальному сейчас вопросу:

"Разрушить старый мир, на его костях построить новый — это очень ста. рая идея. И ни разу пока она не привела к желаемым результатам".

"Старые миры приходилось разрушать потому, что они мешали строить новые, не любили новое, давили его".

Какой точки зрения вы придерживаетесь сегодня!

— Я придерживаюсь, конечно, первой точки зрения. И всегда придерживался. Хотя в словах Банева достаточно резона — безусловно, старый мир будет мешать, будет стараться сразить и задавить новый мир. Но, как правило, у старого мира уже не хватает на это сил. Это подтверждает весь ход истории. Будущее всегда одерживает победу над прошлым — всегда и во всех смыслах.

Когда Банев изрекает свою сентенцию о том, что старый мир будет мешать, он просто хочет сказать: "Ребятки, если вы воображаете, что вам удастся построить новый мир без разрушений и без крови, то вы ошибаетесь. А ошибаетесь вы потому, что вы-то сами славные люди, но те, с кем вы будете иметь дело, люди беспощадные, жесткие и не боящиеся крови". Заметьте, какой взрыв полемики сопровождает все перестроечные явления последних лет. Газеты раскалены, буквально дымятся. Правые наскакивают с остервенением на левых, левые — на правых, центр тоже, не теряя времени, размахивает словесными кулаками и наносит удары направо-налево. Подавляющее большинство сентенций направлено не на то, чтобы провозгласить свои идеи, а на то, чтобы принизить идеи своего политического идейного соперника, на то, чтобы этого соперника как-нибудь "ущучить", уязвить, сделать сну больно, неприятно…

Очень характерная ситуация для переломных моментов истории. Это свидетельствует о каких-то весьма глубинных свойствах человеческой психики и психологии. А на самом деле это абсолюты бесполезное занятие. Сейчас самое правильное не столько стремиться разоблачить своего противника, сколько последовательно, терпеливо втолковывать свои собственные идеи.

Бессмысленно клеймить разными дурными словами, скажем, Невзорова. При всех его недостатках, это человек, выражающий определенную идеологию, имеющий определенную точку зрения на мир — человек с имперским мышлением, фанатик Империи, неустанно воспевающий "необходимость самовластья и прелести кнута. Налетать на него кочетом, хлопать крыльями, клевать в макушку, стараться его унизить — занятие бессмысленное, приятное, не спорю, но совершенно бесполезное. Вместо того, чтобы расклевывать имперскую идеологию, нужно последовательно и доходчиво развивать собственную — идеологию демократии, идеологию демократических преобразований. Ибо, как известно, демократия — это очень плохая форма правления, но ничего лучшего человечество пока не придумало.

Самое главное сейчас — конструктивность позиции. Герои нашей повести ребятишки ("ученики" будущего) — правы в том, что они не хотят заниматься разрушением старых структур, они хотят рядом с ними и вопреки им построить новые, свои. А старые структуры просто уйдут в прошлое, они сгниют, развалятся сами — без крови, без насилия, не выдержав конкуренции.

Это, видимо, и есть тот путь, которым сегодня должна следовать любая разумная политика: создание новых структур, параллельно со старыми и вопреки им.

При этом мы должны понимать, что старью структуры, сознавая свою обреченность, будут всячески стараться вставлять палки в колеса, будут стремиться разрушать новые структуры, не стесняясь при этом в средствах. Классическое доказательство — Прибалтика, Вильнюс. Старая структура, оказавшись загнанной в угол, понимая, что с каждым часом истекает ее время, готова на путч, готова пролить кровь.

— По-видимому, в этом же русле можно рассматривать конфликт между Арменией и Азербайджаном…

— Боюсь, что это не одно м то же. Дело в том, что события в Прибалтике на самом деле не были межнациональным конфликтом. Это был конфликт идеолого-политический.

А вот то, что происходит между Арменией и Азербайджаном, видимо, все-таки процесс межнациональный. Прорвались застарелые гнойники, которые нарывали на протяжении многих и многих десятилетий.

— Сейчас пытаются объяснить этот конфликт тем, что Армения, в отличие от Азербайджана, встала на демократический путь…

— Этим можно объяснить только тот факт, что центральное правительство явно придерживается стороны Азербайджана. Но если бы даже центр вообще не вмешивался в эти события, просто вывел бы оттуда какие бы то ни было воинские подразделения, конфликт все равно бы протекал в тех или иных формах, ну, может быть, только без применения тяжелого оружия. Там ситуация, на мой взгляд, гораздо сложнее, чем в Прибалтике. Если все прибалтийские проблемы, совершенно очевидно, можно решить путем неторопливых, обстоятельных, обоюдовыгодных переговоров, то решения армяно-азербайджанской проблемы я в ближайшее время просто не вижу. Как это ни прискорбно…

— От людей старшего поколения часто приходится слышать, что даже в самые страшные сталинские времена им психологически было все-таки легче, чем в наше смутное, непонятное время. Может быть, вообще процесс раскрепощения человека проходит более болезненно, чем процесс его порабощения?

— Это, безусловно, так. Особенно, если процесс закрепощения происходит медленно, а процесс раскрепощения — быстро. В этом случае всегда находятся обширные массы людей, которые недовольны настоящим и с тоской вспоминают о прошлом.

Дело в том, что ведь наше 70-летнее порабощение — это был довольно медленный процесс. Вообще, чтобы поработить человека надо выполнить всего-навсего два условия: во-первых, лишить его притока разнообразной информации и, во-вторых, целиком и полностью отдать под власть тайной полиции. Все! Готово! Человек в течение двух или трех пятилеток психологически превращается в раба. И это рабство для большинства людей может быть достаточно уютным состоянием души. Нет проблем социальных, нет проблем идеологических, нет проблем мировоззренческих. Главное, что ты должен знать о мире, тебе напишут в газетах, покажут по телевизору, объяснят по радио. Регулярно происходят политинформации, на которых тебе втолковывают, как ты должен понимать политические события. И ты сидишь в вонючем своем, уютном закутке, и тебе кажется, что ты дышишь воздухом свободы…

И вдруг такого человека бросают я чистое поле, где одни кричат одно, другие — другое, а что на самом деле является правдой, понять совершенно невозможно. Вчерашние кумиры оказываются кровавыми идолами. Кто такие новые кумиры — не говорят. "Ну кто у нас теперь главный, скажите?" — кричит несчастный обыватель, которому плевать на политику, который, вообще-то говоря, и должен плевать на политику.

Нормальный человек в нормальной стране не должен интересоваться политикой. Был период в нашей стране в начале 50-х годов, когда все обязаны были интересоваться проблемами языкознания. Это была стадия бреда — бред тоталитарной системы. Так и сейчас нас упорно заставляют заниматься политикой. Политика лезет к нам во все щели. Мы закрываем дверь, она входит в окно. Обыкновенный человек, которому на самом деле надо думать о домашнем хозяйстве, о том, где заработать деньги, как купить обувь детям, оказывается в весьма некомфортном состоянии. И возникает та самая ситуация, о которой вы меня спрашиваете.

— "Плохо, если на рудники… Это действительно плохо… Но это же редко, времена не те… Смягчение нравов… Сто раз я об этом думал и сто раз обнаруживал, что бояться в общем-то нечего, а все равно боюсь. Потому что тупая сила… это страшная штука, когда против тебя тупая, свиная со щетиной сила, неуязвимая ни для логики, неуяз-имая ни для эмоций…" (Из повести "Гадкие лебеди").

Борис Натанович, знакомо ли вам чувство страха?

— В вашем вопросе речь идет фактически о взаимоотношениях художника и репрессивных органов. Да, это проблема всегда была… Но не для всех, конечно. Когда я начинал работать в литературе, я был абсолютно наивным, слепым щенком, одним из тех, про кого герой Солженицына говорил: "Едут по жизни семафоры зеленые…". Это было время, когда раскрывалась все и всяческие шлюзы, поднимались железные занавесы, обрушивалось огромное количество информации только слушай, читай. И выяснялось, что, оказывается, куча твоих знакомых (тебе и в голову это не приходило) отсидели — кто 10 лет, кто 15 лет. И они стали рассказывать о том, что видели…

А потом наступил период, когда стали закручивать гайки. Это по-настоящему началось после процесса Синявского-Даниэля. Творческая интеллигенция начала понимать, что это не просто где-то что-то кто-то учудил, что это не просто рецидив сталинской эпохи — это первый звонок.

Я в то время еще был полон оптимизма. Мне казалось — другого пути, чем тот, который выбрал Хрущев, нет. Мне казалось, что оттепель заморозить снова — не то что невозможно… — бессмысленно, это никому не нужно.

Поэтому я как раз воспринимал это просто как грозящий пальчик, мол, смотрите, в случае чего, мы можем и вами заняться! И не более того… Но умные и опытные люди уже тогда понимали, что это начало поворота.

В 67-м году (в юбилейный год) пропагандистская машина уже вовсю заработала на старом горючем. Ну а в 68-м, после Чехословакии, все стало абсолютно ясным. Ни у кого не было уже никаких сомнений: пошел откат.

Вторая половина 60-х — это было то самое время, когда наше поколение поняло, что оно в любой момент может столкнуться с репрессивной машиной. И если захотят снова провести кампанию репрессий, то начнут именно с нас, именно с тех людей, которые позволяли себе писать не так, как требует начальство, выступать перед чита-елями не так, как нравится начальству, просто говорить между собою достаточно громко и в том числе при посторонних или малознакомых людях.

Вот тогда возникло это ощущение тупой силы, этих страшных красных глазок зверя, который внимательно за тобою следит… И все время идет обстрел. И снаряды падают уже не где-то там за спиной и не где-то там впереди, а в твоих окопах. То один вызван для профилактической беседы в Большой дом, то другой предупрежден, то к тебе приходит какой-нибудь читатель и говорит: "Борис Натанович, извините, но я должен вам сказать, что меня вызывали в КГБ, расспрашивали про вас. И предлагали с ними сотрудничать, чтобы я о вас докладывал".

Это вот ощущение, что ты на прицеле… Оно было все время… Атмосфера сгущалась, и это накладывало, конечно, определенный отпечаток, прежде всего на манеру работать.

Писать надо было таким образом, чтобы, с одной стороны, это было достаточно смело, но, с другой стороны, так, чтобы тебя нельзя было за эту рукопись "замести". То есть рукопись должна была вызывать у главного редактора страх и даже ужас, но никак не желание отнести ее в органы. Такая вот творческая задача художника эпохи зрелого социализма.

"Гадкие лебеди" мы начали писать еще до процесса Синявского и Даниэля. Писали совершенно открыто, для редакции фантастической литературы издательства "Молодая гвардия". Это был последний свободный крик свободной души. Когда мы принесли рукопись в "Молодую гвардию", ее отклонили.

В 74-м году мы закончили роман "Град обреченный". Но тут уж мы понимали, что эту рукопись даже в издательство нести нельзя. Судьба гроссмановского романа была нам хорошо известна. Все, что мы могли себе позволить, это размножить рукопись в нескольких экземплярах и раздать нашим друзьям — людям, которым мы доверяли на сто процентов, но которые со стороны нашими, очень уж близкими друзьями не выглядели, то есть к ним вряд ли могли прийти с обыском. Эта рукопись хранилась у них много лет. Даже наши родные об этом ничего не знали. Такова была ситуация.

В 74-м году в Ленинграде готовился процесс Эткинда-Марамзина. Процесс с явным антисемитским душком. Я в него оказался вовлечен как близкий знакомый Михаила Хейфеца. Это был очень хороший литератор, автор нескольких замечательных статей… Его "сцапали" — он должен был быть фигурантом в этом деле. Ну а меня таскали в качестве свидетеля. Так я столкнулся с этой машиной уже лицом к лицу.

На настроениях того времени впоследствии была написана повесть "За миллиард лет до конца света". Это была попытка выразить ощущение при столкновении человека с силой — неназываемой, неопределенной, неосязаемой, которая тем не менее готова сломать все, что ей не подчиняется.

Характерно: о том, что меня таскали в Большой дом, я рассказал только своим самым близким друзьям. Среди писателей, по-моему, я об этом совсем не рассказывал. Никому.

— А почему? Вы опасались, что кто-то может вас заподозрить в сотрудничестве с "компетентной организацией"?

— Нет… Нет! Это какие-то гораздо более сложные соображения. Какая-то наивность, во-первых. Мне казалось, что если я об этом не буду говорить — об этом никто не будет знать. А чем меньше людей об этом будет знать, тем меньше последствий проистечет из этого события.

Логика примерно такая. Вот я расскажу обо всем Иванову. Иванов часто бывает в журнале "Аврора". Он придет туда, растреплется… Если допустить, что никакие бумаги из КГБ в журнал "Аврора" не пошли (а это вполне можно было бы допустить), то любая трепотня о том, что Стругацкого "таскали", может сыграть роковую роль. Я приду в следующий раз в "Аврору", и там, отводя глаза в сторону, мне скажут, что последняя наша рукопись далеко не лучшая, портфель редакции переполнен и т. д. Бывали "прен-цен-ден-ты"…

Но кроме этих вполне рациональных соображений, было и еще что-то — что-то кафкианское, болезненное, брезгливость какая-то. Будто ты вдруг стал носителем дурной болезни — меченым, парией, не таким, как все остальные… А ведь меня зацепило только по касательной, и вел я себя вполне прилично!..

— В одной из ваших книг есть такая фраза: "Всю жизнь я страдаю от того, что думаю о людях хорошо". Есть ли у где основания повторить эту фразу применительно к себе?

— Это у нас какой-то полукомический герой говорит… Это не из "Второго нашествия марсиан"? По-моему, оттуда.

Нет, конечно, я про себя не могу этого сказать. Я, слава Богу, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, если и был предаваем, то очень редко. Один-два случая — о которых я знаю. Может быть, были какие-то случаи, которые остались тайной для меня. Но… Мне всегда везло на друзей и даже просто на знакомых.

— А вы впоследствии простили тех людей, которые вас предали? Может быть, они раскаялись?

— Вообще говоря, я, вероятно, этих людей простил. Я сейчас вспоминаю только одну историю такого рода. Очевидно, остальные я забыл, хотя было несколько таких случаев в моей жизни. Раз забыл — значит, простил.

Человек, которого я вспоминаю, предал меня дважды. Причем в первый раз я его простил, но через год он предал меня снова. С тех пор я уже больше его не прощаю… Впрочем, какие это предательства! Так — мелкие, но гадкие пакости.

— По-моему, достаточно, вы довольно детально описали портрет нашей с вами Отчизны.

— Портрет ее недавнего прошлого. Многое изменилось. Особенно после августовских событий.

— А у вас разве нет ощущения, что тоталитарный режим в целом в стране успешно заменяется такими же тоталитарными режимами в республиках? Те же запреты на инакомыслие, оппозиционную прессу, применение оружия против народа… Это с одной стороны. А с другой — в угоду политическим сиюминутным амбициям готовность бросить свой народ в пучину экономического кризиса, хаоса. Нежелание вопреки здравому Смыслу на базе сложившихся хозяйственных связей построить конфедерацию суверенных держав в рамках единого экономического пространства. То есть, Идти тем же путем, что и страны ЕЭС?

— Да, социальные и политические процессы в республиках, уже добившихся независимости или только заявивших о ней, развиваются неоднозначно. Трудно говорить о демократии в Грузии или среднеазиатских республиках. Национальная нетолерантность характерна для Прибалтики, Молдовы. Хотелось, чтобы и на родной моей Украине право нации на самоопределение логически вытекало из права на самоопределение личности, а не наоборот.

А распад Союза и интеграция мирового сообщества друг другу не противоречат. Напротив, те республики, которые решат остаться в конфедерации, как раз и объединит то, что объединяет сегодня страны ЕЭС при их полной независимости: общий рынок, коллективная безопасность и стремление гарантировать свободу и права своих граждан. Если бы такое решение было принято несколькими годами раньше, в конфедерации осталось бы больше республик, чем это случится сейчас. Пока силы разрыва сильнее сил объединения. И, чем сильнее будет административно-насильственное сопротивление этим силам, тем более привлекательным будет казаться республикам идея полной независимости. Это как корь, которой нужно переболеть. И, чем старше возраст больного, тем тяжелее протекает болезнь. Наше общество, увы, не в поре младенчества.

Отделились прибалтийские республики, требуют независимости Армения, Грузия в добрый час. Но уж экономические отношения должны строиться по законам мирового рынка. А по законам мирового рынка цитрусовые России выгоднее будет покупать в Алжире или в Египте, а не в Грузии, мясо — в Аргентине, а не в Литве…

Чувствую, вы хотите спросить: как делить имущество? Знаете, это не самая страшная проблема, которая возникнет. В конце концов, на мой взгляд, наметилось единственно верное ее решение: оставить все так, как есть — отдать республикам то, что находится на их территории. И реформа Вооруженных Сил на правильном пути. Уладится все и с тем, кому владеть ядерным потенциалом. Более серьезная опасность поджидает нас с другой стороны…

— Хотите, сам назову? Границы.

— То-то и оно. Вы посмотрите, какой шквал возмущения поднялся на Украине, когда кто-то из окружения российского Президента только едва-едва заикнулся о пересмотре границ. Президент тут же взял слова назад, а…

— …а украинские политики, средства массовой информации как будто только этого и ждали. Сколько времени прошло, а обвинения в адрес России не сходят со страниц газет. Причем без особых дипломатических выражений. Более того — как один из основных аргументов за то, чтобы разъединиться без всяких экономических союзов. Я уже не от одного из кандидатов в украинские Президенты слышал заявления о том, что не может быть никакого Союза с теми, кто претендует на территорию независимой Украины, да и со среднеазиатскими, как они говорят, "феодально-коммунистическими" республиками.

— И, знаете, это не только политическая игра. Это — очень серьезный довод. И границы, и взаимоотношения со среднеазиатскими республиками. События последних дней в Таджикистане говорят сами за себя. Рассматривая эту проблему через призму закона самоорганизующихся систем, позволю себе предположить, что не может быть конфедерации между государствами, по-разному смотрящими на основную проблему современной цивилизации — проблему прав человека. Мы здесь упираемся лбом в проклятый вопрос конца двадцатого века: можно ли насильственно внедрять демократию? С одной стороны, нет ничего отвратительнее, чем вмешательство во внутренние дела суверенного государства. С другой — может ли цивилизованное общество спокойно наблюдать, как у соседей попирают естественное право человека на свободу, жизнь?

— Практическое решение этой проблемы имеет немало вариантов: " Нагорно-карабахский", "Ферганский", "Молдавский", "Югославский", "Прибалтийский", " Крымско-украинский"…

— … и всюду ему сопутствуют территориальные претензии. Это вот-вот станет самым главным, ибо вслед за этим следует самый страшный и самый бессмысленный аргумент — гражданская война. Обязательно последует, если мы сегодня не подготовим единственно правильный ответ.

— У вас есть вариант?

— Давайте обсудим три варианта. Возможно, что лучше всего, не мудрствуя лукаво, оставить все как есть. Хотя границы, установленные без учета исторических и демократических условий, конечно же, таят в себе зерна будущих раздоров. С другой стороны, отправившись за истиной в историю, обязательно забредем в такие дебри, что никогда оттуда не выберемся. Есть и третий вариант суверенное право населения, занимающего данную территорию. Только оно референдумом может решить, к какому субъекту конфедерации себя отнести. Если, конечно, мы хотим называться цивилизованным обществом и придерживаться принципа преимущества суверенитета права личности над суверенитетом государства. Немаловажно, что при соблюдении этого принципа появляется реальный шанс разрешения территориальных проблем автономных образований, крупных промышленных регионов…

— Промышленных регионов?

— Удивлены? Нет, я не оговорился. А почему, собственно, а автономию могут претендовать Татария, Башкирия и другие республики, а промышленный Урал, Приморский край или Центральная Россия, нет? Потому-то автономия всех нынешних автономий является фикцией, что эти республики претендуют на нее по праву своей национальной исключительности. Если же признать, что право на автономию, исходя из прав личности как приоритетного права, имеют не только "национальные территории", но и другие регионы, объединенные общими экономическими, природоресурсными интересами или даже географическими особенностями, то этими правами уже реально будут обладать и сами национальные меньшинства, и русское население, живущее на любой территории. Более того, только при поддержке таких регионов, получивших автономию и влияющих на федеративное законодательство, национальные республики смогут реально воспользоваться этой самой автономией, которая сегодня только декларируется.

— М-да, каждый воюет за свое место поудобнее, а санки-то все катятся. Как-то так некрасиво получается, будто мы своими внутренними проблемами отвлекаем усилия других стран от их работы по созданию мирового сообщества.

— Это вы напрасно. Напротив, у нашей страны в этом отношении самая привлекательная миссия. Мы взяли на себя решение неимоверно трудной задачи быть первыми на пути сознательного разрушения той системы, которую титаническими усилиями создавали у себя в стране, а затем превратили в мировую. Дай Бог, чтобы за нами пошли все.

Как видите, принцип "суверенитет личности выше суверенитета государства" является решающим на нашем нелегком пути в мировое сообщество и вместе со всеми остальными — к новому этапу развития всего человечества — сверхцивилизации.

— С мировым сообществом в принципе все более или менее ясно. А что вы вкладываете в. понятие "сверхцивилизация"? Я понимаю, что вы написали целую книгу, чтобы это объяснить. Ну, а если все-таки в нескольких фразах?

— Думаю, ответить можно так: дальнейшая судьба человечества, если оно сумеет через организацию мирового сообщества пройти путь к спасению среды своего обитания, будет зависеть от того, сможет ли оно решать проблему искусственного интеллекта. Я сознательно в предыдущей фразе опустил слово "создания". Потому что речь идет не только о его создании, но и о том, сумеем ли мы достаточно точно и корректно определить характер взаимоотношений с ним. Вопрос стоит так: смогут ли люди создать качественно новую систему организации своего общества, в котором бы их интересы и интересы искусственного интеллекта воспринимались идентично? Ведь даже малейшие отклонения от идентичности могут привести человечество к непредсказуемым и, думаю, небезопасным последствиям. Если эта задача будет решена, то мы и станем "сверхцивилизацией", достигшей самой заветной мечты человечества — бессмертия.

— Если, конечно, на самом пороге к бессмертию не убьем себя.

— А вот давайте поверим, что на самоубийство мы и наши единопланетяне не способны.

— Очень хочется.

Беседу вел Станислав ЯЦЕНКО.

г. Львов.

— Из повести "Гадкие лебеди":

"— Скажи, а ты как — сначала напишешь, а потом уже вставляешь национальное самосознание?

— Нет, — сказал Виктор. — Сначала я проникаюсь национальным самосознанием до глубины души: читаю речи господина президента, зубрю наизусть богатырские саги, посещаю патриотические собрания. Потом, когда меня начинает рвать — не тошнить, а уже рвать, — я принимаюсь за дело…".

Борис Натанович, сейчас, по-видимому, не самое лучшее время для создания художественных произведений?

— Я могу писать только о том, что мне интересно.

У нас есть хорошо продуманный план одной фантастической повести из жизни Максима Каммерера. Мы совершенно точно знаем, какие там будут приключения. Мы знаем, чем это должно кончиться. Мы отдаем себе отчет в том, что это задумано достаточно любопытно, что это может быть не рядовая повесть.

Но это меня сейчас не интересует.

Меня интересует политика, меня интересует экономика, меня интересует социология. Я почти не читаю сейчас художественной литературы и совершенно ничего не перечитываю, что для меня попросту ненормально. Мне интереснее читать… я не знаю… большую статью Лациса, например. Или Егора Гайдара. Причем я читаю ее с наслаждением. Я не читаю — я ее изучаю, я ее впитываю, я обсуждаю ее с женой, с сыном, с друзьями. Мне это все страшно интересно. Поэтому, строго говоря, если что-то писать, то писать мне сейчас надо именно такую социально-политическую публицистику. Но здесь я никакой не профессионал, я дилетант самого низкого пошиба.

Вот такое имеет место противоречие. Как мы выберемся из него, я не знаю. Надежда на то, что Аркадий Натанович (он относится к политике гораздо более холодно и еще не потерял интереса к художественной литературе) как-то будет меня тянуть. Но пока я плохо себе представляю, что будет дальше.

— Андрей Тарковский: "Я никогда не понимал, что художник может быть счастлив в процессе своего творчества".

Аркадий и Борис Стругацкие (из по-вести "Гадкие лебеди"): "Какой из меня, к черту, писатель, если я не терплю писать, если писать — это мучение, стыдное, неприятное занятие…".

Лион Фейхтвангер (из романа "Братья Лаутензак"): "Те, в ком нет творческого начала, даже понятия не имеют о том, что такое счастье".

— Противоречия между словами Фейхтвангера и словами Банева (в "Гадких лебедях") или Тарковского на самом деле нет, хотя вы хотели, видимо, продемонстрировать именно противоречие. Дело в том, что процесс творчества это, как правило, действительно чрезвычайно мучительное, болезненное и неприятное занятие. Сам процесс. Но зато какое счастье, когда что-то у тебя получилось! То состояние, в котором Пушкин восклицал: "Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!" А ведь писать-то ему трудно было, наверняка. Ведь об этом Александр Сергеевич слова не сказал — как он вымучивал все это, как рвал бумагу и швырял в угол перья.

Но когда мучения кончились, когда роды произошли, когда эта боль, нечистота, отчаяние — все это позади, а на руках у тебя младенец — крепкий, здоровенький, красавец… Это счастье… Это счастье, которое — совершенно прав Фейхтвангер ни с чем сравнить нельзя. Ни с чем нельзя сравнить это счастье! Когда ты понижаешь, что ты сделал что-то стоящее, что-то новое… В этом смысле, конечно, ничто не приносит такой радости, как творчество. Я больше ни с чем это сравнить не могу…

***

P. S.. "Раз, раз, раз…". А магнитофон, оказывается, работал! (Спасибо вам за это, товарищи!).

Константин СЕЛИВЕРСТОВ

История Фэндома: Легендарный Фэн (о Б. Завгороднем) (1991)

Здравствуйте, All!

Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

Интервью с Л. Маккафри и Р. Кларком записаны во время "Волгакона-91".

Все выложу на www.tree.boom.ru

Николаенко А. Легендарный Фэн

(Трудовой Тирасполь (Тирасполь).- 1991.- 17–24 апр. — С. 4.)

Нужно пояснить, дорогие читатели "ТТ", что фэн означает любитель фантастики, член неформального международного союза поклонников этой литературы. Фантастику любят миллионы во всех концах света (во всяком случае, в одном из справочников фэнов "Фэндом директори" (существуют и другие справочники) упомянуты около 20000 адресов из почти полусотни стран. И благодаря стараниям Бориса Завгороднего фэна № 1 Советского Союза в него попали около 300 наших соотечественников.

О энергии и настойчивости Бориса, с которой он пробивался на Еврокон (съезд любителей фантастики Европы) в Будапеште и Уолдкон в Сан-Марино, ходят легенды. Во всяком случае Президент мировой ассоциации писателей-фантастов Г. Гаррисон вручил Борису специальный Президентский приз — награду за настойчивость в достижении цели (Уолдкона) — это был единственный советский фэн, сумевший преодолеть бюрократические рогатки.

Осенью 1990 г. в городе Фаянсе (Франция) на очередном Евроконе Б. Завгороднему присудили почетную премию и диплом как лучшему фэну Европы. Поэтому очередной Еврокон в Кракове пригласил его в качестве почетного гостя. Б. Завгородний уже много лет поддерживает переписку и лично знаком со многими видными писателями-фантастами внутри страны и за рубежом. Среди них и такие звезды, как братья Стругацкие, Кир Булычев, Р. Желязны (США), Т. Гаррисон (Ирландия), Фредерик Пол (США), Б. Олдис (Англия) и многие другие известные и только начинающие свой путь в фантастике.

Свою жизнь Борис посвятил увлечению фантастикой. Его квартира в Волгограде хранит тысячи томов фантастики, альбомов, рукописей на разных языках. Кстати, Б. Завгородний и его квартира послужили прототипами повести Б. Штерна "Шестая глава Дон-Кихота". Сейчас Борис возглавляет клуб любителей фантастической литературы, занят подготовкой к первому слету любителей фантастики всего мира в СССР "Волгокон-91", который состоится 6 — 14 сентября этого года в Волгограде. На "Волгоконе" будут присутствовать писатели и фэны из Австрии, США, Канады, Южной Африки, многих стран Европы.

Мы представляем вам один из первых опытов Б. Завгороднего в фантастике. Рассказ написан несколько лет назад и ранее не публиковался.

А. НИКОЛАЕНКО,

президент КЛФ "Альтаир".

История Фэндома: Интервью с Л. Маккафри (США), 1991

"Должна быть свобода выбора!": Интервью

(Голос магнитогорской молодежи (Магнитогорск).- 1991.- 8-14 окт. — С. 4 5.)

Ларри Маккаффри (45 лет), США, профессор филологического факультета университета города Сан-Диего. Опубликовал несколько книг, автор многих статей. Основное направление курсов, которые ведет Л. МакКаффри, — проявление постмодернизма в различных культурных контекстах.

Корр.: — Мистер МакКаффри, в последнее время на страницах советских фантастических произведении стали затрагиваться вопросы секса, а что можно сказать о литера-туре США?

Л. М.: — Существует много течении фантастической прозы, которые рассматривают различные аспекты сексуальных взаимоотношений полов. Я не знаю, как в СССР, но в США в 50-х годах не было столь пристального внимания к этой стороне жизни. Одним из первых писателей, который обратился к проблеме секса в научной фантастике, был Ж. Ф. Фармер. Позже подключились Грегори Бенфорд, Том Диш, немного У. Гибсон.

Корр.: — Запрет на описание сексуальных отношении был полный или это касалось лишь фантастической литературы?

Л. М.: — Примерно до 1962 года у нас были очень строгие законы относительно того, что касалось порнографии. Те книги, что попали в "черный" список, продавать было нельзя. К примеру, книга Д. Джойса "Улисс" была запрещена в США 10 лет, книга В. Набокова "Лолита" — в течение четырех лет.

Последнее большое дело литературной цензуры касалось В. Берроуза и его книги "Нагой в завтрак". В 62 году цензуре уже не удалось ее запретить, книга просто раскупилась. Когда это выяснилось, наличие запрещающих законов просто потеряло всякий смысл, ведь книги будут все равно публиковаться. Это, конечно, упрощенная картина, на самом деле все гораздо сложнее.

Корр.: А как обстоят дела в других сферах искусства и культуры?

Л. М.: До последнего времени один из наиболее известных фотографов США Роберт Наполфорд с успехом выставлял свои экспозиции во многих галереях, он гомосексуалист и некоторые его фотографии в какой-то мере касались секса гомосексуалистов. И вот директор одного из музеев, где проходила выставка Наполфорда, был арестован, но потом признан невиновным. Тем не менее, сама мысль о том, что человек мог быть осужден за это очень подавляет. Дело в том, что свобода выбора — одна из базовых основ в США. Если люди не хотят это смотреть, пожалуйста, пусть не приходят.

Корр.: Раз вы уж коснулись темы гомосексуализма, то хотелось бы вернуться к научной фантастике.

Л. М.: К проблеме гомосексуализма обратились примерно лет десять назад. До этого писатели вообще не смогли бы опубликоваться, если бы люди знали, что они гомосексуалисты. Существует движение за свободу гомосексуализма, но зародилось в начале 80-х годов. И уже добилось успеха. Многие наконец-то смогли заявить открыто, что они — гомосексуалисты. Это был как выход из чулана. Движение повело активную борьбу с наркотиками, в защиту людей, которых увольняли за гомосексуализм. Но лишь в этом году был принят закон, по которому людей не могут уволить из полиции и армии лишь потому, что они — гомосексуалисты.

Корр.: Вернемся все же к писателям-фантастам.

Л. М.: Они долгое время были в подполье. Большинство людей до сих пор не знают даже, что их любимые писатели-фантасты — гомосексуалисты. Например, В. Берроуз, Том Диш, а Джоана Расс — лесбиянка.

Корр.: Ваше отношение к ним?

Л. М.: Очень противоречивое. Джоану Расе очень люблю. Мне нравится, что она пишет, и совсем не важно, что она лесбиянка.

Корр.: Вам не кажется, что гомосексуализм — это эволюционный тупик и во многом их проблемы надуманы?

Л. М.: Дело не в этом. Скорее всего, проблема в другом. На нашей планете слишком много людей. Конечно, в наших странах на проблему гомосексуализма смотрят с разных точек зрения, но идеал в том, чтобы у каждого была свобода выбора. Даже у нас существует множество законов, запрещающих в той или иной степени гомосексуализм.

Корр.: Кстати, а где живете вы?

Л. М.: Штат, в котором я живу, — Калифорния, — имеет наиболее либеральные законы. Например, Сан-Франциско — центр мужского гомосексуализма. Это наиболее цветущий, красивый и чистый город в США. Сан-Диего — это основной центр лесбиянок. Личный опыт, который я накопил, общаясь с людьми этой категории, показывает, что они нормальные, обыкновенные люди.

Корр.: Мне кажется, что угроза СПИДа должна была подорвать достигнутое доверие к гомосексуалистам?

Л. М.: Да, СПИД нанес тяжелейший удар, усилилась цензура. Усилились репрессии в отношении многих свобод. Общество сдвинулось вправо, на более консервативные тенденции. Стали преобладать милитаристские тенденции. Я считаю, что вообще не должно существовать никакой издательской цензуры.

Корр.: Можете привести пример цензуры?

Л. М.: Пожалуйста. В 1979 вышла первая книга "Неверионские истории", весь цикл состоит из четырех книг. Ее написал черный американец Сэмюэл Р. Дилани. Цикл рассматривал проблему СПИДа на фантастической" почве. Немедленно многие издатели сняли с полок магазинов его книги.

Корр.: Мистер МакКаффри, я вас порядком утомил и поэтому напоследок расскажите немного о своей семье.

Л. М.: Ну, что сказать? Моя жена — профессор американской литературы. Есть сын, он только что закончил колледж и сейчас решает, что делать. Основной курс, который он проходил, это философия, но этим в США заниматься бесполезно. Он планирует отправиться в Таиланд, немного пожить, прийти к какому-либо решению. Кстати, одну из книг мы написали вместе с моей женой.

Корр.: Можно считать, что у вас в семье равноправие?

Л. М.: Я думаю, что моя жена не могла бы это подтвердить.

Корр.: Спасибо за беседу.

Интервью взял Владимир НАУМОВ.

Автограф нашего гостя Ларри Маккафрии.

История Фэндома: Интервью с Р. Кларком (Австралия), 1991

Фэн Кларк / Интервью и дарствен. надпись Р. Кларка на "визитке" клуба "Странник" взял В. Наумов

(Магнитогорский металл (Магнитогорск).- 1991.- 5 окт. — С.?)

С 7 по 15 сентября в Волгограде проходила международная встреча любителей фантастики: писателей, художников, издателей и, конечно же, читателей. Называлась она Волго-Кон-91 [Волгакон — YZ].

В нашей стране такие встречи проводятся только десять лет — в основном, с советскими писателями и художниками-фантастами. За рубежом любители фантастики ежегодно встречаются еще с довоенных лет: первая встреча состоялась в 1939 году в Нью-Йорке. География встреч-конгрессов с каждым годом ширилась: Чикаго и Бостон. Денвер и Торонто, Мельбурн и Гаага. Перерыв был только в годы войны — с 1941 по 1945.

Наконец, в сентябре нынешнего года зарубежные фантасты приехали на конгресс в нашу страну.

Из Магнитки на Волго-Кон-91 ездил член клуба любителей фантастики, обосновавшегося в библиотеке профкома ММК, Владимир Наумов. Фантастической литературой Владимир всерьез увлекся лет пять назад. Тогда и стал он постоянно ездить на встречи читателей с писателями и художниками-фантастами. В их среде у Володи теперь немало добрых знакомых и даже друзей. Во время каждой встречи Наумов обязательно берет интервью у известных писателей, а по возвращении домой приносит их в редакции.

Позавчера В. Наумов уехал на очередную встречу любителей фантастики "Чумацкий шлях", которая началась 3 октября в Киеве. Перед отъездом он зашел к нам в редакцию и принес интервью, которое взял еще в Волгограде у австралийского издателя Рона Кларка.

Рон Кларк — офицер таможенной полиции, редактор фантастического журнала "Ментор", который предоставляет трибуну для дискуссий разного рода всем желающим.

— Мистер Кларк, вы являетесь профессиональным фэном. Что это значит?

Р. КЛАРК: Если вы любите фантастику, то покупаете и собираете книги, покупаете журналы, примерно раз в году выбираетесь на какой-нибудь конвент. Но совсем другое, если все это — ваш образ жизни. Тогда вы ездите на все конвенты (встречи), многие журналы получаете бесплатно, потому что у нас есть прочные связи с другими фэнами, вы ведете обширную переписку с людьми, интересующимися фантастикой, во всем мире.

— Вы выпускаете свой фэнзин "Ментор". Дает ли он прибыль?

Р. КЛАРК: Журнал без цветной обложки стоит три доллара, плюс два доллара 10 центов за пересылку. К вам, в Россию, пересылка обходится в десять долларов. Я затрачиваю примерно 3 тысячи долларов на выпуск фэнзина, а возвращается лишь две тысячи. Так что журнал убыточен. Поэтому я стараюсь налаживать связи со всем миром, чтобы получать письма, информацию, журналы и книги — таким образом выпуск журнала окупается хотя бы в какой-то мере.

— Как ваша жена относится к вашему увлечению? Ведь вы, по существу, тратите на него семейные деньги.

Р. КЛАРК: Моя жена публикует четыре фэнзина. Я и познакомился с ней на одном из конвентов любителей фантастики: она входила в клуб "Стар Трек". Когда мы поженились, я перетащил ее в свой клуб.

— Где печатаете свой журнал?

Р. КЛАРК: Я продал машину, теперь трачу долларов 30 на транспорт. Зато освободилось помещение гаража. Там я установил компьютер, лазерный принтер, ксерокс, библиотеку — в гараже я работаю над журналом.

— Ваша жена домохозяйка?

Р. КЛАРК: Нет, она работает в университете. После работы готовится к завтрашним занятиям, быстренько разделывается с домашними делами и спускается в гараж. Часов в одиннадцать вечера она уже от усталости валится с ног.

— У вас есть дети?

Р. КЛАРК: Конечно — четыре сына.

— Они тоже увлекаются фантастикой?

Р. КЛАРК: Старший приходит из школы в три часа и до позднего вечера играет на компьютере, в основном, в фантастические игры.

— Это не мешает вам заниматься журналом?

Р. КЛАРК: Нисколько: у него свой компьютер, у жены тоже свой — "Макинтош".

— Здорово. Младшие дети не завидуют?

Р. КЛАРК: Зачем им завидовать? У каждого из них свой игровой компьютер, только поменьше, для забавы.

— У вас интересная семья, мистер Кларк. Спасибо за интервью.

Интервью и дарственную надпись Р. Кларка на "визитку" клуба "Странник" взял В. НАУМОВ.

История Фэндома: О И. Харламове (Магнитогорск), 1991

Наумов В. Его страсть

(Магнитогорский металл (Магнитогорск).- 1991.- 23 нояб. — С.?)

Игоря Юрьевича Харламова по имени-отчеству пока называют нечасто. Молодой инженер, он четыре года назад закончил Магнитогорский горно-металлургический институт и с тех пор работает программистом в кислородно-конвертерном цехе комбината. Работа с электронной современной техникой всегда где-то граничит с фантастикой. Но Игорю Харламову и этого оказалось мало.

Еще в 83-м году первокурсником он впервые пришел на заседание институтского клуба любителей фантастики, а через год в городской клуб любителей фантастики и библиотеке профсоюза ММК.

Итак, фантастика стала определяющей линией в его увлечениях. По-прежнему он с удовольствием читает повести Кира Булычева или — "Понедельник начинается в субботу" и "Обитаемый остров". Но кроме этого последовательно изучает творчество братьев Стругацких, начиная с первых романов марсианского цикла и до последних фантасмагорий. Сейчас среди любимых авторов Роберт Говард и Эдгар Берроуз, Айзек Азимов и Филип Фермер, Гарри Гаррисон и Роберт Хаинлайн.

К книгам прибавились кинофильмы, видеофильмы. Он с удовольствием смотрит "Звездные войны" Лукаса, фильмы С. Спилберг, сериал "Безумный Макс", "Терминатор" и "Хищник" с Арнольдом Шварценеггером. Фильмы и книги помогают расширять кругозор. Причем, Игорь не просто смотрит фильмы и залпом прочитывает захватывающие фантастические романы: он ищет более глубокого знакомства с творчеством писателей, режиссеров, актеров. Увлечение книгами и кино не мешает, а помогает изучать историю, географию. Как-то незаметно пришло к Игорю и новое увлечение — нумизматика.

Сегодня Игорь — председатель Всесоюзного Клуба любителей фантастики имени Дж. Лукаса, участник многих всесоюзных конвентов.

В. НАУМОВ.

История Фэндома: Интервью с Р. Брэдбери (США), 1992

Рэй Брэдбери: Непрочитанные книги умеют мстить

(Комсомольская правда (Москва).- 1992.- 4 янв.- (№ 3 (20303)). — С. 3.)

Когда, утром (по-нашему вечером) я позвонил Рэю Брэдбери, в Лос-Анджелес, великий фантаст только что закончил смотреть теленовости и собирался выпить стакан апельсинового сока перед ленчем.

На вопрос, не помешал ли звонок из России утренней гимнастике, мистер Брэдбери сказал, что "этим, знаете ли, занимается моя жена, а я предпочитаю на нее поглядывать и читать газеты".

— Ну, я не буду начинать с того, что вас в России все знают, любят и читают…

— Да, мне об этом уже говорил Михаил Горбачев во время одного из своих визитов в Америку.

— Может, вы рискнете спрогнозировать ближайшее будущее того, что еще недавно было Советским Союзом?

— Вам, находясь там, конечно, это проще сделать. Но, я уверен, вы достаточно безболезненно переживете зиму, а наша страна вам в этом поможет.

— Что вы думаете о марксизме? В двадцатом веке называли Маркса непревзойдённым фантастом.

— Ну во всяком случае нашлись люди, которые отнеслись к его "фантастике" методологически и даже что-то натворили. Марксизм, по-моему, закончился, вам не кажется? По крайней мере умерло то, что понимали пол этим словом те, кто называл Маркса фантастом. Беда Маркса в том, что он считал, будто знает секреты построения безупречного, общества. А их никто не знает. Может, потому и безупречных обществ нет? Если бы мы в США знали чего-нибудь эдакое, не было бы у нас безработицы. Что там говорить! У нас в стране не знают, как тратить деньги, и придумали налоги. У вас не знают, откуда их взять… Все мы по уши в проблемах.

— В августе 92-го вам ислолняется семьдесят два. Что сегодня вы можете назвать самым крупным успехом в вашей жизни и что — неудачей?

— Я прожил замечательную, чудесную, удивительную жизнь и, честное слово, жалеть мне не о чем. Мои самый большой успех — мое творчество. Я написал 25 книг, 300 рассказов, 30 пьес, подготовил 60 телесериалов… Я и сейчас не могу и не хочу бросать писать. В мае, к примеру, еду в Прагу на премьеру моей оперы "451° по Фаренгейту"… А неудач было мало.

— Изменился ли человек со времени рождения Христа, за последние несколько веков и, скажем, в последние двадцать пять лет?

— В чем-то человек стал лучше. Волей-неволей я стану добрее, если для того, чтобы добыть семье чего-нибудь пожевать, мне не понадобится выбираться на мороз и лезть с дубьем на горного козла, а будет достаточно снять трубку и заказать клубнику со льдом! Но стал ли человек разумнее? Отнюдь! Как устраивал войны черт знает зачем, так и продолжает в том же духе. Даже если заранее знает, что войну проиграет.

— Что вы читаете помимо фантастики?

— Я влюблен в фантастику, ибо вырос, читая Уэллса. Обожаю Роберта Хайнлайна, Айзека Азимова, Жюля Верна. А вообще мне нравится Чарлз Диккенс, Джордж Бернард Шоу, Толстой, Достоевский. С удовольствием читаю пьесы Мольера, Хайку, Шекспира.

— Вы Шекспира читаете в подлиннике? Или в "адаптированных" брошюрах?

— Конечно, в подлиннике. Хотя язык, бесспорно, чертовски труден. Аристократы XV века — что с них возьмешь?

— Вы верующий человек?

— Я верю во Вселенную. В ее непознанную и непознаваемую непредсказуемость, Это же с ума сойти! Само ее существование является фактом нелогичным и сверхъестественным! Она невозможна, но она есть. Вы можете своим интеллектом осознать, что это такое? Я нет. И не верьте тому самовлюбленному снобу, который скажет, что может.

— Вам нравится жанр социальной фантастики? Скажем, как вы относитесь к книге Оруэлла "1984 год"?

— Это замечательный жанр, и сам Бог велел мне к нему так относиться, ибо я тоже писал в этом жанре. "451° по Фаренгейту" и книга Оруэлла — вам не кажется, что у них много общего? Идея — та же, и даже фабулы похожи. В американских университетах Оруэлл преподается только параллельно с Брэдбери, считается, что мы дополняем друг друга. Происходило ли то, о чем я писал в этой книге, в жизни? Сотни раз. Три раза сжигали книги в Александрийской библиотеке еще тысячу лет назад. Потом — в гитлеровской Германии, в Китае, в России, в Ирландии уже сейчас. Все страны пережили это, ибо во всех странах были тупые правители. Когда правитель чувствует свое интеллектуальное бессилие, он сжигает книги. Все знают, что это гнусно. А мы все жжем и жжем…

— Какое событие XX века?вы считаете самым фантастическим?

— Без сомнения, приземление астронавтов на Луне в 69-м. Мы думали, что не сможем это сделать. Все думали, и вы думали, что мы не сможем! А мы сделали. И, я уверен, не пройдет и тридцати лет, как мы высадимся на Марсе. И вы, в России, будете в этом деле с нами. Я ни секунды не сомневаюсь, что так будет. Помяните мое слово. Сохраните экземпляр газеты с этим интервью и покажите его году эдак в 2017 вашему сыну. Он оценит справедливость моего прогноза.

— Психологи мира считают, что и Америка, и Европа сейчас возвращаются к "старым добрым ценностям", становятся консервативнее, респектабельнее после "ревущих шестидесятых". Куда же мы идем — вперед, в прошлое, или назад, в будущее?

— Мы вертимся в круговороте либерального и консервативного импульсов. Я либерал и, возможно, во многом избаловал своих четырех дочерей и семерых внуков. Но я счастлив, что мы верим и живем такими "старыми" ценностями, как любовь, дружба, верность.

— Уэллс в свое время назвал Ленина "величайшим мечтателем нашего времени". Как бы вы назвали сегодня Михаила Горбачева?

— Это один из самых великих людей, вообще когда-либо существовавших, и вы ему еще долго должны быть благодарны за те возможности, которые он перед вами открыл. Я ставлю его имя в ряд с такими фамилиями, как Черчилль, де Голль…

— Где, по-вашему, стоит искать самое спокойное место в этом "безумном" мире?

— Внутри самого себя. Вы можете глохнуть от рева моторов в центре Москвы или Лос-Анджелеса, где, как известно, самое крутое движение в мире, и испытывать чувство абсолютного душевного покоя и равновесия. И, наоборот, если ваша голова ломится от мусора проблем, вас не спасет даже необитаемый остров в сотне миль к югу от Гавайских островов.

— Вы, как "творец" старшего поколения, должны не признавать компьютер. А как фантаст — относиться к нему, как к своему детищу. На чем вы создаете свои труды?

— Да, я не очень-то доверяю компьютеру и печатаю на "старушке" машинке "Ай-Би-Эм". Сто двадцать слов в минуту. Оценили?

— Последний вопрос. Где вы справляли Рождество и Новый год?

— Все праздники я провел здесь, в Лос-Анджелесе, с семьей. 1 января ходил с приятелем на футбол (американский. — С. К.).

— Да, чуть не забыл. Знаете, что вам, как фантасту, следовало изменить в своей замечательной Америке? Намекнуть в одном из рассказов, что, мол, неплохо было бы Штатам перейти к метрической системе измерения расстоянии. Во всем мире — километры, а у вас — мили! Нерационально!

— Тут, увы, я могу оказаться бессилен. Упрямая мы, американцы, нация, любим быть оригинальными… "

Беседовал Станислав КУЧЕР.

История Фэндома: "Чумацкий Шлях — 91" (Киев)

Наумов В. "Чумацкий шлях"

(Магнитогорский металл (Магнитогорск).- 1991.- 23 нояб. — С.?)

В середине сентября в Киеве прошел очередной конвент писателей-фантастов, художников, издателей и читателей, предпочитающих в огромном мире книг фантастическую литературу. Магнитогорец Владимир Наумов, только что вернувшийся с подобного конвента из Волгограда, вместе с женой взяли билеты в Киев…

Вместе с нами из Магнитки поехали на "Чумацкий шлях" Я. Санжиева и И. Харламов. Перелет на АН-24 с тремя посадками — аж восемь часов в дороге — был поистине беспримерным, просто фантастикой! Но чего не сделаешь ради встречи с друзьями. "Чумацкий шлях" и этом году — конвент заключительный, и после предыдущей встречи на "Волгаконе-91" был заранее обречен на малочисленность. Так оно и вышло.

В Киеве собрались "фэны" из двадцати городов страны: Одессы, Николаева, Баку, Москвы, Санкт-Петербурга, Винницы… Наша маленькая делегация была самой "восточной". Организовали встречу ребята из киевской команды Е. Шкляревский и Д: Можаев. Все было продумано до мелочей. На вокзалах и в аэропортах дежурили организаторы праздника, приезжих ждали автобусы. Расположились участники конвента в пансионате "Днепровские волны", — в живописном месте на Днепре, в одном корпусе, и это было очень удобно для общения.

Конвент "Чумацкий шлях" вообще проходил в атмосфере домашнего уюта, особенно это чувствовалось при вручении премий. Приз за лучшее произведение украинских писателей в 1990 году вручен Людмиле Козинец за повесть "Разорванная цепь". Интересным было знакомство с ней — молодой писательницей, находящейся в фазе становления. Эта невысокая миловидная женщина после вручения приза крепко взяла в свою руки проведение пресс-конференции, сумев дать отпор сотне "фэнов".

На пресс-конференции выступали писатели Б. Штерн, Н. Пухов, В. Васильев, Л. Вершинин, отвечали на многочисленные вопросы любителей фантастики, рассказывали о своих творческих планах.

После пресс-конференции была организована чудесная поездка но Днепру.

В. НАУМОВ.

История фантастики: Т. Приданникова: "Готический роман…" (1991)

Приданникова Т. Готический роман — что это такое?

(Голос магнитогорской молодежи (Магнитогорск).- 1991.- 8-14 окт. — С. 4 5.)

Готический роман (анг. The Gothic novel) — роман "ужасов и тайн", — появился в западно-европейской и американской литературе второй половины 18 и первой половины 19 веков. Отличительными чертами готического романа явились тематика и философия "мирового зла" и изображение сверхестественного, загадочного, мрачного. Сюжеты, как правило сводятся к таинственным преступлениям, герои отмечены печатью рока и демонизма.

Создали готический роман английские писатели Гораций Уолпол, Анне Рэдклиф, Уильям Бекфорд, М. Льюис, Мэтьюрин, во Франции в этом жанре успешно работал Жак Казот. Готический роман оказал влияние на становление европейского романтизма (Байрон, Скотт, Гофман) и американского (Эдгар По).

"Замок Отранто" Горация Уолпола открывает собой длинную серию популярного "готического романа", развитых Вальтером Скоттом в средневековые романы. Он относится к эпохе "предромантизма".

Гораций Уолпол (1717–1797), — сын английского премьер-министра сэра Роберта Уолпола, графа Оксфордского, — окончил аристократический колледж в Итоне, учился в Кембридже, потом работал профессором Кембриджского университета и был выдающимся знатоком средневековой старины, сыграл существенную роль в художественном развитии возрождения "готики". В те времена термин "готический" был синонимом "варварский", т. е. принадлежащий гота, разрушившим античную культуру и классическое искусство. Уолпол даже свой дом перестроил в "готическом стиле". Эти увлечения "готикой" проявились и в его последующих книгах, ярким представителем которых явился роман "Замок Отранто" (1764 г.). Автор рассматривает роман как попытку синтеза двух типов романов — старинного и современного, фантастического и реального. Из рецензии Вальтера Скотта: "…в "Замке Отранто" он стремился соединить рассказ о невероятных событиях" и величавую манеру повествования, свойственную старинным рыцарским романам, с тем тщательным изображением персонажей и борьбе чувств и страстей, которое отличает или должно отличать роман нового времени… Эта фантастическая повесть по справедливости была оценена не только как первая и удачная попытка создать некий новый литературный жанр, но и как одно из образцов произведений нашей развлекательной прозы".

Начало романа стремительно: гигантский шлем с черными перьями похожий на шлем черной мраморной статуи Альфонсо в его усыпальнице падает посреди замкового двора и убивает своей тяжестью Конрада в утро его свадьбы с Изабеллой, Дальше чудеса следуют за чудесами. В одной из комнат замка появляются закованные в железо рука и нога невадомого гигантского рыцаря. Портрет Рикардо сходит со стены, чтобы остановить своего внука, преследующего Изабеллу. Когда потомок и законный наследник Альфонсо приходит в его надгродную часовню для свидания с дочерью Манфреда, из носа каменной статуи падают кровавые капли.

Здесь превалирует идея "рока", справедливого морального возмездия. Главное художественное значение имеет в романе сам средневековой замок. По словам Вальтера Скотта: "Никогда, быть может, феодальная тирания не была олицетворена лучше, чем в образе Манфреда. Он отважен, хитер, коварен, честолюбив, как многие властители тех мрачных варварских времен, но не лишен остатков совести и естественных чувств, что заставляет нас до известной степени сочувствовать ему, когда гордыня его иссякнет, а его род гибнет. Благочестивый монах и кроткая Ипполита удачно противопоставлены себялюбивому и деспотичному князю. Теодор обычный, юный герой романтической истории, Матильда же полна такой нежной прелести, какой редко отличаются герои подобных сочинений". Разговоры слуг выдержаны в комическом бытовом тоне.

В 18 веке роман неоднократно переиздавали, переводили на все европейские языки, была масса подражаний, например, повесть Клары Рив "Старый английский барон" или романы Анны Рэдклифф "Удольфские тайны" и "Итальянец". В романах последней был существенно развит образ узурпатора Манфреда из "Замка Отранто". Историческая сторона этого романа получила дальнейшее развитие в романах Вальтера Скотта "Айвенго" и др. Техника сюжетной тайны (рождения или преступления) развивалась в романах Диккенса "Холодный Дом", "Тайна Эдвина Друда" и Уилки Коллинза "Женщина в белом", "Лунный камень".

Другим произведением Уолпола была трагедия "Таинственная мать" (1769), написанная также в стиле "готики". Действие в ней перенесено в обстановку условного средневековья. Тайной является кровосмесительная связь героини, графини Нарбонской, которая в день кончины мужа соблазняет собственного сына, переодевшись в платье своей камеристки, его возлюбленной, плодом их встречи является Аделиза, которую мать воспитывает в незнании этой тайны, проводя все свои дни в покаяниях и молитвах. Возвращение сына, также оставшегося в неведении о причине своего изгнания из замка, и его любовь к своей дочери и сестре Аделизе приводит к раскрытию тайны графини и к трагической развязке.

Таким образом превращение рокового возмездия античной трагедии в темную, непреодолимую для человеческой воли таинственную силу характера для готических традиций эпохи романтизма.

Уильям Бекфорд (1760–1844) — зачинатель романтического ориентализма, романтики востока. Его предки жили на Ямайке, потом в Англии, его отец был лордом — мэром Лондона. Уильям состоял в родстве по линии матери со знаменитой Эммой Гамильтон (женой посла Англии в Неаполе и возлюбленной адмирала Нельсона). Он был самым богатым сыном после смерти отца в Англии. Зная множество иностранных языков, юриспруденцию, философию и прочее, объездил всю Европу в молодости. Политический скандал, раздутый его противниками, не дал ему сделать карьеру.

Бекфорд написал множество путевых очерков и заметок во время своих путешествии, сделал много переводов сказок типа "Тысячи и одной ночи". "Ватек", — единственное произведение Бекфорда, пережившее его автора, написан в 1782 году.

Халиф Ватек вслед за своей матерью, колдуньей Каратис, постепенно все более подчиняется власти демонических сил, завлекающих его после длинного ряда кровавых преступлении в "пламенные чертоги" Элбиса, падшего ангела, Люцифера мусульманской мифологии, где он находит заслуженную кару. Жестокие, страшные и отвратительные сцены, участником которых он становится на пути своем к гибели, является воплощением зла, царящего на земле. Гибель Ватека порождена его гордыней, тщеславием, жаждой наслаждения, безграничным своеволием — его демоническим аморализмом. Но по традиции обязательна и мораль. В романе она звучит так: "Такова была и такова должна быть кара за разнузданность страстей и за жестокость деяний; таково будет наказание слепого любопытства тех, кто стремится проникнуть за пределы, положенные создателем познанию человека; таково наказание самонадеянности, которая хочет достигнуть знаний, доступных лишь существам высшего порядка, и достигает лишь безумной гордыни, не замечая, что удел человека — быть смиренным и несведущим".

Влияние Бекфорда сказалось на творчестве Байрона ("Чайльд-Гарольд", "Гяур").

Жак Казот, французский писатель (1719), учился в колледже иезуитов, изучал право. В 1741 году пробует силы в литературе. Много путешествовал, жил на острове Мартиника 12 лет. В 1759 году вернулся во Францию. В последние годы жизни стал членом "Масонского ордена".

Его "Волшебные сказки "Кошачья лапка" (1741) и "Тысяча и одна глупость" (1742) — восточная экзотика и фантастика с налетом эротики. Позже были написаны поэмы "Новая Рамеида", "Ольвье", романы "Импровизированный лорд", "Ракель, или Прекрасная иудейка". Последнее произведение Казота — "Продолжение 1001 ночи".

Повесть "Влюбленный дьявол" — первое по времени романтическое повествование с элементами фантастики того времени: увлечения алхимией, магией и Каббалой, поиски "философского камня". В этих повествованиях мир сильфид, эльфов, "духов стихий". Они присутствуют в душе человека и являются ему воплоти. Мир духов в повести выступает как реально существующий. Все действие "Влюбленного дьявола" строится на борьбе дона Альвара, воспитанного в добрых традициях здравого смысла и дворянского кодекса чести, с иррациональным началом, воплощенным в его соблазнительнице Бьондетте создании, порожденном его собственным случайным капризом и самоуверенным бахвальством во время таинственного приключения в развалинах Портичи.

Эта повесть дала толчок для подражания Шарлю Нодье в новеллах "Трильби", "Смарра" и других, Женуару де Нервалю, Бодлеру, Аполлинеру.

Более поздние создателем готических романов был Густав Майринк (1868 1932), незаконнорожденный сын актрисы Марииг Майер и государственного министра Карла фон Фарнвюллера. Путешествуя с театром, в котором работала мать, Густав учится в гимназиях Мюнхена, Гамбурга и Праги. В 1888 году окончил Торговую Академию в Праге. Во время путешествии по Европе встречается с разными представителями европейских оккультных школ, в частности с группой Джулиано Креммерца "Цепь Мириам". Эта встреча отразилась в дальнейшем в произведениях, связанных с идеями и техникой школы Креммерца, особенно на романе "Голем", который вышел в 1915 году и принес тут же автору невероятный успех.

По нему ставились спектакли и снимались экспрессионистские фильмы. Сразу же после этого Майринк публикует роман "Зеленый лик" и сборник рассказов "Летучие мыши". В 1917 году пишет роман "Вальпургиева ночь", в 1921 — роман "Белый Доминиканец", а в 1927 году последнюю книгу "Ангел западного окна". За это же время издает пять томов учрежденной им самим серии "Романы и книги о магии".

В романе "Голем" пропорции между таинственным миром потустороннего, социальным гротеском, детективным сюжетом наиболее совершенны. В романе описывается фантастическая история, в которой начало совпадает с концом, образуя замкнутый иероглиф тайны. Этот аспект творчества идентичен его жизни: вечное отражение в ритмическом возвращении одного и того же, облекаясь в различные внешние маски.

В центре романа "Вальпургиева ночь" также демонический мир "скорлупы", в котором почти нет места духовным персонажам. Здесь Майринк описывает инфернальностью происходящего, гротескную чудовищность обычного, лишенного зерна истинно духовной жизни.

Символ романа — бродячий актер Цркалдо (по-чешски "зеркало"), т. е. это психическое зеркало, здесь он такой же, как Голем, разоблачающий и тревожный труп. Каждому персонажу, с которым Цркалдо сталкивается, он показывается в обличий некоего человека, образ которого тревожит душу персонажа в связи с какой-либо тяжкой виной, терзающей его. Например, барон Эльзенвангер видит в нем брата, у которого он отнял наследство; пражские рабочие-анархисты видят в нем Яна Жижку, бунтаря и вождя гуситов, и делают его своим вождем востания.

Только персонажам, чья душа чиста, Цркалдо представляется образом любимого (Богемская Лиза) или Ламаистом из Средней Империи (Флугбейль), открывая перед ними завесу в иной мир.

В конце романа все воплощения Цркадло сливаются в фигуру Люцифера, истинного хозяина мира "скорлуп". Он ведет пустые "скорлупы" градчинской аристократии (графиня Зарадка, барон Эльзенвангер, советник фон Ширндинг и другие) к решающей черте — космической Вальпургиевой ночи и над миром раздается грохот барабана Люцифера. Здесь Градчина — это мир аристократов, и Люцифер ведет туда рабочих и завистливых лакеев из Праги для завоевания Градчины толпой, которую Майринк так же считает только "скорлупами" без содержания, как и аристократов.

Густав Майринк относится к литераторам, творческий жанр которых можно определить как "черный романтизм". К ним относятся также немец Эверест, австриец Кубин, французы Рэ, Сеньоль, американец Лавкрафт, русские Соллогуб, Андреев и другие. Продолжают эту традицию во второй половине 19 века Эдгар По, Нерваль, Лотреамон, Бодлер, Гюисманс, Уайльлд. "Черный романтизм" лежит у истоков "черной фантастики" 20 века (Хичкок, Блох) и сюрреализма. В последнее время многие писатели возвращаются к этому жанру. Современные создатели произведений в жанре "черного романтизма" — фильм ужасов "Ребенок Розмари" Романа Полянского, роман Д. Зельцера "Знамение" и другие.

Татьяна ПРИДАННИКОВА.

приз роману Эдуарда Гаваркана "Солнечная гора";)

"КП" за 1 сентября 2000 (с.13): "Сегодня писателей-фантастов немало. Но кто же лучший? Для того, чтобы это выяснить, и собрадись на днях писатели, журнеалисты, философы, историки и публицисты в выставочном зале "Галерея Нагорная" на церемонии вручения литературной премии "Филигрань-2000". Особенность премии в том, что жюри состояло полностью из криотиков, которые, как считают организаторы премии, могут быть самыми объективными судьями. Организаторы и спонсоры награждения — литературно-философская премия "Бастион", сетевой литературно-политический журнал "Русский Удод", исторический журнал "Русское средневековье" и издательство "Мануфактура"… […] "Малая филигрань" была вручена писателю Александру Громову за его роман "Шаг вправо, шаг влево", а "Большую Филигрань" получил Эдуард Гаваркян я его романом "Солнечная гора".

Нда. Интересные, видать, ребята — эти "Русский Урод", издательство "Макулатура" и "Русское Средиземье" со своими большими и малыми "Фисгармонями". Или это не они, а автор заметки (Дашпа Курдявцева) так обошлась с именами и названиями (правда, у Громова хоть имя не тронули, только название романа). Не могу не сказать, чтоб Громов не заслуживал приз — но за что так коверкать?.

А вообще, что за новости? из-под какого шкафа вылезли эти критики-оценщики Почему впервые про них я узнаю из газеты, а не из эхи?..

With regards and a nice smile,)

Pavel

* Origin: Nuffink personal, lydy. Just me job. (c) Executioner (2:5020/194.90)

— UNREG

UNREG * Origin: Тучность — вежливость королей! (2:5020/194.90)

[20] Фантастика: книги/события/мнения (2:5020/6140)

RU.SF.NEWS

Msg: 80 of 100

From: Yuri Zubakin 2:5010/30.47 11 Sep 00 00:51:00

To: All

История Фэндома: Устав КЛФ "Странник" (Магнитогорск), 1985

Здравствуйте, All!

Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

Среди прочего — интервью с известным библиографом и переводчиком фантастики Б. Миловидовым — ныне покойным. Мне передали, что Борис Завгородний в Волгограде готовит выпуск книги памяти Бори Миловидова — завтра отправлю это интервью насколько знаю, оно нигде не публиковалось…

Все выложу на www.tree.boom.ru

УСТАВ клуба любителей фантастики библиотеки профкома ММК

ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Клуб любителей фантастики объединяет людей, активно участвующих в популяризации прогрессивных идей научной фантастики, приобщает новых его членов к лучшим образцам фантастической литературы.

ЗАДАЧИ КЛФ

1. Пропаганда лучшей литературы по фантастике, особенно среди молодежи.

2. Организация работа КЛФ

а) Работа клуба осуществляется согласно заранее разработанному и утвержденному общим собранием перспективному плану.

б) Перспективный план общей работы клуба составляется на год.

в) Заседания клуба проводится в заранее согласованный день, установленный в начале года и не менее 1 раза в месяц.

3. Организационное строение КЛФ

а) Высшим органам КЛФ является собрание членов клуба

б) Клуб осуществляет свою деятельность под руководством выборных лиц (председателя и "Совета") из состава членов КЛФ.

в) Председатель и Совет КЛФ избираются на общем собрании сроком на 1 год.

4 Порядок приема в КЛФ

Членом клуба может стать любой читатель, проявляющий интерес к фантастической литературе и деятельности КЛФ.

Данный Устав утвержден общим собранием КДФ 16 мая 1985 года.

Эмблема прилагается.

История Фэндома: "Интерпресскон-98"

Приданникова Т. Что это за зверь такой — "Интерпресскон"?

(Городское время (Магнитогорск).- 1998.- 13 июля.- (№ 7). — С. 2.)

Если бы мне сейчас задали такой вопрос, я смогла бы произнести в ответ только "О!!!". И в это восклицание вместилось бы и то, что это одна из самых известных ежегодных конференций в области фантастики; и то, что я там встречаюсь с ведущими писателями, переводчиками, критиками и издателями России и зарубежья, специализирующихся в области фантастики; и семинары с пресс-конференциями писателей и издателей; и премии за лучшие произведения года "Бронзовая Улитка" и " Интерпресскон"; и самое для меня главное — встреча со старыми и новыми друзьями и единомышленниками, ибо для нас нет выше литературы, чем фантастика. Тем же, кто ее активно не любит, тот может дальше мой материал не читать.

Родился конвент в 1991 году в Санкт-Петербурге. Отцом-основателем его был Александр Сидорович, ну, а мамой, конечно, фантастика. А в 1992 Саша Сидорович, или просто Сидор для друзей, учредил премию "Бронзовая Улитка", лауреатов которой определяет единолично Борис Натанович Стругацкий. Первыми лауреатами ее в 1992 году стали Михаил Успенский за роман "Чугунный всадник"; Михаил Веллер за рассказ "Хочу в Париж" и Сергей Переслегин за критику. В следующем году Сидор понял, что без "гласа народа" не обойтись, и родилась еще одна премия "Интерпресскон", лауреаты которой определяются путем прямого тайного голосования всех участников конференции. Первыми среди них были Василий Звягинцев за роман "Одессей покидает Итаку", Виктор Пелевин — дважды за повесть "Омон Ра" и рассказ "Принц Госплана", а также Роман Арбитман за критику.

Прошло семь лет. Конвент живет и совершенствуется. Премий добавилось, лауреатов уже столько, что никакой газетной статьи не хватит их перечислять.

В этом году "гвоздем" программы "Интерпресскона — 98" был почетный гость знаменитый американский писатель Гарри Гаррисон. Мэтр мировой фантастики оказался своим в доску парнем, несмотря на возраст. Как-никак ему уже 73 года, но это никак не мешало ему пить со всеми водку и запивать ее пивом, что даже не каждый русский-то делает. Результат не заставил себя ждать, — на третий день конвента пришлось вызвать бригаду медиков, чтобы снять похмельный синдром, но свой парень Гарри не сдался и продолжал свои эксперименты со спиртным. По этому поводу родилась крылатая фраза: "Сколько водки не пей — русским не станешь". Мэтр вручил премию за лучший дебют и провел "мастер-класс" для всех желающих. Приезжал он с женой Джоан, очень милой изящной женщиной, которая посвятила ему всю свою жизнь. Сопровождал их везде литагент и переводчик Александр Корженевский.

По программе конвента во второй день состоялась "раздача слонов", то бишь премий "Бронзовая Улитка" и "Интерпресскон".

Борис Натанович Стругатский [Стругацкий — YZ] вручил свои премии Евгению Лукину за эссе "Декрет об отмене глагола"; Андрею Лазарчуку и Михаилу Успенскому за рассказ "Желтая подводная лодка", "Комсомолец Мордовии" ["Желтая подводная лодка "Комсомолец Мордовии" — YZ]; Елене Хаецкой за повесть "Мракобкс" и Борису Штерну за роман "Эфиоп".

А вот премий "Интерпресскон" стало значительно больше: лучший роман "Посмотри в глаза чудовищ" Андрея Лазарчука и Михаила Успенского, повесть "Тупапау, или Сказка о злой жене" Евгения и Любови Лукиных, рассказ "Смерть Ивана Ильича" Вячеслава Рыбакова, миниатюра "Антиникотиновое" Святослава Логинова, эссе — "Декрет об отмене глагола" Евгения Лукина, дебютный роман "Наследник Алвисида" Андрея Легостаева, создатель книжных обложек — Анатолий Дубовик, создатель текстовых иллюстраций — Всеволод Мартыненко, издательство "АСТ".

Генеральным спонсором в этом году было издательство "Северо-Запад", спонсорами — издательства "АСТ", "ЭКСМО" и "Лань".

Докладов было прочитано много. Об особенностях "текущего момента" в издании фантастики рассуждали Василий Владимирский и Николай Романецкий; о жанре "хоррор" в нашей литературе рассказывал Святослав Логинов; Сергей Переслегин посвятил свой доклад проблеме взаимодействия изящной словесности и реальной жизни; Михаил Нахмансон (Ахманов) в своем докладе поведал нам о причинах отказа инопланетян от контактов с людьми, а Дмитрий Сатаков и Антон Первушин разбирали произведения Виктора Пелевина и сборник "Время учеников — 2".

Издательство "Северо-запад" на своей пресс-конференции поделилось своими планами выпуска книг. В ближайшем будущем нам следует ждать встреч с книгами Кита Лаумера, Сэмюэля Дилени, Кэролайн Черри, Кена Като, Кетрин Керр и Микаэлы Ресснер. Поклонники фэнтези встретятся с томами Тэнит Ли, Мерседес Лэки, Барбары Хэмбли, Майкла Муркока, Джона М. Робертса, Ги Кея и пол-ное собрсние сочинений Роберта Говарда. Тома выйдут в традиционных "желтых" суперобложках. В жанре фэнтезийного боевика будут изданы "Конон", "Кулл", "Хроники Ричарда Блейда" и серия "Перекресток миров", в которую войдут произведения Михаила Ахманова, Андрея Дашкова, Антона Первушина, Константина Бояндина.

Из неформальных мероприятий запомнилась уха на берегу финского залива, ведь конвент проходил в Разливе под Санкт-Петербергом (правда, по ленинским местам не ходили, некогда было). Рыбу, конечно, никто не ловил. Во-первых, залив был еще в ледовой крошке, а, во-вторых, когда бы это и кто делал? Поэтому поступили просто: купили две большие рыбины в магазине, немного подумав, присовокупили к ним… курицу. Ни разу такой ухи не пробовали? Рекомендую, очень вкусно, особенно в сосновом бору на берегу Финского залива. Кроме этого, нам больше всего понравилась парилка в бане, куда все рвались просто в драку. Были даже большие обиды, когда некоторым не хватало времени. А уж в баре все оттянулись на славу. Танцы были до упаду в прямом смысле слова. Очень резвые танцевали на столе, что закончилось для них синяками от падения с оного. Могу похвастаться, что танцевала с Гарри Гаррисоном. Правда, поняла, что он не большой любитель танцев, да и от накрытого стола далеко уходить не хотел. Но прецедент был. Писатели нашей страны приехали "кучно": Б. Стругацкий, В. Рыбаков, А. Етоев, А. Измайлов, С. Логинов, Н. Ютанов, А. Балабуха, Э. Геворкян, В. Головачев, А. Громов, С. Лукьяненко, Н. Романецкий, Е. Харитонов, А. Щербак-Жуков, Е. Лукин, Ю. Брайдер, Н. Чадович, Е. Дрозд, М. Успенский, Г. Олди (Д. Громов и О. Ладыженский), В. Васильев, Д. Трускиновская, Ю. Буркин. Было выпито немеренное количество пива "Балтика", в основном № 3 и, конечно, более крепких спиртных напитков; а уж разговорам и конца не было, да так, что у меня голос пропал. Так и шипела два последних дня.

В ближайшее время можно поехать в Одессу в конце августа на "Фанкон" или в конце сентября в тот же Санкт-Петербург на "Станник" ["Странник" — YZ]. Но — это уже совсем другая история. И финансы, финансы, финансы…

Заканчивать этот рассказ на грустной ноте не буду, ведь еще не вечер и жизнь не кончилась, ибо, расставаясь на каждом конвенте, мы говорим друг другу: "Где-нибудь обязательно увидимся!". Так и случается. До свидания, дорогой читатель, еще встретимся!

Т. Приданникова

на фотографиях:

слева Г.Гарриссон [Гаррисон — YZ] с супругой ч переводчикам, справа В. Головачев

История Фэндома: КЛФ "Странник": Открытое письмо Ю. Медведеву

Открытое письмо Ю. Медведеву. — Б. м., б. г.- 2 с

Нас, магнитогорских любителей фантастики, объединенных в КЛФ "Странник", вынудили обратиться к вам следующие обстоятельства.

В повести "Протей", помещенной в сборнике "Простая тайна" ("Школа Ефремова". Сборник фантастических произведений. Сост. И. Ткаченко. Отв. ред. С. Павлов. М., "Молодая гвардия", 1988) мы обратили внимание на эпизод, очень слабо связанный с остальным сюжетом. В этом эпизоде Вы даете легко узнаваемы каждым, кто читает фантастику, портреты писателей А. и Б. Стругацких и предъявляете им крайне серьезные обвинения.

Не вдаваясь в суть этих разногласий, которые возникли между Стругацкими и Вами, мы хотели обратить внимание на следующие стороны Вашего поступка.

Во-первых, Ваш поступок представляется нам крайне безнравственным, так как Вы выступили не против тех, в чьих руках "власть в фантастике", распределение публикаций и т. п. Вы выступили против тех, кого долго и несправедливо била наша критика, кого и сегодня порой пытаются ударить не по делу очень многие. Такая позиция не делает чести человеку.

Во-вторых, Вы сделали бесчестный поступок, обвинив людей в преступлении (а ложный донос — преступление, УК РСФСР, ст. 180), но не предоставив ни единого доказательства своего обвинения. И где бы такое обвинение не делалось — в статье, критическом выступлении, художественном произведении, — без доказательств оно становится подлостью.

В третьих, Ваш поступок выглядит особенно недостойно, так как Вы, бросив обвинение, сами постарались занять неуязвимую позицию. Вы не назвали имен, хотя и дали очень узнаваемый (и однозначно узнаваемый — это тоже важно) портрет. Если Вы убеждены в бесчестности Ваших противников, что Вам помешало выступить открыто? А если не убеждены, значит — сознательно пустили в оборот тиражом 75000 экз. сплетню, слух, навет.

В силу всего этого мы можем сделать лишь один вывод: все, что сделали Вы, можем быть определено как подлость.

Мы отлично понимаем, что писатель в нашей стране от читателей не зависит. Мы понимаем, что наше отношение к Вашим поступкам и Вашим книгам никак не поколеблет ни Вашего материального положения, ни Ваших представлений о себе. Мы бессильны чем-либо, кроме этого письма, наказать Вас за совершенную подлость. В этом плане Вы неуязвимы.

Но у нас есть одна возможность. Наш клуб проводит определенную работу по пропаганде фантастики на предприятиях города, в учебных заведениях, в молодежных организациях. И мы считаем своим долгом предупредить Вас о том, какую оценку будем давать Вашей позиции в этом споре, Вашим действиям, несовместимым, на наш взгляд, с действиями элементарно порядочного человека.

Это письмо не только предупреждение. Возможно, у Вас есть какие-то оправдания, на Ваш взгляд, соображения. Или публично принести извинения писателям Стругацким.

Члены клуба любителей фантастики "Странник" г. Магнитогорска:

Пимштейн

Пермяков

Харламов

Гаврилин

Ворфоломеев

Калинина

Наумов

Гриневич

Сычев

Сорокина

Михайлова

Александров

Черкасов

Ворфоломеева

Приданникова

История Фэндома: Интервью с Б. Миловидовым (1991)

Интервью с Борисом Миловидовым

(Ленинград, "Сизиф", "Измерение Ф", "Оверсан", "Оверлайд", "Солярис", "Золотой век")

"Интерпресскон-91" Ленинград, 1991 г.

Вопрос: Как давно ты пришел в фантастику? Твои детские кумиры?

Б.М.: В фантастику пришел в 62 году. Детские кумиры: Колпаков и Михаил Герчик "Лети, Икар!" (была такая повестушка в газете "Искорка" в Ленинграде). Тогда я понял, что фантастика — не просто литература, а именно что-то отдельное. Та же повесть "Лети, Икар!" — это такая космическая опера, в общем-то бредятика, вроде "Гриады" Колпакова, но тогда читалось, как потрясение — какие-то монстры, чудовища, звездолетчики. Для ребенка это было прекрасное чтение, другой мир в литературе. Беляев и Ефремов для меня тогда не воспринимались, как фантастика.

Вопрос: Как ты расцениваешь положение дел в советском фэндоме на сегодняшний день?

Б.М.: К фэндому я практически не имею никакого отношения, я всегда был сам по себе. Но меня в фэндоме знают очень давно.

Вопрос: Сейчас пошла волна переводной и советской фантастики. Как ты оцениваешь это: качественным или количественным скачком?

Б.М.: Честно говоря, это, конечно, количественный, а не качественный скачок. Очень мало хороших переводов и хороших текстов. Идет пиратство на самиздат. Я могу сказать совершенно авторитетно хотя бы потому, что в самиздате перевод романа Бестера "Тигр! Тигр!" — мой. А тот, который вышел, так Баканов у меня его украл и испохабил. Есть такой фэн из Омска Сергей Павлов, он сверял текст моего перевода и Бакановского. По поводу так называемых "набитых" столов у советских писателей-фантастов — это пустой звук. Я занимаюсь издательской деятельностью и найти хорошую вещь очень трудно — их нет. Все, что можно было напечатать, уже напечатали. Авторы сейчас не успевают писать. Пошли боевики, эротика, взять того же Вилли Конна, или Малышева. Это не литература, но и эту раскупают, к сожалению. А вот Столяров написал прекрасный роман "Монахи под луной", изумительный роман, меня он просто потряс. А напечатать его сложно, это трудная литература, не коммерческая. Всякое дерьмо печатать могут, а вот хорошие произведения могут не понять. Поэтому идет ориентация на переводную литературу: лучше напечатать плохого Гаррисона, но у него есть имя.

Положение дел в советском фэндоме я никак не оцениваю, так как пока не очень хорошо понимаю, что такое фэндом. Кучка людей, объединенных общими интересами? Попытка все как-то формализовать? Это несерьезно. У нас еще нет культуры фэндома. "Аэлиты", да и тот же "Интерпресскон" — это хаос. Зачастую присутствуют случайные люди, низкий уровень организации. На западе коны готовятся несколько лет. У меня есть книга о конвентах, которые проводились на западе в 90-м году. Это такой здоровый талмуд, который раздается всем учатникам. Куча почетных членов, даны их биографии, свежий рассказ каждого из них.

Вопрос: Ваши издательские планы?

Б.М.: Выходит книга Хайнлайна "Свободное владение Фарнхэма", уже есть корректура. "Оверлайд" издает Согрин, вышло уже три выпуска, в следующем будет Нортон, по-моему, что-то еще. Он сейчас издает журнал. В этом сборнике кроме Хайнлайна будет еще куча вещей листов на 10 печатных. Все это бывшие ФЛП, но качественный перевод. Выходит Андерсон, Брайан Олдис, Джоана Расс, Фриц Лейбер и т. д.

Вопрос: Не собираетесь ли вы выходить на международный рынок?

Б.М.: Как получится, от меня это не зависит.

Вопрос: Ваши литературные пристрастия в фантастике?

Б.М.: Я люблю хорошую литературу. Вне зависимости от жанра. Я читаю по-английски, по-польски и на любом практически славянском языке. Есть из чего выбирать.

История Фэндома: Интервью с Б. Завгородним (1991)

ИНТЕРВЬЮ С БОРИСОМ ЗАВГОРОДНИМ

"Интерпресскон-91" Ленинград, 1991

Как давно ты пришел в фантастику? Твои детские кумиры?

Б.З.: Мне было года три или пять, я смутно помню, жил я тогда в Сталинграде. Первые воспоминания детства — умер Сталин и помню, как его развенчали. Мы, пацаны, бегали тогда толпой по своему поселку, сняв трусы и размахивая ими, и кричали: "Сталин — дурак, Сталин — дурак!" Нам это тогда разрешили. Вот в это время я увидел, что с неба падает звезда и побежал туда, где она, как я предполагал, упала. Мне показалось, что она упала в подвальную нишу около дома под решетку. Подошли туда, открыли… и достали оттуда звезду. Вот тогда я поверил в фантастику. А звезда была с макушки елки, кто-то ее выбросил в Новый год. Но я тогда поверил. Потом мне кто-то принес книгу Лагина. Три романа там. Я ее украл. И так началась моя библиотека фантастики.

В детстве моими кумирами были Стругацкие. Я прочел "Хищные вещи века" и окончательно увлекся фантастикой. В нашей детской библиотеке почти не было фантастики и мама меня записала в какой-то подпольный абортарий (ну просто он в подвале находился). Там была библиотека при женской консультации. Я туда ходил, но мне твердо говорили: "Мальчик, без мамы можешь ходить, но не смотри по сторонам". А там были развешены какие-то скабрезные картинки. К тому времени я вырос, мне этого уже не хватало. Я вышел на районную библиотеку, но она не принимала детей. Но я все-таки добился, чтобы нас с другом туда приняли.

Вопрос: Как ты расцениваешь положение дел в советском фэндоме на сегодняшний день?

Б.З.: Положение это, честно говоря, хреновое. Мы продолжаем быть элитой. И остаемся чудаками на букву "М" в узком кругу. Возьмите любой город — сколько нас там? Все равно очень мало. Это плохо. Дай Бог состояться Волгакону. Это, конечно, не Еврокон, но дай Бог! По моим подсчетам будет только 150 человек с запада. Дай Бог им приехать сюда. Хотел приехать Ричард Куртис, литагент, один из самых известных в мире, сюда, на "Интерпресскон", но не смог из-за Саддамки этого.

Вопрос: Не пишешь ли ты мемуары?

Б.З.: Мемуары я, конечно, не пишу. Я вообще ничего не пишу — ленивый. Очень. И предпочитаю фольклорное творчество. На писанину просто рука не поднимается.

Интервью взял Владимир Наумов

Расшифровка Татьяны Приданниковой

КЛФ "Странник" Магнитогорск

История фантастики: Т. Приданникова "По ком звучит "Реквием"?"

Приданникова Т. По ком звучит "Реквием"?

(Голос магнитогорской молодежи (Магнитогорск).- 1992.- 19–25 марта.- (№ 12 (77)). — С. 5.)

НА ОСЕННИЙ брянский лес обрушивается беда — нашествие пауков, жизнь леса погибла. Флуктуация? Но следом идет беда страшнее — куда-то "утекает" электроэнергия линии электропередач: жизни людей в опасности…

Так начинается фантастический роман Василия Головачева "Реквием машине времени" в одноименном сборнике, выпущенном в 1991 году издательством "Молодая гвардия". Роман этот о бездумном отношении ученых как нашего, так и последующих поколений к опытам со временем и пространством. Наши далекие потомки, проводя опыт с "бурением" времени, что-то упустили в эксперименте, и "временной бур" пошел вразнос, "провалился" в самое начало времени, к моменту рождения Вселенной, и, возможно, именно в этом причина Большого Взрыва, взрыва космического "яйца", породившего нашу Вселенную!" (с. 277). В работу по спасению Вселенной включены не только люди их XX столетия, но и из последующих, а также какие-то неведомые, так до конца и не определяемые автором, силы, или, как говорят сами эти существа: "В лексиконе человечества нет слов, чтобы выразить такое понятие. Оно появится примерно через четыре миллиарда лет после вас. Значит, вы все-таки из будущего? Наши потомки? — В какой-то мере…" (с. 295). Но спасать Вселенную будет все-таки человек не каких-то слишком далеких эпох, а их XXII века. Повесть В. Головачева увлекательна, держит в постоянном напряжении читателя. Фантастика и реально существующие идеи физики переплетены очень туго, и часто трудно понять, где кончается вымысел и начинаются основы теории времени-пространства.

Второй роман сборника — "Анастасия" Александра Бушкова. Это — героическая антиутопия: пять веков назад"…взбесился весь мир, само пространство и время, законы природы вдруг перестали действовать, сменились новыми, о которых мы до того не подозревали. В разных концах земного шара помаленьку происходило то, что хотелось назвать чудесами, это нарастало, как лавина и целые города проваливались в ничто, звезды плясали на небе, над Эйфелевой башней носились птеродактили, а в Марсельскую гавань вошел фрегат египетской эскадры Наполеона, у людей вырастали хвосты, дождь изливался с земли в небеса или струился над землей, как река, железо становилось мягким, животные разговаривали… Быть может, у Природы есть какой-то свой стоп-кран, предохранитель, "средство; которым она при крайней нужде спасает себя — в том числе и от людей…" (с. 343). Человечество отброшено назад в своем развитии. XX век остался в памяти в образах богов новых религий.

"— Мы верные слуги Великого Бре, Пяти Путеводных Звезд, Сияющего Лика… Никогда не давали приюта еретику, не оскверняли свой взгляд видом диссидента, а уст — мерзким вкусом кукурузы. Я — княжна Анастасия с отрогов Улу-Хем, из рода Вторых Секретарей…" (с. 302). "К храму, Собору Пяти Звезд, они подошли молча… Огромный зал, где стены сверху донизу ук-ашены яркой искусной мозаикой, изображавшей свершения и победы Великого Бре. Десятки лампад пылали под ними, а впереди, напротив входа, сверкал золотой диск со множеством лучей — Лик Великого Бре. И под ним уже стояли ликами к пастве двенадцать почетных жрецов — Почетный Президиум — в ниспадающих белых одеждах. Седые волосы перехвачены золотыми обручами с маленькой копией Лика Великого Бре, на груди каждого — Пять Золотых звезд. А вот двенадцатый, вернее, третий, если считать слева, выглядел совсем иначе, чем остальные одиннадцать. На нем мешком висел серый балахон с опущенным на лицо капюшоном… Как повелось с незапамятных времен, так и должен был выглядеть Серый Кардинал — один из двенадцати старейших жрецов, отвечающий за душевную чистоту и незамутненность паствы".

В другом месте люди поклоняются Тро и роют канал, длиной в век, в третьем патриархальная деревня со своими богами, в четвертом живут вообще не люди, а под влиянием излучений превратившиеся в монстров и научившиеся разговаривать медведи. И так по всей территории до Закатного моря, куда спешит героиня романа, княжна Анастасия, за Знанием. Спутниками ей становятся ее оруженосец Ольга и Капитан, которого Анастасия "выдернула" из афганской войны нашего века через чудо-аппаратуру волшебника — бывшего младшего научного сотрудника, получившего бессмертие.

Роман А. Бушкова, на мой взгляд лучшее произведение сборника. Он больше тяготеет к фэнтэзи, тогда как роман "Реквием машине времени" В. Головачева и повесть "У камня на распутье" Василия Карпова — это чистая научная фантастика.

Последняя вещь в сборнике особым фейерверком фантастических моментов не блещет. Это скорее раздумья автора о некоторых аспектах нашего бытия. Видно, что фантастика, а вернее, некоторые отдельные удивительные факты в нашей жизни (например, "снежный человек") наводят Василия Карпова на размышления о месте человека на Земле, его предназначении. Лучше всего у автора получились сцены, в которых он описывает реальную жизнь героя.

Татьяна ПРИДАННИКОВА.

История Фэндома: "Аэлита-91": Пресс-конференция

Здравствуйте, All!

Посылаю малодоступные или совсем неизвестные большинству фэнов материалы по истории Фэндома из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

К сожалению, на пресс-конференции "Аэлиты-91" не обошлось без скандала с Л. Вершининым. На пресс-конференции на вопросы фэнов отвечали А. Рыбаков, В. Крапивин, В. Михайлов, Б. Зеленский, Г. Прашкевич, С. Логинов, Л. Вершинин, В. Бугров, С. Мешавкин. Расшифровка с магнитофонной записи Т. Приданниковой.

Посылаю также интервью с Андреем Чертковым во время "Интерпресскона-91" — и хотя оно не правлено, Андрей любезно разрешил мне выложить его в ФИДО и ИНет.

Интервью мне показалось очень интересным — в нем, в частности, упоминается о том, что произошло после появления разгромной газетной статьи Н. Шпаковского о КЛФ "Арго" и А. Черткове (статью я посылал 19.07.2000).

Все материалы выложу на ww.tree.boom.ru

Пресс-конференция "Аэлиты-91" (Свердловск)

Записано и расшифровано Т. Приданниковой. — Б. м., б. г.- 14 с

ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ "Аэлиты-91" Свердловск

А. Рыбаков:

— Вопросов поступило много, но это странные вопросы. Первый пришел вот такой: "Не кажется ли вам, что задавать вопросы сейчас бессмысленно, поскольку вы уже все написали в своих произведениях и эссе в фэнзине "Сизиф" № 4?"

Вопрос, конечно, ребром. Вообще говоря, сейчас и писать, и задавать вопросы, если это доставляет удовольствие, то имеет смысл это делать, если нет, то не имеет. То, что я отдал Андрею Николаеву в "Сизиф", я писал с удовольствием, в Андрею, я думаю, доставило некую толику удовольствия это довести до сведения тех, кому это может показаться интересным. А изначально задаваться вопросом: имеет ли смысл делать что-либо… По-моему, любой нормальный человек, сидя в кресле, всегда себе отметит, что нет, смысла нет, лучше я посижу. И… посидит.

Дальше идет совсем интересно. Два совершенно параллельных вопроса. Первый без подписи: "Если вы не знаете, где вы живете, то это не значит, что этого не знают все". И второе, пространный: "Не товарищ Рыбаков, — господин, наверное. Странно, что вы не заметили, что живете в России, — какой-то патриот, неверное, — жизнь которой можно и нужно отражать, другое дело, что вы этого делать не хотите. А навязывать нем свое мнение не надо". Да, я согласен, что, конечно, навязывать свое мнение не надо, но, по-моему, я и не навязывал. Я вообще не знаю, как можно навязать свое мнение вне драки, например. Подпись у этой записки "Андреев, г. Курган". Я, видимо, был слишком краток или, наоборот, слишком пространен, поэтому что это вопрос очень серьезный и, наверное, достоин целого вечера обсуждения. А, может быть, и более тога. Я уже сказал, что по этому поводу сделана статья. Надеюсь, что она выйдет. Надеюсь, что она будет не единственная. По поводу того, что собой представляет Россия, можно говорить очень долго и микрофон, и просто за одним столиком, крича друг другу и брызжа слюной в лица. По поводу того, что я не хочу чего-нибудь делать. Конечно, кто-нибудь чего-нибудь делать не хочет. Говорить огульно по поводу того, что я от чего-то уклоняюсь намерено-правомерная точка зрения. Наверное, я намерено в жизни что-то делаю, а не только то, чего от меня хотят окружающие. Как и вся, впрочем, окружающие тоже. Не знаю даже, что сказать по этому поводу, потому что в одну фразу, в один абзац все соображения относительно России не укладываются. И в эту записку, к сожалению, соображения относительно России, которые, возможно, есть у автора, тоже совершенно не уложились. Поэтому, я даже не знаю, что ему объяснить. И он мне ничего не объяснил про себя, к сожалению. Хотя бы мне было бы очень интересно послушать его. Что же касается проблем отражения, вряд ли кто-нибудь на порядок своего соседа по креслу, по локтю в троллейбусе; знает лучше, где он живет. К сожалению, мы примерно одинаково информированы. Опять же, к сожалению, одинаково все остервенели от этой жизни и от этой любимой России. И говорить о том, что кто-то знает что-то качественно лучше, боюсь, не правомерно. Другой вопрос, что кому-то может показаться, что он это знает качественно лучше. Но такого рода призраки возникают, — это не убеждение, это просто знание, — от незнания. Или опять-таки от чрезмерного озверевшего внутреннего мира, который никак не может найти объект ненависти. Собственно говоря, история Советской власти, это история смены объектов ненависти. Началось все это с "Убей белогвардейца и будет рай" и дельте покатилось: "Убей инженера будет рай", "Убей немца и будет рай", "Убей еврея — будет рей", теперь вообще убей русского, азербайджанца, прибалта, кого угодно, убей соседа в очереди и будет рай. К сожалению, в этом вопросе я чуточку вижу отголосок вот этой матрицы, не которой, к сожалению, я часто произношу это слово, но я действительно очень сожалею о том, что происходит и о том, что происходило с моей любимой родиной. К сожалению, мы видим произрастание ненависти даже там, где это до сих пор как бы не было. И даже ожидать было трудно. И свою задачу отражаю я или не отражаю что-либо, я вижу прежде всего в том, чтобы по мере сил того, кто не имеет в руках на данный момент автомата, а имеет только пишущую машинку, блокировать постыдные выходы возмущения, которые абсолютно оправданы исторически и психологически у каждого человека, но которые, к сожалению, выплескиваются не по тому адресу, Лева. Ко мне все, пожалуй.

В. Крапивин:

— Мне пришла записка. Записка, которая сразу поставила меня в тупик, хотя она вполне доброжелательна и даже некоторый комплимент мне: "Расскажите, пожалуйста, откуда вы берете радужную, — или радостную, не могу разобрать, добрую, никогда не стареющую реку жизни в вашей литературе. После ваших книг чувствуешь себя бодрее, добрее, лучше. Спасибо вам. Кустанай, "Фантом".

Спасибо Фантому" из Кустаная за такую высокую оценку и, если действительно кто-то чувствует себя бодрее и лучше в этом непростом нашем и достаточно суровом мире, то я очень рад. Рассказать, откуда я беру эту самую нестареющую реку, я, честно говоря, не в силах. Это надо было бы потрошить собственное сознание и раскладывать перед собой, перед зрителями внутренности и попытаться что-то объяснить. Я не знаю. Это так же трудно рассказать о своей работе, откуда берешь героев, материалы, события, как, скажем, трудно переложить словами, речью музыкальное произведение. Скажем, симфонию. Это можно попытаться сделать, но это будет крайне приблизительно и неточно. Откуда берется? У меня, например, прежде всего в моих фантастических произведениях берется от сознания, что пока мы, наша цивилизация, наша Земля, люди, — живем не маленьком островке. Вот я вспоминаю из детства какой-то фантастический рассказик, так себе, наверное, был рассказик, но он запал мне в голову чем? Речь шла о меленьком островке в океане, где жили люди и думали, что они — единственные люди во всем громадном мире. Они создали какую-то свою цивилизацию, сделали идолов, создали мифы, женились, воевали, умирали, но все это происходило на маленьком клочке суши. О том, что есть другие острова, а тем более континенты и другие миры, они понятия не имели. Были страшно поражены, когда к ним однажды явились гости из большого мира. Так вот, мне кажется, что все мы, земляне, со своими проблемами, казалось, громадными, всеобъемлющими, живем пока на маленьком клочке и понятия не имеем о многих цивилизациях, о многомерности миров, о параллельных пространствах, о каких-то громадных других законах, отличных от законов нашего бытия, нашего трехмерного мира, и вот какое-то подспудное ощущение, что вокруг нам громадный, пока непознанный мир, меня как-то подталкивает к тому, что я пытаюсь рассказать.

Но, товарищи, честное слово, когда ко мне, скажем, издалека, за много тысяч километров приезжает человек и просит меня рассказать ему на полном серьезе технологию перехода в параллельное пространство, — я не знаю, я не могу. Т. е. я подспудно творчески могу для себя проникнуть в это пространство, познать его реальность, Но рассказать, как-то сделать другому… Мне не жалко, но… Я почему об этом говорю, что многие у меня спрашивают: "Скажите, как проникнуть в параллельный мир, в параллельное пространство и как там вроде бы акклиматизироваться?" Я в таких случаях говорю: к Сергею Ивановичу Казанцеву, ответственному секретарю "Уральского следопыта" обращайтесь. Он хотя бы в Молебкинскую зону ездил. Там, вроде бы, какие-то контакты были. Он немножко знает, А я не знаю. А рассказать, как я это делал мысленно, это очень тяжело. Так что извините и не обижайтесь на меня. И еще, предвосхищая некоторые вопросы, я знаю, что всегда у кого-то в зале они могут появиться, раз уж речь идет об авторе, о литераторе, что вы пишите, как у вес выходит? Что я хочу сказать Что мне всегда как-то ужасно не везет с "Аэлитами". Всегда хочется, чтобы к "Аэлитам" было напечатано что-то новое, свежее. И, как всегда, издательства опаздывают. Очень я ждал, что смогу кому-то из гостей "Аэлиты" подарить свой однотомник "Летящие сказки". Правда, там, ничего нового, но они собраны вместе, цветная хорошая книжка. Очень надеялся, что подарю свой новый фантастический роман под названием "Портфель капитане Румба". Здесь правильно говорилось, что сейчас легко писать о страдающих людях, гораздо труднее писать о людях веселых, о событиях радостных, и мне, наконец, недоела вся эта наша кошмарная, политизированная, жестокая, полная конфликтов, ругачки и драки жизнь, и я недавно решил написать веселый, бесхитростный, может быть, хулиганский роман для "детей школьного, послешкольного и пенсионного возраста", как я там написал. Морской роман-сказку с приключениями, необитаемыми островами, пиратами, кладами, бурями, туземцами и даже драконами, приблизительно как из "Тысячи и одной ночи". И хотелось, чтобы ребята, любители фантастики, читали и немного порадовались. Может быть, что-то сочтет, что я отвлекаю людей от действительности и увожу их, так сказать, от борьбы за светлое будущее, так иногда принято говорить, но, я думаю, что глоток чего-то интересного, радостного, веселого, по-моему, это не так уж плохо. Помню, как в голодные военные годы с какой радостью читал "Приключения Буратино", ходя тем не было ни о блокаде, ни о карточках, ни о военных действиях, ни о чем таком. Мне кажется, что радостные книжки, веселые, нужны всегда. А где я опять же взял этот маленький ручеек из той самой реки творчества, мне сказать трудно. Иногда даже бывает во сне у видишь какой-то эпизод, а потом начинаешь развертывать, писать, писать, А если получилось, если вам понравилось, спасибо всем.

В. Михайлов:

— Вопрос: "Считаете ли вы, что книга "Капитан Ульдемир" равноценна дилогии Сторож брату моему" и "Тогда придите, и рассудим"?" Вопрос ставит клуб "Алькор".

Может быть, я не до конца пошл этот вопрос. Собственно разница между одним и другим, во-первых, в том, что в книге возникло общее название, без которого было как-то неудобно обойтись. И,во-вторых, в том, что первый роман был примерно на четверть сокращен. Вот привело ли это сокращение к улучшению или ухудшению текста, об этом мне хотел услышать от вас, потому что самому мне трудно об этом судить. Мне казалось, что какие-то определенные сокращения в первом варианте, который был издан отдельной книгой, были нужны. Об этом мне говорил и Аркадий Стругацкий. Может быть, начав сокращать, я слегка перерезал, не знаю. Об этом легче судить читателю. Мне самому трудно. Может быть, в вопросе есть другое смысл, который я не уловил, то я прошу объяснить, и постараюсь ответить.

Другой вопрос, он написан по-латышски, но отвечать, я думаю, надо по-русски; "Как вы относитесь к повести "Ночь черного хрусталя" и не кажется ли вам, что вы повторяете такие повести, как "Мечта Пандоры"?"

Я отношусь к повести "Ночь черного хрусталя"… Я имел ее в виду, когда некоторое время назад говорил о вещах сегодняшних, где-то, может быть, торопливых. Основной недостаток этой повести я вижу в том и на него мне первым указал Виталий Бабенко, что вообще-то по идее, там действие должно было происходить не где-нибудь, а у нас. А в повести оно происходит в некоей среднеевропейской условной стране, Если бы я писал сегодня, когда каждая республика становится уже независимой, в немалой степени, действие можно было бы перенести в какую-то из наших республик. Когда это писалось, это казалось невозможным, потому что, если построить все действие в масштабе Союза, то пришлось писать совсем другую книгу. И это не получилась бы такая среднего размера повесть. Что касается, является ли она повторением или нет чего-то? Тогда, когда я ее писал, я не думал так по одной причине — я не уверен, что читал "Мечту Пандоры" вообще или нет. Очень может быть, что и нет, т. к. есть большая куча вещей фантастических, которые я просто не читал, как ни странно. Какие-то прошли мимо меня, или я прошел мимо них. Во всяком случае намеренного следования кому-то не было.

Вопрос: "Не могли бы вы сказать, сколько ваших книг вышло в свет в Риге. Особенно интересуют книга, не вошедшие в серии "Фантастика. Приключения" Путешествия"?"

Таких книг немного. Это или то, что вышло до возникновения такой серии в Риге — это "Особая необходимость". Еще одна вышла в том издательстве, которое в этой серии не участвовало, это "Люди Приземелья". Книга, которая всю жизнь лежит на моей совести. Она мне не очень нравится. И еще одна. Это книга не фантастическая, не то, чтобы не фантастическая, а скрытофантастическая. Повесть или роман "Один на дороге", ибо элемент фантастики в ней может отметить только специалист, военный инженер. И из них, кстати, заметили не все. Принимали, как должное. Вот эти три книга, а все остальное издавалось и переиздавалось.

Вопрос: "Скажите, пожалуйста, как дела с журналом, который вы хотели издавать через объединение любителей фантастики?

Никак. Я думаю, такого журнала не будет. Те попытки, которые были мной предприняты и те удачные попытки в издательском деле, не только журнальном, предпринятые моими друзьями и знакомыми, заставили меня понять, что или — или. Если заниматься всерьез этим, то надо бросать писать. Если серьезно продолжать писать, то не надо уходить ни во что друге. Потому что, как и всякое дело, оно затягивает, а если не затянет, то значит ты для него не годишься. Поскольку ребята, которых я надеялся привлечь в этому журнале, тоже не проявили особого рвения, то можно мысль считать закрытой. И это хорошо, потому что возникли новые журналы, хорошие, я пожелаю им лучшего будущего. С удовольствием участвовал бы в них в качестве автора, но не хочу быть конкурентом.

Вопрос: "Вот господин Рыбаков не знает, где он живет, и что ему отражать, а каково ваше мнение по этому поводу?"

По поводу где я живу, мне представляется множество вариантов ответа. Я могу точно сказать, что я прописан в Москве по улице Цандера, дом 7, кварвира 613. Это один вариант. Живу ли я в Советском Союзе? Да, безусловно, поскольку у меня советский паспорт, я — гражданин этой страны. Другое дело, я не знаю, как она будет называться, скажем, в 93 году, когда будет подписан, видимо, окончательно союзный договор. Может она будет называться как-то иначе. Я знаю, что я живу на Земле, на которой я родился, не которой прошла вся жизнь, здесь собираюсь доживать. И этого с меня достаточно. Что касается "что отражать", то это сложный вопрос. Мне действительно кажется, но под другим углом зрения, не так, как об этом говорил Крапивин, нужна какая-то светлая струя в фантастике, в нашей литературе. Антиутопий много, но мне кажется, что она свое дело сделала. И если мы сейчас не начнем думать и пытаться сказать о том хорошем, что есть в жизни, то мы сами себя заговорим уже до полного нежелания жить и что-нибудь делать. Но это только мое мнение, и я бы его не хотел навязывать никому. Если мы все один как начнем писать розовые вещи, то потонем в сахарном сиропе, хотя сахар по талонам, но на это найдется. Я не уверен вообще, что надо ставить настолько высоко принципиальные вопросы. Что думает пишущий человек, где он живет, кик он живет и как он должен дать, это должно быть в его книжках. И ничего сверх этого он, наверное, не скажет.

Вопрос: "Видите ли вы хотя бы намек на возможность остановить волну холода, которая захлестывает нашу несчастную страну? Не станем ли мы заповедником, куда сытые шведы и немцы будут возить детей, чтобы показать: так люди жить не должны? Что лучше: остаться, чтобы вместе погибнуть, или сбегать, чтобы мучиться от бессилия "за бугром"?"

Знаете… Как остановить? Как остановить цунами? Пока, видимо, таких средств не имеется. Другое дело, если поставить вопрос: как при этом спастись? Это возможно. Тут надо думать. Тут у каждого будут возникать свои планы. Не станем ли мы заповедником? Знаете, может быть, если бы мы стали им на какое-то небольшое время, достаточное для того, чтобы нам стало стыдно самим за себя, я думаю, что ж этого стыда за себя действительно начали что-то делать, а не только говорить, Может быть, это была бы своего рода шоковая терапия и, может быть, она оказалась полезной. Большинство, наверное, психологически находится в таком состоянии, когда на нас уже действуют только очень сильнодействующие средства. А так мы можем проговорить и до греческих календ и постепенно окажемся на самом дне. Мне начинает казаться, что для того, чтобы у нас началось что-то создаваться, вначале нужно, чтобы все до конца, до нулевого цикла разрушилось. Может быть, это так и есть, но это слишком страшно, конечно. В конце концов, кто в этом виноват, кроме нас самих? И обвинять некого.

Остаться вместе или сбежать, чтобы мучиться "за бугром"? Ну, я не знаю, на это каждый отвечает своими действиями. Кто хочет оказаться "за бугром", уезжает. Это в последние годы было достаточно просто. Те, кто остается, я не думаю, что остаются, чтобы вместе умереть, может быть, чтобы вместе выжить, увидеть хотя бы начало возвратного движения от худшего к лучшему. Я верю, что такое движение неизбежно, другое дело, я не думаю, что оно нам обойдется дешево. Думаю, что будет очень тяжело.

Вопроси "Вашу повесть "Ночь черного хрусталя" я воспринял как полемику с "Язычниками" Сергея Другаля. Верна ли эта гипотеза?"

Нет, если так получилось, то непреднамеренно. Без заранее обдуманного умысла. Я не хотел полемизировать, да и они все-таки не в одной плоскости лежат. Там несколько другой подход. Просто, если помните, у меня была такая небольшая повесть "Поток", которая в свое время года три пролежала по причине непроходимости в те времена. Я ее пытался в Москве издать, потом она вышла в Риге. Уже тогда проблемы экологические меня достаточно царапали. А сейчас мне показалось, что эта проблема сливается с политической. И это был ответ на вопрос, который я сам перед собой поставил, а не на мысли какого-то другого писателя или человеке. Спасибо.

Б. Зеленский:

— "Что сейчас пишите? Чем порадуете?"

Что-то пишу, конечно.

У меня возникло ощущение, что большинство присутствующих в зале знакомы с зарубежной литературой 60–70 годов. Дело в том, что мы с помощью некоторых наших агентов познакомились с последними достижениями англо-американской фантастики. Ни секрет, что они немного дальше ушли в плене литературы, в плане идей. И я считаю, что моя задача каким-то образом познакомить вас с самыми последними достижениями. Не только я, но и вся наша группа, которая здесь присутствует Николай Чадович, Евгений Дрозд. Дело в том, что мы сейчас запустили большой проект, приблизительно на 150 наименований. Это будут книги для любителей, в твердом переплете, с иллюстрациями "Звезды мировой фантастики". Вначале будут идти признанные, чтобы эта серия была знакома людям, потом пойдут фамилии, которые вам ничего не говорят. Например, такие как Эссенджер, Лики Лоу, Брюс Стерлинг, Дэн Симмонс, который получил "Хьюго" за 90 год. Это совершенно другой уровень фантастики. Мы немного были все время отрезаны от мировой литературы, мировой культуры. Хотелось, чтобы вы прочитали и требовали от нас тоже самое, чтобы мы писали чуть-чуть хуже только.

Мы над этим много работаем все вместе. Еще о нашем журнале. Я благодарен за то, что в такой аудитории, в президиуме другого журнала, мне разрешено показать вам наш журнал, который сейчас выпускает Минск. Может быть, журнал уже кто-то видел и купил на базаре, он называется "Мега", фантастика, иллюстрации. Все желающие могут встретиться с зам. главного редактора и дать какие-то материалы. Мы ни для кого не закрываем двери, единственное наше условие, чтобы это были материалы первой свежести и достаточно профессиональные.

Г. Прашкевич:

— Удивительно, что мы часто сегодня сетуем не ту ситуацию, которая сложилась у нас в стране, которая сложилась у нас в душах. Но я думаю, что с не меньшим удивлением мы должны присматриваться к себе и замечать там и вокруг себя странные, очень странные уголки. Нетронутые, в некотором смысле, всеми этими стихийными и душевными бедствиями. Я думаю, что к таким островкам относится журнал "Уральский следопыт", к которому, несомненно, все мы питаем самые добрые чувства. Ведь удивительно не то, что этот журнал в течение долгах лет дает такие вещи, которые нам по душе, которые нам хочется прочесть. Но самое главное, что он собирает вокруг себя надёжных людей. Это и писатели, которых мы постоянно встречаем на каждой "Аэлите", которых мы постоянно видим на страницах журнала, и это, наконец, вы. Мы собираемся в этом зале не только поговорить друг с другом о тех профессиональных, интересующих нас вещах, но и просто взглянуть в глаз в друг другу. Ибо, я думаю, что главное для человеке все-таки общение, когда люди видят друг друга, и понимают, что они нужны. Может с этих первых шагов и начнется это новое движение, из которого все мы поднимемся несколько иными. Мне очень хочется, Владимир Дмитриевич, поздравить вас еще раз, мне очень хочется Игоря поздравить, которого мы очень любим и которые очень скромно сегодня сказал о своей работе, но Игорь Халымбаджа ведет действительно титаническую работу, потому что те материалы, которые они собирают и вместе с Виталием Ивановичем Бугровым, и то, что сделал он сам, это действительно огромная будущая работа, уже сделанная, но еще не пришедшая в наши руки, Я просто восхищаюсь той душевной силой, без которой, конечно же, нельзя это проделать. И приятно было видеть здесь Вячеслава Рыбакова, потому что он человек несомненно новой формации, несущий свое. Я принадлежу, правда, к тем, у которых есть некоторые спорные взгляды на эти вещи, но это и прекрасно, это еще раз говорит о том, как важно наше общение. Вот за это мне и хочется сказать спасибо нашим лауреатам и всем собравшимся в этом зеле. Это я говорю не от лица президиума, а от своего собственного. Было замечательно здесь встретиться.

В. Крапивин:

— Этот вопрос прямого, да и косвенного отношения не имеет к нашему празднику, но многие знают отряд "Каравелла", то я отвечу на вопрос: "Правда ли, что "Каравелла" заглохла?" Отвечу очень коротко: это неправда. В "Каравелле" произошел раскол. Около 12 человек объявили себя новым отрядом, но около 30 человек, в том числе и ветераны с большим опытом, продолжают работу. А конфликт обычный, административный, из-за помещения. Тем не менее, "Каравелла" продолжает работу. 26 мая будет поднят флаг летней навигации, будет летняя парусная практике и все дела, как обычно. А трудностями в наше время никого не удивишь.

С. Логинов:

— Вопрос опять же анонимный. Кому-то не дает покоя вопрос с адресами: "Где живет Рыбаков, он не знает. А где живете вы?" Милая девушка, я живу в общежитии, Салеева, по-моему, 6 а, прошу прощения, Салимова, комната 806.

Л. Вершинин:

— Со своей стороны, милая девушка, настоятельно рекомендую.

Вопрос первый, самый, пожалуй, тяжелый. Игорь Федоров, мой коллега на Западе [писатель из Винницы — YZ], спрашивает, как это нас сюда [в президиум — YZ] занесло? "По заслугам, Марковна, по заслугам". Это я процитировал Аввкума, для тех, кто не знает.

Записка: "Лев Георгиевич, над чем вы сейчас работаете?" Над повестью. Сейчас закончил повесть. Впервые сделал то, что очень хотел, альтернативную историю. Как получилось, судить не мне, потопу что мне нравится почти все, что я пишу. Я себя читаю достаточно регулярно, но новинки стараясь доставать, и я рад, что мое мнение совпадает с мнением более серьезных ценителей моего творчества. Так, например, интересующихся этим вопросом, отсылаю к исчерпывающему докладу Александра Борянского, сделанного обо мне на Ефремовских чтениях. Я надеюсь, что вы понимаете, что это все шутки. Одесские.

Теперь вопрос, который я ждал, который пришел не от того человека, от которого я предполагал. Некто Арбитман [Арбитман и Вершинин давно друг друга знают — YZ] из Саратова задал мне вопрос: "Лева, скажи народу, что ты думаешь о ВТО и его основателе Ю точка Медведеве?" Подпись: "Рома Арбитиан".

Исходя из того, что меня именуют ни товарищем, ни господином, а подписано "Рома", я рад, что Арбитман меня все-таки считает человеком. Я постараюсь ответить на этот вопрос, постараюсь ответить так, чтобы впредь мне не приходилось ни в трезвом, ни пьяном, а иногда я выпиваю, очень редко, бывает такое, ни в трезвом, ни в пьяном виде, ни официально, ни не официально на этот-вопрос не отвечать. Вообще-то у меня язык подвешен неплохо. В зале есть люди, которые меня помнят школьным учителем, и они не дадут соврать, что за шесть лет своей работы в школе, с 82 по 87 год, преподавая историю в пятых тире десятых классах, я ни разу не солгал детям. Второе. Целый ряд обстоятельств моей жизни, многим известным, а те, кому неизвестны, то, в общем-то, и не надо, заставляют меня считать себя хорошим человеком. А раз своим оценкам я верю, то, видимо, это так и есть. Я отвечаю на вопрос, что я думаю о ВТО.

Дело в том, что я ненавижу фанатизм. Я ненавижу фанатизм правый и фанатизм левый. Я не буду называть по именам, нет, я не буду называть имена, пусть они останутся в тайне. Но фанатизм, пусть даже самый благородный, неприятен, потому что это — полпотовщина. И нет неблагородного фанатизма. Вспомним Пиночета. Фанатизм — это фанатизм. И грани смыкаются. Что такое ВТО? Три года тому назад, когда люди, подобные мне… Ну хорошо, повезло Рыбакову, повезло Логинову, повезло многим другом — у них был Б. Н. Стругацкий. У них был семинар, как-то создался, и люди, по крайней мере, не подыхали, я подчеркивай, не подыхали, я не пользуюсь эвфемизмами, типа…

Ну, ладно. Люди умирали действительно от полуголодного существования от того, что писалось в стол и выкидывалось, и есть имена тех, которые выкидывали и переставали писать. И вдруг появляется ВТО. Да какое дело было мне, да какое дело было кому бы то ни было кому-то другому, что ВТО основано при "Молодой гвардии"? На сегодняшний день совершенно очевидно, это организация вне какой-либо идеи, эта организация прагматическая, сделавшая колоссально много для того, чтобы, по крайней мере, имена, подобные именам Льва Вершинина, Игоря Федорова и многих здесь присутствующих, стали хоть чуть-чуть, в меру того, что они стоят, но говорить читателям. Благодаря им, упомянутые и многие другие, смогли бы немножечко кушать, вы это понимаете, Рома?

Вот я и назвал имя. Ну что ж, вспомним съезд, когда все-таки назвали полковников. Итак, польза ВТО: они выпустили людей, они изо всех сил стараются быть вне политики. Конечно, политика тянет их, и тянет вправо. Но идеалы тех, кто основал ВТО — быть вне политики и делать свою копейку. И, откровенно говоря, если я не ошибаюсь, я твердил это руководству ВТО, что, по-моему, самое большое счастье будет для них где-то года через три свернуть издательскую деятельность. Но и сворачивать не надо, потому что есть молодые, которых не возьмет печатать ни Виталий Бабаенко, ни минчане, которых не возьмет печатать ни "Новая фантастика" Ютанова, потому что они — молодые, потому им надо хоть как-то представиться. Они не входят в обоймы. А рубить обоймы — эти дело опасное, один парень уже рубил.

Ладно, это о положительном. Об отрицательном. Полный и абсолютный прагматизм. Определенная усредненка. Люди, умеющие писать хорошо, действительно их в семинаре ВТО невелико количество, страшно далеки они от основной массы, но они разбудили… Ну, я тут начал. Отрицательные черты есть, и теперь оставим в стороне все мелкое, давайте не будем сплетничать. Можно сплетничать, можно подглядывать, можно подсматривать, иногда даже остроумно, иногда страшно. И теперь последнее. "Протей". Вы же меня гробите этим вопросом, товарищ Арбитман. "Товарищ Жеглов, вы же меня гробите этим вопросом". "Протей". Слева от меня сидит Логинов, чье письмо, полное высочайшего благородства, действительно высочайшего благородства, в то время действительно хлестнуло тех, кто интересовался вопросом… Я не очень длинно говорю? Как кнутом, в отличие от молчановского, которому было куда отступать, а Логинову не было. Но "Протей"… "Протей" — это, извините меня, ну, трезвый я, ну, не могу я сказать слово, по этому поводу есть такая фраза: "Пусть каждый возьмет, что захочет, но заплатит положенную цену". Юрий Михайлович Медведев взял. Он заплатил. Я бы не хотел платить такой цены. О "Протее" сказано было и в разговоре с Медведевым, и в разговоре вообще о ВТО. Лично о Медведеве я не имею морального права говорить плохо. Очень модно носить мишку вниз головой [многие фэны носили значок Олимпийского Мишки вниз головой, выражая таким образом свое отношение к повести "Протей" Медведева — YZ]. Я не имею права морального говорить плохо о Медведеве. Я не говорю о нем хорошо. Хотя, нет. Я, в принципе, мог бы говорить о нем хорошо, чтобы поэпатировать общественность. Я скажу так. Несмотря на мой всем известный портрет, в котором нет курносого носа, синих славянских глаз и прочего, Юрий Михайлович Медведев с первого момента, не будучи со мной человечески близок, почему-то хвалит и одобряет, делает мне только добр. Не знаю почему. Именно поэтому, как человеку, не сделавшему лично мне зла, я не могу о нем говорить плохо. Как об авторе "Протея"… Я уже сказал — он сделал, он заплатил, Вы знаете, господа, я не один, я верю, что ангелы сидят по две стороны. И добавил бы я одно единственное слово. Вы знаете, никто из вес никогда не задумывался, как страшны бывают судьбы людей, которые, попав в литературу, заболели ей, на том или ином уровне способностей, и уже не могут выскочить из этой обоймы и тогда кидаются в литературное чиновничанье. Ребята, простите меня, это — трагедия. И если о Медведеве написать художественное произведение, не о Медведеве, как о человеке, а о его генерации, это будет высокая трагедия, это будет трагедия уровня трагедии Павки Корчагина, высочайшее счастье которого было в том, что он лежал парализованный и не знал, что творится вокруг. Но с другим знаком.

И последнее. Я не знаю, насколько я ответил на этот вопрос. Я, к сожалению, не очень умею себя контролировать и говорить так красиво, как Вячеслав Михайлович, я не оратор, я практик.

(Нет окончания, буквально нескольких фраз, которые не уместились на пленке).

В. Бугров:

(Нет начала выступления по причине смены ленты в магнитофоне. Речь шла о публикациях в журнале "УС" в 1992 году — продолжается публикация романов о Тарзане, а также мерсианскую серию Берроуза).

— Будучи еще студентом, не будучи ни кандидатом исторических наук, ни, скажем, членом ученого совета Ленинградского университета, ни лауреатом государственной премии России за сценарий к фильму "Письма Мертвого человека", он не равных правах был участником, скажем, первого Всесоюзного семинаре молодых писателей-фантастов и приключенцев в 1976 году [??? 1982??? — YZ]. Нина Матвеевне может подтвердить это, и Геннадий Мартович Прашкевич тоже. Слава Рыбаков, молоденький тогда студент, уже печатался в "Знание-силе", прошел там его хороший рассказ. Совсем недавно, раскапывая свои архивы в "Уральском следопыте", я наткнулся на повесть его тех времен. То есть уже В те времена он писал повести, а первые-то книги он выпустит всего-навсего в прошлом году. Что же после этого говорить о минусах такого вот коммерческого подхода к изданию фантастики. Наш рынок, наш спрос на фантастику настолько велик, настолько накопился за все эти годы, что никакие переводы не смогут заполнить этот образованный вакуум. На равных будут конкурировать с мастерами западной фантастики наши мастера, наши будущие мастера, молодые мастера. Так что процесс, наверное, естественный.

С записками я на этом заканчиваю. О том, как изменятся планы "Уральского следопыта" в связи с удорожанием журнала, мне пока сложно отвечать, потому что проблем у нас очень много. Там маячит даже такой сверхсложный вопрос, как изменение формата, а это, в общем-то, грозит катастрофой. Так что на этот вопрос отвечать сложно.

А в конце я просто хотел сказать о том, о чем нас просили, и о чем мы не упомянута не вправе. Дело в том, что мы действительно переживаем такой очень сложный период, когда постепенно меняется и состав фантастов-профессионалов. Кто-то уходит из фантастик, кто-то вообще уходит от нас. И, наверное, и в самом деле есть смысл вспомнить хотя бы Севера Феликсовича Гансовского, лауреата позапрошлой "Аэлиты", можно вспомнить и Александра Ивановича Шалимова, ленинградского фантаста, тоже имя достаточно хорошо известно любителям фантастики. И молодые иной раз уходят крайне преждевременно, что ж, такова жизнь. Мы продолжаем жить, с кем-то мы постоянно расстаемся, но тем не менее минутой молчания давайте почтим.

С. Мешавкин:

— Где-то наш марафон заканчивается. Видимо, сказалась Свердловская жара, она какая-то одуряющая. И свердловчане, по моим наблюдениям, какие-то немножко раздражительные в последнее время и погода не для заседаний. И, заканчивая, у меня один вопрос по поводу подписки. Отвечу коротко: "Объясните, пожалуйста, что за чехарда происходит с подпиской на второе полугодие на ваш журнал? "Союзпечать" утверждает, что она отменена по вашему распоряжению из Свердловска и в продлении подписки на ваш журнал на второе полугодие отказывают". КЛФ "Амельтея" из Новосибирска.

Действительно, сплошной детектив. Ни редакция, ни издательство не давали никакой команды, чтобы не восстанавливать подписку. У нас есть бумага, достаточное количество. Это сделала по своей инициативе Свердловская Союзпечать", убоявшись многих статей, что с бумагой плохо, она решила, что раз плохо, то плохо везде, на целый ряд журналов дала телеграмму, в состояние в стране такое, что, несмотря на то, что мы оперативно отреагировали, оперативно попросили "Союзпечать", она дела две телеграммы и несколько звонков в областные издательства и в республиканские. Где затерялась эта телеграмма, видимо, это просто объясняется общим нашим состоянием в стране. Бумага у нас есть, в пятом номере мы объявили через журнал, мы просто приносим извинения, но вины здесь нашей нет.

Итак, прежде чем сказать последнее слово, я прошу всех, кто хочет участвовать во время завтрашнего карнавала в КВН, зарегистрироваться в коридоре в правом проходе.

А сейчас благодарю вас всех за участие в "Аэлите". Сейчас будет выступать группе пластики "Звездный фрегат" из Кишинева. А после этого художественный фильм "Трудно быть богом".

24.05.91.

Записано и расшифровано

Татьяной Приданниковой

КЛФ "Странник" г. Магнитогорск

История Фэндома: Интервью с А. Чертковы (1991)

Интервью с Андреем Чертковым / Интервью взял В. Наумов

(Б. м., б. г.- 8 с.)

ИНТЕРВЬЮ С АНДРЕЕМ ЧЕРТКОВЫМ

(Севастополь)

Ленинград, "Интерпресскон-91", 1991 г.

Вопрос: Как давно ты пришел в фантастику? Твои детские кумиры?

А.Ч.: Сейчас обитаю в Санкт-Петербурге, хотя и не прописан. Сейчас ни к какому клубу не принадлежу. Принадлежал к семинару Бориса Стругацкого — гость семинара.

Как пришел в фэндом? У меня в этом плане было три скачка. Первый, когда я начал читать фантастику, в третьем классе. Это был Мелентьев "Черный свет". К пятому у меня уже были Струацкие, к 9-му я все у них прочел, включая и самздатовские произведения. В организованный фэндом пришел году в 81, а до этого пытался создать клуб, я знал, что такие клубы существуют. Было у меня три попытки создания клуба, я тогда учился в Николаеве в пединституте, но первая попытка была не совсем удачной — ходили с друзьями друг к другу, пили пиво и вообще и говорили о фантастике. Вторая попытка в 82 году. Уже быи задействованы Куриц, Шелухин и т. д. и создался клуб "Единство". История длинная и дикая, но в результате образовался клуб "Арго". Был первым председателем клуба "Арго" на пару с Курицем. Потом я уехал из Николаева и председателем выбрали Курица. А когда пошла волна разоблачений затаившихся врагов народа, которые не понимали роли контрпропаганды в нашей жизни, я попал в нее, как главный герой. Был очень большой скандал. Я потерял комсомольский билет, но успел получить диплом. Но полтора месяца параллельно со сдачей госэкзаменов я ходил в КГБ для веселых бесед при свечах и без свечей. Уехал я в Севастополь и там вошел в клуб "Сталкер". В 87 году начал выходить наш первый фэнзин "Бластер". Выходил он раз в две недели в одном экземпляре. Мы его тогда иллюстрировали, с Бережным вдвоем работали. Тогда же я начал делать страничку фантастики в газете "Крымский комсомолец" в Симферополе", опять же с Бережным сделали несколько выпусков, в клубе начались конфликты и мы организовали свой клуб "Атлантис". Чуть раньше появился наш фэнзин "Оверсан". Можно считать, что это был мой второй скачок, даже уже третий. Первый — в фантастику, второй — в клубную деятельность., третий — в фэнзинерскую работу. И четвертый — когда я получил предложение от Николая Ютанова издавать "Оверсан" как профессиональный журнал тиражом 350 тысяч экземпляров. Но когда выйдет первый номер, до сих пор не знаю, проблем много. Номер готов, я сейчас чищу макет. Я придерживаюсь издательского принципа, что в любом издании должна быть высокая издательская культура — дизайн номера, всевозможные виньетки, гарнитура шрифтов. Дизайнер у нас очень толковый — Володя Медведев. Журнал будет делаться в издательстве "Терра фантастика". В этом же издательстве будет издаваться журнал "Миф", где главным редактором будет Борис Стругацкий, будет издаваться серия антологий под общим названием "Амонжол", составитель Андрей Столяров и журнал "Оверсан", где я — главный редактор. "Аманжол" — это серия антологий, включающая лучшие вещи молодых советских фантастов четвертой волны. Первый выпуск уже готов. Он включает вещи Столярова, Сергея Иванова — очень сильная повесть "Пока стоит лес", пьесу Геворкяна, повесть Ютанова "Путь обмана" в полном варианте в отличие от публикации в "Просторе". Художник — Яна Ашмарина, Таня Кейн и Володя Медведев и, кажется, Света Строгалева. По уже вышедшим изданиям видно, какой стиль и принципы у Ютанова. Я пересмотрел концепцию своего "Оверсана", вначале это планировалось, как не литературный журнал, но потом решили, что будет литературный. В первом номере стоит повесть Володи Вольфа "Лябденская смута" с подзаголовком "Порнографическая былина". В прошлом, 90 году, в Дубултах на семинаре она произвела фурор. Стругацкий для "Мифа" не взял ее из-за стиля, а я очень люблю стилевые вещи, а она как раз и написана экспериментальным сконструированным языком под язык древних былин. Вещь напоминает по масштабам "Основание" Азимова, но меньше по объему. Очень забавная и смешная. Цена журнала будет 5 рублей, объем 160 страниц, формат "Искусства кино" с цветными иллюстрациями, комиксами. Планируем выпускать раз в два месяца. А первый выйдет суммарно как альманах за 90 год. А в дальнейшем — периодический 96 страниц. Литературы порядка 4 авторских листов на номер. Советские и зарубежные произведения. Советские четвертой и позже волны — Вольф, Лукьяненко, Евтоев, из зарубежных — киберпанки, гуманисты и прочие современные направления: Уильям Гибсон, Ким Стэнли Робинсон, Люсиус Шеппард. Я хотел вначале взять за основу "Локус", но не получилось. А статьи должны быть актуальны, а не опаздывать на два-три года, как у нас сейчас получается при нынешней нехватке всего. Журнал должен продаваться, поэтому пришлось пойти на определенный пересмотр концепции. Будет большой раздел прозы и публикаций общего плана, не такой срочный, как планировалось по началу. Те информационные материалы, которые я делал, устарели на полгода, что недопустимо. Когда я беру НФ № 33, только что вышедший, который два года лежал в Баку (видимо, там вся бумага ушла на листовки) и читаю в нем статью по фантастике Гуревича, написанную в 87 году… Она еще в 88–89 году пошла бы, но в 91-м совершенно не смотрится. Поезд ушел, и этой статьи и этих срочных материалов. Я этого очень боюсь, поэтому сейчас нужно выпускать мой номер, чтобы он до конца не устарел по материалам. Но так как я не выполнил своей идеи по выпуску советского "Локуса", я решил делать параллельный фэнзин, который будет называться "Интерком" — переводное устройство в космическом корабле. Это будет полный советский аналог "Локуса". Чисто деловое информационное издание, с минимум стебов, им может заниматься "Оберхам" и "Страж-птица", это их удел. Это будет обзор всего, что происходит в фантастике: контактов, контрактов, договоров, будущих книг, журналов, обзор того, что уже вышло, тематические обзоры и концептуальные обзоры, интервью и т. д. Уже готовлю первый, дай бог, чтобы в феврале-марте выпустить. На ксероксе, тиражом 300–400 экз., но сделан будет с высокой полиграфической культурой, т. е. отсутствие опечаток — это мой принцип, на весь номер может проскочить максимально одна опечатка, отсутствие фактических ошибок, я их тщательно всегда вычищаю, это можно было видеть по "Оверсану". Будет он делаться на принтере, иметь профессиональный вид по макету. А размножение — ксерокс.

Третье — более дальняя программа — книжная серия приложения к "Оверсану", основанная на современной зарубежной фантастике. Именно современная, именно зарубежная. Типа малой серии, 4–8 листов, книга. Сделаны в виде "пайпер бук" малого формата, но не на скрепках, как брошюра, а в виде книги. Как у Завгороднего. Мне думается, что это будет в некотором смысле энциклопедия современной зарубежной фантастики, т. е. автор получает книжку, где идут вещи премиальные — на "Хьюго", "Небьюлу", "Лукас-приз", и т. д. Повести и рассказы. Я думаю, такая серия пока не имеет аналогов, если получится. Сейчас все серии идут сумбурно, что "Солярис", что "Оверлайд" Согрина. Они непонятны по концепции.

"Интерком" — в Чехословакии есть такой фэнзин и есть, вроде бы, в США, но это меня не волнует. Это у них, а у меня свой. Это деловое издание, и я не хочу выдумывать что-то особенное. Может быть, я сменю название фэнзина, но пока оно хорошо вписывается в концепцию издания.

Вопрос: Сейчас пошла волна переводной и советской фантастики. Как ты оцениваешь это: качественным или количественным скачком?

А.Ч.: Пока это, конечно, чисто количественный скачок. Оформилось это буквально за последние несколько месяцев. Т. е. это все раньше было не так ярко выражено. Я готовлю библиографический обзор для своего фэнзина за год. Совершенно дикое количество попадает книг в руки, я вынужден с ними работать и список разбухает до невероятности. Если учесть, что я работаю по спискам "Книжного обозрения", я его не контролирую, но в мою библиографию попадают издания, прошедшие через мои руки. В Ленинграде в этом плане возможности неплохие, книги есть. Почему это количественный, а не качественный пока скачок? Потому, что в большинстве своем эти издания плохо сделаны. И говорить о качественном скачке будет можно лишь тогда, когда все эти издатели родят какой-то новый имидж восприятия этой западной или советской фантастики. А пока мы имеем достаточно много мусора — авторского, переводческого, особенно последнего, издательского. Выходят дикие издания с диким количеством опечаток, бескультурьем в передаче текста. Как пример — "Анастасия" Бушкова. Вот пример, как издавать нельзя. Тираж 50 тысяч за счет автора. Имеет по 4–5 опечаток на каждой странице, причем совершенно диких. Такое ощущение, что Бушков это писал по-пьянке и даже по-пьянке диктовал наборщику, который до этого тоже занимался возлияниями. И чем ближе к концу книги, тем больше опечаток как авторского, так и наборного плана. Такие издания допускать нельзя. Издания сейчас дорожают, и мы не планируем больших тиражей. У нас будет коллекционно дорогие издания. Хотя сейчас это уже не такие и дорогие. Сравните книгу из серии "Новая фантастика" с иллюстрациями за 6 рублей с книгой Хайнлайна "Звездные рейнджеры" за 8: мягкая корка на плохой бумаге и плохое качество печати. Мы не собираемся загибать большие цены. Главное, что наши авторы, которые долгое время жили в крайне хреновых условиях, наконец-то начинают зарабатывать деньги, которые позволяют им просто нормально жить. Первыми из этих людей были Рыбаков, Столяров, они получили свои тысячи и могут спокойно работать впрок. Столяров, продав свою книгу "Изгнание беса", получил за нее солидный гонорар, не государственный, а кооперативный. Не буду говорить, сколько за авторский лист, это коммерческая тайна, но ему теперь можно спокойно работать дальше. Мы сейчас готовим его двухтомник. Он выйдет не в серии. Там будет роман "Монахи под луной", в одном томе, в другом — "Петербургские повести", которые раскрывают Столярова совсем с иной стороны, о которой мало кто знает и мало догадывается. Это крутая фантасмагория антисоветского плана, вернее антикоммунистического, на которую очень хорошо накладываются нынешние события, хотя она была написана очень давно. Там новый уровень осмысления материала. Не просто человек писал, как ему конъюнктура подсказывала, здесь не это, а осмысление этого материала очень интересное. А сборник его повестей — это хорошая фэнтези, необычная. К тому же здесь яркий Столяровский стиль. Столяров — писатель совершенно уникального плана, у нас таких не было, он создал свой стиль, мир, манеру письма. В этом плане Рыбаков и Столяров — наиболее яркие представители новой Ленинградской фантастики. У Логинова гораздо больше проблем, чем у Столярова и Рыбакова, но, думаю, все наладится. Издателей сейчас много: ТПО "Вариант", ВТО — кое-кто из авторов тоже очень неплохи. Всегда в сборнике можно найти 2–3 вещи хороших, что уже отрадно. А ругаться… Сейчас нужно заниматься не амбициями, а делать дело. И самим изданием доказывать, что мы лучше издаем.

Года через два, я думаю, будет ясно, какой скачок сейчас идет. Сейчас мы живем в такое время, когда не принята Венская конвенция по авторским правам. Я здесь нашел мой любимый роман Дэниела Киза "Цветы для Элджернона". Оказывается, его уже издали… Я его раньше читал в оригинале. Мы сейчас запустили Ле Гуин "Маг Земноморья". Много иллюстраций. Имея на руках классную западную фантастику, наши авторы тоже начинают относиться к себе, своим работам более ответственно. И чем больше издателей будет, тем лучше для фантастики.

Вопрос: Как ты оцениваешь положение дел в советском фэндоме на сегодняшний день?

А.Ч.: Происходит совершенно нормальный процесс перестройки фэндома. Он естественным путем перестраивается. Часть фэндома, те, которые его создавали в начале 80-х, быстро и успешно профессионализируются. Большинство моих друзей бывших фэнов, практически все на своих работах уже не работают. Все они сейчас работают в областях, связанных с фантастикой. Получают за это зарплату. Вот я получаю зарплату как редактор журнала, правда, не так уж давно. Николаев, Сидорович как менеджер работает. Но это часть фэндома, его сливки, его элита не теряет связи со всем фэндомом, потому что многие издатели наряду с профзинами выпускают фэнзины. И пишут для фэнзинов. И я писал для "Оберхама" и не считаю это зазорным, хотя "Оберхам" — это пародия на меня и мой бывший журнал "Оверсан". Я раскрою маленький секрет, который никто не знает — первый номер "Оберхама" понятен очень немногому кругу людей, а по большому счету писался только для меня одного. И родился он, что самое забавное, из одной-единственной фразы. Я познакомил Николаева с макетом своего "Оверсана" — нынешнего, и его там зацепила одна фраза. Мы даже поругались и неделю не разговаривали. Фраза была такая: "Фэнзины — это пародия на прозины". Николаев сказал: "Ах так! А где все ваши прозины? Я их не вижу! А вот фэнзины мои выходят. И вообще, ты — человек нехороший". Так из этой фразы родился "Оберхам", где написано, что это профессиональный фэнзин. И в предисловии идет полемика как раз с этой строчкой, которую еще никто не читал. Потому что макет видели только несколько человек.

В фэндоме происходит напор массового неиспытанного фэна. Примеры я приводить не буду, они всем известны, что такое массовый невоспитанный фэн. Некоторых из них я очень люблю как моих знакомых, но я им сразу говорил, что они некультурные люди. Эти люди должны понять, для чего они пришли в фэндом и чем хотят заниматься. Человека, в конце концов, оценивают по его делам, а не как он пьет, и с чем пьет. Фэндом перестраивается, фэны меняются. Это было, есть и будет постоянно. Я — один из немногих людей, которые имеют подписку на "Локус", кроме меня ее имеют, естественно, Завгородний, Ковальчук, Корженевский, Лубенский имел, но недолго. Пять-шесть человек. Я опубликовал там два своих материала, заработал свой первый гонорар в долларах, который мой агент в Америке должен пристроить на мои нужды. У меня есть планы издать в США антологию советской фантастики, есть по этому поводу некоторые предложения. Сейчас есть переводчик с русского на английский, которому я уже предоставил тексты произведений, сейчас я веду переговоры. С некоторыми авторами я уже договорился, с другими есть проблемы, но, думаю, рано или поздно договорюсь. Если найдем хорошего издателя в Америке, то антология может получиться вполне нормальная. Это мой личный проект. Есть проекты нашей фирмы для работы с западом — торговые планы прежде всего. А это уже коммерческая тайна.

Вопрос: Какой жанр в фантастике тебе ближе всего: хоррор, фэнтези? Или для тебя нет различий?

А.Ч.: Есть, конечно. Как редактор, я имею некоторые дикторские наклонности. Я либо беру, либо не беру вещь. Это мое право. По мнению Николаева, раз автор представил текст, то автор и должен за него отвечать. Я считаю, что редактор должен и отвечать за то, что публикуется. Автор лопухается, а ты должен следить за этим и не лопухнуться. Поэтому я четко говорю: беру или не беру вещь, а если беру, что говорю, что мне в ней не нравится и прошу это переделать. Пока мне повезло. У Вольфа я мало что переделывал — вещи часто профессионально написаны. Вещи Евтоева тоже практически профессионально сделаны. А вот мой любимый Бережной, который для меня постоянно пишет, здесь приходится постоянно вмешиваться. Но, по-видимому, во вред это не идет. Кэмпбелл был диктатором, и именно он выкристаллизовал всю эту волну в фантастике. Это заслуга Кэмпбелла, который диктовал свои условия авторам. Он их просто писать научил. Не знаю, кем бы был Азимов, Ван Вогт, если бы они не работали с Кэмпбеллом. Недаром его фамилия оставалась в истории американской НФ. Вообще, периоды американской фантастики четко делятся по редакторам, а не по авторам. Эпоха Грернсбека, эпоха Кэмпбелла, сейчас такая эпоха Дозуа, который является ведущим редактором в журнале "Айзек Азимов сейнс фикшн мэгазин". Гарднер Дозуа, его еще у нас неправильно переводят Дозойсом, это дословно, но эта фамилия французского происхождения и правильно будет Дозуа.

Как редактора меня не волнует стиль, я беру любое направление и хоррор, который я не принимаю, честно говоря, это может быть и веерт-фикшн, хард сайнс фикшн, фэнтези, но вещь должна быть написана профессионально. Чтобы она читалась и обладала хорошим стилем и языком. А как читатель, я предпочитаю крутую фантастику. Не очень люблю хоррор, фэнтези. Мне нравится Толкиен и некоторые другие авторы, читать это надо, но это не моя литература. Моя — жесткая НФ, с крутым сюжетом, хорошо прописанными деталями, ярким сочным стилем, т. е. те авторы, которых американцы сейчас называют киберпанки. Люблю и философско-социологическую фантастику, но все же стиль киберпанк с крутым сюжетом, хорошим стилем, умелым использованием деталей сегодняшнего дня компьютерной технологии и прочего, предпочитаю. Например, Уильям Гибсон, самый крутой стилист из киберпанков, фигура номер один в этом направлении, Брюс Стерлинг, Льюис Шайнер. Но и авторы, противоположные киберпанкам, работающие в философской фантастике, психологической, социальной: Ким Стенли Робинсон, Грег Бир, Люсиус Шеппард, которые находятся как бы посредине между обоими этими направлениями. Нравятся современные авторы, привнесшие в фантастику дух новой жизни, новых времен. Я их люблю больше, чем старых, заслуженных. Азимова, Кларка я читаю, но это не мое. Еще одного автора очень люблю, которого мы до сих пор не раскрыли для себя — Филиппа Дика. Люблю вещи парадоксального типа и Филипп Дик нравится своей парадоксальностью, образом мышления, своей вселенной литературной необычностью. Это очень яркая фигура. Я это считаю одной из главных фигур в мировой фантастике за последние 50 лет, куда более крутой, чем Азимов и Кларк, по-моему. Новое поколение сейчас начинает публиковаться и у нас, я тоже постараюсь приложить к этому руку. Например, Майкл Суэнвик, с которым у меня хорошие личные отношения. Я публиковал его статью в первом "Оверсане" о киберпанках, которая раскрывается, что такое киберпанки. Я получил на нее права. Как автор, он тоже великолепен. У меня есть некоторые его романы, например, "Цветы вакуума", очень крутая вещь. Сейчас он получил премию Старджона за рассказ "Край мира". Это немножечко сюрреалистическая штучка о путешествии на край плоской Земли молодых людей. Может быть, удастся договориться о публикации. У нас старая-то волна еще мало известна, не говоря уже о новой. Британская волна 60-х нам тоже практически неизвестна: Боллард, Бриннер, Олдис того периода, даже Муркок. Некоторые вещи его хотя и коммерческие, но прочитать было бы неплохо, они интересно сделаны.

Интервью взял Владимир Наумов

Расшифровка Татьяны Приданниковой

КЛФ "Странник" г. Магнитогорск

История Фэндома: КЛФ "Галакты" (Чебоксары), 1988

Здравствуйте, All!

Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома из своего архива.

Владимир Васильев любезно разрешил мне запостить в ФИДО и выложить в ИНет одно из первых (если не самое первое) свое интервью с "Интерпрасскона-91". Интервью из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск) — насколько знаю, раньше оно нигде не публиковалось.

Все материалы выложу на www.tree.boom.ru

Дьяков С. КЛФ "Галакты"

(Молодой коммунист (Чебоксары).- 1988.- 17 нояб. — С. 10.)

Клуб любителей фантастики "Галакты" образован около трех лет назад. Сейчас он объединяет более 40 человек разных профессий и возрастов. Членами клуба установлены контакты со многими КЛФ других городов страны. Представители "Галактов" принимали участие в нескольких межклубных делах всесоюзного масштаба: "Аэлита-87", "Аэлита-88" в городе Свердловске, встрече КЛФ страны в поселке Новомихайловском в 1987 г., приняли участие в 1-й Всесоюзной конференции КЛФ в Киеве в марте 1988 г., организованной ЦК ВЛКСМ. Побывали на вечере, посвященном 80-летию со дня рождения писателя-фантаста И. А. Ефремова, в московском Доме ученых в мае 1987 г.

В настоящее время клуб работает при Фонде молодежной инициативы Ленинского райкома ВЛКСМ, одновременно сотрудничая с Республиканской библиотекой им. М. Горького.

По инициативе клуба создан Золотой фонд фантастики, получивший признание большинства КЛФ страны. Начата работа по созданию музея фантастики. Поступили первые экспонаты из разных городов. В 1987 г. многие клубы поддержали предложение "галактов" отмечать День фантастики — 31 июня. В этом году его будут праздновать более двух десятков КЛФ.

Внутриклубная деятельность состоит из встреч членов КЛФ с писателями-фантастами, проведении дискуссий, чтений докладов, обмена литературой, просмотра видеофильмов, обсуждения произведений членов клуба.

"Галакты" ждут новых любителей фантастики в гости и насовсем.

Встречи "Галактов" проходят в библиотеке им. Светлова по адресу: ул. К. Маркса, 42, каждое второе воскресенье месяца в 15 часов.

С. ДЬЯКОВ,

врач Новочебоксарской горбольницы.

История Фэндома: "Аэлита-90"

[Без авт.] Аэлита-90: Из жизни фэнов

(Плюс-минус бесконечность (Москва).- 1990. — Вып. 2. — С. 29.)

Каждый год в Свердловске собираются на праздник любители фантастики со всей страны. Здесь происходит вручение "Аэлиты" — премии журнала "Уральский следопыт" и СП РСФСР за лучшее фантастическое произведение года. Вот и в этот раз, в конце мая, на турбазе "Хрустальная" поселились более 300 представителей КЛФ страны. Присутствовали и зарубежные гости — из Польши и Болгарии.

Были названы лауреаты трех премий: собственно "Аэлиту" вручили писателю из Красноярска Олегу Корабельникову за книгу "К востоку от полночи". Премии "Старт" за лучшую первую книгу молодого писателя-фантаста был удостоен ленинградец Андрей Столяров за сборник "Изгнание беса". Приз имени И. А. Ефремова за вклад в развитие и пропаганду советской НФ получил фантаст Виталий Бабенко (Москва).

Торжественным вручением премий дело не ограничилось: все время пребывания на турбазе было заполнено до отказа. Перевыборы Всесоюзного Совета КЛФ и работа секции знатоков творчества Стругацких; создание Ассоциации Компьютерных Фэнов и заседание Совета Всесоюзного Объединения КЛФ…

Круглосуточно шел показ видеофильмов. Работал книжный киоск — продавались книги советских и зарубежных авторов, газеты и журналы, информационные материалы, привезенные клубами.

Встретились издатели фантастической периодики. Теперь массовых изданий три: Ленинград — "Измерение Ф" (тираж 85 000 экз.); Свердловск — "Пиф: Приключения и Фантастика" (тираж последних номеров более 100 000 экз.). И мы. Планируются: издание в Обнинске (тиражом около 50 000 экз.), переход на "промышленные" рельсы одного из старейших фэнзинов "Оверсан". Мелких же изданий столько, что нет смысла перечислять. Их тиражи не превышают 1000 экз., и распространяются они только среди КЛФ.

Оргкомитет Хоббитских Игрищ продолжал набор желающих приехать 4 — 11 августа в Красноярск для участия в ролевой игре на местности по сказочной эпопее Дж. Р. Р. Толкиена "Властелин Колец" и организовал показательный бой на мечах.

Общение фэнов между собой продолжалось далеко за полночь. Некоторые клубы из одного и того же города с удивлением узнали о существовании друг друга.

И — карнавал, на котором мы увидели самых разных героев фантастики — от Саурона и Бойцовых Котов до "желающих странного" и пиратской мамаши, а также Борю Завгороднего собственной персоной.

Клуб ЛЭФ (Лаборатория Эротической Фантастики) объявил о вручении Вилли Кону [Конну — YZ] приза за эротизацию фантастики в СССР (за книжки-минутки "Лили" и "Похождения космической проститутки").

Был проведен конкурс значков, одним из победителей которого стал значок из Краснодара "Бойтесь случайных связей" (приведен на 32 странице нашего издания).

Раздавал визитные карточки и автографы Амвросий Амбруазович Выбегалло.

Встретились двое Александров Приваловых.

На торжественном закрытии праздника в его адрес прозвучало немало теплых слов. По общему мнению, десятилетний юбилей "Аэлиты" удался.

В разные годы премию "Аэлита" получили:

1981: А. и Б. Стругацкие — за повесть" Жук в муравейнике"

А. Казанцев — за вклад в советскую фантастику.

1982: 3. Юрьев — за роман "Дарю вам память"

1983: В. Крапивин — за повесть "Дети синего фламинго"

1984: С. Снегов — за трилогию "Люди как боги"

1985: С. Павлов — за роман "Лунная Радуга"

1986: премия не присуждалась.

1987: О. Ларионова — за книгу "Соната моря"

1988: В. Колупаев — за книгу "Весна света"

1989: С. Гансовский — за книгу "Инстинкт?"

По причине фабричного брака пленки мы не смогли представитъ фотографии "Аэлиты-90".

История Фэндома: О Л. Фролове (Волгоград), 1986

Домовец А. Тысяча и один том: Мир увлечений

(Вечерний Волгоград (Волгоград).- 1986.- 15 нояб. — С. 5.)

Недавно волгоградский инженер Лев Фролов собирал у себя друзей. Повод для этого был самый что ни на есть значительный. Красный лист календаря? Нет. День рождения? Нет. И все-таки хозяин квартиры чувствовал себя именинником. Накануне в его личной библиотеке появилась юбилейная, тысячная по счету, книга фантастики.

…ЖИЛИЩЕ ЧЕЛОВЕКА, имеющего "одну, но пламенную страсть", обязательно несет на себе отпечаток увлечения своего владельца. Так и с квартирой Фролова. Зайдя в его комнату, я невольно остановился на пороге. Развешанные по стенам картины и рисунки на космические темы. Подвешенный к потолку лунный глобус. Высокие стеллажи с книгами, вместившие всю тысячу (а к моменту встречи уже больше тысячи) томов. Иными словами — двадцать пять лет труда, которые понадобились, чтобы собрать прекрасную эту библиотеку.

Как-то в третьем классе парнишке случайно попало в руки несколько книг: "Аэлита" А. Толстого, "Человек-амфибия" А. Беляева, "Туманность Андромеды" И. Ефремова. Подбор такой, что и специально желая увлечь человека фантастикой, лучше не найдешь. И Леве, что называется, заболел ею.

Впрочем, кто из нас не болел в детстве фантастикой? Кому не снились космические корабли и подводные глубины, инопланетяне и роботы? Но в большинстве случаев увлечение фантастикой с годами проходит и вспоминается с легкой улыбкой. Иначе сложилось у Фролова. Была школа и был техникум, была работа и была служба а армии, затем институт и стройки Уренгоя: заботы, тревоги, трудности — все, как у всех Плюс фантастика.

Она была с Фроловым всегда, Интерес к ней с годами не притуплялся — рос. Поначалу, еще в школе, а этих книгах Льва привлекал главным образом калейдоскоп событий и приключений, яркость выдумки и лихо закрученным сюжет. Со временем на первый план стали выступать литературная основа, оригинальность идеи, социальные мотивы произведения. Сегодня больше увлекают повести и романы, где выписан внутренний мир, психология человека, поставленного автором в необычные обстоятельства.

Впрочем, в тысячетомной библиотеке собраны, пожалуй, все без исключения типы фантастики. Советская и зарубежная, научная и сказочная, сатирическая и социальная, в прозе и стихах — сотни авторов представлены здесь. В первую очередь самые любимые: братья Стругацкие, бесспорные лидеры советской НФ, и Станислав Лем, которого Фролов считает фантастом на все времена за неподражаемую оригинальность мышления, глубокую философскую основу произведений.

ГОВОРЯТ, всякая библиотека красна раритетами — редкими изданиями. Может быть. Во всяком случае библиотека Фролова ими не обделена, вот лишь некоторые из книг, найти которые моему герою удалось путем долгих хождений по букинистическим магазинам: роман Эдварда Бульвера "Грядущая раса" 1891 года издания, "На планете Марс" Густава Леружа (Санкт-Петербург, 1910 год). Содержание этих произведений, написанных много десятков лет назад, естественно, устарело, кажется теперь наивным, но до чего же интересно держать в руках потрепанные томики фантастики с "ятями", "ерами", "фитами"!

Вот уже много лет Лев Фролов переписывается с любителями фантастики со всех концов страны. В числе то корреспондентов немало и писателей-фантастов. Сегодня библиотека насчитывает около тридцати книг с автографами авторов, в том числе таких известных, как А. Палей, В. Михайлов, В. Колупаев, Е. Парнов. Есть и фотография Аркадия Стругацкого с его подписью.

Интерес Фролова к фантастике настолько велик, что одно собирание книг не может удовлетворить его. Собирает он также газетные и журнальные публикации, вырезки с рецензиями, диафильмы, рисунки и картины. Плод многолетней работы систематизированный по годам универсальный указатель книг фантастики, изданных на русском языке, Под номером первым значится в нем повесть И. Гурьянова "Комета 1832 года" (издание Лазаревского института восточных языков, 1832 г.). Автор указателя считает, однако, что это еще не самая старая из изданных в России фантастических книг и собирается продолжать библиографические изыскания. Указатель дополнен различными картотеками, справочниками, каталогами. В целом библиотека, помимо книг, содержит так много разнообразных материалов по фантастике, что правильнее было бы назвать ее НФ текой.

Эрудиция Фролова во всем, что касается его увлечения, не имеет, кажется, границ. Он свободно ориентируется в сотнях названий и имен советских и зарубежных авторов, При этом он самым горячим образом интересуется тем, как развивается фантастика а нашем родном городе. Есть у нас признанный автор — Юрии Тупицын. Есть талантливые молодые писатели Евгений я Любовь Лукины. С большой радостью говорит Фролов о том, что начинающий авор — волгоградец Сергей Синяким приглашен на всесоюзный семинар молодых фантастов в Дубултах, организуемый Союзом писателей СССР. Кстати, Лев и сам пробует, что называется, перо в любимом жанре. Некоторые из его рассказов уже увидели свет в газетах.

…В ВОСЬМОМ классе, под влиянием фантастики, он мечтал о редкой профессии хотел стать астрофизиком. Жизнь сложилась по другому, Но Лев Фролов вряд ли жалеет об этом. Любимое увлечение, увлечение на всю жизнь, делает будни праздниками, способно расцветить каждый день яркими красками.

Человек "одной, но пламенной страсти" достоин уважения и хорошей, самой что ни на есть белой зависти…

А. ДОМОВЕЦ. (Корр. "ВВ").

Фото А. ЛЕВИЦКОГО.

История Фэндома: Интервью с Р. Брэдбери (США), 1990

Утопии опасны… / Беседу вел А. Шитов

(Плюс-минус бесконечность (Москва).- 1990. — Вып. 2. — С. 24.)

Беседа с Раем Брэдбери началась неожиданно. "Я готов дать интервью советскому журналу, — сказал писатель, — но при непременном условии — вы напечатаете мое мнение о несколько странных отношениях с вашими издателями. Насколько я понимаю, мои книги пользуются в России большой популярностью. Их публикуют там с начала 50-х. Еще лет 10–15 назад от русских, приезжавших ко мне, узнал, что гонорары в рублях должны перечисляться в один из советских банков. 2 года назад через Дэниэла Брустина, руководителя библиотеки конгресса США, и Арманда Хаммера я предлагал передать эти деньги любому советскому студенту, желающему поехать учиться в США, или американцу — для получения образования в СССР. Мне отказали. Может, теперь положение изменилось? Буду рад, если эти деньги пойдут на двусторонние студенческие обмены. А остатки когда-нибудь пригодились бы и мне… А теперь я готов к ответам". Мы в свою очередь надеемся на ответ советских книгоиздателей. Этого требует простая вежливость.

— ВЫ СЧИТАЕТЕ СЕБЯ ПИСАТЕЛЕМ-ФАНТАСТОМ?

— Я считаю себя писателем "идей". Это нечто иное. Такая литература впитывает любые идеи: политические, философские, эстетические. Я из категории мечтателей-выдумщиков нового. Они появились еще в пещерном веке. Тогда человечество было совсем примитивным, искало пути к выживанию — оттуда и берет начало НФ. Топор, нож, копье — все это было фантастикой. Идея развести костер сначала зарождалась в мозгу, а уж потом воплощалась в реальность. Всегда были носители идей, мечтатели, что-то придумывающие, создающие, продвигающиеся к более сложному. Именно в этот ряд я себя и ставлю.

— ВАМ ПРИНАДЛЕЖИТ МЫСЛЬ, ЧТО ФАНТАСТИКА — РЕАЛЬНОСТЬ, ДОВЕДЕННАЯ ДО АБСУРДА. И ПОТОМУ ОНА ЕЩЕ И ПРЕДУПРЖДЕНИЕ ЛЮДЯМ.

— Верно. Но она же может и воодушевлять, Скажем, мечты о космических путешествиях — прекрасный источник вдохновения. Возможно, в ближайшие 20 лет советские и американские астронавты проведут совместную экспедицию на Луну или Марс, и обе страны в один вечер будут праздновать свободу человечества от силы тяготения. Это не может не окрылять.

— ЗНАЧИТ, В ТРЕТЬЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ ВЫ СМОТРИТЕ С ОПТИМИЗМОМ?

— Оптимизм сам по себе слеп. Как, впрочем, и пессимизм. А я не верю в действия вслепую. Конечно же, ошибается тот, кто предсказывает скорый конец света. Это — слепой пессимизм. Но неправ и говорящий об абсолютно идеальном мире. Это — слепой оптимизм. Я вообще не думаю, что мы хотим идеала. Нам нужно общество, в котором все-таки есть место шероховатостям. В попытке сделать жизнь для всех очень хорошей мы можем в конечном счете оделять ее для всех очень плохой. "Утопия" во многих отношениях такое же предупреждение людям, как и, скажем, "антиутопия" Оруэлла. Тут начинается сфера деятельности правительств, а они сверх определенного предела не внушают мне особых симпатий — о какой бы стране ни шла речь. В США, например, та же проблема, что у вас: бюрократический аппарат растет и растет. Пора бы уже сказать: "Довольно! Дайте мне возможность иметь дело с конкретным человеком. Кафкианский замок нам не нужен".

Так что я бы говорил лишь об ощущении оптимизма. Шанс на него появится, если мы все будем полностью реализовывать отпущенные нам генетические возможности. Я всю жизнь, каждый день делаю то, что люблю: наполняю мир своими идеями — и это рождает отличное настроение. Тот, кто использует свой разум, свои способности, свой гений, наконец, чтобы улучшить мир, получает полное право на оптимистичные настроения, но не слепые, а основанные на деятельности, созидании.

— НО СТРЕМЛЕНИЕ К УЛУЧШЕНИЮ МИРА МОЖЕТ ПРИВЕСТИ И К ОБРАТНОМУ. ПОДОБНЫХ ПРИМЕРОВ НЕ СЧЕСТЬ — СКАЖЕМ, В ИСТОРИИ НАУКИ И ТЕХНИКИ.

— Наука и техника может быть "хорошей" и "плохой". Возьмите автомобиль. С одной стороны, он дает свободу передвижения. С другой — под его колесами в США каждый год гибнут 50 тысяч человек. Надо изучать любую науку, осваивать любую технику, а затем избавляться от их "минусов". Например, атомная энергия. Если мы извлечем правильные уроки из кошмарной катастрофы в Чернобыле и той аварии, что едва не произошла на нашей АЭС "Тримайл-Айленд", если научимся строить хорошие станции, то польза будет колоссальной. Кстати, не грех бы и нам, и вам перенять опыт французов — их АЭС, судя по всему, куда лучше советских и американских.

— ВЫ НАЗВАЛИ СЕБЯ МЕЧТАТЕЛЕМ. ДАВАЙТЕ ПОМЕЧТАЕМ, СКАЖЕМ, О ВСТРЕЧЕ С ПОДОБНЫМИ НАМ.

— Хотя мы — я убежден — не одиноки во Вселенной, не надеюсь на контакты с внеземной цивилизацией в ближайшие несколько тысяч лет. А, может, этот срок будет еще большим в зависимости от того, что мы обнаружим, добравшись до Альфы Центавра. До нее 4 световых года, так что при увеличении скорости межзвездных кораблей она, в принципе, доступна. Пусть путешествие продлится 50, 60, 80 лет, век, но в конце концов появятся поколения астронавтов, которые туда долетят. Теоретически возможен и такой вариант — инопланетяне прибудут в гости к нам. Но пока никаких доказательств воплощения такой мечты, как ни жаль, нет. Правда, у вас, в СССР, несколько месяцев назад о каких-то пришельцах говорили, но все обернулось детской сказкой, не так ли? У нас подобное тоже случалось, и не раз…

— ВАШ СООТЕЧЕСТВЕННИК ТЕД ТЕРНЕР ОБЪЯВИЛ КОНКУРС НА СОЗДАНИЕ КНИГИ, КОТОРАЯ УКАЖЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ ПУТИ К ВЫЖИВАНИЮ, БОЛЕЕ ТОГО — К ПРОЦВЕТАНИЮ В БУДУЩЕМ. ВЫ СЧИТАЕТЕ ЭТО РЕАЛЬНЫМ?

— Вполне. Сейчас очень полезно заняться самокритикой, не впадая в негативизм. В США многие писатели убедили себя и теперь убеждают других, что будущее не сулит ничего хорошего. То же во французской литературе, отчасти — в английской. Про советскую не скажу, не знаю. Думаю, имея колоссальные проблемы, с одной стороны, и огромный творческий потенциал — с другой, люди должны обратиться лицом к солнцу и поставить разум на службу самосовершенствованию. Меня такая задача вдохновляет. Полагаю, аналогичная позиция и у Теда Тернера. Он хочет, чтобы представленные на конкурс романы принесли то самое ощущение оптимизма, о котором я говорил, взамен черных пророчеств — их и так слишком много в литературе конца XX века.

— А ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ УЧАСТВОВАТЬ?

— Да. Я буду одним из судей.

Беседу вел Андрей Шитов.

Текст печатается по журналу "Эхо планеты" № 18 (109) 28 апреля-4 мая 1990.

История Фэндома: Интервью с В. Васильевым (1991)

ИНТЕРВЬЮ С ВЛАДИМИРОМ ВАСИЛЬЕВЫМ

(КЛФ "Арго" г. Николаев)

"Интерпресскон-91" Ленинград, 1991

Вопрос: Как давно ты пришел в фантастику? Твои детские кумиры?

В.В.: В фэндом я пришел, когда впервые попал на заседание клуба, году в 84 или 85. Привел меня Сергей Стульник. До этого я читал практически одну фантастику, ни с кем не общаясь. Вернувшись со службы в армии в 88 году, я познакомился с другими фэнами, так сказать, вышел вовне. Начал ездить на коны. Мои детские кумиры: Носов "Незнайка на Луне". Позже я восторгался романом Лема "Астронавты".

Вопрос: Сейчас пошла волна переводной и советской фантастики. Как ты оцениваешь это: качественным или количественным скачком?

В.В.: Количественный скачок несомненный, фантастики стало больше. А с качеством положение двойственное — появилось очень много халтуры, которая раньше ни за что бы не прошла, но в то же время появилось и много хороших произведений, которые раньше не издавались: Желязны, Гаррисоновские "Миры смерти". Т. е. тут и качественный и количественный скачки.

Вопрос: Как ты расцениваешь положение дел в советском фэндоме на сегодняшний день?

В.В.: Фэндом перерождается. Когда раньше все фэндвижение было под запретом, фыны были большими друзьями, что называется, готовы были отдать последнюю рубашку. Сейчас же фэндом становится образом жизни и профессии. Все продается и покупается, сплошная коммерция. Я не утверждаю, что это хорошо или плохо, просто фэндом стал другим. Клубы, как таковые, по-моему, отмирают. Раньше их держал на плаву тот факт, что они были запрещены. На заседаниях клуба все менее интересно из-за коммерциализации. Фэндом переходит на какую-то совершенно новую ступень.

Вопрос: Твой рассказ "Садовая, 7", по-моему, глубоко лирическая вещь. Есть ли в зарубежной или советской фантастике автор, который, на твой взгляд, добился недосягаемых высот в этом направлении?

В.В.: По поводу рассказа "Садовая, 7"… Это бродячий рассказ. Я сам бродяга. По-моему, это — невоплощенная мечта. Что же касается других авторов, то у Шекли есть хорошие вещи. Еще мне нравится чешский писатель Карел Михал. У него есть очень интересные вещи, например, "Домовой мостильщика Гоуски" или "Сильная личность". Есть в них некая изюминка. А боевики — это вторая моя любовь. Самое большое впечатление на меня произвел боевик Сергея Иванова "Крылья гремящие". Это не в чистом виде боевик, но вещь очень крутая. Я ее не могу забыть. И главное, что ее читать второй раз интересно. А у меня главный критерий оценки: интересно или не интересно. Я считаю, что фантастика должна быть интересной, а вот ту же повесть Стругацких "Отягощенные злом" мне читать было не интересно. Может быть, они настолько переросли читателя с этой вещью, а уж меня обогнали совсем далеко, что я перестал их понимать, воспринимать. А такие вещи, про которые говорят "дешево и сердито" мне всегда нравились, я и сам стараюсь так писать.

Вопрос: Ты сам пишешь в стиле боевика?

В.В.: Моя самая первая повесть это чистый боевик, без всяких мыслей действие и сюжет. Вторая повесть уже немного другая, но тоже написана по законам боевика.

Интервью взял Владимир Наумов

Расшифровка Татьяны Приданниковой

КЛФ "Странник" Магнитогорск

История фантастики: А. Данилов "Покушение… на что?" (1990)

Данилов А. Покушение на… что?: Размышления по поводу

Заря молодежи (Саратов).- 1990.- 2 янв. — С. 8

Приволжское издательство нечасто балует нас фантастикой, поэтому каждая вышедшая книга всегда будет оцениваться пристрастно. Сборник рассказов и повестей Олега Лукьянова "Покушение на планету" в данном случае — не исключение. Возможно, наши оценки сегодня кому-то покажутся спорными. Что ж, мы не уклоняемся от спора и приглашаем к нему всех желающих.

"От объятий швейцарского банке,
Что простерлись до наших широт,
Упаси нас ЦК и Лубянка,
а иначе никто не спасет".

Станислав Куняев

"Необыкновенный концерт" — вот что приходит в голову по какой-то странной ассоциации. Тот самый неувядающий образцовский "Необыкновенный концерт", где губошлеп конферансье объявлял счастливым голосом: "Запад успешно загнивает!", а потом вдруг почему-то прибавлял: "Но не будем о грустном".

В самом деле, не будем о грустном. Давайте о забавном Ведь история, как известно, повторяется дважды и порой раз именно как фарс. А что может быть забавнее фарса? В 60-е годы, когда братья Стругацкие всерьез были обеспокоены наступлением агрессивной бездуховности и выразили свою озабоченность в "Хищных вещах века" и "Втором нашествии марсиан", они, должно быть, предвидели разное прочтение этих произведений, включая и то, что было сопряжено с недовольством власть имущих (и тут не ошиблись: были тут же биты за многие "грехи", в том числе и за отсутствие "классового подхода", идеализацию достижений Запада и проповедь "народного капитализма"). Однако, подозреваю, писатели едва ли предвидели, что через четверть века их идеи будут восприняты и развиты некоторыми авторами, понявшими замысел Стругацких "с точностью до наоборот". Сытый Невоспитанный Человек, по Стругацким, — это воплощение самодовольного невежества, оснащенного всеми достижениями технологической цивилизации и потому особенно опасного для окружающих. Фантасты метили, в первую очередь, в свое родное — Ее Величество Номенклатуру, от микроскопического, жэковского уровня до Самой-Самой (не случайно в "Сказке о Тройке" бригада канализаторов постепенно превращалась в Диктатуру, все увеличивая свои полномочия), причем степень некомпетентности Сытого Невоспитанного Человека была, конечно, прямо пропорциональна тому месту, которое он занимал тогда в общественной иерархии… В книге Олега Лукьянова "Покушение на планету", написанной с оглядкой на творчество Стругацких, была допущена будто бы маленькая, но принципиальная подмена: Невоспитанность объявлялась непременным спутником и следствием Сытости, сказочное материальное благосостояние членов социума могло быть, по мнению автора, оплачено только ценой отказа от идеалов, от славных достижений предков, от Веры и духовности. Стругацкие презирали зажравшихся мещан, для которых вещи стали смыслом и целью существования, но общество будущего рисовали отнюдь не сурово-аскетичным: и Антон-Румата, и Максим Каммерер жили не в пещерах и ходили не в рубище; личные глайдеры и туристические космолеты, Линия Доставки и Нуль-Т, возможность поохотиться на другой планете или воспользоваться "скатертью-самобранкой" — все это нисколько не препятствовало той ауре духовности, порядочности, доброты, которая окружала лучших героев Стругацких. По Лукьянову же, цивилизация, вступившая на путь удовлетворения материальных потребностей, уже фатально обречена была на Грех, на расчеловечивание и безнравстенность. Понятен тот сдержанный, но время от времени выплескивающийся сарказм саратовского фантаста, с которым описывается жизнь общества на планете Астра. Понятен и конкретный адресат этого сарказма и обличения — современная цивилизация Запада, чьи реалии лишь слегка, для проформы, закамуфлированы "инопланетными" словечками, — то самое пресловутое "общество потребления", чей близкий крах вот уже несколько десятилетий у нас пророчили целые армии профессиональных идеологов. Нельзя сказать, что автор "Покушения на планету" в этом плане особенно оригинален: цивилизация Астры предстает перед нами как средоточие порока. Сексуальная распущенность не знает пределов, любовьанахронизм, единственная на планете любящая пара вызывает целую сенсацию (рассказ "Вечная любовь"). Интеллектуалы-"яйцеголовые", без чести, совести, для достижения своих амбиций готовы пожертвовать кем угодно, пойти на любую подлость (рассказ "Чемпион", повесть "Препарат Курнаки"). Среди всех человеческих чувств главенствует чувство зависти к конкуренту, сопернику (рассказ "Шубка из созвездия Арфы"). Человек, способный трезвыми глазами взглянуть на свою астрианскую реальность, тут же понимает ее пагубность и кончает с собой ("Феномен Стекларуса"). В общем, из этих и других примеров явствует, что именно на Астре цивилизация зашла в тупик, и целью фантаста становится предупреждение нас об опасности. Видимо, как раз этой цели служат многостраничные, почти протокольные описания всяческого изобилия и сцены "буржуазного разложения" (как сказала бы мадам Мезальянсова из "Бани" Маяковского). И то, что здесь демократией именуют власть неразумной толпы, о гласности вдохновенно рассуждает продажный журналист, а под видом заботы власть предержащих о родной Астре тайное правительство ведет беззастенчивую игру, готовое погубить и планету, и всю Вселенную… Кстати о тайнах. В книге "Покушение на планету" нам предложено и любопытное объяснение, почему же Астра вступила на порочный путь? Оказывается, во всем были виноваты черноглазые пришельцы извне и их потомки — четверо Близнецов, заразившие честную планету микробами меркантилизма, стяжательства. Это из-за них поначалу вспыхнула кровопролитная гражданская война, "гибли миллионы людей, разрушались прекраснейшие храмы, памятники старины", из-за них "рухнули священные родовые законы, веками сохранявшие культуру", это они "с помощью тайной политики искусно разжигали племенные, национальные и религиозные противоречия". И все это — для того, чтобы создать общество сытых полуживотных, властью над которыми могли бы сколько угодно тешиться кучка пресловутых Близнецов (мудрецов)… Не знаю, как вас, а у меня эти нескончаемые разговоры о заговорах, мудрецах, тайном правительстве — разговоры, которые теперь уже проникли в фантастику, вызывают огромное чувство неловкости как вид взрослых дядечек я темной комнате, которые на полном серьезе пугают друг друга детскими страшилками про Черную Руку и Привидение, забыв о том, что у них давно уже стибрили кошельки и часы…

Возможно, я ошибаюсь, но — в отличие от автора послесловия к книга Светланы Семеновой — я не нашел в книге Лукьянова ни "большой философичности", ни увлекающей читателя "изобразительной пластики" (грамматически правильно построенные фразы — еще не стиль). Даже с атрибутами изображенного мира, которые должны быть плодом фантазии автора, в книга пока обстоит небогато: охота роботов за старыми книгами и их хозяевами — это из Брэдбери, устройство, способное "погасить" агрессивность людей, — из "Возвращения со звезд" С. Лема, массовое выращивание граждан общества в пробирках "по сортам" — это взято из "Прекрасного нового мира" Хаксли. Взятые напрокат чужие реплики не прибавляют достоинств книге, и хотя автор послесловия отводит место О. Лукьянову где-то между Достоевским и Замятиным, упоминает его произведения в одном ряду с "Марсианскими хрониками", "Часом Быка" и "Трудно быть 6огом", это выглядит скорее как аванс, как доброе пожелание автору, нежели как взвешенная оценка. Однако это в конца концов не самое главное. Печально, что главная "обличительная" идея автора книги получает в послесловии полную и безоговорочную поддержку: "…есть социальные модели, может быть, даже опаснее столь часто разоблачаемого тоталитаризма", сказано в послесловии, и эта мысль вызывает у меня сложные чувства. В пору, когда наша общество с мучительным трудом, тяжко, нервно разрывает многолетние путы тоталитаризма — имеем ли мы моральное право учить окружающих, что им-де грозит опасность пострашнее? За времена, когда разболтанная и больная наша экономика порождает дефицит за дефицитом, буквально самого необходимого, честны ли мы до конца, "разоблачая" и "развенчивая" общество, сумевшее предоставить своим гражданам не только необходимый минимум, но еще много-много сверх того?

Если фантастика наших дней не желает превратиться в ту гоголевскую унтер-офицерскую вдову, которая сама себя высекла, то писателям надо сегодня хорошенько поразмышлять над ответами на эти вопросы. И, думаю, не только фантастам.

А. ДАНИЛОВ.

Рисунок Е. САВЕЛЬЕВА.

История фантастики: О Вилли Конне (1990)

Иванов Р. "Что характерно, ценою в рубель…": Реплика

(Заря молодежи (Саратов).- 1990.- 2 янв. — С. 8.)

Был такой забавный анекдот о нашем усопшем генсеке. Будто водит он иностранную делегацию по художаственному музею и, слушая подсказку экскурсoвода, сам дает пояснения к картинам. Но вот около врубелевского "Демона" он, не расслышав правильно, сам вдруг удивляется несоизмеримостью цены и самой картины: "Что характерно, ценою в рубель, а на вид гораздо дороже…"

Примерно таким вот явным несоответствием (только, конечно, в "обратную" сторону) между ценою "в рубель" (нет, будем точны: 98 коп.) и шестнадцатистраничной книжечкой "Лили" некоего Вилли Густава Конна, которой ныне завалены все киоски "Союзпечати" Саратова, был несколько удивлен и автор этих строк. Впрочем, на обложке крупно набрано "Фантастика", а чем только не пожертвуешь ради любимого и популярного жанра! Итак, к делу: что же фантастического поведал нам г-н (впрочем, может и "тов.", ибо факт перевода с какого-либо языка в книжечке не отражён) Вилли Конн?

Внимание: "Девушка легко скинула халат. Больше на ней ничего не было. Манящей матовой белизной вырисовывалось тело… Я почувствовал томную, болезненную и сладкую конвульсию в своем теле, на какую-то секунду перехватило дыхание, часто-часто забилось сердце…Она зачерпнула пригоршню теплой ключевой воды и брызнула себе на грудку, Я видел, как заблестели серебряные капельки на ее коже, потекли вниз вдоль всего девичьего тела и остановились, повиснув бусинками в самом низу живота, на ее пушке. Она сжала ножки, и бусинки покатились дальше. Девушка, потупив глаза, разжала ножки, замирая от желания и смущения, чуть коснувшись своего тела, смахнула щекотные капельки на пол…"

Так, ясно; А дальше что? Перелистнем пару страниц: "Девушка оглянулась вокруг и, убедившись, что поблизости никого нет, разделась догола… Теперь я видел больше, чем ночью. Не только ее тело и грудь, я видел все… Я хорошо видел, как вода покрыла ее колени, потом поднялась выше по голой ноге, прохладной щекотностью коснулась ее пушка". Так, что там дальше? На следующей странице: "…я отчетливо видел, как она, обнаженная и прекрасная, входила в озеро, как вода покрывала сначала ее колени, прохладной щекотностью касалась ее пушка…" Минуточку, это вроде уже было? А что на следующей странице: "Девушка, потупив глаза, разжала ножки и, замирая от желания и страха, смахнула щекотные капельки на пол…" Постойте, и это уже было в начале!

Впрочем, не надо удивляться: вся книжечка от начала и до конца наполнена подобными анатомическими пассажами, причем одними и теми же, ибо автор скупится даже на слова. Ну, а фантастика-то в чем? Неужели только в том, что в конце девушка оказывается инопланетянкой? Мораль: "И инопланетянки любить умеют!" это как-то небогато для произведения, изданного полумиллионным тиражом. Как-то даже невольно хочется заняться арифметикой и, учитывая наш бумажный дефицит, выяснить — сколько настоящих фантастических книг, тех же братьев Стругацких, можно было бы отпечатать вместо этих описании любовных приключений с внеземным оттенком…

Впрочем, есть еще одно объяснение причины, по которой издательство "Мир" вкупе с кооперативом "Родео" отдали предпочтение именно этой книжке. Может быть, они после одного из нашумевших телемостов поверили, что "секса у нас нет" и решили восполнить этот пробел? Если так, то — увы — дефицит наш был угадан неверно: секс у нас все-таки есть, а вот со всем прочим…

Ждем от издательств" "Мир" новой книжки — на сахарно-мыльную тему Вот это будет фантастика! Думаю, согласимся и на цену "в рубель".

Р. ИВАНОВ.

История Фэндома: 1984: Разгром (1)

Здравствуйте, All!

Посылаю три статьи из "Комсомольской правды" за 1984 — их я выложу на www.tree.boom.ru

Фактически, статья "Меняю фантастику на детектив", опубликованная в центральном комсомольском издании, была понята "на местах" как руководство к действию, и уже ровно через месяц в николаевской "Южной правде" появляется разгромная статья о местном КЛФ "Арго" (эту статью я посылал ранее). "Комсомолка" также опубликовала отклики читателей на статью о тбилисском "Гелиосе". В комментарии к этим письмам редакция грубо выговаривает КЛФ, посмевшим просить не спешить с выводами и сказавшим добрые слова про тбилисский клуб. Редакцией было решительно указано местным комсомольским организациям, чтобы они разобрались с защитниками "Гелиоса".

Некоторые клубы в то время разогнали — например, ростовский "Притяжение" и волгоградский "Ветер Времени" (воспоминания очевидцев тех событий я посылал ранее). Часть клубов, как, например, наш челябинский КЛФ при политехническом институте, угасли сами собой — без помощи более опытных клубов и в атмосфере полной безнадежности что-то изменить.

Если вспомнить то время "закручивания гаек", то появление статей вроде "Меняю фантастику на детектив" и последовавшие за этим события выглядят закономерно и логично. И не нужно думать, что эти статьи в то время были чем-то особенным — до их появления, к примеру, вышестоящими инстанциями в самый последний момент была отменена "Аэлита-84" — и редакции "Уральского следопыта" срочно пришлось рассылать любителям фантастики письма с категорической просьбой не приезжать на конвент. Это случилось за полтора месяца до статьи в "Комсомолке"…

"Сплошный мрак. Средневековье. Ночь. И горит городская свалка". Стругацкие А. и Б. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя.

Квижинадзе Н., Пилипенко Б. Меняю фантастику на детектив

(Комсомольская правда (Москва).- 1984.- 30 мая.- (№ 124 (18029)). — С. 4.)

"СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО! Черновики после перепечатки сжечь! В особых случаях, ставящих под угрозу существование клуба, шериф имеет право объявить дисциплинарную диктатуру (ДД) — Если правомерность ДД подтверждает менее 2/3 голосов, шериф должен быть немедленно переизбран. В течение всей ДД шериф пользуется неограниченными полномочиями…"

Что это за секретный документ и загадочные "шериф", "дисциплинарная диктатура"… Да и вообще где все происходит — на диком Западе или на фантастической планете, где поселились космоковбои?

Нет, читатель, все происходит в Тбилиси…

На языке документа (разумеется, опять же секретного) это называется "Операция "Нерон". По захвату власти. С помощью СС-1 в ФБР (в данном случае не американского. — Прим. авт.). Свержение должно произойти бесшумно. Так задумано…

"Свержению" подлежит председатель клуба любителей фантастики, а СС — Совет Старейшин, ФБР — всего лишь Фантастическое Бюро Расследования…

Если бы это была игра ну, скажем, школьников среднего возраста, начитавшихся детективов, куда ни шло. Но дело в том, что это не игра, это — из жизни. И действуют не приготовишки, а вполне зрелого возраста люди.

НЕСКОЛЬКО ЛЕТ назад в Тбилисском государственном университете был создав клуб любителей фантастики "Стажеры". Народ подобрался начитанный, любопытный и веселый. КЛФ был внесен в отчетные письмена, как еще одно из проявлении студенческой самодеятельности, и на этом его связь с комитетом комсомола оборвалась. То есть формально "Стажеры" числились под комсомольской эгидой, а фактически…

Тут мы должны сделать небольшое отступление. В Грузии внимательны к нуждам и запросам молодежи. В том числе и к молодежи творческой. Достаточно представить шатровую кровлю лагеря "Солнечная долина", услышать дискуссии о молодой поэзия, чтобы понять, какой заряд на долгие годы дают традиционные творческие встречи, семинары… Мечты переплавились в театр-студию "Метехи", в киностудию "Дебют". В комсомольском городке Борис Дзнеладзе открылся выставочный зал "Пиросмани". А сам городок!..

На таком сочном фоне КЛФ "Стажеры" казался синтетическим подсолнухом. То ли это объединение творческое, то ли нет — никто не знал. Но тем не менее клуб пытался тянуться к солнцу, определял направление, вырабатывал программу так, чтобы и членам клуба было интересно, и сами "Стажеры" приносили пользу.

По мере роста (а трудности роста неизбежны) стали возникать и такие вопросы: что считать главным в работе — популяризацию научной фантастики или создание новых произведении? Если "делать" свою фантастику, то кто оценит рукописи? Сможет ли помочь Союз писателей? Какую реальную помощь окажет комсомол?

Словом, вопросов накапливалось много. Но никто не предполагал, что в скором времени клуб затрясет, как в лихорадке. Начнутся пересуды, на месте ли его председатель, "тот" ля это человек, не пора ли его менять. Возникнет трепетное отношение к каждой бумажке, лежащей в папке клуба, — "как бы ее не выкрали…"

Связывают это с приходом в "Стажеры" Ираклия Вахтангашвили, автора уже цитировавшегося "документа". Новичок вначале понравился: инициативный, ищущий, готовый во всем помочь. Кто знал, что через некоторое время под его руководством будет разработан тот самый план операции "Нерон", станут вестись досье на каждого члена клуба…

Тут бы и самый раз вмешаться комитету комсомола, райкому — о чем спор, ребята? Тут бы сообща выработать такую программу, чтобы ясно было, для чего, собственно, создаются клубы любителей фантастики. Такого не случилось. Как-то не сложились отношения с подобными клубами. В одном райкоме комсомола Тбилиси Кировском — дело дошло до курьеза. На очередном заседании бюро клуб любителей фантастики был вроде бы утвержден, а на следующем — отпущен на все четыре стороны. "Знаете, ребята, — пооткровенничали в райкоме, — все-таки вы какие-то странные, не знаете, чего хотите…" Это был другой клуб, но руководил им уже знакомый нам Вахтангашвили.

МОЖНО БЫЛО НАДЕЯТЬСЯ, что кого-нибудь из фантастов — так называли себя члены клуба — наконец поймут в городском молодежном клубе "Амирани". После долгих скитаний "Стажеры" были приняты здесь на правах секции. Но какая это была секция! Кажется, многие забыли тогда даже и существовании дискотеки с модными и популярными новинками — так тянуло к "Стажерам". Они устраивали театрализованные представления, умные и смешные. Изобретательно к ним готовились.

"Это были лучшие дни в моей жизни", — признавался потом член совета "Стажеров" Владислав Петров.

Да, но что случилось? "Стажеров" вежливо попросили из "Амирани" — вот что. Мотив обтекаемый и туманный: "в связи с изменением профиля работы городского клуба". И фантасты оказались на улице…

Какой же такой "профиль" лишил их крова? И не где-нибудь, а в городском комсомольско-молодежном клубе! Официального ответа мы не услышали, хотя и встречались с лицами официальными. Лишь бывшие члены клуба "Стажеры" высказали предположение: "Нам показалось, что не нужны мы были никому, плюс, конечно, разногласия внутри клуба…" И "Стажеры" распались. На "Гелиос" и "Фаэтон". Правда, "Гелиос" остался клубом, а "Фаэтон" назвался литературным объединением.

Первое испытание для "Фаэтона" прошло успешно. По его инициативе был проведен литературный конкурс на лучший антивоенный научно-фантастический рассказ (который перерос рамки республиканского). Неделя научной фантастики, вечер молодых борцов за мир…

С РЕБЯТАМИ из "Фаэтона" разговаривать одно удовольствие: остроумны, веселы, полны творческих замыслив. Критично относятся к своему творчеству, понимая, что научная фантастика не есть земная ось. Стойко принимают невзгоды, которые порой встречаются. И не понимают, почему все-таки и Тбилисский городской комитет комсомола, и ЦК ЛКСМ Грузни держит их, мягко говоря, на почтительном расстоянии. Вроде бы они есть, и в то же время их как бы не существует. Невидимки!

Вот примечательная деталь. Когда "Фаэтон" успешно провел литературный конкурс, встречи с писателями-фантастами и это стало событием для молодежи, членов объединения срочно заметили. Более того, даже наградили Почетной грамотой ЦК ЛКСМ республики. Но вот флаги расцвечивания спущены — наступили будни и выжидательная тишина. Она небезобидна, эта тишина. Случиться может всякое. Особенно, когда в молодежном объединении теряют направленность, четкость в работе, как и произошло в "Гелиосе". Какую следующую "операцию" задумают провести там — неизвестно. И никто, даже сам председатель, не скажет, нужна ли она. Здесь одного преклонения перед фантастикой, даже самой захватывающей, наверное, мало. Нужна не просто "широкая эрудиция". Глубокие знания, ясность в творческом поиске, четность идейных позиции — вот что должно служить, на наш взгляд, основой для плодотворной работы КЛФ.

Ясности этой, как нам кажется, у "Гелиоса" нет. Знаете, как там определяют цель своего клуба? "Способствовать социальному прогрессу через формирование в сознании людей с помощью научной фантастики заинтересованности в активном решении социальных проблем".

Таков краткий девиз "Гелиоса", политическую наивность которого видно, как говорится, невооруженным глазом. Все мы хорошо знаем, что действительно способствует социальному прогрессу и что формирует наше общественное сознание марксистско-ленинское мировоззрение. Зачем же еще такие доморощенные "изобретения", к тому же с допингом фантастики?

Быть может, надо просто помочь Ираклию? Помочь хотя бы разобраться в собственной философско-фантастически-кибернетической окрошке, которой он к тому же еще и потчует своих коллег? Безусловно. Ну а за всякие "строго секретные инструкции" спросить. Не как с наивного подростка, а как со зрелого, взрослого человека.

За два года своего существования члены КЛФ "Гелиос" выступили с докладом с творчестве писателей-фантастов перед студентами университета, подготовили альманах, который с большей натяжкой можно назвать литературным, сняли фильм о… своих заседаниях. И все! Куда же исчезла, казалось бы, неиссякаемая энергия? Трансформировалась в бесконечные споры о структуре клубов групп любителей фантастики, о "совете президентов", о пунктах устава, о том, что такое "любители" и "единомышленники"…

Что ж, могут возникнуть, наверное, и такие вопросы, нет спора. Но во имя чего должны "светить" клубы типа "Гелиос" — вот в чем проблема. С "Фаэтоном" все гораздо проще. Есть у него направление — литературное, есть цель — поддержать молодые таланты. Отсюда и конкретные дела, мы говорили о них. А "Гелиос"? Если его "лучи" согревают небольшую группу тех, кто, увлекаясь фантастикой, решил просто развлечься, разогнать скуку, не стоит игра свеч. Это можно сделать с книжкой в руках на собственном диване или в кругу друзей. Еще хуже, когда молодежный клуб тщится создать видимость какой-то "корпорации умов", довольно сомнительно влиять на формирование общественного мнения, вырабатывать свою "стратегию" воспитания некоего "фэн-человека" и т. д. Это не только фантастически неумно, но и по меньшей мери несерьезно.

Не замечать подобного тяготения или делать вид, что ничего но происходит "фэн-мальчики" и "фэн-девочки" просто резвятся, — было бы неправильно. Особенно тем, кто призван должным образом влиять на умы и сердца молодежи.

Думается, у комсомольской организации должен быть четкий взгляд на эту проблему. Здесь нужна позиция, а не созерцание. Не случайно в партийных документах говорилось о том, что не все комсомольские организации в деле воспитания молодого человека оказываются на высоте стоящих перед ними задач, успевают своевременно реагировать на новые тенденции, увлечения в молодежной среде, придавать им нужную идейную направленность.

"Формы работы не могут быть застывшими, окостеневшими, — говорил на Всеармейском совещании секретарей комсомольских организации товарищ К. У. Черненко. — Они нуждаются в постоянном развитии. Нельзя к тому же не учитывать и присущее молодежи стремление к новому".

Мы уже говорили, что у комсомола Грузии есть добрая традиция всячески поддерживать творческие искания молодых. А как же клубы любителей фантастики?

Комсомольские работники в Тбилиси понимают, что такие новые тенденции и увлечения в молодежной среде есть — об этом у нас состоялся серьезный разговор в ЦК ЛКСМ республики. Даже знают в лицо некоторых активистов клубной фантастики. Но тем обиднее, что конкретной помощи, а соответственно и должной направленности, именно такие молодежные КЛФ пока не получили.

Н. КВИЖИНАДЗЕ, Б. ПИЛИПЕНКО.

(Наши спец. корр.).

Тбилиси.

История Фэндома: 1984: Разгром (2)

Протяните руку клубу

(Комсомольская правда (Москва).- 1984.- 14 июля.- (№ 161 (18066)). — С. 4.)

О "Гелиосе", тбилисском клубе любителей фантастики, шла речь в корреспонденции Б. Пилипенко и П. Квижинадзе "Меняю фантастику на детектив" ("Комсомольская правда", 30 мая). Неизбалованный вниманием комсомольских организаций, замкнувшийся в узком мирке, клуб потерял четкую идейную ориентацию. Газета поднимала проблему: какими быть клубам любителей фантастики, кто должен взять над ними шефство, чтобы придать молодежному увлечению нужную направленность.

Именно на такой подход ориентирует комсомольские комитеты постановление ЦК КПСС "О дальнейшем улучшении партийного руководства комсомолом в повышении его роли в коммунистическом воспитании молодежи": "Важно, чтобы в свободное время юноши и девушки не предавались пустым развлечениям, чтобы все формы досуга способствовали их идейному обогащению, физическому развитию, выработке высоких культурных запросов и эстетических вкусов, приобщению к лучшим достижениям отечественной и мировой культуры. Не допускать, чтобы под прикрытием самодеятельных объединений в среду молодежи проникали аполитичность, безнравственность, слепое подражание западной моде".

ХОРОШО БЫ ПОЗНАКОМИТЬСЯ

Клуб любителей фантастики "Гелиос" и впрямь оказался на ложном пути со своими "секретными документами", тайными заговорами и прочей нелепой атрибутикой. Однако дело не только в нем.

На сегодняшний день в стране действует около сотни КЛФ. Но они разрозненны, зачастую ютятся в неприспособленных помещениях, испытывают недостатки в снабжении книжными новинками.

Думаю, клубное движение нужно организовать и придать ему нужную направленность. Проводить всесоюзные и республиканские фестивали фантастики. Возможно, издавать специализированный журнал и на его страницах давать своевременную принципиальную оценку новым произведениям, активно вести контрпропаганду на этом, далеко не последнем по важности участке идеологического фронта.

А. ЛУБЕНСКИЙ,

председатель КЛФ "Параллакс".

Черкассы.

ЗАИГРАЛИСЬ

С клубом "Гелиос" все ясно: великовозрастные детки заигрались, утратив чувство реального.

Авторы статьи заканчивают статью упреком комсомольским органам Грузии в том, что оставили ребят без помощи. А как изменилось положение сейчас?

Чтобы оказать организационную, методическую поддержку КЛФ, разобраться в его проблемах, нужно хорошо знать фантастику, а главное — стоять на четких идейных позициях.

К примеру в современной фантастике можно встретить чертей и ангелов, конец света и т. д. Все это в большинстве случаев не более чем литературный прием, который сам по себе ни плох, ни хорош. Но при обсуждении на клубном вечере или диспуте достаточно чуть-чуть сместить акценты, допустить крохотную передержку, и в результате четкие идеологические критерии размываются.

Научиться видеть эту грань многим сегодняшним КЛФ не по плечу, пока каждый варится а собственном соку.

Нужен единый, постоянно работающий центр, как у множества других любительских организаций.

Д. ВОЙЦИК.

Омск.

ОПЕРАТИВНЫ В ПЕРЕПИСКЕ

Мы поддерживали связь с КЛФ "Гелиос" более года, и у нас сложилось хорошее впечатление о нем. Ребята оперативны в переписке, охотно высылают свои материалы. Мы обсуждали статьи и рассказы тбилисцев на своих заседаниях, по сценарию одного из грузинских авторов готовим синтез-программу.

Поэтому были очень удивлены, прочитав материал "Меняю фантастику на детектив". Мы обращаемся с просьбой получше разобраться в ситуации, ибо речь идет о чести не только КЛФ "Гелиос", но всех любителей фантастики страны.

Члены клубов "Притяжение", "Лунная радуга". "Прометей.".

Башкирская АССР

У НАС, В "ВЕЛИКОМ КОЛЬЦЕ"

Публикация "Комсомольской правды" вызвала широкое обсуждение на заседании астраханского КЛФ "Лабиринт".

Ваша газета впервые посвящает деятельности молодежных клубов такой крупный материал, и он мог бы стать началом серьезного разговора. Однако вместо этого в нем подвергают критике клуб "Гелиос", говоря о каких-то "фэн-мальчиках" и "фэн-девочках". А ведь все КЛФ. входящие в систему "Великого кольца", четко и последовательно следуют принципу "Научная фантастика может и должна способствовать коммунистическому воспитанию молодежи".

О. БЕЛОВАЛ, П. ГОРЕВ,

всего 12 подписей.

ЛЮБЯТ СТРАННОЮ ЛЮБОВЬЮ

Любовь к книге — любого жанра — должна утверждать в человеке самые лучшие качества. Почему же в иных клубах появляются сомнительные нравы?

Конечно, сама по себе книга здесь ни при чем. Нужно, чтобы руки, прикасающиеся к ней, были чистыми. Чтобы далекие от литературы люди не пытались под видом любви к искусству протаскивать чуждые нам взгляды.

Н. РЫЖИКОВА.

Брянск.

ОТ РЕДАКЦИИ

Судя по откликам, газета подняла важную тему. Мы получили много писем от членов КЛФ, но ни одного из райкомов, горкомов комсомола… Неужели молодежных лидеров не интересует, чем заняты любители фантастики на своих заседаниях, как им можно помочь?. Особенно странно выглядит молчание Астраханского горкома ВЛКСМ и комсомольских комитетов Башкирии.

Какие произведения приходили из Грузии в адрес уфимского "Прометея", стерлитамакского "Притяжения" и других? Ефремова? Толстого? Братьев Стругацких? Да нет, собственные.

А сценарий? Познакомились ли с ним профессиональные литераторы, комсомольские работники?

В качестве принципа можно взять любые, самые замечательные слова, но ведь в данном случае члены клубов, связанных с "Гелиосом", читали не научную фантастику, а рассказы "оперативных в переписке" авторов, а это не одно и то же…

Смущает еще одна деталь. "Фэн-мальчики" из "Гелиоса" играли а "СС", "ФБР", в свержение шерифа. Здесь нечто новое — "Великое кольцо" — и стремление стать стеной на защиту одного из раскритикованных звеньев кольца.

Ждем откликов комсомольских активистов, читателей и действенного, неформального участия в работе клубов любителей фантастики.

История Фэндома: 1984: Разгром (3)

[Без авт.] Протянули руку клубам: Бюро ЦК ЛКСМ Грузии обсудило статью "Меняю фантастику на детектив"

(Комсомольская правда (Москва).- 1984.- 22 сент.- (№ 218 (18123)).- 2.)

30 мая 1984 года в вашей газете была опубликована статья "Меняю фантастику на детектив", в которой рассматривались некоторые проблемы организации работы в грузинских клубах любителей фантастики, критиковался, в частности, КЛФ "Гелиос", в котором из-за погони за внешней развлекательностью забывали о существе дела. За невнимание к деятельности таких молодежных объединений были подвергнуты критике и комитеты комсомола республики.

Скажем, что в какой-то мере грузинский КЛФ "Гелиос" повторял ошибки и промахи других подобных клубов. И это еще раз подтвердила редакционная почта. Да, КЛФ, безусловно, помогают молодежи глубже знакомиться с лучшими произведениями советской и зарубежной фантастики, развивают творческое воображение, повышают интерес к науке, технике. Однако стихийный характер возникновения отдельных КЛФ, а в ряде случаев бесконтрольность за их работой со стороны комитетов комсомола приводят к тому, что у руководства клубами нередко оказываются случайные люди, не имеющие соответствующих знаний, практики воспитательной работы с молодежью. Творческие интересы членов КЛФ иногда попадают под влияние "авангардистских" идей Запада.

Некоторые из этих просчетов были характерны и для грузинского КЛФ "Гелиос". Вот почему, прежде чем обсуждать статью "Меняю фантастику на детектив" на бюро ЦК ЛКСМ Грузии, работники ЦК комсомола тщательно проанализировали проблемы, затронутые в "Комсомольской правде". Члены бюро ЦК комсомола республики встретились с представителями клубов, творческих союзов и организаций, учреждений культуры и обществ. Детально проанализирована история возникновения и становления КЛФ в республике. Отсюда и тема обсуждения на бюро — "О задачах комсомольской организации республики по искоренению недостатков в работе клубов любителей фантастики, координации их деятельности и оказания им практической помощи".

О чем говорили участники заседания? Прежде всего о том, что полностью согласны с критикой газеты в адрес комсомольской организации республики и конкретных клубов любителей фантастики.

— Откровенно говоря, — сказал на заседании член бюро ЦК ЛКСМ Грузии, президент республиканского клуба молодых ученых и специалистов Г. Меладзе, меня удивила некоторая надуманность программных тезисов КЛФ. Вроде ребята правильно понимают, в чем существо воспитания гармонично развитой личности будущего. Но в каких формах это проявляется, не поддается критике. Понахватали фраз из разных источников, смешали их с доморощенными идеями и в результате получилась какая-то мешанина.

Мне кажется, клубы должны более четко и ясно определить свои цели в строгом соответствии с постановлением ЦК КПСС "О дальнейшем улучшении партийного руководства комсомолом и повышении его роли в коммунистическом воспитании молодежи". Добавлю: "Комсомольская правда" выступила своевременно и подняла серьезную тему. Мы всецело поддерживаем позицию газеты, и думается, что ее поддержат в тех районах страны, где тоже сталкиваются с проблемами КЛФ.

Было отмечено также, что, хотя комитеты комсомола и были встревожены проблемами развития КЛФ, однако конкретной помощи им не оказали. А ведь комсомол Грузии может по праву гордиться клубами творческой молодежи, молодых ученых и специалистов, умением разумно организовать досуг юношей и девушек, направить их научно-техническое и художественное творчество в русло задач, выдвинутых партией и комсомолом.

Бюро ЦК ЛКСМ Грузии постановило создать при совете молодых ученых и специалистов республики рабочую группу, призванную руководить клубами любителей фантастики, контролировать и координировать их деятельность. В нее вошли представители Министерства культуры Грузии, ряда творческих союзов и общественных организаций.

Бюро постановило ежегодно заслушивать отчеты председателей КЛФ, утверждать планы работ каждого клуба. Внимание комсомольских комитетов Грузии было обращено на необходимость индивидуальной политико-воспитательной работы с членами КЛФ, оказания практической помощи любительским объединениям.

Немало критических замечаний пришлось выслушать руководителям учреждений культуры, при которых находились КЛФ, председателям самих клубов. Указывалось на формализм и некомпетентность в подходе к вопросам внутриклубной работы, расплывчатость целей и задач КЛФ, несоблюдение установленного порядка и Положения об организации и деятельности клубов как любительских объединений. В связи с этим был пересмотрен вопрос организационного подчинения КЛФ учреждениям культуры.

Участники заседания единодушны в том, что КЛФ могут и должны вносить свой вклад в дело коммунистического воспитания молодежи.