Византийское присутствие на испанских землях было еще менее успешным, поскольку оно длилось недолго. В 554 г. западные готы уступили Византийской империи регион, расположенный в южной части Сьерра-Морены между Гвадалквивиром на западе и Джукаром на северо-востоке, то есть всю горную цепь Бетики и все земли на север вплоть до перевала Альмарса. Главными городами были Кордова, Картахена, База, Малага, Ассидона и Сидония (Сигонтия), но не Севилья, они оставались византийскими вплоть до 612 г. Империя также включала в себя регион между краем Сьерра-Морены и мысом Сао Виценте (Promontorium Sacrum) с городом Оссуна (Оссонова), эти земли были византийскими до 624 г. С правления императора Маврикия (582–602 гг.) все эти земли и Балеарские острова получили название Мавритании Второй и были переданы под управление экзарха Африки. Ландшафт византийской Испании состоял из различных регионов: горная цепь Бетики растянулась параллельно южному побережью между мысом Гата (Promontorium Charidemi) и Гибралтаром, ее самая высокая вершина — Сьерра-Невада (3430 м), кроме того, Бетика включает в себя несколько плодородных низин, например Вега в Гранаде. Высокая температура и обильные осадки позволяют выращивать там виноград, оливковые и фруктовые деревья. Портом является Малага. На востоке горы становятся более низкими и не составляют уже единого массива, низины представляют собой степи или равнины, где располагаются ирригационные хозяйства. Эти низины располагаются вплоть до самого побережья, ограниченного двумя точками — Гатой и Нао (Promontorium Artemisium). Именно здесь находится Картахена, столица византийской Испании. И наконец, равнина Гвадалквивира широко раскинулась между Сьерра-Мореной и прибрежной горной цепью и представляет собой местность, где горные склоны покрыты лесоводческими плодородными культурами, а также сухими выгонами для скота. Здесь главным городом является Кордова.

Рассмотрев этот последний регион, край шкуры африканского леопарда, на которой, по выражению Страбона, греческого историка начала нашей эры, черные пятна — это зоны хозяйствования, а основа песочного цвета — это пустыни, мы закончили описание последнего ландшафта византийского Запада.

Византийский Восток

Восточная часть Византийской империи включала в себя Балканский полуостров и Грецию, Херсонес Таврический, Малую Азию, Армению, Северную Месопотамию, Сирию, Палестину и Синайский полуостров, остров Кипр, а также Египет и Ливию.

Балканский полуостров

Окруженный с востока, юга и запада морями — Черным, Мраморным, Эгейским, Ионическим и Адриатическим, Балканский полуостров (это название он получил от горной цепи, которая занимает его восточную часть) несколько неестественно (по выражению Й. Цвийчича) ограничен с севера Дунаем и его притоком Савой, бассейном Любляны, вплоть до той точки, где Динарское нагорье соединяется с Альпами и рекой Изонцо (Соча). Широкое и бедное растительностью Динарское нагорье, состоящее из горных цепей, плоскогорий, высоких платформ и низин, расположено параллельно Адриатическому побережью, занимает западную часть полуострова и отрезает его внутреннюю часть от берега. Восточная часть полуострова, напротив, легко доступна, здесь хорошо развито сельское хозяйство. Она состоит из цепи Балканских гор с их достаточно пологими склонами, не являющимися серьезным препятствием, — их можно пересечь сразу по нескольким ущельям, расположенным на высоте от 1000 до 1300 м, — и бассейна Марицы (Эброса) на севере Родоп, который продолжается и между Родопами и Истранджа Дагом, простирающимся вплоть до района Константинополя (этот регион назывался Фракия). На эту часть Балкан оказывал благотворное влияние средиземноморский климат, который делал ее пригодной, в частности, для выращивания зерновых культур. Эти два столь различных региона разделены широкой долиной, которая разрезана с севера на юг Моравой (Марг), правым притоком Дуная, и Вардаром (Аксий), впадающим в Салоникский залив. Это был крупный торговый путь, созданный вереницей плодородных низин и соединяющий северные страны и Средиземное море. Динарское нагорье, становясь на юге более узким (Албания), а значит, и более легким для перехода, позволило римлянам проложить дорогу Игнатия, которая объединила Диррахий и ближнюю Италию с Константинополем. Эта дорога пересекала реку Скумбу (Генузос), достигала Охрида (Ахрида), Гераклеи, Эдессы, Фессалоники, а затем проходила по прибрежным равнинам Эгейского моря, через Марицу, и, следуя северному побережью Пропонтиды, достигала столицы. Торговцы и военные использовали ее еще в XII в. и, без сомнения, позже. Но главным торговым путем после основания Константинополя скорее всего был маршрут, шедший с севера от Моравы, отходивший от реки у Ниша (Наисса), затем, следуя руслу Нишавы, он достигал Софии (Сердика), где течет Искыр (Эск); затем по ущелью высотой в 843 м путь доходил до Пловдива (Филиппополь) и, следуя течению Марицы, до Адрианополя, а затем и до Константинополя. Множество второстепенных дорог объединилось с этой важной дорогой, связав с основными городскими центрами — это Никуп (Никополис), Шумен, Варна (Одесс) на Черном море, Стара Загора (Вероя), Нова Загора, Ямбол, Бургас (Анхиал), также расположенный на Черном море; здесь названы только самые известные. Торговые маршруты всегда огибали малонаселенный массив Родоп.

Балканский полуостров из-за своей раздробленности не имел центра: Константинополь и Фессалоника, пункты, где два важнейших пути соединяются с морем, расположены на периферии, а города, топографически лучше расположенные, как Скопье (Скупы) и София, всегда имели только относительную важность. Климат закрепил те значительные различия между регионами полуострова, которые рельеф только обозначил: средиземноморский климат характерен только для южного и западного побережий; континентальный климат — для внутренней части региона. Естественная растительность и соответствующие сельскохозяйственные культуры завершили географическое разделение полуострова, а следовательно, и населявших его народов. Столь разнообразные области полуострова были открыты для внешнего мира, но, тем не менее, никогда не объединялись, оставаясь самыми беспокойными в империи.

Чтобы это понять, нужно рассмотреть полуостров с севера на юг. Верхний Карст (что значит «голая скала без растительности») между Триестским заливом, устьем Дрины, Адриатическим морем и Моравой (Марг) открывает глазам скалистый и сухой пейзаж, оживленный только несколькими пастбищами и иногда, как в Боснии, лесами на сланцевых горах или узкими зонами земледелия, как в Сербии, в долине Моравы. Извилистые речные потоки мало пригодны для движения. Нижний Карст занимает прибрежную полосу, где сменяют друг друга глинистые низины, богатые водой, и известняковые поверхности, покрытые плодородной красной землей. Там Истрия соединяется с портами Триеста (Тергеста) и Полы — плодородным регионом, который будет захвачен франками с 789 г. Еще южнее побережью предшествовала целая вереница островов, тянущаяся до Дубровника (Рагуза), торгового порта, возникшего после исчезновения Салон, располагавшихся севернее и разрушенных в VII в., и процветавшего в XIII–XV вв. Весь этот регион между побережьем и Дриной составлял византийскую фему Далмация, столицей которой был Ядер (Задар). Но с 635 г. хорваты заняли запад и северо-запад страны, сначала признав над собой власть Рима, и только затем перешли под власть Византии, и то лишь на короткий промежуток времени, так как к X в. они были уже практически независимыми (вплоть до венгерского завоевания в конце XI в.). Сербы расселились по всему югу, но оставались подчиненными империи.

Река Дрина определила западную границу восточной части империи. Вплоть до славянской миграции VII в. этот регион плодородных холмов, расположенный на северо-востоке от устья Моравы, был провинцией Мезия Первая (она же Верхняя Мезия). В этой великолепно возделанной провинции располагались два важных города — Белград (Сингидунум) и Сирмий (Митровица), который был разрушен аварами. На юго-западе находилась Превалитания, где располагались города Скодра, ставшая во второй половине XI в. столицей сербского королевства, и Лечи (Лисс). На юго-востоке Мезии Первой располагалась Дардания, которая представляла собой три плодородных впадины — Метохию, бассейн Скопле и бассейн Приштины. Благодаря своим городам — Призрену, Липляне и особенно Скопле, важнейшему центру на фессалоникийской дороге и будущей столице Сербской империи в XIV в., — Дардания играла в XII в. важную роль в торговых связях империи. Византийская Дакия объединяла восточную часть современной Сербии и западную часть Болгарии: Ниш в точке пересечения двух важных торговых путей был одним из самых важных торговых центров Средневековья; Сердика (София), расположенная у подножья горы Витоша (2291 м) на краю плодородного бассейна, оставалась городом относительно скромным. На севере широкое плоскогорье (200–400 м над уровнем моря), покрытое плодородным лессом и хорошо орошаемое, где господствовал Дунай, вдавалось в степную равнину Добруджи (которая называлась Скифия). Запад носил название Дакия — «Ripensis» («прибрежная»), восток — Мезия Вторая (или Нижняя Мезия). Из них был создан в XI в. Паристрион (что значит «регион, расположенный на берегу Истра», это древнее название Дуная). Константин построил на берегах реки крепости, целью которых было не дать варварским племенам так легко проникать на территорию империи. Юстиниан восстановил их, покрыв полуостров более или менее важными укрепленными городами. Среди них можно назвать Никополис — на краю Балканских гор, Маркианополь — западнее порта Варна — ив устье Дуная город Видин — важнейшая торговая база на Черном море в XI–XIII вв. Развитие славянских княжеств придало некоторым городкам особую важность, как, например, Преславу, столице Болгарского царства в начале X в.

Юг Балканского полуострова включал — с запада на восток — Эпир, Македонию и Фракию. Недалеко, между побережьем, внутренним горным массивом, нижним течением Дрины и первыми складками гор Химара (Акрокераний) располагались территории, занятые Албанией. Эти земли находились внутри горной страны (самая высокая точка — пик Кораб, 2764 м), именно здесь текла река Скумба, которая служила началом важного торгового пути на восток (дороги Игнатия) и часто глубоко проникала в прибрежные низины, покрытые зловонными болотами. Основными городами были Драч (Диррахий, Дураццо) у небольшой бухточки, чуть южнее Валоны (Аулон), из которого можно было добраться до расположенных во внутренней части страны Кастории и Янины, и Охрид, на севере, около одноименного озера, — будущая столица Болгарского царства (конец X в.). Эта важная часть региона, контролирующая проход между Италией и Эпиром (Epirus Nova, Новый Эпир, V–VI вв.) и сократившаяся из-за развития Болгарского царства, стала в начале XI в., в правление византийского императора Василия II, фемой Диррахий. После падения Константинополя в 1204 г., попавшего в руки латинян, в регионе образовался греческий Эпирский деспотат. Затем, в XIV в., когда часть занимаемых им территорий была захвачена сербами, Эпир снова вошел в состав Византии. Немногим позже он вновь оказался независимым и пал под ударами турков-османов в 1479 г. Из-за своего стратегического расположения Диррахий имел совершенно особую судьбу. Захваченная с 1205 г. Венецией и королями Неаполя, подчиненная одной Венеции с 1394 г., эта крепость была взята турками только в 1501 г.

Македония была ограничена с востока горами Родопы, а с запада — горной цепью Пинд. Все бесчисленные бассейны рек, следующие друг за другом с севера на юг и разделенные горами с обнаженными вершинами, были тесно связаны как между собой, так и с побережьем. Текущие рядом с Вардаром (Аксий), Струмой (Стримон) и Крной (Местос) речки пересыхают летом. Тем не менее в этой местности процветали сельскохозяйственные культуры (зерновые и виноград), которым благоприятствовал средиземноморский климат. Орошали их каналы ирригации, построенные, несомненно, византийцами и известные с XIII в. Дорожная сеть, которая следовала вдоль крупных рек, долин, пересекающих их притоки и берега, была особенно густой. Она заканчивалась у Фессалоники, удачно расположенной на берегу глубоководного залива, у подножья гор Халкидики, недалеко от аллювиальных почв устья Вардара. Благодаря своей известной ярмарке Святого Димитрия, Фессалоника была самым крунным после Константинополя торговым городом империи. Столь удачное стратегическое положение города и его богатство всегда были предметом зависти: Фессалоника последовательно была взята арабами (904 г.), норманнами (1185 г.), Эпирским деспотатом (1222 г.), Никейской империей (1246 г.) и наконец турками (1430 г.). На плодородной равнине у нижнего течения Струмы находился достаточно важный город — Серры. Между устьями Вардара и Струмы раскинулись горы и холмы Халкидики, которая разветвляется на три полуострова. Самый восточный из них переходит в богатую мрамором гору Афон (2033 м), по которой назван этот полуостров. Она называется также Святая гора, потому что ее склоны, покрытые лесами, начиная с X в. застроены многочисленными монастырями и скитами, что сделало эту гору одним из центров византийской духовности.

Разделенная когда-то на Македонию Первую на юге и Македонию Вторую на севере, территория, урезанная славянской миграцией и Болгарским царством и сохранившая только регион Фессалоники, Халкидики и низины Струмы, образовала фему Фессалоника. В XI в. земли павшего Болгарского царства были присоединены к северной Македонии, в результате была создана новая фема Болгария, которая в конце следующего века вошла в состав Второго Болгарского царства. С 1205 г. византийская фема Фессалоника с Фессалией на юге стала латинским королевством, вскоре присоединенным к Эпирскому деспотату. Урезанная с севера Сербской империей, византийская Македония была восстановлена еще раз в середине XIV в., но некоторое время спустя попала под турецкое владычество.

Между Балканскими горами, Эгейским и Черным морями, Струмой (Стримон) и водоразделом, который возвышается над низиной Софии (Сердика), к западу от Родоп, располагалась Фракия. Перед стеной Балканских гор, на севере, некоторые бассейны, защищенные массивом Анти-Балкан, были особенно плодородны. Главным городом этой территории был Сливен (Стилбнон). Оттуда по некоторым речным долинам можно было проникнуть в обширный бассейн Марицы (Эброс), который и объединяет всю Фракию. Верхняя часть этого бассейна около Пловдива (Филиппополь) очень плодородна и подвержена влиянию средиземноморского климата. Другими центрами этого региона были Станимака (Станимах), Стара Загора (Вероя) и Ямбол, крепости, которые в XII в. стали важными торговыми городами. Холмистый ландшафт объединяет верхнюю Марицу (Эброс) с негостеприимными берегами Черного моря, заливом Бургаса, на северном побережье которого два порта Анхиал и Месемврия занимались торговлей и рыбной ловлей. Родопы, а затем Истранджа Даг и высокие холмы, которые их объединяют, отделяют северную Фракию от южной. Берега нижнего течения Марицы покрыты холмами, на которых выращивают шелковицу по меньшей мере с первой половины XV в. У слияния рек Марицы и Тунджи (Тонзос), на невысоких холмах, у точки пересечения дорог, находится крупный и укрепленный город Адрианополь, который защищает столицу с севера; около устья реки находится порт Айне. Каменистое плоскогорье, расположенное на юге, покрыто степью и кустарником и пригодно для скотоводства. Оно отделяет бассейн Марицы от побережья Пропонтиды и Константинополя.

Пропонтида, как в древности называли Мраморное море (свое современное название оно получило от своего самого крупного острова), — это внутреннее море, которое соединяет Средиземное и Черное моря проливами Босфор (Геллеспонт) и Дарданеллы. У глубокого и богатого рыбой, часто неспокойного Мраморного моря разные берега, относительно ровные на севере, они изрезаны зубцами на юге. И на том, и на другом берегу находятся равнины и богатые дичью леса. Место уединения или изгнания, Принцев архипелаг, в нескольких километрах от анатолийского берега состоит из девяти островов: Кыналы (Проти), Бургаз (Антигони), Кашик (Пида), Хейбели (Чалки), Бюйюкада (Принкип), Тавшан (Антеровитос), Сивриада (Оксиа), Яссыада (Плати) и Седеф (Неандрос). Босфор (Богази по-турецки) — это пролив, длина которого тридцать километров, а ширина — три-четыре километра. Два его берега состоят из множества мысов и кос, заливов и бухточек, но навигация в нем затруднена течением, которое поднимается к Черному морю, и водоворотами, которые неистово бушуют в этих водах. У входа в Босфор находится узкий залив (560 м в самой широкой точке), который проникает вглубь Фракии на шесть с половиной километров, это Золотой Рог (Керас — по-гречески, Халик — по-турецки). Глубиной более тридцати метров, этот залив всегда представлял собой великолепный порт. На правом берегу в IV в. н. э. выросла столица империи — Константинополь, расположившийся на семи холмах (как и Рим), один из которых имеет высоту 67 м. Город располагался на оконечности мыса (сегодня это окончание Сераля, дворца Топкапы). Дома громоздились друг на друга, создавая подобие амфитеатра. Они занимали около пяти километров со стороны залива Золотой Рог, около восьми километров со стороны Мраморного моря. Прочный пояс наземных укреплений длиной около шести километров и стена, построенная вдоль морского берега, защищали город, длина окружности которого составляла около двадцати километров. В залив Золотой Рог впадают две самые важные реки региона — Алибей койу суйу (Кидарис) и Кягытхане (Барбис). Несмотря на то что Константинополь расположен на той же широте, что и Неаполь, климат там намного более умеренный: сухое лето становится терпимым, благодаря ветру с Черного моря, весна и осень прохладные, зимние холода смягчены южным ветром. Тем не менее ветер, с неистовой силой дующий с Балкан, может покрыть льдом залив Золотой Рог и Босфор. Пять других портов располагались по всей длине фракийского берега Мраморного моря — Галлиполи (Каллиполис), Паний, Раедестос, Ираклия и Селимврия, аванпорт для торговцев, прибывающих по суше с Балканского полуострова. Тем не менее Константинополь, располагавшийся на оконечности полуострова, берега которого ориентированы на запад и восток, направленный к центральному плоскогорью Малой Азии и дорогам, которые вели дальше, в Армению или Сирию, занимал основную позицию в Восточной империи. Он стал самым крупным городом Средневековья.

Византийская Фракия, часть которой заняли болгары (мир 814 г.), была разделена на две фемы по реке Марице: фема Фракия на востоке и фема Македония на западе от этой реки. Галлиполийский полуостров принадлежал феме Эгейского моря. В начале X в. болгары захватили Адрианополь и почти всю Фракию, но уже к концу века византийцы отняли у них восточную Болгарию и перенесли границу фемы Македония к самым Балканским горам. Латинская империя Константинополя после 1204 г. заняла всю Фракию целиком, но должна была достаточно быстро уступить часть болгарам. Византийская династия Палеологов вновь захватила часть утерянных внутренних территорий (Пловдив, Филиппополь), а также города на побережье Черного моря до самого устья Дуная. В марте 1354 г. турки Сулейман-паши, сына Орхана, заняли Галлиполи, в 1361 г. — Дидимотику на Марице, затем пал и Адрианополь, который стал резиденцией султана Мурада I. С этого времени турки больше не покидали Фракию. Поражение южных славян на Косовом поле (1389 г.), нанесенное им Баязидом I, открыло завоевателям север полуострова, Фессалию, Болгарию, Венгрию, которые были захвачены им к концу века. Первая христианская армия, собранная в Венгрии королем Сигизмундом, была разбита при Никополе (1396 г.), вторая армия крестоносцев, еще более разнородная, чем первая, была уничтожена в битве у Варны (1444 г.), в этой битве погиб и представитель папы римского кардинал Джулиано Цезарини. Турки захватили Морею (1446 г.), двумя годами позже Мурад II победил удачливого трансильванского воеводу Яна Корвина Гуниади, который до этого нанес турецким войскам несколько поражений. Константинополь остался один в центре османской территории: пушки Мехмеда II и его элитные войска янычар положили конец его героической обороне (29 мая 1453 г.). Последний византийский император Константин XI погиб с оружием в руках. Константинополь грабили в течение трех дней и ночей.

Географическая раздробленность Балканского полуострова и последовательные миграции, как мирные, так и нет, которые шли на этих территориях, легко объясняют столь значительное число народов, которые проживали там в Средние века. Древнее деление на три этноса: иллирийцы — на западе, фракийцы — на востоке, греки — в центральных районах и на прибрежных территориях — могло сохраниться в деревнях и в начале византийской эпохи, тогда как обитатели городов говорили на латинском или на греческом. Начиная с VII в. массы пришлого славянского населения мало помалу разделили полуостров на две зоны — славянского влияния и греческого языка. Последняя включала в себя юго-запад Македонии, в нижней долине Вардара (Аксий), в том числе и Фессалонику, чье население было очень разнородным, Халкидику, побережье Эгейского моря, юго-восточную Фракию, вплоть до Адрианополя, побережье Черного моря до устья Дуная, может быть, еще некоторые центры верхней долины Марицы (Эброс) и, несомненно, албанское побережье. Славяне (сербы, хорваты, болгары) владели остальной частью полуострова. Кроме этих двух основных этнических групп, в XI в. появилось два таинственных народа — албанцы и валахи. Первые (они слабо изучены) — воины, земледельцы или пастухи — могли нести некоторые службы в качестве наемников в конце византийской эпохи и во время турецкого режима. В то время они заселили почти те же земли, которые сейчас занимает Албания, выступая за эти пределы лишь на юге. Вторые, валахи, прежде всего были пастухами, затем у них появились собственные поселения в Фессалии, на юго-западе Македонии, в Халкидике, в других частях Балкан и даже в Далмации. Их происхождение остается неясным. В демографическую картину Фракии можно добавить и некоторые перемещенные народы: исавры — из Малой Азии (начало VI в.), мардаиты — из Сирии (конец VII в.), павликиане — из Малой Азии (VIII и X вв.) — именно они породили политико-религиозную секту богомилов, — армяне, дунайские куманы и турки-сельджуки, поселившиеся в Добрудже (XIII в.). Начиная с XII в. в каждом значительном торговом городе была колония итальянских купцов, чаще всего венецианцев, также были евреи, занимавшиеся торговлей и ремеслом. Подобная пестрая этнографическая картина характерна для региона со столь бурной миграцией.

Греция

Страны, расположенные на юге Балканского полуострова, можно ради удобства объединить под современным названием Греция, которая состояла из континентальной и островной частей. Известняковое Динарское нагорье занимает и часть этого региона: юго-запад, включая Ионические острова, и восток. Его высшими точками здесь являются — фессалийский Олимп Пинда, Парнас, пелопоннесский Тайгет, критская Ида, их высота от 2400 до 3000 м. Как и Родопы, Халкидика и остров Фасос, юг Олимпа, Пелион и Осса представляют собой остатки более древней континентальной массы кристаллического, гранитного или мраморного сланца, которая тянется до южной части залива Воло. Острова, где находятся эти орографические системы, которые пережили падение эгейской культуры, плодородные побережья, которые эти острова окружают, Греция, Македония, Фракия, Малая Азия и Родопы, Крит и, наконец, Кифера составляют географическое единство богатой и разнообразной структуры. Плодородность аллювиальных равнин, недавние третичные месторождения холмов, дробление побережий и их многочисленные бухты делают этот регион благоприятным для сельского хозяйства и навигации.

Впадины, характерные для морфологического строения балканского ландшафта, располагаются и в восточной части северной Греции (Фессалийская равнина). В западной части находится гористый Эпир. Он состоит из параллельных горных цепей, здесь отсутствуют прибрежные равнины, что создает в Греции совершенно особый ландшафт. Центральная Греция, южнее линии, соединяющей залив Ламия на востоке и залив Арта на западе, сохраняет это противостояние между ионийской стороной, где единственной низиной является Этолия, и эгейской стороной, где несколько равнин, с одной стороны, располагаются друг за другом вдоль реки Кефиза, спускающейся до озера Копаис (Фокида, Беотия), а с другой стороны, идут вдоль побережья, следуя течению Сперхея вплоть до самой Аттики. Пелопоннес (с XII в. называвшийся Мореей), крупный гористый полуостров, соединен с центральной Грецией Коринфским перешейком, между одноименным заливом и заливом Эгины. Он разрезан на четыре маленьких полуострова глубокими заливами (Навплия, Лакония, Мессения) и, если не считать нескольких маленьких обрабатываемых низин на востоке и на юге, включает в себя только одну прибрежную плодородную равнину, занимающую значительную площадь на северо-западе между Патрами и Пиргосом.

Единственным значительным путем сообщения была дорога с севера на юг, которая пересекала Фессалию, проникала в Фокиду через ущелье Фермопилы, проходила по Беотии, по западу Аттики, продолжалась на южном побережье Коринфского перешейка и обслуживала все значительные города Пелопоннеса. Каботажное плавание служило связью, может быть, непрочной и ненадежной, но постоянной между большей частью населенных пунктов, расположенных благодаря естественному рельефу местности вблизи от моря.

Среди того немногого, что мы знаем об истории греческих островов в византийский период, наши сведения о Крите, самом большом острове, с его плодородными холмами и плоскогорьями, над которыми возвышаются лесистые горы (Левка — 2452 м, Ида — 2465 м, Диктайя — 2148 м), наиболее обширны. Политически Крит занимал самое значительное место среди греческих островов, благодаря своему оживленному существованию, связанному с его стратегическим положением. Захваченный испанскими арабами, которые незадолго до этого заняли Египет (конец первой четверти IX в.) и основали там свою столицу Хандак (Кандия, Ираклион), остров оставался в их руках, несмотря на несколько попыток, предпринятых византийцами для его возвращения, вплоть до блистательного завоевания, которым руководил Никифор Фока (961 г.). После взятия Константинополя в 1204 г. на Крите обосновались венецианцы, так же как и в портах Корон и Модон на территории Пелопоннеса, в Диррахии и в Рагузе на Адриатическом побережье, на островах Ионического моря, на большей части островов архипелага, на Эвбее, Андросе, Наксосе, а также в основных портах Геллеспонта и Мраморного моря (Галлиполи, Раедестос и Ираклея).

Удаленная от приграничных регионов, не играющая важной роли в международной торговле, Греция, казалось, вела тихое существование. Несмотря на миграцию славян в VII в., их экспансию в следующем веке, с которой удалось справиться только к началу IX в., после того как были разбиты племена, осаждавшие Патры на Пелопоннесе, а также несмотря на редкие вторжения арабов, узов и норманнов, только Фессалия, Эпир и Ионические острова столкнулись с иностранной оккупацией — болгар, норманнов, валахов. В XII в. путешественник Вениамин Тудельский описал богатую страну с цветущими городами. Производство шелковых тканей было крупным, и продукция Фив сравнивалась с тем, что ткалось в Константинополе, даже иностранцами. В тот период самыми важными городами, кроме Фив, были Коринф и Патры, затем шли Афины и Лакедемон. Самыми известными портами были Еврип (Халкис) на острове Эвбея и Альмирос в заливе Воло. После событий 1204 г. франки захватили Грецию и разделили ее на сеньории, согласно западной феодальной системе; Андравида (Андревилль) между Леханией и Гастуни, на северо-западе Пелопоннеса, стал столицей княжества Морея и резиденцией латинских епископов (благодаря собору Святой Софии). После французов итальянцы, а затем каталонцы и наваррцы захватили всю византийскую Грецию, кроме Эпирского деспотата, который включал в себя Этолию, Акарнанию и юг Албании, его столицей была Арта. Последовательное сокращение населения из-за внутренних беспорядков, рейдов турецких корсаров и нищеты заставило правительства Мистры, Коринфа и Афин в XIV в. привлечь колонии албанцев в Фессалии на свою территорию. В следующем веке другие колонии, вынужденные покинуть Эпир, переселились на Пелопоннес.

К моменту восстановления Византийской империи захват греками крепостей Монемвасия и Мистра стал точкой отсчета в создании маленького собственно греческого государства, почти независимого, управлявшегося одним из младших детей императора, — это деспотат Мистры. Расположенный сначала в Лаконии, на юге Пелопоннеса, затем в Аркадии и одновременно на территориях, раньше принадлежавших Морее, за исключением тех, что стали венецианскими владениями, в XV в. деспотат приобрел славу крупного интеллектуального центра как в Византийской империи, так и в Италии, но в 1460 г. был завоеван турками. Его немногочисленное население включало в себя автохтонных греков, вероятно, значительное количество латинян и потомков смешанных браков, называемых гасмулы, а также тзакониев (чье происхождение остается предметом дискуссии), селившихся к востоку от горной цепи Парной, может быть, до самой Монемвасии, славянских племен в районе Тайгета, албанских пастухов-полукочевников, распространенных понемногу повсюду; кроме того, еврейские колонии в городах, цыгане, пришедшие из Валахии, и, наконец, турки. Население остальной Греции не должно было сильно отличаться, только в центральном и северном районах жили еще и валахи, а в Фивах селились армянские торговцы. Напротив, на большей части островов не было ни славян, ни албанцев (кроме Эвбеи и Андроса), но зато были итальянцы, чаще всего венецианцы. На Крите обосновались арабы.

Климаты

Юго-восточное побережье Херсонеса Таврического, или Крым, к северу от Черного моря, между Одесским заливом и Азовским морем (когда-то называвшемся озеро Меотида), защищено высокой горной грядой (Роман-Кош, до 1543 м) от сурового северного климата и степи, простирающейся вплоть до Сивашских озер. Здесь дождливая зима с коротким периодом холодов, несмотря на достаточно сильные морозы, долгая и мягкая весна, жаркое и сухое лето, позволяющее выращивать виноград и овощи.

Именно в этом благодатном регионе процветали портовые византийские поселения, которые обеспечивали регулярную связь между Константинополем и Трапезундом и русскими народами и княжествами (Киев, Галич, Волынь, Переславль, Чернигов, Суздаль, Новгород и др.) вплоть до середины XIII в. Эти поселения служили и базами местного флота: с запада на восток — Херсон (Корсунь), Сугдея и Феодосия, которую генуэзцы называли Каффа, укрытые в глубине бухт; затем Боспор Пантикапей (сегодня — Керчь), расположенный на одноименном проливе напротив Фанагории (Таматарха, Тмутаракань), что на кавказском берегу. Укрепленный Юстинианом в VI в., этот регион носит в источниках название Климаты(«географическая зона; склоны гор»). Вероятно, сначала он находился под военным управлением и только в IX в. стал фемой со столицей в Херсоне (Корсуне). Окруженная аварами, затем гуннами, готами, в VII–IX вв. — хазарами, которые какое-то время даже владели проливом, русскими, которые взяли Херсон в X в., но были оттуда изгнаны куманами (половцы), наконец, монголами, фема в XIII в. перешла под управление императоров Трапезунда, а затем Никеи. Во второй половине XIII в. генуэзцы основали там свои торговые колонии, в частности Каффу (Феодосия) и Сугдею, которые они укрепили. Византийское управление исчезло из этого региона, который долго служил местом ссылки, к 1475 г.

Малая Азия

Малая Азия, или Анатолия, «страна восходящего солнца», из-за своей протяженности, положения на перекрестке цивилизаций, расположения своего ландшафта, близости к Константинополю очень рано стала и долго оставалась центром империи. Ограниченная с севера и юга морями без островов — Черным и Средиземным, Малая Азия тесно связана с Грецией, от которой она отделена только островами Эгейского моря. На востоке граница всегда была неопределенной, поскольку рельеф и проявления климата не позволяли точно различить, где заканчивается Анатолия и начинается Армения. Если оставить Армении провалы, то Малая Азия будет располагаться к западу от Евфрата и его притока Карасу, до Акампо (Чорох) на севере. На юге горная цепь Аман отделяет ее от Сирии. Внутри этих границ гористый рельеф выделяет на территории Малой Азии два региона: внутреннюю часть и зону вокруг гор. Внутренняя часть — это центральное плоскогорье со средней высотой в 1000 м, выше которого то там, то здесь возникают островки гор. Около этих гор текут медленные реки, почти все впадающие в Галис (Кызыл-Ирмак) или в Сангарий (Сакарья), которые спускаются к Черному морю. Климат здесь континентальный, жаркий и сухой летом, холодный и снежный зимой, без значительных осадков, в степи господствует кочевая жизнь. Внешний край, лучше орошаемый, был знаком и с сельским хозяйством. Северное побережье простиралось вдоль горной цепи, разделенной Галисом. Северо-восточный ветер приносил сюда обильные дожди, благодаря которым на вершинах были густые леса, состоящие из сосен, елей и буков, а внизу — лесоводческие культуры и луга. На южном берегу, ограниченном горной системой Тавра, был средиземноморский климат. Горы были покрыты хвойными деревьями, например корабельными соснами. Западный регион, более комплексный, был в то же время более уютным; на юге, в Карии и Ликии, он был ограничен продолжением гор Пелопоннеса и Крита; на востоке — Тавром; в центре и на севере — краем эгейской системы, которая соединялась с горами Понта; в целом он напоминал Грецию. Как и в Греции, изломы, круглые низины, продолговатые впадины врубались в скалы, сопровождаемые некоторыми значительными реками, текущими от побережья к центральному плоскогорью (Каик, Герм, Кестр, Меандр). Бухты и мысы сменяли друг друга, предлагая для навигации значительное число естественных портов. Граница, вместе с высоким плоскогорьем, образована Сангарием. На побережье, где господствует средиземноморский климат, выращивали виноград, оливковые деревья, шелковицу, фруктовые деревья, а во внутренней части региона выращивали зерновые культуры, там же располагались пастбища.

Западный регион Малой Азии, таким образом, простирался от берегов Пропонтиды на севере, где два узких и глубоких залива дают приют Никомидии (Измит) и Киосу (Гемлик), порту города Никея (Изник), который располагался на 87 м выше озера Аскания и был соединен с заливом Измит тремя второстепенными дорогами. Западнее, на перешейке, который соединяет полуостров Арктоннесос с сушей, располагался процветающий порт, город Кизик. На юге от двух последних городов располагались две местности, занимавшие особое положение: Пруса (Бруса) у подножия Олимпа в Вифинии (2550 м), знаменитая своими термальными источниками, и Лопадий (Улубад), цитадель, защищающая мост на реке Риндак и препятствующая проникновению на побережье. Множество других крепостей, построенных между горами Ида и Олимп, защищали плодородную равнину, так же как и Дорилей, некое подобие аванпоста на дороге в Константинополь перед высоким плоскогорьем и поясом укреплений, защищавших долину Сангария, уже с XII в. Главный город этого региона — Никея, богатый благодаря своему текстильному производству (шелк). С 1204 г. он становится императорским городом, но попадает в руки турок спустя сто пятьдесят лет. На юго-западе располагалась Мизия, хотя и гористая, но с плодородными равнинами, по которым протекают полноводные реки. Вдоль этих рек следуют дороги с севера на юг (Таре, Эзеп, Граник, Скамандр, Каик). Гора Ида (1770 м) возвышается над всем этим ландшафтом. На западе вулканический конус создает остров Тенедос, служивший важной торговой базой, которая была знаменита, например, тем, что стала предметом долгой борьбы между венецианцами и генуэзцами в XIV в. В современном заливе Эдремит находился город Адрамиттий: уничтоженный пиратами в 1100 г., он был восстановлен на некотором удалении от моря. В византийскую эпоху исчезли все знаменитые греческие города этого побережья, кроме Пергама и Митилены — главного города острова Лесбос. Лидия и север Карии образовывали самый богатый регион Малой Азии во многом благодаря плодородным долинам Герма, Каистра и Меандра, вдоль которых следовали дороги, проникающие во внутреннюю часть территории и объединяющие многочисленные города: Магнезия (Манисса) между Гермом и горой Сипил, Нимфайон (Ниф) на юге от этой горы, Сарды — самый крупный, разрушенный в XIV в. сельджуками, Филадельфия (Алашехир), Эфес; недалеко от устья Каистра, вдоль Меандра, — Милет, Траллы (Айдин). Однако в коммерческом плане порт Смирна (Измир) оттеснил их, уступив только в XIV в. Константинополю. Помогла ему в этом благоприятная ситуация. Но как и острова Лесбос, Хиос, Самос и Икария, расположившиеся по всей длине побережья, ориентированные на него и защищавшие торговые перевозки, Смирна и Фокея, экспортер квасцов, попали в XIV в. под власть генуэзцев. В это же время регион заняли турки-сельджуки, основавшие здесь несколько эмиратов. Гористая Кария своими уступами спускается к морю, продолжаясь там скалистым архипелагом Спорады, все острова которого заселены рыбаками (Патмос, Низирос, Тилос), кроме Коса и Родоса, где есть плодородные холмы. Из-за своего стратегического расположения на морском пути, ведущем из Сирии в Эгейское море, это море было ареной многих столкновений: в VII в. арабы захватили большую часть островов, Родос в 1204 г. стал латинским, затем вернулся в состав Византии, но к началу XIV в. рыцари ордена Святого Иоанна Иерусалимского заняли и этот остров, и другие острова Спорад и маленький порт Галикарнас напротив Коса. С XIII в. суша была оккупирована турками-сельджуками вплоть до реки Меандр.

Внутреннее плоскогорье включало в себя древние «классические» провинции Фригию, Ликаонию, Галатию и Каппадокию. Фригия на западе была волнистым плоскогорьем высотой от 800 до 1200 м над уровнем моря. Это плоскогорье пересекали лесистые горные вершины, на которых летом пасли скот. Вершины были изрыты низинами и изолированными долинами. Из-за климата, менее сухого, чем в центре плоскогорья, здесь господствовала пригодная для овец степь, покрытая кустарником. С гор спускались крупные реки (Сангарий, Тембрис, Риндак, Макест, Герм, приток Меандра), что позволяло, благодаря системе ирригации, разводить в оазисах фруктовые сады. Переходная зона, Фригия, была слабо заселена, все ее города были только местами стоянок: Филомилий (Акшехир), расположенный между Султан-Дагом (2600 м) и озером Сорока Мучеников в плодородном бассейне, Аморий, сегодня покинутый, Котиэон (Кютахия) на плодородной равнине около Тембриса, Дорилей (Ескишехир), у прохода к низине Сангария, Синада (Чифут-Кассаба). Юго-западная часть Фригии более возвышена, горы здесь чередуются с высокими степными плоскогорьями и сдавленными между ними низинами. Единственный относительно важный город здесь — это Апамея (Динеир), напротив долина Ликоса, притока Меандра, у подножья Кадма (Хонас Даг, 2575 м); она была благоприятна для развития трех городских центров — Гиерополя, Лаодикеи и Колосса, их затем, в начале VII в., сменил Хоны. Ликаония была лишена воды, она, вероятно, вообще не обрабатывалась, за исключением южного края, где располагалась низина, достаточно орошаемая для того, чтобы выращивать некоторые злаки. Тогда в этом районе был один важный город — Иконий (Кония); расположенный между невысокими холмами, он служил точкой пересечения дорог во Фригию, Писидию и Киликию, а значит, и Сирию. Цепь крепостей защищала доступ на плоскогорье, с юга — Листра, Дерба, Ларанда, а с востока — Кибистра (Эрегли), Тиана, Архелай (Ак-Сарай). Галатия закрепила свои территории между изгибами Галиса и Сангария. Состоящая из хорошо орошаемых высоких равнин и волнистых плоскогорий (от 800 до 1400 м), Галатия пригодна для выращивания зерновых. Главный город этого района — Анкира (Анкара), построенный в вулканической части территории.

Каппадокия — регион разной высоты, состоящий из гор, низин и равнин, знаменитый как своим коневодством, так и сельским хозяйством. Это холмистый край, охватывающий изгиб Галиса, самой крупной реки Малой Азии, и ее притоки, текущие параллельно, — Каппадокс (Делидже-Ырмак) и Скилакс (Черек Су). Города расположены по краям плоскогорья — Мокиссос, или Юстинианополь (Керсехир), Тавий, Севастия (Сивас) на границе с Арменией, Кесария (Кайсери) — дорожный узел, расположенный в круглой плодородной равнине, у подножья горы Аргаис (3830 м). На западе от этого города из застывшей лавы дожди выточили ландшафт из неровных пирамид и пещер. Население этого региона, может быть, грубое, поставлявшее войска, прославленные по всей империи, устроило в этих пещерах светские и монастырские жилища. Особенно часто они становились храмами, выверенная архитектура и украшения которых подчеркивали высокий уровень развития ремесла.

Северное побережье Малой Азии делится на два региона: Понт и Пафлагония, разделенные рекой Галис. Покрытая лесами горная цепь, которая окаймляет Понт, достигает 3700 м в высоту, однако она разбита лощиной реки Лик, которая впадает в Черное море (называясь уже Ирис), а также несколькими другими реками меньшей глубины. Прибрежная полоса, защищенная от холодной зимы внутренней части региона, богатая дождями, покрыта оливковыми деревьями, виноградом, шелковицей и зерновыми культурами. Понт пересекает дорога, которая обслуживает основные города этой части Малой Азии: Амасию на Ирисе, Неокесарию, Колонию, — и, наконец, достигает Саталы, крепости, защищающей проход (2300 м), ведущий к городам Трапезунда. Хорошо защищенный на своем рейде, Трапезунд был главной точкой международной торговли, связывающей византийский мир, Климаты, Армению, Персию, а позднее и арабские страны. С 1204 по 1461 гг. он был столицей греческой империи, называвшейся Трапезундской. Население Понта, производителя текстиля, территории, где добывались квасцы, серебро, золото, заготавливалась древесина, в основном составляли очень деятельные греки. Основными портами были также Амис (Самсун), где начиналась дорога в Никомедию, и Керасу (Керасунт). Регион, расположенный между нижними течениями Галиса (Кызыл Ирмак) и Сангария (Сакарья), занимали древняя провинция Пафлагония и восточная Вифиния. Горная цепь превращается здесь в плоскогорья, едва ли более высокие, чем центральное плато, над которыми возвышаются несколько вершин (например, гора Иглас). Побережье отвесно падает в море, не создавая ни одного удобного убежища, за исключением таких портов, как Синоп, вытесненный Трапезундом, Гераклея (Эрегли) и Амастрида. Хотя дорога из Амасии в Никомедию, которая проходила через Клавдиополь (Болу), а отклоняясь, достигала и Гангр, единственных значительных центров этой территории, и проходила по этому региону, он, тем не менее, имел минимальную значимость.

Южное побережье Малой Азии включало в себя Ликию, Писидию, Памфилию и Киликию. Страна известняковых скал, достигающих высоты в 3200 м, практически лишенная плодородных низин, Ликия была самым диким регионом Малой Азии в период византийского господства. В долине Ксанфа, отделявшей Ликию от Карии, располагался всего один город, также Ксанф. Вероятно, самым важным городком был Миры, на изгибе побережья, ставший знаменитым благодаря культу святого Николая и перевозу его мощей в XI в. в Италию, в город Бари, покровителем которого он с того времени стал. Писидию, регион также гористый, хотя и не такой высоты, как Ликия, пересекает линия низин и котлованов, вплоть до самой зоны больших озер на северо-западе: Кибира, Барис, Антиохия, Созополь — значительные города на маршрутах, соединяющих южный берег Малой Азии и внутреннюю часть Писидии с Никеей, — «в некотором роде перевалочная станция» (X. де Планхол). Равнина Памфилии на юге состояла из нескольких частей: горные скаты нависали над западным побережьем, покатые террасы громоздились друг на друга около Атталии (Анталия), у глубокого залива. На востоке господствовала речная долина Кестра (Аксу), а от реки и до Евримедона (Кёрпю) эта долина превращалась в однообразное пространство, покрытое галькой и песком. Наконец, к востоку от Евримедона ровную поверхность вновь нарушают обрывистые холмы. Климат здесь однообразный, более мягкий, чем в Греции: не такие холодные зимы, кривая выпадения осадков типична для Средиземноморья (потоки воды в декабре и январе, летняя засуха). Оливковые деревья здесь выращивают на высотах вплоть до 750 м над уровнем моря. Самым важным византийским городом была Атталия, крупная база императорского морского флота в этой бурной части моря. Следующим по размеру был Сиде, расположенный на побережье, а во внутренней части территории — Сельге и Перге. Киликия Трахейя (или «суровый»), древняя Исавра на западе, Педиа (или «равнина») на востоке — этот регион был ограничен горами Тавра и побережьем. Именно на этом высоком известковом плоскогорье без всякой растительности, ограниченном двумя горными цепями и разбитого рекой Каликаднос, жили исавры, воинственный народ, усмиренный византийцами в начале VI в., из которого впоследствии набирали солдат, известных своим умением наступательного боя. С другой стороны от перевала Ларанда (Караман), который открывает дорогу к Селевкии (Селифке), горы Тавра поднимаются к востоку, достигая высоты 3560 м (Булгар Даг), затем поворачивают к северу несколькими параллельными горными цепями, достигая в своей высшей точке 3910 м (Демирказык, Ала Даг) — самая высокая вершина Малой Азии. Долина, которую пересекает приток Сара (Сейхуна) — Кидн (Чакут), позволяет преодолеть узкий проход к центральному плоскогорью, высотой до 1500 м выше уровня моря, для того чтобы достичь большой дороги Иконии (Кония) по знаменитым «Вратам Киликии» (Пиле), которые за долгие столетия видели приливы и отливы стольких европейских и азиатских народов. Если обратить внимание на восток, по ту сторону горы Аргэ, то там находится ряд вершин, идущих с севера на юг. Это Анти-Тавр, менее высокий, чем Тавр (самая высокая точка — Бимбога Даг, 3000 м), но намного более непроходимый. В районах Малой Азии с неровным рельефом, таких как Ликия, чрезвычайно много деревьев: леса или чащи покрывают почти всю территорию, в них все еще водятся дикие звери. Единственный крупный город, Комана, сегодня уже покинут, располагался он в верхнем течении Сара. Большая часть дороги в этом регионе была проложена на север, к Кесарии, на восток, к Арабиссосу (около Альбистана) и Мелитене (Малатия), через проход Эль-Куссук, и на юг, к Арабиссосу и Германикополю, через проход Адата (Аль-Хадат). Дальше Тавр изгибается к северо-востоку и между Галисом и Евфратом проникает в Армению, где прерывается то там, то здесь широкими плоскогорьями между Арабиссосом и Севастией.

И наконец, между Тавром и Аманом (с востока) зажата равнина Киликии, известная своим жарким климатом, которую орошают реки Сар (Сейхун) и Пирам (Джейхан). На этой равнине расположены такие города, как Таре на реке Кидн, которая была когда-то судоходной, Адана на Саре, Мопсуэстия на Пираме, Лайаццо (Эге, Айас), этот город, которого сейчас уже не существует, был портом в западной части залива Александрете и после западных Крестовых походов играл очень важную роль в торговых связях с Левантом. Объединенная прибрежной дорогой, которая шла через Исс, к Александрете (Искандерун), у подножия горы Аман, Киликия была больше связана с Сирией, чем с Малой Азией, от которой она была почти целиком отделена горной цепью Тавра. И светская, и церковная административная география, как во времена византийского господства, так и во время захвата этих территорий, несколько раз подтверждала такое положение вещей, вызванное морфологическим строением ландшафта. В начале VIII в., отступая из Малой Азии, арабы, тем не менее, сохранили часть Киликии, включавшую в себя территории между Каликадном (Гёк Су) и верхним течением Галиса и Евфрата. После поражения павликиан эта территория сократилась до района, включающего земли от Лама (Лама Су) у «Врат Киликии», в переходе Арабиссоса, до течения Евфрата, между Самосатой и Зегмой. Киликия во второй половине X в., на столетие вновь ставшая византийской, была потеряна из-за продвижения сюда сельджуков, которые заняли все территории, начиная с Тарса. В это же время армяне захватили Каппадокию и восточную часть Киликии, затем подчинили себе вообще весь регион, включив его в состав Армянского царства. Вновь став в XII в. на короткое время византийской, Киликия в XIV в. перешла под турецкое господство.

Византийскую Малую Азию всегда пересекало множество дорог, которые всегда огибали горы, как это было в римскую эпоху, но не степи. Важнейшие маршруты все вели к Константинополю через Никею (Изник), Никомедию (Измит) и Халкидон (Хайдар-паша). Основными дорогами были: 1) Никея — Дорилей около Тембриса — Анкира — Севастия, дальше к Армении или Анкира — Кесария, дальше к Киликии и к Коммагене; 2) Никея — Анкира — Кесария — Таре, дальше к Сирии — это дорога паломничеств; 3) Никомедия — Амасия — Неокесария — Северная Армения и Никея или Никомедия — Анкира — Кесария — Арабиссос — Мелитена — Южная Армения. По южному побережью, которое особенно хорошо обслуживалось, проходили следующие дороги: 1) Таре — Иконий — Лаодикея — Аморий, вдоль края пустыни Дорилей — Никея; 2) Лаодикея — Филомелий — Дорилей — Никея (это маршрут I Крестового похода); 3) Иконий — Антиохия — Котиэон — Никея; 4) Атталия — Котиэон — Никея; 5) Атталия — Кибира — Сарды — переправа через Герм — Милет — Никея. Центральную степь также пересекали две дороги, иногда труднопроходимые из-за хорошо вооруженных банд: первая соединяла Таре и Никомедию через Тиану, Архелай (Ак-Сарай) и Анкиру; вторая — Таре и Никею, через Тиану, Архелай, южный берег соленого озера Татта и край пустыни, Пессинунт и Дорилей.

Географический контраст между центральным степным плоскогорьем и тремя прибрежными регионами, где было развито сельское хозяйство, находит свое отражение в истории Малой Азии. Сельджуки, отброшенные византийцами и крестоносцами, укоренились на плоскогорье, где и вели кочевой образ жизни вплоть до XII в. Основание Латинской империи в начале следующего века позволило правительству крестоносцев занять регион, включающий в себя земли между устьем Сангария и городом Адрамиттий. Трапезундская греческая империя в течение двух с половиной веков владела древней провинцией Понт. Расположенная между ними Никейская греческая империя включала в себя Северную Фригию и Аморий, север Галатии с Анкирой и Пафлагонию. Все остальное принадлежало сельджукам, которые достигли даже Черного моря, взяв в 1214 г. Синоп. В XIV в., за исключением Филадельфии, которая оставалась византийской вплоть до конца века, вся Малая Азия подчинилась владычеству сельджуков, которые разделили ее науджи, приграничные районы, бейлики и эмираты, а затем перешла под власть династии Османа и в конце концов составила основную территорию Оттоманской (Османской) империи.

Население Малой Азии в период господства Византии постепенно наслоилось на единую греческую и православную основу — это арабы и сирийцы на юге, мардаиты, христианский народ грабителей, который в начале VIII в. обосновался в Памфилии, славяне, значительное количество которых было переселено на эти территории в VII–VIII вв., армяне — торговцы или военные, наконец, многочисленные евреи, как ассимилировавшиеся, так и жившие общинами, и, несомненно, турки.

Византийская Армения

Армению точнее всего описывает следующее высказывание: «Большая крепость, к которой трудно подступиться, но за своими стенами она скрывает ровные поверхности, бассейны рек, плоскогорья» (Р. Бланшар). В Армении, расположенной еще выше, чем Малая Азия, поскольку многие вершины здесь достигают высоты 3000 м над уровнем моря, господствует континентальный климат: зима — долгая и холодная, а лето жаркое и сухое. Византийская Армения была, как и сегодня, занята степью, пригодной для разведения баранов кочевым или полукочевым населением, и лесами, но благодаря системе ирригации, создание которой стало возможным из-за таяния снегов летом, на этих территориях выращивали и зерновые культуры, а в глубоких долинах рек — и фруктовые деревья. Арабский хронист утверждает, что даже в X в. дикие тутовые деревья были настолько многочисленны, что не было необходимости их сажать, а крашеный армянский шелк был известен на всей территории империи.

Византийская Армения, в состав которой центральная Армения входила только на протяжении небольшого промежутка времени в XI в., включала в себя с севера на юг: изгиб горной цепи, состоящей из известняка и мрамора, который идет вдоль понтийского берега (Лазистан) и возвышается почти на 4000 м над ущельем Аракса; низину верхнего течения Евфрата и Аракса, на которой стоит самый крупный город региона — Феодосиополь (Карс, Эрзерум), расположенный на дороге из Трапезунда в Персию, откуда можно достичь Камачи, сегодня уже не существующей, Тефрики (Дивриги), столицы секты павликиан и Севастии; основную горную цепь западной Армении (Мусур Даг, Шабин Даг, 3340 м), которую перерезает Евфрат, тянущийся до восточного Тавра; череду маленьких плодородных низин; массив Дерсим, его высота достигает 3000 м, но к югу его склоны постепенно становятся пологими, укрывая многочисленные возделанные долины; реку Арзани (восточный Евфрат, Мурад Су), одна из низин которой занята равниной Манцикерт (Мелацкерт, 1600 м), ставшей известной из-за битвы, в которой сельджуки нанесли византийцам поражение (1071 г.); запад Евфрата, высокое плоскогорье Узун-Йэла, на склонах которого находился город Мелитена (Малатия), пересечение дорог, ведущих в Севастию, Кесарию (в Каппадокии) и Арабиссос; и, наконец, армянский Тавр, высота которого западнее Евфрата — 3000 м, а восточнее — только 2000 м. На востоке Тавр простирается до озера Ван, где его пересекают две дороги, позволяющие проникнуть в Армению с юга: долина Арзани, от которой можно достичь Тигра и города Амида (Диарбекир), и долина Евфрата, которая соединяет Мелитену и Самосату. Южный склон Тавра частично покрыт дубовыми рощами, где растут чернильные орешки, составная часть чернил, хорошо известных в Средневековье.

Политическая судьба Армении была типичной для приграничной зоны, которую соседи постоянно оспаривают между собой. В конце IV в. Персия заняла большую часть Армении. Немногим позже Византия завладела узкой прибрежной полосой Черного моря, которая шла от Трапезупда до Питиунта (Пицунда) на западном Кавказе, но очень скоро империя была вынуждена отступить, сначала до устья Акампо (Чорох), а затем до города Ризе, расположенного почти у самого Трапезунда. В 561 г., то есть почти в конце правления Юстинина I, который покрыл территорию Армении крепостями, граница империи сдвинулась от Петры и района у реки Фазис на север, до самого Питиунта (Пицунда), образовав зависимое от Византии княжество Лазика, которое закрывало персам доступ к Черному морю. По мнению Э. Хонигманна, граница между Византийской империей и державой Сасанидов к концу VI в. шла вдоль Акампо (Чорох), затем к верховьям Евфрата (Феодосиополь, Карс, Эрзерум), которые принадлежали византийцам. Затем по горным складкам и долинам граница достигала Арзани (Мурад Су) и армянского Тавра. Именно Тавр служил границей с арабами, но разоренная Армения восстала против власти новых завоевателей: около государства, называемого Великая Армения, образовались постепенно несколько независимых царств (Васпурикан, Тарон, Грузия), которые были вскоре одно за другим захвачены Византией, после того как была подавлена ересь павликиан и захвачена их столица (870 г.). Сама Армения в это время подвергалась постоянным нападениям турок. Были созданы новые фемы, например фема Месопотамия, восточнее Евфрата. Благодаря захвату крупных территорий в XI в. (государство Тао Давида Куропалата, на юго-востоке от Чороха, ставшее византийской Иверией; царство Васпурикан на юго-востоке от озера Ван; армянское царство Багратидов со столицей в Ани; Карсское царство на западе), Византийская империя тогда простиралась на восток от устья Акампо (Чоруха) на Черном море до верховьев Куры, на юго-востоке до района вулкана Алагез, восточнее Эчмиадзина и горы Арарат, затем к озеру Ван на юге и к Тавру, следуя вдоль него до излучины Евфрата. Однако уже через семь лет после взятия Карса (1064 г.) оказалось, что это только временная победа — византийцы были изгнаны из Армении турками-сельджуками.

Народ крестьян и трудолюбивых пастухов, армяне не могли намного улучшить те неплодородные земли, на которых жили и к которым были так привязаны. Соглашаясь служить в армии и чиновничьем аппарате Византийской империи, где их быстро стало очень много, и переселяясь, иногда целыми семьями, в далекие регионы, такие как Лангобардия (Пуйе), они играли важную роль в истории империи.

Византийская Месопотамия

В сердце Западной Азии, граничащей одновременно с Аравией, Сирией, Малой Азией, Арменией и Ираном, находится Месопотамия, расположенная на самой древней дороге из Европы в Индию. Переходная зона, зажатая между Тигром и Евфратом, ограниченная с юга обширной территорией, где господствует пустынный климат, — Вавилония и Ирак Арабский — Месопотамия, район резкого континентального климата, была расположена как бы на ступенях, спускающихся с северо-запада на юго-восток: у подножья армянского Тавра — первая базальтовая платформа (от 5 до 600 м над уровнем моря), большая часть которой покрыта степью, где выращивали некоторые зерновые культуры, остальное — долины, слегка углубленные Тигром и его притоками, вдоль которых росли фруктовые деревья. Приграничными городами были Мартирополь (Майферкарт) и Амида (Диарбекир), дорожный узел, через который шел маршрут от Мардина в Армении к Самосату на Евфрате. По ту сторону горного барьера (Караджа — 1800 м, Тур Абдин — 1300 м), который ограничивает эту поверхность, по глубокому разлому можно достичь второго уровня, покрытого на тридцать километров незначительным слоем плодородного суглинка. Его пересекает дорога, которая соединяет Тигр с Эдессой через Аммодий (Амуда), она же соединяется с Амидой (Диарбекир) через Марды (Мардин). Около изгиба Евфрата, в том месте, где он вытекает из армянского Тавра, находится известняковое плоскогорье: в своей самой высокой части оно покрыто степью, а в низких частях — оно орошаемо и плодородно. В центре этого плато находится город Эдесса (Урфа), начало многочисленных и многолюдных дорог: к Самосате, Мелитене, Германикее и Антиохии; к Апамее, Зевгме (Биреджику), Германикее и Антиохии; к Кекилиане, Гиерополю (Менбидж), Беройе (Халеб, Алеппо) и Антиохии; еще одна дорога, идущая из Низибиса (Персия), вела к Каррам (Харан); существовала и дорога через степь, соединявшая Марды (Мардин), с Никефорием (Ракка), Сурой (Хаммам) и Пальмирой или через Фапсакос (Дибзе) к Беройе (Алеппо), последняя соединяла между собой Карры (Харан) и Никефорий (Ракку). Зона базальтовых гор (Сингар, Синджар и Джебель Абд эль-Азиз) отделяет предыдущий уровень от следующего, чьи пологие склоны спускаются к югу. Их пересекают реки Хабор (Хабур) и Билеха (Белих), на берегах которых выращивают различные сельскохозяйственные культуры. Здесь горам на юге еще предшествует зона земледелия, которая включает в себя территорию от Хабура к Эдессе (Урфа) и Каррам (Харан). Разделенная на провинции Осроена и Софанена (в армянской части), Месопотамия перешла под владычество арабов к середине VII в. Византийцы снова заняли Эдессу и ее окрестности к 1031 г., а затем город поочередно занимали византийские войска, сельджуки, крестоносцы, которые создали там княжество (1098 г.), а затем — графство, павшее в середине XII в. под натиском арабов.

Географическое положение Месопотамии, через которую постоянно проходили торговцы и солдаты, объясняет разнородный состав ее населения. Перед приходом турок в районах земледелия было больше всего сирийцев и армян, а в южных степях селились бедуины.

Ландшафты византийского мира, которые нам предстоит рассмотреть, составляют резкий контраст с теми, что мы уже видели. «Высокие складчатые горные цепи, сложной структуры и рельефа, зимой надолго скрытые снегом, очень лесистые, возвышающиеся над высокими равнинами и плоскогорьями, где также холодные зимы» уступают место «плоской стране, кусочку Африки», если не брать во внимание тонкую линию средиземноморского побережья (Ж. Дреш).

Сирия и Палестина, Кипр

«Сирийский котлован», одна из самых примечательных низин земного шара, расположен параллельно побережью, от зоны грабена Красного моря (залив Акаба) на юге до последних складок Анти-Тавра на севере. С каждой стороны плоскость пустыни, расположенная ступеньками, создает две линии возвышенностей, по бокам от которых располагаются вулканические пласты. Первая линия, западная, — отвесно спускается к морю, вторая, восточная, — склоняется к Сирийской пустыне. Этот регион, ширина которого пятьсот километров, а длина — семьсот, состоит из простых географических элементов: край низины, скалистая часть, аллювиальная часть, почти ровное побережье, из-за этого бедное естественными портами, затем первая складка, низина, и, наконец, на востоке складка внутренней части региона, которая возвышается над пустыней или постепенно проникает в нее. Но разница высот и поперечные разломы, порожденные частыми землетрясениями, привели к объединению населения региона в группы, это было вызвано также различием ландшафтов севера и юга: Северной Сирии, горной Сирии и Палестины.

К югу от Анти-Тавра находится обширная переходная зона, состоящая из узких плоскогорий и легкопроходимых горных отрогов. Продолжение массивов, безусловно, расположено вдоль берега Нахр эль-Кебира (Елевтера) вплоть до Мараша (Германикея), недалеко от Пирама (Джейхан), переходя от выпуклых плоскогорий, окаймленных сдвигами горных пород, на юге до настоящих горных цепей на севере. Три низины с запада на восток делают рельеф меньше и обеспечивают сообщение между побережьем и внутренней частью региона: между низиной Нахр эль-Кебир и низиной Лаодикии (Латакия, Аль-Ладикивия) находится покрытая лесом гора Джебель Ансариех (от 1200 до 1500 м), которая отвесно спускается к низменности, но полога со стороны побережья. Прибрежная полоса здесь дает приют нескольким плодородным равнинам, изолированным от внутренней части региона. В византийскую эпоху жизнь концентрировалась здесь вокруг островка Арад, где в VII в. базировался византийский флот в бухтах Антарад (Антартус), названный крестоносцами Тортоза и расположенный немного севернее Валанеи (Банияс). Это географическое продолжение Палестины. По ту сторону от низины Лаодикеи гора Каси (Джебель эль-Акра), высота которой достигает 1767 м, соединяется с горной системой Тавра, лишенной всякой растительности. И наконец, по ту сторону от нижней части Оронта Аман превращается в узкую горную цепь, богатую водой и лесом, возраст которой равен возрасту Тавра. Эта горная цепь состоит из множества вершин, превышающих 1600 м, ее легко пересечь благодаря многочисленным перевалам: Арслан Богаз на севере, проход Бейлан, открытая дверь между Месопотамией (по всей длине залива Александреты) и Сирией. Изрытые низины, вдоль которых располагаются сирийские крепости, позволяют легко поддерживать сообщение между портами и восточными степями. Порты весьма посредственны из-за рыхлости неогеновых пород, осушаемых реками, которые впадают в заливы, где эти порты расположены (Лаодикея, Селевкия). В самом деле, в этом регионе только один рейд имеет все необходимые качества морского порта — это Александрета (Искандерун), который от подобных процессов защищают горы Аман. Но порт Селевкии был занесен песком только в период арабского завоевания, а до тех пор Селевкия могла служить торговым портом Антиохии — третьим византийским городом. Впрочем, это относится и к Лаодикее, с которой Селевкия была объединена часто используемой дорогой, охраняемой линией крепостей. Экономический и культурный центр первой величины в средиземноморском мире IV в., расположенная в центре равнины, пригодной для выращивания смоковниц, оливковых и тутовых деревьев, — Антиохия была почти полностью уничтожена землетрясением 526 г. После восстановления императором Юстинианом она обрела новую крепостную стену, которая соединяла подножье горы с высокой цитаделью, и новое имя — Теополь («город Бога»). Век спустя город был взят арабами, и Византии удалось вернуть его только в 959 г. Но тогда Антиохия была всего лишь самой крупной крепостью отвоеванной провинции. Граница этой провинции, которую удавалось удерживать только в течение одного века, спускалась по Евфрату, достигая Нахр Саджура на юге Европоспа, проходила по югу Айнтаба, шла через долину Нахр Африма, пересекала Оронт у Сидерогефирона (Джизр), следовала по восточной горной складке Сирии, к западу от реки, и достигала побережья вместе с Нахр эль-Кебиром к югу от Антарада. Антиохия была взята турками в 1084 г., затем в конце XI в. ее заняли западные крестоносцы, сделав столицей франкского княжества. Город окончательно попал в руки мусульман в 1268 г.

Центральный сирийский котлован также делился на несколько частей, как и возвышенности западной части Сирии. Несмотря на состояние этой части региона, здесь не пролегали никакие пути сообщения. Равнину Гхаба по ту сторону базальтового массива Эмесы (Хомс, Хемс), которая была очень плодородной благодаря составу ее почвы (базальтовый аллювий), каждой зимой затоплял Оронт, и из-за этого она была сильно заболочена. Бассейн Эль-Амка, который тянулся вдоль широкой лощины Кара Су (Нахр аль-Ассуад), мало-помалу исчезая в горной цепи Тавра, был заполнен остатками извержений. Оронт, который, вероятно, мог обеспечить связь между равниной Антиохии и Бекаа, на юге от Эмесы (Хомс, Хемс), с трудом обеспечивал равновесие между эрозией почвы и ее отложением, за исключением тех углублений, которые эта река промыла в известняковом плоскогорье Хама, чтобы течь от Гхаба к заболоченному бассейну Эль-Амка.

Плоскогорья восточной части региона, сегодня малонаселенные, в тот период планомерно заселялись людьми. Об этом свидетельствуют развалины византийской эпохи, которых сохранилось огромное количество. Дожди были особенно обильны на юге, там почва состояла из красной земли, которая позволяет выращивать технические культуры (шелковицу, а сегодня и хлопок). К северу от Алеппо (Беройя, Халеб) плоскогорья переходят в настоящие горы: Курд Даг, продолжение Кази, покрытый густыми чащами, и лесистый регион Айнтаба, где непересыхающие родники текут в зеленеющие долины. Между богатыми плоскогорьями Идлиба и Курд Дагом находится крупный и неровный плодородный бассейн, который хорошо орошается горными водами Айнтаба и средиземноморскими дождями, проникновению которых в этот район ничто не мешает. Эта часть региона представляет собой удобной проход от Средиземноморья к Евфрату, пересекающийся к тому же с южной дорогой, которая вела в Египет и в Аравию: Антиохия — Беройя (Алеппо, Халеб) — Евфрат, с запада на восток; Германикея (Марат) — Беройя (Алеппо, Халеб) — Халки (Киннасрин) — Эпифания (Хама) — Эмеса (Хомс, Хемс) — затем Дамаск или Пальмира — Сергиополь (Русафа), город паломничества святого Сергия — Сур на Евфрате, с севера на юг. Это два основных маршрута, но по всей Сирии проходило и множество других дорог: например, Антиохия — Лаодикея (Аль-Ладикийя), Арад, Триполи (Тарабулус), Эмеса (Хомс, Хемс) и Пальмира, Апамея (Афамейя) — Пальмира, Лаодикея (Аль-Ладикийя) — Беройя (Алеппо, Халеб).

В горной части Сирии (центральная Сирия), к югу от Нахр эль-Кебира, можно найти три фрагмента Северной Сирии: возвышенности на западе — Ливан, центральная Бекаа, возвышенности на востоке — Анти-Ливан, Джебель Друз, горные цепи Пальмиры, которые окружают низины Дамаска и Харрана. Ливан представляет собой крутую горную цепь (высшая точка — 3066 м), которая отрезает от остального региона узкое побережье: западная часть, где склоны покрыты густыми лесами, слабо заселена, но за этим барьером щедро снабженные водой обильными зимними дождями небольшие террасы Вусу (центральная гора) были покрыты зерновыми и овощами. На склонах же росли тутовые, оливковые, фиговые и фруктовые деревья, а также виноград и сосны. Поселения там были многочисленны, поскольку земля была плодородна, а защищать этот регион было легко. Единственными опасностями могли быть изоляция или чрезмерный рост населения. Над этим районом простирались обширные известняковые пустынные пространства Джурда (от 2000 до 3000 м). Растительность там была скудной, несмотря на избыток снега, потому что почва слишком насыщена влагой. Над зоной знаменитых ливанских кедров, на горе, не росло ничего, кроме «альпийской» растительности, пригодной лишь для баранов. Обращенная «спиной» к внутренней части региона, береговая полоса представляла собой некое подобие островка между Азией, Африкой и Средиземноморьем. Далекая от единства, она включала в себя несколько маленьких аллювиальных равнин и несколько мысов, вдающихся в море из-за случайного сдвига горных пород. Здесь развивались четыре города, одновременно бывшие портами и центрами текстильного производства: Триполи (Тарабулус), Берит (Бейрут), Сидон и Тирос (Тир), объединенные между собой прибрежной дорогой, а все они, кроме, возможно, Сидона, до арабской эпохи были связаны крупными торговыми маршрутами с Дамаском, а от него с Северной Сирией и Евфратом.

Благодаря использованию ирригации здесь могли выращивать и шелковичные культуры. Позади Ливана, который достигает высоты 2400 м над уровнем моря, находится Бекаа («платановая долина»), которая расположена и на севере и на юге, то есть и с той и с другой стороны разделяющей ее вершины (1100 м). Именно здесь берут свое начало Оронт и Леонт (Нахр Литани). Единственная плодородная часть северной долины — это бассейн Эмесы (Хомс, Хемс), в котором благодаря ирригации растут зерновые культуры и фруктовые деревья, сегодня — это оазис посреди степи. Южная красная земля вдоль Леонта (Нахр Литани) плодородна. В этом регионе, хотя и пригодном для сельского хозяйства, но удаленном от крупных дорог, в византийский период не развился ни один крупный город: по-видимому, Гелиополь (Баальбек) был всего лишь небольшим поселением, занимавшим малую часть крупного античного города, маленькая церковь в котором была построена только в VI в. На востоке, как крепостная стена, над впадиной возвышался Гермон, известняковый горный массив, почти весь лишенный растительности, кроме низких южных и восточных склонов, на которых благодаря орошению располагались небольшие поселения, окруженные посадками сельскохозяйственных культур. Горные отроги, выделявшиеся из этого массива на северо-востоке, были разрознены и не возделаны. Полностью лишенные растительности, они были необитаемы. У подножья этих гор располагались оазисы, самым известным из которых был оазис Пальмиры, важный дорожный узел в центре сухой степи. На юге возвышается вулканический массив Джебель Друз (1840 м), с двух сторон от которого располагаются кратеры Леджа («убежище»), Сафах и Тульуль («горка»). Почва здесь плодородна, осадки обильны, но сам регион постоянно подвергался вторжениям из пустыни. Из-за этого периоды ужасного опустошения здесь сменяются периодами плотной заселенности, как, например, во время западных Крестовых походов. По той же естественной причине вулканическая масса Леджа, спускающаяся до самого Дамаска и содержащая небольшую часть красной земли, также благоприятна для сельскохозяйственных культур. На востоке и северо-востоке вулканический пейзаж и пустынный климат обеспечивают переход от Сирии к пустыне. На западе от Джебель Друза находятся плоскогорье Голаните (Джолан) — древняя Декаполия, — покрытое хорошими пастбищами, и нижняя долина Гаурана, называемого также Эль-Нукра («впадина»), расположенная к северу от Иеромикеса (Ярмук), которая богата превосходной красной землей и хорошо орошается. Эта территория могла быть целиком отдана под зерновые культуры и была важнейшей житницей Сирии. Бостра (Босра) — основной город этой части Сирии. На севере климат был менее благоприятным, но в бассейн Дамаска спускались воды Ливана и Анти-Ливана, а вместе с ними и полноводный Хризоррас, или Золотая река (Амана, Барада), который превращал пустынную равнину в огромный сад, откуда и происходит ее название Рутха («сад»): фруктовые сады, полные фиговых, ореховых и оливковых деревьев, вдалеке окруженные лугами, а еще дальше — болотами, где и пропадает вода. В центре этого «оазиса без пальм», на высоте 690 м над уровнем моря, находится Дамаск — древняя столица Сирии, важнейший рынок, расположенный на перекрестке дорог, ведущих от Евфрата в Египет, ключевой пост на военной «диоклетиановской» дороге (Дамаск — Пальмира — Сура), которая была защищена целой серией крепостей. Однако в византийскую эпоху Дамаск уже не играл большой роли, поскольку был ориентирован на Юг и на Восток, тогда как Сирия была обращена на Запад.

Палестина, находящаяся между сухой и лишенной растительности пустыней Тих и более высокой и влажной горной Сирией, с географической точки зрения представляет собой единый регион. Два высоких известняковых плоскогорья разделены впадиной, на западе от них находится прибрежная равнина. Она расположена за вереницей высоких дюн и из-за мягкости климата, обилия дождей, а также из-за качества аллювиальных земель речной низины была благоприятна для сельского хозяйства: зерновые, оливковые деревья, а на склонах и виноград создавали местный пейзаж. На прямолинейном побережье Палестины не было портов, укрытых от ветра, за исключением Яффы (Йоппе). Бухты Кесарии, Атлита и Акки (Акра, Сен Жан д’Акр) могли быть использованы только в хорошую погоду. Газа, маленькое сельскохозяйственное поселение на границе с Неджевом, «ворота в пустыню», как ее называл византийский историк IX в. Феофан, была важным караванным центром, потому что она принимала торговцев, пришедших из Клисмы (египетская граница), из Эйла, расположенного в заливе Акаба, из Пелузия и Петры. Из Газы шла крупная прибрежная торговая дорога Аскалон — Диосполь (Лидда) — Кесария — Тир — Сидон — Антиохия — Мопсуэстия — Константинополь.

Между равниной и плоскогорьем Иудеи, высота которого около 200 м над уровнем моря, располагался регион, который можно назвать переходным. Этот регион называется Сефелах, он состоит из хрупкого известняка, изрытого многочисленными пещерами. Сефелах хорошо орошается, здесь развито производство зерновых, вообще весь район покрыт оливковыми деревьями. Западные плоскогорья — Иудея, Самария и Галилея — бедны растительностью, это сухие вершины, высотой от 600 до 1000 м над уровнем моря. На юге, в Иудее, господствуют сухие изгибы Неджева и Иудейской пустыни, расположенные над Мертвым морем. В слабо орошаемой и зависящей от своих колодцев Иудее земледелие очень ненадежно, поскольку привязано к годовому распределению осадков. Исключение составляют культуры, не боящиеся засухи (оливковые и фиговые деревья, виноград). За эту территорию всегда боролись оседлые жители и кочевники, а города, Хеврон — на юге, Иерусалим (Эйлиа) — на севере, были центрами обменов между этими двумя категориями населения. Иерусалим — крепость, расположенная на высоте 790 м над уровнем моря, возвышается над маленькими долинами, которые защищают ее с трех сторон. Этот город владеет последним южным переходом, который через Иерихон пересекает Гхор. Однако значение Иерусалима, прежде всего религиозное, закрепленное созданием византийского патриархата в середине V в., определялось его ролью священного города для иудеев, христиан, а позднее и для мусульман. На севере, в Самарии, рельеф был более разнообразен: обширные обрабатываемые пространства и большая вспаханная равнина Израиль, или Ездраелон, с глубоким слоем плодородного чернозема были ограничены крутыми склонами горы Кармель. Наблуз, расположенный на плоскогорье почти на самой линии, отделяющей север от юга, был единственным поселением, которое могло привлечь внимание. Тем не менее здесь проходил крупный путь, соединявший равнину Сарон и порт Сикаминон (Хайфа) с Иорданом. Наконец, меловая Галилея, легко достижимая с моря, из Самарии и Гхора, спускается с севера на юг. Частые дожди и многочисленные ручьи позволяют на возвышенностях расти дубам и соснам, а в низинах — пшенице. Именно это поддерживало здесь относительно высокую плотность населения.

Центральный котлован в Палестине, как и во всей Сирии — основная черта рельефа: он включает в себя Гхор («впадина» или «дыра»), большое озеро длиной в двести пятьдесят километров, состоящее из трех впадин. Две первые, Эль-Хула и Тивериадское озеро, еще питают проточные воды, текущие из крупных источников, расположенных у истока Герма, поэтому ирригация здесь возможна. Мертвое море, заполняющее третью впадину, перенасыщено солью, именно в нем исчезают воды Иордана и его притоков. Аллювиальная равнина, тем не менее, плодородна, хотя ей и не хватает воды. Здесь неизбежным было строительство ирригационной системы, потому что именно она позволяет существовать Иерихону и Скитополю (Бейсан).

Над Гхором, на высоте между 1500 и 1600 м, постепенно вторгаясь в пустыню, простирались восточные плоскогорья, более высокие, чем на западе, а значит, лучше орошаемые дождями. Красная земля обеспечивала некоторым частям региона их плодородность: это полоса, пригодная для злаковых, ограниченная сухим склоном, возвышающимся над Гхором, смешанная зона, пригодная для обработки, когда шел дождь; пространство с мертвыми городами и руинами крепостей и степь. С юга на север можно еще выделить пустынную вершину Едома, более плодородный Моав, защищенный от пустынных грабителей крупными франкскими крепостями Керак и Шаубак, место действия подвигов Рено де Шатильона, «ужаса арабов», почти зеленые плоскогорья Белка и Аджлун. Весьма значительная дорога пересекает эти плоскогорья, которые окружают Палестину, изолируя ее: это дорога из Дамаска в Аравию, а также в Египет, через пустыню Тих, которая не создавала для караванов никакого серьезного препятствия. Именно эта дорога определила судьбу крупного центра Петра, расположенного на полпути между краем Мертвого моря и портом Эйла в заливе Акаба. Линия крепостей, прикрывающая в том числе и Сирию, шла восточнее Дамаска и спускалась к Красному морю.

На западе от вади Эль-Араба, чья высушенная равнина продолжает Гхор, меловое плоскогорье спускается к степи Тих и заливу Акаба. На косе этого залива находится маленький порт Эйла, а у входа в него, на острове Йотаба (Тиран), был построен важный таможенный пост.

Между Азией и египетским Синаем, окруженным с севера пустыней Тих, расположено степное плоскогорье, лишенное воды. Дорога, идущая с севера, проходила через Ринокоруры (Эль-Арих), следуя вдоль вереницы прибрежных дюн, которые ограничивают озеро Сербунес, пересекая Остракине и Казион, достигала Пелузия. Треугольник полуострова, между двумя проливами Красного моря, занимает пустынное плоскогорье, которое поднимается к югу, становясь горой Синай, высшая точка которой — 2800 м над уровнем моря. На высоте более 2600 м Юстиниан в VI в. основал знаменитый монастырь Святой Екатерины, недалеко от того места, где Моисей получил скрижали Завета.

Сирия, находясь в составе Византии, включала в себя следующие провинции: Сирия Первая (со столицей в Антиохии), Сирия Вторая (Апамея), затем при Юстиниане — Феодория (Лаодикея), Евфратена (Гиерополь), Финикия (Тир), Финикия Ливана (Эмеса), Палестина Первая (Кесария), Палестина Вторая (Скифополь), Палестина Третья (Петра), Аравия (Востра). Граница шла от Евфрата вверх по течению Хабура, затем проходила восточнее Пальмиры, следовала по обрабатываемым плоскогорьям и достигала Эйла. В VI в. христианский народ южной Аравии, гассаниды, приблизился к границам Византии, заняв Пальмиру, но затем покорился империи, став защитой от персов и их союзников, арабов Лахмидского государства. Сирийское население (сириак), говорившее на арамейском языке, играло в Византийской империи важную роль, с одной стороны, из-за напряженной религиозной мысли, ставшей причиной многочисленных ересей и различных теоретических школ, которые развивались здесь в стороне от официального православия, а затем и против него, с другой стороны, из-за скудости почвы и ее сопротивления любой обработке, которые заставили население добровольно покинуть родину и торговать во всем цивилизованном мире раннего Средневековья от Востока до Запада. Огромное число еще видимых руин на границе Сирии и византийской Палестины указывают на то, что в течение VI в. продвижение бедуинов пустыни развивалось, захватывая земледельческие районы восточных плоскогорий и превращая их в пастбища. Это движение на один век опередило крупную миграцию арабов и падение здесь византийского режима.

Кипр, вероятно, находился в географической зависимости от Сирии, потому что две горные цепи (Карпас, Троодос) — это продолжение самых северных горных массивов Северной Сирии, но их геологическое и морфологическое строение скорее сходно со строением гор Анатолии. Эта смесь влияний проявляется в климате, растительности, жизни людей и придает острову его своеобразие. Между мысом Андреас и мысом Кормакитес невысокая известняковая цепь Карпас (около 1000 м) отрезает узкое побережье, обращенное к Анатолии, потому что с юга с ней граничит бесплодная песчаниковая полоса. Относительно влажный климат благоприятствовал распространению крупных поселений, группировавшихся вблизи источников на некотором удалении от побережья, мало пригодного для навигации из-за свирепых северных ветров. Вокруг селений росли сосны, кипарисы, можжевельник и цератония. Единственным портом была Кирения. Троодос, который расположен параллельно южному побережью острова и достигает высоты 1953 м, представлял собой нетронутую людьми горную цепь из темных вулканических скал, покрытую соснами и кедрами. На аллювиальной кромке побережья несколько небольших поселений могли располагаться около устья реки в центре сада, там выращивали шелковицу и виноград. Порты были посредственными: Пафос, Кирения, Амат. Центральная долина, Месаория, которая расширялась к восточной части острова, была покрыта известняковой корой, из-за этого она была неплодородной, здесь рос только колючий кустарник. Исключение составляли только широкие лощины около потоков (Педиас, Илиас и Морфу), опустошенные сегодня сильными зимними ливнями, которые раньше удерживали кипрские леса. Некоторые зерновые, плоды цератонии, оливки и вино с первых склонов — вот единственные продукты равнины, однако в лагунах можно было еще добывать соль. Внутри острова располагался один город — Лефкосия (Никосия). В византийскую эпоху важнейшие города — Константейя и Амат, как и Китий, были обращены к Сирии и Египту. Кипр всегда был важным торговым пунктом на дороге из Египта и Сирии в Эгейское море и дальше на запад и всегда стремился к этому.

К середине VII в. после нескольких столкновений доходы острова были поделены между византийцами и арабами — принцип общего управления, к которому империя умела приспосабливаться. Впоследствии Кипр стал византийским полностью почти на два с половиной века после того, как его завоевал Никифор II Фока. В 1184 г. мятежный Исаак Комнин создал там независимое управление, но Ричард Львиное Сердце несколькими годами позже захватил Кипр и его хозяина, он доверил остров ордену тамплиеров, а затем (1192 г.) передал его бывшему королю Иерусалимского королевства Ги де Лузиньяну. Именно тогда начинается самый блистательный период в средневековой истории острова: Фамагуста наследует Константейе, Ларнака сменяет Китий, Лимасол, защищенный полуостровом Акротири, развивает активную торговлю. Все эти города обращены к Востоку и Югу. Венецианцы захватили остров в 1489 г., а менее века спустя там обосновались турки.

В период раннего Средневековья население Кипра дважды перемещалось по воле властей. Нам неизвестно, в какой мере это изменило состав населения острова. В 690 г. император Юстиниан II переселил часть жителей с Кипра. Двумя годами позже арабы переместили туда славян. Близость Сирии, продвижение арабов, появление, а затем и водворение здесь жителей латинского Запада могло в конце Средневековья еще раз перетряхнуть первоначальную греческую основу населения, если только речь не шла каждый раз о простой колонизации, при которой автохтонное население ассимилировало пришлое. Гипотезы.

Египет и Ливии

«Египет — это пустыня, пригодная для жизни только на узкой полоске, существование которой — истинное чудо, чудо Нила» (Ж. Безансон). Ограниченный с востока Красным морем, с запада — сухой Ливией, с севера — морем, а с юга — полукочевой Нубией (по ту сторону от первого водопада), византийский Египет представлял собой практически единообразное меловое плоскогорье. Высота его постепенно снижалась с юга на север, пока оно не превращалось в широкую прибрежную равнину, покрытую морскими отложениями, которые и создавали знаменитую дельту Нила. И с той, и с другой стороны реки простиралась скалистая пустыня. На западе ее прерывала линия впадин с отвесными краями, которые, тем не менее, хорошо орошались, поэтому в них находились оазисы. Большой Оазис (Харга) располагался на юге, в византийское время он был местом ссылки, а чуть севернее находился Малый Оазис (Бахария). Вади-Натрун находился к западу от дельты, а еще западнее, на краю плоскогорья, с IV в. располагался один из крупнейших монастырских центров. И наконец, севернее «песчаного моря», в долине, находится оазис Аммон, или Аммонион (Сива), стоянка на караванном пути из Египта в Триполитанию. Над Аравийской пустыней, к востоку от реки, вдоль Красного моря возвышается гранитная горная цепь, которая порой достигает высоты 2000 м. Некоторые ее ущелья позволяют, тем не менее, достичь побережья, где коралловые рифы охраняют маленькие бухты, которые могут принимать только корабли с невысоким тоннажем. С другой стороны, осадков, которые выпадают в этом регионе, достаточно лишь для того, чтобы обеспечить в оврагах и у западного подножья горы весьма скудную растительность, которую используют только некоторые кочевники.

Зажатые в глубине плоскогорья между крутыми краями высотой от 200 до 500 м, долина Нила и его дельта сосредотачивают около себя всю экономическую активность региона. Снижение уровня воды, прогрессирующее с севера на юг, является последствием двух факторов: повышения температуры и уменьшения атмосферной влажности и уровня осадков. Нил — это мощная река, способная, тем не менее, на частые изменения ее уровня воды. Причем эта перемена чаще всего непредсказуема и мучительна, потому что земледелие зависит прежде всего от размера затопляемой зоны. Плиний Младший в I в. н. э. так обобщил свои наблюдения по поводу режима этой капризной реки: уровень воды 12 локтей — голод, 13 локтей — недород, 14 локтей (или 7,42 м) — радость, 15 локтей — обеспеченность, 16 локтей — изобилие и наслаждение, 18 локтей — катастрофа. Однако расчеты, сделанные в начале века на период в тридцать лет, позволяют определить следующие пропорции: 3 плохих паводка, 3 — посредственных, 10 — хороших, 11 — очень изобильных, 3 — опасных. Предоставленная сама себе, река, наклон русла которой был очень маленьким, а само русло — широким, изначально должна была расстилать свои воды летом, оставляя затем мертвые рукава, озера и пруды охотникам, а пастбища — пастухам. Но оседлое население, которое обитало на ее широких берегах, для того чтобы выжить, должно было приспособить естественные гидрологические ресурсы реки. Это население изменяло топографию реки, согласно своим взглядам, для извлечения пользы, которую давал Нил, избегая при этом его неудобств. Оседлые жители старались сохранить воды осеннего паводка в многочисленных искусственных бассейнах (ходы), которые снабжались каналами, они использовали аппараты для поднятия воды, чтобы орошать свои сады и огороды (наталех, вал с винтовой поверхностью — винт Архимеда, шадуф и различные типы нории — черпакового подъемника). Можно полагать, что в некоторых частях Северной Дельты располагались земли, способные постоянно давать урожай, благодаря постоянному использованию воды: малая длина каналов для отведения воды, расположенных перпендикулярно реке и, как следствие, доступных для очистки силами сельских жителей, невысокий уровень естественного осушения из-за потребностей окрестных озер делали непересыхающую ирригацию возможной. Каким же был уровень использования ирригационной сети в южной части дельты в византийскую эпоху? Это неизвестно, зато мы знаем что византийский Египет поставлял Константинополю, как и вся Северная Африка и Сицилия, огромное количество пшеницы. Однако в государстве, где подобные поставки взимались как налоги, это не означает, что регион экспортировал только излишки зерна. Египет производил также ячмень, вино (в дельте), масло (Файюм), лен, папирус (в дельте), различные бобовые, предназначенные для скота, здесь росли финиковые пальмы, смоковницы, грушевые, персиковые, миндальные и вишневые деревья, а в огородах, орошавшихся вручную, произрастали овощи, предназначенные для повседневного потребления (бобы, чечевица, зеленый горошек, нут, салат-латук и др.). Ставший важным для экономики империи благодаря этим сельскохозяйственным ресурсам, Египет был богат также промышленностью и торговлей. Александрия была знаменита своими папирусом и стеклом, своими мастерскими по обработке драгоценных металлов и льна. По Красному морю, как, впрочем, и по Нилу, в Александрию доставляли из Индии, Аравии и Африки пряности, драгоценные камни, шелк, слоновую кость.

Многочисленные города располагались вдоль Нила и у рукавов его дельты: Сиене (Асуан) — пограничная крепость, расположенная точно над знаменитыми порогами, Омб (Ком), Аполлонос (Идфу), Фивы (Эль-Аксар) — столица Верхней Фиваиды, страны коптов и их монастырей, центр, противостоящий эллинизму, который так никогда и не смог укорениться здесь так же глубоко, как на севере; Копт (Кифт), одновременно крепость и важный центр торговли, здесь начинается дорога к Большому Оазису, Герму (Усмун), Антиное (Ансина), столице Фиваиды Энгисте («самой близкой к Александрии»), Оксиринху (Аль-Бахназа), известному своими архивами, путь оттуда вел в Малый Оазис, Арсинойт (Эль-Файюм), расположенный западнее Нила, на краю плодородного Файюмского оазиса, который орошался ответвлением Нила, создающим здесь озеро Мерис, древний город Мемфис (Менфе), важный коптский центр, Вавилон, который арабы в VII в. сделали своей столицей (Аль-Фустат), Пелузий (Пелузия) — этот порт и крепость находился на пересечении сегодня уже пересохшего восточного рукава Нила и моря; и, наконец, Александрия, второй морской город империи. С севера этот крупный город защищал маленький остров Фарос, длинный прямоугольник на узкой косе, которая отделяет друг от друга два естественных порта и большую лагупу озера Мареотис, служившую внутренним портом для речной торговли благодаря каналам, которые соединяли ее с западным рукавом дельты, с Канопой. Однако Александрия была также труднодостижима и с юга, так как она располагалась между озером и морем. Кроме того, этот порт был связан через Нил, а затем через вади Тумилат и его канал пресной воды с Клисмой, стоящей на Красном море. Хаджи (Святой) — Менас, построенный в V в. на десять километров юго-западнее столицы, на могиле святого, у края пустыни, стал центром достаточно оживленного паломничества, из-за этого город достиг значительных размеров в VII в., и даже в VIII в. в период владычества арабов.

Египет, наследник многовековой культурной традиции, не мог принять принудительного византийского единообразия. Наследственное противодействие коптов, потомков древнего египетского населения; религиозное сопротивление египетских монофизитов против правительственного православия, представленного в Александрии патриархом, быстро ставшим реальным главой провинции, принудительные меры, предпринятые Константинополем, который никогда не мог выбрать между строгой и снисходительной тактикой поведения, против евреев, бывших слишком многочисленными, и против язычества, еще сильного здесь, — вот основные проявления неприязни, которую местное население испытывало по отношению к центральной власти. Эти глубокие чувства были только усилены опасностями, пришедшими извне, и частично связаны с географическим положением провинции, которая не имела естественных границ со своими соседями: блеммии и нобады неоднократно завоевывали Большой Оазис, персы занимали эту территорию больше десяти лет, наконец, арабы обосновались здесь в середине VII в., для того чтобы никогда больше не покидать эту территорию.

Как и на большинстве византийских территорий, в Египте было чрезвычайно смешанное население: к коптам, грекам и многочисленным евреям Нижнего Египта и Александрии нужно добавить арабов (например, в Файюме), индусов, нубийцев, эфиопов, латинян, а также представителей всех тех многочисленных стран, которые имели торговые связи с этой провинцией. Окончание периода византийского влияния не стало для провинции экономическим или культурным кризисом. В Египте, как и в Сирии, большая часть населения постепенно приняла ислам.

Византийская администрация разделила Египет на четыре провинции: с севера на юг — две Фиваиды, к западу от дельты — Аркадия, две Августамникеи и два Эгиптои — к востоку от дельты; в диоцез, который получил свое название в IV в., были включены две Ливии: Нижняя Ливия и Верхняя Ливия.

К западу от дельты Нила располагалось песчаное ливийское плоскогорье на юге, плоскогорье из пористого известняка на севере. Дорога шла по прибрежной низине и соединяла маленькие порты и поселения: Антифра, Педония, Паретоний — столица Нижней Ливии, Загилис, Зигра и на западе от залива Катабатм (Солум), на краю пустынного плоскогорья, у обрывистого побережья с крошечными бухточками, покрытого средиземноморскими кустарниками, — Дарнис (Дерна). Западнее находилась византийская Верхняя Ливия, которая включала в себя почти всю античную Киренаику, что-то вроде широкого мыса, который вдается в Средиземное море, ограниченный с востока крупным заливом Большой Сирт. Высота пустынного плоскогорья поднимается с юга на север, достигая 850 м, а затем несколькими ступенями падает в море. Север орошается, там могут расти хвойные леса, как, впрочем, и оливковые деревья, а на юге есть хорошие пастбища и у края степи — плодородные оазисы. Основные города — порты, и близость Греции может частично объяснить их относительную важность. Если перечислять с запада на восток, то порядок городов следующий: Береника (Бенгази), Адриана (Дриана), Тейхира (Арсиноя, Токра), Птолемаида (Толмета), Созуза (Марса Сус) — столица и расположенная в нескольких километрах от побережья Кирена (Шаххат), основанная на руинах античного города.

Придя на западе, в нескольких километрах от Береники, к границе Триполитании, о которой мы уже говорили, когда рассматривали Африканский экзархат, мы закончим здесь нашу экскурсию по территориям, на которых зарождалась и развивалась византийская цивилизация.

«Цель географии, — сказал недавно Ж. Ж. Хугеверфф, — прежде всего сформулировать четкие описания. География берет на себя обязательство вести запись фактов, накопленных человеческим опытом, по осторожно избранным признакам». Итак, в данном случае прежде всего нужно выделить крупные сокращения византийских территорий и впечатляющую последовательность политических потрясений, которым подвергалась империя между IV и XV вв. Также следует отметить, что географическое единство, составлявшее основу византийского мира, совпадавшего с регионом Средиземноморья, состоявшего из Италии и Сицилии, Африки, Сардинии, Южной Испании, Триполитании, Балканского полуострова, Греции, современного Крыма, Малой Азии, Армении, северной Месопотамии, Сирии и Палестины, Кипра, Египта и двух Ливий, не исключало четкую разницу между востоком и западом, севером и югом и понятную раздробленность «человеческих пейзажей», если допустить, конечно, что это все было «интегрировано в пространственное единство» (X. Иснард). Связь между различными элементами мозаики обеспечивалась, как мы это видели, сетью дорог, достаточно плотной как на суше, так и на море. Развитие этой связи было обусловлено демографическими и экономическими изменениями, она противопоставляла себя пестроте населения каждого из этих элементов, отличавшихся как по этническому происхождению, так и по своим убеждениям, но оставивших затем свой вклад в истории империи.

Итак, вопрос зародился естественным образом из столь сильных контрастов: что такое византийская цивилизация или что значит в Средние века «римское», то есть византийское?

Часть вторая

Византийская цивилизация

Глава 3

Государство

Человек по своей природе не создан для того, чтобы жить в одиночестве, его призвание — жить в обществе, с отцом, матерью, братьями и сестрами, со своей женой и детьми, с другими родственниками, со своими друзьями и согражданами, со всеми теми, кто живет вместе с ним на земле его предков, со всеми теми, кто одного рода с ним, наконец, вообще со всеми людьми как частью всего того, что называется мир, произведение Создателя. Бог — хозяин этого огромного дома, который Он построил, Он представлен на земле церковью. В этом доме каждый исполняет свои обязанности, каждый несет свою службу, будь он архитектор или каменщик, земледелец, солдат, пастух, атлет, путешественник или охотник, между тем каждый несет ответственность за свои поступки и свой выбор. Конечно, Бог управляет, но его связь с миром носит такой же характер, как связь императора с городом, а значит, и с государством, как связь родителей со своими детьми. Оформленная в середине VIII в. Иоанном Дамаскином, эта мысль раннехристианского историка (IV в.) Евсевия Кесарийского, касающаяся организации мира сотворенного, оставалась фундаментом византийской цивилизации.

Служители дома

Император

Все, что приходит свыше, зависит только от Бога, все, что происходит на земле — от императора, единственного управителя земного дома — византийского государства. Высшая магистратура, которую осуществляет император, не может быть выборной, потому что может привести на трон худшего из кандидатов, потому что народ не умеет выбирать, не может стать решающей и линия родства, потому что власть могут получить люди к ней неспособные и просто невежественные. Император, как пчелиная матка, получает власть по своему естественному происхождению, а значит, от Бога. Защитник власти, единственный, кто был создан без господина, единственный — абсолютно свободный, поскольку все остальные в большей или меньшей степени являются пленниками, он зависит на этой земле только от самого себя и правит на ней как абсолютный монарх, откуда и происходит его титул — автократор. Никто не имеет права подвергать его критике, это является кощунством, все должны повиноваться императору и молиться за него. Плохой император — это безрассудный государь, потому что он кидается в авантюры, лишающие его материальных ресурсов, которые он пытается обеспечить себе любыми средствами. Плохой император — тот, кто несправедлив, или слишком молод, или невежествен, или жаден. Это будет решено Богом со всей строгостью по той мере власти, которая Им была доверена правителю. Хороший император — это, прежде всего, справедливый судья, сострадательный, стоящий за правду, «с сердцем чистым, как вода в источнике»: его добрые чувства и его уравновешенность, которые обеспечивают покой народа, его рвение, его искренние суждения, его всепобеждающая святость, которую ему дает его положение священника, наконец, его безупречное управление имуществом, позволяют ему уподобляться божеству, к чему он так стремится («Поскольку, если использовать несколько смелое выражение, вы божества для ваших подданных», — писал Григорий Назианзин, которого византийцы называли «христианским Демосфеном», «Богословом»).

Суть религиозного фундамента императорской власти, дающейся Божественной инвеститурой (предоставление властных полномочий), которая дошла до Рима от Александра и эллинистических правителей и была основана на иранской концепции, по существу этической, — использование власти имеет цель победить зло (А. Паглиаро). Именно от Рима Византийская империя получила эту концепцию, как, впрочем, и значительную часть обрядов, от которых зависела инвеститура божественного человека, которым был император. Главное в начале правления — это приветственный возглас войск на плацу Гебдомон: «Боже милосердный, общественное дело [государство] просит Льва стать императором… Таковы чаяния дворца, таковы мольбы армии, таковы пожелания сената и чаяния народа. Мир ждет Льва. Армия желает Льва. Услышь, Господи, наши молитвы», — кричали солдаты в 457 г. при восшествии на престол Льва I, после того как на него были надеты традиционные золотое ожерелье и диадема и новый император был поднят на большом щите. Этот древний обычай, указывающий на избранника сената как на главнокомандующего армией и дополненный короткой церемонией в Великой Церкви (собор Святой Софии), у выхода из которой патриарх возлагал на голову нового императора корону, которую он слагал с себя на алтарь, был заменен религиозной церемонией посвящения, которая начиная с X в. придала коронации литургический характер. Отныне патриарх Константинополя, получавший от избранника список Символа веры, который он помещал затем в архив, произносил молитву для хламиды (саккос в XIV в.) и обуви порфиры, отличительных знаков императорского сана, но с XII в. и позднее прежде всего осуществлял обряд помазания в форме креста на голове императора. Это помазание стирало все совершенные грехи и освящало императора. Помазанник Божий не был больше простым мирянином, пение Трисвятого, которое начинала толпа, оповещало об этом. Одетый в золотой мандиас, он возглавлял процессию как духовное лицо, и если в процессе церемонии он должен был причащаться, то дьяконы вели его внутрь алтаря, что было привилегией священнослужителей, где он причащался, как и они, хлебом и вином из рук самого патриарха.

Концепция императора, избранного Богом, в принципе исключала любые правила наследования, но полагают, что держатель абсолютной власти, суверен, мог назначать своего наследника и соправителя, учитывая, впрочем, законные формы получения власти, то есть заручившись поддержкой сената и армии. Маврикий разделил империю между своими сыновьями, Роман Лакапин доверил императорскую власть трем своим сыновьям, а патриаршество — четвертому; Феофано, вдова Романа II, придала законность власти Никифора Фоки, выйдя за него замуж; Зоя, дочь Константина VIII, отдавала свою руку и императорскую корону последовательно трем супругам: Роману Аргиру в 1028 г., Михаилу IV в 1034 г., Константину Мономаху в 1042 г. Четыре династии, таким образом, занимали трон Константинополя между IV и IX вв. (династии Феодосия и Юстина, ираклейская династия и исаврийская династия), но только с 829 г., после предания суду и наказания убийц Льва Армянина по приказу императора Феофила, в византийской истории появился принцип наследственного права на престол. Этот принцип получил развитие в правление македонской династии (867–1056 гг.), основатель которой Василий получил, однако, свой трон путем двойного убийства. Трон стал достоянием одной династии и когда старая Феодора, незамужняя дочь Константина VIII, осталась единственной представительницей македонской династии. Ей было достаточно покинуть монастырь, в который она была сослана, и явиться в Константинополь для того, чтобы получить власть. Но порядок преемственности оставался нестабильным, и законный наследник почти всегда должен был завоевывать трон, ведя переговоры как минимум с сенатом, с корпусами дворцовой гвардии или с патриархом. Алексей Комнин сумел стать основателем новой династии (1081–1185 гг.), того же добился и Феодор Ласкарис, после того как Константинополь был взят латинянами (1204–1261 гг.), Михаил VIII утвердил династию Палеологов в Константинополе (1261–1453 гг.) после того, как город был отвоеван. Эта династия продержалась до окончательного падения империи. Но каждый раз, когда законный император был еще несовершеннолетним, находился узурпатор, захватывающий власть силой и оправдывающий свою жестокость, часто криминального характера, государственными интересами: «Что, Господи, скажет твое могущество? По твоей воле я так возвысился», — писал Михаил Палеолог, который сверг законного императора, ослепив его. Императором, таким образом, можно было стать по двум основаниям: речь идет о наследниках, призванных к управлению по праву рождения, воспитанных при дворе, или о выскочках, которым способствовала удача или талант. И в первом случае, и во втором армия, сенат и народ, доверяя новому правителю власть, сознавали, что исполняют волю Божию. Догмы римского императорского культа были перенесены в Византию, но они подверглись глубокой корректировке. «Могущественный василевс, коронованный Господом и божество вселенной», — так пишет об императоре в конце XI в. Феофилакт, архиепископ Болгарии. Императору обеспечена победа; крест, важнейший атрибут правителя, возвышается на державе, которую он держит в правой руке. Он — святой и божественный, единственный император. Его могущество распространяется на весь обитаемый мир: «Все народы будут поражены твоим могуществом, они побегут от тебя, как бегут от огня… Всемогущий закроет тебя Своим щитом… Твой трон будет перед Ним, как перед солнцем… потому что Он сам избрал тебя еще во чреве матери твоей и доверил тебе, как лучшему, Свою власть над людьми, и Он возвысил тебя, как башню на холме… для того, чтобы жители земли падали ниц перед тобой», — писал в X в. Константин Багрянородный своему сыну Роману. Эти слова являются парафразом псалмов. «Твои слова грозны, василевс-автократор, хозяин и господин земли и моря, глава, владыка жизни, которую ты можешь уничтожить или спасти по своей воле, потому что твое могущество распространяется на все», — так говорил в следующем веке епископ Евхаитский Иоанн Мавропод слабому Константину Мономаху. Морализаторская литература, очень популярная в Константинополе, дополняла теократическую концепцию власти понятием патриархальной благотворительности, вместе они создавали образ императора как покровителя всех своих подданных. Византийский император, друг Бога, пользуется своей властью на земле в окружении других властителей, в отношении которых он является духовным отцом, братом или другом. Это семья христианских правителей, которых византийский император называет «сын» или «брат», если они приняли крещение — залог союза с империей, в противном случае их называют «друг», объяснял Феофилакт Охридский молодому Константину, сыну Романа IV Диогена.

Эта доктрина освящена и возвеличена всеми элементами имперской религии. Основной храм этой религии — это священный дворец, и церемонии, которые в нем проходят, внешне очень похожи на богослужения. Церемониал, таким образом, устанавливал, что в присутствии императора тишина — обязательное требование, что те, кто что-либо получают от императора, покрывают свои руки полой его мантии, обычай, также схожий с одним из элементов литургии, — каждый посетитель с того места, где он стоит, будет почти что принесен двумя сановниками к ступеням трона. Преклонение перед императором (проскинесис) было одновременно обязанностью и привилегией, которой стремились добиться чиновники. Учрежденная государством, эта церемония, в частности, придавала законный характер каждому вступлению в должность. Ставшая менее частой с течением времени, она, тем не менее, не утратила своего рабского характера: генуэзский подеста, допущенный поклониться императору, в связи с союзным договором, заключенным Михаилом VIII с Генуей, должен был преклонить колени перед императором, поцеловать его ноги, руку и щеку, после того как обнажил голову.

Императорская литургия включала в себя несколько обрядов римского происхождения, которые заимствовала церковь, например обычай использовать во время церемоний свечи и ладан, или одеяния императора и высших сановников, которые было особенно пышным на праздниках или торжествах. К таким обрядам относятся размеренные восклицания, хоры, поющие под звуки органа, содержание песнопений менялось в зависимости от обстоятельств. «Звезда предшествует солнцу, Христос, восходящий в Вифлееме из чрева Богородицы», — запевали певцы во время прохода императорской процессии, отправлявшейся из дворца в Святую Софию в Рождество. «Мягкая весна, которая приходит вновь, приносит радость и здоровье, а также, по воле Божьей, мужество и победу василевсу ромеев» прославлялась во время Масленицы. Последними возгласами всегда были пожелания долгих лет жизни и продолжительного правления императору, которые назывались полихронии («Многие лета») и которые к последнему периоду существования империи стали простой формулой вежливости, когда сановники обращались к правителю, отвечавшему им тем же.

То же ритуальное значение придавалось культу императорских изображений, которые узаконивали те государственные дела, которые совершались перед ними: принятие присяги, административное решение или приговор суда. В провинции эти изображения принимали с самыми большими почестями: папа римский Григорий в 603 г. получил в Риме императорские изображения Фоки и Леонтии, собравшиеся в Латеране сенат и духовенство устроили им овацию, а затем поместили в часовню Святой Цезарии на Палатине. Еще в XIV в. сохранялся обычай нести в торжественных процессиях, которые сопровождали большие религиозные праздники, изображения василевсов среди икон святых. Портрет императора, отчеканенный на монетах, на клеймах, удостоверяющих качество драгоценных металлов, на гирях и мерах, на официальных костюмах высших сановников, был знаком подлинности и отношения к законной власти.

Как и духовное богослужение, культ императора имел свой календарь и свои собственные праздники: день освящения Константинополя — 11 мая, в честь которого устраивали скачки на ипподроме, день святого Константина, 21 мая — когда император посещал могилу основателя империи в церкви Святых Апостолов, праздник святого Илии и многие другие. Самыми частыми церемониями были императорские аудиенции в хрисотриклинии, принятие послов в Магнавре, процессии, пиршества, которыми заканчивалась большая часть праздников, развлечения, игры, скачки, представления. Наконец, значительным событием были похороны императора, во время которых выставлялось тело усопшего со всеми регалиями императорской власти. Эта церемония включала преклонение сановников, пение поминальных молитв, похоронное бдение священников, горящие свечи, иногда последующую канонизацию, которая представляла собой настоящий апофеоз (как обряд обожествления римских императоров).

Императорская религия имела свою иконографию, римскую и христианскую. Это были портреты императора — поясной портрет, в полный рост, сидящего на троне или в группе; картины, на которых был изображен крест, символ императорской победы, император, победитель демона или варваров, император на коне, император, получающий дары от побежденных, император на охоте, император на ипподроме; изображения преклонения, передачи власти императору Спасителем, Богородицей, ангелом или кем-нибудь из святых, императора, возглавляющего совет, императора и Христа. Здесь представлены основные знаки императорского величия, особенно следует отметить, что постепенно подобные изображения стали частью христианской иконографии, но их языческое происхождение не было забыто.

Чиновники

Императорская доктрина было основанием политического и административного управления Византийской империей. Поставленный Богом во главе государства, император был живым законом, его воля не могла быть ограничена, она простиралась на всех и вся, даже на церковь, и все были его подданными или слугами, вплоть до того, что одно слово douloiобозначало и тех, и других. Священный дворец был одновременно частным местом обитания императора и его семьи, его личного штата и военной свиты и центром управления: все государственные должности были с ним связаны. Любой гражданский чиновник имел ранжированное дворцовое звание. Император, таким образом, управлял через агентов, связанных с ним более или менее почетной дворцовой должностью, и мог поручить какую-либо административную функцию служителю своего дворца, так же как он передавал управление правительством по своему выбору любому человеку, принадлежащему к чиновничьему аппарату или к императорской свите. Система управления в Византии заимствована у восточных монархий древности через эллинистические государства и Рим периода императора Августа. Итак, Византия была централизованным государством, в котором импульс из императорского дворца мог предписывать волю империи всему проживающему на ее огромной территории населению, несмотря на его этническое разнообразие и разность интересов.

Слуги василевса и одновременно слуги государства или общественных интересов ( koinon), чиновники создавали единый корпус. Они получали приказы от императора, которые должны были тщательно выполнять, под угрозой тяжкого наказания, поскольку они обладали, даже если поручение было единовременным, частью государственной власти: «Вот почему… — предписывает Лев VI в конце IX в., в одной из своих новелл, — данный нам нашими предшественниками [речь идет о Юстиниане I и Василии I] закон предписывает самое тяжелое наказание — когда ошибка карается смертной казнью — тем, кто был назначен сборщиком государственных налогов… если они осмеливались увеличивать собираемое сверх суммы, установленной законом. Ввиду того, что мы признаем чрезмерно жесткий характер подобного закона, который карает виновных подобным наказанием, мы отвергаем применение подобного наказания по ряду законов, и мы приказываем, что каждый, кто будет уличен в подобном преступлении, если он совершил его впервые, будет наказан тем, что он должен отдать вдвое от той суммы, которую он собрал несправедливо. Если он упорствует в своих действиях, он возмещает ту сумму, которую он собрал несправедливо, вчетверо и будет с позором изгнан с той службы, которую ему доверили. Отныне таким будет наказание за подобные преступления». Другое постановление того же императора определяет, что «тот, кто позовет хирурга для этого преступного действия [кастрация], чтобы он произвел свои действия, если призвавший входит в список людей на службе у императора, то он будет, прежде всего, вычеркнут из этого списка, а затем подвергнется штрафу размером десять литр золота, которые он должен внести в государственную казну, после чего он наказывается ссылкой сроком на десять лет».

Все чиновники были связаны с императором клятвой, которую они торжественно приносили, произнося следующие слова: «Клянусь Господом Всемогущим, Его единородным сыном Иисусом Христом, Господом нашим, Святым Духом, Марией, святой и славной Богоматерью, непорочной, четырьмя Евангелиями, которые я держу в руках, святыми архангелами Михаилом и Гавриилом, что я сохраню совесть чистой по отношению к нашим божественным и благим владыкам, Юстиниану и Феодоре, что я буду нести верную службу ради них, исполняя те поручения, которые были даны мне их любовью. Я охотно приму любые трудности и тяготы, которые принесет мне моя должность, которую мне доверили в интересах империи и государства. Я нахожусь в лоне святой, кафолической, апостольской Божьей Церкви, ни под каким видом ни в чем я не буду противостоять ей, и, всей полнотой моей власти, я не позволю никому делать этого. Я также клянусь, что действительно ничего никому не дал и не дам за то, что получил должность, которую мне доверили, или для того, чтобы добиться покровительства; что я не обещал и не соглашался на отправление чего бы то ни было из провинции ни главным префектам, ни знаменитым личностям, которые возглавляют управление, ни их окружению и ни кому другому, для того, чтобы добиться одобрения императора; что я получил свою должность, если можно так выразиться, без какой-либо платы, и могу, таким образом, казаться незапятнанным в глазах подданных наших святых императоров, оставаясь довольным тем содержанием, которое мне назначило государство…» Таким было обязательство, которое принял на себя в VI в. префект претории Иллирия. Он распространял это обязательство на весь административный персонал, который подчинялся ему, он обещал старательность и бескорыстие в сборе налогов, справедливость и правосудие, перед тем как перейти к заключительной части: «И если я не исполню всего, что обещал, то пусть я буду наказан страшным приговором нашего великого господина, Бога, и нашего Спасителя, Иисуса Христа, на этом и на том свете, судьбой Иуды, проказой Гиезия [мошенник из Библии], ужасом Каина, пусть меня подвергнут тем наказаниям, которые предусматривает закон любви Божией». Эта клятва верности римского происхождения в V в., вне всякого сомнения, стала настоящим религиозным действием, оставаясь таковым до самого падения империи. Обычная формулировка в XIV в. звучала так: «Я клянусь Богом и святыми Евангелиями, славимым и животворящим крестом, святой Богоматерью Одигитрией, всеми святыми, что я буду для нашего правителя и императора могущественного и святого N. (имя императора) верным слугой в течение всей моей жизни, верным не только на словах, но и в делах, которые совершают добрые слуги для своих хозяев. И я таким буду не только по отношению к нему самому, но и по отношению к величию, которое он имеет и будет иметь. Я друг его друзей и враг его врагов, я никогда не буду сам готовить никакого замысла, а также не приму участия и не соглашусь ни с чьим замыслом против его друзей и против его величия. Я не совершу ни измены, ни злонамеренного действия, я разоблачу перед императором любые направленные против него заговоры и назову имена ответственных за них. Верный и истинный слуга императора, я буду им, если он будет править счастливо, точно следуя истине и не уклоняясь от нее, настолько, насколько истина действительно требует быть настоящим слугой, верным своему господину. И, если по воле Божьей с императором случится несчастье или он будет изгнан, я буду сопровождать его, разделю его страдания и подвергнусь тем же опасностям, что и он, вплоть до самой смерти и в течение всей моей жизни». Эти написанные клятвы обновлялись с избранием нового императора, складывались в архивы дворца и вносились в списки. Вероятно, с VIII в. патриарх Константинополя и прелаты церкви были принуждены приносить такие же клятвы (Н. Своронос).

Порядок набора чиновников не менялся. От них требовалось больше общих знаний, чем собственно образованности, от искусства писать письма до риторики, но особенно было важно знание юриспруденции. Экзамен был очень трудным; поэтому высшие чиновники, кроме нескольких исключений, были всегда просвещенными людьми. В этом списке фигурируют все известные крупные историки. Они получали образование в университете, так было в те периоды, когда он существовал в Константинополе, а если не в упиверситете, то за свой счет у частных учителей. В принципе доступ к высшим должностям был открыт всем подданным империи: уроженцы провинций скромного происхождения, приехавшие в Константинополь как ученики, могли поступить в канцелярии как простые служащие и достигнуть вершин иерархии. Иоанн Каппадокийский, всемогущий министр Юстиниана, начал свою карьеру в канцелярии министра армии в VI в., Никифорица — евнух, Пселл, Ксифилин, Лихуды, Иоанн Мавропод в XI в. — это все личности одаренные и амбициозные, чье происхождение остается темным, они прошли все ступени власти. Алексей Апокавк в XIV в., простой писец в канцелярии доместика схол Востока, достиг того, что вытеснил своего начальника и, несмотря на свою некомпетентность, последовательно занимал должности паракимомена, управляющего налогами, мегадуки (глава флота) и префекта столицы. Тем не менее достаточно рано могущественные семьи крупных собственников захватили все высшие должности в империи, и после XII в. даже самые высокие посты занимали родственники и союзники правящей династии. Настоящий класс чиновников сформировался именно таким образом. Писцы и даже монахи могли занимать гражданские и военные должности. Монах Феодосий в конце VII в. стал верховным логофетом, в некотором роде министром финансов, а в начале следующего века эту должность занимал диакон Святой Софии, который также стал командующим флота. Вторжение духовенства в управление государством стало особенно частым в XIV и XV вв.

Все должности приобретались за деньги, несмотря на законы, а император Лев VI даже установил тарифы, которые варьировались в зависимости от звания, от того, полагалось ли жалованье, разрешался ли доступ в Хрисотриклиний. Эти суммы, которые соответствовали для кандидата, как отмечают А. Андреадис и П. Лемерль, пожизненному помещению капитала, естественно, увеличивались из-за поборов канцелярии, ведающей всеми назначениями и повышениями. Случай, рассказанный Константином Багрянородным, способен пролить свет на операции, которые проделывало государство. Старый священник по имени Ктен, несравненный певец, обладал большим богатством. Он хотел стать протоспафарием, сановником очень высокого ранга, для того, чтобы иметь право носить epikoutzoulon, торжественную мантию, и право сидеть в Лавсиаке, зале, расположенном рядом с тронным залом, где собирались чиновники либо для того, чтобы быть принятыми императором, либо для того, чтобы участвовать вместе с ним в какой-либо церемонии. Места в этом зале были особо выделены для каждого класса чиновников. Жалованье протоспафария составляло одну литру золота, цена получения должности — двенадцать — восемнадцать литр. Ктен предложил внести сорок литр, но император считал, что совершенно невозможно, чтобы священник стал протоспафарием. Тогда Ктен предложил еще передать драгоценности и мебель общей ценой около двадцати литр. Фаворит императора, патрикий Самона, стал посредником, и Лев VI уступил. Через два года Ктен умер. Пагубная привычка набирать чиновников таким образом продолжалась непрерывно, есть упоминания, что в середине XII в. император торговал должностями, «как торгуют фруктами на рынке». Чтобы оценить сумму финансовых операций, которые проворачивало государство, нужно знать, что в одном только Константинополе было несколько тысяч чиновников.

Вступлению в должность предшествовала ритуальная церемония, более или менее торжественная, самой важной частью которой было преклонение перед императором. Во время этой церемонии новоиспеченный чиновник получал свои парадные одежды, цвета и орнамент которых менялся в зависимости от праздника: ректору в IX в. предписывались белое одеяние и покрывающая плечи накидка с рукавами, головной убор, украшенный розами. Все парадные одежды были вышиты или вытканы золотом. Мода также имела значение. Так, со временем одеяния стали менее развевающимися, богаче украшенными, усыпанными жемчужинами и драгоценными камнями. Головной убор, шапочка с полями, появившаяся в XIV в., имела свой фасон как основное отличие для каждого звания.

Каждая должность предполагала жалованье и подарки, которые император делал в некоторые дни. Все звания, даже не предполагавшие исполнения каких-либо функций, приблизительно с XI в. давали право на жалованье. Выплата этих денег сопровождалась торжественной церемонией в неделю, которая предшествовала празднику Входа Господня в Иерусалим (Вербное воскресенье). «Устанавливался большой стол, десять локтей в длину и четыре в ширину, — пишет Лиутпранд из Кремоны, посол императора Оттона I, который присутствовал при этой церемонии в 950 г. — Стол был покрыт кошельками, полными золотых номисм, на каждом из них стоял знак, который указывал на того человека, которому этот кошелек предназначался. Эти люди начинали в строгом порядке проходить один за другим перед императором: их последовательно вызывали, согласно званию их службы. Первым вызывали ректора дворца, на плечи (а не в руки) которого клали мешки с золотыми монетами и четыре скарамангия (церемониальные мантии). После него к столу подходили доместик схол и друпгарий флота, первый из которых стоял во главе сухопутной армии, а второй — во главе морской. Они имели равный ранг и получали тоже количество номисм и скарамангий. Но полученного было слишком много, чтобы нести его на плечах; не без труда, с помощью свиты, они тащили полученное. Затем принимали магистров, которых было двадцать четыре, каждому из них выдавали по двадцать четыре литры золота и два скарамангия. Следующий разряд, который подходил к столу, — патрикии, каждый из которых получал по двенадцать номисм и одному скарамангию. У тех, кто подходил за ними, я уже не знал титулов, как и не знал число получаемых ими монет. Отвечая на вызов, перед столом проходила бесконечная толпа протоспафариев, спафарокандидатов, китонитов, манглавитов, протокаравов, каждый из которых, согласно своему званию, получал семь, шесть, пять, четыре, три, две или одну литру золота. Начинавшаяся на пятый день Вербной недели и длившаяся по четыре часа в день, церемония повторялась и на шестой, и на седьмой день. Что же касается тех, чье жалование было меньше, чем одна литра золота, то они получали его не от императора, а от паракимомена. Церемония выдачи длилась всю неделю перед Пасхой». Как мы видим, этот принцип сохранился и в XI в. Номофилакс, или «комментатор законов», преподаватель права, получал каждый год из рук императора четыре литры золота и одну пурпурную мантию, кроме того, он имел право на натуральное довольствие. Впоследствии из-за плачевной экономической ситуации в империи жалованье стали платить нерегулярно, и провинциальные чиновники возмещали свои убытки за счет тех, кто платил налоги.

Изменение и развитие административной организации, а значит, и сословия чиновников Византийской империи, — это результат происходивших изо дня в день без заранее обдуманного плана попыток приспособиться к постоянно меняющейся жизни в различных регионах, из которых состояла империя. Гибкость этих попыток противоречила самому духу имперской доктрины.

В IV в. Константин реформировал систему, введенную Диоклетианом, который за век до этого военизировал гражданские должности. Некоторые высшие чиновники, ответственные перед императором, управляли службами, главы которых, зависевшие от них, группировались в иерархические разряды. Отныне гражданские и военные власти были разделены, управление состояло из двойной иерархии. Кроме единственного префекта претории Восток, остальные префекты преторий стали региональными чиновниками и утратили свои военные компетенции. Их функции были распределены между новыми главами служб. Магистр оффиций управлял хозяйством императора при помощи нескольких канцелярий (скринии), он также возглавлял дворцовую стражу (схоларии). Также магистр оффиций отвечал за арсеналы, почту и полицию государства. Квестор священного дворца вместе с подчиненными ему канцеляриями готовил законы и рассылал их; он представлял законодательную власть императора, и «его знание права, правоспособность его слов должны были быть таковыми, что никто не мог критиковать» (Кассиодор) то, что рассматривалось как мысль повелителя. Финансовое управление делилось на две независимые службы: службу священных щедрот и службу частного имущества. Первой из них управлял комит, который заведовал той частью казны, которая наполнялась путем взимания налогов, предназначенных на расходы. Функцией комита была выплата императорских подарков армии, чиновникам, послам и иностранным правителям. Он контролировал таможню, разработку шахт, государственное производство и чеканку монеты через многочисленных комитов и прокуроров. Частное имущество также управлялось комитом, которому подчинялись комиты императорских владений в Африке и Каппадокии, и комитом частных щедрот, в частности ответственным за традиционные подарки, которые делались церквям. Препозит священной спальни ( sacrum cubiculum), евнух, был управляющим императорскими покоями. Со своим прямым подчиненным, примикирием священной спальни, который также имел звание паракимомен («тот, кто спит возле императора»), и с целой армией камергеров, препозит занимал важное место во дворце, а в некоторых случаях, например при коронации, вообще выходил на первый план. Главы пяти служб составляли часть собрания, государственного совета и верховного суда, который включал в себя, кроме них, некоторое число постоянных членов, которые назывались комиты конситории. В их работе им помогали представители важной организации нотариев ( schola notariorum), которых возглавлял примикирий.

Провинциальная администрация в последние годы IV в. делилась, как мы это уже видели, на четыре префектуры: Восток, Иллирик, Италия и Галлия. На подчиненных им территориях префекты имели всю полноту имперской власти: они составляли законы, их судебные приговоры не подлежали обжалованию, они управляли императорской почтой, общественными работами, натуральными поставками и даже образованием. Они платили жалованье и денежное содержание, они набирали армию и заботились об арсеналах. В их канцелярии, каждая из которых имела свои функции (налоги, военный бюджет, арсеналы, общественные работы), было множество служащих ( sciniarii), государственных чиновников, так, например, у префекта Африки в VI в. таких чиновников было около четырехсот.

С правления Константина военные компетенции префектов были переданы магистрам милитум ( magistri militum), которые набирались из кадровых военных. Этим магистрам подчинялись дуксы, командовавшие провинциальными войсками. В иерархии дворцовых званий магистры милитум шли после префектов преторий и префекта города Константинополя.

Гражданские чиновники, как и военные, получали, согласно их чину, титулы, связанные с их обязанностями. Титулу всегда предшествовало упоминание службы. Со временем все титулы, раздававшиеся слишком великодушно, обесценились и были заменены для высших чиновников новыми названиями. Так, в VI в. титул clarissimus( lamprotatos) все еще носил префект города, но не сенаторы, зато его начали получать главы канцелярий и городские служащие; титул spectabilis( peribleptos), когда-то принадлежавший только высшим чиновникам (комиту Востока, например), теперь давался управляющим провинциями; иллюстрий ( endoxotatos) — титул высших чиновников, ставший одновременно и титулом тех, кто оставил свою должность; титул tnagnificus( megaloprepestatos) давался консулам и патрикиям, он соседствовал у них с другими титулами, отдельно его носили младшие чиновники; gloriosus (endoxotatus), созданный в V в., остается титулом дворцовых чиновников. Вплоть до правления Юстиниана самое важное звание — это консул, но оно предполагало слишком тяжелые повинности, так как каждый, кто получал эту должность, должен был устроить за свой счет зрелища, а в первую неделю января раздавать деньги народу. В свое первое консульство, в 521 г., Юстиниан раздал таким образом восемь миллионов литр. Вскоре остался всего один постоянный консул — император, он получал этот титул с восшествием на престол. С VII в. эту церемонию перестали поддерживать, и консулат, надолго забытый, был упразднен два века спустя.

Шестой век в меньшей степени представляет собой период глубоких преобразований, чем думают многие. Их вводит в заблуждение собрание законодательных актов Юстиниана, которое было лишь этапом административной реорганизации, задуманной властью, всегда чувствительной к конкретной ситуации в империи. Центральная администрация разделилась: имперский казначей вышел из-под контроля комита священных щедрот, комита частного имущества заменили два его подчиненных, логофет войск и комит конюшни, службы императорской палаты выдвинулись вперед, и император мог доверить гражданские и военные функции любому по своему выбору. Так, например, Трибониан был одновременно магистром оффиций и квестором. Провинциальной администрацией всегда управляли комиты местных дел: диоцез Египет был упразднен, августал Александрии стал простым наместником, а пять независимых провинций, которые непосредственно сменили префектуру претория Востока, управлялись в обеих сферах — гражданской и военной — дукой, который чаще всего избирался из числа дворцовой знати. Его войска обеспечивали одновременно защиту области и поступление налогов, выполняли полицейские функции. Заботы о защите территорий, захваченных в Италии и Африке, от лангобардских и берберских вторжений привели к тому, что византийские власти окончательно изменили эти две провинции, передав их под военное управление. Они стали называться экзархатами, а возглавлявшим их экзархам с конца VI в. предоставлялась вся полнота финансовой и правовой деятельности, контроль за общественными работами и защитой территории, что делало их правителями, подобными герцогам в их герцогствах. Сицилия сохранила свое особое правительство, переданное под власть патрикия. С этого времени титул патрикия стал одним из высших в иерархии.

Сокращение богатств и территорий, которому подверглась империя из-за аваро-славянских, арабских и болгарских вторжений, привело к новым административным реформам между VII — концом XI в.: сакелларий, глава сакеллиона, личной казны императора, заменяет комита священных щедрот и комита частного имущества. Три созданные ранее финансовые канцелярии префектуры претория: префектура армии ( stratiotikon), общих финансов ( genike trapeza) и частных финансов ( idike trapeza) — стали независимыми, главы этих служб назывались логофетами. К ним нужно добавить и четвертого — главу государственной почты (логофет дрома), он получил часть компетенций магистра оффиций, у которого остались только придворные функции. Остальные его функции были распределены между доместиком схол, главой корпуса стражи, квестором, который возглавлял канцелярии, служащим просьб и служащим церемоний. Почти все они раньше были подчиненными крупных чиновников. Степень административной децентрализации центральной власти проявляется в новом делении территории на фемы. Фема, которая сначала, возможно, была «армейским корпусом, состоящим из солдат, записанных или занесенных в военные списки», а затем вообще военным корпусом, в VIII в. стала «армейским корпусом, размещенным в провинции, и, наконец, самой провинцией или военным и административным округом, где размещался армейский корпус» (А. Пертузи). Существовавшие раньше специальные части, которые носили такие исторические названия, как Опсикий или Вукеларий, передали их тем территориям, к которым были прикреплены. Другие административные фемы (Армениак, Анатолик и др.) получили свои названия от военных корпусов, которые их занимали. Изменения, закрепленные этой глубокой реформой провинциальной администрации, были расценены теоретиками имперского абсолютизма как ограничение власти императора, который передал часть своих гражданских и военных полномочий стратигам, стоявшим во главе каждой фемы. «Императоры сузившейся и искалеченной как на востоке, так и на западе Византии, которые наследовали Ираклию [610–641 гг.], и не знали больше, где и как осуществлять свое могущество, раздробили на мелкие части свое командование и свои большие военные части, отказываясь от прародительской латыни, ради того, чтобы предпочесть греческий», — пишет Константин Багрянородный. Военное выражение этой реформы управления провинциями, вероятно, было обусловлено необходимостью их защиты, но также и их экономическим и социальным развитием, как это будет видно ниже, в связи с понятием идеальной Римской империи.

Проведенная административная реформа повлекла за собой важнейшие изменения в иерархии: отныне дворец взял верх над всем управлением, больше нельзя было отделить звание от службы, с которой носитель этого звания был связан. Из сборника титулов, где они расположены по старшинству, составленного в конце IX в. Филофеем, артиклином, дворцовым чиновником, обязанности которого были связаны с соблюдением протокола императорских пиршеств, можно извлечь достаточно полную картину титулов и должностей обычных для той эпохи. Нужно знать, что в Византии ни те, ни другие не были наследственными и зависели только от воли императора. Так, указаны получатели пожалований императора: проедр и дука Фессалоники, Никифор Вотаниат, фамилия семьи которого появилась последней; или патрикий, имперский протоспафарий и стратиг Сицилии Прокопий, последнее — его должность; или магистр, проконсул, имперский протоспафарий и логофет дрома Иоанн; или протопроедр, протовестиарий и доместик схол Востока Андроник Дука и др.

Пожизненные звания жаловались путем передачи некоторых знаков: известны два параллельных разряда — те звания, которые предоставлялись «бородатым людям», и те, которыми правитель награждал евнухов. Среди первых, вслед за самыми высокими званиями, такими, как цезарь, нобилиссим, куропалат, которые оставались прерогативой членов императорской фамилии, патрикии зосты — звание, которое жаловалось придворным дамам, магистр, вестиарий, проконсул (анфипат) и патрикий; можно выделить звания бюрократического аппарата — бис-консул, или дисипат, консул, или ипат, веститор, силенциарий, чьей задачей было поддержание порядка в присутствии императора, эпо-эпарх-стратилат. Кроме того, существовали звания, раздача которых приносила государству значительные суммы в виде платежей. Носители этих званий получали ежегодное фиксированное жалованье (протоспафарий — старший воевода, спафарокандидат, спафарий — воевода, стратор — его задача сопровождать императора во время конного выезда, кандидат — охранник императора, императорский мандатор — посланник). Звания евнухов были также связаны с начальным взносом за них и предполагали получение жалованья — это звания проедра, или главы сената, вестарха (начальника над вестиариями), вестиариев и патрикиев, впрочем и «бородатые люди», то есть не евнухи, могли носить эти звания примикирия, остиария («привратник»), спафарокувикулария, кувикулария (евнух императорской опочивальни), нипсистария (ответственный за подготовку для императора бассейна, где император мыл руки, и золотого кувшина для воды).

Должности, которые жаловались устно, предполагали власть над целым разрядом и легко переходили от одного человека к другому. Их закрепили за собой главы крупных светских администраций.

В столице за евнухами сохранялись в основном дворцовые функции паракимомена (главный императорский спальничий), протовестиария (он осуществлял надзор над личными вестиариями императора, гардеробной и казной), прислуживающего за столом пинкерна (виночерпий), папии (комендант, или привратник Большого дворца). Некоторые должности были личными, как, например, василеопатор, который имел всю полноту административной власти, севастофор, ректор (должность, которая приносила большой доход), синкел (эта духовная должность постоянного помощника и советника патриарха), служащий церемоний и, наконец, должность августы.

Основными службами столицы были следующие.

Императорская канцелярия, в ней служили ее глава — протоасикрит, задачей которого было редактирование и переписывание набело императорских актов, кроме того, он имел судебные и законодательные функции, его секретари, препозит чернильницы, который контролировал содержание императорских актов и в специальных местах ставил на них знак достоверности.

Государственная почта и отделение внешних сношений— главой был логофет дрома, которому помогали протонотарий, хартулярий дрома, ответственный за налоговый аспект почтовой службы, episkeptitai, заведующий теми отраслями, из которых служба извлекала прибыль, устные переводчики и др.

Отделение финансовсостояло из имперского сакеллария — контролера государственных финансов, который был представлен в каждом секрете (отдел) нотариями и мандаторами. Наряду с логофетом геникона (главная казна), который управлял всеми налоговыми службами империи вместе с хартуляриями, контролировавшими кадастровые списки, в него входили эполтисы фем, которые их проверяли, диойкиты — сборщики налогов, коммеркиарии — сборщики коммеркиона, десятипроцентной торговой пошлины с продажи товара, oikistikos, чьи функции мало известны, — служащий куратории (управление) императорских областей, и контролеры воды, в чью задачу входил контроль за распределением воды из акведуков и взимание водной пошлины. В состав этого отделения входил также логофет стратиотикоиа (армия), ответственный за набор и финансирование армейских частей, который вел военные податные списки, хартулярии фем (провинциальные войска) — эти должности были подчинены стратигам, хартулярии тагмы (наемные войска), которые также занимались податными списками, легатарии, которые, возможно, были полицией, опционы, которые выдавали жалованье солдатам, и т. д. Служащий сакеллиона, или сакеллия, отвечал за государственную казну, императорские нотарии были хранителями книг центральной канцелярии, протонотарии фем были ответственны за гражданское управление фем — все они подчинялись стратигу, но отчеты отправляли непосредственно в Константинополь. Зигостат контролировал вес и содержание золота в имперской монете. Существовали также metretai, обязанности которых остаются неизвестными, и ксенодохи, xenodochoi (содержатели гостиниц), gerokomoi (ответственные за старческие приюты) и хартулярии больниц. Служащий общественного вестиария и императорские нотарии отвечали за вооружение флота, также были должности кентарха (офицер), легатария и exartistes, который отвечал за морской арсенал Константинополя. Служащий эдикона имел особую казну, из которой он платил, в частности, жалованье сенаторам, именно в этой казне хранились драгоценные вещи (золото и шелк), вместе с ним служили императорские нотарии и архонты ergodosia (императорских мастерских). Великий куратор управлял частным владением императора, впоследствии он был заменен экономом благотворительных учреждений, ему подчинялись протонотарии и нотарии, кураторы дворца, кураторы областей и др. Также были должности куратора Манган (императорское владение), орфанотрофа, главы большого сиротского приюта св. Павла в Константинополе, ему подчинялись хартулярии, аркарий (казначей) и кураторы.

Отделение судебных делбыло представлено в Константинополе эпархом города, юрисдикция которого распространялась на гражданские и уголовные дела. Он принимал апелляции из других судов, причем его решения не могли быть оспорены никем, кроме императора. Кроме того, эпарх наряду с полицией участвовал в городском управлении (контроль за торговлей, продовольственными запасами, ценами, объединениями ремесленников, иностранцами, зрелищами и нравами). У эпарха был помощник — симпон, также ему подчинялись логофет преторий (и их тюрем), судьи районов (судьи первой инстанции четырнадцати районов Константинополя), два протоканкеллярия с их канкелляриями (канцелярии), центурион (глава войск), четыре эпопта города (контролеры кадастров), экзархи (главы различных объединений ремесленников), нотарии, которые составляли целую корпорацию, двенадцать гейтониархов (главы городских кварталов), буллоты, которые прикладывали печать эпарха на проверенный товар, и, наконец, параталассит (таласса — значит «море»), чьей обязанностью был контроль за торговыми судами в константинопольском порту. Судебная власть была также представлена квестором, который занимался делами, связанными с подделкой документов, и семейным правом, также он следил за жителями провинций, пришедшими в столицу, и вплоть до X в. квестор составлял императорские новеллы (законы). Ему помогали антиграфы, переписчики и другие, а также приписанные как помощники к судам эпарха и квестора судьи (криты), которые могли быть назначены судьями фем. Препозит петиций рассматривал прошения, отправленные лично императору, иногда он отвечал на них сам. Среди других чиновников, в обязанности которых могли входить судебные функции, можно назвать мистика, мистографа, ипата, кенсора, экзактора и тесмофилакса.

Димы, группировки ипподрома, на которые делилось население Константинополя. Управлялись они димархами, которым помогали девтеревонты (вторые), хартулярии и нотарии, поэты и композиторы приветственных возгласов и песен, предназначенных для церемоний, в которых они участвовали, и гейтониархи (главы пригородных округов). Также в димы входили возничие разных рангов и рядовые члены, называемые, вероятно, димотами.

Охрана дворцаобеспечивалась прежде всего этерией (корпус), состоящей из нескольких контингентов, в основном иностранного происхождения, которыми командовал этериарх, манглавитами, телохранителями императора, вооруженными дубинами, а кроме того, саблями и секирами, и императорскими частями, которыми командовал протоспафарий или катепан, а также тагмами.

Тагмы— ударные армейские части, состоящие из профессиональных солдат, которые стояли гарнизонами в столице или в соседних провинциях: схолы, которыми командовал доместик, затем их стало двое (доместик схол Востока и доместик схол Запада), ему подчинялся офицер, называвшийся топотирит, хартулярий, комиты, доместики низших рангов, проексем и унтер-офицеры; экскувиты(Востока и Запада), которыми командовали два доместика, под их руководством находились топотирит, хартулярий, скрибоны (командиры полков), протомандаторы, мандаторы, легатарии, знаменосцы и унтер-офицеры, которые назывались sinatores; « бдение», или арифма, выполнявший специальные задачи: защиту дворца, охрану ипподрома, когда он закрыт, и мест, где проходили суды (командовал этим корпусом друнгарий, а затем великий друнгарий, ему помогали топотирит, хартулярий, аколуф, комиты, командиры полков, кентархи, знаменосцы и унтер-офицеры); иканаты, корпус, созданный Никифором I как личная гвардия для своего сына в 809 г., в него входили дети самых знатных семей. Во главе этого корпуса стоял доместик, которому подчинялся целый штат офицеров и унтер-офицеров, по составу напоминающий арифму; афанатои («бессмертные»), которые имели ту же ступень иерархии, и малоизвестные сатрапы и варвары. Старшие офицеры, которые раньше временно назначались в оперативное командование, начиная со второй половины X в. сохраняют право на эту функцию: стратопедархи Востока и Запада, генералы армий, которыми иногда были евнухи, гоплитархи или архегеты, командиры пехотинцев во время армейской операции или в обширном регионе империи, и их подчиненные, таксиархи, которые командовали подразделениями из тысячи пехотинцев.

Три большие тюрьмы Константинополя— Нумера, Преторий и Халки — были соответственно под унравлением доместика, эпарха и комита (доместик) стен.

Штат императорских конюшен и вспомогательных службсостоял из протостратора, главы императорских конюшен, ему подчинялись страторы, хранители колесниц и другие офицеры. Логофет войск контролировал скотоводческие центры Малой Азии и снабжение армии лошадьми и вьючными животными, когда она находилась в походе, в его подчинении были протонотарий, диойкиты (сборщики налогов), комиты, которые занимались животными и др.: комит стойла надзирал за конюшнями Константинополя и Малагины в Вифинии, во время войны он отвечал за обоз (контролировал запасы ячменя, погонщиков мулов) при помощи двух хартуляриев, одного в Константинополе, а другого в Малагине, эпикта, который заботился о внешнем виде лошадей и мулов, сафраментария, офицера малагинской конюшни, где также находились четыре комита, четыре синтрофа, унтер-офицеры, которые во время похода надзирали за мулами и их погонщиками, и начальник амбаров. Доместику оптиматы, корпуса погонщиков мулов, подчинялись топотирит, хартулярий, кентархи и один протоканкелларий, как в больших тагмах.

Флот Константинополя, или плоймон, возглавлял друнгарий, в его службу входили топотирит, хартулярий, протомандатор и мандатор, комиты, которые командовали эскадрами и могли быть прикреплены к морским базам (Э. Арвейлер), кентархи, командиры отдельных кораблей, и комит этерии, который мог возглавлять охрану друнгария.

Церковьможет рассматриваться как одна из самых крунных государственных служб, тесно, как и другие службы, связанная с «хозяином дома» — с императором. Доказательство этого можно найти в письме, написанном между 1394 и 1397 гг. константинопольским патриархом Антонием Василию Дмитриевичу, князю Московскому, запретившему молиться за византийского императора во время русской православной литургии, несмотря на то что московский митрополит всегда назначался константинопольским патриархом: «Благороднейший великий князь Московский и всея Руси, во Святом Духе дорогой сын нашего мерности [титул патриарха] Василий. Наша мерность молит нашего Господа Вседержителя даровать твоему благородству [титул, который носил князь] милости, мира, своего сострадания, здравия души и тела, исполнения твоих чаяний, свое благословение, все блага и твое спасение… Мне донесли некоторые речи, которые были произнесены благородством твоим по поводу моего могущественного и святого василевса и самодержца, эти речи меня опечалили. Ты мешаешь, сказали мне, митрополиту [Московскому] поминать на сугубых ектениях [во время службы] Божественное имя василевса, — это немыслимо, и ты говоришь: „У нас есть Церковь, но у нас нет императора, и не верим, что он когда-нибудь будет“, — что совсем не хорошо: святой василевс занимает более важное место в церкви, чем другие начальники и местные правители, так как во все времена василевс укреплял и усиливал веру в Бога по всей земле, василевсы созывали Вселенские соборы, они обеспечивали выполнение правил, установленных Божественными и священными канонами, касающихся истинных догм и жизни христианина, давая им силу закона, они вели многочисленные войны против ересей, императорские декреты установили вместе с синодами порядок старшинства среди архиереев, разделение их епархий и разграничение их пределов, вот почему они имеют столь важное положение в церкви. Даже если, с позволения Божьего, варварские народы окружили византийские владения, император еще и сегодня получает то же посвящение от церкви, удостаивается того же положения, тех же молитв, помазанием Божьим он стал василевсом и самодержцем ромеев, то есть всех христиан, и повсюду всеми патриархами, митрополитами и епископами поминается имя василевса одновременно со всеми христианами, это недоступно ни одному начальнику, ни какому другому властителю. Могущество василевса настолько велико, что даже латиняне, которые никак не связаны с нашей церковью, дают ему тот же самый титул и показывают то же подчинение, как и тогда, когда они были едины с нами, тем более такую же почтительность должны изъявлять и православные христиане. В самом деле, христиане не должны пренебрегать императором из-за того, что языческие народы окружили территорию византийских владений. Напротив, это должно послужить для христиан источником образования и мудрости: если великий василевс, владыка и глава Вселенной, тот, кто обладает таким могуществом, подвергся подобному бедствию, какими могут быть страдания правителей маленьких территорий или глав слабых народов. Когда твое благородство и твои земли переносили многочисленные несчастья, нападения и завоевания безбожников [имеются в виду монголы], мы не пренебрегли из-за этого твоим благородством, напротив, наша мерность и святой император тебе написали, следуя древнему обычаю, и мы даровали тебе в наших письмах, извещениях, голосом наших послов, титул, который носили великие князья, твои предшественники. Нет ничего хорошего, мой сын, в том, что ты сказал: „У нас есть церковь, но нет императора“, так невозможно для христиан иметь церковь и не иметь императора, так как Империя [то есть государство] и церковь образуют единое сообщество, которое невозможно разбить. Василевсы, отвергнутые христианами, это те, кто впал в ересь, те, кто вели яростную борьбу против церкви, те, кто вводили дурные догматы, чуждые учению апостолов и святых отцов. Мой могущественный и святой самодержец, по воле Божьей, верен православию, он является защитником церкви, воюет за нее и охраняет ее, невозможно, чтобы священник не молился за него во время службы. Послушай же главу апостолов Петра, в первом из апостольских посланий он пишет: „Бога бойтесь, царя чтите“, он не говорит „царей“, для того чтобы было понятно, что речь идет не о тех, кто там и здесь у разных народов называет себя василевсом, а об одном василевсе, что значит: всемирный правитель — один. Я пишу, мой сын, твоему благородству, чтобы посоветовать тебе…» Конец письма отсутствует. Итак, церковное руководство восстанавливает значимость императора, и администрация патриархата, иерархия которого включена в иерархию священного дворца, смешивается с администрацией патриаршей церкви Константинополя, Святой Софии, которая через Августатион соединена с дворцом.

Количество служащих в Святой Софии велико. Юстиниан ограничил их числом пятьсот двадцать пять, но в VII в. их было около шести сотен, позднее стало больше. Все обладатели должностей имели своих писцов, священников, дьяконов, помимо служек и церковных сторожей (манглавиты). Патриарх, как и другие епископы, избирался духовенством и народом; его избрание затем утверждалось светской властью, это устанавливалось епископом. Юстиниан сохранил это правило, но сократил число тех, кто мог избирать патриарха, кроме того, он сам оказывал сильное давление во время выборов. В IX в. обычай предписывал, что патриарха могут выбирать только митрополиты, но у императора сохранилось законное право вмешаться: митрополиты представляли список из трех имен, из которых правитель выбирал того, кого считал пригодным для этого сана, или называл четвертое имя, если ему это было угодно. Некоторые императоры прямо назначали патриархов: Василий II, находясь на смертном ложе, назвал Алексея Студита, который был немедленно возведен в сан; Иоанн Кантакузин последовательно назначал трех патриархов: Иоанна Калеку в 1334 г., Исидора в 1347 г., Каллиста в 1350 г. Утверждение патриарха в сане происходило во дворце по тому же протоколу, что и для светских званий; формула в XIV в. была следующей: «Святая Троица властью, которую она нам даровала, дает тебе сан архиепископа Константинополя, нового Рима, и вселенского патриарха». Затем патриарх, получив из рук императора посох, садился на лошадь, пересекал город от дворца Влахерны до Святой Софии, где его посвящал в сан архиепископ Гераклеи. Право выбора митрополитов сохранялось до самого падения империи, и император не мог упразднить его правовую силу. Патриарху, главе православной церкви, второму человеку в империи, подчинялся могущественный помощник, назначаемый императором и приравненный в X в. при дворе к магистрам, который обладал более высоким положением, чем митрополиты, — синкел, в чьи обязанности входило исполнение важных политических поручений. Затем функции стали титулом, количество синкелов увеличилось, а затем должность вообще исчезла. Архидиакона, первого помощника патриарха во время литургии, постигла та же участь. Пять служб обеспечивали управление церковью: великий эконом, назначаемый императором вплоть до вмешательства Михаила Керулария в 1057 г., он управлял значительными доходами патриархата; великий сакелларий помогал архонту монастырей следить за порядком и дисциплиной в монастырях; великий скевофилакс был хранителем священных сосудов, книг и одеяний, используемых во время службы, казны патриарха; великий хартофилакс, архивариус и библиотекарь патриархата, его функции постоянно умножались: он заверял документы патриарха и проверял правильность копий и переводов библиотечных книг, в конце концов он получил право надзора за всеми отделениями патриархата, «потому что он — уста и рука патриарха», писал Алексей Комнин, также вместе со своими канцеляриями он управлял всеми церковными чиновниками; и, наконец, сакеллий, который вместе с одним или несколькими архонтами обеспечивал контроль за приходскими церквями и их настоятелями; кроме того, существовали должности протекдикоса и коллегии экдиков (защитники), юристов и судебных помощников, они принимали участие в защите обвиняемых, делах, связанных с освобождением рабов, судили тех, кто пользовался правом убежища, и наставляли новообращенных (Ж. Даррузе). Затем следует отметить протонотария, секретаря патриарха, логофета, служащего аппарата, который, в частности, произносил речи во время праздников, kanstresios, который следил за пожертвованиями, референдарий, который вручал императору послания патриарха, ипомнематограф, который составлял торжественные документы и протоколы заседаний синода, иеромнемнон, чьей обязанностью было рукоположение новых священников, иеромимнесик, личный советник и секретарь патриарха, служащий канцелярии (секрет), служащий, выносивший судебные решения, служащий по ходатайствам, глава церемоний, нотарии, архонт монастырей, архонт церквей, дидаскалы Евангелия, Апостольских посланий и Псалтыря, архонт антиминса, который приводил верующих к причастию, архонт света, который принимал в лоно церкви неофитов, ритор, который был преподавателем и оратором, два остиария (привратники), нумодот, который выдавал деньги чиновникам и нищим, примикирий нотариев. Частым было совмещение должностей. Служащие получали документ, в котором было написано о назначении или повышении, после чего они письменно подтверждали, что они будут выполнять все требования этой должности, в противном случае они лишались этой должности. Почти всегда остается неизвестным, каким образом эти служащие получали жалованье.

В провинции административной единицей была фема. В каждой феме с самого начала было определенное число чиновников: возглавлял фему стратиг (Востока или Запада), ему подчинялись турмархи, которые стояли во главе турм, административных единиц, на которые делилась фема. Каждая турма делилась на отряды, которыми управляли друнгарии или комты. Также в штат чиновников фемы входили мерирх, комит шатра, в некотором роде начальник штаба, хартулярий фемы, который зависел от логофета армии в Константинополе, доместик фемы, командующий войсками тагмы, находящимися в распоряжении у стратига, кентарх (офицер) спафариев, протоканкелларий, протомандатор и мандаторы. Стратигам морских фем подчинялись кентархи, командовавшие военными кораблями, которые назывались дромонии, и протокаравы (штурманы). Ниже стратигов в служебной иерархии находились: эк-просопу (заместитель), который мог возглавлять фему (Н. Икономидис), клисурархи, чьей обязанностью была охрана ущелий, морские друнгарии командовали округами, откуда набирались моряки, дуки или катепаны, архонты, турмархи союзников Ликаонии и Памфилии, воинских подразделений, набранных в феме Анатолик, и, наконец, парафилаксы (охранники) крепостей. Гражданские чиновники фемы (судьи и протонотарии) зависели от соответствующих центральных канцелярий, налоговое управление зависело только от Константинополя, высшие должности занимались по императорскому назначению и были подвержены постоянным изменениям, воинские части тагматы зависели от центрального военного командования. Глубокие изменения в провинциальной администрации произошли во второй половине X в., одновременно с изменениями в организации армии. Стратиг стал офицером, подчиненным дуке или катепану, главам приграничных районов, причем под их командованием находилось несколько стратигов, которые могли утратить свои административные функции. Гражданская сфера в управлении фемой или несколькими фемами была отныне отделена от военной сферы, управлял ею kritespretor. Малая Азия, разрушенная тюркским вторжением, была реорганизована Мануилом Комнином в XII в.: фемы там снова стал возглавлять военный достаточно высокого звания, который также нес ответственность и за гражданские дела, в управлении которыми ему помогали energon katepanikon административной единицы фемы и прокатеминий (глава) городов, у каждого из которых был свой чиновник, занимающийся военными вопросами, — кастрофилакс. Однако фема Пелопоннес — Эллада всегда управлялась претором, гражданским чиновником. В целом реформа не была повсеместной, скорее это была попытка центральной власти приспособить унравление к политическим, экономическим и военным нуждам империи. Нужно отметить, что подобным преобразованиям подверглись не все фемы, а значит, чиновничий аппарат фем не был одинаковым.

Церковное управление находилось в руках митрополитов и епископов, которые возглавляли соответственно митрополии и викарные епископства, вторые подчинялись первым, за исключением архиепископов, которые были автокефальными и подчинялись патриарху. Митрополитами и епископами становились прежде всего высшие должностные лица патриархата и митрополий, затем игумены (настоятели монастырей) и простые монахи. Епископы подчинялись митрополитам. Митрополиты и епископы управляли церквями и их имуществом, помогали им дьяконы и многочисленные помощники. Структура воспроизводила организацию двора патриарха, хотя и в несколько меньшем масштабе: архидиакон, помощник митрополита или епископа, синкел, экдик (защитник), референдарии, апокрисиарии, диойкиты, скевофилаксы, нотарии и др. Митрополиты и епископы назначали их сами. В Константинополе, как и в провинции, «на основной принцип церковной иерархии никогда не посягали, в том смысле, что звание человека всегда основывалось на том сане, в который он был рукоположен (священник, диакон). Но внешне обязанности, которые имели разные ордена, подвергались изменениям и развивались, причем это неизменно было связано с изменениями в обществе и светских учреждениях» (Ж. Даррузе): церковная иерархия находилась в тесной зависимости от светской. В стороне остается только монашеский мир: его никогда не контролировала ни одна, ни другая сторона, даже если они и могли по праву на это претендовать.

Одним из самых популярных вопросов всегда являлись условия работы чиновников и уровень эффективности канцелярий. Письмо Михаила Пселла, который скромно начал свою блистательную карьеру, описывает атмосферу, которая царила в отделениях константинопольской канцелярии в его время: «Я имел несчастье состоять в канцелярии асикритов. Работа там была настолько долгой и настолько большой, а напряжение во время письма таким, что не было возможности, если можно так выразиться, ни почесать ухо, ни поднять головы, ни утолить голод и жажду, ни умыться, когда это становилось необходимым из-за пота, который тек по лбу и по лицу. И насколько большой была награда за эти усилия? Приступы гнева, замечания за оплошности и т. д. Здесь нет помилования, каждый день — одно и то же. Запертые в тесных помещениях, без возможности пройтись, один напротив другого… при этом каждый хочет подвинуть соседа… Один делает ставку на то, что он умеет быстро писать, другой пытается захватить место благодаря своей учености и старается изо всех сил сеять слухи против одного из своих начальников, еще один надеется выдвинуться за счет физической силы и своей бойцовской ловкости, кто-то — за счет хорошо подвешенного языка, кто-то — благодаря непристойностям или пошлости, кто-то — благодаря тому, что он старше других; у кого нет ничего другого, пытается извлечь выгоду из крайнего усердия в делах или спорах о языке. Отсюда большие ссоры и неописуемая и непрекращающаяся борьба. Так, старый Фасулас и Ахирас, который был еще старше, не могли помириться, несмотря на усилия многочисленных посредников… Приступы гнева, разглашения секретных дел… один докладывает, что его коллега — сумасшедший, другой добавляет обвинение в бешенстве, умножая его преступления…» Эти сцены характерны для жизни канцелярии, как и бумажная волокита, бывшая одним из ожидаемых недостатков. К этому нужно добавить медленную работу всей бюрократической машины, которую иногда пугала необходимость взять на себя ответственность: когда были открыты злоупотребления в сборе налогов во Фракии или в Македонии в начале XII в., чиновники ждали Алексея Комнина, отсутствующего в то время в Константинополе (он воевал против Боэмунда Антиохийского), чтобы предоставить ему решение этого вопроса. Но, несмотря на свои недостатки, бюрократия представляла собой рациональную систему управления и делала возможной в Византийской империи жизнь общества, основанную на власти закона, что необычно для Средневековья.

Власть императора, являющаяся абсолютной по закону, на деле была ограничена его собственными указами и указами его предшественников до того, пока он их не отменит. Как писал Лев VI, законы — «это в некотором роде стражи нашего существования и врачи, они то мешают злу целиком захватить общество, то исправляют ущерб, нанесенный теми, кто сумел ускользнуть от нас», и добавил: «Каждый знает, что все законы, власть которых освящена указами, издаваемыми нашим императорским величеством, а также все обычаи, которые были подняты до уровня законов, управляют государством».

Собрания

Императорская власть должна обеспечивать безопасность государства, император управляет для блага своих подданных. Он связан с ними древними обычаями и традициями, которые никогда не давали повода к их пересмотру. Среди них необходимость официально советоваться с сенатом и с собраниями различного состава. Роль сената в Константинополе, который никогда не имел той власти, которая у него была в Древнем Риме, и его состав менялись с течением времени. Городская курия, политическое собрание, совет, судебная палата — до самого падения империи они оставались хранителем народной власти, участие сената было обязательным при каждой смене правителя. В этой его роли с ним долго соперничала армия и всегда — народ. В IV в. Константин, его сыновья, Валентиниан II, Феодосий I, были избраны при прямом вмешательстве армии. В V в. сенат сам принимает решение или участвует в его принятии: в 457 г. Лев I был избран по решению сената, который тогда отождествлялся с консисторией. Анастасий в 497 г. появился как император перед армией и народом на ипподроме после долгих увиливаний по этому поводу перед сановниками сената и дворца. Юстин был выбран сенатом, его власть была признана народом вопреки мнению армии. Произошел перелом, собрание армии было вытеснено народом. Веком позже это было опробовано, когда Фока, провозглашенный войсками императором, вошел в Константинополь: он прибыл на площадь Евдом, поле для маневров, однако сенат и народные партии встретили его овациями. Та же ситуация повторилась в 610 г. в связи с восшествием на престол Ираклия. Случалось, что армия возводила на престол своего представителя и изумленные сенат и народ соглашались с этим выбором, как это было, например, в случае со Львом V. Но все эти правители, для того чтобы получить престол, должны были добиться благоприятного решения сената и народа, а вооруженное восстание, которое не имело поддержки столицы, было заранее обречено. Единственное исключение, когда армия не была отодвинута на второй план представительными органами, — восшествие на престол Алексея III Ангела, который в 1195 г. был провозглашен войсками императором прямо на поле битвы, а право выбора императора народом Константинополя было проигнорировано. Сенат и народ в общем действовали вместе и начиная с XI в. искали поддержки церкви, которая стала важной социальной силой. Император в некоторых особенно важных ситуациях отчитывался перед народным собранием. Константинополь был недоволен Анастасием и открыто требовал нового императора. Правитель объявил, что он выступит перед народом на ипподроме для того, чтобы объясниться. Он пришел без короны, и только после его речи народ принял решение вновь возложить корону на императора, по-видимому, удовлетворившись тем, что его самостоятельность была официально подтверждена (Х.-Г. Бек). В 532 г. Юстиниан также явился на ипподром, держа Евангелие, успокаивая народ и уверяя его, что он ответит за совершенные ошибки, для того чтобы не быть связанным волеизъявлением населения. Необходимо отметить, что и сенат, и население Константинополя имели права и пользовались ими.

Впрочем, это единственный способ объяснить часто имевший место сговор императора с обоими собраниями на протяжении всей истории империи. Решение помочь персидскому правителю Хосрову II было принято императором Маврикием совместно с сенатом; во время жестокого правления Фоки сенат сговорился с Ираклием, экзархом Африки, предложив тому послать флот, чтобы освободить Константинополь. Императрица Зоя Карбонопсина («с глазами, как раскаленные угли»), четвертая жена Льва VI, вела переговоры с сенатом, чтобы узнать, не согласится ли он на заключение мира с арабами, чтобы освободить те войска, которые воевали с ними, и перебросить их против болгарского царя Симеона, который, в свою очередь, также обращался к сенату, а не к императору. Никифор Фока, завоеватель Крита, назначенный главнокомандующим в азиатской части империи, обещал сенату ничего против него не предпринимать. Для того чтобы избавиться от патриарха, протосеваст Алексей, дядя императора Алексея II и его регент, также обратился к сенату. Сенат вместе с синодом принял решение о свадьбе Ирины, дочери Андроника I. Ираклий отправился во Фракию, для того чтобы заключить договор с каганом аваров, в сопровождении высших сановников, представителей крупных земельных собственников, писцов, ремесленников, а также представителей народных партий. В 687 г. решения VI Вселенского собора перед тем, как были помещены в имперские архивы, были прочитаны на собрании, состоявшем из епископов, писцов, чиновников, а также представителей армии и народа. Решения, принятые против иконопочитания Львом III и его сыном Константином V, а затем и Михаилом II, были объявлены на народном собрании. Точно также императрица Ирина объявила о восстановлении почитания икон (787 г.). В 963 г., когда могущественный паракимомен Иосиф Вринга противодействовал выбору императором Никифора Фоки, толпа собралась в Святой Софии, чтобы протестовать против его действий. Сенат и народ Константинополя теряют свое значение в правление династии Комнинов в XII в. Оно было совсем умалено во время правления военной феодальной аристократии Запада, в период Латинской империи в Константинополе (1204–1261 гг.). Однако они восстанавливают свое положение в качестве «собеседников» императора в правление Андроника II (1282–1328 гг.). Сенат даже становится арбитром по вопросам законности в той долгой борьбе за власть, которую вел Андроник II со своим внуком, будущим Андроником III. Вместе с народом сенат оспоривал, а затем одобрял отмену новых налогов Иоанном VI Кантакузином, советовал императору Мануилу II не отдавать Никополь турецкому султану после поражения 1396 г. и в конце концов помог заключить с султаном договор. Говорить об абсолютной монархии в Византии — это значит использовать язык канцелярии, язык юристов, отмеченный идеологией романского государства, язык официальных придворных ораторов, язык правительства, которому мало соответствует политическая и общественная реальность большого и многолюдного города, который один в итоге являлся или представлял собой империю, несмотря на все усилия или претензии его главы и его окружения.

Великие службы

Жизнь византийского государства регулировали пять великих служб, принцип унравления которыми оставался неизменным в течение последовательных трансформаций их структур: финансы, правосудие, дипломатия, армия и, наконец, церковь.

Финансы

«Глубоко озабоченные интересами государства и днем и ночью, мы стараемся установить то, что требует ситуация в важных пунктах, и в частности налоги и подати, без которых нет процветания», — писал Юстин I префекту провинции Африка Феодосию 1 марта 570 г. Ни в одном христианском государстве Средневековья не было столь крупных расходов, как те, которые требовались Византийской империи.

Первым из этих расходов была выплата жалованья (руга) чиновникам; в VI в. в Африке префект претории получал 100 литр золота (7 тысяч 200 номисм — золотых монет). Каждый из 414 чиновников его службы — 15–16 номисм, управляющие семью провинциями получали по 448 номисм каждый, а 50 чиновников, которые им помогали, — 160 номисм на всех. Они дополняли свое жалованье взиманием судебных издержек и денежными льготами. Высший чиновник, достигший вершины иерархии, мог получать в год к концу своей карьеры 1000 литр золота (72 тысячи номисм). Понятно, что для того, чтобы уравновесить свой бюджет, Византийское государство принялось продавать должности, об этом уже написано выше, позднее оно перестало платить чиновникам.

Военные расходы на сухопутную и морскую армию всегда были частично вынужденными, как на вооружение, так и на жалованье и организацию управления: экспедиционный корпус, который Никифор Фока отправил против Крита, включал элитные войска, подразделения кавалерии, морских стрелков и флот, состоявший из 1000 дромониев (военных кораблей), 200 различных кораблей, снабженных «греческим огнем», и 307 транспортных судов. Строительство и поддержание укреплений или линии крепостей также стоили очень дорого: длинная стена, построенная Анастасием, восстановленная и усовершенствованная Юстинианом, от Деркоса на Черном море до Селимврии в Пропонтиде, достигала 79 километров в длину.

Дипломатические расходы также были очень высоки: «У нас есть железо для наших врагов и золото для наших друзей», — говорил Маркиан, супруг Пульхерии, в случаях опасности для империи покупая таким образом союзников. Когда Никифор Фока решил покорить болгар, он послал 1500 литр золота в Киев, чтобы обеспечить совместные действия с русскими (964 г.). Алексей Комнин уступил Венеции пошлину размером в три номисмы, которую византийцы собирали с лавочек, хозяевами которых были жители города Амальфи, расположенного на территории империи, и отказался от налогов, которыми до того облагалась венецианская торговля пряностями в 31 греческом городе (1082 г.). К этим субсидиям и привилегиям, которые были излюбленным оружием византийской дипломатии и составляли большую часть скудного бюджета последних веков, когда императоры не могли больше рассчитывать на свою армию, нужно добавить издержки послов и расходы на гостеприимство. Подсчитано, что в 1436 г. сумма расходов на поездку в Италию, обратный путь и содержание византийских посланцев, которые были отправлены туда для обсуждения унии церквей, составила 271 тысячу дукатов. У греков не было больше средств, чтобы выдержать подобные расходы, и для проведения собора был найден город, который согласился одолжить 60–80 тысяч дукатов. Все послы или иностранные правители принимались на содержание Византийским государством с того момента, как они прибывали на его территорию. Это чрезвычайное гостеприимство приводило империю к большим издержкам. Алексей Комнин сложил в небольшом домике около дворца столько золота, серебра и шелковых тканей, что туда невозможно было войти. Затем он приказал, чтобы к нему привели Боэмунда, главу итальянских норманнов, который только что принес ему клятву. В восхищении Боэмунд вскричал: «Если бы эти богатства были моими, я был бы владыкой многих земель». И ему ответили: «Император дарит тебе все это уже сегодня». Многие другие крестоносцы отягчали таким образом бюджет государства. Алексей в 1096 г. даровал Петру Пустыннику 220 номисм, а также некоторое количество денег каждому из солдат. Позднее он принимал Годфрида Бульонского и его товарищей и вручил всем золото, драгоценные камни, вазы, шелковые ткани, лошадей, мулов, и затем каждый день, пишет хронист, он посылал армии крестоносцев столько золота, что только два, а часто и четыре человека могли его унести, также он посылал отдельные суммы, на которые кормили солдат. Впрочем, Алексей наблюдал за тем, чтобы с того момента, как крестоносцы оказались на территории империи, они не нуждались ни в чем и на каждой остановке находили припасы и посланников императора с богатыми подарками.

Другой статьей расходов было содержание императорского дворца, его постройка, расширение, содержание самого здания и его служителей, различные раздачи, что свидетельствовало о перемешивании традиций Римской империи и восточных дворов. Вениамин Тудельский, испанский еврей, в XII в. описал дворец Влахерны, императорскую резиденцию при Комнинах и Ангелах: стены и колонны там покрыты золотом и серебром, мозаики изображают сцены античных и современных войн. Мануил Комнин, недавно взошедший на трон из золота и драгоценных камней, был увенчан золотой короной, на него была возложена цепь из того же металла. Тридцать шесть других дворцов были построены императорами или их семьями в Константинополе или на азиатском берегу (Элетериу, Манганы, Герайу, Псамату, Аретон и др.). Важным пунктом в бюджете были лошади: византийцы очень любили лошадей. Каждый день семь лошадей запрягались для нужд императора. Называют одного патриарха, который содержал табун из пятисот голов. Соколы также были предметом особой заботы — с ними выезжали на охоту; молодой Андроник кормил четыреста птиц. Жена, мать, дети, братья, племянники и другие родственники правящего императора окружали себя целым двором больших или меньших размеров и содержали льстецов, писателей; кроме того, также они строили монастыри «для спасения своей души». Императрица Феодора обладала своим флотом, своим столом, своей службой, и когда она отправлялась на воды Пифии в Малой Азии, ее сопровождали патрикии, кувикулярии и четыре тысячи человек, которые были как минимум во время этого похода на ее содержании. Хронист подчеркивает, что в тот год она сделала много подарков церквям этого региона. В правление династии Комнинов в XII в. императорская семья занимала важное место: часть ее расходов могла быть покрыта доходами ее членов, которые принадлежали к земельной аристократии Малой Азии, но большую часть расходов нужно было покрывать за счет налогов в виде прямого пожалования, дарованных земель или назначений на высокие военные или гражданские посты. В последние годы существования империи было принято новое решение, позволяющее членам императорской семьи обеспечить свое содержание. Император уступил им все доходы с недвижимости, принадлежащей государству: Алексей Комнин дал своему младшему брату доходы с полуострова Кассандрия в Македонии, Исаак Ангел дал своему брату Алексею дворец Вуколеон в Константинополе вместе с портом, который приносил в день 4000 литр серебра. Немного позднее остров Корфу, который давал государству ежедневный доход в 1500 литр золота (108 тысяч номисм) был передан сестре Мануила Дуки Ангела, деспота Фессалоники и Эпира. Дворец также требовал расходов во время праздников и многочисленных церемоний, которые в нем проводились; экстраординарные праздники (по поводу коронации, рождения, победы), постоянные праздники (брумалии — карнавал в начале декабря, Рождество, Пасха, 11 мая — день основания Константинополя и др.), их сопровождали многочисленные пиршества (десять в Пасху), в которых всегда участвовал патриарх, духовенство, бедняки и родственники императора, а иногда, например в течение двенадцати дней празднества, которые предшествовали Епифании, каждый вечер в них участвовали все высшие духовные, военные и политические чиновники, представители иностранных держав и двенадцать бедняков. Этот роскошный ужин часто подавали в зале, который называли «залом девятнадцати лож» — он мог вмещать 228 гостей. Еду подавали на очень дорогой золотой и серебряной посуде, при этом использовалась многочисленная прислуга. Такой ужин, ко всему прочему сопровождавшийся музыкой, пением и танцами, стоил очень дорого. Нельзя забывать, описывая эту статью расходов, и то, что ежедневно съедал правитель, чиновники и приглашенные нахлебники. Вероятно, это требовало значительных расходов, потому что хронисты описывали аппетит Исаака II перед тем, как перейти к рассказу о качестве хлеба, дичи, рыбы и вина. Хотя они рассказывали и об умеренности Юстиниана, Фоки или Андроника I. Тяжелым бременем на бюджет ложились раздачи из казны: ежегодные подарки от императора в день основания столицы народу или сенату, а также раздачи, которые сопровождали пиршества. Константин Багрянородный роздал магистрам во время брумалий по 160 милиарисиев (серебряный милиарисий составлял двенадцатую часть золотой номисмы) и бархатное полотно каждому, анфипатам и патрикиям по 140 милиарисиев и полосатую мантию, протоспафариям по 120 милиарисиев и сиреневое полотно, спафарокандидатам по 80 милиарисиев и сиреневое полотно; манглавитам по его приказу чиновник, который руководил церемонией, давал 300 милиарисиев, великой этерии — 500, средней — 200 и фарганам — 200 милиарисиев. Во время восшествия на престол раздавалось тысячи эпикомпиев (полотняные мешочки), в каждом из которых было три золотых, три серебряных и три медных монеты, а начиная с правления Анастасия — по пять монет из каждого металла. Константин Багрянородный был особенно щедр в подобном случае, он раздал 200 литр золота (14 400 золотых номисм) церкви и двору, тысячи милиарисиев — гарнизону и гражданским чиновникам. После смерти Константина Мономаха Феодора избежала этого бремени, которое отягощало бюджет страны, утверждая, что она не восходит на престол, а берет на себя управление администрацией. Самым знаменитым в этой области остался Юстиниан II, который роздал в один год армии, народу, врачам, адвокатам, золотых дел мастерам и даже банкирам 7200 литр золота (518 400 номисм). Необходимо также учитывать и произвольные раздачи, они могли быть вызваны благочестием, хотя и не только им. Алексей III в XII в. роздал солдатам, которые пришли, чтобы провозгласить его императором, деньги, собранные для похода против болгарских валахов. Михаил Рангаве и его жена Прокопия своими пожертвованиями церквям, монастырям, отшельникам, сиротским домам, приютам, тюрьмам расточили казну, которую Никифор I с таким трудом восстановил в начале IX в. Михаил VIII повторил это в XIII в., расточив 600 кентинарий золота (4 320 000 номисм). «[Никифор Вотаниат] был таким великодушным, — сообщает хронист, — что безработные и бедняки столицы стали богачами». Константин IX Мономах прославился подарками двум своим любовницам — Склирене и молодой Алении, а также щедрыми дарами на основание церквей, Манганскому монастырю Св. Георгия и монастырю Неа-Мони на острове Хиос.

Еще одной важной статьей расходов Византийского государства была поддержка церкви, благотворительность и образование. Строительство Святой Софии стоило 320 000 литр золота (больше 23 миллионов номисм), поэтому некоторые застроенные участки были проданы их владельцами государству по завышенной цене, между 350 и 500 литрами золота. Юстиниан даровал этой церкви 365 земельных участков и годовой доход в 100 литр золота, Роман III Аргир в XI в. довел сумму на содержание до 180 литров, а еще через несколько лет она была еще раз увеличена Константином IX Мономахом. Василий I подарил Святой Софии целую область для того, чтобы оплачивать необходимое для храма масло, и еще одну — для содержания священников. Все императоры должны были преподносить церкви дары: сосуды для службы, украшения, церковное облачение и отделанные драгоценностями богослужебные книги. Святая София не была единственной церковью, построенной императором, только в самом Константинополе насчитывалось около 400 церквей и монастырей и еще гораздо больше в провинциях. Множество частных лиц тратили на церкви часть своего богатства и из своего религиозного рвения, и заботясь о создании для себя убежища, и желая славы, поскольку постройки носили их имена. Василий I построил или восстановил больше 100 церквей и монастырей, и ни один император даже в худшие для империи времена не отказывался от этой обязанности. В X в. Никифор Фока запретил строить новые монастыри и приюты и увеличивать богатство тех, что уже действовали, однако перед своим восшествием на императорский престол сам подарил своему другу монаху Афанасию средства, достаточные для основания небольшого монастыря на полуострове Афон, а позднее передал ему земли и доходы, позволившие этому монастырю стать крупным и по числу монахов (80), и по принадлежащему ему хозяйству. Константин VIII, следуя договору, который он заключил в 1027 г. с фатимидским калифом Аль-Захиром, обязался построить и содержать в Константинополе мечеть, а взамен восстановить в Иерусалиме церковь Воскресения Господня, разрушенную в 1009 г. по приказу Хакима. Содержание церквей и монастырей также осуществлялось при помощи многочисленных пожалований государства, которое освобождало их от некоторых налогов или даровало сумму, равную годовому содержанию. Доход солеварен в VII в. был передан церкви Св. Димитрия в Фессалонике. Алексей I Комнин в 1093 г. даровал монастырю Св. Иоанна Предтечи на острове Патмос из доходов Критского дуката 300 модий (мер) пшеницы и 24 номисмы в год, Иоанн II Комнин подтвердил эти привилегии, предоставленные его отцом, и добавил к ним еще 100 модий, также из доходов Крита, а Мануил I Комнин к 1145 г. подтвердил предыдущие дары и добавил к ним еще 200 модий пшеницы и 24 номисмы в год. В 1160 г. он подарил монастырю Елеусы (Милостливой Богоматери) в феме Струмица, в Македонии, годовой доход в 30 номисм из доходов провинции. С другой стороны, государство часто отказывалось от взимания некоторых налогов с религиозных учреждений, именно так Св. София была освобождена от части поборов, которыми были обложены принадлежащие ей 110 столичных мастерских. Но такие освобождения от налогов не всегда покрывали всю сумму поборов.

Расходы, которые требовались от государства на благотворительность, можно разделить на экстраординарные и постоянные. Первые могли быть вызваны землетрясением, пожаром, голодом, неожиданно холодной зимой, во время войн нужно было выкупать пленных, если их семьи не имели на это средств: «Каким бы ни было количество христианских пленных, вышедших из-под нашей власти, которых привезли русские: юношу или девушку выкупать за 10 номисм золотом и возвращать их назад, человека средних лет — за 8 номисм, а старика или ребенка — за 5 номисм», — было записано в одной из статей договора 944 г. между императором Романом I и Игорем, князем Киевским. Кроме того, нужно было выкупать рабов, так как со временем рабство считалось несовместимым с православным вероисповеданием. Мануил Комнин (1143–1180) практически опустошил казну, освобождая константинопольских рабов. Постоянные расходы на благотворительность имели разное предназначение: Исаак II превратил в гостиницу дом севастократора Исаака, расположенный в порту Сосфений, к югу от города. Там могли жить и питаться в течение нескольких дней сто человек — провинциальные чиновники или паломники. Император и члены его семьи основывали и содержали гостиницы, где бедные путешественники могли найти кров и ночлег, а также больницы, сиротские дома, богадельни, приюты, лепрозории разного размера, каждый год выделяя им суммы на содержание. При Юстине II для сиротских домов выделялась сумма в 443 номисмы. В начале X в. Лев VI и его брат Александр удвоили эту сумму. С другой стороны, освобождение от налогов, предоставляемое подобным учреждениям было столь же частым, как и даруемое монастырям. Многие богатые частные лица основывали монастыри и церкви, содержали, делали подарки приютам для стариков или больницам, которые, используя для своей выгоды императорское освобождение от налогов, заботились не только о спасении души жертвователей, но и уменьшали доходы государства. Мы увидим позже, когда будем говорить об образовании, что государство принимало финансовое участие и в этой сфере, оплачивая труд некоторых преподавателей. Нужно признать, что оно также выделяло значительные суммы, по крайней мере, на содержание дворцовой библиотеки, которая, по мнению хрониста Георгия Кедрина, насчитывала 33 500 книг.

Константинополь был самым богатым городом Средневековья. Если верить Роберу де Клари, амьенскому рыцарю, который принял участие в Крестовом походе вместе со своим сюзереном Гюго в начале XIII в., в столице греков было накоплено почти две трети всех богатств мира. Этот город очень дорого стоил казне. Статья оплаты публичных работ наверняка требовала огромных расходов, так как она включала в себя подвод воды по акведуку Валента, восстановленному при Юстине II. Константин V привез из Азии и с Понта, с островов Эллады и из Фракии 6900 рабочих и ремесленников; подобное повторялось в правление Василия I, Романа III Аргира, Андроника I и др.; содержание общественных водохранилищ, самые большие из которых находились у подножия холмов и были соединены друг с другом для того, чтобы доставлять воду в разные кварталы; содержание дворцовых водохранилищ, самое крупное из которых включало 366 колонн. Поддержание в рабочем состоянии водостоков, которые, имея туже глубину, что и портики площадей и улиц, должны были нести к морю отбросы, а также водостоков восьми общественных бань. Порты, которые снабжали город, огромные площади, окруженные портиками и украшенные колоннами, были также на государственном содержании. Это касалось и двадцати общественных мельниц, на которых работало 115 частных мельников и которые должны были обеспечивать снабжение столицы. Престол прочен только тогда, когда к нему благосклонен народ. Государство, кроме всего прочего, обеспечивало народу развлечения, самые привлекательные из которых проходили на ипподроме (скачки, борьба или представления с дикими зверями, театр и др.) перед 24 000 зрителей. Однако расходы на такие празднества были настолько велики, что постепенно количество праздников ограничилось двумя в год — 11 мая и 25 декабря.

К сожалению, невозможно установить уровень расходов государства, это недостаток имеющихся документов. Можно только предположить, что для столь обширной территории статья расходов на оборону, и в частности на армию, была самой тяжелой. Империя сокращала эти расходы, жертвуя многочисленными земельными участками, которые она уступала военнообязанным гражданам. Однако «военные земли» не давали достаточного количества солдат, поэтому государству пришлось вернуться к разорительной системе набора наемников. Армия стоила очень дорого, поэтому самые прославленные императоры часто были очень непопулярны, так, Никифора II Фоку (963–969 гг.), который отнял у арабов Крит, Киликию и Северную Сирию, ненавидели свои подданные и заклеймили хронисты.

Доходы Византийской империи делились на три части: доходы государства-собственника, которые оно получало с того имущества, которым владело, доходы с монополий и самые большие доходы — налоговые сборы.

Владения, принадлежащие Византийскому государству, постоянно уменьшались из-за регулярных дарений императоров, хотя параллельно шел процесс восстановления государственного фонда за счет конфискаций и завоеваний. Прежде всего, этот фонд включал в себя земли в окрестностях Константинополя, на которых производили, как пишет хронист XIV в. Никифор Григора, зерновые культуры, овощи, молочные продукты, вино, содержали животных, кроме того, эта государственная собственность давала работу нескольким тысячам человек. Государственный фонд включал также многочисленные владения в провинции: обрабатываемые земли, шахты, карьеры, солеварни, которые государство использовало напрямую или сдавало в аренду, как и многочисленные мастерские и лавки в столице и провинции.

Налоговые монополии, введенные в интересах казны, или монополии, введенные ради выгоды торговли или производства, распространялись на материальное обеспечение армии — вооружение и военную форму. Была административная монополия, которая, в частности, включала производство «греческого огня», которое требовало абсолютного сохранения тайны, и чеканку монеты, для того чтобы избежать фальшивых денег. Две непостоянные монополии, больше экономические, чем налоговые, могли быть средством получения дохода: монополии на пшеницу и шелк. Когда государство получало натуральный налог пшеницей, оно становилось крупным негоциантом, чего не существовало в раннюю эпоху, — оно могло обеспечивать одновременно изобильное снабжение и хороший рынок хлеба для населения Константинополя и провинциальных городов, оказавшихся в затруднительном положении. Государство могло создавать благоприятные условия для развития торговли и промышленности. За исключением нескольких видов ткани, в производстве которых нужно было сохранять качество, производство и торговля шелковыми тканями в Константинополе была свободной для цехов, и одежду из шелка можно было купить на рынке. Существовало и производство тканей, предназначенных для императора, для двора, для высших чиновников, а также для дружественных империи правителей и тех, кто настойчиво хотел этого добиться. В целом речь идет об очень выгодном для государства вложении капитала.

«Если земледелец покинул свое поле, но платит каждый год земельный налог в государственную казну, каждый, кто будет использовать его поле или собирать с него урожай, должен заплатить штраф вдвое», — написано в земельном кодексе VII в. Суть сказанного в том, что владельцем земли остается тот, кто платит за нее налоги. Это основной принцип византийского права, который сохранял государству его основной источник дохода — прямой поземельный налог и который логически развился до того, чтобы взимать налоги с соседних пустующих земель, взамен давая право получать доход с этих земель (система эпиболе, или «прикидки»). Этот земельный налог ( demosios kanon) менялся в зависимости от выращиваемых культур, виноградников, пастбищ, оливковых деревьев, пахотной земли, а также зависел от качества земли (первый, второй, с ирригацией или без). Он включал древнюю аннону, натуральные поставки (зерном), которая начиная с VI в. выплачивалась деньгами и называлась синона, зависящая от числа быков, используемых при вспашке, энномиона, сумма которой менялась в зависимости от количества других животных, и капникона («дым», дом, семья) — подать, которой облагался очаг. В общей сумме поземельного налога нельзя не учесть дополнительные налоги, называвшиеся параколутемата, среди которых были: дикератон, то есть два кератия (двенадцатая часть номисмы) с каждой номисмы основного налога; гексафоллон, шесть фоллиев (фоллий — сорок восьмая часть номисмы) с номисмы, начиная с первых двух третей номисмы, при том что основная сумма налога всегда округлялась в большую сторону; синетейя — двенадцатая часть номисмы с первых пяти номисм основного налога, а дальше по возрастающей; суммы, превышающие 200 номисм, одинаково облагались дополнительным налогом в 9 номисм; и наконец, элатикон, выплачивающийся по прогрессирующей шкале (12 фоллий или двадцать четвертая номисмы с суммы между одной и пятью номисмами, половина номисмы с суммы до 10 номисм, одна номисма с суммы, превышающей 10 номисм). Такая система использовалась по меньшей мере с середины X в., она осталась основой расчета налогов, даже когда в середине XI в. ее пришлось приспосабливать к обесцениванию номисмы. Средняя сумма обложения земли налогом, которую должна была заплатить сельская община, была неизменной, она не зависела от случайностей. Так, в Македонии примерно в середине XI в. она могла составлять, в среднем, одну номисму с участка земли от 100 до 200 модиев (модий — примерно 800 кв. метров), включая налог с продукции (Н. Своронос). Тогда этот налог представлял собой примерно 10 процентов доходов парика (парик — примерно то же, что крестьянин-серв), без учета дополнительных и косвенных налогов. Кроме того, государство требовало некоторое число натуральных поставок для войск или для чиновников, которые ездили по империи, а также для рабочих рук на общественных работах (дороги, мосты, укрепления, строительство кораблей), что несколько раз приводило к значительным злоупотреблениям.

Облагаться налогом могли частные лица, светские или религиозные учреждения (монастыри, церкви и др.) и сельские общины (называвшиеся хория), члены которых были коллективно ответственными за уплату налогов. В 1271 г. некто Николай Мелиссин и его жена Анна купили у одного из париков, Михаила Архонтицы из деревни Дрянувена в Фессалии, хозяйство, включавшее пахотную землю, пастбища, фруктовый сад и виноградник, для того чтобы основать там монастырь. Все это хозяйство подлежало обложению налогом в две и треть номисмы: односельчане Михаила Архонтицы были обязаны, по предписанию, взять на себя выплату этой суммы, разделив ее между собой согласно их достатку и добавив ее к их собственным повинностям. Общая сумма налога, которым была обложена деревня Дрянувена, не изменилась. Никто в Византийской империи не мог избежать уплаты налога, кроме тех, кто получил персональное и всегда частичное освобождение, которое давалось как императорская привилегия. Византийский центральный кадастр представлял собой несколько больших реестров с перечислением всех земель и налогов, которыми они были обложены. Эти реестры обобщали региональные книги, которые велись финансовой администрацией ( diokeseis), где отмечались все наделы и налогоплательщики: область, ее название, природные особенности, местонахождение, границы, площадь, парики и сумма их налогов, деревни и общины — единицы налогообложения ( choria), занесенные в реестр ( stichos), дальше шло название каждого надела, имя каждого налогоплательщика, тех, кто выделялся из общины ( idiostata) и должен был платить свои собственные налоги; наконец, класмы («осколки»), покинутые участки, которые временно не были способны платить налоги. Эти провинциальные списки ( exo kodikes) служили для составления специальных регистров, в которых, например, велась перепись военных земель, для составления копий или отдельных официальных отрывков ( isokodika), которые могли быть переданы частным лицам как подтверждающие их право собственности или могли быть предназначены для налоговых служб и иметь отношение к делению внутри диоцеза. Среди кадастровых документов важное место занимали «практики», которые «были номинативными ведомостями, объединявшими, независимо от их местоположения, земельные наделы и другие хозяйства одного собственника, и напоминали современные хозяйственные реестры» (Н. Своронос). Эти очень подробные протоколы составлялись во время общих переписей фем, официальные выдержки из этих протоколов могли быть переданы частным собственникам. В финансовом управлении выделялись следующие округа: диоцез, который мог совпадать, а мог и не совпадать с фемой, им заведовал диикит, а затем практор; с XII в. — энория и, наконец, ипотагия, которая соответствовала территории, обложенной общим налогом ( chorion). В XII в. ослабевшее государство прибегло к системе откупов, сборщиками налогов стали спекулянты. Сумма налогов устанавливалась в провинции эпоптами, которые обновляли фемные кадастры, перераспределяя налог с тех земель, которые были неспособны его вынести, и восстанавливая его на тех участках, где положение улучшилось. Им помогали местные эпопты, ортоты и анаграфы (позднее названные апографами), или счетоводы.

Налоги, которыми облагалось городское население, были непостоянными: хрисаргир — пошлина на торговую прибыль, отмененная Анастасием (491–518 гг.) и позднее замененная на простой торговый налог; аэрикон — учрежденный, видимо, Юстинианом, объект его остается непонятным; пошлины на наследство; и наконец, ценз — реальная пошлина на землю, взимавшаяся в городах. Жители городов в разное время были часто освобождены от прямых налогов.

Косвенные налоги для византийской государственной казны ( demosion) были очень важным денежным ресурсом. Они включали в себя прежде всего таможенные пошлины и торговые налоги ( kommerkion), которыми облагались все ввозимые и вывозимые товары. Следили за этим гражданские чиновники, называвшиеся коммеркиарии, действовавшие под руководством логофета геникона в границах таможенного округа (X. Антониадис). Сумма коммеркия составляла десять процентов от стоимости товара, но к этому нужно добавить пошлины, которыми облагались перемещения людей и товаров, средства, расходовавшиеся на транспорт (например, корабли облагались рядом налогов: за то, чтобы причалить, встать на якорь, за то, чтобы высадиться с корабля на берег, за то, чтобы хранить товары на складе, и т. д.), собственно налог со сделки ( pratikion) — то есть за взвешивание, обмер и многое другое, — половину из которого платил продавец, а половину — покупатель. Сумма доходов оставалась значительной тогда, когда торговля империя была обширной, однако в начале XII в. Алексей Комнин снизил для пизанцев таможенную пошлину с десяти процентов до четырех, генуэзцы получили такую же привилегию уже к концу века и привилегию полного освобождения от пошлин в следующем веке (1261 г.): «Именно так, — писал Никифор Григора в XIV в., — латиняне ловко украли не только все богатства византийцев и почти все доходы от моря, но еще и все богатства, которые шли в казну правителя». Таможенные пошлины, которые взимались в Константинополе, приносили тогда грекам в целом 30 000 иперпиров (новое название номисмы), тогда как генуэзцы получали на другом берегу Золотого Рога в Галате 200 000 иперпиров. В косвенные налоги также входил и торговый налог, который платили коммерсанты, сумма его менялась в зависимости от рода занятий.

В противоположность четырем правилам, сформулированным Адамом Смитом, в Византийской империи косвенные налоги не были равны для всех из-за тех многочисленных льгот, которые предоставлял император; эти налоги не были фиксированы и менялись в зависимости от обстоятельств; они не повышались тогда, когда налогоплательщик мог платить больше; их повышение зависело от произвольного решения гражданских и военных властей, откуда проистекали многочисленные злоупотребления, которые приносили ущерб налогоплательщику и казне. Однако византийцы унаследовали от римлян принцип меняющегося налогообложения, при котором правитель мог увеличивать или уменьшать сумму налога в зависимости от требований момента.

Вне всякого сомнения, государственный бюджет учитывал ценность государственной должности, которую, по сути, подданные брали взаймы у государства за взнос некоторого платежа. Такую интерпретацию нужно дать осуждаемому, но всегда практикуемому принципу продажи должностей. Уже Петр Варсима, министр Юстиниана, в 542 и 547 гг. назначил на должности придворных младших офицеров тех, кто внес платеж в казну государства, он же увеличил число постов. Император Ираклий в 612 г., а затем в 619 г. сократил число чиновничьих постов в Константинополе, позволив назначение дополнительных кандидатов, если они вносили сумму, годовой платеж которой превышал ожидаемое жалованье. В X в. государство начало применять этот принцип: сумма ежегодного дохода, которая вносилась государством под видом жалованья чиновнику, достигала примерно восьми процентов, но нужно учитывать тот факт, что самые высокие должности, стоящие дороже, требовали от государства больших денежных расходов, потому что было необходимо платить более высокое жалованье, чем низшим чинам. Однако такое жалованье платилось в течение меньшего времени, так как для получения высокой должности был необходим преклонный возраст, и доход был пожизненным. Так, например, в случае со священником Ктеном, ставшим протоспафарием за сумму в 60 литр золота (4320 номисм), его годовое жалованье составило 1 литру (72 номисмы). Но так как он умер через два года после своего назначения, можно легко определить, кому пошла прибыль от его взноса.

Мы не знаем размера бюджета Византийского государства, суммы его доходов и расходов. Единственное сравнение, которое можно сделать, это сравнение с суммой доходов багдадского халифа Гаруна аль-Рашида (786–809 гг.), которая нам известна. Она составляла 530 миллионов серебряных дирхемов (больше 44 миллионов золотых динаров, примерно равных по стоимости номисме), не включая сюда натуральные налоги. Не нужно забывать, что арабская территория была больше, чем Византийская империя, и налоги там были тяжелее. Византийские хроники утверждают, что император Анастасий оставил перед смертью (518 г.) 23 миллиона номисм, Феофил и Феодора (856 г.) — 8 640 000 номисм, Василий II (1025 г.) — 14 400 000 номисм и что город Константинополь приносил империи в начале XIII в. чуть больше 44 миллионов номисм. Можно предположить, что весь бюджет империи в начале XI в. составлял 300 миллионов номисм (А. Андреадис) — это простое предположение о максимальной сумме.

Налоговая система Византии, которая осуждалась и в самой империи, и иностранцами как угнетающая и подверженная произволу, работала исправно и всегда эффективно. Так, у болгарских и русских князей, например, было намного больше бед, когда они хотели поднять налоги, при том что величина налога была меньше. Связано это с тем, что их финансовая и особенно налоговая организация оставалась на очень низком уровне. Вероятно, византийская казна поглощала значительную часть национального дохода. Процветание арабского халифата длилось очень недолго, несмотря на более высокие доходы, которые приносило непосильное налогообложение, а доходы Византийского государства оставались до самого конца высокими. Дело в том, что правительство Константинополя, в частности, смогло защитить мелких арендаторов, которые были налогоплательщиками. Иногда византийская администрация могла использовать методы, заключавшиеся в том, чтобы прикрепить статью доходов к статье расходов для того, чтобы помешать чрезмерному росту трат или чтобы профинансировать какую-то новую операцию. Василий I выделил из государственных владений категорию доходов для того, чтобы прикрепить их прибыль к расходам на императорский стол — убыточную статью в правление его предшественника Михаила III. Иоанн VI Кантакузин обложил налогом вино, продажа этого продукта была предназначена для финансирования реорганизации византийского флота. Но Андроник II Палеолог (1282–1328 гг.) распустил византийский флот и расходовал без счета деньги на восстановление многочисленных покинутых или поврежденных церквей, пострадавших во время латинской оккупации. Император всегда мог увеличить любую из многочисленных статей бюджета, не уменьшая остальные: неуравновешенность бюджета часто служила поводом для беспокойства, ее преодолевали срочными средствами (отмена подарков, уменьшение пособий армии и флоту), но вплоть до латинской оккупации (1204 г.) империя подвергалась только скоротечным финансовым кризисам.

Неизвестно место, где хранились запасы драгоценных металлов, скорее всего, это была государственная тайна. Историк и философ XI в. Михаил Пселл пишет, что Василий II собрал значительное сокровище, сохраняя уровень доходов и контролируя расходы: «Дворцовую казну он увеличил до двухсот тысяч талантов… Все, чем владели ивиры и арабы, кельты и скифы, все сокровища языческих стран, окружавших империю, он собрал воедино и вложил в царскую казну. Туда же он отправил и там хранил деньги, взятые у тех, кто против него восставал и был разгромлен. Когда же в специально построенных хранилищах не хватило места, он велел вырыть подземные лабиринты, наподобие египетских склепов, и в них спрятал немалую долю собранного. Сам он, однако, своими сокровищами не пользовался, и большая часть драгоценных камней, белых, называемых жемчугами, и многоцветных, не вставлялись в короны и ожерелья, а лежали сваленные на земле».

Правосудие

«То, что нравится правителю, — имеет силу закона» — эта фраза, приписываемая Ульпиану, римскому юристу начала III в. н. э., вошла во время кодификации в «Дигесты», или «Пандекты», утвержденные Юстинианом. Одновременно этот император в одной из статей своего «Кодекса» поместил исторически неверный принцип, который гласил, что римский народ законом окончательно передал свою власть императорам. Начиная с IV в., когда Константину было присвоено исключительное право трактовать законы, воля императора стала в империи единственным источником права. Некоторую роль, как и в прошлом, продолжают играть обычаи, но они не могут соперничать ни с законами, ни со здравым смыслом. Это последнее понятие, выделяемое отцами церкви, было окончательно закреплено позднее при Юстиниане. Итак, император — высший судья, судить — это его первостепенная обязанность, и, добавляет «Эпанагога», кодекс IX в., в предисловии, главы различных служб судят на основании его полномочий. В случае апелляции он может пересмотреть приговор: путь подачи жалобы или прошения императору открыт для любого человека, богатого или бедного. Этот путь позволяет каждому, кто страдает от несправедливости, взывать к нему, это правило, обнародованное новеллой Льва VI Мудрого, всегда оставалось в силе. С другой стороны, следуя доктрине античного Рима, любой чиновник, представитель верховной власти, руководит судом, компетенция которого простирается на административные споры и на уголовные дела. В целом правосудие в империи не являлось отдельной службой, хотя, конечно, известны отдельные должности, исключительно с судебными функциями. Именно так объясняет комментатор конца XII в. Феодор Вальсамон: «высшие чиновники [Константинополя и провинции], которые возглавляют суды, не обязаны знать все законы в совершенстве, их функции совсем другие; поэтому если некоторые из решений обязаны своему появлению их некомпетентности, то для них это простительно», но когда речь идет об их помощниках, это не так, потому что они — «профессиональные юристы, которые отвечают за выносимые приговоры».

Функцию судьи император исполнял двумя способами: решениями, принимаемыми с советом — консисторией, — который получал апелляции из всех судов империи, и рескриптами, отвечавшими на запрос или жалобу магистрата или частного лица. Магистр оффиций начиная с V в. обладал судебной властью над всеми службами дворца. В юрисдикции квестора от имени императора находилось рассмотрение апелляций. Более широкой юрисдикцией обладали префекты преториев. Так, Анастасий в начале VI в. доверял пост префекта претория Восток выдающимся юристам. Правители провинций, прежде всего гражданские, а затем и военные (дуки или экзархи), после административной реформы (VI и VII вв.) проводили публичные судебные заседания в окружении заседателей в главных городах своих округов, где они принимали апелляции нижестоящих судов. Но сторона, которая требовала возмещения какой-либо денежной суммы имела намного больше шансов выиграть процесс, если она обещала канцеляриям дуки треть от этой суммы (можно привести один пример провинции Египет). Тем не менее в раннюю эпоху у императоров было две заботы: чтобы правосудие было регулярным, а судьи — компетентными и неподкупными, самые известные выходили из корпорации адвокатов.

Исчезновение крупных служб в VII в. и изменение управления повлекли за собой значительные перемены в работе судебной власти. Эпарх, префект Константинополя, стал главным судьей империи, koiaistor, который до реформы надзирал за перемещающимся населением, переполнявшим столицу, значительно расширил свою компетенцию, поскольку получил право предавать суду императора управляющих провинциями. В императорском суде функции следователя и представителя обвинения отправлялись сакелларием, главой канцелярий и императорской казны, исполнение приговора было доверено эпарху Константинополя. Сам император исполнял непосредственные функции верховного судьи, а для решения некоторых дел он создавал чрезвычайные суды: в 802 г., например, пишет хронист Феофан Исповедник, Никифор I во дворце Магнавры собрал и возглавил комиссию, задачей которой было проверить права тех, кто утверждал, что добился освобождения от налогов в правление императрицы Ирины (797–802 гг.), и заставить платить тех, кто вышел за рамки предоставленных прав. Иногда император судил лично. Так, Лев Армянин в палате Лавсиак наказал эпарха, который отказался судить случай прелюбодеяния; Михаил II приказал искалечить турмарха Сицилии, который похитил монахиню; Феофил каждую неделю принимал жалобы, когда въезжал на лошади в церковь Влахерны. В любом случае, явная непоследовательность правосудия, безусловно подверженного произволу, которая длилась эти два века переходного периода и волнений, привела к реорганизации аппарата правосудия Василием I и его сыном Львом VI. Независимость судей от имперских агентов и аристократии достигалась тем, что они получали достаточное жалованье, но от судей требовалось хорошее знание права, клятва всегда служить истине и письменное заверение приговоров их собственной подписью. Существовавшая раньше консистория, или совет императора, преобразовалась в имперский суд ( basilikon kriterion). Он состоял из высших чиновников и главным образом представлял собой суд для апелляций и кассаций. Koiaistor, который раньше назывался квестор, отныне возглавлял суд, который занимался, в частности, случаями подделки документов, делами наследования, завещаниями и брачными делами. Он по-прежнему осуществлял надзор за жителями провинций, приехавшими в Константинополь, и возглавлял крупную канцелярию, состоящую из секретарей высоких рангов, хранителей печати и писцов. Его власть еще увеличилась в XI в. Две других сферы юрисдикции, казалось, тогда обрели свой окончательный статус: судьи Велума (велум — занавесь из ткани, завешивающая дверь в тронную залу), которые занимались спорами, возникавшими по вопросам старшинства; судьи ипподрома, в чьи функции входили процессы по общему праву между дворцовыми людьми. Можно было быть одновременно судьей и в том, и в другом дворцовом суде; так, Михаил Атталиат, хронист, который составил для Никифора Вотаниата историю последних правителей македонской династии, носил в 1087 г, двойной титул судьи Велума и ипподрома.

В провинции службы, подчиняющиеся стратигу, включали в себя канцелярии хартулярия, в чьи задачи входило решение военных вопросов, и протонотария, ответственного за гражданские дела, претора, или крита (судья), который осуществлял дела гражданской юрисдикции (процессы по общему или административному праву), по уголовному праву и имел дисциплинарную власть над всем гражданским или военным персоналом, который выделялся стратигу. В конце X в. и в XI в. гражданским судам ( krites) были переданы в подчинение дела военной юрисдикции. Помощниками правосудия оставались адвокаты ( synegoroi), объединенные в корпорации, которые должны были гарантировать возраст, почтенность и знания, и нотарии, или табуларии. Устав, составленный под руководством эпарха Константинополя в X в., определял, какие качества требуются адвокатам и каковы условия их принятия в коллегию: «Табуларий не может быть избран без обсуждения и голосования примикирием и другими членами коллегии табулариев. Необходимо, чтобы он блестяще знал законы, чтобы у него был великолепный почерк, чтобы он не был ни болтуном, ни наглецом, не обладал вредными привычками, но чтобы его характер внушал уважение, чтобы его суждения были здравыми, чтобы он обладал одновременно образованностью и умом, чтобы он был красноречив и имел правильный стиль письма — качества, без которых ошибки, которые могут исказить содержание или пунктуацию текста, легко ему помешают. Если табуларий был когда-либо уличен своим начальником в нарушении закона и письменных инструкций, издаваемых властями, то те, кто выступят в его пользу, будут нести ту же ответственность. <…>

Кандидат должен знать наизусть сорок глав из учебника [„Прохирона“ Василия I] и знать шестьдесят книг „Василики“ [также Василия I]. Он должен обладать общим высоким уровнем культуры, без которого он может совершать ошибки, составляя свои акты, и нарушать стиль документов. Ему необходимо предоставить время, чтобы он мог наиболее полно подтвердить свои физические и интеллектуальные способности. Кандидат составляет документ во время заседания, прямо перед членами коллегии, для того, чтобы гарантировать им отсутствие любых досадных неожиданностей с его стороны. Если, несмотря на эту предосторожность, так случится, что его уличат в ошибке, то кандидата лишат этого места. <…>

Вот как действуют во время выборов. После показаний свидетелей и экзамена кандидат предстает, одетый в мантию, перед очень известным префектом вместе с группой табулариев и примикирием, которые клянутся, призывая Бога и благословения императоров, что ни благосклонность, ни интриги, ни какие-либо соображения родства или дружбы не имели значения для того, чтобы именно этот кандидат занимал эту должность. Важны только его добродетели, его образованность, его ум и его всесторонние способности. После этой формальности действующий префект доверяет префектурному суду выбор кандидата, который станет с этих пор частью коллегии табулариев и будет считаться одним из них. Выходя из суда, он отправляется в ближайшую от его дома церковь, в присутствии всех табулариев, одетых в мантии, он снимает свою мантию, надевает стихарь и получает благословение молитвой священника. Все табуларии, одетые в свои мантии, сопровождают его, примикирий лично держит кадило и выпускает оттуда дым на нового избранника, который несет перед ним в руках Библию. Этот дым ладана, который возносится прямо к Господу, символизирует пути правосудия, по которым должен будет идти новичок. Именно в этом торжественном одеянии избранник получит должность, которая ему досталась, а затем он возвращается назад, чтобы пировать и радоваться со всеми присутствующими» (Ж. Николь).

Адвокаты и нотарии (их двадцать четыре) занимались своей деятельностью в Константинополе, но неизвестно, кто исполнял соответствующие функции в провинции. И первые, и вторые могли научиться своей профессии либо проходя в течение нескольких лет практику у адвоката или нотария, либо изучая курсы преподавателей, за которыми пристально наблюдали обе корпорации. Константин Мономах реорганизовал в 1045 г. изучение права так, что никто не мог быть избран в корпорацию адвокатов и нотариев без одобрения номофилакса (хранитель законов) — должность, которая была только что создана.

Эти разумные меры и традиционная организация правосудия привели из-за сутяжничества законников, которые стремились затянуть любой процесс, к значительным задержкам в судопроизводстве. В 1166 г. Мануил I, для того чтобы упростить процедуру суда хотя бы в Константинополе, создал четыре судебных отделения, которые были подчинены великому друнгарию виглы, который стал компетентным в вопросах гражданского судопроизводства, главе общественных судов, ответственному за дела уголовного и дисциплинарного характера, протоасикриту, главе императорской канцелярии, и дикайдоту, которого, возможно, можно отождествить с квестором. Каждое отделение имело равное число заседателей и адвокатов и должно было проводить судебные заседания не меньше трех раз в неделю. Но желание ускорить получение решения судебных процессов закончилось тем, что возникала опасность невозможности предоставить необходимые гарантии правосудия как истцу, так и ответчику. Риск был таким же и в императорском суде. Мы видим, что при Мануиле I сокращаются случаи, когда император вмешивается в дело, особенно когда процесс носит политический характер. Михаил Глика был приговорен к ослеплению за то, что опроверг сочинение императора, увлекавшегося астрологией. Наконец, были созданы чрезвычайные суды (судья ипподрома и Велума по гражданским делам, логофет дрома — по уголовным) для того, чтобы вести процессы между подданными империи и иностранцами, такими как венецианцы, которым были дарованы значительные торговые привилегии.

Беспорядок в управлении правосудием в провинции был очень велик из-за количества юрисдикций и запутанности процедуры. Гражданские судьи, дуки фем по примеру императора и судьи из Константинополя принимали участие в процессе. В 1084 г. во время тяжбы монахов Лавры с Афона и брата Алексея I Комнина из-за владений на полуострове Кассандра (Халкидика) император назначил судьей Михаила Родиоса, судью ипподрома, который приступил к расследованию дела на месте. Нужно отметить, что доступ к профессии адвоката стал свободным, например, служащий сам мог хорошо защитить свое дело в суде. В провинции правосудие вершилось гражданскими или духовными судами. Трое судьей составляли гражданский суд — председатель и два заседателя. Для духовного суда было достаточно двух судей. Стороны представали перед судом либо в сопровождении адвокатов, либо без них, после консультации с законником из тех, которые толклись на подступах к зданию суда. Канцелярия суда составляла акты, касающиеся приговоров, завещаний, продаж и покупок. Духовные суды с XIII в. получили право выносить приговоры даже для решения светских дел тех, кто оказывался перед ними: «Все, кто этого хочет, служащие и гражданское население, могут прибегнуть к помощи церкви для разрешения их тяжб» — написано в акте патриарха Григория XI (1371 г.). Именно в это время светское правосудие было в полном упадке, судьи не были на высоте положения в своем деле — обычно они торговали правосудием. Жадные адвокаты позволяли себя купить и, предавая, покидали своих клиентов. Писатель Николай Кавасила рассказывал Димитрию Кидонису: «Что плохо, так это то, что я нуждаюсь в законниках, и я должен их себе раздобыть. Но увы! Найдя их, я изложил им свое дело и уже раскаялся в этом… Короче, ты знаешь их решения, правосудие, судей, ты знаешь, насколько они настроены продаться другой стороне, причем за сумму действительно небольшую».

Из-за многочисленных жалоб в 1296 г. Андроник II основал суд из двенадцати судей, которые избирались из представителей высшего духовенства и светских сановников, которые должны были выносить свое решение единодушно, их приговор подлежал немедленному исполнению даже императором. Хорошо принятый, этот суд исчез, вероятно, во время гражданской войны, в которой Андронику II противостоял его внук Андроник III (1321–1328 гг.). Последний после своей победы, поддерживаемый Иоанном Кантакузином и Алексеем Апокавком, предпринял реорганизацию государственного устройства. Следуя двойному принципу, который использовал его предшественник, он создал новый высший суд над всеми судами, состоящий из неподкупных людей, и предоставил церкви значительное положение в светских судах. В 1329 г. новый суд, состоящий из четырех юрисконсультантов, двух священников и двух мирян, верховных судей ромеев, был сформирован. Будучи разъездными судьями, они могли лишить власти любой суд, а их приговоры не имели права апелляции. По истечении восьми месяцев высшие судьи были изобличены в служебных нарушениях, они без всякого стыда принимали подарки, иногда даже от обеих сторон. Виновные были наказаны ссылкой, но сама судебная система продолжала существовать в том же виде до самого падения империи, меняясь только по практической необходимости: четыре судьи не могли участвовать во всех провинциальных процессах, поэтому приговор одного из них стал считаться достаточным. Потом была учреждена должность местного верховного судьи, подчиненного верховным судьям Константинополя, затем особых верховных судей, как, например, в Фессалонике, в Морее и на Лемносе. Отныне управление правосудием было централизованным, упрощенным и унифицированным, но находилось под надзором и под контролем церкви. Суд высших судей возглавлял епископ, часто участие в процессе принимал и второй епископ, поддерживая, противодействуя или замещая суд. Духовный суд, который находился в юрисдикции патриархата, играл все более и более важную роль. Те же изменения были отмечены и в провинции, где духовные суды обладали значительным влиянием. Официальным итогом этого, так сказать, захвата византийской церковью отправления правосудия стало назначение Мехмедом II в 1453 г. ответственным за гражданское судопроизводство греческого населения Геннадия Схолария, константинопольского патриарха: он был верховным судьей при последнем византийском императоре.

Управление судопроизводством в церкви всегда являлось важной обязанностью и патриархов, и епископов. Затянутое и децентрализованное исполнение судебных обязанностей церковью, вынуждавшее использовать специальный персонал, без четких отличий между судопроизводством государства и собственно церковным правосудием, могло привести только к тому, что церковные судьи обладали колоссальными знаниями в своей сфере. В патриаршем суде хартофилакс возглавлял дисциплинарное отделение и мог налагать на духовенство епитимьи и даже отлучать их от церкви. В гражданском суде он судил споры между священниками, а также участвовал в процессах, которые касались духовенства, особенно когда речь шла о завещаниях и наследстве, а это были самые распространенные дела. Ни один священник не мог благословить брак, не получив свидетельство хартофилакса об отсутствии каких-либо канонических препятствий для союза, уточняет Симеон Фессалоникийский, теолог XV в. Кроме того, хартофилакс исполнял функции значительного юридического советника, и с середины XIII в. ответы на те вопросы, которые ему задавали, становились для судов прецедентами. Епископальное правосудие в лице митрополита было автономным. Начиная с правления Юстиниана оно занималось гражданскими и уголовными делами священников епархии. Это касалось любых случаев, связанных с представителем духовенства или касавшихся дел, связанных с их компетенцией (брак, завещание). Епископским судом проводились и бесплатные заседания, если обе стороны соглашались прибегнуть к его правосудию. Епископский суд мог вмешаться, если с ним советовались, в местное судопроизводство или в императорский суд для того, чтобы предоставить или защитить какое-то дело, которое было ему доверено. В трудных случаях митрополиты советовались с патриархом, который посылал им настоящие рескрипты, становившиеся прецедентом. Таким образом, постепенно духовное судопроизводство, ограниченное по своему принципу духовными судебными делами, распространило свое влияние и на светский суд.

Изначально применявшийся в Византии уголовный кодекс по сравнению с римскими карательными мерами отличался неоспоримым смягчением наказаний, что вызвано влиянием христианства. Смерть как наказание применялась только в делах, связанных с убийством, прелюбодеянием, занятием колдовством, казнь на кресте была отменена. Самыми тяжелыми наказаниями были ссылка (например, в Крым), заключение в монастырь, штраф и конфискация имущества. Однако в то же время Юстиниан ограничил право предоставлять приют, которое защищало гостей церкви, теперь оно действовало только для невиновных, частных розничных торговцев и рабов, с которыми грубо обращались. Начиная с VII в. под влиянием восточных обычаев, принесенных в империю турками, арабами, персами и сирийцами, у которых они были с древности, жестокие наказания были введены и в империи: у императора Юстиниана II был отрезан нос, Ирина ослепила своего сына, позднее Михаил Палеолог, — для того чтобы наказать своего секретаря Мануила Оловола, который сочувствовал судьбе законного наследника престола Иоанна IV Ласкариса, ослепленного и находящегося в заключении, — приказал отрезать Мануилу язык и губы, а затем ослепить его, пишет хронист Георгий Пахимер. Калечение в качестве наказания чаще применялось в последние годы существования империи. Казнь бичом также была частой, ей подвергались самые высшие чиновники: эпарх был казнен бичом по приказу Константина V в 766 г., такой же казни публично подвергли великого логофета Георгия Акрополита после его спора с Феодором II Ласкарисом в 1256 г. Заключение в монастырь или в крепость, налагаемое из политических соображений, сделало знаменитыми Принцевы острова в Мраморном море, которые получили свое название, потому что служили местом ссылки свергнутых императоров или правителей императорской крови, острова были местом ссылки и для нарушителей общественного права. Изменение длительности наказания, наложенного на виновных, было милостью, которую мог даровать василевс, что всегда было возможно. Оно могло быть даровано и по праву приюта церкви, применявшей его к мошенникам и злоумышленникам, для того чтобы исправить их наказанием и способствовать их моральному восстановлению. Для того чтобы избавиться или сократить злоупотребления, порожденные подобной практикой, Мануил Комнин постановил, что обвиняемые, которым церковь предоставила приют, должны исполнить свое духовное наказание, а затем должны быть сосланы в далекую провинцию или заключены в монастырь. Пытки использовались редко, так как им обычно подвергали только рабов, за исключением особых случаев (прелюбодеяние, налоговое мошенничество, оскорбление величия). Судебный поединок и «Божий суд», которыми пользовались на Западе, оставались исключениями. Хронист Георгий Акрополит писал, что конный поединок был предписан Михаилу Палеологу, которого обвиняли в подготовке заговора против императора: обвиняемый был побежден, но продолжал настаивать на своей невиновности настолько, что ему предложили пройти испытание каленым железом. Против этого он начал возражать, заявив, что речь идет о варварском обычае, которого нет в законах, и один из судей, епископ Филадельфийский, с ним согласился.

Византийские тюрьмы не были местом, где виновные должны были отбывать наказание, это были дома, в которых содержали обвиняемых перед тем, как они должны были предстать перед судом, а также преступников перед наказанием. Таким образом, число их было невелико, настоящим местом заключения служили монастыри, — последнее место между светским и духовным судопроизводством.

Дипломатия

«Вступать в войну нужно только тогда, когда все мирные средства, даже подкуп, уже не действуют, победа должна быть достигнута без значительных потерь, чтобы не стать бессмысленной», — заявляет автор военного трактата конца VI — начала VII в. Таким образом, дипломатия для империи — это главный инструмент отношений между страной и народами, которые ее окружают.

Прежде всего дипломатия включает в себя точное знание о том, что могут друзья и враги империи. Это объясняет, почему в учебнике по военному искусству может быть предварительный этнографический отчет. Заботу об этом Константин Багрянородный сделал широко известной, доказывая этот принцип во введении к трактату, который он написал для своего сына Романа II: «Послушай меня, сын, и, восприняв наставление, станешь мудрым среди разумных и разумным будешь почитаться среди мудрых. Благословят тебя и восславят тебя иноплеменники. Восприми, что тебе должно узнать в первую очередь, и умно возьмись за управление империей. Поразмысли о настоящем и вразумись на будущее, чтобы соединить опыт с благоразумием, чтобы совершать великие дела. Для тебя пишу я поучение, чтобы помочь тебе в выборе лучших решений для общего блага. Сначала о том, какой иноплеменный народ и в чем может быть полезен ромеям, а в чем вреден; каким образом каждый из них и с каким иноплеменным народом может успешно воевать и каким может быть подчинен. Затем — о их хищности и алчности и том, что они жаждут получить. Я расскажу тебе о различиях между некоторыми народами, об их происхождении, обычаях и образе жизни, о расположении и климате населенной ими земли, о внешнем виде ее и протяженности, а также и о том, что случилось когда-либо между ромеями и разными иноплеменниками. О тех изменениях, которые мало-помалу проникли в наше государство, а также во все царство ромеев. Все это продумал я наедине с собой и решил сделать известным тебе, любимому сыну моему, чтобы ты знал особенности каждого из народов: как вести с ними дела и приручать их или как с ними воевать и противостоять им. Тогда они будут страшиться тебя как одаренного, будут бегать от тебя как от огня, замкнутся уста их, и словно стрелами будут поражать их твои речи. Они будут страшиться тебя и дрожать в твоем присутствии. Вседержитель укроет тебя Своим щитом, вразумит тебя Создатель, Он направит стопы твои и утвердит тебя на престоле непоколебимом. Престол твой, как солнце перед Ним, и Его очи будут взирать на тебя, ни одна из забот не коснется тебя, ибо Он избрал тебя, и исторг тебя из утробы матери, и даровал тебе империю как лучшему из всех, и поставил тебя, как убежище на горе, словно золотую статую на высоте. Вознес тебя, словно город на холме, чтобы несли тебе дары все народы земли, и поклонялись тебе населяющие землю…»

Задачи, стоящие перед византийской дипломатией, были очень сложными, так как на протяжении всей истории нужно было примирять имперскую доктрину и действительность, представление об императоре как о том, для кого вожди других государств могут быть только подданными, осознавать присутствие на своих границах могущественных народов или государств (персы, арабы, армянские и кавказские правители, западные владыки, венгры), затем обоснование внутри империи иноплеменников (арабы, славяне, болгары, латиняне, турки). Внешние связи империи, однако, никогда не были доверены единой централизованной службе. Переписка, приемы, государственная почта в раннюю эпоху находились в ведении магистра оффиций, но были тремя различными службами, которые не специализировались на внешних делах. В VIII в., когда функции магистра оффиций были разделены, логофет дрома стал ответственным за отправление послов и управлял корпусом устных переводчиков, но затем передал на некоторое время магистру церемоний, главе протокола, заботы по приему иностранных посланников и надзору за ними. Затем логофет дрома стал главой отделения внешних сношений, только он обладал исключительным правом судить иностранцев в Константинополе; как глава государственной почты, он собирал информацию, которую ему приносили инспекторы, в чьи обязанности входил надзор за дорогами и границами, сбор сведений от путешественников и торговцев, бывших всегда в курсе политического и экономического положения той страны, которую они только что проехали.

Можно сказать, что важные переговоры всегда велись разными чиновниками, и дипломатическая карьера магистра Льва Хиросфакта в правление Льва VI, который совершил три поездки к болгарам и одну в Багдад, может считаться исключением. Посольства состояли из нескольких человек, и выбор определялся качествами человека как собеседника: в середине VIII в. силенциарий Иоанн, сановник низшего ранга, в одиночку отвез письменный приказ, адресованный папе римскому и лангобардскому королю, немногим позднее он сопровождал протоасикрита Георгия, который отправился к королю Пипину Короткому. Императрица Ирина отправила двух чиновников очень высокого ранга, сакеллария Константина и примикирия Ставракия, договариваться о браке Константина VI с дочерью Карла Великого, затем — логофета дрома — магистра Петра и доместика Антония к Гаруну аль-Рашиду (781 г.) и, наконец, двух священников (случай нередкий), игумена по имени Дорофей и хартофилакса Св. Софии Константина, к Абд аль-Малику. Посол должен был быть «человеком честным, набожным, неподкупным и готовым пожертвовать собой ради родины». Он проходил, перед тем как выехать, экзамен, который касался знания страны, куда его отправляли, и различных пунктов его миссии. Вместе с ним посылали устных переводчиков и слуг, иногда уроженцев того региона, куда направлялся посол, который всегда вез с собой множество подарков и золотые монеты или драгоценности на представительские расходы.

Иностранных послов встречали на границе, начиная с этого момента они находились на содержании казны, их торжественно сопровождали в Константинополь, где канцелярия варваров покрывала расходы на содержание посла и его свиты. Их размещали в столичном дворце и разрешали пользоваться охраной, но вне дворца они не могли сделать ни шага без надзора. Чтобы не показывать им богатства города и красоту Константинополя, которые могли стать объектом завистливой враждебности, византийское правительство предпочитало привлечь особое внимание к армейским корпусам в боевом облачении или к высоте стен, чтобы побудить посланников к благоразумию. Но с ними всегда обращались с утонченной вежливостью: представления на ипподроме, торжественные службы в Святой Софии, императорские пиршества украшали их пребывание. Самым важным моментом для посла, приехавшего в Константинополь, был торжественный прием императором. В X в. он проходил во дворце Магнавры. Сохранились записи одного из ошеломленных непосредственных участников событий, Лиутпранда, епископа Кремоны, в которых красочно описывается аудиенция, которая была предоставлена посланникам короля Италии Беренгария в 948 г.: «Перед престолом императора возвышалось дерево из позолоченной бронзы, ветви которого были покрыты разнообразными птицами из того же материала, которые щебетали так, как это свойственно соответствующим видам. Императорский трон, который был огромен, сделан с таким искусством, что в мгновение ока он отрывается от земли, и зависает в воздухе, и остается висеть, при этом невозможно понять, из бронзы он или из дерева. Покрытые золотом львы служат его охранниками, они бьют хвостами по земле, пасти разинуты, язык в движении, они издают рев. Меня доставили к императору на своих плечах два евнуха. Когда, после моего появления, львы принялись реветь, а птицы петь на разные голоса, я не испытал ни страха, ни любопытства, так как меня об этом уже предупредили те, кто знал церемонию. Но когда я нагнулся в третий раз для того, чтобы поклониться императору, и поднял голову, я увидел его сидящим на некотором расстоянии от земли. Теперь он, облеченный в роскошные одеяния, находился между лепными украшениями потолка. Я Не мог себе представить, что произошло и как, разве что предположить, что он был поднят механизмом, подобным тому, которым поднимают пресс. Неспособный произнести ни слова в той неудобной ситуации, в которой он находился, император через логофета справился о здоровье Беренгария. Я ответил как было должно, а затем, по знаку переводчика, я направился в резиденцию, которая была мне предоставлена».

Настоящие переговоры следовали за этой торжественной аудиенцией и проходили в обстановке простой беседы. Им предшествовало вручение подарков, привезенных послами, необычных диковин их родных стран: так, Юстиниану от одного из индийских владык прислали слона, халиф Аль-Мутаваккил в IX в. прислал тысячу бурдюков мускуса, шелковые одежды, драгоценный камни и шафран. Лиутпранд доставил «девять очень красивых кирас, семь щитов с позолоченными шишечками, два позолоченных серебряных кубка, мечи, копья, маленькие пики, четырех рабов — karzimasia, греческое слово, которым обозначают молодых евнухов, у которых удалены все половые органы, в том числе и пенис, и торговцы Вердуна, которые доставляют их в Испанию, получают огромные прибыли». Император никогда не избегал ответной любезности, и доверял послам подарки для их правителя, это были драгоценные ткани, золотые и серебряные изделия или манускрипты, богато украшенные миниатюрами.

Для того чтобы обеспечить дружбу, а в случае необходимости и помощь варварских вождей или иностранных правителей, византийская дипломатия располагала тысячей средств, которые впоследствии вызвали критику историков, но приносили империи значительные успехи. Крещение языческих народов обязательно предшествовало или сопровождало их вхождение в большую вселенскую семью, часто император становился крестным отцом крестящегося правителя: в 777 г. хан болгар Телериг, окончательно покоренный, приехал в Константинополь к императору, который сделал его патрикием, выдал за него кузину своей жены Ирину и оказал ему великую честь, приняв его как крестника после его выхода из купели. В 864 г. другой болгарский хан, Борис, готовил поход против Моравии, чтобы поддержать своего союзника Людовика Германского, но вынужден был сдаться Византии после ее вторжения. Он пообещал разорвать союз с франками, принял крещение, получив имя своего крестного отца Михаила (III), который подарил ему небольшую территорию.

Византийское правительство охотно использовало и другой способ пропаганды, который заключался в том, чтобы привлекать сыновей иностранных правителей и знати в Константинополь или покровительствовать им во время пребывания в столице, где они получали греческое христианское образование, предназначенное для детей высших сановников. Именно так каждый из дожей Венеции посылал одного из своих сыновей посетить великий город. Одна из статей многочисленных договоров и конвенций всегда была посвящена этому вопросу: вовлечь враждебно настроенных правителей в продолжительный контакт с византийской цивилизацией и византийским могуществом, внимательно наблюдая за ними. Теодорих Амал приехал в Константинополь как заложник в 461 г., кроме того, можно назвать болгарского князя Симеона, сына Бориса, в правление Льва VI, сына итальянского мятежника Мелеса, Аргира, в XI в., будущего императора сербов Стефана Душана в XIV в., будущего эмира турок Цаху и многих других. Не все стали верными друзьями империи, и, возвратившись в свои страны, некоторые превратились в самых упорных ее врагов.

Пожалование дворцовых титулов иностранцам связывало их с императором, от которого они теперь зависели. Остгот Одоакр, король бургундов Гундобад получили в V в. титул патрициев, самый высокий в иерархии; Хлодвиг стал консулом в 507 г., царь лазов немного позже — силенциарием. Самые высокие титулы, личные и пожизненные для подданных империи, даровались иностранным правителям с правом передачи их своим сыновьям. Так, дож Венеции получил титул протосеваста (наивысший в то время) после победы над норманнами в 1082 г., Боэмунд, латинский князь Антиохии, — титул севаста в 1096 г. Стефан Первовенчанный, сын Стефана Немани, великий жупан Рашки, стал севастократором (второй титул в придворной иерархии), женившись на племяннице императора Исаака II Ангела Евдокии, дочери будущего императора Алексея III (1190 г.). Дворцовые титулы также давались иностранной знати, близкой к правителям. Через тридцать лет после установления норманнского режима в Калабрии нам известно о четырех протоспафариях на восточном берегу страны — Николай Малеин, будущий архиепископ Россано, Леон Ганнадай, его зять, Иоанн Эрмингар и Иосиф Террас, судья города Стило. Отправка византийским императором королевской короны иностранным правителям отвечала тем же замыслам: Василий I отправил одну Ашоту Багратиду, царю Великой Армении (885 г.), Константин IX Мономах, безусловно, адресовал одну королю Венгрии Андрею I (1047–1061 гг.), тридцать лет спустя Михаил VII Дука подарил диадему жене венгерского короля Гезы I (1074–1077 гг.), византийской принцессе Синадине.

Правители и сановники других стран могли быть связаны с империей и еще одной наградой: быть торжественно принятыми при императорском дворе. Можно назвать несколько связей между империей и ее вялыми друзьями или бодрствующими врагами, которые завязались или укрепились в этих условиях, поскольку ничто из того, что восхищало приглашенного и поражало его воображение, не было оставлено без внимания: именно так династии Армении и Кавказа были удержаны от союза с арабами в IX и X вв., торжественный прием, оказанный русской княгине Ольге в 957 г., стал предвестием крещения Руси в византийское императорское православие, которое произошло при Владимире I (980–1015 гг.). Этим же средством Мануил Комнин в XII в. добился от Сельджукида Килидж-Арслана II, от Боэмунда III Антиохийского, от короля Иерусалима Амори I союзных договоров, выгодных для империи.

Кроме того, византийское правительство всегда использовало возможность создать семейные связи между императорским дворцом и домами иностранных правителей путем искусной и настойчивой политики браков. Несколько примеров можно извлечь из списка, который открывается браком Атаульфа, вождя вестготов, и Галлы Плацидии, сестры императора Гонория, в V в. и просьбой о браке с их дочерью Гонорией гунна Аттилы; Феофано, племянница Романа II, вышла замуж за Оттона II, сына германского императора Оттона I; ее двоюродная сестра Анна — за князя Владимира Киевского (около 989 г.). Роман III Аргир выдал двух своих племянниц за двух кавказских царей; севастократор, брат Алексея I Комнина, женился на Ирине Аланской; сын Алексея, император Иоанн II Комнин (1118–1143 гг.) — на Ирине Венгерской. Первый брак Мануила I, его наследника, был с Бертой Зульцбах, невесткой императора Конрада III Гогенштауфена, второй брак — с Марией Антиохийской, сестрой князя Боэмунда III; Мануил выдал свою дочь Марию за Белу, короля Венгрии, а затем за Рене Монферратского; среди его многочисленных племянниц Евдокия стала женой Гийома, сеньора Монпелье, Мария — Стефана Венгерского, Феодора, дочь Исаака, — короля Иерусалима Балдуина III, еще одна Феодора, дочь севастократора Андроника, стала женой Генриха II Бамберга, герцога Австрийского; две его внучки были выданы: за короля, Иерусалима Амори I, а затем за Балиана II, сеньора Ибелина — Мария, а вторая, Ирина или Феодора, — за Боэмунда III, князя Антиохии. Исаак II (1185–1195 гг.) женился вторым браком на Маргарите, дочери Белы III, короля Венгрии; одна из его дочерей, Ирина, стала женой Рожера, герцога Апулии, а затем Филиппа Швабского, а его племянница Евдокия — женой Стефана Сербского. Династия Ласкарисов ввела во дворец армянку Филиппу, француженку Марию де Куртенэ — жену Феодора I, немку Констанцию Гогенштауфен — жену Иоанна III Ватаца, болгарку Елену, дочь Ивана Асеня II, — жену Феодора II. В то же время дочь Феодора I Мария вышла замуж за Белу IV — короля Венгрии, а Ирина, дочь Феодора II, — за болгарского царя Константина Тиха (1258–1277 гг.), который вторым браком был женат на Марии, внучке Андроника Палеолога. В очень густом генеалогическом древе последней династии, которая правила в Константинополе, династии Палеологов, подобные процессы восходят к двум императрицам — Анне Венгерской и Ирине Монферратской, двум женам Андроника II, за ними следуют Ксения Армянская, супруга Михаила IX; Адельхейд Брауншвейгская и Анна Савойская, жены Андроника III; Мария, внучка Ивана Александра, царя Болгарии (1331–1371 гг.), жена Андроника IV; Елена Драгаш, супруга Манунла II; Евгения, дочь Франческо (II) Гаттилузио, генуэзского корсара; супруга Иоанна VII Магдалена, дочь Леонардо Токко; Катерина Гаттилузио — супруга Константина XII. Кроме того, среди союзников — персидский хан Абака, татарский вождь Ногай, женатые на внебрачных дочерях Михаила VIII — Марии и Ефросинии; Иван Асень III, валах-болгарин; его зять, тамплиер Рожер де Флор, командир роты испанских всадников — супруг Марии, дочери Ивана Асеня IV и Ирины Урош II Милутин, король Сербии, муж Симониды — дочери Андроника II Михаил Шишман, болгарский царь, второй муж Феодоры — дочери императора Иоанна VI Кантакузина. Благодаря этим брачным связям, которые были результатом долгих и дорогих интриг, империя могла надеяться на то, что она окружена друзьями. В менее благоприятных случаях она подкупала в тех или иных странах партию знати, которая шпионила в пользу империи, а потом могла стать причиной бунта, но этот крайний способ византийской дипломатии, несомненно, был самым дорогостоящим, оставаясь при этом ненадежным.

Имперская почта, еще римское учреждение, естественно, зависела от унравления внешних дел, то есть сначала от магистра оффиций, а затем от логофета дрома. Монополия государства, почта была предназначена для того, чтобы перевозить с наибольшей безопасностью и скоростью агентов государства. Снабженные приказом для выполнения какого-то задания, они могли использовать повозки и лошадей почтовых станций или обычных мест смены лошадей, могли там и переночевать. Содержание «имперских дорог», той территории, которую пересекала дорога, было повинностью, возложенной на население. После Юстиниана эта служба, до того централизованная, переходит в руки крупных собственников, которые унравляют этим хозяйством от имени государства. Именно поэтому почта больше почти не упоминается в повествовательных источниках, которые были написаны в Константинополе. Децентрализация власти и провинциализация административного управления — процесс, начавшийся в VII в. и продолжавшийся и в более поздние века, — конечно, изменили самое понятие государственной дороги, по которой ездит почта. Тем не менее существование государственных дорог, а может быть и почты, засвидетельствовано в X и даже в XII вв. В IX и X вв. в порту Атталия, на южном побережье Малой Азии, также находилась почтовая станция, из которой сухопутным путем ехали курьеры на мулах или лошадях, а по морю — на больших транспортных кораблях: первые достигали Константинополя за восемь дней, кораблям требовалось пятнадцать дней. Около 1165 г. путешественник Вениамин Тудельский покинул Италию, отплыв из порта Отранто, останавливался на Корфу, в Левкадии, в Айтоликоне, в Патрах, в Лепанте (Навпакт), затем сухопутным путем добрался до Константинополя. Но кажется, что тогда почтовая служба уже исчезла: послания, посланники и правители, зависели ли они уже, как в XIV в., от торговых кораблей, служивших им транспортом?

«Смешение консервативных идей (римский универсализм империи, греческое понятие „варвары“, применявшееся по отношению к неправославным) и подвижной изворотливости, высокомерной гордости и крайнего радушия, агрессивного империализма и политического благородства» (Д. Оболенский), византийская дипломатия, если учесть число стран, которые она ввела в лоно христианской культуры, была бесспорно успешна. Европа обязана ей немалым количеством своих черт.

Армия

«Армия для государства то же, что голова для тела. Как для первого, так и для второго изменение некоторых условий может повлечь за собой полную трансформацию; тот, кто не заботится об этом, ошибается в отношении своего собственного спасения. По меньшей мере необходимо учитывать, что общий интерес одновременно касается и собственных интересов» — это первые строки вступления к новелле (закону), написанной Константином VII, наименее воинственным из византийских императоров, примерно в середине X в. Даже если византийские хронисты, верные литературному жанру, который они решили сохранить, охотно рассказывая о военных событиях, потрясавших существование империи, создавали у незнающего читателя впечатление, что византийская история — это только лишь череда сражений, необходимо признать, что охрана длинных границ империи обязывала ее содержать выносливую армию. Византийские императоры, независимо от того, принимали ли они личное участие в многочисленных военных кампаниях или нет, ясно осознавали важное значение собственной армии и хорошего содержания солдат. Очевидным отражением этого является военная литература. Она, в самом деле, включает в себя произведения, подписанные великими именами тех периодов историй империи. Это были компиляции классических авторов или сборники их трудов: Битон, Герон, Филон, Афиней, Эней, Элиан, Полиен, Аполлодор, Онесандр и другие, или собственные учебники: «Правила» Орбикия (VI в.), «Искусство командования» анонимного автора эпохи Юстиниана, «Искусство войны» императора Маврикия (582–602 гг.), «Краткое изложение традиций военной тактики» императора Льва VI (886–912 гг.), «О военных столкновениях», приписываемое Никифору Фоке (963–969 гг.), и, наконец, «Тактика» Никифора Урана, чиновника высокого ранга и военачальника X в. Эти работы связаны с обширной римской военной традицией, но, кроме того, они доказывают наличие постоянных усилий адаптироваться к меняющимся требованиям войны: консерватизм и чувство реальности — вот две черты византийского менталитета.

Но история армии не ограничивается рассказом о ее победах и поражениях или военным искусством. Армия, тесно связанная с общественной и экономической жизнью страны, поскольку она составляла важную статью бюджета, — это прежде всего изменения в системе набора воинов, организации войск и военных расходов. Византийская армия раннего времени (IV–VII вв.) включала в себя пограничные войска ( limitanei), набиравшиеся на месте, и мобильную армию ( comitatus), основанную на наборе свободных крестьян, которых должны были предоставлять крупные области. Позднее армия все больше и больше строилась на добровольной основе. Начиная с VI в. limitaneiне считались больше настоящими солдатами, так как они стали ленниками своих бывших начальников, дук и трибунов, крупных землевладельцев. Теперь они больше напоминали другую категорию солдат, вукелариев, которые появились как личные солдаты в службах военачальников или крупных собственников как на Востоке, так и на Западе. И первое, и второе, как я думаю, — это конкретные примеры общей политики государства, которое доверяет крупным собственникам набирать и управлять частью армии. Comitatusвсегда набирались среди подданных империи — фракийцев, иллирийцев, исавров, но рядом с ними постепенно увеличивается количество новых частей, так называемых федератов, которые превосходят их по эффективности. Набранные среди варваров, с того времени эти части всегда возглавлялись византийскими офицерами, получали жалованье и служили в кавалерии, тогда как части союзников ( socii), располагавшиеся вдоль границ, посылали, согласно положениям договоров, экспедиционные корпусы, остававшиеся в ведении их собственных командиров. Охрана императорского дворца ( palatini) — это элитные части, набиравшиеся из варваров. Дворцовая служба, которая в течение долгого времени доверялась одному из эскадронов, схолам, во второй половине V в. обеспечивалась экскувитами, тремя сотнями исавров, возглавляемых комитом — дворцовым чиновником высокого ранга.

Командование армией было доверено Константином трем магистрам милитум, один находился в Константинополе и назывался magister militum in praesenti, другой командовал пехотой ( magister peditum), а третий — кавалерией ( magister equitum). Позднее оно было разделено между восьмью, а затем и десятью магистрами милитум, двое из них отвечали за оборону Константинополя. Под их командованием находились дуки, военные правители одной или нескольких провинций, назначаемые императором, от которых в Константинополе зависели административные канцелярии и вспомогательные службы (магистры оффиций). Личный состав был слишком незначительным для того, чтобы участвовать в боевых действиях. По оценкам он составлял немногим больше 550 000 человек — это общее количество войск, имевшихся в распоряжении к началу V в., но в следующем веке их было уже 150 000, так как германские племена, которые поставляли империи большую часть войск, обосновались на Западе. В VI в. армия включала в себя от 15 000 до 30 000 человек. Превосходство этой армии на суше достигалось благодаря четкой организации: возглавляемая стратигом, которого назначал император и который приносил ему присягу, армия делилась по своему личному составу на три подразделения ( mere), возглавляемые мерархами, тот, кто был в центре, назывался ипостратиг, он обеспечивал первую линию фронта. Каждая часть войска также делилась на три подразделения (моирэ), которыми командовали дуки. В свою очередь, эти элементы войска состояли из батальонов или эскадронов, тагм, тактических единиц, в составе которых было три-четыре сотни людей вместе с командирами, трибунами, младшими офицерами (гекатонтархи — для групп из ста человек, илархи — знаменосцы) и унтер-офицерами (декархи командовали группой в десять человек, пентархи — пятью солдатами, ау тетрархов в подчинении было четыре человека). В каждой тагме были свои санитары, писари, разведчики, свой обоз, барабанщик, глашатай и курьеры. Все были связаны со своим командиром присягой.

Оборонительное вооружение (латы, поножи, шлемы, щиты) оставалось тяжелым, но пехота отходит на второй план, уступая место кавалерии, вооруженной луками, метательными копьями и мечами. Те, чьей функцией раньше было отбрасывать противника к линиям пехоты, а затем стремительно атаковать для того, чтобы обратить врага в бегство, с VII в. становятся неотъемлемой частью битвы, обеспечивая византийской армии мобильность, которая давала ей преимущество перед персидской армией.

Военные командиры обеспечивали управление армией и всем тем, что имело отношение к экипировке, медицинской службе, снабжению, которым занималась страна, распределению добычи. Но служба, выплачивающая жалованье, зависела от канцелярии в столице, а снабжение частей военными священниками, я полагаю, — от патриархата. Дисциплина была строгой, наказания, предусмотренные против тех, кто нарушает правила, которые офицеры объясняли солдатам, жестокими (штраф, разжалование, децимация — казнь каждого десятого). Однако правила плохо исполнялись, солдаты разного происхождения думали прежде всего о выгоде, которую можно было извлечь из их положения: предательства и восстания в армии чуть ли не привели империю к падению и стоили жизни императору Маврикию в 602 г.

Византийские хронисты приписывают императору Ираклию (610–641 гг.) глубокую реформу армии, однако ее истоки остаются практически неизвестными. Но ясно, что персы в правление Ираклия наносили большие убытки государству. Можно подумать, что важным элементом их постоянных побед было размещение элитного корпуса в Малой Азии, провинции достаточно богатой для того, чтобы снабжать их лошадями и продовольствием, и расположенной близко от противника. Основные части византийской армии, которым были даны названия фем, Анатолик («восточная») и Армениак, возглавляли стратиги, а Опсикий (бывший obsequium, связанный с magister militum in praesenti) — комит. Они располагались на разграниченных территориях, как раньше элитные корпуса, называвшиеся вукелариями и оптиматами, корпуса фракийцев, пришедших из Европы, и федератов, зависящих от фемы Анатолик. Фракия, Македония, Эллада, Сицилия были реорганизованы по тому же образцу к концу VII в. или в начале VIII в., став военными подразделениями того же рода. В каждом из этих подразделений существовало единство управления, две власти, военная и гражданская, были смешаны, а сами подразделения носили то же название — фема. Фема делилась на две или три турмы, которыми командовали и управляли турмархи. Если верить арабскому писателю конца первой половины IX в. Ибн-Хордадбеку, под командованием стратига находилось 10 000 человек, разделенных на две турмы по 5000 каждая. Они, в свою очередь, делились на пять банд по тысяче человек под командованием друнгариев. Каждая банда включала в себя пять пентархий во главе с комитами. Но нельзя обобщать пример, известный арабскому автору и описанный им. Штаб стратига включал доместика фемы и хартулярия, в чьи обязанности входило составление военных списков и выплата жалованья. Некоторые приграничные регионы (Малая Азия, Болгария, Италия) охранялись клисурами под командованием клисурарха, которые позднее были возвышены до ранга фем. Крепости, выступающие из территории империи, находились под командованием акритов, которые возглавляли маленькие подразделения, независимые от фем. В их задачу входило сохранение контакта с противником для того, чтобы известить армию о его намерениях и по необходимости помешать своими действиями слишком большой концентрации вражеских войск.

Кроме фемных войск, византийская армия включала в себя части, расквартированные в Константинополе, называвшиеся тагмами: набранные из наемников, они находились под командованием офицеров, называвшихся доместики, друнгарии или комиты, которым помогали младшие офицеры — топотириты: схолы, экскувиты, «бдение» (арифма), иканаты, стратилаты, афанатои («бессмертные»). Безопасность дворца обеспечивали несколько подразделений, называвшихся этерией («корпус»), набранных частично из македонцев, турок Малой Азии, хазар, арабов и франков, которые увеличились подразделением варягов, состоящим из исландцев, датчан и норвежцев. Предположительно, в тагме было от 1500 до 4000 человек, а численность всей византийской армии к IX в. составляла 120 000. В любом случае, кажется, что между X и XII вв. Византийская империя никогда не располагала армией больше чем 30 000 человек, а часто количество воинов было намного меньшим.

Фемная армия набиралась стратигом на той территории, которая находилась в его ведении, он должен был заботиться о физических и моральных качествах солдат. В любом случае, эти солдаты начиная с IX в. частично содержались собственными семьями или более крупной экономической группой, которая должна была владеть землей, позволявшей обеспечить солдату экипировку и вооружение либо значительный доход в 2, 4 или 5 литр золота, а позднее и в 12 литр, для того чтобы экипировать всадника в доспехах. Солдат получал жалованье, которое увеличивалось каждый год, пока не достигало суммы в 12 номисм. Унтер-офицеры получали около 16 номисм, а младшие офицеры 1–2 литры, комиты — 3, друнгарии — 6, турмархи — 12, стратеги — от 24 до 40 в зависимости от значимости их фемы. После пересмотра размеров жалованья, проведенного Львом VI в конце IX в. или в начале X в., из-за увеличения числа фем, а значит, уменьшения их компетенции, стратиги были поделены на четыре категории и получали 10, 20, 30 или 40 литр в год, а жалованье клисурархов составляло 5 литр золота.

Вооружение мало изменилось в этот период, лук и метательное копье по-прежнему были основным вооружением, но большее значение стали играть рукопашные стычки, и теперь всадник был вооружен большим ножом и двулезвийной алебардой. Но все-таки главным новшеством было использование «греческого огня», который состоял из серы, селитры и нефтяных масел и применялся с конца VII в. в морских сражениях. Теперь им стали пользоваться и во время осад вместе с артиллерией, стреляющей камнями. Основной арсенал располагался в Манганах, у подножия константинопольского акрополя. Тактике битвы рядами, которая искусно использовалась в раннюю эпоху, теперь предпочитали небольшие военные вторжения, разрушительные и быстрые набеги, при поддержке многочисленных крепостей, которые обороняли границу: «[Он указал], что для набега лучше всего строиться колоннами. Тем не менее после первого грабительского набега следует позволить отдохнуть и войскам, и животным как минимум в течение трех дней или даже больше. Затем ты должен начать движение в направлении своей страны, делая столько остановок, сколько тебе нравится, и тогда внезапно ты поворачиваешь назад и отправляешь свой арьергард совершить еще один налет днем или ночью, в зависимости от того, когда это сделать удобнее. Пересекая страну противника, ты должен предавать огню все его деревни и города», — пишет Никифор Уран. Подвижность, постоянная тренировка — операции Никифора Фоки, Иоанна Цимисхия, Василия II были проведены именно с такими армиями. Армию поддерживали вспомогательные службы, организованные с большой аккуратностью: самым важным было пополнение армии лошадями (ремонтирование), возложенное на пастбища Каппадокии и Фригии, их собирали в императорские конюшни в Малагине, около Никеи, а также обоз — телеги, военные машины и вьючные животные, которые несли инвентарь (палатки, ручные мельницы, лодки, рабочие инструменты и продовольствие).

Для армии, находившейся в походе, увеличивалось количество религиозных обрядов. Пение Трисвятого в лагере звучало утром и вечером, солдаты исповедовались перед сражением, а крест и ковчег несли от Константинополя. Речь императора, когда он обращается к войскам, это речь проповедника: «Я уверен, что вы оправдаете те надежды, которые я возложил на вас. Как верные поданные моей власти и граждане и защитники народа ромеев, вы вернетесь победителями, и вы будете встречены нами с радостью и ликованием. И для того чтобы вы знали, как я о вас беспокоюсь и забочусь о вашем спасении, вот то, что я вам посылаю — святая вода, символы любви к нам Христа [следует длинный список реликвий]. Эта вода, когда вас окропят, придаст вам силы при посредничестве Неба, поскольку я верю, что как Христос, Господь наш, обновил человеческое естество кровью и водой, которые истекли из Его раны, так же и окропление святой водой добавить вам силы и отваги в битве с врагом. Пусть Всемогущий Господь обратит свой взор на вас, пусть Он сделает ваш путь легким, пусть Он пошлет своего ангела направлять ваши стопы, защищать вас и сохранить вас здоровыми и невредимыми. Так вы вернетесь победителями, достойными вечной хвалы в следующих поколениях, и наше величие, исполненное радости, будет украшено вашими подвигами. Пусть будет над вами заступничество Богородицы, бестелесных сил и всех святых мучеников. Аминь». Это финал длинной речи, обращенной Константином VII к армии Востока, которая шла выступать против Хамданидов Тарса. Она была прочитана войскам стратигом в 958 г.

Непоправимые военные поражения, нанесенные империи во второй половине XI в., предопределили тот переворот, который произошел в организации обороны, и показали истощение, а значит, и провал системы, которую испытывали в течение по меньшей мере двух веков. Фемы были разделены, титул стратега упразднен, и мало-помалу все вернулось к существовавшему раньше набору иностранных наемников. Но еще долго продолжались попытки избежать опасности и уменьшить бремя, которое означало для государства содержание войсковых соединений, не включенных в регулярную армию. С конца XI в. византийское правительство прибегло, если можно так сказать, к организации новых государственных земель, которые сосуществовали с «военными землями», а затем и заменили их. Эти земли назывались пронии, крупная земельная собственность, на которую были возложены обязательства, связанные с военной службой. Новые пожалования, сделанные крупным собственникам, повлекли за собой обязательство для пользовавшихся ими проходить военную службу, приводя некоторое количество солдат, набранных среди крестьян. Из пожизненных пожалований они впоследствии становятся наследственными, и византийское правительство вплоть до своего падения ведет непрекращающуюся борьбу против прониаров, с тем, чтобы доходы от владений, которые были им доверены за службу, не уменьшались. Эти воинственные аристократы, которые отправлялись на войну по императорскому созыву, безусловно, укрепляли вооруженные силы империи в период Комнинов, но очень быстро показали себя неспособными обеспечить надежную оборону, несмотря на поддержку наемников. Михаил VIII располагал армией примерно в 20 000 человек, из которых 5000 были скованы службой в гарнизонах. Андроник II в начале XIV в., когда прониары откупались от военных обязательств, связанных с их землями, выплатой налогов, набирал новых наемников. Он поместил во Фракии корпус кавказских аланов численностью в 16 000 человек, которые служили до этого ногайским монголам, для того чтобы послать их против турок, которые их обратили в бегство. Затем из-за сербской и турецкой угроз он нанимает каталонский корпус альмугаваров Роже де Флора, который после гибели своего начальника опустошил Грецию. Иоанн VI Кантакузин в середине XIV в. восстановил армию, составленную из прониаров, наемников и войск, предоставленных его турецким союзником султаном de Kotyalion, но вскоре он не мог защитить границы из-за отсутствия денег для набора новых войск. Имперская армия отныне включала в себя только кадровый состав и несколько отрядов. Корпуса охраны, которые еще в XI в. принимали активное участие в битвах, в XIII в. стали парадными войсками, которые обеспечивали поддержание порядка во дворце.

Высшее командование было представлено в этот период великим доместиком, которому помогал великий аднумиаст, генеральный интендант, великим друнгарием стражи, в чьи обязанности входила охрана военных лагерей, протостратором, который управлял армией, коноставлом, который командовал наемниками и великим стратепедархом, ответственным за вооружение и снабжение войск. Все они были знатью, либо верной, либо связанной узами родства с правящей династией.

Под влиянием Запада поменялось вооружение: византийскую кавалерию снабдили продолговатыми, а не круглыми щитами и длинными копьями. Кроме того, был создан корпус арбалетчиков. С применением пушечного пороха византийцы столкнулись только во время осад Константинополя турками в 1422 и 1453 гг.

«Флот — это слава Романии», то есть империи, примерно в XI в. заявил в своей речи один из императоров. Это было верно только начиная с VII в., на деле до этого империя не обладала постоянными морскими силами. В 468 г. Лев I объединил 1000 транспортных кораблей и 113 галер против вандалов, Велисарий в 532 г. увел на Запад 500 транспортных кораблей и 92 дромония, быстрых военных корабля, — импровизированный флот, который не смог решить поставленную задачу. Война распространилась на сушу. Но тогда Средиземноморье было византийским. В 649 г. арабский правитель Сирии Муавия отправил первый арабский флот против Кипра и Родоса и разбил императорский флот. В 672–678 гг. арабы зимовали в Пропонтиде: постоянный византийский флот был создан, он включал в себя и корабли для вторжения. Назывался он флот karabisianoi— моряков — и находился под командованием стратига, адмирала, которому подчинялись друнгарии и турмархи, главы эскадр, называвшихся в честь регионов, где были набраны их экипажи. Однако действия флота были малоуспешными. Лев III заменил его на несколько независимых морских подразделений, составленных из региональных флотов фем, которые, как и сухопутные войска, содержало и экипировало местное население. Флот включал в себя дромоны и легкие корабли, оснащенные «греческим огнем», и находился под командованием стратига.

Этот флот имел значительный радиус действия. Существовал и провинциальный флот, составленный из легких кораблей, вооруженный за счет центральной власти, он выполнял задачу по охране побережья и подчинялся командованию региона, которому служил. Продолжал существовать и императорский флот, состоящий из тяжелых кораблей, с экипажами из русских или далматов, на содержании у Константинополя — это был флот для действий в открытом море. Организация флота оставалась такой с VII до XI вв. Константинопольская эскадра находилась под командованием друнгария флота, которому подчинялись комиты. Самым важным военным подразделением эпохи был флот фемы киверриотов (исаврийское, памфилийское и ликийское побережье Малой Азии). Его экипажи состояли из лучших моряков, памфилийцев или мардаитов, выходцев из Ливана, и его присутствие отмечается во всех морях империи. Количество судов во всем флоте в середине IX в. достигало 150–200 дромонов, еще больше было легких кораблей. Взятие Крита, а затем и Сицилии арабами повлекло за собой реорганизацию византийского морского флота в IX–X вв. Глава константинопольской эскадры стал друнгарием императорского флота, своего рода морским министром. Он возглавлял этот флот, который не существовал постоянно, только во время конфликтов, в отличие от провинциального или фемного флотов, которые в этом случае просто усиливались. Были созданы две новых фемы — Самос и фема Эгейского моря. В экспедиции под командованием Никифора Фоки, в результате которой империи был возвращен Крит (960–961 гг.), в состав эскадры входили 1000 дромонов, 200 кораблей, вооруженных «греческим огнем», и 307 транспортных кораблей. Полвека спустя императорский флот, экипаж которого в основном состоял из наемников (русских и варягов), стал просто орудием сухопутной армии, и итоговый провал итальянских походов ясно это показал. В это же время провинциальные флоты, которые не должны были больше сражаться с арабскими пиратами, пришли в упадок и исчезли. Матросы из морских провинций выкупали свое право служить, государство централизовало набор людей и снабжение флота. Главная канцелярия по морским делам в Константинополе продолжала развиваться, и теперь ее администрация отвечала за налоговые поступления, предназначенные для флота и содержания морских сил. Весь военный флот и места, в которых базировались корабли, теперь зависели от нее, — это результат такой же централизации военного управления второй половины XI в., как и та, что была проведена в сухопутной армии. «Установление мира и безопасности судоходства повлекли за собой и на этот раз развитие торгового флота и отказ от военных кораблей, которые отныне либо праздно гнили в арсеналах, либо довольствовались исполнением скромных полицейских задач» (Э. Арвейлер). Теперь константинопольский флот обеспечивал только защиту порта и личную безопасность императора.

Осажденный турецкими, норманнскими и печенежскими завоевателями, Алексей I в период своего правления был сильно озабочен проблемой восстановления и сохранения военного аппарата империи. Великий дука, заменивший исчезнувшую должность друнгария флота, встал во главе единого флота, независимого от сухопутной армии, экипажи которого состояли из профессиональных моряков, происходивших с Кикладских островов, прибрежных районов Малой Азии и Греции. Они получали от Константинополя жалованье, а позднее стали оплачиваться из дохода проний, как и сухопутная армия. Престиж Византийской империи как могущественной морской державы снова был признан, впрочем только на небольшой период, поскольку Иоанн II Комнин (первая половина XII в.) решил, по словам хрониста, что «поскольку флот не должен действовать постоянно, то нет и необходимости регулярно выдавать ему суммы на содержание. Только в случаях потребности в нем ему следует выделять деньги из имперской казны». Личный состав был сокращенна византийское побережье оставлено, что повлекло за собой пиратские грабежи. Из-за продвижения армии сицилийских норманнов, которые взяли Корфу, обошли Пелопоннес, опустошили Фивы и Коринф, Мануил I в 1147 г. вынужден был позвать на помощь Венецианскую республику, которой он предоставил торговые привилегии. Но, кроме того, он построил огромный флот, приведя в порядок сохранившиеся корабли, к которым были прибавлены новые боевые единицы. «Покрытые лесами горы, — пишет автор, современник этих событий, — были оголены дровосеками, для того чтобы в морском флоте ромеев были биремы, маленькие и большие корабли, дромоны, транспортные и конвойные суда, а также все виды лодок, необходимых для состава флота». Корфу был отбит у норманнов — слабый результат по сравнению с задействованными силами. Новый императорский флот значительного размера был позднее собран тем же императором, который хотел воспрепятствовать обоснованию норманнов в Восточном Средиземноморье и укрепить там византийские позиции, однако войска, которые вез этот флот, погибли от голода и болезней около Дамиетты, в Египте. У византийского флота больше не было средств для поддержки амбициозных предприятий, отныне он был вынужден довольствоваться защитой морской торговли и охраной побережья от латинских и сарацинских пиратов. Каждая новая созданная фема обладала своим флотом поддержки, зависящим, как и все управление, от дуки, который, в свою очередь, подчинялся императору. Однако во время войны этот флот переходил под командование великого дуки, который во время мира возглавлял только константинопольскую эскадру. Отныне в Средиземноморье началась пора пиратства: византийские правители фем и даже сам император Алексей III Ангел (1195–1203 гг.) занимались пиратством без всякого стыда, так же как и иностранцы, в частности генуэзцы, испанские арабы, позднее венецианцы, которые останавливались только перед Константинополем, тогда защищенном несколькими маленькими судами (1204 гг.). Небольшой византийской империи, восстановленной в Никее, удалось вооружить несколько войсковых частей, особенно на побережье Эгейского моря. Именно они помогли впоследствии Михаилу VIII Палеологу, вернувшемуся в Константинополь, прикрыть малоазийское побережье, в то время как он перевооружал в портах столицы маленький флот с экипажами из гасмулов (дети греческих матерей и латинских отцов), оплачивавшийся из императорской казны. Но в течение долгого времени он оставался зависимым от генуэзских кораблей. Для того чтобы освободиться, император, который должен был защищать Константинополь, построил флот из ста кораблей, но, кроме этого, прибег и к помощи независимых генуэзских и сарацинских пиратов. Ему с трудом удалось добиться победы в битве с латинским флотом Негропонта, около порта Деметриас (1273 г.). Великий дука Ликарий все-таки еще мог тревожить латинские владения Аттики и Пелопоннеса. Это были последние экспедиции последних византийских морских сил, так как флот Михаила VIII был распущен двенадцать лет спустя Андроником II по финансовым причинам: «Триремы остались пустыми в бухте Золотого Рога, — писал хронист Григора, — рассеянные там и здесь, они гнили, трескались и садились на мель в море, кроме нескольких, — число их было мало, — которые продолжали выполнять некоторые задачи и оставались на службе, без сомнения в ожидании лучших дней». Уволенные экипажи поступили на службу к врагам империи, например к латинянам и туркам.

Церковь

Управление Византийской церковью, которое до этого осуществлялось тремя патриархами: папой римским, папой александрийским и епископом Антиохии, обладателями трех великих апостольских престолов, — в IV и V вв. было дополнено возведением епископской кафедры в Константинополе в ранг патриаршей, а затем и появлением Иерусалимского престола. Эта новая административная география пяти патриархов, закрепленная Халкидонским собором (451 г.), была официально признана Юстинианом и осталась основой строения церкви. Константинополь занимал в иерархии второе место. «Мы постановляем, — написано в новелле Юстиниана, — что его святейшество папа старого Рима будет первым из священнослужителей, а архиепископ Константинополя, нового Рима, будет занимать второе место после святейшего апостольского престола старого Рима и находиться выше всех остальных». Александрия долгое время была самым могущественным патриархатом по территории, на которую распространялась ее юрисдикция (десять митрополий и более ста епископств), протяженности своих владений, своему флоту, своей высокой культурной традиции, абсолютному повиновению своего духовенства и своему бесчисленному множеству монахов. Готовый стать религиозным центром всего Востока, Александрийский патриархат не согласился на повышение Константинополя, вскоре он отделился из догматических разногласий, вызвав сосуществование двух параллельных иерархий, ортодоксальной, или мелкитской, подчинявшейся центральной власти, и якобитской, или монофизитской, которая восторжествовала после арабского завоевания VII в. Антиохийский патриархат (семнадцать метрополий, сто тридцать восемь епископств) был самым обширным, но его границы были неопределенными, а население неоднородным из-за различия в языках и обычаях: это была земля, предрасположенная к ересям (монтанизм, манихейство, несторианство), — знаки культуры и одновременно причина ослабления патриархата, что также привело к созданию двойной иерархии — мелкитской и якобитской. Патриархат Иерусалима (четыре метрополии, пятьдесят одно епископство) занимает особое место в церковной администрации, поскольку если его территория и была ограниченной, то его значение было весьма велико благодаря святым местам, которые начиная с IV в. привлекают толпы паломников и богатые дары великих всего мира. Восточные патриархаты с самого начала отличались распространенностью христианства у сельского населения и большим числом монастырей. Именно в монастырской среде формировались теологи, именно из числа монахов чаще всего избирались епископы и патриархи. Связь между пятью патриархами поддерживалась через постоянных посланников, которые назывались апокрисиарии, новоизбранные патриархи отправляли своим коллегам синодик (символ веры), который включал копии основных постановлений Вселенского собора, обменивались протоколами синодальных собраний, во время литургии поминались другие патриархи, живые и умершие. Арабское завоевание отняло у Византийской церкви восточные патриархаты. Патриархи Константинополя при поддержке императоров до самого падения империи старались сохранить или вернуть под свою власть церкви, которые находились на Востоке в иностранных владениях (арабские, франкские или турецкие), но вопрос о восстановлении совместного управления патриархов больше не поднимался. Что касается Римского патриархата (Италия, Балканский полуостров и Крит, Африка и Испания), сильно потревоженного славянской миграцией на Балканах, потерявшего Африку и Испанию в результате арабских завоеваний, то затем он утратил и административное первенство, перешедшее к Константинополю. В первой половине VIII в. из-за переформирования провинций, которые входили в его состав (732 г.), император Лев III отобрал у него церковную провинцию Иллирик, или как минимум большую ее часть (кафедры Коринфа, Патр, Афин, Лариссы, Фессалоники, Никополя и др.), Сицилию и Калабрию, Крит, которые отныне зависели от Константинополя. Автор IX в. Василий de Jalimbana из Армении объяснял это тем, что «кафедры были переданы синоду Константинополя, потому что папа старого Рима находится под властью варваров», намекая на тот факт, что в середине века предшественник Стефана II перешел к франкам вместе с древним византийским дукатом Рима, в котором он стал настоящим правителем.

Константинопольский патриархат в IV в. включал в себя тридцать митрополий, состоящих примерно из четырехсот пятидесяти епископств, расположенных в Европе (Фракия, Родопы, Нижняя Мезия и Скифия), в Малой Азии, в Армении и в Крыму, однако большая часть все же находилась в Азии. Такое положение дел оставалось неизменным в течение трех веков, даже несмотря на то, что возникали сложные ситуации на восточных границах, где жило население, чуждое эллинской культуре. Особенно это касается Армении, связи которой с Константинополем были окончательно разорваны из-за Константинопольского собора 692 г., установившего единообразие литургических обрядов. С VIII до XII вв. территории, находившиеся в ведении патриархата, значительно расширились. Как существовал Иллирик после того, как там поселились славяне, и Южная Италия, которые были присоединены к патриархату, мы уже видели. Военные победы, одержанные империей между 959 и 1025 гг., и быстрый экономический и культурный захват новых территорий, завоеванных на Западе, на Востоке и на Руси, значительно увеличили размеры Константинопольского патриархата и число епископских кафедр (больше тысячи), даже несмотря на то, что некоторые завоеванные и обращенные в христианство территории стремились получить от своего захватчика автономию своей церкви: Болгария со своей архиепископской кафедрой в Охриде имела тридцать две подчиненные кафедры, которые раньше все были греческими. Бедствия, постигшие империю начиная с конца XI в., постепенно привели к распаду областей патриархата, также как и самого государства: образование Иконийского султаната в Малой Азии, захват империи латинянами после Крестового похода 1204 г. привели к практически полному исчезновению греческих епископств, тогда как Болгарская церковь выгнала возглавляющих ее греков, затем стала автокефальной (автономной), а Сава, брат сербского короля Стефана I Немани, добился от патриарха Германа своего рукоположения в автокефальные архиепископы Сербии, пообещав взамен ввести в государстве православные обряды вместо католических. Восстановление империи Иоанном Ватацем и Михаилом Палеологом вернуло Константинопольскому патриархату только часть территории, так как продолжали существовать франкские, венецианские, генуэзские и греческие (Эпир, Трапезунд) независимые государства. Продвижение турок в XIV в. нанесло патриархату последний удар, отняв сначала Малую Азию, а затем и европейские территории. Еще при Андронике II (1282–1328 гг.) патриархат насчитывал сто двенадцать митрополий, но в начале XV в. их было всего шестьдесят шесть и большая часть кафедр находилась вне границ империи (Валахия, Россия, Мингрелия, Трапезунд, Кавказ), на островах или под турецким владычеством.

«Для того чтобы положить конец существующим путанице и волнению, — постановил пятнадцатый канон I Никейского собора (325 г.), — было решено окончательно искоренить обычай, который сохранился в некоторых регионах, несмотря на апостольский канон [III в.], и запретить все перемещения епископов, священников и диаконов из одного города в другой. Если после решения этого святого и великого собора священник окажется в подобной ситуации и будет исполнять свои обязанности, все его решения станут недействительными, а сам он будет отправлен в ту церковь, в которой он был рукоположен в сан». В принципе это значит, что никто из епископов не мог достичь вершины духовной иерархии, и из ста двадцати пяти патриархов известно всего лишь семнадцать исключений из правила, и все они стали причинами конфликтов. Для того чтобы человек мог принять сан патриарха, от него требовалось только, чтобы он был священником, и поэтому выбор почти всегда был связан с политикой. С VI по VIII вв. патриархами были представители константинопольского духовенства и служители Святой Софии. Все они были гуманистами и теологами, учились в Константинополе, Афинах, Александрии. Самыми знаменитыми из них были Григорий Назианзин, Иоанн Златоуст, Несторий, Сергий и Пирр. Можно отметить, что с VIII в. на патриаршем престоле часто оказываются монахи: Кир (705–711 гг.), отшельник из Пафлагонии, который предсказал беглому Юстиниану II его возвращение на престол, аскет Евфимий (907–912 гг.), духовный отец Льва VI, или Василий Скамандриен (970–973 гг.), которого чтил Иоанн Цимисхий, и еще сорок пять монахов, почти без всякого образования, были таким образом возведены в патриарший сан до 1204 г., а это почти две трети от общего числа патриархов. Тем не менее несколько образованных священников были избраны патриархами в этот период, и некоторые из них оставили очень заметный след в византийской литературе, например Константин Лихуд или Иоанн Ксифилин, как, впрочем, и четыре мирянина, которые взошли на престол Святого Андрея: Тарасий — в конце VIII в., Никифор, Феодосий Мелиссин и Фотий — в IX в., — чиновники центральной администрации высокого ранга и значительные ученые. В списке патриархов можно найти и имя Стефана I, третьего сына Василия I, который был назначен патриархом в шестнадцать лет своим братом Львом VI, и Феофилакта, третьего сына Романа Лакапина, возведенного на патриарший престол в возрасте пятнадцати лет, несмотря на противодействие Синода, — попытки захвата патриархата правящей династией, которые не получили дальнейшего развития. В последние годы существования империи выборы и назначение патриарха были связаны с двумя вопросами: попытки объединения церквей, Римской и Византийской, которые были разделены догматически и литургически начиная с XI в., и спор между сторонниками мистицизма, или исихастами, и учеными. Закончилось все тем, что монахи, враждебно относящиеся как к светской науке, так и к Риму, который непримиримо связывали с расколом, захватили патриарший престол в тот момент, когда монастыри составляли самую могущественную силу в империи благодаря своим земельным владениям. Монах Иосиф, ставший патриархом в 1267 г., несколькими годами позже отрекся от сана, несмотря на свою преданность императору Михаилу VIII, после того как папой римским 6 июля 1274 г. было провозглашено объединение церквей, допущенное императором из соображений внешней политики. Его наследником был хартофилакс Иоанн Векк, известный теолог, который был вынужден уйти из-за жесткой антиунионистской реакции. На патриарший престол на год — до своей смерти в 1283 г. — вернулся Иосиф. Патриархом становится мирянин Георгий Киприот, блестящий ученый, убежденный антиунионист. Однако он был уличен в этом Иоанном Векком, потерял из-за этого доверие императора Андроника II и вынужден был оставить сан. После его отречения начинается эпоха патриархов-монахов, обычно малообразованных, но всегда жестко противостоящих унии с Римом, даже несмотря на ее одобрение императором. Три монаха с Афона: Афанасий, строгий аскет, Каллист и Филофей, суровые реформаторы, — таким образом, противостояли политике государства, но упрочили власть патриарха, которая смогла распространиться и за границы империи. Последние Палеологи пытались противостоять монашескому захвату патриаршего престола, возводя на него таких митрополитов, как Матфей из Кизика, Иосиф из Эфеса, который умер во Флоренции во время собора-унии, Митрофан из Кизика, его наследник, который был избран во Флоренции, священник Святой Софии, протосинкел Григорий III Мамма (1443–1450 гг.): они защищали унию церквей, но не смогли оповестить о ней Константинополь, и Григорий бежал в Рим. Во время осады Константинополя в 1453 г. патриарший престол оставался пустым.

«Милостью Божией архиепископ Константинополя, нового Рима и вселенский патриарх», согласно своему официальному титулу, константинопольский патриарх пользовался значительным авторитетом в церкви и в государстве, в тех органах власти, которые держал в своих руках. Единственный толкователь догматов, которые применялись им с согласия правящего государя, патриарх отвечал за сохранение традиций и был высшей судебной инстанцией в духовных делах. Он обладал также прямой церковной юрисдикцией и частью доходов монастырей, закрепленных за ним, на основании важной привилегии, называвшейся ставропегия. Личность патриарха была окружена большим уважением, и любые выпады против него осуждались и наказывались как святотатство. «В системе управления, которая характеризует церковь Константинополя, патриарх одновременно является и главой своего диоцеза, и председателем Синода, власть которого распространяется на все диоцезы» (Ж. Даррузе). Как и все епископы, он издавал постановления, однако их действие могло распространяться и за границы империи. Все важные акты готовились и принимались синодальным собранием. ВIV–V вв. для патриархов стало обычным делом собирать епископов, в частности для того, чтобы обсудить догматические вопросы. Притягательная сила Константинополя, с одной стороны, которая была непреодолимой, несмотря на императорские запреты на пребывание в городе, несмотря на присутствие рядом с патриаршей администрацией представителей провинциальных кафедр, с другой стороны, все увеличивающееся количество дел привели к тому, что синодальное собрание стало постоянным ( synodos endemousa), это отличительная черта православного патриархата. В это собрание могли быть созваны все епископы, туда даже могли позвать мирян, для того чтобы советоваться с ними в каких-то делах; но только прелаты из соседних с Константинополем регионов участвовали в заседаниях постоянно. С VIII в. Синод начинает на постоянной основе исполнять собственно административные функции — от упорядочения совершения таинств и богослужений до управления церковным имуществом и назначений на епископские кафедры и другие службы. Это больше не коллегия теологов, советников патриарха, теперь это настоящий административный совет. «Ответ на ходатайство Вашего Блаженства, — писал император Лев VI патриарху Стефанию I (886–893 гг.), — должен скорее исходить от вас, чем иметь причиной своего происхождения нас, так как в том, что касается религиозных дел, необходим декрет Вашего Святейшества. Но поскольку вы считаете, что будет несвоевременным начать синодальное обсуждение по одному вопросу, хотя вынесение подобных решений и является делом Синода, а также потому, что на нас лежит обязанность вынести решение без Синода, мы, принимая предложение, которое вы высказали, и издаем настоящий закон». Совместные действия патриарха и императора в правовой области касались многих проблем, и собственные инициативы патриархов чаще всего были связаны с вопросами внутренней дисциплины. Но когда речь шла о вопросе, в котором император мог особо проявить инициативу, например повышение епископа до ранга митрополита, перемещение епископа из одной области в другую или присвоение привилегий какой-либо кафедре, он, в общем, советовался с патриархом и доверял исполнение решения ему. В область вопросов, которыми занимался только патриарх, входили богослужения (крестные ходы, календарь, таинства) и церковная дисциплина, но даже в них император оказывал ему постоянную поддержку. Контроль патриарха над митрополитом обеспечивался присутствием патриаршего представителя на его избрании и отправлением избраннику омофора (западный паллиум) как знака согласия и защиты.

Епископы избирались митрополитами, от которых зависел диоцез, им подавался список из трех имен, составленный по решению коллегии, в которую входило духовенство и знать города. Епископ должен был быть старше тридцати пяти лет, быть женатым не больше чем один раз, и если его жена была еще жива, она должна была уйти в отдаленный монастырь, где и находилась на содержании прелата. Мирянин мог быть избран после подготовки, длившейся три месяца (в IV в.), во время которой он получал указания. В IX в. этот срок был уже равен десяти годам, впрочем, это правило не применяли. Епископ, посвящающий в сан, подтверждал, что новый епископ досконально знает Священное Писание. Можно предположить, что нередко патриарх, император или митрополит пытались навязать своего кандидата. В ранний период епископы были выходцами из духовенства патриарха или митрополита, начиная с VIII в. среди них появляется большое число игуменов (аббатов) монастырей или простых монахов. Вплоть до XIII в. среди епископов можно найти много весьма просвещенных людей: Иоанн Мавропод, епископ Евхаитский, Феофилакт Охридский, который комментировал Гомера, многие другие фигурируют среди лучших ученых византийского мира. Начиная с XIV в., с триумфом исихазма, монахи и набожное невежество захватили епископские престолы, исключив возможность занимать их простым священникам.

Епископ обладал властью над духовенством и некоторым числом монастырей своего диоцеза. Он не мог заниматься светскими делами, но отвечал за финансовое управление церковной собственностью. Он был главным человеком в городе начиная с VII в., но не имел обыкновения жить там, несмотря на императорские приказания, так как епископы предпочитали пребывать в Константинополе, особенно это касается митрополитов, которые, таким образом, принимали участие в управлении церковью и могли получать императорские милости. Епископ нес ответственность за проповедь в своем диоцезе, и ему часто напоминали, что он должен принимать участие в периодических заседаниях провинциальных синодов и уважать указы своего митрополита — явный знак стремления рядовых епископств к автокефалии.

Духовенство делилось на несколько уровней иерархии: чтец должен был быть не моложе двадцати лет, диакон и иподиакон — двадцати пяти, священник — тридцати, диакониса — пятидесяти. Брак священника, который был строго регламентирован в ранние века, постепенно стал обычаем. В конце IX в. допускалось, чтобы священник женился через два года после своего рукоположения. Лев VI запретил эту практику, но женатые священники могли продолжать вести свою супружескую жизнь. Институт диаконис восходит к первым векам христианства. Это посвященные женщины, либо хранящие обет безбрачия, либо вдовы, у которых был только один муж: помощницы священников, они руководили крещением женщин, они обучали оглашенных, надзирали за женской частью храма во время службы. Диаконисы исчезли в XIII в. вместе с процедурой крещения взрослых.

Священники внешне отличались от мирян ношением бороды, двойным венцом тонсуры и строгой одеждой. Освобожденные от военной службы, они не могли находиться и на гражданской службе. Однако они должны были управлять собственностью той церкви, которая была им доверена; двумя церквями, как заключил Никейский собор (787 г.), только в том случае, если доходы одной недостаточны для содержания священника, либо если у второй церкви нет своего священника, что «особенно часто встречается вне столицы». Законодательство соборов и решения патриархов всегда с большой заботой контролировали жизнь священников, клеймя некоторые развлечения (зрелища, азартные игры) и виды деятельности (содержание кабаков, ростовщичество). Начиная с IV в. от них отговаривают простых христиан и запрещают священникам.

Священники находились в юрисдикции епископского суда и не должны были прибегать к судам светским. И в самом деле, начиная с IV в. епископ судит любые гражданские и уголовные дела, в которые оказался вовлечен священник, так, он может предложить свое правосудие двум сторонам, которые ходатайствуют об этом. Среди прерогатив, которыми обладает епископ, выделяется одна очень важная — знать обо всех делах, касающихся права приюта, что позволяет ему остановить ход светского процесса.

Как светская организация, церковь — владелец земельного состояния, которое может только увеличиваться благодаря постоянным новым дарам. Эта собственность неотъемлема, а повинности, которые на нее возложены, являлись предметом постоянных торгов с властью. Несколько раз государство пыталось ограничить притязания церкви: Никифор Фока запретил дарить новые земли митрополитам и епископам (946 г.), он попытался извлечь для государства прибыль из свободных епископских кафедр, но меры, которые он предпринял, его наследник вынужден был отменить из-за реакции прелатов. Лиутпранд из Кремоны, который был послом в Константинополе, в декабре 968 г. высказал свое мнение как западного прелата о тех епископах, которые предоставляли ему приют во время его длительного путешествия: «Они очень богаты золотом, — пишет он, — потому что их сундуки полны», но они живут одни, очень скромно без сомнения, потому что они должны каждый год вносить значительные суммы в государственную казну, соответствующие, впрочем, их ресурсам. Как ему сообщили, например, епископ Левкоса (Левкадия), несмотря на свое состояние, питался только флотскими галетами и небольшим количеством воды. Манунл II в середине XII в. восстановил запрет своего далекого предшественника, касающийся новых земельных подарков, но подтвердил налоговые льготы, которыми пользовалась церковная собственность. Сверх тех доходов, которые получала церковь от использования земельных владений, среди которых нужно выделить бесчисленные учреждения милосердия (госпитали, приюты, богадельни, ясли), получавшие богатые пожертвования, часто освобождаемые от налогов, епископы собирали некоторое число пошлин во время посвящений в сан: запрещенные в раннее Средневековье, эти пошлины были тарифицированы в XI в. Это каноникон, сумма которого была определена в размере одной номисмы с чтеца, трех — с диакона, четырех — со священника. Он распространялся и на мирян под видом как денежной, так и натуральной повинности и возлагался на группу семей. В 1059 г. тридцать семей были обязаны внести одну номисму золотом, две серебряных монеты, козла, шесть модий (буасо) пшеницы, шесть мер вина, тридцать домашних птиц. Верующие были весьма сдержанны, и повинности, которые были на них возложены, кажется, приносили мало доходов епископам начиная с конца XII в. Однако каноникон, который платило духовенство, регулярно взимался и даже увеличивался.

Как светская организация, Византийская церковь, начиная с самого раннего периода, всегда играла в государстве роль, соответствующую ее экономическим ресурсам. Обладая с VI в. законодательной властью, до этого частично принадлежавшей муниципальной администрации, византийский епископ позднее начал контролировать судебный аппарат, всегда оставаясь первым гражданином города.