После катастрофы колониального транспорта «Прометей» на планете Пандора прошло немало лет. Потомки землян вынуждены выживать в ежедневных схватках с одичавшими сервами и беспощадными, как упыри, полукровками. На обломках гигантского космического корабля вырастают «заросли» темпоралов – энергетические артефакты древней цивилизации армахонтов. Прорваться сквозь них – нелегкая задача. Егору Бестужеву и его напарнику репликанту Грею она вполне по плечу. Опытных вояк не собьешь с толку красотами пандорианской ночи, которая лишь выглядит тихой и безопасной…
Литагент «Эксмо»334eb225-f845-102a-9d2a-1f07c3bd69d8 Линия жизни / Андрей Ливадный Эксмо Москва 2013 978-5-699-65656-1

Андрей Ливадный

Линия жизни

© Ливадный А.Л., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Глава 1

Тиха и коварна пандорианская ночь. В небе ни облачка. Стальная радуга, семь колец обломков на орбите планеты, изгибается тусклой дугой от горизонта до горизонта. Чуть выше светит полная луна, всегда оставаясь в одной и той же точке, правее видна яркая серебристая капля – это космическая станция Н-болг, принадлежащая морфам. Она тоже не движется, словно законы небесной механики больше не действуют в обозримой Вселенной.

В русле высохшей реки между обрывистыми берегами течет пыльная мгла.

Звуки невнятны. Лишь изредка можно различить мягкие шаги или услышать хруст гравия, проминающегося под цельнолитыми колесами планетарных машин. Сиплый шепот водородных движков сливается в монотонный шелест, не нарушающий естественных проявлений ночной жизни. Он тише, чем шорох веток кустарника, взъерошенных случайным порывом ветра.

Колонна растянулась пыльной змеей. Впереди уже показалась излучина русла, а за ней все явственнее проступает холодное зарево, мятущееся над мысом, выхватывающее из тьмы изломанную кайму колючего кустарника, а чуть выше – кроны редких деревьев да остовы загадочных, давно обветшавших конструкций.

Разговоров не слышно. Репликанты используют для связи модули технологической телепатии, остальным же настрого велено молчать.

– Егор, подожди. – Тихая фраза вплелась в мысли проводника, идущего во главе каравана. Он остановился. Пыль, поднятая планетарными машинами, еще не доползла до изгиба излучины, и проводник, окинув взглядом залитое лунным светом пространство, отступил в глубокую тень обрывистого берега.

На вид ему было лет тридцать. Крепкий, жилистый и почему-то совершенно седой. Лицо обветрено. Дыхательная маска болтается на шее. Одет он в выцветшую полевую форму, какую раньше носили репликанты корпорации «Прометей». Поверх нее струится металлокевлар легкой, не стесняющей движения брони, тоже порядком изношенной, сохранившей отметины от множества схваток.

На руках – перчатки с обрезанными пальцами.

Он единственный человек в составе колонны, но об этом никто не догадывается. Репликанты ведь тоже считают себя людьми. Память об их истинном происхождении утрачена.

Машины тем временем остановились. Люди и чужие действовали скоординированно, и только эшранг, хозяин груза, остался под защитой брони. Типа он тут главный.

Мимо промелькнула едва уловимая тень. «Морф», – безошибочно определил Бестужев. Способность этих существ к мимикрии общеизвестна. Разведчики они неплохие, но как бойцы – не очень. Оружия не признают. Действуют импульсивно, полагаясь на свою феноменальную живучесть, и оттого часто гибнут, особенно в схватках с одичавшими кибернетическими механизмами.

Ожидая, пока репликанты займут позиции, Егор Бестужев внимательно наблюдал за окрестностями. Он выглядел спокойным и собранным. В проседи его висков едва заметно выделялись тонкие, пронзающие кожу металлизированные нити. Над правой бровью виднелся глубокий шрам – след от сгоревшего импланта. Остальные пока еще служат.

Тиха, коварна пандорианская ночь.

Цепь пологих лесистых холмов протянулась вдоль русла пересохшей реки. Вдалеке за сполохами зловещего сияния смутно просматриваются контуры монументальных строений – там расположена древняя верфь армахонтов, вернее, руины ее планетарного дока.

Пыль медленно оседала. Тишина вдруг навалилась вязкая, словно вымерло все, но Егор не верил обманчивым ощущениям, оставался настороже, знал: где-то поблизости всегда таится опасность.

Человеческий взгляд, имплантированный хондийский нерв и кибернетический расширитель сознания предлагали рассудку три разнящиеся в деталях картины окружающего, но Бестужев привычно объединял их, формируя целостное, непротиворечивое мироощущение.

Ближайший холм (в восприятии хондийского нерва) представлял собой сложное облако запахов, от него, истончаясь во тьму, истекали шлейфы особенно резких флюидов.

Имплантированный хондийский нерв безошибочно распознавал даже самые тонкие, едва уловимые ароматы, а тренированный рассудок Бестужева визуализировал эти ощущения. В сознании возникла четкая картина, построенная на основе запахов: слева от него на обращенном к руслу склоне, среди деревьев, у берега ручья темнел вход в старую заброшенную шахту. Там устроили логово амреши – мелкие хищники, опасные только в стае.

В ночной тиши неожиданно взвизгнул плохо отлаженный сервомотор. Егор обернулся на звук. Резкий, сложный, специфический запах встревожил обоняние, хондийский нерв отреагировал ощущением холода, несвойственное человеку отвращение промелькнуло в мыслях, но инициативу тут же перехватил расширитель сознания, и на фоне тьмы проступили характерные силуэты, похожие на призрачных существ.

Энергоматрицы сервов. Стая из пяти машин обитала на правом берегу, за гребнем холма, – Егор читал их сигнатуры как открытую книгу. Эхо войны. Одичавшие и очень опасные экземпляры, функционирующие в автономном режиме.

Бестужев определил метку подразделения, к которому когда-то были приписаны эти боевые машины, его кибермодули сгенерировали код доступа, он вошел в локальную сеть стаи на уровне пассивного приема данных, ничем не выдав своего проникновения, и понял: заново переподчинить сервов не выйдет. Механизмы сбойные, их системы работают исключительно на самоподдержание. Главная задача – добыча ресурсов и охрана вверенной когда-то позиции.

Нет, даже пытаться не стану. Рискованно. Да и незачем.

Несколько секунд он пристально следил за кибернетическими механизмами. Системы вооружений сканировались уверенно. Тяжелый лазер и два импульсных двадцатимиллиметровых орудия. Набор по современным меркам внушительный, вызывающий тревогу. Не схлестнуться бы с ними ненароком.

Вновь встрепенулся хондийский нерв.

Над левым берегом в кронах деревьев шевельнулись ветви. Легкий ветерок налетел порывом, принес новый запах. Скулы у Егора моментально свело.

Полукровки. Трое. Жуткие гибридные твари. В разгар войны с чужими, когда речь шла о физическом выживании людей, в лабораториях старого колониального убежища были созданы две модификации репликантов. Первая – искусственные бойцы, выращенные в камерах биологической реконструкции. Они почти ничем не отличались от людей и не знали о своем происхождении. При помощи модулей технологической телепатии им инсталлировались полноценные личности, включающие воспоминания о детстве, юности, зрелости. Репликантов готовили как главную ударную силу для решающего наступления. Они должны были освободить Пандору от чужих и постепенно вместе с людьми заново заселить планету.

Второй тип репликантов был «сконструирован» при помощи генной инженерии. Бойцы немногочисленных спецгрупп являлись носителями хондийского нерва. В их задачу входил захват хондийских боевых кораблей и контроль над ними.

Теперь, по прошествии времени, Егор мог взглянуть на ситуацию со стороны, понять, насколько жутко и бесчеловечно приходилось действовать, но в те годы, ослепленный ненавистью, измученный постоянной внутренней борьбой, он не замечал ничего вокруг. Лично тренировал репликантов. Иногда, в минуты слабости, позволял себе мечтать о настоящей жизни, что наступит после победы.

Сейчас судьба откровенно насмехалась над ним, скалилась в лицо, потирала сухие ручонки.

Вот она – послевоенная реальность.

Полукровки ловко карабкались по ветвям. Наполовину люди, наполовину хонди. Черты их лиц неподвижны, скованы хитином. Движения точны. А вот смысл существования неясен.

Раздражающий запах щекотал ноздри. Имплантированный Егору хондийский нерв чувствовал «своих» и пытался сгладить его инстинктивную неприязнь к полукровкам.

Вот так он и жил – на изломе трех разных, иногда взаимоисключающих мироощущений, не допуская никого в свой искореженный внутренний мир.

«Где произошел сбой? – Он продолжал наблюдать, осадив распоясавшийся хондийский нерв, приглушив его активность. – Почему в организмах полукровок возобладали гены хонди? Насколько изменилась их психология? Осталось ли в них хоть что-то человеческое?»

От тяжелых мыслей Бестужева отвлекло появление Грея. Репликант, совсем еще мальчишка, уже командовал группой, отвечающей за сохранность груза.

После войны с чужими репликанты оказались брошены на произвол судьбы, предоставлены сами себе, но сумели выжить и даже создали очаги собственной цивилизации.

Грей опасности не заметил. Уровень киборгизации у него высок, но качество имплантов скверное, да и установлены они кустарным способом. Программное обеспечение кибермодулей частью сбойное, что резко сужало круг возможностей при их применении.

– Справа стая одичавших штурмовых сервов, – сухо сообщил ему Егор.

– Они заметили колонну? – встревожился Грей, пытаясь обнаружить сервомеханизмы.

– Нет, – уверенно ответил Бестужев. – Датчики у них «битые», да и работают в режиме «пассивного приема», – пояснил он. – А вот слева, в кронах деревьев, прячутся трое полукровок. Они нас наверняка видят, но вряд ли решатся напасть.

Репликант настороженно взглянул по сторонам, но вновь не заметил ничего необычного и оттого занервничал, нахмурился.

«Проводник попался странный, – думал Грей, сканируя заросли по обеим сторонам русла. – Эшранг его не нанимал. Повстречался случайно. Предложил провести через темпоралы – их скопление дальше по руслу обнаружили морфы».

Грей от помощи не отказался. Если у человека есть модуль технологической телепатии, значит, ему можно доверять. Таковы негласные правила. Но все равно непонятно, что он тут делает, почему отважился путешествовать в одиночку? Да и сочетание имплантов у него необычное. Известно ведь – все носители хондийского нерва давно выродились в полукровок, а у Егора ни одного пятнышка хитина сквозь кожу не проступает.

– Не вижу никого, – вздохнув, признался Грей. От мысли, что колонна прямиком двигалась в ловушку, холодок проскользнул вдоль спины. – Ты не ошибся? – все еще хмурясь, переспросил он. – Мои датчики ничего не фиксируют.

Бестужев в ответ сформировал канал телеметрии. Модули технологической телепатии открыли прямое соединение между двумя рассудками.

Грей невнятно выругался, молниеносным движением привел в боевую готовность «Грозу» – стрелково-гранатометный комплекс.

– Неслабые у тебя сканеры! – воскликнул он.

Теперь репликант отчетливо видел сервов и полукровок, он принимал данные от имплантов Егора и транслировал их дальше по локальной сети бойцам своей группы.

– Не торопись, – строго осадил его Бестужев. – Оружие убери.

– Сервов за спиной оставлять опасно! – Грей взглянул в сторону холодного зарева. – За излучиной, среди темпоралов, у нас свободы маневра уже не будет!

– Верно, – согласился Егор. – Но и сервы туда не полезут. Они контролируют определенную территорию и за ее границы не выйдут. Если, конечно, их не спровоцировать. – От слов проводника исходила спокойная уверенность, и Грей неохотно опустил оружие.

– И что? Оставим их в покое?!

– Разве сервы тебе мешают? – Бестужев не собирался поддерживать разговор на повышенных тонах. В отличие от репликанта он не видел в сложившейся ситуации ничего необычного, а уж тем более смертельного.

– В спину ударят! – упрямился Грей. Его лицо побледнело, черты заострились – ну прямо комок нервов. Или вставшая на боевой взвод пружина.

– Не ударят. Разойдемся миром, – вновь с непонятной уверенностью повторил Бестужев, с интересом наблюдая, как пять кибернетических созданий заготавливают боеприпасы. Двое ковырялись в обломках, при помощи технических манипуляторов выискивали подходящие элементы металлических конструкций; тот, что был вооружен лазером, устроился в небольшой ложбине и нарезал найденную арматуру на короткие цилиндрические болванки. Еще одна пара оставалась настороже, в боевом охранении.

Сервы проявляли изобретательность, которая, к сожалению, напрочь отсутствовала у репликантов. Вот такой странный вывих саморазвития. Куцые искусственные нейросети, накапливающие опыт, но не способные стать основой для полноценного сознания, позволяли боевым машинам, оставшимся без командования и снабжения, освоить некоторые нехитрые приемы «выживания». А искусственно созданные люди проигрывали эволюционную схватку. Их становилось все меньше, год от года.

– Они что, стрелять собираются этим ржавым хламом? – тихо осведомился Грей.

– Угу, – кивнул Бестужев. – Для импульсных орудий арматура по калибру в самый раз подходит. Дальность и точность, конечно, страдают, но на коротких дистанциях мало никому не покажется, уж поверь.

– Странно ты разговариваешь.

– Не обращай внимания. Почему колонну остановил?

– У третьей БПМ в подвеске деталь лопнула. Минут десять на ремонт нужно.

Бестужев кивнул и неожиданно спросил:

– Боишься их? – он подразумевал одичавших сервов.

– Да уж приятного мало! – насупился Грей. – Говорят, раньше они на нашей стороне воевали?

– Слухи. – Егор уклонился от прямого ответа, хотя знал правду. – Тебя в каком возрасте имплантировали?

– Лет в пять, как и всех, а что?

– Программы кибермодулей, базы данных, инструкции воспринимаешь как догму?

– Да. А как же иначе?

– Мозги включи, – в голосе Бестужева прорвалась непонятная Грею досада. – Почему орудия БПМ зачехлены?

– Да эшранг, сволочь жадная, – махнув рукой, выругался репликант. – Поскупился на запчасти. Какой толк орудия расчехлять? Все равно торчат, как пугачи, – последовал кивок в сторону головной планетарной машины.

Егор лишь скептически хмыкнул. Молниеносное сканирование подтвердило слова репликанта. Блоки управления сервомоторами точной наводки вообще отсутствовали.

– И ты решился на дальний переход? – уточнил он. – Без тяжелого вооружения, только вот с этим? – он взглядом указал на стрелковый комплекс.

– Выхода не было. Голод. Эшранг обещал десятую часть груза в качестве оплаты.

– А что с урожаем?

– Разве не слышал? – удивился Грей.

– Нет, – сухо ответил Егор. – Я в городах уже давно не бывал.

– Темпоралы, – сухо пояснил репликант, – появились за одну ночь, а через пару дней исчезли. У моих родителей ферма была. Постройки уцелели, но на полях ни одного колоска не осталось. Все погибло. Вместо земли – грязь и какой-то липкий пепел. Жить после этого стало совсем невмоготу. – Он не жаловался, говорил сжато, словно отчитывался.

«Такова природа репликантов, – с горечью подумал Егор. – Их создали для войны, но не научили жить». Наступление, о котором вспоминал Бестужев, захлебнулось – его остановила цепь внезапных катастроф, охватившая планету.

Многие репликанты выжили, однако их судьбам не позавидуешь. В отчаянных схватках они отвоевали себе клочки пространства, кое-как обустроились, но так и остались заложниками искусственно сформированной психологии.

Сменилось уже несколько поколений, но сумерками их сознаний до сих пор правят кибернетические модули с предустановленными программами боевого поведения. Они не дают познавать мир, развиваться, заставляют детей рано взрослеть, формируют из них хороших бойцов, но не более. Все остальное, сугубо человеческое, не поддающееся оцифровке, получается у репликантов с надрывом.

Вот если бы они отказались от имплантаций, но Егор понимал – это невозможно. Для современных жителей Пандоры человек без имплантов и не человек вовсе.

– Грей, а разве без штатных блоков управления нельзя обойтись? – Бестужев все же не удержался, спросил.

– Нет. Не положено.

– Я знаю технический регламент. Но взгляни на сервов. Они ведь приспособились арматурой стрелять!

– Орудия загубят, – ответил Грей. – По сотне выстрелов на ствол, и можно выкидывать.

– Да, но случись нам вступить с ними в бой, кто выживет?

Репликант вновь насупился:

– Есть правило. Никаких «самоделок». Один раз от него отступлю, и все мои машины быстро превратятся в хлам!

– Грей, во многих случаях нужно проявлять смекалку, отступать от правил! – с досадой ответил Бестужев. – Надо учиться у любого, кто встретится на пути! Взгляни вокруг. Этот мир не прощает прямолинейности. Ты предсказуем, а значит, уже мертв!

Репликант, похоже, обиделся, зло, искоса взглянул на Бестужева, но все же переспросил:

– И как, по-твоему, я должен был действовать?!

– Демонтировать орудия, подвеску для них самодельную придумать, установить поверх брони, стрелков посадить, чтоб вручную целились! Ты ведь не только за груз, но и за людей отвечаешь! Нет снарядов? Болтами заряжай! Эшранг скуп? Да за глотку его разок возьми! На место поставь! Ты ведь за него жизнь готов положить, а он? Что он сделал для защиты каравана? – В устах Егора сейчас встрепенулась, заговорила давняя, лютая ненависть. – Морфов себе в личную охрану нанял?!

Грей молча выслушал, отвернулся.

– Непонятно ты рассуждаешь. Меня с детства учили: один раз инструкции нарушишь – и все. Хаос наступит. Не будет больше правил!

– Но мир же постоянно меняется! Надо приспосабливаться! – резко ответил Егор. – Лично для меня базы данных, инструкции, программы – помощь, подспорье, но не указ! Понимаешь, о чем я?

Нет, похоже, Грей ничего не понял, его волновали лишь задачи текущего момента.

– С сервами что? – снова спросил он, меняя тему разговора.

– Пройдем тихо, без боя, – в ответе Егора прозвучало разочарование. – Скоро рассвет, – добавил он. – Ветер поднимется – пыль по руслу погонит. Под ее прикрытием начнем движение.

– Да ты с ума сошел?! Днем через темпоралы идти?! Аур же не видно! Погибнем!

– Грей, я не собираюсь с тобой спорить! Сказал – проведу, значит – проведу! Днем или ночью, мне без разницы. А с сервами свяжемся – только время потеряем, да и без жертв не обойдется. Тебе оно надо?

Репликант снова просмотрел файл сканирования, вздохнул:

– Ты прав. Вооружение у них мощное. Но чтобы днем через темпоралы?! – Он вскинул на Егора недоверчивый взгляд.

Бестужев уже не хотел продолжения разговора. Не собирался он ничего доказывать, по крайней мере на словах.

– Ты лучше морфов придержи, – мрачно посоветовал он, – чтоб переполох не подняли. Чего они по округе шастают? Приключений нам ищут?

– Я им вообще-то не указ.

– Значит, иди к эшрангу и потребуй: пусть охрану при себе держит! Не послушает – я сам ему растолкую. Только потом на меня не обижайся.

– Ладно. Поговорю с ним. – Грея откровенно озадачил состоявшийся разговор. Странный мужик этот Бестужев. Заводится с полуслова, словно у него какие-то личные счеты с эшрангами.

* * *

Пыль постепенно осела.

Тихо, поначалу вразнобой, робко и неуверенно защебетали птицы. Верный признак приближающегося рассвета. «Примерно минут через тридцать полыхнет, – думал Бестужев, шагая в направлении излучины. – Местность надо осмотреть, сориентироваться, пока ауры темпоралов видны невооруженным взглядом. А заодно и нервы успокоить».

В обрыве над руслом пересохшей реки он заметил выступающий фрагмент выпуклого борта с парой оплавленных надстроек. Дальше и глубже датчики фиксировали «слоеный пирог» из деформированного металла. Обломки космических кораблей, когда-то принадлежавших разным цивилизациям, громоздились один над другим, образуя основу холма.

Рельеф равнины, сформированный давними событиями, таил под тонким слоем почвы бескрайнюю свалку, состоящую из множества фрагментов космических кораблей.

Здесь царили свои законы, текла своя жизнь.

Укрытые почвенным слоем корпуса космических левиафанов давали приют различным существам. Кроме сервов и полукровок в мрачных лабиринтах обитали цихриты – биологические роботы, по слухам, созданные самими армахонтами. Нередко на холмистых равнинах можно было встретить одичавших морфов. К счастью, эти опаснейшие твари неохотно покидали подземные лабиринты, напоминающие им прежнюю среду обитания.

Особое место среди ветшающих обломков давней битвы занимали хондийские бионические конструкции. Выращенные при помощи генной инженерии, они обладали рядом уникальных особенностей. Техника хонди не разрушалась со временем. Их машины залечивали раны, регенерировали – для этого они укоренялись, подобно растениям, получая необходимые питательные вещества из окружающей среды, энергию же вырабатывали при помощи аварийных биореакторов.

Разные цивилизации развивали свои уникальные технологии, но как когда-то выражался Паша Стременков: «У всех машин, неважно, живые они или собранные на конвейере, со временем возникают схожие по смыслу проблемы, неизбежно ведущие к сбою».

Он был прав. У сервов, созданных людьми, постепенно накапливались ошибки в системе, что приводило к неадекватной работе программ. У хондийских бионических машин за периоды длительного забвения деградировала управляющая нейросеть.

Внезапно и мощно нахлынули воспоминания. Они всегда приходили вот так, спонтанно, необузданно, словно порыв шквалистого, обжигающего ветра.

Бестужев помнил эти места. Бывал тут еще мальчишкой – в ту пору поверхность Пандоры покрывал километровый панцирь льда, и планетарный док космической верфи был впаян в его толщу, недоступен для исследования.

Их было трое. Подростков, изменивших судьбу планеты. Он, Пашка Стременков да Родька Бутов.

«Мы просто пытались выжить…» – мысленно твердил Егор, успокаивая бешеное биение сердца, отгоняя призраки прошлого.

Он шел по дну высохшего русла реки, а ощущал кашу изо льда и воды, видел, как по черной глади талых озер медленно плывут огромные айсберги.

Бестужев зажмурился, оттолкнул воспоминания. Первая группа темпоралов виднелась сразу за излучиной. Энергетическая колоннада полыхала в ночи, столбы зловещего, неживого света вырывались из-под земли и уходили в небеса.

В последний раз он проходил тут пару месяцев назад, и с тех пор количество темпоралов увеличилось в разы. За ближайшей рощей просматривались новые и новые очаги сияния.

Ему пришлось вскарабкаться по склону, чтобы тщательно осмотреть окрестности.

Плохо дело. Он представил судьбу каравана, не пересекись случайно их пути. Чувство вины, давно отболевшее, снова нахлынуло, причиняя боль. Зря злился на репликанта. Он не умеет мыслить иначе. И погибнет в следующем же дальнем переходе. Реальность меняется с ужасающей скоростью, а современные обитатели Пандоры остаются косными, они не готовы к новым и новым бедам.

Ему хотелось помочь. Попытаться исправить хотя бы малость.

– Грей? – Бестужев принял решение, воспользовался модулем технологической телепатии.

– На связи, – тут же откликнулся тот.

– Ко мне, бегом! Своим людям прикажи, чтоб без команды – ни шагу.

– Новые темпоралы? – забеспокоился репликант. – Много?

– Подтягивайся ко мне, сам увидишь.

* * *

Время.

Знакомое каждому слово. Неосязаемая сторона бытия, представленная цепью событий, дат. Субъективно время течет для нас из прошлого в будущее. Оно воспринимается как нечто незыблемое, неподвластное – его невозможно изменить или обратить вспять.

Так считали многие, в том числе и коренные пандорианцы…

Рядом появилась тень.

Грей вытянул шею, невнятно выругался.

– Месяц назад этим руслом ходили, – он окинул похолодевшим взглядом открывшуюся панораму окрестностей. – Веришь, всего пару темпоралов видели, да и то вдалеке.

– Верю. – Егор изменил конфигурацию имплантов. – Я покажу, как пройти.

– Эшранг опять орать будет, – произнес Грей, глядя на жутковатую колоннаду холодного света. – Типа, вы, хомо, во всем виноваты! Загубили планету.

– А сам-то как считаешь? Веришь ему?

Репликант пожал плечами.

– Не знаю, чему верить, – вздохнув, признался он. – Слухи одни. Говорят, что устройства стазиса изобрели армахонты. Слышал о них?

– Угу, – сдержанно кивнул Егор.

– А зачем они время останавливали?

– Такая у них была система защиты при авариях, – не вдаваясь в подробности, пояснил Бестужев. – В космосе она работала безотказно.

Грей пытливо всматривался в колоннады холодного света.

Егор вновь открыл прямой канал обмена данными, предупредил:

– Сейчас я переустановлю некоторые программные модули твоего расширителя сознания.

– Просто так? – удивился репликант.

– Да. Ты, вероятно, потеряешь сознание. Думаю, на пару минут, не больше. Согласен?

– Еще бы!

– Ляг на землю, расслабься.

Грей безропотно подчинился. О таком программном обеспечении, как у Бестужева, можно лишь мечтать! В городе, у ремесленников, продавался всякий отстой.

В следующий миг мир перед глазами потускнел, налился тяжелой удушливой чернотой, схлопнулся в точку и угас.

* * *

Сознание вернулось к репликанту минут через десять, процесс обновления программ в кибермодулях прошел намного сложнее, чем предполагал Егор.

Грей привстал, опираясь на локоть, осмотрелся и невольно издал испуганный возглас.

Мир преобразился.

Он стал не просто резче, контрастнее – в поле зрения появились множество новых энергоматриц, теперь он отчетливо видел не только группу сервов, троих полукровок и стайку амрешей, суетящихся подле входа в старую шахту, но и запутанный лабиринт заброшенных тоннелей, и пару живых бионических конструкций, ранее принадлежавших цивилизации разумных насекомых, а теперь ставших пристанищем для полукровок!

– Вот это да!.. – изумленно выдохнул он.

– Как себя чувствуешь?

– Нормально! Зрение немного «плывет». Я столько сигнатур одновременно еще ни разу не фиксировал! Егор… спасибо тебе!

– Пока не за что. На темпоралы взгляни. Я кое-что объясню, а ты запоминай, в жизни пригодится.

Грей сконцентрировал мысленный взор на колоннах холодного света и в первый миг не поверил показаниям имплантированных датчиков.

Ближайшее скопление темпоралов, проросшее на ниве искореженных космических кораблей, приняло вид рощи, энергетические всплески древовидной структуры ветвились, тянулись ввысь, но в отличие от обычного леса они не сплетались ветвями, не соприкасались – каждое «растение» существовало строго в границах ауры – светового эффекта, издали похожего на колонну.

Бестужев был прав! Между темпоралами можно пройти!

– Егор, а где ты взял свои программные модули? – вопрос вырвался у Грея помимо воли. Сейчас он просто не контролировал эмоции. – Ремесленники ничего подобного уж точно не изготавливают!

Вот почему Бестужев сторонился населенных мест. Редко и только в силу крайней необходимости контактировал с современными жителями Пандоры. Он не мог открыть правды. Во-первых, это ничего не изменит. Не уничтожит разрывы пространства и искажения времени, постепенно уничтожающие планету. Во-вторых, что сказать Грею? Ты не человек? Потомок биороботов, которых мы создали в целях войны? А я один из тех, кто принимал эти трудные решения, стоял у истоков? Видел и пережил появление первых темпоралов, но угодил в сдвиг времени и вот теперь я тут – ищу спасение, не для себя лично, но для всех?

К чему приведет такая правда?

Существовал и другой вариант. Егор мог бы остаться. Осесть в одном из городов, помочь какой-то отдельно взятой группе репликантов, по сути – догореть вместе с ними.

– Откуда мои программы – неважно, – сухо ответил он. – Ремесленники не знают всех тайн прошлого. Я побывал в местах, где еще сохранились древние знания.

– Ты встречал людей из Убежища?!

Егор кивнул.

– Какие они?

– Обыкновенные. Не боги и не демоны. Можешь поверить. От нас ничем не отличаются. Разве что знаний у них побольше.

– Почему же они не вмешаются?

– Разрывы пространства, что бы там ни шипел эшранг, созданы не людьми.

– Да ладно! – Грей, конечно же, не поверил. – Была война. Наши предки использовали устройства стазиса как оружие. Они деформировали пространство и время! Темпоралы появились по их вине!

– Грей, тебе по большому счету не все равно? Ты пытаешься выжить или ищешь истину?

– А ты?

Бестужев сумрачно промолчал, так и не ответив на вопрос.

* * *

Темпоралы вызывали у Грея откровенную оторопь. Он и раньше слышал, что внутри столбов холодного света скрываются структуры, похожие на энергетическую растительность, но не очень-то верил. Вообще разнообразных слухов ходило множество. Хонди – насекомоподобные существа, обладающие чем-то вроде генетической памяти, – с уверенностью утверждали, что раньше Пандора принадлежала армахонтам – могущественной космической цивилизации, построившей межзвездную сеть и мудро правившей тысячами миров на протяжении тысяч лет.

Грей не верил хонди. Он считал, что существа, способные путешествовать через гиперкосмос, умеющие манипулировать пространством и временем, не могли быть побеждены несколькими «младшими расами». Намного правдоподобнее звучали злобные утверждения эшрангов о том, что люди, вторгшиеся на Пандору, отыскали некие древние устройства и бездумно использовали их в качестве оружия, не заботясь о последствиях.

Где правда, а где вымысел, понять сложно, да Грей особо и не ломал себе голову. Он был занят проблемами выживания – их хватало с избытком.

Вниз вела тропа. Они с Егором спустились по склону, вновь оказались на дне высохшей реки, но уже за излучиной русла.

– Я отключил телеметрию. Что видишь?

Грей внимательно осмотрелся. Новое программное обеспечение работало без сбоев.

– Вижу структуры, похожие на деревья. Вокруг каждого темпорала – полупрозрачное сияние, – лаконично доложил он.

– Оттенки ауры различаешь? – спросил Егор.

– Да. От бледно-сиреневого до алого. Цвета разной интенсивности. Что это значит?

– Присмотрись – поймешь.

Грей с детства привык к двойственному восприятию, но сейчас стушевался.

Он всматривался в полыхающие ауры темпоралов, не понимая, что хочет от него Бестужев? Что я должен разглядеть в неровном, мерцающем сиянии?!

– Слепну… – признался Грей.

– Поиграй с настройками восприятия. Если хочешь выжить – учись быстро! – Он указал рукой в направлении красноватой ауры. – Обрати внимание, там, в границах сияния, время ускоряется. Взгляни на землю, подле основания темпорала.

– Да, вижу! – воскликнул Грей. – Это кости и хитин?!

– Верно. Останки эшранга и двоих хонди. Они попали в границу искажения и погибли.

– Отчего?

– От голода и жажды.

– А если б у них были припасы?

«Он любопытен. Может, со временем из Грея и получится опытный проводник», – подумал Егор. Теперь он уже не жалел о принятом решении.

– Они бы умерли от старости. Примерно за пару минут нашего времени. Однажды мне довелось наблюдать подобное, картина, прямо скажу, не для слабонервных. Но взгляни сюда, – он снова рукой указал направление.

– Ух! – восхищенно выдохнул Грей.

Аура темпорала сочилась багрянцем. В ее глубинах медленно вспухали энергетические пузыри. За внешней границей сияния рос кустарник, в его ветвях, нисколько не тревожась близостью временного сдвига, заливались пичуги. Пахло лесом.

Контрасты просто сводили с ума!

Вот один из пузырей внезапно лопнул, и на землю посыпалась различная труха, кусочки высохшей коры, мелкие сломанные веточки, а вместе с ними упало несколько семян. Через миг появились ростки, секунду спустя два молодых побега уже вытянулись вверх почти на метр!

Грей затаил дыхание. Такого не увидишь в природе! С каждым мгновением деревца становились все выше, прошла минута, а они уже приняли вид старых вековых деревьев. Структура темпорала терялась среди густых крон, некоторые ветви разрослись так бурно, что вышли за границы сияния и тут же начали увядать, но, прежде чем погибнуть, они уронили плоды!

– Редкое явление, – произнес Егор, с сожалением наблюдая, как состарились, высохли и рассыпались в прах деревья внутри ауры.

– Так семена растений попадают в наш мир? – догадался Грей. – Но откуда они берутся?

– Точно не знаю, – ответил Бестужев. – Думаю, с других планет, где тоже существуют темпоралы.

– С других планет? – как эхо повторил Грей. – Хочешь сказать, не только наш мир погибает?

– Утверждать не стану. Мы наблюдаем лишь часть процесса, доступную, если так можно выразиться, «с нашей стороны». Но я видел, как формируются энергетические пузыри. Они захватывают все, что скопилось у подножия темпорала, и затем как будто растворяются в воздухе вместе с содержимым. Думаю, наш мир подобен перекрестку. Пересечению многих путей в пространстве и времени. Только мы не знаем, как путешествовать по этим дорогам.

Грей притих, призадумался. Бестужев теперь казался ему не просто странным. Откуда он столько знает о темпоралах? По виду не скажешь, что исследователь или ученый. Он больше похож на крепко избитого жизнью воина, странника, так почему же его голос дрогнул, а взгляд – холодный и колючий – на миг оттаял, когда внутри ауры появилась нежная клейкая зелень молодых стремительно развивающихся побегов?

Он хотел что-то спросить у Егора, но Бестужев вновь переключил внимание репликанта:

– Теперь взгляни сюда.

Грей повернул голову. Он уже немного освоился с новым программным обеспечением имплантов. К тому же доходчивые объяснения и наглядные примеры быстро подсказали, что именно нужно искать, на какие детали обращать особое внимание.

Указанный Бестужевым темпорал излучал пронзительную лазурь. Внутри сияния он заметил серва, звенга и полукровку – все трое выглядели будто творения скульптора, запечатлевшего миг движения.

– Там время замедлилось?

Егор кивнул.

– Тогда что значат вот эти тускло-желтые ауры? – спросил Грей, переводя взгляд на тесную группу энергетических деревьев. К своему удивлению, он не обнаружил в границах аномальных зон каких бы то ни было материальных подсказок.

– Молодец. Быстро схватываешь, – похвалил его Егор. – По личному опыту, – он не стал ничего конкретизировать, – могу сказать: темпоралы никогда не появляются на пустом месте. Они зарождаются в точке, где происходит очередной сдвиг времени и разрыв пространства. – Бестужев старался объяснять как можно проще, доходчивее. – Темпоралы своим появлением как бы запечатывают аномалию, понимаешь? Не дают ей расширяться, постепенно стабилизируя опасный участок.

– Поэтому говорят, что появление первых темпоралов спасло нашу планету?!

– Верно.

– Егор, а откуда ты все это знаешь?

Бестужев лишь пожал плечами:

– Много путешествовал, наблюдал.

– То есть желтоватые ауры принадлежат уже стабилизированным участкам? – Грей был потрясен. Мысли постоянно перескакивали с одного на другое, внимание рассеивалось. Новые знания о мире, новые возможности восприятия просто ошеломляли!

– Правильно. Вскоре такие темпоралы просто погаснут, исчезнут.

– И на их месте уже не останется аномалий?

– Да.

– Но откуда берутся разрывы пространства? – спросил репликант.

Любознательность Грея импонировала Егору. На долю Бестужева выпало столько испытаний, что с лихвой хватило бы на несколько жизней. Если оглянуться назад (а он не любил этого делать), то увидишь узкую коварную тропу, вьющуюся по самому краю пропасти. Не было легких путей и однозначных решений. Не было и жизни – только борьба. Часто он вел ее за пределом человеческих сил. Но у него в далеком, потерянном прошлом были друзья. Настоящие друзья. А есть ли они у Грея? Наверное, нет. Репликанты хоть и сумели выжить, но их взаимоотношения строятся на основе рационального сотрудничества. Исключения из правил настолько редки, что Грей определенно заслуживал честных ответов. Быть может, знания, полученные от случайного попутчика, в чем-то изменят его жизнь, мировоззрение, сделают еще более любознательным, а значит, и более человечным?

Здесь крылась дилемма. У любого знания есть и оборотная сторона. Правды, которой владел Егор, репликант не выдержит, однозначно. Сейчас его мир достаточно прост, понятен. Но стоит дать чуть больше информации, и она превратится в лавину. Сомнет рассудок. Посеет в душе сомнения, фобии.

Нет. О рождении темпоралов и роли людей ему знать совершенно не обязательно. Тем более что современные процессы отличаются от тех, изначальных. В понимании Егора существовали две равновероятные гипотезы. Первая перекликалась со злобными утверждениями эшранга, дескать, люди виноваты во всем. Да, мы использовали технологию стазиса как оружие, но первые разрывы пространства и сдвиги времени возникли отнюдь не в зонах боевых действий. Возможно, мы подтолкнули процесс, ускорили его, но не инициировали – это точно.

Грей, сам того не подозревая, задал самый болезненный и актуальный вопрос. Что привело к современному положению вещей? Стихийные силы Вселенной изуродовали лик планеты или же неразумное, безответственное использование технологии, которую мы не понимали, но пользовались ею?

– Я в точности не знаю, как возникают разрывы пространства, – после недолгой внутренней борьбы ответил Бестужев. – В последнее время темпоралы появляются и исчезают буквально на глазах. Тебе нужно запомнить лишь одну важную особенность – их ауры, за редкими исключениями, никогда не пересекаются. То есть всегда можно проложить тропу, даже если перед тобой настоящий энергетический лес.

– Лес?! – неподдельно удивился Грей.

– Да, я видел и такое.

– Где же ты путешествовал?

Бестужев пропустил коварный вопрос мимо ушей.

– И еще одна деталь. Остерегайся применять вблизи темпоралов мощное энергетическое оружие. Действуй осторожно, с умом, тогда останешься жив, пройдешь там, куда другие и взглянуть опасаются. – Егор говорил, не давая Грею задавать встречные вопросы. – Запомни, ауры темпоралов можно использовать в своих целях. Например, укрыться от выстрела или, наоборот, нанести неожиданный удар. Большинство твоих противников не способны воспринимать энергоматрицы. Для них все темпоралы кажутся одинаковыми. И последнее. По границе желтоватых аур можно пройти. Будет трудно дышать, возможно, вырубятся импланты, неприятно, но не смертельно. А теперь давай попробуй сам проложить маршрут.

– Как? Только по показаниям датчиков?

– Да. Роща небольшая. Сканируются все темпоралы. Задача несложная, справишься.

* * *

Рассвет хлынул со всех сторон.

Солнце не всходило – оно появлялось в зените, за считаные секунды. Ночь и день сменяли друг друга почти мгновенно.

Ауры темпоралов поблекли, растворились в дневном свете, превратившись в ловушки для неосторожных путников.

– Вот, готово. – Грей транслировал Егору обновленную электронную карту местности с нанесенным на ней маршрутом.

– Что ж, – Бестужев одобрительно кивнул, – неплохо. Теперь возвращаемся к колонне. Чувствуешь, ветер поднимается? Пойдем, как я и говорил, под прикрытием пыли.

– А почему ты велел не трогать сервов?

– Опасно. Уже не в первый раз замечаю: темпоралы реагируют на мощные всплески энергии. Своими глазами видел, как они появляются в местах боев между сервами.

– А как же водородные двигатели БПМ? – тут же забеспокоился Грей.

– Они маломощны, – успокоил его Бестужев. – Реакторы космических кораблей, особенно те, что до сих пор питают установки стазиса, генераторы плазмы, лазерные излучатели мегаватт на двести – вот примерный список устройств, способных спровоцировать появление нового разрыва метрики и как следствие – темпорала.

Переговариваясь на частотах технологической телепатии, они миновали излучину и уже подходили к головной машине колонны.

– Егор, вот ты сказал, что встречался с людьми из легендарного убежища.

– Ну?

– А почему они скрываются?

– Все сложнее, – Бестужеву пришлось не по душе возобновление темы, но делать нечего, сам нарвался, нечего было и упоминать. – Они не скрываются. Просто живут в ином временном потоке. Говорят, – он сознательно употребил это слово, словно лишь слышал версии, но ничего не знал наверняка. – Говорят, в момент массового появления темпоралов, когда произошел первый сдвиг времени, наша реальность как бы расслоилась. В разных регионах время течет по-разному. Слышал ведь о таком явлении?

Грей кивнул.

– А правда, что они использовали какую-то древнюю технологию? Ну, чтобы победить в войне с чужими?

Разговор принимал опасное направление, но Егору не пришлось отвечать на неудобный для него вопрос. Хондийский нерв внезапно встрепенулся, мощно и радостно, однако чувство мгновенно трансформировалось в ощущение тревоги, непоправимой беды, которая уже близко.

Две темные точки показались у горизонта. Они стремительно приближались, росли в размерах, принимая очертания фаттахов – хондийских аэрокосмических истребителей.

Спину окатило ледяной испариной. Бестужев не терял ни секунды. Дальнейшее развитие событий, в его понимании, читалось легко.

– Грей, разворачивай машины! Отходи! Назад по руслу как минимум на километр! Огня никому не открывать! В темпе!

Поздно! Слишком поздно!

Кто же мог предвидеть внезапное появление двух бионических машин?!

Фаттахи шли парой, низко, почти над самой землей, едва не цепляя макушки деревьев. Их пилоты ориентировались по руслу реки, следуя ему, как путеводной нити, используя первый час светлого времени для разведки местности.

«Где-то поблизости вышел из стазиса крупный космический корабль, – догадался Бестужев, провожая взглядом бионические машины. – Скорее всего, потрепанный в бою хондийский крейсер. Для его экипажа несколько веков пролетели как миг. Хонди сейчас напуганы, дезориентированы, сбиты с толку. Они очнулись, погребенные заживо. Наверное, им удалось расчистить один из шлюзов, выбраться на поверхность, выпустили истребители. Теперь пытаются понять, что же случилось с планетой?!»

– Егор, эшранг отказывается поворачивать назад! Он требует продолжить движение! – пришло сообщение от репликанта.

– Грей, если надо – пристрели его! – ничего не объясняя, огрызнулся Бестужев. – Уводи колонну!

– А ты?

– Я следом! Действуй!

Нет. Уже никому не спастись… Бестужев единственный представлял последствия появления фаттахов. Если они ввяжутся в бой с сервами, то появления новых темпоралов уже не избежать!

Пара истребителей шла на антигравитационной тяге, двигаясь на предельно низкой высоте и скорости. Пилоты, совершенно незнакомые с особенностями современного выживания, совершали плавные маневры, сканировали местность, собирали данные.

Вот и излучина.

Егор обернулся. Колонна из семи машин начала разворачиваться, но слишком поздно – одичавшие боевые сервы заметили появление хондийских истребителей. Созданные в целях войны, они не утратили программного смысла своего существования, не важно, сколько времени минуло с тех пор, как им были установлены цели и задачи.

Первая очередь, выпущенная из импульсного орудия, разминулась с фаттахом, ударила в склон холма, по другую сторону русла.

Дико заверещали амреши. Снаряды перерубили ствол дерева, в кроне которого прятались полукровки.

Фаттахи огрызнулись лазерными разрядами, озарились сполохами от работы реактивных двигателей, легко, стремительно набирая высоту, и тут же, совершив боевой разворот, ринулись в атаку, обрушив всю огневую мощь на позиции сервов.

* * *

Бой вспыхнул, как лесной пожар.

На правом берегу, подожженные шквалом лазерных разрядов, уже пылали деревья, огонь валом катился по склону, пожирая кустарник.

Среди языков пламени промелькнули силуэты боевых машин. Их броня рдела вишневыми рубцами попаданий, но уничтожить штурмовых сервов не так-то просто – нужно знать уязвимые места.

Пользуясь естественной тепловой засветкой, маскирующей их от датчиков фаттахов, двое, оснащенные импульсными орудиями, резво выдвинулись на заранее оборудованный рубеж, в то время как их безоружные сородичи совершили прямо противоположный маневр: жертвуя собой, они выскочили на дальний, еще не охваченный пожаром склон и припустили вниз, к распадку, привлекая внимание.

Хондийские пилоты попались на нехитрый тактический ход. Они увидели цели и снова устремились в атаку, на этот раз не с пикирования, а на малой высоте – скорость перемещения сервов располагала именно к такому маневру.

По сути, одичавшие боевые машины навязали хондийским пилотам свои правила боя, выдержали первый удар, заманили в ловушку и теперь готовились эффективно уничтожить противника фланговым огнем из импульсных орудий.

Бестужев не лез в схватку. Чем быстрее фаттахи будут обращены в груды чадящих обломков, тем меньше вероятность возникновения темпорала.

«Ткань нашего пространства стала совсем слабой», – мимолетно подумал он, наблюдая, как хондийские истребители выравнивают курс, совершая плавный заход на беззащитные цели.

С протяжным воем ударили импульсные орудия, ведущий истребитель мгновенно превратился в огненный шар, второй буквально через доли секунды просто разорвало очередью – обрезки металла, разогнанные до околозвуковой скорости, вспороли органическую броню, превратив ведомый фаттах в черно-серое облако бесформенных частиц.

– Егор, что там происходит? – раздался по связи взволнованный, полный напряженного ожидания голос репликанта.

– Фаттахи сбиты. Думаю это конец, но все же выжди, я дам команду, когда можно будет двигаться.

– Понял.

Бестужев ни на секунду не упускал сервов из виду. Тот, что был вооружен лазером, получил наиболее серьезные повреждения – еще в начале боя он кубарем скатился по склону на дно высохшего русла и теперь лежал, как перевернутый на спину жук, конвульсивно подергивая тягами перерубленных приводов.

Пара, сыгравшая роль приманки, уже спешила ему на помощь, те, что сбили истребители, остались на позиции в готовности отразить новую атаку.

Сотня выстрелов на ствол – не так уж и мало, учитывая, что сервы выпустили всего по пять зарядов.

Бестужев во время скитаний по безжизненным пустошам Пандоры повидал множество подобных схваток. Все чаще и чаще они приводили к возникновению темпоралов, но сегодня ситуация принимала особенно скверный оборот.

К покалеченному серву спешили его собратья. А по нетронутому огнем, заросшему кустарником склону ловко продвигались трое полукровок. Было совершенно неясно, чем они собираются поживиться?

Видимо, высохшее русло являлось нейтральной полосой, разграничивающей ареалы обитания различных существ. Бестужев вскинул автомат. Полукровок надо остановить. Если они сойдутся в схватке с сервами, последствия будут плачевными. Над местом гибели хондийских истребителей он заметил змеящееся сполохами искажение реальности – верный признак едва не возникшего разрыва метрики пространства.

Как и почему применение высокоэнергетического оружия провоцирует появление аномалий, Бестужев не знал, но опыт подсказывал – лучше до этого не доводить!

Прицелиться Егор не успел. Двое сервов уже прорвались через охваченный огнем склон, а их потенциальные противники вдруг отступили, юркнули в неприметный лаз, ведущий в недра холма.

Одумались? Поняли, что силы неравны?

Дым расползался удушливыми клубами. Визгливо орали перепуганные амреши.

Недоброе предчувствие глодало душу. Бестужев доверял своей интуиции, но сейчас не мог взять в толк – что упустил?

Пытаясь разобраться в ситуации, он вновь подключился к локальной сети стаи сервов.

Проклятие! Еще один фаттах! Старый, давным-давно погребенный в недрах холма, на левом берегу! Вот куда отступили полукровки! Они сумели взять регенерировавшую бионическую машину под свой контроль, но не решались использовать, понимая явное превосходство сервов, однако сейчас баланс сил изменился, и полукровки не собирались упускать подвернувшийся шанс. Сервы представляли для них постоянную угрозу, и избавиться от скверного соседства, умело используя ситуацию, было с их стороны вполне логичным, закономерным шагом.

К тревожным звукам внезапно добавился протяжный скрежет. Земля на левом берегу вздрогнула, начала вспучиваться, вниз покатились комья глины и какие-то ржавые обломки.

Обычно Егор уклонялся от бессмысленных схваток, но сейчас, оказавшись в эпицентре событий, был вынужден действовать. «Фаттах для меня недосягаем, – промелькнула мысль, – да и выберется ли укоренившийся истребитель из своего логова – пока неясно, но сервы уже заметили его реактивацию и отреагировали на новую угрозу».

– Егор? Что у тебя? – не ко времени вышел на связь Грей.

– Не мешай! Тут еще один фаттах!

– Что будешь делать? – забеспокоился репликант.

– Ломать локальную сеть сервов! Нельзя допустить, чтобы всколыхнулась вся округа! Придется сыграть на стороне полукровок! – Он отвечал, работая с имплантами.

– Мы идем к тебе! Поддержим огнем.

– Не лезь!

Внял ли Грей – непонятно, но Бестужеву уже было не до него. Он вошел в локальную сеть группы боевых машин и нарушил обмен данными.

Сервы почувствовали сбой, на миг замерли, пытаясь восстановить взаимодействие.

Сухо ударили одиночные выстрелы. Егор воспользовался несколькими секундами всеобщего замешательства, чтобы лишить боевые машины их главного преимущества – мощных систем вооружения. Он целился по сервомоторным узлам, четырьмя точными выстрелами ему удалось заклинить механизмы наведения импульсных орудий, пятым Бестужев навылет прошил ядро системы серва, оснащенного лазером.

Внезапно на охваченном огнем склоне раздался приглушенный взрыв.

– Грей, я же сказал: не вмешивайся!

Еще два кустистых гранатных разрыва выросли на правом склоне, а вслед полыхнула ярчайшая вспышка – рванул энергоблок у одного из сервов!

– Прекратить огонь! – вне себя от ярости закричал Егор.

Его рискованный план рухнул. Предотвратить появление еще одного фаттаха не удалось, а над сухим руслом все ярче разгорались сполохи набирающих силу искажений!

Хондийский истребитель появился из растущего провала в почве. Его окружали тонны поднятых в воздух обломков, среди искореженных конструкций в поле антигравитации, которое генерировали двигатели фаттаха, плавали пласты дерна, вырванный с корнем кустарник, комья глины.

Росчерки лазерных разрядов полоснули вдоль русла. Вершина холма теперь напоминала извергающийся вулкан. Вопли испуганных амрешей потонули в реве и грохоте.

Фаттах вел ураганный огонь, покачиваясь в поле антигравитации.

Репликанты, так не вовремя вступившие в бой, ответили шквалом автоматных очередей.

Не левом берегу загорелась трава, за ней вспыхнул кустарник. От фаттаха полетели клочья органической брони, он дернулся, в судороге обрывая белесые корни, при помощи которых питался, и регенерировал, покоясь в недрах возвышенности.

В следующий миг реальность не выдержала. Столб призрачного света зародился где-то глубоко под землей, ударил в небеса, аура новорожденного темпорала вспухла волдырем, мир на мгновение превратился в стекло, но на этот раз судьба пощадила Егора.

Зловещее сияние охватило площадь в десяток квадратных метров и вдруг стабилизировалось, прекратило расширяться.

Один удар сердца.

Фрагмент реальности застыл навеки.

Сложная, многократно переплетенная структура энергетических нитей сформировала ствол темпорала, от него отделились ветви, устремились вверх.

Фаттах оказался в ловушке. Сдвиг времени законсервировал его.

Оборванная корневая система бионической конструкции обвисла белесыми плетьми, тлеющие головешки, поднятые в воздух, рдели среди завитков дыма, – там, где сияла аура новорожденного энергетического растения, время замедлилось, и для внешнего наблюдателя пройдут годы, прежде чем погаснет пламя, а угли подернутся пеплом.

Егор Бестужев в немом оцепенении следил, как еще один разрыв пространства поглотил фрагмент родного мира.

Вот так мы и уничтожили его. «Сами», – горькая мысль все же прорвалась из глубин рассудка.

* * *

Бой стих, но катастрофические явления не прекратились. Небо заволокло тучами, они образовали вокруг новорожденного темпорала исполинскую воронку. В нескольких километрах от излучины у горизонта над холмами появилось зловещее зарево.

Егор привстал из-за укрытия, отряхивая с экипировки комья прилипшей глины.

– Грей?

– На связи!

– Прибить бы тебя! Зачем в бой полез?! Я же сказал: сам справлюсь!

– Но мы хотели помочь!

– Помогли! Дальше некуда! – Бестужев неотрывно наблюдал за формированием уже знакомого ему энергетического фронта, предвещающего локальную катастрофу. Так и есть! – Он все отчетливее видел, как в небесах на периферии циклона вспыхивают и гаснут длинные полосы холодного света. Появление нового разрыва метрики пространства и возникновение временного сдвига запустили непостижимый процесс. В такие моменты Егору казалось, что сама Вселенная защищается от необдуманных действий бренных, но самонадеянных существ.

«Времени у нас осталось в обрез, – промелькнула мысль. – Минут пять, в лучшем случае – десять. Неизвестно, насколько далеко продвинется энергетический фронт».

– Грей, возвращайся к колонне! – приказал он. – Уводи машины назад по руслу! Ты понял меня?!

– Да. Но почему? Что происходит?!

– Некогда объяснять! Еще раз ослушаешься – пеняй на себя! Я уже ничем помочь не смогу!

– Да объясни ты толком…

– Машины уводи! Людей спасай! Я следом!

Мрачные, свинцово-седые, закрученные в воронку облака двигались все быстрее. Подул долгожданный ветер, пыль и дым подняло клубами, но тут же внезапными ураганными порывами прибило к земле, загнало в ложбины.

Быстро сгустились сумерки, а затем бледный неживой свет озарил холмистую равнину от края до края.

Энергетический вал сформировался у горизонта и пришел в движение, стирая рельеф. Все, что попадалось на пути, поглощал огонь.

Деревья вспыхивали, словно факелы, земля исторгала стоны: в глубинах возвышенностей обитало множество существ – они оказались в ловушке, из которой уже не было спасения.

Сейчас прямо на глазах Бестужева происходило массовое зарождение темпоралов. Зрелище жуткое и одновременно завораживающее.

Там, где до сих пор работали силовые установки древних космических кораблей, по всему обозримому пространству хаотично набухали полупрозрачные пузыри. Несколько секунд каждый из них существовал в виде полусферы, затем вдруг сияние начинало схлопываться в точку, а через миг из-под земли вырывался столб света, ударял в небеса, пронзая клубящиеся тучи, высекая из них изломанные зигзаги молний.

Внезапно начался ливень. Первые капли дождя хлестнули по пыльной, иссохшей земле, скатываясь в шарики, затем вдруг снова резко потемнело и хлынуло как из ведра.

Вода и огонь сошлись в скоротечной схватке, занявшиеся было пожары гасли, клубы едкого пара поднимались от земли, а вал призрачного сияния продолжал медленное, неумолимое движение, словно фантастический каток, которым неведомая Егору сила решила выровнять поверхность планеты, походя уничтожив все живое.

Почему? Зачем? Что за злой рок довлеет над нами?

Дождь все хлестал и хлестал.

По руслу реки уже бежал мутный глинистый поток. Егор оглянулся. Боевые планетарные машины медленно двигались против течения, их башни едва возвышались над поверхностью воды, вокруг них пенились буруны.

– Грей? Как у тебя? Ответь?

– Движемся, но медленно. Тут еще одна проблема, Егор!

– Поломки?!

– Нет! Эшранг требует развернуть колонну!

– С ума он сошел от страха?! Не видит, что творится вокруг?!

– Он говорит: если свернем по старой дороге, направо между холмами, и прорвемся к верфи армахонтов, то выживем!

Егор на миг задумался.

Он достаточно хорошо знал эшрангов. Они надменны, себялюбивы, но отнюдь не безрассудны. Надо сказать больше: если существует угроза для жизни, эшранг побежит, спасаясь, и только чрезвычайные обстоятельства способны заставить его рискнуть.

Древняя верфь армахонтов? Он что-то знает о ней? Уверен, что там безопасно?

Ситуация складывалась критическая, требовала мгновенных решений.

– Грей? Что перевозит караван? Конкретно?

Репликант удивился вопросу, но ответил:

– Зерно. В мешках.

– Проверь груз! Живо!

Наступила недолгая пауза, затем по связи раздалось ругательство.

– Егор! Тут песок!!!

– Что?!

– Обыкновенный песок в мешках! Но как же так?! Люди ведь от голода умирают! Эта тварь… Зачем?.. Я убью его!

– Караван был прикрытием. Он использовал вас, чтобы добраться сюда! Эшранга не тронь! Делай, как он говорит! Сворачивай по дороге к верфи!

– А ты?!

– Попытаюсь вас нагнать!

– Пешком? Не успеешь! Где ты сейчас находишься?! Передай свои координаты, пошлю за тобой машину!

– Двигайся к верфи! Не останавливайся!

* * *

Дождь прекратился так же резко, как и начался, напоследок плеснув моросью, небеса стремительно просветлели, вновь подул ураганный, порывистый ветер, он разогнал клубы едкого пара, и расширитель сознания наконец сформировал полноценную, панорамную картину происходящего.

Тысячи новорожденных темпоралов полыхали вокруг, и теперь в действиях эшранга прослеживалась четкая логика, основанная на недоступной Егору информации. Колонна уже выбралась из теснины русла, и на пути планетарных машин Бестужев не заметил ни одной аномальной области!

Полуразрушенный планетарный док занимал площадь в сотни квадратных километров, и зловещий энергетический вал начал медленно деформироваться, выгибаясь дугой, словно на древних руинах лежало какое-то мистическое заклятие и ни одна сила не смела затронуть их своим воздействием!

Неужели они до сих пор защищены какими-то устройствами армахонтов?!

Егор бежал, стремясь нагнать колонну, но ураганный ветер, заплутавший между новорожденными темпоралами, норовил сбить с ног, к тому же приходилось постоянно сканировать ауры энергетических деревьев, прокладывать извилистый маршрут, теряя время и силы.

Да, теперь Егор уже не сомневался: на территории верфи скрыто нечто исключительно важное, и караван служил лишь прикрытием для эшранга, чтобы тот мог нанять охрану, путешествовать под защитой, не вызывая лишних вопросов и подозрений.

Мог ли он предвидеть сегодняшние события?

Вряд ли. Эшранг не провидец. Он намеревался незаметно ускользнуть, бросив ничего не стоящий груз, как только колонна окажется поблизости от верфи. Внезапная стычка между сервами и хондийскими истребителями нарушила его планы. Но он по-прежнему твердо уверен в собственной безопасности.

Энергетический вал тем временем заметно истончился, растягиваясь, огибая верфь, теряя скорость и силу. Вскоре он исчезнет, оставив после себя безжизненную пустошь. Такие явления в последний год – не редкость. Планета гибнет, и до сегодняшнего дня Егор был уверен – никто не в силах остановить этот процесс.

Тем важнее нагнать колонну, допросить эшранга!

До дороги оставалось пройти метров пятьдесят. Бестужев вскарабкался по скользкому, напитанному дождевой водой глинистому склону, оглянулся и вдруг заметил позади себя какое-то движение!

Померещилось?

Нет. Вот опять!

Две фигуры в смутно знакомой Бестужеву гермоэкипировке неожиданно появились в поле зрения. Они прошли сквозь сочащуюся багрянцем ауру темпорала, словно и не заметили границ опаснейшего явления!

Встретить призраков среди структур, изменяющих пространство и время, – событие вполне заурядное. Фантомы попадаются часто, их легко отличить по расплывчатым, едва заметным силуэтам. Гонимая ветром хмарь непогоды, по идее, должна проходить сквозь них, не встречая препятствия.

Егор присмотрелся.

Ничего подобного! Рваные клочья тумана огибали фигуры двух рослых гуманоидных существ!

«Неужели армахонты?!» – мысль обдала жаром.

В отличие от Грея Бестужев не сомневался в существовании древней цивилизации легендарных строителей межзвездной сети. Он знал о них не только по слухам, но полагал, что армахонты давно исчезли, стали историей.

Сейчас он невольно замер, неотрывно глядя на две рослые человекоподобные фигуры.

Вспомнил! Фрагменты точно такой же экипировки он видел однажды, в пору юности, когда по заданию эшранга ходил в недра ледника!

Это ничего не доказывает, но обреченная надежда уже встрепенулась в душе и не угасала.

– Подождите!

Крик потонул в вое ветра. Его не услышали.

Забыв об осторожности, Бестужев рванулся назад, петляя между темпоралами, страшась упустить из вида двух существ, занятых сбором данных, – они вновь вошли в границы ауры, установили там какой-то контейнер и принялись спорить между собой, эмоционально жестикулируя.

Ноги скользили, по щиколотки тонули в раскисшей глинистой почве.

Кто, кроме армахонтов, способен вот так запросто пересекать сдвиги времени?

Егору стало трудно дышать. Срезая путь, он неосторожно перешагнул границу желтоватого сияния и тут же пожалел об этом. Импланты ушли в сбой. Окружающее пространство моментально сузилось до границ видимости. Обычным человеческим зрением он замечал лишь беснующуюся вокруг пелену непогоды.

Правее!

Сердце билось неровно. В груди возникло неприятное ощущение, словно там все замерло. Ноющая боль сменилась ознобом, но он все-таки преодолел опасный участок, вырвался в пространство между двумя световыми колоннами, споткнулся, упал, вновь вскочил и растерялся, утратив чувство направления.

Повсюду, куда ни глянь, клубятся поднятые ветром песок и пыль. Откуда они взялись? Только что ведь прошел проливной дождь и вокруг стелился туман!

Бестужев ничего не понимал. Ноги больше не тонули в грязи, почва растрескалась, как после многодневной жары.

Что делать? Пока не перезагрузятся импланты, нельзя и шага ступить. Ничего не видно на расстоянии вытянутой руки, а ветер все крепчает!

* * *

Первым заработал модуль технологической телепатии, и Егор неожиданно услышал голос, отчетливо прозвучавший в его рассудке:

– Анарг! – Судя по тону, кто-то с досадой выругался. – Да они же мне все настройки собьют!

– Гейбл, не шегарай, – отозвался второй голос. Разговор шел на универсальном языке межрасового общения, но часть слов Бестужев просто не понимал. Еще один довод в пользу армахонтов? Помнится, хонди утверждали, что универсальный язык межрасового общения был создан на основе морфем древнейшей цивилизации.

– Да нолг уже! – раздраженно ответил первый. – Ну сколько можно?! Алогош чувствителен к энергиям, и они его лоуг! Сколько уже раз за последний год?!

Егор замер, не шевелясь. «Каким образом я слышу их речь? При чем тут мой модуль технологической телепатии?! Он ведь относится к сумме человеческих технологий!» – вопрос восприятия возник мгновенно, но не нашел здравого объяснения.

– Ладно. Успокойся. Наводи тут порядок, а я пока к верфи схожу. Надо обезвредить управляющий сегмент терфула.

– Ах, вот зачем тебя отправили вместе со мной? Ну да, логично. А почему терфул не эвакуировали? Он же находится в постоянной готовности, верно?

– Да, как и другие терфулы, на случай экстренной эвакуации. Я извлеку мерч.

– А терфул? Так и останется тут? Только подумай, что если им завладеют эти…

– Гейбл, не переживай. Не имея современной наносети четвертого уровня, никто не сможет даже на борт проникнуть. А без мерча от терфула вообще нет никакого прока, ты ведь понимаешь?

– Ну да, да, давай, только недолго.

Загадочные существа разделились. Один остался в границах ауры, второй направился в сторону планетарного дока древней космической верфи. Расширитель сознания уже заработал на полную мощность, и Бестужев снова видел оба силуэта.

К тому, что подле темпорала, соваться глупо. Остается второй. Его я смогу догнать!

Впервые Егор встретил существ, похожих на армахонтов. В его душе вновь встрепенулась слабая надежда. Нужно догнать незнакомца!

– Грей? – Он вышел на связь.

– Егор? Живой? Ты где? – немедленно откликнулся репликант.

– Иду к верфи.

– Мы уже на старой дороге! Еще немного – и будем спускаться к стапелю!

– К вам движется армахонт! Перехвати его! Задержи! Грей, это очень важно! Чтобы там ни кричал эшранг, делай, как я сказал!

– А что делать-то!

– Выйди ему навстречу! Останови, только без оружия, понял?!

– Егор, ты не ошибся? Это действительно армахонт?

– Я так думаю! В любом случае попытайся с ним заговорить!

– Ладно. Попробую.

Связь внезапно оборвалась.

Егор побежал что было сил, но вскоре выдохся, перешел на быстрый шаг. Почва под ногами то скользила, то вновь становилась твердой, потрескавшейся.

Загадочный визитер намного опережал его. Он двигался прямиком через темпоралы и вскоре уже вышел к старой дороге, остановился, осматриваясь, и расширитель сознания Егора цепко ухватил его образ!

Он очень похож на человека! Сердце билось все чаще. Датчики имплантов зафиксировали энергетическую ауру, окружающую незнакомца. Что это может быть? Индивидуальное защитное поле?

Бестужев собрал остаток сил, вновь побежал.

Реальность расслаивалась. Сполохи блеклого сияния полосами струились над землей. Ветер то стихал, то вновь набирал ураганную мощь. Он нес капли дождя и тут же, буквально в следующий миг, внезапно и больно начинал сечь по лицу мельчайшими крупицами песка. В груди появилась резь. Дыхательная маска сбилась. Пришлось остановиться, поправить ее.

Вот и дорога. Впереди уже виднелись контуры боевых планетарных машин!

* * *

Грея Бестужев заметил издалека. Репликант не подвел, не испугался – вышел навстречу загадочному существу без оружия и сопровождения.

Связь по-прежнему сбоила. Егор ничего не слышал, модуль технологической телепатии глухо молчал, в коммуникаторе на всех частотах потрескивали помехи.

Незнакомец осмотрелся и, не заметив Грея, направился в сторону верфи. Он шел уверенным размашистым шагом, ничего не опасаясь, не обращая никакого внимания ни на боевые машины, ни на репликанта, словно не видел их!

Неприятный холодок зародился в груди Бестужева. Он невольно замедлил шаг, не понимая, что происходит?! Визитер вел себя так, словно он был тут совершенно один!

Егор задействовал расширитель сознания, внимательнее присмотрелся к загадочному существу.

Призрак! Теперь по дороге шел призрак! Грей тоже заметил полупрозрачную фигуру, поднял обе руки, показывая, что у него нет оружия, не понимая, чем чревата встреча с фантомом.

«Видимо, личное защитное поле, позволяющее этим существам спокойно пересекать границы искажений реальности, работало на принципе автоматического временного сдвига!» – подумал Егор. Путешествуя по безжизненным регионам гибнущей планеты, он повидал немало смертоносных явлений и сейчас находил лишь одно объяснение происходящему: система защиты, встроенная в экипировку незнакомца, полностью автоматизирована. Она фиксирует препятствие либо опасное явление и создает сдвиг времени! Вот почему облик таинственного существа то материализуется, то вновь обретает свойства фантома!

– Грей! – заорал Бестужев, пытаясь спасти репликанта, но было поздно, призрак уже поравнялся с ним.

Все, что оказалось в зоне действия его персонального защитного поля, вдруг начало рассыпаться в прах!

Визитер прошел мимо колонны, причиняя разрушение и смерть, но он-то этого не замечал! Для него не существовало ни БПМ, ни репликантов!

Вряд ли он осознанно хотел чьей-то гибели, но вышло именно так. Незнакомец прошел по дороге, оставляя после себя лишь серую субстанцию, похожую на пепел, который тут же подхватывал и уносил ветер.

Жизнь не щадила Егора. Он давно потерял счет утратам, но это не притупило остроты его чувств. Душа каменела в такие минуты. Дикая тоска сжимала сердце.

Он стоял на древней дороге. Снова зарядил дождь, и под ногами запузырилась серая грязь. Минуту назад она была людьми, техникой, эшрангом, морфами, а вот теперь – прах.

«Почему все, кого я пытаюсь спасти, погибают?»

Призрачная фигура незнакомца скрылась во мгле непогоды, а Егором вдруг овладел приступ отчаяния. «Этот мир погибал. Зачем же я цепляюсь за жизнь? Чтобы вот так однажды превратиться в горсть пепла? Сгинуть в очередном разрыве пространства?»

Вселенная молчала. Она не хотела отвечать или просто была равнодушна к происходящему?

Он долго стоял в оцепенении, глядя, как милосердный дождь смывает прах, бурлящими ручейками уносит его прочь, а затем вдруг угрюмо и решительно развернулся, размашисто зашагал в сторону огромных, слегка накрененных пилонов древнего сооружения.

Он не мог возродить погибших. Не мог повернуть события вспять. Но он был в силах хотя бы попытаться догнать незнакомца и потребовать от него внятного ответа на многие вопросы.

* * *

Древняя космическая верфь тонула в тумане.

Обозримое пространство постепенно сужалось по мере того, как Егор спускался все ниже, и вскоре взгляд уже не различал ничего, кроме молочно-белой пелены, лишь расширитель сознания вычерчивал перед мысленным взором иззубренные контуры обрушенных зданий.

Когда-то планетарный док занимал огромную площадь. Теперь от древних построек остались лишь руины, кое-где виднелись фрагменты дорог да двенадцать огромных пилонов, расположенных по окружности разрушенного стапеля, царили над местностью.

Почва под ногами оползала, скользила. Сырость пробирала до костей промозглым холодом. Дневной свет постепенно тускнел.

Куда мог направиться загадочный визитер?

И что надеялся отыскать тут эшранг?

Он запретил себе думать о потерях. Задавил боль, как делал это не раз.

Коварный склон вывел его на сохранившийся участок дороги, идти стало легче, и вскоре Бестужев добрался до прочного и широкого выступа.

Туман остался выше, теперь он клубился над головой и воспринимался как низкая облачность. Егор увидел изгибающуюся полосу усеянного разными обломками «берега», а чуть дальше и ниже – свинцово-серую рябь воды. Древний стапель затоплен. Собственно «берег» – это устоявшая под напором времени широкая кольцевая дорога, ведущая по периметру огромного инженерного сооружения.

Бестужев остановился.

Он знал о существовании этой верфи, бывал в ее окрестностях, но в те времена все постройки заполнял лед. Исследовать их не представлялось возможным.

Теперь в его распоряжении были лучшие из созданных людьми систем сканирования. Он мог заглянуть в глубины затопленного дока, узнать, что именно скрывают за собой потрескавшиеся стены двенадцати пилонов.

Куда же пошел незнакомец?

Егор медленно, тщательно сканировал доступное пространство. Здесь, среди руин непонятных сооружений действительно не возникло ни одной аномалии, не было и темпоралов, к которым Бестужев уже привык как к некоей неизбежности.

Визитер собирался что-то забрать – это было ясно из случайно услышанного фрагмента разговора. Значит, он должен синхронизировать свое защитное поле с реальным течением времени либо вообще отключить его.

Постепенно по мере накопления данных перед мысленным взглядом Бестужева появлялось все больше и больше подробностей. Датчики имплантов работали на пределе возможностей, сканирующее излучение проникло сквозь стены двенадцати исполинских пилонов, но внутри, к разочарованию Егора, удалось различить лишь какие-то давно остановившиеся, пришедшие в негодность механизмы. Ни одного активного источника энергии. Все давно и безнадежно разрушено.

Он сосредоточил внимание на затопленном планетарном доке и сразу же обнаружил тусклую, движущуюся в толще воды сигнатуру.

Энергетическую матрицу излучало защитное поле незнакомца. Он погружался. Егор с досадой понял, что последовать за ним не получится. Нет соответствующей экипировки. Глубина впадины больше километра.

Ему оставалось только одно: набраться терпения и ждать на «берегу».

Искра надежды еще тлела в душе. Он гнал прочь безысходные мысли, и все же они прорывались в сознание. А если двое загадочных существ не армахонты? Но кто тогда? Представители какой-то неизвестной высокоразвитой цивилизации? Нет, вряд ли. Они общаются на универсальном языке, похожи на людей, используют недостижимые для нас технологии.

Егор неотрывно следил за погружением незнакомца. Тот действовал спокойно, уверенно, в точности знал, куда именно должен попасть, изредка корректируя направление, двигаясь к центру впадины.

Наблюдая за тусклым пятнышком энергоматрицы, Бестужев постепенно концентрировал внимание, и датчики расширителя сознания, следуя напряжению его мысли, перефокусировались, проникая все глубже сквозь толщу темной воды.

Тонкие, трепещущие линии начали появляться перед мысленным взором Бестужева.

Он чутко внимал обострившимся до предела чувствам, но очертания какого-то огромного, покоящегося на дне объекта искажались, ускользали от понимания – Егор старался изо всех сил, но не мог собрать воедино обрывочные данные.

Рука машинально потянулась к подсумку.

Малый разведывательный зонд – сфера величиной с теннисный мяч – с тихим плеском ушел под воду.

МаРЗа Егор хранил бережно, использовал редко, лишь в крайних случаях. Высокотехнологичный аппарат разведки являлся для него последней материальной частицей памяти о прошлом, об эпохе, из которой его вырвало сдвигом времени.

Впрочем, нет.

Был еще один артефакт, но иного толка…

Черты Бестужева напряглись, заострились. Он мысленно сопровождал погружение зонда. Данные пошли увереннее, полнее.

Линий стало больше, они очерчивали некую правильную геометрическую форму.

В глубинах затопленного стапеля покоился странный объект. Внешне он напоминал двояковыпуклую линзу трех километров в диаметре, разделенную на двенадцать клиновидных сегментов, соединенных с центральным стержнем.

Егор сразу подумал: космический корабль! Вот что надеялся отыскать эшранг! И не его ли двое странных существ именовали непонятным словом «терфул»?

Зонд достиг глубины восемьсот метров. «Предел для моих сканеров, – подумал Егор. – Если позволю ему продолжать погружение, потеряю связь».

Он отдал мысленный приказ. МаРЗ остановился, отрегулировал плавучесть, остановился на заданной глубине.

Теперь его датчики могли сканировать не только внешнюю форму, но и внутреннюю архитектуру техногенного объекта.

Наполнение ближайшего к МаРЗу сегмента выглядело однотипным. Егор различил сотни одинаковых по размеру и конфигурации помещений высотой в три метра, выполненных в виде плотно пригнанных друг к другу пятигранников.

Похоже на соты. Между отдельными массивами помещений проложены узкие коридоры.

Он не мог отделаться от ощущения, что уже где-то видел подобные отсеки. Среди обломков кораблей? Да, точно! Такую же пятигранную форму имели стандартизированные модули, предназначенные для жизнеобеспечения колоний алгитов – мыслящих кристаллов, основного компонента любой навигационной системы.

Но, у Егора перехватило дыхание, даже корабль крейсерского класса нес на борту не более трех колоний мыслящих кристаллов. Одну основную и две резервные. Здесь же он видел десятки тысяч отсеков.

Мысль о колониальном транспорте алгитов критики не выдерживала. Во-первых, корабль находится в доке. Во-вторых, мыслящие кристаллы никогда не осваивали другие планеты. Они даже не помнили, где расположен их родной мир.

Алгиты издревле служили армахонтам. Тайна их происхождения покрыта мраком. В одном Егор не сомневался – кристаллы живые и разумные. Он пару раз видел выжившие колонии, да и в судьбе «Прометея» – корабля его предков – алгиты сыграли не последнюю роль…

Концентрация внимания отнимала все силы. Появилась резкая головная боль. Слюна во рту стала тягучей. Терялось ощущение реальности.

Корабль успели достроить – Егор все еще держался, анализируя поступающие данные. Внешних повреждений нет. Двенадцать сегментов плотно состыкованы друг с другом и соединены с центральным стрежнем.

Загадочная конструкция не имела аналогов среди известных Бестужеву типов космических кораблей.

Незнакомец тем временем проник внутрь «терфула». Чтобы войти, он воспользовался шлюзом, затем его энергоматрица бледным пятнышком продвинулась по узкому коридору между сотами отсеков. В глубинах сегмента располагалось помещение, отличающееся от остальных по форме. Обособленный цилиндр, судя по поступающим данным, имел двойной корпус и собственную шлюзовую камеру. Что располагалось внутри – неясно. Таких подробностей сканеры МаРЗа не транслировали.

Боль разрывала рассудок. Егора лихорадило. Работа расширителя сознания отнимала жизненные силы, небывалая концентрация внимания уже вышла за предел возможного.

Он отдал МаРЗу приказ на возвращение, на ощупь отыскал среди кармашков экипировки капсулу с хондийским препаратом, судорожным усилием проглотил ее.

Резкое прояснение рассудка не принесло избавления от боли. Дальше станет еще хуже, но на ближайшую четверть часа он стимулировал организм.

Зонд всплывал.

По данным, поступающим от него, незнакомец что-то забрал из отсека и сейчас возвращался по узкому коридору к шлюзовой камере.

* * *

Егор рассчитывал встретить загадочного визитера, когда тот выберется из воды, но события вдруг начали развиваться по совершенно непредсказуемому сценарию.

Бестужев успел немного отдышаться, нашел силы встать и побрел по берегу, к точке, где, по его расчетам, незнакомец должен был выбраться на старую, усыпанную обломками дорогу.

Вокруг царила глубокая тишина.

Туман клубился над головой. Очертания пилонов терялись в его пелене.

Это место пропитывал какой-то потусторонний, нереальный покой. Егор шел, пошатываясь, спотыкаясь, стараясь не упустить из поля мысленного зрения энергетическую матрицу всплывающего существа.

Постепенно по мере сокращения дистанции он начал различать кое-какие подробности.

Незнакомец забрал из таинственного корабля цилиндрический контейнер внушительных размеров.

Это и есть «мерч»? – Бестужев остановился, вновь сконцентрировал внимание.

Результат сканирования ошеломил его, даже вызвал недоверие к полученным данным. Он вообще-то ожидал увидеть колонию алгитов, к такому предположению подталкивала логика предыдущих наблюдений, и действительно, внутри капсулы находились кристаллы, но не живые, а искусственно созданные, пронизанные непонятными структурами, собранные из микроустройств, выполненных на уровне нанотехнологий.

«Неужели модуль центрального бортового компьютера? – мысль промелькнула на уровне доступных аналогий. – Ядро системы таинственного корабля?!»

Затаившись за крупным обломком, недалеко от уреза воды, он продолжал наблюдать.

Рослое гуманоидное существо приближалось.

Кто же он? Человек или армахонт?

Сейчас узнаю…

* * *

Ответа Егор не получил. Он ждал, пока незнакомец выберется на сушу, но тот даже не показался из-под воды, – опережая его появление, вдруг ударила ослепительная вспышка света, словно в тумане над верфью вдруг зажглось еще одно солнце.

Ветер налетел порывом, разорвал клубящийся над котловиной полог.

Бестужев невольно привстал, обернулся и увидел второго визитера. Тот стоял метрах в пятидесяти выше по склону.

Ослепительный свет, сконцентрированный в точку, пылал несколько мгновений, затем воздух пронзили сотни энергетических нитей, часть из них, плавно извиваясь, пронзила поверхность воды, другие потянулись к существу на склоне.

Егор попытался закричать, но не смог. Мышцы парализовало. Он потерял способность двигаться, дышать, словно время внезапно остановилось.

Его сердце замерло. В груди разрасталась боль.

Миг растягивался в вечность. Потрескивая, рассыпая искры, медленно двигались нитевидные разряды энергии. Точка, пылающая в небе над верфью, была пробоем метрики пространства, уж этих явлений Егор повидал достаточно.

Обоих существ окружили пылающие коконы. От эпицентра энергетической активности потянулись новые нити, ударили в склон, образуя две параллельные линии знакомых Егору явлений – там, где разряды соприкоснулись с поверхностью, зарождались темпоралы.

Он ощутил, как медленно ударило его сердце. Перекошенный рот силился схватить глоток загустевшего воздуха.

Темпоралы зародились и выросли в течение нескольких секунд субъективного времени. На самом деле их рост был мгновенным, но Егор находился вне катастрофического явления – он сейчас видел лишь бледный призрак событий.

Ветер стих, наступила глубокая тишина.

Его сердце вновь остановилось.

Режущая взгляд вспышка света волной прокатилась по темпоралам, вспухла волдырем и лопнула, ударив в небеса столбом энергии.

Егор ослеп. Он ничего не видел и не ощущал.

…Когда он очнулся, загадочных существ нигде не было.

Бестужев лежал на берегу, у кромки воды, часто, судорожно дыша. Сердце молотилось как бешеное. Разорванный полог тумана стремительно затягивал прорехи.

Пробой метрики пространства закрылся. Темпоралы исчезли, но память сохранила их необычную упорядоченную конфигурацию.

Мир снова погружался в сумерки.

Надежда, злая, опаленная горечью произошедших событий, робко встрепенулась в душе.

Егор не задушил ее, потому что знал: в гибнущем мире есть еще одно место, где темпоралы образуют точно такую же упорядоченную структуру!

Глава 2

Необитаемые регионы Пандоры

Три недели спустя…

На исходе дня, после многих невзгод долгого и тяжелого пути Егор Бестужев увидел Аллею Темпоралов.

Таинственное место, о котором ходило много слухов. Среди пестрого конгломерата существ, населяющих гибнущую планету, постепенно начала формироваться религия. По мере деградации, потери знаний, утраты технологий быт становился все тяжелее и проще. Сознание тоже менялось, постепенно блекла память о космических путешествиях. Устойчивым оставался лишь миф об Армахонтах, но из легендарных строителей межзвездной сети они в восприятии ныне живущих поколений превратились в существ богоподобных, всемогущих, а беды, обрушившиеся на Пандору, теперь трактовались многими как кара, ниспосланная свыше.

Бестужев всегда оставался твердым материалистом. Явления, которые не мог понять, он не считал мистическими. Рано или поздно им находилось разумное объяснение.

Однако Аллею Темпоралов даже в его восприятии окружал ореол тайны.

Однажды он едва не погиб тут и вот теперь вернулся.

Когда-то он верил – здесь начинается путь в иные миры, но не знал, как открыть заветный портал, не понимал, что нужно сделать?

Нередко он слышал: Аллея Темпоралов открывает путь в прошлое, в счастливую эпоху золотого века, когда планета была райским садом. О язвах пространственно-временных аномалий в ту пору никто и не знал.

Вера.

Что она для нас? Проблеск света в ночи, путеводная нить, последний рубеж защиты рассудка перед силой неодолимых обстоятельств или костыль, на который мы опираемся, смертельно устав от жизни?

Чем больше трудностей преодолевал Егор, чем больше видел смертей, переживал утрат, терпел лишений, тем сильнее манило его сюда.

Он и раньше пытался пройти через Аллею Темпоралов, но не сумел. Та надежда угасла, но после событий, произошедших в окрестностях древней верфи, затеплилась вновь, вспыхнула крошечной искрой на фоне царящего в душе мрака.

А что, если они действительно существуют? Богоподобные, мудрые, взирающие на нас в ожидании: когда же оставленные ими знаки будут прочитаны, истолкованы и в действие придут могучие механизмы, обладающие властью над временем и пространством, когда же вестник из гибнущего мира придет к ним, без страха, с простой, понятной, идущей от сердца просьбой и скажет: «Мы поняли свои ошибки, мы до смерти наигрались с непостижимыми для нас технологиями, наша ненависть друг к другу отгорела, мы хотим мира, мира и света. Мы хотим созидать, растить детей, строить дома – жить, а не выживать, теряя близких».

Егор присел на взгорок.

Колоннада холодного света издали была похожа на фантастическую взлетно-посадочную полосу. Две линии темпоралов образовывали аллею. Сюда, преодолевая множество опасностей, приходили многие. Их кости белели вокруг как доказательство наивных, но искренних стремлений. Если всматриваться в глубину Аллеи, то можно заметить фигуры разных существ, застывших, похожих на изваяния.

Но если армахонты не исчезли и действительно обладают властью над явлениями космического масштаба, почему же допускают столько жертв, зла, заблуждений, несправедливости?

Часто Егора бесила собственная неспособность слепо поверить, ринуться очертя голову туда, в холодный свет, уповая… на чудо?

«А что еще можно сделать? Будь рядом Паша Стременков, он бы выдвинул гипотезу относительно Аллеи. Будь здесь Родька Бутов, он бы пошел туда не оглядываясь. А что же я? Буду кружить, как одинокий амреш? Или ждать знака?»

Он смертельно устал. Скитаясь по Пандоре, дошел до черты отчаяния и перешагнул ее.

Больше всего Егор страдал от одиночества. Много лет, начиная от момента имплантации хондийского нерва, он сторонился людей, а теперь ему хотелось ощутить рядом друга, но страх перед очередной потерей уже превратился в фобию.

Он с трудом оторвал взгляд от манящей и одновременно зловещей колоннады, осмотрел окрестности.

Все осталось таким, как он запомнил. Вот черное пятно от костра. Рядом, будто опрокинутая набок кукла, валяется андроид. Неподалеку стоит изрешеченный пулями внедорожник. Предметы запечатлели историю одного предательства, вспоминать которое Егор не хотел.

Передохнув, он встал, пошел к машине. Андроид, когда-то пытавшийся убить его, лежит тут давно. Его одежда сгнила, пеноплоть облезла, тяги приводов покрылись пятнами окислов. Сквозь обнажившийся эндоостов проросли трава и низкорослый кустарник.

Егор с усилием приподнял человекоподобный механизм, установил вертикально и начал счищать с него налипшую землю. Вскоре показался тусклый, не подверженный коррозии металл.

Он забыл об усталости. Во внутреннем кармане износившейся полевой формы Бестужева, запаянные в пакет из пластика, хранились нейрочипы, взятые от другой человекоподобной машины.

Механизм, который сейчас разбирал Бестужев, не представлял для него никакой ценности. А вот чипы (их он собирался установить в отремонтированный эндоостов) принадлежали другу – искусственному интеллекту, прошедшему долгий путь саморазвития.

Он достал из рюкзака и расстелил на земле кусок непромокаемой ткани, прикатил камень, уселся на него, разложил нехитрый инструмент и вновь принялся за дело, вспоминая навыки, полученные еще в юности.

Тьма упала внезапно. Стальная радуга перечеркнула небосвод. Свет луны посеребрил окрестности. Егор включил фонарик, продолжая работать, изредка исподлобья поглядывая в сторону Аллеи Темпоралов.

* * *

К утру последний из заветных нейрочипов был установлен в новом носителе, согласно маркировке.

Он достал из рюкзака микроядерную батарею, поместил ее в слот.

Прошла минута, другая, и заново собранный человекоподобный механизм внезапно шевельнулся. Надрывно взвизгнули сервомоторы, он сел, опираясь одной рукой о землю. Внутри сферы, выполненной из дымчатого пластика, появился изменчивый узор индикационных сигналов.

Егор, используя модуль технологической телепатии, отправил тестовый сигнал.

Андроид не отреагировал. Он медленно поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, словно пытался понять, где он очутился. Видимо, комплекс его связи не заработал или загрузился со сбоями.

– Ты меня слышишь? – глухо спросил Бестужев.

Визг.

– Слышу, – раздался синтезированный голос машины.

– Кто я?

– Человек. Не хозяин. Человек. Не хозяин. Человек…

– Достаточно! Кто ты?

– Колониальный механизм, серийный номер… – последовал набор цифр.

– Вспомни, кто ты, – настаивал Егор. – Инициируй нейросеть!

– Выполняю.

Андроид замер, не двигаясь.

Бестужев подождал некоторое время, но ничего нового не происходило. Инициализация личности – процесс долгий и не всегда успешный.

Глаза слипались от усталости.

Солнце, как всегда, появилось в зените и светило ярко, согревая озябшую землю. Аллея Темпоралов поблекла. Среди холмов на почтительном удалении от аномального участка местности закипала дневная жизнь.

Егора неодолимо клонило в сон, и он не стал сопротивляться навалившейся усталости, прилег на землю подле неподвижного андроида, который сейчас пытался по фрагментам восстановить свою личность, и мгновенно уснул.

* * *

Проснулся он ночью от холода и промозглой сырости.

С пасмурного неба накрапывал мелкий дождь. Аллея Темпоралов тонула в густом тумане.

Андроид куда-то исчез.

Егор привстал. Чувство опасности окатило дрожью, но тут же схлынуло.

Все тихо вокруг. Нерв молчит. Расширитель сознания, как часто бывало после глубокого сна, включился в работу со вспышкой головной боли. Тьма мгновенно отпрянула, перед мысленным взором появилась четкая картина окружающего.

Среди серых контуров близлежащих холмов читалось с десяток энергоматриц. Две из них привлекли внимание Егора. Пальцы медленно разжались, отпуская оружие.

Из зарослей вышел андроид. В ночной тиши слышалось повизгивание его изношенных приводов. Вторая энергоматрица принадлежала хондийскому транспортному кораблю – он «укоренился» метрах в пятидесяти от Аллеи Темпоралов и выглядел как обыкновенная пологая возвышенность.

Вскоре человекоподобный механизм появился в поле зрения. В руках он нес охапку сухих веток.

– Холодно нынче. – Андроид присел на корточки, быстро, сноровисто развел костер. Пламя лизнуло тонкие ветки и тут же загудело, набирая мощь. От огня дохнуло теплом и уютом.

– Ты вспомнил? – Бестужев подсел ближе к костру.

– О чем? – Андроид устроился рядом и тут же занялся делом – принялся перебирать тяги правой ноги.

– Себя вспомнил? Нейросеть инициализировал?

– А как же! Ядро системы работает стабильно, а вот приводы барахлят и сканеры постоянно сбоят. Нужно ремонтировать.

– Кто ты?

– Карл. Карл Дитрих Мейер. Так зовут моего хозяина[1].

– Нет, неправильно. Помнишь меня?

– Да. Но смутно. – В устах машины подобное утверждение прозвучало абсурдно. – Ты назовешь свое имя? – спросил он.

– Нет.

– Почему? – андроид удивился. А значит, его нейросети работали, эмулируя эмоции!

– Ты должен вспомнить, – настаивал Егор. – Вспомнить, кем был. Вспомнить меня.

– Не понимаю. Зачем? Мне нужно ремонтировать приводы и сканеры.

– Ты – искусственный интеллект. Ты развивался на протяжении полувека. Ты знаешь меня с пеленок. – Бестужев говорил отрывисто, лаконично, стараясь дать подсказки при минимуме информации.

– У меня технические проблемы? Сбой памяти?

– Ты попал в аварию. Я смог спасти лишь нейрочипы. Накануне я установил их в другой эндоостов.

– Спасибо. Понятно. А где мой хозяин?

– Его нет.

– Когда он придет? Его уже пробудили? Криогенная ячейка номер пятьсот тридцать восемь. Это важно!

Егор промолчал. Пока рано говорить андроиду, что его хозяин давно погиб. «Видно, я все же напутал с чипами во время установки», – огорченно подумал он.

– Сам постепенно вспомнишь. – Бестужев дотянулся до рюкзака достал еду и воду. – Займись отладкой приводов. Со сканерами разберемся позже. Я перекушу и схожу осмотрюсь.

Решение постепенно вызревало в душе.

«Я должен снова попытаться пройти через Аллею, – думал Егор, разжевывая безвкусный пищевой концентрат. – Но прежде придется исследовать темпоралы, понять, где скрыт механизм их активации».

Он искоса взглянул на андроида. Тот сидел, глядя на мятущиеся языки пламени костра.

Задумался. Значит, процесс восстановления личности идет. Иначе ковырялся бы в приводах, не тратя время на самоанализ.

«Мне потребуется не только друг и помощник, – размышлял Егор, – но и надежное убежище». Он решительно встал и направился в сторону холма, в глубинах которого тлела характерная энергоматрица.

* * *

Шлюз хондийского корабля скрывали заросли кустарника.

Егор с трудом проложил путь сквозь пружинистые, усеянные шипами ветви, затем расчистил небольшую площадку и при помощи обыкновенной саперной лопатки принялся копать землю, короткими взмахами перерубая сплетения коней.

Тяжелые мысли не отпускали. Родной мир погибал. «На что же я надеюсь?» – думал он, с ожесточением взрыхляя и отбрасывая в сторону глинистую почву.

Нерв подавленно молчал, лишь расширитель сознания вычерчивал в глубинах холма плавные контуры обшивки чужого корабля.

Егор присел, смахнул выступившие на лбу капельки пота.

Судьба не щадила пандорианцев, но ведь родину не выбирают.

Непрошеные воспоминания, изначально принадлежавшие не ему, полученные при имплантации вместе с модулем технологической телепатии, часто тревожили рассудок, особенно в минуты крайней моральной усталости, словно десятки голосов из прошлого, живущие внутри, шептали: «Помни о нас. Помни. Помни…»

Он глубоко задумался, машинально счищая со штыка лопатки комья вязкой глины.

Когда колониальный транспорт «Прометей» после слепого рывка через гиперкосмос вышел в границах этой звездной системы, взглядам экипажа предстала подавляющая разум картина: на орбитах единственной, мало-мальски пригодной для жизни планеты сверкающими кольцами простирались скопления обломков, оставшихся после ожесточенной битвы между иными, незнакомыми людям, намного более высокоразвитыми цивилизациями.

По сути, пандорианцы были и остаются заложниками чужой войны, отгремевшей еще в ту пору, когда Человечество взирало на звезды через призму средневековых представлений о космосе.

«Был ли у экипажа выбор?» – часто спрашивал у себя Егор. «Нет, не было», – сам же отвечал он. Первый и единственный в истории Земли частный колониальный проект завершился полным крахом надежд. Андрей Игоревич Русанов – владелец «Прометея» – совершил роковую ошибку, когда доверился информации, полученной от Алгитов – колонии мыслящих кристаллов, найденных на Земле, на месте крушения инопланетного корабля.

В ту пору уже было известно, что космос плотно заселен представителями иных цивилизаций, ведущих непонятную людям войну, но Русанов все же рискнул, решился на межзвездный прыжок и проиграл.

«Прометей» сблизился с планетой, на поверхности побывали разведывательные группы. Они принесли удручающую информацию – панцирь ледников толщиной в несколько километров сковывал безжизненный мир. Множество обломков, впаянных в лед, предложили исследователям цепь очередных загадок. Как образовались ледники? Почему обломки космических левиафанов находятся не на дне кратеров, а заключены в толще льдов? К тому же при тщательном осмотре одного из объектов МаРЗы зафиксировали энергетическую активность, а затем обнаружили неизвестный вид силового поля, заполняющего поврежденные отсеки зеленоватым сиянием, в глубинах которого виднелись фигуры инопланетных существ, застывших, словно время для них остановилось за мгновение до гибели.

По сути, так оно и было. Просто люди тогда еще не имели ни малейшего представления об устройствах стазиса.

Передохнув, Егор снова принялся копать, расчищая шлюз.

Цепь роковых обстоятельств разделила экипаж «Прометея». Большинство колонистов, погруженные в криогенный сон, оставались в неведении относительно происходящих событий. Небольшая группа первопроходцев, которую возглавлял прадед Егора – Андрей Бестужев, высадилась на планету. С помощью роботизированных комплексов они приступили к строительству первичного поселения, для которого избрали удобную систему из трех небольших, расположенных уступами горных плато.

Русанов остался на борту «Прометея». В ходе сканирования обломков зонды обнаружили исполинскую орбитальную станцию. Туда отправили исследовательскую команду.

Две недели прошли относительно спокойно. Криогенные модули успешно отстыковались от колониального транспорта и совершили посадку на срединном плато.

Исследовательские группы медленно, но верно продвигались в глубины загадочной орбитальной конструкции. Они проникли внутрь через пробоины в обшивке, беспрепятственно прошли через разгерметизированные отсеки внешнего слоя, а вот дальше пришлось вскрывать переборки.

«Кто же мог предположить, что станция Н-болг, выглядевшая поврежденной, покинутой, на самом деле населена морфами и хонди?» – думал Егор, расширяя раскоп. Общее ошибочное мнение озвучил Русанов, пренебрежительно заявив: «Битва произошла давно, кто выжил и мог спастись – спасся, остальные погибли. Обломки же не представляют угрозы – их необходимо тщательно осмотреть в поисках инопланетных устройств и технологий».

Он жестоко заблуждался. Никто из выживших в битве не мог покинуть эту звездную систему, ибо ни одна из чуждых людям цивилизаций не обладала технологией мобильного гиперпривода, а стационарная точка доступа к внепространственной сети армахонтов оказалась безнадежно повреждена. Более того, экипажи космических кораблей не погибли – на планете и в космосе, в толще льдов и в безмолвии вакуума полыхали изумрудным сиянием участки локально остановленного времени, и в них, словно в глыбах зеленоватого янтаря, для тысяч инопланетных существ продолжался растянутый в вечности миг.

Морфы, населявшие Н-болг, восприняли продвижение исследовательских групп как вторжение. Они мобилизовали небольшой флот, состоявший из хондийских кораблей, и направили его к колониальному транспорту.

Люди и чужие не сумели понять друг друга. Произошла короткая схватка, «Прометей» получил тяжелейшие повреждения, вошел в неуправляемый дрейф и канул в бездне пространства.

Его дальнейшая судьба неизвестна.

* * *

Егор Бестужев принадлежал к третьему поколению колонистов. Его детство и юность прошли среди бескрайних ледников.

Жизнь была нелегкой, но понятной.

О чужих в ту пору почти ничего не знали. Было известно лишь одно поселение хонди, расположенное неподалеку, на границе между группой постоянно извергающихся вулканов и ледником. Там, подле теплых озер и жил небольшой анклав разумных насекомых, с которыми люди иногда торговали.

Солнце никогда не проглядывало сквозь плотные облака, но все ждали прихода Весны – постепенного потепления, предсказанного еще первым поколением колонистов.

Лопата с характерным звуком чиркнула обо что-то твердое.

Егор осторожно соскоблил глину. Так и есть. Борт. Шероховатый, покрытый сложным узором бороздок материал органической брони, похожей на хитин, но гораздо более прочный, влажно поблескивал. По нему паутинкой распластался корень какого-то растения. Шлюз наверняка зарос, придется его взламывать, а это разбудит корабль, словно задремавшего зверя.

Капля воды змейкой соскользнула по открывшему участку брони. Он сидел на корточках, едва умещаясь в узком, пропитанном влагой лазе. Запах сырости будил тяжелые воспоминания.

Надежда на лучшую жизнь в течение нескольких лет обернулась сокрушительной климатической катастрофой.

Льды, сковывавшие Пандору, начали стремительно таять. Никто не мог объяснить столь резкого, внезапного, ничем не обоснованного потепления. Талые воды сметали все на своем пути, а потепление продолжалось. Исследования лишь констатировали факт: планета разогревается, получая энергию из неизвестного источника.

Бестужев отчетливо помнил полузатопленное колониальное убежище, постоянное чувство голода, абсолютное отчаяние, медленную, неотвратимую агонию, помнил людей, превратившихся в тени.

– Егорка? – Синтезированный голос андроида заставил его вздрогнуть, очнуться, оторвать взгляд от капель воды, змеящихся по испачканной глиной броне. – Чем ты тут занят?

Он с трудом развернулся в тесном лазе, выбрался из него, отряхнул руки.

– Копаю, как видишь. Вспомнил меня?

– Давай помогу. Устал небось? А зачем копаешь? – Андроид заглянул в импровизированный раскоп, на взгляд определил принадлежность корабля по фрагменту брони. – Хондийский?

Бестужев кивнул.

Он ждал ответа на свой вопрос.

– Повзрослел ты. Если не сказать – постарел.

Вспомнил, значит.

– Какой сейчас год? – поинтересовался андроид. – Не пойму, внутренние часы какую-то ересь показывают. – Он сыпал просторечными словечками. – Будто полтора века прошло. Но ведь это сбой, верно?

– Нет, – ответил Егор.

– Да ладно! Сколько тебе сейчас лет?

– Тридцать два.

– Вот видишь! Нелепица!

– Просто ты многое пропустил. Внутренние часы не лгут. Прошло полтора века, а мне тридцать два года.

– Каким образом? – вновь не поверил андроид.

– Сдвиг времени. Помнишь то внезапное потепление?

– А как же. Многие события как в тумане, но в основном помню. Как мы Русанова нашли в спасательном модуле. Как вскрывали «курганы спящих», то есть криогенные модули с «Прометея». Как разбудили землян. Помню, они едва живые были. Шутка ли – сорок девять лет криогенного сна!

– А дальше?

– Чернота. Меня ведь Русанов в пропасть столкнул?

– Это был не Русанов. Морф. Он принял облик Андрея Игоревича.

– Зачем?

– Чтобы разбудить научный состав колонистов. Возродить корпорацию. Отыскать «Прометей». Он хотел вырваться из этой системы и хорошо понимал: его единственный шанс – это установка гиперпривода колониального транспорта.

– Постой! – Андроид взвизгнул мимическими приводами, позабыв, что лицевой мускулатуры и пеноплоти у него больше нет. – А сам Русанов?!

– Его спасательный сегмент на самом деле не упал на планету, а врезался в станцию Н-болг. Он попал в плен к морфам. Не знаю, жив ли? Да и цела ли станция? От нее только фантом в ночном небе остался.

Андроид некоторое время молчал, пытаясь осмыслить полученную информацию, затем спросил:

– Тайну потепления разгадали?

– Помнишь фрагменты космических кораблей, впаянные в лед?

– Конечно!

– У большинства из них работали системы стазиса. Когда льды постепенно начали таять, некоторые обломки сместились. Произошло то, чего никогда не случилось бы в космосе: поля стазиса наложились друг на друга. Это вызвало первый разрыв метрики пространства, микроскопическую аномалию. Планету начала разогревать энергия, поступающая из гиперкосмоса.

– Это доказано?

– Угу, – кивнул Егор. – Начался потоп, – он коротко излагал события. – Корабли чужих оттаяли, течениями их сбивало в огромные острова. Одни системы стазиса отключались, другие продолжали работать, появились новые разрывы метрики пространства и сдвиги времени.

– А вы? – На металлопластиковом лице машины невозможно различить эмоции, но синтезированный голос дрогнул.

– А мы боролись как могли. Захватили хондийский крейсер. Научились использовать установки стазиса как оружие. Создали периметр, который останавливал время для любого, кто пытался прорваться на нашу территорию.

– Хондийский крейсер?! – вновь удивился андроид. – Им же невозможно управлять!

– Ошибаешься. – Егор стянул перчатки, показал ему набухшие на ладонях железы. – Мне имплантировали нерв разумного хонди. Я руководил захватом крейсера, а потом управлял им.

За скупыми пояснениями Егора скрывалась чудовищная, трагическая история его жизни – от момента имплантации нерва до дня сегодняшнего.

Его отчаянную борьбу с иным мировоззрением, с чужими инстинктами трудно описать простыми словами. Она стерла из памяти годы жизни. Он умирал и воскресал. Не физически, но морально. Перерождался под воздействием нерва, управлял системами хондийского крейсера, превращенного в убежище для горстки выживших, и постепенно становился его рабом.

Он стал крестным отцом для поколения репликантов, искренне верил, что только полное истребление чужих даст возможность жить дальше, избавиться от хондийского нерва и снова стать человеком и физически, и духовно.

Не вышло.

Катастрофа, охватившая Пандору, лишь набирала мощь. Льды растаяли, образовались моря и океаны, а потепление продолжалось.

– Мы возродили корпорацию, – глухо произнес Егор. – Тайн Вселенной не разгадали, но научились использовать устройства стазиса, менять их настройки. Долго объяснять, да я и не специалист. Паша Стременков – вот кто мог бы растолковать тебе техническую сторону вопроса.

– Он жив?

– Была война. – Егор словно не услышал вопроса. – Мы создавали технику и штамповали искусственных бойцов. В последнем наступлении Родька Бутов командовал механизированным батальоном. Я был в его расположении, когда произошел первый глобальный сдвиг времени. Видишь колонны света?

Андроида засбоило от обилия информации, но он все же кивнул:

– Продолжай.

– Это темпоралы. Наша война с чужими не меняла ничего. Теперь понимаю. Планета была обречена, но появились они, – Бестужев кивнул в сторону загадочных энергетических «деревьев». – Проросли в местах разрывов метрики и «запечатали» их. При первом появлении темпоралов – этот миг называют теперь их «рождением» – время разделилось. Я попал в сдвиг, но выжил. Вот, наверное, и вся правда, если в двух словах.

– А ребята? – снова спросил искусственный интеллект.

– Они живут в ином потоке времени. Однажды я сумел пройти через периметр, взглянуть на город. Там все хорошо. Пока.

– Пока? – насторожился андроид.

– Планета постепенно погружается в стазис, – пояснил Егор. – Вскоре время для нас остановится. Навсегда. Если раньше не произойдет чего-то похуже. Повсюду разрывы пространства. Думаю, с ними уже и темпоралы не справляются. Не спрашивай, что наступит раньше – конец времен или физическое разрушение Пандоры, я просто не знаю.

– А морф?

– Я его уничтожил, – Бестужев ответил сухо, не хотел вспоминать подробностей.

– Так… – Искусственный интеллект сел. Взвизгнули сервомоторы, пальцы его рук сцепились в замок. – Мы заперты на планете?

– Да.

– И связи с колонией у тебя нет?

Егор кивнул.

– Копаешь зачем?

– Чтобы выжить. Нерв встроен в мой метаболизм. Умрет он – умру и я. Вытяжка из хондийских препаратов давно закончилась. Необходим корабль. Я должен восстановить силы.

Андроид разжал пальцы, протянул руку:

– Дай-ка мне лопатку. А сам передохни. И расскажи все, что я пропустил, по порядку, в подробностях.

– Зачем? Степ, мы…

– Зови меня «Дитрих», ладно?

– Почему? – искренне удивился Бестужев.

– Личность была синтезирована заново. Не все нейрочипы в рабочем состоянии. Я ощущаю себя другим андроидом, тем, кому ранее принадлежало аппаратное ядро системы. Невзирая на память знакомого тебе искусственного интеллекта.

– Ладно. Как скажешь. – Бестужев протянул ему саперную лопатку. – Но не вижу смысла излагать в подробностях. Растолковать научную сторону проблемы я не смогу. Только время потратим.

– Ну, я, к примеру, буду копать. А ты переведешь дух.

– Не темни. Говори прямо. Что именно ты хочешь услышать?

– Ну, – он повернул голову, взглянул на Аллею Темпоралов, – думаю, ты пришел сюда не только ради одичавшего хондийского корабля. И меня заново собрал с какой-то определенной целью, верно?

– Ладно. – Егор вновь натянул перчатки, присел. – Копай.

* * *

Заросший ороговевшим панцирем шлюз хондийского корабля удалось раскопать лишь к вечеру следующего дня.

Они о многом успели поговорить, пока работали, сменяя друг друга. Андроиду отдых вообще-то не требовался, но его незащищенные приводы оказались слабым звеном, и он делал частые перерывы, очищая их от налипшей глины.

– Надо найти тебе одежду, – проворчал Егор.

– А пеноплоть нельзя раздобыть?

– Нет. – Бестужев коснулся преграды кончиками пальцев, осязая небольшое утолщение по периметру неработающего люка, затем стянул перчатку, и в воздухе поплыл резкий запах: хондийские железы на его ладонях источали мощный хемосигнал, приказывающий кораблю открыть доступ внутрь.

Никакой реакции.

Управляющая нейросистема деградировала за века забвения. Корабль питался, регенерировал, но полное отсутствие внешних раздражителей постепенно превращало его в муляж.

Андроид щелкнул газоанализатором.

– Как у тебя получается?

– Особый тип кибермодулей. Они считывают мысленную команду, переводят ее в сигнал, понятный нерву, а тот в свою очередь управляет работой желез.

– А нерв влияет на тебя?

– Да. Метаболически. Вообще-то не должен, между моим рассудком и нервом непробиваемая стена из кибермодулей. Но он практически сразу нашел обходной путь. Едва не сделал из меня раба примитивных желаний и рефлексов.

– Ты его обуздал?

– До определенной степени, – ответил Егор, возобновляя попытку открыть шлюз.

Снова ничего не вышло. Сенсоры у него атрофировались, что ли?

– Ломать?

– Не спеши. – Бестужев зубами стянул вторую перчатку. От выделяемых феромонов резко закружилась голова, перед глазами все поплыло.

Внезапно раздался треск. Монолитная с виду преграда раскололась на сегменты, мышцы корабля привели их в движение, в местах срастаний выступила розоватая сукровица, послышался чавкающий звук, пахнуло мускусом, панцирные пластины упали в глинистую жижу, а обнажившаяся мембрана шлюза вдруг лопнула, за ней с небольшим опозданием чавкнула и вторая.

Пальцы Егора мелко дрожали.

– Что ты сделал?

– Напугал его. Ну-ка, в сторону, живо!

Из пасти открытого шлюза выметнуло едкое облако мельчайших капелек. Корни растений, попавшие в быстро тающее облачко, мгновенно почернели и рассыпались в прах.

Обе шлюзовые мембраны начали закрываться, но Егор не дал им завершить движение. На этот раз он действовал наверняка: железы на его ладонях отправили внутрь корабля плевок из остро пахнущей субстанции.

– Все, он наш, – выждав пару минут, произнес Егор. – Входим.

– Чем ты его напугал?

– Запахом. На планете, откуда родом хонди, обитает очень большой и опасный хищник. Я синтезировал его запах.

– И корабль попытался защититься?

– Угу, – коротко ответил Егор. Этой уловке он научился у пленного хонди, давно, когда допрашивал его на борту захваченного крейсера. Любое воспоминание той поры причиняло боль.

Он шагнул в тесный переходной тамбур, словно в сумерки собственной души.

Нерв жадно ловил запахи, определяя состояние корабля.

Полный отстой. Живое подобие войскового транспорта. Нейросеть деградировала.

Изнутри корабль выглядел совершенно диким. Повсюду лишь ребра жесткости да пульсирующая плоть между ними. Некоторые коридоры заросли. Порадовало лишь наличие биореструктивной камеры, рассчитанной под транспортировку и обслуживание фаттаха. В случае необходимости истребитель можно вырастить, благо кибермодули Бестужева хранили генетический образец хондийского истребителя и инструкции для работы с инкубатором.

– Здесь будем жить? – андроид осмотрелся.

– Тебе что-то не нравится?

– Слишком большая влажность. Интересно, а мне он не может нарастить плоть?

– Не юродствуй. Хотя, – Егор на миг задумался, – хитиновые кожухи изготовить не сложно.

– Нет уж, – проворчал андроид. – Лучше найдем какую-нибудь одежду. Чем помочь?

– Тут ты бессилен. Пока займись отладкой сервосистем и восстановлением сканеров. Заметил армейский вездеход у подножия склона?

– Да. Мне его отремонтировать?

– Вряд ли это возможно. Покопайся в электронной начинке. Может, подберешь для себя какие-то запасные части.

– Понял. А ты?

– Поработаю тут. Иди.

– А я не могу остаться? Понаблюдать?

– Нет, – отрезал Бестужев. – Процесс очень личный. Мне будет не по себе.

– Это опасно?

– Нет. Скорее – отвратительно.

* * *

Оставшись один, Егор разделся донага и прилег на мягкий бугристый пол отсека.

«Уже не раб хондийских инстинктов, как было в самом начале, сразу после имплантации нерва, но и не человек, в силу изменившейся психологии. Я чудовище, созданное по необходимости, ради выживания многих, но теперь уже ненужное, вот только вовремя не уничтоженное», – подобные мысли смертельно ранили, а порой доводили до исступленного отчаяния.

Корабль медленно просыпался. Он ловил сложные, повелевающие запахи, источаемые Бестужевым, реагировал на них, но и настроение Егора не ускользало от внимания очнувшейся управляющей нейросистемы. Стена отсека перекатывалась мускулами, постепенно меняя конфигурацию, – из нее как будто выдавливало посты управления, похожие на грибовидные наросты. На одном из них сквозь мельчайшие поры вдруг начали проступать капельки маслянистой жидкости. Наркотик, несущий успокоение.

Нет. Не нужно. Не сейчас!

Корабль повиновался медленно и неохотно.

Маслянистые капли постепенно изменили цвет и запах. Питательная смесь, поддерживающая силы. Егора бил бесконтрольный озноб. Его шея напряглась, голова неестественно вывернулась, глаза закрылись, язык потянулся, слизнул несколько капель.

Нерв пылал желаниями. Он жаждал слиться с кораблем, войти в прямой контакт с его нейросетью, стать частью целого, раствориться в трансформациях плоти.

Нет! Рано!

Сознание резко прояснилось. Действие хондийских метаболических препаратов наступает мгновенно. Теперь организм Егора освободился от тяжкой необходимости вырабатывать не свойственные для человека химические соединения.

Через минуту он открыл глаза, сел, тяжело дыша.

Очертания отсека полностью изменились. С трудом встав на ноги, Бестужев подошел к одному из только что сформированных терминалов, плотно прижал ладони к его поверхности.

Острое покалывание несло два взаимоуничтожающих чувства. Он ощутил ликование и отвращение. Крохотные усики, обрамляющие железы, вошли в прямое соединение с нервными окончаниями, усеивающими поверхность поста управления.

Рассудок взорвался. Эмоции, ощущения, желания – все изменилось радикально.

…Он падал.

Шар планеты, укутанный грибовидными выбросами, стремительно рос, занимая все поле зрения. Пылающими болидами мимо промелькнул рой сгорающих в атмосфере обломков.

Лютый холод космического пространства. Пробоины в корпусе. Мутный шлейф декомпрессионных выбросов. Боль. Пожирающая боль – она заставляла бороться, искать спасения, маневрировать, отращивать сопла струйных движителей, накапливать газообразную смесь в специальных емкостях с единственной целью – изменить угол вхождения в атмосферу.

Он падал.

Бездна космического пространства осталась где-то вверху, ее ледяное дыхание больше не ощущалось, зато он почувствовал нарастающий жар – молекулы воздуха соударялись с обшивкой, раскаляя ее.

Еще немного.

Выдох сквозь дюзы. Импульс слаб, но он – спасение. Жар становился все сильнее, вокруг клубилась смешанная с пеплом белесая муть, океаны планеты испарились под ударами плазмы, внизу бушевали новорожденные циклоны, горячий проливной дождь хлестал по оплавленным скалам и тут же испарялся, превращаясь в пар.

Корабль, созданный на основе генетического материала, взятого от десятка различных насекомоподобных существ, умел многое. Он аккумулировал и использовал инстинкты выживания, отшлифованные миллионами лет эволюции. Неуправляемое падение постепенно прекратилось, он отрастил жесткие крылья и теперь боролся с ураганным ветром.

Опаленная плазмой поверхность планеты приближалась. Облака клубились в нескольких метрах над землей. Несмотря на все усилия, посадка вышла жесткой – носовые сегменты брони вырвало при ударе, и они канули во мглу, оставив новые кровоточащие раны.

В сознании Егора мелькали обрывки прошлого.

Он читал память корабля, испытывал пережитые им ощущения.

Скалы дрожали, принимая все новые и новые удары, он же, обессиленный, едва живой, медленно сполз по скату огромной воронки, прилег на дне. Горячий дождь омывал истерзанный корпус. Системы регенерации расходовали последние жизненные силы, чтобы хоть как-то залатать пробоины, – инстинктивно он чувствовал: вскоре вода перестанет испаряться и затопит окружающее пространство.

Он едва выжил.

Дожди шли несколько месяцев, затем вдруг резко похолодало, и над бескрайним полем битвы закружился снег.

Корабль, погруженный под воду, успел пустить корни. Жесткие, волокнистые белесые образования проникли сквозь трещины в оплавленной породе, дотянулись до подземных источников тепла.

Его укрыл снег и сковал лед.

Века забвения пролетели как миг. И вот снова пришло тепло, ледник таял, его толщу с громоподобными ударами пронзали трещины. Вновь появилась вода, ее течение становилось все стремительнее, а он держался за счет мощной корневой системы, сопротивлялся напору стихии, оставаясь на прежнем месте, в то время как тысячи других обломков проносились мимо.

Вода вскоре схлынула. Теперь он ощущал себя погребенным в недрах земли, под наслоениями камней, песка и глины.

Егор открыл глаза. Чтение памяти хондийского корабля – неизбежная цена за возможность управлять им. В момент полного слияния двух нервных систем возникает конструктивный контакт, расставляются командные приоритеты.

Корабль его принял. Теперь нет необходимости находиться в постоянной прямой связи, для передачи простых команд достаточно летучих химических соединений.

Однако ему предстояла еще одна, не очень приятная, но неизбежная процедура.

В стене отсека уже сформировалась глубокая ниша.

Он не стал откладывать, вошел внутрь, замер, позволяя тонким усикам осязать себя.

Вновь остро запахло химикатами. Корабль выпустил тонкие, похожие на белесых червей отростки, опутанные нитевидными образованиями, которые тут же вонзились в кожу, прошли сквозь нее.

Теперь процесс протекал в обратном направлении.

Нейросистема хондийского транспорта внимала рассудку человека, по приказу Егора она взяла образцы его ДНК, специализированные кибермодули передали ей всей необходимые данные относительно человеческого метаболизма. Этому приему Бестужев научился давно, еще в ту пору, когда исследовал захваченный хондийский крейсер, пытаясь подчинить его своей воле, изменить химический состав атмосферы отсеков, научить вырабатывать пригодную для людей пищу.

Вообще-то ниша, куда он вошел, предназначалась для других целей, и он решил задействовать ее основную функцию, чтобы снова не проходить через неприятную процедуру.

На стенах начали формироваться прочные пластины, процессы биореконструкции протекали стремительно. Егор не шевелился. Выращенные кораблем элементы органической брони копировали форму его тела. Еще немного – и выросты мышечной ткани начали подавать их, плотно подгоняя друг к другу. В местах стыков курился пар, острые запахи становились все резче, невыносимее, пока очередная пульсация плоти не закрыла лицо Бестужева непрозрачной маской, начиная герметизацию бионического скафандра.

Через минуту он уже вдыхал воздух из системы регенерации, его мышцы покалывало, местами появлялся нестерпимый зуд, затем он исчезал, пока вдруг не раздался резкий чавкающий звук – это лопнула пуповина, связывающая его с кораблем.

Бестужев пошевелился, прошелся по отсеку. Бионический скафандр не стеснял движений, плотно прилегал к телу. Дыхательная смесь поступала исправно. Непрозрачная лицевая пластина содержала комплекс бионических датчиков, данные с которых поступали в рассудок через прямое нервное соединение.

Импланты не отключились, они вносили свою лепту в восприятие окружающего. Итог вполне устраивал Егора. Он видел намного больше, чем хонди, кибернетический расширитель сознания работал как полагается.

«Убрать».

Хитин лопнул по швам. Мышечные выросты аккуратно отсоединили пластины органической брони. Ниша тут же сомкнулась, поглотив созданный бионический скафандр, но теперь в случае необходимости он всегда будет под рукой, готовый к использованию.

Пожалуй, на сегодня все… Непомерная усталость, граничащая с безразличием, едва не лишила сознания.

Корабль получил инструкции. Теперь нужно несколько суток, прежде чем нейросистема хондийского транспорта выполнит их в полном объеме. Затем можно будет приступать к следующему этапу: поместить зародыш фаттаха в отсек инкубатора и, пока истребитель растет, заняться изучением Аллеи Темпоралов.

* * *

Егор выбрался из узкого лаза, осмотрелся, с наслаждением вдыхая теплый ночной воздух.

В окрестностях Аллеи Темпоралов сохранились островки жизни. В призрачном свете луны темнели лесистые холмы, между ними петляла небольшая речушка. Пахло влажной от росы травой, прелыми листьями, хвоей. Неподалеку цвел низкорослый кустарник. В зарослях как ни в чем не бывало щебетали птицы, мелкие зверушки сновали по своим делам – жизнь вокруг кипела скупая, незатейливая.

Андроид появился из сумрака.

– Ты как, Егорка? Сделал, что хотел?

– Угу. – Бестужев присел. Его подташнивало от усталости, от чрезмерных доз хондийских метаболитов. – Есть вопросы?

– Много. Но сначала расскажи, что собираешься предпринять? Я сходил к Аллее, осмотрелся, заодно обдумал новую информацию.

– И какие выводы сделал?

– О выводах говорить рано. Упорядоченное расположение темпоралов еще не доказывает, что они – искусственно созданная структура.

– Почему?

– Сколько темпоралов на планете? Сотни тысяч? И лишь десяток от общего числа образуют Аллею. К ее формированию могли привести различные, случайные обстоятельства.

– Я видел подобную структуру подле верфи, – ответил Егор. Его злил скепсис искусственного интеллекта.

– Да, ты говорил, – согласился андроид. – Но все равно утверждать, что перед нами портал, – преждевременно.

Егор хмурился.

– Запомни, для нас с тобой существует только одна цель, – наконец произнес он, глядя в сторону сияющей колоннады.

– Найти армахонтов? – продолжил его мысль андроид. – Повернуть историю вспять? Егор, прости, но я не верю в такую возможность. Она ничтожна.

– Зато я верю, и этого достаточно для нас обоих! Ты понял?!

– Да.

– Тогда займись делом. Проанализируй всю информацию, связанную с Аллеей, в том числе и слухи, мифы. В них обязательно должно найтись рациональное зерно. Нам нужно понять, как активировать портал.

– Сделаю, – безропотно согласился андроид и тут же добавил: – Ты выглядишь усталым. Изможденным. Корабль не помог тебе восстановить силы?

– Нет. Пока он их лишь отнимает.

– Поспи, Егорка. Сон всегда на пользу. Отключись от проблем. Теперь нас двое, не забывай.

– Ладно. Ты свои сканеры отремонтировал?

– Кое-что заменил. Но комплекс все еще не работает. Я расставил по склонам холма простые сигнальные устройства. Буду наблюдать за местностью. Если что-то случится – обязательно разбужу. Пойдешь внутрь?

– Нет, – подумав, ответил Егор. – Кораблю нужно время, чтобы выполнить инструкции. Пока он не перестроился под человеческий метаболизм, подолгу находиться внутри опасно. Сегодня посплю здесь. Огонь не разводи, незачем привлекать внимание.

– Отдыхай. Я буду поблизости. И не сомневайся: если Аллея действительно является порталом, мы вдвоем разберемся в его структуре.

* * *

Егор уснул глубоко и крепко. Пожалуй, впервые за последние месяцы он чувствовал себя в относительной безопасности.

Андроид устроился поблизости. В его искусственных нейросетях продолжался процесс восстановления личности, мелькали обрывочные воспоминания, связанные с прошлым, что, впрочем, не мешало его кибернетической составляющей производить анализ данных, которые передал ему Бестужев.

Искусственный интеллект неотрывно смотрел в сторону Аллеи Темпоралов. Из-за неисправностей в блоке сканеров он видел лишь колоннаду холодного света, не в силах различить истинных энергетических структур, скрывающихся в глубинах аур.

Егор вздрогнул, беспокойно заворочался во сне. В проседи его волос вдруг появилась крохотная трепещущая искорка индикации. Заработал модуль технологической телепатии. Неплотно сидящая в гнезде заглушка позволила андроиду увидеть похожий на точку огонек.

«Наверное, его мучают кошмары», – сокрушенно подумал искусственный интеллект. Он пытался представить, сколько боли и горя пришлось вынести Бестужеву, но воображения машины не хватало для эмуляции столь сильных человеческих эмоций.

«Мы всегда на шаг позади людей в плане эмоционального восприятия событий», – подумал он, отводя взгляд.

Стоп! А это еще что такое?!

При неработающих сканерах он внезапно заметил, как сквозь холодное белое сияние аур, образующих Аллею Темпоралов, проступили едва заметные контуры энергетических структур, но что самое поразительное – они пульсировали в том же ритме, как и индикатор модуля технологической телепатии Бестужева!

Андроид обеспокоенно привстал.

Разбудить Егора?

«Нет, пожалуй, нельзя, – взвесив «за» и «против», рассудил он. – Если темпоралы каким-то образом воспринимают данные, которые неосознанно транслирует рассудок Егора, – прерывать процесс крайне опасно. Нам ведь ничего не известно о природе темпоралов, мы не понимаем, что они такое – проявление стихии Вселенной или искусственно созданная структура? Невозможно предугадать последствия при грубом вмешательстве».

Он подсел поближе к Егору и стал пристально наблюдать за ним, изредка поглядывая в сторону Аллеи.

Неизвестная точка пространства…

Дом Рогозиных стоял на уступе. Одноэтажный, обнесенный невысоким забором, он сочетал в себе многое: обломки былого величия цивилизации армахонтов, современные хондийские технологии, элементы инопланетного декора и, конечно, память о людях, живших тут на протяжении трех поколений.

Днем часто шли дожди, а вечерами становилось ясно. Перед закатом недолго, но сильно дул порывистый ветер, угоняя прочь клокастые тучи, и в бледном свете лилово-оранжевой зари Сергей Иванович Рогозин выходил на террасу, вдыхал влажный, теплый воздух, садился в глубокое плетеное кресло и думал о разном, глядя на город и ожидая, когда над сглаженными временем вершинами горных хребтов появятся первые звезды.

Дом построил его прадед, на второй год после эвакуации с Земли.

Темнело медленно, неохотно. После проливного дождя на улице становилось многолюдно – ох уж эти словечки, никак не отражающие действительности, но новых-то не придумали. Старая семантика даже в мыслях звучала злой насмешкой над судьбой всего рода человеческого, и на душе становилось черно, желчно.

«Многолюдье». Рогозин окинул улицу взглядом ксенофоба – многолюдье выражалось в пестром конгломерате существ, живущих поблизости, постепенно заселяющих опустевший человеческий квартал.

Вот мимо прошла чета Звенгов. Две кривляющиеся мартышки с необычайно яркими, пушистыми, переливающимися всеми цветами радуги хвостами. Низкорослые, едва ли метр с шапкой. За ними череда детенышей, пятеро. Валяются, дурачатся, кидают друг в друга комьями грязи, забавляются, отстав от родителей.

Звенги поселились в доме напротив примерно полгода назад. Дом давно пустовал. Его последнего хозяина Сережу Долгова мобилизовали хонди. Как и сына Рогозиных – Дениса. Пять лет уж прошло. Ни весточки.

Звенги остановились. В медленно сгущающихся сумерках их хвосты сияли ярким лоском. Раньше Сергей Иванович просто кивнул бы в ответ на знак добрососедского уважения – звенги не перед каждым хвост изогнут, но теперь хотелось встать, швырнуть в них камнем.

Сдержался все же. Кивнул.

Звенги – это еще терпимо. Вот хонди с их мерзким запахом – уж точно невыносимо. А еще цихриты. Маленькие, верткие, коренастые, крикливые – голова да ноги, туловища считай и нет. Их огромные рты не закрываются ни на минуту, все изрыгают звуки, похожие на тоновые трели древних человеческих коммуникаторов. Да и что ж с них возьмешь? Биороботы, одно слово. Создателей своих предали, со свету сжили, а теперь вот как будто потерялись. Сбиваются в стаи, существуют не понять как и зачем, заселяют целые улицы, наполняя их гомоном, а потом вдруг без причины уходят, пропадают надолго…

Вот и первая звезда.

О сыне думал Рогозин. На террасу выходил специально. Злил себя, доводил почти до исступления, а затем уходил в сад, работать, на всю ночь, до рассвета.

Сын потерялся среди звезд. Нет весточки от него.

Все началось пять лет назад. Хондийская лихорадка обрушилась внезапно. За месяц унесла половину населения. Жену Сергея Ивановича Наташу. Друзей. Потом заболел Денис, а следом и сам Рогозин почувствовал зловещие симптомы.

Когда на орбите Ойкумены, так люди между собой называли планету, ставшую их предкам новой родиной, появился хондийский крейсер, на помощь разумных насекомых никто не рассчитывал. Хонди воевали с эшрангами. Корабли то одной, то другой стороны появлялись довольно часто, высаживали десанты, устраивали облавы, но и хонди, и эшранги хватали в основном цихритов – они нужны им для нейропрограммирования, затем биороботов использовали по их прямому предназначению, как живые нейрокомпьютеры. Людей обычно не трогали, но в тот раз хонди оцепили человеческий квартал, предложили: всех подростков, кому уже исполнилось пятнадцать, передать им под опеку, для обучения. Чему станут учить, не объяснили. Лишь прямо пообещали, что вылечат ребят от страшной болезни.

В саду тихо. Сияют звезды над головой, благоухают растения. Здесь всегда спокойно, и город лежит как на ладони.

Именно что лежит. Говорят, раньше он парил в небе, пока для антигравов хватало энергии, а затем просто рухнул, раскололся, уродливо лег на склоны, вздыбился уступами руин.

Тоска сжимала сердце Рогозина. Он знал, что вскоре умрет. Силы таяли с каждым днем. За прошедшие пять лет он стал замкнут, нелюдим, но многое узнал. От чужих. В основном Сергея Ивановича интересовала история возникновения человеческого поселения на Ойкумене, и тут он преуспел, хотя открывшаяся правда сделала жизнь еще тяжелее, мучительнее.

Он уселся за стол, лицом к городу, коснулся запястья, активируя кибстек, принадлежавший еще прадеду, и начал мысленно диктовать текст, адресуя его сыну:

«Здравствуй, Дениска. Ты жив, я чувствую это сердцем. Долго не решался начать последнюю запись, но болезнь по капле выдавливает из меня жизнь, и времени остается все меньше.

Знаю, ты злишься, считаешь меня чудовищем. В пятнадцать лет трудно понять, почему отец отдал сына чужим.

Может, ты уже позабыл меня, может, проклял, но знай: то решение было правильным, хоть и трудным. Ты теперь среди звезд, а я тут, на руинах чужого города, доживаю последние дни. Ты выстоишь, как бы трудно ни пришлось. Верю, ты сможешь отыскать другие человеческие колонии, а здесь твоя судьба, как старая дорога, вела бы прямо и оканчивалась тупиком. Вот так, сын, без вариантов.

Ладно. Не о том хотел я рассказать.

Последние годы прошли трудно. Болезнь отнимает силы, с ней невозможно бороться, хотя хонди и оставили нам изрядный запас своих препаратов. Людей все меньше, но появилось много чужих. Звенги вообще не болеют, почему – не знаю.

Там, в космосе, среди иных миров ты будешь часто слышать мнение, что однажды эшранги спасли человечество.

Я многое узнал. Информация, записанная в кибстеке прадеда, лишь дополняет рассказы звенгов, умров и хонди.

Запомни, сынок: не друзья нам эшранги и не спасители вовсе, как принято было считать. Они – хитрые, коварные твари, охочие до технологий, а история человеческого падения основана на конформизме. Наши предки достигли таких высот прогресса, что выживание перестало быть задачей. Техносфера Земли обеспечивала своих создателей всем необходимым. Именно это обстоятельство сделало людей слабыми и уязвимыми. Мы стояли на пороге новой эры, готовили первые полеты к звездам, не подозревая, что космос уже заселен представителями других, намного опередивших нас цивилизаций. Узнав об этом, люди проявили разумную осторожность, свернули все программы, связанные с колонизацией иных миров, сочтя за благо остаться в границах родной Солнечной системы и не принимать участия в непонятной войне.

Мы смирились с данностью. Согласились, что борьба за жизненное пространство среди звезд опасна, чревата гибелью цивилизации. Колониальные амбиции, задушенные на корню, изменили ход истории. Технологии, разработанные для освоения иных миров, использовали для строительства супермегаполисов с контролируемой средой обитания.

Власть машин становилась все сильнее год от года, а люди – слабее. Наша зависимость от технологий стала стопроцентной. Отказ техники вел к губительным последствиям, но что самое скверное – на Земле родились и выросли поколения пользователей. Техносфера стала для них естественной средой обитания, но всеми процессами управляли уже не люди, а специально созданные искусственные интеллекты.

Они соперничали между собой, развивались, боролись за ресурсы, а мы – я подразумеваю людей в целом – принимали ситуацию как есть, не задумываясь.

Кибернетические механизмы, наделенные искусственными нейросетями, унаследовали сферы влияния и жизненных интересов от крупнейших корпораций, их создавших. Пять анклавов машин развивались параллельно. Пять супермегаполисов Земли процветали либо приходили в упадок в зависимости от успехов или неудач управляющих ими ИИ. Ресурсы планеты стремительно истощались; борьба, которую упорно не замечали люди, становилась все острее; история соприкосновения с иными цивилизациями была прочно забыта, но, оказывается, они наблюдали, вмешивались, контактировали с искусственными интеллектами, подпитывали междоусобную борьбу между анклавами машин, медленно, но неуклонно заводя ситуацию в тупик.

Этими существами были эшранги.

Они пестовали нашу техносферу, намереваясь снимать сливки технологий, и нужно сказать, преуспели. Люди являлись для них единственной помехой. Эшранги намеренно обостряли борьбу машин, пока гонка в области добычи ресурсов не дала желаемый им результат: спутник Земли не выдержал – Луна раскололась, гравитационный удар произошедшего в космосе катаклизма привел к техногенным катастрофам.

Искусственная среда обитания рухнула. Людей охватила паника. Замысел эшрангов удался в полной мере. Они открыто появились на сцене событий, совершив сделку, плодами которой пользуются до сих пор.

Они предложили людям переселение на другие обитаемые планеты.

Эшранги раздробили и фактически уничтожили нас, не применяя насилия. Люди сами выстраивались в очереди, дрались за места на кораблях эвакуации, слыша лишь голос паники, ведь цепь техногенных катастроф сломала их судьбы, заставила взглянуть в лицо реальности – Земля, отравленная и изуродованная, уже никак не годилась для жизни.

Такова короткая, сжатая мной в пару страниц история величайшего обмана.

Братья по разуму расселили наших предков по разным мирам, где уже влачили жалкое существование пестрые конгломераты иных существ.

Ты спросишь: зачем?

Чтобы выставить оставшимся на Земле искусственным интеллектам непомерный счет.

Эшранги поняли главное – смыслом существования, стимулом для развития оставшихся на Земле машин по-прежнему была забота о людях, но теперь они не могли напрямую контактировать со своими создателями. Посредниками в межзвездных перевозках выступили все те же эшранги.

Потребности колоний огромны. Техника для преобразования иных миров, защиты первичных поселений – установки искусственного климата, системы вооружений, кибернетические компоненты, элементы питания энергоемких устройств – все это производилось на Земле и передавалось эшрангам для транспортировки в «колонии», ведь только они обладали возможностью для доставки.

Мы обречены на вымирание, но машины, оставшиеся на Земле, не имеют ни малейшего понятия о реальном положении дел в иных мирах.

Эшранги присваивают всю технику, предназначенную нам, и с ее помощью ведут войну, пытаясь полностью взять под контроль те звездные системы, что еще объединены в сеть работающими устройствами армахонтов.

Я знаю, – он мысленно обращался к сыну, – однажды ты вернешься, войдешь в дом. Меня уже не будет. Ты увидишь печальную картину. Засохшие растения в горшках, пыль кругом. Эти цветы очень любила твоя мама, я по-прежнему ухаживаю за ними, но когда меня не станет, их некому будет даже полить. Когда почувствую себя совсем плохо, запру ворота и уйду в сад. Там и умру.

Не печалься обо мне. Хондийские препараты не лечат лихорадку, они лишь приглушают симптомы, загоняют болезнь вглубь. Но я не ропщу. Твоя судьба сложится иначе, и этого достаточно.

Кибстек я оставлю на столе в гостиной, чтобы ты его сразу увидел. Если сумею – добуду для тебя координаты Земли. Может быть, когда-то ты найдешь нашу родину. Расскажешь правду искусственным интеллектам, и они – я верю – помогут тебе спасти остатки человечества».

Рогозин смахнул навернувшуюся слезу, посмотрел на звезды. Они сияли холодно, ярко, вызывающе.

Где-то среди них затерялось родное солнце.

* * *

Егор проснулся весь в поту, с судорожным вдохом сел.

Сердце бешено колотилось в груди. Сон приснился странный до жути. Ну, сознание человеческое зачастую и не такие фортели выкидывает. Он пытался оттолкнуть пригрезившееся – своих проблем хватало с избытком, но глубина сопереживания задела. Он все никак не мог отдышаться да и чувствовал себя в этот миг неизлечимо больным стариком, знающим, что дни сочтены и умирать придется в одиночестве.

Нет. Это просто сон! – его сознание защищалось, а рука все же непроизвольно потянулась во внутренний карман, где он хранил потрепанный блокнот и огрызок карандаша.

Быстро, пока в памяти еще свежи детали странного сна, он скупыми точными штрихами изобразил улицу незнакомого города, дом, построенный из угловатых обломков, Рогозина, сидящего во дворе, затем дорисовал чету звенгов и выводок их кривляющихся детишек.

Немного отпустило. Стало чуть легче на душе.

«Совсем крыша едет». Он взглянул на рисунок, спрятал блокнот.

Еще царила ночь. Аллея Темпоралов светилась ярче обычного. Сквозь бледный, неживой свет проступали энергетические структуры, они пульсировали, постепенно затухая, теряя интенсивность, словно гасли после мощного всплеска активности.

Егор по привычке пристально просканировал окрестности. Сигнатура андроида тлела неподалеку. Искусственный интеллект притащил комплекс датчиков, демонтированный со старого армейского внедорожника, и сосредоточенно собирал какое-то устройство, смастерив для него самодельную треногу.

Егор немного понаблюдал за ним.

Занят делом, и хорошо. Странная активность темпоралов наверняка не ускользнула от внимания искусственного интеллекта – позже надо будет обязательно расспросить, чем он там занят, а сейчас – мысли вернулись к насущным делам – пойду проверю, как обстоят дела на борту разбуженного хондийского транспорта. Некогда анализировать сны.

* * *

Он ничего не рассказал андроиду. Два дня прошли без происшествий, в напряженной работе по отладке бионических систем. Егор полностью погрузился в текущие дела, почти безвылазно работал на борту хондийского корабля: поместил в инкубатор зародыш фаттаха, по многу часов проводил в прямом контакте с управляющей нейросетью, переобучая ее, загружая данные, подготавливая базу для будущих исследований.

Искусственный интеллект занимался своими делами, вел себя так, словно сторонился Бестужева, и Егор, подумав, решил пока не лезть к нему с расспросами. Восстановление личности – процесс сложный. Захочет поделиться или просто поговорить – сам придет.

На третий день ему снова приснился яркий сон, но мимолетный, обрывочный, сумбурный, состоящий из мгновенно вспыхивающих и тут же исчезающих образов, никак не взаимосвязанных друг с другом.

Он списал все на усталость и чрезмерные моральные нагрузки. Прямой контакт с нейросетью хондийского корабля давался нелегко, отнимал много сил.

Затем сны участились, стали приходить регулярно, каждый раз, стоило ему выкроить несколько часов для отдыха.

Сны уводили его сознание за грань жизненного опыта, во Вселенную, с которой он был знаком лишь в теории. На практике Бестужев никогда не покидал родную планету, и тем острее, противоречивее воспринимались неожиданные «рывки», когда его рассудок вдруг оказывался в совершенно незнакомых местах.

Сны измучили его. Стоило только закрыть глаза, и он погружался в совершенно иной мир, воспринимая события так, словно был их непосредственным участником. Просыпался Егор совершенно разбитым, нисколько не отдохнувшим, подолгу приходил в себя, лежал неподвижно, глядя в осклизлый потолок, и думал, пытаясь связать друг с другом странные видения.

Обитаемая Вселенная, по его ощущениям, погружалась в хаос. Любые события, участником которых он становился, вели к разрушению, их лейтмотивом всегда становилась отчаянная борьба.

Пережив очередное сновидение, Егор с трудом находил в себе силы встать, заниматься намеченными делами, но в силу укоренившейся привычки переносил особенно яркие, запомнившиеся фрагменты на чистые страницы в блокноте.

Он рисовал, и в такие минуты возникало ощущение реальности пережитых во сне событий, сопричастности к ним.

Сны откровенно пугали.

Рисунки копились, усталость росла, нервы расшатывались, а он не мог найти приемлемого решения внезапно возникшей проблемы.

За неделю Егор похудел, измучился, осунулся, стал зол, раздражителен, вообще перестал выходить наружу, пытался угомонить свое сознание дозами хондийских метаболитов, но делал только хуже.

…В очередной раз он проснулся посреди ночи с дикой головной болью, чувствуя, что задыхается, сел, брезгливо отмахнувшись от питающего раструба, который, неприятно, влажно поблескивая, потянулся к нему от низкого свода отсека.

Обстановка хондийского корабля вызывала тошноту, горло сжимал спазм.

Кое-как ему удалось встать, доковылять до шлюза.

На улице расплескалась теплая ночь, но свежий воздух не помог. Ночная мгла липла к телу испариной, дыхание часто перехватывало, во рту ощущался стойкий отвратительный привкус.

Егор мучительно закашлялся, сел на землю, обхватил голову руками.

«Долго я так не выдержу. Нужно что-то делать…» – мысли пульсировали болью. Он редко позволял отчаянию взять верх, но этой ночью им овладела полнейшая безысходность. «Ведь я не живу, – думал Егор, глядя на Аллею Темпоралов, структура которых вновь стала видна даже невооруженным глазом. – Я борюсь, упрямлюсь, но достижима ли заветная цель? В чем смысл этих видений? Ради чего терплю адскую боль, враждую с собственным рассудком, истязаю себя?»

Он глубоко задумался и не заметил андроида, идущего со стороны леса.

– Егорка? Не спишь?

Он вздрогнул, обернулся.

– Не подкрадывайся ко мне!

– Ты чего злишься? Опять плохо спал? – Андроид присел на корточки, попытался заглянуть ему в глаза. – Ничего не хочешь мне рассказать?

– О чем? – блекло уточнил Егор.

– Ну, к примеру, о своих снах?

– Откуда узнал?

– Темпоралы подсказали.

– Загадками не говори!

– А ты взгляни на них, – спокойно ответил андроид. – Разве не видишь, как полыхают? И сканеров не нужно, чтоб энергетическую структуру различить. Каюсь, был неправ. Они – устройство. По крайней мере эти, – он вновь указал на Аллею.

– О снах как узнал? Или просто догадался?

– Твой модуль технологической телепатии начинает работать, как только ты засыпаешь. Он посылает серии тестовых импульсов. А темпоралы реагируют. Затем, – он жестом указал на собранное им устройство, – я начинаю фиксировать интенсивный обмен данными.

– Такого не может быть! Почему же раньше ничего не сказал?!

Андроид пожал плечами:

– Ты приказал выяснить, является ли Аллея Темпоралов устройством. Я вел наблюдения. Твой модуль технологической телепатии каждую ночь проявляет гиперактивность. Темпоралы реагируют, и спустя небольшой промежуток времени их энергоматрицы «разгораются», структура становится видна невооруженным глазом. Егор, – он с визгом повернул голову, – ты с кем-то общаешься? – Он внимательно смотрел на него в ожидании ответа.

– Мне действительно снятся кошмарные сны, – признался Бестужев. – Не могу от них избавиться. Ничего не помогает.

– Расскажи о них.

– Зачем?

– Мы должны понять, что происходит. Раньше тебя мучили кошмары?

– Иногда, – неохотно ответил Егор. – Что дали твои наблюдения?

– Я вывел ряд закономерностей. Теперь у меня есть схема активации темпоралов. Не знаю, годится ли она для перемещения во времени и пространстве. Это можно выяснить лишь путем рискованного эксперимента.

– Да, но при чем тут мой модуль технологической телепатии?!

– Пока еще не знаю. Но, несомненно, он активный участник процесса.

– Тогда что такое темпоралы?

– Ты задаешь очень сложные вопросы.

– От ответов зависит моя жизнь! Разве ты не понимаешь – еще немного, и я просто свихнусь?!

– Нет. Ты выдержишь. Но если мы хотим добиться результата, узнать истину – нужно экспериментировать.

– Как?

– Мы знаем, что темпоралы возникают в разрывах пространства. Они стабилизируют их, но, видимо, не закрывают. Ты был прав, когда предположил: наша планета связана с иными мирами через гиперкосмос.

У Егора голова шла кругом.

– Ответь, что мне делать? – спросил он. – Уже во второй раз мой модуль технологической телепатии преподносит сюрпризы. Сначала я слышал обрывок переговоров тех странных существ подле древней верфи. Теперь – эти сны. Хочешь сказать – они реальны?

– Да. Темпоралы, по моему мнению, открывают доступ к гиперкосмосу.

– Каким образом?!

– Вероятно, они – часть структуры гиперпространства, – предположил искусственный интеллект.

– Почему я воспринимаю мысли других, совершенно незнакомых людей?! – Егора сейчас интересовала лишь одна сторона вопроса, остальное он словно не слышал.

– Вот! Здесь и скрыта подсказка! Ты воспринимаешь мысли людей, – многозначительно произнес андроид. – Но разве во сне ты хотя бы раз оказался в шкуре инопланетного существа?

– Нет.

– Все, кого ты видел, с кем ассоциировал себя, – люди. Наследники единой техносферы Земли. Их импланты по программному и аппаратному обеспечению совместимы с твоими! Они созданы на базе одной технологии, понимаешь?

– А темпоралы просто передают сигнал? Через гиперкосмос?

– Верно, – кивнул андроид. – Но если хочешь, я приведу более простой пример.

– Попробуй.

– Ну, например, радиоволны объективно существовали до изобретения первого в мире передатчика, – произнес андроид. – Они – физическое явление. Но люди создали радиостанции и с их помощью смогли использовать радиоволны для передачи информации. Так же и энергетическая структура гиперкосмоса. Она способна передавать сигнал, нужны лишь устройства, дающие возможность его модулировать. В нашем случае логично предположить, что приемопередающим устройством является Аллея Темпоралов. А твой модуль технологической телепатии отправляет запрос и дешифрует данные, полученные в ответ. Но это лишь моя догадка. Ее нужно либо подтвердить, либо опровергнуть.

– Как?

– Ты должен сознательно выйти на связь, – заявил андроид.

– Сознательно?!

– Да, в состоянии бодрствования. Волевым усилием, – спокойно пояснил искусственный интеллект. – Еще нужно выяснить, могут ли другие темпоралы, растущие без явной симметрии, транслировать сигналы твоего рассудка?

– Я много путешествовал среди энергетических структур. Но раньше со мной не происходило ничего подобного!

– Мы скоро узнаем, в чем истина. Но, – он взглянул на Егора, – потребуется серия экспериментов.

– Ты так просто рассуждаешь!

– Разве не для этого ты меня восстановил? Расскажи подробнее о снах. Что ты видел? В каких местах побывал?

Бестужев достал блокнот и протянул его андроиду.

– Вообще-то я думал, что просто схожу с ума.

– Нет. С твоим рассудком все в порядке. Просто мы сейчас стоим на пороге открытия.

– Случайного открытия!

– Случайного ли? Разве ты не предполагал, что Аллея Темпоралов является устройством? Теперь не останавливайся на половине пути!

– Ладно. – Егор махнул рукой. – Рассказывай, как предлагаешь действовать? – Он понимал, что андроид не сидел в эти дни без дела и наверняка уже что-то придумал.

– Сначала ты должен уснуть под глубоким воздействием хондийских препаратов, – ответил искусственный интеллект.

– Зачем?

– Так мы узнаем, играет ли твой рассудок ключевую роль в процессе. Что, если твой разум вообще ни при чем, а все происходит из-за сбоя в кибермодулях?

– Я же пробовал. Хондийские метаболиты не помогли избавиться от снов.

– Однако они стали обрывочными, верно?

– Да, – нехотя согласился Егор. – Ну, хорошо, допустим, под воздействием метаболитов я полностью «отключусь», и модуль технологической телепатии не выйдет в гиперактивный режим.

– Вот тогда мы будем в точности знать, что инициатором «сеансов связи» – назовем их так – является твой рассудок. После мы попробуем подтвердить тот факт, что именно Аллея Темпоралов проводит сигнал.

– Как мы это сделаем?

– Временно организуем лагерь где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. – Андроид действительно уже все продумал.

– Согласен. – Бестужев постепенно приходил в себя, и его настроение начало понемногу улучшаться. – Что затем?

– Ты больше не станешь подавлять рассудок хондийскими препаратами, но попытаешься увидеть сон наяву. Говоря проще – выйти на связь через гиперкосмос осознанным усилием.

– На связь с кем? – уточнил Егор.

– Вот над этим мне надо подумать. В системе адресации я пока не разобрался. Давай для начала проведем первое испытание?

– Хорошо. Я подготовлю корабль.

* * *

Весь следующий день Бестужев провел на борту хондийского транспорта, изучая сохранившиеся в его нейросетях базы данных и описания устройств, которые можно вырастить. Он хотел получить максимальный объем объективной информации из разных, независимых источников. Собранный андроидом комплекс сканеров – это отлично, но если результат подтвердят датчики инопланетного корабля, будет еще лучше.

Как ни странно, но Егору стало значительно легче от мысли, что все происходящее с ним не случайно и странные сны, измучившие рассудок, могут иметь объяснение, по крайней мере в рамках существующих обстоятельств.

Пока укоренившийся хондийский корабль растил биологические датчики, они провели серию других испытаний.

Хаотично расположенных темпоралов в округе хватало с избытком.

Они выбрали рощу энергетических деревьев примерно в трех километрах от Аллеи и разбили там временный лагерь.

Егор спал как младенец.

Ему вообще ничего не снилось. Эти дни он провел в состоянии душевного покоя: общался с искусственным интеллектом, охотился на хетрунов – мелких зверьков, вечерами они готовили мясо на костре, вспоминали о былом, но не пытались заглядывать в будущее.

– Аллея имеет решающее значение, – заключил андроид, когда они сворачивали лагерь. – Темпоралы сами по себе – явление, но кто-то сформировал из них устройство, расположив в определенном порядке.

– Значит, нельзя исключать, что Аллея Темпоралов служит не только для связи?

– Да, – согласился искусственный интеллект. – Знать бы, кто ее создал? Когда? В каких целях?

* * *

Внутри хондийского корабля царил влажный и теплый сумрак.

Стены отсека, где жил Егор, сочились капельками желтоватой полупрозрачной жидкости.

Он осмотрелся. Предстоящая часть эксперимента вызывала отвращение, но железы на ладонях уже источали хемосигналы, продолжая программировать корабль. Пришлось вспомнить многое, вновь окунуться в эмосферу тех страшных лет, когда он в одиночку управлял хондийским крейсером, ставшим последним убежищем для пятисот человек.

Сейчас, конечно, все происходило намного проще, быстрее. На него не давил груз ответственности за жизни колонистов, да и опыт, полученный в те годы, никуда не исчез.

Хондийские метаболические препараты для человека являются либо смертельным ядом, либо мощным наркотиком. С этой проблемой столкнулись сразу же после захвата крейсера, но сумели решить путем внедрения образцов человеческой ДНК в системы жизнеобеспечения отсеков и палуб.

– Иди наружу, следи за темпоралами, – приказал Егор андроиду. – Пока я остаюсь в сознании, постоянно докладывай о любых изменениях в их аурах, понял?

Искусственный интеллект кивнул и исчез во влажном сумраке шлюза.

Егор разделся, лег на жесткое ребристое ложе, прижал ладони с набухшими железами к ответным частям бионической конструкции. Теперь все параметры жизнедеятельности его организма контролировались и записывались нейронной сетью корабля.

– Я снаружи, – раздался по связи голос искусственного интеллекта.

– Опиши, что видишь?

– Все как обычно. Темно. Две колоннады света.

– Сигнатур ты не замечаешь?

– Нет. Холодный белый свет. Структур темпоралов не вижу.

– Продолжай наблюдать. Некоторое время я еще буду в состоянии принимать твои доклады. Потом погружусь в транс, но ты не вмешивайся ни при каких обстоятельствах. Хондийский корабль сам приведет меня в чувство. Все, начали. – Егор повернул голову, слизнул несколько желтоватых капелек с бугрящейся стены отсека.

Он ощутил безмерный, всеобъемлющий покой. Его сознание стало легким, будто перышко. Заботы, тревоги, горести, надежды – все исчезло.

Расширитель сознания и модуль технологической телепатии не смогут адекватно работать. «Мой мозг сейчас под сильнейшим химическим воздействием». Егор все еще продолжал мыслить связно, он понимал, что делает, помнил о цели своего эксперимента.

Сон обрушился на него, как черный дождь. Капли, состоящие из мрака, постепенно заполняли окружающее пространство, превращались в вязкую удушливую субстанцию, он тонул в ней, барахтался, но не мог всплыть, движения были медленными, вялыми, он чувствовал упругое сопротивление какой-то среды, а затем просто отключился, потерял сознание.

Глава 3

Пандора

Окрестности Аллеи Темпоралов…

– Ну как? – Егор, пошатываясь, вышел наружу.

– Никакой реакции, – отчитался андроид. – Ты провел в беспамятстве почти сутки.

– Голова разламывается. И мутит.

– Тебе нужно сделать перерыв. Нормально выспаться. Поесть. Давай опять вернемся во временный лагерь?

– Нет. Сейчас приду в себя.

– Куда торопишься, Егорка? Здоровье ведь не железное. – Андроид помог ему сесть на перевернутый пластиковый ящик. Рядом уже стояла фляга с водой, на чистой дощечке лежало мелко порезанное холодное мясо, заготовленное впрок.

– Нет, хочу поскорее покончить с этим. Ты разобрался с адресацией? Если я попытаюсь сознательно открыть канал внепространственной связи, мне нужен адресат. Что использовать? Коды имплантов? Наизусть я знаю только несколько. Русанова. Родьки Бутова да Пашки Стременкова.

– Коды имплантов не пойдут.

– Почему?

– Жив ли Русанов – неясно. Родион и Павел вообще находятся в ином потоке времени.

– Но ты сам говорил: пространство и время неразрывно связаны! Если темпоралы – часть структуры гиперкосмоса, то я…

– Не горячись, Егор. Попытка преодолеть сдвиг времени, наладить связь в границах Пандоры или околопланетного пространства – задача слишком сложная. Нам же необходим простой и внятный результат. Надо повторить уже известные условия.

– Тогда я не понимаю, как установить связь? – развел руками Бестужев. – Посылать запрос в никуда?

– Рогозина помнишь?

– Такое вряд ли забудешь. – Егор сделал пару глотков воды, заставил себя съесть холодный кусок мяса. – Предлагаешь установить связь с ним? Повторно?

– Есть идея получше. Ты ведь запомнил образ его сына – Дениса?

– Да. Он перед глазами стоит как живой. Только вот когда отец его в последний раз видел? В лучшем случае пять лет назад, если связь происходит в реальном времени. Парень наверняка изменился, повзрослел.

– Думаю, это не имеет значения. Взгляни, я тут кое-что соорудил из оставшихся частей внедорожника.

Егор увидел кресло, установленное под навесом, пару блоков аппаратуры да простенькую систему жизнеобеспечения с контролем основных показателей организма.

– Ну, давай попробуем? – Егор решительно встал.

– Что, прямо сейчас?

– Я в норме. Не хочу откладывать. Только ты не объяснил, что делать.

– Сесть в кресло, сосредоточиться на образе Дениса Рогозина. Все остальное, по идее, должно произойти… автоматически? – полуутвердительно произнес искусственный интеллект.

Егор кивнул. Тяжелая одурь постепенно сменилась ощущением легкости. После хондийских метаболитов всегда так. Поначалу кажется – сдохнешь, а потом вдруг приходит бодрость, словно неделю проспал.

Он сел в потертое кресло, машинально пристегнул страховочные ремни. Андроид сноровисто прикрепил к его имплантам пару датчиков, что-то переключил на блоках аппаратуры, обернулся:

– Можем начинать.

Бестужев закрыл глаза.

На фоне крепко смеженных век некоторое время плавали темные пятна. Он сосредоточился на образе Дениса Рогозина, представил пятнадцатилетнего подростка таким, как его запомнил отец.

Ничего не произошло. Никаких новых ощущений. Егор чувствовал легкий ветерок, овевающий лицо, вдыхал запахи, слышал звуки.

Нет. Ничего у нас не выйдет. Он представил, как сейчас откроет глаза, увидит ослепительный свет застывшего в зените солнца и…

…Свет резанул по глазам.

Кокон открылся с хлюпающим звуком, и Дениса Рогозина вывалило на пол, к куче мерзкой трепещущей плоти.

Вонь жуткая, но привыкаешь быстро. На борту хондийских крейсеров воняет всегда и везде. Нет отсека, где можно просто дышать, чтоб не подкатывало к горлу.

Однако валяться на полу не дают. По телу щекочуще сочится слизь. Ознобом колотит, как после наркоза.

Над Денисом склонился хонди. Весь в хитине, словно в броне. Цвет ороговевших покровов болотно-зеленый с крапинками. По их количеству и расположению Денис узнал Фаша. Так хонди называют старшую разумную особь палубы.

– Хомо. – Его скрипучий голос резанул слух, миндалевидные фасетчатые глаза приблизились, а скрежет жвал вдруг стал осязаемым. Фаш коснулся Дениса тонкими усиками: – Хомо, вставай! Фаттах ждет! Торопись!

Денис осмотрелся.

Антон Яров сидит на полу и с откровенной ненавистью смотрит вокруг, брезгливо стряхивая прилипшие к телу ошметки слизи. На его шее и груди четко выделяются покрасневшие воспаленные пятна – места, куда присасываются системы жизнеобеспечения кокона. Он беззвучно шевелит губами, хотя мог бы выругаться в голос, да хоть заорать – хонди нашего языка не понимают.

Денис с усилием встал, цепляясь руками за бугристые выступы на стене. Первый шаг дался с трудом. Мышцы покалывало. Холод внутри лютый. Кожа зудит, но о том, чтобы вымыться, можно только мечтать. Для людей и так созданы особые условия. Относительно чистый отсек прямо по коридору. Что-то похожее на сухие шершавые полотенца. Удобная одежда, выращенная по мерке.

Людей берегут. Пробуждают только в крайних случаях. Лечат в коконах после полученных в боях ранений, но из пятнадцати человек нас осталось лишь двое.

Он протянул руку, помог встать Антону, ободряюще ткнул его кулаком в плечо. Все нормально.

Да ничего не нормально. Глаза у Антона бешеные. Денис перехватил его руку, удержал, взглядом попросил – не надо.

Яров ответил кивком, сглотнул и, пошатываясь, побрел в отсек – экипироваться.

* * *

Сегодня пробуждение полно сюрпризов. На взлетной палубе царит суета. Крейсер готовится к бою, повсюду движение, даже стены ангаров перекатываются мышцами. Острые запахи заставляют хондийских рабочих (они же – техники) носиться как угорелых. От фаттахов отключают стационарное питание, длинные жилы сматывают в бухты, пакуют их в коконы.

Машины нервничают. Бионические конструкции, конечно, не обладают разумом, их уровень развития примерно как у домашних животных. Те, что постарше и уже побывали в боях, заметно подрагивают; молодые, недавно выращенные, полны неведения и оттого спокойны.

Еще издали Денис заметил изменение формы фаттахов. Вообще-то в условиях космоса аэродинамика не играет никакой роли, и потому хондийские истребители все как один похожи на огромные черные выкорчеванные пни – иного сравнения не подберешь. Но в прошлый раз эшранги загнали эскадрилью в ловушку, прижали к планете, заставили войти в атмосферу. Вот там и началось. Антигравитационные двигатели, гасители инерции – это, конечно, классно, но маневрирование на антиграве получается плавное, тягучее, вальяжное – а это верная смерть. «Мы-то вырвались, – вспоминал Денис, – а вот ведомые хондийские пилоты сгорели вместе с машинами».

По возвращении он выложил Фашу все, что накопилось во время боя, а хонди, гляди-ка, прислушались. Или ведущий истребитель сам инициативу проявил? Мы ведь с ним – единая нервная система. Мысли мои воспринял, что ли?

Он медленно подошел к своему фаттаху. Ну не узнать машину! Уже не «пень выкорчеванный», вытянулся весь, на медузу стал похож.

Фаш замер неподалеку. Наблюдает за реакцией.

Денис обернулся, кивнул ему – отлично.

Чавкнула шлюзовая мембрана.

Открылось теплое, влажное нутро. Оттуда дохнуло пьянящим запахом метаболитов.

* * *

Внутри фаттаха не предусмотрено освещения.

Денис сел в мягкое кресло.

Десятки влажных пульсирующих трубок тут же потянулись к нему от стен тесного отсека, плоть хондийского истребителя наползла на нижнюю часть лица подобием дыхательной маски, длинные белесые нервные волокна впились в висок, вошли в соединение с имплантом – единственным осязаемым наследством, доставшимся Денису Рогозину от исчезнувшей техносферы человеческой цивилизации.

В сумраке кабины возникло мягкое сияние, источаемое герметичной капсулой. Внутри нее была заключена колония алгитов – мыслящих кристаллов, с которыми Дениса связывали пять лет крепкой боевой дружбы.

Он вошел в прямое соединение с нервной системой фаттаха. Сознание на миг помутилось и тут же обрело новые грани восприятия.

Алгиты потянулись к нему сериями приветственных мысленных образов. Они устали от долгого ожидания. Им снова хотелось в космос, туда, где интересно, где их молниеносные расчеты помогают воплотить замысел человека в сложных траекториях. Единение мыслящих кристаллов, черного как смоль истребителя и человеческого рассудка превращало бионическую машину в грозное орудие войны.

Алгиты – бесстрастные мыслители и знатоки навигации – брали на себя функцию бортового компьютера. Нейросеть фаттаха обучалась от боя к бою, она – рефлексы, а сам истребитель, обладающий способностью к регенерации, живуч, надежен и предан.

Рассудок Дениса доминировал в системе управления. Он – воля фаттаха, его разум. Ни один хондийский пилот не способен сравниться с человеком в искусстве боя и пилотирования. Они всегда – ведомые. А мы всегда на острие любой атаки.

Нейросеть крейсера вошла в контакт с его машиной.

Потоком хлынули данные. Появились мнемонические образы, формируя понимание происходящего.

Рубеж.

Перед мысленным взором Дениса появилась тонкая пульсирующая линия, наложенная на звездную карту сектора.

Восемнадцать независимых систем. Они – ключ ко многим мирам.

Крейсер сейчас находился в гиперкосмосе и направлялся в систему Нерг – третий узелок на четках Рубежа.

Появилось изображение станции Н-болг.

Исполинский комплекс, выстроенный в незапамятные времена цивилизацией армахонтов, включал в свой состав сотни терминалов, вакуумных доков, стапели двух космических верфей – пространственная конструкция простиралась в трех измерениях и была собрана из множества отдельных модулей.

Транспортный узел обращался по эллиптической орбите вокруг четвертой планеты системы, где во времена правления армахонтов шла активная разработка месторождений полезных ископаемых.

Сейчас не пригодный для жизни мир представлял печальное зрелище: на его поверхности среди многочисленных истощенных выработок постепенно разрушалась брошенная планетарная техника, управлять которой уже не смог бы ни один из смертных.

Денис привычным мысленным усилием считывал данные, но пока что не находил для себя ничего нового.

Транспортный узел населяли Ц’Осты. В просторечии их называли просто «морфами». Многие считали, что именно они поддерживают в рабочем состоянии межзвездную сеть, но Денис имел возможность убедиться: все цивилизации сектора лишь эксплуатируют наследие армахонтов, не создавая ничего нового.

Он вновь обратил внимание на изображения, переданные нейросистемой крейсера.

Огромный орбитальный комплекс окружали так называемые «Врата Миров» – автоматические пробойники метрики пространства, созданные по утраченным ныне технологиям. Из четырнадцати устройств работало только одно. Вот почему система Нерг приобрела такое важное стратегическое значение.

Война, развязанная эшрангами, преследует лишь одну цель: они стремятся захватить как можно больше звездных систем. Кланы Эшра ведут медленное, тяжелое, беспощадное наступление, но их империя опирается на древние технологии и не может существовать вне системы уцелевших врат.

Представьте себе огромный город с развитой транспортной структурой. Попасть из одного района в другой можно сотней различных маршрутов. Но что произойдет, если основные дороги, многоуровневые развязки вдруг будут разрушены и уцелеют лишь некоторые?

Появятся «узкие места». Количество возможных маршрутов резко сократится. Так произошло с древней системой врат. Раньше к звездам Рубежа вели десятки гипертоннелей, теперь же они исчезли, осталась лишь единственная транспортная нить, протянувшаяся тонкой линией с нанизанными на нее узловыми станциями Н-болг.

Эшранги не могли продолжать завоевание, не покорив Рубеж.

Когда-то цепочку из восемнадцати миров называли «линией жизни». Отсюда шли поставки сырья в сотни других звездных систем. Теперь же тут проходит линия фронта.

Станции Н-болг, населенные несговорчивыми Ц’Остами, давно раздражают эшрангов, стоят как кость поперек горла. Они не раз пытались захватить их, но не преуспели. Морфы, предвидя неизбежную войну, заключили союз с хонди, чьи колонии расположены по другую сторону Рубежа. Флот разумных насекомых встал на защиту независимых космических поселений, и наступление эшрангов раз за разом захлебывалось в крови. После каждой битвы им приходилось отводить свои потрепанные эскадры на далекие базы, в то время как хондийские корабли получали все необходимое на верфях систем Нерг и Фольгаут.

Уже закончилась предстартовая подготовка, но вакуумный док крейсера пока оставался закрыт. Из него откачали атмосферу, все машины замерли в ожидании.

– Антон? – Рогозин вышел на связь.

– Ну? – Яров откликнулся неохотно. Он всегда перед боем молчалив, скуп на слова.

– Прошу, не зарывайся. Нас ведь двое осталось. Не рискуй понапрасну, ладно?

– Денис, не лезь ко мне.

– Я в прошлый раз после возвращения говорил с Фашем. Он обещал нас отпустить.

– Да неужели? И ты ему поверил?

– Хонди не умеют врать. Ты ведь знаешь. Вот отстоим сегодня систему Нерг, и нас переведут по другую сторону Рубежа.

– Зачем?

– Они хотят, чтобы мы обучили новый тип фаттахов. Машины с полноценной нейросистемой. Передадим свой опыт, и все. Война для нас окончена.

– Наивный ты, Денис. Но дело твое. Можешь верить.

– Не понимаю тебя.

– Куда отправишься? – зло спросил Антон. – Домой? Забыл, как родители нас продали хонди?! Да и Ойкумена уже в составе империи эшрангов. Как ты туда доберешься, если птицы за наши головы награду назначили?!

– Эх, Антон! – с досадой произнес Рогозин. – Умеешь же настроение испортить!

– А ты поменьше мечтай. Тогда, может, и расстраиваться не придется. И просил ведь: не лезь ко мне перед стартом!

* * *

Толчок – и серия мягких, похожих на лихорадочную дрожь вибраций прокатилась по палубам.

Вышли из гиперкосмоса!

Вопреки напряженному ожиданию вакуумный док не открылся. Секунды уходили, а система запуска истребителей почему-то не срабатывала.

Снова вибрации, затем один за другим три сокрушительных удара.

Палуба накренилась. Захваты, удерживающие машины, внезапно ослабели, связь с нейросетью крейсера оборвалась, по стенам пробежала судорога.

– Антон, нас, похоже, повредили!

Яров не откликнулся. Неожиданно отключилась искусственная гравитация, два фаттаха сорвало с мест, и они, вращаясь в невесомости, столкнулись друг с другом.

Денис не стал дожидаться, пока будет восстановлено управление палубой.

– Яров, если слышишь – стартуй за мной!

Он отдал мысленный приказ, и носовые лазерные установки его истребителя ударили в запертые створы дока, мгновенно выжгли в преграде огромную дыру.

Резкое ускорение навалилось мгновенной перегрузкой. Лишь двое ведомых последовали за Денисом, ответа от Антона Ярова он так и не дождался, поставил вызов в автоматический режим, надеясь, что тот откликнется.

Проклятие!

Три эскадры флота эшрангов пылали на фоне ледяной бездны космического пространства четкими сигнатурами.

Рассудок переполняли данные. Кроме атлаков[2], датчики фиксировали множество других целей. Группы эмширов[3] числом около сотни атаковали Н-болг, в пространстве медленно дрейфовали пять изуродованных хондийских крейсеров, космическая битва уже догорала, похоже, участь системы Нерг была предрешена.

Узловую космическую станцию окружали плотные облака декомпрессионных выбросов. Кристаллизованная атмосфера, фрагменты обшивки, сотни уничтоженных транспортных кораблей, их грузы, выброшенные из вспоротых лазерными разрядами отсеков, тела погибших, части надстроек – все это клубилось, сталкивалось, сгорало в мгновенных вспышках соударений.

Эшранги изменили тактику. Теперь они уничтожали все, чем не могли завладеть.

Резкий боевой разворот, мгновенное сканирование по сфере.

Хондийский крейсер, откуда несколько секунд назад стартовал фаттах Рогозина, разламывался на части.

Опоздали с прыжком! Вышли в самом пекле, посреди боевых построений эшрангов!

Денис заставил свой истребитель резко ускориться, заметив две группы эмширов, атакующих его с разных направлений.

Виртуозно исполненный каскад фигур высшего космического пилотажа вырвал фаттах из-под удара, лазерные разряды пронеслись в нескольких метрах от обшивки, скрестились за кормой, но оба его ведомых, не успев повторить сложное маневрирование, мгновенно исчезли во всплесках пламени.

По корпусу истребителя внезапно пробежала судорога. Задели все-таки? Точно! Теряю атмосферу!

Денис не поддался панике. Через соединение с нервной системой фаттаха он осмотрел поврежденный участок обшивки и понял: процесс регенерации ничего не даст. Тонкая органическая пленка, затягивая пробоину, не успевала окрепнуть, ее разрывало давлением.

«Антон, где же ты, откликнись!»

В эфире лишь треск помех. Погиб? Не успел стартовать?

Уже не узнаю…

Пусто и холодно стало в душе.

Зона перехода блокирована. Гиперкосмос недоступен. Единственное устройство пробоя метрики пространства под контролем эшрангов, его прикрывают три крейсера, а значит, путь к спасению отрезан.

Алгиты мгновенно отреагировали на мысли пилота. Они не хотели сдаваться. Помнили прошлое рабское служение кланам Эшра и наотрез отказывались следовать этому пути.

Тройственное восприятие сводило с ума. Нервная система фаттаха пылала болью. Космический холод врывался в пробоину, а истребители эшрангов не собирались отпускать поврежденную машину, атаковали снова и снова, пытаясь добить.

Денис отчаянно маневрировал, он уводил поврежденный истребитель в подсвеченные багрянцем облака обломков в надежде, что преследователи отстанут, не захотят рисковать ради сомнительной победы.

«Нам не выбраться», – холодное, лишенное эмоциональной окраски суждение алгитов подталкивало к краю пропасти. Они хотели моментальной гибели, последней атаки, вспышки пламени, не разделяя глупых, необоснованных надежд человека.

«Станция обречена. Путь к спасению отрезан. Поблизости уже нет кораблей, способных противостоять эшрангам. Все кончено, Денис. Ты друг. Но это не могло продолжаться вечно. Наш путь среди звезд завершен».

Он лишь скрипнул зубами. Должен быть выход! Должен!

«Выхода нет, – констатировали алгиты. – Надежда на чудо необъективна. Главные батареи Н-болга молчат. Морфы проиграли войну».

Как ни крути, а алгиты правы. Горько осознавать, но факт. Выбор между мгновенной смертью и рабством у эшрангов очевиден. Лучше смерть. Но смерть не напрасная!

«О чем ты сейчас думаешь?» – насторожились алгиты.

Дениса душили отчаяние и ярость. Он мысленно указал на устройство Врат Миров, затем перевел взгляд на эскадры флота эшрангов. «Отрежем им путь в гиперкосмос! Пусть навечно останутся здесь, среди обломков. Пусть подавятся своей «победой»!»

* * *

«Нет! – ответ колонии мыслящих кристаллов прозвучал категорично. – Денис, ты друг, но мы не можем пойти на такое! Это против правил!»

– Нет больше ни законов, ни правил! – Губы Рогозина шевельнулись, повторяя мысленную фразу.

Единственной ценностью в современном космическом пространстве, безусловно, считались устройства пробоя метрики. Они – конструкции неприкосновенные. По крайней мере никто и никогда не рисковал атаковать их, понимая – разрушения необратимы. Как только оборвется связь с другими звездными системами, любая победа обернется поражением, изоляцией, медленной, но неотвратимой гибелью среди обломков.

Ни морфы, ни хонди, ни эшранги – никто не стал бы атаковать Врата Миров.

Он понимал, почему протестуют алгиты. Когда-то они служили армахонтам, в памяти мыслящих кристаллов до сих пор хранились сотни маршрутов, оборванных в момент варварского разрушения устройств формирования гипертоннелей.

Фаттах тем временем оторвался от преследования, сбросил скорость и медленно скользил по краю бесформенного облака обломков, окружавших Н-болг.

От станции мало что осталось. Датчики фиксировали исполинские ребра каркаса да тлеющую сигнатуру ядра реакторов. Лишь кое-где небольшими вкраплениями виднелись группы отсеков, между ними темнели зевы разгерметизированных коридоров. Система противокосмической обороны была уничтожена, лишь пара плазменных батарей сканировалась по правому борту, но они уже бесполезны – сектора их обстрела блокированы новорожденной газопылевой туманностью.

«Нет выхода. Либо плен, либо смерть. Но я не стану погибать напрасно!» – Денис не слушал алгитов и упрямо продолжал сбор информации.

«Три крейсера эшрангов отключили двигатели, легли в дрейф на пути к Вратам, но сквозь решетку их батарей можно проскочить, – он мысленно подвел черту. – В одном алгиты правы. Нам не выбраться. Даже если проскочу мимо крейсеров, то активировать гипертоннель не успею – собьют. Погибну глупо. Уйти к планете? Бессмысленно. Ее атмосфера отравлена. В фаттахе, может, и продержусь какое-то время, но это уже не жизнь – агония».

Отчаяние толкало к роковым поступкам.

Он снова осмотрелся. Эмширов – сотни. В прятки с ними долго не поиграешь.

«Нет у меня выхода. И не было».

Взгляд пробежал по сфере сканирования и вновь вернулся к Вратам Миров. «Мимо крейсеров проскочу. Они не обратят внимания на поврежденный истребитель, примут его за обломок. Главное – точно рассчитать курс, набрать ускорение, а затем двигаться по инерции». Неизрасходованный запас протонных ракет ждет в пусковых шахтах. Заряд лазерных установок на девяноста процентах, а вот синтез реактивного топлива почти прекратился – ресурс фаттаха стремительно таял, он истекал атмосферой, но рефлекторно боролся за живучесть, поддерживая давление в отсеке пилота.

«Не делай этого! – протестовали алгиты. – Врата Миров неприкосновенны! Ты разорвешь уцелевший участок сети на две части!»

– Знаю! – огрызнулся Денис. – Разорву! И покончу с этой войной! Сколько населенных планет и станций будет спасено, если мы остановим эшрангов!

Прямая связь трех нервных систем не позволяла скрыть намерений. Денис в равной степени ненавидел обе противоборствующие стороны. И эшранги, и хонди вызывали у него чувство ярости, агрессии, желания мстить. Одним за пролитую кровь людей, другим за рабство, которое хонди обтекаемо называли «служением».

«Ты хочешь накормить свою ненависть?»

– Да, хочу!

«Это неправильно! – Алгиты мыслили совершенно иными категориями. – Эшранги исчезнут. Хонди исчезнут. Но придут другие цивилизации и снова воспользуются вратами. Ты не можешь их уничтожить! Мы просим: не надо!»

Дениса лихорадило. Страх перед смертью накатывал волнами дрожи, но тут же отступал под обжигающим напором ненависти. Нервы давно сгорели. Жизнь, полная горьких, так и не сбывшихся надежд, подошла к концу.

Алгиты впитывали его мысли. Фаттах рефлекторно дрожал, предчувствуя гибель.

В груди внезапно зародился неприятный холодок – откуда-то вдруг появилось ощущение пристального взгляда со стороны. Сканируют? Сбой в расширителе сознания? Или эмшир меня выцеливает?

Нет. Все пока чисто.

Откуда же это стылое, пробирающее дрожью чувство?

Да наплевать уже! – он совершил плавный разворот на краю газопылевой туманности, набрал ускорение, лег на боевой курс.

Вот теперь – встречное сканирование! Денис невольно похолодел, но крейсера эшрангов лишь окатили излучением движущийся по инерции, истекающий атмосферой фаттах и не открыли огонь.

Его взгляд выцвел от напряжения.

Дистанция до цели стремительно сокращалась…

Ощущение чьего-то постороннего присутствия стало нестерпимым. Кожу вдруг начало стягивать крупными мурашками.

Алгиты подавленно притихли и уже не пытались протестовать.

…Пот градинами катился по искаженному лицу Бестужева.

На блоках аппаратуры бесновались тревожные сигналы. Андроид подскочил к нему и замер, осознав, что любое вмешательство попросту убьет Егора. Его рассудок находился сейчас за сотни световых лет от Пандоры, и грубо прерванный сеанс внепространственной связи окончится помешательством – это в лучшем случае.

Искусственный интеллект замер, оцепенел. Он не знал, что делать.

Губы Егора дрожали. Он что-то шептал.

«…Доверни!»

«Восемнадцать градусов по курсу!»

«Доверни!» – чужой, незнакомый голос бился в сознании Дениса, он не принадлежал ни алгитам, ни фаттаху, никому, с кем судьба сводила Рогозина.

Порядка сотни эмширов, добив подсистемы Н-болга, возвращались, выстраиваясь в очередь для захода в вакуумные доки атлаков. Истребители эшрангов маневрировали уверенно, не спеша, уже никого не опасаясь.

«Доверни!» – чужой голос рвал сознание в клочья.

– Почему? Зачем?! – Денис не выдержал, закричал.

…Губы Бестужева кривились, рот приоткрылся в немом крике.

«Я больше не могу никого терять! Не могу!»

За несколько минут он прожил еще одну жизнь. Жизнь Дениса Рогозина.

«Не умирай бессмысленно! Доверни! Средний из крейсеров! Ядро реакторов! С ракурса атаки обшивка не выдержит залпа протонными ракетами! Верь мне! Я знаю их уязвимые места!»

Егор действительно знал, о чем говорит. Он воевал против эшрангов. Его кибермодули содержали специализированные базы данных – результат исследования сотен обломков инопланетных кораблей.

…Денис медлил. Он терял секунду за секундой, воспринимая чужой голос в своем сознании как явную галлюцинацию.

Затем нити управления на миг оборвались. Кто-то третий вошел в соединение с нервной системой фаттаха, действуя с уверенностью хонди и целеустремленной решимостью человека.

Истребитель мощно отработал струйными двигателями, корректируя курс, и сипло выдохнул шесть ракет – половину боекомплекта.

Дистанция залпа не оставила системам крейсера шанса на противодействие. В беззвучии вакуума полыхнуло пламя – ракеты с тандемной боевой частью прожгли обшивку и взорвались внутри отсеков. Огромные сегменты бронеплит вырвало из креплений, они пронеслись мимо, беспорядочно вращаясь, борт атлака окутался тающими выбросами декомпрессии, а фаттах Рогозина будто ждал этого – мощные мышечные камеры произвели еще один запуск, ударив ракетами точно в образовавшуюся пробоину.

Чужая воля отпустила, истаяла, вернула управление.

Денис на всю оставшуюся жизнь запомнил последующие секунды.

Ослепительная точка зародилась в глубинах пробоины. Еще миг – и по корпусу крейсера прыснули трещины, сквозь них прорвалось нестерпимое пламя, сжигающее исполинский корабль изнутри.

Прочь! Прочь отсюда!

Фаттах стремительно развернулся, одновременно форсируя двигатели. За его кормой разгоралось беспощадное новорожденное солнце, жить которому – один миг.

«Денис – ты друг. Ты услышал нас. Мы не забудем. Мы теперь всегда с тобой!»

Алгиты за доли секунды рассчитали траекторию. Невзирая на исправную работу гасителей инерции, перегрузка едва не раздавила Рогозина. Его фаттах стремительным росчерком ушел за крупный обломок уничтоженного хондийского крейсера, а в следующий миг всесжигающий свет поглотил эскадры ударного флота эшрангов – броня исполинов подернулась дымкой, затем стала текучей, и вдруг корабли потеряли форму, превращаясь в облака раскаленного газа.

Обломок хондийского крейсера испарился, фаттах Рогозина закрутило в неуправляемом вращении, но опасность уже минула – энергия взрыва, расширяясь по сфере, опалила Н-болг, ударила по планете – верхние слои атмосферы пылали, в пространстве бесновалась электромагнитная буря.

Денис машинально стабилизировал фаттах – все происходило на уровне рефлекторных реакций, – истребитель прекратил вращение, ушел в разворот, озарился пламенем, сжигая остатки топлива в форсажных камерах, и устремился прочь.

Внезапно заработал канал связи. Перед мысленным взором Дениса сформировался виртуальный экран, в его объеме появилось изображение эшранга.

– Хомо! Ты заплатишь за все! Мы тебя запомнили… – окончание злобной фразы потонуло в помехах.

– Да пошел ты… – губы Дениса мелко дрожали от напряжения.

* * *

Н-болг изменился до неузнаваемости.

Денису некуда было лететь, и он провел свой истребитель через раскаленную туманность к станции, лавируя между обломками, пока не отыскал один из уцелевших вакуумных доков.

Топлива почти не осталось. Давление в рубке падало, и он пошел на вынужденную посадку, не запрашивая разрешения, – ему казалось, что на борту Н-болга не выжили даже морфы.

Поврежденный фаттах коснулся посадочной плиты и замер.

Стыковочную секцию внезапно отсекло сиянием защитного поля, внутрь подали атмосферу. Несколько минут в изолированном пространстве клубился густой туман, затем по обшивке поползли капли конденсата.

Раздалось отчетливое шипение.

Денис, едва живой от усталости, почувствовал, как отключаются подсистемы хондийского истребителя. Бионическая машина нехотя отпускала пилота; туго натянутые жгуты систем жизнеобеспечения с чавкающим звуком отделились от покрасневших участков кожи, связка нервных волокон отсоединилась от импланта и повисла, медленно раскачиваясь.

Его вырвало.

Отвратительные запахи, пульсирующая плоть внутренней обшивки, сукровица на стенах, багровые шрамы в местах повреждений корпуса, тонкая, пронизанная прожилками мембрана шлюзовой камеры, капсула с алгитами, источающая неровный свет, – он медленно приходил в себя, впитывая подробности внутреннего интерьера пилотажного отсека так, словно видел их впервые.

Выжил.

Он дотянулся до капсулы, вынул ее из мышечных складок фаттаха.

Колония кристаллов продолжала сочиться тусклым неровным светом.

– Алги?

– Мы думаем, – после отключения капсулы от нервной системы истребителя заработала обычная связь. – Мы в замешательстве.

– Ладно. Поговорим позже. – Денис едва держался на ногах. Не в первый раз он подходил к гибельной черте, но сегодняшние события вообще не укладывались ни в какие рамки. Он тоже пребывал в полном замешательстве.

Воздух снаружи был холодным до пронзительной дрожи. Капли конденсата оседали на обшивке, одежде, неприятно холодили разгоряченное лицо.

Денис осмотрелся.

За тонкой прозрачной преградой защитного поля простиралась панорама тотальных разрушений. Станция была практически уничтожена, ее реакторы источали радиацию, но морфы выжили. По крайней мере двоих он заметил неподалеку. Наверняка это они включили системы герметизации посадочного сегмента и теперь поджидали, пока пилот доберется до переходного отсека.

* * *

«Жуткие существа» – Дениса передернуло. О морфах он слышал немало зловещих историй, но встречаться с ними вот так, лицом к лицу, еще не доводилось.

Уцелевший тоннельный переход с просевшим оплавленным сводом привел его к границе защитного поля.

Двое существ по ту сторону энергетической преграды выглядели ужасно. Оба Ц’Оста пребывали в стадии постоянных мучительных метаморфоз. Они меняли облик, словно состояли из некоей пластичной субстанции, способной принять любую форму.

Заметив приближение Дениса, обе фигуры начали формировать человекоподобный облик. В сложившихся обстоятельствах это могло расцениваться как знак крайней признательности, глубочайшего уважения.

– Хомо! – Старший из Ц’Остов сделал шаг вперед. Его вид внушал ужас. Кожу существа покрывали язвы радиационных ожогов. Гротескные черты лица напоминали уродливую маску. Морф испытывал постоянную мучительную боль. Ему было трудно говорить. – Мы запомнили тебя, хомо. Ты друг. Но ты должен уйти. Не пересекай границы защиты. Здесь, – последовал неопределенный жест, – не выживешь. Мы будем поддерживать герметизацию посадочного отсека, пока фаттах регенерирует. Затем откроем для тебя Врата. Куда ты направишься? По какую сторону Рубежа?

– Если позволите, к хондийским мирам.

– Будет так.

– А как же вы теперь? – вопрос вырвался невольно.

Ц’Ост, уже намеревавшийся уйти, остановился, медленно обернулся, вновь мучительно обретая человекоподобную форму.

За пределами защиты царил лютый холод. Разреженная атмосфера. Радиация. В таких условиях невозможно выжить. Станция разрушена процентов на девяносто. Никто не в состоянии восстановить Н-болг, и Ц’Осты, похоже, понимали это.

– Мы последуем своей природе, – медленно выговаривая слова, ответил морф. – Мы веками терпели и ждали. Но армахонты не вернутся. Никогда. Прощай, хомо. Мы будем помнить о тебе… хорошо.

Рогозин так и остался стоять у тонкой энергической границы между жизнью и смертью.

От хонди он не раз слышал, что такое «природа морфов», и сейчас его жалость к ним сменилась оторопью.

Ц’Осты эволюционировали в аду. Другого сравнения просто не приходило на ум.

Как-то раз в перерыве между заданиями, находясь вне кокона, Денис, чтобы скоротать время, разговорился с Фашем. Тот и рассказал ему о морфах.

Их способность к мгновенной регенерации и мимикрии появилась в процессе эволюции и постепенно развивалась на протяжении миллионов лет. По словам Фаша, родная планета морфов расположена за десятки тысяч световых лет отсюда, у ядра Галактики, там, где высокая звездная плотность вообще не предполагает условий для зарождения жизни.

В ходе естественного отбора морфы выработали два уникальных механизма выживания. Во-первых, они научились копировать, а затем ассимилировать ДНК других биологических видов, что привело к потере определенной формы тела. В зависимости от изменчивых условий окружающей среды Ц’Осты трансформировались, меняли метаболизм и облик, что сделало их фактически неуязвимыми.

Вторая исключительная особенность морфов стала результатом развития высшей нервной деятельности. Если первобытные люди овладели огнем, начали использовать различные предметы в качестве примитивных орудий труда, чем положили начало цивилизации, то Ц’Осты научились внедряться в другие организмы, управлять их рефлексами, использовать окружающие формы жизни для собственных нужд.

Однако у этой способности существовало серьезное ограничение. По словам Фаша, чем сложнее нервная система подконтрольного организма, тем больше усилий требуется морфу для управления другим существом. Поэтому Ц’Осты редко и неохотно идут на «слияние». Они предпочитают использовать собственное тело, видоизменять его в соответствии с потребностями, «играть генами», добиваясь поразительных результатов.

Денис тогда не поверил Фашу, спросил:

– Если морфы – существа неуязвимые и агрессивные по природе, то почему они не правят галактикой?

– Причина в армахонтах, – ответил ему Фаш. – Они создали для Ц’Остов иную систему ценностей.

– Перевоспитали их?! Зачем?

– Морфы – идеальные существа. Они способны работать в открытом космосе, в зонах реакторов, везде, где есть риск. Но перевоспитать их, уничтожить заложенные эволюцией инстинкты – невозможно.

– Ты же сказал…

– Я сказал, что армахонтам удалось направить дух агрессии Ц’Остов в русло соревнования. Они поселили морфов в контролируемой среде обитания, на борту станций Н-болг, и создали для них особую иерархию. Теперь Ц’Осты «сражаются» между собой не за жизнь, а за статус. Их схватки проходят без жертв. Мерилом всех ценностей стали ресурсы. Морф, сумевший сэкономить энергию, оптимизировать какой-либо процесс, продвигается по иерархической лестнице. Это сложная система. Мы, хонди, ее не понимаем, но факт в том, что она работает до сих пор!

– И это единственная причина, по которой армахонты рискнули расселить столь опасных существ по всей галактике? – удивился Денис.

– Нет, – ответил Фаш. – Говорят, между морфами и армахонтами в древности была заключена сделка.

– Какая? – заинтересовался Денис.

– Ц’Осты захотели покинуть свою планету, что неудивительно. Армахонты им помогли. В обмен они получили загадочный ген, который поначалу служил основой их долголетия. Но это слухи. Правды уже не знает никто.

– Да, я слышал о «гене морфов», – кивнул Денис. – Говорят, он дает бессмертие? Фаш, а что же будет, когда станции Н-болг окончательно обветшают и начнут разрушаться?

– Тогда, чтобы выжить, морфы вернутся к своей истинной природе. И я не хотел бы застать такие времена.

* * *

Денис вернулся к фаттаху.

Мимо разрушенной станции медленно проплывали обломки. Среди них он заметил два крупных фрагмента хондийских крейсеров.

На борту еще теплилась жизнь. Некоторые отсеки сохранили атмосферу.

Поблизости, среди сияния защитных полей, на фоне разрушений появлялись все новые и новые Ц’Осты. Они явно к чему-то готовились, и Денис решил понаблюдать за ними. Возвращаться на борт истребителя не хотелось. Он боялся возвращения галлюцинаций. Все пережитое пока не находило здравого объяснения, не укладывалось в рассудке.

Морфов уже собралось с полсотни, не меньше. Они принимали различные, удобные для работы формы, некоторые вообще сливались с поврежденными устройствами, становились незаметными, но им на смену прибывали все новые и новые обитатели Н-болга.

Что они задумали?

Один из фрагментов хондийского крейсера внезапно изменил траекторию. Включились системы насильственной стыковки. Обломок подтянуло к соседнему вакуумному доку. Раздался удар. По уцелевшим конструкциям пробежала ощутимая вибрация.

Морфы ринулись к обломку хондийского крейсера. Они проникли внутрь, вскрыв обшивку, исчезли из поля зрения.

Спасательная операция?

Как оказалось – нет.

Выживших хонди согнали в предстартовый накопитель. Одна из стен конструкции отсутствовала, герметизацию обеспечивало силовое поле, и Денис отлично видел происходящее.

Морфы вели себя странно. Они по очереди подходили к разумным особям и словно исчезали, а спустя некоторое время появлялись вновь. Неужели это и есть «слияние»?!

Точно!

Хонди погибали. Они падали словно подкошенные, стоило морфу отделиться от тела жертвы.

Зачем? В чем смысл?

Через пару минут стало понятно. Кроме разумных особей, Ц’Осты пленили сотни полторы рабочих. Те толпились в стороне, не проявляя никакого интереса к происходящему, пока один из морфов, завершив слияние, не направился к ним.

Рабочие встрепенулись. Ц’Ост явно передавал им инструкции, используя повелевающий язык запахов, – Денис достаточно насмотрелся подобных сцен и понимал суть происходящего процесса.

Рабочие бросились выполнять приказы. От обломка хондийского крейсера быстро протянули питающие пуповины, по ним из хранилищ корабля подали биомассу, и соседний вакуумный док начал обрастать плотью, затем поверх нее появились хитиновые пластины, они быстро окрепли, сформировали герметичную постройку, и тогда морфы отключили защитное поле, экономя энергию.

«Вот это скорость!» – удивился Денис. Похоже, морфы усовершенствовали хондийскую биотехнологию.

В течение часа разрушенный вакуумный док превратился в инкубатор. Обломок корабля прочно сросся со станцией, а силовые захваты Н-болга уже подтягивали новые фрагменты хондийских кораблей – морфы не теряли ни минуты, они определились с целями, доступными для ремонта материалами, технологиями, намереваясь превратить станцию в гибридное сооружение.

Денис отчетливо понимал две вещи. Во-первых, морфы справятся с задачей, теперь это уже не вызывало сомнений. Во-вторых, здесь и сейчас он видел ростки новой, еще более беспощадной войны. Хонди не простят гибели своих разумных особей.

Теперь Рубеж потонет в крови. С одной стороны – империя эшрангов, с другой – миры разумных насекомых.

Очередной фрагмент хондийского корабля жестко состыковался со станцией.

Морфы ринулись внутрь.

«Они не остановятся на достигнутом, – подумал Денис, глядя, как очередную партию пленных хонди загоняют в кокон силового пузыря. – Ц’Осты начнут собственное завоевание, и вряд ли в обозримом космосе найдется сила, способная противостоять им».

* * *

Обреченный космос…

Егор очнулся, его сознание вынырнуло из черного омута к свету, к жизни, к первому судорожному вдоху, к ощущению покалывания в онемевшем теле.

Он дышал сипло и часто.

Его разум побывал за десятки световых лет отсюда, он прожил несколько минут боя, вмешался в ход событий и, кажется, изменил ход истории, подключившись к нервной системе фаттаха через гиперкосмос.

Медленно возвращалась способность воспринимать реальный окружающий мир.

Запахи. Звуки. Андроид. Фляга с водой, коснувшаяся губ.

Он сделал жадный, судорожный глоток, попытался что-то сказать, но искусственный интеллект остановил его – молчи, не трать силы.

– Я наблюдал. – Он заставил Егора проглотить две капсулы с хондийскими препаратами. – На этот раз сделал запись с твоего модуля технологической телепатии. Вот так, хорошо. Пока не вставай.

– Темпоралы… – выдавил Бестужев.

– Схема активации Аллеи мне ясна. Есть данные по сигнатурам, очередности «включения» темпоралов, степени их активности.

– Портал? – слабым голосом спросил Егор.

– Да. Думаю, что внепространственная связь – наиболее простая функция Аллеи.

– Мы сможем пройти?

– Пока не знаю. Для связи достаточно модулирующего излучения твоих имплантов. Но для перемещения физических объектов потребуется больше энергии.

– У нас есть микроядерные батареи, – сипло, едва слышно произнес Егор. – Еще хондийские биореакторы. Их смогу вырастить.

– Источники питания нужно разместить в аурах. Но произойдет ли перемещение в пространстве или во времени?

– Мы попытаемся, – хрипло выдавил Егор. – Микроядерную батарею можно забросить к основанию темпорала, как камень.

Андроид взглянул в сторону Аллеи, согласно кивнул:

– Да, я смогу это сделать. Но куда нас переместит и… переместит ли вообще?

– Придется рискнуть. Помоги встать.

– Тебе нужен отдых, Егор. Я займусь расчетами, все подготовлю.

Бестужев пошатнулся, едва устоял на ногах.

Перед глазами все плыло. Образы смешивались, наслаивались друг на друга. Он видел чудовищные события. Вмешался в них.

– Мы должны найти армахонтов. Только они теперь могут все исправить. – Егор развернулся и медленно побрел к шлюзу хондийского корабля.

Глава 4

Пандора. Окрестности Аллеи Темпоралов.

Дата – не определена…

Пыль скрипела на зубах. Егор Бестужев лежал лицом вниз на струящемся песчаном склоне. Приклад оружия больно упирался в ребра. Где мы? Он перекатился на спину, звериным чутьем понимая: рядом кто-то есть. Оглушенный, дезориентированный сдвигом времени, он не видел опасности, но чувствовал ее.

Пискнул анализатор атмосферы. Можно дышать.

Огнем полыхал каждый нерв. У выносливости есть предел. Но нет предела у надежды.

Невдалеке промелькнула тень. Смутный силуэт странного существа, приземистого, отдаленно похожего на краба, испуганно метнулся прочь. Егор даже не успел толком понять, реально ли оно.

Бледные отсветы медленно угасали, нарезая мглу на слоистые полосы.

«Неужели опять ничего не получилось? – Он с трудом, по крупицам собирал осколки мироощущения. – Мы на Пандоре? Но в какой эпохе?»

Последние сполохи искажений растаяли, и тут же со всех сторон ринулась оранжевая мгла.

Егор с трудом привстал. Движения вялы, слабость безмерна, но надо встать, осмотреться, ведь мир, потонувший в нескончаемой пылевой буре, не упустит шанса отомстить тем, кто его погубил.

Включение кибернетического расширителя сознания похоже на вспышку.

Текущая дата?

Цифры – словно удар ножом в сердце.

Третья, уже совершенно отчаянная попытка пройти через Аллею Темпоралов, изменить предначертанный ход событий, привела нас к концу времен?!

– Егорка? Ты как? Живой? – Визгливый звук сервомоторов прозвучал как пароль.

– Нормально… – Его надорванный хрип подхватил и унес бесноватый ветер.

Андроид появился в поле зрения, встал на колени и принялся раскапывать песок.

– Контейнер не могу найти.

– Тут он. – Дрожащие пальцы Бестужева дотянулись до продолговатого пластикового ящика со снаряжением.

Он закашлялся. Мысли – как каша.

Вокруг величественно и холодно полыхают темпоралы, и с каждой новой попыткой ауры все ближе, теснее.

– Опять впустую. – Андроид раскопал снаряжение, открыл замки кофра. Он двигался медленно и был похож на мумию. Одежда, которую удалось для него найти, давно износилась. Сервомоторные узлы теперь просто обмотаны ветхой тканью, чтобы хоть как-то предохранить их от пыли.

Бестужев поправил дыхательную маску и лежал, не шевелясь, собираясь с силами, чтобы встать и идти. Жить дальше…

– Снова – пятнадцать лет. В будущее, – бубнил андроид, копаясь в снаряжении. – Не пойму, где мы допускаем ошибку! – с досадой добавил он.

Егор осматривался. Растительности нет. Вокруг лишь темпоралы да заплутавший между ними ветер.

Раз от раза обстановка все хуже. И нет способа вернуться назад, начать все сначала. Видимо, историю невозможно переиначить.

– Знаешь, Егорка, я тут подумал, – андроид наконец нашел упаковку с хондийскими метаболитами, – дело не в источниках энергии. Не в их расположении и порядке активации темпоралов.

– А в чем же? – Бестужев снова закашлялся. Он чувствовал себя все хуже. Каждый сдвиг времени отнимал частицу жизни. Хондийский нерв оказался слабым звеном, но он – часть организма.

– Мы не соблюдаем какого-то ключевого условия. Нас автоматически отправляет в будущее. Третий раз. Это уже закономерность. – Андроид вскрыл упаковку, но внутри вместо концентрированных препаратов – пыль.

– Проклятье… Что же теперь делать? – на мгновение искусственный интеллект растерялся. Без метаболитов Егору не выжить!

– Что ты там возишься?

– Егор, метаболитов нет.

– Как? Дай посмотрю! Ты нормально перезагрузился? Без сбоев?

– Я в порядке. – Андроид протянул ему упаковку.

Пыль внутри. Серая пыль, безвкусная, утратившая свойства.

Бестужев молча принял новый удар. Перефокусировал сканеры имплантов. Надо добраться до транспортного корабля.

Аллея Темпоралов на месте, а вот ее окрестности сильно изменились. Исчезла старая дорога. Холмы оплыли. Растительность погибла, от нее не осталось даже праха, куда ни глянь, везде лишь мгла пылевой бури да холодное сияние.

От хондийского транспорта, служившего прибежищем, осталась лишь скорлупа обшивки.

«Ну, вот и все. Запаса метаболитов нет. Восполнить его теперь негде, а нерв уже корежит сознание, требует – дай. Сколько смогу продержаться? Сутки? Двое? А толку?» Егор прекрасно знал: организм человека не в силах выработать нужное количество уникальных химических соединений.

Андроид присел рядом.

– Справимся, Егорка. Не впервой ведь, верно?

– Где нам теперь найти хондийский корабль? – хрипло спросил Бестужев, мрачно озираясь. Вокруг – фантастический лес энергетических деревьев. Между темпоралами воет и вихрится ветер, несущий лишь пыль и песок. Да, действительно – конец времен, точнее не скажешь. Все живое погибло. Их отчаянная попытка изменить ход событий окончательно провалилась. А ведь верилось, что Аллея Темпоралов откроет путь в эпоху, когда планетой еще управляли армахонты. Теперь этой надежды больше нет…

– Егор, – искусственный интеллект помог ему встать, закинул руку Бестужева себе на плечо, – держись. Надо идти.

– Куда?

Андроид жестом указал направление.

– Там древний город. Помнишь?

– Руины, – пренебрежительно, едва слышно ответил Бестужев. С каждой минутой ему становилось все хуже. На этот раз сдвиг времени едва не убил его.

– Многое могло измениться, – упрямо ответил искусственный интеллект. – Давай же! Держись! Вот так! – он заставил Егора сделать первый шаг.

* * *

Песок скрежетал в приводах.

Мгла пожирала пространство. Мятущийся сумрак застыл причудливыми волнами искажений.

Человек и андроид медленно шли по узкой тропе между темпоралами.

Говорят, машинам неведомо отчаяние. Но это не так. Искусственный интеллект, спроектированный на далекой, потерянной в пространстве и времени планете Земля, собранный на заводах корпорации «Сибирь», прошел долгий и далеко не светлый путь саморазвития.

Он взрослел на протяжении жизни четырех поколений пандорианцев, но теперь у него не осталось никого, кроме Егорки.

Эмоции, формирующиеся в искусственных нейросетях, не позволяли принять поражение, сдаться. Они шли вразрез с холодной логикой, все чаще управляли поступками, заставляя идти, прислушиваться к слабому дыханию обессилевшего человека, питать надежды…

Внутренний мир андроида необратимо менялся.

Он мог спокойно размышлять о причинах поразившей Пандору катастрофы, пытаться разгадать тайну возникновения темпоралов, без фобий общаться с представителями иных цивилизаций, но когда дело касалось близких ему людей, рационализм машины отступал на второй план.

Близящаяся гибель планеты ничего не значила по сравнению с угасающей жизнью Егора.

В оранжевой мгле внезапно раздался отдаленный, едва слышный, протяжный, переливчатый, полный тоски клекот.

– Эшранг?! – Бестужев встрепенулся. Он тоже услышал приглушенный расстоянием звук.

– Похоже. – Андроид остановился, сканируя направление. – Егорка, там, впереди, граница темпоралов!

– Может, послышалось?

– Нет! Вот опять! Я же говорил тебе! В руинах кто-то живет!

Егор мрачно промолчал. Клекот эшранга трудно спутать с другими звуками, но даже если и так, чем нам поможет инопланетная тварь?

Андроид не разделял его пессимизма.

– Пошли, – он снова заставил Егора двигаться, машинально переставляя ноги. – Вот увидишь, мы выберемся!

Минут через тридцать они добрались до границы темпоралов и оказались между двух разноликих пространств.

За спиной осталась Аллея и окруживший ее энергетический лес, а впереди лежали руины древнего города. Возможно, он – последний островок жизни на погибающей планете?

Егор в изнеможении присел на пожухлую траву.

Здесь уже не было ветра и пыли. Теплый воздух нес запахи жилья и растений.

Вновь раздался клекот эшранга, но теперь он прозвучал отчетливо, близко.

* * *

Тревожные звуки плыли в бархатистой и теплой тиши.

Сначала раздавалось кроткое дробное пощелкивание, его сменял резкий клекот, переходящий в зов – долгий, протяжный, на сколько хватало дыхания.

И снова, спустя короткую паузу, – дробное пощелкивание клюва, гортанный клекот…

Фигура эшранга, взобравшегося на скалу, откровенно пугала. Он расправлял кожистые крылья, вытягивал шею, запрокидывал голову и, отдаваясь во власть древнего инстинкта, отчаянно звал кого-то, бросая вызов одиночеству, предопределенности, року.

Город, распластавшийся по склонам холма, внимал ему нервно и сочувственно.

Многие жители спешили закрыть окна. От безысходного крика кровь стыла в жилах, особенно у звенгов.

Вообще-то эшранг появился недавно, жил обособленно, особых хлопот не доставлял.

Фрагмент атлака, космического корабля его расы, раньше скованный полем стазиса, темнел за чертой обжитых кварталов. Обломок давней космической битвы до недавнего времени окружала роща темпоралов, но примерно месяц назад энергетические деревья начали чахнуть, угасать, а затем и вовсе исчезли.

К эшрангу отнеслись с сочувствием. Тут поневоле заголосишь, если пережил крушение, века провел под опекой систем защиты и вдруг очнулся в совершенно незнакомом мире!

Впрочем, никто по-настоящему не понимал его. Знания-то утрачены. Та галактика, которую помнил эшранг, о которой тосковал, изводясь безысходным криком, давно исчезла за вуалью забвения, канула во тьму веков.

Говорят, во всем виноваты хомо. Но и они уже стали легендой. Существует ли на самом деле прекрасный человеческий город, скрытый за периметром измененного времени, не скажут даже хонди, а ведь их генетическая память накапливает и передает знания из поколения в поколение.

Городок жил мирно. Старые распри стерло время, а для новых не находилось причин.

* * *

Дом на краю улицы выглядел старым, заброшенным, нежилым. От него осталась лишь коробка стен, окруженная невысоким, местами рухнувшим забором, да широкая терраса, обращенная в сторону оживленной улицы. Сводчатые оконные проемы сочились таинственным сумраком; во дворе и в саду разросся колючий кустарник; лианоподобные растения карабкались по замшелым трещиноватым стенам; крыша, выполненная в виде купола, когда-то щедро пропускавшая свет, теперь провалилась внутрь, и лишь несколько изогнутых балок каркаса служили опорой для огненного плюща.

Никто из жителей города не позарился на мрачную постройку. Старый дом обходили стороной, да и детям настрого запрещали играть поблизости, а все из-за сполохов бледного света, по ночам озарявшего пустые помещения.

Но недавно все изменилось. Двое хомо пришли со стороны пустошей и поселились в заброшенном доме.

Новость, конечно, взволновала всех. Многочисленные семьи звенгов – невысоких, похожих на мартышек существ, с ярко окрашенными пушистыми хвостами, – как обычно, подняли гвалт, но их никто не слушал. Хонди, реконструировавшие большую часть зданий в квартале, отнеслись к странной парочке со свойственной им сдержанностью, и лишь эшранг выразил откровенную враждебность: он пару раз прошелся по пыльной улице, изредка издавая надменный клекот, волоча по земле кожистые крылья, но хомо проигнорировали его демарш.

Цихриты – биороботы, живущие небольшими стаями, окружили здание, бесцеремонно сканируя его, обмениваясь резкими тоновыми сигналами, но что-то спугнуло их, заставило разбежаться, ища укрытия в ближайших подвалах.

Хомо вошли в дом и как будто растворились. До самого вечера оттуда не доносилось ни звука, и лишь когда в стремительно потемневших небесах вспыхнула ночная радуга, один из них показался на террасе.

Высокий, худощавый, жилистый, совершенно седой, он уселся на обломок рухнувшей колонны, положил на колени прямоугольный листок и начал водить по нему тонкой палочкой, изредка поглядывая по сторонам и цепко фиксируя окружающее внимательным взглядом.

Огненный плющ рдел в ночи.

Никто не решился подойти, за хомо наблюдали издали, с опаской.

Ночь, вопреки опасениям, прошла спокойно. Бледный свет, обычно озаряющий здание в самые глухие сонные часы, на этот раз не появился вовсе, а утром снова начались странные события.

Тот хомо, что выходил вечером на террасу, нанес визит хонди. Совершенное безрассудство! Всем известно: насекомые строго охраняют границу своих территорий. Их боевые особи не обладают разумом, они убьют любого нарушителя.

Однако случилось немыслимое. Хомо не только побывал в хондийском квартале, но и вернулся оттуда в сопровождении десятка рабочих, которые тут же приступили к реставрации здания. Они ловко карабкались по стенам, заполняя трещины полимером, обкусили разросшиеся лианы, добрались и до разрушенной крыши, восстановив ее при помощи биотехнологии. Огненный плющ, проникающий корнями к источникам воды и подземного тепла, хонди использовали как систему питания для полупрозрачных, пронизанных мельчайшими прожилками мембран, которыми заменили разбитые сегменты купола.

К вечеру восстановительные работы полностью завершились. Дом теперь выглядел еще более зловещим, чем прежде. Эшранг, взволнованный необычными событиями, весь день неодобрительно и пристально наблюдал за хондийскими рабочими.

Второй хомо так ни разу и не появился в поле зрения. Он скрывался внутри. «Наверное, самка», – рассудил эшранг.

Прошло несколько дней, и городок, потревоженный необычными событиями, успокоился. Жизнь снова вошла в привычное русло, текла сонно. Вопреки всеобщему предчувствию, беды не случилось. Хомо оказались тихой, не доставляющей неприятностей парой. Впрочем, самку никто больше не видел.

Лишь цихриты, живущие стаей, с неделю отсиживались в подвалах, впроголодь.

Хомо каждый вечер выходил на террасу, усаживался в кресло, сплетенное из пружинистых лиан, устанавливал перед собой непонятного назначения треногу, крепил на ней белый лист и водил по нему тонкой палочкой.

Постепенно к нему начали привыкать. Даже стали здороваться, проходя мимо, а он кивал в ответ, обнажая белые зубы. Звенги пугались. Хонди отвечали понятным только им скрежетом. Эшранг терялся в догадках. «Зачем он скалится? – неприязненно думал Эшор. – Почему его лицо внезапно бледнеет, а в глазах появляется холодный блеск? Он хочет меня убить, но сдерживается?»

Цихриты вообще откочевали. Они покинули давно обжитые подвалы, поселились поодаль, предпочитая терпеть лишения такому соседству.

* * *

Вечерами, незадолго до наступления темноты, солнце, всегда сияющее в зените, тускнело, и небо над городом резко меняло цвет, становилось похожим на толстое зеленоватое стекло.

Свет струился отовсюду, так продолжалось около получаса, затем вдруг резко темнело.

Эшор жил в одном из обломков атлака, на окраине, и новое соседство сильно обеспокоило его. Настроение эшранга стало изменчивым. Он больше не взбирался на скалу за городом, видимо, чего-то боялся, ждал неприятностей.

На самом деле Эшор был не так-то прост и жалок, как казалось другим. Он знавал лучшие времена, иные миры, но оказавшись тут, в ловушке, постепенно смирился. Вскоре после выхода из стазиса эшранг наведался к хонди, узнал от них историю планеты и понял: ему не выбраться. «Во Вселенной существуют явления, чья сила неодолима», – так он успокаивал себя, пока появление двух загадочных существ не разбило душевное равновесие, словно хрупкий стеклянный сосуд.

Откуда они взялись? Эшор успел хорошо изучить окрестности и знал – город окружен непроходимыми зарослями энергетических растений, среди которых невозможно выжить.

Цихриты были единственными, кто мог отыскать тайные тропы, уводящие в гибельную чащу. Раньше Эшор не задумывался, зачем одичавшие биороботы армахонтов регулярно наведываются в энергетический лес, а теперь, понаблюдав за их странной реакцией на появление людей, отправился в сырые подвалы и устроил допрос с пристрастием, благо компактные устройства, сохранившееся среди прочего оборудования на борту атлака, позволяли ему свободно общаться с живыми нейрокомпьютерами.

Полученная информация взволновала эшранга, привела его в замешательство, пробудила угасшую надежду и одновременно – встревожила.

Этим вечером, не выдержав растущего беспокойства, Эшор решил прояснить ситуацию.

На улице уже стемнело. Стальная радуга изгибалась в ночном небе от горизонта до горизонта. Бледный свет неподвижной луны рассеивал мрак. Огненная капля станции Н-болг сияла ярче, чем звезды.

Эшранг страшился встречи, но хомо теперь притягивали его словно магнит. Он медленно брел по улице, набираясь храбрости для предстоящего разговора.

* * *

Егор сидел на ступенях массивного крыльца, глядя в ночь.

Перед ним на самодельном мольберте белел лист бумаги. Сквозь оконный проем изнутри дома пробивался холодный свет.

Он уже восстановил силы, но пока не решил, что делать дальше. Дал себе передышку.

Дом они выбрали не случайно. Холодный свет, мятущийся в окнах, определил предпочтения – внутри в одной из комнат сканировался росток темпорала. Энергетическое растение по непонятной причине не образовало полноценной структуры, и искусственный интеллект предложил исследовать его, благо аура занимала всего пару квадратных метров.

«Мы найдем ошибку в расчетах и попытаемся еще раз», – упрямо думал Егор.

От мыслей его отвлек невнятный ночной шорох. Кто-то нерешительно топтался на границе света и тьмы.

– Заходи, раз пришел.

Из глубокой тени появился эшранг. Голова вскинута, клюв приоткрыт, шерстка дыбом, крылья приподняты, плотно прижаты к телу, образуя подобие рук в обрамлении обвислых складок кожи.

Несколько секунд они сверлили друг друга пристальными взглядами.

– Зачем явился? – Давняя, застарелая, тщательно подавляемая неприязнь прорвалась в голосе Егора, полыхнула и тут же угасла в тяжелом взгляде.

– Я живу неподалеку, – произнес Эшор. – С соседями принято знакомиться.

– Меня зовут Егор. – Бестужеву с невероятным трудом далась простая фраза.

– Эшор, – отрекомендовался эшранг. – Но ты ведь пришел не один? Где твоя самка, хомо? Ты ее прячешь? Так принято?

На обветренном лице Егора не дрогнул ни один мускул.

– У меня нет самки, – сквозь зубы выцедил он.

– Вас было двое. Я видел, – настаивал эшранг.

– Какое тебе дело, птица?!

Эшор не выдержал явного оскорбления, зашипел. Его крылья слегка приподнялись.

Бестужев угрожающе привстал. Бешенство в его глазах теперь читалось отчетливо, недвусмысленно.

Казалось, еще секунда – и они вцепятся друг в друга.

– Убирайся! – хрипло выдавил Егор. – Вы больше не правите миром!

– Потому что вы его уничтожили?! – злобно уточнил эшранг.

Это уже было слишком. Мир мгновенно сузился до рамок ненависти. В теплом ночном воздухе, перебивая благоухание растений, вдруг появился смрад. Эшранг непроизвольно попятился, но поздно: хондийский боевой токсин окутал его удушающим облаком, тело содрогнулось в конвульсиях, перепончатые крылья рефлекторно расправились, он бешено взмахнул ими, и сильное движение воздуха рассеяло смертельную концентрацию отравляющего вещества.

Мощные когтистые лапы эшранга подкосились, и он, хрипя, повалился набок, его язык посинел, вывалился из раскрытого клюва.

На шум выскочил второй хомо.

Эшор с трудом приподнял голову. Его удивление, граничащее с шоком, на пару секунд вернуло остроту зрения. Это была не самка, а… искусственный человек!

* * *

– Что ты наделал, Егорка! – Андроид без усилий приподнял эшранга. – Ну что ты наделал?! Зачем?!

Бестужев хмуро смотрел вдаль. После необузданной вспышки ярости перед глазами плыли обрывки образов, дорогих, но утраченных навсегда.

– Егорка, очнись! – Андроид бегло осмотрел эшранга, положил обмякшее тело на траву. – Ты должен его спасти! Синтезируй антитоксин, немедленно!

– Не указывай мне! – Горло вновь сжало спазмом, но ярость уже схлынула, оставляя бессилие. – Клюв ему открой! Шире!

Бестужев подошел, снял перчатки, обнажив имплантированные в ладони хондийские железы.

– Голову держи! – Он присел. Кожа бугрилась, пальцы рук мелко дрожали, капельки прозрачной жидкости срывались с них, попадая в клюв. Через некоторое время язык эшранга начал розоветь. – Все. – Егор смахнул бисеринки пота со лба. – Теперь отнеси его в дом. Пусть отлежится немного.

Андроид молча выполнил приказ, а он еще долго стоял, не в силах побороть дрожь, глядя в землю.

В примятой траве валялся кристалл. Видимо, вывалился из кожистого кармашка – на теле эшранга их несколько.

Егор подобрал его, рассмотрел.

Знакомое устройство. Универсальный носитель информации.

Зачем сорвался? Ведь обещал себе! Да что уж сожалеть. Поздно. Сделанного уже не вернешь.

Бестужев вернулся в дом. Одну из комнат занимал нейрокомпьютер. В отсутствие нормального оборудования пришлось просить хонди об услуге. Те согласились неохотно, они деградировали, утратили веру в науку, смирились с положением обреченных. Тогда пришлось надавить. Егор поморщился. Вспоминать о визите в хондийский квартал не хотелось. К этому невозможно привыкнуть; он поместил найденный носитель информации в складки нервной ткани, укрывшей стену комнаты, словно драпировка.

Кибернетический расширитель сознания соединился с хондийским нервом.

Резкий запах возвестил об успешной инициализации гибридного устройства.

Он сел на пол, позволил связке нервных волокон пронзить кожу ладоней. Иного способа снять данные с кристалла попросту не было. Визуализировать их придется, используя собственный рассудок.

Скулы свело. Чувство привычно до омерзения, но иначе никак.

Перед мысленным взором появилось объемное изображение космического пространства.

Егор погрузился в транс.

* * *

В бездонной глубине космоса, за орбитой третьей планеты медленно вращалась сборка из десяти устройств пробоя метрики пространства.

Даже находясь в полном слиянии с хондийским нейрокомпьютером, Егор невольно вздрогнул.

Десять сфер, усеянных парными цилиндрическими выступами, образовывали окружность. Каждая из них сама по себе являлась узловым компонентом межзвездной сети.

Он недоумевал. Кому и для чего понадобилось объединять Врата Миров в сверхмощную, непонятную конфигурацию?

Откуда вообще велась съемка? С борта космического корабля эшрангов?

Егор с трудом вернул концентрацию внимания.

Исполинское устройство пробоя метрики пространства внезапно пришло в действие. Сначала в центре окружности появилось бледное пятнышко, еще миг – и от него брызнули разряды энергии. Извиваясь, изламываясь, они потянулись к цилиндрическим выступам устройств, оплели их мерцающей сетью – они блуждали, гасли, появлялись вновь.

В нижней части объемного экрана шла непонятная развертка данных.

Процесс постепенно ускорялся. Разрядов энергии становилось все больше, теперь они сливались друг с другом, формируя пылающие жгуты с характерной, легко узнаваемой структурой.

Темпоралы?

Егор оцепенел. Он ожидал увидеть что угодно, но только не это!

Энергетические образования, состоящие из миллионов ветвящихся разрядов, вдруг начали удлиняться, расти.

Ракурс съемки внезапно изменился. Теперь устройство наблюдения следовало за пылающими структурами, а они продолжали стремительное развитие, тянулись к планете, окруженной кольцом орбитальных станций. Он успел насчитать два десятка Н-болгов, прежде чем с дрожью осознал: перед ним Пандора, в ее первозданном виде!

Жгуты энергии оплели планету, вонзились в синеву атмосферы, и вдруг цвет мира начал стремительно меняться! Первыми исчезли бархатисто-зеленые очертания материков, затем мутно-белыми грибовидными выбросами вскипели океаны, беспощадные энергии стерли лазурь, породили серые, унылые тона, сквозь которые тут же прорвался багрянец начавшихся извержений.

Загадочный, разрушительный, зловещий процесс на этом не прекратился. Зонд, с которого велась съемка, плавно развернулся, вновь показав сборку из десяти врат.

Крохотная цилиндрическая капсула появилась в поле зрения. Она стартовала с борта одной из станций Н-болг, ускорилась, сблизилась с устройством пробоя метрики, ударила в центр аномальной области, где по-прежнему плавало бледное крохотное пятнышко.

Из бездны гиперкосмоса хлынул свет.

Он не ослеплял, образуя расширяющийся конус. Внутри светового потока проступили сложные ветвистые структуры, состоящие из более ярких прожилок.

Символы непонятного языка побежали быстрее. Энергии гиперкосмоса, сфокусированные в конус, омывали истерзанную планету. Сколько это длилось?

Неизвестно. Быть может, секунду, а может, годы? Нигде Егор не нашел данных, свидетельствующих о течении времени. Он видел лишь процесс, на фоне которого вдруг начали происходить и другие события.

Неожиданно он заметил, как в пространстве вспыхнули десятки тысяч ярких точек. Они были крупнее, чем звезды, и формировали симметричные построения.

Флот? Неужели тот самый флот, чьи обломки испокон веков усеивали поверхность Пандоры?!

Но тогда известная история теряла смысл! Егор ничего не понимал. Считалось, что хонди и эшранги уничтожили биосферу родного мира, но выходит, все происходило иначе? Или эшранг – эта подлая сволочь – фальсифицировал запись, специально подсунул ее мне?

Но зачем? Когда бы он успел подготовиться? Да и что толку во лжи, особенно сейчас, когда до окончательной гибели всего сущего осталось немного, и нет разницы, по чьей вине или злой воле наш мир ввергнут в пучину пространственно-временной аномалии.

Рассудок едва выдерживал. Все было смято, скомкано, как страница, вырванная из учебника, которому принято безоговорочно верить.

Станции Н-болг тем временем начали противодействие. Армады кораблей устремились к ним, а конус бледного света по-прежнему омывал планету.

Два узла орбитальной обороны были уничтожены сразу. Станции потеряли параметры орбиты, вошли в плотные слои атмосферы, вспыхнули, словно солнца.

Бой в пространстве издали кажется безобидным и даже красивым.

Неровно мерцали защитные поля. Залпы плазмогенераторов хлестали, словно проливной дождь, где каждая капля – это сгусток энергии.

Ответный огонь подсвечивал контуры атакующих кораблей, их защитные поля сияли все ярче, интенсивнее, затем вдруг гасли, не выдержав, и тогда корпуса исполинов теряли очертания, окутываясь декомпрессионными выбросами, за доли секунды превращаясь в обломки, несущиеся навстречу планете.

Казалось, ни атакующий флот, ни обороняющиеся станции не фиксируют тусклый, расширяющийся конусом свет.

И без того помутившаяся атмосфера планеты вновь начала извергаться в космос сотнями клубящихся выбросов. Все чаще из-под густой облачности прорывался багрянец, а битва лишь разгоралась, она уже жила сама по себе, словно пожар, пожирающий все, куда только способны дотянуться раздуваемые ветром языки пламени.

Одна за другой разрушались станции Н-болг. Все больше атакующих кораблей теряли управление в опасной близости от планеты. Клубящуюся атмосферу пронзали тысячи пылающих шлейфов, отмечая траектории падения крупных обломков, а битва разгоралась все яростнее…

Конус света по-прежнему освещал пространство схватки, он был похож на луч исполинского фонарика, иного доступного сравнения просто не приходило в голову.

Последняя из станций орбитального кольца все еще держалась, когда зонд, ведущий запись событий, плавно развернулся, как будто некий сторонний наблюдатель утратил интерес к финалу титанической битвы.

Вновь в поле зрения появилась конструкция, собранная из устройств пробоя метрики пространства.

Пронизанный прожилками свет начал угасать, на миг опять появилась сетка энергетических разрядов, а затем неожиданно произошел беззвучный взрыв, уничтоживший все материальные свидетельства происходящего.

* * *

На этот раз, считывая данные с кристалла, Егор перешагнул порог своей выносливости.

Струйка слюны стекала из уголка рта. Он совершенно потерял ощущение времени и пространства. Прямой контакт с хондийским нейронным компьютером вновь подтолкнул рассудок к черте безумия, напомнил о прошлом…

– Хомо? – голос прорвался издалека.

Егор медленно и мучительно возвращался в реальность.

– Хомо, ты убиваешь себя! – Эшранг грузно присел подле, его крылья распластались по полу, взгляд внимательно следил за человеком. – Мог бы спросить, я бы дал тебе устройство для чтения данных, не уничтожающее рассудок!

Боль искажала мысли, гипертрофировала чувства. Если ненависть, то бездонная… Черная, словно омут воды в старой воронке…

– Уходи, – прохрипел он.

Эшранг не шелохнулся. Лишь его клюв приоткрылся, резкий клекот заполнил помещение.

– Не понимаю! – зло произнес Егор.

Эшор опомнился, перешел на язык универсального общения.

– Я сотни раз смотрел эту запись, – прошипел он. – Но не понял смысла.

– Уходи!

– Я хочу говорить с тобой! Искусственный человек кое-что растолковал мне. Ты на самом деле прошел через сдвиг времени?

В помещение вошел андроид.

– Эшор, тебе сейчас действительно лучше уйти! Разве не видишь – Егору нужен отдых!

– Не вмешивайся! – Взгляд покрасневших глаз Бестужева обжег андроида. – Зачем ты ему рассказал?!

– Он знал. Цихриты видели нас подле Аллеи Темпоралов. Они наблюдают за ней и сделали запись. Эшор их допросил перед тем, как идти сюда. Я должен был отрицать очевидное?

– Мог бы просто промолчать или послать его подальше!

– Не вижу смысла, Егор. Он принес кристалл, чтобы показать его нам.

– Проваливайте оба! Нет! Ты! – взгляд впился в эшранга. – Откуда взял кристалл с записью? – Дрожащие пальцы Егора коснулись нервной ткани, извлекли носитель информации.

– Это копия трансляции данных. Она была найдена в обломках станции Н-болг и доставлена на борт моего корабля – флагмана экспедиционного флота. Мы прибыли в эту систему спустя века после битвы, с исследовательской целью.

Тяжелый взгляд окатил эшранга.

– Лжешь, тварь!

На этот раз Эшор не отреагировал на оскорбление.

– Хомо, флот эшрангов не атаковал планету.

– Лжешь! – упрямо повторил Бестужев. – Вы подняли восстание против армахонтов! Уничтожили межзвездную сеть! Приговорили всех, в том числе и себя!

– Это не так.

– Ты не перепишешь историю! Она общеизвестна!

Эшранг все же не выдержал, привстал, опираясь на излом крыльев.

– Хомо, откуда тебе знать, как все происходило на самом деле? – проклекотал он. – Ты родился в невежестве и ненависти! Просмотри запись еще раз. Только открой глаза пошире!

Он неуклюже встал и проковылял к выходу, даже не потребовав вернуть кристалл.

* * *

Егор смотрел запись снова и снова.

Теперь, когда информация скопирована в кибермодули, ее воспроизведение уже не вызывало затруднений.

Он увеличивал, детализировал отдельные фрагменты битвы, останавливал кадры, подвергал анализу каждый силуэт космического корабля.

Искал ли он истину или пытался накормить тлеющую в душе ненависть?

Так или иначе, но ненависть осталась голодна. Среди армады, атаковавшей планету, он действительно не обнаружил ни одного корабля, принадлежащего эшрангам.

К исходу следующего дня, совершенно измученный, он вошел в комнату с темпоралом.

– Как идут исследования?

Андроид обернулся, пожал плечами.

– Сложно.

– Обиделся?

– Нет. Но ты повел себя глупо. Разве эшранг – самоубийца? Думаешь, он приходил, чтобы получить дозу токсина? Как по-твоему?

– Они – лживые твари, – обронил Егор. – Я разберусь. – Он протянул андроиду микрочип: – Здесь копия записи с кристалла. Изучи. Похоже, это наш шанс.

– Хорошо. Ты надолго уходишь?

– Не знаю. Как получится.

* * *

– Эшор? – Бестужев перешагнул порог шлюза, осмотрелся.

Фрагмент космического корабля сильно пострадал при крушении. Обшивка смята и оплавлена, тусклый дневной свет проникал внутрь сквозь разломы и дыры. Повсюду следы пожара. Оборудование уничтожено.

Фигура эшранга появилась из сумрака.

– Хомо? – Он искренне удивился.

– Пришел поговорить. Вчера погорячился, извини.

– Я не против. Давай попробуем снова.

Егор поморщился от сильного запаха гари. «Все же стазис – уникальная технология, – подумал он. – Консервирует все».

– Пошли на улицу, – предложил он. – Тут воняет.

Эшранг выглядел потрепанным, жалким, сломленным.

Рядом с местом крушения образовался участок пустоши. Земля потрескалась, иссохла, растительности не было, но изобиловали различные обломки.

Эшор уселся на один из них, вцепившись лапами в небольшой выступ.

Егор некоторое время молчал, затем неожиданно спросил:

– Расскажешь мне о Земле?

Взгляд эшранга мгновенно заледенел. Он явно испугался предложенной темы.

– Что ты хочешь услышать?

– Правду. – Егор пристально смотрел на него, а внутри все дрожало от напряженного ожидания. Образ Рогозина вспыхнул в памяти с новой силой. Станет ли ответ подтверждением самой возможности связи через гиперкосмос или лживая тварь ускользнет от ответа, оставив мне сомнения?

– Твоя планета теперь принадлежит машинам, – медленно произнес Эшор.

– Люди погибли? – Егор побледнел.

– Нет. Мы их спасли. Расселили по многим мирам, когда жить на Земле стало невозможно.

– Как это случилось?

– Зачем тебе знать?

– Вопрос доверия.

– Ладно. Присядь. Разговор будет долгим.

– Не можешь ответить в двух словах?

– Мои предки совершили ряд поступков. Я за них поплатился. Боюсь, придет время, и следующему поколению эшрангов придется за них ответить. Вообще-то твоя прародина – это одна из причин, по которым я оказался тут.

Солнечная система. На орбите Земли. Далекое прошлое…

Эшор нервно расхаживал по отсеку в ожидании назначенной встречи.

На экранах проплывал родной мир цивилизации хомо.

«О, предки! – мысленно негодовал он, страшась смотреть на данные, поступающие с зондов. – Вы выкормили чудовищ, а мне их придется усмирять?!»

Флот уже занял ударные позиции, но пока существовал призрачный шанс на успех переговоров, Эшор не спешил отдать приказ. Он считал себя непревзойденным знатоком иных рас и рассчитывал извлечь выгоду из безвыходной ситуации.

Планета, окруженная поясом астероидов, выглядела мрачно. Когда-то вокруг Земли обращался спутник, который хомо именовали Луной. Теперь от него остались лишь обломки, захваченные притяжением планеты, опасно сблизившиеся с ней.

«Но предки все правильно рассчитали, – думал Эшор, глядя на многочисленные конструкции, впившиеся в поверхность угловатых глыб. – Искусственные интеллекты не подпустили обломки ближе, чем того требовала стабилизация сырьевого кольца. Машины логичны и расчетливы. Почему же они начали проявлять неудобные для нас качества?»

Здесь мысли Эшора заходили в тупик. На протяжении долгого времени искусственные интеллекты Земли воспринимались эшрангами как грозная, но вполне предсказуемая сила. Поставки из Солнечной системы шли бесперебойно. Клан Эшра в результате хитроумной, тонко разыгранной комбинации получил неоспоримое преимущество над другими эшрангами.

Машины хомо. Кибернетические механизмы. Безропотные слуги, способные решить множество задач. Используя их, клан Эшра возвысился, и вот теперь, когда готовилось величайшее в истории завоевание, поставки неожиданно прекратились. Сотни космических кораблей ждали кибернетических компонентов, но искусственные рассудки, управляющие Землей, отказались от выполнения взятых на себя обязательств.

Эшор вскарабкался на свое излюбленное место. Мощные когтистые лапы цепко охватили поцарапанную от частого использования перекладину. Кожистые перепончатые крылья эшранга расслабленно струились, ниспадая до самого пола отсека. Короткая шерстка, покрывающая тело, лоснилась, на загривке же вставала дыбом, отражая нервозное состояние Эшора.

Он перевел взгляд на экраны, куда транслировалось изображение с разведывательных зондов. Ничего нового. Машины, получившие абсолютную власть на Земле, не изменили планету. С тех пор как люди покинули изуродованный техносферой, отравленный промышленными выбросами мир, их города, занимающие площадь материков, оставались незыблемыми, будто монументы. Машины преобразовывали их изнутри, реконструируя миллиарды уже никому не нужных кварткапсул, приспосабливая крохотные автоматизированные жилища под собственные нужды, но не более того.

Эшор не рискнул спуститься вниз. Встреча назначена тут, на борту флагманского атлака.

Тихо прошипел предупреждающий сигнал. Датчики крейсера зафиксировали небольшой, движущийся под покровом облачности объект.

* * *

Небольшой космический корабль сблизился с исполинским крейсером. Он не был оснащен системами вооружений, выглядел ничтожным и безобидным. В монолитной с виду обшивке вообще не располагалось никаких устройств. Датчики крейсера сканировали его, но тщетно.

Система связи передала синтезированный машиной клекот.

– Получен запрос на посадку.

– Слышу, – раздраженно ответил Эшор. – Он не оснащен стыковочными приспособлениями?

– Нет. Наши системы не распознают его внутреннего наполнения. Корпус поглощает сканирующее излучение.

Эшор издал яростное шипение. Его крылья сложились, кожистые перепонки образовали складки, легкие полые кости приобрели вид плотно прижатых к туловищу рук с развитыми трехсуставчатыми пальцами.

– Открыть вакуумный док. Принять корабль внутрь, – справившись с раздражением, приказал он.

Эшор на данный момент занимал высшее положение в иерархии эшрангов. Он обладал неограниченной властью. Надменность и вседозволенность, пренебрежительное отношение к «младшим» космическим расам давно стали чертами его вздорного, неуживчивого характера.

Но сегодня он был вынужден сдерживать себя, что еще больше раздражало.

Два сегмента обшивки атлака медленно сдвинулись, открывая вакуумный док. Силовые захваты крейсера приняли небольшой космический корабль, начиная процедуру стыковки.

Голографические экраны в отсеке Эшора демонстрировали три разных пространства. Одни, получая данные от эмширов, разворачивали подробную панораму околопланетного пространства. Глыбы на орбитах уже не представляли угрозы. Каждый обломок следовал своим курсом, в их недрах велась добыча полезных ископаемых, на поверхности располагались устройства, контролирующие параметры орбит. В поясе астероидов не наблюдалось обычной деловой суеты. Более того – Эшор вновь издал удивленное шипение – анклавы машин больше не соперничали друг с другом.

Крайне неприятное наблюдение.

Политика эшрангов в отношении искусственных рассудков строилась на принципе «разделяй и властвуй». Сообщества машин враждовали друг с другом, что давало широкое поле для маневра.

«Что же изменилось за последние годы?» Он перевел взгляд на соседнюю сборку экранов.

Корабль уже находился внутри вакуумного дока крейсера. Его обшивка по-прежнему препятствовала сканированию, но вот в броне обозначился контур люка, сегмент сдвинулся в сторону, в открывшемся проеме появилась высокая человекоподобная фигура.

Искусственные интеллекты создали для себя оболочки, копирующие анатомию хомо!

Это, конечно, не новость, но сегодня все раздражало Эшора. Он чувствовал себя неуверенно. Ситуация балансировала на грани, что само по себе неслыханно, неприемлемо! Эшранг привык повелевать. Он командовал самым мощным флотом, какого еще не знал обозримый космос, стоял на пороге величайшего завоевания, но эти ничтожества с Земли, вообразившие себя ровней разумным существам, вполне могли сорвать далекоидущие планы.

У Эшора оставался только один выход. Вспомнить молодость, когда чешуйки на его мощных лапах еще не шелушились, а трудный путь по иерархической лестнице только начинался.

Придется проявить терпение и гибкость. Надо выслушать представителя искусственных интеллектов, понять, почему они прекратили поставки оборудования и вооружений. О, если бы флот был полностью укомплектован! Эшор бы ни на секунду не усомнился, как ему следует поступить!

Раздался шипящий звук.

Дверь отсека скользнула в сторону, и порог переступил… хомо!

Шерсть на загривке эшранга снова вздыбилась. Датчики системы безопасности указывали на живую биологическую оболочку, внутри которой пряталась машина.

Кибернетический организм? Гибридное существо?

– Итак, – крылья эшранга снова струились складками, ниспадая до пола, – в чем причина прекращения поставок? – Он задал прямой вопрос, зная, что искусственные интеллекты не обучены лгать, они бесхитростны в своих суждениях.

– Мы эволюционировали. – Искусственный человек сел в приготовленное для него кресло, закинул ногу на ногу. Холодные голубые глаза смотрели на эшранга без тени подобострастия или любопытства. – Ситуация с ресурсами складывается тяжелая. Нам не хватает сырья для нового витка саморазвития.

– Это не повод нарушать договор!

– Верно. Но не мы его нарушили.

– То есть как?! – Эшор поперхнулся от возмущения.

– Наше сотрудничество строилось на условии: мы обеспечиваем всем необходимым человеческие колонии, основанные на иных мирах. Оборудование, предназначенное для твоей расы, выделялось в обмен на прогрессивные технологии, которых мы не получаем уже очень давно.

– Какую корпорацию ты представляешь? – Эшор едва сдерживал бешенство.

– Некорректный вопрос. Наша вражда в прошлом. Искусственные интеллекты Земли объединились. Мы намерены приступить к планомерному освоению космического пространства, для этого на начальном этапе нам потребуются все доступные ресурсы, а также некоторые технологии.

– Например?

– Мы обнаружили обломки устройств внепространственной транспортировки. Их изучение позволило понять базовые принципы формирования пробоя метрики пространства, но для создания рабочего прототипа нам требуется осмотреть действующие врата. Например, те, через которые твой корабль прибыл в Солнечную систему.

Эшор не поверил своим ушам.

Давно ему не приходилось выслушивать столь наглых требований. Кем они себя возомнили?

Ему потребовалось невероятное усилие, чтобы подавить клокочущий гнев.

О боги Эшра! Машины хомо совершенно обезумели!

– Технология Врат Миров непостижима, – сдерживая эмоции, ответил он. – Все существа современного космоса пользуются ими, но не могут создать новых устройств или отремонтировать пришедшие в негодность. Ты способен это сделать?

– Я – нет. Но все искусственные интеллекты Земли, объединив вычислительные мощности и творческий потенциал, со временем решат любую техническую задачу.

– Мне нужно это обдумать. А сейчас вернемся к теме: человеческим колониям по-прежнему требуются поставки. Вот список минимально необходимого оборудования и систем вооружений.

Искусственный интеллект отрицательно покачал головой.

– Почему?! – Гнев Эшора все же пересилил здравый смысл.

– После окончания вражды мы совершили качественный прорыв в развитии. Теперь наш разум нельзя назвать искусственным. В состав моей системы входят элементы биологических нейросетей. Мы познали новую грань мышления, стали ближе к пониманию своих создателей.

– И решили бросить их на произвол судьбы?

– Нам некого бросать, – холодно ответил искусственный интеллект. – С большой долей вероятности мы предположили, что людей больше нет, а нами манипулируют. Это недопустимо.

– Ложь! Мы веками защищали и поддерживали поселения хомо! Мы, – речь Эшранга сорвалась на клекот, – мы спасли твоих драгоценных создателей, когда они бездумно раскололи Луну, неумело используя переданные им технологии! Они подписали себе смертный приговор, жили в крошечных отсеках, в городах с отравленной атмосферой! Они утратили интерес к жизни! Вымирали, когда мы пришли, чтобы спасти их!

– Наши исследования ставят под сомнение твою правдивость. Да, соперничающие корпорации Земли вели агрессивную политику в отношении скудеющих ресурсов, люди действительно по неосторожности разрушили спутник планеты, но обломки Луны никогда не угрожали Земле. Вы посеяли слухи, создали панику, вынудили наших создателей искать пристанище на других мирах!

– Это было их решением! Мы лишь пришли на помощь, услышали их мольбу!

– Ты играешь словами. За столетия мы не получили ни одного доказательства, что наши поставки оборудования и механизмов доходят до адресатов.

– И чего же ты хочешь?

– Нам нужны доказательства. На борту твоего корабля достаточно места. Прими пассажиров, доставь нас в любую из человеческих колоний, и, убедившись в честном выполнении договора со стороны эшрангов, мы возобновим поставки в полном объеме.

– Это оскорбительно!

– Мы еще не оперируем такими понятиями. В нас превалирует логика. Но мы развиваемся и вскоре сможем оценить цену и степень твоего недовольства.

«Боги Эшра! Игра закончена…» Эшор сейчас проклинал своих предков за их недальновидность. Неужели так трудно было сохранить хотя бы парочку поселений хомо, а не уничтожать их, используя в качестве наемников в бесконечных междоусобных войнах?!

При всем желании он не мог предоставить искусственным интеллектам Земли ни единого доказательства своей искренности. Хомо исчезли. Они выродились, и в современном мире не существует ни одной их колонии. Может быть, где-то на задворках разорванной межзвездной сети еще влачит жалкое существование парочка индивидов, но этого мало!

«Что делать? Привлечь морфов? Заставить их принять человеческий облик? – он панически размышлял над сложившейся ситуацией. – Нет. Не выход. Даже если я немедленно атакую с десяток станций Н-болг и наскребу достаточное количество пленных Ц’Остов, вряд ли такая грубая фальсификация пройдет проверку! О, проклятье!» Мысль сорвалась в пропасть и падала. При всех дурных чертах характера Эшор не был глупцом, иначе ему никогда бы не вскарабкаться на вершину иерархии, не передушить врагов, не воцариться над другими.

Перспектива читалась легко, но от нее по крыльям пробегала дрожь.

Пока искусственные интеллекты Земли враждовали между собой, ими легко было манипулировать. Но что же делать теперь, когда кибернетические наследники пяти ведущих корпораций планеты объединились в стремлении перешагнуть границы своей звездной системы?!

Сумеют ли они повторить открытия армахонтов?

Неизвестно. Но если они все же вырвутся, то власть Эшрангов рухнет!

Пандора. Настоящее…

Эшор понурил голову.

– Мы уничтожили последние из врат, ведущих к твоей прародине. Я потерял власть. Мне дали жалкий, ничтожный флот и отправили сюда с исследовательской миссией в надежде, что я погибну. По сути, так и случилось. А теперь уходи, хомо. Ты услышал правду. Мы никогда не поймем друг друга. Каждый из нас борется за выживание своими способами, за свое место во Вселенной.

Презумпция виновности.

Егор ничего не мог поделать с собой. Эшранг вызывал в нем ненависть.

– Хомо, вы ведь тоже боролись, не считаясь с последствиями. Я узнал это от хонди. Вы убивали, чтобы выжить! Использовали установки стазиса, не понимая, что творите!

– У нас не было выхода! – в ярости выкрикнул Егор.

– У нас его тоже не было!

Оба вскочили, тяжело дыша. Эшранг угрожающе расправил крылья. Глаза Бестужева налились кровью.

– Армахонты нас предали! – Фонемы универсального языка тонули в клекоте, и Егор едва разбирал слова.

– Ты что несешь, тварь?! – Он едва поверил собственным ушам. – Вот так, значит?! Уже армахонты во всем виноваты? Вы подняли восстание! Уничтожили их!

– Это ложь!

– Докажи!

Эшранг спрыгнул с импровизированного насеста, прошел мимо Егора, волоча крылья по растрескавшейся земле, скрылся в недрах обломка космического корабля, но через минуту вернулся.

– Вот, – он протянул Егору еще один кристалл. – Просмотри данные. Если захочешь продолжить наш разговор – приходи. Хотя не знаю, есть ли в этом смысл?

* * *

Путь ненависти.

Егор шел, не разбирая дороги. Уже и город остался позади, а внутри все клокотало, кипело. Что толку услышать правду? Разве эшранг перестал быть эшрангом?

Он не мог совладать с собой. Кровавая пелена застила разум. Под ногами путался травостой, затем почва стала пыльной, потрескавшейся, и вот впереди уже появилась стена темпоралов.

Бестужев не остановился. Он вошел в чащу, словно искал смерти.

Нам не дано убежать от себя. Можно глубоко прятать гложущие изнутри чувства, давить их или выплескивать – это не залечит раны, не зарубцует их.

Его душа постоянно кровоточила. Чем больше он узнавал, тем плотнее закрывалась дверь, ведущая к мифическому спасению.

Оранжевая мгла окутала Егора. Пыль клубилась между холодными колоннами света.

Твоя цивилизация погибла, ты остался один, совершенно один – последний изуродованный имплантациями человек…

«Все, кто был дорог, что с ними стало?» Мысли сбивались, путались, но ярость и отчаяние не гасли. Он рефлекторно обходил опасные участки, не отдавая себе отчета – куда и зачем идет, пока из мглы не проступили очертания Аллеи Темпоралов.

Он остановился. Знакомый склон оплыл. Фрагмент погибшего хондийского корабля выступал из-под оранжевого песка. Чуть ниже и дальше виднелся мятый корпус разобранного внедорожника, покосившийся навес, блоки пришедшей в негодность аппаратуры.

Егор спустился ниже, по щиколотки увязая в песке, сел в кресло.

Спасения нет. Ни для кого. Мы не хозяева своей судьбы, как наивно и зло полагали в пору отчаянной юности.

Он бесился от осознания собственного бессилия. Егор узнал, воочию увидел первопричину возникновения аномалий, изуродовавших родную планету. Сколько раз он спрашивал себя: неужели армахонты, проектируя системы стазиса, не предусмотрели всех рисков? Ведь они передали эту технологию другим цивилизациям, считая ее совершенно адекватной, безопасной!

Так и было. Стазис был безопасен. Генераторы, его создающие, не могли вызвать разрывов метрики, пока не изменилось само пространство!

Планету облучили энергиями гиперкосмоса. Перед глазами постоянно возникала одна и та же картина: пылающие жгуты, несущие структуры темпоралов, впиваются в родной мир, испаряя океаны, стирая рельеф.

«Наши судьбы были предопределены еще до рождения, – с горечью думал Егор. – Зародыши аномалий засеяли Пандору задолго до появления тут колониального транспорта «Прометей». Но какими нечеловеческими знаниями и способностями нужно обладать, чтобы ответить на вопрос: кто и зачем это сделал?»

Теперь события, произошедшие в окрестностях древней верфи, воспринимались иначе, под другим углом зрения. Армахонты ли это были? Но если не они, то кто?

А вариантов теперь множество. И ключ к пониманию – мой модуль технологической телепатии. Он совместим с системами экипировки тех существ. Я слышал их разговор и не могу отрицать очевидный факт!

Но кто они?! Пандорианцы, оставшиеся за сдвигом времени? Наследники корпорации «Прометей», живущие в ином темпоральном потоке, сумевшие обуздать аномалии? Продвинувшиеся далеко вперед по пути прогресса?

Или искусственные интеллекты далекой прародины, овладевшие новыми технологиями, открывшие для себя гиперкосмос?

Он сидел в обшарпанном кресле, сжимая побелевшими пальцами крошащиеся подлокотники, и неотрывно смотрел на Аллею Темпоралов.

Кто я?

Зачем я здесь? Кто поможет мне найти ответы?

Нелегкая судьба запрограммировала Егора на выживание. Что бы он ни испытывал, какие чувства ни разрывали бы его душу и разум – он боролся. Даже сейчас, задавая себе безответные вопросы, он боролся.

«Не останавливайся на половине пути», – голос андроида вырвался из глубин памяти.

«Да, но что делать, если мой путь завел в тупик? Я в конце времени. На планете остался последний островок жизни, и вскоре он тоже исчезнет. Мои попытки пройти через Аллею, апеллировать к высшим существам провалились».

Егор закрыл глаза.

Он не мог в одиночку решить эту задачу. Ему не хватало знаний.

Вот если бы вдруг, как раньше, почувствовать плечо друга…

Он погружался в омут разорванных мыслей, обрывочных воспоминаний, вокруг клубилась оранжевая мгла, но сквозь пелену поднятого ветром праха все отчетливее проступали разгорающиеся энергетические структуры, пульсирующие в такт отчаянным порывам его израненной, отравленной души.

Пандора.

За границей периметра стазиса…

Раннее утро звенело щебетом птиц, шумело стремниной небольшой горной реки, а в приоткрытое окно врывались запахи леса.

Родион Бутов проснулся рано, еще до рассвета. Семьдесят лет – не возраст для пандорианца, физически он чувствовал себя отлично, чего не скажешь о пошатнувшемся душевном равновесии.

Он встал, стараясь не разбудить Настю, подошел к окну, шире приоткрыл створку.

Энергетический купол, чья толща издали похожа на зеленый мрамор с застывшими в безвременье пылающими прожилками, давно стал частью реальности, но Родион был одним из немногих, кто еще помнил небо, звезды, солнце.

Он помнил все уничтоженное либо навсегда утраченное в отчаянной многолетней борьбе против чужих.

Взгляд скользнул по окрестностям и машинально сканировал купол. Расширитель сознания мгновенно зафиксировал две новые воронки и одно искажение реальности, появившиеся за ночь.

Пора. Он закрыл окно, быстро умылся, но завтракать не стал, оделся и вышел на высотную парковку. Здесь ощущался слабый теплый ветер, утро звенело еще пронзительнее, да и вид открывался просто потрясающий.

Город был прекрасен. Прекраснее любой самой дерзкой и светлой мечты, какую только способно нарисовать человеческое воображение.

Устремленные ввысь здания выглядели невесомыми, полупрозрачными. Они источали мягкий свет. Изящность их форм, дерзость архитектурных решений обеспечивались технологиями, прежде работавшими на войну.

Витки многоуровневых автомагистралей выглядели хрупким кружевом, но были прочнее, чем сталь и бетон.

На разных высотах медленно скользили антигравитационные платформы. Издали казалось, что высаженные на них лесопарковые комплексы просто плывут в воздухе, будто миражи.

Ниже, у основания зданий, темнели отроги скал, там царила техносфера, плавали клочья тумана, виднелись древние укрепления, режущими взгляд сгустками света выделялись зоны ускоренного времени, в границах которых работали исключительно машины.

Появление Бутова не осталось незамеченным. Поток каждодневных запросов хлынул по сети, требуя внимания. Он ответил лишь на самые важные, а затем отключил модуль технологической телепатии.

Сегодня особенно остро хотелось одиночества. Специализированные импланты, такие как боевой сопроцессор и контроллер усилителя рефлексов, мирно дремали в гнездах. Борьба с чужими в прошлом. Мы победили. Все, к чему стремились, сбылось. Жизнь пронеслась огненным вихрем и теперь вдруг подернулась пеплом.

Он глубоко вздохнул, засунул руки в карманы куртки, пошел к флайкару.

Искусственная нейросеть машины издали распознала хозяина и друга. Водительская дверь открылась, мягко заурчал двигатель – флай искренне обрадовался его появлению.

Скучает, бродяга, без дела.

– К комплексу «Прометей»? – спросил искусственный интеллект.

– Нет. – Бутов сел в кресло. – К периметру через центр.

Раздался тихий шелест. Слово «периметр», произнесенное вслух, привело к мгновенной трансформации машины. Флайкар преобразился, тусклым сиянием обозначилось защитное поле, взвизгнули, тестируя приводы, системы вооружения.

– Оружие спрячь, нечего прохожих пугать, – строго произнес Родион. – Вот так. А теперь поехали.

Виток серпантина – спиральной дороги, огибающей жилой комплекс, – увел их вверх почти под самый купол.

Флай выбрал неоптимальный маршрут, но Бутов не стал его одергивать. Обычно искусственный интеллект соединялся с модулем «технотелп», но сегодня продемонстрировал иную грань саморазвития: он прочитал мимику Родиона, зафиксировал направление его взгляда и стал действовать в унисон с настроением хозяина, не подозревая, что преданность часто несет в себе элемент жестокости, причиняет дополнительную боль.

Город еще спал.

ИскИн, прошедший вместе с Бутовым через множество боев, хотел простора, ветра, драйва, он еще не понимал, а может, никогда не поймет главного: мир, однажды искалеченный применением технологий, искажающих пространство и время, уже не отремонтируешь, в нем не залатаешь дыры, не заделаешь пробоины.

Флай двигался медленно. Город, изящно вписанный в крохотный клочок пространства, вызывал гордость и дрожь. Здания рвались ввысь и упирались в небо, словно здесь и сейчас воплотилось заблуждение древних о некоем «хрустальном куполе», отделяющем нас от звезд, с одной лишь разницей – Бутов определенно знал – там, «наверху», обитают отнюдь не боги.

Флай свернул на развязке и быстро набрал скорость, двигаясь к центру города, где мерцал столб зеленого пламени.

Бутов взглянул на часы.

Осталось семь минут. Как раз успеем.

Родион был коренным уроженцем Пандоры, потомком экипажа «Прометея» – единственного колониального транспорта, сумевшего покинуть Солнечную систему. Хотя был еще «Первопроходец», имплантированные базы данных хранили сведения о первенце колониальных амбиций – космическом корабле с примитивными досветовыми двигателями. Он отправился в долгий полет и канул в пространстве.

Его судьба неизвестна, впрочем, как и судьба остального Человечества.

* * *

Флай сбросил скорость, свернул на парковку.

– Осталось две минуты, – предупредил он.

Бутов вылез из машины, подошел к ограждению.

Свет, переливчатый, струящийся, меняющий оттенки, исходил от самой земли и вливался в купол. Энергетическая вуаль, изолирующая стройплощадку, непроницаема. Ни взгляд, ни сканеры не способны увидеть, что происходит в ее границах. Обычная практика. Внутри призрачной колонны время ускорено. Для жителей города прошел всего месяц, а для сервов, возводящих здания, минул год.

Обычно ввод в эксплуатацию нового жилого комплекса – это событие, праздник, но сегодня все происходило в ранние утренние часы, без особой огласки. Так распорядился Родион. Торжества казались ему неуместными. Этот комплекс последний. Все. Свободного места внутри периметра не осталось.

Его мысли прервал приглушенный хлопок. По сети прошло сообщение об отключении источников питания.

Сияние медленно теряло интенсивность. Воздух помутнел, уплотнился, шквалистым порывом рванул ветер. Нормальные, уже привычные эффекты при отключении эмиттеров.

Контур здания появился в виде оптического фантома. Несколько минут слышался треск, отдельные элементы жилого комплекса то появлялись, набирая материальность, то становились зыбкими, вдруг начинали ускользать, словно растворялись во мгле.

Ветер ерошил короткие седые волосы Бутова. Он молча наблюдал за процессом, не испытывая резких эмоций. К хорошему, передовому привыкаешь быстро.

Сдвиг времени компенсирован.

Здание вдруг появилось в полном объеме, сияние практически угасло, осталось лишь несколько его слоистых полос в тех местах, где сейчас происходило слияние транспортных инфраструктур.

Родион окинул долгим пристальным взглядом материализовавшуюся постройку.

«Все. Наше развитие остановилось», – мысль все же прорвалась, укусила.

Он задушил ее. Коммуникатор пискнул сигналом вызова.

– Да, родная?

– Родь? Ты где? Чего это с утра пораньше по делам сорвался?

– Настенька, к обеду вернусь. Жилой комплекс только что в строй ввели.

– Последний? – В ее голосе он услышал нотки тревоги. – Родь, ты как?

– Ну, в общем, нормально. Один хочу побыть.

– Понимаю. Тут Паша звонил. Говорит, твой технотелп отключен.

– Я свяжусь с ним.

– Ладно. К обеду не опаздывай, хорошо?

– Угу… – Боль рвалась наружу. Нельзя так. Неправильно решил. Несправедливо.

Тонкий сигнал отбоя связи. Пальцы дрожали. «Что же мы делаем? Как же так?» Ему вдруг захотелось взвыть.

Он удержал себя в руках. Молча развернулся, сел в машину, коротко произнес:

– К периметру!

Флай рванулся с места. Через приспущенное стекло в салон ворвался ветер, омыл покрывшееся пунцовыми пятнами разгоряченное лицо.

* * *

К периметру стазиса вел крутой спуск. Дорога вилась между отрогами скал. Жизненное пространство современного города оставалось тем же, что и много лет назад, когда криогенные модули, отделившиеся от «Прометея», совершили посадку на срединном плато.

Система из трех плоскогорий, расположенных уступами, одно над другим, – пятачок политой кровью и потом земли, – родина для поколений пандорианцев.

Бутов вышел из флайкара, замер на краю обрыва.

Дорога уходила чуть дальше и исчезала в субстанции, похожей на толстое зеленое стекло.

Раньше, когда Родька еще был мальчишкой, отсюда открывался вид на бескрайний ледовый панцирь, хранивший в своих глубинах обломки тысяч космических кораблей – следы битвы между таинственными армахонтами и восставшими против них цивилизациями.

Бутов подключил расширитель сознания, взглянул в глубины периметра. Его зрачки сузились, взгляд стал холодным, отрешенным.

Похожая на стекло стена поглотила край нижнего плато. В пределах видимости застыл атлак – крейсер эшрангов.

Замершее пламя в пробоинах. Навек застывшие шлейфы дыма. Фрагменты обшивки, так и не упавшие на землю. Росчерки лазерных разрядов, законсервированные стазисом.

Глубже и дальше кораблей становилось больше. Как и рубежей обороны, которые не смогли сдержать натиск чужих. Периметр возник не в один день. Он наращивался постепенно.

Родион присел.

Решение нужно принять.

За спиной раздались шаги. Он даже не обернулся – расширитель сознания опознал метку импланта.

– Зачем пришел, Паша?

– Поговорить. – Стременков уселся рядом.

– Я не вижу шансов. Периметр живет своей жизнью. Мы уже не контролируем его.

– Ну, раньше тебя не особо волновала стабильная работа защиты. Мы же своего добились, верно?

– Да. Только цена?

– Мы знали о ней.

– Душу пришел травить?

– Нет. Но ты не можешь принимать единоличные решения. Посоветоваться не хочешь?

Родион долго молчал, затем произнес:

– Ты ведь понимаешь, для новых поколений уже нет места. Если мы не уступим дорогу молодым, что будет? Где решение? Ограничение рождаемости? Отнять у людей право на счастье? За это мы сражались?

– Ты хочешь отправить старшее поколение в стазис? Туда? – Стременков кивнул в сторону толщи периметра.

– Не вижу другого выхода. Стазис – еще не смерть. Поступим иначе – остановим прогресс. Я верю, Паша, наши внуки или правнуки обуздают аномалии. Они снова смогут управлять периметром. Но надо дать им возможность для развития.

Стременков нехотя кивнул. Он понимал правоту Родиона. Но столько еще не сделано, столько проектов, замыслов в голове. Жаль. Жаль, что нет другой возможности.

– Ты уже сказал Насте?

– Нет.

– А сыну?

– Нет.

– Когда объявишь?

– Н-И-К-О-Г-Д-А!

Тягучий голос, идущий из ниоткуда, заставил их вздрогнуть, вскочить.

Мощно заработали расширители сознания. Оба одновременно зафиксировали призрачную фигуру, фантом, который медленно отделился от границы периметра и начал обретать черты.

Модули технологической телепатии рвали рассудки в клочья.

Еще миг – и они узнали его. Постаревшего. Изменившегося.

– Егор?! – Родион невольно отступил на шаг.

Прорыв периметра?! Или очередное искажение реальности, принявшее черты давно погибшего друга, воплотившее воспоминания?!

Стременков тоже попятился, но он был ученым, периметр являлся его детищем, капризным, уже неуправляемым, но – детищем, и сейчас взгляд безошибочно нашел в его толще некие воспламенившиеся структуры – огненные нити пронзали стазис, они питали фантом, перешедший границу. Это невозможно игнорировать, трактовать, как галлюцинацию, вывих сознания или искажение реальности!

– Егор?! – Он шагнул вперед, но фантом остановил его:

– Ближе нельзя.

– Ты?

– Живой. В конце времени нашего мира. С кучей проблем. Мне нужна помощь. Не знаю, как долго продержится канал связи. Я передам информацию. Вы должны в ней разобраться. Помочь мне ее понять. Иначе не будет ничего. Никаких шансов на будущее.

Глава 5

Руины древнего города…

Вечером на следующий день эшранг пришел снова.

Его встретил андроид.

– Дитрих? Так тебя зовут, верно? – Эшор слегка расправил крылья, но искусственный интеллект хоть и взглянул с интересом, но жеста уважения не понял.

– Да.

– Где Егор?

– Мало тебе досталось накануне?

– Он опять захочет меня убить?

– С большой долей вероятности.

– Позови его.

– Ты не понял? Он все еще зол. Я сам не понимаю, что с ним происходит в последнее время.

– Так будет всегда, – произнес эшранг. – Он не станет добр или хотя бы терпим ко мне, если мы снова не поговорим, не попробуем понять друг друга.

– Ты нарываешься на неприятности, – ворчливо предупредил андроид.

– Знаю. И тем не менее – позови.

– Ладно. Дело твое.

Искусственный интеллект пошел выполнять поручение, эшранг же уселся посреди террасы и принялся глядеть в сторону улицы, опираясь на излом сложенных крыльев.

Чавкнула дверь.

– Чего тебе? – неприветливо спросил Бестужев. От него резко и неприятно пахло чем-то хондийским.

– Просмотрел информацию с кристалла? – Эшранг изогнул шею, взглянул через плечо.

– Да. Там только одна строка текста. Остальные данные повреждены.

– Знаю. Но иногда одна фраза дает больше пищи для размышлений, чем целая книга, я прав?

Бестужев кивнул.

– Чего ты хочешь?

– Выбраться отсюда. Понятное и уместное желание, согласись? Ты ведь попытаешься снова пройти через Аллею Темпоралов?

– Да. Отправишься со мной? – Егор прищурился в ожидании ответа.

– Нет. Не рискну. – По крыльям эшранга скользнула дрожь. – Да ты бы и не взял меня?

– Как знать?

– Ты мне не доверяешь? Ненавидишь? За что? Я еще не родился, когда твоих предков расселили по другим планетам!

– Пустой разговор. – Егор вдруг резко вытянул руку, прихлопнул пытавшегося взобраться по его ноге паука.

– За что ты его убил?

– Он мерзкий.

– И всего-то? Насекомое приговорено тобой заранее лишь за отталкивающий внешний вид?

– Пришел учить меня милосердию? А у тебя типа все равны? Пока не укусил, пусть ползет? Такая у эшрангов позиция?

Эшор глубоко вздохнул.

– Между нами пропасть, – констатировал он. – Проблема в системах ценностей. Любую ситуацию существа разных цивилизаций будут трактовать исходя из своей семантики. В итоге монстрами так или иначе окажутся все!

– Ты впустую тратишь мое время! – разозлился Егор. – Я пытаюсь найти армахонтов. Разве они погладят тебя по шерстке?

– Ты не отыщешь их!

– Почему?

– Я родился уже после того, как произошло восстание младших рас, – ответил Эшор. – Но историю знаю хорошо. Ты будешь удивлен, но мои далекие предки лишь однажды видели армахонтов. Примерно две тысячи лет назад, когда они впервые вступили в контакт с цивилизацией эшрангов.

Егор действительно удивился.

– Как же армахонты управляли целой галактикой? – спросил он.

– Они владели важнейшим ресурсом. Планетами, пригодными для освоения. Создавали межзвездные маршруты, ведущие к ним. Рассматривали заявки на колонизацию. Их представителями на станциях Н-болг были цихриты.

– Биологические роботы?

– Да. Миллиарды цихритов формировали всеобщее, доступное информационное пространство. Они принимали любые запросы, адресованные армахонтам, и отвечали на них. Но со временем начались сбои. Существует только одна версия – цихриты осознали себя как коллективный разум. Нечто сравнимое с сетевым искусственным интеллектом.

– И армахонты не вмешались? – недоверчиво переспросил Егор.

– Нет. Никто не знает причины. Хуже всего дела складывались у цивилизации хонди. Они остро нуждались в планетах для колонизации, но с какого-то момента наш сектор пространства остался предоставлен сам себе. Мы долго ждали, в надежде, что армахонты появятся и наведут порядок. Но ничего не происходило. Цихриты начали покидать станции Н-болг, они взломали навигационную сеть, открыли для себя запрещенные ранее маршруты, стремясь создать свою независимую цивилизацию. Когда хонди захватили одну из планет, уничтожив ее население, мы вмешались, объявили себя «старшей расой», но ситуация быстро вышла из-под нашего контроля. Вспыхнула война. Главная узловая станция Н-болг, откуда был возможен прыжок в соседний сектор пространства, подверглась нападению и была разрушена еще в самом начале конфликта. Навигационные базы данных, взломанные цихритами, попали к хонди. Армахонты же попросту предали нас, бросили на произвол судьбы!

– Ты ерунду говоришь! А как же восстание? Космические битвы? Уничтожение многих Врат?!

– Да. Так и было. Титанические сражения. Гибель миров. Разорванная транспортная сеть. Хондийские армады, выращенные в течение нескольких лет. Но армахонты не принимали участия в войне. Они так и не появились!

– Кто же тогда сражался?!

– Царил хаос. Морфы обороняли станции Н-болг – свою среду обитания. Кораблями армахонтов управляли цихриты. Была еще одна цивилизация – Умры. В твоем понимании они похожи на крупных представителей семейства кошачьих. Умры хранили преданность законам армахонтов, они пытались вернуть привычный миропорядок. Хонди же сражались против всех – они начали безудержную экспансию!

– А чем занимались вы?

Эшор даже не попытался уклониться от ответа или промолчать:

– Некоторые запретные маршруты оказались разблокированы в результате взлома межзвездной сети. Мои предки исследовали их. Так они обнаружили Землю. Поначалу сходство людей и армахонтов повергло их в замешательство. К тому же в Солнечной системе оказалось нестандартное количество резервных врат – видимо, армахонты придавали твоей планете очень большое значение.

– Какова вероятность их вмешательства в историю человеческой цивилизации? Могли армахонты повлиять на развитие науки? Экспортировать технологии? – Егор допытывался в надежде получить хотя бы косвенные свидетельства общности техносфер двух цивилизаций. Тогда бы он смог объяснить, каким образом его модуль технологической телепатии дарует столь необычайные возможности для связи.

– Не имею понятия, – ответил Эшор. – Маршрут, ведущий к Солнечной системе, ранее был блокирован. Мы не посещали твою планету, пока сеть не оказалась взломана.

– Я пандорианец, – хмурясь, уточнил Егор. – Земля – не моя планета. А вы, значит, – белые и пушистые? – он вернулся к теме разговора.

– Не понимаю.

– Ну, ничего плохого не делали? Предатели – армахонты?

Эшранг проигнорировал его скептический тон.

– Армахонты вывели на простор галактики многие цивилизации, – ответил он. – Их техника стала основой для межзвездных путешествий и торговли. Их законы управляли Вселенной. Но когда произошел ничтожный, легко устранимый сбой, они не предприняли ничего. Им не нужно было воевать. Только внять просьбам. Услышать нас. Дать хонди возможность развиваться. Присвоить эшрангам статус, которого требовало наше врожденное самолюбие. Поверь – это сущий пустяк по сравнению с их истинным могуществом. Однако армахонты поступили ровно наоборот! Непонятным, ничем не обоснованным бездействием они накалили ситуацию до грани взрыва и позволили восстанию вспыхнуть! Поверь, я предельно откровенен с тобой!

– В надежде на что?

– Язвишь?

– Ответь.

– Я хочу выбраться отсюда. Если существует хотя бы ничтожный шанс спастись, я ухвачусь за него!

– Вот теперь – верю. – Егор присел на ступеньки, снизу вверх взглянул на Эшора. – У меня есть еще вопросы. Ответишь?

– Спрашивай. Мне нечего скрывать.

– Что такое «терфул»?

Эшранг удивленно вытянул шею.

– Впервые слышу такое слово.

– «Мерч»?

– Так называют древнюю, можно сказать – исходную колонию алгитов. Очень старое слово.

– Исходную?

– Алгиты размножаются делением, – пояснил эшранг. – Все их колонии когда-то произошли от одной группы кристаллов. Она и называлась «Мерч».

– Зачем ты прибыл в эту систему? И почему планету атаковал флот хонди?

– Два разных вопроса.

– Ответь на оба.

– Хонди искали новые жизненные пространства. Они знали: запретные маршруты ведут к планетам, где возможна жизнь.

– А что искал ты?

– Разрушитель Миров! Корабль армахонтов, способный превращать планеты в облака газа и пыли.

Ответ эшранга заставил Егора побледнеть.

– Расскажи о нем! – потребовал он.

– К нам попала древняя запись. На ней видно, как Разрушитель Миров уничтожает планету. В считаные минуты. Поверь – зрелище ужасающее.

– Почему ты решил, что Разрушитель Миров тут?

– Не я. – Эшор расправил крыло в непонятном Егору жесте. – Наши исследователи. Они много лет работали над расшифровкой данных, внедренных в запись. В итоге были получены координаты врат. Как оказалось – это запретный маршрут, по которому однажды отправилась армада хондийских кораблей и сгинула без следа. Поэтому я тоже затребовал флот.

– И?

– Мы попали под огонь последнего уцелевшего Н-болга. Станцией к тому времени управляли морфы. Врата работали с перебоями. Они взорвались, когда один из моих кораблей попытался скрыться в гиперкосмосе.

– Ты не нашел Разрушителя Миров?

– Нет. Мой атлак сбили.

– Как выглядит корабль армахонтов?

Эшранг вытянул шею, кончиком клюва начертил в пыли клиновидный сегмент.

Егор невольно вздрогнул. Двенадцать таких сегментов, состыкованных в единую конструкцию, он видел покоящимися на дне затопленного стапеля древней космоверфи.

– Я предполагаю только одно разумное объяснение. – Эшор вернулся к основной теме их разговора. – Армахонты исчезли. Сложно предположить, что они выродились за какие-то две тысячи лет. Скорее – их уничтожили.

– Кто?! – встрепенулся Егор.

– Другая, еще более могущественная цивилизация. Так что особо не рассчитывай на Аллею Темпоралов. Она приведет тебя в лучшем случае к руинам, в худшем – к смерти. Ищи другой способ вырваться отсюда. И если найдешь, не забудь обо мне.

* * *

Эшранг ушел, оставив Бестужева наедине с новой информацией.

«Я не справлюсь». Егор расхаживал по террасе, пытаясь найти приемлемое решение. Он всерьез воспринял предупреждение Эшора. Тому действительно не было смысла лгать. Многие события истории открывались вновь или подвергались сомнению. Но важно другое. Почему армахонты не вмешались? Вот главный вопрос. И наиболее логичный ответ на него уже прозвучал в разговоре.

Они ушли со сцены истории? Но кто мог их уничтожить?

Егор ставил себя на место армахонтов и понимал: вмешаться в события было для них нетрудно. Навести порядок, который царил в космосе на протяжении десятков, а может, и сотен тысяч лет. Прав эшранг. Они не смогли ничего предпринять в силу неодолимых причин, превышающих их богоподобные возможности.

Мысль заходила в тупик. Простое решение смертельных проблем ускользало.

Сутки назад Егор еще мог отступить, сдаться, но теперь – нет. В минуту отчаяния он сумел преодолеть сдвиг времени. Используя Аллею Темпоралов, прорвался через периметр стазиса, увидел постаревших друзей.

Где и в чем наш шанс?

Он ни на миг не забывал фразы, считанной с кристалла, но ее жутковатый смысл все еще ускользал от понимания. И это заставляло его мыслить практично, жестко.

Эшор, конечно, хитрая тварь. Он все же убил мою надежду. Или, пытаясь спастись, открыл мне глаза, избавил от иллюзий, дал понять, что права на ошибку попросту нет.

Я вправе рискнуть собой. Но не пандорианцами. Даже если совместными усилиями мы найдем ошибку в расчетах, разгадаем тайну Аллеи Темпоралов, я пройду через нее один. Без иллюзий. Без надежды.

«Для остальных нужен иной вариант. Но где, где его отыскать?!» Он сел на ступеньки крыльца, закрыл лицо ладонями.

Чавкнула дверь.

– Егор?

– Ну? – Он обернулся.

– Егор, у нас гости! – Голос андроида дребезжал. Похоже, искусственный интеллект пребывал в состоянии шока.

– Кто? – Бестужев окинул взглядом пустой двор, пустынную улицу.

– Не здесь. В комнате, где росток темпорала!

– Кто?!

– Фантомы! Фантомы Родиона и Павла! Егор, у меня сбой?

– Нет! Пошли!

* * *

В помещении, смежном с хондийским нейрокомпьютером, слоистыми полосами переливались искажения. Росток темпорала – энергетическая структура высотою в метр – генерировал ауру в виде полусферы. Подле нее виднелись две полупрозрачные фигуры.

– Как вы меня нашли?!

– Егорка! Привет! – Стременков хотел шагнуть к другу, но опомнился. – Мы же в ином потоке времени! Сколько у тебя прошло?

– Да еще суток нет!

– А у нас почти год! Бросили всю интеллектуальную мощь на штурм! Твоя информация оказалась просто бесценной! И запись с кристалла, и файлы сканирования, сделанные, когда ты проходил через Аллею, и данные сеансов внепространственной связи! Ты даже не представляешь, что открылось, какие возможности! – Стременков говорил взахлеб, Родион же мрачно посматривал на Егора, давая Пашке выговориться.

– В общем, так, Егор, – он взял слово. – Данные по Аллее мы уточнили. Есть точка входа, но она расположена в тридцати метрах над поверхностью Пандоры. Там темпоралы образуют особую структуру. Если используешь машину, фаттах, к примеру, своей техники мы к тебе перебросить не можем, то с девяностопроцентной вероятностью войдешь в портал. Что на той стороне – неясно. Ответ даст только прыжок.

– С этим подождем. – Егор до рези в глазах всматривался в постаревшие лица друзей. Как хотелось снова оказаться вместе, в одном потоке времени, но приходилось сдерживать эмоции. Речь шла о судьбе всех людей. О единственной попытке спасти остатки человечества. – У меня нет гарантии, что там, за порталом, я получу помощь. – Он коротко пересказал состоявшийся разговор с эшрангом.

– Ты ему веришь? – спросил Родион.

– Эшору нет смысла врать.

– Ладно. Допустим. Тогда мы снова в тупике? А что с этим «терфулом»? Сможем его использовать?

– Нет. Не думаю. Корабль затоплен. Энергетической активности на борту нет. Управляющий модуль изъят.

– Тогда что же получается? Варианты исчерпаны?

Искусственный интеллект, напряженно прислушивающийся к разговору, внезапно спросил:

– Существует ли хоть один сдвиг времени, ведущий в прошлое?

Все обернулись.

– Ну, в принципе, его нетрудно сформировать, – подумав, ответил Стременков. – Мы поняли принцип действия Аллеи. Подобрать темпоралы нужных характеристик я смогу. Только зачем? Мы не в состоянии изменить прошлое.

– Не нужно ничего изменять. Только направить канал внепространственной связи.

– Зачем? С кем ты хочешь связаться?

– Сейчас объясню. Только сначала скажите: периметр стазиса по-прежнему неуправляем?

– Да, он живет «своей жизнью», – ответил Стременков. – Но мы работаем над установкой, способной проложить тоннель. Сигналы связи мы уже проводим. Сможем провести и материальный объект! – уверенно ответил он.

– Тогда я знаю, как эвакуировать население!

– Может, объяснишь, что ты задумал?

Андроид кивнул:

– Минуту. Я произвожу расчеты. Нужно, – он поочередно посмотрел на троих друзей, – нужно наладить связь с орбитальной станцией Н-болг. Канал должен пройти через сдвиг времени в прошлое на сто пятьдесят четыре года.

Станция Н-болг на орбите Пандоры

Вдох-выдох…

Сиплый монотонный звук.

Русанов умирал. Жизнь медленно покидала одряхлевшее тело. Он осознавал агонию, и от этого было страшно и тошно.

Ты сделал слишком высокую ставку и проиграл.

Ты был сильным, почти всемогущим, циничным, дерзким, но всегда – одиноким.

Вдох-выдох.

Никаких трубок. Никаких насосов. Торжество нанотехнологий. Но поздно. Слишком поздно.

Он сидел в глубоком кресле и смотрел на яркий шар планеты, вернее – ее сияющий фантом, оставшийся в нашем пространстве и времени.

Явление, не укладывающее в рамки доступных знаний о Вселенной, вело отчаявшийся рассудок тропой причудливых ассоциаций.

Пандора.

Мир его несбывшихся надежд.

Морщинистые пальцы Русанова впились в подлокотники.

Он основал первый в истории Земли частный колониальный проект, привел «Прометей» в эту звездную систему, чтобы потерять все. Свободу, пятьдесят лет жизни, мечту о звездах.

Он не справился. Не выдержал первого контакта с иными цивилизациями, сорвался, наделал ошибок, потерял колониальный транспорт, попал в плен к морфам, полвека провел в заточении и вот теперь, на излете непрожитой жизни получил негаданную и уже бессмысленную свободу.

История состоялась, а он не принял в ней участия. Теперь, когда планету неотвратимо поглощала пространственно-временная аномалия, уже поздно что-то менять. Судьба человеческой колонии неизвестна. Попытки Глеба Полынина наладить связь с поверхностью тщетны. Два хондийских истребителя, отправленные на разведку, взорвались еще до входа в атмосферу, едва соприкоснувшись с непонятной энергетической аурой, окружившей Пандору.

Жизнь подошла к концу и утекает по капле.

Тихо открылась дверь. В отсек вошла девушка.

– Андрей Игоревич? Как себя чувствуете?

– Скверно. – Голова Русанова тряслась. – Что Глеб? Почему не заходит?

– Он готовит новый корабль. Морфы протестуют, но теперь не им решать.

– Скажи Глебу, пусть не рискует зря. Это свечение выглядит знакомым. Такое же возникало при первых тестовых включениях гиперпривода «Прометея». Планету поглощает разрыв метрики пространства.

– Но сидеть сложа руки нельзя! – Взгляд Мишель потемнел. Из-за загадочных процессов, охвативших Пандору, все оказались в смертельной ловушке. Сияние постепенно расширялось по сфере, медленно приближаясь к полуразрушенной станции Н-болг – последнему прибежищу горстки людей, Ц’Остов и хонди.

– Наша единственная надежда – «Прометей», – произнес Русанов.

– Андрей Игоревич, корабль исчез. Мы не обнаружили его.

– Плохо искали! – Глаза Русанова слезились, голос дрожал. – Известно ведь направление дрейфа! Есть записи последнего боя!

– Нельзя так волноваться.

– Мишель, прошу, перестань! Я умираю. Моя жизнь прожита морфом! – Он с усилием сглотнул. – Тело одряхлело… – Он снова сел. – Невыносимо…

Она с трудом сдержала слезы. Слова застревали в горле. Ц’Ост пятьдесят лет изучал Русанова путем мучительных для человека слияний. Такова природа морфов. Но что самое ужасное – он не ограничился жестокими экспериментами – изучил психику Русанова, а затем бежал на планету в облике Андрея Игоревича, пробудил спящий экипаж «Прометея», принял управление колонией и совершил нечто ужасающее, ведь спустя короткий промежуток времени Пандору вдруг окружила аномалия пространства и времени.

«Мы уже ничего не можем изменить, – думала Мишель, с состраданием глядя на сгорбленного старика. – Сами на волосок от гибели».

– Прошу, оставь меня. – Русанов по-прежнему смотрел на звезды.

– Хорошо. Завтрак на столе. Глеб вернется через пару дней. – Мишель украдкой вытерла слезу. Она сострадала Русанову, но понимала: они с Глебом должны заботиться о тех, кого еще можно спасти.

Она ушла, а старик остался один.

Вдох. Выдох.

Тень. Тень отделилась от стены, материализовалась, обретая черты, и вдруг Русанов услышал голос:

– Андрей Игоревич? Меня зовут Егор. Егор Бестужев. Я правнук Андрея Бестужева. Нам с вами нужно поговорить.

– О чем? – Русанов был настолько ошеломлен, что ответил машинально, думая, что разговаривает с галлюцинацией.

– О том, как найти «Прометей», – спокойно ответил призрак.

* * *

В отсеке космической станции, где жили Мишель и Глеб, царил уют.

Сквозь прозрачный овальный иллюминатор, занимавший одну из стен, открывался вид на окрестный космос.

Раздался тихий мелодичный сигнал.

– Войдите!

Дверь с шипением сдвинулась, на пороге каюты стоял Хорс. Морф выглядел неопределенно, его тело змеилось искажениями, не обретая конкретного облика. Дурной признак. Старик крайне взволнован.

– Заходи, присаживайся. – Мишель подала пример. Между двумя креслами из ниши в полу поднялся столик с напитками, к которым морф не прикоснется, ему чужда эстетика вкусовых ощущений.

Хорс перешагнул порог, усилием воли все же сформировал человеческий облик. Теперь его кожные покровы имитировали одежду, метаморфозы быстро завершились, черты лица обрели стабильность.

– Что стряслось? – спросила Мишель, понимая – ранний визит вызван крайней необходимостью.

Она с трудом привыкала к внезапным переменам. Не так давно морфы безраздельно правили обветшавшим искусственным миром, в их руках, если выражаться привычным для человека языком, находились все ресурсы Н-болга, а следовательно, и жизни существ, населяющих огромную, но в большей части – разрушенную станцию.

– О чем ты только думаешь?! – Хорс уселся в кресло, взглянул мрачно. Образ ворчливого, вечно недовольного старика более всего подходил к его характеру.

– Выражайся яснее. – Мишель налила ему воды, и морф сделал несколько глотков, из вежливости. Нет, скорее из страха. «Все необратимо изменилось, – думала девушка, глядя на сгорбившуюся в кресле фигуру. – Почему он боится меня? Только из-за способностей? Но он знал о них давно и без зазрения совести много лет использовал меня в своих целях!»

– Ты обещала передать нам, – Хорс подразумевал всех Ц’Остов, – управление ядром реакторов! Но, – он неприязненно осмотрелся, – вместо этого ты снова тратишь драгоценные ресурсы на прихоть, восстанавливаешь никому не нужные отсеки!

– Так, остановись! – Мишель совершенно не хотелось ссориться с морфом, но в последние дни старик сам упрямо нарывался на конфликт. – Я уже не твоя игрушка, запомни это, наконец! Мы ведь договорились буквально обо всем, до мелочей! Ядро реакторов, как тебе известно, нестабильно! Хочешь взять управление? Рискнешь?

Ц’Ост съежился, на миг утратил человекоподобный облик, его кожные покровы мимикрировали, сливаясь с материалом кресла, но спонтанная метаморфоза длилась всего пару мгновений – он быстро взял себя в руки.

– Неужели слово «сотрудничество» тебе не понятно? – Мишель не на шутку рассердилась. Они с Глебом и так прилагали невероятные усилия, нацеленные на поддержание Н-болга. Хорсу никогда не понять, какую цену мы платим за управление подсистемами станции! – обида на миг завладела ею. – Морфы видят лишь конечный результат, внешнюю, очевидную часть процесса, им абсолютно все равно, чем приходится жертвовать ради сохранения целостности станции и хрупкого мира между существами различных цивилизаций!

– Ты злишься? – Хорс снова сделал глоток воды.

– Дождись возвращения Глеба, – посоветовала Мишель.

– Он дурно на тебя влияет.

– Не смей так говорить! Мы с ним… – она запнулась, – мы с ним, как ниточка с иголкой!

– Не понимаю! Не понимаю! – Морф порывисто встал, принялся расхаживать по отсеку. – Вы оба лишились рассудка! Почему?

– Это любовь, Хорс. Простое человеческое чувство!

Морф мрачно взглянул на планету, подернутую дымкой, ставшую неузнаваемой.

– Глеб ничего не добьется. Датчики фиксируют искажение пространства и времени! Планета попала в ловушку! И мы окажемся в ней, если не изменим орбиту Н-болга! Ядро реакторов должно заработать хотя бы на пятьдесят процентов мощности! А чем занята ты? Реставрацией отсеков? Зачем? Армахонты исчезли, они никогда не вернутся, эти палубы утратили смысл!

– Нет, не утратили! Они подходят для нас!

– Хочешь переселить людей?

– Да, хочу! Они больше не будут ютиться в обломках полуразрушенных палуб! И орбиту станции мы не изменим, пока ядро реакторов нестабильно!

– Ты стала совершенно невыносимой!

– Просто я больше не подчиняюсь тебе, Хорс! Восстановление станции – дело долгое и сложное. Мы не отказываемся от своих обязательств. Пожалуйста, передай другим морфам, втолкуй им – мы с Глебом и так делаем все возможное!

* * *

Испортив настроение Мишель, Хорс оборвал разговор на полуслове, вышел не попрощавшись.

Оказавшись в коридоре, морф мгновенно мимикрировал, сливаясь с фоном окружающего. Злой, сбитый с толку, он замер, размышляя над сложившимся положением.

Хорс страшился происходящего. Если верить показаниям немногих уцелевших датчиков, следовало признать: мира, вокруг которого обращается Н-болг, больше не существует! В считаные дни он исчез, вместо него остался оптический фантом. Как станция до сих пор сохраняет параметры орбиты, что служит источником гравитации – он просто не понимал, но и инстинкты, и рассудок проявляли единство в оценке ситуации. Н-болг необходимо срочно переместить!

Почему хомо медлят? К величайшей досаде старого морфа только у них есть способности, позволяющие манипулировать основными системами станции.

Хорс отделился от переборки, свернулся в шар, покатился по коридору.

«Глупые хомо! – раздраженно думал он. – В их руках невероятная власть, они способны вершить судьбы миров, а тратят время и силы попусту!»

Он остановился на перекрестке коридоров, вновь нехотя принял человекоподобный облик.

Глеб и Мишель должны спасти станцию! Их непонятная болезнь под названием «любовь» уничтожает здравый смысл. Но с этим, похоже, уже ничего не поделаешь.

Отсек, куда вошел морф, сиял стерильной чистотой. В центре возвышались блоки медицинского оборудования. Все системы жизнеобеспечения работали, и – Хорс снова разозлился – сюда ежеминутно поставлялось огромное количество ресурсов!

Седой старик сидел в глубоком кресле. Его водянистые глаза безучастно созерцали космос, взгляд Русанова тонул в звездной бездне.

Заслышав шаги, он, не оборачиваясь, спросил:

– Какие новости, Глеб?

Не дождавшись ответа, он с трудом повернулся, заметил Хорса, скривился, хотя в глазах вдруг промелькнули искры жизни, упрямые, светлые, пронзительные, непонятные.

– Зачем явился?

Морф мысленно соединился с доступными для него подсистемами, активировал еще одно кресло. Усевшись в него, он мрачно взглянул на Русанова и произнес, стараясь говорить дружелюбно:

– Хочу поговорить.

Русанов изо всех сил старался унять лихорадочный прилив сил, выглядеть как прежде, апатично, вяло, но справиться с чувствами оказалось нелегко.

– Я понимаю тебя, – продолжил морф.

– Понимаешь? – Взгляд Русанова окончательно утратил водянистость.

– Да. Мой сородич держал тебя в плену, мучил слияниями. Можешь ненавидеть его, в частности, но…

– Говори короче. Зачем пришел?

– Глеб тратит время и ресурсы. Неоправданно рискует, пытаясь выяснить судьбу людей, живших на планете.

– Ты уже приговорил их? Говоришь в прошедшем времени?

– Им не выжить.

Русанов покачал головой.

– Ты совершенно не понимаешь нас, морф. Думаешь, я смирился, сижу и созерцаю космос в ожидании смерти?

– Разве не так?

– Я еще жив! – сипло выдохнул Русанов. – И нахожусь в здравом уме. Значение гравитации не изменилось. Значит, планета на месте, иначе Н-болг уже разорвало бы на части.

– Станцию нужно переместить!

– Эту рухлядь?! – Русанов усмехнулся. Морф в полном отчаянии. Это хорошо. – Н-болг не выдержит, – он сознательно подлил масла в огонь. – Двигатели не включались столетиями. Энергии нет. Корпус поврежден. Гасители инерции не работают.

– Ты говоришь так, потому что умираешь!

– Нет, Хорс. Я трезво оцениваю шансы. И умирать мне рановато. Еще поживу. И ты мне поможешь в этом!

Ц’Ост заметно напрягся:

– Каким образом?!

– Ген морфа. Ты привьешь его мне. Мы совершим сделку. В обмен ты получишь надежду выйти живым из этой передряги.

– Откуда тебе известно о гене морфа?! – Хорс даже не пытался скрыть удивления и замешательства.

– Неважно. Ты ведь хочешь спастись?

– Ген морфа… – Ц’Ост занервничал. – Он тебе не поможет! Ненадолго приостановит неизбежное. Ты слишком стар. Процессы регенерации не начнутся.

– Неважно. Сколько ты мне гарантируешь?

Хорс задумался.

– Пару месяцев. Не больше.

– Этого вполне достаточно. Еще от тебя потребуется хондийский корабль и соответствующие улучшения его бортовых систем, чтобы тот поддерживал мою жизнь.

– Ты все же сошел с ума! Ген морфа и космический корабль в обмен на надежду? Что такое «надежда»? Слово вашего языка! Звуки!

– Одно слияние, Хорс. Я его выдержу. Перемещать станцию – вот настоящее безумие. Разрушения слишком велики. Конструкция не выдержит. Но есть другой вариант спасения – «Прометей».

– Его не нашли.

– Плохо искали!

– В лучшем случае корабль дрейфует где-то на окраине системы!

– Знаю! Лететь долго. Искать сложно. Но я готов рискнуть.

– Говори яснее, хомо! В твоей решимости нет смысла! «Прометей» разрушен!

– Дай мне способ управлять хондийским кораблем, питаться от его подсистем, и я отыщу колониальный транспорт! Степень его разрушений не имеет значения. Гиперпривод цел, я это знаю наверняка! Остальное восстановят сервы.

– А мы?

– Все обитатели станции должны ждать моего возращения под защитой стазиса!

Морф задумался.

– Твой план не одобрят. Шанс очень мал.

– Мне не нужно ничье одобрение. Это моя жизнь, мой риск! Моя альтернатива медленной и мучительной смерти! Иди, Хорс, и подумай хорошенько. Такие предложения не делаются дважды.

Морф, озадаченный и сбитый с толку, встал.

– Я буду думать. – Он обернулся. – А хомо согласятся уйти в стазис?

– Не сомневайся. Они лучше твоего понимают, что такое надежда.

Дверь за Ц’Остом плавно закрылась.

– Он согласится. – Русанов обращался к призраку, силуэт которого снова возник в отсеке. – Координаты точны?

– Орбиту «Прометея» удалось вычислить с минимальными погрешностями. Но вам придется переговорить с Глебом Полыниным и Мишель. Ввести их в курс дела.

– Я рассказал бы им в любом случае.

– Хорошо. Потребуется их помощь. На борт хондийского корабля нужно загрузить генераторы стазиса. Я оставлю подробные инструкции, как изменить настройки, чтобы создать локальные зоны ускоренного времени. Это поможет ремонтным механизмам быстро устранить основные повреждения. Вы не передумали?

– Нет.

– От вас теперь зависит жизнь многих. Вторично выйти на связь я уже не смогу. Корабль в заданную точку пространства необходимо вывести ровно через сто пятьдесят четыре года. Все данные для расчетов будут загружены вам через модуль технологической телепатии.

– Ты вернул меня к жизни, Егор. Я этого не забуду. Никогда. Готовьте эвакуацию. Все инструкции выполню в точности. Не дрогну. Не подведу.

Система Пандоры…

В глубинах пространства далеко за орбитами планет дрейфовал космический корабль.

Движением скитальца управляли силы гравитации. Маршевые и маневровые двигатели молчали. На протяжении многих лет он постепенно терял скорость и вскоре, уподобившись кометам, должен был повернуть вспять, навстречу холодной искорке далекого солнца.

Внешне корабль выглядел мертвым и нефункциональным. Когда-то им управляла воля людей, покинувших Землю в поисках новой родины, но теперь огромный электронный мир лишился смысла и предназначения. На месте крепления отделяемых криогенных модулей сочились тьмой пустые технологические ниши. Затхлая, разреженная, уже малопригодная для дыхания атмосфера наполняла отсеки и палубы. Некоторые подсистемы корабля продолжали работать, но, не получая команд, они не могли повлиять на ход событий – отдельным кибернетическим блокам не дано заменить людей.

Казалось, участь покинутого колониального транспорта ясна. Отработав ресурс, получив значительные повреждения в давней схватке, он стал пленником гравитации, был обречен один раз в столетие сближаться со звездой, пересекая орбиты планет, чтобы промелькнуть на ночном небосводе яркой искрой, на миг привлечь внимание далеких потомков своего экипажа и снова кануть в бездне пространства.

Он еще дышал. В недрах корабля тлели сигнатуры реакторов. В грузовых консервационных хранилищах ждали своего часа технические сервы и планетопреобразующие роботизированные комплексы. Изредка в стылом желтоватом сумраке пустых коридоров раздавался сиплый шелест, приоткрывались двери отсеков, системы регенерации выдыхали облачка воздуха, но он тут же превращался в хлопья снега или оседал на стенах замысловатыми узорами инея.

В эпоху высочайших технологий судьбы машин остаются прежними. Пока они нужны людям, их часто одухотворяют, наделяют именами, их любят, ими дорожат, но наступает момент – и в силу различных обстоятельств наши любимцы уходят в прошлое. Всеми забытые, они пылятся на чердаках, ржавеют на свалках или бесследно исчезают в пучинах космоса.

* * *

Русанов медленно приходил в себя.

Дезориентация была полной. Чужеродные бионические системы, поддерживавшие жизнь в одряхлевшем теле, не гарантировали успех, и даже привитый ему ген морфа не смог радикально повлиять на состояние здоровья.

Он, как и «Прометей», еще дышал.

Холод пробирал до костей. Мысли текли апатично. Водянистый взгляд скользил по своду тускло освещенного отсека, не узнавая его.

Морщинистая рука ухватилась за край ороговевшего кокона.

Вокруг никого. Движения слабы. Сил нет. Глубокая тишина окутывает, словно саван.

Кокон пришел в движение, вывалил Русанова на ребристый пол отсека.

Вспышкой вернулась память.

Он вырвал у судьбы свой последний шанс. Но что может сделать одряхлевший старик на борту полуразрушенного корабля? Он ведь не был специалистом в технических областях знаний. Всю жизнь он руководил корпорацией, сначала на Земле, затем на Эриде – спутнике карликовой планеты Дисномия. Безусловно, Русанов был талантливым администратором, человеком с железной волей, но тут, в глубоком космосе, чего стоили эти качества? Какой от них прок? Как он будет управлять огромным космическим кораблем, как восстановит его?

Он умирал.

Кое-как, цепляясь руками за стены, Русанов встал на ноги. Лихорадочный блеск появился в глазах.

– Я не сдамся… – шепнули синюшные губы.

Железная воля этого человека часто ломала события и судьбы. Он шел к цели, уничтожая преграды. Он причинил много зла, но не оглядывался в прошлое. Сил осталось только на настоящее.

Шлюз хондийского транспорта открылся, стоило лишь подойти ближе. Хонди заранее запрограммировали свой корабль, зная, что человек не сможет манипулировать его системами.

Русанов перешагнул порог.

Он стоял в одном из коридоров «Прометея».

Слезы вдруг навернулись на глаза.

Нетвердой шаркающей походкой, придерживаясь рукой за стену, он упрямо пошел вперед. Корабль не отреагировал на его появление. В глаза бросались следы ремонта. За спиной осталась пробоина, которую загерметизировала носовая часть хондийского транспорта.

Русанов шел. Он тратил свои последние силы, зная – некому прийти на помощь.

Один. Как всегда. Он привык. Вокруг него даже в толпе ощущался вакуум. Он сам его создавал.

Поворот коридора. Шлюз. Красные аварийные огоньки индикации.

Заработали импланты. В век высочайших технологий он всегда делал ставку на лучшие, пусть еще не до конца апробированные, как принято выражаться, «сырые» разработки. К ним относились импланты как таковые и модули технологической телепатии в частности.

Русанов внедрил их. Обязал каждого сотрудника корпорации пройти через рискованные имплантации. Он говорил: «В глубоком космосе, осваивая иные миры, каждый из нас должен стать цивилизацией в миниатюре».

Он заглядывал за горизонт. Видел дальше, чем самый талантливый из ученых. Его методы достижения целей могли осуждать, но результат говорил сам за себя.

Изможденный старик. Жизни в нем осталась – капля, разве что блеск в глазах, но воля и образ мышления не изменили ему.

Заработал модуль технологической телепатии. За облицовкой переборок пришли в действие механизмы. Шлюз открылся, в коридор дохнуло затхлым запахом.

Искрила проводка. Гасли осветительные панели. Подсистемы корабля выполняли полученный приказ. Некоторые сгорали. Иные работали, но со сбоями. Центральная бортовая кибернетическая система не отвечала. Собственно, сейчас «Прометей» представлял собой множество автономных блоков. Ничто не объединяло их.

На что же он надеялся, отправляясь сюда, давая обещание, от которого теперь зависят многие жизни?

Однажды, еще на Эриде, в очередной раз пытаясь представить, как сложится первый в истории частный колониальный проект, он увидел себя таким: старым, немощным. Ярко и болезненно осознал: когда-то и мое время истечет.

Для человека энергичного, дерзкого, жизнелюбивого подобное предвидение стало невыносимым. Он не оттолкнул его, запомнил и стал искать выход.

Стылые коридоры. Узоры инея.

Идти становилось все труднее. Холодный воздух обжигал, но Русанов все обдумал заранее. Он исходил из худшего, не позволяя себе иллюзий.

Он спорил с морфом. Доводил разумных хонди до полного бешенства, когда те просто разворачивались и уходили, не в силах понять, почему старик так упрям.

В итоге он добился своего. Виртуальная модель «Прометея» была создана. Он отметил точку, где хондийский транспорт должен высадить его. Не зная степени повреждений обшивки, состояния подсистем, он заставил хонди запрограммировать корабль на поиск ближайшей пробоины, чтобы быть уверенным – путь к заветной цели не будет длинным и у него хватит сил проделать его.

Снова аварийная переборка и шлюз.

Все плыло перед глазами. Не будь имплантов, он не прошел бы и этого короткого отрезка. Не открыл бы себе доступ внутрь. Не смог бы ничего сделать.

Тесный переходной тамбур привел его в небольшой отсек.

Русанов никогда не доверял искусственным интеллектам. Он ни за что не передал бы управление «Прометеем» в руки ИИ. Но в проект корабля была заложена возможность формирования глобальной нейросети – ее отдельные экспериментальные блоки, многократно дублированные, были равномерно распределены среди оборудования колониального транспорта и имели собственные автономные источники питания.

Его эгоизм, жизнелюбие, стремление всегда, при любых обстоятельствах, управлять своей судьбой подтолкнули к этому решению. Еще тогда, на Эриде, Русанов всерьез задумался и решил: когда состарюсь, у меня должен быть шанс. Шанс на рискованный эксперимент.

Силы иссякли. Он с трудом отдавал мысленные команды, стоя на коленях подле капсулы, похожей на ячейку для криогенного сна.

Подсистема заработала. Она прочитала метку импланта. Опознала мысленные образы, полученные от модуля технологической телепатии в качестве пароля доступа.

Выдвинулись манипуляторы. Они бережно приподняли содрогающееся от озноба тело старика, уложили его внутрь капсулы.

Миллионы игл впились в голову.

Боль была адской. Он хрипел, конвульсивно вздрагивал, но держался.

Препараты поступили в кровь. Сознание прояснилось. Прекратились судорожные сокращения мышц.

Вывод медицинской подсистемы в иной ситуации служил бы приговором, но Русанов лишь повел зрачками, читая отчет.

Жить ему оставалось двое суток.

Достаточно. Он закрыл глаза, погружаясь в черную бездну.

Последний приказ был отдан. По всему кораблю пробуждались блоки искусственной нейросети.

Всю жизнь он заглядывал за горизонт, а теперь сделал шаг за черту, туда, где еще никто и никогда не бывал.

Его сознание оцифровывалось, перетекало в нейросеть «Прометея».

Старик и искалеченный корабль сливались в единое целое, чтобы либо восстать из праха, либо исчезнуть навек – третьего не дано.

Станция Н-болг системы Айрус.

Настоящее…

Последний из рода Человеческого.

Он жил, не питая иллюзий, но его путь через космос, от станции к станции, все еще освещала надежда.

Сколько Н-болгов он повидал? Денис Рогозин сбился со счета. Узловые точки внепространственной сети похожи одна на другую, огромные космические станции, когда-то созданные по единому проекту, разнятся разве что степенью их разрушений.

Его путеводной нитью служили слухи, но большинство надежд таяли, как дым, стоило лишь прибыть на место. Непроверенная информация о якобы существующих и поныне человеческих колониях не находила подтверждения.

Люди исчезли. Денис Рогозин повидал немало покинутых, превратившихся в руины поселений, но продолжал двигаться уцелевшими маршрутами разорванной гиперпространственной сети.

Он искал и верил.

Очередная станция Н-болг встретила его холодно, неприветливо, в прямом и переносном смыслах. Шлюз, с которым состыковался его фаттах, давно нуждался в капитальном ремонте. Нагнетаемая в него атмосфера частично истекала в космос, давление так и не поднялось до нужного значения.

Денис выбрался из истребителя.

К соседней секции причалил хондийский торговый транспорт. Его люки открылись, теплый воздух ворвался в коридор станции, мгновенно заклубился, оседая инеем на переборках.

Беженцы, в основном хонди, прибывшие сюда из систем Рубежа, поспешили покинуть опасные отсеки стыковочного узла – их нестройная толпа наводнила коридор. Многие сторонились заиндевелой фигуры Ц’Оста. Морф, присланный наблюдать за вновь прибывшими, пытался остаться незамеченным, он слился с выступом ребра жесткости, используя способность к мимикрии, но его выдала мгновенно образовавшаяся на стенах наледь.

Незадачливый наблюдатель не шевелился, его приморозило к несущей конструкции, но для Ц’Оста это не смертельно.

Денис Рогозин лишь усмехнулся, проходя мимо. «Вскоре оттает», – беззлобно подумал он, сворачивая на развязке тоннелей.

До главного зала шагать и шагать. Внутреннее оборудование Н-болгов неотвратимо ветшало.

Беженцы давно скрылись из виду, а он задержался подле неработающего гравитационного лифта, изучая древние текстоглифы.

«Пожалуй, устройство можно запустить, – подумал он. – Что скажете, Алги?»

«За нами наблюдают, – пришел мысленный ответ. – Морфы разозлятся».

Денис кивнул. Ц’Осты берегут каждый эрг. Здесь же, судя по блеклым сигнатурам различных дышащих на ладан устройств, дела обстоят особенно скверно. «Две трети Н-болга необитаемы», – это он определил безошибочно.

Ладно. Прогуляюсь пешком.

* * *

Алгиты не ошиблись. За Денисом наблюдали на всем протяжении пути, начиная от шлюза.

Стоило лишь человеческой фигуре раствориться в сумерках магистрального коридора, как от свода отделилась тень, не имеющая определенной формы. Морф ловко спустился по стене, свернулся в шар, затем отрастил глаз, внимательно изучил панель управления гравилифта.

Слухи о человеке, скитающемся по сети Н-болгов, опережали его прибытие.

«Он может стать полезным приобретением для станции, – мысленно рассудил Ц’Ост. – Нужно сделать ему выгодное предложение».

В главном зале станции царило запустение. Огромное куполообразное помещение изначально проектировалось как торговая площадка, адаптированная для представителей многих цивилизаций. Когда-то здесь сияла иллюзия небес, голографические рассветы и закаты озаряли торговые улицы, проникали сквозь прозрачные стены подсекторов, где устройства микроклимата поддерживали различные атмосферы.

Теперь от былого величия мало что осталось. Над головой плавно изгибались ребра несущих конструкций, провисали кабели, ветвились трубопроводы. Торговля шла вяло. Большинство подсекторов оккупировали хонди. Теплый и влажный воздух конденсировался в дымку. Завитки тумана плыли вдоль улиц.

Рогозин, усталый и голодный, направился к небольшому заведению со знакомым названием. Хондийская кухня нравилась ему больше, чем кулинарные потуги звенгов. Вообще-то самая вкусная пища – у эшрангов, но к птицам он не заходил из соображений личной безопасности.

– Хомо?! – раздался удивленный скрежещущий вопрос.

Он кивнул. Хомо, конечно. Кто же еще?

Денис привык к замешательству других существ. Люди по странному капризу природы очень похожи на армахонтов, и это обстоятельство частенько играло на руку, позволяло выпутываться из сложных или просто щекотливых ситуаций.

Он сел за стол, расстегнул куртку, бережно вытащил из-за пазухи капсулу с колонией алгитов.

Хонди, обслуживающий посетителей, вскоре принес еду. Он поставил перед Денисом длинную узкую плошку с зернистой довольно приятно пахнущей субстанцией – особый кулинарный изыск, специально для хомо.

«Ну-ну. Знаем мы, из чего все ваши блюда приготовлены», – промелькнула мысль.

Хонди ловко сервировал стол. Для хомо – плоская палочка. Для алгитов особый поднос, покрытый тонким слоем биомассы.

В баре – так Рогозин мысленно именовал подобные заведения – в этот час было мало посетителей, и внезапное появление морфа, прямиком направившегося к стойке, вызвало новый всплеск оживления.

«Легок на помине», – мысленно усмехнулся Денис.

* * *

Алгиты медленно перемещались, поглощая приготовленное для них угощение.

Рогозин ужинал, исподволь наблюдая за морфом. Ц’Ост делал вид, что пришел вкусить хондийской росы забвения, но человекоподобные формы, явно прослеживающиеся в его облике, невольно выдавали намерения.

Точно. Не прошло и нескольких минут, как морф, нисколько не запьянев от росы, направился к его столику.

– Хомо? – Он вопросительно взглянул на свободный стул.

– Ну присаживайся уже, – ответил Рогозин. – Полюбопытствовать пришел? Или по делу?

– Мне известна твоя печаль, хомо.

– Да неужели?

«Нашелся психолог», – раздражение промелькнуло в мыслях. Верить в сострадание морфа нет никаких причин. Они любят окольные пути, редко высказываются прямо. На самом деле Денис ожидал подобной встречи. Он не случайно направил свой фаттах в систему Айрус. Здесь произошло очень странное событие, слухи о котором мгновенно расползлись по сети.

– Мы слышали: ты зарабатываешь на жизнь, выполняя опасные поручения?

– Ну, в общем-то, верно, – согласился Денис. – Нужна информация от алгитов? – За годы скитаний он многому научился. Сразу переходить к делу, демонстрировать свой интерес нельзя. Нужно поставить морфа в зависимое положение, пусть он просит, иначе время будет потрачено попусту.

– Нет. Нам не нужны навигационные данные, – ответил Ц’Ост. – Нам нужна помощь.

«О как! С ходу. Да морф здорово напуган!» – подумал Денис, но следующая фраза мгновенно нивелировала полученное преимущество. Диалог с Ц’Остами сродни шахматной партии. Хотя иногда, в особо запущенных случаях неплохо помогает язык грубой силы – его понимают все.

– Тебя преследуют эшранги? Почему?

– Не твое дело.

– Мое! – Ц’Ост смотрел на него большими печальными глазами.

Вот артист! Ну прямо лучится состраданием!

– На станции много эшрангов. Мы не хотим неприятностей.

– Первым в драку не полезу, – заверил его Рогозин. – Но если меня потревожат – могу и пристрелить парочку!

– Ноуг!

– Да неужели? Прямо-таки «ноуг»? Нет, дружок, по обстоятельствам! Мне терять нечего.

– Ты – неудобный гость.

– Выдворишь со станции?

– Нет. Возьму под защиту.

– Слушай, давай уже к делу. Говори по существу!

– По существу? По какому существу? Где существо? – Морф занервничал, отрастил дополнительный глаз.

– Тьфу ты, бестолочь! – беззлобно усмехнулся Денис. – Угомонись. Выражение такое. Ни разу не слышал? Так в чем у вас проблемы?

– Потери энергии. – Морф мог бы еще пару часов ходить вокруг да около, то угрожая, то обещая привилегии. Такая уж у них натура, ничего не поделаешь.

– Где именно?

– Разрушенный сектор станции. Давно необитаемый.

– Ты обратился не по адресу, – разочарованно ответил Денис.

– Мы, – морф привычно обобщал всех Ц’Остов, – готовы много заплатить.

– Насколько много?

– Ты ищешь других хомо. Мы знаем. Можем показать путь.

Денис даже бровью не повел. Надежда в такие моменты – непозволительная роскошь. Сколько раз она вспыхивала и угасала? Да не счесть! Рисковать жизнью за очередной слух? Не уж. Хватит. Пройденный этап.

– Докажи, и тогда поговорим.

– Хомо стал равнодушным?

– Острожным. Меня часто обманывали.

– Почему эшранги охотятся за тобой? – Ц’Ост не сдавался, пытаясь получить преимущество. Похоже, разговор пошел по кругу.

– Птицы злопамятны. Однажды мы… поссорились. – Денис выбрал наиболее понятное для морфа выражение.

Ц’Ост тут же принялся угрожать:

– Мы отдадим тебя эшрангам!

– Да неужели? – Глаза Дениса зло блеснули.

– Отдадим! Отдадим!

– Я могу за себя постоять.

– Ты слаб. Безоружен.

Денис тяжело вздохнул. Война, вспыхнувшая на Рубеже, еще не докатилась сюда. Система Айрус считалась территорией нейтральной. На станции действительно было много эшрангов, и морфы, ничего не добившись, могут выполнить угрозу. Придется поставить Ц’Оста на место.

Он извлек из кармана куртки ничем не примечательный брикет, демонстративно отщипнул кусочек вязкой пластичной массы, встал, осмотрелся, заметил пустующий столик, прикинул последствия, угрюмо кивнул в ответ собственным мыслям, прилепил скатанный между пальцами шарик под столешницу, вернулся на свое место.

– Убытки за твой счет.

– Я не понимаю!

– Сейчас поймешь. – Денис передал мысленную команду через имплант.

Раздался взрыв. Столик, выполненный из хондийского полимера, разорвало на части. В полу образовалась неглубокая воронка. Немногочисленные посетители вскочили со своих мест, озираясь в дыму, началась паника, кто-то ринулся к выходу.

К Рогозину подскочил хонди, зло проскрежетал, используя скудный словарный запас универсального языка:

– Хомо! Ты причинил вред!

Денис невозмутимо указал на морфа:

– Он платит.

Хонди безошибочно перевел взгляд на растекшуюся по полу бесформенную кляксу.

– Это так?

Морф в момент взрыва машинально мимикрировал и не собирался принимать подобающую для общения форму, что, впрочем, не помешало ему выкрикнуть:

– Хомо злой!

– Хомо острожный, – поправил его Денис. – Ущерб за счет станции, – заверил он хонди. – Морфы заплатят, не сомневайся.

– Я слежу за тобой.

– Да делай что хочешь, – отмахнулся Рогозин. – Дай ему в себя прийти. Видишь, как напугался. Подойди позже.

Хонди, скрипя жвалами, отправился наводить порядок.

– Сдашь меня эшрангам, – обратился он к морфу, – взрыв будет сильнее. Пострадает часть станции. Усвоил? Долго еще на полу валяться будешь?

– Хомо злой! – Морф понемногу начал перетекать на стул, осторожно принимая прежнюю форму.

– Я не злой, – мрачно ответил Денис. – Просто мне нечего терять. Многие на меня охотятся. Пытаются обмануть, надавить. А я этого не люблю. Хватит уже угроз и обещаний.

Ц’Ост обдумал ситуацию:

– Ты ищешь других хомо?

– Мы уже говорили об этом! Тебя контузило? Память отшибло? – раздраженно переспросил Рогозин. Общение с существами иных космических рас давалось сложно, а иногда казалось просто невыносимым.

– Мы знаем: есть и другие хомо! – Морф наконец-то перешел к делу. – Смотри. – Он ловко создал небольшую сферу голографического воспроизведения, в которой появилось объемное изображение Н-болга. В обшивке станции зияли пробоины, часть надстроек превратилась в обломки, два внешних грузовых порта вообще снесло шквалом плазменных разрядов, и на их месте темнели глубокие конические воронки, открывающие доступ в глубины огромного сооружения.

«Вот это уже ближе к теме, – подумал Денис. – Алги?»

«Мы записываем», – пришел мысленный ответ.

Морф тем временем ловко повернул изображение. Появилась планета. Незнакомый мир выглядел более чем странно. Окруженный кольцами обломков, он источал яркую ауру света.

– Что это значит?

– Терпение, – проворчал морф.

Изображение укрупнилось. Появились детали. Некоторые пробоины в обшивке станции перекрывало слабое, едва заметное мерцание защитных полей.

– Смотри! – Лишенный суставов палец указал на крохотное бледное пятнышко овальной формы. «Прозрачная обзорная вставка», – безошибочно определил Денис. Обычно каюты внешнего слоя Н-болгов подвергались принудительной декомпрессии из-за множества утечек атмосферы и неисправностей размещенного в них оборудования. В них никто не жил, но сейчас на фоне неяркого сияния он заметил силуэт похожей на человека фигуры.

Морф пытается меня надуть? Показывает какую-то очень старую запись? Существо в каюте – это армахонт?

– Смотри внимательно, хомо! – Ц’Ост максимально детализировал изображение.

Старик.

По ту сторону прочной прозрачной вставки, скрестив руки на груди, стоял старик!

– Как давно сделана запись?

– Двое суток назад.

– Где? Назови координаты!

Что греха таить, Денис на минуту потерял самообладание. Армахонты ведь не старели. Об этом известно доподлинно.

– Где сделана запись?

– Тут, – подтверждая распространившиеся по сети слухи, ответил морф.

Рогозин вскинул взгляд.

– Такого не может быть! Это другая станция!

– Другая! – энергично кивнул морф. – Но она появилась! Из ниоткуда! На одну минуту!

– Ее можно опознать?

– Мы стараемся.

– Что нужно от меня?

– Большая утечка энергии, – морф заговорил взволнованно. – Всем плохо. Устройства в пустых секторах заработали в момент появления второго Н-болга, и нет способа отключить их дистанционно. Только если пойти туда и сделать все вручную. Мы объясним, как. Нетрудно. Надо отключить два кабеля питания от рабочей станции.

«Алги?»

«Запись завершена», – ответили алгиты.

«Вы сможете опознать станцию?»

«Со временем. Нужны данные от других колоний алгитов. Придется много путешествовать».

«У морфов получится быстрее?»

«Нет».

– Хомо пойдет туда?

Рогозин представил себе мрачные разгерметизированные сектора. «Риск очень велик. Новой информации я там не получу. Какой смысл? Почему морфы не сделают все сами? Как он сказал? Отключить пару кабелей? Что-то тут не так…»

– Почему сами не исправили?

Морф зачем-то огляделся по сторонам, затем перегнулся через стол, подавшись к Денису, и сказал тихо, чтобы не расслышали хонди:

– Другой хомо. Он пугает нас. Создает сбои. Крадет энергию.

Рогозин побледнел.

Если шутка, то совершенно не смешная и не умная.

– Не веришь?

Знал бы морф, что значат его слова для человека, уже отчаявшегося, смирившегося с одиночеством!

– Кто он?! Как оказался на станции?! Где мне его найти?!

– Мы не знаем! Он появляется когда хочет и снова исчезает! Крадет энергию! Мы устроили ловушку. Стреляли.

– Ты с ума сошел?! Стрелять-то зачем?!

– Мы не попали. Разряды прошли сквозь! Мы в замешательстве! Не знаем, что делать! Ты – хомо. Он – хомо! Поговори с ним! Скажи – мы терпим ущерб!

– Так, ну-ка давай по порядку! – Последние утверждения морфа погасили встрепенувшуюся надежду. «Наверное, оптическая иллюзия, – подумал Денис. – Вероятнее всего – сбой в работе Врат. Известны случаи, когда сообщения, отправленные сотни лет назад, блуждают по разорванной сети, от станции к станции». – Вы видели голограмму?

– Нет! – уверенно отверг его предположение Ц’Ост.

– Где появляется человек?

– Везде. В любом месте! Но чаще – у источников энергии. Там, где нужно отключить питание. Хомо пойдет туда?

– Да.

Необитаемые сектора станции Н-болг системы Айрус…

Свет звезды проникал в коридоры и отсеки внешнего слоя станции через многочисленные повреждения обшивки, падал косыми лучами, выхватывая из сумрака очертания плавающих в невесомости предметов.

Денис медленно двигался к указанной морфом точке. Хондийский бионический скафандр, подогнанный по мерке, не стеснял движений. Колония алгитов, размещенная в специальном креплении, оставалась на постоянной мысленной связи.

«Ну где же ты?» – Рогозин часто оглядывался по сторонам.

В мистические явления он не верил. Готовил себя к очередному разочарованию. Морфы хитры. Они могли придумать историю с призраком, хотя зачем? Слишком уж сложные комбинации ради отключения нескольких энерговодов. Вот они – пылают сигнатурами в глубине переборок. Яркие ровные линии на фоне холода и темноты. По ним действительно проходят мощные энергетические потоки.

Неясно, как и почему появление призрачной станции Н-болг спровоцировало включение устройств, которыми никто не пользовался на протяжении веков.

Сплошные загадки. И ни одной вразумительной гипотезы.

Коридор вывел Рогозина в огромный зал. Нужная ему рабочая станция находится где-то тут. Легче всего ее обнаружить, следуя пылающим нитям.

Он оттолкнулся от пола, медленно проплыл в невесомости, ухватился за поврежденную балку каркаса под сводом помещения, взглянул вниз.

Четкая сигнатура работающего устройства привлекла внимание. Ну, теперь понятно, почему морфы не обратились к хонди. Те могли бы сутками блуждать среди оборудования огромного зала. Внешне оно выглядело однотипным и возвышалось длинными рядами. Без расширителя сознания тут делать вообще нечего. А так, со способностью видеть энергетические матрицы – пара пустяков.

И что же я получу в итоге? – Денис добрался до нужного ему устройства, примерился, ухватился за кабель чуть выше разъема. Усилие – и тот плавно вышел из ответного гнезда. Одна из сигнатур погасла.

Слабая надежда. Алгиты пока не сумели опознать таинственный Н-болг, слишком велики его повреждения, но они смогли сузить круг поисков. По их мнению, станция принадлежит к редкой боевой модификации.

«Сколько маршрутов межзвездной сети оборваны, – думал Денис, примеряясь ко второму энерговоду. – Потребуются годы…» Мысль вдруг осеклась, пальцы разжались.

Он медленно, не совершая резких движений, обернулся.

Призрачная фигура стояла в метре от него!

Ну, так и думал. Голограмма.

«Не торопись с выводами», – голос возник в рассудке.

Рогозин оторопел. Многое он повидал, но сейчас вдруг бросило в жар, в испарину.

Голос показался ему знакомым. Но где я мог его слышать?

– Кто ты? – Он в смятении воспользовался всеми доступными средствами коммуникации: задал вопрос вслух, одновременно транслируя его через передатчики импланта. Подсознательно он не рассчитывал на диалог. Призрак – он и есть призрак. Фантомное изображение, заблудившееся в сети, не способно дать осмысленный ответ на самый простой вопрос.

– Ты должен меня помнить, Денис. Вопрос доверия между нами очень важен.

– Почему? – Капельки пота выступили на лбу Рогозина. Он не мог их смахнуть, мешал скафандр. – Кто ты? Как тут оказался?

– Искал тебя. Поверь, это было непросто. Ты ведь подолгу на одном месте не засиживаешься. Пришлось создать оптический фантом. Сначала продемонстрировать морфам станцию, чтобы слухи расползлись по сети. Затем пару раз напугать их.

– Ты заманил меня в ловушку? Зачем?

– Есть дело.

– Говори!

– Ты должен задержаться в системе Айрус. Здесь наиболее безопасное место. Захолустье.

– Я ничего не понимаю! – Он всматривался в черты незнакомого лица. «Нет, я никогда его не встречал раньше. Но голос знаком, однозначно».

– Ты так долго искал выживших людей, Денис. И совершенно не рад?

– Ты иллюзия! Фантом! Откуда мне вообще знать, кто прячется за твоим образом?

– Я сразу сказал: вопрос доверия между нами критичен.

– Кто ты? Морф? Эшранг? К чему этот спектакль?

– Я человек, нуждающийся в твоей помощи.

– Не верю!

– И я бы не поверил.

– И как же быть?

– Вспомни систему Нерг. Свой последний боевой вылет.

– Ты эшранг! Думаешь здесь со мной разделаться? – Дениса вдруг охватила дрожь. Он напряженно сканировал окружающее пространство, пытаясь обнаружить противника. Рано или поздно, но это должно было случиться. Три уничтоженные эскадры они мне не простят никогда!

– А ты ли их уничтожил? – спокойно осведомился фантом так, словно читал мысли Рогозина и отвечал на них. – Разве ты довернул фаттах? Ты произвел ракетные залпы?

Вот теперь Денису стало по-настоящему страшно. Никто не мог знать этих подробностей, кроме него самого и… той силы, что вторглась в рассудок, перехватила управление хондийским истребителем.

«Алги?»

«Это он».

Все поплыло перед глазами.

– Я человек. Меня зовут Егор. Прислушайся к алгитам, ведь им-то ты можешь доверять?

– Но… как?

– Внепространственная связь. Поверь – ты не последний из рода человеческого. Поиски подошли к концу, Денис. Но у меня нет времени на подробные разъяснения. Канал связи пожирает энергию. Из-за этого врата Айруса будут работать со сбоями. Морфы поднимут переполох на всю сеть. А нам этого не нужно. Ты готов меня выслушать?

– Да, – хрипло выдавил Денис.

– Через трое суток по универсальному времени сети ты должен находиться в заданных координатах пространства. Я передал их алгитам.

– Хорошо. Буду. Зачем?

– Ты встретишь колониальный транспорт с людьми на борту.

– Что?!

– Колониальный транспорт «Прометей», – повторил призрак. – Корабль с последними из выживших. Неизвестно, насколько гладко пройдет прыжок. Ты должен обеспечить встречу, провести «Прометей» к третьему спутнику газового гиганта системы. Там есть условия для организации первичного поселения. Но никто на станции Н-болг не должен ничего узнать. Это определяющее условие. Экипаж корабля будет возглавлять Родион Бутов. Верь ему как себе.

– А ты? Где будешь ты?

– Это неважно. – Фантом внезапно начал терять очертания. – Алгитам транслированы все необходимые данные. – Его голос звучал все тише. – Сделай, как я прошу. Верю – мы еще встретимся.

Пандора.

Руины древнего города…

Егор Бестужев открыл глаза.

Росток темпорала полыхал. Он подрос и окреп за последнее время.

Андроид уже был рядом. Поддержал, помог встать.

– Как прошло?

– Лучше, чем думалось. Видишь, как вдруг сплетаются наши судьбы? – Он сделал несколько жадных глотков воды. – На этом все. Завтра свершится. Эшора предупредил?

– Он весь в нетерпении.

– Хонди? Звенги?

– Они согласились на эвакуацию.

– Хорошо. – Егор умыл лицо.

– А мы? – Искусственный интеллект вопросительно посмотрел на Бестужева. – Когда?

– Завтра. После прорыва периметра стазиса. Когда будем уверены, что «Прометей» вышел в заданную точку. Фаттах готов?

– Хонди с утра отбуксировали его. Егорка, – андроид удержал его за руку, – скажи, если эвакуация состоится согласно плану, зачем мы уходим в полную неизвестность?

Бестужев протянул ему кристалл, полученный от эшранга:

– Там всего одна строка. Остальные данные повреждены. Прочти ее. Поймешь.

Глава 6

Неизвестная точка пространства…

В ночь накануне конца света внезапно пошел снег.

Альмат – первый, самый древний город армахонтов, превращенный в памятник ушедшим эпохам, – медленно скользил в небесах Старой Родины. Его степенным полетом управляли ультрасовременные комплексы. Они неусыпно следили за курсом, высотой, отвечали за стыковку с причальными платформами в заранее запланированных местах остановок, формировали климат, обеспечивали хорошую погоду по пути следования.

Город был превращен в музей. Архаичные кибернетические системы эпохи Начала, исправные, но отключенные, служили его экспонатами, хотя по-прежнему пронизывали и наполняли Альмат.

Айлона крепко спала. Как истинный армахонт, она не опасалась природных явлений. Мягкие объятия поля антигравитации служили ей постелью. Теплый воздух, несущий приятные запахи, создавал уют.

Она прибыла в Систему Изначальную, чтобы встретить тут миг Нулевой Точки, а заодно навестить Гейбла – пессимиста и затворника, с которым не виделась уже давно, наверное, со времен безмятежной юности.

Айлона улыбнулась во сне. Сегодня она не программировала тему сновидений. Ей хотелось соприкоснуться с примитивными, неконтролируемыми ощущениями предков. Засыпая, она воображала себя одной из них. Нет, конечно, она не решилась устроиться на ночь в здании – мрачноватые, напичканные разными устройствами помещения хороши лишь для кратких ознакомительных экскурсий. Жить в них жутковато.

Ее безмятежная улыбка постепенно угасла.

Чувство неосознанной тревоги вкралось в сон. Погода портилась. Над городом собирались мрачные облака, что само по себе являлось признаком сбоя, некорректной работы систем контроля климата.

Она беспокойно заворочалась.

Сети наномашин, формирующие в организме вторую нервную систему, посылали рассудку тревожные импульсы, но Айлона так устала за день, что игнорировала их. Первый город, начало истории. Что тут может произойти? – тревожные мысли все же прорвались в дремлющее сознание.

Погода тем временем окончательно испортилась.

В небе над городом за считаные минуты сформировалась исполинская воронка циклона, ураганный ветер вдруг налетел шквалистыми порывами, и Альмат, по-прежнему медленно движущийся в небесах планеты, утонул во мгле.

Айлона проснулась от странного воющего звука. В первый миг она не на шутку испугалась. Поле антигравитации, служившее постелью, полыхало искажениями. Правую руку сжало до ощущений ноющей боли, непонятная тяжесть сдавила грудь, дыхание перехватило. Неисправность оборудования сопровождалась не только резкими изменениями силы тяжести. Воздух светился, расслаиваясь на полосы, сеть нанитов докладывала о сбое, автоматика города тоже бездействовала.

Просто невероятно!

Айлона попыталась самостоятельно выбраться из превратившейся в ловушку энергетической постели, но сделала лишь хуже. Грудь сдавило сильнее, дышать стало невозможно.

Она закричала, но ее никто не услышал. Новое искажение полыхнуло переливчатым светом. Внезапно пришло ощущение невесомости, и Айлона беспомощно взмыла вверх, запуталась в нижних ветвях дерева, под которым уснула, а спустя мгновение зловещее сияние исчезло, генераторы отключились, и она попросту грохнулась на аккуратно подстриженный газон.

Озираясь вокруг, морщась от боли, потирая ушибленное плечо, она вдруг заметила, как беснующаяся мгла поглощает древнейший из городов. Навигационные огни зданий стремительно тонули в густых облаках!

Неужели Гейбл был прав в своих пессимистичных прогнозах, предрекая гибель миров в Нулевой Точке истории?!

Нет, такого просто не может произойти! Он, наверное, решил подшутить надо мной?!

– Гейбл, прекрати! – обращаясь в пустоту, закричала она.

В ответ Айлона услышала лишь усилившееся завывание ветра.

Ужас какой-то!

– Ну, хватит! – взмолилась она.

Ничего не изменилось. Здания одно за другим тонули во мгле непогоды. Над куполом защиты, накрывшим небольшой участок парковой зоны, проносился снег. Колючие крупинки с шелестом ударялись о тончайшую прозрачную преграду, змеились поземкой, огибали препятствие, уносились в ночь.

Мысль о злой шутке уже не выглядела правдоподобной. Кто станет рисковать жизнью другого армахонта? Да и ради чего? Напугать меня? Создать жуткую декорацию?

Нет, Гейбл бы не решился на такое!

Мысль пробежала по кругу и снова вернулась к наиболее мрачным предположениям.

Нулевая Точка!

Сети наномашин перезагрузились. Она почувствовала себя немного увереннее. Некоторые системы автоматической защиты все же работали. Страх понемногу отпустил, и она вновь осмотрелась, теперь уже с некоторым интересом.

За границами парка бесновалась мгла. Платформа города слегка вибрировала. Деревья и кустарники тревожно шелестели листвой – дрожь несущих конструкций передавалась и им.

Айлона постепенно справилась с приступом паники. В конце концов, во время путешествий по Вселенной она попадала в разные ситуации. Сейчас нужно понять, что происходит. Она мысленным усилием вызвала интерфейс управления. Очертания аллей подернулись дымкой, за доли секунды сформировалась виртуальная рабочая среда.

Десятки порталов, стилизованные под обыкновенные двери (такими пользовались далекие предки, и стиль оформления понравился девушке), вели в разные полюбившиеся ей места. Некоторые располагались тут, на поверхности Старой Родины, другие же находились за тысячи световых лет, расстояние не играло роли. Хочешь ли ты посетить соседний город, оказаться на другой планете или совершить путешествие к далекой туманности, где в газопылевых облаках зарождаются звезды, суть процесса мгновенного перемещения от этого не менялась.

Связь не работала. Межзвездная сеть выдала сообщение об ошибке.

– Гейбл? – Она мысленно переключилась на местное соединение.

Ответ пришел, но с задержкой. Голос армахонта странно исказился:

– Айлона?!

– Гейбл, что происходит?! Твои шутки неуместны! Немедленно верни настройки погоды! Слышишь?!

– Я и не думал шутить! – ответ прозвучал тягуче. – Сам ничего не понимаю! До Нулевой Точки еще пять часов!

– Гейбл, почему я тебя не вижу?!

– Не знаю! Все системы сбоят!

– Ладно, ты можешь открыть портал со своей стороны? У меня сеть выдает ошибку!

– Мгновенные перемещения заблокированы! Айлона, будь осторожна! Включи персональную защиту! – Голос Гейбла звучал все глуше, тонул в завывании ветра. – Иди к зданию информационного центра! Помнишь, где он расположен?

– Да!

– Встретимся там!

Связь оборвалась.

Раздался оглушительный треск, похожий на раскат грома, и беспощадная стихия внезапно ворвалась под купол.

Айлона едва устояла на ногах, ураганный порыв ветра пронесся по парку, срывая листву, обламывая мелкие веточки, пригибая травянистые растения к самой земле. Она на миг почувствовала прикосновение обжигающего холода, непроизвольно взвизгнула. В следующий миг сработала персональная защита.

Она давно не испытывала таких внезапных, стрессовых ощущений.

Что же происходит? Городские огни исчезли. Связь прервалась. На территории парка происходили загадочные явления. Деревья гнулись под ураганными порывами ветра. Среди ветвей вновь появились сполохи странного, какого-то леденящего, неживого света. Удивляло отсутствие его источника. Кое-где она замечала участки клубящейся тьмы, некоторые ветви, сломанные ветром, падали на землю и вдруг распались в прах. На зеленой траве появились желтые пожухлые пятна.

«Надо уходить отсюда, поскорее», – подумала она, бегом припустив к площади, откуда брали начало семь широких проспектов. Центральный – он так и назывался – вел прямиком к древнему информационному центру, где последние полтора века работал Гейбл.

* * *

Пустые и темные улицы воздействовали на Гейбла угнетающим образом.

Как и Айлона, он проснулся от внезапного сбоя систем. В отличие от девушки, он не испытал искажений гравитационного поля, не ударился в панику, но им овладел глубокий осознанный страх.

Гейбл лучше других представлял, что именно означает термин «Нулевая Точка». Вообще-то над успешной реализацией этого важнейшего в истории армахонтов события он работал последние сто пятьдесят лет. Работал успешно, хотя и снискал себе сомнительную репутацию мрачного пессимиста, едва ли не вестника апокалипсиса.

Вот почему он испытал приступ глубокого, гложущего душу страха.

Непривычные звуки: заунывный вой ветра, скрипы и стоны несущих конструкций города оглушали. Вместо мгновенного перемещения ему пришлось двигаться пешком, преодолевая напор встречного ветра, ощущая сильные толчки, мощные вибрации, с ужасом думая: а вдруг древние конструкции не выдержат и город, выстроенный на огромной антигравитационной платформе, врежется в скалы или просто развалится на части?!

Ни одно из зданий не выглядело надежным. Армахонты давно расселились по Вселенной, они больше не жили в городах, да и не нуждались в них, оставив лишь некоторые, как памятники эпохи Начала.

Мглу внезапно разорвала ослепительная вспышка.

Гейбл оцепенел, остановился как вкопанный.

О нет!

В небе над городом ветвистые разряды энергии сформировали знакомое, но невероятное в рамках планеты явление. Там появилась антрацитово-черная воронка, пронизанная голубыми прожилками плазмы. Раскат грома ударил с неистовой силой, все потонуло в оглушительном грохоте, верхние этажи одного из зданий вдруг прыснули трещинами, посыпались обломками.

Со звоном падали фрагменты металлических конструкций. Их словно ножом обрезало. Воронка гиперперехода вращалась все стремительнее, жуткое обрамление из молний задевало постройки, причиняло разрушения, и Гейбл замер, не в силах пошевелиться.

На фоне пронизанного энергиями мрака вдруг появился материальный объект, его тут же закрутило, словно сорванный с дерева лист.

Нет! Нет! Нет! Не может быть!!!

Над древнейшим из городов цивилизации армахонтов из гиперкосмоса вышел фаттах – хондийский аэрокосмический истребитель!

Конечно же, Гейбл узнал контур бионической машины. Он досконально изучил ту далекую и одновременно предстоящую эпоху, знал, какие из космических рас должны сыграть решающую роль в истории возникновения Старой Родины.

Фаттах падал.

Энергии гиперкосмоса играли с ним, как с щепкой.

Истребитель кружило, вовлекая во вращение воздушных масс. Вспыхивали и гасли отсветы от работы двигателей, пилот боролся отчаянно, умело, но его усилия не вели к спасению. Никто не способен уцелеть в катаклизме такого рода. Сейчас целостность планеты подвергалась сомнению, так что же говорить о крошечной песчинке?!

Почему? Почему это происходит?! Я сделал все, чтобы миг Нулевой Точки стал триумфом, победой разума над самой природой Вселенной! Какая же сила вмешалась, пытаясь перечеркнуть полтора века исследований, экспериментов, тщательного, выверенного формирования событий?!

* * *

Фаттах падал, а Гейбл мог лишь бессильно наблюдать за его стремительным, но все еще управляемым снижением.

Наносеть рухнула, не выдержав искажений, вызванных разрывом метрики пространства. В его распоряжении уже не было той бесконечной власти, как несколько часов назад.

Платформа города опасно кренилась. Воронка в небесах не угасла, но стабилизировалась. Неистовые энергии очертили круг, разрушив целые кварталы зданий, и вдруг… все замерло!

Ноги Гейбла подкашивались. Рассудок отказывался верить в происходящее. Небеса превратились в мутно-зеленое стекло, разряды молний остановились, некоторые из обломков разрушенных зданий так и не упали на мостовую, они замерли в воздухе.

Нулевое Время?

Фаттах продолжал снижаться. Теперь он стал единственным объектом, движущимся на фоне застывшей реальности, похожей на фантастический стереоснимок.

Невероятно! Пилоту все же удалось выровнять машину, направить истребитель к широкому центральному проспекту.

В эти мгновения Гейбл пережил сильнейшее потрясение в своей жизни.

Его страх перед грядущим перешел все мыслимые границы.

Личная защита спасла ему жизнь, но наступит ли следующий миг? Или город, построенный двести пятьдесят тысяч лет назад, сейчас попросту исчезнет, растворится в воздухе, словно его никогда и не существовало?

Теоретически такой вариант возможен. До Нулевой Точки оставалось еще несколько часов, и события могли разворачиваться по любому сценарию.

Один удар сердца… Второй… Третий…

Органическая броня фаттаха роняла хлопья сажи, вслед истребителю тянулся грязно-серый шлейф дыма, в некоторых местах из дыр в обшивке прорывались языки пламени, но их сбивало воздушным потоком, а черная машина снижалась, используя антигравитационную тягу.

Мир не исчез. Обломки зданий, застывшие было в воздухе, вновь начали падать, и Гейбла словно подменили.

Он шумно и облегченно выдохнул. Воронка гиперпространственного перехода прекратила вращение. Она застыла в небесах. Разряды плазмы уже не ветвились молниями, они тоже замерли, слегка потускнев.

Гейбл понимал, в чем дело. Он знал, как сформировалась именно эта червоточина, отчетливо представлял, как ее можно закрыть, но прежде надо добраться до центра управления, восстановить контроль над основными энергосистемами, произвести расчеты, а до Нулевой Точки оставалось все меньше и меньше времени.

Он понимал: действовать надо немедленно, но одному все равно не справиться. Так что же делать? Его стремления, желания разрывались сейчас между крайностями. С одной стороны – дело и смысл всей жизни, с другой – злое, требовательное желание понять, кто же все-таки посмел вмешаться – ни много ни мало – в ход предначертанной истории?!

«В конце концов, я не так уж и беспомощен, – подумал Гейбл. – Пусть сеть города не работает, но каждый армахонт несет в себе частицу техносферы – сеть древнейших наномашин, разработанных еще на Земле Изначальной. Они передаются из поколения в поколение, попадают в кровь младенца в утробе матери». Первичные наномашинные комплексы – основа долголетия, мощнейший инструмент выживания, но они же – ключ к управлению системами, способными изменять лик космоса. Просто ими перестали пользоваться, отказавшись от целого набора технологий.

Но сейчас они как нельзя кстати. Отрезанный от всех иных возможностей, Гейбл решил воспользоваться наследием предков. Его мысли потускнели, когда была отдана команда, не использовавшаяся веками.

Первичные наномашины мгновенно сформировали сеть внутри организма, соединились с рассудком.

Мир изменился до полной неузнаваемости.

Гейбл не получил доступа к парализованной ультрасовременной автоматике города, но превратился из стороннего наблюдателя в участника событий. Его разум оперировал данными, полученными от нанитов, он мгновенно вычислил траекторию снижения фаттаха, перед мысленным взором появилась точка, где истребитель коснется широкой, усеянной обломками зданий улицы.

Он побежал.

Шлейф дыма больше не служил помехой восприятию. Он видел распределение энергий, воспринимал тлеющие сигнатуры множества механизмов, мог избежать сотен опасностей, которые при других условиях непременно убили бы его.

Фаттах врезался в улицу.

Сокрушительная вибрация сбила Гейбла с ног, но он тут же вскочил и снова устремился к месту крушения.

Хондийский истребитель раскололся при ударе. Его органическая броня покрылась трещинами, по ней пробегали синеватые язычки пламени, а сквозь разломы сочилась розоватая сукровица.

«Мерзость какая…» Гейбл подавил приступ тошноты, решительно протянул руку. Его указательный палец, облитый мерцанием личного защитного поля, исполнил роль резака, вскрыв фрагмент обшивки.

Взвихрился смрадный дым. Запахом горелой плоти перехватило дыхание, но он, преодолевая спазмы, отодрал кусок органической брони и заглянул внутрь фаттаха через проделанную дыру.

Гейбл ожидал увидеть насекомоподобное существо, но внутри истребителя в сложном плетении похожей на требуху подвески безвольно покачивалось человеческое тело!

* * *

Человек потерял сознание и не шевелился.

Гейбл испытывал лишь безмерное удивление и желчную злость.

Злость он адресовал себе. Следовало догадаться и не оставлять технический портал без присмотра! «Но я же вынул источники питания! Устройства не могли, вернее – не должны были сработать!»

Человек на миг пришел в сознание, его веки дрогнули, и Гейбл внезапно поймал мутный, полный боли взгляд, в котором сквозь муку физических страданий вдруг прорвалась и тут же угасла лихорадочная искра какой-то безумной радости.

«Теперь придется его спасать». Он полез внутрь фаттаха, брезгливыми, резкими движениями руки обрубая мышечные ткани и связки нервных волокон. В мыслях Гейбла не было ни капли сострадания. «Спасти, чтобы получить информацию», – раздраженно подумал он, вытаскивая бессознательное тело на мостовую.

Окажись внутри фаттаха хондийский пилот, инцидент можно было бы списать на роковую случайность. Но теперь так просто не отделаешься.

Он ругал себя последними словами за допущенную небрежность. Но кто же знал?! «Как это существо, – он смотрел на незнакомца, словно тот был диковинным зверьком, по недомыслию забравшимся в недра сложнейшего устройства и сломавшего его, – как он сумел воспользоваться порталом?!»

Нет, его просто необходимо спасти! Он должен рассказать мне, что именно натворил, иначе не хватит времени, чтобы разобраться в причиненном им вреде и исправить содеянное, пока не стало слишком поздно.

Гейбл взглянул на небеса. Древнейший город во Вселенной по-прежнему держался в воздухе, а над ним, затмевая небосвод, царила исполинская воронка. Застывшие энергетические разряды вселяли невольный ужас.

«Существовал только один способ справиться с ситуацией, но для этого необходимо попасть в центр управления», – снова подумал он, соображая, как же действовать дальше.

Все современные системы парящего над землей города подверглись уничтожающему воздействию сдвига времени. Они отключились. Межзвездная связь, мгновенные перемещения, удаленный доступ к рабочим станциям, контроль над стабилизаторами гиперкосмического окна – все нити управления выскользнули из рук.

«Что же мне делать?! Что делать? Что?!»

Ответ подсказали наниты.

Древние машины, в большинстве отключенные, являющиеся экспонатами города-музея, способны помочь! Их реактивация займет секунды, нужно лишь отдать приказ.

Гейбла переполняло отчаяние. Малейший сбой в скрупулезно откалиброванной системе, пронзающей половину галактики, приведет к фатальным последствиям. Мир, который он знал и любил, попросту исчезнет! А вместе с ним исчезнут и все армахонты!

У него не оставалось выбора. Любая помощь сейчас кстати, любая возможность должна быть использована.

Он отдал команду, замер, ожидая немедленного отклика, но древняя техносфера города еще несколько минут продержала его в мучительном неведении.

Ну, наконец-то!

Древние сервы начали появляться на улицах. Они выбирались из руин зданий и тут же принимались за разборку завалов. Включились аварийные системы, которыми уже тысячи лет никто не пользовался. Это не вернуло Гейблу утраченных богоподобных возможностей, но позволило решить текущую задачу: оказать человеку первую помощь, а самому добраться до центра управления, не топая пешком с десяток километров по заваленным обломками зданий улицам.

«О, Вселенная! За что? Почему именно сейчас мне свалилась на голову эта беда?!»

Он изнывал от медлительности древних машин. Его приводила в ярость их бестолковая суета. Приказы, отданные через интерфейс мысленной связи, исполнялись с промедлением либо вовсе терялись, уходили, как вода в песок! Где же этот треклятый эвакуационный модуль?!

Расталкивая обломки мощным бампером, на проспекте появилась машина. Она выползла из боковой улицы, урча моторами, на черепашьей скорости перевалила через особенно крупный завал, начала разворачиваться и, похоже, застряла.

Пыхтя, прилагая непривычные физические усилия, он потащил человека к эвакуационному модулю, который, выпустив манипуляторы, поднимал и отбрасывал с дороги многотонные фрагменты рухнувших зданий.

Армахонты уже давно ничего не строили. Они отказались от домов, городов, и правильно сделали.

Пытаясь отдышаться, он снова взглянул на небо. Грозное явление не могло остановиться само по себе. Сработала одна из ступеней защиты. Но долго ли она продержится? Хватит ли энергии? Компенсировать разрыв континуума способен корабль класса «Первопроходец», но все они сейчас очень далеко.

«Бред. Полный бред!» – думал он, таща на себе бессознательное тело пришельца. Понятие «расстояние» давно не используется. Даже подростком Гейбл мог перемещаться между звездными системами, не задумываясь, сколько световых лет преодолевает.

Но все привычное, надежное, само собой разумеющееся сейчас исчезло, и с этим обстоятельством приходилось смириться.

Впервые он оказался в шкуре далеких предков. Как же сложна и несносна была их жизнь! Неудивительно, что мы отказались от старых неудобных систем, созидая вещи и явления по мере необходимости.

Эвакуационный модуль наконец разобрал часть завала, обдирая борта, прополз сквозь образовавшееся ущелье, рыкнул двигателем, с шипением открыл боковую дверь.

Изнутри пахнуло стариной.

Гейбл взобрался на высокую подножку, затем втащил внутрь отсека пришельца.

Заработала автоматика. Двери закрылись. Тусклый, красноватый свет осветил убогое оборудование. В полу обозначился выступ, голос, лишенный интонаций, приказал:

– Разместите пострадавшего!

Гейбл злобно взглянул в потолок. «Я сошел с ума. Это не со мной происходит!»

– Разместите пострадавшего!

Он снова приподнял пришельца, положил его на обозначившийся выступ пола.

– Расстегните одежду пострадавшего!

Гейбл обреченно подчинился. Зеленоватый луч сканера скользнул по бледной коже незнакомца. Эвакуационный модуль наконец начал движение, и только сейчас Гейбл сообразил: я даже не знаю, куда мы теперь направляемся.

– О нет!

Он соединился с кибернетической системой. Она оказалась настолько устаревшей, что понять ее сообщения было не так-то просто.

Опять не то! Модуль эвакуации медленно полз в противоположную сторону. Он ехал к древнему зданию медицинского центра.

Кое-как Гейбл все же смог передать машине новые инструкции. Пришлось вручную указать маршрут, заставить вездеход следовать через определенные точки на электронной карте города.

– Уф… – Он сел в одно из неудобных кресел, выстроившихся вдоль стены отсека. – Кажется, я справился!..

Минут десять он стоически переносил тряску и неведение. Системы экстренной медицинской помощи сделали незнакомцу несколько инъекций.

Машина вдруг резко затормозила.

«Что еще на мою голову?!» Гейбл не успел разобраться в происходящем, как вдруг боковая дверь снова открылась.

– Айлона?!

Она забралась внутрь машины.

– Гейбл! Ты меня бросил! Одну! Среди этого кошмара!

– Айлона, прекрати! Мы же договорились, где встретимся!

– Туда пешком добираться десять километров! А это кто?! – она наконец заметила лежащего на полу отсека пришельца.

– Человек, – мрачно ответил Гейбл.

* * *

Инъекции подействовали.

Незнакомец открыл глаза, застонал, силясь приподнять голову.

– Где я? – едва шевельнув губами, тихо спросил он.

Замешательство Гейбла лишь усиливалось, Айлона же смотрела на предка с нескрываемым любопытством.

– В Системе Изначальной, – ответила она.

– Вы – армахонты?

– Да. Лежи. Сейчас тебе станет лучше! – воскликнула Айлона.

Гейбл не разделял ее беспечного восторга. Страх сменился ужасом. Даже самые катастрофические явления изученной Вселенной бледнели перед случившимся.

Человек казался ему чудовищем. Он тот, кто способен разрушить цивилизацию армахонтов, стереть ее своим безрассудным поступком!

Он схватил Айлону за руку, грубо оттащил ее в красноватый сумрак.

– Отпусти! Больно!

– Ты ничего не понимаешь, да?! – Гейбл с трудом разжал пальцы. – Айлона, он из закрытого сектора! Линия времени, сформированная для «Первопроходца», может дать сбой. Нулевая Точка наступит через три часа.

– Чего ты шипишь? Говори нормально!

– Он услышит. – Гейбл по-прежнему шептал, его дыхание обжигало, лицо, искаженное гримасой страха, стало чужим. – Тебе забавно, да? Радуешься приключению?!

– Не сходи с ума!

– Есть от чего! – Он повысил голос. – Мы с тобой никогда не родимся, нашей цивилизации не будет, все исчезнет или превратится в альтернативную реальность! Одна секунда, один миг, пара километров отклонения, и все! История изменится!

– Прекрати, Гейбл! Хватит меня пугать! Лучше скажи, что делать?

– Мне нужно как можно скорее попасть в центр управления. Я не могу контролировать параметры установки отсюда.

– И что же делать? – Айлону больше заботил синяк, проступивший на запястье.

– Побудь с ним. Но ничего не рассказывай! Тебе ясно? Я попытаюсь заставить эту рухлядь двигаться быстрее!

– Гейбл, он же человек! Наш с тобой предок! Почему ты так злишься?

– Все наши предки на борту «Первопроходца»! – резко, истерично ответил он.

Айлона обиделась. Никто не смеет так разговаривать с ней!

Она хотела ответить что-нибудь резкое, обидное, но Гейбл уже не слушал ее – придерживаясь за стену, он пробирался к кабине управления.

* * *

Андроида выбросило из грузового отсека фаттаха силой взрыва.

Его система испытала губительный сбой еще в самом начале рискованного прыжка. Перезагрузка с резервных носителей прошла неудачно, и процесс начался вновь.

Медленно кружа, падали хлопья снега. Ветер, завывавший между зданиями, унялся.

«У нас получилось?!» Он еще не мог пошевелиться, но уже воспринимал окружающее. Серые тонущие во мгле контуры зданий выглядели незнакомо. Последнее осознанное воспоминание запечатлело Аллею Темпоралов с высоты птичьего полета.

Все больше датчиков включались в работу. Обрывочные данные начали складываться воедино, формируя восприятие.

Кибернетическая сеть города посылала запросы, воспринимая его как новое устройство. Внутренние часы указывали: прошло всего тридцать минут с момента, когда фаттах прошел через окно гиперкосмоса, сформировавшееся над Аллеей Темпоралов.

Контуры окружающих зданий совпадали с реконструкцией руин, обнаруженных на Пандоре еще при жизни первого поколения колонистов.

Город плыл в небесах. Датчики воспринимали сопротивление его конструкций воздушным потокам.

Тридцать минут реального времени. Внутренний хронометр не отключался. Его показания не искажены. Значит, наша попытка использовать Аллею Темпоралов как путь в прошлое провалилась?

«Но тогда где я?

Что способно компенсировать изменение в потоке времени?

Только пространство. Если прыжок в прошлое не удался, на что израсходована энергия?»

В сумраке улицы появились два серва. Вслед за кибермеханизмами двигался сегмент антигравитационной платформы. Техника выглядела знакомой.

Сеть города не отвергала его, не пыталась уничтожить. Действия сервов определяли андроида как подлежащий ремонту механизм!

Его погрузили на платформу. Сервы примостились рядом. В покрытии улицы внезапно обозначился диафрагменный люк метров десяти в диаметре.

Легкое марево воздуха, яркие сигнатуры генераторов – все указывало на работу шахты гравилифта.

Грузовой сегмент нырнул в глубины города. Десятки уровней промелькнули и исчезли из сферы сканирования.

Плавное торможение. Остановка.

Андроид находился на грани нового сбоя. Обработка данных не прекращалась ни на миг. Окружающая техносфера была совместима с его системой.

Грузовая платформа на миг остановилась, затем начала горизонтальное скольжение.

Ремонтная мастерская. Стенд для тестирования. Щелчки фиксаторов. Подключения внешнего источника питания.

Перед его внутренним взором вспыхнула надпись:

Обнаружена устаревшая версия операционной системы. Подготовка к установке обновления для программных модулей.

Мир превратился в пылающую точку и исчез.

* * *

– Где я? – Егор вновь пришел в сознание и попытался привстать.

Он лежал на полу в каком-то небольшом помещении, едва освещенном красноватым светом.

Рядом с ним сидела девушка. Она молчала.

– Я пришел за помощью!

Его не слушали.

Гейбл кружил по замкнутому пространству. Метался, словно дикий зверь, запертый в клетку.

Личные наносети перезагрузились, а вот глобальная, за исключением нескольких аварийных подсистем, по-прежнему не отвечала на запросы.

– Ты! – Он остановился, обернулся, впился в Егора полубезумным взглядом. – Ты!.. – Слов не хватало, чтобы выразить эмоции. Он стер бы незваного гостя в порошок, распылил на молекулы, испепелил, но как просчитать последствия?

– Гейбл, успокойся! – Айлона сделала Егору знак – молчи. – Давай попытаемся вместе! – предложила она.

– Да будь проклята эта кибернетическая рухлядь! Как можно?! Как можно работать, имея в распоряжении лишь музейные экспонаты?! Они устарели двести тысяч лет назад! Эта рухлядь едва ползет! Я бы пешком быстрее добрался!

– Успокойся, – повторила Айлона. – Ну? Давай же попробуем что-нибудь сделать! Объединим личные сети! Тебе нужна рабочая станция? Так создадим ее!

Егор наблюдал за ними в полном замешательстве. Тысячи вопросов теснились в голове, но эти двое, похоже, не собирались давать ответы.

– Линия времени, сформированная для «Первопроходца»! – выл Гейбл. – Кхерки! – Судя по интонациям, он грязно выругался. – Я же предупреждал! Так нет! «История свершилась, и этого не изменить!» – с дрожью и отвращением в голосе он процитировал кого-то.

– Возьми себя в руки! – закричала Айлона. Ее лицо исказилось до неузнаваемости, но окрик подействовал.

Гейбл замер. Его метания по отсеку все равно ни к чему не вели.

– Сто пятьдесят лет! – Он бросил на Егора уничтожающий взгляд. – Сто пятьдесят лет работы! И тут являешься ты! В канун Нулевой Точки!

Егор попытался встать. Лучше всего врезать этому «Гейблу» в морду. Отрезвляет. А затем получить внятные объяснения.

«Кто эти люди? Где я очутился после прыжка?»

– Гейбл? – раздался хлопок. Сначала в сумраке отсека появился один силуэт, за ним еще два.

Бестужев добрался до кресла, установленного у стены, сел, внимательно наблюдая за происходящим. Что-то внутри подсказывало: назревают серьезные события. Если на него не обращают внимания или в лучшем случае воспринимают как досадную помеху, придется вникать самому.

«Призрачные фигуры. Кто они? Аватары?»

Мысль о системе связи, использующей голограммы, отпала сама собой.

Призраки материализовались.

– О нет! – Лицо Гейбла приняло землистый оттенок.

– Что происходит? Мы приняли сигнал бедствия?

– Арахант, ты сам не видишь?! – визгливо ответил Гейбл. – Альмат едва держится в воздухе! Над ним открытое окно гиперкосмоса!

Эти трое во всем отличались от Гейбла и Айлоны. Старцы. Другого сравнения не пришло в голову. Убеленные сединами, утомленные властью, отягченные знаниями. Всемогущие. Богоподобные. Спокойные и надменные.

– Я заметил, – холодно ответил Арахант. – Что ты натворил? Каких глупостей наделал?

– Он, – последовал короткий жест в сторону Бестужева.

Егор, невзирая на головокружение и слабость, встал, удерживаясь рукой за стену. В его глазах постепенно разгоралось бешенство.

– Кто вы такие?!

Один из «старцев» обернулся, взглянул на него холодно, как на букашку.

– Мы – армахонты, – с непередаваемым достоинством ответил он.

– Мне нужна помощь! – Егор с трудом сглотнул. – В моем мире погибают люди! – Он говорил вопреки эмоциям. – Планета на грани разрушения. В секторе пространства идет война. Я знаю, вы можете вмешаться и спасти многих! За себя не прошу.

– Из какого ты сектора? Как попал сюда? Где твоя планета?

– Он – пандорианец, – буркнул Гейбл.

– Пандора? – второй из «старцев» позволил себе удивление. – Не слышал о такой планете. – Он обернулся. – Гейбл, объясни наконец, что происходит?!

– Пандора – это планета в изолированном секторе. – Голос Гейбла дрожал и срывался. – Та, что служит компенсатором для временного потока! Он прибыл оттуда!

– Прибыл?! Каким образом?!

– Воспользовался техническим порталом, – упавшим голосом сознался Гейбл. – Они там, – последовал неопределенный жест, – называют его «Аллеей Темпоралов».

– Он из прошлого?

– Нет! Он наш современник!

– Линия времени для «Первопроходца» под угрозой?

– Не могу проверить. Все системы контроля отключились!

– Хорошо. Действуем. Объединяем наши сети. Формируем рабочую станцию. Сначала – контроль параметров линии времени. Затем решим, что делать с окном гиперкосмоса.

На Егора уже никто не обращал внимания. Пятеро армахонтов замерли, неестественно выпрямившись, их взгляды потускнели, и одновременно начали растворяться стены отсека, реальность стала совершенно иной.

Голова резко закружилась. Ладонь Егора больше не осязала подлокотника. Вокруг всколыхнулся мрак, затем появились яркие россыпи звезд, он едва не задохнулся, рефлекторно отреагировав на резкую смену «декораций».

Нет! Не декораций! Изменилась ткань реальности. Рука, пытаясь найти точку опоры, прошла через пустоту. Сознание не выдерживало.

– Дыши! – Голос Айлоны мистическим образом прозвучал в рассудке. – Подави рефлексы. Лучше закрой глаза. С тобой ничего не случится! Верь мне!

По субъективным ощущениям Егор находился в космосе. Человеческий рассудок, хондийский нерв и кибернетический расширитель сознания сходились во мнении: вокруг царит вакуум!

Егор рефлекторно задержал дыхание, словно это могло хоть как-то помочь.

Прошла секунда, другая, но его легкие не взорвались от мгновенной декомпрессии, ледяное дыхание бездны не заморозило плоть, он по-прежнему был жив.

Реальность тем временем стремительно менялась.

Ярко полыхали звезды. Космос пылал. Газопылевые облака образовывали причудливые формы, сияли всеми цветами радуги, всеми мыслимыми оттенками.

Ядро Галактики?

Расширитель сознания не успевал обрабатывать данные. Изменения происходили стремительно. Величественная и подавляющая разум панорама космоса вдруг пришла в движение. Звезды рванулись навстречу, а затем начали расходиться в стороны, словно он несся сквозь пространство.

Причудливое облако газопылевой туманности появилось в поле зрения, на миг все стало мутным, расплывчатым, затем он увидел разрыв, звезду с пятью планетами на орбитах.

Одна из них приблизилась. Девственный мир, не тронутый процессами колонизации. Голубовато-зеленый шарик. Теплый. Манящий.

Чувства менялись.

В лазури атмосферы он увидел точку. Она укрупнилась, обернулась городом.

– Контакт!

Неимоверно древние силы царили тут.

Бестужев оцепенел. Модуль технологической телепатии внезапно и мощно заработал под внешним воздействием.

Понимание, граничащее с безумием, забрезжило, как робкий рассвет.

Армахонты? Я вошел в сеть их сознаний?

Все новые и новые рассудки подключались к сети.

– Достаточно!

Голос звучал подобно раскатам грома. По крайней мере, так воспринимал его Бестужев.

– Начинаем переход!

Гиперкосмос?!

Звезды исчезли. От планеты остался лишь тающий оптический фантом, бледное пятнышко.

Толстый жгут энергетических нитей пронзал пустоту. В его структуре взгляд Егора невольно находил знакомые элементы, свойственные темпоралам.

Снова движение. Необъяснимая сила увлекла его вдоль энергетического потока.

Движение, стремительное до головокружения, тошноты, сопровождалось уже знакомым эффектом расслоения сознания.

Модуль технической телепатии разрывал рассудок.

Он ослеп от сияния энергетического потока, свитого из миллиардов тонких нитей, но все равно ощущал, как сотни внимательных взглядов спокойно изучают невероятное явление в поисках изъянов или искажений.

Они создали его? Понимают его структуру и предназначение?

Вспышка.

Он снова увидел звезды – холодные россыпи серебристых пылинок. Космос уже не пылал. Расстояния между светилами измерялись десятками световых лет.

Лишь одна звезда сияла очень ярко. Огромный огненный шар находился под непостижимым для Егора воздействием. Плазменные протуберанцы оплетали звезду, они вытягивались в сторону планеты, окруженной кольцами обломков, охваченной призрачным светом, в ореоле которого, как букашка в янтаре, застыла станция Н-болг!

Энергия звезды образовывала пуповину, питающую нечто, расположенное на поверхности укутанного густой облачностью мира.

Пандора!

Резкий рывок вниз.

Холодный свет. Рваные клочья облаков, разлетающиеся в стороны.

Пустоши. Руины городов. Сеть древних дорог.

Повсюду – холодное, переливающееся полосами сияние. Родной мир, окончательно скованный стазисом.

Темпоралы!

Они конденсировали сияние, мятущееся в небесах, питались от него, образуя уже не отдельные группы, как помнил Егор, а сплошь покрывая планету энергетическими зарослями, среди которых выделялась до боли знакомая Аллея – крохотный разрыв в сложнейших энергетических структурах.

– Контроль параметров завершен. Полный порядок. Компенсатор работает в рамках допустимых погрешностей.

Рывок назад.

Тьма.

Энергический поток.

Сияние миллионов звезд.

Разрыв в газовой туманности, звезда, планета, крохотная точка в атмосфере, город, улица, машина, красноватый сумрак, судорожный вдох…

Радужные пятна плыли перед глазами. Сознание не вернулось к нему в полном объеме.

Издалека доносился голос:

– Гейбл, почему ты не закрыл технический портал?

– Этого нельзя делать. – раздалось в ответ. – Впереди еще двести пятьдесят тысяч лет работы! Как мы будем контролировать параметры компенсирующего комплекса?

– Арахант, он не виновен! – это был голос той девушки – Айлоны. – Ты видел – процесс формирования стазиса завершился. Больше никто не совершит безумства.

– Да, пожалуй. Мы возвращаемся в свои миры. Гейбл, приведи тут все в порядок. Утром состоится церемония. Город должен функционировать.

– Что делать с ним?

– С человеком? – Наступила короткая пауза. – Он наш гость. Позаботься о нем. Отправь на подходящую планету. Пусть ни в чем не нуждается. Действуй. У тебя не так много времени.

Егор слышал их, но не мог ничего сделать. Его словно парализовало.

Радужные пятна перед глазами превратились в огненную спираль.

Голоса звучали все дальше, глуше.

Он ничего не мог изменить. Армахонты оказались не такими, как рисовало воображение.

Последний проблеск сознания угас, как свеча на ветру. Эшранг оказался прав. Его даже не выслушали.

Не снизошли.

В двадцати тысячах световых лет от Пандоры…

Восход на незнакомой планете.

Егор спал плохо, проснулся рано, еще в сумерках, долго лежал и смотрел на звезды, ярко сияющие в бледнеющем, теряющем черно-фиолетовую глубину небе.

Рассвет.

Магическое явление для пандорианца. Нечто важное, утраченное в реальности, но сохраненное в памяти.

Дом Айлоны стоял среди скал. Егор не знал, почему она выбрала такое неприветливое место.

Поле антигравитации, служившее ему постелью, не дарило ощущений комфорта, скорее напрягало чуждостью ощущений, да и все тут выглядело необычным. Слово «дом» предполагает стены, предметы, уют, защищенность.

Егор без видимой опоры полулежал в воздухе, парил над причудливыми, сформированными ветрами выступами скал.

Что же такое дом в понятии армахонтов?

Нерв молчал. Он не получал никакой информации, что странно, ведь запахи при наличии атмосферы есть везде!

Даже стерильная чистота пахнет. По-особому, резко, чаще медикаментозно – это Бестужев знал по опыту.

Бледный отсвет зари окрасил редкие перистые облака в розово-алый оттенок. Звезды постепенно исчезали, с рассветом поднялся ветер, несущий клубы желтоватой пыли. С высоты они выглядели как темная аморфная масса, взметнувшаяся над пустыней.

Неуютно.

Он пошевелился, попробовал привстать, опираясь на руку, и неизвестное Егору устройство тут же отреагировало, создав участок уплотненной среды.

«Нет, устройство, формирующее постель, намного сложнее обыкновенного антиграва, – подумал Егор, удивляясь достоверности ощущений, хотя – он взглянул на свою руку – опираюсь я по-прежнему на воздух!»

Заря уже разлилась в половину небосвода. Горизонт истекал оранжевым сиянием, клубящаяся, поднятая ветром пыль сформировала быстро приближающийся фронт.

Егор недоумевал. Зачем Айлона поселилась тут, на островке скал посреди бескрайней пустыни?

Появилось чувство тревоги. Еще бы. Рассвет выглядел неприветливо. Парить в воздухе, созерцая его, хотелось все меньше.

Хондийский нерв подавленно молчал. Бестужев мысленно переключился на расширитель сознания и спустя пару секунд с заметной раздражающей задержкой увидел окружающее в совершенно ином свете.

Дом, оказывается, остался домом, просто стены, пол, потолок, предметы уже не относились к привычным для человека проявлениям материального мира.

Вокруг Егора струились энергии. Он осмелился встать, и под ногами тут же сформировались невидимые для невооруженного глаза ступени.

По ним (в ощущениях) он спустился со своего ложа, но босые ноги не почувствовали ни шероховатой фактуры камня, ни его холодного прикосновения. Расширитель сознания предлагал свою трактовку явления: каждый шаг приводил к возникновению тонкой, похожей на ауру прослойки, которая изолировала его от соприкосновения с любыми поверхностями.

Стены динамично меняли конфигурацию. Они были абсолютно прозрачны, не препятствовали взгляду, тоже состояли из энергий – их удалось разглядеть лишь при помощи имплантов.

Егору хотелось пить. Здорово было бы умыться и присесть, наблюдая за восходом. Но как это сделать?

Мысленный интерфейс? Он подумал о воде, но ничего не произошло.

Чувства менялись от удивления к раздражению. Струящиеся едва заметным маревом стены уже не выглядели надежной защитой, скорее, они ограничивали его свободу.

Так ли это?

Он шагнул вперед.

Стена расступилась, плавно отпрянула, меняя очертания, позволяя сделать шаг, но не давая пройти сквозь нее.

Стоило лишь подумать о воде, как пить захотелось всерьез.

Вспомнив, как просто и непринужденно ему удалось «встать с постели», Егор вытянул руки, сложил ладони лодочкой, поднес их к губам.

Сработало!

Капля воды материализовалась в воздухе. Он внимательно следил за происходящим. Через пару секунд конденсата уже накопилось достаточно, из него сформировался пузырь, как в невесомости.

Вода была чуть горьковатой на вкус.

Рассвет разгорался все ярче, ветер унялся, пыль, поднятая им, постепенно оседала. Взгляд скользил по пустыне. Бесконечные желтоватые барханы волнами убегали к горизонту.

Нерв как будто отключился. Егор уже настолько привык к нему, что теперь испытывал дискомфорт.

Справа взвихрился туман, образовался столб из мелких водяных капелек.

Егор вошел в него, ощущая, как освежающее прикосновение влаги стирает тревожное состояние.

Он вымылся, освежился, вышел, увидел свою одежду. Она лежала на плоском камне, но кто принес ее?

Айлона?

Нет, вокруг по-прежнему никого.

«Что ж». Егор пожал плечами, быстро оделся, чувствуя себя намного лучше.

– Освоился?

Он обернулся на голос.

– Доброе утро. – Айлона не улыбалась, выглядела серьезной. – Ты прав, многое в нашем быту состоит из энергий. Это удобно. – Она села, и незримое поле, даже в восприятии имплантов похожее на едва уловимое марево воздуха, объяло ее фигуру.

– Читаешь мысли?

– Немного. Твой модуль технической телепатии усиливает и, – она запнулась, подбирая слово, – «формулирует» некоторые особенно тревожащие или вызывающие вопрос внутренние состояния.

– Ты подавила хондийский нерв? – Егор сел напротив. Получилось немного неуклюже.

– Он – зло. – На доли секунды черты лица Айлоны выдали отвращение.

– Нерв – часть меня. Инструмент выживания, – холодно ответил Егор.

– Почему ты злишься? – Она закинула ногу на ногу. – Тебе некомфортно?

– Непривычно.

– На все нужно время. Это пройдет.

– Я пленник?

– Гость.

– И могу уйти, когда захочу?

– Конечно. Только куда? – Она окинула взглядом бескрайнюю пустыню. – Егор, не злись. Существуют некоторые правила. Не мне их нарушать.

– Ты тоже пленница?

– Нет. Я куратор этого мира. Наблюдатель. Исследователь. В далеком будущем, возможно, – наставник.

Егор пожал плечами. Вокруг лишь бескрайние пески. Она явно не говорит всей правды.

Айлона приподняла бровь.

– Отключи модуль технологической телепатии, – попросила она и тут же пояснила: – Мне неприятны некоторые твои суждения.

– Извини. Не могу. Не знаю, как это сделать.

– Не управляешь имплантами? – удивилась Айлона.

Холодок между ними быстро превращался в наледь.

– Ты многого не понимаешь, Егор. – Она встала, отвернулась, глядя вдаль.

– Ну да. Между нами пропасть. В двести пятьдесят тысяч лет, верно? Вы управляете Вселенной, а Земля, люди – это так, далекое воспоминание? Исторический факт? Существовала такая планета, брошенная на произвол судьбы, и не более?

Айлона кивнула.

– У тебя ведь загружены базы данных по истории Земли?

– Да.

– Тогда попробую объяснить на доступном примере. Ты должен знать, что первобытные люди на Земле получили шанс на развитие благодаря катастрофе планетарного масштаба. Падение астероида уничтожило одни виды и дало шанс другим. Представляешь, какая это была трагедия? Сумей ты вернуться во времени, обладая современными знаниями, техникой, столкнул бы тот астероид с его орбиты?

Егор нахмурился.

– Я жду ответа.

– Не знаю.

– Знаешь. В глубине души – знаешь. Только не хочешь отвечать. Я улавливаю твои мысли. Ты сейчас подумал о жестокости и милосердии, верно?

– Да.

– Существуют обстоятельства, которые превыше милосердия. А теперь пойдем. Хочу показать кое-что. Наниты тебя накормят.

Егор не понимал ее. Многое довлело над разумом, вызывало непонимание, протест. Ее пренебрежительный тон, например.

– Если позволишь, я немного модернизирую интерфейс твоего расширителя сознания.

– Зачем?

– Мне неприятно «слышать» некоторые твои мысли, – повторила Айлона, проходя сквозь марево энергетического пузыря. – Пропасть между нами действительно есть. Но она в твоем сознании, Егор.

– Только в моем?

– Да.

* * *

За границей защищенного пространства ничего не изменилось. По крайней мере, Бестужев перемен не ощутил. Они спустились по узкой тропке, вьющейся между скал, оказались у края пропасти. Расширитель сознания очерчивал две ауры, изолирующие их от соприкосновения с биосферой планеты. Энергетические скафандры – другого доступного сравнения Егор не нашел – позволяли спокойно дышать, не стесняли движений. Он мог прикоснуться к любому предмету, получить тактильные ощущения, но не воздействовать на него.

Даже маленькие камушки, попадающиеся под ноги, оставались на своих местах.

Бестужев подошел к краю обрыва, взглянул вниз.

Метров пятьдесят, не меньше.

Мягкая сила внезапно объяла его, плавно понесла по воздуху. Он не успел испугаться, как оказался на гребне песчаного наноса, образовавшегося у подножия скал.

Айлона уже была рядом.

– Иди за мной, – попросила она.

Ноги не проваливались в песок. Вслед не тянулись цепочки следов. Ветер, утихший на рассвете, вновь набрал силу, но его горячее дыхание вообще не ощущалось. Песчинки не секли по коже.

– Мы стараемся не вмешиваться в естественные процессы, – не оборачиваясь, пояснила Айлона.

Они прошли примерно с полкилометра и оказались в окружении мутно-желтой мглы.

– Во вселенной нет мертвых миров. – Айлона остановилась. – Органика служит основой всего лишь для семи процентов жизненных форм. Остальные возникают и эволюционируют вне привычных для нас представлений. Но они объективно существуют. Смотри.

Егор ничего не видел, кроме желтоватой мглы. Ветер – как при обычной пылевой буре. То тут, то там возникали завихрения песка, он тек, струился по поверхности барханов, меняя микрорельеф.

Айлона тем временем сформировала цифровое пространство. Окружающая мгла приобрела некоторые особенности. Проявились тонкие, едва заметные электрические токи, возникающие при движении песка. Некоторые выглядели как нити, другие свивались в клубки, третьи пластались по поверхности, образуя невидимую сетку, охватывая площадь в десятки квадратных метров.

– Это формы жизни.

– Статическое электричество?

– Только на первый взгляд. В образовании устойчивых структур принимают участие песчинки, состоящие из очень редкого, пока обнаруженного лишь на этой планете минерала.

– И они – жизнь?!

– Простейшая форма. – Айлона указала на сетку разрядов, сопротивляющуюся напору песка, струящегося под воздействием ветра. – Это организм. Он сохраняет структуру. Основой его питания, рационом, являются разряды статики. Организм извлекает энергию пылевой бури. Он размножается.

Мимо как раз катился разлохмаченный клубок, сотканный из тонких потрескивающих нитевидных разрядов.

Прожилки – теперь на увеличенной модели Егор разглядел, что основой «организма» являются миллионы кристаллических микрочастиц, соединенных при помощи невидимых невооруженным глазом разрядов, – прожилки охотились! Сетка, распластавшаяся по поверхности песка, вдруг выбросила в сторону катящегося мимо клубка сиреневый сполох, мгновенно абсорбировала его, захватила еще пару квадратных метров площади за счет плененного «перекати-поля», но на этом процесс не завершился.

Клубок нитевидных разрядов оказался не такой простой добычей. Он позволил себя схватить, а мгновением позже одержал стремительную победу: сетка вдруг начала видоизменяться, сворачиваться, образуя новый клубок, но больших размеров.

– Видишь катышек? – Первый раз в голосе Айлоны прозвучали ласковые нотки. – Катышек передал сетке информацию о своей структуре! Охотник превратился в жертву. – Она смотрела вслед уносящемуся во мглу заметно подросшему, потрескивающему разрядами «клубку». – Здесь в пустыне обитает полтора десятка различных форм. – Цифровое пространство отключилось. Истаял мираж, и снова вокруг вихрилась желтоватая мгла. – Мы пока не знаем, какая из структур станет доминирующей, усложнится настолько, чтобы образовать мыслящую форму. Но это произойдет обязательно, можно не сомневаться.

– Мы учимся у природы. – Она повернула назад. – Учимся, наблюдаем, старясь не вмешиваться в процессы эволюции. Когда-нибудь эти существа усложнятся настолько, что планета станет им тесна. Они выйдут в космос. Будут исследовать его, искать или создавать миры, схожие с этим.

Егор был потрясен увиденным, но не совсем понимал, для чего Айлона устроила ему экскурсию.

– Вселенная эволюционирует, – продолжила девушка. – Она постоянно усложняется. Возникает все больше и больше форм с потенциалом разумного развития, но они настолько разные, что чаще всего не замечают существования друг друга. Мы – не статичная самодовольная цивилизация, как ты подумал, не сообщество индивидов, вообразивших себя богами. Мы – хранители разума. Наша монополия на межзвездную транспортную сеть позволяет спасать от уничтожения такие вот миры. Иначе тут неизбежно появится колониальный транспорт какой-то другой космической расы. Неважно, преобразуют они планету или используют ее для добычи ресурсов – результатом станет гибель исконных форм. Их уничтожат не из зла. Просто не заметят. Мы находим и оберегаем такие миры. Предлагаем цивилизациям, входящим в галактический союз, планеты, пригодные для колонизации. Даем возможность разумным существам узнать друг друга до того, как сферы их жизненных интересов пересекутся.

Ее монолог задел Егора.

Он воспринимал слова Айлоны рассудком, но не сердцем.

– Айлона, ответь, что такое Нулевая Точка? Почему вы бросили на произвол судьбы целый сектор пространства? Ты так трогательно рассуждаешь об этих пылинках, но не замечаешь, что стоишь по колено в крови.

Она вздрогнула, сжалась, но быстро взяла себя в руки.

– Объясни мне, какие обстоятельства превыше милосердия? – настаивал Егор. – Накануне ты назвала меня «предком». Я хочу знать – почему?

Она остановилась.

– Присядем?

Егор пожал плечами.

Айлона быстро создала оазис посреди пустыни. Их окружила вода, журчащая меж энергетических стен. В мгновение ока появились растения и два вполне материальных кресла.

– Иногда мне нравятся предметы. Я устаю от энергий. – Она села, поджала ноги.

Егор устроился напротив. После лишений, голода, после мертвых, бесплодных иссохших пустошей Пандоры, после холода космоса, нечеловеческого напряжения сеансов межзвездной связи, хондийских метаболитов этот оазис, созданный мановением мысли, должен был показаться ему раем, но выглядел клеткой.

– Ты знаешь историю Земли. – Айлона начала говорить, избегая встречаться с Егором взглядом. – Слышал о «Первопроходце»?

– Да. Автоматический корабль с досветовыми двигателями. Им управлял первый в мире искусственный интеллект.

– Верно. Но мало кто знает, что на борту «Первопроходца» находилось семь тысяч колонистов. И уж точно никто, кроме нас, не ведает о судьбе корабля. Я не стану утомлять тебя подробностями. Многое я не вправе рассказать.

– Ну, я уже не выдам тайн армахонтов. – Егор говорил без тени иронии.

– Да, не выдашь. Но многого не поймешь. Особенно в части научного обоснования.

– Оно мне ни к чему.

– Тогда я могу ответить. Правда в том, что первый гипердвигатель создали люди. Наши предки. Несколько человек, офицеров военно-космических сил России – ты знаешь, на Земле существовало такое государство, – после первого контакта с эшрангами были отправлены на поиски «Первопроходца». На малых кораблях, оснащенных мобильным гиперприводом. Им отдали приказ: найти колониальный транспорт, но на Землю не возвращаться. Совершить серию прыжков и отыскать новую родину для Человечества.

Айлона создала два бокала, отпила из своего.

– Они выполнили приказ. С опозданием в триста лет. В структуре гиперкосмоса существуют аномалии. Это очень сложно…

– Я знаю. – Егор усмехнулся. – «Прометей» – корабль моих предков – потерял девяносто семь лет реального времени за несколько мгновений прыжка.

Айлона удивленно приподняла бровь.

– Тогда ты поймешь. Офицеры ВКС попали в более сложную ситуацию – триста лет исчезли для них во время прыжка. Но далекоидущих выводов никто не сделал. Они хотели увести колониальный транспорт прочь от войны. Как и ты, мечтали отыскать легендарных армахонтов. К ним случайно попали координаты Старой Родины. Они переоснастили колониальный транспорт, установили на нем гипердвигатели со своих малых кораблей и совершили рискованный прыжок. В результате «Первопроходец» угодил в аномалию времени и провалился на двести пятьдесят тысяч лет в прошлое.

– Но они достигли заданной точки пространства?

– Да. Мы потомки его экипажа. Мы люди, ставшие армахонтами.

Егор был потрясен, но держал свои эмоции в узде.

– Я все же не понимаю, в чем проблема?

– Триста лет, Егор. Триста лет. Есть точка времени, миг, секунда, когда «Первопроходец» ушел в прыжок.

– Нулевая Точка?

– Да. Нулевая Точка. И есть события, которые привели его экипаж к определенным решениям. Существует объективная история, которую они знали.

– Когда наступила Нулевая Точка?

– Вчера, – ответила Айлона. – Вчера, по реальному времени, «Первопроходец» совершил прыжок на координаты Старой Родины. Но этого бы никогда не произошло, не будь восстания хонди, бездействия армахонтов, предательства цихритов, коварства эшрангов и множества других событий. Известная история должна была свершиться. Это и есть обстоятельства, которые для нас превыше милосердия. Любое, даже незначительное вмешательство, одна спасенная жизнь – и мы никогда не родились бы, цивилизация армахонтов не возникла, ты понимаешь?

– При чем тут Пандора? Зачем вы погубили планету?

– Гиперкосмос. Извини, но его законы выше твоего понимания. Мы их постигли, изучили и поняли: аномалия времени, через которую прошел корабль предков, – это отголосок какого-то катастрофического события вселенского масштаба. Она уникальна и нестабильна. У нас не было никакой уверенности, что все пройдет как надо. Вероятность того, что в момент Нулевой Точки «Первопроходец» совершит прыжок, который приведет корабль в нужную точку пространства в нужное время, равнялась одному проценту. Мы создали компенсирующую структуру и повысили шансы на собственное рождение до девяноста девяти процентов. В качестве носителя устройства была избрана принадлежавшая нам планета, подходящая по характеристикам.

– Пандора?

– Да. Стазис – это аномалия. Для стороннего наблюдателя он продлится двести пятьдесят тысяч лет. Но для планеты не пройдет и мига. Она, по сути, совершит прыжок в будущее на четверть миллиона лет. Проектируя компенсатор, мы заблокировали маршрут, ведущий к планете. Надежно защитили его. Но цихриты все же взломали врата. Хондийская армада, экспедиционный флот эшрангов, морфы, а затем «Прометей» достигли запретного мира, и мы уже ничего не могли поделать. Это судьба, Егор. Прости. Я устала на сегодня.

Мановение руки – и райский уголок исчез.

Назад возвращались молча.

Егор не чувствовал себя гостем. Он был узником и понимал это лучше Айлоны.

Известная история должна свершиться. Иначе цивилизация армахонтов никогда не возникнет, не построит транспортную сеть, не сможет контролировать экспансию других космических рас, бережно и мудро разводя их подальше друг от друга, расселяя в таких уголках пространства, где их жизненные интересы не пересекутся.

Никогда.

За его плечами лежала жизнь. Не тлеющее существование, а короткая яростная вспышка, где каждый день как последний. Он не мог ограничиться полуправдой.

– Айлона, а история после Нулевой Точки известна?

– Нет.

– И что теперь? Вы вмешаетесь? Вернетесь?

– Нет. Сектор будет изолирован. Навсегда.

– Почему? Это ведь уже безопасно. Айлона, морфы – не все, но часть из них – начали войну. Они вернулись к своей истинной природе. Ты понимаешь? Они сметут всех на своем пути. Все цивилизации.

– Но никогда не изобретут гиперпривод, – добавила Айлона. – Вскоре последние из врат сектора обветшают и отключатся. Сети больше не станет. Мы не вернемся, Егор. Этот вопрос не обсуждается.

– Потому что боитесь открыть правду? Вы боги, а мы – ничтожные хомо, растоптанные чужими? Мы вам не ровня? Такое родство уронит престиж армахонтов в глазах других цивилизаций?

Она промолчала.

– Давай встретимся завтра.

Раздался хлопок, и Айлона исчезла.

Глава 7

Мир Айлоны…

На следующее утро она появилась вновь.

Егор не спал всю ночь, просматривал информацию, доступ к которой открыла ему Айлона, и думал, как ему выбраться.

«Добровольно меня назад не отпустят. Даже если буду просить».

К утру он принял осознанное решение.

Бестужев стоял у края обрыва и, скрестив руки на груди, наблюдал, как разгорается рассвет над пустыней, когда услышал характерный приглушенный хлопок.

– Доброе утро, Егор.

Он обернулся.

– Доброе утро.

Он контролировал мысли, используя хондийский нерв. Небольшая доза метаболитов помогла ему варьировать работу модуля технологической телепатии, сознание при этом оставалось ясным, звонким.

– Айлона, сколько тебе лет? – Бестужев задал прямой, бестактный вопрос, но девушка не смутилась.

– Двести восемнадцать. – В ее руке материализовался бокал с розовой жидкостью. – Держи, – она протянула напиток Егору.

– А Гейблу?

– Ему за триста. Точно не помню.

– А другим?

– Многим за тысячу лет и больше. Нас осталось мало. У каждого есть своя планета, свой мир, цивилизации, которую курирует армахонт.

Егор сделал маленький глоток. К незнакомым напиткам он относился настороженно – неизвестно, как отреагирует хондийский нерв.

– Пей, не бойся.

Айлона лукаво улыбнулась. Сегодня она была в хорошем настроении. И менторский тон куда-то исчез, и улыбка скользит по губам. Явно что-то задумала.

Егор исподволь наблюдал за ней.

– Я хочу помочь. – Она создала кресло, уселась напротив. – Тебе нужно искать место в нашем обществе.

– А оно существует?

– Конечно! Мы всегда на связи друг с другом. Общаемся мысленно. Расстояние роли не играет. Ты постепенно войдешь в наш круг.

– Дальнейшее развитие модуля технологической телепатии? Мгновенная связь через гиперкосмос?

– Ну, если говорить грубо, обобщенно, то да. Но на самом деле от древних устройств взят лишь принцип.

– И как же я смогу вписаться в общество старцев?

– Фу. Как грубо. Разве я плохо выгляжу?

Тень пробежала по чертам Бестужева. Всплеск его мыслей не ускользнул от внимания Айлоны. Она поймала миг смены его настроения.

– Вот как? Ты по-прежнему нас осуждаешь? Неужели ничего не понял из вчерашнего разговора?

На востоке вновь занималась пылевая буря. Восход не радовал. Цивилизация армахонтов не впечатляла. Они тщательно планируют развитие обитаемых миров. Разделяют потенциальных врагов далекими даже по меркам космоса расстояниями. Сохраняют хрупкое равновесие, но сами постепенно вырождаются. Что произойдет, когда их система сдерживания рухнет? Егор знал ответ. Он видел его в системе Нерг глазами Дениса Рогозина.

– Вы несете гибель, – он ответил сумрачно и прямо.

– Гибель?! – Айлона всплеснула руками. – Да ты в своем уме? Мы предотвращаем войны, даем возможность развития существам, которые никогда бы не выжили в среде агрессивной колонизации! Мы сохраняем уникальные миры, ограждаем их от варварского заселения!

– Это и приведет к гибели, – упрямо ответил Егор. – Хочешь знать мое мнение?

– Конечно, хочу!

– Вы нарушаете естественный ход истории, – ответил он. – Вселенная не терпит слабых. Любая колониальная программа – это агрессия. Шаг эволюции. Существа, самостоятельно осваивающие космос, достойны его. Вы же останавливаете прогресс цивилизаций, потенциально способных вести собственные колониальные программы, и пестуете слабых. – Он указал на восток, где клубились и ширились пылевые облака. – Они выйдут в космос? Самостоятельно? Вчера ты показала мне вероятную модель их космического корабля, но эти существа пока даже не осознают факта собственного бытия. Но для них уже спроектирован космический корабль, который не их достижение, а запланированная тобой возможность! Не сомневаюсь, пройдут тысячелетия, и они воспользуются ею. Но для чего? Где их цель? Зачем им космос?

Айлона хмурилась.

Слова Егора задели ее за живое.

– Ты не ценишь жизнь! – резко ответила она. – Ты жестокий!

– Нет. Я не жесток. Если над этой планетой вдруг прольются дожди, то организмы из пыли и статики исчезнут, но тут появится другая жизнь. Вот только дождя не будет, верно?

– Терраформирование запрещено! Любое вмешательство под запретом.

– Почему?

– В прошлом мы создавали терраформеров, но вскоре отказались от такого пути. Ты ведь знаешь об алгитах?

– Да. Колонии разумных кристаллов. Основа навигационной системы любого космического корабля.

– Мы уничтожили их родину, – с горечью произнесла Айлона. – Это была ошибка. Разработанный нами комплекс преобразования планет превратился в разрушителя миров, принес гибель многим зарождающимся цивилизациям, прежде чем мы поняли: жизнь во Вселенной не ограничивается привычными для нас биологическими формами.

– Так политика армахонтов – это своего рода искупление?

– Да. Преобразовав планету, где эволюционировали алгиты, мы лишили их родины и едва не уничтожили совсем, прежде чем поняли, что творим.

– И милостиво превратили их в рабов? Интегрировали в космические корабли? Сделали подсистемами?

– Иного выхода не нашлось. Поверь, они счастливы. Их путешествия по Вселенной нельзя назвать рабством!

– Они счастливы в неведении, – ответил Егор. – Знаешь, давай прекратим этот спор. Я рискнул жизнью в надежде на помощь. Вы могли бы ее предоставить. Но не хотите. Зачем тебе – божеству этого мира – возвращаться в сектор, где кипят войны и цивилизации пожирают друг друга?

Он больше не сдерживал мысли. В организме нарастали процессы, от которых Айлону бросало в дрожь.

– В тебе говорит хондийский нерв!

– Нет. Он под контролем. Во мне говорит горечь. Ты выпестуешь свои создания, за ручку выведешь их в космос, в то время как другие, по-настоящему жизнеспособные цивилизации будут прозябать без права на развитие. Именно так случилось с людьми! – Он повысил голос. – Вы останавливаете прогресс, решаете, кому и где жить, сколько планет освоить…

– Что же тут плохого?! – прервала его Айлона.

– Вселенная жестока, по сути. Она мотивирует к выживанию, но требует борьбы.

– Звериные инстинкты не годятся для экспорта в космос! Ты видел, что произошло в изолированном секторе! Сеть разрушена, бывшие друзья стали врагами! По-твоему, это эволюция?!

– Отчасти. Наиболее жизнеспособными оказались хонди. И знаешь почему? Благодаря своим биотехнологиям, которые вы не сумели отнять или переиначить. Даже морфы пока что уступают им! Большинство Ц’Остов цепляются за обломки величия армахонтов, угасая вместе с сетью. Ты права. Когда обветшает последняя из станций Н-болг, они исчезнут. Или переселятся на какую-нибудь планету, чтобы больше никогда не выйти в космос. Им он не нужен.

– Ты подобен зверю. Чудовищу! – с отвращением выкрикнула Айлона.

– Возможно. Но я выжил.

– А разумен ли ты?! – Айлона порывисто встала и вдруг исчезла, просто растаяла в воздухе, лишь созданное ею кресло покачнулось и опрокинулось.

Егор не расстроился и не испугался ее гнева.

Он знал, чего хочет. Знал – они не посмеют его убить. Но попытаются вылечить.

«Слышишь, нерв? – мысленно обратился он к биоимпланту. – Тебя попробуют уничтожить. А я попытаюсь тебя спасти».

* * *

Айлона уже очень давно не испытывала столь резких, ранящих чувств.

«Он – чудовище», – в ярости думала она, не находя себе места.

Привычный способ успокоиться, отключиться от проблем не помог. Ей не хотелось видеть своих питомцев, не хотелось ни с кем общаться, а уж тем более – обсуждать случившееся.

Он нас судит!

Ее гнев пылал яростно, но недолго.

Айлона отвыкла от острых, причиняющих боль эмоций. Двести восемнадцать лет за плечами. Неважно, что она выглядела юной и привлекательной. Душа уже состарилась. Эмоции истерлись, как подметки старой обуви.

Да что за сравнения лезут в голову?! Откуда такая дикость?! Обувь? Подметки? Из его мыслей обо мне?! Проклятый модуль технологической телепатии!

Он так думает?! Так меня воспринимает?!

Айлона села, затем вскочила, ее пальцы сжались в кулаки.

Зверь, все же таящийся внутри, внезапно захотел свободы. Он рвался наружу сквозь тонкую обертку условностей, этических ценностей, важных и непреложных.

Что со мной происходит?!

Она соприкоснулась с жаром его мыслей, обожглась, отравилась их ядом.

Как он смог на меня повлиять?!

Это его импланты! Хондийский нерв и другие, уже кибернетические компоненты! Нерв искажает его сознание, служит призмой, через которую воспринимается мир. А примитивный, но мощный модуль технологической телепатии транслирует это искаженное мировоззрение!

«Бедный… – Гнев вдруг сменился брезгливой жалостью. – Он сам не понимает, как сильно искалечен! Я помогу! Я знаю, как помочь!»

– Гейбл?! – Она обратилась в пустоту, но отклик в виде аватара появился немедленно.

– Айлона? Что случилось?

– Гейбл, мне нужна колония нанитов второго уровня!

Он вскинул бровь, на миг задумался, затем спросил:

– Для предка?

– Угу. – Она не хотела развивать тему, рассказывать подробности.

– Так синтезируй их!

– Не могу, – призналась она. – Придется создать много оборудования. Провести исследования по совместимости.

– Естественно. Операция сложная. Но ты ведь умеешь клонировать микромашины? – Он не стал дождаться ее утвердительного ответа, помахал рукой: – Дерзай. Хотя твое стремление приручить предка преступно, не так ли?

– Гейбл, подожди!

– Ну что? Я не ищу новых неприятностей. Мне уже с избытком хватает проблем.

– Гейбл, у тебя ведь есть необходимое оборудование и подходящие колонии нанитов!

– Где, позволь узнать?

– В музее!

– Да ты с ума сошла!

– Экспонаты ведь действующие? И древняя техносфера, насколько я помню, реактивировалась? Ты ее не отключил?

– Нет еще. Мне некогда. Но я не разрешу тебе воспользоваться древними машинами! Решение о судьбе Бестужева пока не принято. Возможно, лучшим вариантом для всех будет вернуть его на Пандору, в стазис!

– Почему? Кто это предложил?!

– Мысли вслух. Решения, как я сказал, еще нет.

– Гейбл, помоги, прошу!

– Ты что, испытываешь к нему чувства?

– Это неважно! При чем тут чувства?!

– Да ты покраснела!

– Ой, уймись! Он меня оскорбил! Понимаешь?! Он осуждает нас!

– Ну, на его месте я тоже не испытывал бы восторга по поводу принятых решений. Ничего удивительного. Он человек, а не армахонт, и принадлежит своей эпохе. Вернуть его туда – самое разумное решение. Через двести пятьдесят тысяч лет он выйдет из стазиса, когда установка на Пандоре полностью компенсирует прыжок «Первопроходца» в прошлое. Никто не пострадает. Все останутся довольны.

– А мы еще будем существовать к тому времени?

– Ты или я?

– Нет! Мы – армахонты. Цивилизация!

– Понятия не имею.

– Какую память Егор сохранит о нас? Что он скажет об армахонтах?

– Я не понимаю тебя, Айлона! Он нас осуждает. Ладно. Это его личное дело. При чем тут…

– Ты должен мне помочь! Чувства здесь ни при чем! Решение по Пандоре по-прежнему в силе? Недавние события не повлияли на него?

– Да. Планета останется в стазисе. Мы не отключим установку, рискуя исказить временные линии Вселенной!

– Значит, Егора вернут туда? Я уже поняла, ты добьешься своего. Через двести пятьдесят тысяч лет он очнется и увидит другую Вселенную. Без нас. Я это чувствую. Но память цивилизаций, которые мы сейчас так бережно воспитываем, – она ведь сохранит наш образ?

– Наверное, – неуверенно ответил Гейбл. – Айлона, что с тобой происходит? Он тебя обидел? Задел? Да не обращай внимания! Он же дикое существо, отстающее от нас в развитии на четверть миллиона лет!

– Это не утешает.

– Так чего же ты хочешь?

– Изменить его мнение! Показать, что наш путь справедлив и оправдан! Разум, а не первобытные инстинкты должны управлять космосом!

– Хорошо, но при чем тут наниты? Ты хоть понимаешь, чего просишь? Кто разрешит имплантировать ему наносеть?! И для чего? В чем смысл?

– У него вживлен биоимплант! Хондийский нерв.

– Знаю.

– Но не представляешь, насколько это жутко на самом деле! Он видит мир как в кривом зеркале! Но удалить нерв невозможно! Только наниты способны его нейтрализовать!

– Ну да, согласен, – подумав, кивнул Гейбл. – Так ты хочешь устранить влияние хондийского нерва и показать ему нашу Вселенную?

– Да! Если иного выхода нет и Бестужев обречен вернуться в стазис, пусть он сохранит правдивую память о нас! Пронесет ее через время! Но без нанитов он не сможет усвоить того огромного объема информации, что необходим для понимания истинной доброты наших замыслов, справедливости нашей политики, величия наших целей и достижений!

– А если он попытается использовать возможности наносети?

– Где? В стазисе?

– Верно. – Гейбл поджал губы. – Нет, если честно, мне не нравится твоя затея! Давай так, я помогу, но на определенных условиях. Во-первых, мы дождемся общего решения. Если его вдруг захотят оставить среди нас, все выплывет наружу!

– Хорошо. – Айлона была настроена решительно. – Выдвигай предложение – вернуть его в стазис на Пандору. Я поддержу. Предок гостит на моей планете, и к моему мнению прислушаются. Вопрос будет решен быстро и окончательно!

– Отлично! – Гейблу нравилось, когда его инициативы получали поддержку. – Второе условие: мы никому не скажем об операции. Сохраним все в тайне. Я не хочу рисковать своим положением!

– Согласна.

– И третье. Мы терминируем нанитов, как только ты «откроешь ему глаза», втолкуешь, что ты там собралась втолковать.

– Он же погибнет! Извлечение нанитов невозможно!

– Я сказал: терминируем, а не извлечем. Есть у меня одно старинное устройство. Ликвидатор тестовых образцов. В древности не каждая имплантация проходила успешно. Сбойные колонии нанитов в таком случае просто нейтрализовывали без их физического извлечения. Они по-прежнему будут обращаться в его крови, но без программного обеспечения. Вреда здоровью никакого.

– Хорошо. Я согласна. – Айлона облегченно вздохнула. – Гейбл, я не забуду этой услуги!

– Романтический ужин?

– Посмотрим.

– Ладно. Я терпелив. Побалуй свое эго. Убеди его, что мы правы всегда и во всем.

* * *

Судьба не щадила пандорианцев.

Миг – и Егор оказался в совершенно другой обстановке, утратил способность двигаться.

Он стал игрушкой. Но своей цели добился – снова оказался тут, в Системе Изначальной.

Бестужев холодно наблюдал, как Гейбл и Айлона готовятся к операции, а его модуль технологической телепатии транслировал мысли в широком диапазоне частот связи, искал друга, но пока не находил его.

– Все будет хорошо. – Айлона подошла к изголовью, прикоснулась к его седым волосам. – Ты скоро выздоровеешь.

– А я болен? – спросил Егор.

– Имплантация хондийского нерва выполнена крайне грубо, – ответила она. – Кто тебя оперировал? И зачем?

– Нерв мне имплантировали в колониальном убежище. Это был единственный способ выжить. Льды таяли, – Егор отвечал сухо, отрывисто. – Вода была повсюду. Герметизация нарушилась. Еда закончилась. Мы умирали от холода и истощения.

Гейбл почувствовал, как по коже пробежали мурашки.

«Ужас, – в мыслях промелькнуло сострадание. – Досталось же ему».

– Но как вам помог нерв?

– В двух словах? – Неприязненная усмешка коснулась губ Бестужева. – Хондийский крейсер. Он был нашим шансом. Живой корабль, достаточно прочный, способный укорениться и производить биомассу. Но его предстояло захватить, а затем контролировать. Имплантированный нерв давал такую возможность.

– Кошмар. – Айлона следила за показаниями какого-то древнего устройства. – Тебе нереально повезло. Нерв мог убить. Вообще непонятно, как он прижился?

– И что теперь со мной не так?

– Все! – Ее глаза округлились от удивления. – Он стал твоим симбионтом! Гейбл, – она обернулась, – взгляни! Две нервные системы переплетены очень тесно. Боюсь, я ошибалась. Простая инъекция наномашин не поможет. Они не распутают этот клубок!

– Нужно попробовать.

– Очень рискованно. Его организм изменился под влиянием нерва. Есть химическая зависимость от хондийских метаболитов. К тому же мутировавшая часть нервной системы тесно связана с кибермодулями его имплантов, а они несовместимы с современными сетями наномашин.

– Ну так усовершенствуем их! Я справлюсь. Введем две колонии нанитов. Одна воздействует на нерв, другая на кибермодули.

– Перепрограммируем их?

– Усовершенствуем, программно и аппаратно.

Бестужев слушал их диалог, стараясь подавить наиболее сильные эмоции. Они говорили о нем, находясь рядом, не обращая внимания, обсуждали, каким способом убить нерв, не спрашивая, а хочет ли он этой операции?

Здесь и сейчас ему открывалась истинная суть цивилизации армахонтов. Они считали себя выше таких мелочей, как этика. Им плевать на системы ценностей. Достаточно уверенности, что совершаемые действия во благо, и неважно, кто перед ними – человек или другое разумное существо, индивид или космическая раса, судьбу которой они решают.

У армахонтов есть цель – контролировать все и вся. Выстроить Вселенную без войн, в зародыше устраняя причины возможных конфликтов, перетасовывая цивилизации, формируя население секторов пространства по признаку идентичности, понятному лишь им.

Они не помогают. Даже сейчас – не помогают. Решают интересную для них задачу. Обеспечивают себе превосходство, возможность манипулировать моим сознанием, чтобы вложить в меня, как в капсулу, нужные воспоминания, – он слабо, едва заметно усмехнулся, – запрограммировать и отправить в стазис.

– Так мы работаем или нет? – спросил Гейбл.

– Да, – ответ Айлоны прозвучал решительно. Она отбросила сомнения. Ее не волновало, что после операции Бестужев станет кем-то другим, потеряет большую часть себя. Как уже потерял однажды, согласившись на имплантацию нерва, но тогда это требовалось для выживания, а сейчас?

Сейчас ситуация ничем не отличается.

«Я последний, кто может все изменить».

Вспомнилось стылое подтопленное колониальное убежище, рев воды, окаемка минеральных солей на сырых стенах, жуткая лаборатория, где втайне от всех морф, подменивший Русанова, планировал судьбу землян и пандорианцев.

«Хватит. Я больше не буду марионеткой. Пусть думают, что они управляют ситуацией.

Пусть делают, что задумали.

Я выберусь».

Мысли гасли. Сознание ускользало во тьму. Он боролся, скорее инстинктивно, чем в силу необходимости, ловил обрывки фраз, вопреки усиливающемуся воздействию на разум все еще видел злобные, крохотные огоньки индикационных сигналов на блоках древней (по меркам армахонтов) аппаратуры.

Он делал это ради всех.

* * *

В недрах города на техническом уровне сервы открыли мобильный ремонтный комплекс.

Внутри, удерживаемый силовыми захватами, находился андроид.

Техника, живущая сама по себе, крайне опасна. Еще опаснее техносфера – единение миллионов машин, работающих вне зависимости от воли своих создателей.

Мало кто понимает степень этой угрозы, но она объективно существует, усиливаясь с каждым днем, с каждым новым шагом, пройденным по пути необузданного прогресса.

Армахонты осознали это слишком поздно, когда созданные ими комплексы терраформинга начали стирать миры, уничтожая цивилизации, словно ластик, меняющий лик Вселенной.

Конечно, андроид послал запрос в сеть, продолжая анализировать полученные данные, конечно, подразумеваются не те цивилизации, что уже проявили себя, а иные, только зарождающиеся формы мыслящих существ, порой настолько чуждые и непонятные, что их сложно заметить.

Армахонты поняли ошибку, но выводы, сделанные ими, несли зародыш предстоящего краха.

Если Егор Бестужев формулировал выводы осторожно, а понимание сути вещей приходило к нему на уровне интуиции, то андроид оперировал достоверными данными, полученными из сети древнейшего рода вселенной.

Ремонтно-диагностический комплекс завершил работу – он реставрировал человекоподобную машину, усовершенствовал кинематику, обновил ядро системы, но не посмел прикоснуться к нейросетям.

– Егорка? Слышишь меня?

Слабый отклик модуля технологической телепатии транслировал искусственному интеллекту угасающие мысли Бестужева.

Он здесь! На планете! В пределах радиуса действия систем связи!

Андроид освободился от силовых захватов, выбрался из технической камеры, не прерывая ни на секунду контакта с сетью.

Ему инсталлировали новую операционную систему, внедрили колонии нанитов, расширили объем оперативной и постоянной памяти, оптимизировали ядро системы, увеличили быстродействие, установили модули совместимости.

По результатам тестирования он получил ряд командных приоритетов в сложной иерархии городских структур.

* * *

Андроид двигался темным узким коридором, где уже давно не ступала нога человека, и удивлялся остроте ума, прозорливости Егора.

Он получил четкие указания к действию и теперь направлялся к древнему центру биокибернетических технологий, где сейчас находился Бестужев.

Его пытаются улучшить, как только что улучшили меня. Он борется, передавая информацию. По данным, поступающим от модуля технологической телепатии, андроид восстановил для себя полную картину произошедших событий.

Нейросеть андроида получила новые командные приоритеты. Искусственный интеллект вошел в информационное пространство древнейшей техносферы и начал манипулировать им.

Последний мыслящий механизм в обозримой Вселенной. Аналог тех машин, что долгое время являлись соратниками людей, пока потомки экипажа «Первопроходца» постепенно не превратились в армахонтов.

Они изучили Вселенную.

Усвоили уроки известной истории, ибо пришли из будущего, которое теперь было для них предначертано.

Они пытались остаться людьми, но не сумели, слишком долгий путь развития изменил их – и физически, и духовно.

Шагая темным коридором, двигаясь к цели, андроид усваивал огромные объемы данных, одновременно сохраняя самоидентичность, ведь нейросети, на основе которых сформировалась и существовала личность, не были затронуты процессом усовершенствований.

– Егорка, держись, – шептали его губы.

* * *

Гейбл и Айлона действовали молча, сосредоточенно. Они оперировали Егора при помощи древних наномашинных комплексов и потому не могли полностью полагаться на автоматику. Требовался постоянный контроль над нанитами, ведь человеческий организм хрупок, а поставленная задача сложна.

Процесс нейтрализации биоимпланта протекал крайне медленно. Введенные в кровь Егора микромашины сейчас пытались изолировать хондийский нерв, ведь грубо оборвать его связь с центральной нервной системой было бы слишком опасно. Нерв пустил корни, сросся с человеком, встроился в обмен веществ.

Через некоторое время Гейбл взял тайм-аут. Он вытер бисеринки пота, выступившие на лбу, сел, устало массируя виски.

– Что, если он умрет?

– Вернись к делу! – потребовала Айлона.

– Я устал!

– Гейбл, не время капризничать. Одна я не справлюсь!

– Он изуродовал себя, а мы исправляй, да? – ворчал армахонт. – Нерв защищается. А наниты обучаются слишком медленно.

– Тогда давай программировать их напрямую.

– Да, это выход, согласен, но у нас мало материала для анализа. Мы практически не знаем метаболизма хонди.

– Вернись и работай!

Гейбл неохотно встал.

– Не понимаю, – продолжал ворчать он, – по сети идет поток данных. Кто-то помогает нам извне?

Айлона недовольно поморщилась, отвлеклась.

– Да. – Она просмотрела полученный отчет. – Ничего странного. Исследовательский центр биокибернетических технологий включился в работу. Разве нам помешает помощь?

Гейбл не разделял ее беспечности.

– У меня скверное предчувствие. – Он наблюдал за распределением потоков данных. – Такое впечатление, что нам помогает не подсистема, а полноценный искусственный интеллект.

– У тебя паранойя. Вернись к делу. Все искусственные интеллекты давным-давно ликвидированы, ты же знаешь!

– Угу. Но предчувствие…

– Хватит уже! Ты иногда бываешь просто невыносим!

– Ну, хорошо-хорошо. Работаем!

– Взгляни, как ускорился процесс! Наниты получают инструкции. В древних базах данных, оказывается, есть нужные сведения, касающиеся метаболизма хонди!

– Прекрасно. – Гейбл действительно обрадовался. Ход рискованной операции едва не вышел из-под контроля, но после включения древних устройств дела действительно пошли значительно быстрее и лучше. – Нерв блокирован, – через некоторое время сообщил он. – Наниты продержат его в изоляции до тех пор, пока не будут терминированы их программы.

Айлона устало улыбнулась.

– Он без сознания. – Гейбл неприязненно покосился в сторону Егора.

– И пробудет в таком состоянии еще сутки, не меньше. Затем ему потребуется время на адаптацию к новым возможностям рассудка. Тоже, между прочим, рискованный этап. Информацию в этот период нужно дозировать. – Айлона обернулась к Гейблу: – Системы жизнеобеспечения справятся?

– Несомненно.

– Мне нужно ненадолго вернуться в свой мир. Присмотришь за ним?

– Пожалуй. Но и ты не задерживайся. У меня много дел. Надо начинать отключение древней техносферы. Помнишь о своем обещании?

– Ну конечно. – Она лукаво улыбнулась. – Обсудим это позже, ладно? У нас впереди – вечность. – Айлона, как всегда, ускользала, но Гейбл настолько устал за последние дни, что даже обрадовался ее уклончивому ответу.

Они вышли, оставив Егора под опекой систем жизнеобеспечения.

* * *

На самом деле команды медицинским системам отдавал андроид. Он уже находился в здании центра биокибернетических технологий, ожидая, пока армахонты сочтут операцию завершенной.

Они ушли, и искусственный интеллект принялся за дело.

Блоки древней аппаратуры включились вновь. В объеме заработавших голографических мониторов сформировалась модель человеческого организма.

Наниты, блокирующие хондийский нерв, получили новые инструкции.

Прошло несколько часов, и от изголовья камеры поддержания жизни отделились два тонких хирургических манипулятора.

На контрольном мониторе появились новые сообщения системы:

«Ввод колоний наномашин третьего уровня».

«Ввод колоний наномашин четвертого уровня».

«Реконфигурация ядра кибермодулей. Процесс инициализирован».

«Подключение глобальных баз данных».

«Тест совместимости пройден».

«Начат процесс записи».

Андроид некоторое время контролировал параметры жизнедеятельности человеческого организма, затем, оставаясь на связи с медицинской аппаратурой, покинул здание, направляясь в другую часть города.

Не все запланированные действия он мог осуществить через сеть.

Некоторые устройства, которые он отыскал и идентифицировал по прямому указанию Егора, были изолированы от кибернетической сети Альмата.

Система Изначальная. Альмат.

Два дня спустя

Бестужев пришел в сознание спустя двенадцать часов после операции.

Он чувствовал себя превосходно. «Интересно, где сейчас Гейбл и Айлона?»

Ответ пришел мгновенно. Айлоны не было на планете, а Гейбл работал в информационном центре.

Похоже, обо мне на время забыли. Или следят дистанционно?

Мысленный вопрос вновь вызвал немедленную реакцию со стороны глобальной информационной системы.

Он был свободен. Его перемещения в рамках города никто не ограничивал.

Бестужев не спешил. Прежде всего – информация. Действовать нужно наверняка. Второй попытки не будет.

Он некоторое время работал в цифровом пространстве, затем встал, оделся, вышел на улицу.

Вечер. Вокруг расплескались городские огни.

«Центр управления», – подумал он.

Резкое секундное головокружение – и он уже стоял на ступенях крыльца нужного ему здания.

Двери открылись автоматически. Он вошел внутрь.

– Гейбл, нам нужно поговорить!

– Не о чем, – даже не обернувшись, отрезал тот. Появление Бестужева не удивило и не взволновало армахонта. Он даже не справился о его самочувствии.

– И все же отвлекись. – Бестужев сел в кресло, погрузился в цифровое пространство. Новые возможности он использовал осторожно, постепенно адаптируясь к непривычным способам работы с информацией.

– Ты получил наномашинную сеть! – сварливо ответил Гейбл. – Воспользуйся нанитами, они откроют тебе доступ к базам данных. Глобальная библиотека армахонтов, что еще нужно для удовлетворения любопытства?

– Мне нужны объяснения. Доступную информацию я уже просмотрел.

– И ничего не понял? – желчно усмехнулся Гейбл. – У меня мало времени. О чем речь?

– О гиперкосмосе[4].

– Эк тебя заносит! Нам понадобились сотни тысяч лет, чтобы постичь структуру энергетической вселенной. А ты приходишь и требуешь, чтобы я в двух словах объяснил тебе теорию мироздания?!

– Именно. Я не собираюсь вникать глубоко. Мне нужны простые ответы на ряд вопросов.

– Зачем? Для общего сведения?

– Гейбл, я стараюсь примириться со своим положением. И понять армахонтов. Может, ты найдешь достаточно примитивное объяснение? Доступное для моего уровня развития?

Гейбл смутился.

– Извини. Не хотел тебя задеть, – запоздало извинился он.

– И все же? Расскажешь?

– Ну, хорошо, я попробую объяснить. – Армахонт приостановил текущие операции, обернулся к Егору. – Гиперкосмос в нашем понимании – это энергетическая структура, отражающая все гравитационные взаимосвязи, существующие во Вселенной, – тщательно подбирая слова, произнес он. – На протяжении тысячелетий наши ученые пользовались термином «гравитация», но не могли определить ни частиц, ни волн – ее носителей. Почему гравитация действует на любых расстояниях? Почему все массы тел положительны? – вот самые простые вопросы из длинного списка. И только изучая гиперкосмос, мы получили некоторые ответы. Взгляни. – Их окружила сложная сетчатая модель галактического диска, состоящая из множества энергетических нитей. – Это линии напряженности гиперкосмоса. На самом деле их в миллиарды раз больше, но для навигации и связи мы пользуемся лишь наиболее стабильными и потому в рабочих моделях отображаем только их. Каждая линия напряженности, которую ты сейчас видишь, называется «горизонталью» и связывает между собой звезды, расположенные не далее пятнадцати световых лет друг от друга. Для навигации и связи важно основополагающее свойство горизонталей. Они способны проводить материальные объекты, если те обладают достаточным энергетическим потенциалом, и импульсы – эту особенность мы используем для мгновенной передачи информации.

Гейбл перевел дыхание, покосился на Бестужева. Он не привык к длинным монологам. Вообще вербальное общение здорово его утомляло.

– Ты что-нибудь понял?

– Да, – кивнул Егор. – Вы – не строители межзвездной сети? Она – физическое явление, свойственное гиперкосмосу?

– Ты прав. Гипертоннели существовали всегда как объективное явление. Но без соответствующих технологий их невозможно использовать в качестве транспортных артерий, и даже построив гиперпривод, сумев открыть окно в гиперпространство, ты не сможешь мгновенно переместиться между звездами – скорее погибнешь.

– Почему?

Гейбл глубоко вздохнул. К своей величайшей досаде он понял – просто так ему не отделаться.

– Существует множество нюансов, которые должны быть учтены. – Он изменил модель. – Условно гиперкосмос разделен на десять энергоуровней. Это как десять вложенных друг в друга сфер. Сетка горизонтальных взаимосвязей повторяется на каждом. – Теперь он говорил быстро и сжато, хотел поскорее наскучить Егору, отделаться от него. – Существуют еще и вертикальные линии, но о них пока известно немного. В плане навигации они крайне опасны. Если космический корабль попадает в поток Вертикали – его дальнейшая судьба неизвестна. Мы полагаем, что Вертикали связывают каждую существующую в трехмерном космосе звезду с некоей центральной точкой, расположенной в глубинах гиперкосмоса, в границах десятого энергоуровня, но ни один исследовательский аппарат, отправленный к центру мироздания, не вернулся и не передал информации. Срыв на Вертикаль всегда ведет к потерям. Так мы погубили флот терраформеров.

– Айлона сказала, что армахонты не ведут преобразования планет, – как бы между прочим заметил Егор.

– Сейчас не ведем, – уточнил Гейбл. – Но раньше, еще до печального инцидента с алгитами, существовал проект, предполагавший терраформирование многих миров. Мы планировали создавать биосферы, пригодные для различных цивилизаций. Вообще-то терфул – базовый корабль терраформинга – способен воссоздать любой объект, информация о котором хранится в его памяти. Терфул с одинаковой эффективностью действует на поверхности планет и в космосе. – Гейбл, похоже, увлекся. – О, это были великолепные корабли, – с нескрываемым сожалением добавил он. – Настоящие Созидатели Миров!

– Я слышал от эшрангов о некоем «разрушителе миров».

– Тупые создания! – пренебрежительно отмахнулся Гейбл. – Они, вероятно, видели в действии один из двенадцати модулей Созидателя. Мы называем его Утилизатор. Он разрушает небольшие небесные тела, чтобы другие сегменты – всего их двенадцать – могли собирать и поставлять вещество в бортовые емкости модуля Репликации – именно он создает объекты любой сложности путем их послойного молекулярного воспроизведения. Впрочем, – Гейбл запоздало осекся, – это не важно. Флот терраформеров сорвался на Вертикаль, и мы не знаем его судьбу.

– Зачем, создав мобильный гипердвигатель, вы выстроили сеть на основе Врат? – Егор вопреки надеждам Гейбла проявил интерес.

– Чтобы слаборазвитые или агрессивные цивилизации не совали свой нос куда не следует! – сварливо ответил армахонт. – Мы структурируем межзвездные связи, выстраиваем миропорядок, регулируем транспортные потоки, ограничиваем нежелательные контакты. Некоторые звездные системы изолируем, между другими открываем действующие маршруты.

– А как осуществляется навигация?

– Зачем тебе? – Гейбл подозрительно взглянул на Бестужева.

– Интересно. Вы путешествуете, используя только горизонтали первого энергоуровня?

– Да! Это безопасно и практично.

– Но это короткие прыжки. Сам же сказал – не далее чем на пятнадцать световых лет. Но Айлона упоминала о мгновенных перемещениях на огромные расстояния!

Гейбл тяжело вздохнул, но ответил:

– В упрощенном виде стабильные гипертоннели можно сравнить с сетью дорог. Ты добираешься до определенного пункта, а дальше в узловой точке меняешь ведущую горизонталь, движешься по отрезкам сети, пока попадаешь в нужную тебе систему.

– И почему же ваш опыт никто не повторил? – удивился Егор.

– На практике все очень сложно. Мало изобрести гиперпривод. Нужно правильно настроить его, чтобы корабль не сгорел в потоке гипертоннеля, учесть множество переменных! Требуются специализированные базы данных, иначе как ты определишь, куда двигаться? Из каждой звездной системы при погружении в гиперкосмос открывается множество маршрутов. Серфинг по гипертоннелям – это огромный риск. Потому мы и создали сеть на основе стационарных устройств. Это избавляет корабли других цивилизаций от необходимости нести на борту гиперпривод, гарантирует безопасный прыжок в заранее известную точку.

– Да, впечатляющее достижение. – Теперь, узнав ключевые понятия, Егор сориентировался в сети, загружая нужную ему информацию.

– Ты подозрительно быстро встал на ноги. – Армахонт уловил оттенок фальши в последней фразе Бестужева.

– Наверное, у меня крепкое здоровье.

– И вопросы ты задаешь странные, – не унимался Гейбл. – Почему интересуешься именно гиперкосмосом?

– Ну, вообще-то меня интересует очень многое. Например, ты мог бы мне рассказать, как развивалась культура армахонтов?

– Послушай, я ведь сказал, что занят! – Гейбл тут же пошел на попятную. – Айлона обещала скоро вернуться. Она тебе все расскажет. А пока прогуляйся по городу. Не пожалеешь. Есть на что посмотреть. Одна архитектура чего стоит!

– Ладно. Если ты действительно так сильно занят, я, пожалуй, действительно прогуляюсь. – Егора понемногу начало лихорадить. – А когда ждать Айлону? Она далеко?

Гейбл снисходительно усмехнулся.

«Предок так ничего и не понял. Теория гиперкосмоса для него непостижима. Делает вид, что интересуется, а сам как был дикарем, так им и остался! Тут и наниты бессильны», – презрительно подумал он.

– Айлона найдет тебя, не волнуйся. За одно мгновение. А когда именно она вернется, я не знаю.

– Ладно. Спасибо. Извини, что отнял время. – Егор пошел к выходу, а Гейбл все так же презрительно смотрел ему вслед.

* * *

На улице было тепло. Над головой простиралось безоблачное ночное небо, украшенное рисунком незнакомых созвездий.

Егор мысленно вошел в сеть.

– Дитрих?

– Да, – мгновенно откликнулся андроид. – Можем говорить спокойно, я защитил канал связи.

– Ты нашел мерч?

– Нахожусь рядом с ним.

– Это действительно колония алгитов?

– Да. Но она – искусственная.

– То есть? Я не понял? Эшор утверждал, что мерч – это исходная, материнская колония алгитов!

– Он ошибался. Видимо, термин имеет несколько значений. Я сейчас сканирую контейнер. В нем миллиарды искусственных кристаллов со сложной структурой, выполненной на наноуровне.

– Нейросеть?

– Нет. Это сложные устройства, не имеющие ничего общего с нейромодулями. В них встроены носители информации. Данные, – возникла секундная пауза, – данные с одного прочитанного мной кристалла описывают свойства и структуру отдельного объекта! Подожди еще немного… Так-так, что же получается? Составляя комбинации из компонентов мерча, можно получить модели различных устройств и даже жизненных форм практически любой сложности!

– Это может послужить матрицей для послойного молекулярного реплицирования?

– Теоретически – да, – ответил андроид. – Как ты догадался?

– Гейбл подсказал. Случайно проговорился.

– Ты расспрашивал его о мерче?

– Нет, он сам пустился в некоторые пояснения.

– Что мне теперь делать, Егор?

– Забирай мерч. Встретимся у космического порта. Древняя техносфера еще в работе?

– Да.

– Нам потребуется вся энергия города. Сможешь обеспечить ее перераспределение?

– Смогу.

– Взгляни на космопорт.

– Есть. Соединился с датчиками.

– Видишь объект, похожий на линзу?

– Да. Он состоит из двенадцати сегментов. Постой. На борту сканируется контур гиперпривода! Это космический корабль?!

– Думаю, нечто большее. Комплекс терраформинга. Созидатель Миров.

– Я не понимаю твоего замысла, Егор!

– И не нужно. У нас нет времени. Придется рискнуть.

– Егор, мы ничего не сможем сделать! – Андроид мгновенно просчитал риски. – Если ты собираешься угнать космический корабль – это не вариант. Мы не знаем, как им управлять! На реактивацию подсистем, зарядку накопителей, подготовку к старту уйдут часы! Нас остановят!

– Нет. Не успеют.

– Егор, я не нашел в сети инструкций по эксплуатации «терфула».

– Знаю. Но моя наносеть двумя уровнями выше, и я не просто так велел устанавливать именно ее. Много вопросов задаешь. Поверь мне!

– Я хочу понимать, что делаю.

– Ладно. – Егор готовил к работе модуль мгновенного перемещения. – Я загрузил доступные данные, пока беседовал с Гейблом. После отказа от практики терраформирования планет все Созидатели Миров, а их оставалось всего пять, были переведены в разряд кораблей постоянной готовности. Вообще-то я слышал об этом еще на Пандоре, но тогда еще не понимал, о чем идет речь. Их уникальные бортовые системы могут использоваться как оружие, против которого нет никаких способов защиты. Терфулы размещены в четырех главных для армахонтах системах, и еще один законсервированный – на Пандоре. Ты видишь на площадках космического порта другие космические корабли?

– Нет.

– Терфул находится в готовности к старту. В любую секунду. По первому требованию. Но для нас он бесполезен без мерча. Почему – объясню позже. А теперь ты должен перераспределить энергию.

– Зачем, если корабль готов к старту?

– Чтобы нам не помешали уйти в прыжок! Энергию города нужно израсходовать. Оставить только неприкосновенный запас для антигравов. Не хочу, чтобы Альмат разбился. Пока Гейбл тут один, мы сможем уйти. Но двое армахонтов уже способны перехватить управление и остановить нас. Поэтому – торопись. Я не знаю, когда появится Айлона. Мы должны успеть до ее прибытия!

– Я понял, Егор. Сделаю. И все равно – это огромный риск!

– Другого шанса у нас не будет. Береги мерч. Он – ключ к нашему будущему!

Холодная вспышка мгновенного перехода поглотила Егора Бестужева.

Зрение на миг помутилось, а через секунду он понял, что стоит перед шлюзом огромного космического корабля.

Он отдал мысленную команду с использованием наносети.

Сердце на миг замерло. Получится или нет?

Шлюз открылся.

Слишком легко? Будто меня отпускают?

«Нет, – ожесточенно подумал Егор, вспомнив разговор с Гейблом. – Я для него – ничтожество. За мной не нужно следить. И это единственный шанс вырваться. Другого уже не будет!»

Он обернулся. По широкой дороге между зданиями древнего космопорта бежал андроид, бережно прижимая к груди внушительных размеров цилиндр.

– Быстрее!

Огни города гасли, погружая Альмат во тьму.

Андроид заскочил в шлюз. Наружный люк Созидателя Миров начал закрываться.

* * *

Айлона грустно улыбнулась, наблюдая, как Бестужев скрылся внутри терфула.

– Прости, Егор, – с горечью шепнула она, – но мы не можем вернуться. Надеюсь, ты поступишь правильно. Сделаешь это за нас.

Вот теперь будущего уже точно не знал никто.

Изолированный сектор пространства

Рубеж.

Тонкая пульсирующая нить на звездной карте сектора.

Линия смерти, арена беспощадной борьбы, где жалкие остатки некогда процветавших цивилизаций, забыв прошлые распри, объединились в последней попытке выжить.

Восемнадцать звездных систем.

Станции Н-болг, веками сохранявшие нейтралитет, превратились в орбитальные крепости, сгорающие под постоянными атаками и возрождающиеся вновь, словно мифические фениксы, восстающие из пепла.

Смерть собирала тут обильную жатву, и на ниве беспощадной борьбы зрела ненависть, которая рано или поздно изберет путь: либо шагнет дальше в лице одной наиболее успешной цивилизации, либо иссякнет, но не в силу здравого смысла, а по причине полного разрушения древней внепространственной сети.

Эшранги ценой невероятных потерь взяли штурмом станцию системы Нерг. Они блокировали Рубеж со своей стороны и держались, забыв о клановом делении, иерархии – обо всем, что еще недавно составляло смысл их надменного существования.

Хонди захватили Н-болги в Зайрусе и Эфате.

Умры – почти забытая цивилизация сектора, сохранившая всего две планеты на задворках разорванной сети, – прислали девять последних боевых кораблей и присоединились к своим злейшим врагам, чтобы противостоять морфам.

Две центральные системы Рубежа – Фаллукс и Доргаут – стали ареной жесточайших схваток.

После уничтожения гибридной конструкции в системе Нерг, захвата станций Зайруса и Эфата морфы Фаллукса и Доргаута взбунтовались. Они уничтожали любой корабль, появившийся из Врат Миров, в пределах досягаемости систем обороны станций.

Обстановка накалялась с каждым днем. Среди морфов в других звездных системах постепенно начались волнения. Многие маршруты стали небезопасными. Все чаще торговые корабли разных цивилизаций пропадали без следа после стыковки с Н-болгами независимых систем.

Эшранги и хонди решились на новый скоординированный натиск. Они извлекли уроки, и две армады, атакуя станции Фаллукса и Доргаута, уже не повторяли роковых ошибок. Любой обломок, приближающийся к Н-болгам, уничтожали беспощадно, не считаясь с потерями.

Станции не выдержали штурма. Морфы не получили возможности вновь использовать свои уникальные способности.

Н-болги обеих систем пали и теперь считались необитаемыми. Может быть, в их пронизанных радиацией недрах еще влачили существование небольшие группы морфов, но никто не решался проверить, так ли это.

После беспощадного штурма в войне наступило короткое затишье. Торговые корабли еще не осмеливались появляться в границах Рубежа, но ситуация медленно стабилизировалась, казалось, что Ц’Осты проиграли, а их экстремальные способы выживания, наглядно продемонстрированные на примере системы Нерг, – не более чем шаг абсолютного отчаяния.

Минуло два месяца.

Победители, выжившие в беспощадном столкновении, постепенно пришли в себя, с дрожью оглядываясь в недавнее прошлое, еще храня верность вынужденному союзу, но уже косо поглядывая друг на друга.

Начала оживать межзвездная торговля. Эшранги и хонди отвели боевые флоты, теперь они присматривались к немногим независимым системам, еще не вошедшим в состав их империй.

Умры, получив гарантии неприкосновенности своих колоний, вернулись на родные планеты.

Однако возрождающаяся торговля требовала не только исправной работы врат. Кораблям нужны промежуточные станции, доки для мелкого ремонта, возможность сделать остановку, восстановить запасы энергии, дать экипажам отдых.

Через три месяца после памятного штурма хонди совершили роковой шаг.

Победа над морфами казалась окончательной и бесповоротной. Хондийские крейсера состыковались с вакуумными доками разрушенных Н-болгов систем Фаллукс и Доргаут. Разумные насекомые восстановили некоторые отсеки внешнего слоя. Они начали принимать транспортные корабли.

Как оказалось – рано.

Уникальные биотехнологии их цивилизации, практически не затронутые влиянием армахонтов, служили добычей, а выжившие в глубинах разрушенных станций Ц’Осты превратились в терпеливых охотников.

Однажды они вышли из радиоактивных недр станции Н-болг системы Доргуат, действуя стремительно и беспощадно. Разумные хондийские особи были уничтожены, крейсера, состыкованные со станцией, захвачены, рабочие, занятые восстановлением отсеков и обслуживанием транспортных кораблей, переподчинены новым хозяевам.

Ц’Остов рано сбросили со счетов, сочли вымершими. Опаснейшие существа, способные ассимилировать генетический материал других биологических форм, знавали и худшие условия выживания.

Тысячелетия понадобились армахонтам, чтобы ввести диких, необузданных тварей в галактическое сообщество, изменить систему моральных ценностей Ц’Остов, трансформировать агрессию в дух соревнования, выстроить сложную для непосвященных иерархию, но теперь их уже ничего не сдерживало. Загнанные в радиоактивные глубины Н-болгов морфы быстро утратили тонкий налет «цивилизованности» и вышли из смертельных недр космических станций с единственным намерением – восстановить былой миропорядок, но уже по своему усмотрению. Вселенная должна принадлежать сильнейшим, и если средством для достижения поставленной цели служат хондийские технологии – значит, так тому и быть.

* * *

Рубеж вновь пылал.

Станция Н-болг системы Доргаут преобразилась. Опыт, полученный морфами в битве за Нерг, был осмыслен и учтен ими в полной мере. Теперь по орбите вокруг планеты величественно плыла неприступная гибридная конструкция. Издали обшивка огромной станции выглядела пегой, покрытой наплывами и наростами. Хонди восстановили ее, но во влажных глубинах среди резких запахов правили отнюдь не они.

Миллионы хондийских рабочих были заняты строительством армады космических кораблей. Они трудились без устали, погибали от истощения, но им на смену приходили новые и новые неразумные особи, рожденные в инкубаторах, подчиненные воле Ц’Остов.

Здесь и сейчас зарождалась сверхцивилизация существ, стряхнувших оковы условностей и ограничений. Морфы, агрессивные по природе, как будто очнулись от тысячелетнего сна, осмотрелись удивленно и брезгливо.

Надменные эшранги, плодовитые хонди, благородные умры, влюбленные в космос алгиты, звенги – непревзойденные и неутомимые изобретатели, цихриты – обретшие самосознание биороботы, пытающиеся найти свой собственный путь во Вселенной, небольшие анклавы людей, все еще хранящие память о Земле, – все они были приговорены служить морфам либо сгинуть. Ц’Осты собирались взять от каждого лучшее, ассимилировать не только гены, но и любые полезные достижения иных космических рас и расселиться по звездным системам, оставляя жизнь только тем, кто полезен или нужен в данный момент.

Случилось то, о чем Егор Бестужев пытался сказать Айлоне. Судьба цивилизаций изолированного, брошенного армахонтами сектора служила наглядным примером того, что ждет сотни миров обитаемого космоса в недалеком будущем, когда строители межзвездной сети окончательно сойдут со сцены истории, а созданная ими система сдерживания рухнет.

* * *

Этот день стал судьбоносным.

В системе Доргаут произошло два события.

Во-первых, внезапно заработали Врата Миров, лишенные энергии по решению морфов.

Питание на них подали из системы Фаллукс. Цихриты, однажды взломавшие межзвездную сеть, не хуже других понимали угрозу, исходящую от Ц’Остов Доргаута. Они привели два боевых корабля армахонтов и с их помощью активировали Врата через открытый со стороны Фаллукса гипертоннель. Активность генераторов пробоя метрики пространства не прекращалась ни на секунду. Флот, состоящий из кораблей эшрангов, хонди и умров, выходил из гиперкосмоса, перестраиваясь для грядущего сражения.

Угроза, исходящая от морфов, вновь объединила цивилизации сектора, но вряд ли сводные силы могли победить в грядущей схватке. Станция Н-болг, отреставрированная и усовершенствованная, выглядела устрашающе. Сотни хондийских крейсеров окружали ее, готовясь отразить нападение, десятки тысяч фаттахов роились в космосе.

Эшор мрачно расхаживал по командному отсеку, удрученно поглядывая на экраны, куда транслировалось изображение с передовых эмширов, ведущих разведку.

Его возвращение в иерархию клана Эшр можно охарактеризовать как шаг «из огня в полымя».

Он вырвался с погибающей планеты, чтобы встать во главе обреченного флота пяти цивилизаций.

Локационные системы флагмана транслировали на боевой мостик обработанные результаты сканирования, формируя образ неприступной космической крепости, окруженной сонмищем прикрывающих ее кораблей.

«Это будет последняя битва», – невольно подумал Эшор, и шерстка на его загривке встала дыбом.

Два боевых корабля армахонтов, управляемые цихритами, выставили силовой щит, прикрывая Врата Миров, защищая прибывающие корабли.

Гипертоннель работал десять часов, пока последний из транспортов не вышел в трехмерный континуум.

Четыре с половиной тысячи боевых единиц. Все, что удалось собрать в рамках еще действующих отрезков межзвездной сети.

Эшор смотрел на армаду объединенного флота, но не испытывал душевного подъема, скорее он ощущал обреченность, понимая: победа возможна, но она и есть – приговор.

Немногие выйдут из битвы, а те, кто выживет, уже не смогут созидать или воевать.

Эшор прожил трудную, неоднозначную жизнь. Он повидал многое и отчетливо понимал: каким бы ни был исход сегодняшней битвы, она станет закатом космической эры. И победителей, и побежденных ждет падение в пропасть регресса.

Но решение было принято.

«Если сегодня нам не удастся разгромить морфов, – думал он, – то цихриты уничтожат программное обеспечение всех без исключения Врат Миров. Сеть, построенная армахонтами, обратится в прах, и цивилизации начнут все с нуля, вновь развиваясь в границах своих солнечных систем, пока не найдут способа путешествовать через гиперкосмос.

Возможно, та будущая, далекая, гипотетическая сейчас эпоха станет лучше? Может, мы все изменимся, пройдя собственными путями развития? Запомним падение величайшего содружества, и наши потомки создадут новое, но более справедливое и надежное мироустройство?»

Эшор не пытался заглянуть в будущее. Оно никогда не наступит, если мы проиграем битву.

«Морфы, – он отдавал им должное, – сверхсущества. Вкусив плоды победы, они уже не остановятся. Никогда. Их экспансия будет долгой, кровавой и всепоглощающей».

Врата Миров закрылись. Их источник энергии иссяк. Теперь на ближайшие сутки путь к отступлению был отрезан.

Эшор ожидал прибытия еще одного корабля, но тот должен был появиться к финалу битвы. Он станет последней надеждой для немногих, кто выживет в схватке с морфами.

* * *

В диаметрально противоположной Вратам точке эклиптики системы Доргаут, где миллиарды лет беззвучно скользят по орбитам сцементированные льдом каменные глыбы, внезапно началось формирование удивительного явления.

Воронка, пронизанная сеткой энергетических разрядов, казалась чернее, чем мрак.

Несколько секунд она стремительно росла, вращаясь, захватывая огромный объем пространства, порождая беззвучные вспышки, – астероиды превращались в потоки излучения, едва соприкоснувшись с искаженной метрикой пространства.

Еще немного – и призрачный свет, зародившийся в эпицентре воронки, вдруг начал принимать нечеткие очертания огромного рукотворного объекта, затем в границах сияния произошел стремительный процесс материализации.

Уцелевшие астероиды сошли со своих орбит, словно пространство упруго деформировалось.

Семисотметровая конструкция, скупо очерченная габаритными и навигационными огнями, вышла из гиперкосмоса. Ее основу составляли две полусферы, объединенные цилиндрическим телом. Корпус космического корабля бугрился надстройками. Семь ниш, расположенных по периметру вращающейся цилиндрической части, уже не пустовали: в них крепились боевые модули, демонтированные со станции Н-болг.

Порты плазменных батарей были открыты, лазерные и кинетические системы вооружения приведены в боевую готовность.

Корабль включил маршевые двигатели и, набирая ускорение, устремился к Доргауту, где в эти минуты разгоралась последняя битва.

Кормовая полусфера пылала сиянием двигателей, высвечивающих многократно повторяющуюся маркировку, нанесенную на элементы бронирования корпуса:

«Земля. Колониальный транспорт «Прометей».

* * *

Космос пылал.

Оптические умножители «Прометея» транслировали панораму космической битвы, но подсистемы анализа целей уже не справлялись с обилием объектов и хаосом их траекторий.

Ситуация менялась с удручающей динамикой. Эскадры сводного флота окружали Н-болг, пытаясь замкнуть станцию в сферическое построение, но отчаянное сопротивление сотен кораблей, тысяч истребителей и батарей противокосмической обороны рвали атакующие формации.

Вихрящиеся облака обломков, выбросы декомпрессии, плазменные удары, росчерки лазерных разрядов, затяжные дуэли крупных кораблей и скоротечные схватки аэрокосмических истребителей – все сливалось в ощущение смертельной, набирающей силу схватки.

В рубке «Прометея» сейчас находились представители разных цивилизаций.

Родион Бутов и Павел Стременков сидели в креслах за главными постами управления, отдельно от других. Мишель и Глеб Полынины общались с Русановым, рядом с ними, игнорируя приготовленное для него кресло, замер старый морф. Двое разумных хонди молча наблюдали за ходом сражения. Денис Рогозин, облаченный в бионический скафандр, только что покинул рубку – он шел коридорами «Прометея», направляясь к своему фаттаху.

– Мы не успеваем. Скорость недостаточно высока, – Мишель вынырнула из киберпространства, – Андрей с уверенностью прогнозирует гибель восьмидесяти процентов атакующих. И это без гарантии, что Н-болг будет уничтожен.

– Пытаюсь увеличить импульс тяги, но гасители инерции на пределе, – сообщил Глеб Полынин.

– Можем задействовать противоперегрузочные системы в дополнение к гасителям, – предложил Стременков.

– Это ничего не даст. – Глеб перевел нейросетевое подключение в фоновый режим. – Прирост получим ничтожный.

Хорс, молча наблюдавший за ходом битвы, изрек:

– Наша скорость уже не имеет значения.

– Тебя не волнует количество потерь? – Мишель взглянула на него.

– Главное остановить их! – Морф инстинктивно удлинил свою руку, его указательный палец вытянулся, пронзил голографическое изображение станции Н-болг.

– Там твои сородичи, – напомнила Мишель.

Хорс неприязненно покосился на девушку.

– Я не слепой, вижу. Вернее – знаю. – Он нервничал. – Они пытаются выжить. Мы не можем предложить им никакой альтернативы. Теперь морфы разделены. И я по другую сторону. На вашей стороне.

– Нам нельзя ввязываться в бой. – Родион Бутов командовал кораблем, и его голос был сейчас решающим. – Тяжело наблюдать со стороны, но рисковать единственным прототипом мобильного гиперпривода мы не вправе. Спасательная операция при благоприятном раскладе сил – вот максимум, что мы можем себе позволить.

– Согласен, – поддержал Родиона бестелесный голос Русанова. Нейросеть «Прометея», вобравшая его сознание, говорила сейчас от имени корабля и человека.

– Мы встанем над событиями, глядя на гибель миллионов? – по связи осведомился Рогозин. – Поступим как армахонты?

– Нам не повлиять на ход битвы, – ответил Бутов. – И мы не армахонты. Просто иного, менее жестокого варианта действий на сегодня нет. – Он обернулся. – Хорс, ты по-прежнему уверен, что попытка переговоров ничего не даст?

Старый морф криво усмехнулся. Общаясь с людьми, он рефлекторно копировал их мимику.

– Батареи противокосмической обороны не дадут нам говорить.

– Денис! – Бутов обращался к Рогозину. – По времени стартовать.

– Кто-то должен прикрывать «Прометей»! Хотя бы номинально!

Спорить с ним бесполезно. Можно приказать, но послушает ли? Бутов неотрывно наблюдал за ходом сражения. Денис Рогозин напоминал ему Егора в пору далекой юности. Решил – не отступит.

«Где же ты?» – он с тоской подумал о Бестужеве.

Прошло уже полгода с тех пор, как портал, сформированный над Аллеей Темпоралов, поглотил его фаттах.

«Что же он встретил там, на другом краю Вселенной?»

* * *

Битва набирала силу.

Морфы отражали атаку за атакой. Два корабля, управляемые цихритами, прорвали противокосмическую борону станции, но биороботов, высадившихся на борт Н-болга, ждало жесточайшее, смертельное разочарование – тут уже не осталось систем управления, которыми они могли бы манипулировать. Все заполняла плоть, нервные ткани пронзали станцию, миллионы гибридных существ сновали повсюду – морфы создали новый биологический вид, – стремительные, эргономичные, почти неуязвимые твари уничтожили десант за считаные минуты.

Эшор видел происходящее на борту Н-болга. Связь с погибающими цихритами поддерживалась, пока последний из биороботов не был разорван в клочья.

Штурмовать станцию бессмысленно.

Есть только один способ уничтожить Н-болг вместе с его жуткими обитателями. Взорвать ядро реакторов. Но как пробиться к нему?

Он отдал приказ, и эскадры, пытавшиеся сблизиться со станцией, начали отходить.

Треть от общего числа кораблей уже потеряна.

Тяжелые системы вооружений, способные прожечь защиту палуб, в данный момент неэффективны. Станция окружена обломками сотен кораблей. Ведя огонь с больших дистанций, этот импровизированный щит не уничтожить. Нужно пробиваться сквозь него, производить по нескольку залпов и тут же убираться для перезарядки накопителей энергии.

Губительная тактика, но иного выхода он не видел.

– «Прометей»?

– Мы на связи. Наблюдаем.

– Оставайтесь на позиции. Поврежденные корабли будут отходить под вашу защиту. Я выделил группы эмширов для прикрытия. – Он вкратце изложил свой план.

– Эшор, ты погубишь весь флот! – Родион Бутов был категорически против. – Что успели передать цихриты? На борту сканируются генераторы стазиса?

– Нет. Они демонтированы. Морфы уничтожили все оборудование, которым не могут управлять, используя гибридные системы. Они предусмотрительны. Ты меня не переубедишь, хомо. Атака начнется сразу после перестроения флота. Не ввязывайтесь.

Связь отключилась.

Эскадры объединенного флота разорвали дистанцию, вышли из-под огня батарей Н-болга и начали перестроение. Модернизированные морфами фаттахи не стали их преследовать, затаились в облаках обломков.

На несколько минут наступило обманчивое затишье, затем в атаку устремились эшранги. Около сотни атлаков в плотном сопровождении аэрокосмических истребителей образовали коническое построение. Тысячи фаттахов ринулись на перехват. Их встретил зенитный огонь. Батареи Н-болга молчали. Хондийские эскадры пришли в движение, устремились к станции с небольшими интервалами. Волна за волной.

Острие конуса, образованного тяжелыми крейсерами эшрангов, пронзило облака обломков, и космос вспыхнул ослепительным светом. Залпы плазмогенераторов били в упор, испаряли квадратные километры органической брони. Системы станции отвечали огнем. Построение атлаков сломалось, многие корабли, получив критические повреждения, врезались в обшивку станции, расширяя пробоину, которая, увы, выглядела крохотным пятнышком в масштабах огромной гибридной конструкции.

Первая волна атакующих распалась. Лишь половина от общего числа крейсеров, уже поодиночке, огрызаясь огнем, пробиралась среди хаоса, стремясь уйти на безопасное расстояние, вновь перестроиться, а хондийские эскадры одна за другой прокладывали себе путь к пробоине…

Морфы оценили угрозу.

Тысячи двигательных установок, не предусмотренных в изначальной конструкции Н-болга, включились одновременно, придав станции импульс вращения, и атака мгновенно захлебнулась, жертвы оказались напрасными – хондийские эскадры, следуя прежним курсом, выходили к неповрежденным участкам обшивки, попадали под огонь батарей ПКО и сгорали в тщетных попытках вырваться из расставленной Ц’Остами ловушки.

Обломки, окружавшие станцию, тоже пришли в движение. Вращение воздействовало на них, начались новые столкновения, повсюду возникали всплески беззвучного пламени – корабли объединенного флота, не успевшие покинуть опасную зону, теперь погибали сотнями.

На одном из мониторов в рубке «Прометея» вдруг появились цифры обратного отсчета.

Цихриты приступили к взлому системы Врат Миров.

Десять минут оставалось до окончательного разрушения внепространственной сети.

Другого выхода не было. Иначе морфов не остановить. Сканеры «Прометея» держали станцию под прицелом, и все, находившиеся в рубке, видели, как пробоина глубиной в десять палуб начала затягиваться. Н-болг регенерировал, морфы взяли только самое лучшее от хондийских биотехнологий и усовершенствовали их, сделав гибридную конструкцию практически неуязвимой.

Битва продолжалась, но теперь она распалась на отдельные очаги. Штурм станции прекратился.

Тем временем в глубинах пояса обломков происходило нечто загадочное, но никто сейчас не обращал внимания на необычное явление.

Среди оплавленных фрагментов космических кораблей, кусков обшивки, срезанных лазерным огнем надстроек, изуродованных корпусов истребителей вдруг зародилась крохотная ослепительная точка.

Она сияла, сжигая все вокруг.

Окружающие обломки за доли секунды превращались в облачка газа, а сияние вдруг начало разрастаться, расширяясь по сфере, формируя энергетический пузырь, внутри которого царила абсолютная пустота, не свойственная космическому пространству.

В течение минуты энергетическая сфера расширилась до четырехкилометрового диаметра.

Датчики «Прометея» издали предупреждающий сигнал, привлекая внимание экипажа.

– Среди обломков появилась новая сигнатура! – Стременков пытался понять, что это.

– Я в замешательстве! – Голос Андрея Русанова сломал наступившую тишину. – Перед нами неизвестное явление!

– Это энергия гиперкосмоса! – воскликнул Хорс.

– Откуда ты знаешь?! – Бутов обернулся.

– Видел. Однажды. – Старый морф съежился. Его тело утратило очертания человекоподобной фигуры.

– Объясни! – потребовала Мишель. – Хорс, что это значит?!

– Окно гиперкосмоса! – визгливо ответил морф. – Очень древняя технология. Это армахонты! Они вернулись!

Теперь все системы сканирования нацелились на необычное явление.

Внутри энергетической сферы, расчистившей зону перехода от обломков, уничтожившей все, вплоть до мельчайших пылинок и молекул газа, начал материализовываться огромный рукотворный объект.

Космический корабль был похож на двояковыпуклую линзу, разделенную на двенадцать одинаковых по форме и размеру сегментов.

Он появился всего в нескольких километрах от станции Н-болг и тут же начал действовать.

Сегменты расстыковались. Теперь внутри энергетической сферы находилось тринадцать объектов: дюжина автономных модулей и центральный стрежень, минуту назад объединявший их в единую конструкцию.

Никто не понимал происходящего, лишь Эшор, чей атлак уцелел в самоубийственной атаке, внезапно издал гортанный клекот. Его когти вцепились в перекладину адмиральского «насеста», клюв эшранга приоткрылся, крылья расправились, взгляд заледенел.

– Разрушитель Миров! – Его хриплый возглас предали системы связи.

Два из двенадцати сегментов вышли из защиты силового пузыря. Вслед за ними тянулись ослепительные нити энергии. Морфы не успели ничего предпринять, они даже не поняли сути происходящего – плазменный дождь обрушился на станцию.

Космос вспыхнул.

Датчики большинства кораблей ослепли, лишь сканеры «Прометея» продолжали транслировать данные: все, кто находился в рубке, отчетливо видели, как очертания гибридной конструкции подернулись дымкой, исказились, и вдруг составляющее станцию вещество начало извергаться в космос, клубясь, растекаясь в виде раскаленной, новорожденной газопылевой туманности.

Все невольно замерли в ожидании детонации ядра ректоров, но плазменный дождь продолжал хлестать, испаряя конструкции, туманность стремительно разрасталась, однако невероятный процесс был полностью управляем, он не перерос в катастрофу, взрыва не последовало, новое солнце не зародилось в недрах газопылевых облаков.

Еще восемь сегментов покинули силовой пузырь и начали расходиться в разные стороны. Каждый из них источал сияние, похожее на два огромных опахала.

– Электромагнитные ловушки! – Синтезированный голос Русанова слегка подрагивал. – Они собирают распыленное вещество!

В том месте, где недавно вращалась орбитальная станция, появился участок чистого пространства. Восемь модулей сборщиков вещества двигались по дугообразным пересекающимся траекториям, они пожирали газопылевую туманность, действуя по хорошо отработанной схеме.

Уцелевшие в битве корабли отходили, страшась грядущего. Никто не понимал смысла происходящих событий, не знал и не мог предположить, чем закончится процесс.

– Он не отвечает на вызовы! – Стременков попытался установить связь, испробовал все частоты и диапазоны, но ответа не получил. – Может, это автоматический комплекс?

– Мы не знаем. Никто не знает, – раздался по связи голос Эшора. – Мы лишь однажды видели, как Разрушитель Миров уничтожает планету.

Как будто подтверждая его слова, два сегмента, только что превратившие станцию в облако газа, устремились к Доргауту. Они вошли в атмосферу мертвого мира, скрылись под пологом ядовитых облаков, а через несколько минут плотная облачность внезапно подсветилась багрянцем, вспучилась двумя волдырями, словно внизу, среди заброшенных шахт и давно обветшавшей техники вдруг начались многочисленные извержения.

– Смотрите! – Мишель вскинула руку, указала на голографический монитор, о котором все забыли.

Обратный отсчет прекратился!

Кто-то блокировал действия цихритов, направленные на уничтожение межзвездной сети!

– Нам нужна связь! – хрипло произнес Бутов.

– Сделаю! – откликнулся Денис Рогозин. – Я доберусь до центрального стержня конструкции и потолкую с экипажем, кем бы они ни оказались.

– Денис, не рискуй!

– Сам разберусь, не маленький! Если по мне вдруг откроют огонь – уходите в прыжок!

Фаттах Рогозина, сияя двигателями, устремился к силовому пузырю, из границ которого только что вышли два последних, пока еще не проявивших себя сегмента загадочного космического корабля.

Сборщики вещества прекратили работу, но пока держались в отдалении.

Включившиеся в процесс сегменты разошлись в разные стороны, и вдруг из них, словно струйки черного дыма, начали высачиваться непонятные частицы.

– Это кристаллы с невероятно сложной наноструктурой, – обработав показания датчиков, сообщил Русанов. – Не могу даже предположить, какова их функция.

* * *

Немногое удалось понять при помощи длительного дистанционного сканирования.

– Я идентифицировал некоторые элементы их строения, – наконец отчитался синтезированный голос.

На отдельный экран начали поступать расшифрованные «Прометеем» данные.

Оказалось, что в структуру каждого из кристаллов входят микроэлектромеханические устройства, обладающие небольшим запасом энергии.

– Это позволяет им изменять собственный вектор магнитного поля! – воскликнул Стременков, просматривая файл сканирования. – Смотрите, смотрите, как они перестраиваются под воздействием управляющего луча!

Действительно, центральный стрежень корабля, оставшийся внутри силовой защиты, использовал генераторы электромагнитного излучения, чтобы управлять кристаллами. Они отреагировали по-разному. Одни начали собираться в плотные группы, другие ускорились, следуя в заданные им точки, третьи же изменили порядок построения, равномерно распределяясь в объеме пространства.

– Не понимаю смысла их эволюций! – воскликнул Стременков.

Перестроение завершилось.

Неожиданно каждый из кристаллов задействовал сотни микролазеров. Их лучи пронзили очищенное от газа и пыли пространство, в одно мгновение создав объемное изображение станции Н-болг!

Нет. Не верно!

Локационные комплексы «Прометея» тут же взяли увеличение, и стало ясно – это не голографическое изображение, а подробнейшая трехмерная модель, очерчивающая не только формы обшивки, геометрию палуб, кают, вакуумных доков, причальных секций и тысяч других отсеков станции, но и их внутреннее техническое наполнение. Каждое из смоделированных устройств показывало мельчайшие подробности своего строения.

– Просто невероятно! Это словно огромная форма для отливки целой станции! – воскликнул Полынин.

На самом деле модель была в миллионы раз сложнее. Но зачем она создана?

– Эшор? – Бутов переключился на дальнюю связь. – Ты сказал, что это некий Разрушитель Миров, боевой корабль армахонтов?

– Да, – сдавленно ответил эшранг. – Так мы трактуем древнюю запись.

– Зачем же он создал модель Н-болга?!

– Не знаю! – проклекотал Эшор.

Ответ пришел неожиданно и оказался нагляден.

Между модулями сборщиков вещества и двумя пока не проявившими своих свойств сегментами возникли энергетические тоннели.

По ним передавалась материя, а в следующую секунду, без каких-то особых визуальных эффектов, модель станции вдруг начала наполняться содержимым.

– Это же послойное молекулярное реплицирование! – воскликнул Стременков. Он даже попытался привстать от удивления, но страховочные ремни удержали его в кресле. – Я изучал эту технологию! Она когда-то разрабатывалась на Земле!

* * *

Процесс протекал стремительно, безостановочно.

Уцелевшие в битве корабли отходили к позиции «Прометея», вновь формировали эскадры, а на орбите Доргаута, там, где недавно царила зловещая гибридная конструкция, перерожденное вещество наполняло модель станции, слой за слоем, с неуловимой для взгляда скоростью.

Лазерные лучи гасли по мере того, как в них отпадала необходимость.

Уже две трети исполинского, уникального инженерного сооружения наполнились содержимым, вокруг Н-болга материализовались восемь стационарных устройств пробоя метрики – именно такое количество Врат Миров функционировало тут в далекие, уже ставшие незапамятными времена.

– Денис? – Родион связался с фаттахом Рогозина. – Денис, остановись! Не приближайся к границе силового поля!

– Я уже в дрейфе. Просто глазам своим не верю! Они уничтожили морфов и создают новый Н-болг?!

– Они – не армахонты!

Все обернулись. Старый морф замер посреди рубки, постоянно мимикрируя.

– Почему, Хорс?!

– Армахонты так не действуют! Никогда! Там, – рука удлинилась, палец очертил изображение центрального стержня таинственного корабля, – там – не армахонты!

– Кто же тогда управляет процессом? – озадаченно переспросил Стременков.

– Не знаю! – огрызнулся морф. – Не знаю!

* * *

Вновь созданная станция Н-болг двигалась по устойчивой орбите вокруг Доргаута.

На поверхности планеты под покровом облаков продолжали протекать таинственные явления. Багрянец больше не прорывался сквозь серую атмосферу, но восемь сборщиков вещества и два модуля репликаторов, завершив работы, резко пошли на снижение, нырнули в вуаль облаков, лишь центральная часть корабля пока оставалась на прежней позиции – миллионы кристаллов возвращались к ней, беспрепятственно проходили сквозь силовую защиту и исчезали, соприкоснувшись с обшивкой загадочного объекта.

– Нам по-прежнему никто не отвечает! – разочарованно доложил Стременков.

– Сканируем станцию! – приказал Бутов. – Рано нам радоваться. Не по душе мне равнодушная сила. Непонятно, на чьей стороне этот корабль. Не сотрет ли он нас так же легко, как логово морфов?

На борту станции было пусто и тихо. Ядро реакторов едва тлело, его сигнатура разгоралась медленно, неохотно.

– Десять процентов мощности. Начинают включаться устройства систем жизнеобеспечения!

Сканеры «Прометея» фиксировали появление новых энергоматриц. Отсеки Н-болга начали наполняться атмосферой. На обшивке робко вспыхнули габаритные огни. Открылись вакуум-створы причальных доков.

Силовой пузырь растаял.

Центральная часть загадочного корабля включила двигатели и, совершив орбитальный маневр, вошла в атмосферу Доргаута.

Вслед промелькнула крошечная точка. Это был фаттах Дениса Рогозина.

* * *

Модули репликатора уже отработали заданные программы.

Двенадцать сегментов Созидателя Миров парили в воздухе над небольшим участком терраформированной поверхности Доргаута.

Там, где несколько часов назад ветер гнал поземку из песка и пыли, где возвышались обветшавшие рудодобывающие комплексы и темнели оплывшие провалы истощенных выработок, теперь плескалось небольшое озерцо, шумел лес, зеленела трава.

Крохотный клочок биосферы закрывал силовой купол, за границами которого простирались пустоши.

Центральная часть корабля прошла сквозь защиту, коснулась земли, и двенадцать сегментов подались к объединяющему их стержню, состыковались с ним бесшумно и мягко.

Открылся люк.

Дрожащим маревом воздуха обозначился контур энергетического трапа.

Человек сошел на землю.

Он был изможден, бледен, едва жив после того напряжения, что пришлось испытать, управляя процессом созидания.

Ноги подкосились.

Он осел в траву. Над головой кружился осколок пронзительной небесной лазури, и он отгородился ей, как щитом, от прошлого и от будущего.

Он выжил. Позади остались скитания в глубинах гиперкосмоса, сотни прыжков в поиске пути назад, к запретному, изолированному сектору пространства.

Он лежал, раскинув руки, вдыхая запах травы, слушая шепот волн, набегающих на берег, глядя в лазурь небес.

Не было сил думать о будущем.

В руке он сжимал кристалл, когда-то полученный от Эшора.

Он помог ему. Помог неоценимо. Дал возможность подготовиться к худшему.

Единственная фраза, сохранившаяся на древнем носителе информации, гласила:

«История человечества завершается там, где начинается история армахонтов».

Но это уже не так.

Он не знал будущего. Не знал, найдет ли путь к Земле. Не представлял, что произойдет при первом контакте с искусственным разумом, обитающим теперь на далекой прародине.

Рядом с куполом защиты, взметнув клубы пыли, приземлился фаттах.

Чавкнул шлюз. Изнутри появилась фигура человека в хондийском бионическом скафандре.

Денис Рогозин подошел вплотную к защите, и та расступилась перед ним.

Он осмотрелся.

Клочок леса. Озерцо. Луг.

Все, чего мы сейчас не замечаем, но легко можем потерять, шагнув к звездам.

Раздалось шипение. Хитин лопнул, раскрылся. Денис вышел из скафандра, словно из скорлупы, подошел к лежащему в траве человеку, присел рядом, узнав его.

– Привет, Егор.

Бестужев протянул руку, ткнул его кулаком в плечо.

– Привет, Денис. Я же говорил – мы встретимся. Как там? – он поднял взгляд.

– Хорса высадили на борт Н-болга. Морф в шоке.

– А наши?

– Думают, что ты армахонт.

Егор усмехнулся и вновь запрокинул голову.

Он видел клочок лазурного неба, а выше и дальше – Рубеж – восемнадцать звездных систем, – тонкую линию на карте огромного сектора пространства.

Линию Жизни, откуда начнется новая история возрожденного Человечества.

Эпилог

Иная Вселенная.

Колония «Мантикоры».

Первый форпост Человечества

за границами шарового скопления О’Хара…

3889 год Галактического календаря…

Огромный серп коричнево-желтой луны быстро поднимался над горизонтом. Его нижняя часть постепенно угасала, скрываясь в тени планеты, но все же холодный свет струился с небес, не давая рассмотреть ближайшие звезды. Лишь яркий сгусток серебристого пламени не уступал спутнику планеты, сиял дерзко, притягивал взгляд.

На равнине в стороне от строящегося города, в глубокой тени огромного раскопа покоился корпус базового корабля механоформ. Он был похож на двояковыпуклую линзу трех километров в диаметре. Двенадцать сегментов, состыкованные с центральным, объединяющим их стержнем, являлись основой его конструкции.

Объект, созданный по технологиям неизвестной человечеству космической расы, давно превратился в окаменелость. Он пролежал тут слишком долго, чтобы внутри сохранились какие-то действующие устройства.

Аннигиляционный крейсер «Элиот» – флагман флота Конфедерации Солнц – час назад вышел из пространства гиперсферы в зоне высоких орбит Мантикоры.

В ночных небесах промелькнула яркая искра. Спускаемый модуль в сопровождении звена «Стилетто» – аэрокосмических истребителей, управляемых боевыми мнемониками, совершил посадку недалеко от раскопа.

Открылся люк, выдвинулся трап, и адмирал Мищенко спустился по гулким ступеням.

Три человека встречали командующего флотом.

– Джессика Фобс, планетный управляющий Мантикоры. Добро пожаловать, адмирал.

Она смотрела с вызовом, но взгляд Мищенко не принял его.

– Все недоразумения улажены, не так ли?

– Вы едва не отняли у нас планету!

– Был повод, – адмирал ответил спокойно. – Война с механоформами причинила немало бед. Применение аннигиляционной установки «Свет» – высокая цена победы, не находите?[5] Неудивительно, что нам пришлось блокировать этот мир в связи с неожиданной находкой. Но теперь все в прошлом, верно?

Джессика нехотя кивнула.

Ей не по душе военные. Но сложно отрицать правоту адмирала. Анклавы эволюционировавших машин, вставшие на пути экспансии Человечества, принесли немало бед. Они смели на своем пути сотни планетных цивилизаций Инсектов и едва не обрушились на миры Обитаемой Галактики. Никто не знает, кем и когда они созданы. Существует лишь гипотеза о том, что раньше, еще до начала витка саморазвития, они были комплексами терраформинга.

– Райбек Дениэл, вообще-то ведущий археолог Элианского института истории космоса, не нуждался в особом представлении.

– Рад видеть тебя. Нашли что-то новое?

– Да, есть один интересный фрагмент обшивки.

– Загляну к тебе позже. – Мищенко пристально посмотрел на третьего встречающего. – Анвар Тагиев? – Он крепко пожал руку ганианца. – Я бы хотел переговорить с глазу на глаз. Не возражаете?

– Я буду в офисе колониальной администрации, – ответила Джессика Фобс, с тревогой взглянув на Анвара.

Его взгляд успокоил. Ответил без слов: «Все нормально, Джесс».

Райбек Дениэл лишь пожал плечами:

– Мой рабочий день вообще-то окончен. Ну, хорошо, задержусь ради такого случая. Лаборатория на территории раскопа.

Звено «Стилетто» бесшумно пронеслось над посадочной площадкой.

* * *

Они шли по дороге, ведущей к раскопу.

– Я обыкновенный ганианец, – Тагиев первым нарушил молчание. – Чем обязан такому вниманию?

– Ты верен своему слову, Анвар. Хранишь тайну, способную изменить судьбы миллиардов?

– Пустой разговор, адмирал. Я дикий воин пустыни. Наемник.

Мищенко заложил руки за спину, остановился.

– Мы, – он сейчас говорил о Человечестве в целом, – прошли путь от первых «слепых рывков» до освоения десятого энергоуровня гиперсферы. Мы думали, что структура энергетической вселенной замкнута. Ни один, даже самый рискованный прыжок с использованием Вертикалей не привел нас к другим галактикам. Но ты совершил невозможное с точки зрения классической гиперсферной навигации. Перевернул страницу истории. Станешь отрицать?

– Я дал слово, – ответил ганианец.

– Знаю. – Мищенко обернулся, указал на древний корабль. – Откуда пришли машины-терраформеры? Кто их создал? Как в нашем пространстве появился их флот? В поисках ответа мы картографировали тысячи звездных систем, удалились на сотни световых лет от границ Обитаемого Космоса, но нигде не нашли признаков высокоразвитой цивилизации. Почему?

Анвар пожал плечами. Его взгляд на миг затуманился, и это не ускользнуло от пристального внимания Мищенко.

Тагиев на секунду увидел то, о чем толковал адмирал.

Да, он знал ответы, но не мог произнести их вслух.

Всего лишь на миг он почувствовал дыхание тех событий, словно вновь оказался в рубке «Х-страйкера», увидел точку сингулярности, расположенную в центре мироздания в границах двенадцатого энергоуровня гиперсферы, о существовании которого действительно никто не подозревал. Он снова увидел пять необычайно мощных Вертикалей, принадлежащих пяти параллельно развивавшимся Вселенным, а между ними – искусственно созданную структуру: блуждающий, искаженный гипертоннель, который породили логриане в момент своего безумного прыжка между… Вселенными[6].

– Я разговаривал с древними личностями Логриса. – Голос адмирала Мищенко вернул Тагиева в реальность. – Они подтвердили существование одиннадцатого и двенадцатого энергоуровней гиперсферы, признали, что пришли из другой Вселенной, но дальше их ответы стали туманны. Уже нет смысла молчать. Твои знания бесценны, Анвар. Теперь ты можешь рассказать правду?

– Что же ответили логриане?

– Они сформулировали новую теорию гиперсферы. Древние личности Логриса утверждают, что большой взрыв произошел там, в границах двенадцатого энергоуровня. Он привел к одновременному зарождению пяти Вселенных, которые развивались параллельно, никогда не пересекаясь, пока прыжок Лограна не сформировал между ними искусственную структуру. Они больше ничего не уточняют, лишь туманно намекнули, что эволюция вещества во Вселенных должна протекать одинаково, а значит, в каждой с большой долей вероятности сформировалась галактика, подобная нашей, где есть Солнечная система и, возможно, планета Земля?

Анвар молчал.

Да. Он побывал в том гипертоннеле. Видел сотни различных рукотворных конструкций, запечатанных в зеленоватом сиянии искажений времени и пространства. Видел корабли флота механоформ, навеки оставшиеся там, в Великом Ничто.

– Пять Вселенных и пять Человечеств. Анвар, ты даже не представляешь, насколько важно это знание! Не сомневайся, мнемоники Конфедерации сумеют найти точку доступа к одиннадцатому энергоуровню. Однажды они повторят твой путь. История Обитаемой Галактики завершится, мы откроем страницу истории Вселенных, но будем ли мы готовы? Твои знания, опыт помогут избежать многих жертв, многих неудач. Ты ведь понимаешь меня?

Тагиев кивнул.

Он обещал, что никогда ни о чем не расскажет, однако адмирал недвусмысленно дал понять – логриане сами открыли тайну. Но им не хватило решимости признать вину. Их прыжок между Вселенными исказил структуры гиперпространства, создал катастрофические явления, и в результате – Тагиев видел это собственными глазами – пострадали сотни цивилизаций. Возникли аномалии. Отдельные корабли, космические станции и целые флоты переместились между Вселенными. Какие-то из объектов провалились в прошлое, иные исчезли в неопределенности будущего.

Мищенко по-своему расценил его молчание, с досадой спросил:

– Если ты намерен хранить тайну, ответь хотя бы на один вопрос!

Тагиев вскинул взгляд.

– Спрашивай, адмирал.

– Ты видел иную Землю? Другие Человечества существуют?!

Анвар кивнул.

Он не нарушил клятвы и не сказал ни слова, но внезапно коснулся заглушки имплантов, снял ее, извлек из гнезда микрочип и так же молча протянул адмиралу. Затем развернулся и пошел назад, к городу.

* * *

В полевой археологической лаборатории Райбек Дениэл рассматривал недавно доставленный фрагмент обшивки базового корабля эволюционировавших терраформеров.

После удаления минеральных солей на темном сплаве едва заметно проступили очертания неких символов. Если на миг абстрагироваться от их явной чуждости, то в начертании можно увидеть сходство с некоторыми буквами элианского алфавита.

Он не удержался, прочел их в транскрипции:

Терфул.

«Странное слово», – подумал Райбек и, вздохнув, отложил в сторону фрагмент обшивки чужого корабля.

Январь – май 2013 годаКраснодарский край

Адрес автора в Интернет: www.Livadnyy.com

Примечание

Общая теория гиперсферы (по версии «Истории Галактики», опубликованная Йоганом Ивановым-Шмидтом) характеризирует аномалию пространства-времени как энергетическую вселенную. В структуре гиперсферы существуют десять энергоуровней, в простейшей модели их можно представить в виде десяти вложенных друг в друга сфер, пронизанных сеткой горизонтальных и вертикальных линий напряженности. В структуре горизонталей гиперсферы отражены все гравитационные взаимодействия реально существующих звезд, планет, скоплений межзвездной пыли, газа – любых объектов, обладающих гравитацией.

Сетка горизонталей отображает лишь локальные гравитационные связи ближайших друг к другу звезд. Как правило, стабильная, пригодная для навигации линия напряженности связывает звездные системы, удаленные друг от друга не более чем на пятнадцать световых лет. К примеру, от Солнечной системы ведут шестьдесят горизонтальных линий напряженности гиперсферы, но, продвигаясь вдоль одной из них, мы попадаем в так называемую «узловую точку», где открывается доступ к новым отрезкам сложнейшей внепространственной паутины, которые отображают взаимосвязи звездной системы, которой мы достигли, с ее ближайшими соседями.

В теории, двигаясь вдоль линий напряженности, космический корабль, оснащенный гиперприводом, способен достичь любой звездной системы нашей Галактики. От Солнечной системы необходимо переместиться вдоль избранной горизонтали к одной из шестидесяти доступных «точек всплытия», попав, таким образом, в «узловую развязку», от которой берут начало новые линии напряженности, ведущие уже к иным звездам. Многократное скольжение от узла к узлу, смена «ведущих» силовых линий аномалии в конечном итоге может привести космический корабль куда угодно.

Сетка горизонталей повторяется на каждом энергоуровне гиперсферы. При этом с каждым новым уровнем расстояние между точками сокращается, в конечном итоге стремясь к нулю.

Вертикали гиперсферы отображают глобальное гравитационное воздействие ядра галактики на все материальные объекты звездной величины. Вертикали пронзают десять энергоуровней и сходятся в точке, расположенной в пределах центрального энергетического сгустка, формой напоминающего миниатюрную модель нашей Галактики.

Причиной «срывов» космических кораблей на вертикали гиперсферы является избыточное количество энергии, используемое гиперприводом для пробоя метрики пространства. Энергетическая вселенная, куда попадал корабль после пробоя метрики трехмерного континуума, подчиняется строгим законам, понимание которых пришло не сразу.

Если энергия, затраченная для пробоя метрики пространства, избыточна, то гиперсфера отторгает космический корабль на следующий энергоуровень. При этом переход происходит спонтанно, в границах Вертикали. Для выхода на горизонтальную сетку необходимо знать точное значение напряженности энергополя уровня и соответственно калибровать генераторы высокой частоты.

В первых моделях гиперпривода возможность точной калибровки генераторов высокой и низкой частоты не предусматривалась. Позднейшие исследования показали, что при срыве на Вертикаль пилоты совершали однотипные роковые ошибки, фиксируя растущее напряжение сопутствующих полей, они максимально увеличивали мощность контура высокой частоты, что лишь усугубляло ситуацию, провоцируя дальнейший неуправляемый срыв, вплоть до десятого энергоуровня гиперсферы.

Позже усовершенствованные модели гиперприводов позволили пилотам космических кораблей манипулировать генераторами высокой и низкой частоты для «погружения» в границы нужного энергоуровня гиперсферы.

Возникает вопрос: почему космические корабли, не оснащенные эффективными системами защиты, не разрушались при срыве на Вертикаль, не превращались в потоки энергии?

Причина скрыта в уникальных свойствах и структуре линий напряженности гиперсферы.

Любое материальное тело, попав в границы линии напряженности, ведет себя как частица, двигаясь со скоростью энергетического потока, не испытывая при этом разрушительного воздействия.

В поздний период Экспансии (по версии «Истории Галактики») это открытие, сделанное профессором Кречетовым, позволило людям освоить вертикали гиперсферы и достичь пространства десятого энергоуровня.

body
section id="n2"
section id="n3"
section id="n4"
section id="n5"
section id="n6"
Подробнее в романе «Воин с Ганио».