Сезон Оружия

Предисловие

Я не знаю, кто ты. Возможно, ты сорокалетний ну­вориш, читающий эту книгу на заднем сиденье своего «линкольна», потому что твой психоаналитик сказал, что полезно прочитывать в день две страницы чего-то, не относящегося к биржевым сводкам.

Ты можешь быть изможденной диетами начинающей манекенщицей. Или домохозяйкой средних лет, решив­шей, что ей в руки попал очередной «сентиментальный боевик». Двенадцатилетним роллером, который купил­ся на кислотную обложку. Патологоанатомом, скуча­ющим на работе. Оператором башенного крана со сте­пенью доктора философии. Мне все равно.

Я знаю только, что ты человек, ценящий свое время. Приобретая товар, ты спешишь удостовериться в его ка­честве, не глядя на рекламные заверения. Открывая кни­гу, ты не уделяешь много внимания предисловию.

Это правильно. Ведь времени у нас осталось совсем мало.

Три года.

В 2003 году я создам Виртуальную Реальность. Мень­ше чем через двадцать лет количество ее пользователей достигнет одного миллиарда. Моя ВР будет похожа на игру – боевые киборги и магические артефакты, драко­ны и плазменные пушки, аватары и морфы. Жизнь, изме­ряемая в Единицах Доступа, и пользовательская капсула в каждом доме. Виртуальная полиция и сетевые террористы. Нейротрансляторы и психосинтезаторы. Координа­ционные Центры. Это будущее.

Виртуальная Реальность будет больше чем просто игрой, потому что в нее будут одновременно играть сотни миллионов людей. Каждый день, каждый час, каждую минуту. В ней они будут работать и отдыхать. Любить и ненавидеть. Побеждать и терпеть поражения. В ней они будут жить.

Виртуальная Реальность станет новой стезей челове­чества. Все, к чему люди стремились раньше, потеряет значение. Звезды, глубины океанов, непознанные тай­ны мироздания – все это останется снаружи одного миллиарда виртуальных капсул. Забытое и наскучив­шее. Ненужное, обесценившееся.

Все, что будет нужно, – это тихое гудение нейротранслятора, проецирующего на мозг актанта сверкающие видения Дивного Нового Мира, который я подарю чело­вечеству. Восходы разноцветных солнц и переливы хрус­тальных небес, полеты золотых фениксов над разверсты­ми жерлами вулканов и битвы кибернетических кентавров среди текучих ртутных холмов. Сны человеческого разу­ма. Которые, как известно, рождают чудовищ.

Инсектоидная логика транснациональных корпора­ций, производящих оборудование для ВР. Неслышное дыхание международных спецслужб. Шокирующая же­стокость терактов. Бессильные демонстрации протеста. Коррумпированные политики. Ложь на страницах газет. На экранах телевизоров – навязчивый ролик новой модели виртуальной капсулы. «Позвонив немедленно по этому телефону, вы получаете скидку 3 процента и кое-что задаром! Сорок бесплатных часов подключения к ВР от компании „Виртуальная Инициатива“!» Звоните. Подключайтесь.

Это будущее, которого еще нет.

Ты можешь думать, что все это фальшивка. Очеред­ной дешевый рекламный трюк. Бред. Ты можешь ска­зать, что это невозможно. Так говорили ацтеки, когда испанцы грабили храм Кетцалькоатля. Так говорили индейцы навахо, когда первые поселенцы вторглись в их леса. Так говорили все, когда атомный гриб вырос над Хиросимой. Так говорят, когда мир стоит на по­роге необратимого изменения: «Это невозможно!»

Здесь я соглашусь с тобой. Да, сегодня – невозможно. Но завтра, когда ты будешь вскрывать контейнер со своей первой виртуальной капсулой, лихорадочно спе­ша сорвать последние упаковочные ленты, я обращусь к тебе с первой страницы инструкции пользователя:

«ВЛАДЕЛЕЦ АВТОРСКИХ ПРАВ НЕ НЕСЕТ НИКАКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ЛЮБЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ПРАВИЛЬНОЙ ИЛИ НЕПРАВИЛЬНОЙ ЭКСПЛУАТАЦИИ ДАННОГО ИЗОБРЕТЕНИЯ».

Помни, что ответственность за твои поступки лежит только на тебе. Так же как ответственность за судьбы мира лежит на всех нас. Если ты понимаешь это, зна­чит, не все еще потеряно.

Олаф Триггвассон 16.11.1999, Копенгаген

Пролог

Секундантов не было. Двое людей шли по осеннему лесу, и опавшая листва отзывалась им настороженным шорохом. Один был безоружен, зато две кобуры, сим­метрично подвешенные под мышками у второго, полни­лись смертельной тяжестью.

Вальдис остановился посреди широкой просеки. Про­фессиональным движением он извлек два совершенно одинаковых «Магнума-225». «Выбирай „Магнум-225“! Пистолет 2025 года и оружие века! „Магнум-225“! – ни к селу ни к городу мелькнула в голове надпись с рекламно­го плаката над прилавком оружейного магазина „Тульский-Центр“.

– Выбирай, – вторя его мыслям, потребовал Вальдис. Он выбрал левый.

– Напоминаю. Становимся спинами друг к другу, каждый проходит двадцать пять шагов, причем на каж­дый шаг я громко считаю вслух. Когда я произношу «двадцать пять», мы одновременно поворачиваемся и открываем огонь. В каждую обойму я зарядил по два боевых патрона, можешь проверить. Победитель по этому телефону, – Вальдис достал из-за пояса радиотрубку и положил ее на землю, – вызывает вертолет «Ско­рой помощи». На усмотрение победителя остается все остальное.

Молодой молча кивнул. «Он меня убьет. Пристрелит, как Дантес Пушкина, и не поморщится даже, сука. И как только Рут могла с таким…» Даже в мыслях применить к Рут механический глагол «трахаться» он не смог. Хотя этот крендель, пожалуй, ее именно трахал.

Они стали спинами друг к другу и пошли.

Первый дуэлянт был очень молод. Восемнадцать. Он мог думать только о ней. Он любил ее так, как любит мужчина свою первую женщину, – восхищенно, с маль­чишеским благоговением. Он молился на ее стройные ноги, на ее мраморный и вместе с тем такой мягкий живот, на улыбку блаженства, дремлющую в уголках ее изящных губ. От мимолетного воспоминания об арба­летном изгибе ее ключиц он мог среди дня бросить все, занять у Сереги тридцатку и колесить до ночи по горо­ду, разыскивая свою любовь. А потом, обыскав все ве­роятные кабаки и квартиры и не найдя ее, надраться до поросячьего визга со случайной компанией, кровавить кулаки о витринные стекла, получать по роже от своих собутыльников и от уличной полиции. Или не так. Най­ти ее и провести в головокружительном танце остаток дня, и всю ночь, и следующий день, и так еще долго. Пока она не скажет: «Работа юбер аллее»*. Или то же самое по-французски.

Второй был значительно старше и приходился ей ро­весником. Ему было тридцать два. Он мог думать о раз­ном, но только не о ней. Оголяя привычным жестом ее королевский зад, он вспоминал черный зев ультразву­кового станнера, который ему ткнули в рожу среди жар­кой тайваньской полночи неделю назад. Или ошметки человеческого мозга, которые он все сегодняшнее утро соскребал дублинским ножом со своего пиджака от Армани. Или думал о других своих любовницах, разбро­санных по миру от Анкориджа до Кейптауна. Одну из них судьба зашвырнула даже на Лунную Станцию ООН. Он был очень опытен и хладнокровен. Он работал в Русском Отделе Интерпола, но его молодой соперник не знал этого. Он знал лишь, что человек, заставший их в живописной позе посреди волосатого персидского ковра два дня назад, – опытный и хладнокровный убийца. Так сказала она сама, ломая в пальцах длинную и тонкую сигарету «Vogue». Он знал также, что Рут ему практически безразлична и вызов на дуэль (разумеется, противозаконную) – очередной акт мужского самоут­верждения со стороны Вальдиса. Под таким именем он знал своего соперника.

– Ты мальчишка. Только это мешает мне застрелить тебя на месте, – сказал в тот день Вальдис, цинично скаля свои крупные, потемневшие от гаванского табака зубы. – Поэтому я дам тебе шанс. Я вызываю тебя на дуэль.

– По рукам, – мотнув головой, сразу же согласил­ся он, к величайшему изумлению Вальдиса. Разумеет­ся, тот ожидал, что он спасует, замажется, обоссытся, и Рут потеряет к нему всякий интерес. Но вызов был принят, и крови предстояло пролиться.

Теперь, когда багрянцу опавших листьев суждено было вскоре смешаться с багрянцем иного рода, он понимал, насколько был опрометчив два дня назад, но возврата не было.

Когда Вальдис произнес «двадцать четыре» и с его губ уже было готово сорваться роковое «двадцать пять», в голове молодого щелкнул спасительный предохрани­тель и раздумья закончились.

Легкий и стремительный, ощущая в голове абсолют­ную пустоту и безмятежное спокойствие, он быстро обернулся. Спина Вальдиса в одно мгновение расплы­лась ничего не значащим больше пятном на фоне кри­стально резкой, мушки.

«Двадцать пять» – вот что, пожалуй, хотел сказать Вальдис, но это у него вышло неважно. Его голос перешел в хрип, утонувший в грохоте двух выстрелов. В первый раз молодой попал точно, вторая пуля прошла мимо, сорвав кожу со щеки Вальдиса. Но и одного попадания было достаточно.

Победитель подошел к радиотелефону, поднял его с земли, нажал выносную кнопку «DOCTOR». В трубке зазвучал приятный женский голос.

Глава 1 УБИЙЦЫ И НАБЛЮДАТЕЛИ

1

«Приезжает муж из командировки, тихо открывает входную дверь, вот он внутри и видит: его жена не одна…»

Августин снисходительно улыбнулся. Одно дело ког­да бородатые анекдоты травит сосед по лестничной клетке, другое дело – компьютер. Мудрый черный ньюфаундленд по кличке Томас улыбнулся вместе с хо­зяином.

«Он входит в спальню и…»

Однако Августин не торопился сказать «стоп» и пре­кратить словоизлияния нейронно-оптического болтуна. Анекдот-то, быть может, и бородатый, но ведь не ис­ключено, что неизвестный. Августин отхлебнул кофе и откинулся на спинку кресла.

«…говорит любовникам: „Вы тут пока кончайте, а я чаек на кухне поставлю“. Тот, кто поступает так, и называется настоящим мужем. А кто называется настоящим любовником, Августин?» – заливался соловьем компьютер (анекдот стоит дослушать до конца). Августин и Томас снова переглянулись. Пожалуй, этот Компьютер, поглощенный выполнением спикер-программы «Веселый Бадди-52», сделал эффектную театральную паузу и заговорщическим шепотком опытного конферансье сообщил:

«А настоящим любовником называется тот, кто после всего этого кончит».

К собственному удивлению, Августин засмеялся. Лег­ко и радостно, как в детстве. Что ни говори, а «Весе­лый Бадди» в лучших своих проявлениях способен под­нять настроение даже мертвецу. Особенно его пятьдесят первая и пятьдесят вторая версии.

«А теперь про Хайма, который пошел на рыбалку», – не унимался компьютер.

– Хватит! – скомандовал Августин.

Во-первых, ему не хотелось портить приятное после­вкусие, которое оставалось после последнего анекдота. А во-вторых, и это главное, пора было отправляться на дежурство. Действительно пора.

Августин выключил компьютер, подошел к окну и с высоты своего последнего, восьмидесятого этажа осмот­рел томимую зноем Москву. Но не увидел ничего, кроме лоскута голубого неба и блестящего серебром рекламно­го цеппелина компании «Виртуальная Инициатива», за­висшего как раз напротив его окон.

«В рай с „Виртуальной Инициативой“!» – титани­ческими буквами было начертано на боку у непово­ротливого гиганта. Августин поморщился. От реклам­ной компании новинок «Виртуальной Инициативы», кита и монстра, его уже давно тошнило. ВИН был рос­сийским монополистом в области оболванивания чест­ных обывателей, охочих до запретных чудес Виртуаль­ной Реальности. А монополиям, как известно, закон не писан.

– Ах да, Томас! Чуть не забыл о тебе, патлатый! – Августин потрепал пса за ухом и навалил ему полную миску отборных витаминизированных ребрышек.

Он будет отсутствовать долгих шесть часов – шесть часов дежурства в Виртуальном Мире. И у Томаса были все шансы провести это время голодным перед пустой миской.

Августин подошел к капсуле входа, которая возвы­шалась в центре комнаты массивным египетским сар­кофагом. Августин лег, вытянул руки вдоль туловища и сказал: «Поехали». Затылок мягко вошел в углубле­ние нейротранслятора. Полифертиловая крышка капсу­лы плавно затворилась.

Зубная боль, достававшая Августина с самого утра, возобновилась с новой силой. Это было тем более при­скорбно, что каких-то три часа назад Августин покинул кабинет дантиста. «Черт, на дворе 2036 год, а ставить человеческие пломбы так и не научились!» – такова была последняя мысль Августина, посетившая его в мире «твердой» материи.

Спустя три секунды Виртуальная Реальность приняла старшего лейтенанта сетевой полиции Августина Деппа в свои объятия.

2

Вот что сказал Августин Депп, когда в окошко его комнаты проникли канареечно-желтые лучи одного из четырех солнц Виртуального Мира:

– Здравствуй!

Он встал со своего ложа, потянулся и зевнул. Будто пробудившийся ото сна. Только сном этим была жизнь в тесном двухкомнатном «трамвайчике», притулившемся под крышей восьмидесятиэтажного жилого дома на Большом Арбате. Настоящей жизнью и полноценной явью ему теперь казалась только Виртуальная Реаль­ность. Кроме как внутри ВР (так Августину, по крайней мере, казалось теперь) жизни не было, да и быть не могло.

Зона его настоящего включения – город Амстердам – не имел с реальным, земным Амстердамом ничего обще­го, кроме названия. Причудливые ландшафты, строения и формы жизни, созданные самовоспроизводящимся и самосовершенствующимся гением – системой ВР, – не могли бы существовать иначе, кроме как в Виртуальном Мире.

Зубная боль исчезла, как будто ее и не было никог­да. Августин чувствовал себя великолепно. Дежурство началось. Ему предстояли шесть часов полнокровной жизни – не так уж мало даже для полицейского в аватаре третьего класса Гильгамеш. Ну а когда шесть по­ложенных часов истекут, он снова вернется назад, в мир людей.

Теперь Августин был йоменом – английским лучни­ком позднего средневековья. Бархатный плащ с капю­шоном, застежка из червленого золота на груди, черная с шитьем рубаха. Как и положено йомену, за спиной у Августина висел длинный тисовый лук.

Йомен был излюбленным аватаром Августина. «Толь­ко дураки станут шастать по ВР с пистолетом. Дураки без всякой фантазии», – справедливо полагал Августин. Тем более, что по убойной силе его длинный лук с самонаво­дящимися стрелами (магия первой ступени) не уступал ни гранатомету, ни уж тем более помповому ружью.

Он наслаждался чужим телом – телом сорокалетнего солдата из войска Генри V, его шрамами, его сединой, его сухими, но крепкими мускулами. К выполнению своих непосредственных обязанностей полицейского он при­ступает очень скоро. Но сначала он навестит свою по­дружку Сэми.

– Я не мог дождаться, честное слово! – воскликнул Августин при виде рыжеволосой девушки в бледно-зе­леном платье с испанским декольте.

Его голос был голосом йомена. Резким. Хриплым. Сильным.

– Я рада, что ты не забыл меня, – улыбнулась она, обвивая руками шею Августина.

Августин ощутил волнение во всем теле. Сэми была хороша и ласкова. От нее пахло полевыми цветами. Ав­густину нравилось заниматься с ней любовью. А осталь­ное было не важно.

Августин понятия не имел, является ли женщиной хозяин аватара рыжеволосой девушки в испанском кос­тюме. Скорее всего, да. Или, возможно, нет? Какая разница, о Боже, какая разница! Он целовал ее упру­гие ароматные груди, и жизнь была прекрасна.

3

Белоснежный парусный катамаран резал водную гладь, подернутую частой рябью. В воде стоял на мощ­ных кедровых сваях большой одноэтажный дом с длин­ной пристанью. Две жирные чайки дрались за еще более жирного, чем они сами, леща, трепещущего на берегу в предвкушении званого обеда, на котором главным пир­шественным блюдом станет он сам.

На высоте семидесяти тысяч метров над точкой драки голодных чаек в это мгновение проходил стратосферный гиперзвуковой лайнер компании «Пан-Авиа». С превы­шением сто сорок тысяч метров над лайнером в пустоте плыл контрольно-разведывательный спутник Организа­ции Объединенных Наций «Аргус-18».

Катамаран причалил к пристани свайного дома. С него сошел молодой человек, одетый вполне полетнему. На нем была зеленая майка-сетка, узкие дымча­тые очки и болотного цвета шорты. Он был бос. Человек сделал два шага, потом остановился. Он теат­рально хлопнул себя по лбу, словно бы вспомнил что-то необычайно важное, обернулся и, нашарив в кармане мятую трешку, протянул ее хозяину катама­рана:

– Возьмите, спасибо.

Хозяин посмотрел на него прозрачным взглядом. Улыбнулся:

– Мне деньги уже давно не нужны. Да и вам они не понадобятся больше.

4

Зона интересов контрольно-разведывательного спут­ника «Аргус-18» находилась на сорок миль юго-восточнее озера, но восемнадцать фасетных сенсоров сверхвы­сокого разрешения работали в режиме автоматической селекции целей.

В полосе сканирования «Аргуса-18» в данный момент находились: тысяча двести сорок четыре квадратные мили лесов, двести восемнадцать квадратных миль единообраз­но возмущенной водной поверхности, ремонтируемый участок автострады Москва—Тула протяженностью три­надцать миль и всего лишь пять подвижных целей.

Две из них были идентифицированы как крупные водоплавающие птицы вида Lariformes ridibundus*, одна – как крупная водоплавающая рыба вида Abramis brama* и сразу отсечены.

Две другие являлись характерными представителями вида Homo Sapiens мужского пола. Девять фасетных сен­соров сфокусировались на южном объекте, девять – на северном. Несколько миллисекунд шел выбор оптималь­ного режима сканирования, после чего на «полигоне» Альпийского командного пункта глобальной системы на­блюдения «Master's Eye» сформировалось устойчивое голографическое изображение.

Майк, Джонни, Ганс и Джина, дежурные кураторы «Аргуса-18», развалившиеся в аморфных креслах, стара­тельно повторяющих все тонкости человеческой анато­мии, немного оживились.

– Громче, – потребовала Джина, потягивая через соломинку самый модный в этом сезоне коктейль «Ис­крометная Дурь».

Сенсоры впились в лица русских. Процессоры арти­куляционной трансляции молниеносно анализировали мимику и движение губ, подсистемы синхронного пе­ревода доносили их беседу до сведения кураторов.

– Не нужны деньги? Почему? – удивленно спросил южный объект. – Разве ваш курс рекурсионной тера­пии ничего не стоит?

– Возьмешь отдавая, когда будешь брать – отдашь, – серьезно ответил северный. Он еще раз улыбнулся и, сойдя с катамарана, принялся старательно привязывать канат к выведенной над дощатым настилом кедровой свае.

– Русские! – фыркнул Майк. Жевательная резинка надулась в его пухлых негритянских губах огромным пузырем и лопнула, источая благоухание чайных роз.

– Вонь! – прогрохотал знакомый грозный голос за их спинами. – Какая вонь! Чем вы здесь заняты, кухулиновы псы?!

Все четверо мгновенно вскочили и вытянулись по стойке «смирно». Высокий бокал Джины в одно неулови­мое движение руки перекочевал под кресло. Жевательная резинка Майка отправилась в его желудок. Джонни со­рвал и сунул в карман поролоновый шутовской нос, при помощи которого он только что изображал специального агента Интерпола Мак-Интайра.

– Дежурная смена кураторов спутника «Аргус-18» ведет наблюдение на подступах к объекту «Алмазный куб»! – браво отрапортовал Ганс, щелкнув каблуками как сто лет назад его предки, унтер-офицеры вермахта.

Специальный агент Мак-Интайр некоторое время бу­равил его своим тяжелым взглядом.

– Вольно, – махнул он наконец рукой. – Джина, миленькая, плесни мне на три пальца «Искрометной».

Майк и Джонни понимающе переглянулись. Что там у нашей Джины самое миленькое?

Мак-Интайр достал из кармана алюминиевый ци­линдрик, любовно открутил крышку, вытрусил на ла­донь двухдюймовый обрубок сигары.

«Последние два дюйма – самые сладкие», – сообщил когда-то его прадед, член боевой организации ИРА* , парикмахеру Белфастской уголовной тюрьмы за полчаса до побега.

5

Августин не знал, какая реальная личность скрыва­ется за аватаром рыжеволосой Сэми. Таковы были не­зыблемые законы Виртуального Мира. Да он и не стре­мился к этому. Ему было достаточно того, что внутри ВР Сэми – прекрасная девушка. Плевать на то, что в реальной жизни хозяйкой столь полюбившегося Августину аватара может быть девяностолетняя старуха. Или девяностолетний старик. Виртуальный Мир тем и хо­рош, что он позволяет каждому стать тем, кем он ни­когда не смог бы стать в реальности.

– Я жду тебя вот уже полчаса. Я уже думала, ты не придешь сегодня. Могло ведь что-то случиться… – Зе­леноглазая Сэми на мгновение отстранилась и посмот­рела на Августина с обожанием.

– Что, например? – Августин поставил свой лук у входа в комнату.

– Например, убийство до смерти, – промурлыкала Сэми, обнажая белоснежное ложе, ожидающее любов­ников в глубине комнаты.

«Это было бы действительно грустно», – мысленно согласился Августин. После того как тебя убили до смер­ти, назад дороги нет. Как и в жизни.

– Но ведь я полицейский, – отмахнулся Августин.

Пальцы Августина принялись за шнуровку, которая стягивала стройный стан его подружки. Он не любил болтовни. Болтать можно и в жизни. В Виртуальном Мире следует действовать.

Шестьдесят четыре минуты из трехсот шестидесяти своего дежурства Августин провел у Сэми. Это было немного больше, чем ему позволял устав сетевой поли­ции, но намного меньше, чем ему хотелось бы.

Выходя из уютного номера гостиницы, декорирован­ной под английский постоялый двор конца XVII века, он поцеловал Сэми в ложбинку между грудей, соблазнительно теснящихся под шелком лифа. В такие момен­ты Августин даже немного жалел о своих офицерских обязанностях. В то время как рядовые пользователи имеют право наслаждаться любовью в ВР сколько им заблагорассудится, он должен заниматься поддержани­ем сетевого законодательства. Да плевать на него!

На мгновение в голову Августина закралась крамольная мысль: быть может, стоит всеми правдами и неправдами получить доступ к серверному комплексу ООН, к уникальной базе данных пользователей Вирту­ального Мира. Доступиться туда, используя форсаж и свою офицерскую эксесс-карту. Узнать, кто же такая эта Сэми в действительности. И если она, хозяйка аватара Сэми, так же хороша собой, как хорош в постели ее аватар, быть может, стоит обдумать варианты совме­стного… Стоп! Августин вспомнил о Ксюше, и ему ста­ло стыдно собственных мыслей.

– Хозяа-а-айка! – проорал за спиной Августина про­тивный пьяноватый голос. Августин остановился.

– Э-эй, шлюхина дочь! – второй, еще более мерзкий.

Августин обернулся. У окна постоялого двора Сэми топтались трое придурков в форме американской морс­кой пехоты 70-х годов XX века. Августин сразу же по­слал запрос и получил всю необходимую информацию. Трое Агасферов, в новый класс переведены позавчера. Солдаты Второй Штурмовой дивизии Герцогства. Пос­ледняя зона включения – Свитязь.

Августин присвистнул. От Амстердама до Свитязя двести миль все-таки. Видно, какой-то Джирджис решил подработать авиалайнером и в летательном морфе подбросил забулдыг до Амстердама.

«Осторожно, двери закрываются! Следующая стан­ция – Амстердам».

Тем временем третий, до этого времени молчавший, сдернул с плеча автоматическую винтовку и заколо­тил прикладом в ставни. Сэми не появлялась, и пра­вильно делала. Августин лениво вытащил из колчана стрелу.

– Эй, вы там, повежливее! – крикнул Августин, плав­но натягивая лук и подходя поближе мягкими, кошачь­ими шагами.

Тот, который колотил винтовкой в ставни, резко обер­нулся, одновременно передергивая затвор.

Так-так… Ярко выраженные агрессивные действия, угрожающие стабильному функционированию полицей­ского при исполнении служебных обязанностей. Ситу­ация двести восьмая, однако. Августин молниеносно припал на колено. Щелкнула тетива. Солдат захлебнул­ся кровью и упал навзничь.

Двое его напарников, ошеломленные, замерли, так и не взведя затворы своих винтовок. Они быстро трезве­ли. Из окна высунулась Сэми с внушительным дробо­виком «ремингтон» в руках.

– Лечь на землю, руки за голову! – приказал Авгу­стин.

Один послушно выполнил приказание, другой «наки­нул» аватар волка и попытался бежать. Заряд картечи из «ремингтона» и стрела Августина быстро привели его к послушанию.

Августин поднес к губам «наручник» и, потребовав военную комендатуру Амстердама, сказал:

– Лейтенант сетевой полиции Джонни Джармуш. Подберите тут трех своих героев… Нет, ничего страш­ного… Один целехонек, у двух других отлетело креди­тов по сорок… Вайолент-роуд, девятнадцать… Нет, де­вятнадцать… Д-е-в-я-т-н-а-д-ц-а-т-ь… Двадцать минус один, козел!!!

6

Девять сенсоров «Аргуса-18» автоматически сопрово­дили Владимира до двери под вывеской «Центр рекурсионной терапии „Байкал“ и, когда тот исчез за нею, переключились в режим высокочастотного проникно­вения.

По просторной комнате, в которой не было ничего, кроме нескольких соломенных циновок, расхаживал коренастый человек в европейском костюме кофейно­го цвета, и это было первым, что удивило Владимира. В руках человек держал раскрытую книгу в темном ко­жаном переплете, и это было вторым, что удивило Вла­димира. «Натуральная кожа! Ах ну да, натуралы», – быстро сообразил он.

Человек не сразу отреагировал на его появление. Он некоторое время продолжал читать, потом наконец за­крыл книгу и бережно положил ее прямо на пол. Потом он посмотрел на Владимира. Его глаза были удивитель­но глубоки и в то же время совершенно недосягаемы, закрыты для чужого любопытства, как звездная пыль в ночном небе над морем.

– Здравствуйте, – довольно робко сказал Владимир. Подать руку он не решился.

– Мое имя Хотой, – сообщил человек.

У него был исключительно правильный русский вы­говор, свойственный обычно образованным иностран­цам. Хотой был иностранцем. Он родился и провел свое детство в Якутии.

– Очень приятно, – улыбнулся Владимир. – Меня зовут Володя. Владимир Роговцев, – уточнил он, сму­тившись фамильярностью своего «Володя».

– Владимир Роговцев, – протянул Хотой, словно пробуя его имя на вкус. – А почему не Горацио?

– Простите?

Владимир слышал много разных басен и анекдотов о жизни натуралов. Он знал, что нужно быть готовым бук­вально ко всему, но загадочный вопрос Хотоя застал его врасплох. Действительно, Горацио было бы лучше, но раз уж назвали…

– Или почему не Клавдий? – ехидно добавил Хотой.

Владимира передернуло. Клавдий… Так его звали еще совсем недавно, каких-то две недели назад…

7

«Если в роду человеческом переведутся убийцы, из­вращенцы, алкоголики и наркоманы, если мордобой и кровопролитие перестанут приносить удовольствие хотя бы одной тысячной процента взрослых здоровых людей, на Земле наступит рай. Но это будет рай для стада кас­трированных животных. Без зла нет добра, без ноля нет десятки, без твоего сознания нет мира. Без мортидо – тяги к разрушению и смерти – невозможно воплоще­ние либидо – стремления к любви и жизни.

Мне не представляло большого труда создать ВР, в которой невозможно насилие. Но в таком случае полу­чилось бы, что я создал всего лишь еще один телеканал для младших школьников! С другой стороны, много ли радостей знала раньше жизнь семидесятилетнего пара­литика или даже вполне здорового клерка из «Юнион Банк»?

Уже в первой трети XX века обнаружилось поваль­ное стремление к бегству от повседневной реальности. Кинобоевики и мелодрамы, комиксы, выпивка и нар­котики, рок-н-ролл, перманентная сексуальная револю­ция – более манифестируемая, нежели происходящая на самом деле, – несколько позже компьютерные игры и видеопутешествия пытались удовлетворить всеобщую тягу к острым ощущениям. Но это были всего лишь грубые суррогаты. Да, люди бежали от действительно­сти. Куда? В никуда, в ничто.

Но с появлением Виртуальной Реальности появилась вторая, альтернативная действительность, не знающая скуки нашей мирной повседневности. Здесь отныне живет твоя Тень, твое темное начало, и здесь оно остается. В тот день, когда неведомыми маньяками будут уничто­жены все нейрокомпьютеры, наступит конец света, ибо все Тени выйдут в материальный мир. Человечество за­хлебнется в собственной злобе. Оно живет, пока живет ВР. Читая эти строки, ты скажешь, что я уготовил миру Апокалипсис. Идиот. Я подарил миру вечную жизнь, ибо ВР неуничтожима».

Олаф Триггвассон. «Страннее, чем рай»

8

Его когорта приняла свой последний бой под ночны­ми пурпурными небесами.

Ночью над Каменными Столбами небеса всегда горят пурпуром от света четырех огромных лун, висящих так низко, что кажется, стоит нацепить реактивный ранец – и в один импульс допрыгнешь до тучного чрева ближай­шей и сможешь вырвать из него кусок раскаленной лун­ной плоти. Под славными орлами и красными стягами Социальной Республики Сол его когорта развернула бо­евые порядки на берегу Тухлого Ручья среди огромных валунов и каменных расселин. Лучшего места для засады не найдешь до самого сорок третьего шоссе. Это в любом тактическом наставлении русским по пустому начитано.

Вскоре показались солдаты Герцогства. Стадо живо­писных оборванцев класса Адам и несколько Агасферов вывалили из леса и быстрым шагом пошли вдоль про­тивоположного берега ручья. Они представляли идеаль­ную мишень для любого оружия. Но Клавдий не спе­шил. Спешка – для ленивых.

И лишь когда голова неприятельской колонны по­равнялась с правым флангом их когорты, Клавдий от­дал свой короткий приказ. Тотчас же Стена Иллюзий, которую держал их легионный Джирджис, рухнула, об­горелые пни и серые камни ожили, молниеносно пре­вращаясь в республиканских солдат, и на разномастную герцогскую ораву обрушились потоки стрел, огня и сна­рядов автоматических пушек, именуемых в простонаро­дье «швейками».

Бежать было бессмысленно. Враги залегли, но на от­крытой местности досталось каждому. Никто не остал­ся обделенным республиканской щедростью. В ответ раздалась нестройная трескотня мелкокалиберного ав­томатического оружия.

Герцогские наемники, которые, как известно любо­му, лишены твердого идеологического стержня и отто­го по уши погрязли в оргиях пред идолами Желтого Дьявола, не могли выдержать долго под кинжальным огнем целой когорты. Многих из них ждало убийство до смерти, ужасное развоплощающее УС. Клавдий в бое­вом азарте припал к ночному прицелу автоматического огнемета и заливал огнем все, что двигалось, или, на­против, стремилось не двигаться.

У солдат герцога подходили к концу боеприпасы – все реже пурпурную тьму прорезали оранжевые вспышки, очереди становились все более скупыми. Их легионный Джирджис исчерпал свой временной лимит и выбыл по таймеру, но и без него победа республиканцев казалась неминуемой. Пора было пустить в ход клинки. Клавдий поднес к губам мегафон и проорал:

– В рукопашную! Вперед, с-сук-кины дети! Пленных не брать!

Последнее было данью доброй древней традиции. Брать пленных в этом мире было невозможно. По край­ней мере, так считалось.

Легионеры поднялись в полный рост. Противник мол­чал. Легионеры стремительно сбежали вниз по предатель­ским каменистым осыпям и по колено в едкой дряни перешли Тухлый Ручей. Пять—семь кредитов, отвалив­шихся от каждого, были ерундой по сравнению с теми десятками, которые им выдаст Зу-л-Карнайн после воз­вращения с операции.

Клавдий, ударив по рычагам реактивного ранца, взле­тел над своей когортой, чтобы управлять ею с высоты птичьего полета и сбросить на головы герцогской сволочи кассетные суббоеприпасы из боевой подвески ранца.

Но в современной войне ситуация на поле боя мо­жет измениться в считанные доли секунды.

Зенитная ракета типа «Хорнет Mk217», выпорхнув­шая из-за леса, показалась пчелиным укусом по срав­нению с тем, что ждало Клавдия впереди. Он падал вниз с горящим ранцем за спиной, видя, как вместе с куска­ми его жженой виртуальной плоти разлетаются по сто­ронам драгоценные кредиты, но долгожданного спаси­тельного удара о землю все не было. Огромный грифон, сотканный из бронзового света, подхватил Клавдия и с быстротой молнии понес за Каменные Столбы.

– Буржуазная сволочь… – успел прохрипеть Клав­дий, верный своему долгу до конца, и под ним развер­зла свою леденящую пасть Воронка Вара. Центурион Клавдий отправился в свой центурионский ад.

Он не видел – ибо в тот момент, растерзанный сво­рой смерчей хаоса, уже лежал с расширенными от ужа­са зрачками в своей домашней капсуле под красным табло «УС», – как грифон плавно опустился на макуш­ку одного из Каменных Столбов. Бронзовая шерсть грифона потекла сполохами матового огня, и спустя несколько мгновений на его месте появился рослый че­ловек с опознавательным жетоном комтура Герцогства на груди. Обращаясь к пустоте, он сообщил:

– Функционирование входа «Утгард-желтый» нор­мальное. Повторяю…

9

Амстердам был невелик и являлся одной из второ­степенных зон включения. Оставив Сэми скучать в ожидании патруля военной комендатуры, бравый йо­мен Августин направился в местность, которая носила неофициальное название Мост Через Ничто, а офици­ально именовалась сектором АМ-3.

Именно там, по расчетам аналитического центра сете­вой полиции, должен был в очередной раз появиться кри­минальный субъект в аватаре Локи. Дважды коп-киллер. Нелегальный пользователь. Безбилетный заяц в Вирту­альном Мире. Нарушитель трех четвертей всех сетевых законов. Обладатель шикарных аватаров класса Джирджис, базовым морфом которых неизменно выступал скан­динавский бог зла, хитрости и коварства. Предмет особого интереса сетевой полиции.

Конечно, и Августин, и его начальство понимали, что, даже будучи убитым до смерти, Локи вернется в ВР. Во второй или, быть может, уже в десятый раз. Таким, как он, закон не писан. Тот, кто уже однажды изыскал воз­можности и деньги для нелегального доступа, разыщет их и дважды, и трижды. И все-таки уничтожить мерзавца хо­тя бы виртуально было для сетевой полиции делом чести.

10

Локи был настоящим виртуозом Виртуального Мира. Локи имел аватар класса Джирджис, а Августин – все­го лишь Гильгамеш. Это значило, что Августину ни при каких обстоятельствах не удастся убить Локи в одиноч­ку. Но Августин знал, что где-то там, за перелеском, скрываются его коллеги полицейские. Если Локи все-таки появится, дело найдется для каждого.

И Локи появился. Он был мощен и неуловим, как и всякий Джирджис. Он был подвижен, живуч и мог порождать десятки фантомов. Локи владел магией трех ступеней и умело оставлял своих противников с носом. Но на сей раз противников было слишком много.

Четыре перламутровых солнца Виртуального Мира стали молчаливыми свидетелями того, как ядовито-зе­леные шары покинули жерла плазменных базук. Не до­жидаясь Августина, полицейские вступили в бой.

Местность здесь была более чем унылой. Некое подо­бие лунного пейзажа. Равнина, покрытая небольшими кратерами. Там, где заканчивалась равнина, начинался лес, выполненный виртуальными дизайнерами в оранже­во-красных тонах. Из леса торчали мощные балки метал­локонструкций неопределенного назначения. Такие же балки имели место и там, где последний кратер сменялся плитами пористого камня, напоминавшего песчаник. Два этих металлических урода и были Мостом Через Ничто. Августин терпеть не мог стиль «Антиутопия», в котором был выполнен весь ландшафт сектора АМ-3. К его глубо­кому сожалению, таких ландшафтов в русских зонах ВР было более чем много. И чем дольше шла война между Герцогством Белее и Социальной Республикой Сол, тем чаще стиль «Антиутопия» оказывался результатом работы реактивной артиллерии, а не виртуальных дизайнеров.

11

Локи издал душераздирающий вой. Это значило, что по крайней мере один снаряд попал в цель. Локи за­кружился на месте, стремясь реализовать потенциаль­ную возможность стать временно неуязвимым, которую давала ему магия второй ступени. Но его кружение было прервано черным диском, выпущенным кем-то, затаив­шимся за стальной конструкцией со стороны, противо­положной той, где согласно ожиданиям Августина рас­полагалась полицейская засада.

Черный диск на огромной скорости ворвался в ко­кон, который создавал вокруг себя вращающийся Локи, вспорол его, словно нож подушку, и обратил прахом все старания Локи.

Значит, противников у Локи больше, чем ожидал Ав­густин. И один из них имел аватар класса Джирджис, ибо только они способны метать «волчок Кудруны». Теперь преимущество принадлежало сетевой полиции.

Но Локи и не думал сдаваться. Он грянулся оземь и обратился хищной птицей. Не то стервятником, не то грифом – Августин был посредственным орнитологом.

Локи взмыл в небо, и каждый взмах его крыльев был исполнен глубочайшего презрения к стражам правопор­ядка.

Четыре базуки грянули слаженным залпом из оран­жево-красного леса. Мимо. Еще раз мимо. Три залпа мимо цели. Локи явно отводил от себя опасность с по­мощью охранительных заклятий.

Почему же медлит тот, кто затаился за стальным об­ломком псевдомоста? Тот, кто метнул «волчок Кудруны»? Почему вслед за грифом-Локи не взмыл в небеса такой же гриф? Или гигантский нетопырь, охочий до горячей крови теплокровных хищников?

Однако никто не бросился в погоню. Августин всмат­ривался в ядовито-синее небо. Локи летел в его, Авгус­тина, сторону. Теперь пришло его время отличиться.

Класс его аватара – Гильгамеш. Августин не может стать грифом. Он не может летать. В этом смысле ему не по силам тягаться с Локи. Но его тисовый лук с са­монаводящимися стрелами не уступит ни базуке, ни гранатомету, ни зенитной ракете. Разве только в дальности. Но как раз дальность до цели сейчас стреми­тельно сокращалась.

Августин натянул тетиву. Тщательно прицелился. Похоже, Локи все еще не видит его, укрывшегося за вишневым, шероховатым валуном. Наконец Августин выпустил стрелу.

Гриф замер в воздухе на долю секунды. Замер и кам­нем ринулся вниз. Августину удалось ранить всесильно­го Локи. По крайней мере, летать он больше не будет: стрела разящего без промаха йомена разнесла в клочья правое крыло птицы.

12

Черта с два. Перья, вывороченное мясо и все прочие признаки тяжелого ранения были наваждением, порож­денным Зеркалом Иллюзий, которое выставил хитроумный Локи. Это Августин понял, когда Локи стал дра­коном, вооруженным кипящей коричневой слюной и файрболлами.

Августин в надежде посмотрел в сторону леса. Но его коллеги полицейские не спешили. Похоже, они сочли, что будет гораздо лучше, если Августин сам обезвредит коп-киллера Локи. Что ж, значит, поощрительные пре­мии, ордена и присвоение нового класса – его, Августиновы.

Августин снова натянул тетиву. Но, к его удивлению, Локи и не думал вступать с ним в единоборство.

Дракон развернулся сквозь самого себя – голова вышла через хвост, который обратился шеей, – и те­перь скользил совсем в другую сторону. Локи стремил­ся уйти из окружения, не ввязываясь в драку. Это было странно – ведь ни один Джирджис не убоится Гильгамеша, даже если тот полицейский. Ни один Джирджис, тем паче такой бесшабашный, как Локи, не поленится оставить от беззащитного перед его мощью Гильгамеша горстку пепла и системное сообщение: «Убит до смерти в секторе таком-то». Локи, похоже, испугался Августи­на. Это могло означать только то, что Локи сильно ра­нен и опасается растерять последние кредиты на нич­тожного полицейского.

Но и это было обманом. Ловкий маневр – и вот он снова обратился мордой к полицейской засаде, истово опустошающей свои магазины в тщетной надежде раздро­бить броню, которой было покрыто брюхо дракона. «Что ни говори, а аватар дракона не уступит штурмовому тан­ку. Особенно на открытых пространствах», – с завистью подумал Августин. В подтверждение его мыслей Локи изрыгнул первый файрболл – громадный огненный шар, отдаленно напоминавший непомерно раздувшуюся шаро­вую молнию. Драконам не нужны гранатометы. Им нужен только простор для действий.

Выпущенная Локи шаровая молния, переливаясь все­ми оттенками малинового, поползла к оранжево-красно­му лесу. «Интересно, как будет гореть дерево, чей ствол и ветви и без того имеют цвет пламени?» – размышлял Ав­густин, высунув голову из своего укрытия.

Но парни из сетевой полиции тоже были не лыком шиты. Августину повезло стать свидетелем редкого зрели­ща – «линии Зигфрида» в действии. Их было семеро – и теперь это стало совершенно очевидно. Среди них не было ни одного Джирджиса (ибо в этом случае для того, чтобы защититься от исторгнутого драконом огненного тара, не потребовалась бы никакая «линия Зигфрида»). Полицейские выбежали из леса и построились на опуш­ке полукругом.

Файрболл был уже совсем близко, когда мобильный патруль сетевой полиции, взявшись за руки, воздвиг перед собой защитный пояс. «Линия Зигфрида» была не чем иным, как плодом совместных усилий семи аватаров класса Гильгамеш, чей жалкий удел – магия пер­вой, а отнюдь не второй (как у Джирджиса) ступени.

Словно прутья, которые легко сломать каждый в от­дельности, но нелегко в связке, Гильгамеши черпали силы друг в друге. «Линия Зигфрида» могла противо­стоять даже файрболлам Джирджиса. Огненный шар разбился о непроницаемую стену магических вибра­ций, которая защитила полицейских от смертоносного удара.

13

– Таким образом, центурион Клавдий был убит до смерти две недели назад, – стараясь, чтобы его голос звучал как можно тверже, закончил свой рассказ Вла­димир.

Его слышали шестеро: Хотой, Мак-Интайр и курато­ры «Аргуса-18».

Мак-Интайр сказал «пф-ф-ф» и выпустил огромный клуб сигарного дыма. Изысканный Майк поморщился. «Вот это действительно вонь», – подумал он, но про­молчал.

– Еще один жмурик. Пришел к старику Хотою бе­гать босиком по травке и пить воду задницей, – про­комментировал откровения Владимира Мак-Интайр, по привычке потирая едва заметный бледный шрам на пра­вой щеке.

Два раза в день «Аргус-18» проходил над оздоровитель­ным центром «Байкал», и весь Альпийский центр волей-неволей наблюдал жизнь общины натуралов под води­тельством сэнсэя Хотоя. Все знали, что Хотой поведен на каких-то не то иогических, не то даосских практиках, что он более чем скептически относится к прелестям ВР и что едва ли не каждый день в общину приходят такие же, как Владимир. Неудачники. Убитые до смерти.

Все знали, что Хотой не разлучается с Шекспиром, и – опять же волей-неволей – знали его наизусть целыми кусками. Разрешающей способности сенсоров благо хва­тало, чтобы через плечо Хотоя почитывать «Гамлета», «Генри Пятого» и «Ричарда Третьего».

Но никто из кураторов «Аргуса-18» и даже всеведу­щий Мак-Интайр не догадывались о двух забавных ме­лочах. Во-первых, что Хотой прекрасно осведомлен о наличии в небесной синеве бдительного соглядатая и обо всех нюансах его траектории. Во-вторых, никто из них не подозревал, что вследствие этого жизнь общины натуралов и, главное, самого Хотоя поделена на две чет­ко разграниченные части. Одна часть предназначалась для всевидящего небесного ока и не могла привлечь ни малейшего внимания не то что Интерпола, но даже рос­сийской полиции нравов. А вот вторая…

– Объект «Алмазный куб» входит в фокус, – предуп­редил компьютер Альпийского командного пункта.

– Переключиться на объект «Алмазный куб»! – не­медленно потребовал Мак-Интайр, отставляя пустой бокал на стеклянный столик. Ничто не интересовало его в этой жизни больше, чем скрытый защитным маревом Главный Корпус компании «Виртуальная Инициатива» и торпедообразные лимузины, заныривающие под него с отводного путепровода автострады Москва—Тула.

Восемнадцать сенсоров оторвались от прежних объ­ектов наблюдения и, автоматически распределив цели, взяли на сопровождение шикарную «Чайку»-люкс с номе­рами российского Департамента Безопасности и два ог­ромных фургона «сааб-скания», идущие ей навстречу от Главного Корпуса.

Хотой бросил быстрый взгляд на часы.

– Ну вот что, Владимир, – сказал он совершенно изменившимся голосом, в котором не было и тени пре­жней азиатской ленцы. – Располагайтесь как дома, чи­тай гс Шекспира, а я должен отлучиться на пару часов. Пищу здесь можно найти везде. – Хотой неопределен­но обвел рукой пространство вокруг себя.

14

Когда стало ясно, что Локи уходит из сектора АМ-3 В сопредельный с ним, полицейские сняли защиту. «Ли­нии Зигфрида» распалась, и теперь они были беззащит­ны Неведомый Джирджис, скрывавшийся за стальной конструкцией псевдомоста, наконец-то сориентировал­ся и метнул наперерез уходящему дракону такой же файрболл, какой только что разбился о заслон «линии Зигфрида». Но зрение Джирджиса гораздо лучше обыч­ного Джирджис имеет третий глаз.

Когда файрболл уже был готов коснуться его брони­рованной спины, дракон, сжавшись словно пружина, подскочил вверх на две сотни метров, и неповоротливый огненный шар пролетел мимо того места, где толь­ко что находился Локи, не найдя себе цели.

И тут Августина, который до этого момента словно завороженный безучастно следил за происходящим (так слуг и следят за разгульем господ сквозь дверную щель), обдала волна ужаса. Самого что ни на есть земного. Липкого и омерзительного. Он понял, что файрболл, пущенный Джирджисом, который явно не рассчитывал и в такой маневр Локи, теперь медленно приближался к нему, влекомый своими непреодолимыми законами. Вместе с файрболлом к нему приближалась виртуальная смерть. Он будет убит до смерти!

Августин очнулся от оцепенения, в которое понево­ле впал, залюбовавшись, как бурая громада драконьего аватара Локи медленно, словно бы на невидимом пара­шюте, опускается на землю.

– Что вы творите, ребята? Бей своих, чтоб чужие боя­лись?! – яростно заорал Августин в микрофон внутрен­ней полицейской связи и побежал. Огненно-красный шар приближался медленно и неумолимо.

Августин не успел сменить аватар на более подвижный. У него не оставалось времени на метаморфозы. Если он не успеет покинуть зону поражения файрболла, значит, в ВР больше не будет полицейского Августина Деппа.

Бравый английский йомен, перескакивая через тре­щины в вишневой земле, давал стрекача, как заяц, ста­раясь оставить шершавый валун, который служил ему укрытием, за спиной.

Когда по расчетам Августина огненный шар должен был врезаться в камень и выплеснуть свою смертонос­ную мощь, он упал на землю и закрыл голову руками. Стало жарко. Очень жарко. «Наверное, так жарко бы­вает только в христианском аду», – подумал Августин, чувствуя, как от гигантских искр идет дырами его ко­роткий йоменский плащ.

15

Августин был лишен удовольствия видеть, как Локи, превратившийся из жертвы в палача, из обороняющего­ся в атакующего, расправляется с блюстителями вирту­альных законов.

Линия полицейской связи безмолвствовала – види­мо, коллегам Августина было совсем нечего сказать. Нечего и незачем. Все они были поглощены одной за­дачей – остаться в живых.

Опустившись на землю, обозленный Локи исторг из своей пасти фонтан коричневой слюны.

Кислота, которая содержалась в ней, была сильна на­столько, что прожигала насквозь даже гранитную плиту. За то время, пока его кислотный плевок, скрутившись в коричневое веретено, мчался к оранжево-красному лесу, полицейские не успели выстроить даже жалкого подобия «линии Зигфрида».

Локи не промахнулся. Мобильный патруль сетевой полиции был убит на время в полном составе.

16

Патрульно-базовые самолеты Департамента Безопас­ности типа «Стрибог» не имеют бортовых номеров.

Это единственное исключение в истории российской авиации легко понять, если учитывать, что «Стрибогов» в России ровно восемь. Четыре в Москве, два в Питере и два в Ставропольском крае. «Стрибоги» – сверхдред­ноуты авиации. Как и положено сверхдредноутам, все они носят свои личные, уникальные имена.

«Стрибог» огромен. Эскадра американских «Летаю­щих крепостей» времен Второй мировой войны показа­лась бы рядом с ним стаей колибри, вьющихся вокруг орла.

Восемь сверхмощных винтовых двигателей «Стрибога» потребляют электроэнергии больше, чем атомная подлодка конца прошлого века. Чтобы обеспечивать их питанием, «Стрибог» оснащен двумя компактными тер­моядерными установками.

Основное назначение «Стрибога» – «видеть и помо­гать» – выведено под пилотской кабиной рядом с эмб­лемой Департамента Безопасности.

Один «Стрибог» полностью контролирует воздушную обстановку в радиусе тысячи километров, наземную – в радиусе шестисот. Космос «Стрибог» контролирует на высоту две тысячи километров.

На дежурстве в районе Москвы постоянно нахо­дится только один «Стрибог». Этого более чем доста­точно.

В 17.30 закончил свое семидесятидвухчасовое дежур­ство ПБС «Феникс». Когда он сошел с патрульной цир­куляции над Внешним Окружным шоссе, в семидесяти километрах от него включились на полную мощность ра­дары сменщика. Этот ПБС носил совсем простое имя. «Змей».

17

Августин лежал тихо. Он пролежал дольше, чем тре­бовалось. Когда он снова поднялся на ноги, он не смел поверить в то, что выжил.

Черный дым клубился над тем местом, где совсем не­давно находилась полицейская засада. Леса больше не было – только болото, исходящее ядовитыми кислот­ными испарениями.

Валун, от которого Августин давал деру, был покрыт зеленоватой зловонной копотью. От чахлой раститель­ности, которая еще десять минут тому назад окружа­ла валун, не осталось ничего, кроме горстки черных, хрустких крупиц. Файрболлы на то и придуманы, что­бы после них не оставалось ничего, кроме пепла и страха.

Тем не менее схватка продолжалась. Истощившись от применения самых энергоемких видов оружия, Локи теперь забрасывал невидимого Джирджиса «зеленой пургой». Мелкая, цвета молодой листвы морось оседа­ла на стальных балках, вызывая серии трескучих раз­рывов.

Теперь Локи был совсем недалеко от Августина, но, как и прежде, не обращал на него никакого внимания. Ему было недосуг заниматься каким-то одиноким Гильгамешем, и он, продолжая атаковать врага, планомерно продвигался к намеченной цели.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы дога­даться, что Локи интересовала песчаная равнина, на ко­торой, как знал Августин, располагалась «кроличья нора». Вход в Утгард.

18

Августин пускал в спину Локи стрелы. Одна за дру­гой они достигали цели, но причиняли Локи не слиш­ком много вреда.

Тогда Августин попробовал другую тактику. Сменив аватар йомена на аватар латиноамериканского контрас, он стал садить в занятого более опасным противником Локи из противотанкового гранатомета. В этом, похоже, было больше смысла. По крайней мере, Локи оставил Джирджиса в покое, и Августин отер со лба пот. Сейчас, похоже, им займутся. Слон и моська. Дубль второй.

Но этого не произошло. Небрежно помахивая своим гигантским чешуйчатым хвостом, Локи направился к гра­нице сектора АМ-3, с чудовищной скоростью пожирая виртуальное пространство. Расстояние между ним и Ав­густином стремительно увеличивалось.

И вдруг ожила внутренняя полицейская связь.

– Лейтенант Джармуш! Полковник Бестужев смер­тельно поврежден. Немедленно начинайте преследова­ние преступника. Действуйте по обстоятельствам.

Августин был удивлен так сильно, как если бы его правый солдатский ботинок на высокой шнуровке вдруг обрел дар складывать шестистопные ямбы. Он выпустил в дракона еще один снаряд. От бронированной спины Локи наконец-то отлетел изрядный переливчатый кус. Дракон увеличил скорость.

«Полковник Бестужев смертельно поврежден…» Зна­чит, коп-киллер Локи оказался на попечении одиноко­го Гильгамеша.

Не выполнить приказ Августин не мог. Он вяло по­тащился вслед за Локи.

19

Разумеется, Августин не был «свободным пользовате­лем», какими являлось подавляющее большинство прихо­дящих в ВР и уходящих из нее.

У него были обязанности.

А в обязанности сетевого полицейского входило множество функций, главной из которых было под­держание так называемой «виртуальной справедли­вости».

Законов внутри ВР было не так уж много. Среди них не было ничего напоминающего «не убий», «не укради» и «не прелюбодействуй». Законов в ВР было мало, они были совсем простыми и именно поэтому должны были соблюдаться неукоснительно.

Убивать было можно и убивать было нужно, ибо в противном случае ты рисковал лишиться всех прочих прелестей Виртуального Мира навсегда.

Убивать было нужно, чтобы не убили тебя. Ибо уби­тый до смерти в соответствии с сетевыми законами не имел права на повторное возвращение в «большой» или «единый» Виртуальный Мир.

Убитому до смерти оставались только локальные раз­влекательные или рабочие виртуальные пространства. Жалкий удел!

Теоретически неприкосновенны были лишь полицей­ские. Убить полицейского и стать коп-киллером означа­ло автоматически навлечь на себя большие неприятнос­ти. Огромные неприятности. И тем не менее желающих укокошить пару-тройку блюстителей закона все прибы­вало.

Борьба с коп-киллерами, на которой специализиро­вался Августин, была его хлебом (именно за это ему и платил Департамент Безопасности). Она же была его зрелищем (поскольку именно она делала жизнь Авгус­тина наполненной хоть каким-то смыслом).

В ВР было сравнительно мало полицейских – гораз­до меньше, чем в реальной жизни.В отличие от Августина большинство из них занималось средней руки на­рушителями сетевых законов. То есть выслеживало и лишало доступа тех, кто отважился на несанкциониро­ванный вход в ВР с помощью собственной незарегист­рированной установки, форсажа, купленного за беше­ные деньги на черном рынке.

Помимо этого они очищали ВР от шатунов – вир­туальных оболочек, которые во всем идентичны аватарам реальных людей и чье отличие от последних заключается лишь в том, что за каждым законным аватаром стоит человек, а за каждым фальшивым «ша­туном» не стоит ничего, кроме программной симу­ляции.

Целое подразделение коллег Августина занималось исключительно тем, что контролировало точки входа на второй уровень ВР, который имел множество эпитетов – «подземный», «нижний», «сбойный», но чаще всего пом­пезно назывался Утгард. Семь из них сегодня были вре­менно убиты Локи.

Глава 2 РАЙ В ПРЕИСПОДНЕЙ

1

Два восьмиосных автофургона «сааб-скания» уверен­но пылили по шоссе в сторону Москвы. Любой слепец, даун или младенец, пожелай он узнать, а кому же, ин­тересно, принадлежат эти ревущие машинки, удовлет­ворил бы свое любопытство незамедлительно.

Во-первых, на их бортах сверкали рубиново-красные двухметровые буквы «ВИН». Для младенцев. Эти же бук­вы повторялись на крыше.

Во-вторых, фургоны были сплошь исписаны реклам­ным слоганом компании: «В рай с „Виртуальной Ини­циативой“!» Надпись повторялась многократно. На всех официальных языках ООН. Для даунов.

В-третьих, мощные динамики, вынесенные над каби­нами, во всю пятисотваттную глотку бубнили все тот же слоган. На всех официальных языках ООН. Это, разу­меется, для слепцов.

И, наконец, в-четвертых. Голографические проекто­ры, вынесенные, заодно с динамиками, на верхнюю плоскость кабины, транслировали восхитительное шоу с крупногрудыми девицами и мускулистыми молодчи­ками, которые все как один маршируют по крыше фур­гонов в рай с «Виртуальной Инициативой». Это – для всех!

Вот такой веселый шалман приближался со скорос­тью сто двадцать километров в час к Москве.

– Боже, храни президента! – изощренно выругался Джонни. – Не видно ни зги.

Он только что перевел сенсоры «Аргуса-18» на про­ницающий режим, но крыши и борта фургонов оказа­лись искусно и надежно экранированными. Ну а стекол на кабинах, извините, не было. Вместо них взирали на шоссе внешние телекамеры, лазерные сонары и высо­кочастотные радары, со вкусом замаскированные под галогенные лампы дальнего света.

Мак-Интайр ухмыльнулся:

– Правильно, не видно. И именно это позволяет сделать по меньшей мере два вывода. Первый. С веро­ятностью девяносто пять процентов они везут сейчас первую партию чипов обратной связи. Непосредствен­но в свои московские супермаркеты. Второй. По оцен­кам наших экспертов и по некоторым косвенным данным, предельное число чипов обратной связи, вы­пущенных сейчас экспериментальным цехом ВИН, со­ставляет около восьми тысяч. Учитывая, что даже десять тысяч чипов вместе с упаковкой, рекламными брошюрами и прочей требухой занимают максимум один фургон, легко заключить, что половина полезно­го объема фургонов занята чем-то другим. Это уже с вероятностью сто процентов. Сержант Ковальская, чем бы вы заполнили оставшийся объем фургонов, если бы вашей приоритетной задачей было обеспечение макси­мальной безопасности перевозимых грузов?

Джонни с Майком снова переглянулись. Уж они-то вкусы Джины знали отлично. Страшно себе предста­вить, сколько красивых смуглых мужиков с обнажен­ными кольтами напихала бы туда Джина, дай ей только волю…

Джина, она же сержант Ковальская, прищурилась и закусила нижнюю губу. Ответ последовал только через минуту:

– Даю расклад для одного фургона. Привязной зонд кругового наблюдения. Выдвижная бронированная ту­рель с семиствольной тридцатимиллиметровой артсистемой «Ангара». Два автоматических гранатомета АГС-100 «Ванечка». Зенитный ракетный комплекс «Жало». Си­стема отстрела пассивных инфракрасных и активных радиолокационных помех. Лазерный имитатор ложных целей. И восемь мортирок для постановки дымовой за­весы.

– А ядерная боеголовка мощностью двести килотонн? – ехидно осведомился Мак-Интайр.

– Тогда не поместятся смуглые усатые мужики с об­наженными кольтами. – Джина не улыбнулась.

2

Локи исчез, и Августину стало страшно. Потому что оттуда, где сейчас, презревая все законы Герцогства Велес и Социальной Республики Сол, растворился граци­озный аватар Локи, не было возврата.

Это место называлось Утгард. Геенна. Преисподняя. Короче – ад. Доподлинной информации о нем практи­чески не существовало. А та, которая все-таки находи­лась в распоряжении сетевой полиции, мягко говоря, не обнадеживала.

Младшие аватары никогда не возвращались из Утгарда. Люди, убитые до смерти в Утгарде, не помнили ничего о своей гибели. Многие из них сходили с ума. Некоторые заканчивали земную жизнь самоубийством. Интроскопия мозга не приносила почти никаких ре­зультатов.

Старшие аватары из Утгарда иногда возвращались. В Герцогстве ходили страшные легенды о Зу-л-Карнайне Республики, который, еще не будучи Зу-л-Карнайном, в аватаре класса Джирджис спустился в Уттард по собствен­ной воле. Он считался убитым до смерти и больше года не включался в ВР. Потом он вернулся, и вместе с ним при­шла огромная свита фантомов – столько может вести за собой лишь аватар класса Зу-л-Карнайн. Он умертвил в закрытом поединке тогдашнего политического комисса­ра Республики и занял его пост. Видевшие Зу-л-Карнай-на говорили, что в его аватаре из Утгарда вышла сама смерть.

«Сама смерть!» Августин презрительно фыркнул, что­бы заглушить страх.

Он переминался в нерешительности у края желтой песчаниковой пустоши.

Он не верил в истерические бредни, которыми пол­нятся все кабаки от Амстердама до Китежа и страницы желтых компьютерных еженедельничков типа «Мотай на УС».

Он не верил в потайные нейросемантические ка­налы, связывающие виртуальный Утгард с Истинной Геенной, о которых иногда орут проповедники на религиозных сходках. Он верил только в отменную натренированность своего виртуального тела, в свои стрелы и в успех своей карьеры. Сейчас эта вера окрепла в нем окончательно, и Августин, вы материв­шись, шагнул вперед. Туда, где несколько минут назад сгинул Локи.

Аватар класса Гильгамеш, морф «Робин Гуд», реги­страционный код GIMEL-529-301-772/RUS, был по­терян системой сопровождения Марьинского Коор­динационного Центра в 18.02.369 по среднерусскому времени.

3

Неумолимые законы небесной механики волокли «Аргус-18» все дальше на восток. Фургоны ВИН дви­гались на северо-запад. Через две минуты они должны были выйти из полосы сканирования.

Мак-Интайр бросил крохотный, поперек себя уже, остаток сигары прямо на пол, растоптал его и, потянув­шись, зевнул.

Механическая мышь со здоровенной пастью на брюхе выскользнула из неприметного отверстия в тумбе «поли­гона», сожрала мусор и столь же стремительно исчезла. Ничего интересного не намечалось. «Ну их к черту», – собрался предложить Мак-Интайр.

– А вот это что-то новенькое, – странным голосом заметил Майк.

Мак-Интайр, пялившийся в потолок, опустил глаза на «полигон». По борту первого фургона гулял крошечный солнечный зайчик величиной с булавочную головку.

– Общий план! – зарычал Мак-Интайр.

Фургоны уменьшились до размеров спичечных коро­бок, но зато стали видны окрестности шоссе. Впереди по курсу фургонов невдалеке от дороги стояла ветхая силос­ная башня и заброшенный коровник. Или свинарник.

– Там, – убежденно кивнул Ганс. Для угрюмого фрица это неуставное замечание было верхом красно­речия. Впервые за много дней ожидалось что-то инте­ресное.

Но Ганс был не совсем прав. Старая противотанко­вая ракета с наведением по лазерному лучу «Фагот» была выпущена из кабины инструктора легкого учеб­но-спортивного самолета «ХАИ-29», находящегося восточнее и не захваченного сенсорами из-за отсутствия прямого приказа. Но подсветка цели лазерным лучом действительно осуществлялась из заброшенного курят­ника.

Они успели увидеть ракету, неумолимо приближаю­щуюся к головному «саабу», и в этот момент изображение безвозвратно поплыло. Сенсоры «Аргуса-18» боль­ше не могли держать фокус.

– Кинушка накрылась, – безразлично заметил Майк. Его совершенно не занимали сцены насилия.

Ганс покосился на ниггера с нескрываемым презре­нием.

4

«Фагот» был ракетой пятидесятилетней давности. В свое время он предназначался для борьбы с танками НАТО, имевшими традиционную многослойную бро­ню, основной изюминкой которой являлся обедненный уран. Натовские танки «Фагот» брал в Ираке и на Бал­канах более чем уверенно. Но большегрузный фургон «сааб-скания» 2035 года выпуска, перестроенный в мастерских ВИН под специфические вкусы господина Щуро – это вам не танк XX века. «Это, пожалуй, куда хуже», – подумал Алекс, с замиранием сердца ожидая результатов своего пуска.

Кабина «сааба» вспухла огненным шаром и, содрог­нувшись от внутреннего взрыва, раскрылась искорежен­ным металлическим бутоном.

Райское шествие на крыше фургона сразу же прекра­тилось. Динамики, которых Алекс с такого расстояния не слышал, замолчали.

– Взорвались, значит, – пробормотал Алекс с со­мнением.

Он переключил бинокль в инфракрасный режим. Абсолютно никакого аномального нагрева, если не счи­тать сравнительно небольшого пятна в месте попадания ракеты. Кабина была целехонькой. Так он и думал – голограмма. Детский лепет. Дешевка. Но какая, черт побери, прочная все-таки эта зараза! Неужели раскоше­лились на активно-поглощающую броню? Ну тогда по­целуйте свои денежки.

– Вариант «Стройка», – передал Алекс по рации.

5

– Вариант «Стройка», – произнесли губы безлико­го модельного аватара на борту модельного же одномо­торного самолета.

Безделье пилотов патрульно-базовых самолетов типа «Стрибог» вошло в анекдоты, легенды и поговорки. Го­ворят, что они – самые высокооплачиваемые люди на земле. Пилоты «Стрибогов», дескать, получают штуку зеленых за каждое нажатие кнопки.

Это почти правда. Вот только кнопок они обычно не нажимают. Весь типовой полет «Стрибога» от взлета до посадки полностью автоматизирован.

Перед взлетом первый пилот вставляет свой ключ в гнездо с надписью «взлет» и поворачивает его на двес­ти восемьдесят градусов против часовой стрелки. Трое других пилотов делают то же самое.

Перед тем как сойти с циркуляции патрулирования, первый пилот вставляет ключ в гнездо с надписью «по­садка» и поворачивает его на двести восемьдесят граду­сов по часовой стрелке. Трое других пилотов делают то же самое. Остальное – дело компьютеров. Работа скуч­ная, но денежная.

Зато операторы системы слежения развлекаются на «Стрибогах» вовсю. На борту каждого «Стрибога» суще­ствует своя специализированная виртуальная реальность, которая имеет мало общего с мировой.

Информация, которая поступает на «Стрибог» от де­сятков разнокалиберных радаров, станций радиоперех­вата и систем оптического наблюдения, сопоставляется с глобальной базой данных Департамента Безопасности, обрабатывается бортовыми компьютерами и посылает­ся в отфильтрованном виде операторам. Фильтруются, как правило, девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента. Оставшаяся одна сотая – самое инте­ресное.

Сейчас самое-самое интересное происходило на шос­се Москва—Тула. «Змей» находился в ста километрах от места событий. Это, однако, не помешало его радарам на фазированных антенных решетках отследить пуск ракеты с легкого одномоторного самолета. Спектр выхлопа, ско­рость и габариты ракеты позволили за две миллисекунды узнать в ней ПТУР «Фагот» 1984 года выпуска.

Змей-7 уселся на хрупкое с виду крыло спортивного самолета и с интересом поглядел на шоссе. Там неслись два восьмиосных параллелепипеда. На них быстро про­ступали детали подвески, колеса, кабины и надписи «ВИН». Четверо операторов – Змей-1, Змей-3, Змей-24 и Змей-37 – гуляли по крышам фургонов.

Змей-7 помахал им рукой. В ответ Змей-3 показал большой палец. Дескать, хорошо летишь. «Стройка, стройка… – подумал Змей-7. – Ага, наверное, выпус­тят экскаваторы!»

В этот момент прямо под Змеем-3 из крыши второ­го фургона показался яйцеобразный выступ. Спустя не­сколько секунд на борт самолета поступила дополни­тельная информация и компьютер смог детализировать изображение.

Змей-3, оказывается, стоял на выдвижной башне пятиствольной автоматической пушки. Пушка вела огонь по самолету, на крыло которого столь опрометчиво при­сел Змей-7.

Очередь прошла сквозь его аватар.

Если бы Змей-7 сейчас находился не в своей специ­ализированной, а в мировой виртуальной реальности, то кредиты посыпались бы из него вместе с кусками родного мяса как из мешка. А здесь Змей-7 лишь при­вычно махнул рукой, словно ловил надоедливую муху, и поймал выбранный наудачу снаряд. Ого! Тридцать пять миллиметров. Американская штучка у виновских дяденек, «Рэпид» GAU-5/35.

Баллистический вычислитель пушки взял уточнен­ную поправку, и следующая очередь оторвала самолету крыло.

Змей-7 проводил взглядом кувыркающуюся машину и полетел вперед. Смотреть на реалистические муляжи трупов, которые наугад сгенерирует компьютер, совер­шенно не хотелось. Зато очень хотелось не пропустить «стройку».

– Не пора ли вмешаться? – неуверенно спросил он у Змея-3, опускаясь рядом с ним на башню автомати­ческой пушки.

– Не наша забота, – равнодушно пожал плечами тот, присаживаясь на блок стволов «Рэпида». – Вон Змей-0 о чем-то уже треплется по «наручнику», пусть снаружи с его слов и решают.

«Снаружи» находилось на расстоянии сорока метров от виртуальной капсулы, в которой лежал Змей-7. Пол­ковник Хованский принял доклад Змея-0. Он немного, постоял, вбирая всем телом тихий успокаивающий гул двигателей. Потом Хованский резко выдохнул и, сев пе­ред видеотелефоном, попросил Главный Корпус ВИН, господина Щуро.

6

«Уже на исходе прошлого века, несмотря на всеобщую эйфорию по поводу темпов и перспектив развития ком­пьютерных технологий, мне стало совершенно очевидно, что возможности развития электронных компьютерных систем практически исчерпаны. То же самое, только в десять раз острее, ощущалось мною по поводу устройств отображения видео– и аудиоинформации: мониторов, громоздких очков, шлемов, наушников и устройств обрат­ной связи – перчаток, всех этих трехмерных джойстиков и микрофонов. Я уже не говорю о том, что такие органы чувств, как вкус, обоняние и осязание вообще оставались не у дел. К кретинским комбинезонам для „секса через океан“ серьезно могли относиться только патологические сексуальные маньяки, лишенные вдобавок какого бы то ни было вкуса к своему маньячеству.

В 1999 году я выбросил свою новомодную альфа-станцию «Prime» в свинцовые воды Балтики, раскроил молотом все свое тогдашнее нехитрое ВР-оборудование, купил авиационный билет до Катманду и исчез на три года. Там, в Тибете, моя голова очистилась от глу­пых западных предрассудков и я отыскал правильное решение, изменившее мир.

«Чтобы почувствовать вкус свежего бифштекса с кро­вью, необходимо откусить кусочек», – скажет невоспи­танная домохозяйка, которая не умеет пользоваться но­жом и вилкой. «Чтобы почувствовать вкус свежего бифштекса с кровью, необходимо, чтобы сигнал чувство­вания пришел в головной мозг», – скажу я, и буду совер­шенно прав. Когда наш язык соприкасается с жареным мясом, мы, строго говоря, в этот момент еще ничего не знаем о его вкусе. Только спустя несколько микросекунд сигнал добегает до головного мозга, обрабатывается там и сообщает нашему сознанию: «Бифштекс – дерьмо; пере­жаренный и недосоленный».

Этот пример подходит для иллюстрации того, как мы вообще живем и постигаем то, что называем реальнос­тью. Что бы мы ни делали, к нам ежесекундно сбегают­ся тысячи разнообразных сообщений реальности: «ты давишь весом своего тела на собственные ступни, и ты чувствуешь прикосновения морской гальки», «морской ветер овевает твое тело», «твой нос вдыхает аромат йода, подгнивших водорослей и далекого костра во-он там, на песчаной косе», «твои глаза видят все это плюс солнце плюс морскую синеву плюс прекрасную обнаженную француженку у далекого костра» и так далее и тому по­добное. Более того, как сейчас достоверно установлено, наш мозг – сложнейшее кибернетическое образование во Вселенной – способен воспринимать и обрабатывать еще массу информации, поступающей от второй, тре­тьей и Бог знает еще каких сигнальных систем, о кото­рых мы пока еще ничего не знаем.

Повторю еще раз: то, что ты называешь таким ульт­раобъективным словом «реальность», это просто сово­купность информационных сигналов, которые получает и обрабатывает твой головной мозг. И даже самый твой невероятный оргазм – в конце концов всего лишь су­хая констатация мозга: «оргазм».

Поэтому любому барану ясно, что достаточно лишь правильно подготовить пакет информации и послать его в твой мозг непосредственно, минуя твои привыч­ные рецепторы, чтобы ты почувствовал себя куколкой бабочки в момент метаморфозы, коровой под быком, Наполеоном в день Ватерлоо, прокаженным пророком Аль-Хакимом из Мерва или – если угодно – господом Богом».

Олаф Триггвассон. «Страннее, чем рай»

7

Вначале не было ничего, и если только сознание Авгу­стина в это время можно было назвать существующим, оно воспринимало поглотившую его ткань иллюзорной реальности как абсолютное небытие.

Он полагал себя мертвым.

Не убитым до смерти, но именно мертвым, развоплощенным, Тем, Который Не Есть. Он должен был умереть. Но он не умер.

В сокрушительные смерчи праматериального хаоса вторглась чья-то всемогущая демиургическая воля, и хаос отпустил Августина, предоставив ему новое, внечеловеческое бытие.

Спустя вечность он открыл свои круглые алмазные гла­за и, подняв тяжелые пластинчатые веки, увидел привыч­ный от рождения пейзаж.

Тысячи черных рек, свитых в переливчатые коридо­ры. Реки висели в пустом пространстве. Одни из них текли медленно, другие – быстро, одни состояли из огня, другие – из мельчайших частичек, похожих на песок, третьи напомнили бы ему ледники, если бы он знал, что это такое.

Августин больше не имел имени. Мир из двух оби­тателей не знает имен. В нем есть только Я – огромное сильное рыбообразное существо, сотканное из зве­нящей яростью плоти – и Моя Тень. Моя Тень сейчас бежит от Меня, и Я должен настичь ее во что бы то ни стало. И когда это произойдет, мы сольемся в Одно и зачнем Нечто.

Я чувствовал след Тени. Она совсем недавно была здесь, и если Мне хватило бы терпения дождаться ее, то рано или поздно она пришла бы сюда вновь, ибо такова природа этого мира. Но Я нетерпелив, Я очень спешу.

Я сильно схлопнул четыре хвостовых плавника – материя Моей реки возмутилась, и несколько огромных шаров искристой жидкости, оторвавшись от ее поверх­ности, полетели в разные стороны. Спустя мгновение они, повинуясь силе тяготения Моего Мира, закружат­ся вокруг реки, как планеты кружатся вокруг солнца в Мире, Которого Я Не Знаю. Но Я этого уже не увидел, потому что Мое тело с веселым свистом, который мог слышать только Я своими бугристыми ушами – по од­ному бугорку под каждой пластиной чешуи, – уже не­слось вперед в шлейфе возбуждающих ароматов Тени.

У Меня был только один инстинкт – инстинкт Слия­ния, и у Тени тоже был ровно один инстинкт. Инстинкт Бегства.

Тень почувствовала присутствие преследователя, ибо точно так же, как она, благодаря прямой причинно-следственной связи, оставляла свой след позади себя, Я, благодаря наличию в этом мире связи обратной, ос­тавлял песню своей ярости впереди себя, и она слыша­ла ее, и она бежала.

Но Я был быстр, все быстрее змеилось Мое тело сквозь кристально-чистую воду этой реки, и река за Мной раз­леталась мириадами капель. Я приближался. И тогда Тень свернула в песчаную реку, выделяя из своих брачных же­лез липкую жидкость, склеивающую песчинки в единую сверхпрочную субстанцию, которая вставала за ней не­проходимой стеной.

Я в остервенении бился костистой мордой, увенчан­ной тремя корундовыми бивнями, о бесстрастную серую поверхность. Ни одна трещина, ни одна царапина не подмигнули Мне надеждой на успех. Отчаяние затопи­ло Меня свинцовой волной. Мне нечего делать здесь, и нигде больше делать Мне нечего. И ждать Ее здесь Я не имею времени. И тогда вибрации Моего Мира напомнили Мне один из своих нехитрых законов и указали выход.

Я устало опустил пластинчатые веки на горящие бирюзово-охряным светом глаза – солнце Моего Мира.

Во тьме нет Тени. Без Тени нет Меня. Без Меня нет Моего Мира.

8

– Папа-папа-папа-папа. – Я всегда обращаюсь к нему так, когда мне очень хочется. – Расскажи стишок.

Он поднимает на меня свои неприкаянные глаза в окантовке синих кругов.

– Стишок? Стишок слушай…

Его интонация всегда имеет какие-то трудноуловимые странности и всякий раз новые. Он задумчиво смотрит в потолок, потом грызет пластиковую насадку на позоло­ченной дужке очков, потом говорит:

Тарантул, сделанный из плюша,

Глаз не имеет – только уши

Мохнатые все тело покрывают.

Я отчаянно ору: «Не нада-а-а!!!» – плачу, бегу. Вся­кий раз он рассказывает один и тот же стишок, всякий, раз я взрываюсь ужасом, негодованием, омерзением, мое тело покрывается мурашками, словно по нему пол­зет этот самый тарантул, который сделан из плюша.

Мой папа днем мучает меня, мучает своими непрес­танными штудиями в огромных томах с незнакомыми буковками и страшными стишками о диких существах, которых не бывает и которые живут только в его безум­ном воображении.

Ночью мой папа мучает маму. Кто это такая – мама – я не знаю. Он называет это так – мама, и я думаю, что это очередной зверь, порожденный его фантазиями. Он ни­когда не пускает меня в комнату, где живет мама. Но но­чью оттуда доносится его довольное уханье и еще стран­ные стоны. Не знаю. Нас двое и больше нет никого – чьи же это стоны? Кого обижает мой папа по ночам? Может быть, он кривляется на два голоса? Но даже если он крив­ляется, это все равно равноценно – так говорит папа, и я учусь у него целесообразным мыслям и точным словам – равноценно тому, что у нас в доме завелся кто-то третий. Мама. И, раз все сказанное выше верно, полагается огра­дить маму от папиного насилия.

Вечером я беру большой кухонный нож, которым мы разделываем большие мясистые арбузы с нашей план­тации, и захожу в папин кабинет.

Кабинет пуст. На столе короткая записка. «Я твоя мама, придурок. Локи».

Я не понимаю странных слов записки, но знаю только одно – папы больше нет в этом доме и мне тоже больше нечего делать здесь. Я снимаю с полки «Наставление к безболезненному суициду. Издание восьмое, стереотип­ное».

Спустя несколько минут я лежу в горячей ванне и нож в моих руках растворяется во всеобщем растворе­нии мира.

9

Главный Корпус компании «Виртуальная Инициати­ва» уносился в небо Подмосковья всего лишь на восемь этажей. Со стороны он выглядел не очень внушитель­ной башней, но лишь посвященные знали, что под землей расположены еще двадцать пять уровней, где помещались лаборатории, мастерские, сборочные цеха и секретные агрегаты компании. На крыше корпуса, выложенной панелями розового стеклопластика, располагалась посадочная площадка и красовались три огромные буквы: «ВИН» – «Виртуальная Инициатива». Четыре зоны охранного периметра и защитный ку­пол надежно охраняли территорию ВИН от любопытных глаз и непрошеных гостей с земли и с воздуха.

О существовании защитного купола было известно не многим. Уникальный проект его создания никогда не выходил за охранный периметр компании, а его отцы – инженеры и программисты ВИН – со дня установки купола более никогда не покидали третьего подземного уровня. Чтобы не разбазаривать коммерческих тайн.

«Можно называть это пожизненным рабством, а можно и контрактом с неопределенным сроком окон­чания», – любил разглагольствовать по этому поводу Венедикт Щуро, мозг и воля компании ВИН.

Если бы какая-нибудь автономная камера слежения смогла преодолеть защитный периметр компании и бес­шумно зависнуть возле ничем не выделяющегося среди, остальных окна четвертого этажа Главного Корпуса, то ей наверняка удалось бы заснять лишь редкой пресности картину. Президент компании ВИН и начальник охраны играют в нарды склонившись над старинной – начала XX века – игральной доской.

Если бы на камере была установлена система «анти-шум» (которая позволяла бы автономному разведчику подслушивать разговоры, которые заглушаются установ­ленной у каждого окна системой шумогенерации), то она принесла бы своим хозяевам запись абсолютно три­виального разговора. Типичной болтовни двух игроков в нарды.

Запищал вызов по видеотелефону.

– Переключи на радио, – бросил Щуро в воздух и, достав из внутреннего кармана компактную трубку, ле­ниво бросил: – Щуро.

Не меняясь в лице, он выслушал чужой монолог, бросил:

– Да оставьте вы их, сами разберутся, – и сунул трубку обратно. Игра продолжалась.

Но с определенного момента все изменилось.

Панель допуска на дверях комнаты начала переливать­ся разными цветами, и на экране маленького стереовизора появилось взволнованное лицо референта господина Щуро – Александра Малинина.

Весь вид референта свидетельствовал о том, что он только-только вернулся из Виртуального Мира, не ус­пев еще толком адаптироваться к земным реалиям.

Теперь камере-лазутчице было бы чем поживиться. Если бы не одно «но». Если бы защитный купол давал возможность хотя бы одному летающему шпиону при­близиться к окнам компании ВИН.

– Входи, – нехотя сказал Щуро, поднимая голову.

Пьеро – так звали начальника охраны – выпрямил­ся в кресле, ожидая дурных новостей. Ему, так же как и боссу, не нравилось, когда их беспокоят за нардами. Но уж если кто-то осмелился это делать, значит, при­чина для этого должна быть достаточно уважительной.

Малинин вошел, переступив порог со встроенным металлоискателем, который остался совершенно равно­душен к вошедшему. И дурные новости не заставили себя долго ждать. Пьеро не ошибся.

– Я покинул ВР четыре минуты назад, – начал Ма­линин. – Два объекта проникли в Зону Стабильности «Остров». Они вошли через «кроличью нору» в секторе АМ-3. Судя по всему, проникновение не является пре­думышленным. Рядом с ними сейчас находится экспе­риментальный шатун «Адский Желудок».

Щуро глубоко вздохнул. Это всегда нервирует – ког­да приходится суетиться по таким мелочам. Пускай и принципиальным.

– Что это за объекты? – спросил он, и по его высо­кому лбу поползли морщины.

– Первый – в аватаре класса Джирджис, живучесть в настоящий момент сравнительно низкая, но вообще очень ловкий черт. Второй – лейтенант сетевой поли­ции. Аватар класса Гильгамеш. Этот тоже не промах. Полицейский преследует первого. Наверное, есть за что.

Щуро был невысок, и тело его могло бы показаться почти тучным, если бы не мастерски сшитая тройка. Искусство итальянского кутюрье, воплощенное в не­броском, но шикарном твидовом костюме, маскирова­ло недостатки фигуры, скрывало животик и делало Стального Венедикта – как за глаза называли его со­трудники – почти стройным. Он подошел к Малинину и, пристально глядя в глаза последнему, спросил:

– Личности объектов установлены? Малинин, не выдержав тяжелого взгляда начальни­ка, смешался и зачастил:

– Это очень долгая процедура. Незаконная. Сервер с базой данных ООН в данный момент нам не доступен.

– Знаю, – перебил его Щуро, не скрывая раздра­жения.

– К тому же я еще не успел выяснить, я только что вышел.

Стальной Венедикт продолжал сверлить взглядом ре­ферента, по вискам которого потекли струйки холодно­го пота.

– Личности установить, объекты уничтожить, – та­кова была резолюция президента ВИН.

Малинин поднял руки в упреждающем жесте:

– Но ведь один из них полицейский. А личные дела полицейских…

Щуро зловеще усмехнулся.

– Через два дня не будет никаких полицейских, – сказал он, и его массивное тело упало в кресло, услуж­ливо подкатившееся сзади.

Кости вновь застучали по доске. Бросок принадлежал Пьеро, который был полностью согласен с боссом.

10

Болтовня «Веселого Бадци» была первым, что услышал Августин, придя в себя под полифертиловым куполом капсулы.

Голова его раскалывалась от нечеловеческой боли, кровь стучала в висках. Но хуже всего была чудовищная жажда – пересохший язык едва ворочался во рту.

Анекдота он не запомнил – слова, доносящиеся из речевого синтезатора, казались чем-то совершенно не­реальным, бессмысленным, нечеловеческим.

Он не понимал, что произошло. Почему он выжил в Утгарде? Почему вернулся? Почему помнит так много? Почему на капсуле не горит роковой знак УС, «убий­ство до смерти», или хотя бы «временное убийство»? И куда, в конце концов, подевался этот весельчак Локи, его Тень, его папа (при этом воспоминании Августина передернуло – папаша, вглюченный ему в голову глючным Утгардом, был удивительно похож на его настоя­щего отца, Бориса Михайловича Деппа) и персонажи еще полутора десятков виртуальных миражей, которые запомнились не так отчетливо?

Вопросов было больше, чем волос на лобке Сэми, и последняя метафора с японским колоритом немного при­ободрила уставшего душой и телом Августина.

Показно кряхтя, он приподнялся на локте и осмот­релся, привыкая к привычному миру, сотворенному Богом из Логоса, протонов и электрино, а не господи­ном Олафом Триггвассоном из американских комик­сов, нейронных импульсов и нанокомпьютерных техно­логий.

Собственно, привыкать было не к чему – за окна­ми была глухая ночь, в комнате тоже стояла непрогляд­ная тьма.

Августин вполголоса выругался – громче было бы слишком болезненно для его бедной головы. Почему, почему в десять часов теплым июньским вечером в центре Москвы так темно, почему в окно не бьют огни большого города?

Ответом ему послужило глухое утробное ворчанье. И в этом ворчанье что-то было не так.

– Сэр Томас? – спросил Августин у темноты не­сколько более настороженно, чем обычно хозяин обращается к своему псу, пусть даже такому внушительно­му, как ньюфаундленд.

Темнота ответила леденящим душу воем, какой мо­жет издавать только очень голодное, истосковавшееся по пище существо. И это существо тосковало явно не по травке и молочку.

Августин почувствовал, как дрожит и расползается раскисший папирус реальности под первыми же при­косновениями цепких пальцев критического сознания. Он похлопал себя по бокам и ощутил грубую ткань ан­глийского походного костюма – базовой одежды мор­фа «Робин Гуд». Ага.

«Ага», – мысленно повторил он только для того, что­бы не заорать благим матом, не захныкать, как до смер­ти перепуганный ребенок.

Августин быстро вскочил на ноги, выхватил из кол­чана стрелу, привычным движением сдернул с плеча лук и выстрелил в темноту на слух.

Раздался разъяренный рев, темноту разорвала яркая вспышка, и в ее свете Августин увидел человекоподоб­ный силуэт, скорчившийся от боли.

В том, что это Локи, Августин без всяких там здравых размышлений не сомневался ни секунды и удивлялся лишь, почему тот позволил ему до сих пор оставаться в живых.

Он достал еще одну стрелу в решимости до конца защищать свою виртуальную жизнь и – не дай Бог – реальный рассудок.

– Упрямый ты, фараон, твою мать! – к своему ве­личайшему удивлению, услышал Августин весьма миро­любивое замечание Локи. – Я тебе только что жизнь спас, а ты мне за это третий глаз выбил. Гляди!

Под потолком комнаты вспыхнула и заколыхалась яркая зеленая медуза, «светляк» из стандартного маги­ческого комплекта аватаров класса Джирджис.

В зеленых сполохах Августин увидел, что помещение, в котором он находится, не имеет ничего общего с его московской квартирой, но это его не удивило. Он был поражен совсем другим.

На полу, у ног Локи, во лбу которого еще подрагивало оперение его иоменской стрелы, медленно растворялась уничтоженная до смерти субстанция. Выглядела она на­столько необычно, что Августин машинально подмигнул в ее сторону, по привычке посылая запрос в полицейскую базу данных по аватарам и морфам. Будь они в Митгарде, Голос Неба тотчас лее сообщил бы ему всю необходи­мую информацию. Но в Утгарде Голоса Неба не услы­шишь, разве только здесь есть иное Небо и иной Голос.

– Можешь мигать хоть до выключения, – язвитель­но заметил Локи, – все равно такого не сыщешь. Дрянь была совершенно отпетая, а уж выла так, что у меня чуть уши не лопнули.

– Так это был не ты? – пробормотал Августин, мед­ленно опуская лук.

– Нет, – только и успел сказать Локи.

Тишина комнаты внезапно взорвалась оглушитель­ным грохотом. Там, где только что возвышалась коло­ритная фигура Локи, взвился гудящий вихрь огня.

Стена помещения, в котором они находились, пре­вратилась в тучу горячей каменной пыли.

Августин не стал дожидаться, когда невидимый на­водчик перенесет огонь на его скромную персону, и стремглав ринулся в открывшийся пролом.

Что бы там ни находилось, но бежать все равно было больше некуда – еще в колеблющемся свете медузы, подвешенной Локи, Августин подметил, что он, оказы­вается, пробудился на расстоянии вытянутой руки от многорядной колючей проволоки. Не приходилось со­мневаться, под тысячевольтным током. В таких вещах любому завсегдатаю ВР лучше не сомневаться.

11

Аватарам класса Гильгамеш третий глаз не положен. Для этого нужно дослужиться до Джирджиса. Поэтому Августин долгое время не видел ни хрена.

Наконец клубы каменной пыли, от которой, вдоба­вок ко всем ее недостаткам, нестерпимо першило в гор­ле, поредели. Сквозь них стало пробиваться поначалу слабое, но со временем все более яркое апельсиново-оранжевое сияние, и Августин увидел то, что менее все­го ожидал увидеть в Утгарде. В преисподней. В геенне. В аду.

В изумрудных небесах сияло солнце. Оно не было похоже ни на реальное, земное, ни на типовые крова­вые светила Митгарда. Оно было плоским, приплюсну­тым и растянутым в стороны, словно НЛО на кустарных фотографиях прошлого века. И, как положено любому уважающему себя НЛО, оно степенно пересекало небо­склон. Задаваться вопросом, что произойдет, когда местное солнце достигнет горизонта, было некогда.

Под оранжевыми лучами этого блуждающего свети­ла плескалось ласковое лазурное море. А в море, совсем близко от берега, на сверкающих всеми цветами богем­ского стекла столбах стоял огромный остров, покрытый лесом.

Лес, как и остров, как и солнце, не старался имити­ровать что-либо естественное. Деревья в лесу, насколь­ко мог видеть Августин, в основном были хрустальные, золотые, серебряные и яшмовые. С острова доносился одинокий напев свирели.

Замысел творца всей этой безвкусицы был совершен­но очевиден. Аваллон. Элизиум. Рай. Карманный пара­диз в недрах Утгарда.

Когда Августин бывал чем-то смущен, он, как и вся­кий нормальный человек, подсознательно стремился скрыть свое смущение каким-нибудь привычным «реф­лекторным» действием. Даже в тех случаях, когда ря­дом не было никого, кто мог бы служить свидетелем его смущения.

Сейчас Августин был определенно смущен – все происходящее совершенно не вязалось с его представ­лениями об Утгарде, а увиденный Аваллон окончатель­но выбил его из колеи.

Августин рефлекторно посмотрел на часы (странные причуды Утгарда вернули ему привычный аватар и вме­сте с ним – стандартный наручный интерфейс). Они показывали 18.02. С момента его вхождения в Утгард прошли какие-то никчемные секунды.

– Да будьте вы все прокляты! – проорал взбешен­ный и вконец измученный Августин изумрудным небе­сам, холодея от мысли, что ему предстоит провести в Утгарде еще целых четыре часа.

Частичный контакт с аватаром класса Гильгамеш, морф «Робин Гуд», регистрационный код GIMEL-529-301-772/RUS, был восстановлен системой сопровождения Марьинского Координационного Центра в 18.02.371 по среднерусскому времени. Темпоральный дамп отсутствия объекта в поле видимости составил, таким образом, две десятых секунды, что находится в пределах, допустимых спецификацией VIR 7.0.5. Подготовка к экстренному от­ключению объекта была отменена, неспецифическая по­теря контакта квалифицирована как НИВФ* .

12

Лучше бы Августин не кричал. Потому что в ответ на его крик сторожевой бот, ошибочно принятый им вна­чале за солнце, резко изменил траекторию и полетел в его сторону.

– Стоять! – заорал до смерти перепуганный Авгус­тин, щурясь навстречу непокорному солнцу. – Стоять именем сетевой полиции!

Местная природа осталась глуха к порыву властей.

От адского солнца отделился длинный сверкающий протуберанец. Сомневаться в его предназначении не приходилось.

Августин был хорошим полицейским. Он понятия не имел, почему вдруг Утгард прекратил с ним свои чудо­вищные игры и вернул ему прежний, привычный аватар. Зато он моментально припомнил все потенциаль­ные возможности своего аватара и сразу же ими вос­пользовался. В ВР сперва стреляй, а потом думай. Для того ее Триггвассон и создал.

На месте Августина остался фантом, убедительно на­тягивающий лук навстречу приближающемуся протубе­ранцу.

Сам Августин был уже в воде – на вкус она напоми­нала «Мадам Клико» – и, чувствуя, как приятно полег­чало его тело, плыл в направлении столбов из богем­ского стекла.

За его спиной прогрохотал взрыв, очень похожий на тот, в вихре которого исчез Локи. Августин-фантом по­казательно превратился в мясную пыль. Августин-настоящий нырнул, оставив на поверхности второй фантом, столь же упорно гребущий к острову, как и его хозяин. Вот только брызг не было – его руки входили в воду бесследно и бесшумно, как в туман.

Сторожевому боту на такие мелочи было наплевать. Новый протуберанец старательно слизнул с поверхности моря Августина-второго вместе с десятками кубометров воды, с шипением превратившейся в облако паров перво­сортного шампанского, а затем взорвавшейся в полном соответствии с законами объемного взрыва.

13

Августин был первоклассным пловцом. Особенно в аватаре дельфина.

Он вынырнул только под стеклянной опорой остро­ва и уже глазами человека посмотрел по сторонам. Су­масшедшее противозаконное солнце этого сектора Утгарда, по всей видимости, удовлетворилось результатами своей работы. По крайней мере, видно его нигде не было, и, присмотревшись к тени острова на воде, Авгус­тин понял, что «солнце» поднялось высоко и кружится где-то в стороне.

Августин сам толком не понимал, что толкнуло его к Аваллону. Скорее всего, просто возможность исполь­зования аватара дельфина, в котором он мог рассчиты­вать на спасение от испепеляющих протуберанцев. Так или иначе, раз уж он здесь оказался, следует осмотреть­ся получше. Странный здесь какой-то Утгард все-таки. Чересчур стабильный.

Колонна, под которой он находился, была абсолют­но гладкой и уцепиться было не за что. Но у любого настоящего йомена есть кое-что, кроме лука. У настоя­щего йомена за сапогом торчит превосходный нож из металла чуть покрепче дамасской стали.

Августин достал его и, примерившись, без особого усилия воткнул в колонну. Так и есть – одиозный матерьялец не может устоять перед универсальным полицейским инструментом «Клык Фенрира».

Нож, едва заметно вибрируя, вошел в стекло и, по­винуясь движению кисти Августина, отпластал от ко­лонны лунообразный кусок с едва заметно оплавленны­ми краями. Кусок отправился в лазурные воды моря, Августин занялся следующей ступенькой.

Он не очень спешил и не очень медлил. С одной сто­роны, ему действительно было любопытно, что за зве­ри гуляют по кичевому лесу там, наверху, на острове.

С другой – до отключения оставалось что-то около трех часов, и его главной задачей было прожить это вре­мя без фатальных последствий для своей сетевой карьеры.

Так, в компромиссе между инстинктом самосохране­ния, полицейским долгом и простым человеческим любо­пытством, он не спеша, обстоятельно поднимался вверх по колонне.

14

Четыре экскаватора полностью перегораживали шос­се. Они стояли, уперев в бетон мощные гидравлические опоры и опущенные ковши.

– Ставлю один к трем на террористов, – заявил Змей-7, созерцая несокрушимых железных гигантов.

– Все верно, один к трем, – кивнул более опытный Змей-3. – Но только не на террористов.

Фургоны ВИН приближались к экскаваторам не сни­жая скорости. Над головным теперь реял похожий на обо­дранного воздушного змея привязной зонд внешнего на­блюдения.

Потом крыша фургона поползла вверх.

– Что-то новенькое, – пробормотал Змей-7, просо­вывая нос в растущую щель.

Крыша поднялась на метр. Радары патрульно-базового самолета пока что не могли прощупать, что же скры­вается там, внизу, под ней, и Змей-7 был вынужден удо­вольствоваться созерцанием зияющей пустоты.

Фургоны стали быстро сбрасывать скорость. Задний тормозил значительно быстрее переднего, и дистанция между ними увеличилась до двухсот метров. Скорость фургонов упала до шестидесяти километров в час и про­должала снижаться, когда из-под крыши головной ма­шины вылетели две гладкие сигары и, раскрыв стаби­лизаторы, устремились к экскаваторам.

Прогремели два оглушительных взрыва, разделенные сотыми долями секунды.

Экскаваторы исчезли под огненной полусферой ра­диусом не меньше сотни метров.

Змей-7 видел такое только в учебной виртуальной реальности. Но чтобы так, почти в жизни…

От многотонных машин осталось не многое. По крайней мере, на поверхности шоссе. Боевая вакуум­ная часть типа «Молот», сравнимая по мощности с не­большим ядерным боеприпасом, раскатывает танк едва ли не в лист жести. А не раскатывает, так вбивает в землю по самый командирский люк. А экскаватор не танк все-таки.

Змей-7 печально вздохнул. Втайне он болел за тер­рористов. Он видел одного живого человека там, в лег­ком самолете. И этот живой человек был террористом.

А когда он глядел на виновские фургоны, ему казалось, что к Москве приближаются два заговоренных железных ящика, набитые мертвящей пустотой. Ящика или скле­па? Ящики Пандоры… Склепы Пандоры-Террористы, потеряв связь с начальником своей груп­пы и убедившись в подавляющем огневом превосходстве противника, прекратили операцию.

На фургонах «сааб-скания» вновь завелась прежняя волынка, заплясали голограммы, загнусили динамики, и они, увеличив скорость до ста сорока километров в час, понеслись дальше.

15

Августин, прилепившись к колонне в двадцати метрах над поверхностью моря, дорезал последнюю ступеньку и, подтянувшись на руках, перебросил свое отлично натре­нированное виртуальное тело через край острова.

Бешеное солнце было очень далеко и на его появле­ние никак не отреагировало.

Августин с удовлетворением подумал, что он, види­мо, числится в списке погибших.

Вокруг него тихо звенели искусственные деревья, бес­численные тропинки были мощены не то золотом, не то позолоченным свинцом. В воздухе было разлито пение все той же проклятой свирели, которое, как Августин не­ожиданно осознал, почти перестало раздражать его при­дирчивый слух.

Сам не понимая отчего, он принялся насвистывать, стараясь попасть в тон свирели, и пошел куда глаза гля­дят по тропинкам этого непонятного сада.

Вынутой из колчана стрелой он беззаботно почесы­вал правую щеку – еще один верный признак хороше­го настроения.

Потом Августину неожиданно надоело свистеть, и он запел старую песенку из любимого когда-то в детстве компьютерного видеофильма о подлом короле Филиппе, бравом Генри V и его несравненных лучниках, вы­косивших в чистом поле под Азенкуром весь пышный цвет французского рыцарства.

Наш йомен, право же, неплох,

Когда, отставив локоток,

Шлет стрелы в цель

И ни одной

Не тратит даром он, —

тихонько напевал, а на самом деле во все горло орал дурным голосом Августин, перевирая слова.

Он был сильно пьян, но не осознавал этого. Море шампанского может укачать даже стадо кашалотов, не то что одного сетевого лейтенанта.

Тут генуэзцев страх берет,

Потерям их потерян счет,

И вряд ли им поможет Петр,

И громкий крик, И страшный ор,

Ведь с нами Христофор, —

сообщил Августин большому черному камню, прегра­дившему его путь.

Камень поднялся на четыре когтистые лапы, грациозно потянулся, зевнул, открывая огромную розовую пасть, и ласково сказал:

– Я так долго ждала тебя, Локи…

– Я не Локи, я солдат короля Англии! – заносчиво от­ветил Августин, чувствуя предательскую слабость в коле­нях. Ноги совсем не держали, и он опустился на тропу.

Мягко ступая, пантера подошла к нему вплотную и принюхалась.

– Ты пьян, – сказала она с отвращением.

– Я пьян, – кивнул Августин.

«Ты пьян, а перед тобой очередное чудовище!» – вспыхнул в голове сигнал тревоги.

Между тем «очередное чудовище», продолжая приню­хиваться, ткнулось ему своей мягкой мордой между ног. Сигнал тревоги в голове разлился оглушительным звоном.

– Ты не Локи, – свирепо сказала пантера, подни­мая на него свои пронзительные азиатские глаза.

Прошла секунда, показавшаяся Августину дольше любой самой индуистской вечности. Затем пантера стремительно обрушила на его грудь когтистые лапы, приблизила оскаленную пасть вплотную к лицу Авгус­тина и прорычала:

– Кто ты?

– Я не Локи, – согласился Августин, с величайшим напряжением пытаясь унять дрожь в голосе. И, не най­дя ничего лучшего, сообщил: – Я тень, я свиристель, убитый влет…

Зрачки пантеры – совершенно человеческие зрачки – удивленно расширились

– Повтори! – разъяренно прохрипела она, обдавая его горячим, словно ветер пустыни, дыханием.

Августин, недоумевая по поводу ее возмущения, по­слушно пролепетал:

– Я тень, я свиристель, убитый влет, – и поспешно добавил: – Вообще-то я лейтенант сетевой полиции по имени…

Когда человек, пребывающий в ВР, называет свое имя, у него всегда возникает секундное замешатель­ство. Первая рефлекторная реакция – назвать подлин­ное, «земное» имя – всегда блокируется рабочей стан­цией Координационного Центра. Это нерушимый закон ВР – истинное имя актанта окутано непроница­емой тайной, и даже сам актант не имеет права, про­сто физически не может разглашать его. А свое «аватарное», виртуальное имя приходит в голову далеко не сразу. Но Августину так и не пришлось его назвать.

16

В тот момент, когда он уже собирался произнести «Джонни Джармуш», наступила непроницаемая тьма. Далекое солнце-сторожевик выключилось.

– Кто бы ты ни был – беги!!! – заорала пантера, убирая лапы с его груди.

Августин понял только одно – СНОВА ОПАСНОСТЬ. Окончательно трезвея, он вскочил на ноги. В его руках мгновенно оказался лук с вложенной в него стрелой. Ав­густин попытался включить инфракрасное зрение – чер­та с два. Проклятый Утгард вернул все-таки отнюдь не все базовые характеристики его аватара.

– Куда?! Куда бежать?! – спросил он у пантеры.

Вопрос не был праздным. В такой кромешной тьме нельзя было сделать двух шагов, чтобы не удариться лбом о ствол какого-нибудь райского апельсинового дерева. – Ну ты идиот, легавый, – проворчала пантера. – садись ко мне на спину.

Августин почувствовал, как в его йоменский гульф ткнулся теплый зад пантеры. Не задавая лишних вопро­сов, он оседлал свою новую знакомицу. И они понеслись.

Пантера, не в пример Августину, прекрасно видела во тьме. Она неслась по одним только ей ведомым тропинкам. Иногда, вся подобравшись, она перепрыгивала через пова­ленные деревья. Несколько раз под ее лапами раздавался плеск воды, и в лицо Августину летели брызги шампанского.

Их все-таки настигли. Из кромешной тьмы за спи­ной Августина совершенно бесшумно возникло нечто и вонзило в его спину стальные когти.

Мягкая плоть пантеры ушла из-под него, и Августин, чье тело разрывалось на куски от боли, с ужасом почув­ствовал, что несется в воздухе.

За спиной раздался чудовищный, леденящий душу надрывный вой сверла. В затылке Августина возникла крошечная точка новой боли. И она росла.

17

«ВР без боли – ничто. Без боли – значит без на­слаждения, без страха, без эмоций. Поэтому я сделал боль и положил ей меру. Если, пробив титановый панцирь, пробив кевларовую подкладку, пройдя сквозь одежду и кожу, в твою грудь вонзится меч Джирджиса и войдет в твое живое сердце, ты не только увидишь его, ты не только почуешь запах своей горячей крови, но ты испытаешь то, что должен, – боль. Очень сильную боль. Возможно, меньшую, чем испытывают в действи­тельности, ибо она будет изготовлена добрым компью­тером Координационного Центра, а не твоими злыми человеческими нервами, которые не знают пощады, – но это будет очень сильное, ха-ха, переживание. И, оч­нувшись среди океана липкого холодного пота в своей капсуле, ты поймешь, какое это прекрасное времяпро­вождение – жизнь».

Олаф Триггвассон. «Страннее, чем рай»

18

– Антропос, антропос… Какое это прекрасное вре­мяпровождение – жизнь, – раздался за спиной Авгус­тина флегматичный и вместе с тем жутковато-мечта­тельный голос. – Сейчас мы посмотрим, что там у тебя внутри.

Сверло вворачивалось все глубже. Похоже, его носи­тель был существом обстоятельным и никуда особенно не торопился.

Августина ждало долгое, мучительное, сводящее с ума – без шуток, если, не дай Бог, плохо сработают фильтры Координационного Центра, он мог вернуться в реальность безумцем, – совершенно не лезущее ни в какие ворота убийство до смерти.

По спине Августина струился слабый пока ручеек крови, когти болтливого мерзавца, казалось, вошли в его тело до самого позвоночника. «Момент минус де­сять», – сообщил Голос Неба.

Августин вышвырнул совершенно бесполезный лук.

Подогнув ногу к груди – это простое при нормаль­ных обстоятельствах действие теперь стало для Августина страшной пыткой, – он выхватил из-за сапога нож и ударил им наугад, стремясь перерубить сверло.

Но, увы, механический гад был сработан на совесть. С негромким лязгом нож отскочил от бешено вращаю­щейся стали.

– Беспокойный антропос… – констатировал его му­читель.

Вслед за этими словами блеснула яркая вспышка, и правая рука Августина, сжимавшая нож, полыхнула ма­линовым пламенем. На ее месте осталась лишь обуглен­ная культя.

– А-а-а-а-а!!! – завопил Августин, теряя остатки са­моконтроля.

– Хорошо, – мечтательно пробормотал киборг (со­мнений не было, это был именно киборг, аватар класса Джирджис, морф «Бешеный Макс»). – Очень хорошо. Ты приближаешься к Идеальному Катарсису.

Идеальный Катарсис придумали политические ко­миссары Социальной Республики Сол.

Идеальный Катарсис, как учил великий Кетцаль, это полное растворение через отражение и преломление че­ловеческой души в абсолютно гладких гранях Сердца Материи. Выражаясь проще, такая себе нирвана.

В Республике рекомендуется приводить к Идеально­му Катарсису через долгие и изысканные пытки.

Но отчего в электронных устах исчадия Утгарда вдруг прозвучали слова из лексикона извращенцев из Митгарда – этого Августин взять в толк не мог. Да и не пы­тался. Сверло медленно и уверенно продиралось сквозь его затылочную кость.

Кричать он уже не мог.

«Момент минус пять».

Киборг продолжал философствовать, но Августин уже не понимал его. Слова, фразы казались строками теле­грамм из потустороннего мира, да и сам Августин был уже на пороге истинного ада.

В голове расцветали пурпурные цветы. Над океана­ми крови парили уродливые бабочки, сотканные из огня, окурков, немытой посуды, смятых и расстрелян­ных тел, пустых шприцев и бутылок, автоматных гильз, поношенной одежды и рваных простыней.

«Момент минус один».

На поверхности кровавого океана появилась черная воронка.

По ее краям вились длинные рыжеватые стебли. Ав­густин падал в нее со скоростью метеора, падал и ни­как не мог упасть.

«Выключение».

Глава 3 АМУЛЕТ

1

Малинин появился снова лишь спустя два часа. За это время Пьеро успел проиграть хозяину дважды. Но он не расстраивался. Выигрывать в нарды у шефа – дурная примета. Это подтвердит кто угодно, в особен­ности же – сам Стальной Венедикт.

– Входи, – скомандовал президент компании ВИН, и умные двери пропустили просителя.

Малинин выглядел сконфуженным – словно школь­ник, ощущающий, что наказание неминуемо. От прони­цательного взгляда Щуро не укрылись мелкие капельки пота, выступившие на лбу у референта. А также пальцы левой руки, нервно сжатые в кулак.

– Ну что, любезнейший Шура, как там нарушите­ли? – поинтересовался шеф, складывая руки на животе.

Александр прекрасно знал, что вежливость шефа не предвещает ровным счетом ничего хорошего.

– Один из объектов уничтожен на границе Зоны Стабильности. Другой уничтожен на время. Добить не успели из-за планового выключения. Координацион­ный Центр отрубил его раньше, чем мы успели его как следует достать.

– Не понял? – переспросил Пьеро, играя кубика­ми на ладони. Он, похоже, плохо понимал, как это можно «не успеть» в таком плевом деле, как уничто­жение объекта.

Малинин пустился в сбивчивые объяснения:

– Объект номер два, полицейский, аватар класса Гильгамеш. Он проник в Зону Стабильности. Черт его знает как. Потом он обманул сторожевой бот и про­брался на остров. Там он вступил в контакт с объек­том Пантера, а когда мы…

– Что ты сказал?! – заревел Щуро, выскакивая из кресла. – Вступил в контакт с Пантерой или я ослы­шался?

– Так и есть, – подтвердил Малинин, бледнея.

– Может быть, он еще ее трахнул, после того как вступил в контакт? – спросил Щуро ледяным тоном.

– Насколько мне известно… То есть мне не извест­но, чтобы…

Щуро играл желваками и молчал. Никто не смел на­рушить тишину.

Пьеро налил в чашку тончайшего китайского фарфо­ра молока с экстрактом индийской конопли и чуть при­губил напитка далеких богов.

Малинин стоял по стойке «смирно». Глаза его слези­лись от страха. Он знал, что объект Пантера – слабость их ярого президента и что на содержание островного па­радиза компания тратит не менее одной двухсотой части своего годового оборота. То есть чудовищную сумму, ко­торую самому Малинину не заработать за всю жизнь. Наконец пауза была прервана:

– Дальше. Личности объектов установлены?

– Пока нет. Мы выяснили, что личность первого – того, который был убит, – установить невозможно. Он незарегистрированный пользователь, и в гражданской базе данных никаких записей о нем не содержится. Скорее всего, входит в ВР со своей мобильной станции. Ава­тар класса Джирджис. Ловок. Сообразителен. Интеллек­туальный индекс чрезвычайно высок.

«Локи», – шепнули губы Стального Венедикта. Его подчиненные не слышали его, но, даже если бы и слы­шали, это имя едва ли сказало бы им что-нибудь.

– Второй – полицейский, – продолжал Малинин. – Работать с полицейским сервером сложно, но мы уже сде­лали заказ. Наш человек сможет выяснить все, касающе­еся его персоны, к завтрашнему утру. Включая локализа­цию его капсулы входа.

Щуро опрокинул чашку с молоком, поставленную подле него услужливой рукой Пьеро.

– Если это требуется, можно поискать и дополни­тельную информацию, касательно его интимных пред­почтений, в том числе и насчет четвероногих… – зачастил Малинин, который из кожи вон лез, чтобы угодить шефу.

Глупость – худший советчик. Малинин был глуп. Он допустил чудовищную бестактность. Своей послед­ней тирадой он зацепил самую больную мозоль прези­дента.

– Послушайте, милейший, я хочу провести один эксперимент, – вкрадчивым голосом сказал Щуро, бросив на своего начальника охраны заговорщический взгляд. – Закройте глаза и не открывайте их, пока я не попрошу. Идет?

– Конечно, конечно, – с дрожью в голосе сказал Малинин и смежил веки. – Эксперимент – это хоро­шо, очень хорошо.

– Только не подглядывать!

Стальной Венедикт протянул к Пьеро открытую ла­донь, которая сразу же отяжелела – на нее лег «АПЛ-9». Автоматический пистолет Леонова, девять миллиметров. Любимая игрушка Пьеро. Щуро ловко сбросил пистолет с предохранителя и выпустил ровно две пули. Одна во­шла Малинину между глаз, а другая пробила правое лег­кое. Навылет.

Пьеро одобрительно покачал головой. Неплохо для человека. Он бы сделал то же самое. Но только чуть быстрее и чище.

Не успев ни вскрикнуть, ни испугаться, Малинин упал на пол, который скоро окрасился во все оттенки красного и серого.

– Теперь можешь открывать, – скомандовал своему референту Щуро.

Но Малинин не шевелился. Даже в предсмертных судорогах он выполнил бы приказание начальника и открыл бы глаза. Если бы они были.

– Не можешь? Так я и думал, – меланхолически за­метил Щуро, и послушное кресло доставило его прямо к окну, за которым не было ничего, кроме обыденного среднерусского пейзажа.

2

«…Иван, из России, и Жан-Поль, француз, гуляют по пляжу в окрестностях Ниццы. Все бабы, как одна, не сводят глаз с Жан-Поля и провожают его томными взглядами…»

Болтовня «Веселого Бадди» была первым, что услышал Августин, придя в себя под полифертиловым куполом капсулы. Голова его раскалывалась от нечеловеческой боли, кровь стучала в висках. Но хуже всего была чудо­вищная жажда – пересохший язык едва ворочался во рту.

«…Проходит день, два, на Ивана никто не обращает внимания. Ему завидно. Он просит Жан-Поля: поде­лись, мол, со мной секретом, как нравиться женщинам. Жан-Поль ему советует подложить в плавки картошку, и тогда, мол, все будет в порядке…»

Августин открыл матовую крышку капсулы и, стара­ясь обходиться без резких движений, дабы не раздрако­нить разрывающую череп мигрень, ступил на пол.

Томас был тут как тут. Он смотрел на Августина сво­ими проницательными собачьими глазами, и весь его вид выражал сострадание.

«…Иван делает так, как посоветовал Жан-Поль. Про­ходит неделя – никакого эффекта. Наконец он встречает Жан-Поля в раздевалке и злится: „Ты меня обма­нул!“ Жан-Поль окидывает Ивана критическим взгля­дом и говорит: „Так ведь картошку нужно было спереди подкладывать!“

Августин подошел к компьютеру. Спикер «Веселый Бадди» продолжал болтать как ни в чем не бывало.

– Послушай, Томас, я что, забыл его выключить? – в полном недоумении спросил пса Августин.

В его мозгу был отчетливо запечатлен тот момент до начала дежурства, когда он сказал «Веселому Бадди» «достаточно», а потом, немного погодя, выключил и сам компьютер. Вроде бы так. Впрочем, теперь, после бесконечно мутирующих просторов Утгарда, он уже не имел права быть в чем-либо уверенным. По крайней мере, какое-то время.

«Наверное, все-таки забыл, – вздохнул Августин. – Если бы в квартиру проникли посторонние, Томас не преминул бы проучить их. Или беспокоился бы сейчас. А то сидит как калоша».

Томас, высунув наружу свой длинный и влажный язык, преданно смотрел на Августина, не выражая никаких при­знаков беспокойства. Ему тоже было жарко.

Августин глянул на датчик температуры, встроенный в браслет, украшавший его правую руку. Двадцать во­семь градусов. Многовато для десяти часов вечера.

3

«Что же такое истинная Виртуальная Реальность, ко­торую я подарил несчастному человечеству?

Во-первых, это сверхмощные нейрокомпьютеры, свя­занные в одну глобальную интернациональную Сеть, Универсальная база данных содержит миллиарды эта­лонных сигналов для твоего мозга, и она ежеминутно пополняется новыми. Из этих эталонов нейрокомпью­теры создают все, что ты видишь, слышишь, нюхаешь и чувствуешь.

Во-вторых, это периферийные Координационные Центры, фильтрующие или ослабляющие смертельно опасные сигналы, следящие за здоровьем пользователей и отвечающие за соблюдение правил игры.

В-третьих, это личные пользовательские капсулы. Во время сеанса они блокируют сигналы от естественных органов чувств и заменяют их сигналами, идущими от нейрокомпьютеров. Кроме этого, капсулы отслеживают реакцию мозга на поступающие сигналы и, перехваты­вая команды мозга различным частям тела, возвраща­ют их нейрокомпьютерам. Так обеспечивается обратная связь, а заодно исключается вся эта комическая дурь вроде сучения ногами во сне.

Даже если человек в ВР бежит олимпийскую дистан­цию или, допустим, занимается любовью с какой-ни­будь милой особой, он внешне остается спокоен, как безмятежно спящий младенец. Кое-что, конечно, подав­лять просто нельзя. За счет этого иногда выделяется не­много пота, слюны или различных секреторных веществ в зависимости от пола пользователя. Большинству это даже нравится, а те, кого это не устраивает, могут уби­раться вон из моей Виртуальной Реальности».

Олаф Триггвассон. «Страннее, чем рай»

4

Щуро щелкнул пальцами.

Чуткие уши внутренней системы наблюдения улови­ли знакомый акустический сигнал.

В караульном помещении номер четыре, находившем­ся по соседству с апартаментами Щуро, зажглось старо­модное зеленое табло. «Вас вызывает директор», – про­дублировал лишенный интонаций женский голос надпись на табло.

Все это можно было сделать в десять раз эстетичнее, современнее и в сто раз дороже. Но Щуро был рачи­тельным хозяином. Все, что при прежнем директоре было устроено, с его точки зрения, слишком сложно (а значит, не вполне надежно), Щуро приказал демонти­ровать, распродать по офисам кичливых зауральских магнатов и заменить простым и надежным.

Двое дежурных охранников стремительно выскочили из помещения номер четыре и спустя несколько секунд появились на пороге.

– Уберите это вот, – распорядился Щуро, имея в виду труп Малинина с простреленной головой, заляпан­ный кровью ковер и картонную папку своего бывшего референта, тоже изрядно пропитавшуюся кровью. – Кровоизлияние в мозг, – пояснил он охранникам, на чьих лицах проступило легкое недоумение.

Через пять минут кабинет вновь пришел в рабочее состояние. Новый ковер, полностью идентичный пре­дыдущему, занял место своего безвинно пострадавшего предшественника.

– Ну что же, дорогой, наконец-то мы одни… – Щуро подмигнул своему начальнику охраны. – И те­перь настало время для спокойной работы ума.

Пьеро кивнул. Он не любил работать умом. Он лю­бил работать пистолетом Леонова, автоматом «мист­раль», пистолетом-пулеметом «унимаг», гранатометом «АГС-100», штурмовой винтовкой «М-27» и железны­ми кулаками. Но если шефу угодно…

– Видишь ли, задета честь и достоинство нашей фирмы. Террорист, которого я, кажется, знаю, ходит к нам в Зону Стабильности как козел в огород. У него на хвосте болтается еще какой-то легавый, Гильгамеш. Этак они скоро по моему кабинету бродить начнут, а?

– Хорошо бы… – бесстрастно заметил Пьеро, из­влекая из пистолета обойму без двух патронов. – Тут бы я их без всяких там виртуальных штучек, без Иде­ального Катарсиса… до полной клинической и биоло­гической смерти…

– Вот именно, – жестко оборвал его Щуро. – Но перед этим надо поработать умом. Итак. Их убили. Од­ного до смерти, другого на время. Это не важно, потому что оба – совершенные маньяки ВР и жить без нее не могут. Это стопроцентно верно, потому что только маньяки по своей воле входят в Утгард. Следовательно, они захотят уже завтра возвратиться в ВР, и не просто в ВР, а в нашу Зону Стабильности. Чтобы вернуться в ВР, они должны…

– Купить форсаж, – продолжил его мысль Пьеро, пряча в кобуру дозаряженный пистолет. – А чтобы ку­пить форсаж, они должны обратиться к Хмырю.

За что Щуро почти искренне любил своего началь­ника охраны, так это за умение поддержать просвещен­ную беседу.

– Да! – воскликнул он. – И поэтому Хмыря надо убрать. Но на этом может остановиться только очень ограниченный человек. Кроме того, надо прикрыть Ос­тров. И заказать Деппу что-нибудь повеселее. Напри­мер, замок. На случай, если эти мерзавцы нас все-таки опередят, мы должны иметь запасной вариант. Они вле­зут в Зону Стабильности, а там… А там посмотрим. Так или иначе, мне, помимо всего прочего, нужны будут хо­рошие уши. А Хмыря – убрать. Надоел.

Щуро обладал колоссальной, звериной интуицией. Он был уверен, что убитым сегодня в Утгарде террори­стом был Локи, с которым его связывало многолетнее и не самое приятное знакомство.

Он пока еще толком не понимал, что к чему, но был уверен, что Локи умышленно притащил легавого в Зону Стабильности. Видимо, с точки зрения Локи, что-то там легавый должен был сделать в этой Зоне, но что именно? Главное, своим звериным чутьем Щуро ощущал, что вся эта история так или иначе обязательно выведет его на базу террористов. А террористы были, пожалуй, единственной реальной силой, способной помешать его планам…

– Разрешите приступить к ликвидации? – с надеж­дой спросил Пьеро.

– Не разрешаю. Пусть лучше Воронов лишний раз своих людей потренирует. Им скоро ох как много ра­ботать придется…

5

Августин наскоро разделся и плюхнулся в прохлад­ную ванну. Почти не отдавая себе отчета в своих дей­ствиях, он попросил стереовизор включиться.

«Если вы или ваш мужчина не находите это красивым, значит, вам пора срочно заняться вашим вкусом!» – ве­щал приятный мужской баритон.

Через минуту Августин смыл с лица хлопья пахнущей жасмином пены и всплыл.

Экран стереовизора располагался прямо над его ступ­нями, отдыхавшими на краю ванны. Вообще-то Августин не был поклонником стереорадостей, ибо считал их жал­ким уделом тех, кому не по силам Виртуальный Мир.

Августин презирал стереовизор.

Он даже не мог назвать на спор трех стереовещательных компаний.

В свое время он не назвал ни одной, и бутылка от­менного виски «Князь Трубецкой» уплыла в руки его приятеля Сергея.

Но в этот вечер Августин умерил свое презрение. Пос­ле всех ужасов и треволнений Утгарда, большинство из которых он даже не помнил и вовсе не желал вспоминать, ему мучительно хотелось услышать человеческий голос. Даже если это голос ведущего очередной дебильной про­граммы для несовершеннолетних или ортодоксальных религиозных домохозяек. В общем, для тех, кому государ­ством отказано в доступе в ВР, либо для тех, кто отказы­вают себе в этом сами.

«Посмотрите на этого юношу! – разорялся ведущий, обладатель приятного баритона. – На его груди нет ни одного волоска. Даже орангутанг не посмеет назвать это не модным! Это летний хит! Это крем „Унисекс-Брист“! Посмотрите на свою грудь. Как, на ней воло­сы? Фу-у-у! Но не надо плакать! Крем „Унисекс-Брист“ решит и эту проблему!»

Скорее машинально, чем обдуманно, Августин опус­тил взгляд на свою грудь, покрытую жасминовой пеной и, разумеется, волосами. Нормальная мужская грудь. Обык­новенная. Но нечто новое заставило его вздернуть брови едва ли не на затылок.

На его груди покоилась изящная, почти невесомая резная пластина из кости. «Это что-то новенькое», – сказал про себя Августин, выходя из ванны. На экране стереовизора появилась заставка «New Look* от Голубо­го Мира».

6

Августин, поглощенный своей находкой, не знал и не мог знать, что стереовизор, скучающий в его ванной комнате, был настроен на «Нежную Радугу» – культо­вый чэннел московских сексуальных меньшинств. На­строен рукой приходящей раз в месяц домработницы Людмилы, матери четверых оболтусов.

В другое время и в другой ситуации это, пожалуй, изрядно повеселило бы его. Но теперь, разглядывая ко­стяную пластину, лежащую на его мокрой ладони, Ав­густин, даже если бы узнал, что за передачи смотрит его домработница, то вряд ли оживился бы.

Находка была проста, как и все в реальном мире.

Собственно, это был всего лишь овал неправильной формы, выточенный из кости.

А на овале было вырезано незатейливое изображение. Не то буква незнакомого алфавита, не то примитивное плавсредство.

Приглядевшись, Августин заключил: лодка. Нечто по­добное Августину приходилось видеть в раннем детстве, когда отец водил его на экскурсию в музей при институ­те этнографии. Никаких надписей. Никаких указаний. Просто лодка – и все. Просто амулет.

Костяная фигурка имела дырочку, через которую была продета грубая шерстяная нить. И все это уже висело у него на шее в тот момент, когда он покинул капсулу входа. Ибо Августин был совершенно уверен, что, когда он отправлялся на дежурство, ничего подоб­ного у него на шее не было. Стало быть, эта костяная пластина оказалась у него на груди в промежутке меж­ду входом в ВР и выходом из нее. Кто-то повесил аму­лет ему на шею, пока его тело, лишенное сознания и воли, лежало в капсуле, а его душа блуждала по про­сторам Митгарда и Утгарда. Кто?

Открыть капсулу, когда в ней находится человек, – задача не из простых. Она не проста, но в принципе выполнима. Главное – не снимать с головы нейротранслятор. Но, не снимая его, невозможно надеть на шею амулет… Несколько минут Августину казалось, что он сходит с ума. Он даже заподозрил, что все происходя­щее – очередная выходка Утгарда и он все еще нахо­дится в плену безумной ВР.

«Да нет же, на самом деле все просто! – наконец сообразил он. – Нужно всего лишь развязать узелок на нити амулета, продеть нить под шеей, а потом снова завязать. Тогда и овцы сыты, и волки целы. То есть тьфу, наоборот».

Решение этой несложной головоломки принесло ему несказанное облегчение. По крайней мере, здесь ничем сверхъестественным не пахло.

– Ладно, пойдем дальше, – сказал Августин вслух, чтобы приободриться.

Дальше. Войти в чужую квартиру не просто, но если кому-то очень нужно, то пожалуйста. Вот чего действи­тельно не мог понять Августин, так это как мистеру (или миссис) Икс удалось одурачить Томаса.

Ведь, как выразился бы дедушка Августина, некогда служивший в пограничных войсках на туркменской границе, «злостность собаки Томас породы ньюфаунд­ленд отличная». Августин был полностью согласен с этим утверждением. Сэр Томас был добр и снисходи­тельно вилял хвостом только с личного позволения Августина. К посторонним он был враждебен и мог разорвать на куски любого, кто покусился бы на шею, а равно свободу, жизнь или достоинство его хозяина. Августин это знал, как знал и то, что если бы даже постороннему удалось уйти из его квартиры живым, то Томас не преминул бы сообщить ему об этом лаем и злобным ворчаньем.

Значит, тот, кто повесил амулет ему на шею, не был посторонним. Значит, это была Ксюша. Это она, вос­пользовавшись тем, что замок Августина настроен и на ее отпечаток пальца, вошла, послушала анекдоты от «Веселого Бадди» и, не дождавшись его возвращения из ВР, смылась, оставив ему архаический подарок.

«Все-таки она очень странная девушка», – вздохнул Августин и плюхнулся на диван.

На полу – там, где стоял погруженный в раздумья лейтенант сетевой полиции Августин Депп, – теперь красовалась лужа с хлопьями жасминовой пены.

7

– Анатолий Андреевич? – Трубка радиотелефона была снята со стола, застеленного цветастой скатертью, кое-где заляпанной, но вполне пристойной.

– Здравствуй, Венедикт, – ответил удивленный го­лос. – Чем обязан в столь поздний час?

Генерал Воронов находился в кафетерии, располо­женном в подвале Центрального Управления Департа­мента Безопасности. Он пил какао. И хотя он мог бы сделать это не выходя из своего кабинета, он предпо­чел спуститься. На это была масса причин.

Во-первых, было десять часов вечера. Сидеть в за­мкнутом помещении круглые сутки осточертеет кому угодно, а Воронов, прибыв на работу ровно в 8.00, все это время не вставал из-за своего рабочего стола.

Во-вторых, официантки, обслуживающие посетите­лей, были смазливыми незакомплексованными девуш­ками. В вечернее время можно было рассчитывать на повышенное и совершенно бесплатное внимание к сво­ей персоне.

В-третьих, именно в кафетерии можно было встретить кого-нибудь из коллег, заползших сюда из аналогичных соображений. В этом случае можно было рассчитывать на сальный анекдот. А потому, когда радиотелефон, прита­ившийся возле пепельницы, запищал, генерал Воронов был не слишком доволен. Решение служебных дел в ка­фетерии не входило в его планы. В ранних версиях «Ве­селого Бадди» был анекдот про гинеколога, убившего девочку по дороге домой после трудового дня. Девочку угораздило пообещать гинекологу показать свою пипку в обмен на мороженое «Поцелуй снежной королевы». В об­щем, Воронов был недоволен.

– Скажу тебе честно, Анатолий Андреевич, у меня возникла одна проблемка, которую я рассчитываю решить с твоей помощью, – сказал густой мужской голос. – Но для начала маленький подарок. Можешь взять Хмыря, он мне больше не нужен.

– Какого еще Хмыря? Того плюгавого подпольщи­ка, что подвизается на взломе Виртуальной Реаль­ности?

– Да, Анатолий Андреевич, да. Того самого. Только дураки коней на переправе не меняют. И бери его по­скорее, сегодня же вечером, пока я не передумал.

– Двоих ребят будет достаточно? – поинтересовал­ся Воронов, которого помимо всего прочего злило, что Стальной Венедикт беспокоит его по столь мелкому поводу, как дезинтеграция физического тела своего собственного бывшего холуя. Тоже мне «подарочек». Вот тебя бы, Венечка, взять, да за яйца… Это был бы «по­дарочек»!

– Нет, – с нажимом сказал голос в трубке. – Ни­как не меньше четырех. И при значках ДБ, и при ксивах. Это должно выглядеть не как убийство, а как пла­новая операция по задержанию опасного преступника. Которая, разумеется, случайно приведет к смерти пре­ступника. Имейте в виду: он там забаррикадировался, твой снайпер на позиции. Так просто к нему не вломишься.

– Сделаем как надо. Это все, Венедикт? – спокойно спросил Воронов, когда грудастая девушка в розовом переднике поставила перед ним поднос с румяными бу­лочками и кувшинчиком какао.

– Нет, это был подарок. А теперь хочу просить о встречном одолжении. Пришли ко мне одного из спе­цов по виртуальному шпионажу. Какого-нибудь вирту­оза с большим опытом. А то мои все Асгардом заняты. Тут нужно повисеть и послушать один разговор. Это к завтрашнему утру.

– А вводную информацию для моего виртуоза кто даст?

Трубка некоторое время помолчала.

– Вводную, говоришь? Ее еще сочинить надо… Пол­часа подождет?

– Подождет, – угрюмо буркнул Воронов. Все-таки штатские бывают исключительно нерасторопны.

– Ну вот и хорошо. Кстати, Анатолий Андреевич, мы сегодня думали с Ефимом нагрянуть заполночь в «Московские звезды». Третьим будешь?

Тяжелые складки на генеральском лбу немного раз­гладились.

– Нет-нет-нет, не откажусь. – Это была его корон­ная застольная шутка.

– Ну тогда до скорого.

– До скорого.

Воронов не любил Щуро. Но отдавал должное мощи его интеллекта, его власти, размаху замыслов. Воронов не любил преступника Щуро, но любил его преступные идеи. А еще генерал Воронов любил свои преступные идеи. В том, что рано или поздно им придется сойтись на узкой дорожке, он не сомневался. Но пока что они в одной команде и должны помогать друг другу как близнецы-братья. Поэтому он был полон решимости предоставить Щуро мертвого Хмыря и живого виртуо­за сыска в лучшем виде.

Наскоро выхлебав две чашки какао, генерал встал из-за столика и окинул меланхолическим взглядом кафе­терий. По всему видно, что еще два часа в родном ка­бинете ему обеспечены. Зато потом его ждет Египетский зал, черные оливки, армянский коньяк… «И свиная харя Салмаксова», – прервал он полет своих фантазий, на­правляясь к лифту.

Когда лифт плавно тронулся и заскользил вверх, ге­нерал Воронов тихо пробормотал:

– «При значках ДБ, при ксивах, плановое задержа­ние…» Я тебе тут что, хреновая либеральная богадель­ня, да?

И перед его глазами предстали затянутые в черную форму бойцы огневых секций «Эскадрона С». В их ли­цах не было ничего либерального.

8

– Не оборачиваться! – Ледяной голос разорвал ти­шину комнаты, расположенной на восьмидесятом эта­же престижного московского дома.

Сгущались июньские сумерки. Августин в чем мать родила лежал на кожаном диване, и оттого голос из-за спины явился для него полной неожиданностью. Он не слышал шагов. В конце концов, он не слышал лая.

«Нужно было проверить всю квартиру перед тем, как лезть в ванну, – промелькнуло в голове Августина. – Это, наверное, тот дружок, что слушал „Веселого Бадди“ и нацепил эту дурацкую цацку мне на шею! Ксюша тут, видать, ни при чем».

– Встать к стене, – бесстрастно продолжал вошедший.

Наверное, в руках у него что-то, позволяющее ему быть столь требовательным и вести беседы столь невеж­ливо. И этим «чем-то», скорее всего, был «Магнум-225». Так думал Августин, нехотя вставая с дивана.

Но где же Томас! Где его верный пес с его «отлич­ной злостностью»? Неужто умного ньюфа придется комиссовать или лишить довольствия за неудовлетвори­тельное исполнение служебных обязанностей? Его хо­зяина держат на мушке, в то время как он, чертов вер­ный пес, виляет хвостом у ног злоумышленника, не произнеся даже сакраментального «гав»?

«Наверное, сэру Томасу досталось какого-нибудь со­бачьего клофелина». Августин подошел к стене и покор­но положил на нее руки.

– Послушай, парень, по-моему, ты что-то забыл…

Августин повиновался. Ему очень хотелось взглянуть в лицо нарушителю его суверенитета. Но он твердо знал, что шутить с вооруженными ребятами – развлечение для тех, по кому плачет крематорий.

В конце концов, если он останется жив, то, скорее всего, увидит и лицо непрошеного гостя. Или хоть шер­стяной чулок с прорезями для глаз, заменяющий лицо самодеятельным убийцам. Что-то подсказывало ему, что лицо это (или хоть глаза в прорезях) окажется знако­мым. Ведь голос, который отдавал ему распоряжения, был весьма и весьма…

– По-моему, Августин, ты забыл закрыть за собой входную дверь, – произнес наконец человек с вообра­жаемым пистолетом, и в его голосе не было теперь ни враждебности, ни твердой решимости карать без пре­дупреждения. В нем не было ничего, кроме дружеской иронии.

– Серега??? – не веря своим ушам, прошептал Ав­густин, предпринимая робкую попытку обернуться. По­пытка не встретила никакого сопротивления, и он обер­нулся.

В совершенно темной комнате стоял его школьный товарищ, Сергей Гаспаров.

Оружие больше не смотрело в спину Августину сво­им единственным смертоносным глазом. А сэр Томас сидел у ног Сергея, в полном недоумении наблюдая за происходящим. Он и не думал лаять – ведь именно Сергею Томас был обязан своим появлением в доме Августина. Именно Сергей подарил Августину потешного крохотного щенка, которого называл «алимент­ным», на Рождество 2030 года.

– Не обессудь, Августин. – Сергей был очень сму­щен, и, если бы не темнота, Августин наверняка увидел бы, как зарделись его уши. – Работа такая. Кругом вижу одних преступников.

9

Они сидели за стеклянным журнальным столиком в релаксационных креслах и пили джин-тоник.

Торшер облагораживал гостиную мягким светом, а на столе источали ароматы отменная салями и землянич­ный мусс. (Более в холодильнике Августина, который гордо именовался «суперфризером», не нашлось ниче­го, что сошло бы за закуску.)

Августин уже успел одеться. Правда, пуговицы на рубашке были застегнуты неправильно, но ни он, ни Сергей не замечали этого. Бесшумный ветерок в ком­нате был обязан своим происхождением многочислен­ным микрокондиционерам, встроенным в оконные фрамуги и мебель.

– …Когда я подошел, многое показалось мне стран­ным. Во-первых, панель сообщений на твоей двери. На ней не было ничего. Ни обычного «хозяин квартиры от­сутствует», ни «вас ждут, проходите». Панель вообще не работала. Это вызвало у меня подозрение, что в квартиру было совершено несанкционированное проникновение. Я, естественно, сразу потянул дверь на себя и убедился в том, что она не заперта. Ну ты сам понимаешь, какие у меня возникают мысли в подобных случаях.

Августин сделал маленький глоток из своего стакана.

– В общем, я зашел, стараясь ступать бесшумно, на ребра обуви. В ванной комнате разорялся стереовизор, настроенный на «Нежную Радугу». Показывали «Ромео и Гамлета». Это тоже насторожило меня – я никогда не сомневался в твоей сексуальной ориентации, а тут…

Августин нашел в себе силы вымученно улыбнуться. Конечно, во время странствий по Виртуальной Реаль­ности он иногда принимал аватар женщины. Иногда – в оперативных целях, иногда – в иных.

Насчет последних, иных, он не рассказывал никому, кроме Ксюши. Но тут дело было не в смене сексуаль­ной ориентации. Просто уж очень хотелось узнать, что эти женщины чувствуют, когда занимаются любовью. Но ВР – это одно, а реальная реальность – совсем другое.

– Пойми меня правильно, Августин. На полу – пена, пахнет жасмином, одежда валяется по всей квар­тире, да и вообще сумерки. Я уж думал, не случилось ли что с тобой. А тут еще какой-то голый мужик ле­жит на диване, как мертвый. В темноте не видно…

– Ладно, Серж, будем! – миролюбиво сказал Ав­густин, ударяя боком своего стакана о край стакана Сергея.

В ночном небе Москвы прогремел взрыв. Вслед за ним последовали пронзительный свист и частый треск. Фейерверк? По какому поводу? Не сговариваясь, Авгус­тин и Сергей вскочили с кресел и подбежали к окну.

Множество огней заливало небо. Это было и похо­же, и не похоже на фейерверк. К счастью, это, по край­ней мере, не было похоже на авиакатастрофу.

Однажды Августину случилось видеть, как на поса­дочной полосе гробанулся транспортный конвертоплан. В тот момент Августин находился в одном из учебных вертолетов и пытался освоить нехитрый маневр – по­садку на площадку шириной сто на сто метров в усло­виях хорошей видимости. Августин сел без проблем. А вот конвертоплан, со всем своим содержимым и эки­пажем…

– Все понятно, – мрачно сказал Сергей. – Реклама ВИН, будь она неладна.

Взрыв, привлекший к себе внимание всех, начиная от обитателей соседних домов до пешеходов на улице, был отличным рекламным трюком. Народ высыпал на улицы: и не было никого, кто в этот момент не стоял бы подняв глаза к небесам.

Августину и Сергею было легче. Будучи почти на са­мых небесах, они не нуждались в том, чтобы напрягать свои шеи. Взрыв породил множество живущих собствен­ной жизнью ракет, каждая из которых разлетелась в отве­денном ей направлении. Спустя три минуты ночное небо над Москвой украсилось множеством разноцветных над­писей.

«Чип Асгард – твой пропуск в настоящую жизнь». «Выбери ВИН – и ВР у тебя в кармане!» И наконец, «Голосуй за Салмаксова. Не пожалеешь!» Августин отошел от окна. Реклама ВИН действова­ла ему на нервы. Какова бы ни была эта компания – хороша или плоха – и каковы бы ни были киберсистемы для ВР, ею производимые, это не имело реши­тельно никакого значения.

– Задолбали своей рекламой, честное слово, – вздох­нул Августин и занял свое кресло.

– А Салмаксов этот вообще скотина, – угрюмо ска­зал Сергей, подливая себе тоника. – Его как-то над нами начальствовать чуть не поставили. Это был бы номер! Но наши выдвинули ультиматум. Или мы все в отставку, или Салмаксов начальник. И правильно сде­лали. Это еще года три назад было. А теперь вся стра­на узнает, что он за дятел. Если проголосует, конечно.

Августин осушил свой стакан и посмотрел в окно. Все новые и новые надписи плыли в вечернем небе. Ни луны, ни звезд не было видно – сплошная мертвенно-голубая и зелено-розовая засветка. Где уж небесным светилам тя­гаться с рекламой всесильной компании ВИН!

– Кстати, что это за чипы Асгард такие? – спросил Сергей.

Августин понял, что настал его час отличиться. Он знал о проекте «Асгард» не так много, как ему хотелось бы, но вполне достаточно, чтобы впечатлить Сергея.

– Это очень просто, – начал он, заметно оживив­шись. – Существует базовый слой ВР, называемый Митгардом. Это всем известно. Существует искалечен­ный слой ВР, который зовется Утгардом. А есть еще один, новейший, созданный спецами ВИН. Пока что доступ в него закрыт. Он называется Асгардом. Но по­пасть в него, нацепив обыкновенную «крышу», то есть такую, с какой ты обычно входишь в ВР через капсулу входа, нельзя. Этого маловато для Асгарда. Для него нужна особая прилада, которую специально для тако­го случая клепает компания ВИН. Она-то и называет­ся «чип Асгард», это ее сейчас рекламируют. И на этот чип, между прочим, у ВИН абсолютная монополия.

– Дорогая прилада небось? – поинтересовался Сергей.

– А ты думал! – воскликнул Августин. – Но, поверь, найдется немало тех, кто снимет последние джин­сы, чтобы наскрести на нее деньжат.

Августин, конечно, умолчал о том, что он и сам не прочь приобрести чип Асгард. Уж очень хотелось ему узнать, что за чудеса ждут бравого йомена там, в неве­домых землях нового слоя ВР.

– И где ее можно купить? – Пока – нигде.

– Ага, точно, нигде, – после долгой паузы сказал Сергей. – Но продажа начнется совсем скоро, послезав­тра утром, за день до выборов. Чипы сегодня привезли в Москву, я мельком по стереовизору видел. И это как-то странно. За день до выборов ВИН выбрасывает на рынок новый товар. К выборам ВИН подготовила еще одну тухлую «новинку» – своего ставленника Салмак-сова. Бесноватого патриота ВР. Кумира «синих галсту­ков». Мужика без руля и без ветрил. Не много ли будет для двух июньских дней?

Августин пожал плечами. Может, и много. Что ему до этого, когда в Утгарде нашелся неведомый райский остров, а он даже не может туда пролезть, потому что его сегодня убили на три месяца? Есть, конечно, один вариант… Августин решился:

– Послушай, Сергей. У меня возникла одна серьез­ная проблема…

– Наехал кто-то? – с пониманием осведомился Сергей.

– Да, наехал и убил. На три месяца. Долго расска­зывать, да это в общем-то и не важно. Короче, ты, как перуновец, сталкивался, наверное, со всякими там из­готовителями форсажей…

Сергей с прищуром поглядел на Августина:

– Ну, браток… Вообще-то сам я по такой мелочи не работаю, но когда-то говорил с ребятами. Самый большой умелец среди подпольщиков – некто Хмырь. Его не­сколько раз собирались брать, но всякий раз начальство тянуло – дескать, улики успеет уничтожить, гад, и что-то там еще такое, точно не помню. «В миру» Хмырь – ди-джей увеселительного заведения «Сладкая Ж» с какой-то отпетой погремухой. Не то Ляшка, не то Ляжка. Он же Джеки.

10

Приятно иметь в своем подчинении толкового пол­ковника. Это знает любой генерал.

В особенности же приятно, когда этот полковник весьма недурен собой. Когда его волосы уложены во­лосок к волоску, запястья тонки, бюст упруг, а поход­ка – изящна. Одним словом, приятно иметь в своем подчинении красивую женщину. А генерал Воронов был мужчиной в том самом возрасте, когда третья жена успевает осточертеть окончательно, в то время как на покой еще в общем-то рано. В общем, да здравствует «Виагра лайт».

– Если я не ошибаюсь, вам не повезло сегодня… – начал генерал Воронов, когда его изящный полковник присела на край кресла.

– Да, меня убили до смерти, – обреченно согласи­лась полковник Шельнова. – Этот террорист Локи, если вам это имя знакомо, вышиб из меня все креди­ты до последнего.

– Не расстраивайтесь, милая. – Мягкие интонации Воронова были хорошо знакомы Шельновой. Они не говорили ровным счетом ни о чем. Просто у генерала Воронова был такой стиль вести разговоры. «Мягко сте­лет, да жестко спать», – приговаривали его порученцы, и Шельнова была с ними полностью согласна. Впрочем, спать она с ним не собиралась.

– Я и не расстраиваюсь, – ответила она с наигран­ным безразличием.

– Но то, что вас убили, вовсе не означает, что сете­вая полиция не нуждается более в ваших услугах. Как раз напротив. Я вызвал вас не только затем, чтобы вы­разить вам свои соболезнования. Вы полковник, а зна­чит, обязаны выполнять задания России. И кроме того, у меня есть чем вас утешить. Но об этом после.

Полковник Шельнова была собранна, холодна, дело­вита. Если бы она была иной, буксовать ей по сей день в капитанах. Но ее деловая хватка была известна всему сетевому отделу ДБ. На нее надеялись. На нее рассчи­тывали. И даже провал операции по отлову Локи ниче­го не значил рядом с блистательными успехами преды­дущих заданий.

– Я внимательно слушаю, – сказала она, воплоще­ние верности служебному долгу.

– Вы умеете держать свои чувства в руках, – заметил Воронов. – За это я ценю вас. – Он сделал паузу, кото­рая должна была означать, что прелюдия окончена. – Мы получили сведения, что завтра в ВР в одном из закрытых секторов состоится сходка трех сетевых преступников. Все трое – коп-киллеры, все трое входят в ВР незакон­но. Они давно находятся под наблюдением сетевой поли­ции. Нам до сих пор не удается выяснить, кто они в ре­альной жизни, но мы знаем, что по каким-то причинам они не желают встречаться друг с другом здесь, в «твер­дой» реальности, предпочитая ВР. То, о чем они будут творить на своей сходке, представляет огромный инте­рес для ДБ и, в частности, для моей темы. Оттого я назна­чаю вас ответственной за проведение операции «Банкет».

Для вас эта операция будет состоять в следующем. Вы войдете в ВР через нестандартную капсулу в нестандарт­ном месте. Дело в том, что вышеупомянутая сходка будет происходить в Утгарде, в так называемой Зоне Стабиль­ности, куда, как вы сами понимаете, не так легко попасть. Войдя в Зону Стабильности, вы займете удобную наблю­дательную позицию, которую вам предстоит отыскать са­мостоятельно. Разумеется, объекты не должны будут до­гадываться о вашем присутствии, что бы ни происходило. Вы полностью зафиксируете разговор. Содержание разго­вора вы доложите лично мне. Всё.

Пока генерал Воронов с присущей ему обстоятель­ностью излагал детали операции, полковник Шельнова кивала. Все было понятно, кроме…

– Классы аватаров преступников известны?

– Безусловно. Известен даже один морф. Первый преступник – аватар класса Агасфер. Морф «Пантера». Метаморфорность пониженная.

– Как-то маловато для коп-киллера, – заметила Шельнова.

Генерал Воронов сделал вид, что пропустил мимо ушей замечание полковника.

– Второй – аватар класса Джирджис. Это и будет Локи. Вы его видели и, надеюсь, уразумели, с кем имеете дело. А насчет третьего нам известно крайне мало. Ско­рее всего, он тоже будет в аватаре класса Джирджис. Или по крайней мере Гильгамеш. Впрочем, этот третий – пер­сона, так сказать, сослагательная. Его может и не быть.

– Когда можно будет приступать к заданию?

– Завтра рано утром за вами заедет специальный ав­томобиль и отвезет вас на место.

– Хорошо. – Шельнова послушно кивнула. – Ос­тается самый важный вопрос. Знаете ли вы, Анатолий Андреевич, что задуманная вами операция полностью противозаконна? – Она скрестила руки на груди и бро­сила на Воронова уверенный, жесткий взгляд. – Во-первых, несанкционированный доступ в ВР. Грубое на­рушение Конституции ВР, параграфа второго. Дальше.

Шпионаж в ВР с намерением использовать полученную информацию для ущемления прав и свобод граждан. Снова нарушение Конституции ВР, параграфа шестого, пункта третьего. А кроме того, и законов Российской Федерации. Далее. Вход в ВР с нестандартных пользо­вательских капсул. Я думаю, не стоит продолжать…

Но генерал Воронов ничуть не смутился. Во-первых, нарушение российских законов ему было не в диковин­ку. Не говоря уж о сочиненной западниками Конститу­ции ВР, которую он вообще ни во что не ставил. И уж конечно, не читал.

– Не стоит принимать законы близко к сердцу, доро­гой мой полковник, – елейным голосом сообщил Воро­нов. – Противозаконно? Не-ет, я бы выразился иначе. Это задание не противозаконное. Оно специфическое. (Слово «специфическое» он произнес нараспев, смакуя каждую букву.) А за специфические задания полагаются специфические вознаграждения. Я же говорил – мне есть чем вас утешить. Если вы выполните задание удовлетво­рительно, вы получите новый пропуск в ВР. Ваша смерть будет как бы отменена. И вы снова будете там столько, сколько вам заблагорассудится. Не думаю, что в этом слу­чае вас смутит «противозаконность» подобного вознаг­раждения.

Шельнова знала цену своей неподкупности.

– Я согласна, – твердо сказала она после минутно­го молчания.

Глава 4 «ДИЛАЙТ» – ЭТО ЗНАЧИТ «НАСЛАЖДЕНИЕ»

1

– У этого пупсика сегодня юбилей – ты будешь юби­лейным клиентом! – заявил гладко выбритый юноша с татуированным солнцем вокруг левого глаза и похлопал девицу по заднице.

Та глупо улыбалась Августину, пошатываясь на два­дцатисантиметровых каблуках.

– Тысячным, что ли?

– Ты чё! Десятым!

– Что-то не верится.

Августин гадал о возрасте рекламируемого сутенером «пупсика». Пятнадцать? Двенадцать? Семь? Черт их раз­берет – этих лолит-акселераток. А вид все равно потасканный.

– Сто пуд десятым! Я тебе говорю – считай, целка, – шепотом добавил юноша, подмигнув татуированным глазом.

– Ну хорошо, я верю. Но все равно – мне не под­ходит, – миролюбиво сказал Августин.

– Голубой?

– Не-а.

– Трансвестай?

– Мимо. Просто мне нравятся женщины с опытом. Да и вообще – я тут по делу. Мне нужен Хмырь. Он же Джеки. Он же ди-джей Ляшка.

Вместо ответа, Августин получил кулак в челюсть. Это было настолько неожиданно, что он даже не успел закрыться. Стоишь вот так, беседуешь о вкусах с при­личной на вид парочкой, ну почти папа и дочка – пусть даже, они и сутенер с проституткой, – а потом вдруг, ни с того ни с сего…

Но ударить во второй раз сутенеру с татуировкой не случилось.

Августин, не думая о приличиях, нанес ему удар в пах. Именно так йомены Его Величества короля Англии расправляются со всякими козлами.

Не успев оценить ни глубину подлости, ни быстроту реакции своего визави, сутенер скрючился и, охая, по­валился на серебристый пластиковый пол. Августин до­бавил по ребрам. Не сильно, а так, для острастки. Чего это он лезет, козел?

Мгновенно сориентировавшись в происходящем, не­совершеннолетняя красотка подскочила к Августину со спины. Она захватила шею своего несостоявшегося юбилейного партнера струной святого Жануария и, про­явив неожиданную ловкость и силу, принялась его ду­шить.

Холодная сталь струны врезалась Августину в горло. Он судорожно вдохнул. Одновременно с этим появилась боль. «Пожалуй, если меня найдут здесь задушенным уличной проституткой, конец Августина Деппа можно будет со всеми основаниями назвать списанным из бульварного романа», – подумал он.

Он слегка присел и, резко отставив зад и захватив ее по-школьному немытые руки своими, легко склонил на­павшую кралю к тривиальному акробатическому трюку. Перелетев через голову Августина, она, словно неопыт­ный ковбой на родео, свалилась под ноги ретивого же­ребца. Девчонка смешно крякнула, приземлившись всей тяжестью своего молодого задика на безжизненный пла­стик.

– Послушай, лапа, когда отправляешься на разбой, даже не думай о том, чтобы становиться на такие каблучищи, – прохрипел Августин, удаляясь от места про­исшествия.

Августин завернул за угол.

Граффити «Каннабис-Суперсекс», выполненное в форме затейной стрелки, указывало ему путь. Еще один поворот, затем подняться по лестнице, потом еще по одной лестнице – и он на месте. Если, конечно, его не задержит еще пара-тройка юбилейных проституток.

2

Августин догадывался, отчего милая пара, пребывав­шая в полуавтоматическом режиме ожидания случайно­го клиента, переменила настроение столь невыгодным для него и для себя образом.

Всему виной была конечно же алчность, которая под­питывалась ожиданием больших, случайных денег.

Конечно, и проститутка, и ее начальник знали о том, кто такой этот ди-джей Ляшка. Они знали, что за люди к нему ходят. Они знали зачем. И разумеется, были осве­домлены о том, что без внушительной суммы в гости к Хмырю не завернет ни один психически здоровый чело­век. Хмырь был не тем человеком, общаться с которым на общие темы было интересно. И они решили рискнуть.

Быть может, план обчистить карманы Августина со­зрел у них внезапно, в тот момент, когда тот упомянул Хмыря. А возможно, Августин был не первым и даже не десятым, кому светило поплатиться за свою болтливость бумажником или даже жизнью.

«В любом случае лучше держать язык за зубами», – заключил Августин, переступая порог увеселительного заведения «Каннабис-Суперсекс».

Сие заведение, в свою очередь, плавно переходило в chell-out дискотеки «Сладкая Ж» (что, не исключено, подразумевало не только мягкую часть тела, но также и жизнь). Дискотека, состоящая из восьми танцевальных залов, перемежающихся барами и сотами запирающих­ся изнутри кабинок «для тех, кто хочет передохнуть, не беспокоясь», плавно вливалась в крытый сэйшн-бокс. Августин находился на самой окраине Веселого Квар­тала.

Если ты не хочешь

Любить меня сегодня, детка,

Придется сделать это завтра,

Потому что некуда деваться.

Пели по-французски. Подстрочный перевод припе­ва, на ходу сделанный скучающим Августином, отли­чался точностью, которую, к сожалению, некому было оценить. Все, кто был в этот момент в баре, либо не слышали песню, либо не слушали ее, либо были по­просту не в состоянии воспринимать что-либо на слух.

В баре, расположенном в самом сердце «Каннабис-Суперсекса», единственным трезвым и не обкуренным мужчиной был Августин Депп.

«Каннабис-Суперсекс» был одним из немногих сча­стливых обладателей муниципальной лицензии на про­дажу и употребление в своих помещениях легких нар­котиков.

Собственно, звучным словом «каннабис» всякие там Плинии именовали коноплю, как припомнил Августин из своих скромных познаний в латыни. Разумеется, в «Каннабисе» стоял невообразимый конопляный штын.

Динамики акустической системы были натыканы повсюду. В ножках кресел. В панелях стен. В спинках диванов. Только слушателей не было. Их и быть не могло. Там, где подают коктейли «Дилайт», не до му­зыки.

– Мне на полпальца «Дилайта плюс», – стараясь быть как можно более развязным, или, если угодно, ес­тественным, попросил Августин. – И еще какой-нибудь сильной дури. Не очень дорогой. Но сильной. Я со вче­ра в дембеле… – пояснил Августин, облокотившись о барменскую стойку.

Бармен, тучный, стриженный ежиком мужчина не­определенного возраста (не заглянув в метрику, никто не мог бы точно определить, двадцать пять ему или пятьде­сят – как и у проститутки, это было одним из последствий регулярного употребления «Дилайта»), бросил на Августина проницательный взгляд. Стукач? Коп? Провокатор? Или все-таки честный дембель, которому страсть как охота посорить деньгами, пока есть?

«Дембель-шмембель, откуда же ты дембель, парниша? Из контрактников ВДВ? Из ДБ? Из Иностранного легиона? Откуда еще таких стариков выпускают?» – читалось во взгляде бармена.

– «Дилайт плюс» не по нашей части. А вот что по-проще – пожалуйста, – вежливо, но довольно холод-но ответил бармен. «Сильную дурь» он вообще проигнорировал.

– Что ж, раз так, тогда содовой, – протянул Авгус­тин, притворяясь расстроенным простаком. Провинци­алом. Лопухом!

Бармен наполнил непроницаемо черный бокал и по­ставил его перед «дембелем».

– Ваш заказ, – язвительно дохнул он в самое ухо Августину, который беззастенчиво разглядывал присут­ствующих – полулежащих, полусидящих. Полуживых.

«Наверное, нужно знать некий пароль. Тогда тебя обслужат по высшему разряду», – вздохнул Августин и сел у стойки.

4

Августину было нечего делать в баре. Абсолютно не­чего. Чудеса синтетического мира сильнодействующих наркотиков не привлекали его. Видал он чудеса и по-забористей. Даже если бы бармен оказался более по­кладистым, Августин все равно приберег бы «сильную дурь» для Хмыря. Он наивно полагал, что Хмырь обрадуется подарку.

Ему нужно было всего лишь освоиться. Всего лишь привыкнуть к атмосфере. Бармен конечно же сразу раз­глядел в нем чужака. Возможно, представляющего опас­ность чужака. И оттого не дал ему ни «дури», ни «Дилайта плюс», ни «Дилайта минус».

Августин и в самом деле был чужаком. Он был в Ве­селом Квартале первый раз. И если бы не последнее –сетевое дежурство, ткнувшее его мордой в смердящую лужу собственного бессилия и собственной уязвимос­ти, он никогда не появился бы здесь. Так и дожил бы до шестидесяти без веселья. Ему не нужно было бы та­щиться сюда за форсажем.

– Сеня, вот этот парень, он, кажется, провокатор. – Бармен указал пальцем в спину Августина, беззаботно попивающего газировку. – Трещит, что в увольнении. Только кто ему верит?

Охранник, чьи длинные вьющиеся широкими тяже­лыми кольцами волосы были выбелены до платинового с серебристым отливом, понимающе кивнул.

– Только не здесь, так ребятам и скажи. – Бармен бросил на гривастого киллера, скорее напоминавшего аватар скандинавского викинга, чем реального челове­ка, взгляд, исполненный опасения.

Августин не мог знать, что срок муниципальной ли­цензии на продажу разнообразной дури истек еще неде­лю назад. А на продление у хозяина заведения не было денег – слишком уж он увлекался тараканьими бегами.

– Брось. Подумаешь. Не в первый раз, – успокоил его длинноволосый. Не отрываясь, он глядел на свою будущую жертву.

Джинсы цвета серый индиго, потертые. Тонкие тен­нисные туфли, уже стоптанные. Трикотажный кардиган. Все, как и положено, стиля унисекс. Обыкновенная ко­роткая стрижка.

И все-таки не совсем обыкновенная. Викинг при­смотрелся. Нет, не обыкновенная! Сзади парикмахер оставил затейливую длинную прядь, заплетенную в ко­сичку. Пожалуй, у полкового цирюльника на такое не хватило бы фантазии. «Нет. Не военный». – Охранник покачал головой.

Августину не нужен был наркотически-цветастый «Дилайт». Ему нужна была маскировка. Высокий и уз­кий стакан из черного стекла, наполненный, правда, не «Дилайтом», а всего лишь газировкой, был его пропус­ком в мир запретных радостей. Кто же мог знать, что даже содовой достаточно, чтобы влипнуть в очередную историю!

5

– Эй, парень! Там тебя спрашивает бармен! Августин уже покидал бар, шаркая по длинному из­вилистому коридору. Бокал он прихватил с собой – правила заведения позволяли шляться с посудой где угодно. Когда прямо перед ним вырос охранник с вы­беленной шевелюрой, он не испугался и не удивился. Вот так всегда.

– А что там? – спросил Августин, делая удивленное до идиотизма лицо и одновременно прихлебывая из бокала.

Если бы на затылке у Августина имелась еще одна пара глаз, он смог бы увидеть, как сзади появились еще двое обнаженных по пояс мордоворотов.

– Сдается мне, ты не заплатил, – сказал охранник, плотоядно кусая зубочистку.

Августин не был идиотом. Когда охранник положил на стену свою до омерзения перекачанную руку, напо­минавшую сегмент говяжьей туши, с которого ободра­на шкура, изображая, видимо, шлагбаум, Августин тут же понял, что еще одной драки ему не миновать.

Его левая рука по-прежнему держала бокал, в то вре­мя как правая рука незаметно скользнула во внешний карман стильного трикотажного кардигана, где специ­ально для такого случая была припасена пилочка для ногтей. Не совсем обычная пилочка.

Августин не был идиотом – он не льстил себя надеж­дой одолеть в честном поединке троих дюжих охранни­ков, зарабатывающих себе на хлеб экзекуциями, убий­ствами по заказу и прикладной педерастией. Вот такие, блин, молодчики в Социальной Республике Сол на пер­вых ролях. Комиссары, блин.

Он понимал, что узкий коридор на то и узкий коридор, чтобы тому, кого собираются бить, некуда было бежать.

Он слышал, как за спиной дышат еще двое гадов, дожидаясь, когда их волосатый бригадир начнет рас­праву и прольется первая кровь.

Трое на одного – легкий перебор. И оттого Авгус­тину не оставалось ничего другого, как действовать от­чаянно и бесшабашно.

– А знаешь, почему я не заплатил за содовую? – рассеянно и почти робко начал Августин, сверля взгля­дом мутно-серые глаза охранника.

Августин прекрасно помнил, как платил – даже чае­вых мудаку не пожалел. Это прекрасно помнили и бар­мен, и охранник, и его рослые коллеги.

Пока охранник соображал, стоит отвечать или нет, Августин вложил отточенную псевдопилочку из сверх­прочного титанового сплава между пальцев. Его ладонь, оставшись незамеченной, выскользнула из кармана на­ружу. Обыкновенная ладонь, вот только один смерто­носный титановый коготь.

– Ну? Денег не было, что ли? – лениво предположил охранник, полностью уверенный в собственном превос­ходстве. Равно как и в том, что сумеет достать выкидушку гораздо быстрее, чем липовый дембель из Департамен­та Лицензирования сумеет сообразить, что происходит.

– Я не заплатил, потому что не люблю, когда такие мудаки, как ты, царапают своими вонючими граблями мою кредитную карточку.

Вместе с этими словами рука с титановым когтем вылетела прямо в лицо длинноволосому киллеру.

Псевдопилочка врезалась в шейную артерию охран­ника и вспорола ее, выбив фонтан алой крови. Левой рукой Августин запустил бокал в лицо одному из сто­ящих сзади.

– Ваш заказ, ребята! – заорал Августин, бросаясь со всех ног вперед, к спасительной двери туалетной ком­наты.

6

– Что там у нас в далекой России? – поэтически спросил у вошедшего брюнета Мак-Интайр.

На пушистом персидском ковре его цюрихского ка­бинета топтался куратор контактной службы Интер­пола Джон Павлиашвили, известный своей стеснитель­ностью.

– ВИН доставила первую партию чипов обратной связи в Москву.

Этого сообщения Мак-Интайр ждал уже долго. Очень долго. Сегодня днем, когда он через «Аргус-18» наблю­дал за движением фургонов «сааб-скания» и в последний миг в кадре появилась ракета, выпущенная безве­стным конкурентом Интерпола, Мак-Интайр молился Богу, дьяволу и своим древним ирландским богам, что­бы они защитили бесценный груз ВИН от непрошеной гостьи. И они спасли бесценный груз. Спасли для того, чтобы он, Мак-Интайр, получил возможность сокру­шить могущество ВИН собственноручно.

– Во время транспортировки чипов, – продолжал Павлиашвили, – на фургоны было совершено нападение. Оно было успешно отражено средствами самозащиты фургонов. Российский Департамент Безопасности во вре­мя конфликта сохранял нейтралитет. Как всегда, отдела­лись наблюдением с патрульно-базового самолета типа…

– …Типа «Стрибог», кухулиновы псы! – нетерпели­во перебил Мак-Интайр. – Подробная информация о конфликте получена?

– Пока что нет. Известно только, что со стороны компании были применены ракеты с головной частью типа «Молот».

Мак-Интайр присвистнул. «Джина ошиблась. Мос­ковские мальчики круче, чем можно судить по нашим интерактивным сериалам о русской мафии».

– Всю эту сногсшибательную информацию вы, конеч­но, вычитали в вечернем выпуске «Аргументов и фактов»? Павлиашвили скромно потупился:

– Разумеется, сэр. Половина московской прессы пля­шет под дудку Салмаксова. Они не преминули наводнить первые полосы негодованием по поводу очередных происков террористов, направленных против благодеяний компании ВИН. А заодно припомнили, что добро долж­но быть с кулаками. И с «Молотами».

– Молодцы, – саркастически бросил Мак-Интайр. – Итак, чипы в Москве. Это означает, что большое шоу ВИН намечено на понедельник?

– Да, сэр. Щуро решил не ждать до шестого июля.

– Так.

«Теперь точно. Теперь ждать больше нечего. Все ре­шится послезавтра», – мелькнул в голове Мак-Интайра. Главное он уже услышал. Оставались мелочи.

– Что в «Алмазном Кубе»? – спросил он для про­формы.

– Агент Борис по-прежнему молчит. Наши попыт­ки повторно войти с ним в контакт пока не увенчались успехом. Агент Хоуп: новый пакет информации. Под­робности устройства Главного Корпуса, охранного пе­риметра и так далее. Агент Сильва – кое-какие уточ­нения по поводу чипов обратной связи и уровня «Асгард». Очень профессиональное сообщение. Чувству­ется высокий класс и информированность. Им сейчас занимается аналитический центр. И наконец, наш по­литический эксперт в Москве Виктор предоставил не­которые небезынтересные факты по поводу личности Салмаксова. Все отлично стыкуется с мнением незави­симой экспертной группы в Тегеране.

– Скажите, Павлиашвили, отчего вас зовут Джонни Певунчик? – невпопад спросил Мак-Интайр.

Покрасневший, словно рак, Джон Павлиашвили, кура­тор контактной группы Интерпола, был весьма и весьма смущен.

– Не знаю, сэр. То есть знаю, сэр. То есть предпо­лагаю следующее. У меня жена в «Ла Скала», она… при­мадонна. Сегодня вот Флорию Тоску исполняет…

7

Дверь с двумя нулями впустила Августина вовнутрь и захлопнулась прямо перед носом преследователей.

Несмотря на изобилие в «Каннабис-Суперсексе» спе­циальных кабинетов с нормальными постелями любите­ли заниматься любовью в туалетных комнатах не перево­дились. Для таких понимающие хозяева «Каннабиса» врезали в дверь туалета замок, который запирался изнутри. Августин не был любителем сортирной эротики, но замком щелкнул с нескрываемым наслаждением. Снару­жи в дверь неистово колотили его новые друзья, сопро­вождая свои действия отборным матом.

– Да ты, мужик, в дерьме по уши! – застегивая ши­ринку и пошатываясь, прямо на Августина из кабинки вышел престарелый драгстер с фиолетовыми кругами вокруг глаз.

Августин не стал спорить. Первая удача вовсе не оз­начала удачного продолжения. Сердитые парни ломи­лись в дверь изо всех сил. Это значило, что примитив­ный замок, на который изнутри запирался заплеванный и заблеванный сортир, долго не выдержит.

«А когда эти мясные избушки ворвутся внутрь, меня можно будет считать покойником. Окончательное, так сказать, УС», – подумал Августин.

– Слушай, ты можешь сказать им, что я уплыл? – шепотом спросил Августин у драгстера, с интересом на­блюдавшего за происходящим и одновременно с этим те­ребящего пуговицы на ширинке.

– Могу, – согласился тот. – А куда?

– Нырнул вот в этот унитаз и уплыл в канализацию.

Престарелому наркоману такая версия не показалась странной. Он сам не раз плавал по канализации. Под «Дилайтом плюс» плавал. И под «Звонким Сиянием» плавал. Там много интересного – большие радужные рыбы, и всякие слюдяные цветы, и мохеровые водорос­ли, и обалденные русалки…

– Эй, папаша! – Августину показалось, что драгстер тихо отходит.

– Чего? – встрепенулся «папаша». – Все путем! Уплыл так уплыл!

Августин спрятался в ближайшую к двери кабинку. Долго ждать не пришлось. Спустя минуту дверь рухну­ла. Двое с крупнокалиберными пистолетами ворвались внутрь.

– Он уплыл, ребята. Вон туда, – вяло доложил драг­стер и быстро смылся.

Ребята, не чуя подвоха, заскочили в самую дальнюю кабинку, на которую указывал им их добровольный по­мощник. Августин пулей выскочил из своего укрытия, юркнул в дверь и выбежал наружу. Бегство. Бегство. Бегство.

8

«Жаль, что не получилось сказать мужику спаси­бо», – подумал Августин, переводя дыхание на краю небольшого танцевального зала самого мутного из стильных московских вертепов под названием «Слад­кая Ж».

Пытаясь затеряться в услаждающейся динамической медитацией толпе, Августин усвоил одну простую ис­тину: не выхватить здесь по роже такому чуждому эле­менту, как он, – это нонсенс. От этого ему стало не­много легче.

И все-таки два стероидных страшилища с пистолета­ми сильно взвинтили ему нервы. «Это же не ВР! Они чего, все рехнулись? Да и вообще, не многовато ли ство­лов на сегодня?»

Августин еще не понял, что стволы только начина­ются.

– У пульта номер раз ди-джей Петрусь, мое бессло­весное стадо! – Сверхчеловеческий реверберирующий голос прорезал потный воздух танцзала, когда музыка кончилась.

Бессловесное стадо вторило своему кумиру дружным мычанием. Вновь вступила музыка.

Августин продвигался через танцующую толпу к вы­ходу из танцзала, работая локтями и громко, чтобы пе­рекричать музыку, ругая тех, кому его тычки казались неуместными.

– Эй, клешни убери, а? Срань безбашенная! – за­шипела ему в спину девушка в прозрачном целлулоид­ном платье.

«Я посмотрел бы на тебя, голопузая, если бы за то­бой двое с волынами бегали», – философически заме­тил про себя Августин, преодолевая последние санти­метры, отделяющие его от входа в соседний танцзал.

9

Ему пришлось провести в этом танцзале не меньше десяти минут, прежде чем ди-джей объявил себя, как того требовал ритуал, или, проще говоря, неписаные правила Веселого Квартала.

– С вами варится-парится ди-джей Антициклон! Ти­шина режет ухо, морковочки!

Все, кто находился в зале, выразили свое согласие громкими криками и свистом. Мужскими криками и заливистым мужским свистом. Хотя, насколько мог ви­деть Августин, подавляющее большинство присутству­ющих были женщинами. Или были одеты, как женщи­ны. Вот именно – одеты! Августин был так измучен бегством, что не сразу сообразил, что находится в зале, оккупированном трансвеститами.

– Я считаю, надо мал-мал расслабиться перед тем, как я задам вам порядочную трепку! – эпатировал Ан­тициклон.

Покидая этот зал, Августин уже почти забыл о сво­их вооруженных преследователях. Маршрутов через танцевальную планету, зовущуюся Веселым Кварталом, можно было проложить не менее десятка. А выследить того, кто выбрал один из этих маршрутов, было труд­новато.

«Эдак можно блукать до утра», – вздохнул Августин. Близилась полночь, а он по-прежнему понятия не имел, где ему искать Хмыря, Джеки, ди-джея Ляшку.

– Па-а-аслушай-ка, а-абалденный, – раздался сла­щавый мужской (пожалуй, мужской – заключил Авгус­тин) голос над его ухом, – не западает ли твоя просве­щенная мысль на добрый драг?

Августин оглянулся. За его спиной, покачиваясь в такт музыке, которая доносилась из тысячеваттного «Нойз-Камбайна» Антициклона, ухмылялся какой-то долговязый крендель. На нем был парик цвета «зеле­ный электрик», платье из свободно висящих золотис­тых нитей и ультрамодные шариковые туфли.

– Моя просвещенная мысль западает не на всяк добрый драг, – отвечал Августин, стараясь кривлять­ся как можно естественнее. – Я, кренделек, люблю марку.

«Кренделек» посмотрел на Августина с плохо скры­ваемым уважением.

– Говори, – томно выдохнул он, обдавая Августина целым букетом запахов.

Августин смог без труда различить экзальтированные итальянские духи «Rogazzo» (ими иногда пользовалась Ксюша), бомбейский джин и плохо переваренный про­куренными легкими «кренделька» косячок с мадагаскарской травкой.

– Мне нужна марка от Хмыря. От Ляшюг. Или Ляж­ки, – брякнул Августин наудачу.

Его авторитет в глазах собеседника достиг наивыс­шей точки.

– Десятка – и он в твоих лапках-царапках. Августин, не раздумывая, сунул в бюстгальтер «крен­делька» свежий хрустящий банкнот.

– Дверка за углом в конце этого коридора. Написа­но: «Не влезай, убьет!», – пропел трансвестит и был таков.

10

Дверь была не заперта и, издав протяжный скрип, с готовностью отворилась.

За ней оказался небольшой тамбур и вторая дверь, над которой горела тусклая красная лампа в ржавом ре­шетчатом кожухе.

Августин, громко выдохнув, переступил порог и по­дошел ко второй двери. Первая дверь за его спиной со­вершенно бесшумно закрылась.

Почувствовав движение воздуха, Августин обернулся и понял, что попал в примитивную западню. «Открываем­ся, значит, со скрипом, а закрываемся тихонько», – не­рвно подумал он и, махнув на все рукой, дернул за округ­лую ручку второй двери.

Эта оказалась запертой. В толще стены что-то про­кашлялось, захрипело и мрачноватый голос спросил:

– Ты надпись на двери читал?

– Читал, – ответил Августин, ища глазами источник звука.

– Веришь?

– Верю, – нетерпеливо ответил Августин.

– Заходи.

– Ё-моё, – пробормотал Августин, – играются тут в Командный Пункт НОРАД, точно дети малые.

На самом деле его нервы были на пределе. Чересчур весело у них тут в Веселом Квартале.

Во второй двери щелкнул автоматический замок, и она тихо отошла в сторону, открывая просторное и очень грязное помещение.

На потолке горел длинный ряд ламп дневного освеще­ния. Под ногами шуршали обрывки старых афиш. На од­ном обрывке Августин прочел «DJ», на другом – «Lyashka».

Поперек комнаты до самого потолка громоздились стойки старой виртуальной станции «IBM-Dreamloader».

У стены стояла кушетка с несколькими подпалинами от бычков. В углу, словно немыслимая золотая параша в древней тюремной камере, мозолили глаза шикарный унитаз, биде и опрокинутая на бок душевая кабина.

Пачки из-под сигарет и презервативов, раздавленные инфокристаллы, мятое женское белье и шприц, гордо воткнутый прямо в гнилой арбуз посреди комнаты, до­полняли живописную картину.

– Заложи на весь срач и иди сюда, – пригласил го­лос из-за консоли.

Августин не спорил. Он прошуршал синтетическим мусором, которым был завален пол этой обители порока, и, обогнув консоль, увидел то, чего не ожидал увидеть.

Во-первых, там было на удивление чисто.

Во-вторых, сам ди-джей Ляшка был похож скорее на интеллектуального студента-анархиста, нежели на за­писного наркодьявола, извращенца и садомазохиста со страниц бюргерского журнальчика типа «Работница и красавица», какими изображали коллег Ляшки не толь­ко в журнальчиках, но и в стереовизорах.

На нем была простая серая водолазка и едва потер­тые для солидности брезентовые штаны с огромными накладными карманами из набивного ситца – послед­ний писк клубной моды. Вместо оранжевого парика или четырех кельтских кос его голову украшал корот­кий серебристый ежик с двумя аккуратными флюорес­цирующими аквамарином полосами – такие может напшикать баллончиком с краской любой сочувствующий моде новичок. Да, пресловутый Хмырь оказался седым. Или крашенным под седину – в этом не то что Авгус­тин, сам черт не разобрался бы.

Хмырь сидел во вращающемся кожаном кресле, на его глазах были очень старые, начала века ВР-очки с выносным микрофоном и прикрученной к ним с помо­щью липкой ленты небольшой видеокамерой.

Сейчас радужный объектив видеокамеры был направ­лен прямо в лицо Августину. А на столе рядом с Хмы­рем стоял… Августин едва не разрыдался от умиления… Стоял архаический электронный компьютер. Да, точно, Octet-Gigagertz выпуска 2004 года!

– Садись, – сказал Хмырь, радушным хозяйским жестом указывая на сверкающий чистотой пол под но­гами Августина.

– Благодарю, – кивнул Августин и, прекрасно по­нимая, что правила игры здесь диктует отнюдь не он, сел на пол, скрестив ноги по-турецки.

– Одно из двух, – сообщил Хмырь, с минуту пошарив по Августину объективом своей видеокамеры. – Либо ты не легавый, либо ты умный легавый. Но умных легавых не бывает, и, следовательно, ты не легавый.

Августин догадался, что видеокамера Хмыря работа­ет по меньшей мере в трех диапазонах – оптическом, инфракрасном и рентгеновском – и всех своих гостей Хмырь буквально насквозь видит. Не исключено также, что в ней находится устройство дистанционного скани­рования бета-ритмов мозга, и, таким образом, прилада Хмыря является заодно и детектором лжи.

Короче говоря, врать не стоило. Хмырь производил впечатление человека, который способен три часа рас­суждать о преимуществах тонического стихосложения над силлабическим, а потом выпустить своему собесед­нику кишки с помощью «унимага».

– Ты почти угадал, – кивнул Августин. – Я либо легавый, либо не легавый. Все зависит от того, кем счи­тать сетевого полицейского.

Хмырь хохотнул:

– Ты – сетевой полицейский?! И на что ты наде­ешься после этого?

– На то, что ты не опозоришь честное имя своей честной конторы и продашь мне добрый форсаж Джирджиса с хорошими хаками.

Хмырь посерьезнел.

– Форсаж Джирджиса… С хорошими хаками…

Камера испытующе впилась в переносицу Августина. «Всем, всем нравится хороший антропос Августин, и все жаждут узнать, что у него внутри», – подумал он, изо всех сил стараясь не отвести взгляда и ожидая в любой момент поймать пулю в грудь или лазерный луч в затылок.

– Скажи лучше, – заговорил наконец Хмырь, – за каким хреном все вы лезете в Утгард?

Проницательность Хмыря не удивляла. Удивляло другое.

– А кто еще лезет в УтТард?

– Ну это за сугубо дополнительную, – протянул Хмырь.

– Пятьдесят, – брякнул Августин наобум.

– Давай, – неожиданно легко согласился Хмырь.

Приняв от Августина деньги, он несколько раз с ча­рующей быстротой ударил по клавиатуре, qsqerp «Окте­та», пискнул порошковый принтер, и в руках Августина оказалась терпко пахнущая распечатка фотографии че­ловека, сидящего на полу в той же позе, что и он сам, Августин. Ну да, понятно. Зря у него, что ли, видеока­мера? Он заодно и базу данных по клиентам ведет.

Складывая листок вчетверо и засовывая его в карман, Августин для проформы спросил:

– И давно он заходил?

– Да минут за двадцать до тебя, – пожав плечами, ответил Хмырь. – Но, как говорится, короче. Есть очень изысканный форсаж, делал для одного доброго друга. Друга больше нет, а вот форсаж остался. Штука.

– Штука? – присвистнул Августин. У него не было с собой даже двух сотен, но такие тонкости детектор лжи не ловит.

– Да, штукень, косая, тысяча, – раздраженно под­твердил Хмырь. – Если будешь брать, полтинник ски­ну. И краями.

– А откуда мне знать, что это рабочий форсаж, а не кусок блевотины? – тянул время Августин.

– Ты теперь знаешь, как меня найти, – пожал пле­чами Хмырь. – Зачем мне лишние проблемы?

– Покажи, – потребовал Августин.

– Покажу, только сперва сдай мне свою уродскую пилочку с остатками кровянки. Скажи, что порезался, когда ногти подпиливал.

Да, камера была рентгеновская. И инфракрасная.

Хмырь получил пилочку, которую небрежно бросил на стол, а Августин – заветный металлический цилиндр размером с одноразовый стаканчик.

Открутив крышку, он увидел внутри нечто, похожее на очень сложный кустистый коралл – стандартный блок виртуальной станции. А все интересное и нестан­дартное, то, что превращает человека в напичканного автоматическими пушками киборга или в бесплотный дух, владеющий магиями трех ступеней, у этого коралла внутри. Так запросто его начинки, разумеется, не увидишь. Хорошо, а теперь самое главное.

– Послушай, Хмырь, я что-то не соображу… У тебя в какую сторону пробор-то? В левую или в правую?

– Чего? – Хмырь инстинктивно дотронулся до ма­кушки.

Августин, за секунду до этого превратившийся в одну до предела сжатую пружину, выпрыгнул вперед и вверх из такого положения, из которого приличный человек может только запутаться в собственных ногах.

Охранная система Хмыря работала неплохо. Но все-таки лазерный луч ударил по пустому месту и, отразив­шись от специального защитного покрытия – вот почему пол был таким чистым, таким полированным! – ушел в черную воронку улавливателя, на которую Августин уже давно кидал косые взгляды.

Сильный, на совесть поставленный Сергеем Гаспаровым удар Августина должен был выключить Хмыря часа на полтора-два. Но вместо теплой плоти хакерского гор­ла его кулак встретил пустоту, а под ней – твердый ме­таллический стержень каркаса.

Что-то мерзко хрустнуло, посыпались искры. Серая водолазка Хмыря потекла сполохами помех. Спустя се­кунду его тело растаяло как дым.

«С-сука!»

Из опрокинутого кожаного кресла торчал ажурный каркас, снабженный виртуальными очками, двумя ма­нипуляторами типа рук и речевым синтезатором. Все остальное было голограммой. Очень хорошо исполнен­ной в техническом отношении, но все же голограммой!

11

– Я привык заботиться о своей безопасности, – раз­дался за спиной Августина торжествующий голос.

Поскольку никаких предупреждений типа «не обора­чиваться» не последовало, Августин обернулся. Страх получить пулю в затылок был сильнее страха получить пулю в лицо.

Голографический Хмырь был явно тем, чем хотел являться Хмырь настоящий в своих грезах.

В пяти шагах от Августина стоял низенький урод, который не приснился бы редактору журнала «Ра­ботница и красавица» в его самом страшном кош­маре.

Левая половина лица Хмыря была обожжена или, точ­нее, сожрана каким-то экзотическим кожным заболева­нием. Длинные сальные волосы двумя ровными крылья­ми спускались на его плечи. В левой руке Хмыря сверкал отличной сталью длинный ствол полицейского «смит-и-вессона».

«Самое надежное оружие всех времен и народов, не чета современным изыскам с пластиковыми гиль­зами или какой-нибудь жидкой гадостью вместо по­роха…»

В правой руке Хмыря в лад его смертоубийственно­му оружию поблескивал металлический цилиндр. Такой же точно, какой за пять минут до этого развинчивал Августин, в надежде полюбоваться форсажем. За спи­ной Хмыря чернел темный прямоугольник потайного хода.

Хмырь ухмыльнулся, заметив тень отвращения, мель­кнувшую на лице Августина.

– Да, да, да, дорогой мой Капитан – Черный Хрен. I am that I am*. И другим не буду. А это настоящий форсаж, который ты получил бы, будь ты хоть немного воспитаннее. Я не жулик и не убий­ца, но есть добро, и есть зло, и есть грань между ними. Ты переступил ее, и теперь ты на стороне зла.

В разговорчивости Хмырь явно не уступал героям иных интерактивных сериалов. Августин попытался за­цепиться за высокие материи.

– Воистину, есть добро и есть зло. Но где найти им меру? – закатив глаза к потолку, пасторским голосом спросил Августин. – И где провести ту грань, о кото­рой ты говоришь?

Хмырь по-крысиному хихикнул:

– Мне нет в том нужды, ибо я есть высшая мера всех вещей. И потому…

Августин понял, что диспут подходит к концу. Си­туация была патовой. Оставалось достойно встретить смерть. Но что это значит – «достойно встретить смерть», – Августин не имел ни малейшего понятия. Он все еще смотрел в потолок. Опустить глаза, чтобы в последнее мгновение своей жизни насладиться созер­цанием немытого морального урода, ему мешало отвра­щение. Августин молился как умел.

И кое-кто там, над потолком, внял его молитвам.

Раздалось оглушительное шипение, и ровный прямо­угольник потолка испарился быстрее, чем Августин ус­пел бы сказать «раз».

На пол между ним и Хмырем приземлился человек в оперативной форме Черного Спецназа с автоматом «ми­страль».

Хмырь, стрелявший в Августина, попал в спецназовца.

Армированный бронежилет из полифертиловых во­локон был рассчитан на многое, но не на пулю из ар­хаического «смит-и-вессона». Из груди спецназовца брызнула кровь, и его тяжелая, обвешанная амуници­ей туша стремительно отлетела назад, повалив Авгус­тина на пол.

Сквозь дыру в потолке прогрохотала длинная очередь из «мистраля». Хмырь, практически разрезанный попо­лам, упал, наводняя все вокруг себя своей гнилой кро­вью, хлеставшей из восьми сквозных ранений. Вслед за этим в комнату спрыгнул еще один спецназовец и за­мер, настороженно прислушиваясь.

Потом он сделал круговой приглашающий жест, и в комнате появились еще двое.

12

Витасик и Семен, более известные завсегдатаям клу­ба «Каннабис-Суперсекс» как Спец и Лапа, останови­лись перед дверью с надписью: «Не влезай, убьет!»

– А Хмырь не обидится? – спросил Лапа с сомне­нием.

– Он еще спасибо скажет, – успокоил его Спец, выщелкивая в последний раз обойму, уверяясь, что она полна, и вставляя ее обратно.

– Тогда попрыгали, – сказал Лапа.

Они вошли в тамбур. Спец достал из-за пазухи плос­кую коробочку с магнитной присоской и, прищурившись, прилепил ее на дверь. На коробочке имелись сенсорные кнопки. Спец нажал их в одной ему ведомой последова­тельности, и дверь бесшумно отворилась.

Первым, что увидел Спец, была голова Хмыря в лу­же крови. Вторым – человек в черной форме с авто­матом «мистраль», который, по-видимому, шарил по карманам Хмыря, но убедиться в этом доподлинно ме­шала консоль компьютера. Спец высадил в него поло­вину обоймы.

Комната взорвалась стрельбой. Лапа был убит сразу же, Спец прикрылся его телом и уложил еще одного. Потом две восьмимиллиметровые пули «мистраля», отрикошетировав от унитаза в углу, оторвали его левую руку. Теряя сознание от адской боли, Спец в последний раз нажал на спусковой крючок…

13

Августин прислушался. Стояла полная тишина, если не считать тихого журчания, которое раздавалось от­куда-то от двери. Августин сбросил с себя тяжелое тело спецназовца и, с радостью отмечая, что его соб­ственная одежда чудом осталась чистой, поднялся на ноги.

В берлоге Хмыря Августин обнаружил семь тел – возможно, среди них были и живые, но это его инте­ресовало сейчас менее всего.

Кроме тел, в комнате имелись четыре автомата и три пистолета. После колебаний, которые длились не более трех секунд, Августин поднял «смит-и-вессон» Хмыря и сунул его себе за пояс.

В луже крови валялся заветный форсаж. Августин под­нял и его. Осторожно отер от крови и спрятал в карман.

Потом покосился на Хмырев «Октет». Посетители, база данных… Подобрав бесхозный «мистраль», снял с пояса одного из спецназовцев полный магазин и до пос­леднего патрона высадил его в опрятную белизну плас­тикового корпуса.

Потом Августин направился к потайному ходу, из ко­торого каких-то шесть минут назад появился Хмырь, и нажал единственную кнопку, обнаруженную им на стене.

14

В лесу, окружающем водохранилище, где находился релаксационно-оздоровительный центр «Байкал», цари­ла непроглядная тьма. Было тихо. Только изредка трес­нет веточка под чьей-то неосторожной ногой или по кронам деревьев проползет мягкий шорох.

Но если бы над центром внезапно зажглось солнце, случайный путник, заблудившийся в полуночном лесу, мог бы наблюдать совершенно неожиданную, сюрреали­стическую картину.

Лес был полон людей, мужчин и женщин, одетых в просторные одежды. Лес был наводнен десятками, сот­нями людей.

Босые ступни людей неслышно ступали по траве. Они не боялись темноты, не боялись наткнуться на ствол дуба или оцарапать лицо о низкие ветви елей. Они двигались как призраки. В их на первый взгляд ха­отичных перемещениях присутствовала гармония некоторого высшего порядка. Они двигались словно бы в медленном, текучем, изменчивом танце, то высоко под­нимая колени, то стелясь над самой землей как ласко­вый морской бриз.

Этот сонный танец продолжался долго, пока в опре­деленный момент не оказалось, что все люди одновре­менно вышли на край большой поляны. И тогда в руках у людей появилось оружие.

Армия Хотоя продолжала учения.

Глава 5 ТРИНАДЦАТЫЙ ПОДВИГ ГЕРАКЛА

1

Томас слишком долго сидел в машине и оттого по­терял всякие остатки воспитанности.

Автомобиль Августина резко затормозил возле кот­теджа на окраине города, и не успела дверь отвориться, как пес уже был на свободе и оглашал окрестность гул­ким лаем.

– Томас, тихо!

Но пес и не думал повиноваться. Он носился возле калитки и лаял громко и самозабвенно.

– Сэр Томас, вашу мать! Заткнетесь вы, наконец, или нет?! – прикрикнул на него Августин, колдуя над панелью входа.

«Хозяйка не может принять вас», – пропело устрой­ство приятным женским сопрано.

Выходит, Ксюши нет дома. В противном случае со­общение было бы другим: «Хозяйка отсутствует». И это как раз означало бы, что Ксюша на месте.

Все Ксюшины шутки он знал как свои пять пальцев. Августин привстал на цыпочки и заглянул за ограду.

Все как всегда. Свет не горит.

– Где, интересно, она шатается по ночам? – бурк­нул себе под нос Августин, закуривая.

Но не успел он спрятать зажигалку в карман, как на глаза его легли две руки. По всему его телу пробежала лег­кая нервная дрожь. Совершенно неподконтрольная реак­ция. Августин мысленно выругался – это были всего лишь прохладные Ксюшины ручки. Но тело успело отреагиро­вать раньше, чем мозг. Августину было немного стыдно.

– По-моему, милый, ты злоупотребляешь виртуаль­ным насилием. Стал такой нервный! – сказала Ксюша и поцеловала его в губы.

Откуда она взялась – Августин не понимал. Но сам факт ее появления был более чем отрадным.

«Где это ты шатаешься по ночам?» – хотелось спросить Августину, пока они шли к крыльцу по усыпанной блед­но-голубым гравием садовой дорожке. Но он сдержался.

2

Первая женщина Августина (конечно, не по счету, а по статусу), эстетное существо из иного мира – мира красоты и богатства, была без ума от японского рома с вяжуще-сладким вкусом. Она выпивала пятьдесят грамм и тихо сходила с ума под мазурки Шопена.

Большинство других, не стоивших особого упомина­ния, женщин Августина в своих пристрастиях колеба­лись между шампанскими винами и простейшими кок­тейлями. Ксюша любила мартини. И Августин поил ее мартини при каждом удобном случае.

Когда бутыль «бьянки» была опустошена на три чет­верти, Августин понял, что затягивать застолье не сле­дует. Он непринужденно подошел к двери и затворил ее, оставив Томаса скучать в гостиной.

– Потанцуем? – спросил Августин, и Ксюша, уткнув­шись в его плечо своими мягкими губами, молча вырази­ла свое согласие.

Музыка была скорее плохой, чем хорошей. Впрочем, это не имело значения, ибо, когда человек озабочен сво­ей сексуальностью, он становится таким равнодушным!

Августин и Ксюша медленно покачивались в темноте, словно лодка на нежных волнах шампанского.

Все, что произошло дальше, напомнило Августину су­масшедшее свидание с пантерой. Он не мог точно опре­делить чем. Но на уровне ощущений сходство было оче­видным.

Теплая волна вожделения лениво поднималась откуда-то снизу, от основания позвоночника, лишая его способно­сти к трезвым рассуждениям, лишая его воли, лишая его планов и опасений. Мягкие прикосновения Ксюши захва­тывали его естество целиком, не оставляя места для циниз­ма, для воспоминаний, для слов «вчера» и «завтра». Ее ру­ка поползла вниз и остановилась где-то на уровне гульфа.

– Ты стесняешься, как маленькая девочка, – шепо­том заметил Августин, когда Ксюша, сама робость, му­чилась с застежкой-акулой на его джинсах.

Августин помог изрядно нетрезвой девушке справить­ся с задачей.

Она не была неопытной, отнюдь.

И все-таки ее обаятельная, кокетливая робость отдава­ла чем-то детским. Кроме того, Ксюша была чрезвычай­но стройна и легка – тонкие запястья, тонкие лодыжки, ни одного лишнего грамма. Совсем неспортивному Авгу­стину не составило большого труда взять ее на руки и, прислонив к кудлатой медвежьей шкуре, украшавшей сте­ну, войти в нее так, как никогда, никогда, никогда не бывает в ВР. Под длинным струящимся платьем Ксюши из лимонно-желтого синтетического шифона не было ничего, кроме ароматного прохладного тела. Но и этого было вполне достаточно.

3

Августин закурил. Кондиционеры сориентировались мгновенно, и вот уже невесть откуда взявшийся ветерок уволок первые струи сигаретного дыма в вентиляционного отверстия под потолком.

За дверью скулил Томас – он не любил, когда его исключают из приятного общества. Но ни Ксюша, ни Августин не обращали на него ни малейшего внимания. Каждый был занят своими мыслями, своими ощущени­ями. Ксюшино платье сытым лимонно-желтым питоном валялось поодаль. Смятое и ненужное платье ценой в половину банковского счета Августина.

Августин глубоко затянулся, залюбовавшись модель­ным совершенством форм своей обнаженной подружки. А что – с таким телом тебя в любом модельном агентстве ждут с распростертыми объятиями! Не хочешь, Ксения? И правильно делаешь! Ну их к такой-то матери, сутене­ров этих модельных!

Ксюша погладила его волосы и улыбнулась. В отличие от нее Августин был по-прежнему клево прикинут – три­котажный кардиган оставался на нем, одна штанина по-прежнему болталась на ноге. На то, чтобы раздеть себя, у него, как обычно, времени не хватило. Вдруг Августин вскинулся словно ужаленный.

– Послушай, солнышко, а ты не жалеешь о том, что не можешь любить меня иначе?

– Это еще как, что-то я не пойму? – игриво спро­сила Ксюша, никогда не отличавшаяся ни пуритански­ми заездами, ни отсутствием фантазии.

– Например, в аватаре тигрицы. Или пантеры. Это бы­ло бы просто непередаваемо! Неописуемо! Невообразимо!

– Разве ты не знаешь, что ВР закрыта для меня на­всегда? Я убита до смерти, причем давным-давно, – недовольно парировала Ксюша. – Твое предложение противоречит сетевым законам, и кому как не тебе должно быть об этом известно!

– Но ведь есть и другие способы… – не унимался Авгу­стин. – Некоторые инициативные люди не желают отка­зывать себе в виртуальных радостях даже после убийства!

– Как раз таких психов Салмаксов вербует в свою партию, – отмахнулась Ксюша.

– При чем тут Салмаксов? Они хотят, но не могут. Мы будем действовать по-другому. Мы будем хотеть и мочь!

Августин торжественно запрокинул голову. И, понизив голос, продолжил: – Сегодня я купил себе форсаж. Это несложно и даже не очень дорого. Теперь я смогу повы­сить класс своего аватара и буду – ни много ни мало – Джирджисом! Так вот, если ты хочешь, я сделаю так, что ты сможешь входить в ВР вместе со мной. А потом…

– Потом – суп с котом, – рассмеялась Ксюша. – Я боюсь. И хотя мне безумно хочется познать тебя в аватаре тигрицы или, если угодно, Шамаханской цари­цы, я боюсь. Это очень нехорошо – говорила мне в детстве бабушка – нарушать законы, которые не ты придумал. И вообще, давай не будем о ВР, – жалобно попросила она. – Жарко. Посмотри, ты весь вспотел.

Ее длинные пальцы скользнула под кардиган Августи­на. Пуговицы, одна за другой, стали высвобождаться из петелек, и мокрая грудь Августина вдохнула кондициони­рованную прохладу. Вдруг пальцы Ксюши нащупали ко­стяную пластину с корабликом. Августин встрепенулся.

– Ах да, рыбка моя, совсем забыл сказать тебе «спа­сибо». – Августин скроил самую благодарную мину из всех, на которые был способен. – Это был сюрприз. Честное слово. Спасибо за подарок.

Ксюша смотрела на него в полном недоумении. Улыб­ка сползла с лица Августина.

– Подарок? – переспросила Ксюша. Глаза ее были широко раскрыты. – Я бы с удовольствием, но о каком подарке ты…

Августин шумно выдохнул. Конечно же к появлению этой вещицы на его шее Ксюша не имеет никакого от­ношения. Это было бы слишком просто.

4

Августин, развалившийся на низкой тахте, лениво ку­рил, наблюдая за тем, как его подружка стелет постель.

В большинстве жилищ это скучное, по мнению мно­гих, дело уже давно было переложено на плечи обслуживающих установок типа «будуар», которые справля­лись с простынями и подушками ловко, быстро и без сбоев. Но некоторым – и к их числу, безусловно, от­носилась Ксюша – правилось стелить постель соб­ственноручно.

Ксюша не была домохозяйкой-технократом, чокнув­шейся на идее механизировать, компьютеризировать и автоматизировать все, до чего ты в состоянии дотянуться.

Ксюша была дизайнером.

По крайней мере, так она представилась Августину. Действительно, многое в ее доме намекало на занятия искусством. Объемный принтер. Трехмерные адекваты Гогена и Матисса. Обои в стиле чайна-нуво. Умопомра­чительная меблировка – натуральное дерево, натуральная кожа, натуральные цветы! И совершенно необъяснимый черный куб в углу гостиной.

Ксюша была старше Августина на четыре года. Ему всегда нравились женщины, превосходящие его по воз­расту. Это правило не знало исключений. Хотя бы на месяц – но старше.

Ксюша была красива и одевалась со вкусом, хотя Августин знавал модниц и похлеще. Ксюша много ра­ботала – и это не было позой. К вечно озабоченным женщинам-трудоголичкам Августин тоже успел привык­нуть за двадцать восемь лет своей жизни. «Если женщи­на не вскакивает среди ночи с криком „Я забыла отчитать свою секретаршу!“ или „Из-за тебя– мне при­шлось пропустить важное совещание!“ хотя бы раз в две недели, значит, она либо проститутка, либо студентка. И к первым и ко вторым следует относиться с подозре­нием. „Первые хотят денег, вторые – замуж“, – учил Августин не столь искушенного Сергея.

Ксюша проводила на службе очень много времени. По крайней мере, за последние два месяца, что длилась их связь с Августином, каждое третье из назначенных свиданий срывалось по причине ее занятости. Но Ксю­ша не выглядела ни загнанной, ни усталой. Может быть, оттого, что, в отличие от большинства «рыбок» и «солнышек», с которыми до нее знался Августин, она не проводила по шесть часов ежедневно в Виртуальном Мире.

Ксюша была умна. Разговорившись с ней однажды в фойе Второго Большого Театра, он убедился в том, что ее интеллектуальный индекс едва ли ниже его собствен­ного. Фантастика! Она даже знала, что такое «алетейя»! Единственным человеком, замеченным Августином в подобной осведомленности, был он сам, отраженный в зеркале его ванной комнаты.

После фойе был ресторан в Чайнатауне (Августин знал, что еще в начале века он назывался Китай-горо­дом). После ресторана – прогулка на катере. А после – любовь, разговоры на французском, споры и снова лю­бовь.

По уверениям Ксюши, ее работа не была связана с компьютерами, сетями и системами обеспечения ВР. Но зачастую она говорила на эти темы словами професси­оналки. Для дизайнера мебельной фирмы ее знания были слишком обширны, наблюдения – чересчур глу­боки, а опыт – до неприличия внушителен.

Это всегда настораживало Августина, но до дознания дело так и не дошло. По большому счету ему было пле­вать. Ксюша была нежной и ласковой подружкой. Ее губы были податливы, ее волосы были шелковисты… Помимо прочего Августин считал Ксюшу непревзой­денной затейницей по части любовных услад. Женщи­не, которая обладает таким ценным качеством, можно простить все. Даже привычку скрытничать.

– Спокойной ночи, милый! – Ксюша зевнула, уст­роившись уютным калачиком на водном матрасе.

Послав ей воздушный поцелуй вместо «спокойной ночи!», Августин подошел к стеклянному столику, на котором в беспорядке громоздились наскоро состря­панные холодные закуски, одноразовые тарелки с не­доеденной снедью, пустая бутылка с пряным запахом мартини, едва початая бутылка с резким запахом вис­ки и разновеликие бокалы.

Утомленная ласками Ксюша мгновенно заснула. Только Августин был бодр, словно бы выхлебал толь­ко что целый термос кофе! Давал себя знать адреналин, по выработке которого организм Августина в тот день превзошел две месячные нормы.

Августин наполнил самый большой бокал крымским виски «Гордость Севастополя» и залпом осушил его. Напиток ошпарил пищевод и привычно шибанул в го­лову. Иных снотворных Августин не признавал.

Когда Августин поцеловал Ксюшино плечо, он был пьян как извозчик. Люди с пистолетами. Амулет неве­домого происхождения. Хмырь, он же Ляшка. Замеча­тельный форсаж, который он опробует завтра же. Пан­тера на райском острове. И соленый привкус опасности на губах.

5

– Все мы знаем, что такое Социальная Республика Сол, господа. Выпьем же за Социальную Республику Россия! – Щуро торжественно вознес свой бокал над столом.

Его примеру последовали генерал Воронов и лидер Социальной Партии Справедливости Ефим Салмаксов. Хрустальный звон бокалов на секунду повис в воздухе и бесследно исчез в шумопоглотителях.

Это была вечеринка на троих. Вечеринка в рестора­не «Московские звезды», где для высоких гостей был забронирован весь Египетский зал. На столе было мно­го выпивки и совсем мало закуски. Для высоких гос­тей всегда накрывают именно из этого принципа, ибо предполагается, что пожрать можно и дома.

Высокие гости не боялись быть услышанными. Они были в зале совсем одни. Охрана не мозолила глаза, хотя ее было предостаточно. И вооружена она была так, что могла без труда остановить танковый ба­тальон.

Подслушивающих устройств они тоже не боялись. Ресторан «Московские звезды» полностью прослуши­вался ведомством Воронина. Ну а своя рука, как изве­стно, владыка.

Черные оливки, вымоченные в молодом греческом вине, рыбный салат «Каир», молодой овечий сыр из Салоник, анчоусы под вишневым соусом «Хатшепсут», тон­кие и ломкие крекеры «Ершалаим», которые так славно хрустят на зубах. Вот, пожалуй, и все, чем закусывали в тот вечер.

– Понедельник – великий день. – Салмаксов при­вык говорить напыщенно. Пафос не покидал его даже на приватных вечеринках. – В понедельник будут вер­шиться судьбы России. Либо на державном небоскло­не земношара взойдет новая звезда, имя которой Со­циальная Республика Россия, либо…

– …Либо не взойдет! – оборвал его Щуро, который терпеть не мог патетики. В особенности же он тер­петь не мог, когда патетичен был кто угодно, кроме него.

– Вздрогнем, господа, – разрядил повисшую грозо­вой тучей паузу генерал Воронов.

Бокалы снова встретились над вазой с черными олив­ками.

Пока шампанское текло по пищеводам в желудки вершителей судеб России, каждый из них думал о своем.

Генерал Воронов – о полковнике Шельновой.

Венедикт Щуро – о предстоящей презентации сис­тем «Асгард» со встроенными чипами обратной связи, которая должна состояться с большой помпой в демон­страционном зале ГУМа.

Ну а Салмаксов вспоминал того симпатичного, чер­товски симпатичного молодого человека, одетого впол­не по-мужски, которого он встретил три часа назад в трансвестай-зале дискотеки «Сладкая Ж», где он, Руби­новая Фея, был, вне всяких сомнений, самой безба­шенной, самой сногсшибательной муреной вечера.

6

Шампанское – не лучшая смазка для доверительной беседы. Это знал Щуро. Это знал и Салмаксов. Но именно генерал Воронов первым предложил оставить «шипуч­ку» в покое и перейти на классическую русскую водку. Его предложение было встречено с восторгом, и стопки тут же наполнились «беленькой».

– Ладно, ребята, – начал Щуро. – Мы здесь для того, чтобы еще раз обкатать план нашего Апокалипсиса.

– И решить, кто какую часть Апокалипсиса возгла­вит. – Генерал Воронов улыбнулся собственной удач­ной остроте. Ему нравилось слово «возглавить». Даже больше, чем старорежимное «расстрелять».

– Я думаю, что никаких изменений в план мы вно­сить не будем. Вы, генерал Воронов, возьмете на себя эти свои консервные банки, начиненные дерьмомитом…

– Вы имеете в виду крылатые ракеты? – переспро­сил Салмаксов. Шипучий хмель ударил по самому чув­ствительному органу Ефима – по башке.

– Именно, – отрезал Щуро. – Я буду координиро­вать все, что касается распродажи «Асгарда» и работы наших чипов. Не стану акцентировать ваше внимание на том, что это, несомненно, самый сложный и ответ­ственный участок предстоящей работы. Попробуй втюрить эту коробочку тысяче человек одновременно! А вы, Ефим, – Щуро посмотрел на Салмаксова с плохо скры­ваемым презрением, – будете краснобайствовать. Ми­тинги, пикетирование, выступления перед прессой, по­больше возмущайтесь, побольше обещайте. Словом, как обычно. Имейте в виду, если вы проиграете после все­го того, что я уже сделал для вас, и после того, главно­го, что я сделаю для вас в понедельник, можете считать себя утонувшим в очке собственной мраморной параши. Понятно?

– Понятно. – Салмаксов захрустел крекером. Бру­тальные словеса Щуро не отражались на его аппетите. Со временем можно привыкнуть и не к такому.

7

Молодой, отлично сложенный мужчина лежал в виртуальной капсуле. Рядом с капсулой, положив боль­шую умную голову на передние лапы, отдыхал ньюфаундленд.

На груди мужчины, то разгораясь неярким светом, то вновь угасая, покоился Оберег Воина. На голову нью­фаундленда было надето уродливое кустарное приспо­собление, благодаря которому пес мог принимать пол­ноправное участие в опасных грезах своего хозяина.

С виду все было хорошо, если не считать вялых по­скуливаний пса и крохотных капелек пота, выступив­ших на лбу молодого мужчины.

Ни пес, ни человек не могли слышать, как на кры­ше их дома приземлились два хищных черных геликоп­тера. Из них вышло шестеро людей, одетых в почти одинаковые костюмы, и, спустившись ровно на один лестничный пролет, очутились перед дверями кварти­ры номер.

Из-под просторных пиджаков появилось оружие.

Визитеры отошли от двери подальше.

Один из них направил на дверь широкое жерло ша­ровой пушки. Дверь исчезла в аккуратном всплеске хо­лодного пламени.

Ни человек, ни пес не слышали этого. Они были сей­час слишком далеко. Их чуткие уши прислушивались сейчас к другим опасностям.

Двое остались снаружи, четверо скользнули в квар­тиру. В человека и в его пса были разряжены четыре полных магазина. И даже Оберег Воина был бессилен отвести поток «твердой» материи свинца. Он охра­нял своего хозяина в том мире, где пребывало его со­знание.

Тело истекло кровью слишком быстро. Мужчина так и не понял, что произошло. А вот ньюфаундленд уми­рал долго и мучительно. Он скулил, колотил лапами и катался по полу. Один из людей закинул за спину автомат, достал крупнокалиберный пистолет и милосердно добил животное двумя выстрелами в упор…

Хотой вышел из транса. Не случившееся сегодня слу­чится завтра.

Глава 6 УТРО ПОКИНУТОГО МУЖЧИНЫ

1

«Семь часов одна минута», – сказал будильник.

Августин закрыл голову подушкой.

«Семь часов две минуты, молодой человек».

Августин открыл глаза. В спальне Ксюши было сол­нечно.

«Семь часов три минуты. И если вы думаете, что я оставлю вас в покое, то вы глубоко ошибаетесь». – В голосе, которым общался с сонным Августином бу­дильник, прорезались стервозно-климактерические ин­тонации.

Ксюши рядом не было.

Вероятно, она встала раньше и теперь готовит завт­рак. Августин принюхался. Все напрасно. В доме было тихо. Ничего не намекало на гренки и яичницу с бе­коном.

Августин встал. Главным образом для того, чтобы утихомирить будильник. Томас, мирно спавший у кро­вати, потешно зевнул.

– Ксюша! Солнце мое! – позвал Августин, но ему никто не откликнулся.

Он обошел все комнаты и заглянул в подвал. Ксю­ши не было.

Ее автомобиль стоял в гараже, но это, строго говоря, ничего не значило. Ни стереосообщения. Ни старомод­ной записки.

Наскоро позавтракав, Августин оделся и вышел на улицу. Он был немного обижен. Смыться после ночи любви даже не сказав «доброе утро» – это как-то нечестно.

Августин, как и всякий мужчина, признавал право действовать подобным образом только за собой.

2

Вавилонское столпотворение. Тысячи людей. Все орут. Все брызжут слюной и требуют. Беснуются. Вопят. Пен­сионеры, домохозяйки, безусые молодые люди. Девушки из пригородов. Подростки. Убитые до смерти.

– Не хотите бороться вместе с нами? Что ж, можете оставаться такими же позорными крысами, какими вы уже есть! – вещал человек на трибуне.

Рекламных цеппелинов в безоблачном московском небе сегодня было особенно много. Не менее трех де­сятков. Те же туши. Только лозунги поменялись.

«Голосуйте за Салмаксова!»

«Салмаксов – спасемся!»

«ВР для каждого: это сделает Салмаксов».

«Салмаксов – он подумал за тебя».

– Если твои мозги набиты дерьмом, ты не понима­ешь, что происходит! Они лишают нас доступа в ВР только потому, что какие-то психи убили нас однажды! Но мы не отступим! Если вы отдадите свои голоса мне, я поставлю этих протраханных сволочей из ЮНЕСКО на место! Я наведу порядок во всех Координационных Центрах! – Оратор в желтом пиджаке истерически по­трясал сжатым кулаком.

Толпа вяло неистовствовала. Люди, много людей, ты­сячи людей. Такая себе гидра о тысяче тупых головах. Гидра без мозга – ее мозгом был Салмаксов. Гидра без голоса – ее голосом был Салмаксов.

– Выборы послезавтра. Знаете ли вы, что это зна­чит? Это значит, что, если вы не проголосуете за меня, все эти вонючие америкосы, хачики, япошки, хохлы, жиды и чурки будут заправлять вами безраздельно! Они будут заколачивать гвозди в ваши головы! Они будут трахать ваших детей! Они будут жрать вашу еду и мо­читься в ваш чай!..

Августину стало до одури противно. Трахать детей… Мочиться в чай… Ай да япошки! Ему хотелось исчезнуть с этой бесноватой площади как можно быстрей, но ма­шина ехала так медленно! Очень медленно. С такой ско­ростью он не доедет до Меркурия и за восемьдесят ты­сяч световых лет…

Движению мешали толпы сумасшедших, запрудив­шие прилегающие к площади улицы.

Августин включил режим «субмарина», наглухо запеча­тав окна своего автомобиля, сочтя, что духота – меньшее наказание, чем вопли Салмаксова.

– Если присмотреться, все они не лучше киборгов, – пробурчал Августин, проползая на скорости десять кило­метров в час сквозь хвост скандирующей толпы.

«Фамилию Салмаксов не очень-то удобно скандиро­вать. Целых три слога, не отличающихся благозвучием. Сал-мак-сов. Это дурно. Иное дело Щуро». Августин почувствовал огромное облегчение, когда его машина вышла из радиуса действия систем усиления и трансля­ции, изрыгающих потоки говна с высокой, очень высо­кой трибуны.

3

– Дома!

Августин вобрал в легкие пластиково-целлулоидные запахи родной квартиры и улыбнулся.

– Что ни говори, но какое дерьмо эти зеленые пригороды! Природа, птички-кустики… Что толку! Глав­ное – не дают человеку ощущать себя в центре собы­тий! – заключил недовольный Августин, описывая привычную траекторию – через всю кухню к окну. Именно это окно ассоциировалось у него с «центром событий».

Каждый раз из этого окна было видно приблизитель­но одно и то же. Менялось только количество реклам­ных цеппелинов компании ВИН. В хорошую погоду их было больше. В плохую – меньше. А городской пейзаж претерпевал лишь небольшие изменения. Да и ты были сезонными. Есть снег. Нет снега.

Снега не было. А рекламных цеппелинов Августин смог насчитать целых восемь штук.

Августин представил себе, как, должно быть, кроют сейчас по матери ВИН-корпорейшн пилоты вертолетов, которые пробираются к посадочным площадкам, распо­ложенным на крышах небоскребов в центре Москвы. Августин и сам был не прочь совершить над городом пару-тройку вылетов. Но это было весьма дорогим раз­влечением. «Быть может, в следующем месяце», – меч­тательно подумал Августин.

«Завтра – это значит Асгард!»

Серебристый бок неповоротливого цеппелина про­шел прямо у его носа. Августин картинно сплюнул и открыл баночку с пивом, предварительно похищенным из суперфризера.

Августин собирался войти в ВР через полчаса. Мог бы и раньше. Но ему нужно было собраться с мыслями. Ав­густин не стал кормить Томаса как обычно. И тому были веские причины.

– Сэр Томас, сегодня вы отправитесь в ВР вместе со мной. Как вы на это смотрите?

Томас ответил ему дружелюбным рычанием.

– Если вы будете вести себя недостаточно хорошо, мне придется оставить вас без обеда, – стараясь быть серьезным, сказал. Августин, почесывая мохнатую хол­ку своей псины.

Мысль войти в ВР за компанию с Томасом пришла в голову Августина давным-давно.

Еще три года назад Августин, тогда еще младший лей­тенант сетевой полиции, обладатель плохонького аватара класса Агасфер, сконструировал приставку к своей альфа-станции, которая позволяла псу, подключившись к ВР, под одним регистрационным номером с ним попасть в Виртуальный Мир.

Два года назад были куплены детали, без которых проект не мог найти себе реализации. Но до дела руки дошли лишь два месяца назад, когда Августин усовер­шенствовал конструкцию, содрав схему одного блока из полулегально добытой документации к супергиперсекретной разработке «Эфрикэн Электронике».

Месяц назад, разжившись деньгами, он купил еще один кулек «железок», которые обладали печальным свойством морально устаревать быстрее, чем сводки стереоновостей.

И вот установка «Томас-1» была готова. Пожалуй, запатентовав ее, Августин мог бы выручить немалую сумму. Если бы только сетевые законы не запрещали вход в ВР животным, детям, сумасшедшим и «всем ос­тальным субъектам права, которые не в полной мере контролируют свои действия».

По поводу последней формулы Августин мог только развести руками. В Русском секторе, особенно в Респуб­лике Сол, попадались такие «субъекты права», глядя на которых само существование этой формулы подмывало признать прямым следствием юридического слабоумия творцов Конституции ВР.

Томас был сообразителен и понятлив, да и свои дей­ствия контролировал получше иных двуногих. Но он не был человеком, а оттого протащить его в ВР было по меркам Координационного Центра тяжким преступле­нием. Однако именно в этот день Августин решил на­плевать на все сетевые законы.

Сегодня или никогда. Раз уж он сам, убитый на вре­мя, входит в ВР с помощью совершенно нелегального форсажа, можно прихватить и Томаса.

Среди миллионов аватаров, которые предоставляли ВР-шопы пользователям, были, разумеется, и псы.

Человек становился псом со всеми вытекающими последствиями. Таксой он мог пролезть в укромную нору. Ротвейлером перегрызть глотку своему противнику-бультерьеру. Ну и вне зависимости от породы при­обретал замечательный нюх!

Августин был совершенно уверен в том, что его со­образительный Томас, оказавшись в аватаре Малиново­го Пса, быстро поймет, что к чему.

– Только не вздумай лаять, когда у тебя спросят твое имя! – бросил Августин псу, извлекая устройство «То­мас-1» из заветного тайника.

4

Перед тем как войти в ВР, Августин набрал номер сотового видеофона капитана спецподразделения «Перун» Сергея Гаспарова.

– Привет, Серж, – начал Августин, когда на экране появилось озабоченное лицо Сергея.

Изображение едва заметно подрагивало. Сергей был в оперативной форме спецподразделения «Перун». У него было очень сосредоточенное, «служебное» выражение лица, его волосы трепал безжалостный ветер, поднятый вертолетными винтами.

За спиной Сергея виднелся борт вертолета, суетилось несколько перуновцев. Двое сержантов, видимо, толь­ко что прервали разговор со своим командиром и теперь вежливо поглядывали в сторонку с предельно незаинте­ресованным видом.

– Не хотел тебе мешать, Серж.

– Ерунда, – смутился тот, – у тебя чего такая рожа перепуганная?

– В самом деле? Перепуганная? – замялся Августин, лихорадочно соображая, стоит ли подробно останавли­ваться на событиях, которые имели место вчерашним вечером. Наверное, действительно перепуганная. – У меня тут не то чтобы неприятности, но что-то напо­добие…

– Рассказывай! – потребовал Сергей, знаками при­зывая сержантов отойти подальше.

– Расскажу. При личной встрече. Я чего, собствен­но, звоню. Ты заходи сегодня, Серж, по свободе ве­черком.

– Ха-ха, Августин, «по свободе вечерком»! «По свободе вечерком» я смогу только послать тебе воз­душный поцелуй с борта «Змея». В одиннадцать ноль-ноль дежурство начинается. Так что рассказывай сейчас.

Августин был раздосадован. Ну не может же он ляп­нуть в открытый эфир, что был вчера свидетелем убий­ства Хмыря, что стибрил у него форсаж и с этим са­мым форсажем собирается сейчас идти геройствовать в Утгард! Августин покачал головой и сказал:

– Сейчас не получится. Могу сказать только, что в целом все нормально. Волноваться нечего. Никто пока не наехал.

Сергей посмотрел в приемную камеру сотового с за­метным недоверием:

– Ты уверен?

– Почти.

– Ну тогда жди послезавтра вечером. Ты на борт «Змея» никак не дозвонишься, так что я сам постара­юсь с тобой сегодня связаться.

– Значит, жду! – Августин помахал рукой. «Сеанс связи окончен», – пропел динамик.

5

В тот день у Августина не было и не могло быть де­журства.

После того как склонный к немудрящим философ­ствованиям киборг в Утгарде едва не вышиб из него мозги, дежурства Августина закончились на долгий ка­лендарный месяц.

Убитые на время полицейские ждут всего месяц, в то время как рядовые граждане – три месяца, полгода, год и изредка дольше. Но прожить месяц без ВР – слишком сильное испытание для психики. Августин не хо­тел испытывать свои нервы на прочность. Именно по­этому он «купил» форсаж.

«Беззаконие так беззаконие, – успокаивал себя Ав­густин. – В конце концов, те ребята, что засели на Аваллоне и караулят самую сексуальную особь семей­ства кошачьих, тоже не с Конституцией ВР под мыш­кой расхаживают. А если и расхаживают, то только за­тем, чтобы было что в сортире полистать».

– Итак, сэр Томас, поздравим друг друга с первым противозаконным входом в ВР. Я теперь – матерый нарушитель. Ничем не лучше Локи. Такой же бандит, как он. Покупаю за деньги виртуальную несправедли­вость! Я теперь тоже играю не по правилам, и любой мой коллега полицейский, любезный сэр Томас, может пристрелить меня, имея на то полное моральное пра­во. Если только у него получится. Попробуй вот так – возьми и застрели Джирджиса с тучей аватаров и от­борной магией. Йаху-у-у!

Томас слушал Августина не переча. Наверное, он был согласен со своим хозяином. По крайней мере, возра­жений не последовало.

«Ах черт, совсем забыл!» – Августин хлопнул себя по лбу ладонью и заспешил в прихожую.

Он никогда не проверял замки на дверях.

Он даже никогда не использовал сигнализационную систему.

У него нечего было украсть, и на его памяти ни­кому не приходило в голову покушаться на ценности из его жилища. Но после вчерашнего вторжения, ре­зультатом которого стало появление костяного амуле­та, он изменил свое мнение насчет мер предосторож­ности.

Все замки были заперты, архаический запор задви­нут, защита включена. Августин помедлил немного и задвинул дверь тумбочкой с огромной и бессмысленной хрустальной вазой – бабушкиным подарком. Мало ли что?

– Полезай в капсулу! – скомандовал Томасу Августин, и спустя две минуты тридцать одну секунду две сущнос­ти, зарегистрированные Марьинским Координационным Центром как один пользователь в аватаре класса Джирджис, очутились в зоне включения Амстердам.

6

Хотой был ровесником века. В 2036 году ему должно было исполниться тридцать шесть лет.

Иногда он выглядел на двадцать, иногда – на шесть­десят. Саама освобождает человека от власти времени.

Когда Хотой был юн и неопытен, когда еще был жив его брат, Виртуальный Мир манил его с той силой, с которой способна манить мужчину только женщина. То было во времена «бронзового века» ВР, когда законы были слабы, люди в ВР – дики и неграмотны, а квази­государственные образования вокруг зон включения еще не существовали. Он искал в Виртуальном Мире лю­бовь, а нашел смерть.

Когда Хотоя убили до смерти и он потерял доступ в ВР, он горевал и бесновался. Он ругал себя за пагубное пристрастие к Виртуальному Миру, но отвыкать от него не собирался.

И тогда он решил найти абсолютный доступ в ВР. Такой доступ, какой и не снился Олафу Триггвассону.

Он знал, что издревле шаманы и колдуны его народа употребляли для перемещений по Мировому Древу сна­добье, носившее имя «саама».

Секрет зелья был давно утерян, но это не означало, что утерянное нельзя найти!

Он проштудировал тома о триптаминовых препаратах. Он прочел библиотеки о прогулках по Мировому Древу (которые в научном мире предпочитали называть более сухо: «трансперсональные и кросстемпоральные переме­щения») и отправился на родину, в город со странным названием Сангар.

Хотой искал сааму.

Хотой исходил все окрестности Сангара в радиусе двухсот километров. Съев несколько грибов, формой похожих на обрубок кошачьего хвоста, Хотой говорил со старцами Апокалипсиса на довольно правильном древнеарамейском языке.

Не то. Обычные галлюцинации.

Добавив к растертым в пыль грибам две капли сока чоли трилистной и слизав с чайной ложки полученную кашицу, Хотой на несколько часов умер.

Придя в себя, он выбросил склянку с соком чоли в форточку и продолжил изыскания. Но уже без прежней надежды на успех.

Он перепробовал почти все, что только мог найти в якутских лесах. Все, что только упоминали оставившие мемуары колдуны, ведуны, ворожеи и возлюбленные ими антропологи с этнографами. В лучшем случае его посещали вполне связные галлюцинации, в худшем – тошнота, куриная слепота, судороги.

И все-таки он ее нашел. Нашел, когда, махнув рукой на колдунов и антропологов, покинул Сангар и уехал в Туву.

Там, в насквозь пропахшей дурманом землянке, над двумя опустошенными бутылками водки «Ельцин», про­звучали слова местного шамана, из которых Хотой по­нял все.

Основной составляющей саамы оказался непримет­ный гриб Secolaria Albaniensis, произраставший по кра­ям лесных гарей.

Чтобы приготовить настоящую сааму, нужно было найти гриб подходящей величины – слишком круп­ные, равно как и слишком мелкие, не годились.

Затем гриб нужно было измельчить, высушить в тем­ном месте и сварить вместе с мхом вида Callopa Can-didis. Затем полученный водный экстракт сгущался пу­тем дальнейшего кипячения вместе с соком молочая обыкновенного. И все. Не считая нескольких слов, про­изнесенных в нужное время и в нужном месте. Без них полученный препарат годился разве что для молодежной вечеринки с «клевым драгом».

Спустя три месяца Хотой вышел из двухнедельного поста. Он похудел на восемнадцать килограммов. Но его глаза сияли – он чувствовал, что миг его торжества близок, как никогда. Он положил под язык небольшой, размером с кукурузное семя, кусочек саамы.

Через четыре секунды саама вошла в его кровь. И Двери распахнулись.

Он знал, куда идти, он знал, как просить помощи у своего нового поводыря. И саама повела его.

Бестелесный, представленный одним лишь ветром Хотой оказался рядом со своим братом – страннова­тым, с его тогдашней точки зрения, человеком, который отшельничал в самом глухом углу Якутии. Одни счита­ли его сумасшедшим. Другие говорили, что он сторожит спрятанные в чаще несметные сокровища. У Хотоя ни­когда не было своего мнения.

Хотой успел как раз вовремя – он видел все. Выст­рел из крупнокалиберного ружья вырвал его брату сер­дце. Четверо уголовников взяли то, за чем приходили, и пошли прочь. Лицо стрелявшего Хотой запомнил очень хорошо. Первым, что он увидел, была смерть его брата. Смерть, помешать которой он, бестелесный пу­тешественник, не мог. Тогда не мог. Теперь Хотой смог бы и не такое…

Саама не лгала. То, что проделывала с сознанием саама, не имело ничего общего с фантазиями и галлю­цинациями. Совершенно ничего общего.

Хотой получил доступ во многие миры, но по иро­нии судьбы первым миром, распахнувшим встречь ему свои жестокие объятия, оказался мир боли и на­силия.

И только значительно позже, когда следы убийцы брата привели Хотоя в Москву, он воспользовался саамой, чтобы попасть в Виртуальную Реальность.

Что же?

Хотой был разочарован.

Хотой уже не был юн, и солнца Виртуального Мира уже не казались ему такими неистребимо привлекатель­ными. Он видал солнца и поярче. Теперь ему было с чем сравнивать.

Глава 7 АМСТЕРДАМ В ОГНЕ

1

ВР тем и хороша, что за время твоего отсутствия в ней могут произойти самые невероятные вещи.

Виртуальный Мир меняется. Виртуальный Мир по­ворачивается к тебе новыми, неведомыми гранями.

Никто не может утверждать, что знает ВР как свой род­ной город, и в этом смысле ВР демократична. И Джирджис, и Адам чувствуют себя одинаково – они чувствуют себя странниками в странном краю. Перелетными птица­ми. Гулкой пустотой.

Здесь незачем пахать и сеять. Здесь нет необходимо­сти строить. Здесь незачем вить гнездо и обустраивать свой дом.

Ты знаешь, что за время твоего отсутствия вся твоя «ча­стная собственность» может быть предана огню. От постро­енного тобой дома не останется камня на камне. Твой сад выкорчуют. Твой бассейн завалят навозом. Фонтан заткнут.

Ты не сможешь воспрепятствовать этому, ибо в это время ты будешь, скорее всего, находиться на Земле. В реальном мире. Там, где все иначе. А в твоей капсуле бу­дет гореть роковая аббревиатура УС. Убийство до смерти.

2

«Не вызывает сомнений, что тот хаос в ВР, который наблюдается сегодня, довольно быстро закончится. Точ­но также, как племена кроманьонцев когда-то научились объединяться, ограждать подходящие холмы высоким ча­стоколом и спустя некоторое время назвали себя Егип­том, Вавилоном, Спартой и Римом, точно так же Зоны Включения рано или поздно будут обнесены стенами из черного стекла, десятиметровой брони, железобетона и, объединяясь в зависимости от предпочтений пользовате­лей, назовут себя княжествами, герцогствами и импери­ями. И тогда бесконечная и утомительная вакханалия убийств и разврата, которая сейчас кружит в ВР, будет упорядочена в рамках „законных“ правительств и „спра­ведливых“ войн.

Мы не можем иначе. Нам нечего повторять и нече­го воплощать в виртуальной сверхдействительности, кроме собственной истории и химер нашего подсозна­ния».

Олаф Триггвассон. «Страннее, чем рай»

3

Восточные кварталы Амстердама пылали, словно неф­тяные промыслы, над которыми потрудилась эскадра стратегических бомбардировщиков.

Социальная Республика Сол развивала успешное на­ступление на сектор АМ-3.

Во главе республиканской армии стоял могуще­ственный Зу-л-Карнайн. Джирджисы командовали ле­гионами. Гильгамеши были в основном на должностях центурионов – наводили порядок в войсках, состоя­щих из Агасферов и Адамов – традиционного пушеч­ного мяса.

Зу-л-Карнайн Республики счел нужным захватить Амстердам. И Амстердам был почти взят. Когда Авгус­тин и его красный пес пробудились к новой жизни в своей зоне включения, бои шли на улицах города.

Основные силы Республики Сол были сосредоточе­ны близ сорок третьего шоссе, и по нему к Амстердаму двигались все новые и новые когорты.

Республика переоценила мощь Герцогства. Сил было явно с избытком. Судя по всему, сопротивление не было долгим.

Кто знает, сколько солдат Герцогства оказалось уби­то до смерти на улицах, сколько было убито на время, а сколько из них сейчас отсиживалось по подворотням, мечтая лишь об одном – тихо дождаться планового выключения?

Республика Сол с ее политическими заездами на тему «все поделить» и упорным стремлением занять все Зоны Включения была Августину глубоко противна.

В бытность свою полицейским Августин не давал волю своему отвращению, ибо от сетевого полицейско­го требовали в первую очередь отсутствия у того вся­ких политических симпатий.

Теперь же вся ненависть к республиканцам вскипе­ла в Августине словно вулкан, который спал до време­ни лишь для того, чтобы дождаться момента Икс. Мо­мента, когда начнется полноростное извержение.

4

На третьей минуте своего пребывания в ВР Августин принял на плечо косой удар сабли.

Двое ребят в аватарах польских гусаров начала XIX ве­ка напали на Августина сразу по выходе из Корпуса Вклю­чения.

Томас, на помощь которого рассчитывал Августин, замешкался позади, пытаясь освоиться с новым телом.

Августин справился с обидчиками быстрее, чем его четвероногий товарищ успел прийти ему на помощь. Гусары были всего лишь подраненными Агасферами. Не им сражаться с новеньким Джирджисом.

Августину пришлось расстаться и с аватаром йомена, и с морфом «Робин Гуд».

Это аватары Августина-полицейского – человека, выбывшего из игры на месяц. Для Августина-нарушителя нужно было придумать кое-что покруче и позатейливей.

Московский всадник XIII века Августин Депп, сме­нивший не только аватар, но и сетевое имя – теперь он звал себя Шарлем, – был статен и весьма привлекателен.

Он имел на себе кольчатый панцирь и нагрудные доспехи, состоящие из соединенных вместе колец и пластин, которые образовывали подобие рыбьей чешуи. В руках его теперь был самострел – Августин никак не мог расстаться со своей самой большой любовью. А на ложе самострела находилась короткая стрела – «болт», которая в ВР прошивала насквозь даже каменные ко­лонны, не говоря уже о человеческом мясе.

Шлем на его голове был украшен золотыми и сереб­ряными накладками с причудливым орнаментом, а сза­ди и с боков к нему была прикреплена кольчужная сет­ка, призванная защищать шею и плечи. Композицию довершал не слишком длинный, но мощный меч, кото­рый покоился в ножнах у него на поясе.

Сергей Гаспаров, если бы ему пришлось видеть Ав­густина в столь странном облачении, непременно отме­тил бы, что меч, покоящийся на поясе Августина, носит название «романского» и является самоочевидным анах­ронизмом. Московский всадник, аватар которого при­шелся по вкусу Августину, мог расхаживать лишь с так называемым «каролингским мечом», который имеет меньшую длину и большую ширину клинка. Но Сергея не было рядом. Некому было помешать Августину насладиться собственным совершенством. Кроме, разуме­ется, двух польских выскочек.

Сабля отскочила от кольчатых сочленений его доспе­хов. Августин, давая волю своей ненависти к республи­канцам, коротким, без замаха, ударом тяжелого сапога уронил придурка на брусчатку.

– Ах ты, козел! – изумился второй гусар, наставляя на Августина пистолет. – Ты чего, сдавайся на милость Социальной Республики Сол!

– Пошел ты, – отмахнулся Августин.

Гусар не долго думая спустил курок. Щелкнул увесис­тый кремневый замок, мелькнуло несколько прозрачных искр. И все. Сферическая пуля, способная разнести в кло­чья пол-аватара Августина, так и не покинула ствол.

– Что, порох сыроват, пся крев? – с убийственной иронией осведомился Августин, не без удивления под­мечая, что его магия второй ступени дает отличные ре­зультаты.

Гусар отшвырнул бесполезную «пистолю» и обнажил саблю.

Августину было недосуг. «Болт», с быстротой молнии покинувший ложе его самострела швырнул гусара на землю, блевать кровью.

Тем временем первый гусар пришел в себя, подобрал саблю и стал потихоньку подниматься.

В этот момент на месте происшествия появился То­мас. Красный пес, лохматый, словно медведь гризли, и свирепый, словно акула, дал о себе знать громоподоб­ным лаем.

Два прыжка – и вот уже острые зубы вцепились в гор­ло гусара-неудачника, а когтистые лапы рвут на нем опрятный голубой с золотом костюм! Августин не раз слышал миф о том, что ньюфаундленды – самые миро­любивые собаки в мире. Что укусить человека для них – как для человека взмыть в небо, помахивая крылышками. Но уже не в первый раз Августину выдалась возможность убедиться – его ньюфаундленд в этом смысле особенный. В подтверждение его мыслей Томас призывно фыркнул над затихшим гусаром.

Сабля гусара валялась поодаль.

Совершенно бесполезная игрушка.

– Хороший Томас, хороший мальчик, – поощрил его Августин. – Пока его хозяин делал всю грязную ра­боту, он вычесывал блох, а теперь примчался делать вид, что на нем держится вся сетевая справедливость!

Томас на секунду оторвался от поверженного гусара и повернул голову вполоборота к Августину. Чтобы луч­ше слышать.

– Хватит, короче, – приказал Августин. – Идем, а то еще привыкнешь к человечине.

Августин не был циником. Но его любимый город, его Амстердам, еще вчера прятавшийся в цветении го­лубых и синих тюльпанов, сегодня погибал в пламени огнеметов! И это было делом рук республиканских ле­гионеров, крылатых гусаров, ландскнехтов. Тупых оло­вянных солдатиков в чьих-то стратегических лапах!

Они отправились дальше – Августин и Томас. В этой великолепной паре был лишь один изъян – всадник-московит не мог оседлать красную псину и поэтому был вынужден идти пешком.

5

Сэми. Это первое, о чем вспоминал Августин, попа­дая в Виртуальный Мир лейтенантом сетевой полиции.

Но и для московского всадника со странным неславян­ским именем Шарль это слово значило очень много.

Сквозь покореженные и загаженные улицы города Августин и его верный пес направлялись в стилизован­ную английскую гостиницу, которая была его излюб­ленным местом свиданий с милой подружкой.

Скорее всего, Сэми вошла в ВР раньше него. Так, по крайней мере, случалось почти всегда, а значит, она уже ждет. Но в сердце Августина теснились дурные предчув­ствия. Ждет ли?

Предчувствия его не обманули. Когда воин в коль­чуге поднялся по скрипучей лестнице в комнату, услов­но принадлежащую Сэми, в обществе огромного крас­ного пса, он нашел ее пустой.

Ложе, полигон для стольких любовных утех, было густо полито кровью, прочая мебель – стулья, комод, чан для умывания – валялась перевернутой. В углу ды­мило подожженное кресло, витое и резное. Кресло это нелегкая занесла из интерьеров соседней гостиницы, выполненной в стиле Короля Солнце.

Августин выругался и выбежал во внутренний двор.

Конечно же Сэми сменила аватар на какой-нибудь более воинственный. Конечно же она сражается сейчас с ублюдками из республиканской армии. Ее не убьют. Августин успокаивал и утешал себя, но сам не верил в свои утешения. Ее не убьют. Я помогу ей.

Во внутреннем дворе было многолюдно.

Рукопашная – нередкий в ВР случай. Хотя оружия на руках дерущихся обычно больше, чем в ином арсе­нале, мордобой остается в особом почете. Ведь в ВР все не так, как в жизни. Даже самый хилый имбецил-газонокосилыцик может почувствовать себя черным поясом. Немощь, болезнь и слабость не вхожи в Виртуальный Мир. Кто ж откажется поиграть заемными мускулами?

Трое морских пехотинцев – те самые дешевые Агас­феры, которых Августин проучил совсем недавно, – вступили в неравную схватку с разномастной солдатней в эсэсовской форме. И были биты.

Августин даже не пробовал им помочь. Помогать было поздно. По всему было видно, что жить морпехам осталось не более двух минут. Республиканцы от них не отцепятся, пока не выбьют все кредиты до по­следнего…

Стоящий рядом с Августином Томас в полном недо­умении взирал на происходящее, ожидая команд хозя­ина. Но команд не последовало.

6

– Сэми! – зычным голосом закричал Августин, с удивлением обнаруживая в себе невесть откуда взявшу­юся страсть к старославянским оборотам, не находя­щую себе выхода.

«Посекоша мечем нещадно», – хотелось сказать ему, но он оставил фразу без продолжения.

«Сэми!» – повторило эхо, обитавшее в подвалах трак­тира.

Августин был уверен, что Сэми должна быть поблизо­сти. Однажды у него уже была возможность убедиться в том, что после комнаты с широкой кроватью подвал – ее любимое место отдыха. «Наверное, Сэми ранили и она спряталась в подвале. Дожидается планового выключения и надеется на то, что при ее следующем включении ситу­ация изменится к лучшему».

Он распахнул массивную дубовую дверь в самый об­ширный из подземных залов трактира. Сырой. Темный. Унылый. В таких хорошо пыточные приказы устраивать.

– Сэми! – позвал он.

И на сей раз ему откликнулись:

– Я здесь! Помогите!

7

Сэми не сменила аватар. Все те же рыжие косы. Все тот же зеленый бархат, рукава-фонарики и обольсти­тельное с кружевами декольте. Все та же мушка на пра­вой груди. И кровь. Много крови.

Над Сэми трудились трое парней, одетых немецки­ми ландскнехтами.

Чумазые, коренастые, бородатые, они были больше похожи на похотливых животных в разгар брачного се­зона, чем на похотливых людей, у которых брачный сезон круглый год. Однако аватары всех троих живот­ных имели класс Гильгамеш и с этим приходилось счи­таться.

– Стоять и не двигаться! Трансформа аватара строго запрещена! – с полицейской требовательностью заявил Августин.

– Еще чего! Коп тоже мне нашелся! – буркнул один из них, и кольчуга Августина приняла на себя удар ме­тательного ножа.

Сэми лежала тихо и не сопротивлялась, в то время как один из ее насильников мирно трудился над ее рас­пластанным телом.

Появление Августина, казалось, ничуть не смутило насильника. Он даже не подумал остановиться – а мо­жет, то была стадия, когда остановиться уже не получалось.

О да, болт Августина выбил из него изрядно креди­тов, но это не помогло. Приаповы чресла ландскнехта работали уверенно, словно отдельный, хорошо отлажен­ный механизм, чье функционирование не могут нару­шить ни боль, ни опасность. Чух-чух-чух. Словно локти старинного, конца позапрошлого века паровоза.

– Послушай, ты, Иванушка-дурачок, – прокаркал один из ландскнехтов, обращаясь к Августину, – если ты хочешь эту девку, – он указал своим заскорузлым пальцем в сторону претерпевающей под «паровозом» Сэми, – имеешь преимущество. Подожди чуток – и забирай. В порядке очереди. Мы на ней жениться не собираемся! А будешь рыпаться, я убью ее быстро-бы­стро. Впрочем, она и сама сейчас сканает. Посмотри, у твоей рыжей не хватает кредитов даже на то, чтобы сменить аватар на более сексуальный…

Второй болт был послан в витийствующего ландск­нехта.

– Томас, взять! – скомандовал Августин.

«Злостность собаки Томаса отличная», – промельк­нуло в голове Августина, когда красное четвероногое чудовище набросилось на стоящего спиной к ним не­годяя.

Но Гильгамеш не сдается быстро. Несколько ударов кинжалом заставили Томаса взвыть от настоящей соба­чьей боли и, одновременно с этим, рассвирепеть еще пуще.

Августин выхватил свой романский меч, лезвие ко­торого было ровно в метр длиной, и снес болтливому ландскнехту голову, предварительно поупражнявшись в фехтовальном искусстве.

В тот момент, когда фонтан алой крови хлынул из безголового горла ландскнехта, Сэми истошно вскрик­нула.

В ее груди торчал кинжал. Она хрипела и извива­лась, перекатываясь по сырым булыжникам, которыми был мощен пол подвала. Сэми билась в мучительной агонии, излучая в пространство последний десяток кре­дитов. Несомненно, она была убита. До смерти или на время – Августин не знал.

Опустошенный Августин, позабыв о ландскнехтах, наблюдал за тем, как израненное, истерзанное, осквер­ненное виртуальное тело его подружки погружается в желтоватое с серебристыми нитками марево и посте­пенно тает, обретая прозрачность и утрачивая очер­тания.

«Хорошо хоть, забеременеть от ублюдков в ВР невозможно», – поежился Августин. Слабое это было уте­шение.

Наконец сияние полностью растворилось в темноте подвала. За десять секунд до этого Координационный Центр зарегистрировал соответствующий событию сиг­нал. Пользователь BET-889-676-021/RUS, аватар клас­са Агасфер, морф «придворная дама герцогини Марга­риты Английской», убит до смерти.

В этот момент Августин ненавидел ВР всеми фибра­ми своей души.

8

Третьему ландскнехту удалось скрыться.

Но Августин был не из тех, кто считает месть мораль­но устаревшим заимствованием из литературных жизне­описаний кавказских кланов или сицилийских интерак­тивных сериалов. Он был из тех, кто мстит.

Мстит, даже когда в мести этой нет никакого прак­тического смысла. Когда она совершенно бессмыслен­на. Иногда такую любовь к бессмысленным действиям называют словом «хобби».

Тела двух убитых ландскнехтов медленно таяли у ног застывшего, словно каменное изваяние, красного пса.

Августин пристально посмотрел на свою надрублен­ную выше локтя левую руку. И чем внимательнее он всматривался в рану, тем явственнее видел, как нехотя замедляется кровотечение, как тянутся друг к другу раз­резанные мышечные волокна, как восстанавливается, стягивается кожный покров.

Всякий Джирджис – неплохой хилер. С большин­ством стандартных ран он может справиться собствен­ными силами. А «консилиум» из четырех Джирджисов иногда в состоянии собрать по кусочкам и спасти от убийства до смерти аватар неудачника, разорванного прямым попаданием противотанковой ракеты.

– Томас, найди третьего! – устало сказал Августин, сжимая и разжимая пальцы излеченной руки.

Пес ринулся на поиски.

Это было не очень сложно. Убить человека, потеряв­шегося в удушливом подземном лабиринте.

Августин зарубил ландскнехта почти так же стреми­тельно, как его собрата несколькими минутами ранее. Томас не стал мешать хозяину в этом нехитром деле. Томас был вежливым псом.

Но свершившаяся быстрая месть не сделала настро­ение Августина лучше. Сэми была милой девушкой. С ней было хорошо и просто. Она умела заниматься лю­бовью и получать удовольствие – редкое умение, даже в В Р. Теперь он навряд ли встретит ее, а если встретит, то, скорее всего, не узнает…

Покидая трактирные подвалы, Августин думал и о том, что сам он, скорее всего, остался не узнан Сэми, которая привыкла видеть его в аватаре йомена, а не в аватаре московита класса Джирджис.

«По крайней мере, сознание того, что ее сетевой любов­ник не смог спасти ее виртуальную честь, а заодно и жизнь, не будет омрачать ее земные дни», – подумал Августин.

Он остановился на узком дощатом балкончике, ко­торый украшал второй этаж таверны. Всюду шли бои. Крупные и очень крупные. Беспощадные и очень бес­пощадные. Но теперь ему не было до них дела.

Его целью теперь был вход «Утгард-желтый», до­браться до которого следовало как можно быстрее.

Августин с удовольствием сменил свой патриотичес­кий аватар на аватар дракона. Теперь он мог позволить себе все, о чем, нервно грызя ногти, мечтал вчера, с за­вистью наблюдая из-за камня за удалыми маневрами проходимца Локи. Теперь и сам Августин был драко­ном! Подвижным, всемогущим, невозможным!

Он улетал из таверны, неся одуревшего от впе­чатлений Томаса на бронированной спине. Смерть Сэ-ми. Солдаты СС, ландскнехты. Конечно, он победил всех.

«И повеси щит свой в вратех, показуя победу», – вспомнилось Августину. Увы, он не чувствовал себя по­бедителем.

9

«Вот он, Мост Через Ничто». Августин обозревал ок­рестности с высоты драконьего полета.

Он летел медленно и осторожно – в аватаре дракона он путешествовал впервые и еще не успел освоиться, а кроме того, он ужасно боялся уронить Томаса. Были в этой неспешности и преимущества. Например – он все прекрасно рассмотрел.

Вот она, равнина, на которой еще вчера они пыта­лись уничтожить Локи. Вот она, оранжево-красная «Ан­тиутопия». В отличие от Амстердама следы недавнего побоища нисколько ее не испортили. Даже, пожалуй, улучшили. В ВР полно таких улучшанств.

Но Августину нужно было в другую сторону. Его ин­тересовали поля желтого песчаника, среди которых был затерян вход в Утгард.

– Ё-моё!

Августин поморщился, ощутив сильную боль в рай­оне правого бока. Его задняя драконья лапа скорчилась в судороге. Что творится?

В ВР нельзя терять бдительность. Это Августин прекрасно знал. И оттого ему было особенно обидно признать, что, залюбовавшись пейдажем, он досадно проморгал мобильный полицейский патруль, который теперь с ожесточением садил в него зенитными раке­тами!

Такой же точно патруль, как тот, что вел вчераш­нюю облаву на Локи. Только люди другие. Тех вчераш­них – и в этом Августин не сомневался – в ВР не увидят еще по меньшей мере месяц. Все они были со­жжены коварной кислотной слюной распоясавшегося террориста.

Полицейские поджидали Августина так же, как вче­ра поджидали Локи.

Быть может, патрульные пребывают в уверенности, что он, Августин, и есть Локи? У него же на лбу не на­писано!

Только место для засады было выбрано иное. Пат­руль теперь располагался там, где вчера заседал полковник Бестужев, бесславно погибший в таком многообещающем поединке. Что, интересно, с ним те­перь?

Но на размышления у Августина не оставалось вре­мени. Он хорошо представлял себе, что и как нужно делать. Благо вчера ему посчастливилось наблюдать за маневрами искушенного Локи.

Августин вынес из вчерашнего несколько ценных уроков. Никаких файрболлов. Полицейские сильны сво­ей организованностью. Тут же построят «линию Зигф­рида». Никаких прыжков и кувырков через голову. Это требует времени и дает преимущество врагу, который только этого и ждет. И к тому же Томас наверняка упа­дет при первом же кувырке и достанется полицейским на поживу! Никаких танцев, виражей, ответных ударов. У него есть цель. Он знает свою цель. Ему нужно при­беречь кредиты для достижения своей главной голово­кружительной цели.

А покуражиться можно и в «Сладкой Ж».

10

Сектор АМ-3 остался позади. Августин набрал высо­ту и увеличил скорость до предела.

Но у неба ВР есть свой предел, точно так же, как у любой комнаты есть потолок. Августин летел, цепляя крыльями потолок Виртуального Мира, носивший пафосное название «Линия Икара».

Внизу замаячили дальние подступы к «кроличьей норе».

Августин не был уверен, что найдет «нору» сразу, но интуиция подсказывала ему, что магии Джирджиса справятся с этой задачей. Так или иначе, чтобы начать поиски, нужно было снизиться. И он стал снижаться, не подозревая, что именно в этом маневре – самое слабое место его плана.

О да, полицейские уже были здесь. Они ждали его во всеоружии.

Плазменный укус заставил кольца его длинного по­движного хвоста сжаться и распрямиться с прытью ги­гантской пружины. Позвоночник стрельнул в мозг мощ­ным импульсом боли. Томас в остервенении залаял, очень скоро лай перешел в отчаянный вой. «Досталось небось псине! – сочувственно подумал Августин. – Эдак его и убьют до смерти!» Короче говоря, нужно было срочно принимать меры.

И меры были приняты.

Июньский ливень ржаво-коричневой слюны пролил­ся на головы мобильного полицейского патруля.

От кислоты не закроешься зонтиком. От нее не спря­чешься в окоп. Ее не расстреляешь из гранатомета.

Кредиты начали отскакивать от сержантов-лейтенан­тов, словно блохи от политого инсектицидом Томаса.

Августин заревел во всю мощь, на которую только была способна драконья глотка аватара. Когда он нако­нец замолчал, полицейские, ни живы ни мертвы, лежа­ли вповалку возле самого входа в Утгард. Рев дракона не выносим для обладателей аватаров, имеющих уши.

Августин снизился, и ликующий Томас, заходящий­ся в бешеном лае, соскочил с его спины на землю.

Августин проводил взглядом исчезающее в бледно-желтом сиянии тело своего бывшего анонимного кол­леги в инобытие. Лежащий рядом с ним парень, по-мальчишески закрывший голову руками, тоже взялся мутной лунно-желтой рябью. Еще одно убийство? Что ж, он сумел обеспечить Координационный Центр работой на две ближайшие миллисекунды.

– Похоже, сэр Томас, у них просто лопнули барабан­ные перепонки, – процедил Августин.

Но Томас не слушал его. Он был увлечен чужими за­пахами чужого мира.

11

Альпийский командный пункт. Трое мужчин – двое постарше и один совсем молодой – сидят в глубоких креслах, совершенно одинаково сцепив пальцы под под­бородком.

– Совещание считаю открытым, – сказал Мак-Интайр и окинул присутствующих властным взглядом. – Гиллеспи, будьте добры, введите капитана в курс наших дел.

– В русских секторах начинается настоящая большая война. Индекс агрессивности порядка двадцати шести единиц по шкале Гогеншталерна. Статистическое распре­деление живучести пользователей со стороны так называ­емого Герцогства Белее низко как никогда. Количество несанкционированных входов превышает показатели прошлой недели в четыре раза.

Ворэнт-офицер Гиллеспи сделал паузу и налил себе тоника. Трудно тараторить с той скоростью, которая нравится Мак-Интайру. Особенно если не читать по бумажке. «Бумажка» запрещена специальным уложени­ем Интерпола от 15 сентября 2034 года.

– Кроме того, – продолжил Гиллеспи, – нам стало известно, что боевые действия, которые ведутся в этих секторах по инициативе Социальной Республики Сол, нельзя назвать корректными с точки зрения сетевых за­конов. Дело в том, что Социальная Республика Сол об­ладает несколько большим количеством солдат, чем то, которое получается при подсчете количества пользова­телей ВР, отдавших свои голоса за СРС.

– Это значит, что там есть, как говорят русские, «mertvye dushi», – пояснил Мэрдоку Мак-Интайр, большой знаток «славянской сетевой души». Он не раз бывал в России как офицер-оперативник Интерпола. На его счету было пять успешных вербовок. Семь ро­манов с русскими балеринами. Тринадцать с полови­ной ликвидации. И одно-единственное тяжелое ране­ние, да и то, можно сказать, не служебного, а частного характера.

– Ясное дело, – брякнул Мэрдок, хотя и не понял, что такое «mertvye dushi».

Гиллеспи выждал положенную субординацией па­узу и, убедившись, что старшие офицеры закончили обмен сверхценной служебной информацией, продол­жил:

– Но наивно было бы думать, что эти люди из ни­откуда – несанкционированные пользователи. Нет. По моим оценкам, армия СРС сейчас на шестнадцать про­центов состоит из так называемых шатунов, то есть аватаров, за которыми не стоят реальные личности. Всем известно, что это нарушение и сетевых законов, и кон­венций ООН.

– И кто же фабрикует эти фальшивые аватары? – ядно спросил Мак-Интайр. – Вы выяснили, откуда они берутся? Как они обходят стоп-блоки Координацион­ных Центров?

Мак-Интайр знал, что Гиллеспи известен ответ на этот вопрос. Мак-Интайр работал на публику. На ка­питана Стэнли Мэрдока. Пусть эти армейцы знают наших!

– Мы знаем все, сэр. – Гиллеспи отлично подыграл Мак-Интайру. – Всем известна компания «Виртуальная Инициатива». Судя по обилию рекламы ВИН в московском небе, в стереовизорах, в уиаковках с чип­сами, на бутылках с лимопивом, на рулонах с туалет­ной бумагой, да и вообще везде, где в принципе воз­можна реклама, – они самые наглые, самые зубастые. Подозреваю, когда современные русские дети учатся говорить, они говорят теперь не «мама» и не «папа». Теперь русские малыши говорят «в лай с вилтуаной инисативой!». К черту, значит, «маму» и «папу»! ВИН – монополист. ВИН – номер один в сфере виртуальных технологий. Так вот, я возьму на себя смелость утверж­дать, что именно ВИН поддерживает Социальную Рес­публику Сол в виртуальных баталиях. Причем поддерж­ка эта имеет особый запах. Она, как говорят русские, vonyaet.

Гиллеспи замолк и поглядел на Мак-Интайра, ожи­дая одобрения.

– Хорошо, Гиллеспи, продолжайте. – Мак-Интайр был доволен, но не хотел, чтобы это стало заметно. По­этому он медленно извлек из кармана гаванскую сигару «Дух Фиделя» и закурил.

– Я утверждаю, что именно ВИН фабрикует фаль­шивые аватары. Именно ВИН, ее мощности и персонал поддерживают шатунов и делают это так искусно, что Координационные Центры игнорируют эти вопиющие «подлоги».

Стэнли Мэрдок старательно прикрыл рот ладонью и зевнул. Разговоры этих пинкертонов начинали действо­вать ему на нервы. Он пошел в армию именно для того, чтобы слушать как можно меньше разговоров. Когда уже Мак-Интайр соблаговолит рассказать о главном?

– Прекрасно, Гиллеспи. Знаете ли вы, чем вы буде­те заниматься сегодня вечером? – бесстрастно спросил Мак-Интайр.

– Нет, сэр.

– Примерять погоны лейтенанта к десантному ком­бинезону, – сказал Мак-Интайр. На его лице не про­скользнуло ни тени улыбки.

Глава 8 ЗОЛОТОЙ ДОЖДЬ

1

«Почему я устроил все так, а не иначе? Почему ВР представляет сравнительно узкий спектр возможностей для аватаров? Почему нельзя испытать ощущения спер­матозоида в тот момент, когда он атакует яйцеклетку? Почему нельзя стать облачным антициклоном протя­женностью в тысячу миль и пролиться на землю ледя­ным дождем? Почему нельзя воплотиться в стаю желез­ной саранчи и сожрать Солнце?

Потому что все это было бы дешевой ложью. Поддел­кой. Блевотиной.

Потому что твой мозг не имеет никакого опыта вос­приятия подобных переживаний и никакого опыта управ­ления десятью миллионами членистых лапок одновре­менно.

Да, у тебя есть кое-какая генетическая память. Да, она позволяет со временем освоиться в теле собаки или дель­фина. Да, в силу глубинной сексуальной амбивалентнос­ти твоей природы, если ты рожден женщиной, ты можешь стать вполне умелым любовником, а если мужчиной – более чем привлекательной девственницей. Эти пережи­вания твой мозг обрабатывает более или менее исправно кроме некоторых патологических случаев абсолютной несовместимости. Ты даже в состоянии управлять аватаром крылатого быка или киборга. Но все бесформенное (как облако), абстрактное (как метеор), множественное (как рой пчел), сверхмалое (как сперматозоид) навсегда закрыто для тебя. Если ты, конечно, легальный пользова­тель, а не безумец. Потому что есть еще черный рынок, где продаются любые, подчас смертельные в первую оче­редь для самого пользователя, аватары.

А для совершенно сумасшедших сукиных детей суще­ствует Утгард».

Олаф Триггвассон. «Страннее, чем рай»

2

Частый золотой дождь ринул в лишенную атрибутов существования бездну Утгарда.

Сотни крупных тяжелых капель в безмолвии пересе­кали взвихренную смерчами спонтанности пустоту.

Одна капля была особенно крупной. Настолько круп­ной, что в ней прекрасно помещалась и чувствовала себя вполне комфортно здоровенная красная псина размером с теленка.

После первого трансового путешествия по Утгарду в Шлейфе Стабильности Локи память Августина сохрани­ла некое интуитивное представление о пути. Или, по крайней мере, так казалось самому Августину. Нам всегда проще приписать себе какие-то несуществующие заслуги, чем согласиться с тем, что их истинным автором являет­ся некая высшая и недоступная нашему пониманию воля.

Золотой дождь быстрее мысли миновал бескачествен­ный мир черных рек, преодолел препоны земли неопы­ленных цветов, безумный домик маленького мальчика без мамы и десятки других, неназываемых безумств.

И каждый раз золотой дождь, повинуясь неведомо­му и необъяснимому инстинкту, выбирал единственно верный путь.

3

Аваллона больше не было. Не было винноцветного океана шампанского, не было солнца, завитого в вере­тено детского волчка, не было ничего.

Золотой дождь почувствовал это, как только его пер­вые капли появились в свинцовых небесах таинственной Зоны Стабильности и, рассекая воздух с оглушительным свистом, понеслись к поверхности безбрежного сине-зеленого океана.

Воды океана были спокойны, словно ртуть, и имели огромную, немыслимую температуру.

Океан был в десятки раз горячее поверхности солнца, но все же он, в нарушение всех естественных законов природы, не сверкал и не подавал ни малейших призна­ков кипения. Более того – невидимый сверхъестествен­ный экран защищал поверхность океана от вторжения всех известных типов зрения. Августин ни на секунду не мог заподозрить его всеиспепеляющих свойств.

«Мама!» – мысленно возопил Августин, когда аван­гарды его раздробленного аватара стали падать в преда­тельские воды и, попадая в них, бесследно сгорали, не оставляя ни малейшего следа.

Его спасла только молниеносная реакция полицей­ского, вышколенная долгими годами службы.

Все, что осталось от Августина, молниеносно собра­лось в золотой шар и повисло в нескольких сантимет­рах над страшным океаном.

Шар провел несколько минут в неподвижности, по­том на его поверхности началось на первый взгляд хао­тическое движение. Через минуту из шара выдвинулись восемь коленчатых отростков – радарные антенны, – и он смог видеть все.

Бескрайняя пустота, по сравнению с которой Вселен­ная казалась всего лишь надувным шариком в руках ре­бенка. Августин изучал Зону Стабильности во всех частотных диапазонах и везде находил одно и то же – пустоту.

Потом поверхность шара расступилась, и из нее по­казался красный собачий нос. Сознание Августина включилось в работу чутких обонятельных сенсоров сэра Томаса.

Они принюхивались долго. Наконец несколько мо­лекул неопознанного высокомолекулярного соединения были принесены диффузными ветрами с юго-запада.

Разумеется, юго-запад здесь ничем не отличался от северо-востока. Но Августину из всех сторон света боль­ше всех нравился именно юго-запад. И он воспользо­вался своим правом первооткрывателя давать вещам какие заблагорассудится имена.

4

Пейзаж был торжественен и мрачен, как заупокойная католическая месса.

Августин никак не мог отделаться от ощущения, буд­то слышит каким-то третьим ухом, как откуда-то с не­бес доносятся каскады божественных секвенций, сыг­ранных немыслимым виртуозом на самом странном в мире органе.

Скалистый уступ нависал над неподвижным океаном. И на нем, на огромной, буквально заоблачной высоте, стоял тяжеловесный замок.

Массивные каменные бастионы, лишенные бойниц, толстые, потемневшие от времени стены и одинокая железная башня в центре.

Зная пристрастия таинственных стражей Зоны Ста­бильности – без предупреждения и без лишних коле­баний гвоздить раскаленной плазмой по всему, что движется, – Августин, только еще завидев замок, от­городился от внешнего мира Стеной Иллюзий и уве­личил скорость до максимальной.

Это был критический режим, пожиравший жизнен­ные кредиты, как огонь пожирает сухую солому. Но другого выхода у Августина не было. Когда тебя не за­мечают слишком долго, это обычно свидетельствует о том, что ты сам, раззява, не замечаешь чужого наблю­дения.

О расселину скалы со скоростью артиллерийского снаряда ударился и разлетелся на тысячи осколков зо­лотой шар.

Сэр Томас, для которого заботливый Августин смяг­чил удар силовой подушкой (магия второй ступени), недоуменно вращал головой, стоя на небольшом кар­низе, заранее присмотренном его хозяином для десан­тирования.

Псина быстро оправилась от неожиданности, сори­ентировалась и, поразмыслив чуток о приличиях, зад­рала лапу на черную поверхность скалы. Запротоколировать подобным образом свою антипатию к мрачным красотам Зоны Стабильности Томас счел совершенно необходимым.

– Томас, Томас, – прошептал над ухом пса знако­мый голос хозяина.

Красный пес-убийца глянул на него острым глазком и радостно завилял хвостом. Хорошо быть глупым!

5

Аватар класса Джирджис может многое даже в пре­делах Конституции ВР. За ее пределами он уже почти Господь Бог.

Почти.

Потому что еще ближе к абсолютной сверхъестествен­ной сущности стоит Зу-л-Карнайн.

Форсаж Августина, порожденный демоническим ге­нием Хмыря, стоил, пожалуй, тех денег, которые про­сил за него безвременно усопший. Если закрыть глаза на некоторые щепетильные обстоятельства этического порядка, стоил даже той крови, которая пролилась за него вчера.

Августин мог не только развоплотиться сам. Он еще мог временно развоплотить своего ближайшего спутни­ка и единственно верного союзника в этом насквозь лживом и предательском мире!

Поэтому когда в темном подземелье, настолько древнем, что в нем перепрела, перегнила и обрати­лась в сухую пыль даже плесень, появились два бес­плотных духа, этому не удивились ни первый, ни второй.

Тень Отца Гамлета вела с собой страшного пса, чья красноватая шерсть поблескивала во тьме гибельными голубыми огоньками. Не иначе как старый датский король повстречался в аду с собакой Баскервиллей и решил вывести ее из геенны на погибель всему жи­вому.

6

Хотой захлопнул книгу и расхохотался.

Все, кроме Владимира, сохранили абсолютное спо­койствие. Триста пятьдесят человек сидели в два круга в позе алмазной твердости, взявшись за руки и полуприкрыв глаза. Они безмятежно медитировали.

И только Владимир, чья душа все еще пребывала в зо­лотых оковах сансары, не смог сдержаться. Он открыл глаза и довольно беспардонно уставился на своего сэнсэя.

Странным, очень странным человеком был этот Хотой.

Его авторитет среди натуралов был сравним разве что с авторитетом Христа в общине неофитов. Его же­сты, его речь и походка неуловимым образом отлича­лись от привычных Владимиру, и, если бы только он не был чужд патетике, он назвал бы их верхом совер­шенства. Назвал бы без всякой иронии.

Глаза Хотоя, казалось, в каждое мгновение видели больше, чем весь мир, и в то же время в них не было ничего, кроме абсолютной пустоты творящего духа. Эдакий просветленный господин с повадками тибет­ского тюльку!

Однако Хотой носил европейский костюм. Хотой го­ворил по-русски так, что ему мог бы позавидовать ве­дущий стереопрограммы «Россия светская».

Хотой читал своей пастве вслух. Читал Музиля и Кортасара, Селина и Мисиму, Петрония и Шекспира. Насчет Шекспира он утверждал, что все буддийские тексты по сравнению с ним – палочка для отскребания дерьма. Правда, тот же Хотой утверждал, что Шек­спир – напыщенный английский недоучка, много во­зомнивший о времени и о себе. И что будь его, Хотоя, воля, уж он бы оттаскал Несравненного Копьеносца за усы, дабы сбить с него его сугубо английскую драма­тургическую спесь.

А вот сейчас Хотой громогласно расхохотался до слез. Хотя сам же заявил полчаса назад, что тот сукин кот, что рискнет чихнуть, не говоря уже о смехе, в ходе кол­лективной медитации на мире во всем мире, не избежит тысячи кальп перевоплощений в теле самого языкасто­го муравьеда во Вселенной.

Видимо, самого Хотоя эта перспектива не смущала.

– Какой ход! Какая трактовка образа! Какая трансфор­ма! – сообщил Хотой ничего не понимающему Владими­ру (полчаса назад он постеснялся спросить, что такое кальпа, а теперь не знал, что такое трансформа). – Он Тень Отца Гамлета или Дама с Собачкой?

7

Подземелья замка могли бы свести с ума даже Ми­нотавра.

Кривые ходы, лестницы, бездонные колодцы, на дне которых незадачливого путника ожидали убийственные воды все того же раскаленного океана, бесконечная че­реда поворотов – и ловушки, ловушки, ловушки…

Если бы Августин и Томас были воплощены, они погибли бы в самом начале своего путешествия.

Но кривые секиры весом в несколько тонн, выскаль­зывающие из неприметных щелей в потолке, десятизарядные арбалеты, плюющиеся здоровенными стрелами из глухих ниш, стальные челюсти, схлопывающиеся в аккурат на уровне пояса, – вся эта внешне архаическая, но убийственно мощная техника неизменно поражала пустоту.

Августин и Томас шли отнюдь не наугад. Любой ла­биринт, сколь бы сложным он ни был, имеет выход. Иначе это уже не лабиринт, а каменный мешок. Сво­им трехмерным зрением Августин видел его целиком и ориентировался в нем безошибочно.

Но лабиринт был чудовищно велик. По расчетам Ав­густина, им предстояло провести в нем никак не менее двух часов. Потратить столько времени впустую в свете не столь уж далекого отключения Августин счел совершенно непозволительной роскошью. Пора было менять игру, или, если угодно, позу, уточнил для себя Авгус­тин, вспоминая волшебную ночь с Ксюшей.

Августин еще раз сверился с трехмерной картой, ко­торая вращалась в его сознании ажурной проволочной игрушкой из мешка сбрендившего Сайта-Клауса.

Они прошли еще четыре поворота, потом поднялись по стоптанным (кем это, интересно?) ступеням винто­вой лестницы и оказались в обширном тупиковом зале, имевшем форму опрокинутого цилиндра. Пол, однако, был сравнительно ровным, без скруглений. Зал был на треть завален книгами.

ВР – реальность, в которой есть место многому. Жи­вым дорогам, струящимся между городами со скоростью двадцать пять миль в час. Исполинским химерам, порож­даемым психотической игрой воображения Зу-л-Карнайнов. Султанской любви среди шербетовых ручьев и крес­тьянской любви на душистом сене. Настоящей жизни и настоящей смерти.

Но в ВР нет места книгам.

Чисто теоретически, конечно, никто не запрещает взять на любом ВР-сайте Энциклопедию «Britannica» в ста одном томе, или карманный толковый словарь ара­мейского языка, или подшивку комиксов о Капитане Либерти – словом, любую книгу, когда-либо порож­денную человечеством. Не говоря уже о тех, которые человечеством никогда не порождались.

Но в практической виртуальной жизни так поступа­ют только свихнувшиеся библиотекари, зануды и истре­бители книг.

Первые привыкли проводить жизнь среди книг до та­кой степени, что даже в ВР не видят лучшей услады, чем вдыхать вековую пыль со страниц «подлинного» Аквината или роскошного Часослова герцога Беррийского.

Вторые считают, что виртуальный предмет их возды­ханий скорее уступит притязаниям человека с вязанкой любовной лирики под мышкой, нежели статному ску­ластому ковбою, морф «Мальборо лайт».

Третьи – и в их числе многотысячная когорта полит­работников СРС – находят особое удовольствие в по­казательном истреблении любой виртуальной крамолы. Как убедительно горит на площадях республиканских городов «Искусство любви» Овидия! Как приятно по­греть руки над «451 градусом по Фаренгейту» незабвен­ного Рэя!

Поэтому книг в ВР очень мало. По официальной ста­тистике ЮНЕСКО, книг в ВР в сорок одну целую и во­семь десятых раз меньше, чем стволов огнестрельного оружия. Не считая оружия холодного, реактивного, ог­неметного, плазменного, лучевого, тяжелого, сверхтяже­лого и магии трех ступеней.

Августин бегло пробежался своими всевидящими гла­зами по корешкам и обложкам.

«Бледное пламя», Набоков. «Программирование на языке JAVA REAL plus plus». «Страннее, чем рай», Олаф Триггвассон. «Сердце тьмы», Конрад. «Илиада», Гомер. «Младшая Эдда», Снорри Стурлуссон. «Психофизиоло­гические основы работы головного мозга у киборгов», авторский коллектив кафедры технической патологоанатомии Института киберологии РАН. «Общественные на­секомые», Анри Фабр. И тысячи других.

Все эти книги были Августину хорошо знакомы, по­тому что всегда занимали почетные места в отцовской библиотеке. Из них он читал только «Бледное пламя» и «Страннее, чем рай». Августин вообще не очень любил читать. Зачем, если вокруг столько настоящей жизни?

8

Из окна автомобиля со слепыми стеклами не было видно ничего. Сами стекла, пожалуй, были бы совер­шенно излишни, если бы не одно требование – авто­мобиль не должен выделяться среди остальных, а зна­чит, должен иметь стекла.

Однако водитель легко управлялся со своими обязан­ностями. На нем был специальный шлем «Визионер», благодаря которому он, получая информацию от уст­ройств внешнего наблюдения, мог прекрасно контроли­ровать действия бортового компьютера. Разумеется, уп­равление машиной полностью осуществлял компьютер.

Шельнова была понятлива и сдержанна. Именно по­этому она дослужилась до полковника.

Она не задавала глупых вопросов сопровождающим и не вертела головой. В дороге она развлекалась тем, что наблюдала за своим спутником, который жонгли­ровал двумя зажигалками «зиппо», взятыми напрокат у водителя. Жонглером он был паршивым. Зажигалки то и дело падали на ковер, и салон машины оглашался от­борной руганью.

Когда они наконец прибыли на место, Шельнова ра­довалась словно ребенок. Вынужденное бездействие все­гда ее тяготило. В особенности же бездействие перед началом задания.

– Вы бывали в Утгарде раньше? – спросил ее чело­век, назвавшийся «референтом своего босса». По ин­формативности это было приблизительно то же самое, что назваться сыном своего отца.

– Нет, – честно ответила полковник Шельнова. – Во-первых, это чересчур опасно, а во-вторых, меня не интересуют сбойные среды с коэффициентом стабиль­ности ниже четырех с половиной по шкале Триггвассона.

– В таком случае вам будет приятно услышать, что настоящего Утгарда вы не увидите.

– Да? – с вызовом спросила Шельнова.

– Да. Из нашей капсулы входа вы попадете сразу в Зону Стабильности Утгарда. Там нет хаоса. Там по­рядок.

– Что я должна делать?

«Референт своего босса» не любил, когда ему зада­ют слишком много вопросов, – ему было трудно об­думывать ответы. Впрочем, его держали на службе не за умение обдумывать ответы. Наконец, поигрывая дву­мя кубиками для нард (зажигалки пришлось отдать), он сказал:

– Все просто. Вы попадете в замок в аватаре класса Джирджис. Проникнете внутрь – это не будет для вас трудно. Мне говорили, вы специалист. После этого най­дете зал. Он на самом верху самой высокой башни. Четы­ре зарешеченных окна. Колодец посередине. На стенах портьеры. Ваша задача остаться невидимой и подслу­шать разговор тех, кто уже будет находиться в этом зале. Как вы это сделаете – меня не интересует.

– Все ясно. Где капсула? – спросила Шельнова, все­ми силами пытавшаяся скрыть антипатию к своему ин­структору.

– Вы в ней уже находитесь, – ехидно ответил «ре­ферент своего босса».

И в этот момент кресло, в котором сидела Шельно­ва, трансформировалось в ложе капсулы, а из его ручек показались полифертиловые оконечности крышки. Ос­тавалось только расслабиться.

– Счастливого путешествия. Постарайтесь дожить до планового выключения, – зловеще добавил инструктор, наклоняясь за упавшим на пол кубиком. Координация «тонких» движений была вторым слабым местом его «натуры» – первым, как уже говорилось, была сообра­зительность.

9

Надежда наклонилась. Теперь ее внушительные гру­ди с набрякшими сосками почти доставали до пола.

Зад, покрытый капельками влаги, волновал и манил. Но больше всего возбуждал его пук ее пышных волос, даже сейчас находящийся в плену трех заколок. Пока­тые плечи Надежды шевельнулись, невидимые руки по­добрали с пола тюбик с мылом, и она вновь распрями­лась.

Щуро, тяжело дыша, истекал потом. Его руки судо­рожно сжимали рифленые рукояти руля, ноги исступ­ленно накручивали педали.

Щуро был натуралом.

Натуралом хоть куда.

Щуро по утрам пил молочко из-под коровки с при­ватной фермы ВИН, а по вечерам питался пророщенным пшеничным зерном с приватной плантации ВИН.

Утром Щуро обегал Главный Корпус, а за ним на почтительном удалении ехал «Хаммер GI», набитый шестью вооруженными охранниками. (Последнее было скорее понтом, нежели оправданной предосторожнос­тью, – кругом стояла несокрушимая стена самовозбуж­дающегося защитного поля.)

Вечером Щуро дышал животом, меняя ноздри, и за­нимался любовью с дорогими шлюхами.

Щуро был натуралом и входил в ВР лишь в случае крайней необходимости. Щуро был натуралом и любил убивать людей с осознанием того, что совершает не ка­кое-то там анекдотическое УС, а настоящее уничтоже­ние жизни. Такое же точно, какое совершали и его далекие прапрадеды из ведомства Малюты Скуратова.

Три раза в неделю Щуро, чтобы не терять формы, по­сещал спортивный зал на восьмом этаже Главного Корпу­са. На седьмом этаже находилась женская душевая.

Это соседство навело в свое время Щуро на гениаль­ную в своей простоте мысль: хороший директор дол­жен знать о своих сотрудниках все, чтобы иметь воз­можность буквально предугадывать все их желания и чаяния.

Системы внутреннего наблюдения и раньше прони­зывали Главный Корпус насквозь, но стыдливые инже­неры, проектировавшие здание, обошли своим внима­нием душевые и туалеты. При бывшем директоре это считалось нормальным. Но Щуро любил каждую мысль доводить до своего совершеннейшего логического апо­гея, чему предыдущий глава компании и был обязан эпитетами «бывший» и «предыдущий».

Щуро был натуралом и не очень-то любил все эти стереовизоры, голотелевизоры и, разумеется, психовизоры – младших братьев столь ненавидимой им ВР. Поэтому изображение со скрытых камер в душевой посредством весьма и весьма дорогих нестандартных преобразователей подавалось на огромный натуральный киноэкран, зани­мавший всю длинную стену спортзала.

Вошел Пьеро. После скоропостижной кончины Малинина он временно исполнял обязанности референта. Обязанности были Пьеро не в тягость. Пьеро вообще был не в состоянии тяготиться чем бы то ни было.

– Вчерашний фараон снова в Зоне Стабильности. Аватар класса Джирджис. Сейчас представлен бесплот­ным духом, до этого был золотым дождем, в общем, почерк явно хмыревский. Еще с ним какой-то приду­рок в аватаре красной собаки.

– Ну… вот… видишь! – выжимая на спидометре сво­его псевдовелосипеда заветную цифру «40», пропыхтел Щуро, не отрываясь он киноэкрана. – Все мы… с тобой… пра… вильно… вчера…

Пьеро посмотрел в направлении взгляда своего шефа.

– Не в моем вкусе. Задница тяжеловата, – холодно бросил он.

Щуро грузно свалился с велосипеда на сложенные за его спиной маты и расхохотался, что далось ему не без труда.

– Вкусе?! Превосходно, мой мальчик, просто превос­ходно!

Хохот оборвался совершенно внезапно, и Щуро вдруг стал очень серьезен и спросил:

– Ну нашли вы, наконец, его адрес или нет?

– Вот именно. – Только Пьеро мог себе позволить разговаривать с директором компании ВИН подобным образом – употребляя обороты типа «вот именно». – Нашли. Двадцать восемь лет, холост, живет на Большом Арбате…

– Не важно. Мне это, – Щуро сделал особое ударе­ние на «мне», – совершенно неинтересно. Это интересно тебе. Итак, прежний план остается в силе. Раз уж он вломился в Утгард, пусть ломится и дальше. Интересно ведь, в конце концов, до чего они там договорятся. На­деюсь, ушастый воронинский полковник уже там?

– Там. Вот полковник, кстати, очень в моем вкусе.

– Ты что, сдурел? Твоя сексуальная ориентация…

– С ней все в порядке. Полковник – молодая жен­щина.

– Хорошо, – сказал ошарашенный Щуро. Он помолчал с полминуты, потом стряхнул навалив­шееся на него оцепенение и продолжил:

– Так вот. Полковник, то есть полковница, пусть себе слушает. Потом можно выпускать шатуна. А ты сейчас берешь столько людей, сколько тебе самому не жалко, и убираешь этого фараона физически. Если хо­чешь, можешь хоть весь дом взорвать. Сейчас это уже не имеет никакого значения.

– Извините, шеф, не вижу логики. Зачем шатун, если через полчаса мы его просто физически застре­лим?

– А на хрена тебе логика, дорогой? Отдыхай и будь счастлив.

10

– Эй, вы, сукины дети, наши требования просты! – заорал Алекс в микрофон внешней связи уцелевшим ох­ранникам, которые – он в этом не сомневался – засели по подсобным помещениям. – Всем покинуть террито­рию подстанции! Кто не желает выполнять это требова­ние, будет покойником. Клянусь Снарком.

Алексу вчера неимоверно повезло. Когда очередь раз­несла в щепы крыло его легкого самолета, он успел вы­прыгнуть из гибнущей машины. Он приземлился в не­большой тинистый пруд, где, надо полагать, во времена оны колхозники разводили костлявых карпов и супер­костлявых толстолобиков.

Но, невзирая на чудесное спасение, Алекс был зол, как свора голодных цвергов. Теперь у него имелась воз­можность немного отвести душу.

Штурмовой отряд террористов не стал тратить вре­мени на пустяки.

Первым беспощадным электромагнитным ударом был уничтожен узел связи – ни к чему нам товарищ «Змей» с его головорезами из «Перуна», однако.

Затем, обезоружив трех мордастых придурков в броне­жилетах с трафаретной надписью «ВИН», резавшихся в карты в стеклянной будке контрольно-пропускного пун­кта, террористы проникли на второй этаж подстанции.

После короткой, но кровопролитной перестрелки был занят пункт управления.

– Если кто-нибудь клюнет – хорошо. Если никто не клюнет – тоже хорошо, – пояснил он своим прияте­лям, стоявшим во всеоружии у единственной двери, ве­дущей в пост.

Пока Алекс трудился на поприще деморализации ох­раны подстанции, его товарищ Валюха обезвреживал слу­шающих во все уши парней Щуро. Пост управления – полдела, главным был все-таки вычислительный центр подстанции. Именно ради него был устроен весь сыр-бор.

Оказать силовое давление на четверку яйцеголовых парней в штатском, к тому же безоружных, не состав­ляло большого труда. Через несколько минут Валюха сообщил, что «таможня дает добро».

– Повторяю, – продолжил Алекс, выпуская дым пря­мо в панель с вмонтированными микрофонами, – здание занято моими людьми и все, кто будет мешать нам, отпра­вятся на тот свет раньше, чем взлетит на воздух вся эта ваша хибара.

Стоявшие у входа довольно осклабились.

Именно они сделают так, что вся эта хибара взлетит на воздух.

В ранце того, что повыше, находились мины, разру­шительной мощи которых было достаточно для того, чтобы поднять на воздух три таких хибары.

Взрывать подстанции, которые поддерживают функ­ционирование Митгарда – несущего слоя ВР, – было основной оперативной задачей террористов.

Каждый удачно сработанный взрыв уносил в тартара­ры (а если быть более конкретным, то в Утгард) изрядный кус виртуального пирога вместе со всей его начинкой.

Но было бы наивным полагать, что боевики Алекса гробили подстанции без всякого плана и умысла.

Каждая новая жертва вычислялась и любовно изуча­лась задолго до того, как начинались конкретные дей­ствия. И подстанция «Химкинская» была выбрана от­нюдь не случайно.

Первое: она принадлежала компании ВИН, с которой у руководства террористической организации «Снарк» были давние счеты, по поводу которых большинство ря­довых террористов не могли сказать ничего конкретного.

Второе: «Химкинская» поддерживала адекватное фун­кционирование секторов АМ-1, АМ-2 и АМ-4, где как раз в это время шли особенно ожесточенные бои армий Гер­цогства и Социальной Республики Сол, причем результа­ты боевых действий были явно не в пользу Герцогства. Террористы единодушно «болели» за солдат Герцогства, и многие при случае сражались на их стороне.

– По-моему, пора завязывать треп, – сказал Алекс. Двое у дверей одобрительно кивнули.

– Чек-комната очищена, – голосом Валюхи сооб­щила рация.

Тройка спустилась в самое сердце подстанции. Чек-комната и была тем местом, где сверхмощными рендер-серверами осуществлялись самые важные операции по синхронизации пользователей, изображения, звука, за­паха и сенсорных ощущений на заданном участке ВР.

– Я себе все это как-то не так представлял, – со­знался тот, что нес ранец с минами, новичок. Алекс и его напарник захохотали.

– Именем Снарка приговариваю тебя к Хаосу. Это была стандартная формула приговора. Спустя че­тыре минуты тридцать секунд грянул взрыв.

11

«Каково же было мое удивление, когда я узнал, что это место уже существует!

Собственно, этот факт совершенно естественен и, казалось бы, удивляться нечему. Не приходилось сомне­ваться в том, что найдутся противники моего порядка. Потому что всегда есть порядок и всегда есть его про­тивники. Но я никогда не мог подумать, что эти про­тивники обнаружатся так скоро и что они сразу пред­примут столь решительные действия! Когда я узнал о взрыве Восьмой Мюнхенской подстанции, я понял, что умирать еще слишком рано. И я отложил свою смерть.

Но в то время как терроризм, направленный против мировой Виртуальной Реальности, совершенно есте­ственен, далеко не очевиден тот факт, что в результате подрывов различных компьютеров, работающих на ВР, может получиться что-то стоящее. Утгард. Для тебя, на­пример, это не очевидно. И это верно.

Дело вот в чем. Существующая компьютерная сеть настолько огромна и запутанна, что с кибернетической точки зрения ее коэффициент сложности давно уже превзошел Порог Триггвассона, одну из фундаменталь­ных мировых констант. Иногда ее именуют еще Поро­гом Предсказуемости.

Классическим примером системы, чей коэффициент сложности значительно превосходит Порог Предсказу­емости, является человеческий мозг. Ты не знаешь, ка­кая мысль возникнет у тебя через минуту. Тем более ты не знаешь, что приснится тебе следующей ночью, и плохо помнишь то, что приснилось позавчера. Но ты – это ты. Самое забавное, что никакая аппаратура, ника­кие вычислительные алгоритмы тоже не в состоянии сделать о твоем мозге самый плевый прогноз. Да что прогноз! Невозможно понять, что творится у тебя в го­лове сию секунду. Итак, цвергу понятно, что человечес­кий мозг – штука непостижимая. И что произойдет с твоим конкретно сознанием, если из твоего конкретно мозга время от времени безболезненно удалять малень­кие кусочки, тоже ни один цверг предсказать не может.

Компьютерная сеть, которая обслуживает мировую Виртуальную Реальность, куда сложнее твоего мозга. Хотя бы уже потому, что ей – пусть очень поверхнос­тно – приходится ежедневно разбираться с миллиар­дом чужих мозгов. И вот появляются террористы. Они взрывают одну из десятков тысяч виртуальных подстан­ций. Они как бы вырезают маленький кусочек из ог­ромного мозга.

Сеть нейрокомпьютеров – организм саморегулирую­щийся, самообучающийся и местами самопрограммиру­ющийся. Поэтому результат очень плохо предсказуем. Мы можем только сказать наперед, что сеть будет все­ми силами спасать себя в целом, но чем-то ей придется пожертвовать.

Вместо пустой теории, террористы предложили нам очень полезную практику. Они начали взрывать. Они взрывают, а мы видим, как реагирует на это сеть. И мы входим в ВР, и мы видим, что там, где вчера, допус­тим, были виртуальные горы, теперь воронка или не­приметный камешек. Мы падаем в воронку, случайно наступаем на камешек и – пафф! Вслед за этим начи­нается то, что я предложил называть Утгардом. Ну а что же? Теперь почти все, как надо. Есть срединная земля, Митгард. Есть геенна, Утгард. Хотел бы я по­смотреть на Асгард!»

Олаф Триггвассон. «Страннее, чем рай»

12

Тень Отца Гамлета воплотилась в неантропоморфно­го киборга, похожего на гигантского крота или, точнее, на медведку. Морф «Метрострой».

Четыре свеженьких алмазных бура на новой морде Августина пришли в бешеное вращение со скоростью семь тысяч оборотов в минуту.

Томас, которого больше не удерживала магия Авгу­стина, вновь обрел плоть, отошел в сторонку и уда­рился в тщетную ловлю блох на своей стерильной шкуре.

Ему осточертели бесконечные превращения своего хозяина. Даже обратись Августин самой привлекатель­ной сукой на свете, ему все равно было бы не по силам расшевелить своего флегматичного пса.

Августин вгрызся в добротные гранитные стены. Рас­каленная каменная крошка сыпалась непрерывным пото­ком, который подхватывали его передние лопатообразные лапы и передавали второй, вспомогательной паре конеч­ностей.

Когда Августин разводил их в стороны, ему каза­лось, что он улыбается до ушей. Потом крошка доста­валась третьей, прыжковой паре лап, и те выталкивали мусор назад. Августин с силой лягался. А из двух от­верстий в его задней части туловища неслась реактив­ная струя. Она подхватывала каменные осколки и вы­носила их прочь из растущей норы.

Все правильно, трехмерное зрение не подвело его – он пока еще не стал пространственным идиотом. Че­рез пятнадцать минут и сорок, восемь секунд с момен­та включения буров голова Августина высунулась в черноту вертикального ствола, идущего наверх и, судя по всему, выходящего прямо в главный зал централь­ной башни замка.

13

– Ты снова здесь, – не без кокетства заметила пан­тера. – И ты снова не Локи, – констатировала она, погрустнев.

Тень Отца Гамлета, обнажив длинный сталистый клинок, настороженно обживала новое помещение. Они действительно находились в просторном круглом зале, стенами которого являлись стены центральной башни.

Три узких зарешеченных окна открывались на безбреж­ный океан, четвертое – на каменистую пустошь, по которой, несмотря на полное безветрие, медленно вла­чилась белесая поземка. Со стен от самого потолка нис­падали тяжелые толстые портьеры, расшитые мрачнова­тыми геральдическими лилиями. И львами.

– Да, я снова не Локи, – кивнул Августин. Его кли­нок в мановение ока перескочил в правую руку, и, сделав глубокий выпад, он проткнул наугад выбранную портье­ру. Никакого результата.

Клинок был единственным материальным предме­том, которым обладал сейчас аватар Августина.

И клинком этим он управлял при помощи магии тре­тьей ступени – руки, сотканные из голубого тумана, были здесь совершенно ни при чем. Портьеры, вызы­вавшие такую настороженность Августина, были сдела­ны из бог знает какого материала и совершенно не просматривались насквозь. Да и Томас все время вор­чал, а уж он-то зря заводиться не станет.

– Оставь, – зевнула пантера. – Там никого нет и быть не может.

– Не может – не надо, – довольно невежливо за­метил Августин, завершая полный круг обхода. Его не­рвы были на пределе, но даже он сам плохо отдавал себе в этом отчет.

– Но может быть, ты объяснишь мне, кто ты, черт побери, такая и что здесь вообще творится!!! – неожи­данно для самой себя заорала Тень Отца Гамлета, зали­вая все вокруг багровым сиянием.

– Я тень, я свиристель, убитый влет, поддельной синью взятый в переплет хрустального окна… – ска­зала пантера очень отчетливо.

– Да?! – иронично вскинула брови Тень Отца Гам­лета. – И это все, что ты имеешь мне сообщить? – продолжил Августин в весьма старомодной манере, ко­торая должна была подчеркнуть его раздражение.

– Увы, это почти все, что я могу тебе сообщить. – Голос пантеры стал холодным, как сталь его клинка. —

Ты сам понимаешь, что такое ВР и какую печать мол­чания можно наложить на уста аватара.

– Понимаю, но все-таки неужели же я второй раз подвергаю себя смертельной опасности только ради того, чтобы услышать начало «Бледного пламени», ко­торое и без того знаю наизусть?

– Во-первых, этого уже немало. Поверь, если ты поймешь его, если ты сможешь его расшифровать, то ты получишь в свои руки ключ к моему освобождению.

Пантера приблизилась к нему вплотную. Ее спина свободно прошла сквозь его ногу у самого бедра.

– А во-вторых, – пантера игриво перевернулась на спину и грациозно повела хвостом, – во-вторых, не­ужели ты во второй раз подвергаешь себя смертельной опасности только ради того, чтобы перекинуться со мной парой ничего не значащих фраз?

Бесплотность аватара Тени Отца Гамлета впервые за сегодняшнее проникновение показалась Августину об­ременительной.

14

Чтобы Томас не ревновал, Августин окружил себя сферическим Зеркалом Иллюзий.

Пес разлегся на каменном полу, расчерченном на квадраты, и спокойно слушал ничего не значащий для него разговор между степенно возлегающей пантерой и его хозяином, обходящим ее по кругу.

«Зеркало Иллюзий Джирджиса реальнее самой реаль­ности. Если, конечно, Джирджис полностью концент­рируется на нем». Так сказал Триггвассон.

Белый барс и черная пантера являли сейчас прекрас­нейшее животное о двух спинах, какое только знала Зона Стабильности за последние сорок семь минут и девятнадцать секунд.

Гладкая шерсть топорщилась от страсти на мохна­той спине барса, пантера стелилась под ним клеверным лугом, плавно поводя крупиком. Барс нежно покусы­вал ее холку, а его лапы привычными человеческими движениями ласкали ее узкую мускулистую грудь. Августин плыл по медленным текучим волнам наслаждения. В ВР невозможен сон, но это было более всего похоже именно на сон, на самый сладкий сон в его жизни. То, что раньше казалось запретным, то, чего он никогда не решался предложить Сэми, то, чего нельзя было с убитой до смерти Ксюшей, теперь стало для Августина верхом естественности и наслаждения. Зеркало Иллюзий продолжало свою нехитрую рабо­ту. Томаса не смущало даже то, что его хозяин в де­сятый раз повторил один и тот же глубокомыслен­ный жест, а пантера в десятый раз лениво повела ухом.

Наслаждение все глубже увлекало Августина в свои ароматные глубины.

Ему становилось все труднее и труднее следить за Зеркалом Иллюзий. Пантера почти не дышала, но он знал – или по крайней мере думал, что знает, – сколь она близка сейчас к блестящему финалу. И когда он, уже не в силах более сдерживаться, издал торжествующий рык, более похожий на стон, мозг заволокло медняным туманом и сознание отказало Августину.

Словно сквозь толстый войлок его ушей достиг слабый стон пантеры «I am coming»* и заливистый лай Томаса, которому сквозь оплывшее Зеркало Иллюзий явилось видение белого барса, тяжело сползающего со спины черной пантеры.

15

Но как вовек не дрогнет добродетель,

Хотя бы грех ей льстил в обличьях рая;

Так похоть, будь с ней ангел лучезарный,

Пресытится и на небесном ложе.

В словах Хотоя не было насмешки или осуждения.

За полчаса до этого Хотой покинул зал для медита­ций и удалился в свою комнату.

Лицо его не было озабоченным, но те из его учени­ков, кто знал Хотоя особенно близко, заметили: сэн-сэй чем-то встревожен. Хотой открыл потайную нишу в подполье и извлек оттуда холщовый мешочек весьма архаического вида.

И если призрак явится опять,

Пусть взглянет сам и пусть его окликнет,

– грустно добавил Хотой, и на его ладонь выкатилось пять небольших смолистых комочков. Саама.

В центре комнаты на грубом дощатом полу была раз­ложена толстая тростниковая циновка – подарок японс­кого друга Таро Камимото, приезжавшего за одним таким зернышком из Кагосимы, притулившейся на другом кон­це земного шара.

Хотой положил мешочек на прежнее место и закрыл тайник. Сел на пол. В самый центр циновки, орнамен­том которой была одна из великих мандал трансформа­ции. Скрестил ноги. Закрыл глаза. Прочел древнетибетскую мантру очищения осознания.

После этого он положил под язык комочек саамы.

Спустя некоторое время Дверь бесшумно отворилась.

Он поплыл сквозь тающие лохмотья размягченной материи, его тело, потеряв объем, вес и форму, вибри­ровало и резонировало со всеми нейросемантическими цепями Вселенной.

Он был без остатка поглощен триптаминовой мат­рицей галлюциногенного эликсира и заряжался обер­тонами проводящего комплекса саамы. Он не был ста­билен. Он был философским камнем человечества, эмбрионом всемирного хаоса, и ощущал смиренную благодать.

И наконец, сгусток чистой мысли, которым стал Хо­той после своей долгой метаморфозы, очутился в замке с Железной Башней. Он растворился под потолком комнаты с портьерами и кичливыми штандартами, свисаю­щими с потолка.

Никто не заметил его, как не заметил бы самого себя,

Перейдя из одного измерения в другое.

Хотой весь обратился в терпеливое ожидание.

16

«I am coming». Этих слов Августин не слышал уже десять лет. Так говорила и могла говорить только Рут. Его первая любовь.

Женщина, из-за которой безжалостный убийца Вальдис был застрелен им из «Магнума-225» в осеннем лесу. Потрясенный Августин издал громкий рык. Именно рык, хотя в это время его аватар стремительно изме­нялся и его глотка уже не принадлежала белому барсу. В голове Августина сейчас творилась революция похлеще сексуальной, и только когда в затылок его со Страшной силой ударил огромный шипастый шар, он понял, что к их обществу присоединился кто-то четвер­тый (если третьим считать заходящегося в лае Томаса). Его спасло только то, что большей частью он уже развоплотился. В противном случае этот шар, в мощи 'Которого чувствовалась всесокрушающая магия третьей ступени, мог бы прикончить его на месте. На холодные каменные плиты упала Тень Отца Гам­лета.

Даже в этом малоуязвимом аватаре его зрение после страшного удара работало далеко не лучшим образом. Но того немногого, что он смог разглядеть сквозь кро­вавый туман, перевернувшись на спину, хватило, чтобы содрогнуться от ужаса.

Над ним, едва не цепляя головой темные полотнища штандартов, свешивающиеся с потолка, возвышался Локи.

Он был одет в длинные чешуйчатые одеяния, забрызганные стремительно тающей кровью.

«Моей кровью», – подумал Августин.

На его левом плече висела крупноячеистая сеть, спле­тенная из живых змей, на правом – волчья шкура. Ост­рые уши Локи подрагивали от ярости. В правой руке Локи раскачивался на массивной серебряной цепи тот самый шар, который несколько секунд назад поразил Августина в затылок. Увесистый амулет из нескольких десятков зу­бов, среди которых Августин опознал волчьи, человечес­кие, медвежьи и куницыны, грохотал на его груди, как десяток боевых барабанов. А ниже пояса Локи, там, где в европейском костюме предусмотрена ширинка, болталась желтая козлиная борода.

– С-сука, – прошипел Локи. – И ты сука, легавый.

«Ага, – совершенно не к месту подумал Августин. – Значит, первая „сука“ была все-таки предназначена Рут».

В то же время аватар Августина, совершенно незави­симо от его замечаний, стелющимся ветром подлетел к Локи, и длинный меч пронзил ногу нарушителя интима насквозь. Томас, следуя примеру хозяина, вцепился в козлиную бороду Локи.

Пантера что-то орала, но Августин не слышал ее. Потому что Локи, для которого удар Августина был, похоже, комариным укусом, исторг из когтя на левой руке змеистую призрачную молнию.

Молния впилась в голову Тени Отца Гамлета крово­жадной пиявкой.

Материальное одолеешь материальным, призрачное – призрачным. Класс его аватара позволял Локи штучки и похлеще этой.

Одновременно с этим Локи отшвырнул свою цепь с шаром и, отодрав освободившейся правой рукой Тома­са от своего горла, отшвырнул красного пса к стене. Томас обиженно заскулил.

Августин, чью голову сейчас разрывала чудовищная энергия, источаемая Локи, был буквально пришпилен к полу и уже готов был взмолиться о пощаде. Но в этот момент ему на помощь пришла Рут-пантера.

Она наконец поняла, что никакие вопли не остановят ослепленного ревностью Локи. Она прыгнула и вцепилась своими острыми зубами в его левую, смертоносную руку.

Через мгновение Рут-пантера, словно ошпаренная, вся струясь голубыми искрами, взвыла и отлетела вслед за Томасом, но одного мгновения Августину оказалось достаточно. Он мгновенно сменил аватар.

Стальной кибер-крот, морф «Метрострой», вгрызся в Локи четырьмя алмазными фрезами и, оттолкнувшись задними лапами, буквально припечатал того к стене. Два хищно изогнутых огненных серпа, мигом оказавшихся в руках Локи, оставляли на броне кибера глубокие борозды, но Августин не отступал.

Черная кровь Локи струилась ручьем. Он попытался сменить аватар, но, к своему ужасу, не смог этого сде­лать! Что-то мешало ему, и это «что-то» он чувствовал везде, в каждом камне, в каждой портьере, в каждом Грамме воздуха.

Августин, увлеченный своей победой, был намерен довести начатое смертоубийство Локи до конца. В конце концов, он ведь тоже ревновал, и имел для своей ревности куда больше оснований, чем Локи! Как ни крути, а со слов Рут-пантеры выходило, что Локи был сейчас ее любовником… – Завязывай, кретин, а то сейчас все погибнем!

Заорал Локи.

«Сам завязывай, – подумал Августин. – Будешь мне, тут еще голову морочить».

– …Ревность разбередила старые раны Августина. Бешено вращались алмазные фрезы, наматывая и перетирая клочья одежды Локи, а Августин вспоминал, как, застрелив Вальдиса, бросился искать Рут. Но она исчезла, испарилась, растаяла…

– Да послушай же! – надрывался Локи. – Посмотри вокруг! Мы в ловушке!!!

…Августин искал ее повсюду. Но ее не было. И когда он, спустя два месяца, осознал, что убил человека ради обаятельного фантома, ради призрачной мечты, ради женщины, которая превратилась в две фотографии на столе…

– Твою мать!!!

…И вот теперь он находит ее спустя десять лет в этом проклятом Утгарде. Она по-прежнему безумно привле­кательна, женственна, нежна, и она молчит как рыба, потому что, видите ли, этот негодяй Локи наложил ей на уста печать молчания…

И тогда раздался Голос Неба. Он прозвучал прямо в мозгу Августина, а чтобы тот лучше понял, перед его глазами появилась пылающая надпись на бархатно-чер­ном фоне: «НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИСЬ». Голос Неба повторил это трижды.

Августин никогда за свою долгую жизнь в ВР не слы­шал таких сетевых сообщений и не видел, чтобы они подавались таким образом. И он остановился. Выклю­чились приводные электромоторы, и кибер-крот сделал несколько неуверенных шагов назад.

– Хорошо, – прошептал Локи изменившимся голо­сом. У него уже не было сил кричать. – Когда ты очу­хаешься убитый до смерти, запомни: двадцать один ноль-ноль, сто сорок седьмой километр шоссе Моск­ва – Тула.

С этими словами Локи сполз по стене и упал. Его амулет распался, и зубы глухо застучали по полу. Бес­полезные кости для бессмысленной игры.

Голос Неба продолжал говорить: «СМЕРТЕЛЬНАЯ ФИ­ЗИЧЕСКАЯ ОПАСНОСТЬ». Троекратное повторение.

Августин, как завороженный, смотрел на повержен­ного врага. Ему хотелось плакать. Только когда Голос Неба усилился и заполнил, казалось, весь мир, до Ав­густина смутно дошли слова про опасность.

Он захотел привычно сменить аватар на почти неуяз­вимую Тень Отца Гамлета. Что-то не сработало.

Томас неистовствовал.

Попытался еще раз.

Нет.

Августин оставался громоздким и в общем-то неповоротливым кибер-кротом. Ну, в конце концов, ничего страшного. Ну, в конце концов, дождусь планового отключения.

Он развернулся, чтобы осмотреть зал, и против сво­ей воли в ужасе отшатнулся назад.

Из колодца, по которому они с Томасом забрались в зал полчаса назад, поднималась блещущая черной ко­рундовой броней тварь.

Четыре длинных коленчатых паучьих ноги несли плоский зеркальный корпус, над которым возвышалась ажурная башня, увешанная смертоносными жер­лами.

Августин, чей аватар только по счастливой случайно­сти смог одолеть Локи, хотя и предназначался не для боя, а для проникновения, понял, что с таким кибером он не управится.

Противник был по меньшей мере Джирджисом. А по большей мере – и об этом было страшно подумать – мог оказаться и Зу-л-Карнайном.

«Какая, впрочем, разница, – обреченно подумал Ав­густин, – если до планового отключения остается поч­ти два часа, а в таком аватаре меня за двадцать минут разрежут плазменными резаками даже трое натасканных Гильгамешей?»

– Антропос, антропос… – задушевно произнес кибер, извлекая последнюю ногу из колодца и мягко под­ходя к Августину. – Какая у тебя красивая, новая голова… Да и у меня тоже, как видишь, обновка…

За спиной Августина блеснула неяркая желтая вспышка. Это покинул Виртуальную Реальность убитый до смерти Локи. Вспышка словно бы послужила сигна­лом киберу, и две спарки сверхмощных «швеек» обрушили на Августина лавину бронебойных снарядов с отделяющимся поддоном.

Некоторые снаряды рикошетировали от округлостей его броне и, пробивая навылет каменные стены уносились прочь. Но большинство прошивали корпус Августина и взрывались внутри, калеча его пре­цизионную механику, сервоприводы и хрупкую элект­ронику.

В районе задних лап сразу же начался пожар – Ав­густину казалось, что его посадили на раскаленную ско­вородку.

Косая очередь прошлась по фрезам, и две из них от­летели, высекая искры из пола. Лопнул правый глаз.

«ГЛАВНАЯ ОПАСНОСТЬ У ДВЕРЕЙ КВАРТИРЫ».

Это был опять Голос Неба. Августину было не до него. Какая опасность?

У какой квартиры, когда через пять минут взорвется топливо, питающее его реактивные сопла?

На мгновение ему показалось, что он нашел выход. Августин подал предельную мощность на свои реактив­ные сопла и, помогая себе толчковыми лапами, понес­ся на врага тяжеловесной торпедой.

Но он не успел преодолеть и половины разделявшего их расстояния. Кибер, которому явно надоело измывать­ся над антропосом с помощью сравнительно малоэффек­тивных «швеек», шарахнул высоковольтным плазменным разрядом. Августин превратился в раскаленный болид. Взорвалось реактивное топливо.

Последняя надпись, которая вспыхнула в его ослеп­шей голове, оторванной взрывом от туловища и кувыр­кающейся в воздухе посреди зала, гласила: «ИСХОД В РЕАЛЬНОСТЬ. ОТКЛЮЧЕНИЕ!!!»

17

Трехмерный голографический макет здания компа­нии ВИН приковывал к себе взгляды всех, кому случа­лось его видеть.

Мак-Интайр, ворэнт-офицер (без двух минут лейте­нант) Гиллеспи и капитан Мэрдок смотрели на него, не отрываясь, больше пяти минут, пока Мак-Интайр не нарушил затянувшуюся паузу:

– Это ВИН. Но это не просто точка на карте. Это мощное укрепленное сооружение, кажущееся обыкно­венным лишь неискушенным туристам.

Голографический макет, повинуясь «волшебной па­лочке» – указке с сенсорными датчиками, которую держал в левой руке Мак-Интайр, – повернулся, вы­ставляя напоказ Главный Корпус компании ВИН. Во­семь этажей, розовые панели. Газон перед окнами.

– Теперь внутренности, – сказал Мак-Интайр. – Как видите, не слишком много. «Аргус-18» – машина мощная, но не всесильная. Мы знаем то, что мы знаем. Внизу, под тем, что вы видите, еще двадцать подземных уровней. О них мы почти ничего не можем сказать на­верняка.

Зоны, о которых говорил Мак-Интайр, послушно увеличились, и на голографическом макете появились исключительно детальные интерьеры восьми этажей ВИН.

– Но мы с вами прекрасно знаем еще об одном су­щественном факторе. О защитном куполе.

Гиллеспи согласно кивнул. Капитан Стэнли Мэрдок поморщился, как от сильной мигрени.

От виновского защитного купола, экрана, поля – на­зывать эту штуку можно было как угодно – всех, кто имел какое-либо отношение к подготовке операции «Лоботомия», уже давно и не на шутку тошнило.

«Аргус-18» не видит того и сего – защитный купол.

Автономные разведывательные зонды слежения не могут проникнуть на территорию компании – защит­ный экран.

Сотрудники ВИН, завербованные Интерполом, не в состоянии передавать информацию – защитное поле. Во всем виноват интегрированный защитный пери­метр, перед которым планировщики «Лоботомии» пасу­ют уже не первый год!

– Но, господа, – голос Мак-Интайра приобрел не­бывалую торжественность, – как и все, что успешно функционирует, защитный купол имеет свой источник питания. Долгое время мы не могли обнаружить мес­тоположение реактора, который отвечает за энерго­снабжение купола. Но теперь мы знаем, где он. – Мак-Интайр не стал дожидаться реакции на свое сен­сационное сообщение и продолжил: – Вчера вечером наш агент Sanya передал нам ценнейшую информацию, которую я поспешил проверить и счесть годной. Взгля­ните сюда.

Голографический макет сделал полный оборот, и взгляду присутствующих предстали дальние подступы к Главному Корпусу. Низенькие без окон двухэтажные строения, мусорные баки, техника, автофургоны «сааб-скания». Ничего на первый взгляд примечательного. Какие-то домики, находящиеся вне пределов досягае­мости защитного купола.

– Вот это, казалось бы, гаражи или, как мы пола­гали раньше, складские помещения. Но на самом деле здесь помещаются выносные генераторы, питающие за­щитный купол ВИН. На это указывает, например, то, что, несмотря на малую, казалось бы, значимость объекта, он охраняется группой из двадцати четырех охранников. Вот, к примеру, вход в Главный Корпус охраняется тремя. Кроме того, нам удалось обнаружить пулеметные гнезда здесь, здесь и здесь.

Макет раскрывался словно матрешка, внутри у кото­рой не одна, а добрая сотня сестер, каждая интересней предыдущих.

– Легко видеть, – продолжал Мак-Интайр, – что пулеметы компании ВИН держат под прицелом имен­но эти зоны. Итак, мы будем действовать согласно раз­работанной ранее схеме. Наши вертолеты прибудут в Шереметьево завтра на рассвете. Вы, Мэрдок, будете командовать западной оперативной группой. Ну а вы, Гиллеспи, поведете восточную.

– Будет сделано, сэр, – в один голос ответили Гил­леспи и Мэрдок.

– Начало операции в десять часов двадцать пять минут по московскому времени. В это время «Аргус» выпустит четыре самонаводящиеся плазменные ракеты, которые взорвут выносные генераторы. Защитный ку­пол, таким образом, будет отключен. Дальнейшее пре­доставим вертолетам, коммандос и Господу Богу.

Глава 9 ВЕРТОЛЕТНЫЙ РОК-Н-РОЛЛ

1

В контрольные цепи Марьинского Координацион­ного Центра в 15.14.547 поступил сигнал медицинской тревоги.

В 15.14.596 пользователь был отключен в целях пре­дотвращения острого сердечного приступа.

В 15.16.234 по его адресу вылетел вертолет «Скорой помощи».

Августин чувствовал себя, как, должно быть, чувству­ет канарейка, которую выжали в стакан с чаем. Из все­го своего кошмарного приключения в Утгарде он по­мнил только одно: «ОПАСНОСТЬ У ДВЕРЕЙ КВАРТИРЫ» и «ОТКЛЮЧЕНИЕ».

Августин с неимоверным усилием преодолел ломоту, разлившуюся во всем теле, и выкатился из капсулы.

Томас, отключенный от сети вместе с Августином, в полном недоумении рассматривал свое тело. Оно уже не было красным и было, к превеликому сожалению Тома­са, значительно меньше тела теленка.

В квартире было тихо. Высота восьмидесятого этажа вкупе с надежными звукоизолирующими покрытиями стен, потолка и окон служили превосходной защитой от шума и гомона центральных кварталов дневной Москвы.

Опасность. Опасность? Перед мысленным взором Августина вновь и вновь вставала огненная надпись.

Ему было сейчас совершенно не важно, порождена ли она Голосом Неба или каким-то другим голосом, но сам факт того, что некто смог выбросить его из ВР за полтора часа до планового отключения, говорил о мно­гом. В первую очередь о том, что к этим словам следу­ет прислушаться.

Августин закрыл за собой капсулу, помедлил полсе­кунды, извлек свой заветный форсаж и, потрепав Тома­са за ухом, прошептал:

– Подымайся.

Стараясь ступать бесшумно, Августин прошел в спаль­ню и запустил руку под подушку.

Страховидный «смит-и-вессон» Хмыря приятно тя­желил руку. Ничто не придает такой уверенности в зав­трашнем дне, как оружие.

Августин выщелкнул барабан и, прокрутив его, с удо­вольствием убедился в том, что с прошедшей ночи в нем все осталось по-прежнему. Пять патронов. Шестое гнез­до пустовало напоминанием о застреленном бойце Чер­ного Спецназа.

Он щелкнул барабаном, возвращая его на прежнее место, и в этот момент в прихожей глухо хлопнул не­громкий взрыв. Со звоном разлетелась хрустальная ваза, которую он оставлял на баррикадирующей двери тум­бочке перед входом в ВР.

Вторжение. Вот чего не хватало Августину для пол­ного счастья. После пантеры. После Локи. После схват­ки с болтливым кибером.

2

Августин упал на правое колено, целясь в дверной проем.

Там, в коридоре, в неглубоком стенном шкафчике, располагалась маленькая гордость Августина. Коллек­ция дорогих французских, ирландских и португальских мужских парфумов в ретроупаковке – Августин по­мнил, что еще лет двадцать назад такие штуки называ­лись мудреным словом «дезодорант». На счет этой коллекции у Августина возникли определенные сообра­жения.

Томас молчал. «Испугался небось», – подумал Авгу­стин, безуспешно пытаясь справиться с сильной дрожью во всем теле. Он лихорадочно прикидывал возможные пути отступления.

Шагов из прихожей не было слышно, но это ничего не значило. На взломщиках вполне могли быть спецбо­тинки с активным шумоподавлением.

Потом хлопнула кухонная дверь. Из комнаты, в ко­торой стояла капсула входа, послышались частые глухие хлопки, затрещал полифертил. Пули с утробным чавка­ньем входили в биомассу его нейрокомпьютера. И сно­ва тишина.

Едва заметная тень пересекла коридор за дверным проемом спустя полминуты. Руки Августина, непривыч­ные к оружию по-настоящему жестокой, земной, невиртуальной реальности, сильно устали. Ствол пистолета ходил ходуном, выписывая что-то вроде сильно упло­щенной восьмерки.

Оба – и Августин, и тот, второй, в коридоре, – пре­красно знали, что замешательство в одну десятую секун­ды будет стоить жизни. Но тот, второй, был професси­оналом и оттого не сомневался в своем преимуществе перед вислоухим сетевым легавым.

«Двум смертям не бывать, а одной не миновать», – вспомнил Августин и, решившись, выстрелил в шкаф­чик с коллекцией дезодорантов. Громыхнул неожидан­но сильный взрыв.

В дверном проеме возникла мишень в штатском и в черной маске. Одежда на нем горела. Автоматная оче­редь, выпущенная наугад, чтобы не тратить времени на ориентировку, прошла над головой Августина, сокру­шая трехслойное оконное стекло. Августин выстрелил два раза. Противник влетел в огонь, лижущий стену ко­ридора вокруг шкафчика.

Ожидание было невыносимым. Если его убьют, пусть лучше сделают это сейчас.

– Томас, пора, – прошептал Августин.

Томас бросился в коридор. Августин выстрелил всле­пую из-за угла и, упав на брюхо прямо под ноги про­должающему стоять и гореть киллеру, увидел второго. Этот корчился на полу у входной двери, придавленный сверху негодующим Томасом.

– Томас, фу! Гулять! – приказал Августин, зная, ка­кое воистину магическое действие оказывает на Томаса слово «гулять».

Томас выскочил в распахнутую дверь.

Двумя выстрелами Августин добил лежащего килле­ра. С отчаянием вслушиваясь в выстрелы на лестничной клетке, Августин подобрал «мистраль», лежащий у ног киллера, которому не повезло первым.

Через секунду длинная очередь уложила третьего, вы­скочившего в коридор из кухни.

И только когда автомат в руках Августина захлебнул­ся и замолк, он сообразил, что не видел этого, третье­го. И не мог видеть. Потому что стрелял из неудобней­шей позиции, держа автомат на коленях, нажимая на спусковой крючок большим пальцем левой руки и тупо глядя на ботинки первого трупа.

Августин вскочил, прыгнул к следующему телу и, опять же к своему величайшему изумлению, сломал при­кладом бесполезного автомата челюсть четвертому дети­не, который рискнул высунуться из комнаты с капсулой.

Сменив «мистраль» на какую-то короткую дрянь с массивным подствольным гранатометом, Августин вы­скочил на площадку перед лифтом. Двери лифта в этот момент степенно открывались.

Это спасло ему жизнь. Площадку прошили две согла­сованные очереди, но Августин, заскочивший в лифт и сбивший с ног перепуганную соседку по этажу, не имел даже пустячной царапины.

Он заорал: «Первый!!!» – и для верности ударил по кнопке «1».

Соседка истерически хохотала. Августин для остра­стки пустил короткую очередь между закрывающихся дверей лифта. Кабина незаметно тронулась и плавно пошла вниз.

Где еще его могут ждать? Внизу? Вверху? Куда побе­гут те двое, которые остались на площадке? От правиль­ного ответа на этот тривиальный психологический тест зависела его жизнь. В тестах Августин был докой.

Он крикнул: «Стоп!» – и, с трудом дождавшись ос­тановки, которая последовала спустя полсекунды, выстрелил в потолок кабины из подствольного гранатомета. И зажмурился.

В лицо полетели обломки горящего пластика, кабину заволокло дымом.

– Соседка больше не билась в истерике. Похоже, ее Перегруженный шоком мозг признал единственно воз­можным бессознательное состояние.

Августин полоснул короткой очередью по кнопкам, подпрыгнул, ухватился за потеплевшие, острые как брит­ва края дыры и, подтянувшись, оказался на крыше лифта. Лифт висел между семьдесят седьмым и семьдесят восьмым этажом.

К счастью, Августин принял свое решение достаточно быстро и не успел опуститься ниже.

Однообразно ругаясь, Августин полез вверх по тросам. Лифт, конечно, признан сейчас системой жизнеобеспе­чения дома совершенно непригодным, аварийным, ка­тастрофически сломанным и наверняка блокирован. Поэтому «вышибалы» (своих убийц Августин почему-то мысленно окрестил именно вышибалами, наверное, чтобы меньше бояться) могут жать на кнопку вызова лифта хоть до вечера.

Августин был на уровне восьмидесятого этажа, когда в шахту ворвался огненный смерч.

«Вышибалы» явно не собирались жать на кнопку вы­зова до вечера, а попросту вынесли из гранатомета раз­движные двери семьдесят восьмого этажа. Надо полагать, именно там их застал выстрел Августина в крышу каби­ны из гранатомета.

Несколько секунд, всего несколько секунд… Августин вспомнил, что в младшей школе всегда лазил по канату хуже всех. Вспомнил, правда, и сколько часов провел он в старших классах, болтаясь под потолком пустынного спортзала с неповторимым ощущением человека, побе­дившего собственное бессилие. Что это было за ощущение!

Снизу ударили два «мистраля», но Августин был уже у цели.

3

Дверь, наглухо закрашенная заодно с косяком при последнем косметическом ремонте какими-то безвест­ными дядями Борями, вечно хмельными покровителя­ми строительных роботов, не поддавалась.

Августин сделал несколько одиночных выстрелов по периметру двери и, издав хриплый яростный рык, ко­торому позавидовал бы любой аватар снежного барса, навалился на нее плечом.

Дверь неохотно поддалась, и он, упираясь изо всех сил, все-таки расширил щель до приемлемых размеров.

На крыше его дома располагалась вертолетная пло­щадка. Обычно она пустовала, но сегодня ей могло по­завидовать Тушино.

Два совершенно одинаковых матово-черных верто­лета «Ка-106» без каких бы то ни было надписей и опознавательных знаков стояли рядом, как шерочка с машерочкой.

Около одного из них, выставив перед собой писто­лет, неуверенно озирался очередной «вышибала». Мо­лодчик, конечно, услышал глухие выстрелы Августина в дверь и потому насторожился.

Их глаза встретились.

Августин нажал на спусковой крючок быстрее.

А третий вертолет сейчас как раз коснулся колесами полосатой желто-красной мишени посадочной площад­ки между Августином и вертолетами «вышибал».

Это был импортный медицинский геликоптер «Иро­кез-2» фирмы «Белл». Из него выскочили двое в белых Халатах с аккуратными докторскими саквояжами.

Двое «вышибал», выпрыгнувшие из вертолетов, и еще двое, поднявшиеся на крышу по лестнице, очевидно, не врубались в происходящее.

Недостаток понимания они восполнили ураганным огнем по докторам и пилоту третьего вертолета.

«Ирокез-2» был последним шансом Августина. Пока «вышибалы» дырявили ни в чем не повинных врачей дежурной кардиологической линии, Августин подбе­жал к теперь уже никем не управляемому вертолету, который продолжал дрожать, едва касаясь колесами земли.

Он бесцеремонно вытащил за ворот застреленного пилота, вскочил в его кресло и стремительно выжал сектор газа.

В последний момент через широкий открытый про­ем в левом борту вертолета на невостребованные но­силки в транспортном отсеке вскочил сэр Томас. Умей Томас говорить, он смог бы рассказать о своих опас­ных приключениях на лестнице и в квартире не хуже Робинзона Крузо. Как и некогда Робинзону Крузо, Томасу несказанно повезло – он был одним из немно­гих, кто спасся.

Последним, что разглядел Августин на крыше, был человек в дымящемся комбинезоне, который ковылял к ближайшему «Ка-106».

4

«Змей», патрульно-базовый самолет Департамента Бе­зопасности типа «Стрибог», засек два вертолета «Ка-106» еще на взлете.

Вертолеты корректно ответили на запрос системы опознавания «свой-чужой», и на время операторы по­теряли к ним всякий интерес.

Сейчас, когда на крыше дома номер 8 по Большому Арбату произошла короткая перестрелка, после которой в воздух поднялся медицинский «Ирокез-2», Змей-0, сидя рядом с виртуальным двойником Августина в ка­бине виртуального двойника «Ирокеза», сообщал о слу­чившемся полковнику Хованскому.

– Сейчас буду, – коротко бросил Хованский.

Спустя минуту аватар Хованского появился рядом со Змеем-0.

5

Августин водил машину несколько лучше, чем пило­тировал вертолет.

С машиной он был неразлучен начиная с шестна­дцати лет, а вертолет ему приходилось пилотировать раз пять. Ну, может, семь.

Однако сейчас он чувствовал себя асом из асов. Ве­зунчиком из везунчиков. Гагариным, Клинтом Иствудом и фон Рихтхофеном в одном лице.

Он жив, он уложил четверых профессионалов, вмес­те с ним старина Томас, и у него еще есть надежда!

Смущало только видение ожившего киллера. Как он мог выжить в пламени взорвавшихся дезодорантов? Сму­щало еще то, что от этих самых дезодорантов могла сго­реть вся его квартира…

Его «Ирокез» стремительно набирал высоту, уходя свечой в синее, на совесть прожаренное летним солн­цем небо. Вслед за ним от крыши дома оторвались два «Камова». Похоже, «вышибалы» имели приказ ликви­дировать Августина любой ценой.

Августин не понимал ничего. В последние два дня на него обрушилось такое множество совсем не будничных событий, что разум отказывался выносить суждения. Ав­густину оставалось действовать – действовать вне всяких суждений.

Он уменьшил тягу и перебросил рукоять крена вперед.

«Ирокез» некрасиво клюнул носом и пошел вниз, протискиваясь между двумя титаническими небоскребами торгового центра ГУМ.

«Камовы» были несколько устаревшими, но весьма скоростными машинами. После очередного раунда разоружения львиную долю «Камовых» списали из разведывательных частей армейской авиации и пустили под пресс. Но некоторым машинам удалось избежать пресса – желающих купить списанные военные игрушки, как всегда, оказалось достаточно… Через несколько минут Августин с неудовольствием обнаружил, что «Камовы» надежно повисли у него на, хвосте и уверенно сокращают дистанцию.

Они находились над Москвой-рекой. Куда теперь? Сесть в городе он не сможет, это уж точно. По крайней мере, не сможет сделать это так быстро, чтобы зависшие по сторонам бронированные «Камовы» не изрешетили его вместе с жестяным корпусом «ленд-лизовского» «Ирокеза». Перспектива полететь на Лубян­ку и сесть прямо на защитный купол Центрального Уп­равления ДБ тоже Августина не прельщала.

Во-первых, Бог знает, какая там «крыша» у этих ре­бят. Может, они тоже из Черного Спецназа?

А во-вторых, что там, господа, глаголет Российский Уголовный кодекс по поводу гражданина, который за истекшие сутки:

а) нанес тяжелые телесные повреждения сотруднику службы безопасности увеселительного заведения «Сладкая Ж»;

б) стал свидетелем гибели семи человек в подсобном помещении вышепоименованного заведения и, похитив оттуда незаконное устройство, именуемое в просторечии «форсаж», не счел необходимым сообщить о случившем­ся в соответствующую организацию;

в) нанес тяжелые ранения пяти неизвестным, четве­ро из которых, скорее всего, скончались на месте; не говоря уже о незаконном применении фор­сажа.

О нет, господа, такому гражданину, чья совесть отя­гощена пунктами а), б) и в), не следует появляться в поле видимости ДБ.

«Камовы» совершили стремительный рывок и взяли Августина в горизонтальные клещи.

На них были установлены двигатели от других, бо­лее мощных, машин, и теперь они продемонстрирова­ли, на что способен нижегородский авиационный завод вкупе с двумя трехконтурными турбинами от уважаемой фирмы г-на Люльки-младшего.

На «Ирокез» с двух сторон обрушился сосредоточен­ный огонь. Церемониться с ним явно не собирались.

Пули прошили корпус в районе медицинского отсе­ка. К счастью, Томас был сравнительно маленькой ми­шенью и не пострадал. Не считая, конечно, страданий душевных.

Ошалевший от страха Августин бросил машину вниз. Вниз, к сверкающей глади Москвы-реки.

6

Хованский с интересом наблюдал за действиями «Камовых», вокруг которых вились несколько младших Змеев. Он не сомневался в том, что «Ирокезу» капец.

На ошейнике Томаса, как и на ошейнике любой другой зарегистрированной по закону собаки, был на­несен скан-код с полной информацией о ее владельце. Радары «Змея», разумеется, сразу же прощупали ошей­ник сквозь проем в борту транспортного отсека, а ла­зерный сканер дистанционно считал с него всю инфор­мацию.

Поэтому – если только собака не похищена – Хо­ванский уже через двадцать секунд мог смело утверж­дать, что на борту «Ирокеза» находится Августин Депп, двадцативосьмилетний сотрудник сетевой полиции, хо­зяин черного ньюфаундленда по кличке Томас. Черты Августина Деппа, извлеченные из досье сетевой полиции, сейчас подмалевывала на тупом лице макетного аватара виртуальная станция.

– Очень хорошо, – удовлетворенно заключил пол­ковник.

С одной стороны, Августин Депп, согласно только что поступившему непосредственно в полковничьи уши сооб­щению, подозревался в убийстве трех человек. С другой стороны, господин Щуро, сообщил генерал Воронов, был бы очень рад скоропостижной кончине двадцативосьми­летнего лейтенанта.

Сейчас «Ирокез» разобьется о воду, и все выйдет как нельзя лучше. А не о воду – все равно получится хорошо. Все – он, Хованский, генерал Воронов и, конечно, гос­подин Щуро – будут глубоко скорбеть и выражать свое возмущение. Ай-яй-яй! Вопиющая трагедия! Такой взрыв в самом центре Москвы! Жертвы? О да, как же без жертв!

Но что поделаешь? Сетевой полицейский Августин Депп сошел с ума и, перестреляв кучу народа, захватил медицинский вертолет, на каковом разбился. А «Камовы»… Кто их видел, кто их знает…

Хованский не знал, что Щуро понятия не имеет о том, какую фамилию носит намеченная жертва с вось­мидесятого этажа. В противном случае события, не ис­ключено, развивались бы совсем иначе…

– Я считаю, нам следует вмешаться, – набравшись храбрости, заметил Змей-0. – Все-таки ситуация но­мер два.

– Отставить, капитан. Вы наблюдаете за задержани­ем особо опасного государственного преступника сила­ми спецподразделения «Эскадрон С».

– Простите, господин полковник, я первый раз слы­шу о таком…

– Надеюсь, что и последний. «Эскадрон С» – сек­ретная часть ДБ. Если вы произнесете это название за пределами этой кабины, – Хованский указал на вирту­альные внутренности «Ирокеза», – вас ждет трибунал за разглашение государственной тайны. Ясно?

– Так точно, господин полковник!

7

Августин не имел никаких профессиональных навы­ков пилотирования, и это спасло его.

Не рассчитав, он приблизился к реке настолько близ­ко, что посадочные лыжи вертолета разнесли в клочья зазевавшуюся чайку, дремлющую на воде. Взбесивший­ся альтиметр показывал высоту «ноль».

Августин с перепугу рванул ручку управления на себя, и «Ирокез», чиркнув хвостовой балкой по воде, опять подскочил вверх.

«Камовы», которые попытались повторить его жут­кий маневр, ударились плоскими днищами о воду.

Для большинства других типов вертолетов это означа­ло верную гибель. Но «Камов» был в свое время спроек­тирован как вертолет-комбатант, вертолет, действующий непосредственно на линии огня. «Камов» имел убираю­щееся шасси, основательное бронирование и был рассчи­тан на контакт с земной или водной поверхностью в са­мых неблагоприятных условиях. Например, на свободное падение с высоты тридцати метров.

Поэтому Августин, ожидавший двойного взрыва на поверхности Москвы-реки, разочарованно наблюдал на экране телекамеры заднего обзора, как его противники, подняв фонтаны брызг, заскользили по воде. Он не вы­играл сражения, но выиграл время. Скорость и в осо­бенности высоту «Камовы» потеряли надолго.

Двадцать один ноль-ноль, сто сорок седьмой кило­метр шоссе Москва—Тула. Так сказал Локи. Ну что же, раз в городе ему ловить нечего, надо убираться за город.

Августин как раз получил пару сравнительно свобод­ных минут, чтобы свериться с компьютером бортовой навигационной системы. Так-так-так. Он резко подал ручку управления влево, и вертолет, заваливаясь на борт (испуганно тявкнул Томас), взял курс на юго-восток.

«Камовы», вяло оторвавшись от воды, все быстрее и быстрее набирали высоту. Когда их альтиметры показы­вали полторы тысячи метров, на дисплеях компьютеров появилась наконец долгожданная отметка. Радары, зак­люченные в сферический обтекатель над втулкой несу­щего винта, нащупали цель. Она двигалась на юго-вос­ток со скоростью двести девяносто километров в час.

– А вот и он, – пробормотал Пьеро, поглаживая теплый ствол «мистраля». – Вот и он.

Его пиджак за две штуки русскими был изодран пу­лями и вдобавок почти полностью сгорел.

Пробитые легкие Пьеро горестно сипели, на щеголь­ской рубахе засохли густые потеки омерзительной орга­нической слизи, но он чувствовал себя хорошо. Тот, кто занят любимым делом, не станет обращать внимание на мелочи.

8

Дежурство Змея-7 закончилось на самом интересном месте.

Он видел, как «Камовы» незаметно подкрадываются к «Ирокезу», и не сомневался в исходе их повторной встречи. Но сейчас он был рад тому, что «самое инте­ресное» пока что находится в будущем, а не актуализи­ровано в настоящем.

Едва сдержавшись, чтобы не вышибить полифертиловую крышку ногой, Змей-7 дождался, когда она плав­но отъедет вбок, и быстро вскочил на ноги.

Пятеро операторов, вяло, с потягиваниями вылупляю­щиеся из своих капсул, словно ночные бабочки из куко­лок, с изумлением наблюдали, как обычно неимоверно ленивый Змей-7, а попросту Игорь, припустил в направ­лении хвостовых отсеков.

– В гальюн, похоже, – бросил ему в спину Змей-3.

– Не, – заметил Змей-18, хлопнув себя по нагруд­ному карману, – перекурить.

Лейтенант Игорь Иванов не курил, но об этом мало кто из его братьев по оружию помнил. Он быстро ми­новал помещения для отдыха, туалеты, буфет, кают-компанию и оказался на территории, занятой бойцами подразделения «Перун».

Здесь в тесных кубриках шлепали картами, ругались, баловались шашками и го, болтали о женщинах и про­сто валялись на койках сорок здоровенных мужиков.

Несмотря на то что территория перуновцев больше походила на пиратскую вольницу имени Джона Сильвера, Игорь знал, что они готовы в любой момент вско­чить, опрокидывая доски и расшвыривая карты, опро­метью броситься по боевым машинам и через тридцать секунд уже нестись на своих «Милях», «Камовых» и «Шершнях» к месту правонарушения.

Да, «Змей» был предназначен не только для наблю­дения. Он служил также базой для двенадцати верто­летов полуроты «А» второго батальона «Перун». И еще много других неожиданностей таил в себе тысячетон­ный фюзеляж русского монстра.

Перуновцы приветствовали Игоря дружелюбным улю­люканьем. О его грудь стукнулся и упал на пол тупорылый бумажный самолетик. За это дежурство у перуновцев не было еще ни одного боевого вылета. Они ужасно скучали.

– Заваливай, аватар!

– В очко, что ли, сбацаем, служивый?

– Эй, расскажи нам, как вы к бабам в окна подгля­дываете!

– А потрахаться вам в вашей ВР с кем-нибудь раз­решают, как в мировой? Или вы между собой только? Игорю было не до шуток. И не до отшучиваний.

– Тихо, мужики, вашу мать! Дело, в натуре, серьез­ное! Капитан Гаспаров здесь?!

– Ослеп, что ли, Игореха? – раздался голос откуда-то сверху. С койки второго яруса прямо рядом с Иго­рем свесилась взлохмаченная голова Сергея.

– Пойдем покурим, – как можно более безразлич­но предложил Игорь.

– Ты же не куришь, – вполне резонно возразил Сер­гей, чьей профессиональной памяти смог бы позавидо­вать бортовой компьютер «Эверест».

– Сегодня начал, – нагло соврал Игорь, театрально подмигивая. Конспиратор из него был никудышный, но, слава Богу, конспирироваться было не от кого.

– Ну идем, – пожал плечами Сергей.

Как только они вышли в узкий коридорчик, веду­щий к кают-компании, Игорь, вперившись в перено­сицу Сергея, очень тихо сообщил:

– Послушай, Серж. Сейчас два крайне подозритель­ных «Камова» готовятся сбить медицинский «Ирокез». Ты не поверишь, но его пилотирует твой дружбан. Тот, которого ты когда-то приводил на полигон постре­лять из «мистраля». Тот, что мне с моей станцией разобраться помогал. Имя такое странное, как бишь его…

– Августин?! – Сигарета сломалась в дрогнувших пальцах Сергея.

– Да, точно, Августин. Так вот, Хованский на все это закладывает. Я прочел по губам, как он втирал нулево­му про то, что этот твой Августин преступник.

– Курс «Ирокеза»? – Сергей принял решение мол­ниеносно.

– Прямо на виновскую базу цеппелинов. Координа­ты базы…

– Знаю, – отрывисто бросил Сергей. И, присталь­но глядя в глаза Игорю, твердо сказал: – Спасибо.

9

Августин приближался к окраине. Его вертолет не был оснащен радаром, а хвостовой телекамеры хватало лишь на констатацию того тривиального факта, что воз­душное пространство в непосредственной близости за его машиной вроде бы свободно.

Вдалеке показались причальные мачты базы реклам­ных цеппелинов ВИН. Два гиганта, ошвартованные у мачт, медленно опускались вниз, на посадочные пло­щадки, а третий, наоборот, готовился к старту.

Августин мог обогнуть базу цеппелинов, но дорога была каждая секунда, и он избрал прямой путь.

«Камовы» со скоростью четыреста пятьдесят кило­метров в час стремительно настигали тихоходный «Иро­кез», который даже не подозревал об их приближении.

Когда до базы оставалось чуть более четырех кило­метров, «Камовы» оторвались от автострады, которая безошибочно выводила их на цель, и, поравнявшись в высоте с «Ирокезом», выжали из своих двигателей пре­дельную мощность.

Августин уже давно перестал следить за задней полу­сферой. Все его внимание было сосредоточено на при­чальных мачтах базы. Неожиданно в кабине затрещал старый динамик внешнего переговорного устройства и раздался встревоженный голос:

– Борт М-42, борт М-42! На хвосте – двое! На хво­сте – двое!

Быстрее, чем Августин узнал голос Сергея Гаспарова, он бросил взгляд на монитор. Да, так и есть. Все те же «Камовы».

Впереди поднималась на двадцатиметровую высоту стартовая платформа, на которой покоился до одури зна­комый Августину цеппелин. Тот самый, который посто­янно мозолил глаза на уровне его восьмидесятого этажа. Бортовой номер 006.

Как сейчас стартуют цеппелины? Как, черт побери, они стартуют?

Во-первых, автоматически, понятно.

Во-вторых… во-вторых… во-вторых, они поворачива­ют вниз мотогондолы и, для повышения стартовой устой­чивости, дают полную тягу! Дальше… дальше не имеет значения. Важно, каким именно образом они дают пол­ную тягу.

«Камовы» были уже очень близко. В следующий раз они не ошибутся. Августин, которому было все рав­но как умереть – расстрелянным из «мистралей» или разбившимся о землю, – пошел на опаснейшее сни­жение.

Мотогондолы цеппелина повернулись на девяносто градусов и теперь были сориентированы вертикально.

Постепенно завращались сдвоенные винтовентиляторные установки. Сейчас произойдет скачок мощности.

Сейчас…

«Ирокез» Августина проскочил под платформой, меж­ду отполированными штангами гидравлической подъем­ной системы. У «Камовых» не оставалось другого пути. Внизу была земля, вверху – высоченная туша цеппелина.

На предельной скорости головной «Камов» влетел под платформу и спустя секунду выскочил с противо­положной стороны. В этот момент моторы цеппелина взвыли на полной тяге. Бешеный вихрь ворвался под платформу.

Второй «Камов» попал в зону повышенной турбу­лентности и, подхваченный безумствующими потоками воздуха, был брошен в сторону. Он рубанул плоскостя­ми винта по гидравлической опоре, отскочил с огром­ным дифферентом на хвост, ударился балкой с верти­кальным оперением о землю…

В такой ситуации ему не могло помочь уже никакое бронирование.

Прогрохотал взрыв, взвился ураган обломков, плат­форма закачалась, и спустя несколько мгновений во вто­ром, еще более страшном взрыве, исчез рекламный цеп­пелин номер 006 компании «Виртуальная Инициатива».

10

За последние двадцать минут капитан ДБ Сергей Гаспаров успел нарушить добрую половину дисциплинар­ного и треть боевого устава.

Он принял решение осуществить боевой вылет без санкции вышестоящего начальника.

Он проник в стартовый отсек, где находилось четыре заправленных вертолета, и, угрожая техническому персо­налу оружием, приказал вывести из строя компьютерную подсистему централизованной блокировки кормовой ап­парели.

Вслед за этим капитан Сергей Гаспаров уничтожил огнем из автоматического оружия пломбы на пульте ручного управления и привел в действие механизм рас­крытия кормовой аппарели с пульта.

Не дожидаясь полного раскрытия аппарели, капитан Сергей Гаспаров занял пилотскую кабину ударно-штур­мового вертолета «Шершень», борт 86, и завел двигатель, что в подобных условиях является грубейшим нарушени­ем правил техники безопасности.

Затем пилотируемый им вертолет покинул ПБС «Змей» и на предельной скорости направился на юго-восток.

Через восемь минут была предпринята попытка вы­слать на перехват нарушителя два вертолета «Ми-40», но у обоих машин обнаружились неисправности в системе электронного зажигания.

Провода были перерезаны ножом капитана Сергея Гаспарова.

Обстрел нарушителя ракетами «Р-200» класса «воз­дух—воздух» был признан нецелесообразным ввиду вы­соких прогнозируемых потерь среди мирного населения в зоне огня.

На такой скандал не мог решиться даже тайный член Партии Социальной Справедливости полковник Хован­ский.

11

Одним противником стало меньше, но второй «Камов» был уже совсем близко.

Внизу мелькали верхушки деревьев. «Ирокез» и вслед за ним вертолет преследователей перелетели через Внеш­нее Окружное шоссе и мчались над лесом.

Из «Камова» открыли огонь. На этот раз стреляли очень хорошо. Слишком хорошо.

Выпроставшись из-под кожуха правого двигателя, за «Ирокезом» потянулся дымный шлейф.

«Что-то они там важное задели, сволочи», – с тос­кой подумал Августин.

Новая очередь из «мистраля» принесла новые непри­ятности. Погас монитор хвостовой камеры, и «Ирокез» гадко затрясся. Августин понял, что очередь дошла до компенсирующего винта.

Пора было подвязывать. В любую секунду машина могла полностью потерять управление. И это была ре­альная реальность. Неоткуда было ожидать обнадежива­ющего «момент минус пять», и негде было просыпаться после отключения (Августин, увы, был атеистом).

Августин задрал нос вертолета насколько мог высо­ко. Скорость упала. Пули, которые предназначались для него, прошили пустоту.

«Камов» проскочил вперед. Августин быстро выров­нял машину и, обернувшись к псу, крикнул:

– Томас, ко мне!

К счастью, «Ирокез-2» был предельно облегченной машиной. Поэтому переборка между пилотским крес­лом и грузовым отсеком отсутствовала.

Томас посмотрел на своего хозяина глазами полны­ми печали. Ему было очень страшно.

– Томас, умоляю!!!

Вертолет трясся все сильнее. Впереди разворачивался «Камов». Поток воздуха от винта швырнул в грузовой от­сек струю смрадного дыма. Томас решился. Спустя две секунды он был уже на коленях у своего хозяина.

Августин разбил магазином пистолета-пулемета стек­ло над рычагом с надписью «EJECT»* и, не медля ни секунды, рванул красный спасительный рычаг на себя изо всех сил.

Взорвались разрыв-болты, лопасти несущего винта разлетелись в четыре стороны света смертоносными сна­рядами. Одновременно с этим из спинки пилотского кресла выдвинулись две страховочные штанги и сверх­прочный стальной наголовник. В днище сработал вышибной заряд, и Августин с Томасом отправились в небеса со скоростью пушечного ядра.

Через три секунды кресло, достигнув верхней точки своей траектории, выпустило четыре размашистых ста­билизатора, выполненных из пластика с молекулярной памятью.

Августин, которому целый день фантастически вез­ло, совершенно не удивился, когда «Камов» взорвался в двухстах метрах под ним. Он был уверен, что в «Ка­мов» угодила одна из отстреленных лопастей. Прогре­мел еще один взрыв – это взорвался его облысевший «Ирокез», который упал на верхушки сосен.

Томас трясся и жалобно скулил. Пес, как и Августин, переживал отнюдь не самые чарующие мгновения сво­ей жизни.

Кресло падало с угрожающей быстротой, но зато «на ровном киле». Ломая о ветви пластиковые стабилизато­ры, оно преодолело последние тридцать метров с боль­шой помпой. Хруст, треск, шелест!

Когда Августин уже мысленно смирился с тем, что вот сейчас его родной позвоночник стрелой пробьет его род­ную макушку, под креслом сработали пиропатроны, и посадка получилась сравнительно мягкой. Сравнительно. В ВР некоторые юморные морфы, сделанные по мотивам классической мультипликации прошлого века, например «Том», «Балу» или «Папай», в аналогичных передрягах выпускали стайку птичек, которые с веселым чирикань­ем кружили вокруг головы облажавшегося аватара.

12

Когда полковник Шельнова вышла из Виртуальной Реальности, она чувствовала себя едва ли лучше, чем Локи, которого тот, второй, более чем подозрительный террорист, угробил до смерти корундовыми фрезами.

Вообще говоря, все это дело пахло очень дурно. А нос у Шельновой был таким чутким!

«Оставим в стороне Конституцию и прочие бумаги. О стопроцентной законности, понятное дело, речь не идет уже давно. Но Бог с ним, с законом, давайте хотя бы разберемся с правдой и ложью!

Что это, например, за пес? Если это был человек в аватаре пса, то почему он ни разу не ввернул и полсло­вечка? Немой? Немые прекрасно болтают в ВР. Скани­рование всего того, что они собираются сказать, проис­ходит непосредственно с их головного мозга.

К слову сказать, слепые в ВР – видят, глухие – слы­шат, паралитики – ходят, функциональные импотенты демонстрируют чудеса мужской силы. Только дураки, увы, не становятся умнее, поскольку сканирование тут бессильно…

Итак, в аватаре пса находился, судя по всему, не че­ловек. Проще всего предположить, что в аватаре соба­ки была собака. Это, конечно, незаконно, но принци­пиальных трудностей в этом нет…»

Полковник Шельнова, кстати, знала одного владель­ца собаки, достаточно квалифицированного для того, чтобы подключить своего четвероногого парня к ВР.

«Но если этот человек террорист, то можете поцело­вать мою красивую задницу», – заявила Шельнова сво­ему воображаемому оппоненту.

Еще ей ужасно не понравился хлыщ с игральными костями, который рекомендовал ей благополучно до­жить до отключения.

Не понравился на каком-то физиологическом, подсоз­нательном, интуитивном уровне. Она чувствовала, что будет раскаиваться в том, что дала полковнику Воронову свое согласие на проведение этой операции. Ее интуиция говорила – «обязательно!». А ведь полковник Шельнова, как и всякая умная женщина, привыкла ставить доводы своей интуиции превыше доводов рассудка.

Одним словом, Шельнова не видела смысла в том, что­бы предоставлять своему начальству совершенно полную и совершенно адекватную информацию о событиях, про­исшедших в Утгарде. Как советовал некогда своим колле­гам один великий и ужасный политик прошлого: «Они врут вам? Врите им еще больше!»

Генерал Воронов оторвал тяжелый взгляд от реклам­ного цеппелина ВИН, который нагло болтался над са­мой Спасской Башней, и, обернувшись, переспросил:

– Как-как вы сказали? На шоссе Москва—Тула? А во сколько?

– В двадцать четыре ноль-ноль, – не моргнув гла­зом, повторила полковник Шельнова.

Глава 10 БАЛЛАДА О МЕРТВОЙ ПТИЦЕ

1

Когда его ракета настигла «Камов» и тот превратил­ся в пышный праздничный фейерверк, Сережа испытал неземное удовлетворение. С женой так получалось да­леко не всегда.

Что делать теперь, он представлял себе довольно сла­бо. Ну, например, можно посмотреть, как там призем­лился Августин. Правда, только посмотреть. Сесть здесь было совершенно негде, разве только повторить подвиг его отчаянного друга…

В конце концов, путь обратно, на «Змей», ему зака­зан. И похоже, навсегда. Если он угробит «Шершень», который стоит тридцать шесть миллионов русскими, это едва ли сильно изменит в худшую сторону его мо­ральный облик в глазах военного прокурора. Потому что облик этот и так уже дальше некуда…

Его «Шершень» был в одном километре от места при­земления Августина, когда бортовой оборонительный комплекс предупредил о приближении управляемой раке­ты «Р-200» и запросил подтверждения на маневр уклоне­ния и отстрел уводящих ловушек.

«Поздно вс….сб», – злорадно подумал Сергей.

– Ответ отрицательный, – сообщил он бортовому компьютеру. Ему не придется ничего уничтожать соб­ственноручно. Непосредственную ответственность за гибель его «Шершня» сейчас примет полковник Хован­ский.

Сергей катапультировался за две секунды до того, как термическая боевая часть ракеты «Р-200» превра­тила «Шершень» в пузырь расплавленного металла.

«Как красиво, как, черт побери, красиво», – думал Змей-0, нежась в центре взрыва.

2

Сильный воздушный взрыв за спиной даже не за­ставил его обернуться. Августин только ускорил шаги. Однако вскоре Томас намертво схватился зубами за хо­зяйскую штанину и с глухим рычанием потащил его в направлении, перпендикулярном тому, в котором соби­рался двигаться Августин.

В переводе с собачьего на человеческий это означало: «Постой, хозяин, у меня есть идейки получше твоих».

– Вы чего это, сэр Томас?

Августин чувствовал безумную усталость, но в то же время и колоссальный душевный подъем. А потому вы­ходка Томаса не разозлила его, а скорее раззадорила.

– Хорошо. Я стою. Что теперь?

Томас удовлетворенно завилял хвостом. Всегда при­ятно, когда тебя понимают. Пес снова взялся зубами за штанину – весьма, надо сказать, деликатно – и попя­тился задом.

Это действие тоже нуждалось в переводе с собачьего на человечий. «Нужно идти туда, куда я потяну» – вот что оно означало.

Августин доверял Томасу, и у него была масса воз­можностей убедиться в том, что интуиция у Томаса – что надо. Когда-то давно Августин явился в гости к девушке, прихватив с собой Томми, который тогда был невоспитанным шестимесячным щенком.

Августин по праву мог считаться эталонным плейбоем города Москвы, и «упакован» он был в полном соответствии с кодексом плейбойской куртуазии. Букет густо-фиолетовых роз. Шампанское «Сахалин». Пара платиновых серег со светодиодами в подарок.

Ничего, казалось бы, не забыл, кроме номера подъез­да и номера квартиры. И этого оказалось достаточным для того, чтобы потерять драгоценные полчаса на бес­плодные поиски. К несчастью, о фамилии своей под­ружки Августин тоже имел лишь весьма смутные догад­ки. А имя? О, ту девушку звали Иоланта – как это романтично!

В диспетчерской дома ему сообщили, что адресат с именем Иоланта в индексе не значится. Искать нуж­ную квартиру последовательным перебором вероятных вариантов было равносильно тому, чтобы перебирать по соломинке стог сена в поисках необходимой до за­резу иголочки.

Когда прошел час, шикарный букет начал склонять измученные жаждой бутоны к земле. Августин сел в скве­ре, окруженном со всех сторон тридцатишестиэтажной громадиной с полусотней подъездов, и вздохнул. Он был готов писать сочинение на тему: «Что такое „фрустрация“ и как с ней бороться?»

Он обнял мохнатую шею своей псины и с тоской спросил: «Что делать будем?»

Вопрос был риторическим. Однако Томас сразу пред­ложил уверенный вариант ответа. Он натянул поводок и повел хозяина в один из подъездов.

Августин не сопротивлялся. Все равно предложить ничего лучшего он не мог. Каково же было его удивле­ние, когда, нажав на сенсор панели входа неприметной, одной из сотен подобных ей квартир, Августин услы­шал: «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин».

– Хорошо, Томас. Пускай туда. А что там? Я, напри­мер, не знаю, что искать. А ты?

Томас сердито гавкнул. Видимо, у него была масса собственных соображений на этот счет.

Пока они шли сквозь сосновый лес, освещаемый ко­сыми лучами неспешно клонящегося к горизонту солн­ца, Августин предавался бездумной радости бытия.

Пустая голова Августина покачивалась в такт колючим ветвям. Ветерок овевал его перемазанное копотью лицо, ссадины на руках и на лице. Проникал под изодранные в нескольких местах джинсы и ласкал измученное тело.

Его футболка имела теперь настолько непристойный, бродяжнический вид, что Августин счел за лучшее снять ее и выбросить вон. В кусты. В то же время амулет, по-прежнему висевший на его в меру волосатой груди, сно­ва напомнил о себе. Однако теперь у Августина уже не возникало желания снять его и спрятать в карман. Что-то подсказывало ему: в том, что он остался жив, цел и невредим, виновата именно эта неприметная костяная пластина с первобытным корабликом.

– Ну и что тут интересного? Просто водохранили­ще, – брюзжал для проформы Августин, в то время как Томас, подбежав к самой воде, радостно всматривался в зеленовато-синюю даль. – Чего тут радостного, сэр Томас? Пить эту воду все равно не рекомендует Мин­здрав. Разве что искупаться…

Августин покинул сосновый бор и подошел к воде. Там, вдалеке, волны бороздила маленькая яхта. На се­веро-востоке можно было разглядеть пару умиротворен­ных катамаранов.

Наверное, это было не очень правильно с точки зре­ния безопасности. Но теперь, после того как смерть уже несколько раз за последние сутки заносила над ним свое черное крыло, ему было почти наплевать на безопас­ность.

Если он выбрался из поврежденного вертолета, если он смылся из квартиры, обложенной не виртуальными, а вполне реальными киллерами, короче говоря, если он жив до сих пор, значит, у него есть шансы пожить еще немного.

– Как в сказке про Колобка. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… Эх, не нарваться бы на лису! – про­бормотал Августин и окинул критическим взглядом берег – где-то здесь должен быть удобный спуск в воду.

Сэр Томас остался караулить вещи.

3

«Змей» восстановил контакт с объектом преследова­ния сравнительно быстро. В ошейник Томаса вцепился смертельной хваткой сверхвысокочастотный радар с по­вышенной разрешающей способностью, и ничто не мог­ло сбить «Змея» со следа. Разве только Рагнарёк.

Полковник Хованский был вне себя. Если бы не чок­нутый капитан Гаспаров, Депп сейчас был бы мертв, сверхновый «Шершень» цел, а люди Щуро сейчас спо­койно принимали бы душ на своей базе!

Однако самым неприятным было то, что не было никакой возможности с ходу атаковать Деппа. Капитан Гаспаров весьма дальновидно повредил подготовленные к вылету вертолеты «Ми-40», и нужно было не мень­ше двух часов, чтобы снова привести их в исправное состояние.

Чтобы убрать их со стартовой площадки и заменить другими, потребовалась бы треть суток. Даже самая со­вершенная техника имеет свои ощутимые недостатки. Оставалось только ждать. Но ждать не означает бездей­ствовать.

Полковник Хованский прошел в десантные отсеки. Перуновцы встретили его появление недружелюбным молчанием. Они еще ничего не знали о подвигах свое­го коллеги капитана Гаспарова и о «преступлениях» Ав­густина Деппа. Просто никто из них не любил скольз­кого и даже с виду подловатого Хованского.

– Личный состав подразделения специального на­значения «Перун»! – более чем официально обратился к ним Хованский, который, конечно, прекрасно чув­ствовал отношение «личного состава».

Это, впрочем, заботило его более чем умеренно. В конце концов, служат они не ему, а России в его лице. Ну а как там они относятся к России, его совсем уж не интересовало.

– Капитан Гаспаров погиб смертью храбрых при выполнении секретного задания на ударно-штурмовом вертолете «Шершень». Виновник его гибели – некто Августин Депп – по-прежнему находится на свободе. Операция по его задержанию назначена на двадцать тридцать пять. Поскольку затронуты государственные интересы России, всю информацию относительно гибе­ли капитана Гаспарова и предстоящей операции по за­держанию Августина Деппа объявляю совершенно сек­ретной.

4

Полковник Шельнова заперлась в своем кабинете и набрала на видеотелефоне цифры, с которыми ассоци­ировались у нее любовь, нежность и все светлые воспо­минания последних месяцев.

– Номер поврежден, – ответил через три секунды Компьютер городской системы телекоммуникаций. – Причина повреждения? – спросила ничего не понимающая Шельнова. – Не выяснена.

– Так протестируйте! – Полковник Шельнова не любила ждать.

Молчание продлилось почти минуту. – Неисправен аппарат абонента. Выведены из строя Главный блок усиления, подкаскад формирования дина­мического строба, блок…

– Достаточно!

Шельнова встала и прошлась взад-вперед по кабине­ту. Нервно хрустнула пальцами. Потом достала из сейфа пистолет, бросила его в сумочку из шкуры пони и подошла к двери.

Спустя секунду она выглянула в коридор, убедилась, что в нем никого нет, и быстрой перебежкой достигла боковой, вечно пустующей, лестницы.

5

– Это хорошо, что вы купаетесь без плавок, – ска­зал человек в шортах цвета хаки, а Томас, свирепый сэр Томас, обожравшийся виртуальной человечины в аватаре красного пса на просторах ВР, а после обстрелянный из «мистралей» и до упаду налетавшийся в салоне вер­толета, казался спокойным и даже довольным.

Пока Августин плавал, человек в шортах поджидал его на берегу, возле сложенных горкой джинсов. Пис­толет-пулемет «унимаг» с полной обоймой лежал там же и, по-видимому, не вызвал ни малейшего интереса у чужака. Томас, повышенно злостный сэр Томас, ви­лял хвостом и лизал чужаку руки!

– Да, я купаюсь без плавок, – спокойно ответил Августин, выходя из воды мокрый, словно Афродита в аналогичной ситуации. – Насколько мне известно, это не запрещено.

Он принял сидящего в позе «полулотоса» человека за одного из отдыхающих на близлежащих турбазах. За любопытствующего. За простака.

По крайней мере, на «вышибалу» он не был похож ни манерой говорить, ни лицом, ни жестами. Скорее, «отдыхающий» был похож на ни во что не врубающего­ся японца, выучившего русский на пять с двумя плюса­ми. Единственное, что смутило Августина, так это не­уставное поведение сэра Томаса.

– Это даже показано. Здесь никто не плавает оде­тым. По-моему, это очень глупо, Августин.

Августин невозмутимо натягивал джинсы. Когда прозвучали последние слова чужака, он был поглощен размышлениями о том, уцелела ли распечатка фотогра­фии загадочного покупателя форсажа, добытая им у Хмыря.

Кажется, она должна быть в заднем кармане джин­сов. В одном из четырех. Сложенная вчетверо. Вот по­чему до него не сразу дошло, что «отдыхающий» в шор­тах цвета хаки назвал его по имени!

– Как вы сказали? – Августин сощурился и недо­уменно воззрился на чужака. – Или мне послышалось? – Нет, Августин, тебе не послышалось. – Человек с восточным разрезом глаз и черными как смоль волосами улыбнулся.

– Разве мы знакомы? – неуверенно сказал Августин. – Вы, по-моему, были в той корейской группе Сетевых полицейских на вечере контактов в Измайловском центре? Вы, кажется, иностранец? – Начнем с конца. Я иностранец. Я из Якутии. Я не полицейский. Меня зовут Хотой. Мы знакомы, хотя друг другу и не представлены.

– А-га, – тупо протянул Августин. Нужно было ска­зать что-то умное, что-то проницательное или сострить наконец… Но голова отказывалась соображать. Хотелось спать. Хотелось есть.

– Мы знакомы, если можно так выразиться, одно­сторонне. Я знаю тебя. Амулет на твоей шее – мой по­дарок тебе.

– Хорошо. Спасибо, – тупо сказал Августин и усел­ся на корточки рядом с назвавшимся Хотоем. – Он мне очень помог, кажется…

– Кажется, да. По крайней мере, ты здесь, а значит, мои старания не пропали даром. Ты все-таки очень со­образительный сукин сын, Томас. – С этими словами Хотой потрепал пса за холку.

Августин посмотрел на собеседника округлившими­ся от удивления глазами. Больше всего это походило на сцену из комедии абсурда, когда первый попавшийся на дороге велосипедист стреляет в тебя из пистолета лимонной карамелью, а после называется твоим отцом, который еще во Вторую мировую полком командовал, а потом, в подтверждение своих слов, демонстрирует фотокарточку, где твоя беременная тобой мать целует­ся с мужиком, который на велосипеде…

– И Голос Неба в Утгарде сегодня тоже принадле­жал мне.

– Не понимаю, – вслух заключил Августин и впе­рил взгляд в голубые дали. Яхты, катамараны, чайки. Снится, что ли?

6

Дом на сваях был прост, но красив. Особой, есте­ственной красотой, которую уже давно утратили (если когда-то вообще имели) городские строения.

«Если бы у меня была куча денег, я тоже завел бы себе такой, – невпопад взгрустнул Августин. – Ну его к едрене фене, это стрельбище на восьмидесятом этаже!»

«Центр рекурсионной терапии „Байкал“ – было на­чертано над притолокой, сработанной из грубой, необ­струганной и уж подавно нелакированной древесины.

Внутри центра было необычайно тихо – десять-двенадцать человек, мужчин и женщин, сидели на ци­новках и рисовали – каждый свое. Кто красками, кто углем, кто маркером.

Августин просто не мог представить себе ситуацию, когда в одной комнате находятся хотя бы трое человек и не говорят ничего. Не спорят. Не выпивают. Не шу­мят. Не обсуждают свои и чужие подвиги в ВР. Не рас­суждают о сравнительных достоинствах морфа «Дракон» и морфа «Геркулес Взбешенный».

«Как-то это не по-русски», – подумал Августин.

Хотой распахнул перед Августином дверь в плохо ос­вещенную комнату. На низеньком столике, простом и грубом, как и вся обстановка оздоровительного центра «Байкал», стояла керосиновая лампа. Вот уж чего-чего, а такой игрушки Августину не доводилось видеть ни разу в жизни.

А вот с запахом керосина он был знаком – в ВР так пахли черные тюльпаны.

7

– Слушай меня внимательно, – начал Хотой, когда Августин уселся на циновку с мандалой посередине и сделал попытку расслабиться. – У нас не так много вре­мени на болтовню. Сидя там, где ты сейчас, я говорил с тобой Голосом Неба. Я был в ВР и видел тебя в Зам­ке. Я видел все, что происходило там, и всех, кто был там. Я слышал все. Кроме того – и это было несколько сложнее, – со вчерашнего дня я знал, что произойдет в твоей квартире, в то время как ты будешь балдеть в своей капсуле входа. Я знал, когда люди с «мистраля­ми» появятся у дверей твоей квартиры. Чтобы вытащить тебя из Утгарда, я симулировал для Координационного Центра твой инфаркт и спровоцировал медицинское от­ключение.

– А еще ты мне папа, мама и Дух Святой, – не удер­жался Августин. Якут явно не знал меры в своей лжи.

Хотой промолчал. Хотой скрестил руки на груди. Он медленно подошел к двери, открывшейся в молчаливый зал, – самодеятельные художники даже не обернулись в его сторону. Тихо скреб по шершавому листу каран­даш. Пахло гуашью.

Притихший Томас, а с ним и Августин следили за действиями Хотоя словно зачарованные.

– Если ты не веришь мне, уходи, – сказал Хотой, и в его голосе не было ничего, кроме несгибаемой воли. Сам Хотой в этот момент был скорее сгустком психи­ческой энергии, чем человеком из плоти и крови.

Августин опустил взгляд на циновку. Он сидит в цен­тре Великой Мандалы. Он жив. Он избег массы опас­ностей, и ни одна случайность не помешала ему осуществить хитроумный план спасения, которого у него не было и в помине.

Экстренное медицинское отключение.

Для инфаркта миокарда он как-то подозрительно молод.

Человек, называющий себя Хотоем, знает все о том, что произошло с ним в последние часы.

И даже про Утгард.

Он утверждает, что помог ему. Но если не он, то кто же помог ему?

Никто? Вот в это Августин никогда бы не поверил.

– Извини, Хотой. У меня отсутствует внутренняя дисциплина. Мой ум суетлив. Я не умею держать язык за зубами. ВР высосала у меня все мозги. Эта прокля­тая сетевая служба делает из человека дебила, – про­изнес Августин и сам себе подивился.

Если бы сутки назад ему кто-нибудь сказал, что он в трезвом виде способен на подобные монологи, он запу­стил бы в дерзкого лгуна первым, что подвернулось бы ему под руку.

– Все в порядке, Августин, – сказал Хотой и плав­но закрыл дверь.

8

Саама была матово-черной, словно оливковый плод.

Саама слегка блестела в антикварном свете кероси­новой лампы. Саама лежала на ладони Хотоя флаером в иные измерения.

Августин смотрел на крохотный смолистый комочек, словно на крупицу звездной пыли, невесть как попав­шую на нечуткую к звездному свету землю.

– У нас с тобой общие враги, – начал Хотой очень тихим, ровным голосом. – Они хотят твоей смерти, но они ее не получат. Они хотят моей смерти тоже, но еще не знают об этом. Но уж ее-то они и подавно не получат.

– Пусть будет так, – тихо сказал Августин, хотя все еще не понимал, о ком идет речь. Кто это – «враги»?

– Они едва не погубили тебя в Веселом Квартале. Они гоняли тебя, словно гончие зайца, от Утгарда до сих мест. Сейчас они ищут тебя по всей округе, и тебе предстоит еще не раз встретиться с ними. Встретиться, чтобы сразиться.

– Я помню, – отозвался Августин, и зернышко саа­мы перекочевало с ладони Хотоя в его ладонь.

– Но они охотятся за тобой, не зная, что ниточки их жизней в твоих руках, Августин. Я был свидетелем того, как Пантера – несчастное существо, разлученное со сво­им физическим телом, – говорила с тобой. Ей удалось оставить с носом тех, кто наложил на ее уста Печать Мол­чания, и сказать тебе то, что она тщетно пытается сооб­щить всему миру несколько лет.

– Но она не сказала мне ничего такого! – вздохнул Августин, и в его мозгу пронеслись эпатирующие кар­тины последнего свидания с Пантерой.

– Такого она, быть может, и не сказала. Но то, что нужно, ты, обаятельный белый барс, уже слышал. «Я тень, я свиристель, убитый влет. Поддельной синью вбитый в переплет…»

– Да, я слышал. Это любил мой отец, – сказал Ав­густин.

– В этом стихе есть все. Все, что нужно, чтобы унич­тожить наших общих врагов и остановить наступление кошмарного рая «Виртуальной Инициативы».

Августин не понимал, чем таким не потрафила Хо­тою «Виртуальная Инициатива», но замечание насчет «уничтожения общих врагов» пришлось ему по душе.

9

«Ты положишь зернышко саамы под язык и закроешь глаза», – грохотал в ушах Августина голос Хотоя.

Перед его внутренним взором расплывались шустрые круги и кружочки, сверкали крохотные звезды. Космос? Хаос? Ничто?

«Саама заставит твой мозг заиграть. Ты станешь пер­вой скрипкой в оркестре Мироздания. Совершенная Пустота в обличье Господа Бога будет указывать тебе путь своей дирижерской палочкой», – нараспев гово­рил Хотой.

Тело Августина становилось невесомым и прозрач­ным. Казалось, свет пронизывает его насквозь, не зная преград.

«Ты доверишься всему, что будет происходить вокруг тебя. Ты не будешь сопротивляться. Ты будешь прини­мать все, что увидишь. И ты запомнишь все». – Хотой убаюкивал Августина, чье распластанное на тростнико­вой циновке тело уже, казалось, не принадлежало ему. Оно лежало само по себе. Неодушевленный кусок мяса. Никому не нужный, чужой. Сидящий у изголовья Ав­густина Хотой был ему хранителем.

«Ты попадешь туда, где сохраняется все, произошед­шее во Вселенной». – Вкрадчивый голос Хотоя звучал, как казалось Августину, в каждой клетке его мозга. Он был растворен в пространстве. Он был его единствен­ным проводником в бестелесном мире саамы.

«Сейчас ты сделаешь мысленное усилие и пустишь­ся на поиски. Тебе нельзя задерживаться. То место, где ты сейчас находишься, не должно стать для тебя му­зеем, иначе тебе не найти выхода назад. Ты должен сказать всем, зачем ты пришел, иначе они не отпустят тебя назад. Скажи им, зачем ты пришел. Скажи им, что тебе нужен свиристель, убитый влет. Скажи им, что ты хочешь знать, что это значит», – шептал Хотой на якутском, но, как ни странно, Августин прекрасно по­нимал его. Керосиновая лампа освещала линогравю­ры с неведомыми пейзажами и невидимыми ландшаф­тами.

«Теперь смотри во все глаза и слушай во все уши. Саама поможет тебе понять смысл. Я не оставлю тебя. Я просто не буду мешать тебе…» – сказал Хотой и на­долго замолчал, положив свою большую ладонь на лоб Августина.

10

Обгоревшие стволы сосен упирались в темнеющее небо. По ним еще перебегали язычки пламени, а вни­зу уже давно все было кончено. Все, что могло гореть, сгорело. Все, что могло расплавиться, расплавилось.

От обломков вертолета «Ка-106» остался только за­копченный каркас, бронированное днище и титановые пилотские кресла. Двигатели, вырванные взрывом еще в воздухе, валялись где-то очень далеко. В пилотских креслах покоились останки двух человек.

Первый сгорел почти полностью. От него остались раз­ве что несколько костей и развалившийся череп. Второй оказался крепче.

В абсолютной пустоте вспыхивали и гасли далекие молнии. Не было ни мыслей, ни симулированных эмо­ций, ничего. Был только безучастный внутренний голос. И этот голос вел медленный отсчет.

«Семьдесят восемь процентов».

Спустя минуту: «Семьдесят девять процентов».

Из ядра регенерации, находившегося в наиболее за­щищенной зоне несущего каркаса – в центре груди, – глубоко под землю уходили несколько тонких щупалец. Как корни ненасытного хищного растения, но только в сотни раз быстрее, они высасывали из почвы питатель­ные вещества, не брезговали дождевыми червями и с жадностью набросились на задремавшего крота. В дело шло все, что могло быть использовано как строитель­ный материал для новых тканей.

«Восемьдесят пять процентов».

На месте оторванной правой кисти неспешно выра­стала новая. От сгоревшего лица с треском отвалилась черная корка. На ее месте показалась свежая кожа, два комочка слизи сгустились в белки глаз, появились зрач­ки. Ровная поверхность свежей матовой кожи треснула, трещина углубилась и разошлась в стороны. Так зарож­дался новый рот.

«Девяносто пять процентов».

На лысом черепе заколосились волосы, вокруг ушных отверстий выросли привычные улитки ушей. Без них было нельзя. Без них сильно ухудшалось качество сис­темы обработки акустической информации.

«Сто процентов. Аварийная регенерация завершена. Все основные системы функционируют нормально».

Щупальца ядра регенерации втянулись обратно. Пос­ле этого появились мысли. Пьеро – теперь он снова знал свое имя – встал и пошевелил конечностями. Все в норме.

Конечно, это был не тот красавчик, который ворвал­ся сегодня днем в квартиру Августина. Восстанавливать весь макияж было некогда.

Лицо Пьеро напоминало диковатую маску. На ней были только глаза (чтобы видеть в оптическом диапазо­не), рот (чтобы говорить со своим шефом) и два отверстия химических анализаторов, которые некогда было приво­дить в соответствие с модельным римским носом. Одеж­ды на Пьеро не было.

К шоссе Москва—Тула вышел человек, производя­щий впечатление обглоданного собаками трупа. У него были ступни и часть ножной мускулатуры, голый ске­лет грудной клетки, ладони и обнаженные сухожилия на руках. Лицом он походил на Франкенштейна.

11

Августин оказался в реальном земном мире. Все было вполне обыкновенным и вполне подмосковным. Если не считать того, что своего тела Августин не видел. Но это не смутило его. Загадочный пароль Пантеры – вот единственное, что интересовало его по-настоящему.

Какой-то человек с коротко подстриженной кашта­новой бородой и старомодными бакенбардами прохажи­вается возле автофургона. Вот он наклоняется и выни­мает из радиаторной решетки машины насекомое. Это оса. Он аккуратно прячет осу в коробок и возвращается к себе в кабинет. Августин следует за ним, но человек с бакенбардами, похоже, не замечает его присутствия.

Вот пойманная оса лежит на ложе молекулярного ана­лизатора. Тот, что с бакенбардами, споро управляется с клавиатурой хитрого прибора. Делает какие-то анализы. «Отлично», – говорит он сам себе. Затем он извлекает из-под крышки часов крохотный инфокристалл – заманчи­во поблескивающий, притягивающий взгляд. Августин наблюдает за ним, паря под потолком.

Человек с бакенбардами знает все о жизни ос. Почет­ное место в его кабинете занимают «Общественные на­секомые» Анри Фабра.

Но Августину недосуг. Он наблюдает за тем, как че­ловек подцепляет на тончайшую иглу крохотную каплю полупрозрачной жидкости. Человек оборачивает крис­талл в тончайшую полипропиленовую пленку, мажет пленку иглой и приклеивает сверток к брюшку осы.

Августин следует за ученым на улицу. Тот выпускает Осу. Насекомое ринет на волю.

Августин, повинуясь скорее некоему внутреннему чувству, чем доводам рассудка (который, напротив, со­ветовал ему остаться подле человека с бакенбардами), следует за осой. Ему не сложно поспевать за ней. Пре­пятствий не существует. Он почти всемогущ.

Оса все дальше и дальше удаляется от огромного ро­зового здания, где живет человек с бакенбардами. Вот она минует некую невидимую черту. «Это защитный купол», – неведомо откуда появляется объяснение в голове Августина. «Птицы разбиваются об него на­смерть. Им не пролететь внутрь него», – подсказыва­ет Августину кто-то. Хотой?

И точно. Там, где оканчивается купол, Августин видит мертвую птицу. Это свиристель. Но он не может позво­лить себе разглядывать свиристеля. Он следует за осой.

Оса прилетает к своему гнезду. Крошечный сверток по-прежнему у нее на брюшке, но она, похоже, не тя­готится своей ношей. Это гнездо можно видеть из ком­наты человека с бакенбардами. Одни сестры осы трудятся в гнезде, которое висит среди ветвей векового дуба. Другие – с изумлением обнаруживает Августин – та­щат маленькое птичье крыло.

«Это свиристель. Он разбился о невидимый защит­ный купол. Осы съедят его. Они любят падаль», – по­нимает Августин.

Оса забирается в гнездо. Но Августин все еще видит ее. Гнездо стало прозрачным. Зрение Августина не под­водит его – он видит все, что ему нужно. Оса залазит в свою ячейку.

Там тепло. Но главное – там крайне специфический химический состав воздуха. Тот самый, на который на­строен клей. Вещество, из которого сделан клей, разла­гается на несколько нейтральных компонентов, теряет свои прежние свойства, и крохотный сверток с инфо-кристаллом остается в одной из ячеек гнезда.

«Ты должен найти этот кристалл», – говорит ему человек с бакенбардами. Он машет рукой Августину из окна розового здания.

Августин смотрит на него не отрываясь. Что-то знако­мое в этих чертах. Если бы не борода. Отец никогда не носил бороды. Отец? Августина прошибает холодный пот.

«Августин, пора возвращаться, – снова просыпается в его ушах голос Хотоя. – Сейчас ты должен сказать себе „стоп“. Твое время истекло. Ты уже узнал все, что нуж­но», – настаивает Хотой. Массивные буквы на крыше ро­зового здания «ВИН» – последнее, что видит Августин.

Ветер из Леты уносит его в иные миры, в иные време­на. В другой, материальный мир, в другое время. Куда-то, где уже ждет его Хотой.

12

Хотой сидел там, где и раньше, когда зернышко саа­мы растворилось под языком Августина. Свет керосино­вой лампы. Гравюры. Тишина, которую нарушает лишь тихий плеск воды.

«Мы в центре водохранилища», – напоминает себе Августин.

– Сколько времени прошло? – спрашивает Авгус­тин, жмурясь от света. Ему кажется, что прошла целая вечность. Или половина вечности.

– Тебя не было тридцать восемь минут, – говорит Хотой, всматриваясь в его лицо.

Августин не видит часов. Их нет и на руке у Хотоя. Их нет на стенах. Откуда же Хотой знает, сколько вре­мени прошло? Августин не спрашивает. Он абсолютно уверен в том, что прошло тридцать восемь минут.

– Ты выяснил все, что тебе нужно, Августин. А те­перь ты должен идти. Локи ждет тебя.

– Ты слышал, как Локи назначал мне встречу? – спросил Августин.

– Не я один. – Хотой улыбнулся и помог Августи­ну подняться с циновки. – Тебя ищут. Августин кивнул. Мол, это понятно.

– Тебя уже почти нашли.

Августин бросил на Хотоя затравленный взгляд. Он не привык быть дичью. Гончим псом быть куда лучше.

– Ты и есть гончий пес. Ты просто еще не понял это­го, – поймал его невысказанные мысли Хотой и снял со спящего Томаса блестящий ошейник, на котором поблес­кивала пластина со скан-кодом.

Затем Хотой подошел к занавешенному плетенной из тростника шторой окну, из которого открывался вид на погружающееся в сумерки водохранилище. Выгля­нул наружу. Закрыл окно.

– Этот ошейник тебе придется оставить мне на па­мять, – сказал Хотой.

13

Аватары Августина Деппа и его пса достигли центра рекурсионной терапии «Байкал», и вот уже больше часа бортовой компьютер «Змея» изображал сидящего на абстрактной табуретке Августина, рядом с которым лежал на абстрактном полу Томас.

Четверо операторов, как ангелы-хранители, прогули­вались вокруг них и травили анекдоты. Делать было со­вершенно нечего.

Зато перуновцы, удрученные гибелью своего боевого товарища, анекдотов не травили и пребывали в крайнем сосредоточении. Каждый думал приблизительно об од­ном и том же – о кровавой бане, в которой можно бу­дет смыть раскалывающее мозг напряжение.

Полковник Хованский разрешил им применять при задержании любые средства вооруженной борьбы, и пра­вильно сделал. Если бы он не разрешил открывать огонь, пришлось бы стрелять в нарушение устава.

Сорок профессиональных убийц сидели в десантном отделении и сосредоточенно чистили, перебирали, заря­жали и перезаряжали оружие. Кровавый пес Августин Депп должен получить свое.

Наконец ласковый женский голос под потолком про­изнес долгожданное: «Двухминутная готовность!»

14

Операция получила от полковника Хованского при­оритет «ноль», поэтому к ней было привлечено девяно­сто процентов боевого состава перуновской полуроты.

Три десантно-транспортных «Ми-40», прорезая мер­твенно-белым светом галогеновых прожекторов вечер­ний сумрак, приводнились на поверхности водохрани­лища вокруг хотоевского свайного дома.

Поднявшимся от их винтов ветром опрокинуло не­сколько серфов, подхватило и понесло на коряги зазе­вавшийся катамаран. Четвертый «Ми-40» завис прямо над крышей дома, готовый в любой момент открыть огонь по улепетывающему Августину.

В Виртуальной Реальности операторов «Змея» с появ­лением вертолетов возникло всеобщее оживление. Пожаловал сам господин полковник Хованский. Ожидалось что-то интересное.

С зависшего над «Байкалом» вертолета упали два тро­са и по ним соскользнуло вниз восемь теней. Они рассы­пались по крыше, двое спрыгнули на крыльцо, двое стали под окнами.

Аватар полковника Хованского подошел к дверям. Когда спецназ вломится внутрь, телекамеры, закреплен­ные на их касках, передадут на «Змей» всю необходи­мую информацию, и тогда полковник Хованский встре­тится лицом к лицу с сетевым лейтенантом Августином Деппом в виртуальной реальности, которая полностью подчиняется его, Хованского, воле. Вот смеху-то будет!

На счет «три» перуновцы высадили дверь (она была не заперта и радушно распахнулась перед ними) и ока­зались в большой комнате с циновками на полу.

Дополнительная информация пошла, модельные аватары Августина и его пса мигнули, но Хованскому было не до смеха.

В комнате сидел капитан Сергей Гаспаров, а рядом с ним на полу топтался упитанный барсук в ошейнике Томаса.

Глава 11 147-Й КИЛОМЕТР

1

Шоссе Москва—Тула выглянуло из-за перелеска в 21.05.

«Точность – вежливость королей». Это Августин знал. Но он не был королем, а потому позволил себе опоздать на горсточку минут. Если кому нужно, так дождется. Ав­густину было приятней считать, что он нужен Локи куда больше, чем Локи нужен ему.

«147-й километр. Счастливого пути!» Панель дорожно­го указателя была настолько яркой, что ее можно было заметить, наверное, из Ташкента.

Августин держал курс на светящийся прямоугольник автоинспекции. Но он не торопился покидать лес. Под прикрытием деревьев он чувствовал себя куда спокой­нее, чем на шершавом покрытии шоссе.

Пробираясь по кустам, он в то же время не забывал рекогносцировать местность. Он опаздывает. Это ясно. Если Локи намерен дождаться его, значит, он должен быть уже на месте. Но «на месте», напротив указателя, как назло, было полно народу.

Неподалеку от светящейся панели с надписью «147-й километр» стояла, разводя пары, головная машина боль­шегрузной автоколонны – «Катерпиллер».

За ним выстроились еще десять автофургонов. Боль­шей частью «МАЗы». На белых боках фургонов глазас­тый Августин заметил эмблемы Наблюдательной служ­бы ЮНЕСКО.

«Важные птицы», – заключил Августин и продолжил свои изыскания.

Как он вообще выглядит, этот Локи? Августин не знал его имени. Он никогда не видел его. Августин даже не был уверен в том, что его ожидает встреча с мужчи­ной. С таким же успехом этот Локи мог оказаться на­яву, то есть в реальной реальности, ухватистой сорока­летней теткой с химией на голове и свиными ногами, изуродованными варикозным расширением вен. Кто сказал, что на хмыревской распечатке именно Локи?

К сожалению, туши фургонов ЮНЕСКО заслоняли обзор.

Зачем они тут стоят? Ни закусочной, ни бензоколон­ки. Какого, собственно, черта?

Августин подобрался поближе и оказался около од­ного из водителей, который, обстоятельно разминаясь, прогуливался перед головной машиной.

Водитель прыгал, потягивался и нагибался, пытаясь достать кончиками пальцев до носков своих высоких армейских ботинок. На нем была форма Наблюдатель­ной службы ЮНЕСКО. Наконец он угомонился, вынул из нагрудного кармана пачку сигарет и закурил.

Теперь Августин смог рассмотреть его поближе. Не зря. Очень не зря.

В водителе автофургона он узнал человека, чье лицо кра­совалось на видеокадре, добытом им у Хмыря. Он вынул из заднего кармана джинсов потрепанную распечатку и еще раз взглянул на нее. Да, все та же рожа протокольная.

Так вот ты какой, Локи.

2

– Полковник, полковник, какая же ты сволочь, ка­кой же ты педераст… – мечтательно, нараспев, с чудо­вищной издевкой протянул капитан Гаспаров.

Микрофоны, установленные заодно с телекамерами, на касках спецназовцев, подхватили эти слова и пере­дали на «Змей».

А компьютеры старательно воспроизвели звук и изоб­ражение в виртуальном пространстве, где перед Сергеем стоял ошарашенный полковник Хованский.

На этом, собственно, и строился расчет капитана. Сергей Гаспаров прекрасно знал все тонкости работы информационно-ударной системы «Длань Стрибога».

И тут нервы Хованского не выдержали. Он еще мог бы, наверное, как-то спасти положение, мог бы, воз­можно, вывернуться, выйти сухим из воды, но вместо этого он заорал:

– Ма-а-алчать! Пристрелите сук-кина сына!!!

Свидетелями этого короткого, но очень содержатель­ного общения стали шесть операторов «Змея» и, глав­ное, перуновцы, в чьи наушники сейчас напрямую пе­редавались все приказы Хованского.

Вышла, однако, неувязочка.

Капитан Сергей Гаспаров, который пользовался на «Змее» непререкаемым авторитетом (иначе техники стартовой площадки едва ли согласились бы испортить дежурные «Ми-40» при помощи ножа, любезно предос­тавленного капитаном), согласно официальному заявлению Хованского, геройски погиб сегодня днем. Когда же выяснилось, что он жив, Хованский вместо «здрав­ствуй, герой» требует его пристрелить!

Что ж, полковник Хованский, похоже, очень плохо соображает. И это в свои-то неполные пятьдесят лет!

Стволы автоматов опустились.

Сам и стреляй в капитана Гаспарова!

– Здорово, ребята, – сказал Сергей своим боевым товарищам. – Вырубите свои электронные каски и по­толкуем без свидетелей.

Хованский, холодея от осознания своей непоправи­мой ошибки, остался в окружении нескольких безмол­вных и неподвижных аватаров.

3

Полковник Хованский пулей вылетел из Виртуаль­ной Реальности и бросился к пульту связи.

– Управление ДБ, генерала Воронова!

Через две секунды на экране появилось лицо генерала.

– Слушаю вас, полковник.

Генерал не знал, конечно, о происходящих событи­ях. Откуда ему было знать, если полковник Хованский до этого ни о чем не докладывал, надеясь, что все за­кончится благополучно?

– Господин генерал, у нас ЧП. Ситуация двести во­семнадцать, ситуация триста шесть и состояние «Зимо­родок».

Глаза генерала округлились.

– Повторить!!!

– Двести восемнадцать, триста шесть, «Зимородок».

– Потери?

– Ударно-штурмовой вертолет «Шершень». – Преступник?

– Капитан Сергей Гаспаров.

– Очень хорошо. – Всегда вместо того, чтобы сказать «хреново» или «твою мать», Воронов шипел «хорошо», «замечательно» и «изумительно». «Очень хорошо» было самым страшным ругательством из его лексикона. – Что по состоянию «Зимородок»?

– Потеряна связь с полуротой подразделения «Перун» на четырех десантно-транспортных вертолетах «Ми-40».

– Подробности давай!!!

– Полурота была выслана для задержания особо опасного преступника Августина Деппа. Вместо Деппа на месте захвата был обнаружен считавшийся погибшим капитан Сергей Гаспаров. Судя по косвенным данным, он склонил полуроту к неповиновению. Это и стало ре­зультатом потери связи.

– А ведь это и вправду очень хорошо, – спокойно сказал генерал Воронов, извлекая из кармана пачку «Явы-100». – Знаете, полковник, полминуты назад я вас, честно говоря, хотел расстрелять. И расстрелял бы. Еще неделю назад я бы вас расстрелял. – Мысли Во­ронова последние дни крутились исключительно вок­руг массовых расстрелов, и поэтому он долго не мог слезть с этой темы. Наконец он разорвал порочный круг и продолжил: – Но сейчас вы вместо пули имее­те шанс получить одну генеральскую звездочку взамен трех полковничьих. Итак, приказываю…

Голос Воронова стал тверд и звонок, как танковая броня. Хованский вытянулся по стойке «смирно».

– Первое. Ввиду непосредственной угрозы государ­ственной безопасности России, возникшей в результате мятежа полуроты «А» второго отдельного батальона спе­циального назначения «Перун», использовать все имею­щиеся в наличии ПБС «Змей» огневые средства для пол­ного и немедленного уничтожения означенной полуроты. Второе. Необходимо срочно войти в контакт с объектом-носителем маркера ВМЗ-700, код 3874092. Сразу по уста­новлении устойчивого контакта переключить пеленг объ­екта на мой личный канал ретрансляции. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Выполняйте.

4

– Sorry for disturbing you* , – начал Августин, выйдя из своего укрытия к машинам. – Кажется, вы назнача­ли мне встречу.

Английский Августина был хорош. Он гордился сво­им калифорнийским произношением, хотя и не был уверен, что его способности будут оценены водителем по достоинству.

Водитель просиял и протянул ему руку для рукопожа­тия. Отбросил недокуренную сигарету. Сказал «Hm-m-m», потрепал глухо ворчащего Томаса за ухом и смылся.

«Кажется, у Локи не все в порядке с головой», – подумал Августин, однако остался стоять на том же ме­сте. Томас выразил свое недоумение по поводу между­народного инцидента тоскливым зевком.

Спустя минуту из-за машины снова показался Локи и знаком позвал Августина к себе. Августин подошел. Раз уж он пришел на встречу, пробираясь по кустам, что теперь ломаться?

Он подошел к дверце автофургона и заглянул в каби­ну. Стекла были поляризованными, и рассмотреть внут­ренности кабины не представлялось возможным.

Холодный ствол пистолета ткнулся в его затылок, и дверь распахнулась.

– Welcome!* – сказал Локи.

5

Некуда бежать. Так называется состояние, в котором находится человек, к затылку которого приставлен пи­столет.

Томас смотрел на своего хозяина с немым укором. Даже ему было понятно, что хозяин попался на мякине и что гавкай он или нет, пуля все равно пробьет череп хозяина быстрее, чем он успеет сделать хоть что-нибудь. Например, впиться зубами в глотку. Томас был сообразительной собакой. И спокойной. Когда нужно.

Августин встал на подножку и зашел внутрь фур­гона.

– Ты не очень-то похож на своего папу, Августин, – сказал человек, выступивший ему навстречу из темноты фургона. – Валюха, убери пушку. Это ты слишком, чест­ное слово.

Валюха повиновался.

Августин почувствовал себя гораздо комфортнее. Ав­густин молчал. Он не обязан говорить. Он вообще ни­кому ничего не обязан.

– А это, как я понял, та самая красная псина, – ска­зал человек, указав на Томаса. – Она мне еще в Утгарде понравилась.

И тут Августина осенило. Тот, кого он вначале при­нял за Локи, на самом деле Локи не является. Да, это он, водитель, покупал форсаж у Хмыря. Да, это его, Валюхи, физиономия болталась в кармане его джинсов. Но он всего лишь подручный. А настоящий Локи – вот он.

– Ты можешь звать меня Фил, – сказал он. – Но если тебе больше нравится звать меня Локи, я не буду возражать, – дружелюбно продолжил человек в форме наблюдателя ЮНЕСКО. – Валюха, свободен. Поехали. Здесь больше ловить нечего. Мы и так застоялись.

6

Из левого подкрыльевого отсека ПБС «Змей» выле­тели и разошлись по радиальным направлениям шесть малогабаритных автономных станций обнаружения ти­па «Павлиноглаз», именуемых среди операторов «нюхачами».

Из правого подкрыльевого отсека был выпущен од­норазовый зонд «Ласка».

«Павлиноглазы» должны были запеленговать челове­ка, источающего высокомолекулярный запах с кодом 3874092, а зонд отправился в район центра рекурсионной терапии «Байкал». Его задачей было информаци­онное обеспечение удара по мятежному «Перуну».

Еще в первой половине XX века было установлено, что абсолютным рекордсменом «по нюху» является ба­бочка вида «большой грушевый павлиноглаз».

Самец павлиноглаза в состоянии унюхать самку за пятьдесят километров и безошибочно разыскать ее в лесу среди лабиринта деревьев, ветвей и листьев. Таким образом, сама природа доказала принципиальную воз­можность обнаружить искомый предмет по запаху на фантастическом расстоянии.

В конце XX века были построены первые громоздкие газоанализаторы, предназначенные для обнаружения под­водных лодок с воздуха. Это были, конечно, смешные и громоздкие приспособления. Чудовищный скачок, сде­ланный биохимией на рубеже веков, позволил создать не только нейрокомпьютеры, ментальные интроскопы и са­морегенерирующуюся боевую систему «Пьеро». Биохи­мия также поставила на вооружение спецслужб новый метод слежки.

Принцип чрезвычайно прост. Человек метится мил­лиграммом вещества, к запаху которого не чувствителен ни он сам, ни собаки, ни кто бы то ни было другой. Большие грушевые павлиноглазы давно вымерли, по­этому вокруг меченого человека не вьются бабочки. Но сверхчувствительные носы искусственных «Павлиноглазов» находят человека безошибочно.

Единственное ограничение – пресловутые пятьдесят километров. Но шести «нюхачей» вполне достаточно, что­бы найти человека в пределах Московской области за три часа. Это если не везет. А если везет – найти можно сразу.

Пока «Павлиноглазы», с виду похожие на большие и совершенно безобидные модели мотопланеров, сотканные из легчайшего стеклопластика, кружили над Москвой и ее окрестностями, зонд «Ласка» достиг цели и, упав на дно водохранилища, приступил к наблю­дению.

7

– …Августин Депп – мой хороший друг. Он не пре­ступник. Кроме этого, я своими глазами на радаре ви­дел, как его преследовали два «Камовых», один из них разбился, а второй открыл по нему огонь. Ясное дело, Хованский был в курсе этих событий с самого начала. Он, разумеется, понимал, что «Камовы» рано или по­здно собьют «Ирокез», и не предпринял ничего, чтобы этому помешать! Спасибо Игорьку, предупредил. А во­обще, кругом творится какая-то херня. Пусть скажет Хотой.

Центр рекурсионной терапии «Байкал» представлял собой весьма необычное зрелище.

Четыре «Ми-40», заглушив моторы, болтались на воде, а полурота перуновцев, за исключением пилотов, сгру­дившись вокруг Сергея и Хотоя, усиленно пыталась по­нять, что происходит в этом страннейшем из миров.

– Да, многое неладно в Датском королевстве, – начал Хотой без тени улыбки. – Очень многое. Но из этого многого для нас важно только одно. Совсем скоро, а именно завтра утром, лицо России изменится до неузна­ваемости. Главным виновником этой печальной метамор­фозы будет компания ВИН и ее патрон Венедикт Щуро. Компания ВИН, увы, имеет очень мощную поддержку. Сергей рассказал вам о Хованском. Следовательно, ВИН поддерживает ДБ. Все вы слышали предвыборные лозун­ги Салмаксова. Следовательно, ВИН поддерживает не только ДБ, но и Социальная Партия Справедливости. Августин Депп, которого вам было приказано ликвидиро­вать, подобрался слишком близко к компании ВИН и ее секретам. Поэтому его пытались убить наемники компании, а когда это не удалось – послали вас. Все вы свобод­ные люди и имеете право выбора. Пока имеете. Поступай­те так, как велит вам мировое Дао, отраженное в сердце каждого из вас. И помните – для наших противников на карту сейчас поставлено слишком многое. Они не остано­вятся ни перед чем. Над Россией уже занесено черное крыло абсолютного беззакония. Перуновцы зашумели.

– Тихо, ребята, тихо! – громыхнул командирский голос Сергея. Кроме него, среди перуновцев находились еще два капитана, один из которых был старше его по должности, но Гаспарову они молчаливо уступили браз­ды правления. – Хотой говорит все по теме. Разве толь­ко слишком тщательно выбирает выражения. Для тупых перевожу. Если не шарахнем мы, шарахнут нас. Я за то, чтобы мы шарахнули первыми.

Еще минуту назад у Сергея не было такого намере­ния. В конце концов, он был обычным человеком с обычными мыслями. Но, в словах Хотоя, в таких спо­койных и рассудительных, таилась колоссальная мощь, о которой слушатели даже не подозревали.

– Надо захватить «Змей», – сказал Сергей, и все за­молчали.

В этот момент вошел один из членов общины Хотоя.

– Извини, сэнсэй, но я видел нечто странное. Что-то крупное спустилось с неба и упало в воду недалеко от нашего дома, – сообщил он встревоженным голосом.

– Ну вот и все. Война объявлена, – заявил Сергей, обводя пристальным взглядом своих боевых товарищей. По их лицам было видно, что они не сомневаются в том, что сделали правильный выбор. – Рассредото­читься. Один вертолет поднять в воздух для наблюде­ния. Выставить на крышу расчеты ПЗРК «Жало». Двум аквалангистам обследовать дно в месте падения лета­тельного аппарата противника.

Да. Теперь «Змей», на котором они еще сегодня днем дулись в шахматы и го, становился главным противни­ком, врагом номер один. Опасным и коварным. Змеем.

8

Змей-7, он же лейтенант Игорь Иванов, дождавшись, когда полковник Хованский встанет и направится к сво­ей капсуле входа, бесшумно выскользнул из-за консоли узла связи и бросился в подфюзеляжный «наплыв», где располагался пост контроля и наведения бортовых сис­тем оружия.

– Здорово, пацаны.

Там служили его одногодки, и если к перуновцам основной неуставной формой обращения служило ува­жительное «мужики», то здесь можно было отделаться более легковесным «пацаны».

– Здорово, глазастый, – протянул ему холеную руку, которая в этой жизни только на кнопки и нажимала, старший по смене капитан Голавлев.

– Вы сегодня, говорят, ракетой «Р-200» баловались? – как можно более небрежно бросил Игорь.

– Сопровождали, – веско поправил Голавлев.

– А в кого стреляли, знаете? Голавлев равнодушно пожал плечами:

– В Гаспарова.

– В Серегу, что ли? Врешь.

– Не вру, – процедил Голавлев. – Кстати, следующая цель – полурота «Перуна». Так Хованский сказал. Чтоб ему… сто лет жить!

9

Фургон ехал очень плавно и, как казалось Августи­ну, очень медленно.

Он сидел в удобном кресле с подогревом. Лампы дневного света освещали внутренности фургона, на­шпигованного разнообразной электроникой, о пред­назначении которой Августин, к стыду своему, мог лишь догадываться. Локи был спокоен и разговор­чив.

Вначале их беседа вертелась вокруг последних ново­стей ВР. Теперь Августин был таким же преступником, как и сам Локи, и оттого обмен мнениями происходил на равных, без морали типа «как не стыдно!». Поболта­ли о шатунах, которые расплодились в ВР и мешают жить честным путешественникам и воякам. О расста­новке сил в великой войне между СРС и Герцогством Велес. Кстати, и Августин, и Локи симпатизировали Герцогству, что, безусловно, сближало.

И ни слова об Утгарде, где морф «Метрострой» под водительством Августина показательно спустил шкуру со скандинавского бога с низкой зубов на шее и желтой бородой в паху!

Все это было очень мило и интересно, но Августин совершенно не понимал, какого черта Локи назначил ему встречу. Поболтать можно и в ВР.

– Ты знаешь, Фил, жрать очень хочется, – не вы­держал наконец Августин.

Кишки в его животе играли марш, а Томас, их мол­чаливый слушатель, с тоской поглядывал на хозяина. Он тоже был голоден.

– Извини, Августин. Гостеприимец из меня совер­шенно никудышный.

С этими словами Локи подъехал на своем кресле к одному из пультов и сделал заказ. Тут же из стенной ниши выкатился банкетный столик с тремя приборами и кучей консервированной еды.

Одну из тарелок Августин поставил перед Томасом, предварительно навалив в нее «Собачьей Вкуснятины» (так значилось на этикетке).

Августин ел как Тантал перед приговором олимпий­цев. Но Локи лишь несколько раз ткнул ножом в отбив­ную, оставив без внимания все остальное. Единствен­ным, что ел Локи, были свежие персики.

– Сдается мне, Фил, ты брезгуешь консервами, – с набитым ртом заметил Августин.

– Я слишком стар для консервов. Меня не интере­суют банки и упаковки, я предпочитаю траву. То, что выросло под солнцем. Трава и фрукты гораздо дороже консервированных отбивных, но себя окупает.

Августин вздохнул. Если бы он мог, он тоже заложил бы на всякие консервы.

– Ты говоришь как истый натурал, – заметил Ав­густин, на котором была вышитая неведомым орна­ментом рубаха, подаренная ему Хотоем. – Кстати, среди натуралов у нас, похоже, есть один общий зна­комый.

– Ага, Хотой, – кивнул Локи.

10

Когда Августин утолил первый, второй, а заодно и третий голод, взгляд его стал более осмысленным, а движения – менее нервными.

Томас вылизывал себя после обильной трапезы. Локи разделывал апельсин.

– Скажи, Локи, какого черта ты назначил мне встре­чу? Чтобы со вкусом отправить меня к праотцам? – спро­сил Августин. После сытного обеда-ужина пора было подкормиться пищей интеллектуальной, а заодно и про­ставить все точки над «i».

– Думаешь, ты сильно нужен своим праотцам? Ко­нечно, после того как ты высадил мне третий глаз, после того как соблазнил женщину – теперь, увы, пан­теру – моего разбитого сердца, после того как распра­вился со мной в аватаре робота-землекопа и вообще вел себя как последняя сволочь, мне тяжело проникнуться к тебе дружескими чувствами. Поэтому я ими не про­никся. Но я уже немолод и знаю всей виртуальной па­раше цену. – В аристократических устах Локи слово «параша» прозвучало особенно убедительно. – Меня интересует реальная жизнь. Вот почему мы сейчас си­дим за одним столом.

– И все-таки ты не ответил на мой вопрос, – педан­тично заметил Августин.

– Постой, – Локи сделал рукой упреждающий жест, – не все сразу. Ты мой гость. А долг гостя – слушать монологи хозяина.

Августин засмеялся, хотя это и было чистейшей правдой.

– Ты отличный парень, Августин. Но самое лучшее, что у тебя есть, – твоя фамилия. И это главное, Авгус­тин Борисович Депп.

– Что с того, что моя фамилия Депп?

– С Борисом Деппом мы работали вместе не один год. Твой отец был гением, головой номер ноль в моей бывшей конторе. И надеюсь, остался гением до сих пор.

Глава 12 КОМАТИ

1

Августин редко вспоминал о своем отце, Борисе Ми­хайловиче Деппе. Так повелось у них с матерью – вспо­минать о нем как можно реже.

Августин неплохо помнил его – вечно занятого, по­груженного в расчеты и внутренности различных уст­ройств – от самых примитивных до ультрасложных. Августин редко видел его – все дни и ночи он прово­дил в Центре Нейрофизиологических Исследований АН России. Августин редко говорил с ним – похоже, Бо­рис Михайлович считал сына слишком молодым для того, чтобы тратить свое драгоценное время на разгово­ры с ним.

Тогда Августину исполнилось шестнадцать. Он отра­стил длинные волосы, сделал криохимическую завивку и окрасил половину прядей в огненно-красный цвет. Дальше были голографические тату, пирсинг-серия для щек и пупка, высветление бровей – все эти важные дела требовали времени. А еще была музыка, учеба и секс. Короче говоря, он был так занят собой и девчонками, что проморгал момент, когда его дом превратил­ся из среднестатистического российского в Содом с Гоморрою.

Единственное, что помнил Августин из этого перио­да, – не было вечера, чтобы он пришел домой и не об­наружил на полуночной кухне горку осколков разбитой посуды и пепельницы, сплошь утыканной окурками. Не было и утра, когда бы он сквозь сон не слышал, как грызутся друг с другом отец и мать.

Так или иначе, Августину вот-вот должно было стук­нуть семнадцать, когда его родители развелись.

Развелись? Ну и флаг в руки. Он жил под девизом «завтра хоть потоп».

Развод родителей не вносил ничего нового в его ми­роощущение. Конечно, ему было немного жаль мать, которую измотали каждодневные скандалы и ранний климакс. Но в ту пору он был стихийным даосом-по­зитивистом и полагал, что случившееся всегда есть луч­шее из возможного.

Он слушал фолк-симфо-транс, боролся с «хвостами» в колледже, приноравливался деликатно задирать юбки и плевать хотел на старшее поколение.

Через неделю после развода отец бесследно исчез. Ни письма, ни сообщения, ничего.

Он не приходил, не звонил, не писал.

Мать сказала, что отца назначили куратором секрет­ного военного проекта и поэтому он не имеет возмож­ности общаться с родными. Августин только саркасти­чески хмыкнул – это казалось похожим на враки для младшего школьного возраста. Правда, довольно скоро он признал, что изобретенное матерью объяснение было лучшим из возможных.

Пожалуй даже, что-то правдоподобное в нем было.

Каждый месяц на их с матерью счет приходили до­вольно внушительные суммы – размером с две прежние зарплаты отца. Августин знал, что даром деньги никто не платит, а потому надеялся, что спустя год, два или уж в крайнем случае три отец позвонит и скажет что-нибудь вроде «Я взял два билета в инсектарий. Там зав­тра отличная выставка бабочек. Только живые экземп­ляры!».

Но ничего подобного не происходило – может, про­сто выставок не было. Августин, которому уже стукну­ло восемнадцать, поймал себя на крамольной мысли: встреча со взбалмошным, эгоцентричным и очень-очень странным папашей-работоголиком стала его мечтой. Не самой большой, но все-таки мечтой. Бывают такие меч­ты – небольшие.

Шли годы. Деньги