Джим Батчер ошарашил всех своих поклонников, убив Гарри Дрездена в конце романа «Перемены». Следующий роман, «История призрака», был написан с точки зрения призрака Гарри! Если вы ещё не читали «Холодные деньки», то сначала прочитайте новеллу «Гром среди ясного неба». В ней молодая ученица Гарри Дрездена, пытаясь противостоять силам тьмы без своего наставника, обнаруживает, что стать его достойной преемницей не так-то просто, и что ей лучше побыстрее научиться всему — иначе она погибнет. Хотите стать писателем? А узнать, как были созданы наши любимые романы? Читайте эссе Джима Батчера — «Писательское ремесло» о работе писателя, о принципах построения жанровой развлекательной литературы. И, разумеется, Джим не смог удержаться, чтобы не рассказать о своем опыте, в первую очередь, по циклу «Досье Дрездена»! А перевела статьи Батчера известный писатель Анастасия Парфенова (Настя-тор), автор фэнтезийного цикла «Танцующая с Ауте», свое мнение она излагает под главами и статьи от этого еще более интересны.

Гром среди ясного неба

Сборник

Джим Батчер

Гром среди ясного неба

Я скучаю по своему боссу.

Прошёл почти год с тех пор, так как я помогла ему умереть, и всё это время я была единственным профессиональным чародеем в Чикаго.

Ну, хорошо. Я не совсем профессиональный чародей. Я до сих пор вроде ученика. Мне никто не платит, если не считать кошельки и ценные вещи, которые я забираю иногда у мертвецов, поэтому я думаю, что я скорее любитель, чем профессионал. И у меня нет ни лицензии частного детектива, как у моего наставника, ни объявления в телефонной книге.

Но, кроме меня, его некому заменить. Я не такая сильная, как он, и не такая искусная, как он. Я просто пытаюсь справляться.

Как, например, сейчас, пытаясь отмыть с себя кровь под душем в доме Уолдо Баттерса.

В эти дни я, в основном, живу на улице, что не кажется настолько ужасным летом или ранней осенью, как это было во время арктических холодов прошлой супер-зимы. В сравнении с ними, это как сон на тропическом пляже. Тем не менее, мне не хватает таких вещей, как регулярный доступ к водопроводу, и Уолдо позволяет мне помыться у него всякий раз, когда мне это нужно. У меня был душ с отвёрнутым до упора горячим краном, и это был рай. Отчасти потрёпанный, нуждающийся в чистке, но, тем не менее, рай.

Пол в душе на несколько секунд стал красным, потом начал всё больше выцветать до розового, пока я смывала кровь. Это была не моя кровь. Банда фоморских слуг тащила пятнадцатилетнего мальчика по переулку в сторону озера Мичиган. Дотащи они его туда, его бы ждала судьба хуже смерти. Я вмешалась, но этот ублюдок Слухач предпочёл не отдать мальчишку, а перерезать ему горло. Я пыталась спасти его, когда Слухач и его приятели убежали. Мне не удалось. И я была рядом с мальчиком, чувствуя всё, что он делал, чувствуя его смятение, боль и ужас, пока он умирал.

Гарри бы этого не чувствовал. Гарри был бы героем дня. Он раскидал бы фоморских головорезов вокруг, как кегли, взял бы малыша на руки, как какой-нибудь герой из сериала, и унёс бы его в безопасное место.

Мне не хватает моего босса.

Я использовала много мыла. Я, вероятно, плакала. Я начала игнорировать слёзы месяцы назад, и время от времени я честно не знаю, текут они или нет. Очистившись — физически, по крайней мере — я просто стояла там, впитывая тепло, позволяя воде обтекать меня. Шрам на ноге, где меня подстрелили, ещё морщинистый, но цвет с фиолетового и красного сменился на агрессивно-розовый. Баттерс сказал, что через пару лет шрам исчезнет. Я снова могла ходить нормально, если не сильно перенапрягаюсь. Но, блин, моим ногам и прочим частям тела необходимо снова познакомиться с бритвой, несмотря даже на то, что светло-блондинистые волосы не так заметны.

Я бы проигнорировала их, но… Уход за собой имеет большое значение для поддержания своего духа на надлежащем уровне. «В здоровом теле здоровый дух», и всё такое. Я не была дурой. Я знала, что давно не дотягивала до этого уровня. Моему моральному духу необходима вся поддержка, которую он может получить. Я высунулась из душа и стибрила розовую пластиковую бритву Энди. Отплачу оборотнической подруге Уолдо за это позже.

Я закончила мыться примерно в то же время, как кончились горячая вода, вылезла из душа и вытерлась полотенцем. Мои вещи были свалены в кучу у двери — сандалии с гаражной распродажи, старый нейлоновый рюкзак и моя окровавленная одежда. Остальное было утеряно. А сандалии оставили частичные кровавые следы на месте преступления, так что мне нужно поскорее от них избавиться. Придётся наведаться на другую распродажу поношенной обуви. Когда-то это подняло бы мне настроение, но теперь ходить за покупками — совсем не то, что было раньше.

Я тщательно собирала со дна ванны и с пола выпавшие волосы и тому подобное, когда кто-то постучал. Я не перестала внимательно осматривать пол. Человек с таким же, как у меня, родом занятий может, и будет делать с вами ужасные вещи, используя оставленные частички вашего тела. Не убрать после себя — это всё равно, что самому попросить кого-нибудь вскипятить вам кровь, будучи на расстоянии двадцати кварталов. Нет уж, спасибо.

— Да? — окликнула я.

— Эй, Молли, — ответил Уолдо. — Тут, э-э… кое-кто хочет поговорить с тобой.

Мы позаботились о многих вещах. Если бы он использовал в своей фразе слово «чувство» в любом месте, я бы знала, что по ту сторону двери неприятности. То, что он не использовал это слово, означало, что опасности не было — или что он не мог этого видеть. Я надела браслеты и кольцо и положила оба моих жезла туда, где могла мгновенно их схватить. Только тогда я начала одеваться.

— Кто? — спросила я.

Он изо всех сил старался, чтобы его голос не был нервным. Я оценила его усилия. Это было мило.

— Сказала, что её зовут Жюстина. Говорит, ты её знаешь.

Я не была знакома с Жюстиной. Она была в рабстве у вампиров Белой Коллегии. Или, по крайней мере, личным помощником одного из них и девушкой другого. Гарри всегда хорошо к ней относился, правда, он становился большим, тупым идиотом, когда речь шла о женщине, которая напоминала сказочную принцессу и могла попасть в беду.

«Но если бы он был здесь, — пробормотала я про себя, — он бы ей помог».

Я не стала протирать запотевшее зеркало перед тем, как вышла из ванной. Я не хотела смотреть на своё отражение.

Жюстина была всего на несколько лет старше меня, но её волосы были совершенно белые. Она выглядела сногсшибательно — одна из тех девушек, которых парни считают слишком красивыми, чтобы с ними можно было познакомиться. На ней были джинсы и рубашка с пуговицами на воротнике, на несколько размеров больше, чем надо. Рубашка была Томаса, я уверена. Её язык тела был очень сдержанный, нейтральный. Жюстина умела скрывать свои эмоции лучше всех, кого я когда-либо видела, но под спокойной поверхностью я чувствовала сдерживаемую напряжённость и подавляемый страх.

Я чародей, или нечто чертовски близкое к этому, и я чувствую эмоции. Людям действительно трудно что-либо скрыть от меня.

Если Жюстина боялась, значит, она боялась за Томаса. Если она пришла ко мне за помощью, значит, она не могла получить помощь от Белой Коллегии. Мы могли бы выяснить всё это в ходе вежливого разговора, но у меня в последнее время было всё меньше и меньше терпения для учтивости, поэтому я решилась:

— Здравствуй, Жюстина. Почему я должна помогать тебе с Томасом, если его собственная семья не может этого сделать?

У Жюстины глаза на лоб полезли. Как и у Уолдо.

Я уже привыкла к такой реакции.

— Как ты узнала? — тихо спросила Жюстина.

Если владеешь магией, люди всегда предполагают, что всё, что ты делаешь, что угодно, должно быть с ней связано. Гарри всегда думал, что это смешно. Для него магия была просто ещё одним набором инструментов, которые его мозг мог использовать для решения проблемы. Разум был куда более важной частью этого процесса.

— А это имеет значение?

Она нахмурилась и отвела взгляд. Затем покачала головой:

— Он пропал. Я знаю, что он уехал по какому-то поручению Лары, но она говорит, что ничего не знает об этом. Она лжёт.

— Она вампир. И ты не ответила на мой первый вопрос, — слова прозвучали несколько жёстче и грубее, чем они звучали в моей голове. Я попыталась немного расслабиться. Сложила руки на груди и прислонилась к стене. — Почему я должна помогать тебе?

Не то, чтобы я не собиралась помогать ей. Но я знала тайну насчёт Гарри и Томаса, известную лишь немногим. Я должна была выяснить, известна ли эта тайна также и Жюстине, или мне следует скрывать это от неё.

Жюстина на секунду посмотрела мне прямо в глаза. Взгляд был пронизывающим.

— К кому ещё, кроме семьи, — произнесла она, — можно обратиться за помощью?

Я отвела глаза, прежде чем это могло превратиться в настоящий Взгляд, но её слова и совокупное впечатление от её позы, её присутствия, её самой, ответили на мой вопрос.

Она знала.

Гарри был сводным братом Томаса. Она бы обратилась за помощью к нему, будь он жив. Я была единственной в этих краях, кого можно было, пусть с натяжкой, назвать его преемницей, и, как она надеялась, я была способна влезть в его ботинки. В его огромные, растоптанные, страшные ботинки…

— К друзьям, — спокойно ответила я. — Мне понадобится что-нибудь от Томаса. Волосы, или, может быть, обрезки ногтей…

Она достала из нагрудного кармана рубашки закрытый на застёжку пластиковый пакет и без слов протянула его мне. Я подошла и взяла его. Там было несколько тёмных волосков.

— Ты уверена, что они его?

Жюстина жестом указала на собственную белоснежную гриву:

— Это не то, что можно легко спутать.

Поискав взглядом Баттерса, я обнаружила, что он молча следит за мной с противоположной стороны комнаты. Это был мелкий, жилистый, подвижный парень с большим клювом. Причёска, точно током ударило, а потом заморозило. В глазах читались непоколебимость и забота. Он, по долгу службы, вскрывал трупы для правительства, но являлся одним из самых знающих людей в городе, когда дело касалось сверхъестественного.

— Что? — спросила я.

Он старательно подбирал слова для ответа, но больше из-за волнения за мои чувства, чем потому, что боялся меня. В нынешнее время для большинства мотивация была бы обратная.

— Молли, стоит ли тебе ввязываться в это?

На самом деле, он хотел спросить, в своём ли я уме, если собираюсь помочь, и не будет ли от этого только хуже.

— Не знаю, — честно призналась я. Обернулась к Жюстине и попросила:

— Подожди здесь.

Я собрала своё барахло, взяла волоски и удалилась.

***

Первое, чему обучил меня Гарри Дрезден в магии, было заклинание слежения.

— Тут очень простой принцип, детка, — сказал он мне. — С помощью энергии мы создаём связь между двумя родственными предметами. В результате энергия даёт нам что-то вроде указателя, по которому можно увидеть, в какую сторону она течёт.

— К тому, что мы хотим найти? — спросила я.

Он, держа довольно жёсткий серый волос, кивнул в сторону своего пса, Мыша. Его нужно было назвать Лосем. Гигантская, косматая храмовая собака была размером с пони.

— Мыш, — сказал Гарри, — пойди, потеряйся, и мы посмотрим, сможем ли мы тебя найти.

Здоровенный пёс зевнул и охотно направился к двери. Гарри выпустил его, а потом подошёл и сел возле меня. Мы находились в его гостиной. Несколькими ночами ранее я набросилась на него. В голом виде. А он плеснул мне на голову из кувшина холодной водой. Я до сих пор расстраивалась, но он, скорее всего, был прав. Для него это было правильным поступком. Он всегда поступал правильно, даже если это означало проигрыш. Я всё ещё очень сильно желала быть с ним, но, возможно, время пока не пришло.

Всё было не так плохо. Я умею быть терпеливой. К тому же мы были с ним вместе почти каждый день, пусть и по-другому.

— Хорошо, — сказала я, когда он подсел. — Что мне делать?

***

За последующие с того дня годы это заклинание стало рутинным занятием. Я пользовалась им для поиска пропавших людей, потайных мест, парных носков и повсеместно, чтобы совать свой нос куда ни попадя. Гарри сказал бы, что для чародея это вполне ожидаемо, и был бы прав.

Я остановилась в переулке поблизости от дома Баттерса и кусочком розового мела начертила на бетоне круг. Я замкнула круг лёгким усилием воли, вынула из пластикового пакета один из волосков и подняла его вверх. Я сконцентрировала энергию заклинания, соединяя различные его элементы в моей голове. Когда мы начинали, Гарри позволял мне использовать четыре различных предмета, обучая меня, как присоединять к ним мысли, чтобы представить различные фрагменты заклинания, но это было совсем не нужно. Вся магия происходит внутри головы чародея. Можно использовать разный реквизит, чтобы облегчить задачу, и в по-настоящему сложных заклинаниях это создаёт разницу между невозможным и почти невозможным. Хотя для этого заклинания я не нуждалась ни в каких подпорках.

Я собрала различные фрагменты заклинания в голове, связала их вместе, добавила небольшое усилие воли, а затем, пробормотав слово, направила эту энергию в волосок в моих пальцах. Затем я сунула волосок в рот, разорвала меловой круг, стерев его часть ногой, и выпрямилась.

Гарри всегда использовал в качестве индикатора для отслеживающего заклинания материальные объекты — свой амулет, компас, или какой-нибудь маятник. Я не хотела ранить его чувства, но ни в чём подобном на самом деле не было необходимости. Я могла чувствовать магию, пронизывающую волосок, как лёгкое покалывание в губах. Я достала дешёвый маленький пластиковый компас и малярный шнур в десять футов длиной. Я установила компас и пришпилила один конец малярного шнура, отметив направление на магнитный север.

Затем взяла свободный конец шнура и стала медленно поворачиваться, пока не нашла направление, в котором покалывание на моих губах было максимальным. Губы — обычно чрезвычайно чувствительная часть тела, и я обнаружила, что они обеспечивают лучшую тактильную обратную связь для такого рода вещей. Как только я поняла, в каком направлении Томас, я сориентировала шнур, убедилась, что он туго натянут, и пришпилила ещё раз, так, что в результате получилась очень вытянутая буква V, как кончик гигантской иглы. Я измерила угол между концами V.

Затем я повернулась на девяносто градусов, отсчитала пятьсот шагов и повторила процесс.

Обещайте никогда не рассказывать об этом моему школьному учителю математики, но затем я села и применила законы тригонометрии к реальной жизни.

Вычисления не были сложными. У меня были два измеренных угла между направлением на магнитный Север и направлением, указанным заклинанием. Мне было известно расстояние между вершинами двух углов в шагах Молли. Шаги Молли — не особо научная единица, но для данного применения они были достаточно практичны, чтобы вычислить расстояние до Томаса.

С помощью таких простых инструментов я не могла получить достаточно точные измерения, чтобы знать, какие двери вышибать, но теперь я выяснила, что он был сравнительно недалеко — на расстоянии четырёх или пяти миль, вместо того, чтобы быть на Северном Полюсе или где-то вроде этого. Я много передвигалась по городу, потому, что в движущуюся мишень намного труднее попасть. Я, наверное, в среднем за день пересекала его по три или четыре раза.

Для более точного определения местонахождения мне нужно было ближе подобраться к нему, поэтому я сконцентрировалась на покалывании в губах и пошла вперёд.

Томас находился в небольшом офисном здании, расположенном на большом земельном участке.

Оно имело всего три этажа, огромным не назовёшь, хотя находилось в окружении нескольких гораздо более крупных сооружений. Участок был достаточно велик, чтобы застроить его чем-то более величественным, но, вместо этого, территорию занимал ухоженный газон, садик, в комплекте с элементами водного дизайна, и всё это было обнесено очень низкой, очень скромной кованой оградой. В самой конструкции дома, судя по его виду, использовалось большое количество камня и мрамора, а в одних только карнизах было больше стиля, чем во всей архитектуре башен поблизости. Выглядел он великолепно и подчёркнуто скромно одновременно, как один небольшой, совершенный бриллиант, выделяющийся среди россыпи стразов.

Снаружи не было никаких вывесок. У входа не было ничего примечательного, кроме ворот, которые охраняли опытные на вид мужчины в тёмных костюмах. Дорогие тёмные костюмы. Если охранники могли позволить себе носить такое как рабочую униформу, это означало, что, кто бы ни владел этим зданием, у него были деньги. Большие деньги.

Я обошла здание, из осторожности стараясь оставаться на дальней стороне улицы, чтобы убедиться, что чувство покалывания от энергии поискового заклинания подтверждает местонахождение Томаса, но внутри всё равно кто-то обратил на меня внимание. Чувствовалось, как глаза охранника, даже сквозь очки, следят за мной. Возможно, стоило сделать первый заход под завесой, но Гарри всегда был против применения магии, за исключением случаев, когда это действительно было необходимо, иначе слишком легко потом начать использовать её на всякие мелочи.

В каком-то смысле я лучше понимаю «как» использовать магию, чем Гарри. Но у меня хватило сообразительности понять, что мне никогда не стать столь же умной, как он, когда дело дойдёт до «зачем».

Я зашла в «Старбакс»[1] по-соседству, заказала чашку жидкой бодрости и задумалась о том, как попасть внутрь. Мой язык свидетельствовал на проводимом мной Великом Суде, когда я почувствовала присутствие быстро приближающейся сверхъестественной силы.

Я не запаниковала, паника приводит к гибели, вместо этого я, сверкая пятками, рванула в коридорчик, ведущий в тесную уборную. Заперлась внутри, достала жезлы из заднего кармана, проверила уровень энергии в браслетах — оба были готовы к действию. Кольца также были полностью заряжены и почти идеально подходили к тому, что могло произойти.

Итак, я успокоила мысли, сделала небольшое усилие воли, прошептала заклинание и исчезла.

Завесы — достаточно сложные заклинания в магии, но у меня был талант к ним. Становясь по-настоящему и целиком невидимой, получаешь настоящую головную боль: свет, проходящий сквозь тело, в буквальном смысле замораживает, как последняя стерва, к тому же при этом становишься слеп, как крот. Стать невидимым можно было и по-другому. Качественная завеса оставляла видимыми только небольшое мерцание в воздухе да несколько слабых теней там, где их не должно быть, и делала кое-что ещё. Она создавала ощущение обыденности в воздухе вокруг, ауру скучной заурядности, которая, как правило, чувствуется разве что на нелюбимой работе, примерно в три тридцать пополудни. Как только этот эффект объединяется со значительным снижением видимости очертаний, оставаться незамеченным становится почти так же легко, как дышать.

Исчезнув за завесой, я также создала изображение, ещё одну комбинацию иллюзии и внушения. Это было просто: появилась моя копия, как моё отражение в зеркале, честная и весёлая на вид, прямо-таки преисполненная добродетелью. Ощущения, сопровождающие этот образ, были просто разновидностью большой дозы меня: звуки моих шагов и движения, запах шампуня из ванной Баттерса, аромат моей чашки кофе. Я привязала изображение к одному из колец, что носила на пальцах, и сделала самостоятельным, поддерживая энергией, запасённой в лунном камне. Затем я повернулась, с собственным изображением, облегающим моё невидимое тело, как костюм из света, и вышла из кофейни.

Оказавшись на улице, я сделала крутой поворот, простой манёвр уклонения. Моё изображение повернуло налево, а я направо.

Для любого постороннего это выглядело так: молодая женщина только что вышла из кофейни и решила прогуляться по улице с чашкой кофе. Она явно наслаждалась жизнью. Я заставила свою копию немного подпрыгивать и раскачиваться при движении, чтобы сделать её намного более заметной (и, следовательно, лучше отвлекать). Она может идти по улице милю или больше, прежде чем просто исчезнет.

Между тем, настоящая я неслышно скользнула в проулок и стала наблюдать.

Моё изображение не прошло и ста метров, прежде чем мужчина в чёрном свитере вышел из переулка и последовал за ним — слуга фоморов. Эти ублюдки теперь были повсюду, как тараканы, только более отвратительные, и их труднее убить.

Вот только… это было слишком просто. Один слуга не заставил бы мой инстинкт тревоги зазвенеть. Они были сильными, быстрыми и жестокими, конечно, но не в большей степени, чем многие другие существа. Они не обладают кучей магической силы; иначе фоморы вообще никогда не давали бы им отпуск.

Тут был кто-то ещё. Тот, кто хотел меня отвлечь, пока я слежу, как якобы слуга идёт следом за якобы Молли. И если этот кто-то знал меня достаточно хорошо, чтобы придумать такого рода уловку, чтобы привлечь моё внимание, то он знал меня достаточно хорошо, чтобы обнаружить меня, даже под завесой. Существует очень ограниченное число людей, которые могли это сделать.

Я сунула руку в нейлоновый рюкзак и схватилась за штык-нож М9, привезённый братом домой из Афганистана. Когда тяжёлое лезвие оказалось снаружи, закрыла глаза и быстро крутанулась на месте с ножом в одной руке и кофе в другой. Отщёлкнула большим пальцем крышку с кофе и плеснула жидкостью по широкой дуге примерно на уровне груди.

Раздался вздох. Ориентируясь на него, открыв глаза, я шагнула в сторону источника звука, разрезая ножом воздух перед собой, чуть выше уровня своего сердца.

Неожиданно стальное лезвие полыхнуло ярким светом — это нож пронзил завесу, висевшую в воздухе всего в нескольких дюймах от меня. Толкая остриё перед собой, я быстро шагнула вперёд сквозь неё, и внезапно за завесой обнаружилась какая-то фигура. Это была женщина, выше меня ростом, в рванье (кофейного цвета), а её не заплетённые огненно-рыжие волосы развевал ветер. Она наклонилась в сторону и, потеряв равновесие, оперлась плечом о кирпичную стену переулка.

Я не смилостивилась и продолжала тянуться лезвием к её горлу, пока, в последний момент, бледная тонкая рука не схватила меня за запястье, резко, как змея, только она была сильнее и холоднее. Мы оказались лицом к лицу в нескольких дюймах друг от друга, я упёрлась пяткой, толкая нож, преодолевая сопротивление, но не переусердствуя, чтобы неожиданное её движение не вывело меня из равновесия. Она была стройна и прекрасна, даже в лохмотьях: широкие раскосые глаза, совершенные пропорции фигуры, такие можно найти разве что у полудюжины супермоделей — и у любого сидхе.

— Здравствуй, тётушка, — произнесла я ровным голосом. — Очень некрасиво подкрадываться ко мне сзади. Особенно сейчас.

Она сдерживала мой вес одной рукой, хотя и через силу. В тембре её мелодичного голоса чувствовалась натянутость. Она выдохнула:

— Дитя, ты ожидала моего прихода. И если бы не остановила я тебя, ввела бы в мою плоть холодное железо, причинив невыразимое мученье мне. Ты жаждала пролить мою живую кровь на землю, — её глаза расширились. — И хочешь умертвить меня.

— Хочу, — с удовольствием согласилась я.

Она широко улыбнулась, показав изящно заострённые зубы.

— Мне удалось неплохо обучить тебя.

Потом она вывернулась с гибкой текучей грацией подальше от ножа и отступила на широкий шаг от меня. Я следила за ней, опустив нож, но не убирая его.

— У меня сейчас нет времени для занятий, тётушка Леа.

— Я здесь не для того, чтобы учить тебя, дитя.

— На игры у меня тоже нет времени.

— Я здесь тоже не для игр, — сказала Леанансидхе, — но, чтобы дать предупреждение: тебе грозит опасность.

Я приподняла бровь.

— Вау. Надо же.

Она укоризненно покачала головой, её губы сжались в линию. Её глаза смотрели мимо меня, вдоль переулка, затем она бросила быстрый взгляд в другую сторону. Выражение её лица изменилось. Не то чтобы она совсем потеряла самодовольное превосходство, которое всегда сквозило в чертах её лица, но оно изрядно уменьшилось, и она понизила голос:

— Ты всё шутишь, дитя, но ты в серьёзной опасности — как и я. Мы не должны задерживаться здесь, — она перевела взгляд на меня. — Если ты имеешь намерение поймать этого врага, если ты хочешь освободить брата моего крестника, вначале я должна кое-что тебе поведать.

Я сузила глаза. Фея-крёстная Гарри взяла на себя обязанности моего наставника, когда Гарри умер, но она вовсе не была доброй феей. Фактически, она была заместителем Мэб, Королевы Воздуха и Тьмы, и она была кровожадным, опасным существом, которое разделяло врагов на две категории: те, кто уже умер, и те, которыми она еще не насытилась. Я не знала, что ей известно о Гарри и Томасе — но это не шокировало меня.

Леа была безжалостным, жестоким существом — но, насколько я знала, она никогда не лгала мне. Технически.

— Пойдём, — сказала Леанансидхе. Она повернулась и быстрым шагом направилась к дальнему концу переулка, на ходу снова став невидимой и набросив завесу вокруг себя, чтобы спрятаться от посторонних глаз.

Я оглянулась в сторону здания, где держали Томаса, стиснула зубы и последовала за ней, соединив свою завесу с её.

Мы шли по улицам Чикаго, невидимые для тысяч глаз. Люди, мимо которых мы проходили, делали несколько дополнительных шагов, чтобы разминуться с нами, даже не задумываясь об этом. Будучи невидимым, необходимо распространять внушение избегать вас, когда вы находитесь в толпе. Иначе какой в этом смысл, если десятки людей будут натыкаться на вас.

— Скажи мне, дитя, — сказала Леа, внезапно отказавшись от архаичного диалекта. Она так делала иногда, когда мы оставались одни. — Что тебе известно о свартальвах?[2]

— Немного, — ответила я. — Они выходцы из Северной Европы. Они маленькие, живут под землёй. Ещё они лучшие магические кузнецы на земле; Гарри покупал сделанные ими вещи всякий раз, когда он мог себе это позволить, но они были не из дешёвых.

— Как сухо, — сказала фея. — Ты говоришь так, словно цитируешь книгу, дитя. Книги часто имеют мало общего с жизнью. — Её внимательные зелёные глаза сверкнули, когда она повернулась, чтобы посмотреть на молодую женщину с младенцем, проходящую мимо нас. — Что ты знаешь о них?

— Они опасны, — ответила я тихо. — Очень опасны. Древнескандинавские боги ходили к ним за оружием и доспехами, и они не пытались бороться с ними. Гарри говорил, что рад, что ему никогда не приходилось сражаться с чёрными альвами. Они также придерживаются понятий о чести. Они участники Неписаного Соглашения, и они соблюдают его. Они имеют репутацию свирепых защитников своих соплеменников. Они не люди, они не добрые, и только глупец станет с ними связываться.

— Уже лучше, — похвалила Леанансидхе. Затем добавила пренебрежительным тоном:

— Только глупец.

Я снова оглянулась в сторону того здания:

— Это их собственность?

— Их крепость, — ответила Леа. — Центр смертных дел, здесь, на великом перепутье. Что ещё можешь о них вспомнить?

— Хм, — покачала я головой. — У одной из скандинавских богинь спёрли ювелирную побрякушку…[3]

— Её звали Фрейя, — уточнила Леа.

— А вор…

— Локи.

— Ага, он. Он заложил ожерелье свартальвам, или что-то вроде того, и нужно было до фига сделать, чтобы получить побрякушку обратно.

— Можно только гадать, как это можно быть настолько рассеянной и одновременно настолько точной, — сказала Леа.

Я ухмыльнулась.

Леа нахмурилась:

— Ты прекрасно знаешь эту историю. Ты… водила меня за нос. Полагаю, именно так говорится.

— У меня был хороший учитель в классе по охоте на Снарка,[4] — парировала я. — Фрейя пошла, чтобы получить своё ожерелье назад, и свартальвы были готовы сделать это, но только если она согласится поцеловать каждого из них.

Леа откинула голову назад и рассмеялась.

— Дитя, — сказала она, и её в голосе я слышала злобный лязг клинков, — вспомни, что многие старые сказки были переведены и расшифрованы довольно чопорными учёными.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— То, что свартальвы наверняка не согласились бы отказаться от одной из самых величайших драгоценностей во Вселенной ради общественной поездки на «первую базу».

Я моргнула пару раз и почувствовала, что мои щеки начинают краснеть:

— Ты имеешь в виду, что она должна была…

— Точно.

— Со всеми ними?

— Именно так.

— Ну и ну, — сказала я. — Мне, как и любой девушке, нравятся побрякушки, но это за пределом допустимого. Далеко за пределом. В смысле, отсюда нельзя даже увидеть линию предела.

— Возможно, — сказала Леа. — Я полагаю, это зависит от того, как сильно кому-то нужно вернуть что-то от свартальвов.

— Э-э… Ты говоришь, что мне нужно устроить групповушку, чтобы вытащить оттуда Томаса? Потому что… этого просто не будет.

Леа показала зубы в улыбке:

— Нравственность меня забавляет.

— Ты бы это сделала?

Леа с оскорблённым видом посмотрела на меня:

— Ради кого-то другого? Конечно, нет. Ты хоть понимаешь, какие обязательства это повлечет за собой?

— Ну… не то что бы…

— Не мне делать этот выбор. Ты должна спросить себя: является ли твое душевное спокойствие более ценным для тебя, чем жизнь вампира?

— Нет. Но должен быть другой путь.

С минуту Леа, казалось, рассматривала варианты:

— Чёрные альвы любят красоту. Они жаждут её так, как дракон жаждет золота. Ты молода, мила, и… Я полагаю, тут подходит определение «горяча». Честная сделка обмена твоих милостей на вампира почти наверняка будет успешной, если предположить, что он до сих пор жив.

— Мы назовём это «планом Б», — сказала я. — Или, может быть, «планом X». Или «планом XXX». Почему бы просто не вломиться и не похитить его?

— Дитя, — упрекнула меня Леанансидхе. — Свартальвы довольно хороши в Искусстве, и это одна из их крепостей. Я не смогла бы предпринять такую попытку и остаться в живых. — Леа склонила голову набок и окинула меня одним из тех чужеродных взглядов, от которых по моей коже начинали бегать мурашки. — Ты хочешь вернуть Томаса или нет?

— Я хочу рассмотреть варианты, — сказала я.

Фэйре-колдунья пожала плечами:

— Тогда я советую тебе сделать это как можно быстрее. Если он всё ещё жив, у Томаса Рейта в запасе считанные часы.

Я открыла дверь в квартиру Уолдо, закрыла и заперла ее за собой, затем сказала:

— Я нашла его.

Как только я повернулась к комнате, кто-то ударил меня по лицу.

Это не было лёгким шлепком типа: «Эй, проснись». Это было мощная оплеуха, от который было бы действительно больно, если бы удар был нанесён кулаком. Я ошеломлённо отшатнулась.

Подруга Уолдо, Энди, сложила руки на груди и на секунду уставилась на меня, прищурившись. Она была девушкой среднего роста, но она была оборотнем, и была сложена как модель-кинозвезда, собирающаяся заняться профессиональным рестлингом.

— Привет, Молли, — сказала она.

— Привет, — ответила я. — И… ой.

Она подняла розовую пластиковую бритву:

— Давай поговорим о рамках?

Что-то уродливое где-то глубоко внутри меня обнажило свои когти и напряглось. Это было частью меня, той частью, которая хотела догнать Слухача и сделать с ним кое-что, связанное с железнодорожными костылями и канализационным сливом. У каждого человека есть что-то подобное где-то внутри. Чтобы пробудить это, нужны действительно ужасные вещи, но эта дикость живёт в каждом из нас. Это часть нас, которая вызывает бессмысленные злодеяния, та, что ответственна за ад войны.

Никто не хочет говорить об этом, или даже думать об этом, но я не могла позволить себе подобное добровольное неведение. Я не всегда была такой, но после года борьбы с фоморами и тёмным закулисьем сверхъестественной сцены Чикаго, я стала кем-то другим. Эта часть меня была бодрствующей и активной и постоянно устраивала конфликты между моими эмоциями и моей же рациональностью.

Я приказала этой своей части сесть на задницу и заткнуться.

— Хорошо, — сказала я. — Но позже. Я немного занята.

Я начала протискиваться мимо неё в комнату, но она быстро меня остановила, упершись рукой мне в грудь и толкнув назад к двери. Не похоже, что она старалась причинить боль, но я нехило ударилась о дерево.

— Сейчас самое время, — сказала она.

В моём воображении я сжала кулаки и, яростно крича, сосчитала до пяти. Уверена, Гарри никогда не приходилось иметь дело с такого рода глупостями. У меня не было лишнего времени, но я также не хотела делать ничего жестокого с Энди. Я пройду все круги ада, если сорвусь. Я не отказала себе в удовольствии стиснуть зубы, глубоко вздохнула и кивнула:

— Хорошо. Чего ты хочешь, Энди?

Я не добавила слово «сука», но подумала о нём очень громко. Мне, наверное, надо стать более приятным человеком.

— Это не твоя квартира, — сказала Энди. — Ты не должна сюда заваливаться и сваливать всякий раз, как тебе, блин, захочется, в независимости от времени или того, что происходит. Ты хоть раз удосужилась остановиться и подумать о том, что ты творишь с Баттерсом?

— Я ничего не «творю» с Баттерсом, — ответила я. — Просто пользуюсь душем.

Голос Энди стал жёстче:

— Ты пришла сюда сегодня вся в крови. Я не знаю, что произошло — но знаешь, что? Меня это не волнует. Всё, что меня волнует, так это то, какие проблемы ты можешь вывалить на других людей.

— Никаких проблем, — сказала я. — Слушай, я куплю тебе новую бритву.

— Господи Ииусе, дело не в собственности или деньгах, — сказала Энди. — Дело в уважении. Баттерс здесь для тебя всякий раз, когда тебе нужна помощь, а ты даже поблагодарить его не можешь. Что, если за тобой проследили до этого места? Ты хоть представляешь, в какие проблемы он может вляпаться, помогая тебе?

— За мной не следили, — ответила я.

— Сегодня нет, — ответила Энди. — Но как насчёт следующего раза? У тебя есть сила. Ты можешь сражаться. У меня нет того, что есть у тебя, но даже я могу сражаться. Баттерс не может. Чей душ ты собираешься использовать, если будешь вся покрыта его кровью?

Я скрестила руки на груди и внимательно посмотрела мимо Энди. Некоторой частью своего мозга я знала, что она в чём-то права, но это рассуждение приходило где-то через секунду после моего внезапного желания врезать ей.

— Слушай, Молли, — сказала она более мягким голосом. — Я знаю, что в последнее время тебе было нелегко. С тех пор, как Гарри умер. Когда появился его призрак. Я знаю, это было не забавно.

Я просто молча на неё смотрела. Нелегко и не забавно. Это был один из способов описать это.

— Есть кое-что, что, думаю, тебе надо услышать.

— И что же это?

Энди немного наклонилась вперёд и твёрдо сказала:

— Смирись с этим.

На секунду в квартире стало очень тихо, в отличие от того, что творилось внутри меня. Моя уродливая часть становилась всё громче и громче. Я закрыла глаза.

— Люди умирают, Молли, — продолжила Энди. — Они уходят. И жизнь продолжается. Гарри, возможно, был первым другом, которого ты потеряла, но он не будет последним. Я понимаю, что тебе больно. Я понимаю, что ты пытаешься влезть в действительно большие ботинки. Но это не даёт тебе права злоупотреблять добрым отношением других. Многие люди страдают в последнее время, если ты не заметила.

Если бы я не замечала… Боже, я бы убила за возможность не замечать боль людей. Не жить рядом с ней. Не ощущать её отголоски часы или дни спустя. Уродливая часть меня, чёрная часть моего сердца, хотела открыть психический канал для Энди, показать ей пример того, через что я регулярно прохожу. Дать ей увидеть и оценить мою жизнь. И посмотрим, будет ли она потом такой праведной. Это было бы неправильно, но…

Я медленно вздохнула. Нет. Гарри сказал мне однажды, что вы всегда можете узнать, когда собираетесь оправдать свой ​​путь к плохому решению. Это когда вы начинаете использовать такие фразы, как: «Это было бы неправильно, но…» Его советом было выкинуть «но» из предложения: «Это было бы неправильно». И всё тут.

Я удержалась от опрометчивых действий и не дала свободы нарастающему внутри меня буйству чувств.

— Что именно ты от меня хочешь? — спокойно спросила я.

Энди неглубоко вздохнула и вяло махнула рукой:

— Просто… вынь голову из задницы, подруга. Я же не веду себя здесь неразумно, даже учитывая, что мой парень дал тебе ключ от своей долбанной квартиры.

Я аж заморгала от таких слов. Вот это да. С этой точки зрения поступок Баттерса я не рассматривала. Романтика и романтические ссоры в последнее время занимали последние строчки в списке моих приоритетов. Энди нечего было опасаться на этом фронте… но, кажется, она не слишком разбиралась в человеческих чувствах, чтобы можно было убедить её в противном. Теперь я знала, что беспокоило её. Конечно, она не ревновала, но отчётливо понимала, что я молодая девушка, которую многие мужчины находили привлекательной, а Уолдо тоже был мужчиной.

Мужчиной, которого она любит. Это я тоже чувствовала.

— Подумай о нём, — тихо сказала Энди. — Пожалуйста. Просто… попытайся позаботиться о нём, как он заботится о тебе. Например, звони перед приходом. Если ты заявишься сюда вся в крови в следующий субботний вечер, ему будет очень неловко объяснять это своим родителям.

Скорее всего, я почувствую присутствие незнакомцев в квартире, ещё до того, как подойду достаточно близко, чтобы коснуться двери. Но не было никакого смысла говорить об этом Энди. Не её вина, что она действительно не понимает мир, в котором я живу. И конечно, она не заслуживает смерти за это, несмотря на противоположное мнение моего внутреннего ситха.

Я должна выбирать, советуясь с разумом. Моему разбитому сердцу больше нельзя доверять.

— Я постараюсь.

— Вот и ладно, — сказала Энди.

На секунду, пальцы моей правой руки задрожали, и я обнаружила, что моя уродливая часть жаждет метнуть в другую женщину сгусток силы, хочет ослепить её, оглушить, устроить ей такое головокружение, что она ещё долго не сможет определить, где верх, а где низ. Леа показала мне, как это сделать. Но я загнала желание атаковать обратно под свой контроль.

— Энди, — вместо этого сказала я.

— Чего?

— Не бей меня больше, если не собираешься убить.

Я не собиралась ей угрожать. Просто я, как правило, инстинктивно реагирую, когда события принимают крутой оборот. Психическая турбулентность такого рода конфликта больше не заставляет меня упасть, крича от боли, но становится очень трудно ясно мыслить под бешеный рёв уродливой части меня. Если Энди снова меня так ударит… ну. Я не совсем уверена, как тогда отреагирую.

Я не безумна, как Шляпник. Я вполне в этом уверена. Но курсы выживания имени Тетушки Леа заставляют тебя быть готовой защищаться всерьёз, а не играть с другими в хорошую девочку-пацифистку.

Угроза или нет, Энди чувствовала свою роль в конфликте, и не отступила:

— Если я не буду считать, что ты нуждаешься в хорошей оплеухе, то и не буду тебе её отвешивать.

Уолдо и Жюстина выходили, чтобы прикупить что-нибудь на ужин, и вернулись минут через десять. Мы все сели есть, и в процессе я сообщила о ситуации.

— Свартальфхейм, — прошептала Жюстина. — Это… это нехорошо.

— Это норвежские ребята, не так ли? — спросил Баттерс.

Я просвещала их в промежутках между прожёвыванием кусков оранжевого цыпленка, передавая то, что узнала от Леанансидхе. Как только я закончила, ненадолго воцарилось молчание.

— Так… — сказала Энди после короткой паузы. — План состоит в том, чтобы… вытрахать его свободу?

Я внимательно на неё посмотрела.

— Просто спрашиваю, — мягко ответила Энди.

— Они ни за что его не продадут, — сказала Жюстина, низким напряжённым голосом. — Не сегодня ночью.

Я посмотрела на неё:

— Почему нет?

— Они сегодня заключили союз, — сказала она. — Ночью там будет празднование. Лара была приглашена.

— Что за союз? — спросила я.

— Пакт о ненападении, — ответила Жюстина. — С фоморами.

Я чувствовала, как мои глаза расширяются.

Ситуация с фоморами становилась всё хуже и хуже. Чикаго было далеко до самых опасных городов-сафари мира, но для обладателей даже самого скромного магического таланта фоморы превратили улицы в ночной кошмар. У меня не было такого доступа к подобной информации, какой у меня был в период работы с Гарри и Белым Советом, но я слышала новости из Паранета и из других источников. Фоморы были звёздной командой плохих парней, уцелевшими изгоями и злодеями из десятка различных пантеонов, павших давным-давно. Они объединились под знаменем группы существ, известных как фоморы, и тихо залегли на дно на весьма длительное время — на тысячи лет, если точнее.

Теперь они перешли в наступление, и даже такие мощные игроки, как Свартальфхейм, нация чёрных альвов, уходили с их дороги.

Блин, я не настолько волшебница, чтобы справиться с этим.

— Лара, должно быть, отправила туда Томаса с какой-то целью, — продолжила Жюстина. — Украсть информацию, как-то разрушить союз. Что-то вроде этого. Проникновение без приглашения — это уже плохо. Если же его поймали при попытке шпионажа за ними…

— Они устроят показательную казнь, — сказала я спокойно. — Сделают из него пример.

— Сможет ли Белая Коллегия его вытащить? — спросил Уолдо.

— Если Белая Коллегия попытается вернуть одного из своих, это будет равноценно признанию, что они заслали агента шпионить в Свартальфхейм, — ответила я. — Лара не сможет этого сделать без серьёзных последствий. Она будет отрицать, что незаконное проникновение Томаса имеет что-либо общее с ней.

Жюстина встала и напряжённо заметалась по комнате:

— Мы должны идти. Мы должны что-то сделать. Я заплачу цену; я заплачу её десятикратно. Мы должны что-то сделать!

Я отщипнула ещё несколько кусков от оранжевого цыпленка, хмурясь и раздумывая.

— Молли! — крикнула Жюстина.

Я смотрела на цыплёнка. Мне понравилось, как апельсиновый соус контрастирует с тёмно-зелёным брокколи и мягкими белыми контурами риса. Три цвета составили приятную комбинацию. Это было… красиво, правда.

— Они жаждут красоты, как дракон жаждет золота, — пробормотала я.

До Баттерса, казалось, дошло, что у меня крутится в голове мысль. Он откинулся на спинку стула и чёткими движениями продолжал есть палочками лапшу из коробки. Ему не нужно было даже смотреть, чтобы их использовать.

Секунду спустя, Энди взяла свои палочки и склонила голову набок.

— Молли? — спросила она.

— Они устраивают сегодня вечером вечеринку, — сказала я. — Верно, Жюстина?

— Да.

Энди нетерпеливо кивнула:

— И что же мы будем делать?

— Мы, — ответила я, — идём по магазинам.

Я та ещё пацанка. Не потому, что я не люблю быть девочкой или что-то в этом роде, в основном я думаю, что быть ею очень даже мило. Но мне нравится бывать на свежем воздухе, испытывать физические нагрузки, изучать разные вещи, читать и строить. В принципе, я никогда сильно не погружалась в «девичьи аспекты» женского бытия. Энди была немного более продвинута в этом вопросе. В этом можно обвинить тот факт, что её мать не воспитывала её, как моя мамуля меня. В моём доме имелся макияж для походов в церковь и для женщин лёгкого поведения.

Знаю, знаю: уму непостижимые противоречия. У меня были проблемы задолго до того, как я связалась с магией, уж поверьте мне.

Я не была уверена, как сделать то, что нам нужно, чтобы ещё и успеть на вечеринку, но, как только я объяснила, что нам нужно, то узнала, что, когда дело доходит до убойной женственности, Жюстина становится круче варёных яиц.

Через несколько минут за нами прибыл лимузин и доставил нас в частный салон красоты в Чикаго-Луп,[5] где Жюстина достала совершенно белую, без опознавательных знаков, кредитную карту. Около двадцати сотрудников — консультантов по гардеробу, парикмахеров, визажистов, портных и специалистов по подбору аксессуаров — развили бурную деятельность и полностью экипировали нас для нашей миссии чуть больше чем за час.

На этот раз я никак не могла оторваться от зеркала. Я пыталась смотреть на отражающуюся в нём молодую женщину объективно, как если бы она была кем-то другим, а не той, которая помогла убить человека, которого любила, а затем снова подвела его, будучи не в силах предотвратить уничтожение даже его призрака из-за его решимости защищать других. Эта сука заслуживала попасть под поезд или что похуже.

Девушка в зеркале была высокой, с натуральными белокурыми волосами, которые были зачёсаны наверх, открывая шею, и удерживались блестящими чёрными заколками. Она выглядела худощавой, наверное, слишком худой, но благодаря хорошему мышечному тонусу не смахивала на анорексичку или наркоманку. Маленькое чёрное платье, которое на ней было надето, наверняка заставило бы прохожих оборачиваться. Она казалась немного усталой, даже с умело нанесённым макияжем. Она была красива — если вы не знали её, и если вы не слишком усердно вглядывались в то, что творилось в её голубых глазах.

Белый лимузин подъехал, чтобы забрать нас, и мне удалось доковылять до него на высоченных каблуках, не свалившись.

— О, мой Бог, — сказала Энди, когда мы сели. Рыжая красотка вытянула ноги и покачала ими в воздухе. — Я обожаю эти туфли! Если мне придётся их скинуть, чтобы обернуться волком и вцепиться кому-нибудь в глотку, я буду скулить от обиды.

Жюстина улыбнулась ей, но потом посмотрела в окно, и её прекрасное лицо вновь стало отстранённым и печальным:

— Это же просто туфли.

— Туфли, которые заставляют мои ноги и задницу выглядеть классно! — возразила Энди.

— Туфли, которые причиняют боль, — парировала я. Раненая нога, возможно, уже зажила, но передвижение в этих пыточных устройствах на шпильках было для меня в новинку, вследствие чего от лодыжки до бедра расползалась постоянная боль. Последнее, что мне нужно, это мышечная судорога, из-за которой я могу упасть, как было, когда я впервые снова начала ходить. Любая обувь с таким высоким каблуком должна идти в комплекте со страховочной сеткой. Или с парашютом.

Мы были в одинаковых нарядах: стильные маленькие чёрные платья, чёрные колье и чёрные туфли, провозглашающие наши надежды на то, что мы не будем проводить много времени стоя. У каждой из нас был также маленький кожаный итальянский клатч.[6] В свой я запихнула большую часть своего магического снаряжения. У всех нас волосы были зачёсаны в незначительно отличающиеся по стилю прически. Некоторые подделки картин эпохи Ренессанса не удостоились такого количества художественного внимания, как наши лица.

— Нужно просто почаще в них ходить, — сказала Жюстина. — Ты уверена, что это сработает?

— Конечно, сработает, — спокойно ответила я. — Ты же бываешь в клубах, Жюстина. Нас втроём пропустят вне очереди в любом заведении города. Мы же классические горячие цыпочки.

— Прямо как девушки Роберта Палмера,[7] — сухо сказала Энди.

— Я предпочитаю Ангелов Чарли, — ответила я. — Да, кстати говоря, — я открыла клатч и вытащила кристалл кварца размером с мой палец. — Босли,[8] ты меня слышишь?

Секунду спустя, кристалл завибрировал в моих пальцах, и мы услышали исходящий от него слабый голос Баттерса:

— Громко и чётко, Ангелы. Думаешь, они будут работать, когда вы окажетесь внутри?

— Зависит от их паранойи, — ответила я. — Если они просто параноики, то у них там будет защита, глушащая любые магические средства связи. Если же они убийственные параноики, то у них будет защита, позволяющая нам переговариваться так, чтобы они могли всё услышать и потом убить нас.

— Забавно, — сказал Баттерс. — Ладно, я запустил чат Паранета. Не знаю, поможет ли, но Коллективный Разум теперь онлайн.

— И что ты узнал? — поинтересовалась Энди.

— Они похожи на людей, — ответил Уолдо. — Их реальный облик… ну, тут небольшая дискуссия, но в основном все согласны, что они смахивают на инопланетян.

— На Чужих или на серых человечков из Розуэлла? — спросила я.

— На тех, что из Розуэлла. Более-менее. Они могут носить маски из плоти, похожие на те, что носили вампиры Красной Коллегии. Так что знай — они будут замаскированы.

— Поняла, — сказала я. — Что-нибудь ещё?

— Не очень много, — ответил он. — Слишком много разной инфы, и непонятно, что тут правда. У них может быть аллергия на соль. Возможно, у них сверхъестественный невроз и они бесятся, если ты носишь одежду наизнанку. Возможно, они каменеют от солнечного света.

Я зарычала:

— Ладно, стоило попробовать. Хорошо. Продолжай дискуссию, и я вернусь к тебе, если смогу.

— Понял, — сказал он. — Только что Марси пришла. Возьму с собой ноутбук, и когда соберётесь уходить оттуда, мы будем ждать вас рядом с восточным крылом здания. Как ты выглядишь, Энди-конфетка?

— Сногсшибательно, — уверенно ответила Энди. — Подолы этих платьев примерно на дюйм короче, чем у распутных нимфоманок.

— Кто-нибудь, сфотографируйте это, — сказал он весело, но я слышала в его голосе нотки беспокойства. — Скоро увидимся.

— Ишь, губу раскатал, — усмехнулась я. — Скоро увидимся.

Я убрала кристалл и постаралась проигнорировать копошение бабочек в моём животе.

— Это не сработает, — пробормотала Жюстина.

— Сработает, — ответила я ей, сохраняя уверенный ​​тон. — Мы войдём на всех парах. И да пребудет с нами Сила Сисек.

Жюстина взглянула на меня, выгнув бровь.

— Сила Сисек?

— Сила Сисек — это больше, чем просто сиськи, Жюстина, — трезво заявила я ей. — Это энергетическое поле, создающееся всеми живыми сиськами. Оно окружает нас, проникает в нас, и связывает галактику вместе.

Энди начала хихикать:

— Дура ненормальная.

— Зато это прагматично, — сказала я и настроилась в следующий раз выкрутиться получше. — Просто отпусти сознание и действуй инстинктивно.

Пару секунд Жюстина непонимающе смотрела на меня. Потом её лицо просветлело, и она усмехнулась:

— Сила Сисек с нами?

Я не могла удержаться от слабой улыбки:

— Всегда.

Лимузин влился в линию аналогичных машин, выгружающих людей у входа в крепость свартальвов. Швейцар открыл нашу дверь, и я высунула ноги наружу, пытаясь выйти из машины, не «засветившись» всем вокруг. Энди и Жюстина вышли вслед за мной, и я уверенно направилась к входу, они же пристроились по флангам. Наши каблуки щёлкали почти в унисон, и я вдруг почувствовала, что все смотрят на нас. Облако мыслей и эмоций было ответом на наше присутствие: в основном удовольствие, смешанное с желанием, явной похотью, ревностью, тревогой и удивлением. Было больно чувствовать всё это копошение внутри своей головы, но это необходимо. Я не чувствовала никакой открытой враждебности или тяги к насилию, а момент предупреждения между ощущением намерения злоумышленника и самой атакой может спасти наши жизни.

Охранник у двери пристально смотрел, как мы подходим, и я чувствовала бурлящие внутри него примитивные плотские желания. Всё же ему удалось убрать следы этих желаний с лица, из голоса и из языка тела.

— Добрый вечер, дамы, — сказал он. — Могу ли я увидеть ваши приглашения?

Я вздёрнула бровь, одарила его тем, что, надеюсь, было соблазнительной улыбкой, и попыталась ещё больше выгнуть спину. Сила Сисек «в полном развороте» раньше всегда срабатывала:

— Тебе не нужно смотреть наши приглашения.

— Э-ээ… — сказал он. — Мисс… вообще-то нужно.

Энди встала рядом со мной и выдала ему такую «улыбку сексуального котёнка», что я на секунду её немного возненавидела:

— Нет, не нужно.

— Э-э, — сказал он, — да. Тем не менее…

Жюстина встала с другой стороны. Она выглядела скорее слащавой, чем сексуальной, но лишь чуть-чуть:

— Уверена, это просто недоразумение, сэр. Вы не могли бы спросить своего руководителя, можем ли мы пройти на приём?

Он долго на нас смотрел, явно колеблясь. Потом его рука медленно потянулась к рации, висящей у него на боку, и поднесла девайс ко рту. Через минуту изящный, маленький человек в шёлковом костюме вышел из здания и окинул нас до-о-олгим взглядом.

Интерес, который я чувствовала от охранника, был довольно обычным. Это была всего лишь искра, инстинктивная реакция любого мужчины на желаемую женщину.

То, что шло от нового парня, было… это было похоже на поток пламени. Он горел в тысячу раз жарче и ярче, и не утихал со временем. Я чувствовала раньше чужие жажду и желание. Это же было настолько глубже и шире, чем обычная похоть, что не думаю, что для этого есть подходящее слово. Это было… обширное и нечеловеческое стремление, смешанное с жёсткой и ревнивой любовью и приправленное сексуальной тягой и желанием. Это было как стоять рядом с крошечным солнцем, и я вдруг поняла, что именно Тетушка Леа пыталась сказать мне.

Огонь жаркий. Вода мокрая. А свартальвы при виде симпатичных девушек превращаются в сосунков. И они не в силах изменить свою природу, как не могут влиять на движение звёзд.

— Дамы, — сказал новый парень, улыбаясь нам. Это была очаровательная улыбка, но в то же время что-то далёкое и беспокойное было в его лице. — Пожалуйста, дайте мне минуту, чтобы предупредить других моих сотрудников. Мы почтём за честь, если вы присоединитесь к нам.

Он повернулся и вошёл в здание.

Жюстина искоса на меня посмотрела.

— Сила Сисек оказывает большое влияние на слабые умы, — сказала я.

— Я буду чувствовать себя лучше, если он не начнёт вести себя как Дарт Вейдер, — прошептала Энди. — От него странно пахнет. Он не?..

— Да, — прошептала я в ответ. — Один из них.

Человек в шёлковом костюме вновь появился, всё еще улыбаясь, и открыл нам дверь.

— Дамы, — сказал он, — я мистер Этри. Пожалуйста, заходите.

Я никогда не в жизни не видела места роскошней внутренних покоев свартальвской цитадели. Ни в журналах, ни в кино. Даже в сериале «Дома звезд» и то всё было победнее.

Везде тонны гранита и мрамора. Были участки стены, инкрустированные драгоценными и полудрагоценными камнями. Светильники были изготовлены из чего-то, выглядевшего, как чистое золото, а выключатели, похоже, были вырезаны из слоновой кости. Охранники были размещены через каждые двадцать-тридцать футов, наблюдая за всем, не меняя позы, как эти парни перед Букингемским дворцом, только без больших медвежьих шапок. Свет как будто излучался отовсюду и из ниоткуда, истончая и уничтожая все тени, не будучи при этом слишком ярким для глаз. Витающая в воздухе музыка была какой-то старой классическая вещью, исполняемой на одних струнных без всякого следа ударных.

Этри провел нас вниз через пару прихожих в огромный бальный зал. Он был в точности как в старинных дворцах (кстати, я точно уверена, что подобная громадина в принципе не могла уместиться в здании, в которое мы только что вошли) и был заполнен множеством богато выглядевших людей в богато выглядевших одеждах.

Мы задержались у двери, и пока Этри остановился поговорить с очередным охранником, я воспользовалась моментом, чтобы окинуть взглядом зал. Несмотря на большое количество гостей, ему было далеко до того, чтобы считаться заполненным. Я узнала пару знаменитостей, людей, чьи имена вы бы узнали, назови я их. Было несколько сидхе, снизивших уровень своего гламура с потрясающего физического совершенства до обычной экзотической красоты. Также я заметила Джентльмена Джонни Марконе, главу чикагской мафии, вместе с его гориллой Хендриксом и личной боевой ведьмой Гард, кружившими вокруг него. Было некоторое количество людей, кто, я уверена, были вовсе не людьми: я чувствовала, как вокруг них моё восприятие размывается, как если бы они были отрезаны от меня тонкой завесой падающей воды.

Но я не видела Томаса.

— Молли, — еле слышно прошептала Жюстина. — Он?..

Поисковое заклинание, сфокусированное на моих губах, всё ещё функционировало, и слабое покалывание говорило мне, что Томас рядом, где-то ниже в здании.

— Он жив, — сказала я. — Он здесь.

Жюстина вздрогнула и глубоко вздохнула. Потом медленно моргнула, один раз, при этом её лицо ничего не выражало. Я почувствовала одновременно исходящие от неё волны облегчения и страха, сменившиеся внезапным взрывом эмоций, которые призывали её кричать, бороться или разрыдаться. Она ничего этого не сделала, и я отвела взгляд, чтобы дать ей иллюзию, будто я не заметила, что она была на грани нервного срыва.

В центре зала находился небольшой каменный помост, с ведущей наверх лестницей. На помосте стоял длинный стол из того же материала. На нём лежал большой плотный лист бумаги и аккуратный ряд авторучек. В этом было что-то торжественное и церемониальное.

Жюстина тоже посмотрела туда:

— Должно быть, это он.

— Договор?

Она кивнула.

— Свартальвы очень методичны во всех делах. Они подпишут договор ровно в полночь. Они всегда так делают.

Энди с задумчивым видом побарабанила пальцем по бедру:

— А если с их договором что-то случится? Я имею в виду, что, если кто-нибудь прольёт на него вино, или что-то ещё? Это отвлекло бы их внимание, я уверена — и может быть, дало двоим из нас возможность проскользнуть в дальние помещения.

Я покачала головой:

— Нет. Мы здесь гости. Ты поняла?

— Э-э. Не очень.

— Свартальвы — старая школа, — сказала я. — Действительно старая школа. Если мы нарушим порядок, когда они пригласили нас на свою территорию, то мы нарушим обязанности гостей и проявим неуважение к хозяевам — прямо в открытую, на глазах у всего сверхъестественного сообщества. Их реакция будет… плохой.

Энди нахмурилась и спросила:

— Тогда что мы будем делать дальше?

Почему люди продолжают спрашивать меня об этом? Это что, участь всех чародеев? Я, должно быть, задавала этот вопрос Гарри сотни раз, но никогда не понимала, как тяжело на него отвечать. Гарри всегда знал, что делать дальше. Всё, что могла сделать я, это отчаянно импровизировать и надеяться на лучшее.

— Жюстина, — спросила я, — ты знаешь кого-нибудь из собравшихся здесь?

Будучи личной помощницей Лары Рейт, Жюстина общалась с большим количеством людей — и не совсем людей. Лара запустила так много пальцев в такое количество пирогов, что эта шутка почти теряла смысл, а Жюстина видела, слышала и понимала гораздо больше, чем кто-либо мог предположить. Седовласая девушка оглядела комнату, взгляд её тёмных глаз перебегал с лица на лицо:

— Некоторых.

— Отлично. Давай, походи тут, посмотри, вдруг что-то выяснишь, — сказала я. — Будь повнимательнее. Если заметишь, что за нами отправили отряд отморозков, хватай кристалл и предупреди нас.

— Ладно, — прошептала Жюстина. — Будьте поосторожней.

Вернулся Этри, снова улыбнулся, но без всякого выражения в глазах, что выглядело странно и пугающе. Он щёлкнул пальцами, и к нам подплыл человек в смокинге с напитками на подносе. Мы разобрали по бокалу, Этри тоже. Подняв бокал, он произнёс:

— Вы желанные гости, леди. За красоту.

Повторив этот тост, мы дружно выпили. Я лишь чуть-чуть прикоснулась губами к жидкости. Это было шампанское, очень хорошего сорта. Оно пенилось, и до алкоголя я едва дотянулась. По поводу яда я не тревожилась. Этри вряд ли позволил нам выбирать бокалы, прежде чем взять свой.

Меня больше заботило, что я вообще задумалась над возможностью отравления и тем, что отслеживала все движения Этри, пока тот обхаживал нас. Не паранойя ли наступает? Тогда мне казалось это разумным.

Кажется, я запуталась сильней, чем сама думала.

— Прошу. Наслаждайтесь вечеринкой, — сказал Этри. — Боюсь, но я вынужден настаивать на танце с каждой из вас, прекрасные барышни, по мере появления свободного от обязанностей времени. Кто будет первой?

Жюстина подарила ему заряженную Силой Сисек улыбку и протянула ладонь. Если бы мне выкручивали руки, я бы призналась, что Жюстина самая красивая девушка в нашем трио, а Этри явно был в этом убеждён. Его глаза на мгновение оживились перед тем, как он взял Жюстину за руку и вывел на танцевальную площадку. Их пара растворилась в движущейся толпе.

— В любом случае, я не могу заниматься этими бальными штучками, — сказала Энди. — Кардан не так широко раскачивается. Двигаемся дальше?

— Двигаемся дальше, — кивнула я. — Вперёд.

Я, следя за покалыванием на губах, развернулась, и мы вместе направились к противоположной стороне бального зала, где находились двери, ведущие вглубь здания. Охранников возле них не было, но по мере приближения Энди начала замедлять шаг. Она посмотрела в сторону стола с закусками и на моих глазах повернула к ним.

Я схватила её за руку и зашипела:

— Постой. Ты куда собралась?

— Хмм, — она нахмурилась. — Нам туда?

Я включила свои сенсорные способности и почуяла тончайшее плетение магии в воздухе возле дверного проёма, лёгкую паутину. Это была своего рода завеса, созданная для отвлечения внимания любого, кто приблизится, от входа к чему-то другому в комнате. Она заставила стол с закусками выглядеть вкуснее. Если бы Энди на глаза попался парень, то он казался бы привлекательней, чем на самом деле.

Со мной почти год возилась могучая ведьма-фэйре, набрасывая на меня завесы и чары, наращивая мою ментальную защиту, а несколько месяцев назад я выдержала двенадцать раундов на психическом боксёрском ринге с чемпионом-некромантом. Нежные магические кружева совершенно незаметно для меня столкнулись с ментальными щитами.

— Это магия, — объяснила я Энди. — Не давай ей управлять тобой.

— Что? — удивилась она. — Ничего такого не чувствую. Просто проголодалась.

— И не почувствуешь, — сказала я. — Она так и работает. Возьми меня за руку и закрой глаза. Доверься мне.

— Если бы мне давали пять центов каждый раз, когда плохой вечер хорошо начинался, — пробормотала она. Но всё-таки положила руку на мою и закрыла глаза.

Я направилась вместе с ней к двери и почувствовала, как по мере приближения растет её напряжение — но затем мы прошли через дверной проём, и она вздохнула, бурно, моргая широко открытыми глазами:

— Ух ты. Это было… нечто.

— Ты только что распознала наложенные чары, — пояснила я. — Если о них не знаешь, то не можешь им сопротивляться.

Коридор, где мы стояли, выглядел так же, как любой другой в обычном офисном здании. Я подёргала ручку ближайшей двери и убедилась, что та заперта. Как, впрочем, и все следующие, но за последней дверью оказался пустой конференц-зал, и я проскользнула внутрь.

Я нащупала кристалл внутри маленького клатча и окликнула:

— Босли, ты меня слышишь?

— Громко и ясно, Ангелы, — донёсся голос Уолдо. Ни один из нас не использовал настоящие имена. Кристаллы, вероятно, должны защищать от подслушивания, но год, проведённый с Леа и с её подлыми шутками, как и каждодневный жизненный опыт, научили меня не делать множества предположений.

— Ты смог найти планы этажей?

— Получил около девяноста секунд назад. Владельцы здания передали всё городской администрации в трёх экземплярах, в том числе электронные копии, которые я сейчас просматриваю, благодаря работе коллективного разума.

— Это сильная сторона компьютерных фанатов, — сказала я. — Передай им, что они хорошо поработали, босс.

— Передам, — ответил Уолдо. — Люди, которых вы решили навестить, очень внимательные, Ангелы. Будьте осторожны.

— Когда это я не была осторожна? — сказала я.

Энди стояла на стрёме у стены рядом с дверью, где могла сразу схватить любого, открывшего дверь.

— Ой ли?

Я не смогла удержаться от лёгкой улыбки:

— Думаю, что наш заблудившийся ягнёнок в крыле здания к западу от приёмного зала. Что там?

— Гм… кабинеты, похоже. Второй этаж, тоже кабинеты. Третий этаж, опять каби… Опаньки.

— Что ты нашёл?

— Хранилище, — ответил Уолдо. — Из армированной стали. Огромное.

— Ха, — сказала я. — Хранилище из армированной стали? Двадцать баксов на то, что это темница. С него и начнём.

— Что бы это ни было, оно в подвале. Там должна быть лестница, ведущая вниз, в конце коридора, идущего от приёмного зала.

— Бинго, — сказала я. — Будь на связи, Босли.

— Договорились. Ваша карета ждёт.

Я убрала кристалл и начала надевать кольца. Надев их все, достала свои жезлы и вдруг поняла, что не смогу нести их в каждой руке, одновременно держа клатч.

— Надо было взять мою сумку с ремешком через плечо, — пробормотала я.

— С этим платьем? — усмехнулась Энди. — Шутишь?

— И то верно.

Я достала кристалл и засунула его в декольте, зажала по одному маленькому жезлу в каждом кулаке и кивнула Энди:

— Без разницы, хранилище это или темница, там будут охранники. Я собираюсь сделать так, чтобы им трудно было увидеть нас, но нам, возможно, придётся двигаться быстро.

Энди посмотрела на свои туфли и горестно вздохнула. Затем сняла их и стянула маленькое чёрное платье. Под ним на ней ничего не было. Она закрыла глаза на секунду, и её фигура, казалось, размылась и растаяла. Вервольфы не проходят через драматические, болезненные трансформации, за исключением самой первой, я уже говорила. Это выглядело так естественно, словно живое существо просто повернулось по кругу и присело. Только что рядом со мной стояла Энди, а через секунду на её месте сидел крупный волк рыжеватой масти.

Это была очень крутая магия. Я собираюсь однажды выяснить, как всё это делается.

— Никакого кровопролития, за исключением случаев крайней необходимости, — сказал я, снимая свои пыточные приспособления на шпильках. — Я постараюсь сделать всё быстро и безболезненно. Если потребуется, будем применять насилие, но нельзя убивать никого, имеющего ценность для свартальвов.

Энди зевнула в ответ.

— Готова? — спросила я.

Энди резко, решительно кивнула своей волчьей головой. Я использовала маскирующую магию, создав вокруг нас самую лучшую завесу, какую могла, и свет вокруг потускнел, цвета поблёкли. Нас стало почти невозможно увидеть. Кроме того, каждый, кто будет проходить в пятидесяти или шестидесяти футах от нас, испытает внезапное желание заняться самоанализом и так глубоко задумается о правильности своего жизненного пути, что практически не будет иметь шанса нас заметить, пока мы не производим шума.

Мы прокрались в холл, Энди держалась рядом. Мы нашли лестничную клетку, о которой говорил Баттерс, и я открыла ведущую туда дверь. Я не вошла первой. Лучшего гида, чем оборотень, вам не найти, а с Энди я работала за последний год довольно-таки часто, так что наши манёвры были отработанными.

Энди вошла первой, двигаясь абсолютно беззвучно. Её уши стояли торчком, в напряжении, а нос подёргивался. Волки имеют невероятно острый нюх, равно как и слух. Если кто-то был поблизости, Энди учуяла бы их. Прошло напряжённых полминуты, и она подала мне сигнал, присев, сообщая о том, что вокруг никого не было. Я расслабилась и подошла к ней, после чего уже своим магическим чутьём начала искать различные магические штучки вроде оберегов. На первом пролёте оказались несколько, однако простых, что-то наподобие магической проволоки, натянутой меж стенами.

К счастью, тётушка Леа научила меня, как обходить такие обереги. Я совершила усилие воли и внесла некоторые изменения в нашу завесу, после чего кивнула Энди, и мы медленно начали спускаться по лестнице. Мы проскользнули через невидимые поля магии, не задевая их, и направились в подвал.

Я проверила дверь в конце лестничного пролёта, и она оказалась открытой.

— Слишком уж просто, — буркнула я. — Должно быть заперто. Это тюрьма или где?

Энди испустила низкий, грудной рык, и я почувствовала её согласие и подозрение.

Мой рот всё ещё переживал эти странные щекотливые ощущения, однако они усилились по мере того, как я подошла к подвалу. Томас был рядом.

— Что ж, полагаю, выбора у нас не много.

Я открыла дверь, как можно медленнее и тише.

Открыв дверь, я ожидала увидеть что-то вроде подземелья и тюремных камер, однако ничего такого не открылось моему взору. Даже наоборот. Энди и я обнаружили длинный коридор, который выглядел не менее богато, чем этаж выше, щедро украшенный множеством больших дверей с резным орнаментом. На каждой двери имелось число, отлитое, как казалось, из чистого серебра. Приглушённое освещение было очень даже стратегически размещено по периметру всего коридора, оставляя его уютно затенённым, одновременно не создавая впечатления темноты.

Низкий, гортанный рык Энди внезапно стал похож на писклявый, смущенный голос. Она склонила голову на бок.

— Угу, — сказала я в полном замешательстве. — Выглядит как… гостиница. Вон, даже указатель пожарного выхода на стене есть.

Энди тряхнула своей волчьей головой, и я почувствовала достаточно эмоций, чтобы понять значение этого жеста: «Что за чертовщина?»

— Знаю, знаю… — ответила я. — Это что, апартаменты свартальвов? Гостевые номера?

Энди пристально посмотрела на меня и пошевелила кончиками ушей. По её виду ясно читалось: «Чего ты меня спрашиваешь, я даже говорить не могу».

— Да знаю я. Просто мысли вслух.

Энди моргнула, повела ушами и одарила меня косым, пристальным взглядом: «Ты что, слышишь меня?»

— Не столько слышу, сколько… понимаю.

Она на небольшое, едва заметное расстояние отступила от меня, именно тогда, когда я подумала, что всё это не может стать ещё более странным.

Я блеснула зубами в широкой, злобной ухмылке, и применила «безумный взгляд», которым раньше пугала своих младших братьев и сестёр.

Энди фыркнула и начала принюхиваться. Я внимательно следила за ней. Шерсть на её загривке встала дыбом, и она присела. Слишком много запахов и прочего было здесь. Было также и что-то знакомое, однако, не очень приятное.

— Пошли уж. Томас рядом.

Мы начали продвигаться вперёд, и я повернула своё лицо аккурат в сторону этого щекотливого ощущения от моего выслеживающего заклятия. Немного скорректировав курс, мы оказались по правой стороне. Когда я оказалась напротив комнаты номер шесть, ощущения махом перенеслись на уголок моего рта, и я повернулась в сторону этой комнаты:

— Здесь. Шестая.

Энди безостановочно оглядывалась вперёд и назад по коридору. Уши её тоже подёргивались, пытаясь уловить любые звуки. Мне это не нравилось.

— Слишком просто, — прошептала я. — Слишком уж просто.

Я дотянулась до дверной ручки, но внезапно остановилась. Всё это было неправильно, и об этом кричал как мой разум, так и моё чутьё. Если Томас был пленником Свартальфхейма, то где клетки, цепи, замки, засовы, стража, в конце-то концов? И если его не удерживали против воли, что он тут вообще делал?

Когда вы оказываетесь в ситуации, когда абсолютно ничего не вяжется, это обычно происходит по одной причине — неверная информация. Её можно получить некоторыми способами. Иногда вы просто в корне неправы. Однако чаще, и что важнее, опаснее, ваша информация неверна потому, что вы делаете неправильные выводы.

Но хуже всего, когда кто-то намеренно скармливает вам эту неверную информацию, а вы, как сосунок-первогодка, принимаете её без всяких на то сомнений.

— Тётушка, — я выдохнула. — Она обманула меня.

Леа послала меня именно в это здание не для того, чтобы спасти Томаса, или, по крайней мере, не только ради этого. К тому же то, что она обучила меня тому, как обходить магические обереги, которыми пользовались свартальвы… чёрта с два это было простым совпадением. У неё были свои причины на то, чтобы я оказалась в этом здании, именно этой ночью.

Я проиграла наш разговор в уме и чертыхнулась. Ничего из того, что она мне сказала, не было ложью, однако она выставила всё в таком свете, чтобы я пришла к неверным выводам, а именно — Томаса надо было спасти, и только я могла сделать это. Я не знала причин Леанансидхе, однако она чертовски постаралась для того, чтобы я оказалась здесь.

— Эта скрытная, двусмысленная, коварная сука. Когда я увижу её, я собира…

Энди испустила внезапный низкий гортанный рык, и я тут же заткнулась.

Дверь наверху отворилась, и этот ублюдок Слухач, со своей свитой, начал спускаться вниз, по направлению к нам.

Слухач был стройным, подтянутым мужчиной среднего роста. Его волосы были острижены по-армейски коротко. Кожа его была бледной, а тёмные глаза имели жёсткий и умный взгляд. Я, вместе с оборотнями, пыталась убрать его несколько раз, однако он всегда сбегал или поворачивал ход битвы в свою пользу, и тогда уже бежать приходилось нам.

Злые, плохие дядьки плохи сами по себе. Злые, находчивые, безжалостные, профессиональные и умные ребята — намного опаснее. К сожалению, Слухач принадлежал к последним, и я не любила его склизкий характер.

Он и его шестёрки были одеты в стандартную униформу фоморских сошек: чёрные широкие брюки, чёрные ботинки и чёрные свитера с высоким воротом. Высокий ворот свитера скрывал их жабры на шее, так что они вполне могли сойти за простых смертных. Однако они не были простыми смертными, или, по крайней мере, больше не были. Фоморы сделали их более сильными, более быстрыми и всё в таком духе, только вот боль они чувствовали. Мне никогда не удавалось совершить удачную попытку атаки на них, и вот теперь они попали прямиком ко мне. Злоба подкатила мне к горлу, и я очень хотела отомстить им за пролитую сегодня кровь.

Однако рыбоголовые имели очень странный рассудок, который становился всё страннее. Очень трудно было забраться к ним в голову так, как мне это надо, и если моя первая атака на таком расстоянии провалится, они просто порвут нас на части.

Я стиснула зубы и положила руку на загривок Энди, немного сжав его, и присела рядом с ней, фокусируясь на завесе. Мне оставалось только одно — прибегнуть к внушению. Слухач едва не убил меня несколько месяцев назад, когда заметил определённые чары, влияющие на его мысли. Это было чертовски страшно, но всё же это сработало в тот раз. Я закрыла глаза и сплела лучший клубок внушения, который только позволял мне мой талант, одновременно укрепляя завесу вокруг нас. Свет в коридоре практически погас, а воздух, ощущаемый кожей, стал значительно холоднее.

Они подошли ближе, Слухач, очевидно, был главным. Они двигались тихо и уверенно, с одной целью. Сукин сын прошёл в метре от меня. Я запросто могла вытянуть руку и коснуться его.

Никто из них не остановился.

Они прошли дальше по коридору, остановившись у комнаты номер восемь. Слухач вставил ключ в дверь и открыл её, после чего вся компания ввалилась в комнату.

Это была возможность, которую я не могла упустить. За всё то зло, что фоморы причинили миру с тех пор, как вымерла Красная Коллегия. Мы даже не знали, зачем они делали то, что делали. Мы не знали, чего они хотят, или как их действия могли помочь им в этом.

Так что я как можно тише, не издавая ни звука, чему меня научил не самый приятный жизненный опыт, пристроилась в очередь шестёрок, которые входили в комнату. Спустя секунду неуверенности, Энди присоединилась ко мне, перемещаясь так же тихо. Мы едва смогли проскользнуть внутрь перед тем, как закрылась дверь.

Никто не обратил на нас внимания, когда мы прокрались в комнату, напоминающую комнату дворца. Она была так же богато украшена, как и остальное здание. В дополнение к полудюжине свиты Слухача, ещё пять водолазок находились в комнате, стоя в позе охранника-профессионала: прямая спина, руки сзади сомкнуты в замок.

— Где он? — обратился Слухач к охраннику, который стоял у двери. Этот был самым большим из всех, а шея его напоминала фонарный столб.

— Внутри, — ответил тот.

— Время почти наступило, — сказал Слухач. — Проинформируй его.

— Он сказал, чтобы его не беспокоили.

Слухач, казалось, обдумывал это секунду-другую. Потом ответил:

— Недостаточная пунктуальность скомпрометирует договор и сделает нашу миссию невозможной. Иди и скажи ему.

Охранник нахмурился:

— Господин оставил чёткие приказы, что…

Верхняя часть тела Слухача дёрнулась в резком, размытом движении, таком, что только я могла видеть. Охранник-крепыш испустил непонятный шипящий звук и кашель. Кровь хлестала фонтаном из его горла. Он сделал то, что я могла назвать шагом, повернулся к Слухачу и поднял руку.

После этого он ещё несколько раз дёрнулся и свалился на пол, очевидно мёртвым, но кровь всё ещё обильно шла из его рваной, неровной раны на шее.

Слухач бросил кусок мяса, размером с теннисный мяч, на пол. Его пальцы почти по основание были в крови. Он подошёл к трупу охранника-крепыша и вытер их о его свитер. На чёрном свитере кровь было очень плохо видно. Он выпрямился и постучал в дверь:

— Господин, уже почти полночь.

Прошла ровно одна минута, и он совершил то же действие.

И он повторил это ещё три раза, пока ему не ответил какой-то смазанный, нечёткий голос:

— Я же приказал не беспокоить меня.

— Простите, господин, но время играет против нас. Если мы ничего не сделаем, все наши усилия пойдут прахом.

— Не тебе решать, какие приказы нарушать или соблюдать, — ответил голос, — казни идиота, который позволил нарушить мой сон.

— Уже сделано, господин.

На другом конце комнаты, за дверью, послышалось что-то, что я приняла за глубокий, дикий грудной звук. Мгновение спустя дверь открылась, и я впервые увидела одного из лордов Фомора.

Он был высоким, на вид очень худощавым, однако худым его не назовёшь. Его руки и ноги были слишком велики для такого тела, живот выпячен, будто он съел баскетбольный мяч. Щёки его тоже были надутыми, да и челюсть создавала впечатление того, что у него свинка. Губы были слишком широкими, толстыми, похожими на резину. Волосы выглядели слишком прилизанными, но одновременно мягкими и напоминали водоросли, которые только что вынесло на берег. Всё это придавало ему вид какой-то очень уж нескладной, ядовитой лягушки. Всю его одежду составляло одеяло, натянутое вокруг плеч. Фу.

Я увидела трёх женщин в комнате позади него. Они были голыми, растрёпанными и… мёртвыми. На шее у каждой были свежие фиолетовые синяки, глаза остекленели.

Все шестёрки упали ниц перед фомором, когда он вошёл, однако Слухач всего лишь преклонил перед ним колено.

— Он здесь? — спросил фомор.

— Да, господин, — ответил Слухач. — Вместе со своими телохранителями.

Фомор издал что-то, напоминающее смешок, и свёл свои лягушиные руки вместе, играя с пальцами:

— Смертный выскочка. Называет себя Бароном. Он заплатит за то, что сделал с моим братом.

— Да, господин.

— Никому не позволено убивать мою семью, кроме меня.

— Само собой, мой господин.

— Принесите мне ракушку.

Слухач вежливо откланялся и обратился к трём своим шестёркам. Они в спешке скрылись за другой дверью и вынесли оттуда огромную раковину устрицы, которая, должно быть, весила с полтонны. Эта хрень выглядела ужасающе и была покрыта лёгким налётом кораллов, морских желудей, или чем там обычно покрываются корпуса кораблей. В ширину, наверное, она была метра два. Они положили её посреди комнаты, прямо на пол.

Фомор подошёл к ракушке, коснулся её одной рукой и пробубнел слово. Тут же поверхность ракушки начала светиться, и на ней появлялись различные узоры или буквы, которые я в любом случае не видела раньше. Фомор стоял над ней некоторое время, с вытянутой рукой, выпуклыми глазами, бормоча что-то шипящим языком.

Я не знаю, что он там делал, но он наверняка управлял огромными энергиями, независимо от того, что это были за энергии. Я чувствовала, как она наполняет комнату, делая её более тесной и лишая кислорода.

— Господин, — спросил Слухач неожиданно, — что вы делаете?

— Подарок для наших новых союзников, — ответил фомор, как что-то само собой разумеющееся. — Я пока не могу уничтожить свартальвов вместе с остальными… пока нет.

— Но это не соответствует планам Императрицы.

— Императрица, — фомор выплюнул это слово, — сказала мне, что я не должен вредить нашим новым союзникам. Но она ничего не говорила о чистке рядов от мусора, который появляется на их празднествах.

— Свартальвы очень ценят свою честь, — упорствовал Слухач. — Вы опозорите их, если их же гости с дурными намерениями навредят кому-то. Это нарушит правила гостеприимства, мой господин. И это же может нарушить весь договор.

Фомор плюнул, в этот раз буквально. Шар чего-то жёлтого, похожего на слизь, забрызгал пол около ног Слухача. Мраморный пол начал шипеть и трещать.

— Когда договор подпишут, это не будет иметь значения. Я сразу же вручу им свой подарок, и это будет знаком милосердия. А когда этот мусор настроится против свартальвов, у них будет только один выбор… примкнуть к нам ради силы, — он ухмыльнулся. — Не бойся, Слухач. Я не настолько глуп, чтобы уничтожать одного из любимых питомцев Императрицы, даже по случайности. Ты и твоя свита выживут.

Я внезапно узнала знакомые нотки энергии, которая накапливалась в ракушке, и моё сердце едва не выпрыгнуло из груди.

Срань Господня…

Лорд Лягушачьи Лапки делал из неё бомбу.

Вот прямо из этой ракушки. Огромную такую бомбу.

— Моя жизнь в ваших руках, господин, и вы распоряжаетесь ею, — ответил Слухач. — Ещё приказания?

— Обыщите мёртвых на предмет ценностей до того, как мы уйдём.

Слухач склонил голову в знак согласия:

— Во сколько вы оцениваете эффективность вашего подарка?

— Ну, та, которую я сделал для Красной Коллегии в Конго, была довольно-таки смертельной, — ответил Лягушачьи Лапки, с ноткой самодовольства в голосе.

Моё сердце начало биться ещё быстрее. Во время войны с Белым Советом, Красная Коллегия использовала какой-то нервнопаралитический газ в больнице, которая оказывала помощь раненым чародеям. Это убило десятки тысяч людей в городе, намного меньшем и людном, чем Чикаго.

Внезапно я ощутила себя очень маленькой, а мои голые ступни похолодели.

Лорд Лягушачьи Лапки крякнул от натуги и щёлкнул пальцами, после чего бомба-ракушка исчезла под завесой, такой же хорошей, как одна из моих лучших. Фомор рывком опустил руку, улыбаясь:

— Принесите мою мантию.

Один из шестёрок в спешке одел Лягушачьи Лапки в мантию, которая тянула на звание самой броской мантии в истории. Несколько цветов, в узоре, который напоминал рябь на воде, сталкивались друг с другом в случайном порядке. Также она была украшена жемчужинами, некоторые размером с хорошую круглую жвачку. В довершение всего, на его голову водрузили какой-то венец, напоминающий корону, после чего Лорд Лягушачьи Лапки вместе со всей своей свитой направился к двери.

Я скрутилась в самый тугой калачик, какой моё тело могло позволить, и отодвинулась в дальний угол комнаты, оказавшись почти под минибаром. Энди прижалась ко мне. Лягушачий Лорд проскочил мимо меня, а шестёрки шли за ним в два ряда, двигаясь точными и одинаковыми движениями, пока один из последней пары не остановился. Его рука замерла на дверной ручке.

Это был Слухач.

Он медленно окинул комнату взглядом и нахмурился.

— Что случилось? — спросил кто-то из его людей.

— Ты чувствуешь что-нибудь? — спросил Слухач.

— Например?

— Духи.

Вот чёрт…

Я закрыла глаза и сразу же сосредоточилась на моём внушении, добавляя прядь страха и беспокойства, и попыталась сделать её слишком слабой для Слухача, чтобы он не смог почувствовать её.

— Никогда не любил духи. Мы не должны отставать от господина, — тут же ответил другой боец.

Слухач начал колебаться, но спустя секунду кивнул и покинул комнату.

— Молли! — голос Жюстины достаточно отчётливо звучал из кристалла, спрятанного в моей одежде. — Мисс Гард пару минут назад не выдержала и эвакуировала Марконе. Охрана в данный момент мобилизуется.

Иногда я думаю, что вся моя жизнь — одна большая ошибка.

Слухач резко крутанулся на месте и повернулся в нашу сторону, но Энди была быстрее. Одним пятиметровым прыжком она преодолела всё расстояние и всем своим весом врезалась в дверь, захлопывая её. В мгновение ока она вновь приняла человеческий облик, оказавшись голой, прижалась к двери и щёлкнула замком, закрывая дверь.

Я выудила кристалл из своего платья и сказала:

— Тут бомба в здании, в гостевом крыле. Повторяю, бомба в гостевом крыле, в помещении посла Фомора. Найди Этри или любого другого свартальва и скажи им, что фомор собирается убить их гостей!

— О Боже… — только и сказала Жюстина.

— Срань Господня! — вклинился Баттерс.

Что-то очень тяжелое и быстрое врезалось в дверь с силой кувалды, и она дёрнулась, однако выдержала. Энди откинуло на несколько сантиметров назад, и она вновь прижалась плечом к двери, удерживая её.

— Молли!

Это была очередная ситуация, в которой паника может оказаться смертельной. Так что вместо того, чтобы бегать и кричать, что мне очень хотелось сделать, я закрыла глаза и сбросила завесу, сделала глубокий вдох и попыталась собраться с мыслями.

Первое: если Лягушачьи Лапки со своей свитой сможет попасть в комнату, мы покойники. В комнате, кстати, и без того было уже четыре трупа. Ещё два не изменят общей картины, так ведь? И они, скорее всего, могут сделать это. Так что в приоритете было не пускать их сюда, по крайней мере, до того момента, когда свартальвы поймут, что случилось.

Второе: бомба. Если эта штука взорвётся, и она всё же похожа на тот газ, что использовала Красная Коллегия в Африке, потери составят сотни тысяч, включая Энди, Томаса, Жюстину, да и Баттерса с Марси, которые ждали нас, тоже. Бомбу надо было обезвредить или переместить в другое место. Ну и неплохо было бы, если она не будет невидимой. Здорово поможет в любом случае.

И третье: спасти Томаса. Не стоило забывать о том, зачем я здесь, независимо от того, сколько дерьма случилось.

Дверь вновь грохнула.

— Молли! — крикнула Энди. Страх сделал её голос дрожащим и резким.

— Проклятье! — прорычала я. — Что бы сделал Гарри?

Если бы Гарри был здесь, он бы просто смог удержать чёртову дверь. Его магические способности были чем-то наподобие суперсилы, когда речь шла об использовании грубой, массивной энергии. Я практически уверена в том, что он бы смог остановить даже поезд. Ну, или, по крайней мере, небольшой грузовичок. Но мои способности не сводились к таким грубым манипуляциям энергией.

Гарри однажды сказал мне, что если у тебя есть одна проблема — у тебя проблема, но если у тебя несколько проблем, то может быть и несколько решений.

Я поднялась на ноги и взяла в руки оба своих жезла, крепко сжимая их. Деревянная шероховатая поверхность успокаивала меня. Я встала напротив двери и сказала:

— Готовься.

Энди бегло глянула на меня:

— К чему?

— Открыть дверь, — ответила я. — А потом закрыть, когда я выйду.

— Чего?!

— Закрой глаза. На счёт три, — сказала я и слегка подогнула колени. — Раз…

Дверь бухнула в очередной раз. Ребята явно не желали отступать.

— Два…

— Ты сбрендила?! — вопросила Энди.

— Три! — я с криком понеслась по направлению к двери, выставляя перед собой оба жезла.

Энди зажмурилась и резко открыла дверь. Оказавшись за пределами комнаты, я использовала этот чудовищный рейв, который был одним из моих любимых приёмов.

Я сделала усилие воли, и в коридоре тут же воцарился хаос из света и звука, исходивших от моих жезлов. Свет от моего заклинания был похож не на свет от фонарика, а скорее на вспышку маленького ядерного взрыва. Да и звук не был таким громким, как крик, или же, допустим, как небольшой взрыв, или проезжающий мимо поезд. Он больше напоминал звук выстрела этих огромных корабельных пушек времён Второй Мировой, звук которых запросто мог оглушить взрослого мужчину и опрокинуть того филейной частью на пол.

Я рывком продолжила двигаться вперёд, вместе со своим чудовищным рейвом, врываясь в коридор, где было полно водолазок, сконфуженных и оглушённых.

И тут я поняла, что надо играть грязно.

Спустя несколько секунд, все водолазки были на ногах, хоть и выглядели немного потерянными и моргали чаще, чем требовалось. Один из них помогал Лягушачьим Лапкам подняться на ноги. Его волосы теперь были растрёпанными, а мантия вся измялась. Уродливое лицо Лорда исказилось в гневе.

— Что случилось, Слухач?! — требовательно вопросил он. Он кричал что было силы, не щадя лёгких. Вероятно, его слух ещё не восстановился.

— Господин, — ответил Слухач, — я полагаю, это работа Леди-Оборванки.

— Чего?! Говори громче, идиот!

Щека Слухача дёрнулась разок. Он повторил сказанное, но на этот раз криком.

Лягушачьи Лапки издал шипящий звук.

— Надоедливая сучка! — прорычал он. — Выломай к чертям эту дверь и принеси мне её сердце.

— Да, господин, — ответил Слухач, и водолазки собрались вокруг комнаты номер восемь.

Они не использовали никаких специальных инструментов. Да они в них, в принципе, и не нуждались. Они просто начали колотить дверь ногами, причём втроём и одновременно. Подошвы их ботинок глухо ударялись о дерево. За три пинка в двери появились трещины, и она заскрипела. Пятый пинок едва ли не сорвал её с петель, и она махом открылась.

— Убейте её! — продолжал рычать Лягушачьи Лапки, подходя к поломанной двери. — Убейте!

Все, кроме двух, что остались с Лордом, вломились в комнату.

Я, скрываясь под завесой, сориентировалась и выбрала удачное время для того, чтобы отменить иллюзию: дверь как раз отшатнулась, когда толпа водолазок вломилась внутрь. Серебряная восьмёрка, обозначающая номер комнаты, расплылась и спустя секунду вновь стала цифрой шесть.

Жабьи глаза Лорда внезапно стали ещё шире по мере того, как он начал осознавать произошедшее.

Один из лакеев вылетел из комнаты и с треском врезался в стену на противоположной стороне коридора. Он, словно тряпичная кукла, столкнулся с ней, а потом безвольно сполз вниз. На треснувшем мраморе виднелись очертания человека и подтёки свежей крови, оставшиеся после столкновения.

С другой стороны двери послышался голос Томаса Рейта, вампира:

— Слухач, верно? Вот так вот. Вы, клоуны, всегда выбираете неправильную комнату.

— Мы ошиблись, — ответил Слухач.

— О да. Ошиблись.

Из комнаты начали доноситься звуки ломающихся костей и ударов.

Лорд Лягушачьи Лапки зашипел и начал резво поворачивать свою голову из стороны в сторону.

— Сука-Оборванка, — шипел он. — Я знаю, что ты здесь!

Сейчас я наверняка знала, что бы сделал Гарри. Я подняла свой жезл и послала голос в дальний конец коридора:

— Приветик, Лягушачьи Лапки. Тяжело, наверное, придерживаться образа злодея? Или это у тебя в крови?

— Ты ещё смеешь издеваться?! — прорычал фомор. Он послал спираль тёмно-зелёной энергии вниз по коридору. Всё, к чему она прикасалось, шипело и плавилось. Достигнув конца коридора, энергия врезалась в дверь. На двери появился яркий узор рыболовной сети, и послышался шипящий, потрескивающий звук.

— Да уж, тяжело, наверное, жить с такой рожей, — сказала я, и на этот раз звук раздался прямо возле него. — Ты убил тех девушек, или они сами захотели смерти, когда увидели тебя без одежды?

Фомор прорычал и махнул рукой по направлению звука. Он сощурил глаза и начал бормотать что-то, вместе с этим вырисовывая в воздухе какие-то хитросплетения с помощью толстых пальцев. Я сразу же почувствовала энергию, исходящую от него, и я точно знала, что он собирается сделать. А именно — обнаружить мою завесу. Однако я играла в эту игру с тётушкой Леа не один месяц.

А Лягушачьи Лапки — нет.

Когда он выпустил своё заклятие в форме тонких нитей, я ответила лёгким дуновением своей собственной энергии, чтобы немного изменить траекторию полёта нитей так, что они легонько огибали меня и мою завесу. Я не могла позволить обнаружить себя, по крайней мере, не так. Он не думал вовсе, и если он не сообразит, что случилось, скорее всего, он просто слишком туп для того, чтобы его обманули.

Но и заставить его отступить и уйти я тоже не могла, так что, убедившись, что моя уловка сработала и я обошла его поисковое заклятие, я вновь использовала свой жезл для того, чтобы исказить звук, на этот раз создав его сверху, прямо над головой фомора:

— Это тебе не шутки, знаешь ли. Ты точно уверен, что не хочешь отсидеться где-то в безопасном месте и оставить это профессионалу вроде Слухача?

Лягушачьи Лапки рывком поднял голову вверх и зыркнул куда-то в потолок. Затем он поднял руку, противным шёпотом произнёс слово заклинания, и струя огня сорвалась с его руки, поглощая потолок.

Потребовалось примерно две секунды для того, чтобы сработала пожарная сигнализация, и ещё две для того, чтобы включились спринклеры. К этому времени я уже была у двери в комнату номер восемь. Вода начала размывать мою завесу. Магия — это один из типов энергии, и она подчиняется своим законам. Согласно одному из них, вода является чем-то вроде плохого проводника, так что магические энергии, контактируя с водой, в буквальном смысле вымываются. Моя завеса быстро таяла, словно была сделана из сахарной ваты.

— Ха! — плюнул фомор, завидев меня. Я краем глаза увидела, как он посылает в меня изумрудно-зелёный разряд. Я ничком упала на пол, и вспышка пролетела мимо меня, поразив дверь. Я быстро перевернулась на спину, как раз вовремя для того, чтобы поднять щит, который спас меня от второй и третьей атаки. Мой щит не очень хорошо справляется с физическими объектами, но, к счастью для меня, атака фомора состояла из чистой энергии, и мой щит кое-как справился с этим. Мне удалось отразить разряды света влево и вправо. Они попали в стены коридора, и куски мрамора размером с добрый кирпич вывалились на пол.

Глаза Лорда Лягушачьи Лапки стали ещё больше и налились яростью не меньше, чем в случае промаха:

— Корова смертная!

А вот это было уже обидно. Конечно, мелочно, поверхностно и слишком слабохарактерно с моей стороны, раз его низкие оскорбления про мою внешность задели меня, но, всё же, обидно. Его не совсем лестные отзывы оказали на меня больше эффекта, чем его же попытка убийства.

— Корова? — проворчала я, в то время как импровизированный дождь начал здорово квасить меня. — Да я в этом платье выгляжу сногсшибательно!

Я бросила один из жезлов и резким движением руки направила поток невидимой, чистой энергии, которая была моей памятью, сфокусированной с помощью магии. Это было похоже на то, как свет проходит через увеличительное стекло. Иногда вы плохо помните события травматического характера, и мои собственные воспоминания о том, как меня подстрелили, были расплывчатыми. В тот момент, когда мне выстрелили в ногу, не было так уж больно, да тогда были вещи и поважнее. Главным образом, я почувствовала удивление, затем онемение, но… по-настоящему больно было потом, в вертолёте, когда мою рану обрабатывали. Они вытащили пулю щипцами, здорово расковыряв ранение, затем обрабатывали рану чем-то, что щипало, как чёрт знает что, а когда начали бинтовать рану, да ещё и как можно туже затягивая повязку, я вообще думала, что сдохну прямо на месте.

Вот что я послала ему, усилив всей своей волей, которую только могла собрать.

Он мгновенно создал щит, чтобы оградить себя от атаки, но я думаю, что он не привык работать с чем-то таким неосязаемым, как память. Даже несмотря на то, что вода ослабляла магию, я чувствовала, как атака прошла сквозь его щит и поразила цель. Лягушачьи Лапки испустил внезапный, пронзительный, полный боли крик. Он пошатнулся и упал, схватившись за ногу.

— Убейте ее, наконец! — завопил он. Голос его повысился на две октавы. — Убейте, убейте же!

Оставшиеся два лакея направились в мою сторону. Внезапно на меня накатила волна дикой усталости, я просто хотела завалиться на пол и поспать немного. Вместо этого я собрала волю в кулак и всё же доползла до двери комнаты номер восемь, постучав кулаком, что было силы:

— Энди! Энди, это я, Молли! Откр…

Дверь резко отворилась, и я ввалилась внутрь, едва переставляя ноги. Энди так же резко закрыла дверь и щёлкнула замками.

— Что за хрень, Молли? — требовательно вопросила Энди. Она тоже промокла насквозь, да и весь реквизит в комнате тоже, включая многострадальную бомбу фомора.

Я проковыляла к ней.

— Я не могла снять завесу с бомбы, — выдохнула я. — И у нас не было времени разводить костёр, а я не могу создать достаточно пламени для того, чтобы сработала пожарка. Так что мне пришлось порезвиться с мистером Лягушачьи Лапки, чтобы он сделал это вместо меня.

Дверь содрогнулась от попыток водолазок сорвать её с петель.

— Задержи их, — крикнула я, — а я пока обезврежу бомбу.

— А ты сможешь? — спросила меня Энди.

— Проще пареной репы, — соврала я.

— Лады, — ответила она и скривилась. — Я буду пахнуть, как промокшая псина.

Энди повернулась лицом к двери в полной боевой готовности, а я в это время протянула руки к бомбе. Я прогнала врагов, что ломились в дверь, прочь из своих мыслей и полностью сосредоточилась на ракушке передо мной. Затем я начала прощупывать энергии, которые двигались в ней, с помощью своих чувств.

В эту штуку было накачано много энергии, которая скопилась внутри и готова была рвануть в любой момент. Тонкое напыление чар находилось на поверхности ракушки, это было чем-то вроде магического аналога панели управления. Вода постепенно размывала эти чары, но недостаточно быстро, чтобы добраться до энергии внутри и рассеять её. Если я не перенесу её куда-то в другое место, вода уничтожит контрольную панель а-ля магия и бомбу уже невозможно будет обезвредить.

Я прикрыла глаза и положила руку на ракушку так, как это делал Лягушачьи Лапки. Я чувствовала энергию ракушки, которая касалась моих пальцев и готова была ответить на мои сигналы. Я начала медленно вливать энергию в неё, пытаясь прочувствовать, как и что. Весьма простое, прямолинейное заклинание, но я не знала, к чему оно приведёт. Это как иметь пульт от телевизора с кнопками без обозначений. Я ведь не могла просто начать нажимать их в случайном порядке, надеясь на лучшее.

Но, в любом случае, не сделать этого я тоже не могла.

Оставалось надеяться только на свою интуицию и успешную догадку.

На пульте кнопка выключения обычно находилась в стороне от всех остальных или же, наоборот, в центре. Так что я просто искала эту кнопку, чтобы выключить бомбу. Я сразу же начала отметать различные части чар, которые казались слишком сложными или же маленькими, постепенно уменьшая количество вариантов. В итоге, их осталось только два. И если я ошибусь…

Я не смогла сдержать нервный смешок:

— Эй, Энди. Синий или красный?

Внезапно в двери показался ботинок водолазки, который проделал в ней дыру. Энди повернула голову в мою сторону и одарила меня скептическим взглядом.

— Ты что, чёрт подери, шутишь?! — крикнула она. — Это всегда синий!

Половина двери отломилась и полетела на пол. Энди сразу же приняла облик волка и подалась вперёд, вцепившись в первого встречного вражину, когда тот попытался войти внутрь.

Я вновь вернулась к своим баранам, то есть бомбе, и выбрала второй вариант. Я сосредоточила на нём свою волю. Вышло у меня только после нескольких попыток, так как я была чертовски напугана. А как известно, страх, особенно тот, от которого вам хочется намочить штаны, не способствует ясности мышления.

— Боже, — прошептала я. — Знаю, что не была образцом целомудрия в последнее время, но если ты поможешь мне здесь, это поможет огромному количеству людей. Пожалуйста, сделай так, чтобы я не ошиблась.

Я перерезала синий провод.

Ничего не произошло.

Я почувствовала огромную волну облегчения, словно с плеч свалилось две тонны камней, а затем Лорд Лягушачьи Лапки перепрыгнул двух водолазок, отбивающихся от Энди, и врезался в меня.

Я плюхнулась на мраморный пол, и он оседлал меня, пригвоздив к полу своим слишком уж тощим телом. Фомор обхватил мою шею пальцами одной руки и сжал её. Он был до ужаса сильным. Я мгновенно потеряла способность дышать, голова стала свинцовой, а в глазах потемнело.

— Мелкая сука, — прошипел он. Он начал бить меня другой рукой. Первый удар пришёлся мне в скулу. Удар должен был быть болезненным, но, я думаю, с моим мозгом что-то было не так. Я поняла, что он ударил меня, но всё остальное утонуло в дымке черноты, которая становилась всё темнее. Я даже чувствовала, что сопротивляюсь, но это не принесло никаких результатов. Лягушачьи Лапки был намного сильнее, чем выглядел. Моё зрение не было очень чётким, но я увидела одну из мёртвых девушек на полу в другой комнате и тёмно-синие синяки у неё на шее.

Пол в двух метрах от меня пошёл рябью, и серое, странное на вид существо выпрыгнуло из него.

Свартальв, ростом примерно в полтора метра, был совершенно голым. Его кожа была серого цвета с пятнами, а глаза большими и полностью чёрными. Голова у него была чуточку больше, чем у большинства людей. Он был лысым, хоть и имел серебряно-белые брови. Он был похож на пришельца из Розуэлла, но вместо того, чтобы быть слишком уж тощим, его телосложение напоминало оное профессионального боксёра — подтянутое и мощное. В руке он держал простой короткий меч.

— Фомор, — сказал свартальв спокойно. Я узнала голос мистера Этри. — Ты знаешь, что бить женщин — плохо?

Он начал было говорить что-то, однако меч Этри со свистом рассёк воздух и аккуратным хирургическим разрезом отделил руку, что душила меня, чуть выше запястья, от остальной её части. Лягушачьи Лапки вскрикнул и сразу же отпрыгнул от меня, выплёвывая слова силы и пытаясь призвать что-то, одновременно удаляясь от него на трёх конечностях.

— Ты нарушил правила гостеприимства, — продолжил Этри спокойно. Он совершил движение рукой, и пол под фомором внезапно стал вязким. Он увяз в нём сантиметров на десять, после чего пол вновь стал твёрдым. Фомор закричал.

— Ты атаковал гостя, который находится под защитой Свартальфхейма, — сказал он тем же спокойным тоном. Меч вновь просвистел в воздухе, на этот раз отделяя нос от лица Лягушачьих Лапок. Пол разом оказался заляпанным какой-то слизью, и крики стали громче. Этри стоял над поверженным фомором и смотрел на него сверху вниз. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций:

— Есть ли что-то, что ты можешь сказать в своё оправдание?

— Нет! — заорал тот. — Ты не можешь этого сделать! Я не навредил твоим людям!

Волны исходящей от Этри ярости были такими жаркими, что я думала, что падающая на него вода обратится в пар.

— Не навредил нам? — произнёс он негромко. Он взглянул на раковину, а затем снова на Лягушачьи Лапки с выражением полнейшего презрения. — Вы бы использовали наш альянс в качестве предлога для убийства тысяч невинных, сделав нас вашими сообщниками. — Он присел на корточки, так что его лицо оказалось в нескольких дюймах от фомора, и продолжил спокойным, тихим, неумолимым голосом:

— Ты запятнал честь Свартальфхейма.

— Я заплачу! — пробулькал Лягушачьи Лапки. — Вы получите компенсацию за моральный вред!

— Есть лишь одна цена за твои действия, фомор. И никаких переговоров.

— Нет, — запротестовал Лягушачьи лапки. — Нет. НЕТ!

Этри отвернулся от него и осмотрел комнату. Энди была по-прежнему в виде волка. Один из водолазок истекал кровью на мраморном полу, струйки воды из спринклеров смешались с кровью, образовав огромную красную лужу. Другой скорчился в углу, обхватив руками голову, покрытую кровоточащими ранами. Энди смотрела на него, тяжело дыша, с её клыков капала кровь, в груди клокотало рычание.

Этри повернулся ко мне и протянул мне руку. Я поблагодарила его и позволила ему помочь мне принять сидячее положение. Моё горло болело. Моя голова болела. Моё лицо болело. Боль убивает меня, пульсирует, тук, тук, тук. Иди сюда, ты.

Видимо, мне здорово надавали по голове, раз мой внутренний голос стал похож на суфлёра в театре.

— Прошу прощения, — сказал Этри, — за вмешательство в вашу борьбу. Пожалуйста, не думайте, что я это сделал потому, что полагал, будто вы не в состоянии защитить себя.

Мой голос больше напоминал карканье:

— Это ваш дом, и ваша честь была поставлена на карту. Так что вы имели полное право.

Ответ, похоже, доставил ему удовольствие, и он чуть наклонил голову:

— Кроме того, я приношу извинения, что не разобрался с этим вопросом самостоятельно. Вы не были обязаны заниматься поисками или принимать меры против этой подлой выходки.

— Это была наглость с моей стороны, — сказала я. — Но действовать нужно было быстро.

— Ваш союзник предупредил нас об опасности. Вы не сделали ничего неправильного. Свартальфхейм благодарен вам за помощь. Вы оказали нам услугу.

Я собиралась ответить, что это было вовсе не обязательно, но внезапно одёрнула себя. Этри не был из тех, кто будет обмениваться всякими любезностями. И это не был простой дружеский обмен словами. Это больше было похоже на долгосрочное вложение. В ответ я лишь низко склонила голову:

— Спасибо, мистер Этри.

— Само собой, мисс Карпентер.

Свартальвы в униформе охранников, вместе со смертными охранниками, вошли в комнату. Этри подошёл к ним и тихо раздал указания. Фомора и его слуг связали, после чего вынесли из комнаты.

— Что будет с ними? — спросила я у Этри.

— Мы сделаем хороший пример из этого фомора, — ответил он.

— А что с вашим договором? — вопросила я.

— Он так и не был подписан, — сказал Этри. — По большей части из-за вас, мисс Карпентер. Хоть мы и не возвращаем долги за просто так, мы ценим ваше участие в этом вопросе. И это не будет забыто.

— Фомор не заслуживает честного союзника.

— Похоже на то, — ответил он.

— Что с водолазками? — спросила я.

— А что с ними?

— Вы… разберётесь с ними?

— А мы должны? — глянул на меня Этри.

— Ну-у, они, типа того, участвовали в этом, — ответила я.

— Они всего лишь имущество, — сказал свартальв. — Когда кто-то бьёт тебя молотом, то в этом виноват только этот кто-то. Нет смысла уничтожать молот. Нам до них нет никакого дела.

— А с ними что? — вопросила я, указывая кивком в сторону мёртвых девушек в комнате фомора. — До них-то вам есть дело?

Этри глянул в ту сторону и тяжело вздохнул.

— Плохо, когда красивые вещи уничтожают, — сказал он. — Однако они не были нашими гостями. Мы ничего не должны за их погибель и не будем отвечать за неё.

— У вас есть вампир-заключенный, — спросила я. — Не так ли?

Этри оценивал меня взглядом секунду-другую, после чего ответил:

— Да.

— Вы должны мне услугу. Я хочу, чтобы вы его отпустили.

Он выгнул брови, затем слабо поклонился и сказал:

— Идёмте за мной.

Я последовала за Этри. Мы вышли из комнаты и пересекли коридор, направляясь в комнату номер шесть. Дверь была разломана-переломана. Эйтри остановился у её остатка и вежливо постучал. Спустя мгновение, послышался женский голос:

— Входите.

Мы вошли. Комната, в принципе, была похожа на ту, в которой находился фомор, за исключением того, что тут было больше подушек и вообще мягкой мебели. Однако выглядело это всё ужасно. Весь пол был усеян поломанной мебелью, не менее поломанными элементами декора и поломанными же водолазками. Свартальвы-стражники уже связывали их и выносили из комнаты по одному.

Слухач вышел на своих двоих, руки его были связаны за спиной, а под глазом сиял огромный фингал на пол-лица. Он одарил меня долгим, спокойным взглядом, проходя мимо. И ничего не сказал.

Вот же ублюдок.

Этри повернулся в сторону полузакрытой двери, которая вела в спальню и заговорил.

— У нас есть должок к смертной чародейке, что предупредила нас. Она просит освободить вампира.

— Невозможно, — ответил женский голос. — Всё уже решено.

Этри повернулся ко мне и немного виновато пожал плечами.

— Мне жаль.

— Погодите, — возразила я. — Могу я поговорить с ним?

— Секундочку.

Мы подождали немного. Томас показался в двери, одетый в чёрный махровый банный халат. Он только что вылез из душа. Томас, возможно, чуть-чуть не дотягивал до метра восьмидесяти, однако каждый сантиметр его тела излучал сексуальные флюиды. Его глаза были кристально-голубого цвета, а тёмные волосы касались широких плеч. Моё тело повело себя так же, как и всегда, когда рядом находился он, и начало кричать: «О боже, какой мужчина!» Я проигнорировала его крики. Ну, более-менее.

— Молли, — спросил он. — Ты в порядке?

— Ничего такого, с чем бы не справилась пара упаковок аспирина, — ответила я. — А ты?

— А что могло случиться? — удивлённо моргнул он.

— Я думала… ну… знаешь… тебя ведь схватили как шпиона.

— Ну, есть такое, — ответил он.

— И я думала, что они, того, э-э, сделают из тебя пример.

— А зачем им делать это? — вновь удивился он.

Дверь спальни вновь отворилась, и из неё вышла женщина-свартальв. Она была очень похожа на Этри, — такая же маленькая и красивая, вот только вместо отполированной лысины на голове у неё была грива серебряных волос. Она, похоже, была одета в Томасову футболку, которая свисала ей почти до самых пяток. Видок у неё был какой-то… самодовольный, что ли? За ней, в темноте комнаты, виднелись ещё несколько пар больших чёрных глаз.

— Оу, — только и сказала я. — Ты, э-э, того? Заключил сделку…

— Да, работёнка не из простых, — усмехнулся Томас.

— Работёнка не из выполненных… — промурлыкала женщина-свартальв — Ты наш вплоть до рассвета.

Томас взглянул на меня, потом оглянулся назад и вновь смотрел на меня, после чего развёл руками:

— Тебе ли не знать, как это бывает. Долг зовёт.

— Эм… — вопросила я. — Что мне сказать Жюстине?

Томас одарил меня взглядом, полным непонимания и недоумения:

— Правду, что же ещё-то?

— О, слава Богу… — облегчённо вздохнула Жюстина, когда мы выходили из здания. — Я боялась, что они будут морить его голодом.

— Твой парень сейчас трахается с толпой тёмных эльфиек, и ты этому рада? — удивлённо спросила я.

Жюстина запрокинула голову и громко рассмеялась:

— Видимо, любовь к инкубу немного меняет мировоззрение. Не так уж это и плохо. Я знаю о его чувствах ко мне, да и ему надо нормально питаться. Так что в чём проблема? — усмехнулась она. — Да и ко всему прочему, он всегда готов на подвиги.

— Ты очень странный человек, Жюстина.

Энди фыркнула и по-дружески толкнула меня в плечо. Она вновь была в платье и туфлях, которые облюбовала.

— Чья бы корова мычала…

***

Когда мы вернулись в безопасное место, я вышла из квартиры Баттерса и направилась к ближайшей парковке, нашла угол потемнее, села и стала ждать. Леа появилась из ниоткуда часами двумя позже и села рядом со мной.

— Ты обманула меня, — выдала я напрямую. — Ты послала меня туда совершенно вслепую.

— Воистину. Так же, как и Лара своего брата. Но в отличие от её агента, мой не провалил задание.

— Но зачем? Смысл посылать нас туда?

— Нельзя было допустить Фомор к подписанию договора, — ответила она. — Если одна раса согласится на нейтралитет, другие тоже последуют за ней. Фомор просто разделил бы их по разные стороны и уничтожал одну за другой. Ситуация была очень деликатной. Предполагалось наличие агентов, которые пошатнули бы равновесие, вследствие чего Фомор проявил бы свой истинный облик.

— А почему ты сразу мне это не сказала?

— Очевидно, что ты бы не поверила и не доверилась мне, — ответила она.

— Всё равно надо было сказать, — хмуро сказала я.

— Не глупи, дитя, — фыркнула Леа. — Времени было в обрез и потакать твоим сомнениям, подозрениям и бесконечным вопросам я не могла. Намного проще было дать тебе цель, на которой стоило сфокусироваться… Томаса, например.

— Откуда ты знала, что я найду бомбу?

Она выгнула бровь:

— Бомбу? — Она покачала головой. — Я не знала, что произойдёт что-либо конкретное. Но фоморы по своей природе являются предателями. Если есть возможность устроить подлость, они так и сделают. Вопрос только в том, какую форму примет их предательство. Свартальвы должны были это увидеть.

— Откуда ты знала, что я раскрою их замысел?

— Я этого не знала, — ответила она. — Но я знаю твоего наставника. В том, что касается вмешательства в чужие дела и обнаружения неприглядной правды, он очень хорошо тебя обучил. — Она улыбнулась. — Ты также переняла его способность влезать в тщательно спланированные события и доводить их до полнейшего хаоса.

— Что это значит? — требовательно спросила я.

Ее улыбка была невыносимо самодовольной:

— Это означает, что я была уверена, что, как бы ни развивались события, они не будут идти по плану, и подписание договора не состоится.

— Но ты могла сделать всё вместо меня.

— Нет, дитя, — возразила Леа. — Свартальвы никогда бы не попросили меня стать их гостьей на приёме. Они любят чистоту и порядок. Они знали бы, что мои замыслы не чисты.

— Но они не знали того же обо мне?

— Они не могут судить других, кроме как по их поступкам, — пояснила Леа. — И были готовы заключить договор с фоморами, поскольку ещё не сталкивались с ними. Мои поступки уже показали меня той, с кем нужно обращаться осторожно. У тебя в отношении них была… незапятнанная репутация. И ты застала предателя с поличным. Всё хорошо, твой город спасён, кроме того, теперь группа богатых, искусных и влиятельных существ должна тебе услугу.

Она замолчала на минуту, потом слегка наклонилась ко мне:

— Возможно, некоторые выражения признательности были вполне уместны.

— От меня тебе? — удивилась я. — За что?

— Я полагаю, что вечер для тебя закончился достаточно хорошо, — сказала Леа, вскинув брови. — Ах, Господи, ну ты и трудный ребёнок. Не знаю, как ему удаётся терпеть твою наглость. Ты, наверное, думаешь, что заслужила от меня награды, — она встала и повернулась, чтобы уйти.

— Подожди! — сказала я вдруг.

Она остановилась.

Думаю, у меня перестало биться сердце. Я начала дрожать, всем телом:

— Ты сказала, что знаешь Гарри. Не «знала его». «Знаю». Настоящее время.

— Неужели?

— Ты сказала, что не знаешь, как ему удаётся мириться со мной. «Удаётся». Настоящее время.

— Разве?

— Тётушка, — спросила я её, и я могла только шептать, — тётушка… Гарри… он жив?

Леа очень медленно повернулась ко мне, и её глаза сверкнули зелёным, злым знанием:

— Я не говорила, что он жив, дитя. И ты не должна этого говорить. Пока.

Я наклонила голову и заплакала. Или засмеялась. Или то и другое. Не могу сказать. Леа не стала задерживаться. Эмоциональные проявления причиняют ей дискомфорт.

Гарри. Жив.

Я не убила его.

Это была самая лучшая награда.

— Спасибо, тётушка, — прошептала я. — Спасибо.

Джим Батчер

Писательское ремесло

Вопрос в том, чему именно у них учиться можно, а какие рекомендации следует воспринять критически…

Элеонора Раткевич

Элеонора Раткевич — Мысли вслух

Руководства по части написания книг — от Буало до Стивена Кинга — у нас все как-то больше зарубежного происхождения. Отечественная «Золотая роза» так прочно забыта, что это даже странно. Или не странно? Раз зарубежные авторы пишут бестселлеры, значит, у них и надо учиться, не так ли?

Вопрос в том, чему именно у них учиться можно, а какие рекомендации следует воспринять критически.

Не поймите меня неправильно — это хорошие, толковые, почтенные руководства, которые действительно могут научить многому, и я сама их рекомендовала не раз. Я не ударилась в славянство и не собираюсь сообщать, что хорошилище грядет по гульбищу из ристалища, да и другим не советую. Но все же есть область, в которой к рекомендациям зарубежных авторов следует подходить с осторожностью.

Область эта — стиль.

Пока речь идет о способах создания и выявления характеров, построения сюжета, развития действия — все в порядке. Мы действительно многому можем научиться. Даже если речь идет о совершенно новых для нас художественных принципах. Например, композиция в духе «расходящихся волн» ничем не похожа на привычное нам «экспозиция-завязка-кульминация-развязка» — но она очень интересна, и отчего бы не освоить и ее, отчего бы не расширить свой арсенал выразительных средств? Но когда речь идет о стиле, о языке текста, давайте не будем все-таки забывать, что создавались все эти рекомендации ДЛЯ ДРУГИХ ЯЗЫКОВ С ДРУГОЙ СТРУКТУРОЙ.

Все советы Флобера — я думаю, они достаточно общеизвестны, чтобы здесь их не напоминать — относились к французским писателям. И учитывали особенности французского языка. Именно для него они и ценны — а русский язык над собой таких насильств не очень-то и допускает. В худшем случае текст получается ритмически вывихнутым и очень принужденным по исполнению, в лучшем принужденности нет, но художественных средств все же недостает. Да и для французского языка рекомендации Флобера не так чтобы и безусловны — дело вкуса, конечно, но мне отчего-то не кажется, что Бальзак как писатель вообще и как стилист в частности хуже Флобера. Или, если обратиться к отечественным примерам — что Гоголь как писатель и стилист хоть чем-то хуже Дивова (который рекомендациями Флобера очень даже пользуется). Между тем довольно открыть хотя бы «Страшную месть» — вот явился колдун к святому схимнику, и что же? Посчитайте, СКОЛЬКО раз на неполных две страницы повторяется «страшный», «страшно», «страшен» — да Флобера бы удар хватил!

Впрочем, Флобер нынче большинству авторов не указ. Сейчас времена пошли не те, всякие там Буало, Флоберы и прочие французы уже не могут снискать прежнего трепетного внимания. Настало время триумфального шествия литературы англоязычной — и рекомендации по части успешного и качественного книгописания начинающие авторы пользуют по большей части англоязычные по происхождению.

Тут-то и расцветают новые, как сказал бы Дзеами, «цветы стиля».

Я с удовольствием рекомендовала в свое время Стивена Кинга — «Как писать книги». И по большей части его рекомендациям можно (а иной раз и нужно) следовать. Но ровно до тех пор, пока они не привязаны жестко к специфике английского языка.

Формулирует он свои рекомендации четко и хлестко.

Как хороша фраза «Глаголы вам не враги, прилагательные вам не друзья»!

И как же опасно русскоязычному автору следовать этому совету!

Грамматическая выразительность глаголов в английском языке огромна. Посудите сами. Времен в английском языке, строго говоря, четыре — Present, Past, Future и Future-in-the-Past — настоящее, прошлое, будущее и будущее-в-прошедшем (в русском языке такого нет). Каждое из них может быть использовано в четырех конфигурациях — Indefinite, Continuous, Perfect и Pefect Continuous — неопределенное, продолженное, завершенное и продолженно-завершенное. То есть ШЕСТНАДЦАТЬ временных форм только в активном (действительном) залоге! Плюс столько же в пассивном (страдательном) залоге, который в английском языке стилистически равноправен с активным. Итого — уже тридцать два. Плюс дополнительные глагольные конструкции, даже не выделяемые в отдельное грамматическое явление. Плюс изумительное разнообразие модальностей, способных выражать тончайшие оттенки смысла. Плюс использование немодальных глаголов в модальном значении. Я когда-то приводила пример: в русском переводе байроновское «Хочу я быть ребенком вольным» как-то не очень трогает душу — ну, хочешь, так и хоти себе, хотеть не вредно! — а вот в оригинале «I would I were a careless child» неизменно заставляет мое горло сжиматься, и не только из-за великолепной фонетики. Прежде всего это великолепная грамматика. Выбрав именно эти два глагола, чтобы высказать свое желание, Байрон ГРАММАТИЧЕСКИ выразил одновременно и силу этого желания, и его вполне осознанную безнадежность. Словно могучая волна желания разбивается об утес невозможности. И все это достигнуто без привлечения каких бы то ни было дополнительных художественных средств — только за счет грамматики!

Да, и не будем забывать такую великолепную штуку, как герундий — имеющий форму глагола и соединяющий в себе свойства глагола и существительного! Герундий, во всей своей прелести совершенно непереводимый на русский язык! Помню, как я мечтала когда-то перевести рассказ Бредбери «Utterly Perfect Murder»… и на первой же странице нарвалась на целый абзац, исполненный герундием. Конструкции, соединяющие в себе мобильность глагола и фундаментальность существительного. В русском переводе чем-то пришлось бы пожертвовать, а мне тогда по молодости лет не хотелось жертвовать ничем. Но красоту и выразительность этой грамматической формы я запомнила навсегда.

В русском языке глагол не несет и десятой доли той грамматической выразительности. О да, и в русском языке глагол — одна из ведущих частей речи. Недаром «глаголить» раньше значило «говорить» (справедливости ради замечу, что в те времена грамматическая выражительность русских глаголов была все-таки побольше). Да и слуха вещего должен коснуться всенепременно божественный глагол, а вовсе не божественное деепричастие. И сердца людские полагается жечь глаголом, а отнюдь не прилагательным и даже не существительным. И все же русские глаголы выразительны лексически более, чем грамматически. Три времени против шестнадцати — слабовато будет, ничего не поделаешь. Шесть против тридцати двух, если считать страдательный залог — пропорция и вовсе неравная. К тому же в русском страдательный залог стилистически НЕ равноправен с действительным. По большей части он относится к речи канцелярской, официальной, официозной. «Это здание было построено в 1800 году» «Платье сделано из шелка»… это не живая, это исключительно письменная речь с оттенком казенности. Совершенный и несовершенный вид глагола не полностью покрывает спектр английских значений — он выражает только завершенность действия. Продолженность его грамматически не выражена, в общем, никак, а уж словосочетание «продолженно-завершенный» вызывает разве что вопрос: «Холмс, но КАК?!» Модальности беднее английских. А уж объяснить не-англофону, что такое герундий, с ходу и вообще невозможно. Грамматическая выразительность русских глаголов достигается все же больше за счет приставок-суффиксов, нежели чего-то иного, но это не что-то специфически глагольное.

Это не значит, что русский язык беднее английского — никоим образом! Но это значит, что глаголы нашим авторам хоть и не враги, но скорее союзники, чем друзья, и безудержно кидаться в их объятия, пренеберегая прочими союзниками, рискованно.

А вот с прилагательными ситуация выглядит диаметрально противоположной. Грамматическая выразительность английских прилагаетльных если и не стремится к нулю, то находится на очень близкой к нему отметке. Что они нам могут предложить, кроме трех степеней сравнения? Из-за относительной нехватки приставок и суффиксов — да, в общем-то, ничего. Другая структура языка, что ж поделать. «Little — less — the least», вот и весь сказ. Русский язык может предложить побольше — «малый», «малой», «маленький», «малюсенький» и прочие — разные и по значению, и по стилистической группе прилагательные, и это только те, которые вспоминаются с ходу, на самом деле их побольше. Неудивительно, что мастера английской словесности издеваются над теми, чей текст преизобилует прилагательными, что для них это синоним неумения. Но вот русскому автору прилагательные ни в коем случае не враги. Разумеется, если ими все-таки не злоупотреблять до неприличия.

Вот и получается, что совет, пригодный для одного языка, становится по меньшей мере сомнительным, если им пользуются носители другого языка.

Так что следовать подобным советам, когда речь идет о работе над СТИЛЕМ, надо все-таки с осторожностью и очень, очень обдуманно.

Анастасия Парфенова — Предисловие переводчика

Последние дни, раздумывая над статьей Элеоноры Раткевич, я поймала себя на том, что просматриваю руководства по написанию книг. Поначалу из любопытства к рекомендованному в дискуссиях материалу. Затем захотелось освежить кое-что коллекции, собирающей пыль на моих собственных полках. Ну а потом руки дошли и до подборки сетевых ссылок.

Маститых авторов часто просят дать советы начинающим коллегам. Многие из них с удовольствием это делают. Кто-то — грамотно, кто-то — блестяще, кто-то — снисходительно.

И вновь моё внимание привлек стиль, в котором излагает свои «Thoughts on Writing» Джим Батчер. Он не создает впечатления, будто просветленный гуру вещает с вершин своей мудрости неграмотным ордам. Он непробиваемо практичен, и ничуть этого не стыдится. Он, кажется, просто физически не способен воспринимать себя серьезно.

И — да, все его статьи написаны на английском, для авторов, работающих на чужом для нас языке, в рамках чужой культуры. Они нацелены на западный издательский бизнес (семилетней давности). И всё равно интересны.

Я давно собиралась затеять переводческий проект, просто чтобы не растерять окончательно навыки. И подумала — а почему бы и нет? Язык легкий и яркий, идеи стоят того, чтобы над ними поразмышлять не торопясь. Можно попробовать.

Сразу предупреждаю, что это — упражнение. Перевод не профессиональный, в некоторых местах вольный. Если вы хотите знать, что на самом деле сказал Джим Батчер, оригинал находится здесь: jimbutcher точка livejournal точка com. Также я уверена, что кто-нибудь где-нибудь это уже переводил, и не раз, так что можно попробовать поискать в сети и другие варианты.

Настя-тор (ЖЖ)

Джим Батчер — Размышляя о написании книг

В основном я собираюсь использовать этот журнал, чтобы поделиться со всеми интересующимися тем, что знаю о писательском ремесле. Мой подход к созданию художественных текстов основан на идее, что методичное, структурированное использование выученных навыков даёт отличную базу, от которой можно отталкиваться при написании художественной литературы.

Это то, что я всё ещё использую сам, и я получил около 23,64 кадзиллиона е-мэйлов, задающих вопросы об умении писать и писательских приемах.

Следовательно, этот журнал.

Комментарии и дискуссии приветствуются, хотя моё участие будет эпизодичным.

Я надеюсь, эти статьи доставят вам удовольствие. И что они помогут вам в ваших собственных писательских подвигах. Или дадут повод от души посмеяться.

Джим

1. Вступление

Полагаю, вначале следует рассказать о том, что в этих статьях есть, чего нет, и почему я их пишу.

Здесь я пытаюсь изложить то, что знаю о создании популярного или «жанрового» романа. Откровенно говоря, эти принципы могут быть использованы для написания любой хорошей истории, но формулировались они специально, чтобы помочь начинающему автору создать достойное произведение — которое редактор признает стоящим риска и опубликует.

Некоторые из этих методов и приемов могут показаться жесткими, деревянными, негибкими, скучными и удушающими. Кто-то может с первого взгляда от них отказаться, высказавшись при этом о «волшебных формулах», «изучении таинств искусства» и так далее. Когда я учился, то видел (и сам написал) множество подобных комментариев. Всегда, всегда, всегда кто-то начинает жаловаться, что эти техники негибки и скучны и несовместимы с творчеством.

Этому умнику я говорю: пора перестать быть обидчивым ребенком. Создание хорошей истории — это в равной степени ремесло и искусство, и в то время как одни могут быть с рождения одарены невероятным талантом к искусству, писательское ремесло можно изучить лишь одним способом: через практику. Также известную как «труд».

Профессиональные музыканты не заходят в студию и не записывают CD, в первый раз взяв в руки инструмент. Они репетируют. Они начинают с гамм и аккордов, переходят исполнению песен «Дом восходящего солнца», «Шлюп «Джон Би» и рождественских гимнов и только после множества усилий, наконец, достигают нужного уровня и начинают играть музыку, за которую люди готовы платить.

Начинающие писатели, в целом, чаще всего хотят от исполнения гамм сразу перейти к той части, где им платят.

Большинство из них (включая и меня) ни разу не задумывались о том, что перемещение из точки А в точку Я требует значительного времени и ещё более значительных усилий.

Эти статьи создавались, чтобы показать вам приемы ремесла, которые помогут писать неизменно интересные, связные истории, с хорошим темпом повествования, а также создать цельных персонажей, о которых людям будет интересно читать. Научитесь использовать эти техники, и вы освоите пункты от Б до Ю с наименьшими потерями. Это во-первых.

Вторая причина использовать эти техники — они дадут вам твердый фундамент для создания историй, даже когда вы находитесь под давлением, связаны жёсткими сроками или совершенно не чувствуете вдохновения. Быть автором популярной литературы означает наличие в душе некой практичной, корыстной струнки, и писательское ремесло — это её сердцевина. Оно дает тебе инструменты, которые позволят делать дело.

Я могу на собственном опыте подтвердить, что ОНИ РАБОТАЮТ. Я даже представить не могу, как бы я в последнее время справлялся со сроками сдачи текстов, если б у меня не было инструментов, необходимых для написания хорошей истории так быстро, как это возможно.

Учитывайте, что, изучив эти приемы, вы всего лишь получите точку отсчета, с которой можно начать. Когда вы их усвоите, то начнете гораздо лучше понимать, ПОЧЕМУ они работают. А увидев это, уже будете знать, как можно изменять прием или просто его игнорировать, и все равно создать великолепную историю. У каждого правила есть исключения.

О, я также должен отметить, чем эти статьи НЕ ЯВЛЯЮТСЯ.

Они НЕ ЯВЛЯЮТСЯ моим изобретением. Почти все, что я знаю о писательском ремесле, я узнал от Дебби Честер, автора бестселлеров, опубликовавшую более 40 романов. Она преподает в Школе журналистики при Университете Оклахомы, на факультете профессионального сочинительства, где она в свою очередь училась у Джека Бикмана. Бикмен написал несколько достойных пособий по писательскому мастерству, он до сих пор время от времени публикует свои романы. Эти люди знают, о чем они говорят.

Я не разбираюсь в вопросе так, как они. С другой стороны, по времени я гораздо ближе к тому своему альтер-эго, что было «молодым талантливым автором». С этой точки зрения можно сказать, что мне проще передать информацию другим новичкам. Я постараюсь научить вас всему, чему они научили меня, только в более простой форме и с разъяснениями для начинающих авторов.

О, ещё одно, чем эти статьи НЕ ЯВЛЯЮТСЯ. Они НЕ ЯВЛЯЮТСЯ Единственной Верной Дорогой к Писательскому Мастерству. Это, по сути, МОЯ дорога. Довольно-таки ХОРОШАЯ дорога, даже если она оказалась несколько длиннее, чем я ожидал. Может быть, вы так возненавидите этот путь, что сбежите и найдете короткую тропинку, которая приведет вас к цели в десять раз быстрее. С другой стороны, может быть вы соскользнете с осыпающегося края, и вас сожрут страдающие несварением крокодилы. Кто знает?

Всё, в чем уверен: если вы готовы ради этого работать, ЭТОТ путь приведет вас туда.

Рано или поздно[9].

Джим

2. Писательское ремесло

Что это за ремесло, о котором вы говорите?

Чтобы говорить о написании истории, для начала нужно спросить: «А что, собственно, означает слово «написать?». По сути, написание текста — это искусственное средство передачи мыслей и образов, которые берут начало в ТВОЕМ разуме, тому парню, что держит в руках твою книгу. Передавать их следует наиболее эффективным и точным способом из всех возможных, так чтобы читатель в СВОЕМ разуме смог успешно декодировать чужие мысли. Письменное слово использует символы, чтобы передать картинки, звуки, ситуации, с целью позволить читателю по мере прочтения воссоздать историю в своём воображении.

Письменный текст — это изначальная виртуальная реальность. Если все идет как надо, вымышленный мир, который вы помогаете читателю создавать в его голове, становится столь же достоверным, увлекательным и интересным, что и мир реальный.

Но это означает, что вы должны все сделать хорошо. И для ЭТОГО, вы используете писательское ремесло.

История? Что ещё за «история»?

Чтобы говорить о писательском ремесле, сначала вы должны ответить на вопрос: «Что такое история?»

Упрощая, история — это вербальное описание героя (или протагониста), пытающегося достигнуть важной цели. Обычно, протагонисту противостоит отрицательный герой (антагонист, злодей).

Протагонист начинает бороться за достижение своей цели и встречает проблемы и противодействие своим намерениям.

Риск, которому он подвергается, возрастает по мере рассказа, и заставляет зародиться сомнения в том, удастся ли протагонисту добиться желаемого. Затем, после финальной конфронтации какого-либо рода (кульминации), протагонист одерживает победу либо терпит поражение, в зависимости от своего собственного выбора и своих действий. Мы более подробно остановимся на протагонистах и антагонистах, кульминациях и конфликтах в дальнейших статьях.

Писательское ремесло, писательские приемы, структура рассказа. Все это — разные имена, которые означают одно и то же (по крайней мере, в рамках этих статей). Они описывают практику к любой истории подходить с четко определенной целью и планом сделать повествование столь затягивающим и увлекательным, насколько это вообще возможно.

— Переходи уже к писательскому ремеслу!

Писательское ремесло описывают практику использования любого из доступных вам элементов, чтобы написать хорошую историю. Это означает, что у вас есть план книги — вы знаете, куда она должна прийти и почему. Это означает, что вы немного понимаете, как работает человеческая психика, и используете это к своей выгоде. Это означает, что каждый кусочек истории имеет определенную цель, и он продвигает рассказ наиболее завлекательным способом из всех доступных.

Проще говоря, писательское ремесло — это ни больше и не меньше, чем манипуляция эмоциями твоего читателя.

Звучит цинично и корыстно, не так ли?

Да. И нет.

Остановитесь и задумайтесь на минутку. Вы все читали книги. Вы все платили за них, ожидая, что вас развлекут. Книги, написанные достаточно хорошо, чтобы заставить вас рассмеяться, расплакаться, дрожать от страха, рычать от гнева или таять от желания — это, вероятно, те, которые понравились вам больше всего. За них вы с легким сердцем заплатите и о них больше всего любите поговорить. Как читатель, вы хотите, чтобы вас развлекли.

Вы ХОТИТЕ, чтобы автор вами манипулировал.

Авторы находятся на другой стороне уравнения. С художественной точки зрения, у вас есть обязательство манипулировать своим читателем как можно лучше — это и означает хорошую историю. С меркантильной точки зрения, успешная манипуляция привлекает большее количество читателей и приносит больше всего денег за счет повышения продаж.

Суммируя: писательское ремесло, о котором я буду здесь говорить — это ящик с инструментами. Внутри него проверенные временем техники использования человеческой психики к собственной выгоде.

Научитесь работать с этими инструментами. Только не забывайте носить ваши защитные очки и постарайтесь не отрезать себе случайно пальцы.

3. Конфликт, логичные реакции, точки зрения

3.1 Конфликт

Данная статья посвящена трем базовым концепциям структурного подхода к написанию книг. Хотя этот материал пока что слишком абстрактен, чтобы его можно было применять на практике, важно понимать основные идеи, на которых основан структурный подход, прежде чем мы начнем играть с деталями.

Конфликт — это не лучший способ. Это единственный способ.

Начнем сначала. Это является абсолютной основополагающей истиной при рассказе истории, и столь же важно для сочинительства, как законы физики — для реального мира:

Истории основаны на конфликте.

Ещё раз, поскольку мысль столь важную можно и повторить:

ИСТОРИИ ОСНОВАНЫ НА КОНФЛИКТЕ!

Если б я не придерживался американского стандартного кода обмена информацией, то повторил бы это в третий раз, использовав 3-D анимацию и огромные буквы, горящие синим пламенем. Увы, мне придется сдержать свой порыв.

Конфликт — это самый важный аспект в написании художественной литературы. Конфликт в том или ином виде должен присутствовать в каждой сцене. В предыдущей статье я постулировал, что история — это рассказ о герое, который преследует некую цель и которому противостоит враг, с противоположной или же несовместимой целью. Это — общий скелет истории.

Но подобный формат «цель-конфликт» является также общей моделью любой сцены. ВСЕ ваши персонажи должны иметь цель. Если у них нет цели, то какого черта они делают, бессмысленно болтаясь по эпизоду? Не только это, но у вас также должен быть кто-то, кто постарается испортить вашим героям жизнь — тем или иным способом. Никому не интересно читать, как Одиссей покидает Трою, плывет домой, наслаждаясь приятной погодой, и остепеняется, чтобы заняться так долго откладываемой перестройкой города.

Конфликты бывают бесконечно разнообразны и не должны (точнее, не обязаны) подразумевать взрывы и реки крови.

Гангстер, пинком вышибающий дверь и веером рассылающий пули — одна из форм конфликта, это точно. Но родственник, с самыми лучшими намерениями решивший отговорить вашего персонажа от достижения его цели — тоже конфликт. Так же как и начальник, который отказывается отпустить героя забрать больного ребенка из школы.

Мы в деталях рассмотрим конфликты, когда будем обсуждать построение сцены. Пока, просто помните, что истории основаны на конфликте, и что лучший способ добиться конфликта — это дать вашим персонажам цели и сильную мотивацию к их достижению.

— О, и пара слов о вредном уроке, который вам, возможно, придется переучивать. Профессора литературного искусства любят описывать «формы конфликта». Не пытайтесь отрицать. Некоторые из вас о них осведомлены, и вы это знаете.

Человек против человека, человек против природы, человек против самого себя. Позвольте дать вам совет. Единственный из них, представляющий какую-то ценностью для того, кто пытается научиться писать популярную литературу — это первый. Истории, описывающие человека против природы и человека против самого себя, могут сработать, но чтобы добиться этого автору придется приложить гораздо больше усилий. Вы будете слишком заняты, чтобы столь глобально усложнять себе жизнь.

3.2 Логичные реакции

— Черт побери, Джим, я писатель, а не логик.

— Ещё один камень в фундаменте четкого текста — это тщательное отслеживание логичности реакций. Помните, что одна из целей написания истории — это заставить её ожить в разуме ваших читателей. Чтобы добиться этого, важно излагать вещи четко и понятно. Вы должны создать для читателя ясный мысленный образ персонажей, объектов, географических точек.

(Мы углубимся в это чуть позже, когда будем говорить о персонажах).

Хотя создать яркие образы персонажей не слишком тяжело, ГОРАЗДО сложнее создать те же мысленные картинки, отображающие их действия. Ничто не выбивает вашего читателя из воображаемого мира быстрее, что когда он читает описание действия, затем моргает и думает: «Чего?». Как только ваш читатель останавливается, чтобы вернуться назад и разобраться в неясностях в тексте, вы проиграли.

Лучший способ сохранить непрерывность потока повествования — понимание логики реакций, или того, что мой учитель называла «взаимодействием стимула и реакции». (Это звучит внушительно, но они там работают в университете, где, если вы не используете множества тяжеловесных слов, вас просто не будут У-В-А-Ж-А-Т-Ь на кафедре).

На самом деле, суть довольно проста. Что-то случилось с вашим героем (стимул). Ваш герой реагирует на это (реакция).

Ваш герой совершает некое действие (стимул). Что-то случается (реакция).

И не валяйте дурака с последовательностью. Это только путает. Не ставьте реакцию перед стимулом. Например: «Его кулак ударил меня (стимул). Мой подбородок взорвался вспышкой боли (стимул-реакция) и я упал на землю (реакция)».

Видите? Вот логический порядок, в котором все происходит: стимул-реакция, стимул-реакция. «Взаимодействие стимула и реакции» означает именно это. Сначала идет стимул, и каждый стимул вызывает одну реакцию.

Если вы перепутаете порядок, то же самое описание действия понять становится гораздо сложнее:

«Я упал на землю, когда вспышка боли пронзила мой подбородок после того, как его кулак ударил меня».

Формально, никаких преступлений против грамматики в этом предложении не совершено, но оно неуклюжее, и читателю приходится прибегнуть к мысленной акробатике, чтобы понять, в каком порядке что происходит. На самом деле это не ТРУДНО — перевернуть последовательность с ног на голову, но для наведения логичного порядка требуется небольшое усилие.

Это усилие может показаться незначительным, но помните, что читатель должен за относительно небольшое время продраться сквозь сотни и тысячи ваших предложений. В результате, подобная маленькая ошибка может привести к следующим результатам. Во-первых, она может стать мысленной подножкой в вашей истории, которая заставит читателя споткнуться и выпасть из пространства текста. Во-вторых, множество мелких огрехов будут накапливаться. Это не то, на что большинство читателей осознанно обратит внимание в вашей работе — они просто будут знать, что текст не столь интересно читать, как хотелось бы.

«Но, но, но», — обязательно подумает кто-нибудь, — «Спилберг все время использует противоположный эффект! Он покажет крупных планом восемьдесят шесть героев (каждого отдельно), глазеющих на динозавра, прежде чем зритель увидит самого динозавра, что заставил их так глазеть!»

Ну, у Стивена есть преимущество. ОН НЕ ИСПОЛЬЗУЕТ ПИСЬМЕННУЮ РЕЧЬ. А вы — используете. Перестановка местами стимула и реакции в кино никого не путает, потому что мы не должны читать слова и превращать их в фильм в нашей голове. Фильм уже ЕСТЬ. Эти кадры в «Парке Юрского периода» работают, создают чувство напряженного ожидания, а не путаницы именно ПОТОМУ, что зрители знают: реакция, которую они видят, должна быть вызвана стимулом — и гадают, что бы это могло быть.

Кроме того. Вы — не Спилберг. Вы начинающий автор, который изучает свое ремесло[10]. Так что если вы хотите, чтобы текст воспринимался гладко и давал вам все возможные преимущества, возведите правильное взаимодействие стимула и реакции в религию.

3.3 Точки зрения

Все зависит от точки зрения.

В буквальном смысле. Без всяких преувеличений, успех или же крах вашего произведения зависит от того, с чьей точки зрения оно представлено. Сильные, увлекательные, убедительные персонажи создают или же разрушают историю, и основной компонент для создания подобного персонажа — это эффективное использование точки зрения, с которой ведется повествование.

Вы можете спросить: что делает её столь важной? (Кто-нибудь, давайте же, спросите, или я буду выглядеть довольно глупо). Хорошо, я рад что вы спросили. Чтобы ответить на этот вопрос, давайте вернемся к нашей цели как рассказчика: создать историю столь увлекательную, что она оживет в мыслях читателя. Мы хотим создать пространство текста.

Чтобы читатель получил возможность попасть в это пространство, ему нужно средство передвижения — или, другими словами, мы используем персонажа, от лица которого ведется повествование, чтобы ввести читателя в историю. Мы пишем с его точки зрения, чтобы передать читателю эмоции, опыт, мысли и действия этого героя. Некоторые жанры опираются на данный аспект повествования сильнее, нежели другие. Но можно уверенно заявить, что мы ведем рассказ от лица персонажа, чтобы позволить читателю прожить историю, увидеть её чужими глазами (а также услышать чужими ушами, обдумать не своим разумом, а возможно и какими-то другими органами).

Понимаете теперь? Читатель будет воспринимать ваш вымышленный мир через мысли, ощущения, эмоции и действия персонажа или персонажей, от лица которых ведется рассказ. Вы понимаете как, черт возьми, важно выбрать для этого самого лучшего героя? Перспектива персонажа, чьими глазами мы смотрим на произведение, оказывает колоссальный эффект на то, как оно будет воспринято читателями.

Попытайтесь представить себе «Звездный Путь» с точки зрения медсестры Чапел. Я не хочу сказать, что это был бы плохой сериал, но он совершенно точно не был бы тем «Звездным Путем», который мы знаем. Чапел — вполне достойный персонаж, но она, мягко говоря, не в центре событий на «Энтерпрайсе». «Властелин Колец» был бы совсем другой историей, если бы рассказывался от лица Билла Ферни. Я даже представлять не хочу, как выглядели бы «Звездные войны» глазами Джаббы Хата… Ну. Может быть за исключением того моменты, когда на Лею примеряли костюм рабыни…

В любом случае, речь о том, как абсолютно критично выбрать самых лучших героев, с точки зрения которых вы будете вести рассказ (ох, во имя всего святого, я совершу преступление, то есть сокращение, и буду называть их просто репортерами). И как это сделать, спросите вы?

(Быстро, кто-нибудь, спросите, преж…) Да, я рад, что вы спросили.

Прежде всего, вы должны решить, от какого лица ведется рассказ.

И вновь на вас может давить груз литературного образования, которое вполне способно встать преградой на писательском пути. Я уверен, любой из литературоведов здесь может навскидку назвать полдюжины различных подходов к этому вопросу.

Я упрощу их до наиболее знакомых:

От первого лица — написанные с точки зрения одного персонажа, изнутри. «Я пошел в магазин и купил печеньки. Я их съел». «Досье Дрездена» написано от первого лица.

От второго лица — написанные, как будто вы описываете для читателя его собственные действия. «Ты пошел в магазин и купил печеньки. Ты их съел».

От третьего лица — написанные с точки зрения одного или более персонажей, взгляд на которых идет со стороны. «Он пошел в магазин и купил печеньки. Он подавился ими и умер».

От лица автора — рассказ ведется с точки зрения внешнего, всезнающего наблюдателя. «Он пошел в магазин, не подозревая, что печеньки были инструментом самой Смерти. Если бы только он купил вместе с ними молоко, то мог бы выкарабкаться. Но он пожадничал, и сладкая и порочная шоколадная вкуснятина определила его судьбу».

* * *

Позвольте дать вам совет, который дала мне мой учитель: пишите либо от первого, либо от третьего лица. Авторская точка зрения вышла из моды где-то около ста лет назад. Повествование от второго лица лучше ограничить книгами-играми в стиле «Выбери свое собственное приключение». Первое и третье лицо — наиболее распространенные и легко воспринимаемые, и ни один редактор не примет вас всерьез, предложи вы что-то ещё при попытке взять штурмом издательский рынок.

Итак, переходим к следующему шагу. Как решить? Первое или третье? Давайте взглянем на «за» и «против».

* * *

Сильные стороны повествования от первого лица: немедленное погружение в мир книги через речь, с которой легче всего себя идентифицировать. В «Досье Дрездена» в тексте может быть сказано «Я пошел туда» или «Я сделал то», описывая действия Гарри — но на каком-то уровне читатель испытывает все это, как будто он находится на месте персонажа. Язык повествования, будто засланный резидент, завладевает читателем изнутри, и, возможно, лучше подходит для создания воображаемого пространства, нежели любая другая точка зрения. Бикхам именно по этой причине называл рассказ от первого лица «идеальной точкой зрения». Также именно от первого лица легче всего научиться писать, потому что — вы только посмотрите! — именно так мы воспринимаем реальный мир.

Недостатки повествования от первого лица: основная проблема заключается в том, что подобный рассказ создает кучу трудностей при структурировании произведения. Поскольку вы ограничены одной точкой зрения, ваша история должна вся разворачиваться перед глазами одного персонажа. Вы не можете показать читателю что-то, что не водит герой, а это может раздражать и стать проблемой, особенно когда различные персонажи все одновременно пытаются достичь взаимоисключающих целей.

Единственный способ избежать подобных проблем — тщательно следить за тем, что делает каждый из персонажей, когда они «не на сцене». Но это все равно оставляет вам задачу как-то найти способ и рассказать читателю о важных для сюжета событиях. Обычно, именно здесь появляются злодеи, которые занудно и пространно просвещают героя обо всем, что тот пропустил, или же персонажи, которые вдруг ни с того ни с сего принимаются обсуждать свои путешествия.

Чтобы обойти ограниченность рассказа от первого лица, необходимы заранее подготовленный план и творческий подход, но побочный эффект всего этого вынудит вашего героя быть крайне активным и любопытным, сующим свой нос во все проблемы — и возможно именно поэтому наиболее известные детективы написаны от первого лица.

* * *

Сильные стороны повествования от третьего лица: по своим слабым и сильным сторонам третье лицо идеально дополняет первое. Рассказ от третьего лица позволяет вам ввести несколько репортеров, что высвобождает для писателя целое море новых возможностей. Поскольку точка зрения может прыгать от одного персонажа к другому, как вам захочется (хотя обычно число репортеров ограничено) вы также можете издеваться над читателем и играть с ним, давая информацию, которой не владеет персонаж. Именно в этих местах читатель начинает кричать героям книги:

«НЕТ, БОЛВАН, РАЗВЕ ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ЭТО ВАМПИР?»

— и тому подобное, так как ему дали гораздо больше элементов головоломки, нежели репортеру.

Слабые стороны повествования от третьего лица: насколько у вас появляется больше возможностей с третьим лицом, прямо пропорционально возрастает и количество способов все испортить. Наиболее проблематичен в рассказе от третьего лица вопрос, как отразить эмоциональную глубину персонажа (по крайней мере, по сравнению с первым лицом), а также риск, что с возрастанием количества персонажей читателю будет все труднее следить за ними. (*кхе-кхе*Джордан*кхе-кхе*).

Когда вы принимаетесь за написание истории от третьего лица, вам нужно обращать особое внимание на то, чтобы создать для читателя четкий образ персонажей и их целей, чтобы всех репортеров можно было мысленно рассортировать по полочкам и удерживать в памяти. Часто у писателей также возникает проблема, как не перепутать повествование репортеров между собой — а некоторые авторы даже прыгают от одной точки зрения к другой в рамках одной сцены, главы или страницы, что гарантированно поставит мысленную подножку читателю, пытающемуся разобраться, в чьей голове он сейчас находится.

Ещё больше усложняет вопрос то, что лицо, от которого ведется рассказ, похоже, очень сильно зависит от темперамента и навыков автора. Кто-то не сможет писать от третьего лица, даже если от этого будет зависеть их жизнь. Я написал СЕМЬ КНИГ от третьего лица, и все они были неизменно ужасны. Когда я, наконец, внял совету Дебби и написал свой первый роман от первого лица, им оказался «Storm Front»[11]. Ясно, что мне гораздо больше подходит именно такое повествование. С тех пор я продолжил сквозь сжатые зубы упражняться в третьем лице, и думаю, что-то стало, наконец, получаться, но мне приходиться над этим биться. Другие авторы ныряют в третье лицо, как утята ныряют в пруд. Вот ведь извращенцы!

Ладно, формулируя предельно просто:

Рассказ от первого лица дает начинающему автору интуитивное преимущество при создании сильного, эмоционального главного персонажа. Оно создает несколько проблем для сюжета, но ничего непреодолимого. Лучше всего оно подходит для историй, сосредоточенных на одном центральном персонаже, и потому чаще всего его можно встретить в детективах и триллерах, а иногда и в фэнтези и научной фантастике.

Рассказ от третьего лица более гибок и открывает более широкий выбор, драматически, но им также гораздо сложнее овладеть на должном уровне. Однако, если вы его все-таки освоите, то сможете позволить своему вдохновению действительно развернуться. Третье лицо можно встретить в любом жанре, но особенно оно распространено в любовных романах, так как большинство их них склонно представлять историю как минимум с точки зрения двух главных персонажей.

Так что выберите, какое лицо вы хотите использовать в зависимости от того, какую историю желаете рассказать и опираясь на ваши личные таланты и предпочтения.

Теперь. Всё что вам осталось, это выбрать, КТО из персонажей станет репортером. И как мне это сделать, спросите вы?

Первое лицо проблем не доставит. Вы выбираете парня, который постоянно говорит читателю: «Я, мне, я, моё». Но когда вы пишите от третьего лица, возникает куда большее кандидатов на роль репортера в каждой конкретной сцене, и уже одно это может сделать выбор трудным.

Есть простой практической метод, который поможет решить. Репортером должен стать персонаж, который наиболее глубоко, эмоционально вовлечен в то, что стоит на кону в этой сцене. Когда вы гадаете, с точки зрения кого из персонажей показать конкретную сцену, все что нужно сделать — выбрать героя, которому терять больше всех. Это — тот человек, у которого самая сильная цель, и достижение этой цели станет плодородной почвой для самого сильного конфликта.

Уже поздно, и я, возможно, где-то что-то забыл. Но я вернусь и продолжу вещать, пока моё эго не убедится, что высказалось до конца. В следующей статье поговорим о планировании сюжета — которым стоит заняться до того, как начинаешь стучать по клавишам.

Заметки переводчика«Грозовой фронт» — это «Storm Front», первый роман из серии о Гарри Дрездене. На русском книгу издали под названием «Гроза из Преисподней». Или как-то так.

Долго ломала голову, как перевести «The freaks». Плохо я знаю родной язык! Самое близкое, до чего додумалась — «ошибки природы», но оно там не очень хорошо вписывается. Гады? Ироды? Пока поставила относительно нейтральное «мерзавцы».

А вообще, к этим статьям нужно было сделать вступление переводчика: «делай не как я, делай правильно». Батчер говорит умные вещи, я, в целом, с ним согласна. (Кроме тех деталей, по которым не согласна совсем.)

Первое и третье лицо, например. Похоже, что автор «Досье Дрездена» считает повествование от третьего лица (и с сточки зрения нескольких сменяющих друг друга репортеров), чуть ли не вершиной литературного мастерства. Меня же оно, порой, изрядно раздражает. Только ты увлечешься рассказом, только начнешь сопереживать герою… Бух! Конец отрывка. Другой репортер, другие события, другая сюжетная линия. Это уже не просто подножка в повествовании, из пресловутого «пространства текста» тебя вышибают пинком. И предлагают заходить в одну и ту же реку заново, да ещё, быть может, в месте, которое тебе не нравится, с персонажем, который совершенно не интересен. У меня в таких случаях возникает стойкое желание перелистать несколько страниц и найти следующую главу с понравившимся репортером. А может, просто закрыть книгу, и больше не мучиться. (*кхекхе* Мартин *кхекхе*).

В своих книгах, если нужно показать другую точку зрения, я обычно ввожу дополнительного репортера в прологах или эпилогах (при этом не особо волнуясь, что основное повествование идет от первого лица). Если и обращаюсь к третьему лицу, то не для введения дополнительных точек зрения, а чтобы эмоционально дистанцироваться от главного героя.

А ещё я ловлю себя на том, что порой смешиваю лица повествования даже не в одной сцене — в одном абзаце. Идет рассказ с точки зрения героя: «он увидел, он решил». Вдруг на пару предложений просыпается всезнающий автор, информирует читателя о каких-то неизвестных фактах. Потом поток сознания героя, его не обремененная кавычками мысленная речь. Потом снова третье лицо.

Я подобные скачки даже не отслеживаю, они кажутся естественными — и в собственном тексте, и в произведениях других авторов. Пока не придет кто-нибудь умный и опытный, и не отвесит подзатыльник: «Так ты получаешь недостатки и первого, и третьего лиц, но не приобретаешь ни одного из их преимуществ!», — могу проблемы просто не замечать. А повествование меж тем утяжеляется. Теряет скорость, ритм и прозрачность.

Да, ещё: по-моему, очень хорошо сказано, относительно выбора репортером наиболее эмоционально вовлеченного героя. Добавлю ещё — лучше брать персонажа активного. Того, кто будет что-то делать, а не просто рвать на себе в отчаянии волосы.

4. Основы — Скелет истории

Скелет истории.

Написать хорошо структурированную, качественную историю просто. Но нелегко.

«Хах?», — спросите вы. — «Что ты имеешь ввиду, просто, но нелегко?»

*Многие* вещи относительно просты. Извлечение мотора из вашей машины — процесс примитивный. Но совершенно точно не легкий. Нужно проделать серьёзную работу, и вы должны все сделать правильно, иначе простая задача может очень быстро превратиться в настоящий кошмар. Что-то похожее происходит, когда молодые авторы берутся за построение связной и цельной истории. То, о чем я вам сейчас расскажу, может не выглядеть таким уж запутанным, но для начинающего писателя справиться с этим будет сложно. По крайней мере, для меня — было.

Скелет истории — это описание основополагающего сюжета вашей книги, разбитое на простейшие элементы. Оно вмещается всего в два предложения. Ни одно из которых не должно быть излишне длинным. Ваш сюжет необходимо впихнуть именно в такие рамки, иначе он будет слишком запутанным для среднестатистического начинающего автора.

«Невозможно», — сказал я самому себе, когда Дебби дала нам это задание. — «Нельзя описать эпос столь грандиозный, как то, что я хочу наваять, всего двумя предложениями. Просто неосуществимо». Как выяснилось, очень даже осуществимо.

Если бы у меня не получилось, эта история была бы слишком сложна для моих способностей как писателя.

Скелет (также известный под названием «вопрос истории») состоит из простой формулы:

*КОГДА ЧТО-ТО СЛУЧАЕТСЯ*, *ВАШ ПРОТАГОНИСТ*, *ПРЕСЛЕДУЕТ ЦЕЛЬ*.

Но сможет ли он её достичь, когда АНТАГОНИСТ СОЗДАЕТ ПРЕПЯТСТВИЯ?

Например, возьмем «Storm Front».

— Да, я использую в качестве образца мои собственные книги — просто потому что они мои!

А ещё я знаком с ними лучше, чем с книгами любого другого писателя.

Итак, вопрос истории, рассказанной в «Грозе из преисподней».

Когда по Чикаго прокатывается серия зловещих сверхъестественных убийств, волшебник Гарри Дрезден ставит себе цель остановить преступника. Но сможет ли чародей её достичь, когда ему противостоят черный маг, страж Белого совета, преступные банды и полиция Чикаго?

Видите? Совсем-совсем просто! Настолько, что почти кажется смешным. И я не сомневаюсь: некоторые из читающих эту статью решат, что это действительно смешно. Они неправы. Перед вами базовое описание центрального конфликта всей истории — а истории основаны на конфликтах.

Помимо того, разбивая вашу историю на базовые элементы, вы поможете себе сконцентрироваться на самом важном в романе. А также избежите множества лишних слов, которые могли бы захламить ваше произведение. Всегда делайте свою историю столь «тощей», насколько сможете (но только до того предела, пока она все ещё вам нравится). Каждая сцена и каждое продолжение должны быть спланированы заранее и продвигать вашу историю вперед — и вы должны четко представлять себе назначение сцены, которую пишите.

Вы хотите создать историю, похожую не на слона, а на беговую лошадь. Расширить слишком «тощую» историю НАМНОГО проще, чем резать излишне объемный текст.

Это не означает, что вы не можете планировать книгу, в которой будут дополнительные сюжетные линии. Даже начинающий автор, каким был я, обычно может справиться с парой-тройкой, а при должном планировании — и с большим количеством. Но основной сюжет — это скелет, на котором строится все остальное. Прежде чем начать свой следующий роман, сделайте для себя небольшую табличку и заполните её. Знаю, знаю, звучит чертовски банально.

Но поверьте мне. В конечном счете, это вам пригодится.

Заметки переводчика: Поначалу перевела ANTAGONIST PROVIDES OPPOSITION как «ему противостоит антагонист». Потом заменила на более дословное «антагонист создает препятствия». Как-то это показалось более динамично и многообещающе, нежели просто зловещее стояние на пути главного героя. Забавно, что парой абзацев ниже, в приведенном примере, все снова вернулось к тому же аморфному «противостоянию».

Какое-то время думала, как лучше поступить с lean story, и все же решила перевести дословно. «Тощая» история. Но flash out записала как «расширить», а не «нарастить жир». Просто потому что.

5. Персонажи

Итак, ваша история — это прежде всего конфликт, не так ли?

Но нельзя получить конфликт без людей. Быть может, эти люди выглядят как разумные мыши эпохи Возрождения, или, возможно, они похожи на говорящих котов, но по вашей истории будет шнырять толпа существ с самыми противоречивыми желаниями. Это ваши персонажи.

Говоря исключительно с точки зрения ремесла, начнем с базового вопроса: что такое хороший персонаж?

ПРЕЖДЕ ВСЕГО, О АВТОРЫ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ, ВАШИ ПЕРСОНАЖИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ИНТЕРЕСНЫМИ.

Ну в самом деле. Кто будет читать о скучных людях? Их можно найти в газетах, или на уроках истории. Наше общество все дальше движется в век МТВ-информации-мультиплексирования-мгновенного вознаграждения, и терпимость читателя к скучному и обычному будет продолжать снижаться.

Подводя черту: без интересных героев ваша книга умрет, так и не родившись. Если хотите, можете написать что-то, бросающее вызов этому утверждению, рассказать о населении вымышленного города Плейнсвилля, состоящем сплошь из Джонов Смитов. И кто знает? Возможно, вы создадите бессмертный литературный шедевр. Но для бедных растяп вроде меня, у которых сыновья вдруг стали носить обувь на размер больше отцовской, и которые с легкой паникой смотрят на расценки обучения в колледже, есть пара базовых принципов, достойных того, чтобы их обдумать. Это может вам здорово помочь, с самых разных точек зрения.

Здесь мы подходим к следующему логичному вопросу: что такое интересный персонаж? Что делает его интересным? Хотя однозначного ответа на этот вопрос дать нельзя, есть несколько составляющих, которые, в совокупности, раз за разом помогают достичь цели:

* Преувеличение
* Экзотичность положения
* Первое знакомство
* Достоверность
* Эмпатия

Мы рассмотрим их по порядку.

1. ПРЕУВЕЛИЧЕНИЕ

Это может быть почти любая преувеличенная черты: физическая, психическая, эмоциональная. В буквальном смысле любой герой в популярной литературе — того или иного рода преувеличенный образ. Мистер Монк не просто суетлив и нестабилен, он суетлив и нестабилен до безумия.

Джек О’Нейл не просто остр на язык и рыцарственен, эти черты доводят его до ситуаций просто самоубийственных.

Синди Бристов не просто шпион, в ЦРУ она деффочка-супер-шпион, которая может выглядеть как угодно и стреляет лучше, дерется лучше и вообще все делает лучше, чем любой другой шпион в округе.

Пол Баньян не просто высокий, он высотой в шестьдесят три рукояти топора.

Памела Андерсон… довольно сказано.

Цель, с которой персонажей преувеличивают, двойственная:

ВО-ПЕРВЫХ: это само по себе интересно. Читать предложение о Джо Обыкновенном, идущем по улице, и вполовину не столь интересно, как предложение о Джо Двухметровом, идущем по улице и разбивающем лоб обо все встречные вывески.

ВО-ВТОРЫХ: это метод, который позволяет дать читателю яркий мысленный образ персонажа. Помните, что цель нашего «ремесленного» подхода к сочинительству — создать виртуальный мир в голове читателя. Он, читатель, рад вам в этом помочь. Я хочу сказать, что читатели, если дать им такую возможность, добавят множество фоновых и дополнительных деталей, но один из способов облегчить им погружение в рассказ — создать отчетливое представление о персонаже. Так, чтобы у читателя в голове всегда был ясный образ того, что герой собой представляет.

Преувеличение очень в этом помогает, оно дает что-то необычное и запоминающееся, ассоциируемое с каждым из персонажей.

(Дополнительные методы и подсказки, как ещё можно использовать этот прием, будут в разделе «Правдоподобность»).

2. ЭКЗОТИЧНОСТЬ ПОЛОЖЕНИЯ

Хотя, строго говоря, экзотичность положения — ещё один аспект преувеличения, между ними все же есть достаточно различий, чтобы выделить отдельный пункт. Поместить вашего персонажа в необычном месте или в необычную ситуацию — ещё один способ, помогающий пробудить к нему немедленный интерес.

Предложение, описывающее тридцатипятилетнего мужчину, сидящего в офисе, можно назвать довольно простым и скучным.

Но оно становится совсем другим, если офис — это Овальный кабинет в Белом Доме, и самому молодому президенту в истории США только что сообщили, что по Вашингтону бегает террорист с атомной бомбой наперевес.

Предложение о молодой женщине, сидящей на стуле, куда скорее вызовет реакцию «Пфе!», нежели рассказ о первой женщине — капитане шаттла, которая сидя в защитном скафандре проводит орбитальный маневр.

Разумеется, есть и обратный прием, когда вы берете очень необычного героя и помещаете его в совершенно обыкновенную ситуацию: Мистер Невероятный, работающий офисе страховой компании.

Не важно, идет ли речь о положении в обществе, о географической точке, об интеллектуальной или моральной позиции.

Выбор чего-то столь необычного, что оно будет запоминающимся и завораживающим, даст вам существенное преимущество для поимки и удержания читательского интереса.

3. ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

Не бывает второго шанса произвести первое впечатление. Когда читатель впервые встречает любого из ваших героев, крайне важно сразу же показать ему самое основное в этом персонаже. Вы можете значительно убыстрить и упростить весь процесс создания-виртуального-мира-вашей-истории, если прочно утвердите образы действующих лиц. Существует множество техник, позволяющих хорошо представить персонаж, но я остановлюсь только на самой сильной:

ХАРАКТЕРНОЕ ВВОДНОЕ ДЕЙСТВИЕ.

Написать хорошее ХАРАКТЕРНОЕ ВВОДНОЕ ДЕЙСТВИЕ означает представить персонажа читателю тот момент, когда он делает что-то очень для себя типичное. Это действие, ясно и четко показывающее, кто он такой, что он такое.

Вступительные кадры «Смертельного оружия — 2» переносят нас на переднее сиденье полицейского автомобиля в момент погони. Мел Гибсон радостно улюлюкает и в возбуждении колотит по потолку, в то время как Дэнни Гловер судорожно нащупывает сирену, пытается говорить по радио, пытается убедить Мела, что на самом деле им совсем не обязательно это делать. Введение твердо устанавливает, что наши герои — полицейские. Оно показывает любовь Мела к необузданным действиям, показывает осторожность, с которой Дэнни подходит к своей работе, показывает динамику в их отношениях.

— Мне так понравилось это представление, что я бесстыдно его заимствовал для первых сцен «Могилы в подарок».

Ваш персонаж — отчаявшийся старшеклассник-заучка? Тогда пусть он появится на сцене, опаздывая на школьный автобус — который тут же уедет прочь, хотя водитель совершенно точно нашего героя видел. (Знакомьтесь, Человек-паук).

Ваш персонаж — титан-лесоруб? Так пусть он начнет с того, что будет возвышаться над северными лесами и косить по пятьдесят деревьев с каждым взмахом топора.

Сделайте первое знакомство значимым. Вы просто не можете себе позволить упустить этот шанс.

4. ДОСТОВЕРНОСТЬ

Это университетское слово, означающие «они ведут себя правдоподобно». Мне просто легче печатать «фактор «Д».

Фактор «Д» — второй по важности элемент при создании интересных персонажей. Самый экзотичный герой в мире становится не более чем мультяшной фигурой, если его поведение нестабильно и неправдоподобно. (*кхекхе*Джа-Джа*кхекхе*).

Когда вы создаете героев, крайне важно передать читателю ощущение, что ваш персонаж — цельная, самодостаточная личность со своей собственной жизнью, выходящей за границы этой конкретной истории. Подобная задача требует какого-то времени, в течение которого читатель следует за персонажем и видит его мир его глазами.

Основной способ, при помощи которого этого можно добиться — это показать 1. ЭМОЦИИ, 2. РЕАКЦИИ, 3. РЕШЕНИЯ персонажа.

Когда что-то случается на страницах вашей истории, герой с приличным Д-фактором на это реагирует.

Читатель увидит, как разворачивается его эмоциональная реакция, получит представление о логике вопроса или проблемы, поймет, что персонаж выбрал правдоподобный и соответствующий ситуации курс действий.

Львиная доля этой работы делается, когда вы пишете ПРОДОЛЖЕНИЯ. Не те, что носят названия вроде «Роки-2». Это термин, относящийся к писательскому ремеслу.

ПРОДОЛЖЕНИЯ — обязательная часть вашей истории, и им будет посвящена отдельная статья.

Но подготовка и продумывание деталей заранее также играют важную роль. Вот ещё один замечательнейший инструмент, которым вы, ребята, можете воспользоваться: ЯРЛЫКИ и ЧЕРТЫ.

ЯРЛЫКИ — это слова, которые вы навешиваете на своего персонажа, описывая его. Когда вы собираете идеи в единое целое, для каждого действующего лица выберите слово или два или три, которые будете использовать для его описания.

Потом, время от времени, используйте каждое из этих слов при упоминании персонажа, и по возможности избегайте использовать их где-то ещё. Делая это, вы создадите психологическую связь между выбранными словами и тем сильным вводным образом вашего героя.

Например: Ярлыки Томаса Райта — бледный, красивый, тёмные волосы, серые глаза. Я использую их, когда представляю его в каждой новой книге. Когда же он вновь показывается на сцене, я напоминают читателю, кто это такой, используя одно или несколько вышеупомянутых слов.

Это довольно тонкий психологический механизм, и оказываемый им эффект гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд. Он неоценим как для вас, писателя, так и для читателя, создающего для себя виртуальную историю.

ЧЕРТЫ похоже на ярлыки, но вместо того, чтобы выбрать конкретные слова, вы выбираете несколько уникальных особенностей персонажа, начиная от характерного реквизита, заканчивая определенным мысленным настроем. Черты Гарри включают в себя его черный плащ, его посох, жезл, амулет в форме пентаграммы. Это — украшения, которые вы навешиваете на персонаж для удобства читателя, чтобы ему было легче представлять себе Гарри, когда история по-настоящему наберет темп.

Точно также, черты Боба — череп, его горящие глаза, его интеллект, его роль как лабораторного ассистента, помешанность на сексе и острые на язык реплики. По какой-то причине, все это работает.

Серьезно. Прежде чем представить нового героя, запишите несколько его ярлыков и черт. Вы удивитесь, насколько это облегчит вам работу.

5. ЭМПАТИЯ

Если у вас получится создать в разуме читателя яркого героя, затем показать его достоверность, у вас есть настоящий шанс добыть Священный Грааль сотворения персонажей. Если вы все сделали правильно, история породит у читателей чувство сопереживания вашим героям. Именно это заставляет людей смеяться во время чтения. Это же заставляет их плакать, аплодировать, или бежать в ледяной душ.

Как и с фактором «Д», чтобы добиться эмпатии требуется время. Также она во многом опирается на умелое использование продолжений. Но если вам удастся довести читателя до этой черты, как автор вы ВЫИГРАЛИ. Сорвали банк. Это — ОСНОВНАЯ ЦЕЛЬ разработки персонажей, потому что эмоциональная вовлеченность читателя и есть самый важный фактор, определяющий успех вашей истории.

Или, говоря другими словами, если вам удастся заставить свою аудиторию любить тех, кого вы хотите чтобы они любили, и ненавидеть тех, кого вы хотели бы чтобы они ненавидели, читатели будут возвращаться к вам снова и снова.

Заметки переводчика: Поначалу хотела перевести город Плейнсвиль как Обыкновенск, с населением из Ивановых Иванов. Потом вспомнила, как меня в свое время раздражали всевозможные Долгопупсы, и решила: кто захочет разгадать игру смыслов, сделает это сам. Я буду переводить фонетически.

Немного царапает все возрастающее количество культурных отсылок. Читатель явно без пояснений должен знать, что такое OVAL Office, к какой именно nation относится самый молодой президент в истории, и что такое Insurance Cubicle Purgatory. Отрезвляюще понимать, что в моих собственных текстах подобных специфических ссылок ничуть не меньше.

В очередной раз отметила для себя столь замечательный прием, как использование «ярлыков» при описании персонажей (а также важных для сюжета мест, объектов, концепций или событий). Забавно, что я почти никогда не принимаю заранее решения навесить на того или иного героя определенное слово и припечатывать его каждый раз, стоит бедняге выйти на сцену. Тем не менее, раз за разом ловлю себя на том, что именно так и делаю. Пока бета-тестеры не взвоют: «Да хватит уже твердить, что Кимико — вежливая! Мы это уяснили после первой дюжины повторений!»

Навскидку, могу припомнить только один раз, когда я осознанно, целенаправленно и продуманно составила для персонажа список ярлыков. В «Городе и ветре», лэри адмирал Таш д’Алория появлялась в тексте в сопровождении таких странных эпитетов как «тяжелозмейная», «среброснежная», «безначальная» и прочих причудливых словоформ, навеянных циклом «Снежная маска» Александра Блока. Рядом с ней возникали вдруг из неоткуда такие звуковые сочетания как «зв», «сж», «вз». А ещё — разлетались узорами усложненные грамматические конструкции.

Я знала, что перегибаю палку. Знала, когда писала текст, когда редактировала его, когда отстаивала все эти «змейные» и «безбрежные» перед бета-тестерами, а позже — перед корректором. Но, полностью осознавая, что слишком увлеклась, не могла, да и не хотела останавливаться. Таш была в моем воображении столь звездной, сложной, звонкой, и мне так отчаянно хотелось донести до читателя, насколько она не похожа на прочих героев. Любые средства были хороши.

6. Великое Срединное Болото

В него попадает каждый автор, обычно в каждой своей книге. Середина. Она подстерегает между началом вашей книги и захватывающим завершением. Цель её существования — поймать вас, как героя «Бесконечной истории», в мерзкую, липкую трясину и не дать вам закончить работу.

Великое Срединное Болото (или ВСБ) не знает ни милосердия, ни страха, ни сожалений. Оно не придет за вами, нет. Оно, чтоб ему пусто было, отлично знает, что вы сами к нему придете. Оно знает, что вы ворветесь, рассылая искры, очерчивая в тексте ярких персонажей, добавляя в историю потрясающие заделы на будущее и в целом ощущая себя на вершине жизни. И именно тогда, пока вы веселитесь, заканчивая введение в историю, оно и набрасывается. Вы вдруг обнаруживаете, что смотрите на экран, где открыт девственно чистый вордовский лист, пытаясь придумать, как протолкнуть свою историю через следующий абзац.

А оно над вами смеется. Смеется и танцует на пепле вашего энтузиазма. Оно отлично знает, что с этого момента и до конца книги, вы либо перейдете в его полное распоряжение, либо в отчаянии сдадитесь и перережете себе вены острым краем одной из тех бумажек, на которых пытались прочертить дальнейший сюжет. Оно торжествует и пляшет вокруг древнего костра, посылая крик радости равнодушным звездам.

Самодовольная скотина.

Ладно. Может быть, я его немного очеловечиваю. Но не слишком.

Написать середину книги ТЯЖЕЛО, особенно начинающим авторам. Почему? Потому что когда речь идет о рассказе истории, середина книги дает вам больше всего выбора, что и как делать. Требования, предъявляемые к введению и финалу, если смотреть с точки зрения писательского ремесла, во многом похожи, но в СЕРЕДИНЕ есть место развернуться вашему личному стилю. То есть, в середине истории у вас есть берзиллион-и-один шанс сделать что-то по-другому, и поскольку вы — начинающий автор, примерно берзиллион из них будет шансом сделать все неправильно.

Это как болото. Вокруг вас очевидные пути — но иногда поверхность, которая выглядит надежной, на самом деле готова утянуть вас на дно, парализовать и удушить. Иногда вода кажется глубокой и неуютной, но на самом деле это — безопасное мелководье. Иногда очевидные дороги вовсе не являются дорогами, и заканчиваются тупиками. Иногда в кажущиеся безопасными водах полно аллигаторов и ядовитых змей.

Черт побери. Середина книги, оказывается, опасна.

Именно когда автор заблудился, середина книги становится Великим Срединным Болотом. После того, как вы сделали в ВСБ неверный поворот, направление дальнейшего движения нужно выбирать с умом. Если вы (а под «вами» я подразумеваю «вашу историю») продолжите блуждать, то будете ходить кругами и из этого болота не выберетесь уже никогда.

Тот из вас, кто при написании подходил книги к этой границе, совершенно точно знает, о чем я говорю. Вы упираетесь в преграду, за которой не уверены, что делать дальше — и где мелкие детали и логические доводы начинают мешать движению. Ваша история вдруг отходит от намеченного плана с твердым убеждением никогда, НИ ЗА ЧТО не возвращаться назад. Вы не уверены, где именно все пошло не так. Персонажи и ситуации появляются из-под ваших пальцев, будто сами собой. Часто они веселят, даже интригуют, но на самом деле это — одна из форм отрицания, бедный вы, обманутый, потерявшийся во тьме олух. Вы заблудились. И просто не хотите признаваться в этом кому бы то ни было, и меньше всего — самому себе.

Позвольте вас обрадовать: читатель все поймет сам, и это испортит ему все удовольствие. Читатели не глупы. Они удивительно проницательны, даже когда на осознанном уровне не могут объяснить, что же именно с историей не так.

Многие читатели, да благословит Господь каждого из них, продолжат продираться сквозь болото, веря, что рано или поздно вы возьмете себя в руки.

Но большинство не обладает подобным терпением. Вы их потеряете. (Это плохо).

Но говорю вам я: не бойтесь. Пусть вокруг вас, насколько хватает глаз, простирается ВСБ, существуют способы избежать его ужасающей хватки. Я поделюсь с вами своими любимыми методами и упомяну ещё несколько приемов и подсказок, а в конце мы поговорим об ОСУ (Оружии Срединного Уничтожения), которое способно со стопроцентной вероятностью расколошматить чудище ВСБ на мелкие трясинные ошметки.

Итак, начинаем:

Проблема с ВСБ заключается в том, что у многих авторов нет твердой идеи, куда именно они желают пойти. Я имею ввиду, конечно, они хотят «оказаться на другой стороне болота», но это все равно, что сказать «я хочу оказаться на другой стороне континента». Хороший план, как общее указание, но в нем не хватает ясности, специфики, определенности. Вместо того, чтобы постановить «на другую сторону континента», возможно, более полезным будет сказать что-то вроде: «я проеду по дороге I-70 по среднему западу до Денвера, затем переберусь на Такую-то магистраль, пересеку Скалистые горы прежде чем использовать Маршрут Сякой-то через Калифорнию и до Тихого Океана».

То же самое применимо и к истории. У вас должна быть твердая идея следующей вехи, ориентира, достопримечательности, указательного знака, или как там их ещё назвать, и вам будет гораздо проще не сбиться с пути и не быть затянутым в топь. ПОЭТОМУ. Один из способов облегчить себе жизнь, это использовать что-то, что поможет вам оставаться на маршруте — конструкт, специально созданный, чтобы удержать хороший темп вашей книги на протяжении всей середины. Моя любимая из таких структур называется БОЛЬШАЯ СЕРЕДИНА.

БОЛЬШАЯ СЕРЕДИНА:

Вот суть этой идеи: запланируйте большое чудовищное преогромное событие к концу середины. Лучше, чтобы это была масштабная и драматичная конфронтация любого типа, соответствующего вашему жанру. Результат этого большого и страшного события Большой Середины должен послужить именно тем толчком, который направит книгу к последнему рывку перед достижением кульминации. По-настоящему запаситесь фейерверками. Запустите в читателя всем, чем только сможете. ЗАПЛАНИРУЙТЕ СОБЫТИЕ БОЛЬШОЙ СЕРЕДИНЫ.

Затем, по мере того, как вы работаете над серединой, НАРАЩИВАЙТЕ НАПРЯЖЕНИЕ, СТРЕМЯСЬ ПОДВЕСТИ К НЕМУ.

Разбрасывайте маленькие намеки, размещайте необходимый реквизит, устанавливайте мотивацию и так далее. Убедитесь, что все, что вы делаете в середине книге, помогает вам подвести сюжет к БОЛЬШОЙ СЕРЕДИНЕ.

Я использовал структуру Большой Середины в КАЖДОМ своем опубликованном романе. Она работает. Она не сломалась. Она, также, не является единственным путем через середину. Но это один из возможных путей.

Пример: «Досье Дрездена», «Барабаны Зомби». Событие Большой Середины — атака зомби на дом Гарри. Похищающая Трупы и Гривэйн заявляются в одно и то же место, в одно и то же время и устраивают настоящую Некробаталию. Там есть зомби, там есть призраки, тонны магии, охранные заклинаний Гарри испепеляют все вокруг, Баттерс попадает в плен, Гарри и Томас должны его спасти, взрывается вдоволь спецэффектов, а завершается все спасением в последний момент.

Это — та часть события, которая «драматичная».

Именно во время Большой Середины, Гарри получает информацию, необходимую для продолжения преследования, плохие парни вырубают в городе электричество, Баттерс обзаводится новой мантрой о смелости, и мы плавно переходим к следующему утру, к Дню Всех Святых и Темному Приношению, надвигающимся из-за горизонта. (а это — подготовка к кульминации).

Большая Середина — хорошее противоядие против ВСБ. Она поможет вам сохранить фокус и гораздо более плавно проведёт вас через главы.

МИНИ-ИСТОРИЯ

Некоторые авторы пробираются через ВСБ, создав целую новую линию повествования, и шмякая её аккурат в центре книги. Обычно, она каким-либо образом связана с основным рассказом, но внимание персонажей перемещается на новую колею, полностью ограниченную серединой романа. Это, по сути, маленькая история, которая пересекается с основной в достаточной степени, чтобы показать интересный и необходимый для сюжета рост персонажей, и прочее в том же духе.

Пример: Две Твердыни. Для героев, имя которым не Фродо и не Сэм, основная цель (уничтожить кольцо и победить Саурона) меняется (поймать орков, спасти Мерри и Пиппина, оградить Рохан от подлого и тотального расколошмачивания). Они не отказались от уничтожения Кольца (или Саурона) — но они отвлеклись на истории менее важные, но все равно эмоционально значимые. Знаете, к анти-Мордоровской революции они ещё вернутся, и скоро.

Но тем временем, мы больше узнаем о персонажах, и лучше, чем где бы то ни было ещё в книгах, видим, как они взаимодействуют между собой.

НОВАЯ СЮЖЕТНАЯ ЛИНИЯ:

Новую сюжетную линию можно назвать чуть разбавленной версией мини-истории. Это дополнительный сюжет, который неожиданно развивается и который должен быть разрешен, не став при этом излишне большой, самостоятельной частью истории, затмившей все прочее. Новая дополнительная линия начинается и заканчивается в середине, и обычно вводит новых интересных героев или же новые сюжетные нити, принадлежащие именно этой линии.

Например: Сжиматели Мусора и Тяговые Лучи. Главная цель Люка (Спасти принцессу и победить Империю!) изменяется (Не быть расплющенным! Сбежать! Ну давай же, Трипио! Где он может быть?). Это не меняет общей цели — но ДА, уводит историю в новом направлении, и появляется потрясающий монстр-с-щупальцами-и-перископом, новые декорации, и сцена, где очень здорово нагнетается чувство грозящей героям гибели. Даже Кеноби получает на свою голову чуть более сдержанную версию того же приема, потому что его присутствие сделало бы спасение принцессы слишком легкой задачей. Его отправляют на миссию по саботажу тяговых лучей. И снова: небольшая дополнительная линия, переплетенная с основной целью сюжета, но оной НЕ ЯВЛЯЮЩАЯСЯ, и она создает напряжение, отделяя Кеноби от других, позволяя ему ощутить постепенное приближение Вейдера, и показывая интересные джедайские трюки, которые, похоже, работают исключительно на имперских штурмовиках.

НОВЫЙ ПЕРСОНАЖ:

Явление на сцене нового действующего лица, обставленное более ярко и запоминающее, чем ввод среднестатистического поддерживающего персонажа. Такие герои недолго задерживаются в центре внимания, но они выполняют важную роль в продвижении истории, и в процессе они невероятно развлекают аудиторию.

Пример: Эдна Мод, из «Суперсемейки». Эдна появляется, чтобы сделать Бобу новый костюм, сделать всей семье новые костюмы, подсказать Хелен, что мистер Невероятный находится на Фантастическом острове, вместе со страдающей болемией младшей сестрой Сторм. Эдна — это настоящий цирк из одного человека, но общее время её пребывания на сцене незначительно по сравнению с основными героями, и она находится там, чтобы быстро развить сюжет.

Вот. ЭТОЙ охапки техник должно быть достаточно, чтобы помочь вам не увязнуть в зыбучих песках. Учитывайте, что использовать подобные приемы просто — но НЕ ЛЕГКО. Нужно практиковаться. Поиграйте с открывшимися возможностями, посмотрите, что лучше всего работает для вас, но самое главное — ПРАКТИКУЙТЕСЬ.

Что плавно подводит меня к абсолютному Стрижающему мечу для уничтожения ВСБ:

Продолжайте писать.
Вот, давайте я повторю:
ПРОДОЛЖАЙТЕ ПИСАТЬ.
Ещё раз, только громче:
ПРРРРОООДОЛЖААААЙТЕЕЕЕЕЕ!
ПИСААААААТТТЬ!

Беспроигрышный способ выйти из ВСБ — это продолжать ломиться вперед. Рано или поздно вы вывалитесь на другой стороне или же наткнетесь на узнаваемую тропинку.

Заметьте, я сказал, что этот способ беспроигрышный. Он не быстрый. Он не умный. Но, во имя всего святого, если вы сядете, сожмете зубы, и будете ПИСАТЬ, ПИСАТЬ, ПИСАТЬ, ДАЛЬШЕ, ДАЛЬШЕ, ДАЛЬШЕ, рано или поздно вы выберетесь на твердую землю. Сделаете в десять раз больше, чем нужно, и, вполне возможно, вынуждены будете рубить и резать свою историю воистину гигантским ножом прежде чем преступить к следующему черновику, но рано или поздно вы отлипните и выберитесь.

Ладно, я, похоже, исчерпал свой запас метафор. Так что, ещё одна, и я замолчу.

Поиск тропы через середину романа схож с любым другим поиском пути. Лучше всего, если вы с самого начала НЕ СОЙДЕТЕ С ДОРОГИ. Оптимальный способ не потеряться — составить твердые планы, но и он также не является простым. Что к лучшему. Наработанные навыки будут важны и полезны. Они понадобятся для поиска пути, когда случится что-нибудь непредвиденное, и вы таки потеряетесь.

Техники, описанные выше, это инструменты, то, что вы используете, чтобы удержать внимание на правильной дороге (то есть, на вашем СЮЖЕТЕ), чтобы не свернуть по ошибке, не замедлить темп истории и не убить тем интерес читателей.

Если вы все же потерялись, используйте один из этих инструментов (или один из миллиона других, о которых просто я забыл, никогда не слышал, или просто не могу припомнить в настоящий момент) чтобы вернуть свою историю обратно, зарядив её энергией для запланированного вами большого финала. Лучше всего их использовать на стадии планирования книги, как превентивное средство, но можно столь же успешно пустить в дело и постфактум.

Великое Срединное Болото вас не любит. Оно хочет, чтобы вы никогда, никогда не закончили книгу. ВСБ хочет, чтобы вы сдались и отправились домой ни с чем.

Так что внемлите моему совету и возьмите с собой пару инструментов — моих или чьих-либо ещё, вы меня не обидите.

Если ВСБ только покосится на вас, используйте их, чтобы огреть самодовольную скотину по голове.

Будет знать, где раки зимуют.

Заметки переводчика: Ну и как, прикажете, переводить всевозможные Snickersnack и slivy toves?

Или вот глагол «tromps». В словаре такого обнаружено не было. Ближайшие фонетические соседи переводятся как: трубить, козырять, формировать, передислоцироваться, давать сигнал к началу выступления, проходить строем, проходить толпой, кучковаться, бродяжничать, топтать, окапывать, окучивать и прочее. И как же, в итоге, был переведен этот замечательный глагол? А был он переведен с помощью существительного «явление». Где ты, логика?

Попутно обнаружила, что есть, оказывается, столько общепринятых способов переводить Vorpal Sword. Привычный с детства «стрижающий меч» — это ещё и «вострый меч», «чудо-юдоострый меч», а заодно и «хвостый меч». На всякий случай поясняю: речь идет о мече из стихотворения Льюиса Кэрролла «Бармаглот». Ужас что за оружие.

Из своего личного опыта путешествий по ВСБ могу сказать следующее: «Оно существует! (с)». Я в эту трясину влипаю регулярно, а вот выбираюсь из неё только с переменным успехом.

Для меня, правда, беда не в том, куда должен пойти сюжет. Как правило, я совершенно точно знаю, какова будет следующая сцена, следующая глава, следующая веха. Проблемы начинаются, когда нужно ПИСАТЬ, ПИСАТЬ, ПИСАТЬ, ДАЛЬШЕ, ДАЛЬШЕ, ДАЛЬШЕ. Направление понятно. Сил продираться вперед не хватает.

Полностью могу согласиться с Батчером в том, что садясь за книгу нужно точно, как можно более образно представлять не только её начало, но и конец. Я не смогла довести до конца ни одной книги, где была неопределенность с финалом. Как будто без постоянно тлеющего желания дойти до самого интересного, самого яркого, ради чего всё и затевалось, просто-напросто не хватает энергии пробраться через все остальное.

Более детальное планирование пути тоже значительно облегчает жизнь. Может быть и не с самого начала, но где-то к 3–5 главе у меня на столе обычно валяются бумажки, исчирканные стрелочками, линиями и значками, которые обозначают «вехи» основных эпизодов. Замечу, что эти наброски имеют мало общего с приведенными Батчером цельными конструктами.

В «Танцующей с Ауте», самой первой своей книге, я с самого начала знала, что роман будет разбит на три части. Примерно равные по объему и значимости. Первая: Антея и Аррек возвращаются в обитаемые земли. Фокус сосредоточен на них, и как индивидуумах, и как представителях своих рас. Это введение, раскрытие общих понятий, и вообще представление мира. Вторая часть: описание Эйхаррона, фокус на аррах, их обществе и культуре. Третья: описание Эль-онн, фокус на народе Антеи и её семейке. Каждая из этих частей имеет свой собственный мини-сюжет, с постановкой отдельной задачи, постепенно возрастающим темпом, и небольшой кульминацией. И в то же время все три отрезка поддерживают арку общего сюжета и финале сходятся в одном большом «Бум!».

Теперь, оглядываясь назад, могу сказать, что наличие таких близких, достижимых целей, как «выбраться обратно в Ойкумену» или «убедить людей подписать мирный договор» здорово мне помогло. Позволило сосредоточится на них, а не на более интересных, далеких и, как иногда казалось, недоступных финальных сценах.

В последней книге, романе «Ярко-алое», сюжет строился скорее по принципу «домино». Глядя на получившийся результат можно, наверное, назвать бал в честь дня-ноль «большой серединой» (в этой битве совершенно точно достаточно фейерверков и она пинком запускает все последующие события). Однако, в процессе работы я думала об отдельных эпизодах как о тех столбах, которые должны рухнуть, чтобы своим весом повалить следующую опору, и следующую, и так далее. Если бы Тимур не начал расследовать новую информацию и не вышел на Нордалла, заговорщики бы не запаниковали и не попытались его устранить, Тимур бы не оказался потерянным на сетевых рубежах, Кими не оказалась бы открыта для удара… И так далее. Каждый шаг необходим, чтобы дойти до следующего. Пропусти один — и вся логическая цепочка распадается. Её, конечно, можно собрать по-другому, но из неё нельзя безнаказанно выкидывать сцены, звенья, куски информации. Я просто не видела возможности прошмыгнуть к финалу дорожкой короткой и более крутой.

К счастью. Потому что иначе я точно попыталась бы ей воспользоваться — и, наверное, свернула б истории шею. Прецеденты уже были.

7. СЦЕНЫ

Сцены — это важно. Сцены — это та часть книги, где происходит, собственно, сюжет. В любой момент, когда ваш герой преследует цель (в отличии от героя, взявшего паузу для размышления или эмоциональной реакции на события истории), он вовлечен в СЦЕНУ.

Базовая структура сцены проста. РЕПОРТЕР начинает преследование определенной ЦЕЛИ. Кто-то ещё (обычно антагонист, но могут быть и иные варианты) активно, осознанно пытается его остановить. Это КОНФЛИКТ. Читателю остается гадать, удастся ли ведущему рассказ персонажу добиться своего (что также можно счесть ВОПРОСОМ СЦЕНЫ). Результатом конфликта *всегда* становится какого-либо рода РЕГРЕСС (который также можно счесть ОТВЕТОМ СЦЕНЫ) — по крайней мере, пока вы не доберетесь до финала книги.

Позвольте мне изложить это в простой схеме. Её я использую каждый раз, когда пишу сцену. Заполняю таблицу, точно какое-то распроклятое домашнее задание (которым она когда-то и являлось):

РЕПОРТЕР
ЦЕЛЬ
КОНФЛИКТ (ВОПРОС СЦЕНЫ)
РЕГРЕСС (ОТВЕТ СЦЕНЫ)

Рассмотрим эти пункты, каждый по порядку.

РЕПОРТЕР

Иногда, с ним проблем не возникает — например, когда вы пишете роман от первого лица, как «Досье Дрездена».

Персонаж, с чьей точки зрения ведется рассказ, всегда один и тот же.

В других случаях у вас больше свободы маневра (то есть, больше возможностей все испортить). Когда книга пишется от лица нескольких персонажей, чаще всего в сцене участвует больше, чем один рассказчик. (Особенно часто с этой проблемой сталкиваются писатели любовных романов). Если выбрать не ту точку зрения, вы лишите себя возможности сделать сцену столь интересной и привлекательной, как она могла бы быть. Выбор оптимального репортера ЖИЗНЕННО ВАЖЕН.

К счастью, есть простое практичное правило для тех, кто только начинает писать. ВСЕГДА выбирайте героя, который, эмоционально, в этой сцене ПОСТАВИЛ НА КОН БОЛЬШЕ ВСЕХ. Если вы так сделаете, то ещё больше нагнетаете напряжение, покажите эмоции (читай: создадите для читателей чувство эмпатии, сопереживания), и поможете сделать свой конфликт настоящим, значимым.

Вы можете нарушить это правило — точно так же, как можете нарушить любое из моих правил — после того, как будете точно знать, что делаете. Пока же вы не УВЕРЕНЫ, что понимаете как оно работает, почему работает, и чего вы можете достичь НЕ следуя правилу… не нарушайте его. Пожалуйста, пока вы не получили достаточно опыта, чтобы прочувствовать все самому, просто поверьте мне на слово: этот проклятый прием критичен, и следуя ему, вы себя не подведете.

ЦЕЛЬ

После того, как вы определились с репортером, следующие, что вам нужно — ЦЕЛЬ, которую он будет преследовать. Это должна быть АКТИВНАЯ, КОНКРЕТНАЯ цель, а не просто нечто туманное. Вместо того, чтобы отправлять героя «сделать что-то, чтобы всех спасти», он должен иметь цель в стиле «иду выбивать из Джона Блоу информацию, которая, возможно, поможет мне всех спасти». Вместо «понравиться этой девушке», его цель должна звучать скорее как «пригласить девушку на свидание и подарить ей замечательный вечер, уделяя огромное внимание деталям и сюрпризам, выбранным специально для неё».

Вот почему писать сцены экшена так здорово. У вас есть действительно четкие, ясные цели, вроде «выбраться из комнаты живым».

Цель не обязана быть вопросом жизни и смерти. Это может быть что-то столь простое как «хочу позавтракать». Главное, чтобы она была ясной, очевидно достижимой, и значимой для вашего репортера.

КОНФЛИКТ

Ах, конфликт. Сердце любой истории. Вы можете испортить все остальное в сцене, но если вы ПРАВИЛЬНО УЛОВИТЕ КОНФЛИКТ, то будете к публикации куда ближе, чем удается подобраться к ней большинству новичков.

Конфликт — это то, что случается, когда кто-то, по какой-то причине, берет и решает, что ваш персонаж не должен достичь своей цели, или же преследует встречную цель которая, буде она осуществится, не даст вашему репортеру добиться своего.

КОНФЛИКТ ПОЛНОСТЬЮ ЗАВИСИТ ОТ ПЕРСОНАЖЕЙ. КОНФЛИКТ ПРОИСХОДИТ МЕЖДУ ПЕРСОНАЖАМИ.

«Лес горит!» или «На улице холодно!» — это НЕ конфликт. Не поймите меня неверно, такие вещи могут быть использованы как драматические элементы, но они не являются КОНФЛИКТОМ. Их называют неблагоприятной атмосферой, но когда дела касается написания интересных сцен, это — граждане второго сорта.

Чаще всего, они выполняют вспомогательную роль. Одно дело, драться на ножах с самым своим ненавистным врагом. И совсем другое — драться на ножах с самым своим ненавистным врагом и посреди лесного пожара.

КОНФЛИКТ, в идеале — это два персонажа, сошедшиеся в схватке лицом к лицу (на любом уровне, который соответствует книге: фехтование словами может быть столь же захватывающим, что и фехтование шпагами), в то время как оба они пытаются достичь взаимоисключающих целей.

Все это означает, что вам нужен антагонист, с целью столь же конкретной и достижимой, и эмоционально поставивший не кон не меньше, чем протагонист. После того, как вы смогли вот так расставить фигуры, сцена практически пишет сама себя.

Заметьте, что я сказал «антагонист», а не «злодей». Злодеем ему быть совсем не обязательно. Это может оказаться обеспокоенный друг, пытающийся отговорить вашего персонажа от какого-то поступка. Это может быть один из разнообразных «заблуждающихся героев», который совершенно случайно действует вопреки протагонисту, как Мерфи в первой паре романов «Досье Дрездена». Это может быть достойный восхищения и даже вызывающий симпатию противник, как маршал Сэм Герард в «Беглеце». Выбор огромен. Важно то, чтобы антагонист работал против вашего репортера.

И, если написать его правильно, конфликт ставит подразумеваемый между строк ВОПРОС СЦЕНЫ. Удастся ли вашему герою добиться своего? Или, еще лучше, КАКОЙ из ваших героев добьется своего?

РЕГРЕСС

РЕГРЕСС — это результат КОНФЛИКТА. Ваш герой пытается добиться определенной цели — И НЕ ДОСТИГАЕТ ЕЁ.

«Э-э?», — скажите вы. — «Что-что?»

Он её не достигает. Ну подумайте, если бы это было так просто — Раз, добился цели! Два, добился цели! — это же будет совсем неинтересная история. Представьте себе… хотя бы ранние комиксы про Супермена. Дюжина проблем начнет наваливаться со всех сторон: плохие парны, природные катастрофы, полный список. Потом появляется Супер, и, одну за другой, разносит/палит/замораживает/отбрасывает/бьет все препятствия, чаще всего приложив минимум усилий.

ЭТО БЫСТРО НАДОЕДАЕТ.

Фактически, я частенько предпочитаю даже не использовать слово «регресс», описывая результаты сцены. Мне нравится говорить о них как о КАТАСТРОФАХ. Но я такой, склонный к мелодраме.

В любом случае, персонаж не добивается полностью своей цели, не разрешает вопрос окончательно ДО КОНЦА ИСТОРИИ. Если он все получает раньше времени, то зачем тогда читать дальше? Лучшие истории удерживают читателя на грани (то есть, не удовлетворенным до конца) до самой кульминации, где даются ответы на все вопросы, достигаются все цели, и мы все можем успокоить нервы сигаретой, или что-то в этом роде.

Есть несколько способов, при помощи которых вы можете завершить сцену — или, говоря другим словами, есть несколько возможных ОТВЕТОВ на ВОПРОС СЦЕНЫ. Давайте рассмотрим их, начиная с варианта, наименее желанного для пытающихся удержать аудиторию авторов.

ОТВЕТ 1: ДА. Как уже было сазана: ни в коем случае. Это вариант самый простой, он дает вам меньше всего драмы и самый узкий выбор дальнейших возможностей. Он предсказуем, в нем изначально заложено меньше всего конфликта, и он означает самые низкие шансы на удержание внимания ваших читателей.

«Запертый в яме с изголодавшимися, заразными росомахами, наш герой отчаянно пытается спастись! Он прыгает, без единой царапины оказывается в безопасности и продолжает своё путешествие!» Видите, что я хочу сказать? (Ску-уучно).

ОТВЕТ 2: ДА… НО. Уже лучше. В этом сценарии ваш герой достигает намеченной цели, вопросов нет, но … есть некое осложнение, причем такое, что будет иметь долговременные последствия. В целом, чем эти последствия серьезней/катастрофичней, тем лучше.

(Запертый в яме с изголодавшимися, заразными росомахами, наш герой отчаянно пытается спастись! Он прыгает, чтобы вскарабкаться на свободу, росомахи с пеной у рта бесятся внизу — но как только герой достигает края ямы, его свирепо кусают за ногу! Он свободен! Но лишь вопрос времени, как скоро Синдром Сумасшедшей Росомахи превратит его в рычащего монстра с бешеной пеной у рта!» Видите? Куда интересней, чем позволить ему удрать без единого шрама, подтверждающего сей подвиг).

ОТВЕТ 3: НЕТ! Ешё одна, с точки зрения автора, хорошая развязка сцены. Герой пытается добиться своей цели, и получает безаппеляционный отказ. Может быть, его блокирует антагонист. Может, он сам совершает ошибку и все портит. В любом случае, он делает всё, что может, и в итоге оказывается повержен и сокрушен. Теперь он должен отступить, переоценить ситуацию и попробовать что-то ещё. Используйте этот ответ с осторожностью, потому что его побочным эффектом может стать полная остановка сюжета. Излишнее количество таких «нет!» может вызвать у читателя неприятие и раздражение, может выставить вашего героя глупым и/или бессильным, тем самым уменьшая читательскую эмпатию, а с ней и общее напряжение истории.

(«Запертый в яме с изголодавшимися, заразными росомахами, наш герой отчаянно пытается спастись! Он прыгает, чтобы вскарабкаться на свободу, но край ямы обваливается под его руками, и он падает обратно к бешеным монстрам! Герой хватает коммуникатор и кричит: «Ред! Похоже, у меня тут проблема!»

Видите? Это может быть хорошим способом вовлечь других действующих лиц, заставить персонажей взаимодействовать друг с другом, или ещё что-то в том же духе — но вы всё ещё сидите в яме с росомахами. Если только вы не пишете трактат под названием «Гнезда росомах в округе Мэдисон» или нечто подобное, то лучше не оставаться в этой яме навечно. Так что используйте ответ НЕТ с осторожностью.)

ОТВЕТ 4: НЕТ! И БОЛЕЕ ТОГО! Мой личный фаворит из всех прочих ответов. Наш герой не только НЕ достигает цели, он попутно умудряется сделать все куда ХУЖЕ.

Предпочтительней, когда ухудшение ситуации — вина вашего протагониста, потому что так просто ВЕСЕЛЕЕ, но это уже не обязательно.

ТАКОЙ ответ порождает самые интересные сцены, дает материал для самых интересных и трогательных продолжений, и в целом это — Большое Ружье, которое вы достаете, заметив, что сюжет замедляется. Предупреждение: такой ответ требует от вас большей креативности, как от автора, потому что он умножает стоящие перед героем проблемы.

Однако: Эй! Если б вы не были личностью хоть немного креативной, вас бы здесь не было.

«Запертый в яме с изголодавшимися, заразными росомахами, наш герой отчаянно пытается спастись! Он прыгает, чтобы вскарабкаться на свободу, хватается за свисающую лиану! Лиана поддается под его руками, и герой падает обратно к истекающим слюной монстрам! В ужасе бедняга смотрит на них, и лишь ТЕПЕРЬ понимает, что лоза, которую он схватил, это никакая на самом деле не лиана! Он держит за хвост десятиметровую Ядовитую Перуанскую Кобру — и невероятно смертельная змея НЕ РАДА, что её так грубо ухватили прямо посреди сиесты. Она открывает свои ужасные челюсти и резко бросается к горлу героя».

М-ммм. Вот это уже — добротный результат сцены.

Признаю, эти примеры довольно сомнительны с литературной точки зрения, но они в целом иллюстрируют сказанное.

Так или иначе, любая сцена в любой истории, где герой преследует цель, будет решена одним из четырех способов. И вы это сделали! Вы написали хорошую сцену! Просто, да? Но не ЛЕГКО. Попробуйте писать сцены, ПОПРАКТИКУЙТЕСЬ в их создании. Как это ни странно, но с практикой у вас будет получаться все лучше и лучше. Сегодня я уже сознательно не думаю в таких терминах как цель/конфликт/регресс. Все они — уже часть моего мыслительного процесса, и стали для меня прозрачными — сейчас.

Просто, размышляя о сцене, я с самого начала строю её на основе прочного скелета, и это позволяет сосредоточиться на других аспектах: темпе, персонажах, атмосфере, антураже, описаниях. Иногда у меня даже остается время, чтобы уделить внимание красоте языка. Но если бы я не мог опереться на этот твердый скелет, все остальное было бы, по сути, не важно. Вы ДОЛЖНЫ овладеть элементами ремесла прежде, чем руки дойдут до искусства.

Подводя итог:
РЕПОРТЕР
ЦЕЛЬ
КОНФЛИКТ
РЕГРЕСС

Это все, что нужно для написания действительно хорошей сцены.

Конечно, книги не состоят из сцен на 100 %. Герои должны остановиться, чтобы перевязать свои раны, получить диагноз Синдрома Сумасшедшей Росомахи, поволноваться о надвигающейся на них погибели и урвать поцелуй от сочувствующей героини-медсестры. Где же в этом конфликт? Как оно вписывается в твою теорию, Джим?

Никак, конечно. Это продолжение. О них мы поговорим в следующий раз.

Заметки переводчика: Интересная фраза: get the conflict right. Я перевела её как «правильно уловить конфликт», но на самом деле тут скорее «заполучить конфликт». Овладеть. Сделать своим. Интериоризировать. А потом — написать. На английском оно звучит как-то более активно и… основательно, что ли.

И ещё. Когда автор рассуждает об ответах сцены, он использует словосочетание scene resolution (грубо говоря: «литературная развязка каждой конкретной сцены»). При этом, для её описания используется такое замечательное слово как fallout — «негативные, неблагоприятные последствия чего-либо». То есть, по Батчеру, результат сцены не может быть положительным просто по определению…

Когда автор вновь вернулся к вопросу, от чьего лица должна быть написана сцена, мне вспомнился ещё один аспект. Выбор точки зрения определяет не только, какие именно события будут показаны читателю. Репортер диктует как они будут показаны.

Дело даже не в том, что один герой проницателен и наблюдателен, в то время как другой просто не замечает большую часть подтекста. Тут начинается игра этических, эстетических, культурных установок. Нужно показать — между строк, непрямо, в деталях — целое мировоззрение. Не просто упомянуть и даже не описать. Именно показать.

И… вообще-то, это довольно сложно. По крайней мере, для меня.

Даже простая физиология (один из героев видит в ультрафиолетовом спектре, другой — близорук) может стать для автора настоящей головной болью. Когда же на неё накладывается воспитание, социальное положение, прочие культурные аспекты…

Возьмем для начала что-нибудь более распространенное: пол и гендерные различия. Репортер, скорее всего, будет либо мужчиной, либо женщиной, и это, безусловно, повлияет на то, как он или она будет видеть историю.

(По крайней мере, должно повлиять. Если я, как автор, не забуду о разнице в восприятии.)

Возьмем пример из того же Батчера. «Досье Дрездена», повествование идет от первого лица. Описание двух персонажей, но глазами разных репортеров:

Репортер 1, Гарри Дрезден:

«Первым был плоскоголовый, лишенный шеи громила по имени Хендрикс, личный телохранитель и боевик Марконе. Его мамой была кадьякская медведица, его папой был танк «Абрамс»…»

«Мисс Гард стояла чуть в стороне от Хендрикса, прикрывая те направления, за которыми не мог следить гигант. Она была столь же светловолоса и воинственна, как и раньше, костюм и галстук скрадывали её фигуру, ничуть не умаляя привлекательности».

Репортер 2, Каррин Мерфи:

«Первой оказалась женщина, светловолосая амазонка шести футов ростом в сером бизнес-костюме. У неё были длинные ноги, которыми мать-природа от рождения обделила меня — что само по себе являлось достаточным поводом для неприязни. Её звали Гард, и Дрезден верил, что она — настоящая, неподдельная Валькирия».

«Вторым был Хендрикс. Его не назовешь уродливым, но он все равно напоминал мне горгулию: существо неуловимо неправильной формы, с бугристыми мышцами и глазами-буснами, готовое в любой момент сорваться в атаку ради человека, которого он охранял».

Казалось бы, идет обычное, рутинное описание персонажей. Но в то же время, эти короткие предложения описывают и репортера. Как минимум, можно с уверенностью сказать, где повествование идет от лица мужчины, а где — женщины. Можно понять, как герой оценивает угрозу, как строит образы, какими сравнениями оперирует. И все это автор должен постоянно удерживать в голове. Есть о чем задуматься, когда приходит время выбирать точку зрения.

Так что, помимо вопросов: «Чьими глазами я лучше увижу эту сцену?»; «Кто эмоционально вовлечен в неё больше других?», — я обычно задаю себе ещё и такие: — А знаю ли я, во что ввязываюсь? Справлюсь ли, ведя рассказ от лица мужчины? Смогу ли описать менталитет героя, выросшего на сломе двух культур и не принадлежащего, толком, ни одной из них? Стоит ли связываться с репортером, у которого иначе строится восприятие, мышление дискретно, а коллективное бессознательное обладает независимостью и волей?

Не испорчу ли я текст? Не будет ли мне слишком скучно, если отступить и не поставить перед собой достаточно сложной задачи?

Ах, решения, решения…

8. ПРОДОЛЖЕНИЯ

Нет, мы говорим не о книге № 2. Мы говорим об изначальном значении слова «продолжение» — та часть, которая идет после, следующая в ряду. В сценах книги разворачивается весь сюжет, в них осуществляются все активные действия, и воплощаются принятые решения.

И теперь вы подошли к самой сложной задаче.

Сделать так, чтобы все вышеописанное не было вашим читателям до лампочки.

Чтобы добиться этого, вы должны заставить их видеть происходящее глазами персонажей. Вам нужно установить какую-то базовую эмоциональную связь, эмпатию с вашим героем. Не обязательно это должно быть концептуальное согласие со всем, что говорит или делает персонаж, но читатели ДОЛЖНЫ быть способны ПОНИМАТЬ, о чем он думает и что делает. И более того, понимать, ПОЧЕМУ он вытворяет те (вполне возможно вопиющие) глупости, что вы заставляете его совершать.

Это делается в продолжениях.

Соберитесь. Перед вами ещё одна из тех простых, нелегких вещей.

Продолжение — это то, что случается после сцены.

Они выполняют несколько определенных задач:

1) Позволяют персонажу эмоционально отреагировать на последствия сцены.

2) Позволяют персонажу ещё раз рассмотреть факты и разобраться с теми вариантами решений, которые предлагает ему логика ситуации.

3) Они позволяют персонажу подумать о возможных последствиях разных вариантов.

4) Они позволяют персонажу сделать ВЫБОР — то есть, поставить себе новую ЦЕЛЬ для следующей сцены.

Видите, как четко получается? Как просто все работает?

1) Сцена — Не вышло!

2) Продолжение — Черт возьми! Думай же, думай! Это столь безумно, что действительно может сработать! — Новая Цель!

3) Новая Сцена!

И так до конца книги.

Видите, о чем я говорю? Просто. Вы можете написать книгу ИМЕННО так.

Сцена-продолжение-сцена-продолжение-сцена-продолжение от завязки и до самой кульминации.

На самом деле, если вы новичок, я РЕКОМЕНДУЮ вам писать книгу этим способом. У вас будет прочная структура, на основе которой можно сделать книгу, и вы всегда можете позже вырезать и убрать лишние сцены (или продолжения). Мы обсудим, как найти баланс между ними, чуть ниже.

Но для начала, давайте набросаем схему продолжения — и рассмотрим ПОЧЕМУ схема, которую я сейчас покажу, работает.

Вот базовая структура продолжения. Это ещё одна маленькая таблица, которую можно заполнить, пока вы заранее все продумываете:

1) ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ РЕАКЦИЯ
2) ОБЗОР ИНФОРМАЦИИ, ЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ и РАЗМЫШЛЕНИЯ
3) ПРЕДВИДЕНИЕ
4) ВЫБОР

И все это ДОЛЖНО быть именно в ТАКОМ ПОРЯДКЕ. Почему, спросите вы? Потому что все мы — люди, и ИМЕННО В ЭТОМ порядке наша психика реагирует то, что происходит вокруг. Особенно на большие и страшные события, которые вызывают сильные эмоции.

Большинству из вас, наверное, доводилось бывать в автомобильных авариях разного толка, и именно эту модель я собираюсь использовать. Даже если речь идет всего лишь о несчастном случае и никто не пострадал, все реагируют более-менее одинаково. Представляйте со мной, пожалуйста. Вы едете в машине и вдруг, совершенно неожиданно,

СКРРРРИИИИИППББУУУУМ!

Авария. Что происходит дальше?

Вы реагируете эмоционально, на одних инстинктах. Может быть, вы сидите там несколько секунд в шоке и удивлении. Может быть, вы переживаете вспышку ужаса (если это ваша вина) или же кипящего возмущения (если не ваша). Может, вы орете и ругаетесь, или расстаетесь с завтраком, или начинаете истерически смеяться. Существует огромное число разнообразных человеческих реакций на подобный стимул, но самое первое, что вы переживаете — это ВСЕГДА самый базовый, инстинктивный эмоциональный ответ.

Следующим шагом включаются мозги. (Время, которое для этого требуется, варьируется от человека к человеку). Ваш разум начинает вам что-то говорить, и вы его слышите. Может быть, он кричит: «Эта авария твоя вина, и если тебя поймают, то посадят в тюрьму. Беги!». Может быть, требует: «Проверь, не пострадал ли кто-нибудь! Позвони в полицию! Обменяйся информацией о страховках!». А может, советует: «Позвони такому-то за помощью», или «О, Боже, у меня кровь», или «Господи, пожалуйста, пусть моя страховка будет лежать у меня в бардачке». Вы думаете о таких вещах как обстоятельства аварии, что можно было сделать для её избежания, что вам нужно сделать прямо сейчас — и вы думаете о том, куда теперь, совершенно неожиданно, точно не попадете.

(В процессе обзора информации, логического анализа и размышлений, человек склонен осознавать или открывать заново факты, которые вызывают эхо первого эмоционального ответа, или же открывают совершенно новую линию эмоциональных реакций. Если вы понимаете, что парень, только что врезавшийся в вашу машину, для этого должен был проскочить на красный свет, это может вызвать совсем другие эмоции, нежели те, что вы испытывали минуту назад, пока думали, будто ни у одного из вас не было однозначного права на проезд.)

Вы можете переживать как угодно и столько, сколько считаете нужным, но рано или поздно, вы рассмотрите все факты и события, произошедшие пару минут назад, и начнете думать, а что же будет ДАЛЬШЕ. Вы предвидите недалекое будущее, основываясь на том, что знаете и на том, кокой у вас в данный момент есть выбор. Может быть, есть приятель, который сможет вас подобрать и подбросить до работы, с опозданием всего в несколько минут. Или такого варианта нет, и вас уволят. Может быть, вам придется найти телефон и вызвать скорую, потому что кто-то пострадал. Есть множество переменных, которые могут, основываясь на текущих событиях, стать частью вашего недалекого будущего.

И после того, как все эти мысли пронеслись у вас в голове, нужно принять решение, что же вам делать дальше.

Возможно, вы просто обмениваетесь информацией о страховках и продолжаете свой пусть. А возможно, вы прячете тело.

Суть в том, что нужно делать выбор, который определит ваши дальнейшие поступки.

Вуаля.

Вы только что пережили продолжение: общую, типичную человеческую реакцию на ситуацию, которая вдруг внезапно и радикально вышла из-под контроля.

ТО ЖЕ САМОЕ ПЕРЕЖИВАЮТ И ВАШИ ПЕРСОНАЖИ.

Только что в конце сцены у них что-то вышло из-под контроля. Откуда я это знаю? Потому что на вопрос сцены вы не дали ответа ДА. Что-то пошло не так, потому что вы — умный автор, и именно так написали сцену. Теперь ваши герои проходят через тот же набор реакций:

1) Немедленная эмоциональная реакция
2) Рассмотрение того, что случилось.

Использование логики и разума для анализа событий, а также причин, по которым они сложились именно так. Разбор имеющихся у героев вариантов действий.

3) Предвидение того, что последует за осуществлением этих вариантов.

(А вот это очень важно. Ни в коем случае не стоит недооценивать эффект, который предвидение оказывает на читателя).

4) Ваш герой принимает решение и определяется с курсом действий. То есть, он делает ВЫБОР.

Заметьте, что можно ПРОПУСТИТЬ один из этих шагов, или же сократить какие-то из них настолько, что они кажутся пропущенными. Но вы НЕ МОЖЕТЕ МЕНЯТЬ ИХ ПОРЯДОК.

Эмоции, Разум, Предвидение, Выбор. Вот реакция, типичная для человека, вне зависимости от пола, возраста, или происхождения. Она заложена в нас на психологическом уровне — так воспользуйтесь же этим. Заставляя своего героя реагировать столь типично и по-человечески, вы немедленно устанавливаете чувство эмпатии с читателем. Если сделать это правильно, читатель будет кивать в такт персонажу, думая: «Черт возьми, я поступил бы точно так же». Или, ещё лучше, в ужасе распахнет глаза, видя, куда направляется мысленный процесс героя, ненавидя каждый шаг — пусть он и остается бесспорно понятным и полностью соответствует тому, как ведут себя человеческие существа.

Откровенно говоря, продолжения — это то, что на самом деле делает книгу или же уничтожает её. То, как вы решите показать читателю эмоциональные реакции персонажей, определит ответ читателей на события книги.

Хуже того, продолжения текучи и гибки в использовании. С ними можно проделывать самые разнообразные трюки. Некоторые продолжения полностью строятся на внутреннем монологе. Некоторые представляют собой разговор с лучшим другом героя (или же его одетым во все черное внутренним альтер-эго). Иногда продолжение ВЫГЛЯДИТ как сцена, или, по крайней мере на неё навешены все внешние признаки сцены, но на самом деле важным является именно внутренняя реакция персонажа.

(Загляни внутри себя, Люк. Ты знаешь, что это правда. *Я* твой отец.*НЕЕЕЕТ!*. Да, битва на джедайских мечах выглядит как сцена, но в этот момент она ей не является. Это продолжение.)

Честно говоря, я думаю, что именно здесь у авторов самый широкий простор для маневра, больше всего возможности использовать свои творческие таланты — что означает, конечно, что здесь же у них больше всего шансов все испортить. К продолжениям можно подойти с почти бесконечного количества направлений. То, как вы напишите продолжение, ограничено лишь вашим собственным воображением. Только помните:

1) ЭМОЦИИ
2) РАЗУМ
3) ПРЕДВИДЕНИЕ
4) ВЫБОР

Они должны там быть, в правильном порядке, и всё у вас будет хорошо.

Давайте пока поговорим о том, как вы хотите расставить акценты на различных частях продолжения в зависимости от вашего жанра, от цели, которой вы хотите добиться, и так далее. В продолжении вы можете почти любую историю повернуть так, чтобы она подходила почти для любого жанра. Каждый жанр имеет свою предрасположенность к определенной части продолжения.

Любовные романы, например, ОЧЕНЬ сильно опираются на Эмоции, и лишь немногим меньше — на Предвидение.

Детективы и научная фантастика очень тяжелый акцент ставят той части продолжения, что использует Разум. Боевики лишь слегка затрагивают все, кроме Выбора, и дают вам ровно столько продолжения, сколько нужно, чтобы добраться до следующей сцены. Триллеры любят задержаться на Предвидении. Подумайте об этом немного, вы начнете видеть, о чем я говорю.

Так что, если вы пишите любовный роман, то захотите ещё раз подчеркнуть Эмоциональную реакцию вашего персонажа, и его Предвидение того, что случится дальше.

Авторам детективов лучше бы в той части реакций персонажа, которая основывается на Разуме, суметь прописать четкие линии логических рассуждений. Если вы хотите, чтобы читателю было уютно с героем, обратите особое внимание на принадлежащие этому персонажу продолжения. Если для другого действующего лица такая близость не обязательна, не задерживайтесь на продолжениях, или же пропустите их совсем.

Как будто всего вышеописанного нам мало, соотношение Сцен-и-Продолжений — самый важный фактор при контроле темпа. У всех продолжений есть тенденция замедлять темп истории, в то время как сцены оказывают эффект прямо противоположный. Если вы хоть раз читали книгу и испытывали ощущение, что она промелькнула слишком быстро и, как будто ни на чем не задержалась в достаточной мере, найдите её сейчас и пролистайте. Вы ОБЯЗАТЕЛЬНО увидите, что в тексте сцены занимают значительно больше места, нежели продолжения. Если вы читали книгу, которая показалась вам слишком медленной, слишком заумной или же которая распространялась то об одном, то о другом, нудно и бесконечно, вернитесь к ней и приглядитесь поближе. Вы ОБЯЗАТЕЛЬНО найдете, что продолжения занимают куда как больше страниц, нежели сцены.

Здесь требуется соблюдать баланс, и то, как вы распределите сцены-и-продолжения, будет зависть от нескольких факторов, в том числе и от вашего жанра, и от целевой аудитории. Любовные романы, например, состоят из одних только продолжений, и редкие сцены нужны лишь для того, чтобы связать текст в единое целое. В таких книгах наслаждаются продолжениями, потому что они ИМЕННО ОБ ЭТОМ — об эмоциях, чувствах.

Если вы пишете боевик, не увлекайтесь в такой степени всевозможными эмоциональными рассуждениями. Вы захотите гораздо больше времени и усилий посветить сценам, и убедиться, что продолжения тут не перевешивают. Если вы пишите для более вдумчивой, зрелой аудитории, они хотят/вытерпят гораздо больше продолжений, чем если бы вы писали, например, для молодежи. Взрослая аудитория вполне может быть более заинтересована в мыслях и эмоциях, стоящих за сюжетом, в то время как читатели помоложе могут пожелать, чтобы вы перестали стенать и сомневаться и перешли к делу. Вы контролируете этот темп, балансируя между продолжениями и сценами.

Продолжения также определяют то, что я всегда называл «теплотой» вашей книги. Когда люди говорят о «теплом взгляде» они на самом деле подразумевают, что вы разбрасываете в тексте множество эмоциональных реакций. Часто, романы с «теплой» точкой зрения (например «Досье Дрездена») используют микро-продолжения как составные части сцен. Каждый раз, когда вы видите, как в разговоре с кем-то на Гарри накатывает желание рвать на себе волосы, но он берет себя в руки и возвращается к очередной задаче, вы вместе с ним переживаете микро-продолжение.

Романы с «холодным» репортером, как, например, некоторые классические жесткие детективы о частных сыщиках, преуменьшают эмоциональные реакции своих протагонистов — зачастую полностью пропуская их в сценах и даже в продолжениях показывая непрямо.

Здесь обычно подчеркивается Разум.

Боже мой, вы тут столько всего можете сотворить! Продолжение персонажа мозговитого, с развитым интеллектом пишите опираясь на Разум — а потом сделайте финт ушами, очень поверхностно затрагивая Предвидение, и наполовину скрывая от читателя Выбор героя, так что в следующей сцене он выглядит гораздо умнее и куда находчивей, чем если бы вы следовали за логической цепочкой шаг за шагом. («Конечно! Он поднял Тиранозавра-зомби! Блестяще!») Детально распишите продолжение персонажа, который до какого-то критического момента умудрялся балансировать меж двух предательств, сделайте подчеркнутый акцент на Предвидении — а потом не давайте читателю информации о Выборе, пока не начнется собственно действие.

Понимаете?

ИМЕННО В ПРОДОЛЖЕНИЯХ ВЫ ДАЕТЕ ВАШЕЙ ИСТОРИИ ЦВЕТ И ГЛУБИНУ.

Вам не найти лучшей точки для манипуляции эмоциями читателя. Я работал с такой структурой десять лет и чувствую, что лишь теперь начинаю овладевать этим ремеслом. Без шуток. Вам нужно дать себе возможность подумать обо всем вышесказанном.

Знание того, как продолжение влияет на эффект, оказываемый книгой на читателя, также чертовски полезно и при редактировании. Если персонаж получается слишком легкомысленным, вам нужно всего лишь добавить немного Разума в его продолжение. Герой сух и скучен? К его продолжениям добавьте Эмоции. Кто-то заметил, что мотивация ваших персонажей не достаточно ясна? Поработайте над их продолжениями и убедитесь, что последовательность Эмоция-Разум-Предвидение-Выбор используется последовательно и в правильном порядке.

Если вы сделаете это как надо, читатель точно знает, что происходит в голове у персонажа, и почему. Читатели становится теми, кто предвидит вместе с вашим героем, и когда это случается — они у вас в кармане. Появляется инерция, которая несет сюжет к следующей сцене, и читатель хочет её прочитать.

Базовая структура продолжений — в целом и есть ВЕСЬ секрет моего успеха. Я именно так все и делаю в каждой чертовой книге. Я знаю, что это работает, потому что — посмотрите! Людям нравятся мои книги. Нравятся спецэффектами, да, и самими историями — но в основном потому, что читатели начинают переживать из-за происходящего с персонажами, а это случается именно в продолжениях.

Люди не любят Гарри за то, что он вышибает двери в логово чудовищ. Его любят потому, что он перепуган до потери разума, он знает, что поступая так подвергает себя опасности, он, возможно, обрекает себя на море боли, даже если одержит победу. Но все равно он делает выбор поступить именно так.

Эмоции. Разум. Предвидение. Выбор.

Путь к сердцу вашего персонажа — и вашего читателя — лежит через продолжение.

Заметки переводчика: О самих продолжениях подумалось: если смотреть с такой точки зрения, то понятно, почему мои книги упрямо называют любовными романами. Даже если герои всю книгу решают политические вопросы, врут друг другу в глаза и только на последней странице один раз подержались за ручки — вопрос не в их отношениях, а в построении текста. В нем много продолжений, а в них, в свою очередь, заметный акцент ставится именно на Эмоциях и Предвидении. Следовательно — женская фантастика. И даже возразить нечего.

9. Кульминации

Перед этой статьей стоит поставить же предупреждение, что и перед всеми прочими: сие не есть полная совокупность мудрости о писательском ремесле, ныне и присно, и вовеки веков, аминь. Это всего лишь место, с которого начинающие авторы могут стартовать, небольшой фундамент, на котором можно начать разрабатывать свой собственный стиль. Если вы будете работать над тем, что тут изложено, оно здорово поможет вам в развитии своих навыков до профессионального уровня. Я знаю, что так оно и есть, потому что именно эти приемы я усвоил, и они для меня работают. Это хорошее начало.

Итак!

Я уже говорил немного о началах и серединах. Что ещё осталось? О, конечно, конечно. Приступим к…

КУЛЬМИНАЦИИ!

Истории похожи на секс: нарастание напряжения и само действие могут быть фантастическими, но если перед окончанием не было кульминации, то весь опыт может оставить ощущение легкого раздражения.

Так что, давайте поговорим о кульминациях истории. Что такое кульминации? Почему они столь важны? Как построить действительно хорошую? Будет ли читатель по-прежнему уважать вас следующим утром?

ЧТО ТАКОЕ КУЛЬМИНАЦИЯ?

В терминах структуры истории, кульминация — это ОТВЕТ на ВОПРОС ИСТОРИИ, о которым мы говорили ранее.

Вот, видите, как аккуратно все выходит? Просто! Опять же, не ЛЕГКО, но просто!

Например, общий Вопрос Истории «Властелина колец»:

Когда Фродо Бэггинс получает в наследство от своего дяди Бильбо Кольцо Всевластия, он СТАВИТ СЕБЕ ЦЕЛЬЮ УНИЧТОЖИТЬ кольцо прежде, чем оно обрушит хаос на Средиземье. НО ПОЛУЧИТСЯ ЛИ У НЕГО ДОСТИЧЬ ЦЕЛИ, когда Темный Лорд Саурон, а также каждое злобное страшное чудище на планете полны решимости отобрать кольцо и использовать его, чтобы превратить весь мир в плохие районы Нью Джерси?

И кульминация истории «Властелина колец»:

Ага.

Видите? КТО УГОДНО мог бы написать «Властелина колец»!

Ну. Ладно. Может быть, это не НАСТОЛЬКО легко. Но написать хорошую кульминацию ПРОСТО, когда вы помните, что, на самом базовом уровне, она — это и есть ответ истории. Смогут ли Повстанцы свергнуть Империю? Сможет ли герой завоевать сердце девушки, которую он любит? ВОТ с чего вы начинаете. И, следовательно, в некотором роде важно, чтобы, перед тем как начать писать кульминацию упомянутой истории, вы заранее знали ответ на этот вопрос.

ПОЧЕМУ КУЛЬМИНАЦИЯ ИСТОРИИ ТАК ВАЖНА?

Катарсис.

Насколько я понимаю, катарсис — это некий токсин, который человечество так и не смогло убрать из чернил, используемых для печати развлекательной литературы. Яд накапливается на кончиках пальцах человека, переворачивающего страницы, и если читатель доберется до конца истории и НЕ получит в должной мере удовлетворительную кульминацию, токсин может довести его до психоза, и случится страшное.

Главный хирург постановил, что катарсис …

О, подождите. Я только что набрал это слово в Google.

Оказывается, катарсис — лишь региональная угроза. Наверное, он встречается в чернилах только в Греции и вокруг Эгейского моря…. Ох. Ох, это совсем не токсин, и… Я думал, моя жена говорила серьезно. Я хочу сказать, она ни разу не улыбнулась, совсем.

Боже, как я покраснел. (Спасибо, ребята, я буду тут всю неделю).

Помните, мы выше говорили о том, как поймать внимание аудитории и вовлечь в историю её эмоции? Если это сделано правильно, то, когда вы доберетесь до конца истории, читатели ВЛОЖАТ в развязку свои мысли и чувства. Они захотят УВИДЕТЬ, что же случится, и желательно, чтобы образ был как можно более ярким. К тому моменту, как они дошли до конца истории, хороший писатель заставит читателей сидеть на краешке стула, в 3: 30 утра, и страницы будут рваться каждый раз, когда их переворачивают — столь велико возбуждение аудитории.

Вовлекая читателя в историю, вы даете негласное обещание. Вы должны его выполнить, иначе вас проклянут и возненавидят за такое обращение. Читатели закроют книгу взбудораженные и раздраженные и злые как черти. Вот что такое катарсис: высвобождение всего того напряжения, того созвучия эмоций, которые нарастали в читателе благодаря авторскому мастерству в создании историй. Если сделать все правильно, читатель будет хлопать и плакать и смеяться и танцевать на полу своей гостиной.

ВСЕ, ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ В СВОЕЙ КНИГЕ, ВЕДЕТ ИМЕННО К ЭТОМУ. Сумейте создать кульминацию или откажитесь от работы писателем. Куда уж проще.

КАК ПОСТРОИТЬ КУЛЬМИНАЦИЮ?

Точно так же, как и все остальное. Начините с самого начала. Кульминация официально начинается там, где заканчивается Великое Срединное Болото. Пользуясь упрощенной метафорой, Введение вашей истории вываливает костяшки домино из коробки на стол. Великое Срединное Болото расставляет эти фигуры в красивый узор.

А Кульминация их все опрокидывает.

Угадайте, чем заниматься веселее! И для писателя, и для читателя. Позвольте вам сказать, нет ничего сравнимого с ощущением, что испытываешь, щелчком пальца опрокидывая самую первую костяшку метафизического домино после того, как месяцами расставлял узор на доске.

Великое Срединное Болото заканчивается тем событием в истории, что порождает каскад падающих домино. В «Барабанах Зомби», например, когда Гарри и Баттерс находят в теле Костяного Тони брелок-дисковод с GPS-координатами, они запускают цепную реакцию, что приведет Дрездена к финальной битве. Маленький диск — это последнее домино, которое я установил. И первое, которое опрокинул, чтобы начать каскад.

Тем не менее, сама по себе настоящая кульминация — это абсолютный пик, и её я обычно называю Раскрытием карт или Решающим поединком или Финальным низвержением, в зависимости от настроения и уровня тестостерона в крови в каждый конкретный момент. Самая драматичная точка — собственно конфронтация между вашим протагонистом и антагонистом, когда они напрямую противостоят друг другу, и когда оба знают, что на вопрос истории вот-вот будет дан ответ.

Для ЭТОЙ конфронтации есть несколько структурных компонентов, которые вы можете использовать для её организации.

Они чем-то похожи на компоненты Продолжения, что упоминались ранее, и могут быть по-настоящему полезны.

ИЗОЛЯЦИЯ
КОНФРОНТАЦИЯ
ТЕМНАЯ МИНУТА
ВЫБОР
ДРАМАТИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ
РАЗВЯЗКА

ИЗОЛЯЦИЯ: на последнем рубеже, ваш протагонист стоит в одиночестве. Потому он и протагонист, а не просто персонаж. Нет, конечно, вокруг полно других людей, но единственный, кто-то настоящему ЗНАЧИМ — это ваш протагонист. Чем глубже его одиночество, тем выше будет уровень напряжения, и тем больше удовлетворения принесет читателю кульминация. Элен Рипли приземляется на LV-426 с целым отрядом десантников и ещё кучей народа. После первой схватки с Чужими, их остается лишь восемь. Во время следующей конфронтации И ЭТИ сотоварищи исчезают, один за другим, пока Рипли не становится той, кто войдет в логово королевы чужих — а ядерный реактор вот-вот готов взорваться, ни больше, ни меньше — в ПОЛНОМ одиночестве. Вот ЭТО и есть напряжение и изоляция.

КОНФРОНТАЦИЯ: Ваш одинокий протагонист, полный решимости довести все до конца, сталкивается в противостоянии с антагонистом. Привет. Моё имя — Иниго Монтойя. Ты убил моего отца. Приготовься умереть.

ТЁМНАЯ МИНУТА: Конфронтация складывается Не в Пользу Вашего Протагониста. Колода подтасована, все шансы на стороне его противника, ситуация выходит из-под контроля или же он просто-напросто пытается сражаться вне своей весовой категории. Всё выглядит так, будто в любой момент готово провалиться в тартарары. Кажется, уже нет сомнений, что ответ на вопрос этой истории читателям НЕ понравится. В недавнем кино про Нарнию таким моментом была смерть Аслана. Великий Лев погиб, Белая Ведьма превратила его шкуру в модный аксессуар, плохие парни превосходят хороших количественно и качественно, и нет никакого способа выиграть завтрашнюю битву — но обитателям Нарнии нужно, чтобы Питер повел их в бой.

Что подводит нас прямо к:

ВЫБОРУ: Всегда все сводится к выбору. Кульминация истории — это тест на кислотность, суровое испытание, в котором колеса проходят проверку бездорожьем и где в пропасть летит всё, что только можно. Ваш протагонист должен ВЫБРАТЬ, сохранит ли он верность своей цели, или же поддастся страху, искушениям, усталости или чему бы то ни было ещё. В Темный Момент ему придется принять решение, которое в конечном итоге откроет, что же такое протагонист, глубоко внутри. Этот выбор ДОЛЖЕН быть ПЛОХИМ. Если выбор прост, если в нем нет драмы, не будет и напряжения, не будет освобождения для читателя.

«Используй Силу, Люк», — подсказывает призрачный голос Кеноби. — «Отпусти, Люк!». Люк перед нашими глазами принимает решение, отключая компьютер и доверяя Силе сделать выстрел, от которого в буквальном смысле зависит судьба всей галактики — как и положено джедаю. Он один, самый страшный парень этого фильма висит у него на хвосте, и даже его собственные друзья говорят ему, что он спятил. «Его компьютер не работает. Люк, ты выключил свою систему наведения! Что случилось?». «Ничего!», — говорит Люк. — «Я в порядке». Его не ТОЛЬКО с минуты на минуту собьет Вейдер, но он может ещё и промахнуться. Люк собирается сделать что-то БЕЗУМНОЕ. Он собирается пожертвовать своей жизнью, чтобы в буквальном смысле выстрелить вслепую.

И события плавно перетекают к …

ДРАМАТИЧЕСКОМУ ПОВОРОТУ: Сама внутренняя природа истории, или же влияние, оказываемое персонажем-протагонистом, заставляют события конфронтации вдруг неожиданно измениться, порождая результат, идеально гармонирующий с принципами высшей справедливости. Люк — идеалистичный молодой парнишка, смелый до безрассудства, и поэтому он делает выбор, который Все Испортит. Но именно его идеалистичность и смелость тронули сердце циничного контрабандиста, который, вместо того, чтобы спасая свою жизнь бежать, вернулся и присоединился к повстанцам, и который в этот момент истины вступает в битву.

Пара слов о Выборе и Повороте. Не все герои СОВЕРШАЮТ выбор-самопожертвование. Иногда герой спотыкается и делает выбор абсолютно ужасный, решает спасти свою жизнь или поддаться темной стороне своей натуры. В этой ситуации, поворот остается в силе и он делает то же самое — только на этот раз, раздаваемое всем вокруг правосудие для протагониста заканчивается ПЛОХО. Для таких историй есть специальное название: трагедии. Смотри: «Король Лир».

Также смотри: «Гамлет», «Отелло» и так далее и тому подобное.

Эта схема работает для концовок как трагичных, так и счастливых/героичных. Она ни в коей мере не является единственным способом закончить историю. Но это — популярный и довольно простой метод, а моя статья предназначена для новичков и тех, кто только хочет стать писателем. Можете мне поверить. Если вы только начинаете овладевать мастерством, используйте либо счастливый конец, либо трагичный. Над горько-сладким, открытым, побуждающим к мысли, калейдоскопичным финалом вы можете поработать после того, как попрактикуетесь в более простых вариантах.

И, откровенно говоря, если вы хотите стать профессиональным автором, работайте над своими навыками в написании счастливых концов. Все прочие в достатке встречаются в реальной жизни. И, возможно, такие писатели и есть, но я не могу сходу назвать ни одного автора, создающего только трагедии.

Наконец, мы добирались и до…

РАЗВЯЗКИ: Это время раздать медали, поцеловать девушку, прийти на свадьбу, прицепить звезду к новогодней елке, поднять занавес перед рок-концертом, посетить похороны, и в целом продемонстрировать, что с завершением истории был достигнут какого-либо рода баланс. Катарсис случился, напряжение спало, читатель может перевести дух.

Мой совет относительно развязок такой: Пусть они будут короткими. После того, как вы пережили Решающий Поединок, пишите так скупо, как только сможете, чтобы добраться до самого конца, и не растягивайте, если в этом нет настоящей необходимости. Вы уже заставили своего читателя сидеть до 3:30, бессердечное вы чудовище. Позвольте им хоть пару часов поспать, прежде чем нужно будет вскочить и бежать на утреннюю смену!

А затем вам остается напечатать слово, что из всей книги приносит больше всего удовлетворения:

КОНЕЦ

И вот, у вас получилось! Кульминация истории!

Вам понравилось[12]?

10. Собирая всё вместе

«Как начать писать вашу историю» или «Организуя этот чертов хаос» по Джиму Батчеру

Итак, у вас есть замечательная задумка для истории. Есть несколько интересных персонажей, есть наметки хорошего сюжета, и, может быть, в мыслях ваших витают одна или две отличные сцены. Вы готовы нырнуть в работу! Если только сможете сообразить, где именно в неё лучше всего нырять.

Будьте мудры и прислушайтесь ко мне, о юные падаваны-писатели: для начала организуйте пару моментов. В долгосрочной перспективе это сэкономит вам безмерное количество головной боли. Я расскажу вам, что делаю перед тем, как начинать роман. Надеюсь, что дам вам хотя бы одну идею, как заложить для работы прочный фундамент.

Господь свидетель, это не единственный способ. Мои статьи и не задумывались пособием в стиле «Заповедей сих да не преступи». Это то, как выполняю задачу *я*, и, похоже, такой метод для меня чаще всего работает.

Страница первая — Основы
ВОПРОС ИСТОРИИ

Самое первое, что вам нужно — это ваш ВОПРОС ИСТОРИИ. Смотрите более раннюю статью в этом журнале.

Сформулируйте вопрос вашей истории и запишите его.

ПРОТАГОНИСТ

Я пока что не написал полной статьи, посвященной протагонистам, но *есть* статья о персонажах. Запишите, кто ваш протагонист, его черты и ярлыки, как именно вы собираетесь его представить.

АНТАГОНИСТ

То же самое, но для главного оппозиционера. Он тоже персонаж, и к нему применимы те же самые правила.

Страница вторая — сюжетная арка или СЮЖЕТ

Никогда не был уверен, какое понятие тут лучше подходит.

Возьмите БОЛЬШОЙ лист бумаги. Нарисуйте на нем изгибающуюся арку. На ЛЕВОЙ стороне дуги, напишите короткую фразу, относящуюся к самой первой сцене. На ПРАВОЙ стороне — короткую фразу, описывающую кульминацию книги.

Это ваш горшочек с золотом, ожидающий на конце радуги.

На ВЕРШИНЕ арки, обозначьте БОЛЬШУЮ СЕРЕДИНУ, или то из событий, которое вызовет каскад падающих домино. Затем сделайте несколько жирных отметок но пути и вставьте туда любые сцены, которые вы уже задумали и которые хотите включить в книгу. После того, как это сделано, добавьте между ними ещё отметок, и добавьте сцены, которые логично приведут вашего персонажа от одной признанной жирной вехи к другой.

Страница третья или какая получится — ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СЮЖЕТНЫЕ ЛИНИИ

Нарисуйте такую арку для всех своих добавочных сюжетных линий. Убедитесь, что вы знаете, где они начинаются, заканчиваются, и какие события станут их развязкой.

Ещё страницы — ДОСЬЕ ПЕРСОНАЖЕЙ

Вам нужно сделать досье для КАЖДОГО значимого персонажа на его собственном листе, точно так же как для протагониста и антагониста. Мне нравится создавать досье на действующих лиц одновременно с арками истории, так что каждый герой появляется по мере того, как он становится нужен для истории. А ещё прикреплять уже существующих персонажей к основной арке или же к дополнительным сюжетным дугам.

СХЕМЫ СЦЕН и ПРОДОЛЖЕНИЙ

Хорошо. Теперь у вас есть крепкий скелет. Фактически, вы уже создали некоторые сцены и продолжения, сами того не заметив.

Каждая из ваших отметок и фраз должна быть описана или как событие истории (СЦЕНА) или логическая линия, которая ведет вас к следующей сцене (ПРОДОЛЖЕНИЕ). Начните с самого начала, и создайте схему своей первой СЦЕНЫ на отдельной странице, так, как это описано в статье о сценах. Затем запишите схему ПРОДОЛЖЕНИЯ, которое за ней следует.

Многие авторы помещают их на небольшие карточки и раскладывают их перед собой в линию, чтобы решить, куда поместить то или иное событие. Такой метод работает, но для него нужно МНОГО свободного пространства на полу, и если у вас есть собаки или дети, они имеют привычку рушить ваш сюжет на корню.

Продолжайте очерчивать схемы, пока не дойдете до КУЛЬМИНАЦИИ.

КУЛЬМИНАЦИЯ

Начертите КУЛЬМИНАЦИЮ, как это было описано в соответствующей статье.

Вуаля.

У вас на руках стопка страниц, которые дают вам твердый фундамент и точку отсчета, а также удобный справочный материал, с которым можно будет сверяться, когда вы в 20-ой главе забудете цвет глаз у персонажа. В дополнение, вы создали те должные знаки, что помогут провести вас по намеченному пути.

Да, все на самом деле так просто. Но при этом чертовски нелегко. Однако, у вас есть хорошая точка, с которой можно начать, и проложена дорога, ведущая в нужном направлении.

По мере того, как вы продолжите писать книге, этот процесс изменится, чтобы лучше соответствовать вам лично — для того он и придуман. В конечном счете, вы научитесь понимать свои сильные и слабые стороны, научитесь планировать заранее, учитывая проблемы, с которыми уже сталкивались. Но пока, это на самый плохой способ начать вашу дорогу.

Так давайте уже, пишите!

Заметки переводчика: Оглядываясь на переведенные статьи, я, чем дальше, тем больше понимаю, насколько индивидуален подход каждого автора к его работе. Нет, советы Батчера, безусловно, интересны, для меня в своё время это было неожиданным и свежим взглядом, к тому же довольно забавным.

Представленная им система может стать неоценимым инструментом. Если заранее прочертить направление сюжета, продумать мотивацию персонажей, прикинуть эпизоды — это действительно может избавить в будущем от огромной головной боли.

Но.

Когда я писала за «Обрекающих на жизнь», то и правда сначала набросала что-то вроде схемы (куда менее детальной и с акцентом на все те нити и вопросы, которые нужно было не забыть, завершая трилогию). Нарисовала вектор сюжета, разбросала по нему ключевые эпизоды, выделила несколько линий, которые в конце должны были сойтись в одной точке.

А вот когда я взялась за «Город и ветер», готовый план у меня уже был. Он подробно и красиво изложен в стихотворении «Если» Р. Киплинга.

«Если…
…невозмутимым сможешь оставаться,
Когда кругом все головы теряют
И обвиняют в том лишь одного тебя…»

В полном соответствии с планом, в первой же главе один из персонажей теряет голову — с шумом, с гамом и с множеством спецэффектов. Главного героя даже обвинять ни в чем не приходится, потому что все кругом прекрасно видели, что голову ди Шеноэ оттяпал именно он. И да, сумел остаться при этом совершенно невозмутимым.

Примерно так строился весь роман. Каждая глава обыгрывала две-три строчки стихотворения. Предлагала различные интерпретации, размышляла о значениях, вела диалог, или — чаще всего — спор с Киплингом. Примерно так я выбирала, куда именно поместить бередящую мою воображение сцену, или в какой точке сделать требуемый сюжетом резкий поворот.

«Если» Киплинга можно назвать хребтом истории. Наверное. Но обзаведясь мускулатурой и шкурой, сей дивный зверь приобрел форму, которая мало общего имеет со строением его скелета. Он просто движется по-другому. Роман перекликается со стихотворением, и я надеялась создать между ними эффект эха, разбросать отзвуки и оттенки. Но определяющим было не это. В первую очередь, я хотела описать дорогу внутреннего изменения. Финал романа — герой понимает, что может самостоятельно стоять на ногах, и в прямом и в переносном смысле. Перед ним лежит «весь мир, и все, что есть в том мире». Он, наконец, повзрослел.

Я даже не уверена, где в этой книге кульминация. Точнее, какая из них является основной. Там есть кульминация политическая, кульминация военная, и ещё магическая, личная кульминация Тэйона, отдельно — семьи Алория, и уж совсем отдельно — Аррека… При мысли втиснуть этот роман в жесткие структурные рамки, я ощущаю лишь легкое недоумение. Результат можно препарировать как угодно, но писался текст совсем по-другому. И роман, над котором я работаю сейчас, … э-ээ… строится немного иначе.

Если б дельные советы попались мне на глаза лет в 17, они могли бы здорово помочь. Может быть. Сейчас личный стиль уже выработан. Но мой опыт… как бы это сформулировать? Не очень подходит для того, чтобы кого-то учить.

«Когда нужно писать сцену, я просто знаю, как эта сцена должна разворачиваться. И куда должен идти сюжет, чувствую левой пяткой. Но… Моя левая пятка порой ошибается?»

Не слишком внятный получается ответ. Так что, когда меня в очередной раз спросят, что посоветовать молодым авторам, буду с чистой совестью отправлять всех к Батчеру. У него не только университетский диплом, его последние книги раз за разом занимают первую строку в списке бестселлеров New York Times.

Этот человек знает, о чем говорит.

11. Как создать Злодея

Один из наиболее критичных навыков, необходимых начинающему писателю — это способность создать хорошего злодея. Даже величайший протагонист в мире не может по-настоящему сиять, если автору не удалось столь же качественно воплотить противостоящие ему силы. Кстати говоря, обратное совсем не обязательно — если ваш протагонист немного невнятен, но вот злодей абсолютно блестящ, вы все равно можете рассказать успешную историю.

По этой причине я верю, что с точки зрения рассказчика, отличный злодей на самом деле более важен, нежели ваш протагонист.

К этой статье я использую термины «злодей» и «антагонист» как синонимы, потому что пишу её для новичков.

Фактически, персонаж может являться антагонистом и при этом не быть злодеем: в качестве явного примера можно посмотреть на героя Томми Ли Джонса в «Беглеце». Каррин Мерфи в «Досье Дрездена» в терминах структуры истории была антагонистом. Но это означает усложнение персонажа на нескольких уровнях, а вам, прежде чем браться за что-то более сложное, важно освоить сравнительно простую задачу по созданию хорошего злодея. Сначала научитесь ходить, потом осваивайте полёты. Правило самой природы, Новичок-сан, не моё.

Единственный ли это подход к созданию злодея? Нет, конечно же, нет. Но хотя задача и кажется простой, это совсем не то же самое, что «легкая».

Так каковы же компоненты хорошего злодея?

1) Мотивация. Ваш злодей должен быть даже в большей степени, нежели протагонист, мотивирован двигаться в направлении, что прямо противоположно поставленной протагонистом цели. Драма и напряжение всей истории базируется на противостоянии этих двух сил. Баффи против вампиров. Ситы против Джедаев. Шпион против шпиона.

2) Сила. В распоряжении вашего злодея должно быть достаточно силы, какой бы то ни было природы, чтобы представлять собой правдоподобную угрозу для героя. Лично я верю, что чем больше злодей превосходит героя, тем лучше. Давид не оказался бы и в половину столь знаменит, если б Голиаф был ростом в 170 сантиметров и страдал астмой.

3) Качества, достойные восхищения. Каждый серьезный «большой плохой злодей», которого вы напишете, должен иметь несколько личностных граней, которые желательны, даже достойны восхищения. Возможно, злодей безупречно вежлив и обходителен, невероятно проницателен, удивительно умен или обладает неровным кодом личной чести, который, тем не менее, делает его чем-то большим, нежели безликим «плохим парнем». По сути, злодей может быть под завязку набит вызывающими восхищения качествами, и все они будут лишь делать его более опасным для вашего протагониста.

Примером может быть мэр Саннидэйла в «Баффи — истребительнице вампиров». Помимо той части, где он пытается превратить себя гигантского демона и сожрать выпускной класс, это отличный парень!

4) Индивидуальность. Хороший злодей должен быть запоминающимся, так, чтобы ваш читатель немедленно узнавал этого персонажа, даже если он не появлялся уже сотню страниц. Этого с достаточно большой долей эффективности можно добиться, используя черты и ярлыки — идентификаторы, которые зарезервируют определенные предметы, личностные черты или же слова, что будут ассоциироваться с данным персонажем. Вы можете найти статью, которая более подробно касается этих моментов в моем ЖЖ на jimbutcher точка livejournal точка com.

У меня есть стандартная процедура, которой я следую при создании персонажей. На каждого из них я веду досье. Когда персонаж впервые появляется, я открываю новый файл и заношу в него имя, цель, описание героя, его ярлыки и черты. Я коротко суммирую способности, и более полно описываю цели и мотивацию. Если персонажи появляются в тексте вновь и вновь, я веду постоянно обновляющийся журнал их развития: какое влияние оказали на них события истории? Как они в результате изменились? В будущем — чего они, скорее всего, будут хотеть?

Если вы что-то вынесете из вышесказанного, то путь это окажется следующая мысль: правильно построить образы злодеев даже БОЛЕЕ важно, нежели героев.

Уделите столько же времени и усилий работе над вашими злодеями, сколько вы тратите на героев. Убедитесь, что для злодея вы столь же четко и убедительно прописали мотивацию, как и для протагониста, в противном случае вашей истории не будет хватать глубины и контрастности. Другими словами, она вызовет то единственное, чего не может позволить себе писатель художественной литературы: скуку[13].

«Старбакс» (англ. Starbucks) — американская компания по продаже кофе и одноимённая сеть кофеен.
Свартальвы, они же чёрные (или нижние) альвы, цверги, тёмные эльфы — карлики из германо-скандинавской мифологии, являются основным прототипом гномов.
Упомянутая «побрякушка» — это золотое ожерелье (в другой версии пояс) Брисингамен, сделанное четырьмя братьями-гномами Брисингами для богини Фрейи, любовницы Одина. Версия мифа, рассказанная Молли, сильно сокращена и несколько отличается от имеющейся в «Википедии».
Снарк (англ. Snark) — вымышленное существо, герой поэмы Льюиса Кэрролла «Охота на Снарка», существо, на которое в течение всего произведения охотится команда из девяти человек и бобра. Название является характерным для Кэрролла «словом-бумажником» и образовано склейкой слов «snake» — змея и «shark» — акула.
Чикаго-Луп
Клатч (от англ. clutch — схватить) — это маленькая элегантная дамская сумочка, изначально элемент вечернего гардероба. Обычно у клатча нет ручек, его носят, обхватив ладонью или под мышкой.
Роберт Аллен Палмер (англ. Robert Allen Palmer) — английский певец, гитарист, автор песен.
Джон Босли — персонаж фильма «Ангелы Чарли».
Что-то в таком подходе есть. Мне бы первой хотелось высказываться по поводу формул, вдохновения и искусства. Однако за то время, пока писала 1 (один) роман, у Батчера вышло — с десяток?.. дюжина?.. — много новых книг. Не просто высокого уровня — он свою планку умудрятся с каждым новым романом ещё и поднимать. Есть о чем задуматься. (
Вот и ещё одна причина, по которой мне глянулись статьи Батчера. Стимул! Реакция! Дух академика Павлова, незримо парящий над текстом! Так отрадно видеть ссылки не на тонкости лингвистики и филологии, а на логику в работе человеческой психики. Здесь говорят на понятном мне языке! (
Гроза из преисподней
В общем, во всем тезисе явно читается ироничный подтекст, но не вполне ясно, сколь густо он там намазан. Я вообще плохо разбираю, когда автор этих статей хоть вполовину серьезен, а когда откровенно над собой насмехается. Здесь каждый должен судить для себя. (
Последняя статья взята не из журнала автора, а с сайта «Magical Worlds», где Батчер выступал в качестве почетного гостя.