Проект «Азимут» выходит на новый уровень. Официальная служба планирует ни много ни мало экспедицию к центру Вселенной – она хочет получить полный контроль над Террой-ноль, загадочным миром, средоточием самой сути Русского Сонма.

Можно ли помешать этому, если часть твоей семьи оказалась в заложниках у Службы? Что вообще можно сделать, если ситуация выглядит безвыходной?

Оказывается, кое-что можно. Особенно если на твоей стороне старые друзья. Вот только друзья – Контролирующие и поступают порой совсем не так, как нужно. Про таких есть поговорка: «С такими друзьями врагов не надо». Хотели как лучше, а получилось…

Впрочем, не всё потеряно. Главное – бороться и не сдаваться. Тем более что у тебя есть оружие, которым не владеет Официальная служба. Это твой Священный метод, и только ты сумеешь им воспользоваться…

Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2 Горькие травы. Кн. 2. Священный метод Эксмо М. 2014 978-5-699-76617-8

Иар Эльтеррус, Екатерина Белецкая

Горькие травы. Кн. 2. Священный метод

© Эльтеррус И., Белецкая Е., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Scio me nihil scire.

Я знаю, что ничего не знаю (лат.)

Пролог

«Паук» перелез через высокий бруствер, поросший мелкой молодой осинкой, и двинулся по просеке в лесополосе, идущей вдоль второго уровня подъема. Агат после бруствера слегка расслабился – он не ожидал, что всё получится так легко. В прошлый рейд «паук» застрял, зацепился одной из трёх основных рабочих лап за дерево. Пришлось вылезать, брать топорик, подрубать осинку. Страшно было, не передать! Хотя, если подумать, чего бояться? До восемнадцатой точки полтора километра, ничего бы не случилось. И не случилось. Но всё равно…

Тса-ди-ки, тса-ди-ки, тса-ди-ки, тса-ди-ки – стрекотали механические ноги «паука». Агат прибавил скорость. Машина выдержит, не первый раз он именно на этом «пауке» выезжал в патруль. Чем быстрее сделаешь положенные четыре круга, тем быстрее домой отпустят. Не сказать, что домой хочется, но всё-таки дома лучше, чем в патруле. Дома есть свой угол, новый, в кредит взятый модный терминал, классная игрушка-симулятор, и, может быть, Владка напекла блинчиков – мать обещала, что поучит её, как правильно. Владка, конечно, дура. Но хотя бы симпатичная. Сталю вон вообще Харошка досталась, а Харошка мало что дура, так еще и уродина длинноносая.

Плохо другое. Дома – младшая сестра, которой три месяца. Мать, хитрюга, решила дотянуть до сороковника, потому и родила. Пока девке не исполнится четырнадцать, здрасте пожалуйста, не заберут. Ни мать, ни папахена. Оно, конечно, с одной стороны, хорошо – мать Агат любил, но с другой – житья же никакого нету! Дома с утра до ночи писк и визг, памперсы вонючие, и вся семья вокруг Анютки на полусогнутых.

Агат уже получил месяц назад люлей на приходе за своё отношение к сестре. Почему-то с двумя младшими братьями у него такого не было, а с сестрой получилось. Он на исповеди признался Отцу, что его раздражает слово «окормлять», да еще и на сестру перевел. Мол, противно смотреть, как мать её окормляет. Сует в рот своё вымя, и давай окормлять. Получил он в результате от Отца так, что мало не показалось. Выяснилось, что слово «окормлять» происходит не от слова «кормить», а от слова «корма», и означает это – направлять на истинный путь, а вовсе не кормить ребенка грудью. Потом Отец спросил, что это за мерзкие связи у него, Агата, получаются – и Агат, конечно, признался, что не нравится ему сестра. Ну а как было не признаться, исповедь же… В общем, получил действительно сполна. Мыл потом полы в храме неделю и в приход отдавал не десятину от дохода, а пятую часть. Нет, он понимал, что наказали его верно, но всё равно было обидно.

Тса-ди-ки, тса-ди-ки, тса-ди-ки, тса-ди-ки… Tea. Ди. Ки. Tea… Ди… Ки… Tea. Агат остановил «паука», вытянул на панели турбо рычаг. С лязгом вышли из ниш остальные пять ног машины. Агат занес было руку над стартовой кнопкой, но, секунду помедлив, опустил. Молитву надо прочесть.

Страшно.

Держись, парень. Полкилометра проскочить, и нормально. Держись. Ты же взрослый уже, тебе почти тринадцать. Не сопляк семилетний. У тебя дома и мать, и отец, и жена, и братики, и даже дура эта, Анька сопливая с раззявленным ртом и тупыми бессмысленными глазами… ох, не думай ты про это, Агат, не думай, а то потом на исповеди расскажешь, и получишь еще одно наказание, а Владка хотела новый диван взамен старого, а если накажут, то диван не купишь, придется еще два месяца откладывать.

– Всеблагий, пронеси… – прошептал Агат. – Не дай пропасть, Всеблагий. Отведи, прошу…

Tea… «Паук» приподнялся на восьми многосуставчатых ногах и тихо двинулся вперед. Тса-ди-ки-та, тса-ди-ки-та, тса-ди-ки-та, тса-ди-ки-та, стрекотали ноги с одной стороны, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, вторили ноги с другой. «Паук» покачивался, как лодка на мелкой речной волне, Агат, вцепившись в два рычага управления, напряженно всматривался в подлесок, в два световых конуса, выбрасываемых перед ним фарами «паука». Тса-ди-ки-та, по-джаа-луц-ста, тса-ди-ки-та, по-джаа-луц-ста…

Восемнадцатый участок. Это там, где остров заканчивается, выходит к реке, к смычке старого русла и нового. Там же разворот, просека пойдет влево, по берегу, вдоль бетонного полуразрушенного забора, выходящего на болото, и никому не нужного, потому что никто, в своем уме находясь и Всеблагому помолившись, туда не сунется.

Кто вообще в своем уме сунется в зону, в Московский треугольник?

Хотя он же, Агат, сунулся. И куча парней-ровесников тоже. Жрать-то что-то надо. Семьи кормить надо. А тут хорошо. Всё хорошо. И зарплата, и патруль, и времени свободного много.

Вот только есть такая штука, как восемнадцатая точка.

На которой может размазать ровным слоем, как джем по блинчику, вместе с «пауком». На которой не работает электроника. На которой ни с того ни с сего пропадает то гравитация, то кислород, то еще незнамо что.

Из-за восемнадцатой точки в Московский треугольник электроника не допускается. У «пауков» управление чисто механическое, и берут в патрули поэтому только сильных парней, которые могут и с рычагами управиться, и с техникой дружат, и голову имеют на плечах неглупую.

Агата мать в патруль пристроила. Уже шесть месяцев как.

– Я беременная, – по-деловому сообщила она. – Деньги нужны. Гатька, бери паспорта, свой и Владкин, и поехали к заводу. Я там договорилась.

Дала небось кому-то, мрачно подумал тогда Агат. Хотя кому она нужна, старуха? Матери было двадцать шесть лет, уже пожилая. Хотя немолодые мужики тоже небось хотят… сладенького.

У него со сладеньким ни черта пока что не получалось. Он и к врачу сходил, и Отцу пожаловался. Врач, зачуханный мужик лет двадцати с хвостиком, сунул Агату пластинку с фильмом «О любви семейной, пособие», а Отец сказал, что Всеблагий подскажет, что делать. Ничего не помогло, ни фильм, ни Всеблагий. Владка только хихикала, что ей щекотно, а мать из-за стенки наорала, что они шумят, а ей вставать в шесть утра.

Ему самому было не щекотно и не смешно. Противно и страшно. В общем, утром он сказал Владке, что надо, видимо, еще подождать. Той, как всегда, оказалось всё по фигу. Она, правда, сказала, что в тринадцать не худо бы уже как-то определиться с первым маленьким, чтобы к четырнадцати родить, но Агат был умный и сказал, что «давай сначала до тринадцати подождем». Теперь они вместе или просто спали, или резались на терминале в игрухи. Ничего, еще месяцев пять в запасе есть. Целая вечность.

Тса-ди-ки-та, по-джаа-луц-ста, тса-ди-ки-та, по-джаа-луц-ста… Агат вытянул второй турборычаг. По-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, ууууууу, по-джаа-луц-ста – ноги стрекотали всё быстрее и быстрее, «паука» уже мотало, и не как лодочку, а как качели; Агат поспешно набросил ремни, и снова вцепился в рычаги, да так, что костяшки пальцев побелели.

Всеблагий, не дай пропасть!..

Свет фар стал тонуть в туманной мгле впереди, словно в воздух перед «пауком» некто огромный вылил фиолетовые чернила. Агат рванул рычаг, скорость стала еще выше. По-джаа-луц-ста, поджаалуцста, поджаалуцстаподжаалуцста!.. Ни в коем случае не дать «пауку» повернуть, сбиться с курса – влетишь на такой скорости в обломки забора или в реку, и пиши пропало, ты пристегнутый, а вода ноябрьская, ледяная, потонешь на раз. Или разобьешься, потому что скорость больше ста километров в час, и если со всей дури в бетонный забор, то костей не соберешь… и за тобой никто не придет. Лежит там, под забором, десяток «пауков», некоторые даже с пилотами внутри.

Тьма сгущалась вокруг «паука» уже не как чернила, а как густой вязкий кисель. Агат чувствовал, что точка пульсирует, словно там, во тьме, бьется невидимое гигантское сердце, бьется, трепещет, дрожит. Проскочить! Проклятье, только бы проскочить!.. В кабине уже воняло горелой смазкой; лапы стрекотали бешено, а Агат уже не разумом, инстинктом осознавал, что совсем скоро надо будет тормозить, чтобы развернуться. Он не первый раз проходил восемнадцатую точку. И даже не десятый. У него получалось, его ставили на этот маршрут. Обычно ставили ребят постарше…

По-джаа-луц-ста, поджаалуцста, по-джаа-луц-ста, поджаалуцста – Агат чуть снизил скорость, стараясь не задумываться, почему свет фар машины вязнет в фиолетовой густой мгле, потом скинул один турбо до нуля, потом двумя ногами нажал на тормоз и затем выполнил фокус, который показал ему когда-то Стас и который он усвоил в совершенстве: разворот до полной остановки. Правый рычаг – полностью вперед, левый – до предела назад; «паук» выполняет балетный пируэт, затем делает исполинский шаг всеми правыми ногами, выходя на нужную траекторию. И – марш! Бегом отсюда, машинка! «Паук», кажется, не против – десять секунд, переход на турбо, и долгожданное – поджаалуцста, поджаалуцста, поджаалуцста, поджаалуцста!!! Бежим! Мы бежим! Мы вырвались, мы спаслись!..

…Жалко, что Стаса и Вита забрали. Когда они в один прекрасный день не пришли на работу, Агат имел глупость спросить у Отца: почему? Отец дал ему затрещину и объяснил, что это не его, Агата, дело. Позже Сталь сказал, что они курили. Табак? – изумился тогда Агат. За табак не забирали. Штрафовали, ругали, могли на приходе высечь – но не забирали. Безмозглый ты, ответил тогда Сталь. Нет, не табак. «Дуру» они курили. А за «дуру» сам знаешь, чего положено.

Агат знал чего. И знал, что ни он, ни кто-то еще больше никогда ни Стаса, ни Вита не увидит. И что и сына Стаса, и близнецов Вита теперь будут проверять всю жизнь: а ну как переняли от отцов склонность? По шестнадцать лет было Виту и Стасу, взрослые мужики вроде бы, и вон как ссыпались… Плохо, что так вышло. Что они оказались такие глупые. Для чего они вообще потянулись к «дуре»? И свои жизни погубили, и детей своих.

Но всё равно почему-то их жалко.

Тса-ди-ки-та, по-джаа-луц-ста, тса-ди-ки-та, по-джаа-луц-ста… Машина двигалась всё медленнее, затем Агат остановил «паука» и вернул турборычаг в положение «ожидание». Подождал, пока «паук» втянет пять лап, отстегнулся, вытер мокрый лоб рукавом. Всё, можно ехать дальше. Первый круг есть.

За сегодняшний день ему предстояло пройти точку номер восемнадцать еще три раза…

Часть I

«Азимут»

01

«Альтея» – Сосновый БорОттепель

– Я требую вызвать Огдена! Требую, слышите!!! Рыжий, не лезь ко мне, отвяжись!..

– Давай ты хотя бы поешь, – примирительно попросил Скрипач. – Ри, ну правда, а? Десятый день на одной воде, неправильно это.

– Я не буду ничего есть, пока эта тварь не расскажет, что сделали с Ромкой и Джесс! Ты слово «голодовка» знаешь?

– Знаю, – Скрипач покачал головой. – А еще я знаю слово «придурок». Ты в своем уме? Ты понимаешь, что этим ничего не добьешься?

– Это мы еще посмотрим, добьюсь или нет.

Скрипач грохнул на стол две коробки с рационами и рассерженно воззрился на друга. Ри ответил ему таким красноречивым взглядом, что слов не требовалось, – таким взглядом можно запросто убить. Скрипач покрутил пальцем у виска.

– Хватит, а? – попросил он. – Гений, это уже не смешно. Это…

Первая коробка просвистела у Скрипача над головой, ударилась о стену, упала на пол, вторую он поймал и, не сдержавшись, швырнул в Ри. Промазал – тот успел дернуться в сторону.

– Вы чего тут делаете? – угрюмо спросил Кир, входя в каюту. – Ополоумели?

– Он первый начал, – пожаловался Скрипач. – Он кидается едой. Ри, перестань! Ты посмотри, на кого ты похож!..

Кир поднял с пола коробку, сел за стол, открыл, понюхал. Поморщился – видимо, в коробке лежало не совсем то, что он ожидал там увидеть, – вынул из бокового кармашка коробки ложку и принялся меланхолично перемешивать содержимое. Есть он, однако, не спешил.

– Где Ит? – неприязненно спросил Ри.

– С Илюхой занимается. Разбирают какую-то операцию, как я понял. – Скрипач тоже сел за стол. Отобрал у Кира ложку, запустил в коробку. – Ит мудрее нас всех, вместе взятых. Он истерик не устраивает. Он лечится работой. И правильно делает. Вот я доем и тоже туда пойду. Выловлю Олле и Заразу, пусть меня тоже поучат.

– И я, – поддакнул Кир. – Вместе пойдем, солнце. Не всем же впадать в маразм и закатывать истерики.

Ри сел на свою кровать, опустил голову на руки. За прошедшие десять дней, которые они находились на «Альтее», он изменился разительно. Похудел, оброс щетиной; нечесаные, давно не мытые волосы, которые он по утрам кое-как собирал в хвост, всё равно торчали во все стороны. Одежда тоже выглядела ужасно – при виде друга Скрипач, например, брезгливо морщился. Ри не переодевался эти десять дней. И не мылся.

Мотыльки на третьи сутки сбежали от него к Киру, Иту и Скрипачу…

Ит, конечно, тоже пытался как-то усовестить друга и не раз просил его прекратить забастовку, но и Иту, как и всем другим, ничего поделать с пилотом не удалось.

– Если бы тебя сейчас увидела Джесс, она бы… – начал он как-то, но Ри тут же его перебил:

– Она бы всё поняла. Вот вы, как я погляжу, не понимаете ни черта!

– Ну я, положим, понимаю, – осторожно возразил Ит. – Если ты не заметил, у меня тоже отобрали почти всё, что в жизни есть. Но я, извини, опускаться и превращаться в кусок дерьма не собираюсь.

– Если требовать, чтобы тебе дали информацию о семье означает превратиться в кусок дерьма, то я, знаешь ли, не против, – категорически отрезал Ри. – Значит, буду дерьмом.

– Как хочешь, – покачал головой Ит.

Информации о похищенных официалкой родных у них не было.

Никакой.

И, что самое удивительное, куда-то пропал Огден, а всё остальное руководство Службы, которого на «Альтее» было в избытке, их просто тупо игнорировало. Заблокированный «Ветер» стоял в одном из шлюзов; а им были предоставлены вполне приличные гостевые комнаты, еда, одежда, и… полная свобода передвижения внутри корабля.

– Мы бы вполне могли смыться, – констатировал Скрипач. – Но он знает, тварь, что мы не смоемся.

– Знает, – мрачно подтвердил тогда Кир. – Еще бы не знает…

* * *

Общаться им тоже можно было с кем угодно, поэтому на вторые сутки плена Ит рискнул и отправил запрос Илье. И неожиданно получил ответ – да, мы тут, подходите, конечно. Ну и пришли, втроем – Кир, Ит и Скрипач.

– …бред какой-то. Ну и сволочи!.. Нет, ребята, я понял еще тогда, конечно, что всё с вами непросто, но…

– Когда понял? – мрачно спросил Скрипач.

– Когда вашу жену шарла цапнула.

– Угу, – кивнул Кир. – Понял, да не понял.

– Ты сейчас как? – спросил Илья. – Нормально?

– Нормально, – пожал плечами Кир. – Что мне сделается.

…Когда брали Джессику и детей, Киру достался выстрел из парализатора. Конечно, он, поняв, что происходит, попытался защитить их троих, но даже он при всем желании и при всей подготовке ничего не смог поделать с двадцатью официалами, десять из которых блокировали квартиру, а еще десять – брали. Обезвредить он сумел четверых, но потом… с пустыми руками против вооруженных много не навоюешь, особенно если учитывать, что противники подготовлены не хуже, чем ты сам…

– …Илюх, там всё было не случайно. И шарла была не случайно, как мы сейчас поняли. Берту и нас спровоцировали, им было нужно, чтобы она попала в портал и показала свой метод работы. Она и показала. И «Рэй» тоже был не случайно, и… черт! – Ит потряс головой. – Да, Огден был прав, когда сказал, что мы потеряли класс. Мы его действительно потеряли. Нас почти три года водили, как собаку на веревке, а мы и не думали даже, что это всё… ну, вот так.

– Да не хотели мы никакого класса больше! – взвился Скрипач. – Мы хотели работать! Стать врачами! Жить… честно жить, по совести! И…

– Слушай, перестань орать, – попросил Илья. – У меня от тебя голова уже болит.

Сейчас они сидели в комнате Ильи, на столике перед диваном остывал чай, про который все в процессе разговора забыли, а за окном, из порталов Сети Ойтмана, выходили всё новые и новые боевые сапорты официальной службы – планету ставили в полный карантин.

В ближайшее время на Земле-n кое-что произойдет, обязательно произойдет. Упадут в океан несколько потенциально опасных официалке спутников-шпионов, которые теоретически могут засечь окружающую планету корабли. Будут свернуты некоторые космические программы, по совершенно разным причинам – нерентабельность, например, или что-то в этом роде. Случится какое-то количество локальных войн, на самом деле – отвлекающие маневры, чтобы население было занято чем-то, что безопасно для проекта. Позже пойдут в ход религии – потому что надо отвлечь еще и демиурга. И через пару лет Земля-n будет изолирована практически полностью, потому что ей предстоит работать удобным постоянным плацдармом.

Плацдармом для проекта «Азимут».

Ведь неизвестно, сколько времени займут расчеты и сколько лет мир будет нужен службе после завершения этих расчетов. Может быть, десять. Может, сто. А может, тысячу – сейчас они запланировали одну экспедицию к Терре-ноль, но неизвестно, сколько их всего понадобится.

– То есть, если я правильно понимаю, они хотят для чего-то использовать вас? – полуутвердительно спросил Илья.

– Ну да, – кивнул Ит. – Мы резонансные двойники метапорталов Терры-ноль. Ри, Джессика, оба Мотылька, рыжий, я.

– А как это вышло? – Илья прищурился.

– Понятия не имею, – признался Ит. – Илья, правда! Мы не знаем. Как-то вышло.

– И на Терру-ноль первым попал ты?

– Ну да.

– И вы с Бертой начали этот проект?

– Илья, сколько можно спрашивать одно и то же? – рассердился Кир. – Да. Да, да, да. Всё именно так.

– Очуметь можно. – Илья потер ладонями лицо. – Что ж вы раньше-то молчали? И почему в госпитале тогда не рассказали всего?

– А зачем было про это говорить? – Ит пожал плечами. – Вот тебе лично – для чего эта информация нужна?

– Господи… не знаю, если честно. Наверное, можно было бы что-то придумать. Чтобы вы сбежали, например.

– Мы бы не сумели, – покачал головой Скрипач. – И, по-моему, мы тебе подробно объяснили почему.

– Не убьют они ваших? – с тревогой спросил Илья.

– Не должны, – в голосе Ита звучало сомнение, и только сам Ит в тот момент знал, скольких сил ему это сомнение стоит. – Они ведь заложники. Они нужны для того, чтобы работали мы.

– В качестве кого работали?

– Понятия не имеем.

– Вот что, народ. – Илья встал, прошелся по комнате. – Значит, так. В любом случае – и я сам, и «Вереск», мы на вашей стороне. Чем сумеем – поможем.

– Ничем вы не сумеете помочь. – Кир опустил голову. – Илья, не вмешивайся в это. Целее будешь.

– Посмотрим, – туманно ответил тот. – Разберусь, не мальчик, чай. Чем смогу – помогу. По обстоятельствам.

– Спасибо, – Ит слабо улыбнулся. – Слушай, если ты действительно хочешь помочь, поучи нас, что ли. Я давно для себя понял, что самое лучшее средство от больных мозгов и нервов – это работа. И чем её больше, тем лучше. Огдена тут нет, как мы поняли, без него ничего не начнется. А у нас не сдан курс. Ты не против?

– Только за, – Илья покивал. – Верно мыслишь. Хорошо, подходите завтра, поработаем этот курс.

* * *

Разумеется, все отлично понимали, что именно потребует от них Огден, когда вернется, – просто не хотели озвучивать эту правду Илье. Расчеты. Расчеты, и только расчеты. И, видимо, реакция здешних порталов на них самих. Кир недоумевал – почему Огден велел вывезти Джессику, ведь, согласно их нынешней теории, она была бы более чем полезна здесь, а не в качестве заложника на Терре-ноль.

Но всё оказалось не столь просто.

Через неделю Ри с большой неохотой объяснил Киру, что они вшестером при всем своем желании ничего рассчитать не сумеют. Если поставить считать пару десятков искинов с кластерных станций, может, что и получится, да и то у него, Ри, есть большие сомнения на этот счет.

– Несопоставимо, – объяснял он Киру. – Кир, это бесконечная рекурсивная функция. Теоретически – им нужны точки экстремума. Ага, именно что в рекурсивной функции. Может быть, они решили, что она не бесконечна. Я… я не знаю, как и что они хотят сейчас считать. Помнишь, Берта говорила про миры-матрешки, про бусины на нитке и прочее, да?

– Да.

– Так вот это она и есть. Утопия – максимальная точка экстремума, Тлен – минимальная. То есть у меня получается пока что так, а на деле… Кир, я не знаю. Не знаю. И что нам делать, тоже не знаю.

…На десятые сутки в комнату Ри пришла половина «Вереска». Илья, увидев, в каком состоянии находится пилот, обозначил своё отношение к ситуации в таких выражениях, что уши заткнул даже Зараза.

– Так. Иди в ванну, – приказал Илья. – Бегом, пока я тебя не взгрел по морде! Потом – жрать. Рот закрой, свинья вонючая! Мужик, называется!.. Да ты не мужик, ты тряпка ссаная, и ведешь себя, как тряпка, и воняешь, как тряпка! Пошел, сказал!..

– Слушай, не лезь не в своё дело… – начал было Ри, но договорить ему Илья не позволил.

– Это ты послушай! – рявкнул он. – Ты этому Огдену хочешь показать, что он тебя порвал, что ли? Что он чего-то сделал, а ты всё, сдулся? Лапки поднял и готов? Да?! Так, всё. Иди мыться, а то от тебя воняет так, что нас тошнит уже!

– Вот это правда, – покивал Зараза. – Ри, не позорься. Не доставляй этим мудакам такое удовольствие. Огден будет рад узнать, что тебе так мало требуется, чтобы развалиться на части.

– Вот! Что и требовалось доказать, – покивал Скрипач. Они все вместе стояли в дверях и наблюдали за уговорами со стороны. – Иди, иди. Действительно…

…Часом позже Ри сидел за столом, ковырялся ложкой в коробке с какой-то непонятой местной кашей и с угрюмым выражением на лице слушал рассуждения Ильи о том, что тут, на «Альтее», будет происходить дальше. Илья, как выяснилось, был неплохо осведомлен, и послушать его было интересно.

Кир, Скрипач, Ит и оба Мотылька расселись кто где, а Олле с Заразой, которые решили остаться вместе с Ильей «для моральной поддержки», сейчас сидели по обеим сторонам от Ри и тоже что-то ели – видимо, из солидарности с пилотом. Дослав, Руби и Поль ушли – когда Ри удалось уломать на мытьё и кормежку, они сочли свой гражданский долг выполненным и удалились к себе – по словам Дослава «предаваться ничегонеделанию».

– …В общем, как я понял, непосредственно нас собираются переводить на Терру-ноль, – объяснял Илья. – Как? Нет, Ри, не сказали. Я так понял, что «Альтея» или пойдет в экспедиции к Терре, или пойдет туда, откуда можно на Терру-ноль попасть.

– Куда? – вяло поинтересовался Ри. – И когда?

– Вот этого пока что не знаю. Может, через год, может, через месяц. Я, конечно, заявки буду подавать, не люблю, когда состав в простое, но…

– Но от тебя ничего не зависит, – закончил Скрипач.

– Именно так.

– Илья, ты сам себе противоречишь, – заметил Ит невзначай. – Простоя можно избежать, подав заявку куда-нибудь еще. Для чего тебе Терра-ноль понадобилась?

Илья искоса глянул на него и чуть заметно усмехнулся.

– Догадливый ты, – хмыкнул он. – Ну ладно. Мне интересно. У меня хорошая репутация, у меня хороший коллектив, я люблю миры низких уровней, и мне действительно интересно. А там война.

– И они взяли твою заявку? – Скрипач повернулся к Илье.

– Взяли, – пожал плечами тот. – Причем парную. «Иву» и нас.

– «Иву»? – несказанно удивился Кир. – Серьезно?

– Серьезно. А что? Я так понял, что там действительно большая война и что парные госпитали там работают точно так же, как и везде, – пожал плечами Илья.

– Королева, больше некому. – Ит покачал головой.

– Что – королева? – не понял Илья.

– Огден идет на поводу Её Величества, скорее всего – из-за флота, а Её Величество – женщина очень непростая, – Ит задумался. – Ладно. Заявка так заявка. Всё равно это явно не сейчас.

– Что не сейчас – точно, – согласился Илья. – Так, Ри. Поел? Доедай давай. И пойдем, прогуляемся к нам.

– Для чего? – спросил тот, отставляя коробку в сторону.

– Хочу посмотреть, чего ты с организмом начудить успел за эти десять дней. Может, чем полезным угощу. – Илья встал. – А вам троим пока что задание по курсу: будете считать на скорость периоды полувыведения по формулам из девятнадцатого раздела, дополнения по диализу дам каждому индивидуально, и…

– Опять в голове?! – Скрипач поник.

– Да, опять в голове! Не в голове любой идиот сможет, а в поле, на первом-втором уровне налобники не используются! Не лениться, рыжий. Сами просили?

– Просили, – кивнул Ит. – А потом?

– А потом вы мне это сдадите, я вам дам по мозгам за ошибки, и будете переделывать. Потому что с первого раза не получится, сто процентов.

– Совсем хорошо, – проворчал рыжий. – То Фэб, то этот вот…

– Многое бы я отдал за то, чтобы тут был Фэб, – беззвучно произнес Ит.

– Извини, – Скрипач опустил голову. – Ладно. Давайте работать, ребята.

* * *

Огден появился на двадцатый день их пребывания на «Альтее». Ри к тому времени успел взять себя в руки, собраться и морально подготовиться к предстоящей борьбе. Остальные – тоже. Ит, Скрипач и Кир ходили к Илье каждый день заниматься: они решили сдать курс, который не успели выполнить в госпитале. И сдали, аккурат за день до появления Огдена.

Труднее всего пришлось Мотылькам. Вот уж кому, а им оказалось совершенно некуда себя девать, мало того, у них почему-то отобрали летающую платформу, а сидеть взаперти целыми днями – не самое веселое дело. Тринадцатый злился, Брид постоянно ворчал. За корабль они, разумеется, тоже волновались – мало ли что «этим идиотам» придет в голову? Да, конечно, «Ветер» Ри заблокировал, но всё равно – страшно. Любую блокировку можно обойти, и потом попробуй восстанови все настройки, которые они, мастера проходов, годами затачивали под себя…

…В день появления Огдена Ит снова был у Ильи – уже третий час они вдвоем оперировали «вирта», имитационный тренажер, который создавался под какую-то задачу и «вел себя» в точности как настоящий больной. На этот раз «вирту» крупно не повезло – Илья выбрал имитацию сочетанной травмы, причем сложную. Ит уже в который раз за сегодня допустил ошибку, спутав приоритетность, и сейчас Илья эту ошибку исправлял, попутно объясняя Иту, что именно он сделал неправильно.

– Пользуйся подсказками, – советовал Илья. – Я этого пока что не запрещал. Ты изначально выбрал правильный метод, но потом сбился и запаниковал. Почему запаниковал?

– Потому что решил, что уходит свой объем крови.

– Правильно. Уходит. И что? «Вирт» у тебя уже на системе, поэтому никакой реакции на клеточном уровне не будет – он подключен. Почему ты не посмотрел, что даже при изменении объема картина не меняется, и система тебе ничего не говорит? И почему пошел не на приоритетную травму, а на ногу?

– Вот поэтому и пошел! Блин, действительно… – Ит выпрямился. – У него сейчас объем своей к заменителю – сорок процентов. Даже больше. Объем от общего… минус пятьсот пятьдесят, потерял много, но не критично. Восстановление – по графику. И…

– И у тебя в запасе еще полчаса. Ниже десятки по своей крови ты всё равно его бы не уронил и, следовательно, до парадоксальной реакции бы не довел. Так, давай на сегодня всё. – Илья поднял налобник. – Потом, на досуге, глянь повтор того, что делали сегодня, и проанализируй ошибки.

– Сделаю, – кивнул Ит, тоже поднимая налобник. – Илюш, прости, я что-то… нервничаю. Вот и не получается.

– Учти, что получаться должно всегда, вне зависимости от нервов, – строго сказал Илья. – Права не имеешь, чтобы не получалось. Сам же знаешь.

– Знаю, – Ит покачал головой. – Я просто… Фоба вспомнил, и… – Он осекся, махнул рукой. Илья вздохнул, махнул рукой над столом – «вирт» растаял.

– Понимаю. Очень хорошо понимаю. Но тем не менее и ты пойми правильно. Всякое бывает. И такое. И другое. И еще хуже. Но на столе у тебя будет не обманка, как сейчас, а кто-то живой. И он не должен пострадать из-за того, что тебе плохо.

– Всё так, – согласился Ит. – Илюш, это последний раз. Больше такое не повторится. Клянусь, чем хочешь.

– Посмотрим, – уклончиво ответил Илья. – Не зарекайся. Чаю хочешь?

– Да нет, я к своим пойду. – Ит снял налобник. – Потом. Может, вечером?

– Приходите тогда все вместе, – предложил Илья. – А то Ри до сих пор как неродной.

Ит хотел спокойно пройтись, но по дороге к нужному уровню его вызвал Скрипач и сказал, чтобы он, Ит, «немедленно шел домой, потому что гости пожаловали».

Пришлось пробежаться.

К общему лифту Ит рванул в ускоренном режиме.

* * *

– Ну что? Заскучали? – Огден с улыбкой смотрел на Ри. – Волнуетесь? Правильно. У вас для этого есть все основания.

Общую комнату за эти двадцать дней они переделали под себя, так, чтобы каждому было удобно. Общий стол, десяток стульев, несколько кресел «у окошка», здоровенный диван – Кир любил читать лежа, а если он ложился, места на диване не оставалось больше ни для кого. Стены сделали приятного медового оттенка, дизайном в этот раз занялись Мотыльки, и комната в результате выглядела замечательно – спокойная, уютная, «домашняя».

Огден, разумеется, расселся с царским видом на одном из кресел, развернув это кресло так, чтобы видеть остальных участников беседы. С ним пришли двое боевиков, но боевиков он, к вящему удивлению Ри и Кира, отослал прочь.

– Ничего вы мне не сделаете, – сообщил он, когда за боевиками закрылась дверь. – А если сделаете… сами знаете, что будет.

Кир оскалился, но промолчал. Ри смотрел сейчас на Огдена неподвижным тяжелым взглядом, ожидая продолжения.

– Где еще четверо? – брезгливо спросил Огден, оглядываясь. – Эй, куколки! Особое приглашение требуется?

Тринадцатый, не торопясь, вышел из комнаты и вопросительно посмотрел на Огдена.

– А зачем мы понадобились? – с вызовом спросил он.

– Свежая новость. – Огден засмеялся. – Змеиный Остров вы, я так понимаю, отменяете волевым решением? Да ну. Пилот, где оба термо?

– Уже идут, – сообщил Ри. – Скрипач тренировался, Ит учился.

– Образцово-показательные алкоголики. Хорошо, ждём. А пока мы ждём, я, пожалуй, кое-что поясню. – Огден сел поудобнее. – Итак, порталы наши, консервация планеты начата, ученые уже работают. Ри, ты думал, что тебя попросят принимать участие в расчетах? Оптимистично. Тут без вас есть кому этим заняться.

– Тогда зачем нужны мы? – удивился Кир.

– Вот непосредственно ты, как мне кажется, вообще незачем… О, а вот и первый алкаш пожаловал. Скрипач, присаживайся, разговор предстоит долгий.

Рыжий медленно глубоко вздохнул, потом подошел к столу и сел за него, чинно сложив перед собой руки.

– Ит сейчас подойдет, – вполголоса сообщил ему Ри, садясь рядом.

– Угу, – кивнул Скрипач, глядя на Огдена. – Я уже понял. Так что же мы будем делать, если не считать?

– Ну, считать вы тоже, конечно, будете, но нас интересует другое. Как данные порталы будут реагировать на каждого из вас. Мы хотим собрать пары, понимаете? Даже одна пара дала бы нужный результат.

– Какой результат? – Ит стоял на пороге комнаты и неприязненно глядел на Огдена.

– Явился, – констатировал тот. – Пара должна образовываться из одного из вас тут, на Земле-n, и одного из вас там, на Терре-ноль. Комбинаций, как вы понимаете, получается достаточно. Потом…

– Огден, у вас ничего не получится, – Ри поднял руку. – Это абсурд. И потом, для чего это нужно?

– Импульс. Дополнительный импульс, новые данные.

– Бред!

– Не бред, – тут же возразил Огден. – Я не математик, поговорите потом с научной группой, всё поймете. Нужны три импульса…

– Уже три? – ехидно спросил Кир.

– Разумеется. Импульс отсюда и импульсы максимального и минимального экстремума. Так вот, в вашу задачу входит создание импульса здесь, и… да, вам придется прогуляться, но вот куда – я пока что не знаю.

– Где мой сын и моя жена, гадина? – спросил Ри. Он сидел за столом, намертво сцепив руки, и смотрел на Огдена так, что от этого взгляда делалось страшно.

– На Терре-ноль, конечно, – пожал плечами тот. – В Москве. Ответ устраивает?

– Нет, хотя бы потому, что это не ответ, – Ри прищурился. – А если я скажу, что мы не будем работать, пока они все не вернутся сюда?

– А тогда я прикажу убить вот его, – хмыкнул Огден, кивнув в сторону Кира. – Для меня он ценности не представляет. Только для вас. Поэтому, собственно, я его с вами и оставил.

– Понятно, – Ит кивнул. – Ри, не начинай. Мы так можем только навредить – и Ромке с Джесс, и нашим.

– Вот! – Огден наставительно поднял палец. – Верно, верно. Так, теперь по делу. Завтра вы отправляетесь с научной группой в портал…

– В какой?

– Они пока что решают, в какой именно.

* * *

То, что Огден лжет, было понятно всем, причем с первой же минуты. То, что он говорил, не имело к реальности никакого отношения, это был какой-то околонаучный бред, полная белиберда. Ри для себя сделал неожиданный вывод – видимо, Огден сам не понимает, какой метод собираются использовать его же ученые, или же понял что-то, но неверно, неправильно.

Метод, метод… Что же тут может быть за метод – на самом деле?

Глубокой ночью Ри выбрался из своей спальни в коридор, миновав общую гостиную, и принялся бродить взад-вперед, рассеянно глядя в длинное панорамное окно. Планеты отсюда не видны, а звезда похожа на небольшой пушистый шарик. И корабли. Тысячи ожидающих кораблей…

Так что же это всё-таки за метод?

Мысли разбегались – очень трудно было думать о математике. Да какое там «трудно», практически невозможно. Перед глазами постоянно возникали лица – их лица. Ромка, Джесс… Их последняя поездка на залив, и живой огонь, пляшущий на сухом плавнике, который собрали у воды, и Ромкина рука с веточкой, на которую насажен хлеб, и Джессика, отдающая Джею кусочек колбасы, и сам он, Ри, с немым обожанием и совершенно детским восторгом смотревший тогда на жену и сына…

Вашу мать, господа официалы, да что ж вы делаете!..

Ненавижу.

Внутри мутной черной волной поднимался бессильный и бесполезный сейчас гнев. Ри остановился, треснул по стене кулаком – его душила ярость.

Будьте вы прокляты, твари!

Чтоб вас разорвало всех…

И всё-таки. Если попробовать отвлечься от эмоций и рассуждать логически. Если отбросить весь этот бред, который нес Огден, и если подойти к вопросу…

Стоп!

Ри замер.

Метод – не один. А Огден озвучил лишь часть одного! Он озвучил ровно то, что был способен понять, а на самом деле…

Так.

Первое – Берта правильно сказала про матрешек и сделала правильный вывод про Утопию и Тлен, это действительно максимальный и минимальный экстремумы. Землю-n мы берем как нуль в системе координат, или нет, она всё-таки не нуль, она – отметка, допустим, на оси У… вот теперь правильно. Проще надо быть, гений чертов, проще. Вот теперь сходится! В голове у Ри возникла трехмерная сетка, он мысленно расставил в ней три объекта, каждый – на своей оси.

Что у них в системе будет исходной точкой? Где находится нуль? Где сходятся воедино эти оси? Терра-ноль, по их мнению, является как раз нулем, или она будет некоей точкой в многомерном пространстве, на которую указывают… реальная Земля-n, и гипотетические Тлен с Утопией?

Стоп-стоп-стоп.

Каким образом это всё увязывается еще и с нами?

Такие масштабы, что голова начинает болеть, подумалось Ри. Что мы можем означать в этом уравнении?

– Они не знают, – беззвучно произнес голос в голове у Ри. – Они сами не знают. Ри, это я, искин, и у меня есть минута, всего минута. Я с большим трудом сумел сюда вернуться. Они не поймут, что я тут был. Слушай, это очень важно. Вслух ничего не произноси.

Ри едва заметно кивнул.

– Потребуйте помощь. Потребуйте! Немного потяните время, а потом требуйте! Ссылайтесь на то, что ни вы, ни их научная группа не сумеют справиться. Это действительно так, вы не рискуете ничем, если станете требовать. Ты понял?

«Я-то понял, но о какой помощи ты говоришь?»

– Вы им тоже поможете, – туманно объяснил искин. – Больше мы ничего не можем для вас сделать. Ни мы, ни они.

«Кто – они?»

– Никто, Ри.

«Я понял метод правильно?»

– Мне кажется, что да. Но я тоже не могу ответить на вопрос, про который ты думал раньше. Как именно искать и что является нулем в системе. Ри, я ухожу. Если сумею зайти еще раз… это будет чудо. Удачи!

«И тебе удачи».

Ри побрел обратно в комнату. Сел в общей гостиной, сделал себе чашку чая. Что же получается?.. Допустим… Сод, Апрей, Земля-n, и еще два мира – всего пять, так? И плюс Терра-ноль? Официалка рехнулась и решила выстроить сиур Терры-ноль, которая, как всем давно известно, не является частью никакого сиура?

Тоже бред.

Хитер Огден. Ох, хитер.

Он очень хочет, чтобы мы нашли дорогу на Терру-ноль, и он учредил всё так, чтобы мы сами искали туда дорогу. Инстинкт, да?

Его метод – это мы.

Наша семья…

И то, что он назвал пентаклем – но это уже про ребят и Берту.

Господи, помоги нам всем. Бедная моя Джессика, бедный мой мальчик… Бедная Берта, и бедный Фэб… Я на самом деле не знаю, есть ли ты, Господь, но я всё равно буду просить. Мне кажется, что ты – есть. Но ты совсем не такой, каким ты видишься тому же Фэбу или Берте. Ты – безлик. Ты равнодушен. Тебя не интересуют наши игры, а если ты нам и помогал (много лет назад показалось, что всё-таки помогал), то ты делал это не сам, не своими руками. Те же Сихес, например… или еще что-то…

Но я всё равно буду просить – тебя, безликого, молчащего, равнодушного. Просить – за них за всех, потому что ни о чем другом просить я не имею права, и больше просить мне некого.

И еще – я не могу сейчас сделать ничего другого.

* * *

Зима мелела. Зима истончалась, как льдинка под солнцем. Зима уходила. Было еще холодно, но всё равно во всём, что сейчас их окружало, чувствовалось некое неуловимое движение – мир начинал просыпаться. Зимний сон его шел сейчас рябью, легким ветром; качались над потяжелевшим снегом упругие февральские тени, а скоро, уже совсем скоро начнет таять лед на озере и на заливе, а потом исчезнет снег, и в один прекрасный день произойдет чудо – мир очнется, стряхнет с себя сонную одурь, и…

– Вот о чем я жалею, так это о том, что мы не умеем летать. – Скрипач поплотнее запахнул куртку, поежился. – Нет, не на катере или чем-то таком, а так… по-настоящему…

– Аарн умеют, – пожал плечами Ит.

– Нет, не так. Там крылья. А я хочу… чтобы можно было оттолкнуться ногой, и – туда. В небо.

– Кто ж этого не хочет, – Ит слабо улыбнулся. – Ри, долго нам тут стоять?

– Я почем знаю, – сердито ответил Ри. – Брид, вы там нормально?

Оба Мотылька, разумеется, сидели в сумке, которая висела у него на плече.

– Нормально, – приглушенно ответил Брид. – Чего нам сделается…

– Как же тут противно пахнет, – пожаловался Тринадцатый. – И ведь такое в каждом портале… кошмар…

– Придется потерпеть. – Ит, привстав на цыпочки, разглядывал что-то вдали. – О, вон они. Высаживаются…

Их группу в портал рядом с Дубенским озером отвезли первой, открыли темпоральную капсулу, высадили – и корабль тут же ушел. Сейчас ждали ученых. Оказывается, научная команда находилась не на «Альтее», а на каком-то другом корабле. Ждать пришлось долго, почти полчаса. Побродили по порталу, посмотрели. Чистильщики тут поработали на совесть, в портале не осталось действительно ничего – ни обломков, ни оружия, ни следа погибших. Ровная черная земля, слегка припорошенная недавним снегом. Не зная о том, что тут происходило почти три года подряд, можно подумать, что тут максимум – что-то сгорело. Но… Все знали, что работа чистильщиков в портале отнюдь не закончена. Портал приведут в первозданный вид перед тем, как снимут капсулу. Его откатят во времени, и к моменту отключения второго слоя капсулы тут будет расти старый лес.

И никто ничего никогда не поймет и ни о чем не догадается.

Потому что официальная служба не любит, когда кто-то о чем-то догадывается…

– Ри, я тебя очень прошу, не надо нервничать. – Скрипач стоял рядом с другом, придерживая Ри за локоть. – Ты же понимаешь, что это бесполезно.

– Я всё понимаю, но я не могу. – Ри опустил голову.

– Ри, я тоже не могу. – Ит повернулся к ним. – Но ты хотя бы вида не подавай. Обойдутся.

– Ит, не лечи меня, а? – попросил Ри. – Я всё отлично понимаю…

– Интересно, на кой тут я? – в пространство спросил Кир. – Вас-то ладно, понятно, почему пригнали. А я? Довесочек?

– Довесочек. – Скрипач ткнул Кира в бок кулаком. – Скъ'хара, ты давай того, что ли. Потише.

– Так я вроде бы вообще молчал…

– Вон, машут, – Ит поморщился. – Пошли?

* * *

– Почему у вас с собой нет коммуникаторов? – раздраженно спросил старший научной группы. – Как прикажете вас звать? Орать, что ли?

– Коммуникаторы у нас отобрали, – неприязненно ответил Ри. – Так что вопросы не к нам, а к Огдену.

Старший раздраженно засопел. Видно было, что он очень недоволен: на его лице, круглом, холеном, отобразилась капризная мина. «Еще губы надуй, – подумал Ри. – И будешь в точности похож на годовалого ребенка, у которого конфету отобрали». Старший, надо сказать, выглядел импозантно, даже с учетом того, что сейчас они находились «в поле». Красивая тёмно-синяя куртка, черные брюки, блестящие сапоги. Модник. Старший полез в карман своей роскошной куртки, вытащил коммуникатор. Такие коммуникаторы тут использовали все – полупрозрачная пластинка с небольшим утолщением сверху, размером с половину ладони. Конечно, они были предназначены не для местной связи, они были корабельными. Судя по тому, что старший отдавал приказы через этот коммуникатор, его «пас» кто-то еще более старший – видимо, распоряжения шли через какой-то корабль.

– Идиотизм… – проворчал он. – Так. Джани, выдай им полевые «болтушки». Сейчас разойдетесь по схеме, по сегментам…

– И как мы увидим сегменты? – полюбопытствовал Скрипач.

– У вас что, и личных приборов нет, что ли?! Ну эти ваши, как их… Баба эта тут с таким же ездила. И для того же самого использовала. Вы в курсе.

– Налобники. Ничего у нас нет, – огрызнулся Ит. – Мы даже не знаем, как вас зовут. И понятия не имеем, что нам делать и зачем.

– Ну, «зачем» – это не ваше дело. А вот без приборов… н-да. Так. Так, так, так… Сегодня, собственно, мне нужны вот вы, – он ткнул пальцем в Ри, – и вы, – кивок в сторону Скрипача. – Вы пока что посидите, где скажут, – он коротко глянул на Ита и Кира. – Зовут меня Милтон Бонг, ну, по крайней мере, здесь и во время работы. Обращаться можете по имени, для меня это значения не имеет.

– Может быть, лучше будет «мистер Бонг»? – ехидно спросил Ит.

– Нет, не лучше, потому что это неправильно и потому что там я давно не живу.

– Но жили?

– И что с того? – Милтон недоуменно пожал плечами. – Я вообще-то с Апрея. И не «мистер», а «мастер», а уж если быть совсем точным, то «пастор».

– И давно ли вы оттуда уехали? – Кир прищурился.

– Давно, еще до Морока, если вы об этом, – Милтон рассмеялся. – Я, знаете ли, редкий экземпляр, по словам Огдена. Бывший пастор, который сам себе сумел промыть мозги от грязи и глупости.

– В чем же заключается глупость? – Скрипач склонил голову к плечу и с интересом посмотрел на ученого.

– Ну, хотя бы в том, что Бога нет, – засмеялся в ответ тот. – А то, что остается в сухом остатке, вполне себе поддается исчислениям. Доступно?

– Доступно. – Ит отвернулся.

– Священство обижается, – заметил Милтон. – Идите, уважаемый брат, вон туда. К аппаратуре. Тревис, вы тоже. И чтобы сидели тихо, и ни во что не вмешивались. Если потребуется, позову. И не вздумайте попробовать свои агентские приемы! Предупреждаю – стрелять будем сразу. У нас есть из чего.

Ит слабо пожал плечами.

– Ну, стреляйте, – сказал он. – С Огденом будете потом отдельно разговаривать.

– Ребята, держите, – Ри протянул Киру сумку, в которой сидели Мотыльки. – Милтон, что нам нужно делать?

– Сейчас выйдете вон туда, это первый репер. Встать, ждать команды. Дальше по командам будете переходить по сетке.

Скрипач встревоженно посмотрел на Ита, затем перевел взгляд на Ри. Тот едва заметно пожал плечами.

– И что должно получиться в итоге? – спросил Ри.

– Пока что ничего, – ответил Милтон. – Что должно получиться – это не ваше дело. Вперед.

* * *

Ит и Кир сидели на земле, рядом с одной из колонн-активаторов. То есть сначала они стояли, с тревогой глядя на черное, едва припорошенное снегом поле, но потом, через час, поняли, что стоять нет никакого смысла. Скрипач и Ри переходили с точки на точку, подолгу стояли на одном месте… и всё. Научная группа расположилась на границе входа в портал, выставила на раскладные легкие столы с антигравами какую-то аппаратуру и занавесила пространство вокруг себя десятком приватных визуалов. Больше не происходило ровным счетом ничего.

– Пошли, посидим, – предложил Кир.

– Давай, – согласился Ит.

Ри и Скрипач сейчас были далеко, у другого края портала – ни словом не перекинешься, не спросишь, как дела. Остается только ждать.

– Ит, давай ты поспишь часок. – Кир сел на землю, расстегнул куртку. – Я же видел.

– Ох… – Ит сел рядом, тоже расстегнулся, пристроил на колени сумку с Мотыльками, прикрыл полой куртки. – Не знаю, получится ли.

– А ты попробуй, – Кир обнял его одной рукой. – И я попробую. Тоже полночи не спал.

– Ладно.

…Ит после случившегося спал из рук вон плохо. Он вроде бы засыпал, но потом через час-полтора просыпался и не мог заснуть очень долго. Сначала он пробовал как-то с этим бороться, лежал, считал про себя, гонял в голове всё подряд, от простых чисел до операционных схем, но на третью или четвертую ночь понял, что это бесполезно. Ближе к утру Кир, вставший попить воды, застал его сидящим за столом в общей комнате и меланхолично катающим по столешнице маленькую круглую тубу с противоожоговым гелем – эту тубу Ит по привычке до сих пор таскал в кармане.

– Ты чего тут сидишь? – удивился тогда Кир.

– Знаешь… – Ит накрыл тубу ладонью и поднял взгляд. – Я, кажется, впервые за всё время жалею о том, что бросил курить…

Сейчас Кир понял, что можно уговорить Ита хотя бы час покемарить – неизвестно, сколько ребятам торчать в этом чертовом портале, время есть. Самому ему тоже хотелось спать, потому что по ночам он вставал, отлавливая полуночников, и не высыпался. Илья предложил попробовать как-то поправить это дело, но едва речь заходила о снотворном, все дружно отмахивались и никакого энтузиазма не проявляли.

Нервы?

Ну еще бы.

У любого будут «нервы», если с ним, с этим любым, такое сделать.

Ит сидел, прижавшись к Киру и ощущая, как согреваются успевшая подмерзнуть спина и правая рука. Левую руку он сунул в сумку – пусть Мотыльки тоже погреются. Оба Мотылька уже успели заснуть, причем Тринадцатый (Ит усмехнулся) сейчас спал, обняв его руку и уткнувшись в неё лбом – Ит ощущал, как Мотылек сонно вздохнул и слабо шевельнулся, устраиваясь поудобнее.

– В сумке сонное царство, – усмехнулся Кир, который придерживал сумку второй рукой. – Ит, не отрывайся от коллектива.

– Угу…

Спать Иту не хотелось, но было жаль огорчать Кира. Поэтому он всё-таки прикрыл глаза и задумался.

А подумать было о чем.

Пентакль, вспомнил Ит. «Этот ваш пентакль. Они боялись всего и поэтому не давали собраться пентаклю». Это сказал Огден. О чем именно он говорил и что это вообще значит? Он имел в виду, что они пятеро, их часть семьи, образуют какую-ту структуру? И что прежняя инкарнация про эту структуру что-то знала?..

– Кир, можно я открою считку? – спросил негромко.

– Еще не хватало! – Кир, кажется, рассердился. – Я тебе сказал – спи!..

– Ну ладно…

Что имел в виду Огден?

И что имел в виду Атон во время того давнего разговора?

Он тоже говорил, что такие структуры образуются очень редко, и даже каким-то образом посодействовал с возвратом в более ранний возраст – что было, то было. Сейчас возраст – это они выяснили точно – соответствовал где-то ста восьмидесяти годам. Причем именно клеточный возраст, это смотрели по количеству мутаций. Даже самая хорошая геронто-программа такого результата дать была не способна – слишком длительный перерыв, слишком долго прожили они все на Терре-ноль без всякого геронто вовсе.

Клетка любого живого существа с каждым годом накапливает всё новые и новые мутации, это вполне естественный процесс. Мутации накапливаются, а цикл деления – сокращается. Это, по сути дела, и есть старение. Любая схема геронто изменяет эти два процесса: снижает скорость накопления мутаций и добавляет новые циклы деления. Да, если использовать геронто постоянно, несколько раз в год, то можно и десять тысяч лет прожить – Ит про такие случаи знал. Например, Её Величеству, королеве конклава Санкт-Рена, было больше восьми тысяч лет. Некоторые Аарн тоже жили очень подолгу – их Ти-анхи проводят геронто автоматически, это включено в любой цикл лечения.

Но они-то все сделали одну-единственную программу за всё время, на Окисте! И дать она могла лет пятьдесят форы, но никак не двести с лишним…

Ладно, с возрастом хоть что-то понятно.

Но что такое пентакль?

И почему до них его никто не собирал?..

Кир, судя по дыханию, заснул – Ит про себя усмехнулся. Боевая практика, что тут скажешь. Кир мог спать вообще где угодно, как угодно и когда угодно. Стоя, сидя, лёжа на полу, в болоте, в переполненном транспорте, на заднем сиденье в машине, согнувшись в три погибели на короткой полке в поезде, в плацкартном купе… Конечно, он любил раскинуться повольготнее, а еще лучше – если под боком оказывалась Берта или Скрипач. Но «нравится» – это одно, а «приходится» – это другое.

Пентакль… Это мы, пятеро. Берта, Кир, Фэб, рыжий и он сам. И что-то Огден про нас знает, что-то принципиально новое, если учесть, что он с какой-то неясной пока что целью утащил Берту и Фэба на Терру-ноль, а нас троих оставил тут.

Ит тяжело вздохнул, прикрыл глаза. Он вдруг понял, что думать ему сейчас мучительно тяжело и совершенно не хочется. Действительно, попробовать поспать? Опять ведь полночи буду шататься.

Он и сам не заметил, как задремал.

* * *

Шестью часами позже они оба стояли на границе портала и с тревогой глядели на рыжего и Ри. Скрипач сейчас стоял совсем близко от них и беспомощным взглядом смотрел то на Кира, то на Ита.

– Рыжий, вы как там? – позвал Кир.

– Пить очень хочется, – отозвался Скрипач. – Я-то потерплю, а вот Ри, по-моему, уже хреново. Ребят, спросите, долго еще?

Ит пошел к научной группе, которая сидела метрах в ста поодаль и сейчас не обращала на них никакого внимания.

– Милтон, им еще долго нужно будет находиться на площадке? – негромко спросил Ит.

– Сколько будет нужно, столько и будут находиться, – отрезал тот, не поднимая головы от визуала. – Не отвлекайте. Идите на своё место.

– Можно им хотя бы воду передать? – спросил Ит.

– Нельзя, – Милтон нахмурился. – Идите на место, я вам сказал. Вы нам эксперимент сорвете.

Ит разозлился.

– Запросто сорву, если вы им не дадите воды, – произнес он. – Это всё что, нельзя остановить и сделать перерыв?

– Через два часа мы закончим, – успокаивающе произнес какой-то черноволосый парень, сидевший от Милтона по правую руку. – Не так много и осталось.

– Джани, не отвлекайся, – рявкнул Милтон. – Нет, ну это ни к черту не годится… Еще раз восемьдесят шестой и сорок второй сегменты, пожалуйста.

– Ничего нет, – сейчас говорила женщина, лица которой не было видно из-за визуала.

– А должно быть, – упрямо ответил Милтон. – Еще раз, восемьдесят шестой и сорок второй. Ри, в сегмент восемьдесят шесть. Скрипач, в сегмент сорок два.

Ит понял – «болтушки» Ри и Скрипачу дали… с односторонней связью. Ничего себе! Приказ слышать можно, а ни оспорить его, ни пожаловаться – нельзя.

Вот это да.

Он подошел еще ближе.

Ученые, оказывается, устроились с комфортом. Место, где они сидели, накрывал сейчас теплый полог, а на столике обнаружились и вода, и полевые рационы, и даже какие-то сладости.

Надо ли говорить, что Киру с Итом никто даже воды не предложил – хорошо, что запасливый Брид сунул в сумку несколько маленьких бутылочек с водой по своей стародавней привычке. Сейчас бутылочек осталось только две – четыре они успели выпить. Две оставили Ри и Скрипачу.

– Ри, чуть правее, в центр сегмента. Так, замер. Скрипач, два шага перед и вправо. Замер! Не говорить ничего, стоять тихо. Свит, что там?

– Ничего. Нулевая активность.

– Так… Джани, следующая пара.

– Ри – сегмент восемнадцать, Скрипач – сегмент сто два. Живее.

– Дайте им воды, – снова сказал Ит. – Вы понимаете, что это…

– Я понимаю, что сейчас кто-то получит, – процедил Милтон. – Пошел отсюда вон, термо. Следящие, пока мясо идет по точкам – отправьте вот этого термо туда, где ему велено сидеть, – приказал он. Трое ученых тут же встали, достали из карманов малые импульсники и направили на Ита.

Тот рассмеялся.

– Вот даже как, – пробормотал он. – Здорово. Что, Милтон, не дает покоя немецкая схема с головами и телами?

– Какая схема? – удивился тот.

– Да такая. Когда головы погибших Контролирующих и их тела использовали по отдельности, чтобы заставить «звучать» площадки. На Терре-ноль работали таким образом, причем исключительно немцы. Что, вы не знали?

Милтон пожал плечами.

– Не помню, – ответил он. – Может быть, читал. И что в итоге?

– В итоге это не сработало. И то, что вы сейчас делаете, не сработает тоже, – уверенно сказал Ит. – Вы будете таскать нас по этим порталам в любом виде, хоть живыми, хоть мертвыми, до скончания времен – и ничего у вас не получится. Ладно, пойду ждать. Пару часов ребята выдержат, они – не вы, им не привыкать.

* * *

Ри первым делом, разумеется, отправился куда-то за сложенную кое-как аппаратуру – понятно, с какой целью. Почти девять часов не пить тяжело, но это далеко не все неудобства. Скрипач, разумеется, пошел туда же – несмотря на то что в спину ему сейчас нацелилось целых пять лучевиков.

Ри вернулся минуты через три, и выражение на лице у него было непередаваемое – явное облегчение, смешанное с не менее явной злостью. Он решительным шагом подошел к столу, отпихнув по дороге локтем Милтона, сграбастал бутылку с водой и принялся жадно пить.

– Ну вы и суки, – с чувством произнес он, швыряя бутылку на землю. – Мразь…

– Вы что себе позволяете! – гаркнул Милтон.

– Это вы что себе позволяете!!! – заорал в ответ Ри. – Учтите, это первый и последний раз было! Издеваться над собой я больше не дам!..

– Милтон, мы не шутим. – Скрипач тоже подошел к столу, взял бутылку, отпил глоток. – Если вам в следующий раз захочется повторить такой же эксперимент, вам придется носить нас по площадке на руках, потому что сами мы ничего делать не будем. Ясно?

– Вы будете делать то, что вам приказано!!!

– В зад-ни-цу по-шел, – по слогам произнес Скрипач. – Понял? «Приказано», – передразнил он. – Приказал один такой. Ит, чего они хоть считали-то? – спросил он, полностью игнорируя задохнувшегося от негодования Милтона.

– А-ля Хайдельберг, – скривился Ит. – Следующим этапом, как мне кажется, будут шаманские танцы и столоверчение. Вынужден признать, что официалка стремительно деградирует.

Ри рассмеялся.

– Милтон, у вас корабли еще не разбиваются о небесную твердь? – спросил он. – Если вы будете работать в том же духе, до этого вполне можно дойти.

– Ага, – покивал Скрипач. – А еще можно ходить с лозой. Ну, так же, как воду ищут, когда колодец копают…

– А можно узнать, на какой хрен вам нужны вот эти активаторы? – Тринадцатый высунулся из сумки, которую сейчас держал Кир. – Уж простите-извините, конечно, но для такого портала низкочастотные активаторы ну ни разу не годятся. К вашему сведению, эти порталы не идентичны гексагональным порталам Терры-ноль, и про это, насколько я знаю, известно даже детям…

К Милтону, наконец, вернулся дар речи – и хорошо, что Тринадцатый успел нырнуть обратно в сумку.

– Я вам что, обязан докладывать, что мы делаем? – Милтон говорил свистящим злым шепотом. – А если говорить про Хайдельберг, то мне действительно проще будет разрезать вас на части, и…

– О, знает. А врал, что не знает, – Скрипач покачал головой. – Вот что, Милтон. Мы – сказали. Вы – слышали. В этом бреде мы больше участия принимать не будем!

Коммуникатор Милтона вдруг ожил, воздух перед ним сгустился – визуал был, разумеется, приватным.

– …да. Да, конечно. Да, сейчас, – забормотал Милтон. – Поближе подойдите, – приказал он, глянув на Ри. – Вас это, оказывается, тоже касается.

– К взаимопониманию вы, как я заметил, не пришли, – Огден был явно недоволен. – Ри, что вас не устраивает?

– Всё! – рявкнул Ри. – Для начала то, что эти убогие не умеют считать. И что у нас нет доступа к тому, что уже сделано. И что у нас нет физической возможности осуществить подобные расчеты. Вы понимаете, что это нереально?! Тот фарс, который был сегодня, я не могу назвать экспериментом, потому это не эксперимент, а фарс, действительно фарс!..

– Считать, значит, некому? – Огден хмыкнул. – Ну что ж. Думаю, через пару-тройку дней я найду вам подходящую счетную машинку. Благо что варианты есть. Так. Милтон, переводите оборудование на тот портал, что под Климовском. Нам нужно будет посмотреть не заряженную точку…

– Что? – Ит, который подошел к ним, напрягся.

– Не заряженная точка – это та, на которой не было боевых действий, – невозмутимо пояснил Огден. – Уважаемый Милтон вам не объяснил, что они смотрели? Вы что, всерьез считали, что мы ищем резонанс? Как бы не так. Ладно. В общем, Ри, будет вам счетная машинка. Сейчас возвращаетесь на корабль и ждете. И будьте повежливее с нашей научной группой. Потому что по их расчетам для эксперимента нам вполне хватило бы и двух… объектов. Всего наилучшего.

02

Терра-ноль, МоскваКраснопресненская пересыльная тюрьмаБерта, Джессика, Фэб

Серый бетонный коридор, решетчатые железные двери разделителей, холодное лязганье металла; скупые, короткие команды охраны – за месяцы, проведенные здесь, она привыкла подчиняться и выполняла всё, что ей говорили, на автомате. Встать, лицом к стене, идти дальше… Это превратилось в неотъемлемую часть жизни, и сейчас у Берты и этой части шел спор – кто кого? Берта, впрочем, в исходе спора не сомневалась.

Каждый раз этот проход по тюремному коридору до комнаты, которую называли допросной, поражал её какой-то неимоверной графичностью и ритмом. Эти действия напоминали ей старое, многолетней давности, кино, в котором она по недоразумению была сейчас вынуждена играть.

И музыка.

Возможно, всё дело было в музыке.

Кто-то на этом этаже каждое утро слушал Эдит Пиаф, и Берта, до этого Пиаф никогда не слышавшая, была поражена – и этим летящим, громадным голосом, и словами песен, и (она уже успела прочесть) трагической и короткой судьбой этой маленькой француженки. Какая сила и какая проникновенная дерзость… Музыка была слышна еле-еле, скорее всего, где-то, за какой-то из дверей, стоял проигрыватель, и некто невидимый крутил каждое утро одну и ту же пластинку – пять песен разных лет. Сборник. Она прочла в журнале, что выпущена эта пластинка еще при жизни Пиаф, но в России её издали сравнительно недавно, три года назад.

Читать разрешали.

Это, пожалуй, было единственное, что ей разрешали.

Одиночная камера, в которой она сидела, к иным занятиям не располагала – при попытке, например, сделать гимнастику могли и побить. Одного раза, впрочем, хватило, чтобы научиться осторожности: теперь Берта разминалась только тогда, когда была уверена – не следят.

С остальными, разумеется, контактировать не было никакой возможности. Да, и Джессика, и Фэб тоже находились в этой тюрьме (привезли их сюда всех вместе), но где именно и что с ними, Берта не знала.

Держаться.

Только держаться, ничего другого не остается.

Держаться и ждать…

Около двери ей снова велели встать лицом к стене, она встала. Лязгнул ключ в замке, дверь со скрипом открылась. Следующий час, само собой разумеется, будет не очень приятным, поэтому сейчас нужно собрать волю в кулак и приготовиться терпеть.

Да, это непросто, но с месяц назад Берта придумала себе отличный способ переживать допросные часы практически без всякого ущерба для себя.

Она придумала комнаты. Комнаты, в которых всё было так, как раньше, в которых были они, те, кого она любила, и когда было нужно, она просто входила в эти комнаты и попадала туда, где ей не были страшны ни допросы, ни слова, ни давление извне; потому что там не существовало тюрьмы и нынешних событий, а было кое-что другое, было то, ради чего стоило жить.

За неведомой дверью пела Пиаф. Сейчас – Марсельезу, и Берта невольно улыбнулась, потому что Марсельеза ей всегда нравилась. Задолго до всего этого нелепого кошмара.

Allons enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrive!
Contre nous de la tyrannie,
L’etendard sanglant est leve,

Огден, сидящий за столом, поднял голову от каких-то бумаг, лежащих перед ним, и окинул Берту неприязненным взглядом.

Entendez-vous dans les campagnes
Mugir ces feroces soldats?
Ils viennent jusque dans vos bras
Egorger vos fils, vos compagnes!

– Доброе утро, – вежливо поздоровалась Берта, садясь на привинченный к полу стул. Конвоир расстегнул наручники на её руках, она привычным движением завела руки за спину, и через несколько секунд наручники сомкнулись снова – её приковали к спинке стула.

Боятся.

Они её боятся. Ну конечно! Тётя прожила много-много лет в обществе двоих агентов, одного боевика и одного заместителя начальника кластера, пусть и бывшего. Небось научили каким-нибудь приемчикам. Надо страховаться.

«Интересно, я бы смогла сломать ему шею, если что? – подумала Берта, продолжая улыбаться Огдену. – Наверное, смогла бы. Но этого нельзя делать ни в коем случае, да и не изменит это ничего. Будет у меня после такого поступка пара минут на то, чтобы насладиться моральным удовлетворением, а после этого сюда прибежит двадцать человек и размажет меня по полу. Нет уж, спасибо. Известно, что каждый Буратино сам себе злобный враг, но не до такой же степени».

Огден не удостоил её ответом. В ожидании, пока уйдет конвоир, он снова уткнулся в бумаги. Берта вздохнула, села поудобнее. Куда бы сегодня прогуляться? В Симеиз? В Хабаровск? В Борки? Или, может быть, в Питер, в гости к Ри и Джессике? Сейчас решим. Ответим на пару вопросов и решим.

Замок снова лязгнул – допросную заперли снаружи.

Огден решительным движением закрыл папку с бумагами, выпрямился и презрительно глянул на Берту.

Та изобразила на лице доброжелательное внимание.

– Мы вчера не закончили, – Огден задумался. – Мы остановились на втором вопросе. Итак, искин корабля «Альтея» назвал Фоба Эн-Къера резонансным двойником одного из метапорталов Терры-ноль. Что вам об этом известно?

– Ничего, – дернула плечом Берта.

– Не лгите, «ничего», – передразнил её Огден. – Более чем известно. Вы очень упрямы, Роберта, хотя я для вас не вижу никакого смысла упрямиться. И вы, и Фэб, и, подозреваю, все остальные тоже являются носителями резонанса…

– Я не являюсь носителем резонанса, – в тысячный раз ответила Берта. – И никогда им не являлась. Мы жили на Терре-ноль много лет, и, думаю, если бы хоть какая-то точка мне соответствовала, мы бы её обнаружили уже давно. Разочарую – такой точки в природе нет.

– Есть, – упрямо повторил Огден. – И мы её найдем.

– Тогда вам придется меня нести, потому что добровольно я отсюда не выйду, – предупредила Берта.

– Нужно будет – понесем.

– По частям? – ехидно спросила Берта.

– Можно и по частям, – пожал плечами Огден. – Это зависит от обстоятельств.

– Где дети? – спросила Берта.

Три месяца она каждый день спрашивала об одном и том же. Не рассчитывая на ответ – спрашивала. Эти уроды забрали детей, забрали Настю и Рому, и… твари.

«Ненавижу шантажистов».

– Пока не будет согласия на сотрудничество, не будет информации о детях, – с удовольствием произнес Огден. – Роберта, ведь только вы остались. И Фэб, и эмпатка давно уже работают с…

– Не врите, – Берта поморщилась. – Ни Джессика, ни Фэб не пошли бы на это ни под каким давлением. И шантаж тоже не помог бы. Вы лжете, Огден, и делаете это на редкость топорно.

Пиаф пела…

Aux armes, citoyens
Formez vos bataillons
Marchons, marchons!
Qu’un sang impur
Abreuve nos sillons!

– Нет, я не лгу, – Огден ухмыльнулся. – Вы не мать, Роберта, и вам не понять мотивацию нормальной женщины. Никогда. Выявляетесь…

– Ну и кто же я?

– Вы извращенка. Да, да, именно так. Потому что нормальная женщина такого бы не сделала. Нормальной женщине никогда бы в голову не пришло лечь в одну постель с рауф. Нормальные женщины выходят замуж за нормальных мужчин и рожают нормальных детей. А не делят свою постель с четырьмя гомосексуалистами одновременно.

Спокойно. Это уже было. Это уже не первый раз.

«Какой же он всё-таки жалкий, Огден, – подумалось Берте. – Жалкий и несчастный. И, наверное, очень одинокий. Потому что лишь очень одинокий и очень несчастный человек может говорить такие гадости. Наверное, дома его никто не ждет. Может, и дома у него никакого нет. Наверное, он приходит к себе каждый вечер, в очередное временное жилище, и никто не встречает его у двери. Никто не спрашивает, как прошел день, и некому поцеловать его в щеку и покормить ужином. А ночью… ночью он тоже один, совсем один, и нет рядом с ним живого доброго тепла; а вместо любви у него скорее всего какие-нибудь стимуляторы, от случая к случаю, а то и вовсе ничего, потому что он боится, что его на этом поймают. Боится и поэтому лежит наедине с ночью, только он, и только ночь, и ничего больше… Он вроде бы нужен всем и при этом не нужен никому, бессильный и всесильный серый кардинал. В основе таких тварей всегда лежит одиночество. Что первично – это индивидуальный вопрос, но одиночество там всегда есть, как ни крути».

– …вас взяли в одной постели с мужчиной-рауф! Это отвратительно! – долетел до неё голос Огдена, который, оказывается, всё это время продолжал говорить. – Какая мерзость!..

…У Фэба болели сломанные ноги, и его познабливало – сказывалась перенагрузка. Часов до трёх ночи они читали Данте, а потом так и уснули, не раздеваясь, не выпустив из рук книги. Ждали ребят, нервничали. А под двумя пледами, прижавшись друг к другу, было так уютно и хорошо!.. Фэб заснул первым, а она лежала еще с полчаса, отрешенно глядя на снег за окном и машинально поглаживая его руку, покойно лежащую на корешке книги – удивительно красивые тонкие пальцы, ровные, под корень подстриженные ногти… За руками Фэб следил, и еще как, руки для него были прежде всего рабочим инструментом – и эта чистая, красивая рука Берте в тот момент почему-то ужасно нравилась. «Какие они у меня замечательные, – думала она. – Каждый по-своему, но замечательные – все». Снег падал и падал за темным окном, и она сама не заметила, как задремала. Утром позвонили ребята, она ответила, а потом снова легла и уснула, ведь Фэб еще спал, и ей не хотелось его разбудить…

– Похотливая мразь! Сука!

Ууу… Что-то Огдена сегодня заносит. Видимо, поговорка «У кого что болит, тот о том и говорит» действительно правильная…

– …И это пока еще только начало, Ольшанская. Вы будете сотрудничать, хотите вы этого или не хотите.

– Не хочу, – машинально подтвердила Берта, тем самым обозлив Огдена еще больше.

– Захотите, – рявкнул он. – Деваться вам всё равно некуда, и вы про это знаете.

«Они придут, – Берта прикрыла глаза. – Они придут за нами. Не знаю, как, и не знаю, когда, но они придут за нами, в этом я не сомневаюсь ни секунды. Надо просто терпеть. И ждать. Вот это я знаю точно».

Огден продолжал что-то говорить, но Берта его не слушала – отключаться от Огдена она научилась на удивление легко. Можно представить себе, например, что это шумит вода. Или радио. К ней слова не имели никакого отношения.

Интересно, Огден понимает, что разговаривает сейчас сам с собой?..

– …первый выезд. Возможно, мы возьмем вас вместе с Фэбом…

О! Это что-то новое.

Берта навострила уши.

– Он дал согласие на сотрудничество, поэтому через десять дней мы организуем первую пробную поездку.

– Куда? – спросила Берта.

– Я только что сказал!..

– Извините, я отвлеклась, – Берта понурилась. – Руки болят.

Руки действительно болели, святая правда. Попробуй посиди час со скованными руками.

– В Домодедово, – повторил Огден. – К порталу. Вы и ваш любовничек…

Опять. Заклинило, что ли?

– Во время прохода портал выдал некую реакцию, и сейчас нам нужно выяснить, на кого именно из вас он так отреагировал. Исходя из имеющихся данных, мы склонны предполагать, что либо на вас, либо на него.

– Почему? – с интересом спросила Берта.

– Вы меня вообще слушали?!

– Ну… да.

– Потому что Джессика портал раньше проходила, и никакой реакции не было, – объяснил Огден.

– Я его тоже проходила, – напомнила Берта.

– Тогда реакция была, но вместе с вами шли ваши эти… мужья… и Ри. Поэтому ни о каких чистых характеристиках говорить не приходится.

Берта согласно кивнула.

– Это верно, – протянула она задумчиво. – Действительно, не приходится. Вы это очень точно подметили.

– Договоришься, дрянь, – процедил Огден.

Берта улыбнулась.

Огден встал, подошел к двери, стукнул по косяку. Через несколько секунд залязгал открываемый замок.

– А не мог портал отреагировать на детей? – спросила невзначай Берта.

– Это уже проверено. – Огден снова сел за стол. – Нет, это не дети.

Берта кивнула.

– Значит, с детьми всё в порядке, – заключила она. – И на том спасибо.

Огден оскалился.

Берта снова улыбнулась.

– Aux armes, citoyens, formez vos bataillons, – тихонько пропела она.

Глаза у Огдена нехорошо сузились, он подался вперед – но в допросную уже входил конвоир, поэтому Огден так и остался сидеть: ударить Берту в присутствии постороннего человека он не решился.

– Marchons, marchons! Qu’un sang impur. Abreuve nos sillons! – пропела Берта, выходя из камеры в коридор.

* * *

Видеть весну было невозможно, потому что крошечное окошко камеры было забрано густой решеткой и находилось под самым потолком. Но весну можно было почувствовать. И сейчас Джессика, сидя на стуле, прикрыв глаза, сосредоточившись, как раз чувствовала именно весну – впервые за эти месяцы хоть что-то сдвинулось с мертвой точки.

Сын был жив.

Она это знала, но так же, беспощадно и остро, ощущала, что ему трудно, неимоверно трудно. Сердце обмануть не могло, и в сердце сейчас сидела заноза – мыто справимся, но вот Ромка и Настя…

Джессика чувствовала – дети далеко. Очень далеко, в Москве их точно нет, сто процентов. След ощущения был настолько слабым, что порой плакать хотелось от отчаяния. Она понимала – это сделано специально, чтобы она поддалась, растерялась, чтобы растерялись и поддались они.

«Не сдавайся, – думала она. – Не сдавайся, мой мальчик. Борись. Ты очень сильный, ты такой же, как твой отец, помни про это. Ри никогда не сдавался, и ты сейчас не сдавайся, мы должны собраться и перетерпеть, сколько будет нужно. Ребята придут за нами. Папа придет за нами. Я верю в это, не могу не верить».

За дверью ходил охранник. Слышать его Джессика не могла, но ощущала запросто: движение холодной деловитой и какой-то равнодушной силы. Туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда.

Камера, в которую её посадили, считалась, как она поняла позже, изолированной и предназначалась именно для эмпатов. Эмпатам послабее, наверно, тут приходилось и впрямь тяжело, но Джессика разобралась со «стенками» за сутки и запросто сканировала пространство на полкилометра вокруг.

Тюрьма.

Как поняла Джессика, это была Краснопресненская тюрьма, которая находилась едва ли не в центре города. Пересылочная, кажется. В этот район они не заезжали ни разу, может быть, там бывали ребята или Берта, но этого Джессика точно не помнила.

Остальных она ощущала, но пробовать связаться с ними не рискнула. Пусть охранники и Огден думают, что «стены» её держат. Берта была не так далеко, один этаж вниз и направо, до конца коридора. Фэб находился в другом крыле большого здания, на нулевом этаже, практически под землей.

А вот детей куда-то увезли…

Если друзей Джессика ощущала хорошо, детей она не «видела».

…Как же плохо. Этот захват, это было чудовищно… Кир понял, что происходит, едва открылась дверь в подъезд, он успел крикнуть, чтобы они бежали в комнату, туда, где была пожарная лестница, чтобы спускались по ней, сам же он выскочил в коридор, навстречу им – дверь в квартиру уже открывалась. Драка получилась короткой, секунд пять, не больше: в Кира выстрелили, и его этим выстрелом впечатало в стену, и только через долгую тяжкую секунду Джессика поняла, что он жив, что это парализатор. Потом их волокли по лестнице наверх, потому что над домом висел бот в невидимом режиме, и Настя упиралась и рыдала, просила отпустить её к маме, домой…

«Бедная девочка, – подумала Джессика. – Вот уж кому, но ей это за что?! Она же совсем ни при чем, она просто зашла попрощаться со своим лучшим другом, с Ромой, потому что Рома сказал, что он навсегда уезжает…»

Конечно, Настя никогда до конца не верила в «Ромкины сказки», но сказки эти вдруг обернулись для неё жуткой былью, чудовищной былью, в которой её, просто за то, что она оказалась в этом месте в это время, били и тащили, как вещь, взрослые дядьки в незнакомой форме, и потом загрузили в какой-то странный корабль, и…

Всю дорогу Джессика пыталась как-то утешить или ободрить детей. И если с Ромкой удалось договориться очень быстро, то Настя проплакала несколько часов. Проплакала? О, нет. Настя рыдала, Настя пыталась бросаться на боевиков, Настя умоляла отпустить её домой…

А бот, на котором они шли, в это время проходил через портал Сети Ойтмана, а потом их погнали в Транспортную сеть, а потом, после еще двух пересадок, Джессика увидела на выходе из Транспортной сети знакомый до боли мир, их повезли по знакомой до боли желтой полосе, и они приехали к дому, и она даже успела краем глаза увидеть заброшенные могилы Фэба и Тиры…

Чудовищно.

«Ладно. Допустим, они бы взяли меня. – Джессика держала сейчас руки на коленях, как образцовая ученица, и сидела, неподвижно глядя в стену. – В этом есть смысл. Но зачем забирать чужого ребенка, когда можно подчистить этому ребенку память и отправить восвояси? Официальная перестраховалась? Побоялась, что девочку отыщут Свободные и через неё получат какую-то информацию? Абсурд. Хотя бы потому, что Настя ничего не знает, не может знать. А вот Ромка…»

Когда она думала о сыне, ей делалось жутко. Ромка пошел характером в отца, а Ри всегда отличался совершенно беспощадной принципиальностью. Ромка в этом отношении был ничуть не лучше. А это означало, что Ромка ни перед кем не прогнется и никому спуска не даст.

Но одно дело – школа в Питере, а другое – то место, где сейчас очутились дети. Иной раз стоит и прогнуться, и потерпеть, вот только уговорить Ромку терпеть какую-то несправедливость мог или отец, или Фэб, или Кир. И всё. И она сама, и Берта, и рыжий с Итом для Ромки авторитетами не являлись. По крайней мере, в этой области.

Что с детьми?

Где они?

И что от них может хотеть Огден?

Ромка – сын носителя резонанса метапортала… Господи, только бы Огдену не пришла в голову какая-нибудь очередная гадость, и он…

Только бы он не тронул Ромку.

Не искалечил.

Не изуродовал.

Не убил…

От Официальной она ждала всего, чего угодно. Знала: для достижения своих целей они не пощадят никого. Плевать они хотели на все правила и приличия, им не знакомы слова «справедливость», «честь», «совесть».

«Бедный мой мальчик. Бедная Настя. – Джессика встала, несколько раз глубоко вздохнула. – Милые мои, не сдавайтесь. Что бы ни происходило, не сдавайтесь».

По коридору к её камере шли двое.

Это означало, что сейчас поведут на очередной допрос.

* * *

– …формируется принципиально новая схема. В которой вы, разумеется, будете рабочим элементом.

Джессика сидела напротив Огдена и задумчиво смотрела на него.

– А если я откажусь? – спросила она.

– А есть ли смысл в отказе? – усмехнулся он. – Джессика, подумайте. Как только мы завершим этап, я, так и быть, верну вам детей.

– Куда? – ехидно поинтересовалась Джессика. – Куда вы их вернете? В мою камеру? Замечательно.

– Мы предоставим вам жилье на территории…

– Тюрьмы?

– Да, – кивнул Огден. – И вы замечательным образом будете там жить. С детьми. Ведь вы этого хотите, не правда ли?

«Не правда ли, – подумала Джессика. – Убить я тебя хочу, вот это, пожалуй, будет правдой».

– Кнут и пряник, – улыбнулась Джессика. – Очень, очень заманчиво, Огден. Вот только маленькая проблема. Я вам не верю. Поэтому никакого этапа не будет. Я просто не выйду из камеры.

– Существует множество способов вас оттуда извлечь против вашей воли и без членовредительства, – хохотнул Огден в ответ. – Джессика, ну хватит. Зачем вы ведете себя как маленькая девочка? «Не выйду», – передразнил он презрительно. – Выйдите. Как милая. Хотя бы потому, что и Берта, и Фэб уже дали на это согласие.

– Хватит врать, – поморщилась Джессика. – Фэба вы сегодня еще не допрашивали, уж простите, но это я не могу не видеть.

– Он дал согласие еще вчера, – Огден посерьезнел. – Так. Шутки и уговоры – в сторону. На днях будет первый выезд.

– Куда?

– Куда потребуется, – отрезал Огден.

– А всё же?

– На домодедовский портал.

– Но зачем? – Джессика удивилась. – Ведь мы там были…

– Нам лучше знать зачем. – Огден встал. – Всё. Разговор окончен.

* * *

Фэб сидел в позе лотоса на полу в своей камере уже не первый час. Нетронутый завтрак стоял на столе, и это Фэба вовсе не волновало. Несмотря на кажущуюся отрешенность, Фэб на самом деле был очень занят – сейчас он прогонял про себя несколько вероятностных линий, смотрел, как могут развиваться события, и…

…и вырабатывал тактику действий.

Он не собирался отступать или сдаваться. Напротив. Фэб уже выстроил две или три схемы, но какая из них сработает, можно было понять только после первого хода.

Интересно, Огден понимает, с кем он в этот раз связался?

Фэб помнил Огдена, очень хорошо помнил. Тот никогда ему не нравился, но и претензий к нему не было никаких. Серая неприметная тварь, которая неизвестно откуда появилась и внезапно взлетела, да так высоко, что никто не ждал от неё подобной прыти.

Сначала Огден работал в официалке штатным рядовым врачом, причем работал где-то на окраине, где вроде бы невозможен ни карьерный рост, ни продвижение куда бы то ни было. Но произошло одно событие, после которого молодого врача выдвинули в кандидаты на шестой класс, и он с легкостью прошел кандидатскую ступень. И впервые оказался на Орине – осторожный, с какими-то крысиными повадками, всего опасающийся и дичащийся.

Впрочем, год спустя он перестал дичиться и опасаться.

Осмелел.

Параллельно с медицинской практикой он сначала окончил социологический курс, потом сунулся было к ученым, но тут ему показали на дверь: не тянул. Снова вернулся к медицине, но начал брать задания, которые были тем или иным образом связаны с социологией. Та же Онипрея, вспомнилось Фобу. Да, Огден тогда был штатным врачом, одним из двух, в группе Ри, но… но одному Богу известно, какую цель на самом деле преследовал этот врач.

Позже Огден на какое-то время пропал из поля зрения Фэба – перевелся. Фэб понимал теперь: видимо, примерно в этот временной период Огден был завербован «Молотом». После почти пятилетнего отсутствия Огден снова появился на Орине, но сейчас это был уже другой Огден: смелый, самоуверенный, поумневший… и очень, очень осторожный.

Эдри, куратору кластера, Огден не понравился категорически, и через год его отправили работать долгосрочную программу, первую из десятков, через которые он потом прошел. Он то появлялся, то пропадал. Позже Эдри приняла нового заместителя, им оказался сильный социолог, ученик Линца, совсем молодой еще парень по имени Кансари Гарай – и немногим позже Эдри, помнится, начала говорить о нем как о своем возможном преемнике. Конечно, до преемника тогда было далеко, но Эдри начала готовить Гарая и ясно дала ему понять: на этом месте тебе быть следующим.

«Как же не вовремя я тогда умер, – с горечью думал Фэб. – Всего сорок лет после моей смерти, двадцать лет после смерти Эдри, и… И получилось вот такое. Невозможно всего предусмотреть, к сожалению. Кто знал, что Гарай настолько легко сойдется с этой тварью и попадет под влияние? Разумеется, Огдена готовили к той роли, которую он играет сейчас, этот «серый кардинал», как называет его Берта, марионетка, пешка, разменная карта в чьих-то руках; и этим нужно будет воспользоваться, обязательно. У Огдена есть одно замечательное качество – он тоже не предусматривает всего. Возможно, это поможет нам. Как-то поможет».

Огден, как помнил Фэб, терпеть не мог рауф. Даже к нэгаши или луури он относился лучше, чем к «котам», и очень любил повторять, что люди – это высшая раса, которая стоит над другими расами. Большинство втихую посмеивались над его откровениями, и никто не принимал их тогда всерьез.

Ну что ж, человек.

Кот будет играть с тобой.

Но ты, кажется, за давностью лет подзабыл, что кот работал заместителем куратора кластера еще тогда, когда ты, человек, сказал своё первое «уа», и знает больше тебя про все эти игры, и ничего не забыл.

Например, своды законов.

Берегись, человек.

Ты начал играть не с тем котом.

* * *

– Для того чтобы я мог куда-то поехать, вам придется снять меня с «химии», – пожал плечами Фэб. – Не боитесь, Огден? А вдруг я убегу?

Огден рассмеялся.

– Не убежите. Потому что знаете: ваши котятки сейчас у меня в руках, и…

– И работают, как я полагаю, на проект «Азимут», – закончил за него Фэб. – Огден, подумайте. Я ничего не теряю. Я и сейчас могу уйти в любой момент, и ваши люди меня остановить не сумеют.

– Вы не уйдете, Фэб. – Огден покачал головой. – Пока остается хоть какой-то шанс, вы не уйдете.

– Зачем тогда эти угрозы? – Фэб, склонив голову к плечу, наблюдал за Огденом. – Вы непоследовательны, мальчик. Но что-то раньше я не замечал за вами подобной импульсивности. Что, сроки поджимают? Придется перед кем-то держать ответ?

– Гарай подождет, – отмахнулся Огден.

– Я говорил не о Гарае.

– Кроме Гарая, надо мной никого нет.

– Я вам не верю. – Фэб покачал головой. – Что-что, а врать у вас всегда получалось плохо.

– И «Молот» подождет тоже. – Огден отвернулся. – Про сроки вы отчасти правы, Фэб. Они действительно хотят результата. Но, кажется, я попался ровно в ту же ловушку, в которую попала в свое время группа Ри.

– В какую же? – удивился Фэб. Удивился совершенно искренне.

– Я не знаю, что будет, если эта хрень заработает! В свое время я требовал ответа от Ри, а теперь этот же ответ требуют от меня, – Огден невесело рассмеялся. – Ученых у нас… тьма. – Он махнул рукой. – Версий – тоже тьма. Вероятным ответом на часть вопросов станет успешная экспедиция, но лишь на часть и лишь вероятным.

– А зачем вам нужно уничтожать Русский Сонм? – невзначай поинтересовался Фэб, усаживаясь поудобнее. – Чем он вам так мешает?

– Ох… Я попробую объяснить, Фэб, но, боюсь, вы слишком предвзяты, чтобы понять.

– Я попытаюсь, – пообещал Фэб.

– Скажем так, это дополнительная надструктура, которой никто не управляет, и вот что происходит в результате…

Всем известно, что такое Сеть и что делают в этой Сети Барды и Сэфес. Обитаемые миры собираются в двенадцатеричные построения, в сиуры, в дублирующие друг друга гексы, связанные через логические узлы. Миры подбираются по принципу максимальной толерантности их эгрегоров друг другу. Цивилизации появляются, живут, исчезают; Вселенная, вся Вселенная, идет бесконечным кругом жизни; кругом, полным тайн и загадок, но всё равно логичным и правильным, потому что практически всё поддается объяснению.

Кроме Сонма.

Во-первых, неизвестно, по какому принципу на некоторых планетах появляются Осколки Сонма. Где-то появляются, где-то не появляются, и вычислить закономерность невозможно.

Во-вторых, зоны, где Сонм силен и превалирует, ведут себя… немного иначе. Не так, как им положено себя вести.

– Ну уж и не так, – возразил Фэб. – Они ведут себя совершенно обычно. Уж простите, но как Встречающий я более чем в курсе.

– Нет, не обычно, – отрезал Огден. – Они…

Они, пусть и очень медленно, смещают вектор развития.

– О чем вы? – удивился Фэб. – Сонм существует миллионы лет, и никакой вектор за это время не был смещен.

– Был.

В этих зонах, с осколками, происходит постепенное замещение, объяснил Огден. Уменьшается количество Белых миров, не зонированных. Идет, пусть и медленно, сокращение общего числа войн; увеличивается количество так называемых «высоких» цивилизаций, от седьмого до девятого уровня.

– И что в этом плохого? – искренне удивился Фэб.

– Вы можете дослушать или нет?! Так вот. После того, как кластер, в котором это происходит, подходит к точке «деления», то есть распада, Белых миров после него остается немного меньше, чем должно быть.

– То есть?

– Разрушаются планетарные системы, понимаете? Они не выходят на следующий круг, – объяснил Огден. – Они… они погибают.

Фэб молчал, стараясь осмыслить то, что сейчас сказал Огден.

Что такое планетарная система? Это некая материальная точка, это звезда-даритель, это планеты, три или четыре из которых могут нести жизнь, это – цикл, потому что, например, на одной и той же планете цивилизаций может быть несколько сотен. Или тысяч. Идущих друг за другом, последовательно, непрерывно.

«Я понял, чего он боится, – вдруг сообразил Фэб. – И – нет. Они не погибают, как считает Огден. Они… уходят дальше. Выходят из ловушки нашего материального существования и идут дальше, отправляются куда-то еще. Но ему этого не объяснить. Так вот что имел в виду Ит тогда, после того как решил эту задачу. «Они хотят уничтожить Русский Сонм». Правильно, конечно, они хотят его уничтожить – ведь у них между пальцев просачиваются те, кого они, казалось бы, крепко держали в руках. Выходят – и идут дальше, своей дорогой. Без возврата сюда».

– И что вас смущает, Огден? – спросил Фэб, с минуту помолчав. – Только то, что это не вписывается в вашу модель?

– Мы хотим сохранить мировой порядок, – глаза Огдена нехорошо сузились. – Мы хотим, чтобы соблюдались законы…

– И для этого вы их в таком количестве нарушаете? – ехидно поинтересовался Фэб.

– Я ничего не нарушал.

– Да ну. Нарушали, и не раз. Но мы поговорим про это позже. А сейчас… что от меня требуется?

– Работать в порталах. Как – мы объясним.

– Ладно, – Фэб покладисто покивал. – Тогда снимайте «химию».

«Химия» – это была гарантия того, что Фэб не удерет при первой же возможности. В кровь вводился состав, который оставался нейтральным только в пределах определенной зоны – там, где работал портативный «охранник». Портативный – это было слабо сказано. «Охранник» представлял собой объект размером с маковое зерно и неизвестно где находящийся. Слабенькое излучение, которое он давал, держало состав нейтральным, но если Фэб выйдет за пределы действия «охранника», он умрет в долю секунды: сначала мгновенно разрушатся все эритроциты, а потом расплавятся клетки мозга.

– Снимем завтра, – пообещал Огден. – Я вас хоть в чем-то убедил, Фэб?

– Нет, конечно. – Фэб встал. – Разве что в одном.

– И в чем же?

– Вы неизлечимы. Но исцелиться я вам не предлагаю – потому что вы, разумеется, откажетесь. До завтра, Огден. Всего хорошего.

* * *

Утром на реке было холодно. Катер Официальной шел сейчас по Пахре, шлюзы прошли еще в шесть утра, ждали долго, почти час – вместе с ними шлюзовалась здоровенная баржа, непонятно чем груженная. Все порядком озябли: и официалы-охранники, и Джессика с Бертой. Один лишь Фэб, кажется, не испытывал от холода ни малейшего дискомфорта. Наоборот, он с большим любопытством осматривался, ему сейчас было интересно всё.

Утренняя река была красива – робкой, пробуждающейся красотой ранней весны. Светлое, словно бы вылинявшее небо, неподвижные в безветрии деревья, пустые пока что поля… И свежий, как родниковая вода, воздух – в городе он был иным, не таким. Фэб задумался. А ведь верно. Сейчас он понял – да, верно. То, что все они когда-то присягнули этому миру, – верно.

И он понял, что ему сейчас дается шанс – присягнуть тоже. Он уже чувствовал то, о чем не могли рассказать никакие слова. Средоточие. Центр. Вера, которая находится в самой глубине души. Какая-то особая правильность… Фэб задумался, подбирая слова. Пожалуй, самым точным ощущением будет… понимание. Вот теперь я понял их. Всех. И Ри, и Джессику, и Берту, и Скрипача, и Ита.

Потрясающе…

– Зуб на зуб не попадает, – пожаловалась Берта.

– У меня тоже, – кивнула Джессика.

– Вам хоть позавтракать дали? – спросил Фэб.

– Издеваешься? Нет, конечно, – Берта передернула плечами. – В полпятого утра какие завтраки…

– Ясно. Девочки, у меня в правом кармане куртки есть пара кусков хлеба. Он подсох, но, по-моему, вполне ничего. Джесс, тебе там ближе. Достань – и приступайте.

– Тебе оставить? – Джессика залезла в карман его куртки, вытащила хлеб.

– Обойдусь, – усмехнулся Фэб. – Ешьте.

– Скъ'хара, я тебя обожаю, – проговорила Берта с набитым ртом. – Ммм… вкусно-то как! Джесс, вот не поверишь, а по хлебу я скучала всё это время. Ну, по такому хлебу. Ты понимаешь.

– Понимаю, – Джессика спрятала половинку куска в карман. – Потом доем. Неизвестно, сколько нам предстоит там торчать.

– Мудрая мысль, – Берта тоже спрятала остатки куска в карман. – Воды бы еще у кого-нибудь попросить.

Охранник, до этого молча слушавший их разговор, снял с пояса фляжку и протянул ей.

– Спасибо, – Берта улыбнулась. – Джесс?

– Давай, конечно.

– Фэб, пить хочешь?

– Не откажусь. Но тебе придется дать мне воду, маленькая, потому что такой эквилибристикой, как питье без рук, я еще не овладел, – засмеялся Фэб.

Женщинам руки сковывать не стали, а вот с Фэбом решили, видимо, подстраховаться – поэтому на Фэбе сейчас были «двойные блоки», разновидность фиксатора, из которого не под силу освободиться даже агенту. То есть теоретически освободиться можно, но лучше этого не делать, потому что слишком велик шанс остаться без обеих рук как минимум. Страховочный блок при попытке вытащить из него руку мог эту руку просто отсечь за долю секунды молекулярной нитью. «Дешево и сердито, – думал Фэб, когда ему сковывали руки. – И я не помню, чтобы такие штуки делали раньше. Они страхуются от своих же сотрудников? Это же сколько появилось перебежчиков… Куда мир катится».

Кроме «блоков» на Фэбе сейчас был еще и «ошейник» – всё с той же нитью в комплекте. Видимо, перестраховщик Огден вспомнил былые заслуги Фэба в качестве преподавателя, работавшего как раз с агентами, и решил лишний раз не рисковать. Мало ли, что этому коту придет в голову? Ну уж нет. Пусть посидит на цепочке, на всякий случай.

– Берта, нам еще долго? – спросил Фэб.

– Да не очень, почти на месте, – Берта отдала фляжку обратно официалу. – Между прочим, там филиал института и здоровенный общий комплекс. Могли бы и поесть нам дать чего-нибудь…

– Сомневаюсь. – Джессика покачала головой. – Бертик, помнишь? «В дороге никто кормить не обещал».

Берта засмеялась.

– Конечно, помню. Джесс, а помнишь, как мы в Питере кафешку искали?

– Оооо… стулья… – Джесс расхохоталась. – Да, помню. Фэб, смотри, как дело было. У одного друга намечался юбилейчик. И ходим мы, понимаешь, по Лиговке. Ищем кафе, чтобы немножко посидеть. Причем ходит нас много…

– Много – это мягко сказано, – поправила Берта. – Нас двадцать человек ходило, кажется.

– Ну да, примерно столько. И везде происходит одно и то же. Как только мы к дверям – навстречу бежит тётка и на дорогу нам выставляет стул! Мы сначала в недоумении были – что ж такое-то? А потом дошло. Мы просто в обеденный перерыв попадали. Там же по-разному везде делается, ну, это потом расскажем, как, но – мы в пять кафе подошли точно к перерыву. Потом смеялись, пытаясь угадать, какая тётка следующая выскочит. В синем халате, в белом халате…

– И чем кончилось?

– Да нормально всё кончилось. Нашли пельменную на Восстания, там и посидели. Друг был из Москвы, ему до машины четыре часа оставалось. Посидели, уехал…

– Хорошие времена были, – Берта улыбнулась. – Как-то очень… светло, что ли. Не знаю.

– Ну не так уж и светло, но – неплохо, – согласилась Джессика. – Фэб, всё. Мы, кажется, на месте.

Катер заходил в отводной канал, ведущий к пристани филиала ИВК им. А. Конаша.

* * *

Первое, что поразило всех, – количество военных. Возле портала пришлось ждать больше часа, и за это время из него вышли четыре больших отряда боевиков и один полевой госпиталь в полном составе.

– Что происходит? – Джессика повернулась к Берте. – Тогда такого не было…

– Тогда мы ничего не успели увидеть, – возразила Берта. – Джесс, я не знаю.

– Тш, – беззвучно произнес Фэб. – Позже.

Когда их проводили через портал, тут, на Терре-ноль, была глубокая ночь. Вели очень быстро, они ничего не успели рассмотреть. Да и потом… Их троих посадили в один катер, детей буквально зашвырнули в другой – и Джессике стало не до чего вообще, потому что детей увозили, её сына увозили от неё, и какой, к чертям, портал, какое – по сторонам смотреть.

Но сейчас…

– Война? – спросила едва слышно Берта.

– Видимо, да, – кивнул Фэб. – Надеюсь, мы что-то узнаем.

И они, и конвой сейчас стояли неподалеку от ворот, за которыми находился портал, и смотрели – а из ворот выходили всё новые и новые боевики.

Никто из проходящих не обращал ни малейшего внимания ни на скованного рауф, ни на двоих жмущихся к нему женщин. Все были собранны, деловиты, отряды выстраивались возле ворот, а потом уходили куда-то в глубь территории. Построек, как успела заметить Берта, за прошедшие двадцать с лишним лет прибавилось, причем преобладали времянки, которые спешно возводила тут и там Официальная. Позже Фэб подтвердил. Да, так и есть, объяснил он, это по большей части временные здания. Видимо, гостиницы для транзита.

А это значит, что на Терре-ноль сейчас полно народа. Причем контрактников. И еще это значит, что через еще какой-то портал заходят оппоненты этих контрактников. В не меньшем количестве…

– Странно, – вдруг сказала Берта. – В тюрьме вполне сносно кормят. Когда была война, мы…

– Я знаю, – тут же кивнул Фэб. – Давайте лучше посмотрим.

Конвой откровенно скучал. Если он и обращал внимание на то, что говорят пленники, то вида о том, что заинтересован, не подавал. Охраны было шесть человек, Фэб подумал, что эта охрана – скорее дань традиции, потому что его, даже со скованными руками, шесть человек не удержали бы. Но про это Фэб решил пока что молчать, ему не хотелось торопить события.

Через час прибыла научная группа – пятеро хмурых мужиков с аппаратурой, причем какой-то новой, даже Берта не смогла узнать ни одного прибора. Старший этой научной группы, низкорослый, угрюмый, с совершенно непроницаемым лицом человек средних лет, принялся отдавать указания.

– Первая пара – рауф и вот эта женщина, – тычок пальцем в сторону Джессики. – Вторая пара – рауф и вторая женщина. Третья пара – обе женщины. Четвертый этап – все трое. Поехали, у нас времени час всего лишь. Живо, живо!

– Что нужно делать? – Фэб вышел вперед, Джессика тоже.

– Сейчас выведем координатную сетку, будете ходить по сетке. Больше ничего.

Фэб кивнул.

Следующий час они, сменяясь, перемещались в пределах площадки, повинуясь указаниям ученых. Берта успела рассмотреть все изменения, которые тут произошли за время их отсутствия, и почувствовала, что у неё начинает противно посасывать под ложечкой. Несанкционированно пройти портал теперь не представлялось возможным. Теперь тут работало всё. И «сеть», которую было видно невооруженным глазом, и периметр, и еще куча всего. На границе портала стояло сейчас целых два «вихря», и от этого Берте стало совсем уже худо. Сунься сейчас кто в портал, «вихри» от этого кого-то мокрое место оставят. Она один раз видела, как работает «вихрь» – схлопывая пространство, словно в месте его срабатывания мир на долю секунды сжимается в одну точку. После срабатывания в том месте не осталось ничего живого и неживого. Только перетертая в пыль земля…

«Хороши бы мы были, если бы сунулись в портал при такой защите, – думала Берта. – Мокрого места бы не осталось. Значит, правда. Нас действительно выпустили тогда. Выпустили, чтобы вернуть вот так… сейчас».

Ливийская активаторная колонна включения противофазы портала сейчас стояла под кожухом, который был способен перенести удар того же «вихря». Когда они бежали с Терры-ноль, кожуха не было. Да и вообще ничего не было, не считая сильно опоздавшего отряда охраны[1]. Ну, постреляли, причем, как теперь понимала Берта, в воздух, не иначе. Потому что даже этот отряд сумел бы десять раз их убить…

«Как бы подойти поближе к колонне, – Берта всматривалась в координатную сетку, которую сейчас ученые проецировали на портал. – Нет, не получится. Маршрут мне дают другой. Жаль».

Через час ученые принялись спешно собираться – время уже заканчивалось. Действительно, вскоре ворота открылись, и всем было приказано чуть ли не бегом отправляться восвояси: через пять минут через портал пойдет очередной отряд. Конвой и ученые подхватили аппаратуру и резво повыскакивали за ворота, благо что до ворот было метров двадцать.

– Успели, – констатировал удовлетворенно старший. – Так. На днях снимаем следующий. И, это, попросите, чтобы вам жратву с собой дали. Там целый день придется провести. А жрать нечего.

– Где? – не поняла Джессика.

– В Симеиз летим, на вашу точку, – отозвался старший.

– Летим? – Джессика удивилась, Берта тоже.

– Ну да, – пожал плечами старший. – Сейчас разрешают ботам летать над территорией. Не на местном же хламе…

– Но ведь был пакт, который запрещал такие полеты, – удивилась Берта.

– Был да сплыл, – хмыкнул старший. – Всё, до послезавтра.

* * *

– Фэб, ты что-то почувствовал? – спросила Берта, когда катер шел по реке обратно, к городу.

Фэб задумался. Опустил голову. Берта поняла, что спросила зря – не нужно было этого делать. Потому что Фэбу от её вопроса, кажется, не по себе.

– Да, – ответил Фэб после минутного молчания. – Ит.

Берта замерла.

– Не могу объяснить, – Фэб прикрыл глаза. – Это пока что для меня… слишком остро. То, что он говорил и что говорили все вы… Это было ничем, если сравнивать. Понимаешь?

Берта кивнула. Джессика подсела к ним поближе.

– Не расстраивайся, – попросила она. – Фэб, правда. Не расстраивайся так, не надо.

– Я бы рад, но не могу. – Фэб всё еще сидел, закрыв глаза, неподвижно. – Господи, какая дикая боль. Я всегда знал, что он меня любит. Но я не думал, что до такой степени.

– Знаешь, словами всего объяснить очень часто не получается, – Берта тоже пододвинулась поближе. – Но…

– Бертик, нас вообще-то слушают, – напомнила Джессика.

– Плевать. Ничего нового они сейчас не услышат. Так вот, словами объяснить невозможно, но – на мой взгляд – это метод.

– Что – метод? – не понял Фэб. Джессика удивленно вскинула брови.

– Вот так жить – метод. Священный метод: жить любовью. Ставить всё прочее на второе место, потому что первое место в душе уже занято. Понимаете?

Джессика призадумалась.

– А ведь верно, – сказала она наконец. – Да, ты права. Это действительно священный метод. Знаете, я почему-то верю, что это нас спасет. Не знаю, почему, но верю. Глупо?

– Нет, – Фэб отрицательно покачал головой. – Совсем не глупо, девочка. Наоборот, мудро.

Впереди был город, и день, который предстояло прожить, и новые испытания…

– В этой тюрьме очень здоровая и правильная еда. – Фэб открыл глаза и улыбнулся. – Я всегда говорил, что вареные овощи и перловая каша способствуют правильному обмену веществ, а пониженное содержание жиров полезно для печени. Кто со мной согласен?

– Все!.. – Джессика и Берта расхохотались.

– Побыстрее бы в тюрьму. – Берта вытерла рукавом выступившие от смеха слёзы. – А то очень кушать хочется.

03

«Альтея» – Сосновый БорАдский калейдоскоп

Несколько дней их не трогали.

Они снова оказались на «Альтее», снова им были разрешены любые перемещения по кораблю, снова стали приходить в гости то Илья, то Руби, то Дослав, которым тоже было совершенно нечем заняться; снова Ит стал просить Илью «поучить чем-нибудь», и снова Кир стал по ночам загонять всех спать – безделье оказалось чревато прежде всего тем, что изматывало хуже любой работы. Неизвестность тяготила, а времени, чтобы о чем-то думать и этим трепать себе нервы всё больше и больше, сейчас было в избытке.

Ри пребывал последние дни в растерянности – в некотором смысле они одержали победу над Огденом и его сворой, но победа эта явно была временной, потому что от Огдена все они ожидали только подлости. Но вот о размерах этой подлости, как выяснилось, они даже представления не имели.

На шестой день безделья и неизвестности произошло следующее.

Днём Ит и Скрипач, позанимавшись с Ильей, вытащили Кира потренироваться – сейчас они снова бегали по длинному коридору, делая свою привычную двадцатку. Кир не выспался, злился и поэтому наращивал темп, причем тогда, когда наращивать его никто больше не собирался. Ри, которому бегать не хотелось, сидел на «подоконнике» в обществе Мотыльков и смотрел, как они бегают, а Мотыльки отыскали в базе корабля какую-то игру и сейчас, по словам Брида, «сражались», но во что они играли, Ри так толком и не понял.

– Куда ты несешься, блин! – Мимо Ри проскочил Кир, а за ним – Скрипач, причем Скрипач попытался ухватить своего скъ'хара за майку, но Киру удалось увернуться. – Кир, сбавь!..

– Иди ты… – донесся голос Кира. – Как хочу, так и бегу.

– Это я как хочу, так и бегу, – Ит, не торопясь, пробежал мимо. – Кир, сбавляй!

– Зачем?

– Потому что еще восемь осталось.

– Вот и плетитесь, как сонные мухи, а я пошел! – Кир еще нарастил темп, и вскоре вся троица уже была слишком далеко, чтобы слышать, как и о чем именно они ругаются.

– Дурачье, – проворчал вслед друзьям Ри. – Заняться больше нечем…

– Это не они дурачье, а ты, – заметил Тринадцатый. – Побегал бы лучше вместе с ними, хватит жопу отращивать.

– Не хочу, – огрызнулся Ри. – У меня нет настроения.

– Тебе просто лень, – хмыкнул Брит. – Гений, правда. Ну займись чем-нибудь, а? Сил нет никаких на тебя смотреть. Ну хочешь, поиграй с нами?

– Ох… ладно, давайте, – смилостивился Ри, выводя визуал. – А, боевка… можно…

– Мы главного врага назвали Огденом, – хихикнул Тринадцатый. – А если полностью – Пердячей Падлой Огденом. Ща он у нас допердится.

– Что ж, приступим, – Ри ухмыльнулся. – Идея действительно заслуживает одобрения…

Он не договорил – потому что за окном вдруг полыхнуло всё пространство; всё разом, свет был настолько ярким, что на долю секунды пропали из вида даже порталы Сети Ойтмана, огненные кольца переходов-смычек растворились в белом сиянии. Ри показалось, что он на секунду ослеп, настолько яркой была эта вспышка.

– Что за… – недоуменно произнес Брид.

– Ри! Вон там! – Тринадцатый вскочил на ноги. – Ри, это…

– Ё-моё, – только и сумел произнести Ри.

Рядом с порталами возникал, словно стягиваясь в пространстве из ниоткуда, трёхсоткилометровый корабль Сэфес.

* * *

Катер подошел к приемному шлюзу четыре часа назад – и все эти четыре часа они просидели рядом со шлюзом. До этого с ними на полминуты связался Огден, сказал: «Идите, забирайте вашу счетную машинку, раз просили», Ри начал с ним ругаться, но Огден ругань слушать не стал, прервал связь, на этом разговор, считай, кончился. Сейчас, как все понимали, с экипажем работали Встречающие – но при словах «четырех часов хватит» все дружно впали в ступор. Немыслимо! Экипаж после выхода, причем долгосрочного! Какие четыре часа?!

И тем не менее происходило то, что происходило…

– Ничего не понимаю, – потерянно говорил Скрипач, сидя на корточках у стены. – Зачем он вообще пригнал сюда какой-то экипаж, и, главное, как?! Это невозможно сделать технически.

– Ну, как видишь, можно. – Ри стоял напротив, невидящим взглядом уставившись в стену. – Меня удивляет другое. Тут уже есть три экипажа, они в пассиве – и зачем-то сюда сейчас привели этот. Нелогично.

– Тем более они будут после выхода, – подсказал Ит. – Бред какой-то.

– Мелкие, вы хоть видите, кто это? – спросил Ри.

Мотыльки, сидевшие на руках у Скрипача, переглянулись. Брид пожал плечами.

– Мы не видим, там экран, – ответил он. – И на корабле экран. Если честно, мы вообще в этом пространстве ничего не видим.

– Сто лет говорю, что толку от вас нуль, – Ри отвернулся. – Совсем ничего?

– Совсем ничего, – убито подтвердил Тринадцатый. – Глухая стена. Кто-то сильно не хочет, чтобы мы что-то видели.

– Или не вы, – подсказал Скрипач. – Чтобы вообще никто ничего не видел. Тут полно эмпатов, один Дослав чего стоит…

– И то верно, – кивнул Ри. – Простите, что ругаюсь. Просто волнуюсь очень.

– Ну, это понятно, – покивал Тринадцатый. – Мы тоже волнуемся.

– Может, они всё-таки не с долгосрочного выхода? – Брид задумался. – Ну это же садизм какой-то, если с долгосрочного.

– На корабль посмотри, – проворчал Скрипач. – С долгосрочного. Он трансформируется до сих пор, ищет форму.

– Меня поражает другое. – Ит потёр переносицу. – Какие Встречающие согласятся на подобное издевательство над экипажем? И о какой работе может идти речь, они нам просто не позволят. Это физически невозмо…

Он не договорил. Шлюз открылся, и в проем, держась рукой за стену, неуверенно вышел… Леон.

– Привет, ребята, – он смотрел поверх их голов, и Ри тут же понял, что сетевое зрение, которым этот Сэфес пользовался в обычной жизни, не работает. Леон был альбиносом, мало того, слепым альбиносом, и вне Сети использовал или сетевое зрение, или смотрел через своего напарника, Мориса. Сейчас, видимо, у него просто не было на это сил.

Леон прошел несколько шагов и сел на корточки, всё так же держась рукой за стену. Он всё еще смотрел куда-то в пространство, потом несмело улыбнулся.

– Я такой страшный, да? – спросил он. – Чего вы все молчите?..

* * *

Кир опомнился первым. Он подбежал к Леону, подхватил, помогая сесть удобнее, затем крикнул Скрипачу:

– Рыжий, помоги!..

Мотыльки соскочили с рук Скрипача и тоже кинулись к Леону.

– Ой, мамочки… – пробормотал Брид. – Леон, это мы! Ты слышишь?

– Я не вижу, но уши у меня на месте, – усмехнулся Сэфес. – Не оглох пока…

– Рыжий, вызывай Рофаила и Илью, скорее. – Ит тоже сел на корточки рядом с Леоном. – Леон, как Соня и Владка это разрешили? Совсем, что ли…

– А их тут нет. – Леон прикрыл глаза. – Это вообще какие-то незнакомые были. Вы же не знаете ничего.

– Вот это точно, что ничего не знаем, – подтвердил Ри. – Где Морис?

– Сейчас придет, – пообещал Леон. – Они сказали, что недолго.

– Кто сказал? – Ит взял Леона за руку. – Леон, кто сказал?

– Ну, эти Встречающие, которые там… Ит, а можно я полежу немножко?

– Сейчас полежишь, – успокоил Ит. – Сейчас врачи подойдут, и полежишь. Встречающие будут с вами работать?

– Нет, теперь так не делают, – покачал головой Сэфес. – Теперь это не положено. И врачей не нужно. Мы справимся. Если на выходе нужен врач, то это значит… это значит… это…

– Что это значит? – требовательно спросил Ит.

– Это значит, что экипаж не может работать, – Леон говорил медленно, не открывая глаз. – И что его пора… устранять… освобождать место… тем, кто может.

Ри с немым ужасом смотрел на Ита, и тот ответил таким же взглядом – слов, чтобы как-то обозначить услышанное, не существовало в природе.

– Так, через две минуты ребята будут, – Скрипач подошел поближе. – Шесть человек вышло. Где Морис?

– Леон сказал, что сейчас подойдет, – сообщил Ри.

– Подползет, – ухмыльнулся Леон. – Подгребет…

– Молчи, ради Бога, – попросил Ит. – Мы сейчас вам поможем.

* * *

Скандал Огдену закатили грандиозный. Он требовал, чтобы оба Сэфес «ночку отдохнули и приступали». В результате Ит и Скрипач наорали на него так, что ему волей-неволей пришлось сдать позиции – видимо, Огден понял, что, начни он сейчас что-то требовать, ему прилетит физически и никакие боевики не помогут, тем более что рядом боевиков не имелось.

Обоих Сэфес в результате Рофаил устроил в терапевтическом блоке. Невзирая на робкие протесты Мориса, их обоих подключили на разгрузочные реабилитационные схемы: Сэфес, даже на непросвещенный взгляд, были в плохом состоянии.

– Ничего, ничего, – успокаивал Илья. – Денька два-три полежите, и всё будет в порядке. Вы полежите, а мы последим. Ты не возражай, парень, так всем спокойнее будет.

Ит и Скрипач всё время находились поблизости, прогнать Мотыльков тоже оказалось невозможно – они видели, что выход из Сети у экипажа был плохой, и сейчас тоже «немножко поддерживали», по словам Брида.

Сэфес действительно выглядели неважно. Ит, сидя рядом со спящим Морисом, думал о том, что никогда за годы дружбы не видел этот экипаж в настолько запущенном состоянии.

Во-первых, оба Сэфес были худыми. Очень худыми. Конечно, для экипажей худоба – самое что ни на есть обычное дело, Сеть «съедает» всё, что может, но худоба худобе рознь. Сэфес, которые работали с Маден, их дочерью, тоже были худыми, но они не выглядели при этом больными или истощенными. И Барды, с которыми десятилетиями работала Джессика, – тоже. Любой Контролирующий после Сети будет выглядеть заморенным, но не настолько же! Да и поправить это всё можно буквально за неделю: с этой проблемой в считаные дни разбираются или Встречающие, в случае Сэфес, или Связующие и целители – в случае Бардов. Но тут… Создается впечатление, что с Леоном и Морисом последние несколько выходов никто толком не работал. Те же мышцы взять – явная дистрофия. Причем длительная.

Во-вторых, кожа. Это очень важный показатель. Плохая кожа, слишком сухая, постаревшая. Значит, не делали геронто, причем давно. А ведь положено делать после каждого длительного выхода, в обязательном порядке.

В-третьих, Морис сильно поседел – а это уже совсем никуда не годилось. Морис сравнительно молодой (для Сэфес, конечно), и седеть ему, да еще с учетом сетевого времени, которое реальным временем не считается, слишком рано. У Леона, увы, не поймешь, потому что Леон альбинос и поседеть не может.

В-четвертых, то, что писала система. А писала она такое, что смотреть на визуалы было жутковато. Ит про себя молился, чтобы оба Сэфес не свалились в неадекват – тут нет Встречающих, и совсем не факт, что их получится из неадеквата вывести, если он, не приведи Господи, произойдет. Врачи этого делать не умеют. Фэба нет. Как же плохо, что Фэба нет… он бы сумел, он бы справился…

Скрипач, Кир и Ри сейчас спали в пустой соседней палате, Рофаил, пусть и неохотно, разрешил им это сделать, благо что в отделении сейчас больных уже не было. Дежурили Ит и Поль, но Поля вызвал зачем-то Илья, и сейчас Ит сидел с Сэфес один.

Леон проснулся первым – в этом для Ита ничего удивительного не было. Эту пару он знал отлично, и то, как они себя ведут на выходах, тоже знал более чем хорошо, благо что прожили они недалеко друг от друга не одну сотню лет и в гости друг к другу наведывались часто. Леон всегда «собирал лапы в кучу» первым, да и весь выход, в общем и целом, у него всегда был легче, чем у напарника. Единственное, что Леон на выходе себе позволял – так это валяться под самым толстым и теплым одеялом в доме столько, сколько позволят Влада и Соня, их Встречающие. Он даже по дому это одеяло всегда таскал с собой, под общий смех, и ложился где угодно при первой же возможности.

– Доброй ночи, – негромко сказал Ит, заметив, что показания изменились, а Сэфес открыл глаза. – Ты хоть немножко выспался?

– Вроде бы выспался, – неуверенно ответил Леон. – Или нет? Ит, мы устали. Извини, ради Бога, но мы действительно устали. Оба. Очень.

– Вижу, – вздохнул Ит. Пересел поближе, вытащил из «запасника» второе одеяло, набросил на Леона – тот благодарно улыбнулся.

– Ты помнишь, – Сэфес натянул одеяло повыше. – Хоть кто-то про это помнит. Спасибо, Ит. Мелочь вроде бы, а насколько лучше… когда вот так.

– Леон, что случилось? – спросил Ит. – Где Соня с Владой, почему вы здесь, да еще в таком виде? Что с вами произошло?

– Да это не с нами, – Леон тяжело вздохнул. – Это со всем Контролем, наверное. По крайней мере, с той частью Контроля, про которую знаем мы.

– Но – что?

– Ох… ты что, совсем не в курсе?

– Абсолютно. Расскажи.

– В общем, Официальная решила, по её словам, омолодить и оздоровить Контроль. Мол, слишком много затрат, слишком много дополнительных расходов, слишком мало выработки. Нам еще повезло. Мы молодые, сумели приспособиться. Те, кто постарше, не сумели… Ит, не спрашивай. Сам скажу. Таенн погиб. Не вышел из Сети. То есть тело вышло, а… а душа осталась, видимо. Мы не знаем точно. Старых много погибло, почти все. И Барды, и Сэфес.

Ит закрыл глаза.

«Я так и знал, – подумал он. – Я знал, что он это скажет».

– Почему? – во рту пересохло.

– Потому что старая школа. С фиксированным выходом, привязанным к определенной точке. Теперь… школы новые. Уже лет тридцать, как новые.

– Какие школы?..

– Ну, есть такой проект, называется «Калейдоскоп», – стал объяснять Леон. – Основан он на теории о Божественном вмешательстве. Обобщенно говоря, если, допустим, выходит пара Сэфес, то те Встречающие, которым выпадет выводить эту пару, будут априори лучшими, потому что Бог сделал так, чтобы они оказались в нужном месте в нужное время. Понимаешь?

Ит кивнул.

– Со связующими – то же самое.

– Леон, где Влада и Соня?

– Мы не знаем, – Леон отвернулся. – Их увезли куда-то. Всех увезли куда-то, Ит. Встречающие работают сменами по четверо разумных; работают там, где прикажет Официальная. Наши счета заблокированы. И… они знают, что мы не бросим Сеть и не сделаем ничего дурного, потому что…

– Потому что вы побоитесь навредить своим, – закончил за него Ит. Леон кивнул. – Ну, поздравляю, коллега. Мы сейчас – в той же самой схеме. У нас вывезли Джессику с сыном, Берту и Фоба. Добро пожаловать в клуб.

– Фэб вернулся? Так это была правда? – Леон сел. – Боже мой… Ит, как же хорошо! Нет, то, что вывезли – плохо, но что вернулся – очень хорошо. Я за тебя рад.

Ит невесело усмехнулся.

– Поздно радоваться, – проговорил он тихо. – Раньше… раньше – да. Сейчас… Мы не знаем, что делать. И вы, как я погляжу, тоже не знаете.

– Ит, мы терпим, – Леон понурился. – Да, тяжело. Но мы будем терпеть, пока носят ноги и пока мы можем выходить в Сеть.

– А Эрсай – тоже терпят? – поддел его Ит.

– Эрсай были первыми, кого они начали… – Леон осекся.

– Шантажировать, – подсказал Ит. Сэфес кивнул.

– Да, именно так. Это оказалось проще, чем можно даже представить себе. Эрсай ведь зависят от тех, кого они ведут, и если того, кого они ведут, убить… ты понимаешь, я думаю. Идет нарушение в структуре, глобальное. После десятка убийств Эрсай сдались сами. Они считают, что если сейчас прогнуться, в будущем появятся какие-то шансы.

Ит встал. Прошелся по палате, остановился у койки Леона.

– Если бы я знал, во что это выльется, я бы покончил с собой по-настоящему, – беззвучно сказал он. – Леон, это всё из-за меня. С гарантией. Из-за Терры-ноль…

– Что ты, что ты! – замахал руками Леон. – Сейчас выясняется, что это давно планировалось, задолго до того, как с тобой это случилось. Всё одно к одному просто. Сложилось так, понимаешь?

– Не понимаю. Потому что у меня складывается иначе. Леон, ложись, тебе пока нельзя долго сидеть, – Ит вывел визуал. – И надо поесть обязательно. Пока что гель, немного. Утром можно будет что-то посущественнее.

– Ит, ты профессию сменил? – вдруг понял Сэфес.

– Меняю, – кивнул Ит. – Учимся пока что. И учиться еще очень долго.

– Здорово, – одобрил Леон. – Это хорошая профессия. Добрая.

– Знаю, – Ит улыбнулся. – А еще, не поверишь, мне хочется работать. Видимо, всё то, что было прежним, я перерос. И слава Богу, что перерос.

– Счет уже открыл?

– Давно уже открыл.

– И сколько у тебя?

– Пара тысяч есть. Мало пока.

– Фига себе, мало! Ит, какие же вы молодцы. – Леон лёг, поправил одеяло. – И рыжий тоже?

– А куда я без рыжего? – рассмеялся Ит. – И рыжий, и Кир… Слушай, ты же не знаешь Кира. Хочешь, расскажу?

– Расскажи, – согласился Сэфес. – Спать пока что совсем не хочется.

* * *

Часом позже, когда Леон уснул, Ит вызвал Скрипача и потихоньку рассказал ему всё то, что слышал. Скрипач после этого рассказа долго молчал, потом всё-таки поинтересовался:

– И это всерьез?

– Угу, – кивнул Ит. – Всерьез.

– А сам ты про это что думаешь?

– Я думаю, что произошло с Палачами, с Мастерами путей… – Ит потряс головой. – Если судить по ребятам, Контроль пока что держится. Но это ненадолго. Когда он станет ненужным службе, его… в общем, думаю, на Терре-ноль ни один портал не будет простаивать.

– А что насчет Божьей воли? – Скрипач оглянулся на визуал и тут же понизил голос.

– А сам как думаешь? – сердито прошептал Ит. – При чем тут Бог вообще?! Этак, знаешь, можно Божьей волей объявить вообще все, что душа пожелает!.. Шарахнул кому-нибудь в лоб из лучевика – и ты не виноват, блин, это воля была! Мне больше интересно, где эта демагогия прокатывает? Леон, разумеется, в этот бред не верит…

– Он верит в то, что Соньке и Владе оторвут головы, – мрачно кивнул Скрипач. – А мы верим, что головы оторвут нашим. Небезосновательно верим, потому что уже отрывали. Что-то больше не хочется.

В палате сейчас царил полумрак, слабенько светился лишь один небольшой флаерлайт над передвижной стойкой – экстренный, на стойке несколько десятков малых блоков синтеза, мало ли, что-то срочно понадобится. Ит и Скрипач сидели сейчас возле этой стойки, чтобы не тревожить своим разговором спящих. Говорили они на пределе слышимости, сидели, едва не соприкасаясь плечами и время от времени посматривая на визу алы. Пока что всё было в порядке.

– Мастера путей, как я думаю, работают в обычном режиме. А вот Палачи… Ох, Ит, тут мне что-то не по себе делается. Палачи – ребята серьезные, их так просто не поймаешь, как Мастеров или Контроль.

– И нагрузка у них всё-таки меньше, – согласно кивнул Ит. – Но что они будут делать? Палач, как ты знаешь, на анализ не способен. Он исполнитель. Анализируют – кто? Контроль и Эрсай. И никак иначе. Каждое звено в цепи – это именно что звено в цепи, и его нельзя так вот просто взять и заменить или пропустить.

– Ну да, ну да, – подтвердил Скрипач. – А если… если им дают какую-то работу? И они её выполняют?

– Какую работу может выполнять существо, способное убивать целые миры? – с горечью спросил Ит в ответ. – Рыжий, не смеши меня. Зря мы отошли от этой темы…

– У нас и без этой темы всего хватает по самую макушку, – проворчал Скрипач. – Хорошо, оставим пока что Палачей в покое. Следующий вопрос. Чем нам могут быть полезными Леон и Морис?

– Как это – чем? – удивился Ит. – Обе точки, которые надо просчитать…

– Обе точки нужны на физическом плане, – напомнил Скрипач. – А Сэфес тебе просчитают – что? Угу. Менталку.

– Ну, значит, или Ри, или эта научная группа расшифрует эту менталку, – пожал плечами Ит.

– И опять не сходится. При чем тут мы? Зачем мы нужны?

– Рыжий, они это собираются делать с нашей помощью, – безнадежно напомнил Ит.

– Мы не резонируем с этими порталами, – отмахнулся Скрипач.

– Ох… Иди-ка ты спать, – попросил Ит. – Иди, иди, я послежу. Сам видишь, тут дела пошли на лад, так что давай часа через четыре поменяемся, ага? Кира не буди, они друг друга не знают, пусть лучше мы пока что…

* * *

Работать начали через трое суток. За это время полностью перестроили схему: уже на вторые сутки оба Сэфес начали интересоваться происходящим и несколько часов общались с научной группой. Ри тоже принимал участие в обсуждении – он первым начал понимать, что именно происходит и что предстоит делать, и Милтон, для приличия немного похорохорившись, пустил Ри, а затем и остальных на эту встречу.

Схему в результате выстроили следующую. На каждый портал, по словам Мориса, потребуется около часа времени, потому что сейчас, ознакомившись со всем, что делалось раньше, они поняли, что именно в данном случае им придется искать. Аппаратура бралась по максимуму, но с некоторой перестройкой – воздействие не нужно, а вот анализ придется делать полный, чтобы случайно ничего не упустить.

Ит, Скрипач и Кир первые два часа преимущественно слушали и в разговор, в отличие от обоих Мотыльков, не встревали. Ну, с Мотыльками всё было понятно: у эмпатов не могло не быть мнения по ряду вопросов, и это мнение Брид и Тринадцатый озвучивали за милую душу. Ри первый час тоже молчал, но потом не выдержал и тоже стал делать замечания: по расстановке активаторов, в частности.

«Что мы делаем? – с ужасом думал Ит, слушая друга. – Нет, ну что мы делаем, а? Мы же помогаем этой сволочи! Без нас и без Сэфес они бы ни в жизни не справились. Правильно, Ри, умница – так оно и есть, ты совершенно прав, что добавляешь сейчас то, что эти так называемые ученые упустили. И про направление спиральных потоков внутри порталов – привет с Сода. И про направление движения по векторам – привет с Апрея. Но… Ри, ты вдумайся, кому ты про это говоришь! Если мы… если будет какой-то результат, они же пришибут нас тут же, не задумываясь, потому что после этого результата мы будем им только мешать!»

Всё, однако, оказалось не так просто.

Несколькими днями позже они все получили возможность в очередной раз подивиться прозорливости Ри. Гений, он гений и есть. И этот гений сумел просчитать получающуюся многоходовку быстрее и лучше, чем его оппоненты.

* * *

На первый портал отправились еще через неделю – был уже конец марта. Сначала было решено отработать самые «неприятные» порталы: под Климовском, на фирновом плато, и под Сосновым Бором. Остальные Леон и Морис предложили отложить на потом, потому что потребуются они исключительно для отладки.

На первый портал, обозначенный в схеме как «Климовск», вышли следующим составом. Оба Сэфес, вся команда Ри, вся команда Милтона, пяток боевиков, двое врачей, Илья и Рофаил, пилот и Мастер путей, вечно сумрачный пожилой когни. Бот набили аппаратурой, что называется, под завязку: двенадцать активаторов, десять «дельт-прима», огромный бокс с одноразовыми анализаторами, крошечными, размером со спичечную головку (в боксе их было около двадцати тысяч), около двух тысяч гель-блоков, предназначенных для фиксации информации, и еще что-то по мелочи, но что – было ведомо одному лишь Милтону.

– Цыганский табор, – констатировал Скрипач, когда они зашли в бот и принялись озираться, отыскивая, где бы сесть. – Эй, Милтон, а где девочки?

– Какие девочки? – не понял тот.

– А кто будет песни петь и плясать? – удивился Скрипач. – Ну, девочки. Такие, знаете, в цветастых юбках и с монистами.

– Рыжий, шутка не удалась, он не знает, что это такое, – хмыкнул Кир.

Но тут он ошибся, потому что, как выяснилось, Милтон про цыган отлично знал.

– Спляши сам, – посоветовал он Скрипачу. – «Девочки»…

– Без медведя не могу, – отрезал Скрипач. – Будет медведь, будут и танцы. С бубнами.

– А зачем гель-блоки? – недоуменно спросил Ит. – Своей головы недостаточно?

Он, конечно, имел в виду дополнительную фиксацию информации – раньше он не видел, чтобы этим пользовался кто-то, кроме Встречающих. Этим понятно для чего нужно, Сэфес после Сети могут сделать что-то такое, что зафиксировать дополнительно не помешает, но вот чтобы кто-то фиксировал что-то с порталов…

– Потому что головы недостаточно, – невозмутимо ответил Милтон. – Еще какие-то вопросы?

– А где Огден? – ехидно спросил Ри. – Боится? Или, так сказать, душою с нами? Послеживает издали?

– Его тут нет, он… – Милтон осекся. – Он там, где ему нужно. Всё, идите на свои места, и стартуем.

– И где тут наши места? – Скрипач заозирался. – Тут, простите, можно только на одной ноге стоять…

– Давайте к нам, – позвал из дальней части шлюза Леон. – Тут можно сесть.

Кое-как расселись под ворчание Милтона, который требовал, чтобы на боксы с техникой никто не садился. Милтона в результате послали подальше, Кир заявил, что боксы крепкие, выдержат, и что не фиг парить мозги всякой фигней.

Через несколько минут бот стартовал.

– Через часок будем играть в высадку НЛО на лесной полянке, – невесело заметил Скрипач. – Ох, парни, что-то не радует меня это всё. Совсем не радует…

– Рыжий, а вы знаете, куда вывезли ваших? – вдруг спросил Морис.

– Знаем, – Скрипач поскучнел. – К сожалению, знаем. На Терру-ноль их вывезли, Морис.

– Тогда вам проще, – Сэфес опустил голову. – Вы хотя бы знаете.

– Нет, не проще, – возразил Ит. – Ты в курсе, откуда можно попасть на Терру, и поэтому…

– Проще, потому что вы знаете хотя бы приблизительно, где они и что с ними.

– Что с ними – мы не знаем, – покачал головой Кир.

– Они живы, – твёрдо сказал Леон.

– Может быть, уже нет, – Ит тяжело вздохнул.

– Живы, – упрямо повторил Сэфес. – Они нужны для этих экспериментов. Поэтому они точно живы, не сомневайтесь.

– Ага. Пока идут эти эксперименты. – Ит отвернулся.

– Молчи, а? – попросил Кир.

– Запросто, – парировал Ит. – А то от моих разговоров что-то изменится.

Скрипач перегнулся через Кира и отвесил Иту затрещину – тот и не подумал уклоняться.

– Давай, бей, – одобрил Кир. – Может, ума прибавится.

– Прибавится у него, как же, – проворчал Ри. – Мелкие, ау. Чего разлеглись?

– А чего нам делать? – неприязненно отозвался Брид.

– Ну уж точно не спать. Вы мне обе руки отлежите за этот час.

– Давайте к нам, – позвал Леон. – Нам рук не жаль.

– А давай, – согласился Брид. Перелез к Леону на коленки, лёг, положив тому голову на сгиб локтя, и с вызовом уставился на Ри. – Что, гений? Слабо? Руки отсохнут, да?

– Кончайте препираться, – попросил кто-то невидимый. – Вы можете помолчать хоть минуту?

– Не можем, – огрызнулся Скрипач. – Мы не в тюрьме, чтобы вы нами командовали, когда говорить, а когда нет.

– Ха-ха, – отозвался еще один голос откуда-то из-за активатора. – «Не в тюрьме». А где тогда?

– На свободе, – вдруг сказал Илья.

Он и Рофаил сидели сейчас в другой части шлюза, но Илья, видимо, говорил через свой налобник, тот запросто мог усиливать голос.

– Это как это? – удивился голос из-за блоков.

– А вот так это, – отрезал Илья. – Они имеют временное гражданство Санкт-Рены, и они мои подчиненные.

– Что, все? – ехидно поддел его голос.

– Трое, – уточнил дотошный Илья. – А еще трое – сотрудники Её Величества.

– Кто?

– Пилот и два Мастера проходов, – Илья говорил медленно и спокойно. – Так что придержите языки, уважаемые.

– Мы работаем добровольно, – тут же поддержал Скрипач. – И вы не имеете никакого права обращаться с нами, как со скотиной.

– Вы работаете, потому что… сами сказали. Из-за заложников, – хмыкнул голос. – Не было бы заложников, вы бы не работали.

– Как знать, – возразил Ит. – Я допускаю, что работали бы.

– Ой, ладно, устроили тут невесть что, – Милтон, видимо, тоже усилил голос, чтобы его все слышали. – Лучше бы схемы еще раз прогнали. А то на месте начнется «этого не помню», «этого на обсуждении не было».

– Не начнется, – отозвался еще кто-то. – По крайней мере, за нашу часть группы я ручаюсь.

Ит беззвучно рассмеялся, впрочем, веселого в его смехе было мало.

* * *

Весна потихоньку набирала силу. День выдался ясным, солнечным, по небу плыли легкие белые облака, а на открытых местах появились первые цветочки мать-и-мачехи, предвестники скорого тепла. В куртках было даже жарко, поэтому куртки побросали кто где – работать предстояло достаточно плотно, да и сама работа, по словам Сэфес, предполагала движение, так что замерзнуть не представлялось возможным.

Рыжий, пока выгружали аппаратуру, сорвал цветочек и незаметно воткнул в хвост Бриду, и потом с полчаса дразнил его «ромашкой», а Брид всё никак не мог понять почему. Когда понял – Скрипачу пришлось поспешно удирать в кусты от обоих Мотыльков, которые похватали с земли какие-то хворостины и начали довольно болезненно стегать его по ногам – выше они не доставали. Ит и Кир в это время бродили по краю портала, причем Ит, как заметил Кир, мрачнеет с каждой секундой всё больше и больше.

– В феврале мы сюда даже заходить не стали, и теперь я понимаю почему. – Ит присел на пенек, сгорбился. – Кир, это оно…

– Из считок?

– Ну да. Не поверишь, но мне физически больно даже рядом находиться.

– Верю. – Кир сел с ним рядом на корточки. – Придется потерпеть, к сожалению.

– Придется, – эхом отозвался Ит. – Кир, как думаешь, а не может быть это… то самое место? Вдруг это тот самый мир, а?

– Эк ты хватил, – Кир нахмурился. – Нет, это точно не он. Ты головой подумай: этот мир вошел во вторую фазу лет сто назад, а тот… тот в ней был больше семи тысяч лет назад. А то и больше. Сечешь?

Ит вздохнул.

– Ты прав, – ответил он. – Но место это на меня действует. И сильно. Даже голова и та перестает нормально соображать. Идиотизм же говорю, и сам же в него почти поверил, – он невесело усмехнулся. – Пошли спросим, долго там еще?

– Пошли, – Кир встал, ободряюще хлопнул Ита по плечу. – Как говорится, раньше сядем, раньше выйдем.

С аппаратурой управились за двадцать минут, благо, что народу было в избытке, а Милтон, невзирая на протесты, привлек к растаскиванию на нужные места активаторов и прочего еще и боевиков. Затем он и его научная группа уселись перед своими приборами, Сэфес встали у самого края портала, а Ит и Скрипач вышли на первую указанную Леоном точку.

Дальше всё пошло как по маслу, Ит даже удивился. То ли Сэфес были тому причиной, то ли Мотыльки заметили, как он мучается, но неприятные ощущения вскоре сошли на нет. Следующие полчаса они вдвоем перебегали с места на место, останавливались по команде и вскоре вышли на последнюю точку, завершающую этот странный «маршрут».

– Ребят, одну минуту постойте, – попросил Морис. – Милтон, у вас всё?

– Почти всё, – ответил тот. – Феноменально! Вот это я понимаю, это результат. Завтра берем фирновое плато, послезавтра – Сосновый Бор. Леон, сколько у вас займут расчеты?

– Если вместе с вами, то от недели до десяти дней, – после секундного раздумья ответил Сэфес. – Если считать будем только мы, то недели две. Но я бы предпочел, чтобы считали всё-таки мы сами.

– Почему?

– У нас другая методика. Вы геометры, мы топологи, говоря вашим языком. Сейчас мне кажется, что наш метод будет интереснее.

– Подумаем.

– Эй, нам можно обратно? – позвал Скрипач, которому надоело стоять на одном месте.

– Сейчас… Да, можно, – визуал Милтона растаял. – И по дороге прихватите хотя бы по одной «дельте». Эх, жалко, что поздно вышли. А то за сегодня успели бы и плато обработать.

Рофаил и Илья синхронно поднялись и подошли к научной группе. До этого они сидели рядом с модулем и беседовали о чем-то своем, но сейчас, видимо, решили, что пора вмешаться.

– Один портал в день, – не допускающим возражения голосом сказал Рофаил. – Сэфес пока что не в форме, им нужно отдыхать.

Морис благодарно улыбнулся, и Рофаил едва заметно подмигнул ему в ответ.

– Милтон, экий вы жадный, – проворчал Илья. – Обойдетесь. Так, ребятки, собираемся и поехали. А то некоторым тут еще на поддержке лежать как минимум два часа сегодня.

* * *

Вечером этого же дня все собрались в общей каюте. Сэфес Рофаил действительно положил на два часа на поддержку, и пришли они в результате очень бодрыми и довольными жизнью.

– Давно такого хорошего выхода у нас не было, – заметил Морис. – Ой, давно. Ребята, огромное вам спасибо всем.

– Это ты не нас, это ты Рофаила благодари, – подсказал Скрипач. – Он очень достойный дядька. У нас была такая смехота, когда мы всем госпиталем вирус словили, ты не представляешь.

– Какой вирус? – удивился Леон[2].

– Сейчас расскажем.

Чуть позже подтянулись остальные: Ри, который ходил мыться, Кир, который где-то бегал, и Илья, который целых два часа изображал видимость административной работы со своим составом.

– Ну, что. – Морис с удобством устроился в кресле, пристроил себе на колени Тринадцатого и с интересом оглядел всю честную компанию. – Могу обнадежить. Результат у нас будет. Причем весьма скоро.

– Ты умеешь обнадежить, – Ри покачал головой. – Ты понимаешь, что последует за этим результатом?

– Я не знаю, что за ним последует, – Морис улыбнулся. – Но… Ри. Значит, так. Начиная с этой минуты вы все, – он сделал акцент на слове «все», – будете слушаться нас. Во всём. Вы поняли?

Ри с Итом недоуменно переглянулись. Скрипач пожал плечами.

– В смысле? – поинтересовался он. – Немножко непонятно.

– А что тут непонятного? – удивился Леон. – Невзирая на то что некоторые вещи вполне могут вам показаться нелогичными, нелепыми, странными… понимаешь?

Скрипач отрицательно покачал головой.

– Господи… Ри, ты понял?

– Леон, прости, но нет, – ответил тот. – По-моему, никто из нас ничего не понял.

– Морис, сделай, – попросил вдруг Леон. – Видимо, придется иначе.

Пространство вокруг вдруг мигнуло и окуталось на миг холодной бирюзовой дымкой.

– Минута. Мужики, вас надо отсюда вытаскивать. Мы попробуем это сделать. Не факт, что получится с первого раза, но попробуем.

– Куда? Как?! – На лице Ри отразилось сильнейшее волнение.

– Понятия не имеем, как и куда! – рявкнул Леон. – Не знаем пока! Будем импровизировать! Так вот, если мы что-то начинаем гнать, то нужно не возражать, а кивать с умным видом, это ясно?

– Опомнитесь, вы что! – Ит потряс головой. – Если вы начнете нести идиотизм, то это тут же поймут другие Сэфес и вас сдадут! Тут еще три экипажа, туча Бардов, и…

– И мы с ними сами как-нибудь договоримся, – жестко ответил Леон. – Они не сдадут, не бойтесь. Никто из Контроля не сдаст. Никогда.

– Почему?

– Потому что мы считаем, что этой дорогой не должен владеть никто. Разве что совсем уж случайно… но вероятность настолько мала, что случайность исключается, – Леон вздохнул. – Вы поняли?

– Поняли, – кивнул Ри. – Давай, выключай свою эту… подделку под реальность.

– Так, – Леон говорил собранно и солидно. Умел он, когда нужно, напустить солидности. – Завтра на плато будут работать Ри и Кир.

– Я? – Кир аж поперхнулся от неожиданности.

– Угу, ты. А что тебя удивляет? Ты на таком же плато на Терре-ноль был ранен, если я правильно понял, так что тебя со счетов сбрасывать нельзя, вдруг будет какая-то реакция? Далее. Самый перспективный и сложный портал – это тот, который в Сосновом Бору. Там будут по очереди работать все. Первая пара – рыжий с Итом, вторая – Мотыльки, третья – вы двое. Это ясно?

– Ясно, – хмыкнул Брид. – А нам леталку нашу отдадут? Или пешком?

– Леталку? – Морис задумался. – Не знаю. Давайте возьмем её с собой. Не думаю, что слабый антиграв может дать какой-то отрицательный эффект.

Ри сидел за столом, о чем-то размышляя. Потом встал, прошелся по комнате, остановился у двери. Снова вернулся за стол, сел, вывел визуал, что-то посмотрел.

– То есть всё-таки две физические точки, как и было сказано, – констатировал он. – Очень, очень интересно… Никак не могу найти плюс и минус в этой системе.

– Они тоже не могут, – пожал плечами Морис. – Поэтому и планируют две экспедиции, а не одну, как подумали некоторые.

– Во как! – восхитился Скрипач. – Про это, кажется, даже Берта не доперла!..

– И я не допер, – сознался Ри. – Но…

– Да, нас тоже несколько смущает количество кораблей, которые, скорее всего, уйдут в никуда практически без возможности возврата, – Леон погрустнел. – Это, например, запросто может оказаться область, в которой нашего круга, нашей фазы – вообще нет. Вселенная неоднородна…

– Блинское блинство, – проворчал Скрипач. – Черт… то-то я смотрю, что Её Величество как-то ну очень невесела последнее время.

– Еще бы, – кивнул Илья. – Веселиться тут поводов нет, это точно.

– Народ, давайте пока что в уныние не впадать, а? – попросил Тринадцатый. – Еще успеем.

– Он прав, – согласился Рофаил. – Действительно, что-то вы рано…

– Рофаил, а вы уверены, что «Альтея» пойдет в нужном направлении, если кого-то куда-то погонят? – спросил Леон. – Я – нет. Ребята – тоже нет. Надо попробовать решить это как-то так, чтобы… чтобы обойтись без жертв.

– Хорошая мысль, – согласился Ри. – Ладно. Давайте пройдемся по техническим деталям…

* * *

Немногим позже, когда ложились спать, Скрипач сказал Иту, что картинка у него получается совсем печальная. Ит тут же согласился – еще бы. Сэфес сейчас не просто рисковали собой, нет. Всё обстояло гораздо хуже.

Если Сэфес действительно сделают то, что собираются сделать, они могут погибнуть сами. Или убьют их Встречающих. Или произойдет еще что-то, о чем ни один из них не имеет представления, но то, что оно произойдет, сомневаться не приходится.

Огден жесток, и Огден будет мстить. Причем очень быстро. Практически сразу.

Всем…

Это «всем» пугало больше всего. Не согласиться с планом Сэфес было невозможно, согласиться – означало подставить ту часть семьи, которая сейчас находилась в заложниках. Работать так, как хочет Огден… а результат тот же самый. Куда не кинь, всюду клин, ни одного выигрышного варианта, ни одного просвета. Или-или-или. Даже всегдашнее выражение Скрипача «Мы что-нибудь придумаем» сейчас не работало. Потому что придумать что-то было нереально.

Говорили, конечно, полунамеками, старательно обходя главные темы. Легче от разговора не стало, наоборот, спать ложились подавленными и обессиленными.

Проспав кое-как два часа, Ит встал и снова отправился бродить – мысли не давали заснуть, воспоминания не отпускали.

…темная лесная дорога, и маленькая женская фигурка в свете фар, силуэтом, зыбким бестелесным призраком…

…рука Фэба на плече, спокойное сонное тепло, но воет сирена, а так хочется полежать еще хотя бы минуту, чтобы не отпускать это тепло от себя подольше…

…дождь за темными окнами, и как же вкусно пахнет на кухне, и Бертик сидит у стола, и что-то режет на маленькой досочке, а он, Ит, стоит в дверях и любуется ею – какая она ладная, маленькая, и какие у неё красивые руки, и русые волосы, и чудесное розовое ушко, за которое она завела сейчас прядку; и как хочется подойти к ней, и обнять крепко-крепко…

У нас всё отняли, думалось ему, всё отняли, и снова всё пропало. И не нужно говорить себе «не сдавайся», я и не сдавался, я не думал сдаваться, но перед нами всеми сейчас появляется что-то новое, и это новое, оно инфернально-страшное, оно непреодолимое, и оно настолько больше, чем мы сами, что остальные, кажется, этого нового пока что не увидели – может быть, из-за его размеров. Оно застит всё и вся, и мы все стоим перед этим новым, как перед гигантской стеной, уходящей в самое небо, и даже не видим стены.

Мы не сумеем, вдруг с ужасом понял он. Мы же не сумеем, потому что никто не сумел бы собрать всё обратно. Это невозможно, но мы пока что старательно гоним от себя эту мысль о невозможности и делаем вид, что…

А еще существует пентакль.

«Ваш пентакль».

Ит задумался – почему именно эта мысль столько времени не дает ему покоя? Что имел в виду Огден, о чем он говорил?

Надо будет спросить. Дождаться, пока эта сволочь появится здесь, и спросить. Напрямую. Поговорить с ним, заставить рассказать. Скорее всего, они добрались до каких-то архивов и теперь знают про нас что-то, чего не знаем мы сами. Но что?..

Побродив еще с полчаса по коридору, Ит побрел обратно, в их каюты. На пороге его, разумеется, ждал заспанный и сердитый Кир.

– Ну и где тебя носит? – недовольно спросил он, когда Ит подошел ближе.

– Так… ходил, – неопределенно ответил Ит.

– Что с тобой такое, а? – спросил Кир. – Ты можешь не молчать, а нормально объяснить?

– Могу попробовать. – Ит вошел в общую гостиную, сел на диван. – Выхода нет, Кир. Я сейчас понял, что выхода нет.

Кир промолчал. Сел рядом с Итом, вздохнул.

– Смотри сам, – продолжил, не дождавшись ответа, Ит. – Что бы мы ни делали, результат будет один и тот же.

– Не уверен, – отозвался Кир.

– А я уверен. И еще… я очень скучаю, – Ит понурился. – Но в то же время я понимаю, что это, наверное, в какой-то степени правильно.

– Что – правильно? – не понял Кир.

– То, что так произошло. Есть у меня пара мыслей. Но я потом скажу.

– О чем ты?

– Пентакль, – Ит, наконец, решился. – Огден сказал нам с рыжим тогда, на дороге, что мы – это пентакль. И что его никто раньше не собирал.

– То есть мы не собирались впятером одновременно все вместе? – уточнил Кир.

– Ну да, – кивнул Ит.

– Ит, ты чушь городишь. – Кир решительно встал. – Если мы такой пентакль уникальный, то на кой хрен Огден его разобрал сейчас на части?

– У меня есть на этот счет одна мысль. Чтобы… чтобы мы не навредили сами себе раньше времени.

– И снова чушь, – парировал Кир. – Столько лет живем, и никто никому не вредил. Всё, пошли спать. Три ночи. Давай-давай. Завтра пахать целый день.

* * *

На фирновое плато аппаратуры взяли всё-таки поменьше. Милтон, основываясь на вчерашней работе, сделал вывод, что почти половина приборов просто не нужна, её с лихвой заменяло присутствие Сэфес. В шлюзе на этот раз было посвободнее, и расселись с комфортом.

Ри, против ожиданий, был собран и деловит. Расклеиваться он явно не собирался. А вот Кир, к вящему удивлению Скрипача, был тревожен и явно нервничал.

– Чего ты завелся? – спрашивал Скрипач. – Ау, гараж! Мы же там пахали четверо суток. С тобой ничего не было.

– Я не из-за этого, рыжий. Понимаешь, я всё это время был… ну, как бы ни при чем, – признался Кир. – Это вы были крутые и такие-сякие, связанные с порталами, и всё прочее, а я… ну, понимаешь…

– Ясно, – резюмировал сидевший неподалеку Ит. – Ну, чего. Добро пожаловать в клуб.

– Да погоди ты, – отмахнулся Ри, до этого молча слушавший признание Кира. – Может, еще ничего и не получится.

– А этого я тоже боюсь, что не получится, – признался Кир. – Может быть, мне хочется… того… в клуб.

– Ну, тогда пусть хочется, – хохотнул Скрипач. – У нас весело, скъ'хара. Пиво, правда, дают только по субботам.

– Рыжий, отвяжись, дай помандражировать, – попросил Кир. – Чего ты как неродной? Ну проникнись…

– Эй, Леон, ты мандражирующего лося видел когда-нибудь? – спросил Скрипач. – Любуйся. Редкий шанс.

– Кир, а что такое? – удивился Сэфес. – Ответ будет, можешь не сомневаться.

– Что? – Кир растерялся.

– Ты действительно резонансный двойник какого-то портала, – пожал плечами Леон. – И что с того?

– Что с того?! – У Кира глаза полезли на лоб. – Ну, как тебе сказать, Леон. Я всю жизнь прожил, пребывая в глубокой уверенности, что я никто и звать меня никак. И тут – на тебе. Это словно миллион выиграть.

Он замолчал, задумался. Скрипач ткнул его в бок кулаком, но никакой реакции в ответ не получил.

– У Кира ступор, – рассмеялся рыжий. – Сейчас пройдет. Ит, помнишь, в Москве случай был… ну, когда мы на «Скорой» работали? Когда мужик от счастья речь на час потерял?

– Ааа… точно, – Ит рассмеялся. – Был какой-то дядька, помню. То ли Бейко его фамилия была, то ли Бойко. В общем, мужик играл в какую-то лотерею, не помню я, во что он там играл, но факт остается фактом – выиграл что-то около шестисот тысяч, валютой. После налогов осталось почти пятьсот. Он не верил. До последнего момента не верил, что это возможно. Ему на телефон сообщение приходит из банка: на ваш счет поступило столько-то. Он снова не верит. Позвонил в банк, ему подтвердили.

– И чего?

– Онемел на час, жена нас вызвала, со страху, не иначе. Стоит с телефоном в руке и в стену смотрит. Тупо. Ну, в общем, мы приехали, накапали мужику пустырника, подождали, пока он отмерзнет, выслушали это всё и отчалили. Причем, что характерно, он первый раз в жизни во что-то такое ввязался. Никогда не играл до этого. Спокойный тихий дядька.

– Ит, он не играл, – вспомнил Скрипач. – Он что-то собирал, по какой-то акции, что ли. То ли крышечки, то ли баночки. В общем, сорвал суперприз. В жизни всякое бывает. А дядька хороший был, да. Таким редко настолько сильно везет.

– Забавно, – улыбнулся Леон. – А если серьезно, то… Кир, я бы не сказал, что ты выиграл миллион. Это больше похоже на дополнительный груз, который ты будешь таскать всю жизнь.

* * *

С порталом всё получилось в точности так, как планировали Сэфес. Прошли его быстро, несмотря на погоду и снег. Милтон радовался результатам, как манне небесной – видимо, до этого ничего путного у группы не получалось.

Ит и Скрипач, пока остальные работали, пошли посмотреть на место, где стояли оба госпиталя. Чистильщики тут потрудились на совесть, не осталось вообще ничего. Чистый ровный снег, нехоженый наст. И ведь не скажешь, что еще совсем недавно тут была чудовищная бойня. Всё, так сказать, в первозданном виде.

Интересно, это тоже Эрсай делают? Видимо, они. Ведь только они могут двигать темпоралки на большие сроки – не сами, вместе с техниками Официальной, но всё-таки…

Получасом позже уставшие Кир и Ри сидели в боте, а остальные бродили по порталу, собирая аппаратуру.

– Одного не пойму – зачем на самом деле это надо? – произнес Ит в пространство. – Ну, допустим, Терру-ноль находят на физическом уровне. Так? Милтон, что вы планируете с ней сделать?

Милтон, который в этот момент загружал очередную «дельту» на антигравитационную платформу, пожал плечами.

– Ну, насколько я знаю, уничтожать её вроде бы никто не планирует. Вы же сами понимаете, это-то как раз сделать проще простого…

Конечно, проще простого.

Протащи через любой портал что-то типа «хрустальной пыли», и привет, Терра-ноль. Через сутки всё население планеты будет мертво, а еще через пару дней она начнет саморазрушаться: произойдет смещение магнитных полюсов, сдвинутся континенты, начнутся извержения… и через месяц на месте планеты будет облако обломков.

– Я не знаю, – Милтон отвернулся, снова взялся за «дельту». Ит подошел, вместе они поставили «дельту» на платформу. – Да мне и не положено это знать. Моя задача – найти. Остальное – не в моей компетенции.

– Ну уж так уж и не в вашей, – поддел его Ит. – Наверняка есть какие-то слухи, предположения…

– У меня их нет. Если хотите, поговорите с Огденом, он прибудет завтра.

– Завтра мы точно с ним не поговорим, потому что нужно отработать Сосновый Бор. Не знаете, он долго пробудет… с нами? – Ит усмехнулся.

– Мне он не докладывает, – Милтон надул губы. – Скорее всего, до завершения работы Сэфес. До окончания расчетов.

– Спасибо, – кивнул Ит. – Пойдемте дальше «дельты» собирать, а то врачи будут сердиться, что мы им вовремя Сэфес не отдали.

04

Терра-ноль, Сухой ЛогНастя и Ромка

Лежа на узкой жесткой кровати, Ромка сквозь сон прислушивался к тому, что творилось вокруг. Ночью детский дом жил своей жизнью, по своим законам. Вот прошлепали по полу босые ноги – это десятилетний Стасик побежал в туалет, он чуть не каждый час бегает. В дальнем, «козырном», углу перешептывались, и то и дело мелькал свет карманного фонарика: там резались в карты старшие, лет по пятнадцать-шестнадцать, парни. Элита. По чести сказать, редкие мрази. Рядом, на соседней кровати, кашлял во сне Вовка, он был простужен, но лечить Вовку никто не собирался. Еще чуть дальше, в ряду напротив, шепотом переговаривались о чем-то Эльдар и Славка, ровесники Ромки. Парни в принципе неплохие, но уж очень забитые, всего боятся. Казалось бы, чего им бояться? Дружат давно, в обиду друг друга не дадут… хотя тут как посмотреть. Если на тебя десяток нападет, никакая дружба не поможет.

Остальная часть огромной, на тридцать человек, спальни для мальчиков уже дрыхла без задних ног. Дело шло к часу ночи, в час будет обход, придут двое воспитателей, и лучше бы притвориться, что спишь. Надежнее.

Мимо кровати снова прошлепали босые ноги: значит, Стасик вернулся. Только бы в обход ему не влетело за то, что бегал! «Малявок» Ромке было жалко, потому что отыгрывались и срывали злобу на «малявках» все, кому не лень. А не лень было многим, ох и многим. И делали гадости очень разные.

Например, со Стасиком и Вовкой случалась одна неприятность за другой. Уж очень хорошо Стасик разбирался в математике, его родители были математиками, попали, по его словам «под репрессию», их посадили, а его сюда. Уже год как. Ну, и… все знают, что умных не любят. Вот и Стасика сразу невзлюбили, когда он, девятилетка, влегкую решил задачу для старших классов и простодушно сказал, что это для глупых совсем, он и посложнее может. Ну и понеслось, в тот же день. «Глупые» сильно обиделись, и уже год не давали Стасику прохода. И Вовке за компанию, потому что Вовка тоже был «больно умный», хорошо рисовал, лепил…

В этот раз «малявок» загнали в лесное озеро, которое недалеко от забора и которое холодное; загнали, отобрав одежду, и не давали выйти из воды часа три, кажется. Мальчишки плавали от берега к берегу, пока хватало сил, но у всех выходов из воды стояли «часовые», которые не давали вылезти – били. Когда сил не осталось, оба мальчишки просто стояли в воде и ждали, когда же «часовые» уйдут, а те в это время швыряли в них камнями и палками и ушли лишь тогда, когда прозвучал сигнал к ужину. Спасибо, хоть одежду оставили. В результате Стасик застудил почки, а Вовка, кажется, бронхи. И теперь уже неделю один постоянно бегает писать, а другой всё время кашляет. И самое обидное, что ничем не поможешь…

Ромка перевернулся на другой бок, вытащил из-под подушки кусок серого хлеба, отломил корочку, сунул за щеку. Как конфета – подумалось ему. Если бы несколько месяцев назад ему, Ромке, кто-то сказал, что он будет радоваться таким «конфетам», он бы по меньшей мере удивился и про себя бы решил, что говорящий не в своем уме.

И вот поди же ты…

А еще – картошка. Дома мама картошку готовила нечасто: ссылалась на то, что картошка неполезная, что лучше есть другие овощи, типа брокколи, цветной капусты, перчиков, шпината и всего прочего. Мол, они лучше.

Ох, мама. Картошка, да будет тебе известно, самый полезный овощ на свете. И самый вкусный. Потому что, мама, знаешь, какая самая лучшая приправа к любой еде? Голод. И картошка, поверь, в самый раз.

Конечно, в детском доме не голодали, но еды было в обрез, «впритык», как любил говорить местный повар по кличке Кот-Ученый. Он был из бывших зэков, этот самый Кот-Ученый, но детей любил и на них особенно не экономил, разве что кролей помоложе и помягче утаскивал с собой, и кур, когда привозили кур.

Но картошка…

Ромка вспомнил, как Насте досталось в первые дни пребывания в этом детском доме, и поморщился. Сволочи поганые. Сейчас, понятно, уже не трогали, но тогда Настя получила так, что мало не покажется.

После уроков, которых было всего четыре каждый день, часть детей отправляли на огород, а часть на кухню, помогать Коту-Ученому готовить обед. В тот раз на огород на прополку отправили пацанов, а девчонкам досталась кухня, и, разумеется, Кот-Ученый определил их чистить картошку. Настя, которая тогда еще толком не отошла от шока, в первые минуты не поняла, что происходит. Перед ней, как и перед другими девочками, стояла миска, в которую положено было складывать почищенную картошку. Когда Настя вытащила из общего бака четвертую по счету мокрую помытую картофелину и принялась добросовестно возить по ней тупым ножиком, она обнаружила, что в её миске чищенных картофелин больше нет – они перекочевали в миски товарок, сидевших справа и слева от неё.

По картошке была выработка. Каждой девочке было положено почистить пятнадцать штук. Не почистишь – не дадут ужина…

– Отдай, – попросила Настя девочку, сидевшую слева. Та в ответ сложила из потемневших от картофельного сока пальцев кукиш и сунула Насте под нос.

– Накося выкуси! Ворона! Проворонила, а я тебе «отдай». Обойдешься!

– Ты их у меня своровала, – проявила твердость Настя. – Отдай!

– Да пошла ты!.. Нету у меня их! Отвали, приблуда!

– Ты… – начать толком фразу Настя не успела – соседка быстро и неожиданно сильно толкнула её в плечо, и Настя тут же очутилась на полу, хорошо еще, что табуретки, на которых сидели девочки, были совсем низенькие.

– Что за шум, а драки нету? – Кот-Ученый стоял на пороге комнаты, где чистили овощи, и недоуменно оглядывался. – Чего на полу разлеглась, новенькая? А ну, подъем!

– Они… – Настя всхлипнула.

– Она у нас картошку спереть хотела, – тут же нашлась воровка-соседка. – Драться лезет! Косма Ульянович, чё она?!

– Воровать нехорошо, – осуждающе покачал головой Кот-Ученый. – Настасья, да?

Настя кивнула. Помимо воли в глазах сейчас закипали слёзы, и страшно, до боли, хотелось к маме, домой, в Питер, туда, где никогда такого не было и никогда не будет…

– Что ж ты, новенькая, а сразу воровать, – пожурил её Кот-Ученый. – Вставай давай и садись чисти. На первый раз прощаю, но если завтра норму не сделаешь, на ужин только хлеб получишь. Уяснила?

– Я не воровала, это они…

– А вот ври, да не завирайся, – погрозил пальцем Кот-Ученый. – «Они». Они тут уже по три года живут, а ты без году неделя. Всё. Давайте, девки, живехонько, а то через час парни с огорода придут, а у нас пюре не готово. Кипит уже вода. Резче, чертовки малолетние!..

Когда за ним закрылась дверь, соседка подсела к опешившей от такой бесцеремонности Насте вплотную и прошептала:

– Кто доносит, тот головы не сносит, сучка. Поняла?

– Доносчику – первый кнут, – шепнул голос с другой стороны. – Паскуда. Рот закрой, воробушек залетит.

– И во рту ежа родит, – подсказала соседка. – Давай, чисти. Сопли вытри и хавалку заткни. Нюня.

* * *

…Конечно, вечером Настя всё рассказала Ромке. Конечно, Ромка вознамерился поймать в тихом месте этих соседок и показать им, где раки зимуют, но Настя, которая в таких делах соображала порой быстрее, чем он, отговорила. Она уже понимала, что происходит, – и каким-то волевым усилием, неожиданным даже для себя самой, сумела собраться и взять себя в руки.

– Ром, нельзя, – удрученно сказала она, когда Ромка закончил свои разгневанные речи. – Будет только хуже.

– Хуже, по-моему, уже некуда, – покачал головой Ромка. – Ох, Настька, влипли же мы с тобой.

– Влипли, – кивнула в ответ девочка. – Ром, я так домой хочу.

– Я тоже хочу…

Они сидели на низком полуразрушенном заборчике, который раньше огораживал детскую площадку для малышей, сейчас заброшенную, заросшую бурьяном, полынью да молодыми березками. До здания детского дома, старого, но еще крепкого, было метров тридцать, раньше к площадке вела мощеная дорожка, но сейчас от дорожки тоже почти ничего не осталось: вывороченные из земли бордюрные камни да несколько покрытых мхом расколотых плит.

– Значит, это и есть Терра-ноль, про которую ты рассказывал? – Настя сидела, обхватив себя руками за плечи и глядя в никуда. – Жутко тут.

– Я рассказывал только то, что говорили папа с мамой, – возразил Ромка. – Я же здесь не был никогда. А вот родители долго прожили. Лет восемьдесят или даже больше. Им нравилось.

– Восемьдесят? – переспросила Настя.

– Настюх, я тебе сто раз говорил, что у нас все долго живут. – Ромка, кажется, немножко рассердился. – Да. Восемьдесят. В семье всем уже по многу лет.

– По многу – это сколько?

– Ну… – Ромка призадумался. – Папе, кажется, триста девяносто, маме сто семьдесят, но на самом деле больше, она же воссоздание проходила после того, как умерла. Иту и рыжему… Ит говорил, что они постарше, чем папа, из-за Терры-ноль как раз, значит, им триста девяносто с какими-то копейками, наверное, Фэб и Кир – ровесники мамы, они тоже после воссоздания…

– Если бы тебя кто-то нормальный слышал, он бы решил, что ты чокнутый, – Настя вздохнула. – Ты сам-то понимаешь, Ром? Триста девяносто лет! Люди столько не живут.

– Живут, – возразил Ромка. – Они и дольше живут. Если ты про что-то не знаешь, это не значит, что этого чего-то не существует. Вот, например, как мы сюда попали, ты поняла?

– Нет, – призналась Настя после секундного молчания. – Вообще ничего не поняла.

– Рассказать?

– Ну, расскажи. Только так, чтобы понятно было, – попросила девочка. Она знала, что друг может рассказать так, что ей останется только хлопать глазами. Потому что ну ничего не понятно, совсем. – Как маленькой расскажи. Ладно?

Ромка хихикнул. Про «как маленькой» было их личной шуткой. Он и уроки ей частенько объяснял «как маленькой», и произведения для ансамбля в музыкальной школе. Вот и сейчас…

– Ну, давай «как маленькой», – согласился он.

Сначала нас затащили в десантный бот. Сам я их раньше не видел, но папа рассказывал очень подробно, поэтому бот я узнал. Тащили боевики Официальной службы, это такие обученные солдаты, причем обученные именно для полевой работы на планетах.

– А есть которые в космосе работают?

– До фига их есть, самых разных.

Дальше этот бот пошел через Солнечную систему, а для того, чтобы через неё пройти быстро, Мастер путей выстроил проход Вицама-Оттое…

– Что это такое? – не поняла Настя.

– Ну… это когда человек, который умеет это делать, соединяет две точки в пространстве, и корабль перемещается от одной к другой гораздо быстрее, чем он бы переместился, если бы просто шел на двигателях. Это что-то энергетическое, но я точно не знаю, что именно.

Так вот. Корабль привез нас к месту, в котором расположены порталы Сети Ойтмана.

– Светящиеся огненные круги в космосе? – догадалась Настя.

– Они самые. Это тоже проходы, как бы тоннели в пространстве, – Ромка задумался. – По таким тоннелям можно уйти очень далеко. Очень.

– Даже в другую галактику? – не поверила девочка.

– Да в любую, наверное, – пожал плечами Ромка. – Я не спрашивал. Знаю, что очень далеко и что эта Сеть – нелегальная. Ну, раньше была нелегальная.

– А есть еще и легальная? – с интересом спросила Настя.

– Есть. Она как раз следующей была.

…Помнишь, мы высадились на какую-то планету, а потом нас повели на такой высокий холм…

– На котором стояли стены от домов, которых не было?

– Угу. Это не стены от домов, это блоки перемещения. Вот это уже легальная Транспортная Сеть, через неё очень много разумных ходит.

Через эту Сеть мы попали на планету, которая называется Орин, а потом доехали до портала. Ну, та площадка, рядом с которой забор и сад. А через эту площадку попали уже сюда.

– Я не поняла, как мы попали, – призналась Настя. – Это тоже какая-то… Сеть?

– Не-а, – Ромка отрицательно покачал головой. – Что такое эти порталы, вообще никто не знает. Этим как раз папа занимался, мама, Бертик и ребята. Да все занимались, вся семья. Много лет. Ну и вот, через этот портал мы попали уже сюда.

– Кошмар, – Настя поежилась. – А обратно нам как-то можно, Ром? Если мы убежим, доберемся до этого портала, и…

– Ничего не получится, – Ромка понурился. – Ну, убежим. А куда дальше? Мы даже не знаем, где мы. Денег у нас нету. Да еще и ты очень заметная.

– Потому что одуванчик?

– Да, потому что ты одуванчик. – Ромка щелкнул её по носу. – Не куксись, чего-то придумаем. Просто папа всегда говорил, что всё надо делать с умом. Не наобум. Бежать тоже…

– Я тут долго не смогу, – Настя отвернулась. – Не смогу, Ром…

– Давай я лучше поучу тебя драться, – предложил Ромка. – Меня Ит и рыжий учили. Только предупредили, чтобы я это использовал в самом крайнем случае. По-моему, у нас сейчас и есть крайний случай.

– Крайнее некуда, – подтвердила Настя. – Ром, научи. Вдруг они меня побьют?

– Я им побью, – Ромка нахмурился. Соскочил с заборчика, огляделся. – Нет, тут нельзя. Пойдем куда-нибудь, где никого нет, покажу тебе пару приемчиков.

* * *

Через месяц всё стало потихоньку налаживаться.

Ромке пришлось выдержать пару нешуточных схваток со старожилами, и вышел он из этих схваток безоговорочным победителем. Больше ни к нему, ни к Насте не лезли. Насте, кстати, тоже пришлось отбиваться от «доброжелателей», и после того, как она расквасила кому-то нос, а кому-то отбила руку, от неё тоже отвязались.

Дружбы, правда, ни с кем не возникло, но это ни Настю, ни Ромку совершенно не тяготило. В банке с пауками какая дружба, если тут каждый сам за себя и каждый так и норовит сделать товарищу гадость? Да еще и воспитатели за дружбу могли жестоко наказать, так что рисковать и заводить приятельские отношения решались немногие. Разве что самые старшие, которых даже воспитатели побаивались.

Они по-прежнему, как и раньше в школе, держались друг друга, но научились постепенно осторожничать и скрытничать. Встречались в укромных уголках запущенной территории, подолгу говорили, спорили. Было ясно, что сидеть тут до бесконечности невозможно, что этак можно постепенно опуститься и превратиться во что-то типа Вовчика или, что еще хуже, Кота-Ученого, а вот этого совершенно не хотелось. Совсем…

Для бесед, впрочем, времени осталось очень немного.

Детский дом жил согласно довольно строгому распорядку. Подъем в семь, проверка спален, завтрак, и к восьми – на занятия. Тупее этих занятий Ромка ничего и придумать не мог, но пришлось привыкнуть сидеть и делать вид, что выполняешь то, что задавали – иначе от учителя могло и прилететь. Русский язык – длинные бестолковые упражнения, которые следовало переписывать из учебника в тетрадь, литература – унылое чтение вслух по очереди все сорок пять минут занятия, математика – с которой справился бы и третьеклассник, и труд, на котором мальчики изучали столярное и слесарное дело, а девочки – устройство швейной машинки по обшарпанной картонной схеме, потому что ни одной работающей машинки в детдоме не имелось. После уроков классы отправлялись на огород и на кухню, полоть, поливать и помогать Коту-Ученому с готовкой обеда и ужина. После обеда полагался еще один урок труда и урок военной подготовки, вот только чаще всего ни одного из этих уроков не было. Трудовик после обеда любил принять на грудь горячительного и ложился спать, а военрук почти каждый день уезжал вместе с завхозом в город, чтобы добыть для детдома хоть что-нибудь, поэтому уроки НВП проводил пару раз в неделю от силы. И это было обидно, потому что единственным человеком, который нравился, был именно он.

* * *

Курочкин Валерий Николаевич, в обиходе – КВН, оказался дядькой толковым, веселым и действительно дельным. Всё его «хозяйство», как он называл свой кабинет и два склада, было всегда отдраено до блеска и содержалось в образцовом порядке. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: до складов и стрельб из пневматических винтовок КВН допускал лишь тех учеников, которым почему-то доверял, остальным же приходилось довольствоваться теорией и всякой мелочью типа укладки аптечек, проверки противогазов и ползаньем по-пластунски под натянутой между стульями суровой ниткой.

– Жопу втяни, охламон! – покрикивал КВН, когда кто-нибудь из мальчишек задевал нить и стулья начинали угрожающе покачиваться. – Развалился, как тюлень на пляже!.. Всё, прострелена жопа твоя, пошел в конец строя. Следующий!

Занятия у КВ На были необременительными и чаще всего проходили весело, да и не держал КВН никого больше двадцати минут. Поползали, посмотрели что-нибудь, освежили немножко немудреные знания – и свободны. «Любимчики», однако, оставались. Брали вязкие соломенные мишени, пневматики, противогазы, аптечки и шли за здание детдома, на физкультурное поле. Тренироваться. Тренирующихся было немного, полтора десятка, и к ним отношение у КВНа было совсем иное.

Сначала он устраивал ученикам небольшую пробежку, причем с выкладкой – пояс, на котором висели противогаз и аптечка, и незаряженная пневматика на плече. Пока дети бегали, он ставил у покосившихся футбольных ворот мишени и шел в ближайшие кусты проверять, не забрел ли кто случайно на линию выстрела: к безопасности у него было особое отношение.

Потом начинались сами стрельбы. Мишени КВН привозил из ближайшей военной части, печатные, и каждый раз на них было разное. То – голова солдата в непонятно какой каске. То – стилизованный танк. То – самолет. То просто концентрические круги и цифры. «Десятка», правда, присутствовала на всех мишенях. Каждому стрелку КВН выдавал по десять пулек: три – стрельба лёжа, три – с колена, три – стоя, и один выстрел – «призовой», как больше нравится.

Потом стреляли.

Мишеней у КВ На имелось четыре, на складе, правда, было, по слухам, два десятка запасных, но КВН их никому не показывал, поэтому мишени экономили – после стрельб выковыривали оттуда завязшие пульки. Стреляли долго, почти полчаса, слушая наставления: как правильно лежать, как правильно во время выстрела дышать, как плавно нужно спускать курок. Отстрелявшись, собирали мишени, винтовки и шли обратно в класс. Нужно всё было разложить по местам, винтовки почистить и поставить в сейф, класс прибрать. В общем, хорошая и надежная военная дисциплина, которой, судя по всему, многим в детдоме недоставало.

Ромка и Настя попали на занятия к КВ Ну через две недели после того, как очутились в детдоме. Отсидев положенное время, они с удивлением увидели, что больше половины занимающихся собирают учебники и отправляются по своим делам. Ромка, глянув на это, пожал плечами, Настя тоже. И они остались сидеть за своей партой, ожидая продолжения.

– А вы чего? – удивился КВН, заметив, что они не ушли. – Свободны. Идите.

– Но другие-то остались, – осторожно возразил Ромка.

– И что?

– Можно нам тоже остаться? – спросила Настя.

– Зачем?

– Так урок еще не кончился…

КВН посмотрел на них с интересом.

– Ну а я отпустил с урока-то, – добродушно усмехнулся он. – Пошли бы, побегали.

– Так не положено, – решился Ромка.

– Почему?

– Потому что положено весь урок, до конца.

КВН задумался. Хмыкнул.

– Ну, оставайтесь тогда, – предложил он. – Стрелять умеешь?

– Смотря из чего. – Ромка встал. – Пистолет считается?

– Смотря какой, – поддел его КВН. – Модель?

– «Арктик-170» и «Витязь». – Это оружие хранилось у Кира, его брали с собой в поездки, и иногда, очень изредка, по словам Скрипача, «охотились на консервные банки».

– Не знаю таких, – пожал плечами КВН. – «Терьер-84»?

– Не знаю такого, – с сожалением ответил Ромка.

– Гм… Автоматическое оружие?

– Многозарядная пневматика «Гелекси Страйк».

Пневматику держал на даче отец Насти. Тоже «охотился на банки». Им с Настей за всё время пневматика досталась раза четыре или пять, на часик, причем под надзором. Прицел у неё был сбит, и первый раз, пока пристреливались, баллончик со сжатым воздухом кончился…

– Что еще за зверь?

Ромка принялся объяснять. КВН задумчиво покивал.

– Ясно, знаешь, – подытожил он. – Торгачев, да?

– Ага.

– Ну, ладно. Значит, так. Если хорошо себя проявите, оставлю в группе. Если нет, попрошу на фиг отсюда. Ясно?

– Ясно.

– Торгачев и… Настя Давыдова? – КВН посмотрел в журнал.

Настя кивнула.

– А ты из чего стреляла?

– Тоже из «Гелекси Страйк» и из лазерного пистолета на полигоне, но это же не считается?

– А чего за полигон?

Ромка и Настя принялись рассказывать – про игровой полигон под Питером, на который несколько раз ездили двумя семьями. Подростков там делили на команды, потом выдавали специальные костюмы, который фиксировал выстрелы, и нужно было у команды-противника отобрать «талисман».

КВН, не дослушав, начал смеяться. Настя с Ромкой недоуменно переглянулись.

– «Фиксировал выстрелы», – простонал КВН сквозь смех. – Атас, держите трое… Мальчик, ты хоть знаешь, что такое война, а?

– Знаю, – разозлился Ромка. – У меня…

– Чего – у тебя?

– У меня родственники – военные врачи. Настоящие. – Ромка вытащил из нагрудного кармана «красную пулю» и положил себе на ладонь. – Такое видали?

КВН разом утратил веселость.

– Откуда? – строго спросил он.

– С операции одной, а с какой – не скажу, – ощерился Ромка. – Чего вы так про полигон? Это же просто игра.

– А ты с норовом, – заметил КВН. – Дай-ка посмотреть… Хм. «Гюрза». Желтая линия. Нэгаши… Кто же твои родственники, мальчик?

– Наверное, они очень плохие люди, раз их посадили в тюрьму, а меня отправили сюда, – Ромка прищурился.

– Живы?

– Мама – да. Про остальных не знаю.

– Ясно. Ладно. Значит, так. Остаетесь, будете заниматься с нами. Белоглазова, выдай им потом снарягу и проведи первый курс по газам и поражениям.

– Слушаюсь, Валерий Николаевич, – маленькая, тощая девочка поднялась со своего места. – А стрельбы?

– Это я сам займусь. Пусть первый раз просто поглядят.

* * *

Про маму Ромка старался не думать. Но не думать совсем не получалось, хоть ты тресни. Порой ему начинало казаться, что он ощущает её, словно мама где-то рядом. Может быть, она старается «нащупать» меня, думалось ему в такие моменты. Может быть, просто очень сильно скучает обо мне, думает, тоскует. После таких моментов на него порой накатывала отчаянная бессильная злость. Он же мужик, черт побери! Ему через месяц тринадцать лет!.. В таком возрасте уже воевали, и успешно (не так давно они читали всем классом на литературе книгу, называвшуюся «Подвиг партизана», как раз про мальчишек, которые воевали в Гражданскую – книга была о реальных людях), а он сидит тут, как распоследний лох, и огурчики пропалывает. Надо бежать, думал он. Бежать и спасать их как-то – и маму, и Бертика, и, наверное, Фоба. Но Фоба, скорее всего, уже убили… Ромка понимал, что Фэб может быть для Официальной по-настоящему опасен, и иллюзий не строил. Маму и Берту точно надо спасать. Обязательно. Он сильный и справится, он спасет их.

Но как?

Во всем нужна последовательность, учил когда-то Фэб. Во всем. Хорошо, значит, мы с Настей будем последовательными. Сначала надо составить какой-то план, но для того, чтобы составлять план, нужно знать местную специфику и кучу всяких подробностей. Это, кажется, уже говорили Ит и Скрипач. Им-то хорошо, думал Ромка, их этому учили когда-то. А меня не учили. И Настю не учили тоже. Значит, придется учиться самим.

Детский дом располагался в Свердловской области, неподалеку от городка Сухой Лог, рядом с поселком Шата. До Москвы (а Ромка думал, что мама должна быть в Москве) полторы тысячи километров, и как, не имея ни копейки денег и ничего не зная, их преодолеть? Задача выглядела совершенно нереальной. Сюда, в эту самую Свердловскую область, их с Настей везли неделю, в закрытом наглухо купе огромного БЛЗ, в составе автопоезда. Это значит, что нужны деньги, чтобы хотя бы вписаться в такой вот автопоезд, верно?

Но сколько стоят билеты? И разрешено ли тут подросткам путешествовать самостоятельно или только в сопровождении взрослых? Какие нужны документы? И не снимут ли их с автопоезда первые же патрульные, как беглецов?

А если ехать нелегально… то как? Это ж уметь надо, а мы не умеем.

«Если» было какое-то неимоверное количество, и с каждым днем их становилось всё больше. Если, если, если, если… Если, допустим, получится добраться до Москвы, то где искать маму и Берту? В тюрьме? А в какой? Сколько вообще в Москве тюрем? Или, может, они не в Москве вовсе, вдруг их куда-то еще повезли?

Через пару месяцев Ромка начал эти «если» от себя гнать, как чуму. Они мешали, они не давали сосредоточиться, они вызывали натуральное отчаяние.

Лежа в спальне по вечерам, с хлебной коркой за щекой, он думал – но теперь уже о другом. Совсем о другом.

Например, о том, как всё будет хорошо, если у них с Настей всё получится. Как обрадуются мама и Берта. Как они, уже все вместе, что-нибудь придумают и отправятся, наконец, обратно домой, в Питер, и там, в Питере, он первым делом поведет Настю есть мороженое, и они съедят столько, сколько смогут, а потом пойдут пешком на Васин остров и будут там бродить всю ночь, если родители позволят… наверное, нам будет уже по четырнадцать, думалось ему, а в четырнадцать это уже почти взрослый человек, это уже с паспортом, и, наверное, уже можно… эти мысли, сладкие и горькие одновременно, каждый раз уводили его в сон, и во сне он почему-то часто видел почти одно и то же – он и Настя идут под светлым Питерским небом, сквозь белую ночь, идут и говорят о чем-то, и у каждого в руке – стаканчик с пломбиром, а у Насти еще и цветок, тоже всегда один и тот же – почему-то лиловая гицера, «знак принцессы» династии Ти, рауф, и почему она у Насти, совершенно непонятно, но ей так идет это всё – и мороженое, и белая ночь, и слабо светящийся в темноте лиловый цветок…

* * *

Они начали потихоньку тренироваться. Таясь, не показываясь никому на глаза – не доверяли. Сначала совсем по чуть-чуть, потом втянулись, вошли во вкус.

– Нагрузка – она как пирожное, – объяснял Ромке в своё время Кир. – Её должно хотеться. Вот тебе хочется пирожное, да?

– Ага, – соглашался Ромка, которому на момент объяснения было десять. – Еще бы!

– Вот! – наставительно поднимал палец Кир. – А мне хочется отжаться сотню раз. И почему?

– Почему? – с интересом спрашивал Ромка.

– А потому, что мне это нравится, понимаешь? Нагрузки должно хотеться. Кто привык пирожные хавать, тот хочет пирожных. Кто привык нагрузку себе давать, хочет нагрузки. Уяснил?

– Уяснил, – соглашался Ромка. – Ну, правильно. Юля Андреевна вон дня без гитары не может прожить.

– Верно. Потому что это тоже нагрузка. Рыжий с Итом привыкли свою программу работать, хотя бы по часу в день…

– И бегать.

– Правильно, и бегать. А я привык делать силовые. А Фэб привык делать слоу. А Берта привыкла…

– Думать, – ехидно подсказывал Ромка.

– И это верно, потому что думать – тоже нагрузка, и еще какая. Но она и тренироваться привыкла.

– А мама привыкла танцевать.

– Не только. Мама и папа тоже тренируются каждый день, но по другой программе. Ты же знаешь.

– И я тоже.

– И ты тоже. И все мы…

…Сейчас Ромка вспоминал всё, что мог вспомнить. Что показывали Кир, Фэб, рыжий, Ит. Все упражнения, которые делал с мамой и отцом. Все приемы. Для тренировок они выбрали заброшенный угол рядом с забором, очистили от веток и сорняков – получилась вполне приличная площадка. Потом Ромка украл из мастерской обрезок железной трубы – и через неделю площадка обзавелась приличным турником. Один конец трубы прикрепили проволокой к забору, второй – к удачно растущему рядом старому дереву.

Настя, до этого спортом никогда не увлекавшаяся, втянулась «в режим» на удивление быстро. Свои пушистые белые волосы, из-за которых её в незапамятные времена прозвали Одуванчиком, она теперь стягивала в хвост, и этот её новый образ Ромке ужасно нравился – с гладкой прической Настя выглядела взрослее, серьезнее. Даже характер её, до этого казавшийся исключительно мягким и кротким, начал меняться. Появилась несвойственная раньше твердость и решительность. Себя она не щадила: если растяжки, то едва не до слёз, если отжимания – то до боли, если упражнения – то до тех пор, пока не получится.

– Ну, ты даешь, – искренне восхищался подругой Ромка, когда Настя с гордостью продемонстрировала ему косой шпагат, потом прямой шпагат, а потом – абсолютно безупречную «серию» из боя с тенью, которой они занимались последнюю неделю. – Круто!..

– То ли еще будет, – пообещала Настя, затягивая хвост потуже – лента всегда норовила сползти с непослушных молодых волос во время упражнений. – Я еще тебя сделаю, Торгачев. Вот увидишь!

– Верю, – усмехнулся Ромка. – Давай следующую «серию» учить.

– А потом спарринг?

– Ага.

Занимались они обычно по вечерам, через полчаса после ужина – пусть утрясется. Всей тренировки получалось больше двух часов, до темноты. Потом шли на озеро, мылись, и только после этого возвращались в детдом, уже к отбою.

Понятное дело, поговаривали про них разное. И что Давыдова, того и гляди, в подоле принесет. И что они воровать в Шату ходят. Пару раз их вызывали к директору, но оба раза безрезультатно. Ромка спокойно объяснил, что ни в какую Шату они не ходят, ничего не воруют и не собираются, а ходят они на озеро, потому что любят плавать и почитать книжку в тишине. Настя его слова целиком и полностью подтвердила и предложила директору «сходить посмотреть наше место», а Ромка предъявил их с Настей читательские билеты из местной библиотечки с длинным перечнем того, что они брали и всегда сдавали в срок. Директору пришлось отстать, тем более что за «своих ребят» неожиданно вступился КВН, от которого никто такого героизма не ждал.

Читали они и в самом деле много – а как иначе узнаешь местную специфику? Правда, и Ромку, и Настю еще в четвертом классе обучил скорочтению Ри, поэтому на книгу небольшого объема у каждого из них уходило по часу-полтора, а на журнал – полчаса. Библиотека была скудная, интересного в ней было всего ничего, но выбирать не приходилось.

* * *

После первого разговора прошел месяц, и какая-то добрая душа снова донесла, что «Торгачев с Давыдовой шляются».

Снова вызвали.

Только в этот раз ни Ромка, ни Настя этого вызова уже не испугались. Местные порядки они изучили более чем хорошо и поняли, что оснований бояться директора у них нет.

По крайней мере, пока.

За то, что уходили, им влетело, но не особенно сильно – видно было, что мысли директора заняты чем-то другим.

– Читать, значит, ходите, – пробормотал он. – И много читаете?

– Ну… да, – подтвердил Ромка. – А чего еще делать?

К моменту второго разговора с директором они уже осилили всю серию «Московских историй» Тщатнева, все четыре тома «Энциклопедии геополитики» Авдеева, два тома «Исторической детской энциклопедии», составителем которой был большой коллектив авторов, и пятнадцать номеров журнала «Наука и жизнь» – больше «науки» в библиотеке не имелось.

– Мы бы еще что-нибудь почитали, – сообщил Ромка слегка остолбеневшему от перечня книг директору. – А то скучно.

– Оценки какие у них? – спросил директор преподавателя, который по совместительству был еще и завучем. – Математика?

– Пятерки у них, – сообщил завуч замогильным тоном. – Да, математика тоже.

– Ладно, – директор задумался. – Вот чего. Вы у меня тогда поедете на математическую олимпиаду в Сухой Лог, а я вам за это, так и быть, еще книжек привезу. Но чтобы выиграли!

– Мы постараемся, – Ромка вежливо улыбнулся.

– Угу. А теперь кыш отсюда.

* * *

Поездка – это разведка.

Первая серьезная разведка за три месяца.

– Может, рванем? – предложила деловая Настя, когда они вышли из кабинета директора и направились к кабинету НВП по длинному обшарпанному коридору, мимо закрытых сейчас классных комнат.

– Сдурела? – Ромка покрутил пальцем у виска. – Денег же нет.

– Ох… ну да. А если украсть?

– У кого ты их украдешь? Тут у всех очень мало, а до Москвы доехать стоит ого сколько.

В ценах они уже сориентировались.

До Свердловска билеты стоили по четыре рубля на каждого.

А вот до Москвы – по сто сорок два рубля, самые дешевые, в общем отсеке автопоезда.

Зарплаты у педагогов и директора были по пятьдесят рублей с какими-то надбавками, и давали их в два приема: аванс и получка. Для того чтобы раздобыть нужную сумму, пришлось бы грабить кассира, а как можно ограбить бронированный «Лиаз», на котором тот ездил, ни Ромка, ни Настя себе не представляли совершенно.

– Не будем мы никого грабить. – Ромка вдруг остановился посреди коридора. – Воровать нехорошо, Насть.

– Сама знаю, что нехорошо. А как тогда… чтобы честно?

– Не знаю.

В кабинет они пришли первыми, сели за свою парту неподалеку от настежь открытого окна. За окном во дворе старшие гоняли в футбол – слышались тяжелые удары по мячу, чей-то смех. Под окном росли здоровенные репейники, которые никто и не думал косить. Настя перегнулась через подоконник, сорвала пушистый колкий репейный шарик и прицепила к воротнику Ромкиной потасканной рубашки.

– Ну и зачем? – спросил он.

– А просто так, чтобы было.

– Делать тебе нечего, – проворчал Ромка. Отцепил цветок от воротника, сжал в пальцах. – Черт, колючий…

– Как ты, – поддела его Настя. – Что-то ты совсем хмурый стал.

– День рождения послезавтра. – Ромка опустил голову. – Просто вспомнил… как дома было. А тут ничего не будет. Сама знаешь.

– Это у кого это день рождения и ничего не будет? – В кабинет вошел КВН и плотно прикрыл за собой дверь. – Давайте, рассказывайте.

– У меня не будет. Потому что дома мы всегда… ну, всей семьей, – Ромка запнулся. – А тут…

– А тут иначе, да, – согласился КВН. Вытащил из кармана ключ от кабинета и зачем-то запер дверь. – Торт не обещаю, а вот подарочек для тебя найду, пожалуй.

– Не надо, – попросил Ромка. – Я ж вам никто.

– Ну, это как сказать, – туманно заметил КВН. – Мальчик ты способный. И ты, Настенька, девочка способная. Вот только момент один, дети. Ну-ка сядьте ко мне поближе и послушайте. Это важно.

Взяли стулья, пересели к учительскому столу, за который полуминутой раньше сел КВН.

– Так, – КВН говорил сейчас гулким шепотом. – На площадку эту вашу пока что не суйтесь. Были там… не надо туда. Пусть думают, что не ваша.

– Директор был? – удивилась Настя.

– Кабы директор, – вздохнул КВН. – Хуже. То, что вы ноги сделать намылились, даже ежу понятно.

– Валерий Николаевич… – начал было Ромка, но тот остановил его взмахом руки – не перебивай, мол.

– Придется вам делать ноги, – продолжил он. – Но только не сейчас и не так, как вы задумали. Через месяц где-то, может, пораньше. Но не сейчас.

– Почему? – Настя почувствовала, что ей становится страшно.

– Потому что официалка хочет сделать что-то с вами, но не решила пока, что именно. Хреновые дела у вас, ребятки, честно сказать.

– Почему вы нам помогаете? – вдруг сообразил Ромка. Впился пристальным взглядом в учителя. – Валерий Николаевич, правда, почему?

– Потому что очень много лет назад один хороший ученый очень сильно помог моей матери. Да, деньгами. И участием. Она работала лаборанткой в одном институте в Москве, и когда она серьезно заболела и от неё отвернулись все, этот ученый прознал про то, что с ней случилось, и помог ей, совсем молодой девчонке, вылечиться. И даже оплатил серьезное геронто через знакомых в Официальной, продлив ей жизнь лет на сто пятьдесят… она до сих пор жива и здравствует. Ученого этого звали Ри Нар ки Торк. Потом его жена погибла, и, насколько я знаю, в Москву он больше не приезжал, поселился окончательно в Питере, а потом… не знаю я, что было потом, но как я мог не узнать сына человека, портрет которого до сих пор висит у мамы на стене и на которого она по сей день чуть ли не молится, как на икону? Вы с ним очень похожи, Роман, почти что одно лицо.

– Спасибо, – прошептал Ромка. – Валерий Николаевич, а мама тогда не погибла. Ну, то есть погибла, но потом… папа её вернул. Это называется воссоздание.

– Слыхал, – кивнул КВН. – Так я про что, ребятки. Официальной я не верю, вы, я думаю, тоже.

Настя и Ромка синхронно кивнули.

– Вот. Придется вам делать ноги…

– Куда? – тут же спросила Настя.

– Ну уж точно не в Москву, – ухмыльнулся КВН. – Свердловск слишком близко… Я бы посоветовал вам уйти в лес, но для того, чтобы уйти в лес так, чтобы нашли не сразу, придется поучиться.

«Самоубийство, – подумал вдруг Ромка. – Это самоубийство, мы же не сможем!»

– Валерий Николаевич, мы не сможем, – покачал он головой. – Мы никогда в лесу не жили.

– Ну, всё бывает в первый раз, – пожал плечами тот. – И потом, может быть, что и не совсем в лесу… ладно. Насчет подарка послезавтра не забудьте.

* * *

Подарок, о котором говорил КВН, оказался не просто хорошим, нет.

Знатный это был подарок, такой, о котором мечтал любой мальчишка, но вот только у одного на сто тысяч эта мечта сбывается.

При других обстоятельствах Ромка, наверное, этому подарку обрадовался бы, как сумасшедший, но сейчас… сейчас он ощущал, как противно тянет под ложечкой и как потеют ладони – ведь подарком этим, увы и ах, ему сейчас предлагают, по всей видимости, в ближайшее время воспользоваться.

И вовсе не для «охоты на консервные банки».

Вот только… царапало сейчас какое-то воспоминание, давнее, старое; почему-то виделся угол стола, покрытого бордовой скатертью, и рассеянный свет торшера, который купил папа; и был какой-то семейный праздник, который уже подходил к концу, и в углу говорили о чем-то взрослые, а ему было девять, и он уже хотел спать, но…

Точно.

Всё так и было.

Так вот это откуда…

– Валерий Николаевич, я не могу это взять, – он решительно отодвинул «Терьер» от себя. – Простите.

– Почему? – с интересом спросил военрук.

– Потому что родители не позволяли мне даже скутер, а вы предлагаете боевое оружие, – спасибо, папа, за урок. И тебе, Фэб, спасибо. И тебе, Скрипач. И тебе, Ит, тоже спасибо – за воспоминание об этом самом вечере.

Настя смотрела на него непонимающим взглядом. Ромка встал, улыбнулся военруку. Настя тоже встала.

– Нам завтра, как обычно, приходить, да? – невинным голосом спросил Ромка.

– Ну… да, конечно. – КВН убрал «Терьер» в ящик стола. – Зря ты так, парень. Я же по старой дружбе.

– Понимаю. – Ромка совсем по-отцовски прищурился. – А я по старой дружбе не возьму. Вдруг малявки найдут случайно, а? Боюсь я что-то. Ладно, пойдем мы, Валерий Николаевич. До завтра.

На улице Настя силком оттащила его к воротам, заставила сесть на бордюр, схватила за плечи и требовательно спросила:

– Ромка, ты почему не взял?! Пистолет же уйму денег стоит! Можно было бы продать, обменять… защититься, в конце концов!.. Ну, ты даешь, Ром… Ну ты и дурак…

– Нет, я не дурак, – возразил Ромка. – Знаешь, что он сейчас разыграл?

– Что? – растерялась Настя.

– Ит и Скрипач рассказывали. Им тут, на Терре-ноль, когда-то сильно помог врач один, Сергей Волков, кажется. Так вот, Настюха. История, которую нам сейчас тиснул КВН, очень похожа на ту, которую рассказывали они[3]. Понимаешь?

– Нет…

– Такая же история! Ну или почти такая же. Тот врач им помог, прикрыл, избавил от неприятностей – из-за того, что в молодости дружил с Фобом. А этот выдает примерно то же самое, только его мама в молодости якобы дружила с папой! Понимаешь?!

– И чего?

– А того, что возьми мы этот пистолет, у нас бы были неприятности. И большие.

– Какие?

– Понятия не имею!..

– Ты думаешь, что КВН решил нам нагадить вот так? – поразилась Настя.

– Не думаю, что это КВН. Это, наверное, официалка, – Ромка задумался. – Не знаю только, зачем мы ей понадобились, но… Думаю, папа бы сказал, что я правильно поступил. И мама тоже.

Настя покачала головой.

– Ну и дела, – протянула она. – Расскажешь потом эту историю?

– Расскажу, конечно, – Ромка улыбнулся. – У нас этих историй в семье – пруд пруди.

– Ну и ладно. – Настя легко вскочила на ноги. – Раз тот сюрприз не удался, то пойдем за моим.

– За каким твоим? – не понял Ромка. Тоже встал, потянулся.

– А вот за таким. Я на кухне с бабой Галей договорилась. Пошли, пошли. Не торт, ясное дело, но тоже ничего.

…Припасенный для них бабой Галей белый хлеб с маслом, посыпанный от души сахарным песком, показался им в тот вечер лучше и слаще любых самых вкусных пирожных. Правда, есть его пришлось таясь, в коридоре, под лестницей, но это, право, такая ерунда! День рождения всё-таки. Раз в году бывает…

* * *

Настя потом несколько дней удивлялась Ромкиной прозорливости – возьми он у КВНа тот пистолет, беды они бы не избежали. Причем большой беды. Она до сих пор всё никак не могла понять, осознать – во что они попали и что от них могут хотеть, но то, что произошло во время поездки в Сухой Лог, показало, что на них двоих, по всей видимости, действительно есть какие-то виды… у кого-то.

Но ни Ромка, ни она сама так и не поняли, у кого именно.

…Утром, в день олимпиады, за детьми пришел автобус – старый, пошарпанный, воняющий бензином. Ехали от детского дома шестеро: Настя, Ромка, Стасик, Эльдар, Славка и Галька Белоглазова, одна из «любимиц» КВНа. Когда сели в автобус, Настя заметила, что глаза у Гальки почему-то на мокром месте, а нос подозрительно покраснел. Настя пересела к ней (в автобусе, кроме них, пока что никого не было) и тихонько спросила:

– Галька, чего ревешь?

– Николаич спятил, – хлюпнула носом Галька. – Насть, совсем спятил.

– Как это? – удивилась Настя.

– Ну, как… не знаю, как… чокнулся он… Захожу к нему вечером вчера…

– Зачем? – удивилась Настя.

– Так за ключом, надо было класс помыть… захожу, а он сидит за столом и говорит… одно и то же…

– Чего говорит-то?

– Смотрит на что-то и говорит «откуда у меня это, откуда у меня это, откуда у меня это». – Галька попыталась изобразить то, как именно КВН говорил, и у неё получилось: глухой, монотонный, лишенный выражения голос. – Подошла – а у него пистолет. И он пистолету говорит…

Настя замерла.

– Как – пистолет? – шепотом спросила она.

– Ну, пистолет. Настоящий… Насть, а вдруг он стрельнется? – Галька подняла заплаканные глаза и умоляюще посмотрела на Настю. – Нас же всех с говном сожрут, кто к нему ходил…

– Почему?

– А потому что он самых… ну, этих, берет… Ну, которые…

– Которые сами себя защитить не могут? – подсказала Настя. Галька кивнула.

– Ага… мы вроде как… ну, он нас защищает. А если его не будет, то чего мы… делать будем…

– Не реви, – строго сказала Настя. Вытащила платок, принялась вытирать Гальке мокрые глаза. – Чего ты как маленькая. Не стрельнется он. Может, напился и откуда-то этот пистолет притащил…

– Он не пьет…

– Ну, значит, старшие подбросили. Побормочет да и денет его куда-нибудь.

– Правда?

– Правда, – заверила Настя. Она сама не особенно верила, что – правда, но для Гальки сейчас постаралась, чтобы та поверила. – Всё, кончай рыдать.

…На въезде в город их автобус остановил патруль милиции. Сначала двое молодых сержантов о чем-то говорили на улице с водителем и сопровождавшим детей старшим воспитателем, дети в это время сидели в салоне.

Ромка украдкой оглядывался. Место это, пригород Сухого Лога, было застроено старыми покосившимися деревянными домами и больше напоминало не город, а деревню, лишь поодаль виднелся новый микрорайон – блочные четырех– и пятиэтажные строения унылого серого цвета. От главной улицы, на которой сейчас стоял автобус, вел в левую сторону узенький (машина едва сможет проехать, наверное) переулок – потемневшие деревянные заборы, яблони, шиферные крыши домов; а под заборами – полынь да лопухи…

Воспитатель и двое сержантов поднялись в автобус минут через пять. Ромка поймал на себе цепкий и пристальный взгляд того сержанта, который стоял поближе, и от этого взгляда ему стало неуютно.

– А ну-ка все быстро открыли портфели и показали, чего у вас там, – приказал второй сержант. – Давайте, давайте.

– А зачем? – рискнула спросить Галька.

– А затем, деточка, что уже был случай, когда из вашего же детдома оглоед один протащил в город самострел. А ну, живо, все открыли портфели!..

В портфелях у всех было одно и то же: синие, в клеточку, тетради, справочники и по карандашу и ручке, которые директор выдал всем едва ли не под расписку и с возвратом.

Все покорно расстегнули портфели. Сержант подошел к детям ближе и принялся просматривать.

– Так, так… – бормотал он. – Ладненько… Пошире открой, чего ты там прячешь? – Это Славику, который тут же растерялся и от волнения выронил портфель, содержимое которого тут же оказалось на полу. Сержант с досадой покачал головой и пошел дальше.

Подошла Ромкина очередь. Он протянул сержанту портфель, и сержантская рука тут же оказалась внутри.

«Что он там хочет нащупать? – недоуменно подумал Ромка. – Там же не может быть… Господи!..»

Не обнаружив в портфеле ничего криминального, сержант, кажется, немного удивился, но вида не подал.

– А ну, встань, – приказал он Ромке. Тот покорно встал, и сержант принялся быстро и профессионально обыскивать его – прощупал и куртку, и брюки; опешивший от такой напористой наглости Ромка даже возразить ничего не успел.

– Хм… – сержант, казалось, растерялся еще больше. – Ладно… теперь ты, девочка.

Настя, к чести её сказать, не растерялась – отдернулась и, кажется, попыталась шлепнуть сержанта по руке.

– Ну чего? – поинтересовался воспитатель. – Нету у них?

– Нету, – кивнул сержант. Нахмурился, посмотрел на Ромку, осуждающе покачал головой. – Ну, нету так нету. Езжайте.

Оба сержанта вышли из автобуса, один махнул рукой, и автобус тронулся. Мимо всё тех же домов, палисадников, яблонь и переулков.

– Ром, ты понял, чего он искал? – испуганным шепотом спросила Настя.

Ромка кивнул. Потеребил застежку на портфеле, нахмурился – совсем по-отцовски это сейчас вышло, он поймал своё отражение в стекле и удивился сходству.

– Понял, – ответил он тоже шепотом.

– И…

– Надо бежать. Потом поговорим…

05

Сосновый Бор – «Альтея»Первая считка

В портале Соснового Бора провели в результате почти весь день.

Скрипач позже признался, что он до этого не задумывался и не присматривался, потому что было некогда, а сейчас присмотрелся – и как-то ему от этого стало очень не по себе.

– Где раньше мои глаза были? – сокрушался рыжий, пока они всем коллективом растаскивали по порталу аппаратуру. – Ощущение, словно под наковальней стоишь и она на тебя вот-вот грохнется!..

– Нам некогда было, родной, – ответил Ит. – Сам же понимаешь…

– Именно что некогда, – согласился Кир. – Носились тут как угорелые, всех же забрать надо, вывезти. Какие там ощущения?

– Ну это да… Но всё равно, – Скрипач горестно качал головой. – Могли бы и раньше понять, что к чему.

Портал давил. Давил так, что хотелось сбежать от него куда подальше. Сэфес выглядели сейчас притихшими и, кажется, напуганными – позже Морис объяснил, что да, всё верно, тут действительно шло то, что они называли «накачкой», портал искусственно заряжался тяжелой, отрицательной энергией.

– Отчасти дело в нас, – пояснил потом Леон. – До того, как вы попали сюда с нами… в общем, мы для вас сейчас – как лупа, понимаете? Вы не через себя смотрите, а отчасти через нас, и поэтому… вот такая реакция. Простите, но придется потерпеть.

Атмосфера сейчас угнетала всех, даже команде Милтона было, судя по всему, не по себе. Но тем не менее в портале просидели до самого вечера: он оказался самым «богатым», и работы в нем был непочатый край.

День выдался пасмурным, прохладным. Ветер шел сейчас с моря и нес с собой слабый запах соли и водорослей. Облака опустились низко, но дождя всё не было – Ри подумал, что, возможно, для их группы кто-то включил портативный климатизатор, поэтому сухо, но потом выяснилось, что никакого климатизатора не было.

Аппаратуры в этот раз привезли много, да и ученых прибавилось – вместе с группой Милтона отправилась еще одна команда и, к большому удивлению всей компании, – двое Безумных Бардов с одной из кластерных станций, совсем молодых ребят, которым еще и по сотне не исполнилось. Барды, равно как и Сэфес, выглядели неважно: за их собранностью и сосредоточенностью читался если не страх, то что-то очень на него похожее. Немногим позже присутствие Бардов объяснилось: оказывается Огден, который Сэфес не доверял, послал этих двоих контролировать действия Леона и Мориса. На всякий случай.

– Бесконечная цепочка получится, – хмыкнул Скрипач, когда Милтон соизволил объяснить ему, для чего тут понадобились Барды. – А этих кто будет контролировать? Эрсай пошлете? А для Эрсай? Парочку Палачей? А дальше кто? Неужели Сихес?

– Кого будет нужно, того и пошлем, – хмуро ответил Милтон. – За этих двоих я не волнуюсь. Их Связующие сейчас…

– Вы можете не продолжать, я понял. – Скрипач отвернулся, вытащил из бокса очередную «дельту». – Слушайте, а чего они такие здоровые? – запоздало удивился он, подкидывая «дельту» на руке. – Вполне хватило бы прибора размером с биосканер…

– Они не здоровые, здоровый только кожух, – спокойно объяснил Милтон. – Так нужно.

– Для чего?..

– Скрипач, это не вашего ума дело.

– Хм. Что там, кроме прибора, в этом кожухе? – Скрипач прищурился.

– Я сказал – не вашего ума дело, – рявкнул Милтон. – Всё! Расставляемся, и начали.

* * *

Вечером, когда собирали аппаратуру, Ит вдруг начал требовать, чтобы им дали транспорт и охрану: он хочет заехать в город, в их квартиру, и забрать вещи. Милтон в ответ на это требование начал хохотать и спросил, не много ли Ит хочет, но Ит проявил твердость и сказал, что нет, не много, просто ему противно, что в их вещах будут потом копаться посторонние люди.

– Вещей немного. Я хотел бы переправить их на «Альтею».

– Для чего?

– Я, кажется, уже сказал.

– Вы шутить изволите? – Милтон хмыкнул. – Какие вам, простите, вещи?

– Обычные. Наши. Одежда и компьютеры жены, мужа. Наши личные вещи. Несколько книг…

– Бумага?!

– Да, бумага.

– Идиотизм, – Милтон возвел очи горе. – Джани, дай связь с кораблем.

Огден ответил сразу и, к большому удивлению Милтона, за вещами съездить разрешил. Но только Иту и Скрипачу, Ри и Кир пусть для гарантии останутся.

– Не знаю, для чего вам это понадобилось, но так и быть, – согласился Огден. – За вами придет машина, к дачному поселку. Через полчаса. Милтон, троих боевиков выдели для охраны.

…В город приехали уже в сумерках, в девятом часу. С вещами управились быстро – их действительно было немного, всё брать не стали. Забрали оба ноутбука, покидали одежду в сумки. Ит постоял несколько секунд рядом с кроватью, на которой валялись до сих пор пледы, поднял с подушки книжку, повертел в руках, провел пальцем по корешку.

– Что это? – Скрипач, до этого возившийся с заедающей молнией на сумке под неодобрительным взглядом боевика, подошел к нему. – Наше?

– Кажется, да. – Ит открыл книгу. – Данте. Видимо, Фэб читал.

– Или вместе, – кивнул Скрипач. – Давай к ноутам положим?

– Давай…

Рябина за кухонным окном стояла сейчас замершая, обнаженная; от ягод, которые запомнились с осени, ничего не осталось, только сухие тонкие веточки. Ит с раскаянием подумал, что надо было, наверное, сфотографировать рябину тогда, осенью, в тот чудесный солнечный день, когда они последний раз так долго были все вместе, но что сейчас об этом сокрушаться? Тот день ушел, следующий уже не настанет…

Боевики торопили, поэтому на сборы ушло совсем мало времени. Покидали вещи в багажник, снова сели в машину. Уже совсем стемнело и стало холодать – ветер изменился, усилился, с моря шел новый облачный фронт.

У магазина Ит вдруг попросил остановить – на улицу они пока что не выехали, проехали лишь через пару дворов.

– Зачем? – неприязненно спросил один из боевиков.

– Я хочу зайти в магазин, – Ит повернулся к нему. – Сходите со мной?

– Никакого магазина.

– Мне что, ради любой мелочи дергать Огдена? – Ит прищурился. – Потратьте две минуты и зайдите со мной в магазин. Пожалуйста. Заодно проконтролируете, что я куплю. На всякий случай.

– Водку, что ли? – Боевик был, видимо, осведомлен кое о чем – с подачи того же Огдена. – Попросите у «Альтеи», нальёт.

Два других боевика засмеялись.

– Нет, не водку, – терпения Иту было не занимать. – Ну? Мы тут до завтра сидеть будем? Давно бы уже вернулись.

– Ладно, – боевик открыл дверцу. – Пошли.

Вернулись они действительно быстро, минуты через три. Ит молча сел на своё место, боевик тоже. Машина тронулась.

– Что ты купил? – Скрипач повернулся к Иту. Тот вытащил из кармана пачку сигарет и две яркие оранжевые зажигалки. – Охренел вконец? Зачем?! Мы же бросили давным-давно!..

– Я не собираюсь сейчас курить, – Ит снова сунул пачку в карман. – Я просто… хочу, чтобы у меня они были. Пусть лежат. Ладно?

– Ну… ладно, – Скрипач пожал плечами. – Всё равно не понимаю. Предчувствие у тебя какое-то, что ли?

– Нет у меня никакого предчувствия! – разозлился Ит. – Я просто хочу, чтобы у меня в кармане была пачка сигарет. Что в этом такого?!

– Да ничего, ничего, – успокаивающе ответил Скрипач. – Не ори, пожалуйста.

– Я не ору!

– Орешь.

– Не ору, сказал!!! Отвяжись от меня!..

– Вот не сидела бы тут сейчас охрана, я бы тебе подзатыльник дал, причем существенный, – проворчал Скрипач. – Ну купил и купил. Ладно. Всё. Проехали.

– Сразу бы так, – Ит тяжело вздохнул. – А то, понимаешь, привязался из-за пустяка.

* * *

Сэфес в ближайшие две недели планировали заниматься расчетами. Соваться к ним «простым смертным» не имело никакого смысла – считать они хотели в полусетевом режиме, под надзором Бардов, медиков и ученой группы, которая, конечно же, тут же фиксировала результаты. Для расчетов Леон и Морис выбрали себе ту самую палату, в которую ходили отдыхать. Она была достаточно большой, да и медикам было удобно – если что-то потребуется, всё под рукой. И для «команды сопровождения» тоже найдется место, причем с избытком. Палата огромная.

Рофаил подумал и привлек к работе часть врачей «Вереска», во главе с Ильей, и несколько своих спецов, которых счел нужным.

– Уникальный материал, – радовался он. – Разве кто к Контролю простых смертных близко подпустит? А тут – пожалуйста! Дурак я буду, если такую возможность упущу.

Сэфес объяснили, что им требуется и для работы, и для возможной поддержки. Рофаил ответил, что это проще простого, и уже через сутки Леон и Морис приступили. За те несколько дней, которые прошли в работе с порталами, они неплохо отдохнули – и сейчас, даже на взгляд Бардов, показывали замечательные по скорости результаты.

– Почти Энриас, – с уважением заметил как-то один из Бардов. – Хорошая команда. Лихо…

– Лихо – не то слово, – подтверждал довольный Милтон. – Но всё равно проверка, дорогие мои, на первом месте – проверка.

Нескольким днями позже Огден распорядился подключить к расчетам еще два экипажа Сэфес, которые держал в резерве, но уже через сутки оба эти экипажа от работы отказались категорически, мотивируя это тем, что включаться на этом этапе бессмысленно. Если бы с начала, было бы одно, но сейчас… Леон и Морис слишком далеко продвинулись вперед, для того чтобы «догнать» их, пришлось бы остановить процесс и начать его с начала. Результат эти две пары Сэфес пообещали проверить и ушли обратно, на свои корабли.

– Хорошо, хорошо, – довольный Милтон потирал руки. – Очень хорошо. И уже совсем скоро…

* * *

Идею поговорить с Огденом ни Ри, ни Кир категорически не одобрили. Скрипач сначала колебался, а потом всё-таки встал на сторону своего скъ'хара, сказав, что ничего хорошего из этого разговора не выйдет. В результате Ит решил сходить к Огдену один – он решил, что это всё-таки нужно.

– Для чего это нужно? – возмущался Ри. – Нервы себе потрепать решил? А потом нам всем… тебе мало того, что уже есть, да? Добавить хочешь?

– Ри, я должен знать.

– Что знать?! Ты забыл, с кем мы имеем дело?! Он лжет через слово, а когда не лжет, тогда измывается, и никакого толку от беседы с ним не будет!

– Ри, будет, – покачал головой Ит. – Увидишь. Будет.

Сейчас они все вместе сидели в общей гостиной и ужинали. «Вечер», впрочем, на корабле был понятием условным: сейчас большинство разумных жило кто во что горазд, существовали некие «корабельные сутки», но им, кажется, следовал только экипаж, а все остальные строили свой график как хотели. Кто-то по Земле-n, кто-то по своим мирам. Слегка синхронизироваться пришлось только с командой Милтона и с Сэфес, впрочем, после этой синхронизации их собственное расписание не очень изменилось, разве что ложиться стали чуть позже.

– Слушай, очнись, – попросил Ри. – Я тебе серьезно говорю. Эта тварь болтает, а ты веришь. Не имея для этого никаких оснований.

– Ну почему же? – Ит пожал плечами. Отпил из высокого прозрачного стакана какого-то сока, скривился, поставил стакан обратно. – Рыжий, ты эту дрянь заказал?

– Ну, я.

– Ты её сам пробовал?

– Пока нет.

– А ты попробуй. А потом объясни, как пить эту кисло-солёную пакость… В общем, Ри, вот что я тебе скажу. Я больше чем уверен, что Огден кое-что знает. Кое-что важное. И я сейчас не вижу причин для того, чтобы он не поделился с нами этой информацией.

– Ит, объясни – зачем? Только не говори про свою инту-Ит-цию, а объясни нормально, по-человечески, – попросил Ри. Ит нахмурился. – Он сказал о пентакле, так?

– Да.

– И – что? Какой вывод из этого следует и для чего нам может пригодиться эта информация? Которая, смею тебе заметить, запросто может оказаться ложной, потому что Огдену я не верил, не верю и никогда не поверю.

Ит молчал. Он сидел напротив Ри и смотрел куда-то в стену за его спиной.

– Ну? – требовательно спросил Ри.

– Не знаю. – Ит покачал головой, опустил глаза. – Не могу объяснить.

– Потому что объяснения нет, – жестко ответил Ри. – Потому что информация о прежней инкарнации максимум что может сделать – это сильно выбить из колеи. Сильно и надолго. Практической пользы от неё не будет…

– Не уверен, – Ит задумался. – Когда мы обнаружили портал… ну тот, под Климовском… и портал на Терре-ноль, на Балаклавском… Ри, я не уверен, что эта информация такая уж бесполезная.

– Тогда давай открывать считки, – пожал плечами Ри. – Будем ходить, как под наркозом, натыкаться на стены и искать… вопрос – что?

– Вот поэтому я и хочу сходить. Может быть, он хотя бы даст подсказку.

– Псих, подсказку какого рода? – Кир, до этого момента молчавший, нахмурился. – Место, время? Действительно, что?

– Очень может быть, что место и время. – Ит отодвинул от себя тарелку, в которой осталось больше половины, и решительно встал. – Если что-то узнаю, расскажу. Ребята, я сам сомневаюсь, но…

– Вот если сомневаешься, то попробуй хотя бы недолго, – примирительно попросил Скрипач. Ит кивнул, улыбнулся и вышел из гостиной.

* * *

Каюта, в которой жил Огден, располагалась на одном из верхних ярусов корабля, и на дорогу Ит потратил минут двадцать – не потому, что нельзя было добраться быстрее, а потому, что ему хотелось подумать о том, как именно строить разговор. О чем спрашивать? Как направлять? Да и вообще, получится ли направлять и спрашивать?.. Поразмыслив над этим, Ит решил не заморачиваться, а поговорить, что называется, «как есть». Да, на честность собеседника рассчитывать не приходится, но ведь другого варианта и в самом деле нет.

Огден жил скромно, об этом они уже знали. Скромно по меркам «Альтеи», конечно. Гостиная довольно больших размеров – Огдену скорее всего приходилось принимать у себя делегации, за ней – стандартная спальня на одного и, кажется, ванная, но не простая, как у них, а комплекс, совмещенный с медицинским. Видимо, страхуется: в комплексе можно и биологичку поставить, и рану залечить, и еще много что. Или, может быть, просто заботится о себе, раз есть возможность. Как знать…

К удивлению Ита, Огден оказался на месте, мало того, он был свободен. Когда Ит, уже находясь на нужном ярусе, кинул ему вызов, Огден даже сам вышел в коридор – встретить. Одет в этот раз он был по-домашнему, в скромный бледно-серого цвета костюм и мягкие ботинки; волосы растрепаны.

– Разбудил? – Ит остановился на пороге. – Могу зайти попозже, если сейчас не время.

– Да нет, всё нормально, – успокоил Огден. – Ты хотел о чем-то поговорить, агент?

– Да, – Ит кивнул. Вошел, за его спиной сомкнулась пленка двери. – Точнее – спросить.

– И о чем же? – поинтересовался Огден. – Садись. Как у вас принято говорить? В ногах правды нет?

– Да, так и принято, – Ит кивнул. Огляделся.

– Давай вон туда, к окошку, на диван, – пригласил Огден.

Сели. С полминуты Ит молчал, потом, осторожно подбирая слова, спросил:

– Тогда, на дороге, мы говорили о пентакле…

– Я говорил, – тут же поправил Огден. – Именно что я говорил, Ит. Совершенно верно. Тебе это интересно?

– Да. Я бы хотел узнать, что именно вы вкладываете в это понятие и что значили ваши слова про осторожность.

– Слушай, давай по старой памяти на «ты», – попросил вдруг Огден. – Да, понимаю, обстоятельства, время… и всё прочее… Но, если помнишь, когда мы работали вместе, мы отлично обходились без всяких «вы», и сейчас…

– Хорошо, – Ит снова кивнул. – Насчет пентакля и осторожности. Что это значит?

– О… – Огден улыбнулся. Покачал головой. – Это, Ит, долгая история. Начали мы расследование лет шестьдесят-семьдесят назад, когда вы жили на Терре-ноль. Если быть кратким, то это образование из вас пятерых, пентакль, оно, скажем так, вызывает дисбаланс в некоторых сферах, и поэтому оно опасно.

– Чем и кому? – Ит нахмурился.

– Опасно в первую очередь вам, как носителям этого самого пентакля. Вам всем. Впрочем, поскольку пентакль не собирался вместе никогда…

– Огден, пожалуйста, можно подробнее? – попросил Ит. – Если честно, я ничего не понимаю!

– Ну, смотри. Пока вы были вместе с Фэбом, втроем, всё было более или менее нормально. Так?

Ит кивнул.

– Потом – умирает Фэб.

– На момент смерти он был старым, – напомнил Ит. – Это, к сожалению, был вполне закономерный процесс…

– Себе это объясни, «закономерный процесс», – передразнил его Огден. – И у вас всё начинает рушиться. И сыпаться, как домик из песка, который пнули ногой. Что бы вы ни начинали, куда бы вы ни лезли – всё прахом.

– Нет, – Ит покачал головой. – Ты ошибаешься.

– Да разве? – делано удивился Огден. – Смотри сам. Вы подобрали Кира, приняли в семью – и что? Проходит какое-то количество лет – он погибает…

– Это вы отдали тот приказ! Он бы не…

– Никакого приказа я не отдавал, – рявкнул Огден. – Мало того, я совершенно не хотел, чтобы кого бы то ни было из вас прикончили! Потом – заболевает Роберта…

– И это тоже ваших рук дело.

– Ты идиот? – спокойно спросил Огден. – Можешь считать меня кем угодно, но я бы никогда в жизни не отдал приказ подсадить женщине-человеку саркому Юинга. Мало того, распоряжение выпустить вас с Терры-ноль как раз именно я и отдавал, и… что?

– Врешь. – Ит встал. Огден тоже. – Ты врешь!

– И не думал даже. Сядь. Сядь, сказал, пока я тебя за волосы не дернул обратно!.. Я ведь могу, – предупредил с нервным смешком Огден.

Так… вот это новость.

Ит сел, отодвинувшись от Огдена подальше.

– Не понимаю, чему ты удивляешься, – пожал плечами Огден. – Про мою маленькую слабость знают, кажется, все.

– Про какую слабость? – Внутри снова сжалась тугая пружина, о которой Ит до этого момента успел подзабыть.

– Шлюха, дорогой мой, должна быть черноволосой и тощей. – Огден рассмеялся. – Придурок. Я говорил про женщин, к термо это не относится.

Относится.

И еще как относится.

Вот тут, Огден, ты можешь врать кому угодно.

Ит промолчал, но от отвращения его передернуло.

– Ладно, это неважно. Так о чем я?

– О том, что ваше величество выпустило нас с Терры-ноль, – ледяным голосом подсказал Ит.

– Угу. Верно. Именно моё величество, и именно выпустило. А если без шуток, то я понял, что вы и в самом деле не справитесь и что стоит дать вам… послабление на некоторое время. А вот тот катер Сэфес стал для нас большой неожиданностью, Ит… да… сумели вы нас удивить. Но еще больше вы нас удивили, когда не смотались в неизвестном направлении, а осели в этом захолустье, на Окисте, даже не скрываясь.

Ит молчал, ожидая продолжения.

– Ведь про Окист нам было известно, просто отлично известно! Ваша прошлая реинкарнация проходила воссоздание именно там. Ты и сам знаешь…

– Ри тоже? – спросил Ит.

– Да, годом раньше, и Эрсай сразу его вывезли. Ариан там не «наследил», в отличие от вас двоих.

– Не от нас, – поправил Ит. – От них.

– Ну хорошо, хорошо, от них. Так вот, Окист давно у нас на примете.

– И именно поэтому вы несколько лет искали, куда мы подевались, – ехидно заметил Ит. – Разве не так?

– Не так, – отрицательно покачал головой Огден. – Разумеется, мы знали, где вы. Просто не подавали вида.

– Мы отвлекаемся от темы, – Ит хмыкнул. – Начали с пентакля, пришли к Окисту.

– О нет, мы не отвлекались от темы. – Огден посерьезнел. – Отнюдь. Всё взаимосвязано, дорогой мой, и Окист играет в происходящем немалую роль. Это место было для вашей прошлой инкарнации… как бы правильно сказать… местом совести и местом покаяния. Ведь чувствовали, все трое чувствовали. И боялись. Ох, как же вы все боялись!..

– Можно подробнее? – в который уже раз попросил Ит. – Огден, я вижу, что сейчас тебя почему-то переполняют эмоции. Не понимаю, почему, но это так. Тебе хочется мне об этом рассказать – это я тоже вижу. Но ты ходишь кругами и словно играешь со мной во что-то…

– Это Морок с вами играл, а мне сейчас не до игр. Так вот. За эти годы, почти за семьдесят лет, которые мы вас, так сказать, исследуем, мы сумели отыскать три отрезка инкарнаций и два захоронения. Нет, вас я не считал, вы для нас сейчас – четвертый зафиксированный отрезок. Это понятно?

Ит кивнул. Посмотрел в окно – в полыхающее огненное кольцо портала входили цепочкой несколько кораблей. Не сапорты, что-то другое. А дальше, за этими кольцами огня, было бесконечное небо и скудные звезды.

Пустота.

– Так вот. Судьбы этих инкарнаций всегда немного разные, но в них присутствуют одни и те же ключевые моменты. У Ариана – я пока что буду называть его так – это всегда одна и та же женщина, у которой всегда два имени. В прошлой жизни его женщину звали Ирика и Джессика, в этой – как ни парадоксально звучит – Джессика и Джессика. Забавно, да?

Ит промолчал.

– Эта женщина всегда погибает. Оба раза. Первую Джессику в этой инкарнации ваша команда уже израсходовала, и, как ты понимаешь, Ри сейчас сильно беспокоится за вторую… небезосновательно полагая, что ей может угрожать какая-то опасность, и в этой жизни он её больше не увидит. Вы… с вами всё немножко посложнее, потому что вы в некотором смысле генетическая аномалия. Ри, впрочем, тоже, но с Ри всё несколько иначе. Но вы… – Огден покачал головой. – В вашем случае всегда присутствуют двое рауф и одна женщина. Всегда человек. И всегда… всегда только на первом этапе вашей жизни. Рауф – тоже на первом этапе. Дальше – вы одни. Почти до самого конца. И с Арианом вы тоже расходитесь, причем надолго. Сходитесь плотно, и уже до смерти, только в последние годы. Но про это позже.

– Можно вопрос?

– Задавай.

– Откуда эта информация? – Ит нахмурился. – Насколько я помню, ею обладали лишь руководители кластеров уровня Эдри, Гарая и выше.

– О, с этим просто, – Огден рассмеялся. – Как ты понимаешь, к посмертному ответу можно призвать любого разумного. Практически любого.

– И много ли бывших руководителей кластеров вы таким образом опросили?

– Почти полтора десятка, но дело того стоило, – заверил Огден. – Да, кстати! Пить или есть хочешь? А то у меня от этих речей уже в горле пересохло. Или, может, выпьем что-то?

– Нет, спасибо, – Ит отрицательно покачал головой. – Воздержусь, пожалуй.

– Ну, как знаешь.

Так вот, собственно.

Было опрошено полтора десятка воссозданных разумных, которые в те или иные временные периоды занимали в кластерах руководящие должности. Нет, Ит, Эдри мы не воссоздавали и не опрашивали, от неё не было бы толку, потому что временной период, который нас интересовал, находится гораздо раньше. Семь тысяч лет назад и ниже.

– И какой вы взяли низший порог?

– Сто тысяч. Вот там нас как раз ожидала первая большая удача…

Этот кластер давно расформирован и перезонирован, но его тогдашний руководитель отлично помнил и двоих Сэфес, рыжего и черного, и их дружка, Безумного Барда; он знал их историю и даже сумел правильно указать пустую планету, на которой находились захоронения всех троих.

– И вы…

– Конечно, мы эксгумировали! Это не мир, это просто кусок камня, лишенный атмосферы, на котором расположено небольшое кладбище Контроля. Там хоронили недолго, оно маленькое. Миллиона на полтора. Сейчас оно заброшено, так что проблем не возникло. Сохранность тел отличная, корабль же консервирует останки, да и форма, как ты сам понимаешь… в общем, вы были, хе-хе, вполне узнаваемы.

Ит сидел, чувствуя, как у него деревенеет спина и немеют мышцы рук. Руки в буквальном смысле сводило судорогой, он изо всех сил сцепил ладони, чтобы не подать вида, чтобы Огден ничего не понял.

– Да расслабься, чего ты занервничал, – Огден покровительственно улыбнулся. – Ну, трупы. Подумаешь!..

– Уже подумал. – Ит сглотнул. – Вы ведь сейчас их использовали, верно? «Дельта-прима» именно из-за этого такая большая? Там…

– Ну да, – пожал плечами Огден. – Там кусочек, сям кусочек. Им уже всё равно, а для дела большая польза. И вам всё равно, вы-то тут, а они…

Ит закрыл глаза, медленно сосчитал до десяти, потом снова открыл. Спокойно посмотрел на Огдена.

– Да, в изобретательности вам не откажешь, – кивнул он. – И что же?

– Ты же сам видел, что всё отлично работает. Так вот, пентакль…

У любой инкарнации вашей компании появлялась возможность собрать пентакль и кварту, пусть и на короткое время.

– Кварту? – растерялся Ит. Теперь уже по-настоящему он перестал понимать, о чем речь.

– Господи… Вас пятеро?

– Ну да.

– И семья Ри. Четверо. Кварта. Брид и Тринадцатый сейчас бы сильно обиделись, замечу. Они тоже часть системы. Иногда это друзья. Иногда – родственники Джессики. В этот раз – куколки. Но всё равно эта часть является неоспоримой квартой, и эта кварта не собиралась тоже ни разу.

– А дети? – Ит подался вперед.

– А что – дети? Побочный продукт не считается, поэтому за своего отпрыска Ри может так сильно не трястись. Можешь ему это передать, кстати…

Во всех ваших инкарнациях с вами происходили очень похожие события. В случае Ри: начало жизни в аристократической семье, дальше – очень большие неприятности, травма, увечье, его находят Барды, ученичество. Встреча с первой Джессикой, жизнь вместе, потеря, встреча со второй Джессикой, еще один отрезок жизни вместе, потеря, дальше Бард всегда жил или один, или с другой частью семьи – чаще всего это были два друга мужского пола, которых он семьей не считал, а зря. Потому что это всегда были одни и те же двое. Которые чаще всего брали на себя роль его Связующих тем или иным образом.

– Интересно, да? – Огден покровительственно улыбнулся. – Сейчас будет еще интереснее…

Вы двое. Начало жизни тоже всегда похожее – захолустный мир, учеба, большие неприятности, у тебя, Ит, – тяжелая травма, у рыжего – чаще всего алкоголь или наркотики, встреча и расставание с Летописцем, всегда женщиной, ученичество, встреча с двумя рауф, учителями, первая и последняя влюбленность в рауф, их смерть, дальше – одиночество.

– У этой пары даже Встречающие не держались, сбегали, – пояснил Огден. – Последняя инкарнация поспокойнее, всего две пары Встречающих, а вот две предыдущие – по три, а то и по четыре смены. Это, кстати, навело нас на интересные мысли…

– И вы создали проект «Калейдоскоп», – подсказали Ит.

– Отчасти это так. Но не присваивай себе всех заслуг.

А дальше будут подробности.

Во-первых, сходство тех, кого мы называем «сопровождением».

Лидер – это, безусловно, Джессика. Все Джессики, которых мы нашли, были очень, ну очень похожи друг на друга, и, надо сказать, вкус у Ри отменный, женщины потрясающе красивые. Обычно к моменту появления второй Джессики Безумный Бард начинал догадываться, что причина её неприятностей заключается именно в нём, и, опять же к чести его сказать, сторонился её как только мог.

А она за ним бегала.

Хвостом.

И рано или поздно нарывалась на что-то, что прекращало беготню раз и навсегда.

– Это не очень смешно прозвучало сейчас, – Ит осуждающе покачал головой.

– Ну, про вас будет еще смешнее.

И Бард, и вы оба подсознательно ощущали, что соберись структура полностью – и не миновать беды. Причем беды большой, очень большой. И не только для вас…

– Какой именно беды?

– Вопрос в точку. Мы не знаем, что вы такое, но… думаю, тебя это удивит. Реакцию Блэки мы связываем именно с вами. Сейчас – уже с вами.

– Чушь, – тут же ответил Ит. – Этого не может быть.

– Всё может быть, – туманно ответил Огден. – Даже время, как ты знаешь, очень относительное понятие, что уж говорить про вас.

Так вот, Джессики. У Ариана – красивые Джессики, а у вас, Ит, – не очень красивые женщины типа вашей Берты. У вас вкус подкачал или это природная скромность? Ну страшная же баба, хотя с головой дружит – единственное, в чем ей не откажешь. В вашем случае эта самая женщина невнятной наружности тоже за вами бегала, и еще как, но вы – мастера радикальных решений, поэтому вы просто уходили прочь, туда, где она физически не могла бы вас достать. Мотивировали вы это правильно: вы не хотели подвергать её опасности своим присутствием. Но… тут я тебя разочарую. После вашего ухода Летописец никогда не жил дольше шестидесяти.

– Они быстро уходили, – осуждающе покачал головой Огден. – Все Летописцы умирали еще до окончания вашей учебы. А внешность… довольно разные, общим у них было только одно: небольшой рост, плотные, некрасивые, но весьма неглупые.

– Берта красивая, – неожиданно даже для самого себя сказал Ит. – Не нужно так говорить про мою жену, Огден. Она…

– Понял, понял, – замахал руками Огден. – Самая красивая женщина на свете. Да еще и подвернулась очень вовремя, да? Всё, я прекратил. Что-то ты нервный…

А дальше у вашей парочки начинается самое интересное. В частности – вопросы расовой идентификации. Переосмысление себя – как рауф. И тут всегда, во всех случаях, кроме нынешнего, у вас полный тупик. Потому что всегда вы воспитываетесь в человеческом мире, и переломить себя ни разу не сумели.

– Очень, очень трогательные картинки!.. – Огден хохотал от всей души. – За руку взять – не позволяли!.. Ой, не могу… сидят… по комнатам… выйти боятся… Учителя к ученикам подойти не могут… церемонии эти… ох… рауфовские… Ит, не надо делать такое лицо, я же не идиот, я же в курсе, что у вас семьдесят лет было то же самое!.. Ни вы двое, ни Фэб, вы не могли совместить в головах одно и другое, и я, признаться, с трудом понимаю, как вы сейчас это совмещаете…

– Мы прекрасно всё совмещаем. – Ит встал. – Я пойду, Огден. Всего наилучшего.

– Сядь, – Огден скривился. – Успеешь еще. Сядь и дослушай. Прости, что я шучу, но я, понимаешь ли, тоже устал. Хочется иногда расслабиться. Но если тебя так перекашивает, то могу говорить серьезно, коротко и по существу.

И Ариан, и оба Сэфес понимали, что ни в коем случае нельзя собирать вместе эти две структуры – кварту и пентакль. Не факт, что они осознавали это на высоком уровне, скорее всего, чувствовали или через Сеть, или инстинктивно. Но они всегда, заметь, Ит, всегда! уходили от Летописца, хоронили Джессику, хоронили обоих рауф – и в результате оставались… да, втроем. Или, если тебе угодно, вдвоем.

Ты понимаешь?

И сейчас…

– Да, я специально удалил от вас часть структуры. Оставил только Мотыльков и Кира – по нашим расчетам, им вы навредить не сумеете. Остальные находятся на безопасном расстоянии. И пока вы отдельно – вы в безопасности. Поверь, я действительно не хочу вредить вам. Если бы хотел… вас бы давно не было на свете, Ит. Думаю, что ты, как бывший агент, понимаешь, о чем я говорю.

– Можно вопрос? – Ит задумался. – Ты сказал – нашли три отрезка и два захоронения. Почему захоронений два, а не три в таком случае?

– Последняя инкарнация оказалась горазда на сюрпризы, – в голосе Огдена зазвучала неприязнь. – Мы не нашли тел, хотя искали. В принципе большой необходимости в этом не было, нам вполне хватило двух предыдущих комплектов, но, несмотря на то что работали очень тщательно, найти не смогли. Мы предполагаем, что тела в этот раз были уничтожены полностью. Думаю, не в первый и не в последний раз. Хотя… – Огден пожал плечами. – Не знаю. Одна из инкарнаций тоже прятала своё захоронение, нашли мы его в глухом лесу, в одном из миров Сонма, на порядочной глубине. В жизни бы никто не догадался, но – нашелся свидетель, помогавший хоронить, потом нашлась так называемая «мать», ну, у нас она проходила как «мать», которая тоже принимала в этом участие… в общем, отыскать удалось, и форма в этот раз просто отлично сохранила оба тела. Ариан, как мы поняли, в тот раз бросил тело в Сети – может быть, думал, что это позволит разорвать возвратный круг. Как знать.

– Значит, те двое, которые были перед нами, сумели от вас удрать, – Ит усмехнулся. – Что ж, молодцы. Если бы мог, пожал бы им руки.

– Тогда уж троим, Барда мы тоже не нашли. Да, в этом они нас обыграли. Кстати, в твоей голове может быть ответ, но… судя по тому наследству, которое досталось Гараю, ответа там не было. То есть информацию о своей смерти они сумели скрыть даже от вас. Вот это страховка!..

Ит тяжело вздохнул. Снова глянул в окно – но сейчас огненные кольца висели пустые, корабли через них не проходили.

– Мы не открывали считки, – медленно проговорил Ит. – Нам не хотелось помнить о той жизни, мы хотели жить своей.

– Мудрая мысль, – подтвердил Огден. – Я бы, наверное, тоже так поступил. Надеюсь, ты понял меня правильно, агент?

– Я не агент. Я врач. И понял я правильно. – Ит поднялся с дивана, Огден тоже. – Знаешь, старый враг… ты ведь до сих пор играешь. А мы – уже нет. В этом наше главное отличие. Мы не хотим играть, Огден.

– А жить?

– Жить мы хотим, но как – пока не знаю. Я еще не решил. А за информацию спасибо, – Ит улыбнулся. – Я, знаешь ли, люблю хорошенько подумать иной раз.

– О чем?

– Да обо всем на свете. Сейчас… в твоих словах есть доля истины. Безусловно. Возможно, ты в чем-то прав. Но распоряжаться своими жизнями мы всё же будем сами, а не по указке.

– Вот закончим работу, и распоряжайтесь ради Бога, – ухмыльнулся Огден.

– Посмотрим. – Ит кивнул, давая понять, что разговор окончен, и вышел из комнаты.

* * *

Обратно идти не было никакого желания. Где-то с час Ит бродил по кораблю, не находя себе места, и думал, думал, думал… Конечно, Огден сказал далеко не всё. Но то, что было сказано, соответствовало истине – и это Ит понимал со всей ясностью. Мало того, это совпадало с тем, что было в самой первой считке, полученной им от Пятого: предыдущая инкарнация тоже говорила о повторах и еще о том, что хочется сделать так, чтобы в этот раз повторов не было. «Я хочу, чтобы ты был счастлив, – говорила инкаркация. – Будь счастлив».

Счастлив?

Ит остановился, огляделся. Оказывается, он сам не заметил, как спустился вниз, в грузовую зону. Сейчас он очутился рядом с внутренним шлюзом, за которым, как он знал, находились десантные боты. С минуту Ит стоял, недоумевая, как попал сюда, потом развернулся и пошел в сторону подъемных шахт. Время было уже совсем позднее, Скрипач, Ри, Кир и Мотыльки, наверное, давно легли спать. Иту спать не хотелось совершенно, но шляться по кораблю дальше он счел просто неразумным. В конце концов, можно просто посидеть в гостиной, верно? Посидеть, выпить чаю. И еще подумать – но уже немного о другом.

…Все, разумеется, давно спали. Ит заглянул в обе каюты – в одной беспробудным сном дрыхли Кир и Скрипач, причем рыжего Кир подгреб к себе так, что из-под одеяла и кировской руки торчала только рыжая встрепанная макушка; во второй каюте спал Ри, а оба Мотылька, разумеется, забрались к нему под мышки с двух сторон. Ит со смешком покачал головой, отключил оба привата. Ладно, пусть спят. Не будить же их из-за… из-за этого всего?

Он сделал себе чашку черного чаю, забрался на диван, пристроил чай на маленьком летучем столике. Потом вытащил из «запасника» тонкий плед, укрылся, лёг. Сон не шел. Мысли бродили хаотично, как рябь на воде.

Что с чем связано?

Они исследовали нас, они сделали… на основе нас?., этот проект, «Азимут». Они используют части тел (Господи, дай мне это развидеть!!!), наших тел, для этого проекта, они привлекли такие силы, такие средства в этот проект, что становится жутко, они…

Метод.

Если они поймут метод, они действительно станут во главе Вселенной.

Всей Вселенной.

И они смогут влиять на Русский Сонм. И, если им потребуется, уничтожать миры Сонма, прицельно, избирательно, ведь только тем, кто стоит во главе всего и вся, видна общая картина.

Прочие же довольствуются фрагментами.

Чудовищно и невообразимо.

И – мы.

Они каким-то образом связали воедино это всё и нас – и это работает.

Ит натянул плед повыше, зябко поежился.

Ключевые моменты – это, видимо, тоже важно. «У тебя – тяжелая травма». Балаклавский? Видимо, в случае Пятого, Огден имел в виду аварию, в которую совсем молодой еще будущий Сэфес попал на этом самом месте. Ему было… Ит задумался. Пятому было, кажется, то ли тридцать восемь, то ли тридцать девять лет. Совсем еще мальчишка. Пятый – в этом Ит был уверен – пытался покончить с собой, из-за этого и произошла авария, после которой Сэфес медленно умирал несколько месяцев, полупарализованный, прикованный к постели, почти полностью ослепший; умирал, пока за ним не пришла помощь.

Всех считок они, разумеется, не открывали.

Так, выборочно, за весь период посмотрели сцен пять, причем коротких, минуты по три-четыре, не больше. Просто чтобы восстановить для себя канву событий. А потом Скрипач предложил этот блок считок больше не трогать – и они не трогали. И никогда не говорили об этом. Им обоим было достаточно того, что у Ита на спине есть этот уродливый, не ему принадлежащий шрам…

Ключевой момент?

То, что там произошло, может быть каким-то ключом? От чего именно? Что скрывается за дверью, которая заперта на этот ключ? Ведь никакой практической информации считка содержать не может! Хотя бы потому что неизвестен даже мир, в котором происходили эти события. Просто какой-то анонимный мир Русского Сонма. Даже название неизвестно. «Земля». Земель этих… Ит зажмурился.

Или всё-таки попробовать? Рискнуть и посмотреть?

«Подожди, – одернул сам себя Ит. – Эту информацию Сэфес даже не пытались скрыть. А это может означать только одно – ничего существенного там нет».

Или всё же есть?

Может так быть, что Сэфес просто не знали, что тот момент для чего-то важен? И поэтому… Или – иначе? Они считали, что понять что-то сумеет только тот, кому принадлежит считка? Ведь не просто так это послание самому себе шло в архиве с пометкой NB, «nota bene», «обрати внимание».

Ну, хорошо.

Попробую, так сказать, обратить.

Ит отодвинул от себя подальше «летучку» с чаем, лег поудобнее, закрыл глаза. Так, архив… практически вся жизнь его собственной прежней инкарнации.

Архив сейчас визуализировался как ряд разноцветных полос-маркеров, перетекающих друг в друга градиентными смешениями, часть была окрашена ярко, едва не светилась, часть оставалась тёмно-серой – эти воспоминания были скрыты. Теоретически можно было бы открыть и их тоже, но ни Скрипачу, ни Иту, ни Ри совершенно не хотелось этого делать. Скорее всего, там что-то плохое, очень плохое, и раз те, кто закрыл, это сделали, то, значит, сделали не просто так. Закрыто – и не надо. Обойдемся.

Нужный фрагмент отыскался быстро – полоска отделилась от остальных, подошла ближе, заняв почти всю часть видимого пространства. Ит посмотрел на время – считка шла недолго, несколько минут. Следующая, идущая за ней, была сильно отдалена по времени и оказалась длинной, на шесть часов. Но сейчас его интересовала именно эта, короткая.

Считка – это всегда был сложный набор, смешение всего и вся. Чужие мысли, образы, слова (иногда носитель начинал как бы «проговаривать» ситуацию, в которой находился), эмоции, ощущения… Память, в отличие от считок, избирательна, а вот считка «помнит» всё, вне зависимости от того, хочет этого её владелец или нет.

Ит глубоко вздохнул, словно перед прыжком в ледяную воду, и приказал фрагменту открыться.

Пятый, подойдя к окну, коротко взглянул на Лина, который стоял на стрёме у дверей. Тот подождал несколько секунд, затем коротко кивнул. Пятый легко распахнул окно, и, сгруппировавшись, прыгнул. Огонь открыли сразу же, но Пятый был к этому готов, и не остался, конечно, на открытом пространстве. Выскочив из-за куста сирени, покрытого побуревшей редкой листвой, Пятый перекатился за стоящую неподалёку проржавевшую старую машину. Пуля, противно взвизгнув, пронеслась буквально в нескольких сантиметрах над его головой. Сверху, из кроны дерева, упало несколько желтых листьев и тонких сухих веточек, которые были задеты выстрелом. У Пятого был Юрин пистолет, но пока что стрелять было рано. Он подождал ещё немного и перебежал за следующее дерево. Оттуда было видно окно Юриной квартиры. Из окна вымахнула серая тень и благополучно скрылась за углом, никем не замеченная. Пора было приводить в исполнение вторую часть плана. Пятый снова сменил укрытие, едва не лишившись при этом жизни – по нему стреляли уже с двух машин. Он на секунду высунулся из-за машины и наудачу выстрелил, особо не целясь. В ответ снова прогремели выстрелы. Опять перебежка. Где-то за углом завелась машина. Очень хотелось думать, что это Лин. Пятый отбросил пистолет, выскочил из своего укрытия и побежал. Никогда раньше в своей жизни он так не бегал. Пули взрывали сухую землю у его ног, выстрелы не смолкали. Вылетев на проспект, Пятый замедлил бег и оглянулся. Лина не было. Конец…

Вот оно, это самое место, понял Ит. На Терре-ноль дорога поуже и машин меньше. Ну, это небольшое открытие. Так, дальше…

Ему вдруг стало жарко, он вздрогнул. «Живым не дамся!» – пронеслось в голове. Он хотел перебежать на другую сторону проспекта, но дорогу ему преградил поток машин, и он был вынужден бежать по островку безопасности посреди дороги. Они в секунду догнали его, машина, взвизгнув тормозами, остановилась, преграждая путь. Он хотел было перескочить через капот, но из машины посыпались, как горох из мешка, надсмотрщики, его прижали к капоту, завязалась драка. Неожиданно рядом с первыми «Жигулями» затормозили вторые, из них выскочил Лин, да так и остался стоять – на него навели оружие и приказали не двигаться. Лин с немым ужасом наблюдал за происходящим. Пятый дрался отчаянно, но силы его были уже на исходе. Последним усилием расшвыряв своих врагов, он отбежал в сторону и крикнул, задыхаясь:

– Думаете, возьмёте? Не выйдет!

Автобус он заметил несколько секунд назад. Обыкновенный желтый «Икарус», каких много. Мгновенно у Пятого в голове пронеслось множество мыслей – что плохо оставлять Лина одного на всём свете, что Арти не простит ему этой смерти, что сейчас будет очень больно и что иначе произойти не может. Автобус пёр по проспекту, скорость у него была под семьдесят. Для его цели вполне довольно. Пятый свернул с островка безопасности и побежал по проезжей части. Автобус приближался стремительно и был уже совсем близко… На островке безопасности закричали. Пятый различил в какой-то момент перекошенное от страха лицо шофёра, а за его спиной – фотографию молодой красивой женщины с печальными глазами и неразборчивую надпись внизу…

Цифры! Там, за спиной этого испуганного водителя были какие-то цифры!.. Календарь? Очень похоже… может быть, это что-то значит…

Удар был страшен. Последнее, что Пятый услышал, был хруст ломающихся костей, его костей, скрежет тормозов, свист ветра… его швыряло, разворачивало, несло… так море крошит никчёмную деревянную щепку, разбивая её о каменистый берег… боль, адская боль, рванулась навстречу небу из всего его существа… а затем мир заполнила собой непроницаемая чернота…

* * *

– Так-так-так-так! Спокойно!.. Тихо ты, ненормальный!!! Куда?!

– Кир, держи!.. Черт, да что ж такое-то?!

– Держу я, чего стоишь, помоги!..

– Мужики, чего случилось?

– Ри, это вопрос на миллион, «чего случилось»! Ты сам не слышал, что ли? Ит, блин, да проснись ты, наконец!..

– Рыжий, воды притащи и вызови Илюху.

– Вызвал уже…

Глаза удалось открыть только через несколько минут, когда считка стала потихоньку отпускать и уходить. Через чужую боль, судороги и агонию стал проступать реальный мир – диван, валяющийся на полу плед, безмерно удивленный Ри, на плечах которого сидят заспанные Мотыльки, Скрипач со стаканом воды и непонятным выражением на лице, а затем ощущения – оказывается, его до сих пор крепко, «замком», держал Кир.

– Очухался, – зло констатировал Скрипач. – Так. Хорошо. Молодец.

– Что случилось? – говорить было больно, горло до сих пор сводило спазмом – тем, чужим, несуществующим.

– Это мы у тебя хотели спросить, что случилось. Ты орал так, что сейчас тут будет половина «Альтеи», которую ты перебудил своими воплями. Ну, давай. Рассказывай.

– Сон приснился… – Ит кашлянул.

– Ах, сон? – прищурился Скрипач. – Хрена себе у тебя сны. А ну не врать мне! «Сон». Считка?

– Считка, – покорно согласился Ит.

– Какая?

– С аварией.

– Зачем?!

– Потом объясню.

– Нет уж, давай сейчас!

– Там маркер, оказывается.

– Какой, на хрен, маркер?! – взорвался Скрипач. – Ты сдурел?! Вот говорил я тебе, не ходи к Огдену!!! Нет, пошел, твою налево… Ит, ну правда. Это уже совсем не смешно, ты понимаешь?

– Понимаю. Рыжий, там правда есть маркер. – Ит на секунду прикрыл глаза, вспоминая. – За спиной водителя, в кабине, к стене прикреплен календарь с портретом женщины. Несколько цифр в нем обведены. Я запомнил. Это может быть…

– Что? – поинтересовался Ри, присаживаясь рядом.

– Это может быть связано с тем, что происходит сейчас.

– Больно? – Скрипач уже прекратил сердиться, видно было, что он испугался.

– Немного, – признался Ит. – Всё нормально, это же фантомные… пройдет. На Балаклавском спина у меня болела и похуже.

Кир уже разомкнул «замок» и сейчас просто придерживал Ита, так, на всякий случай. Придерживал и потихоньку гладил по плечу, успокаивая.

– Ит, кинь мне цифры, пожалуйста, – попросил Ри.

– Лови.

Несколько секунд Ри раздумывал, потом хмыкнул, потёр переносицу пальцем.

– Широта и долгота, – констатировал он. – И еще что-то. Интересно. Причем, скажу тебе, координаты указаны с точностью до четвертого знака после запятой.

– Дай посмотреть, – попросил Тринадцатый.

– Смотри.

– А как зовут девушку, которая на фотографии? – вдруг спросил Кир.

– София Ротару. – Ит попробовал повернуться к нему, но боль была всё еще очень сильной, и повернуться не получилось. – Там внизу есть надпись. Календарь на 1985 год, обведенные цифры и её имя.

– Ротару… – Ри задумался. – Подождите, ребята. Имя-то говорящее. София – переводится как мудрость. Или знание. Ротару – как поворот. Вращение. Или, если угодно, поворотный момент.

– Ничего себе… – Скрипач тоже сел рядом с Итом. – Родной, а ведь похоже, что ты действительно был прав.

– Прав был Огден, когда рассказал мне про ключевые моменты, – Ит вздохнул. – Но плохо то, ребята, что сейчас нас, конечно, слушали.

– Плевать, – поморщился Ри. – Даже если и слушали. Они, как и мы, не знают ни точку приложения этих координат, ни значения точки приложения, ни смысла этого самого поворотного момента…

Дверь в гостиную открылась, и вошел Илья, следом за которым шел Саиш. Оба врача выглядели встревоженным, видно было, что сюда они едва ли не бежали.

– Что случилось? – Илья оглядел всю компанию.

– Илюш, глянь Ита, пожалуйста, – попросил Скрипач. – У нас тут… небольшой инцидент был. Случайно. Ну или почти случайно.

Осмотр много времени не занял. Через минуту Илья сообщил, что, во-первых, сильно упал сахар в крови, во-вторых, был мышечный спазм, в-третьих, скачет давление, в-четвертых, вашу мать, как это произошло и что у вас тут было?

Илье рассказали правду. Про чужие считки, в частности. Илья задумался, потом осторожно заметил, что так экспериментировать, наверное, лучше всё-таки под надзором, а не в одиночестве. В результате Иту, невзирая на протесты и заверения, что всё в порядке, Саиш поставил разгрузку и велел через какое-то время, «как спать соберетесь», использовать мышечный релаксант, чтобы подстраховаться от спазма, который, по его словам, мог произойти еще раз.

– Давайте, ложитесь, – распорядился Илья. – И впредь как-то поаккуратнее с этими считками. Помереть, конечно, не получится, но зачем себя калечить?

– Илюш, я себя не калечил, – возразил Ит. – Я и раньше их открывал иногда, ничего не было.

– Сейчас – было, – веско возразил Илья. – Кир, помоги ему до кровати дойти. И последите немного. Береженого Бог бережет. А, да! Ит, вот чего. Выпей чаю с сахаром и что-нибудь съешь. Поддержка поддержкой, но я за естественные методы, как ты знаешь.

– Хорошо, Илюш, – покладисто согласился Ит. – Ребята, простите, что потревожили.

– Ничего, не развалимся, – засмеялся Саиш. – Скучно тут, не передать просто!.. И ведь черт-те сколько еще здесь торчать.

– Торчать тут придется до окончания работы, – Ри развел руками. – Это действительно долго. Но, Саиш, скажу тебе по секрету, что лучше торчать тут, чем оказаться там, где вскорости рискует оказаться «Альтея».

Часть II

Утопия. Фальшивые боги

06

«Альтея» – «Ветер» – пространствоНачало пути к Утопии

До выхода оставалось всего ничего. Сэфес закончили расчеты даже быстрее, чем планировали, и вывели две точки, два экстремума. Когда команда Милтона и Огден услышали результаты, они растерялись – расстояния оказались просто невообразимыми. На вопрос: «Сколько идти?» – Леон невозмутимо ответил, что если использовать нечто вроде проходов, которые выстраивают транспортники или Ойтман, то до одной точки придется двигаться около ста восьмидесяти тысяч лет, а до другой – больше трёхсот. Как?! Ну, вот так. И, скорее всего, вы не придете никуда, потому что при проходах будет нарастать погрешность. Милтон и Огден были в ярости – но Сэфес спокойно объяснили, что расстояние это для Контроля вполне преодолимо. Пойти можно на корабле, объяснил Морис, и дорога займет около месяца. Погрешность будет сведена к минимуму.

– Но она всё-таки будет? – уточнил Милтон.

– В любом случае мы придем в нужный район, а там поиск нужной точки займет несколько часов, – Леон пожал плечами. – Другой вопрос – вы с нами пойти не сможете.

– Как не сможем?

– Попасть туда можно, только находясь в сетевом режиме. Хотя бы частично.

– Иначе – никак? – прищурился Огден.

– Да, иначе никак, – подтвердил Морис. – Проверьте. Вы же не верите нам. Проверьте, Огден. Мы не хотим никому зла, мы сейчас просто информируем вас о том, что есть на самом деле.

Огден изначально предложил следующий состав экспедиции: четыре саппорта, тысячу боевиков, ученые, техники и так далее. Сейчас становилось понятно, что таким составом никто никуда не отправится.

Огден начал, по словам Кира, «трепать Контроль»: двое суток подряд на «Альтею» приходили всё новые и новые Барды, потом – оба свободных экипажа Сэфес. И все слово в слово повторили то, что говорил Леон. Нет, это нереально. Только через Сеть. Огден начал угрожать – едва ли не смертью. Контролирующие пожимали плечами и предлагали стрелять. Им терять нечего, смерть ничего не решит, а из-за того, что кто-то из них погибнет, дорога короче не станет.

На совещаниях, разумеется, присутствовали все – и Ри, и Скрипач с Итом, и оба Мотылька. Права голоса им никто не давал, поэтому они сидели в отведенном им углу, с ужасом наблюдая за происходящим.

– Одного не пойму, для чего Огдену нужно посещать обе эти точки? – Скрипач недоуменно смотрел на Ри.

– Не Огдену. Нам, – поправил тот. – Мы должны там оказаться, понимаешь? Потом будут сняты характеристики, и они вкупе с тем, что уже есть, как раз дают гномон.

– Теперь понял, – кивнул Скрипач. – То есть… угу… ага… он планирует тащить туда нас, снимать характеристики, а потом…

– Ну да, верно, – согласился Ри. – После того как будут сняты и проанализированы обе точки, будут получены два вектора и выйдут две экспедиции.

– Сильно подозреваю, что расстояние получится еще больше, чем то, о котором сейчас говорят Сэфес, – заметил Ит. – И что? Тысячи тысяч лет… зачем эти экспедиции, не пойму.

– Боюсь, что не всё так просто, – Ри задумался. – Не стоит сейчас об этом. Давайте пока что просто послушаем.

* * *

Леон и Морис подробно и дотошно объяснили, что их корабль, равно как и любой другой корабль Сэфес, не сможет «взять на борт» сапорт Официальной. Только «Ветер», и только потому, что «Ветер» построен частично по технологиям Контроля.

– Ну, постройте какой-нибудь аналог, – пожал плечами Морис в ответ на длинную гневную тираду Огдена. – Нам всё равно, какой корабль будет. «Ветер» подходит, ваши нет.

– Почему вы не сказали об этом раньше?!

– До окончания расчетов мы сами не знали, что это потребуется, – Леон зевнул. – Ну вот теперь знаем. Огден, вы хотите всё и сразу. Так не бывает. И вообще, что вас не устраивает? Есть отличная машина, которую наш корабль способен взять.

– Точно с таким же успехом вы можете взять любую секторальную станцию с основанием три километра, – Огден, судя по голосу, уже озверел. – На которой пойдет столько людей, сколько требуется.

– Можем, – тут же согласился Леон. – Только идти с ней на борту мы будем года два-три.

– Почему?!

– Спросите Бардов. Огден, тут полторы тысячи Бардов, каждый из которых охотно объяснит вам, как будет влиять присутствие станции на движение корабля.

Снова вызовы. Снова в большую приемную Огдена приходят всё новые и новые Барды, потом Связующие, потом – двое Эрсай… И все слово в слово повторяют то, что сказал Леон. Да. Да, да, да, да.

Расчеты. Подтверждения. Бессильный гнев Огдена, который, кажется, стал догадываться, что его обманывают – но доказать обман никто никогда бы не смог. Снова и снова – повторяющие раз за разом Леон и Морис.

Первым сдался Милтон.

Он, разумеется, принимал во всех обсуждениях самое живое участие, слова Сэфес и Бардов казались ему спорными, но в то же время ученый видел: доля истины в этих словах есть.

– Огден, я думаю, что можно принять их предложение, – на четвертые сутки переговоров решился он. – В конце концов, мы можем и подстраховаться…

Вопрос упирался в состав идущих, и обсуждение этого вопроса растянулось в результате еще на несколько дней.

«Ветер» мог взять на борт сорок человек, не больше.

Из этих сорока половина мест сразу же оказывалась занята: Ри, Кир, Скрипач, Ит, Мотыльки – уже шестеро, Милтон с командой в тринадцать человек – двадцать в общей сложности.

Оставалось двадцать мест, которые Огден распределил следующим образом.

Двое эмпатов. Шестеро агентов второго класса. Двенадцать боевиков.

* * *

– Поработаем извозчиками по старой памяти… Помните, как тогда, на той секторальной? Хорошо было, правда? – Морис улыбался светло и открыто, впервые за эти дни. – Столько лет прошло, а мы до сих пор… ведь мы тогда были счастливыми.

– Мы тоже, – эхом отозвался Ри. – Да, мы тоже. И молодыми. И верили…

– Я и сейчас верю. – Скрипач сидел напротив Мориса и вертел в пальцах чайную ложку. – Это, пожалуй, единственное, что у меня от прежнего и осталось.

– Пальцевый невроз у тебя от прежнего остался, – сердито сказал Ит. Отобрал у Скрипача ложку, сунул обратно в чашку с холодным чаем. – Леон, Морис, знаете… я совсем недавно вспоминал – как раз про это всё. Про самое начало. И вот сейчас думаю – может быть, мы подошли к концу, а? Мы каким-то неведомым образом снова вместе, и нам снова придется идти… почти также, как тогда. В неизвестность. Только теперь вместо Ключа от Формулы Дьявола – мы сами.

– Типун тебе на язык, – шикнул на него Ри. – Еще чего!.. Конец какой-то придумал! «Как тогда», – передразнил он. – Не «как тогда», Ит, а совсем иначе. И еще. Мы тогда – боролись. И сейчас бороться будем. А не придумывать всякие окончания и не плодить ассоциации.

– Вот, совсем другой разговор, – одобрил Кир. – Вот сразу бы так.

– Ит, правда, хватит нагнетать, – попросил Скрипач. – Ну сколько можно.

– И не думал даже! У меня, может, условный рефлекс. Если надо куда-то далеко, да еще и в их компании, – Ит кивнул в сторону Сэфес, – значит, хорошего не жди[4].

Ри захохотал. Скрипач, секунду помедлив, тоже.

– Ой, не могу… – стонал Ри. – Ой, мамочки… Ит, ты, блин… собака Павлова…

– Тебе слюной на штаны покапать? – галантно предложил Ит. – Или, может, Скрипача попросить гавкнуть пару раз?

– А сам чего… не? – Ри всё еще смеялся.

– Лень, – емко ответил Ит. – Ребята, правда. Ну кончайте ржать. И без того тошно.

Сидели они сейчас в кают-компании «Ветра», который Огден милостиво разрешил подготовить к предстоящей экспедиции. Сэфес, разумеется, напросились побыть с компанией, и отказать им Огден не посмел: сейчас, увы и ах, ему приходилось под Сэфес в некотором смысле прогибаться.

Скрипач с Киром в четыре руки быстро организовали какое-то подобие застолья, и первым делом все принялись за еду – своя, с «Ветра», была всё-таки лучше, чем та, что вырабатывалась на «Альтее». Вроде бы разницы не должно было быть никакой, тот же синтез, те же вкусы «под заказ», но… разница всё-таки ощущалась. Чай «Альтея» синтезировала (по словам любителей чая) совершенно безвкусный и с запахом веника; картошка получалась почему-то не похожей на картошку, а больше всего напоминала репу, и так далее…

– В принципе это нормально, – рассуждал Скрипач, держа на весу вилку с куском мяса. – Несколько миллионов форм всякой еды у неё есть, и их она делает правильно, очень похоже. Но если речь заходит о синтезе, то тут, получается, виноваты уже те, кто заказывает синтез. Я, например, попросил томатный сок…

– А получилась та желтая гадость, – подсказал Ит.

– Вот именно! Потому что я не к месту вспомнил, что бывают желтые помидоры. И что? То ли у меня в мозгу где-то не там закоротило в момент заказа, то ли у «Альтеи»…

– Или искин пошутил, – подсказал Ри.

– Его там нет сейчас, – отмахнулся Скрипач. – Так вот, неважно, у кого и что, а важно то, что получил я в итоге не томатный сок, а кисло-солёную гадость.

– Которую я выпил, – недовольно заметил Ит, тоже подцепляя с общей тарелки мясо. Ну, не мясо, конечно, а имитацию. – Спасибо тебе большое, дорогой. Плевался потом полчаса.

– Ой, да ладно, – Скрипач хмыкнул. – Леон, ешь давай! Ну чего ты сидишь, как не родной, над этим салатом?

– В режим завтра, – дернул плечом Сэфес. – Сам понимаешь.

– Вот поэтому ешь немедленно, это я тебе как врач приказываю, – Скрипач нахмурился. – И пейте оба побольше, неизвестно, сколько еще придется… пробыть в режиме.

Морис покорно отпил из своего стакана смесь, которую так настойчиво предлагал ему сейчас Скрипач. По вкусу она была как чай, только это был не совсем чай, конечно. Скрипач с Итом, под руководством Ильи и Рофаила, сделали для Сэфес «коктейль», который, по мнению врачей, будет еще довольно долго положительно влиять на тела даже в Сети.

– Заморенные вы, сил нет, – ворчал Скрипач. – Куда вам работать в таком виде?

– А то вы лучше, – вяло огрызался Морис. – Сколько без отпусков проработали?

– Да не так много, – Ри пожал плечами. – Чуть больше двух с половиной лет. И отпуска у нас кое-какие всё-таки были. В отличие от вас.

– Ничего с нами не будет, – отмахнулся Леон. – Во-первых, мы идем не в полном режиме, а в тренировочном. Во-вторых, мы за эти дни отъелись и отоспались на год вперед. В-третьих…

– Понятно, понятно, – замахал руками Скрипач. – Ты мне лучше скажи, вы нас из гибернейта, если что, достать-то сумеете? Или лучше сразу об этом с «Ветром» договориться?

Месяц пути всей команде, по словам Сэфес, придется провести в гибернейте, потому что тело даже частичный сетевой режим вынести не способно. Споры по этому поводу продолжались сутки, но эти споры разом прекратил Скрипач, предложив поднять архивы и посмотреть на его собственном примере, что будет с человеком, если его в живом виде сунуть в Сеть хотя бы на несколько секунд.

Архив Огден поднял. Досье Скрипача – тоже.

После этого Сэфес и Барды долго распространялись на тему, что такое сетевое поражение и долго ли можно протянуть после него. Огден сказал, что всё понял, и спросил, что они предлагают. Сэфес подумали и сказали, что если тела полностью «выключить», то дорогу они должны перенести совершенно нормально. Гибернейт? Почему бы и нет. Он безопасен, на вход нужно несколько часов, на выход – меньше суток. Можно даже капсулы поставить, для пущей сохранности. Да обычные, в которых боевиков ради экономии возят. Снять с любого саппорта и установить на «Ветер». Дурацкое дело не хитрое.

Разумеется, Огден решил подстраховаться – по его задумке первыми проснутся Милтон и ученые, да еще и агенты, которые идут с командой, будут задавать программы сна для капсул самостоятельно. Все же прочие будут в капсулах, в которых проснуться самому невозможно, только по команде извне. А коды…

– А коды я скажу тем, кому доверяю. Вы не будете знать, кому именно.

– Зачем? – удивился Ри.

– Для надежности. Исключительно для надежности.

Ри пожал плечами, давая понять, что не видит смысла в разговоре.

– …за коды не волнуйтесь, – Леон отхлебнул «чая», усмехнулся. – Что нам эти коды. Ит, чего ты опять задумался?

– Я про это считку забыть не могу, – признался Ит. Скрипач неодобрительно посмотрел на него. – Знаешь, он…

– Он – что? – не понял Ри.

– Он ведь хотел остановиться. Он испугался, очень, еще доля секунды, и он бы остановился. Но он… он продолжал бежать. В какой-то момент то, что он делал, стало больше, чем он сам. Одна часть сознания оцепенела от ужаса, другая – гнала тело под колёса. Я не знаю, – Ит зажмурился, потряс головой. – Не понимаю, как он это выдержал.

– Слушай, прекращай, – приказал Кир. – Хватит издеваться над собой.

– Ладно, прекратил, – кивнул Ит. – Только одного я не понял. Кто из двух женщин был Летописцем? Рыжий, ты понял или нет?

– В этих считках? – Скрипач задумался, подпер щеку кулаком. – А вот хрен знает. Одна молодая, да? Её звали Лена. Вторая постарше, Валентина. Кто из них… черт знает. По ощущению – ни та и ни другая.

– Вы сейчас вообще о чем? – поинтересовался Морис.

– Мы тебе потом расскажем, – пообещал Ит. – Вот закончится эта свистопляска, мы сядем и всё тебе покажем и расскажем. А сейчас пошли спать, завтра еще к гиберу готовиться.

* * *

На «Ветре» было оживленно и тесно – не протолкнуться. Народу в него сейчас набилось тьма: техники, устанавливающие длинные полупрозрачные гибернетические капсулы, совмещенные с неким подобием реанимационных комбайнов; врачи, которым предстояло «уложить поспать» всю компанию, ученые, руководство, пяток Бардов, спешно проверяющих последние данные и дающие заключение по вычислениям, четверо Встречающих, которые в главной рубке спешно вводили в тренировочный режим Леона и Мориса, и еще какие-то люди, про которых никто ничего толком не понял.

– Дурдом на выезде, – констатировал Скрипач. Он сидел сейчас на своей капсуле, болтая ногой, и с умным видом созерцал творящийся вокруг хаос. – Я не понимаю, чем они все занимаются?

– Похоже, они сами не понимают, – пожал плечами Ри. Он с удобством расположился в кресле рядом со своей капсулой, оба Мотылька сидели сейчас у него на коленях. – Мелкие, ну что? Поспите месяц у меня под боком?

– Куда мы денемся, – хмыкнул Тринадцатый. – Только не толкайся сильно.

– Боюсь, в гибере он толкаться вообще не сможет, – хмыкнул Ит. – Слушай, гений, как ты думаешь, что там будет?

– В этой самой Утопии? – Ри задумался. – Не знаю. Может быть, вообще пустой мир, в котором… ничего нет, кроме портала. Может быть, осколок Сонма в каком-то виде.

– Почему пустой? – тут же спросил Скрипач.

– Неизвестно, в каком он периоде, – повернулся к нему Ри. – Возможно, что и пустой. Возможно, развитый. В любом случае мы берем с собой шестерку агентов, и вот пусть они разведают, что там и как.

Ит вздохнул. Неодобрительно покачал головой.

– Быстро ты забыл, кем мы были, – проворчал он. – Тот же самый… расходный материал.

– Не сердись, – попросил Ри. – Ты же знаешь, я не со зла. Констатирую факты.

– Я тоже, – упрямо ответил Ит. – Может быть, они и заблуждаются. Но они – живые люди, и в любом случае…

– Гений, ты действительно не того, – попросил Скрипач. – Не заговаривайся. Перебор.

– Да ладно вам, – Кир зевнул. – Что-то я не выспался. Скорее уж в гибер, что ли. Хоть подрыхну там в своё удовольствие.

– Вот это верно, – согласился Скрипач. – Самое милое дело. Лежишь, не трогает тебя никто. Спишь себе и спишь спокойненько. Благодать.

– Хорошо, что там сны не снятся, – добавил Ит. – Ничего там нет. Вообще.

В гибернейте они, еще работая в Официальной агентами, несколько раз бывали. Чаще всего он использовался во время доставки команды туда, где не было ни Транспортников, ни собственных систем перемещения на большие расстояния. Разрабатывается, допустим, какой-нибудь низкоразвитый мир Белой зоны, и как туда прикажете добираться? Да только так, никак иначе.

Фэб, надо сказать, гибернейт не одобрял. Считал, что это не то чтобы вредно, но и не полезно. Если они возвращались откуда-то, куда ходили именно в гибере, он всегда выбивал им отпуск на месяц и, по выражению Скрипача, носился с ними как с писаной торбой. Опасался каких-то сбоев, ругал, если они теряли в весе, переживал, что «любая инфекция запросто садится», заставлял к месту и не к месту ставить биологичку, даже если они отправлялись в учебный центр или по делам… в общем, берег и заботился, причем гораздо больше, чем в обычное время. Сами они по этому поводу недоумевали, потому что чувствовали себя отлично, и втихую подшучивали над «свихнувшимся в очередной раз Фэбом». Ну гибер и гибер, и чего?.. Боевики вон ходят чуть ли не постоянно, и никогда ни с кем ничего не было.

Минут через десять к ним в каюту вошел быстрым шагом встрепанный Милтон и приказал «укладываться». Сейчас подойдут врачи, и их будут «выключать». Боевиков уже «уложили», теперь их очередь, потом будут «укладывать» ученых, и самыми последними – агентов.

– Побыстрее, побыстрее, – недовольно говорил он. – Сэфес уже в режиме и недовольны, что мы тянем.

– Хорошо, – кивнул Ри. – Мы, собственно, давно готовы.

– Тогда по капсулам, и ждите.

…В принципе капсулы были не так уж и нужны, но они в данном случае являлись дополнительным гарантом безопасности. Ит лег последним – на всякий случай посмотрел у всех рабочие блоки. Вроде бы порядок…

«Выключать» их пришел Илья – чему все очень обрадовались.

– Илюх, давай только не насовсем, ага? – попросил Скрипач. – Чтобы потом того, проснуться.

– Типун тебе на язык, – проворчал Илья, быстро набирая что-то на маленьком визуале, висящим под его левой рукой. – Маску набрось. Рыжий, не дури, говорю, маску надел живо.

– Да надел уже, – рыжий приложил к лицу концентратор. – Оуууу… ммм… как-то быстро…

– Всё, спокойной ночи, – хмыкнул Илья. Крышка капсулы поползла вверх. – Следующий кто?

– Давай меня, – предложил Ри. – Мелкие, маски на морды, живо.

– Йес, сэр, – Тринадцатый был явно в настроении поерничать. – Сделано, сэр…

– Илюш, там ограничители были, я забыл положить, – попросил Ри. – Вон, на столе. Ага… а то и впрямь отдавлю этим поганцам руки-ноги.

– Не бойся, сам закреплю. – Илья торопился. – Так, поехали. Кир, маску. Время, народ! Мне еще шестерых класть, поживее. Ри, спокойной ночи. Кир?

– Ммм?..

– Ага, ты уже. Молодец. Моя школа. – Еще одна крышка поехала вверх. – Ит, ты еще тут?

– Пока да. – Ит сидел в своей капсуле с маской в руке. – Илюш, слушай…

– Чего? – Илья рассердился.

– Если с нами что-то случится, попробуй найти хотя бы Берту, – попросил Ит. – Неспокойно мне что-то.

– А кому спокойно, – проворчал Илья. – Будем верить, что обойдется. Ложись. И… удачи.

* * *

Корабль Леона и Мориса вышел за пределы системы и через несколько мгновений растворился в пространстве – тоже вошел в тренировочный режим, вслед за своими симбионтами. По сути дела, они и были симбионтами: оба Сэфес и корабль в данный момент представляли собой единое псевдоживое существо, которое видело и ощущало окружающий мир совсем не так, как обычные разумные.

Как только корабль вошел в Сеть, окружающее пространство тут же утратило привычный разумным облик и стало стремительно приобретать те черты, которые способен видеть только Контроль. Даже Эрсай видят мир иначе, по принципу ткани, иглы и нити, а вот Сэфес и Барды видят всю Вселенную как живой организм, пронизанный связями, соединениями, смычками…

Когда пространство расцвело привычными яркими красками и словно бы радостно вздохнуло, приветствуя триаду Леон-Морис-Корабль, они первым делом выловили участок вибрации, который их устраивал, и двинулись в некий сектор, слабо светящийся фиолетовым и расположенный где-то в тысяче световых лет от системы, в которой находилась Земля-n.

Конечно, всё было обманом.

Конечно, этот обман откроется.

Но не сейчас, отнюдь не сейчас.

Когда они считали ситуацию, они поставили примерный срок – тайное станет явным где-то месяца через два, не раньше. Очень хороший временной запас, позволяющий сделать ряд маневров, способных… нет, не повлиять на ситуацию, разумеется. На это они не рассчитывали. Хотя бы – спасти тех, кого еще можно было спасти.

То, что корабль не может взять на борт сапорт Официальной службы, было, разумеется, блефом. Может. И не один, а несколько сотен. И секторальную станцию тоже может. А десяток кораблей Сэфес запросто сумеют унести туда, куда потребуется, половину многотысячного флота Санкт-Рены. Да и на секторальной, а тем более на кластерной станции Бардов тоже можно было бы увезти куда-то нужное количество разумных.

Другой вопрос – подобного никто никогда не делал, потому что до этого момента Официальной службе не приходило в голову использовать Контроль как транспортное средство.

Прецедентов не было.

И Леон с Морисом сумели этим воспользоваться.

Они лгали, пожалуй, первый раз в жизни и сумели выстроить свою ложь так, что в неё пришлось поверить тем, от кого требовалась вера. Мало того, они сумели убедить всех других Контролирующих, находившихся рядом, что ложь не просто необходима, нет, жизненно важна. Что происходящее – сильнее страха.

И в глазах других Контролирующих, и в своих собственных глазах они сейчас были идущими на смерть, идущими добровольно, но причина для этой смерти была настолько серьезной, что никакие колебания или сомнения становились в её свете недопустимыми.

Один вопрос оставался открытым.

Когда?

План был на самом деле прост. Увезти команду максимально далеко от опасного места, как-то разобраться с сопровождением и отпустить. А самим… видимо, вернуться. Для того чтобы запутать следы, сбить, заморочить. Потом – уже всё равно.

Убьют.

Ну и ладно.

Сейчас Леон и Морис спорили о том, что делать дальше.

* * *

Корабль мягко переходил из формы в форму, двигаясь по рассчитанным опорным точкам: пока что они решили соблюдать запланированный маршрут, сейчас их еще могли бы отследить другие Контролирующие. Леон и Морис в процесс общения корабля с Сетью не вмешивались, они «говорили» друг с другом, причем слова использовали совсем немного – в Сети Сэфес общаются либо эмоциональными рядами, либо посредством ментальных образов-слепков.

«Можно сделать это скоро», – предложил Морис.

Образ – надвигающаяся лавина зеленого огня, вспыхивающее небо, пространство тонет во мгле.

«Не нужно, мы не спросили».

Растерянное лицо Ри, следом – вращающаяся в пространстве схема их движения.

«Можно разбудить и спросить» – косой солнечный луч на деревянном полу, утренний ветер.

«Не нужно, они откажутся» – ряд косых красных черточек, взмах руки.

«Почему?» – пространство между Леоном и Морисом вспыхивает синим огнем, изогнутые языки пламени пляшут, пляшут и медленно гаснут.

«Они тоже тянут время» – ночное небо, медленно плывущая над лесом огромная оранжевая луна.

«Боятся?» – серая муть, судорожно шарящие в ней руки.

«Да. Пусть пока всё идет, как шло раньше» – снова схема движения, но теперь рядом с ней появляется строка времени, ярко-желтые цифры в рубиново-красных сполохах. «Убедим их позже». Леон показал своё лицо, выражение мольбы, скорби.

«Поверят?» – снова синий огонь.

«Да. Они и так верят, но не сейчас. Рано. Надо убедить остальных, что мы не лжем. Это отсрочит время» – вторая схема движения, для следующего этапа, цифры стремительно меняются, потом – образ «Ветра», уходящего в пространство.

«Им надо бежать».

«Боятся».

«Надо».

«Убьют. Не их. Как убили Владу и Соню».

«Они не догадались, что мы знаем».

Образ скорби, чудовищной, невообразимой; черная вода, черное небо, «лунная дорожка», налетевший ветер.

«Они не знают, что мы знаем о том, что всё потеряли».

«Да, они не знают».

«Не знают…»

Огден был действительно не в курсе, что экипаж узнал о том, что обе Встречающие погибли.

Если бы он об этом знал, он бы никогда в жизни даже близко не подпустил Леона и Мориса к команде Ри. Никогда и ни за что на свете. А он подпустил, потому что понимал – со «своими» Ри, Скрипач и Ит будут работать гораздо охотнее, чем со всеми прочими. Ему не впервой было использовать для своих целей чьи-то добрые отношения или дружбу. Могут, кстати, что-то полезное выболтать в процессе общения.

И ведь выбалтывали.

Но строго дозированно и ровно столько, чтобы интерес Огдена к их разговорам не угас.

Обман, обман, обман, обман…

«Мы дойдем до нужной точки?» – тонкие светящиеся нити, в центре – сияющий мертвенно-белым цветом огненный шар.

«Да… И быстрее, чем говорили этим… сократим срок» – цифровой ряд, цифры стремительно уменьшаются.

«Докажем им, что мы благонадежны».

«Пусть они нам верят».

«Пусть верят».

«Они не поверят полностью».

«Нам не нужно полностью. Нам нужно – на время».

«Да, нам нужно на время…»

* * *

В нужный участок корабль вышел через две с половиной недели. Сэфес сейчас не торопились и, как выяснилось, поступили совершенно правильно: проблемы начались гораздо раньше, чем можно было предположить.

Нужный участок они нашли на удивление быстро – он оказался расположен в Белой зоне, точнее, в подсегменте внутри Белой зоны, однако проход к нему оказался наглухо перекрыт.

…Контроль существует везде. В том или ином виде, во всей Вселенной есть свои Контролирующие, которые работают по одному и тому же принципу. И сейчас Морис с Леоном видели следы чужой работы, очень давней и очень тщательно сделанной.

Речи не могло идти о том, чтобы попасть в этот участок самостоятельно.

«Хорошо, что мы их не разбудили» – сейчас Леон говорил словами, но гораздо быстрее, чем он произнес бы эту фразу, будучи человеком.

«Ищем» – согласился Морис.

Долго искать не пришлось.

Отошли от заблокированного участка, переместившись в чей-то маджентовский фрагмент Сети, открылись – пусть те, кто держит этот кластер, увидят, что они здесь. Ответ пришел незамедлительно: местный экипаж спрашивал, для чего они тут и не нужна ли помощь.

Морис ответил, что помощь нужна, а тут они с исследовательскими целями и вмешиваться в Сеть не собираются.

Кажется, экипаж, с которым они сейчас общались, приободрился. Леон и Морис видели: во-первых, экипаж молод, во-вторых, принадлежит к расе из другого сектора Круга и с людьми не общался вообще никогда.

«Атланты» – Морис удивился.

«Или Энгеры, – согласился Леон. – Мы с тобой видели в жизни таких только один раз».

«Это второй» – две вертикальные светящиеся черты, удивление.

«Никогда не уходили так далеко».

«Очень далеко».

Молодой экипаж, видимо, решил привлечь кого-то из старших – то ли своих учителей, то ли экипаж, который контролировал смежную зону. Целых полминуты пространство молчало, потом снова оделось цветом и звуком. На связь вышел старший экипаж.

«Цель?» – вопрос сейчас выглядел, как расходящиеся концентрические круги на воде.

Леон кинул образ Белой зоны старшему экипажу, и тут же в ответ поступил ряд запрещающих символов: экипаж категорически отказывался открывать проход к нужной точке.

«Причина?» – Морис снова кинул образ нужной точки.

«Капсуляция, инфернальное воздействие, опасность, всё равно выходят, но если не заходить, не трогают, опасно, опасно, деструкция, точка силы, расходящиеся потоки».

Ни Леон, ни Морис в тот момент не поняли, о чем именно говорил экипаж Энгеров (всё-таки это были Энгеры, не Атланты, как сейчас оказалось), и стали просить объяснить всё подробнее.

«Зачем?»

«Экспедиция, поиск. Ответ».

«Зачем?»

«Вы можете выйти из сетевого режима и побеседовать с нами?»

«Ждите».

* * *

Выходить из одного режима и входить в другой без поддержки было тяжело, и Леон с Морисом порадовались, что врачи хоть как-то, но сумели подготовить их обоих к подобным встряскам. «Собрали» тела они в кабине «Ветра», потом вышли в пространство корабля, воссоздали катер и покинули корабль: чужой экипаж назначил точку для встречи вне обоих кораблей.

Второй катер, угольно-черный, огромный, уже ждал их в указанном месте. Видимо, Энгеры работали по какому-то другому методу, позволяющему «собирать» тело на большей скорости.

Разумеется, друг к другу на катера Сэфес не переходили – слишком разные были расы, слишком разные условия.

А вот проблемы оказались на удивление похожими…

– …сделали себе арутанегал… само… убили, мы не знать, теперь знать. Служение выше, остаться. Учить. Учить, чтобы они потом тоже само-убили. Каждый день смех. Потому что каждый день – дорога короче.

Энгеры человекоподобными не были. В большей степени они напоминали, пожалуй, медуз или каких-то глубоководных существ: полупрозрачные тела, множество псевдоподий, то появляющихся, то исчезающих, размеры – около десяти метров в диаметре. Атмосфера в катере, как поняли Сэфес, была хлористой, какое-то сложное соединение, и регенератор катера работал в куда более быстром режиме, чем у них самих…

По сравнению с катером Леона и Мориса катер Энгеров поражал величиной: больше двухсот метров в длину, почти тридцать в высоту. Но для этой расы, конечно, в самый раз.

Местная Официальная служба, как выяснилось, была тоже причастна к тому, что происходило. «Это» длилось, по меркам Энгеров, «недолго». Летоисчисление у них было иное, но система счисления – такая же, двенадцатеричная, поэтому оба экипажа быстро соотнесли датировки и выстроили две идентичные конструкции.

Да, да, да, всё верно. Всё так и есть. Нас тоже стали менять, быстро-быстро. Наши ищут точку приложения. Вы ищете у нас, наши ищут у вас. А может быть, и не у вас, но не в нашем секторе Круга.

Они хотят что-то изменить.

Все они хотят что-то изменить.

Морис кинул Энгерам образ Русского Сонма и понятийный ряд, объясняющий, что это за явление.

Ответ пришел сразу, причем словами – да, да, да, это, именно это они хотят менять, это явление в одном секторе Круга влияет на всю Сферу, Официальная хочет остановить изменения, хочет стабилизировать Сферу.

– А вы что про это думаете? – осторожно спросил Леон.

– Ошибка, – тут же ответил Энгер. – Плохая ошибка, это нельзя трогать.

…Когда местный Контроль сказал, что «нельзя трогать», начали трогать местный Контроль. Точно по такому же сценарию.

Барды в этой зоне пострадали куда сильнее, чем в зоне, к которой принадлежали Леон и Морис.

«Синие» очень уязвимы, с печалью сообщил один из Энгеров. Они очень «тонкие» (Леон и Морис недоуменно переглянулись, но слово звучало именно как «тонкие», иначе не трактовалось), они не могут терпеть несвободу, они убивали себя.

Как?..

Они просили Сеть убивать себя, они выходили там, где пространство убивало их, они бросали станции, они…

Почему?

Не могли так жить. Когда стали убивать их вторые половинки и их «атэла» (связующих, перевел Морис), они не жили больше. «Синих» почти не осталось. «Красные», местная Маджента, оказались более гибкими, и потому – более живучими. Они страдали от того, что происходило, но Сеть держала их слишком крепко, и они не уходили.

Слишком сильно любили Сеть…

– Нам нужно в ту зону, – снова стал просить Морис. – Очень нужно.

– Что у вас на борту? – разумеется, Энгеры отлично видели, что в их корабле присутствует посторонний объект.

– То, что нужно совместить с той зоной, чтобы понять ряд процессов.

– Резонанс?

– Да.

– Они хотят там действовать?

– Нет. Только снять показания и уйти. Чем опасна эта зона?

– Ощущай…

* * *

Пространство внизу полыхало и плавилось, там текли золотые и серебряные облачные реки; когда картина приблизилась, стало видно, что под золотистым небом стоят величественные высокие горы над синими морями, то тут, то там виднелись зеленые бархатистые леса, позже появился первый город, который при ближайшем рассмотрении был вовсе и не городом, а просто скопищем каких-то непонятных сооружений, потом снова потянулось пустое, незаселенное пространство. Дальше – снова синее-синее море, над которым аркой вставало что-то совсем непонятное. То тут, то там возникали сполохи слепящего света, чуть позже – появился какой-то летающий объект, назвать который кораблем не смог бы никто…

Ощущение было непередаваемо.

Леон и Морис чувствовали сейчас энергопотоки чудовищной силы, и – этого они не ждали – энергопотоки анализировались точно так же, как в уже знакомых им порталах! Только тут они были в миллионы раз мощнее.

Мало того, они были еще и видимыми.

Морис вскрикнул, указывая на что-то, Леон вцепился ему в рукав, чуть не сломав себе пальцы.

Над землей, по золотистому небу, шел многокилометровый спиральный вихрь, пронизанный молниями, в каком-то месте вихрь, который был вовсе и не вихрем, вдруг замер, а затем плавно пошел вниз, и навстречу ему поднялся другой, с иным направлением.

Две спирали…

Порталы Сода…

По небу плыла странная конструкция из трёх то появляющихся, то исчезающих линий, они двигались с неимоверной скоростью, пересекаясь, проходя друг через друга.

Апрей, именно так выглядел портал Апрея…

Ощущение давило, с каждой секундой оно всё усиливалось.

Еще одна структура, которая, кажется, шла совершенно беспрепятственно через тело планеты – какая-то помесь статичного сиура и нестатичной осцилляции, видеть эту структуру было почти нереально, она скорее чувствовалась, глаза тут помощниками не были.

И – всё это, вообще весь мир, ощущался сейчас живым. Даже не так – перенасыщенным жизнью.

Словно… словно жизни, там, внизу, было слишком много.

* * *

– Какая это раса? – спросил Леон. – Энгер?

– Энгеры там были двадцать миллионов лет назад, – на самом деле цифра звучала, конечно, иначе. – Там нет Энгер. Их давно уничтожили Палачи. Пришла другая раса.

– Какая? – спросил Морис, предчувствуя недоброе.

– Ваша. Сейчас там такие, как вы. Или почти такие. «Нет, всё-таки не наша, – подумал Морис, глядя на картинку. – Это Атланты. Или что-то, что выглядит как Атланты».

– Что они делают? – Морис нахмурился.

– Уходят и приходят. Энгеры им не интересны. Когда были Энгеры, им были интересны Энгеры. Это место поддерживает расу, которая в нём появляется.

Чужой экипаж кинул картинку – участок Белой зоны.

Пустой…

В этом участке не было ни одной живой планеты.

– Это сделали они? – Леон нахмурился.

– Это было давно. Это сделали Энгеры, которые тогда жили там. До того, как в мир пришли Палачи. Сейчас…

– За какой срок?

– Пятьдесят – сто тысяч лет.

Леон и Морис переглянулись.

– И как они это сделали? – Морис подался вперед. – Что они делали?

– Приходили и уходили. После этого – жизнь уходила. К ним.

– Как?!

– Мы не знаем, – чужой экипаж смолк.

– Спасибо, – кивнул Леон. – Но нам всё равно нужно туда.

– Вы не сможете оттуда вернуться.

– А вы сможете помочь нам вернуться? – вдруг спросил Морис. – Если мы будем звать на помощь, вы сумеете войти в зону и забрать нас оттуда?

Энгеры молчали. Скорее всего, сейчас от них в Сеть шел запрос – другим экипажам. Молчание всё длилось и длилось…

– Что это за чертова дыра? – растерянно спросил Леон. – Мори, что мы такое с тобой рассчитали?

– Не знаю, – Морис потряс головой. – Но ребят, пожалуй, мы тут высаживать не будем.

– Уж точно не будем, – кивнул Леон. – Ну и местечко!..

– Если это Атланты, то как высаживаться? – резонно поинтересовался Морис. – Гравитация, прости, в восемь раз выше, чем в нашем Круге. Ну да, если на катере, то возможно, конечно, но им же нужно будет как-то выходить… наверное…

– Снимут характеристики из катера, – твердо ответил Леон. – Какие там выходы, я тебя умоляю. Не смешно.

– Тут вообще всё не смешно.

…Ответ пришел только через полчаса – Леон и Морис начали к этому моменту нервничать всё сильнее и сильнее.

Мы разрешаем вам проход в нужную зону.

Но с четкими условиями.

Время регламентировано. Никаких повторных заходов. Никаких попыток что-то вывезти из зоны – после выхода, если он вообще будет, вас досмотрит местное отделение Официальной. И, конечно же, никаких попыток повлиять на то, что там происходит. Да, что бы там ни происходило, как вы понимаете. Выйти, если это потребуется, мы поможем. По крайней мере, попытаемся. Если ничего не получится, не обессудьте. Есть ситуации, в которых бессилен даже Контроль, и эта – одна из них.

Разумеется, Леон и Морис тут же согласились.

Ничего другого им просто не оставалось.

* * *

В нужную зону их корабль зашел через сутки, в сопровождении трёх таких же кораблей-плазмоидов, принадлежавших местным Сэфес. Четко обозначили зону входа и срок, который команде предстояло пробыть в зоне – сначала речь шла о трёх земных сутках, но Леон и Морис сумели настоять на большем сроке. В результате в распоряжении команды оказалось десять дней. Максимум, на что согласились Сэфес Энгеров. По меркам Контроля – заскочить, что называется, на минутку.

И успеть за эту «минутку» столько, сколько получится.

В принципе подошло время будить команду, но Леон и Морис не хотели спешить. Они поставили корабль у границы закрытой зоны и для начала стали осматриваться: пока команда в гибере, они могут уйти, если что, в любой момент, а если разбудить, то уйти через Сеть не получится, люди могут погибнуть.

Оба Сэфес сейчас находились в тренировочном режиме: в нем можно взаимодействовать с Сетью и с грехом пополам – с реальностью. С реальностью, правда, были нелады: приходилось подстраиваться под слишком медленных (на взгляд Сэфес) разумных, окорачивать себя, не позволяя, например, проходить сквозь материальные объекты на глазах у всех, общаться вербально, и так далее. В общем, можно использовать тело, можно «присутствовать», в отличие от полностью сетевого режима, когда тело становится бесполезной ношей и уводится в какую-то точку корабля, а сознание, пусть с этим телом и связанное, освобождается целиком и полностью.

Нужный мир, находившийся в некотором отдалении (для Сети, разумеется), пока что себя ничем не проявлял. Нет, активность там была, и еще какая, но до корабля Сэфес, висящего на границе зоны, этому миру, казалось, не было никакого дела.

Возможно, их давным-давно обнаружили.

Но… они не имели никакого значения.

Прождав несколько часов и убедившись, что корабль никого не интересует, Леон и Морис передвинулись ближе, на расстояние часового прохода на катере в режиме частичного слияния. Разумеется, Ри может запросто работать в полном слиянии, и Ит может, и рыжий, но следовало заранее подумать о том, что их троих к управлению катером могут и не допустить. Если разрешить «рулить» Милтону, например, или Джани, то слияние будет априори частичным, да и то с дозволения Сэфес. И Милтон, и Джани имели неплохую толерантность к Сети, но куда им было до Ри, Ита и Скрипача…

Планета упорно игнорировала корабль.

– Будим? – спросил Леон.

– Пора, – согласился Морис. – Иначе это всё лишено смысла.

– Тогда будим в том порядке, в котором идут коды, – предостерег Леон. – Мы покорные, ты помнишь? Мы на всё согласны.

– Угу, – Морис ухмыльнулся.

Сейчас они сидели в рубке «Ветра» и забавлялись тем, что выстраивали разные векторы прохода по системе. Кораблю, по всей видимости, общаться с ними нравилось – любая псевдоразумная техника любит Контроль, да что там псевдоразумная, даже самая обычная и та в руках Контролирующих мигом становится шелковой и начинает вести себя образцово. Машины с двигателями внутреннего сгорания заводятся с полоборота, неработающие замки легко открываются и закрываются, а телевизоры начинают ловить программы, которые отродясь не ловили.

– Сделай на всякий случай три катера, – попросил Леон.

– Зачем? – не понял Морис.

– Пусть будет один резервный для нас самих, – Леон задумался. – Смею предположить, что на первом катере пойдет разведка.

Морис кивнул.

– Есть вероятность, что этот катер мы потеряем. На втором пойдет команда. А третий будет для нас самих. Если ребятам потребуется наша помощь, мы пойдем за ними.

– Согласен. – Морис потянулся. – Опять я от тела отвыкать начал, – пожаловался он. – Его же еще и поить придется эти десять дней. И кормить. Фу…

– И отвертеться не удастся, потому что у нас теперь стало на трёх врачей больше, – добавил Леон. – И они нас в покое не оставят. Если с рыжим или Итом я бы еще мог поспорить про то, что не хочу есть, то с Киром – не рискну. Как зыркнет… сразу охота пропадает.

– Это вообще жуткая помесь врача и боевика, – Морис поежился. – Ладно. Как-нибудь справимся.

* * *

– Ну, мамочка, ну еще пять минуточек… – Скрипач зевнул, повернулся на бок и положил под щеку ладонь. – Можно я ко второму уроку пойду?

– Ща я тебе устрою мамочку, – пообещал Кир. – Вставай давай!

Щекотки Скрипач боялся, и следующую минуту они молча мутузили друг друга. Победу одержал Кир, сумевший перехватить рыжего за обе руки.

– А щекотать чем будешь? – ехидно поинтересовался Скрипач.

– Ничем. А вот пинка – это всегда… пожалуйста!.. Куда кусаться, сейчас по-настоящему получишь!..

– Оооооуууу, – Ри, отчаянно зевая, выбрался из капсулы. Потянулся, разминаясь, огляделся. – Мелкие, подъем. Кажется, мы приехали.

– Мммм? – Тринадцатый сел, огляделся. – Гений, а где моя рубашка? Я ж вроде в рубашке ложился.

– Илья снял. Вон, в головах валяется…

– Утро добрым не бывает, – констатировал Ит, тоже садясь. – «Ветер», от башки что-нибудь сделай…

– И мне, – тут же добавил Ри. – А этим хоть бы хны, ты погляди. Они еще и дерутся!.. Эй! Кир, ты хоть смотри, куда тебя несет!..

Кир, наконец, отпустил Скрипача (получив за это, видимо в награду, увесистый пинок) и отправился обратно, к своей капсуле, одеваться.

В рубке уже кто-то оживленно разговаривал – Ри тут же понял, что разбудили их самыми последними. Он поспешно оделся, Мотыльки привычно взобрались к нему на плечи.

– Быстрее давайте, – поторопил он остальных. – А то там уже полемика, как я погляжу, а мы до сих пор не в курсе.

Ждать пришлось только Скрипача, который непонятно куда сунул свой комбез. Потом все поспешно выпили по стакану кофе, в который корабль добавил какой-то слабенький стимулятор, и отправились в рубку.

* * *

– …что это может означать? Про неподходящие условия понятно, но что еще? О, с возвращением, – поприветствовал он входящих. – Рассаживайтесь и слушайте. Похоже, у нас проблема.

– И не одна, – поправил Морис. – Привет, ребята. Так вот, проблем у нас несколько. Первая – высадка на планету невозможна, вне катера вы там секунды не выдержите, даже в защите. Вторая…

– Это местное население, – продолжил за него Леон.

– А что за население? – с интересом спросил Ри.

– Мы анализируем происходящее там уже сутки и пришли к неожиданному выводу. В некотором смысле…

– Вы будете говорить нормально? – зло спросил Милтон. – Из вас каждое слово приходится клещами тянуть!

– Хорошо, – пожал плечами Морис. – В некотором смысле – это боги. Вас устраивает такой ответ?

07

Терра-ноль, МоскваДве войны

На порталы выезжали еще несколько раз, потом поездки прекратились. Зато возобновились допросы, которые теперь вел не Огден, а его заместитель, неприметный серый человек по имени Амсель Гтар. Впервые встретившись с ним, Берта подумала, что Огден и Амсель чем-то неуловимо похожи, а потом поняла, чем именно. Огден выбирал заместителей себе под стать: Амсель тоже был неприметным, серым, словно бы бесцветным, и с точно такой же, как у Огдена, злой и мертвой хваткой. Разве что хватка эта была послабее – Амсель осторожничал, не форсировал. И не хамил так, как любил хамить Огден. От него Роберта ни разу не слышала ни одной «половой» шуточки, ни грубого слова: заместитель был предельно корректен и вопросов пола и расы вообще не касался. Ита и Скрипача он называл исключительно «ваши мужья», Кира и Фэба «старшие рауф» – за это Берта была ему, пожалуй, даже благодарна. От хамства Огдена она немного подустала.

Несмотря на то что выезды прекратились, видеться они не перестали, потому что начались какие-то непонятные лабораторные исследования, которые проводились на территории тюрьмы. Два или три раза в неделю их троих отводили в больничный корпус (трёхэтажное грязное здание в самой глубине территории), в подвале которого находилась наспех оснащенная всем подряд мобильная лаборатория. Исследования, которые там проводились, на взгляд Берты, были напрасной тратой времени: с них каждый раз снимали энцефалограммы, мерили давление, проверяли рефлексы; потом наступала очередь процедуры, которую Джессика окрестила «игрой в молчанку». Их по очереди заводили в изолированную камеру и велели сидеть, не двигаясь, около получаса. На вопрос Фэба, что именно они хотят зафиксировать, ему было отвечено, что это не его, Фэба, дело, и что если сказали сидеть, то нужно сидеть.

Ну и сидели. По очереди. Зато пока один сидел, двое других были предоставлены сами себе и могли потихоньку поговорить, и послушать чужие разговоры: ученым было не до них.

Многое из того, что происходило на воле, за стенами Краснопресненской тюрьмы, они узнали именно из этих разговоров.

* * *

На Терре-ноль уже восьмой год шла война.

Причем на первый взгляд война эта была истинным театром абсурда, но лишь на первый. Если вдуматься, страшнее этой войны планета в своей истории ничего не видела.

Отношения Америки и России полностью разладились из-за пустяшного на первый взгляд участка земли в Черном море, а именно – из-за Змеиного острова. Изначально территория острова и портал, находившийся на ней, принадлежали Украине, которая, конечно, пускала туда российских исследователей и отказывала любым западным. Змеиный остров был разменной монетой, Россия хорошо платила за дозволение работать на нём, и Украину это вполне устраивало. В давние времена на острове уже происходил военный конфликт, туда целенаправленно перли немцы, но тогда остров удалось отбить, и в портале с тех пор работали исключительно украинские и российские ученые.

Однако мировую общественность такое положение дел категорически не устраивало.

Когда стало понятно, что Официальная служба порталами воспользоваться не может, да и вообще слабо влияет на ситуацию, стали поднимать головы разные коалиции в правительствах стран-сверхдержав. Россия и Америка исключениями, разумеется, не стали, равно как не стал исключением Китай и сильно поднявшаяся в тот период Индия.

Метапорталы интересовали всех, тем более что за последние годы появился ряд новых исследований, теорий, выкладок, и выкладки эти (по мнению аналитиков) сулили большие барыши тем, кто сумеет использовать наработки.

Порталы по большей части были расположены на территории России.

Американцы на своей территории нашли только три штуки, причем с весьма сомнительными характеристиками.

А самым сладким куском оставался по-прежнему крошечный Змеиный остров, расположенный в Черном море и принадлежащий Украине.

* * *

Сначала, разумеется, Запад попытался перетащить Украину на свою сторону, и вроде бы даже на какое-то время в этом преуспел, но Украина на удивление быстро опомнилась, тем более что экономические отношения с Россией её более чем устраивали, а все авансы Запада, как выяснилось, не стоили и выеденного яйца. В итоге по стране прокатилась короткая гражданская война, результатом которой стало присоединение Украины к России в качестве независимого субъекта.

Западу это категорически не понравилось.

Для начала России начали рубить экономические связи, но тут на сторону России вдруг перешел Китай, и с экономикой пришлось слегка притормозить.

Немногим позже штатники начали потихоньку вводить войска в страны, граничащие с Россией, и появилась информация о первых вялых стычках: стороны потихоньку огрызались друг на друга, но дальше этих стычек дело не шло.

До первого срыва. До первой серьезной провокации Штатов, которые в Черном море напали на российское судно.

Большегрузные БЛЗ всё так же ходили по всему миру через сложные системы межконтинентальных океанских и морских дамб, но военные за последние пятьдесят лет получили на вооружение совершенно новые машины: чаще всего это были корабли на воздушных подушках, в обход всех пактов снабженные антигравами. Такому кораблю было всё равно, над какой поверхностью идти, ему были нипочем и море, и суша, но согласно всё тем же бесчисленным пактам и соглашениям, эти корабли использовались как морские.

И вот на один из таких кораблей, патрульный, штатники выпустили четыре свои машины, причем гораздо более мощные и маневренные.

О том, что корабли находятся в акватории Черного моря, Россия знала.

Но какая-то «добрая душа» отключила на этих кораблях положенные по соглашению маяки-пеленгаторы и включила антилокационную защиту, которую по условиям мирного времени положено было выключать…

Российский флот за сутки выбил все четыре корабля и сообщил в международное сообщество о неправомерных действиях США.

США тут же объявили о начале военной операции против России и начали мобилизацию.

Война была развязана.

* * *

Парадокс этой войны заключался в том, что Официальная служба воевала на обоих фронтах одновременно. С правительством каждой страны у неё был еще в незапамятные времена заключен пакт, и, согласно этому пакту, она была обязана оказывать поддержку в военных операциях той стране, которая этого требовала.

Разумеется, в соответствии с регламентом.

Разумеется, с ограничением технических средств.

Разумеется, с поддержкой.

В Ливийский портал, через планету Риден-15, заходили официалы, «работавшие» на стороне Европы и США.

В Домодедовский портал заходили официалы, «работавшие» на стороне России.

Отряды формировались в лагерях рядом с порталами, а затем развозились по трём основным фронтам: Южному, в Черное море, Северному, на Балтику (там атаки шли со стороны Скандинавии, которая сама не воевала, но войне не препятствовала), и Западному – под Смоленск. Беларусь тоже не принимала в войне участия, но через её территорию шли войска Белого Альянса.

– Уму непостижимо, до какого идиотизма может дойти человеческое существо в своем стремлении чем-то владеть. – Берта, которой удалось подцепить со стола начальника научной группы свежую «Правду» и которая последние десять минут эту «Правду» изучала, сидела, пригорюнившись, положив газету на колени. – Зачем им эти порталы? Что это за разработки?

– Так они нам и сказали. – Джессика потёрла виски. – Фэб, что ты думаешь об этом всём?

– Пока что ничего, – Фэб пожал плечами. – Думаю, что у меня чешется нос. Бертик, если тебе не трудно…

– Сейчас, – Берта пересела к нему. – Справа? Слева?

– Кончик, – Фэб шмыгнул носом. – Спасибо. Интересно, им когда-нибудь надоест сковывать мне руки?

– Не думаю, чтобы им это надоело. Ты – страшный и ужасный агрессивный рауф, и если тебя не сковать, ты поотрываешь головы всем, кому сумеешь, а потом побежишь искать Огдена со товарищи, чтобы довершить своё черное дело, – сообщила Берта с невозмутимым видом.

Джессика прыснула.

Фэб горестно вздохнул.

– Не побегу я никуда. Попробую завтра попросить Амселя, чтобы мне не надевали хотя бы «ошейник». Без него я бы мог о плечо почесать себе нос, а с ним боюсь, вдруг среагирует.

– Скажи спасибо, что тебе сняли «химию», – вздохнула Джессика. – Это уже большое достижение.

– И не говори, – согласился Фэб. – С «химией» было совсем плохо.

Сейчас они втроем ждали, что еще на сегодня придумает научная группа. Охрана, которая привела их в лабораторию, откровенно скучала, сидя на стульях у двери, Джессика, Берта и Фэб тоже заскучали: за последние полчаса они поговорили, кажется, на все возможные темы, на которые можно было говорить в присутствии посторонних.

– Бертик, что там еще в газете было? – спросила Джессика.

– Посмотри сама, – Берта протянула подруге «Правду». – Джесс, я не информбюро.

– Ага, ты не информбюро, ты противная старая тётка, которой лень рассказывать. – Джессика развернула газету, страницы зашелестели. – Заявление, заявление, сводка, еще сводка, завод переоборудовали… посевная… слушайте, а с едой неплохо. В двадцатилетнюю было хуже.

– Это да, – кивнула Берта. – В двадцатилетнюю жрать мы отвыкли, причем существенно. А сейчас вполне себе. Даже нас нормально кормят.

– Очень хочется молочного чего-нибудь, – признался Фэб. – Творожных сырков, например. В глазури.

Творожные сырки во время жизни на Земле-n стали его тайной слабостью. Рауф мог «под чай» запросто навернуть штук десять, а то и пятнадцать. Сырки он обожал, отдавая предпочтение вариантам с начинкой из вареной сгущенки или варенья, не очень любил только кокосовые, но если не было других, то и кокосовые ел с удовольствием.

Скрипач и Ит, зная об этой его слабости, во время масштабных семейных закупок брали сырков чуть ли не по сто штук, «Фэбу на недельку»…

– Нету сырков, – строго сказала Берта. – Терпи, Фэб. Что делать.

– Только мечтать и остается, – рауф тяжело вздохнул. – Действительно, тоска. Работы нет, сырков нет. Какая-то чудовищная жизненная несправедливость.

– Вся жизнь – одна большая несправедливость, – констатировала Джессика, откладывая газету. – Хотела бы я знать, чем эта война кончится.

– Думаю, этого бы многие хотели. – Берта нахмурилась. – Россия не сдастся. Она никогда не сдавалась и в этот раз не сдастся, потому что мы никогда не были рабами, и никогда ими не будем.

Фэб кивал в такт её словам, Джессика тоже.

– Мы победим, – Берта улыбнулась. – Вот только неизвестно, каким образом…

– Бертик, а как думаешь, что могло бы переломить ход этой войны? – спросила Джессика. – У меня есть кое-какие мысли, но сперва я бы хотела услышать тебя.

Берта задумалась. Прикусила губу, нахмурилась.

– Ммм… знаешь, мне кажется, что кардинально что-то могло бы измениться только в том случае, если… если что-то изменится в порталах.

– Что? – тут же спросил Фэб.

– Кабы я знала. Что-то. Какой-то фактор. Метапорталы не действуют, что наши, что американские. Нет системы. Нет включения.

– …и быть не может, – вставила Джессика.

– Теперь я в этом сомневаюсь. – Берта отвернулась. – Пока нас не было, они действительно продвинулись. И совсем не в ту сторону, в которую шли мы, когда исследовали.

Фэб едва заметно нахмурился, и взглядом показал сначала на ученых, оживленно о чем-то разговаривающих в соседней комнате, дверь в которую была открыта, а затем – на охрану. Берта понимающе кивнула.

– В общем, примерно так, – сказала она, давая понять, что разговор окончен. – Что-то должно произойти.

– Надеюсь, оно произойдет без нашей помощи, – передернула плечами Джессика.

– Как знать, – туманно ответила Берта.

* * *

На допрос к Амселю Фэба повели следующим утром, как всегда, сковав руки и нацепив «ошейник» с молекулярной нитью, который Фэб за последние месяцы стал ненавидеть тихой, но при этом лютой ненавистью.

В допросной Фэб привычно сел на привинченный к полу стул, подождал, пока конвоиры прикуют его так, как положено, затем со вкусом зевнул. Амсель почему-то запаздывал. Подремать, пока его нет? Или не стоит? Наверное, всё-таки не стоит. Лучше лишний раз осмотреться.

Абсолютно пустой стол, тоже прикрепленный к полу, на окне – усиленная решетка, пол бетонный, стены бетонные. Даже плинтусов и тех нет. Да и вообще ничего нет, кроме стола, стула, лампы в железной сетке под потолком да железной двери.

Тоскливо.

Фэб вздохнул, попробовал сесть поудобнее, но ничего не вышло – и руки, и ноги прикованы, пошевелиться практически невозможно. Страшный и ужасный Фэб, ну а как же.

Конечно, он бы мог выбраться из этой «сбруи», мог бы с одного удара вынести дверь; мог бы выйти из этой опостылевшей за несколько месяцев комнаты… но Фэб слишком хорошо знал, что нужно, необходимо терпеть.

Чтобы они ничего не сделали с ребятами, которые сейчас… с которыми сейчас непонятно что. Которые непонятно где. Которые, сделай он что-то, обречены…

«И которых шантажируют тем же самым, – добавил про себя Фэб. – Потому что каждый из них сейчас думает: если я сделаю что-то не то, я убью тех, ради кого живу. Мразь и мерзость. Будь это всё проклято. Но если невозможно сделать что-то так, как хочется, я буду пробовать иные методы».

Замок защелкал, дверь заскрипела. Ага, Амсель явился, понял Фэб. И точно, через несколько секунд в допросную вошел Амсель в сопровождении охранника. Коротко кивнул Фэбу (тот тоже вежливо кивнул в ответ) и принялся выкладывать на стол какие-то бумаги.

– Вы свободны, – Амсель глянул на охранника. – Через полтора часа подойдите. Десятый пост не снимать.

– Есть, – козырнул охранник.

– Так… ага… Доброго утра, Фэб. Выспались?

– Разумеется, – Фэб улыбнулся. – И вам доброго утра.

Беседы с Амеселем Фэб допросами назвать ну никак не мог. Это были именно что беседы. Весьма доброжелательные и пространные.

– Вы чем-то встревожены? – Фэб, скосив глаза, попытался разглядеть, что там, в бумагах, которые Амсель выложил на стол. – Что случилось?

– По сути дела, ничего, но в то же время… – Амсель замялся. – Война. Оба «игольных ушка» не способны пропустить столько народу, сколько хотят обе стороны. У нас снова спорная ситуация.

– Зачем вообще нужна эта война? – разумеется, Фэб знал ответ, но ему была интересна версия Амселя.

– Время, – заместитель пожал плечами. – И немного отвлекаем. Пока они воюют, они заняты. И не нами, что характерно. Пусть лучше жрут друг дружку.

Фэб покивал.

– Логично, – согласился он. – Но не слишком ли много к данному моменту уже потрачено этого самого времени?

– В том-то и дело, что слишком. Но Гарай считает иначе, и Донкен считает иначе. Они думают, что в самый раз.

Донкен – это был руководитель другого кластера, в котором находился мир Риден-15, связанный с Ливийским порталом. Такой же ведомый, как и Гарай…

– А истощить ресурсы планеты не боитесь? – прищурился Фэб.

– Нам до этого нет никакого дела. – Амсель сел напротив Фэба. – Ну, истощим. И что же? Порталы от этого никуда не денутся.

– Когда-то это был тихий и счастливый мир, – вздохнул Фэб. – Не идеальный, но на диво гармоничный и спокойный. Это чувствуется даже сейчас. Раньше… я видел считки, Амсель, и я знаю, о чем говорю. Тут всё несколько странно, но тут хочется жить.

– Удивительно слышать подобное от рауф, – хмыкнул заместитель.

– Может быть, я не совсем рауф, – улыбнулся Фэб. – А может быть, я рауф, который что-то для себя понял.

– И что же вы поняли?

– Многое, многое… Так что они хотят, Амсель? Боевиков?

– Всех подряд. Да, боевиков, пилотов, мобильную технику, запасные блоки… Согласно пакту, мы не имеем права прихлопнуть супердержавы разом, а жаль. Поскорее бы Огден определился уже с этой экспедицией, – проворчал Амсель. – Хороший флот поблизости от планеты, как вы понимаете, многое бы решил. И быстро.

– Но что это даст?

– Это даст то, что сейчас мы не можем обойти законодательным путем! – Амсель треснул кулаком по столу. – У них, к сожалению, есть возможность заблокировать оба портала, и тогда планета для нас потеряна раз и навсегда.

– Так это не ваши «Вихри» были на площадке в Домодедово? – Фэб безмерно удивился.

– Это были «Вихри» России, которая пасет площадку так, что мало не покажется, – проворчал Амсель. – И открывает нам проходы. По расписанию. И ворчит, что мы мало заводим людей и техники.

– Вы сумели меня удивить, – Фэб покачал головой. – Вот уж действительно, условия места пребывания диктуют…

– …свою политику. Мы повязаны по рукам и ногам.

– До того момента, как сюда придет экспедиция, – подсказал Фэб.

Амсель кивнул.

– А после? – спросил Фэб.

– А после – мы решим ситуацию радикально и быстро.

– Понятно…

Помолчали. Амсель снова вытащил какие-то бумаги и уткнулся в них, полностью игнорируя присутствие Фэба. Тот подождал несколько минут, потом тихонько кашлянул, напоминая о своем присутствии.

– Секунду, – попросил Амсель. – Сейчас… Да чтоб вас черти взяли!

– Что такое?

– Да всё то же самое. – Амсель отложил бумаги. Встал, прошелся взад-вперед по комнате, покрутил головой, разминая затекшую шею. – Фэб, в теории я сейчас должен задавать вам вопросы, которые у нас по плану, но практически – я обречен сидеть в этой комнате еще больше часа и страдать бездельем.

– Так, может быть, стоит попробовать вопросы? – справедливо заметил Фэб. Сейчас у него чертовски чесался нос, но Амсель – это, увы, не Берта, и теперь придется терпеть еще и зуд вдобавок к покалыванию и онемению в скованных руках и ногах. – Что там на сегодня?

– Там всё то же самое, Фэб, – поморщился Амсель. – Абсолютно то же самое. Огден считает меня своей правой рукой, но смею заметить, что я не рука. И голова у меня на плечах есть. Вы физически не сможете ответить ни на один из этих вопросов, и мы это уже проверили неоднократно.

– Про связь с порталами?

– Ну да. Про их местоположение. И так далее.

– Да, действительно… Амсель, можно я вас спрошу? – Фэб немного поднял голову. Насколько позволял «ошейник». – Вы случайно не знаете… о наших? Нет, не подумайте, я не буду спрашивать о деталях работы или чем-то подобном, я просто хотел знать, всё ли у них в порядке?

– Это неизвестно, – пожал плечами Амсель. – Они ушли в экспедицию вместе с экипажем Сэфес, и сейчас про них никто ничего не знает. Ушли, конечно, не одни, с хорошей охраной и с научной группой, но когда вернутся, и вернутся ли вообще…

Фэб медленно глубоко вздохнул: известие шарахнуло так, что никаких вопросов не нужно.

– А… куда они ушли? – спросил он. Спросил, не думая, что ответ возможен в принципе.

– К одной из точек экстремума, – невозмутимо ответил Амсель. – Фэб, вам плохо?

– Ннннет, – выдавил Фэб. – Голова закружилась. Сейчас пройдет.

– Да не переживайте вы так, – засмеялся Амсель. – Вы думаете, мы хотим их терять? Да ни в жизни! Вернутся, куда денутся. Успокойтесь.

Фэб закрыл глаза.

Вот, значит, как.

Вот кто осуществлял расчеты, вот какие силы Официальная стала привлекать, причем уже не в качестве союзников. В качестве рабов, не иначе.

– …тем более что этот экипаж вы знаете. Леон и Морис, приписка – ваш же Орин. Знаете таких?

– Знаю, – голова постепенно переставала кружиться. – Конечно, знаю. Экипаж, который снял маску Сети во время реакции Блэки. Мы когда-то дружили, довольно долго.

– Так что можете не сомневаться в благополучном исходе и не волноваться за своих драгоценных термо, – заключил Амсель.

– Я бы не волновался, если бы хоть кто-то из нас хотя бы приблизительно знал, что находится в точке экстремума, – пробормотал Фэб едва слышно.

* * *

Многим позже, лежа в своей камере на койке, Фэб размышлял о том, что услышал сегодня. Мыслям о том, что сейчас с Итом, Скрипачом, Киром, Ри и Мотыльками, он приказал спрятаться подальше и не появляться до срока.

С этим Фэб при всем желании ничего не мог сделать.

А вот с другим…

Сообщение о том, что, оказывается, местное население сумело использовать Официальную службу (пусть и частично, пусть с обратным ходом в ситуации), стало для него несколько неожиданным. Он думал, что войны спровоцировали сами официалы, что страны тривиально стравили, но чтобы вот так…

Экспедиции тут пока что нет.

Местные власти не бездействуют.

Порталы контролируются, есть регламент, есть пакты.

И – это главное! – должен быть свод законов и поправок, которые регулируют происходящее. Но не на уровне официалки, а изнутри. Этот свод должен функционировать на самой планете.

Фэб замер. Закусил чуть ли не до крови губу.

Оно где-то рядом. Решение. Точно. Рядом.

…Если вдуматься, то Официальной службе совершенно нечего вменить ему, Фэбу. Он не открывал Терры-ноль. Он не воевал ни на чьей стороне. Он не был заложником. Он ни с кем не разрывал соглашений, он никуда не сбегал, он не работал на Соде, он…

Его просто не было.

И сейчас – об этом Фэб думал уже довольно давно – с любой точки зрения официалы удерживают его совершенно незаконно. Берту и Джессику – законно, к сожалению.

А вот его самого и обоих детей – нет.

Обе воюющие стороны, судя по тому, как ведет себя Амсель, недовольны тем, как работает служба. Они хотят большего. Можно попробовать как-то сыграть на этом. Вопрос, как именно.

Фэб встал, подошел к зарешеченному окошку, ухватился за прутья (рост позволял), подтянулся, глянул вниз. Из грязного окна можно было видеть угол тюремного двора, тройной ряд колючей проволоки по границе внутреннего периметра, окрашенную суриком крышу какого-то служебного здания и кусочек вечернего неба над городом. Всё прочее перекрывал еще один тюремный корпус – по слухам, туда сажали всякую шелупонь, «по мелочи». В том корпусе было оживленно. Таскали из окна в окно записки, привязанные к ниткам, «посылочки», передавали из камеры в камеру вещи… Когда становилось совсем скучно, Фэб иногда развлекался тем, что наблюдал жизнь второго корпуса. Всё веселее.

В их корпусе подобного, конечно, и в заводе не было.

Решетки на окнах образовывали дополнительный каркас с очень частым шагом прутьев, и сделаны были на совесть – даже Фэб и тот бы не смог такую решетку выломать. Никаких открывающихся окон, разумеется. Непробиваемые стекла, вделанные в стены наглухо. Двери – тоже укрепленные. Дополнительная система запоров. Хороший агент, типа Ита или Скрипача, выход бы нашел, но не сразу. И без «звонка» выйти невозможно: несколько цепей дублирующих систем внутренней защиты.

Причем и здание, и вся эта защита, как понял Фэб, были далеко не новыми. И делали всю эту конструкцию в расчете держать под замком не местных, а своих же официалов… или их оппонентов. Недешевое мероприятие, вот так переоборудовать здание. И не быстрое, ведь всю эту защиту нужно привезти и установить.

Однако выбираться отсюда как-то нужно. В любом случае. А это значит, что надо думать, каким образом можно сдвинуть процесс с мертвой точки.

Фэб отпустил прутья, слегка оттолкнулся от стены, сделал сальто назад. Ужасно хотелось размяться, и хорошо, что сейчас не следят. Пока охрана распивает чаи в каптерке, можно немного поработать.

И то дело.

* * *

На ужин снова дали пшенку. Джессика, ковыряясь ложкой в тарелке, подумала, что пшенку она, наверное, до конца дней своих теперь видеть не сможет. А ведь раньше любила. И ребята любили. Когда Скрипач, Ит и Кир приезжали к ним в гости, в Питер, Джессика часто делала на завтрак «кашу по-аэродромному», как называл её Скрипач. Пшенка с молоком, сахаром и с хорошей жменькой, а то и двумя, золотистого изюма – такую кашу ввел в обиход Скрипач после того, как их летная часть два раза стояла в Херсонесе. Тамошний повар, как утверждал Скрипач, варил пшенку просто непревзойденно. И дома кашу все ели в охотку, даже Ромка, который с самого малолетства пшенку не очень любил.

Стакан компота после каши пришелся в самый раз, а два куска хлеба Джессика по привычке припрятала. Выездов вроде бы больше не планируется, Огдена сейчас на планете нет, но мало ли что взбредет в голову Амселю? Всегда лучше иметь в запасе пару-тройку сухарей или кусков хлеба. Сколько раз уже эти запасы выручали за последние недели!..

Джессика поставила пустую тарелку в приемный лоток, расположенный у самого пола на двери, два раза стукнула по ней кулаком и отошла в сторону. Через минуту лоток убрали, щелкнул запирающий механизм. «Чудные они какие-то, – усмехнулась про себя Джессика. – Ну что можно сделать через этот крошечный проем? Даже руку не просунешь». Может, кто-то другой и сделал бы что-то, но она такого бы в жизни не сумела.

До отбоя оставался час. По коридору бродили сейчас двое охранников, а это значит, что разминку сделать не удастся. Чем бы заняться? Джессика задумалась. Почитать? Два истрепанных журнала из тюремной библиотеки она прочла уже вдоль и поперек, а новых до следующей недели не дадут.

Можно попытаться поискать сына. Дело, конечно, практически безнадежное, но хотя бы попробовать стоит. Да, уже несколько месяцев убиты на эти пробы, но останавливаться Джессика не собиралась. Если потребуется, она будет искать хоть вечно. Пока бьется её сердце, она будет искать.

Но сначала надо подготовиться.

Джессика взяла один из журналов, раскрыла на середине, положила перед собой. Придвинула стул поближе к столу, села вполоборота, так, чтобы камера, вделанная в дверь, её «видела» и чтобы вопросов не возникало. Женщина сидит за столом и читает журнал. Всё нормально.

…Камера была механическая, самая примитивная. Такую не обманешь. Немножко обманывать технику Джессика, само собой разумеется, умела – после стольких лет общения с Фэбом, Итом и Скрипачом любой бы научился – но эту камеру делали разумные, которые хотели исключить практически любую возможность обмана. Обманывать было нечего, да и незачем.

Сев за стол, Джессика несколько раз глубоко вздохнула, а затем закрыла глаза. Сконцентрировалась, убирая посторонние и ненужные мысли одну за другой. Вывела сознание в точку, сформировала мыслеобраз: тяжелый, каменный, грубо обтесанный шарик. Шарик был небольшой, но увесистый, даже правая рука Джессики ощущала сейчас её собственное «я» как материальный объект.

Теперь пространство.

Следующий мыслеобраз – огромное, бескрайнее водное зеркало. Ни единой ряби, ни единого движения. Темная, бесконечно свободная вода, которой неведомы границы, которая никогда не знала ни бурь, ни ветра.

Каменный шарик повис над водной гладью, а потом мягко упал вниз, не подняв брызг, словно попал не в воду, а в густое тёмное масло.

По воде начали расходиться круги – именно этого и ждала Джессика.

Первое препятствие – Берта. Берта близко, поэтому её очень легко опознать. В этом месте концентрическая волна обошла объект и двинулась дальше, уже сохраняя в себе память о нём.

Второе препятствие – Фэб. Чуть дальше, но всё равно рядом. Еще один слепок пространства, и дальше, дальше…

Волны уходили вдаль от места падения каменного шарика, а Джессика словно поднималась сейчас всё выше и выше над водной гладью, следя за их движением, ощущая это движение внутри себя.

Ну же…

Ну давай же…

Пожалуйста…

Нет.

Пустота.

Снова ничего нет.

Следующий «бросок» Джессика сделала через несколько минут, с большей амплитудой, и уже исключая из схемы «память» о тех, кто находился рядом. Снова ничего – беспрепятственно уходящие вдаль волны, и всё та же пустота.

– Ромка… это мама… – прошептала Джессика едва слышно. – Я здесь, милый… отзовись…

Еще один бросок – максимум, на который она была способна как эмпат.

Если бы сын был Бардом… Если бы он был хотя бы толерантным к Сети, как его отец… Если бы… но он родился, увы и ах, совершенно обычным мальчиком, простым человеком, разве что гораздо более способным и умным, чем его сверстники. Никакого Дара у него не было.

Хотя, может быть, Дар и есть. Как знать. Ведь Дар, та же эмпатия высокого уровня, может проявиться и в пубертатный период, и уже у взрослого человека после какой-то сильной эмоциональной встряски. Всякое бывает.

Но сейчас Дара у Ромки не было.

Еще один бросок.

Снова уходящие в пустоту бесконечные волны.

И снова нет ответа.

– Это мама… – повторила Джессика безнадежно. – Милый, это мама… я люблю тебя… где же ты…

* * *

Берта играла с охранниками в свою любимую игру, которую про себя называла «упал-отжался». Игра была едва ли не ежевечерней, и заключалась она в том, чтобы сделать разминку так, чтобы никто не заметил.

По коридору ходили двое охранников. Мимо её камеры кто-то проходил примерно раз в две минуты, потом были две минуты «тишины». За это время нужно совершенно бесшумно или сделать столько приседаний, сколько получится, или отжаться, или прогнать какой-нибудь короткий комплекс из тех, что для неё разрабатывал Фэб. Отжиматься приходилось от стола, потому что можно быстро сесть за этот самый стол и изобразить либо чтение, либо какое-нибудь бездумное «ковыряние в носу». Что-то разрешенное, в общем.

В двери, разумеется, была камера, но Берта примерно через месяц догадалась, что камера не работает. Удивившись про себя, она начала проверять потихоньку свою догадку и обнаружила – да, не работает, следят исключительно из коридора. После этого и была придумана игра в «упал-отжался», продолжавшаяся уже не первый месяц.

Доделав комплекс, Берта села за стол, вытащила книгу, открыла, но читать не хотелось. Вот бы Джессике как-то передать хотя бы пару книг!.. Почему-то книги из них троих давали только ей одной, Фобу и Джессике доставались исключительно журналы.

Читать не очень хотелось. Берта бездумно скользнула взглядом по строкам, заложила страницу кусочком истертого газетного листа, закрыла книгу. Нет, не идет. Ничего сегодня не идет. Лучше просто посидеть и подумать, наверное.

Хотя бы о сегодняшней газете, например. Что-то там было интересное.

И, кажется, Фэб что-то понял. Жаль, не сумел сказать, что именно.

Стоило ей только заговорить об исследованиях, как Фэб тут же на неё шикнул. В ту же секунду. Так? Именно так. Видимо, о чем-то догадался или подумал.

Но о чем?

Берта нахмурилась.

Дано: сеть метапорталов, вибрационные модели и «сетки» которых относительно давно изучаются. Далее: наша команда, которую, как все уже поняли, тоже весьма пристально изучают. Интересно, какой срок у этих исследований? Не одно десятилетие уж точно.

Твари вы, официалы. Что я вам, подопытный кролик?..

Еще одно условие – гексагональные порталы, причем работающие.

И проект «Азимут», с поиском этих треклятых точек экстремума…

Как же плохо без Ри!.. Гений бы уже давно сообразил, что к чему.

И всё-таки, если попробовать оперировать хотя бы тем, что есть. Нас сейчас изучают, если можно так сказать, тут, на Терре-ноль. Ребят, видимо, привлекли к подобным исследованиям на Земле-n и гоняют по порталам там. Дети… но дети явно ни при чем. Что дальше?

Экспедиция.

Нет, это какая-то тупиковая ветка получается. Потому что выходит, что экспедиция не особенно нужна. Она лишена смысла как таковая. Достаточно просто просчитать, где именно этот проклятый гипотетический центр, и…

И что?

Свет в камере погас, осталась только «дежурная» слабенькая лампочка над дверью. Берта быстро разделась и легла – через десять минут пойдет проверка. Лучше никого не злить лишний раз.

…С экспедицией относительно понятно, хотя, собственно, это уже на Земле-n было понятно. Но вот всё остальное…

Ладно. Надо спать, в самом деле. Может быть, хоть что-то уложится в голове и хоть что-то станет понятнее.

* * *

На следующий день их троих снова потащили в лабораторию. Привели гораздо раньше, чем приехали ученые, и они час просидели, не имея возможности даже словом перемолвиться, под строгими взглядами охраны, которая сегодня была какая-то новая и, по общему мнению, слишком уж нервная. Ну их к шуту! Заговоришь, а потом неприятностей не оберешься. Да еще и лаборатория оказалась закрыта, и сидеть пришлось в коридоре, на узенькой деревянной лавке, стоящей у стены.

В подвале сегодня было зябко, чувствовалась сырость – или на улице дождь, или что-то опять не так с канализацией. Скорее второе, чем первое: уж больно запах неприятный. Фэб то и дело недовольно морщился, принюхиваясь. Джессика и Берта, впрочем, тоже морщились – воняло в подвале сегодня гадостно.

Причина вони выяснилась, когда пришли ученые: оказывается, действительно прорвало трубу. Ни о каких исследованиях, конечно, не могло быть и речи – ученые устроили форменный скандал, справедливо возмутившись, а Берту, Джессику и Фоба было велено перевести обратно в корпус, и «пусть посидят, подождут где-нибудь, позже решим, что сегодня можно делать». В результате их троих отвели обратно и заперли в допросной. Одних.

– Девчонки, у меня новости, – сказал Фэб, когда охрана отошла от двери.

– Хорошие или плохие? – нахмурилась Джессика.

– Разные, – туманно ответил Фэб. – Вы лучше сядьте. Во-первых, точки экстремума просчитаны.

– Да ты что… Уже?! – Берта смотрела на Фэба с ужасом. – Так быстро? Но…

– Считали Сэфес. Непосредственно Леон и Морис. – Фэб опустил голову. – Но это еще не всё. Самое плохое то, что к первой точке пошла экспедиция. В ней – наши. Все.

– Боже мой. – Джессика, до этого стоявшая напротив Фэба, медленно обошла стол и села на привинченный стул. – Что же это…

– Спокойно, – Фэб глубоко вздохнул. – Если я правильно моделирую, то пошли Сэфес, охрана, и ребята. Ведут – Сэфес. Точнее, везут. Срок экспедиции я не знаю. Если всё действительно так, как я думаю, у нас пока что нет особых поводов для волнений.

– Нет поводов?! – Джессика вскинула голову. – Как это – нет поводов? Ты хоть примерно представляешь себе, что может быть в этой точке?

– Понятия не имею, – признался Фэб. – Видимо, портал…

– Гениально, – едко сказала Берта. – Портал, точно. Но какой? С какими характеристиками, в каком статусе?

– И в какую именно точку их отправили, интересно? В минимальную или в максимальную? – Джессика задумалась.

– Джесс, это не имеет значения, – Берта хлопнула по столу ладонью. – Черт-те что. Что-то Огден ну очень торопится, вам не кажется?

– Торопится, – кивнул Фэб. – Потому что выходит из-под контроля ситуация тут, на Терре-ноль.

– Рассказывай, – потребовала Берта.

* * *

Ставку решили делать на Фэба – и Джессика, и Берта согласились с тем, что он сказал. Да, он не виновен. Он всего лишь член семьи. Да, его дело вполне может быть пересмотрено. Вот только как добиться пересмотра и на какой уровень нужно будет выйти?

И самое главное – как суметь дать властям понять, что тут, в Москве, содержится в тюрьме тот, кто содержаться не должен?

Власти, разумеется, в курсе. Не могут быть не в курсе. Но ведь можно объяснить властям, что они трое не намерены сидеть сложа руки и ожидая своей участи, а готовы действовать – любым способом! И что они знают свои права. И закон. И хотят, чтобы в их случае закон соблюдался.

Понятно, что ни о какой свободе не может идти и речи – ни Фэба, ни Джессику, ни Берту ни под каким видом не выпустят. Но!!! Любой суд, любой выход из тюрьмы, пусть временный, любое движение – это уже не мертвая точка и не каменные мешки, в которых они находятся сейчас.

Для начала решили соблюсти формальности и подать заявление об открытии дела (именно дела – Фэб это особенно подчеркнул) самому Амселю. Да-да, именно ему. Действия обязаны быть максимально прозрачными. Мы не скрываемся, не прячемся, не пытаемся что-то нарушить. Мы действуем на законном основании.

Конечно, Амсель этому делу хода не даст. Их заявления благополучно осядут у него в документах и будут подшиты к делам. До властей они не дойдут. Но на это и есть расчет, ведь они трое именно таких действий и ждут от заместителя.

Далее.

Любым способом нужно будет отправить копии таких же заявлений на волю. Любым – значит любым. Значит, нужно будет брать под воздействие либо научную группу, либо охрану, кого угодно. Главное – чтобы копии заявлений оказались во всех возможных и невозможных инстанциях.

– Везде. От верховного суда до пожарной охраны. – Берта оглянулась на дверь, но в камеру пока что никто не шел. – Всем, до кого сумеем дотянуться…

Опять же далее.

Разумеется, что-то где-то всплывет. В десяти местах окажутся «умники», которые хода этому делу не дадут, а вот в одном есть шанс наткнуться на кого-нибудь не особо умного и при этом болтливого. Или слишком законопослушного. Или сильно не любящего официалку. Шансы примерно равны. И этот «не умник» даст делу ход.

Возможно, оно получит огласку – это было бы совсем хорошо.

– Торопиться нельзя, – предупредил Фэб. – Сначала нужно будет присмотреться.

* * *

Присматривался Фэб две недели.

Конечно, он и раньше «смотрел» всех, кто находился поблизости, но теперь начал анализировать те детали, про которые раньше не имело смысла думать. Манера речи, темперамент, склонности, привычки, какие-то мелочи, на которые сам человек, может быть, и внимания не обращал никогда, но которые сейчас могли бы сыграть так, как требуется Фобу.

За это время он выделил троих потенциальных «клиентов», с которыми в будущем можно попробовать «поработать».

Первым стал охранник, отводивший его, Фэба, в допросную. Это был местный человек, по всей видимости, не плохой, не злой. Спокойный уравновешенный типаж, чуть медлительный (на первый взгляд), уверенный. Часть действий он совершал механически, и Фэб довольно быстро вычислил, что именно. А по дороге в допросную обнаружились целые три слепые зоны, которые можно при желании использовать. Зоны были крошечные, но для его цели вполне подходили.

Вторым «клиентом» оказался один из ученых, тоже местный. Он курил. И бегал курить систематически – а поймать его по дороге и вложить «программу» было бы делом нескольких секунд. С ученым было плохо другое – на редкость импульсивный тип, дерганный, нервный. Такой даже при использовании программы может сбиться, а чем чреват сбой, лучше даже не думать. Ученого Фэб решил приберечь на самый крайний случай, если два других варианта не сработают.

Третьим вариантом был человек, разносивший по камерам еду. Молчаливый, флегматичный, он приходил каждый день в одно и то же время, в сопровождении кого-то из охранников, ставил порции в лотки, ждал, потом забирал пустую посуду. За всё время Фэб не услышал от него ни одного слова, кроме коротких «угу» и «ага», которые иногда доставались сопровождавшему охраннику.

– Вась, как дела? Ничего?

– Угу…

– Сам-то как? После работы домой небось?

– Ага…

Вариант показался Фобу практически идеальным. Этот человек, например, мог почти минуту просидеть у лотка на корточках, ожидая, когда заключенный поставит посуду на место и отойдет (за этим следил охранник), он мог долго возиться у своей тележки с котлом, что-то делая, он мог замешкаться, если колесо старой тележки соскакивало, он долго и обстоятельно мешал компот, когда давали компот, чтобы всем досталось поровну сухофруктов со дна…

И, что самое главное, его знали другие заключенные, которых содержали в соседних камерах. Таковых имелось немного, всего пятеро на коридор (Фэб был шестым), но «соседей» Фэб отлично выучил.

Вот уж кому позавидовать точно было нельзя.

Все сидевшие были официалами из местных, нанятых Службой здесь, на Терре-ноль. Сидели кто за что. Кто-то пытался воровать. Кто-то донес на товарища, на которого лучше было бы не доносить. Кто-то осмелился вступить в спор с руководством. Кто-то перешел порог лояльности.

При других обстоятельствах за такие нарушения их, скорее всего, просто бы выслали, отправив домой и навсегда лишив возможности работать в Службе. Но сейчас – время было военное, и те, кто «влетал», «влетали» по-крупному. Те пятеро из соседних камер ждали судов, а суды всё никак не начинались.

Так вот. Соседи этого молчаливого Васю явно одобряли: если, например, кто-то что-то просил – еще один кусок хлеба, лишнюю ложку каши, второй стакан компота – он никогда не отказывал. Молча ставил в лоток то, что просили, а потом спокойно ждал, когда отдадут посудину.

На этом тоже можно было сыграть.

План Фэба был в достаточной степени прост.

Первое – сформировать программу, которую человек должен будет выполнить. Причем в программе этой должна быть заложена «защита», чтобы сам человек не оказался подставлен, чтобы его не смогли ни в чем обвинить. Да, сложно. Но можно что-то придумать.

Второе – имитировать общение этого самого Васи с кем-то из соседней камеры. Фэб совершенно не хотел, чтобы человек сидел у него под дверью.

Третье – заложить программу с большим упреждением. Недели две, а то и три вперед, этого будет достаточно. Фэб собирался основательно выждать и сделать так, чтобы ни малейшей связи, ни малейшего подозрения не возникло. Удар, который он собирался нанести по Огдену и Амселю, обязан быть внешним, и только внешним. Ни Джессика, ни Берта, ни сам Фэб не должны иметь к этому удару ни малейшего отношения.

И – непосредственно сама программа.

Это, конечно, сложнейшая часть работы.

Подход?.. Метод?

Несколько дней подряд Фэб прогонял в голове всё, что рассказывали ему про Терру-ноль и про знакомых, которые жили на Терре-ноль. Ему нужна была адекватная «мишень».

Как расставить приоритеты?

На кого делать упор?

Ученые? КГБ? Военные?

Как привлечь к себе внимание и прервать этот молчаливый плен и вакуум, в котором они трое оказались?

«Ну нет уж, – думал Фэб позже. – Не на того вы напали, совсем не на того. Война, говорите? Значит, войн будет две. Я начинаю вторую войну, с вами. И посмотрим, чья возьмет».

08

«Ветер»Утопия

– По какому праву вы мне смеете что-то запрещать?! – Милтон орал так, что его же собственная научная группа невольно пригибалась. – Что вы себе позволяете?! Решения тут принимаю я!!!

– А вот по такому, – отрезал Ит. – Потому что ни один агент и ни один боевик туда больше не пойдет.

Трое оставшихся агентов сейчас стояли за Киром, который заслонял их своей широкой спиной, а по бокам от Кира стояли Ит и Скрипач. Ит еще не успел снять ни универсальный комбез, ни налобник, он тоже заслонял собой агентов, а Скрипач, уже успевший переодеться, свой универсальный прибор держал в руках – перед ним в воздухе висела панель со строками состояния. Показатели не ахти, но хотя бы не такие, как были четыре часа назад.

– Мы сюда шли не для того, чтобы вы убивали людей, – твердо сказал Скрипач. – И уж простите-извините, но подобного мы вам сделать не дадим.

– Да что вы…

– Заткнитесь, Милтон. – Ри встал и занял место рядом с друзьями. – По-хорошему вам сейчас говорю: заткнитесь! Я ведь могу и по-плохому. Моё досье вы читали и понимаете, что шутить я не намерен.

– Вы отдаете себе отчет…

– Мы отдаем себе отчет. Погибло девять человек. И если вы повторите то, что сделали, погибнут еще люди. – Ит вывел визуал, неодобрительно поморщился. – Ребят, вы пока что с этим вивисектором побеседуйте, а я пойду, послежу.

– Угу, иди, – кивнул Скрипач. – Мы минут через десять подойдем.

– Ладно.

…Последнего, чудом оставшегося в живых агента им удалось вытащить. С большим трудом, но всё-таки сумели справиться – сейчас агент находился в статусе «на высокую двоечку», то есть шанс у него был. И хороший шанс, если они втроем не будут расслабляться и доведут его за сутки хотя бы до тройки. Будет тройка – можно будет класть в гибер, точно выдержит. Пока что нельзя.

– Я вам вот что скажу, Милтон. Ставить подобные эксперименты я больше ни на ком не позволю. Ни над сотрудниками Службы, ни над вашей же командой. Следующими туда пойдем мы, – Ри усмехнулся.

– Еще не хватало, – покачал головой Милтон.

– С нами ничего не будет, – уверенно сказал Ри.

– Почему?

– Потому что не будет. Вот чего. Сначала ребята подлечат хотя бы немного парня, потом побеседуем.

* * *

Всё началось сутки назад, когда Милтон потребовал провести первый разведывательный вылет. К Утопии он отправил троих агентов и семерых боевиков – на взгляд Ри и Кира, это было совершеннейшим бредом, но вскоре они поняли, что Милтон решил не рисковать ценными людьми, типа своей группы, и придумал поставить опыт над теми, кто для его планов ничего не значил.

Сэфес вывели катер из корабля, перенастроили так, чтобы машиной в ограниченном режиме мог управлять человек, и первая десятка официалов отправилась к планете.

Подошли без проблем. Встали на первый виток. Связь, которую делали сейчас Сэфес, была безупречна, переговаривались первый час практически постоянно. Агенты (класс высокий, ребята явно неглупые, сработавшиеся, опытные) стали снимать те показатели, которые мог фиксировать катер. Очень интересные данные шли первый час, очень! И по атмосфере, которая менялась, и по гравитации, и…

…И вдруг ни с того ни с сего связь мгновенно прервалась, а катер пошел вниз. Едва ли не камнем. Ахнул, как с горы, и через мгновение исчез в облаках – только его и видели. Ни связи, ничего. Был – и не стало.

Милтон впал в неистовство. Он орал на Сэфес, чтобы немедленно вернули катер. Он орал на Ри с Итом, которые безуспешно пытались отследить катер с помощью систем «Ветра». Он поносил на все корки свою команду и свою аппаратуру, которая тоже ничего не фиксировала и была совершенно бесполезна.

Прошло несколько часов.

Никакой надежды не оставалось.

Милтон потребовал снарядить второй катер и послать его на выручку первому – но на борту уже должен быть один из Сэфес. Леон и Морис возразили, что он, Милтон, видимо, сам себе главный враг, потому что если он сейчас «разменяет» их, то домой он точно никогда не попадет. Милтон согласился, что да, верно, и в таком случае…

В таком случае пойдут еще трое агентов, и, пожалуй… сколько там боевиков осталось?

И в этот момент Ри увидел, что катер выходит из атмосферы Утопии. И тут же появилась связь.

Катер шел обратно меньше часа – вели его уже Сэфес. Тот, кто находился на борту, ничего и никуда вести при всем желании не смог бы, странным было как раз то, что Петер, оставшийся в живых агент, вообще сумел поднять машину: когда Ит, Кир и Скрипач ворвались в катер, они обнаружили, что он едва ли не при смерти. Создавалось такое ощущение, что агента его же товарищи собирались принести в жертву: ни одного живого места. Пробиты насквозь руки, ноги, на груди несколько глубоких колотых ран, распорот живот. И так далее, и тому подобное. Хорошо, что с собой у них уже были «универсалки», пристегнутые к поясам, – Леон предупредил, что в катере один живой и девять трупов. Успел.

И они успели.

И на «Ветре» медблок делал Фэб, и сделал, что говорить, по высшему разряду…

Четыре часа они втроем оперировали агента, сшивая то, что можно сшить, блокируя то, что блокировалось, борясь с последствиями практически фатальной кровопотери. Вытянули. Стабилизировали.

И пошли ругаться с Милтоном.

* * *

– Как это – не работала ни одна система? – Милтон сидел сейчас рядом с Леоном, а тот показывал, что успел снять катер: показаний было зашкаливающее количество, сейчас «Ветер» их анализировал. – Да не может быть такого.

– Может, – упрямо возразил Леон. – Смотрите. Вот катер идет вниз, показания снимаются.

– Да, над местом, которое я условно назвал «городом».

– Это не город, – поправил Леон. – Это что-то другое. Неважно. Вот, видите? Идет переход, данные меняются. Всё. Дальше у нас шесть часов молчания.

– Вы хотите сказать, что ваш катер вывели из строя те… которые там, внизу? Ваш катер? Катер Сэфес?! Да вы в своем уме, Леон?!

– Прекратите орать, – альбинос поморщился. – Да. Именно это я и хочу сказать. Но не «вывели из строя», а… выключили.

– Это не могли сделать агенты, например? – прищурился Милтон.

– Нет, – отрицательно покачал головой Леон. – Ну что вы. Об этом не может быть и речи. Человек никогда не сможет испортить катер, это невозможно.

– Так… – Милтон встал, прошелся взад-вперед по каюте. – Придется, видимо, побеседовать с нашим выжившим другом. Что у вас там? – он развернулся к Киру.

– Он относительно стабилен, но беседовать с ним мы вам пока что позволить не можем. – Кир крутанул визуал. – Слишком слабый. Дайте ему хотя бы несколько часов. Тем более что они у вас есть.

– Вот с этим сложнее, – до этого молчавший Леон пересел к напарнику. – Пока боги не заинтересовались нами – да, у нас есть время. Если они направятся сюда…

– Морис, почему вы всё время говорите «боги»? – Милтон прищурился. – Вы что-то поняли? Не соизволите объяснить?

– Могу рассказать только то, что я увидел…

Эти существа, там, на планете, постоянно находятся в зоне действия портала. Они очень сильные, и их немного. Насколько немного? Я сумел разглядеть несколько тысяч. По крайней мере, это те, которые находятся там. Непосредственно там, внизу.

– У меня ощущение, что они… – Морис замялся. – Что с помощью портала они ходят. Понимаете?

– Не очень.

– Они – ходят. По всей Вселенной. Или, по крайней мере, по той её части, которая им интересна. И доступна. Они практически бессмертные, это тоже влияние портала.

– То есть…

– Я назвал их богами условно, – Морис задумался. – Они – это нечто практически всемогущее. Но при этом…

– Простые разумные, – добавил Леон. – Уж извините, но отличить вибрацию эгрегора, в котором присутствует демиург, например, или палач, от обычной вибрации мы как-то сумеем, – он усмехнулся. – Там, внизу, простые разумные. Но – живущие в портале и взаимодействующие с ним.

– Что такое – всемогущие? – Милтон развернулся к Леону.

– Сейчас попробую объяснить…

Вся теория о порталах построена на том, что каждый портал – это точка перемещения. Верно? Верно. Порталы каким-то образом соединяют Сонм. И влияют и друг на друга, и на порталы Терры-ноль. Если почти абсолютное большинство порталов в достаточной степени слабые и для перемещения не годны, то малая их часть будет… ну, вот такой. Очень мощной. Дающей возможность использовать их.

– Согласен, – тут же кивнул Ри. – Этот портал работает. И покруче, чем портал, который находится на Орине, например.

– То есть мы бы смогли с помощью этого портала пройти на ту же Терру-ноль? – Милтон прищурился.

– Не знаю, – покачал головой Леон. – Не уверен. На Терру-ноль вряд ли, а вот куда-то еще – запросто.

– И?..

– Я не делал выводов, – Сэфес нахмурился. – Слишком рано.

В рубку вошел Ит, остановился на пороге. Обвел взглядом присутствующих.

– Что-то случилось? – поинтересовался Милтон.

– Петер пришел в себя, – сообщил Ит. – С ним сейчас разговаривает рыжий. Леон, а ты был прав насчет богов. Причем на сто процентов прав. Он такое говорит…

– Ему это не опасно? – Ри нахмурился.

– Да нет, сейчас уже не опасно, – заверил Ит. – Мы его очень вовремя взяли в работу. Думаю, на «Альтее» его терапевты за месяц поставят на ноги.

– И то хорошо, – кивнул Ри. – Посмотреть можно?

– Давайте позже, в записи, – попросил Ит. – Милтон, не волнуйтесь, рыжий умеет правильно задавать вопросы, да и сам Петер явно не прочь выговориться. Он всё еще… под впечатлением, скажем так.

* * *

– Петер, ты успокойся, – попросил Скрипач. – Короткими фразами говори.

– А нельзя сделать… так… чтобы нормальными?

– Нельзя, – покачал головой Скрипач. – У тебя, прости, легкое пробито. Ты на системе. Говорить тебе тоже помогает система, но я не хочу, чтобы ты нагружал легкое. Поэтому я тебе специально сейчас говорилку слегка притушил. Именно для того, чтобы ты не напрягался.

– Мне просто неудобно… – Петер поморщился. – Ничего не болит, но чувствую себя странно. И… очень короткое дыхание. Непривычно.

– Ой, ладно тебе, – отмахнулся Скрипач. – Потерпи, ты же мужик. Неужели первый раз влетаешь? С твоей-то выслугой? Да ни в жизни не поверю.

– Не первый. Но… я никогда не был… на системе.

– Всё бывает, – пожал плечами Скрипач.

– А ты сам… был?

– Был, – Скрипач хмыкнул. – Причем относительно недавно.

– И… как? После этого?

– Через десять дней уже двадцатку тренировочную бегал, так что не беспокойся, всё будет нормально.

– Тогда ладно… Скрипач, мне можно пить?

– Вообще нежелательно, но если гель и грамм по пятьдесят зараз, думаю, можно, – смилостивился рыжий. – Так что у вас случилось там? Кто тебя так отделал?

– Армия света… – Петер задумался. – Ну, они сказали, что они армия света. А я был… в армии тьмы. Благой тьмы…

– Как вообще получилось, что вы посадили катер? Ведь не собирались же. – Скрипач вывел загубник. – Давай-ка я тебе голову помогу поднять…

– Они нас позвали… Бейер услышал первым, забрал у меня управление… повел машину вниз… о, спасибо, как же пить-то хотелось, оказывается… Ну вот. Он услышал голос. Тот голос. Внизу.

– И что этот голос сказал? – Скрипач пододвинул своё кресло поближе, чтобы лучше слышать. Вообще, по идее, Петеру просыпаться было еще рановато. Показатели низкие, 2/7, пусть и при положительной динамике. По уму, сейчас нужно было организм поддерживать, параллельно поднимая и улучшая эти самые показатели. Вот только общая ситуация, к сожалению, была такая, что, посовещавшись, они Петеру проснуться разрешили. Пусть и ненадолго.

– Это было… не слова, – Петер задумался. – Зов… не могу объяснить. Оно… там, внизу… оно словно пело… Так прекрасно… так не бывает…

– Угу, – кивнул Скрипач. – И Бейер повел катер туда, откуда звали. Да?

– Да. Мы сели… это было чудесное место. Высокие горы, и лощина между ними. Низкая трава, мягкая, как волосы ребенка…

– У тебя есть дети? Эй, Петер, не спи. Дети у тебя есть?

– Да, сын. Он уже взрослый… мы сели там… и Бейер сказал, что нам нужно выйти…

– Но там же нельзя выходить, – Скрипач нахмурился. – Гравитация в семь раз выше, чем наша, по Кругу. Это самоубийство.

– Нормальная там была гравитация… наша… – Петер снова прикрыл глаза. Скрипач видел, что он очень быстро устает. Плохо. Поговорить нужно. А стимулировать страшно, потому что можно сбить. Ладно, попробуем.

Скрипач вывел визуал. Пробежался глазами по строчкам.

– Консилиум, – негромко сказал он.

Ит и Кир тут же отозвались. Сейчас у них были равные приоритеты, работали они по схеме «Вереска». Если Скрипач вызвал консилиум, значит, он не уверен в решении, которое хочет принять.

– Угу… – Кир нарушил молчание первым. – Смени схему, пора уже. Пожестче его подыши. Или меняй состав, ставь восьмой.

– Предлагаю дать пожрать, – добавил Ит. – Через средний порт.

– Илья тебе по рукам бы дал, «пожрать», – огрызнулся Скрипач. – Шесть часов после вмешательства. Было бы хоть восемь. И так уже парентерально кормим.

– Мало, – Ит вывел нужный сегмент. – Сам видишь. Желудок цел, кишечник цел. Мы ничем не рискуем. Так что загони ему сотку десятой смеси и дай поспать минут пятнадцать. На жесткой схеме вентиляции он вполне нормально всё расскажет.

– И это ты Милтона вивисектором называл? – прищурился Скрипач. – Сам-то чем лучше?

– Рыжий, фильтруй, – попросил Ит. – Ты же понимаешь…

– Да всё я понимаю. Меня смущает то, что для легкого это будет ни разу не полезно. Сам вспомни, мы всегда таких вели только на самых щадящих схемах. И с разгрузкой по составу…

– Так я тебе сказал – восьмерку ставь! – Кир рассердился. – Ну да, она боевая, но оксигенация два часа вообще падать не будет. Как раз хватит времени поговорить. А потом обратно опустим, на четверку. Слушай, может, нам прийти? Ты поговоришь, а мы поколдуем.

– Не надо, сидите там пока, – попросил Скрипач. – В общем, резюмируя. Восьмой состав по заменителю, схема вентиляции четвертая, сотка десятой смеси, пятнадцать минут покоя. И дальше поехали.

– Ага, – Кир кивнул. Ит тоже. – Если что, вызывай. Вместе, оно как-то лучше думается.

– Что верно, то верно…

Петер действительно проснулся минут через пятнадцать, и было видно, что ему сейчас значительно легче. Скрипач понимал, что улучшение это, которое они втроем Петеру устроили, временное, и что очень скоро агента придется переводить на другую схему. На которой удобнее лечить.

Но сейчас нужно было пообщаться.

– Скрипач, прости, я, кажется, заснул, – Петер немного повернул голову, улыбнулся. – Как же я хочу снова оказаться там…

– На планете?

– Ну да… О чем я рассказывал?

– О том, как вы сели в очень красивом месте, – напомнил Скрипач. – Что там были горы и лощина.

– Да, да… и небо. Потрясающее небо, красивое, синее, и словно бы с золотыми отблесками. Бейер и Шедар вышли первыми… Я шел третьим. Боевой группе мы сказали остаться внутри… но они не послушали нас. Тоже вышли…

Скрипач кивал, но про себя он сейчас сильно удивился – боевики ослушались приказа старших по званию. Агент второго класса, такой как Петер, априори выше любого боевика.

– А почему они это сделали? – спросил Скрипач осторожно.

– Потому что они увидели… его…

– Кого? – не понял Скрипач.

– Бога… сразу стало понятно, что это Бог… что бы там ни говорил Милтон или эти… Сэфес… Это был Бог, и он стоял перед нами на траве… и он был прекрасен…

– Как он выглядел? – Скрипач с досадой подумал, что, будь агенту получше, можно было бы попросить дать считку, но сейчас ни о какой считке речи быть не может, сердце не выдержит.

– Он… был высокий… метра три, наверное… и он сиял… как расплавленное золото… но он был человеком… а потом… потом нас позвали с другой стороны… и я увидел второго Бога, еще прекраснее, чем первый…

– Они были разные? – уточнил Скрипач.

– Да… Первый был… золотым… но выглядел, как старик… понимаешь? Красивый старик… мудрый, по нему сразу было видно, что он… мудрый… Но второй… он был словно из серебряного огня… с черным… и он был молод… и у него были крылья… черные с серебром крылья… ты слышал про Аарн?..

– Слышал, – Скрипач решил, что не стоит вдаваться в подробности.

– Ну вот… на нем была одежда… как форма Аарн… когда они воюют, у них… такие…

– Типа комбинезона?

– Ну да… только они… они как набросок, как эскиз… а он был… он был настоящим… и первый был настоящим, но… он был какой-то слишком мягкий… плавный… а второй… он был неимоверным… и он тоже звал нас…

Петер смолк, снова закрыл глаза. Скрипач глянул на схему – да нет, всё в порядке. Ладно, пусть минутку передохнет.

– Они оба звали нас… Скрипач, мы были… в раю, понимаешь? Это место, эта планета… это не планета… это рай… для тех, кто сумел понять своего Бога…

– То есть звал и один, и второй, но тебе больше понравился второй?

– Да… понравился – неправильное слово… Я люблю его… я всегда любил его, люблю его, буду любить его… я знал, что он есть… но теперь… я видел его… ради него я сделаю что угодно… – Петер говорил еле слышного – Скрипач давно уже заметил – как только он начинал говорить о Боге, которого видел, он начинал улыбаться. – Я не знал… никогда не был… особенно религиозным… но сейчас…

– Ты сейчас – что?

– Я поверил в него… заново…

– И что было потом? – поторопил Скрипач. Что-то слишком быстро показатели идут вниз, несмотря на поддержку. Нельзя Петеру столько разговаривать, его сейчас нужно усыпить, и пусть восстанавливается.

– Потом… часть из нас пошла к золотому богу, а часть… к нашему…

– И?

– И они сказали… чтобы быть счастливыми… мы должны… отстоять свою веру… доказать её…

– Как именно, Петер? – Скрипач нахмурился.

– Вера может быть только одна… для второй нет места… мы… мы доказали… они доказывали… тоже… мы должны были сделать битву… и мы сделали… как велел Бог…

То, что рассказал Петер дальше, было долгим и обстоятельным описанием какой-то дикой помеси бойни, жертвоприношения и обрядового самоубийства. Потом Бог Петера велел ему перенести тела в катер и отвезти «обратно», а потом возвращаться, чтобы слиться со своим Богом уже полностью. Прочие – числом девять человек, – по словам этого самого Бога, теперь находятся в раю, потому что пожертвовали свои материальные жизни, и они теперь счастливы на веки веков.

– И ты повел катер сюда?

– Я… не очень помню, – признался Петер. – Да, кажется… Скрипач, вы ведь… не позволите мне вернуться, да?..

– Ну а сам как думаешь? Куда тебе возвращаться? После этой вашей битвы тебе лечиться и лечиться, – проворчал Скрипач. – А что?

– Я всё равно вернусь… к нему… – Петер улыбнулся. – Сначала уволюсь, заберу жену… и мы будем вместе искать его… Он ведь бывает не только в раю… В мире тоже…

– То есть? – не понял Скрипач.

– Боги всегда… уходят дарить смертным радость… всегда вдвоем… они приходят в мир и начинают… показывать людям… две стороны… Какого Бога больше полюбят… с тем потом и уйдут в рай их души… – Петер говорил неразборчиво, сбивался. – Они становятся… частью Бога… это счастье…

Дальнейшие откровения про счастье Скрипач слушать не стал: отключил Петеру сознание и стал спешно перестраивать схему. Всё-таки агент был слишком слабым для такого долгого разговора. А брать грех на душу и мучить Петера дальше Скрипачу совершенно не хотелось. Информации и так было теперь более чем достаточно.

* * *

Позже они вшестером сидели в каюте и пытались понять, что делать. Милтон со своей группой засел за анализ того, что успел снять катер – данных было великое множество – и сейчас они оказались предоставлены самим себе. Конечно, Кир, Ит и Скрипач постоянно бегали проверять, как там Петер, благо что бежать было близко, пять метров по корабельному коридору, но поговорить было нужно, обязательно нужно. Впрочем, разговор постоянно прерывался…

Сначала к ним зашли трое агентов, которых они не дали послать во второй поиск. Зашли поблагодарить. Скрипач в ответ сказал, что благодарить особенно не за что, потому что любому дураку будет ясно, что делать им там нечего. Агенты ответили, что про ясность и дурака вопрос спорный – Милтона дураком трудно назвать, при всем желании. Кир заметил, что не всё то не дурак, что дураком не кажется, и посоветовал ребятам перевестись куда-нибудь подальше от «этих маразматиков». Агенты ничего не ответили, но Ит и Скрипач поняли, что молчание это – в некотором роде знак согласия и что парни переведутся, как только позволят обстоятельства. Потому что одно дело, когда тебя посылают нормально работать, а другое – когда вот так вот гонят практически на убой. Как говорится, две большие разницы…

Потом начали заходить боевики, и отдуваться пришлось в основном Киру и Ри. Кир, как старший по званию, тоже стал советовать переводиться подальше, но боевики справедливо возразили, что это всё-таки служба, а не курорт, где куда захотел, туда и поехал. Работа. Раз приказали, значит, надо делать.

– Те, кто делали лежат сейчас в катере, – напомнил Кир. – И они делали… знаете, что? Друг другу животы пораспарывали и бошки пооткрутили. Вот что, мужики. Вы как хотите, и думайте, что угодно, но это не работа. Это что-то совсем другое.

– Что, например? – мрачно поинтересовался один из боевиков, высокий, угрюмый человек, который до этого момента молча стоял у двери в каюту и ни во что не вмешивался.

– Убийство, – спокойно ответил Кир, глядя ему в глаза. – Мы вашим уже сказали: есть честная работа, а есть хреновина вот такая. Теперь сами решайте, на что вы подписывались и нанимались. Я тебе как бывший официал могу сказать следующее, мужик. Когда мы вот с этими двумя с таким столкнулись – мы уволились.

Скрипач с Итом синхронно кивнули.

– Дело не в том, что ты жизнью рискуешь. Ты ею так и так рискуешь, это нормально, это профессия. А дело в том, для чего ты рискуешь. Сейчас вы рискуете исключительно за-ради того, чтобы в мире стало больше дерьма, чем было. Думайте. Ри, подожди нас, мы через пять минут придем, – сказал он, поднимаясь.

– Петер? – Ри нахмурился.

– Угу. Его бы на первые сутки вообще надо было на четверку положить, по отслеживанию. А нас всего трое, причем уровень не особо тянет для таких больных.

– Он жить-то будет? – спросил другой боевик.

– Будет, – Ит усмехнулся. – В этом можете не сомневаться. Просто сейчас мы хотим сделать так, чтобы его можно было через полтора суток положить в гибер без риска.

– Так у нас вроде бы еще восемь суток, – напомнил тот боевик, который стоял у двери.

– Тебе жизнь надоела, «восемь суток»? – Скрипач тоже встал. – Двое – максимум. Поверь, чем быстрее мы сделаем отсюда ноги, тем лучше.

– Понял, – коротко ответил боевик. – Ладно. Удачи.

– Спасибо, – улыбнулся Скрипач. – Удача нам сильно понадобится.

…Через час картина в каюте получилась следующая. Оба Мотылька сидели с ногами на столе, а все остальные разместились вокруг этого стола. Кир предложил перекусить, и сейчас все поспешно обедо-ужинали, параллельно обсуждая то, что узнали от Петера.

– Ну не сказал бы, что они создают религии. – Тринадцатый подцепил на вилку кусочек картошки с тарелки Скрипача. – Они, как мне кажется, их в большей степени искажают.

– Думаешь? – с сомнением спросил Ри.

– Думаю. Религии, числом три, всегда закладывают в любой мир Сеятели. Так?

– Тринадцатый, это спорная теория, – возразил Ит. – Сам знаешь.

– Может, она и спорная, но она подходит. Они закладывают и уходят. На генном уровне закладывают. А потом… уже к готовому эгрегору присасывается парочка таких вот тварей, – Тринадцатый махнул вилкой куда-то в сторону окна каюты. – И начинают диктовать миру свои условия. Играть, если это можно назвать игрой.

– Хороша игра, – проворчал Скрипач. – Слушай, хватит жрать мою картошку! Хочешь – сам себе закажи. Ну что за детский сад?!

– Жадный ты. И злой, – Мотылек скривился. – «Ветер», картошечки сделай, пожалуйста. Маленькую порцию. Ри, дай тарелку.

– Ит, чего молчишь? – Кир пихнул Ита локтем в бок.

– Думаю, – Ит дернул плечом. – Если судить с точки зрения того, что я знаю, как реставрационист…

– Ну? – нетерпеливо спросил Кир.

– Понимаешь, любая религия, в которой Бог ведет себя как человек, у нас априори считается ложной, – объяснил Ит. – Я такие ветви христианства видел. И ветви Ово, особенно в последнее время, в «Вереске», когда когни много поступало. Как бы объяснить… у нас, например, или в истинном христианстве – Бог не материален. Да, он посылает в миры своего сына, точнее – одну из своих же ипостасей, которую для этого создает, но с одной лишь целью – научить. Не покорить, не заставить что-то делать, не прогибаться, не воевать. Научить – тому, что позволит этому миру двигаться дальше. Расставить приоритеты. Во, кстати, – Ит оживился. – Те же греваны у рауф, в религии Триединого. Греваном может быть кто угодно – мужчина, женщина, термо. И на что вообще имеет право этот самый греван?

– Это священник? – уточнил Ри. – Ит, прости, но я просто подзабыл за давностью лет.

– В некотором смысле да, это священство. Греван имеет право либо уйти работать в монастырь, причем в монастыре греваны работают или по хозяйству, или ездят на заработки; либо он проповедует там, где сочтет нужным. Но есть правило – греван за свою проповедь, или за помощь в рождении, или за помощь в смерти, или за любую другую помощь не имеет права взять ни с кого ни единой монетки! Если он это сделал, он больше не греван. Тут же разжалуют. Мы на какой-то отработке встретили в своё время очаровательную девушку, рауф. Рыжий, помнишь? Она была греваном…

– Бонни? – Скрипач рассмеялся. – До смерти не забуду.

– Надо её будет потом в «Насмешников» вставить, – Ит улыбнулся. – По-моему, она этого достойна[5].

– По-моему, тоже, – кивнул Скрипач.

– Так вот, Бонни. Эта очаровашка работала секретаршей, крутила амуры с двумя термо сразу, причем так, что они друг друга едва не переубивали – она потом вышла замуж за обоих, – была помешана на шляпках… и обязательно читала три большие проповеди в неделю. При большом скоплении желающих приобщиться. Её все обожали, потому что и шляпки, и выбор мужа, и работа – это всё были мелочи в сравнении с тем, как она читала. – Ит вздохнул. – Я бы так в жизни не смог. Она была не особенно умная, но столько души вкладывала в проповеди, и выбирала такие святые истории, и так их подавала… Вот тебе и Бонни. Вот тебе и греван…

– Про греванов понятно, но вот твой реставрационизм взять… – начал Ри, но Ит тут же его перебил.

– А реставрационизм не очень отличается. Мы тоже не имеем права брать деньги за то, что делаем.

– Но Илья тебе платил, – напомнил Ри.

– Тут другой случай. Так было положено по штату. И, кстати, как будем на «Альтее», глянь, что я делал с этими деньгами, – предложил Ит.

– Он их переводил в фонд помощи раненым, – подсказал Кир. – Ри, ты не замай. Честно, всё так и есть.

– Да я верю, верю, – Ри покачал головой. – То есть у вас, получается, священство тоже работает задаром?

– Ри, когда мы с тобой встретились впервые, ты помнишь, кем я работал?

– Ты преподавал. Я тоже.

– Потом мы попали в Официальную.

– Ну да.

– Я работал агентом.

– Так…

– На Терре-ноль я кем только не работал. Сейчас – работаю врачом. Доходит?

Ри задумался. Почесал переносицу. Тринадцатый ухмыльнулся и, пока все смотрели на Ри, утащил у Скрипача с тарелки еще один кусок картошки – несмотря на то что перед ним стояла своя тарелка.

– В реставрационизме ни один из священников никогда не получал денег за то, что он священник, – наставительно сказал Ит. – Мало того. Даже таргу ты себе делаешь сам, и только сам. Ту, которая у меня была в «Вереске», я тоже шил сам. Из чего получилось.

– Получилось не очень, – заметил Скрипач.

– Я торопился, – отмахнулся Ит. – Неважно. Важно другое. Любая истинная религия отличается тем, что в ней никто и никогда не делает денег на Боге. Просто в голову это не приходит. В том же Ово гораздо более жесткие требования к священству, но там тоже… там, по-моему, даже принимать подарки священство не имеет права.

– Имеет, кажется, – возразил Скрипач. – Но только самодельные. Тринадцатый, по рукам давно не получал? Положи. Я тебе сказал. Положи! Картошку! На! Место!

– Чего ты разорался? – капризно спросил Тринадцатый. – Положил, успокойся.

– Так бы сразу… Ит, а истинное христианство?

– Одна из лучших вселенских религий, – Ит вздохнул. – Но его искажают часто. В начальном виде, например, там есть то же понятие братства. Все братья, потому что все – создания Бога. Братство, равенство. Взаимопомощь. Тоже полное бескорыстие. А вот ветви, которые искаженные… там всё иначе. Оболочка вроде бы та же, а всё внутри иное. Появляется такое понятие, как «раб», появляется иерархия.

– В истинных ветвях этого нет? – уточнил Ри.

– В истинных нет, – кивнул Ит. – В Санкт-Рене истинных много, как я понимаю. Нет, правильные ветви к деньгам касательство имеют, но каким образом… Те же фонды взаимопомощи. Общественная работа, которую делает священство. Много всего. Но фондами чаще всего управляют сторонние привлеченные лица, а за общественную работу священство денег не берет.

– Могут и смошенничать, – заметил Ри.

– Исключено, – покачал головой Ит. – Только не христиане.

– В общем, белая и пушистая идиллическая картина, – хмыкнул Кир. – Так что с этими богами не так в результате?

– Давайте проанализируем то, что говорил Петер…

Во-первых, эти псевдобоги начали делить пришельцев, и каждый стремился урвать себе добычу пожирнее – в их лице. Еще точнее – они хотели жертву.

Во-вторых, они требовали от разумных совершенно невозможного – а именно их смерти. Это вообще невообразимо, потому что ни в одной нормальной религии преждевременная смерть во имя Бога не считается чем-то хорошим. Да, обстоятельства бывают разные…

– «Лады», – напомнил Скрипач. – Вот такие идиотки способны из любой религии сделать черт-те что…

– Говорю же, обстоятельства бывают разными, – повторил Ит.

В-третьих, слияние. Петер сказал «слиться с Богом, стать его частью». Любой верующий разумный и так знает, что он часть Бога, он творение Бога, а Бог сотворил всё сущее. Ты и так часть, и зачем становиться тем, что ты уже есть? Да еще таким нелогичным и страшным образом…

Видимо, приходя в миры, они устраивают там то же самое, что они (пусть и в миниатюре) устроили с командой официалов. Мир делится на два лагеря, каждый считает своего бога истинным и рвет на части вторую половину… которая рвёт первую, потому что думает, что истинный как раз её бог, а второй – ложный. Выигравший бог забирает себе… видимо, жизненную энергию погибших и умерших и возвращается сюда. Вместе с проигравшим партнером. Возвращается, чтобы вскоре отправиться в следующий мир и учинить там то же самое.

Кошмар.

– В общем, подведем итог, мужики, – Ри выпрямился. – Нам предстоит иметь дело с людьми, жадными, самовлюбленными, считающими себя богами и практически всемогущими. И при этом еще и показания пытаться снять, да еще и в месте, где они это могут обрубить в любой момент. И поубивать нас просто так, для забавы. Пристрелите меня кто-нибудь. Желательно не откладывая, побыстрее.

– Типун тебе на язык, – рассердился Ит. – Ты хоть думаешь иногда, что говоришь?

– Иногда думаю, – кивнул Ри. – Вот сейчас, например.

* * *

Катер шел над планетой по траектории, которую задавал Ри – тот планировал сделать еще четыре витка и лишь потом начать снижение. Милтон постоянно дергал их по связи, отвечали ему сейчас то Скрипач, то Ри, а Кир, Ит и Мотыльки сидели рядом и тихонько хихикали: Скрипач открыто измывался над Милтоном, выводя его из себя, и останавливаться явно не собирался. Ри ворчал, чтобы они все заткнулись и прекратили ржать – мешают. Он делал первичный анализ того, что происходило внизу, и прикидывал, в какую бы точку отправиться. Разумеется, нужна максимальная активность, чтобы собрать больше данных, но Ри справедливо полагал, что максимальная активность предполагает максимальную опасность.

Планета-портал под катером постоянно находилась в движении, казалось, статики на ней в принципе не присутствует. Милтон сейчас спорил, доказывая, что эта активность – результат деятельности богов, а Ри возражал, что это не боги, это сегментные и долевые перемещения внутри портала.

Данных в этот раз получалось на порядок больше: Ри, в отличие от агентов, знал, что и как нужно искать. Через час, на третьем витке, Милтон заявил, что данных уже сейчас с лихвой хватит и что они, в принципе, могли бы и вернуться.

– Да ну, – хмыкнул Ри. – Огдену про это расскажите.

– Ри, вы играете с огнем.

– Спасибо, я в курсе.

…Милтон, конечно, тоже жаждал пойти вместе с ними, но его сумели отговорить. Ри объяснил, что им бояться нечего. Милтон справедливо поинтересовался почему. Ри ответил, что, согласно получившейся у него теории, боги не смогут их тронуть или навредить – все они резонансные двойники взаимосвязанных порталов, и порталы Утопии связаны с порталами Земли-n, следовательно, для богов наносить вред их команде – это то же самое, что наносить вред порталу, благодаря которому они существуют.

– Они могут этого не понять, – проворчал Милтон.

– Поймут, – отрезал Ри. – Эти существа просто обязаны быть более чем чувствительными к резонансам такого рода. За сутки я тщательно проанализировал и данные катера, и то, что видел Петер. Милтон, мы не самоубийцы, поверьте. Мы осознаем, что делаем. И не вздумайте идти с нами. Потому что, если пойдете вы, с вами произойдет то же самое, что с первой командой.

Вот тут Ри угадал верно. Рисковать собой Милтон совершенно не желал и поэтому согласился на то, о чем просил Ри. Но с одним условием…

– Хорошо, вы пойдете. Но оба Сэфес будут сидеть под замком, и если вы вздумаете смыться или что-то в этом роде… И плевать я хотел на то, что у нас якобы нет шанса вернуться. Есть. Я еще буду разбираться с этим вопросом. Кроме того, тут есть и другой Контроль.

– Делайте, как знаете, – пожал плечами Ри. – Я, кажется, на эту тему с вами не спорил. И не собирался.

– Ну да, ну да. Как знаю, так и сделаю…

* * *

Катер вышел на четвертый виток.

– Ри, что решил? – Ит пересел к Ри, на соседнее кресло.

– Твои координаты, из той считки, тут ничего не дают, если ты об этом. Там океан и нет никакой активности. И нам туда явно не нужно.

– Ну, значит, эти координаты откуда-то еще, – пожал плечами Ит. – Так куда в результате?

– В принципе можно туда же, куда села первая группа. Большой разницы я не вижу, – Ри задумался.

– Разницы между чем и чем? – поинтересовался Кир.

– Между местами высадки. Активность высокая, смотрите сами. Только что прошла спираль, сейчас идет вихрь…

– Как думаешь, нам там тоже полянку устроят с травкой? – поинтересовался Скрипач. Ри зло зыркнул на него и отвернулся, не удостоив ответом.

– Полянку тебе организуют, ага, – покивал Кир. – С цветочками. И с томными нимфами. Дожидайся.

– Ну, мало ли… – протянул Скрипач. – Я, может, мечтаю.

– Мечтай, – хмыкнул Ит. – Раз делать нечего. Ри, ну что? Поехали?

– Поехали, прокатимся. Кир, мелкие, врубайте «дельты», – распорядился Ри. – Вдруг получится что-то снять?

Конечно, никакой полянки внизу не было. Равно как и убеленных сединами золотых старцев. Атмосферу катер прошел легко, но на месте высадки – именно там, где садилась первая группа, – сейчас бушевала буря. Да такая, что ни о каком выходе из катера не могло быть и речи, даже в полной защите. Ри отвел машину на сотню километров к югу, в прибрежную зону, остановил в ста метрах над землей. Внизу сейчас был лес (то есть все решили, что это лес), неподалеку текла река.

– Метан, – сообщил Ри.

– Мило, – одобрил Скрипач. – Вот тебе и полянка.

– Какие будут предложения? – спросил Ит.

– Ммм… точка достаточно активная. Забрасываем две «дельты», проходим на полтысячи на восток, ставим еще две. Дальше… – Ри вывел схему. – Вот по этим точкам, еще четыре. Ждём час, собираем «дельты», уходим. Кто «за»?

– Все «за», – пожал плечами Ит. – Если нам не помешают, всё должно пройти гладко.

– Ключевое слово «если», – поморщился Кир. – «Дельты», кстати, работают. По крайней мере, пока.

– Славно, – одобрил Скрипач. – Ри, выводим?

– Катер, «дельты» один и два на грунт, пожалуйста, – попросил Ри. В ту же секунду оба прибора исчезли из каюты. – Дальше?

– Ага, – кивнул Скрипач.

«Дельты» расставили без проблем, на это ушло меньше часа. Ри поднял катер на полкилометра от поверхности, сообщил, что нужно, по его прикидкам, подождать минут двадцать, потом сбор – и на выход.

– Ну, не так страшен черт, как его малюют, – одобрил Скрипач. – А сунься сюда Милтон с компанией…

Он не договорил, потому что именно в этот момент в каюте возник Голос.

* * *

– Жжжжалкие… – произнес кто-то неразличимый. – Шшшшшаааа… Жшшшаааалкие… Лишшшшены… душшшши…

– Что? – растерянно спросил Кир.

– Погоди, – Ри поднял руку. – Кто говорит? – спросил он. – Эй! Кто говорит?

– Шшшшто вам нушшшшшно, – голос не спрашивал, он утверждал. – Пришшшли… Пуссстые… Шшшшто вам нушшшшшно…

– А можно не шипеть? – раздраженно спросил Скрипач. – Половины слов непонятно.

Ответом ему был долгий печальный вздох неведомого существа, которое, как им всем показалось, находилось за пределами катера.

– Ри, он где? – повернулся к другу Ит.

– По-моему, снаружи. Но катер не фиксирует, что рядом кто-то есть, – отозвался тот. – Внутри его нет.

– И то хлеб…

– Пусссстые, – разочарованно повторил голос. – Камень плода не принесссет…

– Полегче в выражениях, – проворчал Скрипач.

– Пешшшки в игре пуссстых… не сссспасти… хотя один путь есссть…

– Ага, значит не шипеть всё-таки можно, – покачал головой Скрипач. – А конкретнее?

– Рыжий, не стоит над ним издеваться, – предупредил Ит. – Лучше не надо.

– Ему над нами можно, а нам над ним нельзя? – прищурился Скрипач.

– Вспомни, что случилось с предыдущей командой, – напомнил Ит.

– Заткнитесь, оба, – приказал Ри.

– Поддерживаю, – кивнул Кир.

– Ну вот, – огорчился Тринадцатый. – На самом интересном месте.

Как оказалось, про интересное место Мотылек ошибался.

Воздух в каюте катера завибрировал, сгустился, и машина вдруг пошла вниз – сейчас они садились на огромное, лишенное растительности поле, на которое несколькими минутами раньше поставили последние «дельты».

Из воздуха начала словно бы ткаться полупрозрачная фигура – высокий человек, одетый в нечто, напоминающее хитон. Но именно напоминающее, потому что одежда этого человека казалась живой, ткань (если это вообще была ткань) обтекала фигуру, словно была сделана из ртути.

– Здрассссти, – издевательски произнес Скрипач, за что тут же получил от Ита тычок кулаком в бок. – Добро пожаловать на борт.

– Сссамый веселый станет сссамым грустным, – покачал головой человек. – Ссскоро…

– Что вам нужно? – Ри решил, что пора брать разговор в свои руки: рыжего, как ему показалось, «понесло», и лучше было бы его хотя бы временно заткнуть.

– Хххоччу помочь… – фигура сформировалась уже полностью. – Очччень жшшалко вассс… Очччень… Нессссчастные…

– Ой, ладно, – Кир ухмыльнулся. – Раз вы такой добрый, помогли бы нам «дельты» собрать, а то мы домой торопимся.

– Глллупый… – фигура снова вздохнула. – Сссскорбно…

– Скорбный на голову, – подсказал Скрипач.

– Нннне он… Он… – человек указал на Ри. – Очччень плохо… очччень… совсссем ссскоро…

Пока все разговаривали, Ит потихоньку присматривался – и сделал для себя неожиданный вывод. Во-первых, лица как такового у этого псевдочеловека не было. Черты словно бы плыли, формировались и никак не могли сформироваться. Ит задумался – почему? И вдруг понял, что ответ-то на самом деле максимально прост.

Потому что этот «бог» ищет форму для воздействия на них и не находит!

Для команды официалов форма нашлась быстро и просто – стандартные штампованные образы. Ангел света, ангел тьмы. Светлый бог, темный бог. А вот с их командой всё гораздо сложнее. Вот тебе и меняющаяся одежда, и «текущее» лицо.

Растерялся.

– И что же такое плохое вы увидели? – осторожно спросил Ит.

– Он… ох… Будущее… туманно… Пусссстота… – «бог» смотрел вроде бы на Ита, но в то же время – словно сквозь него. – А ты…

– А я – что? – поинтересовался Ит.

– Сссстрашшная смерть…

Ит задумался. Покачал головой. Потом посмотрел на Ри.

– Где-то мы это с тобой уже слышали, – констатировал он. – Помнишь?

– Было-было, – подтвердил Ри со смешком.

– Вы о чем сейчас? – не понял Кир.

– Да во времена туманной юности был один такой доброжелатель, который нам пророчил именно это. Ну и сам принимал посильное участие, – объяснил Ри. – Аккурат после Реакции Блэки[6]. Ит, тебе не кажется, что это всё он сейчас берет у нас, в некотором смысле?

– Кажется, – кивнул Ит. – Именно это мне и кажется. Ну, ничего. Тот зубы обломал, и этот тоже обломает.

– Дьявол, – тут же встрял Скрипач. – Он вам это и втирал. А вы внимали.

– Ннннет… – вдруг сказал человек. – Другое… В этот разсссс вам не уйти… Это другое…

Голос его, кажется, неуловимо изменился – по крайней мере, Ри ощутил, как от голоса и интонации его продрал мороз по коже.

– Я… не брал… изсссс… вашей головы… Я вижу… вперед… проссссто… предупредил… вссссе, кто… сссс… вами… обреччччены…

Каюта катера вдруг пропала, вместо неё возник коридор в квартире Ри, в Питере. Входная дверь открылась, в неё вбежал десятилетний Ромка. Огляделся и кинулся к отцу – Ри невольно подался вперед, но…

Ромка не добежал. Он остановился, словно налетел на стену, и начал стремительно меняться – ребенок, подросток, юноша, взрослый, пожилой, старик. А потом старик рассыпался в прах, который лег на пол мягкой серой горкой.

Следом вошла Джессика и тоже направилась к Ри, и тоже не дошла – её тело вдруг стало распадаться, словно стеклянное.

А затем – из воздуха возникла черная арбалетная стрела, тяжелая, отливающая металлом, и замерла в сантиметре от левого глаза Ри.

– Чшшшто, нет? – человек, который не был человеком и не был богом, тоже придвинулся к Ри максимально близко и склонился к нему. – И в это… ты не веришь?..

Ри молчал.

Картинка исчезла, они снова были в каюте катера.

– А ты… – поворот меняющегося лица – к Иту. – Тожшшше?

Каюта снова пропала, сейчас все они находились почему-то в их общем доме, на Окисте, в столовой. В столовую из разных дверей вошли Берта и Фэб. И, не дойдя до Ита, они тоже стали распадаться, но не так, как Джессика и Ромка, нет. Они разлагались, кусками отваливалась кожа, мышцы твердели, затем оплывали…

Картинка сменилась – все тут же узнали Балаклавский, место, в котором находился метапортал. Откуда-то налетел горячий ветер, пахнуло металлом, бензином, затем раздался протяжный железный скрежет. А потом – выстрелы, сухие, короткие, словно кто-то невидимый ломал сухие ветки. Ит машинально повернул голову влево, откуда раздавался звук – но Балаклавский исчез, они снова были в каюте катера.

– Ннннеее уссспел, – констатировал «бог». – И не уссспеешшшь… Не сссстрашно?..

Ит пожал плечами.

– Честно говоря, я ничего не понял, – ответил он. – Вы сейчас взяли, видимо, считку, которую я открывал недавно. Не понимаю зачем.

Человек посреди каюты вдруг начал стремительно трансформироваться – его тело переставало быть человеческим, оно тянулось, удлинялось, обрастало черно-серой чешуей. Через несколько секунд в центре каюты катера свивался кольцами огромный змей с человеческим лицом. Тяжелым, словно высеченным из камня лицом…

– Морок, – уверенно сказал Тринадцатый. – Уважаемый, а вы случайно не посещали такую планету… Апрей называется?

– Неее… зссснаю… – змей замер. – Глупцы… Я был… везссссде… и буду… везсссде… и всссегда…

– То есть вы хотите сказать, что мы сейчас видели какое-то возможное будущее? – уточнил Скрипач. – Вы бы тогда как-то поконкретнее, что ли. И поточнее. А то, понимаете ли, Ри действительно когда-то из арбалета получал… да, Ри?

– В прошлой инкарнации, – хмыкнул тот.

– …А Иту действительно прилетало на Балаклавском, но это было тоже в прошлой жизни. Вы ничего нового сейчас не сказали, – констатировал Скрипач.

– Глупцы… – упрямо повторил змей. – Сссслепые глупцы…

– Вы бы лучше что-то хорошее показали, – предложил Кир. – А то стращать-то каждый горазд, а вот с хорошим чего-то не очень.

– Зсссачем?.. – змей крутанулся на месте. Лицо его снова изменилось – на Кира сейчас смотрел рауф, очень похожий на Атона. – Ты же ссссам… видишшшь… что хорошшшего впереди у вассс нет… и быть не можшшшет…

– Да ладно, – Кир нахмурился. – Злой ты какой-то бог, дорогой товарищ. Мог бы чего хорошего сделать, а всё страсти наводишь. Нехорошо.

– Вы не засссслужили другого бога…

– И как же зовут того, кого мы заслужили? – вдруг спросил Брид. До этого он сидел на своем месте молча, нахмурившись, и, видимо, о чем-то размышляя.

– Массстер… червей… – существо свилось в кольцо. – Вы не засссслужили иных… ссссвет не для вассс… только… благая… тьма…

– Плагиат, – констатировал Ит. – И на этот раз из твоей головы, Ри. Сообразил?

– Нет, – признался тот.

– Потом напомню, как стартуем отсюда, – пообещал Ит. – Вот что, уважаемый бог. У нас дела. Нам пора. Мы были рады с вами побеседовать, а теперь – всего наилучшего. Ри, давай на старт.

Ри кивнул. Под его руками замерцала панель управления.

Черный змей негодующе зашипел.

– Я мог… ссссспасти вассс… – предостерег он. – Увессссти… там… безопасссстно…

– Спасибо, но мы как-нибудь сами, – галантно улыбнулся Скрипач. – Ну что, уважаемый бог? Составите нам компанию? А то нам приборы собирать надо, понимаете ли.

Змей дернулся, словно его ударили, а затем стал таять – и вместе с ним таяло в воздухе последнее слово, которое он произнес, уже исчезая:

– Глупцы…

* * *

– Ну вот и побеседовали, – Кир тяжело вздохнул. – Народ, вы как?

– Нормально мы, – угрюмо отозвался Ри. – Время. Приборы.

– Угу…

На «дельты» ушло полчаса – увы, когда их подняли на борт, оказалось, что показаний они сумели снять самый минимум. Понятно дело, что Милтон будет недоволен, но хотелось верить, что он понимает простой факт: от них в данном случае ничего не зависит.

– Ит, что ты там говорил про этого мастера червей и про плагиат? – напомнил Ри, когда катер вышел из атмосферы Утопии.

– Ты разве не помнишь? – удивился тот. – Ты же читал это стихотворение. Уже после того, как песню пел. Еще на Терре-ноль.

– Когда? – удивился Ри.

– За пару недель до того, как уходили оттуда. Песня тогда очень кстати пришлась, а стихотворение… – Ит задумался. – Оно тогда было не в тему. Зато стало в тему сейчас.

– Напомни, – попросил Ри.

– Секунду… оно длинное было, – Ит прищурился. – Как же начиналось-то… а, вот.

Вот кокон. Кокон мотылька,
Чья оболочка так легка,
Что в пальцах сжать – и нет его,
И не родится ничего…
И лишь пятно оставит след,
О том, чего на свете нет.

Он долго спал. И ждал весны.
И в коконе роились сны,
Где счастье, радость, красота,
Небес безбрежных высота,
Где ветер над лугами прян
И от пыльцы цветочной пьян…

И слишком долго кокон ждал,
И кто-то в нём сидеть устал,
Но хватка кокона крепка,
И не трещат его бока,
И всё грустнее сны внутри…
И кокон сморщился, смотри!

Смотри… Нет, так не может быть!
Скорей, как страшный сон, забыть,
Была разгадка так близка…
И кокон выдал червяка.

Ах, если б он раскрыться мог,
И жалкий мокрый мотылёк,
Порвал его бы и ожил,
Расправив пару ярких крыл,
Но кокон слишком долго ждал,
И мотылька перерождал.

И вот, угрюмый чёрный рот
Прогрыз наружу в нём проход.
Расправив пару мощных жвал,
С остервенением сжевал
И выплюнул, ничуть не рад,
Пролив наружу жгучий яд.

И на пролившуюся слизь,
Такие же, как он, сползлись,
Все ядовиты и черны,
И недосмотренные сны
Им стали пищей для ума,
И в них роились ночь и тьма.

И поползли за окоём
И червь, не ставший мотыльком,
И несколько других червей,
И коль из-за твоих дверей
Ты слышишь шорох чёрных тел,
Подумай, ты того хотел?

И коли средь тиши ночной
Ты голос песни неземной,
Что за собой во тьму манит,
И ждёт, и тянет, как магнит,
Хоть не понять и трети слов,
Услышал…
Ты их слышал зов.

Но лишь глупец откроет дверь,
И сколько песне ты ни верь,
Пусть упасёт тебя твой бог
Пустить их тени на порог…
В их в жвалах смертоносен яд,
И нет от них пути назад.

И если дорожишь собой,
То не пойдёшь, как на убой,
Когда звучит из-за дверей
Зов глада Мастера Червей…[7]

– Точно. Вспомнил, – Ри зябко поежился. – Мы с этим Олегом, кажется, пили в своё время.

– Ты тогда с кем только не пил, – упрекнул Ит. – Но стихотворение… да. Оно точно о нашем сегодняшнем визитёре. Такая же скользкая мразь. Вот интересно, Олег этот – откуда он брал эти образы?

– А может быть, он тоже в некотором смысле бог и брал их из чьей-то головы? – предположил Кир.

– Да нет, конечно, ты что, – отмахнулся Ри. – Просто талантливый человек. Они такие вещи как-то чувствуют.

– Лучше бы они что-то другое чувствовали, – пробормотал Скрипач. – А то от таких откровений хоть вешайся.

– Вешаться мы не будем, – твердо сказал Ит. – Ри, давай, рули на «Ветер». Чем быстрее мы отсюда уйдем, тем лучше.

– Святая правда, – согласился Ри. – А то эта стрела… ладно. Это всё потом.

09

Терра-ноль, Сухой ЛогВ Москву

– Парень, я понимаю, что ты нам не веришь. И я не знаю, как тебя убедить. Не знаю, что сделать.

Ромка и Настя стояли по одну сторону забора, а два сержанта милиции – по другую. Забор давал слабенькое ощущение безопасности, но именно что ощущение, не более того: Ромка понимал, что если они те, за кого себя выдают, забор для них не помеха.

– Если бы ты взял у военрука пистолет, проблем было бы на порядок меньше, – произнес второй сержант. – Официалка в дела местного населения вмешивается только на уровне пакта. Мы бы…

– Мы бы вас вывезли, и очень быстро, – продолжил за него второй. – Вы были бы в безопасности. Поверь.

Ромка промолчал.

Стоял тихий жаркий полдень. В неподвижном воздухе лениво плавали золотые невесомые пылинки. Через крону ближайшего дерева просвечивало солнце, и на земле перед ними лежала сейчас ажурная тень. Ни звуков, ни голосов.

Тишина.

– То есть вы хотите сказать, что мы сейчас в опасности? – Ромка прищурился. – И кто же нас… за нами… ну, от кого эта опасность?

– Здесь находит группа Марии Ральдо. Это первая жена твоего отца…

– Я знаю.

– Официалки вы можете не бояться, потому что для неё вы – исключительно метод воздействия на мать и отца. Вы не интересны. А вот этой группе…

– Зачем мы этой группе? – растерялась Настя. – Для чего?

– Ох, девочка. Затем, что в его отце, – кивок в сторону Ромки, – заинтересованы очень и очень многие. И еще существует месть. Слышала такое слово?

– Слышала, – кивнула Настя.

– Вот и делай выводы. Ребята, я вас очень прошу – поверьте.

– Извините, но не могу, – Ромка отвернулся. – У меня нет для этого оснований.

– Ну так посмотри меня, – предложил первый сержант. – Я откроюсь, ты посмотришь. И не говори, что ты этого не умеешь делать – не могли не научить. Маден уже в десять лет запросто это делала!

– Я умею, но плохо, – признался Ромка. Взялся рукой за ржавый железный прут ограды. – У меня нет к этому способностей.

– На что посмотреть? – не поняла Настя.

– Прочесть мысли, – объяснил сержант. – Или снять личину. Когда её снимают, мысли тоже прочитываются. Автоматом. И не только мысли.

– Вот этого я делать не умею, – признался Ромка. – Рыжий сказал, что таланта нет. И потом… если я правильно помню, тут тоже можно обмануть. Запросто.

– Можно, – согласился сержант. – Но нам вас обманывать незачем.

– И как я это проверю? – Ромка прищурился. – Мало ли для чего мы вам понадобились?

– Хорошо, объясняю подробно, что я предлагаю…

– Вы объясните, почему вы это предлагаете, – попросила Настя. – Второй раз приходите и говорите всякую чушь.

Сержанты переглянулись. Первый беспомощно пожал плечами, второй тяжело вздохнул.

– Настенька, когда сюда придут те, кто не предлагает, они разговоры с вами вести не будут. Просто заберут, и всё. И увезут, как заложников. Хоть это ты понимаешь?

– Я понимаю, что сейчас вы говорите какую-то неправду, – Настя вздернула подбородок. – Или не всю правду. Если вы такие честные и добрые, расскажите всё. Или слабо?

Первый сержант рассмеялся. Отошел от забора, сел на пенек, удачно расположенный рядом. Вытащил из кармана носовой платок и принялся обмахиваться.

– А ты, девочка, кремень, – с уважением заметил он. – Так что вам рассказать, ребята?

– Всё, – потребовал Ромка. – От начала и до конца.

– Вы на обед так не опоздаете?

– А вы нас подождёте, – Настя явно решила над сержантом поиздеваться. – Раз это так важно, посидите тут полчасика, а мы после обеда подойдем. Нормально?

– Если понадобится, подождем, – кивнул второй сержант.

– Как вас зовут? – Ромка сел по-турецки на землю рядом с забором.

– Рабочие имена – Дмитрий и Борис. Настоящие… оно тебе нужно, парень?

– Почему бы и нет.

– Агри и Вене Вейт. Мы братья.

– Агри – это не человеческое имя. Это рауф. Врали бы поменьше, – хмыкнул Ромка.

– Нас троих воспитывали рауф, – сержант улыбнулся. – Нас и сестру. Родители были Встречающими, ушли в сопротивление. Погибли. И друзья семьи Биэнн Соградо-Ти, по сути дела, усыновили нас. Мы из сопротивления, парень, и мы отлично знаем и дочь Ита и Скрипача, Маден-Син, и её мужей, и их внуков. Именно поэтому сюда послали именно нас. Пусть опосредованно, но мы в некотором роде знакомы.

– А теперь расскажите, что вы еще и про агентство «Рэй» знаете, – рассмеялся Ромка. – Уморили.

– Про «Рэй» и про Фэйта со Светланой знают очень много где. И много кто. Но к агентству мы не имеем никакого отношения.

– И как же вы попали-то сюда? – вдруг спросила умная Настя. – Как мы понимаем, порталы контролируются.

– Нас сюда послали. В составе группы боевиков Официальной, это была подмена. И поверь, это было несколько сложнее, чем может показаться. – Вене повернулся к Насте. – Попав сюда, мы во время первого же боя имитировали собственную гибель и отправились искать вас.

– И когда это было? – Ромка сел поудобнее. Подобрал с земли мелкий камушек, принялся вертеть его в пальцах.

– Через месяц после того, как сюда попали вы.

– Да ну.

– Не думайте, что сопротивление не отслеживает ситуацию, – Агри осуждающе глянул на Ромку. – Да, мы не появлялись. Но, парень, во-первых, вас было не так просто найти, и, во-вторых, тут не было группы Марии.

– Вы говорите так, словно мы – какие-то безголовые куклы, – Ромка рассердился. – Тупые, безголовые и беспомощные. С одной полки взял, на другую положил. Кто бы вы ни были, знайте, что я не предмет и не игрушка, чтобы так обращаться. Решение мы с Настей примем сами. После того, как обдумаем ваши слова.

– Тогда придется послушать еще слова, Роман. Потому что это самое начало. Думаю, вам будет интересно, что сейчас в Москве происходит с твоей мамой, Бертой и старшим скъ'хара, Фэбом.

– Он жив? – Ромка, кажется, слегка опешил. – Но я думал…

– Мы тоже думали, что его убьют, но это оказалось не так. Да, он жив. Они все живы. И… мама ищет тебя, Рома. Как может. Вот только найти у неё не получается, ты слишком далеко.

С полминуты Ромка сидел молча, катая на ладони камушек. Настя подошла к нему, села рядом. Осторожно потрогала за плечо.

– Я здесь, – отозвался Ромка. – Спокойно, Настюх. Всё нормально.

Агри подошел к забору, опустился на корточки.

– Самое плохое, что мы не сумеем вытащить их из тюрьмы, – продолжил он.

– Почему? – Ромка вскинул голову.

– Потому что это опасно для остальной части семьи. Они сейчас – заложники. К сожалению. И надо терпеть. Но…

– Что – «но»? – поторопил Ромка.

– В общем, такое дело получается…

Две недели назад начался закрытый (пока что закрытый) процесс, на котором слушается дело Джессики, Берты и Фэба. Называется оно «дело о нарушителях», там очень много пунктов, им троим предъявлено сразу по нескольку обвинений – причем исходят эти обвинения от местных властей.

Некто (неизвестно кто, вроде бы какой-то официал) сделал заявление, что Фэб не имеет законного права находиться на Терре-ноль и что он либо должен получить гражданство, либо его должны выслать. Но выслать его уже не получится, потому что он в данный момент незаконным образом попал на планету, и теперь его положено судить за нарушение границы – по законам мира.

– Чушь какая-то, – Ромка задумался.

– Ага, на первый взгляд чушь, – кивнул Агри. – Но это совершенно гениальная чушь, и придумал её, по всей видимости, сам же Фэб.

Фэбу была нужна огласка и общее признание того факта, что он тут находится. Неважно, законно или незаконно. Он – здесь. Об этом – знают. Он (и Джессика с Бертой, соответственно) попадают под юрисдикцию Терры-ноль.

А дальше…

– Вот дальше начинается казуистика, потому что, как выясняется, официалка не имеет права держать под замком ни Джессику, ни Берту.

– Почему? – не понял Ромка.

– Да потому, что они – уже заложники! Они ведь признаны Официальной еще много лет назад заложниками Терры-ноль, а значит, пока они находятся на планете – всё законно, они и так под замком. И ни в какой тюрьме никакая Официальная их держать не имеет права.

– Вот это лихо, – пробормотал Ромка.

– Это лихо зовут Фэб Эн-Къера, – засмеялся Вене. – По его методикам у нас сейчас всё сопротивление учится, наверное.

– Ну, не всё, но многие, – поправил Агри. – Он действительно игрок очень серьезный. К сожалению, с ним сейчас играют тоже очень сильные игроки.

– Этот процесс может длиться долго, – Вене вздохнул. – Но главное – его начали. И вы двое, окажись вы в Москве, сильно бы им всем помогли. Вас пока что скрывают и про вас не заявляли.

– Даже мама?

– Да, даже мама. Она боится, пока что молчит. Если вы окажетесь там, вы оба, думаю, сумеете повлиять на ход этого процесса. Особенно ты, Настя.

– Почему – я? – удивилась девочка.

– Потому что тебя незаконно выкрали, и ты вполне можешь заявить об этом. Но – не отсюда. Потому что пока вы здесь, вы что есть, что нет. Вы беспомощны. Ты говорил, что не хочешь быть куклой в чьих-то руках? – Вене нахмурился. – Так вот и не будь.

– Мы подумаем, – пообещал Ромка. Поднялся с земли, отряхнул штаны. Подал руку Насте, которая тоже встала и принялась очищать с подола юбки налипшие соринки.

– Думайте быстрее, – попросил Агри. – Группа Марии уже в районе Свердловска. Найти вас – для них дело суток. А то и меньше.

* * *

В принципе вещи для побега были у них уже подготовлены. Денег, ясное дело, собрать удалось совсем мало, но, пока готовили побег, у Ромки появилось несколько дельных мыслей. И сейчас им предстояло проверить на практике, получились ли мысли действительно дельные или же Ромка придумал бред, который не сработает.

Разумеется, они не поверили – да и с какой радости было верить?

Возможно, эти самые Вене и Агри действительно не соврали… хотя бы про маму, Берту и Фэба. Это было бы хорошо. А вот про всё остальное – с чего верить? Почему?

– Сами смоемся, – твердо сказал Ромка, когда они с Настей шли к столовой через лес. – Группа или не группа, я не знаю. Проверить не можем.

– А этим ты поверил?

– Чего я, дурак, что ли? – Ромка хмыкнул. – Поэтому и говорю – сами. Только надо обработать КВНа и стащить наши дипломы из кабинета директора.

Ромка хорошо помнил то, что в своё время рассказывали Фэб, Ит и Скрипач. Не можешь сделать так, как хочется, как кажется правильным, – иди от обратного. Совсем. Полностью.

Если хочется бежать, а денег нет и будут ловить, то можно тоже пойти от обратного, исходя из логики тех, кто будет ловить.

Как обычно бегут? В темноте, таясь, прячась. Пробираются безлюдными местами, подворовывают, скрываются.

А если иначе?

Кому придет в голову обращать внимание на двух аккуратных подростков, которые ни от кого не прячутся, у которых на руках дипломы победителей городской математической олимпиады (у Ромки первое место, у Насти третье, но всегда можно сказать, что парень, который занял второе место, заболел) и которые едут… в Ленинград, на союзную олимпиаду. И не думают даже ни от кого прятаться.

– Наглость – второе счастье, – говорил когда-то Скрипач. – Но именно здоровое нахальство, без хамоватости. Хамов никто не любит, хамы заметны. Собственно, они для того и хамят, чтобы их заметили. А нормальный наглец просто занимает своё место в пространстве так, как ему хочется, и окружающим кажется, что это правильно и так должно быть.

…Ромка даже помнил, когда они про это с рыжим говорили. В Симеизе, на пляже, кода семилетний Ромка упустил очередь за мороженым. Кто-то его отпихнул, он растерялся, и очередь прошла. Положение спас Скрипач, которому, разумеется, тоже хотелось мороженого – и через две минуты они мороженое получили, целый пакет, и отправились к своим, занявшим место под скалой, в тенечке, жуя вкуснейшие вафельные рожки и болтая о разнице между здоровой наглостью и гадким хамством…

– Насть, давай так, – предложил Ромка. – Я обрабатываю КВНа, а ты…

– Нет уж, КВНа обрабатываю я, – решительно заявила подруга. – Потому что ты, Ромочка, не сумеешь. А ты давай в кабинет директора. Вдруг шкаф ломать придется? Может, на нем замок?

– Замка там нет, – отрицательно покачал головой Ромка.

– Есть. И я его не открою, а ты сумеешь. Так что я к КВ Ну, а ты в кабинет. После отбоя.

Ромка спорить с подругой не стал.

Иной раз получалось, что спорить с ней – себе дороже. По крайней мере в тот момент, когда Настя приняла какое-то решение. «Позже переиграем, – подумал он. – Но с КВНом буду говорить я. Это важно. А она пускай проберется в кабинет. Нет там на шкафу никакого замка. Выдумщица».

* * *

– Валерий Николаевич, я спросить хотел, – Ромка сидел напротив военрука, потупившись. – Мы тогда говорили…

– О чем? – не понял тот.

– Ну, про пистолет. Вы мне предлагали…

– Что? – у КВНа глаза полезли на лоб. – Что я тебе предлагал?

– Вы мне предлагали «Терьер». Я испугался. Я просто хотел узнать…

– Подожди. – КВН подошел к двери кабинета, запер. Вернулся на своё место. Сел, опустил голову на руки. – Я нашел у себя «Терьер», верно. Но откуда ты про это можешь…

– Так вы мне его отдать пытались, – объяснил Ромка. – И кое-кто из воспитанников вас с этим пистолетом видел.

– Кто?

– Вот я так и сказал. Я про другое, Валерий Николаевич. Вы же понимаете, что будет, если… если я расскажу про это директору.

– Шантажируешь? – недобро усмехнулся военрук.

– Прошу, – отрицательно покачал головой Ромка. – Я вас очень прошу, Валерий Николаевич. Помогите нам.

– Чем я должен тебе помочь, Рома?

– Мы бежим. Я узнал, моя мама в Москве. Её… двоюродная сестра тоже. Мы хотим добраться до них. И если вы… если вы хотя бы немного человек, то попробуете понять меня.

– Ну, допустим, я понял. Детка хочет к маме, – хмыкнул КВН. – Трогательно. Но что требуется от меня?

Ромка оставил «детку» без внимания – нельзя распыляться и обижаться на мелочи.

– Письмо от школы, – твердо сказал он. – От вас, как от учителя. О том, что вы направляете нас на олимпиаду. Официальное письмо, с печатью. Настоящее.

– Тебе, может, еще платочком помахать или до Свердловска проводить? – вскинулся военрук. – Какое тебе письмо?! Офонарел, гаденыш?! Ты же меня под увольнение подведешь!..

– Да никто вас не уволит, – отмахнулся Ромка. – Потому что про письмо никто не узнает. Оно нам нужно только для того, чтобы взять льготные билеты в автопоезд.

– И это называется «никто не узнает», – протянул КВН. – Ну, парень, ты вообще…

– Да, не узнает, потому что оно понадобится один раз, билеты взять. И запишут там нас с Настей, если вообще запишут. А про вас и не вспомнит никто.

– Ну, допустим, – КВН прищурился. – А печать? Где ты возьмешь печать?

– Украдем из кабинета директора сегодня ночью, – пообещал Ромка. – И, Валерий Николаевич… вы нас не выдавайте.

– А то – что? – с издевкой спросил военрук.

– А у меня фантазия богатая, – предупредил Ромка. – У вас – пистолет. Может быть, дома. Может быть, вы его уже спрятали. Но он есть, и его найдут. Где-нибудь у вас… не знаю.

Ромка видел, что попал в точку – военрука перекосило. Значит, он угадал. Пистолет, видимо, где-то зарыт, и КВН знает где. И расскажет, если его припрут к стенке. Конечно, не Ромка припрет. Милиция.

– Хорошо, – буркнул КВН. – Завтра вечером печать принесете, и…

– Нет, – Ромка улыбнулся. – Утром принесем. И не печать, а лист с печатью.

– Ну и написал бы сам.

– Не могу, у меня почерк не подходит. Он не взрослый. А нужно, чтобы именно взрослый почерк. До завтра, Валерий Николаевич.

Ромка встал и вышел из кабинета, а КВН остался неподвижно сидеть за столом.

* * *

Вышли они в четыре утра, еще не начало светать. Настя где-то прочитала, что в это время сон у людей самый крепкий, а это значит, что у них будет фора хотя бы часа два – за это время можно будет миновать Шату, в которой их скорее всего начнут искать в первую очередь, и выйти на трассу, ведущую к Свердловску. Там – как повезет. Либо бесплатно пустят в автобус по бумаге, которую сделал КВН, либо получится уговорить кого-то подвезти. Лучше, конечно, первое…

– Скорее всего, они не подумают, что мы успели до Свердловска добраться, – объяснял Ромка, пока они шли через лес по знакомой (пока что знакомой) дороге. – Помнишь, большие бежали?

– Помню, – Настя поправила веревочные лямки мешка. – Их в Сухом Логе поймали.

– Правильно, – кивнул Ромка. – А мы туда вообще не пойдем. Мы сразу на трассу. Там дальше, в шести километрах, деревня, и должен автобус останавливаться.

– Ром, а если не выйдет сесть на него?

– Тогда будем дальше думать. Пока что отрабатываем план А.

Планов было три – А, Б, В. А – это тот, который они сейчас осуществляли. Б – это с попуткой до Свердловска или в кузове тайком доехать. В – это добираться до Свердловска пешком. Плана В Настя боялась больше всего. Она справедливо предполагала, что столько они пройти не сумеют. Или будут идти очень долго и их поймают в дороге.

– Насть, а ты по родителям скучаешь? – как бы невзначай спросил Ромка.

– Дурак ты. Конечно, скучаю, – Настя вздохнула. – Мама плачет до сих пор, наверное. А папа… не знаю.

– И я скучаю, – признался Ромка. – У нас семья очень хорошая. И родители никогда не ссорятся. Ни из-за чего. Помню, кто-то говорил, что так не бывает. А у нас бывает. Хотел бы я, когда вырасту, чтобы у меня тоже была такая семья.

– Мои ссорятся иногда. Но редко. Только если мама что-то отчебучит, – Настя усмехнулась. – Например, когда папа с работы деньги принес, а она нашла, пошла и шубу себе купила. А деньги оказались с фирмы. Чья-то зарплата, папу попросили забрать и передать. Крику было…

– Не, моя такого не делала никогда, – Ромка тоже улыбнулся. – И чего было с шубой?

– В магазин вернули, – пожала плечами Настя. – Правда, папе пришлось на следующей неделе маме купить такую же шубу. Иначе, как он сам сказал, его сживут со света.

– Весело у вас, – заметил Ромка.

– Ой, да на фига такое веселье, – отмахнулась Настя. – Лучше бы не ругались…

Вышли на перекресток, лес кончился. Небо на востоке посветлело, где-то в кустах возле дороги робко чирикала какая-то птичка, вскоре ей откликнулась другая, затем третья.

– Ром, дальше куда? – спросила Настя.

– Так… Шата у нас слева. Значит, нам прямо, а потом правее. Сухой Лог обойдем.

– А сколько идти всего нужно?

– Мы же считали с тобой. Десять километров. Сейчас уходим в противоположную сторону от Свердловска, там деревня Курьи, и там уже автобус. Привяжи рюкзак получше, Насть. Придется пробежаться.

* * *

Повезло им сказочно, но они по молодости лет не сумели толком оценить этого везения. Разумеется, на автобус они опоздали, но он, на их счастье, очень удачно сломался, и они мало что успели, так еще и ждали двадцать минут, пока потный и злой водитель менял термостат и доливал в радиатор воду. На «бумагу из школы» водитель даже толком не взглянул. Махнул рукой, буркнул «залазьте», и вскоре автобус, натужно ревя стареньким движком, покатился по разбитой дороге навстречу наступавшему дню. Водитель торопился, из-за поломки он сейчас отставал от графика. Остановки, на которых людей не было, он пропускал, проскакивал, высаживал и сажал очень быстро, на пассажиров покрикивал – не задерживайте, мол, опаздываем.

Настя и Ромка сидели на заднем сиденье. Ромка на всякий случай предложил вытащить книжку и сделать вид, что они читают: так их будет меньше видно. Предосторожность, впрочем, оказалась лишней – большинство ехали на работу и тоже опаздывали, меньшинство, которому тоже было нужно в Свердловск, или спали, или пялились в окна. Никому не было дела до двоих подростков, все были заняты исключительно своими заботами.

– Насть, когда переоденемся? – спросил Ромка, засовывая книжку в свой мешок. – Может, сейчас?

– Сдурел? На вокзале, в туалете. – Настя покрутила пальцем у виска. – Ты чего, хочешь, чтобы я тут брюки снимала? При всех?!

Она говорила тихим шепотом, но очень выразительно.

– Да ладно, ты чего. – Ромка испугался, что подруга, чего доброго, сейчас влепит ему подзатыльник. – Я просто спросил.

– Ты хоть думай, чего спрашиваешь…

* * *

Конечная автобуса находилась на улице Челюскинцев, точнее – на вокзальной площади. Это для них открытием не было, про это они узнали еще давно, когда только-только начали готовить побег. Вышли, отошли в сторонку, под памятник. Осмотрелись.

Народу вокруг было непривычно много. Ромка заметил растерянный взгляд Насти и ободряюще ей улыбнулся – ничего, мол. Держись, прорвемся. Настя тоже улыбнулась в ответ, правда, несколько неуверенно.

– Пить хочется, – пожаловалась она. – Жарко.

– В туалете попьем, – вздохнул Ромка. – У нас денег мало.

Неподалеку они заметили будочку с синей надписью «Пиво-воды», но идти к ней смысла не имело: всех денег они собрали рубль восемьдесят, а на эти деньги еще надо будет как-то добраться до Москвы. Ведь надо что-то есть, причем долго. Сухарями, которые они насушили, не обойдешься. Придется покупать еду. А цены… Ромка знал, что батон хлеба стоит восемнадцать копеек. Значит, десять дней им придется есть один хлеб, по батону в сутки на двоих. Батоны, правда, тут большие. Огромные. Покупать можно хлеб «Семейный», серый. Потому что он самый дешевый и самый большой…

– Ром, пошли? – позвала Настя. Ромка тряхнул головой. – В туалет?

– Пошли. Именно в туалет. Насть, я тебя подожду где-нибудь рядом, да?

– А почему это ты меня подождешь? – удивилась Настя.

– А потому что девочки всегда дольше одеваются, – поддел её Ромка. – Забыла, кто на физру каждый раз опаздывал? «Ой, у меня складочка на курточке не так легла», – передразнил он.

– Ща как дам больно, – пообещала Настя. – Ладно, жди. Мне еще причесаться надо. И умойся, чучело, у тебя вся рожа пыльная.

…С билетами вышла заминка. Что-то такое Ромка предполагал, но не думал, что кассирша в льготной кассе окажется настолько строгой. Нет, бумагу кассирша одобрила, но к бумаге, по её мнению, должен был прилагаться сопровождающий детей преподаватель, и отговорки про то, что «у него желудок расстроился и он в туалете», на неё не подействовали.

– Идите и приведите, – приказала кассирша. – Билеты я сейчас выпишу, без вопросов. Но отдам только ему.

– Но он не может подойти, живот у него скрутило, – канючил Ромка, уже понимая, что нытье это ни к чему не приведет.

– Вот пускай раскручивает свой живот и приходит.

– Но он нас ругать будет, что мы не взяли билеты. – Настя стояла рядом с Ромкой. На лице у неё было несчастнейшее выражение – пай-девочка, образец для подражания, в свеженькой белой форменной блузке, с пионерским значком (Ром, я нам значки стянула из ящика у директора!), в синей форменной юбке. – Он нас сам послал.

– Ну и дурак, что послал. Детям билеты в руки не даем. Он что, правила не знает? Идите за ним, и пусть забирает. Следующий!..

Отойдя от кассы, Ромка задумался. Потом стал озираться по сторонам.

– Что же делать-то, – пробормотал он. – Насть, сколько до автопоезда?

– Полтора часа, – убитым голосом сообщила девочка. – Ром, она билеты не отдаст. Никак.

– Да понял я, что не отдаст. Погоди, не раскисай. Сейчас что-нибудь придумаем. Нам нужно найти взрослого.

– Что? А… Ага. Ну да. Но где его взять?

Полчаса они бегали по вокзалу, в тщетной попытке отыскать кого-нибудь, кто согласился бы им помочь. Ни один кандидат не подходил. Женщины отпадали сразу (фамилия в бумаге была мужская), стариков и молодежь можно было не рассматривать. А все мужчины средних лет, которые могли бы сойти за военрука, либо куда-то спешили, либо сидели на чемоданах, ожидая начала посадки. Таких не уговоришь. Да еще и расспросы могут начаться…

Вышли на улицу из вокзала, снова пошли к памятнику – там можно было постоять в тени и хотя бы отдышаться.

– Меньше часа осталось. Мы не успеем, – казалось, Настя готова была расплакаться. – Ромка, что же делать?..

– Не реви, подожди, – взгляд Ромки упал на киоск «Пиво-воды», и его озарила догадка. – Да подожди ты! Постой с вещами, хорошо? Если уговорю, иди тихонечко за нами. Поняла?

– Нет!

– Вон, видишь, мужик стоит? – Ромка ткнул куда-то пальцем. – Вон тот, с портфелем?

– Ну, вижу… который считает деньги?

– Да. Всё, жди. Я пошел.

Ромка говорил с «подходящим мужиком» совсем недолго. Вытащил из кармана несколько монеток, но когда мужик протянул к ним ладонь, тут же отдернул руку. Отрицательно помотал головой, потом показал на часы на здании вокзала. Мужик почесал в затылке, пожал плечами. Кивнул. И они с Ромкой вдвоем направились в сторону касс.

Настя подхватила оба рюкзака и поспешила следом.

– …он до сих пор в туалете сидит, а нам билеты не отдают… – долетел до неё голос Ромки. – А кассирша ругается… дядь, помогите нам, пожалуйста… пойдемте побыстрее…

– А успеет этот ваш к поезду-то?..

– Успеет, конечно, у него часы есть… отравился он, что-то съел не то… Она ругаться будет, но внимания не обращайте… такая злая тётка, жуть…

– Они тут на вокзале все злые… говорил этой – ну прости ты мне пятнадцать копеек, поднесу вечером, смотри жара какая, не будь курвой, налей пива-то!.. Нееее… куда там…

– Дядь, я двадцать дам, только можно быстрее… опоздаем же…

* * *

Купе им досталось неудачное – около туалета – но Ромка с Настей были рады и этому. Они уже не верили, что попадут в автопоезд, однако успели. За пять минут до отправления они, запыхавшись, ввалились в салон нижнего яруса БЛЗ, отдали проводнице билеты (в том числе и на преподавателя, сказав, что он подойдет позже), и, наконец, осознали, что сидят, вцепившись в свои рюкзаки, а автопоезд медленно выезжает из огромного ангара терминала.

– Уф… успели… – Настя глубоко вздохнула. – Ром, мы правда успели.

– Еще бы не успели, так бежали, – покачал головой Ромка.

– Поздороваться не изволите, молодые люди?..

Ромка и Настя отвлеклись, наконец, друг от друга, и подняли головы.

Напротив, на полке, сидели их попутчики – сухопарый недовольный старик, одетый, несмотря на жару, в тонкий серый плащ, и девушка, крепкая, высокорослая, в клетчатой мужской рубашке и черной юбке.

– Опаздывали, что ли? – девушка рассмеялась. – Влетели, как ошалелые, чуть Евгения Ивановича с ног не сшибли…

– Простите, – Ромка посмотрел на неё, затем перевел взгляд на старика. – Я не хотел, честно.

– А это были и не вы, юноша, это была ваша очаровательная попутчица, – проворчал старик.

– Извините, пожалуйста, – попросила Настя. – Я случайно…

– Ладно уж, хватит реверансов. Но впредь, девушка, будьте поосторожнее. А то этак можно и напугать пожилого человека.

– Хотите яблок? – спросила девушка. – Мама дала с собой, а мне много столько. Прошлогодние, но вкусные очень. Наши. Да берите, не стесняйтесь. До ужина еще далеко… Меня Ольга зовут, а вас как?

– Настя, – улыбнулась девочка. Взяла протянутое ей яблоко, вытерла о юбку, откусила. Действительно, вкусное – сладкое, сочное. В детдом привозили другие, говорили, что это был неликвид из ближайших садов.

– А меня Роман, – Ромка тоже взял яблоко. – Но лучше просто Ромка. Так привычнее.

– В Москву едете? – поинтересовался старик.

– Нет, в Ленинград. На математическую олимпиаду, – объяснил Ромка. – От детского дома.

– Много война сирот наплодила. – Ольга, кажется, пригорюнилась. – А всего-то восемь лет. И чего дальше будет, непонятно.

– Да чего непонятного, дурёха? – рассердился старик. – Выбьем этих доброжелателей, и всё.

– Что-то выбиваем, выбиваем, да никак не выбьем, – возразила девушка.

– Не мели чушь, девка. Выбьем. Просто тактика нужна другая…

…От старика удалось отделаться только тогда, когда он, сердито что-то ворча, отправился курить на заднюю площадку. Ольга покрутила пальцем у виска вслед закрывшейся двери, вытащила из корзины еще два яблока и протянула ребятам.

– Не обижайтесь на него, – попросила она. – Иваныч не злой, просто бурчать любит. Он у нас в конторе главным бухгалтером работает, а я простой счетовод, вот он и раскомандовался.

– А вы куда едете? – поинтересовался тактичный Ромка.

– Да мы в Москву, в командировку. Оборудование новое будем забирать для нашей конторы. Машины счетные, электронные. А еще нам должны курс прочитать, чтобы мы учили, как работать на них правильно, на этих машинах.

Через полчаса, когда автопоезд вышел из Свердловска и стало ясно, что снимать их с поезда никто не будет, Ромка ощутил, как начинает потихоньку отпускать напряжение. До этого и он сам, и Настя были на взводе, но теперь чувствовали, что становится легче. Много легче. Постепенно пропадал изматывающий страх, что догонят, что потащат обратно. И стала появляться уверенность: всё получится. Получилось же сбежать из детского дома? Получилось. Оторвались от этих сержантов, которые не сержанты? Оторвались. В поезд (о чудо!) сели? Сели. Едем? Едем!

– Настюх, а ведь мы сумели, – почти неслышно сказал Ромка. Настя радостно кивнула в ответ. Они вышли осмотреться, и сейчас стояли в коридоре нижнего яруса, неподалеку от своего купе. Легкий ветер врывался в приоткрытое окно, трепал белую застиранную занавеску; у Насти из аккуратного хвостика выбилась непослушная кудрявая прядка, и ею тоже играл ветер, и в этот момент Ромка вдруг почувствовал какой-то новый, совершенно невозможный восторг. Он, неожиданно для себя, сделал шаг вперед, и чмокнул Настю в щеку.

– Ты чего? – опешила та.

– Да ничего. Просто ты у меня молодец. Ты такая молодец, что… что… Настька, я тебя люблю!

– Дурак ты, – беззлобно ответила та и улыбнулась. – Ну кто так в любви признается?

– Я, – честно ответил Ромка. – А что не так? Как надо?

– Чтобы романтика, и… я не знаю, – она хихикнула.

– Чем тебе тут не романтика? – удивился Ромка. – Смотри, как красиво!

– Ну вообще да, красиво, – согласилась Настя. Повернулась к окну, выглянула. – Небо какое…

– И ты очень красивая, – решительно сообщил Ромка.

– Слушай, пойдем, прогуляемся, посмотрим, что тут и как? – предложила Настя.

– Пойдем, – согласился Ромка.

Через час они уже более или менее освоились в автопоезде. Устроен он оказался следующим образом: спереди и сзади шли БЛЗ-буксировщики, между ними располагались шесть двухэтажных пассажирских прицепов. Билеты им достались в первом, во втором находился на нижнем ярусе ресторан, а в последнем – грузовое отделение, для багажа и почты. Автопоезд был старым, сильно потрепанным, однако (тут и Настя, и Ромка были единодушны во мнении) он оказался каким-то очень уютным. Чуть позже Настя призналась, что ей нравится всё, «ну вот совсем всё». И мягкая полка, обтянутая потрескавшейся, некогда лаковой бордовой кожей, и лампочка над этой полкой в продолговатом литом плафоне, с латунной кнопочкой включателя, и деревянный, отполированный тысячами локтей столик, и даже потрепанная ковровая дорожка в коридоре их яруса.

– Он какой-то… настоящий, что ли, – Настя пожала плечами. – Не знаю, как это объяснить, но я словно помню этот поезд, Ром.

– Да ладно.

– Не ладно. Помню, что я была уже взрослой, но еще молодой, и ехала… куда-то ехала, не знаю. Может быть, на юг? И на мне было платье, такое, знаешь, с тонкой талией, зеленое, и…

– Фантазия у тебя богатая, – поддел её Ромка. – Никуда ты не ехала.

– Ехала, – упрямо возразила Настя. – Вот ляжем спать, и я попробую во сне увидеть, куда и зачем.

– Ну, попробуй, – пожал плечами Ромка. – Чай хочешь?

– Пошли, узнаем, сколько он стоит.

Чай стоил по три копейки за стакан, и – этому они очень обрадовались – оказалось, что в автопоезде на таких длинных рейсах пассажирам положены завтрак и ужин. Скромные, конечно, но ведь положены! Ромка спросил, что будут давать. Проводница охотно рассказала, что на завтрак дают сухую кашу (насыпь в кружку, залей из титана и ешь на здоровье), печенье и какао, а на ужин – банку рыбных консервов, тоже печенье и чай.

– Ну и хлеб, ясно дело. Как подвезут. На дозаправку встанем, нагрузят нам, – проводница вздохнула. – Понятно, что вчерашний, кто ж свежий даст.

Она была толстая, пожилая и почему-то грустная. Ромка видел, что ей очень охота с кем-то поговорить, и решил – почему бы и нет? Лишняя информация всегда пригодится.

– Можно и вчерашний съесть, – осторожно возразил он. – Особенно когда есть захочешь.

– До войны всегда свежий возили, – покачала головой проводница. – И не рыбные давали эти дряньки, а тушенку хорошую, по банке на человека. А если начальство, на дорогих местах, так и вообще крабов, например, дать могли. Или еще что получше. А сейчас? Килька… Ты говоришь – нормально, да? Нет, мальчик, не нормально. Месяцами эту кильку пожри, так поймешь. Сам на восьмой день от неё уже плеваться будешь.

– Не будем, – возразила Настя. – Мы детдомовские. С перловки не плевались и с кильки не будем.

– Ууу… – протянула проводница. – Понятно… эх, милые, что ж молчали-то? Сейчас, погодьте.

Она скрылась в своем купе. Ромка и Настя переглянулись, Ромка пожал плечами. Через полминуты проводница появилась обратно, держа в руках какой-то бумажный кулек.

– Нате, кушайте, – она сунула кулек Насте. – Вафли там. Наши, свердловские. С халвой. Давай, дочка, попробуй, не стесняйся.

Вафли действительно оказались что надо – до этого они на Терре-ноль таких вкусных вещей не ели.

– И вы того, заходите, – пригласила проводница. – Чаю вам за так налью. Что я, изверг, что ли?

– Спасибо большое, – Настя улыбнулась. – Даже как-то неудобно.

– Неудобно, доча, штаны через голову надевать, – развеселилась проводница. – А так всё удобно. В Москву едете?

– Нет, в Ленинград. На математическую олимпиаду, союзную. Ром, принеси наши дипломы, – попросила Настя. – Я не должна была ехать, но там мальчик заболел, который второе место занял, и послали нас вот с ним, у него первое место, у меня третье…

С проводницей они в результате расстались уже почти друзьями.

Жизнь определенно начинала налаживаться.

* * *

Полки им достались верхние. Легли рано, в десять, и Ромка очень долго не мог заснуть – лежал в полудреме, прислушиваясь к шуму двигателя и глядя, как плавно покачивается занавеска в такт движению машины. Настя уже давно спала, и Ромка решил, что она, наверное, очень устала и намаялась за эти сумасшедшие дни. «Ну, ничего, – думал он. – Ехать еще долго, выспится. И почему я раньше был такой дурак? Или не дурак, не знаю… Нет, я понимал, что она красивая, но почему-то не понимал, насколько. Она ведь как с какой-то картины из Эрмитажа. И почему я не любил ходить в Эрмитаж? Интересно, а он на Терре-ноль есть? Наверное, есть. Должен быть. Вот бы попасть туда с Настей и найти эту картину». Он находился сейчас где-то между сном и явью, и думал, думал, сам уже не осознавая, о чем конкретно…

БЛЗ вдруг тряхнуло, и в ту же секунду раздался звук словно бы сильного хлопка – спросонья Ромка подумал, что у огромной машины лопнуло колесо. Кузов вздрогнул, покачнулся, и в этот момент грохнуло уже по-настоящему сильно и громко, машина дернулась и стала заваливаться на бок. Ромка вскрикнул, рядом взвизгнула Настя – и тут крики начали раздаваться уже со всех сторон. БЛЗ кренился всё сильнее и сильнее, Ромка, в напрасной попытке удержаться, вцепился в поднимающийся бортик койки, на которой лежал, чувствуя, что матрас съезжает куда-то в голову, к подушке, а затем раздался еще один мощный взрыв (уже точно взрыв!), машину тряхануло так, что металл кузова застонал, а крики, которые Ромка слышал до этого, сменились жутким отчаянным воплем – он не понимал, что кричит сам, вместе со всеми, равно как не понимал то, что от падения его в эту секунду удерживают чьи-то руки.

Через неимоверно долгие секунды движение остановилось, и кто-то, невидимый в темноте, поставил Ромку на ноги – на стену купе, которая теперь стала полом.

– Живы? – отрывисто спросил голос у Ромки над ухом. – В порядке?

– Д-д-д-да, – зубы стучали. Из коридора пахло паленым, висящая над головой дверь открылась, и в неё было видно сейчас коридорное окно и даже звезды.

– Хорошо, – одобрил голос. – Давайте выбираться отсюда, быстро. Одежда где?

– Настя, ты как? – Ромка протянул руку, Настя тут же вцепилась ему в ладонь. – Ты нормально?

– Ой, мамочки… Что это было?

– Это не «было», это есть. – Старик-бухгалтер, который сейчас придерживал Ромку за локоть, тряхнул головой, сбрасывая личину, и превратился в Венса. – Ну да, да, это мы. Ола, бери их мешки и пошли. Надо срочно уходить отсюда.

Девушка, стоящая рядом с Настей, проворно вытащила из груды матрасов и подушек два рюкзака, закинула себе за спину.

– Вен, окно, – приказала она. – Быстрее. Пролезем, там почти полметра.

– Сейчас…

Чудом уцелевшее стекло купе Вене высадил с одного удара, и оно упало вниз – что там, внизу, разглядеть не представлялось возможным. Девушка шагнула вниз первая, присела на корточки, оглядываясь. Выпрямилась.

– Возьмите простыни, намотайте на руки, – приказала она детям. – Там всё в стеклах. Да быстрее же, они сейчас будут здесь!..

Как ползли, Ромка не запомнил. Ориентироваться приходилось исключительно на звук: девушка с их рюкзаками ползла чуть впереди, и они двигались следом, под руками, наспех обмотанными обрывками простыни, хрустели стекла, за рубашку то и дело цеплялись какие-то железки, торчащие тут и там из кузова, однако совсем скоро стало не до того, потому что они доползли до края, но вылезать им девушка не разрешила.

– Ждите, – приказала она. – Лежите со мной рядом и ждите. И чтобы тихо! Вен, где Агри?

– Не знаю, сейчас найду. Мы быстро, попробуем снять скутеры…

Вене проскользнул мимо них, выбрался из-под кузова и канул куда-то в летнюю ночную мглу.

– Что случилось? – жалким, каким-то дрожащим голосом спросила Настя. – Оля, что такое?

– На автопоезд напали, – спокойно объяснила та. – Если я правильно поняла, взорвали сначала оба передних колеса, потом моторную часть, а потом уронили головную машину набок, чтобы блокировать остальные. Поняла?

– Да. Но… Кто? Зачем?

– Братья вас предупреждали, что за вами идет охота. – Девушка кое-как повернулась к Насте. – Так вот это она и есть. Несколько неожиданно, правда. Мы не думали, что они с таким размахом…

Она не договорила. Где-то в стороне, справа, раздались выстрелы, затем наступило короткое затишье, затем – снова, шесть и семь коротких сухих щелчков, а после – затрещал слабенький двухтактный двигатель.

– Пошли, – приказала девушка. – Держитесь за мной.

Кое-как они выползли из-под кузова. Настя охнула – от того, что они, скорчившись, посидели под кузовом, у неё свело спину. Ромка подал ей руку, помогая выпрямиться.

Секунд через тридцать рядом с ними возник из темноты четырехколесный скутер, с которого спрыгнул Вене.

– Ребята, залезайте, быстро, у меня там дела. Встречаемся… ну, ты знаешь, где.

Девушка кивнула.

– Так, Настя, ты за мной, Ромка, ты сзади, – седло у скутера было одно, длинное и не очень удобное даже на вид. – Рома, держи рюкзаки. Надень оба на себя. Сзади на седле есть держаки, тебе придется за них цепляться. Настя, ноги поставь на подножки, а то пожжешь об выхлопную трубу.

– По дороге разберетесь, – поторопил их Вене. – Быстрее давайте! Мы шестерых положили, но сколько их там было всего, одному богу ведомо.

– Считать учись, – едко сказала девушка. Запрыгнула в седло скутера, помогла сесть Насте. – Вечно вы… одно и то же. Всё. Ждём.

* * *

После этой поездки Ромка очень долго думал, что, наверное, никогда в жизни больше даже близко не подойдет к скутеру. Ни к какому. Ни к четырехколесному, ни к двухколесному. Для него так и осталось загадкой, как им удалось не переломать себе руки и ноги, не перевернуться и не улететь на очередной яме или рытвине в кювет, в придорожные пыльные кусты.

До самого рассвета они неслись по трассе, останавливались только один раз, долить топливной смеси в бак. Дорога была разбита просто чудовищно – по ней ходили большегрузы и автопоезда, а какие рытвины способно оставить колесо БЛЗ или «Харибды», можно догадаться. Ола гнала, как сумасшедшая, делая шестьдесят там, где можно было делать двадцать, и разгоняя скутер до восьмидесяти в тех местах, в которых только очень смелый водитель решился бы ехать пол сотни. Свет фары скутера мотался по дороге, выхватывая из темноты рытвины, ямы, следы протекторов прошедших тут БЛЗ в пыльных колеях; его подбрасывало, дергало из стороны в сторону, и Ромка прилагал все усилия для того, чтобы как-то, ну хоть как-то удержаться и не упасть.

Лишь когда на небе зарозовела тоненькая солнечная полоска, Ола остановила скутер, а затем заглушила движок.

С минуту все они сидели неподвижно, словно осознавая для себя, что тряски и шума больше нет, и лишь потом Ола сказала:

– Давайте откатим этот драндулет в кусты. Он нам больше не понадобится.

– Правда? – хриплым испуганным голосом спросила Настя.

– Правда, – подтвердила девушка. – На наше счастье, у Ральдо была всего одна группа. Вот уж что-что а это мы знали точно. Теперь дождемся братьев, и…

– И – что? – Ромка кое-как слез со скутера, чувствуя, насколько сильно затекли и болят ноги.

– И поедем в Москву, конечно. – Ола пожала плечами. – Ох, дети, дети… Рома, ты же умный парень. Не понял?

– Что не понял? – удивился тот.

– Ну хотя бы то, что мы с ребятами вас «вели» от детского дома, например. Водителя автобуса помнишь?

– Ну да.

– Это был Вене. А женщина на переднем сиденье, с двумя подушками, перевязанными шпагатом, – это я. Мужчина с мелочью у палатки с пивом – Агри. Он «позвал» тебя, чтобы ты подошел к нему, а потом обработал кассиршу. Проводницу, которая хотела узнать, где сопровождающий вас взрослый, взял под воздействие Вене. И так далее. Понимаешь? Сами вы бы не добрались до Свердловска. Хотя для первого раза неплохо, – одобрила она. – Хорошая школа.

– Детский сад, – проворчал Ромка, чувствуя, что у него краснеют уши. – Ну я и ворона.

– Ты не ворона, ты просто никогда этим не занимался, – спокойно ответила Ола. – При небольшой тренировке к четырнадцати годам из тебя вышел бы хороший стажер, класса этак седьмого, а то и шестого, если по официалке.

– А вы кто? – спросила Настя. До этого она просто стояла в сторонке, пытаясь как-то размять затекшие руки и с интересом глядя на Олу.

– Мы трое, собственно, агенты и есть. Если по тем градациям, то мы агенты четвертого класса. – объяснила Ола. – А так… не знаю. У нас классов и градаций нет.

– У Ита с рыжим был второй класс. – Ромка подошел к скутеру, взял с сиденья свой рюкзак. – Правда, давно.

– Агенты бывшими не бывают, – уверенно ответила девушка. – Второй – это очень высоко. Они же метаморфы?

Ромка кивнул.

– А как это – метаморфы? – не поняла Настя.

– Могут изменять облик на физическом уровне, не только внушение. Но это уже очень серьезная работа, это всю жизнь надо провести, считай, на войне. А я… ну мы, и братья, и я… очень надеемся, что это рано или поздно кончится и можно будет жить как-то иначе. Семью завести, деток. Я ведь не хочу всю жизнь провоевать.

Настя кивала в такт её словам.

– Но какое-то время воевать всё равно придется. – Ола вдруг подняла голову, прислушиваясь. – Так, едет кто-то. А ну-ка, давайте с дороги, в кусты. На всякий случай.

Ромка с Настей и в самом деле услышали далекий, смазанный расстоянием шум двигателя. Скутер? Очень похоже…

Два раза Оле повторять не пришлось – к тому моменту, как на дороге появился второй скутер, они уже давно сидели в кустах, не смея носа высунуть.

Давно уже развиднелось, поэтому пассажиров второго скутера они узнали тут же – конечно, это были Вене и Агри. В пропыленной одежде, явно уставшие, но, слава Богу, целые и невредимые.

Настя уже хотела подняться и пойти к ним навстречу, но Ола, однако, жестом приказал ей – сиди, и вышла на дорогу первая.

– Какому лучу эдмиссарийской звезды посвятила твоя названая мать своего второго сына? – спросила она, обращаясь к Венсу.

– Восьмому, ясное дело, – хмыкнул тот. – А еще одна такая девочка была в детстве большая лентяйка и таскала считки братьев с экзаменов. И когда названый отец понял, что она делает, она неделю завтракала, обедала и ужинала одна, потому что ни к женщинам, ни к гермо её есть не пускали, в назидание. Достаточно?

– Вполне, – хмыкнула Ола. – Прекрати болтать, пока все наши семейные тайны не стали достоянием общественности. Эй, общественность, вылезайте. Это точно они. Вы там всех положили, кстати?

– Если бы, – вздохнул Агри, слезая со скутера. – Десяток – да, а пятеро ушли. Но я не думаю, что они будут гоняться за нами. Во-первых, ушел низовой состав, во-вторых, догнать нас теперь будет сложновато.

– А на чем мы дальше поедем? – спросил Ромка, выбираясь из кустов на дорогу. – Опять на этих скутерах?

Настя зябко поежилась – её тоже не прельщала перспектива трястись на ненадежной машинке по колдобинам.

– Зачем? – удивился Вене. – Мы не поедем. Полетим. Если бы вы, умники, послушали нас, в Москве мы бы оказались уже сегодня к вечеру. И без нервотрепки. Ладно, чего там. Хорошо то, что хорошо кончается.

Часть III

Тлен. Священный метод

10

Пространство – «Альтея» – путьВторая считка

– Ит, проснись, – кто-то невидимый тряс за плечо. – Проснись, слышишь! Да просыпайся ты, тебя одного ждём. Вставай!

Сон отпускал неохотно, и первое, о чем он осмысленно сумел подумать – это о том, как просыпался после гибера Скрипач, который просил поспать еще пять минуточек. Мне бы тоже пять минуточек, ну чего вы меня будите, неужели непонятно, что так поспать еще хочется…

– Псих, сейчас я тебя за шкирку оттуда вытащу, – пообещал Кир. Как оказалось, тряс Ита за плечо именно он. – А ну встал, живо!..

– Мы что, уже на месте? – Ит сел, зевнул.

– Нет. Нас разбудили Сэфес, говорят, разговор срочный. До «Альтеи» еще несколько дней пути. Они разбудили только нас. Одевайся и иди в рубку. Давай, давай, не задерживай.

– Уже иду. – Ит потряс головой, отгоняя сонную одурь, и потянулся за своей одеждой.

* * *

– То есть ты хочешь сказать, что у нас на всё будет… неделя? – Ри с ужасом смотрел на Мориса. – Или…

– Несколько больше. Если точно, то около месяца, но это уже действительно на всё. – Сэфес сейчас был в тренировочном режиме, поэтому смотреть на него было трудно. Полупрозрачное тело, одетое словно бы в легкое сияние, неимоверно стремительные движения, и речь, которую Морис пытался подстроить под восприятие людей, но которая всё равно была слишком быстрой.

– Объясни толком. И очень тебя прошу, помедленнее! – взмолился Ри. – Мы за тобой не успеваем.

– По-про-бу-ю, – Морис внезапно очутился в самом центре каюты, в полуметре над полом. – Ри, по пунктам. Первое – скоро они поймут, что обе точки рассчитаны неверно. Понял?

– И та, в которой мы были? – уточнил Ри.

– Мы были в правильной точке, но у них её неправильные координаты, – Сэфес усмехнулся. – Координаты второй точки тоже неправильные. Скоро они поймут.

– Но зачем вы это сделали? – Скрипач развернулся в своем кресле, чтобы видеть Мориса, но опоздал – Сэфес сейчас уже находился у окна. – Мори, для чего?

– Дать вам уйти.

– Куда?! – с отчаянием вскричал Ри. – Куда мы уйдем?! Ты соображаешь, что на Терре-ноль сейчас…

– Возможно, вы уйдете на Терру-ноль, – из ниоткуда в центре каюты возник Леон. – Если не получится уйти туда, уйдете куда-то еще. В пространство.

– А что будет с вами? – Ит с ужасом смотрел на друзей. – Вы сумеете уйти, или…

– Нет, мы не сумеем, – Морис отрицательно покачал головой. – Скорее всего.

– Они найдут нас в Сети. Или Контроль, или Эрсай. Как бы далеко мы ни ушли, они нас найдут. – Морис на несколько секунд вдруг пропал, потом появился – но теперь уже у входа в каюту.

– А если спрятаться не в Сети? – Ри что-то прикидывал в уме.

– Что вы вообще говорите такое?! – горестно возопил Тринадцатый, который сидел на столе. – Вы хотя бы объясните толком, что происходит?!

– Сейчас, – кивнул Морис. – Леон, дай схему, пожалуйста.

…Оказывается, этот план Леон и Морис составили уже давно – еще до того, как команда вышла к Утопии. Мало того, к осуществлению этого плана они сумели привлечь всех доступных им в тот момент Контролирующих, и те согласились, поддержали, несмотря на огромный риск.

Однако теперь время, к сожалению, уже заканчивалось, и, по мнению Леона и Мориса, им следовало «очень поторопиться», чтобы успеть…

– Успеть – что? – тяжело спросил Ри.

Вырваться. Точнее – выпустить.

– Вы ополоумели, – Ит покачал головой. – Леон, Морис, опомнитесь! Правильно Маден говорит, что экипажи…

Он осекся. Можно было и не произносить этого вслух.

Контролю в реальности очень тяжело. Контроль не может воспринимать реальность так, как смертные – со всеми её тонкостями, намеками, полутонами, условностями. Контроль в реальности зачастую практически беспомощен, и об этом все они отлично знали.

Не годится для реальности – и эта наивность, и эта порой зашкаливающая кристальная честность, и это полное неприятие того, что для просто разумного нечто естественное и само собой разумеющееся.

Они и так уже перешли сейчас все мыслимые грани, ведь для них обман, даже если речь идет об обмане врага, подлеца, – недопустимая вещь. Они этим обманом уже сейчас поломали и покалечили себе души, мало того, к этому обману оказались привлечены те, кто вообще не имел отношения к ситуации. И тем не менее…

«Богов из машин в вашей жизни больше не будет, – вспомнил Ит слова Атона, Эрсай, – больше не будет».

Правильно.

Это не боги из машин. Это просто наши друзья, которые мыслят не такими категориями, как мы, и которые не могут сейчас поступить иначе.

Логика Контроля, попавшего в реальность, – убийственная штука. «Сейчас плохо, и надо сделать так, чтобы стало хорошо». Ведь не просто так за Бардами или Сэфес, находящимися на отдыхе, Официальная служба всегда посылала следить лучших агентов. Нет, на глобальное вмешательство ни Барды, ни Сэфес никогда не шли, а вот в мелочах…

Хотя сейчас, конечно, уже отнюдь не мелочь. Совсем не мелочь.

Сейчас происходит страшное, и Леон с Морисом увидели из этого страшного единственный возможный выход.

И мы ничего не сможем сделать, чтобы их остановить.

Потому что они спасают, по их мнению, нас – а заодно и Сонм…

Эти «гении» просчитали (как им казалось) практически всё. Всё, что имело отношение к системе. Вот только про реальность забыли, потому что у них в голове не было ничего про реальность. Ни куда нам идти, если они нас отпустят, ни что нам делать, чтобы спасти своих. Ничего. Если следовать их логике, то получится следующее. Одна часть структуры будет находиться на Терре-ноль, вторая часть – вне Терры-ноль. Обе сохранны. Условия выполнены.

Катастрофа.

Хотя, если подумать…

– Морис, ты сказал, что из второго экстремума можно как-то попасть на Терру-ноль? – Ри выпрямился. – Как именно?

– Из первого тоже было можно, – быстро произнес Сэфес. – В теории. На практике – вас бы не пропустили Боги. Возможно, во втором экстремуме этого препятствия не будет.

– Как у тебя просто всё, – поморщился Скрипач. – Но с помощью чего мы можем это сделать?

– С помощью себя, – пожал плечами Сэфес. – Вы же структура. Вот и сможете, почему нет?

– Господи… – простонал Ри, откидываясь на спинку кресла. – Ребята, вы вообще соображаете хоть что-то?

– Да, – серьезно ответил Леон. – Ит, ты уже открывал портал. И вполне можешь сделать это еще раз.

– Спасибо, – саркастически усмехнулся Ит. – Я пролежал в коме полтора года после этого, если ты помнишь. Что-то мне не хочется повторения такого эксперимента, Леон. Уж прости.

– Но это будет другой уровень портала, и физическое тело не должно так пострадать, – возразил Морис.

– А почему, собственно, я? – удрученно спросил Ит. – Почему не Кир, не рыжий, не Ри, наконец?

– Ну… – Леон задумался. – А может быть, и не ты. Может быть, действительно Ри. Или рыжий. Или Кир.

– Координаты были в считке у Ита, – заметил Морис.

– Откуда такая уверенность? С чего вы решили, что они имеют отношение к… – начал Ит, но Морис его перебил:

– Смотрите сами, – предложил он.

– На что?!

– Тлен.

– Что – Тлен? – Ри уже не говорил, кричал.

– Эти миры – принадлежность явления, – начал объяснять Морис. – Вот смотрите…

Если приводить какой-то пример, то лучше всего взять что-то простое. Например, вязаный свитер. В каком-то месте из ткани свитера почему-то торчит нитка. Её видно. Так? Так. Но, не распустив весь свитер, ты не поймешь, что нитка эта на самом деле берет своё начало у его горловины. Или – дороги. Ты стоишь на площади, от которой берет начало дорога, но пока ты не пройдешь её всю, ты не узнаешь, что начинается она на другом конце земного шара.

Точно такая же ситуация с этими мирами. Контроль знает о них, видит их, но никому никогда не приходило в голову ни распускать свитер, ни проходить всю дорогу от начала до конца. В этом просто не было необходимости.

– А мы прошли. И распустили. И увидели то, что не видели раньше, – продолжал Морис. – И, конечно, мы за время пути успели поговорить с той частью Контроля, которая работает с областью, в которой находится Тлен.

– И что там? – мрачно поинтересовался Ри.

– Там свертка пространства. Некий узел. В нём – планета, застывшая давным-давно на одной из стадий Белого уровня развития…

– Какой именно? – уточнил Ит.

– Вторая фаза. И там действительно есть портал, через который вы сможете…

– Давайте конкретнее. Что именно вы предлагаете сделать? – Ри встал.

– В первую очередь усыпить бдительность Огдена и его приближенных. – Леон, кажется, хотел сделать шаг по направлению к Ри, но вместо этого на долю секунды исчез, а затем снова появился уже в другой части каюты. – Для того чтобы обезопасить на какое-то время заложников.

– Так…

– Потом – мы уходим в экспедицию к Тлену, вы уходите через портал на Терру-ноль, спасать своих, а мы…

– А вы отправляете корабль, берете «Ветер» и делаете ноги куда подальше в несетевом режиме, – твёрдо закончил Ит. – И не спорь со мной, Леон. У вас так и так очень мало шансов, но попробовать-то можно?

– Видимо, мы действительно попробуем, – Леон пожал плечами. – Вот только куда девать этих, которые тут будут лежать в гибере?

Он, конечно, имел в виду научную группу и боевиков с агентами.

– Отвезете подальше, разморозите, и высадите где-нибудь, – предложил Ри. – Это, по крайней мере, гуманно. Но, ребятки, у меня другой вопрос получается. Как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. Допустим, мы сейчас вернемся. Где гарантия, что вторую экспедицию одобрит и выпустит Огден?

– Мы это гарантируем. Если ты не забыл, там очень много Контролирующих. И сейчас они работают в полную силу – с официалами, с кораблями Санкт-Рены, с персоналом. Вас выпустят. И… простите. Это максимум, который мы можем сделать.

– Даже не знаю, что сказать, – Скрипач понуро опустил голову. – Ребята, вы же понимаете, что это уже не просто смертельный риск, что это, по сути дела, самоубийство?

– Пока нет, – серьезно ответил Сэфес. – Самоубийством это станет, когда они поймут. Самоубийством для всех, кто в этом замешан. А теперь ложитесь обратно, только давайте-ка я вам на всякий случай заблокирую память. Могут считки снять.

– Давай, Леон, – кивнул Скрипач. – Действуй.

* * *

Про считки Сэфес оказался совершенно прав. И про блокировку памяти тоже. Как только корабль Сэфес и «Ветер» подошли к Альтее и команда, едва вышедшая из гибера, оказалась на борту, первое, что потребовал Огден, был отчет – и, разумеется, считки. Спасибо, что он хотя бы позволил врачам заняться Сэфес. Экипажу после прыжков из режима в режим приходилось тяжело, а ведь предстоял в скором времени следующий этап. Только бы справились…

Илья, который поймал их всех после совещания по отчету и снятия считок, тут же поволок всех к себе, невзирая на протесты. Проверяться.

– Два гибера подряд с таким интервалом – это тоже перебор, – ворчал он. – И не спорь со мной, Ри. Кем бы вы ни были, вы прежде всего живые люди, точно такие же, как все остальные, а не механисты и не киборги. И не закатывай глаза, пилот! Давай-давай, шевели ногами, мне еще к экипажу потом зайти нужно.

Илья не отстал, пока по очереди не загнал всех под сканер и не удостоверился, что в общем и целом всё в порядке. Посоветовал получше есть и нормально выспаться хотя бы несколько ночей. Ит, видя, что волнуется главный врач «Вереска» по-настоящему, расстроился – вот уж чего ему совершенно не хотелось, так это давать Илье повод дергаться.

Немногим позже их встретил в коридоре Саиш, и вот с Саишем им удалось поговорить уже нормально, без нервотрепки. Тот, понизив голос, рассказал, что на «Альтее», да и вообще на всех кораблях предполагаемой экспедиции творятся какие-то «странные дела», как он выразился, и что эти странные дела порой как-то даже пугающе выглядят. Во-первых, по кораблям внаглую разгуливают четыре искина, по крайней мере, ему удалось побеседовать с четырьмя. Может статься, их и больше. Ведут они себя по-хозяйски, нахально, порой даже вызывающе. Своё пребывание на кораблях объясняют тем, что нужно готовить технику к марш-броску, который предстоит в скором времени. Во-вторых, Барды тоже захаживают на корабли, как к себе домой, общаются с экипажами, с техниками, с врачами; неделю назад на «Альтее» десять Бардов с ближайшей кластерной станции устроили большой концерт – он, Саиш, такого в жизни не слыхал, красиво, просто потрясающе, ходил сутки потом «с душой наизнанку», вот только странно это всё, если учесть, что раньше Барды на «Альтее» старались лишний раз не показываться. В-третьих, два экипажа Сэфес тоже стали наведываться на корабли, по слухам, у одного из них что-то типа романчика с одной из докторш запасного состава, вот только парни не признаются, у кого именно и с кем именно, а врачи, которые про романчик в курсе, ушли в глухую несознанку и, конечно, тоже молчат. А за Сэфес, ясное дело, пойди уследи. В-четвертых, на кораблях появились трое Эрсай, и эти Эрсай почти каждый день зависают у руководства, что-то обсуждая, а что – никому не известно. Ну и, в-пятых, на корабль прибыли двое Палачей и шестеро Мастеров путей. Что это может значить, остается только гадать…

– Палачи? – переспросил Ит, когда Саиш, наконец, закончил свою речь. – Да ты что…

– Я ничего. Вот только сдается мне, котятки, что одного из них Огден планирует впихнуть в вашу команду. Не знаю, отобьется ли от него Милтон.

– Милтон – существо законопослушное и боящееся начальства, – покачал головой Ри. – Только Палача нам в группе не хватало.

– Вы обратно когда планируете из этого второго этапа? – Саиш перешел на деловой тон.

– Думаю, месяца через два, – пожал плечами Ит. – Хотя точно не скажу. Мы же не знаем, сколько займет дорога. А что?

– Ну, в принципе нас через какое-то время переводят на Терру-ноль, вот я и подумал… – Саиш замялся. – Может быть, вас отпустят с нами, когда вы вернетесь?

– Сильно в этом сомневаюсь, – ухмыльнулся Скрипач. – Хотя чем черт не шутит? Может быть, после этого этапа мы Огдену станем не нужны?

– Держи карман, – поддел его Ри. – Дожидайся, «не нужны». Он даже после нашей смерти велит нас накромсать на части и сделает очередную партию каких-нибудь «дельт».

– Вы о чем? – не понял Саиш.

– Ри, просвети человека, – попросил Ит. – Очень познавательно.

Говорили в результате долго, едва ли не час. Саиш, услышав некоторые подробности операции, долго и витиевато ругался – вещи, о которых шла речь, для него были совершенно недопустимыми. И к жизни, и к смерти он относился с большим почтением – собственно, потому и пошел в своё время в медицину…

Поговорив с Саишем, они отправились, наконец, к себе – отдыхать. Сонные Мотыльки ехали у Ри на руках, потому что Брид едва не свалился со своего законного места у того на плече, и Ри сказал, что еще только не хватало, чтобы кто-нибудь из них долбанулся на пол и что-то себе сломал.

У себя все наскоро поели и расползлись по комнатам – спать. По корабельному времени сейчас был день, но это мало волновало: после экспедиции ритм, разумеется, сбился, да еще и гиберы сыграли свою роль. День, ночь… какая разница? Информацию отдали, проверились. И что теперь? Ждать, когда наступит корабельная «ночь»? Благодарим покорно.

…Через несколько часов Ри проснулся, сказывалась рабочая привычка последних двух с половиной лет: спать понемногу. Осторожно высвободил руку, на которой беспробудно спали уставшие Мотыльки, поплотнее укрыл их одеялом, и бесшумно вышел в общую гостиную. Потому что понял – сегодня он больше не заснет. То, о чем он сейчас думал, не давало покоя, словно грызло изнутри. То, что показал тот фальшивый бог, Мастер Червей, с которым они говорили.

Арбалетная стрела. Болт.

Ри сел за большой общий стол, попросил у корабля имитацию сока. Ему ужасно хотелось сейчас что-то выпить, что угодно, только хотя бы немного, пусть совсем немного, снять тяжелое напряжение, овладевшее им. Пить было нельзя. Поэтому сок. Конечно, можно попробовать снова лечь, хотя понятно, что это бесполезно. Или…

Открыть считку?

Ри вспомнил, что было с Итом после того, как он открыл эпизод с аварией, и ему стало совсем уже не по себе – вот уж чего, а того, что произошло с другом, он совершенно не хотел. Ит после этой считки отходил, наверное, больше часа, и по нему было видно, насколько это тяжело и больно. Стоит вспомнить, что Ит, в отличие от него, Ри, боль терпеть натренирован. Господи, да он пошевелиться боялся… «Но ведь считки разные, и совсем не обязательно, что у меня окажется такая же реакция, – думал Ри. – Боль, видимо, будет. Но, во-первых, моя считка короче, и, во-вторых… Во-вторых, в ней тоже может быть какой-то маркер. Рискнуть?»

Ри пересел на диван, откинулся на спинку.

Так, сперва откроем архив. Срок, кажется, средний, это уже не ученичество. Или всё-таки еще оно? Нет, период более поздний – значит, Ариан в это время уже был Безумным Бардом. Но Бардом совсем молодым, до первой сотни.

Градиент архива сместился вниз, Ри выделил фрагмент и потянул на себя. Да, это оно. И пометка стоит, такая же, как у Ита, – nota bene. Обрати внимание. Так, поехали…

– Ты чего делаешь? – спросил Ит, который, оказывается, тоже вышел в гостиную. – Эй, Ри! Так, давай рассказывай.

Ри открыл глаза и недовольно посмотрел на друга.

– Хотел кое-что посмотреть, – обтекаемо сообщил он.

– Я так и понял. – Ит сел за стол и начал барабанить по столешнице пальцами. – И что именно?

– Считку с арбалетной стрелой.

– Молодец, – похвалил Ит. – Осталось только рыжего позвать, чтобы он открыл что-нибудь такое же вкусное, и все мы будем в лучшем виде. С гарантией. С ума сошел?

– В твоей был маркер, – объяснил Ри. – Возможно, в моей он будет тоже. Ит, пойми, я… я что-то чувствую. Вот только объяснить не могу, что именно. Даже себе – не могу.

– Понимаю, – вздохнул Ит. – Не ты один.

– Ты тоже?

– Угу. И рыжий. И Кир, только он же молчальник, и не поймешь, о чем он думает. Ри, может быть, не стоит? – попросил Ит. – И так в дерьме по уши, зачем еще добавлять?

– Ит, я боюсь, – наконец-то решился Ри. – Мне страшно. По-настоящему страшно. Даже когда они сказали, что увезли Джесс и Ромку, мне так страшно не было. А сейчас… – Он покачал головой, вздохнул. – Не понимаю, что со мной. И всё время вижу эту чертову стрелу, будь она неладна.

– Я слышу звуки, – кивнул Ит. – Те самые. И, Ри… я не понимаю, к чему они имеют отношение.

– Мы решили, что к прошлому. Да что решать, к прошлому, точно. Но страшно почему-то сейчас. – Ри встал с дивана, подошел к окну в пространство, за которым слабо светились всё те же скудные звезды. – Меня аж знобит, не поверишь.

– Ты не заболел часом?

– С чего? Мы же проверялись только что.

– Ах да, – кивнул Ит. – Видимо, я еще не до конца проснулся.

Ри кивнул.

– Ну что? – спросил он. – Я попробую?

– Попробуй, действительно. Только погоди секунду, я заблокирую каюты, а то еще перебудишь народ, как я тогда, – попросил Ит.

Ри привстал, поспешно собрал волосы в хвост, чтобы не мешали, перехватил кольцом. Ит и Скрипач тоже носили такие кольца. Очень удобная штука, только рыжий постоянно просит то у «Альтеи», то у «Ветра» новые, потому что свои то сует куда-то и забывает, куда, то вовсе теряет. Разгильдяй, чего с него взять.

– Я сяду где-нибудь поблизости. Постарайся, пожалуйста, не орать…

Книга была открыта на восемнадцатой странице, и он машинально прочитал: «…Пройти через каменную стену между огнем, землей и водой, чтобы обрести Дар, и познать истинное бессмертие, ведущее в Вечное Небо, к дверям обетованным, в Города, пронизанные светом, живущие под алмазным солнцем…» Книга была старая и пыльная, через страницу сейчас бежал черный крошечный паучок, и Бард невольно подумал, что даже короткая жизнь этого паучка может оказаться длиннее жизни одного неудачливого Безумного Барда, запертого сейчас в Зеркальном Замке, без возможности сбежать в Сеть, и что уже слышны шаги в коридоре, и самое страшное, что он, несмотря на экраны, уже понимает, чьи именно это шаги.

Тяжелая дубовая дверь распахнулась, и они вошли. Шестеро – пять мужчин и одна женщина.

Ирика

Он не ошибся, хотя до последней секунды не верил. В то, что они посмеют. В то, что она согласится.

Как же наивно.

С помощью чего сейчас поймали её? Силой бы не взяли, он ведь хорошо её обучил. Значит, не силой. Значит, она пошла с ними добровольно. Сама.

Почему?

Что они предложили ей взамен?

– Выбирай, – хриплым голосом произнес один из мужчин. – Выбирай, Бард. И побыстрее. У нас мало времени.

Она стояла напротив него, у двери, вытянувшись в струнку, и была бледна сейчас, как лунный свет, как молоко, как лист бумаги.

– Что выбирать? – он не узнал свой голос.

– Или её, или двоих, – говорящий усмехнулся. – У тебя секунда.

– Меня, – тут же сказал он. – Убейте меня, пощадите её!

– Обойдешься. Ты слишком много наворотил, чтобы я отпустил тебя просто так, без компании. Ну? Секунда, Бард. Иона уже кончилась.

– Пожалуйста, – беззвучно прошептала Ирика. – Ариан, пожалуйста…

– Двоих, – он судорожно вздохнул. – Тогда – двоих. Родная, я люблю…

Два церемониальных арбалета поднялись в воздух – и первый болт через мгновение вонзился Ирике в шею. Она осела на пол, тонкие руки взлетели к горлу, пытаясь ухватиться за древко, но практически сразу бессильно опали – и она затихла.

– Смотри, – приказал говоривший. – Надеюсь, тебе сейчас больно…

Больно было так, что останавливалось дыхание. Он опустил глаза, и взгляд снова уперся в ту же строчку в той же книге «…через каменную стену между огнем, землей и водой, чтобы обрести Дар, и познать истинное бессмертие…». Странно. Когда он читал эту строчку несколько минут назад, Ирика была еще жива. А теперь он читает её же, а Ирика лежит в трёх метрах от него, на полу. Мертвая.

– Интересная книжка, Бард? Жаль, тебе не удастся её прочесть, – говорящий снова усмехнулся. – Не судьба.

Ариан медленно поднял голову – и успел даже услышать щелчок спущенной тетивы. В то же мгновение в его левый глаз…

– Так, а теперь тихо! – Ит говорил приглушенным шепотом, одновременно умудряясь зажимать другу рот и удерживать, не давая свалиться с дивана на пол. – Ри, тихо!.. Возвращайся, придурок старый, куда поперся! Посмотри на меня. Ри, посмотри на меня, я сказал.

Как только Ит ослабил хватку, Ри тут же рефлекторно дернул руку к левому глазу. Ничего… Господи, ничего, ну ничего же нет, но как же больно! Глазница просто пылала болью, которая толчками, вместе с ударами сердца билась в голове, в затылке, в шее. А сердце сейчас заходилось, как сумасшедшее.

– Дай воды, – прохрипел Ри, удивляясь, что вообще получается разговаривать. – Ит, дай воды, ради бога…

– Сейчас, – Ит наконец отпустил друга. – Больно?

– Очень, – Ри поморщился. Взял протянутую ему воду, приник к стакану. Оказывается, во рту пересохло, да так, словно он неделю не пил. – Ничего себе…

– Что там было? – Ит забрал стакан, поставил на стол.

– Подожди. Сколько я был в считке?

– Около двух минут. – Ит с тревогой смотрел на Ри. – Ты в состоянии рассказать, что видел?

– Да. Там… на моих глазах застрелили Ирику, а потом убили меня. Ну, не убили, я выжил. Убивали… это были церемониальные арбалеты, совсем слабые. Когда ей выстрелили в горло, болт остался… ну, в нём. Не пробил насквозь. А потом меня… ты не поверишь, но в левый глаз. Именно в левый глаз. Ит, можешь намешать что-то, чтобы меня поменьше трясло? – попросил он. – Колотит, как под током.

– Сейчас сделаю, – пообещал Ит. – Кошмар какой. Ирика, да? Первая инкарнация Джессики в прошлой жизни.

Ри кивнул. Попробовал сесть удобнее, но тело пока что не слушалось – Ит тут же понял, что без помощи друг не обойдется. Помог приподняться, сесть выше. Потом вытащил из поясной сумки, с которой последние годы не расставался, какую-то коробочку, вывел визуал, набрал комбинацию.

– Просто подержи в руке, – приказал он, отдавая коробочку Ри. – Минуты хватит.

– Это что? – поинтересовался Ри. Взял коробочку в руку, присмотрелся. Маленькая, размером с половинку спичечного коробка, а то и меньше. От коробочки стала расходиться по руке приятная прохлада, а головная боль тут же пошла на убыль.

– Это я спер из госпиталя, – признался Ит. – Врачи иногда используют во время операций или длительной работы. Блок синтеза, с черескожным забросом, для всякой мелочи. Стимулятор, слабое обезболивающее… этой малявки на год хватит, если не усердствовать.

– Хочу такую, – с завистью произнес Ри. – Классная штука.

– Ты бы лучше жест «не больно» выучил, – упрекнул Ит. – Столько раз показывали, и всё без толку.

– У меня руки не из того места, видимо, – признался Ри. – Слушай, а правда уже лучше.

– Это хорошо. Сейчас чая сладкого выпьешь, я понаблюдаю, пока мы говорим, и всё будет нормально. Так что было в считке? Запомнил?

– Запомнил. – Ри отдал коробочку обратно Иту. – Если с самого начала… Я стою у стола, передо мной книга. Открыта на странице восемнадцать.

– Цифра, – тут же кивнул Ит. – Одна была?

– Одна. Негусто. Дальше… – Ри задумался. – Я прочитал следующие строчки: «…Пройти через каменную стену между огнем, землей и водой, чтобы обрести Дар, и познать истинное бессмертие, ведущее в Вечное Небо, к дверям обетованным, в Города, пронизанные светом, живущие под алмазным солнцем…»

– Очень интересно, – протянул Ит. – Еще бы знать, что это может значить. Каменная стена, которая стоит между всем и всем. Чем это может быть на самом деле?

– Видимо, какой-то образ. С чем соотносится, не знаю. Так, опять же дальше. По книге пробежал паучок. Я подумал, что его жизнь будет длиннее, чем моя.

– Тонко подмечено.

– Ит, не ерничай, – попросил Ри. – Не время.

– Сам знаю. Прости. Что происходит потом?

– Потом в комнату входят люди, с ними Ирика. Они её привели. И один стал задавать вопросы. В частности – что я выбираю. Кого убьют. Нас двоих или её одну.

– А тебя одного не предлагали? – удивился Ит.

– Почему-то нет, – Ри пожал плечами. – Хотя логичнее было бы предположить или одного, или другого. Но почему-то вот так.

– И ты?..

– Я выбрал двоих. Она просила… видимо, об этом же.

– Что именно она сказала? – Ит нахмурился.

– «Ариан, пожалуйста». Больше ничего. Её застрелили, – Ри зажмурился.

– Может быть, она имела в виду что-то другое? Чтобы убили только её, например? – Ит прикусил губу. – И что вообще в этой считке может быть маркером?

– Кроме цифры и строчки, как мне кажется, ничего. Разве что сам момент убийства… меня, – Ри нервно усмехнулся. Взял чашку с чаем, но тут же поставил обратно – слишком горячий.

– А тебя…

– Я не успел увидеть. Щелчок услышал, потом боль. Потом ничего.

Ит задумался. Встал, прошелся вдоль стола. С полминуты постоял, что-то прикидывая, потом покачал головой. Ри смотрел на друга и внезапно понял, что Ит, вопреки логике и разуму, сейчас переживает то, что было в его, Ри, считке, столь же остро, как и он сам. Напряженное лицо, слишком прямая спина… чувствует то же самое? Но почему?

– Ит, ты что? – спросил он с тревогой.

– Я? – Ит словно опомнился. – Да ничего. Слушай, а у вас с Ирикой… что-то было тогда?

– Нет, конечно, – Ри опустил взгляд. – Ничего настоящего не было. Так же, как и у вас с учителями. Максимум – обнимались, целовались. И всё. Бард и Связующая, какое там «было».

– Корпорация девственников, – Ит попробовал усмехнуться, но вышло как-то не очень. – А в этой жизни… Ри, прости, что я спрашиваю, но…

– Мы были на «Седьмом небе», это кластерная такая, если ты помнишь. Я к ней прилетел, где-то через неделю после того, как у вас была свадьба с Сии.

– С Орбели, – тут же перебил Ит. – Уж кто-кто, а она для меня больше Сии, и никогда ею не будет.

– Ну, с Орбели. Неважно. И это было… это получилось настоящее седьмое небо, – признался Ри. – Но, понимаешь, у меня в тот раз было ощущение, что я совершаю что-то настолько запретное и преступное, что я робел, как школьник. И ведь сначала не понял, думал, что это из-за Марии, из-за того, что я женат и что это совесть. Какая, к черту, совесть! Я боялся. Чувствовал – ни в одной жизни до этого я не подходил к ней столь близко. И это оказалось прекрасно. Волшебно. Такая гармония, такая нежность… Передо мной была самая восхитительная и совершенная женщина во всей вселенной, и эта женщина любила меня, была моей и, по её собственным словам, жила только мной.

Ит кивал в такт словам друга, соглашаясь.

– Я испугался тогда – потому что знал, что такого не бывает. Не было, не будет, потому что не может быть. А сейчас… мой страх изменился. Я теперь понимаю, что этого действительно не может быть – потому что так действительно не бывает.

– Прости, что перебиваю, но у меня точно такое же ощущение. – Ит сел напротив Ри за стол. Вытащил из кармана пачку сигарет, принялся вертеть её в руках. – Мы не должны были этого делать.

– Да, не должны, – кивнул Ри. – Это смертельно. И не для нас.

– Но как это объяснить – им? – спросил Ит с отчаянием. – Как дать понять, что если мы продолжим это всё, то…

– То это кончится арбалетным болтом в горле? Или взорванным катером? Или саркомой Юинга? Или «черной пулей»? Или, как с Фэбом, расставанием из-за необратимых причин? Ит, мы эгоисты. – Ри треснул по дивану кулаком. – Мы своей любовью уже не по одному разу… Фэб, Джессика, Берта, Кир… мы же их убиваем! Знаешь, эти слова, которые сказал тот человек… «Или её, или обоих»… они же правильные. Мы не просто убиваем их. Мы рискуем сами. Смертельно. А сейчас – я подвергаю риску еще и Ромку. Он самый невинный и самый беззащитный в этой ситуации – и лишь за то, что он наш сын.

– И что ты предлагаешь? – Ит положил пачку на стол перед собой, прикрыл ладонью.

– Сначала их в любом случае надо как-то вытащить с Терры-ноль, – Ри потер подбородок. – Потом… видимо, объяснить. Подробно, обстоятельно, по пунктам, с примерами – почему нам опасно быть вместе. Объяснить, что мы их любим, что нам тоже очень и очень тяжело, но если мы все хотим… жить… то это – необходимость. Я не знаю, Ит. Подумаем об этом в другой раз, хорошо?

– Хорошо, – согласился Ит. – А сейчас… давай пока что никому ничего говорить не будем. Вообще, если удастся выбраться, мы всегда сумеем найти работу в той же Санкт-Рене, – предложил он. – Можно ведь работать и параллельно заниматься исследованиями, так? – Ри согласно кивнул. – И видеться тоже будем. Просто нечасто. Чтобы случайно не перейти грань.

– Полностью с тобой согласен. – Ри встал с дивана, потянулся. – А ты был прав насчет чая. Уже почти нормально.

– Ну и славно, – усмехнулся Ит. – Идем спать. Завтра будет бег с препятствиями, чует моё сердце.

* * *

Ри давно понял, что с Огденом очень неплохо получается «ходить от обратного». Решив на этом сыграть, он не прогадал. На следующий день, во время второго совещания, он ничтоже сумняшеся заявил, что ни в какую вторую экспедицию они идти не желают, потому что жить им еще не надоело. Огден ехидно поинтересовался, кто это у Ри спрашивал его мнение по данному вопросу. Ри спокойно ответил, что мнения не спрашивал никто, но от этого ничего не меняется, потому как мнение имеет место быть.

– Возьмите «дельты», – пожал он плечами. – Если в них материал, идентичный нам, то зачем нужны мы сами?

– Вы сами – нужны. И точка. И ваше желание никакой роли не играет.

– А если там будет то же самое, что было в Утопии? Нам что, терпеть откровения и угрозы свихнувшихся аборигенов, причем ради весьма сомнительной цели? Вот спасибо! Мне до сих пор кошмары снятся.

– Вас смущают аборигены? – ехидно усмехнулся Огден. – Хорошо. Решим эту задачу. С вами пойдет Палач, он перед вашей высадкой зачистит мир. И никто ни в чем вам не помешает.

– Совсем хорошо, – всплеснул руками Скрипач, который, разумеется, тут же ухватил суть происходящего. – Ни-за-что. Не надо никого зачищать, пожалуйста. И вообще, или мы идем в прежнем составе, или вообще никто никуда не пойдет.

– Пойдете, – голос Огдена потяжелел. – Будете сопротивляться – силой пойдете.

– О, ну это вы можете, – сардонически усмехнулся Кир. – Силой – это вы завсегда. Особенно когда у вас аргументы заканчиваются. Смею вам заметить, что мы, вообще-то, врачи. А вы нам предлагаете принять участие в массовом убийстве. С помощью Палача. Так вот, уважаемый Огден. Или мы идем прежним составом, или вам придется сделать из нас еще один набор «дельт-прима», потому что наложить на себя руки мы сумеем в любой момент.

– У меня есть вопрос, – Ит поднял руку. – Хорошо, допустим. Вы принудили нас принимать участие в этом, не побоюсь сказать, беспределе. Что дальше, Огден? Я бы хотел услышать, что вы планируете делать с нами дальше, после того как получите тот результат, ради которого это всё затевается?

Кажется, Огден немного растерялся. Видимо, подобного вопроса он не ожидал.

– Убьете? – Ит прищурился. – Или под замок на всю оставшуюся жизнь? Или… как вы там сказали тогда? «Проститутка должна быть тощей и черноволосой», да?

– Замолчи, термо, – Огден говорил каким-то нехорошим тяжелым голосом. – Еще одно слово, и я…

– Что – «я»? – передразнил его Ит. – Мы хотим услышать о ваших планах относительно нас. Допустим, мы идем в эту экспедицию против своей воли. Что будет, когда мы вернемся, если мы сумеем проснуться после четвертого гибера?

– А что бы вы хотели? – с интересом спросил Огден. Он уже взял себя в руки, и теперь голос его звучал уверенно и презрительно. – Неужто свободу?

– Про свободу я ничего не говорил. Из-под надзора вы нас так и так не выпустите. – Ит пожал плечами. – Задам вопрос иначе. Можем ли мы после этой экспедиции рассчитывать на то, что вы позволите вернуться сюда нашим близким и позволите ли вы нам заниматься работой, на которую до сих пор действует контракт? Кроме того, мы трое всё еще учимся и хотели бы закончить обучение.

– Для чего? – хмыкнул Огден.

– Не люблю бросать дела на полдороге.

– Посмотрим, – обтекаемо ответил Огден. – Возможно, что так и будет. Вернем семьи, позволим учиться. Может быть. Этот вопрос пока что еще не обсуждался.

– Ну так обсудите, – зло произнес Ри. – Или нам обратиться напрямую к Гараю?

– Обращайтесь, – пожал плечами Огден. – Услышите ровно то же самое. Вы что, хотите и дальше пилотировать, Ри? При вашем-то уровне?

– Лучше честно пилотировать, чем заниматься грязью, подобной той, что творите вы. Так что – да. Я бы хотел работать по условиям контракта и дальше. Так мне хотя бы не будет стыдно перед собственным сыном. – Ри отвернулся.

– Ах, как благородно. Ладно, с этим всё ясно. Насчет прежнего состава… ну, в общем, тоже ясно, хотя Палача я бы всё-таки в команду включил, – Огден перешел на прежний тон. – На всякий случай. Но можно обойтись и без него. Теперь дальше. Выходите через пять суток.

– Через сколько?! – Рофаил, сидевший за дальней частью стола в компании других врачей и до сих пор в обсуждении участия не принимавший, аж подскочил. При его габаритах это выглядело бы комично – если бы не обстоятельства. – Вы, простите, понимаете, что будет с экипажем от таких скачков туда-сюда и с командой в частности? Четыре гибера подряд! Вы издеваетесь?! Даже два – уже очень высокий риск!

– Боевики Официальной службы ложатся в гибер тогда, когда это требуется… – начал Огден, но Рофаил тут же перебил его:

– Боевики проходят по одному короткому гиберу в месяц, это максимум! Трое, ну четверо суток, не больше. А тут длительные временные отрезки, и с такой периодичностью! Вы убьете иммунные системы, причем всем, и вашей ученой группе, и им вот, – кивнул он в сторону Ри. – После четвертого гибернейта им придется месяц восстанавливать иммунитет, и это при условии, что они вообще после этого гибернейта сумеют проснуться!.. Ит, ты правильно сказал, так всё и есть.

Ит кивнул.

– Пятьдесят на пятьдесят, – согласился он. – Даже статистики нет, насколько я знаю. Потому что никто больше двух раз подряд в гибер обычно не ложится.

– Истинно так, – согласился Рофаил.

– Не надо нагнетать, – поморщился Огден. – Рофаил, вы сейчас преувеличиваете опасность.

– Да что вы говорите, – врач покачал головой. – Хорошо, допустим. Я перестраховщик. Но Сэфес! Вы про них подумали? Физический износ у экипажа высокий, переходы из режима в режим отнимают силы, и…

– Это не последний экипаж во вселенной, – неприязненно произнес Огден.

Рофаил опустился на своё место, ничего не говоря – потому что слова как-то разом мгновенно испарились.

– Итак, – продолжил Огден, – выходите через пять суток. Насчет Палача решение мы примем самостоятельно. Насчет всего остального… пока не знаю. Думаю, вам понятно, чьи головы слетят первыми, если вы захотите сбежать или что-то вытворить в процессе работы. Так, все свободны. Всего хорошего.

* * *

Вот, значит, как.

Нас просто сливают, думал Ит. Они нас сливают, как расходный материал. Мы дойдем до Тлена, сделаем свою работу, ляжем в гибер… а потом не проснемся, скорее всего. Нас отработали, мы больше не нужны.

Ри, видимо, думал о том же самом – Ит поймал на себе его взгляд и поразился сходству. У Ри в глазах сейчас стоял ужас, как у загнанного в ловушку зверя. Тёмный, как болотная вода, беспросветный ужас. Ри открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Ит отрицательно покачал головой.

– Судьба, – произнес он беззвучно. – Жаль…

Ри кивнул.

Сейчас они шли по коридору, направляясь к лифтам. Кир и Скрипач ушли вперед, о чем-то споря, а Ит и Ри шли все медленнее, пока, наконец, не остановились вовсе. Ри подошел к «окну», посмотрел в пространство – всё те же порталы Сети Ойтмана, всё та же звезда, желтый карлик. Ит осторожно тронул его за плечо.

– Не понял насчет шлюхи, – произнес Ри, не оборачиваясь. – Что это такое было, Ит?

– Судя по всему, он иногда спит с термо, – Ит усмехнулся. – Когда я с ним в прошлый раз беседовал… он на это слегка намекнул. И тут же поправил себя, что речь, мол, идет о женщинах, и к термо это не относится. Его рожу надо было видеть в тот момент. Тошнотворное зрелище.

– Вот даже как, – Ри покачал головой. – Да уж. А помнишь, как он орал про высшую расу? Люди богоподобны, рауф и прочие – низшие…

– Было дело, – Ит покивал. – Громче всего всегда орут всякие извращенцы, давно проверенный факт. Сейчас это, впрочем, неважно. Ри, я вынужден признать, что мы уже покойники. При любом раскладе.

– Согласен. – Ри отошел от окна, встал, прислонившись к стене, запрокинув голову. – Жалко. Ромку больше не увижу. Ни как он вырастет, ни внуков. Джессика… даже попрощаться не успел. Одно радует – есть слабая надежда, что их оставят в живых.

– Не напоминай, – попросил Ит. – Я про Берту и Фэба даже думать не могу.

– Почему?

– Не хочу расклеиться окончательно, – признался Ит. – Мне и так уже хуже некуда.

* * *

Скрипач и Кир в это время обсуждали Милтона и его группу – интересно, как они отнесутся к перспективе третьего, а потом и четвертого гибернейта? Неужели они до такой степени идиоты, что не понимают, чем именно это чревато? Или официалка теперь самоубийцам доплачивает отдельно? Дает премиальные, повышает в должности – причем посмертно?

За обсуждением они и сами не заметили, как добрались до своей каюты. На её пороге мялся, к их большому удивлению, обсуждаемый ими Милтон.

– О, а мы как раз про вас говорили, – жизнерадостно улыбнулся Скрипач. – На ловца и зверь бежит.

– И о чем вы, интересно, говорили? – с неприязнью спросил Милтон.

– О том, идиот вы или нет. Что вы садист, мы и так знаем, это давно понятно стало, еще до Утопии, а вот насчет идиота были сомнения. Сейчас развеем. Так зачем пожаловали, дорогой коллега?

– Может быть, мы поговорим внутри? – предложил руководитель научной группы.

– Да пожалуйста, – ласково улыбнулся ему Кир. – Разницы абсолютно никакой. «Альтея» транслирует Огдену всё, что с нами происходит, вне зависимости от того, в какой части корабля мы находимся. Так о чем беседовать будем?

Они прошли в гостиную, Скрипач галантно указал на диван – мол, присаживайтесь. Милтон покорно сел, повернулся к ним. Выглядел он обеспокоенным и явно нервничал.

– Вы в курсе, что выход запланирован меньше чем через неделю? – спросил он. Кир и Скрипач кивнули.

– Мы только что с совещания. Конечно, в курсе. А что вас не устраивает? – ехидно поинтересовался Скрипач.

– То, что недопустимо ложиться в гибернейт настолько часто, – ответил Милтон. – Вам про это отлично известно.

– Ах, какие нежности, – восхитился Скрипач. – Конечно, известно. Но нам, Милтон, уже по фигу. И знаете, почему? Потому что, если мы этого не сделаем, уважаемый Огден прикончит наших родных, которые у него в руках. Так что мы это сделаем. Я ответил?

– Вы, как врач, можете сказать – есть шансы выйти из четвертого гибера или нет? – Милтон, не отрываясь, смотрел на Кира.

– Зависит от обстоятельств, – Кир задумался. – Если честно, я не знаю. Наверное, есть, но вам лучше обратиться с этим вопросом к старшим врачам, которые знакомы с проблемой. Мы – не сталкивались ни разу.

– Черт… – пробормотал Милтон. – Как бы вам это правильно объяснить…

– Вы жить хотите, что тут объяснять, – развел руками Скрипач. – Очень хорошо вас понимаем и сочувствуем. У нас, как вы догадались, альтернатив нет – поэтому мы согласились. У вас… Милтон, а кто-то другой вместо вас не может пойти с нами?

– Я просил об этом Огдена. – Милтон опустил голову. – Просил Гарая. Мне… отказали. Оба. С интервалом в час.

– Почему? – делано удивился Скрипач. – Неужели у официалки нет больше хороших ученых?

– Скрипач, прекратите издеваться, – попросил вдруг Милтон. – Почему? А потому что я работал с вами. Я вот что подумал… может быть, попробовать обратиться к Сэфес?

– На предмет? – не понял Кир.

– Гревис, не стройте из себя идиота! Вы прекрасно поняли, о чем я говорю!!!

– Знаете… – Скрипач подсел к Милтону поближе и интимно взял за локоть. – Говорите, с кем хотите. Нам всё равно. Мы – уже трупы, при любом раскладе, и Огден сегодня достаточно ясно дал нам это понять. Ваша жизнь – ваше дело. Не совсем понимаю, для чего вы пришли советоваться к нам и что вы от нас хотите сейчас услышать?

– Не знаю, – выдавил Милтон. Выдернул из руки Скрипача своё локоть. Отвернулся. – Может быть, я хотел услышать, что есть какой-то выход.

– Выхода нет. По крайней мере, у нас – точно нет. – Скрипач встал. – У вас… ну, можете попробовать наложить на себя руки, но вы ведь этого не хотите, не так ли?

Милтон ничего не ответил.

Дверь каюты открылась, вошли Ит и Ри. С удивлением посмотрели на руководителя научной группы, но вопросов задавать не стали.

– В общем, всё ясно, – резюмировал Скрипач. – Не хватает только Леона, Мориса и мелких – для того чтобы довершить картину вселенской скорби.

Мотыльки сегодня решили побыть с Сэфес – экипаж снова лежал на поддержке у медиков, а Мотыльки вызвались, по их словам, «последить и повеселить», потому что настроение у экипажа было, мягко говоря, не очень хорошим. Особенно в свете перспективы ближайшего выхода.

– Не понимаю, что вы хотите, Милтон? – Ит сел за стол, протяжно, со вкусом, зевнул и усмехнулся. – Смиритесь. Бессмертных не бывает.

– Бывают. Вы, например.

– Мы не бессмертные, – поправил Ри. – Мы – возвратный круг, это нечто совсем иное. И если вы думаете, что нам приятна мысль о том, что в скором времени нас не станет, вы сильно ошибаетесь. Нас это пугает, пожалуй, даже больше, чем вас.

– Почему? – вяло поинтересовался Милтон.

– Да потому, что мы помним – как это. Умирать. И, уж поверьте, совсем не хотим повторения.

* * *

«Укладывать спать» команды в этот раз пришли какие-то другие врачи, незнакомые. То ли Огден решил, что достаточно уже делать послабления команде, то ли Илья и доктора «Вереска» были сегодня заняты. Пока ждали своей очереди, молча сидели рядом с капсулами. Понурые Мотыльки примостились у Ри на коленке, и он машинально гладил их по головам; Скрипач, успевший снять рубашку, сейчас скручивал её в жгут, но Ит, против обыкновения, рубашку не отнял. Он зачем-то вытащил свою поясную сумку и что-то в ней перекладывал. Кир, уже успевший забраться в капсулу, сидел в ней сейчас неподвижно, невидящим взглядом уставившись в стену.

– Ит, чего ты там роешься? – поинтересовался Ри.

– Смотрю, что может пригодиться. После гибера народу будет хреново. Ну, не так, чтобы совсем, но… в общем, Рофаил подсказал кое-чего, хочу подготовить, – объяснил Ит, закрывая сумку и убирая её в один из отсеков для хранения на стене. – Интересно, они скоро там?

– Судя по шуму, скоро, – Ри покачал головой. – Ну что, мужики? По койкам?

– Давайте, – согласился Кир. – Хоть выспимся.

– Ты еще добавь – напоследок, – заметил Скрипач.

– Про напоследок я скажу на четвертом гибере, – хмыкнул Кир. Лег, положив руки под голову, потянулся. – Какая же Огден всё-таки сволочь.

– Не то слово, какая, – подтвердил Ит. – Всё, ложимся.

Через минуту пришел врач, приказал всем надеть маски. Судя по торопливости и по тому, что они, засыпая, успели расслышать, экипаж уже вошел в режим и торопил медиков.

– …да, я тоже слышал, что нас переводят, – донесся до Ита голос кого-то из врачей. – «Ива» и «Вереск» уже отправлены, но куда, не сказали…

Так вот почему Илья не пришел, понял Ит. Их всех уже нет на «Альтее». Жаль. Это были очень даже неплохие два с половиной года…

* * *

Леон и Морис, само собой, слегка лукавили – конечно, им было тяжело, но не настолько, насколько они это показывали. Рофаил, который почти сразу понял, что они затеяли какую-то свою игру, их, разумеется, поддержал – даже пошел скандалить на совещании по выходу.

Контроль к моменту возвращения команды сумел весьма и весьма существенно «обработать» всех, до кого смог дотянуться. Конечно, это не смогло бы продолжаться долго – но сейчас задача была максимально простой. Все Контролирующие, которых Официальная служба заставила принимать участие в операции, приложили максимум усилий для того, чтобы дать возможность Леону и Морису увести команду ко второй точке экстремума. Истинной точке.

А дальше…

И Барды, и оставшиеся Сэфес знали, что будет дальше.

И кого озверевший Огден принесет в жертву…

– Сколько у нас будет форы? – спросил Леон.

– Тридцать часов, так сказали Барды. Погоня выйдет за нами примерно через сутки. Скорее всего, это будет одна из кластерных станций. Как только воздействие будет снято, они поймут.

– Не думаю, что мы сумеем уйти. – Пространство вокруг Леона стало стремительно темнеть – говорили они сейчас не только словами, но и мыслеобразами тоже.

– Это неважно. Главное, чтобы сумели уйти они…

11

Терра-ноль, МоскваНе сдаваться

Город невозможно было видеть, но его можно было ощущать. Фэб сидел между конвоирами, закрыв глаза, и чувствовал – вон оно, вот, огромное и живое, совсем рядом. Сейчас машина едет через мост, и совсем рядом – плеск воды, ветер, крики чаек; где-то далеко-далеко идет по реке маленький катер, едва слышно его движок, но это неважно, главное, что это всё есть и оно тут… После моста – откуда-то справа – густой шоколадный запах, такой свежий и объемный, что дух захватывает. Берта сказала, что где-то поблизости находится комбинат, на котором производят шоколад, и сейчас, пока машина проезжает мимо, можно буквально купаться в этом тёплом южном запахе. Дальше – неожиданно – цветочный аромат, тоже сильный, перебивающий даже запах бензина и ГСМ. Может быть, какой-то сквер, в котором большие клумбы, как знать.

Как же хочется пройтись по этому городу самому… Непонятно, осуществимо ли это, возможно ли – поэтому пока что оставим мечтой, недостижимой и потому особенно прекрасной.

Фэб открыл глаза. Всё тот же кузов перевозки для заключенных, всё те же шестеро конвоиров, на руках и на шее – всё та же «сбруя» с молекулярными нитями. Он тяжело вздохнул.

Странно, что они на это пошли. Что происходящее вообще имеет место быть. Фэб, прогнозируя, не ожидал такого стремительного развития событий – а развитие и впрямь получилось еще то.

Россия, ни много ни мало, заявила Официальной протест по полной форме – о превышении полномочий по ряду соглашений. В результате главными действующими лицами в происходящем процессе стали власти государства и Официальной, а вовсе не Фэб, который к исходу третьего заседания превратился, по его собственному мнению, в «ходячий прецедент». Он, собственно, и был важен именно как объект-пример, и на его месте теоретически мог бы оказаться любой другой заключенный такого плана – это принципиального значения не имело.

Скандал, конечно, получился грандиозный. Джессику, Берту и его самого трясли две недели без малого, пытаясь докопаться до того, кто и как сумел передать информацию о них в таком виде властям. Трясли, но правды так и не нашли – Фэб страховался на совесть. Четырехуровневая цепочка, которую он создал, сработала идеально, придраться не к чему.

И процесс пошел.

* * *

В этот раз заседание шло три часа, и Фэб в очередной раз про себя проклял эту свою затею – он ожидал многого, но никак не такое количество унылейшей бюрократии, которую сейчас разводили официалы и власти. Дело стремительно обрастало всё новыми и новыми томами и грозилось затянуться до бесконечности. А ведь в этот раз суд шел только по его делу, и неизвестно еще, что будет, когда начнут работать с делами Джессики и Берты – до них пока что не дошла очередь.

Его самого практически ни о чем не спрашивали. Он сидел в «клетке» – мини-камера с прозрачными стенами толщиной сантиметров по пять из бронестекла – и скучал, а рядом томился конвой числом шесть человек. Фэб им искренне сочувствовал: в зале было жарко, душно, окна, разумеется, плотно закрыты. Ни в туалет выйти, ни воды попить. Ему самому, разумеется, тоже было не положено воды, оставалось лишь с завистью смотреть на судей, которые то и дело передавали друг другу графин и время от времени останавливали заседание, чтобы послать за водой тоненькую вертлявую секретаршу.

Разумеется, заседание было закрытым, поэтому народу в зале сидело немного. Фэб уже видел практически всех присутствующих, причем не по одному разу, но сегодня на заседание приехали какие-то новые люди, и сейчас Фэб с интересом их разглядывал. Молодящаяся женщина, высокая, дородная, в слишком яркой и даже несколько пошлой одежде, и мужчина среднего возраста в дорогом летнем костюме и очках с дымчатыми стеклами. Сели они в разных местах, значит, прибыли не вместе.

Кто бы это мог быть?

В пошлой тётке Фэб с ходу признал антиконтроль – либо «Карающий молот», либо «Свободное небо». Вот только выходило, что эта представительница антиконтроля сейчас работает на Официальную. А вот мужчина… Фэб задумался. Мужчина сидел в той части зала, где расположились представители российских властей (сторона-обвинитель), но в обсуждение не вмешивался, и вообще, кажется, откровенно скучал. То принимался вертеть в руках свои очки (которые, кажется, вовсе и не очки на самом деле), то что-то искал в портфеле, то (а вот это уже любопытно) начинал с интересом рассматривать Фэба, сидящего в клетке. Что характерно, про Фэба в процессе заседания все, кажется, и вовсе позабыли, потому что разгорелся жаркий спор про землю, на которой стояло здание тюрьмы, в которой они трое сидели, и о том, кому де-юре вообще должна принадлежать эта земля в случае нарушения, которое нынче имеет место быть.

Наконец-то объявили перерыв, и народ потянулся на выход – подышать свежим воздухом, покурить, попить. Конвоиры провожали выходящих тоскливыми взглядами, но, увы, им перспектива прогуляться явно не светила. Наконец, в зале остался председатель суда, что-то ищущий в бесчисленных бумагах на столе, и мужчина в очках, который, как показалось Фобу, именно этого момента и ждал. Он положил свой портфель на стул и решительным шагом направился к председателю. С минуту они говорили, председатель отрицательно помотал головой. Тогда мужчина вернулся, вытащил из своего портфеля какие-то бумаги и отдал председателю. Тот начал читать, почесал в затылке, пожал плечами.

Фэб не мог слышать, о чем они говорят – на время перерыва звук в его «клетке», разумеется, выключили, – но сейчас мужчина показывал на него, настойчиво что-то повторяя. Председатель явно сопротивлялся, несколько минут они препирались, потом председатель треснул по столу ладонью. Мужчина снова взял со стола свои бумаги, во что-то ткнул. Председатель махнул рукой.

Через минуту подвижная стенка «клетки» пошла вверх, и мужчина в очках, кивнув охране, зашел внутрь, к Фэбу. Стенка опустилась.

* * *

– Доброго дня, – произнес он, садясь на лавку рядом с Фэбом. – Прошу прощения, что не принес воды. С водой бы они меня точно не пропустили.

– Ну что вы, ничего страшного, – заверил Фэб. – Тем более что я всё равно не смог бы её выпить, – он показал глазами на «сбрую». – И вам доброго дня. Простите, но кто вы? И каким образом…

– Давайте познакомимся. Меня зовут Федор Васильевич Томанов. Возможно, вы обо мне слышали.

Фэб медленно кивнул.

– Да, – ответил он. – Неоднократно.

– Надеюсь, слышали что-то хорошее, – усмехнулся мужчина.

– Вы были директором института… кажется, ИВК имени Конаша. И длительное время работали над проектом по метапорталам, – Фэб задумался. – Насколько я знаю, вы находились в очень хороших отношениях с моей семьей. Дружили. Всё верно?

– Примерно так, – согласно кивнул Томанов. – Если брать с самого начала… именно моя группа в своё время помогла Иту и Скрипачу вернуться домой.

– Разве не ваши сотрудники занимались им, когда они… ну, в некотором смысле попали сюда?

– Мои, мои, – снова покивал Томанов. – Очень рад знакомству, Фэб. Честно говоря, немало удивлен встрече.

Он с интересом смотрел на рауф. Фэб ответил доброжелательным взглядом и улыбнулся.

– Простите, но чем вызвано ваше внимание к моей скромной персоне? – спросил он. – Если я правильно понимаю, сейчас вы занимаетесь уже чем-то совсем другим?

– Ну почему же, – возразил Томанов. – Тема, которую в своё время начала Роберта Михайловна, имеет очень много аспектов. И когда с вашей семьей… произошли некоторые неприятности, мы с группой решили пойти, как говорится, другим путем.

– В смысле? – не понял Фэб.

– О том, что у нас тут есть порталы, в которые приходил умирающий Контроль, вы знаете. Больше чем уверен, знаете. Так вот, мы начали разрабатывать тему с другой стороны. Мы ищем кластеры, из которых экипажи попадали сюда, мы исследуем сами пары, что Сэфес, что Бардов и Связующих, мы уже неоднократно общались со Встречающими, чьи экипажи погибали здесь… В общем, пока что идет набор статистики. Но данные интересные, очень. Думаю, Роберту и Ри они бы заинтриговали всерьез и надолго.

– Боюсь, что я ничем не смогу оказаться вам полезен, – с огорчением произнес Фэб. – Потому что, как вы знаете, я не имею отношения к тому, что тут происходило, и к подобной работе. Я всего лишь врач, да и вернулся не так давно.

Томанов покивал.

– С одной стороны – да, так и есть. С другой – мы более чем заинтересованы и в вас, и в Джессике, и в Роберте Михайловне. Словом, во всей вашей группе. Но есть ряд препятствий… – Он глянул в сторону судейского стола. – Думаю, вы понимаете. Собственно, я зашел сказать, что мы приложим все усилия для того, чтобы вас освободили. Боюсь только, что быстро это сделать не получится. Дело в том, что слишком много сейчас стало точек напряжения между политбюро и руководством кластера Орин. И чем дальше, тем больше их становится. Мы подозреваем, что они готовят нам какие-то серьезные неприятности, а у нас и без того хватает.

Фэб нахмурился, задумался.

– Я бы мог рассказать вам об этих неприятностях, но сейчас это сделать невозможно, как вы понимаете, – произнес он осторожно. – Совершенно неподходящее место и время. Могу сказать только одно: да, наша свобода в таком случае действительно в ваших интересах. Более чем.

Томанов напрягся.

– Вы можете хотя бы сказать приблизительный срок… наших неприятностей? – поинтересовался он.

– Могу. От полугода до года. В среднем. Может быть, больше. Но полгода в запасе есть точно. В этом я уверен.

Томанов снова кивнул.

– Спасибо, Фэб. Как, кстати, ребята поживают?

– До того, как это всё началось, – неплохо. Сейчас – увы, не знаю.

– У нас ходят слухи, что они якобы решили сменить специальность, – во взгляде Томанова появился интерес. – Они вроде бы начали учиться?

– Совершенно верно, – Фэб улыбнулся. – Уже почти пятнадцать лет. Они ушли в медицину. Не скрою, с моей подачи. После всего, что с ними происходило последние годы, это оказалось оптимальным вариантом.

– Да вы что, – Томанов покачал головой. – Хотя предпосылки к этому были. И как? Все ушли? Даже Ри?

– Нет, ну что вы. Ри – нет. Скрипач, Ит, Кир.

– Тревис? – непомерно удивился Томанов. – Наш прославленный вояка мало того, что вернулся, так еще и записался в доктора?!

– Ну да, – усмехнулся Фэб. – И, надо сказать, у него отлично получается. Ко всему прочему, последние два с половиной года мы занимались как раз военной медициной. Он отлично работает, по словам начальника нашего госпиталя – перспективы блестящие, причем планировал его Илья на руководящую должность в будущем. Он отменный организатор, да еще и прошлое сказывается. Боевик, что говорить.

– Да, Фэб, вы меня сумели и удивить, и обрадовать, – покачал головой Томанов. – А оба термо? Как у них дела?

– Сейчас – опять же не знаю, я уже несколько месяцев сижу в тюрьме здесь, – напомнил Фэб. Томанов поморщился. – До этого – примерно так же, как у Кира, но специализации Илья им прочил другие. Или нейро, или реанимация. Может быть, даже высокая хирургия – если терпения хватит. Для нейро, впрочем, терпение тоже необходимо. И там, и там учиться еще лет по двадцать пять как минимум. Сейчас… ну, когда это всё началось… они сдавали на младших практикующих полевых хирургов-реаниматологов. Уровень пока что пятый, то есть только для этой специальности учиться еще лет шесть. Ну хотя бы четыре.

– Ясно… Молодцы, ребята, – похвалил Томанов. – Просто молодцы. И, сказать по секрету, я рад, что они выбрали такую специальность. Военщина эта им совершенно не годилась. Они и там отлично работали, как я помню, вот только… – он задумался. – Они словно каждый раз что-то ломали у себя внутри. Потом ушли в науку, им вроде бы стало по легче, но опять же – склад ума у всех разный, и они чаще всего брали интуицией, а не логикой.

– Ну, у нас интуиция тоже важна, – пожал плечами Фэб. – Как и в любом деле. Федор Васильевич, у вас не будет неприятностей из-за того, что мы так долго говорим? На нас, кажется, уже смотрят.

Томанов недовольно обернулся. Судья, наблюдавший за их разговором, ткнул пальцем в часы и что-то коротко произнес с недовольной миной на лице.

– Неприятностей не будет, – заверил Томанов. – Но вот заседание мы задерживаем. Ладно, Фэб, пойду я, действительно. Был очень рад познакомиться, надеюсь, мы видимся не в последний раз.

– Я тоже очень на это надеюсь, – честно ответил Фэб. – И тоже рад встрече.

Томанов встал, ободряюще улыбнулся.

– Знаете, – доверительно начал он. – Я ведь действительно рад – и это вовсе не фигура речи, как вы можете подумать. Вся ваша семья… ей всегда была присуща какая-то внутренняя святость. Чистота. Я не могу этого объяснить, потому что сам отнюдь не таков, но я это всегда чувствовал. И я очень рад, что увидел вас. Теперь понимаю, почему Ит так переживал, когда вас не стало. В общем, вы для меня отнюдь не безлики, как раньше, и… что смогу, то сделаю. Может быть, еще и поработаем вместе. Как знать.

Стенка камеры пошла вверх, Томанов вышел. Еще раз улыбнулся Фобу, теперь уже из-за стекла, махнул рукой.

«Вот теперь дела принимают действительно интересный оборот, – подумал Фэб. – Что ж, посмотрим, что будет дальше».

* * *

Уже который день Берта сидела одна-одинешенька в своей камере. На допросы её больше не вызывали, к ученым не водили. Она чувствовала: что-то происходит, что-то сдвинулось, но, увы, ей неоткуда было узнать, что именно. Кого сейчас «взяли в работу» – Джессику? Фоба? Почему после двух недель нервотрепки и едва ли не побоев её вдруг словно позабыли, исключив из всех игр и событий? И – чего ждать?

Сидеть в камере было совершенно невыносимо. Мало того, куда-то запропастилась библиотечка, и новых книг не было всё это время. «Может быть, после доноса они решили сократить нам контакты? – думала Берта. – Вполне возможно. Или это Огден с Амселем озверели окончательно и берут меня на измор? Я, конечно, люблю Сервантеса, но я совершенно не хочу читать только его до скончания века в полном одиночестве».

Она понимала, что нужно терпеть и ни в коем случае не поддаваться, но если сознание было согласно выдержать столько, сколько потребуется, то подсознание уже начало потихоньку бунтовать. По ночам Берте стали сниться кошмары – то она взбиралась на какую-то гору по ледяному крутому склону, то плыла на крошечной лодке по бушующему темному морю, то поднималась по бесконечным лестницам огромного пустующего дома, пугаясь эха собственных шагов… Сны были разными, общим элементом в них была лишь незавершенность, неоконченность действий.

Лишь изредка она видела что-то иное – бесконечно доброе и теплое. Один раз почему-то приснился крошечный, как варежка, черный щенок, которого она держала в ладонях, а он тыкался мокрым носом ей в пальцы. Потом она поняла, что щенков два, второй был не черный, а какого-то шоколадного оттенка, и Берта проснулась со странным, незнакомым чувством – восторг и страх одновременно. Восторг был от того, что они были очень милые, а страх – потому что она ужасно боялась им чем-то навредить сама, и еще больше боялась, что навредит кто-то другой.

Второй сон бы тоже добрым. Она видела себя в большом южном городе, на широкой улице, ведущей к рынку. Шум рынка был уже слышен, и запахи тоже доносились до неё; будоражащие, яркие южные запахи. Себя Берта видела словно бы немного со стороны и удивилась – ну надо же, никогда не носила такую одежду, а ведь мне идет. Широкая легкая юбка, разноцветная и радостная, как само лето, маечка на бретельках, соломенная шляпа с широченными полями и сумка-мешок, тоже разноцветная, с длинными лямками, такую удобно носить на плече. Та Берта, во сне, шла явно на рынок – видимо, собиралась наполнить свою огромную сумку какими-то южными вкусностями…

Берта проснулась и долго лежала, стремясь уловить в затхлом воздухе камеры тень тех дивных ароматов, из сна. Персики, свежие арбузы, дыни, виноград; теплые запахи муската и кориандра, сладкий запах корицы, а дальше – какая-то неразличимая смесь, которая присуща только таким вот местам и нигде больше не бывает. Когда запахи из сна ушли окончательно, она впервые за все месяцы горько заплакала, уткнувшись лицом в подушку.

…На следующий день её повели на допрос. Допрашивал вернувший Огден, и – тоже впервые – Берта почувствовала, что игры и любезности действительно кончились. Огден уже ждал её в кабинете, нетерпеливо постукивая по столу пальцами, и как только прикованная Берта оказалась на своем месте, а за конвоиром закрылась дверь, спросил:

– Ольшанская, что вам известно о проекте «Стрела» и о подразделе этого проекта «Мишень» в частности?

– Ничего, – с недоумением ответила Берта.

– Не врать мне, сучка!

– Но я действительно первый раз в жизни слышу эти названия, – Берте стало не по себе. – Я никогда не…

– Не врать, сказал! Сопротивление уже три года разрабатывает «Стрелу», а вы делаете вид, что ни при чем?

– Три года назад, смею вам заметить, мы находились на Земле-n, уже попавшей под ваш контроль, без возможности связи и, тем более, выхода, – жестко ответила Берта. – Или вы подозреваете меня в супер-способностях типа тех, что есть у Контролирующих? – она попробовала усмехнуться. – Как бы я могла принять в чем-то участие, сидя на приколе в Питере, позвольте узнать?

– Это я у вас хотел спросить – как? – зло ответил ей Огден. – Действительно, как можно было исхитриться и передать Сопротивлению практически полный свод своих работ. А, Ольшанская?

– Вы совсем того? – у Берты глаза полезли на лоб. – Какой свод работ, вы что?! У меня его не было четверть века, он остался тут, на Терре-ноль!!! Насколько мне известно, ваша братия не вывозила его даже на Орин!

– И тем не менее он сейчас в руках Сопротивления. – Огден отвернулся. – Я вам не верю. У меня нет для этого оснований. Возможно, вы сумели передать им эту информацию раньше.

– Во-первых, когда? Во-вторых, как можно передать то, чего у тебя нет? Я действительно отдавала свои выкладки, но далеко не все, а лишь те, которые помнила. Это где-то сотая часть, но отнюдь не вся работа. Потому что невозможно без специальных приспособлений и средств утащить в голове объем работы пяти групп за срок больше сотни лет.

– Проверим, – пообещал Огден. – С завтрашнего дня и займемся.

– Чем? – у Берты внутри похолодело.

– Проверкой, деточка, – Огден ухмыльнулся. – Уж поверьте, у нас есть способы покопаться в вашей памяти.

– Но я добровольно сознаюсь в том, что не делала этого! – Берта говорила сейчас святую правду, но видела, что правда эта ничего не значит, потому что Огден сам всё решил. Её охватил ужас.

– Вашим словам грош цена, – презрительно выплюнул Огден. – Равно как и словам всего вашего семейства в общем и целом. Твари вы. Лживые. Увести! – крикнул он. – Завтра продолжим.

Когда её вели по коридору, она услышала – там, в отдалении, снова пела Пиаф. В этот раз – «Non, je ne regrette rien», «Я ни о чем не жалею».

Non! Rien de rien…
Non! Je ne regrette rien
Ni le bien qu’on m’a fait
Ni le mal tout да m’est bien égal!

«Я тоже, – думала Берта, стоя у стены и слушая далекий летящий голос. – Я тоже ни о чем не жалею. И что бы они ни сделали со мной, я не сдамся. Пока я дышу – я не сдамся».

* * *

Джессика сидела в своей камере и ждала, когда выключат свет – ужин уже был, посуду уже унесли; два куска хлеба привычно припрятаны под матрас (запас сухарей под матрасом скопился изрядный), и наступает время её практически ежедневных экспериментов – она с маниакальным упорством всё продолжала и продолжала искать детей. Несмотря на то что попытки эти явно были провальными. Несмотря на неудачи. Несмотря ни на что. Как-то раз Джессика подумала, что, наверное, она готова год за годом бросать свой камень в эту вечную воду и ждать ответ. Столько, сколько понадобится.

Дети… Мало же она понимала, как это – до появления Ромки. Когда-то, на Окисте, она впервые узнала, как ребята, Ит со Скрипачом, не уходили с планеты, потому что их шантажировали жизнью сына. Не уходили, несмотря на смертельный риск. Несмотря на то что, как позже выяснилось, Фэба-младшего уже давно не было в живых. Достаточно было сказать – сделаешь что-то не так, и мы разберемся с твоим ребенком, и… и всё. Ри потихоньку потом признавался ей, что это было просто ужасно: Ит и Скрипач тянули время и искали информацию до последней секунды на планете. Оставаясь там сами и заставляя рисковать его, Ри, – лишь бы узнать хоть что-то про сына, лишь бы с ним всё было хорошо.

Тогда Джессика сочувствовала, но не понимала.

А когда появился Ромка – поняла.

В полной мере.

И поразилась их воле – потому что осознала, какое титаническое усилие нужно сделать, чтобы бросить своего ребенка, пусть и выросшего, даже в гипотетической беде. Ри, кажется, тоже начал понимать – по крайней мере, во время одной из семейных встреч он долго говорил с рыжим и Итом в маленькой спальне, а когда все трое вышли, выяснилось, что глаза и у рыжего, и у Ри на мокром месте, а Ит… Ит тогда, кажется, и вовсе смылся из дома и появился лишь к полуночи. Оправдывался потом перед своими, что пройтись захотелось. Собственно, ни для кого не было секретом, что Ит предпочитает переживать в одиночестве.

Джессика любила сына до беспамятства. Ри, впрочем, тоже. Ромку никогда особенно не баловали, не распускали, но Джессика понимала – если бы он не был таким добрым и хорошим мальчиком сам по себе, он быстро бы нашел у родителей уязвимые места и вовсю ими бы пользовался. К счастью, он был совершенно другим – чистым, честным, открытым и (в этом Джессика была бесконечно и совершенно справедливо уверена) правдивым мальчиком, поэтому сомневаться в нем не приходилось.

И сейчас она верила только в одно – в священную силу этой любви. Во всё то чистое и прекрасное, что являлось, по сути, её настоящей жизнью.

Джессика привычно села на свой стул, положила перед собой журнал. Дождалась, пока охранник пройдет мимо, вывела всё тот же мыслеобраз – неподвижная водная гладь. Сконцентрировала сознание, создав всё тот же округлый камень, исключила помехи – Фэба и Берту, – и камень полетел вниз. Круги пошли по воде, расходясь всё дальше и дальше, и вдруг…

Это было настолько неожиданно, что Джессика растерялась. Ответ пришел почти мгновенно, в первые секунды после посыла резонанса; и он был настолько очевидным и недвусмысленным, что Джессика зажала себе рот, чтобы не закричать.

Они были здесь! Рядом, тут, в Москве! Юго-запад, примерно двадцать километров от места, в котором сейчас находилась она. Два знакомых слепка, Ромка и Настя, а рядом – еще три, которые читаются вполне четко. Двое молодых мужчин и одна женщина, еще моложе; мало того, женщина – сильный эмпат, а это значит, что можно связаться!

Быть не может…

Надо проверить.

С трудом поборов всё нарастающее волнение, Джессика сформировала мыслеобразы снова – и снова через несколько секунд получила точно такой же ответ.

Что же делать дальше? Рискнуть? Попробовать? А если то, что она пытается с кем-то говорить, засекут? Что тогда?..

Несколько минут молчаливой борьбы – и Джессика, не выдержав, сдалась. Теперь в ход пошли другие схемы. Сначала она мысленно создала бескрайнюю светло-серую плоскость, потом – по плоскости пролегли несколько линий-векторов. Дальше настала очередь десяти опорных точек. Потом плоскость стала превращаться в прозрачный стеклянный шар, который Джессика крутанула перед собой, выискивая оптимальное совпадение направляющих и точек. Обычно этим способом эмпаты работали с Бардами, у которых могли потенциально возникнуть проблемы с местом предполагаемого выхода…

Дальше – она мгновенно сформировала «пакет», включающий несколько вопросов, и отправила этот «пакет» по направляющей, которая сейчас пересекала две точки.

Ответ пришел почти мгновенно.

«Друзья. Увезли. Была опасность. Всё хорошо. Ждём встречи».

Джессика тут же сформировала второй «пакет», кинула по линии.

«Кто вы?»

«Сопротивление. Отправила Маден Соградо. Идет работа. Вас освободят».

«Дети?»

«Хорошо. Жить будем тут. Ждать».

Джессика открыла, наконец, глаза. Посидела несколько минут неподвижно, ожидая, когда перестанут трястись руки. Глубоко вздохнула. Спокойно, спокойно. Если сейчас выдашь себя, всё испортишь. Поэтому – успокоиться и ложиться спать. Как будто ничего не произошло.

«Я верю, – думала она. – И я не сдамся. Пока я жива, я не сдамся. Что бы ни было. Что бы ни происходило».

* * *

Следующий месяц запомнился им троим как бесконечная, изматывающая нервотрепка, которая с каждым днем становилась всё сильнее и беспощаднее. Друг друга они не видели уже давно, вероятно, Огден распорядился ужесточить условия.

Фэба почти каждый день теперь возили на заседания, и это была та еще пытка, потому что по восемь, а иной раз и по десять часов он был вынужден сидеть в «клетке» полностью скованным и слушать бесконечно практически одно и то же, почти не принимая участия в самом процессе. Такое сидение, да еще и без возможности хотя бы попить, изматывало похлещи любой работы: попав обратно в свою камеру, Фэб мог разве что напиться и без сил рухнуть на свою койку. На пятнадцатый день издевательства он едва не потерял сознание в «клетке» от жажды и духоты, но все равно – никто к нему не вошел. Подумав, Фэб избрал другую тактику: теперь он на всякий случай садился в угол «клетки», прислонившись для надежности спиной к её прозрачным стенкам – так у него была хотя бы надежда на то, что во время обморока он не свалится на пол и «сбруя» не среагирует на это явно не запланированное движение. Кроме того, в «клетке» вполне можно было или молиться, или медитировать – что Фэб и делал. Это неплохо отвлекало, а медитация еще и позволяла сконцентрироваться и не дать уйти сознанию, если телу становилось совсем уже плохо.

«Чего они сейчас добиваются, интересно? – думал Фэб. – Это способ меня убить? Несчастный случай, у всех на глазах во время заседания, к примеру? Рауф стало нехорошо, он свалился, и защита случайно отрубила ему голову? Что ж, план интересен, вот только слишком уж ненадежен».

Томанов на заседаниях больше не появлялся, да, собственно, Фэб и не ждал, что он появится, – понимал, что это риск как для него самого, так и для Федора Васильевича. Вполне достаточно одного раза. Это уже немало, потому что это дает какую-никакую, но всё-таки надежду.

И Фэб терпел. Приспособиться и адаптироваться можно практически ко всему – он отлично это знал. Потому – терпел. Да, собственно, ничего другого ему и не оставалось.

Джессику в этот месяц практически не трогали, и она, разумеется, этим в полной мере воспользовалась. Канал связи с Ольгой, той самой эмпаткой, удалось установить уже практически стационарный. Джессика узнала, что дети и трое агентов сопротивления сейчас живут на окраине Москвы, в съемной комнате, однако скоро придется перебираться в другое место, чтобы исключить возможную слежку. С детьми всё хорошо, и Ромка, и Настя каждый день передавали приветы, мало того, Ромка даже один раз попробовал связаться с мамой самостоятельно, но ничего из этого толком не вышло, только эмоции удалось считать – сын отчаянно скучал по ней, рвался к ней, изнывал от нетерпения и очень сильно за неё волновался. Получив это сумбурное послание, Джессика едва сумела сдержать слёзы. Да, в последние пару лет подросший Ромка сторонился нежностей и объятий, но сейчас, в этот момент, он словно бы обнимал её, да так крепко, что впору было опасаться синяков. «Он ведь уже почти взрослый, – думала Джессика позже. – Большой и взрослый. Ну и пусть он теперь обнимает меня редко. Часто и не нужно. Пусть редко, зато вот так, по-настоящему».

Хуже всех пришлось Берте. За неё Огден взялся всерьез.

Теперь Берту каждый день водили на допросы, но не в ту комнату, в которой она разговаривала с ним или с Амселем, а в подвальную часть тюремного здания, в которой воняло гнилью и плесенью, и накатывала совершеннейшая черная безнадега. И если бы это были только допросы!.. Две недели с ней работали (как она поняла) то врачи, то агенты официалки. Её брали под воздействие, ей вводили какие-то препараты, после которых возникали провалы в памяти на несколько часов; пару раз ей угрожали «силовыми методами», но до побоев, слава Богу, дело так и не дошло. Позже в ход был пущен шантаж – специалист, который «мягко» разговаривал с ней часиков этак восемь, подробно и в красках расписал, что будет с её родными, а позже и с ней самой, если она продолжит упрямиться. На третьей неделе начались кольцевые допросы, и Берта тогда не один раз мысленно поблагодарила Ита, который в деталях рассказал ей когда-то, как следует себя вести и что делать, если с тобой работают этим методом. Пару раз специалистам удалось её «раскачать», она срывалась – один раз на агрессию, другой раз на истерику – но никакого другого результата от неё так и не получили. Позже Берта думала, что они не получили бы результат даже в том случае, если бы она действительно что-то знала: всё чаще и чаще в глубине души у нее поднималась тихая ярость и непонятно откуда идущая уверенность в своих силах и в победе.

Последняя неделя выдалась особенно «горячей». Сначала ей трое суток не давали спать, потом снова накачали какой-то «химией», потом, не дав проспать и четырех часов, поволокли на очередной кольцевой допрос, а на шестой день в допросную приперся сам Огден и орал на неё, измученную и отупевшую от происходящего, целый час. В конце концов Берта не выдержала и сказала ему несколько слов, которые в обычной жизни не употребляла. Огден с размаху ударил её по лицу и вышел вон.

А Берту, к её вящей радости, увели обратно в камеру, где она в результате проспала весь день и полночи, пока не проснулась от голода.

Конечно, в это время никакой еды заключенным не полагалось.

Но у Берты, как и у Джессики, имелся неплохой запас сухарей.

* * *

Когда Фэба привезли на очередное заседание, он сразу понял, что в этот раз всё пойдет вовсе не так, как раньше. Во-первых, народу в зале было гораздо больше. Во-вторых, в «клетке» оказалось включено кондиционирование. В-третьих, в зал сначала ввели Джессику, напряженную и сосредоточенную, а затем – Берту, с огромного размера синяком чуть не на пол-лица, и спустя минуту обе женщины оказались в «клетке», где уже сидел он. Общей радости не было предела – конечно, они не видели друг друга месяц и, разумеется, волновались. Берта первым делом, невзирая на окрики охраны, подошла к Фобу и поцеловала его в щеку, он осторожно поцеловал её тоже и спросил:

– Что с тобой случилось?

– Огден ударил, – Берта криво усмехнулась. – Он не любит, когда его посылают на три буквы.

– Убью, – пообещал Фэб. – Джесс, ты как?

– Ребята, Ромка и Настя здесь. В Москве. Их вывезли из детского дома. Пока без подробностей, ладно?

– Официалка вывезла? – повернулась к ней Берта.

– Нет, – односложно ответила Джессика. Усмехнулась. – У нас не всё потеряно, как я понимаю. Далеко не всё.

– Хорошо, – кивнул Фэб. – Бертик, сядь поближе. Попробую без контакта немножко полечить, на потоке. Больно?

– Сейчас уже нет, не очень. В первый день болело сильно. И зуб шатается. Но вроде бы держится.

– Отёк. Возможно, потом перестанет. В любом случае, это можно решить. Глаз болит?

– Болит, – призналась Берта. – И открывается плохо. Хожу, как китаец…

– Скорее уж как китаянка, – Джессика покачала головой. – Но чем ты сумела настолько выбесить Огдена? Он раньше никогда не распускал руки.

– У меня пытались узнать, откуда Сопротивление получило мои разработки, – объяснила Берта. – Оказывается, существуют какие-то проекты «Стрела» и «Мишень», о которых мы не имеем представления. И, по мнению Огдена, я якобы была чуть ли не их инициатором. Нормально?

– Ничего себе, – у Джессики округлились глаза. – Но Фэйт с Веткой вам же ничего не говорили тогда…

– Они про эти проекты, скорее всего, ничего и не знают. Равно как и мы, – пожала плечами Берта. – В Сопротивлении не один миллион человек, и не может каждый знать про каждого, а если разработки еще и засекречены…

– Хорошие мои, успокойтесь, – попросил Фэб. – Давайте про это пока что не говорить, ладно? Вы, по-моему, забыли, где мы находимся.

– Вот это верно, – согласилась Джессика. – Фэб, а как тут пить просят? И еще неплохо бы Бертин глаз промыть.

– Никак, – ответил Фэб. – Тут не положено. Я по десять часов сижу, как есть. Сегодня еще хорошо, кондиционер включили.

Джессика встала с лавки, подошла к прозрачной стене. Стукнула по ней кулаком, привлекая внимание охранника. Через полминуты в «клетке» включили звук.

– Дайте воды, – не дожидаясь вопросов произнесла Джессика. – И что-нибудь, чем можно промыть глаз.

– Не положено, – отозвался охранник.

– Что не положено? Вода? Нет уж, извините.

– Вас сюда не пить привезли, а давать показания, – вмешался в разговор один из судей. Из-за стола он не вставал, в этом не было необходимости. – Немедленно сядьте на своё место.

– И не подумаю, – упрямо ответила Джессика.

– То, что ваша подруга с кем-то подралась, не дает ей права пользоваться медицинской помощью во время заседания.

– С кем-то подралась? – ошарашенно переспросила Джессика. – Простите, я не ослышалась?

– Ага, сама себе глаз подбила, сидя в одиночной камере, – засмеялась Берта. – Чудеса. А медицинскую помощь мне никто не предоставил. После того как сотрудник Официальной службы меня избил, меня отвели обратно в камеру и никакой помощи не предложили.

– Пока тут не будет вода и врач или что-нибудь для глаза, никаких показаний не будет тоже, – отчеканила Джессика. – Вы представитель закона? Представитель. Так вот и докажите, что вы представляете закон, а не черт-те что. Постыдитесь, люди же смотрят, – попросила она. Сейчас, конечно, её слышали только сам судья да пара охранников. – Хоть раз в жизни будьте человеком!..

Как выяснилось, ни с водой, ни с примочкой никаких проблем не было. Через пять минут в «клетке» оказались три литровых картонных пакета с водой (Берта удивилась, она не думала, что минеральную воду до сих пор продают в этой фасовке), и местный фельдшер, который споро намазал синяк какой-то мазью, пробормотав «нехилый бланш», и дал ватку с примочкой.

– Спасибо, – поблагодарила Берта. – Дай вам Бог здоровья.

– Да не за что, – хмыкнул фельдшер. – Они велели через пару часов вам еще раз примочку выдать. Ничего, откроется глаз к вечеру. На себе проверено. – Он подмигнул и вышел. Стенка «клетки» встала на своё место.

– Живем, – удовлетворенно кивнул Фэб. – Спасибо, Джесс. Я за месяц так и не решился у них попросить воды. Ты молодец.

– Я знаю, – кивнула она. – Ну, что там нам новенькое приготовили?

* * *

– …обвинения по следующим пунктам. Джессика Пейли: нарушение границы государства. Роберта Ольшанская-Соградо: нарушение границы государства. Фэб Эн-Къера…

– Спасибо хоть фамилию не переврали, как в прошлый раз, – пробормотал Фэб.

– …нарушение границы государства. Поскольку нарушение произошло не по собственной воле, это может являться смягчающим обстоятельством. Далее. Было подано прошение о предоставлении политического убежища. Принято решение – прошение удовлетворить. А также назначить наказание – два года общего режима. Согласно объявленной амнистии, срок наказания подлежит замене на условный. В течение двух лет вы не имеете права покидать территорию России, а также территорию Терры-ноль.

Официалы слушали приговор молча, но Фэб тут же понял – ни о какой свободе пока что не может идти и речи. Это был приговор местных, по внутреннему делу; его никто не будет оспаривать, но есть же еще Официальная. Да, местные свое слово сказали и ясно дали понять: мы на вашей стороне. Но что дальше?

– Согласно уставу Официальной службы и делу № 7584 Роберта Ольшанская-Соградо является нарушителем пакта о заложниках, а также нарушителем запрета на пребывание в иных местах, кроме установленного, – представитель Официальной поднялся со своего места. – В деле указано, что Роберта Ольшанская-Соградо двадцать пять лет назад самовольно оставила место пребывания и покинула территорию Терры-ноль. По закону Официальной службы за это полагается немедленная смерть, без разбирательства.

В зале раздался шум, но официал успокаивающе поднял руку.

– Однако Роберта Ольшанская-Соградо в данный момент находится в месте пребывания. Поэтому мы могли бы настаивать на возвращении к первому варианту наказания, согласно вердикту дела № 7584. Но есть ряд обстоятельств, которые пока что не были рассмотрены и приобщены к делу.

– О каких обстоятельствах идет речь? Снова сокрытие информации? – Председатель суда прищурился. – По-моему, этот вопрос мы уже неоднократно обсуждали во время прошлых прений.

– Вот этими троими… индивидуумами… был нанесен значительный вред Официальной службе. Сейчас они находятся в нашей юрисдикции. И содержатся за наш счет и на нашей земле.

– Да нет, на нашей, – возразил кто-то из судей. – Это мы уже тоже неоднократно обсуждали.

– Эта земля была предоставлена службе еще шестьдесят лет назад, – напомнил официал.

– Как предоставили, так и отберем, – пообещал судья. Председатель шикнул на него. – Кроме того, вчера поступило заявление от представителей конклава Санкт-Рена.

Официал явно напрягся.

– Согласно этому заявлению, рауф до сих пор является штатным сотрудником одного из мобильных госпиталей и не отработал положенный контракт.

– Это не имеет никакого отношения к делу! – рявкнул официал. – Эти трое работали на организацию, осуществляющую противоправную деятельность.

– Я работал на Официальную службу, согласно контракту. Наш госпиталь дислоцировался… – начал Фэб, но официал тут же перебил его, не дав сказать больше ни слова:

– Молчать! – рявкнул он. – По Санкт-Рене никакого разбирательства не будет!!! Мы не позволим дать этому заявлению ход!

Фэб усмехнулся.

– Ну конечно, не позволите, – подтвердил он. – Какое отношение имеет Санкт-Рена к Терре-ноль, правда?

Ох, как тонок сейчас лед под твоими ногами, официал. Совсем тонок. Если хоть кто-то из нас заикнется о проекте «Азимут»… Но заикаться пока что нельзя. Это смертельно опасно.

А королева сильна, нужно признать. Конечно, это её распоряжение. Королева сейчас дала понять официалам: рано торжествовать победу. Конклав может развернуть всё так, что мало вам, дорогие, не покажется.

– Ваши обвинения, пожалуйста, – поторопил официала председатель. – А то, простите, скоро ночь наступит, а мы до сих пор не сдвинулись с мертвой точки.

– Итак. Рауф – незаконное вмешательство в дела Официальной службы с целью передачи данных террористам. Подрывная деятельность. Искажение самой сути деятельности службы перед общественностью. Клевета.

– Чего? – Фэб аж поперхнулся. – И когда это я успел, интересно?

– Джессика Пейли…

– Я вся внимание, – улыбнулась Джессика.

– Незаконное вмешательство в дела Официальной службы с целью передачи данных террористам. Клевета.

– Докажите, – пожала плечами Джессика. – Где, когда, как.

– Всему своё время. Роберта Ольшанская-Соградо.

Берта отняла от глаза примочку (глаз и впрямь стал открываться гораздо лучше после неё) и посмотрела на официала.

– Незаконное вмешательство в дела Официальной службы с целью передачи данных террористам. Клевета. Дезинформация. Подстрекательство.

– Ну, я даю стране угля, – протянула Берта. – Когда только успеваю.

– Требую отправить дела на доследование. – Официал повернулся к судье. – А также содержание под стражей вышеуказанных лиц, пока идет доследование.

– Удовлетворить, – неохотно ответил судья. – Заседание закрыто. Следующее состоится через три дня.

* * *

Эти три дня прошли для Берты в состоянии лихорадочного ожидания. Глаз почти перестал болеть, да и до глаза ли было сейчас? Там, за стенами тюрьмы, было сейчас огромное свободное лето, и как же хотелось выйти, наконец, из камеры и оказаться… максимально далеко отсюда. А дальше посмотрим. Господи, пожалуйста! Только бы получилось. Только бы… Ночами ей не спалось, и она часами лежала, уставившись в потолок и думая – обо всем сразу. Если выпустят, это уже будет победой. Не окончательной, совсем крошечной, но это всё-таки победа, а не так… как сейчас.

На третий день, после завтрака, она сидела за столом, держа на коленях книгу, и ждала – уже совсем скоро за ней должны были прийти. Сегодня всё решится. Ну, может быть, и не сегодня, но уже на днях. Точно. И где их носит, этих проклятых конвоиров?

Когда в коридоре раздались шаги, она встала, положила книгу на стол, одернула робу. Пригладила волосы – отросли за эти месяцы, мешают. Привычно встала у стены, положив на неё обе ладони, так было положено.

Ключ в двери лязгнул.

– Картинка с выставки, – прокомментировал из коридора голос Огдена. – Взять.

Кто-то невидимый грубо дернул Берту за плечо, её бросили на койку. От неожиданности она опешила. В камеру вошли двое, оба – в форме Официальной, а за ними Огден.

– Так, дрянь, слушай, – процедил он. – Сейчас тебе поставят «химию». А потом ты будешь сидеть там, где посадят, и даже не пробуй рыпнуться. Знаешь, почему? Потому что «химия» тебя убьет в секунду, если ты попробуешь сбежать. Быстро, – приказал он сопровождавшим его официалам. – И вниз.

– Есть.

Ей закатали рукав, удерживая, потом щелкнул вакуумник – и Берта почувствовала, что у неё начинает кружиться голова.

– Вниз, живо, – повторил Огден. – Бегом, бегом!

Если бы конвоиры не держали её за локти, она бы обязательно упала. Но они держали и волокли её вперед, подталкивая, заставляя ускорять шаг. Коридор, снова коридор, лестница, лифт; холодно лязгает металл бесчисленных запоров, слышно то и дело попискивание срабатывающей защиты – да, из такой тюрьмы даже Ит с рыжим бы не вышли при всём желании… еще один лифт, и еще коридор…

– Стоять, – за локоть дернули, она едва не упала.

– «Сторожа» установлены?

– Да, для позиций один, восемь, десять, – ответил кто-то невидимый из коридора.

– Позиция восемь, активация, – её снова толкнули и потащили вперед, но на этот раз идти пришлось недолго. Остановились перед одной из дверей – совсем не такой, как наверху.

Если один официал хочет посадить под замок другого официала, он сумеет это сделать…

– Стоять. Разблокировать позицию восемь, – приказал конвоир.

Дверь делилась на сегменты, потом посередине возникла тонкая щель, образовывая проход.

В коридоре, там, где Берта с охраной стояла минуту назад, раздался звук шагов и скупые короткие команды. Видимо, вели еще кого-то. Вскоре в дальней части коридора показалась Джессика в сопровождении троих конвоиров. Увидев Берту, она дернулась вперед и закричала:

– Ребята здесь! Берта, наши здесь!.. Там что-то не так, но они уже…

Договорить ей не дали – один из конвоиров ударил её ребром ладони по горлу, она сдавленно вскрикнула и стала оседать на пол. В этот же момент дверь камеры открылась полностью, Берту втолкнули внутрь, и дверь в мгновение ока словно бы срослась обратно.

Ошарашенная, ничего не понимающая Берта осталась стоять перед закрывшейся дверью. Для чего-то провела по ней ладонью, но тут же поспешно отдернула руку – то, что выглядело, как холодный синеватый металл, через секунду после прикосновения стало нестерпимо горячим, и вовсе даже не металлом, а чем-то совсем другим – в ладонь словно впились тысячи крошечных иголок.

Ничего себе дверка…

Берта обернулась и замерла.

Да, официалы позаботились о защите и о дверях.

Вот только на самих заключенных им было плевать с высокой колокольни, поэтому «начинка» камеры была местная, с Терры-ноль. Точнее, её практически не было вовсе. Бетонный выступ стены, на котором валялся засаленный матрас, и в углу камеры – унитаз и раковина. Точнее, не раковина, а ниша с углублением, в которой тонкой струйкой текла из вделанной в стену трубы вода.

И всё.

Ничего больше.

Чувствуя, что ноги не держат, Берта кое-как добрела до матраса, и без сил повалилась на него.

Non! Rien de rien…
Non! Je ne regrette rien

Невидимый голос пел сейчас у неё в голове.

Нет, ни о чем. Я не жалею абсолютно ни о чем…

Ni le bien qu’on m’a fait
Ni le mal tout ça m’est bien égal!

Ни о хорошем, что я сделала, ни о зле, что делали мне…

Голову сдавили невидимые тиски, боль на секунду стала невыносимой.

Берта села, кулаки её помимо воли сжались.

Нет!

Нет! Нет!! Нет!!!

Не дождетесь, твари!

Даже здесь, и даже вот так – не дождетесь!

Потому что я никогда не сдамся. Что бы вы ни делали…

12

ТленСвященный метод

– Просыпайся, слышишь? Просыпайся скорее, у нас очень мало времени, – звал кто-то. – Ит, пожалуйста…

– Морис, две минуты, – попросил Ит, переворачиваясь на бок. Тело затекло и не слушалось. – Сейчас.

– Хорошо.

Ит прислушался к своим ощущениям. Да, ну и дела. Такое впечатление, что этот месяц они не спали в гибере, а пили, не просыхая. Голова чугунная, тяжелая, в висках два мощных отбойных молотка, да ко всему прочему еще и тошнит, причем довольно сильно. Он с трудом сел, вывел собственные показатели. Так, что у нас тут? Сахар упал, давление низкое, тонус тоже низкий, мышцы – как вареные макароны. Диагност в капсуле был слабенький, не чета тем, что стояли в том же «Вереске», и уж тем более – в стационарах на «Альтее», снимал очень мало параметров, но и этих параметров было достаточно для того, чтобы понять – гибер они перенесли не ахти как хорошо. Но и не настолько плохо, как пророчил Рофаил.

– «Ветер», девятый боевой коктейль сделай, – приказал Ит, выбираясь из капсулы. – Для всех, кто просыпается. И температуру в каюте снизь до двадцати трёх. А, да! И кофе. Тоже каждому.

Морис сейчас стоял возле капсулы Ри, активируя её. Выглядел он ничуть не лучше самого Ита. Сейчас Морис был уже не в сетевом или тренировочном режиме, он полностью перешел в реальность, и на пользу ему этот переход не пошел. Лицо снова, как и при первой встрече, выглядело осунувшимся, постаревшим; волосы торчали клоками, и вид Сэфес имел заморенный и жалкий.

– Где Леон? – спросил Ит, поспешно натягивая комбез.

– Лапы в кучу собирает, – ответил Морис. – Специально меня первым выпихнул.

– И долго выпихивал?

– Четыре часа. А это плохо, потому что сейчас у нас в результате в запасе двадцать часов.

– Почему? – опешил Ит. – Вы же говорили, что…

– Что будет больше. Не получилось, прости. Погоня вышла почти сразу. Причем погоня именно за нами. До них, кажется, дошло, что первая точка просчитана неверно, а без неё координаты этой им ничего не дадут. Так что если нас поймают… да и вас тоже…

– Можешь не договаривать, – кивнул Ит. Взял со столика, стоящего рядом с капсулой, высокий стакан с коктейлем, отхлебнул, поморщился. Гадость редкая, но зато эта гадость за считаные минуты ставит на ноги здоровенных мужиков после недельного рабочего боевого заброса, без сна, еды и отдыха. Ненадолго, на сутки, может, на двое, но возвращает в строй полностью. Потом, конечно, всё равно нужно отоспаться и привести себя в порядок, но сейчас, когда времени нет, мощный стимулятор будет в самый раз. Пусть и не полезный.

Ри выполз из капсулы, следом из неё высунулись сонные Мотыльки.

– Голова раскалывается, – пожаловался Тринадцатый. – Ну какого черта…

– Какого черта – что? – спросил Ит, отдавая им маленькие стаканы с коктейлем. – Брид, рожу можешь не морщить. Пей. Сам знаю, что это не твоё любимое красное полусладкое.

– Да пошел ты… – простонал Брид, отхлебывая коктейль. – Лучше кофе сделай.

– Вон, стоит, – Ри махнул рукой в сторону столика. – Одевайтесь и пейте. Разговоров больно много.

– Родите меня обратно, кто-нибудь, – попросил Скрипач, тоже садясь в капсуле. – Ой, блин, моя голова… так вот чего они ругались на большое количество гиберов. В жизни подумать не мог, что после третьего будет такая шняга.

– А что ты хочешь? – горько спросил Ит. – Так, Морис, бери стакан и иди вытаскивай Леона поскорее, если времени нет.

– Совсем нет? – уточнил Ри. Он уже оделся и сейчас поспешно допивал коктейль, явно желая побыстрее перейти к кофе. – Морис, погоди! Какой лимит?

– Двадцать часов. Уже девятнадцать с половиной, – ответил из коридора Сэфес. – Сейчас всё объясню.

* * *

– Вы понимаете, оба, что с нами будет, если мы уйдем на Терру-ноль? – Ри, склонив голову к плечу, смотрел на Сэфес. Те, понурившись, сидели на своих местах, не смея поднять взгляд. – Ну, угадайте. Это был гениальный план, Леон, но с нами-то можно было посоветоваться?! Я ведь уже говорил вам об этом, и сейчас – что?

– Но… – Леон судорожно вздохнул. – Ри, ведь там, как ты тоже говорил, есть места, в которых никого нет. Та же Подкаменная Тунгуска. Вы можете выйти там через этот портал, и тогда…

– Тогда у нас есть некий шанс, ты хочешь сказать, – подбодрил его Ит. – А тебе не приходило в голову, что здешний портал может вывести нас, например, на фирновое плато? Или на Змеиный? Или еще куда-то?

– На самом деле шансы есть, конечно, – Ри задумался. – Если, например, мы выйдем на Балаклавском или в Симеизе. Но! Мы можем попасться Официальной, и что тогда?

– Слушайте, пессимисты, перестаньте, – попросил Скрипач. – Может не может. Не знаем мы, что может, а что не может. Другой вопрос – координаты с того календаря совпали с порталом тут, в этом мире. Это что-то, да значит.

Главное, о чем рассказал Морис – о совпадении. Посмотрели с корабля, потом с «Ветра». И первое, о чем подумали – что таких совпадений не бывает. Настолько точных.

Во-первых, этот мир нес в себе осколок Русского Сонма.

Во-вторых, московская география почти на сто процентов совпадала с географией Терры-ноль, даже русло Москвы-реки было изменено точно так же.

В-третьих, портал Сэфес нашли практически сразу, просто совместив координаты с точкой.

В-четвертых, портал этот был активен, он работал, и даже местные это понимали. По словам Сэфес, территория вокруг портала была изолирована и охранялась.

Вот только сам мир…

– Ребята, там какая-то адская каша, – предупредил Морис. – Можно попробовать высадиться максимально близко от портала, но всё равно к нему придется идти пешком, так или иначе. Место очень активное, мы боимся, что оно может как-то среагировать на катер.

– В смысле – активное? – не понял Кир.

– Этот портал «заряжен» точно так же, как заряжались порталы на Земле-n, там, где вы работали. Там… убивают. Причем не одну сотню лет, если мы правильно понимаем. Только те порталы, они удалены по вектору от Терры-ноль, а этот – приближен. Точно также, как в первой точке. И те работали, и этот работает.

Ри задумался. Все с тревогой наблюдали за ним. Уж если гений озадачен, то что же ждать простым смертным? Пару минут Ри сидел неподвижно, размышляя, что-то прикидывая; потом вывел визу ал в приватном режиме.

– Ты долго собираешься рожать? – неприязненно спросил Скрипач.

– В других обстоятельствах я бы предложил тебе проспаться, – проворчал Ри. – Но времени нет. Ладно, давайте по существу.

По существу получалось следующее. Первый этап – высадка, потом Сэфес берут корабль со спящей в гибере командой и уходят. Команду можно спрятать до срока, корабль трансформировать, самим – накинуть личины и бежать. Куда? Да куда получится. И как получится. Если помогут хоть чем-то местные Сэфес, то будет хорошо.

– Это вряд ли, – проворчал Леон. – Хотя… мы не спрашивали.

– Ну так спросите.

Второй этап. Команда Ри должна дойти до портала. Там город, аналог Москвы, язык вроде бы русский, но вы же можете и маску языка снять, и что-то придумать.

– Пройдем, – уверенно ответил Ит. – И не такое проходили.

– Вот и ладно, – кивнул Ри. – И сами пройдете, и нас протащите. Ага?

– Ага. Не отвлекайся.

Третий этап – нужно будет попытаться как-то воспользоваться порталом. Это самое слабое место во всей операции, потому что никому не известно, как именно им нужно пользоваться. Если ничего не получится, то можно будет либо уйти на катере, либо…

– Покончить с собой, потому что через несколько часов тут будут официалы, – предложил Скрипач. – Ну класс, дожили.

– Никакого катера, – твердо сказал Ит. – Ребята, вы что? Одурели? Если тут не будет вашей техники, то у нас есть слабый шанс хоть как-то пересидеть здесь, на планете, спрятаться. Может быть, если вы передадите информацию Сопротивлению, за нами сумеют прийти. И если мы будем к тому моменту живы, нас заберут.

Три «если» подряд. Явный перебор.

Ит понимал, что несет чудовищную чушь, но – уж очень хотелось хоть как-то успокоить несчастных Сэфес, которые только сейчас стали, кажется, понимать, что наворотили. Впрочем, это не имело значения, потому что из ситуации на самом деле не существовало выхода. Никакого.

Остальные отлично понимали, что к чему, но вида не подавали. То ли тоже жалели экипаж, то ли ждали, когда умный Ри сумеет предложить что-то новое, хотя для этого не было никаких оснований.

– Давайте хоть перекусим на дорожку, – предложил Кир. – По быстрому. Что с собой брать будем?

– Видимо, ничего, – пожал плечами Ит. – Поясные, по паре рационов на каждого, воду… А что еще брать? Морис, мир из белых?

– Да, второй уровень примерно. Интактен полностью. По сути, это свертка, которую местный Контроль обходит стороной. Причем очень давно обходит. Там одна и та же цивилизация, которая идет волнами, где-то по десять-двадцать тысяч лет. С откатами. Боюсь, чтобы понять суть процесса, тут нужно просидеть лет сто только с анализом.

– И мы с этим миром связаны. Какая прелесть, – деревянным голосом сказал Скрипач. – Мало того, координаты портала находятся в Итской считке.

– Мы тоже ничего не понимаем, – ответил Леон. – Но думать нет времени.

– Это верно, – протянул Ри. – Всё. Быстро едим, и погнали.

– Один момент, – Ит поднял руку. – Ребята… у меня будет просьба.

Сэфес повернулись к нему.

– На «Ветре» останутся коты и собака. С вами. Если всё получится и вам удастся сбежать, позаботьтесь о них, пожалуйста, – попросил Ит. – Это не очень сложно, правда. И погладьте их от нас, на прощание.

– Ой, да заткнись ты, псих, – рассердился Кир. – Может, и не на прощание. Как знать. Морис, Леон, зверье не старое пока что, но лет через пять желательно найти мир, где делают геронто для животных. Стоит недорого.

– Мы постараемся, – Морис попробовал улыбнуться. – Правда. По крайней мере, мы сделаем так, чтобы их никто и никогда не обидел.

– Спасибо, – Ри протянул ему руку. – Смешно звучит, но для нас это действительно важно.

* * *

Первым ушел корабль, который Сэфес отослали к Орину. Какая теперь разница? В любом случае корабль является лишним маяком для погони, поэтому – прочь, корабль. Скорее всего, навсегда.

Через несколько минут они перешли в катер. Прощание вышло каким-то скомканным, невнятным. Все понимали, что новой встречи, скорее всего, не последует и что даже если хоть что-то из задуманного получится осуществить, борьба предстоит долгая и нешуточная.

– Ждите машину, – приказал Ри. Леон согласно кивнул, Морис тоже. – Десять минут, ребята. И как только катер вернется, тут же стартуйте. Тут же! Не ждите, не следите! Поняли?

– Поняли, поняли, – кивнул Морис. – Берегите себя. И удачи.

– Спасибо, – улыбнулся Скрипач. – Всё. С Богом.

– С Богом, – вздохнул Леон.

* * *

Это был черный город, несмотря на то что освещался он вроде бы ярко. И в этом черном городе, как они поняли, стояла сейчас зима. Вот такая. Черная. Без единой снежинки и без мороза. Температура, как сообщил катер, была около нуля, влажность – почти сто процентов. Как только вышли из катера, тут же поняли, что это и есть сто процентов; а воздух показался каким-то гнилым, с едва различимым, но при этом очень неприятным запахом.

Место для высадки выбирал Ит, первое место, предложенное Киром, они дружно забраковали. Оно располагалось на территории огромного полузаброшенного завода и на первый взгляд казалось неплохим, но секунд через тридцать, едва начали снижаться, Ит остановил машину, приблизил визуальную схему и ткнул во что-то рукой. Скрипач кивнул, соглашаясь.

По территории шла машина. Именно шла – покачиваясь на трёх длинных механических ногах. Высотой механизм был метров восемь, не меньше, а в кабине кто-то сидел. Машина с легкостью перевалила через кучу железного лома и двинулась куда-то в глубь территории завода.

– Да ну на фиг, – покачал головой Скрипач. – Бегай потом от такого.

– Придется подальше от портала, – пробормотал Ит.

Ему в первый момент территория завода тоже понравилась, потому что до портала было действительно близко. Но сейчас он изменил решение, и машина пошла в сторону реки. Прошла над мостом, над широкой дорогой («проспект Косыгина» пробормотал Скрипач), потом Ит взял чуть вправо, и катер замер над небольшим сквером, засаженном облетевшими по зимнему времени черными деревьями.

– Годится, – удовлетворенно кивнул Скрипач. – И ни души. Как под заказ. Так. Всё забыли? Ничего не взяли? Ит, сажай, и рванули.

Катер в невидимом режиме повис над центральной площадкой сквера, все споро попрыгали на землю, и машина тут же пошла вверх. Видеть это было невозможно, лишь взметнулся легкий ветер над землей.

– Всё, – констатировал Ри. – Приехали. Что дальше?

– Сейчас. – Ит быстро обернулся. – Так. Ри, Кир, мелкие. Вон за те кусты, сидеть, не высовываться. Мы на рекогносцировку. Если нас не будет больше двадцати минут, на ваш страх и риск… идите к порталу.

– Ну уж хренушки, – возразил Кир. – Мы лучше вас дождемся. Давайте быстрее.

Сидеть в кустах было холодно и неуютно, однако долго сидеть не пришлось, вернулись Ит со Скрипачом минут через пятнадцать. Скрипач нес какой-то хозяйственный мешок, а Ит – воняющие прелью тряпки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся верхней одеждой. Ри невольно принюхался. Пахло… помойкой.

– Правильно-правильно, – ехидно покивал Скрипач. – Именно там мы их и взяли. Их там вообще все берут, с нами человек десять рылось. Помойки у них что-то типа обменного пункта. Одевайтесь. И слушайте.

– Идти придется в личинах – тем, кто умеет делать личины. Тем, кто не умеет, – он выразительно посмотрел на Ри, – придется изображать очень толстого и очень большого человека. Это нормально. Толстые тут все. Больших, правда, мы не видели, так что согнись посильнее, и сойдет.

– Тут хоть на русском говорят? – недовольно осведомился Кир, натягивая на себя бесформенное, воняющее потом пальто.

– На русском, – успокоил Скрипач. – Кир, изобрази вот эту тётеньку. Держи личину. Ри, тебя мы сейчас замаскируем, а сами… Ит, тоже женские берем? Что-то меня мужские смущают.

– Давай, – кивнул Ит. – Так, народ. Идем двумя парами. Рыжий с Киром, мы с тобой, Ри. Мелкие, в мешок.

– Быстро же вы успели, – покачал головой Ри.

– Тут успевать нечего было, помойка и народ вон за тем домом, – Скрипач махнул рукой в сторону длинной унылой десятиэтажки. – Посмотреть и послушать мы тоже успели. И даже кое-чем разжиться помимо одежды. Ну-ка, глянь.

– Вот это да, – протянул Ри, разглядывая протянутый ему измятый листок пластика. – Так это же он…

На листке было в одну краску напечатано изображение – их недавний знакомый, Мастер Червей, с которым они повстречались в Утопии. Только вместо змеиного хвоста у него ниже пояса были изображены солнечные лучи. Надпись под картинкой гласила «Всеблагий не даст тебе пропасть». По её бокам были нарисованы толстые, грузные люди, склонившиеся перед фигурой в раболепных позах.

– Нам тоже понравилось, – кивнул Ит. – Ладно, неважно. Народ, давайте резвее. Времени совсем мало, нужно торопиться.

* * *

Когда они шли через город, Иту подумалось, что эта Москва действительно напоминает Москву Терры-ноль (или Земли-n?), но только вывернутую наизнанку. Сейчас в Москве царил вечер, но если вечера других городов-отражений были словно бы пропитаны ощущением позитива и предстоящего отдыха, тот этот – словно бы пронизывал скрытый страх и уныние. На Терре-ноль в Москве по вечерам было едва ли не празднично. Народ спешил на море, ужинать, развлекаться. Зимой – да, было поспокойнее, но всё равно везде приветливо горели в окнах тёплые уютные лампы, и голоса людей раздавались там и тут, приветливые и доброжелательные. На Земле-n зимние вечера были похожи чем-то на Сод, зимний мир, но и там было чудесно – скрипел снег под ногами, тени расчерчивали на дорогах сложные геометрические узоры, а в домах тоже был такой родной и хороший, теплый, уютный свет.

Но тут…

Ит задумался.

Окна. Они светились совсем не так. Холодные, зеленоватые отсветы ложились сейчас на черную землю, почти во всех оконных проемах не было занавесок, а люди, которые попадались им навстречу, не шутили и не смеялись. Шли торопливо, поспешно – словно на улице их подстерегала какая-то неведомая опасность.

Когда проходили мимо очередного типового дома, мельком понаблюдали за странной картиной: двое дородных мужиков в черной одежде грузили в серую машину женщину средних лет, тоже дородную, толстую, одетую только в ночную рубашку. Женщина была пьяна, кричала что-то неразборчиво, вырывалась из рук мужчины, который её держал. Второй быстро нырнул в машину, вернулся, держа в руке какой-то прибор. Приложил прибор к шее женщины, раздалось шипение – и женщина стала оседать, обмякать; мужчины споро подхватили её и, не церемонясь, швырнули в кузов машины, на пол. Закрыли дверцу снаружи, сели в кабину, и машина тут же тронулась, обдав их клубами едкого вонючего дыма.

– Что это было такое? – недоуменно спросил Ри.

– Понятия не имею, – отозвался Скрипач. – Народ, быстрее. Время.

Бежать, к сожалению, было нельзя, поэтому приходилось быстро идти, приноравливаясь к общему нервозному ритму.

Около проспекта Косыгина (точнее, той улицы, которая на Терре-ноль носила такое название) было более людно, и как-то эмоционально поспокойнее. Ит обратил внимание, что девяносто процентов людей, которых они видят, – это молодежь и подростки. Детей тоже было много, даже, пожалуй, излишне много.

– Апрей, – пробормотал Ри. – Похожая ситуация с демографией.

– Заткнись, – сквозь зубы приказал Скрипач. – Договоришься.

Дальше шли в молчании. Потом Ит велел Ри и Киру их дожидаться, а сам быстро пошел куда-то в сторону моста. Скрипач, секунду подумав, пошел в обратном направлении.

– Что они делают? – шепотом спросил Ри.

– Смотрят дорогу. Через мост надо как-то перебраться.

– Так пешком…

– Не похоже, что можно пешком, – возразил Кир. – Гений, стой молча. Пожалуйста.

Скрипач вернулся через три минуты, Ит – через десять.

– Мост перекрыт, – сообщил он. – Пешком там не ходят. Но можно переехать на автобусе.

– Остановка которого на другой стороне дороги, – присовокупил Скрипач. – Идем.

* * *

Как выяснилось, выйти из автобуса на нужной остановке было невозможно – выпускали только по специальному пропуску. Остановка располагалась вплотную к высокому бетонному забору, опутанному по верху колючей проволокой, в нескольких метрах от КПП, который выглядел совершенно недвусмысленно. Классика: железные тяжелые ворота, будочка охраны с зарешеченными окнами-бойницами. Первый раз проехали мимо, посмотрели. Вернулись. Снова сели в автобус, снова проехали.

– Бесполезно, – констатировал Ит. – Мы бы двое прошли. Но с вами, лосями, там не прорвешься никак. Ладно, попробуем иначе.

Ри нервничал – времени оставалось всё меньше и меньше, а они даже не добрались до портала. Скрипач успокоил – он успел заметить, что забор выглядит так неприступно только со стороны проспекта, а вот со стороны поймы он старый, местами даже с прорехами. Ничего, пролезем, придется, правда, пройтись по болоту, но танки грязи не боятся, а ты, гений, у нас танк еще тот.

– Между прочим, примерно в этом месте я в свое время встретил Футари и Комманну, – напомнил Ит. От воспоминания стало не по себе, он зябко передернул плечами.

– На Соде, – напомнил Скрипач.

– Который тоже с осколком Сонма, – пожал плечами Ит. – Так что большой разницы не вижу.

– Ну в этом смысле да…

Сейчас они стояли на перекрестке улицы Трофимова и проспекта Косыгина, на небольшом пригорке, и смотрели вниз, на пойму. Там, за широкой полосой темной воды, можно было, пусть и с трудом, различить за деревьями тот самый забор, который предстояло преодолеть, пройдя через болото.

– Ноги промочим, – обреченно проворчал Кир. – Гений, держи сумку с мелкими повыше. На всякий случай. А ну как утопишь?

– Чудовище, заткнись! – приглушенно возмутились из сумки. – И давайте уже быстрее, тут воняет так, что сдохнуть можно!..

* * *

Ничего-то в этот день у Агата не ладилось, ну совсем ничего. Сначала мать наорала, что у них всю ночь музыка играет, потом Владка, дубина стоеросовая, сожгла кашу, а потом и вовсе на самых подходах к нужному автобусу оторвалась и улетела куда-то пуговица с совсем еще нового пальто. Пойди теперь, достань такую же! Или слишком маленькая будет, или большая, петлю придется подрезать.

На работу Агат ехал в плохом настроении, а как приехал, так оно еще сильнее ухудшилось: сегодня старшим по смене оказался Борисыч, а Борисыч злой, как черт, и никогда лишнего горючего не нальет – а горючка при резких маневрах да при турборежиме съедается только в путь. Совсем Агат приуныл, однако надо было двигаться, и он, ворча себе под нос и жалуясь на судьбу, поплелся к своему «пауку». Выходить в рейд ему совершенно не улыбалось.

Совсем вроде бы коротенький маршрут, но как же страшно-то!

Последние дни Агату всё меньше и меньше хотелось снова садиться в кабину «паука» и четыре раза, с получасовым перерывом, проезжать эти километры. Страшно было настолько, что руки костенели, а сердце колотилось каждый раз, как пойманная птица. Чуял Агат – что-то надвигается на него. Словно издали идет. По шажочку.

А сегодня, кажись, совсем близко подошло.

И ведь ничего не поделаешь! Больным не скажешься, не убежишь. Не та эта работа, на которой можно сказаться и сбежать. Совсем не та. На какой-то другой, может быть, и прокатило бы, но не тут, в патруле.

«Паук» неохотно, словно бы через силу, выполз из ангара и потащился, покачиваясь, навстречу зимнему черному вечеру. Тса-ди-ки, тса-ди-ки, тса-ди-ки, тса-ди-ки, привычно застрекотали его лапы-ноги, звук этот всегда успокаивал Агата, ободрял, да еще и в кабине становилось с каждой минутой всё теплее и теплее.

Ничего, ничего, подбодрял себя Агат. Всё нормики. Вот откатаю четыре круга, и домой. Всеблагому помолимся, в игрушку поиграем, на ужин мать макарон обещала с салом и с луком… Всё будет нормики. Надо только потерпеть немного.

Невдалеке от точки восемнадцать он остановил машину, вытянул турборычаг. Услышал ставший уже привычным лязг – дополнительные ноги вышли из ниш. Агат молитвенно поднял глаза, обращаясь к Всеблагому…

Тса-ди-ки-та, тса-ди-ки-та, тса-ди-ки-та, тса-ди-ки-та, стрекотали ноги с одной стороны, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, вторили ноги с другой. «Паук» покачивался, как лодка на мелкой речной волне, Агат, вцепившись в два рычага управления, напряженно всматривался в подлесок, в два световых конуса, выбрасываемых перед ним фарами.

Тса-ди-ки-та, по-джаа-луц-ста, тса-ди-ки-та, по-джаа-луц-ста… В какую-то секунду Агату почудилось, что движение «паука» вроде бы немного изменилось, но думать было некогда, потому что до точки восемнадцать оставалось всего ничего. Агат вытянул второй турборычаг. По-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, ууууууу, по-джаа-луц-ста – ноги стрекотали всё быстрее и быстрее, «паука» уже мотало, и не как лодочку, а как качели, и тут Агат понял, что машина потеряла управление. Он взвизгнул, дернул на себя двумя руками правый рычаг – ничего! Дернул ремень, которым был пристегнут, и понял, что ремень заклинило.

Впереди вставала перед машиной стена тьмы, в которой пульсировало невидимое сердце, и Агат успел еще понять, что руки онемели и что он, кажется…

Додумать он не успел. Потому что из тьмы налетела вдруг на «паука» перекошенная бетонная стена, раздался удар, и всё пропало.

* * *

– …вон туда давай, к бревну. Ри, выше держи! Идиот ты, гений, не видишь, что ли?!

– Тут повсюду эти гребаные кусты!!! И не ори на меня, рыжий!

– Заткнитесь все, я ничего не слышу, – раздраженный глухой голос. – Ит, посмотри, легкие целы?

– Если ты имеешь в виду ребра, то нет. Если сами легкие, то относительно целы. Отбиты. Черт, этого только не хватало…

– …мальчишка совсем. Как Ромка. Господи, да что тут вообще творится? Ит, что у него с ногой?..

– Сломана у него нога, – тот же раздраженный голос. – Так. Кир?

– Тут. Сейчас приведу в себя, и обезболим. Дальше – по тем наборам, которые есть.

– Что вы предлагаете делать?

– Ну, видимо, надо оказать мальчику помощь и каким-то образом доставить его к своим, – еще один голос, чуть выше, и вроде бы поспокойнее. – А что ты предлагаешь сделать, гений? Воспользоваться порталом, бросив ребенка здесь одного?

– Мы им воспользоваться не сможем, потому что не знаем, как это сделать. Ладно, мужики. Ит, отдай набор и ищи что-то, что можно использовать как лубок для ноги. На «не больно» мы сразу соберем перелом. Рыжий, давай вместе. Ри, ты дежуришь. Возможно, мальчика будут искать…

«Не будут меня искать, – вяло подумал Агат. – Больно как… кто эти люди? Почему я не умер?»

Точка восемнадцать была совсем рядом, и он это чувствовал. Это биение, эту пульсацию, эту тьму. Люди вышли из тьмы? Что они делают со мной? Я должен был умереть от такого удара, все умирают, и, видимо, была моя очередь, но я почему-то не умер. Эти люди… они что, хотят обратно – вот в эту черноту?

Тогда они не люди.

– Эй, парень, а ну-ка давай-ка глаза откроем, – позвал голос над его головой. – Открывай, открывай. Вытер я уже кровь, нормально откроются, не бойся. Вот, умница. И на руку посмотри. Ну открывай глаза-то, чего боишься?

Агат покорно открыл глаза, и замер от еще большего ужаса.

Говоривший оказался не человек. Он был очень большого роста, гораздо больше, чем любые, даже самые высокие люди, а лицо у него… да такое, наверное, как было бы у кошки, если бы вместо мордочки у неё было лицо. Или у кота. Небольшой нос, тонкогубый рот, прищуренные большие глаза, и волосы растут как-то странно, не так как у людей.

Демон! понял Агат. Всеблагий, это же демон!..

– На руку посмотри, – приказал демон. – Больно сейчас?

– Больно, – покорно согласился Агат. С демоном лучше соглашаться, а то еще убьет.

– А вот так – не больно. – Демон сделал рукой какой-то странный короткий жест.

Боль пропала. Разом. Полностью. До этого от боли разрывалась грудь и скручивало переломанную ногу, а сейчас она испарилась, словно капля воды на горячей сковородке.

Заколдовал?

– Вот видишь, как всё просто. – Демон снова улыбнулся. – Теперь полежи спокойненько, а мы тебе немножко поможем.

Из темноты вынырнул другой демон – ростом поменьше, он сжимал в руке две длинные палки.

– Носилки можно сделать из пальто, – сообщил он. – На руках его нести опасно. Кир, обезболил?

– Ага, – кивнул демон, похожий на кота. – Где гений?

– Пытается разобраться с порталом. Портал на него реагирует, но мы не можем понять, как именно. Рыжий пока что с ним, мелкие тоже.

– Рыжий, иди сюда, – не повышая голоса сказал главный демон. То есть это Агат решил, что он главный – ведь он другими демонами командует, разве нет? – Перевязочного очень мало, и нужна вода. Хотя бы из реки. Сначала очистим, потом под него сделаем состав. Кровопотеря большая.

– Сам вижу, – отозвался второй демон. Положил свои палки на землю, сел рядом с первым демоном и Агатом на корточки. – Парень, как же тебя угораздило так? Что ты тут делал?

– Патрулировал, – покорно ответил Агат. Говорить было солоно, во рту чувствовался вкус крови. – На «пауке».

Демоны переглянулись.

– Рыжий, идите оба сюда, – произнес демон, который поменьше. – Гения с собой возьми.

Еще через пару минут к их компании присоединился еще один демон, и какой-то человек, только человек этот выглядел тоже непривычно. Они же худые, как скелеты, вдруг понял Агат. Значит, в аду и впрямь нечего есть, не врут Отцы, когда адом пугают. Нет там еды, и если грешник попадает в ад, то на него набрасываются голодные худые демоны и рвут на куски, чтобы сожрать. А вот в раю, наоборот, сытно… Как же не повезло-то, а! На демонов нарвался. И мутят они что-то. Говорят, поможем, мол, а сами, небось, только и думают, чтобы сожрать его. Хотят наверное сделать кровь из речной воды. Чтобы мясо сочнее было…

– Ри, мальчик сказал, что патрулировал этот участок на машине, которая называется «паук», – сообщил демон поменьше худому человеку. – Тебе это ничего не напоминает?

– Напоминает. Равно как и вот это. – Человек вытащил откуда-то проржавевшую табличку с цифрой «18» и показал демонам. – Кир, Скрипач, я объясню потом. Но этот портал должны открывать мы с Итом. Мы двое. Так что мы пошли, а вы занимайтесь мальчиком.

– Хорошо, – кивнул другой демон. Он и впрямь был рыжим, волосы торчали во все стороны, а левая щека оказалась перемазана… кровью, понял Агат. Это же моя кровь! Может, они меня уже… уже ели? Попробовали? И решили крови долить, потому что не понравилось? – Так, я за водой. Кир, если что, вызывай консилиум сразу. Мы на связи.

– Угу…

* * *

Фантасмагория Дали…
Художник – ад, модели – люди.
По струпьям выжженной земли
Он полз хрипя
– Меня… не будет…
Я кану в реквием войны,
Я стану пеплом, пылью, прахом,
Мгновеньем сладкой тишины
Без боли…
Без судьбы…
Без страха.
Сухие слёзы кожу жгли
– Прости, Отец.
Не плачь на тризне.
Фантасмагория Дали
Последний миг крылатой жизни.
Последний…
Не сдержать удар.
Но помню: клятва нерушима.
Есть кто живой?!
Прими мой дар —
Печать земную нефилима[8].

Ри читал, прикрыв глаза, голос его был тихим и сосредоточенным, словно он в процессе чтения переосмысливал для себя каждую строчку. Ит стоял рядом, прикусив губу, и слушал. Оба Мотылька высунулись из сумки и тоже слушали – с пристальным, совсем для них не характерным вниманием.

– Знаешь, а я ведь тогда так и не понял это Веткино стихотворение, – произнес Ит спустя минуту после того, как Ри закончил читать. – Только теперь понимаю. Чувствую, правильнее сказать. У меня ощущение…

– Что мы сейчас находимся внутри «Нефилима», – закончил за него Ри. Ит согласно кивнул. – Именно так оно и есть. Ит, что делать будем?

– Не знаю. Может быть, нам следует просто войти внутрь? – В голосе Ита звучало сомнение. – Сначала мы, потом ребята.

– Я чувствую, что чего-то не хватает. – Ри задумался. – Он словно на грани, этот портал. Понимаешь? Словно кто-то держит палец на курке, и не хватает последнего усилия, чтобы этот курок нажать.

– Да, все вместе мы к нему не подходили, – согласился Ит. – Надо будет попробовать. Ри, сколько в запасе времени?

– Четыре часа. Даже чуть меньше. Что с мальчиком будем делать?

– Думаю, мы его отнесем поближе к своим, и как-то надо дать знать, что он там. Потом – в портал, видимо. А что?

– Плохо. Потому что времени действительно мало. Вот что. Я думаю, что сначала следует попробовать активировать портал, и только потом – заниматься им.

– Ри…

– Потому что, если мы будем пробовать иначе, нас прямо тут возьмет Официальная, ты понимаешь? Эй, доктор, опомнись! Они кокнут и нас, и мальчика за милую душу!

– А ты понимаешь, сколько крови он потерял? Пока мы будем возиться, он запросто может умереть! А ему всего тринадцать лет, он действительно ровесник Ромки!

– Ит, я всё понимаю, но мы должны хотя бы попробовать. И потом, вы же ему что-то сейчас переливаете?

– Мы ему переливаем смесь, которая позволяет держать давление, снижает последствия шока и компенсирует кое-какие мелочи. Крупные раны обработали. Но у нас только полевые диагносты, и ничего больше нет. А у него может быть что угодно после такой аварии. Внутреннее кровотечение – в том числе. Вообще, это всё очень странно. – Ит задумался. – Что это за патрули такие? Почему в этих патрулях работают дети? Что тут вообще происходит?

– Некогда разбираться, – отмахнулся Ри. – Так, сходи к народу, посмотри, как дела, и тащи их сюда.

– Всех?

– Всех. И Мотыльков тоже. Если портал заработает, мы всегда сможем запустить его снова тем же составом. Нужна проверка.

Ит ушел в темноту, а Ри остался стоять возле стены тьмы – портала. Вскоре Ит вернулся. Почему-то один. Ри хотел было высказать ему то, что сейчас думал, но Ит остановил его взмахом руки.

– Так, у нас неприятности. Кир только что снял двух взрослых мужиков с автоматами, – сообщил он. – Они шли сюда. Явно целевым образом.

– В смысле – снял? – опешил Ри.

– Положил поспать под кустиками. Через пару часов проснутся. Ри, скажи мне, зачем в совершенно пустом заброшенном месте едва ли не в центре города ходят люди с оружием?

– Понятия не имею, – пожал плечами Ри.

– Вот и я тоже. Но мне это совсем не нравится. Ладно. Сейчас подойдут остальные. Но надо торопиться, потому что я сильно подозреваю, что этих двоих скоро начнут искать.

* * *

Эксперимент ничего не дал.

Постояли несколько минут рядом с порталом, посмотрели на пульсирующую тьму. Ничего. Всё то же самое – ощущение взведенного курка, ожидания, и больше ничего. Совсем.

– Черт-те что, – ожесточенно сказал Ри. – Я уже и так думал, и этак. Не понимаю.

– Может быть, мы неправильно думаем. – Ит повернулся к нему. – Тогда… когда я случайно открыл тот первый портал, на Орине, я думал знаете о чем?

– И о чем же? – спросил Кир.

– О любви. Точнее, о том, что её у меня больше не осталось. О том, что я приношу себя в жертву, добровольно, сам, лишь бы больше не было этого чудовищного чувства. Понимаете?

Ри медленно кивнул, остальные тоже.

– Любовь – это священный метод, для всего и вся, который нам доступен. И только она одна, потому что больше у нас на самом деле ничего нет. Странно звучит, да? Сам знаю, что странно. Но это неважно. Важно другое. Всё, что мы делаем, мы делаем только ради неё.

– Верно, – кивнул Ри. – Именно так оно и есть.

– И что бы нам дальше не пришлось делать, будет тоже ради неё, – Ит замолчал. – Может быть, нам стоит подумать об этом?

– Можно попробовать, – пожал плечами Кир. – Так, народ. Пойдемте, проверим мальчишку и вернемся пробовать дальше. Мне не по себе, что он там уже пятнадцать минут один.

К месту, где оставался Агат, они возвращались в молчании. Тьма сгустилась, и даже рауф с их острым зрением стали видеть не очень хорошо. Единственным, что хоть как-то помогало находить дорогу, был слабый отсвет городских огней от низких, тяжелых туч, которые сейчас закрывали собой всё небо.

На месте стоянки они обнаружили двух спящих под кустами военных, валяющиеся на земле носилки… и пустую подстилку, которую они наспех сделали для мальчика.

Агата не было.

– Сбежал… – только и сумел сказать Кир. – Вот тебе и обезболили. За ним!

– Стой, – приказал Ри.

– Почему?!

– Стой. Кажется, я понял.

* * *

Агат, пошатываясь, брёл по подлеску, то и дело спотыкаясь о колеи и рытвины. Левая поломанная нога идти не хотела и приходилось её подволакивать, заставлять двигаться. В груди что-то хрипело и булькало, совсем как в той игре, в которую они играли с Владкой, только там это было смешно, потому что так булькала большая говорящая жаба, а сейчас эта жаба сидела у Агата в груди, и ему неприятно было, что она там нагло развлекается и мешает ему двигаться.

Стояла совершенно непроглядная темень, но Агат, который был тут сто раз, понимал, что ориентироваться нужно по шуму реки и по далекому отзвуку идущих по проспекту машин. Он брёл и брёл, и звук машин становился всё ближе и ближе. Ушел, думал Агат. От демонов ушел. А они, видать, боятся уходить далеко от восемнадцатой точки, которая, наверное, двери в ад – откуда же еще такие демоны могли взяться? Домой небось захотели. Потому что холодно у нас, а в аду, говорят, жарко. Вот и хотят туда, где им место. Пришли, крови его, Агата, попили… сволочи… и теперь обратно желают. Он спотыкался, падал, поднимался – и звук машин, звук спасения становился всё ближе.

Он и сам не понял, как очутился возле ангаров, в которых стояли «пауки» – но как-то очутился и свалился на землю, едва добрел до косого прожекторного луча, освещавшего главную площадь. К нему бежали, кто-то помог сесть, кто-то уже протягивал фляжку с водой…

– Так, разойтись всем, – приказал грубый голос. – Агат, доложить по форме.

Борисыч, понял Агат.

– Авария случилась, Дмитрий Борисович, – пробормотал он, а жаба в груди издевательски квакнула. – «Паука» разбил. На восемнадцатой точке. А еще там демоны, Дмитрий Борисович! Четверо!.. Я от них… убег. Они там рядом с точкой сидят, ждут чего-то.

– С чего ты взял, что это демоны? – прищурился старшой. Было ему лет двадцать шесть, солидный мужик, крупный.

– Так они на людей не похожи совсем. Вроде руки, ноги, голова, а не похожи, – Агат икнул. – Они кровь мою пили…

– Ясно. Что ж, спасибо, Агат, за службу, – старшой улыбнулся. – Молодец. Не предал Всеблагого, не струсил. Хвалю. А теперь, извини, но дело своё я сделать должен.

С этими словами он не торопясь вытащил из ножен здоровенный штык-нож, взял замершего Агата за волосы и перерезал ему горло.

* * *

– Слышите? – Скрипач поднял голову. – Ребята, там, кажется, что-то изменилось! Звук немного другой. Я его слышал раньше, но он был… не таким каким-то.

– К порталу, быстро! – Ри вскочил на ноги. – Ит, возьми второй автомат! Кир, держи мелких! Скорей!

– Что происходит?! – рявкнул Скрипач.

– Жертва! – на бегу крикнул Ри. – Они приносят этому порталу жертвы, заряжают его! И после того, как жертва принесена, он включается!

Они неслись, не разбирая дороги. – Ри с Итом впереди. Кир и Скрипач догнали их в минуту, но держались чуть сзади.

– А на кой им… его включать? – удивился Кир.

– Хрен их знает. Думать некогда…

Возле темной стены они притормозили.

– Так, мы с Итом первые, вы вторые, – приказал Ри. – С интервалом в тридцать секунд.

– Есть, – кивнул Кир. – Ребята, удачи нам всем…

Пройдя через пульсирующий мрак, Ит и Ри остановились. Буквально в пяти метрах впереди стояла полуразрушенная бетонная стена, которая слабо светилась и дрожала.

– Ит, помнишь? – шепотом спросил Ри. – В моей считке…

– «…пройти через каменную стену между огнем, землей и водой, чтобы обрести Дар и познать истинное бессмертие, ведущее в Вечное Небо, к дверям обетованным, в Города, пронизанные светом, живущие под алмазным солнцем…» – тоже шепотом ответил Ит. – Ну, значит, пройдем. Посмотрим, что там на самом деле такое…

Когда они одновременно шагнули вперед, их со всех сторон словно бы ударило ярким, слепящим светом, и на них лавиной обрушился звук. Очень знакомый звук. Торжественный музыкальный аккорд, переполняющий собой пространство.

Звук сработавшего портала.

* * *

Черную глухую ночь сменил свет яркого, сияющего утра – переход был настолько внезапным, что они оба не успели опомниться.

Точнее, Ит осознал (уже на бегу), что это – Балаклавский, его точка, и что вместо привычного леса они находятся сейчас на огромной забетонированной площадке, и бегут сейчас к её краю, до которого добежать нереально, потому что…

…в ускоренный режим он перейти почему-то не может…

…слева раздаются сухие, короткие щелчки выстрелов, и Ри…

…Ри падает на этот светлый бетон, потому что пуля только что попала ему в левый глаз…

…что его собственную левую руку, а затем и ногу обжигает вспышками резкой, пронизывающей боли, и…

…даже несмотря на то что пули сейчас в клочья рвут его тело, он…

Он продолжал стрелять.

Горькие травы. Книга 3 Дар. Иар Эльтеррус, Екатерина Белецкая

Дорогой читатель!

Закончив работу над текстом, мы поняли, что он останавливается, как говорится, «на самом интересном месте». И решили, что не стоит мучить тебя ожиданием несколько месяцев – ведь столько вопросов осталось открытыми.

Что случилось с Итом и Ри?

Выпустят ли из тюрьмы Джессику, Берту и Фэба?

Есть ли выход из ситуации, в которую попала команда?

Посовещавшись, мы пришли к выводу, что хотя бы часть ответов на эти вопросы лучше дать тебе сразу. Поэтому, в обход всех правил, мы разрешим тебе прочесть первую главу следующей книги серии. Она называется «Дар». Это будет очень добрая книга, обещаем.

Нужно просто немножко подождать.

С уважением к читателям —Иар Эльтеррус и Екатерина Белецкая.

Le del bleu sur nous peut s’effondrer

Et la Terre peut bien s’ecrouler

Peut m’importe si tu m’aimes

Je me fous du monde entier…

Пролог

1/13

Сегодня была та смена, которая самая страшная. Предыдущая еще ничего, по крайней мере, от предыдущей нельзя получить таких «подарков», как клизма не раствором, а простой водой или укол трупной жидкости. Предыдущая даже иногда сонирует трубки больным… вчера, впрочем, не сонировала. И не кормила. Кормила еще одна, до неё, но кефир оказался просроченный, и сильно, поэтому после этой кормежки стало только хуже.

– Здорово, ханурики, – произнес кто-то неразличимый. – Ну чо, зэка… Ща задристаете мне тут всё на хрен, вонючки… Лютик, приволоки клеенку, – это куда-то в коридор. – Надо коматозникам жопы помыть.

…Самое плохое – это то, что ничего невозможно сделать. Даже дышать нормально, и то невозможно, потому что в трахее – железная трубка, и что-то там совсем не так, как надо, потому что от кислородного голодания с каждым днём всё хуже и хуже. Оставшиеся относительно целыми правая рука и правая нога принайтованны к койке намертво, левая рука с раздробленными выстрелами локтем и предплечьем, впрочем, тоже. Свободна только левая нога, но с левой ногой такое, что про это лучше не думать. Там нет сустава. Тазобедренного. И нет колена. Есть, кажется, какие-то костные осколки – когда его переворачивают, слышен омерзительный хруст, осколки трутся друг о друга.

Боль, конечно, тоже есть, но к боли он быстро привык и адаптировался – сказалась прежняя практика. Боль – это было не самое плохое. Он понимал (в те моменты, когда возвращалось сознание), что умирает – то, что они делали, смерть не отсрочивало, только приближало. И он понимал, как он умирает. От чего. Конечно, не всё, но большую часть – к сожалению, понимал.

Левую руку отмотали от железной трубы – если бы он мог орать от боли, он бы орал, но в горле железная трубка, и, кажется, гноится стома… Взяли за плечо и за то, что осталось от тазобедренного сустава. Грубо дернули вбок, переворачивая.

Патрубок пережало, дышать стало совсем невмоготу. Мало того, что аппарат дышит слишком медленно, так еще и это.

Ну всё.

Вот сейчас…

В глазах темнело – потому что к удушью и первой боли прибавилась вторая боль. Там сплошные нарывы, а в них, со всей дури – зазубренным старым наконечником…

– Чего ты жмешься, целка? – Раздраженный голос, и новый тычок. – А ну, скотина, давай!

Удар по больной руке, хлесткий, короткий. Потом – по ноге, по бедру, кулаком, и боль взрывается в голове миллионом неоновых искр, и отчаянно нужно дышать, но воздух вязнет, и приходится ждать, пока аппарат соизволит сработать.

Как же хочется потерять сознание и умереть.

Да, именно в таком порядке.

Больше не могу.

* * *

– Немедленно прекратите манипуляцию. – Фэб стоял в дверях палаты, а позади него Кир аккуратно укладывал на пол Лютика, второго санитара. Рыжий, оттеснив Фэба плечом, бросился к койке.

– Господи… ты что делаешь, садист?!

– Слуш, ты, зэка, отвали, – санитар сплюнул сквозь зубы. – Допрыгаешься ща.

Фэб быстрым шагом подошел к койке, взял санитара за плечо и швырнул по направлению к двери – Кир подхватил его, пару раз двинул по сытой кормленной роже, и толкнул на лавку, стоящую у стены в коридоре.

– Сиди тут, – приказал он. – Попробуй только уйти. Уйдешь – найду и убью. Понял, тварь? Повторить?

– По-по-понял… – проблеял тот.

– Малаца, – одобрил Кир. – Мужики, что там?

– Кошмар, – односложно ответил Фэб. – Рыжий, подожди, я сам подышу его. Ит, это мы… давай, милый, надо лечь на спину… вот так, хорошо, хорошо… потерпи, сейчас поможем. Совсем чуть-чуть потерпи.

– Трубка забита, не смогу сонировать. Надо вынимать, – рыжий заозирался по сторонам. – Эй, козлина! Трубки на смену стерильные где?

– Нету. Простые есть, в шкафу…

– Охренели?! Где укладка с зондами? Где у вас тут вообще всё, а?

– Кир, подожди, не кричи, – попросил Скрипач. – Ребят, попробуйте всё-таки сонировать… она по диаметру не совпадает, слишком маленькая… так, морда, быстро сюда ларингоскоп, набор бужей и новую трубку, – распорядился он. – И вызовите главного врача. Я его хочу харей ткнуть в это всё!..

– А чего такое «бужи»? – не понял санитар.

– Кир, сходи с ним, – попросил Фэб. – Рыжий, ты тут случайно хотя бы хлоргексидин не видишь? Во рту нарывы, живого места нет.

– Я вообще ничего не вижу… Ит, побыстрее подышать, да? Больно? Вот так, давай… Сейчас мы тебя продышим, надо только найти, чем это сделать. Ты понимаешь меня? Ну ты хотя бы моргни, если понимаешь… ага, молодец. Фэб, поищи новокаин.

– Сам поищи, я пока что тут… Кир, нашли?

– Нашли, – зло сказал Кир в ответ. – Это вообще единственное, что у них тут стерильное было, они тупо не знали, как этим пользоваться. Ларингоскоп тоже нашли, клинок, правда, один. Прямой.

– Спасибо, что не детский. – Скрипач ощупывал Иту шею. – Так… Кир, скажи морде, чтобы принесли новокаин и адреналин. И… мне пинцет нужен. Ит, еще пять минут, – попросил он. – Надо же, даже батарейка живая… так. Ребят, там в глотке какая-то хрень, судя по шуму.

– Выше связок? – ошарашено произнес Кир.

– В том-то и дело, что выше. Я сейчас попробую вытащить. Фэб, ты его дышишь, Кир, подтягивай трубку вверх, – приказал Скрипач. – Пинцет есть?

– Сейчас… не знаю, что им делали, но какой-то есть. Сойдет?

– Сойдет, лишь бы подцепить как-то. Ит, терпи.

Скрипача недаром хвалили за его руки – он порой умудрялся делать совершенно невозможные вещи. Вот и сейчас он каким-то чудом сумел подцепить и вытащить ссохшуюся мокроту, которую выдохом забило уже не просто под трубку, а загнало выше, на уровень связок. Сгусток выглядел, как длинный ссохшийся шнур, который был влажным лишь на конце.

– Я тут поубиваю всех, – охрипшим голосом произнес Кир. – Давай, псих, давай. Уже полегче, да?

Дышать и впрямь стало немного легче. Совсем немного, но и так уже лучше. Ит в полном изнеможении закрыл глаза.

– Родной, не спи, – попросил Фэб. – Мы сейчас сделаем новую стому, слышишь? Сделаем новую и зашьем старую. Она гноится, это опасно.

Что и как они делали, Ит пропустил – дышать снова стало тяжело, и он, видимо, ненадолго потерял сознание. Очнулся от того, что внезапно стало легко дышать, для этого не требовалось вообще никаких усилий, и это ощущение было настолько ярким, что он вопреки логике и разуму попробовал вдохнуть самостоятельно. Кто-то тут же поддержал его вдох, и еще раз, и еще, и еще…

– Хорошо, хорошо, – послышался где-то в отдалении голос Фэба. – Рыжий, Кир, найдите лазикс. Или лучше ты, Скрипач, найди, а мы еще раз сделаем лаваж. Очень много мокроты, нужно промыть бронхи.

– Еще бы ее было не много, при бронхите… Так. Температура тридцать девять и четыре, давление сто восемьдесят, пульс сто двадцать. Фэб, запомнил?

– Угу… Кир, откашляй его, пожалуйста, я сейчас еще раз… вот-вот-вот, молодец, молодец… мы быстренько, не бойся. Кир, кислород сто процентов дай, через пять минут на семьдесят.

Струйная, вяло подумал Ит. Они делают струйную, поэтому так легко. Жалко, что я умираю… и ведь даже не могу сказать, от чего… они поймут сами, это дело получаса, но если бы я мог сказать, они бы просто обезболили и проводили… Ребята, не надо меня лечить, я так замучился за эти три месяца, что уже не хочу, чтобы меня лечили… отпустите меня…

– Живот твердый, – в голосе Фэба тревога. – Как бы спросить-то… родной, если живот болит, мигни, пожалуйста… Что грудь болит – понятно, она сейчас не может не болеть. Сердце болит?

Да, скъ'хара. Болит. Уже два месяца болит, день и ночь, без перерыва.

– Кир, сбегай, глянь, что у них за процедурная. И зайди к этому главному, который до сих пор не соизволил дойти, забери наборы для термо. Какие будут.

– Хорошо бы были. Я как подумаю, что его обычным зондом… никакой промедол не поможет, а наркоз он не выдержит.

– Ладно, сейчас…

Я придумал способ поговорить с тобой, скъ'хара. Вот только как дать тебе понять, что я его придумал? Руку поднять сил нет. Совсем. Как попросить тебя взять меня за руку, которая здоровая?

– Что ты хочешь, мой хороший? – Фэб стоит рядом и гладит по голове. Лицо – под маской, волосы тоже убраны, видно только глаза. Правильно, молодец, Фэб. Без маски со мной рядом сейчас лучше не находиться…

Ну проследи! Смотри туда, куда смотрю я!.. Какой же ты глупый, скъ'хара… пожалуйста, посмотри туда, куда смотрю я… ну, пожалуйста…

– Так, лазикс есть, – радостно сообщает Скрипач. – А чего это у тебя с рукой? Фэб, рука дрожит. Раньше не дрожала. Подожди… Ит, ты это специально?

Умница, рыжий! Да, да, да, да! Возьми за руку!!!

– Что ты делаешь?

– Да подожди ты! Ит, это что? Морзянка?!

Да!!! Ну, наконец-то. Спасибо, рыжий. Спасибо…

– Фэб, дай ему сто процентов на пару минут. Так полегче?

«Да».

– Как ты себя чувствуешь?

«Умираю».

– Подожди, не торопись, – голос Скрипача серьезнеет. – Всё неприятное мы сейчас уберем, боль тоже уберем, тебе станет легче. Обещаю.

«Сепсис у меня сепсис рыжий прости поздно».

– Ты уверен?

«Да».

– Давай без паники пока что.

«Миокардит скоро станет сердце спасибо что пришли так тосковал сейчас хорошо вы рядом».

– Я тебя еще раз прошу, без паники. Мы всё промоем и вычистим, начнем гамма-глобулин, антибиотики и плазму…

«Тут ничего нет уже не надо обезболь устал всё время больно».

– Что устал, вижу. Родной, скажи, когда вашей палате последний раз давали кушать? – Скрипач, милый, я же не больной, не такой больной, с которым так нужно, зачем ты…

«Позавчера кефир потом рвало».

– Ясно. Сейчас глюкозу, потом придумаем, что тебе дать поесть.

«Другие больные плохо отключите труп у окна».

– Кир уже отключил. Отдохни полчасика, и поедем, промоемся.

«Не надо обезболь пожалуйста».

– И не надейся.

«Передай Берте я люблю ее».

– Она это и так знает.

«Передай».

– Ладно. Кир, что там с процедурной?

– Греют. Это не процедурная, а холодильник. Ну как вы тут?

– Общаемся морзянкой. Ты наборы достал?

– А как же. Сейчас промоем в лучшем виде, не сомневайтесь. Смотри-ка, действует лазикс…

– Так, я пошел за антибиотиками и глюкозой. Рыжий, проверь амбушку, она, кажется, с трещиной. Ехать придется на мешке, тут промывать нельзя, к сожалению…

Снова уплывающее сознание, в голове полнейшая каша, дышать легко, но тело почему-то сводит… кажется, от холода. Длинная, болезненная судорога, голоса рядом становятся встревоженными. Еще одна судорога, сильнее прежней.

– Да понятно, что замерз, но релаксанты в больнице должны быть!!! И потом – какая кома?! Вы очумели?! Человек в сознании, ни контрактур, ничего. Он с нами разговаривает, общается!

– Как можно разговаривать с трахеостомой?

– Морзянкой можно разговаривать!!! Что у вас тут вообще творится, вашу мать! Вы за больными почему не ухаживаете?!

– Эти больные – преступники! Вот конкретно ваш виновен в убийстве восемнадцати человек!

– Убийство во время боевых действий по всем законам расценивается иначе, но это и неважно! И даже то, что его оправдали, и вы видели оправдательный приговор, неважно тоже! Для вас, если вы врач, не существует плохих или хороших, преступников или не преступников! У вас – пациенты! Мне по буквам повторить?! Вы знаете, что он сам врач и что он только за два последних года людей спас столько, сколько вы за всю жизнь не видели? Вы спокойно смотрели, как ваши санитары измываются над больными!!!

Господи, рыжий, чего ты так орешь…

– Он весь избит, весь в синяках, старых и новых! Ваши санитары бьют больных, находящихся на ИВЛ! И лишь иногда снисходят до того, чтобы сонировать мокроту или дать сто миллилитров тухлого кефира! Из этого вашего отделения хоть кто-то вообще живым вышел?!

– Вышел.

– Я вам не верю, потому что живым после такого остаться невозможно.

– Что вы от меня сейчас хотите?

– Лабораторию, плазму, лекарства, глюкозу, парентеральное питание – для всех, кто находится в этой палате. Не только для него, для всех, кто в интенсивной. И если у вас остался хотя бы грамм совести, дайте нам телефон.

– Телефон в ординаторской, пользуйтесь. Но… вы ж понимаете, что он безнадежный.

– Мы много что понимаем. В том числе и то, что бороться будем до последнего. Плазма нужна срочно. И лаборатория тоже нужна срочно. Не можете сделать анализы сами, пустите нас. Мы сделаем.

– Да делайте вы что хотите, – тяжелый вздох. – Не разберешься с нашими властями. То прикончи, то вылечи…

– Первое у вас мастерски получается, во втором сильно сомневаюсь!

* * *

– Берта, нужны простыни, ты поняла? Старые простыни, ветхие такие, которые обычно на тряпки рвут… Чем больше, тем лучше. Не знаю, у кого! Вспомни, кто проходил геронто-программу, позвони, может, кто-то ответит… Я тебя умоляю, ты что! Какое там… он еле живой… Единственное, что вы можете реально полезное сейчас сделать – это достать простынки. Да, надо много. Десяток, не меньше. Лучше больше, прогладь утюгом с двух сторон и привези. Да потому, что на ИВЛ, и потому что пролежни… да… Ничего хорошего сказать не могу, прости. Мы делаем, что можем… нет, высокая, не получается сбить. На полградуса сбили, но всё равно тридцать девять… нет, он в сознании. Просил рыжего, чтобы он тебе передал, что тебя любит. Да, так вот… морзянкой… Бертик, ты не плачь, ты простынки достань, ага? Мы еще повоюем…

* * *

– Нет, это не кома. Спит. Он совершенно измучен, пусть отдыхает. Плохо то, что температура не падает. Да, четыре единицы плазмы уже перелили, антибиотики широкого спектра действия, но…

– Ваш друг опять пошел звонить?

– Да, пытается вызвать кого-нибудь из проходящих портал. Вы объяснили своим сотрудникам то, о чем я говорил два часа назад?

– Да.

– Тогда какого черта во второй реанимации восемнадцать в палате вместо двадцати пяти?

– Там не работает отопление.

– А вы возьмите и почините.

* * *

– Да, снова я. 1/13. Кто проходит портал?

– К сожалению, опять военные.

– В плане на проход есть кто-то еще?

– Файри Соградо, я уже говорила вам, что у нас нет плана на проход. И быть не может, потому что идут боевые действия, группы заводят в соответствии с приказами сверху.

– Простите… Через двадцать минут снова свяжусь с вами.

– Я вам искренне сочувствую, но ничем не могу помочь, – девушка-координатор, по всей видимости, не лгала, голос у нее и впрямь был грустным. – Оставайтесь на связи.

– Спасибо.

* * *

– 1/13. Никто не…

– Проходит первая группа госпиталя святого Иоанна, Санкт-Рена. Связываю?

– Да!!! 1/13, Краснопресненская тюремная больница, срочно нужна помощь!

– Рыжий, ты что ли?!

– Илья?..

– Матерь божья… не ори, скажи толком, что такое? Вы… уже здесь?!

– Илюш, быстрее, умоляю! Септический шок, мы ничего сделать не можем!..

– Кто? – в голосе Ильи послышалась тревога.

– Ит.

– Так. Что нужно?

– Всё нужно! Блок по максимуму, хирургическая…

– Сколько продержится?

– Уже нисколько. Илья, быстрее!

– Десять минут, рыжий… Саиш, закажи блок! Скрипач, секунду, мы до площади дойдем, нам блок посадить надо, – торопливые шаги, сопение. – Саиш, давай с нами. Всё, мы вылетели. К окну подойти там можно? Окно большое?

– Большое, но с решеткой. Ладно, хрен с ней, Кир сейчас выломает.

– Кир? И кто из ваших в результате там?!

– Все.

– Вашу маму… Что с Итом? Как это случилось?

– Это уже три месяца как случилось. Нас расстреляли на выходе из портала. Можно быстрее? Ему совсем плохо, сердце останавливается, Фэб сейчас руками качает, запустить не можем…

– Рыжий, пять минут, мы уже над городом. Уберите окно, завесу потом воткнем туда, и ладно.

– Сейчас… Кир, «Вереск» на подлете, надо окно убрать!

– Ща сделаю. Слушай, Фэб запустил, так что ты это… не трясись.

– Я не могу не трястись, понимаешь? Как я…

– Пошли ломать окно.

* * *

– Ой, нехорошо-то как… – Илья горестно качает головой. – Это как же такое вышло… Рыжий, голову ему чуть вверх, я заведу доску. Спасибо… Саиш, «карту» кинь… ребят, поехали по общему. Надо хотя бы попытаться.

Поль сейчас маневрировал, стараясь подвести блок так, чтобы он полностью перекрывал окно, а они впятером стояли у койки и спешно делали первичный анализ. Участки воспалений, кровоток, степень заражения. Судя по выражению на лице Ильи, дела были действительно плохи – он то и дело принимался сопеть и хмуриться, но потом спохватывался и переставал.

В «Вереске», когда Илья ставил рыжего с собой в одну бригаду, тот часто ругался с ним из-за этого сопения. Чем-то оно ему не нравилось…

– Так. Заменяем кровь на вторую экстренную, параллельно разгружаем сердце.

– Почему не на первую? – спросил Кир.

– Свертываемость выше, давайте на вторую.

– Пятнадцать процентов своей.

– Десять. – Илья отрицательно трясет головой. – Снизим вероятность прохода пневмококка и синегнойной через ГЭБ. Голова сейчас в плюс, остальное…

– Потом, – отмахивается Скрипач. – Давайте, поехали.

– Стой в желтой зоне пока что, у тебя руки трясутся. Саиш, завел? Становись вторым в красную.

– Угу. Рыжий, а ну, взяли.

«Комбайн» выкатился из блока без звука. Подвели поближе, выдвинули хирургические стулья.

– Не надо пока, пешком постоим, – отмахнулся Кир. – Диски под локти лучше дайте, а тут черт-те сколько с руками навесу придется…

…Своя кровь уже почти вся – в аппарате. Осталось только десять процентов, их оставить необходимо – существует парадоксальная реакция при использовании заменителей, организм начинает отторгать свою кровь. Эти десять процентов необходимы для того, чтобы потом можно было постепенно заменить эрзац.

Эрзац выглядит, как белесая мутная жидкость – и поэтому Ит сейчас бледен, как белая «доска», на которой он лежит. Ко всем крупным проекциям сосудов подведены и подключены модули, соединенные с системой. К части доступных сосудов помельче – тоже. Маленький разрез, затем вена подхватывается «кошачьим языком», тоненькой лопаткой с шершавым покрытием, выводится наружу, и фиксируется в модуле, который ее разделяет и делает двойную вставку. Установка по две секунды на зону, один из самых быстрых методов общей замены. По одной части модуля уходит в аппарат собственная кровь, по другой – в кровоток поступает заменитель. Метод максимально щадящий, он компенсирует сразу всё: и сердечную недостаточность, и гипоксию, и обезвоживание, и многое другое. Не последнюю роль в этом, разумеется, имеет состав эрзаца.

Замечательная штука, надо сказать, этот кровезаменитель. Очень много всего умеет. Свертываться по команде, например. Темнеть, чтобы обозначить пораженную область. Переносить кислород. Доставлять нужные элементы через любые барьеры, в том числе и через ГЭБ, повышая его проницаемость на время «доставки» и после снижая её до нормы. И многое другое.

Но своя кровь всё-таки как-то лучше… хотя бы потому, что она – живая.

– Красоту из горла выньте кто-нибудь.

– Подожди, что делаем? «Выньте»… дурацкое дело не хитрое, но в правом легком полно очагов. Левого, считай, вообще нет, только верхушка.

– Состав его уже дышит, надо снизить нагрузку. И оба сердечка мне не нравятся категорически. Они даже без нагрузки еле справляются.

Несколько секунд Дослав напряженно думал, потом произнес:

– Давайте оперативно. Выводим сейчас оба сердца и, если что не так, работаем дальше, уже не травмируя. В легкие предлагаю гель, быстрее снимем воспаление.

– Через час, – покачал головой Илья. – Организм отчаянно хочет жрать, если вы не заметили. Саиш, подключи дополнительное, пожалуйста. Давайте покормим и понаблюдаем, как дело пойдет.

– Стоп, – это уже Фэб. – Не торопитесь. Тут или/ или. Оперативное вмешательство плюс активный метаболизм он точно не выдержит. Так что или рискуем и выводим оба сердца, или пробуем пока что обойтись терапевтическими методами. В конце концов, часть очагов можно убрать на зондах. Я за терапию.

– Фэб, не дури. Сколько ты уберешь очагов из тех же легких зондами? Полсотни? А остальные?.. Легкие, если честно говорить, под замену. В плевральной полости гной, точнее – гнойная капсула, левое легкое не работает, там сдавление. Я бы и сердца под замену поставил, но нет возможности…

– Мы можем выиграть это время, – в голосе Фэба зазвучала мольба. – Илюш, не форсируй! Я тебя умоляю, не форсируй.

– Прекрати панику, – Илья строго глянул на Фэба. – У нас сейчас три приоритета: голова, оба сердца, легкие. Легкие поражены. Оба сердца тоже. Ты же сам видишь – даже на составе температура за час опустилась на полградуса, и всё. Нужно срочно убрать хотя бы часть источников заражения, но делать это, не подняв метаболизм хотя бы немного, мы не можем. Мы не сможем успешно вмешаться, если он нам не будет помогать. А он не сумеет, ресурса нет. Поэтому кормим, а потом…

– Илья…

– Потом ставим верхний порт, нужно спасать голову.

– Илья, нет… здесь?! – в глазах у Фэба был ужас. – Мы затащим заразу, тут нельзя, это невозможно, ты что…

– Опомнись! «Затащим заразу», – передразнил Илья. – Он и так собрал всю флору, которую было возможно собрать! Если мы будет стоять и смотреть, он сейчас нам даст атакой полиорганную, и привет! Глаза разуй, Фэб! Если по уму, то надо срочно ампутировать и руку, и ногу, в костных осколках – стафилококк, который даже составом нужно убирать двое, а то и трое суток!

– Миокард я стимулировать боюсь, – вмешался Дослав. Саиш согласно кивнул. – Сколько раз вставало сердце?

– Дважды, – беззвучно ответил Фэб.

– Ну вот. Что и требовалось доказать. Идет заточка на последующие остановки. Дальше – тут уже перитонит в наличии, если ты не заметил, а это еще один рассадник инфицирования. Мы не промоем это всё зондами, тебе это отлично известно. И инфекцию мы не остановим. Поэтому – давай хотя бы частично проводить мою схему.

Фэб закрыл глаза.

– А ну, посмотрел на меня, – приказал Илья. – Давай, коротко рассказывай, что ты предлагаешь.

– Я… – Фэб осекся. – Я предлагаю продолжать состав…

– Мы что уже делаем, и это почти не работает, – заметил Дослав.

– Но прошло слишком мало времени! – Фэб повернулся к Дославу. – Мы только начали, а срок ответа в этом случае может очень сильно варьироваться.

– Фэб, не обманывай себя, – попросил Илья. – Это порочный путь.

– Он не справится, – прошептал Фэб. – Ты же видишь.

– Ты это специально делаешь? – вкрадчиво спросил Илья. – Хорошо. Могу озвучить я, если тебе тяжело. Он уже фактически мертв, и он умрет в любом случае. Что бы мы ни делали. Единственное, что сейчас в наших силах, – это попробовать удержать приоритеты, которые относительно сохранны. И попытаться довезти его до госпиталя…

– Который еще найти надо, потому что нас с ним хрен кто примет с такими показателями, – проворчал Дослав. – Саиш, давай запрос, а мы пока что покормим и порт поставим.

– Я уже даю запросы. – Скрипач, до этого не вмешивающийся в разговор, поднял голову. В воздухе под его рукой висел полупрозрачный визу ал. – Пока что ни одного положительного ответа.

Голос его звучал безучастно и глухо.

Илья досадливо покачал головой.

– У тебя приоритет низкий, – проворчал он. – Саиш, давай ты. И смотри военные, пожалуйста… Кир, колхоз «Обильный» и пансионат «Поля», это где находится?

– Понятия не имею, – пожал плечами тот. – А что?

– Оттуда сейчас дали положительный ответ, примут, у них есть инфекционное и отдельные боксы. От Москвы это далеко?

– Илюш, уточни сам, – попросил Кир. – Тут этих колхозов, как собак нерезаных.

– Ясно… Угу. Двадцать минут лёта. Работают они по пятому уровню, это уже дело. Жалко, что не по шестому, – Илья на секунду задумался. – Дослав, что с динамикой?

– Хреновая динамика. Уходим на 1/14. Даже если довезем…

– Давайте сначала довезем, – решительно сказал Илья. – Всё, времени нет. Поль!

– Уже, – отрапортовал тот, – поехали. Порт по дороге поставим.

* * *

Берта и Джессика стояли у КПП, пытаясь втолковать охраннику, что их велено пропустить, когда от окна третьего этажа тюремной больницы отошел серый медицинский блок. Он поднялся вверх метров на сто и, всё набирая скорость, стал уходить дальше и дальше, превратившись через минуту в едва различимую точку, растаявшую в теплом сентябрьском воздухе над городом.

Берта заметила его первой, дернула Джессику за рукав. Та подняла голову, прищурилась. По лицу было не разобрать, о чем Джессика думала в этот момент, но вряд ли о чем-то хорошем…

– Можно не идти, – Джессика поморщилась. – Они его увезли.

– Живого? – напрямую спросила Берта.

– Относительно. Да, живого. Бертик, давай в Бурденко поедем, – попросила Джессика. – Может, хоть там эти простынки возьмут?

– Поедем, – согласно кивнула Берта, глядя в пустое небо. – Ты потом моих найти сумеешь?

– Наверное, – Джессика вяло пожала плечами. – Если посплю хоть сколько-то.

– Может быть, нам там разрешат поспать, – предположила Берта.

– Там – это где? – не поняла Джессика.

– Ну, в Бурденко. В коридоре где-нибудь. Я… я боюсь идти домой. – Берта прикусила губу. – И не хочу. Я не смогу.

– Поехали. – Джессика подняла сумку с простынями, Берта взяла мешок с их пожитками, которые отдали, когда отпускали из тюрьмы. Мешок был вроде бы не тяжелый, но Берте он сейчас казался просто неподъемным. – Берта, как думаешь, для Ри они врачей тоже дадут?

– Кто? Санкт-Рена? Так вроде бы сразу дали. Ему – сразу дали, это про Ита было сказано…

– Не надо, – попросила Джессика. – Прости. Я что-то плохо соображаю.

– Мотыльков надо забрать, – напомнила Берта. – По дороге заскочим к Томанову.

– Угу… – Джессика на секунду зажмурилась, потрясла головой. – Не получится там поспать, в госпитале, – сообразила она. – На Автозаводскую поедем, к ребятам. Ола говорит, комната маленькая, но поспим как-нибудь.

– Разберемся, – улыбнулась Берта.

Очень, очень трудно улыбаться, когда муж твоей лучшей подруги лежит в госпитале, в коме, из которой, по словам врачей, уже никогда не выйдет, а твой собственный муж…

Так, ладно.

«Если мы обе расклеимся, будет только хуже, – подумала Берта, пристраивая мешок за спиной. – Нельзя. Пока что нельзя. Может быть, потом. Как же хочется плакать. Джессике, наверное, тоже».

* * *

Ни Скрипач, ни Кир, ни Фэб так и не поняли, как же выглядит место, в которое они прилетели. Не до того было. Сначала блок пришвартовался к стене, точнее – к балкону, потом откуда-то появилось очень много врачей, и их троих оттеснили в сторону, а после и вовсе выгнали в соседнее с палатой помещение, как выяснилось, на обработку. Однако после обработки к Иту их не пустили, и они несколько неразличимых часов просидели в коридоре, едва ли не на полу, не имея никакой информации о том, что происходит. На шестом часу в коридор вышел, наконец, Илья – и они тут же заступили ему дорогу, не позволяя сделать и шага.

– Что? – хриплым голосом спросил Скрипач.

– Чего – «что»? – не понял Илья. – Остановили полностью, положили в «среду». Голова в порядке, успели. Мозг, правда, слегка поврежден, но…

– Как – поврежден? – Фэб расширившимися глазами смотрел на Илью. – Он же общался с нами, реакции были нормальными!..

– Ты мне договорить дашь? – раздраженно спросил Илья. – Поврежден из-за длительной гипоксии, но это-то как раз обратимо. Не надо паниковать по этому поводу раньше времени.

– А по какому поводу нужно паниковать? – нахмурился Кир.

– По всем остальным. Реакции нулевые. Клетки будут жить, пока находятся в «среде», но за семь часов мы не получили ни одного адекватного ответа. Что будет дальше, непонятно. Ждём. Консилиумы каждый час.

– Илья, что с рукой и ногой? – Фэб нахмурился. – Ампутировали?

– Нет, – Илья помрачнел. – Это, к сожалению, невозможно.

– Почему? – удивился Фэб.

– Да потому что они вот оба – метаморфы! – Илья раздраженно ткнул в Скрипача пальцем. – Предупреждать надо о таких вещах! Заранее! Единственный ответ, который мы получили – это попытку рывка в метаморфозную форму в самом начале вмешательства.

– Но у нас сняты сложные формы, – холодея, проговорил Скрипач.

– Ах, расскажите, цветы золотые, – хмыкнул Илья. – В тканях они у вас сняты. Но с костями, разрешу тебе напомнить, вы ничего не делали, потому что это было невозможно технически. Информацию по вам уже подняли, кроме того, тут до сих пор работает Волков, который эти формы и снимал. Дошло?

Скрипач кивнул. На секунду прикрыл глаза, глубоко вздохнул.

– Что будет дальше? – спросил он.

– Работать будем дальше, – Илья посерьезнел. – Завтра сюда еще один малый госпиталь приедет. Ну, не весь, половина состава. Вторая половина поедет сменной ко второй половине «Вереска», которая сейчас у Ри.

– Его тоже привезут сюда? – спросил Кир.

– Нет, – отрицательно покачал головой Илья. – Он нетранспортабелен в принципе. Там, как я понял, вообще без шансов. Мозг разрушен, даже ствол и тот поврежден. Там, кажется, сохранен частично синтез тройных гормонов… и всё. Не пытайте, я всё равно ничего не знаю. Олле с Заразой и Руби с Васькой сейчас там, и еще отсюда, кажется, шестеро туда полетели. Вернется кто-нибудь, расскажут.

Скрипач сел на корточки, привалившись спиной к стене, и закрыл глаза. Кир присел рядом с ним, положил руку на плечо.

– Не надо, всё в порядке, – едва слышно сказал Скрипач. – Кирушка, правда.

– Идите все спать, – распорядился Илья. – На будущее – в сутки спать минимум по шесть часов, причем один период обязан быть не меньше четырех часов. Иначе к дежурствам не допустят, даже на дублирующее отслеживание. Это не полевой госпиталь, тут другие порядки.

– Но на дубль нас ставить будут? – с надеждой спросил Фэб.

– Исключительно на дубль, вы родственники, а правила ты сам знаешь, – пожал плечами Илья. – Так, всё. Спать. Трястись сейчас нет никакого смысла, ребята. Вы, как говорится, не первый год замужем и понимаете, что дальше, чем сейчас, ему умереть уже не получится.

– А где тут спать-то? – Скрипач оглянулся.

– Черт его знает, – пожал плечами Илья. – Сейчас спросим, они только совещаться закончат… Ага, – перед ним повисла узенькая строчка визуала. – Да вот прямо в соседней комнате, выходит дело. Идите, ложитесь. Доброй ночи.

* * *

– Ну как там? – Берта стояла сейчас на границе стерильной зоны, в метре от Скрипача. Дальше идти ей было нельзя.

– Всё то же самое, – ответил Скрипач.

– Понятно…

«То же самое» – это значит, что снова ничего не изменилось. Совсем ничего. Уже полторы недели прошло, а динамики нет, ни положительной, ни отрицательной. И неизвестно, будет ли она вообще.

– А что в городе? – Скрипач, конечно, имел в виду Ри.

– Так же. – Берта отвела взгляд. – Рыжий, Джессику пустили к нему. Почему меня не пускают?

– Ну… – Скрипач замялся. – Маленькая, если хоть что-то сдвинется, они пустят. Я просил, но они говорят, что пока нельзя.

Скрипач лукавил – на самом деле пускать было, считай, и не к кому. Его самого ближе чем на метр не подпускали…

Искалеченное тело лежало сейчас даже не на поддержке, а в компенсаторной «среде», проникающем составе, позволяющем частично сохранять клеточный обмен во время полного отказа работы собственных органов. После стараний трёх сменных бригад на этом самом теле в буквальном смысле не осталось ни одного живого места – порты доступа стояли где только можно, а где нельзя, находилась «среда». Прикасаться руками к телу не разрешалось, вся работа шла исключительно на зондах, и никак иначе. Температура – пятнадцать градусов, лишь через верхний порт шел кровезаменитель, согретый до тридцати пяти.

Шансы… как позже было сказано, шансы в этот период были нулевые, и даже Фэб недоумевал, почему Ита до сих пор «держат», почему не отпустят. Таких больных «вели», разумеется, до последнего, но, конечно, не после того, как «последнее» уже фактически произошло. А сейчас врачи Санкт-Рены занимались, по сути дела, реанимацией того, что было мертво, и непонятно на что надеялись.

Скрипач не понимал этого тоже, но у него в те дни не было ни сил, ни возможности задаваться подобными вопросами. Единственное, что ему было дозволено – это сидеть неподалеку от рабочей зоны, на границе белой области и желтой, чтобы никому не мешать. И он сидел, часами не меняя позы, и безучастно следил за действиями врачей.

А врачей было много. В палате постоянно дежурили по четыре человека (это не считая Фэба, Кира и Скрипача), во время консилиумов могло подходить и еще сколько-то, порой в комнате находились одновременно до десяти специалистов. Первые трое суток консилиумы шли каждые полчаса, потом – раз в час, затем – раз в два часа. Скрипач и Кир во время этих консилиумов чувствовали себя дураки дураками. Если прежняя полевая практика была проста и понятна, то происходившее сейчас они до конца понять не могли при всем желании. Не тот уровень. Не те знания. Не та область.

Запущенные и приостановленные механизмы умирания, прогнозы и планы, поиск обходных путей, химия обратимых и необратимых процессов, клеточные ответы… Тело сейчас было даже не телом, оно словно бы превратилось в игровое поле, вот только исход этой игры был до сих пор неясен.

– Так когда будет можно? – снова настойчиво спросила Берта.

Скрипач виновато отвел глаза.

– Если будет хотя бы один «плюс», думаю, они разрешат, – сообщил он после полуминутного молчания.

Джессику действительно пустили к Ри, но уже на третьем «плюсе», когда удалось победить застарелое воспаление легких, поднять синтез собственных гормонов и перевести с заменителя на половинный объем своей крови. Скрипач об этом знал, Берта и Джессика, разумеется, нет.

– Ладно, потерплю, – Берта опустила голову.

– Малыш, я… – Скрипач осекся. – От меня же ничего не зависит.

– Я знаю. – Она отвернулась. – Прости, рыжий. Я пойду, наверное.

– Подожди.

– Зачем, родной? Ты стоишь тут, нервничаешь, тебе нужно идти обратно. Мне тоже не легче. Я завтра приду, хорошо? Может быть, что-то изменится.

Скрипач с раскаянием посмотрел на неё. От жалости у него сейчас сжималось сердце – потому что Берту он и в худшие годы такой не видел. Она очень сильно исхудала, волосы на висках поседели, на лбу пролегли тонкие морщинки. О себе она эти дни не говорила вовсе, но Скрипач видел: она еле держится.

– Где ты сегодня ночуешь? – спросил он.

– В «Просторах», мне там койку дали. – Она слабо улыбнулась. – Завтра утром в Москву, потом снова сюда.

В Москву она ездила каждый день, но ни Скрипач, ни Кир с Фэбом про это не знали. Подъем в шесть утра, перекусить наскоро остатками дневного рациона (в сутки ей выдавали один полевой рацион Санкт-Рены), потом на первом катере – в город, пытаться разобрать как-то то, что официалы оставили от их квартиры. После – в Бурденко, вместе с Джессикой. А затем – обратно, чтобы в шесть вечера подняться сюда, на пятый этаж, на границу стерильной зоны, и поговорить со Скрипачом.

О том, что снова ничего не изменилось.

Она страшно устала, но, конечно, никому и ни за что на свете не призналась бы в этом. Хуже всего изматывал постоянный страх и неизвестность, но, увы, поделать с этим ничего было нельзя.

– А до «Просторов» далеко? – Скрипач нахмурился.

– Два километра примерно, – пожала плечами Берта. – Это даже хорошо. Прогуляюсь, воздухом подышу.

Скрипач тяжело вздохнул.

– Да уж, – протянул он. – Воздухом, сказала тоже. Маленькая, ты ложись пораньше, ладно? На тебе лица нет.

– На тебе тоже, – Берта усмехнулась. – Инвалидная команда. Рыжий, я пошла. Есть хочется. Ребятам привет передай.

– Ладно, – согласился Скрипач. – Ты завтра придешь?

– Обязательно, – заверила она. – Куда же я денусь.

* * *

Вернувшись, Скрипач понял, что в палате идет внеочередной консилиум – в красной зоне стояли человек десять, Фэб и Кир находились в оранжевой (семьдесят сантиметров от красной), перед ними висели визуалы, на которых мелькали, сменяя друг друга, всё новые и новые строки.

– Что случилось? – с тревогой спросил Скрипач, тоже входя в оранжевую зону и активируя визуал.

– Два плюса, – не поворачивая головы, ответил Фэб. – На второй пробе. Сейчас дали тридцать четыре, думают, что делать дальше.

– Нас оставят? – с тревогой спросил Скрипач.

– Нет, мы уйдем, – вздохнул Кир. – Места мало.

Места действительно было мало: бывший номер, превращенный в палату, мог с трудом вместить человек десять – если эти люди просто стояли, конечно. Но теперь предстояла работа, и поэтому…

– Что будут делать?

– Как раз решают, – ответил Фэб.

– Выйдите, пожалуйста, – попросил один из врачей. – Вы отвлекаете.

– Хорошо, – кивнул Фэб. – Ребята, идемте. Андрей, мы сможем следить?

– Конечно. Посидите пока у себя.

– Спасибо.

В коридоре рыжий тут же накинулся на Фоба – почему не вызвал сразу?!

– Я бы задержал Берту, она хотя бы… Фэб, совесть есть? Она такая измученная, смотреть больно! Она бы эту ночь спала в десять раз лучше!.. Ну как ты можешь, а?

– Рыжий, угомонись, пожалуйста, – попросил Фэб. – Если всё пойдет так, как идет, – завтра скажем. Пока что рано еще говорить.

– Я не успел посмотреть, – признался Скрипач. – Что в плюсе?

– Начали адекватно отвечать почки, и пошел ответ на общую обменку, – объяснил Кир. – Андрей сказал, что сейчас главное не дать свалиться обратно. Если я правильно понял, опускать они больше не хотят. Боятся.

– И не будут в любом случае. Перенастроят «среду», и станут смотреть по симптоматике. Если бы не эти проклятые гиберы… – Фэб покачал головой. – Хотя что тут говорить. Что сделано, то сделано.

Про это они уже всё знали. И про убитые иммунные системы (и Киру, и Скрипачу, и обоим Мотылькам уже ставили имунки заново, по словам врачей – практически с нуля), и про сбои, которые после этих гиберов неизбежны, и про то, что последствия травмы у Ита такими страшными бы не были, если бы не гибернейты. Конечно, не только гибернейты оказались виноваты в том, что случилось. Всё сразу. И гиберы, и восемнадцать пуль, которые Ит «поймал», и то, что помощь вовремя оказана не была, и условия в тюремной больнице… Всё вместе.

– …Если бы его взяли на стол сразу после этого всего, он бы сейчас уже ходил, – сказал как-то Илья. – Но три месяца вот так… Остается только молиться, чтобы вообще в живых остался…

– Кто выйдет в смену? – спросил Кир.

– Я так понял, что Дослав с Полем придут через два часа, – Фэб нахмурился. – Вот что. Вы вдвоем пока что отдыхайте, я послежу, почитаю. Потом сменимся.

– Издеваешься? – хмыкнул Скрипач. – Фэб, ты всерьез думаешь, что я сумею сейчас…

– Я думаю, что ты будешь требовать, чтобы тебя пустили завтра, – справедливо заметил Фэб. – Поэтому да, я всерьез. Иди и ложись. Настрой оповещение, если тебе так хочется. И ради всего святого, не лезь туда, не мешай им работать.

– Я не собирался.

– Рыжий, если ты будешь, как собака, сидеть под дверью, ничего не изменится. – Кир взял Скрипача за локоть и потащил за собой, к двери соседней комнаты, в которой они временно жили. – Иди, иди. Скотина упрямая.

* * *

Через трое суток, когда окончательно стало ясно, что динамика есть и что она пусть слабая, но уже точно положительная, Фэб решился задать Илье вопрос, который давно хотел задать, но никак не мог, потому что всем было не до того. Он отловил Илью в коридоре после смены, силком затащил в их комнату и лишь потом спросил:

– Объясни, как вы тут оказались? На Терре-ноль, да еще так вовремя? Илья, я, конечно, верю в совпадения, но не до такой степени.

– Это не совпадение. – Илья прикрыл за собой дверь, поискал глазами, куда бы сесть, но сидеть было негде: в комнате стояли две кровати, и ничего больше, ни стульев, ни стола не имелось. – Приказы Её Величества не обсуждаются, Фэб. Скажем так – за вашей командой следила не только Официальная служба.

– Ты хочешь сказать, что…

– Я хочу сказать, что я получил приказ и выполняю его. Выполняю охотно, если ты об этом, с моей волей этот приказ не расходится ни на шаг.

– Я впервые за всю практику вижу, чтобы на двоих больных кто-то ставил два полных госпиталя, – произнес Фэб. – Илья, почему?

– Не два. Четыре малых и половина здешнего состава, – невозмутимо поправил Илья. – Ты слишком устал, чтобы нормально считать. Почему? Иначе бы не справились. Да, собственно, пока что и не справились, мы в самом начале, как ты понимаешь.

– Я не об этом. Причина. Так не делают… никогда, – Фэб осекся. – Илья, объясни.

– Ну, хорошо, – сдался, наконец, тот. Вывел визуал, передвинул строки. – Пометку видишь?

– Какую? – не понял Фэб.

– А вот эту.

В самом начале, на первой строке, стояли всего две буквы.

«ST».

– Ты знаешь, что это значит? – напрямую спросил Илья.

– Нет, – покачал головой Фэб.

– Это значит «saint». Святой.

– Что?..

– Пока что эти пометки есть только в историях Ри и Ита. У вас они тоже появятся. Только позже.

– Илья, о чем ты говоришь? – рявкнул Фэб.

– Это значит, что на территории конклава они оба проходят сейчас процедуру канонизации, – объяснил Илья. – Разумеется, это автоматом дает им ряд привилегий…

– Ты знал об этом, когда мы работали в «Вереске»? – напрямую спросил Фэб.

– Нет, – отрицательно покачал головой Илья. – Я ничего не знал.

– Врешь.

– И не думал даже!.. Если бы знал, разве бы позволил пахать наравне с остальными? Фэб, да успокойся ты, это решение, видимо, было принято недавно, и может быть, еще ничего не получится. Да и что в этом плохого?

Фэб растерянно смотрел на Илью.

– Не знаю, – неуверенно ответил он. – Это… это просто как-то неправильно, наверное…

– Что неправильного в том, что их двоих в результате хорошо лечат и дают шанс выздороветь и жить нормальной жизнью? Что плохого в том, что конклав обеспечивает вас и дает вам защиту?

– А Ри? – справедливо возразил Фэб. – Что хорошего в том, что жить, как ты сказал, нормальной жизнью, ему предстоит с полностью утраченной личностью?! Ты вообще понимаешь…

– Угу, понимаю, – кивнул Илья. – И побольше твоего. Например, я понимаю, что личность можно восстановить, а мозги вырастить заново.

– От восьмого уровня! А тут максимум – шестерка, да и то не везде!..

– Ага. Давай поэтому сразу сдадимся, сядем на задницу и ничего не будем делать, – проворчал Илья. – Вот что, Фэб. Если тебе сейчас хочется думать, то подумай лучше о чем-нибудь не глобальном, пожалуйста. Например, о том, как Берту сюда не пускать еще хотя бы неделю. Или о том, что будем делать с рукой и ногой. Сюда даже биопротезы не пропускают, сам знаешь, а тебе, я думаю, равно как и мне, не хочется, чтобы он остался инвалидом. Всё, я спать, извини.

Илья обошел замершего Фоба, вышел из комнаты и тихо притворил за собой дверь. Фэб остался стоять, беспомощно глядя перед собой и пытаясь как-то осознать всё, что было сказано только что.

«ST»?

Четыре госпиталя?

Конклав?

Что происходит, что сейчас поставлено на кон?

Кто они все – в этой игре?

И что будет дальше?

Глоссарий

ГРАДАЦИИ И ШКАЛЫ ПЕРВИЧНОЙ ПОЛЕВОЙ ДИАГНОСТИКИ

Используются миссионерскими мобильными госпиталями независимого конклава Санкт-Рена

1. Первая градация – нисходящая

1 > 10, где 1 – верхняя планка, а 10 нижняя.

1 – степень летальных повреждений близка к критической/критическая

2 – степень летальных повреждений близка к критической

3 – степень летальных повреждений не критическая

4 – степень травматических повреждений приближается к летальной 3

5 – степень травматических повреждений высокая

6 – степень травматических повреждений средняя

7 – степень травматических повреждений низкая

8 – степень повреждений высокая

9 – степень повреждений средняя

10 – степень повреждений низкая

2. Вторая градация – восходящая

1 < 15, где 15 – верхняя планка, а 1 нижняя.

Первая шкала, действительна только для значения 1 нисходящей градации:

1/15 – смерть

1/14 – агония

1/13 – предагональное состояние

1/12 – предвестники предагонального состояния

Вторая шкала, действительна для значений 1 и 2 нисходящей градации:

1/11 – высочайшая степень нарастания общей отрицательной динамики

1/10 – высокая степень нарастания общей отрицательной динамики

1/9 – средняя степень нарастания общей отрицательной динамики

1/8 – низкая степень нарастания общей отрицательной динамики

2/11 – высочайшая степень нарастания локальной отрицательной динамики

2/10 – высокая степень нарастания локальной отрицательной динамики

2/9 – средняя степень нарастания локальной отрицательной динамики

2/8 – низкая степень нарастания локальной отрицательной динамики

Третья шкала, действительна для остальных значений нисходящей градации:

7 – низкая степень локальной положительной динамики

6 – средняя степень локальной положительной динамики

5 – высокая степень локальной положительной динамики

4 – высочайшая степень локальной положительной динамики

3 – низкая степень общей положительной динамики

2 – средняя степень общей положительной динамики

1 – высокая степень общей положительной динамики

Наиболее часто встречающиеся значения первичной полевой диагностики:

1 – ранения высокой степени тяжести, травматические ампутации, при частичном или полном отключении боевых систем жизнеобеспечения, при полном ограничении подвижности

1/15

1/14

1/13

1/12

1/11

1/10

1/9

2 – ранения высокой и средней степени тяжести, травматические ампутации, при сохранности боевых систем жизнеобеспечения, при полном ограничении подвижности

2/11

2/10

2/9

2/8

2/7

2/6

2/5

2/4

2/3

2/2

2/1

3 – ранения средней степени тяжести, травматические ампутации, при сохранности боевых систем жизнеобеспечения, при частичном ограничении подвижности или сохранной подвижности

3/8

3/7

3/6

3/5

3/4

3/3

3/2

3/1

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ

Аарн, Орден – межрасовое объединение разумных, основанное великим ментатом Иларом Ран Даром. Было создано несколько тысяч лет назад. После развоплощения основателя разделилось на несколько различных подструктур. Главная отличительная особенность Ордена Аарн – полное эмпатическое взаимопроникновение разумных существ, прошедших так называемое Посвящение. (Иар Эльтеррус, «Отзвуки серебряного ветра»).

Аарн Сарт – мир Ордена Аарн.

Безумные Барды – система Контроля Индиго-сети. Использует для работы с Сетью звуковую модель восприятия. Работает по двум специфическим схемам входа в Сеть (кратковременный и долговременный), оперирует двумя основными схемами понятий – созвучные и несозвучные мелодические построения.

Основной функцией Безумных Бардов является контроль и стабилизация взаимодействий между мирами своей зоны.

Белая Зона – миры в начальной стадии развития, молодые миры, не прошедшие зонирование, но являющиеся частью цикличной системы миров. Образование сиуров (см.) в Белой Зоне спонтанно, они самоорганизующиеся, а не моделированные (в отличие от выстраиваемых системами Контроля).

Согласно Теории параллелей, мир, выходящий на следующую стадию своего развития, автоматически исключается из зоны Контроля и ожидает зонирования. Характер зонирования определяется исключительно внутренним мировым порядком и не предопределен заранее.

Встречающие – одна из сетевых структур, работающая с экипажами Сэфес (см.) (до стадии Сихес). В задачи Встречающих входит подготовка экипажей к рейсам, возвращение экипажей, поддержка Сети в пассивном состоянии, частично – решение официальных вопросов, связанных с деятельностью экипажей.

Двархи – вид разумных, который целиком вошел в Орден Аарн по приглашению Командора. У двархов нет собственного тела, однако они обладают способностью ощущать как собственное тело любой высокоорганизованный материальный объект, внедряясь в управляющий им искусственный интеллект. Благодаря уникальным мыслительным возможностям дварха, избравшего крейсер местом своего обитания, дварх-крейсеры Ордена неизмеримо превышают по боеспособности обычные крейсеры того же класса. Видимо, это обстоятельство сыграло определенную роль при формировании системы воинских званий Ордена. Так, например, орденские звания «дварх-лейтенант» и «лор-лейтенант» можно соотнести со званиями «старший лейтенант» и «младший лейтенант» лишь в самом первом приближении.

Дварх-капитан – флотское офицерское звание в Ордене Аарн. Обычно дварх-капитан командует дварх-крейсером, эскадрой или боевой станцией, кораблем класса «Планетарный разрушитель», имеющим размер средней луны. Уровень командования зависит от личного опыта офицера.

Дварх-крейсер – псевдоживой корабль Ордена Аарн, созданный на основе технологий древнего, давно ушедшего в Сферы Творения народа. Длина около 50 км.

Зона Контроля – см. Системы Контроля.

Индиго-зона, Индиго-сеть – территориальное построение, находящееся в юрисдикции Индиго-формаций Контроля. Структурирование такой зоны происходит по территориальному признаку – объединяются миры, максимально приближенные друг к другу физически. Классический сиур низшего порядка в Индиго – это шесть миров, расстояние между которыми меньше 100 световых лет.

Индиго-маяки, Маджента-маяки – работники Транспортной Сети, осуществляющие точную настройку при проходах из мира в мир с использованием транспортных машин.

Индиго-монада – объединение индиго-эмпатов, созданное для Контроля. По сути дела – создаваемый на время коллективный разум-организм. Существование монад в Индиго-сети является общепризнанным фактом, но само явление изучено мало, т. к. не представляет интереса для систем Контроля Маджента. Считается, что монады – это центрированные структуры, использующие эмпатию для объединения разумных в монолитную группу, с каскадным нарастанием мощности системы. Количество разумных, составляющее монаду, постоянно (либо увеличивается), однако периодически происходит замена тех, кто монаду составляет. Обычно Индиго-монада, состоящая из 100–150 разумных, держит в зоне контроля 1500–2000 миров.

Индиго-сектор – часть зоны Контроля структур Индиго.

Искин – по принятой версии это искусственный интеллект. На самом деле искины – бывшие разумные, которые добровольно изменяют себя, чтобы существовать как часть, например, кластерной или секторальной станции Безумных Бардов. Об искинах достоверно известно очень немногое, потому что о своей истинной природе они предпочитают умалчивать.

Конклав (здесь) – сообщество миров, максимально изолированное от внешних воздействий. Классический пример большого конклава – Санкт-Рена.

Контролирующие – см. Системы Контроля.

Контроллеры (наноконтроллеры) – узкоспециализированные нанороботы, используются в медицине.

Легион – военное подразделение Аарн.

Лор-лейтенант – см. Двархи.

Маджента-зона, Маджента-сеть – построение, находящееся в юрисдикции Маджента-формаций Контроля. Миры Маджента-сети объединяются по принципу максимальной толерантности по отношению друг к другу. Низовой сиур Маджента-сети может состоять из миров, разделенных тысячами световых лет.

Мастера проходов – работники Транспортной Сети, Индиго – или Маджента-маяки, способные выполнять функцию стабилизации проходов из мира в мир. Так же Мастерами проходов называются разумные, обученные строить локальные переходы между точками пространства, например проходы Вицама-Оттое, которые чаще всего используются в пределах планетарных систем.

Мария Ральдо-Дельгато – прототипом персонажа стала Мария Эва Дуарте де Перон (пси. Maria Eva Duarte de Peron), также известна под именем Эвита (Evita). (7 мая 1919, Лос Тольдос – 26 июля 1952, Буэнос-Айрес) – первая леди Аргентины, вторая жена 29-го и 41-го президента Хуана Перона.

Мега-сиур – сиур четвертого уровня формации. Включает в себя 1679616 обитаемых систем и произвольное количество нецикличных миров.

Ментальная сеть – условно делится на три различные области (в системе представлений визуалов): территориальная Индиго-сеть, экстерриториальная Маджента-сеть и области белые, еще не прошедшие зонирование.

Монада – объединение Индиго-эмпатов, созданное для Контроля. Практически создаваемый на время коллективный разум-организм.

Налобник – индивидуальный прибор врачей Санкт-Рены. Позволяет подключаться к базам данных и управляющим системам стационарных и мобильных госпиталей.

Неадекват – специфическое состояние Сэфес после выхода из рейса. Чаще всего – гормональный дисбаланс или нервное перенапряжение. Из неадеквата Сэфес обычно способны выйти или самостоятельно, или при помощи напарника.

Нецикличные миры – планетарные системы, на которых нет разумной жизни. Частью сиура такие миры становятся только в случае их экспансии (как при первичной, так и при вторичной экспансии).

Нэгаши – раса, внешне похожая на ящеров, имеет человеческий геном.

Официальные службы (официалы) – службы, которые сотрудничают с системами Контроля и выполняют охранительную и информационную функцию.

Плазмоид – здесь: дисперсная ионная структура.

Полоса – одна из частей машины Транспортной Сети.

Псевдосмерть – специфическое состояние, в котором экипажи Сэфес пребывают во время рейсов. Характеризуется практически полной остановкой обменных процессов в организме при сохранении мозговой активности.

Для работы в псевдосмерти Сэфес адаптируют свои тела в течение как минимум 10–12 лет, но для корректного выхода из этого состояния все равно крайне желательно присутствие Встречающих. Иногда после выхода из псевдосмерти тело может не выдержать нагрузки и перейти в состояние сброса.

Сброс – специфическое состояние, характерное для экипажей Сэфес. Связано с дисфункцией организма после выхода из псевдосмерти. Во время сброса происходит сбой практически всех процессов, идущих в организме, – меняется состав крови, происходит изменение работы парных органов, изменения гормонального фона, изменения мозговой деятельности и т. д. Пройти сброс самостоятельно невозможно, поэтому он всегда проводится, во-первых, с санкции самого экипажа, во-вторых – только под контролем как минимум двух пар Встречающих.

Сеть – многомерное ментальное отображение реальности.

Системы Контроля – объединения разумных существ, выполняющих регулировку взаимодействий между эгрегорами планетарных систем, с целью сведения к минимуму негативных воздействий на цивилизации и усиления позитивных влияний. Основной метод действия систем Контроля Маждента — зонирование обитаемых систем по принципу максимальной энергетической и этической толерантности друг к другу. Основной метод действия систем контроля Индиго – зонирование обитаемых систем по принципу территориального расположения и концептуального сходства моделей. И та, и другая системы используют ряд схожих понятий/действий.

Системы Контроля разделяются также по способу восприятия Сети. Для человеческих систем Контроля характерны два вида восприятия – аудиальное (слуховое) и визуальное (зрительное). Сэфес — визуалы, для них характерно «видение» Сети при помощи цветовых градаций. Безумные Барды – аудиалы, они работают с вибрационными моделями.

Системы антиконтроля (Антиконтроль) – объединения разумных существ, отрицающих правомерность деятельности систем Контроля и борющихся как с самими Контролирующими, так и с результатами их деятельности. Системы антиконтроля в большинстве случаев не способны причинить вред самим Контролирующим, поэтому от их деятельности обычно страдают представители Официальных служб.

В данной серии две системы Антиконтроля («Свободное небо» и «Карающий молот») объединяются с Официальной службой, потому что имеют совпадающие задачи.

Сиур – устойчивый комплекс ментально-энергетических взаимодействий между обитаемыми мирами, реализуемый посредством связок эгрегоров миров, в него входящих. Обязателен как для цикличных, так и для нецикличных миров. Имеет шестеричную основу.

Ментальное и энергетическое взаимодействие обитаемых систем может быть основано на следующих базовых параметрах:

1. Связка в двухмерном сиуре низшего порядка (шесть планетарных систем, связанных посредством смычек эгрегоров).

2. Связка в n-мерном сиуре среднего и высшего порядка (прогрессия выстраивается в соответствии с размерами и принадлежностью зоны, в большинстве случаев: Индиго – арифметическая прогрессия, Маджента – геометрическая, с рядом поправок).

3. Связка в параллель, в соответствии с моделью системы.

4. Связка сиуров высшего порядка.

Сихес – посмертная стадия развития экипажа Сэфес, в которой управление Сетью уже невозможно, но зато появляется возможность постоянного существования в Сети.

Ска – состояние относительно зоны.

Считка – полное отображение памяти носителя за какой-то временной период.

Сэфес – структура Контроля Маджента-сети. Использует для работы с Сетью визуальную (зрительную) модель восприятия.

Экипаж Сэфес всегда состоит из двух разумных, иначе стал бы невозможным основной принцип работы экипажей – разделение каждого совершаемого действия на действие пары.

Основной функцией экипажей Сэфес является контроль и стабилизация взаимодействий между мирами своей зоны. Также Сэфес создают новые сиуры и включают их в общую систему. Мир может перемещаться из одной зоны в другую – в зависимости от изменений внутренних условий.

В Индиго-сети существует аналог системы Сэфес, однако гораздо более энергоемкий и требующий участия большего числа разумных существ (Безумные Барды (см.). Для контроля над 2–3 тыс. объектов (сиуров второго порядка) требуется не менее полутора тысяч разумных.

Экипаж Сэфес, состоящий из двух разумных, контролирует от 50 тыс. до 300 тыс. обитаемых цикличных миров.

Сэфес Энриас – вторичная стадия развития экипажа Сэфес. Приставка «эн…» указывает на «повышение тождественности» между Сэфес и Сетью, что влечет за собою усиление возможностей влияния на Сеть. «Повышение тождественности» не бесконечно: существует предел, за которым лежит принципиально новое состояние – Сихес.

Теория параллелей – теория, согласно которой любой мир в своем развитии проходит 12 бесконечно повторяющихся циклов развития, при этом оставаясь базовой единицей в Сети. Нашему восприятию доступны только шесть фаз этого развития. У миров, находящихся в противофазе, обычно похожий набор признаков – одинаковый состав атмосферы, близкий набор видов, а у разумных существ схожей может быть даже история цивилизации. И, конечно, их обитатели похожи внешне.

Низовая часть сиура (планетарная система) в своем развитии претерпевает столь значительные изменения, что отследить ее и осознавать самостоятельной единицей могут только системы Контроля.

По этой же теории происходит разделение Индиго/Маджента, используемое системами Контроля Маджента-сети. Сэфес придерживаются мнения, что миры, уходящие в Индиго-сеть, автоматически исключают себя из Круга, и развитие подобного мира идет не циклично, а линейно. Двухмерный сиур, согласно теории параллелей, имеет связку с параллельным ему сиуром, содержащим миры, находящиеся в противофазе. Связка осуществляется посредством Узла, то есть образуется система второго уровня, двенадцатеричная.

Ти-анх – биованна, используемая Целителями Ордена Аарн для лечения. Имеет очень большие возможности, вплоть до воскрешения мертвых, умерших не более двух часов назад, до того, как душа успела уйти в «белый канал».

Типы обитаемых миров, взаимодействие между мирами

Существует 12 основных типов обитаемых миров и бесчисленное множество их сочетаний.

Для каждого типа и каждого цикличного мира характерны:

1. Собственная генетическая модель. Это выражается в том, что на планете условного типа А будут существовать виды, идентичные генетически, вне зависимости от расположения мира в пространстве. Аналогично – по мирам всех остальных типов.

2. Собственный вид «чистой» (легкодоступной и безопасной) энергии, идеально подходящей для этого мира.

3. Собственная параллель. Каждый мир имеет параллель, которую выстраивают Контролирующие. Параллелью также принято называть мир, находящийся в противоположном цикле развития (в противофазе).

4. Собственная связка в сиуре.

5. Собственная связка в n-мерном сиуре.

Транспортная Сеть – система, позволяющая совершать мгновенные перемещения из мира в мир. Связь между мирами осуществляется с помощью машин Транспортной Сети. Точную настройку параметров перемещения обеспечивают эмпаты, которых называют Мастерами проходов, а также – Индиго– или Маджента-маяками).

Транспортник (разговорное) – человек, обслуживающий машину перемещения, работник Транспортной Сети.

Узел – теоретическое понятие, точка ментального пересечения параллелей миров сиура.

Холм Переноса (разговорное) – одно из названий машин Транспортной сети.

Центр зоны, база – здесь: планета, являющаяся официальным представительством Сэфес.

Эгрегор – в системе представлений Сэфес: ментальная оболочка низовой единицы сиура, т. е. планетарной системы.

Стадия Энриас – вторичная стадия развития экипажа Сэфес.

Эрсай – структура, призванная направлять деятельность Систем Контроля. Приставка «эр…» в данном случае говорит о «надстоянии» структуры. Эрсай малочисленны. В физические тела воплощаются очень редко, чаще всего – под конкретную задачу. Основной вид деятельности данной структуры – выявление потенциальных Контролирующих и ведение подобной личности – либо до начальной стадии обучения, либо до уничтожения объекта. Изредка Эрсай выполняют вспомогательную функцию при решении спорных задач в системах Контроля, исполняя роль третейского судьи, но это скорее исключение, чем правило.

body
section id="n_2"
section id="n_3"
section id="n_4"
section id="n_5"
section id="n_6"
section id="n_7"
section id="n_8"
Стихотворение Ирины Лукониной.