---

Филип Дик

Нетелепортируемый человек

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Над головой Рахмаля ибн Эпплбаума завис кредиторский воздушный шар, изнутри которого раздался голос — громкий, красивый мужской голос, усиленный настолько, что привлек внимание не только Рахмаля, но и собравшейся вокруг толпы пешеходов. Кричащие воздушные шары недаром применялись, чтобы должник выделялся из толпы и выставлялся напоказ: публичное осмеяние, оскорбления вездесущей толпы привлекались для воздействия на тебя, чтобы, понял Рахмаль, вышибить последние деньги.

— Господин Эпплбаум!

Добросердечный, звонкий, но все же машинный голос отдавался гулким эхом, и тысячи голов нетерпеливо поворачивались, удивленные, и смотрели вверх, замечали кредиторский шар, а также его объект его воздействия — Рахмаля ибн Эпплбаума, который пытался добраться со стоянки, где он оставил свою ракету, в офис «Ложь Инкорпорейтэд», до которого было всего-то тысячи две ярдов, но и этого хватало, чтобы все опознали его как объект преследования воздушного шара.

— Все в порядке, — проскрежетал зубами Рахмаль и пошел дальше, не замедляя шага; он стремился достичь вспыхивающего огнями входа в частное сыскное агентство и даже не глядел наверх, делая вид, насколько это было возможно в данной ситуации, что совершенно не замечает навязчивого шара, так надоевшего ему за последние три года.

— Господин Эпплбаум, — жужжал воздушный шар. — К сегодняшнему дню, среде, 8 ноября 2014 года вы как наследующий имущество и долги вашего покойного отца задолжали сумму в размере четыре миллиона поскредов компании «Трейлс оф Хоффман Лимитед» — главному спонсору бизнеса вашего покойного…

— Ну ладно! — воскликнул Рахмаль, резко останавливаясь и с гневом взирая наверх. О, как же ему хотелось чем-то острым проткнуть насквозь этот шар… Но что он мог поделать? По указу ООН кредитор мог нанять подобную штуку. Это было вполне законно. И ухмыляющаяся толпа знала об этом. Для них это было весьма заурядное, но все-таки занимательное зрелище. К тому же и развлекательное. Как бы то ни было, Рахмаль никого не обвинял: их годами воспитывали подобным образом. Все средства массовой информации, контролируемые «незаинтересованной» ООН, пытались взять контроль над поведением современного человека, дабы тот не утратил способности наслаждаться муками постороннего человека.

— Я не в состоянии заплатить, — сказал Рахмаль. — И вы об этом прекрасно знаете.

Наверху, в шаре, его услышали — по бокам шара высунулись звуковые антенны. Но либо ему не поверили, либо им было наплевать, говорит ли он правду. Им платили за назойливость, а не за правдоискательство. Уже стоя на тротуаре, когда автоматически управляемый шар пронесся мимо, Рахмаль произнес как можно более рассудительно:

— Сейчас у меня нет денег, потому что до последнего времени все, что у меня было, я отдавал кредиторам «Эпплбаум Энтерпрайз». Дайте мне время.

— У вас имеются какие-то конкретные соображения на этот счет, господин Эпплбаум? — В этой фразе ощущалось неприкрытое презрение.

— Да, — ответил Рахмаль, но не стал уточнять. Многое сейчас зависело от того, чего ему удастся добиться от частного охранно-сыскного агентства (ОСА). Если есть чего добиваться.

Но, по крайней мере, в голосе Мэтисона Глазера-Холлидея, владельца агентства, во время разговора по видеофону Рахмаль заметил нечто вроде сочувствия.

И теперь, через пять минут, после обычной проверки с помощью скрытых телекамер в офисе ОСА, Рахмаль определит… узнает, в какой же степени это частное агентство, уцелевшее в конкурентной борьбе и выплатившее по своим обязательствам ООН и более мелким корпорациям-титанам девяти планетных систем, заинтересовано в человеке, который не только сломался, но и задолжал… Задолжал огромную сумму и был ответственен за развал индустриальной империи, и теперь он, ее управляющий и владелец, Рахмаль ибн Эпплбаум, по всей видимости, несется к своей неизбежной смерти.

По всей видимости. Хорошее слово. Такое же значительное, как и любое другое, относящееся к смерти. Идя по тротуару и не обращая внимания на назойливое жужжание кредиторского шара наверху, он приблизился к освещаемому коридору с меняющимися цветами и подумал, что они всё же могут ему помочь. Потому что он так никогда до конца не верил, что его отец, а он его знал бог знает сколько времени, покончил с собой из-за той экономической катастрофы… хотя и признавал, как показали последующие события, что пережить эту катастрофу «Эпплбаум Энтерпрайз» так и не удалось бы.

— Вы должны выплатить задолженность, — завывал воздушный шар.

— «Трейлс оф Хоффманн» настоятельно требует, и, так как ваш иск о банкротстве отвергнут судом ООН, вы, господин Рахмаль ибн Эпплбаум, по закону должны возвратить эту сумму…

* * *

Голос резко оборвался, поскольку Рахмаль пересек порог агентства, и дверь из звуконепроницаемого кожзаменителя захлопнулась за ним.

— Да, господин, — произнес робот-портье, дружелюбно, без насмешки: какой контраст по сравнению с тем цирком снаружи!

— Госпожа Хольм, — сказал Рахмаль и услышал, как его голос дрожит. Этот кредиторский воздушный шар достал его. Рахмаль весь дрожал и покрылся испариной.

— Не хотите ли кофе? — сочувственно спросил портье. — Или марсианского финикового чая?

Рахмаль, доставая настоящую «тампу» — сигару компании «Гарсиа и Вега», штат Флорида, пробормотал:

— Нет, спасибо, я просто посижу.

В ожидании госпожи Фрейи Хольм, кем бы она ни являлась и на кого бы она ни походила, он закурил.

Мягкий голос чуть застенчиво произнес.

— Господин ибн Эпплбаум? Я госпожа Хольм. Прошу в мой кабинет. — Она держала дверь открытой, и он, увидев ее безупречную фигуру, отправил ещё не выкуренную сигару в пепельницу и встал.

На вид ей было не больше двадцати лет: длинные черные волосы, свободно ниспадающие на плечи, белоснежные зубы. Она словно сошла с рекламных роликов ООН… Рахмаль не сводил глаз с этой миниатюрной девушки с белым цветком над левым ухом и подумал: «И это моя охрана?»

— Спасибо, — с затекшими ногами Рахмаль прошел мимо нее и вошел в маленький заставленный временной мебелью кабинет, тут же увидел артефакт, оставшийся от угасшей культуры одной из шести планет.

— Но, госпожа Хольм, — чистосердечно признался он. — Возможно, наниматели не объяснили вам: возникли трудности. Меня считают одним из самых важных людей в экономике Солнечной системы, и «Трейлс оф Хоффман»…

— ТХЛ, — перебила его госпожа Хольм, усаживаясь за стол и включая видеомагнитофон, — владеет телепортационной установкой доктора Сеппа фон Эйнема и, таким образом, может покончить с монополией гиперпространственных пассажирских и грузовых перевозок «Эпплбаум Энтерпрайз». — На столе перед ней лежала папка, которую она просматривала. — Видите ли, господин Рахмаль ибн Эпплбаум, — девушка взглянула на него, — мне бы хотелось называть вас как-нибудь по-другому, чтобы отличать вас от вашего отца, Маури Эпплбаума. Итак, могу я звать вас Рахмалем?

— Д-да, — ответил он, раздраженный ее холодностью, твердой уравновешенностью и папкой, лежавшей перед ней: задолго до того, как он консультировался в этом агентстве или, как язвительно прозвала его ООН, «Корпорация Лгунов», — это частное агентство собрало с помощью всех своих многочисленных подслушивающих устройств полную информацию о нем и том крахе, который был вызван внезапным устареванием техники и космических кораблей, принадлежавших компании «Эпплбаум Энтерпрайз». И…

— Ваш покойный отец, — сказала Фрейя Хольм, — очевидно, умер по собственному желанию. Официально полиция ООН называет это selbstmort — самоубийство. Мы же однако… — Она сделала паузу, сверяясь с папкой. — Гм-м.

— Я не уверен в том, что это самоубийство, — сказал Рахмаль, — но что я могу сделать? — В конце концов, ему не вернуть своего грузного, с красным и изможденным лицом, страдающего близорукостью отца.

— Госпожа Хольм, — начал было Рахмаль, но она мягко перебила его:

— Рахмаль, сущность телепортационных передающих станций доктора Сеппа фон Эйнема, разработки которых велись в межпланетных лабораториях «Трейлс от Хоффман», такова, что не могла не привести ни к чему иному, кроме как к хаосу в индустрии перевозок. И Теодорик Ферри, председатель правления ТХЛ, отлично понимал это, осуществляя финансирование доктора фон Эйнема и его Швайнфортской лаборатории, где впервые была проведена телепортация. И, тем не менее, у ТХЛ была, и ваш отец ничего не мог с этим поделать, значительная часть акций теперь уже несуществующей «Эпплбаум Энтерпрайз». Таким образом, «Трейлс оф Хоффман Лимитед» намеренно привела к краху корпорацию, в которую вложила свои главные инвестиции… Вот это и показалось для нас странным. И… — Она бросила быстрый тревожный взгляд на бумаги, встряхивая густыми черными кудрями, — сейчас они преследуют вас, пытаясь возместить свои убытки. Не так ли?

Рахмаль молча кивнул.

— Сколько времени потребуется, чтобы пассажирский лайнер корпорации вашего отца достиг Китовой Пасти, имея на борту, скажем, пятьсот колонистов вместе с грузом?

После долгой паузы он ответил:

— Мы… никогда даже и не задумывались над этим. Наверное, многие годы. Даже в гиперпространстве.

Девушка, сидевшая перед ним, терпеливо дожидалась ответа.

— Наш флагманский корабль, — продолжил он, — наверное, достигнет планеты за восемнадцать лет.

— А с помощью устройства телепортации доктора фон Эйнема…

— За пятнадцать минут, — резко ответил он. И на девятой планете системы Фомальгаута, на Китовой Пасти, открытой то ли гуманоидными, то ли негуманоидными исследователями космоса, действительно оказалось возможным жить людям — она стала второй Землей. Восемнадцать лет… И даже анабиоз был здесь бесполезен: старения, хотя и замедленного, избежать было невозможно. Альфа и Проксима Центавра — они не в счет — до них рукой подать. Но вот Фомальгаут, отстоящий от Солнечной системы на двадцать четыре световых года…

— Мы просто не в состоянии были с ними соперничать, — сказал он. — Просто невозможно перевозить колонистов на такие далекие расстояния.

— А вы бы попытались, если бы не открытие телепортации фон Эйнема?

— Мой отец… — начал было Рахмаль.

— …подумывал об этом, — кивнула она. — Но затем он умер, а теперь уже слишком поздно. Фактически вам пришлось продать все свои корабли, чтобы оплатить счета. Перейдем к вам, Рахмаль. Вам нужно, чтобы…

— Мне все еще принадлежит, — перебил он девушку, — самый быстроходный, новейший и большой из моих кораблей — «Омфалос»: я никогда не выставлял его на продажу, какое бы давление не оказывало на меня ТХЛ.

Рахмаль остановился на несколько секунд, но потом добавил:

— Я хочу отправиться на Китовую Пасть. На своем корабле. А не при помощи телепортации фон Эйнема. И на собственном корабле, что бы это ни значило для нас… — он запнулся. — Я хотел бы отправиться на нем к Фомальгауту, в это восемнадцатилетнее путешествие. В одиночестве. И, достигнув Китовой Пасти, я докажу…

— Да? — сказала Фрейя. — Что же, Рахмаль?

— Что мы можем сделать это. И если бы не это изобретение фон Эйнема… — он махнул рукой в бессильной ярости.

— Телепортация — одно из самых важных открытий в истории человечества, Рахмаль, — заметила Фрейя. — Телепортация из одной звездной системы в другую. Четыре световых года всего за пятнадцать минут. Когда вы достигнете Китовой Пасти на «Омфалосе», мне, например, будет, — она быстро подсчитала, — сорок три года.

Он молчал.

— Чего, — сказала Фрейя тихим голосом, — вы хотите добиться этим путешествием?

Он честно признался:

— Я… я не знаю.

После этого Фрейя произнесла, прочитав из папки:

— У вас было шесть месяцев, чтобы тщательно проверить «Омфалос» на скрываемых даже от нас доках на Луне. Сейчас корабль, вероятно, уже подготовлен к внутрисистемным полетам. «Трейлс от Хоффман» пытались по суду отобрать его у вас, но безуспешно. До сих пор. Однако теперь…

— Мои юристы говорили, — произнес Рахмаль, — что у меня еще есть три дня, прежде чем «Омфалос» перейдет в собственность ТХЛ.

— И вы успеете отправиться к Китовой Пасти в течение этих трех дней?

— Все дело в оборудовании для анабиоза. Будь хотя бы еще одна неделя!.. — он резко выдохнул. — Дочерняя компания ТХЛ производит жизненно необходимые компоненты для анабиоза. Это-то… и задерживает меня.

Фрейя кивнула:

— Так вот почему вы пришли к нам, — продолжила она, — вам нужно, чтобы мы спрятали ваш корабль на неделю, пока он не будет готов к полету к Фомальгауту. Я права?

— Да, — ответил он и сел в ожидании. — Мне совсем не хочется терять его. Они найдут меня. Но ваш пилот… самый лучший… — Рахмаль не решался смотреть прямо на нее, — я даже и не думал об этом.

— Вы можете заплатить за…

— Нет. У меня совсем не осталось средств. Позже, когда я покончу с долгами корпорации, возможно, я…

— Вот записка, — произнесла Фрейя, — ксерокопия, от моего хозяина, господина Глазера-Холлидея. Он отмечает, что вы не кредитоспособны. И в инструкциях, которые он дал для нас… — она молча прочитала записку. — Тем не менее, мы готовы сотрудничать с вами, несмотря на ваши денежные неурядицы. — Бросив быстрый взгляд на него, Фрейя продолжила: — Мы найдем опытного пилота, который поднимет «Омфалос» с Луны и доставит туда, где даже агенты ООН, действующие с санкции Генерального Секретаря герра Хорста Бертольда, не обнаружат его. Он будет там, пока вы, если только сумеете, не достанете недостающие компоненты для анабиозного оборудования, — она чуть улыбнулась. — Но сомневаюсь, что вам это окажется по плечу, Рахмаль. Здесь в конце есть приписка. Вы правы: Теодорик Ферри возглавляет правление директоров, и с монополией, которой обладает эта фирма, ничего нельзя поделать, — она печально улыбнулась ему. — Благодаря ООН.

Он молчал. Ясно, что это было безнадежно: сколько бы эти профессиональные, заслуженные космические ветераны агентства ОСА не прятали огромный лайнер «Омфалос» где-нибудь между планетами, получение компонентов неизбежно будет задерживаться.

— Мне кажется, — сказала затем Фрейя, — что ваша проблема заключается не только в том, чтобы достать эти компоненты для анабиоза. С этим еще можно было бы как-то справиться. Существуют различные способы… Мы, например, могли бы, хотя это обошлось бы очень дорого для вас, достать их на черном рынке. Ваша проблема, Рахмаль…

— Я знаю, — сказал он. Проблема была не в том, КАК достигнуть системы Фомальгаут и ее девятой планеты в Китовой Пасти, где находилась единственная земная колония. На самом деле все его трудности заключались совсем не в этих восемнадцати годах путешествия.

Проблемой было иное…

Зачем вообще улетать, когда имеются телепортационные установки доктора фон Эйнема, благодаря которым можно из любого телепортационного пункта «Трейлс от Хоффман» за пятнадцать минут перенестись с Земли на эту планету, уплатив сумму, которая была по карману даже самой скромной в финансовом отношении семье?

Вслух же Рахмаль заметил:

— Фрейя, телепортация в Китовую Пасть — штука замечательная. Сорок миллионов землян воспользовались этим. И все эти восторженные отзывы отправившихся туда людей о мире, где не знакомы с проблемой перенаселенности, мире, где растет высокая трава, где обитают странные, двуногие животные, где роботы строят новые уютные города на средства ООН. — Однако…

— Однако, — произнесла Фрейя, — дело в том, что это путешествие в один конец.

Спустя мгновение он кивнул:

— Вот именно. НИКТО НЕ МОЖЕТ ВЕРНУТЬСЯ ОБРАТНО НА ЗЕМЛЮ.

— Что легко объяснить. Солнечная система расположена на оси вселенной — и именно из-за разбегания галактических скоплений, как доказывает Первая Теорема фон Эйнема…

— Но должно же найтись хоть несколько человек из сорока миллионов, которым бы хотелось вернуться? Однако из всех этих телевизионных представлений и писем создается впечатление, будто все люди там счастливы. Вы смотрите бесконечные телепостановки о жизни колонистов? Они…

— Слишком совершенны, да?

— Как гласит статистика, НЕДОВОЛЬНЫХ НЕ МОЖЕТ НЕ БЫТЬ. Почему же мы никогда не слышали о них? И мы не можем отправиться туда, чтобы узнать все на месте. Потому что, если вы отправляетесь на Китовую Пасть, воспользовавшись Телепортом, то вам придется, как и им, ОСТАТЬСЯ ТАМ НАВСЕГДА. Поэтому если даже удастся обнаружить недовольных, какой в этом смысл? Вам не вернуть их назад. Можно только присоединиться к ним.

У Рахмаля было такое чувство, что это не принесло бы особой пользы. Даже ООН предоставила колонистов самим себе — бесчисленные благотворительные агентства ООН, учреждения, основанные лично Генеральным Секретарем Хорстом Бертольдом из Новой Объединенной Германии, огромные политические общества в Европе — даже их останавливали врата Телепорта. Новая Объединенная Германия, куда более могущественная, чем убогая закатившаяся Французская Империя или Объединенное Королевство, бледные остатки былого.

И Новая Объединенная Германия, как показали выборы Генерального Секретаря ООН Хорста Бертольда, это Волна Будущего. Как сами немцы называли ее.

— То есть, говоря другими словами, — сказала Фрейя, — вы отправляетесь на пустом пассажирском лайнере к системе Фомальгаут, проводите восемнадцать лет в пути, единственный человек среди семи миллиардов жителей Земли, с одной лишь мыслью или, лучше сказать, надеждой, что когда вы наконец достигнете Китовой Пасти в 2032-м году, вы сможете обнаружить там несколько, пять или чуть больше, человек, недовольных сложившейся на планете ситуацией, которые захотят отправиться с вами назад? И, таким образом, это тоже становится деловой операцией: Фон Эйнем доставил их туда за пятнадцать минут, а вы восемнадцатью годами позже возвращаете их на Землю, обратно домой в Солнечную систему.

— Да, — резко ответил он.

— Добавим еще восемнадцать лет и для них, которые требуются на обратное возвращение. Итого тридцать шесть лет. Вы вернетесь на Землю в… — она подсчитала, — 2050-м. Мне будет шестьдесят один. Теодорик Ферри и даже Хорст Бертольд, наверное, к тому времени умрут. Возможно, и «Трейлс оф Хоффман Лимитед» уже не будет и в помине. В любом случае, конечно, доктор Сепп фон Эйнем задолго до этого умрет — ведь ему уже сейчас восемьдесят. Нет, ему никогда не дожить до того момента, когда вы достигнете Китовой Пасти, а тем более, дождаться вашего возвращения. Поэтому если всё это предпринимается лишь для того, чтобы как-то навредить ему…

— Я был бы идиотом, — начал Рахмаль, — если бы предполагал, что, во-первых, на Китовой Пасти соберется несколько несчастных людей, — а мы даже и не слышали о их существовании вследствие монополии ТХЛ на все средства массовой информации, и что у них хватит сил и энергии на обратный путь. И во-вторых…

— И во-вторых, — перебила Фрейя, — это безумие — выбрасывать из жизни восемнадцать лет, чтобы попасть туда и попытаться спасти их.

Она с профессиональным интересом оглядела его.

— Это что, идеализм? Или месть доктору фон Эйнему за его изобретение, приведшего к тому, что лайнеры и грузовые суда вашей семьи стали грудой металлолома? В конце концов, даже если вам действительно удастся отправиться на «Омфалосе», это будет сенсация. Все телеэкраны и газеты будут взахлеб сообщать об этом здесь на Земле, и даже ООН не сможет замять эти пересуды: к Фомальгауту отправился первый управляемый человеком корабль, а не просто одна из тех отправленных в прошлом крохотных автоматических капсул. Ну что ж, вы будете находиться во временной капсуле — мы все будем ждать, когда вы сперва прибудете туда, а затем вернетесь в 2050-м году.

— Временная капсула, — сказал он, — подобная той, что сгорела на Китовой Пасти. И которая так никогда и не прибыла сюда на Землю.

Она пожала плечами:

— Когда капсула пролетала мимо Земля, ее притянуло гравитационное поле Солнца, и она исчезла, никем не замеченная.

— Ни одной из многочисленных станций наблюдений? Их более шести тысяч, вращающихся вокруг Солнца, и ни одна из них не заметила временную капсулу, когда та прибыла?

— Что вы этим хотите сказать, Рахмаль? — нахмурившись, произнесла Фрейя.

— Капсула, — сказал Рахмаль, — с Китовой Пасти, запуск которой мы наблюдали несколько лет назад по телевидению, не была замечена нашими станциями наблюдения, потому что она так никогда и не достигла Солнечной системы. А она никогда здесь не появлялась, госпожа Хольм, потому что несмотря на многочисленные репортажи, она так НИКОГДА И НЕ БЫЛА ЗАПУЩЕНА.

— Вы имеете в виду что то, что мы видели по телевидению…

— Вот именно, — сказал Рахмаль. — Тот видеосигнал, который показывал счастливые толпы людей на Китовой Пасти, скандирующих во время торжественной церемонии запуска временной капсулы, это обман. Я много раз прокручивал эти записи, вслушиваясь в крики толпы.

Он вытащил из плаща семидюймовую катушку с лентой и швырнул ее на стол.

— Проиграйте ее еще раз. Внимательно. ЗДЕСЬ НЕТ СКАНДИРУЮЩИХ ВОЗГЛАСОВ ЛЮДЕЙ. Потому что та капсула, где хранились артефакты, оставшиеся от древней цивилизации Фомальгаута, никогда не была отправлена с Китовой Пасти.

— Но… — Фрейя недоверчиво посмотрела на него, потом неуверенно взяла в руки аудиокассету. — ЗАЧЕМ?

— Не знаю, — ответил Рахмаль. — Но когда «Омфалос» достигнет системы Фомальгаут и Китовой Пасти, а я встречусь с колонистами, я узнаю. «И, — подумал он, — вряд ли там окажется хотя бы десять или шестьдесят бунтовщиков из нынешних сорока миллионов обитателей планеты. К тому времени, конечно же, число колонистов достигнет порядка миллиарда. Я обнаружу…»

Он резко отбросил эту мысль. Он не знал, что именно он обнаружит.

Но со временем узнает. Через восемнадцать лет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Владелец агентства ОСА Мэтисон Глазер-Холлидей сидел в роскошной гостиной своей виллы, расположенной на спутнике, который вращался вокруг Земли, и прослушивал аудиокассету с выкриками толпы. Прямо перед ним находился экран осциллоскопа, который трансформировал аудиосигнал в визуальный.

— Да, — сказал он Фрейе Хольм, — это повторяющиеся звуки. Ты могла бы заметить это, даже если бы раньше и не слышала их.

Звуковая дорожка повторяется снова и снова. Следовательно, этот человек прав: это обман.

— Может, Рахмаль ибн Эпплбаум подделал…

— Нет, — возразил Мэтисон. — По моему требованию из архивов ООН мне прислали еще одну аудиокопию: все действительно обстоит так. Рахмаль не подделывал эту ленту, здесь именно то, о чем он говорил.

И снова тяжело сел.

«А ведь действительно странно, — подумал Мэтисон. — Устройство телепортации фон Эйнема при перемещении материи работает только в одну сторону… и нельзя передать обратно эту материю, по крайней мере, с помощью телепортации. Поэтому с такой легкостью «Трейлс оф Хоффман» и смогла устроить все таким образом, что до нас с Китовой Пасти дошел лишь один-единственный сигнал. А теперь, выходит, все это просто фикция, обман. Я, как специалист исследовательского агентства, должен был обнаружить это давным-давно. Рахмаль, со всеми своими кредиторами, преследующими его на воздушных шарах, не дающими ему спать ни днем, ни ночью, жить нормальной жизнью и вести привычный деловой образ жизни, обнаружил эту подделку, а я, черт возьми, я упустил это», — размышлял Мэтисон. Он нахмурился.

— Скотч с водой? — спросила Фрейя.

Он рассеянно кивнул ей, и она отправилась в комнату, где хранилась выпивка, за бутылкой 1985 года, которая, благодарение судьбе, еще не была пустой. Но, по правде говоря, у него оставались подозрения. С самого начала он сомневался в этой так называемой «Первой Теореме» доктора фон Эйнема: слишком уж подозрительным выглядит одностороннее перемещение, которым пользуется персонал ТХЛ на многочисленных пунктах телепортации.

Чересчур это походит на какую-то уловку. «Напиши письмецо, сыночек, домой, с Китовой Пасти, — подумал он кисло, — расскажи своей старой матери, как живется тебе там, в мире, где такой свежий воздух, где ярко сияет солнце и водятся прирученные животные, где столько замечательных зданий корпорации ТХЛ, построенных роботами…» — и послание действительно прибывает домой в форме электронного сигнала. Но этот маменькин сыночек не может лично, своими руками отправить это сообщение. Не может вернуться и подтвердить рассказ, совсем как в той древней притче о пещере льва: все следы ведут в логово, но нет ни одного В ОБРАТНУЮ СТОРОНУ. И эта басня вновь повторяется, но теперь уже с более зловещим дополнением. Вот почему все больше и больше кажется, что все эти электронные послания фальсифицированы, дабы намеренно вводить в заблуждение людей. Кем-то, кто очень опытен в искусстве обмана, подумал Мэтисон, из власть держащих, и нет их нужды искать где-то далеко. Это сам доктор Сепп фон Эйнем, изобретатель телепортации, вместе с могущественными инженерами из «Neues Einige Deutchland», которые переправляют с помощью этой чудо техники людей на Китовую Пасть.

Кое-что ему не нравилось в этих немецких инженерах. Их деловитость. «Такая же была у их предков, — подумал Мэтисон. — В двадцатом столетии, когда они с безмятежным спокойствием отправляли тела в печи или душевые, превращенные в газовые камеры. И финансировалось это все влиятельным и респектабельным в деловых кругах Третьего Рейха герром Круппом. Точно так же, как фон Эйнем финансировал «Трейлс оф Хоффман» с его огромными центральными офисами, расположенными в центре Большого Берлина — столицы Новой Объединенной Германии, города, из которого фактически происходят все Генеральные Секретари ООН».

— Не могла бы ты принести мне, — обратился Мэтисон к Фрейе, — вместо скотча с водой досье на Хорста Бертольда.

В соседней комнате Фрейя включила автоматизированную поисковую систему — их основное электронное оружие, миниатюрное, большей частью скрытное, сортирующее и принимающее данные, вместе с банками памяти, где хранились досье и… некоторые полезные артефакты, НЕ ИМЕЮЩИЕ В СЕБЕ банков данных, но имеющие высокоскоростное оружие, оснащенное ядерными боеголовками и способное уничтожить любую ракету, если хозяева ООН отдадут приказ поразить спутник. На своей вилле, на этом спутнике, Мэтисон чувствовал себя в безопасности. И, находясь под такой защитой, ему удавалось сделать очень многое — там, внизу, на Земле, в Новом Нью-Йорке, даже в офисе агентства, он всегда чувствовал себя как голый. Право же, его раздражало близкое присутствие ООН и легионов «Работников Мира» Хорста Бертольда, их хмурые серые лица, то, что они, якобы ради мира на Земле, в поисках угрожающих безопасности людей объектов рыскали по всеми свету, забираясь даже на несчастные луны — унылые, чудом еще функционирующие первые «спутники-колонии», появившиеся еще до открытия фон Эйнема и обнаружения Джорджем Хоффманом планеты Фомальгаут-9 Китовой Пасти, ставшей КОЛОНИЕЙ.

«Как плохо, — насмешливо подумал Мэтисон, — что Джордж Хоффман больше не открыл других планет в иных звездных системах, где тоже жили бы существа, похожие на нас, людей, чувствующие и размышляющие, прямоходящие двуногие животные. Сотни и сотни планет, но…»

Вместо этого же — температура, при которой плавятся даже термопредохранители. Отсутствие воздуха. Почвы. Воды. Едва ли можно было считать, и Венера — типичный пример, что условия жизни на таких мирах «легкие». Фактически на таких планетах жить приходилось в домах-куполах, где поддерживалась своя температура. Внутри купола могло проживать до трех сотен человек. Совсем немного, принимая во внимание то обстоятельство, что население Земли составляет семь миллиардов.

— Вот наше досье на Х.Б., — сказала Фрейя, снова проскользнув на свое место и засунув ноги под пушистое шерстяное одеяло рядом с Мэтисоном.

Она раскрыла его почти наугад: агентство ОСА имело старательных работников: множество данных, собранных здесь, несмотря на тщательную цензуру средств массовой информации со стороны ООН, так никогда и не стали достоянием общественности.

Даже так называемые «критические» аналитики и журналисты не имели о них ни малейшего понятия. Да, они могли критиковать, сколь душе угодно, характер, привычки, способности и то, как бреется герр Бертольд, но они не могли касаться тех фактов, которые открывались сейчас перед ним. Читать было весьма затруднительно. Даже для него.

Год рождения — 1954. Самый канун космической эры. Как и Мэтисон Глазер-Холлидей, Бертольд был пережитком прошлого.

Тогда все сверкнувшее в небе называли «летающими блюдцами», хотя это было неправильное название противоракетного оружия американских ВВС, которое оказалось, как показала короткая стычка в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, малоэффективным. Бертольд родился в Западном Берлине, как его называли, потому что, сейчас об этом уже и не помнили, Германия в то время была разделена.

Родители: отец — заправила мясного бизнеса. Немного напрягшись, Мэтисон вспомнил, что отец Бертольда был офицером СС и участвовал в организации нескольких групп штурмовиков, уничтоживших тысячи невинных славян и евреев, что это никак не отразилось на мясном бизнесе Йохана Бертольда в пятидесятых и шестидесятых годах.

А затем, в 1972 году, на арену вышел и сам Бертольд-младший (нет нужды говорить, что срок давности преступлений его отца к тому времени уже истек, и он никогда не преследовался немецкими властями. Более того, он сумел избежать преследований израильских групп коммандос, которые к семидесятым годам прекратили свою деятельность, отказавшись от выслеживания оставшихся в живых людей, виновных в массовых убийствах.) А в 1972 году Хорст становится лидером в Рейнхольтюгенде. Эрнст Рейнхольт из Гамбурга возглавил партию, целью которой было объединение Германии, чтобы она в военном и экономическом отношении стала нейтральной и стояла бы между Востоком и Западом.

И все же понадобилось десять лет, прежде чем произошло предвиденное им столкновение между США и СССР, после которого Германия стала свободной, независимой и приобрела своё настоящее имя.

Под руководством Рейнхольта, Новая Объединенная Германия начала осуществлять свои грязные замыслы. Хотя в действительно это никого не удивило — Восток и Запад занимались восстановлением порядка там, где раньше располагались крупные города, такие как Чикаго и Москва — и уповали на то, чтобы кубинское крыло коммунистического блока, воспользовавшись благоприятным моментом, не активизировалось и не укрепилось.

Вообще-то секретный протокол между Новой Объединенной Германией и ООН отнюдь не являлся нейтральным. Наоборот. Новая Объединенная Германия намеревалась атаковать Китай. Вот на такой-то неприглядной основе и добился Рейх объединения. Было создано, как и намечалось, оружие, которое всего за один 1987 год полностью уничтожило китайский народ.

Мэтисон, изучая досье, очень быстро пробежался по этой части: Рейх использовал несколько видов оружия массового уничтожения, даже запрещенный в США нервно-паралитический газ казался детской игрушкой по сравнению с… он решил просто не замечать каких-либо упоминаний о том, что Крупп и Софен изобрели в ответ на вторжение в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году тысяч миллионов китайцев от Сибири до Аляски. В любом случае договор был принят, и даже Фауст побледнел бы, читая его — мир потерял китайский народ, а заимел лишь Новую Объединенную Германию.

В конце концов так все и вышло. Совершенно законным путем Новая Объединенная Германия добилась полного контроля над одной-единственной планетой, а значит, таким образом стала и правительством всей Солнечной системы — ООН. И являлась им до настоящего времени.

А бывший член Рейнхольтюгенда Хорст Бертольд занял пост Генерального Секретаря ООН. И занялся, как и обещал во время своей предвыборной кампании, а к 1985 году ООН превратилась в выборное учреждение, проблемой колонизации. Ему необходимо было найти Окончательное Решение, так как, во-первых, Земля была перенаселена, как Япония в 1960 году, и, во-вторых, надежды на другие планеты и луны с куполами на них явно не оправдывались. При помощи телепортационной установки доктора фон Эйнема, была обнаружена одна населенная планета в звездной системе. Но располагалась она так далеко от Солнца, что ее невозможно было достичь с помощью кораблей, принадлежавших Маури Эпплбауму.

Китовая Пасть и телепортационная установка «Трейлс оф Хоффман» и стали ЕГО ответом.

Казалось, он всех удовлетворял. Но…

— Видишь? — сказал Мэтисон Фрейе. — Вот запись речи Хорста Бертольда еще до избрания его Генсеком и появления фон Эйнема с Телепортом. СВОЕ ОБЕЩАНИЕ ОН ВЫСКАЗАЛ ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК ТЕЛЕПОРТАЦИЯ В СИСТЕМУ ФОМАЛЬГАУТ ОКАЗАЛАСЬ ВОЗМОЖНОЙ. T.е. фактически, еще до того, как о существовании Фомальгаута сообщили старые беспилотные аппараты.

— Итак?

— Итак, — начал Мэтисон хмуро, — итак, наш Генеральный Секретарь ООН уже имел предписание еще до того, как принял решение. А для немцев это означает одно и только одно: решение одной общей фермы для кошки и крысы. Или, как он теперь подозревал, фабрику пищи для собак. Один писатель-фантаст шутки ради, словно подражая Свифту, предложил в пятидесятых годах, «решить негритянский вопрос в Соединенных Штатах, построив огромные фабрики, перерабатывавшие негров в корм для собак». Сатира, конечно, напоминала свифтовское «Благопристойное предложение» решить проблему голода в Уэльсе можно поеданием детей. Сам же Свифт иронически сокрушался в конце, что у него нет своих собственных детей, чтобы предложить их в обмен на гризли. Но… Но на это смотрели вполне серьезно — рассматривались не только проблемы перенаселения и неудовлетворительное качество пищевых продуктов, но и совсем безумные, шизоидные методы их решения. Недолго длившаяся III Мировая война, официально именуемая как «Мирная Акция», как Корейскую войну в своё время назвали «Полицейской Акцией», унесла несколько миллионов людей, но этого оказалось мало. И решила она лишь часть проблем. А для многих влиятельных кругов именно этим и казалась — частичным решением. Не катастрофой, а половинчатым ответом. Хорст Бертольд обещал этот вопрос разрешить. И Китовая Пасть стала его ответом.

— По правде говоря, — пробормотал Мэтисон, главным образом, для себя, — я всегда подозрительно относился к Китовой Пасти. Если бы я не читал Свифта, К.Райта Миллса и доклад Германа Кана для «Рэнд Корпорэйшн»…

Он бросил быстрый взгляд на Фрейю.

Всегда находились люди, которые решали проблемы подобным образом.

«И МНЕ КАЖЕТСЯ, — подумал он, прислушиваясь к выкрикам толпы на ленте аудиокассеты, на которой якобы был записан праздничный запуск капсулы, отправленной с Китовой Пасти через гиперпространство на сверхсветовой скорости назад к Земле, — ЧТО У НАС ЕСТЬ ТАКИЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ СНОВА ПРИНИМАЮТ ПОДОБНЫЕ РЕШЕНИЯ. Другими словами, у нас есть Генеральный Секретарь ООН Хорст Бертольд и «Трейл оф Хоффман Лимитед», и её экономическая мульти-империя. А также наш дорогой доктор Сеппа фон Эйнема со всеми своими многочисленными пунктами телепортационых установок и странными ОДНОСТОРОННИМИ телепортирующими машинами».

— Эта земля, — пробормотал Мэтисон, еле слышно цитируя, бог знает кого, из огромного наследия прошлого, — которую мы все однажды посетим — кладбищенский мир. И некому возвратиться обратно, чтобы сообщить об этом проклятье. И до тех пор, пока они…

Фрейя с чувством воскликнула:

— И до тех пор, пока они это не сделают, ты не избавишься от подозрений относительно всего этого поселения новых колонистов. Аудио и видеосигналы не достаточно хороши, чтобы убедить тебя, потому что ТЫ-ТО знаешь, как легко их можно подделать.

Она жестом показала на проигрывающуюся в этот момент аудиокассету.

— Клиент, — поправил ее Мэтисон. — Тот, кого наши немецкие друзья называют «МЫСЛИТЕЛЕМ С КРОВЬЮ», который полагает, что если он отправится на своем единственном оставшемся у него межзвездном корабле… э-э-э… Как там его?.. «Нейвеле»…

— Что означает пупок, середина, средоточие — так, между прочим, переводится с греческого это величественное слово «Омфалос».

— И направит этот «Нейвел» прямо к Фомальгауту, то через восемнадцать лет утомительного пребывания в состоянии анабиоза, который будет представлять из себя не обычный сон, а скорее гипнотический с постоянными переворотами и толчками при низкой температуре замедленного метаболизма, он достигнет Китовой Пасти, и не ради какой-то забавы и развлечения. Его не будут встречать счастливые жители, улыбающиеся дети, учащиеся в автоматических школах, экзотические, привычные формы жизни. Однако…

«Однако что же он обнаружит?»

Если все-таки, как он подозревает, эти аудио и видеозаписи, доставленные с Китовой Пасти на Землю при помощи устройств телепортации, фальшивка, то что же на самом деле там происходит?

Он просто не мог этого вообразить, ибо здесь были задействованы сорок миллионов людей. Фабрика для производства собачьей пищи? Боже, прости, но живы ли они, эти сорок миллионов мужчин, женщин и детей? И действительно ли этот мир — кладбище, где не осталось никого и некому даже вытащить золотые зубы из их челюстей — поскольку теперь используется нержавеющая сталь?

Он не знал.

Однако… кто-то знает. Наверное, все в этой НОВОЙ ОБЪЕДИНЕННОЙ ГЕРМАНИИ, разделившей с ООН всю полноту этой поистине королевской власти над остальными девятью планетами Солнечной системой, — наверное, все вместе подсознательно и интуитивно знали. Как в сороковых годах двадцатого века интуитивно все знали о существовании газовых камер с клетками и щебечущими птичками, где за высокими стенами нельзя было ничего ни увидеть, ни расслышать, за исключением странного кислотного дымка, идущего из труб весь долгий ленивый полдень.

— Они знают, — произнес Мэтисон вслух.

Это знает и Хорст Бертольд, и Теодорик Ферри, владелец ТХЛ, так же, как и постепенно выживающий из ума, но по-прежнему создающий новые изобретения уже престарелый доктор фон Эйнем. И сто тридцать пять миллионов жителей Новой Объединенной Германии, разумеется, в некоторой степени, не на словах: вы не можете захватить эксперта агентства, сделать ему несколько инъекций сыворотки правды, подвергнуть его парапсихологическим тестам, расшифровать показания и таким образом узнать настоящую правду.

«Все это дело, черт возьми, до сих пор скрыто туманом. И на этот раз нет клеток с щебечущими птичками или душегубок, но есть нечто совсем иное, но с не меньшим эффектом. После того, как «Трейлс оф Хоффман» опубликовала дешевые, всего за три доллара, многоцветные и красочно оформленные волнующие брошюры, где в восторженных тонах описывалась жизнь за пределами Телепорта. И эта реклама постоянно, и днем, и ночью, преследует тебя по телевизору, сводит с ума, рассказывая о пустынных землях вельда в Китовой Пасти, целительном климате, теплых ночах, постоянно освещаемых двумя лунами, крае, наполненном романтикой, свободой, экспериментами, где растут НАТУРАЛЬНЫЕ апельсины, такие же огромные, как и грейпфруты, напоминавшие собой дыни или груди женщин. Но…»

Мэтисон решал, тщательно все взвешивая:

— С помощью обычного Телепорта я засылаю агента-ветерана, играющего роль неженатого бизнесмена, желающего открыть На Китовой Пасти магазин по ремонту часов. Под кожу у него будет введен высокочастотный передатчик — он…

— Понятно, — терпеливо сказала Фрейя.

Уже настал вечер, и она не скрывала желания расслабиться от страшной реальности.

— Передатчик будет регулярно давать сигнал на одной выбранной волне в диапазоне, который не используется.

— Но ведь для этого потребуются НЕДЕЛИ!

— Да, конечно, — согласился Мэтисон.

— Пусть тогда полевой агент «Монополии Лжи» отправит с помощью Телепорта нам обратно зашифрованное письмо. Это будет нетрудно сделать. Если это письмо прибудет — замечательно. Если же нет…

— Ты будешь ждать его, — сказала Фрейя, — вечно ждать. А оно так и не прибудет. А затем и в самом деле начнешь думать, что наш клиент, господин ибн Эпплбаум, попал в ловушку и захвачен чем-то зловещим и огромным в той бесконечной темноте, которой является наша коллективная жизнь. И что ты ПОСЛЕ ЭТОГО собираешься предпринять? Отправишься сам?

— Я отправлю тебя, — сказал Мэтисон. — Как полевого агента.

— Нет, — тут же возразила Фрейя.

— Значит, тебя пугает Китовая Пасть. Несмотря на весь этот лоск, роскошные рекламные брошюры, которые так легко достать.

— Я знаю: Рахмаль прав. И знала это, едва он только вошел в дверь, я знала это из твоего досье. Я ни за что не отправлюсь, и закончим на этом.

Она спокойно повернулась лицом к своему хозяину и любовнику.

— Тогда я воспользуюсь каким-нибудь нашим полевым агентом, наугад вытащив карточку из нашего досье.

Его предложение не следовало принимать всерьез: он не собирался использовать свою любовницу как пешку в этой игре. Но этим он показал то, что и намеревался: их страх не был просто игрой ума. Придерживаясь этой точки зрения, ни Фрейя, ни он не рискнули бы пересечь пределы Телепорта и отправиться на Китовую Пасть, как это ежедневно делали тысячи ничего не подозревающих жителей Земли, забирающих с собой все свои вещи и лелеющих наивные, радужные мечты.

«Ненавижу, — подумал он, — делать из кого-то козла отпущения. Однако…»

— Пит Бернсайд, — сказал Мэтисон вслух. — Наш агент в Детройте. Мы скажем ему, что хотим основать филиал нашего агентства на Китовой Пасти. А под прикрытие подойдет магазин, торгующий оружием. Или телевизорами. Возьми его досье и увидишь, какими способностями обладает этот парень.

«Итак, мы приносим в жертву одного из своих людей,» подумал Мэтисон, и это причинило ему боль, он почувствовал усталость. — Да, все это надо было сделать еще месяцы назад. Но понадобился этот обанкротившийся господин Рахмаль ибн Эпплбаум, чтобы заставить нас действовать. Человек, преследуемый этими чудовищными кредиторскими воздушными шарами, которые выкрикивают все ваши личные неувязки и секреты. Человек, желающий пропасть из поля зрения на ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ЛЕТ, чтобы доказать, что в этом царстве с молочными реками и кисельными берегами царит обман — там, по ту сторону врат Телепорта, где всего за пять кредиток любой взрослый землянин может отправиться через них, чтобы…»

Бог его знает, для чего.

Бог и немецкие руководители ООН вместе с ТХЛ!

Мэтисон не питал иллюзий насчет этого. Уж ИМ-ТО не нужно заниматься анализом шумовых дорожек кричащей толпы во время церемонии запуска временной капсулы с Китовой Пасти, чтобы знать об этом. А ему пришлось. Он занимался расследованием — и, с ужасом вдруг осознал Мэтисон, быть может, он единственный человек на Земле, кто действительно мог незамутненным взглядом взглянуть на все это.

«Почти восемнадцать лет в космосе… За это время, наверное, бесчисленные миллионы, даже миллиарды людей пройдут через телепортационные врата фон Эйнема, чтобы совершить приводящее его в ужас одностороннее путешествие в колониальный мир.

А если у тебя еще остался здравый смысл, — мрачно заметил про себя Мэтисон, — ты никогда не совершишь этого одностороннего путешествия. Куда бы то ни было. Даже в городок Бойс, штат Айдахо. Даже через улицу. Будь уверен, стоит только начать — И ЭТО СТАНЕТ ТВОИМ КОНЦОМ».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В час ночи Рахмаля ибн Эпплбаума вырвали из сна, и это было для него привычно, потому что нанятые кредиторами механизмы будили его теперь постоянно. Однако на этот раз это был не робот. Это был человек. Невысокий и стройный негр.

Он стоял возле двери и протягивал визитную карточку.

— Я из «Охранно-сыскного агентства ОСА», — сказал негр. Затем добавил: — У меня есть лицензия пилота на управление межпланетным кораблем класса А.

Эти слова окончательно пробудили Рахмаля.

— Вы сумеете взлететь на «Омфалосе» с Луны?

— Если мне предоставится такая возможность.

Темнокожий коротышка чуть улыбнулся.

— Можно войти? Мне бы хотелось, чтобы вы составили мне компанию на Луне, дабы не случилось никакой ошибки. Я знаю, что ваши служащие там вооружены, поэтому…

Он прошел вслед за Рахмалем в гостиную, являющуюся фактически единственной комнатой — исключений в жилищном вопросе на Земле ни для кого не предоставлялось.

— Иначе «Трейлс оф Хоффман» уже через месяц обнаружит «Омфалос» с помощью своего следящего оборудования, расположенного за куполами на Марсе. Я прав, да?

— Да, — согласился Рахмаль, поспешно одеваясь.

— Меня зовут Эл Доскер. И я оказал вам небольшую любезность, господин ибн Эпплбаум. Я выбросил кредиторскую машину, что ждала в коридоре.

Он махнул рукой в сторону.

— Думаю, если за это подадут в суд, то это будет расценено как «уничтожение собственности». Как бы то ни было, когда мы с вами улетим, ни одно из устройств ТХЛ не сможет проследить наш путь.

А затем негр, большей частью уже для себя, добавил:

— Во всяком случае, ни одно из тех, что я обнаружил.

Он ударил себя в грудь, где имелось множество разнообразных «жучков» — миниатюрных электронных устройств, которые регистрировали наличие видео— и аудиопередатчиков в окрестностях.

Вскоре оба уже направлялись на крышу, где Доскер припарковал свою, как Рахмаль узнал замаскированную под обычное такси «ракету».

— Да, — заметил он про себя, — с виду она обычная…

Но когда ракета ринулась в ночное небо, Рахмаль заморгал от ее скорости и принял к сведению тот факт, что это не привычный взлет — они достигли cкорости 3,5 скоростей звука за считанные секунды.

— Укажите мне направление, — произнес Доскер, — поскольку даже нам в агентстве ОСА, неизвестно, где находится ваш «Омфалос.»

— Вы неплохо запрятали его, и мы можем промахнуться…

На трехмерной карте Луны Рахмаль рукой показал путь, затем коснулся места, где был запрятан «Омфалос». Там его техники энергично работали, дожидаясь необходимых частей, которые так никогда и не прибудут.

— Мы сошли с курса, — вдруг произнес Доскер. Он говорил не Рахмалю, а в свой переговорный микрофон. — ЗХВ.

ЗХВ — это слово из профессионального жаргона, и Рахмаль почувствовал страх, потому что оно было сокращением от «захвачены».

Захвачены полем, которое теперь отклоняло небольшой кораблик Доскера от его траектории. Доскер тут же включил огромные ракетные двигатели Ветсоуна-Милтона, пытаясь с помощью их огромной тяги вернуться на прежний курс, но поле продолжало их удерживать, даже несмотря на миллионы фунтов тяги двигателей, работающих в унисон, пытающихся разорвать это поле, и только несколько приборов на пульте пилота регистрировали это ужасное противоборство.

После нескольких минут напряженного молчания Рахмаль поинтересовался у Доскера:

— Куда нас тащат?

— С курса P на курс L, — лаконично произнес Доскер. — А это не к Луне.

Теперь не смогут достичь «Омфалоса» — это было ясно.

Куда же тогда?

— Мы на Т-образной орбите, — сказал Доскер.

Это была орбита вокруг Земли, несмотря на работу их двигателей, они не смогут с нее сойти, и Доскер неохотно их остановил. Конечно, расход топлива достиг критического уровня: если это поле и позволит им каким-то образом покинуть орбиту, то они всё равно не смогут совершить мягкую посадку ни на Луне, ни на Земле.

— Нас захватили, — произнес затем Доскер, наполовину Рахмалю, наполовину в микрофон.

Он передал несколько зашифрованных сообщений, выслушал ответ, потом, выругавшись, заметил Рахмалю:

— Нас лишили всякой связи — я не могу пробиться к Мэтисону.

Такие-то дела.

— Что? — воскликнул Рахмаль. — Вы имеете в виду, что нам крышка? Что мы навсегда застряли на этой орбите вокруг Земли и погибнем, когда кончится кислород?

Да была ли вообще эта схватка агентства ОСА с «Трейлс оф Хоффман»?

Он, когда был один, держался лучше, и теперь чувствовал негодование, удивление и растерянность, и, совершенно ничего не понимая, следил, как Доскер ковыряется в груде «жучков» на своей груди. В этот самый момент пилот агентства, казалось, интересовался только одним: обнаружит ли он датчики, которые управляют извне движением их корабля.

— Датчиков нет, дружище Эпплбаум, — быстро произнес Доскер. — Они с помощью микрореле глушат звуковые передачи, направляемые на спутник Мэтисона, но конечно…

В его темных глазах мелькнуло удивление.

— Я чувствую себя так, словно меня душат: если постоянный сигнал, идущий от меня, прерывается, он автоматически включает сигнал тревоги как в штаб-квартире агентства ОСА, в главном офисе в Новом Нью-Йорке, так и на спутнике Мэтисона. Поэтому теперь там должны знать, что что-то случилось.

Он понизил голос, обращаясь как бы к самому себе:

— Нам придется подождать, чтобы узнать, смогут ли они добраться до нас, прежде чем это перестанет иметь для нас какое-либо значение.

Корабль с неработающими двигателями тихо скользил по орбите.

А затем, со скрежещущим звуком, что-то ударило по его носу, и Рахмаль упал, заскользив по полу к дальней стене, успев заметить падение Доскера, и понял, что с ними состыковался другой корабль или еще какое-то подобное устройство. Он тут же быстро осознал, что по крайней мере обошлось без взрыва. Значит, это не ракета. Ибо тогда…

— Они могут, — произнес Доскер, нетвердо поднимаясь на ноги, — постоянно удерживать нас в таком положении.

Этим он подразумевал детонирующее оружие.

Он обернулся к трехступенчатому входному люку. Люк начал вращаться и открылся. Вошло трое мужчин, у двоих были лазерные автоматы. Их глаза ничего не выражали, такие глаза можно встретить у отъявленных негодяев, проституток или садистов.

А вслед за ними появился гладко выбритый элегантный человек, уж его-то ничем и никак нельзя было подкупить — он сам был великим продавцом на рынке людей.

Это был Теодорик Ферри, председатель правления «Трейлс оф Хоффман Лимитед». Впереди него два телохранителя принялись устанавливать прибор, напоминающий вакуумный очиститель. Прибор пищал, производя поиск, на нем что-то вращалось, пока операторы не выключили его, удовлетворенные, и кивнули Теодорику, а тот обратился к Рахмалю:

— Можно мне присесть?

Рахмаль после паузы ответил:

— Конечно.

— Вы уж простите меня, господин Ферри, — сказал Доскер.

— Но единственное сидение занято.

Он так распластался за пультом управления, что его тело заняло всю площадь, а на лице застыло выражение жуткой ненависти.

Вздрогнув, гигант со светлыми волосами произнес:

— Все в порядке.

Он пристально рассматривал Доскера.

— Вы ведь один из лучших пилотов агентства ОСА, не так ли?

Эл Доскер… Да, я узнал вас по снимкам, которые имеются у нас. Они были сделаны, когда вы направлялись к «Омфалосу». Но нам уже не нужен Эпплбаум, чтобы узнать, где находится корабль. Мы сами скажем вам это.

Теодорик Ферри, порывшись в своем плаще, вытащил небольшой пакет и швырнул его Элу Доскеру.

— Эпплбаум забыл его в доках.

— Благодарю, господин Ферри, — с сарказмом произнес Доскер так громко, что понять, что же он сказал, было почти невозможно.

— А теперь, Доскер, — продолжил Теодорик, — сидите спокойно и не забывайте о собственном бизнесе. Я же пока потолкую с Эпплбаумом. Никогда раньше не встречался с ним лично, но я был знаком с его так ужасно почившим отцом.

Он протянул руку.

— Если вы пожмете ее, Рахмаль, — заметил Доскер, — он заразит вас вирусом, который вызовет через час отравление печени.

Вспыхнув, Теодорик обратился к негру:

— Я же просил вас не лезть не в свое дело!

Потом он стянул с руки похожую на мембрану новейшую прозрачную перчатку из пластика.

Рахмаль понял, что Доскер оказался прав, следя за тем, с какой осторожностью Теодорик снял эту перчатку и уложил её в мусоросборник для сжигания отходов.

— Впрочем, — произнес Теодорик, почти с грустью, — мы можем в любой момент раскидать вокруг вас смертоносные бактерии.

— И самим убраться, — подчеркнул Доскер.

Теодорик пожал плечами, а затем обратился к Рахмалю:

— Я уважаю вас за то, что вы пытались сделать. Не смейтесь.

— Я не смеюсь, — ответил Рахмаль. — Просто удивлен.

Теодорик продолжал:

— Я просто удивлен. Вы по-прежнему хотите продолжать работать, даже после этого банкротства. Вам хочется, чтобы кредиторам так и не досталась практически последняя вещь из того наследия, которым «Эпплбаум Энтерпрайз» еще владеет. Вас можно понять, Рахмаль. Я бы поступил точно так же. И вы повлияли на Мэтисона — вот почему он дал вам своего единственного приличного пилота.

С жуткой ухмылкой Доскер полез в карман за пачкой сигарет, и тотчас же двое человек с пустыми глазами, что составляли компанию Теодорику, схватили его за руку, проявив свой профессионализм: безобидная пачка сигарет упала на пол корабля.

Разломав одну за другой сигареты, люди Теодорика проверили их. Пятая оказалась твердой — она не поддалась острому лезвию карманного ножа, и мгновение спустя сложное аналитическое приспособление показало гомеостатическое «жало» для воздействия на мозг.

— На чьи альфа-волны настроен этот прибор? — спросил Теодорик Ферри у Доскера.

— На вас, — глухим тоном произнес Доскер.

Он, не проявлял почти никаких эмоций, наблюдая за тем, как два охранника растаптывают «жало» своими каблуками.

— Значит, вы ждали меня, — произнес Ферри чуть озабоченно.

— Господин Ферри, — сказал Доскер, — я ВСЕГДА ожидаю вас.

Повернувшись вновь к Рахмалю, Теодорик Ферри произнес:

— Я восхищаюсь вами, и мне хотелось бы положить конец этому конфликту между вами и ТХЛ. У нас есть перечень из имущества, оставшегося у вас. Вот он.

Он протянул листок Рахмалю, и тот сразу же обернулся к Доскеру за советом.

— Возьмите его, — произнес Доскер.

Рахмаль просмотрел листок. Этот список был составлен самым тщательным образом: в нем действительно содержалось то небольшое количество вещей, которые остались у него от имущества «Эпплбаум Энтерпрайз». И единственной вещью, которая, как заметил Ферри, представляла подлинную ценность, являлся сам «Омфалос», огромный лайнер, который вместе с предприятиями по ремонту и техническому обслуживанию, располагавшимися на Луне, был похож на пчелиный улей, где люди напрасно ожидали…

Он вернул список Ферри, тот, вглядевшись в выражение его лица, кивнул.

— Значит, мы договорились, — произнес Теодорик Ферри. — Ладно. Вот, что я вам предлагаю, Эпплбаум. Вы можете сохранить «Омфалос». Я дам указание своим юристам подождать с повесткой в суд ООН, объяснив это тем, что «Омфалос» находится под арестом.

Доскер, вздрогнув, хмыкнул.

Рахмаль уставился на Ферри.

— Что вы требуете взамен? — спросил он.

— Вот что.«Омфалос»   никогда не покинет солнечную систему.

Вы можете совершенно без всяких усилий начать рейсы, которые будут приносить прибыль, осуществляя перевозки пассажиров и грузов между девятью планетами Солнечной системы и Луной. Несмотря на то, что…

— Несмотря на то, — продолжил Рахмаль, — что «Омфалос»   межзвездный корабль, а не межпланетный. Это похоже на использование…

— Либо вы соглашаетесь, — отрезал Ферри, — либо «Омфалос»   переходит в нашу собственность.

— Ладно, Рахмаль дает согласие, — вмешался Доскер, — не отправляться на «Омфалосе»   к Фомальгауту. В подписанном соглашении не будет упомянута ни одна заслуживающая внимания звездная система, кроме Проксимы и Альфы Центавра. Верно, Ферри?

После паузы Теодорик Ферри произнес:

— Либо вы соглашаетесь, либо останетесь без корабля.

— Почему, господин Ферри? — сказал Рахмаль. — ЧТО-ТО НЕ В ПОРЯДКЕ НА КИТОВОЙ ПАСТИ? Такой поворот события… доказывает, что я прав.

Это было ясно, он видел это, так же, как и Доскер…

И Ферри, должно быть, понял, что, сделав это предложение, он подтвердил их подозрения.

Ограничить «Омфалос»   девятью планетами Солнечной системы?

И все-таки… корпорация «Эпплбаум Энтерпрайз»   будет ПРОДОЛЖАТЬ ДЕЙСТВОВАТЬ, как и говорил Ферри. Будет действовать как легальная экономическая единица.

Ферри должен понимать, что ООН свернет некоторое количество своей коммерческой деятельности. Рахмаль распрощается с агентством ОСА, сначала с этим невысоким темнокожим опытным космическим пилотом, а впоследствии и с Фрейей Хольм, Мэтисоном Глазером-Холлидеем, отвернется от единственной силы, которая могла бы возвратить ему былое величие.

— Валяйте дальше, — произнес Доскер. — Примите это предложение.

В конце концов, у вас так и не окажется компонентов для анабиоза, но это не имеет теперь никакого значения, потому что вы в любом случае не отправитесь за пределы системы.

Он казался уставшим.

— Ваш отец, Рахмаль, — начал Теодорик Ферри, — сделал бы все возможное, чтобы сохранить «Омфалос».  Вы знаете, что через два дня он и так попадет к нам, и если мы добьемся этого, у вас не останется ни малейшего шанса когда-либо вернуть его обратно. Подумайте об этом.

— Я… я теперь знаю это совершенно точно, — произнес Рахмаль.

Боже, если бы ему и Доскеру только удалось добраться до «Омфалоса»   этой ночью и затеряться в пространстве, где ТХЛ не смогла бы обнаружить его…

Но теперь уже ничего нельзя было поделать…

С того времени, когда поле побороло бессильное сопротивление двигателей корабля Доскера, слишком уж быстро в дело вступила «Трейлс оф Хоффман». 

Как раз вовремя. Постоянно держа их в своем поле зрения, Теодорик Ферри опередил их: ни о какой морали здесь не могло идти и речи — один лишь прагматизм.

— Я могу на законных основаниях покончить с этим делом, — продолжал Ферри. — Если пойдете со мной.

Он кивнул в сторону люка.

— По закону требуется три свидетеля. Со стороны ТХЛ у нас они имеются.

Он улыбнулся, потому что все было кончено, и он знал об этом.

Повернувшись, он ленивой походкой направился к люку. За ним шли двое охранников с пустыми взглядами, немного расслабленные.

Вот они уже протискиваются в раскрытый круг люка.

А затем их тела содрогнулись от конвульсий, по всей своей длине, от головы до ног, разрушаясь внутри.

Рахмаль, потрясенный, с ужасом следил, как отказывают их неврологическая и мышечная системы, как их выворачивает наружу, крутит, ломает, а они ничего не могут поделать, и даже больше того: каждая частица их тел сражалась с остальными, и вскоре от них осталось просто две органические воюющие субстанции, у которых мышцы сражались с другими мышцами, внутренние органы противодействовали давлению диафрагмы и свертыванию крови; оба бывших человеческих тела, неспособные к дыханию, с кровью, переставшей циркулировать, стоя друг напротив друга, пытались совладать с собой, но в действительности уже телами не являлись.

Рахмаль отвел глаза в сторону.

— Холинестерейз, газ, вызывающий разрушения, — произнес Доскер позади него, и в тот же миг Рахмаль почувствовал, как к его шее прижался шприц-тюбик, который впрыснул в его кровь немного атропина — противоядие против этого ужасного нервного газа пресловутой корпорации ФМК, создавшей самое разрушительное оружие последней войны.

— Спасибо, — сказал Рахмаль Доскеру, увидев, что люк уже закрылся, и спутник «Трейлс оф Хоффман»   теперь с несуществующим полем, отошёл от их корабля. Там действовали люди, которые не являлись охранниками ТХЛ.

Сигнальное устройство на горле мертвого человека, которое уже перестало работать, выполнило свою миссию: эксперты агентства ОСА прибыли и в данный момент уже начали последовательно разбирать оборудование ТХЛ.

Теодорик Ферри, с философским видом засунув руки в карманы плаща, молча стоял, даже не замечая спазм двух своих охранников на полу перед собой, словно разрушенные воздействием газа они перестали представлять для него какую-либо ценность.

— Как любезно было, — наконец вымолвил Рахмаль, обращаясь к Доскеру, когда люк еще раз открылся, на этот раз впуская нескольких охранников агентства ОСА, — со стороны ваших сотрудников впрыснуть атропин Ферри и мне.

— В целом, в этом деле ничего не было упущено.

Доскер, наблюдая за реакцией Ферри, произнес:

— Он не получил атропин.

Протянув руку, пилот вынул иглу шприц-тюбика из своей шеи, затем аналогичную штуку из шеи Рахмаля.

— Как дела, Ферри? — спросил Доскер.

Ферри ничего не ответил.

— Невозможно, — произнес Доскер. — Любой живой организм…

Внезапно он схватил руку Ферри и, проворчав, резко отбросил ее назад, на всю длину… а затем завопил. Рука Теодорика Ферри отделилась от самого плеча.

И перед ними предстали свисающие трубки и оторванные компоненты, некоторые еще функционировали, другие же, лишенные энергии, перестали.

— Двойник, — произнес Доскер.

Видя, что Рахмаль не понял, он добавил:

— Разумеется, двойник Ферри, и у него нет неврологической системы. Поэтому Ферри никогда и не был здесь.

Он отбросил руку в сторону.

— Естественно. Зачем человеку его положения рисковать собой? Он, вероятно, сидит в своем особняке, расположенном на спутнике Марса, и наблюдает за нами с помощью органов чувств этого двойника.

Однорукому творению Ферри он резко выпалил:

— Действительно ли мы с тобой, общаемся, Ферри, после всего случившегося? Или нет? Мне просто любопытно.

Рот двойника Ферри открылся, и он произнес:

— Я слышу тебя, Доскер. Не будешь ли ты так любезен, в качестве акта человеческой доброты, впрыснуть двум моим служащим атропин?

— Это уже делают, — произнес Доскер. Потом подошел к Рахмалю.

— Ну, наш маленький корабль, даже после тщательной проверки, кажется, так никогда и не удостоится присутствия председателя правления ТХЛ.

Он слабо ухмыльнулся:

— Я чувствую себя обманутым.

Но предложение, сделанное Ферри с помощью своего двойника, Рахмаль оценил. ОНО было сделано без какого-либо подвоха.

— А теперь отправимся на Луну, — произнес Доскер. — Как ваш советник, я говорю вам…

Он опустил руку, резко обхватив запястье Рахмаля.

— Проснитесь. С этими двумя балбесами все станет в порядке, как только им введут атропин. Они вовсе не мертвы. Потом их переправят на корабль ТХЛ, выключив его поле, конечно. Вы и я отправляемся на Луну, на «Омфалос»,  как будто ничего и не случилось. Или, если вы не хотите, я воспользуюсь картой двойника, которую он мне передал, и на две недели исчезну в межпланетном пространстве, где ТХЛ не сможет выследить корабль. Даже если вы не хотите, я это сделаю.

— Но, — пустым голосом произнес Рахмаль, — кое-что случилось. Предложение было сделано.

— И это доказывает, — начал Доскер, — что ТХЛ желает пожертвовать многим, лишь бы удержать вас от этого восемнадцатилетнего путешествия к Фомальгауту, к Китовой Пасти. И… — Он пристально посмотрел на Рахмаля. — Все-таки что заставляет вас МЕНЬШЕ интересоваться тем, как «Омфалос»   достигнет непомеченного картами района космоса, где ищейки Ферри не смогут…

«Я мог бы спасти «Омфалос»,   — подумал Рахмаль. — Но человек, сидящий рядом, прав: конечно же, это означает, что остановиться он уже не может; предложением Ферри доказывало необходимость восемнадцатилетнего полета.

— Но компоненты для анабиоза… — начал было он.

— Просто доставьте меня к кораблю, — произнес спокойно и терпеливо Доскер.

— Ну как, Рахмаль ибн Эпплбаум? Вы сделаете это?

В контролируемом и весьма профессионально поставленном голосе появились повелительные нотки.

Рахмаль кивнул.

— Я хотел бы узнать о месторасположении базы от вас, а не из карты, переданной мне: я решил, что не стоит прикасаться к ней. Я жду вашего решения, Рахмаль.

— Да, — согласился Рахмаль и твердой поступью направился к трехмерной лунной карте, уселся и стал показывать месторасположение корабля внимательно взирающему за его указкой опытному пилоту агентства.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В небольшом французском ресторанчике «Лисья нора»   в деловой части Сан-Диего, метрдотель бросил быстрый взгляд на имя, которое Рахмаль ибн Эпплбаум бегло написал своим причудливым волнистым почерком на фирменном бланке, и произнес:

— Да, мистер Эпплбаум. Сейчас… — он проверил свои часы, — восемь часов.

Очередь прилично одетых людей ожидала. Так всегда было на переполненной Терре: любой, даже самый захудалый ресторан каждую ночь бывал забит до отказа с пяти часов, а этот ресторан едва ли можно было бы даже отнести к средней категории.

— Дженет, — позвал метрдотель официантку, одетую в чулки с рисунком и полужакет-полукофточку модного нынче сочетания: одна грудь, правая, открытая, и ее сосок элегантно увенчан украшением швейцарского производства, формой напоминавшее огромную золотистую стирательную резинку, могло воспроизводить классическую музыку и вспыхивать сериями привлекающих внимание танцующих огоньков, которые освещали путь ей таким образом, что она могла без затруднений проходить мимо близко расположенных крохотных столиков ресторана.

— Да, Гаспар, — произнесла девушка, взмахнув копной светлых волос.

— Проведи мистера Эпплбаума к столику двадцать два, — сказал ей метрдотель, игнорируя со стоическим бесстрастным безразличием вспышки гнева среди тех покупателей, что стояли впереди Рахмаля в очереди.

— Мне бы не хотелось… — начал было Рахмаль, но метрдотель оборвал его:

— Обо всем уже позаботились. ОНА ожидает вас у двадцать второго.

И едва только метрдотель это сказал, как интимные эротические отношения, даже не зародившись, унеслись прочь.

Рахмаль направился за Дженет с ее швейцарского производства украшением на соске, сквозь темноту и шум обедающих в замкнутом пространстве людей, проглатывающих пищу с чувством вины, которая заставляла их сгибаться пониже над столиками, а затем, после окончания трапезы, скорее уходить прочь, чтобы как можно большее количество людей могло быть обслуженными до часа ночи, когда закрывается кухня ресторана.

«Нас действительно вплотную прижали друг к другу»,   — подумал он, и в это же мгновение Дженет остановилась, обернувшись. Колпачок на соске теперь излучал мягкую, восхитительную и страстную бледно-алую ауру, которая указывала на присевшую за столиком номер двадцать два Фрейю Хольм.

Усевшись напротив нее, Рахмаль сказал:

— Вы не светитесь.

— А могла бы. И одновременно играть «Голубой Дунай». 

Она улыбнулась в темноте. Официантка к тому времени ушла.

Глаза темноволосой девушки блестели. Перед ней стояла наполовину распитая бутылка шабле «Буэнос Виста»,  марочного вина 2002 года, одного из самых лучших и редких вин для этого ресторана, и чрезвычайно дорогого.

Рахмаль спросил себя, кто бы стал искать в меню это старое двенадцатилетней выдержки калифорнийское вино; бог свидетель, ему бы хотелось, но… Он механически коснулся своего бумажника. Фрейя заметила это его движение.

— Не беспокойтесь. Мэтсон Глазер-Холлидей — владелец этого ресторана. Вот меню обеда стоимостью всего в шесть кредиток. Один сэндвич с арахисовым маслом и апельсиновым желе. — Она рассмеялась, и ее глазки завращались, танцуя, отраженном сиянии едва светящихся над головой японских фонарей.

— Разве это место не настраивает вас на интимный лад? — спросила она.

— Нет. Я просто слишком нервничаю.

Уже шесть дней, как «Омфалос»   был надежно укрыт… даже от него. Возможно, даже и от Мэтсона. Это следовало сделать хорошо ради обеспечения безопасности, и лишь Эл Доскер за пультом управления кораблем знал о его местонахождении. Тем не менее Рахмаль с чувством сожаления и горечи наблюдал, как «Омфалос»   исчезал в бесконечном мраке.

Ферри был прав: «Омфалос»   — неотъемлемая часть «Эпплбаум Энтерпрайз»,  без которой ее невозможно представить. Но, по крайней мере, корабль можно было вернуть или, что более вероятно, с помощью корпорация снова оказаться на борту их быстроходной ракеты, чтобы начать свое восемнадцатилетнее путешествие. В противном случае…

— Не стоит раздумывать над предложением Ферри, — тихо произнесла Фрейя. Она кивнула официантке, которая поставила большой стакан с охлажденным вином перед Рахмалем. Он послушно сделал глоток белого вина 2002 года, оценил его на вкус, но больше пить не стал. Он только кивнул, пытаясь сделать вид, что он привычен к таким напиткам. Сейчас ему казалось смехотворным всё, что он пил до этого в своей жизни.

— Я думаю не об этом, — сказал он Фрейе.

Ее огромный из черной кожи кошелек, похожий на почтовую сумку, покоился на столике перед ней, и она могла при желании дотянуться до него пальчиками.

— Компоненты, — тихо произнесла Фрейя, — находятся здесь, в этом кошельке, в закамуфлированном золотом круглом контейнере с этикеткой «Вечность Сексуальной Потенции. Ароматическая. Цена 54 доллара».  Обычные духи. И любой, кто залезет в мой кошелек, поймет это. Там двенадцать компонентов, все, разумеется, суперминиатюрные. Под внутренней крышкой. На индийской бумаге, с обратной стороны этикетки, располагается диаграмма. Через мгновение я поднимусь и направлюсь в туалет. И в эти несколько секунд вы, Рахмаль, должны сидеть спокойно, потому что высока вероятность, что агенты ТХЛ сейчас следят за нами либо непосредственно сами, либо при помощи техники. Затем, когда я сразу же не вернусь, вы начнете щелкать пальцами, чтобы привлечь внимание Дженет и заказать еще немного на ужин лично для себя, или, по крайней мере, и это жизненно важно, вы попросите меню.

Он кивнул, внимательно слушая.

— Она заметит вас и подаст вам меню из достаточно твердого материала и больших размеров, поскольку содержит список вин. Вы положите его на столик таким образом, чтобы он накрыл мой кошелек.

— И я случайно уроню кошелек на пол, содержимое вывалится, и, cобирая все, что выпало…

— Вы спятили? — тихо произнесла она. — Вы накроете кошелек. Внутри обложки меню в правом верхнем углу запрятана полоска из титана. В этом контейнере с духами располагается чувствительная к титану размыкающаяся цепь. Она за несколько секунд зарегистрирует присутствие этой полоски, и контейнер, вращаясь, вылезет из кошелька, который я оставлю открытым. Он пропутешествует вдоль обложки меню, находящейся снизу. Полоска находится у основания, где будет совершенно естественно покоиться ваша правая рука, когда вы станете так неловко заказывать себе ужин. Когда контейнер коснется полоски из титана, он выработает слабое напряжение, и вы почувствуете пульсацию. Затем, придерживая контейнер, отодвинете его от нижнего края меню к себе на колени. Потом другой рукой вы переместите контейнер в свой карман.

Она встала.

— Я вернусь через шесть минут. Прощайте. И желаю удачи.

Он наблюдал за тем, как она шла. А затем, уже сидя, понял, что ему также придется встать, чтобы начать действовать: вся сложность и затруднительность добывания им компонентов для анабиоза на черном рынке заключалась в том, что Теодорик Ферри, хотя корпорация и захватила его спутник вместе с командой и двойником самого Ферри, продолжал тотальную слежку за всеми действиями Рахмаля.

Все технологические и человеческие ресурсы «Трейлс оф Хоффман Лимитед»   были брошены в эту игру, что можно было бы объяснить и личной враждой Теодорика.

«В чем же сущность этого давнего и безличностного конфликта,»   размышлял Рахмаль, «какие привели к возникновению схватки, которая в конце концов привела его отца к гибели и уничтожению всей его организации». 

Думая об этом, Рахмаль стал, как ему было велено, щелкать пальцами, потом поднялся, подозвал официантку.

— Меню, сэр? — Дженет стояла перед ним с огромным картонным меню в руках, прекрасно отпечатанным, с тисненым названием.

Он застенчиво принял его, поблагодарил и вернулся к своему столику, слушая приятные мелодии Иоганна Штрауса. Меню размером в старомодный антикварный диск-альбом без труда накрыл кошелек Фрейи.

Затем он сел, раскрыл и принялся читать список вин, особенно обращая внимание на цены. Боже мой! Даже глоток вина стоил здесь целого состояния. А пять бокалов трехлетнего белого…

Все подобного рода заведения наживались на перенаселении Земли: люди, ожидающие по три часа, чтобы попасть сюда, готовы были заплатить любые деньги. Кроме того, у них в психологическом плане не было иного выхода.

Слабый электрический удар заставил его правую руку вздрогнуть — круглый контейнер с миниатюрными компонентами для глубокого сна уже вошел в физический контакт с ним, и он пальцами дотронулся до него, пытаясь как клешней отделить контейнер от прижима. Он сбросил его на колени, ощутив его тяжесть.

Как и было ему велено, после этого Рахмаль полез левой рукой за ним, чтобы переложить в карман плаща…

— Простите… ох! — Помощник официанта — робот — с заполненным едой подносом, столкнулся с ним, угрожая ему падением со стула. И отовсюду на него уставились люди — кто стоя, кто сидя, обслуживающие роботы, занимающиеся уборкой, официантки с их сияющими огнями и музыкой.

Сконфузившийся Рахмаль выпрямился на сидении и потянулся за контейнером на своих коленях.

Контейнера не было.

Упал на пол?

В неверии он бросил взгляд вниз, увидел свои туфли, ножки стола, пустой спичечный коробок. Ничего похожего на контейнер.

Они-таки добрались до него. Именно те, кто послал этого «помощника официанта».  И теперь он вместе с грудой еды также исчез во время всеобщего беспорядка.

Ощущая горечь поражения, Рахмаль сидел, уставившись вперед пустым взором. Пока, наконец, не допил оставшееся вино, приподняв стакан, будто делая тост: тост за успех, которому он поспособствовал, за успех невидимых щупалец ТХЛ, которые обложили его и которые в этот критический момент лишили его самого главного, без чего он не может покинуть Солнечную систему на своем огромном «Омфалосе».  Теперь не имело значения, состоится или нет его контакт с Доскером на борту корабля — отсутствие компонентов делало безумием его попытку улететь.

Фрейя вернулась и, усешись перед ним, спросила:

— Все в порядке?

Он глухо ответил:

— Они переиграли нас. Полностью.

По крайней мере, Рахмаль так думал.

Однако это еще не конец!

Он выпил, и его сердце застучало под воздействием утонченного, дорогого, очень вкусного и более чем достаточного для него вина.

Это была, по меньшей мере, цена за эту временную неудачу.

* * *

На экране телевизора Омар Джоунс, Президент Новой Земли, самый высокий пост в правительстве на Китовой Пасти, радостно произнес:

— Ну что ж, вот вы вернулись домой в свою семью, скучившись в своих маленьких коробках. Мы приветствуем вас и желаем вам счастья.

Знакомое округлое приятное лицо излучало улыбку и тепло.

— А нас, ребята, интересует лишь то, когда вы все решитесь объединиться нами в одну команду и отправитесь сюда на Новую Землю. Ну?

Он дотронулся до уха.

«Словно,»   подумал Рахмаль, « существует двухсторонняя связь». 

Но все это — лишь иллюзия. Это была видеозапись на ленте, посланная в виде сигналов с помощью телепортационной установки фон Эйнема на пункте связи в Швайнфорте, в Новой Объединенной Германии.

С помощью этих хорошо работающих учреждений спутниковой сети ООН вокруг Земли осуществлялась телевизионная связь на всей Земле.

Рахмаль произнес вслух:

— Сожалею, Омар Джоунс, Президент Новой Земли на планете Китовая Пасть.

«Я навещу тебя»,   — подумал он, — «но своим путем. Без ПОМОЩИ установки фон Эйнема за пять кредиток, но это обязательно случиться немного погодя. И я думаю, что к моменту моего прибытия Президента Джоунса уже не будет в живых.»

Хотя после этой неудачи в «Лисьей норе»… 

Им, его противникам, удалось фактически лишить его источника поддержки, корпорации.

Он сидел напротив представителя корпорации — хорошенького темноволосого агента Фрейи Хольм, пил с ней марочное вино, дружески улыбался. Но понадобилось передвинуться всего на пять дюймов и спрятать жизненно не обходимые компоненты, полученные им от корпорации…

Видеофон в миниатюрной спальне-домике его квартиры произнес:

— «П-п-памп!»   — указывая, что кто-то желает войти с ним в контакт.

Отвернувшись от радостного лица Президента Новой Земли Омара Джоунса на Китовой Пасти, он направился к видеофону и поднял трубку.

На сером маленьком экране сформировались черты лица Мэтсона Глазера-Холлидея.

— Мистер ибн Эпплбаум, — произнес Мэтсон.

— Что мы можем сделать? — сказал Рахмаль, ощущая тяжесть их утраты.

— Их люди, по всей видимости, следят за нашим…

— О да: мы зарегистрировали подслушивающее устройство на этой видеолинии, — кивнул Мэтсон, но это его не смущало. — Мы знаем, что они не только следят за этим звонком, но и записывают его. Тем не менее мое послание вам короткое, и пусть они подавятся им. Войдите в контакт с центральным отделением местной публичной библиотеки, где есть ксерокопировальные устройства.

— А зачем? — спросил Рахмаль.

— Найдите записи, — спокойно продолжал Мэтсон, — о первоначальном открытии Китовой Пасти. Те записи, которые сделали первые, еще не управляемые людьми корабли-разведчики, снабженные записывающей и передающей аппаратурой, и которые были отправлены из Солнечной системы к системе Фомальгаут еще в двадцатом столетии.

— Но зачем… — начал было Рахмаль.

— Мы свяжемся с вами, — резко перебил Мэтсон. — До свидания. Рад был с вами…

— Он пристально посмотрел на Рахмаля. — Не допускайте, чтобы этот небольшой инцидент в ресторане как-то повлиял на вас. Это все мелочи. Уверяю вас.

Он сделал шутливый салют, а затем изображение на крохотном черно-белом экране стало исчезать — корпорация «Видфон»   из Западной Германии обеспечивала минимум услуг и то лишь на время действия лицензии ООН. Изображение пропало.

Обескураженный Рахмаль повесил трубку.

Записи самых первых не управляемых людьми спутников-разведчиков, запущенных к системе Фомальгаута многие годы назад, не являлись чем-то скрываемым от общественности, что же такого ценного могло содержаться в них?

Тем не менее он набрал номер местного отделения публичной библиотеки Нью-Йорка, где имелись ксерокопии.

— Пришлите ко мне на квартиру, — произнес он, — краткий, но всеобъемлющий материал по самым первым разведчикам системы Фомальгаут.

В то время использовались устаревшие теперь конструкции, созданные Джорджем Хоффманом; но именно с их помощью населенная живыми существами планета Китовая Пасть и была открыта.

Вскоре возле его двери появился робот-курьер со множеством катушек.

Рахмаль уселся за сканер, вставил первую катушку, отметив, что она была помечена надписью «Общий обзор сообщений, передаваемых неуправляемыми людьми кораблями внутри системы Фомальгаут. Краткая версия».  Автор — некто по имени Г.С. Перди.

В течение двух часов он просматривал ленту.

На экране было видно, Фомальгаут все больше и больше увеличивался в размерах, затем показались одна за одной планеты, такие разочаровывающие, зловещие, пока в поле зрения не появилась девятая — и сразу же все…

Ни тебе пустынных скал, ни пологих гор. Ни безвоздушного, не имеющего жизненных спор пространства, ни метана, который находился бы в газообразном либо в кристаллическом состоянии, в зависимости от расстояния до звезды.

Вдруг Рахмаль увидел качающуюся и изгибающуюся полоску сине-зеленого цвета, которая и стала причиной того, что доктор фон Эйнем отправил свою телепортационную установку сюда, чтобы установить непосредственную связь между этим миром и Террой.

Этот лакомый кусочек отхватили «Трейлс оф Хоффман»   для осуществления своих коммерческих целей, и это означало КРАХ «Эпплбаум Энтерпрайз». 

Последняя запись была сделана пятнадцать лет назад.

А затем прямой контакт при помощи телепортационных установок привел к тому, что древние средства связи стали не нужными.

И потому первые неуправляемые людьми разведчики, находившиеся на орбите вокруг Фомальгаута были…

…Были «БРОШЕНЫ»,  согласно этому Перди. Их батареи впоследствии были отключены, и все же предполагается, что они до сих пор вращаются вокруг на орбите вокруг Китовой Пасти. Они всё еще находятся там. И их батареи, не работавшие в течение всех этих лет, не истратили энергии. И там — обогащенный жидкий гелий-3.

Было ли ЭТО именно тем, что Мэтсон хотел, чтобы он узнал?

Он снова и снова просматривал записи, пока не вернулся, наконец, к исходным данным. Самый сложный видеоразведчик принадлежал корпорации «Видфон»   из Западной Германии. Уж ИМ-ТО должно быть известно, находится ли по-прежнему этот названный именем Принца Альберта Британского аппарат на орбите вокруг Фомальгаута.

Он направился было к видеофону, но остановился.

В конце концов, аппарат прослушивается. Поэтому вместо этого он покинул свою квартиру и это огромное здание и смешался с толпой пешеходов, пока не нашел общественную телефонную будку. Оттуда он позвонил в корпорацию «Видфон»,  в ее главный офис в Детройте, открытый в течение всех двадцати четырех часов каждый день.

— Соедините меня с архивом, — сказал он роботу на коммутаторе.

Вскоре худой и морщинистый, но полный энергии человек, похожий на гнома, в сером пиджаке, как у продавцов книг, появился на на экране:

— Чем могу служить?

— Я интересуюсь, — начал Рахмаль, — «Принцем Альбертом Британским»,  спутником, брошенным у Фомальгаута семнадцать лет назад. Мне бы хотелось проверить, находится ли он еще на орбите. И если да, то как его можно активировать с тем, чтобы…

Сигнал исчез. На другом конце служащий корпорации «Видфон»   бросил трубку.

Рахмаль ждал. Но не было ни гудков, ни голоса робота.

«Я проклят»,   — подумал Рахмаль.

Вздрогнув, он вышел из кабины и пошел дальше, пока не достиг еще одной общественной телефонной будки. Войдя в нее, он на этот раз набрал номер спутника Мэтсона Глазера-Холлидея.

Вскоре на него смотрело знакомое лицо.

Рахмаль осторожно произнес:

— Простите за беспокойство. Но я просмотрел ленты о полетах самых первых неуправляемых людьми разведчиков в системе Фомальгаут.

— Что-нибудь обнаружили?

— Я сделал запрос в корпорацию «Видфон»   из Западной Германии, — начал Рахмаль, — насчет их «Принца Альберта Британского»… 

— И они ответили?..

— Они тут же прервали связь, — бросил Рахмаль.

— Он все еще там, — сказал Мэтсон. — На орбите.

— И посылает сигналы?

— Нет, уже пятнадцать лет как нет. В гиперпространстве требуется всего неделя, чтобы эти сигналы дошли до Солнечной системы, пройдя расстояние, которое свет проходит за двадцать четыре года. Немного меньше, чем потребуется «Омфалосу»,  чтобы достигнуть системы Фомальгаут.

— А существует ли какой-нибудь способ снова активировать спутник?

— Корпорация «Видфон»   могла бы прямо войти в контакт с ним, с помощью Телепорта, — произнес Мэтсон. — Если бы там захотели.

— Но захотят ли?

После паузы Мэтсон заметил:

— Они же только что прервали с вами связь?

Подумав, Рахмаль произнес:

— Может ли кто-нибудь еще запустить спутник?

— Нет. Только корпорация «Видфон»   знает последовательность сигналов для его активации.

— Это именно то, что вы хотели, чтобы я обнаружил? — спросил Рахмаль.

Улыбнувшись, Мэтсон Глазер-Холлидей ответил:

— До свидания, мистер Эпплбаум. И желаю вам удачи в поисках.

После чего повесил трубку.

И снова Рахмаль очутился перед погасшим экраном.

* * *

А Мэтсон на своей вилле повернулся к Фрейе Хольм, которая полулежала на диване, подогнув ноги под себя, одетая в модную прозрачную шелковую блузку голубого цвета и брюки.

— Он обнаружил это, — произнес Мэтсон. — Только что. Насчет спутника «П.А.Б.». 

Прохаживаясь взад-вперед, Мэтсон мрачнел:

— Ну ладно. — Он принял решение. — Наш агент, под именем Берджена Филлипса, из парижского отделения ТХЛ через шесть месяцев будет послан на Китовую Пасть. Как только он там окажется, он тут же передаст нам через Телепорт зашифрованное донесение, где опишет действительное состояние дел. Но вероятнее всего, люди ТХЛ к тому времени схватят «Берджена Филлипса»,  воспользовавшись хорошо известными техническими устройствами, которые часто применяются в шпионаже, и вскоре узнают всё, что знал ветеран корпорации. После они могут послать ложное донесение, дабы уверить Мэтсона, что все в порядке… и он так никогда и не узнает, получив его, действительно ли оно исходит от «Берджеса Филлипса»   или же от ТХЛ. Тем не менее…

Фрейя также понимала это.

«И пусть у этого агента, раз уж он направляется туда, будет программа запуска этого спутника «П.А.Б.».  Так, чтобы он начал снова передавать данные непосредственно в Солнечную систему». 

— ЕСЛИ ТОЛЬКО, — начал Мэтсон, — ЕСЛИ ТОЛЬКО он все еще будет функционировать спустя эти пятнадцати лет. И ЕСЛИ ТОЛЬКО корпорация «Видфон»   не изменит программу к тому моменту, когда данные начнут передаваться.

Однако он мог прослушивать линии корпорации «Видфон»   и узнать даже эти скудные сведения. Хотя все, что он мог получить, прежде чем поток данных закончится, — это карту Китовой Пасти.

А что делать потом, если спутник после этого вновь перестанет функционировать?

Что и должно в общем-то случиться, поскольку ТХЛ контролирует корпорацию «Видфон». 

— Только один хороший видеоснимок, — произнес Мэтсон. — И мы узнаем.

— Что узнаем?

Она протянула руку, чтобы поставить стакан на стоявший рядом настоящий антикварный кофейный столик, где стояли стаканы.

— Я расскажу тебе, дорогая, — сказал Мэтсон, — когда увижу этот снимок.

Он прошел к панели управления, послал уже подготовленный приказ своему полевому агенту, который должен отправиться на Китовую Пасть, чтобы добраться до его спутника. Эти инструкции нужно было отдать устно, а НЕ по связи — понятно почему.

Действительно, он уже слишком многое сообщил Рахмалю. Но в подобного рода делах без риска не обойтись. Можно предположить, что Рахмаль звонил из уличного автомата. Этот человек, хотя и не являлся профессионалом, был, по крайней мере, осторожен. А в наши дни такая осторожность не являлась параноидальной в силу необходимости.

* * *

На экране трехмерного и цветного телевизора, где даже можно было ощущать запахи, появились округлые дружелюбные черты лица Президента Новой Земли Омара Джоунса, который без всякого вступления начал вещать:

— Вы, ребята, там, на переполненной доброй старушке-Земле…

А за ним, на дальнем плане, расплывались смутные очертания картины обширного многомильного парка-вельда.

— Удивляете нас. Мы слышали, что вы собираетесь послать сюда корабль, через гиперпространство, и он прибудет через… давайте прикинем…

Джоунс притворился, что подсчитывает.

Сидя перед своим телевизором (еще не полностью оплаченным), Джек Макэлхаттен, рабочий, ладно скроенный парень, сказал своей жене:

— Боже правый, взгляни на эти открытые пространства.

Они напомнили ему о милом, почти забытом детстве, о теперь уже оставшемся только в воспоминаниях Орегонском охотничьем угодье в штате Вайоминг, к западу от горы Шайенн.

И страстное желание охватило его.

— Мы должны эмигрировать, — бросил он Рут. — Мы в долгу перед нашими мальчиками. Они могут вырасти…

— Тс-с! — прошипела Рут.

На экране президент Омар Джоунс продолжал:

— Ребята, почти восемнадцать лет понадобится, чтобы этот корабль прибыл сюда своим ходом и приземлился в этом парке. Итак, вот что мы сделаем: объявим этот день двадцать четвертое ноября 2032года Днем Летучего Голландца. День, когда этот корабль достигнет нас.

Он захихикал.

— Мне тогда будет девяносто четыре года, и, жаль говорить об этом, но, по всей видимости, я не смогу отметить этот день. Но, возможно, последующие поколения, включая некоторых из вас, молодых парней…

— Ты слышала это? — сказал Макэлхаттен своей жене, не веря.

— Какие-то придурки собираются направиться туда старым способом. Восемнадцать лет пути в космическом пространстве! Когда все, что требуется, так это…

— Тихо! — в ярости произнесла Рут, пытаясь вслушиваться.

— …и будут здесь, чтобы поприветствовать этого мистера Эпплбаума, — произнес Президент Омар Джоунс с клоунской импозантностью.

— Знамена, колонны демонстрантов… население в этом районе достигнет, скажем так, одного миллиарда, но останется еще много земли. Мы можем принять ДВА миллиарда, как вы знаете, и все равно останется еще достаточно пространства. Итак, ребята, прибывайте и присоединяйтесь к нам, отправляйтесь и будьте здесь в День Летучего Голландца.

Он махнул рукой, и Джеку Макэлхаттену показалось, что этот человек на Китовой Пасти махал именно ему.

Внутри него крепло это жгучее желание.

«Пограничный город, — подумал он. — Соседи, живущие, как и они, в крохотной квартирке, с общей ванной…

Уж не по этой-то ли причине месяцем ранее Пэттерсоны эмигрировали на Китовую Пасть. Как восхищается в видеописьме Джером Паттерсон условиями жизни по ту сторону Телепорта!

Если все это так, если все эти рекламные ролики не лгут… а лишь преуменьшают красоту тех мест. Красоту… и благоприятные возможности.

— Нам нужны ЛЮДИ, — заявлял президент Омар Джоунс. — Хорошие сильные люди, которые могут выполнять любого вида работу. А разве вы не такие люди? Дееспособные, желающие вставать и отправляться на работу, кому уже исполнилось восемнадцать лет? Желающие начать новую жизнь, полагаясь на свой ум и руки, талант, данный вам богом? Подумайте над этим. А что вы сейчас делаете этими своими руками, на что гробите свой талант?

«Осуществляю контроль за качеством на автоматическом конвейере, — подумал про себя Макэлхаттен с горечью. — Работа, с которой и любой простак мог бы справляться лучше меня». 

Именно так оно и было, поскольку и его работа проверялась таким же несложным способом.

— Ты можешь представить себе, — сказал он жене, — держаться за работу, с которой любой простофиля мог бы лучше тебя справиться?

И именно так обстояло дело в его случае — он выпускал партии, которые не были должным образом подогнаны, а когда он ошибался, его ошибка замечалась другим простофилей, дефектной партии давали возможность проследовать дальше, затем обнаруживалась неподогнанная часть, кто-то нажимал кнопку для брака, и деталь выбрасывалась с двигающегося конвейера. И когда они, работники контроля за качеством, увольнялись с работы и эмигрировали, их в «Крино Ассошиэтиз»   заменяли другими простаками. Он до сих пор, правда, оставался там, но только лишь потому, что профсоюз, в котором он состоял, был достаточно силен, чтобы заставлять «Крино»   сохранять ему рабочее место из-за стажа работы.

Но когда-нибудь он уйдет, покинет…

— Значит, — сказал он Рут, — любой простофиля может переехать туда. Хорошо, пусть так и будет: мы отправимся на Китовую Пасть, и мне не придется состязаться там с другими.

«Состязаться, — подумал он, — заранее обреченным на проигрыш». 

— И в «Крино»   будут довольны, — добавил он с горечью.

— Я только хочу, — произнесла Рут, — чтобы у тебя была там, на Новой Земле, какая-нибудь ОСОБЕННАЯ работа. Я имею в виду, тут говорят о «работе для всех»,  но ты же не можешь пойти на такую.

— Твоя работа, она… — Рут прервалась. — Квалифицированная?

В конце концов он работал в «Крино Ассошиэйтиз»   в течение десяти лет.

— Я собираюсь на ферму.

Она уставилась на него.

— Нам ДАДУТ двадцать акров. Мы купим здесь овец, тех, чернолицых. Суффолской породы. Возьмем землю шесть на шесть, пять овечек, барана, соорудим ограду, построим себе домик из секций, выпускаемых промышленностью…

Он знал, что его возможности позволяют рассчитывать на такой проект. Другие так и поступали, расписывая это, но не в безличных рекламных буклетах, а в письмах, закодированных сначала в видеосигналы, а затем трансформированных корпорацией «Видфон»   и переправленных по почте в правление строительной компании.

— Но если нам не понравится, — пробормотала Рут с опаской, — мы не сможем вернуться. Всё это кажется таким странным. Эти машины телепортации… работающие только в одном направлении.

— Сверхдалекое Галактическое скопление, — пояснил он терпеливо. — Разбегание материи — Вселенная расширяется, растет; для Телепорта твои молекулы — что энергетические конфигурации в этом движении…

— Все равно не понимаю, — произнесла Рут. — Но могу понять вот это, — добавила она, вытаскивая из сумки небольшую брошюрку.

Изучив ее, Макэлхаттен проворчал:

— Словесные выкрутасы. Ненавижу подобное чтиво. Не воспринимаю их.

Он стал комкать брошюру.

— Они не называют себя этим отвратительным именем. «Друзья Объединеных людей».  Это всего лишь небольшая кучка обеспокоенных, образованных людей, которая противостоит…

— Я знаю, кому они противостоят, — сказал Макэлхаттен. — Кое-кто из них работал в «Крино Ассошиэтиз». 

— Они говорят, что мы, земляне, не должны покидать пределы Солнечной системы. Держаться вместе. Прислушиваться.

Он скомкал буклет.

— История человечества — это одна сплошная миграция. И эта, на Китовую Пасть, самая грандиозная, на целых двадцать четыре световых года!

Мы должны гордиться ею.

Однако же, разумеется, всегда найдется несколько идиотов и чудаков, которые выступят против исторического процесса.

Да, это была история, и он желал стать частью ее.

Сначала была Новая Англия, затем Австралия, Аляска, а потом та попытка, неудачная, основать колонию на Луне, потом Марс и Венера, и вот теперь — успех.

Долгожданный.

И если он будет ждать слишком долго, то он может оказаться, в конце концов, слишком старым, а ведь, наверное, слишком много имеется желающих позариться на свободные земли. Как бы не опоздать!

Правительство Новой Земли может в любой момент отказаться от своего предложения на предоставление свободной земли, потому что туда ведь каждый день направляются толпы людей. Офисы Телепортов перегружены.

— Ты хочешь отправиться туда? — спросил он Рут. — Но сперва отправлюсь я один и пошлю оттуда письмо, в котором сообщу, получил ли я землю и все ли готово к началу строительства дома?

И лишь затем ты с ребятками можешь уже приезжать.

Нервничая, Рут сказала:

— Я не желаю разделяться с тобой.

— Решай сама.

— Считаю, — произнесла она, — нам следует отправиться вместе. Если мы вообще отправимся. Но эти… письма. Это ведь просто импульсы в энергетических проводах. Как телефонные, видеофонные, телеграфные телевизионные послания. Их применяют уже сотню лет.

— Если только назад возвращаются НАСТОЯЩИЕ письма.

— У тебя, — заметил он насмешливо, — страх с предрассудками.

— Возможно, ты прав, — согласилась Рут. Но это, тем не менее, был подлинный страх. Глубокий и живущий страх перед односторонним путешествием, из которого они, может быть, никогда не вернутся, если только не на том корабле, через восемнадцать лет.

Она достала вечернюю газету, просмотрела статью, написанную в насмешливом тоне, в которой говорилось об этом корабле, «Омфалосе»,  который мог перевозить до пяти сотен людей, но в этот раз на его борту будет только один человек — сам владелец корабля. И, как утверждается в статье, он бежит, чтобы спастись от своих кредиторов.

«Но, — подумала она, — Вот ОН-ТО и сможет возвратиться с Китовой Пасти». 

Она позавидовала, не сознавая почему, этому человеку.

Рахмалю ибн Эпплбауму, как было написано в статье.

«Если бы мы могли отправиться вместе с тобой, — подумала она, — если бы мы попросили…». 

Ее муж тихо сказал:

— Если ты не хочешь отправляться, Рут, тогда Я ОТПРАВЛЮСЬ ОДИН. Я не собираюсь просиживать день за днем штаны на этом пункте технического и следить за качеством продукции, чувствуя чьё-то дыхание за своей спиной.

Жена вздохнула и отправилась на общую кухню, где она готовила пищу вместе со своими соседями справа Шортами, чтобы посмотреть, осталось ли что-нибудь из их месячного рациона того, что в их меню называлось коф-боб — синтетическое кофе бобов.

Но кофе уже не было.

Поэтому она с сожалением приготовила себе чашку синтетического чая.

Тем временем Шорты, весьма шумная семья, то появлялись, то исчезали из кухни.

А в гостиной ее муж сидел перед телевизором и завороженно, с глубоким вниманием, как ребенок, вслушивался в ночные новости с Китовой Пасти.

Он наблюдал за этим новым миром.

«Может быть, — подумала она, — он и прав». 

Но какой-то инстинкт в глубине ее души все еще протестовал.

И она спросила себя с удивлением, в чем же дело. И затем снова подумала о Рахмале ибн Эпплбауме, который, как утверждалось в газете, попытается совершить восемнадцатилетнее путешествие, не без оборудования для анабиоза.

Несмотря на все свои попытки достать его, как с сожалением говорилось в статье, ему это так и не удалось из-за постоянного преследования стражей-операторов, использовавших даже технику для ночного слежки с высоты, так что у него не осталось ни доброго имени, ни денег.

Ничего!

«Бедолага, — подумала она. — Обречь себя на одиночество на целые восемнадцать лет… Разве не могла эта компания ПОЖЕРТВОВАТЬ для него анабиозное оборудование, в котором он так нуждался». 

Телевизор в гостиной вещал: — Не забывайте, ребятки, что старушка Мамаша Хаббард все еще здесь, на Терре, и эта старушка живет так же, как и вы, а у вас, ребята, куча детишек. Так за дело?

«Эмигрировать»,   — решила Рут, но без энтузиазма. Это было ясно. И — поскорее.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Когда крохотная ракета Рахмаля ибн Эпплбаума состыковывалась с огромным корпусом единственного оставшегося у него после суда и имеющего еще экономическую ценность корабля, он расслышал в темноте глухой стук и сразу же привел в действие автоматический механизм. Люк стал вращаться, внутренние шлюзы закрылись, задвигаясь на прежнее место, когда воздух заполнил вакуум, а затем на консоли вспыхнул зеленый свет. Хороший признак.

Он мог теперь без опаски перейти со своей арендованной за невысокую плату ракеты на «Омфалос»,  который завис, не потребляя энергии, на орбите вокруг Марса на расстоянии в три астрономические единицы.

Как только он прошёл цепь шлюзов, без скафандра и шлема, Эл Доскер с лазерным пистолетом в руке сказал, глядя на него:

— Я подумал было, что вы вполне могли быть двойником, посланным ТХЛ. Но идентификаторы положительно определили вас.

Он протянул руку, Рахмаль пожал ее.

— Так что как бы то ни было вам придется совершить это путешествие, не ложась в анабиоз. Вы что, думаете, что и через восемнадцать лет останетесь в здравом уме? Я бы уж точно спятил.

Его темное с резкими чертами лицо выражало сочувствие.

— Разве нельзя было бы устроить какую-нибудь стычку перед уходом? Один на один, и какое имеет значение результат, особенно, если корабль…

— А после этой стычки, — сказал Рахмаль, — стать трупом. У меня будет с собой огромная библиотека с записями для обучения. К тому времени, когда я достигну Фомальгаута, я буду говорить на древнегреческом, латинском, русском, итальянском… Cмогу читать в оригинале алхимические тексты средних веков и китайскую классику шестого века.

Он улыбнулся, но это была пустая застывшая улыбка.

Он не обманывал Доскера, который знал, на что будет походить попытка межзвездного путешествия без анабиоза. Потому что Доскер совершил трехлетнее путешествие на Проксиму. И, вернувшись, настаивал, полагаясь на свой опыт, на анабиозе.

— Что поражает меня, — сказал Рахмаль, — так это то, что ТХЛ добралась и до черного рынка. Были перекрыты даже нелегальные каналы снабжения.

Но он упустил свой шанс в ресторане, лишившись компонентов, приобретенных за пять тысяч кредитов. И… что было — то было.

— Знаете ли вы, — медленно произнес Доскер, — что один опытный полевой агент из нашего агентства отправился на Китовую Пасть как обычный человек, воспользовавшись для этого станцией телепортации. Поэтому мы, возможно, в течение ближайшей недели свяжемся с «Омфалосом»,  и вы сможете вернуться обратно.

И тогда отпадет необходимость в восемнадцатилетнем путешествии туда и, если только вы не забыли, в восемнадцати годах полета назад.

— Не уверен, — произнес Рахмаль, — что у меня хватит сил на возвращение.

Он не обманывал себя: после путешествия к Фомальгауту он физически окажется, возможно, не в состоянии начать новое путешествие обратно, и каковы бы ни были условия жизни на Китовой Пасти, он, наверное, останется там, потому что ему ПРИДЕТСЯ остаться. Тело имеет свои ограничения. Так же, как и разум. В любом случае им нужно лететь дальше. Не только из-за неудачной в прошлом попытки временной капсулы достигнуть Солнечной системы. Попытки, которая была благополучно «забыта»   средствами массовой информации. Но и из-за категорического отказа корпорации «Видфон»   из Западной Германии после личного обращения Мэтсона Глазера-Холлидея реактивировать спутник «Принц Альберт Британский»   на орбите вокруг Фомальгаута.

«Одно лишь это, — подумал Рахмаль, — способно отпугнуть благоразумных граждан. Но…»

Люди не знали об этом. Средства массовой информации об этом не сообщали.

Мэтсон, однако, проник в небольшую вооруженную антиэмиграционную организацию «Друзья Объединенных Людей». 

Большинство ее членов были испуганными стариками, чье отвращение к эмиграции при помощи телепортации основывалось на неврозах. Однако… они ведь печатали памфлеты. И этот отказ корпорации «Видфон»   соответствующим образом был тут же отмечен в одной из широко распространяемых на Земле листовках.

Но сколько же людей на самом деле видели ее. Этого Рахмаль не знал. У него, тем не менее, сложилось мнение, что очень немного. И… эмиграция не прекращалась.

Как и говорил Мэтсон, следы, ведущие в логово хищника, продолжали увеличиваться в количественном отношении. Но до сих пор явных доказательств не было.

— Все в порядке, — сказал Доскер, — Теперь я официально передаю «Омфалос»   в ваше распоряжение. Корабль и все системы полностью проверены, так что вам не следует чего-либо опасаться.

Его темные глаза вспыхнули.

— Вот что я вам скажу, ибн Эпплбаум. Пока вы будете бодрствовать эти восемнадцать лет, вы могли бы развлекаться так же, как и я эту последнюю неделю.

Он подошел к столу, поднял блокнот в кожаном переплете.

— Вы могли бы, — сказал он тихо, — вести дневник.

— Что?

— Разрушение мозга, — сказал Доскер. — Это будет представлять интерес для психиатров.

Теперь это не казалось шуткой.

— Итак, даже вы, — произнес Рахмаль, — считаете, что я…

— Отправляясь без оборудования для анабиоза, которое замедлило бы ваш метаболизм, вы совершаете ужасную ошибку. Так что, возможно, это не будет дневник человеческого вырождения — быть может, оно уже началось.

Молча Рахмаль следил, как темнокожий человек шагнул в шлюз и исчез в крохотной ракете.

Щелкнул замок. Над ним вспыхнул красный свет, и Рахмаль остался один на этом огромном пассажирском лайнере, где ему предстояло провести восемнадцать лет, и, возможно, подумал он, Доскер прав.

Но Рахмаль по-прежнему был полон решимости совершить свое путешествие.

* * *

В три часа дня Мэтсон Глазер-Холлидей проснулся, разбуженный слугой из обслуживающего персонала на своей автоматической вилле.

— Ваша светлость, донесение от мистера Берджена Филлипса. С Новой Земли. Только что получено. И как вы просили…

— Да. — Мэтсон встал, выскользнув из-под одеяла, стараясь не разбудить спящую Фрейю, затем схватил свою одежду, шлепанцы. — Давайте.

Донесение, отпечатанное на обычном принтере корпорации «Видфон»,  гласило:

«КУПИЛ ПЕРВОЕ АПЕЛЬСИНОВОЕ ДЕРЕВО. ПОХОЖЕ, СОБЕРУ ОТЛИЧНЫЙ УРОЖАЙ. ПУСТЬ МОЛЛИ ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ КО МНЕ.»

Теперь и Фрейя зашевелилась, встала с постели. Ее шелковая расписная ночная рубашка соскользнула с обнаженного плеча.

— Что это? — пробормотала она.

— Первое зашифрованное донесение от Б.Ф., — ответил Мэтсон тихо, с отсутствующим видом постукивая сложенным пополам донесением по колену. Он глубоко задумался.

Фрейя встала во весь рост и потянулась за пачкой сигарет.

— О чем он сообщает, Мэт?

— В донесении версия под номером шесть, — ответил Мэтсон.

— То есть… все так, как и описывается в письмах и передачах?

Теперь Фрейя полностью проснулась. Она зажгла сигарету и внимательно посмотрела на Мэтсона.

— Да. Но… Психологи ТХЛ, ожидающие на той стороне, могли схватить нашего полевого агента. Промыть его мозги, извлечь все необходимое, а потом отправить это донесение. Так что это еще ничего не означает. Только факт самой передачи. Поэтому психологам ТХЛ, конечно, не было никакого резона отправлять ЭТО донесение.

— Итак, — сказала Фрейя, — ты так ничего и не знаешь.

— Но, возможно, ему удастся наладить связь со спутником «Принц Альберт Британский».  Достаточно ведь всего одной недели для этого, и «Омфалос»   к тому времени без труда свяжется с ним. А так как его единственный пилот не находится в анабиозе, через него можно будет получить информацию.

Как бы то ни было, если через неделю…

— Если никаких данных не прибудет со спутника, — сказал задумчиво Мэтсон, — это все равно ни о чем не будет говорить. Потому что тогда Берджен передаст сообщение «n»,  что означает, что спутник оказался неработающим. Да они так и сделают, если схватят его. Поэтому это все равно ничего нам не даст.

Он стал ходить по спальне. Затем взял зажженную сигарету у лежавшей в помятой постели Фрейи, резко затянулся, пока она не задымилась и не обожгла ему пальцы.

— Я, — сказал он, — не проживу эти восемнадцать лет.

«Мне никогда не дожить до того дня, когда станет известна правда о Китовой Пасти, — осознал он. — Слишком долго придется ждать». 

— Тебе будет семьдесят девять, — заметила практично Фрейя.

— Но ты все еще будешь жив. Тебе трансплантируют искусственные органы.

«Однако… у меня нет такого терпения, — признался себе Мэтсон. — За это время все младенцы станут совершеннолетними!»

Фрейя забрала у него сигарету:

— Что ж, возможно, ты можешь послать туда…

— Я решил отправиться лично, — сказал Мэстон.

С вытаращенными от удивления глазами Фрейя мгновение спустя воскликнула:

— О Господи! Боже мой!

— Я буду не один. Со своей «семьей».  В каждый из этих пунктов телепортации «Трейлс оф Хоффман»   направятся люди из команды нашей корпорации.

В его подчинении находилось две тысячи человек, и многие из них были ветеранами войн. Они отправятся туда вместе с ним, и присоединятся к нему на Китовой Пасти.

При них будет достаточно записывающего и следящего оборудования, средств связи для организации частного полицейского агентства.

— А ты, таким образом, возглавишь наше отделение здесь, на Терре, — сказал он Фрейе. — Пока я не вернусь обратно.

«Что произойдет через тридцать шесть лет, — подумал он угрюмо. — Тогда мне станет девяносто семь лет… нет, не правильно: мы же можем доставить на Китовую Пасть оборудование для анабиоза, уж я-то позабочусь об этом, хотя с ним здесь, на Терре были определенные трудности в приобретении». 

Вначале он полагал, что если колонизация не удастся, они смогут вернуться — РЕАНОУКНУТЬСЯ, так они назвали это, — смогут реаноукнуться обратно в Солнечную систему, находясь в анабиозе на корабле… который они соберут из доставляемых на Китовую Пасть через телепортационные врата фон Эйнема сборных секций.

— Переворот, — прервала молчание Фрейя. — Фактически это будет государственный переворот.

Вздрогнув, Мэтсон произнес:

— Что? Боже, нет, я никогда…

— Если ты заберешь с собой две тысячи наших лучших агентов, — начала Фрейя, — от нашей корпорации здесь практически ничего не останется, только ее бледная тень. Но вот там, там они станут грозной силой. Ведь ООН не имеет армии на Китовой Пасти. И тебе, Мэтсон, известно об этом, по крайней мере, веришь в это подсознательно. Кто может противостоять тебе? Давай подумаем. Через два года президент Новой Земли Омар Джоунс снова станет баллотироваться на новый срок, так что, возможно, ты захочешь подождать…

— После первого же призыва с Китовой Пасти, — резко сказал Мэтсон, — у Омара Джоунса окажутся штурмовики ООН, отправленные со всех телепортационных установок из нашего мира. Вместе с ракетами, тактическим оружием, поражающим головной мозг.

Он и ненавидел их, и опасался.

— ЕСЛИ только этот ПРИЗЫВ будет отправлен с Китовой Пасти. Но когда ты окажешься на той стороне, ты сможешь не допустить этого. ТОГДА УЖ ТОЧНО НИКАКОГО СООБЩЕНИЯ ОБ ОПАСНОСТИ НЕ БУДЕТ ОТПРАВЛЕНО. Разве не об этом мы с тобой все время говорили? Разве на самом деле не поэтому ли ты и купился на это предложение Рахмаля, зная, что все сообщения с той стороны могут быть ПЕРЕХВАЧЕНЫ?

Она, дожидаясь ответа, закурила и внимательно следила за ним с присущей женщинам остротой.

Затем он сказал твердо:

— Да. Мы можем сделать это. У ТХЛ, возможно, имеются на службе психологи, вооруженные и подготовленные для борьбы с отдельными личностями. Но не с двумя тысячами хорошо обученных полицейских.

Вероятно, понадобится всего полчаса для захвата всех телепортов. Если только в тайне от нас герр Бертольд уже не переправил туда отряды штурмовиков.

«Да, — подумал он, — а почему бы ему действительно не сделать это? Все, с кем они имели дело до настоящего времени, это сбитые с толку граждане, эмигранты, которые хотели работы, дом, новой жизни в мире, который они не могут покинуть». 

— И не забывай еще об одном обстоятельстве, — сказала Фрейя, снова обнажив свое усеянное веснушками плечо. — То, что принимающая часть телепортационных установок должна иметь достаточно широкое пространство: ведь вначале предполагалось, что через каждые врата придется пропускать целый межзвездный гиперпространственный корабль, и что это займет многие годы. Поэтому чтобы ты смог остановить ООН и Бертольда, достаточно только вывести из строя приемные станции телепортов… ЕСЛИ У НИХ НЕ ВОЗНИКНЕТ ПОДОЗРЕНИЙ.

— И ЕСЛИ я смогу действовать достаточно быстро.

— Но ты, — сказала она спокойно, — сможешь. Со своими лучшими людьми и их оборудованием, если только…

Она сделала паузу, облизав губу, будто решая всего лишь академическую задачу.

Совсем запутавшись, Мэтсон спросил:

— Если только что, черт побери, они не опознают твоих агентов при переходе. И тебя самого. И подготовятся соответствующе. Вот как это я представляю себе сейчас.

Она весело рассмеялась.

— Ты платишь своими кредитками, улыбаешься замечательным техникам из ТХЛ, лысым, похожим на горгульи жителям Новой Объединенной Германии, которые управляют этими Телепортами, становишься на передающую платформу, тебя охватывает поле, создаваемое их оборудованием. Ты стоишь с невинным видом, затем исчезаешь и появляешься через пространство в двадцать четыре световых года на Китовой Пасти. И лазерное оружие испепеляет тебя на молекулы, еще до того, как твое тело материализуется. Ведь для этого требуется минут пятнадцать. И в течение этого времени ты, Мэт, будешь совершенно беспомощен, наполовину здесь, наполовину там. И тоже будет и со всеми твоими полевыми агентами. И их устройствами.

Он, не мигая, смотрел на нее.

— Это, — начала она, — идет от hubris.

— Что это значит?

— Греческое слово для обозначения «гордости».  Для тех, кто пытается встать выше того положения, что предназначено ему богами. Может быть, боги не хотят, чтобы ты захватил власть на Китовой Пасти, дорогой мой Мэтти. Возможно, богам не хочется, чтобы ты лично отправился туда.

— Дьявольщина! — воскликнул он. — Но мне обязательно нужно попасть туда тем или иным способом…

— Конечно, и почему бы тогда НЕ ЗАХВАТИТЬ власть? Вышвырнуть к черту этого жизнерадостного, надоедливого Омара Джоунса? В конце концов…

Она выбросила свою сигарету.

— В любом случае ты обречен навсегда остаться там. Так зачем же вести привычную жизнь с обычными избирателями-простофилями?

Здесь у тебя сила. Однако Хорст Бертольд и ООН с «Трейлс оф Хоффман»   и их экономическими возможностями СИЛЬНЕЕ. Там же…

Она пожала плечами, будто сразу ослабев от сильного человеческого желания или человеческого бессилия.

— Там совершенно иная ситуация.

«Никто, — осознал он, — не сможет противостоять ему, если он сможет переправиться туда, внезапно атаковав с использованием всех своих устройств и оружия, а также сами эти станции телепортации фон Эйнема». 

Он ухмыльнулся. Его забавляла мысль, как в ТХЛ воспримут новость, что он и его ветераны-агенты оказались на Новой Земле.

— А затем в 2032 году, — продолжила Фрейя, — когда Рахмаль ибн Эпплбаум, наверное, неумытый, бородатый, к тому времени совсем спятивший шизофреник прибудет туда на своем огромном корабле «Омфалос»   и обнаружит, что, черт возьми, дела там обстоят именно так, как он и предвидел. Но именно ты и станешь причиной этого. И могу поспорить, для него это будет большим сюрпризом.

Раздраженный, Мэтсон сказал: — Довольно разговоров! Я собираюсь ложиться спать.

Он стащил с себя одежду и шлепанцы, не торопясь лег в постель, и годы снова напомнили ему о себе: он ощущал старость.

Неужели он слишком стар для подобных вещей? Вроде занятий сексом. Господи, ведь не такой же он старый, чтобы одна только Фрейя Хольм могла возбуждать его, еще нет. Но уже слишком стар для этого дела, как предположила Фрейя, верно, возможно, даже телепатически определив в его подсознании.

Да, это действительно так.

Где-то на задворках своего сознания он после первого же звонка Рахмаля задумался над этим уже с самого начала. И ЭТО было причиной его помощи — вернее, попытки помощи — жалкому, преследуемому воздушными шарами кредиторов Рахмалю ибн Эпплбауму.

Он полагал, что, согласно опубликованным средствами массовой информации данным, там, на Китовой Пасти, имеется небольшая так называемая армия ополченцев, состоящая из трех сотен граждан-добровольцев, которых используют как национальную гвардию в случае беспорядков.

Три сотни! И ни один из них не был профессионалом.

Это была пасторальная земля, как говорилось в рекламных роликах. Эдем, где нет Змея-Искусителя, где для каждого есть сверхизобилие, армия не требуется. Разве там существуют нищие, чтобы завидовать богатым? И какая причина может заставить их отказаться от того, что они владеют?

«Я скажу вам»,  подумал Мэтсон Глазер-Холлидей. «Нищие находятся здесь, по эту сторону Телепортов. Всех нас постепенно, год за годом, прижимают к земле и подчиняют настоящим титанам, ООН и ТХЛ, а… Богатые находятся там, в двадцати четырех световых годах, в системе Фомальгаут, на девятой планете». 

«Мистер ибн Эпплбаум, — говорил он про себя, лежа на спине и инстинктивно притянув к себе Фрейю, — вы-то уж точно будете удивлены, когда доберетесь до Китовой Пасти». 

Жаль, что его самого, — а он интуитивно чувствовал это — не будет к тому времени в живых. Но насчет того, ПОЧЕМУ ЕГО НЕ БУДЕТ В ЖИВЫХ, его интуиция АБСОЛЮТНО ничего не говорила.

Рядом Фрейя простонала в полусне, прижавшись к нему, расслабленная. Он же, однако, лежал, погрузившись в небытие. Наполненный новыми навязчивыми мыслями. Которые никогда прежде не приходили ему в голову.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Спутник-разведчик «Принц Альберт Британский»   отправил своё первое видеодонесение — первые видеозаписи находившейся под ним планеты, которые он вёл десять лет. Отдельные части долго бездействовавшей сети экранированных секций вышли из строя. Однако сработали дублирующие системы, хотя некоторые из них также уже не функционировали.

Как бы то ни было, сигнал был отправлен к Солнечной системе, находящейся в двадцать четырех световых годах от него.

А на поверхности девятой планеты Фомальгаута что-то сверкнуло, ракета класса «земля-воздух»   отправилась в небо, чтобы спустя какое-то время, в течение которого только лишь самые лучшие следящие устройства могли бы заметить её, поразить свою цель, с гулким звуком врезалась в похожий на морковку разведывательный спутник, до последнего времени бездействовавший, а потому и безвредный. Боеголовка ракеты сдетонировала. И «Принц Альберт Британский»   прекратил свое существование. В абсолютной тишине: на этой высоте не было атмосферы, чтобы сопроводить это событие звуком.

В тот же миг внизу, на поверхности планеты, чувствительная аппаратура приняла сигнал, направила его на цепь бесстрастных, только что построенных врат-передатчиков, и, когда его мощность достигла необходимого уровня, он снова был отправлен в космос, но, странное дело, его частота совпадала с частотой, с которой только перед этим был отправлен сигнал с уже несуществующего спутника.

Наложенный двумя отдельными передатчиками сигнал представлял собой какофонию бессмысленных звуков. Удовлетворенные техники, управляющие наземным передатчиком, переключились на более привычные каналы и задачи. Преднамеренно запутанный двойной сигнал мчался сквозь пространство к Солнечной системе, чтобы, будучи принятым, из него невозможно было бы извлечь ничего, кроме бесполезного шума. А спутник, разложенный на молекулы боеголовкой, больше не будет посылать другие сигналы: его функционирование прекратилось.

Между этими двумя событиями — от первой передачи со спутника до второй, когда в передачу вмешалась мощная наземная станция, прошло всего пять минут, включая полет ракеты и уничтожение ее дорогой, сложной, никогда не дублированной цели, которой, как когда-то было решено на одной официальной сессии, можно было бы в случае необходимости легко пожертвовать.

И необходимость в этом сейчас возникла.

А, значит, спутник подлежал уничтожению.

После запуска ракеты солдат в шлеме без всякой спешки установил в шахту вторую ракету класса «земля-воздух»,  присоединил управляющее устройство и, убедившись, что активирующая панель управления закрыта на замок тем же самым ключом, которым он открыл ее, и вернулся к своим привычным делам. Временной отрезок: максимум, шесть минут. А планета Фомальгаут IХ все так же вращалась по своей орбите.

* * *

Глубоко задумавшись в удобном кожаном сидении роскошного ракетного такси, Фрейя Хольм вздрогнула, когда внезапно механический голос переговорного устройства машины произнес:

— Господин или госпожа, прошу извинить меня, но в виду перерасхода энергии в моих метабатареях я вынужден незамедлительно приземлиться для быстрой подзарядки. Пожалуйста, сообщите вслух такую команду, в противном случае мы рухнем на землю и погибнем.

Внизу она видела вздымающиеся вверх шпили Нью-Нью-Йорка, городское кольцо за пределами внутреннего, древнего города.

«Позднее время для работы, сказала она себе, черт возьми». 

Но… машина была права, если ее метабатарея, единственный источник энергии, выходит из строя, необходимо покинуть воздушное пространство и отправиться на ремонтную станцию.

Полет без энергии означает гибель при столкновении с одним из этих высотных коммерческих зданий, расположенных внизу.

— Да, — согласилась она в ответ и застонала.

Ну и денек же выпал сегодня!

— Благодарю вас, господин или госпожа.

Увеличив скорость, ракета по спирали направилась вниз, пока наконец не приземлилась, тщательно контролируемая, на несколько неровной, но по крайней мере не представлявшей опасности стоянке на одной из этих бесчисленных станций по обслуживанию ракет в Нью-Нью-Йорке.

Мгновением спустя в припаркованную ракету проникли люди в форме техников обслуживающей станции, в поисках, как вежливо объяснил ей один из них, неисправности метабатареи, которая, как ободряюще сообщил ей техник, при нормальных условиях должна исправно работать в течение двадцати лет. Открыв дверь ракеты, он попросил:

— Разрешите мне, пожалуйста, проверить панель управления. Там располагается проводка — эти цепи весьма важны, и, возможно, здесь-то и произошел обрыв.

Этот негр-механик казался ей приятным и сметливым, и без колебаний она отодвинулась к дальней стороне кабины. Негр скользнул внутрь, затем захлопнул дверь ракеты.

— Луна и Корова, — сообщил он текущий пароль для членов монополии.

Удивленная, Фрейя пробормотала:

— Джек Хорнер. Кто вы? Я никогда не сталкивалась с вами прежде.

Он совсем не походил на полевого агента.

— Космический пилот. Я Эл Доскер, и я знаю вас: вы Фрейя Хольм.

Теперь без всякой улыбки, спокойный и серьезный, он присел рядом с ней, предупредительно пробежался по проводам пульта управления, потом монотонно произнес:

— Фрейя, у меня совсем немного времени — максимум минут пять; я знаю, где неисправность, потому что именно я отправил эту ракету-такси к вам. Понимаете?

— Да, — сказала она и надкусила во рту фальшивый зуб, тот сломался, и она ощутила горькую поверхность пластиковой пилюли: в ней была прусского производства кислота, ее хватит, чтобы убить ее, если окажется, что этот человек — враг ей. А на запястье она завела часы — в действительности это было устройство для впрыскивания цианистого калия.

Его можно было использовать для того, чтобы избавиться от этого человека или от других, если они появятся, или чтобы покончить с собой в случае неудачи с ядом во рту.

Как бы то ни было, она сидела, застыв в ожидании.

— Вы, — сказал негр, — любовница Мэтсона, вы можете добраться до него в любой момент, мне известно об этом. Вот почему я и направился к вам. Сегодня, в шесть часов вечера по нью-йоркскому времени, Мэтсон Глазер-Холлидей появится на пункте телепортации «Трейлс оф Хоффман».  C собой у него будут два тяжелых чемодана, и он попросит разрешения на эмиграцию. Мэтсон заплатит шесть кредиток или семь, если его багаж превысит допустимый вес, а затем будет телепортирован на Китовую Пасть. В то же самое время, на каждом телепортационном пункте по всей Терре, около двух тысяч его самых стойких ветеранов — полевых агентов проделают то же самое.

Она ничего не ответила, лишь уставилась прямо вверх. В ее сумочке записывающее устройство фиксировало каждое его слово, но только одному богу известно, для чего.

— На той стороне Телепорта, собрав вместе агентов, а из компонентов, принесенных в своих чемоданах как «личные вещи»,  технологическое оружие, Мэтсон предпримет попытку переворота. Он остановит эмиграцию, сразу же приведя в негодность установки для телепортации, и сместит Президента Омара Джоунса.

— Итак? — сказала она. — Если я знаю все это, зачем вы говорите мне?

— Потому что, — начал Доскер, — я отправлюсь к Хорсту Бертольду за два часа до шести вечера. То есть, в четыре часа.

Его голос был холодным и резким.

— Меня наняла монополия, но я не собираюсь участвовать в подобного рода играх. Здесь, на Терре, Мэтсон занимает то место, которое ему и следует занимать: третье. На Китовой же Пасти…

— И вы хотите, — начала Фрейя, — чтобы я кое-что сделала за оставшееся время. За семь часов.

— Сообщите Мэтсону, что когда он и его две тысячи полевых агентов появятся на пунктах телепортации ТХЛ, что их не телепортируют, а арестуют и тут же, без всякого сомнения, безболезненно уничтожат. Как это принято у немцев.

— ЭТО все, что вы хотите? Смерти Мэтсона и тех, кто…

Она взмахнула рукой, хватаясь за воздух.

— Бертольд и Ферри вместе с фон Эйнемом управляют межпланетной экономико-политической системой, и никто…

— Я не хочу, чтобы он предпринимал эту попытку.

— Послушайте, — произнесла Фрейя, прикусив губу. — Переворот, который Мэтсон собирается осуществить на Китовой Пасти, основывается на предположении, что там находится только армия ополченцев из трех сотен простых добровольцев. Я не думаю, что вам нужно беспокоиться — вся проблема в том, что Мэт действительно ВЕРИТ в ту ложь, которую показывают по телевизору; на самом деле он невероятно старомоден и наивен. Ну, а САМИ ВЫ считаете, что там Земля Обетованная, где имеется лишь крошечная армия, состоящая из добровольцев, ожидающая, пока туда не нагрянет кто-нибудь с НАСТОЯЩЕЙ армией, вооруженный самым современным оружием и высокоразвитой технологией, наподобие той, что имеется у Мэта, задавались ли вы этим вопросом? Если бы дела так и обстояли, как вы думаете, неужели Бертольд и Ферри НЕ СДЕЛАЛИ УЖЕ БЫ ЭТОГО?

Доскер, смущенный, посмотрел на нее, заколебавшись.

— Мне думается, — продолжила Фрейя, — что Мэт совершает ошибку. Не потому что то, что он собирается сделать, безнравственно, а из-за того, что обнаружит он там, когда вместе со всеми своими двумя тысячами ветеранов предстанет перед…

Она запнулась.

— Не знаю даже чем. Но в любом случае его ждет неудача. Кто бы ни управлял Новой Землей, он справится с Мэтом — вот что больше всего ужасает меня. Конечно, мне бы хотелось остановить его. Я бы с радостью сообщила ему, что один из его лучших служащих, узнав во всех деталях о перевороте, собирается отправиться в четыре часа пополудни к властям. Я сделаю все, что в моих силах, Доскер, чтобы он бросил эту идею, поставив его перед фактом, что он, как идиот, направляется в подготовленную ловушку. Но мои доводы, как и ваши, возможно, не…

— Чем, как вы думаете, — перебил ее Доскер, — закончится все это, Фрейя?

— Смертью.

— Для… всех? — Он уставился на нее. — Для сорока миллионов? Почему?

— Времена, — начала она, — Джилберта, Салливана и Джерома Керна прошли. Мы на планете с семью миллиардами. Китовая Пасть может дать работу, но не так скоро, и существует еще один приемлемый путь, и каждый из тех, кто занимает ключевой пост в ООН, возглавляемой герром Хорстом Бертольдом, знает об этом пути.

— Нет, — сказал Доскер, и его лицо приняло неприятный желтовато-коричневый оттенок. — Это закончилось в 1945 году.

— Вы уверены? А ВЫ САМИ не хотите эмигрировать?

Он молчал. Затем он поразил ее своим ответом:

— Да.

— Что? Почему?

— Я эмигрирую, — ответил Доскер. — Сегодня в шесть, по нью-йоркскому времени Нью-Нью-Йорка. С лазерным пистолетом в рукой. Я разложу их на атомы — я хочу добраться до них, если дела так и обстоят: я не могу ждать.

— Вы не сможете осуществить это. Как только вы появитесь…

— Голыми руками я схвачу ОДНОГО из них. Любой сможет это сделать.

— Начните здесь. Начните с Хорста Бертольда.

Он уставился на нее.

— У нас есть техники-оружейники, — произнесла Фрейя, но остановилась, когда дверь ракеты открыл другой тоже ободрительно улыбающийся человек из обслуживающего персонала.

— Ты нашел неисправность, Эл? — спросил он.

— Да, — ответил Эл Доскер и начал притворно копошиться в приборной панели, скрывая свое лицо.

— Вот теперь уже точно можно сказать, что «все в полном порядке».  Перезарядить метабатарею, установить обратно на место и можно лететь.

Другой служащий, удовлетворенный этим ответом, ушел.

Фрейя и Доскер снова остались одни, хотя дверь ракеты раскачивалась, незапертая.

— Вы… возможно, вы ошибаетесь, — сказал Доскер.

— Но, — возразила Фрейя, — что-то похожее все равно имеет место. Не может существовать армии для защиты частных интересов из трех сотен отобранных добровольцев, потому что Ферри и Бертольд или, по крайней мере, ОДИН из них должен был направиться туда, и это единственное, что мы точно знаем: ТАМ ДОЛЖНО БЫТЬ ЧТО-ТО ПОДОБНОЕ. Доскер, на Китовой Пасти дефицита власти просто не может быть.

— Все готово, мисс, для полета, — позвал один из других служащих.

Раздался голос переговорного устройства ракеты:

— Я чувствую себя в миллион раз лучше и теперь готов отправиться туда, куда мы летели вначале, господин или госпожа, как только лишний человек покинет ракету.

Доскер, вздрогнув, произнес:

— Я… не знаю, что делать.

— Не ходите к Ферри или Бертольду. Начнем с этого.

Он кивнул.

Очевидно, она как-то на него повлияла, с этой проблемой было покончено.

— После шести часов Мэту потребуется вся помощь, которую он может получить, — заметила она. — В этот момент первый его агент переправится на Китовую Пасть. Доскер, почему бы вам тоже не отправиться туда? Даже если вы и не пилот и не агент. Возможно, вы могли бы помочь ему.

Ракета в раздражении запустила двигатели.

— Пожалуйста, сэр или мадам, если вы попросите…

— А вы сами телепортируетесь? — спросил он ее. — С ними?

— Я планирую отправиться в пять. Чтобы заказать комнату для себя и Мэта. Я стану, не забудьте этого, если захотите найти нас, миссис Сильвией Трент. А Мэт — Стюартом Трентом. Хорошо?

— Да, — пробормотал Доскер, сделал шаг назад наружу, закрывая дверь ракеты. И тут же та взмыла вверх.

А Фрейя расслабилась и выплюнула капсулу с кислотой в мусорник для отходов, после чего перевела «часы». 

Её слова Доскеру, Бог свидетель, были правдой. Она знала об этом, знала и не могла ничего поделать, чтобы переубедить Мэтсона.

На той стороне их могут поджидать профессионалы, и даже если они не предвидят переворот, даже если не было утечки информации и они не заметят никакой связи между этими двумя тысячами мужчин, разбросанных по всему миру, прибывших на пункты телепортации на Терре, даже в этом случае она понимала, что они в состоянии расправиться с Мэтом.

Он не был таким сильным, и они МОГЛИ справиться с ним.

Но ОН-ТО САМ верил в это. Потому что Мэт видел лишь возможность захвата власти, вздор, который глубоко засел в нем и который невозможно было выбить из него.

Предположим, это правда.

Предположим, что эта армия из трехсот человек существует.

ПРЕДПОЛОЖИМ.

Надежда и возможность успеха, ярко пылавшие в нем, толкали его вперед.

«А дети, — подумала она, летя в направлении офисов монополии, расположенных в Нью-Нью-Йорке, — распознаются по шпаргалкам.

Конечно, Мэт, ты будешь держаться за эту свою веру». 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мэтсон Глазер-Холлидей обратился к приятной и имеющей довольно пышную грудь молодой секретарше:

— Меня зовут Стюарт Трент. Мою жену телепортировали рано утром, поэтому мне ужасно хочется соединиться с ней. Я так понимаю, вы уже собираетесь закрывать свое учреждение.

Она испытывающе посмотрела на этого лысого мужчину с выступающими скулами под темными, почти болезненными глазами.

— Вы уверены, мистер Трент, что желаете…

— Моя жена, — резко повторил Мэтсон. — Она уже там с пяти часов.

Потом добавил:

— У меня два чемодана. И довольно тяжелые.

И внутрь офиса «Трейлс оф Хоффман»   въехала роботоподобная машина с двумя выпирающими чемоданами из настоящей воловьей кожи.

Секретарша произнесла:

— Пожалуйста, заполните эти бланки, мистер Трент. Я удостоверюсь, что техники Телепорта готовы принять еще раз, потому что, как вы уже сказали, мы уже почти закончили работу.

И, действительно, входные ворота сейчас были закрыты.

Он заполнял бланки, ощущая только бесстрастность и пустой, беспричинный… страх. Боже, это в самом деле был страх! Он действительно, в этот самый последний момент, когда Фрейю уже телепортировали на Китовую Пасть, почувствовал, как его нервная система начала вырабатывать гормоны нарастающей паники — внутренне ему хотелось вернуться назад.

Однако он каким-то образом заполнил бланки. Потому что в его фронтальной доле мозга стояло понимание того, что в тот момент, когда Фрейя отправилась туда, ВСЕ БЫЛО РЕШЕНО. В самом деле, у него не было причин посылать ее туда заранее: он знал о своих собственных колебаниях.

Мэтсон покончил с ними, когда отправил ее.

«И, подумал он, это к лучшему: должны же мы когда-то, хоть раз в жизни, побороть себя… Мы — самые опасные для себя враги». 

— Вам сделают уколы, мистер Трент.

Служащая ТХЛ стояла рядом с иглами.

— Будьте добры, пожалуйста, снимите верхнюю одежду.

Она указала на небольшую гигиеническую камеру позади. Он вошел и начал снимать с себя одежду.

Затем ему сделали уколы, руки пронзила боль, и он тупо спросил себя, сделали ли они уже «Это»?  Не смерть ли впрыснули ему под прикрытием профилактических уколов?

Два пожилых немецких техника, оба лысых, как дверные ручки, подобно ему самому, появились мгновением позже. У них были защитные очки — само поле, если наблюдать за ним слишком долго, постепенно разрушало роговицу.

— Мой герр, — произнес живо первый техник, — пожалуйста, снимите всю оставшуюся одежду. Sie sollen ganz unbedeckt sein. (Вы должны быть полностью раздеты). Не желательно никакого материала, препятствующему starkheit (силе) поля. Все предметы, включая ваши пакеты, будут перенесены вслед за вами через несколько минут.

Мэтсон закончил раздеваться и, объятый ужасом, последовал за ними вниз в покрытый кафелем зал, который неожиданно оказался гигантской почти пустой комнатой, он не видел ни сложной мешанины из реторт доктора Франкенштейна, ни пузырящихся котлов, — только два перпендикулярных шеста, которые, как в бетонных стенах приличного теннисного корта, были накрыты круглыми, напоминавшими кубки зажимами.

И между этими шестами ему придется стоять, словно утихомиренному буйволу, а волна поля будет проходить от одного шеста к другому и сквозь него.

И умрет ли он, если они знают, кто он такой, или нет, но Мэтсон покинет Терру, чтобы привести в гармонию свою собственную жизнь, или, во всяком случае, на тридцать шесть лет, что для него было, впрочем, то же самое.

«Боже мой, — подумал он. — Надеюсь, Фрейя уже без происшествий добралась туда». 

Как бы то ни было, короткое зашифрованное донесение, отправленное ей, свидетельствовало, что с ней все в порядке.

— Мистер Трент, — сказал один из техников, одевая защитные очки, — bitte, пожалуйста, смотрите вниз, чтобы на ваши глаза не действовало излучение поля; Sie versteih'n, оно опасно для роговой оболочки глаз.

— Хорошо, — ответил он, кивая, и посмотрел вниз, приподнял одну руку, коснулся обнаженной груди, будто что-то скрывая и пытаясь защититься от того, что вдруг оглушило и слепило его и одновременно глухо било с обоих сторон. Силы, абсолютно равные, заставили его застыть неподвижно, словно на него, пока он стоял, вылили полистирол.

Любой, кто следил бы за ним, мог бы подумать, что он свободен в движениях, но Мэтсон был пойман в великолепную ловушку, созданную этой волной, проходившей от анода к катоду, и сам он ощущал себя как… ионное кольцо. Его тело притягивало поле. Он чувствовал, как оно вливалось в него словно растворяющее вещество. А затем волна слева исчезла.

Он споткнулся, непроизвольно поглядев вверх.

Двое лысых в защитных очках техника из Рейха пропали.

Он находился в гораздо меньшей комнате, и только один пожилой человек сидел за столом, не спеша раскладывая рядами огромную груду из чемоданов и упакованных, связанных пакетов.

— Ваша одежда, — начал служащий, — находится в металлической корзине справа от вас, помеченная номером 121628. Если ощущаете слабость, здесь есть раскладушка, можете прилечь.

— Я… Со мной все в порядке, — ответил Мэтсон Глазер-Холлидей и неуверенно направился к своей одежде, оделся и остановился в неопределенности.

— Здесь еще два пакета из вашего багажа, — произнес бюрократ за столом, не поднимая головы. — Под номером 39485 и 39486.

Пожалуйста, приготовьтесь вытащить их из вещей, которые будут переданы.

Он бросил взгляд на свои часы.

— Нет, прошу прощения. Никто уже не последует за вами поэтому каналу связи из Нью-Нью-Йорка, так что временем вы не ограничены.

— Спасибо, — Мэтсон сам поднял тяжелые чемоданы, прошел к огромной двойной двери.

— Я правильно иду? — спросил он.

— Вы выйдете на Авеню Смеющейся Ивы, — сообщил ему клерк.

— Мне нужен отель.

— Любая наземная машина доставить вас туда.

Клерк возвратился к своей работе, оборвав разговор.

Никаких других сведений для Мэтсона у него не было.

Закрыв дверь, Мэтсон ступил на пешеходную дорожку. Совсем рядом он увидел серые бараки. Показалась Фрейя.

Воздух был холодным, и она дрожала. Он тоже вздрогнул и притянул ее к себе, снова и снова внимательно рассматривая бараки.

Он видел тянувшиеся один за одним ряды их и… находящуюся под током в двенадцать футов высотой проволочную ограду с четырьмя рядами обнаженной проволоки поверху. И объявления с указанием запретов.

Ему не нужно было даже читать их, чтобы удостовериться в этом.

— Мэт, — сказала Фрейя, — ты слышал когда-нибудь о городе под названием Спарта?

— Спарта, — как эхо, повторил он, держа свои чемоданы. — Здесь.

Она отпустила его пальцы, поставила вниз чемоданы.

Мимо украдкой прошло несколько человек, безвкусно одетых и старательно не обращающих на них никакого внимания.

— Я была не права, — сказала Фрейя. — И это послание тебе, само собой, было поддельным. Мэт, я думаю…

— Ты думаешь, — перебил он, — что тут окажутся… печи.

Она произносила это, спокойно и бесстрастно, взмахнув копной своих темных волос и приподняв подбородок, встретила его взгляд и посмотрела прямо ему в лицо:

— Это трудовые лагеря. Советские. Это не модель Третьего Рейха. Принудительный труд.

— Для чего? Для очистки планеты? Но самые первые спутники-разведчики сообщили, что…

— Они, кажется, — прервала Фрейя, — создали армию, имеющую ядерное оружие. Сперва собрали всех в трудовые отряды, чтобы привыкли к дисциплине. Молодых мужчин сразу же отправили на пункты подготовки. Остальных же… Мы, по всей видимости, будем обслуживать вот ЭТО.

Она показала рукой, и он увидел реактивную пусковую установку, уходящую под землю. Он смотрел на этот механизм, поняв, вспомнив молодость, что это за устройство. Многоуровневый автофак. Для длительного использования. И потому не полностью гомеостатичный.

Он не годился для операторов с круговым обзором. Необходимо было постоянно находиться в движении — этому они научились в 1982 году.

— Твои полицейские ветераны, — начала Фрейя, — слишком стары для быстрых действий. Большинство из них. Поэтому их направят в бараки, как и нас. У меня есть номер, который они дали тебе, и еще один мой.

— Отдельное проживание? Мы даже не будем жить ВМЕСТЕ?

— У меня также, — Фрейя не обратила никакого внимания на его слова, — есть бланки-предписания, которые необходимо заполнить — мы должны указать все способности, которыми обладаем. Поэтому мы можем оказаться полезными.

— Я старик, — произнес он.

— Тогда, — начала Фрейя, — тебе придется умереть. Если только ты не сможешь придумать какую-либо способность.

— У меня есть кое-что.

В чемодане, покоящемся на тротуаре рядом с ним, находился передатчик, который, несмотря на свои небольшие размеры, мог послать сигнал, и тот через шесть месяцев достигнет Терры.

Наклонившись, он вытащил ключ, повернул замок чемодана.

Все, что он должен был сделать, — это открыть чемодан, опустить дюйм перфорированной ленты с данными внутрь отверстия кодирующего устройства передатчика.

Все остальное произойдет автоматически.

Он включил энергопередатчик.

Каждая из этих электронных штучек была спрятана под одеждой, главным образом, в туфлях. Казалось, что он прибыл на Китовую Пасть, чтобы всю жизнь в них ходить. Такими элегантными они были на вид.

— Зачем? — спросил он Фрейю, составляя программу для крошечного устройства, перфорирующего дюймовую ленту.

— Армия для чего?

— Я не знаю, Мэт. Это все Теодорик Ферри. Я думаю, Ферри собирается отправить эту армию на Терру, которой руководит Хорст Бертольд. За это короткое время я переговорила с несколькими людьми, но… они слишком напуганы. Один человек думал, что здесь была обнаружена негуманоидная раса сенситивов и мы готовимся к схватке за эти колонии-планеты, возможно, через некоторое время нас здесь…

Мэтсон пристально посмотрел вверх и произнес:

— Я закодировал ленту, она гласит:

«ГАРРИСОН СООБЩАЕТ. ПРОЩУПАЙТЕ БЕРТОЛЬДА».  Это послание достигнет нашего лучшего пилота, Эла Доскера, постоянно повторяясь, потому что на таком далеком расстоянии фактор шума…

Лазерный луч срезал его затылочную часть его головы. Фрейя закрыла глаза. Второй луч лазерного ружья с телескопическим прицелом уничтожил первый чемодан, потом и другой.

А после этого к ним ленивой походкой направился, небрежно держа лазерное ружье и что-то жуя, молодой солдат. Он посмотрел на нее сверху вниз, чувственно, но без особой страсти, затем взглянул еще ниже, на убитого Мэтсона.

— Мы записали ваш разговор на записывающую аппаратуру.

Он показал рукой, и Фрейя увидела на козырьке крыши здания Телепортационной принимающей станции прикрытую тканью сеть, напоминавшую собой гнездо.

— Этот человек, — солдат пнул ногой труп Мэтсона Глазера-Холлидея, — сказал что-то насчет «нашего лучшего пилота».  Вы, значит, входите в эту организацию. «Друзья Объединенных Людей»?  Правильно?

Фрейя ничего не ответила.

Она не способна была что-либо говорить.

— Пройдемте-ка, милая, — сказал ей солдат. — Для вашего психо-допроса. Мы проведем его, потому что вы оказались столь любезны, что забыли сообщить нам, что ваш муж последует вслед за вами. Но мы никогда…

Он так и не закончил, потому что, направив на него свои «часы»,  она выпустила дротик с цианистым калием, и хотя скорость его была не так велика, он не мог уклониться от него.

Солдат ударил по нему рукой, словно ребенок, не до конца обеспокоенный, не совсем понявший и не слишком испугавшийся, и кончик дротика пронзил вену возле его запястья.

И наступила смерть, быстрая и беззвучная.

Он упал на тротуар, а Фрейя повернулась и побежала…

За углом она свернула направо и, вбежав в узкую, обвитую сплошь кустарником аллею, полезла в плащ, коснулась звукового передатчика, послав всеобщий сигнал тревоги: каждый служащий монополии на Китовой Пасти примет его. Если это еще не стало очевидностью для него, если сигнал тревоги может добавить что-нибудь к тому, что он узнал после пяти минут пребывания здесь.

Ну что ж, во всяком случае, ей удалось это сделать — она официально предупредила их, и это было все — ВСЕ, что она могла сделать.

У нее не было передатчика для межпланетных сообщений с дальним радиусом действия, который имел Мэтсон.

Она не могла послать макроволновый сигнал, чтобы потом его мог поймать Эл Доскер в Солнечной системе через шесть месяцев.

Да и никто из этих двух тысяч полицейских агентов монополии не сделает этого.

Но у них есть оружие.

К ней теперь, как она поняла это со страхом и неверием, автоматически перешла власть над уцелевшими членами организации: некоторое время назад Мэтсон устроил так, что в случае его смерти она официально займет его место, и это не было ее прихотью: об этом было объявлено повсюду, в каждой ячейки их организации. Что она могла сказать уцелевшим полицейским агентам?..

Сообщить, разумеется, о смерти Мэтсона, но будет ли в этом какой-либо смысл?

«Что, спросила она себя, МОЖЕМ МЫ СДЕЛАТЬ?»

«Восемнадцать лет… — подумала она. — Дождемся ли мы прибытия «Омфалоса»,  Рахмаля ибн Эпплбаума? К тому времени это уже не будет иметь никакого значения. Для нас, впрочем, не для этого поколения». 

Двое мужчин бежали к ней, и один из них пропищал пронзительным тонким голосом:

— Луна и корова.

Лицо его было искажено страхом.

— Джек Хорнер, — ответила она тупо. — Я не знаю, что делать. Мэтсон мертв, а его большой передатчик уничтожен. Они ожидали его — я привела их прямо к нему. Простите.

Она не могла стоять лицом к лицу к этим двум полевым агентам своей организации, оцепенело она смотрела мимо них.

— Даже если мы пустим в ход оружие, — продолжила она, — нас всех схватят.

— Но мы можем немного навредить им, — произнес один из этих двух агентов, среднего возраста, с брюшком в талии, закаленный ветеран войны 1982 года.

Его товарищ, клацнув по своему чемодану, добавил:

— Да, мы можем попытаться, мисс Хольм. Отправляйте этот сигнал. Вы же можете это сделать?

— Нет, — ответила она, но она лгала, и они знали это.

— Это безнадежно, — продолжила она, — Давайте попробуем сделать вид, что мы настоящие эмигранты. Пусть изучат нас, отправят каждого в свой барак.

Закаленный ветеран произнес:

— Мисс Хольм, когда они полезут в багаж, они поймут.

Своему товарищу он приказал:

— Доставай.

Она следила, как они, два опытных полевых агента монополии, устанавливали малых размеров оружие новейшего образца.

К ней тихо обратился более молодой человек:

— Отправьте сигнал, обязывающий сражаться. Чтобы, едва оказавшись здесь, наши люди ТУТ ЖЕ его принимали, Этот сигнал должен передаваться постоянно.

Мы будем драться здесь, сейчас, а не потом, не тогда, когда нас раскидает по планете.

Она коснулась тумблера передачи сигнала. И спокойно произнесла спокойно:

— Я попытаюсь отправить донесение назад на Терру с помощью Телепорта. Возможно, при беспорядке…

— Потому что будет большой кавардак, когда здесь появятся агенты нашей организации, получившие сигнал к немедленной схватке. Может быть, в это время и можно будет передать это донесение.

— Нет, не выйдет, — произнес старый бойцовый кот с пронзительным взглядом.

Он бросил взгляд на своего товарища.

— Но если мы сконцентрируем свои силы на передающей станции, возможно, нам удастся захватить ее и контролировать достаточно долгое время, чтобы отправить видеопослание на ту сторону. Обратно сквозь врата Телепорта. Даже если обоим нам придется…

Он обернулся к Фрейе.

— Можете ли вы направлять действия своих агентов.

— У меня больше нет других микроволновых передатчиков, — ответила она, на этот раз искренне. — Только эти два.

— Ладно, мисс Хольм. — Ветеран размышлял. — Видеопередачи через Телепорт осуществляются здесь.

Он показал, и она увидела отдельное многоэтажное строение без окон и с охраняемым входом. В серых лучах солнца она уловила блеск металла у вооруженных часовых.

— У вас есть код, который нужно отправить назад домой и который мы могли бы передать?

— Да, — ответила она. — Один из пятидесяти. Мэт и я оба отложили его в памяти. Я могу передать его в звуковом диапазоне за несколько секунд.

— Мне хотелось бы иметь, — начал закаленный, наполовину согбенный временем ветеран-полицейский, — видеозапись этого.

Он махнул рукой на окружающий ландшафт.

— Что-то, что можно было бы свести воедино в центральном коаксиальном кабеле и передать по телевидению.

Не просто то, что нам известно, но и то, что они знают.

«ОНИ. Люди на Земле. Те простаки, кто находится по ту сторону односторонних врат — навсегда, подумала она, потому что восемнадцать лет, в самом деле, — это навсегда». 

— Какой код? — спросил у нее более молодой полевой агент.

— «Забыла упаковать свой ирландский узорчатый платок, — начала Фрейя. — Пожалуйста, передайте через Телепорт». 

Она пояснила:

— Мы, Мэт и я, поработали над всеми логическими возможностями.

Вот эта кажется наиболее подходящей. Спарта.

— Да, — произнес пожилой ветеран. — Воинствующее государство. Ну что ж, это ближе всего географически к афинянам.

Далее он бросил своему товарищу:

— Можем ли мы проникнуть туда внутрь и передать звуковой сигнал?

Он взял свое оружие, которое они собрали.

— Конечно, — ответил, кивая, его более молодой товарищ.

Пожилой человек щелкнул оружием.

И тут Фрейя увидела смерть и пронзительно закричала, а потом побежала, стараясь как можно скорее убраться отсюда.

Она знала, что это такое: модифицированная форма нервно-паралитического газа, но затем все ее спутанные мысли исчезли, и она просто бежала куда глаза глядят.

Вооруженные солдаты, охраняющие безоконное здание, также побежали. Оба полевых агента заранее ввели себе противоядие, и теперь бежали, петляя, в направлении безоконного здания, вытаскивая на ходу маленькие, но с большим радиусом действия лазерные пистолеты с оптическим прицелом.

Фрейя в последний раз увидела их.

В это мгновение паники и борьбы, поглотившей все ее внимание осталась одна лишь темнота. И в этом мраке все люди, находящиеся поблизости, тоже бежали вместе с ней. Фрейя смутно ощущала их, сейчас она была не одинока.

«Мэт, — подумала она. — У тебя не получится создать полицейское государство здесь, на Китовой Паст, хотя я предупреждала тебя… говорила тебе. Но, возможно, теперь и у НИХ это тоже не пройдет. Если только удастся отправить наше зашифрованное донесение. ЕСЛИ. И если, на той стороне, на Терре, окажется кто-нибудь достаточно сообразительный, чтобы знать, что делать с этим.»

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Послание Фрейи Хольм с Китовой Пасти после передачи в офис агентства в Нью-Нью-Йорке благополучно достигло корабля Элла Доскера, находящегося на орбите вокруг Плутона.

«ЗАБЫЛА СВОЙ ИРЛАНДСКИЙ УЗОРЧАТЫЙ ПЛАТОК. ПОЖАЛУЙСТА, ПРИШЛИТЕ ЧЕРЕЗ ТЕЛЕПОРТ. ФРЕЙЯ». 

Он не спеша прошел в заднюю часть корабля, потому что с такого расстояния от Солнца все казалось подверженным энтропии и замедленным, как будто снаружи раздавался тихий перестук звездных часов.

Открыв крышку дешифратора, он пробежался пальцами по схеме. Обнаружив ключ, он взял катушки с записанным посланием и скормил их компьютеру. Раздался шорох движущейся бумажной ленты и звук работы печатающего устройства.

Он прочитал отпечатанные слова.

«ВОЕННАЯ ДИКТАТУРА. ЖИЗНЬ В БАРАКАХ НАПОДОБИЕ СПАРТАНСКОЙ.

ПОДГОТОВКА К ВОЙНЕ С НЕИЗВЕСТНЫМ ВРАГОМ». 

Некоторое время он постоял, потом, взяв первоначальное зашифрованное донесение, как ему было указано корпорацией «Видфон»   и вторично отправил его в компьютер. Затем он снова прочитал раскодированное послание, там подтверждалось то, что должно было быть сообщено… и это нельзя было опровергнуть.

Сомневаться теперь уже не приходилось, потому что Мэтсон Глазер-Холлидей лично программировал это устройство.

«Тут, — подумал Доскер, — пятьдесят возможностей, начиная с Садов Эдема и кончая… Адом». 

Если быть точным, этот мир находится на полпути к Аду.

Где-то на десятом месте.

И это было ничуть не лучше того, что он предполагал.

«Итак, — резюмировал он, — теперь мы знаем. Мы знаем… И МЫ НЕ МОЖЕМ ЗАЯВИТЬ ОБ ЭТОМ ВО ВСЕУСЛЫШАНИЕ». 

От этого Кусочка ленты с зашифрованным донесением в его руках не было никакого толку, и это казалось совершенно невероятным.

«Потому что, — спросил он себя, — КОМУ МЫ ПЕРЕДАДИМ ЕГО?»

Количество членов их организации резко сократилось после отправки лучших агентов на Китовую Пасть, а оставшиеся были просто обслуживающим персоналом из офисов Нью-Нью-Йорке…

Да еще был он сам.

И, конечно, Рахмаль ибн Эпплбаум, там, в космосе, на «Омфалосе».  Изучающий древнегреческий язык.

В это мгновение из офиса в Нью-Нью-Йорке прибыло второе зашифрованное донесение. Он и его скормил компьютеру, но более поспешно, чем в прошлый раз.

Лента выползла наружу, и он прочитал его, испытывая некоторый стыд, потому что как он ни пытался, ему все-таки не удалось помешать планам Мэтсона, и это тяжким пятном лежало на его совести.

«МЫ НЕ МОЖЕМ ПРОДЕРЖАТЬСЯ. ВИВИСЕКЦИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ». 

«Чем же я могу помочь вам? — спросил он себя, сознавая собственное бессилие. — Бог проклял тебя, Мэтсон, за то, что тебе пришлось сделать, за твою ненасытность. И ты взял с собой две тысячи человек вместе с Фрейей Хольм на погибель, и теперь там мы ничего не можем сделать.

Однако в его силах было осуществить в этой трагедии последний акт — попытаться спасти даже не те легионы землян, что отправляются через врата Телепортов на Китовую Пасть, но спасти того, кто заслуживал временной передышки от взятого на себя бремени, бремени, которое эти два зашифрованных донесения и корпорация «Видфон»   сделали бесполезным.

С риском, что следящие устройства ООН могут обнаружить его сигнал, Эл Доскер отправил на волнах УВЧ радиосообщение на «Омфалос»   Рахмалю ибн Эпплбауму.

Вызывая «Омфалос»,  летящего теперь со сверхсветовой скоростью за пределами Солнечной системы, Доскер горько спросил:

— Как, уже приблизились к «Героическим одам»? 

— Пока только легенды, — донесся голос Рахмаля, далекий, смешанный с шумами от статической межпланетной интерференции, в то время как принимающая сигналы антенна корабля Доскера бешено вращалась, чтобы поймать слабые далекие импульсы. — Но я считал, что вы не станете входить в контакт со мной, — продолжил Рахмаль. — Если только…

— Если только, — прервал его Доскер, — не произойдет того, что случилось. У нас, в нашем агентстве, имеется такой способ расшифровки, который нельзя изменить. Потому что сведения совершенно не похожи на передаваемые. Слушайте внимательно, Рахмаль.

Он надеялся, что его передача, усиленная корабельным передатчиком, достигает «Омфалоса».  Он несколько раз записал и передавал свои слова, чтобы противодействовать высокому уровню шумовых помех и при помощи принципа повторяемости Рахмаль мог бы получить сообщение.

— Вы знаете шутку о заключенном тюрьмы, — начал Доскер, — который встает и кричит: «Три».  И все смеются?

— Да, — встревоженно ответил Рахмаль. — Потому что «Три»   относится к шуткам со множеством лиц. Она известна всем заключенным, осужденным на длительные сроки.

— Используя этот метод, — начал Доскер, — сообщение с Китовой Пасти было сегодня проанализировано. Мы имеем двоичный компьютер в качестве декодера. Первоначально мы начали с изображений для каждой буквы латинского алфавита. Хвостик означает нуль или закрытые врата; головка — единицу или открытые врата. А нуль или единица и представляет собой двоичный счет, по которому действуют компьютеры. После этого мы открыли пятьдесят форм посланий, в которых описывались всевозможные условия на другой стороне.

Эти послания были составлены таким образом, чтобы каждое из них состояло из неповторяемой последовательности единиц и нулей. Я…

Его голос охрип.

— Я только что принял донесение, которое, переведенное в двоичный код, оказалось состоящим из следующей последовательности:

111010011001110101100000100110101001110000100111110100000111.

И эту двоичную последовательность невозможно расшифровать, ибо она является комбинацией из пятидесяти неповторимых сигналов, известных только нашему декодирующему устройству, находящемуся здесь, на моем корабле. И все это хранится на одной ленте. Но их размер… она дает ложное представление расшифровщикам подлинного донесения.

— И ваша лента, — начал Рахмаль, — где были записаны…

— Я перефразирую, — перебил Доскер. — Ключевым словом было «Спарта». 

Тут он замолк.

— Государство военных? — донесся голос Рахмаля.

— Да.

— Против кого?

— Не сообщалось. Пришло второе донесение, но оно добавило очень немного. Если не считать того, что пришло открытым текстом, и в нем сообщалось, что они не смогут продержаться. Военные перебьют их там.

— Вы уверены, что это данные верные? — спросил Рахмаль.

— Только у Фрейи Хольм, Мэтсона и у меня, — начал Доскер, — были декодирующие устройства, в которые можно было заложить эту ложную двоичную последовательность сигналов. Донесение пришло, скорее всего, от Фрейи. Во всяком случае она подписалась под первым донесением.

Потом добавил:

— А под вторым даже не было попытки подписаться.

— Ну что ж, — произнес Рахмаль, — тогда я поворачиваю обратно. Теперь нет смысла в моем путешествии.

— Вам решать.

Доскер подождал, спрашивая себя, каким будет решение Рахмаля ибн Эпплбаума.

«Хотя, — подумал он, — это действительно не имеет никакого значения, потому что настоящая трагедия не в уничтожении и ликвидации двух тысяч лучших людей монополии, она в двадцати четырех световых годах отсюда, а в том, что оболванено сорок миллионов людей, отправившихся туда. И что ещё восемьдесят или около того миллионов последуют за ними, хотя у нас и есть это знание о ТОЙ СТОРОНЕ врат телепортационных установок, но ОНО бесполезно, так как мы не можем сообщить об этом населению с помощью средств массовой информации…

Он все еще думал об этом, когда три корабля-перехватчика ООН бесшумно, словно чёрную скользкую рыбу кольцом окружили его на расстоянии поражения ракетами класса «воздух-воздух»   и выпустили их в цель, и корабль Доскера был уничтожен.

* * *

Оглушенный и неспособный двигаться, Доскер плыл в скафандре с автономной подачей воздуха, подогревом, водой, передатчиком, устройством для удаления отходов жизнедеятельности, тюбиками с пищей. Его куда-то несло, и время, казалось, остановилось.

Какие-то неясные и даже счастливые мысли одолевали его — о планете с зелеными лесами и о женщинах, о веселой шумной компании.

Он смутно сознавал, что ему осталось жить совсем мало, спрашивал себя, захватит ли ООН и «Омфалос»,  как и его.

Очевидно, что их неусыпная служба наблюдения обнаружила отправленные им радиоволны, но выследили ли они и Рахмаля, который был на другом конце связи…

«Господи, — обратился к мольбой к Всевышнему Доскер, — я надеюсь, что нет — надеюсь, что только я один…»

И он все еще продолжал надеяться, когда один из преследующих кораблей ООН вплотную приблизился к нему и направил напоминающее робота устройство, которое с величайшей заботой обхватило Доскера, не причиняя вреда его скафандру.

Удивленный, он подумал:

«Почему бы просто не проделать в его скафандре маленькую дырку, чтобы ушли воздух и тепло, и не оставить его здесь умирать?»

Это привело его в замешательство.

Но тут открылся люк преследовавшего корабля, и его втянуло внутрь, словно пойманную в сеть рыбешку.

Люк захлопнулся, и он ощутил искусственную гравитацию внутри этого дорогого, ультрасовременного корабля.

Эл лежал ничком, а затем с трудом приподнялся на корточки и встал.

Стоявший лицом к нему с оружием в руках офицер ООН обратился к нему:

— Снимите скафандр. Свой аварийный скафандр. Понятно?

Он говорил с сильным акцентом.

Доскер видел по его нашивкам, что он был из Нордической Лиги.

Последовательно Доскер стал снимать скафандр.

— Вы, готы, — начал Доскер, — кажется, быстро со всем управляетесь. В ООН, во всяком случае. Интересно, а как на Китовой Пасти?

Офицер ООН, все еще направляя на него лазерный пистолет, произнес:

— Садитесь. Мы возвращаемся на Терру. Nach Терра, versteh'n?

Позади него за приборной панелью сидел еще один служащий ООН, невооруженный; корабль шёл с большой скоростью к третьей планете системы, и Доскер полагал, что это займет максимум час пути.

— Генеральный Секретарь, — начал офицер ООН, — просил поговорить с вами лично. А вы пока готовьтесь и ожидайте. Если хотите, можете взять почитать журнал. Или возьмите развлекательную кассету.

— Нет, — ответил Доскер и сел, тупо уставившись прямо перед собой.

— Мы также выследили и «Омфалос»,   — начал офицер, — по его волновой передаче. Как и ваш корабль.

— Неплохо, — произнес с издевкой Доскер. — Однако из-за далекого расстояния понадобится несколько дней, чтобы настигнуть его. Но тем не менее, — произнес Доскер, — вы сделаете это.

— Это точно, — кивая, подтвердил офицер ООН, у него был сильный шведский акцент. Сомнений у него не было, впрочем, как и Доскера. Единственное, в чем была загвоздка, так это во времени.

Но, как сказал офицер этого суперскоростного корабля-перехватчика, это займет всего несколько дней, не более.

Он пристально смотрел вперед, сидя в ожидании, пока этот суперскоростной корабль ООН спешил, направляясь к Терре, к Хорсту Бертольду.

* * *

В штаб-квартире ООН в Нью-Нью-Йорке над ним провели тщательные психические обследования. Врачи и медсестры испытывали на нем один аппарат за другим, сверяясь со своими записями и определяя местоположение введенных ему под кожу устройств.

— Вы сохранились после выпавших на вашу долю тяжелых испытания на удивление хорошо, — произнес проверяющий его врач, когда наконец ему отдали одежду, чтобы он оделся.

— А теперь что? — спросил Доскер.

— Генеральный Секретарь готов встретиться с вами, — коротко произнес врач, делая запись в своей карте и кивнул головой на дверь.

Одевшись, Доскер не спеша прошёл к двери и открыл ее.

— Пожалуйста, поторопитесь, — произнес Хорст Бертольд.

Закрыв за собой дверь, Доскер спросил:

— Почему?

Сидевший за антикварным дубовым столом Генеральный Секретарь ООН бросил на него быстрый взгляд.

Это был грузный рыжеволосый человек с приземистым длинным носом и почти бесцветными маленькими губами. Черты его лица были маловыразительными, но плечи, руки и позвоночник были пухлыми, будто от бесконечного принимания парных или занятий гандболом.

Прекрасное же состояние ног и ступней свидетельствовало, что он много ходил пешком и совершал многомильные прогулки на велосипеде.

Это был человек, привыкший находиться на открытом воздухе, но вынужденный работать в кабинетных условиях и тщательно следивший за своим здоровьем, о чем говорила его хорошая физическая форма. И хотя перед ним находился один из его противников, лицо Генерального Секретаря выражало добродушие.

— Мы обнаружили вашу радиосвязь с «Омфалосом»,   — произнес он на совершенном английском, даже, пожалуй, слишком совершенном.

Как будто он диктовал на пленку, вероятно, так он и учился ему.

Теперь выражение его лица не было таким добродушным.

— Благодаря этому, как вы понимаете, мы и определили местонахождение обоих кораблей. Нам также известно, что вы теперь являетесь исполняющим обязанности руководителя вашей корпорации. Мисс Хольм и мистер Глазер-Холлидей отправились с помощью Телепортов, под ложными именами, конечно, на Китовую Пасть.

Доскер молча пожал плечами, ожидая продолжения.

— Однако… — Хорст Бертольд стал постукивать карандашом по лежавшему перед ним на столе документу, нахмурив брови. — Вот расшифрованные, слово в слово, послания, которыми обменялись вы и этот фанатик Рахмаль ибн Эпплбаум. Вы первый послали сообщение, и тем самым выдали «Омфалос». 

Бертольд поглядел вверх.

Взгляд его голубых, светлых глаз был пронзительным.

— Мы бросили своих шифровальщиков на переданную вами зашифрованную последовательностью. Ту самую, которую вы перед этим приняли от корпорации «Видфон».  Она действительно ничего не означала. Но в обломках вашего корабля мы обнаружили декодер с пятьюдесятью лентами.

Таким образом, мы связали эту передачу и записанную двоичную последовательность с соответствующей лентой. И это было ваше сообщение ибн Эпплбауму.

— Это удивило вас?

— Разумеется, нет, — быстро ответил Бертольд. — Зачем вам обманывать своих собственных клиентов? И идти на риск. Что, собственно, и произошло — раскрыть местонахождение своего корабля?

— Как бы то ни было… — Голос Бертольда едва был слышен. — Мы все еще не были удовлетворены. И поэтому продолжали наблюдение…

— Их там ликвидируют, — произнес Доскер. — Две тысячи полевых агентов во главе с Мэтом и Фрейей.

Он сказал это без всякого выражения, потому как знал, что они убьют их в любом случае, им могут привить там все, что угодно — какие угодно воспоминания, любые наклонности, мысли, проекты, в конце концов, если его собственная организация не такая огромная, как ООН, могла бы осуществлять подобные вещи…

Да это уже не раз осуществлялось на протяжении долгих лет на людях с применением различных психических и технических средств.

Бертольд начал:

— «Трейлс Оф Хоффман Лимитед»   и Теодорик Ферри полностью контролируют Новую Землю. ООН не имеет своего персонала на Китовой Пасти. Все, что нам известно, — это любезно предоставленные ими видеофильмы, и никаких иных информационных сигналов через Телепорты за все годы колонизации. Все наши самые первые спутники-разведчики перестали действовать еще с того самого времени, как попали под юрисдикцию ТХЛ.

Наступило молчание, потом Доскер сказал, не веря:

— Значит, это явилось такой же новостью для вас, как для…

— Все эти пятнадцать лет мы верили этим аудио— и видеолентам. У нас не было причин проверять их. ТХЛ вызвалась сама принять на себя экономические проблемы колонизации. Она подготовила план, и мы предоставили ей особые привилегии, ПОТОМУ ЧТО ОНИ ВЛАДЕЮТ ПАТЕНТАМИ НА ТЕЛЕПОРТ И НА ПРОЧЕЕ ОБОРУДОВАНИЕ. Патенты доктора фон Эйнема принадлежат исключительно ТХЛ. Он на законных основаниях добился этого. И вот…

Бертольд взял со стола лежащий сверху документ и показал его Доскеру — полную расшифрованную распечатку его разговора по радио с Рахмалем.

— Вот он, — повторил Хорст Бертольд, — результат.

— Скажите мне, — произнес Доскер, — что это все означает.

«Потому что, — думал он, — я сам не знаю. Я видел самые первые донесения, когда они только что прибыли. Я понимал их смысл буквально. Но это все». 

— Из сорока миллионов колонистов, — начал Генеральный Секретарь ООН, — Ферри создал армию и снабдил ее современным оружием. Здесь не было негуманоидной расы с культурой, отличной от земной. Если бы наши автоматические спутники-разведчики обнаружили бы их: к настоящему времени мы посетили бы каждую звездную систему нашей галактики.

Он пристально смотрел на Доскера.

— А потом ООН принялась бы за нас, — начал он. — В этом-то и заключалось намерение Ферри. Когда достаточное количество колонистов переправится туда, вдруг обнаружится, что возможна не только «односторонняя»   телепортация и что якобы так называемая Первая Теорема оказалась ошибочной.

— То есть как? — произнес озадаченно Доскер. — Они снова смогут переправляться через свои пункты телепортации?

— И захватить нас, — сказал Бертольд. — Но не сейчас. Для этого у них еще не достаточно сил.

Про себя же он добавил:

«По крайней мере, мы так думаем. Мы изучили состав групп, которые эмигрировали: у него не может быть больше одного миллиона людей, действительно находящихся на военной службе. Но оружие… у них, возможно, имеется с.с.о. — суперсовременное оружие — в конце концов, у них же есть фон Эйнем». 

— А где сейчас фон Эйнем? — Доскер как бы угадал его мысли. — На Китовой Пасти?

— Мы постоянно следим за ним.

Пальцы Бертольда непроизвольно смяли документ.

— И оказалось — ganz genug! — что мы были правы. Фон Эйнем все эти годы мотается взад-вперед между Террой и Китовой Пастью. Он всегда пользовался, как и все они, созданным им устройством телепортации для двустороннего путешествия… ИТАК, ЭТО ВЫЯСНЕНО ТОЧНО, Доскер. Выяснено!

Он пристально посмотрел на Доскера.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Когда Рахмаль ибн Эпплбаум обнаружил смутные призрачные очертания приближавшихся кораблей-перехватчиков ООН, он понял, что, как он ни прятался, ООН все же выследила его. И, несомненно, та же участь ждала и Доскера. Поэтому он щелкнул микроволновым передатчиком и вызвал командира этих кораблей.

— Я доверюсь вам, — начал Рахмаль, — когда услышу Элла Доскера.

«И, — добавил он про себя, — когда взгляну на него, чтобы увидеть следы промывания мозгов. Но почему им нужно говорить, что это не так? Он у них в руках, он и «Омфалос». 

Они обнаружены и теперь надежно удерживаются вооруженными межзвездными кораблями этой огромной ООН, которая распростерлась от одной планеты к другой. Зачем им притворяться, когда нет силы, которая могла бы вмешаться и которая была бы в состоянии оказать хоть какое-либо сопротивление?

— Боже милостивый, — продолжали течь его мысли. — Если это правда, значит, мы можем полагаться только на Хорста Бертольда. Мы позволили нашим предшественникам ослепить нас… Фон Эйнем — немец, и Хорст Бертольд — тоже немец. Но нет никаких доказательств, что они работают вместе, тайно сотрудничают, как, скажем, два каких-либо Убангиса, или же два каких-то Джуса.

«Адольф Гитлер не был даже немцем, и поэтому наши мысли, — понимал он, — предают нас. Но возможно, теперь мы сможем поверить в это. Мы можем понять. Новая Объединенная Германия дала миру доктора Сеппа фон Эйнема и «Трейлс оф Хоффман Лимитед»,  но она также, возможно, дала и нечто совершенно иное, когда произвела Хорста Бертольда». 

«Посмотрим»,   — произнес Рахмаль про себя, — будем ждать, пока мы не окажемся в штаб-квартире ООН и не предстанем перед Хорстом Бертольдом, пока не увидим доказательства утверждений, переданных по радио.

Как и было ему сообщено, в шесть часов утра по нью-йорскому времени штурмовые отряды ООН захватили по всей Терре пункты телепортации «Трейлс оф Хоффман Лимитед»,  самовольно и без всякого предупреждения, что явилось причиной прекращения эмиграции на Китовую Пасть.

* * *

Двенадцать часов спустя неулыбчивая, вся полная каких-то забот секретарша ввела Рахмаля в кабинет Генерального Секретаря ООН.

— Вы фанатик, — произнес Хорст Бертольд, рассматривая его.

— Идеалист, который так воодушевил Мэтсона Глазера-Холлидея, что тот решил предпринять эту попытку правительственного переворота на Китовой Пасти.

Он повернулся к секретарше.

— Внесите АППАРАТ телепортации.

Спустя несколько мгновений знакомый биполярный механизм был установлен в кабинете главы ООН. Выглядевший равнодушным испуганный маленький техником внимательно ожидал распоряжений хозяина кабинета.

Бертольд спросил его:

— На этом аппарате возможна двусторонняя телепортация? Или только односторонняя? Zwei oder ein? Antworten. (Двусторонняя или односторонняя? Отвечайте.)

— Только на ту сторону, герр Генеральный Секретарь, — голос техника дрожал. — Как следует из Первой Теоремы, перемещение материи…

Хорст Бертольд бросил своей cекретарше:

— Введите наших специалистов по «промывке мозгов».  Пусть начнут со своих электроэнцефалографических машин.

Услышав это, техник установки воскликнул с ужасом в голосе:

— Dasz brauchen Sie nicht! (Не надо этого!)

— Он говорит, — перевел Бертольд Рахмалю, — что готов сотрудничать с нами и нет никакой нужды приглашать психиатров. Так что мы можем спрашивать его. — Он резко кивнул своей головой в направлении съежившегося от страха техника ТХЛ, облаченного в белый смокинг — с помощью таких, как он, и осуществлялась эмиграция миллионов ничего не подозревающих людей.

— А спросим мы его, работают ли телепорты в обоих направлениях.

Ответ техника было практически не разобрать:

— Beide. (В обоих). В обоих направлениях.

— Следовательно, никогда и не существовало никакой «Первой Теоремы»,   — резко бросил Бертольд.

— Sie Haben Recht,(Вы правы), — техник согласно кивнул головой.

— Приведите Доскера, — приказал Бертольд своей секретарше.

Когда появился Доскер, тот тут же обратился к Рахмалю:

— Фрейя все еще там, и она жива.

Он показал на телепортационную установку.

— Мы осуществляем связь с помощью этого устройства. Но…

Он колебался.

— Мэтсон Глазер-Холлидей мертв, — произнес Хорст Бертольд.

Они убили его сразу же. Но почти половина полевых агентов осталась в живых. Они разбросаны по разным уголкам Новой Земли, и мы начинаем передавать им основы нашей стратегии. Вместе с оружием того типа, в котором они в настоящее время нуждаются.

А теперь мы испробуем тактику штурмовых отрядов. Мне кажется, что с их помощью можно сделать многое.

— А чем я могу быть полезен? — произнес Рахмаль. Он чувствовал, как безразличие охватывает его — все происходило и продолжает происходить помимо него. Пока он путешествовал, и притом бессмысленно, сквозь абсолютно пустое пространство.

Казалось, Генеральный Секретарь ООН прочитал это на его лице.

— Вы пробудили Мэтсона, — подчеркнул он. — И это толкнуло его попытаться произвести переворот. И именно шифрованное донесение от Фрейи Хольм для Доскера, отправленное затем на «Омфалос»,  позволило нам увидеть действительное состояние дел, которое скрывалось Теодориком Ферри.

И это всё на нашей совести за безоговорочное принятие этой лжи в течение всех этих пятнадцати лет. Лжи, основанной только на одном предположении, что телепортация может осуществляться только в одном направлении…

На его лице появилась гримаса отвращения.

— Однако «Трейлс оф Хоффман Лимитед»   совершила ошибку столь же грандиозную, как и свой обман, когда позволила двум тысячам ветеранов корпорации отправиться на Китовую Пасть.

Обращаясь к Доскеру, он сказал:

— Но ДАЖЕ И В ЭТОМ СЛУЧАЕ ЭТОГО НЕ БЫЛО БЫ ДОСТАТОЧНО. Тем не менее, с нашей поддержкой…

— Этого не было достаточно даже с самого начала, — оборвал его Доскер, — поскольку они сразу же схватили Мэтсона.

Наполовину себе, наполовину Рахмалю, он добавил:

— У нас никогда не было шансов. Вероятно, Мэтсон никогда этого не понимал, и удивительно, как он еще прожил так долго. Как бы то ни было, возможно, вы сможете возвратить Фрейю. Таково ваше желание?

Рахмаль тут же ответил:

— Да.

И поинтересовался у Хорста Бертольда:

— Могу я воспользоваться вашим оборудованием? Хотя бы защитным экраном, если вы не можете предоставить мне свое оружие? И я отправлюсь один.

Возможно, они в этой неразберихе не заметят его. Китовая Пасть превращается в арену сражения, и слишком много участников вовлечено сюда.

Один худощавый человек был нулем, мошкой. Он мог появиться незаметно, и если его вообще и можно обнаружить, то только таким способом, когда человек оказывается слишком незначительной вещью, чтобы на него обращали внимание среди огромного множества сражающихся в войне.

По законам борьбы за власть, которая уже уничтожила часть персонала агентства, один из соперников был уничтожен в самом начале, и теперь на поле битвы остались только два монолита: ТХЛ, с одной стороны, и ООН, с другой, как ее мудрый старый антагонист, на битвы, начавшейся еще в прошлом столетии.

«И ООН, — подумал он, — всегда стояла во главе, все эти пятьдесят лет». 

Но «Трейлс оф Хоффман Лимитед»   имела гениального изобретателя, наполовину впавшего в детство, но все еще остававшегося великим доктора Сеппа фон Эйнема. И изобретатель телепортационной установки, возможно, еще не закончил работу над ее усовершенствованием.

Интересно, учитывает ли это Хорст Бертольд.

Это не имело значения, потому что если фон Эйнем и создал что-либо равное или превосходящее по ценности Телепорту, ЭТО СКОРО СТАНЕТ ПОНЯТНО.

Улицы Новой Земли, какие бы усовершенствования доктор Сепп фон Эйнем и ТХЛ ни придумали за эти годы, должны были быть сейчас запружены народом. Потому что в этой войне для всех ее участников настал Dies Irae, День Гнева, Страшный Суд; они теперь, словно звери в поле, пытаются выжить.

«И Господи, помоги, — воззвал Рахмаль, — той стороне, которая не выдержит испытания. Ибо в этой схватке только один участник уцелеет, проигравший же потеряет право на жизнь. 3десь, на ЭТОЙ арене». 

И у него самого… у него была только одна задача, и он ясно это видел. Вытащить Фрейю Хольм из этой мясорубки на Китовой Пасти и невредимой вернуть на Терру.

Восемнадцатилетнее путешествие, эта одиссея на борту «Омфалоса»,  изучение древнегреческого только для того, чтобы читать «Bachae»   в подлиннике. Всё это простая детская фантазия, раздавленная ударами железного молота реальности, схватки, которая идет, и не через восемнадцать лет в будущем, а именно сейчас, на терминалах шести тысяч телепортационных станций на Китовой Пасти.

— «Sein Herz voll Hasz geladen»,   — сказал Хорст Бертольд Рахмалю. — Вы говорите на идише? Вам понятно?

— Я говорю немного на идише, — ответил Рахмаль, — но это на немецком. «Сердце его пылает от ненависти».  Откуда это?

— Со времен гражданской войны в Испании, — ответил Бертольд.

— Из песни Интернациональной Бригады. Состоявшей, главным образом, из немцев, покинувших Третий Рейх, чтобы сражаться в Испании против Франко в тридцатых годах прошлого века. Наверное, коммунисты. Но… они сражались с фашизмом самыми первыми, и ОНИ БЫЛИ НЕМЦАМИ. Поэтому они навсегда остались «хорошими»   немцами. Как этот человек, Ганц Баймлер, ненавидевший нацизм и фашизм во всех его формах и проявлениях.

После паузы он добавил:

— «Мы тоже сражались с нацизмом, мы — «хорошие»   немцы.

«Verges' uns nie».  Нас никогда не забудут, — произнес Бертольд тихо и спокойно. — Потому что мы не просто присоединились к этой борьбе позже, в пятидесятые и шестидесятые годы, но были с самого начала. Первыми людьми, сражавшимися не на жизнь, а на смерть, чтобы убивать или быть убитыми нацистами, были… немцы.

— И Терре, — заметил Бертольд Рахмалю, — следовало бы не забывать об этом. Я надеюсь, не будут забыты и те, кто в этот момент сражается с доктором Сеппом фон Эйнемом и его союзниками. Теодорик Ферри, его шеф, между прочим, американец.

Он улыбнулся.

— Но есть и «хорошие»   американцы. Несмотря на атомную бомбу, которую сбросили на японских женщин, детей и стариков.

Рахмаль молчал.

Он ничего не мог ответить на это.

— Хорошо, — продолжил затем Бертольд. — Мы пригласили эксперта по оружию и экипируем вас соответствующим образом. И пусть вам сопутствует удача! Надеюсь, вы вернетесь вместе с мисс Хольм.

Он улыбнулся буквально на один миг. И тут же вернулся к другим делам. Младший офицер ООН потянул Рахмаля за рукав.

— Я должен помочь вам, — пояснил он. — И начну прямо сейчас. Расскажите, мистер Эпплбаум, с каким типом современного оружия, я не имею в виду последние месяцы или годы, вы обычно работаете, если таковое имеется? И насколько вы за последнее время подвергались нейрологическому и бактериологическому…

— У меня нет абсолютно никакой военной подготовки, — ответил Рахмаль. — Или антиневрологических или бактериологических модуляций.

— И все-таки мы еще можем помочь вам, — произнес младший служащий ООН. — У нас имеется кое-какое оборудование, где не требуется особого опыта. Однако…

Он махнул в сторону листка бумаги, прикрепленного к доске.

— Это все же затрудняет дело: восемьдесят процентов имеющегося в нашем распоряжении вооружения, вообще бесполезным для вас.

Он улыбнулся неодобрительно.

— Мы не можем допустить, чтобы нас разбили, мистер ибн Эпплбаум.

— Как и я, — угрюмо заметил Рахмаль. — Ну так как, меня телепортируют, в конце концов, на Китовую Пасть?

— Да, в пределах часа.

— Нетелепортируемый человек, — пробормотал Рахмаль, — будет телепортируем. Вместо того чтобы провести восемнадцать лет на борту «Омфалоса».  Какая ирония!

— У вас хватит моральных сил, — поинтересовался служащий ООН, — применить нервный газ, или же вы предпочитаете…

— Все, что угодно, — оборвал его Рахмаль, — лишь бы это вернуло Фрейю. Все, за исключением фосфорного оружия, производных продуктов газолина, я не стану их применять, как и разрушающих кости. Оставьте их. Но свинцовые пули, эти старомодные, выбрасываемые из дула патроны, вот это я возьму, как и артефакты лазерного оружия.

— Интересно, какие же многообразные виды оружия у Мэтсона Глазера-Холлидея самого профессионального человека в этом области.

— У нас есть кое-что новое, — сказал служащий ООН, после просмотра данных на дисплее, — и согласно заявлениям Отдела Защиты, весьма многообещающее. Это устройство, искривляющее время и создающее поле, которое разрушает…

— Просто снабдите меня им, — перебил его Рахмаль. — И отправьте туда. К ней.

— Прямо сейчас, — пообещал служащий ООН, и быстро повел его вниз по боковому коридору к скоростному лифту к складам оружия новейших образцов.

* * *

К пункту телепортации «Трейлс оф Хоффман Лимитед»   Джек и Рут Макэлхаттен с двумя своими детьми прибыли на такси-ракете. Когда они входили в это современное небольшое здание, которое должно было стать их последним остановочным пунктом на Терре, их багаж вез на тележке напоминавший робота механизм: все эти семь битком набитых, грязных, большей частью одолженных чемоданов.

Подойдя к стойке, Джек Макэлхаттен поискал глазами клерка, который должен был ждать их.

«Дьявол, — подумал он, — как раз тогда, решаешь совершить, наконец, Великое Переселение, они выходят на перерыв, чтобы выпить чашечку кофе. Солдат ООН в элегантной униформе с нашивкой на руке, свидетельствующей, что он служит в ударной дивизии ОАР, подошёл к ним.

— Что вы хотите?

— Дьявольщина! — произнес Джек Макэлхаттен, — мы пришли сюда, чтобы эмигрировать. У меня есть поскреды.

Он полез в свой бумажник.

— Где же бланки, которые нужно заполнить, а потом, как мне известно, нам сделают прививки и…

Солдат вежливо перебил:

— Сэр, вы следили за выпусками новостей средств массовой информации за последние сорок восемь часов?

— Мы упаковывались, — произнесла Рут Макэлхаттен. — Ну и что с того? Что-нибудь случилось?

И тут через открытую заднюю дверь Джек Макэлхаттен увидел то, что ему было нужно. Телепорт.

И сердце его затрепетало от перепутавшихся страха и ожидания.

Какое же это восхитительно Великое переселение, эта настоящая миграция — и вид этих отполированных поверхностей-двойников Телепорта, похожих на стены, должен был показать… саму границу.

В памяти его пронеслись эти демонстрирующиеся на протяжении многих лет по телевидению картины земель с зеленой травой, земли…

— Сэр, — начал солдат ООН, — прочитайте вот это объявление.

Он указал на квадратную белую табличку, где буквы были такого темного цвета, настолько невзрачными, что Джек, даже не читая их, ощутил волнение и удивление от того, что его мечта приказала долго жить.

— Боже правый! — воскликнула Рут, стоя рядом с ним и читая то объявление. — ООН… Они позакрывали все агентства телепортации.

Эмиграция приостановлена на неопределенный срок.

Рут бросила взгляд, полный отчаяния, на мужа.

— Джек, здесь говорится, что теперь нет законного способа мигрировать.

— Чуть позднее, мадам, — произнес солдат, — эмиграция будет продолжена, когда прояснится ситуация.

Затем он отвернулся, чтобы остановить еще одну пару с четырьмя детьми, которая вошла в офис «Трейлс оф Хоффман».  Через до сих пор открытую заднюю дверь Макэлхаттен увидел четырех служащих в рабочей униформе; они с деловитой эффективностью разрезали газовой горелкой оборудование Телепорта на секции.

Он заставил себя прочитать объявление.

И когда он прочитал его, солдат слегка похлопал его несколько недружелюбно по плечу, и указал на располагавшийся поблизости телевизор, в который всматривалась вторая пара вместе со своими четырьмя детьми.

— Это Новая Земля, — произнес солдат ООН. — Вы видите?

Его английский был недостаточно хорош, но он пытался объяснить — он хотел, чтобы Макэлхаттены поняли, почему.

Приблизившись к телевизору, Джек увидел серые, похожие на бараки здания с крохотными окнами. И… высокие заборы. Он уставился в экран, ничего не понимая. В глубине сознания ему стало ясно даже без звукового сопровождения диктора.

Рут прошептала:

— Боже мой! Это же… концентрационный лагерь!

Клубы дыма и верхние этажи здания из серого цемента исчезли с экрана; по нему проносились маленькие темные фигуры, а голос диктора прерывали частые выстрелы самых различных видов оружия — самый спокойный и объективный, не требующий особых объяснений комментарий происходящих событий.

По крайней мере, после того, как это увидишь.

— Что, — сказала Рут мужу, — и мы бы жили так там?

Затем он сказал ей и детям:

— Пошли. Идемте домой.

Он сделал знак роботу-механизму, чтобы тот снова взял их багаж.

— Но, — запротестовала Рут, — разве ООН не может помочь нам? Они же захватили все эти благотворительные агентства.

Джек перебил ее:

— ООН теперь защищается. И это отнюдь не благотворительное агентство.

— Он указал на служащих в рабочей одежде, деловито разбирающих телепортационные установки.

— Но ведь уже так поздно…

— Нет, — перебил ее он, — слишком поздно.

Он сделал знак роботу, тот понес всех их семь битком набитых чемоданов обратно наружу на улицу, чтобы отправиться вместе со своей семьей снова домой в их жалкую, крохотную, ненавистную квартирку, избегая многолюдных толп людей, Джек поискал глазами ракету-такси. К ним подошёл человек и протянул одну листовку.

Маклхаттен рефлекторно взял ее.

Выпуск «Друзей Объединенных Людей»,  понял он.

Броский заголовок: «ООН СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О ТИРАНИИ В КОЛОНИИ». 

Он произнес вслух:

— Они были правы. Чудаки. Лунатики, вроде того парня, который хотел совершить восемнадцатилетнее путешествие на межзвездном корабле.

Он осторожно согнул листовку, положил ее себе в карман, чтобы прочитать позднее. В данный момент он чувствовал себя слишком ошеломленным.

— Надеюсь, — вслух продолжил он, — что мой шеф возьмет меня назад.

— Они сражаются, — начала Рут. — Ты можешь видеть на экране телевизора. Показывают солдат ООН и еще кого-то в странной униформе, которую я никогда еще не видела в своей…

— Ты как, — обратился к жене Джек, — сможешь посидеть с детьми в такси, пока я поищу бар, чтобы выпить чего-нибудь покрепче?

— Да, — ответила она. — Смогу.

В этот момент к ним устремилась ракета-такси и приземлилась у обочины рядом с их грудой багажа.

— Я, — начал Джек Маклэхаттен, — мог бы заказать, к примеру, бурбон с водой. Двойной.

А затем, уже самому себе:

— Пойду-ка я в штаб-квартиру ООН и запишусь в добровольцы.

Он не знал, зачем… пока еще не знал. Но ему скажут.

Его помощь была необходима. Он чувствовал это всеми своими потрохами.

Война, которая должна была завершиться победой, а потом, через несколько лет, а не через восемнадцать лет, как считал тот дуралей, о котором писали газеты, они смогут сделать это, смогут эмигрировать.

Но перед этим… надо сражаться. И снова победить на Китовой Пасти. И это будет, фактически, в первый раз за все время.

Но даже перед этим — нужен двойной.

Как только багаж был погружен, они забрались в ракету-такси, и он назвал бара, где часто бывал после работы. Такси с ревом устремилось ввысь над нескончаемым потоком транспорта на улицах города.

В такси Джек снова погрузился в свои мечты о высокой, колышущейся под ветром траве, о похожих на лягушки существах, о просторных равнинах, по которым бродят странные животные, которых не нужно бояться, потому что ни одно из них не причинит вреда.

Но он не забывал и о реальности, и осознание этого накладывалось на его мечты.

Он видел и одно, и другое одновременно. Он обхватил рукой жену за талию и молча привлек её к себе.

А такси, искусно уклоняясь от других машин, самым коротким путем направлялось к бару на восточной стороне города.