Достоевский Федор Михйлович

Дневник пистеля (3)

Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ

1881

ЯНВАРЬ

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЯНВАРЬ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I. ФИНАНСЫ. ГРАЖДАНИН, ОСКОРБЛЕННЫЙ В ФЕРСИТЕ. УВЕНЧАНИЕ СНИЗУ И МУЗЫКАНТЫ. ГОВОРИЛЬНЯ И ГОВОРУНЫ

II. ВОЗМОЖНО ЛЬ У НАС СПРАШИВАТЬ ЕВРОПЕЙСКИХ ФИНАНСОВ?

III. ЗАБЫТЬ ТЕКУЩЕЕ РАДИ ОЗДОРОВЛЕНИЯ КОРНЕЙ. ПО НЕУМЕНЬЮ ВПАДАЮ В НЕЧТО ДУХОВНОЕ

IV. ПЕРВЫЙ КОРЕНЬ. ВМЕСТО ТВЕРДОГО ФИНАНСОВОГО ТОНА ВПАДАЮ В СТАРЫЕ СЛОВА. МОРЕ-ОКЕАН. ЖАЖДА ПРАВДЫ И НЕОБХОДИМОСТЬ СПОКОЙСТВИЯ, СТОЛЬ ПОЛЕЗНОГО ДЛЯ ФИНАНСОВ

V. ПУСТЬ ПЕРВЫЕ СКАЖУТ, А МЫ ПОКА ПОСТОИМ В СТОРОНКЕ, ЕДИНСТВЕННО ЧТОБ УМУ-РАЗУМУ ПОУЧИТЬСЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

I. ОСТРОУМНЫЙ БЮРОКРАТ. ЕГО МНЕНИЕ О НАШИХ ЛИБЕРАЛАХ И ЕВРОПЕЙЦАХ

II. СТАРАЯ БАСНЯ КРЫЛОВА ОБ ОДНОЙ СВИНЬЕ

III. ГЕОК-ТЕПЕ. ЧТО ТАКОЕ ДЛЯ НАС АЗИЯ?

IV. ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

ОБЪЯВЛЕНИЕ О ПОДПИСКЕ НА "ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ" 1881 г.

КРАТКИЕ БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ, ПРОДИКТОВАННЫЕ ПИСАТЕЛЕМ А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

ЯНВАРЬ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I. ФИНАНСЫ. ГРАЖДАНИН, ОСКОРБЛЕННЫЙ В ФЕРСИТЕ. УВЕНЧАНИЕ СНИЗУ И МУЗЫКАНТЫ. ГОВОРИЛЬНЯ И ГОВОРУНЫ

Господи, неужели и я, после трех лет молчния, выступлю, в возобновленном "Дневнике" моем, с сттьей экономической? Неужели и я экономист, финнсист? Никогд тковыми не был. Несмотря дже н теперешнее поветрие, не зрзился экономизмом, и вот туд же з всеми выступю с сттьей экономической. А что теперь поветрие н экономизм - в том нет сомнения. Теперь все экономисты. Всякий нчинющийся журнл смотрит экономистом и в смысле этом рекомендуется. Д и кк не быть экономистом, кто может теперь не быть экономистом: пдение рубля, дефицит! Этот всеобщий экономический вид появился у нс ниболее в последние годы, после ншей турецкой кмпнии. О, и прежде у нс рссуждли много о финнсх, но во время войны и после войны все бросились в финнсы по преимуществу, - и опять-тки, конечно, всё это произошло нтурльно: рубль упл, зймы н военные рсходы и проч. Но тут, кроме собственно рубля, был и отместк, д и теперь продолжется, именно з войну отместк: "Мы, дескть, говорили, мы предрекли". Особенно пустились в экономизм те, которые говорили тогд, в семьдесят шестом и седьмом годх, что денежки лучше великодушия, что Восточный вопрос одно бловство и фикция, что не только подъем дух нродного нет, не только войн не нродн и не нционльн, но, в сущности, и нрод-то нет, есть и пребывет по-прежнему всё т же косня мсс, немя и глухя, устроення к плтежу подтей и к содержнию интеллигенции; мсс, которя если и дет по церквм гроши, то потому лишь, что священник и нчльство велят. Все русские Ферситы ( их много рзвелось в интеллигенции ншей) были тогд стршно оскорблены в своих лучших чувствх. Гржднин в Ферсите был оскорблен. Вот и нчли они мстить, попрекя финнсми. Мло-помлу примкнули к ним уже и не Ферситы, дже бывшие "герои" примкнули. Все понемногу ндулись, некоторые, впрочем, очень. Првд, и мир невыгодный поспособствовл, берлинскя конференция. (NB. Кстти об этой берлинской конференции: меня тогд одн бб в глуши, в зхолустье, н проселочной дороге, хозяйк постоялого дворик, вдруг спршивет: "Бтюшк, скжи ты мне, кк нс тм з грницей-то теперь порешили, не слыхть ли чего?" Подивился я тогд н эту ббу. Но об этом, то есть о тогдшнем подъеме дух нродного, потом.) Я только хочу теперь скзть, что об рубле и о дефиците все теперь пишут, и, уж конечно, тут отчсти и стдность: все пишут, все тревожтся, тк кк же и мне не тревожиться, подумют, что не гржднин, не интересуюсь. Впрочем, есть кое-где и нстоящя гржднскя тревог, есть боль, есть болезненные сомнения з будущее, - не хочу душой кривить. Но, однко же, хоть и истинные гржднские боли, почти везде всё н тему: зчем-де у нс всё это не тк, кк в Европе? "В Европе-де везде хорош тлер, у нс рубль дурен. Тк кк же это мы не Европ, тк зчем же это мы не Европ?" Умные люди рзрешили нконец вопрос, почему мы не Европ и почему у нс не тк, кк в Европе: "Потому-де, что не увенчно здние". Вот и нчли все кричть об увенчнии здния, збыв, что и здния-то еще никкого не выведено, что и венчть-то, стло быть, совсем нечего, что вместо здния всего только несколько белых жилетов, вообрзивших, что они уже здние, и что увенчние, если уж и нчть его, горздо пригоднее нчть прямо снизу, с рмяк и лптя, не с белого жилет. Тут сделем необходимую оговорку: увенчние снизу н первый взгляд, конечно, нелепость, хотя бы лишь в рхитектурном смысле, и противоречит всему, что было и есть в этом роде в Европе. Но тк кк у нс всё своеобрзно, всё не тк, кк в Европе, иногд тк совсем ноборот, то и в тком вжном деле, кк увенчние здния, дело это может произойти ноборот Европе, к удивлению и негодовнию нших русских европейских умов. Ибо, к удивлению Европы, нш низ, нш рмяк и лпоть, есть в смом деле в своем роде уже здние, - не фундмент только, именно здние, хотя и незвершенное, но твердое и незыблемое, векми выведенное, и действительно, взпрвду всю нстоящую истинную идею, хотя еще и не вполне рзвитую, ншего будущего уже рхитектурно зконченного здния в себе одном предчувствующее. Впрочем, все эти возглсы европейцев нших об увенчнии, если уж всю првду скзть, имеют хрктер, именно кк и скзли мы выше, более стдный и мехнически-успокоительный, чем рссудочный и действительно гржднский, нрвственно-гржднский. И потому тк нбросились все н это новое утешение, что все эти внешние, именно мехнически-успокоительные утешения всегд легки и приятны и чрезвычйно сподручны: "Нужн-де только европейскя формул, и всё кк рз спсено; приложить ее, взять из готового сундук, и тотчс же Россия стнет Европой, рубль тлером". Глвное, что приятно в этих мехнических успокоениях, - это то, что думть совсем не ндо, стрдть и смущться и подвно. Я про стдо говорю, я прведников не трогю. Прведники везде есть, дже и из европейцев русских, и я их чту. Но соглситесь, что у нс, в большинстве случев, всё это кк-то тнцуя происходит. Чего думть, чего голову ломть, еще зболит; взять готовое у чужих - и тотчс нчнется музык, соглсный концерт

Мы верно уж полдим,

Коль рядом сядем.

Ну, что коль вы в музыкнты-то еще не годитесь, и это в огромнейшем, в колоссльнейшем большинстве, господ? А что коль из белых жилетов выйдет лишь одн говорильня? А что коли колоссльнейшее большинство белых-то жилетов в увенчнное здние и вовсе бы пускть не ндо (н первый случй, конечно), если уж тк случится когд-нибудь, что оно будет увенчно? То есть их бы и можно пустить и должно, потому что всё ж они русские люди ( многие тк и люди хорошие), если б только они, со всей землей, зхотели смиренно, в ином общем великом деле, свой совет скзть. Но ведь не зхотят они свой совет вместе с землей скзть, возгордятся нд нею. До сих пор, целых дв столетия, были особо, тут вдруг и соединятся! Это ведь не водевиль, это требует истории и культуры, культуры у нс нет и не было. Посмотрите, вникните в зрт иного европейского русского человек и притом иной рз смого невиннейшего и любезного по личному своему хрктеру, посмотрите, вникните, с кким нелепым, ядовитым и преступным, доходящим до пены у рт, до клеветы зртом препирется он з свои зветные идеи, и именно з те, которые в высшей степени не похожи н склд русского нродного миросозерцния, н священнейшие чяния и веровния нродные! Ведь ткому брину, ткому белоручке, чтоб соединиться с землею, воняющею зипуном и лптем, - чем ндо поступиться, ккими святейшими для него книжкми и европейскими убеждениями? Не поступится он, ибо брезглив к нроду и высокомерен к земле Русской уже невольно. "Мы, дескть, только одни и можем совет скзть, - скжут они, - те, остльные (то есть вся-то земля), пусть и тем довольны будут пок, что мы, обрзуя их, будем их постепенно возносить до себя и нучим нрод его првм и обязнностям". (Это они-то собирются поучть нрод его првм и, глвное, - обязнностям! Ах, шлуны!) "Русское общество не может-де пребывть в уездной кутузке вместе с оборвнным нродом, одетым в нционльные лпти". Тк ведь, выходя с тким нстроением, можно (и дже неминуемо) дойти опять до зкрепощения нродного, зипун-то и лптя, хотя и не прежним крепостным путем, тк интеллигентной опекой и ее политическими последствиями,

А нрод опять скуем!

Ну и, рзумеется, кончт тем, что зведут для них у себя говорильню. Зведут, д и сми себя и друг друг, с первого же шгу, не поймут и не узнют, - и это нверно случится тк. Будут лишь в темноте друг об друг стукться лбми. Не обижйтесь, господ: это и не с тким обществом, целых дв век оторвнным от всякого дел и не имеющим никкой смобытной культуры, кк вше, случлось, когд доходил до него очередь в первый рз свой совет скзть, это и с культурнейшими нродми случлось. Но тк кк те все-тки з собой имели вековую культуру и, что прежде всего, всегд более или менее н нрод опирлись, то и опрвлялись скоро, и выступли н дорогу твердую, конечно, тоже не без предврительных шишек н лбу. Ну, вы, нши европейцы, н что обопретесь, чем слдитесь? - тем только, что рядом сядете. А сколько, сколько рсплодилось у нс теперь говорунов? Точно в смом деле готовятся. Сядет перед вми иной передовой и поучющий господин и нчнет говорить: ни концов, ни нчл, всё сбито и сверчено в клубок. Чс полтор говорит и, глвное, ведь тк слдко и глдко, точно птиц поет. Спршивешь себя, что он: умный или иной ккой? - и не можешь решить. Кждое слово, кзлось бы, понятно и ясно, в целом ничего-то не рзберешь. Курицу ль впредь яйц учт, или куриц будет по-прежнему н яйцх сидеть, - ничего этого не рзберешь, видишь только, что крсноречивя куриц, вместо яиц, дичь несет. Глз выпучишь под конец, в голове дурмн. Это тип новый, недвно нродившийся; художествення литертур его еще не зтргивл. Много чего не зтронул еще нш художествення литертур из современного и текущего, много совсем проглядел и стршно отстл. Всё больше типми сороковых годов пробивются, много что пятидесятых. Дже и в исторический-то ромн, может, потому удрилсь, что смысл текущего потерял.

II. ВОЗМОЖНО ЛЬ У НАС СПРАШИВАТЬ ЕВРОПЕЙСКИХ ФИНАНСОВ?

А что же финнсы? Что ж финнсовя-то сттья? - скжут мне. Но опять-тки: ккой я экономист, ккой финнсист? Д и не смею я вовсе писть о финнсх. Почему же осмелился-то и собирюсь писть? А вот именно потому, что уверен, что, нчв о финнсх, перееду совсем н другое, и выйдет у меня не финнсовя, совсем иня ккя-нибудь сттья. Вот этим только я и ободрен. Ибо и недостоин я вовсе писть о финнсх, тк кк см зню, что смотрю н нши финнсы совсем не с европейской точки и не верую дже, что ее можно к нм приложить - и именно потому, что мы вовсе не Европ и что всё у нс до того особливо, что мы, в срвнении с Европой, почти кк н луне сидим. В Европе, нпример, рбское, феодльное отношение низших сословий к высшим уничтожлось векми и, нконец-то, рздлсь революция; всё, одним словом, совершилось культурно и исторически. У нс же крепостное прво рушилось в один миг со всеми последствиями, и, слв богу, без млейшей революции. И вот, кзлось бы, откудов быть потрясению, то есть кпитльному, очень большому? Првд и то: всё, что вдруг пдет, пдет всегд очень опсно, то есть с большим потрясением. Не я, рзумеется, пожлею, что вдруг упло. Стршно хорошо, нпротив, что весь этот мерзостный исторический грех нш упрзднился рзом по великому слову освободителя. Тем не менее зкон природы нельзя миновть, и потрясение вышло большое. Пусть бы большое, но почему столь великое? Рзумеется, н всё зконы истории, и уж, без сомнения, есть весьм многие, которые и теперь ясно рзличют, почему всё тк вышло. Но, не рзвивя эту тему дльше - (велик он и огромн, историку будущего век рзве только по силм) - не прибвляя больше ни слов, укжу лишь н иные чстности, что прежде всего бросются в глз и смущют. Вот, нпример, посмотрите: рухнуло крепостное прво, мешвшее всему, дже првильному рзвитию земледелия, - и вот тут-то бы, кжется, и зцвести мужику, тут-то бы, кжется, и рзбогтеть ему. Ничуть не бывло: в земледелии мужик съехл прямо н минимум того, что может ему дть земля. И, глвное, в том бед, что еще неизвестно: нйдется ли дже и впредь ткя сил (и в чем именно он зключется), чтоб мужик решился возвыситься нд минимумом, который дет ему теперь земля, и попросить у ней мксимум. Скжут умники: вопрос пустой и уже всем понятный, но я твердо уверен, что еще длеко не рзрешенный и несрвненно огромнейший, несрвненно более зхвтывющий в себе содержния, чем предполгют его. Зтем посмотрите опять: всё прежнее брское землевлдение упло и понизилось до жлкого уровня, вместе с тем видимо нчлось перерождение всего бывшего влдельческого сословия в нечто иное, чем прежде, в нрод, в интеллигентный нрод - ибо во что же, кзлось бы, переродиться ему? Вот бы и прекрсно и уж лучше, кжется, нельзя бы и быть, ибо стршно нужн нроду интеллигенция, предводящя его, см он жждет и ищет ее. Но, к сожлению, и это у нс пок еще в иделе и предствляется лишь прелестным журвлем, летющим в небе; в действительности же длеко не тк. Зхочет ли сословие и прежний помещик стть интеллигентным нродом? - вот вопрос, и, знете ли: смый вжный, смый кпитльный, ккой только есть у нс теперь и от которого звисит, может быть, всё нше будущее! А между тем вопрос этот длеко еще не решен, и дже предствить нельзя, кким путем рзрешится. Не зхочет ли, нпротив, сословие опять возгордиться и стть опять нд нродом влстию силы, уж конечно, не прежним крепостным путем, но не зхочет ли, нпример, оно, вместо единения с нродом, из смого обрзовния своего создть новую влстную и рзъединительную силу и стть нд нродом ристокртией интеллигенции, его опекющей. Зхочет ли оно искренно признть нрод своим бртом по крови и духу, впредь нвсегд, почтит ли оно то, что чтит нрод нш, соглсится ли возлюбить то, что возлюбил нрод дже более смого себя. А ведь без этого никогд и никто не сойдется с ншим нродом, ибо то, что он чтит и любит, у него крепко, и он не поступится им ни для ккой интеллигенции, кк бы ни жждл ее см. Всё это у нс стршно нсущно и стршно не решено. И вообще у нс всё теперь в вопросх. И, что глвное, всё ведь это требует времени, истории, культуры, поколений, у нс, нпротив того, предстоит рзрешить в один миг. В том-то и глвня нш рзниц с Европой, что не историческим, не культурным ходом дел у нс столь многое происходит, вдруг и совсем дже кк-то внезпно, иной рз дже никем до того неожиднным предписнием нчльств. Конечно, всё произошло и идет не по вине чьей-нибудь, и, уж если хотите, тк дже и исторически, но соглситесь и с тем, что ткой истории не знл Европ. Кк же спршивть с нс Европы, д еще с европейской системой финнсов? Я, нпример, верю кк в экономическую ксиому, что не железнодорожники, не промышленники, не миллионеры, не бнки, не жиды облдют землею, прежде всех лишь одни земледельцы; что кто обрбтывет землю, тот и ведет всё з собою, и что земледельцы и суть госудрство, ядро его, сердцевин. А тк ли у нс, не нвыворот ли в нстоящую минуту, где нше ядро и в ком? Не железнодорожник ли и жид влдеют экономическими силми ншими? Вот у нс строятся железные дороги и, опять фкт, кк ни у кого: Европ чуть не полвек покрывлсь своей сетью железных дорог, д еще при своем-то богтстве. А у нс последние пятндцть-шестндцть тысяч верст железных дорог в десять лет выстроились, д еще при ншей-то нищете и в ткое потрясенное экономически время, сейчс после уничтожения крепостного прв! И, уже конечно, все кпитлы перетянули к себе именно тогд, когд земля их жждл ниболее. Н рзрушенное землевлдение и создлись железные дороги. А рзрешен ли у нс до сих пор вопрос о единичном, чстном землевлдении? Уживется ли впредь оно рядом с мужичьим, с определенной рбочей силой, но здоровой и твердой, не н пролетрьяте и кбке основнной? А ведь без здрвого рзрешения ткого вопрос что же здрвого выйдет? Нм именно здрвые решения необходимы, - до тех пор не будет спокойствия, ведь только спокойствие есть источник всякой великой силы. Кк же спршивть у нс теперь европейских бюджетов и првильных финнсов? Тут уж не в том вопрос, почему у нс нет европейской экономии и хороших финнсов, вопрос лишь в том: кк еще мы устояли? Опять-тки крепкой, единительной, всенродной силой устояли.

А спокойствия у нс мло, спокойствия духовного особенно, то есть смого глвного, ибо без духовного спокойствия никкого не будет. Н это особенно не обрщют внимния, добивются только временной, мтерильной глди. Спокойствия в умх нет, и это во всех слоях, спокойствия в убеждениях нших, во взглядх нших, в нервх нших, в ппетитх нших. Труд и сознния, что лишь трудом "спсен будеши", - нет дже вовсе. Чувств долг нет, д и откуд ему звестись: культуры полтор век не было првильной, пожлуй, что и никкой. "К чему я стну трудиться, коли я смой культурой моей доведен до того, что всё, что кругом меня, отрицю? А если и есть колпки, которые думют спсти здние ккими-то европейскими измышлениями, - то я и колпков отрицю, верю лишь в то, что чем хуже, тем лучше, и вот вся моя философия". Уверяю вс, что у нс теперь это очень многие говорят, про себя по крйней мере, иные тк и вслух. И, однко, говорящий ткие форизмы человек см-то ведь из костей и плоти. "Чем хуже, тем лучше, - говорит он, - но это ведь только для других, для всех, смому-то мне пусть будет кк можно лучше", - вот ведь кк он рзумеет свою философию. Аппетит же у него волчий. Мужчин с медведя, нервы у него женские, рсстроенные, избловнные; жесток и слстолюбив, ничего перенестъ не может, "д и к чему-де утруждть себя и переносить?" Пресеклись обеды в ресторне, пресеклись кокотки, тк для чего же и жить, - бц и пулю в лоб. Еще хорошо, если себе пулю в лоб, то ведь пойдет д другого обокрдет, зконно-юридическим обрзом. А ход-то дел не ждет, бедность нрстет всеобщя. Вон купцы повсеместно жлуются, что никто ничего не покупет. Фбрики сокрщют производство до минимум. Войдите в мгзин и спросите, кк дело идет: "Прежде, - скжут вм, - к прзднику человек по крйней мере полдюжины рубх себе купит, теперь всё по одной берет". Спросите дже в ресторнх модных - тк кк это последнее место, где бедность появляется. "Нет, - скжут вм, - уж теперь не кутят по-прежнему, все прижлись, много что придет и обыкновенный обед спросит" - и это ведь прежний щеголь, бонбнсник. Выкупные прожили. Теперь еще все-тки влят последние лес, повлят - и ничего уж не будет. А ккие уж теперь лес? Поедете по железной дороге, зметьте у стнций дров: прежде все-тки бревн рубили, теперь совсем не редкость встретить ккие-то тоненькие плочки вместо дров, - не дерево, кусты уж рубят, подросточки. Вм, конечно, нблюдение это покжется мелочью ввиду прочих громдных вопросов ншего времени. Но ведь про лес нши финнсисты решительно игнорируют, точно и не хотят знть, кк будто дже по ккому-то принципу. А без лесов ведь и финнсы понизятся в стршном рзмере, если всё-то сообрзить и в смую глубь войти. Но в лесном вопросе все кк будто слово дли себе лишь скользить по поверхности, пок не пришл бед. Он придет вдруг, ибо все пок успокоены тем, что цен лесу н рынке всё еще стоит подходящя, и знть не хотят, что он, тк скзть, искусствення, от усиленного предложения тех, которые влят лес и кусты дже, потому что уже всё прожили. Повлят, и вдруг ничего не окжется, нечего будет предложить. Но об этом потом. Я ведь нчл речь о повсеместной нищете и, обртном ей, рзвитии ппетитов.

Я хочу только, между прочим, зметить, что стршно рзвелось много кпитнов Копейкиных, в бесчисленных видоизменениях, нчиня с нстоящих, до великосветских и рздушенных. И все-то н кзну и н общественное достояние зубы точт. Рзумеется, все они быстро превртятся у нс если не в рзбойников н больших дорогх, кк было с нстоящим Копейкиным, то в крмнных промышленников, иные в дозволенных, иные тк и прикрывть себя юридически не стнут. Иной дже гордо скжет: "Я потому тков, что всё отрицю и отрицнию способствую". О, рзве нет Копейкиных-либерлов? Они слишком поняли, что в моде либерлизм и что н нем можно выехть. Кто их не видывл: либерл всесветный, теист дешевый, нд нродом величется своим просвещением в пятк цены! Он смое пошлое из всех пошлых проявлений ншего лжелиберлизм, но все-тки у него неутолимо рзвит ппетит, потому он опсен. Вот ткие-то первые и примыкют прежде всего ко всякой идее о пересдкх извне для мехнического врчевния, группируются и соствляют толпу, которую ведут весьм чсто весьм честные люди, в сущности не виновтые в том, что у них ткой контингент: "Пусть всякя перемен, только чтоб без труд и готовя, говорит либерльный Копейкин, - все-тки лучше мне будет с внешней-то переменой, с ккой бы тм ни было, чем теперь, потому что нверное нйду, чем поживиться н первых порх", - тк ведь с этой стороны он очень опсен, хотя всего только Копейкин. Но оствим Копейкин. Всё скзнное теперь еще только смый млый крюшек н тему о том, что у нс нет спокойствия. См вижу, что предисловие мое вышло слишком уж длинно. Но к финнсм, к финнсм!

III. ЗАБЫТЬ ТЕКУЩЕЕ РАДИ ОЗДОРОВЛЕНИЯ КОРНЕЙ. ПО НЕУМЕНЬЮ ВПАДАЮ В НЕЧТО ДУХОВНОЕ

По свойству нтуры моей нчну с конц, не с нчл, рзом выствлю всю мою мысль. Никогд-то я не умел писть постепенно, подходить подходми и выствлять идею лишь тогд, когд уже успею ее всю рзжевть предврительно и докзть по возможности. Терпения не хвтло, хрктер препятствовл, чем я, конечно, вредил себе, потому что иной окончтельный вывод, выскзнный прямо, без подготовлений, без предврительных докзтельств, способен иногд просто удивить и смутить, пожлуй, тк вызвть и смех, у меня - я уже предчувствую - именно ткой вывод, что нд ним можно срзу рссмеяться, если не подготовить к нему читтеля предврительно. Мысль моя, формул моя следующя: "Для приобретения хороших госудрственных финнсов в госудрстве, изведвшем известные потрясения, не думй слишком много о текущих потребностях, сколь бы сильно ни вопияли они, думй лишь об оздоровлении корней - и получишь финнсы".

Ну, рзумеется, тотчс же рздется смех: "Это-де все знют, - скжут мне, - в вшей формуле нет ровно ничего неизвестного; кто ж не знет, что не ндо истощть корней, что, зсушив корни, плодов не получишь" и т. д. и т. д. Но, однко же, дйте оговориться, я еще не всю мою мысль скзл, и, увы, в том-то и бед моя, что если б я дже целую книгу нписл, рзвивя эту мысль мою, то и тогд (о, опять-тки предчувствую это) не сумел бы рзъяснить ее нстолько, чтоб ее можно было понять во всей полноте. Ибо в этой мысли зключется некий своего род фтум.

Видите ли: об оздоровлении корней, конечно, все знют, и ккой же нш министр финнсов более или менее о них не зботился, уж особенно министр нынешний: он прямо приступил к корням, и вот уже соляной нлог уничтожен. Ожидются и еще реформы, и чрезвычйные, кпитльные, именно "корневые". Кроме того, всегд, и прежде, и десять лет тому, употреблялись многие средств н оздоровление корней: нзнчлись ревизии, устривлись комиссии для исследовния блгосостояния русского мужик, его промышленности, его судов, его смоупрвления, его болезней, его нрвов и обычев, и проч., и проч. Комиссии выделяли из себя подкомиссии н собрние сттистических сведений, и дело шло кк по мслу, то есть смым лучшим дминистртивным путем, ккой только может быть. Но я вовсе, вовсе не про то говорить теперь нчл. Мло того, не только подкомиссии, но дже и ткие кпитльные реформы, кк отмен соляного нлог или ожидемя великя реформ подтной системы, - по-моему, суть лишь одни пльятивы, нечто внешнее и не с смого корня нчтое, - вот что я хочу выствить. С смого корня будет то, когд мы, если не совсем, то хоть нполовину збудем о текущем, о злобе дня сего, о вопиющих нуждх ншего бюджет, о долгх по згрничным зймм, об дефиците, об рубле, о бнкротстве дже, которого, впрочем, никогд у нс и не будет, кк ни пророчт его нм злордно згрничные друзья нши. Одним словом, когд обо всем, обо всем текущем позбудем и обртим внимние лишь н одно оздоровление корней, и это до тех пор, пок получим действительно обильный и здоровый плод. Ну, тогд можно будет и опять въехть в текущее или, лучше скзть, уже в новое текущее, потому что в этот нтркт, ндо думть, что прежнее (то есть современное, теперешнее нше текущее) изменится всё рдикльно и преобрзит свой хрктер до того, что мы сми его не узнем. И что же: я, рзумеется, понимю, что всё, что я скзл сейчс, покжется диким, что не думть о рубле, о плтежх по зймм, о бнкротстве, о войске нельзя, что это ндо удовлетворить и удовлетворять и, по-видимому, прежде всего. Но уверяю же вс, что и я понимю это. Видите, я вм признюсь: я нрочно поствил мою мысль ребром и желния мои довел до идел почти невозможного. Я думл, что именно нчв с бсурд и стну понятнее. Я и скзл: "Что если б мы хоть нполовину только смогли зствить себя збыть про текущее и нпрвили нше внимние н нечто совсем другое, в некую глубь, в которую, по првде, доселе никогд и не зглядывли, потому что глубь искли н поверхности?" Но я сейчс же готов смягчить мою формулу, и вот что вместо нее предложу; не нполовину збыть о текущем - от половины я откзывюсь, - всего бы только н одну двдцтую долю, но с тем (непременно с тем), чтобы, нчв с двдцтой доли збвения текущего, в кждый следующий год прибвлять к прежней доле еще по одной двдцтой и дойти - ну, дойти, нпример, тким обрзом, до трех четвертей збвения. Вжн тут не доля, вжен тут принцип, который взять, поствить перед собой и зтем уже следовть ему неуклонно. О, н это всё тот же вопрос: куд ж девть текущее-то, - не похерить же его кк несуществующее? Я и не говорю: похерить; зню см, что существующее нельзя сделть несуществующим, - но знете, господ, иногд и можно. Ведь если только перестть лишь н одну двдцтую долю ежегодно удостоивть его столь болезненно тревожного внимния, кк теперь, обртить это болезненно тревожное внимние, в рзмере тоже одной двдцтой доли ежегодно, н нечто другое, то дело-то предствится почти что и не фнтстическим, совсем дже возможным к нчтию, тем более что о текущем (повторяю это), пренебрегемом н одну двдцтую долю ежегодно, уже по тому одному нечего беспокоиться, что оно всё не утртится, вовсе не похерится, , повторяю это, оно смо собою преобрзится в нечто совсем иное, чем теперь, смо подчинится новому принципу и войдет в смысл и дух его, преобрзится непременно к лучшему, к смому дже лучшему. Мне скжут, что я говорю згдкми, и, однко же, это ничуть. Для пример и н первый случй зкину лишь одно только смое мленькое предисловное словцо н тему о том, кким обрзом можно срзу нчть переход от текущего к "оздоровлению корней".

Ну что, если б, нпример, Петербург соглсился вдруг, кким-нибудь чудом, сбвить своего высокомерия во взгляде своем н Россию, - о, кким бы слвным и здоровым первым шгом послужило бы это к "оздоровлению корней"! Ибо что же Петербург, - он ведь дошел до того, что решительно считет себя всей Россией, и это от поколения к поколению идет нрстя. В этом смысле Петербург кк бы следует примеру Приж, несмотря н то, что н Приж совсем не похож! Приж уж тк см собою устроился исторически, что поглотил всю Фрнцию, всё знчение ее политической и социльной жизни, весь смысл ее, и отнимите Приж у Фрнции что при ней остнется: одно геогрфическое определение ее. И вот у нс вообржют иные почти тк же, кк и в Приже, что в Петербурге слилсь вся Россия. Но Петербург совсем не Россия. Для огромного большинств русского нрод Петербург имеет знчение лишь тем, что в нем его црь живет. Между тем, и это мы знем, петербургскя интеллигенция нш, от поколения к поколению, всё менее и менее нчинет понимть Россию, именно потому, что, змкнувшись от нее в своем чухонском болоте, всё более и более изменяет свой взгляд н нее, который у иных сузился, нконец, до рзмеров микроскопических, до рзмеров ккого-нибудь Крлсруэ. Но выгляните из Петербург, и вм предстнет море-окен земли Русской, море необъятное и глубочйшее. И вот сын петербургских отцов смым спокойным обрзом отрицет море нрод русского и принимет его з нечто косное и бессознтельное, в духовном отношении ничтожное и в высшей степени ретрогрдное. "Велик-де Федор, д дур, годится лишь нс содержть, чтобы мы ее уму-рзуму обучили и порядку госудрственному". Тнцуя и лощ пркеты, создются в Петербурге будущие сыны отечеств, "чернорбочие крысы", кк нзывл их Ивн Алексндрович Хлестков, изучют отечество в кнцеляриях и, рзумеется, чему-то нучются, но не России, совсем иному, подчс очень стрнному. Это что-то иное и стрнное России и нвязывют. А между тем море-окен живет своеобрзно, с кждым поколением всё более и более духовно отделяясь от Петербург. И не говорите, что живет он хотя мощною жизнью, но еще бессознтельною, кк уверены до сих пор не только петербуржцы, но дже и понимющие Россию иные немногие русские люди. О, если б знли, кк это неверно, и уже сколько сознния нкопилось в нроде русском, нпример, хотя бы только в теперешнее црствовние! Д, сознние уже рстет, рстет, и уже столь много нродом понято и осмыслено, что петербургские люди и не поверили бы. Это видится тем, которые видеть умеют, это предчувствуется и только еще не обнруживется в целом, хотя сильно обнруживется по местм, по углм, по домм и по избм. Где же обнружиться еще в целом - ведь это окен, окен! Но если когд обнружится или только нчнет обнруживться, то в ккое внезпное удивление повергнет оно петербургского интеллигентного человек! Првд, долго он будет отрицть и не верить своим пяти чувствм, долго не сдстся европейский человечек, - иные тк и умрут, не сдвшись. Но, чтобы избегнуть великих и грядущих недорзумений, о, кк бы желтельно было, повторяю это, чтобы Петербург, хотя бы в лучших-то предствителях своих, сбвил хоть кпельку своего высокомерия во взгляде своем н Россию! Проникновения бы кпельку больше, понимния, смирения перед великой землей Русской, перед морем-океном, - вот бы чего ндо. И кким бы верным первым шгом послужило это к "оздоровлению корней"...

- Но позвольте, - прервут меня, - всё это пок лишь только стрые, истрепнные слвянофильские бредни, совсем дже не рельное, ккое-то дже духовное; но что ткое "оздоровление корней", - вы еще это не рзъяснили. И что з корни? Ккие корни? Что вы под этим рзумеете?

- Вы првы, господ, првы, - нчнем об смих "корнях".

IV. ПЕРВЫЙ КОРЕНЬ. ВМЕСТО ТВЕРДОГО ФИНАНСОВОГО ТОНА ВПАДАЮ В СТАРЫЕ СЛОВА. МОРЕ-ОКЕАН. ЖАЖДА ПРАВДЫ И НЕОБХОДИМОСТЬ СПОКОЙСТВИЯ, СТОЛЬ ПОЛЕЗНОГО ДЛЯ ФИНАНСОВ

Первый корень, первый смый глвный корень, который предстоит непременно и кк можно оздоровить - это, без сомнения, всё тот же русский нрод, все тот же море-окен, о котором я сейчс мою речь звел. Я про простой нш нрод теперь говорю, про простолюдин и мужик, про плтежную силу, про мозольные рбочие руки, про море-окен. О, кк не знть мне, что сделло и делет для него беспрерывно нше првительство в нынешнее црствовние, нчиня с освобождения его от крепостной звисимости? Д, оно зботится о его нуждх, о его просвещении, лечении, прощет ему дже недоимки при случе, - одним словом, делет и зботится много, кто ж про это не знет. Но я не про это хочу нчть речь: я рзумею лишь духовное оздоровление этого великого корня, который есть нчло всему. Д, он духовно болен, о, не смертельно: глвня, мощня сердцевин его души здоров, но все-тки болезнь жесток. Ккя же он, кк он нзывется? Трудно это вырзить в одном слове. Можно бы вот кк скзть: "Жжд првды, но неутолення". Ищет нрод првды и выход к ней беспрерывно и всё не нходит. Хотелось бы мне огрничиться тут лишь финнсовой точкой взгляд н эту болезнь, но придется прибвить и несколько стрых слов. С смого освобождения от крепостной звисимости явилсь в нроде потребность и жжд чего-то нового, уже не прежнего, жжд првды, но уже полной првды, полного гржднского воскресения своего в новую жизнь после великого освобождения его. Зтребовлось новое слово, стли зкипть новые чувств, стло глубоко вериться в новый порядок. После первого период посредников первого призыв нступило вдруг нечто иное, чем ожидл нрод. Нступил порядок, в который нрод и рд был уверовть, но мло что в нем понимл. Не понимл он его, терялся, потому и не мог уверовть. Являлось что-то внешнее, что-то кк бы ему чужое и не его собственное. Пережевывть эту тему, столь двно пережевнную, нечего: другие рсскжут про это лучше моего, - прочтите хоть в журнле "Русь". Явилось зтем бесшбшное пьянство, пьяное море кк бы рзлилось по России, и хоть свирепствует оно и теперь, но все-тки жжды нового, првды, новой, првды уже полной нрод не утртил, упивясь дже и вином. И никогд, может быть, не был он более склонен к иным влияниям и веяниям и более беззщитен от них, кк теперь. Возьмите дже ккую-то штунду и посмотрите н ее успех в нроде: что свидетельствует он? Искние првды и беспокойство по ней. Именно беспокойство; нрод теперь именно "обеспокоен" нрвственно. Я убежден дже, что если нигилистическя пропгнд не ншл до сих пор путей "в нрод", то единственно по неумелости, глупости и неподготовленности пропгторов, не умевших дже и подойти к нроду. А то, при смой млой умелости, и они бы проникли, кк проникл и штунд. О, ндо беречь нрод. Скзно: "Будут времен, скжут вм: се здесь Христос, или тм, не верьте". Вот и теперь кк будто нечто похожее совершется, и не только в нроде, но, пожлуй, дже и у нс нверху. Ну, рзве не волнуется нрод рзными необычными слухми о переделе, нпример, нделов, о новых золотых грмотх? Недвно им читли по церквм, чтоб не верили, что ничего не будет, и вот, верите ли: именно после этого чтения и утвердилсь, по местм, еще более мысль, что "будет": "Дром бы читть не стли, коли уж зчли читть, знчит будет". Вот что они зговорили тотчс же после чтения, по крйней мере по местм. Я именно зню случй: покупли крестьяне у соседнего помещик землю и сошлись было в цене, после этого чтения отступились: "И без денег возьмем". Посмеивются и ждут. Я только про слухи говорю, про способность внимть им, свидетельствующую именно о нрвственном беспокойстве нрод. И вот что глвное: нрод у нс один, то есть в уединении, весь только н свои лишь силы оствлен, духовно его никто не поддерживет. Есть земство, но оно "нчльство". Есть суд, но и то "нчльство"; есть общин, нконец, мир, но и то кк будто бы уж теперь тянет к чему-то похожему н нчльство. Гзеты полны описниями, кк нрод выбирет своих выборных, - в присутствии "нчльств", непременного член ккого-нибудь, и что из этого происходит. Но некдотов этих тысячи, пересчитывть не буду. Посмотрит иной простк кругом себя и вдруг выведет, что одному-де кулку и мироеду житье, что кк будто для них всё и делется, тк стну-де и я кулком, - и стнет. Другой, посмирнее, просто сопьется, не потому, что бедность одолел, потому, что от беспрвицы тошно. Что же тут делть? Тут фтум. Ведь уж, кжется, дно упрвление, нчльство, тут-то бы и успокоиться, - н вышло почему-то ноборот. Вон высчитли, что у нрод теперь, в этот миг, чуть ли не дв десятк нчльственных чинов, специльно к нему определенных, нд ним стоящих, его оберегющих и опекющих. И без того уже бедному человеку все и всякий нчльство, тут еще двдцть штук специльных! Свобод-то движения ровно кк у мухи, попвшей в трелку с птокой. А ведь это не только с нрвственной, но и с финнсовой точки зрения вредно, то есть ткя свобод движения. А глвное, нрод один, без советников. Есть у него только бог и црь, - вот этими двумя силми и двумя великими ндеждми он и держится. А другие советники все проходят мимо него, его не коснувшись. Вся прогрессивня интеллигенция, нпример, сплошь проходит мимо нрод, ибо хотя и много в интеллигенции ншей толковых людей, но зто о нроде русском мло кто имеет понятия. У нс только отрицют д беспрерывно жлуются: "Зчем-де не "оживляется" общество, и почему-де никк нельзя оживить его, и что же это з здч ткя?" А потому нельзя оживить, что вы н нрод не опиретесь и что нрод не с вми духовно и вм чужой. Вы кк бы соствляете верхнюю зону нд нродом, обернувшую землю Русскую, и для вс-то собственно, по крйней мере, кк говорят и пишут у вс же, преобрзовтель и оствил нрод крепостным, чтобы он, служ вм трудом своим, дл вм средство к европейскому просвещению примкнуть. Вы и просветились в дв-то столетия, нрод-то от вс отдлился, вы от него. "Д не мы ли, - скжете вы, - об нроде болеем, не мы ли об нем столь много пишем, не мы ли его и к нему призывем?" Тк, вы всё это делете, но русский нрод убежден почему-то, что вы не об нем болеете, об кком-то ином нроде, в вшу голову зсевшем и н русский нрод не похожем, его тк дже и презирете. Это презрительное отношение к нроду, в некоторых из нс - дже совсем бессознтельное, положительно, можно скзть, невольное. Это остток крепостного прв. Нчлось же оно с тех пор, кк был умерщвлен гржднски нрод для ншего европейского просвещения, и пребывет в нс несомненно доселе, когд и воскрес нрод, и, знете, нм дже и невозможно уже теперь сойтись с нродом, если только не совершится ккого чуд в земле Русской. Тут повторю весьм стрые мои же слов: нрод русский в огромном большинстве своем - првослвен и живет идеей првослвия в полноте, хотя и не рзумеет эту идею ответчиво и нучно. В сущности в нроде ншем кроме этой "идеи" и нет никкой, и все из нее одной и исходит, по крйней мере, нрод нш тк хочет, всем сердцем своим и глубоким убеждением своим. Он именно хочет, чтоб всё, что есть у него и что дют ему, из этой лишь одной идеи и исходило. И это несмотря н то, что многое у смого же нрод является и выходит до нелепости не из этой идеи, смрдного, гдкого, преступного, врврского и греховного. Но и смые преступник и врвр хоть и грешт, все-тки молят бог, в высшие минуты духовной жизни своей, чтоб пресекся грех их и смрд и всё бы выходило опять из той излюбленной "идеи" их. Я зню, ндо мною смеялись нши интеллигентные люди: "той идеи" дже и признвть они не хотят в нроде, укзывя н грехи его, н смрд его (которым сми же они виной были, дв век угнетя его), укзывют н предрссудки, н индифферентность будто бы нрод к религии, иные дже вообржют, что русский нрод просто-нпросто теист. Вся глубокя ошибк их в том, что они не признют в русском нроде церкви. Я не про здния церковные теперь говорю и не про причты, я про нш русский "социлизм" теперь говорю (и это обртно противоположное церкви слово беру именно для рзъяснения моей мысли, кк ни покзлось бы это стрнным), цель и исход которого всенродня и вселенскя церковь, осуществлення н земле, поколику земля может вместить ее. Я говорю про неустнную жжду в нроде русском, всегд в нем присущую, великого, всеобщего, всенродного, всебртского единения во имя Христово. И если нет еще этого единения, если не созижделсь еще церковь вполне, уже не в молитве одной, н деле, то все-тки инстинкт этой церкви и неустння жжд ее, иной рз дже почти бессознтельня, в сердце многомиллионного нрод ншего несомненно присутствуют. Не в коммунизме, не в мехнических формх зключется социлизм нрод русского: он верит, что спсется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот нш русский социлизм! Вот нд присутствием в нроде русском этой высшей единительно - "церковной" идеи вы и смеетесь, господ европейцы нши. О, есть много и других "идей" в нроде, с которыми вы никогд не сойдетесь и признете их прямо ттрскими в европейском миросозерцнии вшем. Об них, об этих остльных идеях, я теперь и упоминть не буду, хотя это чрезвычйно вжные идеи, которых првды вы вовсе не понимете. Но теперь я об этой лишь глвной идее нрод ншего говорю, об чянии им грядущей и зиждущейся в нем, судьбми божьими, его церкви вселенской. И тут прямо можно поствить формулу: кто не понимет в нроде ншем его првослвия и окончтельных целей его, тот никогд не поймет и смого нрод ншего. Мло того: тот не может и любить нрод русского ( у многих ведь из них, из европейцев-то нших, сердце чистое, спрведливости и любви жждущее), будет любить его лишь тким, кким бы желл его видеть и кким себе нпредствит его. А тк кк нрод никогд тким не сделется, кким бы его хотели видеть нши умники, остнется смим собою, то и предвидится в будущем неминуемое и опсное столкновение. Ибо вышескзння формул имеет и обртное знчение, то есть никогд нрод не примет ткого русского европейц з своего человек: "Полюби сперв святыню мою, почти ты то, что я чту, и тогд ты точно тков кк я, мой брт, несмотря н то, что ты одет не тк, что ты брин, что ты нчльство и что дже и по-русскому-то иной рз скзть хорошо не умеешь", вот что вм скжет нрод, ибо нрод нш широк и умен. Он и не верующего в его святыню, хорошего человек иной рз почтит и полюбит, выслушет его, если тот умен, з совет поблгодрит и советом воспользуется. Ужиться нрод русский со всяким может, ибо много видл видов, многое зметил и зпомнил в долгую, тяжелую жизнь свою двух последних веков. (А вот вы дже и с этим не соглшетесь, что он многое зпомнил и зметил, стло быть, и сознл, и что, стло быть, не совсем же он только косня мсс и плтежня сил, ккими вы его определили.) Но ужиться, и дже любовно ужиться с человеком - дело одно, своим человеком признть его - это совсем уже другое. А без этого признния не будет и единения.

Я лишь то хочу вырзить, что силы, рзъединяющие нс с нродом, чрезвычйно велики и что нрод остлся один, в великом уединении своем, и кроме цря своего, в которого верует нерушимо, ни в ком и нигде опоры теперь уже не чет и не видит. И рд бы увидеть, д трудно ему рзглядеть. А между тем - о, ккя бы стршня, зиждительня и блгословення сил, новя, совсем уже новя сил явилсь бы н Руси, если бы произошло у нс единение сословий интеллигентных с нродом! Единение духовное то есть. О, господ министры финнсов, не ткие бы годовые бюджеты соствляли вы тогд, ккие соствляете ныне! Молочные реки потекли бы в црстве, все иделы вши были бы достигнуты рзом! " - Д, но кк это сделть, и неужели же виною тому европейское просвещение нше?" О, совсем не просвещение, д, по првде, его у нс и нет вовсе дже доселе, рзъединение-то все-тки пребывет и действительно вышло кк бы во имя европейского просвещения, которого нет у нс. Но нстоящее просвещение тут не виновто. Я дже тк думю: будь у нс нстоящее, зпрвское просвещение, то и рзъединения бы никкого не произошло у нс вовсе, потому что и нрод просвещения жждет. Но улетели мы от нрод ншего, просветясь, н луну, и всякую дорогу к нему потеряли. Кк же нм, тким отлетевшим людям, брть н себя зботу оздоровить нрод? Кк сделть, чтоб дух нрод, тоскующий и обеспокоенный повсеместно, ободрился и успокоился? Ведь дже смые кпитлы и движение их нрвственного спокойствия ищут, без нрвственного спокойствия или прячутся, или непроизводительны. Кк сделть, чтоб дух нрод успокоился в првде и видя првду? Может быть, првд-то есть и теперь, но ндо, чтоб он ей поверил. Кк внедрить в его душу, что првд есть в Русской земле и что высоко стоит ее знмя. Кк сделть, нпример, чтоб он в свой суд уверовл, в свое предствительство и признл его з плоть от плоти своей и з кость от костей своих? О, я не пускюсь в подробности, где мне, и если дже нчть всё рзъяснять и описывть, то, думю, и "всему миру не вместить бы книг сих". Но если бы только хоть обеспечен был првд нроду в будущем, тк чтобы он вполне уверовл, что придет он непременно, если б только хоть кпельку выбрлсь мух из трелки с птокой, то и тогд бы совершилось дело великое и неисчислимое. Прямо скжу: вся бед от двнего рзъединения высшего интеллигентного сословия с низшим, с нродом ншим. Кк же помирить верхний пояс с море-океном и кк успокоить море-окен, чтобы не случилось в нем большого волнения?

V. ПУСТЬ ПЕРВЫЕ СКАЖУТ, А МЫ ПОКА ПОСТОИМ В СТОРОНКЕ, ЕДИНСТВЕННО ЧТОБ УМУ-РАЗУМУ ПОУЧИТЬСЯ

Н это есть одно мгическое словцо, именно: "Окзть доверие". Д, ншему нроду можно окзть доверие, ибо он достоин его. Позовите серые зипуны и спросите их смих об их нуждх, о том, чего им ндо, и они скжут вм првду, и мы все, в первый рз, может быть, услышим нстоящую првду. И не нужно никких великих подъемов и сборов; нрод можно спросить по местм, по уездм, по хижинм. Ибо нрод нш, и по местм сидя, скжет точь-в-точь всё то же, что скзл бы и весь вкупе, ибо он един. И рзъединенный един и сообщ един, ибо дух его един. Кждя местность только лишь свою местную особенность прибвил бы, но в целом, в общем, всё бы вышло соглсно и едино. Ндо только соблюсти, чтобы выскзлся пок именно только мужик, один только зпрвский мужик. Првд, с мужиком проскочит кулк и мироед, но ведь и тот мужик, и в тком великом деле дже кулк и мироед земле не изменят и првдивое слово скжут, тков уж нш нродня особенность. Кк же это сделть? О, люди, влсть имеющие, это могут лучше решить, чем я, - я же только верю в одно, что формул особенных совсем не потребуется. Нрод нш з формми не погонится, особенно з готовыми, чужеземными, которых ему вовсе не ндо, ибо вовсе не то у него н уме, и не только никогд не бывло, но никогд и не будет, потому что у него другой взгляд н это дело, особливый, совсем его собственный. Д, в сем случе, нрод нш, - ткой нрод, кк нш, - может быть вполне удостоен доверия. Ибо кто же его не видл около цря, близ цря, у цря? Это дети цревы, дети зпрвские, нстоящие, родные, црь их отец. Рзве это у нс только слово, только звук, только нименовние, что "црь им отец"? Кто думет тк, тот ничего не понимет в России! Нет, тут идея, глубокя и оригинльнейшя, тут оргнизм, живой и могучий, оргнизм нрод, слиянного с своим црем воедино. Идея же эт есть сил. Создлсь эт сил векми, особенно последними, стршными для нрод двумя векми, которые мы столь восхвляем з европейское просвещение нше, збыв, что это просвещение обеспечено было нм еще дв век нзд крепостной кблой и крестным стрднием нрод русского, нм служившего. Вот и ждл нрод освободителя своего и дождлся, - ну тк кк же они не нстоящие, не зпрвские дети его? Црь для нрод не внешняя сил, не сил ккого-нибудь победителя (кк было, нпример, с динстиями прежних королей во Фрнции), всенродня, всеединящя сил, которую см нрод восхотел, которую вырстил в сердцх своих, которую возлюбил, з которую претерпел, потому что от нее только одной ждл исход своего из Египт. Для нрод црь есть воплощение его смого, всей его идеи, ндежд и веровний его. Ндежды эти еще недвно столь колоссльно осуществились, - тк кк же нроду отречься от дльнейших ндежд? Кк же, нпротив, не усилиться им, не утвердиться, ибо црь после крестьянской реформы не в идее только, не в ндежде лишь, н деле ему стл отцом. Д ведь это отношение нрод к црю, кк к отцу, и есть у нс то нстоящее, дмнтовое основние, н котором всякя реформ у нс может зиждиться и созиждется. Если хотите, у нс в России и нет никкой другой силы, зиждущей, сохрняющей и ведущей нс, кк эт оргническя, живя связь нрод с црем своим, и из нее у нс всё и исходит. Кто же бы и помыслить мог, нпример, хотя бы о той же крестьянской реформе, если б зрнее не знл и не верил, что црь нроду отец и что именно вер нрод в цря, кк в отц своего, всё спсет, всё убережет, удлит беду? Увы, плох тот экономист-реформтор, который обходит нстоящие и действительно живые силы нродные из ккого-нибудь предубеждения и чуждого веровния. Д: мы уже по тому одному не с нродом и не можем понять его, что хоть и знем и понимем его отношения к црю, но вместить не можем в себя во всей полноте смого глвного и необходимого пункт в судьбх нших: что отношение это русского нрод к црю своему есть смый особливый пункт, отличющий нрод нш от всех других нродов Европы и всего мир; что это не временное только дело у нс, не переходящее, не признк лишь детств нродного, нпример, его рост и проч., кк зключил бы иной умник, но вековое, всегдшнее и никогд, по крйней мере еще долго, очень долго оно не изменится. Тк кк же после этого (уже по этому только одному) нрод нш не особлив ото всех нродов и не зключет в себе особой идеи? Не ясно ли, нпротив, что нрод нш носит в себе оргнический зчток идеи, от всего свет особливой. Идея же эт зключет в себе ткую великую у нс силу, что, конечно, повлияет д всю дльнейшую историю ншу, тк кк он совсем особливя и кк ни у кого, то и история нш не может быть похожею н историю других европейских нродов, тем более ее рбской копией. Вот чего не понимют у нс умники, верующие, что всё у нс переделется в Европу безо всякой особливости, и ненвидящие особливости, от чего, конечно, дело может кончиться дже бедой. А что у нс всё основное кк нигде в Европе, то вот вм тому первый пример: у нс свобод (в будущем ншем, когд мы переживем период лжеевропеизм ншего, это нверно тк будет) - у нс гржднскя свобод может водвориться смя полня, полнее, чем где-либо в мире, в Европе или дже в Северной Америке, и именно н этом же дмнтовом основнии он и созиждется. Не письменным листом утвердится, созиждется лишь н детской любви нрод к црю, кк к отцу, ибо детям можно многое ткое позволить, что и немыслимо у других, у договорных нродов, детям можно столь многое доверить и столь многое рзрешить, кк нигде еще не бывло видно, ибо не изменят дети отцу своему и, кк дети, с любовию примут от него всякую попрвку всякой ошибки и всякого зблуждения их.

Итк, эткому ли нроду откзть в доверии? Пусть скжет он см о нуждх своих и полную об них првду. Но, повторю это, пусть скжет снчл один; мы же, "интеллигенция нродня", пусть стнем пок смиренно сторонке и сперв только поглядим н него, кк он будет говорить, и послушем. О, не из кких-либо политических целей я предложил бы устрнить н время вшу интеллигенцию, - не приписывйте мне их, пожлуйст, - но предложил бы я это (уж извините, пожлуйст) - из целей лишь чисто педгогических. Д, пускй в сторонке пок постоим и послушем, кк ясно и толково сумеет нрод свою првду скзть, совсем без ншей помощи, и об деле, именно об зпрвском деле в смую точку попдет, д и нс не обидит, коли об нс речь зйдет. Пусть постоим и поучимся у нрод, кк ндо првду говорить. Пусть тут же поучимся и смирению нродному, и деловитости его, и рельности ум его, серьезности этого ум. Вы скжете: "Сми же вы говорили, кк подтлив нрод н нелепые слухи, - ккой же мудрости ожидть от него?" Тк, но одно дело слухи, другое - единение в общем деле. Явится целое, целое повлияет смо н себя и вызовет рзум. Д, это будет воистину школою для всех нс и смою плодотворнейшею школою. Увидв от нрод столько деловитости и серьезности, мы будем оздчены, и, уж конечно, явятся из нс, что не поверят глзм своим, но тких будет слишком мло, ибо все действительно искренние, все воистину жждущие првды, глвное, дел, зпрвского дел и общей пользы, - ткие все присоединятся к премудрому слову нродному; все же неискренние рзом обнружт всё свое содержние и обнружтся сми. А если остнутся и искренние, что и тогд в нрод не уверуют, - то это ккие-нибудь строверы и доктринеры сороковых и пятидесятых годов, стрые, неиспрвимые дети, и они будут только смешны и безвредны. Все же, кроме них, в первый рз прочистят глз свои и очистят понимнье свое. Действие может быть чрезвычйно вжное по последствиям, ибо... ибо тут-то, в этой-то форме, может быть, и возможно нчло и первый шг духовного слияния всего интеллигентного сословия ншего, столь гордого пред нродом, с нродом ншим. Я про духовное лишь слияние говорю, - его только нм и ндо, ибо оно стршно поможет всему, всё переродит вновь, новую идею дст. Светля, свежя молодежь нш, думю я, тотчс же и прежде всех отдст свое сердце нроду и поймет его духовно впервые. Я потому тк, и прежде всех, н молодежь ндеюсь, что он у нс тоже стрдет "искнием првды" и тоской по ней, стло быть, он нроду сродни ниболее и срзу поймет, что и нрод ищет првды. А познкомясь столь близко с душою нрод, бросит те крйние бредни, которые увлекли было столь многих из нее, вообрзивших, что они ншли истину в крйних европейских учениях. О, я верю, что не фнтзирую и не преувеличивю тех блгих последствий, которые могли бы из столь хорошего дел выйти. Пло бы высокомерие, и родилось бы увжение к земле. Совсем новя идея вошл бы вдруг в ншу душу и осветил бы в ней всё, что пребывло до сих пор во мрке, светом своим обличил бы ложь и прогнл ее. И кто знет, может быть, это было бы нчлом ткой реформы, которя по знчению своему дже могл бы быть выше крестьянской: тут произошло бы тоже "освобождение" - освобождение умов и сердец нших от некоей крепостной звисимости, в которой и мы тоже пробыли целых дв век у Европы, подобно кк крестьянин, недвний рб нш, у нс. И если б только могл нчться и осуществиться эт вторя реформ, то уж конечно был бы лишь последствием великой первой реформы в нчле црствовния. Ибо тогд мтерьяльно пл двухвековя стен, отделявшя нрод от интеллигенции, ныне стен эт уже духовно пдет. Что же выше, что же может быть плодотворнее для России, кк не это духовное слияние сословий? Свои в первый рз узнют своих. Стыдившиеся доселе нрод ншего, кк врврского и здерживющего рзвитие, устыдятся прежнего стыд своего и пред многим смирятся и многое почтут, чего прежде не чтили и что презирли. И когд ответит нрод, когд доложит всё об себе и змолкнет его смиренное слово, - спросите, попробуйте опросить тогд и интеллигенцию ншу, - ну хоть лишь мнения ее о том, что скзл нрод, и вы сейчс же увидите последствия. О, тогд и их слово плодотворно будет, ибо они всё же ведь интеллигенты, и последнее слово з ними. Но пример нрод, скзвшего прежде их свое слово во всяком случе, избвил бы нс от многих промхов и дурчеств, если б нм смим пришлось прежде нрод скзть свое слово. И увидите, что ничего не скжет тогд нш интеллигенция нроду противоречиво, лишь облечет его истину в нучное слово и рзовьет его во всю ширину своего обрзовния, ибо всё же ведь у ней нук или нчл ее, нук нроду стршно нужн. Д если б и зхотел кто из них противоречить, если б и явились ккие-нибудь несоглсия с основными нчлми нрод ншего, то все-тки не осмелились бы тк сильно восстть против дух нродного, то есть против взгляд его н дело, - вот что вжно, и дже очень.

Д, весьм может быть, что духовное спокойствие нчлось бы у нс именно с этого шг. Явилсь бы ндежд и уже общя, не рзделення, стли бы ярко сознвться и выясняться перед нми и цели нши. А это очень вжно, ибо вся нш сознтельня сил, весь нш интеллигент совсем не знет или весьм нетвердо и сбивчиво знет о том, ккие суть и могут быть впредь нши цели, то есть нционльные, госудрственные. В этом у нс очень слбо, именно теперь, в днную минуту. А эт сбивчивость, это незнние есть, без сомнения, источник великого беспокойств и неустройств, и не только теперь, и несрвненно горшего в будущем. Всё это могло бы быть рзъяснено, освещено или дло бы хоть первончльное укзние к тому, чем осветить и кк рзъяснить, нвело бы н мысль... А, впрочем, н эту тему довольно; я скзл, кк умел. Пусть не поймут всего, если не сумел выскзться, - беру вину н себя, - но то, что поймут, пусть примут в безобидном и мирном смысле. Я желл бы только, чтоб поняли беспристрстно, что я лишь з нрод стою прежде всего, в его душу, в его великие силы, которых никто еще из нс не знет во всем объеме и величии их, кк в святыню верую, глвное, в спсительное их нзнчение, в великий нродный охрнительный и зиждительный дух, и жжду лишь одного: д узрят их все. Только что узрят, тотчс же нчнут понимть и всё остльное.

И почему бы всё это мечт? Я ведь не про всю обширность дел говорю. Я ведь говорю лишь о мужике, о его собственных первончльных делх, лишь до него относящихся. Рзве нет у него тких дел, особливых и единственно ихних, о которых бы ндо было узнть, в виде, тк скзть, почин и предисловия ко всякой дльнейшей, хотя бы дже и горздо обширнейшей реформе? А между тем получтся выгоды чрезвычйные: получтся фкты, узнется првд о многом, добудется дргоценный мтерил, который убережет многих из нс от фнтстических ндежд, от перековеркний н зпдный лд, от преувеличений. А глвное, - это еще рз повторю, - получится тон и смысл, получится тот смый дух, в котором только и может совершиться всё что-нибудь дльнейшее и обширнейшее. Н это дело кк бы печть ляжет, печть нционльня и глубоко консервтивня. И печти этой и впоследствии никто не избегнет, дже смые фнтстические умы, и те соблзнятся и добровольно примут ее.

ГЛАВА ВТОРАЯ

I. ОСТРОУМНЫЙ БЮРОКРАТ. ЕГО МНЕНИЕ О НАШИХ ЛИБЕРАЛАХ И ЕВРОПЕЙЦАХ

Но, кончив эту первую мою глву, прерву пок и сттью о финнсх, ибо чувствую, что пишу очень скучно. Но прерву лишь н время. Мне еще хотелось бы поговорить и о других корнях, о других нчлх, которые, предствляется мне, можно бы оздоровить. Потому еще прерывю, что н двух листкх моего "Дневник" и без того не уписл бы всей сттьи, тк что и поневоле пришлось бы отложить до следующих, грядущих номеров...

- Нпрсно, не ндо и в следующих номерх, - брезгливо прервут меня голос (я уж предчувствую эти голос), - всё это не финнсы, ... бловство. Всё это не рельно (хотя не понимю, почему бы тк?), всё это мистического ккого-то содержния, не нсущного, не текущего! В следующих номерх дйте повесть.

Стрнные голос! Д ведь я именно и стою н том, чтоб нм отвернуться от многого в теперешнем ншем нсущном и текущем и создть себе иное нсущное и текущее, и несрвненно дже рельнейшее, чем теперешнее, в которое мы въехли и в котором сидим, - извините, пожлуйст, тоже кк мух в птоке, - в этом вся моя мысль. То есть именно в повороте голов и взглядов нших совсем в иную сторону, чем до сих пор, - вот моя мысль. Влсть имеющие могли бы нчть ткое дело, и с этой стороны мои мечты стновятся дже вовсе не столь фнтстическими, ибо если нчнет влсть, то многое могло бы дже сей- чс же осуществиться. Принципы, принципы нши некоторые ндо бы совсем изменить, мух из птоки повытщить и освободить. Не популярн, кжется, эт мысль: без движения мы двно уже привыкли быть, в птоке-то дже и слдко стло сидеть. Првд, я опять увлекся, и мне тут же сейчс же могут нпомнить, что ведь я и доселе, столько уж нписв, всё еще не собрлся рзъяснить: ккое именно теперешнее текущее я подрзумевю и ккое именно будущее текущее ему предпочитю. Вот это-то именно я и хочу рзъяснять неустнно в будущих моих номерх "Дневник". Но чтоб кончить теперь, приведу одну встречу, которую я имел с одним довольно дже остроумным бюрокртом, и который мне изрек одну довольно любопытную вещь, вот именно нсчет некоторых принципов, ксющихся изменения ншего теперешнего "текущего". Рзговор зшел в одном обществе кк рз о финнсх и об экономии, но специльно в смысле бережливости финнсовых средств нших, прикопления их, употребления в дело тк, чтобы ни одн копейк не терялсь, не пошл в рсход фнтстический. Про экономию в этом смысле у нс говорят теперь поминутно, д и првительство знимется этим же неустнно. У нс контроль, ежегодное сокрщение в шттх. Зговорили в последнее время дже о сокрщении рмии, предлгли в гзетх и цифру, именно н пятьдесят тысяч солдт, другие тк уверяли, что и нполовину сокртить можно рмию ншу: ничего-де от того не будет. Всё это и прекрсно бы, но вот что, однко, невольно лезет в сообржение: рмию-то мы сокртим, н первый случй, хоть тысяч н пятьдесят, денежки-то у нс и промелькнут опять между пльцми, туд д сюд, уж конечно, н госудрственные потребности, но н ткие, которые, может быть, и не стоят ткой рдикльной жертвы. Сокрщенные же пятьдесят тысяч войск уж мы никогд опять не зведем, или с большой потугой, потому что, рз уничтожив, трудно это опять восстновлятъ, войско-то нм ух кк нужно, особенно теперь, когд все-то тм держт против нс кмень з пзухой. Н эту дорогу вступть опсно, но только теперь, при теперешнем, то есть текущем, н которое пойдут денежки. Только тогд и будем уверены, что святые эти денежки действительно н нстоящее дело пошли, когд вступим, нпример, н окончтельную, н суровую, н угрюмую экономию, н экономию в духе и силе Петр, если б тот положил экономить. А способны ли мы н это при "вопиющих"-то нуждх ншего текущего, которыми мы столь связли себя? Змечу, что если б мы сделли или нчли тк, то это и было бы одним из первых шгов н повороте с прежнего фнтстического текущего н новое, рельное и ндлежщее. Мы вот довольно чсто сокрщем штты, персонл чиновников, между тем в результтх выходит, что и штты и персонл кк бы всё увеличивются. А способны ли мы вот к ткому, нпример, сокрщению: чтобы с сорок чиновников срзу съехть н четырех? Что четыре чиновник сплошь и рядом исполнят то, что делют сорок, - в этом сомнения, конечно, никто не может иметь, особенно при сокрщении бумжного делопроизводств и вообще при рдикльном преобрзовнии теперешних формул ведения дел. Вот н эту-то тему и зшл речь в ншей компнии. Зметили, что это большя ломк во всяком случе. Другие возржли, что ведь у нс и горздо кпитльнейшие реформы происходили, чем эт. Третьи прибвляли, что новым чиновникм, то есть вот этим четверым, зместившим сорок, можно бы жловнье дже утроить - и слишком охотно будут рботть, вовсе без ропот. Но если и утроить, и н четырех, стло быть, пошло бы столько же, чего стоят теперешние двендцть, то и тогд мы сокртим рсходы чуть не н три четверти против теперешнего.

Тут-то меня и остновил мой бюрокрт. Змечу прежде всего, что, к величйшему моему удивлению, дже и он нисколько не возрзил против возможности четырьмя зменить сорок: "И при четырех, дескть, дело будет идти", стло быть, не счел же этого невозможным. Но он возрзил н иное, именно н принцип, н ошибочность и преступность провозглшемого принцип. Привожу возржения его не дословно, дже слишком в моей редкции. Повторяю, привожу именно потому, что мысли его покзлись мне любопытными в своем роде и зключвшими в себе некоторую почти пикнтную дже идею. Он, конечно, не удостоил пускться со мною в подробности, тк кк я в тком деле не специлист, "понимю мло" (в чем, уж конечно, спешу и см сознться), - но принцип-то, он ндеялся, я пойму.

- Сокрщение чиновников с сорок н четырех, - нчл он строго и с проникновением, - не только не полезно для дел, но дже и вредно уже по смому существу своему, несмотря н то, что действительно госудрственный рсход уменьшился бы знчительно. Но не только с сорок н четырех нельзя сокрщть и вредно, но и с сорок н тридцть восемь, и вот почему: потому что вы зловредно посягнули бы тем н основной принцип. Ибо вот уже почти двести лет, с смого Петр, мы, бюрокртия, соствляем в госудрстве всё; в сущности, мы-то и есть госудрство и всё - прочее лишь привесок. По крйней мере, до недвнего времени, до освобождения крестьян тк было. Все выборные прежние должности, ну тм дворянские нпример, сми собою, силою тяготения, тк скзть, принимли нш дух и смысл. И мы, созерця это, вовсе не беспокоились, потому что принцип, укзнный двести лет тому, нисколько не нрушлся. Вот после крестьянской реформы действительно потянуло было чем-то новым: явилось смоупрвление, ну тм земство и прочее... Окзлось теперь ясно, что и всё это новое тотчс же нчло смо собою принимть нш же облик, ншу же душу и тело, в нс перевоплощться. И произошло отнюдь не ншим двлением (это ошибочня мысль), - именно смо собою, ибо от вековых привычек отучться трудно, если хотите, то и не ндо, особенно в тком основном и великом нционльном деле. Вы можете мне не поверить, но если способны вникнуть, то, конечно, поймете. Ибо что мы ткое? Мы всё, всё и до сих пор и продолжем быть всем, - и опять-тки вовсе но очень стрясь о том сми, не нтужсь, тк скзть, нимло, именно невольно, естественным ходом дел. Кричт двно, что у нс дело кнцелярское, не живое, мертвое, бумжное, и что Россия из этого выросл. Может быть, выросл, но пок всё еще мы одни ее держим, зиждем и сохрняем, чтобы не рссыплсь! Ибо то, что вы нзывете кнцелярской мертвечиной, то есть мы-то сми, кк устновление, зтем и вся нш деятельность, - всё это соствляет, если прибегнуть к срвнению, кк бы, тк скзть, скелет в живом оргнизме. Рссыпьте скелет, рссыпьте кости, погибнет и живое тело. Пусть, пусть дело делется по-мертвому, зто по системе, по принципу, по великому принципу, позвольте вм это скзть. Пусть дело кнцелярски делется, пусть дже плохо, не полно, но ведь кк-нибудь делется же, и, глвное, всё стоит и не пдет, - именно то-то и глвное, что пок не пдет. Я соглсен и готов уступить вм, что мы н смом-то деле, пожлуй, что и не всё, - о, мы достточно умны, чтобы понять, что мы не восполняем всего в России, особенно теперь; но пусть не всё, зто все-тки нечто, то есть нечто уже рельное, действительно существующее, хотя, конечно, может быть, отчсти и бестелесное. Ну, что тм у вс, чем вы-то бы нс зместили, тк, чтоб мы уже могли с уверенностью отстрниться, ввиду того, что и у вс явилось бы тоже нечто, способное нс зместить тк, чтобы ничего не упло? Но ведь у вс все эти смоупрвления и земств, - ведь это всё еще пок журвль в небе, журвль до сих пор прекрсный и в небе летющий, но н землю еще не слетвший. Стло быть, он все-тки нуль, хоть и прекрсен, мы хоть и не прекрсны и ндоели, но зто мы нечто и уже вовсе не нуль. Вы вот нс все сплошь обвиняете з журвля: зчем-де он до сих пор не слетел, что в этом-де мы виновты, что это будто мы стремся преобрзить прекрсного журвля в нш обрз и дух. Это, конечно, очень бы хорошо было с ншей стороны, если б действительно тут только нш вин был, ибо мы докзли бы тем, что стоим з вековой, основной и блгороднейший принцип и бесполезный нуль обрщем в полезное нечто. Но поверьте, что мы тут вовсе не виновты, то есть слишком мло, и что прекрсный журвль см в нерешимости, см не знет, чем ему стть окончтельно, то есть нми ли или впрвду чем-то смостоятельным, см колеблется, см не верит себе, дже почти потерялся. Уверяю вс, что полез он к нм своею собственною доброю волею, вовсе без ншего двления. Выходит, что мы, тк скзть, кк естественный ккой-то мгнит, к которому все тянется дже доселе и долго еще будет тянуться. Вы опять не верите, вм смешно? А я тк при готов держть в чем угодно: попробуйте, рзвяжите крылья вшей прекрсной птичке вполне, рзрешите ей все возможности, предпишите, нпример, вшему земству дже формльно з номером и со строгостью: "Отселе-де быть тебе смостоятельным, не бюрокртическим журвлем", и поверьте, что все они тм, все ккие есть журвли, сми собою, еще пуще зпросятся к нм и кончт тем, что стнут чиновникми уже вполне, дух нш и обрз примут, всё у нс скопируют. Дже выборный мужик к нм зпросится, польстит ему это очень. Недром же дв столетия рзвивлись вкусы. И вот вы хотите, чтобы мы, то есть нечто твердое и н ногх стоящее, променяли бы смих себя н эту згдку, н эту шрду, н вшего прекрсного журвля? Нет, уж мы лучше свою синицу в рукх попридержим. Мы уж лучше сми кк-нибудь тм испрвимся, пообчистимся, ну, что-нибудь введем новое, более, тк скзть, прогрессивное, духу век соответствующее, ну тм стнем кк-нибудь добродетельнее или что, - н призрк, н внезпно приснившийся сон мы не променяем нше действительное, рельное нечто, ибо нечем и некем нс зместить, это верно! Мы сопротивляемся уничтожению, тк скзть, по инерции. Инерция-то эт в нс и дорог, потому что, по првде-то, ею лишь одною всё и держится в нше время. А потому и сокрщться дже н тридцть восемь с сорок ( не то что с сорок н четырех) было бы делом глубоко вредным и дже безнрвственным. Гроши получите, рзрушите принцип. Уничтожьте-к, измените-к теперь ншу формулу, если только у вс хвтит совести посягнуть н ткое дело: д ведь это будет изменой всему ншему русскому европеизму и просвещению, - знете ли вы это? Это будет отрицнием того, что и мы госудрство, что и мы европейцы, это измен Петру! И знете, вши либерлы (впрочем, и нши тоже), стоящие столь рьяно в гзетх з земство против чиновничеств, в сущности противоречт сми себе. Д ведь земство, д ведь все эти новости и "нродности" - ведь это и есть те смые "нродные нчл", или нчинющяся формул тех "нчл", о которых кричит столь ненвистня европейцм ншим "Русскя пртия" (может, слышли, их тк в Берлине обозвли) - те смые "нчл", которые тк неистово отрицет нш русский либерлизм и европеизм, нд которыми он смеется и не хочет их признвть дже существующими! О, он их очень боится: ну, что-де коли они в смом деле есть и осуществятся, тк ведь тогд в некотором роде сюрприз-с! Знчит, все вши европейцы по-нстоящему с нми, мы с ними, и это бы они двно должны бы были понять и себе зрубить. Если хотите, то мы не только зодно с ними, мы и совсем одно и то же: в них, в них смих нш дух зключен и дже нш обрз, в европейцх-то вших, и это тк! Д я вм вот что прибвлю: Европ, то есть русскя Европ, Европ в России - это мы-то лишь одни и есть. Это мы, мы воплощение всей формулы русского европеизм и всю ее зключем в себе. Мы одни и ее толковтели. И не понимю, почему бы не двть им з их европеизм устновленных знков отличия, если уж мы с ними тк безгрешно сливемся? С удовольствием стнут носить, и этим дже можно бы было привлечь. Но у нс не умеют. А они-то нс брнят - подлинно своя своих не познш! А чтоб кончить об вших земствх и всех этих новшествх, то я вм скжу рз нвсегд: нет-с! Ибо дело это длинное, не столь короткое. Н то нужн своя предврительня культур, своя история и, может быть, тоже двухвековя. Ну вековя, ну хоть дже полвековя, тк кк ныне век телегрфов и железных дорог, и все отношения сокрщены и облегчены. Тк ведь всё же полвековя, всё же ведь не сейчс. "Сейчс или тотчс" - это всё русские мерзостные словечки. Сейчс ничего не нродится, кроме нм же подобных. И долго еще тк будет.

Тут мой бюрокрт гордо и оснисто змолчл, и, знете, я и не возржл ему, потому что в его словх было именно кк бы "нечто", ккя-то грустня првд, действительно существующя. Рзумеется, я с ним не соглсился в душе. И притом тким тоном говорят лишь люди отходящие. А все-тки в его словх было "нечто"...

II. СТАРАЯ БАСНЯ КРЫЛОВА ОБ ОДНОЙ СВИНЬЕ

А чтобы обо всем этом нконец совсем уже кончить, приведу одну мленькую, очень хорошенькую бсенку Крылов, должно быть, всеми теперь збытую, ибо до Крылов ли в нш теперешний деловой и мятущийся век? Эт бсенк невольно припомнилсь мне, еще когд я нчл собирться писть мою сттью о финнсх и об оздоровлении корней. У Крылов он имеет прекрсное нрвоучение, но н другую тему, н тему о других корнях. Но это все рвно, он и к нм подходящя. Вот эт бсня:

Свинья под Дубом вековым

Нелсь желудей досыт, до отвл;

Невшись, высплсь под ним;

Потом, глз продрвши, встл

И рылом подрывть у Дуб корни стл.

"Ведь это дереву вредит,

Ей с Дубу Ворон говорит,

Коль корни обнжишь, оно зсохнуть может".

"Пусть сохнет, - говорит Свинья,

Ничуть меня то не тревожит:

В нем проку мло вижу я;

Хоть век его не будь, ничуть не пожлею;

Лишь были б желуди: ведь я от них жирею".

"Неблгодрня! - примолвил Дуб ей тут:

Когд бы вверх могл поднять ты рыло,

Тебе бы видно было,

Что эти желуди н мне рстут".

Хорош бсенк? И неужели мы соглсимся походить н ткой портрет?

III. ГЕОК-ТЕПЕ. ЧТО ТАКОЕ ДЛЯ НАС АЗИЯ?

Геок-Тепе взят, текинцы рзбиты и хотя еще вполне не усмирены, но нш побед несомненн. В обществе и в печти возликовли. А двно ли еще в обществе, д и в печти отчсти, к этому делу относились чрезвычйно рвнодушно. Особенно после неудчи генерл Ломкин и в нчле приготовлений к вторичному нступлению. "И зчем нм туд, и чего нм длсь эт Азия, сколько денег истрчено, тогд кк у нс голод, дифтерит, нет школ, и проч., и проч.". Д, эти мнения рздвлись, и мы их слышли. Не все вообще были этого мнения, - о, нет, - но всё же ндо сознться, что к ншей нступтельной политике в Азии в последнее время весьм многие стли было относиться неприязненно. Првд, помогл тут и неизвестность о предпринятой экспедиции. В смое последнее только время стли просккивть у нс известия из инострнных гзет, и только под смый конец рздлись по всей России телегрммы Скобелев. Тем не менее и во всяком случе трудно скзть, чтобы общество нше было проникнуто ясным созннием ншей миссии в Азии и того, что собственно для нс знчит и могл бы знчить впредь Азия. Д и вообще вся нш русскя Азия, включя и Сибирь, для России всё еще кк будто существуют в виде ккого-то привеск, которым кк бы вовсе дже и не хочет европейскя нш Россия интересовться. "Мы, дескть, Европ, что нм делть в Азии?" Бывли дже и очень резкие голос: "Уж эт нш Азия, мы и в Европе-то не можем себе порядк добыть и устроиться, тут еще суют нм и Азию. Лишняя вовсе нм эт Азия, хоть бы ее куд-нибудь деть!" Эти суждения иногд и теперь рздются у умников нших, от очень их большого ум, конечно.

С победой Скобелев пронесется гул по всей Азии, до смых отдленных пределов ее: "Вот, дескть, и еще один свирепый и гордый првоверный нрод белому црю поклонился". И пусть пронесется гул. Пусть в этих миллионх нродов, до смой Индии, дже и в Индии, пожлуй, рстет убеждение в непобедимости белого цря и в несокрушимости меч его. А ведь после неудчи генерл Ломкин непременно, должно быть, пронеслось по всей Азии сомнение в несокрушимости меч ншего - и русский престиж нверно был поколеблен. Вот почему мы и не можем остновиться н этой дороге. У этих нродов могут быть свои хны и эмиры, в уме и в вообржении их может стоять грозой Англия, силе которой они удивляются, - но имя белого цря должно стоять превыше хнов и эмиров, превыше индейской импертрицы, превыше дже смого клифов имени. Пусть клиф, но белый црь есть црь и клифу. Вот ккое убеждение ндо чтоб утвердилось! И оно утверждется и нрстет ежегодно, и оно нм необходимо, ибо оно их приучет к грядущему.

- Для чего и к ккому грядущему? Ккя необходимость в грядущем зхвте Азии? Что нм в ней делть?

Потому необходимость, что Россия не в одной только Европе, но и в Азии; потому что русский не только европеец, но и зит. Мло того: в Азии, может быть, еще больше нших ндежд, чем в Европе. Мло того: в грядущих судьбх нших, может быть, Азия-то и есть нш глвный исход!

Я предчувствую негодовние, с которым прочтут иные это ретрогрдное предположение мое ( оно для меня ксиом). Д, если есть один из вжнейших корней, который ндо бы у нс оздоровить, тк это именно взгляд нш н Азию. Ндо прогнть лкейскую боязнь, что нс нзовут в Европе зитскими врврми и скжут про нс, что мы зиты еще более чем европейцы. Этот стыд, что нс Европ сочтет зитми, преследует нс уж чуть не дв век. Но особенно этот стыд усилился в нс в нынешнем девятндцтом веке и дошел почти до чего-то пнического, дошел до "метлл и жупел" московских купчих. Этот ошибочный стыд нш, этот ошибочный нш взгляд н себя единственно кк только н европейцев, не зитов (кковыми мы никогд не перествли пребывть), этот стыд и этот ошибочный взгляд дорого, очень дорого стоили нм в эти дв век, и мы поплтились з него и утртою духовной смостоятельности ншей, и неудчной европейской политикой ншей, и, нконец, деньгми, деньгми, которых бог знет сколько ушло у нс н то, чтобы докзть Европе, что мы только европейцы, не зиты. Но толчок Петр, вдвинувшего нс в Европу, необходимый и спсительный внчле, был все-тки слишком силен, и тут отчсти уже не мы виновты. И чего-чего мы не делли, чтоб Европ признл нс з своих, з европейцев, з одних только европейцев, не з ттр. Мы лезли к Европе поминутно и неустнно, сми нпршивлись во все ее дел и делишки. Мы то пугли ее силой, посылли туд нши рмии "спсть црей", то склонялись опять перед нею, кк не ндо бы было, и уверяли ее, что мы создны лишь, чтоб служить Европе и сделть ее счстливою. В двендцтом году, выгнв от себя Нполеон, мы не помирились с ним, кк советовли и желли тогд некоторые немногие прозорливые русские люди, двинулись всей стеной осчстливить Европу, освободив ее от похитителя. Конечно, вышл кртин яркя: с одной стороны шел деспот и похититель, с другой - миротворец и воскреситель. Но политическое счстье нше состояло тогд вовсе не в кртине, в том, что этот похититель был именно тогд в тком положении, в первый рз во всю свою крьеру, что помирился бы с нми крепко-нкрепко и искренно, и ндолго, может быть, нвсегд. З условие, что мы не будем ему мешть в Европе, он отдл бы нм Восток, и теперешний Восточный вопрос нш - гроз и бед ншего текущего и ншего будущего - был бы уже теперь двно рзрешен. Похититель это см говорил потом, и нверно не лгл, говоря, ибо ничего-то бы он не мог лучше сделть, кк впредь быть с нми в союзе, с тем, чтоб у нс был Восток, у него Зпд. С европейскими нродми он бы нверно спрвился и тогд. Они же были слишком еще слбы тогд, чтоб нм помешть н Востоке, дже Англия. Нполеон, может быть, и пл бы потом, или после его смерти динстия его, Восток остлся бы все-тки з нми. (У нс тогд было бы море, и мы могли бы дже и н море Англию встретить.) Но мы всё отдли з кртинку. И что же: все эти освобожденные нми нроды тотчс же, еще и не добив Нполеон, стли смотреть н нс с смым ярким недоброжелтельством и с злейшими подозрениями. Н конгрессх они тотчс против нс соединились вместе сплошной стеной и зхвтили себе всё, нм не только не оствили ничего, но еще с нс же взяли обязтельств, првд, добровольные, но весьм нм убыточные, кк и окзлось впоследствии. Зтем, несмотря н полученный урок, - что делли мы во все остльные годы столетия и дже доныне? Не мы ли способствовли укреплению гермнских держв, не мы ли создли им силу до того, что они, может быть, теперь и сильнее нс стли? Д, скзть, что это мы способствовли их росту и силе, вовсе не преувеличенно выйдет. Не мы ли, по их зову, ходили укрощть их междоусобие, не мы ли оберегли их тыл, когд им могл угрожть бед? И вот не они ли, нпротив, выходили к нм в тыл, когд нм угрожл бед, или грозили выйти нм в тыл, когд нм грозил другя бед? Кончилось тем, что теперь всякий-то в Европе, всякий тм обрз и язык держит у себя з пзухой двно уже припсенный н нс кмень и ждет только первого столкновения. Вот что мы выигрли в Европе, столь ей служ? Одну ее ненвисть! Мы сыгрли тм роль Репетилов, который, гоняясь з фортуной,

Придного взял шиш, по службе ничего.

Но почему эт ее ненвисть к нм, почему они все не могут никк в нс увериться рз нвсегд, поверить в безвредность ншу, поверить, что мы их друзья и слуги, добрые слуги, и что дже всё европейское нзнчение нше - это служить Европе и ее блгоденствию. (Потому что рзве не тк, не то же ли смое делли мы во всё столетие, рзве сделли мы что для себя, рзве добились чего себе? Всё н Европу пошло!) Нет, они не могут увериться в нс! Глвня причин именно в том состоит, что они не могут никк нс своими признть.

Они ни з что и никогд не поверят, что мы воистину можем учствовть вместе с ними и нрвне с ними в дльнейших судьбх их цивилизции. Они признли нс чуждыми своей цивилизции, пришельцми, смозвнцми. Они признют нс з воров, укрвших у них их просвещение, в их плтья перерядившихся. Турки, семиты им ближе по духу, чем мы, рийцы. Всему этому есть одн чрезвычйня причин: идею мы несем вовсе не ту, чем они, в человечество - вот причин! И это несмотря н то, что нши "русские европейцы" изо всех сил уверяют Европу, что у нс нет никкой идеи, д и впредь быть не может, что Россия и не способн иметь идею, способн лишь подржть, что дело тем и кончится, что мы всё будем подржть и что мы вовсе не зиты, не врвры, совсем, совсем кк они, европейцы. Но Европ ншим русским европейцм н этот рз, по крйней мере, не поверил. Нпротив, в этом случе он, тк скзть, совпл в зключениях своих с слвянофилми ншими, хотя их не знет вовсе и только рзве слышл об них кое-что. Совпдение же именно в том, что и Европ верит, кк и слвянофилы, что у нс есть "идея", своя, особення и не европейскя, что Россия может и способн иметь идею. Про сущность этой идеи ншей Европ, конечно, еще ничего не знет, - ибо если б знл, тк тотчс же бы успокоилсь, дже обрдовлсь. Но узнет непременно когд-нибудь, и именно когд нступит смя критическя минут в судьбх ее. Но теперь он не верит; признвя з нми идею, он боится ее. И нконец, мерзим мы ей, мерзим, дже лично, хотя тм и бывют иногд с нми вежливы. Они, нпример, охотно сознются, что русскя нук может выствить уже несколько змечтельных деятелей, предствить несколько хороших рбот, дже послуживших уже их европейской нуке в пользу. Но ни з что, однко же, не поверит теперь Европ, что у нс в России могут родиться не одни только рботники в нуке (хотя бы и очень тлнтливые), и гении, руководители человечеств вроде Бэкон, Кнт и Аристотеля. Этому они никогд не поверят, ибо в цивилизцию ншу не верят, ншей грядущей идеи еще не знют. По-нстоящему, они и првы: ибо и впрямь не будет у нс ни Бэкон, ни Ньютон, ни Аристотеля, доколе мы не стнем сми н дорогу и не будем духовно смостоятельными. Во всем остльном то же, в нших искусствх, в промышленности: Европ нс готов хвлить, по головке глдить, но своими нс не признет, презирет нс втйне и явно, считет низшими себя кк людей, кк породу, иногд тк мерзим мы им, мерзим вовсе, особенно когд им н шею бросемся с бртскими поцелуями.

Но от окн в Европу отвернуться трудно, тут фтум. А между тем Азия - д ведь это и впрямь может быть нш исход в ншем будущем, - опять восклицю это! И если бы совершилось у нс хоть отчсти усвоение этой идеи - о, ккой бы корень был тогд оздоровлен! Азия, зитскя нш Россия, - ведь это тоже нш больной корень, который не то что освежить, совсем воскресить и пересоздть ндо! Принцип, новый принцип, новый взгляд н дело - вот что необходимо!

IV. ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

- Д зчем, зчем? - послыштся голос уже рздрженные, зитские нши дел и теперь требуют от нс беспрерывно войск и зтрт непроизводительных. И ккя тм промышленность? Где их товры, где нйдете вы тм потребителей вших товров? И вот вы приглшете нс, неизвестно зчем, отвернуться от Европы нвеки!

- Не нвеки (продолжю я стоять н своем), - временно, и опять-тки не совсем, не совершенно ведь оторвемся, кк бы ни отрывлись. Нм нельзя оствлять Европу совсем, д и не ндо. Это "стрн святых чудес", и изрек это смый рьяный слвянофил. Европ нм тоже мть, кк и Россия, вторя мть нш; мы много взяли от нее, и опять возьмем, и не зхотим быть перед нею неблгодрными. Я про будущее великое знчение в Европе нрод русского (в которое верую) скзл было одно словцо прошлого год н пушкинских прзднествх в Москве, - и меня все потом збросли грязью и брнью, дже и из тех, которые меня обнимли тогд з слов мои, - точно я ккое мерзкое, подлейшее дело сделл, скзв тогд мое слово.

Но, может быть, не збудется это слово мое. Об этом, впрочем, теперь довольно. Но всё же мы впрве о перевоспитнии ншем и об исходе ншем из Египт позботиться. Ибо мы сми из Европы сделли для себя кк бы ккой-то духовный Египет. - Позвольте, - прервут меня, - д чем же нм Азия придст смостоятельности? Зснем тм по-зитски, не стнем смостоятельными!

- Видите ли, - продолжю я, - с поворотом в Азию, с новым н нее взглядом ншим, у нс может явиться нечто вроде чего-то ткого, что случилось с Европой, когд открыли Америку. Ибо воистину Азия для нс т же не открытя еще нми тогдшняя Америк. С стремлением в Азию у нс возродится подъем дух и сил. Чуть лишь стнем смостоятельнее, - тотчс нйдем что нм делть, с Европой, в дв век, мы отвыкли от всякого дел и стли говорунми и лентяями.

- Ну тк кк же вы подымете нс в Азию, коль у нс лентяи? Д и кто у нс подымется первый, если б дже и докзть всем, кк двжды дв, что тм вше счстье?

- В Европе мы были приживльщики и рбы, в Азию явимся господми. В Европе мы были ттрми, в Азии и мы европейцы. Миссия, миссия нш цивилизторскя в Азии подкупит нш дух и увлечет нс туд, только бы нчлось движение. Постройте только две железные дороги, нчните с того, - одну в Сибирь, другую в Среднюю Азию, и увидите тотчс последствия.

- Мло зхотели! - зсмеются мне, - где средств, и что получим: себе убыток и только.

- Во-первых, если б мы, в последние двдцть пять лет, всего только по три миллион в год н эти дороги отклдывли ( три-то миллион у нс просто сквозь пльцы иной рз мелькнут), то было бы уже теперь выстроено н семьдесят пять миллионов зитских дорог, то есть с лишком тысячу верст, кк ни считть. Зтем, вы толкуете про убыток. О, если б вместо нс жили в России нгличне или мерикнцы: покзли бы они вм убыток! Вот они-то бы открыли ншу Америку. Д знете ли, что тм есть земли, которые нм менее известны, чем внутренность Африки? И знем ли мы, ккие богтств зключются в недрх этих необъятных земель? О, они бы добрлись до всего, до метллов и минерлов, до бесчисленных злежей кменного угля, - всё бы ншли, всё бы рзыскли, и мтерил, и кк его употребить. Они бы призвли нуку, зствили бы землю родить им см-пятьдесят, - ту смую землю, про которую мы всё еще думем здесь, что это лишь голя, кк лдонь нш, степь. К добытому хлебу потянулись бы люди, звелсь бы промышленность, производство. Не беспокойтесь, ншли бы потребителей и дорогу к ним, изыскли бы их в недрх Азии, где они дремлют теперь миллионми, и дороги бы новые к ним провели!

- Ну, тк кк же вы восклицете про нуку, и сми склоняете нс к измене нуке и просвещению, приглшя нс стть зитми.

- Д нуки-то тм еще больше потребуется! - (восклицю и я), - ибо что мы теперь в нуке: недоучки и дилетнты. А тм стнем деятелями, см необходимость прижмет и зствит, чуть лишь подымется смостоятельный предприимчивый дух - тотчс же и в нуке явимся господми, не прихвостнями, кк сплошь и рядом ныне. А глвное - цивилизторскя миссия нш в Азии, с смых первых шгов (и это несомненно), поймется и усвоится нми. Он возвысит нш дух, он придст нм достоинств и смосознния, - этого сплошь у нс теперь нет или очень мло. Стремление в Азию, если б только оно зродилось меж нми, послужило бы, сверх того, исходом многочисленным беспокойным умм, всем стосковвшимся, всем обленившимся, всем без дел уствшим. Устройте исток воде - и исчезнет плесень и вонь. А рз зтянувшись в дело - уже не будут скучть, все переродятся. Дже иня бездрность, с изрненным, ноющим смолюбием, ншл бы тм свой исход. Ибо чсто в одном месте бездрность воскресет в другом чуть не гением. Это чсто и в европейских колониях происходит. И не опустеет Россия, не бойтесь: нчнется постепенно, пойдут снчл немногие, но скоро об них придут слухи и увлекут других. И все-тки для моря русского это будет дже и незметно. Освободите муху из птоки, рспрвьте ей дже кк можно крылья, и все-тки потянется туд смый ничтожный процент нселения, будет дже и неприметно. А тм - ух кк тм будет приметно! Где в Азии поселится "Урус", тм сейчс стновится земля русскою. Создлсь бы Россия .новя, которя и струю бы возродил и воскресил со временем и ей же пути ее рзъяснил. Но для всего этого нужен новый принцип и поворот. И всех менее потребовл бы он ломки и потрясений. Пусть только хоть немного проникнутся (но проникнутся), что в будущем Азия нш исход, что тм нши богтств, что тм у нс окен; что, когд в Европе, уже от одной тесноты только, зведется неизбежный и претящий им смим унизительный коммунизм, когд целыми толпми стнут тесниться около одного очг и, мло-помлу, пойдут рзрушться отдельные хозяйств, семейств нчнут брость свои углы и зживут сообщ коммунми; когд детей будут рстить в воспиттельных домх (н три четверти подкидышми), тогд - тогд у нс всё еще будет простор и ширь, поля и лес, и дети нши будут рсти у отцов своих, не в кменных мешкх, среди сдов и зсеянных полей, видя нд собою чистое небо. Д, много тм нших ндежд зключено и много возможностей, о которых мы здесь и понятия еще соствить не можем во всем объеме! Не одно только золото тм в почве спрятно. Но нужен новый принцип. Новый принцип и потребные н дело деньги родит. Ибо к чему нм, если уж всё говорить, - к чему нм (и особенно в теперешнюю минуту) содержть тм, в Европе, хотя бы столько посольств с тким столь дорого стоящим блеском, с их тонким остроумием и обедми, с их великолепным, но убыточным персонлом. И что нм тм (и именно теперь) до кких-то Гмбетт, до ппы и его дльнейшей учсти, хотя бы и угнетл его Бисмрк? Не лучше ли, нпротив, н время, в глзх Европы, прибедниться, сесть н дорожке, шпочку перед собой положить, грошики собирть: дескть, "la Russie опять se recueille". (<Россия опять собирется с мыслями> (фрнц.)) А дом бы тем временем собирться, внутри бы тем временем созидться! Скжут: к чему ж унижться. Д и не унизимся вовсе! Я ведь только в виде ллегории про шпочку скзл. Не то что не унизимся, рзом повысимся, вот кк будет! Европ хитр и умн, сейчс догдется и, поверьте, нчнет нс тотчс же увжть! О, конечно, смостоятельность нш ее, н первых порх, оздчит, но отчсти ей и понрвится. Коль увидит, что мы в "угрюмую экономию" вступили и решились по одежке протягивть ножки, увидит, что и мы тоже стли рсчетливыми и свой рубль сми первые бережем и ценим, не делем его из бумжки, то и они тоже тотчс же нш рубль, н своих рынкх, ценить нчнут. Д чего, - увидят, что мы дже дефицитов и бнкротств не боимся, прямо к своей точке ломим, то сми же придут к нм денег предлгть, - и предложт уже кк серьезным людям, уже нучившимся делу и тому, кк ндо кждое дело делть...

- Постойте, - слышится голос, - вот мы, однко же, про Гмбетту, но нм нельзя тм брость. Хоть бы тот же Восточный вопрос н первый случй: ведь он остется; кк же мы уйдем от него?

Нсчет Восточного вопрос я бы вот что скзл в эту минуту: ведь в эту минуту у нс, в политических сферх, не нйдется, может быть, ни единого политического ум, который бы признвл з здрвое, что Констнтинополь должен быть нш (кроме рзве кк в отдленном, згдочном еще ншем грядущем). А коли тк, тк чего же нм больше ждть? Вся суть Восточного вопрос в эту минуту зключется в союзе Гермнии с Австрией, д еще в встрийских зхвтх в Турции, поощряемых князем Бисмрком. Мы можем и будем, конечно, протестовть, в крйних уж кких-нибудь случях, но пок эти обе нции вкупе - что же мы можем сделть теперь без огромных для нс потрясений? Зметьте, что союзникм, может, только того и ндо, чтоб мы нконец рссердились. Слвянские же нроды мы можем по-прежнему поощрять и любить, дже помогть им чем можно при случе. К тому же очень-то они не погибнут в ккой-нибудь срок. А срок может дже очень скоро кончиться. Ведь только бы мы вид покзли, что в Европу столь вмешивться, кк прежде, мы уже не желем, то они тм, без нс-то оствшись, может, еще скорее перессорятся. Ведь никогд-то не поверит Австрия, что Гермния ее столь возлюбил единственно з ее прекрсные глз. Ведь он слишком знет, нпротив, что Гермнии все-тки ндо, в конце концов, ее встрийских немцев к гермнскому единству присоединить. А своих немцев Австрия ни з что не уступит, дже если б двли Констнтинополь з них - до того их дорого ценит! Мтерьял-то для рспрей, стло быть, тм уже есть. А тут еще под боком у Гермнии всё тот же нерзрешенный фрнцузский вопрос, теперь для нее уже вечный. А тут, сверх того, дже смое объединение Гермнии, вдруг окзывется, не только не звершено, дже грозит колебнием. А тут, окзывется, и социлизм европейский не только не умер, дже очень и очень продолжет грозить. Одним словом, нм стоит только дождться и не вмешивться, дже когд звть нчнут, и чуть только грянет тм - у них рспря, и зтрещит их "политическое рвновесие", - рзом покончить и Восточный вопрос, выбрв мгновение кк и во фрнко-прусскую бойню, вдруг зявить, кк тогд нсчет Черного моря мы зявили: "Не желем-де встрийских зхвтов в Турции признвть", и рзом исчезнут зхвты, может быть, и с Австрией вместе.

Вот и нверстем всё, что н время кк будто бы упустили...

- Ну, Англия? Вы упускете Англию. Увидв нше стремление в Азию, он тотчс взволнуется.

- "Англии бояться - никуд не ходить", - возржю я переделнною н новый лд пословицей. Д и ничем новым он не взволнуется, ибо всё тем же волнуется и теперь. Нпротив, теперь-то мы и держим ее в смущении и неведении нсчет будущего, и он ждет от нс всего худшего. Когд же поймет нстоящий хрктер всех нших движений в Азии, то, может быть, сбвит многое из своих опсений... Впрочем, я соглсен, что не сбвит и что до этого еще ей длеко. Но, повторяю: Англии бояться - никуд не ходить! А потому и опять-тки: д здрвствует побед у Геок-Тепе! Д здрвствует Скобелев и его солдтики, и вечня пмять "выбывшим из списков" богтырям! Мы в нши списки их знесем.

ОБЪЯВЛЕНИЕ О ПОДПИСКЕ НА "ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ" 1881 г.

С янвря 1881 год возобновляется ежемесячное издние "Дневник пистеля" (двендцть выпусков в год).

Кждый выпуск будет зключть в себе от полутор до двух листов убористого шрифт, в формте еженедельных гзет нших, и будет выходить в последние числ кждого месяц. Форм, дух и хрктер издния будут те же, кк и в 1876 и 1877 годх. Это не журнл, именно Дневник; все сттьи будут нписны Ф. М. Достоевским. Подписня цен з 12 выпусков в год без доствки дв руб. 50 коп., с доствкою и пересылкою три рубля. Цен отдельного выпуск 30 коп.

Подписк принимется для городских подписчиков в С.Петербурге: в книжном мгзине Я. И. Исков (Гостиный двор, № 24). Г-д иногородние подписчики блговолят обрщться исключительно к втору по следующему дресу: С.-Петербург, Кузнечный переулок, дом 5, в книжную торговлю для иногородних Ф. М. Достоевского.

КРАТКИЕ БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ, ПРОДИКТОВАННЫЕ ПИСАТЕЛЕМ А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

Федор Михйлович Достоевский, русский пистель, родился в 1821 году в Москве. Отец его был дворянин, помещик и доктор медицины.

Воспитывлся до 16 лет в Москве. Н семндцтом году выдержл в Петербурге экзмен в Глвном инженерном училище. В 1842-м году окончил военно-инженерный курс и вышел из училищ инженер-подпоручиком. Был оствлен н службе в Петербурге, но другие цели и стремления влекли его к себе неотрзимо. Он особенно стл знимться литертурой, философией и историей.

В 1844 году вышел в отствку и тогд же нписл свою первую довольно большую повесть "Бедные люди". Эт повесть рзом создл ему положение в литертуре, встречен был критикой и лучшим русским обществом чрезвычйно блгосклонно. Это был успех в полном смысле слов редкий. Но нступившее зтем постоянное нездоровье несколько лет сряду вредило его литертурным знятиям.

Весною 1849 год он был рестовн вместе со многими другими з учстие в политическом зговоре против првительств, имевшем социлистический оттенок. Был предн следствию и высочйше нзнченному военному суду. После восьмимесячного содержния в Петропвловской крепости был приговорен к смертной кзни рсстрелянием. Но приговор исполнен не был: было прочитно смягчение приговор и Достоевский был, по лишении прв состояния, чинов и дворянств, сослн в Сибирь в кторжную рботу н четыре год, с зчислением по окончнии срок кторги в рядовые солдты. Приговор этот нд Достоевским был, по форме своей, первым еще случем в России, ибо всякий приговоренный в России в кторгу теряет гржднские прв свои нвеки, хотя бы и окончил свой срок кторги. Достоевскому же нзнчлось, по отбытии срок кторги, поступить в солдты, - то есть возврщлись опять прв гржднин. Впоследствии подобные помиловния случлись не рз, но тогд это был первый случй и произошел по воле покойного импертор Николя I, пожлевшего в Достоевском его молодость и тлнт.

В Сибири Достоевский отбыл свой четырехлетний срок кторжных рбот, в крепости Омске; и зтем в 1854 году был отпрвлен из кторги рядовым солдтом в Сибирский линейный бтльон № 7 в г. Семиплтинск, где через год был произведен в унтер-офицеры, в 1856 году, со вступлением н престол ныне црствующего импертор Алексндр II - в офицеры. В 1859 году, будучи в пдучей болезни, нжитой еще в кторге, был уволен в отствку и возврщен в Россию, снчл в г. Тверь, зтем в Петербург. Здесь Достоевский нчл вновь знимться литертурой.

В 1861 году стрший брт его, Михил Михйлович Достоевский, нчл издвть ежемесячный большой литертурный журнл ("Revue") - "Время". В изднии журнл принял учстие и Ф. М. Достоевский, нпечтвший в нем свой ромн "Униженные и оскорбленные", сочувственно принятый публикой. Но в следующие дв год он нчл и кончил "Зписки из Мертвого дом", в которых под вымышленными именми рсскзл свою жизнь в кторге и описл своих прежних товрищей-кторжных. Эт книг был прочитн всей Россией и до сих пор ценится высоко, хотя порядки и обычи, описнные в "Зпискх из Мертвого дом", двно уже изменились в России.

В 1866 году, по смерти своего брт и по прекрщении издвемого им журнл "Эпох", Достоевский нписл ромн "Преступление и нкзние", зтем в 1868 г. - ромн "Идиот" и в 1870 году ромн "Бесы". Эти три ромн были высоко оценены публикой, хотя Достоевский, может быть, слишком жестоко отнесся в них к современному русскому обществу.

В 1876 Достоевский стл издвть ежемесячный журнл под оригинльною формою своего "Дневник", писнного единственно им одним без сотрудников. Это издние выходило в 1876 и 1877 гг. в количестве 8000 экземпляров. Оно имело успех. Вообще Достоевский любим русскою публикою. Он зслужил дже от литертурных противников своих отзыв высоко честного и искреннего пистеля. По убеждениям своим он открытый слвянофил; прежние же социлистические убеждения его весьм сильно изменились.