Лучшие произведения со Второго Конкурса Прозы, проведенного на сайте Fantasy-Worlds.Ru Оглавление: 1. Практикум зельеварения (Авторы: Веселов Алекс, Мария Фионова) — 2 место. 2. Когда плачут маги (Автор: LiBerty). 3. Право выбирать (Автор: Sill) — 1 место. 4. Менестрель (Автор: Таната). 5. Серебряный пистолет (Автор: ORIN). 6. Подарок Зоны (Автор: Jadovit) — 3 место. 7. Предсказано — исполнено! (Автор: Kinach). 8. Из жизни призраков (Автор: e8cb). 9. Я несущий свет (Автор: Mesmer_Mariarti). Вы можете пообщаться на тему конкурса, у нас на Форуме Fantasy-Worlds.Ru.

Fantasy-Worlds.Ru

СБОРНИК РАССКАЗОВ №2

Веселов Алекс, Мария Фионова

ПРАКТИКУМ ЗЕЛЬЕВАРЕНИЯ

из дневников Кощея Бессмертного (написано чересчур корявыми и неразборчивыми рунами):

…после пяти взрывов, в результате которых мне пришлось оживать почти целый лунный цикл, а свой замок отстраивать с начала вообще в течение всего лета, я, кажется, нашел эликсир, позволяющий увеличивать магическую силу. На людей, правда, видимо, в следствие отсутствия магических резервов организма, оно не действует. Но, зато, мы или как они сами выражаются, мифические существа, можем в полной мере насладиться всеми прелестями этого элексира…

Правда, видимо, отсюда и идет его побочное действие — все испытуемые, наравне с дополнительной магической силой, получили в довесок более человеческий облик. Какой из ингредиентов отвечает за эту метаморфозу, пока неизвестно. Но факт остается фактом… Змей Горыныч, ранее смахивающий больше на тупую громадную змею, чем на грозного дракона, отрастил четыре конечности, и научился говорить…даже, на нескольких иноземных языках. Правда, и тут не обошлось без исключений. Наравне с конечностями, Змей Горыныч обрел дополнительную пару голов, способных изрыгать пламя.

Решив вопрос этой оплошности путем уменьшения доли ингредиента номер четыре в смеси, я добился более положительных результатов. Следующая испытуемая, Кикимора, обратилась вполне симпатичной девушкой…по сравнению с той огромной пучеглазой кочкой, которой она была вначале…и, благодаря зелью, смогла обрести магически подпитывающую связь с болотами…

…хоть ингредиенты раздобыть особой трудности не составляет — из необходимых нам…

Далее, половина страницы неаккуратно вырвана, а на следующей, неаккуратным и угловатым почерком выведено:

«Благодарствую за тайну!» и около записи нарисован ехидный человечек, показывающий длинный язык.

Еще ниже корявым почерком Кощея впопыхах нацарапано (старый колдун даже в минуты стресса не терял самообладания):

«Ну и какая погань запускала свои грязные лапы в мой дневник?»

«Они у меня, между прочим, чистые! Вчера мыл в болоте! И почему «запускала»? Я до сих пор тут.»

«Ах, ты ж зараза! Быстро вернул на место страницу из дневника и шапку-невидимку! Ах, ты… ты…!»

«Ага, конечно! Размечтался…»

Часть 1. Там ступа с бабой и котом…

Ночью Сказочный лес поистине великолепен. Только после ухода на покой Сварога с его светилом, лес расцветал и поражал всей своей скрытой доселе, какой-то неземной, красой. Аккуратные днем веточки, обрамленные миниатюрными листочками зелени, ночью удлинялись, растопыривались, словно длинные старческие пальцы с нестриженными когтями-шипами, и покрывались агатово — черной корой, словно непробиваемыми доспехами. Травушка, так приходящаяся по вкусу богатырским коням, тоже стремилась вверх, играя в лунном свете смертельно отточенными, словно у кинжала, гранями. Звери, днем за днем ощущавшие себя полноправными хозяевами, с наступлением сумерек, сломя голову мчались за границу леса. Они даже не пытались оспорить право пребывания тут настоящих хозяев ночи: навок, моховиков, шишигов, лесавок, волкодлаков, нечистиков и прочей мелкой и не очень нечисти.

Потому-то кроме них и не мог никто оценить всю красоту ночного леса. Едва только ступит на территорию Сказочного леса нога человека или лапа недолжного здесь находиться зверя, так и останутся они в нем навеки, пока не умрут с голоду или же со страху…

Не смотря на то, что Сказочный лес не был родным местом обитания Лихо, лес принял это существо довольно гостеприимно. Неудивительно, ведь в какой-то мере они были сродни друг другу. Обоих хлебом не корми — дай вволю подшутить над кем-нибудь, но, в тоже время их нельзя было приписать к темным силам. Сказочный лес, помимо злых духов, все-таки давал приют и не чуждым счастью и доброте существам. Ну, а Лихо (в редких случаях, правда) могло помочь человеку, спасти его от неминуемой гибели.

Но вот кто-то из ночных обитателей, на свою беду, решил сыграть над Лихомвинную шутку. Сбоку буквально из ниоткуда возникла довольно внушительных размеров кочка. Словно в одно мгновение искусная пряха Морана выткала ее прямо из прохладного ночного воздуха. Задержавшись на пару мгновений, она резко кинулась под ноги незваному гостю. Но Лихо лишь хмыкнуло, откинуло с единственного глаза прядь светлых волос и страшно зыркнуло на кочку. Шутница в тоже мгновение замерла, а затем стала нерешительно просачиваться сквозь землю, словно впитываясь в дерн и превращаясь из большой кочки в глубокую ямку.

Лихо посмеялось над неудавшейся шуткой, и продолжило свой путь в глубину Сказочного леса. Избушка Бабы-Яги была еще далеко, поэтому требовалось идти как можно быстрее — иначе можно и не успеть выбраться из леса к рассвету.

Хоть способности Лихо здесь практически не действовали, но их вполне хватало на то, чтобы правильно определять направление и расстояние до Избушки на Курьих Ножках. Остальных же гостей должна была взять на себя специально позаимствованная из закромов Кощея шапка-невидимка. Хотя, помня шаловливую кочку, которая смогла разглядеть Лихо даже сквозь шапку, приходилось быть очень осторожным. Правда, быть может, она учуяла Лихо по шагам? В таком случае, если это сделала она, что мешает таким же образом обнаружить незваного гостя кому-нибудь повнушительней и поопасней?

Задумавшись над этим вопросом, Лихо не сразу заметило, как вдалеке замелькали очертания избушки, стоявшей на двух тоненьких, словно жердочки, ножках. Последние подрагивали под тяжестью кособокого строения.

«Или цыплячьи, или Яга совсем голодом бедную заморила…» — невольно подумало Лихо.

Верхняя часть избушки понурилась и слегка наклонилась, словно спала. Будто в подтверждение этого факта, едва только Лихо подошло поближе, из избы донеслись тихие всхрапы, больше походившие на скрип; вздохи, беспокойное ворчанье и беспокойное бормотанье Бабы-Яги. Сбоку от избушки — прямо у входа — стояло то, что, собственно, и толкнуло Лихо пойти на это приключение.

Лихо тихонько подкралось к ступе, стараясь наступать на землю только одновременно со всхрапами избушки. Чтобы не дай лесные духи — Яга не услышала и не проснулась. Против нее у одноглазого шансов было мало — та и жила на белом свете много дольше, а уж силушки у нее будет многократно больше.

Лихо приблизилось к ступе и, со вздохом полным облегчения, обхватило ее руками. Да так и осталось стоять, раскорячившись на манер девицы в хороводе, и чувствуя себя донельзя глупо. Ступа ни в какую не хотела двигаться с места. Лихо поднатужилось и предприняло очередную героическую попытку. На этот раз борьба с ненавистным предметом длилась дольше, но к успеху, как и предыдущая, не привела. Старые доски летательной емкости ехидно скрипнули.

— И что это мы — мяу тут поделываем? — раздалось у Лихо над ухом.

— Пытаемся ступу утащить! — выпрямившись, честно призналось Лихо. На узеньком карнизе каким-то непонятным образом уместился впечатляющего размера кот. Даже не просто уместился, а небрежно развалился во всю свою немалую длину и, немигающим взором, уставился на виновника его появления. Шерсть котяры была настолько черная, что даже ночью он не сливался с окружавшей его темнотой, а, напротив, выделялся, словно черный уголь на белой скатерти.

И только тут Лихо вспомнило, что на нем надета шапка-невидимка. Тогда каким образом кот смог его увидеть?

Две горящих гнилушками зеленых кошачьих глаза вперились в Лихо. Моргнули. Кот ехидно пропел, небрежно умываясь левой лапкой:

— Ну, во-первых, я же все-таки кот. И будь ты хоть в шапке-невидимке, хоть в лягушачьей шкуре, живого человека я завсегда учую… Другое дело, что в этой шапке я тебя сном сморить не смогу… — несколько смущенно добавил Баюн (а это был именно он), — Но вот тревогу поднять успею — а там уж с тобой бабка разберется!

— М… м… м… может, договоримся? — мысленно прикинув масштабы возможной катастрофы, спросило Лихо.

— Давай, договаривайся, — царственно кивнул кот, небрежно махнув лапой, — Вот, к примеру, шапку-невидимку хочу!

— Э-э-э-э! — возмутилось Лихо, — Во! — и помахало перед котом кукишем.

Затем, вспомнив, что Баюн его все-таки не видит, озвучил свой жест.

— Иди куда подальше! Я сейчас шапку сниму, а ты меня прям тут и усыпишь. В результате и шапку получишь и Бабе-Яге меня сдашь за сметану… О, может банку сметаны тебе дать? А ты мне расскажешь, как эту ступу унести?

Кот пакостно захихикал, что в животной интерпретации выглядело несколько странно.

— И где ты, интересно, возьмешь сметану? Как-то не верится, что ты ее постоянно с собой таскаешь… да и закармливает меня старуха этой сметаной, я скоро не черным, а белым буду, какой тогда из меня Баюн? Нет уж, коли хочешь, чтобы я тебе помог — давай ветчину. И шапку-невидимку. Я же все-таки не простой кот, волшебный. А с шапкой я еще больше пакостничать смогу… — почти мечтательно добавил Баюн, закатив невиданного размера глаза к небу.

— Не веришь, что я с собой сметану таскаю, а корову стало быть обязан? — несколько ошалело от такого запроса Лихо, — И потом — я же в шапке-невидимке. Откуда ты знаешь, что у меня с собой сметаны нет?

— Носом чую, — оскорбился кот, — У меня нюх знаешь, какой? Ого-го! И потом, тьма ты дремучая, откуда у коровы ветчина? Ветчина, к твоему сведению, только у свиней бывает. Да и вообще, надоел ты мне. Все, бужу бабку! — и кот разинул рот, явно собравшись заорать.

— Стой! — зашипело на него Лихо, — Хочешь, за ушком почешу?

— Вот смотрю я на тебя и ду-мяу-у-у-у… — протянул кот, — Ты действительно такой дремучий балбес? Или притворяешься? Э-э-э-эх, ладно! — махнул Баюн передней лапой, — Пользуйся тем, что я добрый сегодня. Я тебе помогу, но договоримся так. Как только будешь взлетать — глаза зажмурь и шапку в меня кинь. Усыпить тебя, не посмотрев в глаза, я не смогу, а улететь в ступе можно и с закрытыми…

— Ладно, — практически не раздумывая, согласилось Лихо. — Ну? Давай, что нужно сделать? Какое-нибудь заклинание произнести, чтобы она завелась?

— Полезай в ступу, — распорядился кот, — Сейчас научу.

Лихо послушно запрыгнуло вовнутрь.

Кот задней лапкой почесал за ухом, лениво потянулся, неспешно прогулялся по карнизу туда-сюда, и вдруг заорал как резаный:

— Ступа, б…твою…на…, сейчас в печь отправишься, взлетай жива-а-а-а-а!

Лихо пугливо вжалось в бабкино средство передвижения, избушка вместе с Ягой перестали храпеть, а ступа тихонько затарахтела и начала плавно подниматься.

— А рулить ей как? — удивленно озираясь, поинтересовалось Лихо

— Знамо дело, — важно ответил кот, — Языком. Ты ей командуешь, она рулит. Только смотри, не перепутай, в прошлый раз, когда ее Леший угонял, он с размаху аккурат в ту сосенку вписался… — для наглядности он махнул пушистым хвостом куда-то во тьму. Пресловутой сосны Лихо не разглядело, да и не до того было…

Неожиданно дверь избушки, натужно заскрипев, распахнулась, едва не слетев с хлипеньких петелек. На пороге появилась взлохмаченная старуха, выглядевшая, мягко говоря, устрашающе. Крючковатый нос и многочисленные бородавки неудачно гармонировали с разноцветными лохмотьями, неизвестно сколько лет ношеным платком и неожиданно новыми лаптями.

В руках милая старушка держала ухват, наперевес, как копье.

— Кто это тут мою ступу крадет? — пронзительно завизжала она, — Кто посмел? Убь…

И замолкла на полуслове, ошалело наблюдая за тем, как ступа, без чьей-либо помощи, медленно поднимается в воздух.

— Быстрей! — заорало Лихо, изнутри пиная ступу.

— Шапку кидай! — заверещал кот, забираясь на крышу, пытаясь поравняться с резво набирающей высоту ступой.

— А ну верни ступу, негодник! — разрывалась внизу Баба-Яга, — Вернешь, слово даю, есть не буду — только зажарю на медленном огне и все!

— Кидай же шапку-у-у-у! — бесновался кот, забираясь все выше и с опаской глядя на верещащую внизу Ягу.

— Я же уже ее кинул! — пряча шапку за пазуху, и разводя пустые руки в стороны, крикнуло Лихо.

— Куда, куда? — вертелся на крыше кот.

— Не знаю, она ж невидимая-я-я-я-я-я-я-я-я! — скрываясь за ближайшим облачком, проорало Лихо.

— Так вот, значит, кто виноват? — уперев руки в бока, спросила Яга, недобро поглядывая на суетящегося кота, — Чучело из тебя сделать что ли?

— Я не виноват! — заверещал Баюн, прикрываясь лапками, — Это он… заколдовал меня…морок напустил…не надо чучела-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Ай…зачем вы, бабушка, меня за ухо тащите…больно же… Мяу-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!!!

Часть 2. Три плюс два

Что может быть лучше, чем, закончив службу у царь-батюшки, получить законный день отдыха и провести его за бутылочкой самогоночки с верными боевыми товарищами? Так рассуждали знаменитые на Руси-матушке богатыри: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Думали настолько громко, что пролетавшие над ними пичужки падали наземь оглушенными, а редкие случайные прохожие спешили прикинуться пугалами, плетьми или превратиться в статую самому себе, дабы не дай Перун, не обратить на себя внимание богатырей.

— Во! Мне, надысь, как раз Марья-Искусница знаете, что подарила? — внезапно загорелись глаза у Добрыни, — Кружку-самобранку!

— Че-его? — удивленно воззрился на побратима Илья.

— Ну, это почти тоже, что и скатерть-самобранка, окромя того, что жидкости какие угодно может вызывать, — охотно пустился в разъяснения Добрынюшка, — Вот, ты, к примеру, говоришь ей — «Хочу вина заморского!», а она «хлоп!» и тем самым вином до краев наполняется…

Непонимающий взгляд Ильи постепенно сменился уважающим, а затем мечтательным.

— Да-а, вот это вещь… Как раз и испробуем!

— Слушай, а что ты Марье такое сделал, что она тебе эту самую кружку подарила? — вдруг ехидно поинтересовался у Никитича Алеша.

— Ну-у-у… — протянул Добрыня и залился краской, — Я ей там…по хозяйству…там дрова…воды…н-ну…и потом…она ж тадысь не могла разобраться со свойствами трав…а я ж все знаю… я ж такой…

— Да, ты тако-о-о-о-о-ой, — хохотнул Алеша, чем еще больше смутил богатыря.

— Маладе-е-ец, — покачав головой, вздохнул Илья.

И тут богатыри остановились. Не потому что пришли к дому своему, царем-батюшкой выделенным, а потому что дверка у этого самого дома была распахнута настежь.

— Ты кого-нибудь ждал в гости, а, братец меньшой? — поинтересовался Илья.

— Не, скорее это Добрыня…причем, судя по всему, ждет полдеревни к себе в гости и исключительно баб!

— Да вы что? — слабо воспротивился красный, как вареный рак, Добрыня, — Да я нет…да ни в жисть…

В голосе его, однако, звучала надежда.

— Вот и я не жду, — прервал словесный поток Никитича внезапно помрачневший Илья, — А незваный гость, как известно, хуже половца. Готовимся к худшему. Пошли!

Внутренне убранство богатырского дома оставалось нетронутым. Алеша опрометчиво сделал вывод, дескать, может дверь сама открылась? Или ветерок шальной помог, Леля мимо проходила? Но Илье так не казалось — было тут что-то такое — настораживающее, непонятное… Да и в Лелю-красу, откровенно говоря, верилось слабо.

А еще казалось, что чего-то в доме не хватает. Вот только чего?

…Когда после долгого осмотра богатыри вернулись в горницу, они поняли, чего именно не хватало…Сундук, в котором они так неосмотрительно вчера оставили свои мечи-саморубы, исчез. Богатыри ошалело переглянулись, и кинулись на поиски.

Оный сундук нашелся на чердаке. Украшенная искусной заморской резьбой крышка была сорвана и валялась неподалеку от лестницы. Основная же часть вызывающе стояла посреди чердака, как немой укор разиням. И, естественно, пустовала…

Лишь спустя несколько мгновений, пока богатыри матом горевали о невосполнимой потере, да пинали Алешу, который их и надоумил оставить саморубы здесь «на сохранение» (дескать, все равно же вернемся скоро, а в палату к царь-батюшке с оружием ну никак нельзя), все трое заметили, что в помещении находится еще кто-то.

Незнакомец сидел на старом Илюшином стуле, закинув ногу на ногу, демонстративно повернувшись к ним спиной. Именно поэтому, его сразу и не заметили. Когда на чердаке воцарилась тишина, и незваный гость понял, что его, наконец, увидели, он повернулся к богатырям. Тело его по-прежнему скрывала тень, посему определить с уверенностью, кто находится перед богатырями, было невозможно.

— Ну и кто ты? Что тут забыл и куда дел наши мечи, ирод несчастный? — упер руки в бока Илья, багровея на глазах. Пудовые кулаки Муромца отчетливо чесались, предчувствуя неизбежную драку.

— Несчастный — это да, но вот насчет ирода, вы заблуждаетесь, — голос у незнакомца был странный. Он был со странной хрипотцой и постоянно менялся, то на мужской, то вдруг на женский.

— И кто ж ты тогда такой будешь, коли не ирод, раз без спроса забираешься в чужие дома и крадешь вещи, тебе не принадлежащие? — поинтересовался Алеша.

— Хм…Интересно получается, — засмеялся незнакомец, — Если я — ирод, то кто же тогда вы?

— Эге? — не понял Добрыня, — Мы — богатыри! Опора великой Руси!

Неизвестный засмеялся еще громче, словно рассыпав сухой горох по дощатому полу.

— Ой, ну не смешите на старость лет-то! Все вы прекрасно понимаете. Кто царю-батюшке сказки рассказывал о чудесном избавлении после отлеживания боков на печи тридцать лет подряд и три года; про героическое пленение Соловья-разбойника; битву с басурманами — один да против тысячи? Никак, я?

Богатыри недоуменно переглянулись.

— Что смотрите друг на друга? Думали, секрет ваш никто не узнает? Что вся силушка молодецкая в мечах-саморубах находится? Что печенегов проклятых не вы били, а мечи, которые вы знай себе за рукояти держали да почесывались?

Богатыри недовольно засопели и стали кидать на неизвестного убийственные взгляды.

— И кто же вы теперь без саморубов? — продолжал измываться незнакомец, — Вымахавшая здоровая орясина, чуть посильнее обычного мужика. А представляете, что будет, когда об этом сам царь узнает? Какой тогда кипиш подымется…Богатыри — обманщики! Богатыри — обманщики! — петушиным голосом прокричал в сложенные лодочкой руки незнакомец, вероятно изображая тот самый кипиш.

Богатырей пробрало, а Алеша даже тихонечко заплакал — по праву самого младшего.

— Чего…тебе…надо? — тяжело процедил Илья.

— Мне вашей помощи надо, — развел руки неизвестный, легко соскочил со стула и сделал несколько шагов вперед.

Богатыри обомлели. Что, в принципе, неудивительно — вид неизвестного кого угодно мог вогнать в долгий ступор, а бабу — в продолжительный обморок.

Длинные золотистые волосы падали на лицо, скрывая его от взглядов людей. Но все же, сквозь путаницу шевелюры, пусть с трудом, но было видно тонкое, словно девичье, лицо с грубыми, однако, мужскими губами. Правая половина губ была чуть приподнята в вечной насмешке, а левая, напротив, опущена. Небольшой нос с горбинкой у переносицы резко взлетал вверх — к надбровным дугам и упирался в один-единственный глаз. Глаз был больше чем у обычного человека и по размерам находился между сливой и яблоком. Кроме того, глаз этот постоянно и неотрывно смотрел в одну точку, словно проникая куда-то много дальше, чем можно было себе вообразить. Ко всему прочему, глаз еще и постоянно менял свою окраску — то зеленый, то голубой, то карий…Спектр цветов его был столь велик, что за одну только возможность взглянуть на это буйство цвета, переплетение красок и создание непредсказуемых палитр, все художники отдали бы любые свои сокровища.

— Это же Лихо! — почему-то обрадовался Добрыня, — Настоящее Лихо! Ребят, это оно…

— Это оно наши саморубы утащило! — резко погасил радостный настрой любителя всякой нежити и нечисти Илья.

— Рад, что меня по-прежнему узнают, — шутливо поклонилось Лихо, приложив правую руку к груди. Руки у Лихо, кстати, тоже были разными. Правая — явно мужская — она и поздоровее будет, и растительности на ней побольше… А вот левая — тоненькая и хрупкая, девичья, словно и не рука, а ивовая веточка.

— Так что ты там говорил насчет помощи? — как можно суровей спросил Илья.

— Да…да-да-да! — хлопнуло себя по лбу Лихо, — Мне нужна ваша помощь.

— Это мы уже слышали, — мрачно изрек Алеша.

— Не перебивай старших, — назидательно покачало головой Лихо, — Так вот, мне нужно кое-что достать, но сам я этого сделать не могу, поэтому и прошу вас.

— Видно, о «просьбе о помощи», у всех разные представления, — опять влез Алеша.

— Я же тебя попросило! — раздраженно цыкнуло на него Лихо, — Сейчас вообще уйду, а вы ищите свои саморубы за тридевять земель в тридевятой куче лома! — и, дождавшись, пока Илья с Добрыней не надают Алеше оплеух, невозмутимо продолжило, — С одной стороны, просьба несколько необычная. Но, с другой — и не трудная. Принести то, не знаю что, я требовать не буду. Я вам не сумасшедший царь, сбрендивший на старости лет. Но и награду свою вы за помощь получите. Скажем, как вы смотрите на то, чтобы я заговорил ваши мечи так, чтобы никто больше (кроме вас, конечно) до них не то что притронуться…посмотреть не смог, а?

— М-м-м…заманчиво, — выдавил Илья, — Только где гарантии, что ты их, во-первых, вернешь, а во-вторых заговоришь их как обещаешь, а не наоборот — чтоб мы сами собственные мечи взять не могли?

— Обижа-а-аете, — покачало головой Лихо, — Между прочим, даже у нечисти есть Честное слово, нерушимое и невозвращаемое. — Лихо обиженно вскинуло голову. Диковинный глаз блеснул ярко-оранжевым светом.

— Да? — ухмыльнулся Алеша, — А чего тогда ты его нам не дал?

— В самом деле? — делано удивилось Лихо, — Ну…наверно, забыл. Вы же тут меня перебиваете все, слова сказать не лаете! — оно кинуло в сторону Поповича полной ехидства взгляд, — Честное Лихачье!

— Ну-ну… — обиженно откликнулся третий богатырь.

— Так что, — проигнорировало его обиду Лихо, — Выполните мою просьбу?

— Ладно, — внезапно серьезно сказал Илья, — Выбора-то у нас особого все равно нет. Но только, ирод, попробуй нас обмануть! Я тебе тогда и без саморубов твой единственный глаз выбью. Будешь по своему лесу ходить, носом деревья и пни пересчитывать!

— Да не серчай ты так, Илюша, — кокетливо махнуло женской рукой Лихо, — Не обману. А заданьице то проще не бывает. Даже деревенский дурачок справится…

— Что ж ты тогда сам с ним не разберешься? — поинтересовался неугомонный Алеша.

— Я же сказал — в силу моей внешности и принадлежности к нечистым силам, — развело руками Лихо, — Потому что мне нужны слезы Царевны Несмеяны. Вот эту емкость нужно заполнить. Держите и удачи!

Лихо, впихнуло впавшим в ступор богатырям грязную пузатую бутыль из-под самогона, и вытолкало их на лестницу. Затем, отряхнув руки, повернулось и вполне серьезно сказало, ни к кому, собственно, не обращаясь:

— И все-таки, я гений…

План, придуманный Ильей, был предельно прост. И, действительно, просьба Лихо, в свете Ильюшиной задумки, была настолько элементарна, что богатыри невольно посмеивались над своими же недавними опасениями.

Понаблюдав некоторое время за домом Емели и Несмеяны, они выбрали момент, когда Емеля куда-то ушел, и бегом кинулись к нему. Операцией по добыче слез должны были заниматься Илья с Добрыней. Алеше же доставалась скромная роль охраны. В случае если Емеля решит придти раньше того, как Илья с Добрыней соберут слезный урожай, Алеша должен был остановить Емелю, заболтать того, в общем, сделать все, лишь бы он не зашел к себе в дом и не застал там богатырей. А то не пойми что подумает — и объясняй ему потом, что они «ничего такого» не затевали, просто хотели попросить его женушку поплакать в бутылочку. И ведь, даже если попробуешь объяснить, не поймет, сразу «по щучьему веленью» своему затараторит, и поминай, как звали великих богатырей. Использовать Емелину щуку, кстати, против самого Лихо было тоже как-то нецелесообразно. Мало того, что богатырям пришлось бы выложить Емеле всю правду о мечах-саморубах, так тот еще мог все это своей женушке сболтнуть…а, если вспомнить что она дочурка царя-батюшки, который частенько любит байки своего ненаглядного дитятки послушать, и язык у нее, как помело, вообще дурно становится от дальнейших перспектив.

Двое богатырей встали у входной двери, поискали взглядом стоящего на страже Алешу и, тяжело вздохнув, постучали. Дверь распахнулась практически мгновенно — на пороге стояла заплетающая длинную темно-русую косу Царевна.

— Здравствуй, Несмеянушка, — поздоровался, входя Илья Муромец, и толкнул локтем задумчивого Добрыню. Тот поспешно кивнул и стянул шапку.

Несмеяна оторвалась от своего важного дела и внимательно посмотрела на пришедших.

— Поздорову вам, гости добрые, богатыри сильномогучие, — сдержанно-холодно поприветствовала она их, — С чем пожаловали? Емели нет.

— Да мы не к Емеле, — переглянулись богатыри, — Мы к тебе с худой новостью.

— Это какой? — непонятно, чему обрадовалась царевна, отбросив деревенскую манеру речи, — Никак, батюшка скончался?

Богатыри вновь переглянулись. На этот раз удивленно, если не сказать, ошалело.

— Да нет, не батюшка! — повесив голову, проговорил Добрыня.

— Матушка? — еще больше просияла девица, — То есть, мачеха, змеюка подколодная?

— М-м-м, нет, — сглотнули богатыри. О такой кровожадности Несмеяны им слышать еще не доводилось.

— Емеля погиб, муж твой. Недавно совсем его басурмане поймали и пытали, надеясь тайны киевские выведать, — точа скупую мужскую слезу, выдавил Добрыня, — Но ничего не сказал твой Емеля, умер как герой…

Тут царевна обрадовалась окончательно. Просветлела лицом, да к шкафу узорчатому подлетела, открыла и вынула пузатую бутыль. Пробку вытащила и радушно предложила, вновь скатившись на местечковый говорок:

— Не хотите ли зелена вина отведать, гости дорогие?

Богатыри как стояли, так тут же и рухнули, словно подкошенные.

— Несмеянушка, разве ты не преисполнена печали? Это ж муж твой! — попытался достучаться до ее сердца Илья.

— И что? — хмыкнула вредная девица, — Велика беда — муж! Нового найду, тем более, эту деревенщину со щукой мне батюшка сосватал, моего мнения не спросив! Большая радость — в тереме куковать, словечком с мужем не перемолвиться, ибо говорить с ним не о чем! А я натура утонченная, заморскими книжками испорченная!

Богатыри в третий раз посмотрели друг на друга, вероятно думая об одном и том же. Как их любимые мечи-саморубы отращивают куцые куриные крылышки и, сбившись в миниатюрный косяк, ме-е-е-едленно отбывают в сторону юга.

— А-а-а-а-а-а-а-а! — зарыдал Добрыня Никитич и, выхватив из рук Несмеяны бутыль с вином, принялся жадными глотками ее осушать. А Илья Муромец, над которым осознание потери мечей сыграло злую шутку, также решил поглумиться, и подставил под Добрынин поток слез данную им Лихом бутыль.

И тут в одно мгновение произошло сразу несколько событий.

Дверь со стуком распахнулась, едва не сбив сидящих около нее богатырей, и в терем, с выпученными, безумно вращающимися глазами, влетел Емеля. А следом за ним, с криком: «Да сто-о-о-о-ой же ты!», вбежал Алеша Попович.

— Что? — развел он руками на немой вопрос товарищей, — Я его честно задержать пытался.

— И что ты ему сказал? — поинтересовался Илья, напрочь игнорируя нервно озирающегося Емелю, словно того не было в принципе.

— Сказал, что Несмеяна стала топить печку, засунула туда слишком много дров, и печка взорвалась.

— Во дура-ак, — вздохнул Илья.

Емеля перевел недоумевающий взгляд с богатырей на Царевну и обратно, и глупо спросил:

— А что, печка цела?

— А-а-а-а-а-а! — неожиданно зарыдала Несмеяна, осознав, что Емеля жив-здоров, — Вы же сказали, что он уме-е-е-е-е-е-е-е-е-ер!

— Добрыня! — заорал Илья, осознавший, что шансы вновь завладеть мечами-саморубами возрастают с каждой секундой, — а ну, давай сюда бутыль!

Он выхватил у ничего не понимающего Никитича опустевшую бутыль из-под вина — ибо склянка Лихо была уже полна слезами Добрыни — и, встав неподалеку от Царевны, принялся ловить в бутыль целые струи, нескончаемым потоком льющиеся из глаз Несмеяны.

Часть 3. Не всякое яблочко от яблони падает…

Лихо сидело за столом и с самым непринужденным видом уничтожало остатки еды богатырей.

— Вот, — Илья поставил перед Лихо бутыль со слезами Царевны Несмеяны, — И вот еще, так сказать, в качестве довеска, — прибавил богатырь, ставя рядом склянку со слезами Добрыни Никитича.

— А это-то что? — отвлеклось от поглощения пищи Лихо.

— Н-ну… — смутился Илья. При этом Лихо заметило, как покраснел и Добрыня, причем едва ли не гуще Муромца.

— Н-ну, я подумал — если тебе зачем-то понадобились слезы девки, то вот эти — настоящие, мужские, богатырские — тоже могут пригодиться.

Лихо засмеялось.

— Что, все дружно рыдали что ли?

— Нет, — покачал головой Илья и, покосившись на Добрыню, добавил, — Всего один…

— Ладно, — ухмыльнулось Лихо, — Вы хорошо поработали, посему я отдам вам меч…

Радостные лица защитников земли Русской враз стали кислыми, словно редька.

— Меч? — переспросил Алеша, — Один?

— Ага, — радостно кивнуло Лихо, — И отдам я его тебе. Приглянулся ты мне.

— Ой, да ладно, — зарделся Алеша, — Спасибо…

— Какое там спасибо? — взревел Илья, — Он же обещал воротить все мечи! Изверг! Алеша, это я не тебе…

— Да? — нахмурилось Лихо, — Не, ну я ж обещал вернуть, или, как вы там говорите, воротить, — вот и возвращаю…чтобы вернуть остальные, помогите мне еще в одном дельце.

— Чего ты из нас дураков делаешь! — заорал Илья, ринувшись на Лихо.

Не испугавшись этого нападения, Лихо откинуло в сторону челку и зыркнуло богатырю под ноги. Илья вдруг, не пробежав и пары шагов, споткнулся обо что-то, обычному глазу невидимое, и растянулся во весь свой немалый рост. Затем поднял на Лихо обиженное лицо, потер красный от столкновения с полом лоб и хмуро поинтересовался:

— Ты что ж, теперича нам мечи по одному возвращать будешь?

— Ага, — враз заулыбалось Лихо, — А что, я не говорило разве? Ну, наверно забыло — просто вылетело из головы.

— Ты же сказал, что слово, пусть даже и данное нечистью, все равно нерушимо?

— Да, а я разве его нарушаю?

— Но ты сказал, что воротишь ВСЕ мечи? — почти выкрикнул Добрыня, вздымая к небу руки в немом отчаянье.

— Понимаешь, в чем дело, — Лихо задумчиво посмотрело на все еще лежавшего на полу Илью, — Я то имело в виду что ворочу ВСЕ, но не все СРАЗУ…А за то, что предупредить позабыл — уж извиняйте, память подвела! Так что, вот вам мое оговоренное обязательство, — Лихо сощурилось, затем взмахнуло рукой, и на поясе Алеши появился меч-саморуб в абсолютно новеньких ножнах.

— Во! — Лихо указало на возникший из ниоткуда меч, — Кроме того, теперь никто не сможет взять его, кроме Алеши…даже я…ну, еще, правда, меч сможет взять тот человек, которому сам хозяин этого предмета разрешит…

— Алеша! — тут же заорал поднимающийся с пола Илья, — А ну-ка, дай-ка мне свой меч ненадолго! Я щас эту кур-рву на ломтики разрежу!

— Вот уж кукиш! — заявил Алеша, наглядно эту самую фигуру демонстрируя, — Мое! А вдруг ты его насовсем отымешь?

Разгорающуюся перепалку на корню оборвало Лихо.

— Глупенький, — засмеялось оно звонко, по-девичьи прикрывая ладошкой рот, — Глупенький Ильюшка. Неужели ты думаешь, что, если бы я боялось ваших мечей, то так просто их вам отдало?

— Ты кого это глупеньким назвал, нечистик поганый! — в конец разозлился Илья и тут же повторно ударился об пол, в лучших традициях Финиста Ясного Сокола. Грохот падения богатыря был еще сильнее, чем в первый раз.

— Ладно, — посерьезнело Лихо, — Раз ты так настаиваешь, свой саморуб получишь последним. А пока, — Лихо подошло к окну, и уставилось на небо. Алеша, навострив уши, разобрал невнятный шепот: «сегодня ночью…как же мне повезло…» Лихо с подозрением оглянулось на него, и продолжило, уже громче:

— Пока совсем не стемнело, отправляйтесь в лес за городом и найдите там поляну с папоротниками. Ровно в полночь папоротник расцветет. Все, что от вас требуется, это сорвать цветок и принести его мне. Надеюсь, справитесь?

Богатыри угрюмо кивнули.

— А с этим-то заданием почему справиться не можешь? Али немощен совсем? — вдруг спросил Алеша.

— Ну-у… — протянуло Лихо, — Я боюсь не успеть — до этого мне нужно сделать еще одно дельце, так что, до встречи.

С этими словами Лихо задумчиво оглядело богатырей, задержав взгляд на все так же лежавшем Илье Муромце. Затем хмыкнуло, и, схватив бутылку со слезами Добрыни Никитича, вышло прочь.

Возвращаться в Сказочный Лес, не дождавшись сумерек, да еще и после того, как Лихо переполошило добрую половину нежити с кражей ступы, было в высшей степени неразумно. С другой стороны, идти добывать цветок папоротника было еще опасней — у Лихо до сих пор с тамошней лесной нечистью были довольно натянутые отношения. А уж в ночь на Ивана Купалу, соваться туда было равносильно встречи с Бабой Ягой. И если с последней хоть как-то можно было договориться, то с этими навряд ли. Именно поэтому, тщательно взвесив все за и против, Лихо остановилось именно на Сказочном Лесу.

Лишь подходя к Дивному Саду, Лихо вспомнило, что так и не удосужилось надеть шапку-невидимку. Запустив руку в карман, оно уже нащупало было там волшебный предмет, но ни воспользоваться им, ни даже вытащить, не успело.

Внезапно, стволы ближайших деревьев выгнулись дугой, словно отвешивая почетный поклон, а ветви в ужасе прикрыли верхушки. Низко над ними, плавно и величественно проплыла птица, чье тело целиком состояло из чистого пламени, мерцающими жгутами перевивавшего все существо птицы. Крылья и клюв горели особенно ярко; маленькие, словно зернышки, злые глазки казались сосредоточением этого самого огня — они светились почти белым ярчайшим светом; а вот хохолок был, напротив, более тусклого — синеватого пламени.

Жар-птица, медленно и плавно взмахивая огромными искрящимися крыльями, грациозно опустилась, аршинах в двадцати, на поляну перед Дивным Садом. Деревья, до этого «согнувшиеся» в уважительном поклоне, вновь выпрямились, образовав мощную единую лесную стену.

— И что же тебе понадобилось в моем саду, друг сердешный? — неприветливо начал разговор страж Дивного Сада. На удивление голос у Жар-птицы был женский, мягкий и мелодичный.

— А у тебя разве есть еще что-то, кроме молодильных яблок? — усмехнулось Лихо.

Жар-птица, приблизившись к незваному гостю на пару шагов, неодобрительно взглянула на Лихо одним глазом, по-куриному сворачивая голову набок:

— Много чего есть. Деревья. Цветы. Кустарники. Ты бы лучше спросило, чего тут сейчас не будет. Вернее, кого.

— Червячков, букашек, мошек? — с наигранным недоумением развело в сторону руки Лихо.

Но птица явно была не расположена шутить:

— Тебя! — рявкнула она, — А ну, брысь из моего Сада, пока огнем не опалила! Много вас тут таких бродит… садовников! Сегодня четвертого выпроваживаю.

— Это других много… — обиженно заявило Лихо, — А такое, как я — одно!

Птица ничего не ответила, зато на глазах начала расти. По ярко полыхающим перьям, то тут, то там стали пробегать язычки пламени, а из глаз птицы полетели искры. Лихо ощутимо обдало жаром. Мгновенно оценив ситуацию и, смекнув, что дело в сию секунду может в прямом смысле, выгореть, Лихо резво отскочило в сторону и выхватило из-за пазухи шапку-невидимку. Но надеть ее не успело — Жар-Птица щелкнула клювом и тоненькая — едва заметная струйка огня вгрызлась в магический атрибут, за одно мгновение, уничтожив его.

— Ах ты ж Чернобогова тварь, — расстроено заявило Лихо, вытирая о штаны черные от сажи ладони, — Тваю-ю-ю ж мать! Это была новая шапка-невидимка — только несколько раз надеванная! Теперь тебе знаешь как попадет, когда Кощей узнает кто его шапку спалил?!

Птица залилась кудахтающим смехом:

— Скажешь тоже! Боюсь я твоего Кощея! Да он сюда сунуться не посмеет!

И, внезапно посерьезнев, добавила:

— Так, а теперь шуточки в сторону. Делаю последнее предупреждение, нежить одноглазая, и на месте шапки уже окажешься ты! Считаю до трех. Раз…

Лихо с оскорбленным видом демонстративно потерло единственный глаз и с едва заметными ехидными нотками в голосе поинтересовалось:

— Слушай, а ты у нас из чего сделана? Из огня?

— Тьфу, деревенщина! — в сердцах выругалась птица, — Из огня! Я — высшее магическое существо, суть воплощенной огненной стихии! Два…

— Стало быть, с воплощением водной стихии, то есть с водой, ты не в очень хороших отношениях? — прищурилось Лихо.

— На этот дурацкий вопрос я предпочту не отвечать! Тр…

Не дожидаясь окончания отсчета, Лихо сотворило вполне сносный морок — чего раньше за собой не замечало — столь же огромного, как и Жар-Птица, Жар-Кота. Громадный котяра зашипел, выгнув дугой спину, по которой тут же пробежала вереница ярких искорок, и, издав воинственное «Мя-а-а-а-у-у-у-у-у-у!» прыгнул на Жар-Птицу. Лихо вовсе не надеялось, что страж Дивного Сада испугается его иллюзии и, закудахтав, улетит — было бы идеально, если бы птица, хотя бы ненадолго отвлеклась на этот морок, ибо буквально мгновением позже…

Лихо, молниеносно выхватило из кармана пузатую бутыль со слезами Добрыни Никитича и, даже не раскупорив, швырнуло ее в птицу. Расчет был на то, что та не успеет заметить летящей склянки за спиной Жар-Кота.

Результат превзошел все ожидания.

Жар-птица, явно ошарашенная намерением Лихо испугать ее иллюзией огромной, пусть и огненной кошки, на некоторое время потеряла способность здраво мыслить и лишь озадаченно наблюдала, как здоровенное кошачье тело прыгает и проходит сквозь нее. А потом пришел черед запоздалого удара бутылью по макушке…

Стекло, не выдержав высокой температуры, лопнуло и обдало бедного Стража веером брызг из горьких слез богатыря.

Тело Жар-птицы зашипело, начало блекнуть, исходить паром, затухать и уменьшаться на глазах…Пока от нее не осталась одна небольшая головешка в причудливой форме миниатюрной птички. Головешка едва заметно тлела, бегая из стороны в сторону, с явным намерением разгореться, и пищала тонюсеньким, с трудом различаемым, голоском:

— Погоди у меня, нечистое отродье! Чего смеешься?! Вот разгорюсь, вырасту, найду и изжарю на медленном огне!

Часть 4. Иван Купала напугала…

Была тихая лунная ночь. Со стороны реки неслись разудалые песни и пляски, треск костров, через которых прыгал народ, бурно отмечающий купальскую ночь. Трещали кусты, в которых молодежь чересчур активно возносила дань Ладе и Роженице, а по лесу, тем временем, сосредоточенно крались, ожесточенно сопя и перешептываясь, три тени: одна побольше и две остальные лишь самую чуточку поменьше.

Одна из теней постоянно повторяла: «Убью, убью, убью! Вот отдаст саморубы назад и тут же — на том же самом месте и зарублю!»

— Охолони ты, — шикнула на него соседняя тень.

— Сам охолони, — не успокаивалась предыдущая, — Алеш, скажи, что он тут мне рот затыкает? И вообще, кто у нас тут за воеводу?

— Т-с-с-с, — отозвалась третья тень.

— Да что вы, сговорились, что ли? — совсем обозлилась игнорируемая тень, — Вот ты бы, Алеша, мог бы Лихо поганое это и зарубить! Или зря тебе меч воротили? Одолжил бы мне его на время — уж я бы с этим нечистиком не стал бы долго речи молвить!

— Да охолони ты! — заорал Алеша во весь голос, — Сейчас вся окрестная нечисть к нам сбежится, и поминай, как звали, отправимся к Яге в гости! А я с ней с прошлого раза еще не помирился, когда сапоги-скороходы одалживал. И вообще, тебе же Лихо сказало, что на него саморубы наши не действуют.

Он сконфуженно умолк, и виновато глянул на своих товарищей, грозно глядевших на него. В лесу установилась прямо-таки подозрительная тишина.

— М-да… — многозначительно изрек Илья и, со вздохом, в котором смешались отчаяние и бессильная злоба, махнул рукой.

Только тут они заметили, что стоят на кромке широкой папоротниковой поляны, залитой серебристым лунным светом, о которой как раз и упоминало Лихо. Над поляной вились зеленоватые огоньки — верный признак того, что вот-вот пробьет полночь и распустится волшебный цветок.

— Предлагаю ваш разговор продолжить после, — сквозь зубы процедил Добрыня, нехорошо глядя на товарищей.

Алеша виновато понурился, а потом вдруг нахмурился, поднял голову и спросил:

— А разве только одна папороть может зацвести этой ночью?

Богатыри оторопело переглянулись: похоже, такой простой вопрос не приходил к ним в головы.

— Ну-у-у, — протянул Илья, — Честно говоря, понятия не имею. Может, и один…

— Навряд ли, — с сомнением сказал Добрыня, почесывая вихрастую макушку, — ежели папороти много, то и цветов должно быть тоже хоть отбавляй!

— Тогда отсюда следует другой вопрос… — опять сник Алеша, — Как мы узнаем, какой именно цветок нужен этому Лиху?

— Притащим ему все, да и все! — философски скаламбурил Илья, — Будем тут еще думы думать, что ли? Пускай сам со своим сеном разбирается, лишь бы мечи воротил! Дело я молвлю?

Добрыня с Алешей переглянулись и с некоторым опасением взглянули на Муромца.

— Илья, а лес-то, это, большо-о-ой, — с опаской откликнулся Алеша.

Илья на секунду задумался, а потом бодро выдал гениальную фразу:

— А чего нам искать какой-то особенный цветок, коли они все будут одинаковые?

— Илья-я-я-я, — вдруг тихо сказал Добрыня, — А, может, ну его, этого Лиха с мечами, а? Цветь папороти — она же клад открывает! Найдем один, поделим на троих, и будут у нас и мечи, и девки, и медовуха — сколько хочешь. Даже подвиги уже совершать не потребуется.

Двое богатырей тут же словно по команде повернулись к Добрыне. Илья, как старший по званию, стараясь скрыть волнение и алчный блеск в глазах, шепотом поинтересовался:

— А ты знаешь, как он это делает и что требуется?

— Знаю, — тоже шепотом отозвался Добрыня, — Все очень просто, коллега. Как зацветет папороть, надобно схватить цветок, зажать его в кулаке и спешить из леса вон, не оглядываясь. Будет нечистая сила тебя звать, окликать по имени, матушкой родной прикинется отцом, девкой красной, младенцем, только ты беги, не оглядывайся…иначе плохо будет.

— Ну-ну-ну, а потом, потом то что?

— Все, — развел руками Добрыня, — Цветок будет твоим, сможешь клады под землей видеть, язык зверей и птиц понимать, замки любые отпирать, иногда будущее видеть, но это уже так, брешут, по-моему.

— Так вот, стало быть зачем Лиху этот цвето-о-ок, — протянул Алеша, — Сам хочет все клады найти и себе присвоить.

— Стой, стой, стой! — нахмурился Илья. До него не сразу дошел смысл всех сказанных Добрыней слов, — Какая такая нечисть?

Добрыня пожал плечами.

— Илья, ну я ж, энто, его не добывал — не знаю, мож брешут люди, мож запугивают. Мне вон в детстве матушка говорила, что этого цветя-то и в помине нет — сказки, мол. А тут оказывается, наоборот все. Лихо ж врать не станет! Ну, я имею ввиду, в том, что ему самому надо…

И тут поляна озарилась ярко-красным светом, да таким, что глазам больно. Словно тысячи солнц разом взошли над лесом. Кое-как проморгавшись, богатыри разглядели много-много алых головок цветков, неспешно покачивающихся над зеленым морем разлапистых листьев папоротника.

— Вот и ответ на твой вопрос, Алеша, — широко улыбнулся Илья, — Да и на твой, Добрынь, тоже, — Скосим все, что можно ироду этому одноглазому, да и по цветочку лично себе оставим.

— Так давайте! — обрадовался Алеша, — Косите! А…а складывать во что? Мы ж мешок-то не захватили…

— А зачем нам мешок? — хитро прищурился Илья, — Добрынь, руки вверх подыми.

— Зачем?

— Надо, — с безграничным терпением вздохнул богатырь.

— Для дела! — веско добавил Алеша, хитро подмигивая Илье.

— Ну, коли надо… — Добрыня поднял руки, а Илья резко дернул снизу вверх подол его верхней рубахи, прикрывавшей кольчужную, стянув ее с богатыря.

— Э-э… — попытался было запротестовать Добрыня.

— Надо. Для дела! — поднял вверх указательный палец Илья и ловко завязал рукава рубахи узлами.

— Вот мешок простой — вот мешок большой! — прокомментировал веселое действо Алеша.

— Теперь, давай рвать скорее, пока не отцвели, — обратился Илья к Поповичу, — А ты, Добрынь, пока последи, чтобы нигде нечисть не появилась!

— Чудно, — возмутился Добрыня, — Почему это мне достается самое трудное? А ежели меня нечисть утащит?

— А ну цыц! Коли сказал, значит выполняй! К тому ж, ты сам давеча молвил — авось это даже и не правда про нечисть-то, — проворчал Илья, на пару с Алешей пачками выкорчевывая бедные папоротники.

Стоило только богатырям сорвать первый цветок, как в чаще леса что-то зашуршало, заухало, и среди деревьев замелькали тени. Что-то с огромными светящимися глазами стало подкрадываться все ближе и ближе. Добрыня, стоявший на страже тут же и заорал, наплевав на все правила маскировки:

— Братцы, давайте побыстрее! Мне уже никаких кладов не надо!!! Видать, нечисть-то действительно тут есть!

— Да тише ты, тише! — зашипел на него Алеша, — Чего случилось-то? Дай траву доко… в смысле дособирать.

Из леса пополз молочно-белый клокастый туман, похожий на сильно обгрызенный молью пуховой платок, в котором тоже шевелилось что-то черное. Крепко зажмурив глаза и повторяя про себя: «Не смотреть, только не смотреть!», — Добрыня вприпрыжку носился по поляне.

— Да что там такое-то? — не выдержал Илья.

— Не оборачивайтесь!!! — заорал Добрыня, — Режьте траву! Нежить на подходе!

— Так задержи ее, — нарочито небрежно и одновременно мстительно проговорил Попович.

— КАК?????

— Так!

— ДА КАК? Я что… — тут до Добрыни дошло, что предыдущую фразу сказал вовсе не Алеша. Богатырям — всем сразу — стоило огромнейших сил застыть на месте и не оборачиваться.

— К-х-х-хто это? — дрожащим голосом поинтересовался Илья.

— Черти, — плачущим голосом проговорил Добрыня, — Братцы! Спиной уже чую рогатых! По-моему они уже и лапы свои тянут! Давайте убежим поскорее, а?

Тем временем тени за их спинами приобрели уже более-менее четкие очертания чудищ: действительно, рогатых, с хвостами, копытами, кое-кто даже с двумя головами. К богатырям постепенно приближалось кольцо светящихся глаз: какие-то были размером с блюдце, какие-то — со сковородку.

— Обернитесь! Обернитесь! Посмотрите нам в глаза! Обернитесь! Обернитесь! — шелестело вокруг, словно кто-то протащил мешок по сухим листьям.

— Что вам от нас надо, нежить поганая? — заорал Алеша.

Нежить его проигнорировала, продолжая талдычить прежнее и все ближе подкрадываться к богатырям.

— Добрынь, ты у нас как главный ведун, скажи — ЧТО ДЕЛАТЬ ТО?

— По правилам надо начертить вокруг себя круг, рассыпать зерно или соль… ну, еще можно молитвы почитать… только у меня такое впечатление, что они не помогут…

— Так! Чертить круг у нас времени нет! — тут же подключился Алеша, до краев набивший самодельный мешок папоротниками.

Илья закивал

— А круга они коснуться могут? — вдруг спросил Илья.

— Нет — никак, — замотал головой Никитич.

— Тогда так — Алеша, отдавай мне мешок, хватай за руки Добрыню!

— Зачем? — разом удивились оба богатыря.

— Надо! Для дела! — заорал Илья.

Никитич и Попович беспрекословно взялись за руки.

— Теперь растопырьте их пошире, — Илья влез между взявшимися за руки богатырями. Со стороны могло сложиться впечатление, что они обнимали долго отсутствовавшего родственника. Или сильно напившегося друга, причем, сами будучи не слишком трезвыми…

— А теперь зажмурьте глаза и приготовьтесь делать все что я скажу… а пока — ПА-БЕ-ЖА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-АЛИ!

Нечисть, смекнув, что их добыча уходит, резво рванула за тактично отступающими богатырями с криками: «С-с-с-с-с-с-стойте! Обернитес-с-с-с-с-с-с-с-сь…», но это лишь подстегивало людей поддавать жару.

Более мелкие, и соответственно шустрые нечистики, догнали было беглецов, но смогли лишь беспомощно сгрудиться неподалеку и обиженно талдычить: «Они в круге! В круге! Выйдите из круга! Посмотрите в глаза…»

Через час даже самая недалекая нечисть поняла, что преследование успехом уже не увенчается и стала грустно расползаться по своим норам…Петушиного крика почему-то никто не захотел дожидаться.

А между тем — крики Ильи Муромца еще до самого утра не затихали в этом лесу.

— Влево! Влево молвлю, ироды — там же дерев…

БУМ!

— Направо, направо! Там колючка-а-а! А-а-ай! Ну фот, фэ предупрефдал, дубины стоерофофые!

Часть 5. Косите, Илюша, косите…

Лихо медленно, словно смакуя каждое мгновение, развязало мешок, принесенный богатырями, и заглянуло внутрь. Когда оно отвлеклось от созерцания содержимого мешка и подняло голову, чтобы посмотреть на помощников, тех пробрало холодом по позвоночнику. За ворот словно муравьев насыпали. У Лиха страшно дергался глаз. А, учитывая то, что он был всего один, это было очень заметно…

— И чего, скажите мне на милость, они все в таком виде? — невероятно ласково спросило оно.

Илья пожал дрогнувшими плечами.

— Какие росли, такие и сорвали и принесли!

Лихо кинуло разгневанный взгляд на богатыря, но и муравьи у того побежали по спине еще быстрее.

— Вы надо мной издеваетесь?

— Нет, — покачал головой Илья, — Ты же над нами не издеваешься. Дал слово — сдержал слово! — богатырь заставил себя ухмыльнуться уголками губ.

Лихо поскребло в затылке, взяло за низ самодельного мешка и эффектным жестом встряхнуло над полом. На доски разом высыпалось все его содержимое. Богатыри дружно и неподдельно ахнули. На полу валялось, что угодно — только не ярко-красные цветки папоротника. Больше всего это было похоже на гербарий или…

— Ну и на кой ляд мне по-вашему это сено?

Сено, вот! Точно…

Алеша присвистнул и почесал в затылке, точь-в-точь как Лихо.

— Ну, мы же все делали, как ты велел — пришли на поляну, дождались полуночи, сорвали цветы и, не оглядываясь на нечисть, помчались…

— Кстати, про нечисть… — насупился Илья Муромец. К нему поближе подошел Добрыня Никитич, являя собой образец недовольства.

— Ну, это я забыло вам сказать…это такие мелочи, что постоянно держать их в голове слишком утомительно, — отмахнулось Лихо, — Но, о том, что нельзя брать больше цветов, чем число добывающих его людей, вы могли бы и сами догадаться! Не маленькие! Если бы так просто можно было придти в лес на Ивана Купалу и нарвать целую сумку цветов, они бы уже на каждом базаре продавались. И были бы не ценнее петрушки или лука! — закричало Лихо.

В голосе его звучало такое недовольство и раздражение, что богатыри невольно шарахнулись в сторону, даже и не думая отнекиваться.

— И что теперь прикажете мне делать? Еще год ждать? Если ничего не придумаете, подожду! И вы, со своими мечами, кстати, тоже!

С этими словами Лихо подняло руки, и, хлопнув в ладоши, закрыло глаз. Мешок с бесполезным теперь сеном, валявшийся возле входной двери, бесследно растворился в воздухе вместе с этой самой дверью. Судя по удивленному лицу Лихо, оно само не ожидало такого перебора. Видимо, минутный приступ бешенства сыграл здесь немаловажную роль.

— Ешкин кот, — огорчился Добрыня, — Ну и что ты наделал? Как же мы теперь без двери будем?

— Как же я как без меча теперь буду? — пригорюнился Илья.

— Как же я теперь без цветка буду? — не слушая богатырей, сокрушалось Лихо.

— Мяу-у-у-у-у! — невразумительно подключился к ним кто-то еще.

Удивленные столь диковинной реакцией на их рыдания, богатыри повернулись в сторону дверного проема.

Сильно облезлый, и явно одичавший, котяра нерешительно просунул в помещение свою ободранную морду и вопросительно посмотрел на всех присутствующих.

— Мяу-у-у-у-у?

— Ступай, откуда пришел, нет у меня ничего! — огрызнулось Лихо, — И без тебя тошно! Сейчас вообще заколдую! И будешь ты у меня на стене висеть, да мух ловить!

— За что ты его так? — подбежал к коту доселе молчавший Алеша, — Он же просто просил на руки его взять, погладить, а то все вокруг только и делают что пинают, да грозятся на стену повесить…

Илья с Добрыней удивленно воззрились на младшего.

— Алеш, ты это…чего с тобой?

— А как тебя зовут? — продолжал богатырь нянчиться с котом, не обращая внимания на побратимов, — Вася? Вася хорошее имя, правда, распростране-о-о-о-онное…

Лихо медленно подняло голову и уставилось на Алешу, что-то лихорадочно соображая.

— А что ты больше любишь? Молоко или сметану? Сыр? О-о-о, да ты, я смотрю, из благородных…

— А ну-ка, — Лихо подскочило к богатырю, — Отдай мне его!

— Не отдам! — прижал кота к груди Алеша.

— Да на кой ляд мне твой блохастый настенный коврик сдался! Цветок отдай! — Лихо запихнуло руку за пазуху богатырю и извлекло на свет ярко-красный цветок папоротника.

— Алеша!!! — богатыри дружно уперли руки в бока.

Меньшой побратим зарделся.

— Ну… — пробормотал он, — Мы же хотели для себя оставить…ну, Добрынь, ты же сам давеча молвил, чтобы язык зверей понимать, клады искать…

— Та-а-а-ак! Богатыри честные! Защита и опора Земли Русской! — Лихо уперло руки в бока.

— Не-не-не-не-не-не, — замотали головами Илья с Добрыней, — Это у Алеши от страха — ничего мы не хотели…

Лихо прищурилось.

— Точно?

— Точно, точно! — дружно закивали они.

— Тьфу ты! Тоже мне, товарищи, — обиженно отвернулся Алеша, поглаживая мурлыкающего у него на руках кота.

— Ну, если точно, то не хотели…

— Перуном клянемся! — заверили богатыри.

— Ну ладно…если не хотели, то и меч, полагаю, тоже никто не хотел…а, раз не хотел, то и не получит… — печально развело руки в стороны Лихо.

— Как? Как не получит? — взъярился Добрыня, — Я, значит, их тут подговаривал, давайте, мол, по цветку себе возьмем, а меч я не получу? Где справедливость?

Илья закатил глаза и, пытаясь успокоиться, глубоко выдохнул сквозь плотно сжатые зубы невнятное ругательство. Судя по отдельным словам, в нем фигурировало Лихо, два побратима и кот, причем, занимающиеся чем-то противоестественным.

Лихо мягко улыбнулось уголком рта и вручило Добрыне непонятно откуда взявшийся меч. Точно такой же, как и у Алеши, только чуточку побольше. В идентичных ножнах и с подобным защитным заклинанием.

— Н-ну? — пытаясь держать себя в руках, обратился к Лихо Илья, — Что осталось сделать мне для того чтобы ты, ирод, наконец, вернул мой меч?

— Хо-хо, — рассмеялось Лихо, — А Илюша-то у нас умнеет на глазах…Ладно, — оно тряхнуло головой, — Последнее…теперь уж точно, поверь, последнее поручение.

— Давай, не томи уж, — взмолился Илья.

Лихо выдержало многозначительную паузу.

— Змеиная травка…

— О, нет…опять за сеном… — горестно вздохнул богатырь, гулко почесывая лоб.

— Братцы, а вы до сих пор уверены, что нам так уж нужны эти мечи? — плаксивым голосом спросил Алеша, отмахиваясь от комаров и чавкая полными болотной жижи сапогами, — Я змей боюсь…и трясины тоже…а мы все-таки идем не куда-нибудь, а к самому Змеиному Болоту! Да и воняет здесь так, будто сдох кто!

— Значит, если тебе с Добрыней мечи вернули, мне он ни к чему? — грозно спросил Илья.

— Другой выкуешь! — вякнул Алеша, но быстро примолк под строгим взглядом старшего товарища.

— Да ладно вам, — неуверенно сказал Добрыня, — Может, Ящер спит в хорошем настроении, тем более, что просьба-то у нас пустячная!

— Тс-с-с-с! — скорее, рыкнул, чем прошипел Илья, — Почти пришли — или хочешь, чтобы Горын нас сам вышел встречать? Если так будет — поверь, ни хлеба, ни соли с собой он не возьмет!

— Какой еще Горын? — усмехнулся Добрыня, — Если ты про Горыныча, то ты чуток не в те ворота лезешь. Горыныч у нас около Стеклянной горы живет, а этот — Ящер, хозяин болотный да речной, и голов у него только одна! Чуешь разницу?

— Плевать я хотел на эту разницу! И на Лихо это поганое! Кабы только он у нас мечи не утащил… А ты, великий знаток нечистой силы вообще бы лучше помалкивал! Насколько я знаю, с этим чешуйчатокрылым еще никто из нас не встречался, а, потому и в самом деле не ясно, что от него ожидать… И вообще, — болота уже вот они — руку протяни, а логова не видно…кстати, знаток, что оно хоть из себя представляет?

Добрыня хотел внести существенную поправку, что у Ящера не бывает крыльев, но решил благоразумно промолчать. Потому что Илья получил уникальную возможность убедиться в этом лично.

Логова Ящеру и не требовалось: болотный бочаг, затянутый ядовито-зеленой ряской, сначала вспучился посередине, словно плохо пропеченный блин. Затем ряска испуганно брызнула в разные стороны, а из болотной жижи начала медленно, грациозно выдвигаться голова огромного змея, нехорошо поглядывающего в сторону богатырей.

Алеша и Добрыня тут же, не сговариваясь, шмыгнули за спину Илье. А Илюша, будто и не вылезло только что перед ним чудовище, одна голова которого была вдвое больше богатырского тела, подошел поближе к морде, посмотрел на нее таким же оценивающим взглядом и поинтересовался:

— Это ты Змей Болотный?

Змей поморгал золотисто-желтыми глазами, явно не ожидая такой наглости. Затем снизошел до мрачного ответа:

— Повежливей нельзя? Ну, я. Курицу принесли?

— К-к-какую к-к-курицу, — часто-часто заморгал Алеша и повернулся к Добрыне, явно ожидая от знатока нечисти ответа.

— Черную, — обреченно вздохнул тот, — Ящеру положено черных кур приносить…

— В жертву, — ехидно подсказал змей, — Теперь это так называется. Между прочим, я кушать хочу, и если в ближайшее время что-нибудь не съем, то съем вас. Я понятно объясняю?

— А ну тихо! — подняв руку, прикрикнул Илья на Змея, затем неспешно обернулся и протянул, обращаясь к Добрыне, — Та-а-а-ак! — навис над Никитичем подобно громадной скале, богатырь, — И чего это мы раньше молчали?

— А меня никто не спрашивал! — нагло заявил тот, — Еще и издевались! Давай теперь ты, как самый умный, решай, что делать дальше!

— Я-а-а-асно! Ну, ладно-ладно, Добрыня, — ласково заулыбался Илья, — Змей, а Змей?

— А? — Змей наклонил голову поближе к Илье.

— Вот, вместо курицы бери этого, — махнул богатырь в сторону Добрыни, — Сгодится?

— Э-э-э-э, Илья, ты чего? — удивленно воскликнул Алеша, тем не менее, осторожно отходя от выбранного в качестве жертвы, Никитича.

— Ну, он сам сказал — решай. Вот и я решил — сам выкрутился, теперь его очередь…

Добрыня стиснул зубы, а, заодно и кулаки, явно показывая, что просто так Илье с Алешей за компанию он этого не оставит. Зато Змей повел себя неожиданно.

— Вы что, издеваетесь?! — рыкнул он, да так, что все осинки по краям болота мелко-мелко затрепетали от ужаса, — Я?! Его?! Буду?! Есть?!

— Ну да, — язвительно подтвердил Илья, — Ты. Его. Будешь. Есть. Сам же сказал…

— Это я так, для фигуры речи. Я вообще людей сейчас не ем — вредно, знаете ли, да и ваш друг какой-то жилистый больно. На худой конец, можно девушкой молоденькой подзакусить. Так что, либо тащите мне курицу, либо проваливайте с моего болота к лешему!

И вот тут-то Илью пробрало! Мало того, что Лихо неугомонное юлит и меч не хочет возвращать, так еще и змеевина какая-то представления разыгрывает.

— Так чего ж ты, гусеница толстохвостая, тут нам головы всякой чепухой морочишь? Думаешь, у нас кроме как с тобой по болотам лягушек пугать, дел своих нет? И где я тебе вообще курицу буду искать?! Да еще и ЧЕРНУЮ? У тебя вообще в башке-то внутри что-нибудь есть? Или один орех по кругу катается? Или два? Катаются — ты и двигаешься, сталкиваются — говоришь, причем так же невпопад! Что? Что ты на меня таращишься, мечта рыбака?

— Я же только к-к-к-куроч… — едва слышно прошептал Змей.

— Что? Какой еще тебе курочки?? Я же тебе сказал, пиявка надутая, где я тебе СЕЙ-ЧАС буду куриц искать? Столкни свои орехи еще разок! Я тебе не потащусь в другой конец леса по дворам шастать! На! Могу рубаху отдать — пожуй, она кожаная, надолго хватит! Что морду воротишь? Не черная? На! Могу в грязи извазюкать! Смотри — теперь черная! Сойдет? На, жри! Только покажи мне, наконец, эту проклятую змеиную траву!

С этими словами Илья затолкал в рот бедному Змею свою помятую грязную рубаху и встал перед ним в позе руки в боки.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а, — зарыдал Змей, даже не пытаясь выплюнуть богатырскую рубаху, — Там она ффетет, — мотнул он лобастой головой в сторону и принялся рыдать еще громче…

Уровень воды в болоте — и без того раньше доходивший богатырям практически по колено — стал опасно подниматься.

— Что вы-то встали? — обратился Илья к своим оторопевшим спутникам, — Пойдем быстрее, а то он тут сейчас нас всех к лешему затопит!

Богатыри угрюмо кивнули и побрели, чавкая полными сапогами воды, за главным. Илья, словно медведь сквозь бурелом, пер напролом, сминая на своем пути и так немногочисленные заросли осоки. Даже сопел от натуги, также как огромный, непроспавшийся зверь. Так продолжалось, пока Илья не вышел к небольшому островку, на котором сиротливо тянулся к солнцу одинокий чахлый росточек светло-зеленого цвета.

— Это он? — обратился Илья к Добрыне.

Тот, нехотя — сквозь зубы, проронил:

— А кто его знает-то? Вроде он…змеиная-ж травка чем примечательна — тем, что змей лечит…даже ежели змею на части разрезало, другая, положив травку на рану, оживит горемыку, — привычная тема воодушевила Добрыню и он заметно разошелся, — Вот, кстати, зачем Лихо и послало нас к Змею. Где травка эта, знают лишь змеи, да гада всякая! А кто у нас есть из змей разумных, способных языком человеческим говорить?

Илья, уже не слушая воодушевленную болтовню Никитича, с благоговейным трепетом сорвал травинку и, боясь, что она, так же как и цветы папоротника, может засохнуть, осторожно спрятал его за пазуху.

— А вот теперь, смотри у меня, изверг, — мстительно прошептал Илья, непонятно к кому обращаясь, — Не отдашь меч, я тебя на такие куски порву — никакие змеиные травки не помогут…на всей земле-матушке столько сена не найдется…

Часть 6. Сказка — ложь, да в ней намек, коль взялся врать — наври ты впрок…

Когда богатыри уже подходили к своему дому, подшучивая над уже более-менее успокоившимся Ильей, они увидели громадный столб дыма, поднимавшийся с их заднего двора.

— Пожар! — в ужасе заорал Алеша и рванул в сторону дома.

— Или что похуже, — зло процедил Илья, — Лихо, например…

Вбежав во двор, богатыри, уже внутренне смирившиеся с потерей дома, облегченно вздохнули. Причиной дыма был всего-навсего костер — небольшой, разведенный в аккуратно выкопанной для этого яме, правда, какого-то неестественного сине-зеленого цвета. На этом самом огне грозно выдвигалась черная громада дубовой ступы, уже в некоторых местах выщербленной огнем, насекомыми и прочей живностью. Возле этой самой ступы, что-то бормоча себе под нос и, постоянно кидая взгляд на зажатый в руке кудрявый кусок бересты, суетилось Лихо.

— О! — заметило оно появление богатырей, — Явились, не запылились! Принесли?

Илья боязливо извлек на свет маленький росточек и, убедившись, в том, что с ним не приключилось несчастья, постигшего цветки папоротника, гордо молвил:

— Конечно! Только сперва меч!

— Как скажешь, — эта постоянная полуулыбка Лихо поневоле начала уже злить богатырей. Но больше всех, конечно, Илью Муромца.

Лихо что-то невнятно пробормотало, как и раньше зыркнуло своим единственным глазом, вызывая откуда-то самую большую из всех трех, перевязь с Илюшиным мечом. Затем, едва только Муромец подхватил свой саморуб и принялся, словно дитятко малое, баюкая, прижимать его к могучей груди, Лихо выхватило из руки богатыря змеиную травку и метнулось к импровизированному котлу.

— А что это ты там делаешь? — поинтересовался Добрыня.

— Зелье, — коротко отозвалось Лихо, опять сверяясь с берестяным огрызком.

— Для чего? — не отставал Добрыня.

— Для меня, — не осталось в долгу Лихо.

Добрыня, зная по горькому опыту, что Лихо способно таким образом пререкаться еще очень долго, сконфуженно отстал.

В ступу тут же полетела отобранная у Ильи змеиная травка и какие-то, отчего-то смутно знакомые, зеленые яблочки. На земле у ног Лихо стояла уже опорожненная бутыль из-под слез Несмеянушки.

Илья наконец оторвался от обнимания и лобызания своего саморуба, и обратился к Лихо:

— Может быть, теперь, наконец, объяснишь, на кой ляд тебе нужна была вся эта дрянь?

Лихо отвлеклось, посмотрело на богатыря и медленно извлекло из нагрудного кармашка своей льняной рубахи цветок папоротника.

— Это ингредиенты для одного, очень важного для меня зелья.

— Чегось? — не понял недалекий Алеша.

— Составные части, балда!

— Настолько важного, что для этого требовалось морочить бедным людям головы и посылать их на смерть верную? — вдруг опять обозлился Илья, вынимая из ножен саморуб.

— Ну-ну-ну, — заулыбалось Лихо, — Во-первых, вы не такие уж и бедные — царь-батюшка не скупится на охранение собственных границ. Во-вторых, я в долгу не остался — вы тоже получили кое-что взамен…

— Ага! Приобрели! Несколько седых волос, — плачущим голосом молвил Алеша, явно давя на жалость.

Но, видимо, последней у Лиха отродясь не водилось, ибо оно проигнорировало замечание поповского сына и кинуло внутрь ступы цветок папоротника. Затем потянулось и сняло с гвоздика на двери клетку. Почему-то никто из богатырей ее до этого момента не замечал. В клетке сидело нечто…нечто похожее на маленький черный угловатый комок. Но этот самый комок, тем не менее, как угорелый метался по клетке, изредка сыпля искрами.

Когда Лихо взяло клетку в руки, непонятное существо разразилось такими громкими и противоречивыми криками, что повергло богатырей в состояние близкому к бабьему обмороку.

— Ты что себе позволяешь, тварь нечистая! Убери от меня свои клешни! Я требую, чтобы ты открыл клетку и выпустил меня на волю! Сво-бо-ду! Сво-бо-ду сказочной птице! Если не откроешь клетку сейчас же, сожгу ко всем чертям! А над прахом гнусно надругаюсь! Повесь клетку на место! Накрой ее простыней — не хочу видеть этого жестокого мира!

Легонько треснув по прутьям, Лихо заставило невеличку замолчать. А, затем, взяв вообще непонятно откуда взявшиеся тут кузнечные меха, стало изо всех сил дуть ими на скукоженную птицу.

По ее маленькому тельцу тут же побежали огненные всполохи, а искры разлетелись в стороны, словно брызги от броска камня в воду. Птица, разгораясь, начала увеличиваться в размерах, обрастать маленькими язычками пламени, словно перьями, и еще громче верещать.

— Что ты делаешь? А ну-ка, прекрати! Только попробуй меня раздуть! Я тебя тут же изжарю живьем! Так что дуй скорее!

— Ага, не дождешься, — ухмыльнулось Лихо и отложило меха в сторону. Вместо этого инструмента оно взяло щипцы, ручки которых были обмотаны каким-то тряпьем и, приблизив их к подросшей до размеров вороны, птице, резко выдернуло у нее из хвоста перо. При одном только прикосновении к Жар-птице, передняя часть щипцов раскалилась добела, поэтому, Лиху едва хватило времени, чтобы дотянуться до ступы и швырнуть внутрь перышко. Затем Лихо с криком отбросило от себя накалившейся инструмент и, надрывно скуля, сунуло покрасневшую руку в рот.

Жар-птица тут же не преминула поддеть незадачливого зельевара.

— Ха-ха! Что я тебе говорила нечисть? Сожгу! Как пить дать сожгу!

— Что? — развернулось к птичке Лихо и ехидно улыбнулось, — Пить, говоришь, хочешь?

Птица, тут же почуяв всю серьезность ситуации, заметалась по клетке.

— Нет! Нет! Нет! Я пошутила-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…

Лихо плеснуло в клетку набранной в ладоши из бочки дождевой водой. Затем с блаженным выражением лица стало наблюдать за исходящим паром скукоживанием Жар-птицы до привычных уже размеров.

Немного погодя опомнились и богатыри.

— Да объяснишь ты нам, что тут творится-то? — зарычал Илья Муромец, угрожающе протянув руку за мечом-саморубом. Остальные, помедлив, последовали его примеру.

— Эх, вы, — снисходительно рассмеялось Лихо, — Я же предупреждал, что ваши игрушки на меня не действуют. Басурманов ими пугайте, а не меня, ясно? А зелье… зелье… — Лихо опустило голову, — Ну посмотрите на меня. Посмотрите хорошенько. На кого я похож? Помесь мужика и бабы…я даже сам не понимаю, кого во мне больше…и так вот на протяжении сотен лет. Вам-то не понять той неопределенности, что сидит внутри тебя и подтачивает, подтачивает, словно вода камень — медленно так, но верно…до того момента, когда ты уже теряешь над собой контроль просто потому, что уже не можешь осознавать себя, а, следовательно, отдавать отчет поступкам и мыслям. Да и мыслей-то как таковых нету — вертится лишь одна навязчивая идея узнать-таки, кто ты есть на самом деле…И ты, уже не обращая внимания ни на что, начинаешь искать ответ на этот вопрос, — лишь бы перестал внутри тебя подтачивать этот мерзкий червяк сомнения — боясь лишь одного. Не найти ответа. Потому, что в этом случае все начнется с начала, с тем лишь исключением, что ты уже будешь знать, что вопрос твой риторический…а это во сто крат страшнее, чем самая сложная загадка, от правильного ответа на которую зависят дорогие тебе жизни…во сто крат страшнее…потому что риторический вопрос — это вопрос без права на ответ…

Но я его нашел. Я нашел этот ответ — и он сейчас находится в этой ступе. Доводится до кипения и принятия однородного цвета…и вы просто не представляете, что сейчас со мной творит ожидание…потому, что если этот ответ не подойдет к моему вопросу…то… то вы уже знаете, что будет тогда…

Богатыри растерянно переглянулись. По их вытянувшимся лицам было ясно, что из всего монолога Лиха они поняли, дай Перун, если только половину. Но жалобная интонация безысходности подействовала лучше всяких слов.

— Так…это…что ж ты сразу нам не сказал? — упавшим голосом спросил Алеша.

— О да-а-а-а, — всплеснуло руками Лихо, — Будто это что-то изменило. Еще скажите, вы бы тут же кинулись выполнять любые мои поручения и исполнять любые прихоти?

Все трое еще больше понурились.

— Ну, как бы это…м-м-м…это самое… — смущенно забормотал Илья, — Ну как бы, может тебе еще какая помощь нужна?

Алеша с Добрыней согласно закивали.

Лихо пораженно воззрилось на них, но лишь устало махнуло рукой и принялось помешивать варево в ступе. Затем, когда бульканье сменилось менее аппетитным и вязким чавканьем, Лихо небольшим черпаком — едва ли не ныряя внутрь ступы — принялся наполнять глиняную чашу в своих руках.

Наполнив емкость доверху, брезгливо поморщившись, Лихо посмотрело на получившееся варево. Богатыри вытянулись, зачарованно наблюдая за действиями Лихо.

Последнее, заметив одобрительные взгляды троицы, сделав над собой громадное усилие, разом влило чашу в глотку.

— Ну? — нетерпеливо поинтересовался Добрыня, — Действует?

— Да кикимора его знает… — пожало плечами Лихо и тут же поперхнулось.

Илья рванулся было помочь, но тут всю фигуру Лихо окутало тонкой белесой пеленой тумана, какой бывает на сонных озерах летними вечерами. Лихо в испуге хотело вырваться, но туманные путы держали намертво, не давая жертве вырваться и доставляя ей сводящую с ума пульсирующую боль при каждом прикосновении.

— Добрыня, что это за Чернобожья дрянь?!

— Я откуда знаю? — в ужасе отскочил Никитич подальше от Лихо.

А с телом Лихо, тем временем, происходили какие-то изменения… Некоторые части тела вдруг загорелись ярким алым цветом и, словно, кровавое пятно, стали медленно расползаться по всему телу, либо сливаясь, либо, наоборот, минуя какие-то участки.

Сквозь полупрозрачную пелену было видно, как лицо Лихо исказилось в оглушительном, исходящим из всех пор тела разом, облегчающем крике. Только богатыри не услышали ни единого звука. Лишь неосязаемое, но, тем не менее, вполне ощущаемое напряжение заполняло все окружаемое пространство. И росло, росло, росло…

Словно чья-то могучая воля, это ощущение заполняло собой все вокруг и как-то незаметно отталкивало богатырей подальше — заставляла тех испуганно пятиться, даже не думая о зачарованных мечах-саморубах за поясом.

И тут напряжение, словно струна, перетягивающая на гуслях, лопнула. По ушам, словно бич, хлестнул пронзительный надрывный крик Лихо, освобожденный из тумана.

Затем все разом смолкло.

Рассеялся туман, вместе с ним испарилось и непонятное напряжение, сопровождавшее магический ритуал. Теперь из вещей, напоминавших о недавнем практикуме зельеварения, была лишь ступа, глиняная чаша, да тело Лихо.

— Тва-аю же мать! — выругался Илья, первым пришедший в себя и кинувшийся к распростертому телу.

Алеша и Добрыня же так и остались стоять на месте. Магический обряд — это тебе не землю перед посевом удобрять! Что будет после — не знает никто.

Илья не добежал до Лихо всего пары шагов. Открыв рот, богатырь в нерешительности замер и уставился на лежавшее перед ним тело.

— Д-д-д-д…добрынь! — еле выговорил озадаченный Илья, — Поди-ка сюда…

Добрыня с Алешей, молча приблизились к старшему побратиму, и не сумели сдержать восхищенных возгласов. Лежащее перед ними существо — то, кого они знали исключительно как Лихо Одноглазое, Горе-Злосчастье или просто Горюшко — сейчас меньше всего походило на духа Беды. Скорее…даже не скорее, а вне всяких сомнений…это был человек.

Почти у самых ног богатырей в неестественно-вывернутой позе лежал приятного вида мужчина средних лет. Под смугловатой кожей рук и ног мужчины явственно проступали жгуты натруженных мышц. Причем, конечности теперь были совершенно одинаковые — не было ни единого намека на то, что они когда-то могли принадлежать разным людям. Лицо Лихо претерпело еще большие изменения, нежели тело.

Черты лица заметно погрубели, заострились. Нос немного удлинился и выдался вперед, но сузился у «крыльев». Подбородок стал более широким, а скулы острее. Но, самое главное изменение, конечно, затронуло глаза. Сейчас у Лихо появились два вполне человеческих века, которые немного подрагивали, словно у обычного спящего человека.

— Эй, — Алеша осторожно нагнулся к Лиху и приблизил ладонь к его рту. Боязливо отдернул, — Вроде живой…

Богатырь легонько похлопал пребывающего в бессознательном состоянии Лихо по щекам. Ни к каким заметным результатам этот метод не привел — человек (а, впрочем, человек ли?) так же продолжал лежать в той же позе, в которой и обнаружили его богатыри.

Алеша мысленно плюнул и решился на крайние меры — крепко сжал тому нос!

Как ни странно, этот способ побудки подействовал.

Моментально всхрапнувший Лихо в ужасе подскочил, распахнул глаза, а Алеша Попович описал крутую дугу, проложив в зарослях смородины настоящую просеку и начисто сровняв с землей плетень, исчез в соседнем огороде.

— Ой! — прищурилось Лихо. Не смотря на то, что теперь вместо одного глаза у него появилось два, непостоянный цвет сохранился. Спектр менялся еще чаще, а сами оттенки были еще более глубокими, притягивающими, словно бочаги болот, и такими же губительными. Наверное, именно про такой взгляд люди говорят — убийственный.

— Сработало!! Сработало!! — радостно, словно ребенок закричало Лихо. Оно (вернее сказать, уже он) вскочил на ноги, и принялся скакать вокруг богатырей, у которых был абсолютно потерянный вид. Словно обухом по головам огрели.

— Д-да, — выдавил, стараясь не смотреть в глаза Лиху, Илья Муромец, — теперь ты получил человеческое тело и…

— Да какое, к лешему, тело? — на секунду прервав радостный скач, удивилось Лихо, — Моя сила увеличилась в разы! Вот Кащеюшка, вот молодец…хотя, тело тоже хорошо…

— Стой, какая еще сила? — подскочил Добрыня, — Про нее ты нам ничего не рассказывал…

— Естественно, — философски пожал плечами Лихо, — А разве надо было? Шиш вы бы мне тогда помогли! Что? Что? — Лихо громогласно рассмеялось, — Вот только не надо мне говорить, что вы поверили во всю эту слезливую лабуду? Такими сказками даже Несмеяну плакать не заставишь! Расхохочется с лицо! Ну-у-у, вы и темнота…

Илья грозно засопел, сдвинул брови и молниеносно бросился на обидчика, одновременно вытаскивая из ножен саморуб.

— О-о-о-о! — Лихо легко ушел с линии атаки богатыря и поднял указательный палец, — Вот теперь-то ваши железки точно на меня никоим образом не подействуют!

— А-а-а… — Илья от такого заявления едва не поперхнулся, — Это как понимать — ТЕПЕРЬ?

Лихо развел руки в стороны и смущенно улыбнулся.

— Ой, я кажется опять что-то забыл сказать. Или это вы меня неправильно поняли? Не суть. Вы меня вечно недослушивали, да перебивали. А вот мечи я ваши зачаровал, как и условились, так что не надо мне этих злобных взглядов и угроз скорой расправы, с последующим глумлением над бедным трупом! Я…

— Свинья-а-а-а-а-а-а-а! — перебил вдруг Лихо чей-то донельзя скрипучий и мерзкий голос, — Свинья-а-а-а-а-а, а ну, верни мою ступу на место!

Илья с Добрыней и медленно выползающим на четвереньках с соседнего надела Алешей удивленно посмотрели на новоприбывшее действующее лицо.

Огромными скачками, достойными самому богу Велесу, к ним приближалась старая колченогая бабка, со здоровенным черным котом на плече. Многочисленные платки бабки и обрывки одежды, обматывающие ее хрупкое старческое тельце, развевались на ветру, словно боевые истлевшие стяги. Громадная, с проплешинами от выдранных клоков шерсти, зверюга восседала на плече женщины, однако имела не шибко уверенный вид. Она постоянно мяукала, что-то жалобно вереща бабке в сморщенное ухо, похожее на печеное яблоко…

Стоило неизвестным гостям приблизиться, богатыри уловили бессвязные на первый взгляд бормотания и всхлипывания кота:

— Вот оно…хлюп…одноглазое…оно обещало меня поймать и зажарить… хлюп…а я что мог сделать — оно же в шапке-невидимке было…хлюп…я же говорю, я только-только тебя будить хотел…ка-а-а-ак…ы-ы-ы-ы…

Что именно «ка-а-а-ак», богатырям дослушать не удалось, потому, что прямо из воздуха возник еще один гость. Высокий мужчина с иссиня-черными, зачесанными назад волосами. Он шел медленно и величественно, кутаясь в длинный, волочащийся по земле, черный плащ с красной шелковой изнанкой. Создавалось впечатление, будто он не идет, а парит.

— Ну и где моя шапка-невидимка, зараза?! — громогласно спросил он, обращаясь к Лиху.

Последний, истерически взвизгнул при внезапном появлении вышеозначенных личностей, и судорожно сощурясь взмахнул руками, пытаясь видимо что-то сделать, как-то защититься. Но, судя по тому, что никакого эффекта это не произвело, маневр не удался.

— Что, горе-алхимик, доварился зелий? — усмехнулся мужчина, — Ты б хоть дневник до конца дочитал! Там же черными рунами по белому написано, что сила, приобретенная теперь, будет расходоваться на поддержание формы твоего нового тела, защиты его от старения, заживления ран и прочего-прочего-прочего…в общем, колдовать ты теперь можешь только ночью. А днем так, на мелкие пакости хватит…

— Но…но… — Лихо затравленно оглянулся, — Там же было сказано, что эликсир увеличивает силу!

— Да, — злорадно продолжил Кащей, — Только этот эффект почему-то кратковременный…правда, с Горынычем, это что-то малость не сработало…он вообще у нас получился каким-то особенным…уникумом…но это так, лирические отступления…хотя, если просуммировать все силовые энергии, тратящиеся на защиту тела, они вполне могут превысить собственные резервы до обращения. Ой, опять я заговорился. Так вот, друг мой любезный…зараза, где шапка-невидимка?!

Лихо побледнел и испуганно сглотнул. Кольцо замыкалось. К тому же, к нему еще прибавились и воинственно настроенные богатыри, среди которых главным обиженным был явно оскорбленный во всех возможных и невозможных чувствах, Илюша.

— Бить будете? — глухо спросил Лихо.

— Как ты только догадался…зараза? — саркастично усмехнувшись, поинтересовался Кащей.

— Может, посадим его в мою ступу и засолим? Как огурчики? — хихикнула Яга.

— Нет… — покачал головой Илья, — А давайте его побьем, засолим, да опосля еще и за цветком папоротника пошлем?

— Друзья, — Лихо сделал робкую попытку остановить неумолимо надвигающуюся угрозу, — У меня есть деловое предложение — давайте же будем цивилизованными людьми!

— А ну не ругайся, — сурово оборвал его Алеша и занес над внезапно улыбнувшимся и сощурившимся Лихом свой огромный кулак…

LiBerty

КОГДА ПЛАЧУТ МАГИ

Четырнадцатый магистр ордена Воды внимательно слушала своего собеседника из зеркала. С Каримом они последний раз виделись в день совместного упокоения выводка вампиров. Полгода назад.

— Сиелла, я сожалею, что снова принес дурные вести. Боюсь, у тебя сложится впечатление, что я объявляюсь только, когда случается какое-то несчастье, — арбитр из Мектуба невесело улыбнулся. Даже по отражению в магическом зеркале было видно, как он устал. — Считаю, что о Ронарке ты должна узнать раньше, чем остальные в Магистрате. Ведь он твой ищущий.

— И я благодарна, Карим, за чуткость. Надеюсь и на дальнейшее твое понимание. Когда мой маг придет в сознание, сообщи об этом — я сразу же прибуду в Мектуб, — поверхность зеркала вздрогнула и покрылась рябью, скрыв друг от друга напряженные лица магов. Прикоснувшись кончиками пальцев к раме, Сиелла Синеглазая быстро урегулировала изображение.

— Замалчивая это происшествие, мы выгадаем всего лишь день. Однако мне этого должно хватить, — арбитр с сожалением смотрел своей собеседнице в глаза. — Чем еще я могу помочь, не нарушая законов?

— Поддержи телепорт для моего врачевателя. Знаю, ты приставил к Ронарку лучшего мектубианского целителя. Но ведь раны мага быстрее заживают под дланью собрата по стихии…

— Хорошо, но кого ты пришлешь, Си? — арбитр утомленно потер воспалившиеся глаза. — Насколько я знаю, Мерриден, Аника и Лесли со своими учениками в Аг-Грассе ведут борьбу с красной лихорадкой. А остальные целители, естественно, разбросаны по всему пограничью. Кого ты можешь послать безболезненно для школы?

На бледных скулах Сиеллы вспыхнули багряные пятна гнева. Зло прищурившись, магистр ордена Воды тихо, но твердо, словно чеканя слова, произнесла:

— Все, что касается моей школы, Карим, не должно тебя волновать. Ты всего лишь арбитр.

— Конечно, Си, ты права, я всего лишь арбитр. Но также и твой друг. А это дает мне право предостерегать от возможных ошибок.

— Я не считаю помощь Ронарку ошибкой. Со школой ничего не случится, если Мейган покинет ее стены на пару дней.

Карим еле сдерживался, чтобы не расхохотаться:

— Ты хочешь послать Мейган? Ту самую девчонку, которая до смерти боится перемещаться?

— Она сильный целитель и почти переборола свой страх, — возразила Сиелла. — Так ты поддержишь для нее свой телепорт?

Карим, улыбаясь, согласно кивнул и тихо произнес:

— Сиелла, я не хочу обращаться в Магистрат с просьбой, чтобы они прислали мастера для восстановления Мейсианского оазиса. Да и к тому же, честно говоря, рассчитываю на твою поддержку…

— Ох, ты не должен был об этом просить, — магистр в волнении закусила нижнюю губу. — Прости, я сама должна была предложить помощь, но за этими всеми событиями совсем забыла. Исправить причиненный Ронарком ущерб — мой долг. Вместе с Мейган мы отправим и мастера Воды.

— Воспользуюсь моментом, пока ты испытываешь чувство вины, и попрошу об одной услуге, — Карим лукаво усмехнулся и продолжил: — Свяжись с Альбертом и договорись о мастере Земли. Он, наверное, не откажет мне, но я не сумею отвертеться от его вопросов.

— Ах, Карим, я бы с радостью тебе помогла. Но магистр Земли не разговаривает со мной после последнего сбора Дюжины. Извини, мне очень жаль, — печально прошептала магесса и протянула руку к поверхности зеркала.

Арбитр со своей стороны сделал ответное движение. Их ладони соприкоснулись. Но это была всего лишь иллюзия, подаренная чарами зеркала.

— Ладно, не переживай. Моя мать сможет один день обойтись своими силами.

— Да, Анна — великий мастер. Передавай ей мои извинения…

— Си, дорогая, перестань себя винить — ты не можешь быть в ответе за каждого мага ордена, — тихо произнес арбитр и улыбнулся, признаваясь: — Знаешь, мне так не хватало тебя… И, стыдно в этом признаться, я даже рад, что твой маг разгромил мой оазис.

— Да, это отличный повод, чтобы встретиться, — невесело пошутила Сиелла. Отняв руку от зеркальной поверхности, она бессознательно взъерошила свои короткие синие волосы. Как знал Карим, этот жест говорил о крайней степени растерянности магианы. — Что ж, часа через четыре жди гостей.

Арбитр поклонился и нехотя попрощался.

— До встречи, Карим Эспинс, — прошептала Сиелла и затемнила зеркало.

Некоторое время магистр неподвижно сидела в кресле, запустив тонкие пальцы, унизанные серебряными кольцами, в окончательно распавшуюся прическу. Приняв решение, она сжала кристалл вызова в руке.

Старший наставник школы Марион вошел в ее кабинет спустя пятнадцать минут. Как и Сиелла, он был магом уровня фиолетового луча и одним из любимых учеников предыдущего магистра. В свое время он также был и одним из претендентов на его место. Но Хариус, тринадцатый магистр ордена Воды, передал свои полномочия, к большому негодованию Магистрата, девчонке еще так далекой до магической зрелости. Марион же и Лидо, третий претендент на пост магистра, безропотно согласились стать хранителями ордена и, соответственно, старшими среди наставников школы. И, похоже, совсем не тяготились таким положением дел.

— Извини, Си, что так долго, — высокий, худощавый маг с пронзительными темно-карими глазами, угольно-черными бровями и, на удивление, контрастными серибристо-пепельными волосами беспардонно плюхнулся в одно из кресел для гостей. — Мальчишки устроили бой подушками — пришлось задержаться.

— И кто победил? — спросила, недобро усмехаясь, Сиелла. — Могу поспорить, что не ученики.

Казалось, маг обиделся и открыто выразил свой благородный гнев:

— Что за инсинуации? Ты за кого меня принимаешь, Си?!

Побушевав для вида, Марион тут же заразительно рассмеялся:

— Зря ты так. Я, конечно, люблю подурачиться, но отнимать победу у ребят не стану. Мое время прошло, и титул чемпиона подушечных боев по праву сейчас принадлежит Корвину.

— Похоже, без участия Элевтийского теперь ни одна пакость не обойдется, — хмыкнула Сиелла. — Мальчишка совсем страх потерял, а ты непедагогично потакаешь ему вместо того, чтобы, поставив на место, перевоспитывать.

— Ну-ну, поставь его на место — и он снова начнет думать о побеге, — недовольно скривился маг. — Вспомни, что говорил Хариус, счастливый ученик — послушный ученик.

— Ага, Корвин — просто идеал послушания, — съязвила Сиелла. — По-твоему, чем бы ученик не тешился, лишь бы не поглядывал за врата?

— Точно! — притворно радостно воскликнул Марион, хлопая себя по лбу. — Ты сформулировала новый педагогический принцип! Ну, да ладно, не думаю, что ты пригласила меня для разговоров о воспитании подрастающих магов, — вздохнув, старший наставник поднялся с кресла и перешел на более серьезный тон. — Что случилось, Си? Это так ужасно, что не могло подождать до утра?

— Если вопрос о волонтерстве или, упаси нас Судьба, запечатывании Ронарка может подождать до утра, можешь идти спать, — холодно сказала Сиелла.

Марион переменился в лице и снова упал в кресло.

— Рассказывай, Си, не томи!

Магистр ордена Воды неодобрительно посмотрела на хранителя, чуть слышно вздохнула и, нервно прохаживаясь по кабинету, сообщила то, что стало известно ей самой.

— Около часа назад со мной связался Карим Эспинс, арбитр Мектуба. И поделился пока еще не известной Магистрату новостью: сбесившийся маг иссушил Мейсианский оазис, смешал с песком поселение и попутно разгромил прибывший не вовремя караван. Число человеческих жертв еще точно не установлено, но, по подсчетам Карима, где-то с десяток набежит…

— Ну и каким здесь боком Ронарк? — спросил удивленно Марион и тут же испуганно прикрыл рот ладонью. — Не хочешь же ты сказать, что обесбашенный маг — наш ищущий?!

— Да, сбрендивший маг — наш безобидный, ранимый душой Ронарк…

Сиелла истерично рассмеялась и, сев на подлокотник кресла Мариона, спрятала лицо в ладонях. Хранитель, видя, как едва заметно дрожат изящные пальцы магистра, сдернул ее себе на колени и крепко обнял.

Магесса, уткнувшись ему в шею, горестно зашептала:

— Я не переживу этого снова, Марион, не переживу. Если его признают виновным, не знаю, что со мной будет…

— Ну-ну, Си, успокойся, — маг утешающее, с нежностью гладил ее по спине. — Я не верю, что Ронарк мог совершить такую мерзость, его оправдают… вот увидишь! Ну, не реви, пожалуйста, не надо…

Сиелла перестала вздрагивать, подняла голову и зло посмотрела на Мариона сухими глазами:

— Я не реву. Маги, как мне говорили, не должны плакать. Они обязаны отражать удары Судьбы и мстить своим обидчикам. Я все прекрасно понимаю, только вот обидно, что наши законы в который раз отбирают у меня надежду на спокойную жизнь. И почему лишь наш орден постоянно теряет ищущих? Словно заговор какой-то…

Маг, не прекращая успокаивающих поглаживаний с незаметным вливанием толики своей силы, задумчиво-печально согласился:

— Да, слишком много совпадений. Лишь у нас такие потери за последние семь-десять лет: Эрик, Хариус, а вот сейчас и Ронарк. Притом маг, далеко не безразличный магистру… Кстати, о небезразличных магах, — вдруг оживился Марион и гаденько захихикал: — А все же недаром ты привадила пустынного арбитра. Да, Карим еще тот фрукт! Надо же — ради твоего расположения водить за нос Магистрат!

— Не обольщайся, Марион, он просто знает Ронарка. Если он и пошел против правил, то ради справедливости, — невозмутимо объяснила Сиелла.

— А я-то грешным делом подумал, что благородный арбитр забыть не может, как вы вместе вампов гоняли, — снова захихикал маг и получил, словно невзначай, в подбородок макушкой Сиеллы.

Магесса встала с гостеприимных колен и решительно заявила, что время проливать слезы закончилось — пора действовать. И обговорила с хранителем их последующие шаги. Чтобы не просочилась важная информация и не началась паника в ордене, отправить целителя и мастера Воды к Кариму нужно тихо.

Спальня и кабинет предыдущего магистра пустовали, и мебель покрывалась пылью. Лишь сильно разросшуюся паутину Сиелла смахивала раз в два-три месяца. Чаще заходить в покои Хариуса Громовержца ей не хватало духу. Но, а другим даже к двери подойти было не желательно.

Первой Марион привел Мейган. Болезненно худенькая, достающая головой магистру лишь до плеча, она, тем не менее, обладала ледяной выдержкой, бездонной живительной силой и таким же безграничным милосердием. Идеальная комбинация свойств необходимых целителю. Когда девушке объяснили, для чего с такой осторожностью ее провели в пыльные покои, голубые глаза целительницы заблестели от восторга. Да, все знали, что кроме боязни телепортов у Мейган был еще один грешок. Неуемное, порой даже нездоровое любопытство.

— Но как же я без своей сумки? — возмутилась целительница, когда Марион отказался отпустить ее за необходимыми вещами. — Там же все мои инструменты и снадобья! Как я без них?! А ведь мы еще не знаем, что именно потребуется Ронарку из моего арсенала!

Сиелла приложила палец к губам, призывая не создавать много шума.

— Не переживай об этом, возьмешь сумку магистра Хариуса.

У целительницы на пару минут отобрало речь. Она только испуганно смотрела на своего магистра и не могла поверить своим ушам. Нервно пригладив темно-каштановые волосы, коротко остриженные из-за соображения практичности, магесса несмело подошла к столу бывшего магистра. Она давно мечтала покопаться в его сокровищах и уже не помнила, сколько раз просила дозволения у Сиеллы. Но любимая ученица тринадцатого магистра никому не позволяла рыться в личных вещах обожаемого учителя. Хариус был по истине благословенным магом: обладая даром ищущего, он был и целителем-творцом. Творцом, потому что умел создавать артефакты и амулеты, которые никто не мог потом повторить. И вот все эти сокровища попали наконец-то в дрожащие руки одной из поклонниц его таланта.

Пока Мейган, позабыв все на свете, собирала синюю сумку с эмблемой ордена, Сиелла кратко обрисовала ситуацию мастеру Воды. Невысокая, как и целительница, Эльху была все же крепче своей будущей спутницы. Наверное, сказывалось постоянное пребывание на свежем воздухе и возня с растениями и водоемами школьного сада.

— Конечно, я согласна, — произнесла спокойно Эльху, покусывая кончик выгоревшей до белого цвета толстой косы. — И я не боюсь гнева Магистрата. В конце концов, орден все равно должен будет заняться восстановительными работами в Мейсиане. Так почему не сейчас? Или на это нужно специальное благословение Альберта? А ведь чем дольше медлить, тем сложнее вернуть оазису первозданность…

Мастер усмехнулась и с вызовом посмотрела на Сиеллу. Магистр подавила вздох и подумала о правоте дальновидного Хариуса. Много лет назад он вступился за Эльху и, не взирая на возмущение Магистрата, не стал выгонять ее из школы, оставив на должности садовода и учителя. Он открыл глаза Сиелле на скандальную магессу, готовую опровергнуть любые правила, но не отступиться от своих принципов. Он сумел объяснить юной ученице, как это важно, когда у школы есть такой человек.

И вот спустя столько лет Сиелла пожинала плоды доверия Хариуса. Мастер Воды была готова нарушить закон ради истины по первой просьбе своего магистра.

— Эльху, — окликнула Сиелла мастера, — задержись на пару минут.

— Вы там поспешите, а то я умираю от желания поспать, — попросил недовольный Марион и добавил: — Мы с Мейган будем ждать возле телепорта.

Магистр сняла широкое кольцо с указательного пальца левой руки и протянула Эльху.

— Возьми, тебе пригодиться в Мейсиане. Этот артефакт силы сделал Хариус, и я еще ни разу не разряжала его. Кроме того, думаю, он не ограничился источником энергии и добавил еще какие-нибудь полезности.

Мастер Воды трепетно приняла предложенный дар. Серебряное кольцо, покрытое изысканной вязью, еще хранило тепло прежней владелицы. Эльху поблагодарила и одела его на безымянный палец. Узор засветился синим — и погас.

— Это так и должно быть? Или я ему не понравилась? — заинтересовано спросила Эльху, протягивая магистру руку.

— Думаю, это как-то связано со сменой владельца, — предположила Сиелла и провела острым ноготком по кольцу.

Артефакт снова вспыхнул.

— Что ж, разберемся с этим явлением после твоего возвращения.

* * *

Сиелла открыла глаза и сразу же зажмурилась. Солнечный свет, едва проникающий сквозь тяжелые шторы, казался нестерпимым. Голова была тяжелой и раскалывалась, как после жесткой попойки. Хотелось пить, есть, блевать — и все это одновременно. К симптомам магического отката ей было не привыкать. Но как же хотелось хоть однажды избежать этих «радостей»!

На маленьком столике, приставленном к ее кровати, магистр увидела стеклянную пиалу с облегчающим магическое похмелье желе. Рядом лежала записка от Мариона: «Пока все спокойно. Думаю, тебе нужно немного отдохнуть. Но после ужина будь готова к педсовету: Корвин «выбил» в транс трех сокурсников».

Сиелла скомкала записку и нахмурилась — не хватало еще решать только такие мелкие вопросы. Да, по сравнению с судьбой Ронарка стычки желторотых магов ничто…

В дверь постучали. Магесса не стала отвечать и даже затаила дыхание. Несмелый стук снова повторился — и Сиелла спрятала голову под подушкой. В это утро, кроме Лидо и Мариона, ей не хотелось кого-либо видеть. Но Лидо находился с дипломатической миссией при дворе императора в Семиграде, а Марион, обычно заходивший без стука, сейчас вел урок.

Убедив себя и совесть, что имеет законное право на отдых, Сиелла решила обезопаситься от нежеланных встреч. Наскоро ополоснувшись в бассейне, магистр надела простую светло-голубую тунику без каких-либо знаков отличия. Затем встала возле зеркала и не поленилась набросить на себя качественный морок. Синие глаза стали карими, волосы и брови сменили цвет индиго на темно-русый, нос стал чуточку тоньше. Окинув критическим взглядом свою внешность, Сиелла изменила длину волос, «вытянув» их до пояса. Теперь ее точно никто не узнает.

Зажав под мышкой «Дневник Магистров» и прихватив с собой желе, магесса спустилась в библиотеку. Орден Воды по праву гордился своим многотысячным книжным фондом, где некоторые рукописи были только в единичном экземпляре. Неудивительно, что частыми гостями здесь были и маги с других орденов.

Быстро пройдя через зал, на треть заполненный алчущими знаний магами всех возрастов, Сиелла прошла в огромное библиотечное хранилище. Непосвященный мог легко заблудиться среди исполинских стеллажей, выстроенных, словно по принципу лабиринта. Но магистр в годы проказливого ученичества отбыла здесь много часов в наказание и знала, куда ей нужно повернуть.

Хранилище свитков было в десятки раз меньше главного библиотечного зала. Определенная температура, влажность и уровень освещения позволяли ценным рукописям не рассыпаться в прах от старости. И попасть сюда читатель мог лишь по специальному разрешению, подписанному магистром. Нужную рукопись выдавал библиотекарь, а один из его помощников оставался с посетителем и следил за тем, чтобы древний манускрипт не был умышленно или нечаянно испорчен.

Сиелла прошла под двусторонней складной стремянкой, стоящей возле стеллажа с рукописями ордена Огня. Оставив желе и книгу на дубовом столе возле кувшина с водой, вольготно расположилась в одном из глубоких кресел. Закрыв глаза, магесса составила план действий на остаток дня, выделив на отдых лишь один час. Однако и эту короткую передышку перед сражением за свободу своего ищущего она собиралась потратить на поиск в «Дневнике магистров» аналогичного случая. Положив книгу на колени, Сиелла мысленно описала ей ситуацию с Ронарком. «Дневник» вздрогнул — и страницы, медленно перелистываясь, тихо зашуршали. Это была уникальная, единственная в своем роде книга. На ее бесконечных страницах магистры запечатлевали свой опыт для последующих приемников. С ее же помощью их и выбирали: только тот маг, который мог прочесть написанное на страницах «Дневника магистров», считался идеальным претендентом на должность.

Магистр невольно усмехнулась, увидев, где раскрылась книга. Она нисколько не сомневалась, что необходимая информация находится в разделе, написанном магистром-ищущим.

При жизни Хариус, как рассказчик, составлял достойную конкуренцию Альберту Географу, который считал писательский труд одним из главных смыслов своей жизни. Но, по мнению Сиеллы, емкий стиль ее учителя выгодно отличался от велеречивой манеры магистра ордена Земли.

Просматривая записи Хариуса, магесса не забывала и о желе. Так, совмещая приятное с полезным, она прочла пару страниц, когда ей почудился приглушенный чих. Сиелла оторвалась от книги и огляделась вокруг. Никого… Оставив ложку во рту, она перевернула еще одну страницу. Тоненький звук снова нарушил тишину.

— Будьте здоровы, — машинально произнесла магистр и резко вскочила с кресла. — Кто здесь?!

— Я. Извините, не хотел вас отвлекать, — донеслось откуда-то сверху.

Сиелла посмотрела вверх. На площадке стремянки, подобрав под себя ноги, сидел худощавый мальчишка с ярко-рыжими волосами.

— Ты что здесь делаешь? — задавая вопрос, Сиелла прекрасно знала, что ответит ей Корвин.

— Отбываю часы своего наказания, — печально произнес малолетний хулиган и, обиженно шмыгнув носом, добавил: — Незаслуженного наказания…

— Так уж и незаслуженного? — с усмешкой переспросила магесса. — Насколько я знаю, старший наставник Марион человек справедливый.

— Справедливый, — легко согласился Корвин, — но сегодня что-то не очень. Наверное, не выспался этой ночью. Бедненький, он зашел в свою комнату в три утра, а вставать-то нужно к первому уроку. И где это можно шляться полночи?…

Жалостливая болтовня мелкого негодника вывела Сиеллу из себя. Ей захотелось добавить пару часов к наказанию Корвина, но пришлось сдержаться, чтобы не выдавать свое инкогнито.

— А вы что здесь делаете? — вдруг спросил мальчишка и обвиняющее заявил: — Рукописи не читаете, пришли со своей книжкой… странная вы какая-то. Наверное, мне стоит позвать Черепаху… тьфу ты! Я хотел сказать магессу-библиотекаря…

Сиелла улыбнулась и пожала плечами:

— Зови, если хочешь. Это, конечно, правильно, что ты такой бдительный и обращаешь внимание на подозрительных читателей. Но вся твоя внимательность напрасна.

— Как это? — удивился Корвин.

Магистр вернулась в кресло и с улыбкой объяснила:

— Допустим, ты догадался, что посетитель замыслил что-то нехорошее. Ты позовешь Анессу, которая (ведь недаром ее прозвали Черепахой) придет слишком поздно, а злоумышленник тем временем успеет скрыться.

— Не скроется, я придержу его, — серьезно пообещал одиннадцатилетний маг.

Сиелла не стала травмировать детскую психику и сумела сдержать улыбку:

— И как бы ты его придержал?

— Долбанул бы «утопией» — и всех-то дел, — гордо сообщил Корвин.

— Да ну? — иронично подняла бровь Сиелла. — А не рано ли ты хвастаешься столь сильным боевым приемом? Ведь утопию вам будут преподавать через несколько лет?

Мальчик вначале смутился, но потом, гордо вскинув голову, объяснил:

— Мне уже не будут. Я ее сам выучил. Не верите? Могу показать!

И не дожидаясь согласия от незнакомки, мальчик сделал в ее сторону быстрый пас рукой. Заклятие еще такое неумелое и неотработанное, но все же, бесспорно, боевое окутало магистра с головы до пят. На миг Сиелла все же увидела размытые контуры жемчужно-серого замка на изумрудном склоне, прежде чем «утопия» рваными клочьями тумана осела на пол и исчезла. Лишь запах прелой листвы разлился по всему хранилищу.

Едва сдерживая праведный гнев, магесса взглядом подняла мальчишку со стремянки и подвесила под самым потолком.

— Ты хоть понимаешь, что творишь, щенок? — рявкнула Сиелла, держа юного мага за шкирку силой мысли. — Ты напал на незнакомого человека! Может быть, я важный гость вашего магистра! Не боишься начать новую ссору между орденами?! Впрочем, что я говорю о чужих? Ты ведь сегодня напал на своих же сокурсников!

Магесса легонько встряхнула малолетнего пакостника, но он все равно клацнул зубами. Извиваясь в воздухе, как червяк, нанизанный на рыболовный крючок, Корвин некоторое время мужественно молчал, а потом, перестав дергаться, жалобно захныкал:

— Я больше не бу-у-у-у-ду!.. Госпожа магесса, отпустите меня!..

Сиелла опустила хлюпающего носом ученика в свободное кресло. Почувствовав под ногами пол, Корвин тут же рванул к выходу. Натолкнувшегося на прозрачную, пружинящую стену мага с силой развернуло в обратную сторону. Корвин обреченно вздохнул и понуро побрел назад.

— Учтите, это насилие над ребенком. Я буду жаловаться своему магистру! — пригрозил мальчишка, усаживаясь в кресло.

Дальнейшие его запугивания стали беззвучны — магесса отобрала у него голос. Корвин, смешно открывая рот, словно рыба, беззвучно что-то произнес, по-видимому, ругательства в адрес незнакомки.

Сиелла, откровенно насмехаясь, выдержала недолгую паузу и ехидно произнесла:

— Видишь, как плохо хватать вершки знаний, игнорируя предложенный учителем материал. Как говорится, поспешишь — всех магов насмешишь. Вместо того чтобы воровать из книг запретные заклинания, вел бы себя хорошо и никогда бы не оказался в такой ситуации.

Корвин желая, видимо, оправдаться что-то беззвучно произнес. Магесса смиловалась и вернула ему голос.

— Ничего я не воровал! Просто когда стирал пыль, нечаянно упустил книгу, а она и открылась на утопии… Я даже не заучивал слова — они сами вспомнились, как только Барик с ребятами снова стали дразнить меня «дикарем»…

Мальчишка обиженно надулся и снова захлюпал носом. Еще чуть-чуть — и малолетний хулиган, доводящий сверстников до слез, мог зареветь и сам. Сиелла испытующе взглянула на Корвина и припомнила все, что знала об этом трудном ребенке.

В шесть лет он остался без родителей — в тот год в Элевтии свирепствовала красная лихорадка. Никто из малочисленных родственников не захотел взять на себя заботу о его опеке — и Корвин очутился на улице. Ему повезло: начинающего бродяжку сразу заметил кто-то из братства нищих и пристроил к делу, научив попрошайничать. Не прошло и года, как Корвин пошел на «повышение», пополнив ряды уличных воришек. Два с половиной года он без особых приключений оттачивал свое мастерство и уже успел свыкнуться с уличной жизнью. И вдруг случилось непредвиденное…

Был праздник Радужных Шаров, день, когда «серые плащи» (так называют немаги представителей четырех магических орденов) проверяют детей горожан на магическую одаренность. Такие празднества были особо любимы среди воровского братства. Пока собранные на площади детишки ловят белые шары, их родители, родственники и прочие любопытные, разинув рот, ловят ворон. И совсем не следят за своими карманами.

Корвин аккуратно и споро облегчал ротозеям карманы. И вдруг вытащил из сумы какой-то толстой тетки белоснежный шар. Не взирая на запрет, она, видимо, хотела прихватить с собой сувенирчик с магического праздника и тем самым невзначай подстроила подлянку для юного воришки. Подлянку, потому что шар вдруг ярко вспыхнул синим — и засветился ровным белым светом. От неожиданности Корвин зашвырнул шар тетке под ноги и дал деру, а горожанка подняла крик, что ее грабят.

Несколько дней мальчишка прятался в городских катакомбах. Наверх он поднимался только ночью, да и то на пару часов, чтобы достать еды. На пятую ночь, когда Корвин вернулся в свое убежище, то застал там высокого мужчину в сером плаще мага. Бросив провизию под ноги своему преследователю, мальчик попытался снова убежать. Не получилось — зловредный маг невероятным образом оказался перед ним, заслонив собой единственный путь к спасению.

Успокаивающе улыбнувшись, чародей предложил серьезно поговорить. Корвин неохотно согласился, и они отправились на постоялый двор, где остановился маг. Пока грустный воришка с аппетитом поглощал заказанный магом поздний ужин, ему подробно объяснили, чего от него хотят. «Серый плащ», назвавшийся Ронарком, поведал о его исключительной одаренности и принадлежности к магическому ордену Воды. Конечно, он не стал сообщать Корвину, что его потенциальный уровень — самый высокий, уровень фиолетового луча. Ведь о степени своей одаренности адептам становилось известно только после окончания школы. А до этого такие опасные данные были известны лишь магистру, старшим воспитателям и ищущему, нашедшему избранного.

Пока Корвин обгладывал косточки запеченного в меду гуся, Ронарк повествовал о школе, о веселых и беззаботных буднях учеников. Рассказал маг и о счастливом будущем, которое может у него быть, если посвятит себя магии. И лишь прикончив кольцо кровяной колбасы, большое блюдо пирожков с мясом и кувшин сметаны, мальчишка сообщил, что он согласен.

Обучение в начальной школе было с семи лет, Корвину же через пару месяцев после праздника Радужных Шаров исполнялось девять. Он отставал от своих сверстников на два года. Но бывший вор, закаленный улицей, поставил себе за цель догнать свою возрастную группу. И за год он сравнялся в знаниях. Пока Корвин наверстывал упущенное, а затем еще год обучался уже вместе с одногодками, он радовал всех наставников. Затем его группа перешла в старшую школу, где адептов распределили по стихийным школам согласно их магическим сущностям. Встретиться снова им предстояло лишь в высшей школе — через шесть лет. С этого момента характер Корвина и испортился. Он стал хамить наставникам, не проходило и дня без стычек с соучениками. Но, что интересно, как его не допытывались, Корвин никогда не признавался, из-за чего происходила драка…

— Они дразнили тебя «дикарем»? — переспросила Сиелла, пытливо заглядывая мальчишке в глаза.

То, чего добивался Марион несколько месяцев, она получила за полчаса. Доверие Корвина и правду.

— Вы и представить-то себе не можете, каково это, — мальчик запнулся, — быть не таким, как все. И мне постоянно об этом напоминают, каждый день! Сирота, вор, да еще и «дикарь»… Мне не дают забыть, что я всего-навсего отребье, случайно получившее подарок от Судьбы в виде магического дара…

— Так говорят все ученики?

— Нет, что вы! Только те, у кого непростые мамочка с папочкой, ребята попроще никогда не косились на мое происхождение. Но только и они понимают, что из «дикаря» ничего путного не выйдет…

— Кто тебе такое сказал?

— Учитель Вэффин, мастер воды. Но и без него мне понятно, что раз орден нашел меня слишком поздно, я уже не стану великим магом. И никогда мне не стать воином боевой «четверки», — исповедь Корвина становилась все тише и оборвалась на трагической ноте.

Потрясенная Сиелла молчала недолго.

— Вэффин — старый дурак, нашел кого слушать! Из «дикарей» получаются такие же полноценные маги, как и из тех детей, которые попали в школу в семь лет. Главное, не лениться, а добросовестно учиться!

Корвин с интересом смотрел, как разгневанная магесса расхаживает взад-вперед, взволнованно размахивая руками, с кончиков пальцев которых слетают искры.

— Нет, это же надо такому случиться! Травля «дикарей» спустя годы возобновилась опять! И где?! В моей школе! Какая ирония!..

Корвин, наконец, решился прервать разъяренный монолог магессы и робко задал мучающий вопрос:

— Значит, я смогу попасть в боевую «четверку»?

— Да хоть в Дюжину, — отмахнулась Сиелла, — только учись прилежно.

— Вы меня не обманываете? Хоть я и «дикарь», я смогу стать боевым магом?

— Но я же стала! — словно не замечая недоверие на вытянувшейся мордашке ученика, Сиелла налила себе стакан воды и залпом ее выпила.

Немного успокоившись, магистр вернулась в кресло и благодушно посмотрела на Корвина.

— Ну давай, не стесняйся — можешь задавать свои вопросы, — милостиво предложила магесса. — Догадываюсь, что их, по крайней мере, два.

— Вы взаправду «дикарь»? А ваша четверка — действующая? А кто вы в ней? Наверняка целитель?…

Из Корвина вопросы сыпались, точно из рога изобилия. Сиелла улыбнулась и постаралась удовлетворить его любопытство.

— Да, я была «дикарем» в полном смысле этого дурацкого слова. Меня обнаружили гораздо позже тебя — мне уже было двенадцать. Дикая, ничем не сдерживаемая магия искала выход. Неудивительно, что прежде чем попасть в школу я успела попортить нервишки окружающим. Сознательно овладевать даром в таком возрасте очень тяжело. Но магистр Хариус помог мне его обуздать, всячески оказывая поддержку. Как и ты, я столкнулась с предубеждением против поздно открытых детей с магическим даром. Даже в высшей школе мне приходилось доказывать, что я не хуже других. Но, в отличие от тебя, я это делала не с помощью краденых заклинаний, — Сиелла прервала свой рассказ, с удовольствием наблюдая, как Корвин смущенно опускает глаза.

— А как доказывали?

— С помощью старой доброй физической силы. Может, это и банально, даже грубо для мага, но на меня смотрели с уважением. А мой дорогой учитель мог не бояться, что моя магия причинит кому-то серьезный вред… Забавно, однажды мне пришлось расквасить нос магу-огневику, который через год стал моим побратимом по «четверке», — Сиелла иронично хмыкнула и продолжила: — Как ты знаешь, боевые «четверки» — объединения магов разных стихий. Наша «четверка» была истинным квадратом, то есть мы могли меняться ролями. Но чаще всего мне доставались обязанности телепорта, огневик был боевиком, земляной маг — целителем, а воздушный ставил непробиваемые щиты. За четыре года практики мы стали настоящими друзьями…

Магесса оборвала свой рассказ и, охнув, сорвала с шеи медальон вызова. Из белого кристалл стал ярко-зеленым и ощутимо нагрелся. Посмотрев с сожалением на Корвина, Сиелла взяла кувшин со стола и резко выплеснула воду вверх. Нарушая закон земного тяготения, водный поток завис в воздухе, разделился на отдельные капли и вновь собрался в переливающийся всеми цветами радуги овал. Его поверхность на миг подернулась молочной дымкой и стала прозрачной. Но вместо книжного стеллажа это «окошко» показало совсем другое. В кресле с высокой спинкой сидел золотоволосый мужчина. Его красиво очерченные губы приветливо улыбались, но серые глаза оставались холодными.

— Я приветствую тебя, Сиелла.

— Приветствую, Альберт, — магистр успела сбросить морок и теперь едва заметно приглаживала свои синие вихры.

— Итак, моя дорогая коллега, ты кое-чем забыла поделиться с остальными членами Дюжины. Не хочешь ли исправить это упущение?…

— Понимаешь, Альберт, — начала оправдываться Сиелла и резко закончила: — Нет, не хочу. Зачем эти игры, Альберт?! Ты знаешь, что я сделала, и все остальные тоже. Но сейчас не время для оправданий… Хотя на всякий случай скажу следующие: вина только на мне.

— Я это запомню, Сиелла. И напомню, когда будет нужно, — магистр ордена Земли, казалось, светился от счастья. — Я уполномочен сообщить, что суд над твоим ищущим состоится во дворце арбитра Мектуба. Карим был так любезен, что согласился побыть нашим радушным хозяином на время сбора Дюжины. Так что мы с нетерпением ждем магистра и хранителей ордена Воды уже этим вечером.

— Бедный Карим — ему же еще восстанавливать Мейсиан! Зачем доставлять ему такие хлопоты, если в Мектубе прекрасные гостиницы?!

— Увы, Сиелла, хоть ты и берешь на себя всю вину, избежать наказания никому не удастся…

Альберт Географ ехидно улыбнулся и, не прощаясь, прервал связь.

— Эвгустов ублюдок! — магесса в ярости грязно выругалась — и прикрыла рот ладонью.

Но ушей, которые она могла бы травмировать непотребными словами, в хранилище не было. Корвин ушел, тоже не прощаясь.

* * *

Вода в самом большом бассейне школы была теплой, как парное молоко. Прощально помахав рукой коллегам, стоящим у края бортика, Сиелла поплыла на середину. После перемещения Мариона вода успела успокоиться, и даже след от прыжка успел померкнуть. Доплыв до центра (для точности место на дне обозначалось кругом из черных камней), магесса сделала глубокий вздох, нырнула и исчезла. Ни бурления воды, ни ярких вспышек, ни громких хлопков — магистр не любила показухи и всегда телепортировалась по-боевому — как можно тише и незаметнее.

Вынырнув в чужом бассейне, магесса быстро огляделась и только потом поплыла к краю. Вода, обжигающе горячая, как в ванной, заставила ее поморщиться, и она в два быстрых взмаха достигла бортика. Марион помог ей выйти.

— Как Ронарк? Ты его видел?

— Увы, не получилось — Альберт приставил к его комнате охрану и велел пускать только целителей. Но Мейган и Лавджой божатся, что выглядит он неплохо.

Магесса нахмурилась. Она надеялась, что Альберт не будет злоупотреблять властью Верховного мага Дюжины. Должность была выборной: мага, который будет находится на этом посту четыре года, выбирала на тайном голосовании восьмерка хранителей и четыре магистра. Похоже, Географ был уверен, что продержится на этом посту еще срок, раз так яриться…

— Кстати, ты последняя, — разорвал тишину маг. — Нам нужно поспешить, если тебе дороги остатки твоей репутации магистра. И, будь добра, высуши одежду, а то соски пикантно просвечивают…

— Неужели Лидо явился раньше меня? — Сиелла, привычная к эротическим подколкам Мариона, сосредоточилась на важной информации. Но все же провела рукой по подолу туники, высушивая ее. — Он уже успел поделиться с тобой новостями из Семиграда?

— Ну-ну, Лидо поделится новостями, — хмыкнул хранитель. — Ты неверно поставила вопрос, Си. Успел ли я вытянуть из него хоть что-то — вот что нужно узнавать. А Лидо только и успел, что удрать…

— Куда и с кем?

— Главный бабник нашего ордена не устоял перед просьбой Роны и Шелл и согласился их сопровождать на ночной базар в Мектуб. Лидо был уверен, что ты не будешь возражать, ведь и Вариор и Петер разрешили своим хранителям отправиться в город. Лишь Альбертовы хранители остались с ним, точно сторожевые собачки, — с ехидцей наябедничал маг.

— Ты также можешь присоединиться к коллегам, я не буду брать пример с Географа.

— Ну уж нет. Я ни за что не пропущу этот вечер. И не проси…

— Конечно, мне бы хотелось расспросить Лидо о ситуации при дворе, — задумчиво произнесла магистр. — Но, что поделать, подожду до утра. О! Свяжись с Лидо, пожалуйста, пусть он прикупит мне коврик поворсистей для кабинета…

Марион досушил одежду магистра со спины и распахнул дверь, ведущую в коридор. Тихо разговаривая о несерьезных вещах, они шли по широкому ярко освещенному (видимо, чтобы гости не заблудились) коридору. Марион провел магистра в отведенные ей покои и нерешительно остановился в дверях.

— Си, ты будешь ужинать со всеми или распорядиться, чтобы тебе принесли сюда?

— С моей стороны ужин в одиночестве будет расценен как слабость. Придется пойти. Ты же свободен в своем выборе.

— Ну, нет, повторяю: пропускать такое зрелище я не собираюсь, — возмутился Марион. — К тому же то разнообразие блюд, что обычно готовит мама Карима, не поместиться на подносе.

— Тогда зачем мне предлагаешь, искуситель?! Жаль, не удастся поговорить с Анной до ужина. А как там Карим? Он уже вернулся?

— Нет. Он вместе с Эльху в Мейсиане. Только Анна покинула оазис, чтобы распорядиться на счет ужина. Поэтому давай скорее переодевайся — я зайду за тобой через полчаса.

Для женщины тридцать минут на подготовку к встрече с давним недругом определенно мало. Но, увидев Сиеллу, Марион изменил свое мнение.

Белая рубашка без рукавов с высоким воротником тесно прилегала к фигуре, очерчивая высокую грудь. Синяя юбка спереди едва закрывала бедра, а сзади шелестящий материал был уложен в форме турнюра со шлейфом до пола. Кожаный пояс с серебряной пряжкой охватывал поверх рубашки тонкую талию. Черные сандалии с цепочкой у щиколотки дополняли ансамбль магессы. Растрепанные локоны органично сочетались с легким макияжем — подкрашенными синим ресницами и карминными губами.

— Как я тебе? — Сиелла кокетливо покружилась перед растерявшимся хранителем.

— Альберту кусок в рот не полезет, — честно ответил Марион.

Еще раз придирчиво осмотрев магессу, он решительно расстегнул три верхние пуговицы ее рубашки и с хитрой улыбкой объяснил:

— Если уж бить, то наверняка. И так лучше видно знак магистра.

Притаившийся в ложбинке между грудей символ ордена Воды — сапфир размером с перепелиное яйцо, ограненный в виде дождевой капли, соседствовал этим вечером только с кристаллом вызова. Остальные магические «побрякушки» магистр сняла, посчитав неуместными.

— Ты тоже сегодня ничего, — милостиво кивнула магесса, одобрив его наряд.

Уголки губ Мариона чуть приподнялись — он был одет, как всегда, в синюю рубашку свободного покроя и черные брюки. Слегка вьющиеся пепельные волосы блестели еще влагой, а лицо было чисто выбрито. Маг выглядел жизнерадостным и отдохнувшим, словно и не было последних тревожных дней.

Взявшись за руки, они двинулись в сторону террасы, куда из-за жары был перенесен стол для позднего ужина. Открытая всем ветрам, просторная, она размещалась над ниже расположенным этажом и имела крышу из вечнобагряного плюща. Вид на роскошный сад матери Карима заставлял сомневаться, что за стеной дворца раскинулась бескрайняя пустыня.

Когда они вышли на террасу, все разговоры сразу стихли. Маги уважительно поприветствовали их в ответ, и Сиелла немного прибодрилась. Это был хороший признак. Значит, Марион ошибался, и ее репутация магистра — по-прежнему больше, чем остатки.

— Раз все в сборе, прошу всех к столу, — произнесла Анна, и гости поспешили к своим местам.

Сиелла заняла место по правую руку от хозяйки дворца, сидящей во главе стола. Рядом с ней присели Мейган и Марион.

Разговор за столом не клеился, да и пока никто не хотел его начинать, не утолив предварительно голод. Сиелла положила себе на тарелку рубленое мясо птицы, завернутое в конвертики из широких листьев кисло-горьких на вкус. Рядом насыпала горку из соленых и маринованных маслин.

— Будешь? — Марион предложил ей мисочку с острой пастой из красного перца и оливкового масла, приправленную чесноком и тмином.

Припомнив ощущение пожара во рту, Сиелла отрицательно покачала головой.

— Ну и зря, — обиделся оскорбленный в лучших гурманских чувствах Марион и щедро намазал кусок ягнятины. — Очень даже рекомендуется к обильной жирной пище…

— Не переживай, я не буду наедаться на ночь, — успокоила ценителя специй Сиелла.

Делая вид, что увлеченно гоняет вилкой оливку по тарелке, магистр под прикрытием длинных ресниц незаметно наблюдала за вкушающими ужин магами.

Альберт занял хозяйское кресло отсутствующего Карима и теперь с превосходством глядел на собравшихся. Серые глаза в открытую скользили по напряженным лицам. Точно споткнувшись на Сиелле, его взгляд замер. Побледневший от злости маг тихо прошипел нечто из своего скудного запаса ругательств — он терпеть не мог, когда магессы одевались нескромно. Одеяние Сиеллы было, пожалуй, даже чересчур смелым. Но обидные слова услышали лишь хранители, сидящие по правую и левую руку от него.

Эвира, хрупкая девушка с черными волосами, собранными в конский хвост на затылке, оторвалась от омлета с сыром и презрительно сморщила свой аккуратный носик. Она была одета в светло-зеленое платье, простое и скромное, и, похоже, полностью разделяла взгляды своего магистра. Второй хранитель ордена, Лавджой, огненно-рыжий нескладный малый с очень бледной кожей, попытался урезонить магистра. Но тот только махнул на него рукой. Целитель смутился и опустил глаза к столу. Будучи правой рукой Альберта и побратимом Сиеллы по «четверке», Лавджой пытался усидеть на двух стульях сразу: всем угодить и не с кем не поссориться. Но это ему удавалось крайне редко.

— А, по-моему, Си выглядит просто чудесно. Согласен со мной, Вариор? — вкрадчиво произнес магистр ордена Воздуха.

Петер Воронов происходил из рода охотников, и тонкий слух был одним из многих талантов, унаследованных от предков. Вечная двухдневная щетина на скуластом лице, легкая небрежность в одежде — Петер был верен своему стилю. Но, не смотря на показное разгильдяйство, это был волевой человек, привыкший повелевать и не раз смотревший в глаза опасности. В любой ситуации он излучал уверенность и силу.

— Ты же знаешь, Петер, я не разбираюсь в моде, — дожевав кусок жаркого, произнес Вариор, магистр ордена Огня. — Единственное, что могу сказать, из этой юбочки выглядывают поистине дивные ножки…

Анна, подавившись, закашлялась. Сиелла и Вариор, сидевшие ближе всех, одновременно постучали ей по спине и рассмеялись. Магесса с укоризной посмотрела на брата своего покойного мужа и попыталась перевести разговор в безопасное русло:

— Между прочим, шелестящий шелк, из которого сшита юбка Сиеллы, снова подорожал. Вискурцы подняли налог на вывоз материи из страны, и модницы Семиграда рвут на голове волосы.

— Я так понимаю, сестра, этой новостью с тобой поделился Лидо, — молвил, заинтересовавшись, Вариор.

— Да, он был так мил, что рассказал все свежие сплетни. Представьте, на императора снова накатила волна паранойи: в каждом своем придворном он видит потенциального заговорщика и отравителя. А принцесса так вообще шокирует фрейлин…

Злоречивые слухи редко привлекали Сиеллу. И она вернулась к еде, попутно украдкой разглядывая магистра ордена Огня. Вариор, бесспорно, был самым колоритным из присутствующих здесь мужчин. Как ни старалась Сиелла, она не могла привыкнуть, что магистр Огня был старшей копией Карима, своего племянника. Такие же иссиня-черные волосы, бронзовая кожа и глаза черные, как беззвездная ночь в пустыне. Нос с горбинкой, чувственные губы, красиво очерченные брови. И при всей этой утонченности черт его лицо казалось высеченным из камня. Одно лишь портило его облик и чего, (слава Судьбе!) не было у Карима — рваный шрам на левой стороне лица.

Вариор перехватил ее взгляд и подмигнул. Сиелла без смущения подмигнула в ответ. Шрамы ее не отталкивали — она искренне считала их украшением для боевого мага, вступившего в неравную схватку ради спасения незнакомых людей.

Окончательно расслабившись, магистр перестала следить за нитью разговора. Стол поражал разнообразием блюд — Анна была неподражаемо щедра в своем восточном гостеприимстве. Сиелла насчитала пять блюд из рыбы, два вида рагу, ассорти из морепродуктов и овощей, два слоеных пирога, пирожки из пресного теста и пирожные с миндалем и фисташками. Магистр малодушно порадовалась, что не увидела лишь одного варварского, на ее взгляд, блюда. Зажаренного целиком верблюжонка с жареным бараном внутри, в середине которого зашит заяц, начиненный рыбой, которая, в свою очередь, заполнена яйцами. Обычные вина из винограда соседствовали со сладким пальмовым вином и душистым финиковым ликером. Но к спиртному в этот вечер притронулись немногие: молчаливая Мейган и раздраженный Альберт.

Слуги вынесли на террасу подносы с напитками: зеленый чай, заваренный вместе с мятой, и крепкий кофе с кардамоном.

— Прошу меня простить… Вынуждена вас покинуть — мне до восхода солнца нужно быть в Мейсиане, — тихо произнесла Анна и удалилась в свои покои.

Мейган пробормотала что-то пьяно-неясное и покинула не слишком теплую компанию. На террасе остались только члены Дюжины.

— Думаю, что теперь, когда все наелись под завязку, стоит поговорить о том, ради чего мы, собственно, здесь и собрались, — Петер Воронов насмешливо посмотрел на Альберта, вальяжно откинувшегося на спинку кресла.

— Присоединяюсь к твоему предложению. Ведь нехорошо как-то получается: магистр Воды вся извелась в ожидании обвинений Альберта. Наш же Верховный лишь пузо чешет, вместо головы, — съязвил Вариор.

Альберт Географ убрал руки с заметно увеличившегося после ужина живота.

— Хотите рассмотреть дело? Пожалуйста! Буду только рад, если мы раньше осудим виновного.

— Осудим виновного?! — задохнулась от гнева Сиелла. — Так ты уже вынес приговор? А может быть оправдаем оклеветанного?! Не спеши с выводами, Альберт!

— Она права, Аль, — веско произнес Вариор. — Суд не может состояться, пока Карим не закончит расследование.

Со словами магистра Огня Альберт всегда считался. Они были практически равны: по возрасту, времени пребывания во главе ордена, боевому опыту и многим другим показателям. Кое в чем Вариор даже достиг большего, нежели магистр Земли.

— Хорошо, но некоторые аспекты дела мы можем рассмотреть прямо сейчас, — покладисто согласился магистр и попросил Эвиру принести его заметки.

Марион прошептал Сиелле на ухо:

— Иногда завидую его трудоспособности. Прибыл на пару часов раньше нас, а уже собрал компромат на Ронарка и, в храм Судьбы не ходи, на тебя тоже…

Сиелла досадливо поморщилась:

— Молчи уже, не каркай! И без тебя тошно, оракул Эвгустов…

— Не поминай черных магов ночью, Си, — упрекнул Петер и вырисовал в воздухе ограждающий от несчастий светящийся знак.

Хранительница ордена Земли принесла нужные записи. Альберт долго их раскладывал, сортируя на две стопки. Указав на большую из них, маг, сияя, пояснил:

— Пишу новую книгу. Давно хотел рассмотреть особенность территориального распределения магической одаренности по Межграничью…

Маги для вида вежливо порадовались за коллегу.

— Все, я готов. Мне удалось собрать сведения людей-очевидцев из Мейсиана и магов, работающих над восстановлением оазиса…

— Давай, Альберт, не томи, а то спать безумно хочется, — попросил Петер.

Сверяясь со своими листочками, маг стал прояснять ситуацию:

— Итак, Ронарк, маг Воды, ищущий, четыре дня назад пребывает в Мейсиан. Причина визита пока не выяснена. Через день после появления мага в оазис приходит торговый караван при котором два было мага, их уровни силы — желтый и зеленый лучи. Принадлежность к ордену пока не установлена. Между Ронарком и магами-охранниками происходит конфликт, основания которого устанавливаются. Ссора перерастает в боевое столкновение. Хотя уровень Ронарка — выше, голубой луч, он мог и не выстоять против двух бойцов. Поэтому ищущий произвел забор силы из окружающей среды, то есть центральной долины Мейсианского оазиса. Итог сражения — гибель мага-охранника и шести человек, оказавшихся не в том месте. Мейсиану также был нанесен серьезный урон: усохла пальмовая роща, выжжена плодоносная земля и нешуточно разрушены водоносные пласты…

Альберт оторвался от записей и окинул взором собравшихся. Лица магов были мрачны, Сиелла огорченно спряталась за ладонями.

— Может что-то нужно повторить? Нет? Согласно законам Антара-Микаэль, Ронарку светит и волонтерство, и запечатывание. Осталось определиться со сроками…

— Ты забываешься, Альберт, обвиняемому полагается слово в свою защиту. До этого момента и речи идти не может о виде наказания, — возразил магистр ордена Воздуха.

— Тогда давайте предоставим ищущему возможность оправдаться, — предложила немногословная Эвира.

— Не думаю, что это хорошая идея, — оспорил ее предложение Лавджой. — Он находится в шоке. Еще рано для таких вопросов.

Магистры все же посчитали, что время истины пришло. Возле комнаты, предоставленной Ронарку Каримом, два мага Земли стояли в карауле. Сам подследственный, бледный, с потухшими глазами, неподвижно, точно в ступоре, лежал посередине огромной кровати, а на ее краю прикорнула целительница. Разбуженная шумной толпой, Мейган резко вскочила.

— Оставь нас, пожалуйста, — попросила Сиелла и вдруг с ужасом заметила на шее своего ищущего серебряный ошейник с напылением из мелких белых кристаллов.

— Альберт! — в гневе магистр повернулась к Верховному магу. — Зачем ты приказал надеть на него хианид? Он и так никуда не денется!

— Таковы правила, Си, — попытался успокоить магессу Вариор, — и они придуманы задолго до нашего рождения, предтечей магов — Антаром.

Марион помог Ронарку приподняться и удобно устроиться, опираясь на гору подушек.

— Вы пришли выяснить, что случилось в Мейсиане? — скривил в полуулыбке разбитые губы маг. — Вынужден вас огорчить: я и сам не могу разобраться, что же произошло.

— Тогда просто расскажи все, что помнишь, — предложила Сиелла. — Постарайся восстановить все детали.

Ронарк очарованно засмотрелся в глаза своего магистра, сейчас темно-синие, как грозовое небо, от переполнявшей их печали.

— Я не знаю, как это произошло. Я просто шел по следу дара. Это как одержимость: ты не можешь нормально ни спать, ни есть до тех пор, пока не отыщешь избранного. Я чувствовал, что цель близка, но что-то мешало мне видеть ее ясно, как прежде. Дойдя до Мейсиана, я, наконец, их обнаружил — трех одаренных, пропущенных во время праздника Радужных Шаров…

— Что?! — перебил ищущего Альберт. — Это невозможно! Все дети были обнаружены и разосланы по школам…

На магистра зашикали, заставив замолчать, и Ронарк продолжил свой рассказ:

— Я был так рад, что не стал в ту же минуту сообщать Магистрату о своей находке. Мне хотелось раскрыть причину такой вопиющей халатности. Но тут пришел караван… Какие-то выскочки хотели помешать избранным попасть в школы. Мне пришлось силой доказывать, что они не имеют на это право… Дальше я ничего не помню… Очнулся от ледяного холода и понял, что вокруг нет ничего живого: ни людей, ни животных, ни растений… Иссушенная в сражении земля. Меня тошнило, все тело горело режущей болью, так, что я не мог думать… Я снова отключился и пришел в сознании только во дворце Карима…

На лице ищущего отображалась гамма чувств: боль, гнев, страх, отчаяние…

— Мы услышали все, что нужно, — заявила Сиелла. — Пойдемте, пусть Ронарк отдыхает.

Маги возвратились на террасу. Зной немного спал. С севера дул охлаждающий ветерок. Запахи сада в цвету наполнили ночной воздух.

— Полный бред, — высказался первым Альберт. — Он нагло врет. Месяц назад все дети Мейсиана были проверены: одаренные отсеяны, обычные детишки заклеймены. Рождаемость избранных в оазисе за последние десять лет заметно понизилась, но винить в этом проверяющих будет глупо.

— А я бы поостерегся обвинять Ронарка, он тоже может обмануться, — задумчиво произнес Вариор. — По крайней мере, дождемся Карима — он отличит правду ото лжи.

— Арбитр тоже может обмануться, — перефразировал магистр Земли.

— Не может. Арбитра, читающего правду в душах, нелегко обмануть, — вступился за племянника огневик. — И не забывайте, судить ищущих нужно осторожно, лишь скрупулезно все проверив.

— Боишься пророчества про конец света? — улыбнулся Петер и дурашливо, в напевной манере процитировал: — «И в тот час, когда искателя дара обвинят несправедливо, Эвгуст Проклятый обретет силы. И повергнет мир в хаос, и придут сонмы теней из-за края. И рухнут границы, смытые кровью…»

— Зря ты так, все пророчества Микаэль исполнились…

— Ну, сестра Антара была великим магом. Но даже великие порой ошибаются. Пойдемте спать, — предложил сонный Марион, и первый ушел с террасы.

* * *

Сиелла нервно расхаживала по комнате. Остатки сна прогнали тревога и ощущение какой-то неведомой опасности. Обнаженная магесса, завернутая в одну алую простыню, остановилась у зеркала и вгляделась в свое отражение. Взлохмаченные волосы, влажные глаза, бледная кожа — и не скажешь, что это магистр. Просто испуганная беззащитная женщина…

Сиелла рассердилась на себя за глупые мысли, бросилась в постель и хлопком ладоней погасила свет. Несколько минут она лежала в кромешной тьме, внимая едва слышным шорохам, доносящимся из коридора. Снова хлопнув в ладоши, магесса зажгла камни-светляки, льющие матово-желтый свет, и встала с постели. В недрах своей бездонной сумки она отыскала маленькую серебряную шпильку и воткнула в край постели. Погасила свет и вернулась в постель, застеленную приятно холодившим тело шелковым бельем.

Сиелла в ожидании закрыла глаза и не сразу почувствовала, как прогнулась пуховая перина под дополнительным весом. Мускулистое тело внезапно навалилось на нее сверху.

— Попалась, — прошептали у самого ее уха горячие губы, пахнущие кардамоном.

— Попался, — согласилась Сиелла и, ловко перекатившись, оказалась хозяином положение. — Думала, ты уже не придешь.

— А я думал, что ты уже не позовешь, не активируешь маячок телепорта. И чуть не умер от горя, — дразнящее произнес насмешливый, такой родной теплый голос.

Сиелла с нежностью потерлась губами о его заросший жесткой щетиной подбородок.

— Что ты обо всем этом думаешь?

— Си, давай не будем о делах, — тяжело вздохнув, попросил он. — Сейчас мне хочется думать только о нас. Хочется мечтать о том недалеком дне, когда мы сложим с себя ненавистные обязанности магистров. Дне, когда сможем любить друг друга в открытую, не таясь под покровом ночи. Сможем жить вместе и нарожать кучу детей…

— Только и остается, что мечтать. Семья, по закону, не для магистра… Ты хоть уже растишь себе смену, а у меня ни одного ученика на примете. Обидно, в школе сейчас учится девять «фиолетовых» магов — и не один не подходит на роль пятнадцатого магистра!

— Может, стоит их перепроверить?

— Петер, ты неисправимый оптимист…

— Ничего не могу с этим поделать…

Дальше слова им были больше не нужны. Только их губы и руки говорили прикосновениями. Его пальцы неутомимо скользили по ее спине, гладили ягодицы и бедра, пробуждая желание. Она и не заметила, как снова оказалась снизу. Петер прикоснулся подрагивающим кончиком языка к животу, несколько раз обвел пупок, затем стал двигаться ниже. Он целовал ее так яростно-жадно, что в пору было испугаться его напора. Жидкий огонь проносился под ее кожей, гася сознание, заставляя забыть о проблемах и прислушиваться лишь к тому, что происходило сейчас…

— Стой, подожди, пожалуйста, — Сиелла сумела первой вернуться к реальности.

Тайные любовники удивленно смотрели на одновременно засветившиеся кристаллы вызова.

— Эвгуст их всех подери! Никакого покоя! — возмущалась магесса, поспешно натягивая одежду.

— Не переживай так сильно, когда все уляжется, устроим для средних классов какие-нибудь соревнования на неделю — и нагоним все упущенное сегодня, магистр ордена Воздуха успокаивающе поцеловал ее в щеку и перенесся назад в свою комнату.

Верховный маг рвал и метал. В буквальном смысле этого выражения: Альберт в гневе срывал шторы, бросал подушки и вазы в стены. И все никак не мог успокоиться.

— Как же это так?! Как это могло произойти? Как?!

Марион в двух словах разъяснил ситуацию Сиелле:

— Ронарк сбежал.

— Но как?! Ведь на нем был хианитовый ошейник — он никак не мог призвать силу…

— С помощью телепорта, подробностей сам не знаю, — прошептал маг и, наклонившись ближе, насмешливо произнес: — Подними воротник повыше — засос у тебя на шее, конечно, распаляет воображение, но лучше его спрятать. Пока его не увидел кто-нибудь гораздо завистливее меня…

Магистр натянула халат почти до ушей.

— Не мельтеши, Альберт. Лучше расскажи, как сбежал мой маг, — попросила Сиелла.

Альберт сделал резкий разворот в ее сторону и с удивлением переспросил:

— Как сбежал твой маг? А то ты не знаешь! Или скажешь, что ты ни при чем?! Говорил же Хариусу: не оставляй бывшей любовнице такую власть! Нужно было меня слушать… Магистерская подстилка!!!

Оскорбления в адрес Сиеллы заставили магов замереть. Петер весь подобрался, готовясь заступиться за честь возлюбленной магессы, но не успел.

Волна точно направленной силы сбила Верховного мага с ног, отправив его в «транс».

— Простите, не сдержался, — Карим быстро вошел в комнату, устало вздохнул и добавил: — Слишком велик был соблазн, да и нервы после недосыпания сдают…

Маги понимающе закивали. Приступы неконтролируемого гнева Альберта достали всех. Лишь Эвира бросилась к магистру, чтобы привести его в чувство.

Арбитр Мектуба расспросил о последних событиях и предложил осмотреть комнату Ронарка. Пару долгих минут Карим ползал на коленях по пестрому ковру. Наконец он триумфально поднял вверх руку с обычной запонкой для рубашки.

— Посмотри, дядя, — арбитр бережно положил находку Вариору на ладонь. — Чувствуешь?

— Да, остаточная магия присутствует. Давно я не видел таких штучек. Похоже, Ронарк использовал последний древний артефакт переноса, позволяющий сбежать даже в хианитовых оковах…

Маги долго рассматривали использованный артефакт. К членам Дюжины примкнул сумрачно-молчаливый магистр ордена Земли.

— Абсурдная ситуация. Зачем невиновному человеку совершать такой дерзкий опасный побег? — спросил удивленно арбитр.

— Ронарк невиновен? — оживилась Сиелла.

— Да, доказательства со мной. Прежде всего, объясните мне, почему он сбежал?

Лавджой пожал плечами и не стал таить перед побратимом по «четверке» правду:

— Его побег на совести Альберта. Когда все разошлись по спальням, он потребовал, чтобы мы с Эвирой пошли вместе с ним к Ронарку. Магистр сообщил, что его участь уже решена и завтра его запечатают на пятнадцать лет…

Сиелла с ненавистью рванула к магистру Земли. Петер успел ее перехватить и крепко прижал к груди, не давая вырваться.

— Ищущий вынул из петли запонку и бросил себе под ноги. Волна силы едва не впечатала нас в стену…

— Чего ты добивался, провоцирую моего мага? — возмутилась магесса.

— Он должен был сознаться в преступлении…

— Не было никакого преступления. Ронарк наоборот помешал негодяям делать их черное дело. Подождите, я сейчас приду.

Карим вернулся вместе с Эльху и темноволосой девочкой семи-восьми лет. Ребенок, увидев столько незнакомых людей, спрятался за вымазанную землей юбку мастера Воды.

— Знакомьтесь, это Чаррити, — мягко произнес арбитр. — Чарри, покажи этим добрым дядям и тетям свою правую ладошку.

Оказавшаяся в центре внимания девочка засмущалась еще больше.

— Не бойся, Чарри, здесь никто не причинит тебе зла, — Марион присел на корточки и протянул свою широкую ладонь. — В этой комнате собрались самые добрые маги в мире.

Альберт, не сдержавшись, презрительно фыркнул. Но девочка доверчиво протянула руку хранителю. Маг осторожно провел большим пальцем по детской ладошке. Под кожей засветился магический символ — пустой круг.

— А теперь смотрите внимательно, — Карим, как ярмарочный фокусник, вытащил белый шар и протянул девочке.

Чаррити с готовность взяла Радужный шар. Он вдруг ярко вспыхнул синим — и засветился ровным белым светом.

Тишина была Кариму наградой за труды. Маг довольно улыбнулся и пояснил, опережая вопросы:

— В Мейсиане осталось еще два мальчика, как и Чарри, помеченные знаком отсутствия дара. Но один принадлежит к стихии Огня, а второй — к стихии Ветра. Обнаружить избранных мне помогла Эльху.

Мастер Воды слегка кивнула и продолжила рассказ Карима.

— Чарри, заинтересовавшись моей работой, подошла ко мне и предложила свою помощь. Я разрешила ей поиграть рядом со мной в мастера Воды. И вдруг девочка поскользнулась и упала прямиком в грязь. Я помогла ей подняться и заметила, как на нее реагирует кольцо, данное мне в дорогу Сиеллой. Узор кольца светился синим. Я позвала Карима, а он сориентировался быстро…

— Получается, кто-то метил одаренных детей знаком пустышки, а потом куда-то их увозил, — подвел черту Вариор. — Ронарка клеймо не убедило, и он сцепился с теми загадочными магами… попутно вспугнув остальных заговорщиков. Да, Карим, дело темное, но наверняка концы уже спрятаны, и до истины мы теперь не докопаемся.

— И маг, без которого мы не узнали бы и этого, исчез, — грустно закончила Сиелла.

* * *

Четырнадцатый магистр ордена Воды сидела на подоконнике в садовой беседке и обрывала красные лепестки с бутонов вьющейся розы. Растение так сильно заплело постройку, что дверной проем напоминал вход в темный грот. Здесь Сиелла не боялась быть обнаруженной: мало кто знал об этом месте, да и на улице лил дождь. Время от времени магесса высовывалась из окна и глотала дождинки. Капли были соленые, как и ее слезы.

Ронарк пропал бесследно. А для Межграничья наступили черные времена. Не проходило и дня, чтобы на Западной, Северной или любой другой границе не происходил разрыв силовой стены. Боевые «четверки» с немыслимыми усилиями сдерживали наступление тьмы. Казалось, древнее пророчество начало сбываться, и появление проклятого мага Эвгуста не за горами…

Альберт Географ попросил у Сиеллы прощения. Магесса не стала ерепениться, а сразу приняла его извинения. Так посоветовал Карим. Он единственный знал тайну, случайно забравшись в ее самые сокровенные воспоминания во время одного ритуала. Лишь дважды Сиелла назвала Хариуса дедом: в день, когда магистр ее нашел, и когда он умирал. Для Сиеллы и ордена было бы лучше, если о родстве тринадцатого и четырнадцатого магистров никто никогда не узнает. Да, лучше. Но если бы кто-то знал, как больно жить во лжи!

Магистр выбросила в окно оборванные лепестки и потянулась за своим желе.

— А вы все едите и едите, — весело прозвучало за спиной магессы.

Сиелла обернулась и увидела промокшего насквозь Корвина. Немного подвинувшись, магистр помогла мальчишке забраться к ней на подоконник.

— Хочешь?

— Неее-ет! — наморщил курносый нос мелкий пакостник. — Что это такое страшное?

— Страшное? — удивилась Сиелла и помешала желе ложкой. — По-моему, наоборот красивое. Прозрачное… зеленое и слегка дрожит…

— Фу! Все, теперь мне обед в рот не полезет, — возмутился Корвин. — Подозреваю, это вы специально, чтобы сэкономить на мне харчи!

Сиелла рассмеялась. Слезы давно высохли. Рыжий негодник вызывал в ее душе десятки самых разных эмоций, но уныние в их число не входило.

— Почему ты не на уроке? — магесса придала своему голосу больше строгости.

Корвин жалобно засопел.

— Марион меня выгнал — я подбил Барику глаз…

Магистр не знала плакать ей или смеяться — Корвин, воспринявший ее советы всерьез, начал воплощать их в жизнь.

— Кстати, госпожа магистр, — оживился мальчишка, — вы в хранилище забыли свою книжку. Я не подозревал, что там есть секреты, и немного почитал. Я и не знал, что сильные эмоции мага могут влиять на природу. Вот, например, когда вы плачете, идет дождь! Но вы не бойтесь, я умею хранить секреты. Особенно чужие…

Корвин вытащил из-за пазухи «Дневник магистров» и протянул ошеломленной Сиелле, наконец-то обретшей долгожданного ученика.

Sill

ПРАВО ВЫБИРАТЬ

Быстрее, быстрее! Коридор, поворот, еще один поворот. Блин! Говорили же мне, идешь на дело — изучи место! Нет, я же умный, я же, понимаете ли, уверен, что в тюрьме я бывал (причем совершенно не по своей воле, меня удачно ловили, сажали, а я так же удачно через пару дней сбегал)! Кто же знал, что эти придурки — стражники загонят меня в совершенно незнакомое место?! — Райен, стой, паршивец!

Это они мне. Счас, одумаюсь и остановлюсь! Да за ограбление тюрьмы мне как минимум виселица светит! Кстати, не пора ли нам познакомиться поближе? На данный момент живу я в столице королевства, в Онадоре. Это один из самых крупных и оживленных городов. Зовут меня, как вы уже поняли, Райен. Райен дэ Ноэр. Я ношу гордое звание выродка и бастарда. Если хотите, можете и вы меня так называть, я не обижусь. На правду не обижаются.

Мамаша моя была вампиршей, папаша — человеком. Можно конечно, сказать, что мой папаша надругался над мамой, и так далее и в том же духе. Но это было бы ложью. У них была любовь, сильная, крепкая. А потом мамаша узнала, что появлюсь я. Но тут есть один небольшой, но весьма значительный нюанс. Она — представитель знатного, влиятельного рода. Он — обычный человек. Что делать? Мама немного подумала и послала папу куда подальше. Хорошо, что от меня не избавилась.

Любил ли я свою мать? Трудно любить незнакомого человека… Ненавидел? Тоже нет. Она дала мне жизнь, это уже немало. И поверьте, я искренне благодарен ей за это. Хотелось бы рассказать что-то, и об отце, но дальнейшая судьба его, увы, мне не известна.

Рос я в полном достатке, окруженный сворой молчаливых нянек. У меня было все… Куча родственников, не испытывающих ко мне ничего, кроме призрения. Матушка, с ее показным равнодушием. Пышные приемы, где все ходят, улыбаются. Вежливее такие. А в глазах — пустота. У меня было все, кроме семьи. Наверное, именно тогда я и решил — все, с меня хватит. И стал вором.

Конечно, нет специального университета, куда можно прийти и сказать: «Я хочу стать вором!» Просто… Просто однажды я сбежал из дома. Пару дней я просто плутал по городу. Деньги, которые я взял с собой истаяли, словно весенний снег. А кушать-то хотелось… И я попытался стащить несколько булок.

Хозяин пекарни поймал меня в тот же момент. И как бы я не умалял, как бы не просил, он, гнусаво улыбаясь, отдал меня страже.

Должен сказать, что в те времена еще действовал закон, принятый каким-то королем, о том, что бы ворам отрубали руки. Сначала одну. Если попадешься снова — вторую. Я прекрасно знал, что меня ждет. Шел по тюремному коридору, полностью покорившись судьбе. И быть бы мне без руки, если бы не встретил я тогда его…

Шарэс буквально вылетел из-за поворота, разметав в сторону стражников. Чуть было не споткнулся об меня… Покачал головой, сделал пару шагов вперед… И вдруг, подхватив меня, понесся вперед.

Потом мы сидели на вершине холма где-то за городом и просто смотрели не закат, окрашивающий в розовый цвет шпиль Храма Света и играющий красными отблесками на клыке Храма Тьмы. Он, двухметровый гигант с почти полностью седыми волосам и черными глазами, на половину скрытыми под густыми бровями. И я, еще не до конца верящий, что спасен. Помню, что тогда спросил, почему он спас меня? А он ответил, что это в долг. Что когда-нибудь я буду должен его вернуть… Не понял я его тогда… Как можно спасти в долг?! Шарэс лишь улыбнулся. Сказал, что со временем пойму. А вообще я еще маленький. Я обиделся и ответил, что никакой я не маленький. Он взъерошил мне волосы и предложил провести до города. Но я, гордо отвернувшись и поминутно спотыкаясь, пошел совсем в другую сторону. Шарэс покачал головой и ничего не сказал.

Вскоре меня нашли. Моя матушка была в ярости. Хотя не долго… Очевидно, она быстро поняла, как можно воспользоваться данной ситуацией и сослала меня на окраину города. При этом заявив, что я разбил ее сердце и я больше не ее сын… Нашла, как избавиться от своей ошибки молодости.

Я не очень-то горевал. Со мной жила нянюшка, простая женщина, немного вспыльчивая, но, в общем-то, добрая. А потом я снова встретил Шарэса.

Помню, в тот день нянюшка послала меня на рынок. Я долго отпирался, мол, потомку знатного рода не к лицу по рынкам ходить… Но она была непреклонна. Так что настроение у меня было не ахти. Проходя мимо лотка с фруктами, я заметил знакомую фигуру. Шарэс прошел рядом со мной, поздоровался с продавщицей. Заметил грустного меня, улыбнулся. Одно движение — и в руке у него оказался оранжевый, будто маленькое солнышко, апельсин. Он отдал его мне. Я с недоверием принял фрукт. Думал, он рассыплется в руке, как все магические миражи. Но он был настоящий, теплый, душистый. В полном восторге я попросил его показать еще волшебство. Шарэс снова, словно из воздуха достал монетку. Проделал пару фокусов. Я презрительно фыркнул, отобрал у него эту монетку, и сделал тоже самое. Вернул. И снова попросил показать, как из воздуха апельсины делать… Шарэс расхохотался. И… Предложил пойти в к нему в ученики. Не думая даже секунды, я согласился.

Так я стал учеником вора. Сначала я не поверил, что этот двухметровый, весьма внушительных размеров человек — вор. Но он быстро доказал, что внешность бывает обманчива…

К сожалению, люди подобные Шарэсу, редко умирают в своей кровати в окружении родственников… Спустя несколько лет ему очень не повезло. Он ушел на одно дело… И не вернулся. Его догнало охранное заклинание, которое он не заметил… Не помогли даже амулеты… От Шарэса почти ничего не осталось.

А через месяц мне пришло приглашение из Гильдии. Я принял его. Именно там я и узнал о Шарэсе то, что он никогда не рассказывал. Да и не рассказал бы никогда.

…У старого вора было много завистников. Однажды кому-то из них надоели его постоянные удачи, и он доложил стражникам, где дом Шарэса… Стражники не стали колебаться. Они тут же заявились туда. Но не найдя самого вора, они решили отыграться на его сыне. Втащив мальчика на середину улицы, стражники объявили его вором, сыном вора. И отрубили обе руки. Мальчику ни кто даже не помог… Он умер от потери крови. Шарэс не успел всего чуть-чуть. Ему не хватило всего пары минут…

Так что я вор. А что? Работа интересная, на свежем воздухе, с людьми! Прям как у палача… Будет, если я попадусь! Я еще слишком молод, что бы умирать!

Вот с такой мыслью я выскочил из-за очередного угла и нос к носу столкнулся с еще парой стражников. Я не успел затормозить, они не успели отойти… Короче, эти двое отлетели к соседним стенам и замерли. А я продолжил бежать. И тут моя удача повернулась ко мне спиной — я чуть не споткнулся обо что-то. Точнее, об кого-то. Я на секунду затормозил, рискуя быть настигнутым, и опустил глаза. И словно вернулся в далекое-далекое прошлое. На полу, кутаясь в грязную серую одежду, сидела маленькая девочка.

— Ребенок, а ты что здесь делаешь?! — Невольно вырвалось у меня.

Словно в ответ на мой вопрос послышался топот ног и нецензурные выкрики стражников, явно адресованные мне. Девочка испуганно посмотрела на меня. Даже не думая, о том, что делаю, я подхватил ее на руки.

— Ребенкам в таком месте не место! — Рассудил я, и помчался дальше.

Коридор оборвался как-то неожиданно. Но одно радовало — он заканчивался не стеной, а всего лишь дубовой дверью, окованной железом. Я посадил дите на пол.

— Сиди тут, я сейчас.

Сам разбежался. С силой ударил плечом дверь. Она слегка пошатнулась. Потом я проделал эту же процедуру еще пять раз. В результате я получил наверняка выбитое плечо, и уже точно выбитую дверь. Все-таки хорошо быть полукровкой! Человек не смог бы даже пошевелить эту дверь. А истинный вампир выбил бы ее одним пинком… Но не будем о грустном. Самое главное, мы выбрались. Теперь найти дорогу не составило труда, и спустя пол часа и я, и мелкая сидели на травке за городом. Как, однако, полезно иметь тайный ход в замок, о котором знаешь только ты! Спасибо, Шарэс…

Я пошарил в кармане, достал кусок воска с отпечатком ключа. Полюбовался на свою работу. Оно того стоило! Копия ключа от камеры смертников. Босс будет доволен. Вот только ребенок… Я спрятал воск обратно в карман и скосил глаза на мелкую.

— Ребенок, тебя как зовут?

В ответ — тишина. Мда…

— Дите, ты меня слышишь? — Я уже полностью повернулся к ней. Мелкая, темные длинные волосы спутаны, светло — карие, с золотинкой глаза смотрят в сторону, я никак не мог поймать ее взгляд. — Может тебе отрезали язык, когда ты была в тюрьме и теперь ты никогда в жизни ничего не скажешь? Или ты немая? Калека от рождения? И тебя следует отвести в Дом Убогих?

— Вот еще! — Девочка скрестила руки на груди и задрала нос. И тут же спохватившись, зажала рот рукой.

— Значит, все-таки говоришь. — Удовлетворенно кивнул я. — Повторю. Тебя как зовут, ребенок?

Девочка, помявшись, наконец выдавила:

— Не твое дело.

Я так и замер с открытым ртом.

— ЧЕГО?!

— Не. Твое. Дело.

— Ты, малявка! — Вот и помогай после этого людям! — Я тебя спас, между прочим!

— А кто тебя просил?! — Девочка поджала губы. — Кто тебя просил меня спасть?!

— Имей хоть каплю благодарности! — Я начал закипать.

— Благодарности? За что?

— Да ты… Да я тебя!.. — Я вскочил, собираясь как минимум выпороть ее.

Девочка смерила меня презрительным взглядом и отвернулась, скрестив руки на груди. Разговор типа закончен… Черт! Мелкая паршивка!

Никогда не умел обращаться с детьми. Так, кажется тут главное терпение. Я глубоко вдохнул, хотя мне очень хотелось надрать ее уши, запихнул свою гордость куда подальше и продолжил разговор.

— Ну… — Попробуем с другой стороны. — Хоть родители у тебя есть? Надо же тебя кому-то вернуть?

— Не твое дело.

— Мама там? Папа?

— Не твое дело.

— Ты что, сирота?

— Не твое дело. — И вздох, переходящий во всхлип.

— Ладно-ладно! Только не плачь! — Я задумчиво почесал затылок. — Что же с тобой, сирота, делать?

— Это уже не твоя забота. Если так хочешь, спасибо, что спас. А теперь забудь обо мне. — Девочка повернулась и посмотрела прямо мне в глаза. Почему-то мне стало не по себе. Она встала, поправила свои лохмотья. — Иди домой, живи дальше. И забудь обо мне. Не наживай себе лишних проблем. — Мелкая говорила совершенно серьезно. Слишком серьезно для ее возраста. У меня сложилось впечатление, что это я ребенок, а не она.

— И куда же ты пойдешь, такая мелкая? — Я стряхнул с себя непонятное наваждение. — У тебя даже родителей нет!

— Я тебе уде сказала — не твое дело. Сама справлюсь.

— Видел я, как ты справляешься. — Скептически фыркнул я.

— Тебя это вообще волновать должно. Спас и спасибо тебе. Я пошла. — Она развернулась и стала спускаться с холма.

— Ну уж нет, мелочь. — Так, все, терпение кончилось. Подхватив это дите, я направился в совершено противоположном направлении — к городу. — Я тебя спас? Спас. Значит, ты теперь моя. А из этого следует, что я делаю с тобой все, что захочу.

— И… чего ты хочешь? — Спросило дите. Она старалась говорить как можно безразличней, но ее голос все-таки дрогнул.

Я остановился, на секунду задумался.

— Я хочу пристроить тебя куда-нибудь, и уже тогда с чистой совестью забыть о твоем существовании. Или есть вариант номер два…

— Два?

— Точно. Если ты будешь хамить… Я тебя съем! — Я выпустил клыки и мило улыбнулся ей.

Девочка пикнула и обмякла. Я перекинул ее поудобней через плечо и, напевая что-то незамысловатое продолжил топать к городу.

В гильдии было тихо. Даже странно, обычно здесь не протолкнуться. Хотя я еще никогда не бывал здесь днем, а тут вдруг захотелось побыстрее отделаться от заказа, и я решил не ждать ночи. Единственным живым существом, встретившимся мне, была Дара. Так сказать, моя близкая знакомая и по совместительству наемная убийца. Что я могу сказать о Даре? Умная и довольно беспринципная особа, хороший напарник, но любовь к золоту ее когда-нибудь погубит. Как, впрочем, и меня. Хотя мне до нее… Ее где-то 25 лет, но она умудряется выглядеть на 18. Невысокого роста, везде носит плащ, (это очень меня раздражает) скрывающий серьезный арсенал профессионального убийцы (а это меня очень пугает).

На данный момент времени она дремала, сидя в огромном кресле, положив ноги на кофейный столик. Но как только я вошел, она сразу встрепенулась, открыла сначала один глаз, потом второй. И все-таки они у нее красивые глаза. Серовато — голубые, почти цвета ее клинка.

— Здорова, Райен.

— И тебе не болеть, Дара.

— Рано ты сегодня. — Она потянулась всем телом, заразительно зевая.

— Да… — Я сам подавил зевок и оглядел зал в поисках места, куда можно кинуть мелкую. Наконец я обнаружил в углу ворох подушек.

— Это еще что такое? — Дара, наконец, обратила свое внимание на ребенка.

— Так… Работа на дом. — Я положил то ли искусно претворяющуюся, то ли в самом деле находящуюся в отключке мелкую на подушки.

— И откуда же у тебя… Эта работа?

— Как откуда? — Я с недоумением посмотрел на Дару. — Украл, конечно!

— И зачем она тебе? — Девушка закинула руки за голову, поудобнее устроилась в мягких объятиях кресла.

— Сам пока не знаю. — Какая гадость! Стою перед зеркалом, приглаживаю волосы… А они же, такие-сякие, во все стороны топорщатся. Босс, видите ли, борется за чистоту масс… А то, что массам крутится перед зеркалом битый час, словно барышня, это как?! Он же еще специально огромное зеркало купил… Ай, ладно! Так сойдет! Я оглядел свою работу. Волосы топорщатся уже меньше, и по крайнее мере в одну сторону.

Эх, был бы я истинным вампиром… Избежал бы этой участи. Или если бы дар у меня был другой… Вообще-то вампиры отражаются в зеркалах, еще как отражаются! И тень отбрасывают. Просто они, как и другие расы, имеют свои особенности магии. Эльфы, например, больше на лечение нацелены, они по травке, гномы — ремесленники, они по земле. Вампиры — охотники. У них магия связана с темнотой и иллюзиями, они могут спрятать свою тень и отражение, создать миражи. У меня тоже есть дар. Я могу играть тенями. А вот отражения — это уже никак… Так почти у всех полукровок, им передается только часть дара. Или тени. Или отражения. Кому как повезет. А некоторые вообще рождаются без дара. Я везучий. Иногда…

Ладно, к черту волосы, к черту зеркала, пора идти. Глубоко вздохнув, я постучался в дверь личного кабинета Босса. Мне никто не ответил. Это хорошо. Если бы мне сказали «Войдите»… Лучше сразу сматывать удочки.

Я приоткрыл дверь, тихонько зашел. Босс сидел за массивным дубовым столом и разбирал какие-то бумаги. Я подошел к нему. Подавил жгучее желание смахнуть с края стола бумажки и сесть. Прямо на стол. Почему-то мне это хочется сделать всегда, когда я вижу стол Босса.

Босс, проследив мой взгляд, лишь покачал головой. Я страдальчески закатил глаза. Так повторялось из раза в раз. И стало уже своего рода ритуалом.

— И что ты мне принес? — Босс даже не оторвался от бумаг.

— То, что ты и просил. — Я выложил из кармана воск.

Босс отложил бумаги, взял его в руки. Посмотрел, повертел. Довольно хмыкнул. Положил воск в ящик стола и снова углубился в чтение.

— Эммм… Прости, но ты кое-что забыл.

— Например?

— Например… Даже и не знаю… — Я показушно задумался. — Например, деньги?

— А! Точно! — Босс точно так же показушно хлопнул себя по лбу. — Вот, держи.

На стол упал толстый кошель. Я взял его, кивнул и быстро откланялся. Босс мог и задание дать. А мне это сейчас ни к чему. Вот разберусь с делами, сам приду. Да и отпуск мне не помешает. Даже у представителей столь древней и опасной профессии, как воры, должен быть отпуск!

В зале было тихо. И пусто. Очень тихо и очень пусто. В смысле, там вообще никого не было. Хотя там по идее должны находиться как минимум двое. Любимое кресло Дары пустовало. На подушках я тоже не заметил мелочиной тушки. Так-так-так! Ребенок бы никогда в жизни не вышел бы сама из гильдии. Просто потому, что не зная пары секретов это сделать невозможно. Значит, Дара. Значит, эта хвастливая, лживая тва…

Додумать я не успел. Так же как не успел броситься на поиски наемницы, которая сперла мое дите. Послышались голоса, один из которых принадлежал явно ребенку, а спустя пару секунд в зал вошла Дара, ведя под руку по уши счастливую девочку, которая крепко сжимала простенькую тряпичную куклу.

— А вот и дядя Райен! Кстати, ты зачем ее скушать хотел? Такой милый ребенок! Кстати, зовут ее Нади.

— Ка… какой я тебе дядя?! — В горле резко пересохло, так что я еле выдавил слова.

— Сделай, пожалуйста, лицо попроще. Смотреть страшно. И пообещай, что ты ее не скушаешь. — Дара усадила Нади на свое кресло.

— Обещаю. Вы где были?!

— Не кричи. Малышка проснулась, и я решила сделать ей приятно. Вспомнила, что где-то в барахолке…

— В сокровищнице. — Поправил я.

— … в барахолке, — продолжила наемница, — есть кукла. И вообще, чего ты завелся? Можно подумать, что это твой ребенок.

Я промолчал. Сказать было нечего. Наверное, это просто черная зависть и ревность. Со мной мелкая даже поговорить нормально не захотела, а за Дару ишь как цепляется.

— Слушай, упырь, может это и в самом деле твоя дочка, а? — Дара подмигнула.

— Да пошла ты!..

— Иду, иду! — Наемница в самом деле направилась к выходу. — Удачи молодому папаше!

— Гррррр!

Дара показала мне язык и скрылась за дверью. Мы остались с Нади вдвоем. Что делать дальше, я не представлял. В начале все было просто. Я иду в город, отдаю задание, а потом что-нибудь обязательно придумываю. Первая часть воплощена, но что-то вторая не придумывается. Я посмотрел на девочку. Ее бы помыть для начала. Да и вообще… И тут меня посетила гениальная идея.

— Нади, пошли.

— Куда, дядя Райен? — Мелкая неохотно вылезла из кресла и подошла ко мне.

— Узнаешь. И ради всех богов, не называй меня дядей!

— Хорошо… Тетя Райен.

— Что?! — Я посмотрел на малявку. Она посмотрела на меня. Совершенно честными глазами.

— Ну, если вы не дядя, значит, вы тетя. — Блин, логика — убийственная…

— Ладно, мелкая, называй меня дядей, если так хочется. — Я глубоко вздохнул. — И пошли уже.

— Нянюшка! — Я широко распахнул дверь дома. — Нянюшка!

Иногда я бываю просто гениален. Зачем мучатся, если для воспитания детей существуют специальные люди? Может, это звучит немного… нехорошо, но и вы меня поймите, я разбираюсь в детях, как свинья в апельсинах!

Нянюшка не заставила себя ждать. Она буквально скатилась с лестницы. Такая пухленькая, кругленькая. На меня сразу нахлынули воспоминания. Как я прятался за ней, когда приходила моя мама. Няня уже в те времена имела внушительные формы. Как я шалил, как таскал булочки… Она потом гонялась за мной по всему дому, лупила полотенцем. Но потом всегда жалела, поила молоком с этими самыми булочками. По моему лицу невольно расползлась идиотская улыбка. Какие же у нее были вкусные булочки!

— Ой, Райен! — Нянюшка, тяжело дыша, обняла меня. — Сколько же я тебя не видела…

Меня накрыла волна стыда. Она не видела меня очень, очень долго. Все как-то времени зайти не было, а если и заходил, то отделывался общими фразами, и тут же сбегал… А в последнее время вообще забыл про старую няню.

— Как же ты подрос, как подрос! — Няня отошла на полшага и подслеповато щурясь, оглядела меня.

— А вы все такая же, нянюшка.

Обе эти фразы были ложью. Я за те шесть лет, что не был здесь, ни капли не изменился. Нянюшка же сильно сдала… Так будет и дальше. Она будет стареть, увядать, а я буду все таким же. Наверное, это еще одна причина, по которой я перестал бывать здесь. Конечно, в свое время и меня накроет человеческая старость. Только это будет еще не скоро.

Конечно, можно старость отодвинуть, если пить кровь людей, но я этого делать не буду. Множество полукровок плохо кончили, уже не имея шанса остановиться. Они превращались в обыкновенных упырей, которых интересовала только охота. Обычно сами Высшие Кланы финансировали их отлов и убийство. Как-то не хочется предоставлять такой шанс моему братишке. Мы виделись с ним всего пару раз, но он возненавидел меня до чертиков. А мне все равно. Я пока под защитой Закона. И это бесит его еще сильнее.

Но это все лирическое отступление. Няня наконец заметила Нади. Восторгу (по поводу милого личика) и ужасаниям (по поводу худобы) не было предела. Я лишь отошел в сторонку, предоставив нянюшке полную свободу действий. Нади стояла, затравленно озираясь, иногда поглядывая на меня и одними глазами прося помощи. Я гаденько усмехался и качал головой.

— Райен, откуда у тебя этот прелестный ребенок? — Нянюшка с полным умилением смотрела на Нади.

— Я спас ее от разбойников. — Хм… Врать не хорошо, но, по сути, стражники — еще те разбойники! Тем более что нянюшка не знает, что я вор. Это просто разбило бы ее сердце. — Родителей у нее нет, я и решил пока о ней позаботиться.

— О Райен! — няня промокнула слезу. — Ты всегда был таким добрым!

Фыркнули мы с Нади одновременно. Нянюшка непонимающе на нас поглядела, а я подавил желание взять и отшлепать мелкую. Я все-таки спас ее, могла быть и благодарнее. Кстати, надо не забыть расспросить ее, почему она в тюрьме была?…

Потом были целый час расспросов. А мелкая, когда хотела, могла быть милой… Наконец няня отправилась ее купать, а я смог посидеть в тишине, подумать. Думалось хорошо, даже очень. Первую минуту. Потом как-то незаметно меня сморил сон.

Хотите совет? Никогда не засыпайте сидя. Тем более за столом… Я проснулся со страшной ломотой во всем теле, головной болью и отпечатком столешницы на щеке. Рядом стояла Нади, прижимая к себе куклу. На мелкой была новая ночная рубашка, длинная, до пола. Окна плотно закрыты ставнями, только на краю стола горит свечка. Суда по всему, уже глубокая ночь. Мои мысли подтвердил низкий гул, переходящий в чистый звон. Оба храма пробили полночь…

— Чего тебе, ребенок? — Я до хруста потянулся, разминая затекшие конечности. Нянюшка решила меня не будить. Даже пледом накрыла, вон он под столом валяется.

— Это… — Девочка опустила глаза. — Ты… Я попросить хотела…

— Проси. — После сна я добрый. Даже не смотря на то, что все болит…

— Ты… — Мелкая в нерешительности покусывала губу. — Посиди со мной, а?

— Аххкхе! — От неожиданности зевок перешел в заливистый кашель. В лесу сдохло что-то очень большое.

Нади вздохнула. Я посмотрел на нее. Девочка была совершенно серьезна. Это была не проказа и не шутка, она была явно чем-то испугана.

— Хорошо, посижу.

— Спасибо. — Она слабо улыбнулась.

Нянюшка отвела Нади самую большую комнату. Там даже был камин. Мы с мелкой сидели на мягком ковре, прислонившись спинами к кровати и смотрели на угольки. Огонь давно прогорел, но угольки остались. Они подмигивали нам и иногда потрескивали.

— Мне про тебя Дара немного рассказывала.

— Да? — Я лениво посмотрел на девочку. — Надеюсь, хорошее?

— Ну… В общем, да… — Мелкая задумалась. — Ты прости, что тогда немного нагрубила.

— Забыли. — Я махнул рукой.

На пару минут воцарилась тишина. Только потрескивает в камине.

— Скажи, почему ты спас меня? — Нарушила молчание Нади. В красноватом полумраке ее лицо казалось застывшей маской.

— Почему? — Я зевнул. Спать хочется… Думать не хочется… Сейчас мелкая заснет, перенесу ее на постель и спать. — Потому что когда-то кое-кто точно так же спас меня. Можешь считать, что я возвращаю долг.

— Ясно. — Она опустила глаза. — Знаешь… Мне как-то не по себе. Что-то плохое будет.

— Да что может случиться? — Лично я был спокоен, как слон. Только очень спать хотелось…

— Многое. Меня же ищут.

— Ну пусть ищут. — Я пожал плечами. — Меня вот тоже ищут.

— Но… У меня предчувствие! — Мелкая изо всех сил старалась мне что-то доказать.

— И что? — Черт, надоело уже зевать. Да и голова не работает…

— Это не хорошо.

— А ты не волнуйся. — А если и найдут… Никому я мелкую отдавать пока не собирался. Хотя бы потому, что тюрьма — не место для детей. Хотя бы потому, что пришло время платить по старым долгам. И… — Мелкая, кстати о птичках, ты что в тюрьме делала?

— Я… — Нади замялась. — Я… Я… Меня… Просто…

— Ладно, уж, ты скажи хотя бы, ты не убила случайно никого?

— Нет! — Она яростно замотала головой и тихо созналась: — Я булку украла…

— Что за нравы! За булку и сразу в тюрьму… — Я зевнул, покачал головой. Ясно. Хотели утром показательную порку устроить. Любимое развлечение…

Мы немного помолчали. От камина исходило блаженное тепло. Я почти задремал, но Нади снова заговорила:

— Зря ты меня спас. И с собой зря взял.

— Почему? — Сон помахал ручкой и исчез.

— Это опасно. — Девочка сжалась. — Ты себе даже не представляешь… Мне надо уйти.

— Ребенок! — Я потянулся, встал, прошелся по комнате, сгоняя с себя сон. — Тебе сколько лет, ребенок? — Нет, она меня определенно уже достала! И куда ей надо слинять постоянно?

— Мне…

Закончить фразу Нади не успела. Ее прервали, причем весьма бесцеремонно. Кто-то постучался. В окно. На втором этаже. Я мысленно выругался и отдернул штору. На меня смотрела нахальная физиономия фантома-посыльного.

— Как ты меня нашел? — Угрюмо спросил я, открывая окно.

— Профессиональная тайна. — Посыльный уселся прямо на подоконник. — Задание есть, заказчик просил именно тебя. Надо кое-что проверить. Вот адрес. — Он сунул мне в руку бумажку. А потом хихикнул. — Что, с Боссом поссорился?

— Сгинь! — Рявкнул я.

— Слушаюсь и повинуюсь! — Фантом-посыльный улыбнулся, помахал рукой и растворился в ночи.

А я остался стоять, тупо смотря на бумажку. Это что такое получается?! У Босса что, совсем людей нет? Проверять обычно посылали новичков, их задача состояла в наблюдении за домами или людьми и подтверждении крупных сделок. Почему послали именно меня?!

Я развернул бумажку и заскрипел зубами. Это же на другом конце города! Туда добираться черт знает сколько! И отказаться не получится. На бумажке стоит пометка «лично». Это значит, что дело надо закончить как можно быстрее. И быть очень, очень, осторожным. Черт! Как же не вовремя!

— Мелкая, мне надо уйти.

— Не…нет… — Я оглянулся. Нади все еще сидела на полу. Она подняла голову и посмотрела на меня. Я заглянул в огромные, казавшиеся сейчас безгранично черными, глаза. У меня по спине сразу пробежали мурашки. — Не уходи… Что-то плохое будет.

— Все будет хорошо. — Я постарался улыбнуться. Хотя самому уже было не по себе. — Не волнуйся. Все будет хорошо. — Интересно, кого я пытаюсь убедить больше? Ее? Или себя?

Тени были длинными, почти бесконечными. Это хорошо. Очень хорошо. Для того, кто умеет ими пользоваться. Я умею. Достаточно одной мысли, легкого усилия воли. Тени похожи на черных кошек. Иногда мне кажется, что они мурчат, когда я начинаю с ними играть.

Я провел рукой. Совершенно бессмысленный жест. Но мне так легче. Одна из теней выгнула спину, словно лениво потягиваясь. Теперь она будет скрывать и защищать меня.

В городе, не смотря на поздний час, царило оживление. Только это было какое-то нехорошее оживление. Повсюду сновали стражники, причем не только обычные. Мне пришлось пару минут, затаив дыхание, прятаться на крыше, пока мимо проходили Светлые Стражи.

А потом я чуть не столкнулся с вампирами из Темных. Попадись я им под горячую руку — можно смело копать могилу. Я сильнее обычного человека. Но слабее вампира. Я, конечно, могу победить одного вампира. При максимуме удачи. Может, даже двоих. Если готовиться заранее, расставлять ловушки, то четырех. И то, средних по силе. О вампирах — Стражах я даже не говорю. У меня против них нет никаких шансов.

Я сидел на крыше и смотрел на главную площадь. Там только что прошли несколько отрядов Святых и Темных Стражей. В своей жизни я всего пару раз видел Стражей. И то в Храме. Обычно они никогда не покидали его, что Светлые, что Темные… Что же это творится? Кого они ищут? Мда…

Немного помедлив, я продолжил путь. Но чем ближе я был к цели, тем сильнее билось сердце. Но почему? Впереди засады не было, я это точно знал. Впереди, в той части города вообще никого не было. Ни темных стражей, ни светлых… Даже обычных стражников. Все они остались там, за спиной.

Неожиданно мой мозг пронзила страшная догадка. Да нет, не может такого быть! Но… Все Стражи… Они шли к дому нянюшки… Туда! Я похолодел. Черт! Черт! Черт! Ни секунды не размышляя, я рванул обратно, наплевав на все осторожности. Как? Почему? Зачем СТРАЖАМ-то им я и мелкая?! Ладно, стражникам… Может, я ошибся? Может, мне только показалось? И они ищут не нас? Сколько вопросов! Я стиснул зубы. В любом случае, лучше вернуться.

Я бежал, и моя тень еле успевала за мной. Откуда они узнали, где я? Или… История повторяется? Неужели меня предали? Так же, как и Шареса?!

Уже возле дома я заметил несколько Светлых, стоящих около самой двери. Значит, я не ошибся. И все-таки успел…

В дом пришлось залезать через окно в комнате Нади. Как раз вовремя, в дверь снизу постучали. Послышался заспанный голос няни. Я поискал глазами девочку. В комнате ее не было. Черт! Где же она?! Времени искать ее нет, я уже слышу голоса Светлых. Черт!

Неожиданно тихо открылась дверь. На пороге комнаты стояла Нади. Бледная, и очень испуганная. Она меня явно не замечала. Я мысленно чертыхнулся и сбросил с себя тень. Нади вздрогнула, но, к счастью не закричала.

— Все хорошо. — Я подошел к ней, слегка приобнял за плечи, выглянул в коридор. Внизу няня что-то втолковывала Светлым. Еще две минуты есть. Я накинул на себя и на Нади тень. — Нам надо бежать.

— Нет. — Тихо и бесцветно произнесла девочка. — Это бесполезно, они найдут меня снова.

— Это мы еще посмотрим. — Я не стал больше с ней разговаривать, просто схватил в охапку и вылез в окно.

Если бы все было так просто! Едва моя нога коснулась соседней крыши, как сзади послышался чей-то крик. Я даже не стал оборачиваться, и так зная — Светлые заметили меня.

Светлые, Светлые. У меня с ними всегда были натянутые отношения. Давала о себе знать вампирская половина. Все-таки вампиры скорее Темные, такая уж природа. Хотя, можете мне и не верить, но я знал одного Светлого вампира. Он служил при храме, вроде даже до одного из высших званий дослужился… Но это всего лишь исключение, которое подтверждает правило. В любом случае сдаваться значило только одно — для меня смерть, а для Нади… Даже и не знаю, зачем она им нужна, но Светлые ее не получат.

Мелкая тем временем бормотала что-то насчет того, что ее надо оставить, бросить, что я могу погибнуть, и прочую чушь. Хорошо, что вырываться не пыталась. Конечно, убегать с ребенком подмышкой не очень удобно, но скорость я держал хорошую. Крыши мелькали где-то снизу, я почти летел. Не смотря на все увещевания, предупреждения и так далее, дома строили очень близко. Это играло мне лишь на руку.

Я скорее почувствовал, чем услышал преследователей. Рискуя упасть, я все же оглянулся. Светлые шли по пятам, не отставая. Я выругался. Плохо, очень плохо! Значит, уйти по верху не удастся. Тогда самое главное сейчас — добраться до окраины. Там можно соскочить и оторваться.

На краю одной из крыш я немного затормозил, рванулся в сторону, заметив впереди еще один отряд Светлых. Это спасло мне жизнь. Мимо моего уха пролетела стрела. Я буквально спиной чувствовал, что вторая уже готовиться встретиться с моим сердцем. Нет уж! На крыше я словно на ладони. Значит…

Я с лихим гиканьем спрыгнул с крыши, с третьего этажа. Нади тихо ойкнула. Черт! В глазах слегка потемнело. Больно! Ноги себе вроде не сломал, это радует. Но повторить такое еще раз… Никогда. Рядом со мной в землю вонзилась еще одна стрела, заставляя забыть о ноющих ногах. И я снова побежал. Буквально через минуту сзади послышались голоса и топот. Не хорошо! Я рассчитывал на небольшую фору.

Эта часть города была мне достаточна знакома. Но это не помогало… Светлые не отставали, как я не пытался. Я начал потихоньку уставать. Бесконечные повороты, узкие улочки, тонувшие во тьме, неверные тени, скрывающие камни, о которые так легко споткнуться. Что я, собственно, и сделал…

Я лежал, тяжело дыша и с ужасом понимая — встать уже не смогу. Рядом скрючилась Нади, она, кажется, ударилась во время падения. Я хотел спросить, но не решился, просто затаил дыхание и слушал, как приближаются Светлые.

— Он повернул сюда! Скорее!

— Да, я видел. Сам поторопись!

Я вжался в землю, стиснул зубы. Хотелось стать маленьким, незаметным. Что бы они не нашли меня… Последним порывом я прижал к себе Нади, зажмурившись и уже почти слыша шаги рядом со своим ухом, уже почти ощущая стрелу у себя в спине… Светлые никогда не церемонятся.

А вот и они. Топот ног, выкрики… В нос ударил запах…даже и не знаю, как его охарактеризовать. Все Светлые пахнут как-то странно, смесью чего-то свежего, вроде мяты, и церковных благовоний. Последний запах у меня всегда ассоциируется с трупами. Со смертью.

— Боги! Куда они делись?!

— Ты что, упустил их?!!!

— Простите… Наверное, это другой поворот…

Что?! Они не видят меня? Я даже боялся поверить своему счастью. Светлые еще немного поспорили и ушли. И лишь тогда я открыл глаза, и позволили себе нормально дышать. Рядом закашлялась мелкая. Очевидно, и она задержала дыхание.

— Они ушли? — Тихо, на грани слуха спросила она.

— Да. Ушли. — Я сел, прислонившись спиной к стене. Внутри была пустота и бесконечная усталость, словно от напряжения нервы полностью сгорели. — Ты как, не сильно ударилась?

— Нормально. Все нормально. — Нади села рядом. — Почему они нас не заметили?

— Тень. — Я поднял руку, показывая мелкой, как она сливается со стеной, полностью находящейся в тени.

Она с удивлением посмотрела на мою руку, потом на свою. Потом пару раз приложила свою руку к стене, с восторгом смотря, как она полностью растворяется в тени.

Вот и все. Вот и спаслись. Светлые нас не заметят, это точно. Можно немного отдохнуть. Просто посидеть, отдышаться, подумать, что делать дальше.

— А вот и моя добыча. — К моему горлу прикоснулось что-то холодное и острое. Глаза тут же выхватили из множества теней чужую, инородную.

Как же я облажался… Спрятался от Светлых, а о Темных забыл. Для них моя забава с тенями — тьфу. Тем более для Стражей… Я бессильно сжал кулаки.

— Что тебе надо?

— Поверь, мне нужно немного. Всего лишь девчонка. — Вампир хихикнул. — Я даже оставлю тебе жизнь, у меня очень хорошее настроение. Повышение по службе и премия! — Я представил, как он мечтательно закатил глаза. Пора!

— Не мечтай! — Одним движением я убрал шею из-под кинжала. Быстро подхватил оцепеневшую Нади и побежал…

Плечо обожгло холодной болью. Я зашипел, завернул за угол и прислонился к стене. В плече торчал кинжал. Твою же мать! Посадил Нади, с тихим ужасом смотрящую на раненую руку.

— Райен… Плечо… Ты…

— Мелкая… — Прошипел я. — Сиди и молчи!

Потом глубоко вдохнул, вырвал кинжал и воткнул в стену. Красивый кинжальчик. Другой на моем месте оставил бы его себе, даже не догадываясь — этот кинжал еще и маяк, с наложенным заклинанием, которое заставляет всегда носить его с собой. Мой преследователь не торопится, он чует кинжал, и сейчас идет прямо ко мне. Да и рана, нанесенная таким оружием, просто светится от магии. Но я-то полукровка. Это был его просчет. Быстро прикинув время, я зашептал плечо, удалил магию. На большее меня просто не хватило. Кровь останавливать времени не было. Просто перетянул рану оторванным рукавом. Скоро к Стражу присоединятся его коллеги. Надо спешить.

Я глубоко вдохнул, притянул к себе пару теней. Сделал из них копии своей. Дождался, пока Страж подойдет достаточно близко, и отпустил одну из теней. Страж заметил край моей тени, исчезающей в переулке, но лишь покачал головой. Кинжал был в другом месте. Мне оставалось только спрятаться самому, спрятать мелкую, и наблюдать. Вот Страж подходит, вот заворачивает за угол. Я стараюсь подавить улыбку, видя, как он меняется в лице, видя кинжал, воткнутый в стену, и вспоминая, что видел, как я убегал совсем в другом направлении.

Вампир убрался. Я не стал повторять свою ошибку. Лучше не сидеть там, где тебя могут легко найти. Тем более что я был совсем близко от цели. Не думайте, что все это время я просто бессмысленно убегал. У меня была вполне конкретная цель: старая часовня, стоящая совсем на окраине. Она была уже настолько ветхой, что казалось — дунешь, и она развалится. На самом деле часовня простоит в еще два раза дольше, чем любой другой дом в городе.

Почему-то часовня пользовалась весьма дурной славой. Ни Светлые, ни Темные к ней на расстояние полета стрелы не подходили. Что уж говорить о простых людях! Зато ворам и прочим преступным элементам это было только на руку. Часовню использовали как временное укрытие, на пару дней в ней легко можно было спрятаться. Я сам почти неделю однажды там просидел. Потом, правда, кошмары снились, но это та плата, которую каждый платил за безопасность.

Нади шарахнулась от часовни, как от Светлого. Что-то замычала, замахала руками. Да, мне тоже было по первой поре жутковато, но это не надолго.

— Пошли, там нет ничего страшного. — Я потянул ее за руку. Нади замотала головой. — Ох… — Пришлось перекинуть ее через здоровое плечо и нести внутрь.

Мелкая пищала, дрыгала ногами и всячески выражала свой протест. Я стиснул зубы и мужественно не обращал на это внимание. Вот и ворота. Их мне, конечно, не открыть, но сбоку есть маленькая дверца. Как только я переступил порог, Нади затихла. Даже попросила опустить ее.

— Прошу. — Я наклонился, и она спрыгнула на пол. Стала оглядываться, стараясь рассмотреть хоть что-то в тяжелом сумраке.

Мне пришлось ее взять за руку, в темноте я видел немного лучше. Мы поднялись по скрипучей лестнице наверх.

В башне, уже давно без колокола, есть небольшая комнатка. Я облюбовал ее еще в прошлый раз. Сейчас я оглядывал ее, и мне казалось, что в нее с тех пор ничего не изменилось, хотя прошло уже много лет. Деревянная кружка, лопнувшая и потрескавшаяся, все так же валяется в углу, именно там, куда я ее кинул. Соломенный матрас аккуратно свернут и лежит возле стены. Даже пыли нет. Мне рассказывали об этой особенности те, кому достаточно часто приходилось здесь прятаться. Приходишь — а все всегда именно так, как ты оставил. А я не верил…

Первым делом я расстелил матрас.

— Все, мелкая. Иди спать.

— Нет… Я не хочу. — Она присела на краешек матраса.

— Тогда как хочешь. — Я устроился на подоконнике. Грязно стекло почти не пропускало свет, через него невозможно что-то рассмотреть с улицы. Да и изнутри проблематично. Пришлось испортить оставшийся рукав, протерев им уголок стекла.

Небо серело. Ночь отступала под натиском утра. Думаю, вампиры-стражи уже убрались восвояси. Днем они были не на высоте, солнечный свет притуплял их чувства. Чем старше вампир, тем реже он выходил днем. Те же, кому перевалило за тысячу, вообще солнца не переносили. В темноте замковых комнат их кожа становилась тонкой, почти прозрачной, солнечные лучи оставляли на ней сильные ожоги.

Думаю, теперь можно и раной заняться. Я размотал самодельную повязку, осмотрел плечо. Не смертельно, рана аккуратная, через пару дней заживет. Еще один плюс полукровки — на мне все заживает быстрее, чем на обычном человеке.

— Прости.

— За что, мелкая? — С удивлением спросил я.

— Из-за меня… Из-за меня тебя ранили. — Нади сидела, теребя в руках край ночнушки.

— Глупая ты. Именно на это я и рассчитывал. Не думай, что ты виновата, по-другому просто не могло быть.

Нади посмотрела на меня.

— Так ты не сердишься?

— Нет.

— Я бы на себя сердилась. Ты теперь постоянно убегаешь, скрываешься, тебя даже ранили.

— Мелкая! — Я совершенно искренне рассмеялся. — Ты мне не поверишь — но это совершенно обычное для меня состояние.

— Прости… — Неизвестно зачем еще раз повторила она. — Скажи… — Она немного помедлила. — Скажи, ты кто?

— В смысле? — Я удивленно приподнял бровь. — Я это я.

— Ты светлый или темный? — Уточнила Нади.

— Ребенок… — Я поудобней устроился на подоконнике. — Даже и не знаю, что тебе сказать. Я тот, кто мне удобно. Я не могу быть кем-то одним. Не думай, что заказы дают только темные. Мне очень часто приходилось красть и для светлых. Это прибыльно. Это неплохая работа.

— Работа? — Она с удивлением посмотрела на меня. — Разве воровать — работа?

— Конечно. Или ты думаешь, что я просто так походил, спер, то, что мне приглянулось и все? Нет, я выполняю заказы. Ну скажи, зачем мне какая-нибудь глиняная статуэтка? Я пройду мимо, даже не замечу. А на следующий день прилетит весточка — один богатый тип платит за нее неплохие деньги. Я ее краду, получаю вознаграждение.

— А если… Если бы тебе заплатили за то, что бы ты украл меня?… — Задумчиво спросила мелкая.

— Нет-нет, я бы не согласился.

— Правд?! — Просияла она.

— Правда. — Кивнул я. — Не мой профиль. Людьми у нас другие занимаются. Я этого просто не умею.

Нади скисла, глубоко вздохнула.

— Не светлый и не темный… Может, ты Серый?

— Упаси боги! — Я весело рассмеялся. — Знавал я одного Серого! Псих еще тот! Мечтал уничтожить Светлых и Темных, и стать властелином мира. Правда, так ничего и не сделал.

— Это еще почему? — Нади с интересом слушала, наклонив голову набок.

— Утонул в сточной канаве, перепив в таверне. А на счет меня… Когда-нибудь и я определюсь. «Только с возрастом человек понимает необходимость веры и выбора жизненного пути!» — Сделав умное лицо, процитировал я. — Только надеюсь, это будет не скоро. Пока меня не в один из Храмов не тянет.

Мелкая хихикнула.

— Ты должен радоваться.

— Чему? Тому, что работы у меня станет меньше?

— У тебя хотя бы есть возможность выбирать.

— Да ну ее, эту возможность! — Пришлось немного подвинуть руку, плечо начало ныть.

— Ты просто не понимаешь, каково это… Когда за тебя решили все… Еще до рождения… — Мелкая горько улыбнулась. — И на всю жизнь.

— Такого быть не может. — Я скептически хмыкнул.

— Может, может. — Она снова вздохнула. — Только ты меня не проси, я тебе все равно не скажу ничего… — Опередила она мой вопрос. — Может, потом… Ты счастливей меня. Ты сам всегда выбираешь, что делать, а за меня все всегда решают другие.

— Не всегда, мелкая, не всегда. Я тоже подневольный человек, часто мне приходится делать то, что решают за меня другие. Например…

— Например, как то задание, на которое ты умчался? Не сравнивай. — Девочка грустно улыбнулась. — У тебя даже тогда был выбор. На него только надо было решиться… Только я одного не понимаю…

— Чего? — Заинтересовался я.

— Ты же вампир. Ты же должен быть темным?…

— Ах, вот ты о чем. Я полукровка.

— Прости, я не знала. — В глазах мелкой появились жалость и сочувствие.

— Да ладно, все в порядке. — Я постарался выдавить улыбку.

«Прости»… И это все. «Прости» и жалость, какая-то виноватость, словно мне напомнили о том, что я неизлечимо болен. Это одно из двух чувств, которыми меня обычно награждали. Второе — презрение, которое легко можно прочитать на лицах моих «родственничков» из Высших Кланов. Полукровок не любят. Но по мне уж лучше открытое презрение, чем хорошо замаскированная жалость.

Я поскреб ногтем грязь на стекле, вздохнул. Где-то на улице уже начинала кипеть обычная городская жизнь, просыпающаяся с первыми лучами солнца. Здесь же, в тени городских стен и в гуще домов, царил полумрак. В окно почти не пробивался свет, только пара лучей, проникнув сквозь оттертое мной стекло, застыли на полу. В них кружилась пыль, делая их почти осязаемыми.

Мелкая, вопреки своим словам, все же уснула. Ее сон не тревожила даже толстая муха, отчаянно жужжавшая под потолком. Сделав пару чинных кругов по комнате, муха пролетела прямо над моим ухом. Я хотел прихлопнуть ее, но меня вдруг одолела невообразимая лень. Так и остался сидеть, краем глаза наблюдая за ней.

Иногда мне начинает казаться, что все мои старания бесполезны. Даже бесполезнее, чем потуги этой мухи, отчаянно бьющейся в стекло. А ведь она даже и не знает, на сколько это бессмысленно… Желает свободы, не замечая ничего. Чем-то я похож на нее. Все, что я делаю — все выходит не так. Просто рассыпается в руках… Я посмотрел на мелкую. Хватит ли у меня сил, что бы защитить ее? Смогу ли я вернуть долг старому вору, который года-то не только спас меня, но и заменил отца?

Как бы я хотел возвратить хотя бы часть прошлого… Да, если бы у меня была такая возможность…

Но ветер, развевающий пепел надежды, не знает что такое сострадание. Прошлое исчезло, а время не повернуть вспять, ибо оно словно небо — вечное и незыблемое. Понимание этого приходит с возрастом. Если в детстве я на что-то надеялся, а в юности старался сохранить эту способность видеть мир светлым и чистым, то сейчас… Однажды моя матушка, во время очередного своего формального визита, когда няня рассказывала о моих шалостях, обронила: «Это не надолго. Жизнь научит его, а судьба сломает. Другого не дано». Я не знаю, специально ли матушка сказала это так, что бы ее слова были услышаны мной? Но эти слова запомнились навсегда…

По телу разливался холод, щедро отдаваемый стеной. Раненная рука занемела, каждое неосторожное движение отдавалось покалыванием тысячи иголочек. На полу трепетали солнечные зайчики, плавно перебираясь на стены, в уголке, на матрасе, свернувшись калачиком посапывала мелкая. В воздухе танцевали свой вальс пылинки. Я смотрел на них, понимая, еще чуть-чуть и совсем засну. Пришлось, кряхтя, слезть с подоконника. Сходил вниз, притащил еще один матрас.

Уже засыпая, я поднял глаза на муху, все так же бьющуюся о стекло в поисках выхода. Сразу стало как-то грустно… Хотя куда еще грустнее? Черт… Я просто устал… «Шарэс… Смогу ли я?…» — это была моя последняя мысль, перед тем, как я вырубился.

Комната тонула во тьме. Судя по всему, уже вечер. Ну ничего себе я поспал! Я перевернулся на спину, закинул руки за голову. Вставать с нагретого матраса решительно не хотелось. Вся вчерашняя ночь была словно в тумане, казалась сном. Какие-то погони, Светлые, Темные. Кстати, как там дите? Я скосил глаза. Мелкая все так же спала. По-моему она даже позы не поменяла. Что с нее взять… Ребенок!

Просто так лежать оказалось скучно. Спать уже не хотелось, тяжелый сумрак делал комнату почти однородной, растворяя в себе стены, потолок. Шуршали мыши, посапывала мелкая, кто-то крался по лестнице… Стоп!

Я встал как можно аккуратней, стараясь производить минимум шума. Выглянул через приоткрытую дверь. Но ничего не увидел — на лестнице царила кромешная тьма. Оставалось только стиснуть зубы и ждать. Убежать не было никакой возможности, окно плотно заколочено, да и прыгать с такой высоты… Самоубийство. Я оглядел комнату, в надежде найти хоть что ни будь похожее на оружие. Это скорее был жест отчаянья. Ведь я прекрасно знал — кроме двух матрасов здесь ничего нет. Черт! Ну почему я не притащил сюда стул?! Хотел ведь!

А шаги все приближались. Пришлось встать сбоку двери, надеясь лишь на кулаки и неосторожность нежданного гостя.

Дверь тихонько скрипнула, открываясь. Из темноты, полностью заполнившей все пространство за ней, вынырнул человек. Повертел головой и прежде чем я успел напасть на него, тихонько позвал:

— Райен! Райен, ты здесь?

— Дара? — Я расслабился и удивленно рассматривал наемницу. — Ты как меня нашла?!

— Ой! — Дара повернулась одним движением, с не меньшим удивлением смотря на меня. — Профессиональная тайна. А ты чего такой кислый?

— Да так… Я уже начинаю ощущать себя ущербным. Меня могут найти практически все!

— Не волнуйся! — Рассмеялась наемница. — Не думай, что это было легко. Тем более я знаю тебя не первый день. Ну, если мы покончили с формальностями, то может ты объяснишь мне, какого черта творится в городе?!!

— Э…м… Да так, ничего… А что собственно, произошло? Все в порядке! — Я пожал плечами.

— Да, все в порядке! Все просто чудесно! — Дара чуть не сорвалась на крик, но я указал в сторону мелкой и приложил палец к губам. Наемница кивнула и продолжила шипящим шепотом. — Только Светлые совсем с цепи сорвались, а о Темных я уже молчу! Объясни-ка мне, почему и те, и другие ищут тебя и Нади?

— Разве? Даже и не знал.

— Угу. Не знал. И ты не знал, что они чуть не разгромили гильдию, пытаясь выяснить, где ты? И то, что они весь день патрулировали город? Даже Стражи? Что за твою поимку назначена негласная награда? А за девочку, живую, обещаны сто тысяч?

У меня внутри все оборвалось. Во что же я влип?! Насколько же она важна, если за нее назначена награда в три раза больше, чем за самого опасного преступника, а вампиры ради нее нарушили свои традиции?! Да и за меня награду назначили… Точнее, за мою голову.

— Не в курсе… — Совершенно чистая правда!

— И прячешься ты тоже только из любви к искусству? — Съязвила наемница.

— Дара, если бы я знал, что им от меня с мелкой нужно! — Глубоко вздохнул я. — Я даже представить не могу, зачем она им понадобилась! Да, вчера побегать пришлось, но я…

— Упырь, ты меня пытаешься обмануть? — Сурово прошептала она.

— Дара! Я серьезно. Ты должна мне поверить.

— Что-то я сомневаюсь, что ты серьезно.

— Как хочешь. Это твои проблемы. И вообще, зачем я тебе понадобился?

— Ммммм… — Тут наемница замялась. — Да так, мимо проходила…

Меня стал душить смех. Наверное, это нервное. Как же, мимо она проходила. Что-то я сомневаюсь. О своих сомнениях я тут же сообщил Даре. Она молчала. Очевидно, думала, что бы такое соврать по правдоподобней.

— Я тут…

— Дара, а если честно? — Устало спросил я.

— Что сразу Дара?! Всегда Дара! Решил без меня дело провернуть?! Думал, я не догадаюсь? Как же!

— Ты… Ты сейчас вообще о чем?! — Я прибывал в легком шоке.

— Не прикидывайся дураком, упырь. Решил цену набить, а потом девчонку продать и жить, как король? — Глаза наемницы алчно блеснули. — Как бы ни так! Придется тебе делиться.

— Дара… — Легкий шок перешел в тяжелый ступор. — Ты вообще понимаешь, что говоришь?!

— Конечно, понимаю! Нахожусь в здравом уме и твердой памяти. И жду свою долю.

— Дура ты. — Я устало опустился на матрас. — Я не знал о награде. А даже если бы и знал, никого продавать не собирался.

— Ты гонишь. — Уже не так уверенно проговорила, точнее, прошептала наемница.

— Точно. Гоню. Дара, ты сама слышишь, что говоришь? Я не продам мелкую. Даже не потому, что я ей что-то там говорил, обещал. А просто потому, что у меня еще осталась честь и совесть. Скажи мне, наемница, ты бы приняла заказ на ребенка?

— Я… — Повисла пауза. — Нет, упырь. Я бы не только не приняла… Но и свернула бы шею заказчику. Да и никто бы не принял. Просто…

— Просто ты думала раз я полукровка, то мне плевать на все законы, писаные и не писаные? — Горько закончил я за нее.

— Нет, что ты! — Слишком быстро и слишком наигранно ответила наемница. Именно это она и имела в виду… Не нужно быть гением, что бы догадаться.

— Ладно, будем считать, что я тебе поверил. — Продолжать разборки не было никакого смысла.

Дара немного постояла рядом, переминаясь с ноги на ногу, а потом присела возле меня.

— И что ты собираешься теперь делать?

— Не знаю. — Я тряхнул головой. — Совсем не знаю. Мелкую надо спрятать куда-нибудь. Но куда, как…

— Райен, раз уж так выходит… Вам надо убираться из города. Это совет, дружеский. Наши тебя не тронут, за них ручаюсь. Тебе надо опасаться только законников и Светлых с Темными. А Светлых в особенности.

— Почему? — Я удивленно посмотрел на наемницу.

— Прошел слух… Даже и не знаю, на сколько правдивый… Они платят за мертвую девочку гораздо больше, чем за живую. Это значит, они будут использовать любые средства.

— Да я прекрасно знаю, что это значит! — Сорвался я. Черт! Дара права, из города надо уходить.

— Успокойся. — Дара положила руку мне на спину.

— Ты права. Мне надо куда-то валить. Только куда?

— Может, к эльфам?

— А может сразу к Светлым прийти? — С иронией спросил я.

— Да, ты прав, сглупила. — Дара задумалась. — К эльфам отпадает. Тогда сильфы? Хотя тоже нет. Кто у нас не поддерживает никаких отношений со Светлыми?…

— …И с Темными… — Подхватил я.

— Для кого их приказы ничего не значат…

— И к кому ни те, ни другие не полезут?

Очевидно, мы пришли к одному выводу, ибо переглянулись и хором произнесли:

— Гиганты!

Хех… Кандидатура та еще, но они единственные, кто подходил по всем параметрам. Гиганты, или каменные великаны, жили где-то в предгорье. К Светлым они относились подозрительно, Темным вообще не доверяли. Со всеми, кто обладал магической, силой разговор у них был короткий — пинок под зад или дубиной помех глаз, если с первого раза не понял. Как ни странно, но к людям у них было достаточно лояльное отношение. Гиганты с ними торговали, даже позволяли жить в их городах.

Меня они, конечно, не пустят, но зато у них можно спрятать Нади. Детей гиганты просто обожают и боготворят. Наверное, потому, что у них самих дети рождаются не так часто… Так что вопрос с местом назначения решен.

— Раз мы решили, надо спешить. Я хочу выбраться из города еще сегодня.

— Да. — Кивнула Дара. — И я тебе с этим помогу.

— Отлично. Мне надо заглянуть домой, взять кое-какие вещи.

— Ты уверен? Это получится изрядный крюк.

— Уверен. Ладно! Надо собираться.

Собираться… Обычно под этим словом подразумевают какую-то суету, беготню, поиск жизненно необходимых вещей, которые «лежали здесь, я же помню!». У нас все проходило быстро, почти мгновенно. Дара разбудила Нади. Мелкая пару минут сидела на своем матрасе, протирая глаза и зевая. Я в это время вбегал вниз, умылся и набрал воды. Заодно на пару секунд выглянул на улицу. И без того темное небо затянуло грязной пеленой туч. Кажется, собирается дождь. Я не суеверен, и не особенно доверяю приметам. Но сейчас почему-то вспомнилось, что выйти в дождь к удаче. Будем надеяться. Она нам не помешает.

Дождь не лил, он висел в воздухе, подобный туману. Мелкие капли пылью разлетались от ветра, даже не долетая до земли. Холодно, слякотно, противно. Была бы моя воля, сидел дома и никуда не высовывался. Брр! Я поежился. Идти было трудно. Дороги размокли, ноги то скользили, то по щиколотку проваливались в грязь, только начинающую засыхать после прошлого дождя. Мелкая вместе с Дарой плелись где-то позади. Стражей не было видно, наверно, сидят где-нибудь, греются. Вот черт…

Где-то в домах мягко светились окошки, навевая мысли о тепле и сухости. Там живут люди и нелюди, со своими трудностями и переживаниями. И им нету дела до чужих проблем… Там теплятся свечи, горит огонь в каминах, там тепло… Все! Я помотал головой, стараясь выгнать из нее ненужные мысли. До тепла и уюта мне сейчас как до эльфийской столицы раком. Позади чихнула Нади.

— Будь здорова. — Хором пожелал я с наемницей.

Мелкая благодарно кивнула, хлюпнув носом. Ей тоже приходилось не сладко. Дара отдала ей свой плащ, я отыскал старые сапоги, но она все равно мерзла, хоть и не подавала виду. Нормальной одежды бы. А то совсем мелкая расклеится…

Вот так мы и брели по темным, пустым улицам. Иногда мимо проносились неясные тени, принадлежащие крысам и прочей городской живности. Никого больше мы не встретили, да и кому бы пришло в голову выйти на улицу в такую погоду?

— Все, почти пришли. — Я остановился. Дара и Нади замерли рядом.

— Если мы почти пришли, тогда чего ты ждешь? — Спросила наемница.

— Не знаю. — Я провел рукой по волосам, стряхивая с них водяную пыль. — Что-то мне неуютно. Знаешь, передумал я домой заходить.

С тех пор как мы стали подходить к моему дому, у меня внутри творилось что-то не понятное. То прокатывалась волна странного жара, то екало сердце. Своим чувствам стоит доверять. Это я выучил еще в начале своей карьеры вора. Очень часто они спасали мою бесценную шкурку. Вот и сейчас я точно знал — ни под каким предлогом я подойду к своему дому. И чем дальше я от него буду держаться, тем мне будет лучше.

Я развернулся и пошел в другую сторону. Дара переглянулась с ребенком.

— Райен, что это значит?

— Все в порядке. Просто предчувствие. Не стоит мне дома появляться.

— Ясно. — Наемница понимающе кивнула головой.

— А мне ничего не ясно… — Хмуро проговорила мелкая.

— Маленькая еще. — Ответила за меня Дара.

Я не задумывался, куда иду. Даже не думал про Дару с Нади. Просто шел, куда ноги несут. Остановился я только после того, как Нади оглушительно чихнула у меня за спиной. Я словно очнулся.

— Будь… здорова.

— Ох… Спа…апчхи!..сибо.

— И зачем мы сюда пришли, а, упырь? — Раздраженно спросила наемница.

Мы стояли посреди городского парка, озаренного трепетным светом немногочисленных фонарей. Даже и не знаю, зачем я сюда пришел… Это я и сказал Даре. Она фыркнула и отвернулась, скрестив руки на груди.

— Зато я знаю. — От одного из деревьев отделилась тень. — Здравствуй, братишка.

— Ты… — Моя душа сделала сальто и ушла в пятки.

Перед нами стоял мой сводный брат, Арэй дэ Ноэр. Вампир. Истинный. Один из сильнейших в Клане. Длинные, черные, с прядками седины волосы, сколотые, словно в насмешку над всеми охотниками на вампиров серебряной заколкой. Короткий плащ цвета ночи. Белая свободная блуза, жилет, обхваченный тяжелым поясом. Штаны из мягкой ткани. Он был красив на столько же, на сколько опасен. И он ненавидел меня.

— Очень рад, что ты пришел… Сразу как я тебя позвал.

— Уррррод… — Я сжал кулаки. Он ударил меня ниже пояса, буквально размазал. Вампирам, практически всем, доступен Зов. При помощи его они могут загипнотизировать жертву, подчинить своей воле. После этого жертва теряет на некоторое время сознание, и просто идет на Зов. Вампир, пускай даже полукровка, который пошел на Зов другого вампира, словно приравнивает себя к пище. А это самое страшное унижение… Из Охотника превратиться в Жертву. Как же я не почувствовал Зов?!

— Это было на удивление просто. — Мой брат усмехнулся. — Я даже прямо удивился.

— Что тебе надо? — Надо немного успокоиться. Но меня прямо ярость пробирала, когда я смотрел на него.

— Братишка, ты не поверишь! Но я пришел мириться!

— Ты прав, я тебе не верю.

— Ну зачем же ты так со мной? — Арэй покачал головой. — Ты просто разбиваешь мое сердце!

— Я спрошу еще раз, что тебе надо?

— Давай забудем все наши разногласия и ссоры, давай снова станем семьей! — Он широко улыбнулся и танцующей походкой направился ко мне.

— Не подходи. — Я отступил на шаг.

— Райен, ты же этого так хочешь! — Он в самом деле остановился. — Ты же хочешь стать частью Клана?

— Сомнительная честь. — Настала моя очередь улыбаться. — Скажи, зачем ты здесь на самом деле?

— Я ведь тебе уже сказал! — Мой брат удивленно пожал плечами.

— Тебе ведь нужна девочка, да? — Я внимательно наблюдал за ним.

— Девочка? Какая девочка? Ах, девочка! — Арэй посмотрел на Нади, которая боязливо пряталась за Дарой. В его глазах промелькнуло странное выражение. — Конечно, мы будем рады и ее видеть членом нашего Клана.

«Даже больше, чем тебя» было просто написано на его лице какое-то мгновенье. Вот, значит как.

— Братишка, девочку ты не получишь.

— Райен. — Голос Арэя просто сочился медом. — Ну что ты, какая девочка! Поверь мне, она нам совсем не нужна.

— Хм… Странно, и почему я тебе не верю? — Я сделал вид, что задумался. — А знаю! Наверное, потому, что ты врешь.

— Ты… — Мой брат наконец-то вышел из себя. — Я предлагал тебе сделать все по-хорошему…

— Ну, если бы начал нашу встречу немного по иному, может, я бы и согласился. А так… Прости, но это не для меня.

— Тогда я заберу девчонку силой. — Меч оказался в руках брата быстрее, чем я успел моргнуть.

— Нам надо валить. — Прошептала мне на ухо наемница.

Я лишь отмахнулся. Можно подумать, сам не вижу!

— Райен… Зачем тебе это… Отдай меня, и все… — Бесцветно проговорила Нади.

— А тебя вообще никто не спрашивал! — Рыкнул я.

— Слушай ребенка, его устами глаголет истина! — Арэй перебросил меч из руки в руку. — Даю последний шанс.

— Пошел ты! — Это мы сказали хором с наемницей.

— Тогда у меня не остается выхода. — Мой брат притворно вздохнул. — Боюсь, мне придется тебя убить. — Его губы разъехались в злорадной улыбке, блеснули клыки.

Твою же мать!!! Он будет драться в полную силу! Дай бог, что бы от меня осталось хоть что-то! Похоже, Арэй заметил мой страх. Он подмигнул мне и в какое-то мгновение его движения смазались. Я не успеваю, я не успеваю!

Время замедлило свой бег. Я видел, как к моей груди приближается лезвие меча, но ничего не мог сделать. Все мои движения были медленными, слишком медленными. Единственное, что я мне оставалось…

Моя рука взвилась вверх. Вслед за ней потянулись тонкие нити теней, такие мягкие и послушные. Не знаю, поможет ли это… На долю секунды моего брата окутала тьма.

— А теперь быстрей!

— Что ты сделал с ним? — Спросила наемница, оглядываясь на Арэя, который стоял, отчаянно моргая и тря глаза.

— Я ослепил его, но не знаю, на сколько. Может, мы еще успеем убраться. — Уже на бегу ответил я.

Мокрая трава путалась в ногах, скользила и вообще всячески мешала. Нади мне опять пришлось взять на руки, ибо в своих сапогах на пять размеров больше она только тормозила нас. Черт, как же мне надоело убегать! Где-то послышался свирепый рык:

— Райен!! Ты пожалеешь, что родился на свет!

— Конечно, конечно! Только догони меня сначала. — Пробормотал я, чуть не вписавшись в стену…

Мы стояли перед высоченной каменной стеной, которая окружала часть парка. Именно ту часть, в которую мы побежали… Вот так иногда бывает. Теперь бежать нет смысла… Нас выведет либо к дворцовым воротам, либо к казармам стражников. Сердце сжалось. Я сел прямо на траву и нервно рассмеялся. Черт! Черт! Черррт!!!!

— Дара… Дара, что же я наделал?!

— Упырь… Просто ты идиот. — Ответила она, оглядываясь.

— Скажи, что делать?! Он же убьет… Он же убьет… — Меня начало колотить. Порыв ветра, мазнувший меня по лицу, показался вздохом самой смерти.

— Успокойся! Для начала! — Она повернулась ко мне.

— Не могу… Не могу! — Голос начал срываться. — Он нас прикончит!

— Думать раньше надо было, до того, как ты начал строить из себя крутого парня! — Прошипела Дара. — Решил насолить братишке? Мозгов совсем нет?

— Что же я наделал… — Я обхватил голову руками.

Как же мне все надоело! Я больше не могу, я устал! Пусть они все делают что хотят! Почему все это должно было произойти именно со мной?… Как же все трудно… И сдалась мне эта девчонка, пусть ее забирает, кто хочет, только что бы меня не трогали! Шарэс, я сделал все, что смог!

Очевидно, мои мысли слишком четко отпечатались на лице, ибо Нади всхлипнула, а Дара со всего размаха влепила мне пощечину. Потом взяла за рубашку, подняла, встряхнула. Я не сопротивлялся.

— Упырь… За все отвечать надо. Раньше ты всегда бегал от проблем, а что ты будешь делать теперь? Это был твой выбор, твое решение. Что… ты… теперь… будешь… делать?! — Она почти сорвалась на крик и снова хлестнула по моей щеке.

Это должно было прочистить мне голову, по ее мнению. Но она добилась совершенно противоположного эффекта. Мой мозг накрыла теплая и удушливая пелена, перекрывая все мысли и чувства, кроме страха и отчаяния. Я промычал что-то нечленораздельное.

Совсем близко хрустнула ветка. Мы замерли, затаили дыхание. Я, до омерзения перепуганный, Дара, бледная, словно полотно, Нади, прижимающаяся к стене так сильно, словно старалась с ней слиться. Потянулись секунды ожидания. А потом хрустнуло совсем близко и меня накрыла тьма…

Не-е-ет, я не бухнулся в обморок, как многие могли подумать. Я просто куда-то упал. Пару секунд свободного полета — и моя спина встретилась с чем-то твердым и негостеприимным. Я даже не успел понять, что случилось, просто лежал, тяжело дыша. Это что получается? Я спасся?…

— Молодой человек, вы так и будете лежать, или все же встанете и присоединитесь к вашим дамам? — Голос разрезал тишину. Он был не очень громким, но мне он показался просто раскатом грома. Я вздрогнул и сел. В кромешной темноте, царившей здесь, вообще ничего нельзя было разглядеть. И как говоривший меня заметил? — Молодой человек, — Снова повторил голос, — вставайте же! Не прилично заставлять себя ждать, тем более женщин.

Я встал, правда, с трудом. Меня тут же потянули за край рубашки куда-то вперед. Идти было не легко. Я постоянно боялся наткнуться на стену, или споткнуться обо что-то. И вдруг по глазам ударила ослепительная вспышка света. Ну, мне она показалась в тот момент ослепительной, хотя это был всего лишь зажженный фонарь. Целую минуту я стоял, отчаянно моргая и прогоняя цветные круги, плывшие перед глазами.

— Привет, упырь. — Помахала мне ручкой Дара, как только я проморгался и смог более-менее четко видеть. Рядом с ней, отвернувшись, сидела мелкая. Мне стало невыносимо стыдно… Смалодушничал, а она все поняла.

— Райен… Райен, прости меня. — Неожиданно произнесла Нади. — Ты имеешь полное право винить меня и ненавидеть… Ведь все из-за меня… Только из-за меня. — Ее губы задрожали. — Было бы лучше, если бы ты просто меня тогда оставил…

Я просто не знал, куда деться от стыда. Хуже всего, она поверила в свою виноватость… Черт! Ну почему я ничего не могу сделать нормально?! Ведь единственный, кого стоит винить — это я… Если бы не…

— Молодой человек, надеюсь, вы сможете отложить самокопание не другое время? — Послышался сзади уже знакомый голос. Я от неожиданности чуть до потолка не подскочил. — Дамы, не могли бы вы тоже отвлечься на минутку от своих не веселых мыслей? Пришло время поговорить серьезно.

Мы сидели за огромным овальным столом черного древа. Всего четверо: мы втроем и наш спаситель, уже не молодой мужчина лет пятидесяти, с густыми усами, еще не успевшими поседеть до конца, умными глазами, хитро поблескивающими из-за тонких стекол очков, широкой улыбкой. Было в нем что-то неуловимо кошачье. И еще что-то, что не давало мне покоя.

Хоть он и хотел поговорить с нами о чем-то серьезном, разговор начинать не торопился. Просто сидел, неторопливо попивал чай и разглядывал нас. Каждый раз, года его взгляд падал на меня, мне становилось не по себе. Он это заметил, улыбнулся еще шире.

— Молодой человек, вы, наверное, не можете понять, почему вам так неуютно?

— В общем… — Промямлил я.

— Все просто — я оборотень. Но вам не стоит беспокоиться. — Тут же заверил он. — Я уже давно не выхожу отсюда. И с вампирами дел не имею.

— Я полукровка.

— Ну, это не столь важно. — Махнул он рукой. — Но мы с вами, молодой человек, еще не знакомы. Ваших очаровательных дам, — При этих словах Нади смущенно опустила глаза, а наемница расплылась в улыбке, — я нашел чуть раньше, чем вас. Итак, меня зовут Котер. Просто Котер, без всяких фамильярностей.

— Райен. — Представился я. Как же я мог не догадаться! Оборотень. Вот откуда неуютность и едва уловимая аура зверя.

— Судя по всему, вы нашли потайную дверь весьма вовремя. — Котер разгладил усы. — Вы были на волосок от гибели. Мне немного рассказала об этом леди Дара. Но мне бы хотелось услышать всю историю от вас, господин Райен.

— А чего тут рассказывать… — Я немного замялся, собираясь с мыслями. — Все очень просто. — У меня невольно вырвался вздох. — И в то же время так сложно…

Честно признаться, рассказчик из меня никакой. Красноречием я не обладаю, да и вообще… Хотя одна из моих знакомых очень смеялась, когда я ей об этом сказал. А потом сказала, что просто не может не рассмеяться, когда человек красочно, с огоньком, пол часа распинается на тему того, что он не обладает красноречием и рассказывать дольше двух минут не в состоянии.

Может, она в чем-то и права, но сейчас я старался говорить как можно лаконичней, коротко, и только факты. Уложился минут в пять, может, даже и меньше. Котер меня не перебивал, да и Нади с Дарой не вмешивались. Когда я закончил, на пару минут повисла тишина.

— Так. — Котер, до этого тихонько выбивавший пальцами простенький мотивчик, хлопнул ладонью по столу. — Вы, друзья мои, вляпались по самые уши! — Он окинул нас хитрым, и как мне показалось, даже довольным взглядом.

— А то мы сами не знаем. — Огрызнулась наемница.

— Нет, не знаете. — Наш хозяин широко улыбнулся. — Хотите, я вас просвещу на счет ррррреалного состояния дел? — Буквально промурлыкал он и, не дожидаясь нашего ответа, встал и куда-то пропал. Я даже не успел заметить, куда он делся. То ли юркнул в один из проходов, то ли просто растворился.

— Что он говорил на счет нашего состояния? — Хмуро спросила Дара. — Что, может быть еще хуже?

Я пожал плечами.

— Итак. — Котер снова словно возник из воздуха и кинул на середину стола кучу свитков и пару толстенных фолиантов.

— Что это? — Нади вытянула шею, разглядывая ворох бумаги.

— Летопись. — Наш хозяин разгладил усы и сел на свое место. — Настоящая Летопись.

— А что, бывает ненастоящая? — Скептически спросил я.

— Нет-нет, молодой человек! Обе Летописи в своей мере настоящие. Та, что знаете вы, и эта. — Он кивнул в сторону свитков. — Только эта — более полная. Мне нравится называть ее настоящей. В конце концов, ведь я летописец.

— Вы?! — Ахнули мы все вместе. Я и Дара — с удивлением, Нади — с непонятным мне ужасом.

Сказать, что я был в шоке — не сказать ничего. О летописцах слышали многие. Говорили, что они знали не только прошлое, но и будущее. Хронологи, которые заменили летописцев, были лишь их слабой копией. Сравнивать хронолога и летописца все равно, что сравнивать свечу и солнце.

— Именно. — Довольно улыбнулся Котер. — Вы думали летописцы — такой же миф, как допустим, демоны? Нет, вы глубоко ошибались. Просто после заключения Договора многих из нас убили. Некоторые успели передать свои знания ученикам, другие спрятались. Я один из последних летописцев. — Он взял один из свитков, разгладил его. — Наверно, теперь мне стоит вам поведать занимательную сказочку, которую вам уже не сможет рассказать никто на свете. Слушайте, думайте. В любом случае знайте, все от последнего до первого слова — правда.

…Нельзя было сказать, что в те времена, о которых пойдет речь, мир был молод. Он прожил уже достаточно, повидав много чего на своем веку. Да и разумные расы, населявшие его к тому времени крепко стояло на ногах. Строились города, велись войны, заключались и расторгались союзы. Но это не столь важно. Не об этом пойдет речь.

Испокон веку радом с нами существовали Добро и Зло. Ангелы и демоны, которых вы считаете сейчас мифом. Да-да, они существовали в самом деле!

Две части одного целого, вечные соперники и враги. Которые не могли существовать друг без друга. Ангелы и демоны, светлые и темные, боролись за людей. Это была война. Бесконечная, надоевшая и Свету и Тьме. Почти каждый день служители света и мрака сходились в смертельных схватках.

Многие столетия ничего не менялись. Люди жили, ангелы и демоны сходились в бою снова и снова…

Пока… Пока не настал тот страшный день. Бесчисленные легионы порождений мрака и столь же великая армия света, решили положить конец этой войне в решающей битве. Закат должен был ознаменовать окончательную победу одной из сторон.

Земля застонала, а небо раскололось на осколки, когда сошлись две армии. Океаны закипели, горы рассыпались в пыль, реки меняли свои направления. Да, эта битва была началом. Началом конца. Мир корчился в агонии, раздираемый на части. На закате он должен был погибнуть.

Но, к счастью, этого не случилось. Среди темных и светлых нашлись разумные, еще не до конца ослепленные яростью войны и извечной вражды. Они попытались остановить битву. Тогда и был заключен Договор.

Договор, стоивший жизни многим, создал двое Врат. Демоны и ангелы ушли через них из мира. Врата были закрыты. До тех пор, пока Договор не будет нарушен. В этом мире остались лишь их последователи, служители древних сил, назвавшие себя Светлыми и Темными. — Котер сделал паузу.

— Это все, конечно, очень интересно… Но почему никто из нас об этом не слышал? — Хмыкнул я. В руках у меня до сих пор была чашка с чаем. Он уже успел остыть, а я даже не притронулся к нему.

— Уважаемый Райен, я уже говорил, существуют две Летописи. Одну вы знаете, и считаете правдой. Другая… — Котер грустно ухмыльнулся. — Другую храню я. Она последняя истинная Летопись, без поправок, которые сделали Темные и Светлые.

— Я вас немного не понимаю… — Дара задумчиво теребила кружку. — Хотя нет… Я вас совсем не понимаю! Что значит «без поправок»?!

— Летопись многое хранит в себе. Память. Время. Знания. — Летописец раскрыл один из фолиантов. — Темные и Светлые не хотели, что бы кто-то узнал о том, что случилось. По этому Летописцы… почти все… были убиты.

— Но…зачем? — Спросила Дара.

— Темные и Светлые решили, полное забвение лучшее, что они могут придумать. А потом решили этим воспользоваться.

— Каким же образом? — Чай я все-таки выпил. Он холодным комом проскользнул в горле, оставляя во рту приторный привкус. Слишком много сахара…

Котер пригладил усы.

— Так никто не мешает править миром. Они кое-как поделили мир, взяв под свое крыло Высшие Расы. Они заключили перемирие. Но вы ведь не глупые люди, вы должны понимать, что мир не может длиться вечно. У света и у тьмы в крови ненависть друг к другу. Сейчас власть поделена между ними, но кто откажется иметь в своих руках все, а не какую-то половину? Вот они и не отказались, когда появилась маленькая леди Нади. — При этих словах мелкая вздрогнула. Котер снова пригладил усы и усмехнулся.

— Стоп-стоп! При чем здесь ребенок?! — Я недоуменно посмотрел на него.

— Ребенок? Господин Райен вы глубоко заблуждаетесь! Маленькая леди вовсе не ребенок. — Рассмеялся летописец. — Она даже не человек, в привычном понимании этого слова. Она последний Ангел, Ключ — от — Врат. Ее силы хватит, что бы открыть одни из Врат. Точнее — Темные Врата. — Котер, довольный собой, откинулся на спинку стула, разглядывая нас.

А я и Дара смотрели на мелкую. Нади сжалась и даже не смела поднять глаза.

— Да ну! — Наемница встала, обошла стол, с интересом стала рассматривать спину мелкой. — А где крылышки там? Нимб, на худой конец?!

— Не было никогда у меня крыльев никогда! — Нади повела плечами. — Почему все думают, что если ангел — то сразу нимб и крылья? Их еще заслужить надо…

— Мелкая… Это правда? — Наконец смог выговорить я. — Ты в самом деле… Ангел?

— Да. Да, я Ангел. — Она сделала паузу. — Я не хотела говорить вам… Но раз уж господин Котер… — осуждающий взгляд в сторону летописца, — рассказал об этом… — Мелкая вздохнула. — Оказалась я в этом мире несколько лет назад… Даже не знаю как. Просто вдруг очнулась, а вокруг… — Ее лицо застыло, голос стал глухим и бесцветным. — Кровь. Много крови. Стены из серого камня и кровь. Трупы, какие-то люди. Оплавленный заклинаниями пол. Я даже не помню, как выбралась на воздух. С тех пор всюду меня преследует смерть. Почти все, кто пытался мне помочь погибли… Райен, ты должен был еще тогда, за городом оставить меня. Ты… Что бы ты не делал, как бы ты не думал, я не хочу… Что бы и ты умер. Дара, и ты тоже… Вы многое сделали, но это все… бесполезно. Они все равно найдут меня. Не важно кто успеет первым, светлые или темные, итог будет одним.

— Дара! — Я рассмеялся. — Помнишь, ты спрашивала, может ли быть еще хуже? Пожалуйста! Теперь ты знаешь ответ. Теперь ты знаешь, зачем за нами бегают Темные и Светлые. А ты ведь понимаешь, что случается с теми, кто встает между ними и властью.

— Упырь, не нуди. — Огрызнулась она.

— Итак. — Промурлыкал Котер. — Что вы будете делать?

— Мы… — Я задумался. Черт! Вот влипли так влипли! Это может стоить мне жизни. Это чертовски опасно… Но…

— Мы продолжим путь. — Решительно сказала Дара.

— Что?! Дара, но почему?! Это ведь опасно, невозможно, смертельно! — По мере перечисления в глазах наемницы все больше разгорались задорные огоньки.

— Нади, это моя жизнь. Это мой выбор. Я живу этим, опасность — хорошо! Смертельная опасность — еще лучше! Жизнь без приключений скучна. А тут такой шанс!

— Ты сумасшедшая. — Констатировали мелкая.

— Ввязываться в такую авантюру… Ты просто невозможная сумасшедшая! — Добавил я.

— А ты трус. Так что «мы» это я и Нади. А трусливые упыри могут остаться. — Она смерила меня презрительным взглядом.

— Что?! — Блин. Начинаю повторяться. Но с этой… слов уже не осталось! — Ну уж нет! — Я резко встал. — Я?! Трус?!

— Именно. Трус. — Дара вскочила вслед за мной. В ее глазах горели уже не два огонька, там плясал пожар.

— Трусливый… — Да, я тогда испугался! А кто бы остался спокоен, находясь на волоске от смерти?! Теперь она будет всю жизнь мне это вспоминать. Ну я ее покажу! — Я иду с вами. А ты, наемница, возьмешь свои слова обратно.

— Райен… Дара… — Нади с удивлением смотрела на нас. — Вы… все еще хотите мне помогать?

— Мелочь, запомни одну вещь: мне глубоко фиолетово, кто ты там, Ключ и ли еще кто, человек или нет. Ты — мелочь, и я тебе сейчас, при этой… наемнице, — Я криво улыбнулся. Да, посмотрим, какой я трус! — торжественно обещаю — я тебя до гигантов доведу, дотащу, если надо будет!

Дара рассмеялась.

— То-то же! Мужчины! — Она потянула Нади за руку. — Пошли, ребенок. А дядя Райен пусть посидит и подумает о своем поведении.

Они скрылись за одной из множества дверей, окружающих зал.

Котер весело хмыкнул и произнес тем же тоном, каким только что говорила Дара:

— Женщины! Господин Райен, вам в самом деле стоит присесть.

— Что вы еще от меня хотите? — недовольно пробурчал я, но все же присел.

— И давайте уже на «ты».

— Ладно. — Я пожал плечами.

— Хотите еще чая?

— Нет, спасибо. — Отрицательно махнул я головой.

— А теперь к вопросу о том, чего я от тебя хочу… Ничего сверхъестественного. Святые и Падшие. Ты знаешь, кто это?

— Допустим.

Летописец довольно кивнул

— Скажи все, что знаешь о них.

— Падшие и Святые, основы основ Тьмы и Света. — В общем-то, это всем известно, даже странно, что он спросил меня. — Падшие — мрак в своем первородном состоянии, высшие священники в Храмах Тьмы. Один из Падших обязательно присутствует в составе Совета Кланов у вампиров. Падший присутствует в Совете Старейшин у оборотней. Падшие стоят во главе Темной Стражи. Они покровительствуют Владеющим Ночью. Святые, или Церковники, имеют в своем распоряжении Храмы Света и входят в Советы всех Владеющих Светом. Светлая Стража открыто служит королю. Темные тоже состоят на службе, но это стараются не афишировать. Вот и все. — Я пожал плечами.

— Да-да, ты все знаешь, я так понимаю. Падшие и Святые служат королю… Или, по крайней мере, он так думает. В Верховный Совет людей входят и падшие, и Святые. Ты не задумывался, почему?

— Нет, как-то. Может, потому, что люди не хотят враждовать с другими расами? И стараются поддерживать отношения и с Владеющими Ночью, и с Владеющими Светом? — Никогда не разбирался в политике, во всех этих интригах. Ну, Падшие. Ну, Святые. Я считал их просто очень сильными магами, которые должны быть в каждом из Высших Кланов. Что в Ночных, что в Светлых. У эльфов вот тоже Святые в Совете.

— Райен! — Котер засмеялся. — Да, в этом есть правда. Только все наоборот. Это Светлые и Темные не хотят враждовать друг с другом. По этому даже власть над людьми у них поделена примерно поровну. Все, что я тебе говорю, не просто так. Я хочу, что бы ты осознал реальное положение дел. И…

Договорить он не успел. Где-то загремело. По комнате пролетел ветерок, неся с собой запах дождя и еще один, до боли знакомый, запах мяты и благовоний…

— Райен. — Котер проворно вскочил со своего стула. — Быстрее, очень мало времени.

— Что… Что происходит? — Я так же быстро встал.

— Некогда, некогда! Все потом! — Котер нетерпеливо оглядывался. — Я помогу вам выбраться из города. — Он повернулся в мою сторону. Глаза летописца изменились до неузнаваемости. Из карих они стали серебристо-стальными с тонкой ниточкой зрачка. По моей спине пробежали противные мурашки. Не люблю оборотней… — Бежим.

Извилистые коридоры скрывала плотная тьма. Если бы не абсолютное зрение оборотня, я бы точно из них не вышел. Я полностью полагался на него, чувствуя себя слепцом. Не очень приятное чувство. Пару раз я снова чувствовал тяжело-свежий запах Святых Стражей. Видимо, летописец тоже, судя по нецензурным выражениям. И вдруг мы выскочили в просторную, ярко освещенную комнату. Я зажмурился и зашипел.

— Скорее. — Мне в руки были сунуты пара тяжелых сумок.

— Зачем… Что это?

— Здесь карта. Еда и кое-какая одежда. Не отставай, быстрее! — И снова бег…

— Все. — Мы остановились посреди коридора. Он отличался от других тем, что в нем царила не кромешная тьма, а мягкий полумрак. Даже человек мог в нем достаточно хорошо ориентироваться. — Леди Нади, леди Дара! — Позвал Котер.

Скрипнула, открываясь, дверь.

— В чем дело? — Послышался удивленный голос наемницы.

— Быстрее. Вам надо уходить. — Летописец облизнул пересохшие губы. — Идите вперед, по коридору. До упора. Дверь открывается этим ключом. — Котер вручил Даре тяжелый, чуть тронутый ржой ключ. — Деньги. — Теперь уже мне был протянут достаточно увесистый кошель.

— Но… — Я растерянно посмотрел сначала на сумки, потом на кошель и ключ. — Вы… Ты… Как ты узнал… Вещи, деньги… Ты нас ждал?! Но как… — Мысли путались.

— Я же летописец. — Котер грустно усмехнулся. В полумраке его серебристые глаза таинственно мерцали. — Я записываю историю. Мне дано знать чужое прошлое. Мне дано знать свое будущие. Идите. И не забивайте свою голову.

— Тогда… Хм… Спасибо. — Я отдал одну из сумок Даре, взял кошель. — Удачи вам. До встречи!

— До встречи, господин летописец. — Поклонилась мелкая.

— До встречи, Старый Кот. — Махнула рукой наемница.

— До встречи. — Улыбнулся Котер.

…Иногда я ненавижу свою вампирскую половину. За многое… За то, что иногда я узнаю больше, чем мне хочется. Нади и Дара не могли почуять этого. Запах мяты и благовоний, смешанный с терпким запахом крови оборотня… Запах боли. Запах страха. Он догнал меня уже почти возле самой двери.

Светлые… Они никогда не церемонятся. Они убьют любого, кто встанет на Пути Света… Котер… Неужели?… Старый оборотень знал все с самого начала…

Но… Я усмехнулся. Он сказал «до встречи»…

Ночь. Темнота. Тучи уже рассеялись, и были видны колючие светлячки звезд. Мы, измотанные и обессиленные, рухнули в мокрую и холодную траву. Почти час непрерывного бега — это вам не шарф вязать! Оставаться рядом с дверью, ведущей прямо за городскую стену, я и Дара посчитали делом опасным. И снова бег, ночной ветер, обжигающий своим холодным дыханием лицо, безмолвные звезды и желтый кружок луны, похожий на чей-то глаз.

Теперь вот, лежим. Ноги, чувствую, я стер по самые уши. Столько я еще не бегал никогда! А если учесть, что половину пути я бежал с мелкой, перекинутой через плечо…

— Дара… Дара! — Из последних сил шевеля губами позвал я.

— Чего тебе? Дай умереть спокойно! — Послышался хриплый голос наемницы.

— Ага, сейчас! Еще чего захотела! Сначала я. — Небо, черное и глубокое, нависало над нами непроницаемым пологом. Качались деревья, туда-сюда, туда-сюда, туда… Я потряс головой, стряхивая с себя сонливость. — Надо того… огонь развести.

— Ладно. Разводи! — Наемница слабо махнула рукой. — Я разрешаю.

— Да… Сейчас… Разведу.

— Давай, а то мелкая…

— По-моему мелкой уже все равно. — Хмыкнул я. — Она спит давно.

— Хорошо… Тогда разводи костер.

— Ага… Полежу немного, и разведу.

— Ладно.

— Чуть-чуть полежу, и все. — Я прикрыл глаза, просто слушая шепот деревьев, расслабился, стараясь прогнать из тела усталость. Полежу пару минут, встану, разведу костер. Всего пару минут!

Солнечный луч мягко и тепло проскользнул по моему лицу. Я раскрыл глаза и резко сел. Черт!!! Вот и пару минут! Судя по всему уже почти полдень. Трава давно высохла, воздух наполнился горячим, свежим запахом мха и хвои. Слева от меня лежала мелкая, иногда по ее лицу то и дело проскальзывала тень сновидения. Справа, раскинув руки, посапывала Дара. Мдя…

Кряхтя и потирая поясницу, словно старик, я поднялся и со вкусом потянулся. Надо бы за дровами сбегать. В конце концов, лучше позже, чем никогда? Я не спеша потопал в глубь леса, на краю которого мы и свалились. Настроение было на удивление хорошее, я даже стал насвистывать свой любимый мотивчик.

Правда, настроение очень быстро куда-то улетучилось. Вы можете представить себе лес без дров?! Клянусь всеми богами, я добрых пол часа пытался найти там что-то легко транспортируемое и горючее. В порыве отчаяния я даже попытался спилить своим кинжалом какую-то сосну. Наверное, боги после такого безобразия сжалились на до мной, и я нашел сухие заросли орешника.

Неся в охапке кучу дров, я думал о жизни. Нет, не о ее несправедливости и так далее, а просто. Как иногда получается, что судьбы и жизни людей переплетаются друг с другом. Ведь еще пару дней назад расскажи мне кто о том, что со мной будет сейчас — я бы просто рассмеялся. Нет, серьезно. Мне всегда казалось, что я очень осторожный, а если меня и ловили, то это вызывало скорее чувство легкой эйфории. Ведь я точно знал — смогу сбежать. Стражники казались мне на удивление глупыми, я же был почти всемогущим… Сейчас… Сейчас же я не знаю, смогу ли выпутаться. Будем реалистами: до этого мне просто везло. Моей заслуги в том, что я до сих пор жив досадно мало. Да и слова старого летописца не дают мне покоя. Мелкая может открыть Темные Врата. Значит, Светлым она будет нужна живой в последнюю очередь. И слухи, рассказанные Дарой, правда.

Черт! Единственное, что меня могло радовать, Святые слишком прямолинейны. Но сильны. Чертовски сильны!

Задумавшись, я даже не заметил, как пришел к нашей полянке. Кинул на траву дрова, вытер пот со лба и с удивлением посмотрел на грустную мелкую и горящую жаждой убийства меня Дару. Ну вот, проснулись… Я вздохнул.

— Ладно-ладно, каюсь, я заснул! Даже и не знаю, как так получилось… — Я почесал затылок. — Но я ведь сейчас дрова принес!

Наемница засопела и отвернулась. Нади хихикнула и объявила:

— Райен, она подумала, что ты сбежал.

— Да, а ты такая белая и пушистая! — Огрызнулась Дара. — Или ты думала по-другому?

Мелкая хлюпнула носом.

— Вы… — Я чуть не задохнулся от возмущения. — Да идите вы все! — Потом развернулся, пнул ни в чем не повинный камешек и ушел.

Я сидел на пеньке и вдумчиво, с глубоким осознанием процесса считал муравьев. Они все время мельтешили, я постоянно сбивался и начинал с начала. Это хоть как-то позволяло отвлечься от грустных мыслей. Сбежал… Как они могли такое подумать?! Хотя… Очень даже могли. Перед глазами словно снова повисла плена мелкого дождя, промелькнул темный парк с редкими островками света, испуганное лицо мелкой… Я сжал зубы, тряхнул головой, стараясь прогнать липкое и холодное воспоминание. Оно смазалось, даже разжало свои когти, отпуская сердце. Я вздохнул.

— Райен. — В том, что я не скончался от сердечного приступа, была виновата естественно Дара. Хватая ртом воздух, и кое-как стараясь успокоить бешено колотящееся сердца, я обернулся.

— Смерти моей хочешь, да?! Нельзя так подкрадываться!

— Я не подкрадывалась! — Гордо вздернула голову наемница. — Я всегда так хожу, а если ты не услышал — твои про… — Она вдруг замолчала. Опустила глаза. И произнесла то, от чего у меня вдруг второй сердечный приступ не случился. — Райен, я пришла извиниться. Я была не совсем права… В общем, прости.

— Это ты что… Сейчас извинилась?! — Ошарашено переспросил я. Видимо, общение с Нади даром не прошло. Мелкая постоянно извиняется, а если и Дара начнет?!

— Да. — Наемница присела на корточки, заглянула мне в глаза и мягко, ласковым голоском, от которого по моей спине пробежал холодок, произнесла: — И если ты хоть кому-то об этом расскажешь, твоя смерть будет медленной и мучительной, это я тебе обещаю.

Нет, Дару уже не изменишь. Я улыбнулся.

…На ночь мы решили остановиться в небольшом леске. Быстро развели огонь, Дара нарезала мясо, выдала нам по куску хлеба и сыра. Я, быстро проглотив ужин, притащил еловых веток для лежанки.

Трещал и шипел костер. Ухал невидимый филин. Я и Дара сидели по разные стороны огня, греясь. Мелкая уже десятый сон видела, а нам что-то не спалось. Неожиданно наемница встрепенулась, стала настороженно оглядываться.

— Слышишь?

— Что?

— Да будто конь… — Дара в замешательстве застыла. — Только что слышала… Вот, опять!

Я напряг слух.

— Не, не слышу. Может, показалось?

— Не может такого быть. — Наемница вскочила. — Я точно что-то слышала!

— Мммм… Что случилось? — Мелкая села, сонно потирая глаза и зевая.

— Да так… — Дара села, вытащила меч и положила его себе на колени. — Ничего. Спи дальше.

— Неохота. — Нади села рядом с нами возле огня, зябко ежась и протягивая к нему руки.

Ветер прошелестел листвой, заставил огонь задрожать. Я по привычке глубоко вдохнул запахи, которые он нес собой… Резко встал, завертелся волчком, пытаясь понять, откуда ветер принес запах… Справа… Нет, слева! Черт! Ветер словно в насмешку надо мной затих.

— Надо убираться отсюда.

— Что… В чем дело? — Почти хором спросили Нади и Дара. Только Нади с недоумением, а наемница с настороженностью.

— Потом, главное быстрее. — Наклонившись за сумкой, я так и замер…

Тихо и не спеша из темноты леса вышли странные существа, большее похожие на собачьи скелеты, с кое-где свисающими лохмотьями плоти. Они словно осколки застывшего мрака скользили в постепенно подступающем к поляне странном зеленоватом тумане. Я подавил в себе желание выругаться. Очень, очень нецензурно выругаться. Ищейки…

— Вот мы и отбегали свое… — В пустоту произнесло наемница. Она даже не попыталась встать, так и сидела, поглаживая свой меч.

По нам скользили взгляды. Оценивающие, холодные. Из пустых глазниц за нами наблюдали кукловоды этих тварей — магических созданий, без жалости, без страха, без чувства голода. С одной целью — выследить. И если понадобиться — убить.

На некоторых ищейках блестели серебристые ошейники. Значит, и Святые не гнушаются такой магией… Но ведь кукловоды могут видеть все, что видят и слышат Ищейки. Так почему? Почему? Почему они медлят?! Нади поднялась. Откинула с лица прядку волос.

— Ведь я вам нужна? Я?

Ответом ей было молчание… Я разогнулся и встал за мелкой, положив ей на плечо ладонь. Ищейки не двигались. Встала и Дара, волоча за собой меч.

Это словно послужило сигналом. Мне показалось, что где-то лопнула тонкая струна. Еще мгновение… Только мгновение… Ищейки словно ожили. Блеснули клыки.

— Упырь! — Послышался рядом шепот наемницы. — Упырь!

— Чего? — Не разжимая зубов, выдохнул я.

— Они нас могут убить, упырь.

— Знаю. — Я вытащил свой кинжал, до боли в пальцах сжал его.

— Не думала я, что так скоро… Упырь, у меня есть заклинание переноса. Но мне время нужно… Минута…

Минута… Так много! Время сжалось, секунды казались годами. Минута — это много… Очень много!

Дара стала отчаянно что-то повторять одними губами, закрыв глаза и выплетая пальцами одной руки знаки над ладонью второй, на которой лежал камешек зеленоватого цвета. Ее нужна была минута. Целая минута. Ищейки медленно, почти прогулочной походкой приближались к нам. Почему?! Почему так медленно?!! Я оглядывался, вертелся волчком, стараясь уследить за ними всеми… Потом… Даже не зная зачем, посмотрел наверх. Две крохотные звездочки. Две маленькие, крохотные звездочки, которые все увеличивались. Вдоль моего хребта пробежали противные мурашки. Падший и Святой… Ищейки всего лишь должны были не дать нам сбежать!

Ищейка из Светлых, скалясь, бросился на наемницу, которая уже наполовину сплела заклинание. Наверно, почувствовала магию. С другой стороны ускорили свой бег еще несколько. Затравленно оглядываясь, я крепче сжал свой кинжал. Черт!!! Я могу остановить их всех!

Неожиданно бледная, без единой кровинки в лице, Нади, подняла меч наемницы и побежала навстречу тварям.

— Дура! Ты что делаешь?!!!! — Заорал я, попытавшись задержать ее. Но моя рука схватила лишь пустоту…

Быстро оглянувшись, я кинул свой кинжал в одну из Ищеек. Немного промахнулся, попав ей в лапу. Зарычав, она замедлила бег.

А когда вновь посмотрел на мелкую… Она стояла на коленях, молитвенно сложив ладошки. Возле был воткнут в землю меч, по его лезвию пробегали радужно-белые огоньки… Расстояние между ней и Ищейками все сокращалось. Вдруг Нади вскочила, резко выдернула меч, очертила в воздухе круг и отправила его на встречу тварям. Ищейки зарычали, отпрянув назад. Заклинание, встретившись с ними, зашипело и рассыпалось светящимся дождем. Одна из тварей присела, собираясь к последнему прыжку… Я рванул вперед.

И тут время остановилось. Пространство вокруг меня бесконечно расширилось. И в то же мгновение сжалось в ничто, вместе со мной. Тело и сознание рассыпались, перестав существовать… Что бы снова собраться в другом месте…

По инерции я пробежал еще пару шагов и, не удержавшись, упал. Весьма чувствительно приложившись ногой об какой-то камень. И рукой тоже. И головой. Всем телом, короче.

— Ох! — Кое-как я встал. Стряхнул с себя пыль, огляделся.

Куда это нас занесло?! Где-то в дали можно было различить темный силуэт то ли гор, то ли леса. Я стоял посреди поля. Пустого, бескрайнего поля, сплошь усеянного камнями, большими и маленькими, между которыми росла щетина невысокой травы.

— Мелкая! Дара! Вы где? — Позвал я. Прислушался. Но ответом мне была тишина. Я позвал еще раз. И еще. И еще…

По этому странному каменному полю я бродил часа два, ища своих спутниц. Потом просто без сил опустился на землю, прислонился спиной к одному из гигантских валунов и стал ждать рассвет.

Солнце всходило медленно, некоторое время оно просто висело над горизонтом. Я сидел, уже почти не чувствую закоченевшую спину. Кажется, надо встать… Куда-то идти, кого-то искать. Не хочу! Ничего не хочу. На меня напала апатия. Страшно хотелось спать. Спать и все…

— Райен. — Голос вырвал меня из небытия. — Райен!

— Мелкая? — Встрепенувшись, я поднял голову, немного щурясь от солнца.

— Да. — Нади улыбнулась. Присела рядом, положила рядом меч наемницы. — Я тебя и Дару всю ночь ищу.

— И как? Дару видела?

— Нет. — Она опустила глаза. — Только тебя сейчас нашла.

— Ясно. Ладно, с этим позже разберемся. Ты мне лучше скажи, что за самодеятельность на поле боя?! — Поднявшись, я навис над мелкой. — Тебя же могли убить!!!

— Мне все равно. — Нади пожала плечами.

— В смысле?! — Я снова опустился на землю, не понимающе смотря на мелкую.

— В смысле, в смысле. — Она поморщилась. — Мне все равно, умру я или нет. Для меня жизнь — всего лишь сон. А смерть время проснуться… Наверное, я даже хочу умереть.

— Ну а если так хочешь умереть, может, к Светлым тебя отвести? — Я приобнял ее за плечи.

— Ты думаешь, они убьют меня сразу? — Девочка покачала головой. — Нет, они попытаются использовать мою силу… Хоть как-то… Не хочу, что бы им что-нибудь удалось.

— Тогда надо жить. Хотя бы назло своим врагам.

— Ты мне напоминаешь одного человека. — Нади тряхнула головой, убирая волосы с лица. — Он тоже так говорил… Стоит жить… Стоит бороться… За то, что любишь. За то, что ценишь. Но… Зачем жить мне? Что бы гибли невинные люди? Что бы снова началась война? — Она подобрала с земли камушек, повертела его в руках и выбросила.

— Нет. Не за этим. Просто надо жить. — Я поднял этот камушек. Теплый от прикосновения детской ладони.

— Знаешь… Люди говорят, что когда умираешь, попадаешь к ангелам… Может, если я умру… Может, тогда я вернусь обратно, домой? К родителям? — Она хлюпнула носом. — Но это не важно. Не буду тебя утруждать своими проблемами. — Нади глубоко вздохнула, постаралась улыбнуться. — Да и там, кажется, Дара идет.

Девочка резво вскочила. Мне оставалось лишь задумчиво перебрасывать из руки в руку камешек.

— Вот вы где! — Запыхавшаяся наемница остановилась, и, облокотившись о камень, пыталась отдышаться. — Я уже испугалась! Думала, заклинание не правильно прочла! А нас всего лишь раскидало немного. Думаю, надо идти.

И мы шли. Долго, нудно. Молча, ибо обо всем, о чем только можно поговорили в первые дни пути. Остановки на отдых и снова в путь…

Деревню первой увидела Дара. Я в это время сидел на огромном валуне и вытряхивал из сапога песок и мелкие камушки.

— Так, у меня для вас просто чудная новость! — Наемница просто сияла. — Сегодня у нас будет горячая еда и чистая постель!

— С чего бы это? — Скептически спросил я, пытаясь достать из сапога какую-то колючку.

— Я выдела с холма недалеко от сюда деревню. По-моему, в ней даже есть приличный трактир.

— Отлично! — Мне наконец удалось выколупать еловую иголку. Я растер ее пальцами и кинул на землю. — Просто отлично! Слышала, мелкая, сегодня будем спать в кроватях!

Нади, гревшаяся на солнце, прислонившись спиной к дереву, тяжело поднялась. Привычно поправила слегка большеватые штаны, отряхнула с них сор.

— Если ты так и будешь сидеть, то нет. — Она повертела головой, разминая шею. — Пошли уже.

— Тоже мне, командирка нашлась! — Фыркнула Дара.

— А то! — Мелкая улыбнулась. — Так мы идем, или как?

— Сейчас. — Я натянул сапог, подхватил сумку. Одним движением оказался рядом с мелкой и щелкнул ее по кончику носа. — Не пререкайся со старшими!

— Старшие, ага! — Нади обижено потирала нос. — Конечно, старшие! Да мне больше чем вам обоими вместе взятым!

— Что-то не заметно. — Я взъерошил ей волосы.

Мелкая засопела и попыталась сделать страшное лицо. Но я и Дара лишь рассмеялись. Как-то сразу слетела усталость и напряжение, появилось что-то светлое внутри.

И уже сидя за столом в таверне, медленно потягивая из большой деревянной кружки пиво после сытного обеда, я понял, как мало надо человеку для счастья! Видимо Нади и Дара полностью разделяли мое мнение, блаженно откинувшись на спинки своих стульев.

— Вы как хотите, но я спать! — Лениво произнесла наемница.

— Я тоже. — Зевнула Нади.

— Пожалуй, дамы, я тоже… Того… Спать. — Я поднял руку, подзывая хозяина таверны. — Уважаемый, у вас есть комнаты?

— Комнаты? — Хозяин вытирал свои руки о передник. Делал он это уже минут пять, причем с таким энтузиазмом, что мне уже начало казаться, будто это он передник о руки пытается вытереть. — Конечно есть! — Он замер, задумался. — Одна. Комната. Берете?

— Берем. — Дружно ответили мы.

— Деньги вперед! — Спохватился хозяин.

Я вздохнул и полез в карман.

Небо едва начало темнеть. Солнца уже не было видно, но его лучи все еще отодвигали приход ночи. Я смотрел в окно нашей комнаты, наблюдая, как все ширится темная полоска на горизонте. Почему-то спать совершенно не хотелось. Рядом, на краю кровати, сидела мелкая. Она подпирала голову руками и так же задумчиво смотрела в окно. Я мельком глянул на нее и тут мой взгляд зацепился за выбившийся из-под ее рубашки медальон.

— Мелкая, что это у тебя?

— Что? — Она недоуменно приподняла бровь.

— На шее.

— А, это? — Нади опустила глаза на медальон. — Просто так. Я его одела в тот день, когда попала сюда. — Она сняла его с шеи. — На, посмотри, если хочешь.

Я взял его. Достаточно большой, в пол-ладони, словно сплетенный из множества гибких металлических веточек, образующих причудливый узор.

— Красиво.

— Может быть. — Мелкая пожала плечами. — Я к нему так привыкла, что уже не замечаю, красиво или нет.

Тихо открылась дверь. В комнату вошла Дара, неся в руках небольшую корзинку.

— Ну что, заждались? — Она поставила корзинку прямо на кровать. Достала из нее яблоко, красное, просто светящееся от сока. — Давайте, разбирайте. Ой, а что это такое? — Наемница выхватила из моих рук медальон. — Как красиво!

— Нравится? — Нади вытащила сразу два яблока. Одно кинула мне, другим захрустела сама. — Это мой.

— Дашь поносить? — Дара рассматривала медальон на просвет, зажмурив один глаз.

— Да без проблем. Только дай мне его на секунду… — Нади положила надкушенное яблоко на колено, приняла украшение. Сдвинула пару витков, и медальон разделился на две совершенно одинаковые части. — Вот, держите. — Мелкая отдала каждому из нас половинку. — Это что бы никому обидно не было. И вообще, дарю его вам.

— Здорово! — Дара тут же надела украшение на шею.

Мне досталась половинка без цепочки. Я дотянулся до сумки и вытащил со дна кусочек кожаного шнурка и тоже одел медальон.

— А не жалко? — Спросила наемница, теребя украшение.

— Нет. — Нади улыбнулась и откусила огромный кусок от своего яблока. — Не жалко. Он меня уже достал, если честно.

— Тогда ладно. — Расслабилась Дара.

Я еще раз посмотрел на затейливый узор и спрятал медальон под рубашку. Взял свое яблоко, примериваясь, с какой стороны его лучше укусить. Выпустил клыки и со вкусом вонзил их в сладкую, ароматную и сочную плоть яблока. И чуть не поперхнулся под удивленными взглядами мелкой и наемницы.

— Фто?!!

— Да, нет, ничего, ничего, ты кушай! — Замахали они руками. — А мы пойдем, там внизу весело! — И выскользнули за дверь.

Я прожевал откушенный кусок и задумчиво продолжил грызть фрукт. И чего они так?…

Нет, все-таки в одиночестве скучно. В окно смотреть быстро надоело, небо уже почти совсем потеряло свою ясную голубизну, потемнев и помрачнев. Да и яблоки как-то незаметно закончились… Я решил тоже спуститься вниз, тем более, что там, судя по звукам, доносившимся сюда, было в самом деле весело.

С грустью посмотрев на яблочные огрызки, в тщетной надежде пошарив в корзинке, я вылез из удобного кресла. Вышел в коридор, прислушался. Среди обычного вечернего шума можно было различить чье-то фальшивое пение. Я поморщился. Очередной захолустный бард с нудной балладой в три свитка.

Народа внизу было много. Почти все столики были заняты, что не удивительно. Куда еще податься народу после трудового дня? Я взглядом отыскал Дару с мелкой. Они сидели, с благовением внимая старику, который бренчал на потертой лире и пел гнусавым голосом. Пусть сидят себе, слушают, не буду мешать. Я тихо выскользнул из душной таверны.

Пусто, уныло. Вот и вся характеристика поселка. Пара улиц, сходившихся перед таверной. Прямо через дорогу дом старосты. По середине так называемой «главной площади» стоит помост со столбом приказов. На краешке помоста сидел мальчишка, еще совсем ребенок. Ветхая одежда, штаны, закатанные почти до колена. Рядом валяется объемная сумка. Я подошел к нему и присел рядом. Он глянул на меня из-под своих давно не стриженных русых волос, и снова уставился в землю. Мы сидели молча минут пять. Он то и дело поглядывал на меня, я тоже исподтишка разглядывал его. Наконец он не выдержал:

— Господину что-то угодно?

— Да нет. — Я пожал плечами. — Просто воздухом дышу.

— А… — Глубокомысленно потянул мальчишка.

— Ты тоже воздухом дышишь?

— Почти… — Мальчишка тряхнул головой. — Мастер приказал вещи сторожить и ждать его.

— Мастер? — Я удивленно посмотрел на него. Мастер? Такой мелкий, и уже ученик?

— Да, он сейчас там выступает. — Паренек указал на таверну.

— Так ты ученик барда?

— Да. — Он снова опустил глаза. — Я учусь у него мастерству сложения стихов и баллад.

— И как? — Заинтересовался я.

— Да так. Пока плохо получается. — Мальчишка водил ногой по земле чертя в пыли линии. — Мастер ругается много. Говорит, что я бездарь. — Он огляделся и почти шепотом проговорил: — Только вы ему не говорите, что я жаловался! А то он меня совсем прогонит…

— И что же у тебя не получается? — Я пожал плечами. — Вроде бы легко все.

— Мастер тоже так говорит. Я стараюсь очень, только у меня не получается… — Он грустно вздохнул. — Даже песню нормальную не могу сложить…

Мне стало его жалко.

— Ну… Может все не так плохо? — Я постарался как можно бодрее улыбнуться. — Неужели ты совсем не можешь ничего сочинить?

— Сочинить могу, еще как могу! — Парень совсем поник. — Только мастеру не нравятся мои песни… он говорит, что такой чуши в жизни не слышал, и если я буду продолжать в том же духе, ни копейки не заработаю…

— Ммм… — И что тут делать? Надо поддержать молодое дарование. — Спой что-нибудь. — Пусть поет, потом сострою счастливое лицо, похвалю. Конечно, врать не хорошо, но… Пусть у человека будет хоть какая-то радость в жизни.

— Спеть? Вы хотите, что бы я спел? — Мальчишка чуть не свалился с помоста от удивления. — Шутите?

— Нет, просто интересно.

— Интересно?

— Да, очень. Хочу послушать, за что тебя так ругает твой мастер.

— Ладно… — Он немного подумал, и с трудом вытащил из сумки лиру, еще более старую, чем у его мастера. — Только чур, не смейтесь…

Мальчишка немного поерзал, устраиваясь поудобнее. Его щеки то краснели, то бледнели. Волнуется. Я про себя вздохнул, готовясь услышать очередную нуднятину.

Слегка дрожащие пальцы коснулись струн лиры. Буквально пару секунд мальчишка перебирал их, просто так, а потом, словно окончательно решившись, заиграл мелодию. И тихим, звенящим голосом запел:

По праву памяти…
Ночь и тень,
Шорох ветра в листве
Страх и кровь
На меча острие.
Без права забвения…
Безысходность
Борьбы,
Вечность тьмы
И холодный рассвет.
Ты помнишь все…
Растворяясь в ночи,
Ты бежишь.
На решившись на выбора бремя,
От себя. От судьбы.
Растворяясь во времени…

Я даже не понял, когда закончилась песня, и началась тишина… Так и остался сидеть, застыв.

— Вот так… — Бледный мальчишка сглотнул, спрятал лиру. — Знаю, что плохо, но вы сами просили…

Повисла пауза. Паренек обреченно ждал, когда я начну его ругать.

— Знаешь что я тебе хочу сказать? — Он замер. Я глубоко вдохнул, еще глубже выдохнул, и совершенно искренне сказал: — Плюнь на своего мастера, плюнь на все, что он тебе говорит. Это было здорово. Нет, честно здорово!

— Правда?! — Мальчишка просто просиял.

— Правда. — Если его мастер испортит своими балладами это молодое дарование, ей-ей, найду и придушу.

Послышался гулкий стук — дверь в таверну с силой распахнулась. На улицу сразу вырвался гул голосов. Чинно и неспешно, обнимая свою лиру, вышел старый бард. Увидев меня рядом с мальчишкой, он буквально подскочил, растеряв всю солидность.

— Господин, господин! — Он сдернул парнишку с помоста. — Он к вам приставал? — Бард отвесил мальчишке подзатыльник. — Я его накажу, только скажите!

— Все в порядке. — Я поднялся. — Мы просто беседовали. А это тебе. — В моей руке, словно по волшебству, возникла монетка. Я сунул ее в ладонь совсем ошалевшего паренька.

— Что нужно сказать? — Мастер отвесил ему еще один подзатыльник.

— Спа…сибо…

— Не знаю, за что вы его так вознаграждаете, но надеюсь, по заслугам. — Бард подхватил сумку, потянул за край рубахи мальчишку.

— Конечно по заслугам. — Я на последок взъерошил мелкому волосы. — Помни, что я тебе сказал.

Мальчишка кивнул. Мастер недовольно заворчал и еще настойчивей потянул его.

На небе уже загорелись первые звезды. Старый бард со своим учеником только что скрылись за поворотом. А я так и остался стоять, задумчиво смотря им в след.

— Ты такое пропустил! — Нади тихонько подошла сзади.

— Да? — Рассеянно ответил я.

— Там просто замечательная баллада была! Жалко, ты не слышал. Не часто такой шанс выпадает! Встретить на столько талантливого человека!

— Да… — Дыхнул ночной ветер, свежо и холодно, пробираясь под одежду, до самой сущности. Он принес собой сладковатый запах скошенной травы и отголосок песни, спетой ломающимся мальчишечьим голосом:

…Исчезает луна,
Исчезает и солнце.
Исчезаю и я.
Что тогда остается?
Ангел крылья сложил,
От меня он отрекся.
Исчезает луна…
Исчезает и солнце.
Исчезаю и я…
Что тогда остается?…

Зажмурившись, я вдохнул его, улыбнувшись. Вот так бывает… — Да… Не часто…

Даже и не знаю, с какой стати я проснулся. То ли пить захотелось, то ли сон какой приснился… В любом случае это спасло мою, да и не только мою, жизнь.

В первую секунду я не понял, кто склонился над моей кроватью. Сначала подумал, что это Дара. Но когда в призрачном свете луны, выглянувшей из-за облаков, блеснул короткий, посеребренный кинжал, а на лице склонившегося я разглядел черную маску… Меня прошиб холодный пот. Охотник. Твою же мать…

Не давая ему опомниться, я резким движением отбросил его к стене. Тут же выпустил клыки, переходя на другой уровень восприятия. Со стороны это выглядело немножко жутковато: глаза наполнились красноватыми отсветами, тень взметнулась вверх, словно плащ, обхватив мои плечи. В один момент я оказался рядом с этим существом. Назвать его человеком просто язык не поворачивался… Да и не человек он вовсе. А машина. Для убийства таких, как я…

Охотник тоже времени не терял. Быстро опомнившись, он взмахнул своим кинжалом, заставляя меня отшатнуться. Холодный свет серебра больно резанул по глазам. Против воли я зашипел. Резко ушел в бок, попытался выбить из руки Охотника оружие. Он оказался немного проворнее. Только начавшее заживать плечо вспыхнуло болью. Я подавил вскрик, повернулся, взмахнув рукой. Когти встретили на своем пути слабое сопротивление. Охотник тихо ругнулся. Все-таки я тоже его достал!

Приторно-солоноватый запах наполнил комнату. Аромат крови приятно щекотал ноздри. Я оскалился. В голове зашумело, кончики ногтей защекотало. Черт! Еще чуть-чуть и я потеряю контроль над собой! По телу прошла волна дрожи. Потом другая. Видимо что-то почуяв, Охотник сделал выпад. Он рассчитывал убить меня одним ударом. И, в общем-то, ему это почти удалось… почти…

Тело Охотника неестественно выгнулось. Он захрипел и свалился на пол.

— А теперь повторяй: «Спасибо тебе, дорогая Дарочка, что спасла мою никчемную жизнь»! — Проговорила наемница, выдергивая из спины Охотника свой меч.

Я лишь хватал ртом воздух, пытаясь подавить в себе желание просто бухнуться на колени, и глотать, захлебываясь, чуть теплую, сладкую кровь…

— Райен! Эй, Райен, ты чего? Что с тобой? — Дара с недоумением посмотрела на меня.

По телу прошла новая волна дрожи. Я попытался сказать ей, что бы она отошла, но из горла вырвался лишь слабый хрип, больше похожий на рычание. Кровь. Она заполнила все. Ее запах, цвет… Весь мир окрасился красным. Я знал, понимал, что мне нельзя, ни в коем случае нельзя пить кровь Охотника… Но… Сдержаться просто не было сил… Наемница пыталась меня остановить. Уже не понимая, что же творю, я отшвырнул ее в сторону. Трясущимися руками обхватил тело, но буквально за мгновение до того, как клыки вонзились в него, моя голова взорвалась болью и сознание провалилось куда-то во тьму…

Голова болела. Даже не так. Голова Очень Жутко и Сильно Болела! Медленно, морщась от боли, я сел. Потрогал наиболее болящее место. Нащупал огромную шишку. Задумался, припоминая, что же такого произошло, и с какой радости я валяюсь среди бела дня в постели, да еще и с жутко раскалывающейся головой.

Ничего не вспомнил. Огляделся в поисках Дары или Нади. Может, они хоть что-то мне объяснят?

Обе столь необходимые мне личности нашлись быстро. Они спали почти в обнимочку на соседней кровати. Причем в рядом с наемницей лежал ее меч, а рядом с мелкой — даже на вид тяжелый и основательный глиняный кувшин. Я задумчиво почесал затылок… Точнее, попытался это сделать. Ибо тут же сжался от боли. Черт!!!

Кажется, последнее слово я произнес в слух. Мелкая и Дара тут же вскочили. На меня нацелился клинок наемницы и кувшин Нади.

— Эта… — Я в легком шоке отпрянул назад. — Вы того… Вы чего?!

— Райен? Это ты? — С недоверием спросила Дара, немного опустив меч.

— Нет, блин, это не я! — Попытка браво встать закончилась жуткой головной болью и моим позорным паданием обратно на кровать. — Это не я, а зимняя фея! Видишь, даже крылышки есть! — Сквозь зубы проговорил я, махнув рукой себе за спину.

— Он это, он. — Мелкая расслабилась, аккуратно поставила кувшин на пол.

— Ты уверена? — Наемница скептически оглядела меня. — Может лучше, для профилактики его все-таки того? — Она выразительно провела рукой по горлу.

— Я вам дам того! — Вспыхнул я, снова попытавшись вскочить. — Для профилактики!

— Все-таки он. — С тенью разочарования в голосе проговорила Дара.

— Я, я. Дошло, наконец! Может, мне кто-нибудь объяснит, что происходит?!

— Все в порядке. — Наемница засунула клинок в ножны. — Все просто отлично! Просыпаюсь я, а ты какому-то типу морду бьешь. Ну, думаю, посмотрю. Помахались чуть, ты ему своими когтищами чуть полголовы не снес. Я даже расстроилась, что все так быстро закончилось! А ты вдруг словно в ступор какой впал. Стоишь, глаза горят, трясешься весь. Чудик, с которым ты дрался, только этого и ждал. Честное слово, еле успела! Пару секунд — и мы плясали бы на твоих поминках. И если бы это было все! Убила я его, но ты все стоишь, смотришь на тело, причем так… Меня аж мороз прошиб. Зову тебя, а ты рычишь в ответ, на колени бухнулся… Честно, никогда не видела, как упырями становятся. — Голос Дары дрогнул. — Думаю, конец нам сейчас придет. Ты к трупу потянулся, я остановить тебя хотела… А ты меня… Как котенка отшвырнул.

— Хорошо, что я тоже проснулась! — Подхватила Нади. — Рядом со мной кувшин стоял, я им тебя по голове и ударила… Ты прости, пожалуйста. — Мелкая виновато улыбнулась.

— Ну а потом пришел хозяин сего клоповника с дружками, и заявил либо мы выходи сами и отдаем девочку, либо девочку забирают сами, и тогда нас выносят. Я им ответила им пару ласковых. Они извинились и ушли. Унося с собой тех, кто идти уже не мог из-за отсутствия нижних конечностей. — Дара задумчиво погладила рукоять меча.

— Ммммм…!!! — Только и выговорил я… Да, ночка, судя по всему, выдалась еще та! Хотя я теперь знаю, почему у меня голова словно после недельной попойки! — Где хоть труп Охотника?

— Того чудика в маске? В сарае лежит. Я еще не совсем того, что бы с трупами в одной комнате спать! — Фыркнула Дара.

Мелкая нахмурилась.

— Да-да конечно, не того! А кто хотел его под кровать положить и сказать, что так и было?!

— Мелкая ябеда!

— Я не ябеда! — Девочка скрестила руки на груди. — Я — за справедливость!

— Да ты… Да я… — Наемница стояла, хватая ртом воздух. Еще чуть-чуть и случится смертоубийство!

— Все! — Из последних сил я все-таки встал. Немного пошатнулся, ухватился за спинку кровати. — Дара, пошли, покажешь тело.

— Ладно. — Наемница подхватила свой меч, при этом якобы случайно хлопнув ножнами мелкую пониже спины. Довольно ухмыльнулась и выскользнула за дверь прежде, чем Нади успела хоть что-то сказать. Я глубоко вздохнул и поковылял вслед за ней.

В сарае было жарко и душно. Словно вся уличная жара скопилась здесь, повиснув и застыв недвижным маревом. Мой лоб тут же покрылся капельками пота. Я облизнул губы, вопросительно поглядел на наемницу.

— Сейчас. — Она огляделась. — Кажется, я его там оставила. Да, точно там. — Дара двинулась в дальний угол, к небольшой куче соломы. — Вот, смотри, любуйся.

Я встал рядом с ней. И тут же согнулся пополам, не имея возможности вдохнуть. Такой отвратительной вони я не чувствовал еще никогда! Зажав нос, я бросился вон, на свежий воздух.

— Хей, Райен! В чем дело? — Спросила подошедшая наемница.

— Это труп Охотника. — Коротко ответил я.

— Ну… И что? Охотник и Охотник. — Дара пожала плечами.

— Дара, такие как они, охотятся на таких, как я. Они даже не люди. Они истребляют в себе все человеческое. Големы. Машины для убийства. Их кровь пропитана зельями, а плоть настолько изменена… Стоит только кому-нибудь из Владеющих Ночью попробовать их… Все. Конец. — Я потер виски. — И при этом устоять просто невозможно. Запах зелий усиливает жажду на столько, что любой Владеющий Ночью просто теряет контроль над собой. Так что даже если Охотник погибнет — и его противнику не жить.

— На тебя это тоже действует?!

— Я же полукровка. На меня они рассчитаны в первую очередь.

— И если бы тебя… не остановили?…

— Точно. Я бы был уже мертв.

— Тогда почему сейчас не подействовали?

— В такой духоте половина зелий потеряли свою силу, а другие приобрели противоположный эффект. — Я улыбнулся. — Такова особенность Охотников. Жара не для них.

— Знать бы, кто его послал… — Наемница задумчиво потерла лоб.

— Брат мой послал, кто же еще!

— Брат?! — Дара замерла. — Ничего не понимаю в ваших упыриных делах! Мышка кошку наняла! Ты же говорил, что Охотники убивают Владеющих Ночью?!

— Да, я так говорил. Официально Храм Охотников принадлежит Владеющим Светом. Но его услугами пользуются и Темные. Для того, что бы убирать наиболее неугодных им. Все просто. — Наклонившись, я сорвал травинку. — Нам чертовски повезло, что он решил сначала заняться мной.

— Повезло… — Наемница, щурясь, запрокинула голову, подставляя лицо солнцу. — Особенно тебе. С братом.

— Родственников не выбирают. — Рассмеялся я. — Придется довольствоваться тем, что есть. И еще… Дара, все, что я тебе рассказал — тайна. Но раз уж мы вместе… Ты, надеюсь, понимаешь, о чем я тебя хочу попросить?

— Пообещать не говорить ничего никому никогда?

— Точно.

— Ладно. — Она тряхнула головой, улыбнулась. — Обещаю. И пойдем уже, надо собираться. Не стоит задерживаться здесь надолго. А то мало ли кого еще пришлет твой братец?…

Собираться нам не пришлось. Нади сама все распихала по сумкам и сидела, ожидая нас. Потом я наведался в запримеченный недалеко отсюда мирно пасущийся табун. Тихонько позаимствовал там несколько лошадок. Правда, Даре и мелкой сказал, что купил их… Вроде бы поверили.

День был вполне обычный. Ничто не предвещало плохое. Да и не было плохого. Тучки там, птички. Солнышко. Мы втроем мирно трясемся в седлах. Нади даже умудряется дремать под размеренный шаг своего коня. Дара что-то с азартом высматривает на карте, закусив губу. Я тоже наслаждаюсь идиллией.

— Вот! — Неожиданно заорала наемница. — Вот!!!

— Епть! — Нади, чуть не вывалившаяся из седла, недовольно смотрела на наемницу. — Да что такое?!

— Я нашла, где можно дорогу срезать!

— Ну да! — Я взял у нее карту. — Мы и так самым коротким путем едем.

— Нет-нет-нет! — Дара просто сияла. — Вот, смотри. — Она подъехала поближе ко мне и провела ногтем по бумаге. — Если проехать здесь, то можно дня два сэкономить.

— Но там же болото!

— Да этой карте тыща лет! — Махнула рукой наемница. — Была я там недавно. Нет там болота, высохло. Зато деревня есть. Заодно и переночуем.

— Даже и не знаю. — Я задумался. — Может, пока лучше деревни объезжать? Мало ли…

— Нет, все-таки лучше туда заехать. — Нади с грустью показала почти пустую сумку с припасами. — Я бы сама подальше держалась, но…

— Так что решено! — Дара повернула коня. — Едем!

— Едем, едем. — Проворчал я. Ой как не нравиться мне все это!

Болота в самом деле не оказалось. Так, лишь слабые намеки, что оно там когда-то существовало. Можно было без опасений ехать. Но что-то не давало мне покоя.

— Дара, ты уверенна, что здесь безопасно?

— Вполне. А что такое?

— Не знаю. — Честно признался я. — Место такое… Неправильное.

— Райен, и что здесь такого? — Нади оглядывалась кругом, с восторгом озирая островки брусники. — По-моему здорово.

— Мне не нравиться. — Я упрямо стоял на самом краю бывшего болота. — Не нравиться и все!

— О боги! Упырь, да оглянись ты вокруг! — Дара обвела рукой несколько сосен и чахлый березняк, просматривающийся насквозь. — Что тебе не нравиться? Все как на ладони!

— Вот именно! — Мне наконец удалось сформулировать причину беспокойства. — Словно на ладони. Еще шаг, и нас прихлопнут. Слишком уж открыто.

— И что?! — Дара уже начала терять терпение. — Вот, смотри! — Она проехала пару шагов в глубь. — Ни-че-го! Упырь, ничего не случилось. Не стоит придумывать себе проблемы.

— Райен, может Дара права? — Мелкая робко направила своего коня к наемнице. — Ничего страшного!

— Ох… — Я мялся на самом краю. — Не хочу я тут ехать. — Но все же перешагнул невидимую черту.

Нет, гром не грянул. И небо не упало на землю. Нервно бьющееся сердце в нерешительности замерло. Все так же свистели птички, светило солнце. Я виновато улыбнулся под осуждающим взглядом наемницы.

Может, Дара и Нади были правы? И не стоит себе создавать проблемы?

— А ты боялся! Видишь, какой умница? — Засюсюкала Дара.

— Отстань. — Я поморщился.

— Нет, упырь, ну и проблем с тобой! — Наемница вздохнула, спешиваясь.

— Ты чего? — Недоуменно спросили мы с Нади.

— Того. — Она взяла наших коней под уздцы. — Все, приехали.

— Приехали? Ты о чем? — Удивленно спросил я.

— Привал устроим. — Пожала плечами Дара.

— Но мы ведь недавно устраивали… — Слабо проговорила мелкая.

— Устроим еще раз!

— Дара… Дара, что происходит? — Я спрыгнул с коня. Подал руку Нади.

— Будем обедать. — Наемница улыбнулась. — И, надеюсь, вы не против, если я приглашу пару своих знакомых?

— Зна…Знакомых?!!! — Нади прижалась ко мне, а я смотрел, как словно из воздуха возникают Святые и Падшие. Попытался снова вскочить на коня, но его уже рядом не было. Да и то место, где мы стояли, окружила прозрачно-голубоватая магическая стена. — Дара, черт тебя возьми, в чем дело?

— Райен, все просто. — Наемница сделала пару шагов назад, становясь рядом со Святыми. — Темные сделали мне предложение… Еще в самом начале.

— Сколько… Сколько они тебе предложили? — Неужели все, что она говорила, все, что она делала, с самого начала было ложью?… Как?! Как она могла так поступить?!

— Райен, они предложили мне гораздо больше, чем деньги. Они предложили мне абсолютную власть. — По ее лицу проскользнула кривая ухмылка. — А я не смогла устоять. Надо было всего-то привести девчонку сюда. А потом мне сделали предложение Светлые.

— Но ведь… Они… — Слова просто отказались выходить из горла. — Но Светлые… Они хотят убить Нади!

— Райен, это уже в прошлом. — Из радов Святых выступил эльф. — Девочка нам больше не нужна.

— Как так… В смысле не нужна?!

— Это дополнительный пункт моего контракта. Неожиданный. Но весьма приятный. Смотри. — Дара вытащила из-под рубашки медальон, подаренный ее мелкой. — Теперь мы с тобой Ключи. Теперь мы с тобой можем открыть Врата. Двое Врат! Темные и Светлые! Любые!

— Разве такое возможно?! — Я в шоке смотрел то на Нади, то на Дару, то на эльфа.

— Медальон и есть Ключ. Очевидно, девочку, одевшую его, выкинуло в этот мир. Она стала Хранителем Ключа. — Ответил эльф.

— Я не знала! — Прошептала мелкая. — Я честно не знала!

— Ничего, мелкая, все нормально. — Я постарался ободряюще улыбнуться.

— Мы сами только недавно открыли это. В древних летописях, найденных нами, — Я скрипнул зубами. Знаю я, где они эти летописи нашли… — есть описание медальона. Так же там сказано, что он имеет силу, только если его передать по доброй воле. Две же половинки его могут открыть двое Врат.

— А если… Если я окажусь?

— Две половинки, двое Врат. Одна половинка, увы, ничего не стоит. Вы нужны нам оба. — Эльф покачал головой.

— Теперь ты снова в семье. — Рядом со мной появился мой брат. — Пошли, Райен.

Арэй… А он-то сто здесь делает?! Я с удивлением смотрел на него. Какого здесь вообще твориться?!

— Что тебе нужно, Арэй?

— Райен, пойдем. Все разногласия давно забыты. — Мой брат улыбнулся. Искренне… Что самое страшное…

— Но… Я не могу. А как же Нади?… — В легком замешательстве проговорил я.

— С ней все будет нормально. — Эльф — Святой подошел и взял Нади за руку. — Мы позаботимся о ней.

— Я вам не верю. Вы же хотели ее убить!

— Она представляла для нас угрозу. — Эльф посмотрел на меня ясными, чистыми глазами. — Но теперь все в прошлом.

— Тогда… Мелкая… — Я в нерешительности присел на колени рядом с ней.

— Иди уже. — Девочка тряхнула головой. — Иди. Не о чем не беспокойся. Иди.

— В самом деле. Пора. — Мой брат помог мне встать. Ловко взял меня под локоть и потащил в светящуюся воронку портала, только что открытую. В нее вошли уже почти все Святые вместе с Дарой, и Падшие. Остались только Стражи.

— Пойдем. — Брат шагнул в воронку портала.

— Сейчас! — Я оглянулся назад, в последний раз посмотреть на мелкую.

Арэй, нырнувший в портал, не успел меня ни остановить, ни утащить с собой… Да и я уже ничего не успел сделать…

Сразу четыре стрелы вонзились в сердце девочки. Нади вздрогнула, непонимающе опустила глаза… И упала на землю.

— Нет!!!! — Вырвался крик из груди. — Нет!!!!!!

Кинжал сам собой оказался в руке. Уже ничего не соображая, я быстрее молнии очутился возле Стражей. Одно движение и мой кинжал взвился вверх, перерезав горло одному из них. Потом второму. Третьему… Стражи даже не успевали понять, откуда пришла их смерть.

Я убивал… Моя одежда покрылась бурыми пятнами, во рту был противный железный привкус крови. Нет, не чужой, моей — я прокусил себе губу. Я не мог остановиться. Да и не хотел! Не хотел! Единственное, чего я желал сделать им больно. Так же больно, как они сделали мне…

В очередной раз занеся кинжал, я вдруг чуть не споткнулся обо что-то. Опустил глаза…

Нади лежала, раскинув руки словно крылья. В ее волосах запутались красные капельки брусники, а на губах играла улыбка. Удивительные золотисто — карие глаза спокойно и ясно смотрели на небо. Можно было подумать, что она просто прилегла отдохнуть и посмотреть на облака… Не выдержав, я упал рядом в ней на колени, отбросив в сторону кинжал. Хотелось плакать, но почему-то слезы не текли.

«Мне все равно, умру я или нет. Для меня жизнь — всего лишь сон. А смерть время проснуться… Наверное, я даже хочу умереть… Может, тогда я вернусь обратно, домой? К родителям?»

— Ну что же… — Тихо проговорил я. — С добрым утром тебя, мелкая. — Протянув руку, я закрыл ей глаза. Даже не замечая, как нагрелся медальон под одеждой. Не секунду голова закружилась…

— Брат… — Рядом со мной невесть как оказался Арэй. — Это недоразумение… Я все объясню… Ты…

— Все в порядке. — Я поднялся, улыбнувшись ему. — Все в порядке. Пойдем. — И первый шагнул в сторону портала. Уже сделав свой выбор.

В огромном Храме было тесно от народа. В центральном зале стояли два ряда скамей. Правый ряд был занят Темными. Там сидели в основном вампиры, оборотни, несколько химеров, люди, дварфы. Слева же были Светлые. Эльфы, сильфы, люди, конечно же, и гномы. Я и Дара сидели на центральном помосте и ожидали начала церемонии.

Наемница просто светилась от счастья. Я был просто уверен, что она тоже ощущает необыкновенную силу, просто струящуюся внутри. Чистую, прозрачную. Я не стал ее рассказывать, что тот обряд, проведенный над ней, «пробуждение Ключа» — липа. Что силу эту она получила от Нади. От Хранителя Ключа. После ее смерти… Еще одно условие, для активации Ключей, о котором нам забыли сообщить…

Наконец где-то в вышине прозвенел невидимый колокол. В зале тут же повисла тишина. Дара собралась, постаралась сделать торжественно лицо. Хотя все и так было ясно. И я, и она уже давно все решили. Я отыскал глазами свою матушку. Помахал ей.

— Итак. — Старый Священник, подслеповато щурясь, всматривался в мелкую вязь букв в пожелтевшем фолианте. — Сегодня двум достойнейшим предстоит сделать выбор. От этого выбора зависит не только их судьба, но и жизнь мира. Права выбора стороны предоставляется господину Райену.

Я поднялся, улыбаясь. Свой выбор я уже сделал. Мельком посмотрел на брата и на матушку, которая вытирала платочком слезы умиления, гордо выпрямился.

— Господа Святые. — Поклон в левую сторону. — Господа Падшие. — Поклон вправо. Ну что же… Выбор стороны за мной. Я глубоко вдохнул. А потом со всем чувством и выражением, на которое только способен, произнес: — А не пошли бы вы все куда-нибудь… далеко?

В гробовой тишине я спустился с мраморного помоста. Прошел мимо Святых. Выправленных, словно тетива в их луках. И таких же смертельных, готовых убить всякого, кто станет на пути Света. Не знающие жалости.

Прошел мимо Падших. Забывших обо всем, кроме собственного тщеславия. Погрязших в интригах. Способных на любую подлость.

Тихо открыл дверь. Так же тихо ее закрыл. Вот и все. Если там можно было еще весело рассмеяться, сказать, что это все шутка… То теперь назад нет пути.

Светлые и Темные. Такие разные. Но так одинаково уверившиеся в своем всесилии. В возможности вершить чужие судьбы. Играющие людьми, словно шахматными фигурками. Я усмехнулся. А тут одна пешка показала зубы, послала всех и спрыгнула с шахматной доски.

Но я не стану жалеть о сделанном. Это мой выбор. Правильный ли он? Не знаю. Время покажет.

Я вышел на улицу, подставляя лицо только что начавшемуся дождю. В любом случае, мне его не простят. Нащупав под одеждой медальон, я крепко сжал его и улыбнулся. Надеюсь, его мне не простят.

Не став убегать
Ты сделал выбор,
Между Светом и Тьмой…
Между белым и черным,
Между светом и тьмой.
Ты сделал выбор.
Ты остался собой.

Таната

МЕНЕСТРЕЛЬ

Пролог

Струны дрожат, пальцы по грифу

Носятся, в поисках стройного лада,

Льется легато, бьется о рифы

Статных аккордов мажорного ряда.

Скрыт исполнитель созвучным единством

Со сладкогласной гитарой своею.

Сердце пространной волною кружится,

Нотного танго гимнов Орфея.

Импровизация, ветер, свобода,

В перстах искусника будят восторг,

Слух затаив перезвоном гармоний,

Сея молвою придатки, как бог.

(Джон Ричардс)

Где-то там, в вышине, спрятанный за облаками и освященный тысячью солнечных лучей, плывет серебряный замок. В его продуваемых всеми ветрами залах царит тишина и покой.

Лишь раз в год замок наполняют музыка и звонкий смех, возвращается хозяйка Жизнь. Она скользит между танцующих пар, приглашенных на праздник, согревая всех своей лучезарной улыбкой. На ее празднике не место обычным смертным. В отдалении от всех сидит девушка, чья тонкая фигурка укутана в нелепый с виду плащ, но она прекрасным голосом рассказывает гостям легенды и поет свои иногда грустные песни. Лицо менестреля скрыто серебряной полумаской, оставляя открытыми только губы, подведенные алой помадой.

Золотые волосы Жизни ловят лучики солнца, ее изящная фигура плетет нить танца, необычного и завораживающего. Не редко взрывы звонкого смеха заглушают музыку менестреля. Тонкие пальцы скользят по струнам все тише и тише, гости ушли и они остались вдвоем.

— Сестра, — Жизнь обнимет менестреля, пряча светлое лицо в черных как смоль волосах. — Спасибо тебе. Но почему ты никогда не открываешь свое лицо, здесь тебе нечего бояться своего дара, ты никому не принесешь вреда…

— Привычка, Ева, да и не думаю, что твои гости будут рады увидеть меня на празднике Жизни, — девушка отстранилась от сестры и грустно улыбнувшись, взмахнула рукой, обтянутой перчаткой и исчезла вихре серебряных звезд.

И вновь гитара запела свою песнь в унисон с прекрасным голосом девушки менестреля, обычная таверна затихла, каждый вслушивался в мелодию, дарующую им незабываемые эмоции, которым не было объяснения. Когда в придорожную таверну ворвалась банда разбойников, музыка заиграла громче, сливаясь со звуками боя в потрясающую мелодию битвы, заставляя сражавшихся не думать о себе, только нападать или защищать. Звон клинков, стук ломаемой мебели, стоны и крики, рычание и злость, все затихло, а менестрель все так же сидела на возвышении, незамеченная ни одним из сражавшихся и плела грустную мелодию, с каждой секундой становящуюся все тише и тише. Последняя нота и фигура менестреля исчезает, уводя за собой серые тени погибших, всех кто сражался в тусклой зале таверны…

— С возвращением госпожа, — слуга склоняется в поклоне перед девушкой в черном костюме, он принимает из ее рук гитару и, пятясь, исчезает в темном коридоре замка.

Девушка устало скидывает маску с лица и громоздкое зеркало отражает бледное лицо неземной красоты, черные глаза блестят, будто звездное небо нашло в них свой приют, длинные ресницы бросают тень на бледные щеки, а четко очерченные губы сжимаются в упрямой усмешке.

— Проклятье! — Маска, запущенная меткой рукой, вонзается в большое зеркало, звон осколков громом разносится по глухим коридорам замка. — Проклятье! Проклятье! Проклятье!!!

— И что ты раскричалась? — На обтянутом кожей кресле материализовалась призрачная фигура, постепенно становящаяся плотной, человек (назовем его так) в багровом костюме иронично приподнял правую бровь. Девушка резко обернулась и утонула в безжизненных, ничего не выражающих глазах незваного гостя. — Ты думаешь что без тебя бы это не произошло, что ж, могу тебя разочаровать, разбойники бы все равно напали и погибло бы гораздо больше, так что со своей задачей ты справилась очень даже хорошо.

— По-твоему это приятно видеть, как постоянно гибнут живые существа? Видеть, как стекленеют глаза на лицах, мгновение назад бывших живыми? — Черные глаза девушки заволокло пеленой слез, а человек, сидящий в кресле, даже не шелохнулся, лишь дерзкая улыбка скользнула по его губам.

— Ты хочешь отказаться от обязанностей? По договору я обязан наказать тебя за это… — не теряя времени и не слушая возражений, он окутал фигуру девушки сумрачным покрывалом, ее глаза закрылись. Человек встал, расправил два алых крыла и исчез.

Глава 1

Сердце гулко стучало в груди, я и забыла, что оно у меня есть. Воздух начал наполнять легкие, кружа голову и заставляя закашляться.

— Лекаря, здесь живой! — крик прямо надо мной, я открываю глаза и вижу склонившуюся надо мной женщину в зеленом лекарском одеянии. Не давая мне и слова сказать, меня конвоируют в лекарский барак и насильно вливают в меня снотворное…

Очнулась я в большом и темном помещении, пропахшем кровью и лекарствами, где я обнаружила, что лежу на одной из сотни лежанок, заполненных раненными. Мозг отказывался переваривать информацию, поступающую от зрительных и обонятельных органов. Как я, умершая сотни лет назад, оказалась живой? Я вновь была человеком. Странное ощущение… давно забытое. Подождите, где моя маска?! Я ощупываю лицо руками и в панике вскакиваю с лежанки, маски нет! Как же так, тот, кто увидит мое лицо — умрет! Но… тогда около меня должны были остаться горы трупов, а рядом только раненные. Я присела около одной из лежанок и осмотрела раненого. Вот след от меча, а это явно воздействие какого то заклинания, я чувствую так же целительскую магию… куда же меня занесло? Моя магия телепортации не действовала, я ощущала лишь малую толику своих сил, мой дар был практически полностью заблокирован.

Протяжный стон справа отвлек меня от раздумий, ночь явно не будет спокойной. Я тихо прошла к раненому войну. Плох. Этот человек не протянет и сегодняшней ночи. Рана, нанесенная зачарованной стрелой, и не собиралась затягиваться. Смуглое лицо, с когда-то гладко выбритым подбородком, было покрыто испариной. Не молодой и не старый воин, видно старые шрамы, нанесенные разнообразным оружием, вот рана от затупленного меча, сражался с малыми народами, следовательно, в этом мире существуют не только люди. Мой изучающий взгляд встретился с янтарными глазами человека, хотя нет, это просто огонь одинокого факела отразился в них. На удивление ясный взгляд, и губы, которые не могут произнести и слова, голоса нет, но по ним я читаю «добей». Волна ярости Захлестывает мою душу. И здесь я должна убивать?! Нет уж, не дождетесь. В моих руках появляется гитара, и струны наполняют барак моей яростью, моей силой, этого дара у меня не отнять. Я сплетаю нити нот с первородной магией, и музыка моя пробуждает в людях то, что хочу я! Мелодия разлетается по бараку, заставляя бороться за свою жизнь, разгоняет застоявшуюся кровь, излечивает. Да, я должна провожать души умерших, но не здесь и не сейчас. Сейчас я против! Я против Судьбы! Я против Богов! Я против Смерти! И магия струится из меня, покидает меня, ведь я сражаюсь против своей сущности. Я, та, что несет смерть, теперь дарю жизнь, а это не моя стихия, это стихия моей сестры. И я не виновата в выборе богов, но сейчас я готова спорить с ними.

Мелодия обрывается на верхней ноте, гитара разлетается на мелкие куски, а магия уходит. За все надо платить…

…в глазах отражается только пустота…

…в этом споре нет победителей…

Лекари, вбежавшие в барак, были поражены, все раненные были в сознании, они непонимающе смотрели на свои затянувшиеся раны. Целитель, затесавшийся в ряды обычных травников, чувствовал непонятную магию, пропитавшую все вокруг, Она окутывала каждого война, залечивая даже старые ноющие ранения, искореняла следы враждебных заклинаний.

В переполохе никто не замечал сидящую в углу девушку, отсутствующий взгляд направлен в пустоту.

Один из воинов встал рядом с девушкой, потрепал ее по плечу и, не дождавшись никакой реакции, поднял ее на руки и поднес к целителю.

— Это она вылечила нас, — слегка хрипловатый голос привлек к себе внимание занятого своими делами целителя. — Вы можете помочь ей?

— Эта девчонка? — Брови седовласого целителя взметнулись вверх, но мрачный взгляд воина говорил о том, что врать тот в этой ситуации не собирался. — Положи ее сюда. — Воин положил девушку на одну из освободившихся подстилок. Целитель просканировал ауру девушки и тяжело вздохнул. — Полное магическое истощение, для мага ее уровня это равносильно смерти, но пока она жива… Я не могу разобраться в происхождении ее чар, ни у кого, с кем я встречался, не было такой магии, она не подходит под обычную классификацию.

— Что делать? — спросил воин.

— Ждать…

* * *

Слишком часто я стала падать в обмороки, не нужная привычка. Вокруг пустой барак и жуткий холод, и то и другое дело моих белых ручек. Подведем итоги. Я вылечила всех раненных, потеряла на время способность к магии и сломала свою любимую гитару, которую мне дали при оглашении обязанностей. Следовательно, я попала по-крупному. Я в неизвестном мире, без магии и оружия, а здесь идет война и я теперь не бессмертна…

Тело плохо слушается, во всем организме слабость, какая же я все-таки дура, использовала остатки дара… нет, я не зря его потратила! Да не зря… или зря? По стеночке, на подгибающихся ногах, я добралась до двери и открыла ее. Яркий свет на миг ослепил меня, но зрение быстро пришло в норму. Опять замок. Воины, снующие то там, то тут, крестьяне залатывающие дыры в стене, стрелки на высоких стенах и тонкая аура защитной магии, готовая рухнуть в любой миг. На меня не обращали внимания, как обычно, несмотря на внешность я всегда незаметна, если я не хочу чтобы меня видели. Запах гари заставил меня пройти к горящему строению, снаряд катапульты угодил в один из маленьких домиков, сгрудившихся вокруг громады замка. Огонь уже перекинулся на соседние строения. Детский плач разрушил тишину, в которой сновали люди с ведрами с водой и песком, прямо из горящего проема выбежала женщина, прижимающая в себе кричащий сверток, она горела заживо и в ее глазах я читала мольбу. Не понимая, что делаю, я выбежала на встречу и, обжигаясь, схватила сверток из рук матери. Женщина упала передо мной и умерла, я единственная, кто видел, как ее душа покинула обгоревшее тело. Призрак прошел сквозь меня и исчез, могильный холод вновь сковал мое тело. Так вот каково твое наказание Безымень, я стала вратами в мир мертвых, теперь мне не надо вести полчища призраков на грань, не плохая замена мне как вестнику…

Крик ребенка в моих руках привлек внимание, я же сидела на коленях возле трупа, не пытаясь встать, сил не было. Ребенка забрали из моих холодных рук и отошли. Рядом остался стоять лишь тот самый воин, который молил о смерти, на его лице читалась бесконечная грусть, взгляд был прикован к обгоревшему телу женщины.

— Ты спасла жизнь мне и моей дочери, я обязан отплатить тебе этот долг, долг чести, — хриплый голос воина заставил меня горько усмехнуться, знал бы он кому клянется, на шаг бы ко мне не подошел. — Я, Амдер Рейгенский, клянусь вам в своей верности.

— Я не принимаю твою клятву, — я встала на подкашивающих ногах, но гордость не позволяла мне принимать чужую помощь, мне надо разбираться со своими проблемами, а не водить за собой воина на веревочке.

— А вы не можете не принять ее госпожа, таков закон этого мира, — воин развернулся и пошел в сторону замка. — Как я понимаю, вы из очень дальних земель, раз не знаете этого закона…

— Ты не представляешь насколько, — проговорила я и, развернувшись, пошла на стены.

На стены меня не пропустили, сначала, но я была очень настойчива, стражник решил не портить свои нервы и пропустить мою пошатывающуюся особу. Я выглянула из-за зубцов и отпряла от неожиданности, внизу были горы трупов, и бестелесные призраки погибших сновали по полю брани. Около леса, опоясывающего холм, на котором стоял замок, были видны сотни костров, военные палатки сгрудились чуть в отдалении, но самое ужасное было в том, что там была гигантская армия, две или три тысячи солдат. Мы обречены! Как только хрупкая магия, защищающая это место падет, вся вражеская армия хлынет в замок, не выживет никто.

— И что ты собираешься сделать? — рядом со мной возник Безымень, в его руках серебром полыхнула гитара. — Ты можешь спасти их, если выполнишь свои обязанности…

— Кто ты?! — закричала я. — Кто дает тебе право решать судьбы людей?! Почему они должны умирать?!

— Сыграй свою песнь, вестник, и я объясню тебе все, — Безымень протянул гитару, я сделала шаг назад и почувствовала, как защита замка рушится. Зашевелился маг у вражеского костра, воины начали выстраиваться в ровные шеренги. — Если передумаешь, просто позови меня.

И он исчез, тот, кого боятся даже боги, тот с кем я по глупости заключила договор. А вражеская армия подходила к стенам, полетели первые камни катапульт, разрушая дома, снося орудийные башни. Стрелки, выстроившиеся в линию, дали залп огненными стрелами, враги прикрылись щитами, но были и те, кого стрелы достигли, их души присоединились к сотням блуждающих теней. Но выживших было больше, и они продолжили свой путь. В ход пошли котлы с горячей смолой, факелы, брошенные вниз, поджигали черный поток и люди сгорали заживо, их крики заставили меня пригнуться и зажать уши. Кто-то схватил меня за руку и увел в сторону от места, в которое вонзилась осадная башня, в крошево, ломая камень, она сразу же загорелась, но первые вражеские отряды Я посмотрела на бегущего впереди рыцаря в полном доспехе, с трудом узнавая в нем поклявшегося мне воина. — Капитан, враги на стенах! — Моего должника остановил один из воинов, оказывается, именно он руководил защитой замка.

— Держать позиции на северной и западной стене, с юга потянуть стражников, охранять ворота! — Прокричал Амдер, так вроде его звали, и потащил меня дальше, я же оглушенная криками погибающих воинов не могла сопротивляться. Он подвел меня к подвальной двери и запихнул вниз, закрывая дверь прямо перед моим носом. — Сиди там…

Я ошалело уставилась на дубовые створки, но новая порция криков заставила меня спуститься вниз по ступеням, а там, в подвальном помещении, были все женщины замка с детьми младше пятнадцати лет. Женщины в страхе прижимали к себе грудных младенцев, а дети постарше прятались в мамкиных юбках, стояла давящая тишина, изредка нарушаемая тихими всхлипами.

А снаружи шла битва. Грохот разрушаемых стен и удары катапульт оглушали. По потолку пошла трещина и на нас посыпался горящий хлам, если мы не выберемся, то задохнемся и сгорим. Я врезаюсь в дверь, пытаясь проломить запор сверху. Одна я не справляюсь, но несколько женщин уже спешат мне на помощь. Что ж, количество в очередной раз превысило качество, и мы оказались в эпицентре битвы. Под мои ноги упало тело стражника, пронзенного арбалетной стрелой. Его душа, едва завидев, метнулась ко мне, проходя насквозь, окутала тело холодом, показывая дорогу остальным блуждающим душам. Их было больше тысячи, много больше, и каждый из них оставлял в моей душе след, мне показалось, что тело мое заледенело, но когда перед моими глазами схлестнулись два клинка, один врага, а второй защищавшего меня Амдера, я отскочила в строну и развернулась. Они убивали детей! Женщины кричали, зарывая своих чад собственными телами. Этого я уже не смогла вытерпеть.

— Безымень!!! — мой крик раскатился по округе. Прямо передо мной возник Он, алые крылья чуть шевельнулись, когда он шагнул мне на встрече протягивая серебряную гитару. Я взяла ее…

— Прости, — прошептали его губы и я почувствовала, как моя сила возвращается ко мне.

Я скинула перчатки с рук и первая нота пролетела над полем битвы, воины застыли окутанные магией музыки, мой голос погружал все сон…

Вечность. Шорох песка под ногами
Лучик света на черном стекле
Отмеряя секунды шагами,
Я иду словно пламя во мгле.
Мое сердце медленно бьется,
Два удара за тысячу лет,
И в груди у меня остается
Каждой смерти незыблемый след.
Я не знаю, награда иль кара —
Мой единственный долг на земле.
Я — в огне городского пожара,
Я — в мельканье губительных лет,
Я — вулкана кипящая лава,
Я — убийцы заточенный нож,
Я — обрыв, и петля и отрава,
Я чумная крысиная вошь.
В этом мире я нужный — и лишний,
Моя вера на кромке косы.
И пройдя мимо тысячи жизней
Не пролью ни единой слезы.
Я один, но всегда — многоликий,
Мое сердце не помнит любви.
А на лезвие — алые блики
И тяжелое древко в крови.
Знаю, что по велению Бога
Траур я никогда не сниму.
Хоть бессмертие — слишком жестоко,
Но как раз по плечу моему.
Так устроено все мирозданье
Смерть мне вовек нести суждено
Но зачем мне дано состраданье,
Если выбора мне не дано?!
Вестник смерти. Призвание это
Согласится принять не любой.
Как служить воплощением Света,
В тоже время даруя лишь боль?
Только сердце давно уже пусто
Мне не ведома даже тоска…
Мне остались последние чувства:
Сожаленье и шорох песка…

(стихи Кристалл, чуть измененные)

Последний аккорд и протяжный звук струн тает в грохоте падающих тел. Морок, навеянный мною на вражескую армию, позволил защитникам же добить их. Да это нечестно, но на этот раз мне был дан выбор. А духи проходящие сквозь меня уже не причиняли мне боли…

Амдер стоял напротив меня и смотрел прямо мне в глаза…

— Ты врешь сама себе…

— Знаю, — сказала я, поправляя серебряную маску, щелчок пальцами и я растворяюсь в сиянии серебряных звезд…

— С возвращением, госпожа…

Глава 2

Когда Рок, выбирая из лучших,

Нам отводит печальную роль,

В закоулках душевных излучин

Навсегда поселяется боль.

Ты уходишь в бездонную небыль,

Мир оставив в добре и во зле…

Значит, станет светлее на небе

И темнее на грешной Земле…

(Михаил Галин)

Безымень, кто он, что за существо? Он способен наделять силой, он повелевает чужими жизнями… он дает имена богам…

Я вестник смерти, менестрель, но мне не дано имя, а моя сестра, аватара Жизни получила имя при посвящении. Поэтому все называют меня госпожой или вестником, а сестра — сестрой, разумеется. Я не Смерть, она стоит выше меня, но я всегда чувствую рядом ее присутствие, как холодное дыхание, как мимолетное прикосновение.

Я сидела в своем любимом кресле, перебирая гитарные струны, ветер вяло шевелил тяжелые парчовые занавеси. Полная луна высвечивала серебристую дорожку на темном ковре.

Его фигура соткалась из сумрака, мелькнули, исчезая алые крылья. Безымень прошелся по комнате, прислушиваясь к перезвону струн, а потом сел напротив меня. Я рассматривала его краем глаза, еще никогда он не приходил в одном образе, не знающий мог бы сказать, что ко мне заглядывают разные личности, но я всегда могла узнать его по глазам и крыльям, ни у кого из сонма богов старых и новых, нет алых крыльев и пустых глаз. Он, как и я — вестник, вестник тех, кто нас создал, по крайней мере, он всегда представлялся именно так.

— Ты пришел выполнить обещание? — поинтересовалась я, вяло переигрывая струнами. Безымень нахально усмехнулся и кивнул.

— Идем, — крылья за его спиной распахнулись, и он прыгнул в окно, не забыв схватить меня за руку, такой способ передвижения мне не понравился, о чем я не замедлила сообщить, но была перекинута через плечо и внесена на Грань. В своих путешествиях я не раз пересекала различные грани, Междумирье, как еще их называют, но эта Грань была особенной, в ней были переходы в абсолютно все известные мне миры, на обычных же гранях было два-три прохода и не более, иначе грань сломается, погубив миры с которыми связана. — Это Основа. Здесь были созданы все те миры, в которых ты выполняешь обязанности вестника.

У меня не было слов. На множестве ажурных арок, созданных из тончайшего хрусталя, будто подвешенные, светились переходы во все существующие ныне миры.

— А теперь смотри, — Безымень все же поставил меня на твердую поверхность, На основе даже она была из хрусталя, который оказался на удивление прочным. — Ты путешествуешь по мирам вне времени, время, для таких как мы, не имеет значения, мы даже свои годы не считаем. А что если я сделаю так… — Безымень подошел к одному из проходов и его сумрачная магия окутала тонкий хрусталь. — Я закрыл тебе доступ в этот мир на сотню лет. — Идем посмотрим что стало с этим миром.

Он вновь окутал нас своей магией и мы оказались в мире, у которого отняли меня. Мы попали в обычную больницу, мира, где магию считают мифом. Вставали люди, срок которых подошел к концу, Все операции проходили безупречно, на всей планете царил праздник.

Я смотрела на радость людей и понимала, что без меня им не плохо живется. (неплохо — мягко сказано. Им живется намного лучше)

— Это только первый день, — сказал Безымень, окутывая нас своей магией. — А это спустя пять лет…

— Но я всего лишь вестник… — слова вырвались из меня с тяжелым вздохом, неужели я пытаюсь оправдать себя?

— Тот, кто живет за вратами мира духов, не может справиться со всем один…

Я смотрела в голодные злые глаза детей шныряющих по помойкам, греясь у костров, которые жгли прямо во дворах домов. Улицы были заполнены больными и престарелыми людьми, которые спали прямо на земле, прикрываясь лохмотьями старых одеял.

— И это только начало… — Безымень мрачно усмехнулся. — А это спустя пять десятков лет…

Мы перенеслись. Я вышла из-за спины Безымня и осмотрелась, передо мной были руины больших городов, между руинами сновали обезображенные тела, в них не было смерти, не было и жизни, обыкновенная нежить, вот во что превратились люди этого мира.

— Почему Смерть не справляется одна (один)? — на моих глазах рушился мой уютненький мир, я как будто жила в иллюзиях, просто выполняя договор и наивно мечтая о другой жизни.

У меня над ухом прозвучал уверенный голос Безымня. Я повернулась к нему и похолодела, так как он впервые показался мне в своем истинном, «живом» облике. Рядом стоял высокий, подтянутый мужчина, чьи зеленые глаза с грустью смотрели на представший перед нами мир, короткие и совершенно седые волосы трепал ветер, а упрямо сжатые губы начали свой рассказ…

— Когда-то был только Многомерный Хаос. Хаос породил три сущности, так как в одно существо не могла поместиться вся его сила. Эти три сущности создали Основу и Грани. Но одной из них стало не интересно скользить по граням, и она решила создать множество миров. Сотни тысяч планет выстроились на просторах космоса, а проходы заняли свое место в хрустальной зале. Но миры были пусты, и вторая сущность решила создать твою старшую сестру. Так в мирах зародилась Жизнь. Но через некоторое время со всеми мирами начало происходить то, что ты сейчас наблюдаешь, в мирах магии это случалось гораздо позже, чем в технических, но все приходило к одному и тому же исходу. Тогда создатели вернулись в тот мир, где была создана Аватара Жизни. Третья сущность предложила создать Вестника Смерти, но идея не была поддержана, тогда сущности пришлось уничтожить своих соратников и остаться одной. Это были первые смерти во всех мирах. Третья сущность стала смертью, не желая этого, но иного выхода не было. Тогда выбрали тебя, Вестник, девушку двадцати лет от роду, выступающую на одном из праздников, ставшую младшей сестрой Аватары жизни, благословленную жизнью. Тогда тебе была дана сила, но за все надо платить, твоей платой стала невозможность личного выбора, сегодня ты переступила через нее. Это закладывалось в тебя изначально. Именно поэтому тебе пока не дано имя. Когда ты выполнишь последнее задание вестника, тебе дадут имя, ты станешь Аватарой Смерти. Теперь ты понимаешь, что твоя роль во всех мирах далеко не последнего плана. Что без тебя, твоя сестра погибла бы в мирах нежити, хотя она и имеет полную силу Аватары.

— Что мне надо сделать, что бы получить имя? — Я посмотрела в глаза Безымня, он по-мальчишески улыбнулся и кивнул на гибнущий мир.

— Во-первых, не допустить этого, — он мгновенно перенес нас на Основу и повернул время вспять, для погибающего мира. — Во-вторых, ты должна узнать настоящее имя последней сущности а в-третьих, ты должна занять ее место, убив конечно

— Зачем мне убивать Создателя?

— Это часть твоего договора с Создателем. Двум смертям не бывать, так, кажется, говорили люди? — Безымень горько усмехнулся.

— Да, — произнесла я, и, не прощаясь, перенеслась в свой замок.

Что ж, остается думать, как своими силами найти последнюю сущность. Мне не хотелось убивать, это было как то не правильно. Но по закону, я обязана выполнить любое данное мне задание, даже если оно исходит из «третьих» уст.

Я играла на переливах струн и думала, много думала. Кажется, я наконец повзрослела, поняла свою роль, не без помощи Безымня конечно. Надоело чувствовать себя марионеткой, надо делать выбор и, кажется, я его сделала…

Струны звонко тренькнули, когда гитара исчезла в полах моего плаща, маска заняла свое почетное место, и я отправилась в путь.

Я перенеслась в мир, который по легендам был создан первым. В этом мире не было больших городов, технология была чужда его обитателям и миром правила магия первородных. Я вошла в небольшую таверну в центре города, в котором сосуществовали разнообразные народы, стянувшиеся сюда под знамена короля драконов, миролюбивого и почтенного старца, помнящего начало этого мира и наверно знающего его конец.

Дверь тихо скрипнула, пропуская меня в полумрак таверны. За дубовыми столами сидели завсегдатаи, вяло потягивая темное пиво из больших деревянных кружек. Разносчица, полная женщина лет сорока, умело сновала между столиками, поддерживая в зале домашний уют. Я любила это место, здесь и были драки, но, ни разу я не приходила сюда по делам, никто здесь не умирал, разве что от старости, но этих я уводила спокойно. Я привычно села за крайний столик, мое любимое место, прямо под потолком хозяйка развесила букетики ароматных трав и тот, кто садился на это место, вдыхал приятные ароматы луговых цветов, а не запах табака.

Гитара мягко легла в мои руки и пальцы легко пробежали по струнам, нежно касаясь их и мягко перебирая. Люди (и не только) притихли, отставили кружки и приготовились слушать. А музыка набирала силу, струилась по залу, наполняя сердца и зажигая огонь в глазах.

Мы — как трепетные птицы,
Мы — как свечи на ветру,
Дивный сон еще нам снится,
Да развеется к утру.
Встаньте в ряд, разбейте окна, пусть все будет без причин,
Есть как есть, а то что будет пусть никто не различит.
Нет ни сна ни пробужденья, только шорохи вокруг,
Только жжет прикосновенье бледных пальцев нервных рук
Бейте в бубен, рвите струны, кувыркайся, мой паяц,
В твоем сердце дышит трудно драгоценная змея.
Бейте в бубен, рвите струны, громче музыка играй,
А кто слышал эти песни попадает прямо в рай.
Мы как трепетные птицы, мы как свечи на ветру,
Дивный сон еще нам снится да развеется к утру.
Нет ни сна ни пробужденья, только шорохи вокруг,
Только жжет прикосновенье бледных пальцев нервных рук.

(Эдмунд Шклярский)

Музыка лилась, струилась и порхала, поднимая в небо и бросая на землю. А я играла, растворяясь в музыке, растворяясь в словах, я жила музыкой, как и сотни лет назад, когда была обычным человеком и плела свою музыку на фестивале Жизни. Только теперь мои песни посвящены не ей…

Глаза очерчены углем
И капли ртути возле рта
Побудь натянутой струной
В моих танцующих руках
Каких бы слов не говорил
Такие тайны за тобой
Что все заклятия мои
Тебя обходят стороной
Открыта дверь тебе, я жду,
В одну из пепельных ночей
И твои руки обовьет
Змея железных обручей.
Один лишь шаг до высоты,
Ничуть не дальше до греха,
Не потому ли в этот миг
Ты настороженно тиха.
Глаза очерчены углем,
А ты не выпита до дна,
И этой прихотью одной,
Душа беспечная больна.
И я надеюсь, этот мир
Не утолит тебя ничем
И на руках твоих уснет
Змея железных обручей.

(Эдмунд Шклярский)

За окном темнело. А струны трепетали в моих руках, не зная устали. Я жду, сюда пришла не просто так. Музыка собрала в небольшом зале почти все население небольшого городка, как они поместились в таверне я не знала, но чувствовала веяние магии с хозяйской стороны и видела, как новые столики появляются из неоткуда, это мир магии, здесь глупо удивляться. Я поправила гитару и мой голос разнесся по всему городу, зов…

Лишь гаснут вечерней границы лучи,
Плескание крыльев я слышу в ночи,
На диске луны — силуэт, словно сон,
Над шпилями замка кружится дракон.
В мерцании звездном блестит чешуя
И хвост извивается словно змея,
Точеные кости блестят как агат,
А в пасти зубастой пылает закат.
Но гляну в глаза — и весь облик иной,
Ведь очи лазурной глядят глубиной,
Из пасти не рык — колокольчика звон,
Но кто ты такой, синеглазый дракон?
Хоть вид твой ужасен, могла бы любя,
По острому гребню погладить тебя,
Ведь кроток и лаской наполнен твой взор,
Кто вынес жестокий такой приговор?
Ответа не жду — не одни мы, увы! —
Уж слышу я пенье тугой тетивы,
Скорее я к страже ночной поспешу,
А ты улетай, я молю, я прошу!..

(Люсиль)

И мой зов услышан, дверь таверны неслышно открывается, и я вижу Его. Убеленный сединами старец, с на удивление ясными синими глазами, проходит сквозь толпу слушателей и садится рядом со мной, вслушиваясь в звуки музыки, наблюдает… ждет. Мои руки продолжают наигрывать незатейливую мелодию, голос вплетается в нотный ряд, а глаза разговаривают с одним из самых древних существ.

«Ты пришла за мной?»

«Нет»

«Просто так ты никогда не приходишь»

«Да»

«Тебе что-то нужно?»

«Нужно»

«Что?»

«Помощь»

«Какая»

«Память»

«Моя?»

«Да»

«Что ты хочешь знать?»

«Истину»

«Какую?»

«Изначальную»

«Создание?»

«Да»

«Имена?»

«Одно»

«Я знаю три»

«Скажи»

«Родмир… Серафим… Даниил…»

«Благодарю»

«Возвращайся»

Музыка еще звучала в просторном зале, а за угловым столиком уже никого не было, ни менестреля ни старца, на самом деле бывшего самым первым созданным существом во всех мирах.

Глава 3

У меня есть имя, даже три, но интуиция подсказывает мне какое из них верное. Осталось найти Создателя, очень интересно, что последняя их сущностей оказалось мужчиной. Такая сущность не могла не наследить, слишком уж сильна аура хаоса. Некоторые боги могут ответить на мой вопрос, но захотят ли? Вообще богов придумали люди, они дали им силу своей верой. Но есть боги, которых создал Он! По ним то мне и надо пройтись.

— Собралась в поход? — Безымень появился в своем любимом кресле, на этот раз он счел не нужным маскировать свою истинную внешность, что было знаком доверия с его стороны. — Зачем же такие долгие сборы? — он с интересом наблюдал, как я метаюсь по покоям в поисках своей гитары. — Не это ищешь?

— Ага, — ответила я сразу на все вопросы, схватила свою гитару и упаковав ее в подпространство исчезла во вспышке телепорта, с прощальным криком. — Я спешу!

Для начала я решила проверить самые достоверные легенды и отправилась в Грецию, Создатель вполне мог замаскироваться по одного из богов Олимпа, а они до сих пор иногда появляются на своей горе и следят за людьми, которые в них уже не верят. Каждый пантеон имел переход в свой личный мир, порталами в него служили легендарные места их обитания. А так как на множество миров влияли практически одни и те же боги, то их резиденции имелись во множественных отражениях среди разных миров.

Олимп встретил меня смехом и запахом выдержанного вина, мне повезло застать очередной пир, а греческие боги славились своими пирами. Я прошла мимо фонтанов заполненных божественной Амброзией, попахивающей обыкновенной сивухой, обошла целующиеся парочки у ложа Афродиты, сама богиня занималась совсем уж непотребным. И правда, а зачем богам мораль?. Я поморщилась от звуков исходящих от кустов на окраине полянки, оба голоса были явно мужскими, а Афродита могла нервно курить в сторонке…

Поймав на себе сочувствующий взгляд Артемиды, я натолкнулась на Гермеса, который проводил меня к Зевсу, скучающему под грозным взглядом жены.

— Кто ты, путник, пришедший на пир богов? — зычным голосом вопросил Громовержец.

— Я Менестрель, странница между мирами, пришла я за советом к тебе Владыка…

— Ты женщина?

— О, нет…

— О, да…

— Я не подвластна Вам, Владыка. Я лишь вопрос хочу задать…

— Ну что вы, милая…

— Заткнитесь, меня Вам не очаровать…

Ненавижу высокий слог, на котором привыкли общаться древние боги…

— Ну, что вы, мое слово здесь закон!

— Я еще раз повторяю, надо мной не властен он!

Старый извращенец явно хотел соблазнить меня, а Гера съедала меня горящими от ревности глазами.

— Кто вас создал?!

— Мы первобоги!..

— Ой, не надо врать!

— Вон отсюда!

— Да идите… далеко гулять…

Я развернулась и пошла, эти типы погрязли в своей «божественности», как в дерьме, а ведь когда-то они правили не одним миром, теперь же они пытаются жить по старому при новом мире, обманывают самих себя, не имея власти над временем, они теряются в вечности. Неужели я стану такой же? Нет, у меня другая судьба, да и поклоняются смерти только подростки сатанисты…

— И как? — Рядом со мной появился Безымень, на этот раз замаскировавшийся под купидона, красные крылья его выдавали.

— Плохо, — сказала я косясь на этого «ангелочка». — А что это ты так в размерах уменьшился?

— Боюсь, что приставать начнут…

— Афродиты испугался? — усмехнулась я, кивая в сторону устроенной этой богиней оргии.

— Нет, кустов, — Безымень указал на знакомые кустики.

— Они хотя бы делают вид, что спрятались, — пожала плечами я, в отместку снимая с Безымня маскирующее заклинание и временно блокируя его магию. Сама я не замедлила покинуть место боевых действий.

Следующий пункт моего путешествия — Средиземье, мир эльфов, орков и мелких хобиттов. Это был мир созданный позже всех, похоже, блуждая во вневременной полярности, Создатель наткнулся на автора какой-то там книги и решил создать похожий на нее мир. Эльфы здесь могли еще помнить создавшего их и описать мне его внешность и сущность, а уж найти его среди бессмертных будет гораздо проще.

Я вошла в Серебряный лес, яростно вытаптывая дорожку в зеленой траве, доходящей мне до груди. Проклиная все на свете, особенно Создателя, который первыми создал именно эльфов, с их манией к природе. Мании разные бывают. Давайте, это будет «маньякальная любовь к природе»? А ведь орки живут в уютненьких пустынях, где только песок и нет никакой растительности кроме кактусов! Нет что вы, я не пессимист, я просто безумно уставший, изгвазданный в травяном соке и запутавшийся в местности оптимист!

И почему входя в миры я теряю почти все свои способности, кроме таланта менестреля и создания одиночного портала на грань или в свой замок. Я и так не блистала способностями Аватара, которым были доступны все дороги и силы почти равные силам создателя. Я же теряла в мире, даже власть над временем. Я не могла почти ничего… это злило.

И где эта чертова Галадриэль?

— Вы что-то ищете? — раздалось у меня над головой, я подняла голову наверх и увидела там кучу маленьких домиков, на парапете одного из них сидела эльфийка, изящно расчесывающая свои длинные волосы. И почему этот автор поселил эльфов именно на деревья? Нормальные эльфы живут в домах! В ДОМАХ, а не скворечниках!!!

— Я ищу вашу владычицу, дорогу не покажете? — У меня уже шея затекла смотреть вверх, надо было у Безымня крылышки одолжить.

— Она сейчас у озера, вон за тем великим дубом, — Эльфа указала мне на гигантских размеров дуб, диаметром в километр. Досчитав до ста, я успокоилась и, поблагодарив эльфу, отправилась в дальний путь.

Спустя некоторое время я добралась до искомого озера, на берегу которого водили свои хороводы эльфийки, обряженные в разноцветные платья всех цветов радуги. Изящные фигурки порхали чуть ли не в воздухе, выделывая замысловатые па и оглашая все вокруг звонким смехом. Я не удержалась и достала гитару, тихая мелодия вплелась в дивный танец. Девушки быстро подхватили ускоряющийся ритм и радостно завели свой безумный хоровод вокруг меня

— Я тебя ненавижу… — Безымень как всегда появился из ниоткуда, сел рядом со мной и грустно уставился на танцующих Эльфиек. Моя совесть вяло шевельнулась где то в районе желудка.

— Вижу, ты больше не хочешь «человеческого тепла», — прошептала я, он совершенно не интересовался идеальными фигурками эльф. Сильно же ему досталось на Олимпе.

— Спасибо. Хватит, — проворчал он отворачиваюсь, похоже шутка была не особо удачной.

— Кто вы, путники посетившие наши прекрасные края? — Перед нами встала одна из эльфиек, я завистливо уставилась на ее белокурые локоны, спускавшиеся до земли и не путающиеся в траве. Мои собственные волосы были не многим короче, но они были черными и постоянно путались во всем, в чем только можно, из-за чего были постоянно собраны в тяжелый узел на затылке, постоянно прикрытый плащом. Уши, аккуратненькие и заостренные, пару сотен лет назад я мечтала о таких же, но переросла… А два аквамариновых глаза… зависть усердно загрызла печень.

— Мы скитальцы, пришли спросить совета. Я менестрель, а это… это…

— Галадриэль, рад видеть вас, — Безымень учтиво поклонился королеве, а я усердно поднимала челюсть с пола. Он преобразился! Рядом со мной стоял красавец Эльф, с коротко стриженными черными волосами и сияющими синими глазами!!!

— Рада видеть Вас в своем королевстве, — Эльфийка просто таяла под взглядом Безымня.

— Простите, — поспешила вмешаться я, за что была награждена королевским негодованием. — Я сейчас маску сниму. — Пригрозила я. Так как эта парочка видимо решили, что я здесь лишняя, а у меня не настолько много времени, что бы еще и за ними наблюдать…

— Простите эту деву, О Владычица, — Чуть ли не пропел у меня над ухом Безымень.

— Прощаю, — королева посмотрела на меня как на умом обиженную, я начинала злиться.

— Ревнуешь? — раздался шепот у меня над ухом, я застыла.

— НЕТ!!! — Он мстил мне за мою шутку на Олимпе.

— Ну что ты кричишь, девочка моя, — потешался надо мною Безымень. — Простите нас Прекрасная Галадриэль, мы сейчас вернемся. — И он потащил меня в сторону. — Ты забыла зачем пришла сюда?

— Я то как раз нет, а ты можешь не путаться у меня под ногами? — Я успокоилась, вздохнула и подошла к Галадриэли. — Простите мне мое поведение, Владычица. У меня к Вам вопрос. Вы помните как вас создали?

— Да помню, но зачем вам это знание?

— Прошу вас опишите его, мне это нужно!

— Он был прекрасен словно звездный свет, на лик его легла печать печали, как жаль, что рядом его нет, на запад он от нас отчалил… — поэтессы из королевы явно не вышло.

— А поподробней? — попросила я.

— Высок, силен, могуч и смел, Он — Бог и это не предел, — я не подмигиваю, это просто нервный тик.

— Благодарю Вас, — я поспешила ретироваться, в который раз телепортируясь в звездном вихре.

Я побывала еще в десяти мирах, даже успела поговорить с Шивой, он заставил меня снова задуматься о свой миссии. Его слова звучали так:

«Нет ничего вечного, даже боги не вечны.

Творцом мира было некое абстрактное божество, основа бытия — безлична.

Все сущее возникло из великана Пуруши.»

Очень похоже на рассказанное Безымнем. Но как боги могут умереть? Они же бессмертны, забрать их душу не может даже сам создатель, который сейчас выполняет роль Аватары Смерти. Но почему я никогда не слышала об этом? И как я смогу его убить?

У кельтов меня снова ждало разочарование. Луг, бог солнца, оказался великаном и я даже не смогла докричаться до него, моих песен он тоже не услышал.

В Египте я застала только богиню Баст, покровительница оборотней не знала о Создателе почти ничего, лишь смутные догадки и намеки были мне ответом.

Я попыталась связаться с Паньгу, хранителем равновесия инь и янь, но он настолько слился со своими мирами, что разговаривать уже не смог, к сожалению.

В мире Асов, где все воины находили вечное празднество после смерти, меня встретила богиня Фрейя, остальные Асы вместе с воинами Вальхаллы праздновали окончание очередной охоты и были не совсем в состоянии ответить на мой вопрос. От хранительницы магии Асов я получила такие же расплывчатые сведения.

Посидев у Алытыря-камня, я дождалась Сварога и задала ему свой вопрос. Он дал мне описание существа, помогшего создать Алатырь-камень, ни одного сходства с описаниями других богов я не заметила. На поверхности мыслей плавала догадка, но уставший мозг уже не мог переварить тонну полученной информации. Я решила посетить последний мир и идти отдохнуть.

Междуречье встретило меня завыванием ветра и повышенной влажностью, я с наслаждением свалилась в песок, как же я устала. Как по волшебству (а впрочем, так оно и было) пустыня начала покрываться травой, зацветали цветы, а на высоких деревьях появлялись почки. Рядом со мной, в земле образовалась дыра, из которой на свет божий вышел мужчина, высокий и худой до безумия, но с каждым шагом по земле он превращался во вполне приличного такого типа. Правда одежды на нем было маловато… одна набедренная повязка и все. Что-то везет мне на извращенцев в последнее время. Вдвойне везет! Из неоткуда, рядом с мужчиной появились ворота, из которых вышла женщина в полупрозрачной шелковой юбке и пятью нитками бус, явно не прикрывающими верхнюю часть тела. Женщина подхватила мужчину за руку и скрылась. А я поняла, что свой шанс пообщаться с местными богами я упустила.

— Теперь ты пол года с ней поговорить не сможешь, Думузи уз подземного царства вернулся, — Безымень появился рядом со мной, что-то давно его видно не было.

— Это Инанна была? — поинтересовалась я, направляясь в сторону ближайшего города, там должен быть храм Мардука, может там мне получится достать еще информации.

— Угу, — Безымень шел следом за мной, разглядывая окрестности и меся пыль древних дорог.

В коем-то веке его не тянуло на разговоры, и я могла спокойно думать о своем. Похоже, меня занесло в параллельную вселенную, здесь древний Шумер все еще живет по своим законам. Древняя магия витала в воздухе, заставляя дышать глубже, кружа голову какой то непонятной силой и заставляя глупо улыбаться. Весна. Странно, что она на меня так влияет… я давно не человек. Как интересно получается, наверно это влияние того, что не так давно я вновь была живой, а может быть и нет.

Впереди раскинулся великий Вавилон. Каменный город, сверкающий под солнечными лучами, сверкающими на золотых украшениях, коими в изобилии были усеяны здешние дома. Самая высокая башня, которую в этом мире не разрушили, возвышалась над городом, немым благословением богов. Мы шли по заполненной народом дороге, они явно готовились к какому то празднику. Мы практически беспрепятственно вошли во второй храм Мардука, находившийся на верхнем этаже Вавилонской Башни.

Золото, везде одно золото, как же это неэстетично… Мы шли под сводами золотого храма, красиво конечно, но как то слишком его много. А тысяча ступеней — это слишком даже для меня, а Безымень шагает рядом как ни в чем ни бывало. Наконец я преодолела последнюю ступень и устало опустилась на пол.

— Поднимайся, — Безымень подхватил меня за локоть и поволок к центру зала, сил сопротивляться просто не было. — Вон там смотри.

— А? — Я вяло повернулась к золотому трону, видимые только нам, над ним кружились сотни листов папируса, светящиеся мягким голубым светом. — Что это?

— Таблицы судеб… — Безымень отошел в сторону и выжидающе уставился на меня.

— Как раз то, что мне нужно, — я забралась на трон и попыталась дотянуться до одной из страниц.

— Кхм… — Я настолько увлеклась, что не заметила, что на троне появился его владелец. Безымень тихо подхихикивал в сторонке, когда я, красная как рак, сползала с колен Мардука. — Вы что-то хотели?

— Здравствуйте… — Я встала рядом с Безымнем, и поклонилась Верховному Богу. — Простите. Мы путники, мы… точнее я. Я ищу знание. Я хотела спросить вас, Вы помните кто вас создал?

— Меня? Создал? — Мардук громко засмеялся. — Я первобог!

— Это вы все так говорите! — прервала я очередную речь о превосходстве, чем в очередной раз разозлила бога.

— Бежим! — От гнева рассерженного Бога мы убегали быстро и в окно, точнее Безымень выкинул меня из окна и прыгнул следом. Прямо над нами взорвался верхний этаж храма, едва не огрев меня каменным обломком. Безымень вовремя подхватил меня и плавно опустил на крышу соседнего здания. Вавилонская башня медленно оседала, поднимая кучу пыли. — Умеешь же ты разозлить любого бога одной лишь фразой, теперь свитки уничтожены, а Мардук тебе больше ничего не скажет… обиделся.

— Да, не подумала, — я отряхнулась от пыли и спустилась по ступенькам вниз. — Я же не знала, что у него столько самомнения.

— Ну-ну, — Безымень замаскировал свои крылья и стал спускаться следом за мной.

Паники не было… почти. Так как я не выполняла свою работу, смертей не было, а вот парочка раненных было. Местный царь и служительница получили камушками по макушке, так что мы сорвали какое-то там празднество и внизу нас встретила толпа недовольных граждан, с явно не хорошими намерениями. Я попыталась телепортироваться, но меня схватили и связали, я даже рукой взмахнуть не успела, Безымня тоже спеленали и нас поволокли куда то. Будем надеяться, что не казнить. Как не странно, но Безымень совсем не беспокоился. Нас протащили по главной площади, украшенной цветами и разноцветными лентами. На изукрашенном помосте стоял жрец в золотых одеждах и махая своим посохом кричал что то в толпу.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила я у Безымня, когда нас бросили под ноги жрецу.

— Припоминаю один ритуал, но думаю что тебе он не понравится, — сказал мой ярый попутчик.

— Освободи нас!!!

— Не могу… — сказал Безымень. — Я на перевоплощение последние силы потратил.

— Безнадега!!! — Мне оставалось только молча наблюдать за странными приготовлениями жреца и коситься в сторону Безымня.

Тем временем на главную площадь стянулись все жители Вавилона, разряженные и веселые. Жрец приказал поставить на с друг напротив друга, а сам встал перед нами и стал вещать в толпу всякую ересь, с каждым словом я начинала понимать, что из этой заварушки без потерь нам не выбраться, слишком уж это напоминало ритуал венчания, надеюсь я не права, так как на наделенных силой действовали все мирские законы, подкрепленные влиянием богов.

— Жители Вавилона! Да восславим мы приход весны! Да отпразднуем мы воссоединение великой богини Инанны и ее мужа Думузи! — Жрец все вещал и вещал. — Эти люди будут символами нашего праздника! Пусть будет их воссоединение знаком благополучного года нашей жизни. Пусть они прославят Брак богов! Пред вами произойдет священный обряд Инанны! Восславим же мы приход благоденствия в наши земли! Да возрадуются боги воссоединению этих двух людей! Да осветят они этот союз! Да благословят они эту пару и наш край своей любовью.

— Мне это не нравится!!! — Мой крик был поглощен ревом двух тысяч глоток, от того, что от ладоней жреца пошел свет, окутавший наши с Безымнем фигуры сиянием.

— Я же говорил…

Золотые врата Вавилона захлопнулись за нашими спинами. Руки нам развязали, но я никак не могла отойти от шока. Безымень стоял мрачнее тучи.

— И что делать будем? — Наконец задала я мучавший меня вопрос, новоиспеченному муженьку.

— Через час я жду тебя на основе, — Безымень протянул мне кольцо. — Это телепорт на Основу. — И, не выслушав моего ответа, он исчез в сумрачном тумане.

Я телепортировалась в свой замок. Плащ упал на багровый ковер, маска легла на подлокотник кресла. Я села и слевитировала с полки книгу, древнюю как мир — Кодекс Обладающих Силой! Мой взгляд остановился на главе «Брак».

«1. Каждый обладающий силой мог заключить брачный союз с таким же как и он, но только равным по силе.

Примечание: иначе через день, магия более сильного сотрет того кто слабее.

2. Вступившие в брак обязаны сказать друг другу свои истинные имена…»

Я вздрогнула, у меня не было имени…

«…иначе смотрите примечание к пункту 1.»

«3. Брак может быть отменен, только в случае смерти одного из избравших этот путь.»

Книга выпала из моих рук, разбросав по полу тысячу листов. Если сегодня я не получу имя, я исчезну. Это гораздо хуже смерти, смерть дает шанс на перерождение. Я должна найти создателя.

Так, сопоставим факты. Создатель очень сильная личность. Наделен силами хаоса. Не похож ни на одного из богов. Вообще ни на кого не похож. Имеет способность менять внешность… Стоп! Такой способности обладают единицы из бессмертных! У большинства есть не более двух-трех ипостасей! Полностью управлять своей внешностью может только одно существо — Безымень! Но у него нет имени… Так, начнем от противного, а то какая то не хорошая для меня картина вырисовывается. Безымнем его прозвали боги, сам он просто никогда не называл своего имени! А это не значит, что имени у него нет. Я никогда не чувствовала его полной силы, хотя я могу видеть силу любого существа. Он всегда заблокирован! Так вот почему он не оставляет следов на магическом фоне! И это его проявление силы в телепорте! Никто не использует сумрак, он проявление десятой (самой низкой) ступени магии хаоса, для заблокированной почти полностью силы, это слишком многое. Для сравнения, когда он меня «оживил», из-за блокировки я вообще не могла пользоваться телепортацией, хотя сохранила врожденную способность менестреля. Вывод один — он и есть создатель. А если это так, то сегодня один из нас должен умереть… и я сомневаюсь, что это будет он…

Я активировала кольцо телепортации…

Куда я попала? Вокруг было темно, полная пустота, ничего вокруг, кроме пустоты и холод, холод замораживающий тебя вплоть до души. Я закуталась в плащ и попыталась сориентироваться, где то впереди была видна маленькая точка света, я двинулась к ней, не слыша своих шагов, не ощущая поверхности под ногами. Что здесь делает Безымень, я не знаю этого мира, а это очень странно. Маленькая точка постепенно увеличивалась, превращаясь в дверной проем. Я вошла. Как? Как я оказалась на Основе? Тонкий хрусталь звонко поприветствовал меня, колокольным перезвоном возвестив о моем прибытии. Но никто не спешил встречать меня и я огляделась. Все было так же как и в прошлый мой визит сюда: тонкие грани миров и те же порталы в во все миры. Интересно, Безымень живет здесь? Бегут всегда туда, где находится дом, но кажется это место даже хуже моего пропитанного пылью замка. И тут холодно, даже мне…

— Безымень, — тихо позвала я.

Мой голос эхом раскололся по тонким граням хрусталя и растворился в тишине.

— Даниил! — я громче крикнула в звенящую пустоту.

— Догадалась, — Безымень, нет — Создатель, появился передо мной и, материализовав два кресла, сел в одно из них, приглашающим жестом усадив во второе кресло меня.

— Серафимом был тот, кто Основу, Родмир создал мою сестру, а ты создал меня, значения ваших имен ясно говорят об этом. — спокойно проговорила я.

— Ты права…

— Чего ты хочешь? — спросила я. — Зачем ты затеял эту игру в кошки-мышки?

— Понимаешь, — в глазах Создателя я видела только боль. — Я устал, я живу вот уже более сотни тысяч лет. Я убил своих братьев ради того, что бы созданное нами не кануло вновь в хаос. Я все это время играл не свою роль. Закон есть для всех, тот кто создает, не может разрушать, это один из принципов равновесия вселенной, иначе, тот кто создает, разрушает себя. Я не имею право распоряжаться чужими жизнями, поэтому я создал тебя, ту, что может стать Аватарой Смерти и в одиночку держать в своих руках нити судеб всех существ во всех мирах. Как только я назову твое имя, ты станешь сильнее меня. Сильнее последнего из Создателей, иначе ты не сможешь справиться со своей миссией в мирах.

— Но это значит, что ты погибнешь, — я посмотрела на спокойное лицо мужа, как это непривычно звучит.

— Ты сможешь отправить меня на круг перерождения или просто подождать, когда меня сотрут. Это твой выбор, это твое право. — В его руках появился серебряный фолиант, я с ужасом поняла, что это моя Книга Жизни, в ней будет начертано мое настоящее имя.

Я почувствовала силу хаоса, окутавшую тело Создателя, и была поражена, настолько он был могуществен. Его магия обтекала меня, как бушующий поток обтекает одинокую скалу, не давая шевельнуться, что бы не исчезнуть в пучине. В Его руке появилось золотое перо, он вывел на обложке четыре буквы, ставшие моим истинным именем…

Хель…

Сила хаоса уже не обтекала, а впитывалась в меня, наделяя силой и преображая в Аватару Смерти. Волосы тяжелыми прядями хлестали по лицу, глаза разгорались зеленым огнем, а сумрак хаоса окутал меня черным бархатом длинного платья, вплетаясь в волосы серебряными лентами. В правой руке появился тяжелый фолиант, в коем были записаны все имена живущих в мирах Основы. В левой руке материализовалась серебряная секира, орудие смерти, наделенное своей силой За спиной с шелестом раскрылись два черных как ночь крыла.

— Вот и все, — Создатель устало сел на все тоже кресло. — Если ты хочешь убить меня, отправив на перерождение, то просто выпусти свою силу, но помни, не направляй силу смерти через свое тело, иначе ты навсегда лишишься возможности прикасаться к кому либо той частью тела, через которую прошла сила смерти. Свою силу ты можешь пропускать только через оружие, на это тебе и дана эта секира. Поняла?

— Да, — я чувствовала себя необычно, поэтому спрятала фолиант в подпространство, крылья кое-как замаскировала, а секиру оставила в руках.

— Ты решила?

— Я не хочу, что бы ты умирал, — на моих глазах появились слезы, не частые гости на моем лице. — Тем более навсегда…

— Тогда убей… я понимаю это жестоко…

— Ничего ты не понимаешь! — Я отвернулась от него, бросив секиру на пол. — Не могу я тебя убить.

— Прости, — я почувствовала как он подошел ближе и, развернув, прижал к себе, давая выплакаться, как маленькую гладя по голове. Муж называется! В моей непутевой голове в это время созрел самый глупый в моей жизни план! Я резко подняла голову и поцеловала его, выпуская силу смерти. Его глаза расширились от удивления, а губы прошептали «дурочка», да я такая, только дура могла влюбиться в создателя, да еще такого бестолкового как ты. А он исчезал…

Его силуэт разлетелся тысячью светящихся огоньков…

Ты обещал вернуться…

Помнишь?…

Не относись к чему-либо предвзято
Страдает объективность от того;
Не изучив простого, то, что рядом,
Ты не суди о том, что далеко.
Так, не познав еще своей отчизны,
Мы превозносим дальние миры.
Так в детстве к смерти злы и ненавистны,
А к жизни добродушны и милы.
Переоценка этих двух явлений
В отрочестве предъявит первый счет,
Когда жизнь будет ставить на колени,
Хотя ей этот номер не пройдет.
Порою жизнь, как Яго строит козни
И, как Отелло душит ни за что…
В период зрелых лет, иль боле поздний
Помянем мы о ней не хорошо.
С годами зла уже на смерть не держим,
А жизнь под старость больше все клянем,
Теряя убеждений юных стержень,
И, находя прозренье поздним днем.
Умом находим истины истоки,
Что жизнь и смерть родные две сестры:
Бывают одинаково жестоки,
Бывают одинаково добры!

(Юрий Юркий)

ORIN

СЕРЕБРЯНЫЙ РЕВОЛЬВЕР

Пролог

Сухой, горький ветер метался по улице. Он яростно дул в лицо, осыпал пыльными осколками, разгонял густое марево. Шаги звучали глухо, словно под ногами был песок. Но каждый услышавший их в этот час старался скрыться как можно дальше. Рядом тихое металлическое шуршание, неуловимый скрежет и сиплое дыхание пара. Он идет тихо. Знает, что уже скоро. Скоро, прозвучит неистовый звериный рев, послышится прерывистое шумное дыхание и нечеловеческий вой огласит улицу, вызывая дрожь и мерную барабанную дробь гнилых зубов окрестных оборванцев.

Бежим. Камень визжит от каждого прикосновения металла, и сотрясается от тяжелых и мягких прыжков. Позади вспыхивают огоньки, и проносится череда револьверных выстрелов. Лишь тонкое электрическое шипение, и на мостовую сыплется свинцовый дождь.

Лай собак. Ближняя улица, погруженный в сон трактир, и треск разрываемой плоти. Кровь вызывает алчное бешенство, застилает глаза сладкой пеленой, и требует новых жертв. Но мы бежим. Облава слишком велика. Равно как и ценность зверя.

Наперерез выбегает темная фигура, поднимает руки, в ладонях которых вспыхивают горсти огня. Отчаянный прыжок, удивленное лицо, и хруст переломанной шеи. Пламя гаснет, остается лишь приторный и теплый привкус…

Бежим еще быстрее. Вопли, яростные, безумные. Жертва в ловушке! Теперь нечего боятся, нас много, а их двое…

Стена холодная. Очень. Успокаивает, усмиряет, перебивает слепую ярость. Позволяет сдернуть кровавую повязку, и взглянуть на огромную толпу перед нами. Рядом ледяной металл, насмешливый шелест, и тихое скрежетание как боевой клич.

Изумленные восклицания, нервные смешки и грубые ругательства. Никто не смеет подойти поближе. Но их много. А нас двое. Потому, что мешает кому-то заливаться истеричным хохотом, издеваться и тыкать пальцем на чудовище? И все же в этом смехе явно слышны нотки страха, глубокого и трусливого.

Этим страхом воняет от всех здесь. Десятков, сотен человечков сжимающих в потных руках оружие и думающих об огромной награде за голову зверя. Кто-то насмешливо воет, а кто-то смеется. Это продолжается недолго, пока один не решает метнуть широкий нож, вонзившийся в плечо.

Тишина. Звонкий удар лезвия о камень, и все, уже не робея, несутся к нам, что-то неразборчиво крича, и сотрясая оружием. Они знают. Их много, а нас всего лишь двое.

Кидаю взгляд на моего спутника, потом на расплывчатых людей, многоруким зверем несущихся на нас. Тихо рычу, вспоминая былую ярость, и бросаюсь вперед. Дикий вой смешивается с холодным шипением пара.

Их много, а нас только двое.

Глава 1. Аллея Муллиган-Бойл

Холодно. Рассвет застал меня в пути, на секунду приоткрыв серую вуаль на небесах. И тут же растворился в бесцветных тучах. Несколько лучиков, впрочем, успели скользнуть по грязному камню улицы, но тут же и исчезли. Конечно, не принеся никакого тепла. Осень вещь в меру поганая. Хотя, как мне кажется, в нашем городе никогда не было хорошей погоды. Вечно — небо в желтовато-бурой накипи, густой и плотный туман…и холод.

Паутина улиц в Таранте огромна, я бы мог воспользоваться услугами метро… но, к сожалению, меня не сильно там любят, равно как и в прочих официальных заведениях. Известность сказывается, тамошние парни, естественно, не любят лишние проблемы. Проще не впустить лишнего незнакомца, чем лишиться работы.

Несколько хилых деревцев, спуск в подземку, покрытый ржавчиной указатель: «Аллея Муллиган-Бойл». Надо сказать, это весьма дрянное место. Бандиты, наемники, ребята из поллокского клана, несколько знакомых воров — в общем, местечко то еще. А мне как раз именно туда и нужно…

Пару обшарпанных домиков я знал — здесь располагается уютный магазинчик некоего мистера Блэка. Иногда я наведывался сюда — уж очень странные вещички изредка попадались. Естественно, не из ассортимента технологического универмага. В поставщиках у Блэка, насколько мне известно, люди самого Джона Хальстера, известнейшего (стражникам в том числе) вора. Нет, он вовсе не состоит в Воровском Подполье, просто люди сами тянутся к нему. Я как-то видел его — мимоходом — и если бы не широкий темный плащ с капюшоном, и несколько подозрительных ребят в свите, я бы подумал, что в торговый квартал забрел богатый дворянин с Полтон Кросс!

Так. Ночлежка Пуна. Тоже знакомое место. Стоит заглянуть, поболтать с владельцем этого заведения. Пнув сапогом жалкого нищего у стены, я толкнул ржавую дверь, и та, мерзко заскрипев, подалась вперед. На меня сразу же дохнуло очаровательным ароматом травки — добрый мистер Пун вдобавок к лежанке предлагает всем посетителям сушеный стебель Кадура. Внутри горела всего лишь одна сальная лампа, не в состоянии пробиться сквозь клубы дыма. На лежанках валялись недвижимые тела — видимо, сказалась врожденная щедрость Пуна. А вот и он сам. Хозяин ночлежки как раз выходил из задней комнаты, с объемистыми пакетами в руках.

— Так, так, так, — я криво усмехнулся, глядя на ошеломленное лицо узнавшего меня Пуна.

Мешки посыпались на пол, и тот, неуклюже кланяясь, бросился их поднимать.

— Здравствуйте…мистер Кейн… — заикаясь, выдавил он, снизу вверх глядя на меня.

— Балуемся травкой? — поинтересовался я, кинув взгляд на скрюченное тело в углу с нелепо раскинутыми руками.

— Э…вовсе нет, просто мои клиенты…

Я жестом заткнул его, и выудил из кармана засаленный и рваный кусочек бумаги.

— Знакомое имя? — я протянул дрожащему хозяину ночлежки листик.

Пун замер, глядя на истрепанную бумажку. Его красная рожа стала сначала белой, потом багровой, а потом снова бледной-бледной, под стать свежевыкрашенной стене городского банка.

— Э…я… не уверен…возможно…

Я цокнул языком, сделав шаг к подскочившему человечку. Рыжие усы его уныло обвисли, лысина покрылась испариной, а бесцветные рыбьи глаза быстро-быстро забегали.

— Так что? — моя ухмылка напугала его больше чем приставленный к виску револьвер.

— Себастьян Харг, — быстро проговорил Пун, — полуогр.

— В самом деле? — прищурился я.

— Д-да, — сглотнул мошенник, — он заходил пару дней назад. Сказал, что некоторое время поживет на Аллее Муллиган Бойл, 13. Это в самой середине, между старым складом и домом МакКарса.

— Ну что ж, — покивал я, — передам тогда ему привет.

И, забрав записку, я дернул жалобно всхлипнувшую дверь. Ошарашенный владелец ночлежки все еще беззвучно раскрывал рот, но я уже был на улице, с удовольствием вдохнув густого и влажного туманистого воздуха.

Потом продолжил шествие. Некоторые дома были уж совсем разбиты. Крыша провалена, окна выбиты, двери заколочены. Но в основном, за этим милым антуражем скрывалось убежище какого-то мелкого уличного бандита. 29, 28, 27… я не останавливался, мне все-таки стоит вначале заглянуть к полуогру, а уж потом развлекаться.

Мимо чуть ли не пробежал какой-то полуорк — эти зеленоватые ребята очень любят в утреннем тумане подкарауливать загулявших жителей Таранта. А таких «искателей приключений» не так уж много, что явно усиливает рвение и ярость бандитов. Хотя, при виде моей персоны, полуорки явно желают оказаться где-нибудь подальше…

Неподалеку чей-то хриплый голос проорал: «На помощь!». Я вволю посмеялся, ибо надо быть редкостным идиотом, чтобы ожидать помощи в торговом районе. А уж еще более умным, чтобы кричать. Ведь на крик, как известно, сбегаются все здешние молодцы, и нет никакой гарантии, что при дележки добычи жертва останется целой…

16, 15, 14… Ага. Если бы не ценное замечание Пуна, можно было бы и не заметить этот приземистый, расплющенный домик, немыслимыми усилиями втиснутый между длиннющим складом и еще одним обшарпанным жилищем некоего вора. Маленькое квадратное окошко с кривой решеткой. Осторожно дойдя до проржавевшей, бурой двери я прислушался.

Тихо.

Скользко, холодно. Поморщившись, я отстранился от двери. Протянул руку за пазуху. Гладкий металл приятно пощекотал пальцы, а отполированное дерево моментально наполнило руку живительным теплом. Превосходная двухстволка мягко, отработанно легла мне в руки. Несколько короче чем стандартные винтовки, с новой автоматической системой, не требующей после каждого выстрела передергивать затвор — верное оружие уже долгое время надежно мне служило. Потом покопался в еще одном кармане. Две оглушающие гранаты, одна электрическая, и еще одна разрывная.

Осталось проверить дверь. Тонкий, вибрирующий диск чмокнул, прилепляясь к двери. Пару секунд слышалось только еле ощутимое гудение, а потом все стихло. Ничего. Сняв прыгающий капкан, я достал тонкий, витой ключ. Лезвие легко вошло в замочную скважину, что-то щелкнуло.

Медленно потянув на себя дверь, я направил двухстволку вперед. Бесшумно зашел внутрь. В полумраке виднелась согнутая фигура. Массивная и угловатая, несомненно, полуогра. Он копался в приоткрытом ящике железного шкафчика, совершенно не обращая внимания на открывшуюся дверь. На голове у него был странный цилиндр, окольцованный светящимися нитями.

Я вытянул винтовку вперед, целясь ему в грудь. Потом неторопливо надавил на курок. Хлесткий звук выстрела соединился с оглушительным скрежетом и шипением. На моих глазах, вокруг полуогра возникло мощное магнитное поле, с легкостью отклонившее пули, врезавшиеся в кирпичную стену.

Тут же Харг прыгнул прямо на меня. Вырвал из рук двухстволку, громадным кулаком заехал в живот, и выскочил наружу. Чертыхнувшись, морщась от боли, я побежал за ним. Гигантский силуэт еще виднелся в липком тумане. Что ж — полуогр долго не пробежал. Вынув из сапога превосходный механический кинжал, я вздохнул, и метнул его в спину бегуну. Подробностей смерти Себастьяна Харга я не разглядел, но, подойдя, я увидел отвратительное зрелище. Здоровенный труп был рассечен надвое, а механический кинжал все продолжал терзать тело, выворачивая внутренности наружу. Я скривился, улучил момент, и выдернул смертельное оружие из лужи крови. Потом аккуратно снял цилиндр с валяющейся рядом головы. М-да… неплохая шапка. Была.

Вернувшись в жилище полуогра, я подобрал винтовку и присел на краешек кровати. В железном шкафчике было три отделения. В первом — груда золотых монет, несколько кристаллов катарна, и длинный нож. Во втором — пусто. А на третьем отделении висел замочек. Наверное, для красоты. Во всяком случае, уже через пару секунд я уже копался в кипе бумаг и фотографий. Среди них на глаза попалось коротенькое письмо с приложенной фотографией:

«Дорогой Себастьян,

Мы рады сообщить, что товар у нас. Вэйн получил его вчера, и сейчас уже надежно скрылся. Надеемся, ты передашь эту фотографию Поллоку как можно скорее. Также напомни, что цена уплачена полностью.»

С наилучшими пожеланиями, О.Р.М

На черно-белой фотографии был изображен странный мост с огромными воротами.

Я задумался. Значит, товар уже у них. У некоего Вэйна. И здесь замешан дорогой Поллок, туповатый глава своего клана. Что ж — придется навестить и его. Хотя, сделать это тихо вряд ли удастся. Вся правая половина Бойла прямо таки кишит его прихвостнями. Убить всех — значит наделать слишком много шума. Можно конечно воспользоваться другим путем… Взяв письмо, я толкнул дверь, и, выйдя на улицу, направился в самый конец Аллеи.

Улица Килтон Бенд — весьма причудливая улица. Мало того, что на ней расположено всего два дома, так еще она скрывает в себе немало весьма полезных тайн. Вот, например, если пройти прямо до берега реки, текущей неподалеку, и дойти по берегу до странной хижины, можно увидеть, что на табличке у отсутствующей двери написано:

«Килтон Бенд, 3».

А внутри пусто. Однако, для знающих, ничего не стоит вынуть несколько кирпичей из пола домика, и обнаружить, что там скрывается дверь-ловушка, ведущая в некий подземный проход…

Вот и я — склонившись, вынимаю кирпичи, ковыряюсь в замке, поднимаю деревянную дверцу, и прыгаю вниз, в затхлую и темную пропасть.

Ход просторный и даже в некоторой степени удобен. Здесь не холодно, поскольку то и дело из земли выскакивают милые зомби, здесь не жарко, поскольку в руках двухстволка, и здесь не скучно, ибо проход не такой уж и долгий.

Я спокойно шагал по влажной и рыхлой земле, в одной руке была винтовка, в другой электрический фонарь, мощными кулаками разгоняющий темноту. Не знаю, откуда здесь берется так много мертвецов, но забава, надо сказать, знатная. Даже патронов не жалко. Совершенствуя свою любимую двухстволку, я не раз сюда захаживал, чтобы сбалансировать мощь и скорострельность. И, надо сказать, все вышло, ибо сейчас каждый выстрел буквально разрывал зомби на части, аппетитно забрызгивающие землю зеленоватой жижей.

Уже войдя во вкус, свернув в очередной раз налево, я уткнулся в небольшую лестницу. Конец. Выключил фонарь, спрятал винтовку, вынул маленький пузырек с очень ценной жидкостью. Она заставит валяться полуогра у меня в ногах, вымаливая прощение, чтобы только прекратились эти адские муки…

Взобравшись наверх, я аккуратно приоткрыл люк. Это была маленькая комнатка. Пустая. Снял люк, вылез наружу, огляделся. Узкая деревянная дверца была заперта, а за ней слышались беспокойные, тяжелые шаги и тихое бормотание. Вероятно, владелец этого домика. Вставив Подборный ключ в замочную скважину, я дважды повернул его. Все также бесшумно чуть-чуть раскрыл дверь. Поллок стоял ко мне спиной, поглаживая массивный топор, словно разговаривая с ним. Все двери были закрыты, больше в зале никого не было.

Шутить с вооруженным полуогром не стоит, поэтому я просто бросил в него пузырек с галлюцинатом. Стекло разбилось, бесцветная жидкость растеклась по черному пиджаку. Громкий стук упавшего топора, и громадное тело, обмякнув, грохнулось на пол.

Быстро подойдя к пока недвижимому телу, я грубо пнул его ногой. Зря. За богатым костюмом скрывались элитные пластинчатые доспехи. Ладно. Взяв топор, я хорошенько огрел полуогра по роже. Рукоятью, конечно. На мясистом и бледном лице Поллока появились какие-то признаки жизни. Толстые губы задергались, веки приподнялись на пару миллиметров. Еще один удар не помешает, это точно. Теперь глаза полуогра открылись полностью. Вот только я бы предпочел на это не смотреть. Действие Галлюцината весьма неприятно. Глазницы налились кровью, по лицу побежали морщинки, а сиплый голос прошептал что-то. Тело было по-прежнему недвижимо. Зелье сковывало все мышцы. Только боль и страшные иллюзии. Еще удар. Вопль ужаса хриплым эхом пронесся по залу, вены вспучились, глаза буквально хлюпались в крови, а лицо покрыла паутина морщин.

— Ну что? — поинтересовался я, для острастки в последний раз ударив тело.

— Прекрати… — прохрипел Поллок, не в силах сделать ни одного движения.

— Сначала ты мне расскажешь вот о чем… — я вынул письмо и помахал им перед носом полуогра.

— Что это? — слабо проговорил Поллок, почти не видя, и ощущая, как его горло сжимают жуткие твари.

— Письмо, — усмехнулся я. — С фотографией. Адресованное некоему Себастьяну Харга, который сейчас должен был торжественно вручить его вам, уважаемый Поллок.

— Что?! — простонал он.

— Да-да. Правда, тот бедный полуогр уже мертв, но это не важно. Видите, я сам вам принес письмо! — сказал я, раскрывая конверт. — Давайте, зачитаю вслух.

И не дождавшись ответа, я прочитал письмо.

— Я не знаю, о чем вы, — с трудом произнес он.

— Да неужели? — искренне удивился я. — А почему же Харг должен был передать эту фотографию именно вам?

— Не знаю… — шумно выдохнул Поллок.

— Кому был передан товар? — тихо спросил я. — Кому?!

— Я не знаю, — тяжело повторил полуогр.

Он уже задыхался. Пытался пошевелиться, сбросить демонов, но не мог. Кровавая пена шла изо рта, глаза бешено вращались, пытаясь хоть что-то увидеть кроме ужасающих иллюзорных тварей.

— Ладно, — спокойно промолвил я. — Кто такой Вэйн?

— Вэйн… — просипел Поллок. — Наемный убийца…связан с Рукой Молоха…опасный…

— Где его найти? — быстро спросил я.

— Старое метро… в заброшенных тоннелях…

Крик заполнял зал, бурля и отбиваясь от каменных стен.

— Как туда попасть?

— Я не знаю, — прошептал Поллок, и вдруг затих. Вопли смолкли, глаза закрылись, морщины разгладились.

Дьявол! Неужели так быстро закончился срок действия Галлюцината? Обычно, он действует как минимум час. Но на полуограх я никогда этот эликсир не пробовал… еще бы несколько минут… но теперь он пробудет в отключке до-олго.

В дверь постучали:

— Мистер Поллок, с вами все в порядке?

Видимо услышали крики…

Надо идти, причем как можно быстрее… Широкие дубовые двери долго не выдержат. На всякий случай можно туда кинуть небольшую механическую ловушку — будет им приятный сюрприз. Потом забежать в комнатку, тщательно закрыть дверцу, спуститься по лестнице, задвинуть люк на место, и позволить подземелью облить себя прохладным мраком.

По пути обратно, я размышлял о письме и словах Поллока. Товар, стало быть, у наемного убийцы Вэйна, одного из Ордена Руки Молоха, страшной организации, положившей тень на весь Арканум. Честно говоря, не очень хотелось связываться с ними. Но — дело гораздо важнее личных симпатий. Товар надо во что бы то ни стало найти. Нет, я вовсе не следовал заданию, данному мне Салазаром, просто ощущения подсказывали мне — эта вещь очень опасна. Для кого? Пока не знаю.

Глава 2. Бессмертное Братство

— Приветствую вас, мистер Кейн, — вежливо пробормотал лакей у двери особняка на улице Гримсон Вэй, 28.

Тихо растворились резные вычурные двери, и в глаза ударил яркий электрический свет огромной люстры. Холл поражал аляповатой безвкусицей, гнетущей роскошью и напыщенным великолепие. Тяжелый, расписной алый ковер заглушал шаги, ведя к гигантской мраморной лестнице. Не знаю, для кого это все было куплено, но некто явно перестарался. Прошел на второй этаж. Красная дорожка продолжалась и тут, проходя под тончайшим батистовым занавесом, колыхающимся на еле ощутимом свежем ветерке. Ткань нежно прошлась по лицу, будучи сметена в сторону; я оказался в чуть меньшем зале…Прислушался. Где-то тихо играла музыка. Это что-то новенькое. Я прошел в боковую комнату, и обнаружил источник звука. Скрипки мерзко подвывали тягучим басам контрабаса, а виолончели и альты дружно мяукали, вызывая острую зубную боль. Какого рожна здесь делает чертов музыкальный ящик?!.. Пару дней назад, я был неприятно удивлен, услышав и увидев сие новомодное изобретение, «на приеме» у одного богача-коллекционера на Вермильон Роуд. Граммофон, так называют этот очаровательный ящик. И, спрашивается, какого он стоит в нашем уютном особнячке? Удержавшись от зверской расправы, я стиснул зубы и решительно хлопнул небольшой дверцей, выходя обратно.

Бильярд, игральный стол, картинная галерея, наполированный, аж блестящий, паркет. Это окончательно ввело бы в ступор невесть как оказавшегося здесь горожанина. Ведь назревал один маленький-маленький вопрос. Почему при таком великолепии здесь пусто? Всегда. Ответа не нашел бы ни один самый умный-преумный профессор из Университетского двора. Да хотя бы потому, что его никто сюда бы не пустил.

На каменном балкончике, что на фасаде дома, было свежо и прохладно. Вечером, яркие огни самой богатой улицы города яростно пробиваются сквозь клубы сизого тумана. Это им иногда удается. Во всяком случае, приветливо светящиеся окна особняка мистера Франклина были видны. Это предводитель движения мод Таранта, портной и по совместительству изрядный ловкач. Шьет костюмы, красит цилиндры, начищает башмаки… Подчищает чужие карманы, подкрашивает беличьи шубы…ему начищают морду.

Усмехнувшись, я поежился. Опять этот холод. Прошел в зал, остановился перед большим гобеленом, на котором был изображен ночной пейзаж (весьма бездарно, кстати). Полную луну забрызгивала бордовая кровь. Видимо, художника на мертвечинку потянуло. Впрочем, сейчас не до живописи. Найдя краешек, я грубо дернул тяжелый холст, и гобелен упал вниз, толстым рулоном расстелившись у ног. А за ним обнаружился небольшой темный коридорчик. В конце был еще один проход. Маленькая, абсолютно пустая, круглая комнатка. Серые и грязные стенки. Однако если провести по правой стене рукой, можно обнаружить нечто любопытное… Зеркало. Если можно это так назвать. Для маскировки прикрытое толстым слоем чего-то-там.

Я уныло посмотрел на очистившуюся «зеркальную гладь». М-да. Нечто подобное я увидел, заглянув в стакан с водой, любезно предложенный неким владельцем одного бойловского притона. Мутно и грязно. Несколько секунд, довольно долго протянувшихся здесь, я продолжал тупо взирать в этот омут, пока, наконец, он не прояснился. Мало-помалу, тусклый иней сходил с зеркала…и в нем начали проступать контуры огромного седого волка… Грозный оскал, красноватая пена, длинный острые клыки. И огненного цвета глаза, один раз блеснувшие алым пламенем. Возможно, это перестарался оркестр в соседнем зале, но мне послышался волчий вой… Сердце глухо забилось, я взглянул в глаза волку…

Медленно растаяло зеркало, как растаивает глыба льда на дневном солнце. Осталось только шагнуть, вперед, туда, где седой волк смотрел на полную луну…

Большие ступени, ведущие вниз, назывались красными. Кажется, кровь навсегда осталась на холодном камне, словно в знак тому давнему случаю, когда в помещение тайной школы технологов ворвались оборотни. Много оборотней, все жаждущие крови. И получившие ее. Прежде чем кто-либо опомнился, была зверски убита половина учеников. Как сейчас слышатся слабые револьверные выстрелы, хриплый рев обезумевших оборотней и слабые крики умирающих… Но ослепленные беззащитностью многочисленных жертв, оборотни никак не рассчитывали, что найдутся те, кто сумеет им противостоять. Пятнадцатилетний Салазар, собрав всех уцелевших, отчаянно сражался… бился во имя погибших друзей, не обращая внимания на свою кровоточащую рану…

Я мрачно вздохнул, вспомнив, как маленький Кейн, сжимая в руках тяжеленный дробовик, отбивался от оборотней. Как серый, заляпанный кровью, монстр незаметно подбежал очень близко… Слишком близко. Дробовик слабо хлопнул только когда тело уже пронзила страшная боль. Вполне явственно помнится окровавленная пасть, горящие глаза, слепая боль. И ярость. Никто не вышел целым из той битвы. Всех укусили оборотни…

Медленно пошел вниз. В тишине все время казалось, что вот-вот из-за угла послышится сиплый вой, а вслед за ним тихий всхлип, полный боли и отчаяния. Дьявол! Не заметил последней ступеньки. Кровь на полу уже исчезла, передо мной была довольно большая грубая дверь. Не знающий уже бы радостно подкладывал под вход динамит, поскольку открыть дверь не представлялось никакой возможности. Однако я был здесь не в первый раз, и потому знал, что достаточно всего лишь капли крови. Поморщился, уколов себя ножом, кровь слабо брызнула, орошая светлое дерево. Может быть, как говорят некоторые, кровь на красных ступеньках появилась именно из-за этих многолетних жертвоприношений. Никаких громов и молний не случилось, я просто открыл дверь.

Холод. Здесь всегда холодно. Не очень большое помещение было почти пустым. На каменных стенах нарисован тот же самый пейзаж что и на гобелене. Вот только под луной картина продолжалась. Гигантский, как медведь, волк. Он стоял на ковре из трупов, на клыках блестела свежая кровь, а глаза были устремлены прямо на меня. Это всегда так. Любой сюда входящий ощущал на себе Его взгляд. Может, все дело в разыгравшемся воображении, но это так. И сейчас, я встретился взглядом с холодными горящими глазами, стало не по себе. Появилось муторное ощущение, предчувствие адской боли, когда ногти разрывают кожу, когда тело покрывается густой шерстью, а из груди рвется нечеловеческий вой… Голова закружилась, я раскрыл глаза и увидел, что тонкая рубашка начинает рваться от огромного напряжения мускулов… Превращаюсь.

Я упал на колени, прислонился к ледяному камню, почувствовал, как бешено бьется сердце. Огромными усилиями я заставил себя успокоиться. Потом поднялся, тяжело дыша и покачиваясь. Такого еще никогда не случалось… Много раз глядя на эту картину, я не начинал превращаться. Но все как обычно; тот же пейзаж, тот же взгляд, и тот же одинокий вой.

Когда дыхание выровнялось, а сердце прекратило бешеную пляску, я, по-прежнему стараясь не смотреть на волка, прошел в главный ход, расположенный прямо напротив двери. Он шел вниз; могильный холодок подземелья чувствовался все больше. Послышалось бряцанье оружия. Кузнечный зал. Наши знания Технологии не сравнимыми с людскими, и вещи делаемые здесь никогда не попадают им в руки.

Братство. Так мы называем наше общество оборотней. Уродов. Не таких как все. Возможно, я горжусь этим. А может, я хотел бы сдохнуть, лишь бы излечиться. Не знаю. Но мы живем здесь. Не в силах умереть. Оборотни — бессмертные воины. Днем это хладнокровные убийцы, ночью же…звери, обуянные жаждой крови, способные убивать без перерыва. Умеющие это лучше чем кто-либо.

— Привет, Кейн, — поздоровался один из кузнецов, когда я вошел в Зал.

— Привет.

Я кивнул в ответ, окидывая взглядом работающих. Здесь было около двенадцати наковален, возле каждой был целый арсенал мечей, топоров, кинжалов. Некогда я освоил принципы кузнечного дела. И пришел к выводу, что более нудной и монотонной работы не сыскать. Оттачивать один меч целые сутки? Спасибо!

— И что сегодня? — поинтересовался я у друга.

Мерик откинул темные пряди со лба. Глаза у него были ярко-зеленые, в тон изумрудным прожилкам на изящном костюме.

— Сбалансированный меч, слыхал о таком?

— Нет, — честно ответил я.

— Ну вот, скоро доделаю, узнаешь, — ухмыльнулся Мерик. — Отличная штуковина.

— Быстрый?

— Не то слово, — гордо произнес он, — не механик, конечно, но не это главное. Точность — вот почему он называется сбалансированным. Думаю, более точного оружия ты не найдешь.

— Даже зеркальная винтовка? — шутливо поддел я его.

— Ну, если ты собираешься прицеливаться пол часа, а потом столько же ее перезаряжать… — хмыкнул Мерик.

Во время нашего разговора, он старательно втирал в короткое лезвие темно-малиновую жидкость. При этом от усердия он высунул кончик языка, что-то иногда шепча, неизвестно к кому обращаясь.

— Я к Салазару, — негромко произнес я.

— Что-то серьезное? — на секунду прервался тот.

— Нет, — покачал я головой, — думаю, нет.

— Ну, бывай тогда.

— Ага.

Я покинул Кузнечный зал, оставив за собой звон молотов, и визг стали. Свернул налево, прошел мимо Лабораторий, и попал в узкий коридорчик. Здесь было более нарядно. Каменная плитка на полу еще не истерлась, а панели на стенах не поцарапались. Здесь также было светлее, поскольку на стенах ровным рядом были прикреплены светящиеся нити — света они давали намного больше, чем обычные электрические лампы. Остановился у высокой металлической двери. Нажал на звонок; до меня долетел чуть слышный, словно комариный, писк. Повернул ручку, и открыл дверь.

Салазар. Тот самый, кто спас нас, а может и проклял, поведя на битву. Всегда замкнутый в себе, суровый и молчаливый. Я ни разу не видел улыбки на его, испещренном шрамами лице. Он — владелец особняка наверху. Говорят, давным-давно он был сыном богача, обладающего чуть ли не половиной террасы Десайе, и вот этим милым домиком. Старик умер, домик перешел к нему. По странным стечениям обстоятельств, он был расположен именно над Братством. Раньше мы спускались в подвал по небольшой лесенке, скрытой за гобеленом. Но потом Салазар сделал зеркало, пропускающие лишь оборотней, и ту дверь, открывающуюся тому, в чьих жилах течет волчья кровь. Ходят слухи, что здесь не обошлось без магии… но я не верю. Просто не верю.

— Можно? — скорее для приличия спросил я.

Салазар сидел за небольшим столиком, и что-то писал.

— Да, конечно, — мрачно произнес он, откладывая авторучку.

Я зашел. Кабинет главы Братства почти не отличался от прочих помещений здесь. Небольшая комната, письменный стол, странный сейф, несколько шкафчиков, а также масса загадочных приборов, грудой лежащих на расстеленной ткани в углу.

— Прости, что побеспокоил… — начал я, опять же соблюдая формальности.

Салазар недовольно прервал меня и указал на стул. Я присел.

— Ну, что скажешь?

— Да так, ты, наверное, все знаешь, впрочем, расскажу, — хмыкнул я. — Итак, поиски того самого товара, о котором ты мне говорил, привели меня на Аллею Муллиган-Бойл. Я наведал одного полуогра и обнаружил у него кое-что любопытное.

Я вынул письмо и положил его на стол. Салазар молчал, ни одним движением не показывая, что слушает. Тем не менее, я продолжил.

— Говорилось в этом письме о том, что товар был передан Вэйну, наемному убийце из Руки Молоха. Также прилагалась фотография, — я указал на конверт, резко контрастирующий с угольно-черной поверхностью стола, — Ее просили отдать Поллоку.

Салазар скользнул взглядом по письму, не сделав ни единого движения.

— Я наведал его. Поллок ничего не знал ни о фотографии, ни о товаре. Но кое-что я таки у него узнал. Этот самый Вэйн скрывается в старом метро… Хотя я никогда не слышал о нем.

Я замолчал, ожидая хоть какой-то реакции. Пару минут висела тишина, а потом Салазар вымолвил:

— Старое метро… О нем никто и не вспоминает. Где-то лет пятьдесят назад, когда метро только строилось, произошел один неприятный случай. В одном из тоннелей было зверски убито одиннадцать рабочих. Как говорят некоторые, у всех были перегрызены шеи…

Я напрягся.

— Это дело постарались замять, хотя кое-что все же просочилось в прессу. Слухи о страшных чудовищах, обитающих в метро явно не улучшили настроение горожан. В результате постройку прекратили, все входы завалили, а метро стали делать гораздо выше. И дальше.

Порой, его лицо становилось очень хищным. Как у волка, в засаде.

— Так значит, — начал я, — метро таки существует.

— Да, — невозмутимо согласился Салазар.

Я решил оставить намеки.

— И как туда попасть?

— Над этим вопросом многие долго ломали голову.

Салазар встал из-за стола, и подошел к одному из шкафчиков. Легкая кольчужная рубашка отозвалось тихим серебристым звоном. Да, у Салазара были хорошие вещи. ОЧЕНЬ. Немного покопавшись в бумагах, он вынул истрепанный блокнот, весь забрызганный чем-то темным. Можно было только догадываться, что это. Глава Братства уселся обратно в кресло.

Я молчал. Не стоит торопиться, особенно при разговоре с ним. После довольно долгой тишины, во время которой Салазар, казалось, о чем-то раздумывал, он заговорил:

— Этот блокнот был найден на теле одного из воров. Труп лежал в запечатанной части Канализации.

Кажется, я начинал догадываться…

— В блокноте, — Салазар положил его на стол, — не только бессвязные заметки. Там также есть некие наброски. Карты. Многое, конечно, испорчено кровью, но, думаю, нужное тебе там есть.

Я было протянул руку к блокноту, как тот вновь заговорил:

— Вполне вероятно, вору удалось задуманное. Он проник в Старое метро и даже вернулся. Вот только не зря ту часть Канализации запечатали. Милые твари отменно полакомились свежатинкой.

Я ухмыльнулся, ни чуть ни сожалея о воре. Не люблю эту грязную падаль.

— А насчет товара… Что ж, Кейн, я пока не знаю, что это.

Будь я проклят, но мне показалось, что при этих словах он явственно усмехнулся. Во всяком случае, губы его дрогнули, но темные глаза по-прежнему были ледяными. Как и маска безучастности на лице.

Я взял блокнот, пару минут повертел его в руках, и поднялся.

— Я могу идти?

Вместо ответа Салазар, уже взявшийся писать, только сухо кивнул. Забрав письмо вместе с блокнотом, я быстро вышел, чувствуя на себе холодный взгляд.

Я вновь зашагал по каменным коридором, изредка останавливаясь, прислушиваясь к непонятному шепоту, который частенько тревожил здешнюю глухую тишину. Подземелья бывшей Школы Технологов простираются глубоко. В самом низу — жилой «ярус», выше — Кузнечный зал, Лаборатории, Мастерские, Оружейный зал, и кое-какие помещение, в которые я заходил очень редко.

Свет брызнул в глаза, ослепив на пару секунд. Здесь постоянно что-то взрывалось, шипело, булькало. Признаться, химия — не мое признание, но следует отдать ей должное — порой склянка с какой-нибудь болотного цвета бурдой полезнее знаменитой слоновьей пушки. Я подошел к огненно-рыжему, низенькому химику, который аж скорчившись от напряжения что-то переливал — как мне кажется, из пустого в порожнее… Я взял галлюцинат, анастезатор, «звериный аромат» и «маску Джо». Уже собрался уходить, как меня вежливо предупредили, что в пузырьке с малиновой жидкостью — «зверином аромате» — новый состав. Мол, если что — мы не виноваты. Ладно. Они, что ли, мочи хамелеона туда добавили?! Покачав головой, я отправился оттуда восвояси, ибо густые пары дурманили, а тягучая землистая жидкость рядом так и норовила высвободиться из прозрачной стеклянной колбы.

Теперь я устремился в самый низ, спустившись по небольшой металлической лестничке. Направо, налево, снова направо. Здесь было еще холоднее. Стены на ощупь ледяные, а пол явно нуждается в хорошем плевке огнемета, или паре-тройке «коктейлей Молотова». Зашел в маленький коридорчик, открыл знакомую темную дверь, вошел к себе. Убранство, надо признать небогатое, но, если учесть, что я тут бываю пару раз в месяц, сойдет. Следует хорошенько выспаться перед предстоящей милой прогулкой.

Когда я, проснувшись, побрел по холодным коридорам, настроение стало скверным. По дороге назад встретил Крэйга, знакомого полуэльфа, тот осторожно попытался выведать, что я здесь делаю. На столь бестактный вопрос я ответил так же невежливо и резко, поэтому Крэйг нахмурился, и, накинув капюшон, зашагал в другую сторону. Дело, вероятно, в том, что я редко здесь появляюсь. Соответственно, многие удивляются. И даже кое-кто за спиной перешептывается. Наверное, обсуждают мои новые сапоги. Поднялся по лесенке. Стало теплее, но все равно противное холодное ощущение осталось. Будто кто-то обнял ледяными лапами и не отпускает.

Сквозь зеркало вышел на второй этаж особняка. Промозглый ветер свободно гулял по комнате, поскольку балкон был открыт. Как всегда. Интересно, он вообще когда-нибудь закрывается?

Лакея не было — рань еще жуткая. Застегнул до конца тяжелую куртку. Хоть она и обладает чудесными свойствами излечивать своего обладателя — с помощью электрических импульсов — согревает она погано, если честно. А если еще честнее, то вообще никак. Можно считать, я вышел на осеннюю улицу, в зверский холод, в тонкой шелковой рубашке. Шикарно.

Гримсон Вэй с утра то еще зрелище. Вдоль улицы неровным строем вытянулись особняки разной степени роскошности, а их обитатели, естественно, еще сладко спят в своих теплых постельках. В самом деле — кто будет выходить в такую рань на улицу? Разве что тот, кому совершенно плевать на свое здоровье, настроение и кошелек. Ворья сейчас развелось предостаточно; а уж при наличии уютных местечек в густом тумане для них вообще наступила благодать. Я не то чтобы часто появляюсь в Девонширском квартале, но почему-то каждый раз, когда я тут бываю, улицы загадочным образом пустеют, а случайные тени в плащах поспешно уносят свою задницу.

Выйдя на Вермильон Роуд, я наткнулся на высокого сухопарого эльфа. Был он одет по последней тарантсткой моде, в черном фраке, накрахмаленной рубашке и лакированных башмаках. В руке, на которой надета белая перчатка, сжимает легкую тросточку. На лице ледяное презрение, подчеркнутая высокомерность и неприкрытая спесь. Видно, спешит так рано в Джентльменский клуб Веллингтона. Сборище высокородных болванов так и ждет своего не менее горделивого завсегдатая.

А вот мне надо было в несколько иное место. Скажем, не такое чистое. И более оживленное… Там постоянно бегают всякие дружелюбные зверушки, и слоняются все кому не лень. Там мокро, грязно и отменно мерзко. Превосходное местечко! Я бы там поселился, но, боюсь, там слишком воняет…

Одарив очаровательной улыбкой хозяйку гостиницы Брайдсдэйла, я прошел в заднюю комнату, отодвинул мешки с сахаром сторону. За ними — о, чудо! — оказался (вроде бы запечатанный Тарантским Водохранилищем) люк, ведущий в закрытую часть Канализации. Эх! Открыв его, зажав нос, я спустился вниз по гнилой металлической лесенке…

Глава 3. Зловонные радости

Ноги с отвратительным хлюпаньем вошли в мутноватую жижу на несколько футов. Благо, сапоги были соответствующие — из особой сплетенной с металлическими ниточками кожи. Все равно — муторный холодок неприятно пробежался по телу. Не в первый раз, конечно. Мне приходилось здесь бывать по делу… Тарантская канализация известна чуть ли не каждому горожанину, а также местным властям. Были предприняты попытки закрыть все входы в милые вонючие тоннели, однако остались без присмотра несколько люков. Вот, например, в гостинице на Вермильон Роуд. Некоторые, в Эшбери, задаются вопросом, а почему в Таранте так много воров, разбойников и прочей нечисти? Казалось бы, возьми отряд громил в офицерской форме с мушкетами и саблями и отправь в торговый квартал. Да нет! Обычно, все подозрительные личности таинственным образом исчезают. Бывает и другой вариант, неприятный для офицеров… А ответ у меня перед глазами. В канализации находят приют многие. Нет, это, конечно, не постоялый двор, или там волшебная поляна, на которой пляшут феи с дриадами, но место полезное.

Идти было трудновато, так как канализационная водица постоянно сгущалась. Впрочем, я старался на нее не смотреть. Не знаю, кто додумался развесить хилые лампочки на перекрестках, но, вероятно, тот же умник догадался кое-где кривыми буквами оставить свои инициалы. А может, он хотел указать верный путь заблудшему в канализационных пучинах… На этот случай у меня была неплохая карта. Еще Канализация Таранта известна своими размерами. Как мне кажется, катакомбы расположены чуть ли не под всем городом. А крупнейший индустриальный город Арканума был явно не маленьким. В общем, здесь можно мирно бродить пару месяцев, вдоволь нафилософствовавшись, и придумав новое ругательство в честь строителей сего чуда. Мне надо было…далеко. Очень. Примерно, день-другой пути. Без непредвиденных обстоятельств.

В канализации можно встретить кого угодно. Обычно, это крупные крысяки* в гномий рост. Вот и мне попались эти замечательные представители канализационной фауны. В полумраке за поворотом послышался злобный писк — серые зверюшки учуяли кого-то. Меня, наверное. Я остановился у противоположной стенки, ожидая пока грызунов станет видно. И вот, через пару секунд, в грязном свете ближайшей лампы показалось два урода. Огромные крысы, прыгающие на задних лапах. На морде пара зловещих глаз и острые зубки сверкают. Ну и неровные усы подергиваются в вожделении. Кажется, я говорил, что мне не жалко патронов на зомби. Так вот на этих тварей мне таки их жалко! Приоткрыв заранее приготовленный флакончик, я капнул ярко-малиновой жидкостью себе под ноги. В нос сразу же ударила сильная вонь, режущая глаза, с бурой жижи взметнулось шипящее облачко, окутавшее меня. Уже через несколько секунд оно исчезло, вместе с крысами, чьи тяжелые прыжки еще долго эхом разносились по угрюмому тоннелю. «Звериный аромат» отличная вещь, что ни говори! Новый состав хоть и принес с собой ужасную вонь, перебившую здешние ароматы, но за считанные секунды отпугнул грызунов. Вообще, действует эта прелесть около двенадцати часов. Один раз, во время визита в одно очаровательное подземелье, я встретил целую стаю ящериц-кровопийц. Так вот этот эликсир мне тогда немало помог. Кроме того, винтовки в тот раз я с собой не прихватил… Вдыхая очаровательный букет здешних запахов, я побрел дальше.

Когда я выдергивал ногу из зеленоватой тины мерзкое причмокивание мгновенно заполняло тоннель. Но это только мои шаги?… Я на секунду приостановился, и тут же услышал как позади что-то отдаленно хлюпнуло. Потом еще раз, и еще… Кто-то идет за мной. Осторожно, медленно. Я достал кинжал, и как можно тише зашагал вперед. Здесь несколько путей; один ведет в тупик, другой кругами приводит сюда же, а вот в третий мне как раз и нужно… В небольшой нише достаточно удобно, свет лампочки останавливается в трех шагах отсюда, но не достает меня, а я все прекрасно вижу. Жду… Шаги становятся все более явственными. Кажется, что путник в двух шагах отсюда. Эхо порой может сыграть злую шутку. Еще немного… На свет вышла фигура в сером, в пятнах, плаще с капюшоном. В руках посох, с виду неказистый. Идет медленно, смотрит под ноги. Уже через пару секунд вышел из круга света. Ага, и кто же тебя сюда послал? Надо бы выяснить. Ужасно не люблю незваных спутников. Последую за ним, вполне возможно, нам по пути… Я вынырнул из ниши и зашагал по тоннелю, видя смутную тень впереди.

Тот явно не торопился, шел не оборачиваясь, ни одним движением не давая понять свои намерения. На случай его быстрого оживления у меня в руке был приготовлен механический кинжал. В канализации не стоит медлить и пытаться взять кого-то живьем. Зачастую враг очень быстро бегает, или летает. Поэтому кинжальчик меж лопаток — лучшее решение.

В этом месте ход не петлял и был лишен всяческих ответвлений, что было мне на руку. Можно было быть уверенным, что тень внезапно не прыгнет куда-нибудь, а потом не выскочит сзади.

Где-то дальше должен был быть поворот. Я уже потянулся за картой, как фигура впереди резко пропала из виду. В бледном свете можно было разглядеть, как по посоху пробежал искорка. Так, так, так. Волшебник? Вполне может быть. Таких здесь немало, причем это может быть как благочестивый студент из Тулы, так и старый пердун, ищущий что-то в припадке маразма. В любом случае, надо поторопиться. Маги умеют делать ноги быстро. Очень быстро.

Я побежал, стараясь не слишком будоражить здешние воды. Впрочем, шуму и так было предостаточно. Меня уже заметили. Я это понял, когда по телу пробежала легкая дрожь, в воздух поднялись клубы дыма, и запахло жареным. Штучки с молниями на меня не действуют. К сожалению для колдуна, он этого не знает, поскольку чуть дальше меня что-то слабенько попыталось задержать, а после этого сильно поджарить.

Дым рассеялся, я увидел спешно удаляющуюся тень. Она бежала, подпрыгивая, в руке трясся посох, полы плаща цепляли воду… Я было понесся за ней, как одна мыслишка назойливо постучала мне в голову. Это какого, спрашивается, маг будет мчаться, словно ему в штаны раскаленных шестеренок подсыпали? Да и вообще странно… Похоже, только что меня попытались надурить. Причем весьма затейливым способом. Я, крадучись, прошел чуть вперед и обнаружил незаметный ход вправо. Ай да волшебник! Сейчас, наверное, там идет, довольный собой. Ну и ладно. Интересно, механик разрезает посохи, как это он делает с ружьями, саблями и головами?…

Пригнувшись, я тихенько пролез в открытый люк. Здесь было очень светло, похоже, местечко обжитое. Да и на светильники не поскупились. Странно, раньше я здесь не бывал… Прошел немного, остановился, прислушался. Невдалеке, словно сквозь стену, слышались голоса. Кто-то спорил. Слов я не разобрал, надо подойти поближе… Держась стены, я дошел до угла, вынул двухстволку, и осторожно выглянул. Тоннель заканчивался буквально через несколько шагов, а слева была приоткрыта небольшая металлическая дверца… Ого! О комнатах в канализации я еще не слышал… Скоро гостиницу сделают, наверное!

— Слушай, Дик, мы не обязаны подчиняться этому Воллинджеру!

— А ты хошь что б нас потом ихние ищейки выследили, а?!

— Да наплевать на задание, нам этот искатель до задницы!

— Да-а?? Он не должен попасть туда, это хоть ты понимаешь?!

— Значит, ты предлагаешь просто выйти и вежливо попросить его убраться к своим волчьим дружкам??

— Пойми, он меня чуть не пришмалил! Я зарядил всю эту вонючую воду, да еще и расставил пару ловушек! Но он спокойно прошел, черт бы его… Сейчас он несется за моим фамилиаром…

Раздалось довольное хихиканье, вскоре прерванное грубым голосом:

— Ты что, сдурел?! На хрена ты фамилиара создал, некуда силы девать?! А если эта погань волчья сюда заявится, что тогда? Посохом по башке его бушь колотить да??

— Да не парься, он щас уже де-то за пару миль отсюда!

Второй голос что-то проворчал, а я покачал головой. Это что же, получается, милые обитатели канализации осведомлены не только о моем присутствии, а еще и моей персоне?… Шикарно. Было бы славно узнать, кто их осведомитель.

Маг был посреди небольшой заплесневелой комнатки, держа в руках ветхую записочку. Капюшон был откинут, я мог лицезреть хитрую рожу с выгнутыми бровями и тонкими губами. Чуть дальше выпрямился худой человек в потрепанной и засаленной кожанке*. Он стоял ко мне спиной, копаясь в карманах.

— Ну, как вам здесь живется? — задал я риторический вопрос. Риторический, потому что сразу после этого мозги шибко умного волшебничка забрызгали и без того гнилые стены, а человек повалился на пол, держась за бок.

— Нет, не убивай…

— Кто дал задание? Кто рассказал обо мне? — спросил я, не опуская винтовки.

— Карлик в «Галлере Аннабель»… Сказал, что хорошо заплатят… чтобы я с ним задержали оборотня… дали знать им…

— Кому?!

— Высокому человеку в богатом костюме, он уже знает…

Я быстро вырвал записку из рук мертвеца рядом. На ней было написано:

Задержите его. Скоро придет помощь. Один…

Все остальное было стерто. Похоже, колдун уже начал стирать буквы, как я сюда нагрянул.

— Эй, ты, что было на записке?

Человечек пытался встать, а рука тянулась к короткому мечу неподалеку. Неприятный хруст. И вопль.

— Дьявол!.. Не знаю… Он не говорил.

— Превосходно, — буркнул я, и надавил на курок.

Дело начинает быть все более любопытным. Кому-то очень не хочется, что бы я попал в Старое метро. И что это за человек в богатом костюме и таинственная записочка?

Я проверил несколько открытых сундуков; в них были лишь груда золота и всякая рухлядь. Наверное, не стоит ждать этой самой помощи, лучше побыстрее отсюда убраться. А потому уже можно поглядеть, что да как.

Выскочил в маленький коридорчик, бесшумно пробежал до люка, выпрыгнул в холодный тоннель. На глаза сразу же налип ватный ком темноты; почему-то немногие здешние лампочки потухли. Я прокрался к перекрестку, и прижался к стене, буквально слившись с ней. Буду геройствовать в следующий раз.

Тихо. Остановившись, я лишился моего спутника — занудного хлюпанья, и теперь на уши давила звонкая и зыбкая тишина. «Звериный аромат» все еще действует; я это знал по ореолу вони надо мной, значит, надеюсь, тот, кто скоро здесь будет меня не учует.

Медленно-медленно безмолвную пелену разорвали тяжелые прыжки. Ритмичные, очень быстрые. Кто-то бежал, причем не один. С другой стороны, хвала Технологии! Я перестал дышать. Сейчас малейший звук представлялся мне так, как будто я взял молоток, и бью по колоколу.

Бег прекратился; по тоннелю пронесся хриплый стон, и все затихло. Скрипнул люк, небольшой всплеск возвестил о том, что они в коридорчике. Но я не двигался. Наверняка, у люка стоит один из них. Ждет, пока кто-то не в меру любопытный заглянет на огонек.

Наконец слышится шумное сопение. Водица всхлипывает на весь тоннель; значит они уже в полном составе. Чье-то дыхание усиливается, словно он приближается ко мне. Полностью замираю, но рукой нащупываю гранату. Яркая вспышка ослепит их; позволит скрыться, а может и напасть. Уже кажется, что он дышит мне в ухо, даже я ощущаю горячее сиплое дыхание. Несколько секунд. Палец дрожит, готовый в любую секунду опуститься на кнопку, активирующую гранату.

Все. Тихий шепот доходит до меня, но я не разбираю слов, ибо они уже бегут. Искать. И найти того, кто здесь уже побывал. И сейчас он отделяется от стены, убирает гранату, и переводит дыхание. Насколько я понимаю, мою шкуру сейчас спас пузырек с ярко-малиновой жидкостью, и с не менее ярким запахом. А может и нет. Было бы очень хорошо узнать, кто это был.

Но сейчас мне надо совершенно в другую сторону. Гнаться в темноте за непонятными существами было бы тупостью, перебившей даже поступок мистера Цезаря. Этот пьянчуга ночью, хорошенько набравшись, вышел из таверны и побрел в торговый квартал, якобы там пиво получше. Так вот, в одном из переулков он заметил неясную тень. Большую. Очень. Видимо, мистер Цезарь в ту ночь выпил чуть больше чем надо, ибо с криком: «Отдай бутылку, скотина!», погнался за тенью. Как говорят, закончилось это тем, что Цезарь на полном ходу врезался в стену, не заметив поворота среди извилистых улочек. Мне такая удача вряд ли улыбнется, поскольку лбом считать стенки в Канализации я явно не приучен. Буду также надеяться, что наши пути больше не пересекутся.

Отсюда до запечатанной части не очень далеко. Пройдя до очередного поворота, я достал карту, и начал водить по ней пальцем. Здесь уже был свет, так что можно было разглядеть, что коридорчика и комнатки за спиной на карте не было. Интересно, много еще таких чудных обителей?…

Запечатанная часть канализации, хоть она так и называется, весьма привлекательна для искателей приключений. Во-первых, в ее темных тоннелях можно набрести на аппетитного вида сундучки и бочки, в которых может быть что-нибудь ценное… Во-вторых здесь гораздо просторнее, чем в открытой канализации. Пожалуй, если убрать болотистую водицу и всякую дрянь в ней, можно было сделать что-то вроде дворца! В самом деле: широкие своды, огромные и просторные тоннели, колонны на перекрестках! Архитектор явно перестарался. А вот неприятностей здесь гораздо больше. Например, из-за этих самых «просторных тоннелей» здесь могут проходить очень и очень высокие твари. Мне попадались уже такие. А если учесть и то, что тоннели простираются на многие мили, бежать от какого-нибудь чудища придется долго… И то не факт, что потом не упрешься в тупик. Можно, конечно, попробовать сразиться, но на шум, выстрелы и прочие признаки драки радостно сбегаются и слетаются твари побольше и похуже. Тут уже остается только быстро нацарапать записку кому-то, вкинуть ее в бутылку, и бросить верное морское средство общения в болото. Лет этак через сто-двести бутылочку найдут. Может быть.

Но бывает кое-что и похуже. Говорят, еще никто не сумел составить полной карты этой части Канализации. Почему? Просто очень часто тоннели имеют особенность изменяться… По крайней мере, так говорят. Один вор собственными глазами видел зияющий ход, ведущий неизвестно куда-то, но, повернувшись на шум, и посмотрев назад, он ничего не увидел кроме прогнившей сырой стены. Конечно, это все сказки, но наши ребята тоже говорили, что порой не находили тоннелей, которых совсем недавно занесли на карту.

Я старался никуда не сворачивать, шел по строго намеченному пути. Так можно было довольно быстро добраться до Старого Метро. В здешних катакомбах будет похолоднее, чем в открытой части канализации, зато хотя бы не так сыро. Да и жижи поменьше; идти гораздо легче. Можно даже быстро побежать. Так быстро, как это я умею. Надеюсь, такой возможности не представиться. Нет, я вовсе не оптимистично отношусь к моей прогулке, но все-таки лучше свести количество теплых встреч к минимуму. На существ, живущих здесь, «звериный аромат» частенько не действует. Ну, как, по-вашему, среагирует десятиметровый голем*? Нет, он побежит. Только в другом направлении. А бегущую многотонную каменную массу остановить довольно сложно. Вот и бегай потом несколько суток, выливая себе на башку, как шампунь, зелья.

— Клац! — По тоннелю гулким эхом прокатился жутковатый треск. Я замер, ища источник звука. Потом вздохнул с облегчением. Просто под ногу черепок попал. Они иногда встречаются. Как символ необычайному героизму и храбрости. Дальше обнаружились части, видимо, кремниевого револьвера. Интересно, сколько он здесь пролежал? И в каких единицах измерялся интеллект его владельца? Прийти сюда с такой рухлядью можно только ради занесения здешних существ в Бестиарий Таранта*.

Мимо пробежала толпа крысяков. Я даже видел их длинные, тяжелые хвосты, ударяющиеся об воду, и разносящие звонкое эхо по тоннелю. Посмотреть на них, так страшно становится. Эдакие уроды, скачущие как кенгуру, грызущие лучше адской собачки из Бангеллианских глубин, и злее разъяренного вепря. В открытой канализации есть их родичи, поменьше. Как-то один джентльмен уронил обручальное колечко в канализацию. Звать армаду офицеров некогда — через два часа свадьба. Полезши туда, пройдя несколько шагов, благочестивый горожанин столкнулся лоб в лоб с очаровательным мышонком. Блестящие глазки, умиленно глядящие на джентльмена явно не повлияли на его доброе расположение духа… Некоторые клянутся и божатся, что вопль был слышен аж в Кенсингтонском парке!

Я остановился. Слишком тихо. Обычно, со мной шагали два башмака-сапога, вызывая неприятное хлюпанье, бегающее по стенам тоннелей. Но сейчас они затихли. Я иду, иду…но все безмолвно. А я как раз вошел в главный тоннель, тянущийся добрую милю. Он был, пожалуй, самым большим и широким. Не люблю это место. Позади и спереди — мгла, и неизвестно, кто сейчас оттуда выпрыгнет… От мыслей и предчувствий меня отвлекли далекие-далекие шаги. Ну, не того что шаги, скорее предзнаменование чего-то плохого. Надеюсь, это не мои недавние знакомые. Так, зверюшка-другая. Отсюда и не убежать. Назад — не очень-то хочется, а впереди кто-то. Приближается.

Тихонько легла в руку винтовка, палец аккуратно погладил курок, и там и остался. Второй рукой я нащупал несколько приятных сюрпризов, могущих сыграть известную роль в таких драках. Затаился у стены, вглядываюсь в зеленовато-желтый туман, мглистым цветком распустившийся здесь. Уже были слышны оглушительные всплески водицы — значится, этот кто-то очень тяжелый. Дрогнул свет, все стихло… Я вскинул двухстволку. Тоненький шелест, словно кто-то ползет по воде, заставил молниеносно отскочить назад и выстрелить под ноги. Еще раз…Корни, массивными поблескивающими змеями неровными обрубками полетели в разные стороны… Вслед за еще не отзвучавшими выстрелами раздалось оглушительное гудение и грохот. Бурый гигант, весь оплетенный грязного цвета корнями, неторопливо извивающимися и шипящими, шел прямо на меня. За ним тянулся целая свита — живая и яростно фыркающая. Несколько мгновений; пальцы скользнули по холодному стеклу… Осталось только бросить. Что я и сделал. В воздух светящейся птицей взлетела бутылка из рубинового стекла, и, сделав, яркий росчерк грохнулась в воду. В это время я уже прыгал назад… Жаркая волна отбросила меня еще дальше, опалила волосы, обожгла лицо, заставила закрыть глаза, чтобы только не смотреть на настоящий «поцелуй Торга», бога Огня.

Несколько минут я лежал в ледяной жиже; ждал, пока огонь успокоится, и его клубящееся дыхание рассеется в морозном холодке канализации. Откровенно воняло жареной тухлятиной (оригинальная смесь, от такого все тарантские дамы, наверное, умерли бы!). Видимо, жаркая смесь наших химиков сделала свое дело. Я обладаю редкостным везением — такое чудище попадается раз в сто лет, и то, лишь по праздникам. Я, лично, его еще не встречал, поэтому намечается гулянка в «Дохлом медведе». Как только выйду отсюда. Ну, а пока, можно подняться на ноги, стряхнуть налипшую гадость, поморщиться, переступить через гору сгоревших корней, и побрести дальше, не оглядываясь.

Глава 4. Псих на одиноком поезде

Оглушительно рявкнула кованая дверь. Я задвинул два проржавевших засова, и устало прислонился к ледяной двери. В голове упорно били барабаны. Сердце тоже буйно плясало, не желая спокойно выдерживать бешеный бег. Только что пришлось довольно быстро убираться из канализации. Кое-кто знает о моем присутствии здесь. И очень хочет, чтобы население здешних тоннелей на данную минуту сократилось ровно на одного оборотня. Я, в свою очередь, хочу составить, если не подробное описание этого умника, а хотя бы несколько блокнотных листиков. С портретом. Кстати, об этой засаленной и потрепанной книжечке. Пора бы достать ее, я таки добрался до Старого метро. Пальцы торопливо перевернули несколько порванных страничек, скользнули по буроватому пятну крови, и остановились на довольно хорошо сохранившихся набросках. Отсюда, как мне показывал глава Братства, начинается Старое метро. Так. Начертано ясно и четко. Пожалуй, даже слишком четко. Ну да ладно. Несколько минут я упорно глядел в пожелтевший листик, старательно запоминая ближайшие повороты. Хотя, их здесь почти не было. Это все же метро, не так ли?

Конструкция этих тоннелей была весьма своеобразной. В отличие от современного метро, здесь было очень просторно. Может, мне так кажется, потому что кроме меня здесь никого нет, а в новом метро всегда полно народу… Никого нет? Я поморщился, вспомнив байку об убитых рабочих. Не стоит лишний раз пережевывать подобные истории в таких местах. А то потом в каждом углу чудится жуткий монстр, в каждой тени духи умерших, а с эхом слышатся их голоса.

— У-у-у! — как ответ, завыло эхо, с ветерком вылетая из черной пасти ближнего тоннеля.

Я сплюнул и зашагал дальше. Сюда бы музыкальный ящик. Поставить на тумбочку и запустить на полную мощность. Пусть бренчит. А я бы посмотрел на морды тех чудищ, вынужденных это выслушивать.

Как-то незаметно с меня сошел нимб вони над головой. «Аромат» перестал действовать, но сейчас он мне был так нужен, как духи «Утренняя звезда» орку. В этих местах идут в ход уже совсем другие эликсиры. Сверился с картой, свернул налево, и спрыгнул вниз, на рельсы. Придется здесь немного пройти, поскольку там тупик. Было очень неприятно идти в эту черную дыру. Внутри, как я убедился, кромешная тьма, словно на глаза наложили тугую повязку. Тоже досадно. Что ж — надо бы это дело исправить. В глухой тишине неожиданно громко хлюпнулась золотистая капелька. И еще одна. Теперь стоит только разжать кулаки, как с ладоней хлынет яркий свет, разбивший черную корку вокруг. Стало намного веселее. Уже не было этого жуткого ощущения темноты в глазах.

Здесь было на удивление сухо. Я, конечно, не ожидал, что под ногами будут лужайки плесени, с потолка будет капать гниль, а на камнях улитки да мокрицы, но тем не менее. Вообще, я многого не ожидал. Хотя бы того, что за спиной раздастся протяжное гудение. Нет, я не могу ошибаться! Волосы на голове поднялись, по спине пробежал морозный холодок, и я медленно обернулся назад. Где-то далеко-далеко сиял огонек, словно кто-то счел за нужное электризовать старое метро. На раздумья времени не было — уже можно было разглядеть контуры расплывчатого вагона, который неумолимо несся на меня. Я лихорадочно выудил маленький флакон синего цвета с откидной золотой крышечкой. Выдохнул, и разом перевернул пузырек. Ледяная жидкость как бы нехотя полилась в горло, меня передернуло, флакон отлетел в сторону, брызнув тоненькими осколками. Теперь можно побежать. Ноги уже не слушались, а сами понесли меня с чудовищной скоростью вперед, туда, где виднелось сероватое пятно. За спиной дышал парами техногенный монстр, а я бежал. Настолько быстро, что, сам того не осознав, оказался в бледном освещении и вспрыгнул на платформу. Почти сразу из тоннеля вынырнул вагон, потом еще один, и еще. На грязном металле выцветшей краской было выведено:

«Тарант-1855».

Состав почти сразу и исчез из виду, осталось только протяжное гудение, волнами эхо, мчащееся по тоннелям. На язык напрашивались несколько нехороших слов. Надо бы сначала успокоиться — сердце с трудом выдерживало повторное использование этого эликсира. Электрическими импульсами не стоит злоупотреблять. Как только дыхание выровнялось, я вдоволь выругался. Это во-первых. А во-вторых, меня обуял вопрос — это же какого в старом метро радостно носятся поезда, которых-то по идее и существовать не должно было! И еще один немаловажный вопросик — а кто ими управляет? Я не думаю, что поезда могут сами ездить туда-сюда, подбрасывая прохожих. М-да. Непредвиденные обстоятельства — самое верное и частое определение к подобным явлениям. Карта подсказала, что я ушел уже на порядочное расстояние, и также добавила, что идти еще немало. Куда? Вот это я и собирался выяснить.

Поднявшись по лесенке, я вошел в длинный зал, освещенный тусклыми лампами. Странно это все. Или тутошние обитатели устроили себе освещение, или лампа держится пятьдесят лет. Я ускорил шаг, поскольку помещение это было не очень, скажем, уютное. По пути послышался мягкий тяжелый топот за спиной. Так можно и шею вывихнуть!.. Позади никого не было.

Видимо, раньше здесь были кассы. Несколько прилавков, и выцветшие разбросанные листки на них. Кое-где, покрытые сединой пыли, валялись мелкие монетки. Медные, наверное. Скользнув взглядом дальше, я обнаружил, что здесь сухой и толстый слой был потревожен. А еще дальше сиротливо прислонился клочок бумаги. В клеточку. Будто вырванный из школьной тетради, он показался мне очень знакомым, словно я совсем недавно его видел. Вот что я прочитал между кровавыми разводами и желтоватыми сальными пятнами.

«Добрый день, мистер Кейн! Нравится здесь, в метро? Не сомневаюсь в этом. Вы очень быстро бегаете, верно? Впрочем, это вам тут не поможет. Я бы очень хотел поговорить с вами. Недолго. Будьте уверены, вас от дела это не отвлечет. Как насчет станции после этого зала? Не подведите только. Себя.»

Пару секунд я не шевелился, все еще отрешенно вглядываясь в истрепанную бумагу. Потом быстро вытащил из кармана блокнот в жирной кожаной обложке. Раскрыл наугад, и увидел точно такой же листик, весь в подтеках крови. Так-так, и откуда же у этого доброжелателя вот такая вот бумажка? Сомневаюсь, что у него припасен такой же блокнот. А еще больше меня интересовало, в какую игру захотел со мной он поиграть? Таинственные записочки? Увольте!

Станция метро, так станция метро. Она действительно здесь была, и именно мои сапоги сейчас мягко касались сухого камня платформы. По бокам жалась к стенам темнота, готовая в любое мгновенье извергнуть какое-нибудь исчадие ада. Не люблю подобные сюрпризы, поэтому в руке прочно лежит кинжал, а другая рука готова в ту же минуту выхватить что-нибудь неприятное.

Мягкий, немного сиплый голос раздался прямо у уха. Заставил молниеносно обернуться и увидеть только слабо освещенную станцию.

— Вы пришли…

Я не ответил, внимательно пробегаясь глазами по тоннелям.

— Очки не требуются? — вежливо спросил все тот же голос.

— Спасибо, не надо. И да, я не разговариваю с прячущимися по углам.

Продолжая осматривать станцию, я в то же время пытался определить источник звука. Чертово эхо.

— О, так вы желаете меня увидеть? — сказал незнакомец насмешливо, невесть откуда оказавшийся прямо у меня за спиной.

Напряженно всмотрелся в него. Высокий, широкоплечий, в зеленом плаще. На длинных пальцах несколько колец, капюшон полностью скрывает лицо.

— И зачем вы меня хотели видеть? — вежливо поинтересовался я.

— Да так, было любопытно взглянуть. Это же сам Кейн Великий, убивающий магов и технологов, — неспешно, растягивая слова, ответил тот.

— Верно, это я, Кейн, и даже Великий. Так что, увидели? — спросил я.

— Да. Но я еще и поговорить хотел…

— Ну давайте, говорите, я что, мешаю? — усмехнулся я.

— Э нет, мой милый друг, так дело не пойдет. Это, получается, я, что ли должен вас уговаривать, чтобы я рассказал очень ценную информацию?!

— Спасибо еще раз, мой не менее милый друг, но я предпочту обойтись той не менее ценной информацией, которая есть у меня, — холодно сказал я.

— Напрасно грубите! Ничего не скажу, — нагло произнес любезный собеседник.

— Пожалуйста, — хмыкнул я. — Все, разговор закончен?

— Ну, как хотите, — безразлично кивнул тот, и я, по-прежнему не двигаясь, прямо взглянул на него. Но ему, видимо, было плевать с дирижабля на мой сверлящий взгляд. Так бы мы и простояли, наверное, долгое время, но мне надоело, и я решил разнообразить наш красноречивый диалог. Просто повернулся и пошел. А между тем вытащил приготовленное зеркальце — из тех, что используют в винтовках. Незнакомец не двигался, и, казалось, ждал моего благополучного отбытия. Поэтому я был безмерно удивлен, даже немного напуган, когда внезапно зеленый плащ распахнулся, и тут же затрещал, разрываемый по швам. В зеркальце мне было видно, как, задыхаясь в беззвучном крике, незнакомец начал покрываться бурой шерстью. Кафтан разрывался под давлением бугрящихся мышц, а фигура перерастала в огромного волка. По-прежнему в почти абсолютной тишине.

Я похолодел, и на секунду закрыл глаза. Кровь забурлила в жилах, я почувствовал знакомую острую боль, но вдруг мне почудился слабый шум. Где-то далеко-далеко, в правом тоннеле. Если это то, о чем я подумал…

Сзади уже хрипел оборотень. Гигантские клыки были в кровавой пене, а яркие светящиеся глаза яростно смотрели мне в лицо. И, спустя секунду, он летел прямо на меня. Осталось только моментально отскочить в сторону и выстрелить волку прямо в морду. Пряный дым на мгновенье завесил между нами сизый занавес, что позволило отбежать еще дальше, слушая нарастающий гул…

Заревев, оборотень снова понесся на меня. Вернее, на механический кинжал, вовремя выставленный там, где я должен был быть. Кровь хлестнула меня горячей плетью, но уже через пару секунд, волк вновь бешено глядел на меня жутковатым взглядом.

Громкое пощелкивание извивающегося в руках кинжала еще сильнее разъярило оборотня. И, раскрыв пасть, он серой молнией бросился на меня, целясь в голову. Меня спасла винтовка, которую я инстинктивно выставил перед собой. Огромные клыки буквально впились в сталь двухстволки, при этом оглушительно лязгнув.

Шум из раздираемой светом тьмы заглушил лютое хрипение волка. Он не отпускал винтовку, а я что есть силы вцепился в забрызганную пеной сталь. Так мы кружились несколько секунд; оборотень старался добраться до моего горла, я же изо всех сил тянул его к краю платформы, к тому месту, где через несколько секунд должен пройти поезд…

Гудение и вибрация уже заполнили станцию; они как горячее озеро захлестнули все вокруг меня. Осталось только разжать правую руку, позволить кинжалу легко вынырнуть из рукава и пройтись по боку волка, оставив глубокую рану. Потом сапогом ударить в пах, выдернуть двухстволку и толкнуть волка на рельсы. Все произошло очень быстро и смазано. Состав тяжело пронесся, и почему-то очень далекий хриплый рев сразу же исчез, оставив только затихающее эхо. Когда стало абсолютно тихо, я открыл глаза и посмотрел вниз, на рельсы, выступающие на черном камне. Там было пусто.

Я мог только догадываться, где сейчас загадочный волк, но одно я знал точно — он не умер. Оборотня не так-то просто убить, а если еще точнее, почти не возможно. Впрочем, как я размышлял, все еще стоя на краю, помяло его хорошенько. Как и мое верное оружие. На грязном металле виднелись царапины и явственные отпечатки клыков.

Надо вернуться назад — к кассам, а там уже собраться с мыслями и свериться с картой. Хотя меня мучил вопрос — что же это на самом деле за блокнот и как вырванный из него листочек оказался у вполне вежливого незнакомца. Интересно, когда я получу от него еще одну весточку?

Сейчас я очень ярко вспомнил слова Салазара насчет убитых рабочих и разгуливающих в старом метро оборотней. Уж не одного ли из них я видел? Было бы просто здорово повидаться с шайкой обезумевших оборотней. А еще больше мне хотелось выяснить, что же здесь, черт возьми, твориться, почему всякие незнакомцы оставляют мне таинственные записочки, а потом стараются меня загрызть.

Зал встретил меня той же мрачной тишиной. Я осторожно прошел в самый конец и растворил деревянную дверь с медной ручкой, отчего-то не покрытой пылью и наоборот очень даже живо блестевшей. Тут, в пыльной свалке, лежал всякий хлам — доски, инструменты, стружка, сломанные конденсаторы… Здесь также были видны следы — видимо, кто-то уже успел пробежаться по этим местам до моего прибытия. Потратив несколько минут на бесполезное копание рытвины в этих горах, я быстренько вышел отсюда, подумав, что вряд ли здесь бы оставили столько мусора — ведь, как я знал, Старое метро закрыли, когда оно уже функционировало.

Через час блуждания по одинаковым залам и комнатам, я оказался в узком тоннеле, резко идущим вниз. Каково же было мое удивление, когда в самом низу — уже виднелась стеклянная дверь — к стене был прибит точно такой же листочек. В неровном свете можно было различить знакомый аккуратный, убористый почерк:

«Мистер Кейн! Вы не пожелали выслушать меня, что ж — это ваши проблемы. Мало того, вы на славу постарались убить меня… Ах, я был впечатлен вашей находчивостью. Тем не менее, я могу поведать вам, что вы в большой опасности. Как бы это сказать… О, я не доверяю этому ничтожному листику из — да-да — весьма ценного черного блокнота. Я найду вас, только не пытайтесь укрыться и не спешите. Вы как на ладони, мистер Кейн.»

Я сплюнул и протянул руку, чтобы отцепить листочек, но в то же мгновенье что-то коротко хлопнуло, потом еще раз и еще. Несколько пуль подряд врезались мне в спину, пробили куртку, но там же и остались. Как я уже говорил, моя курточка обладает рядом ценных свойств.

Краем глаза я успел заметить, как захлопывается дверь и мелькает темная фигура за мутным стеклом, но поделать ничего не мог. Спина покалывала — действовало электричество. Придется подождать…

Как только боль прошла, я бросился к двери, дернул ее и тут же взгляд упал на тикающий диск, прилепленный к стеклу. Дьявол! Стекло разорвалось на миллионы грязных частиц, я же, закрыв руками лицо, прислонился к стене. Кто бы ни был загадочный доброжелатель, я отдавал ему должное — действовал он мастерски. Результат, конечно, не очень заметный — я жив, и даже сейчас бегу вперед, по огромному залу. В руке винтовка, в кармане парочка гранат, а в мыслях полный бардак. Что-то явно не сходится.

По бокам зала стояли растения — если можно было так назвать засохшие деревца. Вообще, здесь было на удивление причудливо, как будто все это игрушечное. Вот, глаз на бегу зацепился за каменный фонтанчик в форме парового двигателя, чуть дальше стоял и он сам — каменный гигант, сейчас оцепеневший.

Вниз по лестнице — мне кажется, я слышу топот — такой же мягкий, ритмичный, тяжело ударяющийся о камень. Мимо большого расписание поездов, и в высокий проход, ведущий прямо на станцию…

Холодный пар ожег, и я с изумлением увидел стоящий поезд с открытыми дверьми. Он стоял абсолютно тихо, только пар клубился возле него, но все же можно было прочитать ту же надпись «Тарант-1885». Шаги звучали на удивление громко. Внутри вагона было пусто — но светло и вполне опрятно, будто он еще вчера служил на благо Тарантского Индустриального Совета. Наверное, я совсем свихнулся, а может, как всегда, решил погеройствовать, но я шагнул внутрь, и двери захлопнулись, а поезд тронулся, призывно загудев. Через пыльное стекло я заметил густой сизый дым; он тянулся к верху. Готов поспорить на что угодно, в дымящихся клубах, на платформе, стояла высокая фигура в длинном зеленом плаще, лежащем на камне. Голова его была так же опущена, и он не двигался, только смотрел на уносящийся состав.

Опомнился я только через несколько минут. Я все стоял в покачивающемся вагоне и смотрел на замызганное стекло. Поезд протяжно гудел, и, видимо, увеличивал скорость. Будь то простое метро, и я сейчас ехал бы в универмаг, я бы со спокойной душой уселся на коричневое мягкое сиденье, достал бы газету и углубился в чтение. Но, к сожалению, такой возможности у меня не было — я ехал на неизвестно откуда взявшемся поезде, в Старом метро, и имел за спиной несколько дружелюбных ребят-нечисти. Поэтому, походкой моряка пройдя к железной дверце в конце с маленьким оконцем, я довольно глупо постучал. Спустя пару секунд оконце раскрылось, а вслед за ним щелкнул и замок. Сочтя это за приглашение, я с опаской приоткрыл дверь и, пригнувшись, зашел внутрь.

— Ну что, горе-путешественник, набегался? — сипло рассмеялся чей-то голос. Я уставился на управляющего поездом. На нем был кожаный костюм, толстые перчатки и шлем с защитными очками. Голос же его звучал довольно-таки странно, словно по рации.

— Да ладно тебе, садись, — кивнул тот и указал свободной рукой на кресло рядом.

Я сел. Перед глазами была удивительная картина — за стеклом разворачивался тоннель, а мы неслись вперед со страшной скоростью — как в глотку какому-нибудь чудищу. Темноту рассекал яркий желтый свет, несущийся еще быстрее состава. А дальше света — впереди — было темно.

— Нравится? — спросил сидящий рядом, плавно переводя несколько рычагов.

— Да, — честно ответил я.

— А то! Уж сколько я езжу лет, но никак, дьявол меня побери, не перестаю восхищаться! Хоть я уже и умер, — он бешено расхохотался, с силой надавив на какую-то кнопку, из-за чего мы понеслись еще быстрее.

— Простите? — вежливо переспросил я.

— Да ты, волк, не волнуйся! Все будет пучком, эт я тебе точно говорю! — еще сильнее развеселился он, хрипло смеясь, — Мое имя, значится, будет Мартин. А тебя-то как кличут?

— Э… — все еще в ступоре протянул я, — Кейн, вообще-то, но…

— Ну, здоров, значит!

Мартин протянул руку и я, не без опаски, пожал ее.

— Эх… Ношусь-то я тут уже этак пол века, забавно, да? Вообще-то, сдох я еще, когда это метро закрывали — ух, как помню хрустели косточки, когда по мне вот этот самый поезд ехал…

Он беззаботно хлопнул по и без того треснувшей панели, и, видимо, на меня особого внимания не обращая, продолжил:

— Знаешь ли, волосатый чертяка, не очень-то весело ездить здесь в одиночку, не останавливаясь, однако в этом есть свои прелести…

В доказательство своих слов Мартин вдарил кулаком по массивной круглой кнопке, и я чуть не зажал уши. Воздух прорезал жуткий рев, наверное, слышный даже в ванной особняка Гилберта Бейтса.

— ХА-ХА-ХА! — безумно заржал мертвец и я подумал, что за пятьдесят лет, летая в пустом поезде, не станешь доктором философских наук.

Когда рев утих, я кашлянул и Мартин повернул ко мне голову. Выглядел он, надо сказать, жутковато.

— А… Тут один поезд? — осторожно спросил я.

— А ты что думал, здесь армада составов ездит по расписанию, что ли? — усмехнулся он, — нет, волк, я тут один как покойник в шкафу.

— Ясно, — протянул я, — А меня ты знаешь?

— Ну, ты какой-то тормознутый! — вынес вердикт Мартин, — Мы ж с тобою тока что познакомились!

— Звыняй, конечно, а как ты узнал, что я волк, а? — прямо спросил я.

— Дак по тебе ж видно! Я вас, оборотней, за милю чую, как и всяких зверюшек там — вампиров, ведьм, колдунов епть…

Подозрительно хмыкнув, я оставил эту тему и спросил:

— Ну значит, если ты тут один, не от тебя ли я сегодня убегал в тоннеле?

— Ага, — торжествующе промолвил он, — так это ты свою задницу так быстро уносил?

— Да…я, — усмехнувшись, кивнул я.

— Ух, весело-то было!! — довольно ухмыльнулся неупокоенный. При этом я разглядел неровный ряд гнилых зубов, и соответствующий аромат, будто мне под нос подсунули поднос протухшей рыбы.

— Я думаю, — не так весело протянул я.

— Старик, не обижайся! — бодро воскликнул Мартин. — Я ж все одно не смог бы тормознуть, а так и ты размялся, и мне удовольствие… Повторим как-нибудь?

Он с надеждой посмотрел на меня.

— Непременно, — заверил я его, и мертвец восторженно хлопнул меня рукой по плечу.

— Так что там, — быстро продолжил я, пока тот не ударился в воспоминания, — а как-то ты здесь смог остановиться и меня подхватить?

— Ну, брат, это было трудно! В общем, начал я тормозить за несколько миль… ничего не получалось, правда, а потом как вспомнил об особом рычаге, — Мартин указал на внушительный рычаг сбоку, — так сразу ругнулся хорошенько, как же то я о нем, родимом, забыл, ну и дернул! Правда, это весело было, — он указал на горстку зубов рядом, — я вмазался прямо в стекло, так мой малыш тормозит…

Неупокоенный любовно погладил мигающую панель.

Поезд с безумной скоростью несся вперед, разбивая темноту как лед.

— Ну, понятно, — покивал я, — Слышишь, Мартин, а ты больше никого…э…не встречал?

— Думаешь, я по сторонам оглядываюсь, а? То-то же. С тобой — другое дело — я ж тебя несколько раз уже видел, помню еще, как ты волчищу сбросил на рельсы… кстати, а ты, что ли, его сам завалил?

— Ну… да, — скромно ответил я, и мертвец посмотрел на меня с восхищением.

— Ты крут, однако!

— Я знаю… — еще скромнее ответил я и присоединился к буйному гоготу Мартина. А потом, как бы невзначай, поинтересовался:

— А что с тем оборотнем стало?

— С ним? — откликнулся тот, — а ничего.

— То есть, как? — тупо переспросил я.

— Просто. Эта туша серая как прилипла к вагону, а потом мне это надоело — веселое ли дело с волком на башке ездить, и я его скинул!

— А как? — поинтересовался я.

— Врубил КНОПКУ, — Мартин указал на квадратную, светящуюся блямбу, и гордо положил на нее палец.

— Э-э! — испугался я, — я и так понял. Так получается, он исчез?

— Ну, типа того. Да я и не разглядел — когда КНОПКУ врубаешь, ни хрена ни видно становится…

— Ясненько… — сказал я и вдруг спохватился. — А куда мы-то вообще едем?

— Едем? — снова переспросил меня Мартин, — вообще в тоннельчики старого метро…

Я так и остался с открытым ртом.

За стеклом ползла по стенам глухая темнота…

— Старого метро? — еще раз спросил, думая, что ослышался.

— Ну да, а какого ж еще… — с недоумением воззрился на меня мертвец.

— А щас тогда мы где едем?

— Мы, волк, в той части, которую я называю Темными отростками!

— Чего?

— Ну или Черной кишкой, если тебе так больше нравится, — широко усмехнулся Мартин.

— Кишкой?

— Кишкой-кишкой, — продолжил наш гениальный диалог тот.

Я откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Это что же, во имя Технологии, получается?…

— Эй, — тыкнул меня пальцем Мартин, — ты чего? Тошнит? Ниче, старик, бывает… Давай, не стесняйся!

Он широко махнул рукой, а я подумал, какой же он все-таки псих…

— Будь спок, скоро уже подъезжаем! — «подбодрил» неупокоенный меня, а я почти не слышал его, углубившись в темный омут мыслей и догадок… А, дьявол!! Меня в самом деле чуть не стошнило!!!

Мартин понимающе заржал, а я, слабо усмехнувшись, отключился.

Глава 5. Старое, старое метро

Поезд немного качнулся и замер, как вкопанный. Я, все еще пребывая в сладостной дреме, аккуратно коснулся стекла, отчего что-то пробурчал и окончательно очнулся. Рядом ухмылялся безумный водитель, за стеклом высился огромный тоннель, явно рассчитанный составом этак на шесть, ну а чувствовал я себя поганенько.

— Приехали? — спросил я.

— Приехали, — ответил Мартин.

Я немного помолчал и на всякий случай поинтересовался:

— Мы же в Старом метро?

— Так точно, старик.

Я кивнул и с трудом поднялся. Будто похмелье, честное слово.

— Приморило маленько? — хмыкнул мертвец.

— Что да, то да, — согласился я, положив руку на дверь, — ну я того, пошел, что ли?

— Давай! — махнул рукой Мартин и добавил, — я довезу тебя обратно.

— Было бы здорово, — немного соврал я, ибо еще раз пережить подобную езду было бы сложно. Хотя, с другой стороны, достаточно быстро.

— Ну тады лады, волк. Я покатаюсь тута маленько — знаешь, здесь ездить — это сплошной кайф, а потом тебя подхвачу…

— Угадаешь, когда я здесь буду проходить?

— А здесь угадывать нечего, — загадочно усмехнулся Мартин, — сам узнаешь…

— Хорошо, — покладисто согласился я и повернул неожиданно скрипнувшую ручку. В вагоне было очень тихо и пусто. Свет ярко освещал каждый уголочек, и ощущение было немного неестественное. Вздохнув, я подошел к дверям, и те с шумом раскрылись, я же ступил на платформу метро, что сейчас зовется старым.

Не успел я и осмотреться, как за спиной поезд оглушительно рявкнул, двери со стуком захлопнулись и состав рванул как снаряд из гномьей мортиры. Когда пар, затейливо извиваясь, исчез где-то наверху, я сделал пару шагов и замер. Зрелище было величественное, и в то же время гнетущее. Потолка я, сразу скажу, не видел: он черной картонкой висел далеко-далеко. Стоял я на высокой каменной платформе, по бокам которой, чуть ниже, проходили рельсы. Сделав поворот на 360 градусов, никаких стен не увидел. Будто бы железная дорога. Рельсы тянулись вдоль платформы так далеко, что можно было различить лишь темную дымку. Неужели поезда ездят по прямой и сразу возле платформы?… Тогда я вполне понимаю Мартина, а также то, что Старое метро закрыли. Это надо было додуматься. И насколько миль простирается такая вот радость? А главное, где может скрываться наемный убийца с товаром? Целая башенка вопросов, и ответы я найду, вероятно, поочередно. Кстати, надеюсь, мой знакомый волк сюда не припрется. Впрочем, выяснить, кто он, было бы весьма ценно.

Вот именно об этом я размышлял, медленно ступая по гладкому камню. Выбравшись из поезда, мне стало гораздо лучше. Можно было даже кой-какую зарядку сделать, а то мышцы затекли. Так бы я и поступил, наверное, если бы вдруг не послышался мерзкий писк, и не появились они. Как летучие мыши. Целая стайка летучих мышей, хлопая крыльями, вдруг взвилась в воздух. Свет, исходящий от старых электрических ламп, задергался, бросая огромные тени с крыльями и клыками… Стало не по себе. Они бы меня и сопровождали всю дорогу, если бы при себе у меня не было замечательной винтовки. Взяв заряженную пулю, я подсоединил двухстволку к миниатюрному конденсатору, отчего натянутая нить зашипела, бросив пару едва заметных искорок. Потом вскинул оружие, надавил на курок и насладился результатом в виде кучки парализованных паразитов, сиротливо лежащих на платформе. Вот теперь-то можно насладиться тишиной. Шаги утопали в ней, как в бархате; тишина была необычной, сжирающей все звуки. Архитектор, создающий это метро, вероятно задумал это — скорее всего, шум поездов был бы не таким громким, как и гул разномастной толпы, снующий день и ночь по платформе.

Черная Кишка. Темные отростки. Я вспомнил о моих блужданиях неизвестно где. Что то было за место? Уж наверняка оно имело более литературное и официальное название. Или псих, гоняющий на одиноком поезде, рассказал мне байку?… Я быстро откинул эту мысль, ибо к этому чокнутому мертвяку у меня сложилось весьма дружеское расположение. В конце концов, не он ли меня сюда привез! А это точно не входило в планы моего знакомого в зеленом плаще. Небось, он аж кипел от злобы, наблюдая, как я уезжаю в далекие края.

Здесь было достаточно тепло и сухо. И в то же время затхло, будто воздух слился в единую пыльную сгущенку, которую уже много лет никто даже и не пытался разогнать своим (чужим) дыханием. Поглядев в очередной раз вперед, — и опять ничего не увидев кроме бледного света, растворяющегося во мраке, я вынул блокнот. Быстро перевернул до нужной мне карты; странички оказались на удивление теплыми. Как я и ожидал, проходы, тоннели, лестницы складывались в одну совершенно бесполезную, как экспонаты музея Х.Т. Парнелла, картину. Такое впечатление, будто это наброски даже не этой самой Черной Кишки, а вообще каких-то левых катакомб. Вот уж интересно — и что же Салазар мне отдал?… Как вернусь, обязательно поболтаю с ним. Как сейчас помню: несколько дней назад, он вызвал меня к себе и с нескрываемым волнением рассказал о некоем товаре, который должен быть где-то в Таранте, а если точнее — на небезызвестной Аллее Муллиган-Бойл. Также он намекнул, что товар этот очень важен — а может, и опасен — и было бы ОЧЕНЬ хорошо, если бы я в ближайшие сроки овладел им. Больше инструкций не поступило. Это уж точно: взял мешок — узнай, что там. С силой захлопнув блокнот, я затолкал его подальше в карман — он-то вряд ли здесь пригодится.

Шагаю дальше; пока в неизвестном направлении — хотя выбирать и не приходилось. Уму не приложу, где может вот тут прятаться Вэйн, да еще и с товаром? Вот разве что наверху. На потолке, то бишь. Немного смахивает на бред, но похоже на правду. Мне все время казались какие-то глухие звуки откуда-то сверху. Но их заслоняла угольная шторка, открыть которую не представлялось пока никакой возможности…

Я остановился. Так можно было бы идти наверняка очень долго. Что если это всего лишь иллюзия?

Некоторое время ушло на установку конденсатора. Я закреплял бесконечные круги, вставил несколько батареек, закрепил нить накала на конце и, наконец, установил спусковой механизм. Отошел и полюбовался. По идее, нить под большим напряжением вылетит наверх и осветит потолок должным образом. Такая лампочка будет действовать немного — всего секунд десять, — но этого с горой хватит чтобы убедиться, что же это — камень, или навеянная тьма.

Громкий щелчок, и нить, разбрызгивая ослепительные искры, взметнулась вверх. Свет был до того ярким, что заболели глаза — но я упорно сосредоточился на летящей вверх нити. Разрезая мрак, она словно зависла в воздухе. Свет фонтаном лился вокруг нее, и — клянусь! — я разглядел тонкие перила узенького мостика, висящего далеко-далеко. Нить врезалась прямо в металл и там и потухла. Последние искорки яркими светлячками отлетели куда-то, я же рассмеялся. Сколько я бы таким образом бродил, и сколько любопытных глаз наблюдало за мной сверху?

Сейчас угольный занавес немного рассеялся — словно его ткань прорвал электрический свет. Магия и Технология извечно спорят. Они соревнуются за первенство в Аркануме, стараясь вытеснить друг друга. Тем временем строятся огромные индустриальные города, изобретаются жуткие техногенные монстры, тысячи технологов упорно истребляют саму сущность магии! Хотя все к этому и идет, Магия не дремлет. Сила, населяющая Арканум, древняя — и еще много веков пройдет, прежде чем последний человек скажет — Магия исчезла. Ну а пока, несомненно, колдовская тьма повредилась. Это мне на руку. По крайней мере, будет легче туда забраться.

Слава Технологии, у меня при себе был внушительный набор очень полезных штучек из набора для искателя приключений. Вот и сейчас, я вытащил тоненький металлический трос. Взял конец, примерился, и метнул его. Недолет. Еще раз. Где-то наверху что-то тихо звякнуло, но бечевка снова упала к моим ногам. Воздух загудел. Глухой лязг, и я увидел, как серебристая змейка вынырнула из мрака чуть дальше и зависла в нескольких дюймах от земли. Хорошо.

Закрепил лебедку, проверил механизм, и нажал на выступающую кнопку. Пронзительно заскрипел трос, наматывающийся на металлическую катушку. Взявшись перчатками за металлическую змейку, я медленно начал двигаться вверх. Ноги оторвались от земли — я думал лишь бы мостик выдержал мой вес. Скрип уже остался внизу — в непроницаемой темноте, а я, крепко держась, двигался к верху. Наконец, довольно неожиданно, плечом задел что-то холодное. Ага. Осторожно протянул руку и нащупал тонкий железный прут. Крепко схватился за него, разжал вторую руку, взялся за перила и подтянулся.

Ноги прочно стали на дырявом железе. Мостик был до того узок, что пройти мог только один человек. Вот я например. Через пару шагов я, наконец, заметил, что здесь горит свет! Да! К металлическим креплениям, уходящим вверх, были прицеплены обыкновенные лампочки. Такие можно найти в любом благопристойном доме. Они долговечны, но свет дают довольно тусклый и желтый — может, даже оранжевый. Правда, на высоте добрых нескольких десятках футов выбирать не приходилось. Теперь то я был полностью уверен, что тьма — дело неких колдовских рук. Вот только для кого она была предназначена?…

Я машинально вынул блокнот, открыл на середине. Пару секунд тупо смотрел на темное пятно крови и разводы, отпечатавшиеся на следующей странице. Как-то странно это все. Здесь шелест страниц был очень громким — будто усиленным, словно я листаю огромный фолиант со страницами толщиной в пару дюймов…

Послышался продолжительный щелчок и длинная пулеметная очередь.

В этот раз я успел. Прыгнул вниз, перекатился, — мостик отозвался гудящим эхом, — на ходу вынимая двухстволку, и направляя ее на невысокую фигуру в панцире и кольчужной накидке. На голове каска, в один глаз вставлен монокль, на месте другого же — черная пустота. В руках массивный пулемет причудливой конструкции. Он нацелен прямо на меня, дуло моего оружия — соответственно.

Мы не двигались — незнакомец замер как статуя, я был готов в любую минуту надавить на курок и кинуть оглушающую гранату.

— Чего ты хочешь? — нарушил я тишину.

Он ответил не сразу, хотя губы его наверняка шевелились — я слышал неразборчивый шепот — толстая повязка закрывала рот.

— Чего ты хочешь? — повторил я.

На миг мне показалось, что палец в толстой, заводской рукавице шевельнулся, стремясь надавить на курок пулемета.

— Сзади, — еле слышно прошептал он, и я начал падать ничком, слыша, как оглушающая очередь пробивает тишину, как сыплются на пол гильзы, а сзади раздается безумный рев — пули уже вонзились в зеленый плащ.

Поднимаюсь, на ходу вынимаю кинжал, и поворачиваюсь назад — чтобы увидеть, как серой молнией проносится гудящий диск, прилипает к рваному изумрудному плащу, и как мощный взрыв откидывает меня назад, на холодный камень…

Уже через пару секунд я вскочил на ноги, обернулся, но позади было пусто. Перегнувшись через перила, я разглядел падающее вниз тело — словно изорванная тряпка он несся вниз. Уже ставший красным плащ, тяжелый и мокрый, свисал вниз, а труп все падал и падал… Я отвернулся. К горлу подступил скользкий комок.

Вполне возможно, что это был мой бывший знакомый. Оборотня можно убить — вот таким жестким способом, например. Кто бы ни был убийца, преследующий меня — он предельно опасен. Это он попытался прикончить меня. И сейчас почему-то спас. Он, вполне вероятно, или карлик, или гном. Но одно я знал точно — следует поспешить. Все интереснее — что же ждет меня в конце?…

Я побежал. Дышать здесь было трудно — воздух нехотя попадал в легкие, и потому вскоре я сбил дыхание. Шумно глотал пыльный воздух, но его все равно не хватало. Нет, бежать здесь поганенько.

Шаги гулко отпрыгивали от мостика. Создавалось впечатление, что за тобой кто-то все время идет. Но как я не поворачивался — позади все время была пустота, и свет, бледным воском налипший к железу. Мне чертовски хочется узнать — откуда берутся и куда исчезают все эти таинственные пришельцы. Скорее бы найти Вэйна, и убраться из этих катакомб куда подальше.

Как-то внезапно и очень неожиданно мостик кончился. Если бы я бежал — я бы уже радостно летел головой вниз на холодный камень платформы. Но — к глубокой печали задумавшего этот трюк — я вовремя остановился. Так. И что же дальше? Мостик прерывался, а дальше была только порядком опостылевшая тьма. Уже подумывая о храбром прыжке, я услышал хриплый шепот почти у уха, отчего чуть не потерял равновесие, и мешком не свалился вниз.

— Переправу ищешь?

Я медленно обернулся и увидел того самого то ли гнома, то ли карлика. Пулемета у него в руках уже не было — дуло торчало из-за спины. Впрочем, я не сомневался, что у него найдется еще немало сюрпризов.

— Да, — осторожно ответил я.

— Тогда вперед шагни.

— Что? — скривился я, подумав, что сделаю это только, когда внизу меня будет ждать караван камбрийских подушек и несколько растянутых ковров диаметров этак в милю.

— Я тебе сказал — просто шагай вперед, и ты там окажешься, куда стремишься, — сипло проговорил он. Из-за повязки немного показались черные, потрескавшиеся губы. Плохое зрелище.

— А куда я стремлюсь? — спросил я.

— К очаровательной…то есть очаровательному одному убийце, — попытался усмехнуться он.

Я не показал ничем, насколько правдивым было это утверждение.

— Так вот — совет тебе мой — другого пути не найдешь, а этот проведет тебя прямо к нему.

— И почему ты вдруг решил мне помочь, хотя несколько раз — раньше — пытался меня убить? — широко заулыбался я.

— Ошибка, — только и всего сказал он.

Прекрасная ошибка.

— И кто же ты?

— Никто — один бедный гном, — его крошечные глаза блеснули.

— Отлично, — сказал я. Скосил глаза вниз — и, посмотрев обратно, заметил лишь уходящую во мглу низкую фигуру.

Вот это да! Только что один наглый гном, прежде отчего-то жаждущий моей крови, предложил мне шагнуть в пропасть. Мало того, он сказал, что это поможет мне. Черт!

Если я сделаю это — вполне возможно, что я весело упаду вниз, и тогда это — наверняка — будет самая глупая смерть за последние сто лет. А если риск оправдается — что случается раз в те же сто лет — я окажусь — если верить словам гнома — у цели.

Я уже говорил, что я чокнутый и люблю геройствовать. Так вот, я действительно, свихнулся — раз сейчас, на всякий случай предварительно хлебнув одного ценного эликсирчика, сделал шаг.

* * *

Я стоял в гигантском, ярко освещенном зале. Пол под ногами был выложен черными мраморными плитами, которые отражали ослепительные свет длинных мощных электрических ламп. Тихо играла музыка. Что-то очень веселое, но в этом месте музыка звучала довольно сумрачно. Стены тоже были из черного мрамора — казалось, в этом зале не было ничего кроме мрамора. Все голое, черное, блестящее. В голове все смешалось. Еще несколько секунд назад я стоял в удушливом темном Старом метро, разговаривая с гномом, посоветовавшим шагнуть в бездну…

И действительно, я куда-то попал. Не разбился (что, кстати, было бы весьма затруднительно, ибо горло еще жгла настоечка на корне Гинки). Осталось только выяснить где я. Сюда я попал, наверное, с помощью портала. Что ж — вот и он, вероятно. Оглянувшись, я увидел невзрачный проход.

Вообще, все тело немного покалывало. Ну не любит Магия мою техногенно-волчью натуру и все! Пару раз мне приходилось пользоваться этими колдовскими штуками. Ощущения не из приятных.

Нащупал двухстволку, ощутил подрагивающее лезвие в рукаве, и тихо двинулся вперед. Мрамор, мрамор, мрамор… Музыка становилась все громче. Дверей не было, но я заметил небольшой коридорчик, внезапно появившийся по правую руку. Свернув туда, я сделал всего несколько шагов, как увидел его.

Он сидел в огромном бархатном кресле, в руках вертел тонкий, почти невидимый, стилет. Рядом был стол — на нем несколько бутылок вина, и черная плесень. Наемный убийца, казалось, не замечал меня. Облаченный в изящный бирюзовый плащ с капюшоном, он упорно не поднимал головы.

Комнатка было до того маленькая, что я был всего в паре футов от стола. Мог протянуть руку и плеснуть себе винца в один из запыленных бокалов. Но я предпочел просто стоять, ожидая пока он заговорит.

Музыка раздавалась из соседней комнаты. Неужели и сюда приперли граммофон? А я и не надеялся на столь пышную встречу…

— Здравствуй, — бархатный голос был на удивление нежен.

— Здорово, — брякнул я.

— Вино? — предложил мне Вэйн.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался я. — Для кого торжественный прием?

— А ты как считаешь? — поинтересовался он.

— Уж наверное не для меня — я-то всего лишь за товаром — так, дельце на пять минут… — небрежно произнес я.

— Не задержишься даже? — немного холоднее спросил убийца.

— Нет, я спешу, — сказал я. — А куда меня из портала забросило, кстати?

— В Старое метро, — в голосе слышалась явная насмешка.

— Вот как… — покивал я. — Надо полагать, этот зал неподалеку от платформы…

— Как сказать. Понимаешь ли, в метро были и жилые помещения… гораздо глубже.

— Ясно.

— Это было сложно — устраивать портал так глубоко и всего за несколько часов. Но мы справились. Просто так ты бы сюда не добрался, — немного растягивая слова, сказал он.

— А кто это — мы? — прищурился я.

— Всему свое время, — погладил лезвие Вэйн.

— Ну тогда я бы предпочел сразу получить товар, а потом уж поболтаем, хорошо? — довольно нагло предложил я.

— О, на этот счет у меня есть другое предложение, — тихо рассмеялся наемный убийца.

— Какое же? — спокойно спросил я, а между тем приготовился к драке.

— Как насчет сделки? — Вопрос поставил меня в тупик.

— Сделки? — переспросил я.

— Да, сделки, — повторил Вэйн.

— Каковы же условия? — поинтересовался я.

— Ты — должен будешь пробраться в штаб-квартиру Ордена Руки Молоха и там прикончить Доугсона. Если получиться, подорви особняк. Я же — обязуюсь отдать тебе товар сразу после того, как ты сделаешь это.

Будто электрическая волна. Я так и замер.

— Убийца из Ордена просит, чтобы я убил одного из его членов? — изумился я.

— Главу, любезный Кейн. Главу Ордена Руки Молоха, — спокойно промолвил Вэйн.

Удивить меня больше было бы сложно.

— А с какой стати я должен тебе поверить, что ты не врешь? — спросил я.

— Не хочешь — не верь. Но у тебя нет другого выбора. Тебе нужен товар, а я готов тебе его отдать. Настоящий товар, и непростое задание. Но цена оправдывает риск.

— Выбор у меня есть, — мрачно проговорил я с нажимом.

— О, я бы не советовал, — просто промолвил он, и я задумался.

Заключать сделку с тем, кого надо было бы просто убить на месте? Или согласиться и тогда мне придется попасть в гнездо наемников, а там прикончить этого Доугсона, чем навлечь на себя проклятье Молоха? И даже не Бога, а всех убийц в Аркануме. Конечно, Братство защитит меня, но я не собираюсь ходить с клеймом до конца своих дней.

— Ну и? — вывел меня из раздумий вкрадчивый голос Вэйна.

Что же решить?

— Если ты об оплате — то не волнуйся. Я сам найду тебя.

— Что ж, — медленно начал я, — я принял решение. Я согласен.

Зачем я сказал эти слова? Чертова бездумная храбрость, но не в ней дело… мне захотелось помочь…нет, скорее похвастаться…Я сам испугался этой мысли. Просто мне нужен товар, и все!

— Отлично, отлично! — произнес Вэйн немного удивленно.

Скрипка тихо пищала, выигрывая какую-то затейливую мелодию.

Убийца поднялся с кресла, — так и не подняв капюшона, — и шагнул в сторону двери.

— Я покажу тебе кое-что, — тихо сказал он и открыл дверь.

Это была небольшая комнатка. Словно игрушечная. На небольшом пьедестале стоял темный человек, играющий на скрипке. Вначале я подумал, что он живой, но, подойдя поближе, оказалось, что он бронзовый. На голове у него был цилиндр, сам он был во фраке и ярко блестевших туфлях. Человечек был в самом деле как живой.

Чуть дальше на столике стоял деревянный поезд. Просто из дерева — но как настоящий. А внизу лежала, перевернутая, его железная копия. Вагончики разлетелись по комнате, а рельсы кучей были прислонены к стене.

Много разных механизмов было свалено внизу — вместе с шестеренками, шурупами, конденсаторами…

Меня передернуло. В самом конце статуей замерло железное чудовище. Будто готовое сорваться и кинуться на меня. Глаза — узкие и пустые — были как холодные пропасти. Но… это же невероятно. Неужели?…

Что-то щелкнуло, я дернулся, но Вэйн просто взял в руки игрушечный дирижабль и провел рукой по корпусу. С едва слышным шумом заработал миниатюрный двигатель, и в ход пошли маленькие парусиновые крылышки. Вэйн убрал руки, и дирижабль завис в воздухе, немного потеряв высоту. Но, выровнявшись, он почти бесшумно полетел прямо ко мне…

Очень печально играла скрипка, когда я выходил из игрушечной комнаты. Почему-то было очень грустно.

Глава 6. История гнома из Серебряного клана

Я не знал, почему Вэйн показал мне эту комнату; много осталось загадкой, когда я падал во тьму портала. Наемный убийца не пожелал рассказывать более того, что он уже мне поведал. Впрочем, он обещал ответить на любой вопрос, после того как у меня будет голова Доугсона. Сейчас я чуть ли не раскаивался в том, что согласился на эту безумную сделку. Грязная работа. Как я уже понял по тонким намекам Вэйна, предстоит перебить чуть ли не всех в штаб-квартире. Отлично.

Опять дохнуло затхлостью и духотой — а все вокруг опять затопили дегтем. Вновь на том же мостике, и вновь то же ощущение, что за тобой кто-то следит. Как глаза — невидимые и большие — смотрящие в спину. Винтовка прочно лежала у меня в руке — так, на всякий случай, даже тогда, когда я спускался вниз, по металлическому тросу, под тихое гудение двигателя и нарастающий скрежет катушки.

Наконец лебедка оказалась у меня за пазухой; я же зашагал направо, постоянно ожидая знакомого гудения поезда. Поскорее бы уже Мартин приехал — только сейчас, в удушливом мраке платформы, мне вспомнился уютный вагон одинокого поезда…

Как это ни странно, в тишине вдруг пробили брешь. Стали отчетливо слышны шаги — и, что неприятно, отдаленные звуки — где-то далеко-далеко. Как мягкий стук. Как топот. Как чей-то бег. Как несущиеся с разных сторон волки. В этом я был уверен. Бег оборотня узнается им же сразу. Он тяжелый, ритмичный — лапы касаются камня лишь на пару мгновений, и вновь поднимаются в воздух в прыжке. Слышится сиплое дыхание; слюна, брызжущая изо рта под напором воздуха расщепляется, а горящие безумным огнем глаза ищут жертву. И она недалеко, даже близко. Ждет их. Это обычный человек в тяжелой куртке и сапогах. В руках у него пусто, сам он спокоен, однако сердце бьет чуть быстрее обычного — и очень рвано и беспорядочно, словно человек сдерживает его, мешает адской пляски…

И появились они. С разных сторон, ровно десять фигур в зеленых плащах — высокие и равнодушные. Жертвы нападения оборотней в Старом метро пятьдесят лет назад. Один убит, остальные окружили меня и молчат. Я по-прежнему не давал себе воли, огромным усилием сдерживал кипящую кровь волка — я не должен сейчас превратиться.

Они молчали. Просто стояли и ждали чего-то; может быть, моих действий. Я просто вдыхал разгоряченный и отчего-то свежий воздух. Наслаждался им, и старался не думать о крови. А она была здесь, за их плащами. Я знал это, я чувствовал это, я дрожал.

Один из них заговорил. Это был шелестящий, отрывистый голос.

— Мы скитаемся здесь… пол века…

Второй добавил:

— Уроды.

Третий сказал:

— Мы не можем умереть, и мы живы. Мы прокляли жизнь, и саму смерть.

Кто-то выкрикнул:

— Ты здесь… привел еще одного… и ты жив тоже. Ты не проклят, и ты смертен. Я почувствую сегодня твою плоть…

Глубокий, низкий голос молвил:

— Однажды мы попробовали вкус крови… и жаждем ее. О, я уверен — твоя кровь поможет нам обрести желанное.

Круг все сужался и шумное горячее дыхание дурманящим ветерком витало вокруг меня.

— А где же твой друг… он, кажется, забрал жизнь у одного из нас… так не окажет ли он и нам такую честь?

Я молчал. Тут все десять фигур откинули капюшоны. Озноб пробежал по моей стене холодной лапой. Это были маски, покрытые паутиной царапин и ран.

— Ты видишь, что с нами? Прекрасный дар, не желаешь ли?

Рваные, черные губы изогнулись в подобии усмешки, сам же ее обладатель шагнул ко мне.

Тут я опустил голову и стиснул зубы. Дыхание участилось, куртка начала сдавливать тело под напором бурлящих мускул. Не издавая не звука, я позволил телу утонуть в адском океане боли. Уже через минуту, подняв глаза, я встретился с изумленными огоньками оборотня. Тихое рычание нарушило тишину, и кое-кто вторил ему.

Они ушли. Просто ушли, после этого ничего не сказав. Я провожал их взглядом — десять фигур во мгле, которые казались размытыми и эфемерными. Мне показалось, что вслед за уносящимися волками, я услышал прощальный вой.

Еще долго я просто стоял на платформе. Многим ли моя жизнь лучше их? Сегодня они потеряли еще одну надежду. Возможно, еще пройдет столетия, а они все так же будут пребывать в метро, ожидая чего-то. Жизни? Смерти? Или выбора, который они сделали сегодня, не тронув меня? Я тоже проживу, вероятно, многие годы. Я бессмертен — во всяком случае, гораздо более неуязвим, и неужели мне придется попросить кого-то о великой милостыни — об убийстве?

Завыло эхо.

Шум, мчащийся гораздо более быстрее, чем его владелец, послышался слева от меня. Он нарастал; я облегченно выдохнул, попытавшись отбросить мрачные мысли.

Яркий, слепящий свет ударил в глаза, поезд приветственно загудел, отчего пришлось срочно зажать уши, ибо гудок был мощным, как радостный рев легендарного Летийского виверна, увидевшего тебя. Поезд остановился, затянув окружающее пространство сизым маревом, в котором кое-где плавал бледный свет.

Двери разъехались, я зашел внутрь. Уже идя по освещенному вагону, между ряда сидений, позади раздался стук, и поезд резво рванул с места. Взялся за ручку, открыл дверцу.

— Здорово! — радостно хлопнул меня по плечу мертвец.

— Привет! — ухмыльнулся я, присаживаясь.

За толстым стеклом тянулась тусклая лента тоннеля.

— Как все прошло? — повернулся ко мне Мартин.

— Отлично, — вяло обронил я.

Неупокоенный хихикнул и спросил:

— Всех завалил, или разок тебя прижали, а? Я ж вижу — мрачный какой-то…

— Нет, было, конечно сложновато, но, в общем-то, все действительно хорошо… — ответил я.

Мартин понимающе покивал головой:

— А я тут покатался маленько — круг туда и обратно… Разок, правда, остановиться пришлось — мне показалось, кто-то шел по платформе…

— Не разглядел? — быстро спросил я.

— Не-а, — покачал головой водитель, и затем хитро добавил, — а вижу я — тут у вас собралась целая толпа в этом метро… никогда ни единой живой души не видал… и мертвой тоже.

Мартин заржал. Некоторое время мы молчали, слушая голос поезда, набирающего мощь, ибо тоннель шел вверх.

— Довезешь до начала Кишки? — улыбнулся я.

— Кишки? — переспросил меня мертвец, и только через секунду поправился, — ах да, кишка! Слушай, старик, ты кнешн не обижайся, но…

— Что? — чувствуя подвох спросил я.

— Ты идиот! — радостно заявил Мартин, — кишки не существует!!! На самом деле, это называется…

Договорить он не успел. Где-то позади что-то громко бахнуло.

Я дернулся, посмотрев на мертвеца.

— Что это?

— Не знаю… Может, че-то поезд задел, — беззаботно ответил Мартин.

Я не успокоился, посмотрев на дверцу.

Поезд содрогнулся.

— Пойду проверю, — хмуро произнес я.

— Давай, — уже не так весело откликнулся неупокоенный, уставившись на панель.

Я вышел из кабины. В вагоне было относительно спокойно, но я был уверен, что источник шума в конце состава. Что может помешать несущемуся с дикой скоростью поезду в безлюдном метро, в пустом тоннеле? Придется пройти аж в самый конец, чтобы выяснить это.

Держась за поручни, быстро добрался до дверцы в конце, и в пыльное стекло увидел соседний вагон. В нем было так же светло и пусто. Осторожно потянул ручку, открыл дверь, и вдохнул свирепого, бьющего воздуха, метающегося по железной обшивке вагона. Как бы еще не упасть, под таким напором, на рельсы. Тогда стану напарником Мартина. Впечатляющая перспектива, не правда ли?

Шаг. Кончик сапога коснулся железа; я изо всех сил вцепился в дверцу, второй же рукой балансировал. Второй шаг. Ветер люто хлестнул, да с такой силой, что меня чуть не сорвало, как лист с дерева. Еще пара футов… Придется на мгновенье убрать руку с дверцы… Шагнул еще раз… Волосы раздувало ветром, а глаза слезились. Есть! Пальцы ощутили ледяную ручку двери соседнего вагона. Теперь можно осторожно переступить, быстро взглянуть на мчащиеся стены по бокам, сливающиеся в единое серое пятно, и зайти в уютный салон.

Здесь было тоже достаточно тихо, но вот уже в самом конце я чуть не свалился — настолько мощно встряхнуло вагон. Один вагон, второй, третий… Таким образом, я прошел где-то в пятый по счету вагон… Уже будучи в его конце, машинально взглянул в стекло — на следующий вагон — и оцепенел. Языки огня объяли салон и лизали быстро чернеющее стекло… Огонь горел там как в аду — от этого жуткого зрелища у меня поползли по спине мурашки.

Бежать… Это я понял, когда дверца расползлась как пластилиновая под вспышкой совсем не обычного пламени, струей плеснувшего откуда-то. И взрыв. Он настолько тряхнул состав, что тот, по-моему, качнулся, на мгновенье оторвавшись от рельс.

Клац! Открыв дверь, я прыгнул вперед, схватившись за ручку, влетая в вагон. Быстро захлопнул дверцу, и успел заметить, что вагон, в котором я был минуту назад, уже объят пламенем…

Поезд сотрясало взрывами, когда я добрался к Мартину. Тот, похоже, совсем сошел с ума.

— Поезд взрывается? — прежде всего спросил он меня.

— Да… — быстро ответил я, — послушай… огонь скоро будет здесь…

— Ха-ха!!! — дико захохотал мертвец. — Повеселимся перед большим бадабумом?

Я ошарашено посмотрел на него и хотел было крикнуть «нет», но Мартин уже, подняв кулак, нажал светящуюся квадратную кнопку.

Наверное, я что-то неприлично заорал, но все потонуло в оглушающем шуме и грохоте. Бешено взревев, состав понесся вперед. Меня сбило с ног, а псих-водитель окончательно лишился зубов.

Новый взрыв.

— Какого?… — крикнул я, тряся за плечи Мартина.

Тот медленно снял защитные очки, представив мне зияющие пустотой глазницы.

— Повеселись перед смертью, волк! Мы скоро взорвемся!!! Ты же не хочешь сдохнуть с кислой миной на морде?!

— ПРОЧЬ, ПСИХ!!! — рявкнул я, отталкивая мертвеца. Вот он, рычаг…

Поезд накренило, и меня отбросило в другую сторону.

Я снова кинулся к рычагу. Уже протянул руку, дотронулся до железной рукояти…

Бах! Удар в челюсть. Прямой. Точный. Мартин заржал, и занес кулак снова, когда я встал.

— К ЧЕРТУ!!! — заорал я, вложив в мой удар такую силу, что мертвец отлетел, ударившись об стену. Голова, затрещав, почти оторвалась от туловища.

Я резко дернул рычаг.

Визг был настолько громким, что меня оглушило. Мало того, я опять оказался на полу — но ровно настолько, чтобы дотянуться до ручки двери, дернуть ее, и услышать прощальный «крэк!». Заело.

Взрыв, еще один, и еще…

Я бросился к стеклу и попытался высадить его прикладом винтовки. Ничего. Слишком толстое. Лихорадочно начал копаться в кармане… Если бы оно было, если бы только…

Глухо чмокнул небольшой диск, прицепившись к мутному стеклу, я же прижался к стене, закрыв лицо руками… БАБАХ! Меня окатила жаркая волна, потом водопад осколков. Я ощущал на себе липкую кровь, но знал только одно — надо выбираться сейчас же. За дверью уже гудело пламя.

Камень оказался холодным и приятным. Выпрыгнув из горящего поезда, я автоматически оказался на платформе. Отбежал подальше. Поезд замер, объятый огнем. Он был везде — обнимал состав, и уже пожирал передний вагон. Задняя часть состава почернела и сморщилась — взрывы прошли не зря. Мне показалось, или… в самом конце поблескивала лампочка взрывного устройства…

Что-то знакомое послышалось мне в шуме пламени. Гудение. Поезд тронулся Медленно, разрываемый треском взрывов и воем огня, он поехал. Я ошарашено глядел на него, и тут из кабины высунулась горящая голова Мартина, еле висящая на лоскутке почерневшей кожи.

— Бывай, старик! — Костюм его горел, очки расползлись, но он все-таки хохотал. Бешено, неистово — пытаясь помахать раскаленной, обугленной рукой.

Поезд набирал скорость: неохотно, но верно. Уже далеко — почти перед самым входом в тоннель, — раздался оглушительный взрыв. Все потонуло в буре пламени и осколков.

— Бывай, — прошептал я, наблюдая невидящим взглядом на груду горящего железа.

Это было невероятно. Но черт, я завидовал неупокоенному! Он таки выбрался отсюда — куда-нибудь далеко-далеко, в царство психов, гоняющих на поездах… Пусть ему там повезет.

Клац! Клац! Клац!

Ревело пламя, я задумался, переводя дыхание и потирая ноющее лицо.

— Какое зрелище ужасное, — наигранно печально произнес знакомый голос позади. — Но, плавленые шестеренки, радостное!

— И ты здесь, бедный гном, — обернулся я к нему. Монокль был обращен прямо на меня, а повязки на рту не было, и я мог лицезреть изрезанные губы, дергающиеся в усмешке.

— Получилось славно, не правда ли? — довольно протянул гном. — Когда псих этот остановился — там, в старой части, — всего-то было делов прикрепить пару взрывных штучек с детонатором, вкинуть зажигательную гранатку, ну и по мелочам. А он даже — не заметил…

— Что? — медленно спросил я.

— Ну не оставлять же его тут… Подозрителен он больно. Был, — Хриплый смешок.

— Ты взорвал поезд? — еще раз спросил я.

— Ну я, кто ж еще. А что, собственно? Представляешь, управляла им, по ходу, нежить…

Молчание.

— Знаешь ли, я был на этом поезде, — негромко сказал я.

Гном чуть не выронил монокль из глаза.

— Ты БЫЛ в этом поезде?!

— Да, — с оттенком горечи ответил я, — и даже мило поболтал с его водителем. Закончилось это дело пожаром, дракой и взрывом.

— Ну ты даешь, — тут он смачно ругнулся на непонятном гортанном наречии, — а ты мог ведь сдохнуть…

— Да, — согласился я.

— Извинений не дождешься, — буркнул гном на всякий случай.

— Я и не жду, — хмуро усмехнулся я, — извиняйся перед мертвяком, которого ты лишил удовольствия гонять по тоннелям.

— Да ладно, — отмахнулся гном. — Меня интересует больше, как ТЫ оказался в этом составе.

— Э нет, — широко расплылся я в улыбке, — Знаешь, я даже не знаю, почему ты за мной шпионишь, и кто ты вообще, и ты требуешь, чтобы я тебе что-нибудь рассказывал. Во время прошлой нашей встрече, ты мне сильно помог — не отрицаю, впрочем, я об этом и не просил.

— Эх, — покачал головой он, — честный обмен?

— Что под этим подразумевается?

— Обмен, — хитро произнес гном. — Информацией. Ты рассказываешь, какого жеода ты делал в этой дыре, а я расскажу кое-чего ценного. Идет?

— Идет, — кивнул я. — Хорошо. Здесь я по заданию, ищу кое-что. Это должно было по идее находится в Старом метро, я попал сюда, и вскоре стал жертвой нападения оборотня. Потом встретился поезд. В нем я и доехал до настоящего старого метро, где наши с тобой пути пару раз перекрестились. Ну а дальше — прыжок во тьму и выигрыш.

— Товар у тебя? — живо спросил гном.

— Это к вопросу не относится, — отрезал я. — Твоя очередь.

— Ладно. Для начала — зовут меня — Уоллес Магнус, и я, как уже ты заметил, принадлежу ко гномьему народу. Происхожу я из уже вымершего Серебряного клана. Нет, — досадливо проворчал он, не заметив никаких признаков восторга на моем лице, — конечно, ты не слышал. О нем не говорят.

— Почему это?

— Ты слушать будешь? Когда-то мы изготовляли СЛИШКОМ ценные вещи. Но любому пороху приходит конец, так что однажды время пришло, когда клан истребили. Это ужасная история, и для нее сейчас не время. Так вот, из наших шахт была украдена одна вещь — пожалуй, это самое ценное. Долго гонялся я за ворами, и, в конце концов — совсем недавно — вышел на Руку Молоха. Естественно, я ждал — связываться напрямую с ними мог лишь обожравшийся анастезатора. Ждал, и вот — добрался по следам сюда.

Он замолк.

— Интересно, — промолвил я, — а ты-то знаешь, что из себя представляет товар?

— Разумеется, — хладнокровно ответил Магнус, — только вот, делится этой информацией — извини уж — не буду.

— Ладно, — не стал настаивать я, понимая, что сам с ним не был откровенен.

Пару минут мы молчали. Густой, вязкий черный дым поднимался над все еще горящими обломками. Воняло.

— Тебе известно имя — Вэйн? — вдруг задал я вопрос.

На лице гнома проступило пару морщин — среди бесчисленных шрамов.

— Да, — мрачно ответил он.

— Я разговаривал с ним сегодня. В старом метро, — выложил я козырь.

— В самом деле? — почти не удивился Уоллес, — дай-ка припомнить мне, не я ли тебе туда отправил?

— Безусловно — бесстрастно сказал я, — и там… кстати, где это?

— Неподалеку, — произнес Магнус, и я фыркнул.

— Там, — продолжил я вдохновлено, — он показал комнату. Игрушечную комнату.

Гном ощутимо напрягся.

— В этой комнате были разные механические игрушки — очень необычные и удивительные. В том числе, и бронзовый человек со скрипкой, и игрушечный поезд…

Магнус молчал. Было видно, он раздумывает над чем-то.

— Зачем он показал тебе ее? — пробормотал он, обращаясь скорее к себе.

— Вот я и сам не знаю, — кинул я, — может, ты объяснишь?

Гном сглотнул, помолчал, собираясь с мыслями.

— Я был изобретателем… — тихо начал он быстрым, грубоватым голосом, — жил среди братьев очень долго. Наш Клан процветал — ведь то, что мы делали ценилось выше самых прекрасных сокровищ. Однажды я сконструировал одну…вещь, переступил через запретное… Моим братьям это не понравилось. Они изгнали меня, уничтожив безумно опасную для них вещь. Я пустился в странствования — далеко, через Морбиханскии равнины, сквозь Серые Горы, я попал в легендарные Пустоши, что на севере Арканума. Там, проблуждав пол года и сражаясь со страшными тварями, я нашел легендарный город.

Я жил там — около пяти лет. За это время я понял, что Технология действительно самая могущественная сила, ведь в городе том знания ее были фантастические… Ничто и никто сейчас не может сравниться с тем, что изобреталось там. Это была не просто Технология — хотя были и ей пропитаны самые мельчайшие пылинки; там обитала другая сила… Ею наделяли и без того могущественные артфакты. Я пугался, ведь в свое время именно из-за этого меня изгнали из клана. Но в том городе это было совсем обыденно. Ты не поверишь, как я тогда увлекся этим… Я не выходил из мастерской и строил, строил…

И опять-таки — судьба не разрешила навечно остаться мне в этом раю. В один день все разрушилось. Не знаю, и не спрашивай, почему и как это случилось — одно только я могу сказать — я спасся и бежал. Бежал, как только мог, не обращая внимания на раны. Ведь за мной была погоня — погоня страшная. Гнались не только за мной, но и за тем, что я взял из города. Меня уже настигали, как передо мной возникли белоснежные стены — высокие, со шпилями. Там была Арка. Рядом с ней — кто-то в синем балахоне. Я попросил приюта, и он разрешил пройти.

Так я выжил. Я провел в этих стенах два месяца — за них не могли проникнуть преследующие меня. Я дал обещание, что никогда и никому не расскажу о них.

Я попал в Тарант — это огромный, грязный город. Здесь было относительно спокойно — но я мог залечь на дно — на долгие пятьдесят лет. Конечно, я не мог просто так бездельничать, как никак во мне гномья кровь течет… В то время начали строить метро. Им нужен инженер был — способный сконструировать первое в Аркануме метро. Я послал к ним одного человечка — и передал с ним планы и наработки. Конечно, я сразу был принят. Ни один человек не может сравниться с гномом в Технологии. Я передавал через посредника планы, и получал баснословные деньги. Метро строилось успешно — и, клянусь серебром, это было что-то грандиозное.

Но и тут все обрушилось. Судьба вновь дала звонкую пощечину — в почти уже достроенные тоннели пробрались оборотни… Рабочих убили, и метро закрыли. Меня еще долго искали, но я бежал из Таранта. С закрытием метро многим стало интересно — кто был его инженером, и что за технологии там применялись…

Я вернулся в наши горы, но шахты были пусты. Ни одной живой души. Мне известно было, где наше хранится главное сокровище — и я проверил тайник. Он был пуст. Это были не гномы. Мы поклялись, что из Клана никто не возьмет эту вещь. Воры. Ты не понимаешь, каким ударом это для меня было — ведь в создание ее и я участвовал. Обыскав все подземелья, я наткнулся на след… Он и привел меня к Ордену.

Он замолк, тяжело дыша.

Я был потрясен рассказом.

— Так… то, что ты привез из города в Пустошах ты спрятал в той игрушечной комнате?

— Да, — не сразу ответил Уоллес. — Более надежного места сложно было бы придумать. Я очень долго трудился над проходом: его не должен был никто найти. Это не портал, мой друг. Там была и моя берлога на всякий случай.

— Но как там оказался Вэйн?

— В том-то и дело, — нахмурился гном. — Он обнаружил мост наверху, преодолел защиту, и даже смог каким-то образом пройти. Я об этом узнал, но еще ничего не предпринял. Только следил. Я видел и тебя — даже принял тебя по ошибке за разгуливающих по метро оборотней.

— Это разве не ты записки оставлял? — хмуро поинтересовался я.

— Нет, — недоуменно произнес Магнус.

Тягучий плотный дым тяжелыми клубами кружился на месте крушения, где все еще горело пламя, одаривая стены поцелуем копоти.

— Я рассказал тебе почти все, — быстро начал гном, — не скажешь ли ты мне — товар у тебя?

Я встретился глазами с острым, пронзительным взглядом блестевших в полумраке глаз Уоллеса, но выдержал его.

— Нет, — твердо, не колеблясь, сказал я, — я не отвечу.

Лицо гнома потемнело.

— Что ж… хорошо, — немного помолчав, промолвил он холоднее. — Это твое право.

Ни один мускул не дрогнул на моем лице.

Мы еще долго безмолвно глядели на горящую свалку.

— Мне время идти, — наконец сказал я.

Магнус вздрогнул от неожиданности, но сдержал себя:

— Прощай, — Не показал ничего он на лице. — И помни, что товар по праву принадлежит мне — последнему из Серебряного Клана.

Я не ответил, и только хмуро кивнул.

Уже далеко от этого место перед глазами горело адское пламя, неся с собой жуткую вонь, а в ушах слышались слова гнома.

Глава 7. Особняк О.Р.М

Ледяной дождь упрямо хлестал в лицо, а его тяжелые капли, разбрызгивая грязь, ударялись о мокрую землю. Небо, заслоненное серым крылом тучи, было безжизненным и блеклым. Густой лес раскинулся как на ладони с каменистого холма. Почти все деревья — голые, но я уверен — скрыть даже целый замок они с успехом могут.

Скользкий ил слабого ручья, несколько широких шагов, далекий удар кулака небесного властелина. Плана никакого не было. Все решится там — в глуби чащи. Мне отчего-то казалось, что тамошние парни гостей не ждут, следовательно — можно нагрянуть неожиданно… Или постучаться в дверь? Тогда будет значительно веселей. Хотя на физиономиях убийц Руки обычно даже самой малейшей усмешки я за всю жизнь не видел.

Ветка едва слышно вскрикнула, преломляясь, но была отсыревшей, потому только неслышно вдавилась в мокрую землю под тяжелым сапогом. Тропинки здесь нет, зато расставлены немало капканов… Запела, разрываясь, струна сработавшей ловушки, куда я предусмотрительно кинул знатную ветку. Кто-то жаждет поймать зверя.

Острые ветки то и дело норовят царапнуть лицо, размахивая блестящими от влаги деревянными кинжалами. Это наглые деревца. Но мрачные, плачущие, великаны стоят недвижимо. Странный лес.

Невидимый нож продолжает кромсать и так раненое небо. Очень холодно. Трясу головой, поеживаясь, шагаю дальше. Вспоминались слова из древнего фолианта в Братстве:

Бойтесь страшного Дериан-Ка, но еще сильнее того, что он сотворил. Серый Легион уничтожен, но те, кто это сделал на воле. Рука Молоха тянется к вам, не пытайтесь сопротивляться, ибо это бесполезно…

Старик был, конечно, чокнутый — да как и все, кто дышит пылью, скрипя пером, вспоминая былые денечки. Возможно, и вправду Дериан-Ка основал Орден, но все это в прошлом. Сейчас это просто сотни вышибал, заполонивших континент.

Бревно под ногами вдруг хрустнуло; я был уже в двух шагах от него, и с удовольствием рассматривал немалых паучков, выползающих проветриться на том месте, где я был несколькими секундами раньше.

Уже более подозрительно оглядываясь, иду дальше. Под ногами трещали немногие шишки и продавливался влажный мох. Деревьев становилось все больше: приходилось изворачиваться, дабы не задеть ни одно из них. А то, я уверен, случится что-то неприятное. Вообще, идти еще недолго. Просто к концу пути может быть… задержка.

Так, время одеть маску. Лицо было и так мокрым, тем не менее, эликсир был куда холоднее дождика. Будто приложили лед. Как я себе это представлял, иней пробежался по всей физиономии, на миг ее страшно сдавило, а затем я облегченно вздохнул. Теперь только едва припекало.

Вышел из рощицы на небольшой клочок пустой земли, остановился, посвистел, небрежно оглядел цепочку деревцев и едва заметный проход прямо передо мной. А голос, громкий, я услышал сверху.

— Вонзи кинжал между лопаток…

— Услышь последний вздох и улыбнись, — спокойно продолжил я. Ответа не было, только арбалетный болт больше не смотрел на меня. Отлично. Все верно — это одна из строчек поэмы Дериан-Ка. Когда-то пришлось выучить ее. Пригодилось. Правда, вся соль была вовсе не в стишке, а в зелье, поскольку сейчас я был невинным наемником с непримечательной рожей. Таким побуду еще час.

Протиснулся в проход, одолел его, и так же вышел наружу — где все еще лил дождь. Это была большая поляна ровной круглой формы, будто бы кто-то взял лес, и вырезал ножницами кружок. Тут стоял большой высокий особняк. Трехэтажный, с вместительным подземельем, думаю. Но даже он не был выше тех хвойных здоровяков, что плотным кольцом сжали штаб-квартиру Ордена Руки Молоха.

Буду действовать нахрапом. Несколько невинных шагов, и вот — я перед ступеньками, ведущими на крыльцо, а вскоре я — у двери. Тут стоял всего один охранник, в сухом плаще с капюшоном. Стоял он не шевелясь, верно спал. Да вряд ли. Во всяком случае, как только я дотронулся до удивительно теплой темной стали двери, наемник «проснулся».

— Знак, — только и сказал он. Немногословные они, эти убийцы.

— Знак? — переспросил я, поспешно обдумывая дальнейшие шаги. Ошибка.

Охранник медленно поднял голову, внимательно всмотрелся в мое лицо, а пальцы его чуть-чуть шевельнулись, но этого уже было достаточно. Звон разбитого стекла, почти не слышный из-за заунывного ливня, и призрачная змейка, поднявшись, коснулась губ наемника. Я успел заметить, как тонкое лезвие моментально ускользнуло обратно — в рукав плаща.

— Да, все правильно, — немного рассеяно пробормотал охранник, глядя себе под ноги.

— Я и не сомневался в этом, — прошептал я, невзначай глянув вбок, и заметив несколько темных фигур. Кончиком сапога между тем раздавливал мелкие стеклышка в пыль.

Сложный рисунок на двери, кажется, стал чуть ярче, когда наемник машинально вложил кинжал в совсем незаметную — словно паутинка — щель. Стальная масса поразительной толщины медленно раскрылась, я же, несколько торопливо, зашел в сухое убранство особняка.

Темно, пусто, мрачно. Вот эти ассоциации у меня вызывали скрипящий паркет, голые стены, две лестницы змеями уходящие вверх. Дверей не было. Как и людей. То ли здесь действительно никого не нет, то ли у меня плохое зрение. Где Доугсон? Мне кажется, наверху. Интересно: в Ордене принято заходить к его Главе? Так, поболтать. Надо попробовать.

Теней было слишком много. Светили только две тусклые лампочки; я уверен, не ради экономии. Первая ступенька, вторая, третья… Как можно медленнее. Еле слышно затрещало дерево.

Тихо, но слышится шорох сверху. Странный. Шаги?…

Десятая, одиннадцатая, двенадцатая… Вовремя снял носок сапога. Еще пара.

Дверь. Вроде бы деревянная, хотя слишком холодная. Замочной скважины, как и следовало ожидать, не было. И щель-ниточку я так и не нашел. Что ж… Надеюсь, за мной сейчас никто не наблюдает. А то будет потеха: некто склоняется на дверью, оглядывается, вынимает из кармана пузырек, и щедро брызгает ярко-зеленой жидкостью. Тут же раздается шипение сотни рассерженных кошек, а потом все затягивает удушливым белым дымом.

Кашляю, разгоняя облака, чтобы увидеть едва погрызенное мелкими зубками «дерево». Еще раз кашляю, про себя выругавшись. Вот какие двери в этом особнячке. Интересно, больше десяти членов Ордена меня заметили, или нет?

Надо действовать быстро. Перемахиваю через низенькие перила, и славно приземляюсь. Паркет приветствует адским скрипом, который уж наверняка всех известил о гостях. Потом прыгаю к ближней стене, метнув свинцовый шарик в ближнюю лампочку. После чего настает настоящий полумрак, который разорван только в дальнем углу зала.

Дым растворяется, а шороха уже не слышно. Теперь тихо. Жду. Надеюсь, у них нет очков. Ввязываться в драку не хотелось, да и не люблю руки марать. Если хватит терпения, все будет нормально.

Глаза уже немного начинают болеть. Я старался не моргать, всматриваясь в грязную мглу. Не зря. Только немножко света: так, оттенок. Между лестницами. Может быть, открылась дверь. Но главное — это вошедшие двое. Они сделали несколько шагов к ступенькам, ведущим к изъеденной кислотой двери. Чертовщина! Паркет вовсе не скрипел.

Маскировка была потрясающая. Если бы я не привык к полумраку, да и не знал, что здесь кто-то должен быть, я бы так и оставался здесь, глухим и слепым. Дьявол! Ведь если я сейчас пришибу этих, может оказаться, что за спиной будет еще кто-то. Так всегда с грязью. Всегда найдется еще одно пятно. И если его не отмыть, еще, и так бесконечно. Но в моем случае пришлось бы затевать глобальную стирку.

Времени на раздумья не было. Вот уже один из них поднимается вверх, а другой медленно начинает идти прямо в мою сторону. Можно, конечно, попробовать…

Бесшумно коснулась пола электрическая ловушка, ровно в том месте, где должен будет быть убийца, сделав еще пару шагов. Железный ободок подрагивает, в любую секунду готов пропустить через жертву мощный разряд…

Наемник замер, кажется прислушиваясь к чему-то. Ну давай, еще немножко…

Тоненький треск, когда кожаный сапог попадает в пасть, и я подхватываю тело, судорожно обыскивая, где же кинжал. Похоже, второй услышал что-то. Тень повернулась в мою сторону, нашла взглядом согнувшуюся фигуру, и побежала вниз — абсолютно тихо, едва касаясь ступенек.

Вот он! Изящный, длинный, тонкий, на эфесе почти незаметная выемка. Я отскочил в сторону, в прыжке видя, как воздух, там где я стоял, пронзил нож. Ну, там еще одна ловушка. Паркет снова закряхтел, пока я несся к двери. Вот. Стенка чуть теплее.

В спину уперлось что-то острое. Лезвие?…

Я замер, уже почти коснувшись двери кинжалом.

— Теперь аккуратно положи нож на пол.

Я выполнил просьбу, однако «спасибо» мне никто не сказал.

— А теперь…

Фразу тот не досказал, так как я крутнулся, выворачивая руку наемника. Но я допустил ошибку. В свободной руке убийцы вдруг оказался еще один кинжал, который пробил куртку, вонзившись в спину, чуть выше лопаток. Боль была острой и неожиданной, спину обожгло кровью. Зарычав, я нанес левой перекрестный удар в челюсть. Наемник глухо вскрикнул, падая на спину. Прежде чем он коснулся полу, он был мертв.

Я выдернул кинжал, вытирая кровь о странный плащ, и сделал пару неуверенных шагов к двери. Стиснул зубы, дрожа. Нервные импульсы мощным потоком шли по телу. Неприятная, жгучая боль. Я пошатывался, но держался на ногах, и, спустя несколько минут, распрямился. Боль ушла, остались только слабые отголоски.

Рукоятка кинжала стала теплой, когда я прижал лезвие к стене, пытаясь найти щель. Чем больше я держал, прислоненным, нож, тем теплее он становился. Я чувствовал — еще немного, и я не смогу его держать.

Стало горячо. Когда я уже хотел разжать пальцы, на стене вдруг проявился рисунок. Все линии, густо переплетаясь и создавая нечто вроде рамки, тянулись к большому глазу — знаку Руки Молоха. Продолжая держать кинжал в правой руке, поскольку был уверен, что, сними я его, рисунок потухнет, я медленно нагнулся, подняв второй. В желтоватом свете извивающихся линий, я разглядел маленький глаз на гарде. Потом провел кончиком лезвия по краю глаза. Он вошел на несколько сантиметров внутрь. Я сделал кинжалом ровный полукруг — как раз по окружности ока, глаз на мгновение вспыхнул, и дверь растворилась. Пальцы сами собой разжались, а раскаленный кинжал Руки звякнул, упав. Потом шагнул в проем, и, повернувшись, увидел только стену.

Здесь был полумрак — если не сказать, темнота. Где-то вдали замер мутный светлячок, к нему я и направлялся. В моих планах было найти какой-то выход наверх — он должен быть. В таких подземельях обычно с десяток лазеек. Постоянно встречались какие-то конструкции, сундуки, в переплете теней можно было разглядеть едва заметные рисунки на стенах. Возле лампочки я приостановился, прислушиваясь. Стояла звенящая тишина, такая, которая оглушала.

Еще несколько колонн, еще древний шкаф, еще хилая лампочка. Так я шел некоторое время, пока не понял, что иду по кругу. Это все было одно огромное помещение, в котором в хаосе был нагроможден всякий хлам. На удачу я пробежал еще несколько футов, но вновь уткнулся в странную статую в виде одноглазой птицы с изогнутым клювом и кривыми крыльями.

Мне нужна была дверь наверх — но где она? Я свернул налево, и начал изучать стены. Тут тянулись те же тонкие нити, сплетенные во многих местах узлами… Кроме того во многих местах стены были черные густые кляксы, будто бы кто-то плеснул на нее краской. Такие отпечатки были в основном там, где было больше всего узоров, то есть там, где должен был быть знак, а может и — двери. Я случайно прикоснулся к такой кляксе и тут же отдернул руку — пальцы обожгло холодом. Такая вот холодная краска. Что-то было не то. Чем дольше я брел, тем больше становились эти следы… Дьявол, мне точно не кажется! Краска расплывалась по камню все больше, подобно ржавчине.

Я отошел от стены. Лампочка горела слабее, чем я думал. И было слишком, слишком тихо. Я не слышал ничего — даже собственных шагов. Так. Может, вернусь обратно, тут творится что-то неладное… Быстро пробежал мимо статуи, мимо череды шкафчиков, свернул, перепрыгнул через останки стола, уткнулся в стену. Торопливо протянул кинжал, кончик лезвия коснулся стены, только сейчас я понял, что выход — закрыт. Миниатюрное лезвие кинжала исчезло, а в руках остался изящный эфес с тоненьким выгравированным глазом.

Становилось не по себе. Даже при свете яркой капли эликсира на ладони, я видел стены, затянутые угольно-черной тканью. Боюсь, что краска может стечь и на пол. А вот это было бы плохо. Не знаю, как и куда исчезло лезвие кинжальчика, но будет хуже, если исчезнет мое тело, а останутся сапоги. Будет забавно наемникам увидеть сиротливо стоящие сапожки. А где буду я? Вот меня мучал этот вопрос, пока я спешно бежал обратно — к той необычной одноглазой статуе.

Когда я был возле нее, направив ладонь к полу, я разглядел еле отчетливые темные пятнышка… Если это не сработает… Сейчас птичка была на том же месте, а вот постамент на котором она стояла, постепенно темнел. Немножко дрожали пальцы, я прижал эфес нужной стороной к еле ощутимому наросту в самом центре ока. Я давил изо всех сил, чувствуя подступающий холод… Потом, кажется, что-то вспыхнуло, я не выпускал эфес, и яркое пламя на мгновение заставило зажмуриться. Глаза еще болели, когда я разлепил их. Побелевшие пальцы по-прежнему сжимали эфес, прислоненный к птице. А вот она стояла на потресканном столике… Это был коридор особняка.

Это-таки оказался хитроумный портал. Еще сейчас было холодно, но черной ржавчины нигде не видел: тут просто было темно, а на стенах — картины. И пол не скрипел. Еще бы ковер… Но до нашего гнездышка на Гримсон Вэй этому домику далеко. С трудом отбросив лишние архитектурные мысли, осторожно двинулся налево. Дверей тут, как и следовало ожидать, не виделось. Более того, никаких знаков тоже не было. Хотелось бы узнать, где же здесь кабинет Джонни. Может быть, вот он? Я остановился у некоей картины, где была изображена такая же птица. Она хищно смотрела на меня, пока я прикладывал эфес к шероховатому полотну. Видимо, она было слишком злой, поскольку ничего не произошло, только где-то дальше вновь послышался шорох. Такое близкое шуршание, как будто бы его источник почти рядом…

Быстро отскочил от картины, отбежав к противоположной стене, с немым ужасом наблюдая, как птица расправила крылья, заклекотала, глаз ее неотрывно смотрел прямо на меня… Шорох вновь раздался у уха, я вздрогнул, обернувшись. На выцветшей картине хлопала искривленными крыльями уродливая птица, у нее был один глаз, светящийся… Голова закружилась, а ноги сами понесли вперед. Меня преследовал яростный шорох, освобождающихся птиц… Теперь они, крылатые тени, летели, почти опережая меня, по стенам…

Быстрее, еще… Не было времени чтобы использовать хоть какое-то зелье, птицы за спиной. Так бы я, наверное, и пробежал бы мимо, но слишком ярким было око Глаз Руки Молоха на гобелене. Птицы шипели, люто шипели, но я уже был внутри, в большой комнате. Я не успел рассмотреть, что же было в ней, внимание целиком сосредоточилось на огромной фигуре, она стояла спиной, и я видел, как вспучивались мышцы, как разрывалась ткань, как рвался хриплый стон, как волк бросился в окно. Стекло взорвалось, осыпав капельками пол, а я уже бежал, прыгая за оборотнем, в дождливую дымку леса.

Быстрее. Не ощущался хлещущий ливень, огромными прыжками я несся за волком. Тот бежал примерно с такой же скоростью. Рвались кусты, ломались ветки, я бежал, не чувствуя ничего кроме алчной жажды крови…

Быстрее. Долгий, но, казалось бы, такой небольшой прыжок через обрыв, и дальше в чащу… Бурая фигура все время мелькала между деревьями, она то и дело пыталась свернуть, но я был слишком близко, я слышал, как кипит кровь у него в жилах.

Быстрее. Сиплое дыхание и стук врезающихся в гнилой мох капель дождя. Ничего нет, только жадное предвкушение. Он не устает, и я тоже. Но он сдохнет, и прежде — я вопьюсь клыками в его плоть.

Эта погоня закончилась скоро. Когда внезапно перед нами оказалась широкая река. Когда он прыгнул в бурлящую масу, и я за ним. Но он выбрался на берег, несмотря на кипящие безумные водовороты, и я тоже. Он бежал, выдыхая горячий пар, в котором испарялся дождь. И я тоже. Когда он вдруг резко повернул, прыгая на меня. Когда оглушительно прозвучал выстрел, и пуля жадно вонзилась в скачущее сердце. Когда тело убитого оборотня свалилось у моих ногах. В глазах у него было пусто, а кровь почему-то не лилась.

Рывком обернулся, и увидел направленный на меня револьвер. Он сверкал, несмотря на влажную мглу вокруг. Сердце начало замедляться, старая боль окатила волной, сотни когтей врезались в кожу, сдирая ее.

И все прошло, и я устало стоял, с трудом удерживаясь, чтобы не рухнуть в грязь, глядя на опустившееся дуло.

— Кейн… — мелодично произнес знакомый голос.

Я не ответил.

— Понравилось в нашей штаб-квартире? Как тебе птички? Я уверен, ты им тоже понравился!

— Как ты убил его? — медленно спросил я. Голос немного дрожал.

— Как? — легко рассмеялся Вэйн. — Из вот этого револьвера, любезный. Я готов в любую секунду нажать на курок, и ты — останешься здесь. Два мертвых оборотня, это мило.

— Оборотня нельзя убить из револьвера.

— О, ты так думаешь? В самом деле? — вновь высокий мягкий смех. — Дружище, это не простой револьвер.

— Вот как, — с трудом успокаивался я.

— Да, мой друг Кейн, это серебряный револьвер. Ты разве не знал, что если серебро попадает в кровь оборотня, он умирает? Что же, ты видишь собственными глазами тело Джонни Доугсона. Мертвое, боюсь.

— Так Доугсон был оборотнем? — спросил я, краем глаза наблюдая за направленным на меня оружием.

— Да, любезный, таким же как и ты. Поверь, он бы очень много отдал бы, чтобы обладать таким товаром, который у меня.

— Товаром? — эхом отозвался я.

— Да-да, тем товаром, — На лице у наемника была та же маска — небольшая, белесая, со странными узорами.

— Так ты отдашь его мне? — поинтересовался я, думая, что делать.

— О, любезный Кейн, ты такой наивный. Ведь я же просил тебя убить его, а получилось — убил его я.

— Но никто же не просил тебе встревать в драку, — возразил я.

— Поверь, если бы ты был в состоянии прикончить Доугсона, ты бы это уже сделал, — вкрадчиво промолвил Вэйн. — А так…

— Так что же ты будешь делать? — спокойно спросил я, намереваясь скоро осуществит очень дурацкий план.

— Я… — замешкался убийца. — О, я мог бы убить тебя. Или заставит просить прощения на коленях. Или сделать своей верной собачкой, выполняющей грязную работу… Что тебе по душе?

— Я бы предпочел, чтобы ты убрал свою поганую задницу отсюда побыстрей, — произнес я, прыгая вперед. Когда моя рука была в нескольких дюймах от горла наемника, мне в грудь уперся револьвер.

— Ты слишком храбрый, дружище Кейн, — еле слышно пробормотал тот. — Но ты бы сдох сейчас, если бы не сделал этого.

Наступила пауза, я тяжело дышал, упрямо глядя в светлую маску.

— Ты должен увидеть еще кое-что. Я отпускаю тебя, но знай — ты в любую минуту под моей властью.

Дуло отошло в сторону, и Вэйн начал отходить. Медленно, не убирая револьвер.

— Иди ты к черту, — крикнул я, — Давай, стреляй, мне плевать на твой серебряный пистолетик.

Вэйн не ответил, только покачал головой, идя все быстрее.

— Вернись! — закричал я, побежав за ним.

Он только рассмеялся, и быстро метнулся вправо, в туманистую рощу.

Я бежал несколько минут, петляя, ища эту тварь. Но ответом был лишь унылый дождь, и брызгающая грязь под ногами.

Jadovit

ПОДАРОК ЗОНЫ

Серия — S.T.A.L.K.E.R

Чернобыльская Зона. Зона отчуждения. Мы судим о ней свысока. Но мы не пытаемся понять ее.

Яркий солнечный свет, струящийся сквозь аккуратные пулевые отверстия в одной из стен, заставил меня поморщиться. Ну а вам приятно, когда спокойно лежишь, и тут бах — пучок света в лицо. Кстати. Почему лежим? И вообще. Кто я?

Попытка поставить на ноги ту оболочку, которая имеет честь называться моим телом, была не очень удачной. С тихим стоном я сполз на пол. В голове царил полный беспорядок. Ничего. Посидим чуток, и все пройдет. Так. А что мы имеем в распоряжении?

Две ноги, обутые в обычную армейскую обувь. Выше обуви, мои нижние конечности были облачены в армейские штаны. Такого же цвета. Сконцентрировав свой взгляд на всем том, что было выше, убедился, что черный цвет, почему-то был «основным». А ведь в Зоне это выдает. Как черная клякса на снегу. Стоп. Какая зона? И почему Зона?

Мои размышления были прерваны непонятным звуком, раздавшимся в соседней комнате. Как будто кто-то идет…

Существо, метнувшееся в мою сторону, было отброшено сильнейшим выстрелом. Опустив руку… Опять не сходится. С опаской посмотрел на свою левую конечность, все еще сжимающую оружие. Магнум 44 калибра. Карманная пушка, имеющая название Орел пустыни. А среди сталкеров — Биг Бен. По-моему, со мной что-то не то. Вдруг там, откуда выметнулось невидимое создание, вновь раздался шум. Вскочив на ноги, вытащил пистолет и замер. Ствол оружия был направлен на дверной проем. Простояв в неудобном положении еще минуту, осторожно огляделся. Кстати! Мое тело уже совершенно не болело. Может все из-за адреналина?

Комната, в которой я находился, была самой обычной. Старая кровать, у изголовья которой приютилась маленькая тумбочка, с сиротливо стоящей на ней иконой. Русская печь, на которой можно спать во время сильных холодов. И тело твари. Осторожно подойдя к распростертому созданию, носком ботинка ковырнул его. Тварь никак не прореагировала на столь бесцеремонное отношение. Конечно, мало кто сможет возмущаться, имея две половинки черепа. В разных концах комнаты. С еще большим уважением посмотрел на оружие в своей руке. Кровососа с одного патрона. Да еще так четко.

Вновь «прорыв» памяти. Покрутив головой, замер. Постепенно в моем мозгу всплывали разные картины:

Зона, монстры, сталкеры, аномалии, группировки…

Артефакты…

И почему-то водка.

Но ведь я ее не пью. Странно. Теперь знаю что-то. Вернее очень много чего-то. О том месте, где я сейчас. Но кто я сам?

Еще раз, оглядев себя — убедился, что черный цвет, наверное, сейчас в моде. Причем вся одежда была очень новая и чистая. Как будто только из магазина. Или со склада. Порывшись по многочисленным карманам, обнаружил много разнообразнейшей чуши — спички, пару патронов к магнуму, маленький ножик, котором, в лучшем случае, можно было убить лишь муху. И клочок бумаги, заляпанный кровью. С одним словом.

Барс.

Каждая буква была написана корявым детским почерком. Так твоя дочь подписывает в первом классе тетрадь, или сын калякает пожелание на поздравительной открытке. Кровь на записке. Детский почерк. Барс.

В Зоне существует множество различных поверий и примет. Одна из них — тебе дают имя. И это имя — отображение тебя. Значит, так тому и быть. Барс. В Чернобыльской Зоне. Ученые с ума сойдут. Продолжив обыск комнаты, уставился на один предмет, поражавший своей чужеродностью. Вернее сам предмет был обычным. Обычный сталкерский рюкзак, куда можно сложить всякое барахло. Но вот цвет его оставлял желать лучшего. Нет, он был не черный. Рюкзак, сиротливо приютившийся возле, печки поражал своей белизной. Он был белым. БЕЛЫМ. Как чистейший снег, высоко в горах. Как облако, спокойно дрейфующее в небесах. Как скатерть, после приезда тети Аси.

Возникает вопрос — я псих? Или что-то гораздо хуже? Белый рюкзак, черная одежда. Стреляйте в меня и днем и ночью! Ходячая мишень! С самыми мрачными прогнозами начал исследовать содержимое этой нелепицы. Коротко о содержании:

1) Ножны с замечательным ножом, который я тут же прицепил себе возле колена. С внешней стороны. Не знаю почему. Просто захотелось.

2) Два рожка к АК. Пустых. Но удлиненных. Патронов, эдак, на 50. Вместо стандартных 30-ти.

3) Несколько упаковок противорадиационных препаратов.

4) Банку энергетического напитка. Пачку заварного чая.

5) Контейнер для артефактов. И аптечку. Обычного цвета. (думал, будет розовая со стразами. После рюкзака верю, что я малость не адекватный.) Значит еще не все потерянно.

Вот и все. Теперь о главном. На подоконнике лежал АК — 74. Милый дедушка войны. Самое распространенное оружие на Земле. И самое надежное. Вот только немного модернизированное. Снайперский прицел и пустые крепления для подствольного гранатомета сразу бросались в глаза. Моя неадекватная память подсказала, что там так же много необычного внутри. Мой старичок с успехом составит конкуренцию новым орудиям убийства, которые сжимают в своих верхних конечностях звери, назвавшие себя людьми. Но вот с патронами не густо. Их просто нет. А теперь пора на выход.

Эхо — вставай. Да вставай же ты! — Прокричал мне на ухо Ложка и уже про себя тихо добавил — хмырь небритый.

К его лысой черепушке был немедленно приставлен холодный ствол пистолета «Вальтер». Один мой знакомый сталкер из «Долга» немножко усовершенствовал это стандартное оружие, которое теперь имело больший объем магазина и удлиненный ствол, обеспечивающий гораздо большую убойную силу. Ложка потрясенно замер. В его глазах явно отражалось желание быть как можно дальше отсюда. Недавно один мой знакомый рассказал одну из легенд, которыми богата Зона. Причем легенда обо мне. Приятно! Так вот она: один молодой человек пришел в Зону, влекомый романтическими побуждениями. Откуда он шел — не знает никто, но он легко проник через все заслоны, которые организовывали военные. И оказался в Зоне. И она приняла нового жителя. Он, вооруженный лишь обрезом, смастеренным из дедушкиного охотничьего ружья с парой десятков патронов в карманах смог пройти через болота, кишащие отвратительными тварями. Причем никакой услуги самого парня в этом не было. Просто ему повезло. Или нет. Это уже зависит, с какой стороны на все смотреть. Временами Зона напоминала избалованного ребенка, который рад новой игрушке и пока она ему не надоела, он не хочет ее ломать. И прошел парнишка, имя которого уже давно забыто, через всю территорию болота. И ни одна аномалия не преградила ему его путь, ни один монстр не бросился на нового сталкера. И шел беззаботный парень, с удивлением взирая на окружающий мир. Иной мир. Моментами ужасный, а иногда и прекрасный. И не было в душе молодого сталкера злости к Зоне. И не было злости в душе Зоны. Как у земли может быть душа? Если бы я знал. Но у нее есть душа и ее чувствует каждый сталкер, переживший несколько выбросов. Хотя, может, это радиация играет злые шутки с людьми, именующими себя сталкерами. Но сейчас ведь это уже не важно.

И встретили парня четверо жителей Зоны. Четверо тех, кто, кто поклоняется Монолиту. И закончилась на этом дорога… фанатиков. Четыре мастера, напоминающих танки. Живые башни. Ходящие крепости. А как по-другому назвать существ, облаченных в экзоскелеты и увешанных смертоносным оружием, будто новогодние елки. И вот эти шагающие башни были обнаружены мертвыми. Причем у трех из них смерть наступила вследствие превышения содержания в организме одного из веществ. В данном случае, свинца. Неизвестно, кем был дедушка сталкера, и на кого он охотился, если пуля, выпущенная из его ружья, смогла пробить броню экзоскелета, спокойно выдерживающую очередь из автомата. Но три аккуратных отверстия зияли в черепах погибших. Хотя не в этом дело. Самым невероятным была смерть четвертого. Ему сломали шею. А он ведь тоже был в костюме…

Спустя день, в бар «Мегаполис» зашел молодой сталкер, одетый в экзоскелет с нашивками «монолита». Спасло парня лишь то, что тела погибших были уже найдены. Так сталкер и стал первым новичком в экзоскелете.

Вот в принципе и вся легенда. Теперь я работаю в «Мегаполисе».

Спустившись вниз, оглядел посетителей, уставившихся на меня. Зона богата предрассудками и за эти два месяца, которые уже успели превратить новичка в опытного путешественника по Зоне, она приобрела еще некоторые. Допустим — если я поздно встаю, то жди беды. Может кому-то покажется нелепым, но это так. К примеру, наш бармен — Хобот — чувствует себя превосходно перед выбросом, и мы все стараемся держать его в ужасном настроении. Как говориться — во избежание.

Усевшись за столик, наполнил стакан… чаем. Да. Я один из немногих сталкеров, который не пьет алкоголь. Правда, до сих пор старожили косятся на меня. Ведь чего ожидать от человека, который постоянно на взводе и не расслабляется? Ведь и в спину пальнуть может! И мне понятны их сомнения.

Приятное чаепитие прервал Вояка — один из молодых ребят. Молодых не по возрасту, а по нахождению в зоне. Хотя, если подумать, то он дольше топчет эти земли, чем моя скромная персона. А ведь меня считают мастером.

— Привет Эхо — весело пробурчал седой ветеран. Ему вроде уже лет 50. Побывал во многих горячих точках. Настоящий русский солдат. Гроза врагов, отец подчиненных. Что заставило его пойти сюда, никто не знает.

Я с удовольствием ответил на крепкое рукопожатие этого человека.

— Как твой последний заход? — спросил, поддерживая беседу.

— Да никак. Одна медуза и еж. Патронов больше потратил. Три снорка около свалки прижали. А их пока прижучишь!

Мысленно согласился. Снорки — порождения Зоны. Бывшие ранее людьми, сейчас стали прожорливыми созданиями. Передвигаясь на четвереньках, совершали стремительные броски в сторону жертвы и разрывали добычу на части сильными лапами. Зона превратила их в грозных хищников. Хотя некоторые сталкеры спокойно резали тварей ножом, жалея на них патроны. И я смог перенять этот весьма полезный способ.

— Эхо, я вот что хочу попросить. Проведи меня до Янтаря. Мне нужно забрать у научников кое-что.

Я задумчиво посмотрел на Вояку. В принципе, сижу без дела. Сам хотел пойти прогуляться. Но к научникам нет желания тащиться. Не очень их уважаю.

— А я тебе скажу, где хабар отложил. Там две аптечки и три обоймы к штурмовой. Да и рубликов тебе накину немножко — продолжал говорить Вояка.

— Тогда подожди. Пойду, оденусь — сказал я, поднимаясь из-за стола.

Я осторожно вышел за территорию хутора. Прямо напротив меня возвышались стены базы военных. К сожалению не нашел свой ПДА (хм. Вроде это обычный наладонник. А аббревиатура так и напрашивается на разнообразные расшифровки), да и детектора аномалий у меня не было. А ходить в Зоне без него могут только психи или старые, опытные сталкеры. Или третье — первое + второе. Насчет себя — не уверен. Так что лучше проникнуть на базу и снять часового. Конечно мародерство это не мое занятие, но ведь кому важнее жить — вояке или мне? Мне конечно!

Но вот белый рюкзак и черная униформа делали меня очень незаметным. Улыбнувшись про себя, лег на землю и начал… кататься. С трудом сдерживая, рвущийся смех, встал и оглядел плоды своей роботы. Белый рюкзак покрылся замечательной коркой грязи и пыли, а одежда теперь ничем не выделялась на фоне серой земли. Сладко потянувшись, повесил АК за спину и достал пистолет. Мда. Иду на штурм базы военных, вооруженный лишь пистолетом и ножом. По-моему я псих. Кстати о ноже. Почему-то мне захотелось его достать. Сильно захотелось. Повинуясь странному желанию, вытянул клинок и замер. Странный шорох ха спиной насторожил меня. Медленно обернувшись, оглядел пространство. Вокруг ничего не было. Но что-то внутри меня настойчиво кричало «Осторожно!». Пистолетная рукоять приятно легла в правую ладонь. Прошла минута без малейшего движения. Только тихий ветерок колыхал зеленую траву, неизвестно каким образом сохранившуюся здесь. Казалось, время замерло, и малейшее движение сможет нарушить это шаткое равновесие, воцарившееся в Зоне. Моя многострадальная память подкинула мне сведения, некоторые твари Зоны могут убить мгновенно, попросту разорвав напополам. Или на попу лам? Кому как нравиться. А еще одна радостная новость — твари любят нападать из засады.

Я стоял, стараясь даже не дышать. Взгляд зацепился за одну нелепость. В шаге от меня трава была примята. И выемки были чересчур похожи на человеческие ступни. По-моему, пришла моя смерть. Я не смогу даже поднять пистолет, чтоб выстрелить. Кровосос в шаге от меня. Вышедший под яркое солнце, которого они не любят. И единственное, чем я могу его достать это нож. Нож против одного из самых ужасных монстров Зоны. В памяти были истории о сталкерах, изрезавшими кровососов на кровавые ленты, но, как правило, это были фанаты более длинного холодного оружия. Некоторые таскали на себе мечи и другие железяки. А один чудак вообще пришел в Зону с боевым веером. И нарвался на обычного зомби. Парень, правда, владел оружием мастерски и, порезав зомби сухожилия, дал оттуда деру. Сейчас его называют Муравьем. Из-за того, что он таскает на себе тяжеленный крупнокалиберный пулемет и испытывает отвращение к холодному оружию. Лично я, с удовольствием, взял бы себе какую-нибудь катану или что-то еще (какая же странная у меня память!), но лишь ради пижонства. Ножа хватает вполне. И таскать с собой лишний вес у меня нет никакого желания.

Я стоял без движения и мой невидимый противник не проявлял никаких враждебных действий. «А вдруг там никого нет. А эти примятины остались здесь после каких-то событий? Пронеслось в моей голове. Запах, исходящий от того, кого, возможно, нет, мой мозг высокомерно игнорировал. Твердо, решив поставить точку в этой русской рулетке, проверил местность впереди на наличие противника. Проверил элементарно. Просто плюнув вперед. Сразу же отпрыгнул спиной назад и, перекатившись по земле, выстрелил из Биг Бена. Просто на «авось». Яростный рык проявившегося на миг монстра прозвучал для меня прекрасной музыкой. Не прекращая стрельбу, кувыркнулся вперед и вскочил на ноги. Кровосос вспахал когтями землю в том месте, где мгновение назад была моя голова. «Тебе бы в колхозе цены не было» подумал я, выпуская следующий патрон в прозрачный силуэт. Тело вздрогнуло от попадания крупнокалиберной пули, на мгновение, проявившись в воздухе. Но кровосос упрямо кинулся вперед, заставив меня совершить еще один кувырок. «А может я Рембо?» замельтешила в моей голове мысль. Правда тут же умерла, задавленная мозгом, ударившимся о череп при очередном кульбите, позволившем мне уйти из-под когтей монстра. На ее место стала другая «Какой к псу Рембо! Я прям Бетмен!». Бедный монстр метался как старый кот, которого… обесплодили. Без наркоза. И получал пулю за пулей. Он уже не мог переходить в режим американского бомбардировщика, но упорно продолжал корчить из себя крутую махину, раз, за разом вонзая когти своей единственной оставшейся руки в податливую землю. Вторая, лежала где-то в траве, отстреленная особо удачным выстрелом. Вот в очередной раз, монстр прыгнул на меня. Прыжок получился каким-то корявым и нелепым. Ну а вы попробуйте попрыгать, когда прострелены обе ноги и в животе свежий воздух из искусственной вентиляции…

Выстрел, перекат, выстрел, прыжок в сторону, перекат, замена обоймы, еще прыжок. Выстрел, выстрел, растянулся на земле. Перекат. Жест монстру, перекат, еще жест, прыжок. Вновь жест. Теперь исконно русский. А теперь, как говорил кто-то из юмористов комбинированный. Кровосос, в шоке. Вновь прыгает на меня. Уже немного вальяжно всаживаю еще один патрон в его грудь. Живучий гад! Отпрыгиваю подальше и убираю пистолет. Нож все так же хищно блестит в левой руке. Падаю на колено, пропуская над головой тело кровососа. Вновь прыгаю, как блоха, вперед и влево. Перекатываюсь через плечо, при этом доставая пистолет. Монстра нигде нет. Неужели попал? Тогда я даже не Бетмен а прям. Даже не знаю. Но я крут! Как альпинист в анекдоте. Медленно подхожу к телу, растянувшемуся на траве. Как говориться — доверяй, но проверяй. Пара контрольных. Наверное, в первой обойме патроны были немного другие. Или у этого монстра череп крепче. В общем две дырки в его черепе убедили меня в его миролюбии. Перевернув бедного кровососа, который наверняка хотел жить со всеми в мире и прыгал в мою сторону лишь с намерением поцеловать, я вытащил из его глотки свой нож и брезгливо вытер его о траву. С наслаждением, потянувшись, замер, уставившись на двух военных, стоящих в десяти метрах от меня. Их оружие было опущено, но сильный голос, прозвучавший позади меня, оборвал все надежды

— Не двигайся сталкер. Отдай свою пушку. И нож. А теперь иди вперед.

Мы настороженно двигались в сторону озера Янтарь, где научники организовали свою базу. Путь предстоял не то, чтоб очень далекий. Если бы мы шли не здесь. В условиях Зоны, один километр по прямой может, приравниваться десяти. А виной всему аномалии. Вот, кстати впереди какая-то необычная пустота. Я замер. Вояка мгновенно повернулся ко мне спиной. Дуло его АК уставилось в направлении возможного противника. Сразу видно бывалого воина. Я вытащил детектор аномалий и постучал по нему. ДА все так же показывал отсутствие чего-либо опасного. Даже радиационный фон был в норме. Но то чувство, которое выручало меня все время, проведенное как в этом мире, не давало расслабиться. Мы отошли от загадочного места немного подальше. Я вытащил из кармана гайку и кинул ее вперед. Яркая вспышка и гайка устремилась в небо. Аномалия, которую называют трамплин. Причудливое изменение гравитационных полей. Отрицательное притяжение. Или как его там называют научники. Говорят, что однажды к военным в вертолет влетел слепой пес. Не знаю, правда ли это, но факт остается фактом. Ступив на «трамплин» — ты отправлялся в далекое путешествие. Мы осторожно обошли аномалию и двинулись вперед. Хотя здесь, возле самой границы с нормальным миром, аномалии встречались редко. Да и монстры были глупые и медленные. Но новичкам этого за глаза хватало, даже если ТАМ (как сталкеры теперь называют мир за Зоной) они были способны на многое. А вот ближе к сердцу зоны ЧАЭС, концентрация аномальных проявлений значительно возрастает. Три дня назад, я как раз вернулся из рейда за артефактами. Ходили группой из пяти человек. Самое оптимальное количество — и не много, и не мало. Вернулось лишь трое: я, Панда и Хмырь. Голос и Пупс остались лежать, нашпигованные пулями фанатиков из группировки «Монолит». Они помешаны на нем и считают его чем-то вроде «первого подарка от пришельцев» и всячески пресекают попытки добраться до своего «божества». Не знаю, кто так вооружает этих психов, но, по-моему, даже у «Долговцев» — ребят, стремящихся уничтожить зону со всем, что есть в ней, нет такого вооружения. Свой экзоскелет я стянул с того — же фанатика. И моя штурмовая винтовка оттуда же. Правда, магазин лишь на 20 патронов. Но ничего. Вояка как раз подкинет мне рубликов и смогу сдать на усовершенствование знакомому сталкеру.

Мы шли дальше, настороженно посматривая на пейзаж окружающий нас. Казалось, этот шедевр безумного художника не может существовать нигде кроме его воспаленного сознания. Это был целый мир. Иной. Не принадлежащий нашей планете. Со своими обитателями. Сталкерами. Я считаю, что именно мы — настоящие жители Зоны. Именно мы — ее часть. И она часть нас. Соглашаюсь, что Зона это угроза окружающему ее миру, но… Может вам станет понятно, если я расскажу с начала.

В 1986 году произошла авария на Чернобыльской атомной станции. Она изменила этот мир, показав людям их неспособность контролировать то, что они до конца не понимают. Чернобыль оказался заражен радиацией, искажающей и убивающей привычное для нас пространство. Многие говорят, что это была нелепая случайность. Ошибка, забравшая множество жизней и создавшая еще больше болезней, боли и страданий. Безопасный атом. Но не для людей. А для другого безопасного атома. Ирония. Горечь. Сарказм. Разочарование. Злость а иногда даже и радость испытывали люди, узнав об этой «случайности». А ведь в нашей жизни случайностей не бывает. Есть даже замечательное произведение, в котором говориться так — хаос — это высшая степень порядка. Любое событие есть лишь звеном, включенным в цепь событий. Почему хаос? Потому — что-то, что случилось дальше назвали именно так. Вторая авария на ЧАЭС и появление Зоны. Хотя если говорить об этом сейчас, то зона была всегда. Обычная зона отчуждения, куда не стремились люди, заботящиеся о своих потомках. Но после второй аварии все изменилось. Зона обрела душу. И начала захватывать окружающий мир. Территорию оградили заслонами военных, не пропускающих чудовищные создания в привычный мир. Группы ученых отправлялись вглубь, отряды военных организовывали карательные походы. Но кого карать в Зоне? Не будешь же ты стрелять в аномалию? Редко кто из этих «путешественников» возвращался назад.

Так продолжалось некоторое время. А потом Зоне понадобились жители.

Говорят, что первый сталкер пришел в Зону, минуя все кордоны, кстати, значительно более строгие и сложнопроходимые, вооруженный лишь ножом. Обычным, кухонным. Он был в повседневной одежде, когда его позвала к себе Зона. Что может быть более нелепо здесь, чем человек в шортах, футболке, кроссовках и с кухонным ножом? Зоне нужны жители.

И многие шли сюда. Мало кто мог объяснить зачем. Некоторые бежали от повседневной жизни, другие — от проблем, третьи — для экстрима. Тогда их еще не называли сталкерами. Что такое сталкер, я не знаю. Просто у некоторых из людей были татуировки, с таким названием. Оно и прижилось. Любопытно, но вначале в Зону ломанулось очень много девушек. Объяснения этому не могут найти даже сейчас. Из них, выжили единицы. А потом в Зоне были обнаружены артефакты. Предметы, наделенные невероятным потенциалом и возможностями. Предметы, за которые платили огромные деньги. После этого и появилась привычная Зона. Ха. Привычная. Нелепо.

Пришло время, и меня позвали. Это не было чем-то необычным, захватывающим. Просто мне захотелось поехать в Чернобыль. Среди обычных людей не было даже слухов о Зоне. Вернее слухи были, но совсем дикие. Никто даже не думал о том, что зона это другой мир. А вот мне в голову влезла настойчивая мысль, что туда нужно идти вооруженным. Распилив в гараже дедушкино ружье, ушел. Теперь я здесь. Я житель этого мира. Мира, в котором все происходит совсем по-другому. Это мир хаоса в том понятии, которое подразумеваю я. Ведь здесь абсолютно любое действие влияет на мир. Убил ты мародера, убийцу сталкеров — а вот тебе и артефакт на дороге попался. Конечно, все не так буквально, но все же. Из-за этого, мы такой суеверный народ.

Ночь вступала в свои права. А ходить ночью опасно даже для опытного сталкера. Совместными усилиями мы устроили себе лагерь. Первую смену вызвался дежурить Вояка. Я согласился. Вторая смена всегда тяжелее. Перед рассветом больше хочется спасть. Устроившись удобнее, закрыл глаза.

Меня привели в темную камеру. На полу лежал тонкий матрас, а в углу была вырыта яма. Вы знаете зачем. Меня грубо пихнули в сторону матраса и в спину радостно заржали, когда я упал мимо матраса. Резко развернулся к охранникам, уже закрывшим за мной решетку. Они насторожено замерли, Рука одного потянулась к оружию. Ррррррр — вырвалось из моего горла тихое, но мощное рычание. Лица ребят стали белее мела. Они спиной отошли к столу, где лежало оружие. Рука одного из них потянулась к карабину. В это мгновение ожила рация — Заключенного на допрос!

Испуганные ребята взяли себя в руки и попытались выместить свою злобу толчками и пинками, пока вели меня к «шефу». Мы прошли через всю территорию базы к небольшому двухэтажному зданию. Везде меня встречали настороженные взгляды. Я уже говорил, что не люблю военных? Если да, тогда повторюсь — я сталкер! Я не люблю военных. Ух, как гордо это звучит. Меня завели на второй этаж и посадили перед человеком очень выразительной внешности. И в графу особые приметы пришлось бы добавлять еще страниц так 20. У него попросту отсутствовал нос. На его месте сиял провал. Половина верхней губы тоже куда-то испарилась. Все лицо исполосовано, как будто его долго и усердно драл слепой пес. Меня удивили его уши. Прижатые к голове на манер бойцовского пса. Лысый череп с причудливой и давно устаревшей татуировкой. Символ студентов. Серп и молот. Коси и забивай. И все это великолепие украшали пронзительные голубые глаза. Холодные как вода на северном полюсе.

— Королевой красоты тебе не стать — проговорил я, улыбаясь. Сильнейший удар в челюсть передвинул меня со стулом где-то на метр. В глазах загорелись яркие огоньки.

— Ух ты! Вижу эльфов. А ты, наверное, орк. Теперь понимаю анекдот про то, как вы пиво с раками пили, — проговорил я. Новый удар уже в другую челюсть отбросил меня соответственно в другую сторону. Что за уроды решили поиграть мной в аэрохокей? С трудом, повернув голову направо, увидел огромную тушу, затянутую в экзоскелет желтого цвета. Повернув голову налево я увидел огромную тушу… По-моему я это уже говорил. А я думал, что люди очень редко могут быть ростом 2.30?

— Вы что близнецы? Пробурчал, с трудом ворочая распухшей челюстью.

— Молчи блоха — сказал безносый красавец и, встав из-за стола, впечатал мне прямой. В челюсть.

Теперь зрелище порхающих огоньков длилось гораздо дольше. Тем страшнее было вновь вернуться в реальный мир. К оркам.

— Мррррррак — с трудом выдавил из себя глубокомысленную фразу. — А ты что их папка? Ух ты! Челюсть разрабатывается! — искренне обрадовался я.

— Ты глянь, какой крепкий! — восхитился безносый, и с одобрением смотрел, как его копии (по фигуре конечно. Их милые лица были в шлемах.) поднимают меня вместе со стулом. За эти несколько минут это четвероногое творение рук человека стало мне ближе брата.

— Теперь рассказывай. Кто ты? Откуда ты? Зачем шел на базу?

— Я человек прямоходящий. Существо без перьев, но на двух ногах. Лошадь без подков. Верхняя часть кентавра. И еще русалки. Или русалка. Ну я же мужчина! Еще и какой! И вообще падайте на колени! Я бог!

Нужно ли говорить, что мои словесные излияния были прерваны самым грубейшим способом?

— Скоро привыкну — радостно сказал я, вновь оказавшись в сидячем положении.

— Ты псих. Ребята рассказали, что ты сделал с кровососом. Хотя, все сталкеры психи. Идти в Зону может только сумашедший.

— Значит и вы все психи — зацепился я за оговорку.

— Да чего вы бьете постоянно! Я на вас в суд подам! — обиженно смотрел на них, в очередной раз, вернувшись в сидячее положение. — Только ты мой друг — похлопав стульчик по металлической ножке.

В холодных глазах безносого зажглась ярость.

— Ладно Барс. С тобой мы еще разберемся. Уведите его.

— А почему Барс? Как вы узнали? — спокойно спросил я.

— Тату на щеке. Ты что, сам не помнишь? Дурак ты сталкер.

Тату на щеке. Барс. Сталкер. Мир замер и свернулся в тонкую спираль. Цветной калейдоскоп раскрутился у меня в мозгу. Череда новых воспоминаний, ощущений, знаний. Глаза против воли закрылись.

Вояка разбудил меня и сам устроился на моем месте. Поднявшись, проверил оружие, запасы и направился за пределы света от костра. В моем экзоскелете вмонтирован аппарат ночного видения и блики света мешают его нормальной работе.

Усевшись спиной к большому дереву и предварительно осмотрев его на наличие противника, расслабился, впитывая окружающие звуки, и полностью доверился своему чутью. Кстати о нем. Именно оно сделало меня мастером. А что это именно? Обычный внутренний голос. Каждый человек временами чувствовал, что туда идти не надо или это делать не стоит. И сам шел наперекор себе. В итоге обычно случалось нечто нехорошее, вплоть до летального исхода. А я всю жизнь слушал себя. И в Зоне еще более усовершенствовал это «самослушание». Как оказалось, мастера сталкеры этим и отличаются от новичков. Новички в здесь часто профессиональные военные или убийцы. Они могут прекрасно действовать везде, кроме Зоны. А мастер всегда будет прислушиваться к себе и обращать внимание на окружающий мир. Вот допустим как мой длительный сон сегодня. Еще недолго да рассвета.

Мелькнувший силуэт животного насторожил меня. Быстро встал на ноги и взял оружие на изготовку. Из темноты выбежало нечто и кинулось на меня. Выпустив четыре одиночных патрона, заставил ночного гостя уткнуться мордой в дерн. Это был кабан. Чернобыльский кабан. В принципе, при сравнении с остальными обитателями зоны, он мог считаться достаточно безобидным созданием, если ты, конечно, не ранен или не тугодум. Они развивают порядочную скорость и несутся прямо к цели. Но вот тормозной путь у них достаточно большой.

От костра послышалось стаккато выстрелов калаша. Ну да. Кабаны в одиночку не ходят. Я осторожно выбежал к костру, предварительно отключив ночное зрение. Двумя патронами взорвал голову еще одному кабану и, переключив режим стрельбы, дал очередь по отступающим. Пули крошили сильные тела, стремящиеся дать деру от строптивой добычи. Повернувшись к Вояке, смотрел на его счастливое лицо. Он любил воевать с Зоной. Именно с ней. Убийство людей не доставляло ему никакого удовольствия. Наубивался наверное.

— А ты снайпер малыш! — Воскликнул он. Потом немного смутился и добавил — прости за малыша. Я просто привык. Все-таки возраст как-никак.

— Да ладно Вояка. Сам то как? Не зацепило? — улыбнулся я в ответ.

— Обижаешь. Куда там этим хрюшкам достать Вояку — гордо подбоченился сталкер и мы вместе рассмеялись.

Собрав наши пожитки, скорым шагом двинулись к Янтарю. До рассвета всего час. А место где мы «наследили» может скоро быть посещено еще кем-нибудь.

Вояка шел сзади. Мы, привычно ориентируясь по ДА, обходили аномалии. Вояка даже нашел холодец — один из не очень дорогих артефактов. Пару раз попадались зомби. Но они были несвежими и безоружными. «Вальтер» действовал без осечек, исправно посылая свои смертельные подарки. Но зомби были нехорошим знаком. Они обычные марионетки, которые дергает страшный кукловод — контролер. Вот ему попадаться на глаза совсем не хотелось. Мне, в моей жизни в Зоне, контролер попадался только в расстрелянном виде. Эта тварь могла выжечь разум человека и превратить его в нечто послушное командам. Тогда человек был лишь механизм, сохраняющий первичные инстинкты и осознающий лишь одну команду — убивать.

Пройдя по канализационной трубе к базе ученых, мы озадаченно переглянулись. Она была в осаде. По-моему мародеры вконец обнаглели, если пытаются «прижать научников». Передвинув обрез под левую руку, чтоб легче можно было выхватить, двинулся вперед, намереваясь зайти этой шушвали со спины. Вояка жестом показал мне на зомби, шляющихся неподалеку. Поняв его замысел, достал пистолет и сделал четыре быстрых выстрела. Зомби получив по пуле в мягкие области тела повернулись с твердым намерением наказать обидчиков. Конечно, мы решили не акцентировать внимание на себе и начали обходить мародеров. Я заходил слева от бункера, а Вояка справа. Зомби перли прямо на мародеров, приняв их за обидчиков. Мародеры удивились новым гостям и решили устроить им теплый прием. Шквал свинца вынес троих зомби, но четвертый, судя по всему, попался свеженький. Живенько он вскинул снайперку, приник к прицелу окуляра и за миг, до того, как его тело обрело настоящий покой, выстрелил. «Хорошая вещь», подумалось мне, при взгляде на обезглавленное тело мародера. Одиннадцать осталось. Четверо из этой компании настороженно озираясь, подошли к двери. По-моему, они хотели открыть ее с помощью какого-то артефакта. Метнув РГД-5 мысленно пожалел, что нет чего — то потяжелее. Бросок удался на совесть, и граната раскидала четверых в разные стороны. Элементы четверых.

Подняв оружие, быстро выстрелил. Голова ближайшего ко мне урода лопнула, забрызгав своим содержимым его коллег. С противоположной стороны застучал АК Вояки. Пули прошили мягкие человеческие тела, оставив кровавые вулканчики на груди двух противников. Стараясь не отставать, выстрелил и я. Благодаря моим скромным усилиям грудь одного из пяти выживших раскрылась от попадания. И только затем эти хантеры, как они любят называть себя, начали понимать происходящее. Но, не предоставив им шанса найти укрытие, вновь застучал калаш. Еще один противник упал на землю, поливая ее своей кровью. Четверо оставшихся попадали на землю, вяло огрызаясь автоматным огнем. Мда. Что эти салаги могут сделать настоящему сталкеру. Их автоматические пистолеты и обычные обрезы способны убить незащищенного субъекта. Но странники Зоны обычно очень неплохо защищены. А если сталкер еще и в экзоскелете, то хоть с ножом на них иди. Но вот накрыть ученых их арсенала хватило бы. Мародеры, оправившись от шока, попытались наладить сопротивление. Разбившись на пары, начали грамотно, по их мнению, отступать к укрытиям. Но лишь по их мнению. Харкнул подствольник моей штурмовой винтовки и один из мародеров превратился в кровавые ошметки, приняв на себя основной удар. Остальные замерли, тряся головами. За что и были убиты в эти самые головы очередью старичка АК. Вечное оружие сумело стать любимым даже в здесь и никакие новомодные штучки не заменили простой и неприхотливый в обслуживании автомат. Ведь главное это надежность. Пусть у тебя в руках будет пушка помощнее и более скорострельная, пусть ты будешь способен попасть в крыло мухи с километра, но когда твое оружие заклинит — любой безумно рад АК. Раньше у меня был калаш. Но пришлось его бросить. Сейчас хожу со штурмовой. И таскаю за спиной обрез. На всякий случай. Правда, обрез еще дедушкин. Слонобой. Вон, кстати, Вояка идет, отряхивая с костюма пыль. Махнув мне рукой, постучал по бункеру и стал напротив камеры. Пока нам открывали двери, как раз успел сходить за снайперкой зомби. К сожалению, оружие уже не было работоспособным.

Ученые приняли нас настолько радостно, что мне даже стало неудобно. Спасли мы их жизни. Ну и что? Но нет. Они радовались как дети. Вдруг к вояке подбежала девушка и прыгнула ему на шею. Синий научный костюм совсем не скрывал прелести ее фигуры. Женщины в Зоне достаточно редкие гости, а вот красивые это тем более. Невольно позавидовав Вояке, снял шлем. На меня уставились все присутствующие. Конечно, за исключением Вояки. Ну да. Мне 20. Всего двадцать лет и я выгляжу нелепо в экзоскелете. Вот такой вот я.

— А вы случаем не Эхо? — Спросила девушка, отлипнув от покрасневшего Вояки. Я говорил, что красивые девушки в Зоне редкость? Тогда такие красивые девушки — это нереальность. Немного восточные черты лица. Высокие скулы, большие зеленые глаза, которые, казалось, излучают радость и энергию. Прекрасный точеный носик, аккуратные ушки, копна длинных, черных волос, собранных в узел на затылке, заткнутый карандашом. Полные, чувственные губы, сейчас обнажившие в улыбке белые и ровные зубки. Джоли удавилась бы от зависти! И никакого макияжа. Ей бы принимать подарки от десятков тысяч поклонников! Но, судя по всему, ум, вложенный в это прекрасное создание, ничем не уступал ее совершенному телу. Иначе ее просто не взяли бы сюда.

Завидую Вояке. Тут я сообразил, что меня спросили, и утвердительно мотнул головой.

— А почему Эхо? Стреляете, только когда кто-то атакует вас? — невинным голосом поинтересовалось прекрасное создание.

— Нет, дочка. Не поэтому. Просто он ВСЕГДА стреляет последний — засмеялся Вояка, обнимая девушку за плечи.

Да. Это так. Так меня прозвали. Эхо. Последнее слово всегда за Эхо. Двадцатилетним парнем, который уже смог стать чемпионом Арены на базе «Долга», совершить три рейда к ЧАЭС и вернуться оттуда со своим мозгом и на своих ногах. Прошедшим зону вдоль и поперек. Эхо знают все. И всего лишь за пару месяцев. Но не это вспомнилось мне. Одно лишь слово «дочка» возродила меня, как феникса из пепла. Я улыбнулся и смущенно развел руками.

Яркий свет. Опять. Сморщившись, воздел свое тело на ноги и потрогал челюсть. Она не болела. «Сколько же я пробыл в отключке?» пронеслось у меня в голове. «Две секунды» — услужливо отозвалось мое сознание. Оглядев кабинет безносого, почему-то не очень удивился. Хотя было чему — сам безносый лежал на столе. Из глазницы торчала ножка стула, которая, к тому же пробила деревянную столешницу. Два монстра в человеческом подобии лежали в разных концах комнаты. У одного голова была повернута так, как будто он решил посмотреть — не растет ли у него хвост. А второй был убит совсем по-другому. Просто его тело захотело показать ему, что у него не растет хвост. Они и при жизни были похожи и умерли одинаково. Думать о том, как я это сделал, решил потом. Подойдя к тому, который искал хвост, взял у него АК. В хорошем состоянии.

— Уважаю мужик — хлопнул я его по плечу. Но тот был очень невоспитанным человеком или просто очень хотел узнать про свой хвост. В общем, он не ответил. Значит так ему и надо. Быстро обыскав оставшихся в комнате, нашел еще парочку обойм к калашу, новенький детектор аномалий (спасибо безносому орку) ключи и пистолет с насадкой для чи и пистолет с насадкоючи. Ос раками но и ртом. очку обойм к калашу, новенький детектор аномалий (спасибо безносому орку. ее. р бесшумного боя. С глушителем, проще говоря. Повесив АК на плечо, чтоб при возможности быстро атаковать противника, взял в руку пистолет. Приоткрыв дверь, убедился, что возле нее никого нет. В другом конце коридора была подобная комната. Оттуда доносился тихий разговор. Осторожно подкравшись, замер у дверного косяка. Судя по всему противников было два — одни что-то рассказывал, а второй спорил с ним. Шагнув в комнату — два раза выстрелил. Но труп упал один. Непорядок. Теряю хватку. Да вот и телевизор ни за что разбил. Хороший причем. Шустро осмотрев комнату и не найдя в ней ничего интересного направился к лестнице. По ней как раз поднимался еще один военный в экзоскелете. «Да сколько же вас здесь» возмутился я сам себе. Но этот был вполне человеческих размеров. Он уверенно направлялся в комнату командира. Нужно было что-то решать. «А мне подошел бы экзоскелет» подумал я, доставая нож. Против пуль такая бронька хорошо защищает, да и от когтей монстров выручит.

Ах человек, который звучит гордо. Ты такая дрянь! Неслышно скользнув к военному, замер у него за спиной. Он как раз подходил к комнате, где некто немного побуянил. Еще шаг и… В его некрологе напишут, что смерть наступила мгновенно, в следствии проникающего ранения в область шеи. Шейные накладки имеют одно слабое место — застежку. И от этого не убежать никак. Затащив тело в комнату, принялся мародерствовать. Нехорошо, конечно, но что поделать. Жить хочется. Одевшись в самый модный костюм, который представлял собой совершенное создание человеческих рук в Зоне в области защиты, почувствовал себя счастливым. Вот ведь как мало надо человеку для счастья! Передернув затвор АК, спустился вниз. Осторожно обследовал одну комнату. Нашел там аптечку и радостно засунул ее в специальное отделение костюма. Как благодарен я создателям этого шедевра. Решив проверить содержимое другой комнаты, наткнулся на решетку, преградившую мне путь. Решетка закрыта массивным замком. Конечно, отстрелить его не проблема, но лишний шум может привлечь внимание других солдат. К счастью, ключи, найденные у красавца (о мертвых или хорошо или ничего) подошли. Зайдя в комнату, замер. Теперь я был очень счастлив! Оружейная!

В глаза бросился мой старый костюм. Быстро обыскав его, достал необходимые вещи. Клочок бумаги, давшей мне имя, перекочевал в нагрудный карман, мой нож вновь удобно утроился в коленных ножнах. Кстати, это уже второй клинок. В экзоскелете предусмотрены специальные ножны на предплечье. И там уже приютился хороший клинок. Теперь смогу использовать обе руки в ближнем бою. И моя странная память говорит, что это я люблю. Ой как люблю! Продолжив обыск, нашел свой старый АК. Долго смотрел на то оружие, которое помогало мне выживать в самых безвыходных ситуациях. Мне кажется, что если любить какую-то вещь, то она будет отвечать тебе взаимностью. А я люблю свое оружие. Снарядив обойму АК, ласково погладил деревянный приклад. Не хочу заменять ни на какую пластиковую фигню. Ну и что, что легче. Зато это — настоящее, пропитанное потом и кровью. Даже если смотреть с точки зрения рациональности — вас били деревянным прикладом? Вот-вот. Никакой пластик не выдержит такой нагрузки.

Автомат на плече, ножи покоятся в своих смирительных рубашках. Теперь еще осталась одна деталь. Пистолет. Где мой магнум? Раскрыв ближайший стенной шкаф, нашел пять гранат для подствольника. С сожалением отложил их в сторону. Подствольника на моем АК нет. Еще несколько шкафчиков уныло демонстрировали, что их хозяева натуры, склонные к жадности. Негусто. Вот и последняя дверца. Надеюсь, за ней будет то, что я ищу. Нет. Плохо. Мой взгляд хаотически заметался в поисках места, где можно спрятать оружие. На одной из ячеек стоял металлический контейнер. С трудом, достал его и провозился еще пару минут, сбивая старый замок. Но мои усилия оправдались. Еще как! В контейнере лежала пусковая установка «Бульдог» и в перекрестном патронташе скрывали свою разрушительную ярость два десятка гранат. Еле удержавшись от восторженного крика, начал натягивать на себя сбрую. Бульдог, похожий на револьвер своим массивным барабаном, забросил за спину. Уже ожидающий возможности стрелять, разрывая врагов на кровавые ошметки. Вспомнив о том, что в первом вскрытом шкафчике еще пять гранат, положил их в небольшой ранец. Кстати, он тоже был встроен в экзоскелет. Став похожим на какого-то героя американских боевиков, двинулся на выход. Хотелось рвать и метать. Но здравый смысл, смешно сказать, смог одержать победу над моим горячим сердцем. Подняв бутылку водки, лежавшую на полу, спокойно пошел к выходу. Военный стоявший у дверей отдал мне честь. Конечно не в прямом смысле. Правда, его удивление чувствовалось даже сквозь толстый слой брони его костюма, обычного военного образца. Оглядев территорию, направился к вышке, на которой дежурил снайпер. В шлеме сразу зазвучал напряженный голос стрелка.

— При приближении к объекту буду вынужден открыть огонь на поражение. Назовите себя и цель вашего визита — съязвил снайпер. Дуло его винтовки было направлено на меня. Не отвечая на его запрос, поднял бутылку и потряс. В шлеме вновь зазвучал голос. На этот раз радостный

— Васька! Давай быстрее.

С трудом, поднявшись по лестнице, протянул снайперу бутылку. Тот радостно открыл и налил в стаканы. Я, устало отмахнувшись, сел на пол, облокотившись о мешки с песком. Парень понял действие по-своему.

— Да. Это начальство совсем достало. Понаприезжали эти военные сталкеры. Зло берет, когда смотрю на эти три туши! Какие же они огромные. А ты как думаешь, что дальше делать? Чего молчишь? — на одном дыхании сказал стрелок. Неопределенно махнув рукой, заставил парнишку самому находить ответы на вопросы:

— Ну да устал, конечно. Еще таскаешь на себе эту дуру — кивнул он на «Бульдог». — Так вот о чем говорю — приехали они и шастают. Гады. Спокойствия никакого. Дотошные до ужаса. А начальник их такой ужасный! Ему рожу кто-то изрядно подпортил. Вот бы его пришили. — Говорил, не умолкая, снайпер. «Твое желание исполнено, моя маленькая золушка» весело подумал я. Вдруг нашу содержательную беседу прервал протяжный вой сирены. Громкоговоритель начал монотонно рассказывать о проникновении на территорию базы отряда неизвестных диверсантов. Снайпер резко вскочил и поднял винтовку, оглядывая окрестности. У меня в ушах зазвучал голос командующего.

— Пятый, какого хрена ты заперся на вышку? Давай быстро на территорию. Понимая, что делать нечего, я резко ударил снайпера в затылок и подхватил обмякшее тело. Не хочу убить парнишку. Понравился он мне.

— Я Пятый, я Пятый. Вижу противника. Центральный вход. Снайпер на вышке был ранен. Принимаю на себя обязанность координатора. Остаюсь на вышке до дальнейших указаний.

— Пятый бери снайперку и глуши этих маразматиков. Мы им зададим жару, — радостно заговорил командующий. Скучно им здесь. Быстро схватив винтовку, приник к окуляру. Первым делом нужно убрать остальные вышки. Наведя прицел на своего «коллегу», замершему на соседней вышке, закричал:

— Это Пятый вижу противника. Стреляет из-за стен. Снайпер. Снимаю его. Противник убит — бодро доложил спустя мгновение. И не покривил душой.

— Пятый так держать. Но противник очистил вторую вышку. Прием. Противник очистил вторую вышку. Пятый, третий и четвертый. Оставайтесь на позициях. Докладывать обо всех перемещениях противника.

— Есть — три голоса слились в один.

Осторожно прицелившись в четвертого, успел заметить удивленное лицо, за миг до того, как винтовочная пуля сбросила его вышки.

— Это Пятый. Противник вне зоны видимости. Он планомерно зачищает вышки. Прием. — Чуть не смеясь, проговорил я. — Третий. Третий! Противник сзади тебя. Третий, как слышишь?

— Пятый ты п… — выпущенный из нескольких стволов ливень свинца разорвала беднягу напополам. Ничуть не смущаясь нежданной помощи, перевел прицел на четверых вояк, нежданно поспособствовавших моему плану. Голова одного резко дернулась на бок, пробитая навылет выпущенной мной пулей. Трое оставшихся рванули в стороны, стреляя по моей позиции.

— Командир! Пятый на связи! Эти ублюдки только что сняли третьего. Они в наших костюмах. Сейчас садят по мне. Командир нужна помощь! Они в центре территории.

— Пятый вас понял. Это Двенадцатый. Держись брат! Сейчас мы порвем этих перевертышей.

— Давайте ребята. А я вам помогу — радостно прокричал я, вновь высовывая нос своей винтовки. Вдруг вспомнив о «Бульдоге» отложил винтовку.

— Вижу противника. У него «Бульдог». Двенадцатый на землю! — Прокричал я, выпуская снаряд точно в группу двенадцатого. Еще минус семь.

— Оборотни сняты. Три человека. На них такое же обмундирование как у нас. Всем быть осторожнее. Пятый, где они?

— Пятый слушает. Противника не вижу. Хотя нет. У дальнего входа пригибается один. Командир! Он целиться в меня! Что мне делать? Командир он стреляет!!

— Мочи его Пятый. Мочи — азартно закричали мне.

— Пятый упырь! Я же… — раздалось в шлеме. Моя пуля отбросила тело за ограждение.

— Командир! — закричал я, старательно имитирую испуганный голос. А если это наш?

— Нет, пятый. Просто они на нашей волне. Приказ всем. Сохранять радиомолчание. Пятый ты направляющий.

— Есть — бодренько отозвался я, не надеясь на такую удачу.

— Противник забежал в дом. Прячется за БТР. Прошу направить туда отряд. Численность противника неизвестна. Пять человек, шустренько рванули к БТР, обходя его по часовой. — Осторожно, он поднял оружие. Он с «Бульдогом»! Это то самый. Сейчас ему! — сказал я, посылая гранату.

— Пятый, противник успел выстрелить. Ты снял его?

— Нет! Он нырнул в люк. Командир! По-моему они отходят! Мы отбились.

— Не расслабляемся ребята. Пятый, будь наверху. Сейчас займем вышки. Проконтролируй. Отряд Б — Седьмой наверх. Пятый следи. — К первой вышке подошел щуплый парнишка, с винтовкой на плече. Махнув мне рукой, полез наверх. Я проводил его прицелом.

— Седьмой на вышке, — доложил парнишка. Я приветственно махнул рукой.

— Пятый, Седьмой — занимаем остальные вышки. Наблюдайте.

— Так точно. — Бодренько сказали мы в унисон.

Заняв все вышки, военные окончательно успокоились.

— Пятый. Объявляю тебе благодарность. Спускайся вниз. Возглавишь группу зачистки. Ты один остался в экзоскелете. — Прозвучал голос командира.

— Так точно, — сказал я, быстро снимая «Бульдог». Вытянув пяток гранат, переложил их в рюкзак. Быстро спустившись вниз, направился выходу. Мимо меня то и дело пробегали солдаты. Подойдя к блокпосту, увидел как четверым парням, одетым в черные комбинезоны военных сталкеров, что-то объясняет тип с нашивками полковника.

— А вот и наш герой. Пойдете с ним — похлопал меня по плечу Полковник. По голосу я узнал командира. Передо мной был выход. Но как всегда, случилось непредвиденное. Я увидел свой «магнум». В кобуре полковника. Калаш застучал, срезая трех военных сталкеров. Четвертый молнией прыгнул в кусты. Повернувшись к полковнику увидел, пистолет, нацеленный мне в голову. Окружающий мир вокруг перестал существовать. Остался лишь палец, нажимающий на спусковой крючок. Таинственное безветрие воцарилось вокруг. Вот курок медленно идет, повинуясь усилию. Понимаю, что не смогу ничего сделать. Мгновения растягиваются в часы. И…

Щелк.

Осечка. Вскидываю АК, и очередь прошивает полковника, бросая его исковерканное тело на землю. Подхожу к мертвому телу и забираю свое оружие. Кажется, уже говорил, что люблю свое оружие? И оно любит меня.

— Пятый! Что это было? — звучит голос кого-то из солдат, бегущих к нам по мосту.

— Повоевали чуток. И вообще. Я Барс — вскидываю автомат, выстрелами заставляя противников залечь. Но не все потом встанут на ноги. Вот и выход. Веселая у меня жизнь. Бегу вперед, стараясь отойти от места, где немножко побуянил, как можно дальше. Временами, ориентируясь на свое чутье, обхожу подозрительные участки. ДА, пищит лишь спустя пару секунд. Впереди маячат бетонные блоки. Забегаю за них и падаю на землю. Сердце стучит, как у загнанного волка. Вытягиваюсь на земле. И обреченно вздыхаю. В двух шагах от меня замерла фигура. Ствол штурмовой винтовки нацелен мне в голову. Ну у меня и жизнь!

— Ты на меня не серчай, но нужен был ты мне. Сам не смог бы я дойти. Вот. Держи координаты хабара и вот твоя штука рубликов — смущенно говорил Вояка, сидя напротив меня.

— Вояка! Успокойся! Я в порядке. Мне не в напряг. — Махнул я рукой и лег на кровать. — Зато теперь я знаю, почему ты пришел сюда.

— В большей степени. Эхо, знаю, что моя дочь тебе понравилась. И как ты думаешь, почему я попросил пойти со мной именно тебя? Ведь, несмотря на то, что в Зоне я не отличился, меня знают все.

А ведь это правда. Спроси у любого — знает ли он Вояку и тот скажет, что хорошо знаком с этим седым воином. Он вроде не выделялся как я или Шифер. Шифер — любитель всего колюще-режущего. Наверное, в детстве смотрел много разных фильмов, где применялось холодное оружие. Его костюм, имел два клинка, начинающихся от кисти и далеко выступающие за локти. Коленные щитки украшали два острых шипа. За спиной всегда болталась катана а в ножнах у пояса висел вакидзаси. Самурай доморощенный. Четыре классических ножа также нашли свое место на многострадальном экзоскелете. Два в поясных ножнах и два у щиколотки и колена с правой стороны. Слева колюще-режущий арсенал завершал стилет. Ужасно удобный. При борьбе с противником, облаченным в хороший костюм. Но этот сталкер умел превосходно пользоваться своим арсеналом и многие на своей шкуре убедились в этом. Из огнестрела он предпочитал АК с прикрепленным к нему штык ножом. И довольно успешно противостоял всем напастьям этого мира. Вот такой вот самурай Зоны. Простите за невольное отступление от темы. Вояку знали все. И все хорошо к нему относились. Нестыковка.

— К чему я веду. Ученые просят, чтоб мы провели их к ЧАЭС. -замолчал Вояка, пристально глядя мне в глаза.

— К центру так к центру. Мне все равно куда идти. Правда экипировку тогда не мешало бы подлатать и усовершенствовать. — С улыбкой произнес я. — А кто с нами пойдет?

— Аня и двое ее коллег. — Довольно проговорил Вояка.

Значит, ее зовут Анна. Внутри что-то зашевелилось. Мне показалось, что нас слушают. И я даже знал кто. Подергав два раза за мочку уха, подмигнул Вояке и безразличным тоном сказал.

— Вояка. Хотел узнать, что может делать такая безответственная особа в Зоне. У нее ведь совсем нет терпения. Да ее первый монстр сжует. Если, конечно она до этого в аномалию не попадет…

— Да ты! Да ты знаешь кто ты сам! Сопляк. Я в Зоне дольше тебя хожу. Да я, своими руками столько монстров прибила. Да ты… Вообще. — Ворвалась в нашу комнату разгневанная фурия. Я резко встал с кровати, и поднес кисть ее руки к глазам.

— Ты глянь Вояка, какие когти. — С деланным интересом, дотрагиваясь до аккуратного «когтя» сказал я. — А ведь, правда. Такими могла и псевдогиганта порвать.

Покрасневшая девушка вырвала свою ручку и исчезла в коридоре. Улыбнувшись, повернулся к Вояке.

— Понравился ты ей, малыш. Впервые вижу, чтоб доця смутилась. Ну ладно. Пошли к ученым. Это их экспедиция. Пусть они нашу снарягу и улучшают.

Лаборатория ученых была значительным местом. Конечно, у них было мало оружия, но вот костюмов разной защиты — предостаточно. Установив в свой костюм новые фильтры и замкнутую систему регулировки дыхания, почувствовал себя счастливым. Теперь как в скафандре. Если честно, то, решив воспользоваться «шарой», прокачал весь костюм. Дополнительные слоты под артефакты, пси-защита, улучшение против аномальной активности. И самое главное — прототип новых сервомоторов. Экзоскелеты изготавливаются за территорией Украины. В них множество недостатков. Одним из главных считается замедленная реакция сервоприводов. Например, в первых моделях нельзя было быстро бегать. Просто костюм, не мог адекватно распределять импульсы по «искусственным мышцам». В более поздних версиях эту недоработку устранили, но скорость реакции всеравно оставляла желать лучшего. Были, конечно, попытки создать «универсальные» костюмы. Мой, кстати, относиться к такому типу. Прекрасная защита от аномальной активности и от механического воздействия. Но вот движения получались угловатыми и карикатурными. Правда, это мешало лишь в рукопашной.

Были еще, так называемые «боевые экзо». Эти костюмы отличались меньшей «аномалиостойкостью». Броня была облегчена. Защита от механического воздействия та же, что и на универсалах. Но вот настоящий шедевр — сервоприводы. Идеально реагирующие на любое движение внутри костюма. Это позволило создать лучший костюм для битвы. Скорость передвижения в экзо зависели именно от скорости того, кто в него одет, но вот сила вырастала на порядок. К этому необходимо было привыкнуть. Слышал историю, как сталкер на спор демонстрировал акробатические элементы в таком костюме. Отрицательный момент заключался в том, что при превышении 50 кг носимого веса костюм превращался в обычный, не бегающий и заторможенный вариант.

А ученые провели мне настройку сервоприводов и теперь, с уверенностью скажу, что я обладатель единственного, в своем роде, бегающего и идеально движущегося «универсального» экзоскелета.

Вояка заменил свой потрепанный бронник на костюм «Сева» — лучший костюм для странствия по Зоне. Не принимая в расчет, конечно монстров. Правда, те же научники презентовали Вояке новую модернизацию костюма. Жесткие броневые пластины заменены специальным гелем, который гораздо лучше теперь защищает от пулевых опасностей, но вот на разрыв он не очень. Пуля, проникая сквозь верхний слой тонкой брони останавливается гелем. Поврежденные участки закрываются тем же гелем. Из-за этого нет прорех брони. Правда это чревато тем, что при широком повреждении внешнего слоя гель просто выльется на землю. Вояка недовольно пробурчал, что можно установить множество секций, в которых будет находится этот гель. Вот ради такого шока, который был заметен на лицах ученых, стоило притащиться сюда. Вояка же добил их еще одной мыслью — кусочки жесткой брони с закругленными краями, чтоб не резать сектора, в геле. На порядок повысит стойкость от разрыва. Надо ли говорить, что мы задержались еще на день?

Дело дрянь. Я вновь в плену. Из-за спины сталкера вышло еще двое. Их оружие черными зрачками уставилось на меня. Незавидная ситуация. А я еще и лежу на спине. Тааак. Правую руку осторожно под себя. Согнуть правую ногу. Теперь

— Лежи и не рыпайся, сталкер. — мрачно передернул затвор первый. Буду называть их так.

Ага. Не рыпайся. Если сразу не пальнули, то есть шанс уйти. Экзо штука надежная. Теперь согнуть ногу. Рукой перевести усилие сервомышц на максимум (откуда я это знаю?) и резкий прыжок с положения лежа головой вперед. Мда. Троица заливается смехом. А ведь нужно было посмотреть, нет ли сзади чего. Бетонная труба пресекла попытку побега. А с расстроенными сервоприводами одной ноги далеко не убежишь.

— Да ладно Барс. Не рыпайся. Мы «Долг», ничего не имеем против тебя. И вообще — пришел бы к нам. Зону нужно искоренить! — заговорил первый, опуская оружие.

— Да ты и правда барс. Вон как сиганул. — Засмеялся второй.

Фух. Неужели пронесло.

— Гады вы. Пугаете честных сталкеров — сказал я, пытаясь отладить капризный механизм приводов на ноге. Ничего не получалось. Я даже не знал, что и где нужно делать. Судя по всему, мое тело знает гораздо больше, чем мозг. Доверившись рефлексам, смотрел, как долговцы, заняв круговую оборону, краем глаза наблюдают за моими манипуляциями. Спустя еще мгновение, щиток клацнул, стал на место и я, с опаской, поднялся на ноги. Все было замечательно.

— Ну все ребят. Я тогда пошел, — и развернувшись зашагал прочь.

— Стой Барс. Подожди. Вот, держи — протянул первый мне подствольник. — Ты заработал. И вообще. Идем с нами до базы. И тебе лучше и мы рады. Да ребята?

Я взял протянутый мне подствольник и радостно пристегнул его к АК. Вот теперь полный комплект. А насчет Долга — почему бы и не пойти. Ребята вроде нормальные. А мне всеравно куда идти.

— Идем. Я Барс. Приятно познакомиться.

— Андрей. А это Пыль и Консерва — ребята приветливо махнули руками. У меня в голове крутилось — Андрей, Андрей. Зона дает человеку новое имя. И очень мало кто остается со своим. Андрей. Андрей?

— Неужели я беседую с самим создателем Долга? — скромно потупив глазки и ковыряя землю носком ботинка спросил я.

— Пошли уже, Барс, — засмеялся лидер «Долга» и резво двинулся вперед, посматривая на свой ДА. А я зауважал этого человека еще больше. Не сидит на базе, а ходит по Зоне всего с двумя парнями. Лучшими, наверное, но всеже. Глупость или храбрость?

Ночь застала нас невдалеке от свалки. Мы остановились возле одного из безмолвных памятников Зоны — ржавого автобуса. Разведя костер, уселись полукругом. Пыль бодро передернул затвор и отправился в свое импровизированное гнездо. Вообще, как я заметил, это прекрасно спаянная тройка. Они понимали друг друга без слов, и каждое действие было «насыщенно жизнью». Если вам это ничего не говорит, то объясняю — человек может стать мастером, достигнуть высот в чем-то. Хороший художник, писатель или повар. Но когда его «творения» насыщенны жизнью, когда он вкладывает в них душу, тогда он даже не мастер. Он несоразмеримо выше, потому, что он живет этим. Он делает это не для других, а для себя. И делает это совершенно. Это переход обычного мастерства в подразделение Искусства. И вот эти ребята были такими в своей области. Андрей — лидер, командир. Его Искусство заставляет людей верить ему и идти за ним. Пыль — лучший разведчик и снайпер, какого я мог знать. Я не видел ни одного его выстрела, но только то, как он ходит, то, как держит оружие, как дышит и говорит, ясно показывают его умение. Даже его прозвище соответствует ему. Пыль. Она везде. Мы не замечаем, когда ее мало. И мы не можем от нее избавиться.

А третий боец «Долга» — явный штурмовик. И не сомневаюсь, что он один из лучших в своем роде. Ствол его штурмовой винтовки всегда выплевывает ровно столько патронов, сколько нужно, для отнятия жизни. Консервирует навсегда. Мда. Хорошая же здесь собралась компания.

Консерва уселся у костра. Его любимый автомат лежал на коленях. Он задумчиво перекатывал патроны по руке. Андрей уселся напротив меня и снял шлем. Ему было где-то лет до сорока. Он протянул мне сигарету. Я слышал, что члены группировки «Долг» соблюдают суровую дисциплину. Но, судя по всему, это не настолько жестко. Или просто «верхушка» сама себе хозяин. Сняв шлем, взял сигарету. Покрутил ее немного в руках и вернул Андрею. Заметив его задумчивый взгляд, устремленный на мое лицо.

— Что такое? Глаз вытекает? — шутливо пробормотал я.

— Да нет. Просто по виду тебе лет 20–25. Но вот эта татуировка на щеке. Помню, когда только пришел сюда, слышал рассказ о молодом парне с татуировкой снежного барса на щеке. Ты ничего не хочешь рассказать?

Я улыбнулся и смущенно развел руками. Ведь на самом деле не знаю. Нужно будет на базе рассмотреть эту странную татушку. Может там, у барса какие-то лишние детали, что все так внимание обращают.

— Ладно, сталкер. Ты показал себя хорошим воином. Мы будем рады видеть тебя в наших рядах.

— Спасибо, конечно, но я пока не буду спешить.

— Дело твое. Сегодня спи. Ты новый человек. Стражу тебе я не доверю.

— С удовольствием — сказал я, растянувшись на земле. Шлем я уже надел. Зона все-таки.

Мы с Вояка уверенно шли впереди. Я, время от времени, совершал какие-нибудь безумные вещи, привыкая к новым возможностям экзоскелета. Теперь мне казалось, что я одет в обычный костюм. Очень легкий и очень удобный. Берегитесь все, кто станет на пути! Эхо идет. Вот так вот. Вояка сквозь усы смеялся над моим ребячеством, но сам время от времени поглаживал гладкую ткань рукава. Аня, Сергей и Пол осторожно шли сзади, каждый раз, с восторгом воспринимая любую аномалию. Они были одеты в одинаковые костюмы зеленого цвета, прекрасно защищавшие от внешнего мира. Аня, как оказалось, не раз выходила в Зону. Оно прекрасно управлялась с гаус-винтовкой, и я преисполнился к ней уважением. Правда со мной она не говорила. Демонстративно. Сергей и Пол были вооружены какими-то устаревшими автоматическими пистолетами. Проку от них не было. Нужен еще хотя бы один, кто сможет отбить атаку психов из «Монолита». Путь предстоял неблизкий. Монотонное следование в обход аномалий уже настолько приелось, что даже не хочется об этом говорить. Допустим, обычный человек не запоминает, сколько травинок он переступил или сколько листьев пронес шалопай — ветер переел его лицом. Вот и нам, опытным путешественникам, уже давно приелись разнообразные ловушки. Правда, это не мешало быть осторожными.

Степь, погруженная в свое серое безразличие, равнодушно следила за группой людей, входящими в лес. Рыжий лес. Ничто не могло поколебать ее спокойствие. И все с тем же безразличием она безмолвно наблюдала как в самом ее сердце раскрылся холм и из него появилось создание, которого раньше не видел никто. Огласив свою родину трубным ревом, создание кинулось по следам недавно прошедших.

С ребятами из «Долга» я расстался утром. Приятное общение с ними подняло мое настроение на недосягаемую высоту. В голове крутился веселый мотивчик, а ноги исправно несли вперед. Куда я иду, я не знал. Просто шел. Размышляя о сущности бытия и превратности шаловливой судьбы, лишившей меня памяти…

Вы поверили что я об этом думал? Ха! Как бы не так! И шел я не куда нибудь, а воооон туда — к восходящему солнцу. Царившее в Зоне затишье необъяснимым образом действовало на меня. Причудливое небо, сверкающее всеми цветами радуги манило и успокаивало. Прекрасное проявление Зоны. Умиротворяющее и безумно опасное. Но именно в этом и было спрятано ее совершенство. Я знаю много людей, которые хотят выбраться отсюда. Но не знаю ни одного, который побывав здесь однажды, не стремиться попасть сюда опять. Даже военные, которым не суждено понять весь шарм и безумное очарование Зоны, несмотря на весь свой страх, и постоянное напряжение, стремятся вернуться сюда. Многие могут недоумевать и высмеивать мои мировоззрения. Может быть. Но мне кажется, что я уже давно часть Зоны. И она часть меня. Я хочу ее уничтожить. И хочу ее спасти. Я хочу предотвратить ее расширение и при этом — хочу, чтоб ее было больше. Не хочу каждый день ложиться спать с оружием в руках и… умру, если у меня отнимут Зону. Со всеми ее страхами. Со всеми аномалиями и мутантами. Ведь именно в моменты, когда твоя жизнь висит на волоске, ты ощущаешь ее настоящий вкус. Может я маньяк, стремящийся к убийству. Может я ребенок, наконец — то получивший свой долгожданный мир, где можно жить не так, как все. А может, просто…

Просто хочу жить. Не выживать, влача свое существование в окружении постоянных сплетен и политических распрей. Не смотреть на субъектов, которые живут лишь для удовлетворения собственных желаний. Не ждать видеть краха дружбы в угоду деньгам. Не слышать о фальшивой любви таких же фальшивых дам. Не закрывать глаза на происходящее и терпеливо ждать «хороших времен». Не бояться во время боя, что тот, кто хотел убить тебя, умрет, а ты будешь расплачиваться. Не видеть слез расстроенного сына, который хотел тебя увидеть, а ты опять пропал на работе…

А здесь я живу. Убиваю, выживаю. Воюю. Ищу еду и артефакты. Зарабатываю деньги, чтоб вложить их в новое оружие, броню или аптечку. Чтоб вновь окунуться в водоворот сражения и… жизни. Где каждый живет. Живет так, как может. И именно здесь проявляется внутренний мир человека. Кто был сволочью, так он и остался ей. А остальные становятся другими.

Очарованный окружающим, монотонно расстрелял слепую собаку, метнувшуюся из-за поваленного дерева. С той же неспешностью насадил на нож вынырнувшего зомби и короткой очередью отогнал стаю крыс от обезображенного тела, лежащего в кустах. А ноги все несли меня вперед…

Деревья молчаливыми великанами возвышались вокруг нас. Прибор ночного видения ужасно фонил и черточки помех мешали сосредоточится. Поэтому многострадальные фонари вновь уверенно несли свою службу. Пять кругов света, всеми своими силами пытались разогнать окружившую нас мглу. Страх охватил троих наших путников. Мы с Воякой понимающе переглянулись. Лес пугал. С его постоянным шумом, поскрипыванием. Иногда — нереальной тишиной. Далекий смех причудливых существ, измененных мутацией. Ужасный рык ледянящий кровь. И огромное количество аномалий. Мы медленно двигались вперед. ДА не замолкал ни на минуту. Вдруг, багряная стена пламени взметнулась к самым кронам, и это как бы послужило знаком тому, кто скрывался в этом лесу. Стая собак кинулась нам на встречу. Гулко захлопал мой обрез, и парочка тварей, отброшенная на своих сородичей, замерла навсегда. Но потеря двух тварей не остановит прожорливых псин. Крик, раздавшийся сзади, и беспорядочная стрельба убедила меня в том, что наши путники были совсем неподготовленны для этого путешествия. Отступаю назад, моя спина уперлась в стену. Винтовка яростно выплевывала патроны. Хлопающие звуки пуль, разрывающих живую плоть, слились в один монотонный шум. Четверо путников, прислонившихся спинами к огромному камню, сиротливо стоящему у самой опушки маленькой поляны, озарялись огнями выстрелов. Но собак в этот раз было не победить. Вот опустела обойма у Вояки и собака прыгнула, целясь старому солдату в горло. Правда тут же была отброшена мощным ударом приклада. Заменив обойму Вояка расстрелял двух собак, в упор подобравшихся к Анне, героически выпускающей патрон за патроном в шевелящийся ковер в пяти шагах от нас, и выхватив пистолет выстрелил, сбивая пса, прыгнувшего на меня с камня. Коротко кивнув, выстрелил из подствольника и яркая вспышка разорвавшаяся среди стаи дала нам минутку на отдых.

— На камень — выкрикнул Вояка, подсаживая дочь.

— Понял — сказал я, и опустившись на колено вновь начал поливать огнем несущихся на нас тварей. Спустя мгновение, звук стреляющего оружия прекратился. В отчаянии бросив оружие на землю нагнулся к Полу, чьи походы по Зоне были уже окончены. Его оружие было менее убойным, чем моя винтовка, но оно отличалось большей скорострельностью. Один пес, прорвавшись сквозь концентрированный огонь четырех стволов, вцепился в мою ногу. Ударом ножа, я обезглавил своего врага. И тут же выпрыгнул вверх, спасаясь от еще двух диких созданий. Но не суждено мне было сейчас оказаться на земле. Сильные руки подхватили меня под мышки и затянули на камень. С благодарностью взглянул я на Вояку. Но опасность не отступала. Мы оказались на небольшом островке, окруженном бушующим морем тварей. Время от времени, одна из них пыталась добраться до нас, но тут же отлетала, остановленная метким выстрелом.

— Проверьте патроны — сказал я, грустно наблюдая за собаками. Навскидку, здесь уже полегло около пятидесяти псов. Но еще сотни три бегало вокруг нашего убежища.

— Рожок к АК и две обоймы к берете. — разочарованно произнес Вояка. Анна с Сергеем развели руками, показывая, что у них вообще пусто.

— Никогда не видела такого количества этих тварей вместе — задумчиво произнесла Аня, поворачиваясь к отцу.

— Я тоже. Видно что-то их объединило. И мне не очень хочется узнать, что именно это было, — задумчиво проворчал Вояка.

Я медленно шел вперед. На перевернутом экскаваторе устроили себе лежбище несколько мародеров. Дорога, змеей вьющаяся перед ними, находилась в небольшом овраге. Это было удобное место для засады. Опустившись в высокую, жесткую траву, приник к окуляру прицела. Восемь «хантеров» на этой стороне и пять на той. Мародеры у ковша не подозревали, что за их спинами уже не так безопасно, как раньше. И вот вновь я поражен их беспечностью. Все взгляды были сосредоточены на дороге. Переведя на нее взгляд, увидел четырех представителей «Свободы». Они расслабленно шил по дороге. Судя по всему, ребятам придется не легко. Их просто нашпигуют свинцом перекрестным огнем. А свободовцы — хорошие ребята. Их основным стремлением есть то, что они хотят оставить Зону такой, какая она есть. Хоть и воюют за это с «Долгом». Так что мои симпатии были полностью на стороне спокойно шагающих в ловушку. Закинув АК за спину, я вытащил из ножен клинки. Теперь им придется взяться за работу…

Мы с ребятами спокойно шли на точку. Сева как раз рассказывал смешной анекдот. Вдруг, я споткнулся обо что-то. Наклонив голову, увидел, что это обычный корень растения. Но вдруг прозвучал хлесткий выстрел, и Пух упал на землю. Нас ждали. Вжавшись в землю, открыл огонь по атакующим. Гулко бухнул гранатомет Севы, стрелявшего с колена. В воздух подлетели части тел нападавших. Я одобрительно крякнул, но тут же, тело напарника, точным выстрелом, было откинуто назад. Перекатившись вправо, очередью срезал высунувшегося мародера. Быстро юркнув за ржавую гусеницу, прикинул — слева от дороги положили всех. В большей мере благодаря покойному Севке. Пух тоже убит. А вот что с новеньким, мне так и не ясно. Грохот выстрелов о мое укрытие заставил меня вжаться землю. Вдруг, один за другим автоматы начали замолкать.

— Командир! Выходи, — услышал я голос нашего новенького.

— А не пошел бы ты!! — яростно выкрикнул в ответ

Раздавшийся хохот лишь подтвердил мою догадку. Новенький оказался обычным предателем.

— Ну — ну! Сокол, не бушуй! Мы тебя мочить то и не хотели! А то как же — убить создателя «Свободы», который вышел на прогулку с молодым персоналом. Как говориться, мир показать. Ты знал о превратностях судьбы в Зоне.

Чертыхнувшись про себя в который раз подумал, что опрометчиво было так отправиться в «прогулку». Хотя что теперь горевать! Был уверен в себе. Ведь это наша территория. И вот тебе и на — недалеко от базы нас глушат мародеры. Как щенков!

— Командир! Выходи! Нас здесь еще семеро. Тебе всех не убрать.

Не оставляя без ответа столь наглое обращение, я выпустил очередь в бандитов. Как говориться, удача причудлива. Шальная пуля вошла точно в глаз предателю. Он кулем упал на землю, заставив остальных вновь нырнуть за укрытия.

— Ну теперь парни — валим его, — прокричал кто-то из атакующих. Я довольно усмехнулся и передернул затвор. Вдруг раздался пронзительный крик убиваемого. Беспорядочные очереди зазвучали у экскаватора. «Может это кровососы» подумал я и крепче сжал винтовку. Оружие бандитов замолкало одно за другим. Решив увидеть, что там утраивает такой переполох, замер. В живых оставалось три бандита. К ним прыжками приближался сталкер в экзоскелете. В его руках, обратным хватом, покоились длинные ножи. Он кувыркнулся к ногам ближайшего противника, и всадил оба клинка в живот мародера. Не прекращая движения, прыгнул вправо, прячась за массивным ковшом экскаватора. Пули бессильно сорвали свою жесткость на металлической поверхности. Двое оставшихся в живых разошлись полукругом, захватывая сталкера в тиски. Вдруг, тень, метнувшаяся из-за ковша, оказалась перед бандитом. Одной рукой сталкер отвел направленное на него оружие, другой, молниеносно выхватил пистолет, и, приставив его к черепу врага, выстрелил. Разлетевшиеся ошметки ошеломили последнего бандита. И это промедление стоило его жизни. Вновь рявкнул выстрел и еще одно обезглавленное тело мешком упало на землю. Я зачарованно смотрел на сталкера. Помахав рукой, он направился в мою сторону.

Около часа мы сидели на камне в окружении сотен собак. Никогда не думал, что страх может так притупиться. Мы с Сергеем развлекались тем, что плевали в окруживших нас. Не скажу, что это было жутко увлекательное занятие, но оно вполне подходило нам. Вояка с дочкой о чем-то тихо беседовали. Объектом же нашего соревнования был избран белый пес. Он каждый раз отчаянно лаял, когда наши плевки достигали цели. Вдруг вся стая замерла. Псы жалостливо поджали хвосты и отошли за камень. Мы, насторожившись, с некоторым страхом ожидая то существо, которое так напугало псов. Тишина, нарушаемая жалостливым поскуливанием, парализовала нас. Деревья зашевелились, и на поляну вышло создание. Не скажу, что оно было противнее чем кровосос, но вот держать дома такую зверушку я бы не хотел. Размером с большого носорога, с двумя налитыми кровью глазами, опираясь на четыре сильных лапы, оканчивающихся огромными когтями, создание напоминало большую кошку. Кошку без шерсти, все тело которой исходило отвратительными волнами. Казалось, под ее кожей живет множество других созданий. Длинный лысый хвост метался из стороны в сторону, а отвратительные провалы на месте ушей напоминали рваные раны. Эта тварь издала пронзительный рык и в два прыжка достигла нашего убежища. Ударом лапы оно оторвала руку Сергею и мощные челюсти сомкнулись на его шее. Поборов странное оцепенение, я с трудом, поднял оружие. Мое тело не повиновалось мне. Краем глаза, я увидел, что и Вояка с Анной застыли без движения. Рука старого воина судорожно дергалась на рукояти автомата. Судя по всему, тварь обладала способностями, подобными контролеру. Она медленно обернулась к нам. В ее взгляде не было ничего хорошего. Неспешно постукивая по спине хвостом, она направилась к Вояке. Ужасная пасть распахнулась. Капелька слюны медленно упала на шлем моего друга. Тварь, наклонив голову и радостно урча, несильно, толкнула его лапой. Вояка, подобно восковой фигуре упал на камень. Создание, довольно зарычав, наклонилась над его ногой…

Довольно улыбнувшись, пожал протянутую руку. Выживший чем-то совершенно неуловимым напоминал Андрея. Возможно это уверенность, с которой держался воин. А может, это было что-то, чего никак не описать словами. То — что так прекрасно чувствуют все, безоговорочно вручая свои жизни под командование этого человека. Высокий, с черными длинными волосами, собранными в «конский хвост». Красивое пропорциональное лицо с яркими карими глазами. Его крепкое рукопожатие чувствовалось даже сквозь толстую перчатку. Улыбнувшись мне в ответ, он сказал

— Ну что воин. С меня причитается.

Я медленно снял шлем. С его лица сошла улыбка. В глазах явно читался страх. Рука его потянулась к оружию.

— Барс — медленно выговорил он.

Так кто же я такой!?

Громкий хлопок встревожил существо. Оно, разочарованно рыкнув, посмотрело по сторонам. Далекий выстрел оружия подействовал на нее раздражающе. Она, рыкнув, нервно спрыгнула с камня и, сделав круг по поляны, замерла. Я почувствовал, как нечто, сковавшее меня, постепенно ослабевает. Вскинув оружие, выстрелил. Тварь, сковавшая нас, легко и даже небрежно ушла из под выстрела. Присев на поляне призывно зарычала. Спрыгнув со с камня направился ей на встречу. Тварь припала к земле. Хвост нервно забил о бока.

Дрожащими руками снял шлем. Не знаю, зачем это делал. Может ужасное создание решило просто поиграть со мной? Ветер приятно охватил мою уставшую голову своими ласковыми объятиями, вымывая из нее всю неуверенность и страх…

Эхо развел руки и потянулся. Красивое лицо было сосредоточенным и спокойным. Отложив шлем, сталкер вытащил два ножа, взяв их обратным хватом.

— Кис-кис-кис! У меня есть для тебя корм, правда не думаю, что он тебе понравиться. — Сказал Эхо, наклоняя корпус вперед.

Зарычав, тварь кинулась на парня. Лапы с ужасающими когтями прошли на уровне груди, и лишь на волосок разминувшись с телом сталкера. Он, высоко подпрыгнув, невероятным образом извернулся в воздухе, пропуская под собой страшные удары. Разъяренная тварь, издав негодующий рык, попыталась схватить парня в воздухе. Но нож в руке сталкера прочертил глубокую борозду на морде создания. Приземлившись, парень подкатился под передние лапы этого кошкоподобного и ударил. Тут же сильнейший толчок отбросил его к дальним деревьям. Раненая тварь отчаянно зарычала, держа на весу переднюю лапу с перерезанными сухожильями. Вновь оттолкнувшись, она прыгнула на сталкера. Эхо, в последний момент выскользнув из под страшных когтей, юлой закрутился на месте, нанося мутанту длинные, болезненные порезы. Затем, сместившись в бок, сталкер воткнул нож у уха твари по самую рукоять, и скользнул ей под ноги. Оружие прочертило глубокую кровавую рану на ужасном теле монстра. Эхо, выскочил с другой стороны, выбросил ногу. Зарычали сервоприводы экзоскелета, усиливая и без того мощный удар. Звучно хрустнули ребра, и тварь припала к земле. Не останавливаясь Эхо достал пистолет и четыре быстрых выстрела слились в один. Тело создания дернулось. Пули вошли глубоко в тело и точно задели что-то жизненно важное. Но это животное не может быть убито так легко. Тяжелая лапа вновь попыталась достать ловкого человека. Эхо выстрелил, вгоняя остатки обоймы прямо в оскаленную морду. Тварь замедлила свои движения и опять огласила окрестности негодующим рыком. Отбросив пустой пистолет, сталкер вновь поднял нож.

— Пора тебя избавить от потомства — прошептал Эхо, пропустив над головой очередной удар лапой, вонзил ножи в подмышечную впадину монстра. Создание, не удержавшись на лапах, упало. Сильный удар кулака опустился на череп мутанта. Раз за разом бронированный кулак, подобно кувалде, опускался на череп твари. С противным хрустом череп лопнул. Эхо быстро вонзил клинок в открывшийся пролом и тут же был вновь отброшен к деревьям. Тварь, рыча от боли, металась по поляне. Но спустя мгновение она замерла. Взгляд ее сосредоточился на сталкере. Из ее горла вырвался тихий «муррр» и создание упало. Оцепенение скинуло свои путы. Вояка, резко дернув стволом, очередью разрывая замерших собак на куски. Собаки, молчаливо наблюдавшие за подобным, действом с визгом разбежались по лесу. Эхо устало привалился к стволу дерева и закрыл глаза.

— Ты чего? Спросил я, наблюдая за стволом пистолета, направленным мне в голову.

— Стоять! Не двигаться. Зачем я тебе нужен! Говори! — прорычал свободовец. Палец на курке предательски подергивался.

— Да не нужен ты мне. — Сказал я прежде, чем осознал двумысленность этих слов.

Казалось, мир устал и решил немного отдохнуть. Серый свет, проникающий сквозь толстую пелену облаков, приобрел еще более пугающий оттенок. Легкий шелест пожухлых листьев, перебираемых усталым ветерком, превратился в протяжный звон. Все остальные звуки замерли. Все движения остыли. Казалось, кто-то, своей силой, невозможной даже для осознания простого обывателя, заморозил мир. Пожухлые краски окружающего. Темный свет. Пронзительный звон. И… палец, лежащий на спусковом крючке. Медленно его нажимающий.

Какой скорости может достичь человек? Мы сами этого не знаем. Иногда, молодая мать, спасая своего ребенка, поднимает машину, опровергая все существующие законы физики. Иногда, человек с разорванным горлом, зная, что от него зависит жизнь других, продолжает жить и бороться, несмотря ни на что. Иногда, человек встает на ноги, опровергнув все уверения врачей, что позвоночник не срастется. Таких иногда может быть много. Сейчас многие говорят о скрытых резервах. Многие учатся владеть своей внутренней энергией. Но суть не в этом. Когда у тебя есть цель, которую ты мечтаешь достичь всей душой, то — у тебя получиться сделать это. Вот и я сейчас очень хотел жить.

Тело, среагировав на сигнал мозга расслабило ноги. Торс просто провалился вниз. Пуля, выпущенная со столь близкого расстояние, прошла в миллиметре над макушкой. Из сидячего положения, подшагнув к противнику, подобно взведенной пружине — распрямился, вбрасывая в удар всю энергию. Мощнейший апперкот оторвал cвободовца от земли и далеко отбросил от меня. Хриплое дыхание загнанного волка со свистом вырывалось из моего горла…

С трудом открыв глаза, попытался пошевелиться. Тело нещадно болело. Особенно в районе груди. Осторожно приподняв футболку, полюбовался огромным синяком. Но, несмотря на это, самочувствие было достаточно хорошим. Оглядевшись, понял, что кровать на которой я лежал, находиться в маленькой комнатушке с унылыми серыми стенами. Возле кровати были свалены мои вещи. Неспешно одевшись, передернув затвор пистолета, вышел в коридор. Заложенные кирпичом окна, по левую руку навевали мысли о тюрьме. По правую руку сияли зловещими провалами дверные проемы. Тьма внутри не давала расслабиться, и я поспешил вперед. Спустя мгновение до моего слуха донеслись звучных хохот и мелодичные переливы гитары. Остановившись напротив двери не смог сдержать улыбку.

«Берегите труп уборщицы» гласила табличка, исправленная чьей-то старательной рукой.

Толкнув дверь, я оказался в небольшой комнате. На двух кроватях у окна было сложено разнообразное вооружения. Все такие же заложенные окна разрисованы яркой зеленой краской. Рисунки изображали лес и поляну. И зеленое солнце над ними. Вояка с Анной и еще двое мужчин сидели на стульях вокруг металлической бочки из которой вырывалось спокойные языки пламени.

— О! встал мой хороший, — сказал один из сидевших. С удивлением я смотрел на Часовщика. Он был одним из самых первых сталкеров. И первым моим другом здесь. Именно благодаря его помощи мне удалось прожить до тех пор, пока я не научился выживать самостоятельно.

— Часовщик! — Выдохнул я радостно и сжал его в объятиях.

— Ну-ну! Малыш! Тише! Раздавишь старика — проворчал он, но его глаза светились радостью.

— Как ты здесь? Я думал, что ты умер!

— Да нет. Все хорошо. Но пришлось повозиться. А мы тут с Воякой анекдоты рассказываем. — С улыбкой сказал Часовщик.

— И теперь они идут с нами. — Робко добавила Анна. После той бойни в лесу она растеряла большую часть своего гонора и уверенности. Но чарующие глаза еще не утратили свой блеск и, поневоле, восхищение вновь затопило мою душу.

— Ну вы хоть познакомьте с парнишкой. Ато прям неудобно! — раздался хриплый голос еще одного сталкера.

Крепкая ладонь сильно сдавила мою руку. Пронзительные карие глаза смотрели с насмешкой и печалью.

— Такой молодой — грустно проговорил он — я Лис. Очень приятно.

— Эхо — автоматически представился я. А в голове крутилось имя. Лис. Лис. Лис!!! — Это ты лучший проводник Зоны?

— Да…

Приподнявшись на локте, свободовец смотрел на фигуру, склонившуюся над пламенем костра. Как они попали сюда, он не помнил. Холодный пол, покрытый грязной плиткой, местами разбитой на куски. Но каждый кусочек еще крепко сидит на своем месте. Как и в жизни. Разбивается мир, но это влияет не на всех. Даже когда отдельный кусочек покидает свое место, то под ним остается молчаливый бетон, несущий в себе сам силуэт осколка. Его суть. А значит и его смысл. Поднявшись на ноги, автоматически скользнул рукой по кобуре. Пистолет был на месте. С трудом поднявшись, направился к костру.

— Ну и? Не изволишь ли объясниться? — сказал сталкер, медленно вороша прогоревшие поленья автоматным дулом.

— Когда мы с другом служили, то побывали во всех горячих точках — начал я. Затем замолчав посмотрел на молодого паренька. Эх! Почему же память так изменчива! — К нам пришел один человек. Он рассказал нам о Зоне. О том, что ей нужны люди.

— Дай угадаю — вы стремглав примчались сюда? Видно сильно вас пришибло! — засмеялся сталкер

— Ты даже не представляешь насколько! Я был командиром звена оперативного реагирования. Мой зам был моим лучшим другом. Вот именно нам и рассказали о Зоне. А когда сложились некие обстоятельства — пришлось идти сюда — улыбнулся я в ответ.

— Тоесть так. И? При чем тут я?

— У того человека была татуировка. Такая же как и твоя.

Я замолчал. Треск сгораемых дров действовал успокаивающе. Затянувшееся молчание прервал сталкер.

— Меня зовут Барс. Не изысканно, зато заметно — с этими словами он протянул мне руку.

— Михаил. Сокол. — представился я. — Лидер и создатель группировки «свобода».

— А я здесь на днях с создателем «Долга» общался. Теперь и ты. Скоро ко мне Монолит в гости прейдет. Кстати, а вы случайно не знакомы с Андреем. Ну не на почве боевых действий?

— Вот он и был моим лучшим другом. Да и есть до сих пор. — Задумчиво сказал я.

— Объяснишь?

— Легко — я уселся поудобней. — Когда мы пришли сюда, то осознали, что вдвоем нам не выжить. Мы начали создавать свою группировку. Потери были чудовищны. Ведь тогда не было ни ДА, ни КПД. Связь осуществлялась посредством обычных челноков, передающих сообщения. Зона была молодой и нестабильной. Правда в ней и сейчас нет стабильности, но тогда мы просто не знали, что делать. Смерть повсюду. Мы умирали пачками. Это была не жизнь, а существование. Но спустя некоторое время, под нашим руководством скопилось достаточное количество людей. И произошел раскол. Наши с Андреем взгляды кардинально отличались. Вот, коротко говоря и все. Получились Долг и Свобода. И люди разделились.

— Ну, допустим, основную суть я уловил. Правда здесь не все, но общая суть ясна. — сказал Барс, и встал на ноги. — Если у тебя нет уже ко мне никаких вопросов, я пошел.

— Стой парень! Не знаю, кто ты, но судя по тому как ты покрошил тех чудиков, напавших на меня, тебя нужно держаться нас. Мы не хотим уничтожать Зону. Мы хотим жить с ней! Ведь должно же быть такое место, где ты можешь быть свободным! — горячо сказал я.

Его сузившиеся зрачки и выступившие скулы заставили меня пожалеть о столь опрометчивой попытке завербовать бойца. Вновь заныла челюсть…

Его слова, казалось прожгли во мне черную дыру, которая расширяясь заполнила все мое сознание. Что-то подобное я испытывал и раньше, но сейчас я наблюдал это как бы со стороны. На мгновение мое тело замерло. Сознание привычно попыталось «уснуть в глубинах мозга». Но я не хотел спать! С трудом прорываясь сквозь темную пелену, я рвался назад. Адская боль раз за разом пронзала мое сознание, но я стремился вернуться. «Ты хочешь это видеть? Что ж. Будет интересно»

Мое сознание разделилось. Какая-то часть по прежнему управляла телом, а остальная, как будто просто была рядом. Я не мог ничего сделать, но я все видел и слышал. Моя рука схватила Михаила за горло и легко оторвала его от земли. Затрещал сдавливаемый воротник из «не сдавливаемого метала». Руки Михаила безвольно повисли вдоль туловища. Вдруг я услышал свой голос — свобода? Что такое свобода? Ты ли можешь ее предложить? Свобода — это возможность убивать всех, кто не в твоей группировке? Неееет! И ты сам это знаешь! Ваши паршивые лозунги, направленные на привлечение новичков! Будь свободен. Помоги Зоне! ВЫ! Именно вы устроили это все! Ты и Андрей. Что Долг, что Свобода! Прибежище для отчаявшихся! И те и другие управляются одинаково. И те и другие живут одинаково и так же ненавидят друг друга! И никто из нижнего звена даже не задумывается почему их коммандеры не уничтожают друг друга? Да — гибнет множество бойцов с обеих сторон. Но почему никогда не убивают командиров? Разведка, охрана? Нет! Никто не задумывается, что каждая битва, каждый бой, каждая потеря, просчитывается их любимыми начальниками. Обговаривается каждая деталь будущего боя. Андрей всегда в курсе, сколько и куда пошлет людей его лучший друг. А Михаил знает — будут ли его люди уничтожены или нет. И вы играете свою партию стравливая людей между собой. Даруя им цель, к которой они будут идти, но никогда не смогут дойти. У каждого из вас есть свои верные псы, посвященные в эти вопросы. И у каждого есть свои тайны, которые он ревниво оберегает. — Моя рука откинула тело Сокола. Он медленно сел и потер горло.

— Но ведь мы даем им надежду. Мы даем им возможность выжить. Действовать как воин. Жить в семье. И бороться за те идеалы, которые ближе именно ему. — тихо проговорил Михаил.

— Я знаю. Именно поэтому ты еще жив. И именно тебе досталась эта трудная ноша — играть жизнями людей как куклами, направляя их на верную смерть. И именно вы с Андреем — единственные, кто сможет это делать, не став при этом настоящим монстром. Ведь вам сняться кошмары. — Мой голос был таким чужим и властным. И при этом в нем чувствовалась такая горечь, которую может испытывать лишь человек в момент полной безнадежности. — Ведь вы все еще люди. Настоящие люди. И мне нужна ваша помощь.

— Что нужно сделать?

Обходя обширные «поля аномалий» мы уверенно шли вперед. Наш, порядком увеличившийся отряд был четко сосредоточен на цели. К ЧАЭС мы собирались дойти к вечеру. А что делать дальше — вопрос времени. Мутное пятно города уже давно стояло в сознании. Мрачные пятиэтажки. Узкие улицы. Пронзительный свист ветра и давящие ощущение безысходности. И сама ЧАЭС. Такая страшная. Беспощадная. Которая по праву считается самым центром Зоны. Ее сердцем и ее душой. Но такая манящая.

Не знаю ни одного сталкера, которой не стремился бы добраться сюда. Несмотря на радиацию. Ужасные аномалии, концентрация которых здесь возрастает. Несмотря на фанатиков, чей мозг выжжен Монолитом, уничтожающих каждого, кто пытается попасть к их «божеству». Сюда стремятся. Сюда идут. Несмотря на то, что лишь единицы возвращаются. Несмотря на заверения этих самых выживших. Но о чем говорит мне? Самому уже трижды побывавшему в ЧАЭС. Успевшему прикоснутся к величайшей тайне Зоны. Или величайшему розыгрышу. Но кто бы что не говорил, лишь прикоснувшись ощущаешь это — ЧАЭС дышит. Теплый бетон ее огромного чрева равномерно подрагивает в такт биению человеческого сердца. Скептики часами говорят о «тектонических сдвигах и вибрационном коэффициенте». Но ничто не сможет поколебать вашу уверенность, когда вы просто прикоснетесь к шершавой бетонной стене. Как спящий, сытый зверь, она спокойно восседает на своем месте. А просыпаясь, широко зевает. И по Зоне идет выброс. Нечто, что не описать языком физики. Нечто, что рушит все, что не принадлежит Зоне. Уничтожает любого, оказавшегося вне пределов надежного убежища. Выброс, наполняющий аномалии новой энергией. Выброс, дающий Зоне новых обитателей. ЧАЭС. Пугающая своим безразличием и манящая своей недоступностью. Говорят, где-то в ее центре скрывается Монолит, по сталкерским легендам выполняющий любое желание. Многие считаю именно его самым сердцем Зоны. И если его уничтожить, то Она исчезнет. А сами фанатики, попавшие под влияние Монолита, называют его инопланетным механизмом и яро поклоняются ему как божеству. Не знаю, что правда, а что ложь. Но доля истинны есть в каждом из сказаний…

— Привет Барс. Вот мы и снова встретились — крепко пожал мне руку Андрей. Консерва и Пыль молча кивнули в ответ на мой мах рукой. Сокол с улыбкой подошел к своему самому ярому противнику. К его врагу и… обнял его. Лучшие друзья встретились. Впервые за последние два года. Нам осталось дождаться еще двух людей Михаила. Тоже посвященных во все тайные хитросплетения «непримиримой войны группировок» они с минуты на минуту должны были появиться. Михаил согласился помочь. Так же как и Андрей. Впервые Долг и Свобода выступали на одной стороне. Впервые они шли против общего врага.

— Ладно ребята. Теперь о главном — сказал я, когда появились последние члены нашей команды. — Мы идем к ЧАЭС.

— Ну это и так понятно. Барс, говори по сути — Михаил подпрыгивал от нетерпения, время от времени передергивая затвор свое штурмовой винтовки. Звенящая тишина воцарилась в бетонном гроте, не раз переживавшем чудовищные по своей силе выбросы.

— Мне нужен Монолит.

Вход. Маленький поселок, в котором раньше в основном жили работники ЧАЭС. Сейчас здесь же не найти разумного человека. Ведь разве можно назвать психов «Монолита» разумными? Неет! Вот они и обосновались здесь. И где-то здесь должна быть их база.

Руки судорожно сжимают рукоять оружия. Глаза шарят по темным оконным проемам. Каждая мышца напряжена. Чувства обострены. Любое постороннее движение срывает бурю. Дома, возвышающиеся по обе стороны неширокой улицы, глядят на нас своими мрачными провалами. Мне они напоминают мертвецов, поставленных в память потомкам. Но в отличие от настоящих мертвых, дома смертельно опасны, ибо таят они внутри необъяснимые вещи. Медленно шагая мы перекрывали обе половины улицы. Мы с Воякой взяли на себя правую сторону. Часовщик с Лисом следили за левой. А Аня просто шла между нами, готовая стрелять куда угодно. И, честно говоря, очень хотелось, чтоб не в нас. Вот, один дом пройден. Улица, пересекающая ту, по которой мы идем, была завалена осколками машин. Массивный остов сгоревшего грузовика так и напрашивался под выстрел. Переглянувшись с Воякой, мы выпустили по гранате из подствольников. Ошметки тел полетевшие в разные стороны, оправдали самые страшные ожидания. Мгновенно опустившись на колено, я вскинул винтовку. Окна соседнего дома расцвели пламенем выстрела. Перекатившись вбок, я выпустил очередь в силуэт, показавшийся на крыше. Тяжелое тело медленно скользнуло вниз и, спустя мгновение ударилось о землю. Сзади загрохотали автоматы Лиса и Часовщика. Но мне сейчас не до них. Еще не время. Сейчас, я перекатываюсь вправо. Боковым зрением вижу Вояку, поливающего огнем подъезд дома напротив. Он что-то кричит мне и я автоматически киваю ему головой. Еще два шага вперед. Стреляю в монолитовца, высунувшегося из окна. Пуля сносит бедолаге пол черепа, вываливая ее содержимое на серый асфальт. Прячемся за укрытие. Теперь резко разворачиваемся и стреляем в сторону, которую «стережет» вторая двойка. Лис, спрятавшись за бордюром, пережидает шквал огня, выпущенный двумя противниками. Гранату им. Тела, нелепо взмахнув руками, устремляются в полет. Вновь заряжаю подствольник. Прыгаю вперед, ныряя за дерево. У ноги звонко стукнулась пуля. В оконном провале я вижу черный противогаз. Не успеваю поднять винтовку. Вдруг противник дергается и опадает вниз. Не обращая внимание, на свое спасение перевожу прицел на соседний проем. Два монолитовца остервенело прижимают огнем Часовщика. Отчаянно огрызаясь из старого доброго калаша, он падает на землю. Мушка прицела совмещается с целью. Давлю на курок. Оружие выплевывает три пули и замолкает. Заклинило. Один из противников медленно заваливается вперед, но второй целиться в Часовщика. Протяжный «баумп» и тело мертвого монолитовца отлетает далеко назад. Гаус-витнтовка в руках Анны вновь издает свой протяжный звук. Оружие, собранное на основе артефактов имеет идеальную точность и сумасшедшую пробивную способность. Но вот перезаряжается оно долго. Дергаю затвор, высвобождая заклинивший патрон. Перезаряжаю. Сверху «накрыло» ощущением опасности. Прыгаю спиной назад, вскидывая оружие. Наискосок выпускаю очередь. Пули разочарованно жужжат в воздухе, и лишь одна входит в ногу противника. Он пытается распрямиться, но выстрел Лиса не дает ему это сделать. Слышу по радио спокойный голос Вояки.

— Вперед через улицу. Здесь нас зажмут.

Поднимаюсь на ноги и зигзагом бегу за Воякой. Его движения плавны и отточены. Именно здесь он в родной стихии. Его АК короткими очередями снимает противников. Рука, скользнув к подсумку, снимает гранату и точно метает ее в оконный проем. Пламя взрыва, выхлестнувшее из разбитого проема выносит оплавленный шлем. Бегу вперед, хаотически сворачивая в стороны. Вдруг что-то сильно толкает в спину. Упав на землю, переворачиваюсь и стреляю в ответ. Противник проворно ныряет за укрытие. Рядом от мощного удара вылетает дверь и показывается монолитовец в экзоскелете, вооруженный крупнокалиберным пулеметом. Я на открытой местности. Все остальные успели пересечь улицу и скрыться за укрытиями. Толстое рыло пулемета медленно движется в мою сторону. Я стреляю, но пули лишь выбивают штукатурку слева от противника. Пустая обойма. Тянусь за новой, понимая, что уже не успеваю. Вдруг противник оседает. Пулемет выпадает из мгновенно ослабевших рук. Заряжаю обойму и стреляю в человека, стремительно несущегося на меня. Он, молнией уходит из под выстрелов и, постучав себя по шлему, снимает монолитовца, появившегося на крыше. Не чувствуя никакого раскаяния поднимаюсь на ноги. Пули стучат по асфальту, оставляя глубокие рваные раны в его сером теле. Слышу голос Вояки.

— Эти — наши.

Не понимая, кто такие наши, смотрю на шесть фигур, уверенно идущих со стороны входа. Две из них, остаются на дальних позициях приникая к окулярам снайперских орудий. Сухо щелкает «Винторез» одного из снайперов и звонко бьет ОЦ-44. Массированный огонь четырех стволов выдвинувшихся вперед, шутя сметает со своего пути членов группировки «Монолит». Весь осмотр занимает секунды, сместившись вправо, ловлю в прицел мелькнувший силуэт. Вновь стреляю…

Такое ощущение, что этот парнишка всерьез вознамерился пришить меня. Вновь стучу по шлему. Он удивленно разводит руками. Вот руку даю на отсечение, что улыбается! За его спиной поднимает оружие монолитовец. Стреляю навскидку. Мой старый добрый АК — 74 выплевывает свинцовый подарок. Падающее тело противника — подтверждение моей правоты. Смотрю на черное жерло винтовки в руках парня, в экзоскелете и понимаю, что уклониться не успеваю. Дуло расцветает огненным цветком. Я недоверчиво смотрю на парня напротив. Промахнуться с такого расстояния невозможно. Он закидывает винтовку за спину и тянет из ножен два клинка. Быстро развернувшись устремляется к последнему дому, где видно сопротивление «Монолита». Обернувшись назад, смотрю на мертвое тело фанатика. Вытаскиваю свои ножи и устремляюсь за сталкером.

Я нырнула за стену. Пули гулко загрохотали, выбивая огромные дыры в кирпичной кладке. Часовщик, замерший рядом, схватился за бок. Вновь зазвучал слитный залп четырех автоматов пришедших нам на помощь. Осторожно выглянув, увидела Эхо, зигзагом несущегося к дому, в котором засели монолитовцы. За ним, след в след бежал сталкер в более легком экзоскелете, раскрашенном в желтые цвета военных сталкеров. В его руках, обратным хватом покоились ножи. Точь в точь так же как и у Эхо. Сталкер, в желтом экзоскелете, кошкой запрыгнул в окно на первом этаже. Эхо, не проявляя чудеса ловкости, саданул тяжелым ботинком в дверь подъезда, срывая ее с петель. За ним скользнули две фигуры, вооруженные штурмовыми винтовками. Но меня насторожило не это. На тех сталкерах были разные нашивки. Один из них принадлежал к Свободе, а другой к Долгу…

Я выстрелил и еще один псих ушел из этой жизни. Не знаю, что их делает такими, но я готов убивать их пачками. Мазнув рукой двум сталкерам, оставшимся на «подстраховке», подозвал их к себе.

— 4,2 — показал я им частоту нашей рации. Кивнув, они переключились. Спустя мгновение я услышал их голоса

— Привет Вояка!

Устало облокотившись о старую лавочку, неизвестно каким чудом сохранившуюся в этом водовороте ответил

— Привет друзья. Как давно я вас не слышал…

Пыль встав на ноги, потянулся. Теперь их помощь не очень нужна. Он с любовью погладил свой «винторез» и обернулся к Чайке. Та разочарованно вытирала свою «ОЦ-44». На моем счету было семеро.

Запрыгнув в окно, походя ударил монолитовца, направившего винтовку, в оконный проем. Бездыханное тело отлетело далеко к стене. Выскочив в коридор, ушел от выстрела в голову. Перекатился под ноги стрелявшему и замахнулся. Но противник упал. Из-за его спины появился сталкер. Его ножи были обагрены в крови. Стукнув два раза по шлему он показал вправо. Согласно кивнув я улыбнулся и крепче сжал клинки. Пригибаясь к земле мы пошли вперед. С удивлением смотрел на парня. Он двигался плавно и равномерно. Он напоминал мне — самого себя. Из двери впереди выскочил автоматчик. Пули свистели по коридору…

Мое нежданный напарник припал к земле. Подобно дикой кошке, он из этого положения прыгнул на стену, и мгновенно оттолкнувшись от нее, обрушился на противника. Отбив предплечьем ствол оружия мгновенно вонзил клинок под мышку противника. Резко развернувшись на пятках, бросил тело под ноги двум монолитовцам, появившимся из того же проема. Я достал пистолет и сделал два быстрых выстрела. Уже три тела замерло на полу. В ответ на недоуменный взгляд своего «напарника» пожал плечами.

Мы с Консервой последовали за Барсом и сталкером. Винтовка нервно подрагивала в руках. На лестнице появилась фигура. Ее тотчас же отбросило две пули. Одна моя, вторая Консервы. Мы уверенно двинулись вверх. Под ногами было скользко от крови. Ребята впереди нас славно поработали. Бездыханные тела валялись в самых разнообразных положениях. Мы шли вверх. Спрятавшись за косяком, выглянул в коридор. Жестом показал Консерве посмотреть. А смотреть было на что. Хаотическое передвижение двух воинов. Таких похожих. Казалось, они танцуют свой танец. Но танец этот не нес добра «монолиту». Вот Барс подсечкой сбивает с ног противника. Еще не успевшее упасть тело пронзают ножи сталкера. Продолжая движение, он кувыркается вперед, ногой сбивая нацеленное на Барса оружие. Тот же из положения сидя кидается вперед, разбрасывая руки в стороны. Клинки, скользнув под шлемы, заставляют еще двух противников уйти из этой жизни. Вот сталкер, поднявшись на ноги, наносит мощный удар в колено противника. Его нога, пройдя сквозь хлипкую «телесную преграду» обратным махом бьет противника в грудь, заставив того упасть прямо на клинки Барса. Тот, высоко подпрыгнув, коленом проминает грудную клетку противника. Броник не спасает от чудовищного удара. Искореженное тело медленно сползает по стене. Сталкер падает на колено. Неизвестно откуда взявшийся пистолет выплевывает две гильзы. Грохот упавшего тела свидетельствует о его правоте. Противники закончились. Вдруг в конце коридора показывается фигура в экзоскелете с пулеметом. Я вскидываю штурмовую. Краем глаза смотрю на Консерву, чей палец сжался на спусковом крючке. Тело монолитовца затряслось от частых попаданий. Из дверных проемов выкатилось два живых шара. Зрачки пистолетов нацелились на нас. По телу прошла холодная волна. Но это длилось лишь мгновение. Как по волшебству эти двое развернулись и кинулись вперед. Мы с Консервой переглянулись. Не знаю, что чувствовал он, но мне было страшно. Подойдя к телу в экзоскелете я ногой откинул пулемет и замер. Тело пересеченное трассой разрывов винтовочных пуль сиротливо раскинуло руки посреди коридора. Но не это главное. Умерший смотрел на нас сквозящими провалами на месте окуляров шлема.

— Мда. Чувствую себя не у дел. Как ты, Ленин? — спросил Консерва, двигая ногой бездыханное тело.

— В шоке — сказал я, соображая, насколько быстро двигаются эти ребята.

Вояка смотрел на Часовщика, замершего у разведенного костра. Замершего навсегда. Первая потеря. И очень важная. Из здания вышли Эхо и сталкер в желтом экзоскелете. Они оба были заляпаны в крови. Но каждый прямо лучился счастьем. Мягкая походка Эхо изменилась, когда он увидел Часовщика. Подбежав к телу своего первого друга и учителя, он замер. Сняв шлем он замер. Обычно Зона заставляет привыкнуть к смерти. Но не всегда. По щеке сталкера катились слезы.

Михаил задумчиво тер руки, время от времени спрашивая что-то у Барса. Пыль устроившись возле симпатичной голубоглазой девушки, чьи волосы были коротко подстрижены, обсуждал преимущества «Винтореза». У их ног мирно лежало две снайперские винтовки. Честно говоря — не знал, что в «Свободе» есть девушки. Анна о чем-то спорила с Лисом. Консерва и Ленин горячо обсуждали что-то время от времени бросая удивленные взгляды на Эхо. Паренька, так неуловимо напоминающего Барса. Правда когда тот снял шлем воцарилась тишина. Только два женских голоса с придыханием в унисон вымолвили — красивый. И тут же застыдивших своих слов, девушки отвернулись. Вояка протянул Барсу руку. В его глаза читалось нечто, что можно было с натяжкой охарактеризовать как радость. Вот эхо вернулся, неся на плече АК Часовщика. Сев к костру он замер. Ночь вступала в свои права. И страшные тени метались по стенам. Но то напряжение, терзавшее все время, спало. Ведь правда говорят, что ожидание боя страшнее самого боя.

Вдруг Барс вновь сказал:

— Мне нужен Монолит.

Спустя час, мощный маленький отряд направился вглубь поселка. К старой разрушенной гостинице, где находилась «контора» группировки «Монолит». Зачем мы туда идем? Барсу так надо — коротко ответил Вояка.

Парень поражал нас. На его пути пропадали все аномалии. Они, каким-то образом просто расступались перед ним. Раз из тьмы выскочило ужасное создание, именуемое плоть. Существо, мутировавшее из обычной свиньи. И не успев подойти к Анне, оно было разорвано на клочки аномалией «мясорубка», неизвестно как появившейся прямо под ее лапами. Вот впереди показалась гостиница. Табличка на входе гласила — «Место для тех, кому скучно в обычном мире». Знали ли строители, что их лозунг обретет смысл? Или все было, есть и будет подвержено какому-то влиянию. Необычному, невероятному, но до боли реальному. Некоторые называют это — судьба. Некоторые — бред. А иные — хаос. Мысли, чувства, ощущения. Все смешалось, расплылось. Стало серым и загадочным. Серые провалы окон. Черные дверные проемы, подобно рваным ранам на теле жертвы. И ржавые лестницы, подобно костному каркасу, возвышающиеся вокруг. Напряженная, звенящая атмосфера.

— Ип! — Выкрикнул Вояка. Воины скрылись за укрытиями. В ответ раздались запоздалые очереди. Казалось, сама тьма расцветает яркими вспышками, чтоб тут же погаснуть и вновь распуститься прекрасными огнями пламени. 8 человек, отчаянно огрызаясь, продвигались вперед. Хлопнул подствольник Вояки, но граната разорвалась о мешки с песком, не причинив огневой точке никакого вреда. Пулеметчик все так же продолжал поливать смертельным ливнем все вокруг…

Приникнув к окуляру, я замерла. В двадцати шагах от меня лежала Аня. Ее гаусс-винтовка

Настороженно водила хищным рылом. В поисках врага.

— Не волнуйся — шепнула я ей. Успокойся и дыши легче.

— Хорошо Чайка — сказала она, и попыталась выдохнуть. Улыбнувшись про себя, подумала, что когда то сама была такой. Приникла к окуляру своей «ОЦ-44», сделанной на заказ. Принесенной в Зону еще из «того мира». В перекрестье прицела появилась фигура пулеметчика. Освещаемый всполохами оружейного огня он был подобен богу. Что ж. Возьму на себя обязанность стать вершителем судьбы. В плечо мягко толкнула винтовка. Голова пулеметчика бесславно запрокинулась. «Мои слева» вновь подумала я. Перекрестье прицела нашло противника. Выстрел и еще одно тело падает на землю. Этажом ниже хлопал «Винторез» Пыли. Скорострельность его оружия была выше, но вот точностью она заметно уступала моей девочке. Перевожу прицел на следующую цель. Это как компьютерная игра. Навел и плавно жми на курок. Выстрел и тело замедленно падает вниз. Еще один «огненный цветок» закрылся. Справа пронзительно визжа набирала энергию винтовка Анны. Ее пули просто разрывали тела врагов. Это почему-то показалось мне жутко неэстетичным.

Автомат толкнул в плечо. Отдача в костюме была практически неощутима. До входа осталось совсем ничего. Михаил высунувшись из-за укрытия, очередью срезал противника. Темный силуэт на крыше выстрелил. Пули злобно рвали асфальт, вымещая свою злость на человеческом творении. Одна угодила в плечо предводителя «Свободы», кинув его на землю. Пунктиры разрывов приближались к распростертому телу. Звонко застучал АК Вояки обрывая жизнь одного, и даруя ее другому. Как причудлива война. Ты как будто ангел смерти решаешь — кому жить, а кому умирать. Но не все так просто. Ведь кто-то решает и за твою жизнь. Консерва и Ленин, действуя в паре кинулись на прорыв. Прикрывая друг друга автоматным огнем, они миновали открытое пространство и ворвались в здание. Их входу препятствовали два монолитовца. Ленин, первым преодолев разделявшее их расстояние, прикладом ударил в череп одного и двумя короткими выстрелами снял второго. Консерва, походя, добив лежащего, зашел в здание. Теперь пора на прорыв.

Темные прямые коридоры. Тускло мигающие галогенные лампы. Более мешающие, чем освещающие. Лис тихо шел впереди. Ствол автомата яростно рыскал в поисках жертвы. Мы вышли в огромную комнату, заставленную ящиками. Вспыхнул яркий свет, заливая пространство нестерпимым блеском. Ловушка. Весь второй ярус был заполнен вооруженными фанатиками. Наш отряд ощетинился оружием. Я передернул затвор, и прикинул, что если скрыться за ящиками, то можем продержаться. Став спиной друг к другу, мы медленно вращались, проводя стволами по замершим рядам врагов.

— Не стрелять — раздался властный голос, и в круг света ступила высокая фигура. Остро очерченные скулы. Пронзительный взгляд серо-голубых глаз. Снисходительная ухмылка на аристократическом лице. И это предводитель фанатиков. Максим. Или Максимилиан — как они его называют. — Бросить оружие.

Я посмотрел на Барса. Тот, кивнув головой, опустил автомат на землю. Скрипя сердце, положил оружие у своих ног.

— И шлемы снимите — с улыбкой проговорил Максим. За его спиной молчаливым роком высились закованные в экзоскелеты великаны.

Он медленно прошелся, вглядываясь в лица. На его лице была все та же снисходительная улыбка.

— Михаил и Андрей — Давно не виделись! Как там ваша песочница? Почему вы так редко заходите в гости? Я вижу — вы как всегда со своими лучшими — кивнул он на Ленина и Консерву. А вы — уважаемый Лис — как вы — в прошлый раз некультурно ушли, оборвав нить жизни десяти моих людей. Кто ты — парень я не знаю, но судя по донесениям разведчиков — боец отменный — потрепал он по плечу Эхо.

— Воин — сказал Эхо, наполнив это слово своими ощущениями.

— Воин — легко согласился предводитель «Монолита»

— А вот тебя я давно не видел! Ты падаль! Как ты посмел прийти сюда? Ты — отродье дьявола! — сплюнул Максим под ноги Вояки. Тот мило улыбаясь покачал головой.

— А ты, Максимка, таким и остался. Дурак-дураком.

— Молчи — тяжелый удар бросил Вояку на землю. — То, что ты Первый — ничего не значит! Ты предатель! Ты был избран Им! Ты был Первым человеком Зоны! И ты предал Его! — Кричал он, размахивая руками. На его лице явно виделось проявления сумасшествия.

— А что сделал ты? Я создал первую группировку. Но ты извратил ее. Уничтожил. Сделал из нее посмешище. Стал фанатиком. — Тяжело ронял слова Вояка, поднимаясь на ноги.

Максим вновь замахнулся на Вояку. Но тихий голос заставил всех вздрогнуть.

— Не смей.

Максим замер. Его глаза широко раскрылись. Барс, повернувшись, смотрел на него. В глазах Барса плескалось зеленое пламя, подсвечиваемое черными искрами.

— Ты — недоделок! Что вы хотите сделать со мной? Убить? Ведь если вникать, то я Ваше божество — говорил Барс, приближаясь к замершему Максиму. Тот лишь нервно шептал «Нет. Не может быть».

— Несчастное создание, возомнившее себя богом. С командой ученых стремящихся овладеть Зоной. Заполонивших ноосферу своими нелепыми мечтаниями. Поставивших в моем сердце этот нелепый прибор, изменяющий саму мою суть. Ты — убивающий Моих людей и создающий нелепых тварей. Ты подчинивший и уничтоживший мою сущность. Почти уничтоживший. Ведь никто не смог бы подумать, что кто-то сможет полюбить Зону! Полюбить этот ужас. Этот страх. А он — Барс провел рукой по своему телу — смог. И теперь я хочу вернуть все на свои места.

— Стреляйте — закричал Максим, скрываясь за спинами своих подопечных.

— Эхо — ножи — выкрикнул Барс, полосуя горло врага. Отскочив от упавшего тела он потянул пистолет и выстрелил. Лопнул шлем, и второй противник мешком упал на пол. Выстрел снял царившее оцепенение. Я нагнулся за автоматом. Эхо прыгнул вправо, поливая фанатиков свинцовым дождем. Консерва и Ленин молниеносно спрятались за укрытиями, четко снимая врагов. Мы с Андреем разрядили подствольники в плотную массу фанатиков, вызвав ответный шквал огня, заставивший замереть в слабой надежде на спасение. Лис хладнокровно присев на колено одного за одним снимал противников, не обращая внимание на свистящие вокруг пули. Вояка, побежал за Барсом, на ходу срезая вынырнувшего монолитовца. Но пуля, выпущенная из чьего-то оружия, вошла в мякоть ноги, заставив старого воина упасть. Звонкий «баумп» прозвучавши на удивление громко разбил единственную оставшуюся лампу.

В туннель все, услышали мы взволнованный голос Анны.

Эхо — я выскользнул из темноты и вонзил клинок под маску врага. Впереди виднелась кровавая просека, ясно дававшая понять — здесь был Барс. Одного за одним, подобно неуловимому духу, он уничтожал врагов. С трудом поспевая за сталкером, я шел вперед. Вдруг за моей спиной выросла кто-то сказал.

— Подкинь.

Не удивляясь ничему, присел, и когда что-то тяжелое стало на плечи, вытолкнул его вперед и вверх. Барс, обрушился на фанатиков сверху, и спустя мгновение все было кончено. Вытерев клинки, он вложил их в ножны.

— Ты со мной? — Спросил он.

— А ты кто?

— Я человек. Но Он тоже во мне. И иногда приходит на помощь. — тихо сказал мой напарник.

— Он?

— Но ведь это мы называем его Зона. А никто не думал, что это может быть он? — с болью в голосе проговорил Барс

— А это… больно?

— Да. Очень. Но я на самом деле хочу, чтоб Зона была жива. Хочу жить сам здесь. И ради этого вытерплю любую боль. Идем. Нам надо уничтожить Монолит. Он убивает Его.

Синева портала. Звук сдавливаемого воздуха. И тишина. Короткие мгновения, казавшиеся жизнью. Миг, когда ты умираешь в одном месте и создаешься в другом. Ничто так не показывает всю абсурдность смерти, как портал. С его небесной синевой огромной кромки. Шар, наполненный небом. Шаг — и ты уже мертв. Мгновение и ты вновь жив. Ни боли. Не страха. Только разочарование. Как будто твое тело уничтожается, а по неведомому каналу проходит нечто, что человек именует душой. А может так и есть?

Вот он. Монолит. Его массивный столб возвышается над нами. Эхо взволнован. Он вновь видит его. И вновь не решается загадать желание. И он прав. А я…

Что я? Человек ли я теперь? Я вспомнил все. И, оказывается, мне много лет. И, как оказалось — не Вояка — первый житель Зоны. И именно я, с кухонным ножом, в джинсах и кроссовках пришел сюда. Вот так вот. Но где Максим?

Нечто выпрыгнуло из темноты. Нечто большое и уродливое. Человеческое тело, извращенное силой Монолита. Максим, превратившийся в создание, полностью потерявшее свой прошлый облик. Бугрящиеся серые мышцы, покрытые вздутыми веревками вен, отвратительные наросты на спине. Четыре руки с мощными когтями. Уродливое лицо с ужасающими зубами. Лишь глаза остались такими — же. Холодные серо-голубые.

Страшные когти располосовали грудь Эхо, отбрасывая парня самому подножию Монолита. Тварь повернулась ко мне.

— Ну что хозяин. Пора тебя устранить. — Человеческая речь звучала приглушенно и рычаще. Тварь молниеносно прыгнула вперед. С трудом уклонившись, я замер. Ножи хищно блестели в зеленоватом свете Монолита.

— Ух ты! Ты быстрый. Но я — совершенство — сказал Максим и исчез.

Закрутившись, постарался увидеть, куда он делся. Твари нигде не было. Только ощущение чего-то давящего. Вдруг нечто постучало меня по плечу, резко обернувшись, чиркнул клинками. Зловещий хохот раздался совсем с другой стороны.

Кинувшись туда, застыл. Шаги послышались совсям рядом. Высоко подпрыгнув, закрутился юлой. Ножи в руках посекли нечто. Сразу приобретающее форму. Длинные порезы на голове и груди твари набухли черной кровью. Но он лишь глухо засмеялся. Выбросив вперед ногу Максим смел меня с пути. Тяжело упав на землю с трудом поднялся. Рывком снял грудную пластину экзоскелета. Кевлар был просто вогнут внутрь. Помешкав мгновение, я скинул всю броню. Сладко потянулся. Как же приятно чувствовать себя человеком! Легко взмахнув руками, замер. Тихие шаги справа от меня приближались. Сделав вид, что смотрю в другую сторону, начал пятиться к чудовищу. Легкое дуновение ветерка, поднятого от удара, направило мое тело. Скользнув под руку, вонзил клинки в живот твари. И тут же вытянув их откатился назад. На месте где я стоял чудовищная лапа оставила длинные борозды. Максим вновь кинулся на меня. Вытянутая лапа попыталась схватить меня, но быстро отпрянула, получив множество мелких порезов. Схватившись за нее, подпрыгнул и подъемом стопы впечатал челюсть монстра. Приземлившись на ноги, кинулся к потерявшему ориентацию чудовищу. Вновь вонзив клинки в живот твари провернул их в ране и резко дернул вбок.

— Сейчас сделаю тебе харакири — улыбнулся я.

Максим отчаянно зарычав отбросил меня. Раз за разом его руки пытались достать меня и раз за разом отдергивались назад, посеченные моим острым оружием. Отклонившись от удара, чиркнул по связкам и рука монстра безвольно обвисла. Тварь, не выдержав таких «надругательств» над собой прыгнула вперед, стараясь придавить меня своим телом. С трудом избежав подобной участи, оказался за спиной монстра. Не удержавшись, от души пнул его. Быстро развернувшись, Максим напал вновь. Страшные когти разорвали мне рубашку и оцарапали тело. Скользнув под следующий удар, оперся на выставленное колено, и высоко подпрыгнув ударил монстра ногой в висок. Тварь лишь мотнула головой. Но его внимание было рассеяно. Скользнув за спину ударил ножами на уровне почек. Вынув ножи из раны, отпрыгнул назад. Максим развернулся. Черная кровь, текущая из множества порезов сделала его еще более страшным. Глаза ярким пятном выделялись на темном фоне. Грудь загнанно поднималась и опускалась.

— Ты не можешь меня убить. Ведь мы взяли эту способность кровососа, рефлексы и живучесть снорка. И возможности контролера.

— И тупость зомби — невинно заметил я

Тварь остановилась. Весь мир вокруг меня поплыл. В голове огромным молотом стучала кровь. Виски раскалывались от нестерпимой боли. Тело отказывалось подчиняться.

— Твое спасение лишь в одном. И спасение в том чтоб слушать мои слова! Выполнять мои приказы — медленно говорил Максим.

Мои ножи медленно оказались напротив моего горла. Тварь в предвкушении подошла ближе. Ее смрадное дыхание окатило меня. Сумасшедший взгляд пронизывал насквозь.

— Сомкни ножи — сказало оно.

«Я тебе помогу» всплыло в моем мозгу. И тяжесть ушла.

— Уйди вонючка — сказал я, втыкая свое оружие в его глаза. Тварь отчаянно закричав, заметалась, то возникая, то пропадая из поля зрения. Вдруг она остановилась и принюхалась. Безошибочно развернувшись она направилась в мою сторону.

Звонко упала гильза на пол. И еще одна. За ней еще. Максим еще секунду стоял. Затем огромное тело упало на землю. Подойдя к мертвому телу, достал из простреленного черепа свои клинки. Брезгливо вытерев их о кожу твари, огляделся. Монолит все так же завораживающе светился в темноте. У его подножья поломанной куклой лежало тело Эхо. «Мертвый парнишка. Сражавшийся за меня. Жаль.» Подумал Он в моей голове.

Тебе жаль! — не выдержал я — так оживи его!

— «Ну я же не бог»

Да мне всеравно кто ты! Мне нужен Он живим! Он мой друг!

«Как ты там говорил — иди ты в аномалию»

Зарычав от безысходности, я замер.

— А Ведь монолит не уничтожен. Оживи его, и я взорву Монолит.

— «Глупец» — моя рука коснулась Монолита и он померк.

— Вот так будично?

«А чего ты хотел? Взрывов, крови и криков душ, убитых им?

— Но что-то ведь можно сделать?

«Да»

Лис уверенно шел дальше. За ним по пятам двигались мы с Андреем. Время от времени на пути возникали смутные фигуры фанатиков, которые были тут же отброшены массированным огнем. Тяжелые железные двери впереди. А за ними — комната с капсулами. Зеленый, матовый, свет, пульсирующий подобно сердцу. В каждой капсуле — человек хотевший стать богом…

Железные двери тяжело захлопнулись, скрыв за своим прочным брюхом пылающую лабораторию.

Шагнув в портал мы оказались у Монолита. Папа, опираясь на Пыль, тяжело шел. В бликах пламени, вырывающегося из горящих бочек, ужасное тело монстра широко раскинувшего свои руки казалось живым. У подножья Монолита сидел Барс, держа на руках Эхо. Руки сталкера безвольно висели. Барс спорил сам с собой

— Но что-то ведь можно сделать?

— А мне всеравно, что ты не хочешь меня отпускать. Я уже свое прожил.

— Эхо — Неверяще смотрела я на мертвое тело молодого парня. А ведь все могло сложиться не так. — Нет Эхо. Не умирай. — Слезы прорвав хлипкую преграду хлынули из глаз. — Эхо! Я тебя люблю — шептала, не веря в произошедшее.

— Вот видишь как. Ты главное помоги — сказал Барс кому-то. — Хорошо. Передам.

Я с улыбкой смотрел на людей, за это короткое время ставших моими друзьями. Затем наклонившись, вложил свои клинки в руки Эхо…

Барс поднял свой громоздкий пистолет. Он чисто и открыто улыбался и лишь глаза выдавали ту боль и усталость, которую он испытывал.

— Ребят. Вам привет от Зоны. — Улыбнулся Барс. — И вам ее Подарок.

Вскинув руку, Барс выстрелил. Звякнула гильза, ударяясь об пол. И за ней глухо ударилось тело. Тело с татуировкой снежного барса на левой щеке…

Нечто черное и клубящееся взметнулось вверх. Затем медленно вернувшись, коснулось Эхо и унеслось назад. Тело сталкера выгнулось дугой. Он судорожно вздохнул и открыл глаза.

Ох как же это больно! Я замер. Надо мной склонилась Анна. Из ее глаз текли слезы, промывая чистые дорожки на покрытом грязью лице. Я поднес руки к груди и посмотрел на оружие Барса. Это подарок мне. Подарок Зоны. И как маленькое дополнение — жизнь.

Жизнь. Она чарующа. Она прекрасна. Как приятно ощущать ее аромат. Жить так, чтоб чувствовать ее вкус. Но иногда ты понимаешь, что несмотря на всю красоту, на весь шарм, кому-то она нужнее. И Ты без раздумий отдаешь ее за того человека. Который, возможно, гораздо менее достоин Ее. Но ты не судишь. Это твой шаг. Твое решение. Ведь многое зависит от тебя. И именно тогда ты понимаешь, в чем величие человека. И это даже не в банальном самопожертвовании, ведь существуют тысячи людей, которые пойдут на смерть. Но когда ты осознаешь себя и с полной ясностью решаешь идти до конца — вот тогда ты становишься человеком.

Зона подарила своим жителям дорогой подарок. Сильнейший выброс нарушил кордоны военных, позволив желающим выбраться в тот мир. Исчезло некоторые ужасные аномалии. Появились новые артефакты. Теперь каждый, кто жил здесь знал, что Зона поможет, когда надо. И случалось, монстр вцеплялся в глотку монстра, защищая одинокого сталкера. Слепые псы приносили в лагерь тяжелораненых. Иногда аномалии безболезненно выпускали из своих смертельных объятий уставших путников. Но идиллия не воцарилась. Все та же смерть вокруг, подстерегающая везде. Все тот же страх испытываемый людьми. Но теперь каждый знал, на что он идет. Появилось место, где «каждый стоит столько, сколько стоит он сам». Здесь нет политиков. Нет денежных махинаций. Это кусочек земли, который люди «оттуда» с ужасом называют Ад. Но он все так же манит тех, кому так не спокойно на душе.

— Привет Эхо. Как дела? Слышал из похода вернулись! А видел какой выброс был? Но сейчас вроде наладилось. Да и нет такого давления. — Монотонно бубнил Хобот.

— Нормально все. Слушай — а ты делаешь татуировки? — Спросил я. Увидев кивок бармена задумался.

— Тогда выбей мне снежного барса на левой щеке — сказал я задумчиво, а мои руки непроизвольно погладили рукояти клинков…

Kinach

ПРЕДСКАЗАНО — ИСПОЛНЕНО!

Из цикла «Сказки Дикого леса»

Слово не воробей…

— Ну! Быстро поставил на место! — рявкнула я, впрочем, не надеясь на успех, но меня действительно отпустили, а пока я пыталась прийти в себя, нечто отступило от меня на шаг и замерло в ожидании… нечто большое, лохматое… и вонючее!

Не, в принципе, этого и следовало ожидать, ничем хорошим мой сумасшедший забег завершиться не мог. И все из-за весьма скудной трапезы, моего пустого желудка и моего скорого на расправу характера…

Я осторожно шагнула назад, чудище вздрогнуло, но кидаться на меня не стало — и то хлеб! Быстро наглея, я потрясла своим костлявым кулачищем в предполагаемую морду вонючки и попыталась осмотреться. Ничего сверх ожидаемого на глаза не попалось. Темная берлога, пахнет сыростью, мокрой шерстью и гнилью. Освещение оставляло желать лучшего, но это, наверное, и хорошо, я вовсе не горела желанием рассмотреть хозяина берлоги в подробностях, не трогал и ладно! Главное было решить, что делать дальше и словно в унисон я услышала свою погоню. Не успела пикнуть, как вонючая туша уже загребла меня куда-то за спину, отчего я, девушка вообще-то выносливая, едва не задохнулась. Однако… у меня появился защитник!

Немного предыстории…

А как неплохо начинался день. Погодка ясная, дождя не предвидится — шагай себе!

Город, из которого я уносила ноги, уже скрылся за горизонтом и никто меня не преследовал. Ничего, когда-нибудь этот хлыщ получит все что заслуживает, ну сверх того, на что я сподобилась! Я в этом уверена, хоть вряд ли увижу его полное падение своими глазами! Ну, его, подумаешь, выжил меня из города, ха, я девушка шустрая, везде смогу устроится. Мм… девушка — на словах сказать легко, а на деле? Запоздалое отрочество как-то чересчур неожиданно сменилось на это, ептыть-перептыть, созревание. Гордость каждой девушки вылупилась на моем тощем теле самым бессовестно наглым образом! И как заметно! И привычная жизнь закончилась. Я знала, что когда-нибудь вырасту, и это произойдет, но так и не подготовилась к этому. Быть посыльным мне уже не светило, пришлось устраиваться сообразно возрасту и полу. Я может, вполне смогла бы подняться, работая помощницей у повара, но приметил же меня этот слюнявый торговец из лавки напротив! Нет бы, предложить руку и сердце честной девушке, на худой конец место постоянной возлюбленной — я бы еще подумала! Но это недоразумение решило получить удовольствие бесплатно и по принуждению — сколько крови из его носу натекло! Да и мужские обязанности ему долго не светит исполнять — я злорадно улыбнулась. Его вид стоил того, чтобы за мной гналась стража, я, оказывается, сама напала на него и побила ни за что…

Жаль бежать пришлось в спешке, схоронки свои очистить не успела, вот будет кому-нибудь счастье. Бесполезно жалеть о том, чего не поправить. Узелок на плече был легким, походка моя тоже и в животе моем было также легко, в смысле пусто. Ничего, где-нибудь в селении раздобуду съестного…

До первого поселения было рукой подать, когда я услышала жалобный скулеж и причитания. Я говорила, что любопытна? Ага, из-за этого, наверное, и помру, но… через пару шагов открылась уморительная картина. Старушка, еле душа в теле, тянула из кустарника крупного щенка неопределенно грязной масти. Тот жалобно скулил и упирался, запутался бедный в ветках и не мог выбраться. Странный щенок, между прочим, таких больших я еще не видела, но с другой стороны, к такой старушенции в охрану как раз. А то знаю я людей, норовят обидеть всех, кто слабее! По себе знаю! Главное чтобы песик успел возмужать, прежде чем бабульке понадобится помощь, однако я чего-то слишком увлеклась.

— Доброго утречка, уважаемая, дайте помогу!

Щенка освободила я быстро, немного потрепалась со смешной старушкой — та несла сущую околесицу. Прощалась с улыбкой, пусть она наболтала странностей, но меня по доброму называла «деточкой» и зла не желала.

Фермер и прочие

Эх, была бы старушка не нищенкой, может, я разжилась бы едой, и со мной не случилось бы того, что я позволила обвести себя вокруг пальца!

Наверное, голод чересчур затуманил мой разум, иначе с чего я попалась как малолетка за пряник? Ну да, есть хотелось до одури… И фермер поначалу показался вполне приличным дядькой, ну бывают же чудеса в жизни, вот, добрый человек встретился! Только вот добрый человек за тарелку вчерашнего пустого супа и краюху тоже несвежего хлеба, захотел награды. В виде моего бренного тела! Вот, ептыть-перептыть, все забываю, что недавно наросло то, что перевело меня из подростка неопределенного пола в девушку с выразительными формами! Оно, конечно, для самолюбия приятно, но столько проблем! Красавицей меня может назвать только вот такой деревенщина, но я пока еще не настроена, зарабатывать своим телом хлеб насущный. Слов нет, когда-нибудь придется, но не за тарелку же супа!!! Поскольку росла я на улице, то за себя постоять умела, только пузанчик потянулся к моим проклюнувшимся достоинствам, как я быстро и уверенно пихнула по его причинному месту острой коленкой. Ну конечно он взвыл, а я, не будь дурой навострилась бежать, однако есть люди и побыстрей меня!

Вроде все работники фермера на поле гнулись, а не успел пузатый пикнуть, как они уже и в дверь выйти не дают. Закон улиц знаете? Если можешь, беги, а не судьба небитым быть, то стой насмерть! Улица слабаков не любит… Говорила же я, что росла на улицах славного города Дейна,[1] так что драться умела. Не так как благородные там или как в книжках умных пишут… Всего-то пятеро деревенских увальней! Со всей дури по голени первому, локтем в грудину второму, подножку прыгающему первому, по вис… ну по достоинству третьему и, не прекращая движения, коленку еще выше и в нос. Третьего можно не считать, первый хорошо приложился головой, вот второму добавить сцепленными руками по уху, вот и четвертый с пятым…прыгаю на пятого и зубами за нос, а ноги с ускорением в живот пятому. Все! Пара мгновений есть — пора бежать…

Ну, словно грыбз[2] постарался! Едва не опрокинула в дверях местного блюстителя порядка, момент упущен и меня втащили обратно…

Теперь фермер желал не только моего тела, я, оказывается, его батрачка, принадлежу ему с потрохами! И все это за тарелку пустого супа!!!

Пятеро работников просто мечтали остаться со мной наедине, так что с удовольствием поддакивали хозяину. Но поначалу представитель закона был настроен благодушно, поскольку привел с собою какого-то благородного чудика. Наверное, тому захотелось сельской экзотики. Видала я таких, в городе — мелочь, это тут, на пасторальном фоне неграмотного землепашества он выглядел шишкой на ровном месте. Бороденка тощая, топорщится грозно, мордочка остренькая, а глазки-то блудливые! Вот, ептыть-перептыть, порвал таки фермер мне платье мое! Два моих чуда, из-за которых меня уже хотели прижучить, теперь плотно завладели вниманием благородного… только вот зря…

— Какой забавный случай, мой дорогой друг, — проблеял вельможа, поблескивая маслеными глазками на мою грудь, — возможно, нам стоит поговорить с бедной девушкой… наедине!

На что бывший легионер[3] лихо подкрутил усы, явно подхвативший мысли своего гостя. Что ж, аристократ и бывший военный — пора расставаться с девственностью? Но додумать не успела, глупый благородный протянул ко мне ручонки, а я что, я на улице выросла, по рукам бью так, что в глазах темно становиться! Словом, привычка обломала все возможности выйти обесчещенной, но свободной… Бамс по руке, мужичка повело, и я подбавила, зря конечно, поскольку обладатель столь дивной бородки на ногах стоял нетвердо и при падении умудрился весьма звучно брякнуться головой… Мамочки!!!

Теперь вопрос не стоял о постели или о рабстве… теперь на кону была жизнь! Чик налево, чик направо, четыре сбоку, ваших нет! Пока все в шоке смотрели на распростершегося высокого гостя, я метнулась к выходу, не знаю, каким он раньше был воином, но сейчас я его запросто отпихнула с дороги и вырвалась на свободу! Главное, когда бежишь — не останавливаться. Так что на опешивших стражников я не потратила и мгновения. Я неслась как уличный кот, что умудрился спереть из-под носа у повара кусок мяса. Поймать меня всегда было трудно, но в Дейне мне помогали наизусть выученные узкие улочки, а здесь, на просторе сельской глуши, одна надежда, что преследователям надоест трясти свои животы ради одной дранной девки…

А я бегу, сил не нахожу…

Надежда приказала долго жить. Видать сильно приложился знатный гость, если не насмерть, не дай Око![4] Погоня шла по пятам. Так долго я еще не бегала. Хотя трудно назвать бегом мои заячьи перебеги — местность незнакомая, в груди хрипит и свистит, ноги словно ватные, колени подгибаются. Но видать воля к жизни сильная — пытаюсь бежать. Уже и ночь к концу подошла, а я все слышу позади злобный топот. Я окончательно заблудилась. По лицу хлещут ветки, ноги спотыкаются об корни, неудобно бегать в лесу… В ЛЕСУ??? Вот, ептыть-перептыть, это как же меня угораздило! В страхе даже взбодрилась и огляделась — мамочки, и правда, лес! Густой. Темный. Дремууучий! Мама, которую в глаза не видела, что же делать? Я ж хотела по краю пробежаться, чего сунулась вглубь? Так, что я знаю об этом лесе?… Ну, это самое худшее для человека место, по крайней мере, такого обычного человека как я. Эх, была бы я магом, а еще лучше пробежала бы мимо… В Диком лесу[5] выжить шансы есть только у тех, кто на идет по Тропе,[6] а где тут тропа? С другой стороны, может это погоню остановит? Ага, щаззз — вон перекликаются, следы мои ищут. Так, бежим до последнего, чем клац[7] не шутит, авось выживу!..

Вот так я и попала к лохматому, громадному и вонючему. Правда я что-то не слышала раньше, что в Диком лесу есть скалы с пещерами.

Надежда, по словам ее почти тезки,[8] существо необязательное, но надоедливое, испаряться не думала, так что я все еще бежала, когда мягкий настил палой листвы, гнилых сучьев и влажной земли, сменился на камень. Особо размышлять времени не было. Силы на издыхании и потому мой выбор определился при виде пещер. Бегать больше не могу, а вот заныкаться в одной из пещер и довериться удаче — это может выгореть!

Я девушка ушлая и сообразительная, потому выбрала пещерку не первую, не крайнюю, но труднодоступную, если что камнями откидаюсь — вон их, сколько у входа лежит. Нет, поначалу в другую дыру залезть хотела, но Око охранило, я мимо и проскочила.

Почему охранило? Так ведь мой волосатый друг меня пока еще не съел, а вот преследователи мои полезли туда, куда я остереглась… Нет, я девушка опытная, многое видала, многое слыхала, знаю как бьют, знаю как кричат. Но от криков моих преследователей мое выносливое сознание едва не вышло прогуляться! Ели их там заживо что ли? Словно в ответ, услышала смачный чавк, теперь стал проявлять слабость уже мой желудок. Чес слово, я была рада волосатику, что заслонял собою то неведомое, что жрало несчастных, покусившихся на мою э… честь, свободу и жизнь!

Рада-то я рада, но вот задыхаться стала уже до синюшности. В глазах темнело, но ни чавков, ни воплей слышно уже не было, и я рискнула. Осторожно, на подгибающихся ногах (от страха?… от усталости?… от недостатка СВЕЖЕГО воздуха?) я, отпихивая с пути волосатые части тела моего вонючего друга, выбралась наружу. Ой, мамочки! Опознать то, что осталось от моих незадачливых преследователей никому бы не удалось. Я и не пыталась. Мой, как оказалось не такой уж и выносливый желудок потребовал убраться отсюда как можно скорее… Краем глаза я заметила движение… Страшно? ЖУТКО! Я не хотела осмыслять увиденное, я неслась прочь, позабыв о дрожащих ногах и бессонной ночи! Наверное, чудовище не наелось, поскольку позади меня слышалось равномерное буханье, от которого тряслась земля. Мама! Завел же грыбз в Дикий лес!!!

Страх — великолепный стимул, однако больше имеющегося не выдавишь. Ноги просто встали и отказались служить. Клац со всеми, тяжелей всего перебороть себя и повернуться навстречу опасности… Ептыть-перептыть, так это ж лохматый, эту вонь я запомнила на всю жизнь! Я выдохнула и шлепнулась на пятую точку — можно расслабиться — прямо сейчас никто не съест. Я отдыхивалась и присматривалась… Хорошо, что я не сразу разглядела его в пещерке, тут же Оку душу отдала бы. Девушка я умная и ушлая, университетов всяких не кончала, куртуазностям не обучена, но читать, писать худо-бедно умею, да и обсчитать себя не дам. Попадалась как-то умная книжка[9] с картинками — пришлось за нее добычей делиться, но зато по зверью дикому знания получила. Так вот… ну не было в той книжке такого вот лохматого! Там даже никем невиданные ренги[10] были нарисованы, а вот это чудо-юдо там даже не упоминалось! Хотя, да, быть в чем-то уверенным в отношении Дикого леса нельзя — Дикий лес величина непостоянная, чудовища здесь появляются на раз… ну не важно. Важно, что передо мной стоял огромный зверь с густой бурой шерстью точнее цвет не определишь из-за грязи, с мощными передними лапами и смешной мордой, если не считать недвусмысленно торчащих клыков. Да, я сказала — огромный? Нет. Громадный зверь! Я, плюс я и плюс еще половинка… ой, как хорошо, что он добрый, ведь он добрый? Только вот чего он за мной увязался…

Мне пока не хватает опыта, чтобы считать себя умудренной… но одно правило я знаю, наглость — второе счастье, народ зря не скажет. Пока дают — бери, бьют — беги, так что лохматый будет подопытным экземпляром. Мне пришлось хорошенько набрать в грудь воздуха — главное чтобы я на писк не сорвалась:

— Ну, чего вылупился? Приземляйся, давай, шея затекает на тебя смотреть, ну?!

Правда во время монолога я засомневалась, а если он человечьего языка не понимает, хотя отпустил ведь по требованию… короче, не может, научим! Дааа! Лохматое чудо послушно распласталось на земле и примирительно гукнуло. Живу! С таким ручным волосатиком мне никакие мужики не страшны! И могуч, и волосат, и вонюч — чего еще?

Как говориться хорошего помаленьку, не успела я насладиться своим ручным зверьком, как со стороны моего безумного бегства послышалось еще одно буханье… Мама! Мозги вскипели и выдали:

— Лохматик, фас! — и дрожащим пальчиком указала куда-то за его спину. Лохматик оказался на высоте и, шустро развернувшись, выдал такой рев, что кустарники у которых я приземлилась, мелко задрожав, потеряли всю листву. Я на какое-то время выпала из реальности. Вяло поковырялась в ухе, пару раз открыла и закрыла рот и вроде бы пришла в себя. Мой зверек поскакал навстречу преследователю, мне даже взгрустнулось — ну не верила я, что он выживет в этой схватке…

Когда я вынырнула из-под прикрытия леса к каменному плато, то едва не двинула себя по непутевой головушке — ну чем я могу помочь волосатику? Удивительно, но мое тело не слушалось моего разума, и я бесстрашно топала к своей чавкающей смерти.

Смотрела я частями, через растопыренные пальцы, храбрости увидеть картинку целиком не было. Мой меховой друг стоял над… змеей? Хм, змейка, да в ее пасть половину моего гиганта запросто залезет. Ой, а ведь мой зверь победил! Потом смотрю, а змейка шевельнулась.

— Бей ее давай, ну! — страх, что эта змея опомнится, и начнет меня кушать, заставил меня взять крайне высокие ноты. Мой воню… пахучий друг неуверенно оглянулся на меня и потыкал в змею когтем…

— Кто ж так бьет! Надо… — змейка открыла глазики и зашипела. Мне показалось, или действительно запахло дымом? Пока я приценивалась к своим ощущениям, змея обвила моего зверька, ох Око всевидящее, она же его придушит! Голос впервые отказал мне — вместо того, чтобы привычно рявкнуть, я лишь что-то невнятно просипела…

Ну, оставалось только бежать, жаль, конечно, такого ручного зверька у меня больше никогда не будет!

Уже вторые сутки я все бежала, спасая честь (смешно правда, какая честь у уличной девчонки?… а все же…), свободу, жизнь, а теперь рассудок. Мутило так, что только это и спасало от всепоглощающей сонливости. Очередной удар многострадального лба об очередной ствол очередного дерева заставил меня разрыдаться! А ведь поначалу вчера все складывалось совсем неплохо! Но погрузиться в воспоминания мне не дали. Позади что-то неслось за мною. Что-то? Даже не оборачиваясь, скажу, змеюка та сожрала моего грязненького пушистика, а меня на десерт решила куснуть! Ну, неужели во всем Диком лесу нет больше другой живности кроме меня?! Я попыталась продолжить бег, но мое измученное тело глухо ушло в сопротивление и даже скорая расправа уже не пугала, ладно, пусть кушают с головы. Быстрей подохну и меньше боли! Я разворачиваюсь…

Вот это ептыть-перептыть, новости! Меня догонял лохматый, вонючий и такой милый защитник! Я радостно заулыбалась, но сюрпризы не кончились. Лохматый уже остановился, а грохот за ним все еще имел место быть. Два удара и тишина. Мой выживший зверек сидел передо мною, словно ожидая приказаний, даже смешную морду склонил набок и по щенячьи высунул язык.

Мой милый, лохматый друг!

Я девушка смелая… была когда-то. Так что честно попыталась выглянуть за широкую спину моего… надо как-то его обозвать. Хотя чего ломать голову — пусть так и будет Лохматиком! Попыталась — наклонила голову, но зверек у меня был большой. Пришлось, кряхтя сделать несколько шагов в сторону, оказывается, и любопытство придает силенок. Вытянула шею и столкнулась с таким же любопытным взглядом. Полморды змеи скрывала мощная лапа Лохматика, а со второй половины за мной внимательно следил оранжевый глаз, разделенный молнией зрачка. Отпрянули мы одновременно и также одновременно выглянули снова.

Так… откуда здесь столько бесхозного и доброжелательного ко мне зверья? Змея меня не съела, Лохматика не съела, от преследователей спасла и за мной пошла. Вывод? Я — гордая владелица самого впечатляющего в мире зоопарка! Тут Лохматик на меня дыхнул. Мама! Надо их постирать — иначе отравлюсь от зловония.

* * *

Дикий лес опасен? ХА, не смешите меня. Меня здесь любят. Меня здесь слушают и даже понимают! Меня здесь защищают. Хотя змею я боюсь. Странный он (она?). У него даже лапы есть, я из-за его длинного змеиного тела этого сразу не увидела. А теперь думаю, а может это ящерица? В Диком лесу всякое может быть и ящерки мелкие вот такими чудовищами могут стать…

Но я отвлеклась. Моих защитников надо было помыть. Найти воду в лесу — что может быть проще: командую Лохматику — ищи воду и, пожалуйста, мы у речки. Правда, волосатик долго отказывался залезать в воду, пришлось прикрикнуть. Змейка-ящерка в воду полезла сама. Я тоже наивная решила освежиться. Хорошо реагирую быстро. В этой речке водились дикие рыбки, по пол меня самые мелкие. А зубы…

Волосатик сердито плескался в воде — его рыбы не беспокоили, я даже заметила пару рыбешек, всплывших брюхом кверху, видать, и рыбкам запашок был не в радость. Как-то ко времени вспомнилось, что поесть было бы неплохо. Змейка думала также, но поймать ничего не успевала и лишь впустую клацала совсем не змеиной пастью — зубов там двойной ряд и все клыки!

Я девушка шустрая, а уж когда голодная, то еще и изобретательная! Подчиняясь моей команде змей… не, пусть будет ящерка, полукругом замерла в воде. Рыб я посоветовала бить хвостом. Получилось почти сразу. Первый улов едва не сбил меня, маленькую с ног, пришлось увертываться от кровожадной рыбины, хорошо, что волосатый защитник тут же пришел на помощь. Ухватил речного обитателя и прокусил рыбную черепушку. Так что ящерке я скорректировала команду. Хвостом ящерка рыбку оглушала, пастью убивала и потом на берег. Очень скоро около берега живности поубавилось. Под защитой своих зверушек я все же умудрилась умыться и бегом бросилась к рыбной куче, которая очень быстро таяла, перемалываемая двумя впечатляющими образчиками дикой природы. Мне удалось отхватить кусок рыбины. Разжигать костер было нечем, магией я не владела, кресала, как и сменной одежды, у меня не было (едва себя унесла от этого приветливого фермерского домика). Пришлось питаться сырым мясом — голод не тетка!

Кроме моих зверушек никаких лесных обитателей я так и не видела и ничуть не расстраивалась по этому поводу. Волосатик перестал пахнуть помойкой, и я могу, наконец, воплотить свое желание — залезть ему на спину и прокатиться, хотя нет, зевнула я, сначала надо выспаться. Улеглась я с шиком — тепло, мягко и безопасно. Мех моего будущего ездового «скакуна» после мытья оказался теплого медового цвета — красота!

По-моему ящерка приревновала меня к меховому приятелю. Но если выбирать, на чем спать, то тут у ящерицы никаких шансов!

А огнем плеваться можешь?

Проснулась я от чавканья, ящерка вновь намолотила кучу рыбин. Волосатик только тихо вздыхал, сглатывая слюни, меня любимую не хотел тревожить. Как только я встала, зверье мое начало шумный дележ рыбы. Я вчера наелась от пуза и потому лишь наблюдала. Кстати, о наблюдениях, ящерка подросла что ли, в ширину. Ну, точно! Столько рыбы сожрать! Теперь змею она не напоминала, скорее… о, не может быть, я подозвала ящерку и схватилась за голову. Мало того, что у этого чуда есть лапы, полная зубов пасть, появилось толстое брюхо, так еще и крылышки проклюнулись! Пока маленькие, едва ли с меня размером, но крылья! Так, крылья заслуживали того, чтобы дать ящерке новое имя… на ум ничего не приходило. Тут заждавшийся моих действий безымянный змей зафыркал, и снова отчетливо запахло дымом.

— Слушай, а может, ты скоро огнем плеваться начнешь, а? Как в сказках?[11]

Будущий дракон старательно фыркнул и даже смог изобразить пару искр.

— Что ж, назову тебя Огоньком, — не мудрствовала я лукаво. Скоро с костром не будет никаких проблем!

— А теперь в путь!

Долго на одной несоленой рыбе я не протяну, надо бы выбираться поближе к людям, что при этом я буду делать со зверьем, даже не представляю!

* * *

Путешествовать верхом на Лохматике большого удовольствия не приносило. Держаться за шерсть даже такую длинную не особо удобно, да и соскальзывала я постоянно. Но пересаживаться на искательно заглядывавшего мне в глаза Огонька не хотела, между шерстью и чешуей мой выбор предопределен!

Несколько раз Огонек приносил мне остатки погрызенных им трупиков животных, как он умудрялся найти живность в таком пустынном лесу, при этом, не вспугнув ее своим топотом, я не могла понять. Когда добыча показалась мне более-менее съедобной, я велела Огоньку ее поджарить. Жаль, соли не было, пробовала присыпать золой — не очень приятно, но совсем не соленное съесть никак не получалось! Помимо еды я пыталась соорудить седло на Лохматика, но безрезультатно! Эх, мне бы пару ремешков, какой-никакой мешковины, просто веревку хотя бы! Один раз я все же попробовала пересесть на Огонька — ой, надо доверять себе! Сидеть на дракончике, который от радости начал не просто передвигаться прыжками, изо всех сил вертеть хвостом, но и со всей дури махать крыльями — это что-то! Пара синяков, ушибов, ребра, слава Оку, вроде целые — результат моей смелости. Повторять я не решилась, хотя Огонька потом долго пришлось успокаивать. Бедняга так расстроился, что свернулся клубком и даже отказывался от пищи, что наловил Лохматик. Чудесные мне попались зверюшки. Единственное, что пугало меня до дрожи, это то, что у этих, на глазах растущих малышей, где-то могли быть заботливые родители… А вот они решат вернуть себе деток, Око сохрани! Чес слово, несмотря на легко прогнозируемые проблемы в будущем, я очень не хотела бы с ними расстаться! Я словно получила большой подарок от судьбы, эти звери были моими и только моими! Они меня любили, защищали…

Я передумала идти в Калот. Лучше раздобуду необходимые мне мелочи где-нибудь в поселении возле леса, надеюсь, меня не ищут родственники тех, кого сожрал дракончик. Вот, выпрошу, заработаю, но получу иголку с ниткой, мешочек соли и какое-нибудь тряпье для седла и прочих нужд, хорошо бы еще фляжечку раздобыть, ладно, не буду зарываться. Даже в мечтах нельзя жадничать, меньше ожидаешь — меньше разочарований.

Я впервые бродила в лесу, раньше думала: упаси меня Око от дикой жизни! Смотрела свысока на бродяг, что промышляли лесной охотой. Глупая я, считала, что трущобы города комфортнее лесных полян! Да я можно сказать именно в лесу впервые почувствовала себя в безопасности. Для счастья мне не хватало только некоторых припасов. Да грыбз забери городскую жизнь! Я тут в лесу обоснуюсь! От любой нечисти леса меня уберегут мои зверушки, а вот смогу ли я уберечь их от людей… так что лучше лес!

По лесу мы плутали трое суток, когда мои зверьки что-то учуяли. Растолстевший Огонек грозно встопорщил крылышки и зашипел. Это я сейчас так покровительственно смотрю на него, даже покрикиваю, настроение, несмотря на неопределенное будущее, было превосходным. Даже если я встречу легендарных монстров Дикого леса, уверена, никто не устоит перед союзом Огонька и Лохматика под моим командованием! Но осторожность не помешает, жаль, что дракончик летать еще не может, его крылышки подросли, но не настолько, чтобы поднять это грузное тело больше чем на несколько мгновений, а так было бы неплохо послать его в разведку. Скорость мы убавили и пошли на шум, я с удовольствием размяла ноги, без упряжи на Лохматике ездить все равно, что в хозяина горы играть. Через какое-то время до меня донеслись звуки битвы, этого мне только и не хватало! Я решила обойти стороной неприятности, хотя любопытство нарастало. Судя по всему мы выбирались из леса где-то в Нагорье[12]… Здесь уличной девчонке не место — порядки у нагорцев совсем не такие как во всей империи. Да ладно, мне только раздобыть немного барахла и уйду подальше, может подамся к границе… Однако, кто посмел напасть на нагорцев? Насколько мне известно, конфликтовать с народом Нагорья мог рискнуть только идиот!

Мы вышли из леса в стороне от Нагорья, но уйти к границе я не смогла. Когда-нибудь меня точно прибьют за то, что сую нос, куда не следует, но со зверьками я чувствовала себя в безопасности и решила рискнуть.

Вопли и лязг железа, вой — становились все громче, запах крови и внутренностей не прибавлял приятных ощущений. Взобравшись на пригорок, я увидела картину целиком. На нагорцев действительно напали, только не люди. Дикий лес время от времени извергал из себя всяких чудовищ, что ставили под угрозу существование империи. Но обычно Нагорье эта беда обходила стороной, и вот, в империи тишь да гладь, а и так немногочисленный народ мастеровых подвергся масштабному нападению. Нет, я войны не нюхала, военных действий не видала, но все же когда видишь такое! Людей по моим прикидкам воевало, чуть ли не с полтысячи, а лесных тварей, глаз не успевал охватывать. Особо присматриваться к ним и не хотелось — брр! Полулюди — полузвери, когтистые, шипастые, ноги короткие, тело бочкообразное и широкое, а лапы до земли. Жуткие порождения леса волнами бросались на людей, но строй закованных в латы воинов пока держался. Даже издали видно, что нагорцам приходится нелегко — они стоят в глухой обороне. А из лесу вываливались все новые твари… Как же мне повезло не попасться им на пути!

Мелькнула мысль сбежать, пока меня не заметили, но тут мои зверьки меня натолкнули на безумную мысль…

И снова бой, покой нам только снится!

ААА! Какая же я дура! Ну, чего я такого сказала, а?

Лохматый и чешуйчатый явно были заинтересованы происходящим, когда я наивно спросила:

— Хочется покушать?…

Я почти не уловила момента, когда мой волосатый друг одним движением закинул меня на свой хребет и кинулся в битву! Мне едва удалось успеть крикнуть:

— Эй — жрать тока лесных! — И мы врезались в нападающих. Я молилась только об одном — не дай Око упасть! Руки свело — я вцепилась в спину Лохматика как клещ. Наверное, со стороны мы смотрелись лихо: Лохматик равномерно махал лапами, раскидывая со своего пути едва достающих ему по пояс тварей, после его ударов никто не вставал. Огонек резвился от души — у него даже получилось огнем плеваться (я говорила, что он быстро растет?), и помимо этого он запомнил, как ловил рыбу! Хвост влево, хвостом вправо, прыжок на фланирующих крыльях и с размаху на несчастных маленьких, ну по сравнению с ним, лесных обитателей. Да и лапками он тоже успевал кого-нибудь помять. Так что после Лохматика оставалась просека с трупами по бокам, а после Огонька — тут лепешка, там лепешка, здесь жаркое обугливается, тут помятые биточки от хвоста, разделанное мясо — Огонек, обжористый зараза, успевал еще откусывать половинки тел в промежутках огнедыхания! Вокруг взрывались фонтаны крови, взлетали обрывки тел, бешеная смесь звуков и запахов вызывала судорожное желание сбежать отсюда как можно быстрее…

Меня очень скоро замутило от творящегося вокруг, так что я закрыла глаза и молилась.

Я болталась на спине Лохматика, уже не чувствуя рук. Слава Оку, ни одна из образин так и не допрыгнула до меня. От всей души я надеялась, что никого из нагорцев мои защитники не покалечат — самой осмотреть поле действия мне было не только страшно, но и затруднительно. Я вжималась в мех Лохматика и едва сдерживала дрожь. Вой чудищ тоже не способствовал моему успокоению. На какое-то время я выпала в бессознательное состояние. В голове проносились обрывки моего суматошного пути, люди, лица, фразы…

Как долго это было, не знаю, но от этого меня отвлекло громкое чавкание. Признаюсь, я девушка трусливая, поэтому осматривалась осторожно, готовая в любой момент опять вжаться в безопасную теплую спину моего скакуна. Но горизонт был чист. Мои зверьки справились с бесчисленным воинством и теперь поедали добычу — мама! Этого им надолго хватит, а если обожрутся? А вдруг потравятся? Кстати, а с людьми что?

Заставив Лохматика спустить меня на землю, стараясь не смотреть по сторонам, я направилась к нагорцам. Думаю, на благодарность я заслужила и деньжат и пропитание! Такое ощущение, что люди с момента моего прибытия так и не двигались с места. Мдя, а народу оказалось меньше, чем я насчитала. Сотни три не больше, вот, «надо было раньше прийти на подмогу!» — кольнула меня совесть, «пусть радуются, что вообще помогла!» — уязвлено отбрыкнулась я. Строй латников колыхнулся и мне на встречу вышел… шаман! Вот ептыть-перептыть, я, наверное, та единственная из той пресловутой тысячи имперцев, и сподобилась воочию видеть шамана Нагорья! Так, главное ничего не напортачить, а то дунет, плюнет и поминай, как звали, буду сны наяву видеть и слюни пускать! Как я узнала, что этот мужик — шаман? А запросто, шаманы в империи личности легендарные, их описание знают даже дети. И потом, кто еще так лицо может раскрасить, а? Лоб, кожа вокруг глаз и нос замазан черной краской, на лбу красным был нарисован глаз, что на черном фоне выглядело довольно зловеще.

Чем ближе я подходила к шаману, тем меньше мне хотелось благодарностей, ну их, я и так проживу, а? Но этот раскрашенный мужик меня словно приворожил, и я не могла остановиться! Хорошо, что мои зверьки мне верны, бросили кушать и за мной пошли, может все и обойдется? Чем ближе, тем больше подробностей. Я девушка наблюдательная, иначе на улице не выживешь, так что смотрела во все глаза. На удивление шаман не казался старым, не был худ или толст. Так на вскидку дала бы лет сорок, вон, седые прядки в косичках, морщины глубокие у носа, кряжистая мощная фигура… если у них служители культа такие грозные, то ясно, почему никто не хочет их завоевывать. Ну, правда, не зря же империя терпит их независимый нрав и монополию на оружие! Однако время истины наступило. Такого пронизывающего взгляда ей не приходилось встречать…

Э… Здрасте?

— Э… Здрасте? — мое природное красноречие куда-то внезапно спряталось, явно испугавшись этого мужика, как и я… так, у меня оказывается и в голове полный сумбур! Но такого вступления оказалось достаточно, чтобы это раскрашенное чудо в косичках вступило в разговор.

— Мы ждали тебя, спасительница! — Вот голосище. Таким, наверное, противника запросто оглушить можно! Шаман слегка наклонил голову в намек на поклон. Ну да, подобрала я челюсть — я действительно их спасла. Однако мне хотелось конкретности, типа благодарности…

— Я рада вам помочь… — все-таки его взгляд меня пугал и я сбилась с мысли: — э… это, ничего, что мои э, звери покушают, вам же эти… трупы не нужны… да? — я несла полную чушь. Нет, ептыть-перептыть, разве надо так в упор пялиться, а? Шаман, наконец, отвел взгляд и посмотрел на моих телохранителей, ага, даже моргнул! Но вот дальше он выдал такое!

— Это все, что осталось от наших кланов, я последний шаман, это был последний бой, мы пришли умирать, но я верил в предсказание, ты пришла! — его взгляд вновь переместился на меня, и вкупе с его словами это вызвало во мне суеверную дрожь. Я уже признавалась, что девушка я трусливая? Не люблю непонятных вещей, какое еще предсказание, а? И вообще как получилось, что о беде нагорцев никому неизвестно? Вот Дикий лес лютует!

Не дождавшись от меня связных слов, я пыталась, но кроме междометий ничего не получалось, шаман продолжил вещать:

— Хотя поначалу я подумал, что это новая напасть, твои э… звери, — надо же, у шамана тоже есть нервы! — звери несколько необычны. Но твое появление было предсказано… — он замолчал и теперь, наверное, решился дождаться от меня внятного ответа…

— А предсказание — оно, какое, а? — неуверенно проблеяла я. Прежде чем определиться с мнением, надо бы побольше знать… хотя кое-что начало вспоминаться… Шаман согласился принять мой вопрос и, метнув быстрый взгляд на моих заскучавших зверят, просветил меня.

— Однажды к нам забрела одна э, особа… Мы не очень хорошо ее приняли, в Нагорье магия не такая как везде и эту женщину мы не послушали. Мы не последовали ее предостережениям, и тогда она… Нам было предсказано, что Дикий лес однажды приведет Нагорье к вымиранию и, когда надежды уже не будет, нас спасет… женщина… — (даа, я понимаю, в Нагорье к женщинам отношение как бы это сказать — покровительственное, ага! А тут их спасает женщина, хотя простите, но я пока еще очень молода, чтобы меня так называли! Однако не отвлекаться!) — и эта женщина, она будет верхом на удивительном, хм, скакуне и силой… э огня… огненным мечом, в общем, поразит наших врагов…

Я перевела взгляд на своего «удивительного скакуна», в этот момент усиленно зевающего во всю пасть, потом на «огненный меч», который все оглядывался на недоеденную добычу…

— А она нормальная была, эта ваша предсказательница? — Видать это был неправильный вопрос. Даже сквозь краску было видно, как перекосило шамана. И я поторопилась объясниться:

— Ну, правда, Око свидетель, предсказание оно…

Но шаман меня остановил, я не говорила что голосище у него — клац заробеет услышав? Так и я застыла как кролик, а зверьки мои напряглись, попытались оттеснить меня за спину. Пара шлепков по меху и чешуе и заискивающий взгляд на шамана — продолжайте, пожалуйста, слушаю со всем вниманием…

— Я!.. — Еще один пронизывающий взгляд на меня и подозрительный на зверей: — Я уже совершил однажды ошибку, не придав серьезного значения этому предсказанию. Мой народ тяжело поплатился за это. Предсказательница была… э… необычной, но все ее пророчества сбывались с необыкновенной точностью… по сути!

В моем животе квакнуло, странным образом это избавило меня от скованности перед шаманом. Подумаешь, шаман, подумаешь, предсказание! Я есть хочу! Да и те воины, что стояли за шаманом наверняка притомились изображать камни. Ух, ты! Моя природная наглость вернулась — значит, пора позаботиться о себе любимой:

— Ладно, все это очень интересно, но может, мы перейдем к делу? — я постаралась миролюбиво улыбнуться шаману, но лицо перекосила голодная гримаса, ну неважно! — Так что давайте, вы мне немного поможете провиантом, ну и прочими мелочами, не будем зря тратить время. Вам еще страну поднимать надо…

— Госпожа зрит в корень! — трубно провозгласил шаман, словно услышал от меня заветное слово: — Повелительница! Наши жизни в твоей власти. Приказывай!..

ВСПОМНИЛА!!!

Трое суток назад, утром…

— Не спеши убегать деточка, потом еще набегаешься! — старушонка была прикольной или я это уже говорила? Я улыбнулась.

— Пока ноги бегают — надо бегать бабушка! Вы за песиком приглядывайте получше, а то он глупый опять куда-нибудь залезет, а меня рядом уже не будет! — Но старая перечница все сверлила меня взглядом:

— Будь осторожна, путь у тебя неблизкий. — Ну, это положим, я и сама знала, из Дейна в Калот перейти пару недель понадобится! А если еще на пропитание подрабатывать так и вовсе три!

— От злых людей беги пока сил хватит, путь сердцем выбирай. Внешность не главное, оценивай встречных по их делам! Маленьких не обижай, корми их! — ну, каких еще маленьких? И чем кормить, себя бы голодной смертью не заморить!

— В помощи не отказывай и тогда ты получишь то, о чем всегда мечтала! — ой, да никак бабулька вещает? Видала я таких гадалок! Кстати, а о чем я всегда мечтала? Ну… поесть нормально чтоб всегда могла, деньжата чтоб водились, от холода не помереть, ну и чтоб в подворотне не пришибли. А еще, в самой глубине моих несбывшихся надежд, валялась давно поистрепавшаяся мечта о своем родном доме. О чем еще может мечтать сирота от рождения, всю свою недолгую жизнь пытающаяся выжить в бедных трущобах города? Да, заставила ты меня вспомнить о моих глупых желаниях! Была б монетка, подала бы тебе бабуся, но, увы…

— Будь справедливой хозяйкой, деточка, не обижай тех, кто слабее и не сгибайся перед сильными! Не обманывай доверия и сама будь его достойна! — вошла в раж старушонка. Ну, мне то что, я девушка добрая, Оком обделенных не обижаю:

— Спасибо на добром слове бабушка, все, что смогу сделаю, берегите себя и песика! — я умею быть вежливой. Мне ничего не стоит, а этой бедной старушке-одуванчику приятно, в кои веки ее кто-то выслушал и не послал!..

Дом, милый дом!

Вот старушка дала! А может и не старушка вовсе… Но как все сложилось! И бегала как угорелая и путь неблизкий и злые люди меня гоняли, ну путь я не сердцем выбирала, ноги сами понесли… Да уж, внешность не главное, но пришлось побегать от пугающих по размерам, но маленьких по возрасту. Ха, маленькие — проглотят меня и не подавятся, хорошо, что детишки, меня за мамку приняли и подчиняются. Может и тут бабусины слова помогли? Надеюсь, их истинные родители давно почили с миром — жутко даже представить себе их визит! Так, что дальше по списку, а! Помощь оказала, но вот насчет дома… Тут надо поподробнее:

— Как мне обращаться к вам, уважаемый? — назвать меня победительницей можно ведь и в шутку, хотя сердце уже забухало в предвкушении как ненормальное. Но, слава Оку, кажись, шаман не шутил, поскольку с поклоном тут же ответил:

— Меня назвали Радесом, моя повелительница, но по имени меня уже давно не зовут, обращаются просто Хранитель.

Сердце уймись! Надо еще удостовериться:

— Почему ты стал называть меня правительницей?

— Предсказание, Правительница. Оно гласит, что дева (о, он, наконец, осознал мой возраст!), которая спасет нас, скажет дословно так: «Страну поднимать надо»!

Ну, я девушка сообразительная! Университетов всяких не кончала, куртуазностям необучена, да и в правители никогда не рвалась… Но отказываться от такого щедрого подарка судьбы? Никогда! Предложение принимается! Спасибо тебе, бабушка, кем бы ты ни была. Я посмотрела на Радуса — Хранителя, на суровых воинов, что так и не пошевелились за весь этот судьбоносный для меня разговор, оглянулась на заскучавших Огонька с Лохматиком и улыбнулась… Ох, работы будет невпроворот, править мужиками, даже жалко их становится! Кем бы ни была ты бабушка, поклон тебе от всей души! Я девушка прозорливая и совсем не наивная — расслабляться не собираюсь, не зря же у меня в помощниках мечта любого правителя «удивительный скакун» и «огненный меч»! А это значит, будут впереди бури. Тут я глянула на шамана и улыбнулась еще шире, я конечно не очень вредная, но это не значит, что я не могу немного повеселиться… совсем немного!

Но главное… У меня теперь есть дом. И я в нем хозяйка!..

Где-то недалеко в Диком лесу…

Старая женщина со вздохом устроилась в кресле-качалке, устало сплетя узловатые пальцы. Возле ее ног крутился щенок, у которого сквозь сползающую сажу просвечивала белоснежная шерсть.

— Ну хватит, Снежок, дай отдышаться — сварливо попеняла щенку она, — хочешь поиграть беги в лес, в нем пока безопасно…

Но белый пушистый комок лишь вывалил алый язык и завалился на спинку…

— Вот негодник! — кряхтя она нагнулась и пощекотала ему брюшко — Хороший, хороший песик, все сделал правильно, был послушный… Все. Беги играйся без меня, дай отдохнуть. — Щенок довольно тявкнул и убежал через полуоткрытую дверь.

Старушка еще раз вздохнула, что ж, это было последнее предсказание из тех, что она надавала в своей бурной молодости. Сколько сил пришлось приложить, чтобы его выполнить! Дикий лес все так же дик и опасен в своей магии. Как только здесь могли появиться и семейство драконов, из давно ею забытых сказок, и гигантские снежные йети? Вот ведь тупые злые существа! Пришлось тряхнуть стариной, детенышей она пожалела, и даже потратила на их обучение время и остатки былой силы. Зато с такими «крошками» этой маленькой хулиганке никто страшен не будет. Да и дорогу до Нагорья от порождений леса очистить пришлось — детишкам надо было дать времени подрасти.

Она довольно улыбнулась, представив «удивительного скакуна» и «огненный меч»! А нечего смеяться над женщинами, даже таким смелым и отважным людям! Прислушались бы раньше, не схлопотали бы столько бед. А что, хорошую она подобрала им правительницу, столько лет на улице — а внутри гнилья нет… ну разве что чуток здорового эгоизма. А это намного лучше, чем пафосное чистоплюйство. Девчушка вся в нее, эх, годы молодые! И имечко для правительницы Нагорья очень подходит — Горяна… Шутка судьбы, улицы пророчили ей горе обездоленной сиротки, ан нет!

Главное чтобы ей хватило сил поднять Нагорье, поскольку впереди этому народу, да и всей империи придется ой как нелегко. Хорошо, что хоть один шаман уцелел, иначе шансов у мира не было бы вовсе. Посмотреть бы как они поладят, но… Старая женщина прикрыла глаза — больше ничем помочь она уже не сможет, ее время ушло…

Что же, ее история закончена, все что могла — она отдала этому миру, теперь мир должен отпустить ее и дать ей покоя… — старая женщина тихо заснула, чтобы уже не проснуться. Вдалеке раздался горький вой Снежка и его сородичей. Вот так, вдали от мира прекратила свое существование одна из ярчайших легенд империи… Великая Над’хе, когда-то просто Надюха из обычного российского провинциального городка…[13]

e8cb

ИЗ ЖИЗНИ ПРИЗРАКОВ

Это трилогия. Она не притендует на интеллектуальное содержание. Не претендует на креатив. И уж точно — на денежный приз. Просто у меня было настроение, и я решил ее написать. Читайте, может кому понравится.

Из жизни призраков (Полет ворона, Аллея Ангелов, Из жизни призраков)

ПОЛЕТ ВОРОНА

I

Мадам Леви, не раз грешившая с девочками, подавала сейчас своему клиенту очередную порцию наркотика столь распространенную на улицах Брэйврока, что не всякий любитель острых ощущений мог себе позволить потребление его, имея здравый смысл и немногим больше медяков на сумму четырех. Другое дело, что растрачивая столь значительные средства, кроме спазмов рвоты, вызываемых подобным зельем, завсегдатаи «Красной нежности» лишались более изысканного обхождения и права выбора девиц, что вынуждало ублаготворять свои потребности в местах с довольно скудными удобствами. Такими зачастую был Курятник и Аллея ангелов, где промышляла Анарки. Вместе с остальными: парочкой громил, тремя карманниками и группой цеховых ремесленников из гильдии ткачей она сидела на первом этаже борделя, переоборудованном под питейное заведение; более шикарное, чем кабаки того же типа, лишь присутствием драпировок из атласного материала и такого же цвета физиономиями двух охранников. Взмыленными, распухшими телами они напоминали чушек; перехрюкиваясь между делом, мешали ей сосредоточиться. Она сощурилась, перебирая взглядом кошели. Единственным, чей облик ей привиделся достаточно рассеянным, был Вага Брутто.

Судебный писарь на дух не переносил Кастэльбаджака — заносчивого и кичливого аристократа, племянника патриция Норано, позорившего имя Брутто на людях. Везде, где бы тот ни появлялся ему сопутствовали рондо и фацеции сего безмозглого гуляки. Тем более было довольно странно видеть их вдвоем беседующими за одним столом. Она надеялась, что это ненадолго, хотя при уйме времени, располагала той же долей непоколебимого терпения.

Противоречия между нобилями и пополанами, как впрочем, между «дворянами шпаги и мантии» выходили на поверхность крайне редко. Они скорее походили на угли, тлеющие под толстым слоем пепла. Зато столкновения между знатными родами происходили почти каждую неделю. Взаимные издевки, ссоры в кабаках и драки легко перерастали в воины. Враждующие партии запирались в высоченных башнях своих зданий, — похожие на крепости, те мало походили на дома, — и раза два она без удивления была свидетелем того, как те угощали градом стрел своих соперников. Почти все свое время они посвящали склокам и интригам. Те, кому не удавалось выдержать подобных испытаний, лишались участия в выгодных торговых операциях, вытеснялись из коммунальных советов и судебных палат. Этих людей переставали уважать и бояться. Спасти свою жизнь в таких условиях было не так-то просто, и до преклонных лет доживали сравнительно немногие, но уже сложившиеся сволочи. Таков закон не только Брэйврока, но как она понимала и для любого другого города в пределах Оррина.

Когда она выходила из уборной, какой-то олух оттоптал ей ногу, и она дала тому под зад, сочтя его достаточно нагруженным, чтобы сознавать происходящее. Однако тот довольно скоро протрезвел, вылил себе ушат воды на голову и…

На месте Анарки красовалась швабра, пара тряпок и дверной косяк.

Ее прошиб пот. Кошелек, который она пыталась срезать и уже почти срезала, просвечивался сквозь ее ладони, тогда как тело ее превратилось в еле уловимое дуновение ветерка. Она сунула кошелек за пазуху, но результат оказался тем же самым. Летящий по воздуху он без сомнения привлечет к себе внимание. Ее охватила паника. Решение пришло само собой. Тащить. Тащить по полу. Здесь, у стены, где свет был совсем рассеянным его, вряд ли заметят; в крайнем случае, примут за мышь или же крысу. Она принялась тащить. Медленно, оглядываясь на Вагу Брутто, лавируя между столами и табуретами, бранясь на официантов, которые намеривались оттоптать ей руки, вспоминая нехорошими словами торгаша, который всучил ей такое заклинание. Мадам Леви вильнула к столику Кастельбаджака, за которым писарь все еще был занят разговором.

«Только бы она не предложила ему… Только бы он не вспомнил о…»

На ее пути возник диван. Она заползла под стол, намериваясь переждать. И все только потому, что какой-то мебельщик — болван, каналья — мастерит диваны без зазоров.

Кому-то вздумалось пинать ее, пока она пережидала.

Внезапно что-то вздернуло ее за шиворот и резко бросило назад. Так, что она покатилась кубарем.

Он сел. Под аккомпанемент цимбал и неторопливого мотива закурил. Она принялась его рассматривать. Мучительно, собираясь с силами. Но все что она могла сделать — это лишь пошевелить пальцами и затаить дыхание, нащупать кошелек и ждать.

Ничего не происходило. Все оставалось на своих местах. Никто не кричал. Никто ее не заметил. Кроме него.

Большая широкополая шляпа, почти целиком закрывающая лицо, слегка дрогнула. Приглашая непонятно кого, рука указала на свободное у стола место.

Анарки думала. Напряженно. Судорожно. Вслушиваясь в глубокое бормотание публики, разрываемое время от времени огорченными ладами лютни, складывающимися в мелодию с большим нежеланием.

— Порванная мелодия, — проговорила Шляпа.

Голос был не то чтобы неприятным, а скорей вибрирующим, надломленным. Каким-то странным образом напоминающим истерику. Но вскоре стал меняться, и вот уже немного слабый, мягкий. И совершенно чужой.

— Садись, — на этот раз он был почти что женским. — Каково это быть вором?

Анарки не ответила.

— Кому придет в голову, что я разговариваю здесь с тобой? Но я видел твое лицо. А у меня хорошая память на лица. Так что, я думаю, тебе не имеет смысла спасаться бегством. К тому же ты, наверное, забыла, что у Басеньяна с этим домом договор, и его ребятам не понравится, если подозрение падет на них…

Голос говорил. Говорил тихо, говорил шепотом, растворялся в переливах дребезжащих струн, в разочарованных аккордах лютни, утопая в полутьме эркера занавешенного шелком, сквозь который брызгали кармином алые фонарики полночного мирка мадам Леви, всплывал в табачной пелене, играл натянутыми нервами, тушил ее эмоции. В нем не было намека на угрозы. Только факты и какая-то тоска — безбрежная, будто пустыня высохшего моря, настолько сильная, что ей вдруг захотелось утолить ее хоть чем-то, пусть даже собственным терпением.

* * *

Див затушил облегченный Gracia с фильтром, в медной плевательнице. Когда пришло время раскуривать наркотик, он поднял шляпу и пересел в эркер.

Некоторое время он бездумно покачивал в бокале вино, пока сквозь занавеску не проник едкий кислый запах дешевого зелья. Что нисколько не помешало его мыслям.

Только потому, что здесь была особая атмосфера спокойствия и полной индифферентности к собеседнику и ко всему вцелом, он приходил в Красную Нежность почти каждый вечер. С тем, чтобы остаться наедине с собой; а может и провести в компании неинтересующихся ни его персоной, ни его судьбой людей, просаживающих деньги лишь с той целью, чтобы забыться и притулиться на обочине жизни к теплым местам душевных ангелов дома мадам Леви.

Он пока не решил. Возможно ни то ни другое не было правильным суждением. По крайней мере догадки его сводились к тому что: «Возможно, он здесь, потому что решил устранить внутренние конфликты».

Див подтянул перчатки из тончайшей черной лайки и поднес свечу к Gracia. Она задымилась без единого звука — признак хорошего качества.

Добро и зло. Наверно он единственный кто задумывается об этом здесь и сейчас.

Лайка. Он рассматривал свои перчатки хорошего качества. И эта новая мода ему начинала нравиться. Он припомнил свои — из черной глянцевитой. Тогда в проходе из странного стекла, черной ночью, в замке Кармиллы.

«Эта мода. И в самом деле…»

Эти лайковые перчатки очень подходили к его шляпе из «дерюжьей» кожи. Как, в общем, и ко всему его костюму.

«Кто-то верит в деньги, кому-то наплевать на закон, кто-то уже преступил его и не ищет пути назад, кто-то творит кошмары — кошмары, мучавшие его в детстве во сне и наяву, кошмары, единственным действующим лицом где является он сам, а все остальные лишь средства к достижению удовольствия порожденного изощренной фантазией и извращенным видением.

А он…».

Он по-прежнему играет роль, отведенную ему рыцарскими романами, смысла которых он никогда не улавливал.

«Как все преходяще, бессмысленно и непостоянно. Как он устал.

Подобно хорошему мечнику все мышцы его расслабленны, а рефлексы погашены, словно для того чтобы сберечь энергию. Лишь с тем, чтобы разжать ее в одном стремительном натиске где-нибудь на улицах этой навозной кучи, имя которой Брэйврок».

Он уходил из Нежности шаркающей походкой, а залитые алкоголем глаза его молчаливых визави глядели вслед с бесприютной тоской.

«Завсегдатаи. Их легко отличить от иных посетителей».

Служба безопасности, состоявшая из двух порядком не молодых охранников отрастивших себе неприличного размера утробы наблюдала за происходящим с какой-то клинической отстраненностью.

Но вот кому-то захотелось передохнуть после выпитого под стойкой и его тут же вынесли вон.

— Мэтью?

Щетинистая мордочка похожего на хорька Мэтью покрылась трещинками изумления. Он протянул руку и Див подхватил его, оперев о стену.

— Барышня хотели вас видеть… тебя…, -заплетающимся языком проговорил он.

— Какая барышня?

Осведомитель напрягся, усилием воли подтянулся ближе. Дыхнул перегаром.

— Дружище… Див… Как тебе удалось пройти мимо меня, м-м-м?… Она давала мне много золота…, только чтобы я дождался тебя…

— И ты его все пропил? Отвечай скотина! — ухмыльнулся Див. Потрусил хорька за грудки, но тот уже сполз по стене и мирно посапывал в уличном хламе, большую часть которого составляли газеты недельной давности.

Колдун покинул его, свернув около площади. Фонтан, как не кстати, журчал вялой струйкой, стекая по пирамиде надстроенных друг над другом щербатых чаш.

Ему оставалось пройти пару улиц, чтобы добраться до Курятника.

Курятник был негласной собственностью Басеньяна Лиса и Синистана-Мухи — двух контрабандистов подмявших под себя весь преступный мир Брэйврока состоявший из четырех кварталов и двух рынков. Остальными заправляли приорат и губернатор. Что немало, если принять во внимание размеры еще четырех кварталов и девятнадцати рынков.

Жилье в Курятнике стоило намного дешевле по вполне понятным причинам.

Див прислонился к углу дома, расстегивая ширинку. Разглядывал за нехитрым занятием скобу факела.

Когда с ширинкой было покончено, он услышал отчетливый стук.

Шаги по мостовой.

Такой стук издают женские каблуки, подумал он.

Он не почувствовал ее запах. Скорее всего, вечные проблемы с носом не позволяли ему обонять ее аромат. Наверное, он был тонким. Очень тонким. Потому что он представить себе не мог столь богато одетую даму без аромата. И он представил его себе: крыжовник и дешевая сирень припортовых шлюх…

Вот такая вот незадача, ухмыльнулся он сам себе.

От старого юмора он начал уже отвыкать. Но этот юмор не давал ему покоя.

Кругленькое ее лицо облагораживали глаза: быстрые, часто мигающие, внимательные, под низко нависшими веками.

Она нисколько не смутилась его занятием.

— Здесь не место для разговоров, — ответил он на ее официальное предложение поговорить. — У меня дома. Если вам будет угодно.

Ей было угодно. Эта была та самая барышня, которая хотела видеть его.

Всю дорогу они шли молча, не проронив ни слова. Он присматривался к ней. Со шлюхой она имела мало общего. Тем более с припортовой. И даже с дорогой. Нет, это был совершенно иной тип женщин. От нее разило невозмутимой тишиной и покоем. Если бы не обстоятельства, выгнавшие ее на улицы города в столь поздний час, он никогда бы не представил для нее подобного аромата.

Ему она казалась кроткой, но нервозной. Эти два качества соединялись в ней с невыразимым спектром ощущений, от которых он не спешил избавляться. Во всяком случае, до тех пор, пока они не переступили порог его дома.

Это была гостиница. Нешикарная, но и не самая последняя.

Внутри его двухкомнатного номера с обширной кухней царила обстановка холодной опрятности и былого консерватизма оставленного после себя предыдущим владельцем. Див ничего не менял сохранив все как было: пара массивных шкафов по обе стороны от входной двери, две тумбы или комода — такие же массивные, широкие, как и шкафы, оббитые по краям железом, с множеством ящичков, письменные столы, камин в противоположной стене. Погасший. Он не разжигал его с тех пор как хозяин отеля дал ему ключ.

Не разжег и теперь.

— Мизель Гранжа, — представилась она.

Стул и две низких софы разбросанные в углах гостиной как бы небрежно, свидетельствовали о свободе хозяина из кожи вон лезшего, дабы изобразить не бог весть сколько художественного беспорядка. Беспорядок был и в другой комнате. Но там он прибрался, как раз перед их приходом.

Он вообще прибирался тут не так уж давно. Неделю назад, когда хозяин «Взгляда Морганы» передал ему ключ. Наверно, для того, чтобы он не забыл прибраться.

Ему не хотелось предлагать ей дешевого вина. Но кроме него ничего не было. Она не отказалась, но и не притронулась к алкоголю.

Вся суть проблемы ускользала от него куда-то в сторону — всякий раз, когда он отпивал вина и морщил лоб, обдумывая ближайший на очереди вопрос. Отчего они проговорили не меньше часа.

Она была, чуть старше него, но по-прежнему молода. Она ему нравилась. Он отметил сей факт про себя, и закурил в очередной раз.

— Мне нужны дневники, записные книги. Все что могло бы пролить свет на его деятельность и облегчить поиски вашего мужа.

— Дайадан, кажется, вел дневник. Я посмотрю в доме и дам вам знать как только найду, — проговорила она.

— Скажите. — Он выпустил клубок дыма из-под шляпы, которую за беседой позабыл снять. — Почему вы наняли клерика? Я имею в виду, не то чтобы у меня была масса дел… Но почему бы не обратиться к розыскной службе… Вы правы, глупый вопрос. Вообще-то я не задаю глупых вопросов по вторникам и пятницам. Только по субботам и воскресеньям…

Она улыбнулась. Еле заметно, уголком губ.

— Больше никаких глупых вопросов. Во всяком случае, до востребования.

— Вы знаете, как вас называют?

— Нет.

— Вечный странник.

— Агасфер, — припоминая легенду, задумался Див. — Прекрасная история, но не имеет ко мне ни малейшего отношения. Я не эльф.

— Но… вы красивы.

— Правда? Спасибо.

Непродолжительное молчание, возникшее после их слов, казалось, перерастет в напряженное.

— Вы были у Басеньяна. Он охоч раздавать клички налево и направо.

Она кивнула, раскрыв рот, но ничего не сказала. Нет лишних слов. И это ему в ней нравилось.

— Он называет меня так, потому что я предоставляю ему кое-какую информацию и прихожу вне зависимости от его воли.

— Понятно. — Она замялась. — А оплата?

— Думаю, сейчас не имеет смысла обсуждать это. Я найду вас… или вы найдете меня. Мизель… Гранжа.

Она казалась обескураженной, но быстро взяла себя в руки.

— В Красной нежности?

Колдун моргнул, затушил папируску. Переспросил. Она ответила.

— Я не пользуюсь услугами этого заведения, — еле слышно проговорил колдун. — Только вино…

— Черный скорпион. Так он вас назвал.

— Кто?

— Басеньян.

— Понятно.

— Якобы потому что вы портите ему планы своей… информацией. — Она тронула «азуритовую подвеску» с камнем, названия которого он не знал. Та заиграла оправой. В серебре ему нравилось тоже, что в ней: ненавязчивость, простота. — А вечного странника упомянул второй господин. К сожалению, не знаю его имени.

— Думаю к счастью.

Дешевая сирень, крыжовник и кардамон. Размеренность и покой. И что-то еще оставалось после нее.

Что-то неуловимое.

Совершенство?

* * *

Анарки кушала.

Вообще-то ей редко удавалось поесть от пуза. И вся ее внешность была тому подтверждением. Полные губы выделялись на ее тощем лице как две спелые вишни. Под глазом ссадина, которую она заработала на Аллеи от потаскухи. Той показалось, будто она составляет ей конкуренцию, и потом она плохо помнила мир. Кажется, у нее в руках было что-то тяжелое.

Она поглядела на Шляпу с ложкой во рту. Тот отвел взгляд, выпустив изо рта ядовитое облако.

Ее беспокоило, что он собирается с ней делать после того как она поест, но в хороводе блюд сменяющихся одно другим она совершенно позабыла об этом.

— Эй! Ты что делаешь?

«Ну, и дура, — сказала она сама себе, — если решила что он накормит тебя из своего кармана».

— Мне нужны деньги!

— Зачем?

Мадам Леви вновь проплыла мимо столика за которым Див признал Хорька-Мэтью. Информатор что-то жевал. Мадам Леви вернулась. Грация ее поражала колдуна. Поставив под нос Хорьку блюдо с чем-то отдаленно напоминающим мясо, она удалилась.

Колдун оставил Анарки ненадолго.

— Ты разговариваешь с ангелами, Мэтью?

— С какими, — не понял вопроса тот.

— С обыкновенными. — В голове Хорька промелькнули щлюхи и династия византийских императоров, но не тот не подал виду. — С небесными.

— У тебя, что совсем крыша поехала?

— Для этого необходимо иметь мозги и немного воображения. Так или иначе, мне кажется, они дают столько же, сколько и спрашивают. Не так давно у меня была непродолжительная перегрузка нервной системы — истинные галлюцинации, после чего мой бюджет пополнился десятью тысячами. Серебром. Помнишь ту даму. Мизель Гранжа.

Хорек сделал вид, что по-настоящему заинтересовался содержимым своей кружки и начал его изучать, наклонив голову вниз.

— Не знаю. У меня никогда не было этих… как их… истинных галлюцинаций.

— Последнее время они тоже со мной не разговаривают, — колдун прищурился, по своему обыкновению, перед тем как сыграть с мозгами Хорька. — Наверно всему виной лекарства, которые я принимаю.

Плечи Хорька задергались. Он оценил шутку, принявшись шумно сопеть и поквакивать. Он был кем-то или чем-то вроде универсального организма на улицах этого города. Сразу и не скажешь чем. Толи вирусом толи бактерией. Хорек занимался и воровством и продажей информации и скупкой краденого. Все что могло хоть как-то заинтересовать клиентов, было его ремеслом.

— Див.

Он пересел ближе и стал говорить тише, так чтобы его не было слышно остальным.

— Понимаешь, тут такая проблема. — Хорек облизнул губы. — Кажется, за мной следят и…

— И что?

— Поговаривают, что Басеньян вроде бы как собирается преподать тебе урок…

Колдун покрутил дымящейся трубочкой из белой бумаги набитой табаком перед носом Хорька.

— Понимаешь. Ведь я всегда исправно выполняю твои поручения. Я знаю, ты сам по себе. Но Басеньяну втемяшилось в голову, что ты и я… что мы одна команда… Понимаешь?

— Нет.

— Я видел их на перекрестке менял. Двое, они следуют за мною всюду и… Неужели ты будешь сидеть и ждать пока они меня не прирежут?

Колдун встал. Хорек ухватил его за рукав, но не удержал.

— Пока они не прирежут тебя, не обращайся ко мне.

— Див, ты сволочь, — крикнул он вслед из эркера. — Ты это знаешь? Ты…

Но в нем было очарование. Наверно по этой причине Хорек заявился к нему спустя два дня с ножевой раной.

— Они прирезали меня. Они…

— Лежи, не вертись.

Уйма накидок и курток, одетых одна поверх другой отклонили и без того несерьезный удар. Хорьку от этого, тем не менее, не легчало.

Крови было много и ее следовало остановить, что он и сделал, перебинтовав живот Мэтью.

— Ты видел их?

— Еще бы, — Хорек покряхтывал, судя по всему, уже не от боли, а просто по привычке, или потому чтобы колдуну не пришло в голову его выпроводить. — Они зажали меня в одном из тупиков. Думал, ну просто отделают, как следует. Ну, так и что? Так нет же…

— Их было двое, — спросил колдун, подавая Хорьку чашку чая. Тот принял ее, грея пальцы.

— Да. Знаешь, они хотели меня убить, но старину Хорька так просто не взять…

И почему его так называли? Спустя два месяца и неделю Див так до конца и не понял. Возможно годы, взявшие верх над Хорьком, как-то повлияли на его феромоны. Или он стал чаще мыться. Возможно и то и другое.

— Ты заметил их? Сможешь опознать?

Хорек кивнул, пристально глядя ему в глаза.

— А что ты с ними собираешься делать?

— Это уже не твоя проблема. Кстати у меня есть для тебя занятие. пока ты тут лежишь у меня и наводишь порядок с мыслями. Между прочим, я очень надеюсь, что ты не задолжал денег Басеньяну.

— Да за кого ты меня принимаешь…

— Что тебе известно о Матрице?

— Многое. Я ведь профессиональный жокей, — Хорек приосанился на софе. Черная махровая повязка, хорошо впитывающая пот, и аккуратно сложенные троды «Сендая» упали к нему на плед. Хорек осмотрел их с какой-то порнографической жадностью. Погладил деку.

Жокей, если Див правильно понимал, на местном жаргоне обозначало человека имеющего врожденные способности к магии, тренируемые посредством практики или попросту вора в информационном пространстве.

Колдун передал Хорьку мутную сферу, поблескивающую серой поверхностью.

— Побрякушки новенькие, а модель-то старенькая.

— Подержанная. СБ на столе. Остальное там же.

Остальное включало в себя металлические напальчники с когтями: серебряный, медный и железный для соответствия типов конфигураций.

Хорек с умилением прижал к сердцу хрустальный шар.

— Ничего. Я с такою работал, между прочим, когда ты под стол пешком хаживал. Дело говоришь какое-то?

— Мне нужно чтобы ты нашел одного человека…

— Матрица, — проговорил Хорек, будто воскрешая что-то давным-давно забытое и безвозвратно ушедшее из его жизни. — О ней ходят легенды. Одни говорят, что это выход в Астрал. Но мы, старые жокеи, верим в то, что Матрица произошла от примитивных электронных программ и военных экспериментов, связанных с попытками подключения различных управляемых устройств непосредственно к головному мозгу до того как все изменилось…

— Что значит: все изменилось?

— Все. С приходом Спасителя явился Армагеддон. Кое-кто уверен в том, что была война. Кто-то — что катаклизм. Другие говорят, что Матрица это согласованная галлюцинация, создаваемая и поддерживаемая день ото дня миллиардами операторов всех наций, логическое представление данных, содержащихся в памяти и на магнитных носителях всех опсисов всего разумного человечества. Потоки данных, протекающие в пространстве разума, мириады и созвездия информации…

Хорек наклонился, свесившись с софы, подобрал подставку под хрустальную сферу. Надел черную повязку и водрузил хрупкую тиару из тонкой ажурной стали. Прикрепив на висках троды, провел пальцами по деке «Сендая». Будто музыкант, небрежно прощупывающий возможности своего инструмента, закрыл глаза, удаляясь из комнаты на Мосту гранильщиков.

— Полетели?

— Летишь один ты, Хорек, — бросил колдун и вышел.

Пчак плясал в его правой руке, высекая из-под левой правильной формы продолговатые кусочки порея. Пряный запах шафрана и пар, клубящийся над раскаленной плитой, заполнили все помещение. Один из разносчиков суетливо стянул готовые блюда и вышмыгнул вон, в удушливое, забитое людьми пространство трактира.

В этом квартале можно было встретить все что угодно от Номмарской почтовой бумаги до иголки из Туманного Альбиона. Его не удивляло здесь присутствие пчака.

Конечно, он мог и не усложнять себе жизнь столь замысловатыми ритуалами, в которых он, тем не менее, находил удовольствие. Конечно, он мог поступить проще. Но это скорее бы огорчило его самого, нежили тех, с кем бы он поступил таким образом.

— Вон. Вон из кухня. Вон, вон! — прикрикнул колдун на ломанном орринском, изображая эксцентричную особу возмущенного повара, что нисколько не удивляло кельнеров. Его кожа и впрямь была намного светлее местных жителей, из-за чего его притворству никто не придал значения. Он и в самом деле играл самого себя, учитывая то, что с языком испытывал невероятные трудности, общаясь в основном на всеобщем.

Филе жирного мяса расползлось по доске в ожидании полной метаморфозы. Он хорошо вымыл его от крови и вытер тряпицей. Виртуозно крутанул на плите, давая рассмотреть свои действия очередному разносчику, ошпарил со всех сторон не дольше трети минуты и перебросил под левую руку, используя пчак теперь уже по своему назначению.

Когда он обернулся, разносчик исчез. Кухня оказалась полностью в его власти, и он извлек из кармана небольшой сверток.

Вино было венцом его творения. Как и пиво — разумеется, тоже.

Двое тех кого опознал Хорек сидели неспокойно, все время, щипая разносчиц за зад, и громко общались, беспрестанно жестикулируя в дымной завесе окутавшей их макушки.

— Угощайтесь, господа. За счет за ведения.

Сидевший ближе к нему, обернулся. Сплюнул, опустил занесенную руку. Второй улыбался.

Полное недоумение, отразившееся в глазах первого из них, заставило второго заговорить, очевидно, матом. Обширное пространство с тушами свиней и коров, покоящихся на крюках свисающих с потолка, наполовину заливал лунный свет из открытых ворот. Див вынул кляп изо рта одного из наемников.

— Когда со мной приключается очередной приступ, — сообщил он, примиряясь ножом к сочленению между провисшей рукой и мускулом широчайших мышц того, чей кляп по-прежнему находился на месте, — я играю в одну простую игру. Знаки. Так я ее называю. Она очень проста. И в нее сможете играть даже вы. Достаточно немного воображения. Когда вы испытываете беспокойство, представьте себе, что внешний мир, в отличие от вашего внутреннего, подсказывает вам ответы на все интересующие вас вопросы. По принципу самое первое, что придет в голову самое верное, и таким образом внешний мир дает вам все правильные ответы. До тех пор пока вам сие не наскучит.

Глаза безкляпого устремились на подкинутую вверх Gracia. Окурок упал вниз тлеющим рыльцем к нему.

— Хороший знак. Все знаки хорошие.

Крик, утонувший в глубине скотобойни, на мгновение разорвал тишину. Не переставая скулить, первый прижал руку к торсу, из подмышки текла кровь.

— Не скажу, что мне доставляют удовольствия ваши страдания. Но деликатность ситуации заключается в том… — Лезвие ножа поплясало в руке колдуна, выдавая па перехватов. — Нет, не получается. А когда-то умел…

Он прошелся вдоль болтающихся вниз головой тел, уперев кулаки в бока и расставив в стороны локти.

— Что мне нет смысла вас оставлять в живых. Сплошь одни минусы. К примеру, мои действия наверняка вызовут ответную реакцию. Что помешает вам вернуться и прикончить меня? На вашем месте я так бы и поступил. Во вторых оскорбление нанесенное вам заслуживает сатисфакции. Какой она будет, зависит от вашей доброй воли, на которую мне совершенно нет смысла полагаться. Что ставит меня в жесткие рамки. Назовите мне хоть одну причину, по которой я не должен вас убивать…? Итак, господа, по вашему дружному молчанию я понимаю, что те отсутствуют.

— Чего ты хочешь, мать твою, — вырвалось из освобожденного рта второго.

— Я, — стараясь выговаривать слова как можно медленнее, установил нож на том же месте что и у прежнего наемника колдун, — крайне не уравновешенная личность. Вам знакомы такие термины как истинные галлюцинации и…

— Какого хрена он хочет, — крикнул второму первый.

— Я хочу знать два ответа на два вопроса.

— Какие?

— Кто нанял вас разделаться с Хорьком, и за что?

— С этой крысой? Он сам напоролся на нож! Мы хотели его припугнуть…

— Кто?

— Басеньян, черт побери, — взвизгнул первый, не желая искушать судьбу своего внутреннего мира, зависящую от окурка. — Он задолжал ему денег!

— Я так и думал. Но мне по-прежнему нет смысла оставлять вас в живых. Конечно, если вы испытываете раскаяние…

— Да!

— И вы желаете изменить себя, став на стезю добродетели, позабыв о своем прошлом. О том кем вы были и чем занимались…

— Да!

— Что ж у меня как раз есть с собой договор на зачисление в ряды воинства храма Святого. У них как раз недобор. А мне дадут премию… Да, меня это устраивает. Подписать вот здесь и вот здесь… Вам придется защищать храм от нападения и нежелательных гостей: ландскнехтов и тому подобного сброда; или же позорно бежать с поля боя…

— Думаю, второй вариант нам подходит…

Колдун защелкнул стальные браслеты на запястьях каждого из новообращенных.

— При попытке ковыряния железными предметами, в том числе и топором, — предупредил он, разрезая веревки, — оторвет руку. Сниму, после того как прибудете двадцать второго числа к обедне. Сегодня девятнадцатое.

— К чему?

— Явитесь к монастырю. Там вас встретят. Позовете брата Поквелина. Он отведет вас внутрь. Не опаздывайте.

— А когда?

— К обедне. Не спи на посту, приятель.

Колдун похлопал разбросавшего руки и ноги охранника скотобойни, вынул вставленный в кусок окорока нож на его груди. Охранник зашевелился, пробурчал что-то во сне и перевернулся на бок.

— Она приходила, — обернувшись через плечо, заявил Хорек, откупоривая бутылку. — Велела передать тебе вот это. — Он указал подбородком на коричневый переплет дневника.

Освоившись с вином, он уже шарил в поисках чашек. Колдун сел за стол.

— Ну как? Разобрался?

— Да. — Ложь в мире воров была не такой уж редкостью, отчего колдун не обратил на нее внимания. — Но тебе все равно не следует показываться на улицах. Я сниму тебе номер над моим, пока ты не расплатишься с Басеньяном.

— А может я поживу у тебя?

— Это исключено.

— Там же мансарда.

— А ты что хотел номер люкс? Еду я тебе тоже обеспечу, так что не будет необходимости выходить, пока ты занимаешься делом. Кстати сколько ты должен?

— Двести.

— Я заплачу тебе пятьдесят.

— Сто.

Хорек изловчился спрятать вторую бутылку под курткой и колдун только-только заметил пробку выглядывающую из рукава.

— Нет. Я плачу за твой номер, кормлю и сдаю тебе свой опсис в аренду бесплатно. Пятьдесят. Остальные сам наворуешь.

— Семьдесят пять.

— Посмотрим.

Хорек был в восторге от провернутой сделки. Это было видно по его глазам и движениям. Он разлил в бокалы вино и принялся рассказывать об экономическом кризисе, унесшем его опсис и выкинувшем его на улицы без гроша в кармане. О том, как он страдал и, наконец, занялся бизнесом.

— Ну и вонь, — отпив из бокала, поморщил нос Мэтью. — Запах гнилья и какой-то цветочный набор.

— В зависимости от условий они меняют свой аромат. В тени, на солнце, когда идет дождь.

— Откуда ты столько знаешь об этом, а? Див? Ты что, натихоря изучаешь парфюмерное дело?

— Я знаю все о том, что мне нравится…

— Эх, парень, парень. Когда тебя командировали сюда месяц тому назад, я было подумал, что наверху у кого-то на тебя зуб. — Хорек прошелся к софе. Вернулся, поглаживая деку Оно-Сендай. — Это город грехов. Здесь ничего не меняется, и сюда не возвращаются по собственной воле. Но ты вернулся и тогда я подумал, что ты не такой уж и хлюпик.

— Лесть тебе не поможет. Что удалось выяснить?

Хорек поставил опсис на миниатюрную треножку, которая служила по совместительству и системным блоком.

— Немного. — Он дотронулся когтем до стеклянной поверхности шара. Она подернулась инеем, сквозь узоры льда проступили бегущие строки, выстроились в определенной последовательности, застыли внутри и спроецировались на голографическую поверхность повисшего в воздухе небольшого прямоугольника. — Дата и место рождения. Привлечение к уголовной ответственности. Наш Дайадан еще тот фрукт. Совладелец компании по производству Браслетов Индивидуальной Связи…

— Это все?

— Да.

— Мне нужно чтобы ты проверил его базу данных, покопался в архивах Магов Покрова и отследил последнее использование его опсиса через тьюринговую компанию.

— С этими ребятами шутки плохи. Тебе нужно чтобы я его нашел?

— А я что, невнятно изъяснялся?

— Сто.

— Семьдесят пять.

— Это стоит дороже.

— Посмотрим.

— Тебе нужен грубый секс?

— Да.

— С твоей малышкой я управлюсь за две недели. Если нужно быстрее нанимай другого жокея. Хорек любит подходить ко всему обстоятельно.

— Я заметил. К тому же неделя потребуется только на завязку с клиентами. Тебе же нужно покрыть свой долг.

— В тебе нет ни капли жалости. А между тем, я ведь тоже когда-то был клериком. Как ты. Тогда-то ко мне и прилипла эта кличка. Тогда курами называли шлюх, которые стояли на Аллее Ангелов. Теперь они повсюду в четырех кварталах…

Хорек не рассказывал почему к нему прилипла такая кличка и что с ним произошло после этого. Наверняка что-то похлеще, чем экономический кризис.

Колдун засыпал под его звуки. Свистящие, потому что два передних зуба Хорька были вывернуты почти что перпендикулярно. И пачка Портагас, которую он закупал у одного и того же скупщика краденного, вот уже на протяжении двадцати лет, издавала приятный аромат табака острова, которого нет на картах.

II

— Какое попустительство с вашей стороны!

Губернатор выпустил из кулака коробочку для пряностей и встал. Коробочка проделала замысловатый прыжок и ударилась о настольные часы в виде миниатюрного здания неизвестного назначения с декоративными башенками и пузатым куполом. Из нее выкатился кусочек сандала и приостановил свое движение почти у самых рук советника.

— С моей?

— Как такое вообще могло произойти в моем городе? А? отвечайте!

Советник поднял кусочек сандала и мял его, не утруждая себя ответом.

Вольности губернатора объяснялись тем, что совет этим днем решили отложить до следующей недели, и из всех служащих на своем посту задержался лишь его скромный слуга, которому он преподносил свои чувства в весьма раздраженном тоне.

— Меня беспокоит, что это может вызвать публичный скандал.

— На вашем месте я бы не беспокоился, мон синьор. Город велик, — советник распахнул руки в широком жесте, обводя кабинет, словно бы предлагая взглянуть на случившееся с высоты птичьего полета. Что губернатор и совершил, подойдя к окну. — Мне кажется, что скандал, если вообще возникнет, то уляжется также тихо, как укладываются спать жители этого города…

— Что вы хотите этим сказать?

— Я всего лишь хочу подчеркнуть, мон синьор, что до того как вы заступили на должность губернатора, в этом городе царил форменный беспорядок. Теперь же, когда мы поддерживаем тесный контакт с господином Басеньяном, множество наших проблем улаживаются сами собою.

— Но нельзя недооценивать Совет кардиналов.

— Мы также поддерживаем тесный контакт и с ними.

— Мне не понятны ваши пространные намеки.

— Все что остается вашему высочеству это ждать. Ждать, потому как выразился один мудрец, карета — это начало инертное, душа же — лошадь, двигающая экипаж, и как бы его оживляющая, дух же — кучер, направляющий движение по произволу. Наша карета движется сама по себе, душа же этого дела — вести, распространяемые плебеями, и кучеру в данном смысле остается слишком мало простора для действий. От вашего духа не зависит судьба пересудов, если конечно вы не желаете пустить ложные слухи…

— Нет, делать я этого не буду.

Губернатор облокотился на раму высокого стрельчатого окна, его взгляд скользнул по нервюрам и аркбутанам поддерживающим тонюсенькие башни и своды соборов Сан-Доминико и Сан-Франческо, их куполам, обратился на центр города сплошь усеянного огнями, базарную площадь. Дальний рассвет вычертил первую птицу. Это был Лори. Пестрый, напыжившийся. Вылетел у кого-то из клетки или кто-то выпустил.

Губернатор раздумывал как обманчиво зрение. Пару мгновений назад он принял его за голубя, а теперь…

— Кыш, кыш!

— Что вы делаете?

— Прогоняю этого бестолковыша. Здесь вороны. Они сожрут его.

— Пусть жрут. Это природно.

Ариозо этого города, если конечно у него была мелодия — а она, несомненно была, как и у любой вещи — играл свою особую музыку. Музыку пьяных ночей и текстильной мануфактуры, пробуждающейся ранним утром и неумолкающей до позднего вечера, ропот базаров и тишину переулков, биение дворянского сердца в такт увядающего первенства в музыке, моде и живописи, нелепость «врожденного благородства» попираемого историей и формирование нового сословия — прозорливого и всесторонне развитого человека, тоску и неудовлетворенность жизнью рыцарства. Бывшего рыцарства. Великодушие, отвага, верность данному слову, изящество речей и поступков, преданность королю отходило на второй план, отправлялось на дно истории, в анналы хроники пылящейся где-то на нетронутых полках монастырей и скрипторий, уходило в небытие, будто девизы синих забытых гербов выцветших со временем: «Доблесть — наше кредо!», медведь на серебряном фоне, мечи опущенные на пурпурное поле. К жизни взывали новые гимны и новый девиз. Что-то наподобие: Герцог Савойи, иду своею дорогой.

Див поднял газету, брошенную пареньком у угла дома.

«Неверная магия», сводки погоды, колонки бегущего курсива от руки, снова печатные буквы. «Убийство на мосту Гранильщиков».

Он отшвырнул газету, наблюдая на ходу за молочницей, разливающей белую жидкость, казалось фосфоресцирующую в серых сумерках. Одинокий горожанин в небольшом дворике, еще мокром от росы.

Он вытащил из-за пазухи коричневый дневник и отправил его туда же, где еще не выросла громада мусора. Но вскоре непременно и обязательно…

Это не было похоже ни на муравейник, ни на улей. У этого города была своя особая аура, пробуждающаяся с наступлением ночи и исчезающая с предрассветным туманом будто фата-моргана, скрывающая от неусыпного взора пикетов паутину уличной жизни и неписанного этикета кварталов Курятника, что походило на череду бесконечных кошмаров. Не таких, от которых просыпаешься с криком, и в которых импульсные страхи обретают простые и ужасающие формы, а другого, бесконечно более тревожного сна, где все до ужаса обыденно, и все же совершенно неправильно.

По утру все было четко и ясно.

Взгляд молочницы провожал его, пока он не скрылся в очередном проулке. Несознательное блуждание его по закоулкам Брэйврока под утро, — когда он вышел было еще темно, — отдавалось ломотой во всем теле. Или тому виной была вторая пачка Gracia, выкуренная им почти без остатка.

Див свернул у лавок ждущих неугомонных хозяев и степенных, во всем основательных покупателей. Прошел неизменный фонтанчик, к которому сходились, по меньшей мере, около десятка аллеек ведущих с узеньких тесных улиц, поднялся на третий этаж гостиницы в свой номер. Усталость валила с ног. Но это было как раз то, чего он и добивался.

До сих пор он не рассчитался с Хорьком как того подсказывала его совесть. Она не то чтобы была дорога ему как память, сколько обременительна. А обременять ее сверх меры ему не хотелось.

Воровка. Ему вспомнились ее губы. То, что он давно и безуспешно пытался забыть. И даже Мизель Гранжа способствовала этому более или менее. Он не запомнил ее лица. Только губы. Словно бы она украла у него что-то, чего у него никогда не было, но ему всегда хотелось иметь. Оторвала кусок души.

Конверт оставленный на тумбочке Мизелью Гранжа. Так и не распечатанный. Тридцать три тысячи шестьсот пятьдесят четыре серебряных. А как он, в сущности, собирался отдать Хорьку причитающееся, если так и не положил деньги в банк и не обналичил вексель?

А что собственно представляет его душа?

Немного от вора, немного от клерика, немного от того, чем он занимался в прошлом и ценителя старины. Антиквариат его души. Воспоминания. Он был молод. И все же бывает, так что однажды случившееся заставляет тебя постареть лет на сорок. Он седел раза два. Мало это или много? Никто не скажет.

Голоса, плывущие с улицы, вырвали его из сна. Или он еще колыхался в полудреме лежа на животе. Первым делом он налил себе вина. Хорек опустошил все его запасы, так что пришлось обстоятельно потратиться. К тому же Рунди явно не поймет отсутствие выпивки. Он был рад тому, что друид вот так без предупреждения мог запросто наведаться к нему в гости.

Спустя какое-то время он разглядывал через стекло бокала вино. Он мог разглядывать его оттенки часами, но делал это не так часто.

Все было кончено. Неделю назад. Но он колебался, раздумывая, стоит ли ему продолжать расследование, и, наконец, принял решение. Сегодня.

Див взял нож, вырезал на двери пару рун, небрежно набросал гексаграмму и уселся в ее центре. Из соседней комнаты доносилось погрюкивание кастрюлями и старательная возня, походящая на попавшего на пасеку барсука. Его это нисколько не беспокоило, наоборот он даже довольно щурился.

Стрелка лука, свисающая с сомкнутых губ друида, подтянулась и исчезла во рту. Дверью он не пользовался принципиально, телепортируясь в самые неожиданные часы его бытия. Мелкий барашек свисающий черными прядями на выразительные глаза, спускающийся по смуглым щекам. Под два метра ростом, он пригибался в проемах комнат.

Друид уставился на него, потом на ритуальный нож, осмотрел гексаграмму и критически повертел ему у виска.

— Шучу, — сказал колдун. — Специально для тебя.

С легким бульканьем, которым вполне могло быть вино, друид испарился, и с кухни вновь донеслось шебуршание и перестук. На сей раз бокалов. В ноздрях оставался резкий запах озона.

Какой-то идиот ломился в дверь, но колдун не открыл. Через час снова послышался стук. Мужик, потому как столько шума женщине поднять не по силам. Разве что истеричке.

Друид ушел, и Див вновь сидел на полу. Гексаграмма очерченная вокруг символов была безжизненной и до неприличия деревянной.

«Меня нет, — сказал про себя колдун». И поставил на стол вторую бутыль.

Вино еще шелестело в ушах и сосудах, когда они выходили на улицу. «Salve et vale» говорило оно. Salve et vale всем серым клеткам.

— Ваше присутствие было бы весьма полезным, для того чтобы снять подозрения Совета кардиналов с начальства сего города, а таким образом и с любого гражданина Брэйврока.

— И таким образом привлечь его на свою голову?

— Откуда вы знаете?

— Знаю что?

— Что умерший был одним из служителей церкви.

Проулки мелькали меж их размеренными шагами. Вода, застоявшаяся в расщелинах мостовой, брызгами разлеталась, оседая на лоснящемся камне; журчала, стекая по водостокам карнизов.

— А что, по-вашему, означает любезное приглашение меня засвидетельствовать смерть погибшего? И с чего вы взяли, что убийца или убийцы не могут проживать в вашем городе?

— Потому что он умер…

— Убийца?

— Да.

— Тогда какова моя роль? Убийца мертв. У вас есть, что предъявить совету. Хотя сомневаюсь, что вы уж так опасаетесь его гнева. Единственное наказание, которое вы можете понести — епитимья до спаса.

Видок остановился, тесня его всем своим солидных размеров телом в проулок.

— Полагая, что я не верю в церковь, вы, разумеется, правы. Но вы ошибетесь, подумав, что я не верю в бога. Напротив. — Зеленоватый свет фонаря вырисовал его мужиковатые черты лица полностью лишенные какого-либо очарования и благородства. — Я верю в него и каждую терцию моего поганого существования на этой грешной земле всецело и всеми силами ненавижу…

— Мне нет дела, что до вашей веры, что до вашей души.

Видок отпрянул слегка обескураженный толи тем, что его прервали на самой высокой ноте душевных излияний, — хотя Див уже знал, что за этим последует несколько лет на каторге и все перипетии судьбы, включая побег из тюрьмы через печную трубу, — толи реакцией на свои признания.

— И не собираюсь переубеждать вас. В любом случае вы не ответили на мой вопрос.

— Мы уже почти пришли.

Здание префектуры, располагающееся по ту сторону от гладкого спокойного плеса порта, казалось неестественно накренившимся в начинающемся дожде.

Пучки гладких узких пилястров, громоздившиеся в полуметре друг от друга, мотивы сплетающихся растений на капителях, лепные украшения, вырезанные из камня под самой крышей, дополняли архитектуру этого старого разрушающегося со временем города. Архитектуру, без которой все новые постройки с их изощренным геометрическим узором, столь отличающимся от оригинала, выглядели настолько же холодными и мрачными, насколько полностью лишенные тепла, резные изваяния Аллеи ангелов претендовали на благообразное почитание Спасителя.

— …как вам должно быть известно, — приободрив себя коротким вступлением, продолжал начальник розыскной службы, — ваш человек вышел из Красной нежности…

— Откуда мне может быть это известно?

— …прошествовав кварталами Менезингера, пока не очутился на одном из рынков.

Тяжелое позвякивание кольчуги, которую неведомо по какому случаю приодел видок, отзывалось эхом в сквозных пролетах аркады. Когда они достигли комнаты в конце коридора, видок примиряющее улыбнулся, пожав плечами:

— И в самом деле. Запамятовал. Должен вам сказать, крови было довольно мало. У большинства из убитых попросту свернуты шеи. Сразу видно работал профессионал. Один из них заколот стилетом в мозг через глаз. Обычно такое практикуют цыгане. Знаете, как это бывает. Окружают вас всей толпой от мала до велика… Одно только остается неясным: стилет принадлежал кому-то из нападавших. Впрочем, это возможно случайность. Дело-то было ночью…

— Возможно. А возможно нет. Ни разу не видел, чтобы ошибались с присущей точностью. Кому всаживать стилет в глаз, а кому нет.

— К чему вы клоните?

— К тому, что подобный стиль весьма распространен в Оррине. Причем тут цыгане?

— Не знаю я всех этих стилей. А цыгане к слову! Вот, к примеру, когда мы ползли через печную трубу…

Комната за дубовой дверью и железной решеткой оказалась чем-то вроде препарационной. Ряды коек из тускло поблескивающего металла отражали падающий свет луны. Запах чистого спирта и формальдегида витал промеж прикрытых грязными на вид кусками грубой ткани телами.

Где-то вдалеке горела пара светильников над низеньким черным столиком. Медик вышедший им навстречу отирал руки о заляпанный кровью фартук.

— Время смерти — вчерашний день, — улыбнулся он, вынимая откуда-то из складок очки с округлыми линзами на тонкой оправе. — Или что-то вроде того. В любом случае, для них это уже не имеет никакого значения. И сомневаюсь что для вас, господа, также имеют значение их имена.

— Одного — имеют, — откинув покрывало, со всей серьезностью заявил начальник розыскной службы.

— Понятия не имею. Впервые вижу, — пожал плечами колдун. — Герцог Савойи, иду своею дорогой…

— Простите что?

— Есть такой девиз. Знаете? — Видок убрал покрывало полностью, так что ему стали видны узкие аккуратные раны не больше пяти-шести сантиметров в длину. Они были разбросаны по груди под всевозможными углами.

— Сюрикены, — пояснил видок.

— От этого он умер?

— Нет. Обширная гематома на левом виске, говорит об ушибе. Буд-то сам бог прошептал этому засранцу: падай тут, я специально приготовил для тебя этот камень.

— Нападение на клерика довольно серьезное обвинение. Расследование ведете вы?

— Да, я. Но мне подумалось что…

— Что?

— Это глухое дело. Улик нет, одни трупы.

— А его вещи?

— Их не тронули как ни странно.

— Это лишний раз подтверждает факт преднамеренного убийства.

— Только вот ни мотивы, ни предпосылки нам по-прежнему не ясны.

Видок зацепил ланцет обшлагом перчатки, водружая груду шмотья на одну из пустующих коек.

— Странно, что мне не было известно о его передвижениях. В настоящее время в городе всего два клерика. И этого предостаточно. Капитул не предупреждал нас о каких-либо изменениях в планах. Впрочем, он не жалует низшие эшелоны.

— Постойте, постойте. Вы хотите сказать, что он тоже клерик, — глаза видока округлились. — Я думал, что он один из ваших сержантов…

— Лично у меня нет никаких сержантов. И у другого тоже. Это знаки отличия. Пурпурное сердце. Видели когда-нибудь такое? — Колдун потряс лентой с камнем перед носом видока. — У меня не укладываются в голове эти события.

— Глупая смерть, — согласился видок. — Упасть головой о камень. Да. Нет в этом божьей искры. Вот если бы его как следует трахнул камень по голове, оставленный полежать мальчишкой игравшем на крыше. А там как раз справляли свои брачные игры коты…

За окном полыхнула молния. Раздался гром и видок как-то засомневался, стоит ли ему продолжать мысль.

— Нет. Не это не укладывается у меня в голове. — Див повертел у глаз извлеченную из вещей клерика продолговатую круглую коробочку.

— А что?

— Кажется, я ошибался.

— На счет чего?

— На счет герцога.

Шестеренки шкатулки вращались по всей поверхности.

— Что это?

— Криптекс. Для хранения конфиденциальных сведений. Пять дисков по двадцать шесть букв на каждом. Двенадцать миллионов вариантов. Внутри сосуд с уксусом. Если вы откроете его, не набрав соответствующей комбинации, папирус растворится под воздействием кислоты.

— Вы знаете комбинацию?

— Не похоже, что я экстрасенс. Правда, инспектор?

* * *

— Самих же рыцарей называли храмовниками, — с какой-то животной радостью повествовал губернатору униженный его присутствием немытый старикашка, то и дело, возводя к своду дрожащий палец. — Создание ордена было провозглашено в тысяча сто восемнадцатых — тысяча сто девятнадцатых годах девятью французскими рыцарями во главе с Хуго де Пейнсом… из Шампани. Девять лет эти девять рыцарей хранили молчание, о них не упоминает ни один хронист того времени. Но в тысяча сто двадцать седьмом они возвратились во Францию и заявили о себе. А в тысяча сто двадцать восьмом Церковный собор в Труа официально признал орден.

— Что такого загадочного в означенных цифрах?

— О, мне сие неизвестно, синьор.

— Тогда обойдемся без них.

В какой только канаве разыскали этого знатока, брезгливо раздумывал про себя губернатор, изучая повадки побитого временем старика.

— Три категории братьев составляли сам орден, — оглянулся в такт мыслям хронист, будто бы опасаясь, что стоящий подле него советник вдруг выхватит палку и начнет отгонять таракана ползающего по его мантии. — Анасиус. О, ты мой маленький. Маленький мой…

— Продолжайте, — поторопил советник.

— Рыцари — все благородного происхождения, — прищурился старикашка. — Или — очень редко — cavalieri di grazzia, из их числа избирались руководители резиденций; духовники-монахи, находившиеся при магистрах или служившие в церквях; сержанты, из числа которых рыцари набирали оруженосцев и пехоту в военных походах, и которые вели хозяйство и управляли имуществом ордена. Среди них были как свободные крестьяне, так и ремесленники. Орден брал под свое покровительство всех: сеньоров, выказывавших по отношению к нему верноподданнические чувства; торговцев, пользовавшихся его коммерческими услугами; ремесленников, обосновавшихся на его землях. Но еще, — хронист понизил голос до шепота. — Еще была одна категория. Особая категория. Гостей Храма. Оказывающая ордену… временные услуги…

— Что за услуги?

— Всякие…

— Что за «гости»?

— Чародеи, алхимики… маги, преступившие букву закона, головорезы… Люди всякого сорта. Тамплиеры не признавали над собой никакой другой власти. Орден Храма пользовался правом экстерриториальности и не попадал под юрисдикцию властей тех земель, на территории которых он находился. Орден не платил никому никаких налогов, в том числе и церковную десятину, а также таможенных пошлин. У него была своя полиция и свой трибунал. Формально магистр подчинялся лишь папе, который сам его и боялся.

Хронист замолчал, делая передышку. Начальник городской стражи воспользовался электрумной плевательницей, благодаря за содержательность информации.

— Как все монахи, тамплиеры давали обеты: послушания, целомудрия и личной бедности. Но сам орден, как организация, мог иметь имущество. Его устав прямо обязывал накапливать ценности и запрещал продавать имущество без разрешения высшего совета. Скупость храмовников доходила до того, что они отказывались выкупать своих братьев из плена, как это было принято в те времена. Всеми возможными способами храмовники собирали свои сокровища.

Кроме того, орден создал флот и добился монополии в плаваниях по Средиземному морю. Его корабли перевозили войска фанатиков, паломников, среди которых были и богатые, щедро платившие за услуги принцы. Торговцы также использовали флот тамплиеров для перевозки своих товаров. Из Европы везли оружие, лошадей, продовольствие. В Европу — вино, пряности и сахар из Индии, ткани из Дамаска, ковры и шелка из Персии, а также арабскую парфюмерию.

Еще большие богатства орден аккумулировал в самой Европе. Чтобы заручиться поддержкой рыцарей ордена, монархи и богатые феодалы отдавали тамплиерам земли и замки. Тем или иным способом они овладевали целыми графствами с их землями, реками, лесами, полями и крестьянами.

Тамплиеры создали свой банк. Каждое владение имело его отделение. Коммерсанты помещали в банк золото и другие драгоценные металлы, а взамен получали обменные векселя. Банк тамплиеров принимал на хранение также сокровища монархов, сеньоров и епископов. Золото монахи пускали в оборот. Они предлагали его под большой процент королям, феодалам, епископам, коммунам и торговцам. Орден стал крупнейшим ростовщиком в Европе.

Среди заемщиков храма были епископаты и коммуны, которые, начиная с 1140 года, начали строительство церквей в готическом стиле. В то время большинство французских городов имели весьма ограниченные средства для развития. Если у их магистратов и появлялись свободные средства, то в первую очередь их расходовали на укрепление городских стен.

Тем более удивительно, что в течении нескольких лет во всей Франции были найдены деньги на строительство огромных готических соборов. Единственной организацией, способной дать их, был орден тамплиеров. Менее чем за сто лет было построено восемьдесят огромных соборов и семьдесят храмов поменьше.

Строительство требовало привлечения большого количества людей. Но рабочим нельзя платить заработную плату векселями. Кредиты, выданные епископам и коммунам, должны были быть обеспечены. Однако деньги, особенно металлические, были тогда редкостью. Серебряных же почти не было. Того серебра, всего около тонны, что тамплиеры вывезли из Палестины, было явно недостаточно. Добыча драгоценных металлов в Европе практически не велась. А месторождения в Тимерии, Редании и Гевейне еще не были открыты. Золота также было недостаточно.

И, тем не менее, тамплиеры чеканили свою монету, серебряную, а не золотую. В течение 12–13 веков было произведено такое количество серебряных денег, что они стали обычным платежным средством. На эти деньги и была развернута кампания по строительству храмов.

Но откуда появился металл? Никто этого не знал. Вернее, те, кто знали, молчали. Тамплиеры вообще о многом молчали. Так, устав ордена был известен только рыцарям и гостям Храма, но и те не могли хранить его у себя, чтобы он не попал в руки непосвященных, даже из числа членов ордена. Магистры принимали решения в глубокой тайне. Архивы ордена таинственно исчезли.

Существует еще множество необъясненных, а иногда и необъяснимых, фактов. Одни из них касается флота тамплиеров. Для контактов с Туманным Альбионом у них имелись порты на побережье Атлантиса. Расположение портов нельзя объяснить логически, исходя из потребностей тамплиеров в Европе. Это Ля-Рошель. Расположенный в 93 милях к югу от Нанта и на 43 мили с половиной — севернее Руана в устье реки Жиронды, на берегах глубокой бухты, он хорошо укреплен и непреступен. С этой точки зрения выбор тамплиеров меня не удивляет. Непонятно другое, зачем нужен был ордену порт, находящийся далеко к югу от Альбиона и к северу от Галании, дорога в которую более удобна и безопасна по суше? Однако Ля-Рошель отнюдь не был для тамплиеров второстепенным пунктом. Резиденция, находившаяся там, контролировала обширный район, а со всех сторон Франции к нему сходились семь «дорог тамплиеров».

Могущество ордена росло, увеличивалось его влияние во многих странах, в том числе и в Номмаре. В течение 200 лет тамплиеры не боялись никого и ничего. Так продолжалось до 12 октября 1307 года — до того дня, как…

— Нас интересуют подробности, но не история.

— «Тамплиеры были обвинены в ереси, как это известно, его высочеству, их владения разгромлены, братья арестованы, имущество конфисковано и передано в руки Церкви Матери. А точнее — конгрегации святой канцелярии. Среди всех признаний для нас особенно интересно одно — протокол показаний рыцаря Жана де Шалона. Он утверждал, что в ночь перед арестами из Парижа вышли три крытые повозки, груженные сундуками с сокровищами Храма. Повозки сопровождал конвой из сорока двух рыцарей во главе с магистром Гуго де Шалоном и Жераром де Вилье. Рыцари и груз должны были прибыть в один из портов, где их ждали семнадцать кораблей ордена. Бросается в глаза непропорциональность количества кораблей и содержимого трех повозок. Но, возможно, существовали и другие обозы, направлявшиеся в этот порт? Мы не знаем, что было в сундуках. Слово «сокровища» может показаться обманчивым. Сейчас оно означает «скопление золота, серебра и других драгоценностей». В те же времена его применяли и для обозначения тайных архивов королей и коммун. Скорее всего, сокровища Храма, вывезенные из Парижа, были секретными архивами ордена, которые следовало надежно спрятать.

В какой же порт могли направиться рыцари в ту злополучную ночь? Разумеется, в Ля-Рошель. Другие были ненадежны, и там не было кораблей ордена. Надежно укрепленный, он мог бы выдержать осаду жандармов. К нему вела охраняемая братством дорога, на которой можно было найти сменных лошадей. Но мы не знаем, достиг ли груз пункта назначения. Известно только, что архивы Храма не значатся в списках захваченного людьми короля имущества, а имена рыцарей, сопровождавших груз, названы вместе с теми, кто скрылся от ареста. Среди кораблей, нашедших убежище в Галании, не было кораблей из Ля-Рошеля. Они исчезли навсегда.

Перед исследователями встают три вопроса: откуда тамплиеры брали серебро — металл, к тому времени не найденный на территории Европы; зачем им был нужен Ля-Рошель; и куда ушли корабли, груженные «сокровищами» ордена?

Один из моих коллег полагает, что тамплиеры вывезли много этого металла из Арканума, откуда пошло выражение «быть богатым», где слово «серебро» — является синонимом к слову «богатство», в то время как было бы естественно так говорить о золоте…».

К сожалению, она не указывает источник сведений. Это гипотеза. Однако одно из свидетельств этой гипотезы можно найти, внимательно рассмотрев роспись фронтона храма тамплиеров в городе Верелай в Бургони. Среди людей, окружавших Христа, на изображении можно увидеть мужчину, женщину и ребенка с непропорциональными большими ушными раковинами. Мужчина одет в убранство из перьев, похожее на одежду гевейских эльфов, а на голове у него — шлем Кланов. Женщина — с обнаженной грудью и в длинной юбке. Возможно, живописцы слышали что-нибудь о людях с большими ушами. Теперь нам известно, что Инка и их предшественники, которым они подражали, имели обычай оттягивать уши, вставляя в мочки тяжелые кольца из золота, меди и камня. Такое трудно выдумать. Они, безусловно, знали о горных Кланах, на что указывает шлем на голове мужчины. Смешав эти два понятия, они нарисовали «идеализированного» воина. Есть еще одно доказательство того, что тамплиеры знали о существовании континента, который мы теперь называем Арканумом; недавно в Национальном архиве Франции были найдены печати ордена, захваченные людьми Филиппа Красивого. На одной из них, приложенных к документу, относящемуся к ведению Великого магистра, видна надпись «Тайна Храма». В центре расположена фигура человека, который может быть только арканумским эльфом. Одет он в набедренную повязку, на голове у него убор из перьев, такой же, какой носили авари Северного Арканума. В правой руке он держит лук, внизу, под луком, изображена свастика — крест с изогнутыми концами, распространенный у гномов символ эпохи Дьюрина.

Варанд был прав, по крайней мере, в одном. Тамплиеры знали о существовании Нового Света. И это была их тайна. Тайна настолько важная, что ее сохранение было поручено высшим иерархам ордена и самому великому магистру. Это была тайна тайн, в которую не были посвящены даже рыцари первого ранга.

Но действительно ли тамплиеры добывали свое серебро на рудниках Арканума?

Известно, что железо плохо сопротивляется действию времени и исчезает не оставляя следа. За все время в Mundus Novus галанцами не было найдено ни одного железного или стального предмета. Однако в языке кечуа, а также современных аварии, есть слово, обозначающее железо, но нет названия стали. А в языке гуарани…

Начальник городской стражи поигрывал куском говядины и даже, как заметил хронист, надкусил тот, причмокивая во славу галанцев.

— Кроме того, гномы, высадившиеся в Аркануме в 967 году, без сомнения, владели оружием и инструментами из стали. Бронзовый век для них закончился уже за полторы тысячи лет до того. За время своего пребывания они так и не смогли научить эльфов искусству получения и обработки железа, ремеслу более сложному, чем обработка мягких металлов. В Тиауанако гномы должны были бы, по логике вещей, организовать производство железа, но умение это было утеряно в результате гибели империи.

Допустим, что серебро, которым пользовались тамплиеры для финансирования строительства готических соборов, добывалось в Южном Аркануме. И порт Ля-Рошель на берегу Франции был построен для ввоза арканумского серебра. Осталось узнать, куда ушли корабли, груженные секретными архивами ордена?

Мы в состоянии ответить на этот вопрос: корабли с тамплиерами, избежавшими ареста в 1307 году, и, возможно, с секретными архивами ордена, нашли убежище на берегу Северного Арканума.

Но почему тамплиеры решили отправиться именно в эти земли? То, что они знали о существовании Центрального Арканума, не вызывает у нас удивления. Уже более ста пятидесяти лет слитки серебра доставлялись из Южного Арканума в Европу. Тамплиеры поддерживали тесные контакты с потомками гномов. Не исключено, что они предприняли в 1194 году разведывательный поход в этот район. Но так как они там не нашли достаточного количества драгоценных металлов, главной своей цели в Аркануме, то больше не возобновляли свои попытки.

Ситуация стала меняться, когда союз короля Франции и папы орринского стал угрожать самому существованию ордена. Тамплиеры в отличие от ордена госпитальеров за всю свою историю не приобрели в Европе полностью автономную территорию, где бы они могли быть защищены от давления и угроз как светской, так и духовной власти. Дело могло плохо кончиться в любой момент. Рыцари стали думать о поисках надежного убежища в случае отступления. Гномы, торгуя с тамплиерами, тем не менее, не обещали им теплого приема на своей территории. Поэтому до 1290 года попытки обосноваться в Южном Аркануме не предпринимались. А после 1290 года они были бы обречены на провал: империя Тиауанако была разрушена дикими племенами варваров… то есть нами.

— Благодарю.

Губернатор расхаживал по палате взад-вперед, бросая недоброжелательные взгляды в сторону безучастно жующего говядину начальника городской стражи. Поскольку советнику не оставалось ничего делать, как сглаживать впечатления от столь бессодержательного рассказа, он расхаживал вслед за ним.

— Нам мало известно об этом ордене, кроме того, что ныне он пребывает под ведомством самой святой канцелярии. Они также ведают делами безопасности на территории монастырей. Любой красный монах обязан выполнять любое их поручение. Это мне стало известно от пастора, — на всякий случай добавил советник. — Было глупо со стороны папы позволить этому идиоту Филиппу уничтожить столь могущественную машину. Теперь, когда города стали провозглашать республики, а маги Покрова — плодить своей безучастностью легионы еретиков, они решили возродить орден как элиту, в надежде вернуть былую власть.

— Керсан. Что ты думаешь по этому поводу?

Начальник городской стражи почесал бороду.

— Значит, это один из элиты воинства Христова.

— О, нет. Не совсем так. У нас, судя по всему, Гости Храма.

— Откуда вам это известно?

— Уж поверьте мне, mon signiore. — Хронист виновато разулыбался.

Губернатор задумался.

— И что говорит молва?

— Говорят, они обладают отличными друг от друга способностями. Одни преуспели в военном деле, другие искусны в колдовстве. Никогда нельзя сказать с первого взгляда в чем именно. И, тем не менее, они владеют весьма эффективной манерой боя. Приемы их известны далеко не каждому…

— Когда-то при приступе мне довелось видеть, как бьется один из них в осаде, — подал голос начальник стражи. — Зрелище не из приятных. Крови было больше чем тел…

— Прекрасно. У меня в городе защитник слова господня, колдун и мясник. Что прикажете делать?

— Сдается мне, вы сгущаете краски, — не получив ответа, осадил самого себя губернатор, размахнулся куском говядины, и вышвырнул ту в окно. Птицы встрепенулись, покинув флероны.

— Молва говорит…

— Не верьте молве! Возможно, это была всего лишь иллюзия. Вы говорили, они искусны в магии…

— Но зачем?

Губернатор, казалось, ждал подобного вопроса от начальника стражи на протяжении долгих часов.

— Чтобы ввести в заблуждение таких как ты, Керсан. Страх, у которых, идет впереди меча!

Начальник стражи моргнул, его засаленные усы зашевелились.

* * *

Анарки отреагировала молниеносно. Когда ее заклинание прекратило действие, горожанин подался в сторону. Мешок и так уже был полон. Она решила больше не рисковать. К тому же из нее был чертовски плохой вор. Возможно, в следующий раз она предпримет попытку умыкнуть что-нибудь из этих дорогостоящих домов. Она поглядела в сторону возвышающихся над трущобами чистеньких и аккуратных зданьиц. Теремки и высокие трехэтажные за внушительными стенами. Собаки. Там наверняка есть собаки.

Анарки поморщилась, потерла руку. Пестрая птичка свалилась ей под ноги. Она аккуратно обошла ее.

Приближаясь к знакомым улицам, она сделала круг на всякий случай и незаметно растворилась в тени.

Старый охранник, кивавший носом в своем маленьком домике за воротами, окинул ее взглядом, устанавливая на место дубинку.

— А это ты.

— Гуго, где моя сестра?

— Не видел. — Он подхватил монетку. Его брови поползли вверх, но лишь затем чтобы зевнуть.

«Немного уюта в ее клетушке не помешает».

Анарки принялась за уборку. Вымела мусор и стерла пыль с той мебели, что еще оставалась после того сукина сына Ошена. Каждый раз, пьяным возвращаясь из своих «заплывов» по кабакам у причала. В надежде раздобыть мелочь от сострадающих, россказнями и слухами для своей очередной попойки, он разносил вдрыск то табуретку, то стол; заваливался в кучу ветоши, служившей кроватью; спал, вставал, клянчил денег у Марион (потому как, у нее-то, он попросить не осмеливался), бил Марион и уходил. А потом все начиналось заново.

Однажды Анарки надоело это. И когда в очередной раз она обнаружила на Марион синяки, она подхватила то, что оставалось от тумбы и прилично отходила эту скотину — Ошена. А потом выволокла его за ворота (ей пришлось постараться) и дала денег Гуго, чтобы тот больше не пропускал Ошена на порог их дома. Чтобы вернуться, Ошена остановила только рана, которую она ему нанесла.

И пригрозила, — она помнила точно, — что в следующий раз может и не прицеливаться.

Фермуар ожерелья приглушенно мерцал под выглянувшей из-за рамы луной.

Черным-черно, а в доме как назло нет ни одной свечи.

Впрочем, света была достаточно, чтобы пересчитать монеты. Одни поменьше, другие побольше, серебряные и краплаковые — истертая от частого употребления мелочь. Несколько золотых. Их Анарки заботливо обернула в тряпицу, положив к двум другим. Отложила под доску настила, прибила гвозди — не до конца, чтобы не выдать тайник. Вытряхнула из мешочка на поясе два кусочка небесно-голубого камня. Взяла горелку, зажгла. Установила над нею ложку и бросила туда зелье.

Это поможет ей провести еще две ночи без сна.

Прозрачное зелье действовало не сразу, и она еще с трудом могла улавливать зрением расплывающуюся луну. Будто два глаза Лиса наблюдали за ней с высоты.

«Нет, тот клерик и впрямь не такой засранец как ей показалось с первого взгляда. Какая корысть ему с того, что он сдаст ее Басеньяну? Никакой. Да он, кажется, и вел себя подобающе — не как Ошен. Вроде бы».

Луна, наконец, приобрела четкий вид. Благородные мотивы подхватили ее, и ей захотелось кружиться, кружиться под этой луной подобно тому волчку, что у нее когда-то был в детстве. Он все еще там, в подполе, в шкатулке с золотом и серебром.

Аллея ангелов звала ее своей стеснительной тишиной. Конфузливо сжимали свои руки-ветви орехи, тянулись распростертыми ладонями лиственницы, улыбались через плечо первые шлюхи.

Она прихватила с собой два ножа, надежно спрятав в чужих не по размеру напульсниках.

Глаза. Теперь множество глаз какого-то древнего божества взирали на нее с холодной надеждой. Так ей казалось.

«Или это все тот препарат, который она приняла?»

Торговец говорил, он безвреден. Но ей казалось, что сейчас она способна на все.

«Да. Она найдет Марион. Чего бы ей это не стоило».

Обрывки воспоминаний, клочки рваных фантазий в его сознании упорно не желали приобретать порядок.

Они то всплывали, смешиваясь друг с другом, то наслаивались одни на другие, превращая сон в явь, а явь в феерические спектакли, где каждое появление Мизель Гранжа было овеяно тайной, которую он не спешил разгадывать.

«— Не так быстро, детка. — Седая щетка волос переливалась на солнце тусклым металлом. Словно большой кот он мягко ступал по траве испачканной кровью. Повсюду вокруг медленно растущей фигуры валялись тела. Женщина небрежным движением выдернула нож из ямочки между ключицей и адамовым яблоком запрокинувшего голову человека. Кровь фонтаном плеснула, обрызгав ее лоснящиеся угольно-черные легинсы.

— Я не уйду, пока ты не подсластишь мой язычок, — изрек совершенно бездарную с точки зрения сценария фразу мужчина. Женщина жевала во рту травинку».

Представление, транслирующееся по местному каналу, где вместо актеров играли иллюзии созданные одним из магов Покрова, отличалось от уличного фастнахтшпиля разве что тем, что оно было перенасыщено обильно текущими реками крови и крайне замысловатым сюжетом.

Див выключил опсис и голографическая проекция съежилась в точку.

Он подобрал криптекс и, подбрасывая, стал прикидывать, сколько потребуется времени на извлечение содержимого.

Потребовалось немного. На клочке папируса были выведены символы, какая-то спираль закручивающаяся как две ленточки, и множество цифр в четыре ряда. Он переписал цифры, и папирус растворился под действием уксуса. Символы он не запомнил, но как показывала практика в основном шифровальщики и каббалисты ордена рисовали те только для того чтобы сбить с толку.

В последнее время он всерьез обдумывал новую теорию — относительно того, как держат себя некоторые представители рода человеческого; он еще не додумал ее до конца, но отчасти она основывалась на том постулате, что тем, кто может быть по-настоящему опасен, вовсе необязательно выставлять это на показ, а способность скрывать угрозу делает их еще опаснее.

Что-то было в трупе этого клерика, что-то проступало в его предсмертной маске, в его внешности. Див не был силен в физиогномике, но резкие, четкие черты его рта, глаз и вообще всего лица говорили об очень стабильной натуре. Такой не спрыгнет с моста при первой же угрозе, а, скорее всего, устранит ее, перейдя мост как ни в чем не бывало. Очень уверенный в своей силе человек. Странно. Упасть и удариться головой о камень — и впрямь глупая смерть. Но, наверное, только так такие и умирают.

Див выдвинул ящичек письменного стола, достал чистый бланк и тронул его пером: «Консистории его святейшества…»

С тех самых пор как он, не прибегая к услугам клерков, написал свое резюме и наваял досье, минуло четырнадцать месяцев. Принимающая комиссия тогда была в восхищении. Бирк сомневался, что их писульки достигнут Оррина, тем более Ватикана, но сам Див так не думал. Садясь за составление документа, он ожидал, по меньшей мере, такого же результата.

Так или иначе, все равно кому-то придется этим заняться. Так пусть это будет он. Бирк не жаловал ни консисторию, ни бланки.

Рапорт вышел сухим на два листа, в котором он в основном запрашивал данные на неизвестного служащего, тело которого сейчас покоилось на одном из алюминиевых катафалков префектуры Брэйврока.

Он задвинул ящичек, потер глаза и его взгляд упал на черную ленту повязанную вокруг рукава. Было в ней что-то архаичное, что-то давно вышедшее из моды. Черные зонты. Множество дамских зонтиков, пастор, читающий монотонно без выражения, пара клевретов поющих тонкими звенящими голосами. Дождь.

Он убрал со стола остальные бумаги и пододвинул опсис, но в голове у него по-прежнему мелькали округлые формы щербатого камня, разглаженные зады статуй воздевших руки и распростерших крылья. Какая-то невыразимая мука была в их летящей позе, какое-то убивающее всякое проявление эмоций кантабиле. Как-то неправильно они стояли или это он все время ловил неправильный ракурс.

— Никогда не знаешь что лучше, что хуже. Так? Что она для тебя сделала, эта твоя чародейка, или что сделал ты для нее? — Хорек проводил взглядом гроб, спускаемый в утробу могилы. — Что у вас общего? Кроме страсти, которая, как мне кажется, уже прошла. А, Див? Нет? Ну, знаешь, просто я заметил, как ты смотрел на нее. А она на тебя. Мизель Гранжа.

Хорек достал из кармана погнутую белую трубочку Портагаса.

— Почему тебе захотелось поговорить об этом прямо сейчас?

— Знаешь, ведь любовь это не только поход за Граалем. В ней должна быть какая-то тихая радость.

Так он себе ее представлял.

Див закурил вместе с ним. Священник кончил читать и зашагал прочь.

— У тихой радости перед страстью есть все преимущества…

— Почему тебе, черт побери, захотелось поговорить об этом прямо сейчас!

— В погоне за двумя зайцами выигрывают только зайцы…

— Зачем ты говоришь мне это? Только чтобы позлить?

— Нет… нет.

Клерика хоронили без почестей. Не было даже певчих. Снова шел дождь. Накрапывал, оседая на зонтиках, плащах и голом мраморе статуй.

— Джатака. Джатака жизни.

Одна из них с опущенными крыльями пробуждала в нем нечто совершенно определенное, но для этой эмоции не находилось названия.

— Что это там за столпотворение?

— Хоронят родню Норано.

— Кого?

— Кастельбаджака — его племянника. Мы все выходим из ниоткуда и отправляемся в никуда.

Хорек покопался в своих карманах снова, выуживая на свет колышек стали чуть короче и толще иглы в несколько раз.

— Это Аюрведа его сознания, эта микросхема из его башки. На ней записаны все его чувства, переживания, места, события, запахи. Это аюрведическая микросхема его восприятия, но к ней не подходит сенсориум.

— Что это значит?

— Ты знаешь, что сенсориум записывает переживания, но для этого необходимо держать его в руках. По крайней мере, прикасаться. Он довольно велик, чтобы таскать с собой. К тому же хрупок. А то, что ты дал мне, совсем иная технология, встроенная модель. Я слышал, что для такой, нужен приемник. Что-то наподобие такого же движка — дыры в голове как у нашего друга, — кивнул Хорек в сторону гроба. Колдун бросил горсть земли. — Иными словами нужен такой же как он, только живой.

— Сомневаюсь, что мы найдем такого же. Но все равно спасибо.

— Нет проблем. Знаешь, одиннадцать кусков для меня слишком большой шик. Я положило их в банк. Беру потихоньку, трачу… В общем…, я уезжаю.

Хорек поковырялся в карманах. Ничего не найдя, тупо уставился на него.

— Никогда не умел прощаться.

— Я тоже.

— В общем, — он харкнул в могилу. Желтые зубы, украшенные табачным налетом, озарила улыбка, — как говорит Шакьямунья, у каждого из нас в голове по одной большой дырке, и эту дырку волнуют дхармы. Нирвана же, если я правильно понял сданзо закодировавшую меня от пьянки, это путь к просветлению. Для кого-то это любовь, для кого-то зайцы…

— Если ты не прекратишь наступать на мои мозоли, клянусь, я прикончу тебя на месте.

— Нет проблем, парень. Просто я хотел сказать, что обрел просветление. В моем понимании… Я занимаюсь любимым делом. Благодаря тебе. Вот и все. Я подумал, тебе будет полезно об этом знать…

Хорек рассказал ему, почему его так называли.

Когда-то, тогда когда он служил клериком, они устраивали облавы на проституток, и он был примой на подхвате у самого командора. Куры разбегались при виде его. Он был хорьком в их импровизированном курятнике. Теперь церковь обращалась с уличными ангелами намного бережней. Возможно оттого, что ни один клерик не стремится исполнять обязанности полиции нравов. Это было смутное время. И была еще какая-то печальная история о неразделенной любви, но колдун не дослушал ее до конца, потому как согласно все той же джатаке жизни, дхармы Хорька его волновали мало. Она была камнем преткновения в судьбе бывшего клерика, и чем-то большим для него самого, чем просто историей. Но таких историй было предостаточно, и она напоминала какой-то новый роман с бульварных лотков от которого у колдуна сводило челюсти. Не потому что такие истории были затерты до дыр, а оттого что их в основном рассказывали приподнято-торжественным тоном, будто несли священную чашу, из которой ни при каких условиях не должна была пролиться ни одна капля.

И все потуги Хорька раскрутить его на откровенный разговор казались смехотворными. И его злость тоже. Резкая смена настроений это то, одна из последних прелестей, что с ним происходила после асилума.

Чуть дальше от кладбища, где аллея становилась общественной, рука неизвестного художника водрузила на чела статуй терновые венки из колючей проволоки и причудливо исказила эстетику первоначальной идеи. Лодыжки тоже были обвиты. Вдобавок статуи через одну были чем-то облиты черным. Наверно смолой. Краска стекала неровными кляксами с белых голов, по крыльям, с воздетых вверх рук. Почему-то скульптор представлял всех ангелов с пухлыми грудками и нелишенной привлекательности нижней частью.

Див уже почти прошел этот кусок аллеи. Дальше располагались нетронутые экземпляры.

Нео-арт скорей подчеркивал своей брутальностью основную идею, чем уродовал. Множество мелких деталей, которым он не уделял достаточного внимания, распускались на белесых телах какофонией порядка из симметричного хаоса; уплывали из виду, соприкасаясь с другим элементом. То чего не могла выразить пастораль художника-скульптора, выражало душевное буйство мастера-оформителя. Абсолютное безумие, совершенное в своем сумасшествии: «И вот я закрываю один глаз и вижу страхи прочих. Закрываю второй — и гляжу внутрь себя».

Он открыл глаза. Автоматически раздвигаясь, его обтекал поток пешеходов, мимо скользили дельцы, студенты, прачки, ткачи. Образ какого-то типа с отталкивающей внешностью вещал с голографической проекции над башней Покрова: «Повага до частной собственности — це основа цивилизации». Ему вторил другой прекрасной шатенки с прилизанным на бок чубчиком и молочно-голубыми глазами: «Компания Хосака предлагает вам Синий кокаин. Синий кокаин — билет в мир ваших фантазий и нескончаемых удовольствий. Вызывает паралич вегетативной системы и нарушает обмен веществ, разрушает кожные клетки и привносит в вашу реальность новый доселе неизведанный спектр эмоций. Синий кокаин — это билет в прошлое, где ваши фантазии…». Антидемографическая реклама. Кампания по снижению темпов роста населения.

Ветер задул трепетавший на конце щепы огонек. Кому-то наверху не хотелось, чтобы он портил себе здоровье, но он продолжил свое занятие и прикурил с десятой.

Вечерний холод сковывал пальцы. Куда подевался полдень? Кажется, он вновь растворился на улицах этого города.

Лотки и торговые ряды за их спинами тонули в желтом свете масляных ламп.

— Я передумал, — волоча его за рукав, обернулся Мэтью. — Я никуда не уезжаю. Надо проверить эту хреновину. Но я туда не пойду.

— Куда?

— Сейчас все узнаешь, — заговорщически подмигнул Хорек.

Лавки старьевщиков, ширпотреб для отвода глаз. С наступлением ночи здесь проворачивались самые интересные сделки. Тут совсем отсутствовали пикеты. Это был один из рынков во владениях Басеньяна, или, по крайней мере, очень близко к ним подобравшийся.

— Куда мы идем?

— К Джамалу. — Хорек откинул капюшон, так что его редеющий жирный волос переливался в свете ярких вспышек пламени вырывающегося изо рта потного фокусника.

Они подошли к палатке или вернее сказать шатру. Расписанный яркими красками, он напоминал о чем-то забытом в детстве — цирковой купол — и, тем не менее, его размеры вряд ли можно было назвать величественными. Двое индусов преградили им путь и остановили Хорька прежде чем он протянул руку.

— Нас ждут. — Он показал им пару знаков. Колдун еле поспевал за пальцами Мэтью, плясавшими в ритме чаконы. Немые жесты мало что сказали ему, но охранников убедили. Факир выпустил в небо огненную струю, и она превратилась в гриб, на мгновение выхвативший из полутьмы платки скрюченную, в позе лотоса, тощую фигурку Джамала.

— Он будет нести всякую ахинею, но ты слушай его внимательно. Если что — переведу, — шепнул ему Хорек по пути к подушкам Джамала. — Ты впервые вляпался в это дерьмо?

— В какое?

— Смерть клерика. Это расследование.

— Да.

— Они наверняка ведут параллельное. Видок об этом ни ухом, ни рылом?

— Да.

— Они всегда так делают, — Хорек закивал. — А те деньги? Ты ведь наверняка отдал мне малую часть. Что скажешь? Сколько себе оставил?

— Двадцать две тысячи.

— Справедливо. Прямой ответ на прямой вопрос. Большинство посредников так и делают.

Они устроились на подушках подобно Джамалу и колдун принялся слушать.

— Духи сказали, что ты придешь белый человек из святого братства.

— Джамал сегодня лаконичен, — шепнул Хорек.

— Джамал всего лишь посредник в мире дорог его Конденсатора. Он укажет тебе человека танцующего в электромагнитных импульсах Сатансофта. Он очень святой человек и способен говорить с духами. Но за это ты заплатишь Джамалу две, — он показал два скрюченных пальца, — две тысячи орринов. Так хотят духи!

— А немного ли хотят духи? Как насчет того, что им обломится всего тысяча?

— Ты что, — дернул его за рукав Хорек. — Хочешь раскрыть это дело?

— Да.

— Тогда плати…

— Две! Две тысячи! Я столько не заработаю за пять лет!

— Ерунда, — отмахнулся Хорек. — Это еще по-божески.

— Почему-то меня мучают смутные подозрения, что вы поделите эти две тысячи пополам?

— А хотя бы и так.

— Прямой ответ на прямой вопрос.

— А тебе что, было куда деваться? — Он отодвинул с пути зазывалу. — Этот человек, он или она, будет ждать тебя на свалке за городом. На Собачьих пустошах. И советую не опаздывать. Все кочевники помешаны на пунктуальности. Понял?

— Да.

— Нет, ты не понял. Он или она — танцующий в электромагнитных импульсах самого Сатансофта! А это означает что он или она жокей. Только кочевник! А это… я тебе доложу те еще психи!

III

Тепло оставленное им дымиться на одном из письменных столов преследовало его на протяжении всего пути. За город он добрался на экипаже. Цокот копыт все еще стоял в ушах. Он не успел ни позавтракать, ни выпить чая, в чем собственно была только его вина. Карманные часы показывали пол четвертого. В мутно-голубоватом свечении их хромированный ободок вокруг циферблата отражал черты его искаженного лица. Ветер, поднявшийся на свалке, еще больше усиливал чувство тоски по мятым простыням и горячей воде.

Изъеденные ржавчиной до кружева прошлогодней листвы, стальные предметы, попадавшиеся в тряпье и полусгнивших очистках, хрустели под сапогами словно панцири майских жуков.

Неудивительно, что он встретил овцу подергивающую ногой в луже чего-то зеленого. Только что сдохшая, она распухла и вздулась, выкатив один глаз — второй растекся непонятно почему.

В хлам и мусор сбрасывали не только отжившие свое время предметы быта, но и промышленные отходы, и кучу всяческой всячины, включая магическую утварь, реторты и амулеты.

Плотное серое утро расползлось по небу свинцовыми тучами. Только-только начало развидняться, и там где кончались горы хлама, за пологим холмом, уходящим вдаль, открывалась широкая панорама собачьих пустошей. Когда-то они были старым кладбищем, и ровные ряды стоймя поставленных вытянутых гранитных плит зачерняли собой горизонт. Кое-где вздымались иные несоразмерно высокие и дальше поваленные, стоявшие наискось обращали погост в мешанину из черно-серого марева.

Одна из его ног зацепилась за какой-то обломок — деревянная рама окна или зеркала. Внезапно он оступился.

Вся жизнь, кажется, была представлена в этой куче хлама, думал он, взбираясь на гору, развернувшуюся к северо-западу от погоста — будто сумасбродный шкатулочник собирал свои коллажи из осколков истории, седлом которой была симфония разрушения и потребности в испражнениях вечно растущего агломерата.

Его жилет зацепила пружина расколотых напольных часов. Не в силах освободиться нагрудная пластина заскрежетала. Он не заметил, как пружина потащила его назад, когда он поставил ногу на голову деревянной куклы полностью лишенной волос, и лишь дырочки через которые когда-то были продеты пучки шевелюры, мелькнули у него перед глазами.

Большие неразрешимые проблемы, которые кажутся тебе невероятно сложными и ужасающе необъятными всего лишь жизнь. Жизнь длинною в портняжную нить — такая же тонкая и короткая, которая быстро проходит, и все чего ты когда-либо страшился, представляется тебе всего лишь бессмысленной суетой прожигающей твою память досадной тоской.

— А чего люди боятся, мэтр?

— За свою жизнь, за жизнь близких, за незавершенное дело. Боли, мук. Зова крови.

Чернобород посмотрел на него. В его взгляде всегда сквозила сырость и холод, но Див к этому давно привык.

Тори.

Зеленые глаза чародейки замелькали перед ним громадными изумрудами, и он приземлился головой обо что-то твердое.

— Эй. Засранец, — позвал женский голос. — Это ты или нет? Если нет, то лучше бы тебе быть тем, кого я жду, иначе я снесу тебе бошку. — Женщина отклонила в сторону железную трубку с кучей мелких деталей, предназначение которых ему было неведомо, но труба по-прежнему находилась у нее руке. — Вот уже пол часа.

Стандартный набор жокея дополняли еще два опсиса и неимоверное число иных предметов разбросанных по железной полке вбитой в гору хлама. Кресло, вылитое из металла куском на одной расширяющейся к низу ноже, повернулось чуть в сторону и обратно, когда она помогала ногой, сев в него и зафиксировав рычагом.

— Это я.

Она выжидательно глядела, запрокинув голову вверх.

— Может, присядешь?

— Нет.

— А если я настаиваю?

— У меня быстрое дело.

— Как знаешь.

Он заметил над правой бровью танцующего в электромагнитных импульсах утопленную в плоть скважину обрамленную железным кружком. Она матово поблескивала в разгорающемся дневном свете.

— Прежде чем мы приступим, я хочу знать, — он извлек из кармана помятый листок бумаги, — что это значит?

— Цифры, — ехидно улыбнулась девица.

— А что они могли бы означать?

— Ни хрена.

— Ты уверена?

— Послушай, по сравнению со мной ты живешь в каменном веке. Так что если я говорю, что они ни хрена не значат в таком виде, в котором ты их предъявляешь, то поверь мне на слово, мать твою так, что они ни хрена, черт тя побери, не обозначают! А теперь к делу.

Колдун передал ей микросхему-сенсориум.

— Медленно, — процедила она, наставляя на него палку. — А теперь отвали.

Он повиновался, следя за тем, как она кладет на стол колышек и собирает какой-то механизм напоминающий внешне треножку опсиса.

— Все. — Она кинула ему ее, и он поймал. — Под сенсориум. Ставишь на нее его и гоняешь.

— А разве ты не, — он запнулся, подбирая слова, — прочитаешь ее своим?

— А разве я похожа на самоубийцу? А вдруг там вирус? Откуда я вообще знаю, откуда ты взял эту затраханную микросхему? А вдруг из жопы вытащил, а руки не мыл. Откуда мне ведомо, что ты не работаешь тьюринговую компанию? И мне начинает осточертевать твоя наглая морда. Хочешь, чтобы я ее прочла — три тысячи орринов. Ровно столько стоит новый привод. Усек?

— Я уже заплатил Джамалу! И где я, по-твоему, возьму новый привод?

— Ты облажался! Из тех денег, что ты заплатил Джамалу, я не выгадала ни монеты. Очень жаль, что ты такой лох и поэтому я возьму с тебя не три, а четыре тысячи!

Цирк. Это цирк и вход в него платный.

В нем начала закипать медленно ярость.

— Послушай ты, — его рука обхватил горло девицы. — Ты вставишь себе эту микросхему в башку и промотаешь его восприятие!

— Пошел в задницу.

Вторая занесла над ее бровью стальную иглу… и он почувствовал как его относит назад и капли теплой липкой жидкости на лице и руках, на одежде. И невыносимую боль.

Скважина в бледно-розовой плоти начала увеличиваться, расширяться подобно воронке, скрывая от него весь остальной мир: «Может, присядешь… нет, ты не понял… куда мы идем… я передумал… Джатака. Джатака жизни… нирвана же… путь к просветлению…»

Он очнулся, размазывая по лицу сгустки грязи. Похлопал живот, проверил затылок. Его пронзала саднящая боль. Он заполз на гору и преодолел ее вновь. Спустился вниз, осторожно ступая.

— Засранец. Эй, — вполне дружелюбно позвала его девушка. Ее щеки были полными, но сама фигурка хрупкой и тоненькой, хотя и высокой. В ее руках выделалась ярким пятном розовая кружка из какого-то непонятного материала — плотного и мягкого на вид. Здесь она была одна, хотя нельзя было сказать с полной уверенностью, что за ними никто не следит.

— Через пол часа я переезжаю на другую локацию, так что у тебя двадцать девять минут и тридцать секунд. — Она раздула щеки с тем, чтобы подуть на содержимое розовой кружки и сделала аккуратный глоток.

— Пластиковая, — сказала она, читая в его взгляде непонимание и удивление кружкой.

— Что мне сделать, чтобы ты перестала нервничать?

Она жестом указала на кресло. Он сел.

— Меня легче убить, чем купить. — Одета она была в плотно прилегающий к телу комбинезон. Его рифленая кожа переливалась в свете зори ребристыми пятнами и бликовала. — А тебя?

Ему показался этот вопрос не лишенным смысла, и он подумал, прежде чем дать ответ.

— Пока не убили.

— Это я к тому, что не собираюсь работать на какую-либо из корпораций. Я здесь только потому, что должна Джамалу. И я отдаю долги, — продолжала она, прилепляя троды к его вискам и на пальцы.

— А что ты имеешь против тех корпораций?

— Они денежные мешки, — серьезно проговорила девушка, и он увидел, как блеснул железный разъем под тщательно прилизанным чубчиком. — Я люблю потрошить денежные мешки. Но это вовсе не нежности. А нежности, которые я в состоянии им предложить.

Юмор кочевников Див понимал относительно правильно. В том смысле, что они с трудом переваривали закон корпораций.

А теперь отвечай на вопрос.

Механизм, к которому она его подключила, стал лихорадочно дергать причудливой ножкой, вырисовывая на бегущей бумаге ровный заборчик из непрерывных чернильных линий.

— Тебя сюда прислал Тьюринг?

— Нет.

— А кто? Джамал? Не кивай — отвечай на вопрос. Какое сегодня число?

— Двадцать второе.

— День?

— Вторник.

— Мы сейчас где?

— На свалке.

— Ты работаешь на корпорацию?

— Нет. Это твоя работа, — перебивая действие какой-то странной магической машины, задал вопрос колдун.

— Какая?

Девушка отвлеклась. Ее голубые глаза расширились.

— Синий кокаин.

— А, эта! Ага. — Васильковые глаза, широко распахнутые и лучащиеся на солнце голубизной весеннего неба, смотрели на него как с того самого образа на голопроэкции Хосаки. Он заметил железную трубку покоящуюся на вбитой в груду хлама полке — возле ее импровизированного рабочего места.

— Зачем ты это сделала? Показала свое лицо? Это конечно смело, но…

— Самореклама, а заодно и просветительская работа.

— А если они тебя найдут?

— Ну и что, — она вновь откинула чубчик и сверкнула разъемом. — Что с того?

Ее глаза насмешливо следили за ним поверх розовой кружки.

— Они найдут меня, а я скажу: ну и что? У них нет никаких доказательств. Я пробила голопроэкцию через чужие линки — представляешь, как мне пришлось перевыпендриться — и не со своего опсиса. А этот хлам, — она махнула рукой в сторону развернувших голографические прямоугольники хрустальных шаров, — я разгоняю до нужной скорости. Сейчас я подсоединилась к одному из программных обеспечений замка Осаки. Их ребята способны вытащить из моих малышек фабричные номера и определить место локации. Так что приходиться постоянно двигаться.

— Я давно хотел спросить, но как-то все было не у кого. Что такое Тьюринг?

— Это союз компаний действующих на одной платформе — базе. Но независимо друг от друга. А когда какой-нибудь засранец вроде тебя или меня надумывает совать нос в их дела, они объединяются и перемалывают его в форшмак. Как гигантская мясорубка. Они очень любят играть в игру «угадай, кто дохлая рыба». Если ты связался с Тьюрингом, ты — дохлая рыба! Усек?

Она улыбнулась. Самое время было завести деловой разговор.

— У меня в голове торчит этот чип, потому что мне один раз поджарили мозги и теперь у меня краткосрочная память. Понимаешь, разговариваешь с человеком, флиртуешь, трахаешься, а наутро просыпаешься, а в голове ни черта. Ни черта, понимаешь. Кто он такой, где, когда? Со всем остальным — то же самое. Почему я не сплю уже трое суток. Вообще, мой рекорд больше чем трое суток, — она углубилась в одну из голопроэкций опсиса стоявшего ближе к нему, и он мог видеть кучу цифр из единиц и ноликов, проплывающих в медленном танце по заиндевевшей поверхности бело-голубого экрана. — Четверо. Иногда пятеро. Но тогда я теряю сознание. Был когда-нибудь в матрице? Я имею в виду не подпрограммы гоняемые Башней Покрова и Хосакой, а настоящую свободную Матрицу.

— Нет.

— Там не так как в обычных корпорационных пространствах. Там как бы это сказать… этому месту много сотен лет, но там все по-прежнему двигается, все работает. Там так и не так… Жокеи в основном не пересекают черту, работая с оболочками. Но как по мне это намного сложнее, потому что приходится слишком много усилий выкладывать на то, чтобы спрятаться. Некоторые из них работая в свободной матрице, заключают сделки с кем-то или чем-то. Эти кто-то или что-то очень напоминают гигантские подпрограммы или программы, но двигаются так, будто обладают собственной волей. Очень большие объемы памяти. Так что если запихнуть их сюда, — она положила ладонь поверх хрустального шара, — шина этой малышки просто не выдержит. Поэтому дело с ними доводится иметь только в Астрале. Но я с ними сделок не заключаю. Поэтому меня называют святою. — Он только-только распознал ее запах — очень приятный, расслабляющий, под которым хочется распрямить все тело и вдохнуть полной грудью, прежде чем отойти ко сну. — Люди подобные Джамалу верят в то, что они Лоа — Боги инфопространства. Легба, Домбала, маман Бригитта. Слышал такое? По мне так они всего лишь на всего поумневшие вирусы, и, в общем-то, не заслуживают почитания. Джамал тем не менее религиозен до мозга костей и болтает о всяком…

— О чем?

— Сама толком не понимаю, — танцующая в электромагнитных импульсах пожала плечами. Это начинало перерастать в дурную привычку. С тех самых пор как ему впервые посчастливилось ознакомиться с этим делом, все вокруг только и делали, что пожимали плечами, включая его самого. Смешно было надеяться на консисторию, потому как она не располагала реестром служащих конгрегации святой канцелярии. А продолжать тему Домбалы, Легбы и маман Бригитты было довольно сомнительной надеждой на выявление фактов.

— Технически это то же самое, — рассматривая иглу микросхемы, подняла она на него глаза, — но сейчас я занята. Я не могу вытащить свою, чтобы мои старания не накрылись медным тазом. Как на счет того, чтобы повременить с этим делом? Или я могу изготовить тебе переходник на сенсориум… Вижу ты не в восторге. Но у меня есть один старый хрен. Он частный коллекционер и держит свою аптечную лавку. И у него там куча сенсориумов. Ну, так как?

У частного коллекционера он побывал во втором часу. Найти его не составило большого труда, и беседа их завершилась в сухом подвале, обставленном видавшей виды конторкой. Старику не хватало компании, и его несомненно польстила мысль о том, что его коллекция может помочь в расследовании. Как истинно верующий он намеривался поддерживать добрососедские отношения не только со Святой церковью, а как выяснилось и с консисторией и с Opus Dei.

Старик и впрямь оказался милым. В том плане, что не докучал ни расспросами, ни предположениями. Он сразу забился в угол и на протяжении всего времени что-то взвешивал на аптекарских весах, копался в колбочках и флакончиках, смешивал декокты и настойки, готовил какую-то мазь. Потом сам предложил посещать его, если на то возникнут необходимости. А необходимость возникнуть могла, о чем Див сразу предупредил: «…и возникнет она не менее чем на неделю» — ибо воспоминания клерика были надежно изолированы от него. Не зная ни мест, ни событий можно было месяцами тыкать пальцем в небо. Что он и делал. Но как сказал один из мудрых мира сего: «Из всех фраз из всех комбинаций слов «дверь в подвал» звучит прекрасней всего»; а если долго тыкать пальцем в небо, то наверняка попадешь в нужную птицу.

Мне точно известно, что их было не пятеро, сказал он себе. Тех, кто ушел не замеченным, тех, кто остался в живых, было двое или, по крайней мере, один.

Восприятие и память не одно и тоже. Места и события — все размазано. Только особенно острые чувства давали хоть какое-то представление о случившемся. И все же он смог разобраться. Смог вычислить их даже не прибегая к памяти клерика. Сюрикены. Ни у кого из упокоенных не было бандажа, ни у кого в личных вещах не оказалось ни одного такого устройства — раскрывающиеся в полете звезды. Так что если зажать при броске пальцами большого и указательного две плоскости на сдвоенных дисках, срабатывали встроенные механизмы, расчехляя голубые тонкие лезвия. Чему видок, казалось, не придавал никакого значения. Он, вообще, старался как можно меньше уделять внимание каким бы то ни было мелочам. Его кажущаяся рассеянность могла обмануть кого угодно, кто находился в нетрезвом виде, но алкоголь открывал доселе неизведанные горизонты. И Див усомнился в рассеянности начальника розыскной службы. Прикрыть это дело, судя по всему, было его главной задачей.

Corpus delicti определен: нападение с целью ограбления, — улыбнулся он своему отражению в стекле, открыл балконную дверь и прошел на лоджию.

И все же консисторию не устраивала такая формулировка. Она настоятельно рекомендовала оформить ее в подобие нападения на служителя церкви с целью дискредитации местной власти, а как следствие и подрыв духовной жизни мирян, впадение в ересь региона, на котором было изобличено злодеяние, несущее за собой смертную казнь повинных в том граждан, если таковые ими являются…

Или она не устраивала конгрегацию святой канцелярии, в чем, в общем-то, была небольшая разница.

«Если таковые ими являются» и если будет кого искать, ухмыльнулся Див, выпуская дым на панораму открывшейся перед ним улицы.

Больше всего ему не хотелось переступать порог консульства. Но архиепископ не единожды намекал, что может возникнуть скандал, тряся при этом всеми тремя подбородками и щеками в голопроэкции оптической системы индивидуальной связи. Наигранность его желчи читалась между строк как само собой разумеющееся. Но из архиепископа был чертовски плохой актер и заверения в том, что представитель Номмары наравне с остальными подпадает под подозрение, было как-то притянуто за уши.

— И насколько вас хватит, ваша милость, при таких-то нагрузках?

— Чушь, — не понял архиепископ, тряхнул бровями и сузился до размера точки. Она все еще опалесцировала над столом, отражаясь в латунной оковке.

Мотыльки, бьющиеся о раскаленное стекло фонарей, кружились в своем безрассудном танце. Их пульсирующие тела сгрудились вокруг одного столба и начали складываться в мимику Мизели Гранжа. Какой-то фокусник меж разбегающейся по домам толпы поднял руку и помахал. Див покрутил ему у виска, и буффонадская улыбка раскрашенного красным рта сползла с лица подобно оплывшему воску.

…оплывшего воска… из оплывшего воска… нарисованная улыбка… клоун… фокусник… идиот…

Табуретка разлетелась вдребезги. Вспышку гнева было не остановить.

В последнее время с ним начало происходить что-то неважное. Каждый день выпивал из него все силы. Вышелушивал. И теперь он сидел на коленях на кухне полностью опустошенный и немного пьяный от приступа. Он лег спать прямо там, в обломках разбитого им табурета. Не открывал дверь стучавшему хозяину гостиницы, пока тот не ушел, оставил его наедине с самим собой, и зажегшиеся огни жильцов встревоженных его поведением не погасли. Завтра он вновь будет добропорядочным господином, в котором вновь и вновь поднимается ярость, но он тушит ее, и при свете дня она становится совсем незаметной, бледной и бессильной выплеснуться из его крепко сжатых ладоней. Конечно же, он оплатит ущерб. Завтра же он переедет к Полю; и монастырь, чтобы ни говорили, обладает своей особой магией. И ему не придется спать в келье, хотя это самое последнее из удобств, о котором он беспокоился.

Все что не убивает нас, делает только сильнее.

Так сказал один из философов, книгу которого он прочел еще будучи в подмастерьях у Черноборода.

Но от этого хотелось разнести еще что-нибудь. Хотя бы еще одну табуретку.

* * *

Служки носились, заметая мантиями свои собственные следы. Одни из них совсем молодые, другие постарше, но все равно еще дети, обращали внимание на его мечи. Он нес их под плечевым сгибом, прижав рукой к боку. В другой руке — вещевой мешок. Эта суета и беготня не могла не радовать его, привнося в жизнь сравнительную отраду перед тем, что когда-то ему доводилось точно также метаться в поисках всего и сразу или того чего нет в природе, но кровь из носу добыть у кого-то надо.

— Брат Поль? — Один из них оступился. Запутавшись в мантии, чуть было не сшиб его по инерции. Шальные глаза клеврета уперлись в нагрудную пластину жилета.

— Нет. Поль.

Он протестующее замахал руками, когда колдун его подхватил.

— Господин Поль еще не закончил. Он там. Он занят, — служка махнул в сторону застекленного шкафа для икон. За киотом виднелась неприметная дверка. Вернее проем в стене. — Пустите. Милсдарь. Пустите. Мне нужно спешить. Господин Поль будет недоволен. А если он будет недоволен, то меня отмудохает отец-настоятель…

— Ах, ты засранец! Разве не знаешь, что богохульствовать в святом месте запрещено?

— Ай, ай, ай, — заголосил служка, ухватившись за ухо. — Пустите, милсдарь, пустите! А сами-то, сами…

Остальные следили за его шагами.

Два клерика в монастыре это чересчур. (Бирк ни за какие коврижки не хотел покупать жилье в городе. Обдумывал всерьез обзавестись хозяйством. А для этого нужны были деньги.) Интересно, досталось ли им от него?

Див запрокинул мешок на плечо.

Судя по тому вниманию, которым он завладел, пока не завернул за угол — да.

— Дева Мария явилась святой Бернандете еще в четырнадцать лет, — продолжал священник, обмакивая тряпицей кожу, разоблаченной, на небольшом постаменте, женщины.

— Тело святой Беаты, почившей в тысяча триста седьмом году, хранится в Вюрнбурге вот уже на протяжении двухсот семнадцати лет.

Священник пододвинул саркофаг, и протянул руку за очередной тряпочкой. Клеврет вложил ему ее в руку.

— Когда наука не дает ответов, ответы дает вера. Было очевидно, что тела этих святых не подвергаются естественному разложению, как, скажем, тела обычных людей. Вечные тела. — Священник был молод и строен. И от него исходило сияние как от какого-нибудь солнечного божества, перед которым расступаются все мелочные проблемы, подобно воде перед Моисеем. — Говорят, в этих телах течет кровь и сохраняется кровообращение.

Спокойствие и уверенность сквозила в каждом его движении. Размеренная неторопливость обманывала своей кажущейся медлительностью.

— В тех условиях, в которых они хранились, от тела человека должен был остаться один скелет. И тем не менее они сохранились. Дело в том, что циркуляция воды, что характерна для помещений в монастыре с повышенной влажностью благоприятное условие для разложения тканей. А посмотри на нее. — Колдун посмотрел на уже одетую монахиню, сложившую руки в молитвенном жесте и слегка улыбающуюся. — Они ее не коснулись. Ну разве это не чудо?

— И что способствует такому чуду?

— Никто не знает. Все могут только гадать. Обычно разложение начинается с живота. Конкретно с желудка. Тело вздувается. Газы разрушают его изнутри. Оно зеленеет… но со всеми случаями подобными Беате-Маргарите и многими другими это не так. Конечно же, кровообращение отсутствует, но тела сохраняют свежий вид и даже вполне живой оттенок кожи. Некоторые помышляют о том, что причиной такому чуду является естественное омыление. Благодаря комбинациям внешних и внутренних факторов происходит превращение естественно выделяемого жира в мыло. Происходит реакция наподобие бальзамирования. Но такое происходит достаточно редко. Скажем, такое точно не происходило с Беатой и Бернандеттой. Что не удивительно, если принять во внимание божий промысел. Что это чудо или неизвестное науке открытие. Так или иначе, улыбка святой Бернандетты хранит ее секреты.

Священник обтер лоб той же тряпкой, что обрабатывал кожу мумии.

— Итак. — Немного погодя он разложил на столе шкатулки и принялся отыскивать в них реагенты. Все это время его лекции сопутствовали жесты левой руки, принимая форму ребра ладони, указуя то на живот, то в область груди. А иногда, описывая дугу, вновь представляли вниманию колдуна чудесно сохранившееся тело монахини. — Осталось дело за малым. Приготовить химраствор и…

— Облака.

— Что?

— Облака плывут. Видел когда-нибудь, как плывут облака, Поль? Завораживающее зрелище… Люди как облака. Они проплывают мимо тебя и им наплевать на то, что с тобой случилось, на твои чувства, на твои мысли, на то чем ты живешь и почему еще дышишь. Им вообще на многое наплевать.

— А ты себя к таковым не относишь, — священник сдвинул широкие брови, чуть ли не сросшиеся на переносице. Убрал одну из шкатулок в стол. — Я тебя с трудом понимаю. К чему ты сейчас это сказал. Что-то случилось?

— Пустое.

— Мне бы не хотелось, чтобы наша беседа показалась тебе пустой. Поэтому я скажу тебе, — сказал священник…

Было что-то непристойное в том, как она готовила завтрак.

Яйца, эти птичьи эмбрионы, разлились по плите с шипением и взрывающимся жиром. Мадам Леви стояла к нему спиной, не очень дружелюбно предложив войти внутрь небольшого салончика располагавшегося где-то в боковом крыле дома. Полное запустение и тишина после ночных пирушек как-то странно искажали пространство вокруг. Оно не шло этому дому. Было чуждым и противоестественным. И все же от него исходили какие-то тягуче-положительные фибры. Сонливости что ли? Дом отдыхал после ночного разгула.

Кроме одной единственной прибиральщицы меланхолично натирающей пол, он больше никого не заметил.

— У нас сейчас не лучшее время для приема гостей. — Мадам Леви обернулась лишь на секунду, чтобы взять со стола перечницу и солонку. — Для своих девочек я ничего не жалею. Знаете, сколько сейчас стоит перец на биржевом рынке?

— Догадываюсь.

— Тридцать орринов за десять грамм. — Она вытерла нож от слизи и облизала пальцы. Губы без помады. Глаза она не успела закапать белладонной, отчего зрачки сужены и являли собой старческую изнеможенность.

— Поль мне сказал то же самое. — Притом, что она была жгучей брюнеткой (коротко стриженый волос был уложен по старой моде), — это вызывало бы благоволящий консонанс, если бы не полопавшиеся сосуды в белках. Одета она была в свой постоянный наряд из пурпурно-черной тафты, что хорошо гармонировал с цветом ее лица и открывал взору колдуна руки лишь у самых оснований ладоней — смуглые и невероятно гладкие. Рот был точенным с волевой складкой, скулы — высокими.

Он никогда раньше не замечал ее в зале. До того момента, когда она приютила и накормила Хорька.

— Что тридцать орринов стоит не только перец. Но и доброе утро.

— В каком смысле, — приподняла она бровь.

— В том смысле, что все, чего-то стоит. Только доброе утро не стоит ровно ничего. Разве что… десять орринов. Сколько это будет в серебре. Думаю, тридцать. По-моему, такой курс на бирже в данный момент. Может быть, я ошибаюсь. Все возможно в этом странном мире и этой странной стране…

Среднего возраста. Быть может чуть старше, чем средний возраст. Быть может, чуть выше него.

Колдун не замечал ее быть может оттого, что просто не хотел замечать или все дело было в наряде. Специально ли она его подобрала? Хотела ли оставаться незамеченной? Там в зале.

При ее ремесле довольно необыкновенное поведение. Стараться скрыться от глаз посетителей.

Он продолжал изучать ее и никак не мог понять, что она, — женщина такого склада характера, с чрезмерной требовательностью к сохранению строгости нравов, пусть даже во внешнем виде, — сыскала для себя занимательного в той роли, которую себе отвела.

Хотя, быть может, речь шла не о душевном расположении.

Эдакий делец в юбке.

Да, это определение подходило ей как нельзя лучше.

Ничего личного, ничего из того, что определяет судьбу и прошлое этой женщины. Только усталость.

И воля. Воля, которая двигает ею как марионеткой. Движения лишенные излишней живости, расчетливые и скупые, плавные и отрывистые. Словно кукловод, прячущийся где-то там, в облаках за вторым этажом за перегородками и чердаком, испил сегодня перед выступлением малость лихвы.

О том, что делала она, и что делал клерик (Сайг Бахрейн, кажется. Так колдун прочитал в деле. А быть может, ему примерещилось во взгляде мадам Леви) в ее доме, она отвечать отказалась и суть разговора, к которой она все время стремилась, как-то сразу для него прояснилась.

— Он не занимался здесь тем, о чем вы могли подумать. — Она раскрыла огромную обтянутую черной кожей книгу и углубилась в ее изучение. Гроссбух и мадам Леви сочетались как Терпсихора и эрос. — Так что его совесть чиста. Разумеется, у каждого нормального человека есть свои слабости.

— Перед тем как пересечь кварталы Миннезингеров, вы сказали мне до этого…

— Да. Вы меня поймали. — Гроссбух мадам Леви уложила себе на колени. Костюм ее был достаточно вызывающим. На груди блестели два кошачьих глаза. — Я продолжу. У каждого человека есть слабости. И этой слабостью была госпожа… Бэл. Она у меня не работает. — Хозяйка дома Красной нежности подняла глаза. белладонна растворилась в глазах мадам Леви без остатка, расширенные зрачки окунули колдуна в колодец без дна. — Но и на Аллее вы ее не найдете.

— Я целиком и полностью оправда-а… оправда-а-аю доверие, — выговорил он сопротивляясь чарам куртизанки, — оказанное мне. — Он заговорил быстрее. — Ваша конфиденциальность. Можете не беспокоиться, об этом никто не узнает. Разумеется кроме той госпожи.

— Я сказала это вам не для того, чтобы взять с вас дружеские обещания, — расстроено проговорила мадам Леви. Я сказала вам это для того…, чтобы вы оставили мой дом в покое.

Ему почему-то показалось, что мадам Леви плохо переваривает лесть, и он просто заметил, что ему нравится ее дом.

С минуту она колебалась, поглаживая указательным пальцем гагатовую брошь на скрывающей горло ленте, и потом сделала то, чего он ожидал от нее меньше всего — обернулась со свойственной марионеточной кукле грацией и поставила на стол лазанью. Прислуга принялась есть; после чего вновь занялась полами.

Этот день он запомнил надолго.

В те минуты, когда они разговаривали с мадам Леви на кухоньке, ему казалось что они разговаривали у нее в комнате. Весьма темной, надо признать, и душной.

Этот день. Посветлевший. Был одним из самых ярких из всех подобных ему. Из окон били солнечные лучи. Квадратные пятна скользили по рукам прибиральщицы, пробивались сквозь распущенный локон, искрились на покрытых влагой полах.

У стойки было пусто. Как впрочем, везде.

Шторы в той части зала, куда его отвела мадам Леви, были плотно прикрыты, наделяя Красную нежность флером сонливости и капризной аристократки прячущей свои покои от назойливой суеты так пагубно сказывающейся на ее самочувствии. Див выбрал бутылку недорогого вина номмарской марки с забавным названием «Comprene». Заведение открывалось в два часа после полудня. Это означало, что оно открывается в пять по тому времени, которое показывали его часы. Он так и не перевел стрелки, предпочитая такую зарядку ума здравому смыслу. Или он просто варился в собственном соку как говаривал Мэтью. Или он был консервативен. Одно из двух. Хотя не исключено что и то и другое сразу. Потому что время по старому стилю в Номмаре отставало на три часа от стиля принятого на пустошах.

Город жил по старому стилю. Когда башенные часы били полночь, это означало что в других частях Ойкумены, не исключая Оррин, три часа ночи. Поэтому люди ложились спать рано. В восемь уже трудно было сыскать кого-либо праздно шатающегося по улицам. Брейврок кутил только по выходным. Как впрочем, и другие города-муравейники.

«Среда, думал колдун, дожидаясь мадам Леви.

Странное время середина недели. Интересно, какую невидаль сотворил вседержитель за оную пору.

Вначале Бог создал небо и землю. Земля была пуста и темна. Только Дух Божий витал над водами. И сказал Бог: «Да будет свет». И появился свет. И Бог назвал свет днем, а тьму — ночью. И был вечер, и было утро: день первый. Сказал Бог: «Пусть будет небо, чтобы отделять воду в облаках от воды на земле». И стало так. И был вечер, и было утро: день второй. Сказал Бог: «Пусть среди вод появится суша». И назвал Бог сушу землей, а собрание вод — морями. Сказал Бог: «Пусть на земле вырастет всякая зелень: трава и деревья». И стало так. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день третий.

Кажется так. Только вот почему-то солнце и Луна появились на день четвертый, тогда как свет и тьма уже вовсю светили и омрачали жизнь».

Полуденный мрак колыхался за шторами Красной нежности, окунал его в серый дым. Невольно Див становился той самой аристократкой, а легкий сквозняк заставлял взбодриться. И тогда он отпивал из бокала, в надежде что «Comprene» снова и снова скажет его серым клеткам «salve et vale». И все же он отдавал себе отчет в том, что этого было мало, а пить больше одной бутылки он почитал моветоном.

Шум. Шум воды стекающей по водостокам разбудил его, ворвавшись в приоткрытые окна. Кассоне, в котором копалась уборщица, занимал угол, но на него все равно попали несколько капель дождя, и растревожили тусклую окись на щеколдах замков.

Прислуга извлекла из разукрашенного стукко ларя вечернее платье, и начала переодеваться. Ее тело мало походило на эталон красоты, но ей, судя по всему, было давно наплевать.

— Мерзость привлекательна, — проговорил колдун. Ему казалось, что про себя.

Его кто-то услышал. Вернулась мадам Леви.

— Скорей интересна, — ответила она. Что можно купить за несколько орринов?

— Три куска мяса или сомнительное удовольствие…

— Нет, мне неизвестно такое имя. — Мадам Леви держалась еще более отстраненно, чем прежде. Они ступили на лестницу. Продолжая неторопливый подъем хозяйка Красной нежности развернула пачку крфа и набив трубку осколками спрессованного брикета, уложила ее на поднос. — Насколько я понимаю он не мой клиент. Если конечно он нуждается в подобных услугах, я всегда в состоянии их ему оказать…

«Дайдан Локке. С чего вдруг ему захотелось спросить о нем? Возможно, он все еще живет позапрошлой неделей. Когда он повстречал эту Мизель Гранжа. Или это скрежет причальных мачт, доносившийся с северного квартала всякий раз, когда поднимался ветер».

Тафта мадам Леви не скрывала идеальных форм, а юбка лишь их подчеркивала. Принимала ли она участие в том, что продавала? Возможно да, возможно нет. Ему показалось — она могла. На что была способна эта женщина, ведал один лишь Дьявол.

— Господин видок уже побывал в моем доме и не узнал ничего из того, что ему предписывают буквы закона, — проговорила она. — Больше всего меня раздражают люди не способные к дипломатии. Но помимо всего меня раздражают буквы закона, предписывающие их ревнителям совать нос в дела и личную жизнь людей не склонных нарушать свои обычаи и моральный кодекс. Не скрою, что мой интерес к вам поддерживается тем делом, которое вы расследуете. — Они шли по коридору, по обе стороны от которого сверкали лакированной поверхностью аккуратные дверки. Мадам Леви остановилась у одной из них. Взяла с его рук поднос. — Я хочу, чтобы мое имя не фигурировало в документах святой церкви. Это устроить возможно?

— Конечно. Ареал их влияния распространяется не на все области жизни.

— И все же я бы хотела надеяться на ваши услуги взамен тех, что я уже оказала…

— Какие услуги?

— Я вам напомню.

Колдун улыбнулся:

— Помню. Все помню. Что ни черта не помню.

— Поговорите с Джулией. Джулии Бэл.

— Разумеется. — Колдун потрусил пепел на поднос мадам Леви. — Разумеется. Поговорю. Как ее найти?

— Я дам вам адрес. На Мосту Гранильщиков живете вы. Если мне не изменяет память, вы там остановились после своего отбытия из города две недели назад. Вы мне это сказали при нашем разговоре на кухне. Помните?

— О, гипноз, — вздохнул колдун, припоминая. — Вещь замечательная. Так, где мне ее найти?

Коридор освещали обычные лампы, разливая маслянисто-золотой свет по филенкам черно-бурых дверей, отражения в которых словно рябь на воде время от времени нарушали их силуэты.

— Вы хотите знать, чем занимался покойный до того как покинул стены сего дома, — вернулась к прежней теме мадам Леви. — Пил. А больше он ничего не делал.

Мадам Леви скрестила на груди руки. Ее губы не привыкли к улыбке. И все же она изобразила ее подобие, оставив поднос трубкой за очередной дверью.

— Вы спросите меня, почему церковь до сих пор терпит гнезда разврата наподобие моего дома. А почему она терпит гравюры Зибальта фон Стэрча или научный прогресс? — Они прошли в комнату, где мадам Леви обнаружила в себе силы, чтобы взглянуть ему прямо в глаза вновь.

— Научный прогресс, — вздохнула на сей раз она. Научный прогресс не мешает вере в Бога. Напротив. Слышали что-нибудь о торсионных полях?

— Ох, увольте, — парировал колдун. — Е равно МЦ квадрат. Кажется так. Я не разбираюсь в трудах таких авторов. Только в магии.

— Вы хорошо осведомлены для клерика о всяческого рода книгах.

— Считайте это скорей исключением чем за правило, — пошутил колдун.

— Большинство моих коллег на улице Красных фонарей понятия не имеют, что жизнь зарождается в вакууме, — пошутила в ответ мадам Леви.

— Это кажется из Торсионных полей, — поправил колдун.

— Ну, конечно. Как я могла забыть. Чудеса происходят повсеместно. И кто сказал, что девочка с двенадцатью кодонами произведение господа Бога, а не генетическая мутация?

— Мы утопаем в софизмах.

— А вас хорошо натаскали.

— Над такими вещами шутить нельзя.

Мадам Леви отвела в сторону край картины.

— А над такими?

Сквозь ложное стекло вделанное в стену наподобие окна была видна одна из девушек Красной нежности. Подвешенная вниз головой она напоминала кусок говядины, освежеванный мясником. Мужчина за ней обхватил ее ноги одной рукой и провел второй по груди. Не понятно, что он собирался делать с ней в такой позе, но Див даже не удивился, когда в руках у мужчины оказался ланцет.

Большинство людей вряд ли бы нашли привлекательным то, что происходило потом, а кое-кого бы стошнило. Не оттого что плоть поддалась под нажимом ланцета, а оттого, с каким явным наслаждением это происходило.

Мадам Леви, казалось, нисколько не тревожила эта сцена. Сосредоточенно хмурясь, она стояла перед зеркалом для бритья, пытаясь завязать у себя на шее узлом ленту скорее напоминающую обрубленный у основания галстук. Последние лучи заходящего солнца, проникая сквозь дешевые кружева занавески, усеивали теневыми цветами иссиня-черное платье.

— Как-то мне довелось побывать в катакомбах Париса. Там усыпальницы сложенные из останков святых: черепов, тазовых костей, берцовых, лучевых. Даже из фаланг пальцев. Одна из них мне показалась занятной. Не знаю, что на меня нашло. Но тогда я повстречала этого сумасшедшего. «Положи, что взяла», — прошептал голос на латыни.

— Pourquoi, — ответила я.

— Они будут это искать, — ответил он мне.

— Кто?

— «Те, кому это принадлежало. Они все придут сюда за своими черепами, ребрами, фалангами пальцев, даже за маленькими ушными косточками. Вострубит труба — и они начнут искать себя, искать то, что от них осталось. А потом поднимутся по лестнице — каждый со своим прахом. Все, кроме меня», — процитировала мадам Леви. — Один испуганный брат Антоний из ордена миноритов, считавший себя вампиром. Знаете это болезнь…

— Знаю.

Мужчина сделал уже четвертый надрез на теле девушки. Кажется, она кричала, но отсюда было видно только то, как она беззвучно раскрывает и закрывает рот.

— Он говорил о прощении, о смирении. Сам, полагая, что обменял спасение души на бессмертие. Быть может, он даже убил кого-то. Бедный сумасшедший…

— «Мы услышим трубный глас», продолжал шептать он тогда. А я все слушала, слушала…

— Но нам некуда будет идти. Мы останемся невоскресшими, несудимыми, одинокими; все другие уйдут, говорил он. Этот брат минорит. «Куда? Этого мы никогда и не узнаем… Может быть, они замолвят за меня словечко, они ведь должны… они ведь должны понять, зачем я это делаю». И вот. Когда они, то бишь призраки, пойдут, поднимаясь по лестнице, надо понимать в небо, состоится суд божий, — издевательски проговорила мадам Леви. — Но бессмертные души на протяжении поколений и поколений будут прибывать. И они будут ждать. Одни месяцы, другие тысячелетия. Как бы то ни было — это не справедливо.

— Вы не находите, — обратилась она к колдуну, заканчивая свой туалет. — К тому же, на каком из поколений может остановиться десница божья. А если принять во внимание, что он справедлив и милостив — бог, то бишь, — и любовь его безгранична, то ожидание ссудного дня людьми склонными к апокалипсическим настроениям может продлиться не меньше чем вечность. А это, как вы понимаете, то, что не имеет конца.

Колдун продолжал смотреть сквозь плексиглас под картиной, снятой мадам Леви с ее обычного места на стене в ее будуаре.

— Изоляционный материал, — прокомментировала она.

Сношение во всем том, что натворил не менее безумный садист, колдуна чуть не заставило выдать содержимое «Comprene».

— Полная звуконепроницаемость.

— Подобно тому, как несбыточны мечты о прощении, — возвращаясь к недавней теме, пролепетала она, — сюрреалистичны мечты о вечной жизни. Мы живем здесь и сейчас. Так почему бы не получать от жизни все? От того, что она дает?

За стеклом мужчина содрогал тело женщины, а оно, пропитавшись кровью, тускло лоснилось в свете единственной лампы отбрасывающей грязно коричневые и зеленоватые тени как на картинах Наоми Кенавы, которыми была убрана комната, в которой мадам Леви все еще стояла, склонившись к зеркалу для бритья, и поправляла ленту.

— Сведение шрамов входит в услугу. — Мужчина за ложным стеклом бурно кончил, прижимаясь к окровавленной спине девушки и все еще колотя бедрами по ее ягодицам. — Кое-кому было бы приятно наблюдать за соитием в столь исключительной форме. Но вы не из таких… Поэтому я вам и предложила. Наш разговор считаю оконченным. Более не беспокойте меня. Да вам наверно и не захочется.

Колдун потянул носом воздух и сдержал позывы к рвоте:

— Вы хотели сказать мне, где искать ту даму. Джули Бэлл, — проговорил он уравновешенным тоном.

Мадам Леви посмотрела на него очень внимательно.

— Буд-то вы сами не знаете. На Аллее. Аллея Ангелов у нас в городе только одна. Возле кладбища.

— Понимаю. Действия крфа в соседней комнате затуманивает мое сознание, — с трудом ворочая языком проговорил Див. — Но все же, я был очень рад нашему знакомству. Я так понимаю, очень близкому.

Мадам Леви обмахнула рукой воздух перед его лицом. Засмеялась весьма неприятными нотками.

— Не настолько близкому, как вам вероятно привиделось.

Яйца, жарящиеся на плите, вновь привиделись колдуну; жар, поднимающийся от плиты, белок слизываемый куртизанкой с ножа.

Очень близкое знакомство с мадам Леви оставило в его душе смешанные чувства. В желудке — ощущение полного дискомфорта.

* * *

Анарки присела на корточки возле столба с фонарем. Она видела как зажигаются никелированные столбы: половина с одной стороны Аллеи слабым зеленоватым светом, другая половина — от огня подносимого на длинной палке, мужчиной. Тощего, немного жилистого. А может быть даже очень сильного.

Анарки мешало рассмотреть его вовсе не действие наркотика, потому как оно минуло без следа, оставив одну довольно странную эйфорию. Что-то очень чистое и ясное в голове. А мешало ей рассмотреть его странное одеяние — балахон, напоминающий плетеную рубашку до самых пят.

«Такую носят маги. Кажется так».

Но он мало напоминал мага.

Мужчина прошел мимо нее не обратив внимания. Зажег следующий фонарь по диагонали от того, рядом с которым присела Анарки. Прошелся вперед, дальше, зажигая темный конической формы зачерненный фонарь с завитками по всей поверхности. Прикрыл другой палкой, напоминающей Анарки шест, стеклянную дверцу фонарика. Углубился в сумерки по аллее.

Струя, обмочившая ей пятку, была настолько теплой, что она даже поморщилась; поежилась от холода.

Действие наркотика продолжалось, и температура вскоре нормализовалась. Кажется, она даже упала, однако Анарки не придавала этому никакого значения. Она шла по «Аллее», а вслед ей оборачивались последние шлюхи, стоявшие дальше от кладбища.

Тропа уходила ровной щершавой полосой к северу. Квартал кочевников находился на востоке. Она помнила о нем, когда последний раз покупала там синий кокаин. Небесно-голубые кристаллы.

Маги. Она думала о них, идя по Аллее томных вздохов.

«Какие должно быть они разные. Абсолютно разные».

Томные вздохи «Аллеи Ангелов» наполняли воздух бликами фонарей. Ламповых и обычных. Анарки они казались магическими. Как и вся Аллея в столь поздний час. Час, когда из птиц бодрствовал один лишь ворон.

АЛЛЕЯ АНГЕЛОВ

I

— …человек, который был бичем для врагов на войне и для сограждан в мире. Vir in bello hostibus, in otio civibus infestissimus, — проговорила куртизанка, облокотившись на «бутафорию». Меч острием касающийся надгробной плиты блестел в солнечных лучах. Ослепленный им, колдун поморщился.

— И почему вам пришло в голову встречаться именно здесь и утром.

Куртизанка подтянула перчатку на левой руке.

— О, я тоже ненавижу такое утро. В двенадцать часов по полудню. Сожалею, о том. Назначила вам в своем письме столь раннюю пору…

— Ничего.

Мода сводила его с ума. Открытые плечи и глубокий вырез на платье, которое напоминало скорее корсет с вырезом на животе и полностью закрывающим грудь Джили Бэлл, сходилось в промежности куртизанки. Прикрывало слегка бедра тончайшей лайкой. Сапоги же представляли собою странную смесь ботинок и обезображенных подошвами, и обрезанных по колено ботфортов. Зрелище было не для слабонервных.

Ногти куртизанки были окрашены лаком. Ноги она свесила с надгробия. Застывшая под ними надпись, скрывала наполовину вырезанное в камне: «…Бэлл».

— Путаница, возникшая из-за нашего с ним общения, — слегка качнув головой с рыжим коконом, выговорила куртизанка. — Заставила меня отвлечься от моих прямых обязанностей.

— От каких? Если мне позволено будет узнать.

— Мои выступления в оперном театре. Афиши кругом. Если вы не заметили. Скоро снова мое…

— Мы говорили о том, как вы познакомились с Сайгом, — предостерег от новой темы, куртизанку колдун.

— Мы познакомились с ним в довольно интимных обстоятельствах.

— Вероятно в доме мадам Леви, — предположил колдун.

Куртизанка казалась спокойной абсолютно. Ни единого признака на ложь он не обнаружил.

— Да. Мы познакомились с ним именно с ее помощью.

Меч казался колдуну весьма привлекательным.

Куртизанка соскользнула с камня, грациозно поменяв руки на рукояте меча. Опералась, она теперь, на нее левой.

— Мне бы хотелось понять, что связывало вас с покойным, — задал колдун прямой вопрос. Посмотрел в глаза куртизанки. Ничего кроме пустоты он в них не заметил. И хотя они были зелеными, в них отражалась одна пустота. И что-то нехорошее, вроде того предчувствия, что им овладевало всегда, когда он видел зомби, прокралось в сознание колдуна.

— Ничего. Вовсе ничего, — проговорила она. Джули Бэлл.

— Это ваш родственник?

— Да. Я почитаю умерших.

— Над такими вещами не шутят.

— Я и не собиралась.

Рукоятка меча под перчаткой колдуна оказалась случайно.

— Вы собираетесь и дальше вести допрос? Вы ведь клерик?

— Нет, — понимая, что от куртизанки ничего не добиться, скривился колдун. — Но здесь такой чистый воздух. Я еще погуляю.

Кончик бутафории, которой она не являлась, надломился случайно. Колдун положил аккуратно на нее руку, заведя за спину меч:

— Здесь, действительно… Такой свежий воздух.

Оперная дива, если, конечно, она ею являлась, не заметила надругательства над могилой усопшего предка.

— Я тоже, — оговорился колдун, — предпочитаю предкам… усопших.

* * *

— Иногда кажется, что в твоей голове зомби. А сестра?

Ровными плавными полосками тонких шрамов, перештопанными стежками, Оса, сама причудливым образом напоминала Анарки мертвеца.

— Жди, — сказала Оса. Поднесла к ее носу флакончик какой-то отвратительно пахнущей жидкости. Анарки понюхала, как и сказала Оса.

— Это хорошо, что я тебя нашла. Туда куда ты зашла всякий сброд обретается.

Она нашла ее возле кабака, в кровоточащей луже с одним трупом. Труп, по всей видимости, принадлежал не ее знакомому. Оса как-то оговорилась, пока вела ее к дому, что Гуго она дала столько же, сколько хозяину кабака «на всякий случай». Двадцать пять орринов серебром.

Анарки хотелось выблевать прямо там, около канавы. Но ей помешало благоразумие ее новой подруги. Впрочем, ее сложно было назвать подругой. Непостоянность Осы, как она сама заметила, заключалась в том, что всему ее полету мешают крылья, которых у нее нет.

Что это означало, Анарки не поняла.

— А это означает, — проговорила она, покидая Анарки. — Что я летаю без правил. Если тебя кто тронет, обращайся ко мне. — Она провела себя по изгибу бедра. На нем была привешена какая-то непонятная кожаная сумка, из которой выглядывало что-то стальное. — Ты знаешь, где меня найти. В питейном заведении… Там же где тебе посчастливилось с нами встретиться. Я там работаю.

* * *

Труп, Анарки мерещился все это время. Как и лицо Осы. И ее очень глумливая шутка над трупом. Это пришло в голову Ане после шока. Когда она разводила огонь в газовой горелке.

Найти Марион она так и не нашла.

Все что она помнила о прошлой ночи, скрывалось за ореолом таинственности синего кокаина. И она решила больше не принимать его.

Но деньги ей по-прежнему были нужны.

Работа, наваленная грудой в углу комнаты, ждала ее со вчерашнего утра. Но прачкой в собственном доме не заработаешь.

Она работала прачкой и до этого в доме Норано.

Платил Норано более чем скромно. С тем условием, что ей сверх того приходилось выполнять функции горничной, у которой время от времени случались длительные запои.

Норано такое поведение слуг в доме не волновало. Он вообще был не из волнительных людей.

Анарки закусила скрепу, которую подобрала около одной лавки, по пути к питейному заведению. Отогнула краешек. Выровняла ее. Посмотрела на свои руки.

Отражение в зеркале ее собственного худого лица скрывалось разводами медного окисла. Она протерла его — все что оставалось от Марион. Еще пара легких нарядов валялась в беспорядке на ржавой постели.

Анарки покинула Гуго, расставшись с очередным медяком.

Насколько она помнила дом Норано, запирался он рано. Охранников Норарно не менял принципиально. Из всего, что для нее сейчас представляло важность, Ане помнился ящичек с драгоценностями жены ростовщика. Норано его хранил в своем кабинете на верхнем этаже. Дом был весьма большим. Анарки обследовала его лишь часть, — там, где прибиралась за горничной в бельевой и шикарно, но без лишней вычурности, обставленной кухне; собственно, в комнатах, четырех спальнях, двух гостиных и одной детской, заваленной, — как она поняла, — уже давно. Завалена она была книгами и прочим налетом былой молодости Кастэльбаджака.

Пылью были покрыты: том Универсалий, сборник энциклопедических словарей, пара книг, в очень истрепанных тряпичных обложках.

Анарки провела пальцами по одной из них. Повернула голову к двери. замочная скважина была пустой. Но ключ она всегда держала при себе. С тех пор, как ее выгнали из этого дома.

У Анарки с этим были связаны плохие воспоминания. И воскрешать она их не хотела.

Достаточно сказать, что виновата в том была прибиральщица, оставившая незакрытой дверь в кабинет господина Норано и собственная неосторожность Аны. Чернильница ей необычайно понравилась, но прижим для бумаги, в виде нереиды, ей понравился больше. Потому как нереида была серебряной, и карман в ее рабочем Костюме оттягивал необычайно.

Анарки забралась в дом Норано по извилистому стволу орешника. В комнате Кастэльбаджака окно было всегда открыто. Дверь оказалась открытой также. Но Анарки почему-то вдруг захотелось не выходить из покоев заносчивого и кичливого аристократа.

— Черт побери, — разразился громкими ругательствами Сепсан. — Ана!

— Тише, Сепсан, — взмолилась она. — Я ничего не взяла. Только хотела посмотреть.

История «До того как все началось» выпала у нее из рук.

— Черт, — Сепсан задохнулся от возмущения, напускаемого на себя всякий раз, когда заставал ее в покоях Норано, то тут, то там, — за изучением обстановки. — Какого органа, тебе здесь понадобилось?

Анна подняла книгу, открыла, низко опустив в нее нос; лизнула большой палец, и, уронив в нее отмычку, захлопнула.

— Эта книга. Я заплачу… Правда, у меня немного. С тех пор как Норано меня отсюда вытурил… Я увлекалась этим… как его… букинистикой.

— Понимаешь, — неловко протороторила она, изучая премудрости вора. — Все к чему стремится человек, заложено в его генах и «ото всех континентов люди унаследовали…» различные повадки, — процетировала Анарки все, что вспомнила из Истории «До того как все изменилось». — Но я занимаюсь не совсем библиотечным делом. — Она подмигнула охраннику, и сложила пухлые губы бантиком. Как она помнила, это всегда ее спасало при обнаружении Сепсаном ее чрезмерного внимания к обстановкам дома ростовщика.

— А логистической библиографией и генеологией авторов. — Искусство, в котором она начала только что практиковаться, улучшалось в геометрической прогрессии. Как ей показалось, Сепсан слегка прибалдел от подобной эрудиции с ее стороны. Она помнила, что он всегда уважительно отзывался о библиотеках и авторах. — В общем, это такое сложное дело, Сепсан. Я только что его… э-э-э, начинаю осваивать. И хочу, э-э-э, заметить, — Анарки всегда замечала за Норано привычку, изъясняясь мудро использовать сие междометие, — что ничто в мире меня остановить теперь не в силах. Потому как… буду с тобой откровенна, оно приносит хорошие деньги.

— Хорошие, — Сепсан насторожился, прищурив один глаз. Бельмо на глазу он всегда старался скрыть от Анны, и поворачивался лишь здоровой стороной своего лица. Правой.

— Хорошие. Потому, что я занимаюсь антропологическими изысканиями древних трактатов.

Сепсан задумчиво глянул на книгу в руках Анарки.

— Это такая же?

— Да, — соврала откровенно и не краснея, она. Правда, потом пожалела Сепсана. Сказала:

— Все к чему стремится Норано, сохранить эту книгу в тайне. Но я уверяю тебя, что она принесет нам обоим неприятности, если мы ее продадим.

— И сколько же она может стоить, — Сепсан никогда не отличался корыстолюбием. Анарки это знала. Вопрос был задан лишь с простой, присущей Сепсану, умопомрачительной безучастностью к тому, что может стоить и сколько произведение искусства.

— Шестьдесят пять орринов. Серебром, — добавила Анарки.

— Немного, — вяло отозвался охранник.

Анарки припомнила премудрости всяческого плана. А в особенности горничной, и выгребаемой за нею рвотой в бельевой.

Выгребаемая за нею рвота, обучила Анну тихой покорности при виде Норано.

И она изобразила ее.

— Мне хватает и этого.

Сепсан прикрыл дверь, вручил Анарки книгу, которую она вторично выронила при одной только мысли, что Сепсан мог уважительно восторгаться не только произведениями искусства, покоящимися на полках Кастэльбаджака.

— Анарки. Больше никогда так не делай, — проговорил Сепсан. — Я выведу тебя так, чтобы никто не заметил. — Он начал припоминать, где и кто сейчас из охранников. — А лучше вылезай отсюда, как залезла.

Мир не без добрых людей, думала Анарки, вылезая в окно.

— Я уже стар для такого.

Для чего Анарки так и не успела подумать.

II

Ариозо этого города наполнявшее сточные канавы, звуком бегущей по ним воды, отвлекло Дива, выдернуло из сна. Он немного еще не пришел в себя после встречи с мадам Леви. Магия, которой пользовалась хозяйка дома Красной нежности была довольно скверной.

Легкий гипноз был из той области магии, бороться с которым у него получалось прескверней всего.

Этот гипноз назывался совсем по-простому.

Он подошел к окну лождии «Взгляда Морганы», приоткрыл дверь.

Где-то над ним работал с опсисом старой модели и со всей тьюринговой системой Хорек.

Когда он закончил работу, Див помнил с трудом.

Кажется после той последней встречи с Мизелью Гранжа. Он не желал припоминать эту встречу, после которой он встетил Хорька. Там, возле могил. Они наблюдали с ним сразу несколько процессий. Хоронили Кастельбаджака, скончавшегося от ножевой раны.

Затем Див припомнил слова переданные ему из приората через епископа.

Посещать консульство Номмары ему не хотелось. Но он его посетил. Консульство только запутало его расследование, как он и предполагал. Но делать было нечего.

Он отогнал от себя ненужные мысли. Сконцентрировался, глядя на падающие капли дождя. Переключил свое внимание на стекающие по стеклу…

Что-то изменилось, подумал он. Тогда он вновь осмотрел окно. Ночь Брэйврока казалась ему привлекательной своей пугающей неоднородностью зданий. И все же было что-то общее в этой неоднородности — Аллея. Аллея Ангелов.

Домик осы, построенный этой весной, в углу окна поломался. Он видел его внутренности. И они казались ему весьма пугающим зрелищем.

Как и весь этот город. Теперь.

Он не стал смахивать его за окно. Просто оставил.

Насекомое, повисшее за стеклом лоджии «Взгляда Морганы», ударилось, повертелось за ним. Колдун не открыл окно. Посмотрел еще раз на фонари, и одел свой фрэнч.

Кольчугу клерика он снял после той встречи с кочевницей, на свалках Брэйврока, — за городом, где начинались Пустоши, — и теперь она тускло мерцала рядом с постелью.

Он сел за бумаги.

Помнил, он из расследования следующее после их разговора: мадам Леви.

«Имела ли она отношение к смерти Сайга Бахрейна или нет, — вывел он на листе бумаги для консистории. — Мне это не известно… И знать я этого не хочу».

«Имела ли она отношение к смерти Сайга Бахрейна, клерика, — вывел колдун пером по очередному листу с печатями Конгрегации святой канцелярии. — Мне это выяснить не удалось. И знать я этого не хочу. Но постараюсь выяснить об оной информацию, касающуюся дела, если Конгрегации святой канцелярии это угодно». — Поставил точку, дату и подпись.

На других бланках он написал тоже самое. И подпись на них уже была проставлена.

Расследование зашло в тупик, думал колдун, дотронувшись до опсиса на столе, и тот зажегся; спроэцировал в пространство прямоугольник с различными иллюзиями Магов Покрова, играясь иллюзиями актеров. Колдун глянул на него. Посмотрел что-то напоминающее фастнахтшпиль и оставил опсис нетронутым на столе.

Музыка, льющаяся за окном «Взгляда Морганы», его успокаивала.

III

— Кем она была?

— Она есть.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Колдун повертел в руке кулон напоминающий каплю с перекладинкой поверх нее. Внутри кулона светился зеленый камень.

— Судебный исполнитель, — соврал колдун сам не понимая почему.

— Эти шутки вам не к лицу.

— Да, — переспросил колдун, глядя на лицо Мизели Гранжа. Немного детское, с припухлыми щеками и быстрыми сверкающими глазами. — А какие к лицу?

Мизель Гранжа обернула вокруг пальца цепочку покоящуюся на груди колдуна.

— Это анш. Кто вам его дал? Я заметила анш, когда вы снимали фрэнч.

Колдун спрятал его за ворот кожаного доспеха.

— Вы всегда его носите под ней?

— Да обожаю зеленый цвет, — продолжал врать колдун.

Мизель Гранжа выпустила, наконец, его цепочку из рук: следующую, которую обнаружила на его шее.

— А эта, у вас от кого?

— Лучше я послушаю от кого мне достался сей Анш, чем то, от кого я ношу эту цепочку. С таким же Аншем, кажется…

— Вы не знаете, что он означает?

— Нет, — ответил честно колдун. Чтобы Мизель Гранжа расслабилась, и в конце-концов оставила тот первый кулон, который ему подарила сама судьба.

— Зеленый цвет означает один из самых сильных психотипов, — начала свое повествование об Аншах мадам Гранжа. Замечаний от колдуна не последовало. — После красного и синего…

— Мне непонятны мотивы вашей лжи, — ни флиртовать, ни лгать Мизели Гранжа не нравилось. Колдун в этом убедился вторично. И остался более, чем доволен. Мизель Гранжа сморщила свой курносый носик. Он очень напоминал колдуну ту судьбу, которая ему подарила сей Анш. — Но то, что людям с такими Аншами даже не придет в голову устраиваться судебными исполнителями, для меня представляется очевидным фактом.

— Судебным писарем, — пересиливая всю свою магию, проговорил колдун. — Ей нравится писать судьбы людей. Мне, кстати, тоже когда-то нравилось.

— Она работает на Звездный Покров, — предположила Мизель Гранжа.

— О, нет. Она работает на себя. — Колдун повертел в руке гусиное перо. Забросил ноги на стол и выпустил струйку дыма от Gratia. Вздохнул еще, и выпустил через зубы. — Для людей с подобным психотипом сие достаточно приемлемо. Разве, нет?

Мизель Гранжа подошла к лоджии, открыла дверь. Затем коснулась стекол «Взгляда Морганы».

— Что это там, — указала она своим тонким пальцем на такое же ничем не примечательное здание, затерянное между часовень и низкими домами одного из четырех кварталов Брэйврока.

— Кажется, это «Плачущая вдова», — проговорил колдун. — Я хотел в ней остановитьсяы, но Басеньян Лис, посоветовал мне эту гостиницу. И я доверяю его вкусу. Он мне не намекал в связи с этим ни на что.

Мизель Гранжа подумала, делая для себя какие-то выводы, которые сводились к тому, что Басеньяну Лису все-таки доверять можно.

— А Синистану-Мухе — доверять можно?

— Об этом знает, — улыбнулся колдун своей как ему, казалось, одной из самых привлекательных улыбок, — только Басеньян.

Говорить с Басеньяном в тот вечер ему не хотелось. Див это вспомнил.

Он приоткрыл стекло на лоджии «Взгляда Морганы» и впустил осу.

— Господин, клерик, — несмело позвал владелец «Взгляда Морганы»

Он прошел в комнату без позволения. Но какой-то крадущейся походкой.

— Мне сказал, господин видок, чтобы вы прошли…

— Куда, — сжав зубы, спросил колдун.

— В препарационную. В смысле, в этот всякий… как его… в Муниципатитет.

— В Муниципалитет, — поправил его Див.

— Точно, — обрадовано вымолвил хозяин «Взгляда Морганы» — Там ведь находится на нижнем этаже препарационная. Он вас там ожидает.

— Хорошо.

IV

Препарационный зал в Муниципалитете Брейврока выглядел весьма мрачно. Как в прошлый раз.

Врач, медик и патологоанатом выпустил из рук ланцет при виде колдуна.

Видок нахмурился.

— Мне было поручено расследование этого дела, — пробурчал видок.

— А вы господин, клерик, мне мешаете.

— Без всяких предисловий, — удивился колдун.

— Да.

Нога трупа, выглядывающая из-под покрывала, казались абсолютно женскими. Пятки и пальцы выглядели так, что ими прошлись с пол версты. Или больше. Они были пятками и пальцами городской бедноты.

Колдун подошел к изголовью трупа, нащупал плиту, на которой покоилось тело.

— И что же вы теперь, расследуете, видок?

— Расследую смерть этой девушки. Она вывалилась из окна господина Норано.

— Правда? И какова же там высота?

— Со второго этажа, — вяло играя ланцетом меж пальцев, уронил патологоанатом, — можно повредить себе не только шею, но и сломать позвоночник.

— И вы решили проверить это ланцетом?

Медик слегка растерялся.

— О. нет, нет, — Он спрятал ланцет в карман.

— Окагава, — представил видок медика колдуну. — Знакомтесь.

— Очень приятно, — сказал колдун. — Мы с ним уже познакомились. Кстати, как поживает мадам Леви? Кто-нибудь знает?

Оба, и Окагава и начальник розыскной службы Брэйврока, замешкались.

Видок по своему обыкновению нахмурился и сразу ввел колдуна в курс дела, косающегося печной трубы.

— Вот когда мы ползли с моим другом из печной трубы. Дело, правда, было в других обстоятельствах, нежели в тех, которых я уже упоминал…

— Достаточно, — прервал колдун начальника розыскной службы Брэйврока, наслушавшись про печные трубы в прошлый раз. — Что насчет трупа?

Видок уже смирился с конкуренцией.

Медик Окагава пощупал свое худое, лишенное всяческих эльфийских признаков лицо, кончиком ланцета.

Видок громко и со свистом вздохнул.

— Труп на лицо, — сказал он.

Труп вскинул руку под покрывалом, сбросил его, сел на никелерованной плите, и часто задышал.

Затем ошалело взглянул на колдуна.

— Я занимаюсь логистической библиографией и генеологией авторов, — выпалила Анарки.

V

— Так чем ты занимаешься, — проговорил колдун, когда они уже шли по улицам Брэйврока в Курятник, мимо моста Гранильщиков.

— Гене… ологией авторов, — запинаясь, проговорила Анарки, придержав язык, как учила Оса.

VI

— Джен. Меня зовут Джен, — выговорила очень отрывисто и чисто Оса. Язык у нее был хорошо подвешен, но она им пользовалась очень осторожно. И всегда точно.

В клетушке Марион Джен немного расслабилась.

— Я пристрелила, того сукина сына, потому что он мне надоел. Извини.

— Ничего, — проговорила, запинаясь Анарки.

— Так ты нашла свою сестру?

Оса выпрямилась вновь. По своей обычной привычке, которую за ней заметила Анарки, в те непродолжительные моменты, когда она появлялась.

Появлялась она в первый и последний раз, возле той канавы. Анарки это помнила хорошо. Тогда она и познакомилась с ней.

«Лицо Ошена, распухшее и с отвислой челюстью, покоилось в луже растекающейся по мостовой жидкости. Липкой и до ужаса теплой».

Потом Оса довела ее до дома. А потом ее довел до дома клерик. Они говорили с ним о том, чем она занимается.

Джен изогнулась, с пластичностью присущей только танцовщице, уложила локоть на покосившийся столик Марион. Затем привстала, и уложила кисть руки на бедро. После чего достала металлический бумеранг, — он очень напоминал Анарки те, которыми пользовался торговец-кочевник, у которого она приобретала синий кокаин.

Бумеранг в кисти Осы выглядел как-то очень отталкивающе. И был очень тяжелым. Но Оса с ним обходилась играюче.

— Я занята. Охраной одного клуба веселых алкоголиков. Так что, тебе придется самой обходиться.

Анарки заметила в ее голосе тот тон, которого она раньше за ней не замечала.

— Я…

Оса улыбнулась. Своими тонкими, напомаженными губами. Очень аккуратными, в отличие от стежков и стяжек, перештопанных нитями хирургов, на ее идеальном белом теле.

В свете газовой горелки, оно выглядела достаточно желтым, чтобы Анарки пробрала дрожь.

— Ты поумнела, — сказала Оса. — И я тоже… хотела сказать тебе…

— Что я видел! Что я видел, Ана, — заплетающимся языком проговорил Ошен.

Но он быстро трезвел.

Анарки помнила…

Помнила, как Ошен завернул ее в подворотне, в глухом тупике возле клуба веселых алкоголиков. Помнила, как он разодрал ее легинсы… и потом… Потом она помнила только Осу.

И книги. Кажется, она успела побывать у какого-то мага. Книги громоздились в проходе его клетушки, очень напоминающей какой-то подвал.

Анарки припомнила только с натугой. Когда переставила газовую горелку со стола Марион, возле ее ржавой кровати, на пол — возле груды так и неотстиранного белья Норано. Сгребла ее в остальную кучу, служившую ей кроватью, и потушила горелку.

* * *

Маг встретил ее в глухом переулке, отвел в свой полузаброшенный опустевший дом возле какого-то питейного заведения.

Анарки вспоминала урывками.

«Ошен…»

Потом какая-то женщина.

Анарки напрягла воспоминания.

«Оса…»

— Что я видел, Ана. — Ошен вывел заплетающимся языком руладу, походившую и на свист и на удивление одновременно. — Не поверишь.

— Что, — переспросила она в очередной раз. — Ошен?

— Ты мене говорила, что, — Ошен отхлебнул пива, — ты занимаешься библиографией и генеологией автори-тетных авторов.

— Авторитарных, — со знанием дела, поправила Ана. Премудрости вора она уже освоила окончательно.

— Да, — Ошен собрался на стуле и приосанился. — Ты такая умная.

— Ладно. Что ты хотел мне сказать? Мудило, ты меня слышишь? Я задала тебе вельми простой вопрос, ответить на который тебе необходимо. — Ана насупила ноздри и приложила к губам кружку с пивом Ошена.

Ошен выпрямил шею и выпятил грудь. За его спиной хлопали ставни. Обслуга тихонько прикрыла те, метнула всторону их с Ошеном взгляд, и покорно опустив глаза убралась восовояси.

— Да, — снова собравшись, и протрезвев окончательно, проговорил Ошен. Теперь он способен был плести рассказы, как помнила Анарки. И она снова воспользовалась своей привлекательной стороной характера. На Ошена это подействовало необычайно.

— Книга, — заплетающимся языком, пробормотал, склонившись Ошен. — Их много у одного мага. Я разговаривал с ним тут недавно… Но он малость… того. Я проведу тебя… ежели ты не против.

— Я…, -сказала Ана в притаившейся тишине самого глубокого в бездне Курятника питейного заведения.

«Снова тишина».

«Оса».

«Маг».

— Милочка, — нервно, проговорил старик. На вид ему было лет сорок. Анарки уселась на стопку книг у него в комнате. Оплывшие свечи освещали какие-то реторты, колбы, тигли и прочую ерунду. О которой он поведал ей сначала с удовольствием и захлебываясь. Затем подозрительно и вельми затейливо увел их разговор совершенно в другое русло.

Анарки взяла в руки какую-то баночку, взболтнула ее.

Маг глянул на нее глазами полного сумасшедшего.

— Тринитроглицерин, милочка, производится… из глицерина с добавкой. Впрочем, — он занялся книгой, изучая ту, на которой сидела Анарки. — Знать это вам ни к чему. Между прочим. Эту баночку… Я не помню, когда в последний раз в нее добавлял тринитроглицерин. Однако вам это знать ни к чему…

Маг подозрительно глянул вновь на нее. Ане показалось, что что это какой-то неправильный маг.

Таким его описывал Ошен. И он был абсолютно прав.

— Что же вас интересует, милочка?

— Книги, — сказала Анна, решив на время оставить свои замечательные воровские премудрости. — В частности, — она припомнила. — История «До того как все изменилось».

— Я знаю об этом немного, — успокоившись, проговорил неправильный маг. — Видете ли. Настало время представиться.

Он улыбнулся тогда.

— Я некромант.

— Я упала, — сказала Анарки.

— Не очень убедительно, — быстро и отрывисто проговорила Оса.

— Или споткнулась.

— Врешь снова.

Оса перебинтовала ей руку в предплечье.

— Знаешь, подруга. В который раз за сей день, мне удавалось поспать спокойно?

— Нет, — сложив губки бантиком, и поджав колени под грудь, робко проговорила Ана. Обхватила колени руками и начала раскачиваться взад и вперед.

— Бу, — сказала Оса.

И вытащила бумеранг.

— Джен. Меня зовут, Джен. Я престрелила того сукина сына, потому что он мне надоел. Извини.

— Ничего.

— Так ты нашла свою сестру? Я занята. Охраной одного клуба веселых алкоголиков. Так что тебе придется самой обходиться.

— Я, — запинаясь проговорила Ана.

И усмехнулась Осе. На шутку, которой она ее развеселила.

— Ты, — серъезно сказала изменившимся тоном, которого Анарки за ней раньше не замечала, — поумнела. И я тоже хотела сказать тебе…

Оса вышла, оставив Анарки одной одинешенькой в коморке Марион.

VII

— Мне бы хотелось объяснить вам достопримечательности нашей библиотеки, — начала монахиня, поправив на носу пенсне.

Горы литературы, накренившиеся над ней в опасной близости от колдуна, надломились. Библиотечная полка хрустнула. И монахиня повалилась на Дива.

Лестница повалилась на него вместе с ней.

— Не стоит, — проговорил колдун, разгребая вместе с монахиней горы литературы.

— У меня такое ощущение, что вы мне льстите, — придвинувшись ближе, вздохнула монахиня.

— Я, — отодвинувшись от монахини, — проговорил колдун, — вам не льщу.

Монахиня вздохнула и вновь принялась за обсуждение достопримечательностей Брэйврока.

Колдун подумал о Брэйвроке хорошо. И ничего не сказал.

— В наш век, — проговорила монахиня, придвигаясь средь груды книг поваленных с полок, — существует множество трудов, которые бы вам следовало прочитать.

— Разумеется.

Колдун отодвинулся от монахини настолько, насколько позволяли груды книг впереди и позади него.

Монахиня снова придвинулась настолько, насколько колдун не в силах был от нее отодвинуться. И потянулась для поцелуя.

«Да, — подумал колдун, — на этой неделе, он нарасхват».

Подумал, и ничего не сказал.

Монахиня, приняв сей жест с его стороны за согласие, протянула губы еще ближе и лизнула его.

Колдун привстал до того как ей это удалось, так что монахиня расстроившись, пододвинула свои очки на нос средним пальцем, и глубоко вздохнула.

«Не повезло, — подумала монахиня».

«И не повезет, — подумал колдун».

И снова они раскладывали книги по полкам. Колдун поставил лестницу наместо. Там, где она стояла до сего несчастного случая.

Монахиня глубоко вздохнула.

Колдун на нее посмотрел.

— Не повезло, — сказал он монахине.

— Так о чем вы хотели бы послушать?

— Я бы хотел найти одну книгу.

— Какую?

— Историю «До того как все изменилось».

— Я расскажу.

Колдун глубоко вздохнул.

— Очень хотелось бы послушать.

— История «До того как все изменилось» повествует о неизменных катаклизмах происходящих в мире. Она рассказывает о том, — с придыханием проговорила монахиня, — что всяческие факторы, которые когда-либо происходили на земле, повторяются. — Она сбилась, поправив пенсне. — Также она повествует о том, что в наш век все ненастоящее. Вот только подумать, раньше были драконы. Вы слышали о таких мифических существах.

— Они существуют и по сей день, — с уверенностью, проговорил колдун.

Монахиня его не слушала, она увлеклась его хреновыми глазами, хреновым носом и не менее хреновым подбородком.

— Только подумать. Раньше, действительно существовали драконы.

— Они существуют и сейчас, — проговорил колдун. — Только в воображении людей.

— Знаете, они всегда существовали. Раскопки магов Покрова это подтверждают.

— Неужели, — скептически поморщился Див.

— Да. Я об этом прочитала в этой книге. В Истории «До того как все изменилось».

— В самом деле?

— Это очень древняя книга, — проговорила библиотекарша.

Библиотекаршей была монахиня в мужском монастыре.

И в самом деле, Приорат и Конгрегация святой канцелярии допускали подобное в монастыре для клериков.

Из клериков, кроме него был только Бирк.

И он вошел в самый подходящий момент.

Монахиня отпрянула, повинуясь уставу монастыря.

Колдун воздал молитву с благоговением всему Приорату и всей Конгрегации святой канцелярии.

Молился он плохо. Но в этот раз у него получилось.

— Бирк, — выдохнул колдун, еле сдерживая библиотекаршу. — Слава Богу!

* * *

— Значит, это «Плачущая вдова», — переспросила Мизель Гранжа.

— Да. Но я плохо ориентируюсь в этом городе.

Он припомнил, стоя у окна «Взгляда Морганы», после встречи с видоком и медиком лунный свет Брэйврока, Анарки.

Девушка сидела у него на кровати, поджав ноги и обняв их руками.

— Так чем ты все-таки занимаешься?

— Я ворую, блин, — со злом выпалила Анарки. — Е-ма-е! Неужели не понятно!

— Понятно, — вздохнул Див. — Я тоже когда-то работал на себя.

— А на Басеньяна, — совсем шепотом добавила она. — Нет?

— Нет. Я на него не работал, — проговорил колдун. — И теперь не работаю.

— Почему?

— Просто потому, — проговорил колдун, — что я поставляю ему информацию. А он за нее платит. Понятно?

— Не совсем, — хлюпнула носом Ана.

— Сказать яснее, пока не могу.

Анарки хлюпнула носом снова, потрогала перебинтованную Осой руку, потерла ушибленную ногу.

Колдун расслабился на мгновение и снова собрался.

— Хотел бы сказать пояснее, но я пока действительно не могу. И ничего тебе не угрожает. Между прочим Басеньян не такой уж монстр, каким его рисуют.

— Кто? — спросила Анарки.

— Сомневаюсь, что такие знания принесут тебе пользу. — Но скорее всего его таким рисует Синистан-Муха.

Анарки, наконец, пробрал смех. И она долго смеялась. И совсем позабыла о том несчастном случае с газовой горелкой.

— Синий кокаин, — проговорил колдун, — вредит здоровью. Не стоит его употреблять. Мне об этом сказала одна очень привлекательная особа. Между прочим, кочевники не такие уж плохие люди, которыми их представляет Конгрегация святой канцелярии. Они помогают людям избежать дурного влияния синего кокаина. По-крайней мере одна. Я это знаю. Знаю из того, что кое-как прочел в твоих мыслях. Ты покупала синий кокаин. У какого торговца?

— А прочесть это из моих мыслей ты не в силах, блин, — скрежетча зубами, выдавила из себя Анарки.

— Увы, я теперь читаю мысли, — вздохнул колдун, — только тогда, когда у меня появляется магия. — А она… у меня появляется… по уставу клериков. В связи с тем…, что я теперь… работаю… на Конгрегацию святой канцелярии. И уже давно… — Колдун, припоминая былое время, вздохнул. И послал Конгрегацию святой канцелярии туда, куда ее послать никак было нельзя.

И улыбнулся.

Улыбнулся своим мыслям. Потому что Анарки ему что-то напоминала из прошлого. Давно забытого и похороненного в его душе.

«Как святая канцелярия».

Святая канцелярия напомнила ему о себе Бирком и магистром.

И колдун снова вздохнул.

Мизель Гранжа, повернулась к нему, выдернула пальцем очередную цепочку.

— Кажется, мы остановились на Аншах.

— Да.

— С одним мы разобрались, — сказала Мизель Гранжа, выпуская из своей кисти Зеленый.

— Он меняет цвет, — заметил колдун. — Это очень хороший Анш. Что до остальных двух. То один — от Конгрегации святой канцелярии. А второй я украл. У одной очень хорошей дамы.

— У какой, — удивилась Мизель Гранжа.

Колдун вздохнул, и без всякого притворства ответил:

— Анши, кажется, раздают тут всем. Я недавно работаю на Конгрегацию святой канцелярии. И кажется, вы мне хотели рассказать о том, какие из них подходят кому.

— Да.

Колдун помнил еще и это, стоя у окна «Взгляда Морганы».

— Этот стакан с шиповником…

— Да, я завариваю в нем шиповник.

— Но он так пахнет. Такой свежестью. Как… как арбузы, — припомнив аромат фрукта, проговорила Мизель Гранжа. — Такой воды, я не пила никогда. До этого.

— Потому что… я завариваю в нем шиповник, — проговорил колдун, и оставляю в нем воду на свежем воздухе. И он за ночь успевает охладиться. Поэтому, вода в нем такая свежая и вкусная. Вот почему эта вода вам так нравится, Мизель.

Гранжа покачнулась слегка, уронила стакан; оперлась на колдуна, и обхватила за шею.

VIII

— Хорошие воспоминания, — проговорила Анарки.

— Не… плохие, — сказал колдун. — Очень неплохие. Но я кое-что не могу припомнить.

— Что?

— Что-то, что-то…, -проговорил он и запнулся. Что-то, что касается дела о ее супруге.

Марион лежала неподвижно теперь. Анарки подошла к ее постели.

Колдун сидел за письменным столом, черкая очередную бумагу для Совета кардиналов.

Он задумался ненадолго, вспомнил о магистре и написал кое-что, черкнув пару строк в бумаге Конгрегации святой канцелярии.

— Марион, — Анарки посмотрела в бледное лицо девушки, которую колдун подобрал на улицах Брэйврока, и вздохнула. — Лекаря. Быстрее, клерик. Лекаря…

* * *

— Ей нужен покой, — проговорил лекарь, спускаясь по лестнице «Взгляда Морганы», — покой и, пожалуй, немного сна…

Он перепугано глянул на колдуна.

— С вами все в порядке, господин лекарь?

— Да…, да…, да…, -запинаясь, проговорил лекарь. — Со мной все в порядке.

«Взгляд Морганы». Эта гостиница, в которой колдун поселился, с самого начала напоминала ему монастырь, в который он собирался отправиться. Отправлялся он туда всякий раз, когда его донимали воспоминания о Мизель Гранжа; и том, какое задание ему пало на голову в связи со смертью Сайга Бахрейна.

Выяснить о нем ему удалось немного. Но того, что он выяснил, было вполне достаточно.

Во-первых, Сайг Бахрейн, был клериком какого-то очень интересного круга, в который его, колдуна, как клерика седьмого круга, посвящать никто не хотел. Наверно, потому, что это никому не было нужно. И ему этого тоже было не нужно.

Но, кажется, магистр ему намекал на что-то…

Колдун пресек свои размышления. И подумал еще раз.

Еще один раз сказал ему, что всякий Бахрейн умер какой-то подозрительной смертью.

«Во-вторых, — рассуждал Див, — кому-то это было на руку. Наверняка, смерть такого клерика неизвестного ему круга, который все, включая епископа Брейврока пытались скрыть, нуждалась в каких-то невероятных обоснованиях. Обоснования эти придумал Магистрат. Значит, Магистрату ни черта не известно. — Такое рассуждение ему показалось вполне приемлемым. — Потому, что обоснование смерти придумывал видок, начальник розыскной службы. И сам он ни хрена не знал».

Так он и написал Магистру ордена, Конгрегации святой Канцелярии и всем остальным службам Брейврока, включая и консисторию с епископом.

«В-третьих…»

Колдун вывел на бумаге слово пером и задумался. Не послать бы его по опсису, как галопроекционное уведомление для консистории.

И передумал.

Этой ночью Анарки просидела возле его кровати вместе со своей сестрой. Отовсюду слышалась тишина Брэйврока. Она оплетала «Взгляд Морганы» сетями ночного дыма, струящегося из папируски колдуна.

«Gratia, gratia, — говорили ему воспоминания о его прошлом».

И из его прошлого говорил один очень приятный голос. Возможно, это был голос Марион.

Он плохо помнил, когда проснулся.

— Вам стоит пожить здесь.

— А ты?… Блин… Я даже не знаю, что…, -Ана запнулась, взглянула на сестру.

— Я поживу, где мне отвели место. Конгрегация святой канцелярии всегда заботится о своих клериках. Я поживу в монастыре.

IX

— Поль.

— Да, — мягко проговорил священник, — вновь заботливо отирая тело усопшей монахини. Святая Бернандета покойно лежала на гранитной плите.

— Мы кое о чем недоговорили.

— Да, — священник на время оставил тряпицу. Взглянул на него из приопущенных кустистых бровей серьезно.

— На счет там… этих всяких облаков…

— Я хотел сказать тебе, что в нашем городе поселился один некромант, — в ответ на проявление тех качеств, которые колдун проявлял редко, ответил священник.

— И…

Поль вздохнул.

— Это все, что мне известно.

— Ну, тогда, мне не о чем волноваться, — сказал колдун, развернулся и пошел вон из помещения. Вновь столкнулся со служкой, дернул его за нос, и направился к собственной келье, отведенной ему Орденом Храма.

— Скажи, Поль, откуда тебе известно о Некроманте.

Поль пожал плечами. Как врут священники, колдун не имел ни малейшего понятия.

— Мне об этом известно от отца настоятеля и консистории.

Разговор был окончен.

— А что тебе сказали в консульстве?

Колдун повертелся на келье, погладил лоб. Рука ему помогала все меньше и меньше. Лоб раскалился. Второй рукой он вцепился в келью.

Потому что вспомнил, что ему сказали в консульстве.

* * *

Медведь на серебряном фоне, мечи опущенные на пурпурное поле взирали на него по обеим сторонам от стола консула.

— Что вам известно о смерти клерика, произошедшей в городе не так давно, как вам должно быть известно?

— Почему вы обращаетесь с этим вопросом ко мне?

— Вам должно быть известно это от губернатора. Он посоветовал мне обратиться с этим вопросом к вам, по той причине, что клерика убили в его городе и на территории подвластной Оррину.

— Мне ничего не известно о подобной просьбе со стороны губернатора относительно вас. И мне бы хотелось знать, к чему меня обязывает территория подвластная Оррину?

— Она вас пока ни к чему не обязывает. Но, если об этом узнает Конгрегация святой канцелярии, у представительства Номмары на территории Оррина могут возникнуть крупные неприятности.

— Вы мне угрожаете?

— Нет, но у меня документ. И губернатор меня попросил его пока не отправлять.

— У меня на счет этого… другая информация. Губернатор вам ничего не говорил! Отправлять — вы документ уже отправили. И я не в состоянии больше отвечать на ваши вопросы! Больше того, — консул дал знак охране, и те покинули кабинет. — Мне бы хотелось просветить вас как члена организации, в которую вы входите…

Колдун вздохнул. Консул уперся кулаками в стол.

— О детерминированности событий. Вам должно быть известно такое определение как система… в этом мире случаются несчастные случаи… Эти несчастные случаи происходят повсеместно. Но ни один из этих несчастных случаев не происходит сам по себе… За исключением… особых случаев. Особые случаи случаются достаточно редко. — Консул сжал кулаки. — Вам должно быть известно, что о несчастных случаях, которые случаются не сами по себе, публику информируют источники массовой информации… Смерти показываемые ими, разлагающиеся тела и трупы, убийства, изнасилования в тяжелой форме, кровь и отчаяние, пугают людей. Они заставляют их бояться. Бояться того, что несчастные случаи случаются достаточно часто… А о том, что несчастные случаи случаются достаточно редко, знает кто? Или что?… а теперь представьте, что бы было, если бы люди перестали бояться…

Колдун на мгновение представил. И сцена виденная им у мадам Леви показалась ему забавой из детства.

Покидая консульство, Див думал о том, какое детство было у мадам Леви. И чем оно отличалось от детства консула.

Маршрут, которым они шли с видоком вновь хлюпал и утопал в лужах. От Муниципалитета, вдоль небольшой аллейки и возле массивных, сложенных из крупных кирпичей, домов, зажигались огни. Где-то на севере слышался скрежет причальных мачт. Совсем близко от бухты и кораблей.

Колдун вновь подумал, что такой скрежет мог издавать только улей пчел. Но в этом стоне слышался какой-то угрожающий звук. Он наполнял весь город.

Она пришла. Взяла его за руку. Тронула. Легко. Еле слышно. Он не открыл глаз. Только потом он помнил какое-то забытие и влагу. Нежность, которая опутывала его, называлась вечность.

* * *

И этот покой вновь нарушили его воспоминания…

Воспоминания говорили ему: gracia, gracia…

Мизель Гранжа кашлянула. Где-то далеко. Ему так показалось. А потом она откинула с груди покрывало. Он погладил ей грудь. Она отстранилась, разграничив пространство между ними рукой.

— Что вам сказал Дайадан?

Колдун прикрыл ее грудку простынью.

— Он сказал мне странные вещи…

— Какие?

— Сказал, что он пока занят. И не в состоянии с вами встретиться.

— А еще?

Ее тонкая, стройная фигурка была хорошо сложена. Ничего лишнего в ней не было. Как и в ее поведении, и в словах.

— Он сказал мне,… -Колдун расслабленно провел рукой по сгибу ее бедра, и сделал вид будто ищет очередную папируску. Она подсунула ему их поднос, улыбнулась немного натянуто. Взяла себе. — Сказал мне, чтобы я вам не говорил о нем. И… и если я вам все же скажу, то добавил: у него пока нет возможности с вами встретиться.

— Почему?… Я так полагаю, это глупый вопрос.

— Не очень. Но я полагаю также, что пока он лишен всяческого смысла. Оттого, что Дайадан, попросил меня не вмешиваться в ваши дела.

— О каких делах идет… шла, — поправилась, выдохнув дым, Мизель Гранжа, — речь?

— Это мне вы скажите.

Средство индивидуальной связи, изготовленное искусными мастерами Кланов, лежавшее на столе, пикнуло и заиграло переливчатой трелью. Мизель Гранжа потянулась к нему.

— Дайадан организовал одно сомнительное предприятие, открыв свое дело. Он был заворожен этой идеей. И попросил у меня денег. Построил фабрику по производству этого. — Она протянула ему очень изысканную тонкую пластину. Колдун взял ее в руки, рассматривая. Мизель тронула пальцем бок пластины и та раскрылась. — Организовал производство средств… я забыла как это называется… средств индивидуальной связи, и собственно их сбыт. Но потом что-то не заладилось. Компания по производству средств индивидуальной связи потерпела крах. Не знаю почему. Я в этом плохо ориентируюсь. Все дела на себя взвалил тогда Дайадан. Возможно, магам Покрова эта идея пришлась не по вкусу. А, возможно, эта идея пришлась не по вкусу потребителям. Они очень дорогие, — пояснила Мизель. — СЛП. — Взяла с его ладони средство легкодоступной связи. Пластина мигнула металлом. — И при помощи них, сказал Дайадан, можно связываться друг с другом… как вы уже поняли…

— Понял.

— Но этот СЛП пуст.

Колдун проверил его еще раз. Мизель потянула на себя покрывало и закуталась в простынях.

X

Анарки просидела с Марион всю последующую ночь. Квартира клерика ей нравилась.

— Не думаешь ли ты Марион, — проговорила она в воздух, — что он оставил ее нам. И ушел из-за нас… Даже не знаю…

«Как называлась эта гостиница?».

Ана попыталась припомнить.

«Взгляд Морганы» хран6ил сон Марион. Она спала как дитя.

Так ей казалось.

— Марион, — тихо позвала Анарки. — Марион, ты спишь… Ничего. Я хотела поговорить…

Марион казалось приоткрыла глаза, вздохнула. Еле слышно.

— Помнишь. Твои платья… Они остались там. У нас. Мы скоро туда пойдем. Когда ты выздоровеешь. Клерик заплатил за лечение… и за номер… Скоро ты поправишься… Марион, — Анарки провела пальцами по щеке сестры. Ее собственные, были холодны. Она поежилась. После синего кокаина, и еще какой-то дряни, которую она приобрела у того же торговца-кочевника. Там, за городом. На собачьих пустошах. На свалке. Анарки поежилась снова. Стряхнула с себя сон и усталость.

— Я рассказывала тебе, — прошептала она, — как нашла тебя? Нет? ну, так вот… слушай…

Ана придвинулась ближе.

* * *

— Мне бы хотелось, чтобы ты соблюдал приличия, Див.

— Да, Поль. Но…, -колдун приоткрыл рот.

— И никаких «но», — убедительно произнес священник.

Колдун нахмурился. В открытые двери консистории заплыл епископ. Уселся на стул.

— Мы с вами уже говорили…

— Да, ваше преосвященство, — достаточно убедительно проговорил колдун. — Хотелось бы знать через…, -священник пихнул его в бок локтем, — …через какие трудности вам, как человеку посвященному в дела судебные, пришлось пройти, чтобы взрастить во мне благопристойность и уважение к делу, которому мы преданы. Говоря «мы», ваше преосвященство, я имел дерзость и неосторожность… иметь в виду себя также.

— Разумеется, столь ничтожная ошибка, — весело заметил епископ, — не сказалась на вашем здоровье?

Колдун вздохнул. Священник нахмурился.

— Поль, — проговорил епископ. — Представьте нашему другу из Храма, то, что должно быть представлено.

Священник покопался в балахоне, порылся в рукавах, и раскрыл футлярчик, висевший все это время у него под сгибом локтя.

— Вот, — сказал епископ. — Это то, что мы нашли в ночь убийства Кастэльбаджака. Такое памятное событие не могло не оставить след в вашей памяти.

Колдун промолчал, потому что понятия не имел, что такое памятное событие могло оставить в его памяти хоть какой-либо след…

— В нашем городе такие события все же не редкость, — изменившимся тоном проговорил епископ.

— Что вы… что вам удалось найти?

— О, — подняв вверх палец, проговорил епископ. Перстень на его пальце мигнул золотой искрой. — Это на самом деле представляет для вас, как гостя Храма, достаточно большую…, -он глянул на Поля. Священник представлял собою саму статую справедливости северного квартала.

— Представляет для вас, — поправился епископ, — большую ценность…

* * *

— Большая ценность, — с удовольствием и придыханием, которого Ана раньше не замечала в своем голосе, проговорила Анарки. — Но, я не успела ее схватить… взять… ты меня слышишь… Она была такой… такой красной… такой красный… как же он называется?

Анарки задумалась, повертевшись в постели клерика.

— Гранат, — прошептала она, припомнив это из книжек, которые ей дал Сепсан. — Да, да… гранат… он… она…

* * *

Оса завертелась, перекувыркнулась через голову. Голова мужчины откинулась назад и он рухнул навзничь помешав второму достать нож. Первый он уже метнул. Второй метнуть он не успел.

Анарки видела как из футляра Кастэльбаджака вывалился камень. Он запрыгал по мостовой, заиграл в неправильном свете. Заблестел. Очень кроваво и тускло.

Оса дернула ее за руку. Нож просвистел возле ее виска. Анарки повалилась на камни. Мостовая прижалась к ее телу холодной и мокрой сыростью.

Нож в груди Кастэльбаджака отрывисто блеснул, и она увидела его раскрытый рот…

* * *

— Я говорю вам, — губернатор отвлекся на советника, — случившееся может привести город в смятение.

— Оно уже и так здесь, — коротко и настойчиво проговорил колдун.

— Что это было, — помотав головой, молвил советник.

Священник, серьезно нахмурившись, взглянул на епископа.

* * *

Оса плавно нажала на курок.

Прогремело.

Никто не упал. Никто не пошевелился. Единственный фонарь, освещавший небольшое пространство с еще незажженными фонарями рынка потух. Потом начался дождь.

Анарки помнила только разлетающиеся с угла дома листья книги. Или чего-то еще.

И потом какая-то тень промелькнула над крышами. Она показалась ей огромной и черной.

А затем Оса тихо, очень тихо взяла ее за руку. Кряхтанулу. Отчетливо. Над самым ее ухом.

— Пойдем, сестра… Кажется, в меня что-то попало.

Анарки подцепила на руку бандаж с убитого Осой. Уж очень он ей понравился.

* * *

— А потом, потом, Марион…

* * *

— Значит, это выпало из него… у него, — поправился советник.

— Да.

— Но я так понимаю. Тех, из кого это высыпалось, было двое, — проговорил колдун.

— Почему, — епископ взглянул на него.

— Так мне подсказывает… интуиция.

* * *

— Ты убила его, — проговорила еле слышно Анарки.

— Да.

— И того, кто нападал… тоже, — несмело проговорила она.

— Это… моя работа, — Оса замялась. Анарки увидела в ее спине звездочку. Прямо возле позвоночника.

— В тебя попали. Попало… это.

— Спасибо. А теперь дай мне это понюхать. И лизнуть эту дрянь… Шучу.

Оса понюхала звездочку, посмотрела ее на свет, попробовала лезвие на ощупь пальцем, кивнула. Что ей было видно из-под той маски, которую она носила, Анарки не могла взять в толк. Но Оса видела. И очень хорошо.

— Осторожно.

Анарки увернулась от столба. Маска на лице Осы прикрывала лишь часть лица, оставляя нижнюю часть открытой. Как тогда у нее в доме. Маска была с желтыми глазами. Продырявленные чем-то очень точным и острым, дыры, взирали на нее из-под обвислых лоскутков, стоявших торчком до схватки.

— Усики что ли?

— Усики, усики, — волоча за собой Анарки по направлению к Гуго, сверкнула Оса губами.

— Так ты мне не ответила…

— На что?

— Ты сказала что…

— Что?

— Я сказала, ты убила его…

— Кого?

— Кастэльбаджака.

— Вообще-то, если ты не заметила, его убила не я. А тот, кто в меня целился.

— Но там что-то произошло.

— Да, — Оса поежилась.

Анарки в первый и последний раз видела, как Оса испытывает страх. Или недовольство. Она толком не поняла.

— Но, что это было?

— Не знаю.

Оса втянула ее в ворота сопротивляющуюся.

— Нет, это было похоже на… на…

— Прикуси язык!

Гуго вальяжно переложил дубину с одного колена на другое. Оса быстро взглянула на него и нажала пальцем ему куда-то в шею, затем ее пальцы пробежались с ловкостью музыканта, и охранник взглянул им вслед своими заспанными, немного пьяными глазами. Поднялся и закрыл ворота.

— Как твое плечо, — спросила Анарки когда они зашли в их с Марион коморку.

Оса повалилась на груду барахла и расслабилась.

— Скоро у меня дела, — еле ворочая языком, проговорила Оса, достала что-то из своей одежды. Какой-то маленький кусочек кристалла (он переливался и блестел во тьме) зашитый прямо на ее бедре. Она положила его в свои красные напомаженные губы, раскусила, проглотила. Затем повертела головой, потрогала пальцами шею, пульс, проверила нос и затылок, согнула ногу. Кровь, сочившаяся из раны на спине, остановилась.

Анарки вытаращила глаза. Внимательно наблюдая за ее действиями. Оса вытащила откуда-то скомканный листок бумаги из тех, что разлетелись тогда сверху, с крыш. Анарки взяла его в руки. Строки расплывались, соединялись в причудливую вязь. Листок дрожал. Но не оттого, что у нее тряслись руки. Оса выдернула его, глянула одним отрывистым движением и отложила в сторону, туда же, где он лежал до этого.

— Это было похоже… похоже, — запинаясь проговорила Анарки. — На магию.

— Это и была, — вздохнула через зубы Оса. — Магия. Только она была… странной… Странной до невозможности. И я, кажется, еще убила кого-то, кого убить не должна была. — Оса осеклась. — Ка-аже-ется, — медленно проговорила она. — Между прочим, покажи-ка мне свои руки, сестра.

Анарки спрятала за спину руки, отшагнула назад.

— Где ты была в тот момент, когда я совершила пряжок. Знаешь, — опасная замедленность речи, столь не характерная для Осы, внушала Анарки ужас. Он нарастал от того, что она тогда нащупала звездочку, — и этот бандаж, который она сняла с трупа чувствовался на ней липкой кожей, — когда убили этого человека стилетом в глаз, — как это называется?

Анарки помотала головой.

— Сальто! Хреновое, блин! сальто.

Анарки не припоминала еще, чтобы Оса материлась. А она материлась. И много. Когда увидела ее правую руку.

— Я хотела…

— Я тоже… хотела тебе… сказать, — проговорила Оса, приподнимаясь с нестиранного белья Норано. — Но все что могла, я уже сказала. И у меня еще этот клуб веселых алкоголиков… Поспала.

— Там была магия. Магия! Там возле рынка. Она нарастала, а потом… ветер. Ветер, и…

Оса смахнула со своего костюма пару капель. Они дрожали на полу коморки Марион. Дрожали в свете газовой грелки. А потом то, что было Осой или то, чем была Оса, сказала:

— Их было семеро… Плюс… еще… один.

— Ты не можешь усидеть на месте, — весело спросил бард, когда они минули уже мост гранильщиков и пересекли пару улиц восточного квартала.

— Нет.

— В последний раз мне говорил Арундель, что ты остановился во «Взгляде Морганы».

— Куда мы направляемся, Гольди?

— В театр. Я приобрел билеты. Между прочим, у нее замечательный псевдоним. До ул’Лара. Это тебе не Икоку Гобуро, каким она пользовалась в Номмаре. Превосходная оперная дива. Она просто умница. Ты знаешь, я сам не любитель такого рода творчества. Но ее стоит послушать.

Колдун молча шагал, бард вырвался вперед, прихватил яблоко у торговца.

— Зимний сорт, — взревел торговец над самым ухом колдуна. — Берите! Самые зеленые, сочные, сладкие и невероятно крупные. Из самой Андоги.

— Откуда, — скривившись, переспросил колдун.

— Ты ничего не понимаешь в красоте, Див. Даже яблок не замечаешь. Одни названия переспрашиваешь. Только представь, какие концерты может устроить темный эльф.

— Даже не знаю. И представлять не представляю.

Бард улыбнулся.

— Не благодарный ты слушатель.

— И представлять не хочу, — добавил колдун.

— Из Андоги, — сунув яблоко под нос колдуну, пробурчал торговец.

Ночь спускалась на рынок, укрывала дома, часовни, купола соборов Сан-Доминико и Сан-Франческо, театр в восточном квартале.

Дама обмахнулась рядом с ним веером. Кто-то кашлянул. Очень отчетливо в наступившей тишине.

Музыка, которую он слышал, играли скрипки. Потом в них вплеталась мелодия. Мелодия перебивалась тонкими ладами гитарных переливов. И еле слышно пел голос. И вновь что-то очень далекое, из глубин прошлого всплывало в его памяти. Див помял перчатку из лайки.

Битва. Она представлялась ему отчетливо.

Бард помахал перед носом колдуна программкой.

— Иди ты к черту, Гольди.

— Эта история… Правда, она поет замечательно. О войне. Между Севером и Югом.

— Правда.

Бард тоже заслушался. Засмотрелся. Вывернул из кармана зимний сорт андоговского яблока.

В тишину и музыку вплетался треск и чавканье благодарной публики.

— На каком языке она пела, — проговорил колдун, минуя с бардом очередной проулок.

— На Наритай’я. Это очень древний диалект темных эльфов, — со знанием дела проговорил бард. — А как она пела…

Колдун припомнил гущу толпы. Толкающихся и проходящих в створки дверей людей. Припомнил Джули Бэл, прихватившую его за руку.

— Мне бы хотелось поговорить с вами, дорогой.

Толпа смела ее, и он как-то упустил это происшествие из виду. Память его была занята Икоку Гобуро и До ул’Ларой в одном лице. Лицо ее было скрыто тьмой на сцене большого театра Брэйврока. Фигурка казалась ему похожей на фигурку Бэл. Но она была скрыта просторным нарядом. Из всего, он запомнил лишь глаза. Широкие и раскосые. И зубы. Зубы были достаточно острыми и совершенно дисгармонировали с макияжем, когда на ее лицо упал свет. Он также увидел ее небольшие ушки. Ушки Икоку Гобуро были достаточно аккуратными.

«Они, что, у нее не острые, спросил тогда бард».

«Нет, ответил колдун».

— А я думал, ты хреново видешь, — разочарованно улыбнулся Иргольд.

— Мне бы хотелось кое-что уточнить.

— Что, — прикрывшись муаром, выговорила куртизанка.

Они стояли на том же самом месте, где повстречались впервые.

* * *

— А потом, потом, Марион, — проговорила отрывисто Ана, — я нашла тебя. После того как Оса спасла меня. О-о-ой, сколько раз она спасала меня… Даже не счесть.

* * *

— То, — Див прихватил аккуратно под локоть куртизанку, — что вы делали в Большом театре Брэйврока.

Джули Бэл отодвинулась. Вуаль упала с ее шляпки, высвободив бледное лицо. В свете луны оно казалось достаточно белым, чтобы колдуна пробрала дрожь.

— Что с вами?

— Немного плохо чувствую себя, дорогой. К тому же, мне бы не хотелось, чтобы вы не уточняли эту деталь.

— Какую, — настойчиво переспросил колдун.

— Ту самую. Что я делала в Большом театре Брэйврока.

— Наверно, — оглянувшись мельком по сторонам, обронил колдун, — вы там… наслаждались такой чудесной музыкой. Она ведь и вправду чудесная?

— Какая?

— До ул’Лара.

— А, — растеряно проговорила Джули Бэл. — Да-да.

— И вы мне, наверное, — прижав локоть куртизанки к себе ближе и сжав его, проговорил колдун, — в связи с этим хотели бы рассказать, мне, что вы делали у мадам Леви, тогда…

— Когда, — испуганно проговорила оперная дива.

Колдун вздохнул:

— Вы и вправду поете?

— Я… я… учусь. Но… я не знаю, о чем вы говорите. И тогда, когда мы встречались с утра, вы вели себя по-другому… И я подумала… подумала…

— Что я напрашиваюсь на свидание, — закончил колдун. Вздохнул. — Вы не в моем вкусе.

Когда он уходил по аллейке ведущей из парка со склепом, мимо оградки, куртизанка остановила его, нагнав около небольшой часовенки.

Меч в камне мерцал, по-прежнему вделанный в надгробную плиту. Очень резко.

— Я хочу сказать вам… Я была у госпожи Леви, тогда после его смерти. И там поймали одну девушку. Не знаю, что она там делала. Кажется, собиралась что-то украсть. Да-да, кажется, какой-то камень, — припоминая, нахмурила рыжие брови Джули Бэл. — Гранат. Не знаю. Если это вам чем-то поможет…

* * *

Лежа на кровати с Марион, Ана помнила, как она нашла ее. Этот гранат не давал ей покоя. Она пошла вновь туда, откуда ее увела Оса. Там уже были представители закона. Она видела людей в мундирах, видела одежду стражников.

Видела еще какого-то рослого человека в косынке, плаще и шляпе. Под шляпой у него была косынка. Под плащом была надета кольчуга. Кажется, он руководил деятельностью. Так ей показалось. Она притаилась за домом. Видно было хорошо. Из-за магических шаров. Она даже видела мага Покрова. Он стоял над трупом Кастэльбаджака, освещая его своим магическим шаром.

— Уберите сенсориум, Гарваст…

— У нас посторонние на территории, сер…

Видок схватил под руку ее. Анарки мыкнула. Стражник встряхнул ее.

— Что здесь делает эта рвань?

— Кто ее знает…

— Кажется она немая. — Маг Покрова.

— За все это время не произнесла ни слова. А я ей прилично врезал. И пообещал кое-чего. Сер, что делать?

Маг Покрова наклонился над ней, протянул руку к ее лицу. Анарки заерзала, завертелась.

— Да, — сказал он, — она действительно немая.

— Отведите ее солдат…

— И я лично прослежу за тем, — проговорил маг, — чтобы с нею ничего не случилось.

— Я доверяю метру Гарвасту, — договорил видок.

— Слушай. — Провожатый ей достался довольно сносный. — Этот Гарваст не промах. Что он там делал? С этим дырявым шаром.

— Он, — Провожатый ей достался также и образованным. Молодой стражник проверил свой меч и взвел арбалет, когда они миновали проулок без фонарей. — Считывал душу умершего. Они так делают. Не всегда. Только в особых случаях. Мэтр Гарваст специально для этого и существует.

— А еще он для чего существует, — обиженно буркнула Анарки.

— Я заметил, как он извлек у тебя изо рта рубин.

— Это не рубин, балда. А гранат.

Стражник ничего не ответил.

— Зачем только понадобился ему мой гранат.

— Они говорили, это как-то связано с вредоносной магией. Мэтр Гарваст и господин видок его искали также.

— Также как что?

— Как считывали душу убитого Кастэльбаджака, — легко ответил стражник, — метр Гарваст.

— А послушай. Я сама доберусь. Я занимаюсь библиографией и антологией книг различных авторов. — Анарки состроила, как ей казалось, умное лицо для того, чтобы охранник от нее отвязался. Но на стражника это произвело совершенно противоположное действие.

— Нет, нет. Я проведу.

— Да не надо, блин. Ладно. Я хотела сказать — очень приятно… встретить в кварталах столь… благородного человека. Особенно из стражи.

— Это не редкость. В нашем городе, — добавил благородный страж и переложил со спускового крючка на ложе палец.

— Конечно. Я хотела сказать… не это. Можешь еще что-нибудь рассказать? Из расследования?

— Мне мало известно. Но мэтр Гарваст говорит, что это… то, что убило других пятерых, которые напали на клерика, была какая-то опасная магия. Но, кажется… Да, да… Убила опасная магия всего двух: Кастэльбаджака и одного из бандитов. Хотя в Кастэльбаджаке и так торчал нож, мэтр Гарваст уверен, что его убила магия.

— В самом деле?

— Да и я по правде сказать тоже.

— Думаю, мэтр Гарваст ошибается, — очень осторожно проговорила Анна. — Тебе, как нормальному парню, я скажу, что его убила не магия.

— А что?

— А этот камень? Ты знаешь о нем. Об этом гранате? Что-нибудь? Я прочла это из книжек. Этот камень обладает магической силой. Сила его такова, что каждый, кто носит его достаточно долго, становится его «носителем». То есть, пребывает под чарами этого камня. А когда его снимает, то расстается с жизнью. Такая магия… у этих камней. Гранатов. Но тот камень действительно особенный. Потому как — связан с этой опасной магией, о которой упоминал мэтр Гарваст.

— Значит это Амбрей Енош, — проговорил юноша. — Так он сказал. Видок. Когда они нашли листы рукописи. Там не хватало пару листов. Да, кажется, так они говорили.

— Я тоже нашла одну, — шепотом проговорила Анарки. — Могу тебе ее дать. Если я правильно понимаю, она покроет то, что я собираюсь от тебя узнать.

— Что, — взволновано проговорил стражник.

— Я действительно нашла ее, — Анарки взяла с груды нестиранного белья листочек бумаги. Письмена на нем продолжали меняться, сливаться друг с другом, переходить со строки на строку, искажая само пространство.

— Не смотри на него, — предупредила Анарки, также как ее предупреждала Оса.

И стражник не посмотрел, сложил его и убрал за пазуху.

— Что вы хотели узнать?

— Хотела узнать, где метр Гарваст проводит свободное от работы время.

Стражник смутился:

— В особенности, ему нравится отдыхать в Красной нежности.

Красная нежность манила Анарки.

Гранат мэтр Гарваст продал мадам Леви.

И Анарки, поправив на себе бандаж со звездами, вслушалась в разговор.

— Эта девушка. Я нашла ее на улице. — Говорила высокая чернявая женщина с глазами кошки на груди.

— Меня это не беспокоит. Меня беспокоит то, что ты сказала этому клерику.

— Я ничего ему не говорила. По крайней мере, когда вы встречались. Да и после того никому — ничего.

— Что ж это хорошо. Потому что я…, -рыжеволосая осеклась.

В комнату втащил охранник Анарки. Вот мадам. Она пыталась украсть. Ваш камень.

— …Как ее звали? Ты сказала, Марион.

Анарки поправила бандаж на груди, пырнула охранника ножом из напульсника, и ринулась к чернявой. Ее оглушил удар дубинкой.

Потом она помнила, как лазила в дом мэтра Норано, и как ее проводил клерик.

* * *

— А нашла я тебя, — проговорила Анарки тихим голосом возле самого уха Марион. — На мостовой. Ты была вся в крови. Почти вся… И я подумала, подумала что ты… — Она обняла сестру. — Но потом нас подобрал клерик. Мне тоже досталось от этого. Сукина сына… Какого только не помню. А ты, Марион, помнишь? Помнишь?… Ты была без сознания. Клерик привел меня в него уже здесь. В… во «Взгляде…». И потом. Ну, ты сама знаешь. Я тебе все рассказала.

— Хочешь пить. Марион. Нет? Ну, ничего.

Анарки промокнула ей губы тряпицей смоченной в воде. Кружка тепла, оставленная ей на столе, дымилась, и заставляла почувствовать аромат чая, принесенного кельнером.

— Вот поешь.

Марион приоткрыла рот.

— Ана, — прошептала она, — я так долго спала… Ана…

XI

— Я долго спала?

— Нет. Не очень.

Он помнил тогда, как она лежала. Как встала и ушла, оставив его одного.

Сидя в келье и слушая шаги в монастыре Брэйврока, колдун мерно проводил оселком по лезвию своего меча. Меч показывал ему комнату. И дым, отражавшийся в нем, показывал ему прошлое о Мизель Гранжа.

Она пришла на день следующий. Тогда перед памятным событием города.

Она прошла на лоджию «Взгляда Морганы», приоткрыла стекла и впустила солнечные лучи.

Они говорили о Дайадане и о том, откуда ей досталось такое наследство в семь миллионов орринов серебром.

— Она была скромной старухой. Но довольно своенравной. Я была при ней все те годы, пока она жила. Даже не знаю, почему она оставила все деньги мне. Возможно потому, что у нее никого не было, а я так удачно выбрала для себя роль сиделки и экономки по дому. Возможно потому, что она чувствовала о себе заботу. Очень богатых людей редко кто жалеет… Я это заметила. Мне не нужны были ее деньги. И у меня на тот момент, как я заступила на должность, все еще оставались кое-какие сбережения… Из банка я брала немного, только чтобы хватало жизнь. Так она распоряжалась. Так я и делала. В самом деле, — Мизель покивала головой. В своих воспоминаниях она упорно избегала темы Дайадана связанной с деньгами.

— Даже не знаю, — она улыбнулась, — что такая скупердяйка нашла во мне такого, чего не могла найти я.

XII

Колдун ушел от удара нанесенного с быстротой и точностью присущей Бирку.

Второй из нападавших зашел ему за спину. Приметы его старости были приметами долго служения Ордену.

Отец-настоятель наблюдал за схваткой.

Страж Храма присел. Бирк потеснил Дива мечом к стражу за его спиной. Колдун перехватил меч Бирка; раскрутил и выкинул. Подпрыгнул во время — страж Храма полосонул лишь его фрэнч. Достал до куртки.

Изогнувшись назад, колдун застыл над землей, вскинув и растопырив руки — перед его грудью просвистел меч. Страж Храма медленно и леконько положил ему меч на горло. Колдун отвел за спину руку, оперся на землю и так простоял минуту. Потом упал. Бирк и Страж Храма засмеялись.

Колдун встал с земли. Отряхнулся. Бард наблюдал эту сцену со стороны.

— Вставай, Гольди.

— Сейчас, сейчас, — прокряхтел бард, испытывая судороги в животе. — Ей богу, Див, ты выглдел так будто собираешься научиться летать по воздуху. Ой, не могу… ой… сейчас!

— Ладно, — пробурчал колдун. — Я хотел поговорить с тобою. — Они выходили из внутреннего дворика под темные своды аркады. Под шум маслин и гинкго. Бард прихватил бутыль валявшуюся недалеко от того места, где он испытывал судороги, придерживая одной рукой живот, а второй бордюрчик клумбы. — О том, что читает твоя сестра…

— А что она читает?

Гул шагов отдавался далеко впереди и сзади от них под низким сводом монастыря. Тонул в боковой аркаде, оглушая тишиной полной сгущающихся сумерек.

Они снова вышли к внутреннему двору, сделав круг и остановились у одного из проходов. Бледное пламя факелов освещавшее противоположную галерею серой августовской ночью струилось подобно линялым лунам.

— Как-то она мне сказала что каждый человек одинок… Она тогда была очень красноречива, цитируя мне этого автора…

— Ты хочешь сказать, — бард нервно сжал зубы, и взмахнул бутылью вина, — я не уделяю ей достаточного внимания?

— Нет, — вздохнул, сжав зубы, колдун, — этого я не скажу…

Гул шагов отдавался далеко впереди и сзади от них под низким сводом монастыря. Тонул в боковой аркаде.

Они остановились в шагах от раскинувшего веером листья гинкго и подставляя вечерней прохладе лица.

— Но я скажу, что если она читает такие книги, то она читает их не спроста.

— О-о-ох, зараза, — хватил бард ртом воздух. — Из чего они ее гонят? Из скорпионов что ли? А какого хрена здесь гинкго. Этим ископаемым больше трех сот миллионов лет?

— Монахи кладут листья гинкго в книги, которые хотят предохранить от порчи. Гинкго отпугивает вредных насекомы. Таких как точильщика и… какого-то еще…

— Откуда ты это знаешь?!

— Здесь есть монахиня, которая проссвещает меня время от времени…

* * *

Бутыль вина стояла у него на столе. «Comprene» сверкало в бокале — хрусталь, оставшийся от прежнего владельца номером.

Мизель проснулась по обыкновению раньше него.

Он нащупал конверт.

— Я обещала вам семь процентов от той суммы, которую обычно получаю с выдаваемых мне банком.

— Я рантье, — улыбнулась она.

Конверт она положила на столешницу с латунной оковкой. Колдун даже не прикоснулся к нему. Не прошелся взглядом.

Дайадан Локке стоял на мосту один. Он был одет неброско.

Колдун сжал руку. Левая ему в этот день помогала также как и правая.

Она пробежала к нему. Дайадан Локке немного отстранился, отклонился назад, встречая ее объятия.

Она не знала, ударить ли его по лицу или обнять. Какие карты тасовала в тот день судьба? Любовь, верность. Счастье, печаль. Глупость, доверие и добродетель…

— Вы завидуете мне?

— Нет, — проговорил сквозь зубы колдун. — Но дождь вроде бы не собирается…

Дайадан натянул капюшон.

— Возможно… он пойдет позже. Я слышал сводки магов Покрова.

— Возможно…

И этой ночью действительно шел дождь. А на утро светило солнце.

Мизель Гранжа просидела всю ночь у него во «Взгляде Морганы».

Они вышли из нее по утру. Прошлись по мосту, зашли в парк и минули фонтанчик. Фонтанчик журчал…

Он помнил этот звук, глядя на кровь, сочившуюся у нее из-под груди. Ткань, пропитавшуюся кровью. В разводах. И убегающую спину кого-то неопределенно-размытого. Рассеянного в толпе без следа. Солнечные лучи. Конверт. И семь процентов с той суммы, которую она получает из банка, со сберегательного счета. Тридцать три тысячи шестьсот пятьдесят четыре серебряных…

* * *

— Никогда не умел прощаться.

— Я тоже.

— В общем, — он харкнул в могилу. Желтые зубы, украшенные табачным налетом, озарила улыбка, — как говорит Шакьямунья, у каждого из нас в голове по одной большой дырке, и эту дырку волнуют дхармы. Нирвана же, если я правильно понял сданзо, закодировавшую меня от пьянки, это путь к просветлению. Для кого-то это любовь, для кого-то зайцы…

— Если ты не прекратишь наступать на мои мозоли, клянусь, я прикончу тебя на месте.

— Нет проблем, парень. Просто я хотел сказать, что обрел просветление. В моем понимании… Я занимаюсь любимым делом. Благодаря тебе. Вот и все. Я подумал… тебе будет полезно об этом знать…

XIII

Он шел из парка по аллейке со склепом, мимо крестов и надгробий, небольшой часовенки, отделившейся и обособившейся в стороне от них, оставив куртизанку позади. Возле оградки. Слегка смущенную восходом солнца.

«Ничто не ново…

Этот восход напоминает полдень…»

И лишь в клубках дыма он выглядит обыкновенным.

Мимо проплывающих округлых форм из выщербленного камня, разглаженных задов, воздевших руки статуй. И распростерших крылья.

Какое-то невыразимая кантабиле было в их летящей позе, какая-то досадная ирония калечащая все прекрасное. Но что-то было в них еще. Что-то чего он не улавливал. Кто-то неправильно расставил их или же он все время обращал внимание на этот ракурс.

— Они прекрасны, не так ли, — проговорил старик. Немытый, очень дряхлый, подпирающийся костылями. Единственный ботинок, что на нем был, оборачивался вдрызг разбитой куклой. Разносившейся и полной дыр.

Старик осмотрел ботинок, поерзал им, вздохнул и отвернулся.

— Хорошие, — сказал колдун.

Mesmer_Mariarti

Я НЕСУЩИЙ СВЕТ

Пролог

Руна, девушка в одночасье лишившаяся своих родителей. Мать и отец — единственные кого она любили, единственные кто любил ее.

Сегодня в ее жизни появилось много горя. А на глазах много слез.

Холодная каменная церковь стала ее убежищем на эту ночь. Эта ночь изменила все.

— Виноват дьявол, — произнес святой отец.

— Почему? — Удивилась заплаканная девушка.

— Только одержимые им сгорают семьями, — последовал ответ.

Руна стояла перед ним на коленях, и была настолько беспомощна, насколько невинна.

Месть, ревностное чувство. Она решила уничтожить дьявола, навсегда избавив мир от зла.

— Но что мне делать, святой отец? — спросила девушка.

— Молись дитя, — произнес священник и погладил бедняжку по голове.

В горе, стоя на коленях Руна молилась великому Микалу, всемогущему ангелу. Она просила его явиться, как только тот исполнит уже полученные просьбы других людей, и помочь ей, покарать дьявола…

В начале был Я, а потом Ничто

Здесь тихо. Здесь все мое.

Я срываюсь с места и бегу. Бегу, навстречу ветру, которого еще не придумал. Кричу во все горло, падая с отвесной скалы, которой еще не создал.

Я плачу, но не знаю, что такое слезы. Мне страшно, потому что не знаю боли.

Я бегу, бегу,… но ничего нет, еще ничего нет. Что я такое, как появился, зачем? И я один… Один.

Нет, что-то есть… Есть Я, назову себя Ничто, пустотой, черным цветом, концом всего. Я назову себя так, потому что не хочу быть один. Пусть будет рядом пустота. Такая тихая, такая моя.

Я назвал это вечность. Мне известно, что она есть, ей известно, что есть Я. Нам хорошо вместе.

Чувствую, ей интересно, кто находится рядом.

Я улыбаюсь и говорю. — «Я»

Мы научились говорить.

И я вдруг подумал, может пустота и не черная вовсе? Может Я не вижу ее.

Я создал глаза, и, открыл, их… Пустота, это не конец всего… это только начало.

Распростерся — я назвал это миром-прекрасный и величественный…

И Я стал творить. Много. Очень много. Я назвал это небом и землей

Что ты создаешь? — спросила пустота, или прекрасный мир.

Я создаю Себя, — ответил я.

А почему ты выглядишь бескрайним? — удивилась пустота.

А разве это не Я?

А разве это ты?

Я подумал, откуда мне знать, кто Я? И как Я выгляжу?

Я посмотрел на небо и пустил по нему белоснежные облака.

А теперь это Я?

Разве это ты? — переспросил прекрасный мир.

Я посмотрел на небо и придумал ветер, разгоняющий облака. Придумал его сильным и легким. Придумал прекрасное солнце и загадочную луну. Но больше всего мне полюбился дождь — в нем легко можно спрятаться…

Скажи, а теперь это Я?

— Может и так, а может и нет, — ответила пустота или прекрасный мир.

Я захотел посмотреть на себя. Узнать-кто я?

И Я стал творить, еще больше чем раньше, еще быстрее… Появились реки, горы, деревья, цветы, животные, рыбы и птицы. Я творил из любопытства… Я творил, себя, думая, что это Я.

Не зная, кто я мне пришлось, соединять, свои мысли в разные предложения и образы.

Прекрасный мир наполнился смыслом.

Вечность поделилась на времена, небо стало изменяться, кто-то рождаться, а кто-то умирать. Все пришло в движение, я назвал это жизнью.

Целую вечность, я создаю все больше и больше. Прекрасный мир меняется, время исчезает, а я так и не понял — кто Я?

Я так и продолжаю искать Себя.

Передо мной сидит молоденькая девушка. Она нашла меня. Потом спрошу как. Сейчас, она хочет знать…

Я всегда даю то, чего от меня хотят.

— Кто вы? — спрашивает она.

Я очень хорошо знаю, эту девчонку, я с ней уже встречался. Ее зовут Руна, впрочем, как и тогда.

В моей руке горит фонарь. Я сажусь поудобнее и отвечаю.

— Сейчас я Высокий и Красивый. Я особенный.

Я имею право быть особенным. Быть отличным. Быть лучшим. Быть индивидуальным. Я имею право быть. Хочешь знать мое имя? Назови, в честь себя. В честь президента страны, ненавистного соседа. В честь, подзаборного пса назови. Умоляю. Но только не «несущий свет». Это уже становиться не оригинальным.

— И как ты себя сам называешь?

— Я зову себя Ничто. Сначала был Я, а потом Ничто. Что бы стать кем-то, надо быть никем. Что бы отдохнуть, надо сильно устать. Что бы стать счастливым, нужно выстрадать. Что бы радоваться, нужно поплакать. Что бы что-то найти, надо это потерять. Что бы создавать, надо уничтожить. Я собираюсь уничтожить Ничто, что бы узрели… Ничто, это Я… Уничтожив себя, Вы будите счастливы? Я хочу, так,… Я не то, что вы обо мне думаете. Я не это.

— А кто?

Кто Я? — усмехнувшись, переспросил я. Эта девчонка все и так знает. — Кроме меня у вас, никого нет. Вы одиноки, потому что одинок Я. Я и Ты Одно. Ты это знаешь?

Догадываюсь. Об этом все говорят. Что мы Одно.

Я улыбаюсь. — Неделю назад ты опоздала на работу и прокляла меня за это. За что? За то, что не завел будильник. Но разве это входит в мои обязанности? Я не прислуживаю тебе. Я делаю только то, о чем меня попросят.

Руна улыбнулась. — Только то, о чем попросят?

Вы не мои слуги и Я ваш раб, — отвечаю я.

Получается, ты лишен свободы?

Можешь лишить меня, ее, если хочешь.

Руна хитро прищурилась. — А как же твои желания?

Я прищурился так же. — Они не разойдутся с твоими.

Что же, — девушка решительно встала. — Я хочу уничтожить тебя.

Не выпуская, из рук фонаря, я встаю и подхожу к ней ближе. — Я же говорю, наши желание совпадают. Я хочу уничтожить Ничто. Тебе от этого станет легче?

И не только мне. Всему миру. Ты — Зло.

— Может чего пооригинальней придумаешь? Я это уже слышу, на протяжении тысячи лет.

Ты считаешь это не так?

Приходиться согласиться. — Да. Дьявол — Зло. Большое зло. Но не больше того зла, на которое вы способны. Я кстати с ним знаком (со злом Я имею в виду), — произношу я и показываю запястья. — Знаешь что это?

Руна усмехается. — Стигматы. Неплохая шутка.

Я тоже так считаю, — согласился я.

Но они не настоящие. Такие раны появляются только у тех, кто очень чист.

И у тех, кто в прошлом, казнил одного очень хорошего человека. Я об этом позаботился. Что посеешь, то и пожнешь.

Руна вздохнула. — Всем известна твоя забота. Тебя за это ненавидят.

Я удивленно сажусь на стол и беру девушку за руку. — За что ты меня ненавидишь?

Ты убил мою семью.

Это не так.

Нет?

Я усмехнулся. — Какой-то священник обвинил в смерти меня. И ты поверила. Какая ты наивная.

Они были одержимы дьяволом.

С чего, ты это взяла?

Руна нахмурилась. (Это так мило) — Только одержимые горят семьями.

Я засмеялся. — Какая глупость. Тогда почему ты не сгорела вместе с ними? Или ты не член их семьи?

— Святой отец сказал, что мне повезло.

— Ничего более правдоподобного ему не пришло в голову? Хотя, пока ты стояла перед ним на коленях чего только в этой святой головехе не творилось. — Я облизнулся. — И я его понимаю.

В твоих устах яд! — Руна была решительно настроена. — Ты не запутаешь меня! Это ты убил моих родителей!

Но разве не Бог, решает, кому жить, а кому умереть. Видимо, ты обратилась не по адресу. Это тебе тогда к нему надо.

Видимо, я так и сделаю. Я поднимусь к Богу и спрошу, как тебя уничтожить.

Я вздохнул и оглядел мою спасительницу. — Интересно, а ты знаешь, где Бог?

На небесах.

А, ну, конечно, конечно. То есть ты предполагаешь, что найдешь его?

Тебя же я нашла. — Руна сжала в руке медный крестик. — Я обещаю тебе. Недолго тебе осталось, — с презрением произнесла она и вышла из дома.

Ну вот, она ушла. Все меня покидают. Мне стало тоскливо, и я побежал за ней.

Руна, простая девушка, хорошенькая, приятная. Будь я маньяком, давно бы поймал девчонку и сотворил с ней что-нибудь этакое.

— Стой! Стой же! — прокричал я. — Я не маньяк, куда так спешишь.

— К Богу, — не оборачиваясь, ответила Руна.

Не спеши. Все там будем.

Девушка остановилась. — Что ты хочешь?

О? — довольно удивился я. — Мы поменялись местами, теперь не я исполняю желания, а ты? Хочу, что бы ты осталась со мной.

Что? — удивилась девушка. — Я никогда с тобой не буду. У нас разные цели.

Я подошел ближе и прижался к девушке. — Нет. Я уже говорил, что мои желания совпадают с твоими. Хочешь к Богу? Я отведу тебя. Хочешь?

Руна вырвалась из моих объятий. — Я что похожа на дуру?

Да, — честно ответил я.

Руна ненавистно оглядела меня и стала усердно молиться.

Пытаешься изгнать дьявола путем молитв? — наивно переспросил я, и сгорел. Но тут же появился у девушки за спиной. — Думаешь, от дьявола так легко избавиться? Тогда, почему другие не сделали этого раньше?

Руна перестала молиться, и пошла вперед. — Я найду Бога, и он тебя покарает.

Я уж надеюсь, — произнес я и покорно поплелся за девушкой. Она меня ненавидит, я это чувствую. — А ты знаешь, что ненависть, кою ты испытываешь ко мне, есть отвергнутая и не понятая любовь.

Руна остановилась. — Пожалуйста, тешь себя напрасными надеждами. Тебя никто не любит.

Ты любишь.

Руна засмеялась. — Ты дурак что ли?

Да.

Я призираю тебя. Ты несешь, только зло, только несчастья и разруху. Как я могу тебя любить. Ты вообще понимаешь, что говоришь?

А ты вообще, понимаешь, к кому собралась? К БОГУ! — радостно прокричал я и запрыгал на месте. — Бог, это тебе не дьявол, которого можно встретить на каждом углу. — Я скорчил рожу. — Он на небесах, ты сама мне так сказала.

Прекрати паясничать, — тихо попросила Руна и продолжила идти.

Ладно, — согласился и пошел за ней.

Очень скоро мы наткнулись на небольшую деревушку. Такую темную, что для того, что бы увидеть хоть кого-нибудь, мне пришлось осветить ее своим фонарем. И такую маленькую, что она могла поместиться у меня на ладони. На одну положил, а второй прихлопнул. Об этом я и сказал мой любимице.

Только попробуй это сделать, — напугалась она.

Я удивленно выпрямился. — Интересно, а что ты сделаешь? Опять молиться начнешь? Тогда молись, — пригрозил я, положил маленькую деревушку на одну ладонь, и накрыл ее второй. Жители забегали в панике, попрятались в дома. Наступила тишина и тень. — Ну что? Начинай молиться, или я всех прихлопну.

Руна встала на колени и стала молить меня не убивать маленьких жителей.

Да не мне молись. Богу молись, — перебив ее мольбы, прокричал я.

Девушка начала просить о спасении. Я посмотрел вверх, что бы дождаться, того, кто их спасет. Было тихо. — Не достаточно, пусть все молятся, — еще громче, прокричал я. — Все молитесь, взывайте к Господу!

Все жители встали на колени и вспомнили все, когда-либо существовавшие молитвы. В страхе, они клялись, что больше не будут совершать неблагочестивых поступков, будут жить по заповедям. Некоторые глупцы, даже от своих жен отказались.

Вот дураки! — рассмеялся я. — Если Бог на небесах, зачем склоняете колени и становитесь ниже? Если это ваш последний день, зачем просите о спасении, благодарите за прожитое. Если настала тень, зачем прячетесь в домах своих? Приветствуйте ее, и как благородный гость, она вовремя покинет вас.

— Потому что мы боимся тебя! — донеслось из моей ладони.

Я снова рассмеялся. — Если боитесь меня, зачем исполняете мою волю. Восстаньте против, и боритесь!

Но ты дьявол, — дрожащим голосом, произнес, видимо самый смелый из маленьких жителей. — Никто не в силах, одолеть тебя!

Мне стало обидно, за этих глупцов. — Тогда знайте, не стать вам больше, чем ваши страхи! — разозлился я и прихлопнул, трусливую деревушку. Спас, конечно, самое ценное, девушку, что изначально, стала молиться мне.

Как погляжу, да ты не плачешь? — хитро обойдя, свою любимицу спросил я.

Руна улыбнулась. — Отчего же, я все еще оплакиваю своих родителей. А что до этой деревушки мне?

Но я убил и их. Теперь ты ненавидишь меня сильнее?

Отчего же. Здесь жили, только преступники, воры и убийцы. Им нет места в этом мире. Видимо ты не знал, что это твои поданные? По глупости убил и их. Бедняги, если бы они знали, что пострадают, от того, кому молились…

Они молились Богу, — перебил я и засмеялся. — Любимая, идем же к Нему и сообщим об этом происшествии. Да заглаголит устами очевидцев, глупость обычная. — Я взял, самое дорогое, что у меня есть, и повел ее к Господу.

Ангел, черт и слон

Здесь рай. Такой знакомый, такой мой. Я его создал.

Он идеален. Все мне известно, что неизвестно, то создаю, по своему образу и подобию. Меня становится так много, Я идеален, во всем. В количестве, цвете, форме, размере и мироощущении…

Нет ничего, что бы Я ни создал, думая, что это Я. Идеально все. Пустота перестала существовать, обретя счастье в вечности. Мы перестали говорить…

И Я подумал, а вдруг, Я на самом деле не идеален?

Я назвал себя грешным.

Я назвал себя порочным и жестоким.

И улыбнувшись, Я с радостью принялся за сотворения, себя, который несет свет.

Такого прекрасного, как сам Я, такого красивого, как все вокруг. Такого, что бы умел, говорить, так же как и Я.

И вскоре мы встретились и полюбили жизнь, так сильно, насколько Я способен создать, это чувство.

Нам было хорошо вместе. Было о чем говорить, и Я создал больше. Таких, как Я и Я несущий свет.

Много Я, много Я, очень много Я. Мир, как и прежде идеален.

Я засомневался. Что если Я все создал неправильно? Что если то Я, которое царит везде, это не Я.

Я решил помочь себе и выяснить, совершенен ли Я на самом деле. Я несущий свет предложил себя, в качестве не совершенного.

Я назвал это — Предателем.

Так интересно, наблюдать за ней. Она такая своя. Такая естественная. Такая идеальная. Красивая? Да, и это интересно. Само совершенство.

— Чего лупишься, рогатый? — вдруг одернула Руна.

Рогатый? — удивился я, и тут же вырастил себе два небольших винтовых рога. — Такой?

Ужас! — напугалась девушка. — Да ты еще ужасней, чем я себе это представляла.

Правда? — как всегда наивно переспросил я. — Рад, что не разочаровал тебя.

Ты не влияешь на меня. Я свободна от Дьявола, — гордо произнесла девушка. — Так что можешь радоваться чему угодно.

Я покатился со смеху, упав на зеленую траву. И долго не мог остановиться.

Чему это ты радуешься? — нахмурившись, спросила Руна. — Подлянку, какую сделал?

Я успокоился и встал на обе ноги. — Тебе интересно? — хитро дергая бровями, спросил я. — Поведать тебе мои тайны?

— Нет.

Ты уверена? А вдруг это подлянка, какая?

Руна посмотрела в небо. — Бог, меня убережет.

Я в этом не сомневаюсь.

Девушка остановилась и огляделась, она стояла на перекрестке. Четыре дороги, вели в разные стороны, а указателей, с местом расположения Господа нет.

Что будешь делать? — спросил я, поворачивая головой из стороны в сторону.

Руна закрыла глаза и в мыслях, снова обратилась к Богу. — «Боже, укажи мне, правильный путь…»

Помочь? — перебил я.

Нет. Мне твоя помощь не нужна.

А зачем тогда просишь?

Я не тебя прошу, — ответила она и продолжила молитву. — «Пошли мне того, кто укажет верную дорогу. Пусть это будет кто угодно. Благодарю»

Я удивленно уселся рядом со своей единственной. — Я бы пошел на право, — осветив эту дорогу фонарем, посоветовал я.

Я не внимаю гласу дьявола. Не старайся.

Ах, ах, если бы моя любимая знала, все правду. Но я не могу ей все рассказать, пока она не попросит меня об этом.

Мне очень хочется попросить, что бы она попросила. Но…

Прошло много времени, день закончился, наступил вечер. А Руна, все сидела и просила о знаках. Я уже устал слова объяснять, о том, что нам стоит пойти на право. Я просто стал кидать туда камни, горсти земли, гнать туда ветер, валить там деревья. Но моя любимая, считала, что это происки дьявола и не двигалась с места.

Может, если ты не видишь знаки, посылаемые тебе, тогда примешь решение сама? — решил предложить я. — Если тебе интересно мое мнение, я предлагаю пойти налево.

Предложения дьявола, не верны. Ты вводишь меня в заблуждение, что бы запутать и очернить. Ты боишься Бога, поэтому это направление не верно. Я пойду на право.

Руна встала и пошла на право. Я радостно заплясал, мой план удался (теория противоречий как всегда действенна).

Лес в этой стороне, выглядел ужасно, не без моей помощи конечно. Дорога забросана камнями, и землей, голые деревья повалены и непрекращающийся ветер, сносил мою единственную.

Ты обманул меня! — поднимаясь, прокричала Руна. — Эта дорога не верна. Она не ведет к Богу.

С чего это ты взяла, что этот путь не ведет тебя к желаемой цели? Ты его еще не прошла.

Руна снова упала и разбила колени. — Так не может быть, я не верю! — заплакала она. — Дорога к Богу, не может быть так опасна и тяжела.

Ты сама, выбрала этот путь.

Девушка вытащила платок приложила его к окровавленным коленям. — Видимо я ошиблась, — заплакала она. — Это не та дорога. Я прошла совсем немного, но уже встретила кучу опасностей и преград. Эта дорога не ведет к Богу. Я не права, надо вернуться…

Я сел рядом и слизнул капельки крови оставленные на камне. — Если вернешься, потеряешь время. Если останешься, потеряешь время, если пойдешь дальше, потеряешь время. Делая что-либо, вы люди теряете время.

Что же мне делать?

Я улыбнулся и сел перед девушкой. Она горько плакала. — Не стоит воспринимать человеческую жизнь слишком серьезно, все равно из нее никто живым не выберется. Предлагаю отдохнуть. Давай помечтаем?

Девушка перестала плакать и возмущенно уставилась на меня. — Что? Как я могу мечтать, когда на мне лежит великая миссия. Я иду к Богу, чтобы уничтожить дьявола, У меня не может быть ни какого отдыха. Тем более, посреди природы, разгневанной тобой.

Ну, насчет природы, ты права. Но я это сделал, лишь потому, что ты изначально, отвергла первую, правильную мысль. Мир рушиться, если мы не замечаем его подсказок. — Я придвинулся ближе. — А вот насчет отдыха я сомневаюсь. Ты бы с радостью отдохнула, если бы не эта мрачная обстановка. Нас тянет в сон, когда нам хорошо.

Руна огляделась. — Извини, может ты, и не заметил, но здесь негде спать. Здесь грязь, камни и холодный ветер.

Я решил предложить свою помощь, хотя знаю, что Руна слишком капризна, чтобы принять ее. Но я обязан был хотя бы попробовать.

Позволь помочь тебе? — все же спросил я.

Руна грозно стукнула себя по коленкам, но, стерпев неожиданную боль, произнесла. — Нет. Помощь дьявола, это антипомощь. К добру это не приведет.

Вот глупая, — усмехнулся я. — Я предлагаю, тебе добро, для тебя.

Твое добро, завтра оберется злом.

Вот глупая, — снова усмехнулся я. — Всякое добро, завтра может превратиться во зло, — я взял из ее рук, окровавленный платок. — Не делай, что я тебе предлагаю. Но делай так же, — я хитро улыбнулся и, связал платок в узелок, швырнул его в сторону. Тут же из кусочка окровавленной материи, появился багровый шатер. Внутри было тепло и пахло готовым обедом. Я поманил, любимую пальчиком, но она наотрез отказалось. Пришлось обедать одному. Съев все, что предложил багровый шатер, я прилег отдохнуть и помечтать. Мое совершенство, так и сидело на голом камне, обдуваемом холодным ветром, и иногда поглядывало в мою сторону.

Что? Вкусны ли плоды из моей крови? — наконец спросила она.

О, да, — сквозь сон ответил я. — Очень вкусны. Можешь попробовать, если хочешь. Я притворюсь спящим.

Ни за что! — Моя Руначка, как всегда категорична. — Ты дьявол, все, что ты делаешь, ложно.

Зато сытно, — ответил я и, не выпуская фонаря из рук, повернулся на бок. — Знаешь, единственная моя. Эта тахта, такая мягкая, такая теплая… двухместная такая.

Руна уже совсем продрогла, но стойко выдерживала, все немилости природы. Решила не очернять себя злом.

— Что, по сути, здесь плохого, если вместо снега выбрать дождь. Сидеть в болоте иль в трясине. Зло, добро, все это чушь, если холодно и хочется поесть? — видя второй сон, почти стихотворно заговорил я.

А что? — размышляла девушка. — Ты все это сделал из моего платка и моей крови. Через разбитые коленки я заслужила этот шатер, — решила Руна, и вошла под багровый навес.

Пустые тарелки снова наполнились, стало еще теплее, и уютней. А вот тахта, так и осталась двухместной, правда стала немного уже. От моего тепла девушку начало клонить в сон. Не имея возможности бороться с усталостью, Руна начала искать место для ночлега. — Кроме, моей тахты, ты больше ничего не найдешь, — довольно приподняв голову, произнес я.

Девушка осмотрела все уголки шатра, но не нашла даже стульчика. Пустовала только половина тахты.

— Ладно. Ты же дьявол, тебе легко убедить ослабевшего, — произнесла, моя бесценная и осторожно легла рядом. — Но запомни, я тебе этого не прощу.

Я грубо спихнул ее на пол.

Та неожиданно шмякнулась, и возмущенно запричитала. — Что же это? Что это значит? Сначала позвал, совратил, плодами из моей крови, а потом скинул с кровати. Мне, между прочим, было больно. Правда, говорят ты-Зло!

Извини, — тихо произнес я. — Но ты обещала не простить за то, что полежишь со мной на одной тахте. Что бы меня не за что было прощать, поспишь на полу. Ничего страшного.

— Сам поспишь на полу. — Руна попыталась стащить меня с нагретого места. — Да, ты просто слон. Тяжелый какой.

Пришлось превратить себя в слона, а фонарь в светлячка. Небольшой багровый шатер, не рассчитан на такое огромное неповоротливое животное, каким я стал. Навесные балдахины порвались, тахта развалилась, и я шмякнулся на землю. Наше пристанище снова превратилось в окровавленный платок.

Я подобрал тряпочку хоботом и прогудел. — Теперь из этого платка ничего не сотворишь. Ты его испортила.

Сам виноват! Ни себе, ни людям! Ты то, небось, поспал?

— Я использую, каждое существующие мгновение. И не ропщу на злую судьбу.

Ой, ой. Дьявол и есть дьявол. Чего еще от тебя ожидать. — Руна огляделась (она всегда, так забавно смотрит по сторонам) — Ой, солнце.

Лес стал сказочным, светлым, зеленым-зеленым. Деревья приветливо обрамляли дорогу, указывая путь.

Ну что? — усмехнулся я. — Отдохнув, прежняя дорога, теперь не кажется тебе такой опасной.

Руна сердито покосилась на меня. — Бог, расчистил, для меня путь. Отдых здесь не причем, — была уверена она.

Мы вышли в город. Оживленный, с многочисленными зданиями, сотнями этажей, уходящими в небо. Узкие улицы были переполнены быстрыми людьми и такому большому животному как слон, просто не нашлось места в этих коридорах. Я застрял и придавил около десяти человек. (Не заметив отсутствие серого животного, Руна направилась к самому высокому зданию в городе)

Что это? — возмущались двое. — Откуда в городе слон?!

— Этот животное бешенное! — кричала придавленная слоновьей задницей старуха. — Мне виделся сон, оно опасно! (Еще бы, от такой давки меня начало пучить)

Кто-нибудь, помогите? Пристрелите слона! Вытащите нас! — просили остальные. — Зовите зоополицейского! Убейте слона.

Я сделал несколько смелых рывков, но кажется, застрял еще больше. Старуху затянуло ближе к хвосту, а остальных распластало по моим бокам. Прижатые закряхтели.

— Да за что же это нам? — причитала старуха, перед глазами которой маячило черное отверстие. — Не уж то так выглядит моя смерть (?)

Прибежал полицейский. — Вот это да? — увидав нелепую давку, удивился он. — Слон в городе? Да еще со светлячком! Удивительно…

Чего удивляться, спасай нас, — прокричал кто-то из-под моей ноги. — Пристрели эту мерзкую тварь, пока она не наступила на меня.

Я наступил… больше никто не называл слона мерзкой тварью.

Слон-убийца! — прокричал зоополицейский и убежал.

Я огляделся, моя милая уже давно скрылась за многочисленными зданиями, и я загрустил. Такой могучий, такой сильный, такой… слон, а затосковал по маленькому человечку. И застрял. Мне стало обидно, и слон заревел. Гудение из хобота оглушило рядом стоящих, и все разбежались. Вот так, стоит кому-то заплакать и любопытство зевак, куда-то исчезает.

Зоополицейский вернулся с огромным ружьем.

Эй, ты, немедленно отпусти заложников, — целясь в меня, приказал он.

А то что? — спросил слон.

Говорящий слон? — удивился зоополицейский и убежал (видимо за журналистами).

Слоник, пожалуйста, выпусти меня, — жалобно попросила старуха. — Мне и так мало осталось. У меня тяжелая болезнь, все равно я умру. Сейчас, мне надо успеть в больницу на обследование…

Я усмехнулся. — Иди, мне нет никакой разницы, умрешь от моего дерьма или утопая в собственном.

Спасибо, великодушный слоник, — поблагодарила старуха, и вылезла. — Ах ты мерзкое животное! — тут же закричала она. — Мне уже 149 лет, завтра исполнится 150, я стану почетным долгожителем. У меня льготы, у меня много прав! Я пенсионер! А ты сволочь, такая, как мог так со мной обращаться?! Я буду жаловаться! Тебя казнят сволочь!

Сволочь, мерзкая тварь, за что же они так на меня все ополчились? Я всего лишь застрял… Просто их жалкое существование, слишком маленькое для моего величия. Они просто завидуют, кроме меня на их улицах никто, никогда не застревал. Ни один из них не оказывался в таком глупом положении, как сейчас, отсюда их страх и абсурдное поведение. Я подумал, они могли бы просто посмеяться над собой или надо мной хотя бы, тогда все давно бы уже вылезли из-под слона и разбрелись по своим делам, но…

Старуха подняла палку и начала колотить слона по ноге. — Ах ты сволочь! Ах ты гад! Если нет, я буду требовать, что бы тебя казнили.

Слон удивленно пожал плечами и посмотрел вниз, на маленькую девочку, которая сидела на земле и зачарованно оглядывала, сказочное серое животное, которое видела лишь в книжках. Я ей улыбнулся. Она засмущалась и спряталась за мой бивень. Рядом летал светлячок.

Вернулся зоополицейский, с кучей репортеров, которые тут же обступили меня, стали подлезать, фотографировать и брать интервью у придавленных слоном. Зоополицейский позировал, делая такой вид, будто это он загнал разгневанное животное на узенькую улочку. Все жертвы слона, с радостью отвечали на вопросы журналистов, не забывая улыбаться в снимавшие их камеры. Только маленькой девочке, не было до них ни какого дела.

Как тебя зовут? — спросил я.

Кохаби. — все еще смущаясь, ответила она. — А разве слоны говорят?

Конечно, говорят. По-слоновьи. Я один, такой глупый, который выучил человеческий язык.

Кохаби улыбнулась и обняла мой бивень. — Я бы все равно тебя понимала. Даже если бы ты говорил на слоновьем языке.

Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулся я и посмотрел на старуху, которая уже деловито, рассказывала журналистам историю своей жизни.

Во всем виновато правительство, — доказывала она. — Они не заботятся о стариках, льгот нас лишили, привилегий лишили. Лекарства бесплатно и то, получить невозможно. Я уверена, этот слон появился здесь, что бы уничтожить всех стариков. Всех, до единого. Но, слава Богу, я еще жива и здорова, (а мне говорила, что спешит в больницу на обследования) и могу сказать за всех стариков, нашего города. Нужно казнить этого слона. Его кости и бивни, отдать мне, уж я то, смогу ими правильно распорядиться. А его светящееся насекомое, посадить клетку.

Журналисты и снова собравшиеся зеваки заспорили, мои кости, вдруг захотелось получить всем.

«От меня муж ушел, я ращу детей в одиночку!» — кричали женщины.

— «Я работаю на дополнительных работах, и кормлю огромную семью»-кричали мужчины.

Только маленькой Кохаби, были не интересны эти споры, она весело смеялась, играя со светлячком, пока я катал ее на своем хоботе.

Заприметив кого-то абсурдно счастливого, все присутствующие обратили внимание на девочку.

Он хочет ее съесть! — прокричала старуха. — Спасайте девочку!

Зоополицейский прицелился и бах-осечка. Снова и снова.

— Он заколдован! — решили все и стали кидать в меня камнями. Но у слона кожа толстая, удары не так заметны, а вот маленькая Кохаби, совсем не защищена от доброжелательных ударов, взрослых.

Мне ничего не оставалось, как прикрыть девочку огромным ухом. Этого оказалось мало, до малютки долетали маленькие камушки, пришлось втянуться и развернуться. Спасая Кохаби, я придавил всех остальных. Это стало последней каплей, родственники убитых, вышли с топорами и вилами, и безочередно, стали нападать на огромного слона, всего лишь защищавшего маленькую девочку. Развернулась целая кровавая бойня, а началось все с того, что я просто застрял. Они били меня, вспоминая все свои накопившиеся обиды, и избавляясь от них, уходили домой. Я рад был им помочь…

Обиды кончились, и слон оказался никому не нужен. Улица опустела. Так ничего и, не заметив, Кохаби, продолжала играть с моим хоботом.

Что за черт? — послышался голос, моей любимой, и я превратился в черта.

Бедняжка Кохаби испугалась, сменившегося облика, и, кинув в меня камень в страхе, со слезами на глазах убежала. Она думала, что черт убил слона. Но и тот и другой всего лишь Я. Я остался прежним…

Что это за бойню ты тут устроил? — деловито спросила Руна.

Местевымещение. — ответил я. — И я здесь не причем, я просто застрял.

Хм, какая глупость, — любимая пожала плечами и пошла вперед. — Пошли.

Я перешагнул через раздавленных слоном людишек, и со свечой в руке, поскакал за Руной.

— А чего это, ты за мной вернулась? — радостно вертев змеевидным хвостом, поинтересовался я. — Шла бы к Богу и шла.

Руна остановилась. — Ну… я… просто… ведь… А, ведь я тебя уничтожить собралась. Пойдешь со мной к Богу, там тебя и низвергнем. Что бы время не терять.

Я широко улыбнулся. — Да ты моя хорошая. Мне то можешь не врать.

Руна возмущенно нахмурилась. — Что? Я никогда не вру! Тем более, разговаривая с чертом!

Я закачал головой и нетерпеливо застучал копытцем. — Да? А сказать, почему ты на самом деле вернулась?

Ну, удиви.

Я подошел, к моей ненаглядной со спины и крепко обнял ее. — Да потому что ты жить без меня не можешь. Ты меня любишь!

Что?! — возмутилась любимая и треснула мне по щеке.

Да. Да, — засмеялся я. — Ты шла себе, шла, никто тебя не тревожит, ни в чем ты не сомневаешься, и вроде все, что делаешь правильно. Вроде все добро… Дьявола то, за плечом больше нет. И тут тебе стало любопытно. А правильно ли ты идешь? Я прав?

Руна вздохнула. — Ну, были такие мысли и что?

А как определить, права ты или нет? Конечно, раньше ты слышала голос дьявола и просто не делала, что он говорит. И тут вдруг тишина… вот ты и испугалась… Как же, теперь выбирать, что правильно, а что нет?

Очень просто, дурак. Теперь нужно слушать голос Бога.

Правда? — усмехнулся я. — Ни один человек на земле не слышал голос Бога. Со всеми Миссиями говорил только сам дьявол. Бог всегда молчит. Потому что не указывает, что правильно, а что нет. Он дал вам свободу выбора. Ц-ц-ц, видимо, без дьявола, вы не узнаете, чего хочет Бог?

Вместо Господа, вообще-то говорят, его посланники — Ангелы. Они-то знают, что нужно делать. Я буду слушать их!

— Хорошо, — я одобрительно кивнул. — Ангел, так ангел. — Я рванул на спине Руны рубашку и поцеловал обнаженные лопатки. Тут же за спиной моей, любимой раскрылись белоснежные крылья. Она стала ангелом. — Слушай ангела, моя великая… слушай себя.

Руна удивленно завертелась, пытаясь разглядеть свои крылышки. — Что это такое? Что ты со мной сделал? Боже мой, какая аномалия!

Аномалия? — удивился я. — Вы вообще-то сами придумали ангелам крылья. Я здесь не причем.

Не причем? Это ты из меня, не весть, что сделал.

Не весть что? Знаешь, моя милая, если бы в твоем представлении, ангел выглядел, как червь. Ты бы превратилась в червя.

Руна удивленно открыла рот и на секунду замерла. — Это что же? Я теперь ангел?

В той мере, в какой ты его представляешь.

Так я что умерла?

Этот вопрос немного смутил меня. — Нет… Ты же сказала, что ангелы посланники Господа. Люди тоже, его посланники, значит, тоже ангелы. И никто из них не мертв.

Руна попыталась оторвать белоснежные крылья. — Но так, не должно быть. Ангелы, это те, кто нам помогают. Они сидят на небесах и все видят. А мы люди живем здесь на земле. И нас совращает дьявол, а вот ангелы не подвластны тебе.

Я вздохнул. — Будто тебе неизвестно, что дьявол, как ты меня называешь, совратил половину ангелов еще на небесах. А те ангелы, которых низвергли есть вы — люди.

Руна широко раскрыла свои прекрасные, неповторимые карие глаза и подошла ко мне ближе. — То есть, я изначальна грешна? Ты меня еще в раю соблазнил?

Вот такой разговор мне нравиться.

— Соблазнил? — Я довольно облизался и хитро прищурился. — Надеюсь, ты говоришь, о похотливом значении этого слова. Если да, то я все еще надеюсь, что ты соблазнишься, и мы вместе с остальными предадимся страстным оргиям.

То есть в раю я тебя отвергла?

Я задумался. — А кокой ответ, дает мне шанс на мою сатисфакцию?

Руна тоже задумалась. — Ну, если я тебя отвергла там, то и здесь на земле у меня хватит сил это сделать. А если я поддалась, то…

Ты поддалась! — перебил я. — Определенно поддалась. Более того, даже осталась довольна! Повторим?

Руна возмущенно набрала воздуха и залепила мне обиженную пощечину. — Ты не дослушал! Если я поддалась тебе в раю, то сделаю все, что бы ни поддаться здесь! Ясно? Сатисфактор хренов!

Ну, ничего, пусть моя малышка заблуждается, насчет меня, себя и всего мира, я то знаю, как может быть на самом деле. Свеча все еще со мной.

Хорошо. Ты все еще собираешься найти Бога? — вежливо спросил я.

Да и ты мне в этом поможешь!

Я рассмеялся. — С какой это стати?

С такой, что я теперь ангел. И сильнее. Ты теперь должен меня бояться.

Ох, это глупое неугомонное человеческое желание, что бы их боялись и уважали. Хорошо. Хочешь, я буду тебя уважать, хочешь, до смерти бояться буду? Но я бы предпочел кое-что иное.

Руна нахмурилась. — Ну?

Ну? Любовь конечно! — возмутился я и подмигнул своей любимой. — Любовь и страстную оргию.

Девушка сердито нахмурилась и заехала мне коленом между ног. — Обойдешься.

Я сделал вид, что мне больно. — Надо же! За все время, что я тебя знаю, это единственно правильный поступок. Давно пора научится отстаивать свои идеалы. Но спорим, что поддашься?

— Спор с дьяволом, дело не чистое.

У-у, какая ты ограниченная.

Руна снова остановилась. — Ограниченная? Это я то? У меня теперь есть крылья. Я все могу.

Согласен, малышка. Ты можешь все! Тогда почему бы тебе ни совратиться, и не поспорить со мной?

Ты говоришь, абсурдные вещи!

Я кивнул. — Бог, кстати, тоже абсурден. Он же создал меня по своему образу и подобию. Забыла?

Бог, совершенен! Он не может быть таким дураком, как ты!

Я потер свое змеевидный хвост и улыбнулся. — Вот потому, что Бог идеален и совершенен, он может быть кем угодно! Он же Бог, ну и что, что дурак?

Руна помотала головой. — Врешь, ты все. Бог, тебя создал, что бы нас запутывать…

Запутывать, что бы скрыть истину?

Зачем Богу скрывать от нас истину.

Тогда какой смысл, тогда вас запутывать?

Я же еще не узнала истины, поэтому пока не знаю. Вообще, хватит болтать. Все равно, все, что ты говоришь — ложь. Ты же дьявол.

Мне снова пришлось измениться, я стал выше, мощнее и рогатее, я стал дьяволом. — Что бы понять истину, почему бы не смотреть на все, как на ложь. Знаешь, что говорил про людей, один мой знакомый лев?

Лев? Они что говорят?

Нет, слава Богу, животных вы не научили говорить. В этом они превзошли вас…

Тогда причем здесь лев?

Лев, имел в виду, что единственное, что люди могут знать, это то, что они ничего не знают. И это их предел.

Ничего подобно. Сын божий, которого он послал к нам, знал истину, знал правду. И он был человеком.

Вспомнив эту историю, я усмехнулся. — И что вы с ним сделали? Представляю, что было бы, если бы на земле жил сам Господь? Как минимум, на двери его дома, кто-нибудь, очень умный и правильный, обязательно бы написал «Здесь живет дурак, возомнивший себя Богом»

Ну, есть глупые люди.

Все люди глупы. Просто они делятся на тех, кто признает и не стыдится этого, и на тех, кто обзывает первых, что бы ни дай Бог, ни кто не подумал что они сами дураки… — гордо произнес я. — И насчет сына божьего, ты что думаешь, что он был всего лишь один. Да и их сейчас полно.

Руна усмехнулась. — Тогда почему мы о них ничего не знаем? Почему они о себе не заявляют?

Я неприлично засмеялся. — Просто, они очень наблюдательны. Они видели, что люди сделали с их братом, и не хотят, что бы и их постигла такая же участь. Они поступают мудро. Книги, например, пишут… (Иногда из пальца можно высосать потрясающие вещи)

Да нет, же, люди изменились. Они помнят об ошибки с первым сыном, они не станут, повторять ее снова. Тем более, они ждут его возвращения, — вспомнила, моя бесценная.

Ты действительно так считаешь? Вот сейчас, я приду и скажу, что Я сын божий. — Я усмехнулся и подмигнул. — Кстати это правда. Вот я так, скажу и мне все поверят. И не закидают камнями?

Руна остановилась и недовольно оглядела, стоящего перед ней краснокожего дьявола. — Они не только тебя камнями закидают, но и вилами затыкают. В то, что ты Бог, они не поверят, а вот в существования сатаны, уверуют точно.

Я оглядел свое могучее демоническое тело. — Ты как всегда права. Тогда ты скажи, что ты дочь божья.

Я? Надо быть полной дурой, что бы так сказать. Да меня убьют за первым же углом! Я не собираюсь никому врать. Я не дочь Бога.

Разве?

Руна засомневалась. — Да, мы все дети божьи, просто…

Я вздохнул. — Просто, всего лишь один из вас попытался быть честным. Один из немногих глупцов, которые осмелился сказать правду. И что в итоге? Правда-это смерть. Быть честным-значит быть убитым. И ты еще говоришь, что мир, в котором вы живете, не является ложью.

— Ты, что от меня хочешь? Я просто иду к Богу. Все!

И я иду туда же. Забыла, наши желания всегда совпадают.

Руна махнула рукой и направилась к самому высокому зданию в этом городе. А дьявол, как всегда следом за ней.

Кстати, я тебя все равно соблазню, — тихо добавил я.

Здесь похоронены боги

Я послал себя к ним. Я считал себя Богом. Они считали меня дураком.

Я помнил, как все начиналось. Они думали, что знают больше.

Я предложил им истину, но у них она уже была, у каждого своя. И каждая из них верная… для каждого из них.

Я был глуп, а они еще глупее.

Они не умели слушать, не хотели слышать. Не способные воспринимать правду другого, они прятались за свою, теряя даже ее.

Я лишь хотел показать им, что все они боги, все способны творить и… разрушать.

Не стоит воспринимать себя, как Я отдельное, нужно знать, что Я одно. Не нужно предполагать, что есть что-то лучшее, необходимо делать его из того, что есть.

И тогда вода, может превратиться в вино…

Я учил их самому простому, а им казалось это сложным. Я показал им чудо, но что бы они его узрели, пришлось использовать, то, чего они боялись больше всего. Смерть. Самое великое, что Я им дал. Дар, которым Я наградил каждого, глупцы превратили в Наказание…

Не нужно оттягивать момент расставания, не нужно приближать его, нужно просто принять его.

Смиренность, не имеет ни чего общего с пассивностью. Ожидание, с промедлением. А страх с каждым из нас.

Умерев однажды, я лишь показал, что это не конец. Что за болью этого мира, есть радость другого. А за радостью другого есть счастье третьего, великолепие четвертого и вечная любовь пятого… и так пока не достигнем единства первого и последнего из нас…

Мы с моей драгоценной, спешили к самому высокому зданию, что бы подняться на самый высокий этаж, что кончается у самого поднебесья. Мы спешили к Богу.

А почему ты не боишься, идти к Богу, ведь он покарает тебя, — поинтересовалась Руна.

Я подскакал к родненькой и обнял ее за талию. — Просто мне очень любопытно.

Любопытно? Любопытно увидеть разгневанного Господа и свою смерть?

А почему нет?

Да потому что это страшно. Умереть, — возмутилась Руна. — И за все твои деяния, Бог убьет тебя. Ты умрешь страшной смертью. Это должно быть очень ужасно.

Может быть.

Может быть? Видимо ты действительно дьявол, раз так равнодушен к своей жизни. Вот мы люди, очень боимся последнего дня. И всю жизнь стараемся вести себя правильно, не грешить. Что бы после смерти попасть в рай.

И что многие из вас туда попали?

Руна пожала плечами. — Откуда нам знать?

А тебе интересно?

Попаду ли я в рай?

Я обошел, любимую. — Нет, попал ли в него, вообще кто-нибудь?

А не стоит вводить меня в заблуждение, по поводу существования рай. Ты дьявол, и намерен заполучить всех к себе в ад.

Не-ет. Я же уже говорил, что наши желания совпадают. Поэтому в ад попадают, только те, кто очень этого хотят.

Руна усмехнулась. — Глупость, какая. Никто не хочет в ад.

Ну почему? Страх и желание, в небесной канцелярии одинаково стоят. С тобой произойдет либо то, чего ты желаешь, либо то, чего боишься.

Глупость, какая. А суд?

Я улыбнулся и переложил свечу в другую руку. — Хочешь, будет суд. Хочешь, будет пир, хочешь, я там буду?

Руна остановилась. — Тогда получается, что человек может жить, как ему вздумается, и накажут его, только если он сам этого захочет. Это не справедливо. И это очень просто. Жизнь намного сложнее. Я это знаю. Я живу, и мне порой бывает очень тяжело.

Да, такое тоже бывает.

Тоже бывает? — Руна махнула рукой и пошла дальше. — Конечно, ты же дьявол, какое тебе дело до чужого горя. Страдания, тебе они видимо, не ведомы. Ты равнодушен к жизни, поэтому тебя никто не любит.

Я остановился. — Почему ты все время говоришь, что не любишь меня. Если так будет продолжаться, ты действительно перестанешь любить. Вообще. Всех.

Руна тоже остановилась и обернулась. — А почему ты считаешь, что я должна тебя любить. За что, например?

Я подошел ближе и посмотрел в хитрые карие глаза. — Просто, за то, что я есть.

Чем дольше я с тобой, общаюсь, тем больше убеждаюсь, что дьявол дурак. Как я могу любить, того, кто делает мне больно? Это абсурд просто какой-то…

А почему бы нет?

Руна усмехнулась. — Да потому что ты убил моих родителей.

Я подошел еще ближе. — Ты уверена, что это был я? На все, произошедшее с тобой в жизни, нужно смотреть в историческом масштабе. (Любимая наморщила носик, это так мило) Твои родители болели. Верно?

Руна кивнула.

— Они очень страдали, мучились, и смерть принесла им, лишь долгожданное спасение. Это хорошо. Верно?

Руна неуверенно кивнула.

И еще. Не забывай малыш, что наши желания совпадают. И твои родители просили о скорой смерти. Они просили, избавить тебя, от ненужной обузы.

На глазах девушки появились слезы. — Но они не были мне обузой. Я же любила их!

Но они мешали, тебе делать то, что ты хочешь. А это по страшнее любого из грехов. Ты сама молила Господа, просила избавить твоих родителей, от долгих мучений. А то, что ты не выключила утюг и ушла из дома… Так в этом нет твоей вины…

Руна тяжело вздохнула и села на скамейку.

Я сел рядом. — Ты все еще считаешь, что это я убил твоих родителей?

Нет… Я изначально так, не считала.

Я знаю.

Любимая огляделась и подняла ноги на скамейку. — Я чувствовала, что в их смерти виновата я. Что это я их убила. А ведь это грех. А грешить нас заставляет дьявол. Поэтому я посчитала, что в этом виноват ты.

Я обнял, мою маленькую и нежно поцеловал. — Если тебе интересно мое мнение…

Мнение дьявола?

Ну, хорошо, мнение дьявола… то я считаю, что нет ничего плохого в том, что бы избавить любимого от мучений. Смерть, верный способ перестать страдать и бояться. Я знаю, там, не здесь, они очень счастливы. А ты просто помогла им совершить этот переход.

Как это глупо. Я просто не выключила утюг.

Но зато ты нашла меня.

Руна усмехнулась и прижалась ко мне. — Дьявола.

Да почему ты считаешь меня дьяволом?

Да потому что ты выглядишь так.

Вот тебе раз, а кто так захотел?

Ты на меня намекаешь?

Конечно.

Ужас. Ты выглядишь, как монстр. Мне не приятно смотреть на тебя. Зачем мне, хотеть для себя неприятные вещи?

Я облизнулся. — Однако ты очень страстно ко мне прижимаешься.

Руна фыркнула и тут же соскочила со скамейке. — Просто ты застал меня в печальный момент. Когда мне нужна было поддержка.

Ну, конечно же, — засмеялся я.

Я выглядел и смеялся, как дьявол поэтому все находившиеся рядом люди в страхе убежали прочь.

Руна огляделась. — Не дай Бог, подумают, что я с тобой в сговоре… ты можешь изменить внешность?

Конечно. Каким хочешь меня видеть?

Ой, ну каким угодно, лишь бы без копыт, рогов и этого огромного роста.

Я отломал рога, снял копыта и уменьшился в росте. — Так?

Красную кожу, тоже можешь сменить.

Я приобрел человеческую окраску. — Пойдет?

Руна снова огляделась. — Пойдет, пойдет. Пошли отсюда, пока не прибежали экзорцисты.

Мы в спешке покинули парк, и вышли на одинокое кладбище. В мой руке полыхал жаркий факел. Испугавшись, старых могил, Руна взяла меня за руку. Этот так приятно… быть нужным. В двойне приятно быть нужным тому, кого любишь. Самое высокое здание, хоть и виднелось уже давно, но было еще очень и очень далеко…

Нам с моей напуганной, предстоит еще долгое время идти бок о бок. Через горе и радость земной жизни, через преграды и лишения человеческой мысли… пронося вечную святость, любви друг к другу.

Ты думаешь, экзорцисты, на кладбище тебя не найдут? — прижимаясь ко мне, спросила Руна.

Они все равно меня найдут.

Руна испугалась. — Найдут?

Ты же нашла.

Просто, я этого очень хотела.

Я улыбнулся. — Они тоже этого о-очень хотят. Ведь дьявол, это тот, кто виноват во всех человеческих несчастьях. Верно?

Если честно, я так уже не считаю.

Правда? — с детской наивностью переспросил я.

Руна брезгливо обошла провалившуюся могилу. — Да. Все люди как Я. Не хотят нести ответственность, за то плохое, что совершили… Им страшно, что их за это покарают. Они бояться нести ответственность, за свой выбор. Поэтому и нашли козла отпущения, дьявола.

Не понял, так мне что сейчас козлом стать?

Руна засмеялась — Не-ет. Не надо.

Ты больше не считаешь меня дьяволом?

Руна подозрительно оглядела меня. — Ты становишься таким, каким я тебя представляю. Я это поняла. Правда не поняла, кто ты на самом деле, может ты и не дьявол вовсе. Еще не знаю.

— Но тебе любопытно кто я на самом деле?

Любопытно? Да пожалуй, это слово самое правильное.

Мы прошли мимо могилы какой-то важной кошки, я прочитал надпись на надгробье. — Любопытство, сгубило кошку.

Руна посмотрела на меня и хитро улыбнулась. — Ну, ты же сам говорил, не стоит воспринимать жизнь слишком серьезно, все равно из нее живым ни кому не выбраться.

Я удивленно оглядел мою ненаглядную. — И что же ты собираешься делать теперь?

Руна остановилась. — Что значит что? Я же иду к Богу, что бы уничтожить тебя.

Ах да верно, — вспомнил я и показал на право. — Тогда нам туда.

Пройдя молча несколько минут, моя любимая резко остановилась. — Подожди, ты что, совсем из ума выжил. Так нельзя.

Я напугано огляделся. — Что я наступил на чью-то могилу? Да нет вроде.

Нет, дело не в этом, — возмутилась Руна. — Ты ведешь меня к тому, кто тебя убьет.

Ну, я это знаю. И что?

Но я хотела тебя уничтожить, потому что думала, что ты дьявол.

Я улыбнулся. — Но я же был дьяволом, ты сама видела.

Да. И чертом и слоном. Но это не означает, что ты виноват в смерти моих родителей. Я виновата.

Нет, моя хороша, ты не виновата. Не надо так. Лучше я умру, нежели ты, всю жизнь проведешь в муках совести. Идем, золотце, — я взял Руну за руку и потащил вперед.

Да нет, стой же, — вырвалась она. — Я ошибалась. Ты не причем. Ты не виноват. Тебе не зачем умирать.

То есть ты меня простила?

Да, не за что, прощать было. Ты не убивал.

Я печально опустил голову. — Я нет. Но слон, кое-кого придавил.

Руна задумалась. — Но… это же случайность…

А деревушка?

Любимая промолчала.

Я не убивал твоих родителей. Но ты видел других убитых мною. Верно?

Руна кивнула.

К Богу, ты меня вела, что бы казнить, за убийство…

Да, но…

Но какая разница за убийство кого?

На глазах моей маленькой появились слезы. — Но это не справедливо. Так не честно.

Не честно наказывать за преступление?

Руна схватила мою руку и потащила меня назад. — Я не знаю кто ты. Я не поведу тебя к Богу.

Вообще-то это я тебя к нему вел.

Руна дергала меня, пытаясь сдвинуть с места. — Тогда веди обратно.

Я осветил ее лицо, светом горячего факела и улыбнулся. — Так я это и делаю. Глупая, ты у меня… Я веду тебя обратно, к Богу. От него ты ушла, к нему и вернешься. Все возвращаются.

Руна остановилась и с сожалением оглядела меня. — Но тогда он тебя убьет. Я так не хочу. Что же теперь делать?

Слезы моей любимой смешались с моими… пошел дождь. Веселой капелью, грустно забарабанил по забытым надгробьям…

Ведь это я виновата. Ведь из-за меня, ты превратился в слона. Из-за меня… ты прихлопнул ту деревушку. Там жили преступники, и я желала, что бы ты их наказал. Я виновата. Во всем. В смерти родителей, тех людей… и в твоей тоже буду виновата я! Так нельзя! Не ходи к Богу. Пожалуйста. Ведь я, даже не знаю, кто ты на самом деле.

Послышались возмущенные крики, бегущих экзорцистов. Они бежали, что бы поймать дьявола.

Как они так быстро нас нашли? — удивилась Руна.

Как говорил, один мой знакомый Эвклид, счастлив тот, кто верит, мудр тот, кто сомневается.

Руна напугано посмотрела на меня. — Только не становись дьяволом. Может, они не поймут, что это был ты.

Как скажешь, — согласился я.

Тридцать три экзорциста в черных одеяниях, с факелами и распятиями в руках, быстро окружили нас. Позади всех, стояла маленькая Кохаби, она с трудом удерживала тяжелый меч. Она пришла отомстить, за слона.

Это они? Видимо, нет, — сомневались экзорцисты.

Мы молчали.

Кто из вас дьявол? — спросил один из них.

Я усмехнулся. — Хороший вопрос.

Они покрывают, дьявола, они пособники сатаны! — прокричал один из них.

Нет, посмотрите, у девушки крылья. Она ангел. У них нет ничего общего с дьяволом.

Экзорцисты переглянулись и зашептались. — К рассвету, мы должны поймать хоть одного дьявола, или мы не экзорцисты.

Я наклонился к моему ангелу и прошептал. — Им же нужен, козел отпущения. Сейчас, что-нибудь обязательно придумают.

Экзорцисты, все до одного, возмущенно уставились на нас. Я выпрямился.

О чем они говорят? Покрывают дьявола! — прокричали они. — Это ангел! Дьявол, спрятался за божественной личиной, что бы запутать нас. Крылья могут быть, только у демона или ангела. Это существо не ангел! — решили они. — Ловите небеснокрылого демона. Это дьявол!

Тут же экзорцисты, набросились на ангела, стали опрыскивать его святой водой и читать молитвы.

Изиды дьявол! — кричали они. Но дьявола, среди нас нет, поэтому у них ничего не получалось. — Силен, дьявол, рвите ему крылья! — решили они, яростно, пытаясь оторвать крылья, которые когда-то выпустил я. Моя маленькая упала на землю… рядом упали окровавленные крылья.

Это меня сильно разозлило. Я имею право злиться, имею право ненавидеть. Я имею право страдать.

— Говорите, вам нужен, хоть один демон? — с дьявольской ухмылкой спросил я. — Как насчет тридцати трех?

Я увеличился раза в четыре, выпустил огромные рога, и длинный змеевидный хвост. Дьяволом становишься, когда есть, кого защищать. Факел превратился в яркую звезду, и засиял у меня над головой. Экзорцисты в страхе разбежались, превратившись в демонов. Я разгневанно ударил хвостом. Земля рассеклась, из расщелины вырвалось пламя, показался ад.

Стоять! — прорычал я.

Напуганные демоны, в страхе подползли ко мне. — Да наш господин. Желаете, что бы мы добили ангела? — дрожащим голосом спросили они.

— Домой! — усмехнулся я.

Демоны переглянулись и с ужасом, посмотрели в расщелину, изрыгающую адское пламя.

— Пощади, оставь нас здесь… — умоляли они. — Господин сатана…

Я поднял хвост и замахнулся на жалких демонов. — А я не сатана! — произнес я и смахнул демонов в ад.

Руна поднялась с размокшей земли. — Я не хотела, что бы ты стал дьяволом.

Я усмехнулся. — Зато они этого хотели. Мои желания, всегда совпадают с вашими.

Я присел рядом с намокшими крыльями и печально положил их себе на ладонь. — Ты была так красива. Люди лишают друг друга крыльев…

Это ничего. Жила же раньше без них, — улыбаясь, произнесла Руна.

Я тоже улыбнулся. — Конечно… вырастут новые.

Неожиданно, для моей беззащитной, маленькая Кохаби, подняла меч и вонзила его в могучее дьявольское тело. Почувствовав, жуткую боль, я упал на землю. Дьявол повержен.

Руна удивленно глянула на обиженную Кохаби, которая превратилась в могучего, всесильного Микала.

Ты просила покарать дьявола, — произнес он. Вытащил тяжелую, цепь и, набросив ее на моею шею, притянул дьявола к себе. — Твоя просьба услышана.

Нет, нет! — прокричала Руна. — Он не дьявол! Его не нужно карать!

Не дьявол? — удивился Микал. — Тогда кто он?

Я не знаю.

Микал оглядел меня. — Я вижу, что это дьявол. Я всегда исполняю, то о чем меня просят. Я покараю его.

Нет, нет, он просто стал дьяволом из-за меня. Но на самом деле он другой.

Другой? Кто же он тогда?

Руна подбежала ко мне. — Скажи кто ты.

Я.-ответил я.

Любимая обхватила мое лицо руками. — Нет, скажи, кто ты на самом деле?

Я тяжело вздохнул, меч мешал говорить. — Я тот, кого ты искала, я тот, кого ты нашла, — улыбнувшись, ответил я.

Руна посмотрела на могучего Микала.

Ты мне скажешь, кто он? — спросил тот. — А если так и не поняла, кто это, я покараю его, как и просила, когда знала что он дьявол.

Руна замотала головой. — Нет не надо. Он не дьявол. Я точно знаю.

Знаешь? — спросил Микал и посмотрел на умирающего дьявола.

Любимая оглядела мой хвост, рога и улыбнулась. — Все что творил он, он сотворил через меня. Если кого карать, так только меня. Дьявол это человек. Дьявол это Я.

По желанию, моей всесильной, я изменился… изменилась и она. У нее вырос огромный хвост, рога… Дьяволом становятся, когда есть, кого защищать…

Микал вытащил меч из моего тела и вонзил его в настоящего дьявола. Моя единственная упала, рядом с когда-то принадлежащими ей крыльями…

Человек, карает сам себя. Карает, как он считает, за правду. Абсурдная правда, считать, себя кем-то, кто сможет покарать или спасти меня. Глупо полагать, что только человек является венцом созданного мной мира. Глупо считать, себя личностью, отдельным Я, решающим звеном в несуществующей битве зла и добра…

Микал с улыбкой посмотрел на меня и исчез. Руна снова стала прежней. Маленькой, милой девушкой, с темными глазами и ангельской улыбкой. Она великолепна, настолько насколько я мог создать себя.

Я поняла, — прошептала она.

Я подошел ближе и взял любимую на руки. Над моей головой засиял священный нимб.

Я поняла, кто ты, — улыбнулась Руна. — Знаешь, ты именно такой, каким я тебя и представляла.

Я улыбнулся, по щеке скатилась одинокая слеза. Из груди, моего самого лучшего творения, торчал окровавленный меч. Я захотел его вытащить. — Если хочешь, ты не умрешь.

Руна остановила меня. — Нет… не надо. Весь смысл жизни, заключается в смерти… Позволь мне узнать и это.

Я кивнул, и все вокруг поглотило то, что я несу. Моя единственная улыбнулась и закрыла глаза… Она стала тем, что всегда со мной — светом.

Небесная канцелярия

…Смена ангела Фила подошла к концу, отпустив последнюю душу, по имени Дэвид, он покинул приемную. В дверях столкнулся с растерянной душой.

Ты что заблудилась?

Душа засмеялась. — Кажется да…

— Как тебя зовут? — с улыбкой спросил ангел.

Руна, — ответила душа.

Фил посмотрел на часы. — Моя смена уже закончилась. Чего ты хочешь?

Руна смущенно улыбнулась. — Я ищу Бога. Хочу его увидеть.

Фил взял душу за руку и повел по коридору вверх. Мимо пролетали приветливые хранители, счастливые души. Руна смотрела по сторонам и понимала, что наконец-то она дома…

Тот, кого ты ищешь, находится здесь, — остановившись перед дверью, произнес Фил. — В этой комнате побывала, каждая душа.

Руна зашла в зеркальную комнату. Куда бы душа ни смотрела, везде отражалась лишь она сама.

Теперь ты поняла, кто Бог? — спросил Я.

Руна кивнула и честно ответила. — Я…

Здесь похоронены боги

Я на коленях, перед могилой, моей любимой. Одинокое кладбище, здесь похоронены боги… мои любимые и единственные. Они совершенны, настолько насколько я осмелился их создать. Я другой, но не лучше. Я другой.

Мой взгляд может охватить все, сотворенное мной. Я знаю смысл жизни. И зная это, мне достаточно, просто быть…

Я видел конец, потому что его нет. Я ничего не начинал, потому что ничего не заканчивал… Мне достаточно просто быть.

Но не хочется быть одному.

Все сотворенное мной, является лишь страстным желанием ответить на ваш любимый вопрос «Зачем?» Все сотворенное мной это лишь Я, желающий узнать себя. Все это Я… Я один.

Думали, что Бог знает все? Да это правда…

Но ответ «Просто так» на ваш любимый вопрос, мне не нравится.

Бог поступает абсурдно, потому что умирает от скуки.

И Я создал людей, тех которые не помнят. Потому что люблю истории. Потому что хочу все забыть, посмотреть в небо и снова спросить «Зачем?» Хочу через вас найти смысл своей жизни.

Считаете, мне он не нужен, потому что Я Бог?

Вы всю свою жизнь ищите истину, задаете вопросы, боритесь за свою правду…

И это великое счастье…

Ищите, боритесь, страдайте, любите, терпите, жертвуйте, веселитесь и плачьте. Ищите… об одном молю вас, ищите!

И Я, желаю вам никогда этого не найти. Ибо это будите вы сами. А вы это Я. А Я один…

Но если мы и найдем, друг друга, то обещаю, это будет самая незабываемая и радостная встреча. Вы получите все, чего пожелаете, ибо вы это Я, а Я это Бог.

И зная это, вам достаточно просто быть…

Побудем вместе…

А после я награжу вас самым великим, что мог создать Бог…

Вы все забудете, и снова начнете искать.

Жить, как захотите.

Быть, кем захотите.

Верить, в кого захотите.

Выбирать…

Люди самые счастливые существа во вселенной, ибо не помнят… кто Я.

Вот почему каждое мгновенье вашей жизни, величайший дар, каким Бог, мог наградить сам себя.

Живите…

Ваш Я.

P.S

Глупая попытка отыскать смысл жизни, лишает нас, его.

Ища ответы на все вопросы, мы пропускаем, то великое приключение, которое однажды решили пережить. Расщепляя Вселенную, мы отвергаем тайну, которой являемся сами.

Жизнь не нужно разгадывать. В ней стоит принимать участие.

И вы удивитесь… в этом, и есть ее смысл.

Мы есть то, что мы ищем. А найти себя, не так уж сложно. Остановитесь… и живите дальше.

Помните, что смысл жизни не в достижении цели, а в пути, которой вы проходите, идя к ней.

Дейн, как и Калот — один из провинциальных, но крупных городов вблизи Дикого леса.
Грыбзы — в обиходе мелкие пакостливые существа, но вообще очень опасные злые потусторонние твари.
Обычно за порядком в селениях присматривали бывшие отставники из имперской армии, чем выше чин, тем более богатый округ полагался блюстителю законов. Имея в подчинении нескольких добровольных стражников (дружинников) из числа местной молодежи они объезжали вверенную им территорию для поддержания порядка. Жили за счет общих взносов поселений и жалованья от государства.
Верховное божество — всевидящее беспристрастное Око. Проводники воли Ока — извечные стражи.
Дикий лес — самое опасное и самое магическое место в великой империи Келлотара. Шансов выжить у обычных людей, практически нет. Безопасна лишь Тропа — неширокая тропинка магически созданная в стародавние времена.
Помимо Тропы выжить в Диком лесу, можно имея при себе намагиченную веревку и помня заклинание в стихотворной форме.
Наиболее поминаемый демон — клац (злобная тварь), как и грыбзы подчиняется «тому, кто скрыт». Некоторые теологи считают его Закрытым Оком, однако объясняться официально на эту тему храм избегает.
Великая Над’хе — весьма примечательная фигура в истории Келлотара. Легендарная личность, существование которой многими ставится под сомнение, даже некоторыми магами, что не мешает им поминать ее имя в том или ином случае. Как и все магическое и странное история великой Над’хе тесно переплетена с Диким лесом. И Тропа и Призраки леса считаются ее детищем, благодаря ей была прекращена охота на пришельцев, да и само появление пришельцев стало событием чрезвычайной редкости, тоже благодаря великой Над’хе. Есть упоминания о легендарном убежище великой Над’хе, но найти его мало кто рискнет — Дикий лес не любит нарушителей Тропы. Известно про ее решающую роль в войне с магами. А также то, что она стала создателем тоннеля Маркита, но в истории умалчивается причина столь странного названия легендарного лабиринта сокровищ. Есть целый список предсказаний, которые она оставила — почти все они исполнились.
Книжка, скорее всего, была вольной интерпретацией учебного пособия для Охотников. В Ордене Охотников Храма создана классификация всех известных обитателей Дикого леса. Все они объединены общим названием «зверо-твари», откуда оно пошло доподлинно неизвестно.
Ренги. Одни из самых загадочных и самых опасных существ Дикого леса. В их создании участвовали человеческий гений и мощь магии. Давным-давно люди едва избежали опасности распространения этих существ, на данный этап времени многие склонялись к тому, что эти твари вымерли полностью — ибо большая составляющая их силы ушла вместе со смертью создателя. Но так ли это сказать наверняка нельзя — в Диком лесу ни в чем нельзя быть уверенным.
Имеются в виду затесавшиеся в местный фольклор рассказы пришельцев, что наивно рассказали о сказках родного мира с участием рыцарей и огнедышащих драконов, о бабе яге и т.п.
Нагорье формально принадлежит империи, но на деле это скорее добрый, но независимый восточный сосед. Население малочисленное, местность неприветливая, суровая. Нагорцы гордый народ мастеров и воинов. Они лучшие в кузнечном мастерстве. Лучшие клинки поставляются только Нагорьем. Все кланы нагорцев подчиняются шаманам.
Как, где и когда покинула мир живых легендарная Над’хе никому неизвестно. В разных хрониках о ее кончине весьма туманные предположения. К тому же со временем, сам факт ее существования начал ставится под вопрос.