Из диалогов заслуженного врача России Савелия Мышалова и журналиста Гагика Карапетяна читатели получат возможность познакомиться с многолюдными «командами мечты» – символическими сборными тренеров, футболистов и конькобежцев, которые «образовались» за более чем полвека (!) работы Доктора от Бога, трудившегося с национальными командами и ведущими клубами страны. Оба собеседника искренне, невзирая на лица и титулы, а также дополняя друг друга, мозаично обогащают портреты наших «звезд» штрихами, неизвестными большинству знатоков отечественного спорта. А рассыпанные чуть ли не на всех страницах книги забавные и занимательные истории не только исключительно доброжелательные, но и мудрые по своему содержанию. Для удобства читателей в текст вкраплены лаконичные биографические справки главных действующих лиц и статистические отчеты упоминаемых матчей.
2011 ru Roland ExportToFB21, FictionBook Editor Release 2.6 21.05.2011 http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=616725 Текст предоставлен правообладателем 0fe7569c-8274-11e0-9959-47117d41cf4b 1.0 Чего не видит зритель : Футбольный лекарь №1 в диалогах, байках и рецептах / Гагик Карапетян, Савелий Мышалов Эксмо Москва 2011 978-5-699-45721-2

Савелий Мышалов, Гагик Карапетян

Чего не видит зритель : Футбольный лекарь №1 в диалогах, байках и рецепта

ПОСВЯЩАЕМ

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ НАШИХ ЖЕН —

ЛУЧШИХ ДРУЗЕЙ И ПОМОЩНИКОВ

Татьяна МЫШАЛОВА (1934–2001)

Татьяна ФЕДОРОВА (1958–2006)

Вместо авторского предисловия

Прежде всего я должен представить своего замечательного соавтора – в беседах с ним о его многолетней работе с героями нашей книги она, собственно, и сформировалась.

Мышалов С.Е. Родился в 1932 г. в Минске. В 1957–1962 гг. работал в лечебно-физкультурном диспансере Центрального стадиона им. В.И.Ленина, где осуществлял медицинский контроль сборных конькобежцев, стрелков и ватерполистов. Врач молодежной, олимпийской и сборной СССР по футболу (1965–1992), московского «Динамо» (1992–1994), сборной России (1993–1997), столичного «Локомотива» (с 1994 по н. в.). Участник чемпионатов мира (1970, 1982, 1986, 1990, 1994), чемпионатов Европы (1972, 1988), летних (1972, 1976) и зимних (1964, 1968) Олимпиад.

Заслуженный врач России. Обладатель приза «Лучшему врачу спортивной команды», учрежденного «Медицинской газетой» (1994). Председатель медицинской комиссии Федерации футбола СССР, медицинского комитета РФС (1970–1992).

…Качалин, Николаев, Пономарев, Горянский, Бесков, Лобановский, Симонян, Малофеев, Садырин, Игнатьев Помните? Да, это люди, которые тренировали футбольную сборную страны. Летели годы, сменялись наставники, игроки, но неизменным в национальной команде оставался врач. Все эти десятилетия он, уникальный профессионал, в прямом и переносном смыслах держал руку на пульсе необычных пациентов, чемпионов и рекордсменов СССР, Европы, мира, Олимпиад, – конькобежцев Скобликовой, Артамоновой, Титовой, Гончаренко, Гришина, Косичкина, не менее титулованных футболистов Яшина, Шестернева, Воронина, Метревели… Список могу долго продолжать (одних вратарей дюжина!). Но главное, пожалуй, в другом. Находясь рядом со «звездами», мой выдающийся – профи мирового масштаба – соавтор, как никто другой, знает (а теперь и рассказывает), какой ценой доставались победы в большом спорте.

И не просто знает. Вместе с наставниками он (по статусу «врач-тренер», которому чуть было не присвоили почетное звание заслуженного тренера СССР) готовил эти триумфы. Это о нем публично, на кремлевском приеме, сказала легендарная Лидия Павловна Скобликова: «Раньше я не верила врачам, но после того, как у нас поработал Мышалов, я приношу медикам благодарность».

В свою очередь, я премного признателен Савелию Евсеевичу за то, что наконец-то раскрыв свою богатейшую кладовую памяти, великий «док» и потрясающий рассказчик пригласил меня стать его собеседником.

Гагик КАРАПЕТЯН

Кем я себя воспринимаю? Когда я, попрощавшись с конькобежцами, перестал работать «Айболитом на два фронта», то сразу понял: футбольный врач не только может, но и должен стать посредником между игроком и наставником. Сезон за сезоном выбегая с чемоданчиком на поле, я быстро привык, как и футболисты во время встреч, не замечать ни шума трибун, ни выкриков зрителей. Главное – научился смотреть и анализировать каждый матч глазами врача и одновременно психолога, а нередко – «старшего брата» или «второго отца», что для меня высшая степень доверия…

Почему только теперь взялся за книгу? В жизни каждого из нас наступает время, когда хочется по максимуму, пока есть силенки, собрать разбросанные камни. Тем более если позади почти восемь десятилетий, как кажется не только мне, чрезвычайно богатой на события и встречи биографии. А учитывая мои перманентно добрые взаимоотношения с журналистами, фрагменты воспоминаний в том или ином формате публиковались на страницах бесчисленных изданий. Ну не выпускать же на старости лет полное собрание собственных сочинений?!

Поэтому с удовольствием решился поработать в творческом дуэте с моим давнишним знакомым Гагиком Карапетяном. Ведь за его спиной опыт работы в таких популярных газетах, как «Советский спорт» и «Неделя», «Труд» и «Известия», «Новые Известия» и «Русский курьер». Как-то раз, признаюсь, когда мы начали записывать наши беседы, я в очередной раз созвонился со своим старинным другом Никитой Павловичем Симоняном. Слово за слово рассказал, что взялся за реализацию долгожданного, как теперь модно выражаться, проекта. Услышав имя моего соавтора, легендарный футболист тут же отреагировал: «Тебе, Савелий, считай, повезло – можешь ни о чем не беспокоиться! Я даже искренне и по-доброму завидую!»

Однако наших с Карапетяном объединенных усилий, естественно, оказалось недостаточно. Поэтому считаю своим долгом назвать коллег, без помощи и содействия которых рукопись не могла бы превратиться в добротную книгу. Прежде всего выражаю огромную благодарность члену совета директоров футбольного клуба «Локомотив», руководителю компании «Транстелеком» С. Липатову и экс-президенту клуба Н. Наумову, а также начальнику команды Д. Балашову и директору медицинского департамента клуба Э. Безуглову, руководителю секретариата клуба Л. Бокрашовой, менеджерам орготдела Н. Клочковой и Н. Машковской, фотографу А. Дмитриеву, чьи иллюстрации, надеюсь, заинтересуют читателей не меньше, чем текст.

Савелий МЫШАЛОВ

Часть первая

Глава 1

По дороге в «хозвзвод», или О роли Его Величества Случая

– Савелий Евсеевич! Вы – москвич?

– Нет, я родом из Минска. И родители оттуда. Отца перевели на работу в Москву, в Дом союзов. Евсей Яковлевич считался бухгалтером высшего класса. До того он трудился в Минске, занимая ответственную должность в руководстве профсоюзов Белоруссии. Мама, Анна Мироновна, после их переезда в столицу работала во «Вторчермете».

– А войну где они пережили?

– Папа работал в Подмосковье, в Пушкине, замначальника госпиталя по административной части…

– Соответственно, детство вы провели в Пушкине?

– Да.

– Вот откуда пошла ваша медицинская жилка! Может, запахи госпиталя повлияли?

– На самом деле в мединститут я попал случайно. Окончил школу в Москве в 1945-м, когда мы всей семьей вернулись в город. Тогда мне стало ясно: в технический вуз соваться нечего – я с математикой не очень-то «дружил».

– То есть вы – «чистый» гуманитарий?

– Именно так. У меня язык, как говорится, всегда был хорошо подвешен. Я очень успешно выступал на публике. Окончив нормально школу, решил в университет податься – попробовать поступить на юридический факультет. Я и мой однокашник пришли туда с документами. Посмотрели в приемной комиссии наши аттестаты (у меня по профилирующим для этой специальности предметам стояли «четверки»), поглядели на возраст и посоветовали: да нет, ребята, вы, 18-летние, сюда не попадете, к нам, чтобы выучиться на юристов и адвокатов, приходят люди солидные – фронтовики, а вы еще совсем пацаны, да и на экзаменах баллов не наберете.

Вышли мы с приятелем с юрфака (он тогда на Моховой располагался):

– А знаешь что, Володь, поехали-ка в медицинский!

– А с чего?

– Да ни с чего, просто…

– Вы так могли пойти в любой другой вуз?

– Вполне. Но направились сначала в 1-й мед. Там тетенька в приемной комиссии, просмотрев аттестаты, выдала свой прогноз:

– По экзаменам, которые сдают у нас в институте, у вас всего 16 баллов – с ними не поступите!

Ну, мы меж собой посовещались. И решили: бог с ним, с 1-м медом! Пойдем во 2-й!

– А чего это ваш приятель все время поддакивал, не оппонировал?

– Я в нашей парочке считался лидером. Ну, двинулись во 2-й. Тем более только и делов-то Пироговку перейти. Один вуз от другого в 10 минутах ходьбы находился. Пришли. Сидела там в приемной комиссии симпатичная девушка, которая мне потом очень нравилась. Да и с самого начала разговор с ней пошел в ином тоне: «Давайте документы, пишите заявление, шансы есть…» Набрав 19 баллов из двадцати, я стал первокурсником.

– А товарищ?

– И он. Вот так, изначально не собираясь, стал я учиться на врача…

– Ну, начать – не задержаться! Знаю примеры! При мне на журфаке МГУ многие с 1-го и даже 2-го курсов уходили, потому что уже считали себя поэтами, писателями, а их заставляли, например, читать уйму книг по зарубежной и отечественной литературе. Не возникало у вас желания досрочно сойти с дистанции?

– Нет. Я очень быстро втянулся, став в институте «своим».

– В чем это выражалось?

– Во всем. Я вызывал положительные эмоции и в группе, и на курсе. Меня выбирали во всевозможные бюро – комсомольское, профсоюзное… Потом активно занимался спортом – стал членом правления спортклуба 2-го меда. Играл в баскетбол и, видимо, неплохо, если при моем, прямо скажем, невеликом росте выступал за институтскую сборную.

– Активность активностью, но у будущих медиков есть своя специфика. Например, моя мама сразу отказалась от идеи фикс – выучить сына на врача, видя, что со мной творилось еще у двери кабинета стоматолога в тбилисской поликлинике. Например, от одного вида крови сознание не теряли?

– Я спокойно к этому относился. Медицина меня с первых занятий заинтересовала. Хотя на 1-м курсе она, фигурально выражаясь, пахла отвратительно. Да и шли-то в основном общеобразовательные предметы: анатомия, химия, та же физика… При этом практика в клиниках не напрягала. Скорее, наоборот…

– Получается, втянулись. Да так, что, как оказалось, на всю оставшуюся жизнь!

– Действительно, по-настоящему увлекся. Не случайно ведь окончил институт с хорошими оценками. Родной стала эта среда.

– Какое отделение окончили? Какую специализацию получили?

– До нас специализация происходила на 6-м курсе. Каждый по выбранному профилю проходил нечто вроде ординатуры. Я хотел стать хирургом. И даже определился было по узкому направлению – акушерство и гинекология. Но ближе к концу нашей учебы в стране заострился вопрос с участковыми врачами – их хронически не хватало. Поэтому прежний порядок отменили. Всех запустили по общему профилю. А такой врач – терапевт. Словом, я окончил институт по специальности «лечебное дело».

Следующие три года предстояло отработать по распределению. С этим, отмечу, очень повезло: оставили в Москве. А ведь могли и на дальнее село заслать. Дальше цепь счастливых случайностей продолжилась работой в рядовой районной поликлинике.

– Там состоялось ваше «боевое» крещение после института?

– Да! И что характерно, туда тоже попал случайно. Потому что по окончании института я уехал отдыхать. После чего 1 августа мне было предписано явиться на работу с указанием какой-то поликлиники (уже не вспомню, какой). Я спокойно уехал, подумав: работа – не волк, в лес не убежит, успею. Отдохнул, вернулся в конце августа. Пришел в райздравотдел Первомайского района. Там ко мне отнеслись нормально. Ибо дефицит кадров ощущался острейший. Поэтому без лишних нотаций сказали:

– Ну, ладно, место, куда тебя распределили, уже занято. Хочешь, сам выбирай себе поликлинику и снова приходи сюда. А можем подсказать – есть 50-я на 7-й Парковой улице, поезжай посмотри…

Я и поехал, благо от моего дома недалеко. Новое здание, новая поликлиника, чистенько все. Мне понравилось. Я вернулся в райздравотдел: все, даю добро. И 1 сентября 1956 года вышел на работу.

– Кем вы трудились, каким врачом?

– Участок дали довольно большой. До меня там работала женщина, которая ушла на пенсию. Так что на некоторое время микрорайон лишился доктора. Сначала я испугался – справлюсь ли. На моем участке, на 1-й Парковой, располагалась – кстати, и теперь находится – меховая фабрика. Ее многочисленные сотрудницы, конечно, у меня лечились.

Но глаза боятся, а руки делают. Итак, надел я белый халат. И приступил к работе. Не знаю, но ощущение, что кто-то из «небесной канцелярии» вел меня по жизни. Потому что мне в очередной раз крупно повезло. Со мной трудилась опытнейшая медсестра. Она знала всех больных, которые обращались к нам.

– Можем назвать ее?

– Лена. Она, собственно, сильно выручала меня. Знаете, в каком плане? Могла безошибочно указать, кто симулянт, кто, действительно, приходит за больничным, а кто намерен обмануть доктора. Кроме того, Лена великолепно знала фармакологию. Мне было достаточно назвать препарат, и она уже выписывала рецепт, даже карточки заполняла. То есть это был незаменимый сотрудник. Потом ее от меня забрали. Я очень расстроился. Потрясающая медсестра! С ней самый тяжелый – начальный – период работы прошел у меня удивительно гладко. Практика в поликлинике на должности участкового терапевта дала очень много. Для молодого специалиста – это хорошая школа.

– А когда произошла следующая «счастливая случайность» – вы стали спортивным доктором? Думали ли о подобной специализации в институте?

– А чего думать-то? Не было такой специальности! Была кафедра лечебной физкультуры, но на ее лекции почти никто не ходил…

Хронический недостаток отечественной медицины – мы, по сути, не готовим спортивных врачей. Еще при СССР был лишь в Тарту факультет, выпускавший специалистов нашего профиля. Теперь и этого нет.

Другое дело, что без спорта своего существования я смолоду не мыслил. Недаром после института за моими плечами был 2-й разряд по баскетболу, а также серьезные увлечения боксом и, конечно, футболом, который я изначально любил больше всего. Еще в детстве стал страстным поклонником московского «Торпедо». Особенно восхищала игра Александра Пономарева, Эдуарда Стрельцова, Валентина Иванова, Валерия Воронина… До сих пор они – мои кумиры. Помню, каким счастьем было в первые послевоенные годы попасть на Восточную трибуну «Динамо», чтобы наблюдать за выступлениями любимцев. Я всеми правдами и неправдами стремился раздобыть билеты на матчи автозаводцев.

Теперь, по прошествии десятилетий, понимаю, почему тогда мое особое внимание привлек человек с чемоданчиком, который сразу выбегал на поле, когда кто-то из игроков долго не поднимался на ноги. Догадываюсь, что не случайно меня так жгуче интересовали вопросы: а что у него в чемоданчике? Почему футболист после того, как подбегал врач, вставал и снова вступал в игру? Что говорил ему врач, какое давал лекарство?

Именно тогда запомнился торпедовский доктор – крепко сбитый, среднего роста мужчина с лысой головой. Позже случайно мне стало известно, что в команде его зовут Батя. И я по-хорошему завидовал Бате, его большому опыту и, конечно, тому, что он лечил уважаемых мной мастеров, разговаривал с ними, шутил, ездил по стране. Так что мечта стать спортивным врачом, хоть исподволь, но, видимо, уже тогда жила во мне.

Дальше все решила очередная счастливая случайность. Дом, где проживали сотрудники Спорткомитета СССР, находился на моем участке. Однажды я получил туда вызов. Пришел. Женщина на постельном режиме. Рассказала мне свою историю болезни: страдает гипертонией, случилось то-то и то-то. До меня ее смотрели невропатологи. И поставили диагноз – гипертонический криз. А меня она вызвала, чтобы, во-первых, продлить больничный лист (тогда с этим было строго), а, во-вторых, услышать еще одно мнение, чем дальше ее лечить. Тут следует нескромно разъяснить, что слух обо мне уже облетел по участку: мол, пришел совсем молодой, но толковый врач, к тому же внимательный, заботливый.

Видимо, и до нее добралась молва: ведь могла бы меня и не вызывать, но вызвала. Случай оказался очень непростой. Требовался комплекс лечебных мероприятий. В их числе – внутривенные вливания тех или иных препаратов, которые следовало вводить в стационарных условиях. Нам, врачам, на дому это категорически запрещалось делать. Определенная, сложная в иных условиях стерильность должна была соблюдаться. Но я, чтобы не возить ее в поликлинику – словом, не мучить, – пошел на риск: начал внутривенные вливания делать ей дома. К счастью, мои усилия увенчались успехом. Она стала потихоньку подниматься. Потом осторожно встала на ноги. И в конце концов стала ходить.

Все это время я ее, что называется, вел. Женщина, которую звали Лариса Яковлевна Козлова, оказалась очень симпатичной. К тому же, как позже выяснилось, являлась далеко не последним человеком в руководстве Спорткомитета СССР – возглавляла парторганизацию. Так вот, когда она сама смогла прийти в поликлинику, то обратилась ко мне: «Савелий Евсеевич, закрывайте больничный – я могу работать». Уходя, она вежливо спросила: «Доктор, что мне для вас сделать?» Тут я припомнил, что год назад под крышей главного стадиона страны открылся диспансер по обслуживанию сборных СССР: «Устройте в «Лужники»!» – «Попробую». Дальше начался период, занявший определенное время и отнявший немало сил. Потому что уходил я из поликлиники, можно сказать, с боем…

– Ну, это же, Савелий Евсеевич, понятно: по тогдашнему закону, будучи молодым специалистом, вы не имели права столь быстро покидать место распределения!

– Правильно, не имел. Три года, напомню, должен был отработать. Чтобы уйти досрочно в порядке исключения – требовалось письмо очень мощной инстанции. А тут, как нарочно, занялись реорганизацией: нашу 50-ю поликлинику объединяли с 57-й больницей на 11-й Парковой. Ее главврач, соответственно, стал курировать и поликлинику. А у нас – и свой главврач, который – только я заикнулся об уходе – мне: «Какой спорт? Ты у нас будешь «зав», «глав»…». И все такое!

А ведь еще над нами «стояли» рай– и горздрав! Да и на новое место службы так просто не устроиться. Чтобы работать с любой советской сборной, требовался допуск.

– Какой допуск имеется в виду?

– Ну, не к секретной информации, разумеется. Просто по специфике работы предстояли выезды за границу. А в силу существовавшего тогда порядка каждый кандидат должен был пройти «фильтр» – кадровую проверку и получить разрешение КГБ. В обиходе это называлось «стать выездным».

Сначала минули дни. Потом недели. А там счет и на месяцы пошел. От Ларисы Яковлевны не было ни слуху, ни духу, ни телефонного звонка. Я уж и рукой махнул. Но вдруг звонок:

«Савелий Евсеевич! Вам нужно явиться в «Лужники» в диспансер к главному врачу Куприяновой. Скажете, что от меня». Я помчался. Предстал перед Татьяной Павловной. А она, внимательно на меня взглянув, спросила:

– Ну что, хочешь у нас работать?

– Хочу, – говорю и счастью своему не верю.

– Оставь свои координаты и жди нашего звонка.

И снова тишина. А у меня все мысли только о новой работе. Еле дождался, когда Куприянова позвонила:

– Тебе нужно явиться в городской отдел здравоохранения, к начальнику отдела кадров Иванову. Очень важно уладить с ним вопрос о твоем переходе.

Оказывается, за минувший период времени они не дремали – составили петицию с ходатайством парткома. А главное – подготовили письмо за подписью самого Николая Николаевича Романова. Тогда это была очень весомая фигура: как-никак председатель Спорткомитета СССР!

Что тут скажешь? С одной стороны, опять как будто подфартило. Но с другой – была в этой удаче и объективная сторона. Шел 1957 год. Москва готовилась к проведению Международного фестиваля молодежи и студентов. Там требовались кадры для работы, в том числе медики. Так что это, собственно, и стало основным аргументом, которым мои добровольные ходатаи в Спорткомитете воспользовались при составлении прошения. Оставалось «перескочить» через горздрав. Тут-то и возникла заминка. Пришел к товарищу Иванову. Отсидел на приеме длинную очередь. Зашел в кабинет, представился. А он, выслушав, решительно ответил:

– Вот что, ты голову здесь не морочь! Ищи себе замену в поликлинику, тогда отпущу. Без этого – никаких переходов, отработай положенных три года.

Я прямо-таки взмолился:

– Где же возьму эту замену?

А он:

– И у меня нет никого! А ты – как хочешь…

Словом, так я и ушел ни с чем. Расстроился, конечно, страшно. Потом через некоторое время думаю, дай-ка я опять поеду к Иванову. А дело было как раз в июне. В мединститутах только что госэкзамены закончились. Некоторые выпускники – те, что имели свободное распределение, – должны были явиться в горздрав на предмет направления в соответствии с имеющимися вакансиями. Так что, когда я добрался до кабинета Иванова, к нему на прием выстроился длиннющий хвост из «полувольных» выпускников. Ну, встал я в очередь за симпатичной девушкой. Фамилию ее до сих пор помню – Краснова. Стоя в очереди, разговорились. Я поинтересовался:

– А вы чего здесь?

Она и ответила:

– Да вот получила свободное распределение. Поскольку мама инвалид, меня в Москве оставили, живем мы в Первомайском районе.

Я тогда, еще не веря своему счастью, переспросил:

– Где-где?

– В Первомайском районе.

– Елки-палки, да я же тоже там живу! А в чем проблема?

– Да вот хотелось бы работать ближе к дому.

– К примеру, 50-я поликлиника устроит?

Она, кстати, была информирована:

– Я знаю, где 50-я. Конечно, хотела бы там трудиться.

– Ну, так я сейчас все устрою!

Еле дождавшись своей очереди, зашел к Иванову. Подняв от бумаг голову, он сразу отреагировал на мое появление:

– Опять ты здесь? Нет у меня замены!

– Это ничего, – отвечаю. – У вас нет, а у меня есть. Минуточку!

Завел девушку в кабинет. Иванов стал рассматривать ее документы. После чего лишь два вопроса задал. Один ей:

– Хотите работать в 50-й?

– Хочу!

Второй мне:

– Не передумал?

– Нет!

Тогда он нажал кнопку, вызвал секретаря и велел: «Подготовьте два приказа: на Краснову в 50-ю поликлинику и на Мышалова – в диспансер № 2 в Лужники».

Все! «Лед тронулся…»

– Ну и с чего началась ваша работа в лужниковском диспансере?

– Меня сразу привлекли к фестивальным мероприятиям, назначив ответственным врачом соревнований по боксу, проходивших в соседнем Дворце спорта «Лужники». Я, собственно, дежурил около ринга. Тогда еще был жив легендарный Николай Федорович Королев, абсолютный чемпион СССР по боксу и почетный гость фестиваля. Там мы и познакомились. В дни турнира состоялось мое «боевое крещение». С участием чемпиона СССР Засухина из Минска – он, по-моему, и первенство Европы выигрывал. Во время одного из боев он выбил себе сустав большого пальца. Боль страшная! Тогда врач команды сказал: «Здесь дежурный доктор сидит».

– Почему же врач команды сам не стал оказывать помощь?

– Понятия не имею. Я сделал травмированному боксеру блокаду. Когда ввел иглу в сустав, Засухин потерял сознание. Видимо, не переносил уколы. Потом, правда, быстро пришел в себя. Однако я тоже был на грани потери сознания, ибо впервые столкнулся с подобной проблемой. Но он ко мне обратился – отказать было нельзя. Отказ – это, считай, дискредитация нашей профессии. Да и пострадавший в меня верил. Ему, между прочим, предстояло выступать в финале.

– Обошлось?

– Да. Он вышел на ринг. И, кстати, победил. А я после фестивальных соревнований приступил к работе собственно в диспансере. Поначалу она оказалась примерно такой же, как у участкового. Только вся разница в том, что на дом следовало выезжать не к простым больным, а к спортсменам. Тут-то Его Величество Случай снова сработал… Только я как-то вернулся с участка, а Татьяна Павловна, главный врач диспансера, говорит:

– Есть срочный вызов на дом! Поезжай!

– К кому, куда?

– В высотку на Котельнической набережной. К Олегу Гончаренко!

Его имя тогда гремело – трехкратный чемпион мира по конькам. Он и квартиру в легендарном доме получил, когда впервые выиграл высший титул. Ну, дали мне машину, поехал. Чемпион оказался очень симпатичным человеком. Да и возиться особенно не пришлось. Типичная простуда. Объяснил, что делать, выписал рецепты. Вот, собственно, и все. Но Олег и его красавица-жена Александра меня чай пить усадили. Показалось, что я, доктор, им глянулся. Потому что при прощании протянули листочек с номером телефона: «Звоните!» А юмор в том, что жил я тогда на Измайловском шоссе, в квартире без телефона. Так что пришлось объяснить, что «связь придется поддерживать через диспансер». Ну и, конечно, добавил: «Если что-то вновь потребуется, я приеду».

Кто тогда мог знать, что судьба меня уже подхватила и повела… Через некоторое время снова получаю вызов. Главврач Куприянова озабоченно сказала мне:

– Слушай, конькобежцы совсем одолели! Причем одни «звезды»!

На этот раз – Евгений Романович Гришин, олимпийский чемпион. По первой встрече мне не очень показался. Мрачный какой-то. Увидел, что приехал молодой врач. И как-то отнесся, дескать, «кого прислали». А у него обыкновенный грипп – не тяжкий случай. Словом, контакт не получился. Поставил диагноз, выписал рецепт. Гришин молча все принял, буркнул на прощание «спасибо», и я уехал.

Проходит какое-то время. Куприянова меня вдруг к себе вызвала: «Знаешь, что? Мы решили прикрепить тебя к «конькам». Поезжай-ка в Спорткомитет, разыщи там Константина Константиновича Кудрявцева, главного тренера сборной. Скажи, что я тебя прислала…»

– Савелий Евсеевич! Объясните, пожалуйста: вы тогда – молодой врач, и, прямо скажем, малоопытный. Неужели кадровый дефицит вынудил командировать вас, новичка?

– Насчет «дефицита» не скажу – не знаю. В диспансере, обслуживавшем участников сборных, работало немало выпускников нашего института. Многие были гораздо опытнее меня, считались хорошими врачами и неплохими спортсменами. Просто срочно потребовалась замена. До меня с конькобежцами несколько лет работал доктор Байдукалов. Человек в возрасте. В поликлинике Минздрава РСФСР числился невропатологом. Не знаю, что стало конкретной причиной, но конькобежцы были им недовольны. Тут-то я и подвернулся!

– А как вас встретил легендарный Кудрявцев?

– Не то чтобы удивился. Но восторг на лице явно не просматривался. Я ему: вот-де, направила меня к вам главврач лужниковского диспансера. А он, метнув на меня строгим взглядом, спросил:

– Где раньше работали?

– Участковым. Последнее время обслуживал соревнования по боксу.

Он подумал, еще раз на меня пристально глянул и сказал:

– Знаешь что…

– И сразу на «ты»?

– Да. Ну, я все ж молодой врач, 25 лет. А он – величина: крупный, представительный, умные глаза, высокий лоб – такое большое впечатление на меня произвел…

– Раньше о нем не были наслышаны?

– Абсолютно нет. Зато он, как выяснилось, уже кое-что обо мне знал. Потому что вдруг, продолжая, заметил:

– Знаешь что – мне уже все уши прожужжали насчет тебя.

Я переспросил:

– А кто это «жужжал»?

– Ну как же! И Гончаренко, и Гришин.

Ну, что Гончаренко – я еще мог себе представить. (Мне потом стало известно, что он Кудрявцеву сказал: «Чего ищете? Вот есть доктор. Давайте возьмем его на первый предсезонный сбор!») Но то, что я и Гришину, оказывается, запал в душу, меня здорово поразило.

Глава 2

Пульс в процессе «парного катания»

– Итак, Савелий Евсеевич, мечта ваша сбылась. Но как-то наполовину, что ли. Ведь, судя по студенческим грезам, совсем не с конькобежцами в будущем себя видеть хотели. На самом деле прицеливались к месту врача футбольной команды.

– Именно прицеливался. И когда стал работать в лужниковском диспансере, иногда проводил обследование футболистов. А в один прекрасный день даже познакомился со своим как-то заглянувшим в диспансер кумиром – тем самым Батей, на работу которого во время игр любимого московского «Торпедо» когда-то засматривался.

В миру Батю звали Сергей Федорович Егоров. Оказывается, он не имел высшего медицинского образования, трудился фельдшером. В «Торпедо» проработал два десятка лет! Футболисты в нем души не чаяли. В работе пользовался одному ему известными травами, примочками. За двое-трое суток мог вылечить любое растяжение. Имел собственные рецепты мазей. И волшебные руки массажиста. Мы подружились. Бывало, спрашивал у него:

– Дядя Сережа, чем вы игроков лечите?

А он, улыбаясь, отвечал мне, совсем тогда молодому:

– Погоди, Савушка, уйду на пенсию, все тебе оставлю.

Увы! Не успел передать мне свои тайны Сергей Федорович. Умер. Правда, некоторые его советы я записал. И пользуюсь ими по сей день.

Что касается конькобежцев, то и тут я благодарен судьбе. И не только из-за того, что сразу попал не куда-нибудь, а в сборную СССР. А прежде всего потому, что встретил здесь и работал с замечательными людьми – именитыми тренерами и спортсменами. Ну, судите сами! Ведь тогда, в конце 1950-х, ее костяк составляли «звезды» мировой величины: Гончаренко, Гришин, Шилков, Скобликова, Артамонова… Я сразу попал в очень хороший коллектив, который возглавлял великий наставник Кудрявцев.

Практически это он направил все мои профессиональные знания к данному виду спорта, заставил работать над проблемами, которые его, старшего тренера сборной, волновали больше всего. Фактически с его подачи началась моя работа по определению потенциальных возможностей конькобежцев, что позволило точнее прогнозировать результаты. Именно он первый потребовал моего активного вмешательства в учебный процесс. В результате – работа в конькобежной сборной СССР сделала из меня специалиста этого вида спорта.

– Савелий Евсеевич! О той легендарной дружине – ее тренерах и лидерах – мы еще поговорим. А пока давайте вернемся к истокам – первому сбору в 1957 году, когда началась ваша работа в конькобежном спорте.

– «Предсезонку» наметили провести в районе Челябинска – Златоуста. Там есть озеро Туркояк, а рядом – дом отдыха Златоустовского металлургического комбината. Почему именно туда? Да потому что вблизи находилось маленькое озеро Инышко. Оно очень рано замерзало. Тогда же не было искусственных катков. Конькобежцы искали ранний лед. И по рекомендации, наверное, челябинцев, решили, что именно туда следует ехать. Так сборная СССР по конькам – и женщины, и мужчины – прибыла на Инышко. Увы! Сразу не повезло: температура установилась в районе +10, и никакого льда даже в помине не было.

– Как вы там сами себя ощущали?

– Я так понял, что для меня тот сбор оказался испытательным. И тренеры, и спортсмены очень осторожно ко мне относились, наблюдали за моей работой. Из конькобежцев в то время на Урале находились лучшие мастера. Борис Шилков, Олег Гончаренко, Евгений Гришин. Лидия Скобликова только начинала… Валентина Стенина, Инга Артамонова, Софья Кондакова, Римма Жукова – сплошные «звезды». По сути, я в лучшем случае был ровесником тех, кто рядом тренировался. А часто еще моложе.

Конечно, было непросто. Ведь тогда я воспринимал себя совершенным «нулем» в спортивной медицине. К тому же надо было понять специфику. Первоначально даже не представлял, что мне надо делать, кроме того, что давать таблетки от насморка. Нужен был функциональный контроль за ребятами. А как это организовать, я даже себе не представлял. Ну, считал пульс, давление мерил, чего-то там изобретал…

– Это был первый тест, который вам предстояло пройти на том сборе?

– Ну да. Узнав об отсутствии льда, из Москвы поступила «команда» о срочной передислокации в Иркутск: туда пришла настоящая зима, мороз – минус 5—10, на стадионе можно заливать лед. Так что всей компанией переехали в Восточную Сибирь и начали полноценные тренировки. Здесь-то и состоялся мой первый экзамен. На тех сборах впервые увидел в деле сильнейших конькобежцев, их тренеров. Для меня это стало откровением.

– Вы сказали «тренеров». Их было много?

– Каждая «звезда» имела наставника. Но руководил, курировал всю работу Кудрявцев. Он был главным. Тренеры ежедневно собирались, обсуждая планы, конкретные занятия. Подробно рассматривались возможности каждого спортсмена. Составлялась программа на ближайшую неделю. Они пару раз собрались, а я туда не являлся. Вот тогда меня «поймал» Кудрявцев:

– Савелий (уже по имени называл)! Ты чего не ходишь на тренерский совет?

– Разве мое присутствие необходимо?

– А как же!

Это был первый и, пожалуй, наиболее важный урок. Кудрявцев напомнил – моя будущая должность «тренер-врач» – названа так не ради красного словца. С того момента стал участвовать в дикуссиях наставников. И когда обсуждалась программа подготовки, допустим, Гончаренко, мне сразу задавался вопрос: «Доктор, а что вы скажете о его сегодняшнем состоянии?»

После первого такого случая я понял: чтобы отвечать на подобные вопросы, надо что-то делать. Поэтому – это была моя инициатива – ввел в практику утренние обследования. Они заключались в том, что я не просто мерил пульс и давление, а давал какую-то нагрузку, проводил функциональные пробы. Так у меня накапливалась нужная для тренировочного процесса информация по каждому спортсмену. По мере углубления в работу я уже мог отвечать на многие вопросы, волнующие конькобежцев и их наставников. При этом все глубже вникал в суть подготовки. Тем более, в моем присутствии обсуждалось все: какие давать отрезки, сколько по времени хронометрировать… В результате – через какой-то период времени ко мне даже конькобежцы высокого уровня стали обращаться с ключевым вопросом: завтра – тренировка, как вы считаете, для меня это реально?

Когда стало складываться столь полезное для дела взаимное общение, мне стало понятно: все – я остался в этом виде спорта. Тем более, к тому же сам – не фигурально, а реально – стал на коньки.

– Это как?

– Научился! Мне подарили норвежские коньки. Я намек понял. Ведь некоторые обследования предстояло делать на ходу. После финиша конькобежец подхватывал меня под руку, мы ехали рядом, а я мерил давление, пульс…

– Многому пришлось учиться?

– Да, я все время что-то познавал. Поймите, мне очень нравится медицина как таковая. И никогда никому в помощи не отказывал – будь это спортивная травма или обычная болячка. Даже если помощь надо было оказывать не спортсменам, а кому-то из их родных или близких. Однако на одной благожелательности далеко не уедешь. С моего районного участка в «коньки» я пришел вполне квалифицированным терапевтом. Но не более того. А соприкоснувшись с конькобежцами, быстро открыл для себя, что там колоссальное значение имеет не столько травма (они в этом виде не так часты), сколько функциональная диагностика. Для меня же эта область была целиной непаханой. Поэтому моим «хобби» в тот период стало посещение различных курсов – по функциональной диагностике, спортивной электрокардиографии, курсы в Центральном институте усовершенствования врачей на базе Боткинской больницы – причем именно нашего профиля, спортивного…

– Но вернемся к вашему начальному периоду работы в конькобежной сборной. Расскажите, пожалуйста, о первом случае, потребовавшем вашего вмешательства.

– На сборе в Иркутске Гришин получил травму. Есть такая группа мышц – аддукторы, приводящие-отводящие мышцы внутренней поверхности бедра, место прикрепления их в паховой области к лобковой кости. Вот Евгений во время отработки старта (конькобежцы с места же бегут) и дернул эту мышцу. Нынешняя медицина по сравнению с тем, чем мы располагали в то время – день и ночь, небо и земля. Тогда в моем чемоданчике, кроме мази «бон-бенге», которую можно было купить в любой аптеке, хранились «апизатрон» из ГДР, пчелиный яд и еще кое-что из обычной медицинской аппаратуры. Ситуация усугублялась тем, что все в этом случае для меня было впервые. Поэтому я и предложил:

– Женя, пошли в поликлинику! Пусть там врач посмотрит, назначит лечение.

Это была моя ошибка. Гришин, правда, возражать не стал:

– Ну ладно, пошли!

Отыскали ближайшую поликлинику, зашли к главврачу. Я представился и объяснил, что вот-де олимпийский чемпион и у него такая-то травма. Гришина направили к хирургу-женщине. Она положила Женю на кушетку, начала щупать, велела «спустить трусики». А Гришин – он же с характером, железный человек – смотрю, у него глаза нехорошо засверкали, скулы задвигались. Словом, пронзил меня взглядом, когда хирург к нему полезла. Она ему выписала какую-то болтушку. Но когда мы вышли, Гришин сердито выговорил:

– Учти, это в последний раз! Есть ты! Тебе я доверяю. И ни к каким врачам меня больше не води. Лечи сам!

Это было первое ЧП и одновременно очередной урок. Я, конечно, поставил в известность руководство. И в принципе все завершилось благополучно. Но гришинская отповедь запомнилась крепко-накрепко. А далее он больше никого из докторов, кроме меня, не признавал…

– Да, непростой и хлопотной оказалась ваша работа в сборной конькобежцев. Все-таки более 12 лет. Да и в коллективе, где кого ни возьми – «звезда» и личность. Не устали за столь долгий срок друг от друга?

– Нет. Там сложилась комфортная обстановка. А главное – я чувствовал свою востребованность. Единственное «но» – бесконечные разъезды: Москва – Иркутск, Москва – Свердловск, Москва – Челябинск…

– А за границу когда впервые выехали?

– В 1958-м. В Финляндию, на первенство мира. По дороге сначала заехали в Швецию, на чемпионат Европы, где нам не повезло. Искусственных катков тогда не было. А тут грянула непредвиденная оттепель. Организаторам чудом удалось сохранить лед. Но наши ребята попали в 3-ю, заключительную группу. И бежали по расквашенным дорожкам. Тем не менее, выступили хорошо. И в Эскильстуне (Швеция), и в Хельсинки (Финляндия). Как раз тогда Гончаренко дубль сделал – последний раз стал чемпионом мира и Европы. После чего с двумя лавровыми венками мы вернулись в Москву.

– Там, получается, вам было 26 лет. Времена «железного занавеса». Тогда в жизни любого гражданина СССР это становилось событием. Волновались перед выездом?

– Мое волнение, если можно так выразиться, носило прозаический характер. Я был из малообеспеченной семьи, одет более чем скромно. За год до того, работая участковым врачом, получал около 80 рублей. При этом, насколько позволяли возможности, старался выглядеть аккуратным. И, в общем-то, внешне производил благоприятное впечатление. Только куда мне было до ребят из сборной. Все-таки они уже не раз выезжали. И даже на сборах выглядели по тем временам щеголевато. А у меня – костюмчик из ГДР за 30 рублей и пальто, перешитое из отцовской шинели. Обувь какую-то – кажется, югославскую – я приобрел перед отъездом.

– Но уж, наверное, за границей появилась возможность приодеться?

– Да. Нам выдавали суточные в местной валюте. И того, что я получил, хватило, чтобы купить костюм, белую нейлоновую рубашку – тогда последний писк моды, галстук. Кстати, в стокгольмский магазин меня ребята потащили. Они там бывали не раз, знали про скидки. Инициатива от Гончаренко исходила. У полок я от одного выбора костюмов растерялся. И все боялся, что денег не хватит:

– Успокойся, – утешал Олег. – Не хватит – добавим.

Словом, выбрали костюм.

– А это, – настоятельно посоветовали, – в чем приехал – можешь выбросить в урну.

Когда вернулся с покупками в отель и, надев обновку, вышел к обеду, меня не узнали. Я и сам поначалу чувствовал себя непривычно. На фоне того, что можно было видеть тогда в социалистическом Советском Союзе и капиталистической Швеции – небо и земля, конечно. Но процесс пошел. И имел продолжение в Финляндии, где снова выдали суточные. Кстати, там инициатива снова исходила от «звезд» – Гончаренко, Гришина, Меркулова.

– Знаешь, – сказали они, обступив меня со всех сторон, – давай-ка бросай свое пальто к едрене фене!

И повели в универмаг, где купили то, что сами носили, – нечто вроде макинтоша. На теплой подстежке – ее можно было оставлять и осенью. Я в этой обновке по возвращении в Москву наделал фурор…

– ???

– Уже после чемпионата мира в Хельсинки Международная конькобежная федерация организовала турне по Скандинавии с участием всех призеров, включая Гончаренко и Гришина. А остальные возвращались домой. Олег, напомню, стал обладателем двух лавровых венков. Поскольку мы с ним еще до поездки – на сборах – подружились, он по-свойски попросил:

– Слушай, Савелий! Захвати венки. В Москве, в аэропорту, будет жена Шура встречать. Я ей звонил…

Ну, прилетели. У трапа толпа встречающих, журналисты… Все недоумевают:

– Где же Гончаренко?

А я один венок на себя надел, другой в руке понес. Все объективы направили, естественно, на меня. Правда, журналисты разобрались быстро – Гончаренко многие в лицо знали. Зато меня в макинтоше даже мои школьные и институтские друзья не сразу распознали. Для них мой выезд за границу стал экстраординарным событием. Так что ребята меня встречали так, как позже приветствовали космонавтов после их полетов. Тогда как уезжали мы без помпы. Пройдя перед этим процедуру, о которой ныне многие забыли, а молодые, слава богу, и вовсе не имеют представления.

– Насколько понимаю, речь идет о беседе с выезжающими за рубеж, наличии в делегации специального сопровождающего? И как было у вас?

– На инструктаж пригласили аж в ЦК КПСС. Там заводили в спецкомнату, где рассказывали, что нас ждет, как мы должны себя вести. Каждый подписывал какой-то документ, что-де с правилами поведения ознакомлен… А в составе делегации в обязательном порядке выезжал сотрудник Комитета государственной безопасности (КГБ).

– И как его официально представляли?

– В списках для принимающей стороны значился как тренер или переводчик. Словом, «сочиняли» маскировочные должности.

– Забавно! Особенно насчет «тренера Ивана Иваныча», который внезапно, перед выездом возникал в делегации. А к чему вас готовили на инструктаже?

– Ну, что вы! Все происходило очень серьезно. Нас, например, предупреждали: по одному в город не шастать, особо с иностранцами в полемику не вступать. Если я, допустим, куда-то отлучался – скажем, в магазин, должен был «Ивана Ивановича» известить.

– А между собой общаться это лишнее «ухо» не мешало?

– Да мы его присутствия не замечали. Нас же на привязи не держали. Но внутренне, конечно, ощущали ограничения, рамки, которые нельзя нарушать.

– Кстати, а как у вас со знанием иностранных языков дело обстояло?

– Сначала слабовато. Хотя я хорошо учился и в школе, и в институте. Немецкий на бытовом уровне был у меня вполне. Но с этим «вполне» – даже если бы я и хотел «вступить в полемику», вряд ли удалось бы. В дальнейшем, правда, я практиковался. В результате – свободнее и разговаривал, и понимал. Особенно после того, как мы проводили сборы в Берлине – там появилась искусственная дорожка, а у нас долго ее не было. По этой причине, готовясь к сезону, мы в ГДР оставались чуть ли не по месяцу.

– Никаких ЧП за рубежом не возникало? Ну, например, когда в Швецию впервые выехали?

– Нет, не было. А позже «Иван Ивановичи» даже не всегда в делегации присутствовали.

– Неужели стали больше доверять?

– Трудно сказать! Но не припомню, что когда, например, в 1963–1964 годах выезжали, нас кто-то из «конторы» сопровождал.

– Предполагаю, что и без них находили в делегации человека, которому нештатно поручали вас контролировать.

– Вероятно. В конце концов, в любой делегации назначался руководитель. Или его заместитель. Судя по тому, что один из них вдруг в одночасье сделал меня «невыездным», функции «Ивана Ивановича» в их должностные обязанности входили…

– Когда и как это случилось?

– В 1959-м, незадолго до выезда на чемпионаты Европы и мира, меня вдруг «отсекли». Я у Кудрявцева спрашиваю:

– В чем дело, меня даже не оформляют?

А он:

– Там какая-то заковырка.

Где я «прокололся», так и не понял. Причем официальные лица ничего даже объяснять не стали. Просто вместо меня в поездку взяли другого врача. Тогда по собственной инициативе решил все выяснить. Пошел на прием к тогдашнему председателю Спорткомитета СССР Романову. Но он с отговорками особо не мудрил. Нес какой-то примитив: вот, мол, есть мнение, чтобы не только ты в «коньках» работал, чтобы еще кто-то из врачей там сотрудничал… Напоследок даже такую фразу кинул: дескать, давай, работай в других видах спорта.

Итак, «отцепили». И прикрепили к стрелкам – должно быть, потому, что врач с ними за рубеж не выезжает: нет необходимости.

– И сколько же вы оставались невыездным?

– До 1962 года.

– Чем эти годы занимались?

– Сначала работал со сборной СССР по стрельбе. Был у них главный тренер – Андреев Илья Константинович. Так он «пробил» для меня поездку с командой в Венгрию. Тогда в социалистическую страну с оформлением было проще. Все равно хоть какая-то подвижка. Потом меня перевели к ватерполистам. На соревнования за рубежом они ездили без меня: врачи по определению есть в каждом бассейне. Сама сборная представляла собой плеяду «звезд»: Виталий Ушаков, известный в прошлом пловец, рекордсмен, Петр Мшвениерадзе, Владимир Семенов, Анатолий Карташов…

– Савелий Евсеевич! А тогда, в 1958-м, вы разве не находились в рядах КПСС?

– В том-то и дело, что еще не стал коммунистом. Меня тогда главврач Куприянова чуть ли не силком заставляла:

– Знаешь что! Вступай-ка ты в партию! Может, это тебе поможет?!

Все, кстати, кто меня знал, недоумевали, почему это я вдруг невыездным стал. Как писали в тогдашних характеристиках, в порочащих связях замечен не был, в контакт с иностранцами не вступал. Да и в партию, что самое интересное, меня без проблем приняли. Случилось это, кажется, в 1961-м. Получается, не посмотрели, выездной/невыездной я.

В том же году все прояснилось. Причем случайно. Дежурил я как-то в диспансере. На прием зашел прикрепленный к нам сотрудник протокольного отдела Спорткомитета Ломакин. Чтобы современному читателю было понятно, это, считай, тот же чекист, но под «крышей». Тогда об этом никто вслух не говорил, но все знали. Ну, пришел и пришел. Направили его ко мне. Мне его звание до «фонаря». А вот состояние встревожило – очень уж на воспаление легких похоже. Взялся я за лечение всерьез. А в процессе выяснилось, что человек очень даже симпатичный. Общались мы раз, другой, третий. А потом он вдруг спросил:

– А что ты тут делаешь? Почему не со «своими» конькобежцами?

– Да сам без понятия. Съездил в Швецию, Финляндию. А потом как отрубило!

Словом, рассказал всю историю. Он выслушал и говорит:

– Ну, ладно! Чем смогу, помогу. По крайней мере, выясню, в чем дело.

Я уж не знаю, в каких документах он копался, но отрыл интересную бумажку – объяснительную записку руководителя нашей делегации в Швеции. Звали его Дмитрий Григорьевич Кузнецов. В те годы завкафедрой гимнастики Государственного Центрального ордена Ленина института физкультуры (ныне – Российская госакадемия физической культуры. – Прим. Г.К.). Так вот этот главный в делегации деятель про меня в записке черт-те что сочинил – например, что я чуть ли не валютными махинациями занимался. Тут надо пояснить, о какой «махинации» речь идет. Когда выезжали за границу, то получали суточные в валюте. Но по-разному. Если я, например, питался с ребятами, то получал 30 % суточных – где-то 5 долларов в день. А если ел самостоятельно, то получал все 100 %.

– Понятно, возникал соблазн самостоятельно устраиваться с едой, чтобы получать полноценные суточные…

– Да нет. При чем тут соблазн?! Все гораздо проще. Ребятам деваться было некуда. Им нужно было полноценно питаться. И получать свои 30 %. А тренерам-то, скажем, чего ходить в ресторан, когда можно взять кипятильник, пакетики суповые, консервы, кормить себя в номере и получать 100 %? А это уже 15 долларов за день.

– Да! Если знать, как тогда котировался невиданный доллар…

– Лучше припомнить, что я тогда копейки получал…

– То жизнь подсказывала.

– Да и было-то все честно, без урона и подтасовок. В самом начале Кудрявцев у меня спросил:

– Ты как питаться будешь, с ребятами?

Я говорю:

– Нет уж, лучше с вами…

Но я врач – должен контролировать их питание. Поэтому приходил в ресторан, где кушали ребята, составлял меню, но за столом с ними не оставался.

Вот Кузнецов в своем доносе, простите, отчете, все и перевернул. И понятно почему. Когда мы находились в Финляндии, он как-то зашел ко мне с просьбой: «Доктор, спирт есть?» Ни по имени, ни по отчеству, просто – доктор. Я и ответил: «Есть, но для работы». У меня, действительно, немного было. Но он в это «немного» не поверил. «Как же ты, – говорит, – выезжаешь за границу без запаса?»

Словом, отказал я. Вот он в отместку и накатал потом, что я «в корыстных целях» пошел поперек «логики», согласно которой должен питаться вместе со спортсменами. Будто я действительно не только обязанностей своих не выполнил, но еще и «казну объел»!

Вот такой мстительной сволочью Кузнецов оказался!

– Еще бы! Он, понятное дело, рассчитывал, что вы его каждый день будете спиртом обеспечивать.

– Наверное. Он пьющий оказался: всю водку, которую взял с собой, в первый же день за границей выжрал.

– Ну, а после того, как с помощью Ломакина концы нашлись, что-то удалось предпринять для исправления ситуации?

– Тут отмечу, что несмотря ни на что конькобежцы – и в первую очередь Кудрявцев – не прекращали усилий, чтобы меня вернуть в сборную. К тому же работал тогда в Спорткомитете начальник отдела конькобежного спорта Виктор Семенович Капитонов. Он ко мне очень хорошо относился. Вот они с Кудрявцевым за меня и бились.

– И это несмотря на то что вы уже, можно сказать, ушли к стрелкам и ватерполистам.

– Да, выпал вроде из «обоймы».

– А как о подкинутой вам подлянке узнали другие?

– Да очень просто. Как-то в конце 1961 года столкнулись мы нос к носу в Спорткомитете с Кудрявцевым. В 1960-м, оставаясь невыездным, Олимпиаду в Скво-Вэлли (США) я пропустил. А в 1962-м – первенство мира по конькам. Да еще в Москве. Двойная ответственность! У Кудрявцева, конечно, все мысли о предстоящем чемпионате. Вот и завел он меня в кабинет и спросил: «Ну что, как дела?» Тут я ему все и выложил: «А ларчик-то просто открылся. Кузнецов меня «закрыл». Кудрявцев лицом окаменел. Но вслух только два слова сказал: «Все ясно».

Потом я узнал, как он действовал. Уже в 1962-м он в кабинете председателя Спорткомитета прямо потребовал у Романова:

– Нам нужен Мышалов. Он необходим команде – раз мы нацелились выиграть предстоящий чемпионат. Ведь вы такую задачу перед нами ставите?

А тот ответил:

– Другой нет! И быть не может! Иначе вы все отсюда вылетите! Первенство мира в Москве – и чтобы мы кому-то уступили пьедестал?!

– То есть поставил вопрос ребром…

– Да! Но Кудрявцев его на том и подловил: «Тогда давайте нам врача Мышалова». И меня – на сбор. Для поездок за рубеж я еще оставался «закрытым». Но готовились в России. А по стране я оставался вполне «выездным». Далее нашу общую судьбу решали результаты. А они говорили сами за себя: два дня напряженнейших соревнований по многоборью, стотысячный стадион, и на пьедестале – абсолютный чемпион мира Виктор Косичкин!

– То есть победа сборной высветила и ваш вклад в нее. Означало ли это, что реабилитация не за горами?

– Не факт. Потому что вернуть-то меня вернули, но поеду ли дальше с командой, оставалось неизвестным. Однако главное в тот момент заключалось, пожалуй, в другом: все видели, что я работал. Нет, о том, как мы готовили Косичкина – знали лишь участники сборов. Что вообще отдельная песня. Но, думаю, большим начальникам и финала оказалось достаточно. Например, сцены, которая разыгралась после победного финиша Косичкина на заключительной дистанции.

Я в тот момент находился близ точки, которая у конькобежцев называется «биржей» – там обычно кучкуются тренеры, которые «ведут» с нее подопечных. Так вот, я тогда находился даже не на «бирже», а несколько сбоку. И весь стадион видел, что, победно завершив последний круг, Косичкин благодарно бросился мне в объятия…

– Когда же ситуация окончательно переломилась?

– Не скажу точно, но после того чемпионата предстоял выезд, по-моему, «на Европу», в Норвегию. Дежурю я себе в диспансере, как вдруг раздался звонок: срочно в отдел выездов Спорткомитета. Явился. А там работала женщина симпатичная – занималась делами конькобежцев. Она и сообщила: «Савелий, тебя оформляют».

– Именно Кудрявцев своим авторитетом, напором пробил ваше полноценное возвращение в сборную?

– Конечно, он. Кому еще нужен был Мышалов?

– А антигероя этой истории когда-нибудь встречали?

– Нет, Кузнецов вскоре умер.

Глава 3

Айболит на два фронта

– Итак, после благополучного разрешения истории с оговором в личном деле вы, Савелий Евсеевич, вновь оказались в сборной. Как прошло возвращение?

– Уточню: в конькобежной сборной существовало разделение на мужскую и женскую. Соответственно трудились и два врача. Я работал с ребятами. А с девушками – Полина Афанасьевна Судакова. Мы, единомышленники, вместе начали работать в 1957 году. Она, хороший доктор, до сих пор трудится иглотерапевтом, занимается рефлексотерапией. В сборной ее очень любили. Тогда ни тренеры, ни спортсмены не представляли кого-то других на нашем месте: только Судакова и Мышалов. Что для ребят имело большое психологическое значение. К тому же Полина Афанасьевна и я со спортсменами тогда были одногодками, что тоже играло свою роль. Они к нам обращались на «ты». Правда, потом переход все же произошел. Но я этот рубеж даже не сразу заметил. Спустя какое-то время вдруг обратил внимание, что ко мне все чаще обращаются на «вы». Лишь старожилы сборной – в частности, Гришин, Меркулов, Косичкин продолжали называть по имени. Ну, в крайнем случае, просто по отчеству…

Теперь о том, как меня встретили после трехгодичного перерыва. В конце 1961-го – начале 1962-го я ощутил особое тепло, исходящее от ребят. Поначалу думал, что показалось. Но дальнейшее вселило уверенность, что они искренне радовались моему возвращению. Не берусь утверждать точно, что именно их во мне подкупало. Возможно, характер, какие-то человеческие качества. Может, доброжелательное и уважительное отношение. Потому что я в принципе общаюсь со всеми одинаково, невзирая на титулы, звания и масштабы достижений.

Я и к молодым спортсменам – например, быстро ставшему чемпионом Европы Роберту Меркулову, относился столь же внимательно, как, скажем, к прославленному ветерану Гришину. Они отвечали тем же. Так что у меня быстро возникло ощущение, что мы как бы воссоединились. Опять дружно работал и с Полиной Афанасьевной. И это несмотря на то, что хотя подготовка у женщин и мужчин всегда шла совместная, когда наступал сезон, мы разъезжались. Ведь соревнования проходили в разные сроки. Правда, очень скоро все поменялось. Чемпионаты стали проводить одновременно: первыми на дорожки выходили дамы. Вот тогда-то две сборные объединили в одну.

Вследствие чего Судакова перешла в сборную СССР по баскетболу, где стала работать с известным самобытным наставником и психологом Лидией Владимировной Алексеевой. А я остался «в коньках» на двух командах. Естественно, установился тесный контакт с ярчайшими «звездами» тех лет – Лидией Скобликовой, Ингой Артамоновой, Тамарой Рыловой, Валентиной Стениной…

– Безусловно, стало сложнее?

– По-разному. Труднее всего оказалось вначале. Все же врач сборной – очень серьезная должность. Взять хотя бы функциональную диагностику. То есть постоянное наблюдение за тем, насколько функциональные возможности спортсмена соответствуют тренерскому плану. Никакой посторонний специалист не будет изо дня в день этим заниматься. Только доктор команды. И для настоящего наставника эта сторона его работы – просто как хлеб насущный. А мне посчастливилось работать с великими тренерами. С тем же Кудрявцевым в коньках, позже в футболе – с Качалиным, Бесковым, Лобановским… Они, естественно, не были медиками. Поэтому в общении с ними на специальные темы важно было, во-первых, найти такие слова, чтобы мы говорили на одном языке. Второе – и это, пожалуй, самое главное – быть доказательным.

Потому что если, к примеру, приходил к Кудрявцеву и говорил, что вот Косичкину сегодня вместо «льда» лучше назначить гладкий бег по лесу, он обязательно требовал аргументы. Тогда я объяснял, что у спортсмена наблюдаются функциональные изменения, отрицательные сдвиги. Чтобы они исчезли, надо Косичкину на пару дней дать паузу или переключить на другую работу. Дальнейшее должно было подтвердить мою правоту. На первом этапе подобная правота в каждом случае становилась для меня своего рода тестом, благодаря чему я мог продолжать спокойно работать.

Со временем Кудрявцев – а позже и Качалин, и Бесков, и Лобановский – поняли: я вышел на уровень профессионала, с чьим мнением нужно считаться. Дальше мне уже было легче решать все вопросы в сфере своей компетенции самостоятельно. А как иначе? Это все равно, что механик автосервиса будет по каждому поводу обращаться на завод-изготовитель. Да его прогонят через неделю!

– А как насчет привлечения консультантов – узких специалистов?

– В необходимых случаях решение этого вопроса оставалось за мной. Может, поэтому в моей многолетней практике работы с конькобежцами не было случая, чтобы кто-то из тренеров сказал: знаешь, Савелий, ты тут ни хрена не понимаешь, давай вези парня в клинику, консультируй. В подобных ситуациях я сам проявлял инициативу. Скажем, когда надо было разобраться с кардиограммой. Поскольку, хоть и подучился этому, закончив курсы электрокардиографии, не считаю себя таким уж большим специалистом.

Так что с возвращением в сборную профессиональные сложности не стали для меня тайной за семью печатями. Во многом я освоился. А объем работы, естественно, вырос. Правда, я остался не в полном одиночестве. Были у меня в сборной и хорошие помощники. Например, посчастливилось долго работать с Леонидом Николаевичем Смирновым, замечательным специалистом своего дела. Он был не только массажистом, но и прекрасным другом – моим и всех спортсменов. Он раскрыл мне глаза на свою профессию.

До него я лишь понаслышке знал о массажистах. Примитивно представлял их как людей, занятых конкретным физическим трудом. А Смирнов давал настолько ценную информацию – мне и тренерам, что в иных случаях она оказывалась решающей. Например, мог обратить внимание:

– Знаешь, Савелий Евсеевич, Скобликова «забита»: на каком-то участке у нее мышечное напряжение. Не связано ли это с тем, что она изменила технику бега?

Вот так Смирнов попадал в «десятку». Действительно, когда та же Скобликова, Гришин или Косичкин, например, во время подготовительного периода уделяли больше внимания штанге, Леонид Николаевич тут же это отмечал. И сразу делился наблюдениями с нами. По сути, он по-доброму подсказывал. А как часто подстраховывал меня. Ведь у нас, врачей, очень большой объем работы. Чтобы успеть сделать все, что запланировано, как говорится, суток мало. Смирнов изо всех сил помогал – делал компрессы, перевязки… Причем добросовестно, с любовью. Я с ним поработал около 10 лет. И ни за что не выбрал бы себе другого помощника, если бы не – увы! – уход Леонида Николаевича из жизни.

– Савелий Евсеевич! Вы упомянули о важной психоразгрузочной стороне вашего общения с сильнейшими конькобежцами страны. Насколько мне известно, уже в период работы в футбольной сборной для этого привлекались разные творческие бригады, которые наведывались в команду в период подготовки дома и даже ездили с ней на зарубежные турниры. Было ли нечто подобное в работе с конькобежцами?

– Нет. Тогда этого не было!

– Почему?

– Ну, хотя бы потому, что артистам мотаться за нашей командой по стране было не очень-то удобно. Ведь в Москве мы очень мало находились. Искусственные катки в стране тогда не строили. По этой причине в сентябре – октябре сборная вылетала в Иркутск.

– А когда предстояли, допустим, чемпионаты мира, в делегацию не включали, скажем, артистов, снимавших напряжение?

– Нет, такая практика тогда отсутствовала. В те времена спортивные руководители заботились не о нашем хорошем настроении, а больше занимались идеологическими «накачками». Без подобной прелюдии не обходился ни один отъезд за рубеж.

– И как это выглядело?

– Да примерно так же, как при инструктаже перед выездом. Можно сказать, что в чем-то и то, и другое совмещалось. Вызывали «на ковер» тренеров и конькобежцев. Уровень – будь здоров! – ЦК КПСС, идеологический отдел, сектор спорта. Содержание бесед на Старой площади разнообразием не отличалось. Говорили, по существу, одно и то же: что-де за вами Родина, не посрамите, высоко несите и примерно себя ведите… Словом, больше на патриотизм давили! А когда появлялся повод поблагодарить или помочь решить наши проблемы, начиналась «другая песня». Так что ребята имели все основания отрицательно к этому мероприятию относиться.

– Поясните, о чем конкретно идет речь?

– Для иллюстрации кое-что расскажу из практики конца 1950-х – начала 1960-х годов. Как-то проводили мы сборы в Иркутске. На питание в таких случаях спортсменам в клубах выделялось 2 рубля 50 копеек на человека на день. А в сборной – аж на полтинник больше! Чтобы современному читателю было понятней, скажу так: в принципе хватало, но очень скромно. Даже Кудрявцев, видя, что нагрузки у ребят очень высокие, а с калориями для их могучих организмов бедновато, оказался в тупике:

– Савелий, слушай, мало! Надо что-то делать!

Я говорю:

– Запросите Москву! Может, добавят хотя бы копеек по 50 на каждого!

Я-то этот полтинник не с потолка взял. Мы на сборах в Иркутске дней по сорок жили. Так что проблему питания уже и так и сяк рассмотреть пытались. Я даже с завпроизводством ресторана, в котором питались, по меню прикинул. Она со мной согласилась:

– Ну, если по 50 копеек накинут, то, думаю, будет нормально.

После нашего разговора Константин Константинович связался с Москвой. А оттуда резюме: «Какие 50 копеек? Обходитесь своими. Сможете заработать деньги сами – зарабатывайте! Мы не возражаем». Представляете, это в годы плановой экономики! Но главное – случай представился. Из Улан-Удэ поступило приглашение принять участие в показательных выступлениях. За деньги, между прочим.

– Показательные? У конькобежцев? Ну, у фигуристов – понятно. А у мастеров ледовых дорожек – это как?

– Да не вопрос. Провести, допустим, соревнования между участниками сборной на нескольких дистанциях, показать публике Гришина и других наших «звезд»… В общем, мы дали «добро». Прислали за нами самолет в Иркутск: только и нужно было – перелететь через Байкал. Приняли потрясающе. Посадили сразу за стол. Начали угощать икрой. Да не как сейчас принято – в крошечных розеточках. А в огромных мисках – хоть половником ешь! По поводу «гонорара» договорились так: весь сбор пойдет в пользу сборной СССР, а народу на стадионе набилось битком. Причем контроль за кассой поручили почему-то мне.

– Значит, доверяли….

– Не без того. Словом, когда увидел гору денег, вернулся в раздевалку и говорю Кудрявцеву:

– Константин Константинович! Или давай охрану, или выдели еще кого-нибудь на подмогу! Потому что я с этим ворохом купюр в одиночку не разберусь…

И что характерно! Вот заработали мы эти деньжищи. Сообщили в Москву. А оттуда сразу «команда» поступила: всю сумму оприходовать в своей бухгалтерии – раз, в бухгалтерии областного спорткомитета – два. Из заработанного – ровно по 50 копеек рассчитать на команду. Остальные деньги сдать Москве.

Впрочем, только этим «отстегиванием» Центру дело для нас не закончилось. Нам, когда в Москву вернулись, за эти выступления в Улан-Удэ еще и накостыляли. Мол, чего-то там концы с концами не сходятся, где, типа, остальные деньги. В общем, целая история. Еле отбрехались…

Так я впервые соприкоснулся с рыночными отношениями в стране строгого социалистического хозяйства. Сегодня-то понимаю, что позволили это нам в виде исключения. Потому что в сборной находились «звезды», которым трудно сказать «нет».

– Тут невольно напрашивается вопрос, а как, скажем, при выезде на международные соревнования оплачивался труд спортсменов?

– Никак. Только суточные.

– А призовые? Говорят, тогда в делегации появлялся специальный человек из Спорткомитета, отбиравший призовые «в пользу государства».

– Это позже. Поначалу «интерес» представляли только суточные. А победители получали свои награды. Кстати, за рубежом наши чемпионы были намного популярнее, чем дома. Когда, например, в Осло, на стадионе «Бишлет» – Мекке мирового конькобежного спорта – выходили на старт Косичкин, Антсон, Матусевич, зрители, приветствуя их, вставали с мест. Речь шла о публике, понимающей толк в коньках.

А у нас… Вот эпизод для иллюстрации. Ехали мы как-то на машине с чемпионом Европы Эдуардом Матусевичем на сборы в Прибалтику. Остановились заправиться. Вышел к нам парнишка, заправил «аппарат», рассчитались и без задержки поехали дальше. А Матусевич говорит:

– Вот видите! Если бы это происходило в Норвегии, так просто мы бы не уехали. Потому что нас сразу бы прихватили с автографами…

Оно и понятно! Там каждого триумфатора из СССР знали в лицо. А у нас: ну, заехал там фактурный человек (фигуры у всех наших ребят были видные) заправиться – и что? Мало ли колоритных людей можно встретить на путях-дорогах необъятной страны…

Если возвращаться к призовым, отвечу так. На том же «Бишлете» проводилась серия очень интересных товарищеских соревнований. Наши соперничали со шведами, норвежцами, финнами как на своеобразных малых чемпионатах. На трибунах – яблоку негде упасть. Разыгрывались очень престижные призы. После всех забегов приглашали на банкет. Или другими словами – праздничный ужин. Там-то, на огромном столе, расставляли колоссальные по тому времени подарки.

Например, магнитофоны, которыми у нас в ту пору даже не пахло. Классные супердорогие коньки. Фирменные электробритвы последних марок. Интересно, что изначально призы никому не предназначались. Просто призеры в порядке, соответствующем занятому на соревновании месту, приглашались к столу. Они сами выбирали то, что им больше по душе. Приоритет, естественно, имели победители. Вызывают, допустим, первым Косичкина, победителя на дистанции 5000 метров, у него и выбор шире, чтобы присмотреть себе, что лучше.

– Очень любопытно! Как все же на Западе понимали, что это любительский спорт! Что деньгами премировать нельзя. И нашли способ поощрить сильнейших, не нарушая законов. А за эти призы нашим мастерам приходилось отчитываться?

– Нет! Это как раз разрешалось. Вспоминается характерный для тех времен случай. Итак, «гастроли» конькобежной сборной СССР по Скандинавии в середине 1960-х, после зимней Олимпиады в Инсбруке. Там всемирно знаменитой стала пара Людмила Белоусова – Олег Протопопов. Фигуристов по горячим следам включили в нашу делегацию. По договоренности они участвовали в показательных шоу. Происходило это так: сначала конкурировали конькобежцы, а по окончании забегов на открытый лед выходил наш дуэт. Их выступления неизменно производили фурор.

Им тоже на банкете вручали призы. Перед этим организаторы аккуратно выяснили у Белоусовой, что ей больше всего хотелось получить. Она, близорукая, очень нуждалась в контактных линзах. Они на Западе только появились и стоили так дорого, что даже выдающимся фигуристам оказались не по карману. И вот на запрос гостеприимных хозяев Людмила так скромно и ответила: «Ну, вот если бы линзы…» И ей вместо, скажем, очередного кубка вручили жизненно необходимые линзы.

Однако самое интересное развернулось в другом эпизоде. Олег владел английским языком. Можно сказать, даже блестяще, если иметь в виду общий уровень языковой подготовки нашей делегации. Итак, на банкете он на отменном английском поблагодарил хозяев за теплый прием, за чрезвычайно ценный подарок для их семьи. Чем вызвал страшное негодование руководителя нашей делегации. А им был непотопляемый начальник с характерной фамилией Антипинок.

В свое время по указанию «сверху» Валентином Панфиловичем решили укрепить «всесоюзное конькобежное хозяйство». А до того он в Спорткомитете СССР курировал футбол. Откуда его убрали после темной и драматичной истории с Эдуардом Стрельцовым. Но, оставив в Скатертном переулке, чиновника перебросили на коньки. В принципе его с тем же успехом можно было отправлять управляющим в банно-прачечный трест: там ему не то что знание иностранных языков, но и родной русский, с которым он кое-как управлялся, обильно уснащая неказистую речь словами-паразитами, вряд ли понадобился бы. Но тут, вдали от родных стен, в нем вдруг проснулась то ли натура филолога-патриота, то ли яростная обида куратора на то, что он не в силах понять – значит, и проконтролировать – о чем таком вякает подчиненный ему олимпийский чемпион. Поэтому после банкета товарищ Антипинок «выдал» Протопопову:

– Ты что, – взревел он, – русского не знаешь? Ты же из России! Какой на хер английский?

Протопопов попытался объяснить:

– Валентин Панфилович, помилуйте! Это же «плюс», это показывает наш уровень!

– Какой там уровень! – пренебрежительно оборвал тот. – Убрать английский!

Вот такие руководители представляли страну и отечественный спорт за рубежом! Что касается спортсменов, то те же Белоусова и Протопопов произвели на меня очень хорошее впечатление своей интеллигентностью и скромностью. Кстати, позже судьба свела меня с другими мастерами этого вида спорта. Потому что в 1964-м на Игры в Инсбруке сборная фигуристов выехала без врача. И мне, помимо конькобежцев, поручили опекать и их.

– И как же вы ухитрялись успевать?

– Ничего, успевал. Все-таки команда у них была не многолюдная: кроме Белоусовой и Протопопова, еще одна пара Гаврилов – Жук, Четверухин в одиночном и еще фигуристка – теперь не припомню ее фамилию. Выручало то, что в олимпийской деревне арены располагались рядом. Поэтому я присутствовал на тренировке у одних, а затем «на рысях» перемещался к другим. С расписанием тоже повезло. У фигуристов соревнования в основном проходили вечером, а конькобежцы в это время были свободны.

На Олимпиаде-1964 я стал свидетелем нового триумфа Белоусовой и Протопопова. Они соперничали с западногерманской парой Килиус – Бойльмер, тогдашними чемпионами мира. Почти все были уверены: немецкая пара возьмет «золото». Особенно их соотечественники. Поэтому зал на три четверти был заполнен болельщиками из соседней Германии. С расписанием своего выступления чемпионам так же подфартило: они выступали после Белоусовой и Протопопова, их главных конкурентов. Но наши откатали так, что покорили и судей, и публику. Все, кто за ними выступал, включая Килиус – Бойльмер, ничего не могли поделать. Их оценки оказались ниже. Советская пара стала олимпийским чемпионом. Что тогда творилось в зале, даже теперь трудно передать. Подобный оглушительный триумф на крупнейших международных соревнованиях – не такая уж частая вещь. Ведь там слабых соперников не бывает. К тому же наши фигуристы столько лет не могли прорваться в элиту мирового спорта. И вот я стал свидетелем, как наш дуэт «прорубил туда окно».

– Ну, а по вашей части были проблемы у фигуристов?

– Были. И порой курьезные. К примеру, прихожу как-то на тренировку. И застаю картину: стоит у бортика вся в слезах Таня Жук, рядом переминается расстроенный Александр Гаврилов. Этот фигурист невысокого роста – не намного выше, чем партнерша. Я к ребятам:

– Что случилось?

Она и объяснила:

– Да ну его! Надоел! Он меня просто истязает. Все жалуется, что у меня лишний вес. А сам меня поднять не может в поддержке. Не получается у нас ни хрена! Не может меня удержать. Потому что сам слабенький. Посмотрите на него! Я ему говорю: качай руки!

Вот такая сцена, довольно комичная. Я, конечно, взялся успокаивать:

– Таня, ну чего плачешь-то?

– Да ну его к черту, – отвечает. – Не могу я с ним.

Я осторожненько подступаю к деликатной теме:

– Таня, может, действительно, у тебя вес лишний?

А Гаврилов добавил «огня»:

– Да вы посмотрите! Она все жрет и жрет без конца! И конфеты! И пирожные! Не могу я с ней ничего поделать!

Ну, пришлось оказывать, что называется, психологическую помощь. Только она в борьбе с «перевесом» не очень помогла. Тогда ребята заняли 5-е место. Для них это было нормально. Более высокий результат «засветил», когда Гаврилова убрали, а Жук подобрали другого партнера – высокого, мощного Горелика. Через четыре года они на Олимпиаде в Гренобле выиграли «серебро».

– Итак, в Инсбруке вам пришлось впервые вплотную поработать с фигуристами сборной. А как же основные подшефные – конькобежцы?

– Мы очень серьезно готовились. Лидерами тогда считались Гришин и Антсон. Косичкин тоже участвовал, но был уже на сходе, ничего там не показал. У женщин блистала Скобликова. Всего на Играх-1964 наши скороходы выиграли пять золотых медалей. Это был успех.

– Однако именно там – если мне память не изменяет – у легендарного Гришина произошел сбой…

– Увы! Причем что самое обидное – на его коронной дистанции 500 метров. Кроме того, Женя был заявлен и на «полуторке». На предыдущей Олимпиаде в Скво-Вэлли-1960 он обе выиграл. За минувшие годы в Норвегии, Швеции и Голландии выросла целая плеяда очень сильных конькобежцев. Да и Гришин был уже не тот. Ему все сложнее давалось соперничество с ними. Поэтому шансов выиграть «полуторку» он не имел. Иное дело «пятисотка» – тут еще мог побороться. Вся пресса, фоторепортеры чуть ли не заранее настроились «раскрутить» Евгения как «неувядаемую звезду», в очередной раз завоевавшую хоть и малую, но золотую олимпийскую медаль. А в результате – лишь «бронза». Вдобавок его сразило вот что.

Олимпийская дружина СССР размещалась в нескольких корпусах. В соседнем жили лыжники. А в одном с нами поселили хоккеистов. Со многими из них я общался не первый год. В фойе висела доска, где включенные в делегацию художники вывешивали «Молнии», в которых оперативно поздравляли очередных призеров. На олимпийской «пятисотке» 1-е место занял американец, 2-е досталось, по-моему, нашему Орлову, а Гришин, напомню, оказался 3-м. Но в «Молнии» говорилось: «Поздравляем Орлова с серебром», а о Гришине ни слова. Еще днем, после соревнований Женя зашел ко мне и спросил:

– Видел «Молнию»?

– Нет!

– Ну, иди – взгляни!

Посмотрели. И сразу отправились в ближайший магазин канцтоваров. Купив фломастер – тогда для нас это было в диковинку – мы выпросили у наших оформителей лист ватмана. Евгений – чему я свидетель – сам написал: «Поздравляю Евгения Гришина!» И мы прикрепили лист к доске. Ближе к вечеру – страшно удрученный – он вновь зашел ко мне:

– Савелий, что бы я сейчас сделал с горя – это выпил бы рюмку коньяку.

Вообще-то в индивидуальных видах вопрос об употреблении алкоголя никогда не стоял. Тут за спину товарища не спрячешься. Да и не было у нас с собой ничего такого. Но тут случай особый. Куда идти? На территории олимпийской деревни был бар. Там, по-моему, торговали и спиртным, и пивом. Но светиться, безусловно, не хотелось. Евгений и предложил:

– Пошли отсюда! Найдем магазин в городе!

Насчет «не засветиться» – даже в городе – было довольно смешно. Как и вся советская команда – а это более сотни человек – мы ходили в дорогих нерповых шубах. Из того же меха мужчины щеголяли в фуражках, а женщины в шляпках. Своим шиком и эксклюзивностью дорогая форма сразила всех: и олимпийцев, и болельщиков, и жителей Инсбрука.

В этой приметной форме, в которой нас, конечно, узнавали везде, мы вечером отправились искать «какой-нибудь магазин». Как назло, все были закрыты. Тем не менее, недалеко от деревни набрели на искомое. Магазинчик, правда, был закрыт. Но свет в нем горел не только на первом, но и на 2-м этаже, где, как можно было догадаться, жили хозяева. Действительно, когда мы постучались, сверху раздался голос, который по-немецки спросил: «Что хотите?» Я как мог на своем ломаном немецком объяснил, что мы, русские, собираемся кое-что купить. Хозяева оказались очень любезными. Коньяка там, правда, не нашлось. И мы – что делать? – взяли местную сливовицу.

Вернувшись к себе, выпили по рюмке. Я – за компанию. А Женя, хоть и немножко, но отчасти снял с себя напряжение. Слово «отчасти», кажется, необходимо применить здесь потому, что история с поражением на «пятисотке» у Евгения все равно не шла из головы. Ведь его, классика, обошел американец Макдермот. Их стили различались, как небо и земля. Парикмахер по профессии, этот паренек был типичный «силовик». Он бежал чуть ли не полустоя. Но мощно. И победил из-за того, что Гришин не выиграл. Неужели его время прошло?

Со следующего дня Евгений начал усиленно готовиться к выступлению на «полуторке». Но в итоге не только не победил, но даже не попал в число призеров. Для меня провал великого спортсмена и близкого человека однозначно окрасил те дни Игр в темный цвет.

– А с кем были связаны светлые моменты?

– Ну, конечно, с общим успешным выступлением всей сборной СССР. В том числе конькобежцев, пять раз поднимавшихся на высшую ступеньку пьедестала. А если персонально – то, безусловно, с Лидией Скобликовой. Ведь, считай, только что на соревнованиях 1963 года она выиграла четыре золотые медали. И вот Инсбрук – и снова столько же «золота», но на этот раз высшей олимпийской пробы.

Конечно, в наших спортивных кругах все знали: Скобликова – моя подшефная. Понимали, что в ее выдающемся успехе была определенная доля и моего труда. А тут к тому же – далее еще будет подходящий повод коснуться этого подробнее – титулованная чемпионка озвучила благодарность мне на всю страну. И до того положительными отзывами других наших мастеров, которым удалось помочь по медчасти, обойден я не был. А вслед за заявлением Лиды оказался в центре общественного внимания. Не обвиняйте в нескромности, но объективности ради придется признаться – после Инсбрука я попал в премьер-лигу спортивных врачей.

Глава 4

После Инсбрука. И до Гренобля

– Итак, в Москву вместе со сборной конькобежцев вы, Савелий Евсеевич, вернулись, что называется, «на щите». И даже, как выразились, оказались в фаворе. В чем же это выразилось?

– Тут один из верных признаков – отношение руководства Спорткомитета СССР. Мне стали благоволить. И даже вдруг командировали на Игры, которые теперь называются параолимпийскими (тогда они де-юре не проводились. – Прим. Г.К.).

– Любопытно! Можно подробнее?

– О, это была интереснейшая поездка. Началось с телефонного звонка в том же 1964 году, но уже после Инсбрука, разумеется. Звонила сотрудница международного отдела Спорткомитета, где с той поры, как я стал выездным, меня хорошо знали: «Савелий, хочешь в Америку поехать?» А почему бы и нет, думаю, раз жизнь удалась! Лето – от коньков я свободен.

– Конечно, хочу, – отвечаю. – А с кем?

– Ну вот, – резво откликнулся голос из трубки. – Решением руководства поедешь с командой глухонемых.

«Глухонемых»! Для меня это стало вроде шоковой терапии.

– Я-то при чем?

– Турниры пройдут в Вашингтоне. Собирайся! Срочно заполняй анкеты – будем подавать документы для получения визы, покупки билетов, бронирования отеля…

Словом, оформили. И я улетел. Делегация наша, между прочим, оказалась нехилая – человек семьдесят за океан отправились. Спортсмены готовились соревноваться в самых разных видах: от легкой атлетики до борьбы и от бокса до футбола. И на всю команду один врач. Со мной, правда, поехала переводчица Виктория Фокина, жена журналиста Юрия Фокина (известный тележурналист советской эпохи, родоначальник жанра телерепортажа. – Прим. Г.К.). Я и с ним потом познакомился. Она – в высшей степени интеллигентная и образованная женщина. Кроме нее, в делегацию входил сурдопереводчик. Оно и понятно, учитывая контингент. Ему ведь и тренерам нужно было помогать – они, конечно, говорящие, но общались-то с глухонемыми. Кстати, между спортсменами из разных стран языкового барьера не существовало, да и не могло быть. Я это по пути в США наблюдал.

Советская делегация летела через Брюссель, где пересела на лайнер, перебросивший нас через океан. Этим же самолетом в США добиралась сборная Бельгии. Когда они и наши ребята встретились в аэропорту, я стал свидетелем того, как все вдруг оживленно и дружелюбно обменивались жестами. Сурдопереводчик пояснил, что, хотя разговорная речь у одних и других отличалась, в их «арсенале» осталось много общих обозначений, чтобы они без труда могли понимать друг друга.

– Чем запомнились столь неординарные соревнования?

– Хозяева организовали их блестяще. Мероприятие курировал семейный клан Кеннеди. Они же его спонсировали. В церемонии открытия участвовал Роберт Кеннеди. В тот же день в честь спортсменов дали концерт. На нем я впервые увидел сестер Берри, популярных американских певиц, которые тогда пользовались бешеным успехом в мире. Хотя в зале сидели глухонемые, а перед ними выступали замечательные артисты, которых они не слышали, зрители тепло принимали каждого из них.

Турниры проходили в университетском городке. Там же располагалось общежитие, где поселили участников. Все было удобно, все под рукой. Словом, американцы уделили максимум внимания как организации соревнований, так и бытовым вопросам.

Параолимпиада оказалась событием значимым. Мы это поняли, хотя бы потому, что на следующий день после прибытия в Вашингтон всю нашу делегацию принял посол СССР в США Анатолий Федорович Добрынин. Общение с ним, беседа, сам статный супердипломат произвели на меня сильное впечатление. Не зря он более двух десятилетий (!) работал полпредом Страны Советов. Кроме того, Добрынин подкупал окружающих человеческими качествами. Что, кстати, потом подтвердили в частных разговорах сотрудники, которые с ним долго трудились. Все без исключения высоко отзывались о его хорошем к ним отношении, умении не только спрашивать с подчиненных, но и в случае необходимости их защищать.

Кстати, о подчиненных. До встречи в приемной посла меня поджидал неожиданный, но очень приятный сюрприз. Я уже рассказывал, что в годы учебы увлекся баскетболом, выступал за сборную института. Когда мы всем клубом – три мужских и две женских команды – участвовали в первенстве Москвы, то в подгруппе частенько встречались на площадке и с ребятами из МГИМО. В ту пору за нашу 1-ю женскую выступала симпатичная Нина Краснова. С ней тогда познакомился, а потом начал за ней ухаживать обаятельный паренек из сборной МГИМО Сережа Голубничий. Через нее и мы познакомились, позже сдружились. Потом жизнь нас как-то развела. Однако в первый же мой выезд за границу с конькобежцами (1958 год, чемпионат мира в Финляндии) нос к носу столкнулся в нашем посольстве с Сергеем. Его, оказывается, после окончания института распределили туда на работу в качестве атташе.

Встреча получилась теплой, но краткой. И надо же! Спустя шесть лет, в приемной Добрынина вновь увидел обставленного со всех сторон телефонами и обложенного бумагами Голубничего. Да и он сам, когда меня заметил, обалдел! С того дня я стал его почетным гостем. Сергей приезжал за мной в «деревню», увозил к себе домой, показывал Вашингтон. Словом, уделил массу времени и внимания. Кстати, благодаря ему я стал очевидцем картины, которую редко удается увидеть постороннему.

Как раз в те дни военный атташе советского посольства сдавал дела сменщику. По давнишней традиции убывающий из страны высокопоставленный дипломат в чине генерала проводил прием. Сережа включил меня в список гостей. Представьте: разгар лета, жара. Все приглашенные зарубежные атташе в парадной форме. На белоснежных кителях золотые аксельбанты, погоны, эполеты… Небывалая красота! А огромный зал посольства! Фуршет. Бар, над стойкой которого возвышался чопорный официант с родным, типично русским лицом. Сережа к нему подвел и спросил меня: «Что пить будешь?», а я растерялся. Такого количества фирменных напитков даже не мог представить. Нет, на приемах – после соревнований в Норвегии, например, – я бывал. И кое-что пробовал. Но чтобы в таком блеске и изобилии… Поэтому впервые попробовал – после подсказки Голубничего – джин.

– Ну и как?

– Ничего. Понравилось.

– А что на аренах особенно впечатлило?

– Многое. Особенно, если учитывать специфику спортсменов. К примеру, знакомство с предварительными процедурами. Их цель – документально установить: участник соревнований, действительно, глухонемой. Наши ребята, естественно, еще в Москве прошли обследование. Поэтому все медицинские документы мы с собой привезли. Но ведь все могло случиться. Встречались же участники сборной, которые произносили похожие на слова звуки. Порой можно было разобрать, что они говорят. Такие глухонемые, кстати, к турнирам допускались. Тем не менее перед стартами все их будущие участники подверглись еще одной проверке: прошли аудиометрию – их обследовали с помощью слуховых и речевых тестов.

Впечатляли и другие необычные наблюдения. Поначалу поразила обстановка на общем собрании команды в «деревне». Ну, полная тишина! С другой стороны, чему удивляться, если не забывать, что собрались-то в основном глухонемые. Но ведь пока врубишься! Поэтому входя иной раз к ребятам в столовую, ловил себя на странности: слышен только цокот ложек.

На соревнованиях, которые длились около двух недель, озадачивали также невиданные от общих правил особенности. Скажем, играли футболисты. А среди них, размахивая флажком, метался арбитр. В первую секунду я удивился: почему флажком и где его свисток? На вторую дошло: не могут же эти игроки слышать трель…

– А вы за те две недели научились изъясняться со столь необычными спортсменами? К примеру, какие-то жесты освоили?

– Да, кое-что запомнил. Но главное не в жестах. Тут очень нужно взаимное понимание. А оно начинается с добросердечия. Причем опять взаимного. Поэтому в отношениях с моими новыми, необычными подопечными существовала определенная особенность. К тому времени я, как доктор, накопил изрядный опыт, пользовался уважением. И свыкся с тем, что мне доверяют, со мной считаются. Но в данном случае я был поражен трепетным вниманием, с которым глухонемые спортсмены относились ко мне. Вместе с тем подобное отношение объяснимо.

Они приехали в сборную из разных мест. Причем в своем подавляющем большинстве оттуда, где не только медициной, но и прочими нужными любому человеку вещами, включая обычное внимание, были чаще всего обделены. А тут я, который не только в силу профессионального долга, а по складу характера никому не могу отказать. И готов принять, вникнуть, постараться выручить в любое время дня и ночи. Они это мое качество быстро «раскусили». И ко мне на прием – в отдельно выделенный в общежитии номер – постоянно выстраивалась длиннющая очередь. У меня сложилось впечатление, что не было в сборной СССР спортсмена, который не зашел ко мне со своей, даже порой не бог весть какой проблемой.

Вместе с тем это была публика, которая не могла – да и не собиралась – высказывать неудовольствия и, тем более, претензии. Единственное, чего они, по-моему, действительно боялись, что я их по каким-то медицинским противопоказаниям могу отстранить от соревнований. К счастью, мой профессиональный да и жизненный опыт уже позволяли их понимать, обходясь без переводчика. И я, как мог, выручал их во время и вне соревнований, делал перевязки, проводил нужные процедуры…

– Как же в итоге выступили в Вашингтоне наши, по сути, первые параолимпийцы?

– Вполне успешно. Сборная, если не ошибаюсь, заняла общекомандное 3-е место. Очень многие выиграли медали. Я в этой связи грешным делом думал, что когда вернемся домой, то в аэропорту будут приветствия, цветы, журналисты. А прилетели в Москву – жиденькая группка встречающих. И – тишина. Жаль! Ребята заслуживали большего.

За две недели соревнований они настолько привыкли ко мне, а я к ним, что неизбежное по окончании Игр расставание прошло тяжело. Они трогательно пытались мне показать, как непросто расставаться с доктором, который им оказывал столько внимания. Хотя что, собственно, еще надо объяснять, когда человек с тобой прощается, а у него в глазах стоят слезы?

Мне-то все же было куда легче. Впереди «наплывали» очередные мировые и европейские первенства с участием конькобежной дружины. А значит – новые хлопоты, впечатления, переживания…

– Ближайшим, если память не изменяет, стал чемпионат мира 1965 года. И какие вас там поджидали переживания?

– Самые сильные, пожалуй, оказались связаны с Виктором Косичкиным.

– Супертурнир проходил в Осло?

– Да! На стадионе «Бишлет». Где, как и положено, подготовили почти идеальный по тем временам лед. Конькобежцы-многоборцы тут показывали самые высокие результаты. Косичкин выкладывался, как мог. Он уже сходил – ему было около 30 лет. Поначалу все складывалось неплохо. После трех дистанций он имел отрыв чуть ли не в 12 секунд! Для общей победы достаточный запас. Виктору оставалось пробежать 10 000 метров так, чтобы не растерять свое преимущество перед Пером-Иваром Му, конкурентом из Норвегии. Тогда Косичкин, став чемпионом, красиво ушел бы из большого спорта в зените славы. Но, видимо, силы были уже не те. Потому что подошел он ко мне перед забегом и попросил:

– Савелий, дай мне что-нибудь.

А, собственно, что? Тогда никто о допинг-контролях и знать не знал. Но как-то надо было выручать.

– Что же беспокоило Косичкина?

– Ну, кто волнует в подобных случаях? Конечно, конкурент, сидевший у него «на пятках». Виктор считался классическим стайером. Когда он соревновался с товарищами по сборной, то опережал их на 15, даже на 20 секунд. Словом, сколько надо было, столько и отыгрывал. Так что удержать 12 секунд Косичкину вроде было по плечу. Правда, дистанция немаленькая – 25 кругов. Но зато, согласно жеребьевке, бежал он до основного конкурента. А это в коньках имеет весьма важное значение.

С учетом сложившихся обстоятельств мудрый Кудрявцев составил график бега так, что Косичкин имел все шансы показать результат, обеспечивавший абсолютную победу. И вдруг просьба Косичкина? Как-то следовало его взбодрить. Разумеется, речь о чем-то из разряда допингов не шла. Но у меня с собой имелась настойка элеутерококка – есть такой восточный корень. Настоянный на спирту, обладает стимулирующим действием. Словом, дал я Виктору две условные дозы. Вдобавок заварил кофе покрепче, кофеинчику добавил. Судя по тому, что перед выходом на старт он признался мне: «Знаешь, я так себя здорово чувствую!» – «зарядил» его. Он и помчался.

Кудрявцев, который с «биржи» вел Виктора, это прекрасно видел. И сразу стал корректировать – на пальцах показывал Косичкину: кверху палец – «плюс», вниз – «минус». Но тот словно удила закусил. Весь заранее тщательно продуманный главным тренером график летел к черту. Хотя Кудрявцев, предупреждая, все время показывал: сначала +2 секунды отклонение, затем +3, +5… Тренер уже пальцы перестал выбрасывать – кулаками стал махать и кричать: «Куда же ты мчишься? Чего творишь?» И как в воду глядел!

Косичкин рьяно, со старта взявшись опережать свой график, долго, как на крыльях, нарезывал круг за кругом. Но после 20-го ему, словно кто-то палкой по ногам ударил. То есть «обрубило» его напрочь. И как следствие, на оставшихся 5 кругах Косичкин утратил все – весь свежий запас и те 12 секунд форы, которые до старта имел.

– Кого винили потом? Не доктора Мышалова?

– Кудрявцев, конечно, невероятно негодовал. Но на Косичкина. Тот в свою очередь после забега в мой адрес произнес только одну фразу: «Савелий, мало дал!» Жаль! Это была одна из тяжелейших драм, на которые так богат спорт высших достижений. Косичкин тогда даже в тройку призеров не попал – финишировал в общем зачете аж 7-м, пропустив впереди себя занявших пьедестал Му (1), финна Йоуко Лаунонена (2), голландца Арда Схенка (3) и нашего Антса Антсона, ставшего 5-м. После чего Виктор спортивную карьеру закончил.

Напомню: лидерство в коньках в ту пору прочно перешло к голландцам. Таким ярким «звездам», как Схенк и Кеес Феркерк. Оба запросто расправлялись с соперниками. И потом шумно праздновали победы в отеле, где жили все скороходы.

В 1967/68 году у нас в лидеры выскочил Валерий Каплан. Армеец, призер первенств мира и Европы, здорово бежал спринт. И вообще считался очень хорошим парнем. Уже после соревнований как-то вечером собрались у меня ребята. Не зря повелось, что номер, куда меня в гостиницах селили, в часы отдыха превращался в «клуб веселых и находчивых».

Ну, сидели мы, что-то вспоминали, смеялись. А на улице мороз страшный. Вдруг оглушительный рев сирены – во всем отеле сработала система пожарной безопасности. Каплан – он же спринтер, реакция мгновенная. «Горим, братцы! – кричит. – Спасайся, кто может!» Без паники, а больше на юморе все выскочили в коридор. И верно: ни дыма, ни даже запаха гари. Видимо, администрация тоже быстро во всем разобралась. Потому что сирену выключили. И начали что-то по внутренней связи объяснять, успокаивать…

Оказывается, кто-то из шумно отмечавших очередной успех голландцев взял да и ткнул непогашенной сигаретой в противопожарный датчик. Был, как бы сегодня сказали, и такой прикол. За него шутника очень прилично оштрафовали…

Спустя много лет история имела продолжение. В 1991-м вместе с тренером Борисом Петровичем Игнатьевым и футбольной молодежной сборной страны я приехал в Норвегию. Город, где должен был состояться матч, оказался небольшим. Разместившись в гостинице, пошли кушать в ресторан. Там-то я и увидел легендарного Феркерка. Он не изменился. Но меня, когда я к нему подошел и завел разговор, узнал не сразу. Вспомнил, когда я начал рассказывать о той ложной пожарной тревоге. Тут он оживился. В этот момент нас и «захватили» фотокорреспонденты. Местная газета опубликовала снимок…

– Чем же знаменитый голландец занимался в Норвегии?

– Жил. Но сначала женился на местной девушке. И полагаю, весьма богатенькой. Да он и сам в бедняках никогда не ходил. Правда, тогда конькобежцы зарабатывали не так, как в наши дни. А уж покинув ледовую дорожку, бросил «якорь» в скандинавской стране, стал успешным коммерсантом. Имел свой ресторан, кажется, и отель. Мы с ним потом, по завершении нашего пребывания, еще раз увиделись. Он передал через меня посылочку одной из наших конькобежек – видимо, когда-то оказывал ей знаки внимания.

– Молодец, жизнерадостный человек!

– Да, он всегда оставался таким. Веселый, с юмором. Чемпионская слава его нисколько не испортила. А ведь он был настоящим кумиром, любимцем армии поклонников бега на коньках. Таким же, как его друг и соотечественник Схенк, который первый в истории этого вида спорта на одном из чемпионатов мира выиграл все дистанции! Выдающийся рекорд потом повторил американец Эрик Хайден. Но Арда, правда, я застал в начале его триумфальной карьеры. Он еще не сверкал, когда я в 1969-м расстался с коньками…

– Значит, Игры-1968 в Гренобле оказались последней для вас зимнейОлимпиадой, где вы работали врачом сборной СССР?

– Да! Но во Франции мне снова, как и в Инсбруке-1964, пришлось совмещать эту роль с обязанностями врача наших фигуристов. И опять выручило то, что из всей советской команды только лыжники жили и соревновались в горах. Остальные размещались в «деревне». Да и арены располагались рядом. Та Олимпиада запомнилась сплоченностью и дружеской атмосферой, царившей в национальной команде. Как мы поддерживали друг друга! Хоккеисты, например, болели за скороходов. Когда им позволяло время, они в полном составе приходили на ледовый стадион подбодрить ребят. Конькобежцы в свою очередь, да и все, кто только из наших мог, использовали любую возможность поддерживать с трибун «советскую красную машину».

Там выступали сплошь армейские «звезды». Но моя душа лежала к спартаковской тройке Старшинов – братья Майоровы. С Борисом и Женей я дружил. Поддерживал прежние взаимоотношения и тогда, когда оба, покинув ледовую площадку, нашли себя – старший на тренерском поприще, младший – в спортивной тележурналистике. На арене армейцы, спартаковцы и динамовцы выглядели единой, монолитной дружиной. Хотя за ее пределами в своих вкусах, пристрастиях, даже развлечениях сильно различались. Некоторые хоккеисты, например, не прочь были при удобном случае выпить. Особенно этим почему-то грешили цеэсковцы. Спартаковская «тройка» от подобных забав оказывалась в стороне. Все менялось, повторюсь, когда эти бескомпромиссные в чемпионате страны друзья-соперники выходили на лед в составе сборной. И они весьма убедительно проявили себя в Гренобле.

– Да, но вроде там турнирная ситуация для нашей дружины сложилась так, что ее «золото» зависело не только от нее…

– Да, мы могли стать олимпийскими чемпионами при условии – если шведы обыграют чехов, а мы – канадцев. «Кленовые листья» привезли во Францию очень сильную команду. Удивительно, но факт. По поводу того, что она будет бита, я у наших ребят сомнений не заметил. Так, кстати, и оказалось. Иное дело – шведы. Никаких, понятно, гарантий, что они «подомнут» чехов, а не наоборот – не было. Тем более, мотивация у последних оказалась помощней – в случае их победы олимпийское «золото» отправлялось в Прагу. А наши в лучшем случае оставались с «серебром». Что по тем временам всеми было бы воспринято чуть ли не как катастрофа. Так что накануне финала ставки оказались чрезвычайно высоки.

– Весь спортивный мир помнит ту сенсацию. «Не очень мотивированные» «Тре крунур» обыграли «сильно мотивированных» чехов. И тем самым «открыли калитку» сборной СССР к верхней ступеньке пьедестала. Получается, Фортуна оказалась на нашей стороне…

– Я даже знаю, кто ее «перевел» на нужную сторону.

– Кто же?

– Сегодня в этом большого секрета уже нет. Владимир Чернышев и Анатолий Тарасов, выдающиеся тренеры нашей сборной.

– А как? Откуда вы узнали?

– Сначала подсмотрел. Я рассказывал, что делегации разместили в разных корпусах, но близко друг от друга. Шведы жили напротив. По утрам наши конькобежцы (и я с ними) выходили на зарядку. Шведы этим не злоупотребляли. А тут в день их игры с чехами вдруг чуть ли не вся хоккейная «Тре крунур» высыпала. Смотрю, «заряжаются», какие-то упражнения делают, имитируют что-то – словом, делают то, в чем раньше замечены не были. Этим как раз советские хоккеисты отличались. Что за чудеса? Кое-что для меня прояснилось чуть позже, когда ненароком узнал: накануне в их расположении появились Чернышев с Тарасовым. И уж совсем все стало на свои места, когда вечером, незадолго до стартового свистка, шведы в полном составе вдруг энергично выехали на раскатку, что им было не свойственно. Дальше началась игра.

И они так «поехали», что разве что далекий от спорта человек не увидел бы в их действиях «фирменные» следы консультативной помощи наших знаменитых тренеров, которые, встретившись со шведскими коллегами, похоже, совместно разработали тактику игры против чехов. И даже режим, вероятно, расписали. Помогли, словом… Дальнейшее общеизвестно: наши «укатали» канадцев и стали победителями Игр-1968.

– Кажется, эта победа стала одной из самых ярких событий той Олимпиады.

– Более того. Кое для кого из «сборников» других видов она стала прямо-таки спасительной. Ведь в общекомандном зачете Игры в Гренобле мы начисто «продули». Если в Инсбруке советская команда стала первой, выиграв 11 золотых медалей, то во Франции уступила норвежцам, завоевав лишь пять высших наград. Среди фигуристов победили Белоусова и Протопопов, сильнейшей стала команда биатлонистов… Лыжники провалились. Недаром по возвращении домой тогдашнего председателя Спорткомитета (до октября 1968-го – Союз спортивных обществ и организаций СССР. – Прим. Г.К.) Юрия Дмитриевича Машина оперативно освободили от занимаемой должности. Но поскольку победили хоккеисты, остальные неудачи быстро забыли.

В этой связи «вдогонку» расскажу еще один характерный эпизод, которому не один я стал очевидцем. После того, как наши хоккеисты обыграли канадцев, к нашему корпусу подрулил автобус со сборной Швеции. Приехали и растворились на этаже, где жила наша ледовая дружина. Через какое-то время из окон полетели бутылки – пошел, как говорится, процесс совместного принятия на почве отмечания. А внизу стояло чуть ли не все руководство советской олимпийской делегации, включая сотрудников Идеологического отдела ЦК КПСС (на уровне завсектора). И они просто лучились от счастья, наблюдая, как славно веселились наши и шведские хоккеисты.

– Савелий Евсеевич! Не секрет, что бытует шутка: когда Бог раздавал людям мозги, спортсмены находились на тренировке. Да и среди моих коллег – чего греха таить – часто слышал мнение, что вот-де большинство спортсменов как бы одноклеточные, мол, с ними кроме голов, очков и секунд вроде говорить не о чем. Ну а уж если какое исключение попадается, так это – море восторгов! Что не стыкуется с тем, что вы рассказывали. Как же на самом деле?

– Про всех говорить не берусь. Я ведь не с рядовыми атлетами работал, а с лучшими из лучших в стране, а то и в мире. Речь шла о «звездах». А тут можно говорить о той или иной степени одаренности, образованности, культуре, уровне интеллекта. Но одно, поверьте, неизменно: «звезды» – я уж не говорю о воспитавших их тренерах – «одноклеточными» не бывают. Высшие достижения в любой сфере без хороших мозгов не достигаются. В некоторых видах спорта это особенно бросается в глаза.

В свое время, когда я уже работал в большом футболе и мы тренировались в Новогорске, довелось там плотно общаться с Георгием Мондзолевским, Павлом Селивановым, Юрием Чесноковым и другими ребятами из сборной СССР по волейболу. Мы жили с ними в одном корпусе. Они, не очень довольные своим врачом, частенько обращались за помощью ко мне. Так вот их интеллектуальный уровень меня поразил. Понимаю, что такое трудно измерить, но возникло ощущение: по сравнению со многими коллегами из других игровых видов они стояли на пару ступенек выше. Общение с ними проходило в высшей степени содержательно. Вот почему, когда, забегаю вперед, в конце 1970-х тогдашний тренер нашей сборной Вячеслав Платонов предложил перейти к ним, я крепко задумался. Тогда, правда, к этому и другие факторы примешались.

Мы с главным тренером национальной команды Никитой Симоняном в тот незадачливый год проиграли все, что можно. Ни в какие чемпионаты не попали, всю сборную того созыва расформировали. А меня перевели в олимпийскую – читай, тогда молодежную сборную СССР. А я, между прочим, тогда уже давно не один жил.

В 1966 году женился на своей Татьяне (она выбрала интересную профессию – выиграла проходивший в Москве 1-й международный конкурс косметологов), с которой мы прожили 35 счастливых лет, дочь Ирочка подрастала. Словом, имел семью. Поэтому следовало крепко подумать, как дальше жить. В тот непростой момент Платонов, перехватив меня в Новогорске, предложил: «Нужно побеседовать. Только приводите сюда жену, потому что без нее я разговаривать не буду. Тут такое дело, что потребуется ее согласие».

Ну, привез я Татьяну. Встретились. Платонов мне и говорит: «Заканчивайте со своими молодежными делами. И переходите в волейбол! Я вас приглашаю!» Тут до меня дошло, что на этот шаг, видимо, его подопечные, которые у меня лечились, натолкнули. Но как он все тонко обставил! Понимал, что я очень люблю футбол, что возникла ситуация, когда я могу сорваться, но потом всю жизнь жалеть. Поэтому не стал брать греха на душу. А подстраховался, пригласив мою жену, понимая: только очень родной, хорошо меня чувствующий человек подскажет правильное решение…

– Семья Мышаловых согласилась на переход в другой вид спорта, правда, тоже связанный с мячом?

– Нет! И жена меня поддержала.

– Слушай, – посоветовала она. – Не лезь ты в волейбол! Неизвестно, что дальше будет, останется ли в сборной Платонов.

И в конце концов оказалась права. Но ведь и Платонов – каков умница! Так что мне очень повезло в большом спорте. Я, действительно, работал с глубокими и умными людьми. Личностями и на аренах, и в жизни. Иллюстрация тому – та же конькобежная сборная СССР конца 1950-х – первой половины 1960-х. Моя, как можно было бы условно ее назвать, любимая команда скороходов.

– Ну что ж! По-моему, мы подошли как раз к тому моменту, когда хочется пристальнее взглянуть на ее «первый состав» глазами доктора Мышалова. Начнем-ка, пожалуй, с тренеров…

Глава 5

Главный человек в тренерской

– С кого, Савелий Евсеевич, начнем разговор на «бирже»?

– Если перечислять наставников, с которыми мне пришлось работать в сборной конькобежцев, то первым, конечно, назову Константина Константиновича Кудрявцева.

Кудрявцев К.К. (1912–1999) родился в Вологде. Впервые увидел конькобежцев – участников первенства Северного края в 1926 г., когда учился в местном кооперативном техникуме. Спустя четыре года – участник соревнований в Архангельске, куда был направлен по окончании учебы. В 1932 г. выступал на всесоюзной арене. Вскоре переехал в Москву, где защищал цвета ЦС ДСО «Динамо». В 1940 г. чемпион СССР на дистанции 500 м с рекордом страны – 42,0, что быстрее высшего мирового достижения. За этот выдающийся результат (продержался 16 лет!) присвоили звание заслуженного мастера спорта. В 1946 г. на первых международных соревнованиях в Норвегии выиграл «пятисотку». В 1948 г. сборная СССР дебютировала в первенстве мира (Хельсинки). Кудрявцев – лидер команды, в 36 лет и «бегающий тренер». Как скороход выступал на первенствах СССР до 1953 г., дважды чемпион страны. Свой последний рекорд СССР установил в 1951 г., в 39 лет, в беге на 1500 м на «Медео», на катке его осуществившейся мечты. В 1949 г. Кудрявцев выезжал в Казахстан, где в районе Алма-Аты выбрал площадку для «Медео». Уже на первых соревнованиях здесь установили два высших мировых достижения. Тренер-новатор вывел десятки теорем по технике и тактике бега. Его книга «Скоростной бег на коньках» – настольная книга не одного поколения тренеров. К.К. воспитал четырехкратного победителя Игр Е. Гришина, олимпийских чемпионов В. Косичкина и Е. Куликова, чемпионов мира и Европы О. Гончаренко и Э. Матусевича. Кудрявцев первым из «змс» в 1956 г. получил звание «Заслуженный тренер СССР», первым из тренеров награжден орденом Ленина.

65 лет жизни отдал любимым конькам! Это была, действительно, выдающаяся личность. Причем не только в силу характера, природного ума и образованности. В своем развитии – в том числе как тренер – никогда не стоял на месте. Глубоко изучал и творчески внедрял в практику весь багаж широких знаний, который пополнял непрерывно. В работе с конькобежцами Константин Константинович использовал передовые методики предсезонной подготовки спортсменов в других технических видах. В частности, пловцов, бегунов, легкоатлетов…

Помню, как у него появилась в руках книжка, которая на какой-то период стала «библией». В те годы блистал бегун-средневик, мировой рекордсмен на дистанции 400 м, австралиец Питер Снелл. Чей наставник – его соотечественник Артур Лидьярд опубликовал книжку «Бег с Лидьярдом», где подробно рассказал о методике подготовки именитого подопечного. «Система Лидьярда» взята на вооружение во многих странах мира и в большинстве циклических видов спорта. Кудрявцев ее тщательно изучил. После чего летом наши конькобежцы, кроме роликовых коньков, усиленно занимались легкой атлетикой. Весь набор специфических упражнений, прыжковых имитаций, интервальный бег, бег с повторным выполнением определенных отрезков, количество повторов – это он брал оттуда.

– Да он и сам, насколько знаю, начинал пятиборцем – трижды до войны завоевывал «золото» на чемпионате страны по легкой атлетике. А после того, как окончательно отдал предпочтение конькам, невероятно быстро достиг высочайших результатов. Показанный Кудрявцевым на московском льду еще в довоенные годы результат в беге на 500 метров (42,0 секунды) представлялся фантастическим и непревзойденным аж 16 лет!

– Ну, что тут говорить! В спринте, по существу, ему не было равных. Вместе с тем в силу своей гениальности и как некое тому следствие – рассеянности во внесоревновательной обстановке он частенько становился объектом для юмора среди коллег.

– Об этом «противоречии» рассказывал Олег Гончаренко. Он вспоминал, что со стороны Кудрявцев выглядел человеком не от мира сего. Не придавал значения одежде. Вечно в мятой, жеваной фетровой шляпе. Казалось, все события и явления жизни интересовали его лишь с одной точки зрения: а нельзя ли это приспособить для спорта…

– Все так! И про погруженность в то, что он считал главным в своей жизни. И про рассеянность. Кто-то из его сверстников-конькобежцев поведал мне, как он, будучи действующим спортсменом, отличился на внутрисоюзных соревнованиях. Проходили они на «Динамо». Во время пауз все спортсмены уходили в гимнастический зал под трибуной, где, переодевшись и положив рядом коньки, отдыхали на матрасах. Как-то раз Кудрявцев, которого в очередную смену вызвали на старт, машинально взял один конек свой, а другой – соседа. Потом говорил: «Что это у меня коньки разные?» Но забег-то выиграл!

И вообще какие яркие победы он одерживал! Чего стоит только его выступление на чемпионате мира-1948 в Финляндии. Я наслышан о том его замечательном выступлении на фоне драматических событий, которые позже разыгрались в связи с участием сборной СССР в том первенстве…

– Вы, вероятно, имеете в виду события, который подробно описал несколько лет назад мой старший коллега по работе в газете «Советский спорт» (меня туда распределили после окончания факультета журналистики МГУ в 1978-м) Борис Анатольевич Базунов в своей книге «Спорт ХХ век. Хроника отечественного и мирового спорта»…

– Весьма любопытно… Ведь в те годы наша спортивная пресса словно в рот воды набрала, запудривая мозги миллионов читателей исключительно голами, очками и секундами. О каких же событиях там идет речь?

– Как раз связанных с тем, что, оказывается, первоначально советских скороходов отправлять в Хельсинки не хотели – дескать, все равно все проиграют. В этой связи в январе 1948 года группа московских конькобежцев – в основном динамовцев – направила в ЦК партии и Берии – главному сталинскому специалисту по госбезопасности, а тогда еще и шефу спортобщества «Динамо», письмо. В нем они жаловались на руководителя Спорткомитета СССР Романова, не пускающего команду в Хельсинки, где, как уверяли подписанты, у них все же есть шанс добиться победы. Берия поверил авторам письма. И своим авторитетом добился того, что месяц спустя сборная отправилась в Финляндию…

– Все так. Только «фишка» заключалась в том, что наша сборная тогда лавров не снискала. Отличились лишь Мария Исакова и Кудрявцев. Первая стала абсолютной чемпионкой мира. А Константин Константинович завоевал «золото» на «пятисотке». Но я хотел рассказать, что произошло по возвращении команды домой. Итоги ее выступления в Кремле расценили как провальные. Их сначала рассматривали ни много ни мало в Отделе агитации и пропаганды ЦК, потом там же в Оргбюро и на заседании секретариата. Наконец, в самом Политбюро…

– Базунов, бывший зам. главного редактора «Советского спорта», в своей книге сообщил: при разборе итогов выступления скороходов члены Политбюро Маленков, секретарь ЦК ЦПСС Суслов, да и Берия промолчали, хотя знали о беспрецедентном письме и возражениях Романова…

– Еще бы! На том заседании председательствовал сам Сталин. Он устроил страшнейший разнос Ворошилову, куратору Спорткомитета по линии правительства, и снял с работы Романова. Что там происходило, знаю от участника того мероприятия Ивана Яковлевича Аниканова. Как и Кудрявцев, он считался весьма успешным скороходом, многократным чемпионом страны. Они долго на ледовых дорожках соперничали. Но в Хельсинки, напомню, его более даровитый коллега – единственный среди конькобежцев – не посрамил знамя страны. А остальные, в том числе Аниканов, выступили бледно.

Однако после того «на ковер» в помещении, где проходило заседание Политбюро, по словам Ивана Яковлевича, вызвали всех участников того провала. Это может показаться невероятным, но и здесь Кудрявцев – хоть и несколько своеобразно – оказался «победителем». Потому что сборная, отправляясь в Кремль «на разбор полетов», ничего хорошего для себя не ожидала. Вызвавшиеся сопровождать ребят их жены сначала проводили благоверных до Красной площади. А затем сбились в ожидании худшего у здания ГУМа. Каждая имела при себе сумки с теплой одеждой и сухим пайком… Все, ясное дело, были почти уверены, что ни мужей, ни их самих домой уже не отпустят.

Кудрявцев же – о чем я уже говорил – как, наверное, все гениальные люди, высокой степенью организации отличался лишь в профессиональных делах. В остальном – особенно в быту – оставался типичной машей-растеряшей. Мы как-то поселились в одном номере. Однажды он полчаса безуспешно искал кашне, донимая меня одной и той же просьбой: «Ну, посмотри в своем чемодане! Может, ты случайно забрал!» А кашне в конце концов обнаружилось у него в… рукаве. Поэтому в силу своего характера на тренировку или соревнование он являлся минута в минуту, а то и сильно загодя. Зато к остальному мог свободно, не придавая большого значения, опоздать. Точно так же Кудрявцев опоздал на… заседание Политбюро. Поскольку явился не вовремя, охрана его, естественно, не пропустила. И он – что делать? – присоединился к толпе испуганных жен, которые взялись его упрекать, что, мол, вот, Костя, сейчас наших-то черт знает куда увезут, а ты «весь в белом останешься»…

Единственное в истории КПСС заседание Политбюро, посвященное конькобежному спорту, опять же со слов Аниканова, продолжалось всего-то минут десять-двенадцать. Сталин даже не требовал объяснений. У него уже все было решено. Зато участники сборной про себя гадали, в какие далекие края их повезут прямо из Кремля… Поэтому нетрудно представить себе выражение лица Ивана Яковлевича, когда он дошел до цитирования прощальной сталинской фразы: «Вы свободны! Все!» «Когда Сталин произнес эти слова, – вспоминал Аниканов, то внутри у нас все вроде бы как опустилось. Последовал общий глубокий выдох. Мы поняли, что, действительно, можем быть свободны». Такого никто от сурового вождя не ожидал.

Между тем последствия провала в Хельсинки и заседания Политбюро были сокрушительными: на несколько лет почти все международные встречи оказались отменены, подготовка к первым для советских спортсменов зимним Играм оказалась перед угрозой срыва. «Хельсинкский синдром» сыграл не последнюю роль в решении советского руководства отказаться от участия в Белой Олимпиаде-1952 в Осло. Ведь сказал же, говорят, Сталин после Хельсинки: «Пока не научитесь бегать, никуда не поедете!» Вот и сидели мастера ледовых дорожек в основном дома, пока вождь не приказал долго жить…

– Писали, что на «историческом» заседании Политбюро Сталин – что называется, «до кучи» – выразил высочайшее неудовольствие тем, что советские скороходы выступали на норвежских коньках, повелев наладить выпуск отечественных из надлежащих сортов стали…

– Не слышал. Может быть. Но в плане несомненного позитива отметил бы один факт: после чемпионата-1948 Кудрявцева назначили старшим тренером сборной. Так он, еще не сразу перестав выступать (Константин Константинович с успехом соревновался в первенствах страны до 1953 года!), занял пост, на котором верой и правдой отработал аж четверть века! Вот уж кто был тренером, что называется, от Бога.

– А вот об этом поподробнее. Ведь вы вместе проработали… Так сколько же?

– 12 лет…

– Неужели «двенадцать неразлучных лет»?

– Вполне! Он меня далеко от себя предпочитал не отпускать. Шагу, можно сказать, без меня не делал.

– Ну, так поделитесь впечатлениями о человеке, с которым вы бок о бок работали столько времени…

– Мне кажется, это лучше сделать, сравнивая Кудрявцева и Аниканова. Ведь долгое время работа и того, и другого разворачивалась на моих глазах.

– А когда Аниканов тоже стал тренером в сборной?

– Как раз после незабываемого заседания Политбюро. Он и Кудрявцев одновременно встали у ее руля. Только Константин Константинович акцент больше делал на подготовке мужского состава, а Иван Яковлевич – женского.

– И что вы можете сказать об Аниканове-тренере?

– Для характеристики лучше назову несколько его воспитанниц. Например, Тамара Рылова, чемпионка СССР, однажды ставшая победительницей первенства мира. Или Надежда Титова, тоже чемпионка страны, участница многих международных соревнований… Иван Яковлевич был очень контактным, общительным человеком. Любил рюмку…

– Даже на работе?

– Любил. Но в пределах. Дома – в хорошей компании, с супругой, друзьями. Интересно, что жена, Мария Аниканова, тоже выигрывала титул чемпионки СССР по конькам. Словом, это была неразлучная пара. Их так и называли: «Иван да Марья».

Что касается выпивки на работе, то тут следует разъяснить. В ту пору рюмка довольно длительный период считалась нашим негласным партнером. В разумных дозах, естественно. И дело тут даже не в релаксе! Ну, сами посудите: попробуйте-ка – на льду, ветру и частенько весьма крепком морозе 3–4 часа подряд протоптаться на тренерской «бирже»! Такой «карачун» мог прохватить, что грех было не «подогреться». Но еще раз подчеркну, что дозировка осуществлялась в разумных пределах. И всегда – Боже упаси! – не на глазах спортсменов. Это дело было поставлено так, что весь «штаб по снятию напряжения и профилактике простудных заболеваний» располагался у меня. Я и «дозировал», и всегда мог обеспечить закусочкой. Так что тренерский состав ко мне тянулся. Как все прочие, заскакивал и Иван Яковлевич…

– Судя по вашим рассказам, и Кудрявцев, и Аниканов были личностями, крупными характерами. Как столь «крупные медведи» уживались в «одной берлоге»?

– Сказать, что они очень уж, как «Иван да Марья», любили друг друга, было бы большим преувеличением. Да! Оба сильно увлекались работой, отдавали ей все силы, понимали общую большую ответственность. В конце концов они наладили «совместное производство». И многие годы «выпускали отличную продукцию» – чемпионов СССР, Европы, мира. Недаром говорили «Школа Кудрявцева – Аниканова». Но у наставника Аниканова, в отличие от концепции коллеги Кудрявцева, имелись собственные принципиальные мнения на подготовку. И на этой почве у них вспыхивали острые схватки, чему я, присутствуя на тренерских советах, неоднократно бывал свидетелем.

– В чем же они не сходились?

– Ну, к примеру, возникали серьезные расхождения во взглядах и на технику бега, и на структуру тренировочных нагрузок. В результате – Кудрявцев высказывал претензии Аниканову, а Аниканов протестовал против подобных заявлений.

– И кто же, по вашему мнению, чаще в этих спорах оказывался прав?

– Хотя я оставался с Аникановым в хороших отношениях, но чаще всего в этих дискуссиях внутренне занимал сторону Кудрявцева. Константин Константинович выглядел убедительнее. Иван Яковлевич от природы считался больше практиком. Кудрявцев же, оставаясь великим практиком, был и прекрасно подготовленным в теории.

– Судя по вашему рассказу о популярной книжке австралийского тренера по бегу, которую Кудрявцев продуктивно использовал для работы с конькобежцами, он находил возможность пополнять багаж знаний…

– Если говорить о фундаменте, то содержимое в их «багаже» пришло из одного источника – ГЦОЛИФК (Государственный центральный ордена Ленина институт физкультуры. – Прим. Г.К.). Оба имели высшее образование. И в этом аспекте вроде считались равновеликими фигурами. Но Кудрявцев закончил еще аспирантуру. Его кругозор был, несомненно, шире. Видя, что оппонент явно уступает в каких-то позициях, уверенно вступал в дискуссию и победительно утверждал свою точку зрения.

– Вы коснулись образовательного уровня двух незаурядных тренеров. Ну а кроме коньков и спорта, были у них увлечения?

– А как же! Тут даже наблюдалось некоторое сходство. Оба страстно любили театр. Только Кудрявцев предпочитал драматический, а Аниканов прямо-таки влюбился в оперетту. Я уже рассказывал, что многие сборы проходили в Иркутске, который тогда гордился хорошим театром музыкальной комедии. Однажды когда мы в очередной раз приехали на сбор в сибирскую столицу, первое, чем заинтересовался Иван Яковлевич – что играют в местном театре, кто главные исполнители. Мало того. После тренировки не только сам отправился смотреть «Сильву», но и меня с собой потащил. Тогда в спектаклях иркутского театра блистал молодой талантливый актер Николай Каширский, позже заслуженный артист РСФСР (1925–1978). Так вот, когда спектакль закончился, Иван Яковлевич предложил мне: «Пойдем за кулисы – хочу с Каширским познакомиться».

Познакомились. Потом сдружились. За те 40 дней подготовки в Иркутске почти весь репертуар пересмотрели. Позже Каширского пригласили в Московский театр оперетты. Так Иван Яковлевич и туда наладился. В результате – у него там, кроме Каширского, скоро оказались в друзьях Владимир Федорович Шишкин (1919–1986) и другие «звезды» тогдашней оперетты…

Что касается Кудрявцева, то он и тут проявлял себя как человек широких интересов. Ведь, кроме увлечения театром, прекрасно играл на рояле и даже на балалайке. Изучал иностранные языки…

– Гончаренко вспоминал, как Константин Константинович заражал своими пристрастиями подшефных. Олег рассказывал, как тот не расставался с кинокамерой. И при этом восклицал: «Сколько фильмов, снятых Кудрявцевым, мы пересмотрели! И не всегда фильмы посвящались конькам». Из ваших слов о нем также складывается образ высокой культуры человека. Но если вернуться к профессионализму, что делало тренера великим и неповторимым?

– Первое – Константин Константинович был замечательным психологом. Он очень хорошо умел готовить спортсменов к старту, досконально знал как их сильные, так и слабые стороны. И соответствующим образом это использовал. Причем использовал, как говорится, «на все сто». Скажем, на тренировках требовал от подопечных полной самоотдачи. Многие сетовали, что дождаться от него похвалы было невозможно. Даже после громких побед он продолжал ворчать. И спокойно мог сказать любому титулованному скороходу сборной: «Э, друг! Да ты – лентяй – на тренировках недорабатываешь!»

Другой его большой талант – мог разглядеть будущую «звезду» там, где никто другой ее не видел. Вот как, например, получилось с Виктором Косичкиным. 1958-й – мой второй год работы в сборной. Близился матч конькобежцев СССР и Норвегии – традиционные соревнования, которые с большой помпой проходили в Москве, на «Динамо». В разгар подготовки Кудрявцев вдруг обратился ко мне:

– Слушай-ка, загляни, пожалуйста, в общежитие (под трибунами «Динамо» располагалась небольшая гостиница, напоминавшая общагу), живет там некто Косичкин. Сходи к нему, приглядись, осмотри, померь давление…

Пошел, нашел номер, зашел. За столом сидел молодой парень. Я спросил:

– Ты Косичкин?

– Да!

Начал допытываться, что, чего и как. Ну, послушал сердце, пульс пощупал, давление измерил. И попрощался. Позже Кудрявцев поинтересовался:

– Ну, как?

– Да нормально, – я ответил. – Мне понравился. Такой парень!

А сам думаю, что-то неспроста он послал меня к новичку – тот даже мастером спорта не был. Понял все, когда начались соревнования. Кудрявцев вдруг включил Косичкина на матч с норвежцами. И тот сразу заявил о себе: выиграл стайерскую дистанцию (не то на 5000, не то на 10 000 метров).

Я не зря о своем втором годе работы в сборной напомнил: опыт, какой-никакой авторитет уже заработал. Вот и послал мудрый Константиныч изучить паренька, еще раз перепроверить моим впечатлением его собственное мнение. Сам-то он уже самое главное в Викторе разглядел. После того матча Косичкина зачислили в сборную. И пошло-поехало у него…

Вот такой был глаз-алмаз у нашего главного тренера! А как и где он Эдуарда Матусевича нашел? В 1967 году, на Спартакиаде народов СССР в Свердловске. Мало кому известный Матусевич выступал за сборную Белоруссии. Тогда это было смешное зрелище, когда в погоне за массовостью армяне и грузины в хоккей играли, держась за бортики, на коньках кое-как двигались. Конечно, Москва и Ленинград доминировали. Почему я в связи с Матусевичем про Спартакиаду вспомнил? Да потому, что он там особых результатов не показал. Но Кудрявцев его приметил. Уже после соревнований коллегам-тренерам порекомендовал: парня надо брать! И снова «в яблочко». Потому что, поставив Матусевича «на крыло», очень скоро сделал из него чемпиона СССР, Европы и мира.

Еще одно сильное качество Кудрявцева – главного тренера – удивительно умело выстраивал взаимоотношения с коллегами по сборной. Ведь он персонально работал с несколькими спортсменами. Остальных вели другие наставники. Правда, под его генеральным руководством.

– Непростая роль. Обычно в сборных любого вида спорта – особенно в индивидуальных – большие спортсмены эдакие эгоисты. Рядом с ними всегда находятся их «дядьки», личные тренеры. Не возникали ли у Кудрявцева конфликты с подобной категорией воспитателей?

– Возникали, конечно! С тем же Аникановым, о чем мы уже говорили. Они считались антиподами. Поэтому методологические конфликты постоянно вспыхивали между ними.

– Поскольку вы присутствовали на тренерских советах, хочу спросить, как в подобных случаях себя вел Кудрявцев? Каким был его стиль «разруливания»? Давил? Переубеждал?

– Я бы не сказал, что «давил». Ему многое могло не нравиться. Но никогда не «ломал», не заставлял делать по-своему. Раз так считаешь – твое право! Но тогда доказывай правоту на льду результатами учеников. Так что, как теперь говорят, ничего личного…

Вот, к примеру, работал с нами тренер из Свердловска Евгений Иванович Сопов. Как и у Аниканова, у него тоже росли хорошие питомцы. На тренерских советах это был, пожалуй, самый неуемный «оппозиционер» – чуть ли не всегда Кудрявцеву альтернативные предложения по методике вносил.

– И как Константин Константинович реагировал?

– Нормально. Они даже дружили. Но спорили, обсуждали, иногда переругивались. Правда, при этом их дискуссии окрашивались в юмористические тона. Поэтому творческие «разборки» выглядели скорее как дружеские пикировки.

– Что вы, как особая сторона в треугольнике «тренер – врач – спортсмен», вынесли из многолетнего сотрудничества с Кудрявцевым?

– Собственно, именно он своим отношением ко мне и моей роли в команде сильно поспособствовал тому, чтобы я стал самостоятельной фигурой в «треугольнике». Константин Константинович обязательно находил время, чтобы поговорить, посоветоваться со мной. И изумительно умел извлекать пользу из аргументов, объективных фактов, в которых я разбирался. Этому у него могли поучиться и, кстати, учились многие другие тренеры.

– Есть примеры?

– Самый яркий – Борис Шилков.

– Расскажите, пожалуйста, о нем чуть подробнее.

– В 1950-е в сборной появился скороход из Ленинграда – восходящая «звезда». В 1954-м на первенстве мира в Японии завоевал «золото». В связи с чем приведу любопытную деталь, характеризующую Кудрявцева. В том же году у Константина Константиновича родился сын. Так он назвал его в честь Шилкова Борисом, хотя на соревнованиях в Японии Борис-старший отобрал высший титул у Гончаренко – ученика Кудрявцева. Сам Шилков – воспитанник Владимира Честного из Калинина.

Когда в 1957-м я появился в сборной, Борис заканчивал карьеру скорохода: стартовал в каком-то соревновании, занял далеко не призовое место, после чего объявил: больше бегать не будет. Тогда Кудрявцев взял его к себе, и тот быстро вырос в полноценного тренера сборной. Это был (впрочем, «был» не подходит – он и теперь, слава Богу, жив-здоров!) очень интеллигентный, интересный человек, вдумчивый специалист, по интеллекту стоявший на ступеньку выше многих. Меня тянуло к нему, и в результате мы подружились.

– Для меня всегда вопрос: далеко не из всякого, даже выдающегося спортсмена обязательно получается хороший тренер….

– Как раз Борис стал очень сильным наставником. И у него нередко появлялись хорошие ученики.

– Так это Кудрявцев ему помог, или в Шилкове было врожденное, благодаря чему он преуспел на новом поприще?

– Понимаете, любой по-настоящему большой тренер имеет свою концепцию. Возьмем, скажем, самое главное в беге на коньках – технику. Даже на частный вопрос: как проходить поворот, Борис имел собственный, отличный от школы Кудрявцева, взгляд. Когда ему в сборной передали группу конькобежцев, он вел их по своей методике. Но вот что я подметил, когда мы подружились: Шилков вел дневник, где записывал тренировки Кудрявцева. Умный тренер у столь мудрого наставника, как Константин Константинович, всегда мог что-либо полезное подсмотреть, многому научиться…

– Если не ошибаюсь, та дюжина лет, когда вы работали в сборной, оказалась, можно уверенно сказать – «золотой» в истории отечественного конькобежного спорта.

– Тут даже нет нужды углубляться. Одни имена той блистательной плеяды сами за себя говорят. Причем ведь какая была потрясающая преемственность! Вот взошли на мировой пьедестал почета Гончаренко, а затем Шилков. А как время начало брать свое, у них из-за спины вырывались вперед Гришин, Меркулов, Михайлов… Те, в свою очередь, еще находились на пике формы и в зените славы, когда им на пятки Косичкин наступал… А женщины? Еще бегала Жукова, а уже в полный голос заявила о себе Стенина, мощно стартовала Артамонова. При мне в 1959-м в сборной появилась Скобликова.

Конечно, одни «звезды» выглядели крупнее, ярче, другие – меньше, скромнее. Из тех, кого я хорошо знал, бесспорными лидерами считались, конечно, Гончаренко и Гришин. Очень способным парнем показал себя Косичкин. У женщин, на мой взгляд, непревзойденной «звездой» в истории мирового конькобежного спорта осталась Скобликова…

– Савелий Евсеевич! Таким образом, вы невольно начали рассказывать о своей сборной скороходов «всех времен и народов». Давайте посвятим им следующую главу!

Глава 6

За пределом возможного

– Савелий Евсеевич! Понятно, что, работая сначала в конькобежной, а позже в футбольной сборной страны, вы имели дело с большими мастерами. Иных туда и не приглашали. Но если исходить из ваших многолетних личных наблюдений, кто он/она – спортсмен экстра-класса?

– Конечно, это – человек, который совмещает в себе комплекс лучших качеств: мастерство, высокую физическую кондицию, психологическую устойчивость, умение выкладываться до предела в самых сложных условиях. До моего знакомства с футболистами сборных все это я наблюдал у конькобежцев. И не переставал удивляться. Причем более всего умению выкладываться.

Ведь в главной команде страны я работал не кем-нибудь, а врачом. Знал всех не понаслышке. Постоянно наблюдал. Их каждая мышца была мне знакома. И, в конце концов, хорошо вроде бы представлял, на что способны наши лучшие конькобежцы, каков предел их возможностей.

Тем не менее они столько раз меня поражали, каким-то невероятным образом преодолевая этот предел. При этом не переставали оставаться живыми людьми. А еще, развивая ранее поднятый вами вопрос об «одноклеточности» спортсменов, отмечу – они отличались высоким интеллектуальным уровнем. По этому показателю многие были под стать главному тренеру. Я уже упоминал, каким, в частности, заядлым театралом мы воспринимали Кудрявцева.

А его питомцы – Шилков, Гончаренко, Гришин, те же Скобликова с Артамоновой – их тоже интересовало многое в мире искусства. Они могли пойти на концерт симфонической музыки, на серьезный драматический спектакль… Я, кстати, со временем тоже увлекся театром, следил за репертуаром, знал ведущих актеров. Так что ж удивительного, что у меня с ребятами всегда находились общие темы для разговоров! Они ведь, в частности, еще и поэтому тянулись ко мне. Я рассказывал, что стоило вечером заглянуть за дверь моего номера – и там почти всегда можно было застать кучу народа. Пожалуй, в процессе подобного общения впервые почувствовал: могу лечить не только таблетками, но и словом. Что тоже очень важно для врача. А ребята высоко ценили саму атмосферу, возможность свободного общения, обмена информацией, когда мы, бывало, с юмором «перемывали кости» Кудрявцеву и друг другу, шутили, смеялись…

Нет! Как-то не встречал я среди «звезд» узколобых. Ни в коньках. Ни в других «рабочих» для меня видах спорта. Все были в моем восприятии по-настоящему яркими, крупными личностями. Ну, почти все…

– Кого все же – согласно только что обозначенным критериям – вы бы отнесли к лучшим из лучших?

– Из тех, с кем мне довелось работать?

– Именно так.

– А в каком порядке?

– Как вам удобнее.

– Тогда по времени «сверкания» на спортивном Олимпе. Я ведь, собственно, начал говорить об этом в подобном ключе, коснувшись вопроса чемпионской преемственности в команде Кудрявцева.

Итак, если из мужчин – прежде всего, Гончаренко, Гришин и, пожалуй, Косичкин. А женщины – Скобликова, Артамонова и Титова…

– Расскажите, пожалуйста, о том, что вам открылось в каждом из этой «великолепной шестерки»?

– Начну с Олега Гончаренко. Потому что благодаря ему через сорок с лишним лет (!) после победы русского конькобежца Николая Струнникова лауреатом мирового первенства вновь стал спортсмен нашей страны.

О.Г. Гончаренко родился 18 августа 1931 г. в Харькове. Выпускник местного пожарно-технического училища. Абсолютный чемпион мира в конькобежном многоборье 1953 г. (впервые среди спортсменов СССР), 1956 и 1958 гг., серебряный призер чемпионатов мира 1954 и 1955 гг. Абсолютный чемпион Европы 1957 и 1958 гг., серебряный призер 1955 г. Двукратный бронзовый призер Олимпийских игр 1956 г. Знаменосец сборной СССР на Играх-1956 в Кортина д’Ампеццо (Италия). Заслуженный мастер спорта (1953 г.). Награжден орденом Ленина (в 25 лет 1956 г.!). Почетный гражданин Денвера (США) и Осло (Норвегия), где есть музей, посвященный советскому скороходу. Избирался членом техкома Международной федерации конькобежного спорта. Написал автобиографическую книгу «Повесть о коньках».

Умер 16 декабря 1986 г. Похоронен на Новокунцевском кладбище.

Незадолго до своей кончины Сталин разрешил поездку в финскую столицу, чтобы на льду того же злополучного стадиона в Хельсинки, где советские скороходы расписались в провале пять лет назад, на этот раз взять реванш. Вождю доложили, что ставка делается на мировых рекордсменов Сергеева и Чайкина, абсолютных чемпионов страны Сахарова и Шилкова. В качестве резервиста взяли с собой Гончаренко, который появился в сборной год назад, но упорного парня. Так он снова распахнул скороходам «окно» не только в Европу, но и открыл его на весь мир!

– По этому поводу мои старшие коллеги рассказывали журналистский анекдот-быль. В 1950-е по понедельникам в свет выходила лишь газета «Правда». Только она могла опубликовать информацию о воскресном триумфе Гончаренко. Но на спорт в политических изданиях смотрели с высокомерием. Поэтому дежурный редактор, получив «молнию» хельсинкского собкора ТАСС, отложил телеграмму в сторону: «Номер ломать из-за каких-то коньков не будем. Дадим завтра…» На следующее утро Сталин, открыв главное издание страны и не найдя заметку о коньках, позвонил главному редактору Дмитрию Трофимовичу Шепилову (впоследствии печально известному в качестве якобы «примкнувшего» к «антипартийной группе», выступившей против нарождавшегося культа личности Хрущева):

– Вы все-таки не верите, что на первенстве мира победил наш Гончаренко? Весь мир верит, а «Правда» не верит?

Естественно, во вторник фотография Олега красовалась на 1-й полосе «Правды»: такого не случалось в истории журналистики сталинских лет. Главная газета страны не позволяла спортивной информации находиться ближе последней страницы – и лишь триумф Гончаренко отменил неписаное «железное» правило газетчиков. Тогда же в Финляндии Гончаренко дал первое в жизни интервью зарубежному репортеру:

– Зачем вам заниматься спортом? Идите в кино – сразу станете звездой экрана. Вы такой красивый…

На ледовой дорожке он бы не растерялся, а тут лишь улыбнулся в ответ:

– Мне и в коньках неплохо.

Ответ этот все-таки сорвал аплодисменты. И все-таки, Савелий Евсеевич, что было главным в характере Гончаренко?

– Мне кажется, чувство ответственности. Как известно, большинство мировых рекордов в 1952 году принадлежало советским скороходам, но все они устанавливались на идеальном высокогорном катке Медео. Они соревновались с остальным конькобежным миром заочно. И большинство специалистов на Западе резонно не очень-то верили в закономерность подобных высших достижений. Поэтому так важно было первым советским скороходам – первопроходцам в мировых и европейских первенствах, утвердить советскую школу бега на коньках. Олег понимал это, может, острее, чем остальные наши лидеры. Те просто верили в силу сборной, знали, что кто-то из ребят обязательно победит. А Гончаренко – единственный, кто считал, что выиграть обязан не «кто-то», а именно он. Олег не ждал указаний и установок Кудрявцева, а сам ставил перед собой задачу-максимум, которая забирала его целиком и на решение которой часто требовались годы и годы…

Была еще одна «фирменная» черта Гончаренко – любую работу (бежать 25 кругов по льду – действительно, тяжелый труд) он выполнял красиво и вдохновенно. Олег покорял рекорды так вдохновенно и страстно, что внушал зрителям разных стран восхищение и любовь. Его бег приходили смотреть самые утонченные и рафинированные ценители конькобежного искусства. Он считался чемпионом среди чемпионов.

Легенды о нем складывались даже после неудачных турниров. В Гончаренко подкупало и увлекало болельщиков, вероятно, самое главное – стиль, улыбка, предвосхищавшая знаменитую гагаринскую, доброжелательность и в то же время твердость. Зрители конькобежных чемпионатов – зрители особые. Они приходили на трибуны «театра Гончаренко». Его любой «спектакль» был наполнен внутренней драматургией, загадкой, тайной борьбы спортсмена с самим собой.

– Может, удастся вспомнить конкретные примеры, иллюстрирующие эти ваши определения касательно характера Олега Георгиевича?

– Подростком он потерял на фронте отца, пережил оккупацию. На его глазах фашисты казнили патриотов. Не раз и сам оказывался на краю гибели. Гончаренко мало кому рассказывал о том, при каких обстоятельствах в детстве получил серьезную лицевую травму – перелом переносицы. Оказывается, то был след страшного удара кулаком, который нанес Олежке озверевший эсэсовец. В те годы есть приходилось хлеб с добавлением жмыха и опилок, а картофельные очистки казались лакомством. Однако под вражьей пятой подросток не согнулся. Наоборот, распрямился, окреп, в нем рано проснулось чувство собственного достоинства.

А ведь почти перед каждым главным стартом лидера сборной СССР, поверьте, подстерегали несчастья: то радикулит не даст ему разогнуться, то хозяин иностранной гостиницы угостит его шоколадом с явно просроченным сроком хранения. Но случайности не могли помешать Олегу выйти на старт. А уж если он появлялся на дорожке, то всегда боролся на пределе сил.

– Как известно, высшую советскую награду – орден Ленина – спортсменам давали не часто. Обычно делали это, как бы подводя итог карьеры. А Гончаренко ордена удостоили аж в 25 лет?!

– Его родные и друзья полагают, что произошло это с подачи МИДа. В феврале 1957 года, спустя три месяца после драматических венгерских событий, советские дипломаты не рекомендовали нашим конькобежцам выходить на парад чемпионата Европы в Осло: «Вас забросают тухлыми яйцами как агрессоров!» Многотысячный «Бишлет» и впрямь был настроен воинственно. И тогда Олег решительно попросил: «Объявляйте меня – иду первым». Едва диктор произнес: «Чемпион мира Олег Гончаренко», как местные зрители стоя приветствовали любимца. А тот в благодарность болельщикам «порадовал» их победой, взяв верх над знаменитым хозяином ледовой дорожки Кнутом Юханнесеном.

Его победа выглядела столь внушительно, что никто из жителей норвежской столицы даже не ощутил горечи и обиды за поражение земляка. Так Гончаренко стал почетным гражданином Осло. Советское посольство почти в полном составе пригласили на прием в ратушу, где встретили дипломатов с уважением – как же, соотечественники выдающегося спортсмена! Посол Грибанов оказался человеком благодарным и порядочным: послал в Москву шифровку, в которой нахваливал конькобежцев и особо Гончаренко. В «высотке» на Смоленской площади согласились, что, если бы не успех спортсменов, посольству долго бы еще пришлось сидеть в изоляции. Так что орден Гончаренко получил скорее за «выполнение важной политической миссии».

– Когда он в последний раз вышел на лед?

– В феврале 1962 года. В «Лужниках» проходил чемпионат мира. Однако во главе советской команды Олег появился лишь на параде участников. Напряженная двухдневная борьба, к радости переполненного стадиона и миллионов телезрителей, завершилась триумфом Косичкина. «Первым, кто бросился поздравлять меня, был Олег, – рассказывал нам Виктор. – Мы обнялись, и он сказал: «Витя, эта твоя победа стоит всех пяти моих венков!»

– В замечательном очерке моего давнишнего знакомого и коллеги Анатолия Юсина, бывшего правдиста и общепризнанного знатока конькобежного спорта, дружившего с Гончаренко десятки лет, довелось прочитать грустные строчки: «Я сделал все, что мог» – эта надпись на обратной стороне памятника Гончаренко на кладбище поразила меня. И знаете, почему? В жизни он был настолько скромен, что никогда бы вслух не смог произнести этой фразы, и лишь в больнице, прощаясь с женой, ей высказал сокровенное: «Я сделал все, что мог». Сказал просто, без восклицательного знака».

– Да! Тут, как говорится, ни прибавить, ни убавить!

– Ну, тогда, думаю, не будете возражать, если перейдем к подробностям о соратнике и единомышленнике Олега – Евгении Гришине…

Гришин Е.Р. родился в Туле 23 марта 1931 г. После окончания войны в 1946 г. Гришин пришел в конькобежный спорт и начал тренироваться под началом Я. И. Яковлева. Первый выход на соревнования Гришину принес славу – юношеский рекорд СССР. После первенства России Евгения преследовали неудачи и травмы, но в начале 1948 г. Гришин завоевал титул чемпиона в первенстве ВЦСПС. Годом позже познакомился с В. Сталиным, который перевез его в столицу, где тренером Евгения стал К. Кудрявцев. В конце 1940-х – начале 1950-х Гришин участвовал в строительстве высокогорного катка Медео под Алма-Атой. Впоследствии он, преодолевая боль, неоднократно выводил сборную СССР в лидеры мировых соревнований и Олимпиад: заслуженный мастер спорта (1952) на Играх 1956 (Кортина д’Ампеццо) и 1960 (Скво-Вэлли) побеждал на дистанциях 500 и 1500 м. Серебряный призер Игр-1964 (Инсбрук – там же знаменосец олимпийской сборной СССР). Абсолютный чемпион Европы (1956), бронзовый призер первенств мира в классическом многоборье (1954, 1956). Шестикратный чемпион мира. Восьмикратный чемпион Европы. Двенадцатикратный чемпион СССР. Двенадцатикратный мировой рекордсмен на дистанциях 500, 1000, 1500 и 3000 м. Серебряный призер первенства страны по велосипедному спорту (в начале1950-х один из лучших трековиков СССР, участвовал в летней Олимпиаде-1952 в Хельсинки). После травмы 1967 года и своих последних Игр 1968 г. (Гренобль) выпускник Смоленского института физкультуры (1965) ушел на тренерскую работу (в 1970—1980-х готовил нескольких ведущих спринтеров СССР, а также сборную страны), за что в 1973 г. получил звание заслуженного тренера СССР. Награжден орденами Ленина (1960) и Трудового Красного Знамени (1957). Будучи пенсионером, Гришин написал автобиографическую книгу «Такое не забывается» (еще раньше – «500 метров», «Или – или», «Годы триумфальных побед»). Скончался в Дедовске (Московская область) 10 июля 2005 г.

Известно, что в коньках четырехкратных олимпийских чемпионов всего двое. Гришин и норвежец Ивар Баллангруд (1928, Санкт-Мориц – 5000 м; 1936, Гармиш-Партенкирхен – 500, 5000 и 10 000 м). Был, правда, и пятикратный – уже упомянутый американец Эрик Хайден. Но он – хоть и «фейерверком», но «взвился» лишь на одной Олимпиаде-1980 в Лейк-Плэсиде (США). Гришин же выступал на четырех Играх. И как! Он обладал прямо-таки стальным характером. И вообще был уникальной неординарной личностью.

– Причем, если судить по публикациям, с самого детства. Ну, вы, к примеру, когда-нибудь слышали, чтобы ребенок начал ходить в семь месяцев, а в девять самостоятельно забрался в трамвай и, не попрощавшись с родителями, уехал? Хорошо хоть милиция нашла и вернула…

– Похоже на анекдот…

– Но вот не анекдот, а биографический факт: в начале войны 10-летний Женя попал под бомбежку. И только своевременно сделанная операция спасла его от ампутации ноги, из которой хирург вытащил 12 осколков!

– А вот это как раз о секретах его невероятно мощной натуры! Ведь именно из этого израненного пацана вырос обладатель всех тех высших в мировом конькобежном спорте титулов, с перечисления которых я начал рассказ о Гришине.

– Савелий Евсеевич! В титулах и званиях читатель, в конце концов, разберется из биографических резюме. Было бы заманчивей больше узнать про то, что только с вашей «колокольни» врача и можно лучше всего рассмотреть. То есть, конечно, о тех же победах. Но все-таки еще об их цене…

– Охотно! Начну, пожалуй, с эпизода, который характеризует Гришина как человека, не привыкшего отступать и уступать. 1962 год, Москва, чемпионат мира по конькам. Евгений бежит свои коронные дистанции – 500 и 1500 метров. Почти все были уверены, что «пятисотку» выиграет. Но публика не знала, что накануне, на тренировке, он получил очень серьезную травму – повредил так называемую приводящую мышцу. Ее нормальная работа особенно важна при старте. Я, конечно, Евгения лечил, делал все, что возможно. А руководство тем временем «вибрировало». Наведывалось в команду. Сам председатель Спорткомитета СССР интересовался: «Ну, как Гришин?» Я всех заверял, что он обязательно выйдет на старт, чем, кстати, брал в случае неудачи большую на себя ответственность. Проигрывать, да еще в Москве – за это тогда по головке не гладили.

А Женька только успокаивал: «Савелий, не дергайся, все равно побегу. Не бойся, говори всем, что со мной все нормально». Словом, нельзя сказать, что я его окончательно вылечил – оставались проблемы. А с ними и большой риск. И вот он вышел на старт, застыв в стартовой позиции. Никто ничего о его проблемах не догадывался – все ждали чемпионского спурта. А я-то знал, во что это все могло вылиться. И потому стоял «на бирже», а в голове страшная мыслишка крутилась: сейчас с места рванет – и все! Но он стартанул, пролетел быстрее всех. Да еще за финишной чертой поднял руку и приветственно мне помахал…

– Дескать, риск – благородное дело…

– Мол, «а ты боялся!»… Он, действительно, что называется, настоящим мужиком был. Не боялся соперничества. Ни со своими, ни с чужими. И всегда воздавал должное таким же, как он, сильным спортсменам. Мог, если нужно, за них и похлопотать. Я, например, стал невольным свидетелем того, как Гришин отстаивал Гончаренко – тот еще был действующим, но уже «возрастным». Так вот, чтобы снять сомнения руководства сборной, он подошел к Кудрявцеву и сказал: «Константин Константинович! Чего ты берешь на чемпионаты целые бригады? Возьми одного Гончаренко – все вопросы закроются!»

Или другой случай. Гришин дружил с Косичкиным. Хотя разница в возрасте была у них большая, Евгений относился к Виктору как к равному, потому что видел в молодом человеке лидера. Как раз за год до уже упомянутого первенства мира в Москве они вместе проводили летние разминки на Воробьевых (тогда Ленинских) горах. И постоянно вытаскивали меня с собой. Бывало, закручусь, а Евгений напоминал: «Савелий Евсеевич! Ты чего там? У нас с Косичкиным тренировка. Давай приходи!» На «Воробьях» они в основном кросс по «пересеченке» бегали. Очень удобно, кстати, получалось – не надо было за город тащиться. Так вот ближе к осени после тренировки засмотрелись они на панораму Лужников. А Гришин заметил вслух:

– Представляешь, Витя! На следующий год, в феврале, здесь кто-то станет чемпионом мира…

– Что значит «кто-то»? – перебил Косичкин. – Известно, кто…

И на себя показал. Замечу, у голландцев тогда очень сильная «бригада» собралась. И конкурент у Косичкина нашелся – будь здоров! Ван ден Грифт – он до этого столько соревнований выиграл!

Зная об этом, Гришин только и сказал:

– Ну, ты и нахал!

– А посмотришь!

Евгений и до этого про «нахала» без осуждения сказал. А уж после уверенного «посмотришь!» – и вовсе глянул на товарища с уважением. Словно знал: Косичкин предстоящие соревнования действительно выиграет…

– А что сам Гришин? Правда ли, что в Инсбруке у него 5-ю золотую олимпийскую медаль «украл» случай? Или, как до сих пор утверждают некоторые специалисты, он уже был на «сходе»?

– Не будем забывать, что в 1964-м Гришину четвертый десяток пошел. От этого никуда не уйдешь. Но я – врач. И хорошо зная его тогдашнее состояние, ответственно могу сказать: Евгений Романович обладал таким изумительным запасом прочности, что даже с возрастом позволяло ему выходить из самых, казалось, безнадежных ситуаций. Я, например, до сих пор не могу понять, как Гришин установил знаменитый рекорд в спринте (после закрытия Олимпиады-1960, на показательных состязаниях впервые в мире «выбежал» из 40 секунд – 39,6), когда ему было под тридцать! Казалось, в спорте такое невозможно. А он это сделал. При этом мало кто знает, что во время того феноменального бега у Гришина вдобавок ко всему лопнули дырочки для шнурков на стареньких ботинках…

– Это не те «незаменимые», что подарил ему когда-то легендарный патриарх отечественного конькобежного спорта Ипполитов?

– Те самые. Тоже, между прочим, традиция. Гришин многие свои рекорды в них установил. Но возвращаюсь к вашему вопросу. К Инсбруку-1964 он был готов, как никогда в жизни. Готов подтвердить как врач. Но лучше сошлюсь на результаты прикидочных стартов – там к нему никто даже близко не приближался. Теперь о самом «случае». Дистанция 500 метров. Гришин бежал во 2-й паре. Перед забегом полагается разминка. Вдруг перед окончанием разминки Евгений влетел в раздевалку в жутком состоянии:

– Где Константиныч?

Кудрявцев в это время на льду стоял. Пока за ним бегали, выяснилось: во время разминки Гришин левым коньком на что-то наехал на льду и в результате сорвал кромку с лезвия. Попросту говоря, так его затупил, что во время бега оно не «держало». Словом, надо было спешно перетачивать. Евгений, как и остальные скороходы, сам точил свои коньки. И, как все, имел с собой спецстанок и другие необходимые для этого вещи. Однако процесс точки – целая наука. Он требовал точности, терпения и времени. А тут уже 1-ю пару на старт вызвали. Короче говоря, влетел Кудрявцев, и Гришин обратился к нему: «Константиныч, я не могу точить! Наточи мне!»

– Успел?

– Успеть-то успел, но впопыхах, видимо, получилось плохо. Тут и с «родным» коньком легко напортачить. А это же не его… Да! Ну, Евгений вышел на старт, рванул изо всех сил. И нам с «биржи» по ходу видно, что не то – «пробуксовывает». Уже на 2-м повороте, пробегая мимо, Гришин выкрикнул нам:

– Мне «копец» (на самом деле выразился куда круче)! Коньки!

Словом, 1-м пришел новый олимпийский чемпион американец Ричард Макдермот, 2-м финишировал наш Владимир Орлов. Гришин оказался только 3-м. Но мне до сих пор не ясно, как он тогда бежал и больше никого, кроме этих двух, не пропустил… При этом, стоя на 3-й ступеньке пьедестала почета (для многих – недостижимая мечта!), Гришин, похоже, был готов от стыда провалиться под землю. Хотя то, что он сделал, – настоящий подвиг…

– Понятно! Но все – и с полным на то основанием – ждали триумфа.

– Конечно, ждали. Да так, что загодя фильм о нем, как о новом чемпионе Игр, сделали – осталось только подснять счастливого победителя на пьедестале. А вместо того сплошные звонки в олимпийскую деревню: что случилось с Гришиным? Просто трагедия!

– А я вспоминаю схожую историю с замечательным борцом Александром Карелиным на Олимпиаде-2000 в Сиднее. Ведь никто тогда не сомневался, что этот абсолютный, действительно не имевший тогда на ковре равных трехкратный победитель Игр в довольно спорных обстоятельствах уступит американцу Рулону Гарднеру. Тогда наперебой шумели, по «секрету» показывали нам, аккредитованным там журналистам, значки и награды, которые ждут не дождутся Сашу в Австралии, в тот день на ВИП-трибуну подоспела высокая делегация из Москвы во главе с тогдашними вице-премьером Матвиенко и вице-спикером Госдумы Чилингаровым…

– Вот-вот! А каково спортсмену? Тому же Гришину каково было, когда вместо выстраданного им «золота» непрерывно звонили в «деревню»: что случилось с великим конькобежцем?

– Да, такое кого хочешь сломать может! Какие спортивные титаны после этого не выдерживали – уходили…

– Ломались! Да только не Евгений. Не в его натуре было вешать коньки на гвоздь и уходить побежденным. Помню, как уже после возвращения домой на одной из тренировок в Челябинске Гришин получил тяжелейшую травму ноги. И что вы думаете? Даже после этого он нашел в себе силы не только вернуться на лед. Более того, начал готовиться к следующей Олимпиаде, твердо решив еще на четыре года остаться в большом спорте. Хотя ему не просто намекали, а откровенно просили уйти. Мол, иссяк, пора дать дорогу молодым…

– Ну, может, действительно, «иссяк», да и другим, более перспективным путь к рекордам заслонял?

– Ерунда все это! Мы уже с вами говорили, как он в своем «цеху» относился к другим талантливым спортсменам. Поэтому ограничусь тем, что говорила легендарная Лидия Павловна Скобликова: несмотря на то, что она имела своего тренера, свои выдающиеся успехи прежде всего связывала с Гришиным.

Он имел почти идеальную, потрясавшую специалистов технику бега на коньках. И этим во многом был обязан много лет тренировавшему его Кудрявцеву. Евгений, видимо, всегда это помнил. И став в определенном смысле эталоном, Женя на этом своем богатстве, как Кощей Бессмертный, отнюдь не отсиживался. А щедро делился с товарищами по сборной.

Сколько раз я наблюдал на льду одну и ту же картину: конькобежцы, выстроившись друг за другом гуськом, совершали разминочный бег по кругу. Та же Скобликова (в сборной и женщины, и мужчины в ту пору тренировались одной командой) в этих случаях всегда каталась за Гришиным. И просто-напросто училась у него. Скажем, осваивала бег по повороту. У скороходов этот элемент, пожалуй, самый важный. А технически, похоже, сложнейший – ведь на спринтерской дистанции, когда в этой точке они переставляют ноги, возникает огромная центробежная сила. Надо уметь управлять собой, чтобы тебя не вынесло. Ведь сколько раз на соревнованиях мы становились свидетелем того, как даже мирового уровня конькобежцев на повороте уволакивало за бровку. Выносило в свое время многих, включая Гришина. Но он умел делать выводы. И щедро делился секретами с товарищами. Вот вам и ответ на вопросы касательно того, заслонял ли он кому-то дорогу и что мог предъявить на Олимпиадах.

– Получается, еще не работая впоследствии тренером, Гришин в какой-то степени стал им, будучи действующим спортсменом?

– Конечно! Он и этим талантом обладал. Многому – и гораздо лучше, чем многие тренеры – мог научить. Но при этом соревновался на дорожке. И как все спортсмены, очень нуждался во взгляде со стороны. Как раз в период его подготовки к стартам в Гренобле-1968 мы с ним особенно сдружились. Причем дело дошло до того, что я у него начал выступать в роли… тренера. Во всяком случае, Гришин ко мне подъезжал, расспрашивал, советовался:

– Ну, как я, на твой взгляд, прошел поворот? А по прямой как бежал? Не заметил, что у меня левая нога отстает? А правая?

– И что вы отвечали?

– А куда мне деваться? Был бы я в этом отношении безнадежен, Евгений быстренько перестал со мной советоваться. А он чем дальше, тем больше. Да и я уже поднаторел. Прилично научился разбираться в структуре воздействия тренировочных нагрузок… То есть вник в специфику, вгрызся, влез туда. В итоге – накануне Олимпиады в начале зимы 1968 года Гришин в графе «тренер» вписал: «Кудрявцев, Мышалов». Однажды он мне сказал: «Знаешь, к чему дело идет? Если выиграю в Гренобле, тебе присвоят звание заслуженного тренера СССР. Это я гарантирую». Так что я мог стать и заслуженным.

– И что же?

– Не стал.

– Обидно!

– Да не столько за себя, сколько за Евгения. Это надо было видеть, как он красиво летел по ледовой дорожке Гренобля!

– Где-то прочел, что сам Гришин считал, что это был его лучший по исполнению бег на всех Олимпиадах.

– Он обладал удивительной пластикой. Она придавала его бегу необыкновенную красоту. Присутствовала эта красота и в том его выступлении. Только беда в том, что не оказалось в ней былой стремительности.

– Потом мои старшие коллеги писали: в Гренобле судьба-злодейка преподнесла Евгению Романовичу подлянку похлеще, чем в Инсбруке. Что-то там наши тренеры и приданная нашей команде научная бригада перемудрили…

– Правильнее, считаю, было бы сказать – допустили чудовищный просчет. Ведь как получилось? Сначала все – в том числе наши конькобежцы – проходили предолимпийскую подготовку в высокогорном Давосе. Потом за неделю до главных стартов спустились в долину Гренобля. Все, кроме советской команды. Потому что наши умные научно-тренерские головы, доверившись своим «секретным» выкладкам, вдруг объявили: все продумано, просчитано и подтверждено наукой акклиматизации и реакклиматизации. Их тогда отговаривал чуть ли не весь конькобежный мир. Даже соперники! Но горе-ученые стояли, как Брестская крепость. Результат для советских скороходов оказался плачевным. Даже Гришин показал для себя весьма посредственное время. А выиграли те, кто вовремя уехал из Давоса. В частности, в спринте – немец Эрхард Келлер, «восходящая звезда» на «пятисотке».

– Надо же, какая особая для Гришина несправедливость! Так готовиться – и снова подножка.

– Вы знаете, справедливость и объективность – не одно и то же. Как медик, как спортивный врач хотел бы напомнить: в Гренобле Гришину было уже 37 лет! Сохранять в таком возрасте чемпионские скорости в спринте – большой вызов человеческой природе. Потому что железный характер, силы, даже выносливость еще остаются, а скорость неумолимо падает. Это, что называется, медицинский факт. Конечно, из-за ошибки с адаптацией Евгений себя чувствовал не очень хорошо. Но не настолько, чтобы перед стартом вдруг сказать: «Если я выиграю, это будет чудо». Так что было завоеванное им в Гренобле 4-е место провалом или подвигом – судите сами. К тому же не будем забывать – на Олимпиадах он побывал еще дважды. Правда, уже в роли главного наставника сборной СССР.

– Савелий Евсеевич! Мы много говорили о стальном характере Гришина, мощной стартовой скорости, благодаря которой он сразу обгонял соперников, невероятной выносливости. Но вот здоровье, говорят, у него было далеко не железное. Например, с сердцем проблемы имелись…

– Здесь, действительно, не все оказалось в порядке. Я, например, столкнулся с этим, когда он еще бегал в начале 1960-х, после Игр в Скво-Вэлли. Сборы традиционно проводились в Иркутске. Там-то я впервые и обнаружил появление у него экстрасистолии.

– Что это такое?

– На обыденном языке – «перебои», внеочередное сокращение сердца. Одни это чувствуют слабее, другие – сильнее. У некоторых даже страх появляется.

– Как это происходило у Гришина?

– Жили мы тогда все в одной гостинице. Зашел он ко мне в номер и попросил:

– Послушай, пожалуйста, пульс!

Ну, щупаю я запястье и тихо прихожу в ужас: беспорядочная сердечная трескотня. Аритмия! Начинаю выяснять, когда, где, что. Оказалось, не было, не было, «да вот появилось…». И что в процессе дальнейшего наблюдения выяснилось? Начиналось, как правило, где-то в 10 часов вечера. И до полуночи его колотило. Потом проходило. И так ежедневно.

– Такая опасная особенность организма?

– Наверное. Потому что я давал ему какие-то таблетки. Они не помогали. И тогда единственная у него была просьба, чтобы в этот период я находился рядом с ним, в номере.

– Поняв, в чем дело, помогли?

– Помочь-то помог. Стал заставлять во время аритмии делать 20 приседаний. И все проходило. На следующий день на тренировке все в порядке. Во время нагрузки – ничего анормального. А вот с причиной так и не понял, в чем дело. Предположил условно-рефлекторную патологию. Тем более, когда мы возвращались в Москву, экстрасистолия заканчивалась. И все же я решил докопаться:

– Жень, я, конечно, знаю, как ты относишься к консультациям, но все-таки хочу тебя показать специалисту. Давай, поехали – надо выяснить причину!

Повез я его к профессору Павлу Евгеньевичу Лукомскому, академик, один из наших ведущих терапевтов. Я у него в институте учился. Он нашу группу вел. Ну, приехали. Я сначала зашел в кабинет один, официально представился доктором сборной по конькам. Но он меня почти сразу узнал. И очень хорошо принял:

– Ну-с! – говорит. – С чем пожаловали?

Я объяснил, что вот-де есть такой Гришин, олимпийский чемпион.

– Слышал! Слышал! А что с ним?

Рассказал ему все. Он:

– А что-нибудь есть?

И смотрит на две электрокардиограммы, которые я держал в руках. А сам думаю: «Что он увидит, если на них ничего нет. Вот если бы мы ЭКГ снимали во время приступа…» Но Павел Евгеньевич все равно глянул и спросил:

– Ну, и где он у тебя лежит, в какой клинике?

– Да не лежит, – отвечаю. – Вовсю бегает. Вот Олимпиаду выиграл. А теперь со мной пришел к вам.

– Так чего его привел? Пусть бегает. Это такая индивидуальная вещь, которая вызвана большими нагрузками и сопровождается блокадой левого желудочка сердца и нулевым нижним давлением… Но ничего страшного нет…

Получилось, что я оказался прав. Вскоре приступы у Евгения исчезли. И то, что именно к Лукомскому обратился, свою положительную роль сыграло. Его авторитетное «добро» продлило спортивный век Гришина. А то его уже хотели «зарубить». Чтобы перестал бегать…

– Но все-таки сердце у него было, видно, нездоровое. Как-никак уже в годах инфаркт перенес.

– Увы! Это уже были времена, когда «Годы триумфальных побед» – так он назвал свою последнюю автобиографическую книгу – остались далеко позади. Наступает время воспоминаний, хвороб, одиночества и некрологов.

– Где Евгения Романовича похоронили?

– В Москве, на Троекуровском кладбище.

– Вот как… Ведь там же обрели последний покой его великий тренер Кудрявцев, двукратная олимпийская чемпионка Людмила Аверина и чемпион мира Борис Стенин… «Романычу будет не скучно», – как-то сказал его знаменитый ученик Валерий Муратов, сменивший Гришина на посту главного тренера сборной.

В этой связи деликатный вопрос. Относительно недавно на сайте «Спорт-экспресса» я наткнулся на объявление с банковскими реквизитами и призывом редакции перечислить деньги для сооружения надгробного памятника Гришину (правда, так и не понял, сами небедные коллеги расщедрились?). У него не осталось родных?

– Последние годы фактически оставался один. Мать давно умерла. С женой Мариной, между прочим, чемпионкой СССР в парном фигурном катании, дочкой многолетнего председателя Федерации футбола СССР и вице-президента ФИФА Валентина Гранаткина, развелся. Потом появилась другая женщина. Елена, дочь от первого брака, с отцом крайне мало общалась. По-моему, теперь в Америке живет.

– А государство? А ЦСКА, который в годы его побед и триумфов считал Гришина чуть ли не своим знаменем?

– А что государство? Оно платило пенсию и спецстипендию, за что всегда особое спасибо. Армейцы вроде тоже что-то подкидывали. А в общем-то…

– Если в целом, то равнодушие. То же самое и в частности. Вполне благополучный ЦСКА, мне рассказывали, никаких средств на тот же памятник не выделил.

– Да, словно другого Гришина увековечили на Аллее армейской спортивной славы.

– Добавлю. Словно не вспоминал его сосед по Аллее знаменитый велосипедист Виктор Капитонов крылатое изречение Евгения Гришина, советского офицера и великого спортсмена…

– Это какое же изречение?

– Его после триумфа на Олимпиаде-1960 в Скво-Вэлли (США) местные журналисты спросили: что понравилось за океаном? И Гришин ответил, по-моему, гениально: «Красный флаг на фоне голубого американского неба». Очень красиво и достойно!

Глава 7

Третий Король и три Королевы

– Савелий Евсеевич! Рассказывая о своей работе в национальной конькобежной команде конца 1950-х – начала 1960-х годов, вы уже коснулись фигуры Виктора Косичкина – лучшего друга Гришина и третьего, если так можно выразиться, из названных вами «королей ледовой дорожки» тех лет. Благодаря чему в истории высших достижений отечественного и мирового конькобежного спорта Косичкина можно поставить в один ряд с великими Гончаренко и Гришиным?

– Ну прежде всего, конечно, благодаря достигнутым результатам. Убедиться в этом легко – достаточно бегло пробежать глазами приложенную к нашему разговору «объективку».

КОСИЧКИН В.И. родился 25 февраля 1938 г. в селе Мошки Рыбновского района Рязанской области. Лишь в 19 лет записался в секцию конькобежцев на столичном стадионе «Динамо». Заслуженный мастер спорта (1960). На Олимпиаде (1960) чемпион на дистанции 5000 м, серебряный призер на дистанции 10 000 м. Участник Игр (1964) – 4-е место на 5000 м и 6-е на 10 000 м. Абсолютный чемпион мира (1962) и Европы (1961). Серебряный призер первенств мира (1961,1964). Бронзовый призер чемпионата Европы (1965). Чемпион страны в многоборье (1961). Девятикратный чемпион страны (1960–1962, 1964, 1965) на стайерских дистанциях. Награжден орденом Трудового Красного Знамени. Окончил Высшую школу МВД СССР (1969), юрист, полковник милиции, служил в автобазе, а затем и в фельдсвязи. После окончания карьеры работал тренером, начальником отдела зимних видов спорта, зам– председателя МГС «Динамо». Ныне В.И. занимается популяризацией любимого вида спорта.

– Но путь к этим вершинам у каждого свой. И у каждого свои «козыри», чтобы стать безоговорочно первым.

– А вот здесь одной биосправкой не отделаешься. Попытаюсь это компенсировать с помощью своего рассказа о выступлении Косичкина в 1962-м. То есть как раз после уже ранее описанного мной эпизода на Воробьевых горах, когда Виктор поразил Гришина уверенным: «Через год я буду чемпионом мира!»

– Неужели правда, как утверждают ряд авторов многочисленных очерков о Косичкине, что он обладал даром предвидения? Не считая того, что был человеком редких физических возможностей?

– Можно и о «предвидении» рассуждать, если еще раз вспомнить, что через год, на первенстве мира в Лужниках, в присутствии 100 тысяч зрителей его увенчали лавровым венком абсолютного чемпиона мира и на руках восторженных поклонников совершили круг почета. Между прочим, уже пятый десяток пошел, когда Косичкин – последний из конькобежцев нашей страны, добился подобного триумфа.

А вот про физические возможности – вопрос неоднозначный. С одной стороны, особыми данными природа Виктора не наградила: рост 184 см, вес – 76 кг. Как специалист, могу заверить: для конькобежца-многоборца это обычные, если не сказать даже несколько заниженные, показатели.

– Но все же вдумаемся! В конькобежный спорт человек пришел в 19 лет?! То есть очень поздно. Проходит всего три года – и выигрывает олимпийское золото. Еще через год – абсолютный чемпион мира. Причем в обоих случаях заранее все это уверенно предсказывает. Мистика какая-то! Может, он на самом деле ясновидящий!

– Да нет здесь мистики! Просто, как я имел возможность не раз убедиться, по-настоящему великие очень верят в себя. Может, потому и великие. Но и это не все. Они и большие труженики. А также весьма разносторонние личности.

Я с Косичкиным всегда дружил. Общаться с ним потрясающе интересно. На досуге Виктор много читал и читает. По-моему, это всегда было его любимым занятием – без конца выискивать из книг образцы проявления человеческого мужества, героизма. Причем здесь у него быстро обнаружились предпочтения.

Мимо хемингуэевских героев проходил равнодушно, их образ жизни его не устраивал. Зато «Мартина Идена» Джека Лондона перечитывал постоянно. Этот литературный герой нравился Косичкину железным умением преодолевать трудности. А еще Виктор… писал стихи. Правда, никому их особенно не показывал, очевидно, считая, что стихи он сочиняет гораздо хуже, чем катается на коньках. Словом, мы всегда были большими друзьями. Но если бы вы знали, каким Косичкин для меня был трудным пациентом.

Он никогда не хотел верить, что у него может быть повышенное или пониженное давление, плохой пульс, что иногда следует снижать нагрузки. Наперекор всему мог даже тайком тренироваться. С катка Косичкин, как правило, уходил последним. В том же 1962-м, незадолго до первенства мира в Москве, его даже не взяли на чемпионат Европы в Осло. Сказалось переутомление, хотя Виктор этого, разумеется, не признавал. Не зря же Гришин называл его «архитрудолюбивым». Потому что видел, что Косичкин шел к славе через огромный труд, затраченный на тренировках.

– А не было ли в отношениях опытного Гришина и молодого Косичкина обычного деления на «старшего» и «младшего»?

– Один действительно был на семь лет старше другого. Но я уже говорил, что Гришин оценивал людей не столько по возрасту, сколько по их содержанию и поступкам. Поэтому никакого неравенства в их дружбе не было. Им нравилось подтрунивать друг над другом. Но в основе их отношений лежало чувство уважения одного сильного к другому сильному. Например, Гришин частенько удивлялся, когда Косичкин заранее объявлял: «Я буду победителем». Но если в знаменитом «Ну, ты и нахал!» у Жени могло одновременно звучать и восхищение, и сомнение, то Виктор, по-моему, всегда был убежден: так оно и будет.

– Но ведь добивался?!

– Добивался! Причем, как в «Марше энтузиастов»: «Нам нет преград…» И не только на льду… Одни волнения на том же московском чемпионате чего стоили. Случилось это после первого дня соревнований сильнейших скороходов мира, когда Косичкин по сумме двух дистанций захватил лидерство. Поздним вечером мы возвращались на автобусе на базу сборной в Баковке. В дороге застала не на шутку разыгравшаяся метель. Едва свернули с шоссе, автобус застрял. Пытались его вытащить сами – не помогло. Что делать? Уже полночь. До базы километр с гаком. А мы сидим в снегу. Послали Виктора пешком в Баковку одного – ему было необходимо выспаться перед завтрашними стартами…

– Он потом в одном из интервью вспоминал, как, не остыв от жаркой схватки в Лужниках, в легкой курточке шел на базу. Признавался, что еле волочил ноги. Скрипел зубами и шел, понимая, что другого варианта не было…

– Если бы на том злоключения кончились. Косичкин, конечно, не отдохнул. Вида, правда, не показывал. Стал меня уверять, что в норме. Но я-то, осмотрев его и зафиксировав давление, прекрасно понимал, как он на самом деле себя чувствует.

Забеги того дня начинались в 13 часов. Заблаговременно вызвали новый автобус. Отправились в Лужники. Но, как нарочно, почти в том же месте опять завязли в снегу. Оставалось идти пешком до шоссе, ловить попутку. Времени оставалось в обрез. К счастью, автобус чудом удалось вытащить. На каток успели буквально к началу стартов.

В ожидании забега на 10 000 метров Виктор безучастно лежал на деревянном массажном столе. Видимо, размышлял, сможет ли в столь разбитом состоянии достичь заветной цели. Тут в раздевалку зашел Кудрявцев. Покосился на Косичкина. И как бы между прочим бросил: «Бежишь после Ван дер Грифта. Голландец, правда, узнал про твою историю с автобусом. И пообещал, что возьмет Косичкина одной левой».

До сих пор не могу понять, была ли это правда, или главный тренер сборной решил таким образом «завести» Косичкина. Но Виктор, разозлившись после этих слов не на шутку, преобразился. Вскочил и яростно крикнул: «Я стану чемпионом мира! Сейчас, здесь, в Москве!»

– Говорят, Гришин, который, судя по вашим воспоминаниям, и раньше в этом почти не сомневался, застав эту сцену, с улыбкой сказал: «Об одном прошу – лед не растопи!»

– Не помню. Возможно. Я, будучи в курсе его неважного физического состояния, осторожничал в своем прогнозе: все же Виктора в те минуты от лаврового венка победителя еще отделяли ни много ни мало 25 нелегких кругов по ледяной дорожке. Но с другой стороны, я знал: если Косичкин сильно мотивирован, его не удержать. При этом он, конечно, мог другим великим – Гончаренко или Гришину – уступать в технике бега. Но трудолюбивее сильно мотивированного Косичкина в сборной я, пожалуй, никого не припомню. «Витька, черт тебя знает, из чего ты сделан, другой бы давно ноги протянул…» Эту фразу, сказанную кем-то из участников нашей команды, я слышал на десятках катков мира, где готовился к соревнованиям и блестяще выступал Косичкин.

– А сами-то вы сталкивались с проявлениями его суперменства?

– Еще как! Все подмечавший Кудрявцев прекрасно знал: Виктор – мой любимец. И каждый раз, когда тот терял физическую форму, Константин Константинович, махнув рукой, хитроумно «передавал» его мне: дескать, делай со «своим» Косичкиным что хочешь – все равно быстрых секунд от него скоро не дождешься.

Расчет главного тренера, как правило, оказывался безошибочен. Виктор «заводился». В результате – проходило несколько дней, и на прикидке, услышав, как я, стоя у кромки льда, отсчитывал время кругов по секундомеру: «37, 37,5, 37…», Кудрявцев уже удивленно спрашивал: «Это ты кому кричишь?»

– Похоже, он спрашивал, соблюдая правила некой игры…

– Да, конечно! Потому что и так было видно, что Косичкин снова стал Косичкиным, поражавшим и тренера, и меня, и своих товарищей… Да, он был гигантом! Несокрушимым спортивным бойцом, честолюбивым в лучшем понимании этого слова. Мне кажется, пример Косичкина – один из самых достойных для подражания молодым конькобежцам. И не только конькобежцам. За всю его спортивную жизнь не было тренерского задания, которого Виктор не выполнил бы. Когда мы стали проводить «космические заезды» в 100 кругов (!), то до конца выдержать это испытание мог один Косичкин.

– Постойте! Что за «космические» 100 кругов? Сто кругов по стандартной ледяной дорожке – с ума сойти, 40 километров…

– А еще добавьте мороз 25–30 градусов. Такое мало кто может представить. Но я это не раз наблюдал собственными глазами. Причем – вторую половину дистанции – примерно 25 кругов Косичкин бежал в гордом одиночестве. И особенно резво: «Чтобы быстрее кончить эту волынку», – улыбаясь, говорил он после финиша.

– Вернемся в триумфальный для Виктора 1962 год, к 1-й Спартакиаде народов СССР. Только что закончился напряженнейший Московский чемпионат мира, где Косичкин стал абсолютным победителем. Но ему этого было мало, если почти сразу он отправился в Свердловск на Спартакиаду? Не тяжеловато ли даже для такого «двужильного» скорохода, как Косичкин?

– Надо знать Виктора! Мы прилетели в праздничный, украшенный спортивными флагами Свердловск всего через две недели после первенства планеты. И за несколько дней до забегов. Признаюсь, я немного тревожился за Виктора. Чествования – вещь утомительная. И разнообразные праздники, на которых «обмывают» нового чемпиона, тому не исключение.

Две следующие после чемпионата недели, по сути, нарушили Косичкину привычный его тренировочный режим. Нет, на банкетах, устроенных в его честь, Виктор ни разу не позволил себе ничего лишнего. Однако время, которое ему нужно было проводить на льду, безвозвратно пропало. От минувших праздников остались лишь ощущение неоднозначно потраченного времени и кем-то подаренный черненький плюшевый щенок, названный Косичкиным Угольком. Сразу после прилета в Свердловск, перед сном, в номере гостиницы, Косичкин, глядя на симпатичного плюшевого зверька, вдруг сказал:

– Ты мне нравишься, Уголек! И отныне будешь моим талисманом!

Заметив мою усмешку по поводу «талисмана», он твердо добавил:

– Доктор! Вы увидите, как я повешу на шею Угольку золотую медаль победителя Спартакиады…

Следующим утром, до завтрака, Косичкин уже находился на льду. Потом, немного отдохнув, опять надел коньки. Было такое ощущение, что он начисто забыл о своем высшем титуле. И куда-то глубоко, на самое дно большой души спрятал недавние волнения и хвалебные поздравительные речи. По тому, как Виктор решительно отправлялся на очередную тренировку, было понятно: он стремился как можно быстрее войти в привычную колею. Для этого у него имелся старый, хорошо им проверенный способ – работа, работа, работа. Все оставшееся до начала соревнований время Косичкин тренировался дважды в день, приглядывался к соперникам, прикидывал возможности каждого из них.

– А за кого он на Спартакиаде выступал? И на какой дистанции нацеливался на «золото», коим хотел украсить Уголька?

– За сборную Москвы. А самые большие надежды возлагал на дистанцию 5000 метров.

– И как соревнования? Удались?

– По высшему разряду. Не надо забывать, что Спартакиада проводилась впервые. Съехались почти все сильнейшие. И каждый пробившийся в финал участник горел желанием показать все, на что способен. Запомнился тот забег на 5000 метров. До сих пор в глазах стоит момент, когда Косичкин пошел на последний круг.

После удара колокола его неожиданно вынесло на большом повороте к снежному валу… Казалось, удержаться на ногах было невозможно. Законы физики не позволяли. Но надо знать Косичкина. Он их как-то опроверг! Удержался! Чего ему это стоило, знает лишь сам Виктор. Со стороны было лишь видно, как в те мгновения он собрал все свое огромное мужество. И – устоял, продолжил бeг до победного финиша, закончив дистанцию с рекордом катка – 7.59,4. Косичкин и на этот раз сдержал свое слово.

– Вы встречались после того, как Виктор закончил выступления?

– Да, и не раз. Вот и недавно случайно столкнулись. Обнялись. Немного поговорили. Виктор рассказал о своей теперешней общественной работе. Почему-то особенно запомнилось, что когда мы прощались, он вскинул руки вверх привычным движением.

Почему «привычным»? Потому что это был тот жест, который я видел на многих пьедесталах почета…

– Савелий Евсеевич! Итак, с «королями» ледовой дорожки периода вашей работы врачом сборной конькобежцев СССР мы «разобрались». Подошло время королев, к коим, напомним, вы отнесли Скобликову, Артамонову и Титову. Расскажите и о них.

– Начну с Лидии Скобликовой. Она, считаю (и не только я), самая великая конькобежка в истории. Ну, судите сами: одержав на Играх-1960 в Скво-Вэлли две победы (1500 и 3000 м), она же спустя четыре года в Инсбруке добавила к ним еще четыре, завоевав все «золото» Олимпиады. Хотя злые языки предсказывали ей верный провал в Долине Индианок. Ведь она летела в США в кресле № 13 и жила в гостиничном номере 13!

Скобликова Л.П. родилась 8 марта 1939 г. в Златоусте (Челябинская область). Лида выросла в большой семье (отец, мать, три сестры, старший брат). Любовь к спорту привил ей школьный учитель физкультуры Б.Н. Мишин, способствовавший воспитанию твердого характера азартной девочки, всегда стремившейся быть лидером среди сверстников. Она с увлечением занималась волейболом, легкой атлетикой, гимнастикой, лыжами. В 14 лет выиграла на легкоатлетических чемпионатах Златоуста и Челябинской области (бег на 800 м). Через год попробовала себя в коньках и в первом же соревновании легко выполнила норму 2-го разряда. В 1956 г. стала чемпионкой родного города. В том же году поступила в местный педагогический институт (1956–1960). Выступала за челябинский «Буревестник», а в конце карьеры – за московский «Локомотив». Спортивное прозвище – Уральская Молния. Двукратная олимпийская чемпионка 1960 г. (1500 и 3000 м). 4-кратная чемпионка Олимпиады-1964. Заняла 4-е место в 1960 г. на дистанции 1000 м, а в 1968 г. – 6-е на 3000 м и 11-е на 1500 м. Двукратная абсолютная чемпионка мира (1963, 1964). Рекордсменка мира на дистанциях 1000 м (1963–1968), 1500 м (1960–1962) и 3000 м (1967). В общей сложности завоевала 40 золотых медалей, в том числе 25 на чемпионатах мира, 15 – СССР. Заслуженный мастер спорта СССР (1960), кандидат педагогических наук (в 1982 г. защитила диссертацию в Академии общественных наук при ЦК КПСС по теме «Сущность и основные направления идейно-нравственного воспитания советских спортсменов»), профессор, завкафедрой физического воспитания в Высшей школе профдвижения при ВЦСПС (Москва, с 1974-го). У нее спортивная семья: муж – А. Полозков – входил в сборную СССР по легкой атлетике, был мировым рекордсменом по спортивной ходьбе, сын – Г. Полозков – в начале 1990-х работал старшим тренером сборной России по конькобежному спорту. Награждена двумя орденами Трудового Красного Знамени (1960 и 1964), «Знак Почета», «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени (1999). Почетный гражданин Златоуста, занесена в «Книгу почета» Челябинска. В 1983 г. президент МОК Х.-А. Самаранч вручил ледовой королеве серебряный знак Олимпийского ордена «За вклад в популяризацию идеалов и выдающиеся достижения в спорте». Ежегодно с 1986 г. в Челябинске проводятся соревнования на призы «Уральской Молнии». Там же работает специализированная детско-юношеская спортшкола имени Л. Скобликовой. Среди воспитанников – олимпийские чемпионы С. Бажанова, В. Саютин. Написала автобиографические книги «Уральская Молния» (2006) и «Оставить след на земле» (1990).

– Полагаю, следует напомнить: в женском скоростном беге на коньках разыгрывались медали на дистанциях 500, 1000, 1500 и 3000 метров.

– Согласен! И даже продолжу, что и техника, и тактика бега на спринтерских и стайерских дистанциях, естественно, различна. Но как раз здесь у будущей абсолютной чемпионки поначалу не все было однозначно. Лида отлично бегала длинные дистанции. А вот над короткими предстояло серьезно поработать. Только после этого можно было уверенно претендовать на абсолютное первенство. Такой вот пример ее упорной тренировочной работы и, соответственно, стремительного прогресса.

Выступая в 1962-м на «Медео», она сначала, словно играючи, установила мировой рекорд на дистанции 1000 метров. А в 1963-м на первенстве мира в Японии впервые стала абсолютной чемпионкой мира, не только выиграв все четыре дистанции, но и заодно обновив прежний свой мировой рекорд на «километровке».

– Еще один пример большого таланта, помноженного на огромное трудолюбие?

– Не только! Мы уже отмечали высочайшую мотивированность Косичкина. Но у Скобликовой она была не меньше. Когда Лида выходила на старт, на лице было написано: она вышла ради выполнения одной задачи – стать первой. Ныне слишком популяризируемый некоторыми нашими спортсменами лозунг «важно участие, а не победа» ее возмущал.

– Да! Человека с подобным настроем победить очень сложно…

– Так в отношении Скобликовой этим мало кто мог похвастаться. Но что характерно: при всей своей мощной нацеленности, Лидия оставалась красивой женщиной, живым человеком, у которого есть нервы и способность испытывать усталость, боль, недомогание. Между прочим, во многом благодаря ей я понял: кроме прочего, настоящий спортивный врач должен быть и хорошим психологом.

– А вот о последнем, пожалуйста, подробнее!

– Случилось это на первенстве мира-1963 в городке Каруидзава (Япония), где каждая страна имела право выставлять по пять конькобежек. В состав нашей сборной входили очень известные спортсменки. Кроме Скобликовой, Инга Артамонова, Ирина Егорова… Даже латышка Ласма Каунисте, которая после определения основного состава попала в запас, впоследствии стала чемпионкой мира. Словом, состав подобрался максимально сильный. И вот, как на грех, за два дня до соревнований Скобликова заболела. Насморк, кашель. То есть простыла. От такой невезухи Лида была вне себя:

– Ой, Савелий Евсеевич, как же теперь!

Я доложил о случившемся Кудрявцеву. А главный тренер и говорит:

– Все ясно! Побежит Каунисте! А Скобликова пусть сидит в запасе: с такими соплями на дорожке делать нечего!

Спустя день вижу, какой-то прогресс у Лидии наметился. Я снова пошел к Кудрявцеву:

– Константин Константинович, умоляю! Оставьте Скобликову! Гарантирую, что к старту она будет здорова!

– Да нет! Уже все решено! Побежит Каунисте. А у Лиды впереди еще много соревнований. Ну, что мы ее больную запустим?

Тогда я направился к руководителю делегации Леониду Никонову. Он ко мне хорошо относился. Вот я и решил сделать его союзником. Все-таки не кто-нибудь, а зампредседателя Спорткомитета страны!

– Давайте, – уговариваю, – вместе повлияем на Кудрявцева! Ну чего мы будем олимпийскую чемпионку сажать на скамейку запасных?

– Но уж нет! Ты сам с ним разговаривай, раз берешь на себя всю ответственность!

Я обратно к Константину Константиновичу:

– Умоляю! Могу подписаться, что она будет здорова!

Словом, без особого энтузиазма, но послушал – включил в состав. И вот незадолго до первого старта на «пятисотке» Лида вдруг подходит с просьбой:

– Савелий, дай мне что-нибудь, чтобы я после болезни как-то встряхнулась!

Но тогда ведь не было препаратов особенных, не говоря о допинге.

А Лида свое:

– Ну что молчишь? Есть у тебя хоть что-нибудь?

А-а, думаю, если такой мандраж, черт с тобой!

– Есть! – отвечаю.

– Ой, я умоляю!

– Ну, давай! Только чтоб никому ни слова!

И дал – уже не помню точно – но ерунду: не то кальций, не то пирамидон. И вот она побежала. Да так, что всех на «пятисотке» за собой оставила. Вторая дистанция – «полуторка». И опять то же самое! Подходит, глаза округлены:

– Слушай, твоя таблетка – фантастика какая-то! Давай-ка еще!

Надо же, думаю. Вот как психологический фактор работает! Ну, продолжил с ней эксперимент. Дал еще одну «пустышку». В конце концов получилось, она все четыре дистанции вроде как на препарате бежала. И все, став абсолютной победительницей, выиграла. После чего она меня в чемпионских объятиях так стиснула, что ни вздохнуть, ни охнуть. И восторженно зашептала:

– Ой, Савелий, твои таблетки – просто сказка!

– А что Кудрявцев?

– А ничего! Он обычно все видел, подмечал – копил информацию. Лишь потом у него трансформировались выводы. А тогда он только и сказал:

– Ну что? Молодец! Поставил на ноги! Справился! Видишь, выиграла!

И никаких «охов», «ахов» – не типично это было для нашего главного.

– Имела эта история продолжение на следующий год – на Играх-1964 в Инсбруке?

– А почему вы спросили про это?

– Ну, как же! Для Скобликовой они стали триумфальными. Недаром же газетчики окрестили Игры в Инсбруке «Олимпиадой Скобликовой». Правда, много позже в одном интервью она призналась: поскольку на Игры не взяли ее наставника, она там находилась сильно не в духе. Даже наотрез отказалась тренироваться. Пряталась у массажиста. А потом шла заниматься по собственному плану… И все же шутка сказать, Лидия Павловна уверенно выиграла все четыре дистанции, причем три первые с олимпийскими рекордами.

– Установила бы и на заключительной, если бы не обстоятельства…

– Таблеток не хватило?

– Если серьезно, то их как раз хватало…

– Расскажите же! Ведь об этом никто никогда не рассказывал.

– Ну, ладно! Приоткрою «страшную тайну». Знаете, к той Олимпиаде Лида, действительно, была подготовлена, как никогда.

Но перед стартом на «пятисотке» эдак с подходом спросила меня: «Слушай, Савелий, помнишь Японию?»

– Да как не помнить! И что?

– Дай еще тех таблеток! Я, правда, себя хорошо чувствую. Но с ними как-то уверенней.

Словом, она все четыре дистанции опять бежала на этих «сказочных» таблетках-«пустышках». И все выиграла.

– Фантастика!

– Нет! Сила самовнушения. Только середняк, даже на самовнушении, далеко не уедет. А великий – вроде Скобликовой – и в самовнушении велик. Но там другое испытание на нее обрушилось. О чем тоже немногие знают. Случилось это накануне стартов на последней дистанции 3000 метров. Несмотря на то, что соревнования проходили в феврале, в Инсбруке вдруг началась весна.

Да такая дружная и теплая, что даже искусственный лед держался только с утра. Но после первых забегов весь изрезывался и начинал течь. Поэтому организаторы соревнований распределили участников на три группы. Сильнейших заявили в первую. Уже выигравшую три дистанции Скобликову на четвертой, естественно, поставили туда. Но тут случилось нечто, что потребовало моего, докторского вмешательства. Накануне заключительных стартов Лида сообщила:

– Савелий Евсеевич! У меня вот-вот начнутся критические дни. Что очень не здорово, поскольку обычно переношу их болезненно. Может, есть что-то, чтобы затянуть, отодвинуть…

Вот те раз! Вот вам и четвертая олимпийская победа!

– Не знаю, – ответил я. – Подумаю! Посоветуюсь!

Думать-то особенно было некогда. Решил обратиться в медицинский центр олимпийской деревни, где принимали австрийские врачи высокого уровня. Был там и гинеколог. К нему я и направился – благо мой не шибко уверенный немецкий все же позволял понять друг друга. На мою просьбу коллега было замахал руками:

– Знаете, у нас законом запрещено вмешиваться в природу.

– Да понимаете, какое дело, – взялся я объяснять. – Она уже три золотые медали выиграла. Может четвертую взять. А тут – такая досада. И какое переживание. Для нее, для страны…

– И он проникся?

– Представьте – да. «Помогу, – говорит, – вам». И дал препарат. Его название – примолют – до сих пор не забыл. (В список допинг-препаратов не входил/не входит. – Прим. ред.). Пообещал, что дня на четыре может сдвинуть цикл, не нарушая схему. «Трофей» из медцентра я дал Лидии. Но известил главного тренера – не мог не поставить, потому что ясно же: если ее заявят в первую группу, она, учитывая ее состояние, может победить, а может – нет. Ведь я и сам ведать не ведал, как примолют сработает. А ставка и, соответственно, ответственность высоки.

Скобликова внешне старалась вида не подавать о своем состоянии. Единственно, перед стартом подошла и, имея в виду мою тайную «пустышку», сказала:

– Ну, где твоя чудо-таблетка? Сейчас я их…

Как она бежала – надо было видеть! Ведь льда-то почти не было. А то немногое, что оставалось, выглядело зверски изрезанным. Но она на том крошеве показала лучшее время, взяв в Инсбруке свое четвертое олимпийское «золото».

– Судя по брошенной ранее реплике, отблеск той высшей награды положительно отразился и на вашем профессиональном статусе?

– О, это продолжение той истории! Когда Лида Скобликова столь невероятно победила на заключительной дистанции, на трибуне за ее – не побоюсь это громко назвать – подвигом наблюдали изумленные журналисты. У них даже еще перед Лидиным забегом на 3000 метров между собой разговор завязался. Дескать, если Скобликова и 4-е «золото» заберет себе, то надо ей в награду придумать что-то необычно потрясающее. Должен заметить, среди них был и спецкор «Известий», кажется, главной тогда нашей газеты.

– Почему «кажется»? Так оно и было! Главным редактором на Пушкинской в ту пору работал Алексей Иванович Аджубей – зять тогдашнего руководителя страны Хрущева.

– Точно! Так вот, когда Лида в четвертый раз поднялась на высшую ступеньку пьедестала почета, журналисты настоятельно посоветовали известинцам (В. Бай и Н. Драчинский. – Прим. Г.К.):

– Позвоните шефу, пусть с Никитой Сергеевичем поговорит! Может, ее, как и Гагарина, без кандидатского стажа примут в КПСС.

Ваши старшие коллеги и в самом деле позвонили Аджубею. Уже на следующий день пришел ответ: «Ждите телеграмму от Никиты Сергеевича». Вскоре на имя руководителя делегации СССР, председателя Спорткомитета Машина пришла правительственная депеша.

Из письма Л.П. Скобликовой (Инсбрук, 4 февраля): «Дорогой Никита Сергеевич! Пишу вам с большим волнением… Здесь, в Инсбруке, на пресс-конференции американский журналист спросил: являюсь ли я членом Коммунистической партии? Очень жаль, что я не могла ответить «да», но сказала так: я – комсомолка, а самая моя заветная мечта – стать членом партии Ленина.

Как воспитанница Ленинского комсомола я всегда готовилась вступить в ряды КПСС, которой обязана всем, чего достигла в жизни. Если это возможно, дорогой Никита Сергеевич, прошу считать это письмо моим заявлением о приеме в КПСС…»

Из письма Н. С. Хрущева Л.П. Скобликовой (6 февраля, Кремль):

«…ЦК КПСС рассмотрел вашу просьбу и принял вас в члены КПСС… Теперь вы можете сказать, что ваше желание исполнилось и вы являетесь членом КПСС…»

«Известия», 7 февраля 1964 г.

Дальнейшее превратилось в какой-то взрыв ликования. После возвращения в Москву всех олимпийцев пригласили в Дом приемов на Воробьевых горах. Помню, там красивая лестница была. И все приглашенные, выстроившись на ней полукругом, ждали Хрущева и остальных членов Президиума ЦК КПСС. Скобликову поставили впереди. Она, и без того эффектная, очень красиво оделась, в большой белоснежной шали. Хрущев, когда вошел, сразу увидел ее и обнял:

– Лида, даже не представляешь, что ты для нас сделала!

Потом состоялось невероятное по количеству людей сборище в лужниковском Дворце спорта. Там же появились руководители партии и правительства (на этот раз без очень занятого Хрущева). Снова здравицы, приветственные речи. А потом дали слово Скобликовой – героине № 1 Олимпиады. Она поблагодарила всех, кто помогал ей, готовил к главным спортивным соревнованиям четырехлетия. И вдруг, сделав паузу, сказала:

– А еще свою особую благодарность хочу выразить нашему доктору, который здесь тоже присутствует…

И называет мою фамилию! Представляете? Я от смущения был готов сквозь землю провалиться. После чего – неудивительно – мое имя стало известным не только среди конькобежцев и фигуристов – тех, с кем выпало работать, но и в широких спортивных кругах. Потом это не последнюю роль сыграло и в моем переходе в сферу футбола.

– А история о «сказочных таблетках» так и не выплыла наружу?

– Нет, об этом никто ничего не знал. Да и что в том эпизоде, кроме психологии, было поразительного. Для широкого круга людей он интересен только как байка. Или, скорее, как штрих к биографии великой и до сих пор непревзойденной Скобликовой.

(В скобках добавлю о малоизвестной личной детали. В тот памятный год я на кое-какие сбережения приобрел автомобиль «Москвич». Тогда мне одолжила немного денег уже великая Лида, а обучал управлять машиной не менее титулованный Женя Гришин.)

– Почему все-таки «великая»?

– Да потому что, во всяком случае, на Олимпиадах, ее результат никто из конькобежек до сих пор – а прошло более полувека – повторить не смог. Да и вряд ли, думаю, сможет. Кстати, 6 золотых олимпийских медалей ни одна из конькобежек тоже пока не имеет.

– Савелий Евсеевич, действительно в мировом и отечественном конькобежном спорте Лидии Павловне не было и нет равных?

– Так и есть! Впрочем, только одна конькобежка вполне могла составить ей весьма серьезную конкуренцию. Речь идет об Инге Артамоновой. У меня она до сих пор стоит в глазах: высокая (177 см), фактурная – необыкновенная красавица!

АРТАМОНОВА И.Г. (Воронина) родилась 29 августа 1936 г. в Москве. Ее детство было не особенно радостным – девочке пришлось пережить и войну, и развод родителей, и тяжелую болезнь (врачи обнаружили туберкулез). Несмотря на это, Инга росла девочкой очень активной и боевой. Их дом стоял рядом с домом № 26 на Петровке, во дворе которого находился каток. По словам близких, с раннего утра и до позднего вечера Инга пропадала там с братом Владимиром. Увлечение спортом у Артамоновой было настолько сильным, что вскоре ее отдали в секцию академической гребли на водном стадионе «Динамо». Там она прозанималась до окончания школы и добилась превосходных результатов: стала мастером спорта и двукратной чемпионкой страны среди девушек. Многие прочили ей прекрасное будущее и включение в сборную СССР. Однако в 1954 г. Инга внезапно перешла в конькобежный спорт. Заслуженный мастер спорта. «Динамо» (Москва). Чемпионка мира-1957, 1958, 1962, 1965. Болезнь помешала ей участвовать в Олимпиаде в Скво-Вэлли (1960), но Артамонова вернулась на ледовую дорожку. Серебряный призер чемпионатов мира – 1963-го и 1964-го. Чемпионка СССР 1956, 1958, 1962–1964 гг. в многоборье. 19-кратная чемпионка СССР 1956–1959, 1961–1965 гг. на разных дистанциях. Рекордсменка мира в 1956–1958, 1962–1967 гг. Установила мировые рекорды в многоборье в 1956, 1962-м и на дистанциях 500 м (1962, Медео), 1500 м (1962, Медео), 3000 м (1962, Медео). Награждена орденом «Почета». Автор книги «Я учусь ходить по земле». Инга была веселым и остроумным собеседником. Познания ее в литературе и различных областях культуры были замечательны. Она была неофициальной чемпионкой среди чемпионок по вязанию. В 1965 г. выиграла в Кирове приз по танцам, слыла искусным кулинаром. Артамонова отлично рисовала – в детстве мечтала стать архитектором или модельером, владела английским… Погибла 4 января 1966 г. в Москве на глазах матери, ее брата, сестры-подростка Галины и тяжелобольной бабушки, скончавшейся через 40 дней после гибели внучки: «бытовое преступление на почве ревности» – так было классифицировано правоохранительными органами убийство знаменитой спортсменки. Приговор, вынесенный убийце, гласил: «Воронин, будучи в нетрезвом виде, из ревности и мести за отказ от продолжения супружеской жизни совершил умышленное убийство жены Ворониной Инги, нанеся ей ножевое ранение, которое оказалось смертельным, в область сердца… На основании вышеизложенного судебная коллегия по уголовным делам Мосгорсуда приговорила: Воронина Геннадия Андреевича признать виновным по ст. 103 УК РСФСР и определить ему по этому закону наказание в виде 10 лет лишения свободы с отбыванием первых 5 лет заключения в тюрьме и последующих 5 лет в исправительно-трудовой колонии усиленного режима».

– Вот вы ее обрисовали, и я сразу вспомнил ее образ на надгробном памятнике на Ваганьковском кладбище. По-моему, очень похоже…

– Ну что вы! Ни одно, даже самое удачное изображение не способно передать ее такой, какой она была при жизни. Я ее очень любил, называл Ингуша. И всячески опекал – она страдала из-за хронической язвы желудка.

– Это из-за нее Артамонова не попала на Олимпиаду в Инсбруке-1964?

– Да, как раз в тот период болезнь обострилась.

– Обидно! На олимпийских ледовых дорожках могло бы развернуться потрясающее соперничество.

– Вне всякого сомнения.

– Какие взаимоотношения складывались у Инги со Скобликовой? Они дружили?

– Не могу так сказать. Насколько знаю, Инга больше общалась с Александрой Чудиной, известной советской волейболисткой. Они считались близкими подругами. Вплоть до того, что Чудина приезжала в аэропорт, чтобы встретить возвращающуюся с соревнований Ингу.

Что касается Артамоновой и Скобликовой… Между прочим, Инга раньше Лиды выиграла чемпионат мира, став знаменитой. Потом засверкала Скобликова. А высшая ступень на пьедестале одна. И за нее надо сражаться. Возможно ли в подобных условиях взаимное обожание? Вряд ли. Две великие «звезды», две личности – они очень остро конкурировали.

– Вы застали момент, когда они обе находились в сборной. Можете привести пример их прямого столкновения? Ну, знаете, как это бывает, говорят, в балете, когда исподтишка и песочек в туфельку подсыпать могут….

– Нет! Они были выше этого. И, попав на одни соревнования, свои отношения выясняли исключительно на беговой дорожке. Кстати, тогда становилось трудно понять, что больше всего радовало победительницу: 1-е место или то, что она еще обошла главную соперницу.

– А часто Артамонова в очных дуэлях побеждала Скобликову?

– Увы! Жизнь Инги оказалась слишком короткой для долгого и серьезного соперничества. Данные у нее были прекрасные. С таким ростом, с такими, как говорят конькобежцы, «рычагами» Артамонова была создана для рекордов. Силы в ней тоже было немерено. Она же обладала крупным, фактически мужским телосложением. Но при этом сохраняла поразительную женственность. Превзойти Артамонову на дорожке было очень трудно. На коротких дистанциях, которые ей хуже давались, соперницы еще имели шанс. А на длинных Инге равных не было. Единственная, кто ей там составлял конкуренцию – Скобликова. Правда, бывало, что и великая Лида ничего поделать не могла…

– Ну, например…

– После Олимпиады в Инсбруке.

– То есть как раз той, где Скобликова триумфально выиграла четыре «золота»?

– Вот именно! Уже после тех Игр в Свердловске состоялся чемпионат СССР. Вечером накануне состязаний зашла ко мне в номер Инга и показала:

– Посмотри, какую я телеграмму получила!

Послание пришло от московских болельщиков. Его содержание помню до сих пор: «Дорогая Инга! И на «Уральскую Молнию» есть «Московский Громоотвод». И подпись – «Болельщики Москвы».

– И как выступила Артамонова на том чемпионате?

– Она «уничтожила» Лиду, выиграв все четыре дистанции. Потом все задавались вопросом: как же так, почему Артамонова не участвовала в Олимпиаде. Понятно, о той язве тогда знал узкий круг посвященных. О ее непростой судьбе публика не подозревала. А между тем Ингу для участия в крупных международных соревнованиях «закрывали», не выпуская из страны «за связи с иностранцами». Да какие связи! Ну, был у нее роман с кем-то в Швеции. Женщина любит, а ей за это жизнь ломают…

– Эту историю любви (30 лет назад кинорежиссер Владимир Чеботарев снял фильм «Цена быстрых секунд», в основу которого легла судьба Артамоновой) на страницах «Советского спорта» несколько лет назад рассказал мой коллега и земляк Борис Валиев: «На чемпионате мира-1958 в шведском городе Кристинехамне, где Инга выиграла свой 2-й титул абсолютной чемпионки мира, она, может, впервые в жизни… Хотел написать «влюбилась», но, наверное, правильнее будет сказать серьезно увлеклась мужчиной. Ее избранником стал работник оргкомитета чемпионата швед по имени Бенгт. А может, это он, как поговаривали, успешный бизнесмен и сын миллионера, увидел в русской красавице свою судьбу, но как бы то ни было, между ними завязался роман, продлившийся, по счастливой случайности для обоих, в городе Бурленге, где Бенгт жил, а сборная СССР участвовала (после чемпионата) в показательных выступлениях. Перед возвращением в Москву, когда команда организованно отправилась в кино, Инги недосчитались. Появилась она в отеле только под утро, объяснив свое отсутствие тем, что… каталась с Бенгтом на машине. Тем, кто пожил в советские времена (не говоря уж о 1950-х годах), нетрудно представить себе, что ожидало Ингу после этого проступка дома. Если бы не всемирная известность, фантастическая популярность в стране и титул двукратной чемпионки мира, не видать бы ей больше заграницы как своих ушей. Тем не менее, на какое-то время Артамонову все-таки сделали невыездной (именно поэтому, как утверждают теперь многие, она не попала на Белую Олимпиаду-1960), сократили ежемесячную зарплату с 3000 рублей до 800, но все это были «семечки» по сравнению с серьезными проблемами, которые возникли у Инги с КГБ, настойчиво порекомендовавшим ей прекратить всяческие отношения с Бенгтом… Существует красивая легенда о том, что якобы однажды кто-то из подруг мамы Артамоновой видел на могиле ее дочери высокого интересного иностранца, который горько плакал, не стесняясь окружающих. Если Бенгт, действительно, приезжал на Ваганьково, то это была их вторая встреча после ночной автопрогулки по Бурленгу, поскольку известно, что в 1958-м Инга вняла советам работников КГБ и через год вышла замуж за одноклубника – чемпиона мира на «пятисотке» Геннадия Воронина…»

Даже в связи со шведской историей возникает ощущение, что Артамонова не хотела, не желала встраиваться в Систему.

– Абсолютно правильно! Она была подобна сложно управляемому извне механизму. Ингу пытались втиснуть в рамки нашего тогдашнего строя. А она из этих рамок выламывалась. Ужасное замужество, закончившееся ее гибелью, в определенной степени стало делом случая. Но даже не случись ЧП, вряд ли ее ждала легкая судьба. А ведь такая была женщина: умная, красивая, талантливая, с юмором! Когда Инга заходила к нам в диспансер, то казалось, в помещении светлее становилось. Для нас, общавшихся с ней, это просто разгрузка была…

– Да! Как пел в свое время Юрий Визбор: «Уходя, оставить свет, это больше, чем остаться!»

– А вы знаете, мне так, наверное, повезло, что свет в моей душе остался не только от встреч с красавицей Ингой. Это в равной мере связано и с Людмилой Титовой, третьей королевой, запавшей в мою душу.

Титова Л.Е. родилась 26 марта 1946 г. в Чите. Заслуженный мастер спорта. Олимпийская чемпионка (1968) по конькобежному спорту, абсолютная чемпионка СССР (1968), чемпионка СССР в спринтерском многоборье (1971–1972), на отдельных дистанциях (1967–1972), рекордсменка мира (1970–1972). Окончила МАИ. Проучившись экстерном (три года) на факультете журналистики МГУ, семь лет работала комментатором Гостелерадио СССР. В конце 1980-х преподавала физкультуру в техникуме. Затем увлеклась походами на Северный полюс. В составе женской группы «Метелица» штурмовала льды на Земле Франца-Иосифа, побывала со стороны Чили на Южном полюсе. Работает в ассоциации «Народный спорт-парк», где готовят для школ программы тестирования, с помощью которых можно определить физические возможности учащихся. В Чите уже более 30 лет на соревнованиях конькобежцев разыгрывается приз имени Л. Титовой.

О Люде впервые заговорили в декабре 1965 года на Мемориале Мельникова…

– Савелий Евсеевич! Простите, что перебиваю, наверняка надо уточнить: Яков Федорович Мельников (1896–1960), обладатель почетного знака «Заслуженный мастер спорта» № 1 (1934), чемпион России (1915), РСФСР (1918–1922), СССР (1924–1935), Европы среди рабочих спортсменов (1927) по скоростному бегу на коньках, многолетний директор стадиона «Торпедо» на Крымском Валу (с 1931). Автор бренда «Торпедо».

– Все правильно. В те годы на ледовых дорожках блистали Скобликова, Артамонова, Стенина, Рылова… Вдруг в их компанию вошла никому не известная второкурсница МАИ, занявшая в беге на 500 метров 6-е место. Уже в январе 1966-го на отборочных соревнованиях сильнейших скороходов страны Титова стала 3-й в коротком спринте, а на дистанции 1000 метров – 2-й, после чего ее включили в национальную команду. На фоне провала конькобежцев в олимпийском Гренобле-1968 Людмила – единственная, кто выиграл «золото» на дистанции 500 метров после четырех фальстартов (!) с японкой Такедой.

– Для сведения: успех Титовой лишь спустя 38 лет (?!) повторила в олимпийском Турине-2006 Светлана Журова.

– Но во Франции у Людмилы то была не единственная удача. На следующий день в беге на километр 22-летняя Титова завоевала «серебро», уступив три десятые секунды голландке Гейссен.

– Тогда по всем прикидкам реальной претенденткой № 1 на высшую награду считалась мировая рекордсменка Татьяна Сидорова. Позднее мой старший коллега – редактор отдела спорта «Труда» Юрий Ильич Ваньят, освещавший Игры-1968, признался, что уже приготовил заголовок для будущего отчета из Гренобля – «Итак, она звалась Татьяной…»

– (Грустно улыбается.) Так величали и наших с вами, Гагик, светлой памяти жен…

А юная олимпийская чемпионка, на мой взгляд, отличалась культурой, внутренней и внешней. Ее любили в сборной. Она всегда оказывалась в эпицентре событий и всеобщего внимания, вокруг нее собирались подруги по команде. В индивидуальных видах спорта, особенно «женских», существует суровая и серьезная конкуренция. Поэтому только если кто-то не видел в партнерше конкурентку, они дружили или приятельствовали. А к Людмиле Евгеньевне – и отчество помню – тянулись. Она исполняла роль нештатного психолога в команде, умея настраивать участниц сборной. При этом сама оставалась крайне целеустремленной. Хотя я бы не сказал, что Титова выделялась суперталантом (по сравнению с Артамоновой или Скобликовой). Ее успехи основывались на потрясающем трудолюбии. Каждую тренировку отрабатывала чуть ли не на уровне стартов на очень ответственных соревнованиях.

Я великолепно отношусь к Людмиле, поскольку редко встречал людей с подобным характером. Все-таки высоким образовательным цензом и интеллектом отличались не все спортсмены и спортсменки. Да им и некогда было заниматься самообразованием – конькобежцы почти круглый год находились на сборах, имея месяц отпуска в апреле.

– Традиционно хотел бы узнать, каким пациентом была Титова?

– В моем журнале обращений тех лет вряд ли найду ее фамилию. А серьезных болячек и не вспомню. Зато отмечу обостренное чувство такта. Когда Люда приходила в мой кабинет или гостиничный номер, то сто раз извинялась за беспокойство, прося чего-то по мелочи.

– Тем не менее ее активная спортивная карьера оказалась недолгой.

– Почему она столь рано перестала бегать, не скажу: к тому времени в моей жизни начался футбольный этап. Но когда появилась Татьяна Аверина (1950–2001) и целая плеяда конькобежек, сменивших лидеров сборной СССР, Титова уже перестала выступать, оставив заметный след в спорте. Между прочим, то, что в декабре каждого года ветераны этого вида собираются в ресторане, заслуга Людмилы. Она, инициатор и организатор этих встреч, до сих пор пользуется заслуженным вниманием и уважением коллег.

– То есть, какой она была в большом спорте, такой и осталась в жизни, перестав соревноваться.

– Пожалуй, она – единственная спортсменка, которая пару лет назад откуда-то узнала, что я перенес сложнейшую операцию на сердце. Позвонила, искренне поинтересовалась. Исключительно авторитетный человек. Может, не все ее знают и узнают. Для меня она – ярчайшая «звездочка» на небосклоне отечественного конькобежного спорта.

– Действительно, мало кто из болельщиков и журналистов заметил, что в середине 1980-х Титова исчезла из виду. Спустя четыре года она вернулась в Москву. Оказывается, вместе с семьей жила и работала на Кубе. Ей посчастливилось встретиться с Фиделем Кастро… Имея столь неординарную биографию, Титова, действительно, себя не пиарит, но в своем виде спорта – личность.

– Вы правильно подметили. Предельно скромная. И еще у нее очень хорошая семья. Вышла замуж сразу после триумфа в Гренобле. Насколько мне известно, супруг на два года старше, учился также в МАИ, занимался легкой атлетикой и отвечал за спортивную работу на курсе. Пришел знакомиться с «подшефной», да так и не расстается с ней. В 1973-м у них родился сын, потом – второй, у Людмилы Евгеньевны подрастает внук. Он, кажется, еще не знает о том, какую красивую, хотя и короткую спортивную жизнь – 11 лет – прожила его бабушка.

– Не знаю, как для преемников Титовой, для меня особенно любопытен ее журналистский опыт. В одном из интервью узнал, что профессии она училась все-таки не в университетских аудиториях около Манежа, а в комментаторской будке у таких зубров, как, например, Николай Николаевич Озеров: «Главный урок мастерства он преподнес на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде. Мы освещали выступления конькобежцев: он – для телевидения, я – для «Маяка». Вдруг техника дала сбой, и экран с картинкой погас. Я растерялась, а Озеров как ни в чем не бывало продолжал: «На дорожку выходит Хайден в серебристом костюме». На самом деле Эрик был в желто-золотом. Озеров таких подробностей не знал, но помнил: спортсмен должен бежать в чем-то блестящем и сумел избежать «минуты молчания».

– Интереснейший эпизод из серии «Чего не видит зритель». Знаете, в 2009-м минуло 40 лет, как я не работаю с конькобежцами. Но как одно из самых лучших воспоминаний храню в памяти годы, проведенные вместе с Олегом Гончаренко и Евгением Гришиным, Виктором Косичкиным и Лидией Скобликовой, Ингой Артамоновой и Людмилой Титовой. Встречи с ними, совместно пережитые годы – не представляете, какое это богатство!

– Просто здорово! Савелий Евсеевич! И мое журналистское «богатство» в зимних видах спорта имеет координаты и инициалы. Только учтите: снежки я впервые слепил, представьте, в 16 лет. В конце 1960-х, когда вы расстались с конькобежцами, в один из январских дней тбилисцы, поутру проснувшись, не узнали родной город. Словно кто-то накрыл его белым ковриком. Через час-другой он, растаяв, исчез. А мы, старшеклассники, успели порезвиться, поднявшись после уроков за «спину» нашей 66-й школы в Ботанический сад, благо он располагался под горой в центре грузинской столицы.

А лыжи я надел, став студентом МГУ. Крымско-кавказское трио однокашников (Рауф Талышинский из Баку и Михаил Бергер из Севастополя) с грехом пополам тренировалось по ночам на Ленинских горах во время сессии. Чтобы получить зачет по физкультуре, требовалось пробежать у смотровой площадки два круга примерно за 28 минут. Мы едва уложились в норматив, ухитрившись прошагать едва-едва… один кружочек.

– Гагик! Неужели, имея подобное «резюме», можно оказаться в спортивной журналистике?

– Ну, я, будучи школьником, во Дворце пионеров постоянно посещал секцию фехтования, до сих пор сохранил полученные на соревнованиях рапиристов почетные грамоты… А если вернуться к моей профессии, то наверняка вы знали такого именитого популяризатора коньков, как Николая Семеновича Киселева?

– Безусловно!

– Так вот! Он в 1978-м стал моим первым главным редактором в «Советском спорте» (с его будущими преемниками – моими сверстниками – позже я общался на равных, покинув через два года тесное и неуютное – во всех смыслах – здание редакции на улице Архипова, ныне Спасоглинищевский переулок, бок о бок с синагогой, в те годы нередко окруженной толпой из «отказников»).

Ник-Сэм, как за глаза называли шефа коллеги, взял меня на работу после одной публикации на всю полосу и по рекомендации Владимира Гескина, недавнего выпускника журфака, стремительно ставшего ведущим сотрудником международного отдела центральной спортивной газеты страны (ныне – зам. главного в «Спорт-экспрессе»).

– Ну, вы даете! Как так получилось?

– Мне удалось при содействии своего соседа по Ясеневу Константина Хачатурова – единственного радиолюбителя, с которым поддерживал связь доброй памяти Юрий Сенкевич, подготовить эксклюзивную беседу об экипаже папирусного корабля «Тигрис» в дни его драматического перехода через Индийский океан. Правда, когда меня зачислили в олимпийский отдел, то шепотом объяснили: конкурентов на вакансию я опередил еще и за счет членства в КПСС – обязательного минимума для существования в советской журналистике.

– Ну, и как вам Киселев как главный редактор «Советского спорта»?

– С приходом Ник-Сэма газета почти два десятилетия хронически «болела» коньками. Главный наизусть знал календарь всех соревнований в стране и за рубежом, вел статистику лучших результатов сезона. Когда даже на разных полосах уже в типографии образовывались «дырки», их заполняли заметками с результатами Пупкиных на первенствах Мукомольска и Мухосранска! Иногда я по вечерам приходил в качестве «свежей головы» в издательство «Московской правды» на Пресне, чтобы читать завтрашний номер. Обнаружив безошибочные конькобежные отчеты, радовался меньшему объему работы.

В дни рекордов главный создавал полотна: история высшего достижения, имена всех прошлых обладателей «от Ромула до наших дней», данные о новом герое, расклад его бега по кругам… На чемпионаты мира и Европы по конькам Киселев ездил сам, и, пока турнир не заканчивался, редакцию лихорадило. Сроки сдачи номеров в печать срывались. Дежурные оставались в типографии до рассвета. Чуть ли не каждый час звонил телефон – Киселев передавал поправки и уточнения.

Умер Ник-Сэм в 1981-м. В его кончине не последнюю роль сыграла семейная трагедия. Учреждение, где работала жена главного, получило льготные путевки на новогоднее путешествие в Ереван. Она купила две – для 23-летнего сына и 20-летней дочки. Лайнер, на котором они летели, врезался в землю под Воронежем. Николай Семенович вышел на работу спустя два дня после катастрофы. Постепенно тема коньков в «Советском спорте» поубавилась. По инерции коллеги еще некоторое время выезжали на соревнования, но вскоре и командировки сошли на нет. Тем не менее, на мой взгляд, Киселев, кстати, будучи какое-то время президентом Федерации конькобежного спорта СССР, успел здорово, как теперь бы сказали, раскрутить один из медалеемких зимних видов.

– Тут уже я дополню: в знак своеобразной благодарности российские конькобежцы ежегодно разыгрывают призы памяти Николая Семеновича.

Глава 8

«Вот – новый поворот!»

– Итак, вы, Савелий Евсеевич, около 10 лет проработали в сборной с лучшими конькобежцами страны, став очевидцем их выдающихся достижений на многих стадионах мира. А как же ваша Большая Футбольная Мечта?

– Она, собственно, никуда и не делась. Футбол оставался для меня любимым видом спорта. Когда выпадало свободное время, с удовольствием ходил на матчи нашего чемпионата. Будучи верным болельщиком «Торпедо», знал всех своих кумиров по картинкам, был готов бежать на любую игру с участием Стрельцова или Иванова.

Между прочим, начав работать с конькобежцами, я обнаружил, что и они любили футбол. Настолько, что сформировали свою сборную: на воротах стоял Юрий Юмашев, в поле бегали Эдуард Матусевич, Валерий Каплан, Роберт Меркулов, Дмитрий Сакуненко, Антс Антсон…

– Ну, и как у скороходов? Получалось?

– Очень даже. Они нередко встречались с футбольными коллективами разных городов (там, где соревновались на катках) – и побеждали! Их физическая подготовка не вызывала сомнений – перебегать могли любого соперника. Почти все конькобежцы обладали неплохой техникой владения мячом. Единственное «но» – в понимании тактики оставались любителями. Это особенно бросалось в глаза на фоне любителей в кавычках («профессионального спорта» в СССР, как и секса, вроде не было) – мастеров ведущих футбольных клубов, призванных в сборную страны. С некоторых пор я имел возможность наблюдать за ними, общаться как на тренировках, так и во время игр.

– Минуточку! Вы рассказывали, что в силу тех или иных обстоятельств частенько совмещали работу в сборной конькобежцев с фигуристами, ватерполистами, помогали волейболистам, участникам советской команды глухонемых на неофициальных Параолимпийских играх. Но откуда футболисты? Вы и к ним с медицинским чемоданчиком успевали?

– Пришлось! Наступил такой непростой и одновременно долгожданный момент.

– Как это случилось?

– Да опять же, видимо, Его Величество Случай. После окончания Игр-1964 в Инсбруке я ненадолго отошел от конькобежных дел. Сезон закончился, растаяли ледяные дорожки. А у наших футболистов из сборных началась запарка – отборочные матчи олимпийского турнира и канун чемпионата Европы. И в это напряженное время – на дворе бушевал май – у олимпийцев не оказалось врача. Тут-то меня и разыскал начальник медицинского отдела Спорткомитета СССР Алексей Андреевич Соколов:

– Савелий, у тебя сейчас работы ни хрена нету – у вас пауза. А здесь надо закрыть футбольный сбор!

Я, признаться, дрогнул:

– Как футбол?! Я же совершенно не подготовлен!

А он:

– Да брось ты! Нет там ничего страшного! Давай иди, спустись этажом ниже, где Федерация футбола расположена. Найдешь там Вячеслава Дмитриевича Соловьева…

Я сделал вид, что отправился к нему. А сам в отдел конькобежного спорта – благо все кабинеты в одном здании. Явился и объясняю нашему куратору Капитонову:

– Меня вот к футболистам пригласили. Сказали «закроешь один сбор». Ну, может, еще на соревнованиях один-другой матч. Отработаю их и вернусь.

– Ну, пожалуйста, – говорит. – Сейчас все равно никаких дел у нас нет.

Словом, получив разрешение, пошел искать Соловьева. Он тогда тренером ЦСКА работал. И параллельно наставником олимпийской команды. По составу она тогда очень прилично выглядела: всех сильнейших игроков, кто в 1-ю сборную к Бескову не попал, туда привлекли.

– А сомнения после того, как пригласили к футболистам, не мучили?

– Еще как! Ведь я не был знаком ни с тренерами, ни с ребятами.

– Да и резкий переход от одного вида спорта к другому, очевидно, непростой процесс…

– Очень непростой! В коньках главное – функциональное состояние спортсмена. Травмы там нечасты. А у футболистов – сплошь и рядом. Нет, как во враче в себе не сомневался, мог оказать помощь, нередко бывал на консультациях у признанного профессора Зои Сергеевны Мироновой. Стало быть, имел представление, как лечить.

Однако если в коньках, относящихся к разряду циклических видов спорта, я досконально знал реакцию организма на специфические упражнения, то в футболе подобные тонкости еще предстояло освоить. Уж не говорю о том, что имел тогда весьма слабое представление о физиологических основах занятий футболистов, почти ничего не знал о воздействии тренировочных нагрузок на их организм. Словом, много чему предстояло учиться. Причем на ходу.

Так что когда я не без робости открыл дверь штаб-квартиры Федерации футбола, даже на мгновение мелькнула мысль: «А то ли я делаю?» Но стремление к общению с давнишними кумирами пересилило все.

– Как встретил Соловьев?

– Особо не пытал. Спросил лишь, знаком ли я с укладом жизни футбольной команды, работал ли в этой сфере. Я честно ответил: «Нет, не приходилось». Безусловно, он больше присматривался, чем говорил. А в конце, выдержав паузу, сказал: «Значит, так! Бери завтра с собой спортинвентарь, медикаменты – ну все, что у тебя есть, и подходи к 12 часам к скверу у Большого театра. Оттуда на сбор в Баковку отходит наш автобус».

– Что за база располагалась в Подмосковье?

– Там, не доезжая одного километра до нынешней базы футбольного «Локомотива», размещался дом отдыха Министерства авиапромышленности СССР. В нем разместились первая сборная Бескова и олимпийская во главе с Соловьевым. Тренировались, правда, в разных местах. Мы готовились в Баковке, на поле железнодорожников. А главную команду возили на автобусе, по-моему, в Лужники.

– Чем запомнилась собственная премьера?

– Началось, как водится, с проблем и курьезов. Мое и без того непростое стартовое положение сразу осложнилось тем, что врач 1-й сборной Олег Белаковский временно отсутствовал. И мне пришлось попеременно наблюдать сразу две команды. А курьез случился, как только я сел в отъезжавший в Баковку автобус. Дело в том, что этот неизменный для футболистов вид транспорта освящен давнишними традициями. Кто и где сидит – очень строго. Мне, врачу, полагалось определенное место – 2-е в начале правого ряда. А я как вошел, так и плюхнулся на первое попавшееся сиденье.

– Да, интересное отступление…

– Совсем не отступление. Я ведь решил рассказывать о том, чего публика не видит. Да и для меня на первых порах постижение множества подобных мелочей имело колоссальную важность – это способ постижения внутренней футбольной жизни. Между прочим, вскоре после нарушения одной из важнейших футбольно-автобусных примет – ни под каким предлогом не брать на игру представительниц прекрасного пола, олимпийскую сборную СССР постигла крупная неприятность.

– Вы имеете в виду гостевую встречу с командой ГДР?

ГДР – СССР – 1:1 (1:0). 31 мая 1964 г. Отборочный матч 2-го этапа в 3-й группе европейской зоны XVIII Олимпиады.

Лейпциг. «Центральштадион». 80 000 зрителей.

СССР: Урушадзе, В. Пономарев, Шестернев, Глотов, Аничкин, Корнеев, Серебряников (к), Севидов, Малофеев, Биба, Бурчалкин.

Голы: Френцель (10), Севидов (88).

– Нет! Там как раз все было поправимо. Ответный матч планировался в Москве. И мы рассчитывали, что у себя-то их легко «отшлепаем». Я, например, в этом не сомневался. Да и настроение складывалось хорошее – вроде неплохо отработал. Хотя мне повезло. Серьезных травм у ребят, к счастью, не случилось: чего-то там перевязать, компресс положить, укол сделать… Полагаю, возникло бы что-либо серьезное – с голеностопом, например, я бы, не имея опыта, наверняка «поплыл». Ведь в коньках с подобным не сталкивался.

Во всяком случае, с легкой душой зашел после встречи в Лейпциге в номер к Соловьеву: «Большое спасибо, Вячеслав Дмитриевич! Я получил огромное удовольствие. Но пора возвращаться в коньки!» – «О как! Отработал один матч и прощаться?!» – «Ну, да! Чего же еще?» – «Ни хрена! Будешь 2-й сбор работать! К московской игре готовиться надо!» – «Как так? Меня по головке не погладят!» – «Ничего подобного! Это не твоя проблема. Без тебя решат!»

И больше слушать не стал… Далее, действительно, что-то происходило в «верхах». Тем более, в олимпийскую сборную заехало высокое начальство из Спорткомитета СССР. И не то чтобы устроило «накачку», а поставило твердую задачу: надо выигрывать в Москве, чтобы попасть на Олимпиаду-1964 в Токио. Понятно, что никто «нет» не сказал. Все в один голос заверили: мол, дома мы их раздавим.

Ну и «раздавили»!

СССР – ГДР – 1:1 (1:0). 7 июня 1964 г. Ответный отборочный матч 2-го этапа в 3-й группе европейской зоны XVIII Олимпиады.

Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 82 000 зрителей.

СССР: Урушадзе, Мудрик, Шестернев, Глотов, Маслов, Корнеев, Копаев, Серебряников (к), Севидов, Биба, Бурчалкин.

Голы: Копаев (14), Клеймингер (62).

Во 2-м тайме «отличился» Рамаз Урушадзе. И мяч-то к нему в ворота шел несильный. Правда, вроде с отскоком. Тем не менее, «бабочку» голкипер кутаисского «Торпедо» пропустил. Опять ничья. И по условиям – дополнительная переигровка на нейтральном поле. Назначили в Варшаве.

Вот уж напряженка началась. Наверху паника – что ни день, из Спорткомитета приезжал очередной важный визитер. Чуть ли не все чиновничье руководство в команде перебывало. Ребят трясти начало. Да и меня – по причине длительного отсутствия по месту постоянной работы – нехорошие предчувствия стали посещать. У конькобежцев сборы вот-вот начинались. Словом, я взвыл. Снова зашел к Вячеславу Дмитриевичу: «Большое спасибо!» Но с дополнением: мол, сыт по горло! А Соловьев – ноль внимания. И снова свое: «Поедешь в Варшаву!» – «Какая Варшава?! У меня коньки на носу…» – «Не переживай! Мы доложили председателю Спорткомитета – остаешься у нас!»

– Чем вы ему глянулись?

– Не знаю. Наверное, все-таки работой. Да и ребята относились ко мне хорошо. А от их настроя все зависело. Впрочем, к тому времени наша команда получила серьезное пополнение. Выступавшая параллельным курсом в Испании сборная Бескова вышла в финал 2-го розыгрыша Кубка Европы, где 21 июня 1964 года в Мадриде уступила испанцам (1:2).

«Профессионалов» у нас, напомню, тогда не было. Так что за олимпийцев-«любителей» они тоже имели право выступать. На подмогу в Варшаву прилетели серебряные призеры – защитники Альберт Шестернев (ЦСКА), Эдуард Мудрик и Владимир Глотов (оба – столичное «Динамо»), полузащитник «Спартака» Алексей Корнеев… Но они в национальной команде свое дело сделали. И психологически расслабились. «Олимпийцев» в этом плане постигла противоположная беда: одни, понимая, что на кону – последний шанс получить путевку в Токио, впали в мандраж. В настрое других доминировала самоуверенность. В частности, перед матчем зашел ко мне Олег Сергеев.

Хороший парень, великолепный левый крайний, в сборной представлял любимое «Торпедо». В моем кабинете то жаловался на мозоль, то еще на не бог весть какую-то болячку. Оказываю соответствующую помощь, а он своей думкой делится: «Вот я в Японии ни разу в жизни не был. Поедем-ка в Токио?!» – «Подожди! Надо еще гэдээровцев обыграть». – «Да обыграем! Мы их разметем!»

Вот такой настрой! Между тем перед игрой что-то нехорошее в воздухе носилось.

Все началось, обратите внимание, с нарушения неписаного футбольно– автобусного закона, согласно которому женщина на «борту» – дурная примета. Перед выездом на стадион в автобусе оказалась девушка – невеста переводчика. Соловьев и второй тренер Евгений Иванович Лядин деликатно промолчали. Все-таки мы находились в гостях. Но забурлили игроки. Тогда Вячеслав Дмитриевич очень вежливо дал понять переводчику: команда привыкла ездить на матчи без посторонних. Тот страшно расстроился, начал объяснять, что девушка заблудится, не найдет стадион… Соловьев, скрепя сердце, согласился: «Ладно, поедем с ней».

Отъехав 500 метров, автобус сломался. «Ну, вот, началось», – каким-то ничего хорошего не предвещающим голосом отметил защитник Анатолий Крутиков… Однако главное – как ни вспоминали после матча наши ребята: «Эх, не надо было невесту брать!» – произошло на поле. Соперник оказался крепким орешком. Футболисты ГДР вышли сражаться, не щадя ни себя, ни противника.

ГДР – СССР – 4:1 (2:0). 28 июня 1964 г. Дополнительный отборочный матч 2-го этапа в 3-й группе европейской зоны XVIII Олимпиады.

Варшава. Стадион «Десятилетие». 25 000 зрителей.

СССР: Лисицын, Мудрик, Шестернев, Хурцилава, Крутиков, Логофет, Корнеев, О.С. Сергеев, Серебряников (к), Севидов, Фадеев.

Голы: Клеймингер (16), Урбанчик (39), Серебряников (55), Фогель (82), Фресдорф (87).

В конце 1-го тайма серьезнейшую травму – повреждение голеностопного сустава – получил Корнеев. Замены, согласно регламенту, проводить не разрешали. В перерыве Соловьев чуть ли не приказал мне: «Делай что хочешь, но он должен выйти на поле!»

– Легко сказать! А что делать?

– Я тогда кое-как поднаторел. И хоть немногое, но умел. Но там другая сложность возникла. Варшавская арена гигантская. Чтобы попасть в раздевалку, пришлось пройти длиннющий коридор. Потом подняться на 2-й этаж. Когда игроки добирались туда, уже наступало время возвращаться обратно. А у меня игрок с такой травмой, что и шаг ступить – дикая боль.

– И что вы предприняли?

– Не стал волочить Алексея в раздевалку. Вводя обезболивающее средство, обкалывал ему голеностоп прямо на входе в подтрибунные помещения. Худо-бедно, но даже в полевых условиях парень на больную ногу встал. И отыграл весь 2-й тайм! Жаль только, что сборной подвиг Корнеева все равно не помог. Да и вместо неуверенного в себе Урушадзе в ворота поставили новоиспеченного спартаковца Владимира Лисицына. Из пропущенных мячей три точно «его» были. Вячеслав Дмитриевич за голову хватался. Но заменить-то, напомню, никого не мог.

– Так, может, не стоило ставить в «рамку» пришельца из алма-атинского «Кайрата»?

– Увы! Ошибся тут Соловьев. Да и я не подсказал. Молодой еще был! После поражения 2-й вратарь Анатолий Глухотко – он в «Торпедо» играл – так и сказал мне: «Ты, конечно, не психолог. Но все же доктор. Не видел, что ли, как у Лисицына руки дрожали перед игрой?» Эх, богаты мы поздним умом! Конечно, лучше было ставить Глухотко – из сибиряков, без комплексов, со здоровой нормальной психикой. А вот у Лисицына в этом смысле не все было в порядке – вероятно, сказались многочисленные травмы головы. Спустя несколько лет, выбросившись из окна, он в 33 года закончил жизнь самоубийством…

– Что произошло в дальнейшем с олимпийцами Соловьева?

– Да привычное дело – расформировали. Вернулись в Москву и разбежались. Ребята – по клубам. А я, сказав: «Все, хватит!» – вернулся к себе, под улюлюканье и гиканье моих любимцев-конькобежцев. Те долго потом подначивали: «Ну, что – не обеспечил путевку в Японию?» Так что продолжил работать с ними без совмещения с футболом. Правда, как случилось в дальнейшем, ненадолго.

– Снова пришлось совмещать?

– Ровно через год, в 1965-м. Опять весна – лето. Ребята коньки «повесили на гвоздь». У меня вновь пауза. Тем временем формировалась 2-я сборная. В нее кое-кто из бывшей олимпийской вошел, новички прибавились: Анатолий Банишевский (бакинский «Нефтяник»), Владимир Щербаков (столичное «Торпедо»)… Тренером назначили Гавриила Дмитриевича Качалина. А врача команда не имела.

И снова, как год назад, сработала та же схема. Меня вызвал к себе начальник спорткомитетовского медицинского отдела Соколов. Не то, чтобы приказал, но и не попросил: «Слушай! У тебя уже есть опыт работы с футболистами. Спустись-ка этажом ниже! Там Качалин ждет. Его сборная на матч в Австрию собирается. Они хотят, чтобы ты с ними отправился».

Во время знакомства новый наставник произвел неизгладимое впечатление. Интеллигентный, тактичный. Я впервые столкнулся с футбольным интеллектуалом. Его первые слова: «Как у вас дела? Я о вас немножечко слышал. Знаю, насколько успешно работаете с конькобежцами». Контакт возник с первых минут общения. Он очень кратко, но толково рассказал, что договорились провести матч вторыми составами в Вене, командировка на 3–4 дня. «С удовольствием поеду с вами!» – выпалил я. Команда сложилась хорошей. А австрийцев мы обыграли. Вот, собственно, и все. Я опять вернулся в коньки. Но наступает осень. И вновь повторяется знакомый сценарий.

– Однако у конькобежцев разгар предсезонной подготовки…

– В том-то и дело! Собираюсь с ними на сборы в Иркутск. А тут опять, как чертик из табакерки, возникает мой начальник Соколов со своим неизменным: «Слушай! Здесь тобой интересовался…» На этот раз – сам Гранаткин.

– Ну, фигура в отечественном спорте известная, если не легендарная. К тому же тогда председатель Федерации футбола СССР.

– Вот к нему-то мне Соколов и предложил, не мешкая, проследовать. Валентин Александрович произвел на меня благоприятное впечатление. Принял тепло. Держался просто, без начальственной спеси. И сразу «взял быка за рога», дав понять, что я для его родного футбола уже не чужой человек: «Знаешь, Савелий! Извини, но если не возражаешь – давай сразу на «ты»! Тут такое дело: интересуются тобой в 1-й сборной…» Понятно, думаю! Это, судя по всему, информация от Соловьева, Качалина, играющих в сборных игроков наверх дошла. Но, оказывается, не только туда. Потому что Гранаткин тут же конкретизировал: «Морозов, главный тренер сборной, за тебя хлопочет».

– А вы не были с ним знакомы?

– Да знать не знал! Нет, я, конечно, как болельщик «Торпедо», помнил очень хорошего полузащитника, капитана команды времен, когда за нее выступали братья Жарковы, Александр Семенович Пономарев, Севидов-старший, Владимир Мошкаркин, впоследствии работавший замом председателя Федерации футбола страны. Однако с тренером Николаем Морозовым знаком не был. И вплоть до беседы с Гранаткиным не подозревал, что судьба нас сведет. И вот после беседы в кабинете председателя Федерации встретились. Разговор много времени не отнял. Поздоровавшись, Морозов спросил: «Как тебя зовут?» – «Савелий!» – «Савелий, собирай вещи!»

Вот так – без церемоний, даже не спросив – могу не могу: «Завтра отъезжаем на сборы!» На следующее утро приехали в «Озеры» – вблизи Внукова дом отдыха Управления делами ЦК КПСС.

– Между прочим, Савелий Евсеевич, в 1930-х там располагалась служебная дача шефа НКВД Генриха Ягоды. В 1938-м этого одного из главных исполнителей массовых репрессий самого расстреляли. Перед этим обыск на даче в Озерах, который длился 9 дней (!), дал поразительный результат. Нарком оказался фантастически запаслив. В «закромах» обнаружили такой запас шуб, дамского белья, ковров и другого барахла, что реквизированное вывозили грузовиками…

– Поразительно! Но мы там, кстати, узнали другое. В этом уютном домике одно время держали гитлеровского фельдмаршала Паулюса, плененного в 1943 году во время Сталинградской битвы. Много лет проработавшая в этом доме отдыха женщина даже рассказывала, что как-то ночью к нему приезжал Сталин, и они долго о чем-то беседовали…

– Да! В любопытном местечке устроили сбор. И как же там ребята тренировались? Вряд ли пансионат ответственных партработников располагал футбольными полями и прочей необходимой для этого дела инфраструктурой?

– Без проблем! Жилье, действительно, с тех пор осталось уютным. А на тренировку ездили в расположенную неподалеку и хорошо мне знакомую Баковку – «Локомотив» предоставил возможность национальной команде готовиться к будущим матчам у них.

– Так какие, собственно, встречи ожидали сборную?

– Самое парадоксальное – отправляясь на сбор, я этого не знал. Только когда приехал, меня поставили в известность: в ближайшее время отправляемся в Грецию, на отборочную встречу чемпионата мира-1966. Представляете?! Мечтать о поездке в Англию на столь потрясающее мероприятие, конечно, здорово. Но получалось, что история затягивалась. А как же родные конькобежцы? Попытался объясниться на месте. Сразу пошли конфликты. Тренеры ударились в амбицию:

«Ты что, обалдел? Какие коньки, если тут футбол?» – «Ребята, я-то здесь при чем? Есть надо мною руководство – начальник конькобежного отдела в Спорткомитете Капитонов, главный тренер сборной Кудрявцев, наконец…» А они мне нервы помотали-помотали и вроде бы на попятный пошли: «Ну, ладно, хрен с тобой! В Грецию съездишь и мотай к своим скороходам!» Поездка вышла удачной.

ГРЕЦИЯ – СССР – 1:4 (1:2). 3 октября 1965 г. Отборочный матч VIII чемпионата мира.

Пирей. Стадион «Караискаки». 60 000 зрителей.

СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Данилов, Воронин (к), Хурцилава, Метревели, Сабо, Банишевский, Б. Казаков, Хмельницкий.

Голы: Метревели (14 – с пенальти), Банишевский (25, 59, 82), Папаиоанну (27).

Никаких ЧП по «лекарской» части не случилось. Да и отношения с Морозовым установились хорошие. Дальше наши пути-дорожки вроде разошлись. Футбольная команда отправилась на сбор – ей предстояли отборочные игры в подгруппе со сборными Дании и Уэльса. А я вернулся к конькобежцам. Спустя примерно две недели оказался в Москве. Меня опять вызвали к руководству. И снова – «Иди к Морозову!» Пришлось уступить перед напором Гранаткина, его логикой: «Отработай предстоящие две встречи! И все! С твоими фанатами ледовых дорожек вопрос согласован. Они едут в Иркутск пока без тебя. А ты смотаешь с футболистами, вернешься и на самолете догонишь конькобежцев».

ДАНИЯ – СССР – 1:3 (0:0). 17 октября 1965 г. Отборочный матч VIII чемпионата мира.

Копенгаген. Стадион «Идретспарк». 50 000 зрителей.

СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Данилов, Воронин (к), Хурцилава, Метревели, Сабо, Банишевский, Малофеев, Хмельницкий.

Голы: Метревели (46), Малофеев (62), Сабо (69), Троелсен (79).

Команда у нас сложилась сумасшедшая! После победы над футболистами Дании 1-е место в подгруппе уже лежало в «кармане». Так что, отправившись в Уэльс, могли даже проиграть, придержав в запасе Яшина.

УЭЛЬС – СССР – 2:1 (1:1). 27 октября 1965 г. Отборочный матч VIII чемпионата мира.

Кардифф. Стадион «Ниниан Парк». 34000 зрителей.

СССР: Кавазашвили, Афонин, Шестернев, Данилов, Воронин (к), Хурцилава, Метревели, Малофеев, Банишевский, Хусаинов, Месхи.

Голы: Банишевский (17), Вернон (20), Олчерч (77).

Впрочем, неплохо показали себя там молодые Малофеев с Банишевским. Сразу по возвращении домой я тепло попрощался с Морозовым. И, как ранее планировалось, улетел в Иркутск. Только снова «недолго музыка играла»! В разгар сбора поступила правительственная телеграмма: «Срочно откомандировать доктора Мышалова в Москву для выезда со сборной СССР по футболу в Южную Америку». Подпись – председатель Спорткомитета Машин. В нашем тренерском штабе – немая сцена. Прямо, как в финале гоголевского «Ревизора».

«Слушай! – сказал срочно меня вызвавший к себе Кудрявцев. – Как же ты надоел со своим футболом! Но что с тобой делать? Езжай!» И отправили самолетом в Москву. А оттуда я с командой улетел в дальние края. Знатное получилось турне. Чего стоит только первая историческая ничья!

БРАЗИЛИЯ – СССР – 2:2 (0:0). 21 ноября 1965 г.

Рио-де-Жанейро. Стадион «Маракана». 132 000 зрителей.

СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Данилов, Воронин (к) (Хусаинов, 76), Афонин (Хурцилава, 73), Метревели, Сабо, Банишевский, Малофеев (Месхи, 46), Копаев.

Голы: Герсон (51), Пеле (54), Банишевский (59), Метревели.

АРГЕНТИНА – СССР – 1:1 (0:1). 1 декабря 1965 г.

Буэнос-Айрес. Стадион «Ривер Плейт». 90 000 зрителей.

СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Гетманов, Воронин (к), Афонин, Метревели (Малофеев, 65), Сабо, Банишевский, Копаев, Месхи (Хмельницкий, 65).

Голы: Банишевский (9), Онега (48).

УРУГВАЙ – СССР – 1:3 (1:2). 4 декабря 1965 г.

Монтевидео. Стадион «Сентенарио». 45 000 зрителей.

СССР: Кавазашвили, Гетманов, Хурцилава, Данилов, Хусаинов, Афонин, Метревели (к), Сабо, Банишевский (Осянин, 71), Копаев (Малофеев, 46), Хмельницкий.

Голы: Хусаинов (25), Роча (32), Банишевский (35), Осянин (71).

– Ну, а сами себя как в знаменитой сборной СССР чувствовали? Не смущались, общаясь со «звездами»?

– Дело не в робости, а в знании предмета. Много ли я тогда в футболе понимал? Приходилось хватать на лету. Например, возникла характерная ситуация, когда готовились к матчу против команды Дании. В Москву из Ростова-на-Дону на трехдневный сбор приехал Валентин Афонин (позже за ЦСКА выступал). У него оказалась поврежденной связка коленного сустава. Поскольку к футболистам я пришел после скороходов, то мой уровень компетенции в травматологии приближался к нулю. Поэтому Афонина немедленно отправил в ЦИТО, где Зоя Сергеевна Миронова, осмотрев пациента, спросила: «Когда улетаете?» – «Через два дня». – «Я сейчас сделаю инъекцию, чтобы быстрее поднять тебя на ноги, а ваш врач то же самое повторит через трое суток».

В Копенгагене, естественно, как и везде в гостиничных номерах, подобные процедуры не проводятся – необходима какая-никакая, но максимальная стерильность. Администратор отеля показал мне их очень приличный медпункт. А я потом всю ночь не спал, листая свою настольную книжку еще с 1960 года – учебник самой Мироновой по травматологии. Когда следующим вечером появился Афонин, я долго искал на его колене точечку от укола Мироновой – нащупал, вколол… Весь взмок от пота! На следующий день, когда спросил у Валентина: «Как дела?», он поднял большой палец. Без сомнений, обо всем этом знали ребята, понявшие: я не просто зашел с улицы Товарищеской, а что-то умею.

– Разведка боем.

– И этот случай, к счастью, повысил мой, так сказать, профессиональный рейтинг. Значит, и тут, как когда-то в коньках, быстро пришелся ко двору. Одно меня по-прежнему удручало: из головы не шла ситуация с оставшимися без моего присмотра ребятами из конькобежной сборной. Тем более что пока находился в зарубежном турне, меня начали оформлять на футбольное первенство мира в Англии.

– Тем временем у конькобежцев разворачивалась подготовка к Олимпиаде-1968 в Гренобле. Как в столь ответственных условиях собирались совмещать работу с теми и другими?

– Комитетские интриги избавили меня от необходимости что-либо выбирать. Когда вернулся из Южной Америки, вдруг велели явиться к Хоменкову, заму председателя Спорткомитета СССР. Я в полном недоумении ломал голову: «Что же случилось?» Ну, а когда пришел в назначенное время и со мной в кабинет зашел Капитонов, начальник отдела коньков, понял: «дело пахнет керосином». Так и случилось.

Хоменков долго возиться не собирался. Сразу начал вразумлять: «В общем, так! Коньки тебя вырастили, воспитали. А ты в футбол намылился. Вот наши условия: или возвращаешься «в коньки», или вон из Спорткомитета!» Ультиматум, одним словом. «Леонид Сергеевич, это же не моя воля. Я что, сам напрашивался?» А тому мои пояснения «по барабану». Подумаешь, докторишка какой-то! «Все! Иди!» – закончил разговор Хоменков.

Так разом мое «единство противоположностей» и разрешилось. Вышли мы с Капитоновым из начальственного кабинета. Он мне вручил билет на самолет. И я отправился в Пермь на соревнования с участием скороходов сборной СССР. Так вплоть до Игр в Гренобле и еще год после них я оказался на большом отдалении от мастеров кожаного мяча.

– А Лондон «гуд бай»?

– Не пустили меня туда. Кстати, позже интересная деталь выяснилась. Когда стало известно, что на футбольное первенство мира не лечу, меня спросили: «Кого вместо себя рекомендуешь?» – «Есть доктор Сигал». Мой коллега-приятель – мы в лужниковском диспансере работали. А когда, как мне рассказывали, список положили для утверждения на стол председателю Спорткомитета Машину, чуть конфуз не случился. Он меня неплохо знал по конькам. Не увидев в графе «врач команды» знакомую фамилию, спросил: «А где Мышалов?» Хоменков или кто-то из его приспешников ответил: «Да он отказался! Не хочет!»

– Неужели «шило из мешка» так и не выпало?

– Да нет. Оно, в соответствии с пословицей, рано или поздно вылезает. В моем случае это случилось по дороге на очередную зимнюю Спартакиаду народов СССР в Свердловске.

– В 1967-м?

– Точно! Из Москвы мы отправились поездом. Так получилось, что в том же вагоне находилось спорткомитетовское руководство. Наше с Кудрявцевым купе оказалось по соседству. Мы не могли не столкнуться с Машиным. Увидев меня, председатель Спорткомитета, словно вспомнив что-то, велел: «Ну-ка, зайди ко мне!» Зашел в купе. «Ты чего отказался-то, не поехал в Лондон?» – «Юрий Дмитриевич! Да не отказывался я вовсе…» И пересказал разговор с Хоменковым двухгодичной давности.

– И как министр спорта отреагировал?

– Да никак. Только слегка посетовал: «Что ж мне не сказали?» Словно всерьез ожидал, что я буду бегать по высоким кабинетам и правду искать… Впрочем, знание ее большим начальством свою роль, наверное, все же сыграло. Потому что в 1969-м, когда главным тренером футбольной сборной стал Качалин, врачом там работал Белаковский. Олег курировал и хоккеистов. Значит, разрывался на два фронта. Что Качалину не нравилось. В конце концов он поставил перед руководством Спорткомитета вопрос ребром: требуется доктор, который будет целиком отдавать себя футболу. Тогда его спросили: «А кто вам нужен?» – «Мышалов».

В конце 1969 года меня в очередной раз вызвали к руководству и сказали: «Все! Хватит туда-сюда прыгать!» Но я уже ученый был:

«Нет, давайте-ка оформляйте приказом. Чтобы Хоменков ко мне больше не имел претензий и не грозил вышвырнуть из спорта».

– А тот еще оставался в особняке в Скатертном переулке?

– Оставался. Но в апреле 1970-го вопрос решался на более высоком уровне. Гранаткин пошел со мной к новому руководителю Спорткомитета Сергею Павлову. Бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ – сильная личность и крепкий руководитель. Завел меня Валентин Александрович к нему и представил: «Вот Мышалов!» – «Да знаю я его. Ну и что?» Гранаткин зашуршал бумажками, объясняя, что вот-де, есть просьба Федерации футбола.

Павлов недолго слушал. Вызвал секретаря: «Подготовьте приказ о переводе Мышалова в Федерацию футбола СССР».

– Как на этот раз отреагировали конькобежцы сборной?

– Ужасно! Я очень тяжело пережил наш разрыв…

– На многолетних, человеческих отношениях, которые сложились у вас с тренерами и участниками конькобежной сборной, это отразилось?

– Абсолютно нет! До сих пор со всеми скороходами великолепно общаюсь. Каждый год, когда ветераны собираются на традиционную встречу в ресторане, обязательно прихожу. Столь же теплыми остались мои связи с тренерами. Правда, Аниканов, к сожалению, рано ушел из жизни: трагически глупой оказалась его смерть – подавился котлетой. А Кудрявцев еще долго работал. Частенько звонил. И я ему всегда помогал. А когда заболел, навещал его дома. И с Капитоновым остались добрые отношения. Узнав о моем окончательном уходе в футбол, он воскликнул: «Ну, просто хочется выйти на улицу и кричать во весь голос – «Украли врача!»

Глава 9

На одной скамейке, но на разных местах

– Итак, Савелий Евсеевич, с конца 1969 года началась ваша работа врача в главной футбольной команде страны не по совместительству, а на постоянной основе. И судя по тому, что в этом качестве закрепились аж на два десятилетия, оказались явно на своем месте. Ведь даже главные режиссеры игры сборной – ее тренеры – все время менялись, а вы оставались. Как с ними работалось? Какими они сами и их команды виделись?

– Полагаю, правильно будет немного вернуться назад. И начать с тех, под началом которых довелось трудиться еще в период совместительства. То есть с Морозова и Соловьева. Так получилось, что сотрудничество и с тем, и с другим оказалось недолгим.

Напомню: Николай Петрович Морозов пригласил меня в свою команду в сентябре 1965-го. И мне сразу – можно сказать, с места в карьер пришлось лететь с командой на отборочную игру с Грецией. А в ноябре мы выехали в турне по Южной Америке. По окончании которого наше сотрудничество закончилось.

Морозов Н.П. Родился 7 сентября (по новому стилю) 1916 г. в г. Люберцы (Московская губерния). Играл полузащитником. Воспитанник футбольных команд г. Люберцы. Выступал в «Торпедо» (Москва) (1938–1940, 1945–1949), «Спартак» (Москва) (1940–1941), ВВС (1950–1951). В высшей лиге чемпионата СССР сыграл 194 матча (забил 7 мячей). Заслуженный мастер спорта (1946).

Карьера тренера: «Торпедо» (Москва) (1953–1955, 1963, начальник команды 1967), «Локомотив» (Москва) (начальник команды 1957–1962, главный тренер 1960–1962), сборная СССР (1964–1966), «Черноморец» (Одесса) (1967, 1971), «Шахтер» (Донецк) (1971), с 1976 по 1981 год – начальник службы оздоровительно-спортивных баз и сооружений Московской железной дороги. Достижения в качестве тренера: 4-е место на чемпионате мира (1966), серебряный призер чемпионата СССР (1959), бронзовый призер чемпионата СССР (1953), заслуженный тренер СССР (1966). Умер 15 октября 1981 г. в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище.

– В чем состояла «изюминка» Морозова-тренера?

– Хотя он находился уже в возрасте, но, как говорится, из шкуры футболиста не совсем вышел. Поэтому в тренерской работе основывался на своем опыте бывшего игрока. Вот такое видение у него было! Да и отношения с ребятами складывались очень простыми.

– Это хорошо или плохо?

– Мне показалось – хорошо. Поскольку – может, не для печати – кличку ему дали «Блатной». Мат в общении был у него «дежурным» языком…

– Да, уже в этом он сильно отличался от интеллигента Качалина. Ну а что насчет руководства сборной Морозовым? Считалось ли оно успешным?

– Да, на 100 процентов. Все-таки – 4-е место на чемпионате мира-1966.

– Оно могло быть и выше, если бы не досадная осечка в матче против команды ФРГ – удаление Численко и серьезная, еще в 1-м тайме травма Сабо (по тогдашним правилам заменить его было нельзя)!

– Насчет осечки согласен. Оставшись дома – как помните, меня от поездки в Лондон «отцепили», – я, как и многие тогда, по поводу проигрыша немцам весьма переживал. Что касается последующего ухода Морозова с поста тренера, то его никто не снимал. Сам, по своей воле – так же, как, кстати, потом поступил и Качалин – ушел в отставку.

– А вот то, что вы рассказывали о «простоте» Морозова в общении, не мешало его авторитету как тренера?

– Знаете, думаю, если футболист несерьезно относится к наставнику или имеет к нему претензии, это сразу становится заметным по его, скажем так, пассивному поведению на поле. Я же видел, что ребята, выходя на игру, полностью отдавались борьбе. А матчи, которые сборная проводила под руководством Морозова, часто и убедительно выигрывались. Ведь как ни крути, а именно при нем команда добилась наивысшего успеха в финальных стадиях чемпионатов мира.

– То есть, несмотря на сохранившееся мышление игрока – а полузащитник он, согласно распространенному мнению, был средний, – тренер из него получился?

– Ну, во-первых, что значит «средний». Я хорошо его помню на поле. Выносливый, волевой, выполняющий большой объем черновой работы. Все же не надо забывать, что он был душой «Торпедо» – недаром носил капитанскую повязку.

А, во-вторых, как тренер Николай Петрович состоялся еще тогда, когда по окончании карьеры футболиста обратил на себя внимание в столичном «Локомотиве», где сначала занимал пост начальника команды, а затем ее главного тренера. При нем железнодорожники несколько сезонов кряду демонстрировали отменную стабильность и не опускались в итоговой таблице ниже 5-й строчки.

– Люди, работавшие с Морозовым, рассказывали: став тренером, он великого стратега из себя не корчил…

– Поза для него не была характерна. В стратегию углубляться не стану. А вот что он замечательно умел прислушиваться к игрокам, засвидетельствовать могу. Ведь то, что под началом Морозова в сборной выступали такие «звезды», как Воронин, Яшин, Шестернев, не облегчало его тренерскую миссию. С ними надо было уметь поддерживать контакты. И Николай Петрович это продемонстрировал. Ведь он создал в команде тренерский совет, куда постоянно входила та же «великолепная троица».

Морозов, как никто, много общался с ребятами. В том числе вне футбольного поля. Он, к месту будет сказать, оказался, безусловно, хорошим психологом. Сборы в те времена были продолжительными, настроение в ходе подготовки у футболистов менялось кардинально. Но Морозов умел такие изменения уловить и откорректировать в нужную ему сторону. Свой авторитет потерять от столь равного общения с игроками не боялся.

– И с вами держался запросто?

– Конечно! Он в принципе был простым человеком. Не простенький, подчеркну, а простой. И при всей внешней брутальности плюс склонности крепко изъясняться – очень доброжелательный. Когда меня пригласили в руководимую Морозовым сборную, он здорово отнесся. Не секрет, что ныне иные тренеры срываются в присутствии всех. И тому же врачу могут на людях «напихать полную пазуху». Тут, как умными людьми замечено, времена меняются, а культура-то все прежняя. Морозов же такого не позволял себе никогда! А ведь были у меня ошибки – может, не грубые, поскольку серьезных, требующих радикальных решений травм во время нашей совместной работы не случилось. Но при этом – ни слова упрека. Понимал, что я старался изо всех сил. Что опыт – дело наживное.

– После ухода Морозова из сборной поддерживали с ним отношения?

– Очень даже дружеские. В конце жизни он часто болел. И я приезжал к нему по первому звонку. Вот только в последний момент не успел оказаться рядом. Умер Николай Петрович трагически…

– Наверное, здесь уместно напомнить читателю: покинув сборную, Морозов имел непродолжительные периоды работы в одесском «Черноморце» и донецком «Шахтере». Затем возглавил одну из служб МЖД. Его новые коллеги рассказывали – в новой должности Николаю Петровичу приходилось «ворочать» миллионными оборотными средствами, решать сложные задачи. Но, говорят, ему это нравилось. Добившийся заметных успехов тренер превратился в крепкого хозяйственника, проработав на этом посту вплоть до ухода из жизни. Кстати, вы произнесли – «трагически умер». Простите, известны вам подробности?

– История грустная, но по нынешним временам, увы, случающаяся часто. Особенно с пожилыми людьми. Жил один. Правда, вроде была у него женщина – на стадионе «Локомотив» работала. Но ведь и это сплошь и рядом одиночеству не помеха. И потом все-таки поддавал он. Вот так однажды выпил, стало плохо, а рядом – никого…

Я незадолго до его кончины приезжал к Николаю Петровичу на работу. Хотел, чтобы он посодействовал с получением путевки в дом отдыха под Москвой. Встретил меня при полном параде! Таким напоследок и запомнился – в красивой железнодорожной форме, в чинах. И при этом всегда расположенный к тому, чтобы вникнуть в чужую проблему, откликнуться, помочь…

– А чем запомнился Вячеслав Дмитриевич Соловьев?

В.Д. Соловьев. Нападающий, полузащитник. Заслуженный тренер Украины. Заслуженный тренер Грузии. Заслуженный тренер Узбекистана. Родился 18 января 1925 г. в Москве. Участник Великой Отечественной войны. Воспитанник московских команд «Локомотив», затем СКИФ.

Играл в командах «Локомотив» (Москва) (1944), ЦДКА (1945–1952), г. Калинина (1952), ВВС (1953), «Торпедо» (Москва) (1953–1954). Чемпион СССР 1946, 1947, 1948, 1950, 1951 гг. Обладатель Кубка СССР 1948, 1951 гг.

Главный тренер «Крыльев Советов» (Куйбышев) (1954–1957), «Динамо» (Киев) (1959–1962), ЦСКА (1963–1964), начальник команды (1965) и главный тренер «Динамо» (Москва) (1965–1966, 1980–1983), главный тренер «Динамо» (Тбилиси) (1967–1968), «Динамо» (Ленинград) (1969–1971), «Пахтакора» (Ташкент) (1972–1975), «Нефтчи» (Баку) (1985), «Таврии» (Симферополь) (1987–1988). Главный тренер олимпийской сборной СССР (1962–1964). Тренер-консультант клубных команд в Китае (1959), «Памира» (Душанбе) (1989–1990), «Алги» (Фрунзе) (1991–1992), СКА (Ташкент) (1992). Гостренер (1958, 1983, 1984-го) и зам. начальника Управления футбола Спорткомитета СССР (1976–1980). Директор ЭШВСМ Москва (1985–1986). Под руководством Соловьева «Динамо» (Киев) стало чемпионом СССР-1961, 2-м призером чемпионата-1960, «Динамо» (Тбилиси) в 1967 было 3-м призером. Ведомые им «Крылья Советов» выиграли в 1956-м зональный турнир в классе «Б» и вышли в класс «А», «Пахтакор» в 1972-м стал победителем турнира в 1-й лиге и вышел в высшую, «Таврия» в 1987-м выиграла зональный турнир во 2-й лиге и вышла в 1-ю.

Награжден орденом «Знак Почета». Скончался 7 сентября 1996 г. в Москве.

Похоронен на Аллее славы на Востряковском кладбище.

– О, это был интеллигент, красавец с благородной прядью ранней седины! Не без странности. Например, будучи по натуре человеком далеко не робкого десятка, панически боялся самолетов. Мы как-то летели, попали в грозу – так он прямо-таки сжался весь.

– Вы ведь с Соловьевым и его олимпийской сборной тоже не очень-то долго поработали?

– Так я уже рассказывал! Всего один сезон летом 1964-го – мы тогда как раз на отборочной стадии Олимпийских игр споткнулись.

– Ах да! Это же до Морозова было, когда вас впервые из коньков «выдернули»!

– Совершенно верно! Соловьев – мой первый футбольный тренер. Олимпийской сборной он руководил два года. Потом через какое-то время стал замом начальника Управления футбола Спорткомитета СССР. Крепко дружил с Никитой Павловичем Симоняном.

– Надо же! Как в жизни бывает! В 1940-х годах Вячеслав Соловьев прошумел как игрок знаменитого ЦДКА. В той легендарной «команде лейтенантов», где Соловьев отнюдь не затерялся в тени титанов вроде Федотова и Боброва, считался крепким полузащитником. Скоростным. Эффективным. Его прилежание и разносторонность в игре ставились в пример…

– Кстати, он и в тренерах демонстрировал те же качества. Кто-то из специалистов метко подметил: Соловьев все умел привести к общему знаменателю, но, правда, яркое к чему-либо тяготение не проявлял.

– Да, но теперь речь не о его тренерских особенностях. А о том, что когда Соловьев выступал за армейцев, Симонян премьерствовал в «Спартаке». Так что на поле они были непримиримыми соперниками. Но, как видно, в остальной жизни это острое клубное соперничество на их дружбу не очень-то влияло?

– По-моему, никак не влияло. Проиллюстрирую это примером. Когда Вячеслав Дмитриевич занимал кресло зама начальника Управления Спорткомитета СССР, а Никита Павлович возглавил первую сборную, Соловьев часто приезжал к нам – на базу в Новогорске, чтобы навестить Симоняна. И все время по-дружески старался что-нибудь подсказать. Допустим, предстояло играть в Будапеште…

ВЕНГРИЯ – СССР – 2:1 (1:0). 30 апреля 1977 г. Отборочный матч XI чемпионата мира.

Будапешт. «Непштадион». 80 000 зрителей.

СССР: Астаповский, Коньков, Хинчагашвили, Ловчев, Байшаков, Круглов (Трошкин, 32), Буряк, Долматов (Кипиани, 61), В. Федоров, Минаев, Блохин (к).

Голы: Нилаши (44), Кереки (67), Кипиани (88).

За хозяев тогда выступали серьезные ребята: нападающий Нилаши, Терек… Нилаши, например, выделялся высоченным ростом и очень здорово играл головой. А у нас в той сборной ничего подобного не было. Вот Вячеслав Дмитриевич другу и подсказывал:

– Никита, пригласи Байшакова.

Выступал такой в «Кайрате» (Алма-Ата) центральный защитник – Сеильда головой здорово играл. Соловьев сам на какой-то турнир специально ездил на него посмотреть. Вышло, правда, нездо€рово: Никита того парня поставил и… ошибся. Рекомендовал Соловьев и высоченного Олега Долматова – он в столичном «Динамо» играл. Вот так по составу дружески и советовал – искренне помочь хотел…

– Ну а сам-то Вячеслав Дмитриевич в тренерах с селекционной работой справлялся?

– Да вполне управлялся. И с подбором. И с подходом к каждому. Под его началом играл Валерий Лобановский – Соловьев его Рыжим называл. Был еще Эдуард Красницкий. Ну, тот славой большого гулены пользовался. Я сам был свидетелем эпизода, когда перед отъездом на злосчастный матч с ГДР Соловьев вызвал администратора и дал ему особое задание: надо, дескать, привезти сюда Красницкого, потому что не доедет этот молодец до нас, наверняка завернет куда-нибудь за угол. Это, конечно, особый случай. А так, как я рассказывал, состав той олимпийской сборной был крепкий: Севидов, Копаев, Урушадзе, Фадеев, Базилевич…

Соловьев симпатизировал киевским футболистам. Он же был их тренером в 1961-м, сделал украинских «динамовцев» чемпионами СССР. После чего они и появились в олимпийской в большом количестве.

– Как, в свою очередь, относились к главному тренеру игроки?

– Здорово «относились». Он был интеллигентом. Нужного эффекта добивался без крепких выражений. И прямо-таки заражал энтузиазмом, упорством, а главное – фанатичной заряженностью на победу. Надо было видеть, как он переживал, когда проигрывали. Однажды чуть не упал… в обморок.

– Невольно складывается ощущение изолированности того же Соловьева или Морозова, как наставников, от мирового футбола…

– Тогда весь наш футбол был оторван от мирового. Да, встречались мы с зарубежными командами в очных поединках. Однако по-настоящему постоянного общения, контакта не завязывалось.

– Получается, советские наставники – сплошь самоучки?

– В этом смысле, конечно. Ведь все в основном основывались на личном игровом опыте…

– Но, наверное, и на том, что усвоили от великих предшественников – тоже, кстати сказать, самородков. Я имею в виду в первую очередь Михаила Иосифовича Якушина и Бориса Андреевича Аркадьева.

– Без сомнений! Вот, к примеру, играл Соловьев у Аркадьева, который, будучи практиком, несомненно, еще и мощный футбольный теоретик. И хоть я, правда, особо не анализировал тренировки Вячеслава Дмитриевича, но смею утверждать: многое взял у своего бывшего наставника.

Та же история с Якушиным, или – как все его вольные или невольные ученики, цитируя, между собой называли – Михеем. Сам я с ним не работал, но, судя по рассказам тех, кто у Михея тренировался, вот кто был великим психологом! А как образно и сочно он умел формулировать установки! Не случайно же ученики Якушина растащили его изречения на цитаты. Я, например, это слышал у Соловьева. Когда у игроков игра не ладилась и шел сплошной брак в пасе, Вячеслав Дмитриевич в перерыве говорил футболистам:

– Ребята, знаете, что в таких случаях говорил Якушин? Один раз отдай «красненькому», в другой раз – «беленькому». Не все же время отдавать «красненькому»!

Качалин, кстати, для первых двух моих футбольных тренеров сборной был в том же ряду великих авторитетов, что и Аркадьев с Якушиным…

– Савелий Евсеевич! О Гаврииле Дмитриевиче побеседуем особо. Давайте завершим экскурс о двух ваших первых тренерах сборной, с кем пришлось работать в период беспокойного совместительства коньков с футбольным мячом.

Употребив слово «беспокойный», я, кроме прочего, имел в виду объяснимую психологическую сложность любого перехода человека из одного качественного состояния в другое. Даже если это другое связано с исполнением давней мечты. Потому что недаром известное недоброе пожелание гласит: «Чтоб тебе жить в переходный период!» Ощущение, что вы в сборной человек временный, сохранялось или постепенно улетучилось?

– Конечно, оно оставалось при мне. Даже когда меня зачислили в сборную на постоянной, так сказать, основе. Другое дело, что накопленный в процессе работы с тремя тренерами и игроками сборной опыт сыграл благую роль. Ну, хотя бы в плане такой непростой вещи, как человеческий фактор. Я всегда очень быстро устанавливал контакты с людьми. И поэтому к моменту моего утверждения в статусе врача сборной уже знал многих. И меня многие знали. Однако при этом не следует забывать, что предстояло самое главное. То есть, как это уже было у меня в коньках, я должен был всем доказать: место в главной футбольной команде занимаю по праву.

– Ну, что ж! Итак, весной 1970-го вы официально вступили в права врача сборной. Чем тогда занималась команда?

– С апреля готовилась к чемпионату мира в Мексике. Сначала футболисты тренировались на сборе. Потом провели пару товарищеских игр в Москве. Одну из них – по-моему, с поляками – проиграли и улетели в Южную Америку. Перед выступлением на чемпионате мира в Мексике ребятам предстояло пройти акклиматизацию. Поэтому маршрут следования выбрали с остановками в странах, расположенных на высокогорье. Сначала залетели в Эквадор (2400–2700 м над уровнем моря), потом в Колумбию. И только оттуда отправились в Мексику.

– Мне казалось, у врача сборной должен быть «штаб», помощники?

– Кроме меня – единственного в команде врача – восстановлением игроков занимались два массажиста: Владимир Шмелев, который раньше трудился в московском «Динамо» – когда я пришел, он уже в сборной с Качалиным работал. Плюс Анатолий Морозов из Спорткомитета СССР. Вот, собственно, и весь «штаб».

– Интересно, как – если сравнивать – работали ваши зарубежные коллеги в Мексике?

– Ну, у немцев, например, в «команде» медиков я насчитал тоже троих: главный врач и двое подчиненных ему коллег, работу которых он координировал: травматолог и то, что у них называется «интернист» – терапевт по-нашему. Такой же состав наблюдал у англичан.

– И еще, наверное, массажисты?

– У них нет такой должности. Есть физиотерапевт. Массажисты имеют среднее медицинское образование.

– Равноценны те три профи с вашими тремя?

– Нет, иностранцы на две ступеньки выше. Взять хотя бы тот же массаж. Теперь его качество улучшилось, диапазон воздействия намного расширился. Он в несравненно большей степени опирается на науку. Уже тогда немецкие коллеги – спортивные врачи были ко всему этому много ближе нас. Потому что тот массаж, который я тогда застал, оставался примитивным. Те, кто этим занимался – в том числе в нашей сборной, – не имели представления, что такое точечный, сегментарный массаж.

– Это наш уровень?

– Да, уровень, сильно отстававший от мирового. Потому что в командах соперников были дипломированные физиотерапевты, допущенные ко всем доврачебным случаям оказания помощи, за исключением инъекционной терапии – ее делал главврач команды. С остальным эти специалисты справлялись профессионально. Они уверенно проводили соответствующие процедуры и даже в случае необходимости могли сделать рентгеновские снимки.

То же самое скажу про итальянских коллег, поскольку имел возможность наблюдать за их работой. Мы чуть ли не ежегодно проводили сборы в Коверчано под Флоренцией. Там находится база сборной Италии – центральная учебная зона и головной офис местной федерации футбола. Здесь проходят обучение и лицензирование все их тренеры. Тут также расположился Зал славы итальянского футбола…

В этой своеобразной футбольной Мекке, где проводились международные семинары и симпозиумы, после падения «железного занавеса» совершенствовались и многие наши специалисты. Поскольку там регулярно тренировались 1-я и 2-я сборные Италии, мне довелось часто общаться с их врачами. И многое почерпнуть. Особенно полезной оказалось наблюдение за работой массажиста национальной команды. Уникальный специалист! Вот он, кстати, имел среднее медицинское образование. Но феномен есть феномен. Прекрасно владел физиотерапевтическими методами лечения, управлялся с рентгеновской техникой.

Здесь, вероятно, к месту заметить вот о каком нашем упущении. Для работы с физиотерапевтическим оборудованием нужно иметь допуск. Потому как, если, не дай бог, что случится, врач, не имеющий такого документа, пойдет под суд. А за рубежом специалисты данного профиля носили в кармашке соответствующий диплом. Поэтому проблем, подобно нашим, у них не возникало. У нас же, если не ошибаюсь, долго никто допуска не имел, в том числе я. Соответствующий сертификат мне выдали потом, после окончания курсов физиотерапевтов.

Зачем же удивляться тому, что уровень медобслуживания в зарубежных командах – тем более в сборных – долго оставался намного выше, чем у нас! Грустно вспоминать, сколько лет я работал с фельдшерским чемоданчиком – с тем, что медсестры ходили по вызову на дом.

Знаете, что помещалось в этом «чуде» из дерматина? Пузырьки с йодом и зеленкой, бинты отечественные, пластырь и мазь. Особых мазей назвать не могу. В основном упомянутые апизатрон, «бон-бенге», из лечебных – мазь Вишневского, ихтиоловая мазь… А еще до сих пор популярный у нашего брата хлорэтил для быстрой анестезии при болевом синдроме. Чтобы было понятнее, напомню много раз виденную всеми картину: врач команды выбегает на поле к лежащему на газоне игроку и брызгает тому на травмированное место неким препаратом… Добавьте к перечисленному кое-что из аппаратуры низкого качества. Вот и все мое оснащение!

Кстати, в 1-м же матче в Мексике, где наши ребята играли с хозяевами чемпионата, случился момент, когда эти сложенные в моем дерматиновом чемоданчике «богатства» увидел весь стадион.

МЕКСИКА – СССР – 0:0. 31 мая 1970 г. Матч группового турнира IX чемпионата мира.

Мехико. Стадион «Ацтека». 108 000 зрителей.

Судья – К. Ченчер (ФРГ).

СССР: Кавазашвили, Логофет, Шестернев (к), Капличный, Ловчев, Серебряников (Пузач, 46), Асатиани, Мунтян, Нодия (Хмельницкий, 68), Бышовец, Еврюжихин.

– Расскажите, пожалуйста, об этом, видимо, цирковом номере!

– В одном из игровых моментов при столкновении с соперником центральный защитник Виктор Капличный рассек лоб. В месте рассечения, где очень много сосудов, началось обильное кровотечение. А судья, простите, такая скотина попалась – не останавливает игру, и все! Потом все же соизволил – засвистел.

Выскочил я на поле. И, увидев вблизи все залитое кровью лицо Виктора, от волнения даже немного стушевался. Тем не менее то, что нужно, сделал: кровь вытер, тампоны положил и затянул бинтом. При этом, понятное дело, несколько завозился. Тем более что судья мне под руку все на часы показывал – мол, давай, закругляйся, занимайся этим за бровкой. А я по-русски объяснял: «Подождите, сейчас завяжу». Но судья – ноль внимания. Только вдруг взял чемоданчик и потащил его к бровке. А тот на ходу возьми и раскройся. Так все содержимое на газон и высыпалось. Более ста тысяч зрителей наблюдали эту картину…

– Ладно, «чудо» медицины, а что с Капличным?

– Виктор мужественно доиграл. Однако травма оказалась такой, что требовалось срочно накладывать швы. Но я не «шил». У меня даже материала не было с собой. Все, что смог сделать, – после матча отвел его в медпункт стадиона. И там сделали все, как нужно…

– Из рассказанного следует: в отличие от зарубежных коллег, вам на чемпионате мира в Мексике пришлось выступать в роли «единого в трех лицах» врача?

– Фактически так. Приходилось быть сразу и «интернистом» и травматологом. А между тем знания мои, конечно, ограничивались оказанием помощи, позволяющей лишь в какой-то степени справиться с чем-то не очень сложным. Так что, слава Богу, в Мексике серьезных травм у игроков – типа повреждения менисков или связок – не было. Сегодня, огладываясь в те дни, я больше чем уверен – наверняка «поплыл бы».

– Вот вы упомянули такой фактор, как высокогорная акклиматизация. И с этим пришлось столкнуться?

– Вот уж как раз это я хорошо знал. Работая с конькобежцами, неоднократно выезжал на высокогорный каток в Медео. Тогда работал в Алма-Ате, тогдашней столице Казахстана, профессор Александр Давидович Бернштейн, углубленно занимавшийся вопросами адаптации и акклиматизации. Именно его рекомендациями мы пользовались, когда приезжали в Медео. Напомню, его расположение – 1600 м над уровнем моря.

А еще было урочище Чимбулак: туда забирались лыжники, это уже в районе 2000 м. Помнится, Кудрявцев, изучив вопрос акклиматизации, решил для себя – готовиться надо в Чимбулаке, а соревноваться в Медео. Но как тренироваться-то? Подходящей ледовой поверхности в урочище не было. Но Константин Константинович решил – не беда: нет катка, однако занятия по общефизической подготовке можно проводить…

– Южная Америка, конечно, выше, чем Чимбулак. Но получается, кому-кому, а уж вам опасности, которые таило высокогорье, были известны?

– Как раз это и послужило, может, поддержке моему авторитету. Особенно перед тренерским корпусом, когда обсуждали непростые для них вопросы: какой срок необходим для акклиматизации, в какие дни нужно снизить нагрузки… Вот это все я как раз хорошо знал.

– Почему никто больше из тренерского штаба в данных вопросах не разбирался?

– Опыта не было. Насколько помню, до первенства мира в Мексике наши футболисты в подобных условиях на официальном уровне не выступали. Можно, конечно, обратиться к чемпионату мира-1962 в Чили. Но там матчи проходили в равнинной части.

Глава 10

«Персона грата»

– Вот и настал подходящий момент подробнее поговорить о Гаврииле Дмитриевиче Качалине, а также о вашем дебюте в качестве постоянного врача сборной СССР на чемпионате мира-1970 в Мексике. Под руководством этого наставника национальная команда добилась двух высших – по футбольному рангу – достижений, завоевав золотые медали олимпийского турнира-1956 и выиграв Кубок Европы-1960. Увы, в Мексике руководимая им дружина не снискала лавров. Но сам Качалин – по совокупности всего его трудами достигнутого – так и остался в истории отечественного футбола тренерской «персоной грата», главным режиссером двух самых больших побед нашей сборной. Поэтому интересно узнать, как вам с ним работалось? Какой уровень взаимного доверия изначально установился?

Г.Д. Качалин. Родился 4(17) января 1911 г. в Москве. Заслуженный мастер спорта (1950). Заслуженный тренер СССР (1956). Начал играть в 1928 г. в Москве в команде «Вольный труд» (станция Сортировочная Казанской железной дороги). В «Динамо» (Гомель) и сборной Гомеля – 1933–1935 (по июнь), «Динамо» (Москва) – 1935–1942. В чемпионатах СССР провел 36 матчей. Чемпион СССР (1937, 1940). Обладатель Кубка СССР (1937).

Главный тренер «Трудовых резервов» (Москва) – 1945–1948, «Локомотива» (Москва) – 1949 (с июня) – 1952 (по август), «Пахтакора» (Ташкент) – 1963 (с сентября), 1975 (с августа), «Динамо» (Тбилиси) – 1964 (с апреля) – 1965, 1971–1972, «Динамо» (Москва) – 1973–1974. Под руководством Качалина «Динамо» (Тбилиси) стало чемпионом СССР (1964), 3-м призером чемпионатов СССР (1971, 1972); «Динамо» (Москва) – 3-м призером чемпионата СССР (1973). Тренер (1954, с августа) и главный тренер сборной СССР – 1955–1958, 1960 (с апреля) – 1962 (по июнь), 1968 (с сентября) – 1970 (по июнь). Под его руководством сборная СССР стала олимпийским чемпионом (1956) и чемпионом Европы (1960). Главный тренер молодежной сборной СССР-1965, олимпийской сборной СССР – 1966–1968 (по май). Гостренер отдела футбола Комитета по делам физической культуры и спорта СССР – 1953–1954 (по июль), 1959, 1962 (с июля) – 1963 (по август). Тренер юношеских команд «Динамо» (Москва) – 1940–1941, юношеских команд «Трудовых резервов» (Москва) – 1943–1944, тренер и завуч школы «Динамо» (Москва) – 1975–1995 (с перерывом). Председатель тренерского совета Федерации футбола СССР – 1963 (с мая). Был членом техкома ФИФА. Автор публикаций по вопросам теории и практики футбола, методических пособий («Тактика футбола», 1957). Президент Всесоюзного детского клуба «Кожаный мяч» – 1984–1990. Награжден орденами Трудового Красного Знамени (1957) и Дружбы народов (1981). Скончался 23 мая 1995 г. в Москве. Похоронен на Востряковском кладбище.

– Начну с последнего вопроса. Поэтому расскажу об эпизоде, который произошел в Колумбии, в ходе нашего акклиматизационного маршрута по пути на первенство мира. Во время борьбы за верховой мяч вратарь Рудаков столкнулся с центральным защитником и капитаном Шестерневым. В результате Женя упал и вывихнул плечо. Подобные вывихи нужно уметь вправлять. А я не умел. Вернее, теоретически знал: есть спецприемы, «оказание помощи по методу Джанелидзе», грузинского травматолога, который опубликовал советы по вправлению плечевой головки. Что я теоретически проходил в институте. Поэтому понятно: когда у Рудакова «вылетело» плечо, его завели в раздевалку. Я попытался вправить, но ничего не получилось. Пришлось вызвать «скорую». Рудакова повезли в клинику. Я поехал с ним.

– Постойте! Вы человек из коммунистической страны, приехали в капиталистическую Колумбию, вызвали машину. За это и все остальное ведь надо было платить!

– А как же? Однако вопрос оплаты удалось «разрулить» с помощью нашего переводчика Вячеслава Гаврилова – он в дальнейшем работал заместителем председателя Спорткомитета СССР.

– А до того в «Красной Звезде» заведовал отделом спорта, потом возглавил «Советский спорт»…

– Но тогда Слава, хорошо знавший испанский и, по-моему, английский, выступал в роли толмача. И он с нами поехал. Еще по пути я спросил: «Слава, как оплачивать?» – «Не волнуйся, оплатим!» Короче, на моих глазах в местной клинике Рудакову поставили плечо на место за какие-то полминуты, дав ему, правда, перед этим небольшую дозу наркоза. Почему? У вратарей очень мощный плечевой пояс – нужно было расслабить мышцы. Наркоз проходит те же фазы, что и опьянение. Поэтому когда на Рудакова надели маску, дали наркоз, у него язык заплетался. Ну, это – детали! Главное – плечо поставили на место.

– На этом история благополучно закончилась?

– Да нет! Возникла следующая проблема. По нашей отечественной школе – я это знал – ставят головку на место и для фиксации руки в соответствующем положении делают гипсовую повязку. Специалисты из местной клиники с гипсом возиться не стали, а просто, прижав руку бинтом к туловищу травмированного, оставили ее на привязи. И все – ходи два месяца в таком положении. Я говорю: нет, в Москве мы иначе делаем. Они: а мы гипс не используем. Пришлось все же настоять. Рудакову положили гипс. Когда вернулись в отель, было далеко за полночь. Однако никто из руководителей не спал. Все ждали возвращения и моей информации. Я доложил. У наставников сборной сразу возникли вопросы. Больше других сомневался, пожалуй, Алексей Александрович Парамонов – помощник Качалина. Во всяком случае, именно он вопрошал:

– Какой гипс, да еще на месяц! Рудаков нужен на чемпионате мира, это же первый вратарь!

В конце концов меня отпустили: дескать, иди и отдыхай! А сами, как потом выяснилось, пользуясь тем, что из-за разницы времени в Колумбии – ночь, а в Москве – уже день, позвонили Зое Сергеевне Мироновой, главному авторитету в травматологии. То есть хочу данным фактом подчеркнуть – полного доверия ко мне еще не было. Так вот! Позвонили, а Зоя Сергеевна их внимательно выслушала и говорит:

– Мышалов сделал все правильно! Ни о каком чемпионате уже речь не идет – Рудаков выбыл из строя!

На следующий день – по-моему, еще до завтрака – заходит ко мне в номер Гавриил Дмитриевич. И произносит следующее:

– Савелий Евсеевич, работайте спокойно, к вам полное доверие. Все, что вы делаете, поступаете правильно!

У меня, еще не знавшего, что они Мироновой звонили, когда главный тренер ушел, слеза выкатилась. Потому что был тронут…

– Естественно! Вам же таким образом выразили вотум доверия.

– Да. И в этом весь Качалин. Не думаю, что кто-то другой из тренеров так бы отнесся: ну, молодой врач, только что вылупился…

– У вас большая разница в возрасте с Качалиным?

– Большая, конечно, – примерно два десятка лет.

– То есть в отцы годился. И отнесся к вам по-отечески, понимая, что для вас это, по сути, дебют. Кто стал вратарем № 1 вместо Рудакова?

– Кавазашвили. Еще, подстраховавшись, третьим вызвали Яшина. Вторым считался Леонид Шмуц из ЦСКА, талантливый вратарь с необыкновенными физическими данными – у него были огромнейшие, чуть ли не ниже колен руки.

– Лев Иванович тогда был на сходе?

– Увы! Но все-таки его вызвали, чтобы поддержать этих двух.

– И как повел себя в сложившейся ситуации Яшин?

– Великолепно! Его приезд на чемпионат мира-1970 вызвал у меня вздох облегчения. Он почти сразу зашел ко мне (у меня снимки есть, где Яшин присутствует во время процедур) и сказал:

– Савелий, все понимаю! Ты – молодой врач, ничего не бойся, работай смело. Может, ошибешься. Но у тебя очень хороший главный тренер.

«Хорошим», кстати, оказался не только Гавриил Дмитриевич. Тогда – как, впрочем, и теперь – команду сопровождали тренеры – наблюдатели. В Мексике – Виктор Александрович Маслов и Никита Павлович Симонян. Их распределили по группам, где наши возможные соперники по следующему этапу турнира выступали.

Расскажу о знаменательном эпизоде, связанном с первым из них.

В.А. Маслов. Родился 27 апреля 1910 г. в Москве. Начал играть в 1927 г. в Москве в клубной команде «Горняки», а затем перешел в РДПК, АМО, ЗиС, «Торпедо», сборная профсоюзов-1. Капитан «Торпедо» – с 1936 по 1939 г. В чемпионатах СССР сыграл 66 матчей, забил 6 мячей. Главный тренер «Торпедо» (Москва) – с 1942 по 1945 г., с 1946 по 1948 г., с 1952 по 1953 г., с 1957 по 1961 г., с 1971 по 1973 г., «Торпедо» (Горький) – с 1949 по 1951 г., СКА (Ростов) – с 1962 по 1963 г., «Динамо» (Киев) – с 1964 по 1970 г., «Арарата» (Ереван) – 1975-й. Старший тренер ФШМ (Москва) – 1954–1956 гг. Под руководством Маслова чемпионаты СССР выигрывали «Торпедо» – 1960-й, «Динамо» – 1966, 1967, 1968-й; Кубок СССР – «Торпедо» – 1952, 1960, 1972-й, «Динамо» – 1964, 1966-й, «Арарат» – 1975 г. Заслуженный тренер СССР. Умер 11 мая 1977 г. Похоронен на Долгопрудненском кладбище.

Однажды там же, на чемпионате мира в Мексике, я попал в неловкое положение. Обратился с жалобой Владимир Мунтян – у него покраснела сгибательная поверхность стопы. Я стал искать входное отверстие – может, кто-то укусил или инфекция. Стоит рядом Маслов, наблюдает, как я теряюсь в догадках, и вдруг говорит:

– Доктор, это же рожистое воспаление!

Тут меня словно кипятком обдали. И в самом деле: у рожистого воспаления четкая симптоматика – обозначенные границы красноты и нормальной ткани. Можно даже в учебник не залезать! Да и сталкивался я с этой патологией еще в бытность участковым. Словом, такой конфуз! Конечно, когда Маслов сказал про «рожу», я сразу увидел, что он абсолютно прав. Чем бы это кончилось, не знаю. Может, лечил хрен знает что, какую-нибудь инфекцию, но не «рожу»…

Маслов был уникальным человеком. По-моему, знал все. И чутко откликался на движение всего живого. Я бывал у него на спортбазе столичного «Торпедо» в Мячкове: приезжал посмотреть кандидатов в сборную. Там перед основным зданием располагалась цветочная клумба. И вот, как-то приехав, застаю Маслова за необычном для тренера занятием – стоит в центре той клумбы и подвязывает у цветочка поникшую головку.

– Виктор Александрович, – спрашиваю, – вы чего делаете? У вас еще одна профессия?

– А куда деваться? – вздыхает он. – Никто же не подойдет, не посмотрит, что цветочку надо помочь…

Представляете? Его все касалось. Он был вроде садовника. Или лекаря, который точно подсказал мне диагноз в случае с Мунтяном. Не зря его звали «дед». И с очень большим уважением относились. Это был самобытный человек. Я с ним не работал непосредственно. Но поскольку часто приезжал в Мячково, Виктора Александровича там часто наблюдал. И много раз имел возможность убедиться в его неординарности. Да, он, действительно, как говорил главный герой классического фильма «Чапаев», «академиев не кончал». Но был чрезвычайно одарен природой!

– Вернемся, однако, к Качалину. Это он завел такой порядок в сборной, чтобы вы, врач, обязательно присутствовали при «разборе полетов» и установке на игру?

– Конечно! Но сделал это не в командно-приказной, а в присущей ему деликатной форме, пояснив:

– Доктор, вы должны обязательно присутствовать. Мало ли какой вопрос возникнет. Я буду объявлять состав, а кто-нибудь скажет: не могу – у меня больничный.

После этого случился еще один приятно поразивший эпизод…

– Это какой же?

– Когда перед первой игрой с командой Мексики он вдруг обратился ко мне с вопросами: «Как относитесь к составу, который мы намечаем на игру? Есть ли у вас отводы или замечания?»

– Отводов нет, – ответил я, – замечаний тоже.

– Все, спасибо!

Еще один характеризующий Качалина случай. Накануне той же игры с Мексикой, захватив свой неизменный дерматиновый чемоданчик, вечером делаю обход. Прошел всех. Напоследок заглянул в номер, где жили друзья – Анатолий Бышовец и Владимир Поркуян. И тот, и другой чувствовали себя нормально. Вернулся к себе. Время уже двенадцатый час ночи. Взял книжку, лег отдыхать. Вдруг раздается звонок. В телефонной трубке встревоженный голос Парамонова:

– Савелий, вот вы лежите, а не знаете, что Бышовец заболел?

– Как так? Только что к нему заходил. Все было в порядке!

– Ничего не знаю. Болен Бышовец!

У меня сердце в пятки упало. Схватил чемоданчик, бегу в номер к ребятам, а там и Качалин, и руководитель делегации Георгий Рогульский (зампредседателя Комитета по физкультуре и спорту СССР. – Прим. Г.К.), и Старостин, начальник команды. Бышовец лежит. Я:

– Толя, что случилось?

– Да вот горло першит, насморк появился…

– Я же заходил недавно, почему ничего не сказал?

– Ну, не сказал…

Словом, подставил по всем параметрам. И причина простуды ясна: жара, напитки со льдом. Руководство в гневе. Приказало убрать отовсюду лед. На меня нашикали. Я, понятное дело, расстроился. И когда все ушли, говорю Бышовцу:

– Для чего это тебе нужно было?

– Извини, – отвечает. – Так глупо получилось: я тебе звонил. Но номером ошибся – попал к Парамонову. А когда спросил его, как доктора разыскать, он стал пытать, зачем он, дескать, тебе, да для чего? Ну, я объяснил. Тут-то он на ноги всех и поднял…

К счастью, история завершилась благополучно. Уже на следующий, игровой день Бышовец был совершенно здоров. И опять же Качалин! Когда наутро, как заведено, я докладывал руководству о состоянии здоровья футболистов, меня, естественно, спросили:

– Как Бышовец?

– С ним все нормально.

Когда все разошлись, Качалин, задержав меня, говорит:

– Савелий Евсеевич, не обращайте внимания. Анатолий Федорович – он Бышовца по имени-отчеству называл – футболист. Надо философски смотреть, работайте нормально, не расстраивайтесь…

Вот такой был Гавриил Дмитриевич человек! Очень приятно было с ним работать. Я с удовольствием присутствовал на его установках. Не могу, кстати, заметить, что схожее чувство испытывал с другими главными тренерами. И даже не ко всем в последующем на установки ходил. А вот у Качалина – как потом у Бескова и Симоняна – присутствовал обязательно. И не только потому, что видел – нужен! Было чрезвычайно интересно и полезно вникать в теоретические выкладки Гавриила Дмитриевича, наблюдать, как он вырабатывал тактику матча. А как уважителен был, как умел найти нужный подход к каждому! Не зря же его так любили.

Подводя черту, хотел бы отметить: мне по-настоящему крупно повезло, что в 1965-м, то есть в начале карьеры, попал к такому тренеру как Качалин. Он, напомню, тогда недолго возглавлял 2-ю сборную. Да и наше сотрудничество оказалось кратким. Тем не менее мне оно открыло глаза на многие тайны футбола. И что даже имело, как позже выяснилось, далеко идущие последствия для моей карьеры, поскольку через пять лет и его, в том числе, рекомендация сыграла свою роль в том, что я попал в 1-ю сборную.

– Видимо, есть какая-то закономерность в том, что интересная, неординарная личность вовлекает в свою жизненную орбиту таких же незаурядных, интересных людей. Вот так и Качалин. Ведь посмотрите, какая тогда образовалась в сборной руководящая команда. Один только ее начальник – легендарный Андрей Петрович Старостин чего стоил…

А.П. Старостин. Полузащитник, защитник. Заслуженный мастер спорта. Родился 9 октября (22 октября по новому стилю) 1906 г. в Москве. Воспитанник московской клубной команды МКС. Выступал за московские команды «Красная Пресня» (1925), «Пищевики» (1926–1930), «Промкооперация» (1931, 1934), «Дукат» (1932–1933), «Спартак» (1935–1941). Чемпион РСФСР 1931 г. Чемпион СССР 1935, 1936 (осень), 1938, 1939 гг. Обладатель Кубка СССР 1938, 1939 гг. За сборную СССР сыграл 10 неофициальных матчей.

Старший тренер команды «Динамо» (Норильск) (1944–1953). Начальник сборной СССР (1960–1964, 1968–1970). Ответственный секретарь Федерации футбола СССР (1959–1961). Зампредседателя Федерации футбола СССР (1961–1964). Завотделом футбола Всесоюзного Совета ДСО профсоюзов (1964–1967). Завотделом спортигр ЦС «Спартак» (1969–1987). Председатель тренерского совета Федерации футбола СССР (1967–1987). Председатель Федерации футбола Москвы (1971–1987). Награжден орденами Дружбы народов. Скончался 24 октября 1987 г. в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

– Ну, это отдельная песня. Уникальнейший человек. Один из четырех братьев легендарной футбольной семьи. Андрей Петрович прожил чуть более 80 лет, оставив яркий след в отечественном футболе, с которым был связан с детских лет и до последнего вздоха. Даже во время вынужденного перерыва – необоснованного ареста, закончившегося 11-летней ссылкой в далекий от родной Москвы Норильск, Андрей Петрович продолжал служить Его Величеству Футболу…

– Прошу прощения, Савелий Евсеевич, но здесь, вероятно, имеет смысл напомнить читателю: в 1941-м, спустя девять месяцев после начала Великой Отечественной войны, братьев Старостиных арестовали по сфабрикованному обвинению в «подготовке государственного переворота», намерении уничтожить руководителей страны» и отправили по этапам, кто на север, кто на восток. Андрей Петрович оказался в заполярном Норильске, где девять лет спасался тем, что тренировал местную команду. В столицу и большой футбол вернулся через 11 лет. И потом много лет работал начальником сборной СССР.

Сегодня в воспоминаниях многих ее тренеров можно найти описание одной и той же картины: как Андрей Петрович сидел на тренерской скамейке, внимательно следил за ходом игры и в зависимости от развития событий помогал наставникам принимать быстрые и верные решения…

– Такую, кстати, картину и я наблюдал не раз. Да и что в том удивительного? Ведь за плечами Андрея Петровича почти два десятилетия игровой практики.

– Вы раньше были знакомы?

– Нет. Только заочно. Познакомились в процессе подготовки и на самом чемпионате в Мексике. Кроме того, мне посчастливилось быть свидетелем того, как он в свободное от игр или занятий время собирал ребят на лужайке, занимал их интереснейшими рассказами. Ребята сидели с открытыми ртами.

– А о самом Старостине вы могли бы вспомнить забавные истории?

– В Мексике Андрей Петрович по совместительству работал… внештатным спецкором одной из центральных газет, чуть ли не ежедневно передавая отчеты в редакцию. Причем накануне он не писал черновики, наброски. Когда наступало обговоренное время звонка из Москвы, Старостин, несмотря на занятость, брал телефонную трубку и «с листа» диктовал текст. Когда я однажды невольно услышал один из репортажей Старостина, создалось впечатление, что он, не запинаясь, читал по написанному, рассказывая закулисные истории. А вот одна из них, так сказать, «не для печати» в моем изложении.

Как известно, наша сборная заняла 1-е место в подгруппе, обыграв команды Бельгии (4:1) и Сальвадора (2:0), где отличился Бышовец. Забив четыре мяча, он стал бомбардиром не только нашей команды, но и на старте чемпионата. Одну из тренировок между матчами посвятили ударам по воротам. За теми, по которым бил Анатолий, стоял Старостин. Однако что ни «выстрел» форварда – мяч летел в сторону начальника сборной, а он постоянно кричал: «Анатолий, поправь мушку!» Но тот продолжал дубасить с прежней очередностью: один раз в створ, другой – рядом со Старостиным.

Андрей Петрович, расценив подобную «меткость» как проявление «звездной болезни», зашел к Качалину (я очевидец): «Гава! (так, по-дружески, Гавриила Дмитриевича звали многие) Знаешь, Бышовец «зазвездился»! Отправь-ка его домой!» – «Да ты что?» – «Гава, но у тебя же есть Пузач». Услышав ответ Андрея Петровича, все, кто находился в комнате главного тренера, дружно рассмеялись.

День проведения жеребьевки четвертьфинала был выходным. На проходившую в гостинице «Эскаргот» церемонию уехал Старостин, взявший с собой Поркуяна, как человека со «счастливой рукой», в сборной его считали везунчиком. Для нас, конечно, было комфортно, если бы он вытащил в соперники сборную Уругвая. Как потом они нам рассказывали, подойдя к столу, Валерий уверенно запустил руку под салфетку и, сделав кругообразное движение кистью, извлек билетик, на котором значилась единица. Таким образом, мы вышли на 1-е место в подгруппе, получив право играть на «Ацтеке» против уругвайцев. Тем временем гостеприимные мексиканцы для советской команды организовали шашлыки на природе.

– Вот добрались и до кулинарного вопроса: их там готовят по-особенному?

– Все, как обычно, но есть практичный нюанс. Когда с мангала снимали шампуры с обжаренным мясом, то их держали на спецподставке, внутри которой горячие угольки. Поэтому шашлыки не остывали. В разгар пиршества мы заметили, что в нашу сторону мчится легковушка. Затормозив, из нее выскочил Поркуян, который, подняв руку вверх, радостно кричал: «Уругвай!» За приятную весть Валере тут же навернули двойную порцию шашлыка. А расцветший Андрей Петрович, подойдя к Качалину, убедительно заметил: «Ну, Гава, Уругвай-то «наш»!» Радовались так, словно мы уже разгромили будущих соперников с двузначным счетом. Столь шапкозакидательское настроение, наверное, и погубило сборную.

– К подробностям «гибели эскадры» мы еще, надеюсь, вернемся. На какой почве, несмотря на внушительную разницу в возрасте (четверть века!), вы стремительно сдружились с живой легендой отечественного футбола?

– Андрей Петрович считался большим эрудитом. Великолепно знал театр. Поэтому в неформальном общении задавал ему вопросы, интересовался.

– Слушай, – говорил он, не скрывая приятного удивления, – а ты, оказывается, хорошо знаешь сцену!

– Когда появляется возможность, – скромно пояснил я, – стараюсь посмотреть хороший спектакль.

Словом, сначала он нашел во мне собеседника по общему интересу. А потом и вовсе сложились теплые, доверительные отношения. Причем, как оказалось, не на один день. Я, например, уже работал с Лобановским, когда в одно прекрасное воскресенье раздался телефонный звонок:

– Савелий, выручай! Прихватил радикулит – ни согнуться, ни разогнуться!

– Уже еду!

Схватил чемоданчик, «полетел». Мое появление Андрей Петрович встретил такой тирадой:

– Представляешь, старый я дурак, собрался на бега (он был страшным фанатом скачек!). Решил почистить ботинки – не могу же я показаться на людях в нечищеной обуви. Согнулся! А разогнуться не могу!

Вы понимаете, какое у такого легендарного человека окружение! Он мог попросить помощи у кого угодно. И никто не отказал бы. Но позвонил мне. Я сделал «блокаду», снял острую боль. (Потом, правда, Андрею Петровичу все равно пришлось в больницу лечь.) После облегчения позвал дочь, которая возилась на кухне. Она появилась с подносом. На нем – бутылка коньяка, бутерброды.

– Ну, давай по рюмочке!

– Во-первых, – возразил я, – вам нельзя.

– Да ладно, – машет рукой, – наоборот, выпью – легче станет.

– Во-вторых, – продолжаю, – я за рулем.

А он:

– Да кто тебя остановит? Ты же – врач сборной Советского Союза!

– Вы назвали много имен тренеров, которые оказались в Мексике. Целая плеяда – Качалин, Симонян, Маслов, Парамонов… Чем выделялся Качалин? Как, к примеру, относились к нему коллеги – Симонян или Маслов, работавшие на его штаб?

– Я увидел колоссальное уважение к Гавриилу Дмитриевичу. Особенно со стороны Никиты Павловича (в свое время он же под началом Качалина играл). Да и со стороны Маслова, хотя тот в отечественном футболе котировался не меньшей фигурой.

– Вы мне, забегая далеко вперед, рассказывали о ситуации с триумвиратом главных тренеров сборной СССР-1982. Но когда собираются сильные личности, частенько происходит столкновение лбов. Наблюдалось ли подобное в Мексике?

– Не замечал. Наоборот. Видел дружную, очень ценную для общего дела работу каждого. Взять того же Никиту Павловича. Я уже говорил, что в Мексике он трудился наблюдателем группы, где играла команда Уругвая. Я присутствовал на занятии, где Симонян подробно, квалифицированно и точно рассказал о будущем сопернике. Более того, в конце счел нужным предупредить: хотя до сих пор южноамериканцы не производили особого впечатления, а временами – поскольку в их составе присутствовали много возрастных игроков – команда тащилась на поле, отнестись к ней следует крайне серьезно. Увы! Ребята не вняли предостережению Симоняна. Сказались и другие промахи. В частности, в выборе состава.

– Странно! Но известно, что Качалин отличался феноменальным умением формировать команду из тех, кто хорош не в принципе, а на день матча.

УРУГВАЙ – СССР – 1:0 (0:0, 0:0). 14 июня 1970 г. Матч 1/4 финала IX чемпионата мира.

Мехико. Стадион «Ацтека». 45 000 зрителей.

СССР: Кавазашвили, Дзодзуашвили, Шестернев (к), Афонин, Капличный, Хурцилава (Логофет, 85), Мунтян (Киселев, 70), Асатиани, Еврюжихин, Бышовец, Хмельницкий.

Гол: Эспарраго (118).

– Все так! Но только, как говорится, из песни слов не выкинешь! Великие тоже порой ошибаются. Правда, при этом, как простые смертные, в том не признаются. Качалин и в этом оказался на высоте. Не боялся говорить о своих промахах. Важнее самолюбия ему были правильные для пользы дела выводы. И тогда, после матча с командой Уругвая, Гавриил Дмитриевич при всех сказал, что допустил ошибку, не поставив на игру Метревели.

Тем более, нужный пример оказался перед глазами – за соперников выступал 35-летний Кубилла. Он, правда, еле ползал. Зато умело держал мяч. И абы кому его не отдавал. То же самое, признал Качалин, было бы, если бы играл Слава. Тот на склоне карьеры очень разумно вел себя на поле. И уж наверняка не позволил бы себе игры наскоком – в стиле «шашки наголо». А ведь такую манеру продемонстрировали многие наши футболисты на чемпионате. В частности, Еврюжихин, который в решающем матче появился как раз на месте Славы. Все же не зря болельщики дома называли Геннадия «всадником без головы».

Тогда как «везунчик» Поркуян сидел среди запасных. До окончания дополнительного времени оставалось несколько минут, когда Качалин крикнул в сторону лавочки: «Валерий, раздевайся!» Между прочим, в те годы в случае «ничьей» после добавленных к основному времени 30 минут не били пенальти, а сразу тянули жребий. А у кого «счастливая рука» в сборной СССР, повторять, конечно, не надо.

Киевский динамовец уже готовился к выходу на поле, хотя его подгоняли: «Паркуша (так его ласково звали в команде), давай быстрее!» И в этот момент произошел нелепый случай, когда мяч то ли пересек, то ли не пересек лицевую линию (судил голландец ван Равенс. – Прим. Г.К.), Кавазашвили выскочил из ворот…

– Не он тогда поднял руку, подсказывая всем, что мяч вне игры?

– Да. Рядом стояли Афонин и Кавазашвили. Но руку вскинул Анзор, а защитник прекратил игру, считая, что раздался свисток о назначении свободного удара от ворот. И все, включая несколько уругвайцев, остановились. Чем и воспользовался Кубилла. Проворно втащив мяч обратно в поле, он несильным навесным ударом послал его в центр штрафной. Арбитр продолжал вести игру, а Эспарраго, воспользовавшись стоп-кадром, на всякий случай направил мяч легким ударом головы в сетку оставленных без присмотра ворот Кавазашвили…

В ту же секунду Андрей Петрович произнес: «Паркуша, раздевайся! Мы проиграли». Правда, к концу игры Бышовец поставил точку, в великолепном стиле забив гол. Но необъективный рефери мяч не засчитал, объявив положение вне игры! После поражения вся наша команда находилась в шоке.

Кстати, после той «счастливой» жеребьевки переводчика сборной Гаврилина попросили: «Слава, закажи обратные билеты – мало ли что случится в четвертьфинале!» – «Да нет, о чем вы говорите?» В итоге нашлись билеты на ближайший утренний рейс в Нью-Йорк, где в страшную жару целый день болтались. Только вечером дождались полета в Москву.

– Как уходил из сборной Качалин?

– Состоялось, понятное дело, заседание Федерации футбола. С критическими замечаниями выступили руководители разных рангов, в том числе Николай Николаевич Ряшенцев, член исполкома УЕФА, до недавнего времени – председатель Федерации футбола СССР. Но Гавриил Дмитриевич и сам не считал, что вправе оставаться. Таким образом, формально его никто не снимал – он добровольно подал в отставку…

– Иными словами, не стал дожидаться, когда его объявят «персоной нон грата». Как ваши взаимоотношения сложились после его ухода из сборной?

– Очень хорошие. У меня как-то получалось, что прежние тренеры уходили, приходили новые. Но я по-прежнему нормально общался с теми, кто ушел. Любой из них знал, что всегда может обратиться ко мне за помощью.

– Савелий Евсеевич! В дни первого для вас чемпионата мира чем обогатились как врач, столкнувшийся с природой совершенно иного, чем коньки, вида спорта?

– Ну, первый и главный вывод – надо учиться! Кое-что, конечно, освоил на практике. Например, что когда в игре произошло столкновение, игрок упал и не может встать, а я бегу к нему по полю, лучше всего сразу понимать, какую он получил травму. Потому что пострадавший ждет от меня не только конкретной помощи, но и слова, которое объяснит ему, что, собственно, за травму он «заработал», каковы последствия.

Сам игрок в большинстве случаев не знает, что с ним случилось. Ну, хотя бы из-за того, что чаще всего нападение – как правило, удар по ногам, происходит сзади. И вот этот момент врачу, следящему за игрой с лавочки запасных, нельзя упустить! Ибо он проглядит механизм возникновения травмы. А понимание этого – ключ к остальному. Приходит такой навык с опытом. И шлифуется годами. Поэтому пришлось изрядно попотеть, прежде чем наступило время, когда, отследив ситуацию, в которой футболист получал травму, я выбегал на поле, уже зная – там катастрофа.

– То есть вы так внимательно следили за происходящим, что в случае получения игроком травмы спешили к нему, по сути уже имея первоначальный диагноз?

– Абсолютно точно! Однако, может, повторюсь, но по счастью, на чемпионате мира в Мексике по части тяжелых травм Бог, что называется, наших игроков – стало быть, и меня – миловал! Иначе даже не знаю, как выходил бы из положения. Оснащение привез с собой самое примитивное, «шин» на случай переломов – и тех с собою не было.

Ничего, скажете, нестрашно: там же местная бригада «Скорой помощи» дежурила! Ну, дежурила! Да только лишний раз попасть впросак, лицом удариться в грязь не хотелось. Вот и сидел весь матч на лавке, «впившись» глазами в происходящее на поле. И в страшном напряжении, что вот-вот случится непредвиденное, а я проморгаю. Вот вам еще одно ощущение от той поездки в Мексику. Там я, пожалуй, впервые столь остро ощутил: место спортивного врача на скамейке запасных по напряжению чем-то сродни сидению на электрическом стуле.

А еще научился тщательно готовить к игре свой нехитрый рабочий «скарб». Открывать чемоданчик и заранее готовить то, что может пригодиться. Даже вату на палочки накручивал – тампоны делал. Пузырьки проверял – есть ли перекись, нашатырь, йод. Словом, держал себя в состоянии «готовности № 1».

Глава 11

Последний из «лейтенантов» и «Неудержимый Пономарь»

– Савелий Евсеевич! Кто стал следующим тренером национальной команды?

– После того как летом 1970 года Качалин подал в отставку, через некоторое время на пост главного назначили Валентина Александровича Николаева.

В.А. Николаев. Нападающий. Заслуженный мастер спорта. Заслуженный тренер СССР. Родился 16 августа 1921 г. в дер. Еросово Владимирского уезда Владимирской губернии. Воспитанник московской команды «Казанка». Выступал за команды ЦДКА (Москва) (1940–1952), г. Калинина (1952), МВО (Москва) (1953). Чемпион СССР 1946, 1947, 1948, 1950, 1951 гг. Обладатель Кубка СССР 1945, 1948, 1951 гг. Лучший бомбардир чемпионата СССР: 1946 (16 голов), 1947 (14 голов). Сыграл 2 матча за олимпийскую сборную СССР. Также за 1-ю сборную СССР сыграл в 9 (забил 3 гола) неофициальных матчах. Забил 111 голов в зачет Клуба одноклубника Г. Федотова. Участник Олимпийских игр 1952 г. После неудачи на Играх в Хельсинки расформировали все советские военные команды. Тогда Николаев решил завершить карьеру футболиста. Окончив инженерный факультет Военной академии бронетанковых и механизированных войск, отправился служить в войска. До 1963 г. командовал подразделениями в Германии, Белорусском военном округе. Затем тренировал ЦСКА (1964–1965, 1970–1973), СКА Хабаровск (1967–1968). Главный тренер Вооруженных сил СССР (1969). Главный тренер сборной СССР (1970–1971). Главный тренер молодежной сборной СССР (1974–1985), занимавшей первые места на чемпионатах Европы (1976, 1980).

Награжден орденами Красной Звезды (1945), Дружбы народов (1981), «За заслуги перед Отечеством» IV степени (1997). Автор книги «Я – из ЦДКА!». Умер 9 октября 2009 г. в Москве. Похоронен на Нерепеченском кладбище.

Он в это время занимал пост старшего тренера ЦСКА…

– …команды, которая в тот год стала чемпионом СССР.

– Точно! Правда, Федерация футбола СССР против подобного совместительства возражала. Но успех ЦСКА был очевиден. Как и плодотворная работа тренера Николаева. Поэтому наверху решили, что он вполне зарекомендовал себя как специалист, который может возглавить сборную. И разрешили совмещать.

– Это отразилось на вашем статусе?

– Да, в общем-то, никак. Я остался работать с новым главным.

– Какое впечатление он произвел на вас?

– Благоприятное. Хотя, конечно, это иного типа личность, чем его предшественник. Впервые, увидев его в форме полковника, я был ошеломлен…

– А что тут удивительного? Ведь Николаев 12 лет (!) командовал бронетанковым подразделением. А к тренерской работе в армейском клубе его вернули только в 1963-м.

– Все так! Тем не менее поначалу было непривычно. Хотя, пообщавшись, я быстро почувствовал: имею дело с добрым человеком и квалифицированным специалистом, хорошо знающим практическую сторону футбола. Ведь в «команде лейтенантов», о которой мы вспоминали, рассказывая о Соловьеве, и где в «пятерке» нападения блистали Федотов с Бобровым, Николаев выступал в роли одной из «первых скрипок».

Во всяком случае, те, кто «вживую» видел его игру, подтвердят: этот футболист сражался по всему полю, от ворот до ворот. Он выцарапывал мяч у атакующих соперников, переправлял его своим именитым форвардам или забивал сам, видя, как утверждают специалисты, в том не случай, удачу, а строгую обязанность. Словом, не зря болельщики на трибунах – бывшие фронтовики метко прозвали Николаева «бомбардировщиком дальнего радиуса действия».

– А ведь и в самом деле теперь игроков подобного образа действий немало. Они даже обязательны. Но таких, которые, как Николаев, регулярно забивали голы, можно пересчитать по пальцам. Однако если вернуться не к игроку, а уже тренеру?

– Здесь – по тому, как он проводил занятия; какой футбол проповедовал; сколь часто использовал любимую аркадьевскую схему расстановки игроков 4–2 – 4 – можно было, безусловно, определить, что в свое время он выступал под началом выдающегося наставника. Чувствовалось, Николаев продолжает его линию. А еще подкупала в нем простота общения с футболистами. Правда, увлекаясь, он мог и к ненормативной лексике прибегнуть, от чего его речь на теоретических занятиях приобретала особую выразительность.

– Нарисованная вами картина напомнила эпизод из фильма «Чапаев», когда Василий Иванович по-своему, по-простому учит окружающих стратегии и тактике…

– Ну, естественно! Ведь если речь идет не о военном, а о высшем футбольном образовании, то Валентин Александрович тоже ни спецшкол, ни университетов не оканчивал. Все пришло к нему с годами, с практикой.

– И ведь здорово, согласитесь, пришло. Ведь, начав в 1970-м по совместительству работать главным тренером сборной, Николаев добился потрясающих результатов. Я вот перед нашим разговором в статистику заглянул. Оказывается, в 24 официальных и товарищеских матчах под его руководством советская команда ни разу (!) не уступила. Более того. Сборная пробилась в финальную часть чемпионата Европы-1972. И как знать – не заставь хронические неудачи ЦСКА министра обороны, маршала Гречко потребовать от полковника Николаева сосредоточиться на клубной работе, добилась бы и большего. Не случайно же Пономарев, сменивший Валентина Александровича в сборной, дошел с командой до европейского «серебра».

– Очень может быть. Все-таки талант есть талант. Тем более, такой самородок, как Валентин Николаевич.

– А как складывались ваши взаимоотношения по линии «главный тренер – врач»?

– Волнообразно. Сначала все выглядело хорошо. Потом вдруг обнаружилось: что-то не клеится. Однако в конце концов, – правда, уже не в 1-й, а молодежной сборной, – снова стали хорошими. И остались таковыми навсегда.

– Почему же в национальной команде не заладилось?

– Видимо, я сам оказался виноват. Ведь в команде – в том числе в сборной – порядок всегда такой: что бы ни случилось, главный должен обо всем знать. А тут – наставник с полковничьими погонами, подавляющее большинство игроков – армейцы. Все по-военному. С докладами очень строго. Словом, почувствовал, что я не их человек, не военный…

– Хотите сказать – произошло отторжение? В чем оно проявилось?

– Например, я не то чтобы скрывал, а, скажем так, не вовремя докладывал.

– По поводу нарушений режима?

– Да нет! По своей медчасти. Общеизвестно – в любом коллективе есть конкуренция. В сборной тоже шла острая борьба за место в составе. Даже среди доминировавших в ней по численности армейцев. Неприятно, когда отчисляют из команды за то, что показываешь игру не того уровня. Более обидно, когда по медицинским показаниям. Поэтому, если что-то с футболистом сборной случалось – допустим, травма или заболевание, я старался, как можно объективнее определить степень ее тяжести. Если видел, что все не так страшно, быстро излечимо и не повлияет на игровое поведение игрока, Николаева не информировал.

– А он что – в обязательном порядке требовал «подавать рапорты»?

– Да. И имел право. Потому что, действительно, обязан был знать все. Что касается меня, то тут следует признать: хоть я и пережил чемпионат мира-1970, но оставался неискушенным в понимании тонкостей взаимоотношений в «треугольнике» – главный тренер – врач – игрок. Поэтому концовку моего сотрудничества с Валентином Александровичем в той сборной я бы назвал неизбежной. Ну, посудите сами!

Получает травму защитник ЦСКА Юрий Истомин. Повреждение не ахти. Думаю, заживет быстро – чего парня подставлять. И главному ни слова. На следующей тренировке выясняется: Истомин в ней участвовать не может. Николаев обращается к нему с недоуменным вопросом: «Юра! Ты чего дурака валяешь?» – «Нога побаливает». – «А ты доктору докладывал?» – «Да!» – «Ну и что?» – «Не знаю…» Николаев, естественно, обращается ко мне: «В чем дело? Почему я не в курсе?» А что тут ответишь? Это был «первый звонок».

Следующий «прозвенел», когда я легкомысленно отнесся к жалобе вратаря Леонида Шмуца. Он, правда, сам дал тому повод. Ибо был эдаким рубахой-парнем, который, когда что-то говорил, не сразу и поймешь – всерьез или в шутку. Так что, когда Леня в обычной для себя беззаботной манере преподнес мне весть о недомогании, я – нет чтобы проверить! – принял его жалобу за очередной розыгрыш в духе «симуляция – залог здоровья!» Тем самым пустил дело на самотек. Конечно, то, что Шмуц не шутил, а я «прохлопал ушами», обнаружилось очень скоро. И Валентин Александрович, соответственно, «намотал себе на ус»…

– Да! Правильно говорят: «Благими пожеланиями вымощена дорога в ад!» Вы хоть тогда нужные выводы сделали?

– Сделал, когда опыта набрался. Потому что все от моей неопытности и случилось. Ведь мы и теперь не все рассказываем наставникам. Потому что и ныне бывает так, что замечательный парень и прекрасный футболист умоляет: «Савелий Евсеевич, только главному не говорите. Я буду продолжать тренироваться. А уж если что-то, не волнуйтесь, вас это не коснется!»

И хоть знаешь, что «в случае чего» еще как «коснется», но сердце не камень! Посмотришь парню в его глаза, прикинешь, что не подведет и здоровью его урону не будет, да и дашь шанс остаться в строю. Так что и сегодня – не все просто. Кстати, о простоте: прямодушнее были тогда ребята – не темнили, говорили, как есть на самом деле.

– Что же произошло после второго «прокола»?

– Сразу вроде бы ничего особенного. Если не считать, что почувствовал – вряд ли продолжу работать. Так и случилось. В феврале 1971-го проехал с Николаевым и командой по Южной Америке с товарищескими играми.

МЕКСИКА – СССР – 0:0. 17 февраля 1971 г.

Гвадалахара. Стадион «Халиско». 50 000 зрителей.

СССР: Банников, Дзодзуашвили, Шестернев (к), Ловчев (Плахетко, 60), Капличный, Долгов, Кульчицкий, Эштреков (Шевченко, 46), Федотов, Нодия, Еврюжихин.

МЕКСИКА – СССР – 0:0. 19 февраля 1971 г.

Мехико. Стадион «Ацтека». 31 000 зрителей.

СССР: Шмуц, Истомин, Шестернев (к), Дзодзуашвили, Капличный, Долгов, Мунтян (Кульчицкий, 65), Шевченко, Федотов, Нодия, Еврюжихин (Дударенко, 60).

САЛЬВАДОР – СССР – 0:1 (0:1). 28 февраля 1971 г.

Сан-Сальвадор. Национальный стадион «Флор Бланка». 32000 зрителей.

СССР: Шмуц, Истомин (Дзодзуашвили, 57), Шестернев (к), Ловчев, Капличный, Долгов, Киселев, Копейкин, Нодия, Эштреков, Дударенко.

Гол: Осорио (30 – автогол).

Вернувшись после летнего отпуска в Москву, с остальными готовился к выезду на отборочные игры первенства Европы-1972 против сборных Северной Ирландии и Испании. Когда вывесили состав предварительного – еще московского – сбора, смотрю – моей фамилии нет. Вместо нее – Иван Михайлович Бондарук, армейский доктор, подполковник.

– С вами даже никто загодя не поговорил, просто перед фактом поставили?

– Предварительно – нет. Объяснили – постфактум. Вызвал начальник Управления футбола…

– Не Зенченко ли? Помните, в 1972 году неожиданно для всех чемпионом страны стала команда «Заря» из Луганска. А Лев Кириллович в свое время считался правой рукой Шевченко, первого секретаря Луганского обкома КПСС.

– Тем не менее, чиновник Зенченко ко мне неплохо относился. Так вот! Пригласил и сказал: «Со сборной будет работать Бондарук. А тебя переводим в олимпийскую». Ее тогда тренировал хорошо известный мне Александр Семенович Пономарев.

– Но прежде чем мы коснемся этой фигуры и вашей работы в руководимой им команде, давайте закончим разговор о тренере Николаеве….

– Тогда придется перенестись в 1979 год.

– До этого не пересекались?

– Ну, разве что мимолетно. А так чтобы специально – какой смысл? Общего дела уже не было. Да и в 1-й сборной после любого сбора Валентин Александрович возвращался в ЦСКА. Пока, о чем уже говорил, очень скоро генералы не посчитали: работа в сборной явно мешает Николаеву успешно руководить клубом. И его отозвали. Так в наших взаимоотношениях наступила пауза в восемь лет. После чего мы воссоединились.

– При каких обстоятельствах?

– К тому времени Валентин Александрович демобилизовался. Сначала перешел на работу в Управление футбола Спорткомитета СССР. Потом – с 1974-го по 1985-й – возглавлял молодежную сборную. Меня, благо, я оказался свободен, тоже туда пригласили.

– Не могли бы прояснить, каким образом в тот момент вы вдруг оказались свободны?

– Все просто. Я работал в 1-й сборной, которой руководил Симонян. Ее результатами «наверху» остались недовольны. По окончании сезона-1979 мы с Никитой Павловичем поехали отдыхать в Латвию, в Дзинтари. Там-то нас и настигла весть, что его уволили. В итоге – в отставку ушел весь штаб Симоняна. Так я оказался не у дел. И с легкой душой ушел в «молодежку».

– Не пожалели?

– Ну что вы?! У меня с Николаевым установились великолепные отношения. Как будто ничего омрачающего в прошлом не было.

– Это так вас годы поменяли?

– Если про меня, то в какой-то мере – да. Если о нем, то – разительно. Как только Николаев освободился от ношения погон, он стал другим человеком – живым, с юмором, благожелательным и простым во взаимоотношениях. Ко мне Валентин Александрович относился с полным доверием. Все мои рекомендации по лечению, ограничению, а то и освобождению игроков от нагрузок принимались без вопросов. В результате дела у нас очень хорошо пошли. Николаев тогда открылся для меня с новой стороны. Например, я вдруг обнаружил его потрясающий талант к селекции, к подбору игроков.

– Все-таки Николаев – много поживший человек: не возник в олимпийской сборной конфликт «отцов и детей»?

– Нет. У него с ребятами сложились великолепные отношения. Он им нравился, они с удовольствием присутствовали на теоретических занятиях, ловили каждое слово на разборе очередной игры. Его крылатые выражения мгновенно становились общим достоянием. Например, в команде появился Нугзар Какилашвили, полузащитник из тбилисского «Динамо» (позже мастер спорта международного класса, обладатель Кубка СССР, а в начале 1990-х работал директором национального стадиона имени Бориса Пайчадзе в Тбилиси. – Прим. Г. К.). Николаев почему-то никак не мог правильно произнести его имя. И от полноты ощущений и распирающих чувств кричал с лавочки: «Рюкзак! Рюкзак! Вернись обратно!» Прозвище к Нугзару приклеилось «намертво»…

Или, допустим, случалось команде проводить матчи на стадионах, где были очень неудобные, с низкой крышей лавки. Николаев не имел привычки выскакивать на поле. Все эмоции выплескивал на тренерской скамейке. В результате дело доходило до того, что он рефлекторно подпрыгивал и ударялся головой о крышу. Ребята давились от хохота.

– Где-то читал, как удивительно оригинально «разыграли» Николаева?

– О, это был потрясающий номер! Он случился в Кувейте в 1980-м, куда молодежная сборная приехала на товарищеские встречи. В один из вечеров в номер к Николаеву зашел массажист Миша Насибов и говорит: «Валентин Александрович! С вами хочет встретиться шейх Кувейта!» А Николаев уже переоделся по-домашнему. Он скорей брюки надевать, бриться… Послал за переводчиком. Тогда в этом качестве с нами приехал зам. главного редактора еженедельника «Футбол-Хоккей» Геннадий Радчук. Ждем.

В сопровождении Насибова в номер зашел человек в этакой арабской простыне с соответствующим головным убором – тюрбан, что ли. На нем, как и полагается, обруч. Все слегка напряжены. Николаев попросил переводчика по-простому: «Узнай, чего ему надо». Радчук тоже не врубился и начал его по-английски спрашивать. А рядом стоял Парамонов, помощник Николаева. Осмотрев «субъекта», Алексей Александрович увидел на нем… кроссовки. Как начал хохотать! Выяснилось – перед нами стоял небритый Евстафий Пехлеваниди (нападающий «Кайрата» из Алма-Аты; в 1980-е годы забил 69 голов в чемпионатах СССР. – Прим. Г.К.), его переодел Насибов, нахлобучил белую чалму, закрутил шлангом от насоса вокруг головы и выдал за шейха. Только обувь подходящую не смог найти.

Хохот стоял гомерический, до того здорово было разыграно! Больше всех смеялся Николаев, который поначалу принял все за чистую монету. Это еще раз говорило об атмосфере, царившей в команде. Поскольку Николаев обладал хорошим чувством юмора, Насибов и придумал отличную шутку. Элемент пусть не футбольного, но коллективного творчества. Потом, кстати, 75 % игроков «молодежки» попали в 1-ю сборную. На мой взгляд, в этом большая заслуга Николаева.

– Конечно, юмор и жить, и играть помогает, но все же как у той молодежной обстояло дело собственно с игрой?

– Команду Николаев создал под стать себе в молодости: амбициозную, техничную и, что следует подчеркнуть особо, – с характером. Ребята и сами слабаков не жаловали. В этой связи вспоминаю красноречивый эпизод, который произошел, когда наша команда играла в полуфинале молодежного первенства Европы-1980. Высочайшего уровня матч – и по классу, и по накалу. Наши сражались здорово.

Лишь Игорь Пономарев из Баку выпадал из строя. Видно, «перегорел». Это бросалось в глаза в сравнении с яростной игрой его товарища по команде Виктора Каплуна, который тогда выступал в Харькове, а потом перешел в киевское «Динамо» (несколько лет назад работал инспектором Федерации футбола Украины. – Прим. Г.К.). По натуре это был боец, в противоборстве чувствовавший себя, как рыба в воде. И мог «напихать» любому.

На том историческом матче с Италией я оказался свидетелем того, как, пробегая мимо бровки у скамейки запасных, Каплун, не церемонясь обращением на «вы», прокричал Николаеву: «Валентин Александрович! Меняй Пономарева!» Главный сидит и молчит. Игра между тем идет, что называется, «от ножа». И у нас. И у итальянцев. Каплун, вновь оказавшись близ скамейки, второй раз кричит о том же. Но Валентин Александрович снова не отреагировал. Кончилось тем, что, проносясь мимо в третий раз с криком: «Твою мать! Меняй Пономарева!», неуемный Каплун разразился таким трехэтажным матом, что на нашем командном пункте сразу началось движение. Словом, не помню, на кого, но Пономарева поменяли.

– А игрок действительно нуждался в уходе с поля?

– По-моему, да. Игра шла очень жесткая. Складывалось впечатление, что парень побаивался «получить в кость» – это было видно по тому, как он «убирал» ноги. А Каплун относился к типу футболистов, который мог принять любую, самую жесткую игру и тем же ответить. Поэтому-то он всех мерил по себе.

– Затем наша молодежка 7 и 21 мая 1980 года, обыграв по сумме двух финальных матчей команду ГДР – 0:0 в Ростоке и 1:0 в Москве, победила в первенстве Европы среди футболистов до 21 года.

– Весьма удивился, если бы этого не произошло. Уж очень сильный оказался в команде Николаева подбор игроков: Сергей Журавлев, Анатолий Демьяненко… Впереди соперников «терзали» форварды – Александр Хапсалис, Валерий Газзаев, Рамаз Шенгелия с Виталием Дараселией. Из Львова очень сильное трио было представлено – Андрей Баль, Юрий Суслопаров и Ярослав Думанский. Я сегодня абсолютно уверен: тот «золотой» состав Валентина Александровича мог бы запросто всех обыграть на московской Олимпиаде-1980. Просто тогда уже была сформирована команда Бескова…

– Вас – я имею в виду тренерский штаб «молодежки» – за ту победу отметили?

– А как же! Устроили прием у председателя Спорткомитета в Скатертном переулке. Премировали. Каждому вручили Почетную грамоту ЦК ВЛКСМ, ребята получили звание мастеров спорта международного класса…

Заканчивая о Николаеве, скажу особо. Годы совместной работы с молодежной сборной стали одними из наиболее ярких в моей биографии. Это было время абсолютного взаимопонимания. Мы подружились семьями. Я часто бывал у Валентина Александровича дома – он жил в знаменитом, сплошь заселенном армейцами доме у метро «Сокол». Лечил его жену – прекрасную женщину. Врачевал самого…

Поэтому печальный осенний день 2009 года, когда газеты опубликовали сообщение, что на 89-м году жизни в госпитале скончался Николаев, стал для меня по-настоящему горестным. Ушел последний из «лейтенантов», который с партнерами из ЦДКА олицетворял целую эпоху в отечественном футболе. Настоящий профессионал с уникальной преданностью делу, верный товарищ, человек с открытой душой и большим сердцем…

Так что, думаю, нет необходимости объяснять, почему я с щемящим чувством вспоминал, как мне было комфортно в конце 1970-х работать с этим человеком. Причем настолько, что будто бы и не было в общем прошлом моего недолгого, неудачного дебюта в руководимой им тогда 1-й сборной…

– Мы, кстати, об этом забыли, забежав в рассказе о Валентине Александровиче на целых восемь лет вперед. Давайте-ка вернемся к тем дням 1971-го, когда после досадного расставания вас приняли в олимпийскую сборную СССР, которая тогда под руководством Александра Семеновича Пономарева вовсю готовилась к футбольному турниру Игр-1972 в Мюнхене.

А.С. Пономарев. Нападающий, тренер. Заслуженный мастер спорта. Заслуженный тренер СССР. Родился 23 апреля 1918 г. в г. Горловке. Начал играть в 1933 г. в местной юношеской команде «Динамо». В 1936 г. (по июнь) играл в команде «Угольщики» (Горловка). В том же году, в августе – сентябре, и в 1937–1940 гг. играл за «Трактор» (Сталинград), в 1936 г. (с октября) выступал за «Спартак» (Харьков). В 1941 (по июнь) году выступал в команде «Профсоюзы-1», с 1941 (с июля) по 1950 г. играл за «Торпедо» (Москва) и в 1951–1952 гг. – за «Шахтер» (Сталино). Обладатель Кубка СССР 1949 г.

Старший тренер – «Шахтера» (Сталино) (1953–1956), «Авангарда» (Харьков) (1960–1961), «Динамо» (Москва) (1962–1965), «Упонпалло» Лахти (Финляндия) (1966–1968), «Арарата» (Ереван) (1969–1970), юношеской сборной СССР (1957–1958), олимпийской сборной СССР (1971), сборной СССР (1972). Под его руководством сборная СССР стала 2-м призером чемпионата Европы 1972 г. и 3-м призером Олимпийских игр 1972 г. Среди тренерских достижений Пономарева вершина – завоевание чемпионского звания и золотых медалей командой «Динамо» (Москва) в 1963 г.

Скончался 7 июня 1973 г. в Москве.

– Вы меня, наверное, поймете, если скажу: к Александру Семеновичу изначально было особое отношение. Поскольку я – всю жизнь торпедовец, а этот игрок для меня – кумир. В свое время ходил «на Пономарева». И хотя он уже был в возрасте и вскоре закончил выступать, мне повезло застать матчи, в которых Пономарь (так его дружески звали болельщики) забивал прямо-таки сумасшедшие мячи.

Чем в очередной раз и подтверждал звание бомбардира № 1, забившего в чемпионатах СССР 152 мяча (когда в середине 1960-х историк футбола Константин Сергеевич Есенин впервые составил список 100 лучших бомбардиров чемпионатов страны, его возглавил Пономарев. – Г.К.). Мне особенно врезалось в память, какой красавец гол Пономарев вколотил в одной из игр со столичным «Динамо». Бил ударом через себя с угла штрафной площадки. И пущенный с носка мяч вонзился в сетку ворот соперника.

Отсюда понятно, почему противники страшно боялись Пономарева-игрока. В стане соперника он наводил ужас. Среднего роста, широкоплечий, его невозможно было положить на землю. А неукротимая воля Пономарева, целеустремленность? Для него поражение было смерти подобно. Кстати, став тренером, точно так же настраивал подопечных. Поэтому, когда мы обидно проиграли Олимпиаду-1972, для него это стало трагедией…

– Вы пришли к нему в команду, ностальгически восхищаясь им как игроком. А чем он был славен как наставник? Ведь вы имели возможность наблюдать его в этом качестве в качалинской сборной, где он работал вторым тренером?

– Ну, естественно, мы худо-бедно, но были знакомы. Ведь неслучайно, когда я от Управления футбола впервые явился к нему в команду и официально представился: «Здравствуйте! Я – доктор Мышалов!», он добродушно отмахнулся: «Да знаю я тебя! Чего ты мне свою фамилию называешь? Давай начинай работать!»

Глава 12

Игры строгого режима

– Cавелий Евсеевич! Каким Пономарев был футболистом, помнили многие. А вот как он зарекомендовал себя в качестве тренера?

– Ну, он и на этом поприще отличился с очень хорошей стороны. Дабы не быть голословным, напомню: к началу 1970-х за плечами Александра Семеновича оставалась серьезная работа в московском «Динамо». А с чего в конце 1960-х годов началось чудесное преображение «Арарата»? Все больше помнят, как заблистала ереванская команда при его преемниках – Николае Глебове и особенно при Никите Симоняне. Однако фундамент «золотого» клуба закладывал Пономарев. И надо было видеть, каким колоссальным авторитетом пользовался Александр Семенович в Армении. Как-то олимпийская сборная проводила отборочную игру в Ереване.

СССР – ФРАНЦИЯ – 5:1 (4:0). 3 ноября 1971 г. Отборочный матч 2-го этапа в 1-й группе европейской зоны XX Олимпиады.

Ереван. Стадион «Раздан». 50 000 зрителей.

СССР: Прохоров, Матвиенко, Соснихин (к), Решко, Месропян, Андреасян, Трошкин (Бондаренко, 57), Грещак, Заназанян, Веремеев, Иштоян (Васильев, 57).

Голы: Заназанян (12), Андреасян (21, 29), Иштоян (36), Грещак (51), Риефа (69).

Представляете, как местные болельщики, переполнившие стадион, были довольны тем, что четыре из пяти мячей забили три футболиста «Арарата». Кроме них, ереванцы были представлены в сборной Пономарева Сергеем Бондаренко и Нориком Месропяном.

– Когда вы рассказывали про Николаева и некоторых других тренеров, то отмечали, что знали их раньше. Поэтому хорошо изучили характеры. Данное обстоятельство, понятное дело, содействовало быстрому налаживанию совместной работы. А вот в случае с Пономаревым все для вас началось с чистого листа. Каким образом в той команде складывались отношения тренер – врач?

– Никаких барьеров не возникло. С первого дня ощущал, будто работаю с ним уже лет десять. Сразу почувствовал со стороны Александра Семеновича уважительное, даже сказал бы, товарищеское к себе отношение. И понял, что пользуюсь у него полным доверием. Практически все, что я говорил, Пономаревым даже не обсуждалось. Его, судя по всему, устраивало мое стремление уделять много внимания функциональной диагностике, обеспечивать тренерский штаб информацией о текущем состоянии каждого футболиста. К моим рекомендациям по ограничению, изменению режима подготовки того или иного игрока Пономарев относился очень серьезно.

Опять подчеркну: стаж моей врачебной практики в сборной тогда был невелик. Да, я в какой-то мере влез в специфику этого вида спорта, стал постигать нюансы тренировочного процесса и игры. Но при этом находился на пути к тому, чтобы стать полезным команде человеком. И потом правильно говорится: кто не работает, тот не ошибается. Я наверняка совершал промахи. Но при этом не слышал, чтобы Александр Семенович – ни в личном общении, ни тем более при ребятах – повысил на меня голос или сказал что-либо неуважительное. Наоборот, может, как Николаев – в последующем и Бесков – старался поддержать мой врачебный авторитет. И ребята хорошо понимали это. Они и к Пономареву относились с большим уважением и даже с любовью. Хотя сказать, что это им легко давалось, не могу – характер у него был требовательный, жесткий.

– Вероятно, многое было бы проще, если бы это поколение футболистов видело Пономарева-игрока на поле. Ведь они лишь с чужих слов и, может, редких кадров кинохроники могли судить о его великом прошлом. Имей они об этом лучшее представление – контакт налаживался бы легче…

– Да он и так был тесный. Про игровое прошлое тренера им тоже не было особой нужды лишний раз напоминать. Достаточно однажды посмотреть, как уже немолодой их тренер обращался с мячом. Вспоминаю тренировку на спортбазе московского «Динамо» перед Олимпиадой-1972. Занятие игроки завершали ударами по воротам Владимира Пильгуя.

Александр Семенович, решив продемонстрировать подопечным удары с лета, попросил ребят набросить несколько мячей. Пошли передачи. И что вы думаете? С десяти ударов он вколотил девять потрясающих по красоте голов! Причем бил в основном с носка, что тогда считалось большой редкостью. Вот вам и ветеран! Я хоть тоже не очень-то ожидал увидеть такое, но помнил слова Николаева: «противоядия против ударов Пономаря не было». У ребят же глаза на лоб полезли.

– Но молодость есть молодость. Со всеми ее почти обязательными недостатками, которые обычно доставляют наставникам массу неприятностей и которые, тем не менее, с годами, как известно, проходят. Помните эпизод с участием Андреасяна?

– Когда Аркадий вывел Пономарева из себя? И это несмотря на то, что до этого «сверху» поступила «команда» от председателя Спорткомитета СССР Павлова:

– Что это там футболисты навешали на себя игрушки золотые? Снять!

Накануне Александр Семенович предупредил ребят:

– Не дразните гусей! На нас и так смотрят, как бык на красную тряпку!

Слова о пристальном внимании «сверху» Пономарев не просто так обронил. У тех, кто ведал там не только спортом, но и идеологией, бытовало в ту пору мнение: очень худо проиграть Олимпиаду в общекомандном зачете. Но если при этом стать первыми в футбольном турнире, то это вроде остальной негатив уравновесит. По данному поводу известный в прошлом борец Александр Иваницкий, в ту пору работавший в ЦК ВЛКСМ (позже возглавил Главную спортредакцию Гостелерадио СССР. – Прим. Г.К.), точно заметил:

– Это наша беда, что футбол включили в программу Игр. Потому что выиграть там нашим вряд ли удастся. И тогда неприятностей не оберешься!

– Неужели олимпийская сборная под руководством Пономарева считалась столь безнадежной?

– Да нет! Совсем наоборот. Та команда как раз внушала большие – может, слишком большие – надежды на достижение высшего результата. Ну, судите сами. У нее был очень хороший состав. Ее игру поставил и умело вел тренер, под руководством которого она, уверенно пройдя отборочный цикл, попала на Мюнхенскую Олимпиаду. Поэтому расчет на то, что возьмем «золото», был небеспочвенен. Но мяч, как говорится, круглый. И гоняют его живые люди. Так что в наличии вроде имелись сплошные «плюсы». А сборная СССР, тем не менее, оказалась в «минусе».

Для Пономарева полуфинальная игра с поляками стала тем большей трагедией, что его подшефные, не так уж и много уступив по игре, превратились прежде всего в жертву собственной недисциплинированности на поле.

ПОЛЬША – СССР – 2:1 (0:1). 5 сентября 1972 г. Матч 2-го этапа в группе «Б» футбольного турнира XX Олимпиады.

Аугсбург. Стадион «Розенау». 5000 зрителей.

СССР: Рудаков, Дзодзуашвили, Хурцилава (к), Ловчев, Капличный, Колотов, Семенов (Онищенко, 73), Еврюжихин, Заназанян (Куксов, 87), Сабо, Блохин.

Голы: Блохин (28), Дейна (76 – пен.), Шолтысик (87).

Ведь поначалу наша команда вела, но вдруг взяла и сама себе «привезла» пенальти. В польской сборной особенно отличился Шолтысик. Был у них такой «звездный» ветеран. Он в запасе сидел аж до 68-й минуты. А потом тренер его выпустил. Чтобы тот «сделал» всю игру.

А впереди – непростая встреча со сборной ГДР за 3-е место. Руководство, как я уже сказал, наши поражения тогда остро воспринимало. Так что в случае проигрыша еще и гэдээровцам нас просто бы «сгноили». Нашлись и другие осложняющие положение советской команды моменты. В Мюнхене стояла страшная жара. А матч, как назло, назначили на 10.00 – начало солнцепека.

Тогда же случилось кровавое ЧП с участием палестинских террористов. Ребята, понятно, после этого не выспались. А в 7.00 подъем, затем завтрак и выезд на игру. Тогда по регламенту «бронза» вручалась командам, занявшим 3 – 4-е места. Получалось, какая разница – ничья устроила бы обе стороны. Отношения с Пономаревым у нас сложились столь доверительными, что он мог попросить о чем угодно. И, если надо, даже поручить весьма щекотливую миссию. Поскольку я был знаком с помощником главного тренера соперников, известным в ГДР специалистом, Пономарев, оставшись со мной наедине, вдруг предложил:

– Слушай! Поговори с немцами! Может, вничью сыграем? Ведь она и их, и нас устраивает!

– Да неудобно как-то, Александр Семенович!

– А чего «неудобно»? «Да» – да! «Нет» – нет! Ну, какой теперь смысл биться? Да еще утром, в жару, все полусонные. Ну что за игра может получиться?

Пришлось взяться за выполнение «поручения». Улучил момент, когда команды вышли на разминку. И, как бы случайно оказавшись рядом со знакомым помощником из «штаба» гэдээровской команды, между прочим высказал ему вроде как свое мнение:

– Ничья – нормальный результат: «бронза» и у вас, и у нас.

– А почему бы и нет? – засмеялся он. На том и разошлись. Так что, строго говоря, уговора не было. Но факт есть факт. Сыграли так, как хотел Пономарев.

– Немецкая прагматичность?

– А черт ее знает? Я ведь тот разговор Александру Семеновичу даже не передал. Да и встреча получилась острой. Хорошо хоть без травм…

ГДР – СССР – 2:2 (1:2, 1:0). 10 сентября 1972 г. Матч за 3-е место футбольного турнира XX Олимпиады.

Мюнхен. Стадион «Олимпия». 80 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Истомин, Хурцилава (к), Капличный, Ловчев, Колотов, Ольшанский, Заназанян, Семенов (Андреасян, 68), Еврюжихин (Якубик, 41), Блохин.

Голы: Блохин (10), Хурцилава (31), Крайше (35 – пен.), Фогель (78).

– Есть ли доля истины в легендах, ходивших о тренерской жестокости Пономарева?

– Я бы назвал это «требовательностью». Александр Семенович отличался как раз тем, что, когда нужно, как никто другой умел подтянуть, настроить ребят на игру.

– Но вот с поляками в олимпийском полуфинале не получилось ведь?

– Случается… В обыденной жизни Александр Семенович был не столь крут. Большим жизнелюбием отличался. Вокалом мог блеснуть. Как-то во время турне по Югославии на одном из послематчевых приемов вышел на эстраду и «Очи черные» исполнил. Импровизировал.

– Хороший голос имел?

– Да! Всех поразил! Выпить был не дурак, но в меру – для создания настроения. Женщин любил безумно. Вот в работе – тут он преображался: ни себя, ни других не щадил. И подопечных, когда надо, умел «зарядить». Вот для иллюстрации эпизод.

Тот же богатый спортивными событиями 1972 год. После Олимпиады и накануне чемпионата Европы в Брюсселе Пономарева назначили старшим тренером 1-й сборной. Так вместе с ним я снова оказался в главной команде. Энергично взяв в руки бразды правления, Александр Семенович благополучно довел ее ни много ни мало аж до финала. Перед этим в одном из матчей в отборочной группе случилось то, о чем, собственно, хотел рассказать. Не помню, с кем мы тогда играли. Не в том суть. Заканчивался 1-й тайм, а наши ребята уступали – 0:1. В перерыве Пономарев зашел в раздевалку, окинул взглядом заметно сникших ребят и, выдержав паузу, вдруг как грохнет кулаком по столу:

– Вы что – позорить меня сюда приехали!

Не знаю, как это было бы сыграно актером на сцене. Но у Пономарева вышло столь убедительно, что, у меня, к примеру, мурашки по телу побежали. Видимо, от безликого выступления подопечных у Александра Семеновича за 1-й тайм на душе так накипело, что весь неимоверной силы эмоциональный заряд он в тот удар вложил. Более слов не потребовалось. После перерыва ребята вышли на поле с таким куражом, что во 2-й половине матча соперника «на куски разорвали». Правда, после заключительной встречи на чемпионате-1972 взрывной характер Александра Семеновича мог некоторым ответственным лицам увечьем обернуться.

ВЕНГРИЯ – СССР – 0:1 (0:0).14 июня 1972 г. Матч 1/2 финала II чемпионата Европы.

Брюссель. Стадион «Эмиль Версе». 3000 зрителей.

СССР: Рудаков, Дзодзуашвили, Хурцилава (к), Капличный, Истомин, Колотов, Трошкин, Байдачный, Банишевский (Нодия, 65), Коньков, Онищенко.

Гол: Коньков (53). Рудаков отразил пенальти от Замбо (85).

ФРГ – СССР – 3:0 (1:0). 18 июня 1972 г. Финал II чемпионата Европы.

Брюссель. Стадион «Эйзель». 65 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Дзодзуашвили, Хурцилава (к), Капличный, Истомин, Колотов, Трошкин, Байдачный, Банишевский (Козинкевич, 63), Коньков (Долматов, 46), Онищенко.

Голы: Г. Мюллер (27, 58), Виммер (51).

– Что же случилось?

– Накануне финала в жесточайшей борьбе наши, что называется, на одном морально-волевом факторе вырвали победу у венгров. И в итоге вышли на немцев, сумевших в ту пору создать сильнейшую за многие десятилетия команду. Короче, они нас «раздавили» уже в 1-м тайме. Поражение усугубилось тем, что его наблюдало с трибун прибывшее на решающий матч разнообразное советское начальство, включая ответработников ЦК КПСС. На их лицах было написано одно: как же футболисты сборной СССР позволили себе проиграть, да еще кому – немцам! Будто мы не в футбол с сильнейшей командой мира играли, а Москву врагу сдали…

Какая воцарилась атмосфера в раздевалке после поражения – не надо объяснять. Ребята сидели, опустошенно опустив головы. Один «раскаленный добела» Пономарев не желал смириться. А тут еще под горячую руку наш профсоюзный вождь Ряшенцев явился (председатель Всесоюзного совета добровольных спортобществ профсоюзов. – Г. К.) И нет чтобы чуть обождать, с ходу при всех Пономареву бросил:

– Вот за этот результат ты ответишь!

Хорошо, что я стоял рядом. И понимая, что наш тренер находится в состоянии аффекта, успел вскрикнуть: «Александр Семенович!» Это его как-то встряхнуло, немного в чувство привело. Иначе худо бы все закончилось: я-то ведь видел, как ему уже под руку увесистый графин с водой подворачивался…

– Да! Очень уж нервной оказалась работа – старший тренер советской сборной!

– Более чем! Пономарев, между прочим, был язвенником. Как весна – обострение. Мы однажды как раз в такой сезон поехали в Болгарию.

БОЛГАРИЯ – СССР – 1:1 (0:0). 29 марта 1972 г. Товарищеский матч.

София. Стадион им. В. Левского. 20 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Дзодзуашвили, Хурцилава (к), Капличный, Истомин (Матвиенко, 77), Колотов, Долматов, Гуцаев, Кожемякин, Федотов, Иштоян (Мунтян, 67).

Голы: Бонев (78), Колотов (80).

До сих пор не могу спокойно вспоминать, как он мучился из-за жутких болей и бесконечных рвот. Самое тяжелое – я мало чем мог выручить. Ну, попросил хозяев варить ему овсяную кашу. Посадил на строгую диету. По возвращении в Москву срочно положил в больницу. Думаете, он больше переживал за себя? Как бы не так! За команду беспокоился! Я его про здоровье спрашиваю, а он:

– Очень уж, – говорит, – не ко времени расхворался…

Будто бы может быть у болезни «удачное время». Тогдашняя неудача состояла в том, что случилось все накануне полуфинальных матчей с югославами. Две этих очень важных встречи играли в конце апреля – начале мая. А он почти все начало весны на больничной койке пролежал.

– И как же без него сборная?

– Да зря переживал!

ЮГОСЛАВИЯ – СССР – 0:0. 30 апреля 1972 г. Матч 1/4 финала II чемпионата Европы.

Белград. Стадион «Црвена звезда». 99 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Дзодзуашвили, Хурцилава (к), Капличный, Истомин, Маховиков (Трошкин, 62), Долматов, Байдачный, Банишевский, Коньков, Козинкевич (Еврюжихин, 75).

СССР – ЮГОСЛАВИЯ – 3:0 (0:0). 13 мая 1972 г. Матч 1/4 финала II чемпионата Европы.

Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 100 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Дзодзуашвили, Хурцилава (к), Абрамов, Истомин, Колотов, Трошкин, Байдачный (Копейкин, 66), Банишевский, Коньков, Еврюжихин (Козинкевич, 46).

Голы: Колотов (53), Банишевский (74), Козинкевич (90).

– А кто в отсутствие Пономарева оставался в сборной «на хозяйстве»?

– Накануне обеих встреч команду временно возглавил Николай Алексеевич Гуляев, который по своему обыкновению привнес в тренерский процесс много здорового смеха. Очень уж он забавно формулировал свои мысли! Многие перлы за ним записывал Саша Минаев – выступал тогда за сборную такой полузащитник столичного «Спартака». А затем во время общих чаепитий он все это озвучивал. Народ умирал с хохоту. Классикой, например, стала гуляевская установка: «Центральный нападающий «Зенита» Гончаров будет играть центрального форварда!»

– Гуляев был в курсе того, что происходило на чаепитиях?

– Сам приходил чаи гонять. И когда стоял гомерический хохот, вел себя правильно – первым громче всех хохотал! Гуляев был не так прост, как некоторым казалось. Во всяком случае, ему хватало ума, чтобы чаще наведываться к старшему тренеру в больницу и получать от него установку как по составу, так и по тактике. Через него Пономарев, что называется, держал руку на пульсе сборной. Потом, когда Александр Семенович поправился, у него появился новый помощник – Герман Зонин. Вдвоем они занялись подготовкой команды к отборочным матчам первенства мира-1974. Осенью 1972-го повезли сборную в Париж на встречу с национальной командой.

ФРАНЦИЯ – СССР – 1:0 (0:0). 13 октября 1972 г. Отборочный матч Х чемпионата мира.

Париж. Стадион «Парк де Пренс». 25 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Дзодзуашвили, Хурцилава (к), Ловчев, Капличный, Колотов, Иштоян (Еврюжихин, 57), Семенов, Федотов, Ольшанский, Блохин (Пузач, 67).

Гол: Берета (61).

Там Александр Семенович вдруг начал жаловаться на плохое самочувствие. Меня это сразу насторожило – очень уж нехарактерно было для него на что-либо жаловаться. А еще появился кашель. Александр Семенович попросил послушать легкие. Я послушал – вроде чисто. Но при этом обратил внимание на лимфатическую железку в районе ключицы (вилочковая железа): очень уж она была увеличена. Поскольку еще со времен работы на участке терапию знал хорошо, у меня данный факт вызвал большую тревогу. Требовалось что-то срочно предпринимать в плане уговоров Пономарева лечь на обследование. Тут отмечу: относительно своего здоровья Александр Семенович слушал только меня. И еще он очень уважительно относился к моей жене.

Ей, очень сильной женщине, удавалось на него – да и на других – очень хорошо воздействовать. Неслучайно, когда она навещала меня на сборах, он всегда звонил: «Пусть твоя Татьяна с нами побудет». Вот ей-то первой, как главному своему советнику и «агенту влияния» на Александра Семеновича, я сразу по возвращении домой сказал: «У Пономарева, по-моему, беда». Словом, положили мы его в 1-ю Градскую больницу. Потом началось обследование. И когда за результатами пришел к коллегам, мне сказали:

– Знаешь, там плохо… Рак легкого. Пошли метастазы…

– Сколько лет он потом прожил?

– К великому сожалению, не лет, а месяцев. В начале лета на 54-м году жизни Пономарев скончался. Я постоянно к нему ездил. Как говорится, он до последнего своего вздоха не сдавался. Да еще меня подбадривал:

– Вот подожди, Савелий! Поправлюсь – поедем с тобой в Сочи, на сборы…

Через пару дней после того, как его не стало, мы играли против сборной Англии в Лужниках. Команду уже принял Горянский.

СССР – АНГЛИЯ – 1:2 (0:1).10 июня 1973 г. Товарищеский матч.

Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 75 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Ольшанский, Хурцилава (к), Ловчев, Капличный, В. Кузнецов (Федотов, 46), Мунтян, Папаев (Васенин, 58), Андреасян (Козлов, 46), Онищенко, Блохин.

Голы: Чиверс (10), Хурцилава (55, в свои ворота), Мунтян (66 – пен.).

Узнав печальную для всех нас весть, он сразу обратился к руководству за разрешением публично почтить память предшественника. И он, и футболисты собирались выйти на поле в черных повязках – скончался глубокоуважаемый ими человек…

– Выдающийся футболист…

– Великий футболист и старший тренер главной команды страны, которого – между прочим, характерная деталь – никто до последнего дня не освобождал от этой должности… Однако надеть повязки чиновники не позволили. Тогда мы стали просить разрешить почтить память вставанием. И тут получили отказ.

– Увы, как говорится, для жен, ресторанных швейцаров и высоких должностных лиц госаппарата великих нет!

– Зато они есть для истории! Ну, кто сегодня припомнит фамилии тех персон, что самолично решали, кто достоин вечной памяти, а кто нет? А имя Александра Семеновича Пономарева в летопись отечественного футбола вошло накрепко! Без нее она окажется неполной…

– Савелий Евсеевич! Поговорим теперь о следующем, сменившем Пономарева, наставнике сборной – Евгении Ивановиче Горянском.

Горянский Е.И. Заслуженный тренер Украинской ССР, заслуженный тренер РСФСР, заслуженный тренер Белорусской ССР. Родился 28 февраля 1929 г. в Москве. Воспитанник московского «Динамо». Играл за ДО Львов (1949–1952) и московский «Локомотив» (1953–1956).

В 1958–1960 гг. – старший тренер «Звезды» (Кировоград), в 1961-м – «Судостроителя» (Николаев), в 1962 и в 1983 (с августа) – 1984 гг. – «Десны» (Чернигов). В 1963 (по июль) году был начальником команды «Карпаты» (Львов), а с августа того же года – тренер «Динамо» (Киев). В 1964 г. работал тренером отдела футбола Всесоюзного совета добровольных спортобществ профсоюзов, в 1965 г. – тренером олимпийской и молодежной сборных СССР. В 1966–1967 – старший тренер «Зари» (Луганск). 1968 (по август) – начальник «Локомотива» (Москва). 1968 (с сентября) – 1969 (по май) – тренер сборной СССР. 1969 (с июня) – 1970 (по июнь) – зам. начальника Управления футбола Спорткомитета СССР. 1970 (с июля) – 1972 – старший тренер «Зенита» (Ленинград). Под руководством Горянского «Заря» в 1966 г. выиграла чемпионат во 2-й группе класса «А» и вышла в высшую лигу, а «Динамо» (Минск) в 1975 г. выиграло чемпионат в 1-й лиге и вышло в высшую лигу.1973 – старший тренер 1-й сборной СССР. 1974 (с августа) – 1976-й – старший тренер «Динамо» (Минск). 1978-й – «Динамо» (Махачкала). 1979-й – начальник отдела футбола и хоккея Центрального совета «Динамо». 1980-й (по сентябрь) – «Динамо» (Москва). 1986–1988 гг. – тренер СДЮШОР «Локомотив» (Москва). Скончался 13 июля 1999 г.

– Как-то, беседуя о нем «не для печати», вы не без скепсиса заметили мне: «Многие считают его талантливым». У меня создалось впечатление, что как тренер он в ваших глазах заметно уступал другим наставникам сборной СССР, с которыми довелось работать.

– Я и теперь так считаю. Да и не я один. Многие говорили и говорят: в истории советской сборной его присутствие на «капитанском мостике» лишь эпизод…

– Так и в самом деле. Общеизвестно, откуда взялись, например, Соловьев, Николаев, Пономарев… А Горянский?

– И я о том же! Что он был за футболист, простите, не знаю. Откуда пришел тренером в «Зенит», который, надо признать, в 1972-м выступал очень удачно, тоже сразу не припомню. В сборную Горянский попал, когда ему не было и пятидесяти. Теоретически выглядел подкованным. Помню его выкладки и тактические варианты, которые он тестировал в тренировках, а потом пытался воплотить в игре. Они внушали надежду на хороший уровень выступлений руководимой им команды. Однако, думаю, особую роль сыграл факт, что Горянский очень дружил с Лобановским, тогда тренером «Днепра». Валерий Васильевич часто приезжал к нам, на базу в Новогорске. Они уединялись, подолгу беседовали, обсуждая текущие футбольные дела.

– Я как раз хотел проверить у вас свое ощущение того, что роль главного мозгового центра в сборной Горянского все-таки принадлежала Лобановскому.

– Мне кажется, что во многом так и было. Взять хотя бы нагрузки, которые использовал Горянский в работе с подопечными: все это, когда я впоследствии работал с Валерием Васильевичем, показалось на удивление знакомым. Причем вопрос, где оригинал, а где копия – даже не возникал. Настолько было очевидным, что Горянский строил учебно-тренировочный процесс, наверняка обсуждая его с Лобановским. При этом не хочу кинуть камень в чей-то огород. Валерий Васильевич был настолько самобытной, крупной фигурой в футболе, что стремление Горянского использовать его талант и способности только говорит в пользу Евгения Ивановича. Они оба считались умницами. Например, Горянский все свободное время проводил за шахматами.

– Кто же у него выступал в роли соперника?

– Большим любителем шахмат считался директор базы Новогорска. Они чуть ли не каждый вечер устраивали сражения в «партеечки»…

– Как складывались ваши взаимоотношения с Горянским?

– Продуктивно. Мы говорили на одном языке. Я видел, что он интеллигентен, обладает ярко выраженной внутренней культурой. С ребятами находился в хорошем контакте, почти никогда не повышал голос, не потрясал аудиторию ненормативной лексикой. У меня осталось ощущение, что Горянский, может, и задержался бы в сборной, но в том недоброй памяти сезоне-1973 ему сильно не повезло: очень уж с сильными партнерами – почти сплошь грандами мирового футбола пришлось в Лужниках встречаться его сборной.

– Кстати, я как раз хотел бы обратить на это внимание. Только в течение лета Москву посетили сборная Бразилии (действующий чемпион мира с Ривелино, Жаирзиньо, Клодоальдо…), сборная ФРГ (действующий чемпион Европы с Беккенбауэром, Мюллером, Брайтнером…), а также предыдущий чемпион мира сборная Англии (с Шилтоном, Муром, Хьюзом…). Да! Горянскому где-то не повезло. Но хотелось отметить иное: другой у нас был футбол, сильный, уважаемый… Ныне о таких «спаррингах» для серии товарищеских матчей приходится только мечтать… Грустно…

– Вот мы сегодня и грустим! А тогда чувствительнее всех пришлось отдуваться Горянскому. И ведь состав подобрал неплохой. Многие ребята появились из «Зари» (Ворошиловград, ныне Луганск), где, если хорошенько вспомнить, он удачно работал лет за пять до переезда в город на Неве. Но тягаться с полпредами футбольных держав было, конечно, трудновато. Тем более, Евгений Иванович опыта руководства командой уровня 1-й сборной не имел. И вот результат.

СССР – БРАЗИЛИЯ – 0:1 (0:0).21 июня 1973 г. Товарищеский матч. Проводы капитана сборной СССР А. Шестернева. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 80 000 зрителей.

СССР: Пильгуй, Дзодзуашвили, Хурцилава (к), Ловчев, Капличный, Колотов, Мунтян, Васенин, Зинченко, Онищенко (Никонов, 68), Блохин.

Гол: Жаирзиньо (67).

СССР – ШВЕЦИЯ – 0:0. 5 августа 1973 г. Товарищеский матч. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 70 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Дзодзуашвили (Деремов, 81), Хурцилава (к) (Ольшанский, 17), Ловчев, Фоменко, В.Кузнецов, Мунтян, Коньков, Кожемякин, Никонов (Гуцаев, 55), Блохин.

СССР – ФРГ – 0:1 (0:0).5 сентября 1973 г. Товарищеский матч. Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 82 000 зрителей.

СССР: Пильгуй, Дзодзуашвили, Фоменко, Ловчев, Капличный (к), Колотов (Андреасян, 70), Мунтян, Коньков (Васенин, 64), Еврюжихин, Онищенко, Блохин.

Гол: Г. Мюллер (62).

Как видите, даже по счету можно судить: разгромов не было. Команда Горянского сражалась достойно. И уступала в упорной борьбе. Но начальству подавай только громкие победы. А тут еще вмешалась «высокая» политика. Согласно регламенту ФИФА, нашей сборной, возглавлявшей 9-ю еврозону, предстояло провести два матча с победителем 3-й южноамериканской зоны. Таковой стала команда Чили. И надо же было такому случиться, что 1-я встреча прошла в Москве в те дни, когда в Сантьяго случился пиночетовский переворот. Данное обстоятельство и соответствующие старания наших властей превратили московский матч в по-своему уникальное в истории международных встреч мероприятие. Недавно я узнал, что в те дни шли переговоры о проведении обеих игр на нейтральном поле. Но вопрос тот так и не решился до первого поединка.

СССР – ЧИЛИ – 0:0. 26 сентября 1973 г. Отборочный матч второго этапа Х чемпионата мира.

Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 60 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Дзодзуашвили, Фоменко, Ловчев, Капличный (к), В. Кузнецов, Мунтян, Долматов (Гуцаев, 46), Андреасян (Кожемякин, 30), Онищенко, Блохин.

– То есть?

– Игра превратилась в режимную.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Зрители сидели на стадионе, окруженном войсками. Матч не транслировался по телевидению, а наши газеты вышли лишь с очень скупыми отчетами (На следующий день «Правда» и «Известия» опубликовали одинаковые шесть строчек «серого» тассовского отчета мельчайшим шрифтом – нонпарелью – в самом конце колонок под рубрикой «Спортивные вести». – Прим. Г. К.).

– Но какая в том была нужда? Боялись массовых волнений, демонстраций, протестов?

– Не знаю. Общая обстановка выглядела весьма неприятной. Может, это и сказалось. Тишина на стадионе стояла гробовая. До игры в команду пожаловали кураторы из ЦК партии и комсомола…

– Никак накачку устроили?

– Сказать, что особенно «пришпоривали», не могу. Больше давили на сложившиеся политические условия, в которых мы ни о чем другом, кроме победы, и помыслить не могли. В общем, внесли, что было не редкостью, весомый вклад в общекомандный мандраж. Так что ничего удивительного в том, что на игру кое-кто выходил со «свинцовыми ногами». К тому же сразу не заладилось в атаке. Даже у столь талантливого центрального нападающего, как Анатолий Кожемякин (позже трагически погиб. – Прим. Г.К.). Он многообещающе играл и в том злополучном матче постоянно шел на обострение. Однако у чилийцев центр надежно «держали» два опытных, высокорослых защитника, выступавших в английской премьер-лиге. Они-то нам и перекрыли кислород. Так что игра вроде шла при полном преимуществе советской сборной. Но в голах никак не выражалась. Во 2-й половине все сбилось к навалу.

Впереди наших футболистов ждала ответная встреча – причем сложная не только сама по себе, но из-за обстановки, которая, как тогда стращали, ожидала в Чили: Альенде убит, у власти кровавая хунта, в стране массовые репрессии и чуть ли не война, а стадион в Сантьяго используют как фильтрационный пункт для отправки людей в концлагеря…

Команду вызвали на сбор в Новогорск, шли тренировки, игроки готовились вовсю. Между тем шли разговоры, что зря: в Чили, к генералу Пиночету пускать нас никак нельзя…

– Но, согласитесь, резонный аргумент? Ведь нельзя было не то что играть, а появиться на стадионе, где мучили и расстреливали людей?

– Оно, конечно, так. Особенно, когда каждый день рассказывают про улицы, заваленные трупами. Но вот тогда «осталось за кадром»: в самый разгар кошмаров в Сантьяго отправилась комиссия ФИФА. В ее составе находился тогдашний вице-президент этой организации, глава Федерации футбола СССР Валентин Гранаткин! Оттуда представительная комиссия, насколько помню, привезла от правительства Пиночета гарантию полной безопасности и свое заключение о том, что играть можно.

– Однако о жестокостях воцарившегося в Чили военного режима говорил весь мир.

– Но ведь факт и то, что ФИФА не нашла причин для переноса игры на нейтральное поле. У нас же тогда все судьбоносные вопросы, в том числе посылать/не посылать национальную команду в Чили, решались в ЦК КПСС. Но и там долго единения не наблюдалось. Причем, говорят, генсек Брежнев больше поначалу склонялся в сторону «да».

– А в итоге решили «нет». И малоприятными для футбольной сборной последствиями пренебрегли. Хотя прецедент уже был. Ведь тогда же пострадали наши теннисисты, не поехавшие в Чили на мачт розыгрыша Кубка Дэвиса: их дисквалифицировали на несколько лет. Возможно, тот печальный пример логично подводил ребят к грустному выводу: если этих не пожалели, то с чего их пощадят? Надеялись, что среди высших чиновников возьмет верх стерильный принцип «спорт вне политики»?

– Ну, там всегда нос по ветру держали. Как только в Большом Доме решили «идти в отказ», никто слова поперек не сказал. А команда тем временем торчала на сборах, хотя многие футболисты сами были на 90 % уверены – на ответный матч в Чили не пустят. Так и произошло. Приехал зампред Спорткомитета СССР Виктор Андреевич Ивонин, в ту пору куратор футбола, объяснил обстановку и в заключение сообщил: решением руководства страны сборная в Сантьяго не едет.

– Представляю, какая это была моральная травма для команды.

– Конечно. Потому что разговоры разговорами, а надежда теплилась. Особенно у таких горячо настроенных на реванш игроков, как Хурцилава. Даже сегодня горько вспоминать, как перед нами «опустили шлагбаум» на чемпионат мира-1974. Ведь процедура отлучения как происходила? Сборная Чили приехала на стадион. Вышла на поле, говорят, при зрителях на трибунах. Появились арбитры. Мяч установили в центре. Дали свисток. А противника нет. И все! По протоколу – 0:3 за неявку. Самое интересное, что после «подсечки», хотя ни футболисты сборной, ни ее старший тренер оказались ни при чем, тучи над головой Горянского окончательно сгустились.

Каждое лыко в строку ему записали: и должного уровня игру не обеспечил, и сезон провалил, да и совсем не та из-за него сборная стала, какой раньше была – за год до того ставшая 2-й на европейском первенстве и с 1958 года не пропустившая ни один финальный турнир чемпионатов мира и Европы! Общепринятой, предшествующей тогда изгнанию процедурой считался вызов будущей «жертвы» с отчетом на заседание парткома. Вот Горянского и позвали на главный парткомовский ковер Спорткомитета СССР. Довелось на том заседании присутствовать и мне.

– Вас-то зачем туда потянули?

– Ну, как же: я – член КПСС, находился на виду в качестве ответственного за партработу в национальной команде.

– Много коммунистов там собралось?

– На партгруппу набралось. Коммунист и лучший на поле – это тогда поощрялось. Вот только не помню, получил Блохин тогда партбилет или нет?

– Кто вел то разгромно-историческое заседание?

– Секретарь парткома Спорткомитета СССР Капустин – бывший боксер и законченный сталинист.

– А вы в 1973-м хотели там видеть демократа? Кто, интересно, представлял Управление футбола?

– Куратор сборной – заместитель начальника Управления футбола Виталий Артемьев, бывший футболист «Локомотива», иногда призывался в сборную. И еще два сотрудника Управления, в прошлом выступавшие за ЦСКА.

– Горянский, безусловно, имел партбилет.

– Естественно. Иначе вряд ли его утвердили старшим тренером сборной. Вот с Горянского-то и начали заседание, решив заслушать его отчет. После этого превратить разбирательство в судилище оказалось легче легкого. Тем более с подачи «сверху» общий настрой был задан – Горянского уничтожить! Я на том заседании чувствовал себя более чем неуютно.

– А вам дали слово?

– И не подумали. Да и какой толк, если цель мероприятия заведомо была одна – расправа. Ведь никто не обсуждал случившееся как результат навязанного «сверху» решения о неявке сборной на матч в Сантьяго. Все напирали на безрезультатные выступления команды Горянского в Москве. И рассуждали примерно так: если бы тренер «зарядил» футболистов на домашнюю победу со счетом – 3:0, то отказ от поездки в Чили был бы не страшен. Ну, присудили бы поражение с тем же итогом – 0:3. Получилась бы по сумме двух встреч ничья. И тогда выясняли отношения в 3-м матче на нейтральном поле. Глядишь, там и вырвали бы путевку на первенство мира.

Возражать против этих «если бы да кабы», как с ветряными мельницами бороться. Горянский попытался вернуть разговор на реальную почву. Но здесь, если и был хоть мизерный шанс, то он его сразу «убил» одной фразой. Желая пояснить, что у нас хромает система подготовки молодых футболистов, он только успел произнести: «Виновата система…», как все члены парткома тут же, не дав договорить, заткнули ему рот. Дружно уловив в «системе» антисоветский подтекст, они заклокотали:

– Ах, вам «система» не подходит! Ну, тогда все ясно!

После чего осталось проштамповать политкорректное решение парткома: рекомендовать руководству Спорткомитета СССР освободить Горянского от занимаемой должности.

– То есть получилась репетиция увольнения?

– Скорее, ее обязательная церемониальная часть. Увертюра, так сказать…

– Что с ним произошло после увольнения?

– Если не подводит память, Евгений Иванович позже в московском «Динамо» работал. Затем его стали постепенно задвигать, пока он в 1-й лиге не оказался.

– Вы потом встречались с Горянским?

– Да, очень много ему помогал в работе. Между нами сохранились добрые, доверительные отношения.

– Слушаю ваш рассказ и вспоминаю расхожую фразу: «хороший человек – не профессия». Судя по вашим размышлениям, Горянский под эту присказку подходил?

– Да, я уже высказывал свое мнение о том, что он недотягивал до вершин тренерского мастерства. Его обоснованно называли «теоретиком». И хотя он прошел неплохую школу в «Зените» и московском «Динамо», отсутствие большого практического опыта, свойственного таким его великим предшественникам, как Качалин, Николаев и Пономарев, явно чувствовалось.

– Кем с его уходом укрепили руководство сборной?

– В 1973 году ее принял Бесков.

Глава 13

Изобретатель «тесного квадрата»

– Савелий Евсеевич! Где вы числились, когда Горянского «ушли», а Бескова еще не назначали? В Управлении футбола Спорткомитета СССР?

– Да, оставался там врачом сборной.

– Как тот период безвременья отразился на команде?

– Никак. Ведь Горянского уволили в конце ноября, когда футбольный сезон почти завершился. Никаких международных встреч – на чемпионат мира мы не попали – не предвиделось. Так что и у сборной особых дел не было. А в новом 1974 году управление полностью перешло к Константину Ивановичу Бескову.

Бесков К.И. Нападающий. Заслуженный мастер спорта. Заслуженный тренер СССР. Родился 18 ноября 1920 г. в г. Москве. Воспитанник юношеской команды Таганского ПКиО и одновременно клубной команды завода им. Н.С. Хруничева. Выступал за московские команды «Серп и Молот» (1937), «Металлург» (1938–1940) и «Динамо» (1941–1954). Чемпион СССР 1945, 1949 и 1954 гг. Обладатель Кубка СССР 1953 г.

В сборной СССР сыграл 2 матча (в т. ч. 2 матча – за олимпийскую сборную). Также за сборную СССР сыграл в 3 (забил 1 гол) неофициальных матчах. Участник Олимпийских игр 1952 г. Член клуба бомбардиров Г. Федотова (126 голов).

Главный тренер клуба «Торпедо» (Москва) (1956). Тренер ФШМ (Москва) (1957–1960). Главный тренер клуба ЦСКА (Москва) (1961–1962). Главный тренер клуба «Заря» (Луганск) (1964–1965). Главный тренер и начальник клуба «Локомотив» (Москва) (1966). Главный тренер клуба «Динамо» (Москва) (1967–1972, 1994–1995). Начальник команды «Динамо» (Москва) (1967–1969). Главный тренер клуба «Спартак» (Москва) (1977–1988). Главный тренер клуба «Асмарал» (Москва) (1991–1992). Главный тренер сборной СССР (1963–1964, 1974–1975, 1979–1982).

Автор книги «Моя жизнь в футболе» (1994). Награжден орденом ФИФА «За заслуги перед футболом» (2004). Награжден орденами Ленина (1985), «Знак Почета» (1957, 1971), Дружбы народов (1980), Отечественной войны II степени (1985), «За заслуги перед Отечеством» II степени (2000). Скончался 6 мая 2006 г. в Москве.

– Не знаю, как вы, но карьеру Константина Ивановича в футболе своей сложностью и даже временами драматичными поворотами я всегда воспринимал как немного загадочную….

– Ну, если речь о Бескове-игроке, то тут впору говорить об исключительно яркой и счастливой судьбе.

– Согласен. По этому поводу можно вспомнить многое. И как он возглавил линию атаки московского «Динамо» – первого послевоенного чемпиона страны. И как стал одним из героев легендарного турне динамовцев по городам и стадионам Великобритании. Об этом мне в деталях рассказывал в Рязани Василий Михайлович Карцев. Знаменитого одноклубника Бескова я нашел в начале 1985-го на местном радиозаводе (когда об этом с гордостью поведал Яшину, тот в ответ признался: «А я думал, что Вася давно умер…»): «13 ноября 1945-го. Лондон, стадион «Стэмфорд Бридж». Матч с «Челси». Словно заколдованные, «за семью печатями», стояли перед нами английские ворота. Мы удачно разыгрывали мяч, но в самый последний момент тот, кто бил, терял ворота из виду. Даже верная возможность – пенальти – была упущена… А нам тем временем забили два гола. Как воздух нам нужен был ответный, первый, – дальше, мы чувствовали, дело пойдет, потому что по игре, темпу и тактике мы англичан начали переигрывать… И вот 65-я минута. Сергей Соловьев с края отдал мяч назад Бескову, тот – мне. И тут, в первый раз за игру, я увидел одновременно и мяч, и ворота. Ударил! И услышал и грохот, и рев трибун. «Печати сорваны». Гол…» (Из сборника «Неделя». Двадцать пять лет спустя», Москва, «Известия», 1985. – Прим. Г.К.).

А как здорово Бесков смотрелся на посту центрфорварда возрожденной в 1952-м сборной. Я уж не буду адресовать читателей к многочисленным, полным восхищения материалам коллег о Бескове. Скажу только, что почти каждый, кто видел этого футболиста на поле, непременно отмечал его филигранную технику, комбинационное дарование, сильный и точный удар с обеих ног. Но вот его тренерская карьера – по-моему, тут далеко не все сложилось столь однозначно ярко и победительно.

– Но это обстоятельство лишь в очередной раз подтверждает: тренерская работа – не сахар. Даже в клубной команде. А тут, шутка сказать, сборная страны! Однако в отношении Бескова важно подчеркнуть другое: в какую команду ни приходил, она обязательно прогрессировала.

В этом плане он, как специалист, всегда находился на виду, на плаву, в первых рядах. Взять, к примеру, 1974/75 год, когда его во 2-й раз привлекли руководить сборной. Да и как не привлечь, если до этого он за несколько сезонов кардинально преобразил московское «Динамо». Другое дело, что поработал он с той сборной всего год. Как, впрочем, и в 1963/64-м.

– Я как раз об этом! Ведь какую он тогда еще в 1-й раз команду сделал? По всеобщему признанию виднейших авторитетов, она показывала поистине великолепную игру.

– Увы, остается пожалеть, что в те времена еще не «придумали» видеозаписывающую технику. Было бы здорово сегодня посмотреть те матчи. Впрочем, полагаю, нынешним любителям футбола многое скажет и такой факт: участвуя во 2-м розыгрыше Кубка Европы (теперь соревнование возведено в ранг чемпионата континента), руководимая Бесковым сборная нанесла поражение сильнейшим командам Старого Света.

СССР – ИТАЛИЯ – 2:0 (2:0).13 октября 1963 г. Матч 1/8 финала II Кубка Европы.

Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 102 000 зрителей.

СССР: Урушадзе, Дубинский, Шестернев, Крутиков, Воронин, Короленков, Метревели, Численко, Понедельник, Вал. Иванов (к), Хусаинов.

Голы: Понедельник (22), Численко (42).

ИТАЛИЯ – СССР – 1:1 (0:1). 10 ноября 1963 г. Матч 1/8 финала II Кубка Европы.

Рим. Стадион «Олимпико». 82 100 зрителей.

СССР: Яшин, Мудрик, Шестернев, Крутиков, Воронин, Шустиков, Численко, Вал. Иванов (к), Гусаров, Короленков, Хусаинов.

Голы: Гусаров (33), Ривера (89). Маццола на 57-й мин. не реализовал пенальти.

ШВЕЦИЯ – СССР – 1:1 (0:0). 13 мая 1964 г. Матч 1/4 финала II Кубка Европы.

Стокгольм. Стадион «Росунда». 38 000 зрителей.

СССР: Яшин, Мудрик, Шестернев, Глотов, Воронин, А. Корнеев, Численко, Вал. Иванов (к), Гусаров, Малофеев, Короленков.

Голы: Вал. Иванов (62), Хамрин (87).

СССР – УРУГВАЙ – 1:0 (0:0). 20 мая 1964 г. Товарищеский матч.

Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 25 000 зрителей.

СССР: Лисицын (Урушадзе, 46), Мудрик, Шустиков, Глотов, Аничкин, Рябов (Гусаров, 46), Маслов, Вал. Иванов(к), Понедельник, Малофеев, Бурчалкин.

Гол: Мудрик (59).

СССР – ШВЕЦИЯ – 3:1 (1:0). 27 мая 1964 г. Матч 1/4 финала II Кубка Европы.

Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 102 000 зрителей.

СССР: Яшин, Мудрик, Шестернев, Глотов, Воронин, А. Корнеев, Численко, Вал. Иванов (к), Понедельник, Гусаров, Хусаинов.

Голы: Понедельник (32, 56), Хамрин (78), Воронин (83). ДАНИЯ – СССР – 0:3 (0:2).

ДАНИЯ – СССР – 0:3 (0:2).17 июня 1964 г. Матч 1/2 финала II Кубка Европы.

Барселона. Стадион «Ноу Камп». 50 000 зрителей.

СССР: Яшин, Шустиков, Шестернев, Мудрик, Воронин, Аничкин, Численко, Вал. Иванов (к), Понедельник, Гусаров, Хусаинов.

Голы: Воронин (19), Понедельник (40), Вал. Иванов (88).

ИСПАНИЯ – СССР – 2:1 (1:1). 21 июня 1964 г. Финальный матч II Кубка Европы.

Мадрид. Стадион «Сантьяго Бернабеу». 120 000 зрителей.

СССР: Яшин, Шустиков, Шестернев, Мудрик, Воронин, Аничкин, Численко, Вал. Иванов (к), Понедельник, А. Корнеев, Хусаинов.

Голы: Переда (6), Хусаинов (8), Марселино (84).

– Добавлю цитату из журнала «Франс футбол»: «…Советы с помощью Бескова создали, пожалуй, самую мощную и интересную команду из тех, что им когда-либо удавалось создавать». Аналогичные отзывы появились одновременно на страницах английских, итальянских, испанских и прочих газет. И что поразительно: именно в тот момент Бескова отстранили от руководства сборной.

– Да, в первый, но, как оказалось, не в последний раз!

– Отсюда, Савелий Евсеевич, естественно, возникает вопрос: почему так нелепо и сложно складывалась судьба этого одного из лучших наших футбольных педагогов?

– Боюсь, в двух словах не ответишь! Может, что-то объяснит небольшой рассказ о нашей совместной работе…

– Помнится, впервые ваши пути пересеклись в середине 1960-х…

– Верно, это произошло в 1964-м, после окончания Игр в Инсбруке. Меня в ту пору Соловьев вырвал из «коньков», пригласив в возглавляемую им олимпийскую сборную. Тренировались мы на спортбазе «Локомотива» в Баковке. А жили неподалеку, в доме отдыха Министерства авиапромышленности СССР. Там же «прописалась» и готовилась к играм чемпионата Европы в Испании главная команда страны под руководством Бескова. (Два года спустя, когда после ухода из той сборной Константин Иванович возглавил «Локомотив», спортбаза в Баковке стала ему, можно сказать, родной.) Тогда они из Подмосковья мотались на занятия в Лужники. Так что у кромки поля мы, естественно, не встречались. Зато вечерами, съехавшись после тренировок в пункт общего проживания, наши пути неизбежно пересекались. Тогда-то и завязались отношения.

– Сугубо товарищеские?

– Поначалу, скорее, сугубо деловые.

– А у него в команде работал врач?

– Да, Белаковский. Но поскольку он возглавлял и спортдиспансер ЦСКА, то часто отлучался в Москву. Вот меня Константин Иванович и попросил:

– Если у ребят что-то случится – выручай!

Я помогал. А заодно имел возможность приглядеться к методам его работы. Прежде всего он требовал аккуратности. Даже за внешним видом игроков следил. Тогда униформы не было – на занятиях бегал кто в чем. А у Константина Ивановича такое не проходило. У него игроки даже на тренировку выходили в чистеньких, отутюженных трусах и футболках. Я уж не говорю о том, как они замечательно выглядели в официальных матчах.

Внешний вид спортсмена для Бескова считался важным элементом внутренней дисциплины. Аккуратный человек во всем подтянут. Даже в столовой поведение игрока Константину Ивановичу было важно. Ведь как происходило прежде? Поел, встал, ушел. У этого наставника все было иначе: пока руководство команды сидит, и ты сиди; «командиры» встали – все ушли. Он ввел много таких правил.

– Некий кодекс поведения в сборной?

– Именно. Не только нарушений режима – расхлябанности, не терпел. Наказывал за это беспощадно.

– А как именно?

– Когда мы впервые в 1962/63-м встретились в Баковке, мне ребята поведали о введенной старшим тренером «системе 5 штрафных звездочек». Сюда входило – курение, пиво, алкоголь, внешний вид, опоздание на тренировку, на иные общие мероприятия. Если игрок такой «пяток» набирал, то в кассу за премиальными мог уже не ходить.

За сборную выступал тогда защитник Владимир Глотов из московского «Динамо». Так вот, приехали в Спорткомитет СССР, где футболистам сказали: «Ребята, можете получить деньги за предыдущую игру». А Глотов встал: «Мне туда можно не ехать – я же «пятизвездный».

– Возвращаясь к вашим с Бесковым взаимоотношениям, именно тогда, в 1964-м, вы волей случая подружились?

– Думаю, точнее было бы сказать, пригляделись и обнаружили: могли бы неплохо работать друг с другом. Во всяком случае, после первого, еще эпизодического сотрудничества я чувствовал – он нормально ко мне относится. Более того, в том же году, но позже, произошел показательный эпизод. Случайно встретились в бухгалтерии Спорткомитета СССР. Я приехал туда по своим делам, а он – старший тренер «Локомотива». Тепло поздоровались. А Бесков спросил:

– По-прежнему с «коньками» работаешь?

– По-прежнему, Константин Иванович, – отвечаю. – Вот приехали из Инсбрука…

– Давай-ка бросай коньки и ко мне в «Локомотив»!

– Ну, как я приеду? – говорю. – А если вас завтра возьмут и снимут, что буду делать?

– Ишь ты какой…

Вижу, с одной стороны, разговор ему не очень понравился. Но с другой – он отметил, тут не знаю, какое слово поточнее подобрать – мою прямоту или даже наглость, что ли…

– Ну почему – «наглость»? Не финтили, а, проявив прагматичность и просчитав дальнейшее на несколько шагов вперед, прямо объяснили, в какой ситуации, скорее всего, по его милости можете оказаться. Все разумно. Вот он и «положил глаз» на вас…

– Может, и так. Но только после того разговора, как видите, я встретился с Бесковым аж через 10 лет – в 1974-м.

– Итак, воспользуемся случаем возвращения к этой дате и началу уже не товарищеского, а самого что ни на есть официального вашего с Бесковым сотрудничества в сборной. Как сложились отношения на этот раз? Внес ли он изменения в штаб?

– Особых перемен не произошло. Константин Иванович начал работу в основном с теми, кто трудился с Горянским. Я имею в виду второго тренера Николая Алексеевича Гуляева, себя и массажиста Олега Соколова. Что касается взаимоотношений, то поначалу все шло хорошо. Однако, скорее, видимо, потому, что я в футболе еще оставался «зеленым», Бесков принялся не то чтобы навязывать, а, так сказать, вносить коррективы в мою работу.

– Каким же образом?

– Например, получает игрок травму голеностопного сустава. Как врач, я знаю, что на излечение требуется время. Информирую о том Бескова. А он мне:

– Да брось ты! В наше время делали контрастные ванны. Во всяком случае, доктор, работавший у нас, лечил именно так. А ты возишься, много времени уходит…

Или еще! Пошли вдруг от Бескова рекомендации по питанию вроде: «Яблоки и молоко нельзя!» Ну, и все такое прочее. Я не сразу разобрался. Очень расстраивался. Приходил домой в плохом настроении. А потом понял, откуда ветер дует. Просто им из дома руководила супруга Валерия Николаевна. (Она окончила актерский факультет ГИТИСа. Работала актрисой в театре им. Ермоловой, снималась в художественных фильмах «Повесть о первой любви», «Июльский дождь», «По тонкому льду», «Секундомер». Участвовала в концертах с самостоятельными номерами и как ведущая программы… В дни наших бесед с С.Е. Мышаловым случилось грустное событие – верная муза и подруга Бескова ушла из жизни так, как могла только она, – красиво, с достоинством, в Международный женский день – 8 марта 2010-го, пережив на 4 года кончину мужа. – Прим. Г. К.). Она давала ему советы по всем вопросам. А он, руководя командой, много чего из них использовал.

– О, это известно. «В миру» Валерию Николаевну, женщину яркую, волевую и энергичную, иначе как «главный куратор Бескова» не называли…

– Ну и что? Почти в каждом доме личный «куратор». Я, например, тоже с женой Татьяной – человеком мудрым, всегда советовался. Но не о том же, как футболистов кормить или травмы залечивать. По жизни ее мнением интересовался. И дельный, как правило, ответ получал. Я, кстати, как только почувствовал, что не складывается у меня с Бесковым, все ей рассказал. Она очень была встревожена. И знаете, что сказала? «Надо уходить!»

– Прислушались?

– По крайней мере, задумался! Но работа есть работа. Затягивает, если свое дело делаешь. А в команде тогда жаркий период начался: сборная СССР вступила в отборочный цикл чемпионата Европы. В принципе все вроде складывалось удачно. Пока осенью не «поскользнулись».

ИРЛАНДИЯ – СССР – 3:0 (2:0). 30 октября 1974 г. Отборочный матч III чемпионата Европы.

Дублин. Стадион «Дейлимаунт-парк». 35 000 зрителей.

СССР: Пильгуй, Никулин, Ольшанский (к), Матвиенко, Капличный, Ловчев, Федотов (В. Федоров, 59), Онищенко, Колотов, Веремеев, Блохин.

Голы: Дживенс (22, 30, 70).

Бескова тут же перебросили на олимпийскую сборную. А в 1-ю в декабре назначили Валерия Лобановского и Олега Базилевича. Тут моя судьба вновь подвисла…

– Судя по всему, вы тогда чувствовали себя дискомфортно?

– Ситуация, действительно, возникла не из приятных. Но, несмотря на это, я продолжал с Бесковым работать. Может, потому, что мы притерлись характерами и прежнее недопонимание потихоньку сошло на «нет».

– И даже Валерия Николаевна уже не служила помехой?

– Ну, рука Леры чувствовалась всегда. И ослабевала постепенно. Например, в том же вопросе ее «идейного руководства по части питания».

– А когда же произошел прорыв на том «фронте»?

– Тут придется снова немного забежать вперед. По части питания Константин Иванович предъявлял к себе большие требования – ел только то, что считал полезным.

– Особенно, когда рядом сидела Валерия Николаевна?

– Всегда. Правда, настал момент, когда рядом сел я.

– Что же стряслось?

– Ничего особенного. Когда Бесков, только что назначенный тренером «Динамо», явился впервые в столовую, все сидели на обычных местах. Тренерский «уголок» располагался отдельно. И вот заняв свое законное место, Константин Иванович обнаружил в некоем отдалении меня и знаком показал: садись рядом!

– Будешь, – сказал, – контролировать, что мне можно есть, а что нельзя!

– Историческая фраза!

– Можете иронизировать, но только едой дело не ограничилось. У нас сложились настолько хорошие рабочие взаимоотношения, что и на тренерской скамейке сидели рядом.

– Поскольку и в сборной вы по большей части наблюдали Константина Ивановича вблизи, хотелось вернуться в 1974–1975 годы, чтобы больше узнать о его тренерском таланте. Что, по вашим наблюдениям, отличало Бескова от коллег?

– У него увидел много такого, чего не замечал у тех, с кем работал раньше. Например, понятно, что в сборную приглашают футболистов высокой квалификации – других туда не берут. Но в работе с ними Константин Иванович все равно начинал с азов – скажем, учил играть в пас. Он это делал всегда, независимо от того, кем были его подопечные – игроками сборной или клуба.

В частности, в 1994-м, когда у меня появилась возможность понаблюдать за ним в «Динамо», Бесков все так же очень много уделял внимания азам. Да, в плане функциональном Бесков готовил игроков не столь основательно, как, скажем, Лобановский. Однако по части технического оснащения, тактических вариантов я увидел тренера, явно опережавшего свое время. Для наглядности приведу пример. Есть в футболе знаменитое упражнение – это когда несколько игроков выстраиваются в квадрат и перепасовывают мяч друг другу. У Бескова я впервые увидел, что такое «тесный квадрат».

У него подопечные выполняли упражнение на крохотном пространстве. А значит – учились в сотые доли секунды находить партнера, принимать решение и отдавать ему мяч. Если вспомнить «Спартак» в эпоху Бескова, когда он «поставил на ноги» и вновь вернул в высшую лигу вылетевший в 1976-м клуб, то именно на этом строилась его тактика. Скажем, игра «в стенку», которую Лобановский ненавидел, могла «проходить» только у Константина Ивановича, то есть в команде, где техническая оснащенность игроков находилась на очень высоком уровне.

Еще один «фирменный конек» Бескова – селекция. Он мог пригласить в сборную малоизвестного и, по мнению многих, явно не достигшего уровня национальной команды футболиста. Более того, тут же его поставить в состав. А потом все удивлялись, откуда у того что бралось. Помните, что он сделал первым делом, когда пришел вытаскивать «Спартак» из 1-й лиги?

– Ну, как же не помнить! Тогда только разве что самый ленивый не «швырял камни» в Бескова за то, что тот заменил общепризнанных мастеров Ярцевым, Шавло, Романцевым и многими другими почти безвестными тогда игроками

– А что получилось в результате? Правильно! Они потом почти все заиграли в сборной!

– И тогда те же оппоненты, напомню, задним числом вдруг стали отмечать: Бесков, оказывается, тем самым создавал свою модель игры, которая затем стала обретать личностное выражение и приносить плоды.

Но вернемся к его руководству сборной. Сегодня уже мало кто отрицает тренерские заслуги Бескова. Однако слишком живучими оказались разговоры, что в бытность свою первым лицом сборной очень уж он давил на игроков собственным авторитетом и славой. Что скажете по этому поводу?

– На самом деле, он среди подопечных пользовался огромным уважением. Ребята прекрасно были осведомлены о нем как о великолепном в прошлом футболисте. И отдавали должное его тренерскому таланту. Не поручусь за точность цитирования сказанного Ярцевым после возвращения «Спартака» в высшую лигу, но за смысл отвечаю: «Уроки Константина Ивановича я сравнил бы с академией футбольного мастерства. Мне никогда прежде не приходилось слышать такие идеи, которые преподносил нам старший тренер: свежие, часто парадоксальные, даже ошеломляющие, а присмотришься, применишь на практике, освоишь в ансамбле – и голы быстрее получаются, и противник ошарашен…»

Что касается частных обид любого игрока к тренеру, то в этом вопросе мы в очередной раз возвращаемся к тонкой материи. Я говорил о том, как Бесков в команде «выжигал каленым железом» расхлябанность. Человек огромной воли, железной выдержки, Константин Иванович не терпел любого, даже малейшего неуважения к футболу. Его возмущало самое незначительное на сторонний взгляд проявление недобросовестности со стороны подопечных. При этом для тех, кто жил игрой, интересом дела, он был максимально открыт.

Надо было видеть, как Бесков увлеченно участвовал в тренировках: с каким азартом показывал ребятам упражнения и сам вместе с ними их проделывал. Поразительно, какую физическую неувядаемость и хорошо поставленную технику демонстрировал, когда наравне с ребятами играл в «квадратах» или отрабатывал удары по воротам. А они у него, кстати, великолепно были поставлены. Даже находясь в весьма солидном возрасте, Бесков одинаково превосходно бил с обеих ног. В этом он очень походил на Симоняна.

– Не в этой ли неуемной активности крылся секрет его и спортивного и жизненного долголетия?

– И в этом, разумеется. Но более всего в том, что он большую часть жизни занимался любимым делом, испытывая тренерскую радость, когда обнаруживал в подопечных такую же беззаветную любовь к футболу.

– А были в его командах любимчики?

– Ну, может, только в том смысле, который он вкладывал в то, что такое настоящий профессионал. Сам Бесков, если перефразировать известное выражение Станиславского, «не себя любил в футболе, а футбол в себе». Рассчитывать у такого тренера на послабления, привилегии, освобождение от нагрузок только на основе личной симпатии – невозможно. Судите сами: разве может быть почва для такого чувства у человека, который ценит в себе и ближнем самоотверженность, самоотдачу, беззаветное служение избранной профессии?

– Тогда отдельный вопрос. Что скажете об отношениях Бескова и Владимира Федотова, тренера и игрока, тестя и зятя?

– Да все в свете уже сказанного! В семейному кругу отношения, по-моему, и были семейными. А «на службе» – тут лишь повторю сказанное. Ну, не делал и не мог делать Константин Иванович никаких скидок ни на вчерашние достижения, ни на родство! И когда зять – очень, между прочим, хороший, самоотверженный футболист – играл неудачно, Бесков беспощадно выдавал ему по полной. Точно так же, как и остальным «именинникам».

– Тогда, может, наоборот – из опасения быть заподозренным в протежировании относился к Федотову излишне жестко?

– Нет! Все-таки старался придерживаться принципа «По заслугам и честь!». И вообще – относился к типу тренеров, которые исподволь уделяют большое внимание психологии футболистов. Поэтому умел и похвалить, и поругать. Вот характерный в этой связи пример.

Когда в 1974-м футбольные руководители предложили Бескову возглавить сборную, перед ней ставилась задача – выиграть отборочный цикл европейского турнира. Но что произошло? Уступили, напомню, сборной Ирландии – 0:3. Атака у нас выглядела беззубо, а в ней, между прочим, на передней линии выступал как раз Федотов. Так и к нему, и к другим Бесков отнесся с одинаковой степенью недовольства. Причем как все «оформил»! Ну, представьте: после поражения футболисты зашли в раздевалку с опущенными головами. Бесков окинул всех взглядом, но обратился только ко мне:

– Доктор, сколько раз во время сегодняшней игры открыли чемодан?

– Я его вообще не открывал.

– А на поле сколько раз выбегали?

– Ни разу.

Бесков к игрокам:

– Слышали? Все! Одеваемся и едем в гостиницу!

Вот так! Ни крика, ни разборов. Но при этом очень убедительно…

– Действительно, трудно представить, как можно было бы еще ярче и лаконичнее показать – никакой борьбы со стороны сборной СССР не велось.

– Поэтому все все хорошо поняли. И как сидели в раздевалке с опущенными головами, так поникшие в автобусе и рассаживались. Личная вина, думаю, была ясна каждому: как можно противостоять противнику и уж тем более побеждать, если уклоняться от борьбы. Бесков подобного отношения не признавал. И выступал против этого с такой же яростной страстью, как против разгильдяйства, лени, равнодушия. Вот где он становился особенно крут и непримирим!

Иное дело, что в строгой запальчивости ко всем, в том числе ближайшим помощникам, включая меня, частенько перехлестывал. Просто иногда уничтожал. Даже будучи не совсем прав. Ну, кому такое бы нравилось? Естественно, находились жалобщики. В том числе среди игроков, которых жесткая требовательность Бескова категорически не устраивала. А ведь у нас как? Нашлись жалобщики – найдутся и покровители. Особенно, если надо попинать бескомпромиссного, не взирающего, что называется, на лица товарища…

Так что если отвечать на ваш вопрос относительно сложной судьбы Бескова-тренера, то в его многочисленных злоключениях, несомненно, немалую роль сыграл собственный характер, принципы, его, если так можно выразиться, спортивное мировоззрение.

– Получается, начальники терпели Бескова ради быстрого достижения чемпионского результата. А как только эта цель становилась проблематичной, с легкостью от него отказывались.

– Можно сказать и так. Когда команда Бескова уступила в Дублине, ее шансы попасть на первенство Европы стали призрачными. Тут-то Константина Ивановича из 1-й сборной и перебросили в олимпийскую.

– Каким оказалось ваше первое расставание с Бесковым в 1974-м? Не было обид? Он ведь очень щепетильный человек.

– Нет, он мою ситуацию прекрасно понимал. Поэтому, прощаясь, даже сказал:

– Ну, что ж, поздравляю! Кого на твой пост взять рекомендуешь?

Я посоветовал коллегу – Бесков мое предложение принял.

– Как складывались взаимоотношения в последующие годы?

– Наши пути вновь пересеклись в 1-й сборной в начале 1980-х, после Московской Олимпиады.

– Савелий Евсеевич! У меня вот такая просьба. Так получается, что, ведя разговор о тренерах, с которыми вы работали в сборной разных лет, нам хронологически время от времени приходится перескакивать. Поэтому давайте кратенько напомним читателю, по каким ступенькам служебной лестницы вы прошагали, прежде чем состоялось воссоединение с Бесковым.

– В 3-й раз Константину Ивановичу доверили руководить сборной в 1979-м. А я – мы ранее касались этой материи – в то время душа в душу работал с Николаевым в «молодежке». И не планировал что-либо в этом плане менять. Тем более что немного времени прошло с момента моего прихода в «молодежку» после внезапного увольнения всего штаба 1-й сборной во главе с Симоняном. О работе с ним, как понимаю, наша беседа впереди. Поэтому ограничусь констатацией двух фактов: после Симоняна бразды правления в свои руки взял Бесков, а я как работал, так и трудился себе в молодой и перспективной команде Николаева.

– А Бесков, заступив на свой пост, не позвал вас к себе?

– Нет, хотя в тот момент врача в команде не было. Ранее в ней на два фронта – в сборной и ЦСКА – трудился доктор Бондарук. Однако после Олимпиады его отозвали в армейский клуб. Потому что вроде страдала основная работа. После Бондарука в сборную временно пригласили доктора Александра Михайловича Сигала, моего сокурсника по институту и сослуживца по лужниковскому диспансеру.

Ну, помните? Я еще рассказывал, что в 1966-м, когда меня не пустили на чемпионат мира в Лондон, рекомендовал его на свое место! Он потом остался в Федерации футбола, работал с молодежными и юношескими командами – словом, укоренился в нашем виде спорта. Правда, Бескову в 1979-м Александр Михайлович почему-то не понравился. Вот тут-то он, как мне позже стало известно, и попросил:

– Ищите Мышалова!

И нашли. Было это в конце 1980-го – начале 1981 года. Сборная формировалась после Игр, в августе. Константин Иванович провел сбор перед товарищеской игрой с мадридским «Атлетико». А у нас в «молодежке» некая пауза воцарилась. Требовалось заново формировать команду из ребят на год моложе. В этот-то процесс Николаев и был погружен. Я же, пока Валентин Александрович решал задачу с составом нового созыва, поддерживал профессиональную форму доктором в Управлении футбола.

В один из выходных отправился к семье – мои тогда отдыхали в подмосковном пансионате «Березки». Только приехал, только нацелился на общение в семейном кругу, как мне вдруг сообщают – директор пансионата бегает, всех спрашивает: «Где Мышалов?» Оказывается, ему звонили из Москвы. А на проводе сам Колосков Вячеслав Иванович с распоряжением для меня: «Срочно явиться в Управление футбола в понедельник».

Явился. Вячеслав Иванович сразу «быка за рога»:

– Савелий, дела вот какие – просит вернуться в национальную команду Бесков. Сейчас у них сбор. А врача нет. Так что собирай вещи и дуй туда!

– А я могу подумать немножко?

Мне было так комфортно с Николаевым, что не хотелось никуда уходить. Но Колосков мою просьбу пропустил мимо ушей:

– Нет времени, ты должен срочно явиться в команду…

Я все же успел позвонить в пансионат жене. И пересказал суть разговора с Колосковым.

Она:

– Ни в коем случае! Зачем 1-я сборная? Ведь у тебя все так хорошо с Николаевым!

– Почему супруга считала, что с Бесковым будет хуже?

– Да все по той же причине, которую мы уже обсуждали – в связи с непростым характером Константина Ивановича. Я не отказываюсь от своих слов, что мы в принципе работали с ним нормально. Но ведь и то, что Бесков нет-нет, да вдруг мог по любой мелочи прицепиться, тоже всегда присутствовало. Ну, каково, посудите, постоянно находиться во взвинченном состоянии, когда еще ничего не случилось, а уже переживаешь. И ничего не поделаешь – такой характер у человека! Очень сложно с ним было. Моя жена все это хорошо чувствовала. Поэтому-то и настояла на своем разговоре с Колосковым.

– Получилось?

– Фактически нет. Колосков процедуру свел к минимуму, авторитетно заявив:

– Мы твоего мужа в обиду не дадим. Вопрос закрыт. Пусть едет!

Я сел в машину и убыл в расположение сборной.

СССР – «АТЛЕТИКО» Мадрид, Испания – 4:2 (0:1). 1 августа 1981 г. Товарищеский матч в честь 25-летия Центрального стадиона имени В.И. Ленина.

Москва. 52 000 зрителей.

СССР: Дасаев, Сулаквелидзе, Чивадзе, Балтача, Демьяненко, Буряк, Дараселия, Кипиани, Гаврилов, Шенгелия, Блохин (Андреев, 69).

Голы: Педро Пабло (16), Блохин (47, 49, 56), Кабрера (51), Балтача (84).

– Как вас встретил Бесков?

– Самое интересное – как будто не расставались, на дружеской ноге.

– С Николаевым так легко не получилось?

– Ну, это был «золотой» человек! Когда после победы сборной над «Атлетико» меня в Управлении утвердили на новой-старой должности и я зашел к Николаеву, он начал тот очень тяжкий для меня разговор:

– Да я все знаю! – сказал он, видя, как я переминаюсь с ноги на ногу.

И услышав мое: «Валентин Александрович, ради бога не сердитесь! Не я инициатор! Рад бы был и дальше с вами работать…» прервал:

– Брось! Ты не виноват! Что делать – все-таки 1-я сборная есть первая…

Глава 14

Беда, которая не приходит одна

– Савелий Евсеевич! Вы много рассказывали о непростом для окружающих характере Бескова. Тем не менее, расставшись с ним по-доброму в середине 1970-х, так же по-доброму в начале 1980-х встретились. Наверное, во 2-й раз работать с Константином Ивановичем стало легче?

– Куда там! Просто беда.

– Опять придирки по мелочам?

– Да нет. Хоть нрав у Бескова и не сильно поменялся, как раз в наших служебных и товарищеских отношениях трений не возникало. Словно былое ушло куда-то далеко-далеко и накрепко забылось. А мы дружно перешли к настоящему, где наладился хороший деловой контакт. Он часто советовался со мной. Вызывал к себе. Особенно вечерами, когда позволял себе немного расслабиться и выпить рюмочку коньяка.

– Была у него такая слабость?

– Да, но в пределах. Он, собственно, и меня-то приглашал, чтобы провести время не столько с рюмкой, а в содержательной, полезной для души и ума беседе. В целом для сборной это был удивительный, на «волне удачи» период. Почти весь 1981 год прошел «на ура». Мы успешно провели отборочные игры чемпионата мира-1982. Причем так, что та или иная встреча еще только начиналась, а у меня – да и не только – уже возникала уверенность: мы обязательно выиграем. Вопрос заключался лишь в том, на какой минуте забьем…

– Так, а беда-то пришла откуда?

– Если о сопутствующих тому обстоятельствах, то первое, что приходит на ум – географическая особенность состава: команда наполовину состояла из игроков киевского и тбилисского «Динамо». Что само по себе наводило на мысль, а не привлечь ли к подготовке сборной воспитавших их в клубах тренеров?

– Вот это – вопрос вопросов! Мне, например, до сих пор непонятно, что заставило Бескова взять и, если не ошибаюсь, накануне решающих матчей на первенстве мира пойти на создание самоубийственного для него тренерского триумвирата с участием Лобановского и Ахалкаци? Неужели не понимал, что, запуская в штаб этих сильных, но совершенно иной «группы футбольной крови» наставников, обрекает себя на роль «камикадзе»?

– Сначала уточню: Валерий Васильевич Лобановский и Нодар Парсаданович Ахалкаци появились в расположении сборной осенью 1981-го, то есть когда еще продолжались отборочные игры.

Ахалкаци Н.П. (СССР, Грузия). Родился 2 января 1938 г. Нападающий, тренер. Выступал за команды СКА (1957–1959) и «Локомотив» (Тбилиси) (1960–1966). Тренировал «Локомотив» (Тбилиси) (1967–1970). В 1974–1975 гг. начальник команды, а в 1976–1983, 1985–1986 – главный тренер «Динамо» (Тбилиси). Чемпион СССР 1978 г., обладатель Кубка СССР 1976 г., 1979 г., победитель Кубка кубков 1981 г. Заслуженный тренер СССР (1981). Работал одним из тренеров сборной СССР на чемпионате мира-1982. В 1990–1998 гг. (январь) – президент Федерации футбола Грузии.

Скончался 25 января 1998 г. в Тбилиси.

Что касается «самоубийственной роли» пригласившего их Бескова, то тут не все просто. У меня осталось ощущение, что Константину Ивановичу тот вариант кто-то «очень подсказал». Зачем здесь слово «очень»? Да потому что Бесков не был подвержен влиянию извне. А тут, сдается, «подсказывали» из весьма авторитетного кабинета. Чтобы не быть голословным, расскажу то, чему оказался свидетелем.

Случилось это как раз после моего «второго пришествия». 1 августа 1981-го команда выиграла товарищескую встречу у «Атлетико». Вернулись после матча на спортбазу в Новогорске, и я отправился попариться в сауну. Захожу, а там Константин Иванович уже расположился. Паримся, снимаем, так сказать, матчевое напряжение. А он вдруг и говорит:

– Как ты, Савелий, смотришь на то, что с нами будут работать Лобановский и Ахалкаци?

Для меня подобная постановка вопроса – словно снег на голову.

– Или ушат ледяной воды – раз в сауне…

– Вот-вот! «Как же, – спрашиваю в полном недоумении, – вы себе это представляете?» А он – внимание! – отвечает:

– Был я в ЦК КПСС. И там мне объяснили: поскольку в команде много киевлян и тбилисцев, то хорошо бы к рычагам управления сборной допустить тренеров, с которыми они работают. Ведь под моим началом игроки главной команды находятся только в период подготовки и проведения ее матчей. А остальное время проводят в клубах, где усилиями местных наставников, собственно, и закладываются основы хорошей физической формы и высокого мастерства. Вот и надо наставников костяка сборной побольше вовлекать в наши дела…

Пока Константин Иванович все это излагал, меня обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, и вправду – как старший тренер сборной может отвечать за подготовку игроков – кандидатов в клубах: там на это есть свои главные. Так что идея с привлечением в команду наставников динамовских коллективов Киева и Тбилиси казалась разумной.

Однако на практике все могло обернуться иначе. И не только потому, что планируемый триумвират не имел опыта совместной работы. Мало ли, в конце концов, примеров, когда в ее процессе малознакомые раньше люди успешно притирались друг к другу и даже взаимно дополняли. Однако здесь возник особый случай. Свисток – символ верховной тренерской власти в сборной, в силу занимаемой Бесковым должности принадлежал именно ему. А Лобановский и Ахалкаци что – оказывались у него на подхвате? Ну, посудите сами, насколько это реально, если каждый из троих за все свои годы практической работы никогда не трудился ассистентом – не подавал мячи и не стоял у бровки, выслушивая от главного, что нужно делать…

– Просто «Три медведя» с классической картины Шишкина. Но только не на вольном лесоповале, а в тесной берлоге!

– Вот и у меня, когда, сидючи в сауне, Константин Иванович начал эту не совсем свою идею развивать, подобный образ возник.

– Так, видимо, потому и возник, что уже тогда было понятно: сойдутся три ярко выраженные личности, три больших специалиста. Причем каждый не в состоянии быть никем иным, кроме как лидером. Вот и получилось, забегая вперед, что после «мундиаля-1982» притчей во языцех стала присказка о тренерском провале в духе знаменитой крыловской басни о лебеде, раке и щуке.

– Да, но только в отличие от басни, вначале все трое «общий воз» тащили в одну сторону. Вспоминаю в этой связи осень 1981 года, когда триумвират занял свое место на «капитанском мостике» сборной. Команда выступала успешно, перспектива складывалась радужная. До игр старший тренер и его авторитетные помощники собирались вместе и дружно обсуждали план предстоящих матчей, состав…

СССР – ТУРЦИЯ – 4:0 (3:0). 23 сентября 1981 г. Отборочный матч XII чемпионата мира.

Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 41 500 зрителей.

СССР: Дасаев, Лозинский, Чивадзе (к), Демьяненко, Балтача, Дараселия, Шенгелия, Бессонов, Гаврилов, Буряк (Оганесян, 46), Блохин (Андреев, 63).

Голы: Чивадзе (4), Демьяненко (20), Блохин (26), Шенгелия (49).

ТУРЦИЯ – СССР – 0:3 (0:2). 7 октября 1981 г. Отборочный матч XII чемпионата мира. Измир. Стадион им. М. Ататюрка. 6125 зрителей.

СССР: Дасаев, Лозинский, Чивадзе (к), Демьяненко, Балтача (Суслопаров, 75), Дараселия, Шенгелия (Андреев, 46), Бессонов, Гаврилов, Буряк, Блохин.

Голы: Шенгелия (17), Блохин (38, 54).

СССР – ЧЕХОСЛОВАКИЯ – 2:0 (1:0). 28 октября 1981 г. Отборочный матч XII чемпионата мира.

Тбилиси. Стадион «Динамо» им. В.И. Ленина. 80 000 зрителей.

СССР: Дасаев, Сулаквелидзе, Чивадзе (к) (Суслопаров, 55), Боровский, Балтача, Дараселия (Шавло, 80), Шенгелия, Бессонов, Гаврилов, Буряк, Блохин.

Голы: Шенгелия (28, 46).

СССР – УЭЛЬС – 3:0 (2:0). 18 ноября 1981 г. Отборочный матч XII чемпионата мира.

Тбилиси. Стадион «Динамо» им. В.И. Ленина. 80 000 зрителей.

СССР: Дасаев, Боровский, Суслопаров, Демьяненко, Балтача, Дараселия, Шенгелия, Сулаквелидзе, Гаврилов (Гуцаев, 69), Буряк, Блохин (к).

Голы: Дараселия (13), Блохин (18), Гаврилов (64).

ЧЕХОСЛОВАКИЯ – СССР – 1:1 (1:1). 29 ноября 1981 г. Отборочный матч XII чемпионата мира.

Братислава. Стадион «Слован». 50 000 зрителей.

СССР: Дасаев, Боровский, Суслопаров, Демьяненко, Сулаквелидзе, Дараселия, Шенгелия (Андреев, 76), Баль, Гаврилов, Буряк, Блохин (к).

Голы: Блохин (14), Воячек (35).

Все шло нормально, пока в 1982-м команда не вошла в режим подготовительного периода к решающим матчам в Испании.

– Помню, как впервые увидел это трио в Новогорске, незадолго до отъезда команды в Севилью. Кстати, тогда я с вами и познакомился.

– Правильно. Так вот о том, что вам тогда, может, не очень бросилось в глаза. Я же в те дни на подмосковной базе наблюдал в работе уже не триумвират, а дуэт Бесков – Лобановский. Причем в тандеме уже было такое, что мешало его безоговорочно назвать «дружным». Видимо, наблюдая это, Ахалкаци отошел в тень и занял нейтральную позицию.

– Справедливости ради замечу такой немаловажный фактор: наставник тбилисского «Динамо» неважно говорил по-русски.

– Да, но скорее с большим акцентом.

– Все же согласитесь: общение это тормозило.

– Вероятно. Главное – в другом. Успешные результаты тренерской работы Ахалкаци в «Динамо» были налицо. Так что ребята к нему нормально относились. А вот в работе «тройки» он все же занимал вспомогательную позицию. Тогда как Бесков с Лобановским оставались на правах безусловных лидеров и могли, что называется, решать на равных. Приведу пример.

Испания. Сборы. Я провел обследование и увидел: ребята явно перегружены – надо снижать нагрузки. Зафиксировав утомление, зашел к Бескову и все озвучил. А он мне: «Знаешь, я с тобой согласен. Но только поговори с Ахалкаци. Ты же понимаешь – могут возникнуть возражения со стороны Лобановского».

Ну, типа: «Так и должно быть, ничего страшного в этом нет». Тут я понял – в тандеме единства нет. Константин Иванович просит привлечь Ахалкаци на свою сторону, чтобы сформировать большинство. Нодару я объяснил так: «Мы соберемся у Бескова, я подниму вопрос. Поддержи, чтобы Валерия Васильевича убедить…»

Ахалкаци не возражал. Итак, собираемся вчетвером, я рассказываю о результатах обследования игроков. Предлагаю временно «не гнать лошадей». Бесков «за». Лобановский – «на дыбы»: уж в чем в чем, а в вопросах снижения нагрузок его очень трудно, почти невозможно было переубедить. Разрулить ситуацию, как и предполагалось, могло наличие большинства. Но тут вдруг Нодар Парсаданович «играет отбой». Мы в недоумении, даем ему понять, что он вроде бы тоже так считал. А тот: раньше – да, а теперь – нет.

– Ну, понятно: подумал и «соскочил». Дипломат!

– То же самое, но уже без всякой дипломатии проявилось и на первенстве мира. Ахалкаци, например, крайне ревниво относился к тому, попали его динамовцы в основной состав или нет.

– То есть именно в Испании полезли наружу личные амбиции?

– Да нет – «огонек» разгорался исподволь. А вот 1982 год начался с раздора. Так что уже тогда большого согласия в триумвирате не наблюдалось.

– На какой почве произошел раскол?

– Известно, на какой! На испанской. Я же объяснил – на сборах, которые с начала года несколько раз подряд проводились на полях страны, где нашей команде предстояло бороться за чемпионское звание. Тренировки в основном проводил Бесков. По своему, естественно, разумению. И вдруг движение «снизу».

Инициатором выступил Чивадзе, тогда капитан сборной. Саша переговорил с ребятами. Уже от них я услышал, что, мол, занятия Бескова функционально недостаточны. То есть не очень сильно главный тренер их загружает. В этом отношении Лобановский готовил иначе – он во главу угла ставил функциональное обеспечение.

Еще раз хочу подчеркнуть: момент, когда Чивадзе, Блохин и другие игроки попросили, чтобы «командирский свисток» взял Лобановский, был ответственный – февраль 1982 года, самый, считайте, пик физподготовки. Так что отмолчаться я не мог. Поэтому поделился своей тревогой с Бесковым. А заодно познакомил с мнением ряда ведущих игроков, пожелавших, чтобы в тренировочный процесс были внесены изменения в духе Валерия Васильевича. Бесков ответил: «Нет проблем, я ему отдам свисток, пусть командует». Но свисток свистком, а Константин Иванович имел свое видение.

В основе его тренировочного процесса всегда лежала техническая подготовка – «квадраты», двухсторонка… Ребята, кстати, это тоже любили: все-таки гонять мяч куда интересней, чем тренироваться. А тут своей инициативой они на собственную голову накликали трудные дни. Потому что началась потогонная система Лобановского. Тогда-то я и засек утомление. О чем немедленно проинформировал старшего тренера.

– И что Бесков?

– А у него своя правда была. Поэтому мне сказал:

– Видишь, он «убьет» команду!

Далее их разногласия по поводу текущих приоритетов подготовки команды приобрели идеологический характер.

– Мне кажется, оба почувствовали – в Испании команда может «погореть». И экстренно принялись ее спасать. Каждый, разумеется, по собственному рецепту. Что не могло не вызвать острого столкновения характеров, мнений, амбиций.

– В принципе то, что произошло дальше, подтверждает вашу трактовку. Представьте: май 1982-го. До отъезда в Испанию остается 2–3 недели. По программе подготовки команда планировала выезд в Ялту – неподалеку от гостиницы пролегала «тропа смерти». Что ребят ожидало на ней, лучше всех знали киевляне, которые, собственно, и дали ей такое прозвище.

Валерий Васильевич вывозил их туда периодически – стоило ему заметить, что игроки позволяют себе действовать вполсилы и подопечных надо подстегнуть. Туда же – для коррекции функционального состояния – обычно он отправлялся с командой в конце каждого длительного перерыва в первенстве СССР.

Выдержать упражнение, во время которого требовалось многократно взбегать на крутую горку да еще в максимально возможном темпе, должен был каждый. Без этого цель тренировки считалась невыполненной. И упражнение следовало повторить. Так что не зря футболисты, прошедшие данное испытание, говорили: если остался живой, считай это подарком судьбы. Насчет летального исхода, конечно, перебор. Однако нагрузки и в самом деле оказывались предельные. Зато через какой-то период времени трансформация действительно происходила: по функциональным возможностям футболисты поднимались на новую ступень.

Поскольку на чемпионат мира функционально и физически требовалось приехать в наилучшей форме, Лобановский предложил отвезти ребят на «тропу смерти». Бесков и сам был крайне неудовлетворен состоянием команды. Хотя за плечами остался целый этап подготовки, прежние связи, наработанные в 1981-м, куда-то ушли. Психологическое и физическое состояние большинства игроков оставляли желать лучшего.

Особую озабоченность у Константина Ивановича вызывала техническая сторона: слишком много брака допускали футболисты на поле. Даже во встречах с не очень сильными спарринг-партнерами. Помню, как в дни сбора в Испании – еще в первых числах января 1982-го – команда провела товарищескую встречу с местным «Кадисом». Матч, правда, выиграли – Блохин пару мячей забил. Но после игры Бесков подошел ко мне в полном недоумении: «Не узнаю команду! Вроде бы все уже было – и вдруг ничего нет!» Особенное недовольство старшего тренера вызывало состояние тбилисцев. Но оно и понятно: в 1981-м они выиграли еврокубок и после триумфа долго гуляли…

Короче, возвращаясь к ситуации на май 1982-го, могу констатировать: у Бескова появилось много причин для головной боли. Правда, главным в деле улучшения ситуации он считал не Лобановского. По поводу предложения последнего Бесков в разговоре со мной выразился так: «Ну, чего мы поедем на «тропу смерти», когда сборная не играет? Надо связи восстанавливать, технически готовить футболистов. Лучше вот что – вынесу-ка я этот вопрос на обсуждение команды». – «Да, – ответил я, – может, и правда имеет смысл услышать мнения ребят».

Хотя что они могли сказать? Ясно – для большинства «тропа смерти» – острый нож. Так что Бесков не сильно рисковал, когда чуть ли не на голосование выдвинул альтернативу: в планах значится Ялта, но есть и другой вариант – тренировки в Новогорске с проведением контрольных встреч. Ну, кто, спрашивается, поедет в Крым «умирать». Большинство, конечно, проголосовало за Новогорск. Правда, кто-то из ребят – по-моему, тот же Чивадзе – согласились с оговоркой вроде: «Да, техническая направленность предстоящего сбора оправданна. Но и тренировки, которые повышают функциональное состояние, нужно обязательно сохранить».

– Нет вопросов! – ответил Бесков. Так что формально готовились комплексно, включив тренировки по Лобановскому. Однако выезд в Ялту «поломали». После чего раскол в штабе обозначился явно. Дискуссий избегал лишь упорно нейтральный Ахалкаци. Валерий Васильевич наоборот – открыто и твердо стоял на своем. Позже, когда наступило время выводов, он прямо заявил: это была грубейшая ошибка – не поехать в Ялту. И пояснил – только на фундаменте высокой функциональной готовности можно решать любые вопросы, и технику, и тактику. А вот когда функциональное состояние оставляет желать много лучшего, то ты хоть с утра до вечера тренируй пас – результатов не получишь.

– Получается, Лобановский оказался прав?

– Однозначно. Потому что ребята, конечно, старались, играли. Но функционально выглядели не очень. Так на первенстве мира команде аукнулась тренерская нестыковка. Иных причин не показать тот уровень, на который сборная-1982 была потенциально способна, не вижу. Даже на популярную отговорку, что нам не повезло с расписанием, невозможно списать.

Да, в отличие от прошлых лет формулу проведения чемпионата в Испании изменили. После игр в предварительной группе команды, занявшие два первых места, выходили в следующий этап, где их разбивали на группы по 3 команды. Нам грех было жаловаться: мы вышли на сборные Бельгии и Польши. Более того. По расписанию в предварительной группе «отстрелялись» раньше всех.

В результате до следующего этапа, когда в борьбу вступали «тройки», у сборной СССР образовалась уйма времени – целых 9 дней! И что характерно – все 9 дней команду тренировал Лобановский. Почему? Да потому что уже невооруженным глазом было видно: мы уступаем противнику в физических кондициях. Их срочно требовалось повышать. А сделать это мог только Лобановский.

– И насколько ему это удалось?

– Трудно сказать: не проиграв, по сути, никому, мы не прошли в следующий этап.

– Чем же – если, как говорится, «отмотать пленку назад», к тем 9 дням перед матчами в «тройке» – был занят Бесков?

– Он попал в очень сложное положение. С одной стороны – во всяком случае, по моему ощущению – Константин Иванович испытывал ревностное чувство. Похоже, по-прежнему считал: надо было идти по испытанному пути, который приносил успех. А с другой – союзников на капитанском мостике не осталось. Ахалкаци хранил нейтралитет. А с Лобановским – после того, как Бесков отдал ему командирский свисток – можно было сколько угодно спорить. Однако последнее слово в вопросах подготовки команды к решающим матчам и кого ставить на игру де-факто уже принадлежало Валерию Васильевичу. В итоге тестовой игрой, где сказались их разногласия, явилась встреча со сборной Польши, которую мы обыграть не смогли.

ПОЛЬША – СССР – 0:0. 4 июля 1982 г. Матч 2-го этапа XII чемпионата мира.

Барселона. Стадион «Ноу Камп». 65000 зрителей.

СССР: Дасаев, Сулаквелидзе, Чивадзе (к), Демьяненко, Балтача, Боровский, Шенгелия (Андреев, 57), Бессонов, Гаврилов (Дараселия, 78), Оганесян, Блохин.

– Вы хотите сказать, что, передав Лобановскому бразды правления по принципу «ты попробуй, а я посмотрю», Бесков практически отошел от руля команды?

– Скорее – стал отодвигаться другими. И в первую очередь очень влиятельным официальным руководителем нашей делегации.

– Кто же это был?

– Валентин Лукич Сыч, зампред Спорткомитета СССР, куратор футбола, который почти всегда занимал сторону Лобановского. Первый эпизод, когда Константин Иванович понял, что не совсем ладно в доме, случился во время стартовой встречи.

БРАЗИЛИЯ – СССР – 2:1 (0:1). 14 июня 1982 г. Матч 1-го этапа XII чемпионата мира.

Севилья. Стадион «Рамон Санчес Писхуан». 68000 зрителей.

СССР: Дасаев, Сулаквелидзе, Чивадзе (к), Демьяненко, Балтача, Дараселия, Шенгелия (Андреев, 88), Бессонов, Гаврилов (Суслопаров, 74), Баль, Блохин.

Голы: Баль (34), Сократес (75), Эдер (87).

Игра началась в 21.00 и, соответственно, закончилась поздно. Пока вернулись в отель, поужинали, время к часу ночи подкатывало. Тем не менее, как обычно, я отправился в обход по номерам, чтобы оказать необходимую помощь тем игрокам, кому она требовалась. Освободился через час. Но, наверняка зная, что Константин Иванович не спит, заглянул и к нему. Он сидел один, и, увидев меня, хоть и по-доброму, но прямо-таки обрушился:

– Ну, где ты бродишь? Как вернулись после матча, никто, представляешь, Савелий, никто – ни Сыч, ни Лобановский, даже не заглянул! Они что – уже решили, что со мной покончено?

Тут я должен объяснить, что по давней традиции после игры тренеры всегда собирались вместе. И – теперь-то об этом можно говорить в открытую – не просто собирались, а, аккуратно выпив рюмку-другую коньячку, снимали напряжение. А здесь, представляете, никого – только я. Константин Иванович в шоке: «А где массажист Соколов, где администратор Кулачко, где они? Давай их сюда!»

Надо было видеть, как Бесков нуждался тогда в том, чтобы хоть кто-то разделил его одиночество и тем самым поддержал… Получилось, что поддержало только трое уже названных: массажист, администратор и врач. Я, конечно, при этом всячески старался наставника успокоить. Нес какую-то околесицу, что не надо это принимать близко к сердцу, что все, включая тренеров, устали…

– Ну, какой «устали»? – грустно отмахнулся Константин Иванович. – О чем ты говоришь? Это же традиция – собраться вечером у главного. Нет, так не «устают». Так дают понять, что тебя «похоронили»!

– Савелий Евсеевич! А игроки, фактически оказавшись под руководством Лобановского, как себя вели – в унисон с начальством?

– Поначалу они, собственно, противостояния не ощущали. Разборки не покидали узкий штабной круг. А в работе у всех оставалась одна цель – играть и побеждать. Футболисты, выполняя свои обязанности, это и делали. Причем делали прилично. Скажем, в матче со сборной Бразилии команда выступила очень хорошо. Я больше чем уверен: если бы не арбитр – испанец Кастильо, который нас «сплавил», результат был бы, скорее всего, иным. Да и в других встречах – со сборными Новой Зеландии и Шотландии, где действиями футболистов еще руководил Бесков, команда не производила впечатления корабля, плывущего без руля и ветрил.

НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ – СССР – 0:3 (0:1). 19 июня 1982 г. Матч 1-го этапа XII чемпионата мира.

Малага. Стадион «Ла Росаледа». 19 000 зрителей.

СССР: Дасаев, Сулаквелидзе, Чивадзе (к), Демьяненко, Балтача, Дараселия (Оганесян, 46), Шенгелия, Бессонов, Гаврилов (Родионов, 79), Баль, Блохин.

Голы: Гаврилов (24), Блохин (48), Балтача (68).

ШОТЛАНДИЯ – СССР – 2:2 (1:0). 22 июня 1982 г. Матч 1-го этапа XII чемпионата мира.

Малага. Стадион «Ла Росаледа». 45 000 зрителей.

СССР: Дасаев, Сулаквелидзе, Чивадзе (к), Демьяненко, Балтача, Боровский, Шенгелия (Андреев, 88), Бессонов, Гаврилов, Баль, Блохин.

Голы: Джордан (15), Чивадзе (59), Шенгелия (85), Саунесс (86).

Нет, игроки с искренним уважением и теплотой относились к Константину Ивановичу. Да и как иначе? Это он с помощниками – когда, конечно, считал, что есть за что – бывал суров. А к футболистам Бесков по большей части относился по-доброму. Ведь как бывало: идет тренировка, состоящая, допустим из 3–4 серий. Каждая выполняет определенную задачу. Поэтому важно выполнить всю серию. Но однажды в Севилье, где у нас состоялся дебют, он меня подозвал и спросил:

– Савелий, а тебе не кажется, что ребята немножко подустали – я, пожалуй, 4-ю серию сниму.

– Да, – отвечаю. – Наверное, это будет правильно.

– В чем же здесь правильность? В том, что он прибег к совету специалиста?

– И в этом тоже. Хотя, видите ли, его особенность как раз состояла в том, что для себя он уже мог принять решение. Но при этом искал поддержки у знающего человека. То есть наука ему была важна, поскольку вооружала сведениями о состоянии игроков. Однако главным оставались – свой глаз, собственное видение. Такова особенность Бескова-тренера.

Кроме того, данным примером я хотел подчеркнуть еще одно, уже человеческое его качество. Тогда в Севилье установилась страшная жара да еще при почти стопроцентной влажности. Бесков это учел и пожалел ребят.

Еще пример его доброты или, если хотите, отеческой заботы о них. Обычно утром спозаранку я к нему заходил и спрашивал, все ли остается в силе по утвержденному плану, по режиму дня. Константин Иванович не очень-то любил нарушать распорядок. Однако в том, что касалось игроков, их физического состояния, не был догматиком. В частности, подъем мог быть назначен на 8/9 часов утра. Но я заходил и вдруг слышал:

– Савелий, вчера ребята подустали. Пусть спят – не буди их!

Поверьте, не каждый тренер на это пойдет. И ребята откликались, отвечали самоотверженной игрой. Ведь можно привести пример – матч против сборной Шотландии. Она получилась очень острой. Чтобы выйти в следующий раунд, нам, как минимум, нужна была ничья. Но время шло, незадолго до конца встречи команда уступала 1:2, но на одном морально-волевом факторе сквитала второй мяч.

– Таким образом, если я правильно понял, перед выходом команды в «группу трех» у Бескова еще оставались основания считать, что дела идут не совсем плохо…

– Да чего там «плохо»! Еще утром, накануне трудного матча с Шотландией, он вдруг прямо-таки засветился оптимизмом.

– А с чего это интересно?

– Так вот слушайте! Итак, захожу утром к Бескову. И вижу: сидит, расправив плечи, в кресле, как всегда, элегантный Константин Иванович и дымит… сигарой. Ну, чистюлей он был редким – этим людей, его давно знавших, поразить не мог. Все знали, что Бесков способен трижды за день менять рубашки-галстуки. Он ведь даже на тренировках их под спортивную куртку надевал! Великолепный был в этом отношении человек.

А вот сигара в руках – редкость: такое он себе позволял только в минуты полного внутреннего комфорта. И вот тут, глядя на абсолютно довольного собой человека, понял: случилось экстраординарное событие. Но что? Задавать вопрос впрямую не стал – при наших доверительных отношениях он, если сочтет нужным, сам все разъяснит. И точно!

– А знаешь, – спрашивает, – кто мне сейчас звонил?

Я, естественно, недоуменно пожал плечами. А он выдержал многозначительную театральную паузу. И вместе с сигарным дымом выдохнул:

– Тяжельников…

– Да, сегодня надо объяснять, кто такой Тяжельников. А тогда всякое, более или менее причастное к отечественному спорту – да и не только – должностное лицо знало: Евгений Михайлович Тяжельников в конце 1960-х – начале 1970-х годов возглавлял советский комсомол, а с 1977-го по 1982-й в качестве заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС курировал многое, в том числе сферу спорта.

– Итак, коротко насладившись моим изумленным «Да, ну!», Бесков продолжил:

– А знаешь, что он сказал? «Константин Иванович, мы вам полностью доверяем. Вы на правильном пути. Не упускайте бразды правления, продолжайте идти своим курсом». Вот так! Увидишь Лукича, расскажи ему…

Выхожу от Бескова. А навстречу, как по заказу, Сыч:

– А-а, Савелий! Как дела?

– Нормально, – отвечаю. Но, видимо, имелось что-то в моем лице такое, что заставило Валентина Лукича насторожиться:

– Ну, как там шеф? – вкрадчиво спрашивает он.

– Да хорошо, – говорю. – Вот Тяжельников ему только что звонил…

Сыч аж в лице переменился. И словно отказываясь верить собственным ушам, переспросил:

– Евгений Михайлович?

– Да!

– Ну и что?

Я с удовольствием все пересказал. Прошло какое-то время. Возвращаюсь к Константину Ивановичу уточнить рабочие детали. А там картина, достойная, как говорится, кисти Айвазовского.

– Но не «Девятый вал», наверное?

– Разумеется! Сидит, по-прежнему вальяжно расположившись в кресле, Бесков. А напротив Лобановский, Ахалкаци и Сыч собственной персоной. И ведут интеллигентный разговор. Я тогда еще подумал: оказывается, не так много надо, чтобы все вдруг поменялось…

После игры против сборной Шотландии предстоял переезд в Барселону. Но поскольку в запасе имели два дня, то задержались в Малаге. День посвятили тренировке, которую проводил Лобановский. А другой сделали выходным. Тем более что в «Аталайя парк-отеле», где мы жили, имелся великолепный бассейн. Да и отношение со стороны персонала гостиницы, хозяевами которой были немец и испанец, поражало душевностью. Достаточно сказать, что, когда мы уезжали, они чуть ли не все высыпали провожать, некоторые даже со слезами на глазах – так они болели за советскую сборную.

А в день отдыха мы большую часть времени провели в бассейне, где обстановка располагала к иному настроению. Когда я туда пришел, чтобы посмотреть, что делают ребята, то застал живописную картину. В бассейне плескались многочисленные постояльцы отеля (в основном туристы из Германии). Загорали дамы топлес. Неподалеку дельфинами ныряли наши товарищи. И всем своим видом показывали, что ко всему, в том числе топлес, относятся нормально.

Нормально к этому, судя по всему, относился и Константин Иванович. Он сидел в шезлонге несколько в стороне, покуривал сигару – и вообще выглядел прекрасно. Настроение у него было великолепное. Что убедительно свидетельствовало, каким судьбоносным, решающим для нас в ту пору являлось мнение ЦК КПСС. Однако после перебазирования в Барселону настроение стало портиться. Команду Бельгии мы обыграли с большим трудом – 1:0.

БЕЛЬГИЯ – СССР – 0:1 (0:0). 1 июля 1982 г. Матч 2-го этапа XII чемпионата мира.

Стадион «Ноу Камп». 45 000 зрителей.

СССР: Дасаев, Боровский, Чивадзе (к), Демьяненко, Балтача, Баль (Дараселия, 87), Шенгелия (Родионов, 90), Бессонов, Гаврилов, Оганесян, Блохин.

Гол: Оганесян (48).

Впереди маячил еще более сложный и, по существу, решающий матч со сборной Польши. О том, что игра не обещает быть легкой, говорил один лишь внешний вид соперников. Те же бельгийцы, с которыми наши, чтобы победить, изрядно повозились, вышли на поле загорелыми, славно отдохнувшими и, похоже, этим несколько расслабленные. Поляки же явились на матч белые, как сметана. То есть не нежились на солнышке, а в поте лица готовились дать бой. Утром я, как обычно, зашел к Константину Ивановичу уточнить распорядок. И… не узнал его. Совсем не тот человек передо мною предстал. Я привык видеть Бескова твердым, уверенным, знающим, что надо делать. А тут – встревоженный, сомневающийся главный тренер.

– Знаешь, – сказал он, перехватив мой недоумевающий взгляд, – вчера у нас вышла дискуссия по составу. Я возражал против включения в стартовый состав Шенгелия и ряда других игроков. Но тренеры настояли на своем…

Их в сборной было тогда четверо. Кроме упомянутых, Бескову помогали Федотов и Логафет. Но по тому, как Константин Иванович говорил, стало понятно, что он имел в виду Лобановского и Ахалкаци.

– Вы хотите сказать, что в решающий момент судьбу команды взяли в свои руки те, кому в триумвирате принадлежало большинство?

– О трио можно уже было не вспоминать. Во всяком случае, в том матче игрой руководил Валерий Васильевич. Он, по-моему, давал установку.

– А где во время матча находился Бесков?

– Ну, вы наверняка знаете, Константин Иванович обычно располагался на трибуне. Он следовал этой традиции даже в Испании. Правда, когда его что-либо серьезно беспокоило, мог спуститься и пересесть на тренерскую скамейку. Так было, например, в стартовой игре с командой Бразилии. При счете 1:2 он переместился ближе к полю. И я даже слышал, как он взволнованно говорил Лобановскому:

– Надо как-то усилить игру!

Где Бесков находился во время матча против поляков, не помню. Но роль «первой скрипки», подчеркиваю, играл не он. Именно Валерий Васильевич в перерыве делал замечания футболистам. А находившийся здесь же Бесков молчал. Было видно, что его состояние оставляло желать лучшего.

– Вероятно, в тот момент он досадовал, что не прошел его вариант?

– Скорее, полагаю, клял про себя тот день и час, когда не настоял на том, что помощники ему не нужны.

– А после игры, когда терять было нечего, имело место выяснение отношений, обмен взаимными претензиями?

– Нет, ничего подобного не наблюдалось. Просто для каждого из присутствующих – в том числе и для меня – было понятно: сборную в дальнейшем возглавит Лобановский. Тем более что отношение Сыча по данному вопросу уже ни для кого не оставалось секретом.

– Ну что ж! Испания Испанией, а главный «разбор полетов» ждал всех в Москве. Вот с этого-то мы и начнем следующую, заключительную в карьере Бескова – тренера сборной СССР, главу.

Глава 15

Осень футбольного классика

– По возвращении в Москву сразу начался период отчетов, анализа и вынесения официальной оценки выступлению сборной в Испании. Формально этим занималась Федерация футбола, а утверждала коллегия Спорткомитета. На деле все решалось в аппарате ЦК КПСС. Туда нас начали тягать чуть ли не на следующий день после прилета из Испании. Во всяком случае, помню, что еле успел дома немного прийти в себя после долгого отсутствия, как раздался телефонный звонок. Подняв трубку, услышал знакомый голос Константина Ивановича:

– Савелий, я был сегодня в ЦК!

Из всех подробностей он только сообщил, что вызывали его одного, но на каком уровне, не сказал.

– Следующим идешь ты, – предупредил Бесков.

– А я-то чего?

– Так решили!

Вот, собственно, и весь разговор.

– А Бесков посоветовал, как себя вести?

– Он лишь сказал: «Отвечай на вопросы так, как есть. Не приукрашивай!»

После Константина Ивановича последовал еще один звонок. На этот раз от Колоскова. Начальник спорткомитетовского Управления футбола был очень серьезен:

– Завтра в 10 часов утра ты должен быть у Русака, инструктора Отдела пропаганды ЦК КПСС.

На следующий день явился к нему. Интеллигентный, культурный человек. Мы встречались раньше – он приезжал в команду, интересовался ее состоянием, ко мне относился уважительно. Но на Старой площади, где тогда размещались Секретариат ЦК КПСС и цековский аппарат, разговор много времени не занял:

– Савелий Евсеевич, – сказал Русак, – руководство просит, чтобы вы написали отчет. Нужен анализ медобеспечения на этапе подготовки и в период чемпионата. На основе ваших данных остановитесь на функциональной готовности игроков.

Беседа проходила в понедельник. «Сроку, – предупредил Русак, – вам дается два дня – в среду материал принесете сюда!» Ночь не спал, писал. И хотя вся информация у меня была под рукой, почти все время потратил на составление документа. А ведь еще надо было успеть отпечатать. Правда, здесь неожиданно повезло. Подвез на машине голосовавшую женщину. По дороге разговорились. Оказалось, дочка Николая Байбакова, тогдашнего многолетнего председателя Госплана СССР. Сама Татьяна Николаевна – кажется, так ее звали – в АПН работала. В процессе беседы я ненароком обмолвился, что очень спешу, поскольку у меня проблема – надо материал срочно отпечатать. А она вдруг предложила:

– Давайте сделаю!

Подвез ей в первой половине дня бумаги, а уже вечером получил распечатку. Привез Русаку. Тот пробежал глазами и говорит:

– Идемте со мной!

И повел к Борису Гончарову, завсектором спорта Отдела пропаганды ЦК. Там произошел жесткий разговор. Но совсем не по моей части. Главным был вопрос – «Почему руководил Сыч?» А мне, собственно, претензий не предъявили.

– А они говорили что-либо по поводу Бескова?

– Тоже ничего. Со Старой площади я отправился в Управление футбола, к Колоскову. И все ему пересказал. Он мою информацию принял к сведению, чуть позже сообщив:

– Завтра в три часа ты должен быть у Марата Грамова, зама заведующего Идеологическим отделом ЦК КПСС.

Сам Вячеслав Иванович сказанное мной под спудом не хранил, а, видимо, почти сразу же все передал куратору – Сычу. Сужу об этом хотя бы по тому, что назавтра, перед тем как вашему покорному слуге вновь отправиться на Старую площадь, Сыч пригласил в свой кабинет и сказал:

– Знаю, едешь к Грамову. Ничего не приукрашивай, говори так, как есть. Будут вопросы и обо мне. После аудиенции заезжай ко мне. Думаю, больше 20 минут ваше общение не продлится…

На самом деле Грамов меня продержал около часа. Вопросы обсуждал разные: об игроках, о футболе, о тренерах… Залез также в сферу субъективного: кому из наставников я отдаю предпочтение, как складывались взаимоотношения в команде в дни чемпионата мира и т. д. и т. п. Нашел необходимым затронуть и такой щекотливый вопрос, как порядок выплаты премиальных.

– А в чем, собственно, заключалась «щекотливость»?

– Если кратко, то сам порядок был очень прост. Размер премиальных зависел от результата: если команда выигрывала – получаем 100 %, ничья – 50 %… А щекотливый момент заключался в том, что, когда сыграли вничью с Шотландией и попали в следующий круг, Сыч зашел в раздевалку и объявил:

– Получите все 100 %, поскольку решили задачу!

Вот его «волюнтаризм», видимо, тогда в высшей инстанции и прокручивали. Возвращаясь к беседе с Грамовым, хотел бы в очередной раз заметить: ни этот, ни многие другие затронутые замзавом вопросы были, строго говоря, не ко мне. Тем не менее я четко и честно отвечал на то, на что мог ответить. Кстати, из нашего разговора у меня сложилось впечатление, что Грамов и так был очень хорошо информирован – видимо, по должности полагалось. Кроме того, какие-то вещи его живо интересовали как болельщика. В заключение Грамов сказал:

– Савелий Евсеевич! Желаю успехов! Работайте, не дергайтесь – у вас все нормально!

Словом, расстались по-доброму.

– Интересно, а не вспомнилась ли вам в тот момент очень похожая фраза, сказанная ранее Тяжельниковым – начальником Грамова?

– Вы имеете в виду воодушевляющий звонок Бескову в Испанию?

– Вот-вот!

– А чего вспоминать незабытое? К тому же во время тех бесед в ЦК даже в глаза бросалось, что они как-то однобоко до сути докапывались. Ну, к примеру, старательно обходили то обстоятельство, что, собственно, сами, из тех же кабинетов подталкивали Бескова к осуществлению сомнительной затеи с «триумвиратом».

– А по поводу дальнейшей судьбы Константина Ивановича что-нибудь говорили?

– Ни слова. Я как раз по этому признаку понял, что они его за невыход в финал мирового чемпионата и так, без сторонних консультаций, решили отстранить.

– Но почему вы пришли к такому выводу?

– Да потому, что с тренерами обычно разбирались в менее канительном порядке. В этом плане моя следующая встреча с Грамовым оказалась показательна. Позже, когда в сборной собирались снимать с поста очередного главного тренера Эдуарда Малофеева. Тот же Грамов приехал в Новогорск, переговорил, с кем считал нужным. В том числе со мной, прямо в лоб спросив:

– Кому отдаете предпочтение – Лобановскому или Малофееву?

Я ответил: Валерию Васильевичу. После чего Грамов повернулся к сопровождающим его лицам и говорит:

– Для меня все ясно. Поехали!

Так что и в случае с Бесковым у ответственных работников со Старой площади ясность уже имелась. Нет, тут они в другую «мишень» целились.

– Другими словами, инстанции на роль «козла отпущения» фигура крупнее, чем Бесков, требовалась?

– Разумеется. Соответственно масштабу верховного недовольства. Тут Сыч очень подходил. Причем сам Валентин Лукич это очень хорошо понимал. Не зря же все то время находился, как говорится, «на большом нерве»!

– Да! Так ведь после встречи в ЦК вы ему должны были доложиться?

– Он меня встретил сокрушительным матом…

– А если в переводе на литературный?

Ну, если без слов-паразитов, то примерно так:

– Ты чего не выполняешь то, что я сказал? Почему не приехал сразу?

– Но меня, – объясняю, – только-только отпустили. Я прямо оттуда еду…

– Да ладно, мне тут…

И так далее. Я, конечно, состояние Валентина Лукича понимал. Ему моя информация немногое добавляла. Как опытный «царедворец», он понимал, какое решение скорее всего будет «наверху» принято. И просто испсиховался в ожидании решения своей судьбы. Поэтому уже через минуту-другую взял себя в руки и спокойно стал выяснять, о чем говорили.

Я честно, без утайки пересказал все. Думаю, в тот день Валентин Лукич мысленно прощался со своим постом. Куда его затем переставили, не помню.

– А я скажу: c должности зампредседателя Спорткомитета СССР Сыча отправили в почетную ссылку в кабинет директора НИИ физкультуры. А кого еще сняли?

– Константин Иванович ушел в отставку. Его место занял Лобановский, который сразу сформировал новый штаб: тренеры Морозов, Симонян, я и массажист. Со мной, вообще-то, не все было так просто. Я некоторое время чувствовал себя в некоем подвесе. Поскольку не был уверен, что Лобановский меня около себя удержит: он же видел, какие у нас дружеские с Бесковым отношения. Но Валерий Васильевич, видимо, понимал, что не подверженные конъюнктуре профессионализм, искренняя дружба, верность – очень ценные в жизни качества. И оказался выше личных обид и пристрастий.

– Ну что же – таким образом, третье возвращение Константина Ивановича Бескова в сборную оказалось и последним. Давайте теперь, когда бег времени убрал многие привходящие моменты, постараемся объективно оценить баланс сделанного им для главной команды страны.

– Считаю, что, безусловно, он оказался позитивным. Особенно если учесть, что все три раза Константина Ивановича приглашали, как ныне приглашают антикризисных менеджеров. Только каждый раз срок отводили смехотворно малый – по году. Больше – в торопливой погоне за быстрыми, сиюминутными результатами – просто не давали.

– Ну, это неискоренимо – многолетняя болезнь отечественного футбола и, можно сказать, участь большей части наших тренеров.

– Увы! Но если возвращаться к Бескову. О том, что в свой 1-й срок (1963–1964) он ухитрился создать команду, которая, по общему мнению зарубежных футбольных авторитетов, оказалась самой мощной и интересной из тех, что были раньше, уже говорилось. Во второй приход Бескова (1974–1975) создать нечто подобное было уже нереально. Тем более, очень скоро его упросили взять «Спартак», который он вытащил из 1-й лиги. И заметьте: поскольку наконец-то имел время для серьезной работы, сделал эту команду украшением лиги высшей. Правда, и здесь руководство, проявив непозволительную торопливость, отсутствие должной выдержки и понимания того, что успехи не даются без боя, не приходят сами по себе, Константина Ивановича из «Спартака» выжило. Потом, когда олимпийская команда под руководством Бескова получила в Москве-1980 «бронзу», уступив в полуфинале сборной ГДР, в такой же спешке перебросили на 1-ю сборную – выводить ее в финальную часть первенства мира в Испании.

И что поразительно: в общем-то он эту задачу выполнил – на чемпионате-1982 национальная команда это право выступать в финальной части турнира завоевала. Просто в очередной раз из-за неудовлетворенных амбиций высшего начальства все это забыли. Как забыли прилетевшую из тех же высших сфер идею «триумвирата», которая ничего хорошего сборной не принесла.

– Кстати, о нетерпении «высоких сфер». По «бронзовому результату» на Олимпиаде-1980 выступление дружины Бескова, действительно, можно расценить как провал. Но вот статистика выступлений той сборной в 1980-м выглядит следующим образом: из 15 матчей она выиграла 13, вничью свела одну встречу и лишь одну проиграла. И вот этот результат говорит о потенциале, который Константин Иванович заложил в ту команду.

– И я говорю, как знать, чего б она добилась, если бы не лезли со всех сторон и из всех инстанций с суетливыми «установками на высший результат», а дали бы тренеру и футболистам дольше поработать вместе!

И, наконец, о печальной памяти выступлении на мировом чемпионате-1982. Ведь куда больший толк сборной вместо деморализующих накачек и разрушительных «оргвыводов» принес бы обстоятельный, профессиональный разговор об игровой и тренерской совместимости.

– Ну, далее все вопросы в сборной пришлось разруливать Лобановскому. А по поводу Бескова хотел бы дополнить ваши размышления его высказыванием, сделанным по горячим следам после отставки: «Сборная выступила, безусловно, ниже своих возможностей, но признать всю ее игру в Испании неудовлетворительной могли только Федерация футбола и коллегия Спорткомитета СССР, которые десятилетиями только так и оценивали выступления советских спорт-сменов: выиграл – герой, проиграл – трус и слабак».

– Это правда! В результате чего тренеры – тот же, скажем, Бесков – сразу проверяли на себе истинность мудрой поговорки, которая гласит: «У победы много родственников, а поражение всегда сирота».

– Очень хорошо, что вы затронули эту тему. Тут, полагаю, будет как раз к месту сослаться на размышления Константина Ивановича. Вот что он сказал семь лет спустя в интервью «Советскому спорту»: «Если бы меня спросили: какая на свете самая неблагодарная профессия, не задумываясь, ответил – тренер. Кажется, еще два часа назад ты был непревзойденным, непререкаемым авторитетом. Обменяться с тобой рукопожатием считал за честь очень высокий чиновник, который и взглядом не каждого одарит. Твою фамилию, объявленную по стадиону, и расслышать было непросто, ибо уже после имени трибуны взрывались и грохотали. И ты расхаживал по раздевалке, взад-вперед, искоса посматривал на свое «войско», подобно полководцу перед решающим сражением. (Впрочем, для полководцев и тренеров второстепенных сражений не бывает.) Но смотрите, как изменилась декорация за каких-то два часа»…

– Ну, и это в точку! Декорация в подобных случаях менялась разительно. В этом плане все происходившее осенью 1982-го вокруг сборной и ее главного тренера – классика. Однако при этом надо знать твердый характер Бескова…

– Вот об этом мне и хотелось поспрашивать. Ведь известно, что многие люди после подобных поражений замыкаются в себе, становятся нелюдимыми, загоняя боль внутрь. Как Бесков пережил отставку?

– Ну, Константин Иванович умел «держать удар». И потом знал себе цену. Другие, кстати, тоже. Я, например, считаю: как в искусстве, так и в футболе, есть отечественные классики. Бесков – один из них. Да, не все у него проходило ладно, мог ошибаться, с ним очень непросто работалось. Но никто никогда не мог сказать: человек занимается не своим делом или работает спустя рукава.

– Да и как можно было такое говорить, после того как в конце 1970-х он спас «Спартак»? Не припомню тогда ни одной посвященной ему в прессе публикации, где бы не писалось о железной выдержке и спокойной мудрости Бескова, о его глубоком, до самых тончайших деталей, понимании игры и безоговорочной преданности футболу…

– Так вот в свой клуб и вернулся Константин Иванович после отставки в сборной. «Первый удар» выдержал без меня, когда проиграли испанцам в Мадриде финал Кубка Европы-1964. Его сняли и обвинили черт-те в чем. Другой мог и сломаться. А он продолжал работать, делом доказывая, чего он, Бесков, стоит. Не знаю, как часто он тогда оглядывался в прошлое. Но, судя по тому, как умело находил молодые дарования и работал с ними, всегда больше думал о будущем.

Один из самых больших тренерских талантов Бескова – потрясающее умение видеть людей в перспективе, правильно определять их возможности. Помню, как-то, когда он переключился на «Спартак», захожу перед игрой в их раздевалку. Смотрю, какой-то парень незнакомый разминается.

– Константин Иванович, – спрашиваю, – кто это?

– Это же Милевский Женя!

– А откуда взялся?

– Из Риги, центральный нападающий.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что, отыскав и получив о нем подробную информацию, Бесков вызвал молодого форварда в Москву и не только заявил на ближайшую игру, но и поставил в основу. Ну, посудите сами: кто такой Милевский – зеленый новичок! А Константин Иванович уже что-то в нем углядел. И не мурыжа, не выдерживая на скамейке запасных, бросил парнишку в бой. В той игре Милевский, по-моему, пару мячей забил.

– Жизненные трудности Бескова не ломали?

– Ничего бесследно не проходит. Но работа его спасала. Правда, сложного характера не меняла: в одном с ним штабе по-прежнему было непросто существовать. Отсюда не раз помянутая способность Константина Ивановича наживать недоброжелателей. По этому поводу байка из 1996 года.

Сижу на своем рабочем месте главврача Управления футбола. Кабинет – один на двоих с Симоняном. Заходит другой, еще более знатный спартаковец – Николай Петрович Старостин: бывая в Спорткомитете, он всегда заглядывал к Никите Павловичу пообщаться. На этот раз разговор о проходившем тогда в стране 2-м туре выборов, где основная схватка шла между Ельциным и Зюгановым.

Симонян с некоторым юморком церемонно спросил гостя:

– Николай Петрович, за кого голосовать собираетесь?

Тот без тени сомнения:

– За Зюганова!

Симонян в изумлении.

– А знаешь почему? – не дожидаясь его вопроса, поясняет Старостин. – Потому что Ельцин похож на Бескова…

Шутка, конечно! Но в ней намек на очень их непростые отношения.

– Странно, но ведь Старостин и Бесков вместе столько лет бок о бок работали в одной команде над тем, чтобы сплотить ребят в коллектив единомышленников, воспитать в каждом истинно спартаковский боевой дух. И вот на тебе – «поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»! Когда же это случилось?

– Финал истории имел место в 1988-м. (Но отношения со Старостиным у Бескова, конечно, портились и раньше. И со временем стали выливаться в серьезные конфликты.) Мы тогда вместе – я, Бесков и наши жены – отдыхали в Кисловодске. Чуть позже присоединился и Юрий Павлович Семин. Тем временем в Москве началась заварушка.

Николай Петрович возглавил группу, которая взяла на себя руководство некоего тренерского переворота. Поскольку в группу вошел еще ряд недовольных Бесковым футболистов, сила образовалась немалая. В результате – пока мы наслаждались в Кисловодске заслуженным отдыхом, Константина Ивановича освободили. А на его место поставили Романцева.

Сказать, что сам по себе факт снятия с поста поверг его ниц, – не могу. Бесков на таких поворотах давно закалился. И ни ссор, ни оргвыводов не боялся. Но что его по-настоящему ударило, так это какими методами все было сделано.

– Да, сделано было, мягко говоря, некрасиво. И уж совсем, полагаю, обидно Бескову от того, что подобным образом его место занял Романцев – человек, напомню, которого Константин Иванович отыскал в далеком Красноярске, перетащил в столицу и, преодолев сопротивление многочисленных скептиков, нашел ему новое, новаторское по своему характеру амплуа «нападающего – защитника», в качестве которого тот и преуспел.

– В том-то и все дело! Да, Константин Иванович мог ошибаться. Да, характер у него был не «сахар». Излишне ревниво, чего греха таить, поглядывал на чужие успехи. На того же, например, Симоняна, с которым хоть особую дружбу и не водил, но по-человечески оба были друг другу близки. Да и что ревновать, если все по заслугам?

Никита Павлович – и как игрок, и как тренер – неоднократно становился чемпионом СССР. Константин Иванович подобных результатов не имел. Ну, выиграл первенство страны с московским «Динамо», Кубок страны. И все вроде. Симонян про ревность Бескова знал. И даже не то что с обидой, а скорее с грустью как-то мне посетовал: «Ну чего он выступает? Пусть лучше положит на чашу весов свои результаты и мои!»

Так что при большом желании в Бескове можно было отыскать уйму недостатков. Но, во-первых, у каждого, как говорится, есть свои. А, во-вторых, не менее очевидны его заслуги и то доброе, что он многим сделал. Самое отвратительное – среди последних оказалось немало тех, кто отвернулся от Бескова, как только его лишили поста. И вот это Константин Иванович переживал больнее всего.

Например, как он был искренне потрясен преображением администратора команды Александра Хаджи. Когда Бесков был «на коне», тот, что называется, был «глубоко лично предан». И помимо основных обязанностей, с большим рвением оказывал всяческие услуги не только шефу, но и его семье. Когда же Бескова сняли, у администратора мгновенно словно телефонный шнур обрезали, – даже ни разу не позвонил. Константин Иванович по этому поводу мне ничего не говорил – отмалчивался. Но Валерия Николаевна заметила:

– Представляешь, сколько этому человеку сделали добра…

Увы, в конъюнктурной разворотистости юркий администратор оказался не одинок. И до, и после среди подопечных Бескова оказался ряд футболистов, которые у него дома чуть ли не дневали и ночевали. Однако только у Константина Ивановича начинались нелады, их словно ветром сдувало…

Для любого нормального человека предательство – самое презренное, самое худшее из личностных качеств. Поэтому Бесков был вне себя, когда его предавали.

– Слушаю ваш рассказ и поражаюсь, как это Бесков все пережил?

– Думаю, здесь сказался фактор крепкого семейного тыла. Я уже имел повод коснуться необыкновенно деятельного – вплоть до вмешательства в мою служебную компетенцию – характера супруги Бескова. Конечно, можно было сколько угодно над этим иронизировать, но будучи долгие годы замужем за Константином Ивановичем, эта красивая, яркая, заряженная энергией женщина научилась прекрасно понимать футбол. Однако главным ее достижением было то, что сначала Лера, а с годами Валерия Николаевна всегда очень поддерживала Константина Ивановича.

Бесков входил в число моих пациентов, хотя считался крепким мужиком, очень редко болел. Единственное – периодически просил измерить артериальное давление. Словом, особо не жаловался, но меня всегда предупреждала Валерия Николаевна: «Когда летишь с Константином Ивановичем, следи за ним».

Понятно, что с течением лет значимость ее поддержки только возрастала. Говорю об этом как очевидец. Потому что и после ухода Бескова в 1982-м из сборной наши взаимоотношения оставались дружескими. Я часто бывал в их семье. Являлся туда, чтобы поздравить с очередным праздником. Выпить с хозяином по традиционной рюмочке коньяка. Просто побыть в этом замечательном, полном уюта и семейного тепла доме, где на правах полноценного члена семьи были чрезвычайно преданная Константину Ивановичу собачка и лихой говорящий попугайчик, который не хуже любого фаната кричал: «Спартак – чемпион!»

При этом не забывайте, что в сборной я уже работал с Лобановским, считался «его человеком». И одновременно приглашался Бесковым на все его юбилеи. А они так и накатывали один за другим. Потом пошли «тяжеловесные»: 75-летие, 80-летие. Пока не подошел последний, когда Константин Николаевич находился уже не в очень хорошем физическом состоянии. Понятно, наступила совсем не праздничная пора. Особенно у Валерии Николаевны.

Она тогда частенько мне звонила, консультировалась относительно здоровья Константина Ивановича. Потом жалобы пошли и от нее самой. А я, понятное дело, чуть что – летел «скорой помощью» по хорошо мне знакомому адресу…

– Все-таки как интересно у вас сложилось с Бесковым! Классический пример того, как с годами тесные служебные отношения перерастают в почти родственные.

– Что же в том удивительного? Ничто так не сближает, как совместная работа, да еще на основе столь многолетнего общего увлечения, как футбол. Поэтому службу в трудовой книжке отсчитывают в пределах «от» и «до». А настоящие товарищеские отношения исчисляются десятилетиями. Именно такие сложились у меня с Николаевым и Пономаревым. Нечто подобное ждало и с Бесковым. Кстати, на служебной почве судьба меня еще раз свела с Константином Ивановичем в 1993 году.

Тогда я работал врачом московского «Динамо», куда меня переманил Валерий Георгиевич Газзаев. Впрочем, «переманил», наверное, не точное слово. В начале 1990-х в стране царили разброд и шатание: СССР развалился, Федерация футбола утратила былой статус, сборной, как таковой, не было.

– Ничего хорошего там не предвидится, – сказал мне при встрече Газзаев. – Иди ко мне работать!

Я и пошел. Однако в 1993-м «Динамо» проиграло франкфуртскому «Айнтрахту» с хоккейным счетом – 0:6. И Валерий Георгиевич, будучи, как большинство южан, человеком эмоциональным, порывистым, взял да и написал заявление об отставке. На его место временно назначили Голодца. Но по прошествии какого-то времени обратились к Бескову, который в ту пору был свободен. И Константин Иванович согласился занять вакантный пост главного тренера динамовского клуба. Так мы с ним снова воссоединились.

На межличностные дружеские отношения это никак не повлияло. Они как были хорошими, такими и остались. Но служба есть служба. Да еще с тем отличием, что в сборной с главным тренером работаешь от этапа к этапу: провели сбор, сыграли, разъехались – и отдыхай друг от друга до следующего сбора. А в клубе вы постоянно крутитесь парой, как проклятые. И все время не очень гладко. Потому что чуть ли не каждый день то больные, то травмированные. И каждый раз с точки зрения тренера очень некстати. Потому что в чемпионате матч за матчем и каждое очко на вес «золота». А у него в команде игра «ломается». Тут, конечно, все упования к доктору, как к кудеснику: давай, возвращай поскорее в строй. А если не кудесник, то и тренерские претензии – тоже к тебе. Константин Иванович в этом плане был неисправим.

– Вы хотите сказать, что в работе снова столкнулись с тем неуживчивым Бесковым, который безапелляционностью и не признающим слово «нет» характером всегда вызывал дискомфорт. Все, как говорится, закольцевалось?

– Да, и почти с ежедневными трениями. Особенно, когда я пытался ему что-то доказывать. Например, у нас играл Рыбаков, о его состоянии разгорелись споры. Я настаивал на одном, Бесков на своем. Кончилось тем, что я был измотан ежедневными дискуссиями. И в конце концов не выдержал – установил границу:

– Константин Иванович, вот футбольное поле, там центральная линия, вы на одной стороне, я – на другой. И пусть каждый отвечает за свою работу!

– Услышал?

– Куда там! Даже не ответил. После чего стало ясно, что дружба дружбой, но лучше вместе не работать. К тому же подвернулся удобный случай. В 1994-м, когда к очередному чемпионату мира стала формироваться сборная России, ее возглавил Павел Федорович Садырин. Как раз, помню, его «Зенит» отыграл с динамовцами спарринг-матч. В служебном проходе нос к носу столкнулся с Павлом Федоровичем. И произошел следующий диалог:

– Давай, возвращайся в сборную!

– А как же «Динамо»? Ведь могут не отпустить.

– Не волнуйся – мы все согласуем!

Так у меня появилась причина покинуть «Динамо». И я дал «добро».

– Как Бесков отреагировал на ваш уход?

– В итоге – нормально. Но перед этим еще важный разговор с Колосковым состоялся. Я ему прямо сказал:

– Поскольку, оставаясь в «Динамо», возвращаюсь в сборную, тяжело сидеть на двух стульях. Возьмите меня обратно в штат!

А он:

– Нет вопросов!

Так что «на коленке» написал заявление в Управление футбола, отдал бумагу Колоскову.

– Хорошо, – подытожил он первую процедуру моего переоформления в сборную. – А теперь иди, рассчитывайся с «Динамо».

И я обратился к Толстых, руководителю клуба, объяснив, что ухожу. Меня стали уговаривать, выяснять, какие основания. Объяснил, как есть:

– Устал бороться с Константином Ивановичем, хотя личные отношения у нас нормальные.

Дав сутки подумать, Толстых заявление не подписал. Но спокойно сделал это на следующий день. Когда о моем уходе узнал Бесков, искренне удивился:

– Ты что – с ума сошел? Работай в сборной и оставайся здесь!

– Нет, – ответил я. – Мне так будет тяжело.

И я ушел.

– На ваших личных отношениях это не отразилось?

– Никоим образом. Все осталось так, как и было. Те же контакты: приезжал к ним домой, по телефону часто разговаривал…

– Ведь, наверное, все равно по большей части о футболе говорили?

– А как же без этого. Правда, без служебного фанатизма. И потом, знаете, есть много тренеров, с которыми только о футболе и можно беседовать. С Константином Ивановичем можно было говорить о чем угодно – настолько широким был его кругозор. Например, о театре…

– Да ведь и Бесков был театралом!

– Да еще каким! Не забывайте о Валерии Николаевне! С ее помощью можно было достать билет почти на любую постановку. Да и Бескова в тех кругах прекрасно знали. Стоило мне заглянуть в окошко любого театрального администратора и сказать, что я «от Бескова», как все вопросы сразу решались. И потом все же не надо забывать, что такие ведущие театры, как Малый или МХАТ (теперь МХТ), что называется, исторически всегда оставались «проспартаковскими». Там чуть ли не поголовно болели за столичный клуб. Разве что только не на руках носили Симоняна, а когда «красно-белых» принял Бесков, то и Бескова.

При нем вход для нас в Малый театр стал прямо-таки «зеленой улицей»: выписывали контрамарки без разговоров. А как много Константин Иванович рассказывал о своих встречах с выдающимися мастерами отечественной сцены! В частности, со «звездами» первой величины из Малого и легендарными «мхатовскими стариками» – тем же Грибовым или Яншиным. И что характерно: общение между четой Бесковых и театральными «звездами» не ограничивалось отношениями «талантов и поклонников» – они дружили семьями.

Кстати, никто на подобного рода встречах не воспринимал Бескова только как мужа Леры. Он сам по себе считался величиной. И не просто мог сказать, что вот, мол, вчера посмотрел хороший спектакль, а умел анализировать, раскладывая по полочкам, что же там, собственно, было хорошо, а что не очень. Словом, разбирался. И довольно квалифицированно.

– Понятно, что вас в театр Константину Ивановичу заманивать особой нужды не было – сами театрал. А команды свои Бесков заставлял ходить не спектакли?

– Поскольку сборы носили кратковременный характер, в большинстве случаев мы приглашали актеров к себе. Так, во всяком случае, происходило при Бескове. Так же стало потом и при Лобановском. Актеров приглашали именитых. Например, приезжали и Юлия Борисова, и Василий Лановой, и Армен Джигарханян, и Наталья Гундарева…

– Все происходило с учетом вкусов и связей Бескова?

– Не всегда. Здесь на выбор влияли и Лера, и Симонян – тоже, что не секрет, большой ценитель театрального искусства. В сборной Никита Павлович стал главным по этой части при Лобановском. Тем более что ему, начальнику команды, это было очень с руки.

– У вас возникали дискуссии с Бесковым по поводу театра, когда, условно говоря, вам не нравился какой-то спектакль или актер, а он защищал и переубеждал?

– Нет, подобных споров не помню. После походов в МХАТ или Малый он говорил: «Савелий, советую посмотреть этот спектакль». Я не всегда реализовывал его рекомендации. Но если уж посещал театр, Константин Иванович потом обязательно спрашивал:

«Ну, как?»

Бесков любил общение, хотя сходился с людьми непросто. Многие его собеседники изначально считались друзьями Валерии Николаевны. В этом плане напрашивается аналогия с Андреем Петровичем Старостиным. Он в свое время тоже втянулся в артистическую среду через жену-цыганку. И тоже стал заядлым театралом. Но Константин Иванович ораторским талантом Старостина или Симоняна не обладал. Поэтому как рассказчик в тех компаниях не котировался. И все-таки круг собственных, действительно верных ему много лет друзей был невелик.

– В силу тяжелого характера?

– Во многом именно по этой причине.

– Последний вопрос грустный. Бескова ведь не болезнь унесла из жизни? До последних дней очень здорово выглядел. И столько в нем было энергии! Резко сдал только в самом конце. Это что – время взяло свое?

– Да, старость, к великому сожалению. А так он, действительно, оставался сильной личностью. С твердым неуступчивым характером. И такими же непоколебимыми жизненными принципами. Характерный эпизод. 1974 год. Прилетаем на товарищескую игру в Польшу, во Вроцлав. Константина Ивановича с нами нет: у него умерла мама, и он задержался в Москве. Так получилось, что нашим размещением в гостинице пришлось заниматься мне. Получил список номеров, распределяю ребят, а тут представитель Федерации футбола Польши возьми да и предложи:

– Пока пан Бесков не приехал, зарезервированные для него апартаменты все равно простаивают. Давайте вас поселим туда – все равно по полной оплачивать придется. А когда шеф приедет, подберем такой же.

Итак, вручили мне ключи от люкса. Я зашел и обалдел: три комнаты, белый рояль посреди одной из них, огромнейший балкон, выходящий на площадь. Гостеприимные хозяева на этот балкон мое внимание особо обратили: оказывается, во время своего пребывания во Вроцлаве с него выступал не кто иной, как Гитлер.

Ну, выступал и выступал – что мне бесноватый фюрер, давно занявший свое место в преисподней. Живу себе, к большому комфорту привыкаю. Но приехал Бесков. Встретил его в фойе и, помня авторитетное обещание польской стороны – поселить шефа как положено, спокойно попросил портье:

– Передайте, пожалуйста, Константину Ивановичу ключ от его номера. Поднялись в номер, открыли дверь – и у меня внутри все похолодело: какой-то тесный – на одну кровать и шкафчик – номерок. Бесков не без удивления оглядел всю «красоту» и спросил:

– А что – все так разместились?

– Да нет, – скромно отвечаю. – У меня помещение немножко больше…

– Ну-ка, пойдем посмотрим!

Когда Бесков увидел это «немного больше», на лице его отразилось сразу два чувства: изумление и обида. Я, конечно, засуетился:

– Константин Иванович! Давайте я перееду…

– А про Гитлера поведали ему?

– Ну, как же! Я, видимо, от большого смущения и желания сгладить произведенный на Бескова эффект от окружающей роскоши, вдруг в продолжение бухнул:

– Здесь в свое время находился Гитлер…

Реакция Константина Ивановича была мгновенной:

– Не надо никаких апартаментов! Остаюсь в своем номере!

Ему, конечно, быстро подобрали другой. Но то, что мне было «по барабану», ему представлялось кощунственным покушением на незыблемые для него принципы.

ПОЛЬША (сборная клубов) – СССР (сборная клубов) – 0:3 (0:1). 22 июля 1974 г. Международный турнир в честь 30-летия Польской Народной Республики. Финал.

Вроцлав. Олимпийский стадион. 12 000 зрителей.

Сборная клубов СССР: Колтун, Дзодзуашвили, Ольшанский, Лещук, Вад. Лосев, Андреасян, Никулин, Шепель (Хадзипанагис, 46), Колотов (Трошкин, 75), Федотов (Заназанян, 46), Блохин (к).

Голы: Блохин (27, 55), Заназанян (80).

– Мелочь, но характеризует Бескова. Хочу перед расставанием с нашим героем дополнить его образ характерной цитатой. Еще в бытность свою главным тренером «Спартака» Бесков обратился к подопечным: «Друзья! Нужно быть на поле созидателями, нужно показывать высокую результативность. Безликие ничьи для нас неприемлемы. Нужно уяснить раз и навсегда – зритель приходит смотреть борьбу, а не катание мяча». Трудно найти какой-то иной призыв, более актуальный во все времена…

Глава 16

Второе дыхание, или «Эффект суперкомпенсации»

– Давайте, Савелий Евсеевич, теперь поговорим о вашей многолетней совместной работе в сборной с другим выдающимся наставником – Валерием Васильевичем Лобановским. Так уж получилось, что дважды – в 1975-м и 1982 годах Лобановский на посту главного тренера сборной СССР менял Бескова – своего в некотором роде футбольного антипода.

А в результате вы, не меняя, по сути, ни места работы, ни должности, каждый раз де-факто оказывались перед необходимостью перехода из команды Константина Ивановича в дружину Валерия Васильевича.

Сложность подобных моментов очевидна: ведь вы невольно сразу обнаруживали себя в неуютной «пограничной зоне», где мирное сосуществование между этими диаметрально противоположными тренерскими натурами, если и могло иметь место, то лишь временно. Тем не менее, и в 1975 году, и семь лет спустя вы, «дважды человек Бескова», были абсолютно спокойно, без выдвижения каких-либо требований отречения от былого приняты Лобановским в его штаб.

Как такое стало возможным? Да еще со столь известным своей бескомпромиссностью Валерием Васильевичем?

В.В. Лобановский. Нападающий. Мастер спорта. Заслуженный тренер СССР.

Родился 6 января 1939 г. в Киеве. Воспитанник местной футбольной школы № 1 г. и ФШМ. Играл в «Динамо» (Киев) (1957–1964), «Черноморец» (Одесса) (1965–1966) и «Шахтер» (Донецк) (1967–1968). Чемпион СССР 1961 г. Сыграл 2 матча за сборную СССР и 2 встречи за олимпийскую сборную СССР.

Главный тренер клуба «Днепр» (Днепропетровск) (1968–1973), «Динамо» (Киев) (1973–1982, 1984–1990, 1996), сборной СССР (1975–1976, 1982–1983, 1986–1990), сборной Объединенных Арабских Эмиратов (1990–1992), сборной Кувейта (1994–1996), сборной Украины (2000–2001).

Тренерские достижения: чемпион СССР 1974, 1975, 1977, 1980, 1981, 1985, 1986, 1990 гг.; обладатель Кубка СССР 1974, 1978, 1982, 1985, 1987, 1990 гг.; второй призер чемпионатов СССР 1976 (осень), 1978, 1982, 1988 гг.; третий призер чемпионатов СССР 1979, 1989 гг.; чемпион Украины 1997, 1998, 1999, 2000, 2001 гг.; обладатель Кубка Украины 1998, 1999, 2000 гг.; вице-чемпион Европы 1988 г.; бронзовый призер Олимпиады 1976 г.; обладатель Кубка обладателей Кубков 1975, 1986 гг.; обладатель Суперкубка Европы 1975 г.; полуфиналист Лиги чемпионов 1999 г.; участник чемпионата Европы 1976 г.; участник чемпионатов мира 1982, 1986, 1990 гг.

Награжден орденами «ЗПочета», Трудового Красного Знамени. Кавалер Рубинового ордена УЕФА «За заслуги». Герой Украины.

Скончался 13 мая 2002 г. в Киеве. Похоронен на Байковом кладбище.

– А он, собственно, никаким своим принципам при этом и не изменял. Судя по всему, его устраивали профессионализм, отношение к делу, житейские качества. И, в частности, то, что я не менял дружеского отношения к человеку только потому, что он уже не начальник или не «на коне».

– Когда у вас состоялся первый контакт с Лобановским – тренером сборной СССР?

– В 1975-м мои обстоятельства перехода не выглядели такими уж и сложными. Я рассказывал, что после неудачи с выходом в чемпионат Европы Бескова перекинули из 1-й сборной в олимпийскую (костяк составил возрожденный им «Спартак»). И я вроде бы числился при нем. Не скажу, что в то межсезонье задыхался от работы. А что действительно было – так это с понятной тоской поглядывал в сторону национальной команды. Разворот случился, как это часто бывает, неожиданно. Под Старый Новый 1975 год мы с женой пригласили друзей на домашнее застолье. Вдруг зазвонил телефон. В трубке услышал легко узнаваемый голос Лобановского:

– Савелий Евсеевич! Почему до сих пор в Москве?

– А где ж мне быть, Валерий Васильевич?

– В Киеве. Завтра туда собирается Юрий Андреевич Морозов. С ним и выезжайте. Вопросы, связанные с вашим пребыванием в сборной, с руководством Управления футбола согласованы.

То, что «без меня меня женили», подтвердилось на следующее же утро в кабинете начальника Управления футбола Зенченко. Общение с Львом Кирилловичем, по существу, свелось к одной фразе:

– Савелий, отправляешься в Киев!

Так я неожиданно вновь оказался в 1-й сборной. Правда, с настроем, что лишь на время – надолго не задержусь.

– Почему так?

– Ну, хотя бы потому, что штаб Лобановского состоял из одних киевлян. Только Морозов да я были «неместными». И потом сразу по приезде мне объяснили: через пару дней намечается вылет на тренировочный сбор в Югославию. Оттуда на товарищескую встречу во Францию. А после нее один из докторов (2-м считался врач киевского «Динамо» Виктор Иванович Берковский) вместе с «отсевом» не включенных в команду игроков отправится домой.

Отсюда выстраивалась логическая цепь: чтобы я остался, Валерий Васильевич должен в меня поверить; а чтобы поверил – очень даже надо себя проявить. Случай долго себя ждать не заставил. Сначала прибыл из Москвы на спортбазу в Конче-Заспе, закинул чемодан в номер, который потом Лобановский мне всегда бронировал. Затем улетели в Белград, а оттуда добрались до места предсезонной подготовки. Только разместились, как ко мне приковылял первый пациент – динамовский центрфорвард Петр Слободян. Пожаловавшись на боли в стопе, пояснил:

– Начинаю тренироваться, вроде нормально. Однако потом боль не дает ничего делать.

– А к Берковскому, – спрашиваю, – обращался?

– Да, – отвечает. – И после его обезболивающих уколов даже тренировался. Но со слезами на глазах…

Я стал пальпировать (прощупывать пальцами) мизинец. Дошел до 5-й плюсневой кости. Эту зону медики не зря называют «слабенькой». Там частенько из ничего – твердый грунт, стопу не так зафиксировал, подвернул, наступил – происходят очень неприятные стрессовые переломы. Худшее подтвердилось, когда нажал на хрящ. Потому что Слободян от боли аж вскинулся.

– Э-ээ, Петя! – говорю. – А у тебя перелом!

– Да ладно!

– Вот тебе и ладно! Снимки надо делать, обследоваться…

Жили мы, между прочим, тогда в далеком местечке Бажко Поле. Пансионат летчиков. Чтобы рентген сделать, надо черт-те куда – за тридевять земель ехать! Пошел к Лобановскому, поведал о приключившейся со Слободяном беде. У Валерия Васильевича зрачки сразу расширились:

– Как так? Ничего не понимаю! Он же еще вчера на тренировке пахал, молодым лосем в манеже бегал. Какие предложения?

– В Москву его надо отсылать, к Мироновой!

Лобановский недоверчиво:

– А вы в этом уверены?

– Уверен, – говорю как можно убедительней. А сам понимаю: вот он – час истины.

Слободяну взяли билет на самолет. И он улетел с моим сопроводительным письмом в столицу, «в объятия» к нашему крупнейшему специалисту по спортивным и иным травмам.

Проходит несколько дней. И снова, недобро насупившись, Лобановский пригласил к себе, в штабной номер. Ну, думаю, все! Неужели обмишулился? Вроде не должен был. Но по закону подлости чего не бывает? Словом, смотрю на него, а у самого мыслишка нехорошая – вот как он меня сейчас из сборной возьмет да и турнет! Так что прямо-таки умилился, когда услышал:

– А у Слободяна-то действительно перелом!

Оказывается, в некотором роде повторилась история времен моего дебюта в сборной Качалина. Как и тот, Валерий Васильевич через администратора Петрашевского связался с Москвой. Там мою правоту подтвердили.

– А ведь, получается, Миронова уже во 2-й раз вольно или невольно, но решила ваш кадровый вопрос…

– Да, опять с ее легкой, «поставившей на ноги» многих руки Лобановский выдал мне вотум доверия. Да и Слободяна с той поры считаю своим «крестником». Работать с этими людьми пришлось долго и много. Мало кому, например, сегодня известно: на протяжении следующих двух лет я с Лобановским сразу на двух работах трудился. То есть не только в сборной, но и в его динамовской команде Киева. Трудновато, конечно, приходилось. Но это было славное время.

Потому что в те памятные 1975–1976 годы киевляне громко заявили о себе миру замечательными победами в Кубке Кубков и Суперкубке. Так что осознание личной причастности к триумфальному в истории отечественного футбола событию компенсировало все труды и проблемы. К тому же мое неофициальное на первых порах совместительство скоро радикально гармонизировалось естественным путем. Потому что мне фактически пришлось перебраться из Москвы в украинскую столицу. Да и как иначе? Ведь киевские динамовцы составляли тогда почти всю сборную – из других команд на сборы главной команды являлось три с половиной человека…

– А коллеги из киевского «Динамо» вас не ревновали?

– Чего ревновать-то? С врачами «Динамо» – Виктором Берковским и Владимиром Малютой у меня были и до сих пор сохраняются самые хорошие отношения. Мы никогда не делили кресла. И всегда работали на общий результат.

Взять того же Малюту! Чего скрывать: когда Володя пришел из «Кузбасса» в «Динамо», он многого не знал. А я к тому времени в футбольной медицине уже поднаторел. И с удовольствием делился накопленным опытом. Мы и теперь, много лет спустя частенько перезваниваемся. Причем обмен даже, казалось бы, сугубо профессиональной информацией проходит в восторженных тонах.

Да и с Берковским, который до сих пор работает доктором динамовской команды Киева, сохранились теплые дружеские отношения. Что касается распределения должностей, то ни я, ни они себя не назначали…

– Вы хотите сказать: коллеги хорошо понимали – все инициативы с вашим привлечением как в сборную, так и в «Динамо», исходили от Лобановского?

– Конечно. Все шло от него. И даже мое начальство в Управлении футбола СССР – касалось ли это сборной или только «Динамо» – делало так, как говорил Валерий Васильевич. Ну вот, допустим, что-то на игре в Киеве случилось с Леонидом Буряком. Тут же звонок от Валерия Васильевича: дескать, так, мол, и так – Буряку неудачно наложили повязку, чего-то там «сожгли». Так что, будьте любезны, назавтра утром непременно прибыть в Киев.

Я садился в машину, приезжал в аэропорт, твердо зная, что есть билеты, нет билетов – «зеленая улица» обеспечена: разместят хоть в кабине экипажа. Что, собственно, не раз случалось.

– Это что – одно упоминание имени Лобановского тогда так работало?

– Да что имя – многочисленные болельщики киевского «Динамо» воспринимали любимую команду как некую путеводную звезду отечественного футбола. И были всегда рады для нее что-то сделать. Однажды я оказался в ситуации, когда из Адлерского аэропорта требовалось срочно добраться до Гантиади в Абхазии. Стоило, упомянув киевское «Динамо», обратиться за содействием к местным гаишникам, как они меня ночью, с ветерком доставили в пункт назначения.

– Вы начали рассказывать о необычном экстренном вылете в Киев, а я перебил…

– Да, забавно тогда получилось. Пришел в кассу – все билеты проданы. Мимо проходит стюардесса. Я к ней:

– Помогите, ради бога! Я – врач сборной и «Динамо»! Крайне необходимо улететь в Киев! Хорошо бы ближайшим рейсом: он – через 45 минут…

Она нехотя взяла мой паспорт, раскрыла, вчиталась и вдруг начала смеяться. Я в недоумении спрашиваю:

– Что случилось?

– Да ничего. Просто я тоже Мышалова. Впервые встречаю однофамильца!

Девушка тут же провела меня через все кордоны в… кабину к пилотам. Ну, а уж тем не столь важно было – Мышалов я или Иванов, Петров, Сидоров. Главное – с ними летит врач их любимого «Динамо».

– А чем вас с самого начала поразил Лобановский-тренер?

– К тому времени период моего становления как футбольного врача остался далеко позади. Теперь освоение нового шло вглубь. Поэтому методы работы Лобановского вызывали профессиональный интерес. В них многое приятно удивляло. Например, четкая организация тренировок. Или большое разнообразие режимов работы. У Лобановского они следовали в строгом порядке – одно за другим, без смешивания в кучу всего, что я наблюдал на занятиях у многих других наставников.

– Где-то читал, что у Лобановского периоды в тренировочном процессе оригинально назывались: режим «А», «Б»…

– Вот я и говорю: когда попал к Лобановскому, то впервые по-настоящему увидел, что такое научно-практическая организация учебно-тренировочного процесса. Он разработал и реализовал стройную систему режимов воздействия нагрузок. В каждой серии занятий, основываясь на оценках «пульсовой стоимости», решались конкретные задачи по улучшению тех или иных качеств каждого футболиста.

Если, допустим, цель – улучшение скоростной выносливости (режим «Б»), то каждое последующее упражнение следовало начинать с показания пульса в 130–140 ударов. Потом в процессе он мог расти и до двухсот! Но в любом случае необходимая пауза между упражнениями длилась ровно столько, чтобы снизить пульс до исходной отметки в 130. Если режим «А» (общая выносливость), то стартовый пульс 100–120…

Кроме того, проводился анализ работы в аэробной зоне. Это когда все процессы в организме происходят за счет нормального потребления кислорода. В анаэробной зоне, когда организм не усваивает кислород извне, остальные процессы идут за счет внутренних резервов… Так достигался «эффект суперкомпенсации». То есть положительная отдача на кривой интенсивности тренировок после стадии утомления. Эдакое научное обоснование расхожей фразы о «втором дыхании». Каких результатов можно достичь с помощью, казалось, мудреной, созданной Лобановским науки, видели миллионы болельщиков, когда его подопечные – и на родных стадионах, и на полях Европы – весьма успешно выступали.

– На самом деле в тяге Лобановского к науке можно проследить биографический след. Ведь школу, между прочим, он окончил с серебряной медалью, а затем с отличными отметками – Киевский политехнический. Вузы подобного профиля для футболистов, согласитесь, редкость. И еще.

Однажды в период очередного «реформирования», которое у нас почему-то частенько доводят до идиотизма, спортивные власти СССР решили не допускать к работе с командами высшей и первой лиг первенства страны тренеров, которые не получили… физкультурного образования. Жизнь, правда, почти сразу заставила инициаторов о своем решении «забыть». Потому что на практике получалось дико. Ведь тогда, скажем, пришлось увольнять с работы Лобановского. Подобного диплома у него не было. Хотя по фактическим достижениям – а значит, по праву – он считался наставником № 1 советского футбола. В этой связи было бы интересно узнать, откуда у «технаря» по образованию и вчерашнего игрока обнаружились столь глубокие познания в футбольной науке?

– В принципе велосипед он не изобретал. Но зато очень творчески и продуктивно использовал научные наработки, которые создавали признанные специалисты. Мы говорили об «эффекте суперкомпенсации» по Лобановскому. Но в циклических видах спорта подобная методика применялась давно. Новаторство Лобановского заключалось в том, что он применил этот подход в футболе.

И здесь будет уместно ответить на ваш вопрос, почему именно меня, а не кого-то другого Лобановский привлек в свой штаб. Да потому что я еще в бытность работы с конькобежцами вник в вопросы функциональной подготовки, стал неплохо в этом хитром «механизме» разбираться – с точки зрения врачебного контроля, разумеется. А там, в конькобежной сборной, было что в этом плане подсмотреть. Помните, как я рассказывал о легендарном наставнике конькобежцев-рекордсменов Кудрявцеве? Как он творчески и успешно применил методику австралийского легкоатлетического тренера Лидьярда, с помощью которой тот, между прочим, подготовил трехкратного олимпийского чемпиона Снелла.

Да, Валерий Васильевич, действительно, не оканчивал вузов с физкультурным уклоном. Но зато целенаправленно окружал себя специалистами, в общении с которыми черпал свежие знания. Например, Анатолий Михайлович Зеленцов, руководитель научной бригады, применявшей их совместную с Лобановским методику программирования тренировок (продолжительность серий, расчет нагрузок и интенсивности, подбор тактико-технических упражнений…) в «Динамо».

Он, 13-кратный рекордсмен СССР, чемпион мира среди юниоров по прыжкам с шестом, выпускник Киевского института физкультуры, математических курсов при Академии наук Украины, кандидат педагогических наук, доцент, по совместительству трудился на кафедре легкой атлетики родного вуза. И был талантливым учеником Валентина Васильевича Петровского, который не только возглавлял ту же кафедру, но и в свое время новаторски подготовил двукратного олимпийского чемпиона в спринте Валерия Борзова. Петровский и Зеленцов периодически тестировали футболистов. То есть наблюдали динамику результатов системы режимов. При этом, замечу, рядом с Лобановским находился Олег Базилевич.

– Вот, кстати, хотелось услышать ваше мнение об этом тренерском тандеме. Мне кажется, в советском футболе 1960—1970-х их, неординарных форвардов, воспринимали, словно сиамских близнецов. А когда оба стали наставниками, последующие успехи киевского «Динамо» и сборной СССР, затем национальных команд Украины и Кувейта тоже стали носить как бы двойную фамилию: Лобановский-Базилевич.

– Хорошо! Тогда позволю себе несколько слов о человеке, скромно находившемся за спиной Лобановского. Когда Валерий Васильевич впервые появился в сборной в 1975-м, он счел необходимым всех предупредить:

– У нас два главных тренера: я и Олег Петрович с равными правами и обязанностями. Все вопросы могу решать не только я, но и Базилевич.

Добавлю, что Олег Петрович – грамотный наставник. Окончил Киевский институт физкультуры и аспирантуру, кандидат педагогических наук, хорошо знающий основы физиологии и биохимии.

– Тем не менее, Базилевич предпочитал оставаться «вторым номером»?

– Ничего удивительного. Все-таки главную ношу персональной ответственности за подготовку сборной и «Динамо» нес Лобановский. Общее руководство, характер тренировочного процесса, решение ключевых административных проблем (а их множество) – все это лежало на его плечах.

– Знаете, когда я наблюдал за работой тандема Лобановский – Базилевич, мне казалось, что Олег Петрович, в отличие от Валерия Васильевича, не отличался повышенным честолюбием. Может, поэтому и не рвался на руководящие должности.

– Подмечено, кажется, верно! Но, впрочем, Лобановский тоже никуда не рвался. Его восхождение к командным высотам – даже внешне – выглядело, словно само собой. Может, прежде всего, потому, что было выстраданным и заслуженным.

– Кстати, чтобы лучше представить некоторые нюансы того восхождения, полезно обратить ретроспективный взгляд на ту пору, когда Лобановский еще был футболистом. Ведь он и тогда поражал незаурядной способностью к самообучению. Уж не говорю о его парадоксальности: игроком он далеко не жаловал то, что страстно отстаивал, будучи тренером…

– По этому поводу могу привести много примеров. Остановлюсь на двух. Май 1964-го. Лобановский сыграл пару матчей за тренируемую Соловьевым олимпийскую сборную. Жили мы в ту пору на сборах в Баковке и готовились к важной встрече в Лейпциге. День вылета в Германию. Все «при параде» вышли к автобусу, чтобы отправиться в аэропорт. Глядим, а Валера в одной рубашечке с коротким рукавом. Соловьев ему с эдакой подначкой говорит:

– Ты что ж, вот так из Киева прилетел?

– Так тепло же!

Ребята – в пиджаках, с галстуками – от этого «так тепло же» от смеха давиться начали. Но что делать-то? Выручил Юра Севидов – он тогда с Лобановским приблизительно одного телосложения был.

– Вячеслав Дмитриевич, – предложил он Соловьеву, – вы поезжайте, а мы с Валеркой возьмем машину, заедем ко мне, я ему подберу пиджак.

В аэропорту перед вылетом возник напряг: сборная прошла регистрацию на рейс, таможенный контроль, затем пограничный, а этих двоих все нет и нет. Нервотрепочка. Понятно, что когда наконец явились, Соловьев очень выразительно высказал обоим все, что по данному поводу думал. Это я к чему? А к тому, что теперь попробуйте вспомнить, чтобы потом, когда Лобановский уже не на поле выходил, а руководил игрой с тренерской скамейки, он когда-нибудь позволял себе выглядеть кое-как. Да ни в жизнь! Всегда подтянутый, аккуратно одетый, в строгом прикиде.

Удивительно, но, став наставником, Лобановский проповедовал многие принципы, которые, мягко говоря, были не характерны для Лобановского-игрока. Да взять те же интенсивные занятия! Когда-то он от них отлынивал. Уж я-то помню: как хорошая большая тренировка, у Валеры непременно что-нибудь да случалось – то голеностоп, то колено…

– Понимаю! Вы «тонко» намекаете, что неординарный форвард до того, как стать знаменитым наставником, считался на занятиях «сачком»?

– Нет-нет! Я только констатирую, что большие нагрузки на тренировках футболист Лобановский не жаловал. А так – в игре он считался большим тружеником. Да и вне поля проявлял себя человеком незаурядным, эрудированным, с широким кругом интересов. Собственно, и наши-то дружеские отношения тогда установились на почве совсем не связанных с футболом бесед. Театр, политика, экономика… Видимо, эти разговоры отложились в его памяти. Что касается педагогических склонностей, не скажу, что так уж определенно все прочили ему славное тренерское будущее. Правда, кое-что можно было угадать…

– Например?

– Он охотно выступал на послематчевых разборах. Нередко высказывал свое мнение. Причем не так, как это обычно делали некоторые другие с мыслью: «Дай-ка, абы чего-нибудь ляпну поперек». Нет! Совсем не на какой-то там дури были основаны его рассуждения. Уже тогда у меня сложилось впечатление, что этот человек наделен самобытным аналитическим мышлением. А позже, когда он в начале 1970-х приезжал в сборную консультировать Горянского, предположение переросло в убежденность…

– Нелишне, между прочим, заметить, что Лобановскому в ту пору было всего 35 лет.

– Да, совсем не патриарх! Зато фамилия эта, напомню, у многих была на слуху. Поскольку успешные выступления днепропетровского «Днепра» в конце 1960-х – начале 1970-х давали все основания говорить: в отечественном футболе появился молодой, незаурядный, многообещающий тренер. До общесоюзного масштаба ему еще надо было расти. Но, скажем, на всеукраинском горизонте фигура Лобановского вырисовывалась все более рельефно. Впрочем, легкий взлет его не ждал.

Во всяком случае, в киевское «Динамо» он в 1973 году попал не сразу, а со второй попытки. Зато далее – на высшую должностную ступеньку в любой тренерской карьере, то есть наставника сборной страны – Валерий Васильевич взошел стремительно. Не очень хорошо помню, при каких обстоятельствах это произошло, но ведь факт остается фактом: вскоре Лобановского на пару с Базилевичем пригласили на работу в национальную команду.

– Ну, тогда по этому поводу кое-что расскажу я. Почти 20 лет назад на страницах одной из спортивных газет довелось наткнуться на версию столь солидного знатока футбола, как Аркадий Галинский. Оказывается, администратор «Днепра», давнишний приятель Лобановского – Александр Петрашевский с юных лет дружил с Валерием Щербицким, сыном члена Политбюро ЦК КПСС, первого секретаря ЦК Компартии Украины. Вот эти два друга и задумали заменить Севидова – тогдашнего тренера киевского «Динамо» Лобановским, используя огромную власть Щербицкого-отца. В 1972-м затея по каким-то причинам сорвалась. Но зато спустя год стопроцентно удалась!

Через 10 лет, когда Петрашевский жил и работал в Москве, Галинский позвонил ему и с согласия собеседника записал его рассказ об «истории вопроса» на магнитофон. Петрашевский тогда прямо заявил:

– Не было бы меня – не было бы и Лобановского!

И в открытую объяснил, что в Киев перебраться хотелось прежде всего ему самому. Вот только сделать это было непросто. Нужны жилье, работа и желательно не менее денежная, чем в Днепропетровске, то есть футбольная, но связанная с поездками за границу. Тогда-то и посетила Петрашевского мысль, что все его мечты осуществились бы как нельзя лучше, если бы тренером «Динамо» стал Лобановский, а администратором – он, Петрашевский! Идею эту, по его же словам, Лобановский поддержал сразу и увлеченно. Настолько, что, возглавив столичный клуб, стал мучить подопечных, чуть ли не «умиравших» на занятиях.

– Время заставило его стать таким. В каком направлении надо двигать футбол, Лобановский понял, хорошенько вникнув в опыт зарубежного футбола… Я, например, застал с ним период, когда сверкала голландская сборная, демонстрировавшая универсальную игру. В ней каждый футболист выступал в том амплуа, которое в каждом конкретном игровом эпизоде позволяло в наибольшей степени взять над соперником верх. То есть когда нужно, стоппер занимал место хавбека или нападающего. И действовал как заправский полузащитник или даже форвард. Понятно, что такая «тотальность» достигалась за счет колоссального движения. Все это мы увидели, когда прилетели с Лобановским в Брюссель, на четвертьфинал чемпионата Европы-1976, между хозяевами и их соседями, голландцами – 1:2.

В отличие от Валерия Васильевича я тогда не особо был осведомлен о зарубежном футболе, но сама игра голландцев впечатляла. Все 90 минут каждый игрок двигался, никто не стоял! Даже именитый Йохан Кройф практически не останавливался. Как можно было добиться подобного? Только за счет правильно построенных режимов тренировок.

Понимая это и став маститым наставником, Лобановский поставил перед собой главную задачу – поднять уровень наших футболистов до уровня передовых зарубежных команд. И вот здесь я оказался ему весьма полезен: с помощью своих медицинских методов мог уловить в физическом состоянии ребят отрицательную динамику, выявить объективные начальные признаки утомления и в связи с полученными данными скорректировать процесс.

По утрам я появлялся у Валерия Васильевича со свежей информацией о физическом состоянии каждого футболиста и восстановлении ребят. Перед Лобановским всегда лежала раскрытая тетрадка, он слушал и записывал. Правда, нередко поступал по-своему и во многих случаях, следует признать, оказывался прав.

В целом фигура Лобановского противоречива. С одной стороны, образованный тренер-интеллектуал, достигший глубоких познаний в футболе благодаря самоподготовке. Повторяю, он окружил себя специалистами, от которых ждал теоретического обоснования своих концепций.

С другой стороны, оставался человеком, непримиримым не только к посторонним, но и к людям из ближайшего окружения, если те вдруг пытались опровергнуть взгляды Лобановского на футбол. Для этого достаточно было покуситься на его любимое детище – обильно нафаршированную нагрузками программу подготовки. Причем принцип постепенности, прелести «щадящего режима» Лобановский не признавал. Раз здоров – выполняй то, что предлагают.

При этом не надо забывать: в остальном Валерий Васильевич умел, когда надо, проявить и такт, и гибкость. Уж не говорю о том, что в трудные моменты жизни на него всегда можно было положиться. Приведу пару примеров.

В январе весьма памятного для меня 1975 года, во время первого сбора с командой Валерия Васильевича в Югославии, дома случилась большая беда – скончался мой отец, Евсей Яковлевич. Находились мы тогда далеко не только от Москвы, но и Белграда. Так что до меня эта весть дошла не сразу. И так получилось, что первым, кому предстояло сообщить мне о случившемся, оказался Лобановский.

Наверняка эта миссия для него была непростой. Но надо было видеть, как он исподволь, деликатно подготавливал меня к случившемуся, как аккуратно дал знать о печальной вести. И как решительно заявил: «Савелий Евсеевич! Летите в Москву – справимся без вас». А ведь я тогда был единственным врачом в команде…

Еще один случай. В том же 1975-м сборная СССР приехала во Францию, где должна была провести заключительный в сезоне товарищеский матч с клубом «Пари Сен-Жермен». Билеты на 80-тысячный стадион раскупили заранее – всем хотелось посмотреть на Блохина, новоиспеченного лауреата «Золотого мяча». Встреча обещала получиться интересной хотя бы потому, что футболисты чувствовали себя раскрепощенно, да и особых задач Лобановский не ставил. Но вот беда: Олег, как назло, накануне матча получил серьезную травму – надрыв мышцы. Что делать? Ведь многие болельщики фактически шли на него…

– Говорят, в день игры в месте дислокации советской команды был замечен сам Жан-Поль Бельмондо. Правда ли это?

– Да, знаменитый актер, который в свое время стал чемпионом Парижа по боксу, зашел в раздевалку к ребятам. Он хотел поприветствовать Блохина.

– А каким образом лучший игрок Европы-1975, получивший травму, все-таки вышел на поле?

– Работал тогда с нами футбольный агент с характерной фамилией Украинчик. Именно он организовывал большинство международных товарищеских матчей нашей сборной. Узнав о случившейся с Олегом неприятности, он схватился за голову и, подскочив ко мне, заголосил:

– Доктор, да вы что?! Это совершенно невозможно! Ведь тысячи людей придут на матч и заполнят трибуны, чтобы посмотреть на Блохина, на его игру. Да я, собственно, и договаривался о матче с условием, что представлю публике обладателя «Золотого мяча». Не говорите «нет»! Передайте Блохину, что, если надо, могу его и поощрить!

Что-либо объяснять человеку со столь неистовым коммерческим темпераментом было бесполезно. Поэтому я сказал:

– Идите и сами уговаривайте Блохина. Я же обещаю, что со своей стороны сделаю все, чтобы ему помочь!

После разговора с Украинчиком тет-а-тет Олег мне сказал:

– Буду играть!

– Судя по всему, ему обещали «подстольный» гонорар. Интересно, а Лобановский был в курсе?

Валерий Васильевич первым делом сослался на меня:

– Если доктор разрешит – пусть играет!

Поэтому я предложил Блохину:

– Давай перевяжу? Минут пятнадцать побегаешь, потом сымитируешь падение, и мы сделаем замену. В результате все будут довольны!

Он согласился. Валерий Васильевич тоже не возражал против моего «сценария». Словом, решили разыграть небольшой спектакль. Блохин, как было задумано, на поле выбежал. Но проходят запланированные четверть часа, затем двадцать минут, наконец, даже 25 – а Олег все носится как угорелый. И видно, что в азарте забыл о травме. Представляете, какой характер!

В общем, закончилось все тем, что он… забил. А в себя пришел лишь в конце 1-го тайма. Да и то после того, как мы всей скамейкой запасных начали кричать: «Блоха, уходи!» Только тут Олег наконец-то вспомнил об уговоре и картинно упал. Подбежав к нему, я наклонился и услышал, как Блохин шепчет: «Савелич, – он меня так называл, – Савелич, извините, заигрался, ухожу». И, прихрамывая, опираясь на мое плечо, побрел под шквал аплодисментов…

– Интересно было бы посмотреть тогда на реакцию Украинчика. Забавный типаж! И фамилия соответствующая! У него что – украинские корни?

– Ну, корни-то у него, строго говоря, еврейские! Кто у него там из родни с Украины, не знаю. Сам он жил сначала в Венгрии, потом перебрался во Францию. И стал мсье Дюранси. Во время фашистской оккупации, понятное дело, укрывался от поработителей в подполье. Зато после войны развил бурную деятельность. Взял себе звучный псевдоним, приобрел лицензию, стал агентом УЕФА. Русским владел настолько хорошо, что позволял себе выражаться образно и фразами, некоторые из которых становились крылатыми.

– Например?

– Пожалуйста. 1976 год. Сборная СССР, которую, повторяю, повсеместно сопровождал Украинчик, готовилась в Европе к Олимпиаде в Монреале. Насмотревшись, как нещадно Валерий Васильевич гоняет ребят, готовя к восхождению на олимпийские вершины, он, задержавшись около меня, вдруг меланхолично бросил:

– Слушайте, доктор, что я таки скажу! Хлопцы у вас готовятся столько, сколько не занимаются все национальные команды Старого Света, вместе взятые.

Когда же, несмотря на жесткие тренировки по программе Лобановского, наша команда не совсем убедительно сыграла в ряде товарищеских матчей, Украинчик не побоялся подойти со своими суждениями к самому Валерию Васильевичу:

– Нет, – нагло заявил он, – но в Канаде вы таки проиграете! Потому как я вижу, что у вас происходит на занятиях. Вот увидите: вас снимут с должности и пошлют в Житомир тренировать местных босяков…

По прошествии некоторого времени Украинчик добрался до игроков. Тогда в сборную входил Александр Маховиков, хавбек московского «Динамо». Из-за травмы долго не выступал. Но в одном из зарубежных спарринг-матчей, наконец-то вышел на поле и очень здорово сыграл. После чего Украинчик в очередной раз не удержался, чтобы не высказать Лобановскому свое «особое мнение»:

– Маховиков, – авторитетно заявил он, – единственный, у кого остались силы.

И выдержав небольшую паузу, огласил окончательный «приговор»:

– Другие загнаны на тренировках!

Глава 17

Сильнее обстоятельств

– Судя по вашим воспоминаниям, в жизни сборной СССР в эпоху Лобановского комических эпизодов происходило немало.

– Да все случалось! И смешное, и грустное. А более всего – как это в жизни чаще всего бывает – в смешении комичного и трагичного. Ну, вот для иллюстрации эпизод из закулисья сборной. 23 ноября 1975 г. Заключительная встреча отборочной стадии первенства Европы. За границу вылетели чартером, по-моему, из Киева.

ТУРЦИЯ – СССР – 1:0 (1:0).

Измир. Стадион им. М. Ататюрка. 45 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Коньков, Зуев, Фоменко, Решко, Звягинцев, Мунтян (Буряк, 61), Онищенко, Колотов (к), Веремеев, Блохин.

Гол: Решко (22 – автогол).

После этого предстояло перелететь в Румынию, где сборную СССР ожидала товарищеская игра. Руководитель делегации, тогдашний начальник Управления футбола Спорткомитета Анатолий Дмитриевич Еремин уже находился там. Он нас должен был встречать в бухарестском аэропорту с визами.

Хотя поражение от турецкой сборной не повлияло на успешное итоговое выступление советской команды, Валерий Васильевич, естественно, выразил игрокам большое личное недовольство. Предполагалось, что команда реабилитирует себя в игре против футболистов Румынии.

На следующий день мы приехали в аэропорт. Но самолета, который доставил нас ранее на турецкую землю, не оказалось. После долгого ожидания сообщили: из-за внезапного мощного снегопада чартер застрял в Бургасе (Болгария). В связи с чем вылет в Румынию задерживался на неопределенное время. Что делать? Наше пребывание в Турции завершилось. Представитель местной футбольной федерации связался со своим руководством, после чего нам позволили переночевать в Измире. Лобановский попросил Базилевича позвонить в Киев:

– Может, там что-то придумают. Например, пришлют другой самолет.

Олег Петрович связался с председателем киевского горсовета «Динамо». Тот ничего внятного не сказал, а лишь в конце разговора спросил:

– Ну, а вы сами-то что предприняли?

Ответ получил соответствующий:

– Послали Петрашевского за бутылкой!

– Да-а, ситуация! Зная по собственному опыту тогдашние правила материального обеспечения командировочных, думаю, не ошибусь, если предположу, что денег у сборной не только на более или менее сносный обед, но даже на легкую закуску не осталось?

– Увы! Так оно и было. Мы, правда, сложа руки не сидели. Пытались договориться с турецкой стороной по поводу транспортировки в Румынию.

– И что хозяева?

– Они согласились помочь. Но выдвинули встречное предложение, чтобы команда Лобановского сыграла в Стамбуле товарищескую встречу с местным «Бешикташем». Выручка от продажи билетов, собственно, и должна была оплатить стоимость нашей переброски в Румынию. Однако главное условие являлось тайным и выглядело обескураживающим: сборная СССР не должна была победить. Но что делать – пришлось дать «добро».

Нас перевезли в Стамбул, где стадион заполнился полностью. Прославившиеся на всю Европу футболисты киевского «Динамо», составлявшие костяк национальной команды, вызывали особый интерес среди болельщиков. Дабы еще больше поощрить гостей, организаторы махрового «договорняка» пообещали после встречи подарить каждому нашему игроку по дубленке, что тогда являлось пределом мечтаний любого советского человека.

Вероятно, наибольший душевный дискомфорт в сложившейся ситуации испытывал Лобановский. Ведь это ему во время установки на матч пришлось сообщать подопечным о необычных условиях хозяев и объяснять, что на их принятие пришлось пойти в силу форс-мажорных обстоятельств.

Как назло, наши ребята играли в охотку, да и приятная погода тому способствовала. Словом, разогнавшись, они в 1-м тайме забили два безответных мяча. Рудаков стоял в воротах настолько уверенно, что было ясно – нечего даже ждать, что он пропустит. В результате перед коллективом нависла зримая угроза не только не улететь, но и остаться без вожделенных дубленок. А поскольку мы убывали в Бухарест сразу после матча, турки перед его началом по-иезуитски отвезли всю делегацию на склад, где каждый, подобрав себе кожушок, оставил «трофей» на временное хранение у предусмотрительных организаторов матча.

Понятно, что при такой игре эти замечательные обновки горели «синим пламенем». Поэтому перед выходом на поле во 2-м тайме Валерий Васильевич вынужден был пойти на крайние меры. Упорно не способного «к перестройке» Женю Рудакова заменил, а ребят привел в чувство замечательной по форме фразой:

– Попрошу повнимательней – иначе нас не выручат!

Однако в «механизме» команды что-то заклинило. Потому что вышедший на замену вратарь Астаповский из ЦСКА, видимо, решил: «Если Рудаков отбивал все мячи, то почему я хуже?» И он стал совершать чудеса. Дело дошло до того, что вконец напряженный Лобановский попросил кого-то из помощников:

– Подойдите и скажите «герою», что из-за него мы не улетим.

Вскоре, к общему облегчению, хозяева кое-как сквитали один гол. И это при том, что ребята – дабы получить «заказанный» счет – стали предоставлять туркам все необходимые для этого позиционные возможности. До завершения встречи оставалось минут десять, а мы упорно вели 2:1. Хорошо помню атмосферу на нашей скамейке запасных. Она приближалась к похоронной. Не зря сидевший рядом Володя Трошкин полушутливо-полусерьезно сказал:

– Пора сматываться! Если выиграем, они, кроме прочего, нам накостыляют!

Спасительный вздох вырвался только после того, как неожиданная атака турецкого клуба закончилась взятием наших ворот. Произошло это так: форвард соперников ворвался в штрафную и был сбит с ног. Судья назначил пенальти. Встреча закончилась вничью. После чего ликованию местных болельщиков не было предела, а мы, усталые, но довольные, улетели с дубленками к заждавшимся нас румынам. Потом у кого-то из советских журналистов – редких очевидцев того исключительно нервного для руководства сборной команды матча возникли некоторые подозрения. (Тем не менее, ни в одном общесоюзном издании я не обнаружил не то что отчета, даже намека о столь драматичной встрече. – Прим. Г.К.).

Между тем в международном аэропорту Бухареста нас поджидали новые треволнения. Еремин, который должен был встречать команду с загранпаспортами на руках, почему-то припозднился. А порядки при режиме Чаушеску были сродни введению военного положения. Поэтому нас, беспаспортных иностранцев, «любезно» препроводили под конвоем автоматчиков в «отстойник». Только после появления Еремина с соответствующими документами команда была вызволена и смогла в установленном порядке успешно пройти пограничный контроль.

Надо ли говорить, что после всех пережитых в той поездке приключений матч на главном стадионе Бухареста получился для советских игроков нелегким. Во всяком случае, хорошо уже было хотя бы то, что после финального свистка судьи табло высветило боевую ничью.

РУМЫНИЯ – СССР – 2:2 (1:1). 29 ноября 1975 г. Стадион «23 Августа». 15 000 зрителей.

СССР: Астаповский, Коньков, Звягинцев, Фоменко, Решко, Трошкин, Буряк, Онищенко, Колотов (к), Веремеев, Блохин (Андреасян, 74).

Голы: Трой (5), Колотов (44 – пен.), Коньков (47), Хайнал (87).

– Товарищеские игры товарищескими, но главную оценку команде и ее главному тренеру выносят по результатам официальных турниров. И хотя к концу 1975 года руководимая Лобановским сборная СССР особых лавров не снискала, согласитесь: авторитет наставника на общенациональном уровне был исключительно высок. Кроме того, как бы ни относиться к откровениям администратора Петрашевского, но факт остается фактом: Лобановский, действительно, находился «на короткой ноге» с членом могущественного Политбюро ЦК КПСС Щербицким и остальными тогдашними руководителями Украины.

Коллеги-журналисты рассказывали мне, что их взаимопонимание доходило до того, что Щербицкий по просьбе Лобановского дал санкцию на приобретение дорогостоящего искусственного покрытия для главного киевского стадиона, тогда как в Москве о подобном комфорте для футболистов никто из столичных тренеров даже не мечтал.

– Насчет почти непререкаемого авторитета Лобановского – все правильно. Какую роль при этом сыграл тандем Петрашевского и его приятеля сына Щербицкого, говорить не могу – не знаю. Зато все видели и знают то неоспоримое, что было достигнуто трудом и талантом Валерия Васильевича. При этом я прежде всего имею в виду, конечно, создание им в Киеве команды, которая в мае 1975-го сначала триумфально победила в розыгрыше Кубка обладателей европейских кубков, а осенью того же года, завоевав Суперкубок, стала сильнейшим клубом Старого Света.

Так что не сочтите за нескромность, но я горд, что в ту пору тесно сотрудничал с динамовцами и по мере сил помогал тренеру и игрокам замечательной команды. Точности ради отмечу: на финальном матче Кубка кубков я не присутствовал – с командой полетел штатный врач киевлян. Решили, что надо его как-то поощрить. Зато я встречал победителей по возвращении в Кончу-Заспу.

Здесь постелили ковровую дорожку, свечи зажгли, расцветив аллею, организовали праздничный ужин. За столами рядом с футболистами и тренерами сидели руководители республики во главе с ярыми болельщиками – секретарем ЦК Компартии Яковом Погребняком (Щербицкий находился в отъезде) и Леонидом Кравчуком – будущим первым президентом «незалежной» республики, а тогда завотделом пропаганды ЦК Компартии Украины.

Впрочем, дело не в больших начальниках всесоюзного и регионального масштаба. Суть в отношении окружавших меня на Украине специалистов, игроков, знатоков и просто любителей футбола. Все они проявляли очень доброе отношение к единственному «москалю» в славной республиканской команде, игроки которой к лету 1975-го почти в полном составе надели алые майки сборной СССР. Это потом сборную «разбавили» столичными футболистами – полузащитником Александром Минаевым, вратарем Владимиром Астаповским…

А до этого представительство киевлян в главной команде было, что называется, доминирующим. Остальную «семью братских народов СССР» в сборной представлял, по существу, я. И хлопот мне, замечу, тогда более чем хватало: ведь так получилось, что я, повторюсь, работал врачом двух команд. Доктора Малюту приняли в команду киевлян лишь во второй половине 1975 года.

Не знаю, как наводил справки о нем Лобановский, но прежде чем приглашать новичка в Киев, Валерий Васильевич спросил мое мнение о коллеге. Малюту я уже немного знал – он присутствовал на одном из семинаров, которые я проводил в Москве под эгидой Федерации футбола СССР. И по вопросам, которые Владимир там задавал, по активности, с которой он пытался докопаться до сути, я понял: киевские динамовцы не пожалеют о своем выборе.

– Тем не менее, вы изящно обошли предыдущий вопрос о том, каким образом Лобановский умел ладить с власть имущими.

– Об этом я, в общем-то, уже сказал. Могу повторить: мне кажется, все двери открылись перед Лобановским после двойного успеха в Европе. Кстати, тогда все его подопечные получили возможность приобрести по автомашине «Волга».

Сегодняшнему читателю придется объяснять, что тогда обладание такой машиной – было пределом мечтаний каждого жителя Страны Советов. Безусловно, подобное поощрение произошло с санкции Щербицкого, на прием к которому нередко ездил Валерий Васильевич. Он решал в высоком кабинете очень многие – не только футбольные – вопросы. Некоторые из них без поддержки самой высокой инстанции тогда невозможно было разрулить.

– Можете привести конкретный пример?

– Конечно! С тем же Каневским, например.

– Хорошо! Только я напомню читателям, что Виктор Ильич Каневский в 1961–1964 годах играл центральным нападающим, будучи капитаном киевского «Динамо».

– Давайте уж и я добавлю: «Виктором Ильичом» его записали в советском паспорте. На самом деле имя и отчество Каневского звучало так – Виктор Израилевич.

– А какое это имело значение?

– Тогда – очень большое. И самое непосредственное к тому, о чем вы спросили. Каневский считался очень хорошим игроком. На равных выступал с Лобановским, Василием Турянчиком, Валентином Трояновским… Тренер из бывшего игрока тоже получился неплохой. Это стало очевидно уже в 1965-м, по хорошим результатам его работы в запорожском «Металлурге». Затем тренировал харьковский «Металлист», череповецкую «Буковину». За работу с ташкентским «Пахтакором» Каневскому присвоили звание заслуженного тренера Узбекской ССР.

По рекомендации Лобановского, когда тот уходил в «Динамо», Виктор принял днепропетровский «Днепр». Я приезжал туда в командировку, видел его ребят в деле. В 1976-м команда вышла в полуфинал Кубка СССР. Под руководством Каневского юношеская сборная Украины, в которой играли знаменитые в будущем Демьяненко, Полукаров, Михайлов, Таран, Журавлев, победила во всесоюзном турнире «Переправа».

После этих успехов Виктора пригласили возглавить сборную Алжира. Каневский оформил документы. Но в Африку отправился… другой кандидат. А ему дали понять, что это связано с пресловутой пятой графой в советском паспорте, про которую в народе язвительно шутили, что было бы честнее спрашивать не про национальность, а прямо задавать вопрос: «Не еврей ли вы?»

Каневского происшедшее возмутило до глубины души. Через некоторое время он подал заявление на выезд в Израиль. За это Виктора исключили из партии, объявив чуть ли не изменником, и 10 лет (?!) продержали в отказе. Фамилию с фотографией известного футболиста и тренера убрали из справочников, забрали удостоверение мастера спорта. Несколько лет Виктор трудился чуть ли не подсобным рабочим на стадионе. Про него словно все забыли. Из прежних друзей только Лобановский наведывался в гости.

Именно Валерий Васильевич в конце концов не побоялся обратиться к Щербицкому за помощью. Думаю, в подобной ситуации никто другой не рискнул бы тогда пойти по столь деликатному вопросу к высокому должностному лицу. Вот и судите сами, какие они имели взаимоотношения.

– Как отреагировал влиятельный член Политбюро и фактически хозяин Украины?

– Каневского де-факто реабилитировали. В 1983-м дали возможность тренировать команду «Динамо» в Ирпене – «дочку» киевского клуба. «Ирпень» вышла в 1-ю лигу, затем Виктор вывел в высшую лигу «Таврию». Но когда симферопольцы отправились в турне по Северной Корее, ему снова напомнили: он не Ильич, а Израилевич. И вновь вычеркнули из списка. Тогда он еще раз подал заявление на выезд – благо на дворе уже стоял 1988 год. Теперь этот наш выпихнутый из страны, совсем не последний в ней игрок и тренер живет в Бруклине (Нью-Йорк), являясь совладельцем футбольной школы.

Между прочим, и у самого Лобановского не все, как это представляется многим, протекало гладко. Возникали серьезные конфликты.

– Неужели?

– Вспоминается 1976 год. Олимпиада в Монреале. Тогда наши футболисты официально считались любителями. Только им и разрешалось участвовать в Играх. Поэтому 1-я сборная, сменив ненадолго «вывеску», в полном составе загодя отправилась за океан. В программу подготовки входило проведение серии товарищеских игр в США, где условия были схожи с соседней Канадой.

Украинчик организовал два июльских матча – в Вашингтоне и Чикаго – с тренировавшейся в Северной и Южной Америке «Боруссией» (Менхенгладбах). Немецкую команду возглавлял Удо Латтек. По ходу спарринг-матчей этот один из лучших тренеров Германии, не скрывая «секретов», обстоятельно обсудил с Лобановским игру обеих команд. И я со своим немецким им помогал.

Общаться было тем более удобно, что мы жили в одной гостинице. По утрам наши ребята отправлялись на зарядку, а немцы в это время вальяжно выходили в шортах к автобусу с полотенцами – шли в бассейн. Наши футболисты ворчали: «Мы вкалываем, а эти прохлаждаются». Обе встречи с «Боруссией» завершились вничью. Причем без «договорняков» – по игре.

Второй матч (2:2) – в Вашингтоне состоялся в нечеловеческих условиях. С утра шел дождь, после полудня прекратился. Под палящим солнцем температура достигла 34 градусов в тени, началось испарение. Мы подъехали к стадиону к 16.00. И ребята, не выходя на поле, у бровки, обливались потом. Поэтому разминку отменили. Тогда еще выступавший Берти Фогтс, знаменитый защитник, капитан, а позже и наставник сборной Германии, без обиняков заявил: «Играть невозможно!» Действительно, ребята пешком ходили по полю.

После встречи вернулись в отель, где обе команды обедали в разных концах зала. Обычно наши тренеры пристально следили: не дай бог, если футболисты выпьют больше положенного. А здесь – ну, страшная жажда! Лобановский сразу сказал мне: «Не ограничивай!» Поэтому ребята вовсю прикладывались и к кока-коле, и к минералке. А немцы, смачно махнув по кружке пива, встали и ушли. Уже после обеда Фогтс спросил меня:

– Как вы считаете, что после игры лучше: выпить кружку доброго пива или ведро неизвестной жидкости?

– Конечно, пива! – честно ответил я.

– Так почему же в вашей сборной подобное не принято?

Ну, что тут объяснять? Сказал, как было:

– А нам не разрешают…

– Но тут вроде конфликтом не «пахнет». А ЧП во время Монреальской Олимпиады не происходили?

– Нет. Да и, как всем поначалу казалось, даже не предвиделось. После блистательных побед «Динамо» наша команда считалась фаворитом. Да и кто еще имел основания так уверенно нацеливаться на «золото»? Разве что только поляки, прилетевшие в Монреаль сильнейшим составом, в котором ярко блистали такие звезды, как Гжегож Лято, Роберт Гадоха, Казимеж Дейна, Анджей Томашевский – игроки экстра-класса… Но здесь, по-моему, ошибся как раз Лобановский. Очень уж переборщил с любимой интенсивной программой подготовки. Изнемогая, ребята роптали:

– Сил нет ни у кого, не бежится!

Итог получился огорчительным: в полуфинале уступили сборной ГДР – 1:2.

27 июля 1976 г.

Монреаль. Стадион «Олимпик». 58 000 зрителей.

СССР: Астаповский, Буряк, Матвиенко, Звягинцев (Фоменко, 71), Решко, Трошкин, Минаев, Онищенко (В. Федоров, 71), Колотов (к), Веремеев, Блохин.

Голы: Дернер (59 – пен.), Курбьювайт (66), Колотов (84 – пен.).

– А с кем боролись за «бронзу»?

– С бразильцами. Взяли над ними верх – 2:0. Могли выиграть и с крупным счетом.

29 июля 1976 г.

Монреаль. Стадион «Олимпик». 56 000 зрителей.

СССР: Астаповский, Звягинцев, Матвиенко, Фоменко, Решко, Трошкин, Минаев, Онищенко (Назаренко, 40), Колотов (к), Буряк, Блохин.

Голы: Онищенко (5), Назаренко (49). Колотов не реализовал пенальти (18).

Тем временем поляки, победив команду ГДР, стали олимпийскими чемпионами. Поскольку на Играх премиальные не платили (если бы выиграли «золото», может, чего-то и выдали бы), то все получили лишь суточные – если память не подводит, по 100 долларов. Ребята не без оснований посчитали – во всем виноват главный тренер.

– Таким образом, у Лобановского в команде возникла оппозиция?

– Это позже. В Монреале противостояния не чувствовалось. После возвращения домой Валерий Васильевич взялся за свое. Памятуя о том, что в чемпионате СССР объявлен перерыв и, следовательно, футболистов «Динамо» нужно привести в оптимальное состояние, поднять, так сказать, их физическую готовность, главный тренер повез ребят в Ялту – «побаловать» их «тропой смерти». Правда, по приезде Валерий Васильевич великодушно предоставил игрокам три выходных дня. В результате – ребята приходили только на обед и ужин. А остальное время – пляж, море, шампанское. Об этой благодати пришлось забыть, как только начались интенсивнейшие тренировки. Плюс игры в «дыр-дыр» – тренеры против футболистов.

– Это когда забивают в хоккейные ворота, установленные на одной половине поля?

– Да. Там в команде «начальников» играли все, кто входил в штаб – в том числе Базилевич, Морозов и сам Лобановский… В одной из таких встреч бросилось в глаза, что ребята стали жестко лупить наставников. Первым не выдержал и взмолился Петрашевский:

– Валерий Васильевич! Смотри, они же нас бьют?!

– Назовете лидеров «оппозиции»?

– «Оппозиционеры» – пожалуй, громко сказано. На деле «встопорщилась» группа ветеранов, которые, понятное дело, в значительной степени формировали мнение команды. Это были, если не изменяет память, Рудаков, Колотов, Мунтян, Блохин, Веремеев, Трошкин, Матвиенко. Они искренне считали, что уступили на Олимпиаде из-за тренировочного фанатизма Лобановского, его запредельных нагрузок.

– Каким образом противостояние развивалось дальше?

– После окончания сбора в Ялте команда вернулась в Киев. Предстояли новые тренировки, порядок явки на которые представлял собой давным-давно отработанную процедуру. Ребята собирались у стадиона «Динамо». У кого были машины, парковали их у арены. Затем все садились в автобус, который вез их в Кончу-Заспу.

Так вот! В один прекрасный день к автобусу подошли тренеры, а футболистов нет. Кто-то, обратившись к Лобановскому, предположил:

– Васильич, наверное, все на машинах уехали.

Полупустой, занятый «штабистами» автобус отправился на базу. Но игроков не оказалось и там. Картина прояснилась после звонка из приемной председателя Спорткомитета Украины:

– Валерий Васильевич, приезжайте сюда – команда здесь!

В этот момент, повторюсь, никто из руководства команды до конца не понимал, что, собственно, случилось. Зато после встречи в республиканском Спорткомитете все точки над «i» были расставлены. Футболисты выдвинули конкретное условие: их не устраивает штаб. Время для выяснения отношений и улаживания ситуации стороны выбрали не самое удачное – киевлянам предстоял принципиальный матч. По-моему, против «Днепра». Поэтому спор скоропалительно кончился тем, что ребята решили сами, без тренеров, готовиться к игре.

Динамовцев отвезли на базу, поставили охрану. Инициативная группа определила стартовый состав. Руководимая «снизу» команда матч благополучно продула. После чего всем, кто поднял бунт на корабле, «сверху» авторитетно заявили:

– Хватит дурить!

В ответ командные авторитеты объявили новое условие: дескать, против кандидатуры Лобановского не возражаем, но с Базилевичем и Петрашевским работать не желаем.

– Какой оказалась реакция спортивных боссов?

– «Нежелательных» уволили. Помощниками Валерия Васильевича стали киевляне Михаил Коман и Анатолий Пузач.

– После «штабных» перемен ваше сотрудничество с «Динамо» продолжилось?

– Да! Тем более осенью 1976 года начались отборочные игры сборной. А костяк в ней по-прежнему составляли киевляне.

– Диву даюсь: о рассказанном вами инциденте в советской прессе тогда не появилось ни строчки?!

– Оно и понятно – «окошко» гласности раскрылось через 10 лет. Но что важно отметить: после ЧП Лобановский внес существенные коррективы в работу. Правда, плоды этого вкушали исключительно киевляне – после поражения в Монреале там же, в столице Игр-1976, Валерий Васильевич написал заявление об уходе из национальной команды.

Руководил советской делегацией на Олимпиаде председатель Спорткомитета Павлов. Наши атлеты, опередив всех в неофициальном общекомандном зачете, завоевали 49 высших наград. Так что у Сергея Павловича имелись все основания сверлить в пиджаке дырку для ордена. Но тут – ложкой дегтя в бочку коллективного триумфа – влезли футболисты. Сильно расстроенный данным обстоятельством и хорошо понимая, что дома его ждет малоприятный разговор с тоже раздосадованной, но куда более высокой инстанцией, Павлов там же, в Канаде, прошение Лобановского подмахнул не глядя.

– Простите, но из головы не уходит скандальное противостояние игроков и тренеров «Динамо». Неужели Валерий Васильевич настолько был великодушен, что оставил бунт без последствий?

– После того как киевляне продолжили успешные выступления на всех уровнях, взаимоотношения восстановились. По-моему, Лобановский понял: не только и не столько из-за него разгорелся конфликт. Позже, незадолго до чемпионата мира-1982 в Испании, когда он вернулся в сборную, его контакты с ребятами, как я заметил, вернулись в нормальное русло.

– Савелий Евсеевич! Все-таки Базилевич и Петрашевский не девушки, чтобы любить – не любить их за красивые или не очень красивые глаза. Ведь, наверное, имелось что-то основательное, что вызвало у футболистов неприязнь к этим «штабистам»?

– Понимаете, если взять, к примеру, Базилевича, то он все-таки вел себя неискренне. Конечно, можно было сколько угодно обижаться на Валерия Васильевича. Но Лобановский хотя бы всегда рубил правду-матку в глаза. Даже если ошибался, то делал это с искренней верой, что абсолютно прав.

Знаю, что говорю: по вопросу с нагрузками сначала выходил на Базилевича, а не на Лобановского. И вот характерный пример. Одно время я часто предупреждал:

– Олег Петрович, мои данные по состоянию ребят сигнализируют – возник перебор по взваленным на них нагрузкам. Собираюсь обратиться к Валерию Васильевичу, поддержишь?

Обращался раз, обращался два… Базилевич постоянно отвечал:

– Да-да, конечно!

Только дело доходило до обсуждения у Лобановского, сразу начинал «киксовать» и отделываться репликами вроде этой:

– Да, но, в общем-то, нет! У нас все нормально!

Короче, я перестал советоваться со 2-м тренером. Что касается Петрашевского, то там развернулась другая история. Его, насколько мне потом стало известно, ребята заподозрили в финансовых прегрешениях: выдавая футболистам деньги, он будто бы давал им подписывать незаполненные ведомости.

– Итак, когда в 1976-м Лобановский покинул сборную, команду принял Симонян. А потом – напомним, что это уже было начало 1980-х – вернулся в сборную помогать вместе с Ахалкаци тогдашнему главному тренеру Бескову. Что из этого триумвирата вышло и как это отразилось на выступлении сборной в финальной части чемпионата мира в Испании, мы уже обсудили.

Поэтому подытожим: в 1982-м, уже во второй раз (первый – в 1976-м), сменив на этом посту Бескова, Лобановский снова возглавил сборную. Возглавил, имея опыт тренерской работы и в качестве успешного клубного наставника, и в ранге главного тренера национальгой команды. Похоже, наибольший напряг для Валерия Васильевича в его тренерской карьере был связан с «коллективным» периодом руководства сборной. Или я не прав?

– Ну, почему же? Как раз правы! Ведь дело даже не в том, что работать 2-м или 3-м наставником Лобановскому не улыбалось. Он чувствовал себя тогда крайне неуютно без разработанной им предсезонной подготовки, без алгоритмов, без, как тогда говорили, «системного футбола». Разумеется, команда, фундаментально подготовленная весной, могла смело надевать майки сборной, и никаких тут разговоров о целесообразности вести нет смысла. Ее даже усилить-то было сложно – самые блестящие игроки из других клубов физически выпадали из отлаженной системы Лобановского. Наиболее сильным переживанием Валерия Васильевича становилось наличие в составе игрока, который по тем или иным причинам выпадал из общего строя его бойцов. Вот характерный пример.

Сбор проходил в Новогорске, где команда готовилась к какой-то встрече. Вдруг заболел Бессонов: температура выше 38 градусов и прочие симптомы гриппозного состояния. Я доложил Валерию Васильевичу. Ну, заболел и заболел! Что делать? Вечером Бессонов получил соответствующие дозы препаратов, утром состояние улучшилось. Температура уже 37,3. Я, конечно, продолжал удерживать его в постели. Мало ли, думаю: не ровен час – не заразил бы еще кого-нибудь. Утром, естественно, сообщил Лобановскому: Бессонову лучше, температура уменьшилась, пока остается в постели, а вечером – посмотрим. Что вы думаете? У Лобановского глаза вдруг загорелись, и он, полный надежд, всерьез спросил:

– А на тренажерах может заниматься?

Понимаете – по Лобановскому, даже в таком состоянии ужас, если кто-нибудь – не дай бог! – «вылетит из программы».

– Знаете, Савелий Евсеевич, есть в этом фанатизме что-то от черного юмора.

– Ну, чего-чего, а юмора в тренерском закулисье всегда хватало. При Лобановском у нас как-то образовалось целое отделение больных и, как принято на больничном языке изъясняться, выздоравливающих. Так Валерий Васильевич что придумал? Этих ребят отдал… мне. И наказал: пусть-де занимаются по индивидуальному плану исходя из состояния.

Ну, я им предложил обычный гладкий бег. И надо же такому случиться, что Лобановский работал с основной группой неподалеку. Так вот я краем глаза видел, что он нет-нет, да и поглядывал в нашу сторону. К чему это – стало ясно ближе к вечеру. Тогда у Валерия Васильевича, видно, совсем «нагорело». Потому что отвел меня вдруг в сторону и недовольно сообщил:

– Знаешь, завтра программа для этой группы будет предложена мной!

Словом, «не вынесла душа поэта»! На следующий день Лобановский им так «дал», что нагрузки в основной группе показались легкой разминкой. В результате – общая «выздоровляемость» приняла панически массовый характер. Ребята подходили ко мне и просили: «Переведите нас, пожалуйста, в основную группу!»

Противоречивость Лобановского в очередной раз ярко проявлялась в конце сезона, когда программа, считайте, практически была выполнена. Это, допустим, Бесков в свое время или Семин в наше всегда оставались непримиримы к травмам игроков, особенно, если речь идет о мышцах. А вот Валерий Васильевич в подобных случаях предпочитал не идти на поводу ни у медицины, ни у обстоятельств. Последние как бы отметал. Или бросал им вызов.

Глава 18

О неоднозначности цены победы и пользе поражений

– Вероятно, мало кто из советских тренеров мог бы своими достижениями сравниться с Лобановским. И трудно найти среди его коллег кого-то другого с тем же количеством шрамов на сердце от беспощадной, зачастую несправедливой критики. В чем его только не обвиняли! В чрезмерном рационализме. В безудержном поклонении Его Величеству Результату. В прагматичном использовании «выездной модели». Наконец, в «незрелищности» динамовского футбола. Вам доводилось быть очевидцем публичной защиты Лобановского?

– Приведу пример того, как и по каким вопросам частенько разгорался и потом затухал «сыр-бор». 1976 год. «Разбор полетов» на заседании тренерского совета Федерации футбола СССР по результатам «очередного» принципиального поражения сборной. После выступления Лобановского Качалин спросил: «Почему же играли двумя нападающими, а не тремя?» Тут надо пояснить, что Гавриил Дмитриевич предпочитал линию именно в три форварда. Имея оппозицию в лице Малофеева и Николаева, Лобановский ответил:

– А мы не выставляли ни двух, ни трех форвардов. У нас есть группы атаки и обороны.

Здесь снова хотелось бы разъяснить, обратившись к практике. По замыслу Лобановского, если, скажем, Матвиенко или Трошкин, игроки «Динамо» и сборной, оказывались впереди, то они действовали как нападающие. «Система Лобановского» была устроена так: если освобождалась зона, то туда, создавая дополнительную опасность для соперника, могли подключиться и хавбеки, и защитники. Часто поэтому оппоненты не знали, кого «ловить» на поле, не могли разобраться, кто, где и какие функции выполняет.

На упомянутом обсуждении и Николаев высказал свою точку зрения:

– У меня создалось впечатление, что команда не отличалась свежестью.

Реакция Лобановского оказалась молниеносной:

– А вы объясните, что такое «свежесть» в футболе. Я такого термина не знаю. Интересуюсь оценкой данного состояния, когда мне нужно выйти с футболистами на пик спортивной формы. К этому стараюсь их подвести, но не за счет «свежести», а за счет тренировок.

Следом в дискуссию вступил Малофеев:

– Ну, я не чувствовал, – горячился он, обращаясь к Лобановскому, – в игре команды искрометного футбола.

– Что имеете в виду?

– Ладно, выскажусь иначе: вы должны покаяться!

Лобановский с недоумением:

– А в чем, собственно? Почему?

– Да потому что, проиграв, вы всегда находите сто причин для оправданий.

Валерию Васильевичу откровенно не нравились некоторые оппоненты. В частности, невысоко оценивая Малофеева, он в данном случае даже не стал отвечать на его нападки. Просто отмахнулся:

– Я же не в храме Божьем, где мог бы стоять и каяться перед вами.

Вот такой «театр» в духе «семеро на одного»!

– Оппозиция к Лобановскому ограничивала себя дискуссиями или кое-кто еще палки в колеса вставлял?

– Бывало все. И тут немалую негативную роль сыграла пресса. Как я понял, журналисты давно его невзлюбили. Чувствуя это, Лобановский контактировал не со всеми. В том плане, что не обязательно вступал в разговор только с теми, от кого ожидал безоговорочной поддержки. Главное, чтобы от собеседника можно было ждать объективности, а не подлости.

По такому же принципу Валерий Васильевич выстраивал отношения, выступая в роли наставника будущей тренерской смены. В частности, легко общался и с энтузиазмом проводил мастер-классы с начинающими тогда молодыми наставниками Газзаевым, Семиным, группой украинских коллег во главе с Кучеревским…

– Как выглядели взаимоотношения Лобановского с ветеранами тренерского цеха и игроками, которым, собственно, больше всего от его «системы» и доставалось?

– С этим сложнее. Для многих специалистов старшего поколения лозунг Лобановского – «слабые умирают» – был неприемлем. Игроки тоже кряхтели. Но при этом прекрасно знали: Валерий Васильевич сам работает на износ и другим спуска не дает. Не зря же бытовало мнение, что у игроков, которые тренировались у Лобановского, футбольный век короток. Многие заканчивали карьеру явно досрочно или переходили в другие клубы, уже – увы! – не демонстрируя там прежних качеств. Но что вместе с тем характерно?

Вот, помню, знаменательный разговор с Василием Рацем. Его в какой-то момент отдали в аренду в клуб 1-го дивизиона Испании. Но при этом периодически вызывали на игры сборной. Поэтому Васе было что сравнивать. Он рассказывал, что в испанском клубе тренировки проводили раз в день. Лобановский же практиковал, как правило, двухразовые. Правда, он нагрузки делил. Ведь у него как бывало? Во время 1-й части занятия режим «Б» выполнялся на 60 %, остальные 40 % – во 2-й части. То есть Лобановский не грузил огульно. Он продуманно дозировал. Отсюда парадокс в рассказе Раца, который, когда я его расспрашивал, вдруг взял да и признался:

– Тренировки в Испании никаких эмоций не вызывали. А во второй половине дня не знал, куда себя деть. Чувствовал, что хочется тренироваться, но индивидуальные занятия запрещали.

Получается, игроки, находившиеся в распоряжении Лобановского, втягивались в особенный, задаваемый им ритм так, что ощущали дискомфорт, когда оказывались вне его.

Другой пример – Анатолий Коньков. Осенью 1974-го он перешел в киевское «Динамо» из донецкого «Шахтера». Тем же летом его дисквалифицировали: горняки принимали в матче чемпионата СССР «Днепр», когда Коньков не забил пенальти, после чего не сдержался и смачно выругался, как сам признался, от обиды, а находившийся рядом арбитр принял непечатную тираду на свой счет – и, не раздумывая, показал «красную карточку». На беду футболиста арбитром оказался не кто иной, как председатель Всесоюзной коллегии судей Валентин Липатов. И он-то добился, чтобы Конькова наказали по полной программе – 10 игр на лавке запасных! – но в 1975-м (январский сбор в Югославии) Лобановский призвал его в ряды национальной команды…

– Не Конькова вы имели в виду, когда признались, что «чуть было не пошли на сделку с совестью»: после длительного тайм-аута он физически не соответствовал игровым кондициям «Динамо». Поэтому «умирал» на первом сборе…

– Да, я тогда зашел в его комнату и предложил:

– Анатолий, давай-ка я со своими объективными данными попытаюсь убедить Валерия Васильевича дать паузу?

Словом, хотел придумать «болячку». А он решительно ответил:

– Ни в коем случае! Буду выполнять все «от» и «до», потому что должен попасть в основу. Иначе и в Киев приезжать не стоило!

Слава богу, крепким хлопцем оказался! Выжил! Все же могучим здоровьем обладал.

Другой пример. 1983 год. Александра Заварова пригласили в «Динамо» из ворошиловградской «Зари», выступавшей в 1-й лиге. Ну, где столица Украины и бывший Луганск? Это даже географически – немалое расстояние. А с точки зрения системы подготовки и структуры физических нагрузок? Два «полюса»! Так что при требованиях, которые выдвигались к игроку «Динамо», функциональные данные Заварова, можно сказать, приближались к нулю. Кроме того, Саша не любил тренироваться. Зато имел очень хорошую футбольную «голову», технически был великолепно оснащен. Словом, талантливый парень, самородок, за счет чего и выступал.

Тем не менее в «Динамо» Заварова поджидала мясорубка усиленных тренировок по системе Валерия Васильевича. И тут ему, конечно, пришлось хлебнуть лиха. Как-то вечером заглянул я к Саше. Обычно на досуге все чем-то занимались. А тут на кровати лежало обездвиженное, чуть ли не бездыханное тело:

– Все! – пожаловался он, перехватив мой встревоженный взгляд. – Собираю чемоданы, уезжаю! Больше не могу!

Признаюсь, я симпатизировал этому парню. Мы познакомились еще в «молодежке», которую тренировал Николаев и где я работал врачом. В отличие от случая c Коньковым я не стал предлагать Заварову передохнуть. А подошел к ситуации иначе.

– Саша, – начал я уговаривать Заварова, – терпи! Потому что твой сегодняшний уровень – не то что «Динамо» – не знаю, какому клубу может подойти. Надо себя перебороть!

И знаете – Заваров перетерпел. И позже успешно выступал и в «Динамо», и в сборной, и даже – ближе к завершению карьеры – в «Ювентусе». Более того, все время, начиная с того памятного разговора, он, чтобы не выпасть из «обоймы», даже пытался, сколько мог, скрыть ту или иную полученную во время игры болячку.

Помню, на сборе в Италии – по-моему, это случилось перед чемпионатом Европы 1988 года – Саша получил неприятное повреждение боковой связки коленного сустава. При щадящем режиме это не столь угрожающе. Поэтому он уговорил меня не ставить Лобановского в известность. Так что лечились мы с ним без отрыва «от производства».

Однако обмануть Валерия Васильевича было сложновато: он чутко улавливал, когда нагрузки реализуются, а качество игры не улучшается. В подобных случаях Лобановский становился неумолим. В плане поддержания высокой функциональной формы для него в команде все были одинаковы – что Блохин, что Евтушенко, что тот же Слободян. Кончилось тем, что он сказал Симоняну:

– Берите билет и отправляйте Заварова домой. Мне он такой здесь не нужен.

– Как же вам удалось переубедить наставника?

– Честно объяснил, что у парня травмировано колено. И что он сам, превозмогая боль, не захотел брать паузу. Тут надо и Никите Павловичу спасибо сказать:

– Валера, – пояснил он, встряв в наш нелегкий разговор с Лобановским, – Саша очень хочет тренироваться. Да и доктор вовремя сигнализировал штабу, что у Заварова проблема с суставом.

Услышав, родное ему «очень хочет тренироваться», Лобановский сразу сменил гнев на милость:

– Ну, – сказал он, заметно подобрев, – тогда это, как говорят в Одессе, меняет дело.

И сделал характерный для него жест – имел привычку, выставив вперед указательные пальцы обеих рук, сводить и разводить их в разные стороны. Так вот! Сведя и разведя пальцы в очередной раз, Валерий Васильевич миролюбиво сказал:

– Ну, Савелий Евсеевич, тогда давайте лечите его!

– Теперь вернемся в 1982 год, когда после неудачного выступления сборной на чемпионате мира опрометчиво созданный по подсказке из ЦК КПСС «триумвират» распался. И Лобановский, ранее ассистировавший, а фактически оппонирующий Бескову, вторично сменил Константина Ивановича на посту главного тренера. Как прошло «новое – старое» назначение Валерия Васильевича?

– Очень быстро. И, по-моему, безболезненно. Что закономерно, поскольку сборная вновь формировалась на базе его родного «Динамо». Единственно, что сроки, конечно, поджимали. Потому что в ближайшие дни команде предстояло выехать на «турнир четырех» в Анкону (Италия).

– Лобановский, как и вы, умел поддерживать человеческие отношения. Однако знал, что вы дружили и с Бесковым, и с ним. Когда почувствовали, что Валерий Васильевич продолжает «ставить» на вас?

– Перед выездом в Италию, когда в Федерации футбола СССР увидел в списке на выезд свою фамилию. Тогда, замечу, еле-еле набрали 13 человек.

– Почему «еле-еле»?

– Ну, отчасти потому, что турнир имел товарищеский формат. А главное – продолжался чемпионат страны. Отпускать в ответственный для судеб многих клубов лучших игроков в сборную, да еще ради участия в малопрестижном соревновании – на такое тренеры шли крайне неохотно.

Поэтому в Анкону поехали в основном футболисты киевского «Динамо». Вот среди их имен я и нашел свою фамилию. Между прочим, на турнире довелось на нее полюбоваться вторично – в числе заявленных на… матч игроков. Объясняю этот забавный шаг просто: формально заявка должна состоять из 15 человек. Где ж их взять? Поэтому в протокол 13 потенциально «играющих» включили меня и массажиста. Для проформы, так сказать!

Там же, в Анконе, произошел смешной случай, отразивший характер Лобановского. В часы редких пауз Валерию Васильевичу нравилось сражаться в «теннисбол». В качестве обязательного элемента эта азартная игра входила в программу подготовки – благо и стресс снимала. Суть ее в том, что, разбившись на пары, соперники ногами перебрасывают друг другу мяч через теннисную сетку. Пара, потерявшая мяч, попавшая в сетку или упустившая ее за линию поля, считалась в проигрыше.

Страшно не любивший уступать, Лобановский и в этой забаве смириться не мог с поражением. Кстати, чаще всего выступал в дуэте с таким же неуступчивым Андреем Балем. Оба увлекались «теннисболом» так страстно, что сами ухитрялись в него поиграть и других подбить. Даже в период напряженных турниров. Например, на чемпионате мира-1982. Победить Лобановского с Балем мало кому удавалось. Тем не менее незадолго до отлета в Италию эта почившая на лаврах «сладкая парочка» была вынуждена пропустить вперед дружный дуэт Оганесян – Бессонов. Так вот! Когда приехали в Анкону, Валерий Васильевич решил взять реванш.

Только мы сошли с трапа самолета, только разместились в отеле, как главный тренер решительно приказал обидчикам: «Идем играть!» И с Балем взял верх. Расстроенный Хорен на «отменном» русско-армянском диалекте потом жаловался нам: «Они отжухали несколько мячей, попавших в аут». У слушающих его объяснение вызвало бурю положительных эмоций.

– Однако, наверное, не ради одной забавы – поиграть в «теннисбол» выезжала сборная в Италию?

– Разумеется, нет! Шла повседневная, напряженная работа на стадии отборочных матчей первенства Европы. Настолько напряженная, что в 1983-м пересевший в кресло председателя Спорткомитета СССР Грамов поставил Валерия Васильевича перед труднейшим выбором: или берете на себя сборную, или продолжаете тренировать «Динамо» – третьего не дано!

– То есть ему предложили сосредоточиться на работе с национальной командой?

– Совершенно верно. Полагаю, Лобановский обсудил этот вопрос и получил согласие от высшего руководства республики в лице Щербицкого. Ведь худо-бедно, но на этот раз Валерию Васильевичу предстояло оставить главный в республике и лучший клуб страны.

– Кто в тот момент принял от Лобановского «Динамо»?

– По его рекомендации команду возглавил Морозов.

– Ну, и как от такой «рокировочки» выиграли обе дружины?

– В сборной у Валерия Васильевича дела поначалу шли хорошо. Хотя некоторая сложность в работе с составом, конечно, возникла. Это было связано с тем, что там появилось много игроков некиевлян. В частности, представители московского «Спартака» и – если иметь в виду Ларионова – «Зенита». Раньше – во времена совместительства – Лобановскому было проще: как в «Динамо», так и в сборной он работал в основном с одними и теми же, хорошо ему известными футболистами.

Теперь главная команда, действительно, формировалась из лучших представителей разных клубов. И работала по графику, составленному штабом команды и одобренному Федерацией футбола. То есть, в рамках сборов, запланированных для подготовки к конкретным играм: семь дней перед официальным матчем и три – до товарищеских.

Показательным оказался сбор незадолго до отборочного матча со сборной Португалией в апреле 1983-го. Та встреча стала тем более важной, что именно с этой командой нам предстояло осенью того же года сражаться на предварительной стадии первенства Европы.

Первый день занятий, как обычно, отводился углубленному обследованию (медицинский и педагогический контроль). Его проводила комплексная бригада кафедры футбола ГЦОЛИФКа. Возглавлял ее кандидат педагогических наук Евгений Васильевич Скоморохов (впоследствии – старший тренер «Торпедо»). Результаты оказались неутешительными: команда утомлена, функциональное состояние игроков внушало тревогу. Когда об этом доложили Лобановскому, он, не скрывая сарказма, спросил:

– Ну, так что, может, на поле не выходить?

В ответ ученые мужи выдвинули свое предложение: 2–3 дня – отдых, снижение нагрузок, восстановительные мероприятия, бассейн, массаж, баня… Короче, пусть валяют дурака! А уж в оставшиеся четыре дня займутся конкретной, напряженной подготовкой к матчу. Лобановский никак не отреагировал. Я тогда, кстати, тоже не совсем согласился с научными выводами. Знаете, трудно провести грань между состоянием утомления и недостаточной физической готовностью. Явных симптомов, четких диагностических оценок, указывающих на усталость, не наблюдалось. А с учетом того, что футболисты приезжали из разных клубов, с разной интенсивностью работы над функциональной подготовкой, нельзя было делать однозначного вывода по всей команде.

– И как поступил Лобановский?

– А так, как считал нужным! Днем кончилось обсуждение, а вечером Валерий Васильевич так загрузил подопечных, что даже Симонян развел руками:

– Что он делает? Они же после такой тренировочки не побегут…

«Тренировочки» продолжались почти всю неделю. Нагрузки Лобановский снизил лишь накануне игры. И что вы думаете? На матче с португальцами ребята побежали. Да еще как!

СССР – ПОРТУГАЛИЯ – 5:0 (2:0). 27 апреля 1983 г. Отборочный матч V чемпионата Европы.

Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 90 000 зрителей.

СССР: Дасаев, Бессонов, Чивадзе (к), Демьяненко, Балтача, Черенков, Ларионов, Сулаквелидзе, Оганесян (Буряк, 74), Родионов (Шенгелия, 78), Блохин.

Голы: Черенков (16, 23), Родионов (40), Демьяненко (53), Ларионов (86).

Понятно, Валерий Васильевич рисковал. Но предложение специалистов-теоретиков сбалансировать состояние футболистов с помощью предлагаемого отдыха принять не мог. Ведь не зря любил говорить: лежа на кровати к игре не подготовишься.

Вообще-то конец апреля и май – не наш период. Еще основатель отечественной спортивной физиологии профессор Алексей Николаевич Крестовников доказал: синусоида функционального состояния за 8 месяцев соревновательного периода имеет по два ярко выраженных «горба» и спада. Начало 1-го спада приходится на последние апрельские дни. После больших физических нагрузок, связанных с подготовкой к сезону, и, естественно, игр на плохих полях. То есть то, что мы увидели до матча против команды Португалии, – начало физиологического спада, но не утомления. И здесь, если бы Лобановский взялся следовать рекомендациям Скоморохова, футболисты, действительно, не побежали бы.

Так что Валерий Васильевич продолжал действовать в своем духе. И все вроде бы говорило в его пользу, поскольку на стадии отбора европейского чемпионата сборная уверенно набирала от игры к игре. Пока через полгода не наступил «момент истины» во 2-м, куда более важном для нас матче отборочного европейского турнира против португальцев в Лиссабоне.

– Почему же та встреча стала тем самым «моментом»?

– Исходя из турнирного расклада, мы не должны были уступать – нас устраивала и ничья. Тогда сборная СССР занимала 1-е место в подгруппе и вроде имела все шансы продолжить борьбу в компании грандов европейского футбола. Однако «первый тревожный звоночек» зазвучал во время матча Португалия – Польша. Стоило полякам сыграть вничью – и сборная СССР оказалась бы недосягаемой. Но, видно, не зря перед той встречей Валерия Васильевича одолевали нехорошие предчувствия:

– Зная в определенной степени поляков, – говорил он, – боюсь, как бы они в решающий момент не «сдали» игру.

В тот день Лобановский приехал в Москву. И мы вчетвером – он, Симонян, Морозов да я поехали в телецентр, чтобы смотреть в Останкино прямую трансляцию из Варшавы. Когда Валерий Васильевич увидел, что на поле у поляков вышел, по сути, 2-й состав, он произнес два слова:

– Все понятно!

Значит, отрядившим на игру лучших игроков португальцам надо было сильно изощриться, чтобы не взять верх над хозяевами, которые вдруг решили: самое время обкатать футболистов «второго эшелона». В итоге – разница набранных очков сократилась до минимума. Нам оставалось делать ставку на победу. Но в Португалии данный расчет опрокинул один человек – судья матча.

Раскрою в этой связи неизвестную подноготную. О том, что сборную СССР непременно будут «убивать», тоже стало известно заранее. Почему говорю столь уверенно? Накануне того матча к Лобановскому пришел работавший тогда в Португалии знаменитый чешский тренер Йозеф Венглош. Пришел инкогнито, где-то за полночь, подняв воротник, чтобы – не дай бог – кто-нибудь из посторонних не узнал. В доверительном разговоре с нашим наставником он открытым текстом предупредил:

– У тебя нет никаких шансов – арбитр проводит заключительную встречу в своей карьере. Даю сто против одного, что его подкупят с потрохами. Даже если вы португальцам заколотите кучу мячей, то хоть на один, но им помогут забить больше!

Прогноз Венглоша полностью подтвердился. Кроме прочего, даже небеса, кажется, восстали против нас. Погода во время матча была ужасной. Окажись она лучше, португальцам – даже с помощью судьи – успех вряд ли был гарантирован. Но в Лиссабоне прошел жуткий ливень. Было грустно видеть, как такие выдающиеся технари вроде Гаврилова и Черенкова беспомощно барахтались на залитом водой поле. Начиная контратаку, наши футболисты в простейших, казалось бы, ситуациях то и дело теряли мяч, греша неточными передачами. Это приводило, в свою очередь, к опасным контратакам соперника, поскольку большинство советских игроков оказывались отрезанными от мяча. Одна из таких потерь и привела к решающему голу.

Шалана, подхватив мяч, совершил отличный проход. На подступах к штрафной ему в ноги бросился Боровский. Шалана упал. А французский арбитр Конрат показал на 11-метровую отметку. Очень сомнительный пенальти. Даже поклонники португальской сборной, с которыми довелось беседовать, отмечали: судья допустил грубейшую ошибку. Однако спорить с ним в таких случаях бесполезно.

ПОРТУГАЛИЯ – СССР – 1:0 (1:0) 13 ноября 1983 г.

Лиссабон. Стадион «Да Луш». 75 000 зрителей.

СССР: Дасаев, Боровский, Чивадзе (к), Демьяненко, Балтача, Баль, Родионов (Евтушенко, 71), Сулаквелидзе, Гаврилов (Оганесян, 59), Черенков, Блохин.

Гол: Жордао (43 – пен.).

Случился невиданный для Лобановского провал. Его самая, вероятно, большая неудача на посту главного тренера сборной.

– Какие оргвыводы произошли после того, как она не попала на чемпионат Европы?

– Весь штаб, включая меня, вызвали на заседание коллегии Спорткомитета, который в ту пору, как я говорил, возглавил Грамов. Сначала слово предоставили Лобановскому – чтобы получить, как говорится, материал для анализа неудачного выступления. После чего разгром «покатился» по знакомому «совковому» сценарию. То есть на Валерия Васильевича обрушился шквал критики, в которой все – справедливое, несправедливое – смешали в большую, нехорошо пахнущую кучу.

– Кто-нибудь выступил в его защиту?

– Да что вы! Как можно?! Даже начальнику Управления футбола Колоскову не дали подойти к трибуне. Словом, мы стали очевидцами очередной расправы в печально известном стиле. Проект постановления звучал беспрецедентно: освободить от занимаемых должностей руководителей сборной СССР Лобановского и Симоняна; запретить им работать с командами мастеров высшей лиги.

Своей очевидной неадекватностью пункт о «запрете» вызвал в зале дружный ропот. С мест раздались голоса присутствующих о том, что нельзя этого делать. Лобановский «возникать» не стал. Он незаметно вышел из зала. Не могу утверждать точно, но мне потом рассказали: Валерий Васильевич спустился в кабинет Колоскова. И от него по правительственной связи переговорил с Щербицким. После чего авторам «сценария» пришлось его на ходу переписать.

Сужу об этом по тому, что когда Лобановский вернулся, Грамов с кем-то разговаривал по телефону. Видимо, статус собеседника заставил главу Спорткомитета резко сменить не только тон общения. На глазах присутствующих произошла существенная метаморфоза. Все ранее запланированное действо стали резко «спускать на тормозах». В частности, из проекта постановления исчезла формулировка о запрете работы. В результате – штаб во главе с Лобановским освободили от исполнения прежних обязанностей.

– Савелий Евсеевич, если мне не изменяет память, по отношению к тренерам столь категорично сформулированных решений коллегия Спорткомитета прежде не принимала. Это, во-первых.

А, во-вторых, сошлюсь на слова Лобановского, сказавшего тогда по горячим следам: «Да, в чем-то мы допустили просчеты. И возможно, в большей степени это сделал именно я. Но ведь не было тренеров, да и, уверен, не будет, не совершающих ошибок. Важно, как к ним подходить, с какими мерками. А последовавшие выводы – скорее всего следствие эмоционального всплеска, вызванного этим обстоятельством».

Не кажется ли вам, что «всплески» слишком дорого потом обходились тем, кто работал со сборной – а значит, и для состояния сборной? Ведь, скажем, и вам в очередной раз пришлось снова, как говорится, «идти в 1-й класс»? Я имею в виду – искать новое место работы?

– А что я? Для меня-то как раз все это оказалось не так уж и страшно. Да, 1-я сборная временно как бы перестала существовать. Но оставалась олимпийская команда, которую возглавил Эдуард Васильевич Малофеев.

– То есть с вами, как я понимаю, ясность наступила быстро. А куда направился Лобановский?

– Вернулся в Киев. В 1983-м ведомое Морозовым «Динамо» заняло 7-е место в чемпионате СССР. Для такой команды это был оглушительный провал. А ведь как поначалу радовались игроки! Ну, как же! Ведь без Лобановского с его нагрузками началась не жизнь, а лафа! Однако, оказавшись без привычных медалей, футболисты сразу очухались. И запричитали: верните Валерия Васильевича! И он вернулся. Да так, что уже в следующем сезоне киевляне выиграли первенство страны.

– А после ухода Лобановского вы поддерживали взаимоотношения с ним и его командой?

– На межличностном уровне. И в основном по телефону. По собственному почину в столицу Украины приезжал редко. Дел в сборной хватало по горло! Да и не было в том большой нужды. Ведь в «Динамо» на посту врача успешно утверждался Малюта, который называл себя моим учеником. Он часто по телефону – а когда появлялась возможность, и очно – советовался со мной по специфично медицинским вопросам. И очень быстро набирал высокую профессиональную форму, превращаясь в квалифицированного спортивного врача. Так что у Лобановского появлялось все больше оснований Малюте доверять.

Что касается Валерия Васильевича, то в ту пору мы в основном виделись в Москве. Периодически встречи проходили тогда, когда «Динамо» проводило в столице очередную календарную игру. Обычно общались в отеле, где команда проживала. Чаще всего в «Пекине» или «России».

Общались и тогда, когда Валерия Васильевича приглашали в столицу на заседания тренерских советов. Инициатива в этом деле принадлежала нередко Симоняну. Приняв команду из рук Лобановского, Никита Павлович частенько консультировался с ним. Тем более что, кроме прочего, в определенный Симоняном состав входило, как правило, 5–6 киевлян.

– Савелий Евсеевич! Наверное, подошел момент перейти к тому периоду в тренерской карьере Лобановского, когда его снова, уже 3-й раз (!), пригласили возглавить главную команду. Но перед этим хотелось бы подвести черту под 2-м этапом. Причем словами Валерия Васильевича: «Признаюсь, тогда, в 1983-м, нисколько не удивился увольнению. Каждый тренер должен в любой момент быть готов оказаться за бортом. Увы, но как говорит один из коллег-острословов, «такова специфика нашей профессии».

Бескова уволили из сборной за 2-е место (!) на первенстве Европы. Емеца, сделавшего «Днепр» чемпионом и призером, попросили уйти… Да мало ли примеров. Поражение неизбежно влечет за собой конфликты – с начальством, игроками, болельщиками. В таких ситуациях горячность, спешка в решениях не лучшие советчики. Неверие – самое страшное для людей моей профессии. В 1983-м я его в очередной раз испытал».

Глава 19

Один у поля не воин…

– Насколько понимаю, ваше эпизодическое и преимущественно телефонное общение с Лобановским вновь стало очным и каждодневным с 1986 года, когда Валерия Васильевича опять призвали в сборную. До этого вы благополучно работали в ней с Малофеевым. Столь экстренная замена главного тренера, с которым команда, между прочим, успешно завоевала путевку на финальный турнир мирового первенства в Мексике, не только на болельщиков, но и многих специалистов произвела эффект грома среди ясного неба. Почему так получилось, тема особая – ее мы коснемся в главе, посвященной этому известному футболисту и тренеру. Здесь хочу узнать, как происшедшее воспринималось изнутри – вашими глазами и глазами футболистов, съехавшихся на базу в Новогорск перед вылетом за океан?

– Коней, как известно, на переправе не меняют. Поэтому для нас, как и для многих остальных, спешная «смена караула» стала полной неожиданностью. Утреннее занятие 10 мая 1986 года проводили Малофеев и Сальков. А после обеда игрокам сообщили: вечером с ними будут работать другие тренеры. Около 16.00 у крыльца главного корпуса базы затормозили две служебные черные «Волги». Из одной вышел начальник Управления футбола Колосков. Из другой – Лобановский. И с ним Симонян, Мосягин и Морозов. Мне, хорошо знавшему прежний штаб Валерия Васильевича, это сразу сказало о главном. В нем не хватало двух привычных единиц: вашего покорного слуги и массажиста Олега Викторовича Соколова.

– Как интересно! Лобановский и на этот раз в верности своей штабной «команде» оказался удивительно последовательным!

– Да, но в тот момент мы с Соколовым, насмотревшись в жизни всякого, задумались о другом. Например, не факт, что кого-то обязательно снова возьмут или оставят. Хотя у меня, признаюсь, кое-какая надежда имелась. Ведь сборной предстояло выступать не где-нибудь, а в Мексике в условиях высокогорья. Я с этим и в работе с конькобежцами на Медео, и в той же Мексике, которая уже принимала в 1970-м чемпионат мира по футболу, сталкивался на практике более, чем кто-либо. Так что мой опыт по части акклиматизации в условиях высокогорья мог сборной пригодиться. Но…

– Про «но» догадаться нетрудно. У нас ведь, перефразируя известную поговорку, разум предполагает, а начальство располагает…

– Вот именно. Так что хочешь – не хочешь, а пришлось, как понимаете, «вибрировать» в ожидании решения тех, кто тогда «располагал»! Словом, судьба наша прояснилась часа два спустя. Перед этим – по-моему, через Никиту Павловича – передали: в 18.00 всем быть на тренировке. Новичкам выдавали форму, а я находился в своей комнате на 1-м этаже, когда сверху, из штабного «люкса» на 2-м этаже спустился Мосягин с поручением:

– Тебя просит к себе Грамов.

Председатель Спорткомитета СССР встретил привычными словами:

– Продолжайте работать! К вам вопросов нет!

– Прежде чем задать вопрос о том, чем тем временем был занят Валерий Васильевич, не могу не привести еще одно его высказывание, которое, полагаю, будет к месту. Через год после обсуждаемого нами события один из спортивных журналистов, навестив Лобановского в Новогорске, задал вопрос: «Что испытывали, придя накануне мексиканского первенства в сборную, куда привлекать вас всего три года назад было публично признано «нецелесообразным»?»

– И каким оказался ответ?

– Валерий Васильевич с грустью признался: «Только чувство досады от того, что тогда, оборвав, не дали продолжить начатое мною и коллегами. Время рассудило, кто был прав. Я отстаивал свою правоту в клубе. И то, что мы все были вновь приглашены в сборную, да еще в столь ответственный момент, лишь подчеркивает опрометчивость шага, предпринятого в 1983-м. Ведь снимали и вновь назначали нас одни и те же руководители».

Теперь позвольте вернуться к моему вопросу: какие кардинальные меры предпринял Лобановский, вернувшись в третий раз в сборную незадолго до начала первенства в Мексике?

– Время действительно поджимало. Тем более, на чемпионат мы отправились за две недели до нашего стартового матча. Дату вылета из Москвы Валерий Васильевич просчитал, основываясь на данных, которые я предоставил. И тут справедливости ради нужно отдать должное Малофееву. Все-таки он заложил прочный фундамент сборной-1986.

– Прекрасно! Но давайте, воздав должное Эдуарду Васильевичу, скажем и о том, что можно поставить в заслугу Валерию Васильевичу. Он ведь тоже не волшебник?

– Нет, но тренер классный! Лобановский очень грамотно провел подготовку команды на протяжении тех 12 дней, остававшихся в запасе. В частности, скрупулезно выполнил мою ключевую рекомендацию – с 4-го по 7-й день нагрузки носили поддерживающий характер, без интенсивности. В результате – немного забегаю вперед – ребята, прошедшие предыдущий сбор в Мексике и попавшие туда повторно, не столь остро, как другие, испытывали негативные последствия пребывания в высокогорье. То есть произошло то, что и прогнозировала медицинская наука.

В итоге Валерий Васильевич остался весьма удовлетворенным результатами обследования футболистов, которое я провел накануне вылета из Москвы. Данные пульса, артериального давления и ЭКГ по каждому игроку – все в комплексе говорило о том, что команда к чемпионской гонке готова.

– Вопрос из разряда «чего не видит зритель»: немаловажное значение для итогового результата имеют такие «мелочи», как где живут футболисты, как они питаются, добираются до стадионов…

– Согласен. Так вот впервые на моем веку сборная СССР разместилась в заштатном отеле.

– Странно… Денег чиновники не выделили или в других гостиницах вывесили объявления «мест нет»?

– Нет, все банально. Наши руководители опоздали. Как правило, после жеребьевки полпреды команд разлетаются в места проведения будущих матчей, чтобы поискать и забронировать комфортабельный отель. Словом, Малофеев и Рогов сразу это не сделали, а когда «проснулись», все приличные адреса разобрали.

Итак, в каждой комнатке ребята жили по двое. Не считая маленькой столовой и невзрачной кухни. Однако мы взяли с собой великолепного повара из Новогорска. Николая Александровича футболисты очень уважали – он давно и хорошо знал вкусы каждого. В меню использовали местные продукты, но мы кое-что с собой привезли: гречку, которая шла «на ура», сырокопченую колбасу, воблу, балык и шпроты в банках, икру…

– Простите, неужели обошлись без алкоголя?

– Нет, пиво разрешали пить, но, естественно, в меру. А водкой запаслись представительской, для приемов, с санкции главы делегации – председателя Спорткомитета СССР Николая Ивановича Русака, в недавнем прошлом инструктора Отдела пропаганды ЦК КПСС. Великолепный человек, мастер спорта по ручному мячу, каждое утро совершал километровые пробежки. Наша команда во главе с Лобановским к нему очень хорошо относилась. Знаете, почему? В подобных ситуациях главное качество руководителя – не мешать.

Несмотря на неважнецкие бытовые условия, наш повар быстро адаптировался. Да и мексиканцы настолько по-доброму к нему отнеслись, что подарили полный комплект профессиональной белоснежной униформы, начиная с брюк и кончая колпаком. Когда Николай Александрович появился в зале в обновках, мы поначалу не признали его. В первые дни он, советуясь по поводу меню, просиживал в моем номере часами. После чего готовил в основном русские блюда – борщи, котлеты, каши… Потому что от острой местной кухни мы сразу отказались.

– Дело оставалось за малым – успешными матчами советских футболистов?

– Да, для нас супертурнир начался 2 июня. По дате он совпал с днем моего рождения. Так что своей самой крупной за историю участия в финальных стадиях мировых первенств победой сборная СССР преподнесла мне шикарный подарок.

ВЕНГРИЯ – СССР – 0:6 (0:3).

Ирапуато. Стадион «Ирапуато». 16 500 зрителей.

СССР: Дасаев, Бессонов, О. Кузнецов, Ларионов, Демьяненко (к), Рац, Яковенко (Евтушенко, 74), Заваров, Беланов (Родионов, 69), Алейников, Яремчук.

Голы: Яковенко (2), Алейников (4), Беланов (24 – пен.), Яремчук (66), Дайка (75 – автогол), Родионов (83). Евтушенко не реализовал пенальти (78).

Эта убедительная победа быстро вытеснила из общей памяти тот факт, что до игры мы венгров сильно побаивались. Связано это было с рядом обстоятельств. Но главное шло от дефицита информации. Соперники никого не пускали на тренировки. И сильно интриговали тем, что в спарринг-матчах ни разу не уступили. К счастью, кое-какие сведения добыл Рац.

– Ну, это понятно! Ведь Василий из закарпатских венгров, прекрасно владел родным языком.

– Вот это-то знание и помогло. Рац смог пообщаться с репортером из Будапешта, эксклюзивно допущенным в стан команды соотечественников. В свою очередь, кое-какой сюрприз подготовил Валерий Васильевич: 27 мая провел открытую контрольную встречу против одного из местных клубов. На смотрины, естественно, съехалось множество журналистов. Среди них – «наблюдатели из Венгрии». Наши ребята вышли на поле в футболках с номерами, которые всех запутали.

– Организуя подобный матч, какую цель Лобановский преследовал?

– Смешать сопернику карты – они же ориентировались на определенный состав. А тут вышли и те, кто находился в основе, и резервисты. Причем в футболках с обескураживающими номерами – 63, 55, 43…

– И их Валерий Васильевич придумал?

– Он – кто же еще! В результате никто из оппонентов ничего не понял. Остальное довершила, собственно, великолепная игра сборной, которая после разгрома венгров получила такую восторженную прессу, что авансом была отнесена специалистами в разряд фаворитов.

В Леоне 5 июня нас ожидала сильная команда Франции, где выступали такие «звезды» мирового футбола, как Жиресс, Тигана и Платини. Кстати, размещались обе команды по соседству (центрфорвард Жан-Пьер Папен, будущий обладатель «Золотого мяча»-1991, заехал 13 июня к нам, чтобы поздравить с днем рождения Рината Дасаева). После убедительной победы над венграми настроение у ребят, конечно, оставалось приподнятым. Неплохим оно было и у французов. В дебютном матче – правда, с более скромным счетом 1:0 – они взяли верх над канадцами.

Накануне встречи Валерий Васильевич, видимо, памятуя о том, что играть придется в 16.00, в самую жару, назначил предматчевую тренировку именно на это время. Я зашел к Морозову:

– Давай поговорим с Валерием Васильевичем, чтобы перенести занятие на более позднее время (вечером температура резко снижалась). Иначе адаптации не добьемся, а энергетика футболистов пострадает.

– Ты прав! Пошли!

Замечу, что участие Юрия Андреевича в подобных разговорах с Лобановским добавляло в дискуссию изрядную долю «перца». Во взаимоотношениях с главным тренером некое неформальное право «старослужащего» – а Юрий Андреевич на пять лет старше Валерия Васильевича – видимо, избавляло Морозова от лишних комплексов. Поэтому он, когда считал нужным, смело вступал с Лобановским в спор. И, рубя, по своему обычаю, правду-матку сплеча, не стеснялся в выражениях. Интеллигентный Симонян в подобных «схватках» играл роль «третейского судьи». Словом, я с удовольствием наблюдал за этим неподражаемым действом.

Правда, на этот раз ни зрелища, ни дискуссии не получилось. Все свелось к краткому диалогу. Потому что, зайдя с нами к Лобановскому, Морозов цветистую вступительную речь закатывать не стал, а предпочел сразу предоставить слово мне:

– Васильич! – интригующе произнес он. – Савелий хочет поговорить!

– А что случилось?

– Валерий Васильевич, – обратился я к насторожившемуся Лобановскому, – давайте перенесем тренировку на вечер!

– Действительно, – мгновенно включился Морозов, – чего будем ребят «мордой об асфальт возить»?

В воздухе повисла многозначительная пауза. Наконец, Лобановский повернулся в мою сторону:

– Савелий Евсеевич, объявите, пожалуйста, что выезд в 18.30…

Перенос сыграл положительную роль. Игра против французов получилась очень сложной. Но в конце концов стороны интуитивно пришли к выводу – ничья устроит и тех, и других. Сужу об этом хотя бы по тому, что как только счет стал 1:1, встреча перешла в позиционное русло.

Леон. Стадион «Леон». 5 июня 1986 г. Матч 1-го этапа XIII чемпионата мира. Стадион «Леон». 36 500 зрителей.

СССР: Дасаев, Бессонов, О. Кузнецов, Ларионов, Демьяненко (к), Яремчук, Алейников, Яковенко (Родионов, 68), Рац, Заваров (Блохин, 58), Беланов.

Голы: Рац (53), Фернандес (61).

– То есть последние полчаса превратились в шоу?

– Тогда, действительно, произошел комический эпизод. Чувствуя на себе жару, мы с массажистом до матча подготовили пластиковые кулечки с водой. Чтобы не бросать привычные, но тяжеловатые бутылки, ведро со льдом заполнили этими пакетиками, и по ходу матча кидали их ребятам.

Яремчук, вносивший разрядку в будни команды, поднял руку и посмотрел на нас. Поняв, что ему нужен кулечек, кинули его Ивану. Поймав пакетик, он продолжал играть, держа его в руке – у наших ворот возник острый момент, завершившийся угловым. Пока устанавливали мяч у флажка, к Яремчуку подбежал Жиресс, который, выхватив кулек, мгновенно выпил его содержимое. А наш хавбек, подбежав к бровке, попросил еще один пакетик.

– Прямо-таки сюжет для кинокомедии…

– Позволю себе еще одно «мексиканское» отступление с участием веселого хлопца из Западной Украины. Тогда он имел единственную слабость – неравнодушие к прекрасному полу. Причем Яремчук чуть ли не везде «отмечался». Гостиница в Ирапуато, безусловно, охранялась и была огорожена. Однако когда Ваня появлялся у входа в отель, куча местных девчонок уже ждала его за забором. О чем и на каком языке он с ними разговаривал, не представляю, но Яремчук энергично жестикулировал…

Кстати, когда мы въехали туда, в команду входил 21 человек. Ивана случайно разместили в одноместном номере с двумя кроватями. В первый же вечер Валерий Васильевич спросил меня: «Ну как, расселились без проблем?» – «Да, вот Яремчуку повезло». Лобановский тут же, не раздумывая, дал команду: «Договоритесь с кем-либо из ребят, но Иван должен иметь соседа!»

– Забавно, но возвращаемся к комфортно завершившейся для сборной первой стадии первенства мира-1986, когда советские футболисты, благодаря лучшей разнице забитых и пропущенных мячей, заняли 1-е место в подгруппе и вышли в следующий этап. Однако, помнится, как раз в плей-офф наших болельщиков и поджидало наибольшее разочарование?

БЕЛЬГИЯ – СССР – 4:3 (0:1, 2:1). 15 июня 1986 г. Матч 1/8 финала. Леон. Стадион «Леон». 32 300 зрителей.

СССР: Дасаев, Баль, Бессонов, О. Кузнецов, Демьяненко (к), Яремчук, Яковенко (Евтушенко, 78), Алейников, Рац, Заваров (Родионов, 72), Беланов.

Голы: Беланов (27, 69, 110 – пен.), Шифо (55), Кулеманс (75), Де Моль (101), Классен (108).

– Увы! Сначала в 1-м тайме советская команда пропустила гол. Во 2-м – еще один, но огромными усилиями свела игру к ничьей. Выяснение отношений в дополнительное время подвело черту – мы уступили.

– В чем же на этот раз коренилась причина обидного срыва? Опять тренер Лобановский виноват?

– В случае поражения виноватых всегда найдут. Но в данном случае причины, конечно, были. Коснусь лишь одной. И по-моему, главной. Ну, представьте: еще не вышли на оказавшийся для нас роковым матч с бельгийцами, а Симоняна отправили в Мехико подбирать для команды отель. Более того. Тем же вечером ко мне заглянули игроки во главе с Толей Демьяненко, чтобы поинтересоваться:

– Ну что, выбрал Никита Павлович гостиницу?

– Подождите, – говорю, – ребята! Бельгийцев еще надо обыграть!

А они чуть ли не с возмущением:

– Вы что, сомневаетесь?! Да мы их завтра лудить будем!

Вот и «долудились»!

– Правда, что во время того злополучного матча Лобановскому плохо стало?

– Сущая правда! Когда закончилось основное время (2:2), Валерий Васильевич закричал:

– Савелий, сердце!

А я как назло, выходя на поле, сердечные таблетки из чемоданчика выложил – во время игры они вроде ни к чему. Побежал в раздевалку. Лобановский сидел на лавочке. И не уходил до тех пор, пока препараты не подействовали и ему не полегчало. Мой диагноз – коллаптоидное состояние в результате стресса. Проще говоря, приступ, вызванный шоковым состоянием. Так ведь было от чего впадать в шок!

– Как, кстати, вел себя Лобановский в раздевалке после побед или поражений?

– Обычно на его лице ничего нельзя было прочесть. Когда по ходу матча ребята выигрывали, Валерий Васильевич в перерыве в раздевалке обыденно, без эмоций вносил коррективы. Ведь встреча развивалась в русле, которое он задал.

Когда же сборная уступала, не кричал, не ругался, не стучал по столу кулаком. А найдя короткую, но емкую форму выражения, строго и жестко высказывал претензии к тем футболистам, кто своими действиями или бездействием ломал игру и намеченный им план.

– Вы упомянули емкость слов, которые Лобановский находил для выражения мыслей. Но пользовался ли он при этом экспрессивными, но непечатными словами, которыми, как мы знаем, грешили некоторые прославленные отечественные тренеры?

– Нет! К таким «усилителям» Валерий Васильевич не прибегал. Ему хватало ума, интеллигентности и таланта найти нужную экспрессивность в ином. Но судите сами! У Блохина, как правило, не бывало плохих матчей. В играх любого статуса и уровня – и уж тем более за сборную – он всегда старался демонстрировать экстра-класс. И что бы ни случалось, почти никогда не опускался ниже определенной, весьма высоко им самим поднятой планки. Но вот редчайший случай.

В 1-м тайме одной из неофициальных встреч ряд эпизодов с участием этого замечательного игрока вызвал острое недовольство Лобановского. В перерыве Валерий Васильевич не стал, как это сделали бы на его месте многие другие, распекать Блохина. Просто на секунду около него задержался. И кратко, но жестко бросил: «А ты – одевайся!» В том смысле, что, дескать, можешь снимать спортивную форму, одеться во все цивильное – на поле выйдет другой. Вконец обескураженный Олег прямо-таки взвился:

– Валерий Васильевич! За что?

– Мне такая игра не нужна, – пояснил Лобановский. И чтобы совсем расставить все точки над «i», добавил:

– Ты, Блохин, как все!

То есть дал понять, что у него, Лобановского, кое-как относиться к игровым обязанностям не позволено никому. Даже очень большому футболисту…

Характерно, что, «встряхнув» эмоционально Олега, Валерий Васильевич, в конце концов, на 2-ю половину матча его оставил: «Ладно, выходи. Первые 15 минут посмотрю, что ты из себя представляешь». И таким образом поступил мудро. Потому что, выйдя на поле, Блохин прямо-таки расцвел.

– Но вернемся к малорадостному итогу выступления сборной Лобановского в Мексике. Точнее – к тому, как она в очередной раз споткнулась в нескольких ступеньках на пути к медалям. Не являлся ли тот срыв следствием тренировочных сверхнагрузок, которыми увлекался Валерий Васильевич?

– Не думаю. Более того, замечу: как раз в Мексике Лобановский заметно смягчился. Во всяком случае, там мы уже не слышали прежних предельно жестких требований по реализации его плановых наметок, как это происходило на предыдущих этапах подготовки.

– Чем вы объясняли столь разительную перемену в стиле Лобановского?

– Полагаю, в определенной степени на Валерия Васильевича подействовала та несущаяся со всех сторон открытая критика, которая раздавалась в его адрес по поводу чрезмерных нагрузок. В первую очередь, конечно, ропот игроков. С другой стороны, Лобановский отнюдь не был ни самодуром, ни догматиком. Опять же недаром, что ребята могли на него дуться, обижаться и даже злиться. Но никогда не переставали уважать. И тренерские задания Лобановского, действительно, частенько сумасшедшие по нагрузке – продолжали выполнять. Почему, спросите? Да потому, что кто понимал, а кто догадывался: Валерий Васильевич не просто огульно загружал подопечных, а следовал расчетам работавших с ним специалистов.

Из этого формировалось его кредо: максимально загрузить, чтобы потом получить такую же отдачу. Ведь когда исповедующий благой «эффект суперкомпенсации» Лобановский умышленно загонял подопечных в «яму», падали все их функциональные показатели, биохимия «сигнализировала» о чрезмерном утомлении (подобное происходило незадолго до чемпионата Европы-1988). Но спустя какой-то период времени он получал результат, явно свидетельствующий о резком повышении работоспособности футболистов.

А теперь, мне кажется, самое интересное в моем ответе на ваш вопрос по поводу возможной «загнанности» игроков в Мексике. Вся, как теперь принято выражаться, «фишка» состояла в том, что как раз там Лобановский – даже если и очень бы хотел – не мог сесть на «любимого конька». Ибо мы выступали в условиях высокогорья, где осуществление подобных планов противопоказано.

Все, что требовалось, так это использовать накопленный в домашних условиях багаж функциональности. И ни в коем случае не пытаться его жесткими методами форсировать на месте. Что Лобановский и осуществлял. Не зря он в упомянутом случае до игры против французов вдруг так легко пошел на наше предложение – не перебарщивать с нагрузками…

– Понятно. Будем считать, что на первый любимый в нашей стране вопрос – «что понаделали?» – ответ нашелся. А что же насчет второго – «кто виноват?»? Интересно было бы и в этом покопаться. Особенно в свете очередной осечки нашей сборной, так обидно «проехавшей» мимо чемпионата мира-2010 в ЮАР?

– Ну, кто же, как не тренер – самая крупная и потому – удобная мишень для критики. Такова, по крайней мере, многолетняя традиция. А я бы искал ответ у игроков, покопался бы в мотивациях, задумался о роли морально-волевого фактора. Потому что на поле футбольную судьбу, в конечном итоге, решают они. А тренер – даже лучший в мире – как тот одинокий боец: стоит у кромки, победно вздымая руки вверх, или, сжавшись в комок на скамейке запасных, машинально хватается за сердце.

– Так ведь можно его понять. Ну, что остается в таком положении делать? Чем унять душевную боль, наблюдая за тем, как на глазах все сложные, не раз и не два обдуманные предматчевые расчеты рассыпаются в пыль? Причем ладно бы от каприза Госпожи Удачи, но – что обидней всего – от чьей-то минутной слабости, непрофессионализма, недомыслия, безволия, наконец…

– Да, но себе Лобановский не изменял. И когда его в 3-й раз позвали руководить сборной, снова – с характерной для него вдумчивостью и страстью принялся за дело.

– Прежде чем перейти к рассказу об этом периоде в жизни Лобановского и его команды, хотелось коротко коснуться темы, которая незаметно стала в нашем повествовании традиционной. Я имею в виду те многолетние контакты, которые у призванных в главную команду тренеров, их помощников и футболистов сложились с работниками искусств. К примеру, не могу отделаться от мысли, что именно вы открыли глаза Лобановскому на театральный мир. Или мое предположение не верно?

– «Открыл глаза» – слишком громко. Скорее, «втянул»! Да и то с большой оговоркой. Вспоминается, как после испанского провала команды СССР в 1982-м и приема ее Лобановским, составлялся план проведения ближайшего сбора на базе в Новогорске. Тогда Валерий Васильевич поставил вопрос о том, что надо периодически отвлекать ребят от нагрузок.

Понятно, что при этом роль чуть ли не главного средства психологической разгрузки отводилась встречам с «миром прекрасного». Поэтому подобное общение вошло в систему. Деятели искусства, актеры театра, кино и эстрады часто гостили в Новогорске. Роль главного переговорщика при организации подобных мероприятий принадлежала Симоняну, поскольку в театральном мире его имя знал почти каждый.

– Прежде чем перейдем к конкретным фамилиям и ситуациям, хочу рассказать малоизвестную историю о том, каким образом Лобановский, по сути, спас известного советского поэта-диссидента. Когда я работал во второй половине 1980-х в «Неделе», воскресном приложении «Известий», заметил: чуть ли не все редкие интервью с Лобановским для популярной газеты готовил Николай Боднарук, редактор отдела права и морали «Известий», а не спортивные репортеры. Я пришел на Пушкинскую площадь почти одновременно с Николаем Давыдовичем. Мы нередко общались за стаканом чая/кофе в известинском буфете, за длинным столом. Когда вокруг него усаживались «золотые перья», то мы, молодые слушатели их журналистских баек, говорили шутя: началось заседание «малого совнаркома». Однажды Боднарук рассказал, на мой взгляд, весьма любопытную историю:

– «…Мы встретились в 1986 году в «Общей газете», где я короткое время работал первым замом главного редактора. По вечерам мы имели обыкновение спускаться на 1-й этаж в столовую, которая превращалась в бар, и за разговорами баловались пивком. В один из таких вечеров к нашему столу подошел невысокий крепко сбитый мужчина. Кто-то тихо сказал, что это Александр Ткаченко, гендиректор Русского ПЕН-центра. Поэт и прозаик, в прошлом диссидент, ныне – правозащитник. И профессиональный футболист, играл в командах высшей лиги – за «Таврию», «Зенит» и «Локомотив». Стали знакомиться. Когда назвали мое имя, Ткаченко напрягся и переспросил:

– Как-как имя-фамилия?

Я назвался. Он молча развернулся и направился к стойке бара. Люди за столом удивленно переглядывались, не понимая, чем вызван этот демарш и как на него реагировать. Через несколько минут Ткаченко вернулся и со стуком поставил передо мной бутылку виски.

– Много лет назад я дал себе слово, что если когда-нибудь встречу человека с этим именем и фамилией, то поставлю ему бутылку. Виски устроит?

Сижу, тупо уставившись на поэта, наслаждающегося мизансценой, жду продолжения спектакля.

– Когда-то ты меня спас, – по-свойски, словно мы сто лет знакомы, продолжал Ткаченко.

– Ничего такого я не…

– Спас-спас, просто не знаешь об этом, – перебил он. – История такая. Я в то время жил в Симферополе, и за меня всерьез взялась гебуха. Дело шло к аресту, мне один болельщик-чекист об этом стукнул. Я уже готов был ко всему, но вдруг что-то где-то перевернулось. Иду утром по улице, навстречу знакомый обкомовский работник – весь сияет, руку жмет, поздравляет. Вчера еще чуть не ногами на меня топал, а сегодня желает успехов на поэтической ниве, а также дружить. Я обалдел, думал, умом тронусь, не мог понять, с чего вдруг такой крутой разворот. Позже узнал: «Известия» в тот день опубликовали интервью с Лобановским. Тогда он возглавлял сборную СССР, которая готовилась к чемпионату мира в Мексике, и был в большом почете. Так вот мэтр сказал в интервью, что хорошему футболисту, кроме ног, нужны еще и мозги, и в качестве примера назвал меня. Мол, когда-то был хороший футболист Ткаченко, а теперь есть хороший поэт Ткаченко… Две строчки! И все! Что-то у них там щелкнуло, и меня оставили в покое. Так что хотел ты того не хотел, а спас меня своим интервью.

Вот уж воистину никогда не угадаешь, как слово отзовется! Трудно сказать, что «щелкнуло» в той ситуации. Вряд ли те, кто преследовал Ткаченко, рассупонились от похвалы в его адрес от самого Лобановского. Скорее местные партийные бонзы, уверенные, что в стране ничего просто так не происходит, приняли строчки в центральной газете за сигнал и на всякий случай решили тормознуть. Или же кто-то из болельщиков в лампасах просто воспользовался случаем, вставил словечко – поди, угадай, что у наших вершителей судеб в голове.

Что касается самого интервью, то Ткаченко упомянули в нем не случайно. В редакции всегда знают больше, чем о том пишут. Знал я (то ли от ребят в отделе спорта, то ли наш спецкор Эдик Поляновский рассказывал в известинском буфете) и о том, что бывшего футболиста, а ныне поэта и диссидента «прессуют» по полной программе, и когда встретился с Лобановским, предложил ему как-то поддержать коллегу, попавшего в опалу. Валерий Васильевич легко согласился и сказал истинную правду: футболисту, кроме ног, действительно, нужны еще и мозги, кто бы спорил. Сказал и сказал, напечатали и забыли, кто мог подумать, что слово Лобановского обладает такой страшной силой?..»

Этот рассказ я включил в недавно вышедшую в свет книгу «Сердце, которое не сокращалось», посвященное памяти Ткаченко. Ее авторские экземпляры вручил Николаю Боднаруку-младшему. Старший – его отец, передавал мне свои набело переписанные воспоминания по электронной почте, ибо, к великому сожалению, в те дни медленно отступал в мужественной борьбе с болезнью, исход которой он знал…

Ладно, Савелий Евсеевич, хватит о грустном – возвращаемся в сборную эпохи Лобановского. Кто из деятелей культуры в те годы наведывался в Новогорск?

– Взять хотя бы театр Вахтангова во главе с главным режиссером Евгением Рубеновичем Симоновым. Приезжали и Юлия Борисова, и Юрий Яковлев, и Юрий Волынцев, которого ребята хорошо знали по популярной в те годы телепередаче «Кабачок «13 стульев», где тот исполнял роль «пана Спортсмена».

– Правда, что гостил на спортбазе и Владимир Высоцкий?

– Его первый визит случился в 1975-м, когда мы готовились к московскому матчу со сборной Италии. Задолго до этого ребята неоднократно просили организовать встречу с Высоцким. Больше всех активничал Коньков, ярый поклонник творчества Высоцкого, знавший чуть ли не наизусть все его песни. Толя, не помню, кому еще, но мне все уши прожужжал:

– Вот бы нам пообщаться с Высоцким!

Да я и сам стремился к встрече с ним! Выручил редактор отдела спорта «Известий» Федосов. В ту пору Борис Александрович совмещал журналистскую работу с должностью председателя Федерации футбола СССР. И в силу хотя бы одного этого обстоятельства не раз и не два наезжал в Новогорск. В один из визитов мы упросили его посодействовать в организации встречи с Высоцким. Борис Александрович успешного результата не гарантировал, но твердо обещал попробовать. И данное свое слово выполнил. Высоцкий – причем не один, а вместе с другом (по-моему, это был актер Вениамин Смехов) – появился у нас накануне встречи с итальянцами. Воочию я тогда увидел его впервые. Наше общение началось довольно лихо. После того как мы встретили гостя в холле и меня ему представили, Высоцкий вдруг тихо спросил:

– Доктор, а у вас рюмочка коньячка найдется?

– Нет проблем!

Мы зашли в мою комнату. И накоротке выпили: он, как говорится, «с морозу, с устатку», а я за долгожданное знакомство. Дальнейшее происходило в комнате отдыха, куда набилась вся команда, включая тренерский штаб во главе с Лобановским. Гость держал себя просто и естественно. Но сразу предупредил:

– Прошу убрать магнитофоны! Я собираюсь исполнить несколько новых, не озвученных нигде произведений. Поэтому не хочу, чтобы их записывали.

Впечатление от увиденного и услышанного осталось очень сильное. Ребята сидели с открытыми ртами. Обещанные полтора часа пролетели, как миг. На прощание, приняв приглашение посетить на следующий день матч СССР – Италия, Высоцкий уехал. Назавтра мы увиделись снова. До начала игры Владимир зашел в раздевалку. Ему подарили мяч с автографами, еще что-то. Было видно – все, включая Валерия Васильевича, находятся под сильным впечатлением минувшей встречи. И, само собой, радовались возможности, пусть накоротке, но еще раз пообщаться с так полюбившимся им бардом.

СССР – ИТАЛИЯ – 1:0 (0:0). 8 июня 1975 г. Товарищеский матч. Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 70 000 зрителей.

СССР: Рудаков, Коньков, Матвиенко, Фоменко, Буряк, Трошкин, Мунтян, Онищенко, Колотов (к), Веремеев (Решко, 46), Блохин.

Гол: Коньков (63).

Парадокс, но я случайно встретился с Высоцким в следующем году на Олимпиаде в Монреале. Воспользовавшись неожиданно выпавшей паузой, заскочил в один из местных крупных торговых центров, чтобы купить сувениры. И вдруг на встречном эскалаторе замечаю – ба, знакомые лица: Владимир Высоцкий и Марина Влади. Я, конечно, окликнул. А они дали знать, что подождут меня на сходе с лестницы. Так мы встретились. Володя представил меня Марине. Недолго поговорили. В общем-то, ни о чем. Однако я успел предложить:

– Володя, может, найдешь время – приедешь в олимпийскую деревню? Ребята будут рады вновь пообщаться.

– Нет, – ответил он. – Туда не поеду!

И, видимо, уловив в моем взгляде вопрос, опередил:

– Знаете, почему? Очень уж мне руководство Спорткомитета не нравится!

Возглавлял тогда Спорткомитет СССР Павлов. Вот, похоже, его-то персонально Высоцкий и имел в виду.

Больше, к сожалению, мы не встречались. Но то первое, очень, повторю, сильное впечатление, которое он произвел во время приезда в Новогорск, крепко запечатлелось в памяти.

– Если вернуться к памятному концерту, как ребята восприняли выступление Высоцкого? Задавали вопросы или только слушали?

– Они, конечно, были потрясены. Ведь Высоцкий успел исполнить почти все свои тогдашние хиты. Да что ребята? Даже стократ больше повидавший в жизни их наставник – и тот испытал глубокое душевное волнение. А песня «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…» стала потом у Лобановского вроде персонального гимна, музыкальным «транквилизатором» его неспокойной, полной хлопот и гонки тренерской жизни. Когда я бывал у Валерия Васильевича дома в Киеве, он почти всегда ставил кассету с этой песней.

– Кого еще из деятелей отечественной культуры принимали в Новогорске столь же душевно?

– Да почти всех. Поскольку мы приглашали, как правило, тех, кто пользовался всенародной славой. Раз завязавшись, культурные, дружеские контакты с некоторыми продолжались годами. С начала 1980-х, во времена руководства сборной Лобановским, регулярно встречались с труппой Театра им. Маяковского. Нашими частыми гостями стали Армен Джигарханян, Наталья Гундарева… Приезжал также Сергей Шакуров с коллегами.

– Вы упомянули Театр сатиры. А кто оттуда приезжал в гости к футболистам сборной?

– Это моя была инициатива. Началось со встречи с Александром Ширвиндтом и Михаилом Державиным, с которым приехала и его супруга – певица Роксана Бабаян. Вечер, несомненно, удался. Два друга, ведущие актеры театра, были в ударе. Они так исполнили пару интермедий, что ребята от смеха за животы держались и чуть со стульев не падали. Потом руководство команды организовало гостям ужин, в процессе которого возникла столь теплая обстановка, что актеры уехали часа в два ночи.

Ребята к тому времени, конечно, уже третий сон досматривали: на следующий день предстояло выйти на ответственную игру с поляками в рамках отборочной стадии первенства Европы. Между прочим, наши футболисты тот матч убедительно выиграли.

СССР – ПОЛЬША – 2:0 (1:0). 9 октября 1983 г. Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина.72 500 зрителей.

СССР: Дасаев, Сулаквелидзе, Чивадзе (к), Демьяненко, Балтача, Баль, Евтушенко (Тарханов, 46), Оганесян, Гаврилов (Буряк, 82), Черенков, Блохин.

Голы: Демьяненко (10), Блохин (62).

Факт остается фактом. Результат результатом. Положительное значение хорошего настроя на игру, чему поспособствовало замечательное мастерство больших артистов – кто это будет отрицать?

А дальше – о роли случая и приманивании удачи. Возвращаюсь после матча с поляками на машине домой. Притормаживаю на Тверской перед светофором. И вдруг вижу – за рулем параллельно остановившейся «Волги» Ширвиндта. Я тут же опустил боковое стекло и окликнул его. Завязался мимолетный разговор, который Александр, зная о благом для нас результате, полушутя-полусерьезно завершил так:

– В следующий раз будете играть – нас приглашайте!

– Знаю, что, кроме деятелей театра и кино, в Новогорск частенько зазывали и популярных писателей-сатириков. Не ошибся?

– Ну, как же! И не раз! В те же 1980-е я заманил популярного писателя-сатирика Арканова. Аркадия знаю давно, со студенческой скамьи. Потому что учились мы, можно сказать, параллельно: он – в Первом, я – во Втором мединститутах. А непосредственно мы с ним встретились во время службы в летних армейских лагерях. В ту пору Аркаша носил родную фамилию Штейнбок и – не ведаю, насколько он тогда преуспел в литературном творчестве, но на трубе играл не хуже иных профессионалов. Быстренько организовав на месте джаз-оркестр, мы это оценили.

– Кто скрывался за местоимением «мы»?

– «Мы» – состав того джаз-оркестра. И я в нем участвовал – сидел за ударными. Были в нашем коллективе люди разносторонне талантливые, а некоторые прямо-таки одаренные. Например, Роман Таубкин – однокурсник, замечательно игравший на аккордеоне (позже – главврач московского роддома № 11). Конферанс во время наших выступлений вел бойкий дуэт из Первого меда в составе двух Александров: Лившица и Ливенбука – тоже, как показало их блестящее литературно-актерское будущее, люди, Богом, что называется, не обиженные.

Время, которое «военка» бездарно пыталась отнять у студенчества, наш творческий коллектив изобретательно обратил к всеобщей пользе и удовольствию. Чуть что, вся «капелла» дружно соскакивала с основных занятий – особенно тех, что проводились на плацу. «У нас репетиция!» – эта «отмазка» работала почти безотказно. Все знали, что мы успешно выступали в воинских частях и даже сорвали бурные аплодисменты в местном Доме офицеров. Так что «отцы»-командиры почти не сопротивлялись.

– Получается, многих «звезд» вы могли заманить к футболистам сами, так сказать, по старой дружбе?

– «Многих» – преувеличение. А кое-кого, конечно, мог. Вот только далеко не всем удавалось привлечь на нашу сторону удачу. Арканову, например, не повезло. Он выступал перед ребятами в ноябре 1983 года – перед вылетом команды в Португалию для участия в финальной части чемпионата Европы. Сборная СССР, помните, там уступила. После чего Валерий Васильевич обратился ко мне со словами:

– Ну, раз Арканов оказался «нефартовым», не надо его сюда приглашать.

Так Аркадий стал для той сборной «персоной нон грата». Я потом при случае эту байку рассказал Ширвиндту с Мироновым, который был с нами на тоже неудачном для советской сборной чемпионате мира-1986 в Мексике. Намекая на это, Саша заметил:

– Ну, правильно! Вы кого повезли на тот чемпионат? Андрея! А следовало брать меня!

– Савелий Евсеевич! До сих пор мы акцентировали внимание на приезде деятелей культуры в гости к футболистам. Но ведь и команда, и ее руководители тоже наносили визиты – взять хотя бы посещение театральных постановок?

– Общение, действительно, носило двусторонний характер. Потому что среди мастеров сцены было немало поклонников футбола. Когда, скажем, ребята приходили в Малый театр на спектакль «Царь Федор Иоаннович», они с особым чувством следили за игрой исполнителя главной роли – актера Коршунова. Все знали, что он был истинным болельщиком: недаром его выбрали капитаном футбольной команды Всероссийского театрального общества (ВТО).

– Как, кстати, и другая «звезда» Малого – Михаил Царев, долгие годы руководивший правлением ВТО.

– Да, из мира искусства за выступлениями клубов – и, тем более, сборной – следили с неменьшим интересом и страстью, чем завзятые фанаты – завсегдатаи трибун московского «Динамо» или Лужников.

– А как футболисты сборной воспринимали театральное действо?

– По-разному, естественно. Особенно сложные постановки. Помнится, на том же «Царе Федоре Иоанновиче» кто-то от сцены глаз не мог оторвать. Кто-то – в основном ребята из южных республик – ушли со второго акта. А вот на спектакле с участием Гундаревой в Маяковке, куда команда явилась в полном составе во главе с Лобановским, все сидели до конца как вкопанные.

– Публика в театрах как-то реагировала, когда, явившись на представление, вдруг обнаруживала в партере знакомые лица?

– Конечно! Футбольные «звезды» находились в центре общественного внимания. Во времена тренерского руководства Малофеева замдиректора Маяковки Саша Гольдман пригласил команду на представление в филиале на Сретенке. Спектакль был аншлаговый – зрителей собралось много. Перед тем как поднять занавес, вдруг объявили: «В зале присутствует сборная СССР по футболу». Раздались, как тогда писали в отчетах о партсъездах, бурные, продолжительные аплодисменты. Эта картина повторялась не раз. И в Маяковке, где мы смотрели интереснейший спектакль «Трамвай «Желание» с Джигарханяном в главной роли. И в Театре имени Моссовета, где команде посчастливилось попасть на «Марию Стюарт». За билетами на этот хороший, серьезный спектакль люди тогда занимали очередь с ночи. А нам – тоже показатель – обеспечили проход в два счета. Достаточно было мне заехать в театр, представиться администратору, чтобы в ответ на просьбу о содействии услышать:

– Для вас нет проблем. Скажите, сколько человек придут на вечерний спектакль, мы забронируем места!

Похожий случай имел место в Театре имени Вахтангова, где также знакомство с замдиректора дало возможность сборной с восторгом посмотреть классическую постановку «Принцессы Турандот».

Понятно, что уровнем личных отношений с администраторами и актерами наше общение с театральным миром не ограничивалось. Были моменты, когда и наши знания – я, разумеется, имею в виду тренерский штаб – оказывались востребованы большим искусством.

Вспоминаю обмен мнениями, который инициировал Марк Розовский. Актеры его театра играли во временном помещении на Ленинградском шоссе. Труппа заканчивала работу над постановкой спектакля, где речь шла о хоккее. Пригласив меня с Симоняном на генеральную репетицию, а также для последующего обмена мнениями, Розовский попросил нас откорректировать содержание с позиции профессионалов.

В принципе спектакль понравился. Там даже нашлось место спортивному доктору, что меня особенно порадовало. Естественно, мы искренне делились впечатлениями. И, судя по реакции творцов, наша информация оказалась небесполезной.

– А сам Лобановский со свойственной ему способностью находить и впитывать из окружающей жизни все, что может оказаться полезным для футбола, что-либо из общения с театром почерпнул?

– Вне всякого сомнения! Во всяком случае, я стал свидетелем такого его открытия. Случилось это в разгар нашего совместного театрального увлечения. Саша Гольдман (давно живет и работает в США) вдруг возьми да и предложи:

– Хотите побывать на репетиции Андрея Гончарова?

– Ну, это круто! По своему журналистскому опыту знаю – Андрей Александрович не терпел присутствия посторонних на репетициях…

– Без предварительного согласования с ним дело, конечно, не обошлось. Но ведь нам Гончаров не отказал – вот что главное! Так что мы с Валерием Васильевичем присутствовали на репетиции пьесы Бабеля «Закат» с Джигарханяном в главной роли. Впечатление осталось потрясающее. А еще врезались в память слова Лобановского, который, когда мы остались вдвоем, заметил:

– Насколько же близки наши профессии…

– Ну, что ж! В свете этого высказывания – самый удобный момент перейти к следующему периоду в тренерской биографии Валерия Васильевича, когда он для себя в 3-й, а для сборной СССР в последний раз стал ее главным наставником.

Глава 20

«Русские горки»

– Третий срок руководства сборной СССР (1986–1990) у Лобановского получился самым длительным. У него, наконец-то, появилась возможность работать не спеша, на перспективу. Сказалось ли это обстоятельство на его творческом почерке?

– Если говорить о главном, то – нет. А вспоминая нюансы, лучше перейти к конкретной ситуации. Представьте себе: 1988 год, на носу первенство Европы в Германии. Заключительный сбор проходил в Новогорске. Туда для обследования игроков с помощью тестов пригласили научную бригаду. Цель – определить физическое состояние ребят, их выносливость.

Футболисты уровнем подготовки – увы! – не впечатлили. Когда об этом доложили Лобановскому, да еще в драматичных тонах поведали, что зарегистрировали «крайнее утомление», в очередной раз пришлось стать свидетелем хорошо знакомой сцены: внимательно выслушав приговор специалистов, Валерий Васильевич не без иронии спросил:

– Ну, хорошо. Каковы предложения? Может, не стоит ехать на чемпионат?

Тогда в качестве компромисса наука выдвинула идею устройства нескольких разгрузочных дней. Лобановский всех внимательно выслушал, поблагодарил. После чего всем мало-мальски хорошо знающим Валерия Васильевича людям стало ясно: ни о каком тайм-ауте и речи быть не может.

Далее пошла жесткая, интенсивная работа с нагрузками выше среднего, которая, впрочем, чередовалась с днями ее легкого снижения. Со своей стороны я счел необходимым пригласить на сбор лаборанта, который периодически брал анализы крови, что, в свою очередь, позволяло отслеживать важные – с точки зрения внутреннего состояния игроков – параметры.

Полученные данные объективно показывали: день ото дня футболисты работали на «недовосстановлении». То есть Лобановский их загружал так, что когда я снимал данные, висел «хвост» предыдущего дня. Это и была прелюдия «эффекта суперкомпенсации», благодаря которому игроки в итоге обретали исключительную работоспособность.

Кроме меня, Валерию Васильевичу помогала бригада во главе с кандидатом педагогических наук, доцентом, руководителем Научно-исследовательского центра киевского «Динамо» Анатолием Михайловичем Зеленцовым. Специалисты использовали систему алгоритмов, просчитывая момент трансформации в последующие дни. Далее, сказав свое слово, наука уходила в тень, оставив поле деятельности для практики.

…Из Новогорска мы уехали 7 июня, а первая наша игра состоялась 12-го. Примерно за неделю до вылета в Германию я счел нужным зайти к главному тренеру и предупредить:

– Мы потихонечку сползаем в «яму»! Вот свидетельствующие об этом последние результаты анализов крови и моих обследований.

Лобановского мои слова не взволновали. Он даже попытался меня успокоить:

– Савелий Евсеевич, чего волнуетесь? Так и должно быть!

– И оказался прав?

– Абсолютно! Что продемонстрировал стартовый матч с голландцами. Несмотря на то что игроки тогда мощнейшей в мире команды нас изрядно, особенно во 2-м тайме, «повозили», победа осталась за советской сборной.

Нидерланды – СССР – 0:1.12 июня 1988 г. Кельн. «Мюнгерсдорфер-Штадион». 60 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Бессонов, Хидиятуллин, О. Кузнецов, Демьяненко, Рац, Михайличенко, Литовченко, Заваров (Сулаквелидзе, 90), Протасов, Беланов (Алейников, 79).

Гол: Рац (53).

В скоротечных турнирах, каким считается чемпионат Европы, успешно начинать, пусть и с неубедительным счетом – считайте, на 75 % обеспечить выход в следующую стадию. Тем не менее чуть ли не вся наша центральная пресса решила раскритиковать национальную команду. Особенно постарались «Известия» и телекомментатор Маслаченко – ярые оппоненты Лобановского, которому содержание телерепортажа пересказала его жена. В ответ Валерий Васильевич, устроив «день открытых дверей», пригласил на базу группу аккредитованных на турнире советских журналистов.

– И туда пришли главные «обидчики»?

– Владимир Никитович точно приехал. Первый, кого он встретил, оказался Никита Павлович: «Ну, Володя, держись! Может, лучше не ходить? Я тебе не завидую…» Словом, на пресс-конференции и Маслаченко, и «Известия» получили свои порции негодования со стороны руководства сборной. (Как известинец, позволю уточнить. 16 июня наша газета, получая из Германии нейтральные отчеты спецкоров Е. Бовкуна и А. Иллеша, опубликовала фирменный комментарий В. Надеина «Неулыбающаяся команда». Спустя пять дней – после публичного демарша Лобановского – Владимир Дмитриевич продолжил околофутбольную тему ответной репликой «Тысяча извинений, или Несколько слов об обете молчания». – Прим. Г.К.)

Как бы то ни было, после 2-го матча мы набрали 4 очка, а дальше нас ожидала еще одна успешная встреча.

ИРЛАНДИЯ – СССР – 1:1 (1:0).15 июня 1988 г. Ганновер. Стадион «Нидерзаксенштадион». 40 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к) (Вик. Чанов, 68), Сулаквелидзе (Гоцманов, 46), Хидиятуллин, О. Кузнецов, Демьяненко, Рац, Алейников, Михайличенко, Заваров, Протасов, Беланов.

Голы: Велан (40), Протасов (75).

Накануне и в день полуфинальной игры с командой Великобритании наши футболисты обследовались дважды. И тут, согласно данным медицинских тестов, я обнаружил: ребята продолжают выбираться из «ямы», в которую попали в Москве. Я об этом рассказал Лобановскому. Столь радужное состояние сборной стало хорошим прогнозом на игру с англичанами. Главное – удался матч, в котором наши безоговорочно переиграли сильного соперника. Заслуженно заработав положительные оценки со стороны Спорткомитета СССР, который считался негласным рупором Отдела пропаганды ЦК КПСС.

Однако мало кто даже среди ВИП-болельщиков знал, что незадолго до того матча Валерий Васильевич, пригласив меня к себе, попросил подготовить к игре Пасулько. Тогда спартаковский полузащитник, напомню, «сидел» в глубоком запасе. Но накануне в ходе тренировки получил травму. Зайдя после занятия в мой кабинет, он плотно прикрыл дверь и почти шепотом сказал: «Кажется, я повредил одну из связок, – сам себе поставил диагноз Виктор. – Да, болит колено, но я прошу, во-первых, не сообщать об этом руководству сборной, во-вторых, я обязательно должен сыграть против англичан». – «Ну, тогда готовься к непростым процедурам». – «Не беспокойтесь: если вернется боль, не попрошу замену». По-бойцовски повел себя Пасулько, за два дня до матча выдержавший экспресс-лечение.

Во время заключительной тренировки я стоял у бровки рядом с Симоняном, которому рассказал о неоднозначной ситуации со спартаковцем. Никита Павлович мудро отреагировал: «Ну, ладно. Давай посмотрим на его реальное состояние». Хотя Пасулько уверенно покидал заключительную разминку, я его спросил: «Как дела, Витя?» Он показал оттопыренный большой палец, а на следующий день, выйдя на замену, забил гол.

АНГЛИЯ – СССР – 1:3 (1:2). 18 июня 1988 г. Франкфурт-на-Майне. Стадион «Вальдштадион». 60 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Бессонов, Хидиятуллин, О. Кузнецов, Михайличенко, Рац, Алейников, Литовченко, Заваров (Гоцманов, 86), Протасов, Беланов (Пасулько, 45).

Голы: Алейников (3), Адамс (15), Михайличенко (26), Пасулько (73).

И уж подлинный триумф ждал сборную СССР в игре с командой Италии. Первый, не очень, возможно, заметный для окружающих восторг я испытал еще утром накануне встречи с грозным соперником: никто из «обоймы» не выпал, по медицинским показателям все вышли на свой высокий уровень. После обследования меня пригласили на тренерский совет, на котором, помимо участников штаба сборной, присутствовал Колосков. Там, выступая перед присутствующими, я сообщил:

– Боюсь сглазить, но команда находится в очень хорошем состоянии.

В ответ Валерий Васильевич, повернувшись в сторону Морозова, коротко бросил:

– Будем прессинговать!

Полагаю, даже далекие от спорта люди понимают: подобная тактика игры возможна лишь в случае, если игроки превосходно подготовлены функционально. Ведь прессинг сопряжен с навязыванием противнику длительной, беспрерывной борьбы по всему полю. Упражнения в данном режиме наши футболисты отрабатывали на тренировках долго.

Так что когда это «легло» на хорошую функциональную подготовку, результат для соперника оказался ошеломляющим. Во время решающего матча итальянцы, извините, просто обалдели. Классные игроки традиционно сильной сборной с Апеннин просто не знали, что делать, за кем и куда бежать.

ИТАЛИЯ – СССР – 0:2 (0:0). 22 июня 1988 г. Штутгарт. Стадион «Неккарштадион» 68 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Бессонов (Демьяненко, 35), Хидиятуллин, О. Кузнецов, Рац, Алейников, Литовченко, Заваров, Протасов, Михайличенко, Гоцманов.

Голы: Литовченко (61), Протасов (63).

После столь блестящей победы в нашу раздевалку с поздравлениями заглянул знаменитый Энцо Беарзот, экс-тренер сборной Италии (1977–1986), сделавший ее шесть лет назад чемпионом мира. Его слова дорогого стоили.

– Г-н Лобановский, – сказал он, – то, что продемонстрировали вы и ваши подопечные, должно лечь на стол как учебник для остальных команд. А прессинг в исполнении сборной СССР заслуживает большого уважения и тщательного изучения.

К полуфиналу и финалу наши футболисты готовились на комфортабельной базе спортшколы «Руит». Оттуда до аэропорта в Штутгарте (25 км) добирались на автобусе. Нас ждал самолет с питанием и напитками. После того как сборная хозяев споткнулась в четвертьфинале, местные болельщики, «подогретые» горбачевской перестройкой, переключились на сборную СССР. Например, в матче против англичан почти весь переполненный стадион во Франкфурте-на-Майне болел за нас. Поэтому мы не удивлялись, поддерживая дружеские контакты с руководством и персоналом «Руита». Авторитетный директор спортшколы, беседуя со мной, предупредил:

– Даже при очень хорошей оценке игры вашей команды дважды победить голландцев за столь короткое время будет чрезвычайно сложно…

Увы! Его пророчество оправдалось полностью. Первые 20 минут мы имели ощутимое преимущество. Но фантастически красивые мячи, забитые звездными форвардами соперников, заметно выбили нашу команду из колеи. К тому же негативную роль сыграло одно, казалось бы, частное прегрешение в предыдущей встрече: 2-ю «желтую карточку» схлопотал опорный защитник Кузнецов. Поэтому на решающий матч Олег, который очень высоко котировался среди центральных стопперов первенства континента, не вышел. Его отсутствие стало весьма ощутимой потерей. В решающем матче Кузнецова заменил Сергей Алейников, до уровня ключевого игрока явно не дотягивавший.

ГОЛЛАНДИЯ – СССР – 2:0 (1:0). 25 июня 1988 г. Мюнхен. «Олимпияштадион». 72 300 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Демьяненко, Хидиятуллин, Рац, Алейников, Литовченко, Заваров, Протасов (Пасулько, 71), Беланов, Михайличенко, Гоцманов (Балтача, 68).

Голы: Гуллит (35), ван Бастен (55). Не реализовал пенальти Беланов (73).

Уступив в финале, конечно, ребята расстроились. Хотя «серебро» для нас тоже считалось достижением. Когда зашли в раздевалку (сам очевидец), у двери, опустив голову, стоял тогдашний председатель Федерации футбола СССР Топорнин (1929–2005). Проходя мимо, Валерий Васильевич иронично обратился к нему: «С победой вас, Борис Николаевич!»

(Весной 2004-го я со своей Татьяной сидел за одним юбилейным столом рядом с доброжелательной четой Топорниных. Спустя год академик РАН, бессменный руководитель Института государства и права скоропостижно скончался, а вскоре, в 2006-м, ему компанию на небесах составила моя жена. – Г.К.).

Конечно, дома никто нас не ругал – ни пресса, ни власти – в ЦК КПСС «разбора полетов» не было. На итоговом заседании Федерации футбола СССР выступление национальной команды признали положительным.

– Несмотря на обидное поражение от мощной голландской сборной, мало кто спорил, что команда Лобановского образца-1988 своей игрой утвердилась в ранге одного из грандов не только европейского, но и мирового футбола. В том же году на Играх в Сеуле ведомая Бышовцем олимпийская дружина СССР поднялась на высшую ступеньку. Правда, Лобановский олимпийское «золото» оценивал гораздо ниже европейского «серебра». «С кем они боролись?» – вслух спрашивал присутствующих Валерий Васильевич. И сам отвечал: «Поставьте на весы «серебро» первенства континента, где играли суперпрофессионалы, и «золото» Игр, где за команды любителей выступали маляры и парикмахеры. Да и судья в финале нашим помог…»

Даже если не касаться сути высказанного главным тренером 1-й сборной, как вы объясните пренебрежительный тон Лобановского в оценке работы коллеги?

– Если по сути, то, согласитесь – определенный резон в словах Валерия Васильевича был. Что касается формы, то напомню: Лобановский и Бышовец имели давние личные счеты со времен киевских глав их футбольных биографий. Иных объяснений тому, что вы назвали «пренебрежительным тоном», не нахожу.

Ситуация, во всяком случае, не диктовала Лобановскому необходимость кого-то «принижать», чтобы «утверждать» себя. Успех выступления его команды на «Европе», качество показанной там игры мало кем оспаривались. И – вообще – он остался главным тренером вплоть до чемпионата мира в Италии-1990. Иное дело, когда там ведомая Валерием Васильевичем последняя в истории сборная СССР сыграла, мягко говоря, не очень…

– Можно об этом «не очень» подробнее?

– Начну вот с чего! Еще в 1989-м Лобановский публично объявил: как бы предстоящий турнир для его подопечных ни завершился, больше с национальной командой он работать не будет.

– Почему? Может, предвидел, что не только сборной, но и такой страны, как СССР, скоро не будет?

– Я – не политик! Я – профессионал в совсем иной области. А с медицинской «колокольни», мне кажется, основная причина тому – большая нервная нагрузка, которую Лобановский испытывал, работая на два фронта – в клубе и сборной. Другим людям – в том числе из ближайшего окружения – такое не совсем было понятно. Помню, например, как, услышав заявление Валерия Васильевича, Морозов взорвался:

– Чего торопишься? О нас подумал? Ведь главный тренер уходит в отставку не один, а со своим штабом…

– Может, на решение Лобановского повлиял уход Щербицкого со всех постов? Хотя с первым президентом Украины Кравчуком они давно поддерживали добрые взаимоотношения…

– Полагаю, и это сыграло не последнюю роль. Да и Игорь Суркис, возглавивший киевское «Динамо», очень хорошо относился к прежнему тренеру клуба. Его мечтой было вернуть Лобановского на хорошо знакомое ему место работы, ибо в годы его руководства сборной украинский футбол отступил на несколько шагов назад.

– Правы ли те, кто утверждал: в Италии случилось крушение тренерского кредо Лобановского?

– Это опять же из области въевшегося в нашу жизнь явления, суть которого лучше всего выражена в уже цитировавшейся поговорке: «У победы много родственников, а поражение – всегда сирота». Поэтому снова обращусь к конкретике.

Итак, 7 июня 1990 года. Прилетев в итальянскую столицу, мы должны были аккредитоваться. В тот же день планировалась серьезная тренировка. Чтобы успеть на нее, забронировали вертолет. На нем команду должны были из Рима перекинуть на отведенную нам базу. Много было возражений против подготовки в местечке Чокко (300 км к северу от Милана). В радиусе нескольких километров нет ни одного населенного пункта. Зато на высоте 500 м над уровнем моря расположился шикарный отель с соответствующей инфраструктурой – и сауны, и бассейны, и тренажерный зал. Все жители Чокко – постояльцы отеля да его обслуживающий персонал. А если учесть, что у подножия горы и на высотах 650 и 700 м расположены три великолепных футбольных газона, то легко понять: мы нашли идеальное место для сборов.

– Но вы там оказались не первыми и наверняка не последними. Впервые нога отечественного футболиста – вместе с вами – ступила на перевалы Чокко еще в 1988-м, когда туда приезжала сборная Лобановского для подготовки к финальному турниру чемпионата Европы. Позже, вероятно, и с вашей подачи, с 1994 года «Локомотив» каждое межсезонье выбирается сюда хотя бы на один сбор. А намного раньше, в 1977-м, тут состоялась шахматная дуэль между нашими соотечественниками, экс-чемпионом мира Петросяном и «вечным претендентом» Корчным. Это был четвертьфинал первенства мира… Правда, первый представлял СССР, а второй незадолго до матча эмигрировал в Швейцарию.

– Тем не менее против нашего размещения в Чокко возражали руководители ФИФА. Их беспокоило обеспечение безопасности, несмотря на то, что в Чокко можно попасть через единственное шоссе. Единственный «минус» – мы проводили матчи в Неаполе и Бари, а база расположена далеко от этих городов. Но все было предусмотрено: рядом с отелем имелась площадка для вертолетов – одиннадцати– и семиместного. В них вся команда (исключение – Лобановский, Морозов и я выезжали на автобусе) за 15 минут добиралась до Пизы (40 км от Чокко). Там нас ждал самолет. Весь путь занимал не более часа.

Правда, однажды летчик вдруг стал беспокойно листать какую-то книжечку – одна из лампочек на пульте управления не включалась. Тогда Лобановский прокомментировал: «Ну, вот, прилетели…» Слава богу, это был лишь фальстарт.

– Описывая прелести Чокко, мы с вами остановились на процессе обязательной аккредитации в римском аэропорту…

– Надо ж такому случиться – там сломался компьютер. Объявление одного из работников службы регистрации, что аккредитация временно остановлена из-за сбоя техники, ребят не опечалила. Они, словно увиливающие от урока младшеклассники, радостно переговаривались:

– Как хорошо, что не успеем на тренировку!

Однако усилиями неумолимого Валерия Васильевича мы все же не только добрались до места, но – благо в тех краях длинный световой день – успели на тренировку. Полагаю, нет необходимости распространяться по поводу ее особой в тот день интенсивности. Достаточно сказать, что Протасов, подойдя ко мне после занятия, признался:

– Ну, Савелий Евсеевич! Считайте, что ног у меня нет…

То есть загрузку получили предельную! Однако это еще, оказывается, были «цветочки». Потому что «ягодки» ждали на занятии следующего дня. Лобановский нагрузил ребят так, что даже Морозов не выдержал, попробовал было главного тренера «притормозить». Куда там! Валерий Васильевич гнул свое:

– Нет! Ты лучше посмотри, как хорошо ребята бегут!

Шутки шутками, а мне кажется, что в результате к 1-й игре ребята не успели восстановиться. И это многое предопределило. Ведь на чем строился расчет Лобановского? Сборную Румынии мы могли победить в любом состоянии. Тем более, в те годы советская дружина представляла собой более чем серьезную единицу. Однако случился провал – команда не вышла из «ямы». В итоге – по качеству стартовая игра сборной СССР выглядела слабой тенью той, прежней, перед которой капитулировали соперники куда более мастеровитые, чем румынские футболисты. Еще накануне столь болезненное поражение могло присниться любому из нас только в кошмарном сне.

РУМЫНИЯ – СССР – 2:0 (1:0). 9 июня 1990 г. Бари. Стадион «Сан-Никола». 42 900 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Бессонов, Хидиятуллин, О. Кузнецов, Горлукович, Рац, Алейников, Литовченко (Яремчук, 66). Заваров, Протасов, Добровольский (Бородюк, 76).

Голы: Лэкэтуш (41, 54 – с пенальти).

Каждую подгруппу курировал назначенный ФИФА комиссар. Одним из них работал руководитель Управления футбола Спорткомитета СССР Колосков. Поэтому, находясь далеко от нашей сборной, сам звонил в Чокко. Причем в основном Никите Павловичу: после первой осечки, будучи крайне недовольным, Вячеслав Иванович перестал общаться с Лобановским.

Забегая вперед, отмечу: апофеозом того разлада стала разгромная статья Колоскова, опубликованная после окончания первенства мира в ведущем спортивном издании страны. Услышав команду «Фас!», и остальные наши СМИ обрушились на Валерия Васильевича, «назначив» его главным виновником провала в Италии.

Действительно, главная беда заключалась в том, что стартовое поражение, как показали дальнейшие события, имело необратимо негативное значение для дальнейшего продвижения сборной СССР в супертурнире. Потому что главные соперники по группе – опытнейшие футболисты Аргентины ни с того ни с сего уступили – пусть и приличной – команде Камеруна.

А следующий матч нам предстояло играть против аргентинцев. И хотя функциональное состояние футболистов сборной СССР было приличным, шансы на победу над южноамериканцами расценивались отнюдь не «пятьдесят на пятьдесят». Во-первых, матч проходил в Неаполе – городе, изначально неблагоприятном для любого соперника аргентинцев. Во-вторых, в процессе матча нас вновь «убил» крайне несправедливый арбитр Фредрикссон из Швеции.

АРГЕНТИНА – СССР – 2:0 (1:0). 13 июня 1990 г. Неаполь. Стадион «Сан-Паоло». 55 800 зрителей.

СССР: Уваров, Бессонов, Хидиятуллин, О. Кузнецов (к), Горлукович, Зыгмантович, Алейников, Шалимов, Заваров (Лютый, 86), Протасов (Литовченко, 74), Добровольский.

Голы: Троглио (27), Бурручага (79).

– Ну, вот, – скажет читатель, – опять нашим футболистам нехороший рефери помешал…

– А чего хорошего, если судья Фредрикссон уже однажды – напомню, в 1986-м в 1/8 финала чемпионата Европы, где советские футболисты встречались с бельгийскими – нас засудил? Любопытно, что накануне судьбоносной для сборной СССР игры с аргентинцами ушлые журналисты задали Лобановскому вопрос по поводу Фредрикссона. На что Валерий Васильевич ответил:

– Ну, не может же он второй раз нас пустить под откос…

Как оказалось, очень даже смог! Здесь вспомню и удаление в середине игры Бессонова. И потом, я ведь не просто так, упомянув в качестве неблагоприятных факторов место проведения встречи и безобразное судейство, поставил их рядом. Потому что «во-вторых» вытекало из «во-первых». В Неаполе к матчу команд СССР и Аргентины подключилась вся марадоновская мафия. И, конечно, Фредрикссон – «жертва» этого давления. Причем не только морального, но, видимо, и материального…

А когда арбитр не увидел, как Марадона рукой выбил мяч из пустых ворот, то окончательно понял: нас намеренно «тормознули». Сборная Аргентины с тем же симпатичным для местных «тиффози» Марадоной – коммерчески более выгодный объект для организаторов первенства мира.

– Но были и иные, не менее существенные факторы! Валерий Васильевич после поражения на старте радикально поменял состав: из 13 футболистов, выходивших на поле против румынской команды, игру с аргентинцами пятеро смотрели со скамейки. А ведь большинство ребят горело желанием проявить себя и уехать в Европу, подписав приличный контракт. Судя по их последующим интервью, многие наши игроки расценили подобные замены как вопиющую несправедливость, и боеспособного коллектива не стало. В подтверждение той ситуации Симонян как-то заметил: «Команда разбилась на группировки: киевляне, некиевляне, «иностранцы».

– К сожалению, с Никитой Павловичем придется согласиться. И еще. Объективности ради, а также, чтобы заранее отвести обвинения в предвзятости, подчеркну: отнюдь не только в недобросовестном, тенденциозном арбитраже крылась причина второго поражения. На тот момент по темпу движения, работоспособности советская команда так и не вышла на пик оптимальной готовности. Достигли его лишь когда «под колеса» сборной попали футболисты Камеруна.

КАМЕРУН – СССР – 0:4 (0:2). 18 июня 1990 г. Бари. Стадион «Сан-Никола». 37 300 зрителей.

СССР: Уваров, Горлукович, Хидиятуллин, О. Кузнецов, Демьяненко (к), Зыгмантович, Алейников, Литовченко (Яремчук, 72), Шалимов (Заваров, 46), Протасов, Добровольский.

Голы: Протасов (20), Зыгмантович (29), Заваров (52), Добровольский (62).

Вот где можно было увидеть игру, в которой от наших соперников, что называется, «пух и перья» летели! Да только поздно! Это стало окончательно понятно, когда соперники по группе – румыны и аргентинцы завершили свою встречу вничью. При этом многие, правда, посчитали, что налицо был типичный «договорняк» – ведь такой мирный, сберегающий силы на будущее результат устраивал обе команды. Так или иначе, они прошли в следующую стадию финального турнира. А мы отправились домой, успев хотя бы дверью хлопнуть.

– Как оценили выступление сборной СССР на первенстве мира-1990?

– Плохо. Как я рассказал чуть раньше, большая часть критических стрел полетела в Лобановского. В чем его только не обвиняли на тренерском совете Управления футбола? А объяснения пропускались мимо ушей. Кто-то после выступления Валерия Васильевича даже заметил: что, мол, мы тут слушаем человека, который, по существу, ушел в отставку и отстранился от происходящего в отечественном футболе.

– Не считаете ли, что между супертурнирами в Германии и Италии у Лобановского возникли пресыщенность, усталость от «вечной гонки»? Ведь он с подопечными в «Динамо» завоевал чуть ли не все возможные награды в республике, стране и на континенте. Может, у него исчезла мотивация?

– Вероятно, вы в чем-то правы. Как и в чем-то были убедительны те, кто критиковал его в Спорткомитете, на страницах газет, в теле– и радиопередачах, разговорах друг с другом. Однако не считаю, что в Италии случилось крушение тренерского кредо Лобановского. Работе Валерий Васильевич по-прежнему отдавался сполна.

Позже, всесторонне проанализировав то, что случилось в Италии, я понял: Лобановский ошибся в одном – подготовка к чемпионату мира-1990 шла примерно по «лекалу», которое применялось для первенства Европы-1988. При этом совпадали не только сроки, но даже многие детали. Не боясь повториться, чтобы не упустить главного, подчеркну: по-моему, ключевое отличие – команда к стартовому матчу с румынами подошла не в лучшем состоянии. Ребята не успели «переварить» объем подготовительных нагрузок и их интенсивность.

На заседании Федерации футбола СССР после чемпионата мира-1990 с подачи Колоскова мне пришлось выступать сразу за Валерием Васильевичем с развернутым анализом функционального состояния игроков. Узнав, что я тоже буду выступать на заседании Федерации, Лобановский был двумя руками «за», поскольку надеялся: моя информация позволит снять часть обвинений в его адрес. Для наглядности я развесил на стенах графики, построенные на основании суммарных, статистически обработанных данных.

После этого «разбор полетов» приобрел более конкретный, предметный характер. Допустим, ключевой довод обвинения – на игру против румын ребята, измученные запредельными нагрузками, вышли утомленными, выглядели тяжелыми. Я показал графически, что утомления как такового не было. А было то, что в тренерском обиходе формулировалось как «выход из функциональной ямы». Поскольку к первенству мира-1990 сборная готовилась по программе, идентичной программе к чемпионату Европы-1988, многое, действительно, совпадало. Взять те же сроки!

К середине мая кривая моей диаграммы достигла минимума в связи с интенсивными нагрузками. Потом показатели готовности стали расти. Резкий скачок за счет «эффекта суперкомпенсации» планировался во 2-й декаде июня. Таким образом, к 11 июня, когда состоялся матч с румынами, мы вышли примерно на 70 % готовности.

В 1988-м все происходило очень похоже. Только везения было больше. Потому что по воле случая и при невыразительной игре в стартовом матче с голландцами 12 июня 1988 года мы его все-таки выиграли. Затем – ценой вымученной ничьей – еле-еле унесли ноги от ирландцев. Но зато что потом сделали с англичанами и итальянцами – хорошо всем известно!

Теперь перенесемся в чемпионат мира-1990. Алгоритм функциональной подготовки планировался тот же. Его пика предполагалось достигнуть к 1/8 финала. Нацеливаясь на высокие места, мы рассчитывали: и на этот раз 70 % готовности хватит для выхода из группы. Однако все «поплыло», когда вдруг уступили в стартовом матче с румынами, да к тому же сборная Камеруна «дуриком» взяла верх над командой Аргентины.

Нам с южноамериканцами такой фарт, увы, не «светил». И хотя функциональное состояние наших футболистов уже было приличным, этого оказалось недостаточно для победы над аргентинцами, не только «поймавшими» свою игру, но и к тому же поддержанными неаполитанским закулисьем и недобросовестным судейством.

Конечно, после драки кулаками не машут! И, наверное, отнюдь не всех я тогда убедил. Но уже хорошо, что хотя бы развеял миф о «загнанности», в которую «поверг бедную команду тиран Лобановский». Во всяком случае, больше так никто не позволял себе высказываться.

– Однако, чего греха таить, чемпионат мира-1990 оказался первым, прошедшим для сборной СССР под знаком околофутбольных дрязг и разборок.

– Все началось с того, что у национальной команды появился спонсор – итальянская фирма «Чичетроник», выпускавшая компьютеры. Она обещала игрокам премиальные за рекламу, а руководство Федерации футбола СССР поставило выплату вознаграждения в зависимость от итога выступлений…

– Подождите, Савелий Евсеевич, но во время официальных матчей и турниров ФИФА и УЕФА строго запрещают рекламировать компании, ставшие автономными спонсорами сборных.

– Правильно. Поэтому перед стартовой игрой с румынами состоялось собрание, на котором руководитель нашей делегации Александр Вячеславович Тукманов, зам председателя Федерации футбола, разъяснил: реклама будет размещена в отеле, на тренировках всем следует надевать майки с логотипом спонсора, во время интервью журналистам желательно беседовать на фоне фирменных щитов… За что каждый из нас по окончании первенства мира получит гонорар (2000 долларов) плюс компьютер, который, напомню, в СССР котировался чуть ли не на вес золота.

– Как развивались события с учетом досрочного вылета сборной из супертурнира?

– Накануне отъезда домой состоялось собрание, где объявили об организационных деталях вылета в Москву. После чего, по-моему, Бессонов спросил: «А где спонсорский гонорар?».

– Иначе говоря, «где деньги, Зин?»

– Смысл туманных объяснений Тукманова сводился к следующему: реальными деньгами наша делегация в Чокко не располагает, а средства, полученные от оргкомитета первенства мира, лежат в одном из сейфов Рима и вскоре будут переправлены в Москву. Эту информацию ребята «проглотили», но оставшись после собрания без Тукманова и тренеров, решили: если тут не заплатят обещанные за рекламу суммы (поскольку выступили неудачно, каждый получил лишь суточные), то в СССР они не вернутся – останутся в Италии.

В инициативную группу вошли Бессонов, Хидиятуллин, Чанов и Дасаев. О своих намерениях они заявили руководству делегации и сборной. Возникла беспрецедентно взрывоопасная ситуация. Вылет домой чартером из Пизы планировался в 15.00. Тогда как Бессонов объявил: «В 13.00 у нас тренировка, а в 15.00 – пресс-конференция для всех аккредитованных журналистов».

– Какой оказалась реакция тренерского штаба?

– Никита Павлович зашел ко мне со словами: «Пойдем к Лобановскому! Надо что-то решать – ребята не шутят». Симонян, Морозов и я направились к Лобановскому. А Валерий Васильевич каждое утро делал пробежку. Однако в тот день у него не нашлось времени, чтобы выйти на тропинки Чокко. Поэтому, пользуясь большой площадью своего номера, традиционные полчаса он отрабатывал в гостиной. Тем не менее мы зашли к главному тренеру.

Морозов сразу обратился к нему: «Васильич, подожди! Решается вопрос жизни и смерти!» Лобановский продолжал пробежку. Не сдержавшись, Морозов даже повысил голос: «Да остановись же ты!» На что Валерий Васильевич спокойно ответил: «А я на стороне ребят. И тоже не полечу».

Тогда та же делегация (уже без меня) предупредила Тукманова о назревающем скандале. Тот, видимо, прокрутив в голове его возможные негативные последствия, предложил: «Давайте у хозяина отеля займем деньги, которые раздадим футболистам». Сказано – сделано. После чего на оперативно созванном собрании Никита Павлович сообщил, что взятая в долг сумма позволяет вручить каждому только по 1000 долларов. Быстро посовещавшись (каждые лишние полчаса простоя чартера обошлись бы нам в копеечку), ребята решили: «Давайте хоть эти!» Всю наличную «зелень» за пару часов до взлета распределил Бессонов. На деле, каждый в среднем получил еще меньше – 800 долларов. На том собрании прозвучала чья-то информация: обещанные 120 компьютеров автобусом доставят в Москву, где после их реализации вся наша делегация получит дополнительную сумму (естественно, в рублях).

– Неужели заплатили?

– (Грустно улыбаясь.) Да еще добавили кучу «баксов»… Конечно, нет! Судя по всему, компьютеры и не собирались продавать – вскоре они засветились во всех кабинетах Федерации футбола.

– В том числе у Тукманова, который остался под крылом Колоскова?

– Без сомнений! Потом кто-то сказал, что сверху спустили «команду»: поскольку чемпионат мира провалили, никаких денег не давать! Мне остается констатировать – в сборной СССР я впервые столкнулся с противостоянием игроков, до конца державшихся вместе.

– Правда, тот отпор им удалось продемонстрировать вне футбольного поля.

Глава 21

Пульс Лобановского

– Савелий Евсеевич! Давайте от «страшилки» о тренерской безжалостности Лобановского перейдем к драматичной истории о том, как эта непростая доля «загнала» Валерия Васильевича. Помнится, вы упомянули, что первый тревожный звонок прозвучал на чемпионате мира-1986 в Мексике…

– Да, ЧП случилось во время матча против бельгийцев в 1/8 финала. Та игра могла перечеркнуть – и, в конце концов, перечеркнула – наши надежды выйти в решающую стадию мирового первенства. Видя, что игра развивается по неблагоприятному для команды руслу, Валерий Васильевич очень переживал. И когда в конце 2-го тайма бельгийцы сравняли счет, у него схватило сердце.

– Странно, но мне, по крайней мере, запомнилось, что Лобановский в ту пору да и гораздо позже выглядел здоровым и стройным.

– Ну да! Тем более что вроде бы по-прежнему не изменял привычке держать себя в хорошей физической форме. И почти каждое утро пробегал свои традиционные 10 километров…

Но что-то уже в его организме начинало работать не так. Эпизод в Мексике, конечно, еще не был «звонком» – скорее, «звоночком». Но уже куда более настораживающий случай имел место в 1988-м, когда незадолго до финальной части первенства Европы Лобановский попал в больницу. Произошло это в Киеве во время образовавшейся небольшой паузы в подготовке. Валерий Васильевич пожаловался на боли в груди. Обследовав его в профилактическом станционаре, врачи обнаружили весьма серьезное нарушение сердечного ритма. Однако после того, как их стараниями приступы аритмии были сняты, Лобановский вернулся в строй и успешно довел команду до «золотого» матча первенства Европы.

– А как он себя там чувствовал? К каким врачам обращался?

– Наверное, это не совсем скромно прозвучит, но с 1988 года, после того, как он попал в клинику с аритмией, для оказания первой помощи Валерий Васильевич обращался только ко мне.

– Чем такое доверие можно объяснить?

– Ну, поначалу многое диктовалось обстоятельствами. Ведь прихватить сердце могло и на сборах, и в процессе игры, и в дни турниров за рубежом. При этом каждый раз я оказывался у него под боком. Помню, направлялись на очередную игру в Германии. Лобановский, как обычно, сидел за водителем, а я в следующем ряду – по диагонали от него, с краю. Едва отъехали – Валерий Васильевич протянул мне руку. Я измерил пульс и пришел в ужас: показатель запредельный – ярко выраженная аритмия с учащенным сердцебиением… А куда денешься из автобуса? Пришлось вспомнить, как я 4 месяца провел на курсах рефлексотерапии при Боткинской больнице. Учился лечению иголками. Применил метод, согласно которому используются определенные точки на теле человека: их массируешь, и сердечный ритм выправляется. Вот Лобановского и отпустило…

– Получается, вы на ходу нашли эффективный способ помощи пациенту?

– Для определения набора средств, которые Валерию Васильевичу помогали, потребовалось время. Но для начала и этот способ оказался действенен. Правда, до поры до времени – во всяком случае, пока не начало основательно прижимать – Валерий Васильевич и сам прописывал себе лечение…

– Это вы о чем?

– Да все о том же! Во время приступов Лобановский очень пугался. Но когда все вроде улаживалось – за секунду приходил в себя. И тогда следовала стопочка, другая хорошего коньяку.

– А вы разве не предостерегали Валерия Васильевича, что с таким сердцем и традицией надо бы как в его любимой песне: «Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее»?

– Как же не говорил! Постоянно твердил! Начиная с того дня, когда он незадолго до чемпионата Европы-1988 загремел в больницу. Только он выписался, я вновь с этой темой «подкатил»:

– Признайтесь-ка, Валерий Васильевич! Предупреждали вас доктора, что от алкоголя надо в любых, даже щадящих дозах отказываться?

А он бодренько отвечал:

– Ничего подобного! Как раз коньячок позволили! Умеренно, естественно!

Подчеркну, что в застольях Лобановский обожал сам процесс: чтобы рядом сидели близкие, родные ему люди; что-то там обсуждали, а не беспрерывно тостовали… Валерий Васильевич, замечу, умел поддержать разговор на любую тему. И в питии знал меру.

– Я, кажется, только теперь понял, почему Морозова, помощника Лобановского, игроки Барменом звали…

– Между прочим, тому по состоянию здоровья тоже хорошо было бы лишний раз воздержаться. Но к нему в воспитательно-профилактическом плане все же легче удавалось ключик подобрать: в случае любого неблагополучия он становился пугливее Валерия Васильевича. Чем я однажды весьма удачно воспользовался.

Мы находились на сборе в Италии, на базе «Интера». После напряженного рабочего дня – традиционный фуршетик. Вдруг Морозов обратился ко мне: дескать, что-то все время голова гудит. Я померил давление – повышенное. И зная, что Морозов жутко мнительный, объявил нарочито похоронным голосом:

– Ну, все, Юрий Андреевич! Ты ведь одной ногой в могиле стоишь! Заканчивай с фуршетами!

Вы бы видели, что с ним случилось!

– Испугался?

– Аж белым стал, как мел.

– Все, – говорит. – Больше моей ноги на этих «разминках» не будет! Завязываю!

На следующий день ко мне подошел не на шутку встревоженный Лобановский. И без обиняков спросил:

– Что же вы с Морозовым-то сделали?!

– Помогло, получается?

– Выходит, где-то помогло.

– А что сам Валерий Васильевич?

– Лобановский какое-то время продолжал в том же духе. Но как только прижимало, сразу искал меня. Вспоминаю, как в ноябре 1988-го он приехал с женой в Москву. Остановились в «Пекине». По каким-то делам тогда я оказался в лужниковском диспансере. Там меня и отловили, передав: «Срочно! Лобановский ждет! Его номер такой-то!» Я мигом примчался.

Валерий Васильевич протянул запястье – щупай, дескать. Пощупал. Как и ожидал, дела оказались неважнецкие. Но с другой стороны, я тогда настолько был знаком со средствами, которые ему помогали, что быстро нормализовал его состояние. Ну, хорошо, думаю, на этот раз обошлось, успел, оказался под рукой. А дальше-то как? Ведь счет в подобных случаях идет на минуты…

– Что ж, – говорю, – тянули, «Скорую» не вызвали?

Жена ответила за мужа:

– Валерий Васильевич сказал, что Мышалов выручит – больше никто!

Прошло какое-то время. Смотрю, Лобановский оклемался: расположился по-хозяйски за столом и хлоп «законную» стопку коньяку. Я как стоял, так и сел пораженный:

– Валерий Васильевич, – заметил с укоризной, – вы же полчаса назад умирали!

– Не волнуйся, – парировал он. – Все в порядке…

А что в «порядке»-то? Стресс коньяком – и то до поры до времени – еще можно снимать. А вот аритмию лечить – тут жди больших неприятностей. И все же, думаю, сильнее всего по его здоровью ударило долговременное пребывание на Ближнем Востоке. Намного ему та командировка жизнь сократила.

– Вы, когда впервые увидели Лобановского, вернувшегося из Кувейта, в ужас не пришли? Он ведь раздался в теле настолько, что даже я легко догадался, что ему нездоровится…

– Конечно, и я ужаснулся. Правда, мы не сразу увиделись, хотя при моем посредничестве Лобановский мог бы оказаться в Москве. Тогда, в 1993-м, я трудился в московском «Динамо». После разгромного поражения от «Айнтрахта» ушел в отставку Газзаев. Клуб искал ему достойную замену. Валерий Васильевич находился в Киеве – отдыхал перед подписанием второго ближневосточного контракта. Зная об этом, я возьми да и предложи Анатолию Воробьеву, вице-президенту динамовского клуба, – может, Лобановского попытаться пригласить. В руководстве «бело-голубых» этой идеей загорелись. И попросили меня набрать знакомый номер. Услышав предложение, Валерий Васильевич взял долгую паузу, а потом сказал:

– В мои планы это не входит!

– Видимо, ему не очень-то хотелось переезжать в Москву. Он лучше чувствовал себя в Киеве – в родном городе всегда мог рассчитывать на понимание и поддержку.

– Это так. Хотя и в Москве у него имелась крыша над головой. Еще в 1983-м, когда он во 2-й раз начал тренировать сборную, неподалеку от метро «Бауманская» ему выделили служебную квартиру. Я жил неподалеку. И когда утром ехал в Спорткомитет, обычно подхватывал его по дороге. Частенько заезжал и после работы. Словом, имел возможность воочию наблюдать его в домашней обстановке.

– Насколько мне известно, семейный тыл Лобановского отличался прочностью.

– Его взаимоотношения с женой, Аделаидой Панкратьевной, были настолько великолепны, что она даже не мыслила оставлять «папочку» (так она ласково звала мужа) одного на просторах нашей страны. Если бы у нее имелась возможность ездить с «Динамо» или сборной за рубеж, она бы постоянно ездила с Валерием Васильевичем. Несмотря на большую занятость в их теплом и уютном доме (дочь Светлана росла, бытовые проблемы не уменьшались…), супруга Лобановского нередко приезжала в московскую квартиру…

Но вернусь в 1993 год, когда после долгого перерыва я увидел Лобановского. И просто остолбенел, обнаружив, как он располнел.

– Отчего его так разнесло?

– Из-за сердечной недостаточности. В результате нарушился обмен веществ. В Кувейте Лобановский мало двигался. Условия жизни у него были, как у падишаха. Завтрак доставляли на подносе к бассейну. И рюмочка прилагалась, как я понимаю. Правда, в больницу, вернувшись на Родину, он больше не попадал. И когда созванивались по телефону, на вопрос о здоровье обычно отвечал:

– Все нормально!

Словом, не знаю, кому как, но мне Валерий Васильевич не жаловался. Так что хоть я и понимал, что он давно и серьезно болен, весть о его смерти все равно стала для меня как гром среди ясного неба.

– Не хочется завершать наш разговор о Лобановском на горькой ноте. Поэтому давайте еще раз обратимся к живым черточкам этого, конечно, незаурядного человека и большого тренера. Например, вы вспоминали о его характерных жестах. Или как он неизменно соблюдал процедуры, которые, ему казалось, помогали не отпугнуть удачу. Он был суеверным человеком?

– В чем-то – конечно. Но не больше других коллег, своих предшественников в сборной. Он, например, тоже тщательно соблюдал традиционный порядок рассадки в автобусе, на котором футболисты выезжали на матчи и тренировки. Кто бы ни появлялся в салоне – пусть даже высокий начальник – первое, «командирское» кресло, которое располагалось сразу за водителем, всегда занимал он, главный наставник. Столь же «святым» – как на выездах, так и «дома», в Новогорске – считалось место за тренерским столом там, где мы питались. Если команда отправлялась на игру, то появление женщин на «корабле» – в том автобусе, категорически исключалось.

Однажды на Апеннинах Валерий Васильевич, обычно галантный по отношению к представительницам прекрасного пола, наотрез отказался взять в отъезжающий на матч автобус переводчицу Татьяну. Она, русская, вышла в свое время замуж за итальянца, жила в Ливорно. А когда мы приезжали в Италию, обычно работала с нашей командой, помогая общаться с хозяевами. Со временем Таня, понятное дело, стала почти своим человеком в сборной СССР. Но до того момента, когда, отправляясь на очередную спарринг-встречу, ребята рассаживались в автобусе. Татьяне полагалось добираться до стадиона самостоятельно.

Однажды перед нашим отъездом на матч она вдруг появилась в отеле. В ином случае ее, скорее всего, подвезли бы. Но в той ситуации находящегося в салоне Лобановского ничто не могло поколебать. И он, кивнув головой в сторону переводчицы, распорядился:

– Надо девушку предупредить, что здесь ей делать нечего!

Кроме широко распространенных в футбольном мире примет, Валерий Васильевич имел свои «фишки». В первую очередь это касалось одежды. Был у него заветный костюмчик – строгий пиджак, неизменные рубашка и галстук к нему, а также всепогодные ботинки на толстой подошве. Этот «прикид» Лобановский почему-то считал особенно «счастливым».

Надевал его почти на каждый матч и не снимал даже в страшную жару. Зрелище, когда он под палящим солнцем стоически плавился в традиционной «упаковке», было не для слабонервных. Однажды эту картину не выдержал даже такой лишенный сантиментов человек, как Морозов, который тихо, чтобы не слышали другие, заметил:

– Валера! Ты хоть разок бы переоделся!

Ответ последовал мгновенно. Исключительно в духе Лобановского:

– Вот видишь, Юрий Андреевич! Ты в очередной раз демонстрируешь, что ничего не смыслишь в футболе!

– А когда у Валерия Васильевича появилась характерная привычка, сидя во время матча на тренерской скамейке, почти все время раскачиваться?

– При мне и появилась. Причем он знал, что его показывают по телевидению. Другой в схожих обстоятельствах его манерой была привычка постоянно крутить на пальце обручальное кольцо. Операторы это тоже любили показывать крупным планом на всю страну…

– Хотя сам-то Лобановский – без этих красноречивых жестов – внешне выглядел спокойным.

– Вы правы! Во время матча он сдерживался в проявлениях чувств. Скажем, почти никогда не кричал со скамейки, крайне редко выходил к бровке. Я имею в виду даже такие распространенные случаи, когда тренер по ходу встречи вынужден корректировать игру подопечных. Если возникала необходимость, Валерий Васильевич просил помощников. Или меня с массажистом: нам разрешалось вблизи поля шастать – мол, идите, подскажите через вратаря. Но если Лобановский приблизился к бровке, значит, возникло форс-мажорное обстоятельство.

Само его появление там – мощное психологическое воздействие на команду. В остальных случаях Валерий Васильевич предпочитал указания давать игрокам во время предыгровой установки и в перерыве. Причем мысли умел выражать кратко, но емко.

– То, что Лобановский за словом в карман не лез, мы в случае с Морозовым могли убедиться. А как он объяснялся с футболистами?

– В одном из игровых эпизодов Буряк неожиданно отдал пас пяткой. Однако вместо пользы эффектный прием сработал против нас: получился «обрез» – возникла атака на наши ворота. Нотаций по данному поводу Лобановский ему в раздевалке читать не стал. А лишь сухо сказал, как отрезал:

– Леня, «пятку» убираем!

Тот:

– Красиво же! Для народа играем!

Лобановский:

– «Народ» тоже убираем!

– Вы вскользь упомянули о лаконичности установок Лобановского. С кем его можно сравнить?

– Да ни с кем! У Бескова были очень длительные установки, иногда до получаса. Симонян держался посередине. Но наиболее краткими они получались у Лобановского. Самая долгая – не более 10 минут. Потому накануне он проводил беседы по линиям атаки и обороны. На установке я присутствовал однажды – в первый и последний раз…

– Что так?

– А это тоже к вопросу об особенностях стиля Лобановского. Приученный его предшественниками к присутствию на установке, я и с Валерием Васильевичем повел себя точно так же после того, как приступил к работе. Благо, никто меня не предупреждал, хотя и не приглашал. Но когда явился, сразу понял – зря это сделал. Потому что у Лобановского на том собрании присутствовал ограниченный круг лиц: он, помощник по команде и ребята.

– И что вы особенного подсмотрели в тот единственный раз?

– Любопытна обстановка, в которой все происходило. Боже упаси, кому-то опоздать! Когда Валерий Васильевич заходил своей знаменитой походкой – у него был размеренный шаг, и поэтому когда он, словно нес себя – в помещение, там воцарялась мертвая тишина. Никто не смел рта раскрыть. Это у Бескова слово непременно предоставлялось помощникам: может, добавят по делу. Никита Павлович тоже просил ассистентов высказаться. А Лобановский – нет. Только сам говорил минут десять. После чего команда погружалась в автобус. Причем к задержавшимся с отъездом был не менее строг, чем с опоздавшими на установку.

– Почему, он не жаловал лишних на предматчевой установке? Боялся утечки информации?

– Я, грешным делом, тоже думал, что главная причина в этом. По прошествии времени понял: предыгровая установка для Лобановского не столько «священная корова», сколько важное средство максимальной концентрации футболистов перед выходом на поле. Сужу об этом хотя бы по тому факту, что из тренерской работы он никакого секрета не делал даже перед иностранными соперниками.

Во всяком случае, когда перед чемпионатом мира в Италии мы проводили 20-дневный сбор на базе местного «Интера» под Миланом, на тренировки приезжали и Фабио Капелло (нынешний тренер сборной Англии. – Прим. Г.К.), и Аригго Сакки (бывший наставник «Милана» и национальной команды Италии. – Г. К.). Более того, когда Морозов всполошился и прибежал к Лобановскому со словами «Васильич! Ты смотри – они же там сидят и все пишут!», Лобановский ответил:

– Да пусть пишут!

И привел сравнение:

– Если выведаешь рецепт того или иного замечательного торта, сможешь его испечь?

То есть объяснил: той, видимой стороны тренировочного процесса, что доступна посторонним, ему не жалко. А скрытые аспекты тренерского искусства и технологии – тот же учет пульсового режима – и в бинокль не разглядишь. Конечно, кое о чем зарубежные коллеги догадывались. Недаром они уважительно называли Лобановского «колонео» (в переводе с итальянского – «полковник». – Прим. Г.К.).

– Чему вас научили годы, проведенные рядом с великим тренером?

– Дотошности, стремлению знать все до последней мелочи. К каждому разговору с Валерием Васильевичем необходимо было тщательно готовиться. Любой сбор начинался с того, что на рабочий стол Лобановского ложился анализ состояния футболиста на текущий день по двум направлениям, педагогическому и медицинскому.

– Какие его уроки остались в памяти?

– Поскольку я участвовал в организованном на его принципах тренировочном процессе, то поучиться было чему. Тем более, многие вещи носили новаторский характер. Например, во время интенсивных занятий Лобановский запускал знаменитую скоростно-силовую «круговую тренировку» по 8 «станциям». То есть она проходила на пределе возможностей футболистов, а меня просили контролировать пульс. Тогда, правда, я это делал вручную.

Максимальное достижение во время прохождения станций фиксировалось на уровне 180–190 ударов в минуту, иногда – до двухсот. А в интервале между упражнениями (серию провели, потом пауза) контролировался пульс. С исходного показателя – 140 ударов в минуту – начиналось повторное выполнение упражнения. Так достигался эффект воздействия нагрузок.

Во все это я вникал, многое даже старался за Лобановским записывать. Когда проводил утреннее обследование, то благодаря его информации знал, какая работа происходила накануне. То есть Валерий Васильевич в отличие от иных тренеров сборной активно включал меня в процесс ее подготовки.

– Значит, вы становились активным участником занятий, проходивших под руководством Лобановского, а не созерцателем на бровке поля, как это происходило обычно?

– Вот именно! Перед чемпионатом мира-1990 Лобановский отрабатывал, допустим, упражнения по прессингу, а мне уже были известны параметры функциональных сдвигов, происходящих в подобной ситуации на поле. Или тяжелое занятие «игра один в один»: форвард должен на скорости обыграть стоппера и ударить по воротам, а защитник обязан играть с ним так, как он ведет себя во время матчей в единоборствах. Причем все происходило с повторами – как говорят в кинематографе, ребята «проводили дубли».

Не ограничиваясь прежней ролью стороннего наблюдателя, по знаку Валерия Васильевича я был готов после упражнений контролировать – при помощи футболистов – показатели их пульса. Я ведь был хорошо знаком с режимами работы Лобановского и ответной реакцией организма на ту или иную нагрузку. Здесь считаю его своим Учителем. Потому что у него все проходило по науке. Причем свой игровой опыт он практически не использовал.

– Вы рассказывали об эпизоде, в котором присутствующие на тренировке сборной СССР видные иностранные специалисты конспектировали Лобановского. А были у него старательные ученики в собственном клубе?

– Конечно! Впервые я это подметил в Монреале-1976. Условия, в которых ребята жили в олимпийской деревне, были, мягко говоря, спартанскими. В комнату с двухэтажными, как в казарме, кроватями заселяли по восемь человек. Так что хочешь не хочешь, но все были друг у друга на виду. Тогда-то я и увидел, что после каждой тренировки Валерия Васильевича сначала Фоменко, а за ним Буряк, Блохин, Коньков доставали свои дневники и что-то записывали. Заметьте: все они, включая присоединившегося к ним в 1988 году Михайличенко, стали потом тренерами.

– То есть задумываясь о своем будущем после ухода из большого спорта, они брали уроки у выдающегося наставника. Кто из тех, конспектировавших Лобановского, по тренерскому уровню приблизился к нему?

– Первым я бы назвал Алексея Михайличенко, бывшего наставника сборной Украины и киевского «Динамо». Так сложилась судьба, что несколько лет назад, когда «Локомотив», где я давно работаю, проводил под руководством Юрия Павловича Семина сбор в Испании, туда приехало и киевское «Динамо». Михайличенко в ту пору работал главным тренером родного клуба, помогали ему динамовские ветераны – Анатолий Демьяненко и Михаил Михайлов. Мы занимались на соседних полях. Поэтому я хорошо разглядел, что все упражнения у них строились точно так же, как у Лобановского: и хронометраж, и поведение самого Михайличенко…

Словом, понял, почему получила столь широкое распространение полуслух-полушутка, что он – «внебрачный сын» Валерия Васильевича – настолько Алексей во всем копировал наставника.

Его можно считать хорошим тренером, достойным наследником Валерия Васильевича. Он, будучи игроком, всегда отличался острым, критическим умом, способностью самостоятельно анализировать, делать правильные выводы из побед и поражений. Иное дело, что дискутировать с Лобановским было себе дороже. Но Алексей и не спорил. Он позволял себе иметь на все собственную точку зрения. Так что я подчеркну: да, он во многом воспроизводит тренера Лобановского. Но не копирует!

По тому же, похоже, пути пошел Коньков. Но он, судя по имеющейся у меня информации, где-то перебарщивал. Я по сей день с большим уважением отношусь к этому футболисту и человеку. Несмотря на его тяжелый, я бы даже сказал, жесткий характер, у нас сложились теплые, дружеские отношения. Будучи тренером, Коньков не стал мягче.

Когда Анатолий работал с «Таврией», мне довелось отдыхать в Симферополе. Так там разве что самый ленивый не говорил: «Коньков – Лобановский № 2». На самом деле, даже в столь жесткой характеристике не было перебора. Потому как по сравнению с тем, что в плане нагрузок и отношений с подопечными вытворял Коньков, его знаменитый безжалостным отношением к себе и игрокам Учитель мог «отдыхать».

– Получается, Валерий Васильевич оказался настоящим Учителем. Ученики-то из его «школы» вышли хорошие!

– Совершенно верно! То, что он не выступал в роли сердобольной няньки; то, что за ним по пятам шла молва – мол, неприступный, не терпит дискуссий, жесток в нагрузках; про «тропу смерти» к месту и не к месту поминали, – еще не говорит о том, что он почти не задумывался о будущем подопечных. Думал! Да еще как! И к смене своей присматриваясь, дорожку-то ей торил. Заметьте: Валерий Васильевич никого из тех, кто у него играл, не бросил. Всем нашел работу в футболе. Единственное, если не ошибаюсь, исключение – Блохин.

Судьба Олега после его ухода из большого футбола для меня загадка. Ведь Лобановский никогда не приглашал его в свой штаб, ни динамовский, ни в сборной – даже после возвращения из Кувейта и Эмиратов. Вероятно, причина тому – тяжелый характер, казавшаяся излишней Валерию Васильевичу амбициозность Блохина.

Но ведь и Олег не пропал. Мне, правда, не довелось его близко наблюдать «на капитанском мостике». Но и по тому, что видел, могу рассказать много положительного. По-моему, он дальше других «выпускников школы Лобановского» отошел от концепций Валерия Васильевича. Но, на мой взгляд, тренерское кредо Блохина собственное, а программа – все-таки от Лобановского. Ее, замечу, брали за основу все знаменитые выходцы киевского «Динамо». Во всяком случае, большинство придерживались, например, режимов работы «А», «Б», «Д», о которых я вспоминал в начале нашего повествования о Валерии Васильевиче.

– Вот такая непростая, но непреходящая любовь, которую на украинской земле сегодня можно назвать всенародной. Доказательство тому – память, которую там с особой бережностью хранят об этом незаурядном игроке и выдающемся тренере. Очень удачная, на мой взгляд, скульптура установлена у входа на киевский стадион «Динамо» (один из авторов проекта слушал в институте лекции Валерия Васильевича). Весьма чтим и посещаем мемориал на Байковом кладбище, где похоронен Лобановский. В киевской школе № 319, в которой он учился, открыт музей. Одна из улиц Киева носит имя этого замечательного спортивного деятеля второй половины ХХ века (ему посмертно присвоили звание Героя Украины). А сколько болельщиков и какие солидные команды участвуют в ежегодном международном турнире памяти Валерия Васильевича!

– Действительно, на Кубок Лобановского приезжают известные клубы и сборные. Вот и мой «Локо» несколько лет назад счел за честь участвовать в его розыгрыше. Правда, мне с «железнодорожниками» приехать, увы, не удалось – я ногу сломал и остался дома. Надеюсь в следующий раз наведаться в Киев, пообщаться с Адой, вдовой Валерия Васильевича, положить цветы на могилу человека, чей живой пульс помню до сих пор и которого продолжаю считать своим Учителем.

Глава 22

Как «сплавили» автора никем так и не понятого «искреннего футбола»

– Савелий Евсеевич! Насколько понимаю, с Эдуардом Васильевичем вы впервые пересеклись в 1965-м, будучи врачом сборной СССР морозовского созыва?

– Когда мы познакомились, Малофеев был совсем молод – 22 года. Уже хорошо сложенный спортсмен. Выделялся необычайной выносливостью, что нетипично для форвардов. Ибо этим качеством в футболе отличаются хавбеки и крайние защитники – у них наибольшой объем работы в игре. Вот с таким исключением я и заметил Малофеева, опытного, трудолюбивого, целенаправленного. Сначала игрока, а потом и тренера.

Малофеев Э.В. Нападающий. Заслуженный мастер спорта. Заслуженный тренер Белорусской ССР. Заслуженный тренер СССР. Родился 2 июня 1942 г. в Красноярске.

Воспитанник заводской команды (г. Коломна Московской обл.). Выступал за «Авангард» (Коломна) (1960), «Спартак» (Москва) (1961–1962), «Динамо» (Минск) (1963–1972). Чемпион СССР 1962 г.

За сборную СССР провел 40 матчей, забил 6 мячей. Сыграл 4 матча за олимпийскую сборную СССР. Также за сборную СССР сыграл в 1 неофициальном матче. Участник чемпионата мира 1966 г. (4-е место). Участник первенства Европы 1968 г.

Старший тренер футбольной школы «Динамо» (Минск) (1972–1973). Тренер «Динамо» (Минск) (1974–1975). Начальник «Динамо» (Барнаул) (1976). Главный тренер «Динамо» (Барнаул) (1976–1978), «Динамо» (Минск) (1978–1983, 1988–1991), олимпийской сборной СССР (1983–1884), сборной СССР (1984–1986), «Динамо» (Москва) (1985–1987), ЦС «Динамо» (1987–1988), «Асмарал» (Кисловодск) (1992), «Динамо-Газовик» (Тюмень) (1993–1994, 1995), «Смена» (Минск) (1995), «Анжи» (Махачкала) (1996), «Псков» (Псков) (1998–2000), сборной Белоруссии (2001–2003), «Каунас» (Каунас), Литва (2006). Спортдиректор «Хартс» (Эдинбург, Шотландия) (2006). Главный тренер МТЗ-РИПО (2006–2007). Тренер «Шилуте» (Шилуте, Литва) (2007). Главный тренер «Динамо» (Санкт-Петербург) (2008–2010).

Награжден орденом Трудового Красного Знамени (1983). По ходатайству Федерации футбола Белоруссии награжден Изумрудным орденом УЕФА «За заслуги» (2009).

– У меня традиционный вопрос, как тест: каким пациентом он оказался для вас?

– Меньше всех доставлял хлопот – играл без травм.

– Будучи игроком, блистал интеллектом?

– Увлекался литературой, поэзией, чего-то постоянно выписывал… Спустя годы эти тетради заметил у Малофеева-тренера.

– Когда и при каких обстоятельствах вы с ним впервые оказались в штабе сборной?

– В конце 1983-го Лобановский ушел в отставку со всеми помощниками.

– В их числе – и вы…

– Безусловно. Но я формально остался в штате Федерации футбола. Весной 1984-го сформировали олимпийскую сборную, которую с подачи председателя Спорткомитета СССР Грамова возглавил Эдуард Васильевич.

– Каким образом произошло его назначение?

– Если быть до конца точным, ту команду весьма короткий период тренировал светлой памяти Евгений Александрович Рогов, потом еще кто-то, затем вакансия оказалась свободной. В те годы Малофеев возглавлял минское «Динамо».

В начале 1984-го в Ленинграде проходил ежегодный международный юношеский турнир памяти вице-президента ФИФА Гранаткина на призы «Недели». В один из январских дней в спортивно-концертный комплекс города на Неве заехал Грамов, наблюдавший за матчами из ВИП-ложи. В разговоре с Колосковым, обсуждая затянувшийся кадровый вопрос, он предложил, указав пальцем: «Чего так долго ищете тренера первой сборной, когда он вон где сидит». Двумя рядами ниже за перспективными футболистами наблюдал Эдуард Васильевич, чье имя тогда было на слуху. С этого момента поиски наставника главной команды страны завершились.

– Получается, вы встретились почти 20 лет спустя. Малофеев не возражал против вашей кандидатуры?

– Когда он перешел в другую структуру, там неплохо трудился врач лужниковского диспансера Михаил Михайлович Кузнецов, работавший доктором сборной СССР по спортивной гимнастике в период ее расцвета. Наверное, он устраивал Эдуарда Васильевича.

Безусловно, кто-то скажет: меня навязали ему. Да, я тогда оставался в большом футболе. А мое назначение состоялось, не стану скрывать, с подачи Колоскова. Наверное, здесь положительную роль сыграл и недавно входивший в штат Федерации футбола Сальков, тогда трудившийся помощником Малофеева.

– То есть с Владимиром Максимовичем вы какое-то время считались коллегами?

– Да, но хорошие контакты у нас установились давно. В 1974—1978-е годы, когда он работал старшим тренером донецкого «Шахтера», я неоднократно приезжал в команду с контрольной проверкой участников сборной страны тех лет (Анатолий Коньков, Виктор Звягинцев, Юрий Дегтярев).

– На каком фоне у вас возобновились взаимоотношения с Малофеевым в новом качестве?

– Доктор Кузнецов вернулся в диспансер, а я начал работать с новым главным тренером национальной команды. Он в интеллигентной форме представил меня ребятам. Проблем с общением с ним никогда не возникало. Эдуард Васильевич – человек открытый. Правда, как и все, с заморочками.

– Одна из них – тренерский фанатизм?

– Точнее, запредельная, на тысячу процентов, убежденность в правоте принципов, которые он проповедует. Например, «счастье нужно искать у чужих ворот» или «играть надо на половине поля противника». Как и Лобановский, Малофеев отдавал должное функциональной готовности, считая: если футболист физически не соответствует определенному уровню, то в команде делать ему нечего.

– Получился парадокс, он – идейный ученик Валерия Васильевича?

– Наверное. Однако Эдуард Васильевич не следовал его идеям и, тем более, не называл своим учителем. Зато Малофеев, будучи в меру образованным, чуть ли не всегда носил с собой собственноручно изготовленный цитатник. Увлекаясь классической литературой, делал выписки «крылатых фраз» во время чтения любимых поэтов – Блока, Есенина, Маяковского… Он их использовал на предматчевых установках, во время теоретических занятий. Что вызывало сарказм ребят. Ведь для них подобное общение – необычно, если не странно.

Малофеев, действительно, постоянно твердил об «искреннем футболе». Но что это такое, никто толком не понимал. Тогда, как бы в противовес Лобановскому, он не считался сторонником максимальных нагрузок, интенсивности занятий. Их конечная цель по Лобановскому – высокий уровень работоспособности футболистов. Малофеев же – сторонник большого объема тренировок.

То есть идеи Валерия Васильевича он воспринимал формально. Когда он руководил первой сборной, ребята просто уставали. Они занимались без перерыва аж 2 часа! Особенно недовольство выражали киевляне, поскольку у Лобановского они занимались, как правило, 1 час, максимум – 75 минут.

Вместе с тем, чуть ли не на всех всесоюзных тренерских форумах Малофеев активно обвинял Лобановского в том, что у него нагрузки носят запредельный характер. Эдуард Васильевич резко возражал против главного лозунга Валерия Васильевича – «слабый умирает». Хотя сам, будучи старшим тренером минского «Динамо», не мог знать всей подноготной тренировочных режимов Лобановского.

Помните, во время дискуссии в Федерации футбола в конце 1983-го после принципиального поражения нашей сборной португальцам в отборочном раунде первенства Европы он чуть ли не кричал, требуя от Лобановского покаяния (Малофеев, на самом деле, принимал религию).

Еще один «минус» Эдуарда Васильевича: несмотря на то, что он неформально общался с ребятами, оставался подозрительным и мнительным. В 1970—1980-е, когда Малофеев работал в Минске, у него возник конфликт с командой. За нее выступали Алейников, Гоцманов, Гуринович и другие великолепные футболисты. Малофеев считал, что они ни много ни мало «сдают» матчи. В конце концов сам покинул клуб. В действительности ситуация выглядела совершенно иначе.

В спортивном манеже, под крышей, состоялась их заключительная встреча в рамках первенства страны против столичного «Спартака», не претендовавшего на «золото» в 1982-м. Тогда циркулировали слухи: чтобы не позволить киевскому «Динамо» занять 1-е место, «красно-белые» и минчане временно стали «единомышленниками». То есть москвичам было выгоднее уступить питомцам Малофеева, нежели дать «зеленый свет» подопечным Лобановского в их очередном походе за звание сильнейшего клуба страны.

Белорусские футболисты победили, став в первый и последний раз чемпионами СССР, а Эдуарда Васильевича срочно пригласили тренировать олимпийскую сборную, которую тогда, кстати, возглавлял Сальков. Но Москва отторгла Малофеева. Пускай он потом спас команду из сложнейшего турнирного положения, завоевал путевку в Лос-Анджелес, в союзной федерации «пожарника» не поддерживали. А тут еще случился политический бойкот Олимпиады-1984.

По своему характеру Малофеев столь же противоречив и контрастен, как многим известный черно-белый памятник Никите Хрущеву на Новодевичьем кладбище, выполненный скульптором Эрнстом Неизвестным. Может, главный тренер не всегда давал объективные оценки функционального состояния футболистов на командных собраниях. Когда об этом говорилось на теоретических занятиях – это одно. Иной подтекст возникал, когда во время обсуждения минувших матчей Эдуард Васильевич пенял многим, считая, что они отбывали «номер» на поле. Что, безусловно, также не нравилось ребятам.

Да, он поддерживал здоровый образ жизни, не увлекался алкоголем. Однако внешний вид главного тренера не всегда, мягко говоря, устраивал его подопечных. Не знаю даже, как об этом рассказывать, но попробую.

Например, Малофеев, выходя на пресс-конференцию в Мексике, незадолго до первенства мира-1986, мог надеть цивильный пиджак, а под него – рубашку и галстук-«селедку» цвета хаки, которые выдавали военным как униформу, затем спортивные брюки и немыслимую обувь. Подобный «прикид» сразу становился притчей во языцех. Тогда как большинство ребят в сборной, особенно киевские динамовцы, очень аккуратно и со вкусом выходили в свет. Тем более, многие из них работали с наставниками (Лобановский, Симонян), отличавшимися безупречным гардеробом.

А когда Эдуард Васильевич (и заодно Сальков) появлялся на тренировках в бесформенных хлопковых носках, которые к тому же выпускались у нас без резиночек, их подопечные, не выдержав, обращались ко мне: «Ну, поговорите, пожалуйста, с ним! Ведь так выглядеть на публике неудобно, несолидно!»

– А в команде, кроме Мышалова, не нашлось человека, который мог Малофееву сделать замечание по данному поводу?

– Тем не менее я посчитал некорректным подходить с подобным выговором к главному тренеру. Поэтому озабоченность футболистов передал начальнику команды Рогову, чей внешний вид как раз отличался в лучшую сторону. Он постарался, чтобы Малофеев внес коррективы в свой дресс-код.

– Эдуард Васильевич прислушивался к критике со стороны подчиненных?

– В принципе – да. Правда, если это не противоречило его убеждениям. Когда не сомневался в «искреннем футболе», то говорил футболистам: «Ваши премии лежат в чужих воротах. Чтобы получить их, забивайте!» Эту установку сборная СССР (основа – игроки олимпийской) великолепно выполнила, одержав знаковую победу на знаменитой лондонской арене.

АНГЛИЯ – СССР – 0:2 (0:0). 2 июня 1984 г. Товарищеский матч. Лондон. Стадион «Уэмбли». 40 000 зрителей.

СССР: Дасаев, Сулаквелидзе, Чивадзе (к), Балтача, Демьяненко, Алейников (Поздняков, 80), Литовченко, Оганесян, Зыгмантович (Гоцманов, 20), Родионов (Протасов, 87), Блохин.

Голы: Гоцманов (54), Протасов (89).

В тот памятный вечер, насколько позволяли возможности, мы отметили в отеле наш с Малофеевым общий день рождения!

– Если не секрет, кого пригласили за стол?

– Всех, кто оказался рядом. Конечно, тренерскую бригаду, даже кого-то из англичан, включая Боба Робсона, тогда возглавлявшего национальную команду (о своем общении с ним расскажу позже). Кстати, хозяева долго находились в шоке после сенсационного поражения – им казалось, что приехала «сборная СССР» в явно не сильнейшем составе. Между прочим, еще несколько игр наша команда под руководством Малофеева провела очень хорошо.

СССР – ШВЕЙЦАРИЯ – 4:0 (4:0). 2 мая 1985 г. Отборочный матч ХIII чемпионата мира. Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 95 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Сулаквелидзе, Вишневский, Демьяненко, Ларионов, Алейников, Гоцманов, Литовченко (Беланов, 79), Гаврилов, Протасов, Кондратьев (Черенков, 72).

Голы: Протасов (18, 39), Кондратьев (44, 45).

Заметьте, во 2-м тайме Федор Черенков впервые вышел на поле после болезни, связанной с психическими отклонениями. Тут надо отдать должное Малофееву, пригласившему спартаковца на сбор невзирая на случившееся. Тот активно готовился, а когда главный тренер решил его выпустить на замену, переполненный стадион отреагировал оглушительными аплодисментами. Поскольку болельщики догадывались, что происходило с лучшим тогда футболистом страны. Думаю, если Эдуард Васильевич остался бы во главе команды и на чемпионате мира в Мексике, он Черенкова взял бы туда. В отличие от Лобановского, оставившего Федю дома.

– Как я понял из ваших слов, исход Малофеева из сборной начался с того, что он постепенно терял взаимопонимание с динамовцами Киева и Тбилиси?

– Своеобразным спусковым крючком к началу процесса назревавшей отставки главного тренера стал скандал, возникший после неожиданного разгрома сборной.

ДАНИЯ – СССР – 4:2 (2:1). 5 июня 1985 г. Отборочный матч ХIII чемпионата мира. Копенгаген. Стадион «Идретспарк». 45 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Сулаквелидзе, Поздняков, Демьяненко, Балтача, Алейников, Гоцманов, Литовченко (Зыгмантович, 23), Гаврилов, Протасов, Беланов (Кондратьев, 70).

Голы: Элкьяер (16, 20), Протасов (25), Лаудруп (61, 64), Гоцманов (68).

После матча состоялось шумное и неприятное (по своей атмосфере) закрытое собрание, где Малофеев главными виновниками провала назвал центральных защитников. В ответ ребята раскритиковали, на их взгляд, неправильную тактику, выбранную тренерским штабом.

– Кто из футболистов оказался смельчаком?

– Обвинения предъявил Сулаквелидзе, поскольку ему не удалось нейтрализовать Лаудрупа. Хотя Тенгиз говорил по-русски плохо, его отпор прозвучал аргументированно: «Как я мог справиться, когда вы мне дали другое задание – играть в зоне при моей готовности «держать» форварда персонально?»

Тбилисский стоппер – один из защитников, который очень нравился Рогову. Ведь тот в свое время выступал на той же позиции. Причем ему, начальнику сборной при Малофееве, нравилось, когда его преемники в обороне врезались в нападающих… Жесткий Сулаквелидзе, долго игравший в сборной, нередко так и действовал. Без него тренеры даже не мыслили выводить команду на поле. А тут ключевому стопперу предъявили серьезное обвинение. Однако не только Сулаквелидзе, но и его одноклубник Чивадзе, капитан сборной, а также киевляне признали тактическую концепцию тренеров ошибочной. Мол, в противном случае мы не могли потерпеть поражение, пропустив столько мячей.

– Подобная дискуссия – своеобразный вотум недоверия Малофееву и его штабным соратникам?

– Согласен. Правда, три месяца спустя в Москве состоялся ответный матч с нашими обидчиками.

СССР – ДАНИЯ – 1:0 (0:0). 25 сентября 1985 г. Отборочный матч XIII чемпионата мира. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 100 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Г. Морозов, Чивадзе, Демьяненко, Бубнов, Ларионов (Заваров, 26), Гоцманов, Черенков, Алейников, Протасов, Блохин (Кондратьев, 79).

Гол: Протасов (50).

Разбалансировка команды продолжилась и в 1986-м, незадолго до первенства мира, начиная с зимних сборов в Мексике, которые, отмечу, успешно провел Малофеев. В рамках первого из них мы участвовали в двухдневном турнире на Канарах.

ИСПАНИЯ – СССР – 2:0 (1:0). 22 января 1986 г. Товарищеский матч. Лас-Пальмас. Стадион «Инсулар». 25 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Г. Морозов, Чивадзе, Демьяненко, Бубнов, Бессонов, Гоцманов (Литовченко, 75), Черенков (О. Кузнецов, 61), Заваров (Зыгмантович, 51), Дмитриев (Кондратьев, 56), Блохин.

Голы: Салинас (25), Элой (85).

Уступив на старте, успешно поборолись за 3-е место. Чивадзе тогда заметил: «Сезон начинать с поражения нельзя». Тем не менее между ведущими футболистами и Малофеевым продолжились расхождения относительно тактики игры. Словом, обострялось закрытое от посторонних глаз и ушей противостояние главного тренера и подопечных, хотя и нагрузки, и занятия, на мой взгляд, выстраивались грамотно.

Во время следующего – февральского – сбора разместились в Толуке (2400 м над уровнем моря), расположенном выше Мехико. Там я на практике изучал процессы акклиматизации в условиях высокогорья. К чести Малофеева, строго следовавшего рекомендациям медиков, он аккуратно готовил команду к ответственным стартам. На основе разработанного мною вопросника я ежедневно собирал данные о сне, самочувствии, артериальном давлении, пульсе, аппетите…

У ребят ухудшение перечисленных параметров и ощущений произошло в период от 4-го до 8—9-го дня пребывания в Толуке. Ребята пережили дискомфорт высокогорья на 6—7-е сутки: в частности, Сергей Балтача зашел ко мне, жалуясь на тошноту и головокружение. То же самое ощущал и я. Пришлось попросить массажиста сделать мне укол. Общее недомогание длилось сутки – позже прекратились обращения во врачебный кабинет. Да и объективные показатели улучшились.

– Они свидетельствовали о завершении акклиматизации?

– Да. Ведь матчи чемпионата мира, напомню, предстояло провести в высокогорной Мексике. Поэтому для руководства сборной была крайне актуальна тематика вопросов, которыми я занимался. Малофеев очень внимательно относился к данным, которые я ему регулярно предоставлял. Держа их в уме, главный тренер вел команду, сохраняя объемы тренировок, но особой интенсивности на занятиях не ощущалось. Тем не менее во время сбора ребята успели выполнить большой объем работы.

«Атлас» (Мексика) – сборная СССР – 0:3 (0:2).15 февраля 1986 г. Гвадалахара. Стадион «Халиско».

СССР: Дасаев, Бессонов, Балтача, Демьяненко, Бубнов, Заваров, Морозов, Черенков, Алейников, Дмитриев, Блохин.

Голы: Дмитриев (13), Заваров (20, 68).

Однако в контрольных матчах с более солидными соперниками игра не просматривалась – главный тренер от футболистов требовал то, что те не могли демонстрировать. Малофеев указывал: «Надо играть на чужой половине поля». Чивадзе, Блохин и другие ведущие сборники переспрашивали наставника: «Если противник не даст играть на «своей» территории, что тогда делать?» Ребята чувствовали себя не в своей тарелке.

МЕКСИКА – СССР – 1:0 (1:0). 19 февраля 1986 г. Мехико. Стадион «Ацтека». 40 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Бессонов, Балтача, Демьяненко, Бубнов (Кондратьев, 75), Заваров, Ларионов (Алейников, 55), Г. Морозов (О. Кузнецов, 46), Зыгмантович (Черенков, 65), Дмитриев, Блохин.

Гол: Агирре (38).

Вернулись домой. Кстати, утомительные тренировки впоследствии принесли пользу игрокам. Малофеев не форсировал подготовку. Наверное, мог иначе проводить занятия, но здесь отдам ему должное: главный тренер «тормозил» ребят, чтобы те преждевременно не набрали оптимальную форму.

СССР – АНГЛИЯ – 0:1 (0:0). 26 марта 1986 г. Товарищеский матч. Тбилиси. Стадион «Динамо» им. В.И. Ленина. 62 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Бессонов (Литовченко, 57), Чивадзе, Демьяненко, Бубнов, О. Кузнецов, Гоцманов, Заваров (Добровольский, 75), Алейников, Кондратьев, Родионов (Блохин, 57).

Гол: Уоддл (67). Не реализовал пенальти Чивадзе (16).

Поэтому Эдуард Васильевич закономерно поддержал парадоксальную идею, высказанную научной бригадой (ее возглавлял профессор, доктор педагогических наук Марк Александрович Годик, впоследствии – председатель научно-методического совета Российского футбольного союза): прервав в апреле чемпионат страны, отправить сборную в Симферополь. Чтобы провести там разгрузочный сбор и спарринг-матчи. Один из них – против сборной Крыма – оказался симптоматичным: после 1-го тайма счет был 0:2, а после того как встреча закончилась поражением – 2:3, Малофеев бросил убийственную фразу: «Все ясно – ребята «сплавляют» меня».

РУМЫНИЯ – СССР – 2:1 (1:0). 23 апреля 1986 г. Тимишоара. Стадион «1 Мая». 25 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Г. Морозов, Чивадзе, О. Кузнецов, Демьяненко, Рац, Яремчук (Литовченко, 81), Черенков (Родионов, 41), Бессонов (Алейников, 58), Протасов, Блохин (Гоцманов, 72).

Голы: Хаджи (14), Родионов (67), Кэмэтару (80). Не реализовал пенальти Чивадзе (44).

Статистики под порядковым № 321 записали очередной матч сборной. В предыдущем, против англичан, они отметили 1-й пропущенный ею гол и 1-е поражение на домашнем поле после многолетней впечатляющей серии. После апрельской неудачи знатоки записали 1-й забитый в том сезоне гол и 1-е в истории поражение от румынской сборной. Также обратили внимание на то, что никогда наша сборная не терпела четыре поражения подряд от национальных команд (общий счет – 1:6).

После того как уступили в Тимишоаре, провели собрание. На нем я не присутствовал. Как мне рассказывали ребята, там вновь схватились ведущие футболисты с тренерами.

– Что стало одним из симптомов, предвещавших отставку Малофеева?

– Информация дошла до спортивного руководства. Чаша терпения переполнилась.

СССР – ФИНЛЯНДИЯ – 0:0. 7 мая 1986 г. Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 38 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Г. Морозов, Чивадзе, О. Кузнецов, Демьяненко, Рац (Гоцманов, 75), Яремчук, Яковенко (Блохин, 70), Бессонов, Протасов (Родионов, 46), Беланов.

Ничья на фоне заурядной игры. За 26 дней, оставшихся до первой встречи в первенстве мира со сборной Венгрии в Ирапуато, нужно было предпринять нечто экстраординарное. В те же дни – 2 мая – киевское «Динамо», обыграв в Лионе (Франция) мадридский «Атлетико», завоевало Кубок обладателей еврокубков. Я до сих пор убежден: чрезвычайно важную роль в физическом состоянии триумфаторов сыграло их пребывание на мексиканском высокогорье. Спустившись на равнину и выдержав сроки реадаптации, киевляне получили ощутимую прибавку накануне решающих мартовских встреч в розыгрыше Кубка УЕФА.

– Итак, с одной стороны, клуб, который славно вошел в историю советского футбола, с другой – национальная команда, терпевшая хронические неудачи. Соответственно, у людей, принимавших решения в той сфере, начало созревать радикальное решение.

– Действительно, руководители Спорткомитета СССР во главе с Грамовым занялись кадровым вопросом.

– Кто его им подсказывал?

– Видимо, партийные и спортивные чиновники активно обсуждали между собой незавидную ситуацию в сборной. Тогда они приняли соответствующее решение. В результате – делегация во главе с Грамовым и первыми лицами Федерации футбола, прибыв в Новогорск, провела беседы с ребятами. Но Марат Владимирович пригласил на разговор с глазу на глаз только меня.

– У вас был опыт общения с ним во время обсуждения провала триумвирата сборной на первенстве мира в Испании-1982. Неужели Малофеев не предчувствовал отставку?

– Судя по всему, нет.

– А вы, как человек опытный?

– Тоже нет. Ведь до первенства мира оставалось всего ничего. Не думаю, что кто-то мог предположить молниеносную «смену караула». Может, некоторые игроки оказались более осведомленными? До сих пор ничего не знаю об этом.

– Как этот процесс происходил, так сказать, в лицах?

– В день начала майского сбора мы с Малофеевым договорились о встрече. Он жил недалеко от стадиона «Динамо», на Масловке. Я добирался в Новогорск на своей машине, а Эдуард Васильевич оставался «безлошадным»: «Савелий Евсеевич, будете проезжать мимо, подхватите меня». Мы приехали в Новогорск, по дороге разговаривая о том о сем. В первой половине дня провели этапное углубленное обследование с участием специалистов НИИФК во главе с Годиком. После тестов принесли телефонограмму из Москвы: «Малофееву и Рогову срочно прибыть в Федерацию футбола СССР».

– Даже после этого сигнала вы не предчувствовали, что тучи сомкнулись перед грозой?

– И вновь нет. Рогов и Малофеев уехали. А у нас прошел обед, после чего раздался звонок с указанием администраторам об отправке домой двух (Сокол и Кондратьев) из четырех игроков минского «Динамо» (Гоцманов и Алейников остались на базе).

– Кто звонил?

– Колосков. Еще одно косвенное подтверждение принятого в инстанциях решения о смене главного тренера: поступали распоряжения исходя уже из списка Лобановского (к вечеру прилетели ребята из киевского «Динамо»). А во второй половине 13 мая в Новогорск приехали две черные «Волги», ВИП-пассажиры которых де-факто сменили власть в национальной команде.

– Кто же решился сначала пригласить в сборную Малофеева, а потом, сняв его, вернуть Лобановского на прежнюю работу?

– Мне кажется, кроме Грамова, в разрешении вопроса участвовал его первый зам – Николай Иванович Русак. Он и руководил нашей делегацией на первенстве мира в Мексике-1986. Там, напомню, сборная заняла в подгруппе 1-е место. Тут надо вновь отдать должное Малофееву – он целенаправленно и достойно подготовил команду.

– Как Эдуард Васильевич пережил уход из сборной?

– Неожиданная отставка морально надломила его. Уверен, любой тяжело воспринял бы подобную встряску. А Малофеев покинул в следующем 1987 году и московское «Динамо», где дорабатывал старшим тренером. С тех пор трудится в командах ниже классом. Причем уже пару десятилетий мигрируя из одного города в другой.

– После отставки общались с ним?

– Практически нет. Лишь на бегу встречались. Я чувствовал, что он остался обиженным из-за ситуации почти четвертьвековой давности. Не знаю, можно ли использовать слово «озлоблен», но, во всяком случае, его лицо до сих пор отражает давнишнюю обиду.

– Но вы к его уходу из сборной не имели отношения. В конце концов, «искренний футбол» по Малофееву оказался в диссонансе с рыночными реалиями отечественного футбола.

– Лобановский однажды спросил коллегу: «Вы хотя бы расшифруйте, что подразумеваете под «искренним футболом». Мне кажется, Эдуард Васильевич имел в виду игру как бы «с шашками наголо». В его поведении замечал странноватый характер, в ряде эпизодов – неуравновешенность. Согласитесь, у многих есть убеждения, с которыми можно не только спорить, но и аргументированно воздействовать на них. Доказать Малофееву мнение, противоположное его точке зрения, считалось/считается труднодостижимым занятием, если не невозможным.

– Мы с вами обсуждали методы работы в сборной Качалина, Соловьева, Бескова, Лобановского и других, но они не опускались до вражды между собой.

– Конечно! Малофеев в моем восприятии – тренер, деятельность которого оцениваю английским выражением: «фифти-фифти». Он неплохо относился к медицине, прислушиваясь к моим рекомендациям. В частности, сезон-1986 прошел без Протасова. Олег получил неприятную травму – расширение паховых колец. Теперь врачи уже могут оперировать и быстро восстанавливать подобным образом выбитых из строя игроков. А в 1980-е лечили лишь консервативно, в том числе Протасова.

Малофеев возлагал на него большие надежды, а молодой форвард оказался не у дел, тренируясь по индивидуальному плану. Мое лечение не приносило результатов, поскольку эта болячка тяжело отступает. Даже в декабре 1985-го, после того, как я настоятельно рекомендовал Протасову пойти в ЦИТО (он лечился там пару недель), по сути ничего не изменилось. Тем не менее, Малофеев в январе 1986-го, когда мы начали активную подготовку к первенству мира, вызвал Олега на сбор в Испанию.

На Канарах я высказал свое мнение Эдуарду Васильевичу: «Протасова не трогайте. Пусть плавает в бассейне, отдыхает…» Тогда ту болячку лечили посредством относительного покоя. Чтобы помочь парню, я использовал даже китайские иголки.

После февральского сбора (3-е место на «турнире четырех») вылетели в Мексику аж на 24 дня! Протасов и там продолжал заниматься гладким бегом, не участвуя в групповых занятиях. Может, другой тренер иначе отнесся бы к данной ситуации, но Малофеев полностью доверял мне.

После возвращения в Москву до меня дозвонился гомеопат из Севастополя (к сожалению, забыл его фамилию), рядовой болельщик. Из газет и телепередач он знал историю болезни Протасова. Поэтому вызвался помочь, предлагая свои препараты. Я рассказал о звонке Малофееву. Он дал «добро», после чего я пригласил гомеопата в Новогорск на наш двухнедельный сбор. Может, это покажется смешным, но парень давал Олегу какие-то шарики, применял мази…

Футболисту становилось лучше. Потом гомеопат вновь приехал перед выездом на первенство мира, чтобы расписать для Протасова прием гомеопатических средств. Олег к ним серьезно отнесся (каждые два часа приходилось пить по 8 шариков, пользоваться мазью и еще какое-то зелье употреблять вовнутрь).

Его состояние значительно улучшилось. Вдруг накануне очередного тура чемпионата СССР из Днепропетровска позвонил встревоженный Протасов: «Меня хотят ставить на игру «Днепр» – «Спартак». Я рванул за содействием к Колоскову. В кабинете оказался и Симонян, вице-президент РФС, поддержавший мои доводы. Да и Вячеслав Иванович полностью положился на мои рекомендации: «Нельзя Олегу выходить на поле! Лечение проходит нормально – надо немного выждать». И мы за своими двумя подписями выслали телеграмму в Днепропетровск. Конечно, она вызвала бурю негодования со стороны руководства местного клуба. Они посчитали, что «красно-белым» помогает «рука Москвы», убирающая из состава забивного форварда. Но Протасов не вышел на поле.

– Значит, вы сберегли бомбардира-рекордсмена.

– Тут не все однозначно. После беспрецедентного апрельского тайм-аута в первенстве СССР провели сбор в Москве. Тогда я и понял: Протасов до и после болячки – две большие разницы. Тем не менее Лобановский взял его на чемпионат мира-1986. Олег смог отыграть один тайм в матче против сборной Канады. Но потом все, слава богу, рассосалось. Благодаря тому, что тренеры сборной во главе с Валерием Васильевичем спокойно и профессионально пошли навстречу моим просьбам.

– И все-таки насколько справедливо и правильно – менять главного тренера сборной накануне первенства мира?

– Лобановский первым делом проанализировал фундамент команды, заложенный Малофеевым. Мы приехали в Мексику за 12 дней до первого матча. Этого хватило, чтобы адаптироваться.

Не знаю, как бы выступила сборная под руководством Эдуарда Васильевича. Правда, позже он вбросил в СМИ фразу: «Если бы я остался тренером, то мы оказались бы в финале». Однако при Лобановском наша команда играла очень хорошо. Вот если бы на пути вновь не оказался печально известный судья Фредрикссон…

Необходимую изюминку добавил в команду Лобановский. Поскольку киевские динамовцы были приучены к его программе и требованиям, принципам и дисциплине, которая, может, не просматривалась у Эдуарда Васильевича. Что дало возможность Лобановскому продолжить взятый Малофеевым курс, естественно, внеся коррективы и качественно подняв эмоциональный настрой сборной.

– Ваше резюме об Эдуарде Васильевиче, неординарном тренере отечественного футбола.

– Он не был принят коллегами, спортивным сообществом. Еще один характерный эпизод наших взаимоотношений. После чемпионата мира-1986 я в интервью одному журналисту не очень корректно отозвался о Малофееве, хотя рассказывал сущую правду. Вскоре он позвонил мне: «Как вы посмели?! Я вас в свое время принял в сборную с огромным уважением». На самом деле, журналист неправильно истолковал некоторые мои фразы, по сути, подставив меня. Я себя чувствовал дискомфортно. Позже, встретившись с Эдуардом Васильевичем, извинился.

– С одной стороны, вы не соврали, с другой – вас подставил мой коллега.

– Малофеев адекватно отреагировал: «Все, все! Вопрос снят – никаких проблем между нами нет!»

– Оказался не злопамятным?

– С тех пор, когда виделись, приветствовали друг друга. Кстати, у Лобановского нашлись оппоненты, не одобрявшие его шаг: сменить за три недели до чемпионата мира главного тренера – наверное, историческое ЧП.

– В отечественном футболе уж точно! А в мировом подобное случалось?

– Не знаю, но чего-то сомневаюсь.

Глава 23

Соло на трубе для будущего «дирижера» на поле

– Савелий Евсеевич! До сих пор имя следующего тренера сборной СССР – Никиты Павловича Симоняна, с которым вы поработали в 1977–1979 гг., уже возникало и еще возникнет неоднократно. Оно и понятно: очень уж незаурядна и симпатична сама личность, очень уж по-своему велика и значима эта фигура в отечественном футболе. Да, собственно, тренерством в главной команде Никита Павлович занимался всего два года. Но при этом – находясь то на посту гостренера Госкомспорта СССР, то выступая в сборной в немаловажной роли ее начальника – более полутора десятка лет влиял на ее судьбу.

О том, каким благотворным был его вклад, надеюсь, станет ясно из нашей беседы. А пока для «разгона» расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Никитой Павловичем?

Симонян Мкртыч Погосович (по паспорту). Нападающий. Заслуженный мастер спорта (1954). Заслуженный тренер СССР (1970). Заслуженный тренер России (1968). Заслуженный деятель физкультуры и спорта Армянской ССР. Родился 12 октября 1926 г. Воспитанник сухумского футбола. Выступал за команды «Крылья Советов» (Москва) (1946–1948), «Спартак» (Москва) (1949–1959). Чемпион СССР 1952, 1953, 1956, 1958 гг. Обладатель Кубка СССР 1950, 1958 гг. Лучший бомбардир «Спартака» за всю историю (133 мяча). Лучший бомбардир чемпионатов СССР: 1949 (26 голов), 1950 (34 гола), 1953-й (14 голов) гг. За сборную СССР провел 20 матчей, забил 10 голов (в т. ч. сыграл 3 матча, забил 2 гола за олимпийскую сборную СССР). Также сыграл за сборную СССР в 3 (забил 2 гола) неофициальных матчах. Чемпион Олимпийских игр в 1956 г. Участник чемпионата мира 1958 г.

Состоит в Клубе Г. Федотова на 4-м месте с 183 забитыми мячами.

Главный тренер команды «Спартак» (Москва) (1960–1965, 1967–1972), «Арарат» (Ереван) (1973–1974, 1984–1985). Симонян – второй (вслед за Н.А. Гуляевым) в отечественном футболе обладатель почетного «дубля» – победитель чемпионата и Кубка СССР в одном сезоне, как игрок (1958 г.) и как тренер (1973 г.). Главный тренер команды «Черноморец» (Одесса) (1980–1981), сборной СССР (1977–1979). На протяжении 16 лет – гостренер Госкомспорта СССР, старший тренер и начальник сборной СССР. При участии Симоняна сборная СССР выступала в финальных турнирах чемпионатов мира 1986 и 1990 гг., стала серебряным призером чемпионата Европы 1988 г. Ныне – вице-президент РФС.

– Это произошло в конце 1950-х. Тогда он еще играл за «Спартак». А я, напомню, работал врачом сборной СССР по конькам и частенько дежурил в приемном отделении лужниковского диспансера. Однажды Никита Павлович обратился туда по причине какой-то травмы. Занималась им хирург Лидия Ивановна Филиппова. Она с ним возилась, делала инъекцию. Сторонняя помощь не требовалась. Но мне страшно хотелось познакомиться с Симоняном. Ведь, будучи страстным болельщиком, я прекрасно знал, что это за личность и что за фигура в отечественном футболе.

Тут замечу, что моменты, когда к нам заглядывал кто-либо из «звезд», для меня становились праздником. И уж по-настоящему счастливыми оказывались дни, когда игроки любимого «Торпедо» приезжали к нам в диспансер для очередного планового обследования.

Встреча с Симоняном, знакомство с ним, которое произошло на удивление просто и естественно, оказались из рода тех приятных событий, впечатлениями от которых обязательно хочется с кем-нибудь поделиться. Тогда я еще был холост, жил с родителями. И поэтому, прибежав после работы домой, первым делом бросился к отцу – тоже страстному болельщику «Торпедо», который всегда с нетерпением ждал от меня очередной истории о визите автозаводцев.

На этот раз «на ура» прошел рассказ о знакомстве с Симоняном – игроком, которого, по-моему, любили все, независимо от симпатий к тому или иному клубу. И отец, и я были в восторге от Никиты Павловича. Причем не только от его игры. Но и от высокой культуры, абсолютно естественной, не показной манеры общения.

Ну, взять хотя бы такую характерную для Симоняна деталь – он всегда и со всеми успевает поздороваться первым. А как Никита Павлович разбирается в искусстве, в музыке! Да и самому ему исполнительское искусство было не чуждо. Здесь он был не менее, как теперь любят изъясняться, креативен, чем в футболе.

– Не знаю, известно ли это нынешней публике, но музыкой Симонян увлекся еще в школе. Записался в кружок, где его сверстники учились играть на духовых инструментах. Рос, так сказать, одновременно и физически, и музыкально. Сначала исполнял партию второй трубы, потом первой. В составе оркестра шагал во главе школьной колонны на праздничных демонстрациях в родном Сухуми. На школьных же вечерах вместе с приятелями-музыкантами выступал на танцах.

Репертуар состоял из любимых тогда в народе вещей: вальса «Амурские волны», танго «Брызги шампанского», фокстротов, которые в те строгие годы по причине идеологической целомудренности принято было именовать «быстрым танцем». Другая, естественно, музыка звучала на похоронах – и там выпадали случаи играть. Словом, со временем все стало выстраиваться так, что уже стало непросто угадать, какому таланту – футбольному или музыкальному отдаст предпочтение юный Симонян…

– Про его музыкальные увлечения в школьные годы – не скажу. Однако как торпедовский болельщик c изрядным стажем знаю, что, скажем, знаменитый нападающий Валентин Иванов тоже был не последним трубачом. Это я к чему? А к тому, что с Никитой Павловичем они в сборной порой дуэтом играли…

– Ну, раз речь пошла о прошлом Никиты Павловича, то поделюсь и своим личным общением с ним. Приятное – и даже, если хотите, мистическое совпадение: «мой» Симонян-футболист, впервые запал мне в душу как раз в те же годы, когда вы с ним познакомились. То есть в конце 1950-х. Меня еще не водили в 1-й класс, когда папа, сверстник Никиты Павловича, принес в дом кем-то за ненадобностью выброшенную годовую подшивку журнала «Физкультура и спорт».

Отец сделал это, чтобы приболевший ребенок не скучал. А заодно тренировался в увлекательном чтении: впереди были школа и соответствующее вступительное собеседование в кабинете Марьванны Махарадзе – многолетней (про нее даже говорили «вечной») директрисы тбилисского учебного заведения № 66. Понятно, что мой, в общем-то, дальновидный родитель и предположить не мог, что, по сути, благодаря ему спустя 20 лет я войду в цех спортивной журналистики, буду не раз и не два общаться с легендарным Симоняном. Причем не только по делам службы – скажем, для подготовки публикаций. А просто в жизни, в дружеском кругу с еще двумя знаменитостями – актером Арменом Джигарханяном и кинорежиссером Эдмондом Кеосаяном.

Ну а чтобы закончить с тем, какие сюрпризы готовили нам «праздники детства», процитирую кусочек из интервью, которое дал Никита Павлович. Так, он ответил на вопрос журналиста: «Если бы не футбол, могли бы вы посвятить свою жизнь музыке?» – «Сам об этом думал. И пришел к выводу, что так оно наверняка и случилось бы. У меня же хороший слух. Но трубачом все-таки вряд ли стал бы. Меня больше привлекало амплуа дирижера».

– Ну, привлекать-то, конечно, привлекало. Однако, как показала жизнь, страсть к мячу победила. Правда, мечта о дирижерстве в какой-то мере осуществилась. Ведь, согласитесь, есть нечто общее в амплуа у стоящего за пультом руководителя оркестра и ведущего игру футбольного тренера. Взять хотя бы сходство в «трудозатратах». А главное – в творческом характере управления коллективом.

Кстати, где-то я вычитал, что когда Симоняна спросили, правда ли, что футболистами рождаются, он ответил: уверен в этом! И сразу уточнил: трудись не трудись на тренировках, а если нет божьей искры – лучше сменить профессию.

– А знаете ли вы, что долгие годы отец Никиты отнюдь не поощрял его детско-юношеского увлечения футболом. И много лет спустя Никита Павлович вспоминал, как прогоняв во дворе мяч дотемна, не раз по возвращении домой получал от него взбучку. «Футбол, – объяснял он, – казался отцу хулиганским занятием, и мои ежедневно разорванные ботинки лишь утверждали его в этой мысли».

Но вот что характерно: когда талантливого сухумского парнишку, уже успевшего попасть в состав столичных «Крыльев Советов», власти предержащие попытались насильно перетащить в тбилисское «Динамо», отец решительно встал на сторону сына…

– А как так «насильно»?

– Случилось это как раз в тот день, когда в первом своем матче чемпионата страны с минским «Динамо» – и как раз на родном сухумском стадионе – Симонян забил единственный гол, который, собственно, и принес победу его команде. «Возможно, этот день стал бы самым радостным в моей жизни, – вспоминал потом Никита Павлович. – Но накануне случилось страшное. Мы жили в гостинице «Абхазия», как вдруг пришел знакомый из МВД и говорит – твой отец арестован, в доме провели обыск».

– А чего хотели-то?

– Да вот таким образом пытались подстегнуть юного перспективного футболиста, чтобы он живее перешел в «Динамо». Не надо забывать, что это было время всевластия Берии, умелого руководителя сталинских карательных органов и строгого покровителя подведомственного ему динамовского спортобщества. Тогда из Сухуми многих людей высылали в отдаленные районы. Отцу Симоняна намекнули, что в случае отказа сына его семью будет ждать схожая участь. Да только не на того, как говорится, напали. Рассказывали, что на допросах Симонян-старший заявил: «Мой сын будет играть за ту команду, которую выберет сам. А я готов сидеть у вас сколько угодно». Чекисты поняли, что такого человека не сломать. И выпустили…

– Отца выпустили – понятно! А сына оставили в покое?

– Если бы! В конце сезона попытку нажима повторили. На этот раз взялись прижимать самого Никиту. Тот, чтобы «не дразнить дьявола», поехал в столицу Грузии. Но там в разговоре с одним из руководителей республиканского МВД пошел на хитрость – отпросился съездить домой, в Сухуми «взять кое-какие документы». Примчался в родительский дом, рассказал, как его сманивают из «Крыльев» – команды, которая его приняла и «открыла» для большого футбола. В ответ отец попросил: «Сынок, не подводи людей, которые надеются на тебя в Москве. А с нами как-нибудь обойдется». И действительно – обошлось. Хотя время было страшное…

– Потрясающий поворот: долгое время не одобрявший Никитиного увлечения отец, когда понял, что у сына это серьезно, решительно стал на его сторону. И при этом вступил в борьбу не с кем-нибудь, а с мощной государственной машиной. Чем, получается, сохранил для нашего футбола большого игрока.

– Главное, думаю, он по-отцовски преподал важный нравственный урок: человек должен оставаться им в любых, самых тяжелых условиях. Впрочем, сын оказался достоин отца. Ведь в 1946-м в Тбилиси молодого талантливого футболиста ждали различные блага. Но он вернулся в Москву. В команду, один из тогдашних тренеров которой – Владимир Горохов принял Никиту в своем доме.

Семья Горохова жила тесновато и бедновато. Так что быстро восходящий на футбольном горизонте талант целых три года провел на сундучке в темном чулане. И нисколько, как понимаю, на это не сетовал. Ведь люди искренне, от души поделились с приезжим пареньком всем, что имели, предоставив ему в перенаселенной послевоенной Москве самое, может, главное тогда – кров. Уж я-то, испытав в свое время нечто подобное, могу об этом судить не понаслышке.

– Так вы, Гагик, получается, еще и земляк Симоняна?

– Да, мы оба выросли в Советской Грузии. Затем «все пути ведут в Москву»: он из Сухуми, я уже из Еревана, где работал на алюминиевом заводе и одновременно печатался в местной молодежной газете.

– Ну, что ж! Все сказанное – многое объясняет в природе лучших человеческих качеств Никиты Павловича. Я всегда знал его как очень грамотного, начитанного человека. Самообразование, наверное, его всегда выручало. А внутреннюю культуру, считаю, невозможно приобрести – с этим рождаются, тут вступают в силу гены. Кстати, о родителях Симоняна я тоже хотел бы пару слов добавить. Его отец, Погос Мкртычевич, и мать, Варсеник Акоповна, прожили соответственно 79 и 87 лет. Так что успели порадоваться за замечательного сына.

– Так ведь было за что! К тому же Никита Павлович сам долгожитель. Причем в том же футболе. Вспомним, что с поля он ушел в 33 года! И почти сразу Николай Петрович Старостин предложил ему стать тренером родного клуба. Тогда Симонян не побоялся взять грех на душу – «убил» в себе игрока, перестав читать нравоучения недавним партнерам по команде: я бы этот мяч обязательно забил, я бы вот так… Словом, в 1960-м Симонян предстал перед публикой в новом качестве. А когда вам довелось поработать с ним вместе?

– Естественно, что самым тесным, каждодневным образом мы стали общаться в 1977-м, когда Никиту Павловича пригласили в сборную. До этого он в общей сложности 11 лет готовил одноклубников-спартаковцев. И как! Под началом Симоняна «Спартак» выиграл два чемпионата и три союзных Кубка. У него «под крылом» выросла целая плеяда таких молодых, высокого класса футболистов, как Владимир Маслаченко, Геннадий Логофет, Вячеслав Амбарцумян, Галимзян Хусаинов, Виктор Папаев, Анзор Кавазашвили, Юрий Севидов…

Кстати, именно из-за проступка последнего в 1965-м в тренерской карьере Симоняна образовался годичный перерыв. Будучи в нетрезвом состоянии талантливый, но по молодости испытывающий от этого дополнительное головокружение Севидов совершил на своей машине наезд. В результате – погиб известный ученый. Событие оказалось резонансным. Юрий попал в тюрьму (к сожалению, скоропостижно скончался 11 февраля 2010 года, находясь в командировке на сборе московского «Локомотива» в испанской Марбелье. Как сообщил мне С.Е. Мышалов, здоровье Севидова, телекомментатора и обозревателя «Советского спорта», в последнее время поддерживалось вживленным кардиостимулятором. – Прим. Г. К.).

А Никита Павлович счел, что после ЧП не вправе оставаться на своем посту. И подал заявление об уходе. В период вынужденного перерыва Никита Павлович входил в тренерский штаб Качалина, возглавлявшего олимпийскую сборную. Здесь Симонян не только набрался опыта. Кое в чем изменились его футбольные взгляды. Во всяком случае, далее наступил первый период его блистательного руководства «Араратом», когда за один сезон (1973–1974) эта команда сразу стала победителем чемпионата страны и обладателем Кубка страны. Так что правы оказались те ваши коллеги, которые тогда писали: этим «золотым дублем» «Арарата» армянский футбол будет гордиться до скончания веков.

И не только, я бы добавил, армянский. Потому что тогда по совокупности достигнутого Симонян не мог не стать одним из авторитетнейших людей отечественного футбола. Официально это отразилось в том, что в 1975-м Никиту Павловича пригласили на должность замначальника Управления футбола Спорткомитета СССР. Тяга к нему у меня сохранилась со дня давнишнего знакомства. Так что как только находился повод, я обязательно заглядывал в кабинет Симоняна.

– Савелий Евсеевич! Разрешите небольшую ремарку, которая, возможно, окажется к месту. Примерно в то время, когда у вас появились не только благие поводы, но и возможность чаще заглядывать к Никите Павловичу (Управление футбола в ту пору размещалось в ныне разрушенном здании ниже ресторана «Прага» по Гоголевскому бульвару), я пришел к нему, чтобы взять интервью для грузинской республиканской газеты «Заря Востока».

Так тогда совпало, что сборной СССР предстоял матч в Тбилиси. А я туда тоже спешил, поскольку хотел провести каникулы в родительском доме. То ли из-за того, что переволновался, то ли из-за того, что еще не освоил диктофон (портативные магнитофоны тогда считались рабочим инструментом разведчиков, а не репортеров), но моя первая 20-минутная беседа с Никитой Павловичем закончилась пшиком.

Когда, уже расставшись с ним, я попытался воспроизвести записанное, лента лишь беззвучно шелестела. Что делать? Вновь беспокоить Симоняна – значит, расписаться в непрофессионализме. Более того – возможно, «поставить крест» на нашем дальнейшем общении. Пришлось задержаться на бульваре. Присев на скамейку, я, помня суть, постарался ответы собеседника восстановить на бумаге.

В редакции ведущего русскоязычного издания Грузии сектором спорта заведовал мой соотечественник, имевший привычку публиковаться под псевдонимом: боялся признаться, что он – армянин. И мне настоятельно «посоветовал» поступить так же. Поэтому ради Симоняна (надеюсь, с проблемой «пятой графы» Никита Павлович не сталкивался) пришлось согласиться на суперлаконичную подпись «Г. Кар.».

С тех пор Симонян остается в Управлении футбола страны / РФС на первых ролях уже четыре десятилетия (!) с короткими перерывами на работу в сборной СССР. У меня сложилось впечатление, что с помощью Никиты Павловича высокопоставленные чиновники советского и российского футбола компенсировали свой непрофессионализм, незнание механизмов функционирования большого спорта.

– Ну, я бы так не обобщал! Разной степени компетентности работали там чиновники. Руководил же, например, Управлением такой незаурядный футбольный организатор, как Вячеслав Иванович Колосков. Сегодня период его «царствования» многие расценивают по-разному. Но, с другой стороны, куда деваться от того упрямого факта, что на протяжении многих лет он «на ура» переизбирался на самые высокие посты в отечественном футболе. Я уж не говорю, что имел и до сих пор имеет колоссальный авторитет в двух международных организациях – ФИФА и УЕФА. Вот вам и ответ!

Иное дело, если взять его предшественника Анатолия Еремина – у того служебная карьера, действительно, развивалась вдали от футбола. До назначения на высокий пост он в «футбольную глубину» никогда «не нырял», а все больше «скользил по верхам» – например, шесть лет (1966–1972) возглавлял Спорткомитет Москвы. Понятно, что ему «для подкрепления» весьма требовалась столь авторитетная фигура, как Симонян. Тот, повторюсь, после успешного руководства «Араратом» снискал себе лавры высококвалифицированного специалиста. Я уж не говорю про нынешние времена, когда Никита Павлович является если не патриархом, то, по крайней мере, старейшиной в нашем виде спорта.

– Небольшая справочка по поводу Еремина. В Москомспорте он, как теперь принято изящно выражаться, курировал финансовые потоки. А в последние годы замечен в качестве директора столичного физкультурно-оздоровительного комплекса «Южное Бутово».

Симонян же всегда жил футболом. И при всех начальниках Госкомспорта во время периодически случавшихся чрезвычайных ситуациях брал на себя роль своеобразного Александра Матросова – того самого, который во имя победы и спасения жизней товарищей заслонил их в бою, бросившись телом на амбразуру.

– Так или иначе, но в высоких кабинетах Никиту Павловича всегда уважали. Во всяком случае, не помню ни одного резонансного заседания/совещания в Федерации/Управлении футбола/РФС, где Симоняну уважительно не предоставили бы слово. А Никита Павлович – надо отдать ему должное – умел так формулировать свои мысли, что слушать его одно удовольствие.

– Насколько понимаю, вы испытывали к нему пиетет не только как к знаменитому форварду, но и к прославленному тренеру?

– А как иначе! Вот, к примеру, в 1983-м – ровно через 10 лет после сенсационного «золотого дубля», который под его руководством завоевал «Арарат», мы вместе поехали в командировку по маршруту Тбилиси – Ереван. Мне предстояло изучить физическое состояние кандидатов в сборную, а Симонян встречался с их тренерами. В армянской столице ветераны «Арарата» устроили юбилейный вечер, пригласив нас на торжество.

Вот где я оказался непосредственным и потрясенным свидетелем того, какие добрые, горячие чувства испытывали к Никите Павловичу его соотечественники. Проскочить для Симоняна гдел-либо незамеченным – такое на земле его исторической Родины представить невозможно. Его то и дело останавливали на улице. И что характерно, он ни от кого не отмахивался. А ведь, между прочим, во время нашей поездки обхаживать любимого игрока и тренера земляки начали, когда поезд только отъехал от Москвы.

Мы не успели толком расположиться, как в дверь вежливо постучали. После нашего: «Войдите!» на пороге возник незнакомый армянин, который, уважительно склонившись, вдруг сказал: «Никита Павлович! Мы – ваши соседи! Очень просим зайти к нам!» Ну, как тут отказать? Пошли. И только заглянули в соседнее купе, как сразу все стало ясно: на столе ароматно дымился шашлык и прочие кавказские блюда. Я только и успел, что шепнул Никите Павловичу: «Мы пропали!»

Любопытно, что на долгой, торжественной волне итогового успеха многое неприятное, с чем был сопряжен путь к триумфу, быстро забывается. А ведь в «Арарате» не все так гладко происходило. Чего стоили лишь одни конфликты с Андреасяном, которого обычно крайне сдержанный на людях в выражении своих негативных чувств Палыч во всеуслышание называл «чудовищем».

Кстати, на уже упомянутый юбилейный сбор в 1983-м в Ереване пришли все соучастники тех побед. Все, кроме Андреасяна. Не знаю другого человека, в отношении которого неприятие у Симоняна доходило до такой степени. И, похоже, надо было очень уж постараться, чтобы такого добиться. Потому что подавляющее большинство футболистов относилось к нему исключительно тепло.

В этом смысле Симоняна можно считать полной противоположностью Лобановскому. Подопечные последнего могли уважать и где-то побаиваться «главного». Но любили обращаться и беседовать по душам только с Никитой Павловичем. Он и сам предпочитал общаться с ребятами отнюдь не в приказном порядке, а доброжелательно, с юморком. А уж как всячески заботился, как искренне сопереживал их победам и неудачам!

Такова натура этого большого и доброго человека. Ведь не случайно, что к нему тянулись и – в случае чего – старались отплатить добром не только футболисты, с которыми он работал в клубах и сборной, но и многочисленные болельщики. Причем рассеянные не только по огромной территории бывшего СССР, но и по всему свету.

Вы, наверное, догадались, что в последнем случае я имею в виду прежде всего болельщиков «Арарата», в составе армянской диаспоры проживающих по всему миру. Вспоминается такой случай. В ноябре 1976-го, только-только приступив к работе в главной команде страны, Симонян повез несколько обновленную сборную в Южную Америку на пару товарищеских игр. О спортивной составляющей одной из них – со сборной Аргентиной, пытливый читатель может почерпнуть информацию из справки:

АРГЕНТИНА – СССР – 0:0. 28 ноября 1976 г. Буэнос-Айрес. Стадион «Ривер Плейт». 60 000 зрителей.

СССР: Гонтарь, Круглов, Ольшанский (к), Хинчагашвили, Паров, Сучилин (Бережной, 72), Мачаидзе, Тарханов, Долматов, Чесноков (Слободян, 60), Петросян.

Я же предпочту остановиться на двух околофутбольных эпизодах. Среди местных болельщиков оказалось много армян из местной общины. Дальнейшее понятно: как же не прийти на стадион, если главный тренер сборной носит такую родную, ласкающую эмигрантское ухо фамилию, как Симонян, а на поле выходит, скажем, играть Назар Петросян.

Поэтому мы не сильно удивились, когда вдруг на одной из тренировок появился незнакомец, который, назвав свою, тоже однозначно армянскую фамилию, представился в качестве руководителя местного представительства фирмы «Адидас» (в те же дни тот встретился с приехавшим в аргентинскую столицу знаменитым французским шансонье Шарлем Азнавуром). Предложение, с которым этот бизнесмен обратился, прозвучало неожиданно: «Никита Павлович! Я готов бесплатно экипировать всю вашу команду!»

Современному читателю уже – слава богу! – приходится объяснять некоторые давно канувшие в Лету реалии советской жизни. Поэтому напомню: тогда любое неформальное общение с иностранцем было в диковинку. А уж не санкционированное сверху вступление с ним в деловые отношения было чревато.

Так что в данном случае Никита Павлович не просто проявил самостоятельность, даже известное мужество. Он не стал обижать далекого «соотечественника»-мецената отказом. А напротив, нашел не унижающие достоинства советского человека слова благодарности. В результате – ребята экипировались с ног до головы.

К нашему, не скрою, удовлетворению, добрый пример оказался заразителен. На завершающем этапе нашей поездки в расположении сборной появился владелец магазина часов – тоже, как вы догадываетесь – армянин. Мы уже сидели на чемоданах – на следующее утро улетали из Буэнос-Айреса. Так он, несмотря на выходной, открыл свой салон, пригласил туда всю команду и подарил каждому по паре часов. До сих пор помню их марку – «Тиссо».

Об экипировке и вообще о вещах я завел разговор неслучайно. На любом престижном международном мероприятии и уж тем более на таком, как чемпионат Европы или мира, любая мелочь имеет большое значение. В том числе и то, как футболисты одеты.

В этой связи от некоторых эпизодов, имевших место во время наших поездок, до сих пор остался неприятный осадок. Например, в 1970-м нас одели в серые, мрачные, как канализационные трубы, костюмы. К тому же они оказались такие мнущиеся, что свой и без того сомнительный товарный вид потеряли на нас еще во время перелета в самолете.

И вот представьте: выходим мы в этой жеваной одежде в аэропорту Боготы и видим англичан в красивых, глаженых темно-зеленых костюмах. Уж на что Хурцилава – матерый мужик, ничем, казалось, не проймешь. Но и тот, помню, подошел ко мне и говорит: «Да мы уже здесь им проиграли…»

А еще был случай. Накануне чемпионата Европы-1988 мы играли товарищескую игру в Болонье. Бургомистр пригласил нас на торжественный прием. Итальянцы пришли одетые с иголочки, в синих костюмах с национальными эмблемами. А мы – кто в чем: в джинсах, брюках, спортивных костюмах. Не только Симонян, который всегда ухитрялся одеваться хорошо, со вкусом, но и не очень-то в этом притязательный Лобановский не знали куда глаза девать.

– Ну, тут только нашим вождям не было стыдно! А ведь не только в мире, но и у нас, дома, веками бытовала пословица: «Встречают по одежке, провожают по уму». Вот и старался Никита Павлович, чтобы и одежка у наших ребят была не хуже, чем у граждан принимающей стороны. Да и ума-разума чтобы поболее набирались. Он ведь – о чем вы не раз и не два говорили – в наших сборных 1970—1990-х, чуть ли не роль главного культуролога выполнял…

– А что – ведь очень важной, нужной она была. В сборной Никита Павлович чаще всего сам, по собственной инициативе брал на себя хлопоты по организации культурной программы. Здесь я ему с удовольствием помогал. Да и кто, как не он? Ходили в театры, к нам приезжали артисты. Я рассказывал, кого только не было: Высоцкий, Джигарханян, Миронов, Яковлев, Гундарева, Ширвиндт, Державин, Менглет…

Никита Павлович театр очень любил. И мне, зная, что я тоже завзятый театрал, доверял безоговорочно. Сам человек исключительно интеллигентный, Симонян предпочитал иметь дело с людьми такого же склада. Взять хотя бы его окружение, тех, с кем он дружил и дружит. Не буду всех перечислять. Назову только земляков – людей, так сказать, «ближнего круга: главный режиссер Большого театра, народный артист СССР Юрий Симонов, профессор Леон Бадалян, прекрасный детский врач-невропатолог, тот же Джигарханян с Кеосаяном.

В этой связи можно много и с полным на то основанием говорить о потрясающей способности Симоняна к коммуникации. Однако это никогда не означало то, что в народе называется «душа нараспашку». Никита Павлович мог тепло, интеллигентно общаться почти с каждым. Но в душу к себе впускал очень немногих.

– Известно, что люди, профессионально связанные с таким родом деятельности, где присутствует фактор везения или невезения, частенько бывают не то что суеверными, а верят в приметы. Тренеры – не исключение.

Я в одном из ваших интервью прочитал, что Лобановский, например, в день игры не обедал со всеми, а кушал у себя в номере, куда ему приносили… Что-то такого подобного за Симоняном не наблюдалось?

– Да как-то не замечал…

– Я ведь почему об этом спросил. Ваше упоминание кинорежиссера Кеосаяна заставило кое о чем вспомнить. Не истолкуйте превратно, что я будто бы по-родственному стараюсь здесь «примазаться» к создателю «Неуловимых мстителей» – фильма, после выхода которого на экран Кеосаян «проснулся наутро» всесоюзно знаменитым. Просто мы, действительно, хоть и дальние, что называется, седьмая вода на киселе, но родственники.

Лаура – замечательная актриса и жена Эдмонда Гарегиновича приходится моему не менее замечательному ереванскому дяде двоюродной сестрой. Однако дело не в этом. Я ведь почему спросил вас о том, верит ли Никита Павлович в приметы? Да потому что по-родственному знаю: одно время – а это как раз совпало с тем периодом, когда ведомый Симоняном «Арарат» сделал «золотой дубль» – Эдмонд, или, как мы его дружески называли, Эдик служил Никите Павловичу своеобразным живым талисманом.

Он имел постоянное место на тренерской скамейке рядом с главным тренером «Арарата». И даже выезжал с командой на матчи в другие города. Согласитесь, что это уникальное зрелище: знаменитый режиссер – на лавке у бровки футбольного поля в едином ряду с запасными и главным тренером Симоняном…

– Так вот кому, оказывается, на самом деле был обязан «Арарат» своим успехом! Не знал! Однако, если серьезно, то и не мог знать. Я же все-таки с Никитой Павловичем бок о бок не в «Арарате» работал, а в сборной. Так вот там у нас, если Кеосаян и присутствовал, то или в гостях, или на трибуне. Тогда, кстати, в глаза бросалось, что они – давние и настоящие друзья. Из тех, что всегда вместе – и в радости, и в горе.

– Ох, как вы, Савелий Евсеевич, это точно подметили! Я тому стал свидетелем в конце 1980-х. У Джигарханяна случилось большое горе: трагически погибла дочь Лена. Никита Павлович, тоже переживший похожую драму со своим сыном, не мог в те дни не находиться рядом. Точно так же повели себя и остальные друзья.

В квартире Армена Борисовича, расположенной в одном из арбатских переулков, за сугубо мужским столом (жена Татьяна находилась в Норвегии) рядом с хозяином сидели Симонян, Кеосаян, упомянутый главный детский невропатолог Москвы Бадалян, кинорежиссер Нерсес Оганесян…

Потом они вместе отправились во Внуково. Чтобы оттуда проводить друга в Ереван, к Елене Васильевне, бабушке Лены. Она ничего не знала о случившемся. Мне со своим товарищем, жившим в армянской столице, удалось уговорить армянских связистов временно отключить ереванский телефон Джигарханянов.

– Никита Павлович всегда умел подставить плечо ближнему. И даже в пылу бескомпромиссной борьбы с оппонентами никогда не ожесточался, не переходил грань человечности. Умел мгновенно обуздать свой горячий, южный темперамент. Это, кстати, можно было наблюдать еще у Симоняна-игрока.

Вспоминается финал Кубка СССР 1957 года, когда его родной «Спартак» встретился с «Локомотивом». У железнодорожников играл уже упоминавшийся в наших беседах Евгений Рогов, очень жесткий защитник. Он, что называется, невзирая на лица, «в кость играл». От него больше всего признанные «технари» страдали.

Николай Петрович Старостин о поведении Рогова в том матче часто вспоминал. И каждый раз рассказывал, как тогда вышел в составе «Спартака» Сергей Сальников – замечательный нападающий, коллега Симоняна. На поле Сережа появился, только-только оправившись после весьма неприятной травмы – перелома ребра. На установке перед игрой Николай Петрович его предупредил:

– Сереж, учти, поосторожнее! Ты знаешь, Рогов играет, а от него все можно ожидать!

Далее мне подробнее уже Никита Павлович рассказывал:

– Идет игра. Сражения завязываются на каждом участке. А Сергей, смотрю, встал у углового флага. И из этой зоны – ни вперед ни назад. Я к нему подбегаю:

– Серега, ты же видишь, какая рубка! Что стоишь-то? Чего позицию занял непонятную?

А он в ответ:

– Знаешь, Никита, этот Рогов, кажется, мне два ребра сломал…

Вот так – уже успел!

Далее Никита Павлович поведал, как Рогов тогда и за него взялся. Симоняна удержать – страшно сложно было. А уж когда Никита выходил один на один с вратарями – тех просто жалко становилось: гол, считайте, обеспечен. И вот вылетает Симонян на убойную позицию, впереди бедняжка вратарь один… И вдруг получает сзади страшный удар. А это, оказывается, оставшийся у него за спиной Рогов ему в подкате сразу по обеим ногам засадил. Нападающего завалил и сам свалился. Дальнейшее Никита Павлович мне так описывал:

– Вскочил я, рассвирепевший, бросился к нему. И даже будто ногу, чтобы садануть, назад отвел:

– Ну, Женька, – говорю, – сейчас карать буду!

А он так жалобно снизу на меня смотрит и простодушно говорит:

– Никита, а что же мне оставалось?..

Ну, что с ним, обормотом, делать? Махнул рукой, пошел прочь…

– Да, характерная история о Симоняне-футболисте, который на поле был – сама корректность. Ведь сколько терпел от соперников на поле? И ни разу не отмахнулся. Не ответил на удар ударом. Наказывал своей потрясающей игровой интуицией, невероятной по чистоте исполнения обводкой, разящим ударом с обеих ног.

Недаром сегодня, когда видишь Симоняна в кадрах ретрохроники, сразу вспоминаешь, как много он забивал. Ведь его бомбардирский рекорд в отечественном футболе побил лишь Протасов. Да и то, как считает большинство специалистов, при весьма туманных обстоятельствах.

– Да чего там туманного? Симонян так долго был непревзойденным рекордсменом по количеству мячей, забитых за один сезон (34), столь блистательно забивал из года в год, что сомнений относительно его «голеадорского» подвига никогда не возникало. А вот с Олегом, при всем личном к нему уважении, все ведь неоднозначно.

Много было тогда людей – и не только в украинском футболе или руководителях «Днепра» – страстно желавших ему помочь и сделать таким образом новым рекордсменом. Мне для понимания хватило последней в том сезоне игры с московским «Торпедо». И мое сомнение тогда разделило большое количество компетентных в нашей области людей…

– Вы имеете в виду мнение, что многолетний симоняновский рекорд пал под совместным стахановским напором Протасова и шефа «Днепра» Емеца?

– Именно. Как в те времена поговаривали, стране был нужен новый герой, и страна его получила. Но мне во всей этой истории куда более важно то, как случившееся воспринял Никита Павлович. А он и через много лет по этому поводу выражался так:

– Нет, я Протасова не упрекал. И по сей день не упрекаю. Он сам себе судья. Если Олег забивал эти голы, как он считает, правильно и честно, дай бог ему здоровья. Но его ведь подтягивали к рекорду… В том смысле, что не в личности дело, а в принципах.

Глава 24

Жизнь в полосочку. Красно-черно-белую

– Савелий Евсеевич! Давайте подробнее поговорим о том периоде в жизни Никиты Павловича, когда он тренировал сборную. Какое «наследство» досталось Симоняну, принявшему в 1976-м команду от Лобановского?

– Наследство оказалось, конечно, непростое. Ведь под его начало перешел коллектив, который не столько нуждался в срочном «капремонте», сколько находился в глубоком стрессе. Другой немаловажный негативный фактор – прямо-таки кабальное для команды расписание предварительного группового турнира чемпионата мира-1978. Изменить в нем что-либо уже не представлялось возможным. Еще при предыдущем руководстве график матчей был согласован с соперниками и утвержден ФИФА.

Так что весной 1977-го команде под руководством Симоняна предстояло за 25 дней сыграть четыре сложнейших матча. В этой свистопляске оставалось уповать на то, что выручат игроки киевского «Динамо» – базового клуба сборной. А их, только что прекрасно проявивших себя в розыгрыше Кубка обладателей еврокубков, да еще завоевавших Суперкубок, в распоряжении Симоняна оказалось шестеро – считай, основа команды.

– Но не следует забывать о возникшей проблеме. Ребята, приученные Лобановским к созданному им особому, основанному на сверхнагрузках тренировочному режиму, в сборной оказались под началом наставника, который исповедовал иной футбол.

Да и человеком, в отличие от жесткого Лобановского, Никита Павлович был другим – мягким, терпимым, чрезвычайно корректным в общении. Поэтому «на входе», так сказать, смена для приглашенных в сборную нового созыва киевлян получилась разительной. Как это отразилось на команде? Что в результате получилось «на выходе» – на футбольном поле?

– Действительно, тренерское кредо Симоняна расходилось с принципами работы Лобановского. Однажды по этому поводу они обменялись мнениями. В апреле 1977-го в Новогорске, где национальная команда проводила сбор перед игрой против футболистов Греции. Лобановский в ту пору оказался по делам в Москве. И заехал к нам, на базу, проведать ребят, а главное – переговорить с Симоняном, неформально обсудить тактику подготовки. В их диалоге Валерий Васильевич заметил:

– То, что вы наметили и теперь проводите в жизнь, мы проходили в «Динамо».

Симонян акцент в своей работе делал на нагрузки, которые были больше подвержены объему, нежели интенсивности занятий, много внимания уделял технической подготовке, сыгранности звеньев… Может, здесь сыграло роль то, что команда перешла к нагрузкам иного содержания, а Симонян как бы вернул их назад. Но остальные-то футболисты не тренировались у Лобановского. Значит, нуждались в нагрузках, которые давал Никита Павлович.

А теперь немного конкретики по поводу «выхода». Это я о чрезвычайно важной отборочной встрече.

ГРЕЦИЯ – СССР – 1:0 (0:0). 10 мая 1977 г. Отборочный матч XI чемпионата мира. Салоники. Стадион «Кафтанцоглион». 40 000 зрителей.

СССР: Дегтярев, Коньков, Матвиенко, Хинчагашвили, Байшаков, Трошкин, Буряк (Максименков, 65), Онищенко, Минаев (В. Федоров, 65), Кипиани, Блохин (к).

Гол: Папаиоанну (58).

Первый острый момент у ворот греков возник аж на 6-й минуте, когда Минаев вывел по левому флангу Матвиенко, а тот сделал острый прострел. Прошли еще две минуты, и отличный удар Конькова метров с двадцати достиг цели. Но по сигналу помощника главный арбитр гол отменил. Обидная для нас ситуация: казус с не всегда однозначной трактовкой пассивного офсайда (Онищенко). В итоге мы не по делу проиграли.

Характерная деталь: всего три гола провели футболисты сборной Греции в ворота сборной СССР за 12 лет наших встреч. И все три на счету Папаиоанну. Первый забил в 1965-м, последний – в 1977-м. Но если в прежние времена на гол пробивного грека наши отвечали тремя, а то и четырьмя мячами, то теперь – не смогли сквитать даже один.

Уступив сборной Греции, советская команда утратила шанс продолжать борьбу за путевку на мировое первенство. Осталась призрачная теоретическая возможность: если мы победим сборную Венгрии, а греки в Будапеште сведут матч вничью. В результате – надежда очень быстро рухнула.

– Интересно было бы получить ответ на вопрос: а не злоупотреблял ли кто-либо из игроков мягкостью, интеллигентностью Симоняна? Не вредили ли эти его черты делу?

– Кто-то, наверное, и пользовался. Но перечисленные вами свойства характера Никиты Павловича не столько вредили, сколько снимали остроту. А уж те, кто пошел от Лобановского, где в управлении командой доминировали куда более жесткие порядки, могли оценить это как никто. Да, Симонян был мягким тренером. Но таких случаев, как во времена Лобановского, когда полкоманды вдруг «взбрыкнула» или объявились недовольные, которые принялись вставлять палки в колеса, – такого при Никите Павловиче в принципе не могло случиться. А если бы такое имело место, это никак мимо меня не прошло бы. Ведь я наблюдал команду изнутри.

– Однако Симоняну приходилось управлять «пестрой» командой, в которой сходились игроки не только разных футбольных школ, но и национальностей. Последнее обстоятельство не создавало проблем?

– По-моему, тоже нет! Во всяком случае, Никита Павлович на это не сетовал. Куда больше внимания данному вопросу уделяли другие. Весной 1978-го, после товарищеского матча со сборной ФРГ, Симонян беседовал со знаменитым местным наставником Хельмутом Шеном. Поскольку я к тому времени немного «натренировался» на немецком, то по обычаю присутствовал при их разговоре в качестве переводчика. И поэтому точно воспроизведу, о чем шла речь.

ФРГ – СССР – 1:0 (0:0). 8 марта 1978 г. Франкфурт-на-Майне. «Вальдштадион». 54 000 зрителей.

СССР: Дегтярев, Коньков (к), Жупиков, Маховиков, Бубнов, Пригода, Буряк (Минаев, 75), В. Федоров (Чесноков, 75), Колотов, Веремеев (Бережной, 75), Блохин.

Гол: Рюссман (47).

Господин Шен, сочувствуя коллеге, безапелляционно заявил: «Ваши трудности в том, что за сборную СССР выступают представители разных наций». Со стороны, может, виднее! Но я по этой линии никаких осложнений, недопонимания не наблюдал. Ни у футболистов между собой, ни тем более у игроков с тренером. Скорее, наоборот. К Симоняну с одинаковой симпатией относились и представители столичных клубов, и ребята из киевского «Динамо», и группа грузинских футболистов во главе с Кипиани.

СССР – ВЕНГРИЯ – 2:2 (1:1).19 мая 1979 г. Отборочный матч IV чемпионата Европы. Тбилиси. Стадион «Динамо» им. В.И. Ленина. 75 000 зрителей.

СССР: Гонтарь, Бережной, Аджем, Маховиков, Бубнов, Дараселия, Мачаидзе, Коридзе (Кипиани, 70), Чесноков (Жупиков, 87), Шенгелия, Блохин (к).

Голы: Чесноков (23), Татар (33), Пустаи (63), Шенгелия (75).

Впрочем, нечто вроде конфликта с игроками у Никиты Павловича однажды имело место после ничьей с венграми. Он тогда, по-моему, впервые вышел из себя. Игра сложилась так, что Кипиани то ли вышел один на один с вратарем, то ли еще что, не суть важно, но мог забить гол. И тогда, скорее всего, это не только решило бы судьбу данного матча, но и открыло дорогу сборной СССР на первенство Европы. Но не случилось. Что поставило под большой вопрос наше дальнейшее продвижение по турнирной таблице. Обидно, сборная располагала хорошим, сбалансированным во всех звеньях составом. Да и обошлись без травмированных.

Словом, Никита Павлович сильно разозлился. И, учинив питомцам форменный разгон, в сердцах даже такую фразу бросил: ну, идите, получайте свои копейки! Ребятам такой разговор не понравился. Но в том-то и большое отличие Никиты Павловича от других коллег, что, быстро взяв себя в руки, свою излишнюю резкость дезавуировал. И даже, кажется, прилюдно перед ребятами извинился.

– Вы на правах старинного друга могли ему сделать замечание?

– Нет.

– Почему? Ведь с другими тренерами позволяли себе?

– С другими – когда считал, что это необходимо для пользы дела. Но с Никитой Павловичем подобная необходимость не возникала. Я, действительно, всегда тепло к нему относился. Поэтому остерегался лишний раз сделать неприятное, не желая «посыпать рану солью». Да он и так сильно переживал за дело, за команду, за неважный результат. А тут еще и наше скорое на упреки спортивное начальство… Вот уже сколько лет прошло, а я помню, как оно накинулось на Симоняна после ничьей с финнами, «убившей» последний шанс на успешный выход сборной из подгруппы.

ФИНЛЯНДИЯ – СССР – 1:1 (0:1). 4 июля 1979 г. Отборочный матч IV чемпионата Европы. Хельсинки. Олимпийский стадион. 13 000 зрителей.

СССР: Роменский, Пригода, Хинчагашвили, Маховиков (к), Бубнов, Дараселия, Хидиятуллин, Бессонов, Чесноков, Кипиани (Шенгелия, 70), Хапсалис.

Голы: Хапсалис (28), Исмаил (55).

Зампредседателя Спорткомитета СССР, куратор футбола и хоккея Сыч устроил Никите Павловичу форменный разнос. Выглядело это по-хамски. Бросив фразу «Вам никто слова не давал», он не дал Симоняну открыть рот.

– Да, к сожалению, подобное общение – стиль Валентина Лукича…

– Бог с ним, с ныне покойным Сычом! Ситуация выглядела малообъяснимо. Серия фатальных неудач, трудно поддающихся рациональному объяснению. Классический случай из тех, про которые говорят: фарт отвернулся!

– Про фортуну – это вы точно заметили! Действительно, Симоняна трудно назвать «везунчиком»…

– Я и не называл его так! Сам Никита Павлович на милости фортуны не уповал. Про таких говорят: «И удары судьбы держит, и от ее подарков не бегает!» Но у каждого тренера есть своя «звезда». Есть элемент удачи, без которого не только в футболе, но и в других сферах деятельности рассчитывать не на что.

Не зря Малофеев любил повторять: «Нет фарта – жди инфаркта!» Удача – одна из главных составляющих тренерского успеха. Вот этого фарта у Никиты Павловича – тренера, бесспорно, элитного, сделавшего «Спартак» и «Арарат» чемпионскими командами – в сборной СССР не было. Обстоятельства не сложились. Но с другой стороны, лишь тот период и можно назвать неудачным. А про многолетнюю работу в Госкомспорте и на посту начальника главной команды страны – такое уж никак не скажешь.

– Меня всегда поражало еще то, как он ухитрялся бесконфликтно работать и с Бесковым, и с Лобановским…

– Ну, не так уж все и гладко было. Мало кому известно, что Бесков в 1982 году, во время финальной части чемпионата мира в Испании, сделал Симоняну любопытное предложение. Происходил тот разговор в отеле, где мы жили. Никита Павлович, напомню, находился там в качестве наблюдателя. Отслеживая игры с участием возможных соперников, мотался по городам, где они выступали в группах предварительного этапа. А тут Бесков, который, напомню, в тренерском «триумвирате» уже находился между Лобановским и Ахалкаци, вдруг обратился к Симоняну:

– Никита, оставайся с нами!

А тот ответил:

– Знаешь, Костя! С тобой хорошо в застолье. А вот совместная работа, думаю, у нас не получится…

– И что Бесков? Обиделся?

– Да нет! Принял как должное. Тем более что Симоняну трудно отказать в умении высказать в глаза неприятную для собеседника правду. Никита Павлович всегда находил индивидуальный подход к каждому. Может, во многом благодаря этой способности он не наживал себе врагов. Во всяком случае, долго находясь с ним бок о бок, я ни разу не наблюдал проявлений вражды к нему со стороны окружающих. Настолько все его уважали. Те же игроки, например.

– Но для них, наверное, было очень важно, каким замечательным футболистом он считался? Может, кто-то помнил его на поле?

– В матчах 20-летней давности вряд ли. Разве что благодаря кинохронике. Но на поле в Новогорске – вне всякого сомнения. А там было на что посмотреть. Вспоминается тренировка сборной. Симонян, кажется, только приступил к работе. Отрабатывались удары по воротам. Никита Павлович принял участие.

И вот представьте: идут прострелы слева, справа. Мажут даже молодые, техничные ребята. А здесь человек уже в возрасте. Но как он бил! И с обеих ног! Вратари – лучшие тогда в стране – только пораженно головами качали. И, пропустив мастерски запущенный Симоняном мяч, кричали:

– Никита Павлович! Елки-палки! Когда вы бьете, не знаешь, куда мяч полетит!

– Кстати, о его подопечных. Какие игроки по душе Никите Павловичу?

– Отдавал предпочтение технически оснащенным, умеющим забить.

– То есть похожим на него самого. Можете назвать тех, с которыми у Никиты Павловича складывались теплые отношения?

– В первую очередь Кипиани, Блохин, Коньков, Колотов – как раз те, кто составлял основу той сборной. Они хорошо понимали, что Никита Павлович от них ждет, и принимали его требования.

– А какой футбол тренер Симонян хотел видеть в их исполнении?

– Он, безусловно, отдавал предпочтение атаке. Но и об обороне не забывал. Понимал значение хорошего защитника, умеющего не только разрушать, но и созидать. Сильно переживал и надеялся на мою помощь, если, не дай бог, ансамбль рушился.

– Вы выручали своего друга?

– По крайней мере, старался, как мог. Ведь травмы у игроков случались очень сложные. А интересы дела – да и просто человеческий долг – требовали их как можно быстрее поставить на ноги, вернуть в строй. Расскажу такой эпизод.

Выступал в команде Никиты Павловича на месте центрального защитника Шота Хинчигашвили. И надо ж такому случиться, что приехал он на сбор с острейшим приступом радикулита. А впереди – важная отборочная игра в Москве. То ли с греками, то ли с турками.

Понятно, что помимо Хинчигашвили, в команду пригласили и других защитников. Да только куда деваться – игра в обороне строилась с участием тбилисца. И заболевание-то для жизни не опасное, и на поле выходить нельзя. Это сегодня в нашем распоряжении ряд радикальных средств для снятия боли в подобных случаях. А тогда ничем подобным медицина не располагала. Но Никите Павловичу эти подробности не в утешение. Ему здоровый защитник нужен. Вот он меня и попросил:

– Делай что хочешь, но Шота должен играть!

Как быть? Мысленно перебрал несколько вариантов, пока не вспомнил об иглоукалывании. На счастье, в то время в Москве этим занимался ЦНИИ Минздрава рефлексотерапии. Возглавлял его член-корреспондент АН СССР, профессор Дуринян (1923–1986 гг.). Я его не знал. Но подход обнаружился в лице моей знакомой по учебе в мединституте, которая впоследствии стала иглотерапевтом. Она-то меня и надоумила. Поезжай, говорит, на Петровский бульвар к Дуриняну. Объяснишь, кто ты, что ты – он поможет…

Ну, пробился я к директору, несильно рассчитывая на то, что меня примут с распростертыми объятиями. Однако стоило только упомянуть, что я от Никиты Павловича, как профессора словно током прошибло.

– Садитесь, – любезно предложил он, – всем, чем можем, выручим…

И далее объяснил, что нам повезло, поскольку в ту пору в институте вел прием некий доктор из Монголии, великолепный специалист в области тибетской медицины. Мне дальше особенно много растолковывать не требовалось: я-то кое в чем в этой области смыслил. Во всяком случае, ведал, что представители тибетской медицины весьма эффективно используют нестандартные точки на теле больного. И это обеспечивало быстрое и радикальное излечение. Главное, что профессор живо откликнулся. И даже меня поторопил:

– Давай вези футболиста – пойдешь к монголу!

Я так и сделал. Но перед этим, конечно, рассказал все Симоняну. Услышав фамилию Дуриняна, Никита Павлович понимающе улыбнулся и пообещал:

– Ну, думаю, он поможет.

Верьте не верьте, но рекомендованный профессором монгол поставил Шоту на ноги за 5 дней! Если бы я лечил его медикаментами, «блокадами» и прочими традиционными способами, это дало бы положительный результат много позже. А так Хинчигашвили скоро выбежал на поле как «новенький».

– Симонян был, конечно, рад…

– Конечно. И очень тепло меня поблагодарил. Вот, кстати, еще одна черта интеллигентного Никиты Павловича. Он всегда по-доброму отмечал хорошие плоды моей работы. А уж когда удавалось, что называется, «вытаскивать из петли» тяжело травмированных или заболевших футболистов, он обязательно говорил: «Спасибо, Савелий!» с такой неформальной искренностью и теплотой, что его благодарность была мне дороже высоких официальных наград.

Такие слова я слышал не от каждого, с кем работал. В большинстве случаев все воспринималось как должное. Вроде как вылечил и вылечил – ну и слава богу! А Симонян, когда мы тот матч в Москве выиграли, подошел и сказал:

– Слушай, Савелий! А ведь ты с Хинчигашвили сделал невозможное!

– Да не я сделал. Помогли!

– А инициатива? Она же от тебя шла…

– Вы часто ездили с Симоняном за границу, как к нему там относились коллеги? Кстати, он знает иностранные языки?

– Английский. Насколько им свободно владеет, сказать трудно (я владею немецким). Но точно поручусь – явно понимает, о чем говорят.

Что касается отношений со стороны зарубежных коллег, скажу более определенно: и тренеры, и особенно сверстники – футболисты из тогдашней Югославии, Венгрии, Италии – они особенно часто соперничали с Симоняном на поле, помнили его как игрока экстра-класса. И относились соответствующе. То есть великолепно.

А уж о болельщиках, особенно бывших соотечественниках, и говорить нечего. Вспомнилась сценка, которая разыгралась в Натании (Израиль), где сборная СССР проводила сбор. Мы с Никитой Павловичем возвращались с пляжа, когда нас остановил пожилой еврей. В том, что он сразу узнал Симоняна, ничего удивительного не было. Больше поразило, что он и ко мне вдруг обратился по имени-отчеству. Причем с присказками на иврите и монологом на русском, вроде: «Ой, как же повезло, мама дорогая! В Москве я не пропускал ни одного матча с вашим участием. Теперь здесь делать нечего – наш футбол тут не вижу!»

…Там же обедали в ресторане, когда к столику подошли двое. Встали и стоят. Симонян меня спросил:

– Кто это? Ты их знаешь?

– Первый раз вижу.

Вдруг один из них на ломаном, явно подзабытом русском языке говорит:

– Никита Павлович, можно сделать подарок? Мы так рады, что увидели вас…

Оказалось, туристы из Парижа, бывшие сограждане, давно покинувшие СССР. Ну, дальше понятно: достали бутылку водки, присели рядом. Потом даже ездили на наши тренировки.

– Как Симонян реагировал на подобные проявления чувств окружающих?

– Как человек, который пережил сумасшедшую народную популярность…

– И не «зазвездился».

– Ни в коей мере! Неизменно спокоен. Благожелателен. Умеет слушать. Словом, прекрасный собеседник – интересный, остроумный. А уж если возьмется рассказывать! Ребята из сборных разных созывов хорошо об этом знали. И поэтому постоянно просили: «Никита Павлович, расскажите что-нибудь!» Тот, как правило, охотно откликался. И эффект от такого общения с игроками порой бывал потрясающий.

Ну, представьте: 1988 год, канун матча против сборной Англии. Жили мы тогда в маленьком и очень симпатичном отеле в пригороде. Тихо, спокойно. Но у ребят, понятно, какой внутри напряг – впереди очень серьезная, ответственная встреча. И вот собравшись до обеда на лужайке, они пристают к Симоняну со своей, уже ставшей традиционной просьбой. В итоге получили час гомерического хохота!

Профессионально, как врач могу прокомментировать психологическую значимость подобной терапии. Таким образом Палыч, по существу, снял у футболистов то стрессовое напряжение, которое уже начало их колотить перед матчем, в котором решалась судьба команды в групповом турнире европейского чемпионата.

АНГЛИЯ – СССР – 1:3 (1:2). 18 июня 1988 г. Матч группового турнира VI чемпионата Европы. Франкфурт-на-Майне. Стадион «Вальдштадион». 60 000 зрителей.

СССР: Дасаев (к), Бессонов, Хидиятуллин, О. Кузнецов, Михайличенко, Рац, Алейников, Литовченко, Заваров (Гоцманов, 86), Протасов, Беланов (Пасулько, 45).

Голы: Алейников (3), Адамс (15), Михайличенко (26), Пасулько (73).

Подобная психологическая разрядка, на мой взгляд, чрезвычайно эффективное дополнение к заумным тактическим занятиям. Одно очень полезно дополняет другое.

– Здесь вы, по-моему, тонко намекаете на Лобановского. Он тогда принял пост старшего тренера сборной, а Симоняна назначили начальником. В какой-то мере мы коснулись данной темы ранее. Но теперь, думаю, самое время поговорить об этом подробнее. Ведь, согласитесь, сюжет, используя терминологию создателей приключенческих фильмов, получился «закрученный».

Две личности – бесспорно, крупные, самобытные, состоятельные в общечеловеческом и профессиональном плане, но контрастные друг другу. Из практики любого рода деятельности, в том числе футбола, известно, чем подобного рода «свадьбы слонов» кончались. Взять хотя бы уже не раз в наших беседах печально помянутый триумвират Бесков – Лобановский – Ахалкаци, которого так мудро избежал Никита Павлович.

И нетрудно себе представить, чем возникший через несколько лет в сборной тандем старший тренер Лобановский – начальник команды Симонян, или служебная связка: ответственный работник Госкомспорта СССР Симонян – беспощадный наставник главной команды Лобановский, могли обернуться. Но ведь все удивительным образом гармонизировалось. Чья была персональная заслуга в том, что союз состоялся и эффективно работал?

– А чья персонально заслуга, когда, вступив в брак, две сильные, одинаково нацеленные на лидерство личности благополучно доживают до «серебряных» и «золотых» юбилеев? Наверное, дело в том, что и у мужа, и у жены хватает желания и ума: желания, дабы строить совместную жизнь, и ума, чтобы не самоутверждаться за счет друг друга. То же самое в случае Лобановского и Симоняна.

Да, оба – очень разные. И характеры, можно сказать, прямая противоположность. Но приоритет-то перед ними стоял один! Задача-то была общая! А интеллектом и образованностью в штабе Лобановского никто не был обделен – с другими Валерий Васильевич и не работал. Иное дело – мудрая гибкость, тонкое искусство в общении, даже артистизм – здесь пальма первенства, безусловно, принадлежала Никите Павловичу.

Я не раз говорил, что Лобановский, мягко говоря, неласково относился к оппонентам. Но Симоняну удавалось то, что не удавалось никому. Он ухитрялся вступать в жесткую дискуссию с главным тренером, пытаясь что-то ему доказывать, без обиняков говорить о просчетах.

Другие, желавшие то же самое проделать в общении с Лобановским, «горели». А Симонян, позволявший себе чаще других оппонировать Валерию Васильевичу по поводу игровых концепций, ухитрялся добиться ответной положительной реакции. Не перечесть случаев, когда я становился невольным свидетелем того, как Лобановский начинал спор с Симоняном с уверенностью танка, который задавит всякого, кто встанет на пути. А заканчивал прямо-таки запомнившейся мне милой деликатностью фразой:

– Никита Палыч, так вы ж… это… не правы!

И в этот момент становилось особенно очевидно, что не было для него иного столь полезного для обкатки своих игровых идей человека, чем Палыч! Более того, смею утверждать: Валерию Васильевичу нравилось в собеседнике как раз то, что тот мог очень грамотно, интеллигентно оппонировать во многих вопросах. Словом, Симонян был очень нужен Лобановскому, который – даже если бы Никиту Павловича и не назначили – все сделал бы, чтобы именно он занял в его сборной пост начальника.

Назову еще одно обстоятельство, которое делало присутствие этого человека в команде особенно ценным. Благодаря своему характеру Симонян снимал напряжение, которое иногда создавал Лобановский. Ведь взять, к примеру, упомянутый мною эпизод перед судьбоносным матчем с англичанами, когда игроки чувствовали себя нервозно. Сам Лобановский в день игры по обыкновению все время сидел в своем номере. И спускался только на установку. Никита Павлович подобных привычек не имел. Он был ближе к людям, игрокам. Известная дистанция держалась лишь на авторитете, уважении к его времени и самочувствию. Зная об этом и понимая, что в данный момент происходит в команде, Лобановский сам попросил:

– Никита Палыч, займите чем-нибудь ребят!

Тот – благо погода установилась очень хорошей – вывел команду на лужайку и начал «травить» такие футбольные байки, что очень скоро от предстартового волнения у ребят не осталось и следа.

– Полагаю, в подобных случаях вы, как врач, тоже были довольны…

– Да разве только я. Валерий Васильевич прекрасно понимал, о чем просил. И вот что еще я заметил. Каждый свой веселый рассказ Никита Павлович как-то ловко увязывал с игрой. Например, по поводу взаимопонимания на поле. Воспроизведу одну из «фирменных» историй Симоняна.

В свое время в «Спартаке» он играл с Масленкиным, центральным защитником. А у Толи был пониженный слух. Когда к нему обращались нормальным голосом, он частенько не слышал. Симоняна уже тогда товарищи по команде Палычем называли – в знак особого уважения. Воспользовавшись своим большим авторитетом, он уговорил Масленкина отправиться к врачу, втолковав:

– Толя, ты пойми! Ну, нельзя так: тебе на поле кричишь-кричишь, а ты ни хрена не слышишь!

В общем, поехал-таки Масленкин к врачу. Вернулся. Никита у него спросил:

– Что доктор посоветовал?

На что Толя ему простодушно ответил:

– Знаешь, Палыч, он сказал, что я не столько глухой, сколько тупой…

Когда Симонян накануне матча против англичан в ряду прочих рассказал и эту историю, ребята так заливались, что меня даже забеспокоило.

«Э, черт! – подумал про себя. – Не повредило бы, не расслабило бы мужиков перед матчем!»

Ничего подобного! Вечером вышли на игру и «разнесли» британцев (3:1).

– Савелий Евсеевич! Как интересно все-таки бывает! Ведь посмотрите: Бесков Симоняна приглашал. И тот сразу отказался. А к Лобановскому пошел – и получилось…

– Прежде всего это говорит о том, что прекрасно понимали многие наши специалисты в футболе: Симонян ценен в любом коллективе. Сам Никита Павлович хорошо знал, с кем может сработаться, а с кем – нет. Я, например, тоже думаю, что дуэт с Константином Ивановичем долго бы не прососуществовал. Два великих игрока с совершенно, повторюсь, разными взглядами на футбол.

– Да, но и в тандеме Лобановский – Симонян тоже, согласитесь, сошлись антиподы. И ничего! Сработались!

– Сработались! Хотя и характеры – тоже верно – несопоставимые. Но я по данному поводу объяснился. Видно, что-то в характерах каждого было такое, что с Лобановским у Симоняна могло «срастись», а с Бесковым – нет. Сам Никита Павлович прямо-таки воплощал в себе интеллигентное начало в большом спорте.

Когда в 1991-м Газзаев предложил мне перейти из Федерации футбола в московское «Динамо», поверьте, больше всего я сожалел о том, что прерываю служебные контакты с Симоняном. Потому что при работе с ним нервная система почти не изнашивалась. Да и это «почти» происходило только в игре.

– У меня Симонян вызывает ассоциацию с Анастасом Ивановичем Микояном. Ведь при ком Никита Павлович только не работал в Федерации/Управлении футбола СССР/России – и при Колоскове, и при Мутко, а теперь – Фурсенко. И всегда находил/находит с руководством общий язык. А ведь он по натуре совсем не чиновник.

– Да, но по этому поводу надо заметить: в поисках «общего языка» ни к кому, что называется, не подлаживался. И своим принципам не изменял. Руководители – и тогда, и позже – находили удовлетворение в общении с Симоняном как с человеком разумным, знающим, интеллигентным, контактным. Это, впрочем, знали и знают в нашем футболе все.

Недаром, когда в бытность его работы в Федерации футбола там по разным причинам появлялись главные тренеры из других команд не только высшей, но и первой лиги, не было, пожалуй, ни одного, кто не зашел бы к Никите Павловичу пообщаться.

А как он много помогал друзьям, бывшим спартаковским соратникам – тому же Нетто или Парамонову. Он всегда сердцем болел за родной коллектив красно-белых. Единственным тренером – и как раз спартаковским, с которым у него не получился контакт, оказался Романцев.

Помните скандальное письмо игроков сборной против главного тренера Садырина? В 1993-м футболисты отказались играть, а команде предстоял выезд в США на первенство мира. Весьма обеспокоенный случившимся Симонян поехал в манеж «Спартака» в Сокольниках поговорить с Романцевым. Понятно, он надеялся встретить у Олега Ивановича понимание, полагал, что их разговор поспособствует тому, что спартаковцы полетят за океан.

Тем более, не все из них тому сопротивлялись. Те же Онопко или Ледяхов хотели играть, но их искусственно тормозили. Романцеву дали знать, что приехал Никита Павлович, хочет поговорить. Но тот словно не слышал…

– Мне кажется, что хотя оба – одноклубники, по своему менталитету Романцев и Симонян – небо и земля. Личности, что называется, совершенно разного замеса.

– Согласен. И в этом плане данный эпизод очень показателен. Да, шла тренировка! Да, ее, может, сложно прервать! Но любой бы, полагаю, даже не тренер, а просто мало-мальски понимающий, кто такой Никита Павлович, нашел бы возможность выкроить минуточку, чтобы выйти и сказать:

– Можете немного подождать? Я скоро закончу. И мы сядем побеседуем.

Но Романцев даже не вышел. Дескать, ничего, подождет! Симонян развернулся и уехал.

– Да, грустно все это. Расскажите о присущих ему черточках характера. Чем он, например, увлекался? Может, как многие, любил порулить автомобилем?

– Не замечал. Слышал, у него была машина. Правда, задолго до того, как нас сблизила совместная работа. Кажется, Никите Павловичу ее еще в «Арарате» подарили. Его возил шофер. Слышал, что случилась какая-то печальная история, после которой Симонян за руль не садился…

– Про эту историю и я читал. Ее рассказывал сам Никита Павлович. Случилось это, когда он еще играл. После исторической победы нашей сборной в олимпийском Мельбурне-1956 купил «Победу». Новенькое авто решил опробовать на базе «Спартака» в подмосковной Тарасовке. Но малость не рассчитал – въехал в забор. Первую неудачу почти сразу усугубил второй случай.

Из той же Тарасовки Симонян повез в Москву Дементьева, Гуляева и Николая Петровича Старостина. В районе Лосинки дорогу переходил пьяный мужик. Никита Павлович стал притормаживать, а мужика внезапно качнуло в сторону. Прямо, считай, под колеса.

– Наехал?

– Нет, слава богу. Лишь ногу ушиб. Посадили того мужика в машину, предложили в больницу отвезти. А тот – ни в какую. Матерился всю дорогу. Потом потребовал высадить у вокзала и куда-то поковылял. Говорят, после этого Никита Павлович зарекся садиться за руль. Психологический барьер возник….

– Любопытно. Но этот вид типично мужских увлечений, вероятно, оказался единственным, который ему не удался. В остальном, особенно если это соответствовало складу его характера и культурным запросам, он неизменно оказывался на высоте. И при обсуждении самой последней нашумевшей театральной постановки. И за праздничным столом.

– Хорошее застолье, мне кажется, ему, как настоящему кавказцу, не чуждо.

– Ну, такого рода мероприятия в сборной проводили часто. Однако речь не идет о пьянках. По сути, это можно квалифицировать как застолье, где каждому положено знать и время, и место, и меру. Да и не выпивка играла доминирующую роль на подобных встречах, а хороший стол, доброе вино, интересная беседа.

Никита Павлович в подобных случаях выглядел великолепно. Вот можно ли его назвать гурманом – судить не возьмусь. Скорее человеком, который любит вкусно поесть. Из напитков предпочитает хорошее красное вино. Когда-то не отказывался и от коньячка. Но это скорее в молодости – тогда здоровье позволяло. А в зрелые годы, подобно большинству в этом возрасте, досуговые предпочтения сместились к встречам с прекрасным в искусстве и спокойному домашнему отдыху…

– На даче?

– В том числе. Я бывал у него под Москвой, в Подольском районе. С удовольствием подключался к обычным в подобных случаях развлечениям и хлопотам: как-то мы дрова с места на место переносили, потом урожай яблок собирали… Руководила его жена Людмила, он ее зовет «генералом». Но все основные дела по дачному хозяйству лежат на плечах Никиты Павловича. В мой приезд, например, у него шло строительство баньки, чем он увлеченно, с удовольствием занимался.

– А чем он еще так увлекался?

– Ну, вот еще эпизоды. При работе в сборной, сами понимаете, много приходится мотаться по белу свету. Во время перелетов мы, как правило, сидели рядом: Никита Павлович у прохода, я – у иллюминатора. Он потрясающе решает кроссворды, что еще раз говорит о его образованности и культуре. Игра в бильярд – еще одно увлечение, где Никита Павлович король.

Назову футболистов-ветеранов, которые великолепно играли в бильярд: Симонян, Пономарев и Сальников. В этой троице еще возможна была игра на равных. Но остальные боялись с Никитой Павловичем играть. Бесполезно тягаться. Вот такой разносторонний человек!

– Вы несколько раз вскользь упоминали замечательную супругу Симоняна, которую я несколько раз видел в компании с мужем. Похоже, и в этом плане Никита Павлович нашел свою удачу…

– Он очень ее любит. Зная вспыльчивость, эмоциональность жены, старается избегать всего, что может послужить причиной для взрыва. Скажем, когда в самолете подавали завтрак и, случалось, невзначай что-то попадало Симоняну на галстук, он первым делом говорил:

– Ну, все! Людмила увидит – жизни мне не будет!

Этот испуг конечно утрировался. Как любому нормальному мужчине тотальная опека со стороны любящей женщины, ее страстное желание, чтобы он был «как огурчик», Никите Павловичу нравилась. Чего уж говорить, когда с возрастом грянули серьезные испытания. У Симоняна возникли проблемы с сосудами: голова болела и кружилась, неважное общее самочувствие…

С этим диагнозом Никита Павлович однажды попал в клинику на Рублевке. Естественно, я навещал его, видя рядом Людмилу, которая не отходила от мужа. Как она за ним ухаживала! Как после выписки домой ставила его на ноги, следя за диетой, насыщая стол овощами, фруктами. Свидетельствую как врач: во многом благодаря жене он «вылез» из этих серьезнейших проблем. Когда возникают вопросы со здоровьем, он ищет меня. И я, безусловно, помогаю, внимательно выслушивая жалобы старшего друга.

– А вот и мое личное дополнение к портрету Никиты Павловича. Когда он разменял девятый (!) десяток лет, многие, естественно, стали расспрашивать о «секретах» его долголетия. Один из них, кроме родительских генов – потрясающая выдержка Никиты Павловича, которую я испытал на себе.

В середине 1980-х «Неделя», как бы сказали теперь, считалась титульным спонсором международного турнира памяти Гранаткина. В Дятькове за счет редакции выдували хрустальные «мячи», а мы за ними приезжали вместе с футбольными «звездами».

Симонян, давно зная моего шефа – редактора отдела информации и спорта Эдуарда Моисеевича Церковера, без колебаний согласился на неблизкую командировку. Обычно на поезде добирались до Брянска, где нас встречали, чтобы затем на автомашине доехать до дятьковских мастеров-стеклодувов.

К сожалению, я, не рассчитав затраты времени на пересадки в метро, опоздал на встречу с Симоняном на перроне Киевского вокзала (билет передал ему загодя). На мое счастье, поезд задержался ровно на 3 минуты, которых мне хватило, чтобы вскочить в последний вагон. Уже сидевший в купе пунктуальный Палыч вместо того, чтобы выдать мне по первое число, лишь недоуменно развел руками. Причем спустя годы никогда не напоминал мне о том, что наша совместная командировка могла сорваться по вине ее горе-организатора.

Вот мы беседуем о Симоняне, и я ловлю себя на мысли, что до сих пор ни одного критического слова о нем не сказали. Но ведь не бывает человека без минусов…

– Наверное, не бывает. Но у Никиты Павловича их объективно сложно отыскать. Замечательный человек!

– Ну, так это и здорово! Не надо искусственно искать!

– Мы и не будем! А воздадим должное. Совсем не в простой период жизни страны и отечественного футбола пришлось Никите Павловичу работать в разных ролях со сборной.

До сих пор не идет из памяти пресловутый отборочный матч с португальцами, в котором сборная СССР так обидно проиграла в 1983-м. Что творилось по нашем возвращении в Москву! Как трепали руководство той сборной на разнообразных коллегиях и комиссиях, которые в ту пору создавались по каждой крупной и не очень крупной неудаче главной футбольной команды!

Дико сегодня это звучит, но то поражение чуть было не лишило Лобановского и Симоняна права работы в любой команде мастеров! Однако время и жизнь расставили все по своим местам. Валерия Васильевича снова попросили возглавить сборную. И вновь ее начальником стал Никита Павлович, который – говорю это с полной ответственностью – сыграл в ней суперположительную роль. Только на этом основании его имя следует ставить в одном ряду с такими тренерами-классиками, как Бесков и Лобановский.

Глава 25

Как трудно быть любимым

– Насколько я понял, 1990-й – последний год, когда вы, Савелий Евсеевич, работали в команде под названием «сборная СССР»?

– Да. Ведь страна, где люди моего поколения родились, выросли и прожили большую часть жизни, в следующем году исчезла с карты мира. Соответственно прекратила существование и та сборная. Лобановский вернулся в родное «Динамо». Новую команду – уже под другим, как теперь принято говорить, брендом – принял Анатолий Бышовец.

– И он, насколько известно, вас в свой штаб не взял…

– Скажем мягче: не пригласил.

– И где же вы, Савелий Евсеевич, в ту пору трудились?

– После ухода Валерия Васильевича в отставку часть людей из его «команды», как и я, числились в аппарате пока существовавшей Федерации футбола СССР. В 1992-м сборную, которая, фигурально выражаясь, выступала «под флагом» СНГ – фигурально, потому что флага у этого краткосрочного образования не было, – новый тренер повез на чемпионат Европы в Швецию. А я к тому времени ушел из федерации. И трудился с Газзаевым в московском «Динамо».

– Как вам там работалось?

– Нормально. По возвращении Бышовца домой сборная СНГ ушла в историю. Вот тогда-то новоиспеченную команду – она уже называлась «сборная России» – и принял Садырин.

Садырин П.Ф. Мастер спорта. Заслуженный тренер России (1985). Родился 18 сентября 1942 г. в Перми. Воспитанник футбольной школы «Звезда» (Пермь). Играл в командах «Звезда» (Пермь) (1959–1964), «Зенит» (Ленинград) (1965–1975). Провел 333 матча, забил 37 голов в чемпионатах СССР.

Тренер команды «Зенит» (Ленинград) (1978–1982, 1995–1996). Главный тренер «Зенита» (Ленинград) (1983–1987), команды «Кристалл» (Херсон) (1988), ЦСКА (Москва) (1989–1992, 1997–1998, 2000–2001), сборной России (1992–1994). В 1995 году вывел «Зенит» в высшую лигу чемпионата России. Главный тренер команды «Рубин» (Казань) (1998–1999). Привел к золотым медалям чемпиона СССР «Зенит» (1984). ЦСКА под его руководством стал чемпионом страны и обладателем Кубка (1991).

Скончался 1 декабря 2001 г. в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище.

С ним я работал два года, то есть фактически весь срок его руководства национальной командой.

– Вы знали Садырина раньше?

– Мы познакомились в середине 1980-х, когда Павел Федорович уверенно вел «Зенит» к золотым медалям. То, как он трудился с той командой, меня очень интересовало. Особенно сторона, связанная с научным обеспечением. Тогда это направление в команде вели сотрудники Ленинградского НИИ физкультуры. Возглавляла группу Раиса Давыдовна Дибнер. Профессор, доктор медицинских наук. В НИИ физкультуры заведовала сектором спортивной медицины. Умнейшая женщина! Разработала программу научно-методического обеспечения «Зенита». Мне очень хотелось по этому поводу с ней и ее коллегами пообщаться. Как только представилась возможность, я взял от Управления футбола командировку и махнул в Ленинград – нынешний Питер.

О моем прилете руководство «Зенита», естественно, заранее известили. Ни на какой особый прием не рассчитывал да и не претендовал. Тем не менее встреча превзошла все ожидания. Садырин, приняв меня с искренним уважением, отнесся к моей миссии с такой заботой и вниманием, что я был поражен. Например, сразу и на целый день прикрепил ко мне машину. В результате – успел объездить все, что мог. Даже посетил тогдашнюю базу «Зенита» на станции Удельная под Ленинградом.

Команда в тот момент готовилась к какой-то игре. Кто Павлу Федоровичу помогал, не помню. Кажется, бывшие игроки-зенитовцы. Шла напряженная тренировочная работа. Тем не менее, Садырин выкроил время. Мы беседовали около часа, успев поговорить и о науке, и о собственно футболе. А ведь формально говоря, я не к нему в гости, а с «наукой» приехал общаться.

– Вы помнили Садырина на футбольном поле?

– Ну, как не помнить! Нельзя сказать, что он был выдающимся игроком. Но явно выше среднего уровня. Поэтому приковывал к себе внимание. Кого ни спроси, любой знаток отечественного футбола скажет, что в свое время Садырин считался одним из сильнейших полузащитников.

В Питере середины 1980-х я уже, конечно, имел дело с тренером. И тоже уже с именем. Впрочем, он мне и как человек страшно понравился. Мобильный, подвижный, с шутками-прибаутками. Недаром игроки ленинградской команды относились к своему тренеру с особенной теплотой.

– Можно сказать, что вы сразу сдружились?

– Пожалуй! Во всяком случае, вторая наша встреча о том говорила. Произошла она уже после того, как его «Зенит» выиграл чемпионат СССР. Павел Федорович приехал в Москву по делам, зашел в Федерацию футбола. Столкнулись в коридоре. Он меня первым узнал. Поговорили несколько минут. И вот как бывает: мимолетный разговор на ходу, но так тепло встретились, словно лет сто знакомы…

– Итак, в сборную вас вернул Садырин. Как это произошло?

– Шел, напомню, 1992 год. Я работал в «Динамо». Павел Федорович уже три года, как стал москвичом. «Зенит» вынужденно покинул из-за кучки интриганов. В Питере потом локти кусали. И через шесть лет упросили вернуться в город на Неве.

А Садырин и в столице не пропал. Перекантовавшись один сезон в херсонском «Кристалле», был приглашен старшим тренером в ЦСКА, где сразу поставил перед собой и клубом амбициозную задачу – сделать армейскую команду сильнейшей в стране. И уже в сезоне-1991 – сложнейшего, драматичного года последнего футбольного первенства разваливавшейся державы – этого добился! Под руководством Садырина ЦСКА стал не только чемпионом, но и обладателем Кубка России. После чего руководству Федерации стало ясно, кого нужно пригласить в сборную вместо Романцева.

Что касается моего возвращения в национальную команду, то оно произошло осенью 1992-го. Садырин проводил один из последних матчей на посту наставника ЦСКА. Его команда играла как раз с «Динамо». Армейцы разорвали нас на куски – 4:1. Так вот, на стадионе, в подземном тоннеле, по которому команды выходят на поле и возвращаются с него, Павел Федорович притормозил около меня и без преамбулы сказал: «Савелий! Я тебя приглашаю в сборную!»

– Так просто по имени и обратился?

– Да. Видимо, уже не считал, что наше знакомство шапочное. А я и не возражал. Ведь что в Павле Федоровиче больше всего подкупало? Даже не простота (не путать с простоватостью!), а искренность. Он, когда требовалось ради дела, умел сдерживать эмоции. И даже, как очень скоро показала жизнь, «наступать на горло собственной песне». Но никогда не отказывал себе в трудном праве говорить в глаза то, что думал.

К тому же в тот момент я, не скрою, был готов к подобному предложению. За несколько дней до этого мне звонили Борис Игнатьев, уже приглашенный в штаб Садырина тренером, и начальник сборной Симонян. Никита Павлович был краток:

– Савелий! Тут о тебе речь идет. Как думаешь: по поводу твоей работы у нас в «Динамо» возражать не будут – отпустят?

– Не знаю, – ответил я. – Мои отношения с Газзаевым настолько хорошие, что, полагаю, он «шлагбаумом» не ляжет. Тем более, если совмещать. Мне ж не надо в сборной торчать месяцами. Словом, от динамовцев-то не больно убудет…

Короче, тот разговор с Садыриным под трибунами меня врасплох не захватил. Я, правда, все равно напомнил:

– Павел Федорович! Ну, я все же в «Динамо» работаю…

А он:

– Это нас не волнует! Вопрос с руководством согласован! Давай возвращайся в сборную! А хочешь продолжать с «Динамо» – продолжай, работай, совмещай – не возражаем.

Не возражал и Газзаев. Так началась моя работа с Садыриным в главной команде России.

– Чем запомнился ее первый матч под руководством нового тренера?

РОССИЯ – МЕКСИКА – 2:0 (0:0). 16 августа 1992 г. Товарищеский матч. Москва. Стадион «Локомотив». 15 000 зрителей.

Россия: Черчесов (к), Хлестов, Кульков (Бесчастных, 63), Попов, Колотовкин (Чернышов, 85), Онопко, Тетрадзе (Подпалый, 85), Карпин, Ледяхов (Кобелев, 46; Ан. Иванов, 76), Матвеев (Лемиш, 80), Радченко.

Голы: Карпин (61 – пенальти), Попов (66).

– Главное – мы победили. Хотя встреча получилась нервная. Кроме игры, в памяти остался послематчевый эпизод, связанный с появлением тогдашнего госсекретаря России Геннадия Бурбулиса и Анатолия Бышовца в раздевалке. Собственно, в визите официального лица никто ничего экстраординарного не видел: после игры – особенно успешной – в команду часто наведывались начальники самого высокого ранга. Пикантность заключалась в том, что Бурбулиса сопровождал Бышовец.

– При том, что между Бышовцем и Садыриным сложились неприязненные отношения?

– Да вообще никаких отношений! Не хочу быть в данном случае пристрастным, но, во всяком случае, Павел Федорович имел основания не радоваться явно некорректному появлению Бышовца в раздевалке сборной. И он своего отношения не скрывал. О чем тут же недвусмысленно дал понять. Еще раз подчеркну, что резоны для этого у Садырина были. Однако мало кто знал подноготную их отношений. Большинство, не вникая, судило по внешним деталям. В результате крепло мнение, что Павел Федорович – импульсивный, неуправляемый человек.

– «Неуправляемый» – такое начальникам всегда не нравилось. А что скажете о Садырине-тренере? Вам есть с кем сравнивать…

– Павел Федорович, безусловно, имел свое видение подготовки футболистов. Это касалось и тактики, и стратегии, и селекции. Поэтому его трудно назвать последователем Лобановского или Бескова. Он придерживался собственных принципов. Хотя, конечно, старался – в большей или меньшей степени – взять лучшее у более опытных, маститых коллег.

В частности, во времена, когда Садырин играл за «Зенит», эту команду тренировал Зонин. Герман Семенович, поработав долго сначала в Луганске, а затем в Питере, хорошо знал футбол, по праву считался грамотным, состоявшимся тренером. И мне кажется, что игравший под его руководством Садырин почерпнул очень много полезного у своего наставника.

Общеизвестно, что те футболисты, которым повезло работать под началом толковых, умелых тренеров, приобретя ту же специальность, многое от них брали в личный «багаж». В конце концов, такая преемственность избавляла их от необходимости задерживаться на азах и заново «выдумывать велосипед».

– Замечали ли вы в тренировочном процессе Садырина нечто, что можно назвать изюминкой или фирменным знаком?

– Я, собственно, как раз с этого начал рассказ о Павле Федоровиче. По-моему, он очень правильно понимал роль науки. При нем в «Зените» группа специалистов периодически обследовала и помогала выявлять слабые места команды. А это, в свою очередь, позволяло выработать соответствующие рекомендации, пользуясь которыми тренер мог грамотно и эффективно корректировать тренировочный процесс.

Наблюдая за работой Садырина, я отчетливо видел, что всем этим он очень хорошо вооружен. То есть если трудился с игроками над скоростной выносливостью, было видно: предлагаемые им упражнения – не «изобретение велосипеда», а уже апробированные, доказавшие пользу упражнения. То же самое можно было сказать в отношении выработки выносливости и других специальных качеств, необходимых футболисту для поддержания высокого уровня мастерства и физической формы.

Кстати, для Садырина-тренера физподготовка имела большое значение. И в этом он напоминал Лобановского. Во всяком случае, внимательно изучал редкие статьи, посвященные особенностям подготовки футболистов киевского «Динамо». Да и по игре его питомцев уверенно можно было сказать: наработки Валерия Васильевича не являлись для Садырина «тайной за семью печатями». Короче, он не копировал, не подражал, но некоторые существенные моменты брал за основу.

– А как Павел Федорович относился к вашей миссии? Учитывал мнение врача?

– Да, его можно было отнести к тем тренерам, в работе с которыми я мог рассчитывать, что мое мнение будет услышано. В сборной времен Садырина я всегда присутствовал на тренерских советах, участвовал в обсуждениях по составу, потому что, ежедневно проводя обследование, находился в курсе функционального состояния всех игроков. Эта информация чрезвычайно интересовала Павла Федоровича. Я ее ему обычно докладывал каждый день, сразу после утреннего обследования.

– Как определялась Садыриным ваша роль в реализации его программы подготовки?

– По этому поводу он говорил примерно так: «То, что вы выявили какие-то признаки – это ваша проблема. Применяйте фармакологию, все, что считаете нужным. И если можете помочь, делайте это без последствий для тренировочного процесса».

Считаю, что Павел Федорович был прав, когда говорил «это ваша проблема».

Если, допустим, игрока «Х» готовили на какую-то позицию, а я сообщал, что у него определенная стадия утомления, он ко мне прислушивался. Но при этом не считал, что это – основание для пересмотра планов. Врач должен был помочь решить эту проблему. В конце концов, я имел ряд разрешенных фармакологических средств, которые можно было использовать даже на чемпионатах мира.

– Как к Садырину относились игроки сборной? Не возникали коллизии?

– Если и возникали, то до поры до времени, и не очень серьезные. А главное – они быстро разрешались. Да! Он говорил в глаза неприятные вещи. Но непредубежденные люди хорошо знали – Садырин чаще всего прав. Да, возможно, порой перегибал палку. Но, по крайней мере, опять же трудно оспорить – всегда оставался честен. По отношению к игрокам, болельщикам, пред самим собой, наконец. Чем, по-моему, особенно привлекал любого нормального человека.

Другое дело, что отнюдь не всегда ему отвечали взаимностью. А кое-кто в конце концов пошел на предательство, которое ждало Павла Федоровича накануне события, которое могло стать вершиной его тренерской карьеры.

– Вы имеете в виду скандал, разразившийся накануне чемпионата мира-1994?

– Да, это случилось примерно за полгода. Если иметь в виду письмо группы игроков – кандидатов в сборную, последовавший за этим бойкот и все такое прочее…

– Кем же подобные шаги инициировались? Неужели футболистами? И кто/что за всем этим крылось?

– Знаете, до сих пор многое не могу понять.

– Ну, может, попробуем теперь кое-что восстановить. С чего, собственно, заварилась каша?

– Трудно сказать точно. Пожалуй, сразу после матча, закрывавшего цикл отборочных игр нашей команды.

ГРЕЦИЯ – РОССИЯ – 1:0 (0:0). 17 ноября 1993 г. Отборочный матч XV чемпионата мира.

Афины. Олимпийский стадион. 70 000 зрителей.

Россия: Черчесов, Хлестов, Онопко, Никифоров, Кульков, Шалимов (к), Добровольский, Попов (Мостовой, 82), Колыванов, Юран (Саленко, 46), Кирьяков.

Гол: Махлас (70).

– На основе чего возник конфликт между группой игроков и старшим тренером?

– В том-то и дело, что вроде на пустом месте. Само поражение грекам ничего не решало: наша сборная уже завоевала путевку в США, на финальную стадию первенства мира. Правда, до этого вокруг команды шла закулисная возня, которую не берусь описывать. Однако предчувствие того, что заваривается мутная каша, носилось в воздухе. «Холодный ветерок» дул откуда-то сверху – от спортивных руководителей страны, от Шамиля Тарпищева, который тогда трудился советником президента Ельцина по физкультуре и спорту. Думаю, и Олег Романцев при этом не оставался в стороне – тоже, похоже, приложил к этому руку.

Так или иначе, но поначалу негатив не сильно ощущался. А вот после игры с Грецией вдруг полезло. Причем сразу после матча, в раздевалке, где состоялось собрание. Срочность его проведения диктовалась, кроме прочего, тем, что игроки разъезжались по клубам – кто в России, а кто – в Италии или Испании. Да и прошедшую встречу надо было обсудить по горячим следам.

Естественно, на собрании Садырин высказал неудовлетворенность игрой подшефных. И при этом, свидетельствую, сделал так, что никого это особенно не обидело. Потом выступил присутствовавший на собрании руководитель РФС Колосков. И, видимо, не предполагая, во что его слова могут вылиться, сказал: не устраивает не только игровая, но и общая дисциплина в команде. Для подтверждения сказанного привел пример со спортивной формой:

– Вы обязаны выходить на поле в бутсах «Адидас». А играете черт-те в чем!

– То есть возникли противоречия на рекламной почве?

– Да был бы, что называется, повод! А спичка, которую можно бросить в порох, найдется. И закоперщики объявились: Шалимов, Колыванов – они в той сборной футбольными гигантами себя ощущали. Эти двое и еще несколько человек – по-моему, Добровольский, Кирьяков – выступали очень резко.

Да вы посмотрите, говорили они, что у нас происходит! В Новогорске готовимся – выключают отопление. Мы мерзнем! Приезжаем на сбор в Москву – никто не встречает. На самом-то деле обычно всегда дожидались, но однажды, действительно, что-то «засбоило», ребятам самим пришлось из аэропорта добираться. Однако и это лыко в строку. К тому же – вот форма: посмотрите, в чем играем. А еще премиальные – их хронически задерживают…

Словом, пятое-десятое. В сумме набрали кучу проблем – действительных и мнимых, к львиной доле которых Садырин никакого отношения не имел. Короче, увидев, что собрание идет в абсолютно неконструктивном духе, Павел Федорович решил полемику прекратить. И, видимо, в надежде, что утро вечера мудренее и на следующий день ребята взглянут на все нормальными глазами, сказал:

– Ну ладно, поехали в отель на ужин!

Однако те, кто в три горла кричал, оказывается, уже в инициативную группу сбились. Потому что на ужин не пришли. А собрались в номере – кажется, у Шалимова – и решили написать письмо, выставив в нем все претензии к Садырину. Однако отнюдь не все захотели свою подпись ставить. Не стали этого делать Харин, Корнеев, Галямин. Не подписали почти все армейцы. «Спартачи», наоборот, подмахнули, хотя о содеянном потом, все же отправившись на чемпионат мира, открыто сожалели. В итоге твердо отказалась играть под руководством Садырина в сборной группа, в которую вошли Шалимов, Кирьяков, Добровольский, Колыванов, Канчельскис.

– Савелий Евсеевич! Потом по поводу того «письма 14» говорили всякое и разное. Например, что в написании текста никто из названных футболистов не участвовал. А был якобы просто чистый лист с подписями. Его доставили в Москву, и кто-то из журналистов то ли написал, то ли смонтировал предусмотрительно сочиненную заготовку. Вы бы могли прокомментировать эту версию?

– Что-либо уверенно по этому поводу утверждать не могу. Да, живет такая версия. Но я все же предпочел обратиться к тому, чему являлся свидетелем. И, в частности, состоявшейся затем пресс-конференции, наделавшей шума чуть ли не по всей стране.

Помещение для такого громкого мероприятия выделили к соответствующее – бывший олимпийский пресс-центр на Зубовском бульваре. Из первых лиц в зале находились Тарпищев (поговаривали, что он дал ход письму) и Виталий Георгиевич Смирнов, тогда руководитель Национального олимпийского комитета. Вместе с Тарпищевым в президиуме сидели Юран, Шалимов, Добровольский и даже Писарев, который не входил в сборную, но его, тем не менее, тоже «привязали». Создавалось впечатление, что все разыгрывалось по заранее срежиссированному сценарию.

– Вы в каком-то интервью метко подметили, что та пресс-конференция даже местом проведения сильно напоминала ГКЧП.

– Один к одному! На ней тоже черт-те чего несли.

– Смирнов иТарпищев занимали примерно такую позицию: раз ребята требуют – надо уступить.

– Какие уступки? Те прямо-таки требовали замены! И даже называли, кто должен занять освободившийся после Садырина пост. В основном склонялись две фамилии: Романцев и Бышовец. Первая, естественно, чаще всего звучала из уст тех, кто представлял спартаковский клуб. Вторую называли игроки сборной призыва 1991/92-го, которую тренировал Бышовец.

Да, пресс-конференция однозначно вызывала аналогию с теми, что точно так же созывались в кондовые советские времена. Однако времена-то наступили другие. Все с тем же единоначалием, но без былого единомыслия. От сценария отклонился Колосков. Он без излишней аффектации, но жестко занял принципиальную позицию.

С некоторых пор стало модным ругать Вячеслава Ивановича. А я напомню о том, какую огромную роль он сыграл в той непростой ситуации. Как до конца отстаивал Садырина. Как, не побоявшись нажить себе кучу влиятельных врагов, фактически в одиночку сломал это не очень красивое мероприятие.

– В одном интервью вы рассказали: «Отзвуки скандала скоро докатились до Америки, где в дни первенства мира-1994 ко мне подходили коллеги, тренеры – в том числе знаменитый в прошлом футболист, тогдашний наставник сборной ФРГ Берти Фогтс»…

– Да, так и было. По традиции за пару месяцев до начала чемпионата мира хозяева проводят совещание, где оговариваются организационно-технические вопросы, включая процедуру допинг-контроля. На мероприятие съезжаются представители команд-участниц. Полномочной каждую делегацию делает обязательное присутствие в ней главного тренера, пресс-атташе, атташе по безопасности и врача команды.

Тогда в США полетели Садырин, Симонян, выступавший в роли пресс-атташе Гершкович, зам. руководителя Таможенного комитета России Драганов, большой любитель футбола, выполнявший обязанности атташе по безопасности. Чуть ли не все, кто из разных стран съехались на встречу в Нью-Йорке, оказались в курсе разразившегося в нашей сборной скандала. О нем писала пресса. Зарубежные коллеги пожимали плечами.

Некоторые – например, капитан итальянской сборной Франко Барези – открыто поддерживали Садырина. Тепло приветствовал его упомянутый Фогтс. Во время их беседы я присутствовал в качестве переводчика. Так что могу почти дословно воспроизвести сказанное знаменитым футболистом и тренером:

– У нас тоже бывали случаи, когда кто-то отказывался выступать за национальную команду. Но это единицы. А тут целая группа! И когда – накануне чемпионата мира! Мне такое даже в страшном сне не могло присниться…

– Действительно, есть чему всем подивиться! Первенство мира – раз в четыре года. Для подавляющего большинства футболистов это, скорее всего, единственный шанс в их спортивной жизни. При чем здесь главный тренер, даже если игрок его ненавидит всеми фибрами души?

– То-то и оно! В сборных других стран их лучшие игроки тогда изо всех сил готовились к выступлению на чемпионате. А наши, наступившие на собственную мечту «звезды», только и делали, что давали интервью. То Шалимов в статье, опубликованной, кажется, в «Спорт-экспрессе» поливал Садырина и доказывал, что вот-де придет Бышовец и подготовка ничуть не пострадает – многие «сборники» раньше у него выступали. То Кирьяков ему в интервью вторил, что Садырин ни Бышовцу, ни Романцеву – не чета.

Как говорил один литературный персонаж, «просто цирк шапито какой-то»!

– Чего-то мне смеяться не хочется. Слушая вас, появилось сильное желание покаяться. Во время скандала я работал замом редактора отдела информации газеты «Труд», руководя спортивным направлением профсоюзной «многотиражки».

К тому времени давно приятельствовал с Бышовцем, начал дружески общаться с Тарпищевым и его «командой». Понятно, чью сторону я занимал в дни сериала с «отказниками». Поэтому подручные мне футбольные обозреватели, штатные и нештатные, «били» в одни ворота.

Более того, признаюсь: в разгар противостояния в редакцию позвонил Симонян и на правах давнишнего старшего товарища прямо-таки пристыдил меня за поддержку Бышовца. По сути, я отмахнулся, о чем все минувшие годы сильно жалел и переживал. Поэтому простите меня, Никита Павлович и Павел Федорович! Лучше поздно, чем никогда!

Глава 26

«Только играть…»

– Савелий Евсеевич! Давайте здесь, в новой главе, попытаемся разобраться с «подтекстом» скандальных заявлений футболистов. Зачем игрокам сборной потребовался новый тренер? Да будь на его месте Романцев, Бышовец или, заглядывая далеко вперед, Хиддинк с Адвокатом – это им золотые медали чемпионов мира на блюде бы поднесло?

– По-моему, не следует здесь искать чьих-то заблуждений. Эти выступления оказались «заказными». Очень уж кому-то было нужно, чтобы хлебнул бедный Павел Федорович горюшка по полной программе. Просто страсть как хотелось сорвать человеку, может, самый важный этап в тренерской карьере. А до состояния сборной, до судьбы игроков – в том числе «отказников» закулисным организаторам пиар-войны никакого дела не было. В этом главная трагедия.

Осознавая это, мы, члены штаба сборной, уговаривали ребят, призывали их подумать о футбольной карьере. Объясняли, что очень немногим везет участвовать в двух-трех подобных супертурнирах. Для большинства футболистов – раз в жизни. Другого такого трамплина для высокого взлета судьба не предоставит!

Я, используя свои прежние динамовские контакты, говорил об этом с Кирьяковым, когда встретился с ним в Германии. А он мне все свое: «Ничего! Вот пусть они почешутся! Пусть теперь знают…»

Кто узнает? Что? Словом, нес, простите, хреновину. Слушал его и думал: ну, зачем вам, игрокам, вся эта буза нужна? Бутсы выдали «не той фирмы»? Денег мало платят? Или еще какие-то проблемы частного и общегосударственного уровня покоя не дают? А тренер-то здесь при чем?

Позже из Москвы удалось переброситься парой слов с Канчельскисом. Тот тогда играл в «Манчестер Юнайтед». И звонил оттуда по телефону, с кем-то разговаривал. Андрей – хороший парень. Мы с ним находились в прекрасных отношениях. Зная это, Игнатьев меня попросил:

– Встрянь в разговор, поговори с ним!

Я встрял. Тепло обменялись приветствиями.

– Андрюша, – спрашиваю, – в чем дело? Зачем тебе это все? Возвращайся в команду…

– Савелий Евсеевич, да я бы с удовольствием. Но не могу – слово дал!

– Да какое «слово»? Кому? Вы что, с ума, что ли, все посходили? Чемпионат мира на кону стоит. Подумай! Судьба не любит, когда от ее подарков отказываются…

– А ведь так, забегая вперед, и случилось! Никто и нигде из звездных «отказников» на футбольном небосклоне больше не засветился.

– Увы! Сами себя наказали! Кто-то из них это сразу раскусил. Тот же Игорь Колыванов. Великолепный человек. Я его всегда уважал. Знаете, как он появился в Москве незадолго до первенства мира-1994? Пришел в Управление футбола – у него слезы на глазах наворачивались – так хотел ехать. Садырин спросил его:

– Игорь, что же тебе мешает?

– Я дал слово…

– Кому?! Шалимову, что ли?

– У них некое «братство на крови» образовалось: дескать, никто – даже если очень приглашать будут – от бойкота не откажется? Или их кто-то или что-то извне крепко зацепило?

– Да уж зацепило! А что именно – никто так до конца и не отважился назвать. Один Ледяхов конкретнее других выразился. Мы с ним тоже разговаривали по телефону. Я этот вопрос ему прямо в лоб задал. Так он, знаете, что ответил:

– Савелий Евсеевич, мне столько обещали с жильем помочь! И если сейчас дам «добро» играть в сборной, моя квартира окажется под вопросом…

– В общем-то, понятно. Сами ребята до своего футбольного самоубийства додуматься не могли. Тут руки опытные, влиятельные не только в квартирных вопросах угадываются. А что Садырин – он-то ведь перед очень сложным выбором оказался?

– Куда уж сложнее! Ведь после скандала с письмом «отказников» и с учетом того, какие силы за этим стояли, перед Павлом Федоровичем встала непростая дилемма: подать в отставку или готовить новую команду, взяв всю ответственность на себя. Он выбрал второй путь.

– Иными словами, по сути, еще больше противопоставил себя ряду влиятельных в руководстве российского спорта лиц…

– Да, он пошел по рискованному пути. Правда, справедливости ради отмечу: за плечами Садырина находился верный ему штаб сборной. В Федерации футбола – и прежде всего пользующийся большим авторитетом Симонян – тоже считали, что случившийся скандал – хорошо разыгранный спектакль.

Наконец, на стороне Павла Федоровича оказался поддержавший его в труднейшую минуту Колосков. Правда, Вячеславу Ивановичу самому тогда было лихо. В футбольных кругах открытым текстом говорили, что Садырина хотели убрать первым. А за ним метили в главную мишень – президента РФС. Так или иначе, но Колосков не только защитил Павла Федоровича в разгар скандала с «отказниками», но затем при личной встрече поддержал его, сказав: «Ничего страшного! Кто у тебя там есть? Давай набирай команду!»

– Из кого же он ее формировал? Кого из новичков привлек?

– Нет, штаб остался прежним – тренеры Семин, Игнатьев, врач – ваш покорный слуга и два массажиста. А игроков, естественно, пришлось здорово перетасовать. Костяк команды Садырин сформировал в основном из хорошо известных ему футболистов родного ЦСКА: Корнеева, Галямина, Кузнецова, вратаря Харина – всего пятеро-шестеро. Остальные – Горлукович, Саленко, Рахимов, Хапов и еще несколько человек, которые однозначно не поддержали «подписантов» – перешли из прежнего состава. Павел Федорович пристыковал к ним Бородюка. Из «спартачей» на первых порах вошли Попов да Радченко. Да и то потому, что незадолго до шумихи успели перебраться в Испанию, где выступали за местные клубы. Спартаковцев своей команды Романцев от себя далеко не отпускал.

– То, что Садырину пришлось заново тасовать состав, полдела. Надо же было заново успеть наладить игровые связи…

– Да, трудностей хватало. Но нет худа без добра. Те, кто твердо решил ехать на чемпионат мира, понимали, какой получили шанс. Они горели желанием играть. Мотивация у ребят была сумасшедшая. Садырин это видел. И отправляясь в январе 1994-го с новой командой на товарищеские матчи за океан, он находился в хорошем расположении духа.

Игра российской сборной за океаном, действительно, не обманула его надежд. Она успешно провела две игры с хозяевами, хорошо показав себя в матче с сильной тогда прибавившей командой США – американцы выступали под руководством известного сербского наставника Боры Милутиновича (они потом очень прилично выступили на чемпионате мира и даже пробились в четвертьфинал. – Прим. Г.К.).

США – РОССИЯ – 1:1 (0:0). 29 января 1994 г. Сиэтл. Стадион «Кингдоум». 43 700 зрителей.

Россия: Хапов, Горлукович, Галямин, Попов, Д. Кузнецов (Черышев, 74), Тетрадзе, Татарчук (Тедеев, 57), Корнеев (Рахимов, 83), Саленко, Бородюк (к), Радченко.

Голы: Радченко (52), Лалас (86).

Еще убедительнее наша команда выглядела в следующем матче.

МЕКСИКА – РОССИЯ – 1:4 (1:3). 2 февраля 1994 г. Окленд. Стадион «Окленд Колизеум». 18 162 зрителя.

Россия: Хапов, Горлукович, Галямин, Попов (Подпалый, 79), Д. Кузнецов, Тетрадзе, Корнеев, Тедеев (Черышев, 70), Саленко, Бородюк (к), Радченко (Татарчук, 85).

Голы: Бородюк (4, 45, 56), Гарсия Аспе (26 – пенальти), Радченко (38).

По-моему, именно Бородюк, герой минувшей встречи, выступив от имени ребят, сказал по окончании североамериканского турне:

– Павел Федорович, если вы нам доверяете, никто больше не нужен. Мы можем этим составом выигрывать!

Садырин тогда их заверил:

– Да, ребята, вы правы! Этим составом и поедем на чемпионат!

Обмен взаимными заверениями произошел в последний день пребывания в Америке. Выступления были позади, когда Садырин в отеле, у бортика местного бассейна, провел с ребятами неформальную встречу. Потом, охваченный чувством душевного подъема, зашел ко мне. И радостно сообщил:

– Ну, все! Хорошо поговорил с футболистами! Полный контакт! Они мне сказали: «Не сомневайтесь, Павел Федорович! Не подведем – все силы отдадим!»

– И доказательства последовали?

– В конце марта последовал небольшой сбой.

ИРЛАНДИЯ – РОССИЯ – 0:0. 23 марта 1994 г. Дублин. Стадион «Лэнсдаун Роуд». 36 000 зрителей.

Россия: Харин, Горлукович, Рахимов, Ковтун, Тетрадзе, Корнеев (Черышев, 58), Попов, Д. Кузнецов, Саленко, Бородюк (к), Радченко (Косолапов, 87).

Наша сборная показала не столь убедительную игру, как месяц назад в США. Казалось, ничего страшного: матч на матч не приходится. Но еще до этого Павла Федоровича что-то стало в команде беспокоить. Несмотря на свое, казалось, твердое обещание ребятам больше никаких кадровых перестановок не проводить, он стал колебаться, все чаще с надеждой посматривать в сторону тех, кто его уже однажды «кинул».

Отчасти понять Садырина можно. Какой тренер не захочет усилить подопечных. А первый же срыв с привлечением спартаковских игроков почему-то Павла Федоровича не насторожил. Может, обнадежило поведение Юрана, который, откликнувшись, прилетел на игру в Дублин. В тренерском штабе состоялась беседа, где его уговаривали повлиять на остальных «отказников». В принципе не сказав «нет», за других Юран ручаться не стал. Твердо сказал лишь о себе: «Я буду играть!»

– А что это за «спартаковский срыв», о котором вы упомянули?

– Я рассказывал, как Симонян поехал на тренировку «Спартака» переговорить с Романцевым, чтобы тот поспособствовал возвращению в сборную Ледяхова, Пятницкого, Карпина и Мостового. Дело-то общее. Престиж страны на кону! Даже не пообщавшись с авторитетнейшим одноклубником, Романцев, как я понял, в принципе не возражал: какие проблемы – пусть играют…

– Откуда вам стало известно о его реакции?

– От Никиты Павловича. Я ему вечером того же дня позвонил. Он и обрадовал: все «спартачи» едут в Ирландию. А чуть ли не за день до вылета – «пожар»! Все, как по взмаху дирижерской палочки, отказались. Сборную срочно добирали по принципу: кто оформлен, у кого есть виза – тот и полетел.

– Не из-за всей ли этой пертурбации сборная в Дублине выглядела не очень собранно?

– Из-за этого тоже. Так или иначе, но когда вернулись, СМИ «растоптали» нашу команду.

– Да! Было от чего заколебаться! Но скажите, Савелий Евсеевич, вы – хороший психолог. Дружили с Садыриным, хорошо его знали. Почему он, в конце концов, пошел на попятную? Что его подтолкнуло?

– Более всего, думаю, желание иметь состав, способный показать стабильно сильную игру. На предавших его игроков Павел Федорович зла не держал. Понимал, что «отказниками» распоряжались, как пешками в чужой игре. А тут еще и Игнатьев в масть попал со своим: «Паша, они нам нужны! Те, кто играл в США и Ирландии, все-таки по уровню на голову ниже. Так что надо возвращать ребят – тех, разумеется, кто даст добро!» Согласитесь, некая правда в том тоже была! Правда, люди опытнее, жестче Садырина предостерегали его от данного шага.

Умудренный аппаратными играми Колосков на Павла Федоровича не давил. Но четко предупреждал: не надо никого возвращать – даже тех, кто будет гореть желанием сделать это. Многое повидавший на своем веку Симонян тоже выступал за то, чтобы ехать на чемпионат тем составом, который продемонстрировал высокую мотивацию в товарищеских матчах с командами США и Мексики.

– А как выглядела позиция Семина, также входившего в тренерский штаб?

– Входить-то входил, но работал, не забывайте, в «Локо», где тогда своих «головных болей» хватало. Так что Юрию Павловичу приходилось разрываться, приезжать в сборную наскоками. Тем не менее, если не изменяет память, он тоже занимал принципиальную позицию: ушли – значит, ушли, насильно мил не будешь…

– Что же, в конце концов, получилось?

– Да что могло получиться путного у романтика Садырина, попавшего в условия беспощадной, не признающей никаких правил приличия подковерной борьбы? Таких, действительно, не лишних для сборной игроков, как Колыванов, Кирьяков, Канчельскис, Шалимов – вернуть-таки не удалось. Спартаковцев, в итоге все же давших добро, взяли обратно.

Однако, как показали дальнейшие события, сборную они не выручили. Да и брать-то – если уж решили это делать – надо было от силы двоих-троих. А то ведь как процесс пошел? Говорил ребятам: не волнуйтесь, выступим нормально, все будет хорошо. А накануне отъезда дали свое согласие на участие Ледяхов и Мостовой. Потом Карпин, можно сказать, вскочил в «последний вагон поезда». Он чуть ли не за день до отлета в Федерацию футбола ворвался, чтобы сообщить: «Я еду!»

Куда же девать тех, на чьи места они явились? Вот и получилось, что ради одних, которых впопыхах «добрали», других – а это, без малого, полсостава уже сражавшихся за право выступать на главном футбольном соревновании четырехлетия – «отцепили». И это все, напомню, несмотря на то, что Павел Федорович обещал «на переправе коней не менять».

– Да-а! Не дай бог в подобной ситуации оказаться! Ведь Садырин действительно, получается, дал от ворот поворот тем, кто поддержал его в труднейшие минуты?

Вот тот поворотный пункт, где Павел Федорович стратегически ошибся. Нужно было идти до конца, никто б его потом не осудил. Даже за поражение. Но реальность сослагательного наклонения не признает. Многое на чемпионате мире-1994 сложилось не в пользу нашей сборной. Но в итоге именно за тот ложный шаг плата оказалась наибольшей.

– С этого места, Савелий Евсеевич, пожалуйста, поподробнее!

– Первый же «блин» (правда, против будущих победителей) в финальном турнире чемпионате мира оказался для нас комом. Волею жребия российская команда попала в «группу смерти».

БРАЗИЛИЯ – РОССИЯ – 2:0 (1:0). 20 июня 1994 г. Матч в группе «В» финального турнира XV чемпионата мира. Сан-Франциско. Стадион «Стэнфорд». 81 061 зритель.

Россия: Харин (к), Никифоров, Горлукович, Хлестов, Д. Кузнецов, Тернавский, Пятницкий, Карпин, Цымбаларь, Юран (Саленко, 56), Радченко (Бородюк, 76).

Голы: Ромарио (27), Рай (54 – пенальти).

Наши вышли на поле явно, мягко говоря, без стопроцентной уверенности в успехе. А с таким настроем победы обычно не добиваются. Это – главное. К тому же, по-моему, свою роль сыграла ошибка тренерского штаба. У бразильцев впереди действовали великолепные форварды Ромарио и Бебето. Они, определяя линию атаки, были очень опасны.

Опекать Ромарио поручили спартаковцу Тернавскому. У нас тогда все были впечатлены его игрой, тем, что Романцев неизменно ставил его в основу. Видимо, тренеры сборной – во всяком случае, в данной встрече это стало очевидным – оценили его неправильно. Потому что со своей задачей защитник не справился. Просто провалил игру.

Почему говорю про штаб, а не персонально о Садырине? Потому что нужно отдать должное Павлу Федоровичу, он обсуждал состав на тренерском совете, в который входили Семин и Игнатьев, куда для участия в принятии решения всегда приглашали и меня с моей – как я уже рассказывал – информацией о функциональном состоянии игроков.

Старший тренер мог к этому прислушаться или не прислушаться, но Павел Федорович обычно внимательно относился к тому, что я говорил. Вот и на том чемпионате я как-то, подойдя к нему, назвал Ледяхова, Тетрадзе и еще нескольких футболистов, на которых можно было особо положиться, поскольку они находились на очень хорошем функциональном уровне. Садырин не то, чтобы это совсем проигнорировал, но как-то не очень использовал, сделав ставку в следующей игре со шведами на Бородюка и Горлуковича. В результате – мы и в следующем матче уступили.

ШВЕЦИЯ – РОССИЯ – 3:1 (1:1). 24 июня 1994 г. Матч в группе «В» финального турнира XV чемпионата мира. Детройт. Стадион «Понтиак Сильвердоум». 71 528 зрителей.

Россия: Харин (к), Горлукович, Никифоров, Д. Кузнецов, Хлестов, Попов (Карпин, 40), Онопко, Мостовой, Бородюк (Галямин, 50), Саленко, Радченко.

Голы: Саленко (5 – пенальти), Брулин (39 – пенальти), Далин (60, 82).

Явным «антигероем» оказался Горлукович. Получив сначала один «горчичник», в начале 2-го тайма он «словил» второй. За что был удален с поля. При счете 1:1 наши ребята остались вдесятером. Понятно, что сложившаяся обстановка вынудила к перестановкам. Но кого поставить на позицию Горлуковича? Выбор, в общем-то, невелик. Можно было задействовать Галямина. Но вот беда – за пару дней до игры он заболел. Пришел ко мне среди ночи с кривой шеей, разбудил и пожаловался:

– Так болит, что спать не могу!

Я осмотрел и понял: шейный миозит, или, попросту говоря, воспаление шейной мышцы. Оперативно доложил Садырину. А он:

– Делай все, что требуется, но чтобы он как можно быстрее встал на ноги.

Что я только не делал, чтобы за оставшиеся до игры со шведами двое суток вылечить Галямина. И, в общем-то, справился с болячкой. Но футболист при этом не тренировался. И, естественно, к матчу оказался не готов. Почему про Галямина подробно рассказываю? Когда в разгар встречи выгнали Горлуковича с поля, я вдруг услышал голос главного: «Галямина на поле!»

Ну, представьте: сижу на скамейке, рядом тренеры Игнатьев, Семин и Павел Федорович. Соблюдая субординацию, точно в такой же последовательности обращаюсь к Игнатьеву, но так, что слышат все:

– Борис Петрович! Остановите это! Нельзя Галямина! Он болел, два дня ни хрена не делал.

А Садырин ни в какую! Галямина – и все тут! Категорически!

Ну, вышел «наш болезный» – парень-то мужественный. Да только лучше бы этого не делал. Не хочу сказать, что он один ту злополучную встречу проиграл. Но судите сами: был у шведов известный футболист и очень острый форвард Далин. Галямин стал его опекуном. А Далин с ним расправился, как тузик с грелкой – два безответных гола нам во 2-м тайме зашарашил. Словом, еще один промах совершил Павел Федорович. Не хватило, думаю, ему опыта…

После поражения от шведов я уже не стал дергать и без того крайне расстроенного Садырина, а обратился к Семину с Игнатьевым:

– Сидят же на скамье запасных готовыми люди, которые могут сделать нам результат…

Тут и Онопко, обратившись к Садырину, поддержал:

– Павел Федорович, разрешите нам дать свою версию состава на следующую игру с Камеруном.

– Пожалуйста! – согласился тот. И футболисты дали свой вариант, в который, замечу, среди прочих вошли Ледяхов и Тетрадзе. Результат говорил сам за себя.

КАМЕРУН – РОССИЯ – 1:6 (0:3). 28 июня 1994 г. Матч в группе «В» финального турнира XV чемпионата мира. Сан-Франциско. Стадион «Стэнфорд». 74 914 зрителей.

Россия: Черчесов, Хлестов, Никифоров, Тернавский, Онопко (к), Цымбаларь, Тетрадзе, Корнеев (Радченко, 65), Карпин, Ледяхов (Бесчастных, 77), Саленко.

Голы: Саленко (16, 41, 45 – пенальти, 73, 75), Милла (47), Радченко (82).

В роли главного «киллера» выступил Саленко. В игре с бразильцами он выглядел не очень хорошо. И со шведами его не выпустили на поле.

– А куда пропал «пробивной» Юран? Помнится, через несколько дней после яркой победы над Камеруном в пресс-центре чемпионата мира было распространено сообщение о том, что руководители сборной России отчислили Сергея из команды «за нарушение спортивного режима».

– Не ведаю, о каком «нарушении» идет речь. По-моему, следует говорить о надломе, который случился у Юрана. Он очень хорошо готовился к выступлению на чемпионате. Ему предстояло подписание контракта, кажется, с лондонским «Арсеналом». Те, во всяком случае, приезжали, смотрели игры, где Юран выглядел весьма убедительно. На мировом чемпионате Сергею очень хотелось выступить. Мы с ним были в хороших отношениях. И помню, как накануне 1-го матча в группе вместе прогуливались. Настроение у него было прекрасное, боевое. Многие из нас искренне надеялись, что если уж кто-то из наших и «устроит головную боль» бразильцам, так это Юран.

Не знаю, чем случившееся объяснить, но в той игре он пропал, растворился. Павел Федорович терпел весь 1-й тайм. Но во 2-м заменил. И больше к Сергею не обращался. Для Юрана это стало таким психологическим надломом, что он, по существу, перестал готовиться и большую часть времени проводил в бассейне. Из разговоров с ним у меня создалось впечатление, что поначалу он еще надеялся, что дадут шанс, поставят на игру, посмотрят. Но потом осознал, что выпал из обоймы. Так что о конфликте речь не шла. Возникла очень неприятная ситуация.

– Ну, после двух проигрышей в «группе смерти» она стала неприятной для всей российской команды?

– После того, как ребята по всем статьям переиграли Камерун, нам осталось ждать решения своей судьбы в зависимости от результатов других. Существовал расклад, по которому, несмотря на два поражения, мы могли пойти дальше. Для этого футболисты Бельгии должны были взять верх над несомненно уступающей ей сборной Саудовской Аравии. Или сборная Аргентины одержать победу над болгарами. Но бельгийцы неожиданно проиграли, что сразу стало чуть ли не главной сенсацией чемпионата.

Пресса взахлеб писала, что игра была договорной. Обозреватели хором смаковали, как дружно расступились бельгийцы перед тем, как их несильно мастеровитые соперники забивали гол. А публика ехидно зубоскалила и шутила, что за это удовольствие Саудовская Аравия пожаловала Бельгии одну нефтяную вышку.

Единственный и, по правде говоря, куда менее возможный шанс оставляла победа аргентинцев над болгарами. Надо отдать должное нашим друзьям по бывшему социалистическому лагерю – они располагали очень сильным составом. Чего стоили, например, Стоичков с Христовым, который до этого с успехом поиграл в испанских клубах. Правда, у аргентинцев не обошлось без потерь. Да каких!

Накануне судьбоносного матча при прохождении допинг-контроля на эфедрине попался сам Марадона. Дисквалификация выдающегося игрока, ярчайшей «звезды» – очень большая потеря. Однако не столь сокрушительная, чтобы вынудить аргентинцев на ту маловразумительную игру, которую они показали. К тому же, согласитесь, странно, когда уже на 10-й минуте тренер аргентинцев без всякой на то нужды меняет второго сильнейшего игрока команды – Каниджу. С этого момента впечатление, что одна из сильнейших команд мира сдалась, только усиливалось. Словом, болгары победили, обе команды пошли дальше, а нашим опять только и осталось, что собирать чемоданы…

– Перед этим, я слышал, вновь, как в эпоху СССР, возник конфликт с игроками по поводу денежных вопросов. Правда ли это?

– Да, возникла размолвка. Но Садырин к ней отношения не имел. В нашу делегацию входил Александр Вячеславович Тукманов…

– …вице-президент РФС.

– В данном случае существенней, что он ведал финансами. У нас состоялось собрание, где Тукманов разъяснил игрокам систему денежных расчетов. На чемпионате команда, имея «в кармане» два поражения, ничего не заработала. Но Тукманов этой материи и не касался. Он говорил о другом – налоговые вычеты будут проводиться из тех денег, которые игроки сборной заработали до того. Что, естественно, вызвало взрыв негодования. Мостовой и другие ребята, выступавшие в испанских клубах, возмущались: мы там платим налоги, а здесь это придется делать вторично?

Если возвращаться к микроклимату в команде Садырина, то случались другие вещи, которые Павлу Федоровичу можно было поставить в упрек. Хотя и они, подчеркну, следствие его доброты и излишней деликатности. Самый резонансный прокол, вызвавший у ребят наиболее сильное неприятие, касался – как это ни покажется вздорным со стороны – примета, которая среди футбольных профессионалов считается очень плохой.

– ???

– Речь о том, что на чемпионат в США приехала «группа поддержки», в которой, кроме многочисленных болельщиков-туристов, находились жены футболистов и Татьяна, супруга Павла Федоровича. Все туристы размещались в городских гостиницах. Ну, сама команда, естественно, жила отдельно, в загородном отеле под Сан-Франциско.

После матча – кажется, против сборной Бразилии – Садырин отпустил ребят в город, чтобы они повидались с женами и как-то отвлеклись от печальной игры. Все шло нормально: кто-то из ребят даже привез жен в наш отель, они вместе обедали, но потом женщины разъехались. Все, кроме Тани, супруги Садырина. По этому поводу у ребят возникло сильное недовольство. Его суть лучше всех выразил Юран. Обратившись спустя какое-то время ко мне, он сказал:

– Что за дела? Ведь женщина на корабле – к беде!

Суеверие, конечно, скажете вы. Но и ребят понять надо. Ведь ранее этот негласный, но ревностно оберегаемый моряками и футболистами закон ни один из тренеров не позволял себе нарушать. Даже могучий Лобановский. Помню, при нем на первенстве мира-1982 в наше расположение также приехали жены. Но как поступил Валерий Васильевич? Он выделил на общение энное количество часов. Однако предупредил: в 18.00 все должны сказать благоверным «до свидания», и те должны уехать. Ну, не принято, чтобы «женщина на корабле». Ведь нам и без того везло как утопленникам!

Мы эту тему там, в США, всерьез обсуждали между собой. И я даже попросил Симоняна:

– Палыч! Надо Павлу Федоровичу как-то растолковать!

– А что вы могли исправить – она уже находилась «на борту»?

– Так ведь если бы только она! А то там еще одна «беда» объявилась. Приехал тогда в составе тургруппы Павел Федорович Бородин, в ту пору руководитель Управделами администрации президента России. По каким-то причинам он изъявил желание проживать под одной крышей с командой. Ничего не могу про него сказать плохого: добрейший человек, держался по-свойски. Но с ним-то проживала и жена. Это тоже попало ребятам на язык…

– Кошмар! Целых две женщины «на борту» – даже не перебор, а двойная, можно сказать, беда.

– Шутки шутками, а микроклимат в сборной все больше оставлял желать лучшего. Был бы Лобановский, он бы не посмотрел ни на какие чины и звания. Отказал бы вежливо, но так, что танком не сдвинешь. Павел Федорович – нет. Тут дело не в должностях. Он начал бы деликатничать, объяснять, дескать, неудобно как-то отшивать, не по-человечески.

Трудно, очень трудно было Садырину с таким сердцем в нашем суровом, полном жестоких игр мире. Столько нервов, сколько у него уходило даже не на футбол, а на «околофутбольщину» – такое мало кто мог выдержать.

– Вы имеете в виду его период работы в сборной?

– Не только. После возвращения с чемпионата мира Садырину предложили написать заявление об уходе по собственному желанию, что Павел Федорович и сделал. Его снова пригласили в скатившийся без него в 1-ю лигу «Зенит». И уже через год Садырин вновь вернул его в высшую. Далее работа в ЦСКА – клубе, который он в сезоне-1991 столь блистательно привел к двойной победе. К сожалению, на этот раз ему не дали времени развернуться. И уже в 1998-м за неудачно (на что имелись определенные причины) проведенный 1-й круг «выставили» из команды. Потом в начале 2000-х вернули.

Но многочисленные стрессы, в которых он постоянно находился, начали себя давать знать. Словно снежный ком неприятные мелочи вырастали в большую кучу сплошного негатива. А главное – незаживающей раной в сердце оставались воспоминания о неудачной работе в сборной. Бесследно для здоровья такое не проходит. Поэтому Павел Федорович вдруг начал побаливать.

– А когда вы диагностировали, что дело серьезно?

– В той же Америке или на сборах, где мы с ним день изо дня находились рядом, у меня имелись возможности его наблюдать. Но как раз тогда для особого беспокойства оснований не видел.

А что можно было диагностировать в условиях, когда служба, да и сама жизнь развела нас по разным дорогам? Нет, наши дружеские, уважительные отношения не прервались. Просто непосредственно друг с другом мы стали общаться гораздо реже, чем по телефону. А из этого «материала» сложно выхватить информацию, необходимую для правильной диагностики. Наверное, именно поэтому первым тревогу забил самый близкий к нему человек – жена. Она вдруг позвонила и сказала:

– Савелий Евсеевич! Нужна ваша помощь – с Павлом Федоровичем, похоже, большая беда.

Я попросил сразу передать ему трубку, стал подробно выпытывать, что болит, какие симптомы. По тому, что удалось выяснить, дело пахло простатитом, а может, кое-чем похуже.

Я его оперативно направил к Мазо – ныне, увы, покойному, а тогда одному из наших ведущих специалистов в данной сфере медицины.

Когда-то – он был немного старше меня – мы вместе учились. А в описываемые времена Евсей Борисович заведовал кафедрой урологии 2-го мединститута. Мазо был страстным футбольным болельщиком. Кто к нему из игроков только не обращался! Я и сам всех подопечных – тех, кто в том, естественно, нуждался – обычно направлял к Евсею Борисовичу. И он никогда не отказывал.

Вот и Павлу Федоровичу я сказал:

– Давай-ка не тяни, поезжай к Мазо! Я ему позвоню – он тебя немедленно примет!

Садырин поехал. Оказалось, поздно. Мазо осмотрел и поставил неутешительный диагноз – рак простаты. Павла Тимофеевича положили в госпиталь имени Бурденко. Я его навещал. Советовался с врачами. Знал, что его облучали. Случился момент, когда после курса химиотерапии, Садырину вроде стало лучше. Он даже уехал с ЦСКА на сбор. Но это оказалась лишь ремиссия. Она длилась недолго. Очень скоро Павла Федоровича не стало…

Не знаю, кому как, но мне присутствие на его похоронах далось очень тяжело. Я страшно сожалел. И сожалею до сих пор. Потому что ушел очень хороший человек.

– Видимо, многие испытывают схожие чувства. Иначе вряд ли не по указанию сверху, а по движению души несколько лет назад появилась в Питере, на фасаде дома № 73 по Московскому проспекту памятная доска. Ежегодно 18 сентября, в день рождения Садырина, сюда съезжаются друзья, коллеги Павла Федоровича. А еще футболисты – участники турнира его памяти, который традиционно, в те же осенние дни проходит в городе на Неве.

– Это очень правильно, что есть такой турнир. И здорово, что он проходит в Питере. Во-первых, потому, что хоть и живал Павел Федорович в Москве, но менталитет у него оставался интеллигентский, питерский. А во-вторых, именно этот человек – замечательный футболист и тренер «золотого» «Зенита» заслуженно стал частичкой истории и славы героического города.

Глава 27

«Не фарт», провоцирующий инфаркт, или «Тяжела ты, шапка Мономаха!»

– После провала сборной на чемпионате мира-1994 и освобождения Павла Садырина главную команду под российским триколором впервые принял Олег Романцев, который удержался там лишь один отборочный цикл (1994–1996). Правда, в 1999–2002 годы ему снова доверили «порулить». Но результат получился столь же невеселый. Ни в первый, ни во второй раз Олег Иванович вас в свой штаб не включил. Почему?

Романцев О.И. Защитник. Мастер спорта международного класса. Заслуженный тренер России. Родился 4 января 1954 г. в с. Гавриловское Спасского р-на Рязанской обл. Воспитанник группы подготовки красноярской команды «Автомобилист». Клубы: «Автомобилист» (1972–1976), «Спартак» (Москва) (1977–1983). Чемпион СССР 1979 г. За сборную СССР сыграл 9 матчей. За олимпийскую – 6 матчей, забил 1 гол. Бронзовый призер Олимпийских игр 1980 г.

Главный тренер команды «Красная Пресня» (Москва) (1984–1987), «Спартак» (Владикавказ) (1988), «Спартак» (Москва) (1989–1995, 1997–2003). Тренер-консультант «Спартака» (Москва) (1996, 2009–2010). Главный тренер сборной России (1994–1996, 1998–2002), клуба «Сатурн-REN TV» (Раменское) (2003–2004), «Динамо» (Москва) (2004–2005). Тренер-консультант клуба «Ника» (Москва) (2006–2008). Достижения в качестве тренера: чемпион СССР (1989), чемпион России (1992–1994, 1997–2001), обладатель Кубка СССР/СНГ (1992), обладатель Кубка России (1994, 1998, 2003), обладатель Кубка РСФСР (1985). Награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени (1995).

– Про это лучше спросить самого Романцева. Потому что мне он ничего не объяснял.

– Как так? Приходит новый тренер, формирует команду и ее штаб – и никому ничего не объясняет? Ну, хотя бы из вежливости. Например, вот: «Извините, Савелий Евсеевич, но я намерен пригласить нового врача».

– На самом деле получилось еще заковыристей…

– А тут подробнее, пожалуйста!

– Тогда придется вернуться в 1990 год, когда после чемпионата мира в Италии весь тогдашний штаб – в том числе и я – во главе с Лобановским ушел в отставку. Напомню, времена тогда наступили лихие и одновременно смутные: прежняя страна распалась, вместо нее формально возникло нечто под названием СНГ, в котором прежняя Федерация футбола СССР выглядела раритетом. Этот раритет и начал в преддверии первенства мира-1992 в Барселоне формировать сборную СНГ.

Тренером назначили Романцева, который, в частности, пригласил в команду доктора Зураба Орджоникидзе (ныне – заслуженный врач России, доктор медицинских наук, директор Московского научно-практического центра спортивной медицины. – Прим. Г.К.). Он в ту пору, когда я работал под началом Лобановского, трудился в юношеской сборной СССР. Собственно, именно я – будучи, кроме прочего, в Спорткомитете главврачом Управления футбола, отвечавшего за медицинское обеспечение всех национальных команд, – на эту работу его и брал.

Причем с подачи Колоскова. Того, в свою очередь, за Зураба просил Сергей Павлович Миронов, возглавивший ЦИТО после кончины своей легендарной мамы. Кстати, тогда Миронов-младший был женат на грузинке, работавшей в отделе науки Спорткомитета СССР. Так образовалась кадровая «цепочка», по которой дружная семья «вышла» на Колоскова. А тот обратился ко мне:

– Савелий, посмотри, есть у нас вакансия? И еще глянь, что за парень!

Я, не откладывая дело в долгий ящик, встретился с Орджоникидзе. И он произвел на меня благоприятное впечатление. К тому же это произошло в 1986/87 г. – я уже имел возможность присмотреться к нему в Ленинграде, на международном турнире памяти Гранаткина. Словом, мы прикрепили его к юношеской сборной.

Потом ее главный тренер Бышовец принял олимпийцев. И почти весь прежний штаб, куда входил и Зураб, привел с собой. Та сборная убедительно выиграла в Сеуле Игры-1988. Поэтому три года спустя, когда Бышовец уже руководил национальной командой, ни у кого не возникло вопросов к Орджоникидзе.

Что касается моей судьбы, то тогда же, в 1991-м, я перешел в «молодежку», которой руководил Игнатьев. А далее для наших сборных пошла «полоса невезения». Сначала наша юная поросль вылетела из отборочного цикла первенства Старого Света. В следующем году настал черед и главной команды: она проиграла чемпионат Европы. После провала Бышовца, понятное дело, освободили, а сборную принял Садырин. Ну, как развивались события дальше, в предыдущих главах я рассказывал.

Здесь важнее отметить, что как раз после драматичной истории с травлей Садырина, сложным формированием сборной и ее катастрофой в США пост главного тренера доверили Романцеву. Вот, собственно, мы и подошли к событиям 1994 года.

– Какие у вас сложились взаимоотношения с Олегом Ивановичем еще на уровне «врач – игрок»?

– Наши пути пересеклись в 1982-м, когда Романцев готовился в сборной к первенству мира. Причем готовился в свободном режиме: на базе в Новогорске не ночевал, а приезжал туда днем на тренировки. Напомню, кроме Романцева, Бесков пригласил еще Черенкова. Но в конце концов обоих в Испанию не взял. В тот короткий предвыездной период и состоялось мое шапочное знакомство с Романцевым.

– Ясно. Извините, что прервал и увел вас в глубокие воспоминания. Но если вернуться в 1994-й, к приходу Романцева в сборную, предчувствовали, что вам вместе не работать?

– Да, кое-какие предположения возникли, когда мы с Садыриным прилетели из США. В аэропорту Шереметьево нас – естественно, без восторга – встречали несколько журналистов и представители Федерации футбола. Еще не совсем понимая почему, я сразу обратил внимание на то, что среди них маячил Орджоникидзе. Что-то в этом было не то. Что именно – я объяснить не мог. Но почему-то сразу решил: меня это коснется.

К тому же Зураб, пока я работал в «Динамо» и был занят с «молодежкой», все больше и больше набирал авторитет. Курируя юношеские сборные, продолжал трудиться в Федерации футбола. Ко всему прочему активно помогал романцевскому «Спартаку»: приезжал на тренировки в Тарасовку, присутствовал на матчах красно-белых.

Я уж не говорю, что оказался на виду и у более высокого начальства. Например, опекал футбольную команду московской мэрии – ей ведь на играх тоже требовался доктор. Капитан того любительского коллектива – Юрий Михайлович Лужков. Так что Зураб приезжал к столичному градоначальнику (с недавних пор – бывшему. – Прим. ред.), привозил ему мази, словом, стал вхож…

– То есть постепенно стал «своим» не только в «Спартаке», но и в правительстве Москвы.

– Можно сказать и так. Впрочем, ничего плохого в том не вижу. Ситуация складывалась так, что «ветер прямо-таки дул ему в паруса». Дело свое Зураб знал. Начальство в свою очередь узнало его. Что делало его «проходным» кандидатом в национальную команду. А уж кого, в конце концов, брать, весомое слово принадлежало главному тренеру.

– И что же Олег Иванович?

– Да ничего. Первый сигнал пришел не от него, а из другого источника. Поскольку я тогда работал и с «Динамо», пришлось как-то заняться лечением видного чина МВД, любителя футбола и участника «аппаратной» команды своего ведомства. Вот он-то, когда я вернулся с чемпионата мира в США, и позвонил:

– Савелий, мы должны играть с дружиной Лужкова. Надо подлечиться!

Мы встретились. Я оказал необходимую помощь. А напоследок вдруг услышал:

– Знаешь, а тут под тебя такую «яму вырыли»…

Ну, как я мог тогда отреагировать на услышанное? Только сказать, что не такая уж это и неожиданность…

Меж тем в рабочем порядке Романцев формировал свой штаб. Какое-то время спустя отправились в Питер на товарищескую игру в рамках Игр доброй воли. Выехали в вагоне спецпоезда, в купе с Олегом…

– Как так получилось?

– В том-то и вся «соль». Никто – подчеркиваю, никто – не объявлял, что в сборной появится новый врач и я буду свободен. А ведь могли бы! Еще, скажем, до выезда в Питер. На том же однодневном сборе в Новогорске. Так нет! Все, как обычно: собрались, я доложил Романцеву, кто может выйти на поле, а кто по причине травмы нет…

РОССИЯ – СБОРНАЯ МИРА – 2:1 (1:0). 7 августа 1994 г. Матч, посвященный закрытию Игр доброй воли. Санкт-Петербург. Стадион им. С.М. Кирова. 78 000 зрителей.

Россия: Хапов, Хлестов, Мамедов (Тернавский, 55), Никифоров, Рахимов (Косолапов, 78), Цымбаларь, Есипов (Радимов, 63), Нидергаус (Евдокимов, 46), Пятницкий, Тетрадзе, Симутенков.

Голы: Тетрадзе (22), Генчев (49), Радимов (87).

После матча опять никакого движения. Тем же поездом, в том же узком купейном составе возвращались в Москву. Мило разговаривали на общие темы. И снова – даже без намека, что меня собираются отправить в отставку.

Следующий товарищеский матч в Австрии. И я вновь выезжаю с Романцевым. Кстати, и Колосков с нами. Но опять никаких заявлений. Ни намека! Работаю, как и прежде. До матча оказалось под вопросом появление на поле Онопко.

С Виктором я общался с той поры, когда он выступал за донецкий «Шахтер». Когда Онопко, став спартаковцем, получил крайне неприятную травму коленного сустава, снова обратился ко мне, категорически заявив клубному руководству: «Остаюсь в Москве – буду лечиться у Мышалова». Тогда Онопко приехал ко мне в Новогорск, где я быстро поставил его на ноги. И в Австрии он, капитан сборной, снова обратился ко мне со своей хронической бедой. Осмотрев колено, я счел возможным его успокоить:

– А знаешь, Вить, ничего страшного – я помогу!

И провел противовоспалительную процедуру. Между тем Романцев, похоже, смирился с тем, что Онопко в грядущем матче участвовать не будет. И, уж во всяком случае, был, по-моему, крайне удивлен, когда накануне встречи я сообщил:

– Онопко может играть – мы проблему сняли!

АВСТРИЯ – РОССИЯ – 0:3 (0:1). 17 августа 1994 г. Клагенфурт. Стадион «Вертерзее».11 000 зрителей.

Россия: Черчесов (Харин, 46), Мамедов, Тернавский (Кульков, 59), Цымбаларь, Рахимов (Радимов, 46), Никифоров, Онопко (к), Есипов (Мандреко, 46), Бесчастных, Тетрадзе (Косолапов, 83), Симутенков (Нидергаус, 83).

Голы: Бесчастных (42), Никифоров (52), Симутенков (82 – пенальти).

Вернулись домой. И вновь никаких проблем во взаимоотношениях c главным тренером. Я уж грешным делом даже подумал, что буду и дальше работать. Вскоре состоялось заседание президиума Федерации футбола России, где официально утверждали кандидатуру Романцева. Он, как полагается, подготовил программу. И огласил состав своего штаба.

О том, кого он отобрал, я узнал от Колоскова, который всегда ко мне хорошо относился. Он после того заседания зазвал меня в кабинет, где, всем своим видом показывая, как ему неприятна предназначенная для меня новость, сообщил:

– Знаешь, Романцев только что представил собственную «команду». Врачом там будет Орджоникидзе.

Пожав плечами, я поспешил его успокоить:

– Нет вопросов!

Попрощавшись, я вышел, разыскал Зураба и поздравил его с назначением. На этом все и закончилось. Как пишут в любовных сочинениях, «без лишних прощаний и слез». Дальнейшее пошло по сценарию другого, по-настоящему великого романа Булгакова «Мастер и Маргарита», где, кажется, Мастер говорит: «Никогда ничего не просите. Особенно у тех, кто сильнее вас. Сами вспомнят, сами разыщут, сами дадут…»

О том, что я свободен, каким-то образом одним из первых узнал Юрий Павлович Семин. Его звонок не заставил себя ждать:

– Савелий, предлагаю работу в «Локомотиве».

Я, почти не задумываясь, дал добро.

– Хорошо. Но с Романцевым вы потом общались?

– Ну, как сказать? Встречались. Здоровались. Он, правда, тогда уже не в сборной, а в родном «Спартаке» верховодил, а я по-прежнему трудился в не менее мне родном «Локо». Кстати, замечу, что во время мимолетных встреч я ощущал: Романцев по-своему уважительно ко мне относится.

Что касается Орджоникидзе, то с ним у нас никаких трений не происходило. Более того, мы очень неплохо потом поработали в сборной вдвоем.

– А как это вышло?

– Судьба распорядилась! Когда на первенстве Европы в Англии Олег Иванович со сборной провалился, национальную команду принял его помощник – Борис Петрович Игнатьев.

Игнатьев Б.П. Полузащитник. Заслуженный тренер РСФСР. Родился 5 декабря 1940 г. в Москве. Воспитанник юношеской команды «Спартак» (Москва). Играл: «Динамо» (Москва) (1960), «Зенит» (Ижевск) (июль 1960–1961), «Ракета» (Горький) (1962), «Волга» (Горький) (1963–1967), «Динамо» (Махачкала) (1968–1969), «Метеор» (Жуковский) (1970), «Динамо» (Целиноград) (1971), «Строитель» (Уфа) (1972).

Тренировал: тренер «Торпедо» (1973), главный тренер «Торпедо» (Владимир) (1974–1975), тренер юношеских сборных СССР (1976–1989), главный тренер клуба ОАЭ (1989–1990), олимпийской сборной Ирака (1990–1990), олимпийской сборной СССР (1990–1991), молодежной сборной России (1992–1993), тренер сборной России (1992–1996), главный тренер сборной России (1996–1998), «Торпедо-ЗИЛ» (Москва) (1998–2000), «Шаньдун Люйнэн Тайшань» (Китай) (2001), тренер-консультант «Алании» (Владикавказ) (2002), спортдиректор «Локомотива» (Москва) (2003–2004), главный тренер «Сатурна» (Московская область) (2004), спортдиректор «Динамо» (Москва) (2005–2006), тренер «Сатурна» (2007–2008). Ассистент главного тренера «Динамо» (Киев) (2009). Ассистент главного тренера «Локомотива» (Москва) (2009-н/в). Под руководством Игнатьева юношеская сборная СССР выиграла чемпионат Европы в 1988 г.

Вот от него-то мне и последовало приглашение вновь вернуться в сборную.

– Будешь работать вместе с Зурабом, – сразу предупредил Борис Петрович. А я и не возражал. Мы прекрасно сотрудничали. К тому же надо отдать должное Орджоникидзе. Он не вилял, не оправдывался, а прямо во время первой же нашей встречи сказал:

– Савелий Евсеевич, не держите на меня зла – так получилось!

«Получилось», кстати, пикантно. Ведь, оставаясь врачом «Локо», в сборной я трудился по совместительству. Зато у Зураба эта работа стала основной. Поэтому в сложившейся ситуации я оказался не то чтобы под его началом, но фактически в статусе помощника… Впрочем, никто из нас эту «корону», или, если хотите, «терновый венец» – на себя не примерял.

– В подобной ситуации, мне кажется, многое зависело от тогдашнего тренера сборной…

– Действительно, многое. В отличие от тех, с кем я доселе общался на капитанском мостике, Игнатьев не считался выдающимся игроком. Да и главным тренером он поработал немного – с 1996-го по 1998-й. Однако иметь дело с человеком такой интеллигентности и культуры было одно удовольствие. Только вот беда – игра у его подопечных хронически не шла. А ведь соперники в отборочном цикле первенства мира считались проходимыми. Судите сами.

ИЗРАИЛЬ – РОССИЯ – 1:1 (0:0). 9 октября 1996 г.

Отборочный матч XVI чемпионата мира. Тель-Авив. Стадион «Рамат Ган». 48 000 зрителей.

Россия: Черчесов, Минько, Никифоров, Бушманов (Радимов, 67), Карпин, Тетрадзе, Онопко (к), Канчельскис, Бесчастных, Колыванов, Радченко (Тихонов, 46).

Голы: Брумер (63), Колыванов (80).

Весной следующего года опять в гостях первыми получили гол от не бог весть какой «звездной» команды. В итоге та же ничья.

КИПР – РОССИЯ – 1:1 (1:1). 29 марта 1997 г.

Отборочный матч XVI чемпионата мира.

Паралимни. Муниципальный стадион «Димотико». 3199 зрителей.

Россия: Черчесов, Попов, Чугайнов, Цымбаларь (Герасименко, 69), Тетрадзе, Карпин, Онопко (к), Канчельскис, Мостовой, Колыванов, Симутенков.

Голы: Гогич (31), Симутенков (33).

Осенью того же года хоть и с минимальным счетом, но уступили нашим соседям.

БОЛГАРИЯ – РОССИЯ – 1:0 (0:0). 10 сентября 1997 г.

Отборочный матч XVI чемпионата мира.

София. Стадион «Васил Левски». 55 000 зрителей.

Россия: Овчинников, Ковтун, Никифоров, Косолапов (Хохлов, 46), Яновский, Цвейба, Онопко (к), Канчельскис, Аленичев, Колыванов, Симутенков (Черышев, 76).

Гол: Иванов (56).

Самое обидное – в последнем матче нас в открытую «сплавил» чешский судья Крондл: ухитрился не назначить в ворота соперника по крайней мере четыре(!) стопроцентных пенальти. А вот болгарам и одного забитого во 2-й половине мяча хватило…

На этом моя многолетняя работа в национальной команде закончилась. С тех пор я – врач «Локомотива» без какого-либо совместительства. В целом от Игнатьева отвернулась спортивная удача. Что подтвердилось и во время решающих стыковых матчей за выход в финальную стадию первенства мира.

РОССИЯ – ИТАЛИЯ – 1:1 (0:0). 29 октября 1997 г.

Москва. Стадион «Динамо». 20 000 зрителей.

Россия: Овчинников, Радимов, Чугайнов, Попов (Тихонов, 78), Яновский, Ковтун, Онопко (к) (Цвейба, 43), Аленичев, Юран, Колыванов, Канчельскис (Хохлов, 46).

Голы: Вьери (50), Каннаваро (52 – в свои ворота).

ИТАЛИЯ – РОССИЯ – 1:0 (0:0). 15 ноября 1997 г.

Неаполь. Стадион «Сан-Паоло». 76 500 зрителей.

Россия: Овчинников, Ковтун, Никифоров, Онопко (к), Попов, Радимов (Семак, 66), Хохлов, Яновский (Симутенков, 60), Аленичев, Юран (Бесчастных, 79), Колыванов.

Гол: Казираги (53).

– Савелий Евсеевич! Для меня большая загадка, как тренеры – а все они не «стальные», киношные супермены, а самые что ни на есть живые, испытывающие сердечную боль люди – переживают обидные поражения? Наверное, как врач, вы лучше других можете описать, что они испытывают?

– А что могут чувствовать люди при таком грузе ответственности? Что можно испытывать, занимая должность, в которой хронический стресс – рабочее ощущение. Мы с вами вспоминали выражение одного из тренеров сборной: «Сначала – не фарт, потом – инфаркт!» Точнее не скажешь! Тут уместно сравнение с экстремальными профессиями вроде каскадера или летчика-испытателя: адреналина – по уши, эмоций – через край, забот – полон рот. Всем, кто не может похвастаться особо толстой кожей, это отнюдь не сулит долгого века.

Профессиональных экстремалов частенько поджидает несчастный случай. А тренеров догоняют сердечно-сосудистые, а то и онкологические заболевания. Вспомните, сколько и от чего, в конце концов, сгорали многие наши, казалось, «железные» тренеры!

Что касается Игнатьева, с которым знаком давно, всегда поддерживал хорошие отношения и даже помогал лечить болячки, которые у него нет-нет да и появлялись, то в его тренерской карьере профессиональных стрессов было хоть пруд пруди. Чего, например, стоил только один-единственный матч, когда он работал с молодежными командами.

Подозреваю, что о нем Борис Петрович до сих пор вспоминает с содроганием. Ну, представьте: 1989 год, юниорский чемпионат мира, четвертьфинал. СССР – Нигерия – 4:4. При том, что по ходу встречи за 22 минуты до финального свистка советская команда вела 4:0 (?!). За оставшееся время африканцы нанесли в створ наших ворот всего четыре удара. И все залетели. В результате после игры, естественно, назначили серию пенальти, в которой нигерийцы оказались точнее.

– Просто ужас!

– Второй случай я пережил вместе с Борисом Петровичем в 1992-м, когда он пригласил меня врачом «молодежки». Команда попала в очень сильную отборочную группу первенства Европы. Играли-то мы нормально. Сначала взяли верх над норвежцами. Следующими оказались итальянцы. Эта заключительная встреча проходила в Симферополе. Если там мы бы победили, путевка на чемпионат Старого Света – наша. Но тут-то и не получилось. Переживаниям, казалось, не будет конца…

– А почему не получилось?

– Знаете, что я тогда уловил? В самый ответственный момент Игнатьев иногда отказывался от своих прежних решений. Вот та же судьбоносная игра «молодежки» в Симферополе, где он вдруг заколебался и не выставил на поле ключевых футболистов Тедеева, Саленко, вратаря Овчинникова.

Последний, на мой взгляд, на тот момент был на голову сильнее остальных голкиперов команды. Но Борис Петрович почему-то не доверил ему место в воротах. Возможно, руководствовался тем, что Овчинников еще не обладал достаточным опытом. Но в то время «Босс» сверкал. Боюсь, такая неуверенность в себе мешала Игнатьеву полностью раскрыться на посту главного тренера.

– Я ведь не зря задал вопрос «почему не получилось?». Игнатьева знаю (наверняка не только я) как мягкого, приятного в общении, интеллигентного человека, безотказного в общении с прессой… Не зря кто-то из известных футболистов, выступавших под его началом в период, когда Борис Петрович работал вторым тренером в сборной Олега Ивановича, метко подметил: «Не успеет Романцев довести до слез, как Игнатьев – тут как тут с носовым платком». Совместим ли такой характер с постом «главнокомандующего»?

Сам-то, насколько я знаю, Борис Петрович проблемы в том не видел. Помню, как в одном из интервью он четко сформулировал: быть требовательным и быть грубым – абсолютно разные вещи. То есть не обязательно крыть игроков матом, чтобы добиться от них должного результата…

– Давайте все же не будем ограничиваться простым ответом на сложный вопрос. Я ведь тоже не случайно подчеркнул, что знаком с Борисом Петровичем давно. И потому с уверенностью скажу: этот человек – настоящий фанат футбола. Он может работать круглые сутки.

Утром, когда я приходил к нему докладывать о состоянии команды, он уже сидел за компьютером и просматривал игры тех команд, которые его интересовали. Он все время чего-то искал, записывал. А поздним вечером я обычно заставал его лежащим на полу на футбольном макете, где он так и эдак двигал фишки – прорабатывал тактические схемы.

– Борис Петрович! – корил я его в подобных случаях. – В это время нормальные люди уже отдыхают. Ты же перегружаешь себя. Даже Валерий Васильевич (я о Лобановском) позволял себе расслабиться, передохнуть…

– Но, может, хороших помощников не нашел? Я имею в виду таких, с которыми можно поделить часть нагрузки?

– Да что вы! Игнатьев имел весьма солидное окружение. Среди соратников – теперь хорошо известный наставник Гаджи Гаджиев, в то время возглавлявший научный департамент РФС, умный человек, хорошо знающий футбольную теорию. А в молодежке в 1991–1992 годы Борису Петровичу помогал тренер из Киева.

Сам Игнатьев был и остается очень квалифицированным специалистом. Вот я в очередной раз вспомнил Лобановского. Борис Петрович очень хорошо знал систему подготовки Валерия Васильевича, присутствовал на его занятиях, изучал, записывал. Достижения Бескова тоже не были для Игнатьева «секретом за семью печатями». Он прекрасно ориентировался в методике Константина Ивановича, в том, как тот работал над повышением тактико-технического «багажа» игроков. Борис Петрович страшно любознательный, коммуникабельный человек. Надо знать, как он замечательно общается с коллегами из других команд. И как хорошо к нему все они относятся…

– Это и я могу подтвердить. Простой, доступный. К нему не только игроки, даже журналисты как к отцу родному по любым вопросам обращались и обращаются…

– Мало того, кое-кто даже дома у него жил. Того же столичного динамовца Кирьякова Борис Петрович опекал, действительно, как родного сына. И сколько «сынков» через его неутомимо заботливые руки прошли. А то, что Тетрадзе оказался в «Динамо»? Ведь это Игнатьев, не пожалев хлопот и личного времени, вытащил талантливого паренька из переживавшей далеко не лучшие времена Грузии. Да что Тетрадзе – вся молодежь 1990-х, которая потом составляла костяк главной команды, во многом благополучно преодолела те очень неспокойные, трудные годы благодаря неиссякаемо деятельной доброте Бориса Петровича.

– Но ведь правильно говорят, что «хороший парень – не профессия». Тем более в тренерском деле, где процесс – «лирика», а результат – все. Вот когда мы, помню, беседовали о Горянском, вы очень лаконично, но емко о нем выразились – «эпизод в биографии сборной». Правильно ли будет нечто похожее сказать об Игнатьеве-тренере? Может, он больше методист, чем главный тренер?

– В чем-то соглашусь. Но не абсолютно. Да, в сборных Игнатьев особых лавров не снискал. Хотя напомню: под его руководством юношеская сборная СССР выиграла чемпионат Европы-1988. Да и золотые запонки от имени ФИФА ее президент Жоао Авеланж на следующий год Игнатьеву подарил не случайно. А за то, что его юниоры на идентичном турнире-1989 показали отличный футбол. Если бы не тот злополучный матч с Нигерией…

Да, в клубных командах у Бориса Петровича тоже не заладилось. Возглавил на короткий период «Сатурн», но тот прямо-таки увяз в неудачах – ушел. На вакантное тренерское место в московском «Динамо» сам решил не идти. Про работу в командах Объединенных Арабских Эмиратов, куда его первым из наших тренеров пригласили, а также Китая и олимпийской сборной Ирака судить не берусь.

Сколько раз он по своему почину уходил из Федерации футбола? Но каждый раз после возвращений из загранкомандировок без упреков и сомнений Колосков принимал его обратно – а ведь Вячеслав Иванович «за красивые глаза» не любил. Он приглашал, потому что видел в Игнатьеве ценного специалиста.

И, наконец, продолжающаяся и поныне работа в «Локомотиве». Ведь это не кого-нибудь, а именно Игнатьева Семин взял сначала с собой в «Динамо» (Киев) а вернувшись в «Локо», сделал своим ассистентом, на коем посту Борис Петрович успешно пребывает до сих пор. Ведет кадровый учет, выезжает с дублем давать оценку тем кандидатам, которых планируют на перевод в основу. Так что если Игнатьев и ассистент, то уникальный, для команды очень ценный. Что касается первых ролей, то тут, может, характерные черты Бориса Петровича – мягкость, доступность – они-то и подводили…

– А я это и имел в виду, когда предположил, что в иных ситуациях и отношениях с иными людьми замечательные личные качества могут обернуться себе дороже. Вот вы, человек без малого четыре десятилетия отработавший в сборных, мне рассказывали, что, к примеру, Бышовец всегда держал с игроками дистанцию. Насколько понимаю, и другие тренеры (в первую очередь Бесков и Лобановский) подшефных тоже близко не подпускали. И, думаю, правильно делали. Потому что у тех даже мысли не возникало держаться «запанибрата».

А Игнатьев этого не опасался. Хотя на одной из пресс-конференций на посту главного тренера первой сборной он высказавшему подобное опасение моему коллеге ответил: «Тренером-диктатором я не буду. Но поставить зарвавшегося футболиста на место, поверьте, сумею. И команда сыграет по моему сценарию».

– Понимаете, с юными футболистами так оно, может, и было. Во всяком случае, в 1991-м, когда, помню, в «молодежке» образовалась группа нарушителей спортивного режима, весьма этим расстроенный и даже возмущенный Игнатьев воздал горе-игрокам должное. Тогда вопрос стоял о том, чтобы ту компанию отсечь от сборной и к выступлениям за «молодежку» больше не привлекать. В конце концов они встряхнулись, и гроза прошла мимо. Да и Борис Петрович, вероятно, не хотел выглядеть «диктатором». Ему, как хорошему садоводу, важнее было, по его же словам, «поливать хрупкие деревца и ждать потихоньку плодов». А там, глядишь, и заиграет молодежь по его сценарию.

Но во взрослой сборной и народ жестче, и игры серьезнее, и сценарии заковырыстей. Строгость, повышенные требования – у Игнатьева были и есть. Я-то считаю, что если бы судьба вдобавок к прекрасным человеческим качествам Игнатьева подарила ему такой же легендарный, непререкаемый авторитет, который был у Бескова или Лобановского, цены бы ему не было.

– Знаете, как однажды Борис Петрович ответил журналисту на вопрос: «Что помешало добиться большего?»

– Интересно, что же?

– «Отсутствие житейского нахальства. Плюс я люблю слушать, а не говорить».

– Узнаю! Автопортрет точен. Тут ведь еще определенное везение в самореализации должно присутствовать. По многим положительным качествам Игнатьев очень сходен с Семиным. Но как здорово их Юрий Павлович реализует. Я, кстати, за футболистами такое наблюдал: один имеет все данные, но почему-то не может их реализовать, а у другого, что называется, «за душонкой» ничего нет, функциональные способности весьма средние, но реализует себя «на все сто» – даже непонятно, откуда резервы берет.

– А что, Савелий Евсеевич, вы включаете в понятие «реализовать»?

– Да все! Психологию, психику, характер, знание предмета и умение постоянно пополнять себя новыми знаниями. А еще обладание большими оргспособностями, чтобы умело и четко руководить. Вот такая она, во многом схожая с ролью режиссера в театре тренерская должность! Потому что и тот, и другой – только один на поле, другой на сцене – строят игру. Чем в огромной степени определяют, будет она провалена или трибуны взорвутся громом победных аплодисментов…

Глава 28

Без эмоций жизнь мертва. Футбол тоже

– Савелий Евсеевич! Итак, в 1998-м завершился ваш более чем 30-летний период работы с национальной командой…

– Если точнее и с учетом тех лет, когда приходилось совмещать с работой в клубах, то без малого три с половиной десятилетия.

– А ведь верно! Я упустил из виду, что в 1964-м вас – тогда главного «конькобежного доктора» – занял на время для олимпийской сборной ее тренер Вячеслав Соловьев.

– Да, с совмещения в середине прошлого века началось – с совмещением на его закате и завершилось!

– То есть?

– Да просто! Работу в сборной Садырина (1992–1994) делил с московским «Динамо» Газзаева. А при Игнатьеве (1995—1998-й) со столичным «Локомотивом», куда меня пригласил нынешний тренер команды Семин.

– И тот, и другой – фигуры в нашем сегодняшнем футболе. Они и полевыми игроками были с «необщим выражением лица». Да и сборными – хоть и без вашего формального участия, но успели поруководить. Поэтому, конечно, заслуживают особого разговора. Начнем, пожалуй, с Валерия Георгиевича Газзаева.

Газзаев В.Г. Нападающий. Мастер спорта международного класса. Заслуженный тренер России. Родился 7 августа 1954 г. в г. Орджоникидзе (ныне – г. Владикавказ). Воспитанник местной футбольной школы «Спартак». Играл в «Спартаке» (Орджоникидзе) (1970–1973, 1975), СКА (Ростов-на-Дону) (1974), «Локомотиве» (Москва) (1976–1978), «Динамо» (Москва) (1979–1985), «Динамо» (Тбилиси) (1986). Обладатель Кубка СССР 1984 г. В сборной СССР провел 8 матчей, забил 4 гола. Сыграл за олимпийскую сборную СССР 11 матчей, забил 2 гола. Бронзовый призер Олимпийских игр 1980 г. Чемпион Европы в составе молодежной сборной СССР 1976, 1980 гг. Член символического «Клуба Г. Федотова» (118 голов).

Тренер в футбольной школе «Динамо» (Москва) (1986–1987). Главный тренер клубов – «Спартак / Алания» (Орджоникидзе / Владикавказ) (1989–1991/1994—1999), «Динамо» (Москва) (1991–1993, 1999–2001), ЦСКА (2001–2003, 2004–2008). Главный тренер молодежной сборной России (2001–2002), сборной России (2002–2003), клуба «Динамо» (Киев, Украина) (2009 – н/в).

Тренерские достижения: обладатель Кубка УЕФА (2005), чемпион России (1995, 2003, 2005, 2006), обладатель Кубка России (2002, 2005, 2006, 2008). Лучший тренер России (1990, 1995). Обладатель премии РФС «Лучший тренер-2006». Награжден орденами Почета, Дружбы, «Трудовая доблесть», «Спортивная слава России» I степени.

– С Газзаевым-форвардом я познакомился в 1978-м. Тогда его в сборную пригласил Симонян. Дебют случился, если не ошибаюсь, во время товарищеской игры в Иране. Тот матч для него оказался не самым удачным: в одном из столкновений получил травму (перелом ключицы). Потом долго лечился, восстанавливался. Когда Газзаева – вновь при Симоняне – снова вызвали в сборную, мы хорошо знали друг друга. Потому что, хоть он и играл сначала в «Локомотиве», потом в «Динамо», чуть что – звонил, обращался ко мне. Играл Валерий ярко, много забивал.

Я заинтересованно следил за его карьерой. И хоть не считал себя особым болельщиком «Динамо», стал чаще посещать встречи с участием бело-голубых. Приходил, признаюсь, специально «на Газзаева». Потому что получал удовольствие от того, что он показывал на поле.

Вне футбола этот человек был не менее интересен. Да и как иначе – яркая индивидуальность, бесспорно, неординарная личность. Форвардом Газзаев по праву считался одним из самых острых. Особенно хорошо у них получалось в паре с Бородюком… Тогда «Динамо» выглядело очень прилично. В чем немалая заслуга принадлежала Валерию. А как он забил 100-й гол, в результате чего вошел в престижный «Клуб Федотова»! По этому случаю Валерий устроил празднование с участием чуть ли не всех его родных, друзей и коллег. Пригласили и меня.

– Вот, оказывается, какая давняя у вас дружба…

– Да, хорошие, товарищеские отношения установились не только быстро, но и надолго. Причем не только по линии «врач – пациент», но и в человеческом плане.

– Далее я бы продолжил этот рассказ примерно так: «Потом эти взаимные симпатии из времен, когда эхо над стадионом разносило голос диктора «Гол забил Валерий Газзаев!», плавно перетекли в годы, где вдруг все заговорили о взлете доселе мало кому известной «Алании» и ее молодого, талантливого тренера с тем же именем, фамилией и, уважительно, отчеством…»

– А знаете – именно так! Хотя какой-то период виделись редко. Но потом, когда Валерий Георгиевич вернулся в Москву и возглавил «Динамо», снова стали часто общаться.

– Когда же он, напомните, пригласил вас в стан бело-голубых?

– В 1991-м. В сложные для страны, нашего футбола и меня времена. Тогда в окружающей жизни все одновременно разваливалось. Это совпало с очередной неудачей сборной на пути к чемпионату мира. После чего Лобановский и его штаб разошлись кто куда.

Я задержался в Федерации футбола. Причем с ощущением того, что останусь в ней недолго, поскольку страна СССР – соответственно и спортивная федерация с аналогичной аббревиатурой – дышала, что называется, на ладан. В тот драматичный момент и раздался звонок от Валерия Георгиевича, который рассусоливать не стал, а выразился конкретно:

– Савелий Евсеевич, предлагаю поработать в «Динамо».

Я не сразу согласился. Присмотрелся, поработал немного как бы на общественных началах, оказывая помощь клубному врачу Андрею Багдасаряну: он тогда считался в нашем деле новичком, но толковым, потому что работа в паре заметно повысила его профессиональный уровень. Тем временем на исходе 1990 – в начале 1991-го ситуация в федерации стремительно ухудшалась…

– Перестали платить зарплату?

– И это имело место. А главное – угнетала обстановка раздрая и бесперспективности. Решение «бросить якорь» в «Динамо» напрашивалось само собой. И не только потому, что материальные условия в клубе иного порядка, чем в федерации. Более существенно «грело» то, что я шел трудиться к человеку, с которым не просто хорошо знаком, а знал с самой лучшей стороны.

Смею полагать, что и я не обманул надежд Валерия Георгиевича. Во всяком случае, когда осенью 1992 года Садырин пригласил меня заодно потрудиться в только что принятой им сборной, Газзаев без колебаний согласился на мое совместительство. Жаль, что сам Валерий Георгиевич проработал с «Динамо» лишь до сентября 1993-го.

Тогда, напомню, в 1/32 розыгрыша Кубка УЕФА динамовцы неожиданно уступили «Айнтрахту» (Франкфурт-на-Майне) с разгромным хоккейным счетом – 0:6. Никто Газзаева за это не увольнял. Но, как человек совестливый, привыкший везде и во всем брать ответственность на себя да еще по-южному горячего темперамента, он взял и написал в сердцах заявление об отставке…

– Вы об этом упоминали в одной из предыдущих бесед. Может, расскажете подробнее?

– Закончился матч. Стали разъезжаться по домам. Понимая, что Газзаев страшно расстроен и лучше его не оставлять одного, я предложил:

– Давай-ка, махнем ко мне! Посидим за столом, поговорим, снимем напряжение!

Но Валерий Георгиевич отреагировал вяло. И я понял, что ему хочется побыть одному. Поэтому я попрощался, а Газзаев остался в раздевалке. Чуть позже мне позвонил Симонян. И сразу огорошил:

– Знаешь, а Газзаев в отставку подал.

– Да не может быть!

Я, конечно, тут же взялся ему названивать. Телефон долго не отвечал. Потом трубку взяла его жена. И тихим голосом объяснила, что муж страшно переживает и ни с кем общаться не хочет. Правда, Валерий Георгиевич все-таки в разговор включился. И я сразу принялся за уговоры:

– Валера, ну что ты творишь? Мало ли бывает в футболе казусов. Ну, случилось, что теперь делать?

А он:

– Нет, все! Я так решил!

Словом, позицию свою не изменил. Поскольку, естественно, команда не могла долго оставаться без главного тренера, на следующий день нас пригласили на собрание. Проводил его президент клуба Николай Толстых. Вот он-то вместо того, чтобы отговорить Газзаева, «подтолкнул» того к уходу.

– Что значит «подтолкнул»? Ведь Валерий Георгиевич вам сказал: «Я так решил!»?

– Правильно. Но понимаете, на следующий день у меня возникло стойкое ощущение, что он одумался. А Толстых вместо того, чтобы дать немного времени человеку остыть, скоренько подхватил бумагу с заявлением, отправился в команду, созвал футболистов на собрание и, объявив о решении главного тренера уйти, организовал «демократическое» голосование.

Ребятам раздали бумажки с одним вопросом: «Кто за то, чтобы удовлетворить прошение?» Не очень это было корректно, не по-человечески! Ведь можно было бы не гнать так лошадей, попробовав уговорить, чтобы Газзаев доработал хотя бы до конца сезона. Ан нет! Поставил вопрос ребром.

Конечно, нашлись обиженные, которых горячий и требовательный Газзаев не очень устраивал. В результате – один-два голоса перевесили. Затем в октябре 1993-го собрался совет директоров ЗАО «Динамо», где рассматривалось заявление об отставке. Толстых доложил результаты опроса футболистов. В защиту Газзаева выступил его ассистент Адамас Голодец, настаивавший на том, что нельзя отпускать главного, надо бы подождать до завершения сезона. Но решал-то не Голодец, и не футболисты, которые возражали против ухода Валерия Георгиевича, а хозяева клуба. А «вожди» дружно согласились.

– Что так? Неужели одно, пусть обидное поражение перечеркнуло всю положительную работу тренера в «Динамо»?

– Разве не знаете, что частенько не общие итоги деятельности, а иные мотивы влияют у нас на решение кадрового вопроса. Такие, как Газзаев, изначально не очень-то удобны в силу своего характера. Сколько я его знаю, он всегда говорил прямо в глаза, что думал, невзирая на лица и чины. Словом, «Динамо» принял Голодец. Правда, временно…

– Пусть около года, но вы достаточно проработали с Валерием Георгиевичем. Как он показался в роли наставника? Что составляло «фирменные» черты его почерка?

– Первое, что я увидел в Газзаеве, это непримиримость, решительность по отношению к футболистам, которые могли позволить себе нарушить дисциплину. Он также не терпел, когда кто-то не выполнял установку на матч. Чем напоминал Лобановского. Кстати, когда тот трудился главным тренером сборной, Газзаев часто приезжал к нам на базу в Новогорске, чтобы наблюдать, как Валерий Васильевич ведет тренировки. В этом плане правильно будет сказать, что Газзаев-тренер много почерпнул у великого предшественника и тезки.

Кроме того, Газзаев отличался невероятным трудолюбием. Мой первый выезд с динамовской командой на сбор в Италию (январь 1992-го). Поздняя ночь. Все спят, а в его номере свет горит. Заглянул «на огонек», а у него разгар работы. На столе – огромный лист с расписанием игр предстоящего сезона. Валерий Георгиевич склонился над ним – «колдует» в преддверии весенних матчей чемпионата страны.

Потом я привычно наблюдал, как он истово готовился не только к очередной встрече, но и к каждой тренировке, заранее определяя содержание занятия. Причем обстоятельно сообразовывал с учетом физиологии спорта. И так почти каждый вечер!

А как он готовил себя к предматчевым установкам?! Тщательно, подробно конспектируя, «выписывал сценарий» будущей игры! Потом, поскольку я присутствовал на всех его установках, это бросалось в глаза. И выгодно отличало Газзаева от многих коллег. Как у хорошего, толкового командира, его распоряжения отличались продуманностью, ясностью и лаконизмом. Иными словами, получались непродолжительными, но яркими и содержательными. Поэтому, когда он по обыкновению после установок подходил ко мне и спрашивал: «Ну, как ваше мнение?», я искренне отвечал:

– Да нет проблем! Все здорово!

Уже в то время он, на мой взгляд, соответствовал уровню классиков отечественного футбола, с которыми мне довелось работать.

– А в чем уступал?

– Конечно, в опыте, который, как известно, дело наживное. В количестве прорывных идей. Тренерской мудрости, которая опять же приходит с годами. Зато в своей возрастной группе принадлежал к лидерам. Доказательство тому – большой, не «дутый» авторитет Газзаева в нынешнем тренерском сообществе, уважение коллег, особенно тех, кто с ним бок о бок работает. При мне в «Динамо», например, в паре с Валерием Георгиевичем трудился упомянутый Голодец.

Про Адамаса, между прочим, тоже скажу – тренер от Бога. Недаром у этого, казалось, излишне мягкого в суровом тренерском ремесле человека талантливая футбольная молодежь частенько из дубля попадала в основу. Поделюсь одним забавным эпизодом. На динамовской базе мой «наблюдательный пункт» располагался напротив комнаты Газзаева. Поэтому вольно или невольно был в курсе не только большинства его рабочих дел, но даже привычек – например, как в день игры любил кофе попить – обедать не ходил.

– Как и Лобановский…

– Да и в этом сходство замечал. Ну, так вот! Захожу к Газзаеву однажды что-то спросить о футболистах, а он в процессе «личного разбора полетов». На стене – макет с фишками. Он их передвигал в глубокой полководческой задумчивости. Вдруг появился Голодец. И сразу услышал предложение главного тренера:

– Вот состав команды, посмотрите!

Голодец, как истый ценитель «тренерских футбольных полотен», отступил назад, внимательно изучая открывшуюся картину и не пафосно, а констатируя, заметил: «Валерий Георгиевич, это – оптимальный вариант. Одобряю!» Но надо знать Газзаева. Ему не «одобрям-с!» требуется. Нужно «сопротивление материала», обкатка замысла. Поэтому главный снова переставил фишки:

– А если так выставим? Этого сюда, а этого туда?

Голодец снова пристально, не торопясь с оценкой, рассматривал макет и, придя к однозначному выводу, воскликнул: «Знаете, Валерий Георгиевич, так, пожалуй, еще лучше будет!» Тут я не удержался – рассмеялся. Газзаев, очень хорошо относившийся к помощнику, но в делах предпочитая крайнюю серьезность, тоже не выдержал, улыбнулся:

– Слушай-ка! Ты все же определись: где «оптимальный», а где «еще лучше»?

– Общеизвестно: не из всякой спортивной «звезды» получается такой же величины тренер. Может, потому что сам, отдаваясь в свое время всем сердцем игре, бывший великий игрок не может/не умеет сподвигнуть на это других.

Обращаясь в прошлое, в одном из интервью Газзаев-тренер так вспоминал о Газзаеве-футболисте: «Сам не был равнодушным на поле и не терпел рядом равнодушных и инертных. Меня часто упрекали в излишней придирчивости к партнерам, соперникам, арбитрам».

Поэтому хотел уточнить, остался ли, взойдя на тренерский мостик, Валерией Георгиевич, таким же бескомпромиссным, безжалостным к другим, каким когда-то был к самому себе? Часто ли, уже сидя на трибуне или скамейке запасных вместе со штабом, прокручивал в памяти то, как не жалел ни себя, ни других?

– Полагаю, вряд ли кто-либо на это ответит наиболее исчерпывающе, чем сам Валерий Георгиевич. Однако постановка вопроса, безусловно, хороша. Потому что касается сути его характера, его удивительной, неординарной личности. А она заключается в высочайшей ответственности и беззаветной любви к футболу. Отсюда все то главное, что определяло и определяет его тренерский почерк. А также – критерии, согласно которым он может в чем-то быть снисходительным, а с чем-то не примирится никогда.

К примеру, случай из той поры, когда Газзаев начинал работать в «Динамо». Играли со «Спартаком» в манеже. Резкое неприятие у Валерия Георгиевича вызвала игра защитника Андрея Моха. Что его взбеленило? Тот, несмотря на сделанные главным тренером замечания и даже предупреждение, как действовал в тот день спустя рукава, так себе и не изменял.

После матча Газзаев зашел в раздевалку с потемневшим лицом и при всех сказал Моху: «А вы, молодой человек, отчислены за безвольную игру». Немая сцена по Гоголю. Тишина. Я, грешным делом, подумал, что так это, видимо, принято у динамовцев. Заодно сделал скидку на горячий характер тренера. Но потом понял.

Он «просигналил», что не потерпит безответственности и халтуры. А заодно дал всем понять: шутить с ним не стоит. Мох, кстати, вскоре перешел в «Спартак», где стал серебряным призером, потом играл в Испании, его приглашали в сборную… Но урок был преподан. И каждый знал: есть поступки, за которые от Валерия Георгиевича пощады не жди. Так что чего-чего, а в принципиальных вопросах авторитетов у Газзаева не существовало.

Еще одна история. «Динамо» встречалось с московским «Торпедо». Бело-голубые вели игру, счет в 1-м тайме – 2:0. В перерыве, зайдя в раздевалку, Валерий Георгиевич заметил нападающему Кириллу Рыбакову:

– Переодевайся, выйдешь на поле!

Не ведаю, что того за язык дернуло брякнуть:

– Я морально не готов!

На что от Газзаева молниеносно последовало:

– Собирай сумку и уходи!

– Часто Валерий Георгиевич прибегал к столь радикальному «излечению» нерадивых?

– Не скажу, что часто. Но зато так, что запоминалось. До полного, так сказать, выздоровления. Никакой огульности в его воспитательной работе не замечал. Арсенал варьировался в зависимости от обстоятельств и тяжести содеянного, а также степени осознания вины со стороны провинившегося. Для иллюстрации приведу иной пример: выступал в ту пору за «Динамо» Виктор Леоненко.

– Откуда он там появился?

– Его присмотрели в тюменском «Геологе». После перехода быстро включили в заявку ближайшей встречи. И во 2-м тайме выпустили на замену. На поле Леоненко выглядел многообещающе. Во всяком случае, после матча, обменявшись со мной впечатлениями о новичке, Газзаев бросил:

– Это – Игрок!

В том смысле, что есть у того задатки на право в будущем примерить на себя это слово с заглавной буквы. Парень, действительно, оказался неплохим. Но крайне несобранным. А порой разгильдяем.

– Для иллюстрации своих определений можете вспомнить один пример?

– Пожалуйста. Выехали на сбор в Италию. Проводили товарищескую игру. Погода отвратительная, необычайно для этой южной страны холодная. Понимая, чем это может для каждого обернуться, Газзаев предупредил, что все должны хорошо размяться. Судя по всему, Леоненко не очень-то любил себя загружать не только этой, но и какими-либо малоинтересными ему процедурами. Поэтому стоял, крутил для вида тазом, имитировал растяжки. На самом деле разминка у него получилась условной: вроде бы и разогрел мышцы, а по сути – остался «весь деревянный». Последствия не заставили себя ждать.

Уже после 1-го тайма Леоненко подошел ко мне с жалобой: «Болит мышца передней поверхности бедра». Его заменили. Я потом обследовал – типичное повреждение одной из четырех головок передней поверхности бедра. Доложил Газзаеву. Тренер вызвал игрока и ровным голосом, даже как-то скучно объявил:

– Значит, так! Каждый день нетрудоспособности обойдется тебе вычетом в 10 долларов. Это наказание за то, что позволил себе не выполнить мое распоряжение.

Словом, как кое-кто теперь формулирует, «включил счетчик». И Леоненко пришлось платить штраф…

– Современному читателю, наверное, надо пояснить, что тогдашняя «десятка» американских рублей была не в пример весомее нынешней «зелени»…

– Существенно весомей! Поэтому даже разгильдяистый Леоненко быстро почувствовал, что когда бытие определяет сознание, ударяя по собственному карману, жизнь перестает быть радостной.

В конце концов воспитательный процесс завершился комической сценой. По окончании сбора и возвращении домой травмированный обратился ко мне с глубоко выстраданным заявлением:

– Все! Завтра иду заниматься в общую группу!

– Подожди-подожди! – притормозил его я, понимая, что двухнедельный срок для полного лечения такой травмы недостаточен. – Ты, вероятно, забыл свою проблему…

Но куда там! Чувствовалось, у Леоненко в душе нагорело.

– Нет, нет, нет! – решительно оппонировал он. – Надо остановить «счетчик»!

И, выдержав паузу, выдавил из себя почти историческую фразу:

– Устал платить!

Я, естественно, обо всем этом сообщил Газаеву. А тот, уточнив, что «клиент» близок к поправке не только морально, но и физически, махнул рукой:

– Пусть тренируется, раз хочет!

Леоненко приступил к занятиям. Да так рьяно, что пришлось его временами осаживать. Потому что при нагрузках травмированная мышца продолжала побаливать. Однако Виктор не жаловался, а работал через боль. Выздоровление в подобных случаях, действительно, идет быстрее. Особенно когда у человека включена сильная мотивация.

Дальнейшая спортивная судьба Леоненко развивалась затейливо. Этот, вероятно, самый известный в истории «infant terrible» украинского футбола перманентно не давал скучать ни себе, ни другим. В 1992-м его получивший благодаря прессе широкую огласку побег из московского «Динамо» в киевское чуть не закончился пожизненной дисквалификацией.

Другой характерный случай. Экс-наставник «Динамо» Андрей Кобелев еще в игроках отличался непростым, мягко говоря, характером. Об этой его особенности знали все. И даже умевший «обломать рога» кому угодно Лобановский не стал включать Кобелева в сборную, объяснив мне этот шаг следующей причиной:

– Не хочу носить в кармане заряженный пистолет!

– И это несмотря на то, что Кобелев, безусловно, считался лидером?

– Да, на поле Андрей выглядел очень убедительно. Что Газзаев тоже ценил. Но нрав у Кобелева был таков, что он мог вспылить и кому угодно – хоть тренеру, высказать все, что думает. Например, шла тренировка за рубежом. Газзаев дал общее задание. Но, видимо, Кобелеву оно не очень понравилось, и он работал вполсилы. Газзаев подозвал Андрея:

– Все! Уходи! Ты сегодня не нужен!

Конфликт. Когда вернулись в гостиницу, я пригласил Кобелева в свой номер и посоветовал:

– Андрей, пойми: ты был неправ. И поэтому должен извиниться!

– Да чего так, вот я…

Словом, опять задул в свою дуду. Я тоже – спокойно, терпеливо – свое:

– Сними напряжение. Зачем тебе это?

Он выслушал, задумался, встал и молча ушел. Через некоторое время позвонил Газзаев:

– Слушай, Савелий, случилось невероятное: только что у меня был Кобелев. Представляешь, извинился! Нашел в себе силы. Молодец!

– О вашей миротворческой миссии тренер, видимо, не подозревал…

– Ну, естественно! Еще пример. Команда «Динамо» улетела за рубеж на пару товарищеских матчей. Я из-за занятости в сборной не поехал. Но когда ребята вернулись домой, вдруг узнаю, что за нарушение режима Валерий Георгиевич наказал двух футболистов. Оказывается, как-то вечером Газзаев решил проследить, когда подопечные возвращаются в отель. Ну, просидел до 23.00. Некоторые вернулись явно навеселе. В их числе – Юрий Калитвинцев (ныне – один из тренеров сборной Украины. – Прим. Г.К.) и Рыбаков. Валерий Георгиевич их оштрафовал. Причем на очень солидную по тем временам сумму – по 1000 долларов. Калитвинцев безоговорочно принял наказание. А Рыбаков, который обычно в общении со мной находил отдушину, пришел, понурив голову, в «светелку» и взмолился:

– Савелий Евсеевич! Для меня этот штраф, как нож по горлу, – я должен квартиру получить, надо мебель покупать… Не могли бы с Газзаевым поговорить?

Рыбаков, вообще-то, нарушениями не отличался. Уж не говорю о Калитвинцеве. Он по праву считался лидером, образцом по поведению и в быту, и на поле, где, по существу, являлся главным проводником газзаевских идей. Я его очень уважал. Да не только я. Потом он уехал в Киев, где стал капитаном «Динамо»…

Словом, проштрафились два умелых, не подводивших команду футбольных бойца. Потеря – в случае их отлучения от ближайших игр – очень чувствительная. Мы и так тогда не слишком удачно выступали на первенстве страны. Зная, что Газзаев в подобных случаях строг и неумолим, все же я решил с ним поговорить. Выбрал удобный момент, зашел к нему, когда он оставался один:

– Валерий Георгиевич, ну, поскользнулись ребята, амнистируй их! Поверь, только выиграешь от этого! Посмотришь, какая польза от этого будет и ребятам, и делу…

Верный себе Газзаев поначалу даже обсуждать мой вариант не захотел:

– Нет, Савелий Евсеевич! И еще раз – нет! Даже не начинайте разговор!

Но я, прекрасно зная, что Газзаев – человек хоть и горячий, но разумный, дельную мысль мимо ушей не пропустит, гну свое:

– Амнистируй! Во-первых, это правильно будет понято в коллективе. А во-вторых, увидишь, какой благой получится отдача.

Валерий Георгиевич окончательный ответ сразу не дал, но тон изменил:

– Хорошо, подумаю!

Я ушел. На следующие два дня были запланированы интенсивные тренировки. Перед первой главный тренер выстроил команду и, обратившись к провинившимся, заявил:

– Все, ребята, по «нулям»!

– То есть дал Рыбакову и Калитвинцеву понять: верю, что происшедшее – досадный эпизод. Теперь главное для каждого – доказать, что тренер в них не обманулся…

– Именно так. На следующую игру Газзаев поставил их в основу. Ребята были неузнаваемы. А как они играли! Не помню, кто нам тогда подвернулся, но противника не просто победили, а «раскрошили и раздавили». Больше других отличился Калитвинцев.

– Слушаю вас и ловлю себя на мысли, что ведь вы часто – будь это сборная или клуб – вмешивались в не связанные с медициной дела. Вместе с тем, судя по сказанному, видно, не со всяким тренером вы себе позволяли это? Или я не прав?

– Да нет! Почему же! Именно так! Это происходило лишь тогда, когда я чувствовал взаимоуважение. Если видел, что тренер меня понимает, доверяет моим знаниям, нуждается в рекомендациях специалиста такого профиля и такого многолетнего опыта работы в спорте высших достижений. Не забывайте, что в случае с Газзаевым я, кроме всего прочего, много старше его по возрасту, по трудовому стажу в сборных.

– Во многом и, во всяком случае, в медицинской работе – у него к вам было полнейшее доверие?

– Я рассказывал, что по делам службы приходилось иметь дело и с тренерами, которые все обо всем лучше всех знали. Стоило такому углядеть, что я считаю необходимым поберечь травмированного игрока, как сразу следовало нечто вроде: «Ну, что там голеностоп? Затяни, и пусть играет!»

Газзаев не вмешивался в медицинские дела. Никогда не слышал, чтобы он сказал: «Что так долго лечите?» или «Что это за травма? С такой можно выходить и сражаться на поле!» Все, что он себе позволял в случаях крайней нужды – попросить «что-то сделать». И то, если подобное вмешательство не грозило отразиться печально на дальнейшей судьбе игрока, его здоровье. В подобных вопросах последнее слово всегда оставлял за мной.

Выступал в начале 1990-х за «Динамо» яркий форвард Дмитрий Чернышев. Выдающейся техникой, может, не выделялся, но бегал, как про него писали в газетах, быстрее ветра. Но вот беда: в одном из матчей Дима получил очень неприятную травму – повреждение мениска. Валерий Георгиевич сразу ко мне:

– Савелий Евсеевич, попробуйте, может, без операции обойдемся. Очень он команде нужен!

Ну, что делать? Начал лечить! Как? В медицинские подробности вдаваться не буду. Скажу только, что есть спецметоды, в том числе внутрисуставные инъекции. С их помощью проблему можно решить. Понятно, что только на какой-то период. Позже Чернышеву все равно пришлось оперироваться, проходить длительную реабилитацию. Но тогда я временно поставил его на ноги. Газзаев уже ушел из «Динамо», а Чернышев все выступал, приносил пользу команде, ибо игра динамовцев строилась через Диму, на использовании его феноменальной скорости.

Возвращаюсь к Газзаеву. Говорю об этом с полной уверенностью, потому что отнюдь не каждый из тренеров, с кем за долгие годы пришлось работать в различных командах, подошел бы и сказал:

– Спасибо вам большое за Чернышева!

А Газзаев нашел возможность и подойти, и тепло поблагодарить.

Он в этом смысле очень благодарный наставник. И еще, конечно, личность в футболе…

– После его ухода из «Динамо» или когда вы на какое-то время сосредоточились на работе в сборной, ваши пути пересекались?

– После ухода из «Динамо» он вернулся в «Аланию», лет пять снова подымал эту команду. Встречаться в тот период нам, как понимаете, было затруднительно. Но Валерий Георгиевич мне часто звонил, советовался по различным, в том числе и касающимся содержания тренировок вопросам – в частности, когда лучше кросс ребятам бежать. Он по-прежнему – не формально, а по существу – видел во мне коллегу, должность которого, собственно, так и называется – тренер-врач.

Я же, как прежде, когда начинал работать с тем или иным наставником, то обязательно вникал в тренировочный процесс. Иное дело, что не все шли мне в этом навстречу. Для Газзаева подобный подход сомнению не подлежал. А вот Рахимову в бытность его главным тренером «Локомотива» это было не нужно. Так что при нем меня от нашего общего дела отодвинули. Принесло ли это команде благо – не мне судить! Напомню, потом на роль спасателя пришлось очень попросить вернуться Семина.

Вернусь к Газзаеву. В 2001-м, когда Валерий Георгиевич принял ЦСКА, он вскоре позвонил мне:

– Как вы посмотрите на приглашение поработать с армейцами?

– И какой ответ он услышал?

– Ну, как? Ведь я трудился в «Локо», куда меня пригласил Юрий Павлович. И при нем условия работы врача-тренера в команде по всем аспектам, включая материальный, очень устраивали. Нет, уйти от Семина – я бы посчитал свой переход предательством…

– Газзаев не обиделся на ваш отказ?

– Вроде нет. Ведь в 2001-м, когда Валерия Георгиевича пригласили в сборную, он сразу позвал туда и меня. При этом одним из явно волнующих его вопросов был:

– А клуб вас отпустит?

– Ну, я же не перехожу под ваше крыло насовсем?

– Да нет же, – успокоил меня, – в качестве консультанта.

– Что дальше?

– А ничего. После этого разговора все заглохло. Полагаю, процесс затормозили в верхних инстанциях. Видимо, мой почтенный возраст смутил.

– А вот если немного вернуться в период, когда Газзаев столь успешно руководил ЦСКА, вы часто общались? Все же Москва – не Владикавказ. Хоть и в разных командах, но в одном городе трудились…

– Как раз тогда – редко. Правда, я по-прежнему присутствовал на его юбилейных торжествах. Как и он на моих. Но со временем что-то поменялось. Во всяком случае, чем выше – и заслуженно – поднимался рейтинг Газзаева, наставника ЦСКА, тем реже становились его звонки. В 2009-м, когда Валерий Георгиевич переехал на работу в Киев, звонки и вовсе прекратились…

– Ну, Бог ему судья! Новая работа – новые хлопоты. Давайте проясним другое: чем объясните, что у Газзаева – и в клубах, и в сборной – резкие взлеты чередовались глубокими провалами?

– К таким темпераментным натурам, как Газзаев, нужно уметь адаптироваться. Причем не только тем, кто работает с ним в штабе, но прежде всего футболистам. Иногда Валерия Георгиевича было не грех и попридержать. К счастью, он умел слушать и слышать.

Мы находились на сборах в Германии. Есть классическое упражнение для получения показателя качества выносливости. Его Лобановский часто применял, Газзаеву оно тоже нравилось (он, кстати, очень хорошо учился в Высшей школе тренеров). Итак, повторный бег на 400 м. В свое время Валерий Васильевич более пяти раз его не давал. Поэтому я подошел к Валерию Георгиевичу и осторожно поинтересовался направленностью тренировки:

– Сегодня, – бодро ответил старший тренер, – они побегут по 400 метров.

– И сколько будут повторять?

– Планирую раз пятнадцать.

У меня глаза на лоб полезли:

– Валерий Георгиевич, дорогой! Если хочешь уложить всю команду, то давай все пятнадцать. По всем физиологическим параметрам это никак не вяжется. Многовато.

Газзаев нахмурился:

– А какие ваши предложения?

– У Валерия Васильевича, – поясняю, – это выглядело так: 5 раз по 400. Но давался временной норматив пробежки одного отрезка.

Газзаев, немного подумав, сказал:

– Наверное, вы правы!

И пошел дальше: убрал упражнение из текущего занятия.

Попытаюсь высказать свое мнение о природе газзаевских перепадов. Вы, наверно, замечали, как он ведет себя на скамейке запасных во время игры – вскакивает, кричит, бурно переживает… Я это наблюдал как никто близко. Потому что перед самым первым выходом с командой на поле Валерий Георгиевич, показав мне на лавку, сказал:

– Будете сидеть первым, а я за вами!

Обычно врачей отодвигают подальше. А тут! Я посчитал за честь, что он посадил меня по правую руку. Но был в том и практический смысл. Потому как скоро он попросил:

– Когда буду пытаться выскочить на поле, держите меня сзади!

Так оно и происходило! Только представьте: Валерий Георгиевич, всегда очень аккуратный, со вкусом одевающийся, рвется руководить игроками на поле, а я сзади хватаю его за плащ или пиджак.

Вот такой темперамент!

– А он слушался, когда вы его на лавочке тормозили!

– Слушался. И не только на стадионе. Например, с курением. У него давление скакало, с сердцем возникали проблемы. Как-то в раздевалке, когда мы, динамовцы, кому-то проигрывали, ему плохо стало. Пришлось оказать экстренную помощь. Поэтому я здорово пристал:

– Валерий Георгиевич, бросай курить!

И он на какое-то время послушался. Но потом вновь взялся за старое – на той же лавочке не мог сдержаться из-за нервного напряжения. А курение его отвлекало. Словом, процесс шел неоднозначно. Хорошо уже было то, что в быту Газзаев почти перестал курить. Раньше засаживал одну сигарету за другой. Особенно после еды.

Однажды команда играла в гостях, когда у него в перерыве закружилась голова, выступил холодный пот. Померил давление – чрезмерно высокое. Сделав все, что требовалось в подобных случаях, я попросил: «Валерий Георгиевич, 2-й тайм оставайся здесь, в раздевалке». Какое там! Чуть стало лучше, и он появился на тренерской скамейке.

Теперь насчет взлетов и провалов. Думаю, все из-за того, что эмоции у него иногда перехлестывают.

– Вы хотите сказать, что в основе его просчетов лежат эмоциональные взрывы?

– Да. Полагаю, в этой особенности его горячей натуры крылись проблемы, которые он себе создавал. Газзаев страшно любил проводить послематчевые собрания. Сразу, по горячим, как говорится, следам, оставлял футболистов в раздевалке и, невзирая на личности, песочил их на повышенных тонах.

– Это тогда, как гласит народная молва, он лимоны выжимал в руках?

– Мог. И тогда «кисло» становилось всем. Я, например, часто не мог этого слышать. Не выдерживал, уходил из раздевалки.

– Что так? Не могли в силу своей интеллигентности слышать ненормативную лексику?

– Не в этом дело. Да и не прибегал почти к ней Валерий Георгиевич. Мне не нравился стиль разговора на повышенных тонах – никакого толку от этого не было и не могло быть.

– Почему же?

– Есть тренеры, которые сразу после матча начинают с матом-перематом ребятам «врезать». А они еще в игре. И в принципе ничего не усваивают. Нужна дистанция, чтобы все – и тренер, и футболисты пришли в себя. Мы как-то неожиданно уступили в Самаре. Валерий Георгиевич по обыкновению всем выдал еще в раздевалке. А «на сладкое» добавил:

– Поужинаете, и все ко мне в номер!

То есть решил после антракта и второе действие ребятам устроить. Я сделал все, чтобы отговорить главного тренера от этого шага. И к счастью, нашел слова, которые убедили его во имя пользы общего дела повременить с разборкой..

– Какие же, интересно?

– Я сказал: «Валера, футболисты – те же актеры. Пока они не выйдут из образа, им бесполезно что-то говорить».

– На этот вывод вас многолетний опыт любителя театра навел?

– Более того – конкретный случай! Как-то мы – Симонян и я с женами – после спектакля, в котором играл Джигарханян, решили посидеть в ресторане. Армен, только что потрясающе сыгравший роль подлеца, присоединился к нам чуть позже. По всему было видно, что он, как говорят в театре, «еще оставался в образе». Причем настолько, что у Людмилы, супруги Никиты Павловича, прекрасно знавшей, какой Джигарханян замечательный человек, вдруг вырвалось:

– Армен, я тебя просто ненавижу!

– Что ж, великая сила искусства…

– Конечно! Но еще определенная инерция игры и восприятия. Он, актер, не полностью отошел от сценической роли. А она, зритель, продолжала оставаться под впечатлением той убедительности, с которой Армен ее сыграл.

То же самое у футболистов и тренера. «Разбор полетов» в раздевалке после матча чреват субъективизмом. Поэтому от него больше вреда, чем пользы.

– Все же, наверное, правильно будет сказать: Газзаев – яркий пример далеко не частого в спорте случая, когда человек одинаково успешно состоялся как игрок и наставник…

– Вне всякого сомнения!

– И это несмотря на эмоциональные «минусы», которые создавали ему проблемы при покорении тренерской вершины?

– Вот именно! Потому что «минусы» осложняли, но не отменяли и не отменяют его достижения. Не будем забывать, что в России Газзаева трижды признавали «лучшим тренером года». Потом вспомните, как он в весьма сжатые сроки триумфально поднял ЦСКА.

Причем когда ведомый им армейский клуб поднимался вверх, завоевывая все больше наград и призов, все глядели в сторону его команды с «белой» завистью. Я тогда грешным делом нет-нет да ловил себя на мыслишке: елки-палки, а может, следовало бы мне в свое время рискнуть да и рвануть из «Локо» к армейцам? Особенно часто подобное сожаление стало посещать, когда Семин ушел из «Локо» в киевское «Динамо». Когда он вернулся, все вопросы по данному поводу, естественно, исчезли…

Глава 29

У Палыча, или «Главный машинист» столичного «Локомотива»

– Ну что, Савелий Евсеевич! Вот и добрались мы в наших беседах до тренера, с кем вы бок о бок работаете сегодня. Итак, давайте поговорим о Юрии Павловиче Семине – многолетнем – хоть и с перерывами – наставнике московского «Локомотива».

Семин Ю. П. Мастер спорта. Учился в Смоленском институте физкультуры. Заслуженный тренер Таджикистана (1985). Заслуженный тренер России (1989). Родился 11 мая 1947 в г. Оренбурге. Воспитанник групп подготовки орловских клубов «Динамо» и «Локомотив». Играл в командах «Спартак» (Орел) (1964–1965), «Спартак» (Москва) (1965–1967), «Динамо» (Москва) (1968–1971), «Кайрат» (Алма-Ата) (1972–1973), «Чкаловец» (Новосибирск) (1974), «Локомотив» (Москва) (1975–1977), «Кубань» (Краснодар) (1978–1980). В чемпионатах СССР провел нападающим и полузащитником 280 матчей, забил 39 мячей. 2-й призер чемпионата СССР-1970. Обладатель Кубка СССР (1970). Был капитаном «Чкаловца», «Локомотива», «Кубани». Обладатель Кубка Международного спортивного союза железнодорожников (1976 – как игрок; 1987 – как тренер).

Главный тренер клуба «Кубань» (Краснодар) (1982), «Памир» (Душанбе) (1983–1985), «Локомотив» (Москва) (1986–1990, 1992–2005, 2009 – н. в). Под его руководством «Локомотив» стал чемпионом России (2002), серебряным призером чемпионатов России (1995, 1999, 2000, 2001), бронзовым призером (1994, 1998), обладателем Кубка России (1996, 1997, 2000, 2001), финалистом Кубка СССР (1990), полуфиналистом Кубка обладателей кубков (1998, 1999). Тренер-консультант олимпийской сборной Новой Зеландии (1990/91). Ассистент главного тренера сборной России (1992–1994, 1996–1999). Главный тренер сборной России (2005), «Динамо» (Москва) (2006). Президент клуба «Локомотив» (Москва) (2007). Главный тренер клуба «Динамо» (Киев) (2008–2009). Награжден орденом Почета (2007), знаком «Почетный железнодорожник» (дважды).

– Вы ведь, наверное, хорошо его помните как игрока?

– Конечно! И когда он при Бескове выступал в нападении столичного «Спартака». И, тем более, позже в столичном «Динамо», где в паре с Валерием Газзаевым образовал грозный тандем – основу атаки бело-голубых. И это несмотря на далеко не богатырские физические данные.

– Ну, если о «физике», то Юрий Павлович, как в известной песне: «Каким ты был, таким ты и остался…» Все такой же худощавый, подвижный…

– Следующую строку: «Казак лихой, орел степной…» я бы тоже не забывал, помножив «физику» на характер. Не зря в «Динамо», где само название подразумевает «силу в движении», форвард Семин чувствовал себя как рыба в воде.

– Кстати, в одном из интервью он признался, что симпатизировал этой команде с детства…

– Действительно, Семин жил таким футболом. Причем не только в «Динамо», но и в «Спартаке», где вновь заявил о себе как о футболисте работоспособном, выносливом, колючем и бесстрашном. Когда вступал в единоборства, ноги не убирал. Учитывая бойцовские качества Семина, тренеры команд, за которые он выступал, через него выстраивали тактику и стратегию игры. И Семин не подводил: он успевал в защите «за себя и того парня» отработать, и к линии нападения вовремя подключиться, и яркие голы забивать.

– Не потому ли относительно рано – в 33 года – завершил карьеру футболиста? К тому же травмы, вероятно, замучили, что, учитывая самоотверженный семинский стиль игры, неудивительно?

– Причину его раннего ухода не знаю до сих пор. Что касается травм, то тут я, естественно, больше в курсе. Особенно в период, когда он защищал цвета «Спартака» времен Бескова. Правда, в те годы я трудился врачом сборной. Но выкраивал время и для красно-белых питомцев Константина Ивановича: приезжал, консультировал, лечил…

– К вам, как я понял, с болячками обращались чуть ли не все ведущие футболисты страны, независимо от командной принадлежности…

– Обращались, действительно, многие: видимо, не обманывались в своих надеждах. Приходилось заниматься и с Семиным. Что в этой связи хотел бы отметить? Он никогда не зацикливался на травмах и всегда нацеливался на скорейшее выздоровление. Если надо было для этого форсировать курс лечения, лечился даже у меня дома – в сборной я тогда кабинета не имел, а жилплощадь позволяла принимать ребят в квартире. Кстати, с той поры у меня установились многолетние добрые человеческие отношения и с Семиным, и с Газзаевым.

– Правда, что, еще будучи игроками, словно примериваясь к будущей тренерской работе, оба внимательнейшим образом присматривались к работе Лобановского и даже специально приезжали на его занятия?

– Истинная правда! Хотя Валерий Васильевич, замечу, отнюдь не всех жаловал на сборах. И очень не любил принимать абы кого…

– Неужели боялся, что какие-нибудь из тренерских секретов подсмотрят?

– И по этой причине тоже. Но если о Семине, то его Валерий Васильевич как-то особенно привечал. Причем настолько, что с годами это переросло в хорошие товарищеские отношения. Лобановский по-прежнему оставался авторитетнейшим наставником как сборной, так и прославленного киевского «Динамо». А Юрий Павлович «набирал обороты» в любимом «Локо». Но оба находили возможность общения. И в сборной при каждом удобном случае оставались после завершения тренировок, подолгу беседуя друг с другом.

– Коль мы подошли к теме «Локо» и его тренера, расскажите, с чего завязался ваш многолетний «производственный роман» с этим клубом!

– Я уже касался предыстории в наших беседах о моей работе с Бесковым. После окончания сезона-1988, прихватив с собой жен, мы с Константином Ивановичем отдыхали в Кисловодске. Чуть позже к нам присоединился Юрий Павлович с супругой. Нашим любимым времяпрепровождением стали длительные прогулки по популярному оздоровительному маршруту «Малое и Большое седло». От футбола пытались отвлечься. Но удавалось плохо. И не только потому, что хочешь не хочешь, но трудно молчать о том, что для тебя – главное дело жизни.

Стоило, например, мне с Семиным остаться один на один, как он заводил разговор о Лобановском. При этом его интересовало все: от моих свежих впечатлений от занятий Валерия Васильевича и вплоть до специальных, связанных с тренерским делом вопросов – например, как тот выстраивал рабочий режим накануне и в день проведения матчей… Речь о предоставлении полной расшифровки, конечно, не шла: я все-таки не наставник футболистов, а их тренер-врач. Но необходимую ему информацию о направленности отдельных занятий Юрий Павлович из меня все же вытягивал.

Что касается Бескова, то и он мыслями явно оставался в Москве. Константин Иванович, напомню, словно чувствовал: в среде ведущих футболистов «Спартака» зреет против него заговор. К сожалению, вскоре его худшие предположения подтвердились. После увольнения Бескова на пост главного тренера красно-белых рассматривали несколько кандидатур. Было предложение и все еще находящемуся с нами в Кисловодске Семину. Помощники звонили ему из столицы наперебой. А Юрий Павлович выдерживал паузу, советовался с близкими ему людьми, в том числе со мной. Я ему тогда сказал следующее:

– В «Локомотиве» ты – № 1. И по праву. В команде все отлажено. К тебе великолепно относится патрон клуба – Управление Московской железной дороги. Авторитет Семина, главного тренера, непререкаем. А теперь прикинь, что тебя ждет в непростом «Спартаке». Свергнув Бескова, Николай Старостин сохранит значительный вес. Кроме того, придется учитывать, какая куча разнообразного высокого начальства курирует сегодня «народную команду». Чего стоит опека только одного ЦК КПСС в лице ответственного работника Отдела пропаганды товарища Дымова! А МГК КПСС и Моссовет во главе, соответственно, с членом Политбюро Гришиным и столичным градоначальником Промысловым? Тебе это надо?

– Каким же оказался результат?

– Семин уже собирался лететь в Москву на переговоры о переходе в «Спартак». Но мои слова, судя по всему, легли «в подготовленную почву». Потому что, когда я еще раз настоятельно посоветовал не делать этого, он прислушался. Между прочим, супруга Семина – Любовь Леонидовна – тоже считала, что он не должен покидать «Локо». В итоге Семин принял разумное решение – остался «главным машинистом».

В следующий раз наши жизненные пути пересеклись в 1991-м. Незадолго до того, как я, отказавшись от «великого сидения» в угасающей Федерации футбола, перешел работать в «Динамо», Семин вернулся из Новой Зеландии, где консультировал местную сборную. За год до этого, уезжая в загранкомандировку, он вместо себя оставил на тренерском «хозяйстве» Валерия Филатова.

При Семине команда напоминала хорошо разогнавшийся локомотив. Так вот – Филатов «благополучно» пустил его под откос, то есть прямиком в 1-ю лигу. Вновь возглавив попавший в большую беду клуб, Палыч уже через три года вернул «железнодорожников» в тройку грандов, боровшихся за медали первенства страны. Тогда-то и раздался в моей квартире звонок Семина:

– Савелий Евсеевич, в Федерации футбола черт-те что происходит. Может, перейдете к нам? Официально приглашаю!

Увы, тогда пришлось отказаться:

– Понимаешь, – пояснил я, – с легкой душой пошел бы. Но ведь уже договорился с Газзаевым о работе в «Динамо». Некорректно теперь давать обратный ход, не по-товарищески…

Семин все правильно понял. И взял на службу Александра Ярдошвили.

Но наши дружеские и даже служебные связи не оборвались. Напомню, до и во время злополучного для нас первенства мира-1994 я работал врачом в сборной садыринского созыва. А Юрий Павлович входил в тренерский штаб. Поэтому мы плотно общались. И часто, прежде чем обратиться к Павлу Федоровичу, я шел к Семину, чтобы загодя заручиться его поддержкой.

Из-за океана мы вернулись в сентябре. Почти тут же мне позвонил Ярдошвили:

– Савелий Евсеевич! Палыч попросил меня пригласить вас на разговор с ним.

Согласившись на встречу, я предложил своей жене Татьяне, моему главному советчику по жизни, поехать на беседу в «Локо» вместе.

– А что, там разве образовалась вакансия?

– Нет, Семин меня брал на должность куратора всей медслужбы клуба.

– То есть вы плюс Ярдошвили?

– Да, такая кадровая новация.

– Не много ли «медицины» на одну команду?

– Как показала жизнь, в самый раз. Заметьте, теперь в каждой команде премьер-лиги по два врача: одному сложно справляться – больно много функций замыкаются на нем.

Однако я в 1994-м оставался в сборной. На что Палыч отреагировал невозмутимо:

– Это нас не смущает. Несмотря на то, что пока трудитесь там, мы берем вас в штат «Локомотива».

Однако сидеть на двух стульях я не собирался. Поэтому вскоре уволился из РФС. И накрепко бросил якорь в «Локо». Кстати, мое появление в команде счастливо совпало с сезоном, когда «железнодорожники» впервые заняли 3-е место в российском первенстве. Это случилось 6 ноября 1994 года в Черкизове, где проходила встреча заключительного тура. В матче против ЦСКА нас устраивал любой положительный результат. После ничьей – 1:1 – «машинисты» завоевали «бронзу».

Был в том достижении и кое-какой скромный вклад вашего покорного слуги. Например, по приходе в «Локомотив» мне меньше чем за два месяца удалось закрепить в команде систему фармакологической коррекции (естественно, без использования запрещенных препаратов). Ее положительные последствия ребята скоро почувствовали на себе. Видимо, недаром в тот памятный победный ноябрьский день в первом часу ночи у меня дома раздался звонок Семина:

– Савелий Евсеевич! Большое спасибо за помощь!

Некоторое время спустя состоялся праздничный товарищеский ужин. Мы с женой решили уйти чуть раньше. Когда обходили столик, за которым сидели ведущие футболисты (Саша Смирнов, Олег Гарин…) во главе с лидером команды и ее капитаном Алексеем Косолаповым – человеком, между прочим, с далеко не сентиментальным, весьма сложного свойства характером – тот вдруг повернулся в мою сторону и громко поблагодарил за успешную работу.

– Как вы догадались, я с Семиным не знаком. Но всегда хотел понять: почему он, как, пожалуй, никто среди футбольных наставников, пользуется у подопечных особым уважением и, я бы сказал, даже любовью?

– Знаете, появившись в «Локо», я сразу ощутил в команде домашнюю атмосферу. Видимо, природа одарила Палыча особыми душевными качествами и неординарными организаторскими способностями. Семин-тренер меня поражает и восхищает дотошностью. Что обычно делает Юрий Павлович первым делом, когда команда приезжает на базу в Баковку? Думаете, идет в административный корпус? Нет, он направляется на тренировочное поле. Подзывает рабочих, отвечающих за качество газона, разговаривает с ними, вникает в детали. Еще пример.

Перед нашим административным зданием разбиты клумбы с цветами. Так вот – Семин, проходя мимо, всегда найдет минутку-другую, чтобы остановиться, рассмотреть растения, последить, так сказать, за их жизнью. Похожая картина в столовой, где он непременно поинтересуется, довольна ли обедом команда. И здесь Юрию Павловичу одинаково интересно мнение как игроков, так и поваров.

Для Семина очень важно работать среди единомышленников. Он всегда подбирает и футболистов, и коллег для штаба по этому критерию. Причем очень здорово угадывает, что этот игрок или помощник будет на своем месте в коллективе и, следовательно, окажется полезен общему делу.

А больше всего нравится Семин ребятам, по-моему, вот за что. В наших беседах мы не раз поминали тех тренеров, которые, будучи – пусть справедливо – чем-то или кем-то недовольны, выплескивают на окружающих негативные эмоции, не выбирая слова и не стесняясь в выражениях. Тот же Газзаев в гневе мог иной раз так «напихать», что мало не покажется. Причем у него подобный настрой, а следовательно, и соответствующая обстановка в команде сохранялись несколько дней. Сравните с Юрием Павловичем: у него «разбор полетов», условно говоря, укладывается в 28 секунд. И все всем понятно.

– Происходили у вас с ним жаркие схватки?

– Не без этого. Правда, исключительно по служебным делам. Но зато весьма острые, а порой даже жесткие. Впрочем, такая уж у меня натура: я, если чувствую свою вину, то ее «съедаю» – в смысле принимаю всю. Конечно, бывало, что и срывался. Я ведь тоже живой человек. Но что характерно с Семиным? Вот однажды, переволновавшись, как-то слишком уж некорректно ему ответил. Потом быстро пришел в себя и первая мысль: все, пропал, не спустит мне такое Палыч… Но проходит минут пять. И Семин – словно ничего не случилось – спокойненько спрашивает:

– Савелий, а у нас все сегодня тренируются?

И все! У меня сразу вся «накипь» схлынула.

– Да-а! Ваша история убеждает: уж за что-что, а за микроклимат в «Локомотиве» при таком наставнике можно не опасаться…

– Верно! Ну, сами посудите: помнится, одно время тренировки на подмосковной базе «Локомотива» пришлось назначать даже в воскресные дни. Получалось, что и в выходной футболисты не встречались с родными. Тогда Юрий Павлович на тренерском совете предложил:

– А пусть ребята приезжают в Баковку с женами и детьми!

Так в распорядок выходных дней вошли шашлыки. Семин на этих семейных клубных обедах прямо-таки светился от удовольствия. Кажется, именно после них гости, как и мы, стали его тепло звать Палычем. Такое ведь тоже очень хорошо характеризует человека.

– Безусловно! А вот взгляды Семина – тренера и педагога, как я понял из ваших слов, формировались под влиянием Лобановского?

– Понимаете, Юрий Павлович богат и собственным «ноу-хау». Принципы работы ни у кого не копировал. Что, естественно, не исключает освоения опыта предшественников. У меня, во всяком случае, сложилось устойчивое впечатление, что на тренировках Семин, видимо, вспоминает, как в схожих ситуациях поступали его маститые коллеги-предшественники.

В целом, как наставник, Юрий Павлович, конечно, природой одаренный человек – настоящий самородок, которому нет необходимости кого-то слепо копировать. К тому же он, по-моему, замечательный психолог и педагог. В этой работе с футболистами у Палыча шаблонов нет…

– Можете подкрепить ваш тезис конкретными примерами?

– Да сколько угодно! Как-то мы взяли верх над ЦСКА на Песчаной. Жара. Ребята сильно пропотели. Возвращаемся на автобусе в Баковку. Обычно после того или иного матча Семин предпочитает отвезти футболистов на базу, чтобы они там отошли, восстановились, скажем, в бассейне… В то время, о котором идет речь, пиво в режиме питания не практиковалось. Но я, вспомнив о том, как его с пользой для дела использовали коллеги из сборной ФРГ, возьми да и предложи:

– А что, Юрий Павлович! Неплохо было бы в такую жару дать всем ребятам по бутылочке. Организм-то у каждого сейчас сильно обезвожен…

И что думаете? Без лишних слов Юрий Павлович тут же обратился к нашему водителю Ивану, большому в шоферском деле мастеру и всеобщему клубному любимцу:

– Ну-ка, Ваня, притормози, пожалуйста, у ближайшего магазина!

И тут же достал из кармана и передал деньги массажистам на ящик пива. По приезде в столовой перед каждым стояло по бутылочке пива. Ребята были приятно удивлены и по достоинству оценили заботу наставника. Парадокс, но при этом никто на халяву не накинулся. Некоторые, оценив сам жест, вообще не притронулись…

– Рисковал Юрий Павлович! Кое-кого это ведь и к нарушению спортивного режима могло подтолкнуть…

– Гипотетически, конечно, могло. Но я ведь не случайно заметил, что Палыч – хороший психолог. И хотя единичные ЧП нет-нет да и случались, не могу припомнить, чтобы в «Локо» возникали серьезные проблемы с нарушением режима. Секрет тут – в высокой степени уважения футболистов к Семину. Почти при каждом редком случае ЧП я наблюдал, что «проколовшийся» сам чувствовал себя крайне неуютно. И на глазах не только тренера, но и товарищей по команде ходил, как побитая собака.

– Неужели Семин всех прощает?

– Э-ээ нет! Кого-то прощает, а кого-то – ни за что. Иное дело, что ребята приучены к пониманию: доверие – вещь взаимная и непорядочно на добро отвечать злом. А уж то, что у Палыча – доброе, справедливое сердце, в «Локо» известно каждому. Предвосхищу вашу журналистскую любовь к конкретике следующим примером.

Одно время наши предсезонные сборы часто проходили в Португалии. А там – прямо-таки изобилие рыбных ресторанов. Так вот! Нередко Семин заказывал командные ужины. За что, между прочим, платил из своего кошелька. Еще одна деталь. Порой стыковки рейсов в аэропортах затягивались на часы. Происходили и долгие ожидания вылета самолета из-за непогоды. В подобных случаях Палыч нередко обращался ко мне:

– Савелий, закажи, пожалуйста, ребятам что-нибудь перекусить. Я оплачу – возьми мою банковскую карточку!

Наконец, третий пример. Обычно мои дни рождения отмечали в Баковке. И каждый раз я неуютно себя чувствовал. Хотел в столовой кому-то денег дать, чтобы поехали, купили приличествующее случаю угощение – тот же противоречащий спортивному режиму алкоголь. Однако каждый раз Палыч неизменно меня осаживал:

– Савелий Евсеевич! Это не твоя проблема!

Когда грянуло мое 75-летие, я попытался настоять на своем: снял в ресторане отдельный зал, позвал всех ребят, сотрудников клуба. Посидели, отметили… Но стоило только подойти делу к оплате, Семин, работавший тогда президентом «Локо», тут как тут со своим сакраментальным:

– Это, дорогой, наш вопрос…

– Но ведь, насколько мне известно, при всей своей доброте и отзывчивости, Семин умеет спросить?

– По части спроса он, как говорится, суров, но справедлив. Однажды мы с Ярдошвили стояли у кромки поля, а на противоположном конце Семин с помощниками занимался с футболистами. Вдруг он направился в нашу сторону. В подобных случаях интуиция меня не подводит.

– Держись, Саша, – предупредил я коллегу. – Палыч идет!

Тому, кто не знаком с Семиным, надо объяснить: у него очень хорошая память. Бывало, даст поручение, а мы, закрутившись, забывали и не выполняли. В подобных случаях он прямо-таки припирал к стенке:

– Ну что? Я о чем вас просил?

Естественно, получали хороший втык. А что возразишь? Все правильно, профессионально, по делу. Правда, и отходчив он, как никто. Спустя минут пять с Палычем можно спокойно обсуждать все, что угодно.

– Кстати, а как вам работается с Ярдошвили?

– Нормально. У нас с Сашей неплохая «команда» получилась. И в этом определенная заслуга Семина: он одинаково ровно относится ко мне и Ярдошвили. Хотя понимает, что уровень подготовки разный. Когда я пришел в «Локо», уровень Сашиного профессионализма не то, чтобы не соответствовал им занимаемой должности, но где-то недотягивал до требуемого в работе с командой мастеров. Тут ведь особое значение опыт имеет. Но в этом плане я отдаю должное более молодому коллеге, которого считаю своим учеником: за минувшие годы он многое у меня перенял. Причем по максимуму и творчески. Так что ныне у нас все пополам – и успехи, и ответственность. Кстати, Палыч со своей стороны тоже такому «балансу» способствует: если что, может «напихать» и ему, и мне, а то сразу обоим…

В максимальном служении Его Величеству Футболу у Палыча все равны. Уж на что Владимир Эштреков, его верный в молодые футбольные годы сотоварищ по игре в «Спартаке», «Динамо» и в том же «Локо»! Но и ему, случалось, «врезал». Особенно на лавочке во время матча. Там Семин очень эмоционален.

– Неужели в этом его можно сравнить с Газзаевым?

– Вполне! Во всяком случае, по степени проявления охватывающих его чувств. Мне как врачу профессионально тревожно и тяжело наблюдать, как иной раз человеку – да еще столь мне близкому – приходится переживать стресс. Поэтому считаю, что ныне меня судьба в какой-то степени щадит. В том смысле, что процедурно лишний раз избавляет от лицезрения этого зрелища.

– «Процедурно»? Это как?

– Да очень просто! В регламенте проведения соревнования строго оговорено, сколько человек могут находиться на скамье запасных. А это, не считая игроков, два тренера, врач, массажист. Все! У нас в «Локо» место оперативного врача на скамеечке занимает Ярдошвили. А я располагаюсь на трибуне. Тем более, на поле уже не выбегаю: тяжело и не совсем по моему возрасту прилично. Зато есть в такой «отдаленности» и «плюс»: не слышу, как Палыч переживает на лавке. Что, впрочем, не мешает мне тщательно следить за ним, регулярно отправляя его на обследования – у Семина возникали проблемы со здоровьем.

Кстати, о переживании. В этом и кроется один из его немногих «минусов»: окунувшись в игру, охваченный «бурей чувств» Юрий Павлович нередко теряет контроль над собой. Его перехлестывают эмоции. Что порой сказывается на точности и качестве замен.

– Без сомнений, Семин – по всем параметрам незаурядная, яркая, самостоятельная личность, имеющая на все собственный взгляд и требования. На что он рассчитывает, что ждет от клубных медиков?

– Уже рассказывал, что для определения функционального состояния футболистов я как в сборной, так и – если брать позже – в московском «Динамо» накануне матчей проводил обследование каждого. То же самое практикуется в «Локо». По результатам каждого подобного обследования мной Семину предоставляется отчет. Это, разумеется, не означает, что по заложенным в нем моим рекомендациям он вдруг обязательно возьмет да и не выпустит в поле того или иного игрока. В конце концов, у Юрия Павловича, как у всякого наставника, имеется план игры на очередной матч. И ломать его – ох, как не хочется. Поэтому моя задача – выявить проблемного с функциональной точки зрения футболиста и обосновать, что по состоянию здоровья, скажем, лучше его в стартовый состав или на игру не заявлять. А уж далее – последнее слово за главным.

К счастью, подобных крайних, предматчевых случаев – немного. Чаще все решается на тренировке, когда я тщательно наблюдаю за ребятами и отмечаю в их состоянии те или иные сдвиги. Вот на этой стадии Семин, как правило, обязательно прислушивается к моим резюме. Собственно, даже инициатива принадлежит ему. Потому что до занятия он обычно подзывает меня и спрашивает:

– Что у нас сегодня?

И тогда я докладываю: N и NN должны заниматься индивидуально, вне основной группы.

Уж не говорю про консультации Семина по другим вопросам. Его всегда живо волнует все: от организации правильного питания игроков до методики их скорейшего восстановления после травм.

Вообще, Палыч всегда доверял нам, врачам. Если я говорил, что игрока надо лечить две недели, а то и месяц – он необходимость этого никогда не ставил под сомнение. Вместе с тем, как любой тренер, Семин, если лечение того или иного футболиста затягивается (взять, к примеру, недавний случай с Торбинским), подгоняет, почти требует, как можно быстрее вернуть его в строй:

– Ну, сколько можно – он нам очень нужен!

При этом не скажу, что Семин вмешивается в работу врачей со своими предложениями. Максимум, что можно от него ожидать, – пожелание, которое он, как правило, высказывает в форме сослагательного наклонения:

– Может, отправим парня лечиться за границу?

Не случайно именно Семин, приезжая из загранкомандировок, рассказывал нам, медикам, о том, как там развивается фармакология…

– Позвольте перебить наш чересчур «гладкий» разговор. Мне кажется, у Юрия Павловича все или почти все складывалось без заметных провалов до тех пор, пока не совершил, на мой взгляд, стратегическую ошибку, когда вернувшись в родную команду в конце 2006-го, согласился поменять такой ему впору тренерский пост на кресло президента клуба?

– Я бы назвал его решение стратегическим промахом. Во всяком случае, мне кажется, любая, связанная с административными хлопотами работа противоречит чрезвычайно увлекающейся, креативной натуре Семина. Он – наставник от Бога. И хотя наша жизнь, хочешь или не хочешь, но заставляет наставников браться за все, хорошо бы в интересах дела больше освобождать Палыча для сугубо тренерской работы. Тогда и высокий результат не заставит себя ждать. Яркое доказательство тому – более чем успешная деятельность Семина в роли главного тренера киевского «Динамо». Не хочу лишний раз возвращаться в прошлое и бросать кому-то упрек. Но замечу: как раз до этого в «Локо» ему пришлось подать в отставку… Жаль! Уверен, создай ему в Москве столь же благоприятные для работы условия, как в прославленном украинском клубе, пользу отечественный футбол получил бы больше…

– Вы не отговаривали Семина от переезда в Киев?

– Не успел. Он так молниеносно переместился из российской столицы в соседнюю страну…

– А как вы объясните этот, на мой взгляд, расточительный сбой в отечественном футбольном хозяйстве? С чего вдруг образовалась невостребованность специалиста, который был находкой для «Локо»?

– Мне кажется, понятно, почему у вас возникло подобное ощущение. Тут, если вспомнить, одна накладка за другой выстроились в цепь. Она-то и увела Палыча из родного клуба на берега Днепра. Напомню, в 2005-м руководитель РФС Мутко попросил Юрия Павловича возглавить сборную. Там не получилось.

Проработав год, Семин перешел в московское «Динамо». Но у бело-голубых доминировали иностранцы. И тут Палыч попал не в свою «тарелку». После чего вернулся в «Локо». Но опять же не в своем амплуа, а президентом. Почему ему сразу не предложили вновь поработать главным тренером? Не знаю. Здесь, подозреваю, есть другие, более глубинные причины. Но уверен: тогда, на мой взгляд, в клубе произошел серьезный организационный сбой, явно усугубленный кадровым ляпом…

– Вы имеете в виду назначение наставником «железнодорожников» Бышовца?

– Ну, конечно! И это при том, что всем с самого начала было хорошо известно: Бышовец и Палыч по определению несовместимы.

– Любопытно, но примерно то же самое – в начале 2007-го – я на правах давнишнего приятеля Анатолия Федоровича пытался разъяснить ему. Не потому ли, став на весьма непродолжительное время главным тренером «Локо», он перестал откликаться на мои звонки. Факт этот тем более бросился в глаза, что до этого, оставаясь на протяжении ряда лет не у дел, он мне названивал чуть ли не каждую неделю. Впрочем, сегодня эта метаморфоза вполне объяснима.

Ведь тогда я курировал спортивную тему в центральных СМИ («Неделя», «Труд», «Известия», «Новые Известия»). Так что Анатолий Федорович без особого, подчеркну, приглашения рвался на «мои» полосы. Потом наступили другие времена – для меня особенно тяжелые: за полтора года я потерял близких людей – жену и сына. Бышовец об этом знал. Но я уже выпал из сферы его интересов. И он бесследно исчез с моего горизонта.

Вытаскиваю на белый свет этот, конечно, субъективный факт, не из желания поквитаться – флаг, как говорится, ему в руки и пусть летит! В конце концов, я сам виноват: надо было слушаться более искушенных в жизни старших коллег, давно и настоятельно предупреждавших меня о том, что «дружба» Бышовца характерна «односторонним движением».

Вспомнил об этом для того, чтобы проиллюстрировать, насколько Бышовец или Рахимов – временные сменщики Семина в «Локо», представляют собой принципиально иную человеческую породу, чем Юрий Павлович. На мой взгляд, поэтому оба были обречены на то, что «Локомотив» их отторгнет. Может, я не прав?

– Да что вы! Именно про это мне и хотелось сказать. Не прижилась эта парочка в Черкизове. И не могла прижиться. Надо понимать: «Локо» имеет особый, неординарный уклад. И это, что там ни говори – «родная земля» для Палыча. Ну, посудите сами, бросив ретроспективный взгляд на то, каких успехов достигли «железнодорожники» в эпоху Семина.

Во-первых, ведомая им команда в премьер-лиге ниже 3-го места (однажды 4-е) не опускалась. Во-вторых, дважды выиграла титул чемпионов России. В-третьих, пять раз завоевывала Кубок страны (в том числе однажды с Бышовцем). В-четвертых, может, и не всегда успешно, но достойно выступала в розыгрышах Кубка УЕФА и Лиге чемпионов. В итоге: чуть ли не все гранды еврофутбола – «Ювентус», «Милан», ведущие греческие, испанские клубы – приезжали к нам. И, наконец, пожалуй, главное – после того, как Палыч возглавил клуб, болельщики стали заполнять трибуны родного стадиона-красавца…

– Я бы добавил еще одно характерное обстоятельство: ряд ключевых, в любом клубе премьер-лиги желанных игроков, уйдя из «Локо», в новых коллективах, как правило, не очень-то приживались. Упомяну для примера Лоськова, Евсеева, Харлачева, Овчинникова…

– Согласен! Многие, действительно, оставались в других командах чужаками. Но я бы обратил внимание еще на один, тоже красноречивый факт. Вот приглядитесь к карьере таких закончивших играть за «Локо» игроков, как Гарин, Косолапов, Елышев, тот же Смирнов, который в свое время ушел в «Динамо», но потом вернулся! Все они настойчиво старались не терять связи с родным клубом, часто приезжали в Баковку, чтобы встретиться с Семиным.

А факт из «противоположного ряда» – работа с новичками? Возьмите Пименова, Булыкина и многих других! Ведь под опекой Семина они только прогрессировали.

– Но, согласитесь, конфликты тоже возникали…

– А как же! Но обратитесь к причинам! И сразу обнаружите: они не связаны с какими-то, скажем, придирками со стороны Юрия Павловича к тому или иному футболисту. Нет! Момент истины – в отношении игрока к своим обязанностям. Тот же Булыкин, способнейший форвард, очень хорошо зарекомендовал себя в дубле. Семин тут же перевел Дмитрия в основу. Парень вроде заиграл. Но главный тренер увидел в нем человека, который ленится, не до конца дорабатывает, не реализует свой огромный потенциал.

Тогда как, например, приглашенный Семиным из провинциальной грузинской команды «Самтредиа» Заза Джанашия в те же 1990-е ярко расцвел, став нашим штатным бомбардиром. Чуть раньше перешедший в «Локо» из столичного «Динамо» Саркис Оганесян до 2000 года по праву считался одним из сильнейших защитников клуба. Кстати, теперь оба готовят юных «машинистов».

– Вместе с тем, чего греха таить, тот же Джанашия, попади в любой другой клуб премьер-лиги, скорее всего, был бы давно отчислен за неоднократные нарушения спортивного режима. Не так ли?

– Почти не сомневаюсь. Как и в том, что Юрий Павлович это прекрасно понимал. Чем он мне вновь напоминает Лобановского. Для того, например, загулы Бессонова совсем не были «печатью за семью замками». Валерий Васильевич находился в курсе, как на сборах мы сразу загоняли Владимира в баню, где отпаривали и отмачивали. Но при этом понимал, что этот человек заслуживает того, чтобы дать ему шанс. Потому что я наблюдал, как на следующий день Володя, надев на себя сто одежек, бежал в лес, чтобы пропотеть, выгнать из себя шлаки, сбросить излишний вес… И поэтому Валерий Васильевич словно не замечал наших усилий по возвращению в строй талантливого парня.

Так и Семин. Никогда не торопится с приговором. Долго и обстоятельно присматривается, размышляет, взвешивает все «про» и «контра». И только после этого, стопроцентно убедившись в обоснованности, решает «казнить» штрафника или «миловать». И за это ребята его сильно уважают. Не просто так, но чуть что – ребята со всеми своими нерешенными проблемами – в том числе бытовыми, которые, сами знаете, мучают наших футболистов – сразу бегут к Семину. Знают, что по душам с ним можно говорить о чем угодно: если может, обязательно выручит по максимуму.

Наконец, заметьте, ближайшие помощники главного тренера – по существу, узкий круг доверенных, годами проверенных одних и тех же людей: тренер-ассистент (многие годы его обязанности выполнял Эштреков), наставник вратарей, два врача и три массажиста.

– Неужели столь немногочисленный штаб способен осилить серьезные цели вплоть до попадания в Лигу чемпионов?

– А почему бы и нет! Разве дело в количестве? Вон Бышовец успел в свой короткий срок набрать аж пять тренеров. Рахимов преуспел еще больше – восемь… Однако итоги работы и того, и другого – хоть руководством РЖД, хоть со стороны армии болельщиков – были признаны, мягко говоря, неудовлетворительными.

– Заключительный вопрос о ваших взаимоотношениях с Семиным: уехав работать в Киев, находил время на общение с доктором «Локо»?

– Палыч – один из очень немногих, кто постоянно поддерживал и поддерживает меня, как говорится, «не в службу, а в дружбу». Для него нет проблемы лишний раз взять трубку и позвонить, чтобы искренне поинтересоваться, как дела, как здоровье?

Уж не говорю об экстремальных случаях или, не дай бог, грянула беда! Вот случилась у меня несколько лет назад сложнейшая 8-часовая операция на сердце. Прихожу после всего этого в себя. И чей, вы думаете, голос слышу первым в трубке? Ну, конечно, Палыча! И сразу вопрос, как самочувствие, чем помочь? Такое дорогого стоит…

Приложение-1

посвященное беспрецедентному матчу сборных России и мира, когда С.Е. Мышалова назначили «своим среди чужих и чужим среди своих»

– Савелий Евсеевич! Предыдущая подобная встреча, проходившая в Питере тремя годами ранее и приуроченная к Играм доброй воли-1994, мне кажется, не идет ни в какое сравнение. Ведь тогда иностранных «звезд» приглашал РФС. А в 1997-м комплектованием сборной мира занимались помощники президента ФИФА Жоао Авеланжа. Но самое удивительное – вы отвечали за медицинское обеспечение гостей. То есть временно «перешли» на сторону соперников национальной команды?

– (Смеется.) Ну, если оставаться до конца точным, то я появился в чужом стане не один, а с помощниками – массажистами «Локомотива» Владимиром Ткаченко и Александром Гасовым.

Признаюсь, я обрадовался, что наконец-то получил возможность познакомиться с таким выдающимся тренером, как Бобби Робсон (1933–2009), наставником ведущих английских и иных зарубежных клубов («Ипсвич», «Фулхэм», «Ньюкасл», «Барселона», «ПСВ», «Порту»…).

– Почему «наконец-то»?

– Впервые увидел его в Лондоне летом 1984-го, когда наша сборная в товарищеской встрече на «Уэмбли» сенсационно взяла верх над хозяевами (2 июня – 0:2. – Прим. Г.К.). Безусловно, после столь печального для англичан результата в общении с Робсоном необходимо было соблюдать определенный такт.

Итак, спустя 13 лет, в Москве я к назначенному часу приехал в «Президент-отель», где разместилась сборная ФИФА и где меня представили Робсону. Ответная реакция оказалась дружелюбной и уважительной. Его напарника – Бору Милутиновича я знал хорошо: на первенстве мира-1986 возглавлял сборную Мексики, через 4 года вывел команду США в финальную стадию чемпионата планеты в Италии… Обычно мы с ним беседуем по-русски – серб общительный, чувствует юмор, хорошо разбирается в напитках…

Тренеры сообщили мне, что общий ужин состоится в тот же день в 19.00. Вечером, когда, боясь опоздать, я спешил на это мероприятие, в гостиничном коридоре встретился с президентом Федерации футбола Украины Григорием Суркисом. Мы, как давнишние друзья, пообщались накоротке – буквально 30 секунд. Поэтому в ресторан я вошел тогда, когда все расселись. Чтобы пройти к выделенному для меня месту, пришлось с тыла обойти стол, за которым сидели тренеры, переводчик и сопровождавший сборную мира полпред «Адидаса». Увидев меня, все они разом встали.

– Понятное дело, воспитанные люди уважили седовласого мэтра.

– Дело не только и не столько конкретно в моей персоне. Я неоднократно слышал о крайне уважительном отношении к спортивным медикам на Западе. Там врачей, особенно в большом футболе, воспринимают чуть ли не в качестве чудотворцев. Сомневаюсь, что кто-то из зарубежных тренеров позволяет себе повысить голос на доктора команды или посмеяться над ним. Тем более в присутствии игроков. Что не единожды случалось в России, где иные руководители или наставники клубов зачастую бестактно, иногда по-хамски общаются с моими коллегами. Поэтому, когда сборная мира дружно вытянулась в струнку, я сильно смутился. И счел необходимым всех поблагодарить за проявленное уважение. У нас подобную картинку не увидишь по определению.

– Но в вашей-то марафонской карьере случались приятные исключения в этом смысле?

– Конечно! Например, в 1990-е «Локо» во главе с Семиным прилетел на сбор в Германию. Соседями по спортбазе оказались киевские динамовцы. Их тренерский штаб – мои бывшие подопечные Сабо, Михайлов и Демьяненко. Питались мы в разных залах ресторана. Одна команда приходила на обед, другая – заканчивала есть. Поскольку любимых хлопцев я давно не видел, а ностальгия осталась навсегда, подошел к столу, за которым сидели руководители украинского клуба. Заметив меня, все ребята встали. Аж слезу пробило их столь почтительное отношение.

– Как и доллар, Мышалов – всегда и везде Мышалов! Возвращаемся к вашей штучной работе за сборную мира?

– После ужина хотел узнать у Робсона программу следующего дня (когда тренировка, отъезд, обед…) Однако он переадресовал меня к Маттеусу, пояснив:

– По традиции оргвопросами занимается наш капитан. С ним у вас проблем не должно быть!

Наверное, Робсон слышал, как я бойко по-немецки общался с полпредом «Адидаса».

А с Лотаром мне довелось впервые встретиться в феврале 1989-го. Советская сборная готовилась на базе «Интера», тогда выигравшего первенство Италии. «Первыми скрипками» миланского клуба считались немцы Маттеус (дебютный сезон), Клинсман и Бреме. Ежедневные одноразовые тренировки хозяев начинались в 10.30. Странно, но их именитый наставник Джованни Трапаттони запрещал подопечным сверхурочные «трудовые смены».

Тем не менее Маттеус приезжал на базу и по вечерам. Никто на него не обращал внимания. Он потихонечку переодевался, убегал в лес и возвращался оттуда мокрый как мышь. Однажды я спросил Лотара:

– Извините, а почему так себя изнуряете?

– Дело в том, – пояснил он, – нагрузки Трапаттони для меня недостаточны. Чтобы достойно выступать в Италии, тем более в такой команде, как «Интер», спортивная форма легионера должна быть минимум на полголовы выше, чем у местных футболистов.

Так вот в Москве тот же Лотар подробно, начиная с часа подъема, рассказал мне о режиме дня сборной мира. Кстати, я по заведенному в нашем футболе, уже для всех привычному псевдопорядку спросил: «Чтобы разбудить ребят, нужна наша помощь?» Ведь врачи российских команд напоминают дипломированных нянек от медицины, которые по утрам стучатся в двери номеров футболистов: «Пора вставать!.. Как поспал, поел?.. Надень шапочку, шарфик, чтобы не простудиться!»

С изумлением взглянув на меня, Маттеус ответил:

– Нет-нет! Что вы! Не надо! Мои партнеры знают, во сколько нужно проснуться, чтобы успеть на завтрак.

На второй день пребывания гостям организовали выезд в одно из столичных казино. Правда, Робсон попросил не задерживаться после 23.00. Футболисты (среди них были такие «звезды», как Папен, Джоркаефф, Эффенберг, Субисаретта…) вернулись в отель вовремя, но в явно расслабленном состоянии. Может, кто-то пива или винца пригубил. Говорю это так уверенно, потому что сам их вечером встречал, поскольку ночевал в отеле. Перед сном не выдержал – позвонил Игнатьеву, одному из тренеров сборной России:

– Борис Петрович! Судя по всему, завтра можно ждать шоу. Я пока не заметил, чтобы гости готовились всерьез.

На третий – уже игровой – день с утра меня пригласил к себе Робсон и предельно интеллигентно попросил дать профессиональную информацию:

– Понимаю, – сразу сказал он, – у вас было мало времени, но все ли здоровы, не жаловался ли кто-нибудь?

– Коль никто не обращался, значит, в команде нет больных, – ответил я.

Разминаться собирались на резервном поле в Лужниках. Автобус заехал за сборной мира в гостиничный двор. После того как игроки заняли свои места в салоне точно в назначенное время, автомобиль развернулся к входным воротам. А там висел огромный замок, похожий на амбарный. Будка бюро пропусков находилась чуть в стороне. Зайдя туда, я поинтересовался: «Где охранник?» Кто-то из персонала побежал за ним. Тот, запыхавшись, вернулся к рабочему месту. Но никак не мог открыть замок. Подскочил второй охранник. Теперь они вдвоем крутили ключом. В тот момент, как мне потом рассказал переводчик, Робсон, повернувшись к Милутиновичу, спросил:

– И как это они умудрились запустить в космос Гагарина?

…На занятие в качестве «разведчика» приехал Семин – он тогда входил в бригаду наставников сборной России. Тренировка получилась очень эмоциональной. Такой настрой своими комментариями и подсказками «подогревал» Робсон. Напоследок отыграли короткую «двусторонку», разбитую на отрезки: Папен оказывался впереди то с Эффенбергом, то с Джоркаеффом… Искали оптимальные связки, тактические сочетания. И никакой «физики»…

В день матча я решил посоветоваться с Робсоном по поводу обеденного меню. Оно составлялось по принципу «шведского стола». Однако Бобби, выразив мне полное доверие, сказал: «Заказывайте все то, что считаете нужным!» Поэтому, исходя из своего опыта, я попросил шеф-повара приготовить закуску из осетрины и красной рыбы, а также мясной бульон. Что касается вторых блюд, выбрал куриное филе и натуральное мясо с гарнирами.

Вся сборная мира появилась в ресторане в назначенный час. Как в свое время рассказывал мне вернувшийся из Португалии Юран, где он выступал за местные клубы: «На завтрак игроки приходили, когда заблагорассудится, но если хотя бы на минуту опаздывали на обед, им выписывали солидный штраф».

Так вот, в «Президент-отеле» все футболисты прошли мимо закусок. Бульон взяли двое-трое. А из вторых блюд многих привлекли высококачественно приготовленные спагетти. Рядом стояли фирменные соусы. Несколько человек (по-моему, немцы), кроме спагетти, положили в тарелку по куску мяса. Наконец, почти все предпочли фруктовый десерт.

И врачей, и тренеров, и игроков всегда и везде интересует оптимальное время начала обеда в день матча. Интернациональная сборная ФИФА села за стол позже обычного – за 3–4 часа до свистка арбитра – с учетом того, что большинство футболистов предпочли спагетти, а оно задерживается в желудке не более 3 часов. Для сравнения: российские команды это делают за 4,5–5 часов до выхода на поле.

Непосредственно перед выездом в Лужники, зная, что иностранцам нравится то, что мы называем полдником, заказал булочки, выпечку без крема и добавок. В зале стоял тостер. Каждый подходил, брал кусочек специального сорта хлеба, поджаривал и намазывал его джемом. Тост этот запивали чаем или кофе.

Кстати, о напитках. В обед – накануне и в день матча я опрашивал футболистов, кто и что будет пить. Например, за сутки до игры Маттеус предпочел пиво, Папен и испанцы – вино… Причем без контроля или ограничений со стороны тренеров. У нас же это происходит в одной форме: «Поставьте на столы только минералку!»

Так в 1997-м я сделал для себя важный вывод: у западных профи «черепная коробка» раскрепощена потому, что они ни на чем лишнем не напрягаются.

– Безусловно, речь идет о менталитете игроков сборной ФИФА. А их профессионализм, насколько я понял, основывается на отношении к делу, а не в том, чтобы уметь при помощи агента «выцыганить» контракт со многими нулями…

– А возьмите их подготовку к матчу уже в раздевалке! Когда мы приехали в Лужники, тренеры провели крайне лаконичную установку. На стене висела доска со списками футболистов. Тем не менее, Робсон вслух уточнил стартовый состав, мгновенно разрисовал тактический рисунок… Я же, зная, что через стенку расположилась наша сборная, подбежал в их раздевалку и сообщил Игнатьеву:

– Никакого шоу не будет! Гости готовятся всерьез и предельно концентрированно! Настраивайтесь на боевую игру!

Тем временем мои помощники Ткаченко и Гасов не только вовсю массировали, но и тейпировали. Кстати, многие зарубежные футболисты в отличие от наших тейпируются самостоятельно.

– Но это ведь уметь надо?

– Помню лишь двоих игроков сборной, тейпировавших себя без чьей-то помощи – Горлукович и Ольшанский. А вот Блохин тейпировался у меня. Знаете, что собой представлял тейп в те годы? Смешно объяснять – мочили бинты и делали «восьмерку» на голеностопе.

Тут же, предчувствуя, что ими будут пользоваться вдоволь, я взял вроде достаточное количество тейпов. Однако весь мой запас разошелся за считаные минуты – один Эффенберг намотал 2–3 катушки. Я вновь перебежал в раздевалку российской команды, к доктору Орджоникидзе:

– Зураб! Дай еще тейпов – нам не хватило!

…Вот и все детали, свидетельствовавшие о том, что даже к товарищескому, можно даже сказать, дружескому матчу зарубежные «звезды» относятся максимально профессионально. Неудивительно, что его итог оказался для них победным.

РОССИЯ – ФИФА – 0:2 (0:0)

18 августа 1997 г. Товарищеский матч в ознаменование 850-летия Москвы и 100-летия российского футбола. Москва. Олимпийский стадион «Лужники». 62 000 зрителей.

Россия: Овчинников (Черчесов, 46), Ковтун (Пагаев, 46), Никифоров (Чугайнов, 46), Попов, Косолапов (Яновский, 46), Канчельскис (Гришин, 46), Онопко (к), Аленичев (Харлачев, 46), Колыванов (Тихонов, 46), Веретенников, Симутенков (Черышев, 46).

ФИФА: Субисаретта (Господарек, 46), Вега, Суарес, Верлаат, Маттеус (к), Джоркаефф (Цвейба, 78), Герреро, Винтер, Папен (Абеди Пеле, 46), Эффенберг, Шевченко (Бесчастных, 58).

Голы: Джоркаефф (55), Герреро (82).

ФИФА впервые пригласила Андрея Шевченко, тогда совсем мальчишку. Сидя на скамейке, я заметил, как Робсон и Милутинович восхищались игрой будущего обладателя «Золотого мяча» (Шевченко получил его в 2004 г. – Прим. Г.К.).

После совместного прощального ужина сборная России отправилась на поезде (и я вместе с ней) в Санкт-Петербург, где через день в спарринг-матче уступила югославам (20 августа – 0:1. – Прим. Г.К.), а иностранные футболисты разлетелись в разные концы планеты. Незадолго до отъезда в аэропорт ко мне подошел Робсон, поблагодарил за совместную работу и вручил красивую коробочку: «Доктор! Вам сувенир!» Открыл, а там швейцарские часы.

– Заслуженный гонорар!

– Всего три дня общения со «звездами» мирового футбола, но сколько доселе неизвестных мне нюансов я открыл для себя за этот короткий срок.

– Возникло ощущение, что вы окунулись в иной мир, хотя никуда и не уезжали.

Резюме-1

Тренерский пазл от С.Е. Мышалова[1]

– Герои прошедших бесед – целая плеяда выдающихся наставников, диаметрально противоположных личностей. Как в большом спорте, так и в жизни. Чтобы попытаться вывести некий общий знаменатель, я решил попросить вас провести обобщающий разговор.

Для меня, как, уверен, и для вас, ключевой фрагмент этой условной мозаичной картины, то есть основа основ – культура человека. Причем в самом широком, затрагивающем как внутреннюю, так и внешнюю стороны смысле. Интеллигентность – вот что прежде всего подкупает в человеке. Когда имеешь дело с интеллигентным человеком, вольно или невольно стараешься соответствовать его уровню.

Савелий Евсеевич! Кто из футбольных тренеров, с кем вы работали, в первую очередь ассоциируется с этим фундаментальным качеством?

– Я бы начал с Качалина. Настоящий интеллигент, обладавший культурой и тактом. В беседе Гавриил Дмитриевич всегда хорошо отдавал себе отчет, с кем разговаривает. И никогда не позволял себе хоть в чем-то – знании, умении, общей культуре – унизить человека. Той же способностью однозначно обладает Симонян.

– Какие черты коллективного образа вашей тренерской «команды-мечты» следуют дальше?

– Образованность. Я имею в виду не только профессиональные знания, но и общий кругозор. Здесь я бы первым назвал Симоняна. И затем, конечно, Лобановского.

Говоря об образованности, я, конечно, имею в виду не диплом, не «корочку» об окончании вуза или спецкурсов и даже не уровень полученных там знаний, а умение все время этот «багаж» пополнять.

Среди тренеров, которые успешно учились, имели хорошую теоретическую базу, которую применили на практике, отмечу Газзаева. Тогда как Лобановский, хотя не оканчивал профильный вуз, был блестяще образован – в школе получил золотую медаль, в институте – красный диплом. Когда Валерий Васильевич начал работать в клубах, он старался себя окружить людьми, которые были способны «закрыть бреши» в области тех знаний и навыков, которыми он не владел. Полагаю, и я столь долго проработал в его штабе прежде всего потому, что Валерий Васильевич видел во мне сведущего в вопросах спортивной медицины человека.

Еще одна оговорка. Говоря об образованности, я бы не сбрасывал со счетов особые, природой данные качества и талант, которые даже тем наставникам, которые «академиев не кончали», позволяли на футбольном поприще достигать больших высот. Поэтому отмечу важность таких качеств, как интуиция, умение использовать свой и чужой практический опыт. К числу талантливых самородков я бы отнес Бескова, Семина и в какой-то степени Газзаева.

Если природный талант накладывается на доскональное знание тренерского ремесла, да еще «ложится» на умение – это супер. Способность гармонично использовать как благоприобретенное, так и данное свыше – обычно рождает профессионалов высочайшего класса. Из тех, с кем довелось вместе работать, я бы к этой группе отнес Бескова, Лобановского, Симоняна, Семина, Газзаева.

Очень важную роль в работе любого наставника играет его способность расположить к себе любого, с кем он входит в контакт, умение успешно преодолевать барьер, который частенько возникает в общении между разными людьми. Иначе говоря, коммуникабельность. Тут я бы выделил Игнатьева, Николаева, Садырина.

Если соединить все перечисленные черты идеального футбольного наставника, то близкий к тому вариант у меня возникает из совокупности лучших качеств Лобановского, Бескова и Симоняна.

– Простите, но вы не забыли Кудрявцева, сильнейшего, на мой взгляд (в чем убедился, выслушав ваш рассказ о нем) советского конькобежного наставника?

– Ну а этот человек, по-моему, объединял в себе все. Во-первых, он был интеллигентен, хотя своему внешнему виду, как большинство гениальных людей, большого значения не придавал. Иное дело, высочайшая образованность, исключительная способность овладевать новым знанием. Кудрявцев блестяще учился и в институте, и в аспирантуре Института физкультуры. Сам прекрасный спортсмен, он великолепно разбирался в тонкостях подготовки легкоатлетов и пловцов, внимательно изучал иностранный опыт, ухитряясь даже в не самые благоприятные для этого годы добывать самую свежую, самую необходимую для новаторской работы информацию.

Кстати, с точки зрения познания чужого опыта, пристального изучения соперника у футбольных тренеров, в штабе которых я работал, тоже были свои «чемпионы». Взять, скажем, Лобановского. Уж сколько раз – на чемпионатах мира и Европы, мне, например, доводилось наблюдать, как его утро начиналось с того, что входившие в состав каждой нашей делегации пресс-атташе приносили ему кипами все связанные с грядущим матчем и опубликованные в иностранных газетах материалы. Кстати, подобная практика характерна для работы многих наставников. Но то, как к этой стороне тренерского дела относился Валерий Васильевич, меня особенно впечатляло.

Часть вторая

Глава 1

Лев Иванович и «яшинцы»

– Савелий Евсеевич! «Команду мечты» Мышалова – символическую сборную избранных вами отечественных футболистов, естественно, откроем с вратарей?

– Естественно. Причем по поводу того, кто из них № 1, сомнений у меня нет. Это – Лев Иванович Яшин.

Яшин Л.И. Заслуженный мастер спорта. Родился 22 октября 1929 г. в г. Москве. Воспитанник футбольной школы при заводе «Красный Октябрь» (Тушино). Выступал за команду «Динамо» (Москва) (1950–1970). Провел 326 (22 сезона) матчей в чемпионатах СССР (всего – 812). Отразил более 150 пенальти. По количеству выигранных медалей – рекордсмен среди советских футболистов. Чемпион СССР 1954, 1955, 1957, 1959 и 1963-го гг. Обладатель Кубка СССР 1953, 1967 и 1970 гг. В списке 33 лучших игроков сезона – 14 раз – рекорд советского футбола. Лучший вратарь СССР (приз журнала «Огонек») 1960, 1963 и 1966 гг. В сборной СССР – 74 матча – 14 сезонов подряд, за сборную выступал до 38 лет (за олимпийскую сборную СССР сыграл в 6 матчах).

Участник чемпионатов мира 1958, 1962, 1966 (4-е место) гг. Олимпийский чемпион 1956 г. Обладатель Кубка Европы 1960 г. Серебряный призер Кубка Европы 1964 г. 2 раза играл за сборную мира (с Англией в 1963 г. и Бразилией – в 1968 г.). В 1963 г. первым и единственным среди вратарей был признан лучшим футболистом Европы и награжден «Золотым мячом». В 1986 г. за заслуги в развитии олимпийского движения удостоен высшей награды МОК – Олимпийского ордена. В 1988 г. награжден Золотым орденом ФИФА «За заслуги перед футболом».

Начальник команды «Динамо» (Москва) (1971–1975). Замначальника отдела футбола и хоккея ЦС «Динамо» (1975–1976). Замначальника Управления футбола Спорткомитета СССР (1976–1984). Старший тренер ЦС «Динамо» по воспитательной работе (1985–1990). Зампредседателя Федерации футбола СССР (1981–1989). Автор книг «Записки вратаря» (1976 г.), «Счастье трудных побед» (1985 г.).

Награжден орденами Трудового Красного Знамени (1957, 1971), Ленина (1967, 1990) и золотой медалью Героя Социалистического Труда (1990). Скончался 20 марта 1990 г. в г. Москве. В 1996 г. именем Яшина названа улица в Тольятти. Его имя с 1990 г. носит московская футбольная школа «Динамо». 2 мая 1997 г. был открыт памятник Яшину на территории стадиона «Лужники». В 2000 г. у главного входа на столичный стадион «Динамо» воздвигнут мемориал Яшина. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Сколько о нем написано книг! Сколько статей посвящено этой – с какой стороны ни взгляни – незаурядной личности. Так что, кажется, уже все всем известно. И все же попытаюсь добавить к его портрету кое-какие собственные штрихи.

Первое, что меня во Льве Ивановиче всегда подкупало – изначально позитивное, доброжелательное отношение к окружающим. Для него не было – во всяком случае, пока жизнь не убеждала в обратном – незначимого, малоинтересного человека. У меня есть ощущение, что именно в устах Яшина донельзя затертая фраза Сатина из горьковской пьесы «На дне»: «Человек – это звучит гордо!» всегда бы звучала искренне и не избито. Ну, хотя бы потому, что он своими поступками, отношением к людям и делу не давал повода в том усомниться.

Конечно, это не значит, что Яшин плохо разбирался в людях, не понимал противоречивости человеческой натуры и вообще – глядел на жизнь сквозь розовые очки. Нет! Он мудро знал истинную цену многому. И хотя – как все мы, грешные – мог в чем-то обмануться, в главном, существенном, принципиальном – почти не ошибался.

– То есть Яшин никого не опускал и не возносил?

– Такие крайности противоречили его натуре! Ну, возьмите хотя бы пресловутую «звездную болезнь». Или, скажем так, – высокомерие, которое, как я много раз наблюдал, поражает многих, достигших, по мнению публики, значимых высот. Тут ведь что сразу проявляется? Избирательность в выборе круга общения. Человек с бедным духовным багажом, как воздушный шар с оторвавшейся корзиной, взлетает налегке, цинично «сбрасывая» в прошлое всех, кто – как он считает – бесполезен в дальнейшем продвижении. Результат «выбраковки» – отсутствие настоящих друзей. Их нет – есть только «нужники», то есть нужные ему для поддержания «звездности» люди.

Яшин в этом отношении – абсолютное исключение. Даже после получения «Золотого мяча» (престижная ежегодная премия, присуждаемая журналом France Football лучшему игроку мира. – Прим. Г.К.) ни я, ни кто-либо из его ближайших знакомых и друзей не ощутили, что Лев Иванович вообразил себя великим.

– Когда вы познакомились?

– В конце весны 1964 года. Тогда, напомню, олимпийская сборная во главе с Вячеславом Дмитриевичем Соловьевым готовилась к отборочным матчам против футболистов ГДР. Мы – я имею в виду тренерский штаб – разместились в одном доме отдыха с игроками главной – национальной – команды. Я только начинал карьеру спортивного врача в большом футболе, еще мало кого лично знал. И потому с трудом верил своему счастью! От лицезрения «звезд» глаза разбегались.

А уж Яшин представлялся недосягаемым кумиром. Поэтому я был поражен, насколько просто и естественно прошло наше знакомство. Со мной, доктором команды, Лев Иванович общался точно с такой же доброжелательностью, как и другие, менее знаменитые игроки. Поначалу сокращенно называл меня – док, позже – по имени и отчеству.

До непосредственной встречи с Львом Ивановичем я, конечно, видел его на поле. Но, будучи страстным болельщиком «Торпедо», к команде «Динамо» и ее вратарю приглядывался куда менее пристально. Но когда судьба подарила возможность общения с ним в сборной, я его смог наблюдать, что называется, крупным планом. Очень показательным было то, как к нему тепло относились все без исключения товарищи по команде. Или как, скажем, уважительно общался с ним Константин Иванович Бесков. Да и что в том удивительного? Ведь Яшин – вместе с Ворониным и Ивановым – прочно вошли в элиту отечественного футбола и по праву считались лидерами сборной СССР тех лет.

Лев Иванович это право подтверждал почти в каждой игре. Помню, например, как он блестяще выступил в гостевом матче против греков. Встреча проходила в рамках отборочного турнира первенства мира-1966. И потому мы ощущали огромный ажиотаж вокруг игры. Местная пресса безапелляционно твердила: «У русских нет шансов на успех!» В том, что ребята уверенно победили (4:1), огромная заслуга Яшина. Он вытащил несколько мячей из разряда «неберущихся». А единственный гол, забитый в наши ворота, пропустил в ситуации, в которой оказался бы бессилен абсолютно любой вратарь.

Еще эпизод. Осень 1965 года. Южноамериканское турне сборной, во время которого, понятное дело, я общался с Яшиным ежедневно. До перелета через океан провели серию товарищеских игр во Франции, которые, забегая вперед, позволили успешно выступить в отборочных матчах с командами Дании и Уэльса. В Копенгагене в воротах стоял Яшин, в Кардиффе – Кавазашвили (заключительная встреча не имела турнирного значения – наши заняли 1-е место в подгруппе).

В те дни тренер-ассистент Гуляев попросил меня пройтись с ним перед сном, чтобы посмотреть, чем это ребята занимаются. Я стал отговаривать:

– Николай Алексеевич! Они, может, в карты играют. Грех невеликий. Зачем устраивать шум, лишний раз ребят по пустякам дергать…

Гуляев все же настоял на своем. И нарвался. Потому что первым делом зашел к лидерам Яшину и Иванову. А у тех – дым коромыслом. И тот, и другой курили, что, кстати, было обоим официально разрешено – их, собственно, по этой причине вместе и селили-то. Отшатнувшись от дыма, Гуляев своим не очень приятным гнусавым голосом принялся читать мораль. Потом прицепился к Иванову:

– А-а! – запричитал тренер, приподняв одеяло. – Ты к тому же в трусах с резинкой спишь! Зачем? Тело должно дышать!

Словом, «инспекция» закончилась тем, что ребята просто «послали» Гуляева куда подальше.

Люди зрелые, умные – Яшин и Иванов прекрасно разбирались, кто, что, чего стоит. Поэтому я был горд, что для меня у них была открыта «зеленая улица». Что касается Льва Ивановича, то на последующих сборах с его участием мне особенно нравилось к нему заходить. И не только из-за того, что Яшин великолепный собеседник. Хорошо понимая, что, как футбольный врач, я только-только делаю первые шаги, он всячески подбадривал меня:

– Работайте, док! И не обращайте ни на кого внимания. Кто бы перед вами ни был: Яшин ли, Петров ли, Сидоров ли – в принятии вами профессиональных решений это не должно иметь никакой роли.

А позже, когда мы перешли на «ты», обязательно старался успокоить:

– Не бойся – тебе доверяют!

Ребята к Льву Ивановичу тянулись. Как ни зайдешь в его комнату, там обязательно то Месхи, то Метревели, то Воронин. Я уж не говорю про его «вечного соседа» Иванова… Все, кто нуждался в общении с Яшиным, никогда не разочаровывался. Потому что всякий, кто обращался к нему за поддержкой, непременно ее получал.

Должное этому большому футболисту и настоящему человеку воздавали все: и рядовые «солдаты» армии болельщиков, и «звездные» соперники из лучших команд мира, и крупные политики международного масштаба. Вот я начал вспоминать о нашем южноамериканском турне осенью 1965 г. Началось оно с товарищеской встречи не с кем-нибудь, а против сборной Бразилии.

Это тогда была сильнейшая команда мира, в которой блистали такие «звезды», как Пеле, Гарринча, Сантос. Надо ли объяснять, что матч на переполненном стадионе «Маракана» для нашей команды оказался очень сложным. После 1-го тайма сборная СССР проигрывала 0:2. Могла пропустить еще. Впереди особенно «терзал» нашу защиту великий Пеле. Опекать его поручили Афонину – армейскому стопперу из Ростова-на-Дону. Лучший футболист мира, естественно, замотал армейца. К тому же до матча хозяева попросили нас корректно обращаться с Пеле, чтобы тот – не дай бог! – не получил травму. Помня об этом, Афонин всячески избегал плотной игры с ним – больше старался играть на опережение. Но в таком противостоянии у него не было шансов. Причем настолько, что в перерыве, обратившись к тренеру Морозову, защитник прямо-таки взмолился:

– Все! Больше не могу! Меняйте!

Трудно сказать, как сложился бы для нас 2-й тайм – а значит, и весь матч, если бы не Яшин. Он был великолепен! В двух пропущенных в первой половине игры мячах – в том числе забитом Пеле – наш вратарь был не виноват. Зато сколько раз спасал команду, казалось, от неминуемого гола. В конце концов он покорил самого Пеле.

В одной из очередных атак этот суперфорвард, обойдя центрального стоппера Шестернева, выскочил с Яшиным один на один. С этой позиции Пеле стопроцентно, в упор «расстреливал» лучших вратарей мира. И, наверное, сначала даже не поверил своим глазам, когда вдруг увидел, что в каком-то неимоверном прыжке Яшин намертво взял мяч. Что после этого сделал Пеле? Он подбежал к голкиперу и, подняв, словно рефери в боксе, его руку, стал поворачивать Льва Ивановича лицом ко всем трибунам по очереди. Вот как высоко великий бомбардир оценил мастерство своего не менее великого оппонента! Понятно, что потрясающая игра Яшина вселила в его товарищей уверенность.

Ребята раскрепостились. И, сквитав два мяча, восстановили к концу матча «статус-кво». Стадион рукоплескал. Такая ничья стоила иной победы. Не зря по окончании встречи в раздевалку нашей команды в сопровождении посла СССР в Бразилии Сергея Михайлова зашел присутствовавший на матче Роберт Кеннеди. Судя по тому, что сенатор и родной брат предыдущего президента США – пусть и недолго, но исключительно тепло – общался в основном с Яшиным, было ясно, кого он считал главным героем исторического матча.

И еще! Вот сколько лет прошло, но я нет-нет да и вспоминаю ту игру на «Маракана». А больше всего тот момент, когда Яшин изумил Пеле. Вспоминаю, пытаюсь и никак не могу до конца понять, как Лев Иванович вытащил тот мяч. Нет, если о слагаемых, то никакой загадки, в общем-то, нет.

Он фантастически точно выбирал оптимальную позицию. Видимо, срабатывала природная интуиция. Кроме того, Яшин один из первых стал играть, словно 11-й полевой футболист, в пределах штрафной площадки. И в этих условиях во многом действовал на опережение. Можно припомнить и другие составляющие его необычного футбольного таланта. Но исчерпывающего ответа все равно нет. Возможно, потому, что это в математике сумма плюсуется из слагаемых. А из чего слагается талант и искусство, ни на одном суперкомпьютере не подсчитаешь!

Вероятно, по этой причине, вспоминая о Льве Ивановиче-вратаре, в памяти сразу возникает образ: на фоне белой сетки двигается человек в черном. И уж потом приходят на ум реальные детали. Ведь Яшин на самом деле играл во всем черном: бутсы, гетры, трусы, свитер. Да и перчатки на руках у Льва Ивановича были густого темного цвета. Недаром за рубежом его называли «Черный Паук». Видно, не сомневались, что мимо него не то что мяч – муха в ворота не пролетит.

Харизма Яшина была такой силы, что одно его присутствие помогало. Вспоминается 1970 год, когда он заканчивал карьеру. Чемпионат мира в Мексике. В распоряжении Качалина – тогдашнего, напомню, главного тренера сборной – имелись три голкипера – Рудаков, Кавазашвили и призванный из ЦСКА Шмуц. Неожиданно, получив серьезную травму, «сломался» Женя. Чтобы подстраховаться, из Москвы вызвали 41-летнего Льва Ивановича, благо он был включен в предварительную заявку. Когда я ему рассказал о ЧП с Рудаковым, Яшин по обыкновению счел необходимым поддержать меня:

– Все сделал правильно – и гипс положил, и в Москву отправил. Разве можно было рассчитывать на него с таким плечом?

И вот интересная деталь. Там, в Мексике, Лев Иванович ни разу не вышел на игру – даже, по-моему, в запасные не попадал. Но насколько полезным оказалось его пребывание в команде! Ведь он тренировался, готовился со всеми к матчам. И уже одно это благотворно влияло на более молодых его коллег – голкиперов сборной. Не случайно Кавазашвили, который, пропустив всего два мяча, в Мексике выступил достойно, потом всем рассказывал, что вряд ли сыграл бы столь удачно, если бы рядом не находился Яшин.

– Следующий год знаменателен тем, что Москва, СССР, да и вся планета прощались с лучшим голкипером всех времен и народов. 27 мая в 19.30 трансляцию матча сборных «звезд» мирового футбола и «Динамо» начали Центральное телевидение и Интервидение. Я его смотрел, признаюсь, сквозь слезы.

Еще в тбилисской школе родилась мечта стать дипломатом, проучившись в МГИМО. Чтобы переступить его порог и сдать лишь документы в приемную комиссию, в советские годы необходимо было получить рекомендацию Центрального комитета комсомола любой республики СССР (по месту жительства), утвержденную в ЦК местной компартии. Я, будучи комсоргом школы, наивно считал, что сам, без блата, заработаю допуск в любой вуз. Но все обернулось драматически.

Комсомольский вожак Грузии Патиашвили (спустя 18 лет, став «хозяином» республики, за день превратился в «политический труп», будучи общепризнанным виновником трагических последствий силового разгона демонстрантов 9 апреля 1989 года у Дома правительства в Тбилиси) и его соратники, несмотря на успешное собеседование, глядя мне в глаза, заявили: «Хочется, чтобы в МГИМО учились будущие национальные кадры». Эта фраза не оставляла меня на протяжении всего исторического матча. Кстати, организованного моим будущим старшим коллегой-известинцем Борисом Федосовым, руководителем Федерации футбола СССР.

Извините за пространное отступление. Вернемся к «вашему» Яшину?

– Я вижу, что и в вашей жизни Лев Иванович сыграл определенную роль…

Итак, январь 1977-го. Я работал в сборной, которую возглавлял Симонян. Команда по программе предсезонной подготовки отправилась в Италию на серию товарищеских игр. Лев Иванович в качестве руководителя делегации поехал с нами. Ну, казалось, шеф он и есть шеф: для ребят – еще один начальник. Но только не Яшин. Молодежь из нового футбольного поколения относилась к нему, как к доброй фее. И постоянно тянулась за советом, подсказкой, содействием в решении разнообразных вопросов.

Иногда, когда возникала возможность, мы с Яшиным посещали матчи серии А национального первенства Италии. В частности, однажды побывали на матче «Рома» – «Фиорентина». Очень скоро местные тиффози, сидевшие около нас на трибуне, почти перестали следить за тем, что происходило на поле. Они все больше заглядывались на Льва Ивановича. Пока, в конце концов, окончательно развернувшись в его сторону, не начали с ударением на последний слог скандировать: «Яшин! Яшин!»

– Вы много с ним общались, а за «скорой помощью» он обращался к вам?

– Будучи еще действующим вратарем, Лев Иванович очень страдал из-за язвенной болезни. Специалисты предлагали сделать операцию, консультировали по поводу лечения. Я с ним ездил в 1-ю Градскую больницу. Но от хирургического вмешательства Яшин отказался. И как ни в чем не бывало продолжал играть. Помню, когда в 1965-м мы поехали «на Европу», накануне матча в Афинах Лев Иванович предупредил меня:

– Савелий Евсеевич! Положи в свой чемоданчик соду – наверняка понадобится.

В те годы врачам еще разрешали не только на лавочке сидеть, но и стоять за «рамкой». Улучив момент, когда игра переместилась к чужим воротам, Лев Иванович крикнул в мою сторону:

– Доктор, соду!

Подлетев, я передал ему разовую дозу. Он проглотил, спешно запил водичкой и снова занял место в воротах. После игры на мой тревожный вопрос: «Как дела?» Яшин ответил: «Все нормально!»

Еще он чересчур много курил. Я осаждал его, умоляя:

– Лев Иванович! Бросай курить – у тебя ведь язва!

Просили и другие. Но он ни на чьи уговоры не поддавался. Только когда зазвучал тревожный звоночек по поводу проблем с сосудами ног, Яшин слетал на консультации в Израиль. Но это случилось уже в 1980-х, когда он работал в руководстве спортобщества «Динамо». Тогда мы встречались нечасто – в основном во время его визитов в Федерацию футбола СССР.

Обострение случилось в сентябре 1984-го. Тогда Лев Иванович в качестве почетного гостя сначала присутствовал в Софии на прощальном матче своего друга Христо Бонева. А затем с командой ветеранов переехал в Будапешт. Вот там-то проблема со всей серьезностью и обозначилась…

– Тут я процитирую коллегу: «Подъехали к гостинице, стали выходить из автобуса, и вдруг Яшин перестал ощущать правую ногу. Принялся растирать ее, массировать – улучшения нет. Друзья помогли добраться до номера. Боль не проходила. Встревоженные хозяева подняли на ноги врачей. В местной больнице Яшину сделали обезболивающий укол и порекомендовали срочно везти его в госпиталь, специализирующийся на сердечно-сосудистых заболеваниях.

Когда Яшина доставили в клинику, там, несмотря на ранний час, его ждал давний друг – легендарный вратарь сборной Венгрии 1950-х Дьюла Грошич. Он воспринял беду Яшина как личную, метался по кабинетам, торопил врачей. Удалили тромб, но ситуация оставалась критической…»

– Знаете, до сих пор не могу понять, как его в столь плачевном состоянии выпустили в загранпоездку?! У меня даже сердце защемило, когда после операции в Будапеште начальник медицинского отдела Спорткомитета СССР Анатолий Алексеевич Лебедев позвонил домой:

– Савелий Евсеевич! Только что сообщили из Венгрии – первым авиарейсом в Москву срочно возвращается Лев Иванович. Возникла угроза гангрены. Надо не только встретить его, но и подумать, куда, в какой стационар из аэропорта везти…

Пришлось в очередной раз воспользоваться помощью своих товарищей по мединституту, с которыми не терял связи и до сих пор дружу. Почти сразу пришел на ум Анатолий Владимирович Покровский – в студенческие годы он учился на курс старше, а в дальнейшем стал академиком РАМН, профессором, заведующим отделением сосудистой хирургии Института им. Вишневского. Я немедля связался с ним. Анатолий Владимирович отреагировал соответствующе:

– Мы готовы немедленно принять Яшина!

…В аэропорту уже дежурила присланная динамовцами машина «Скорой помощи». Ее бригада собиралась забрать Льва Ивановича в госпиталь МВД. Увидев Валентину Тимофеевну – супругу Яшина, я кратко изложил ей свои аргументы в пользу Института имени Вишневского. Когда самолет приземлился, Льву Ивановичу помогли спуститься по трапу, посадили в каталку. Забинтованная нога не была обута. Опекать знаменитого вратаря рвались все. Особенно старались пограничники: они подошли к трапу, поставили в его паспорте необходимые отметки, провезли через служебные выходы.

Получив «добро» от Валентины Тимофеевны, я с ней и Львом Ивановичем помчался к Покровскому. Гангрена стремительно распространялась по больной ноге. Промедление грозило тяжелейшими последствиями. В ту же ночь Покровский оперировал Яшина, вынужденно, во имя сохранения жизни пациента ампутировав больную правую ногу.

Первую телеграмму с искренним сочувствием и дружеской поддержкой Льву Ивановичу прислал знаменитый итальянский вратарь Дино Зофф: «Весть эта потрясла меня. Ты навсегда останешься для меня лучшим из лучших вратарей. Я знаю тебя, твою силу воли и верю, что стремление приносить пользу, стойкость и оптимизм вернут тебя к активной деятельности». Позже лучшие мастера в Финляндии и Германии изготовили Яшину несколько легких, удобных протезов.

– В те же осенние дни 1984-го, примерно через полгода после начала работы в «Неделе», мой начальник Церковер, суперрепортер и горячий футбольный болельщик, отправил меня домой к Яшину, вернувшемуся из больницы. Мы узнали, что он при содействии нашего коллеги закончил автобиографическую книгу «Счастье трудных побед».

Я приехал в Чапаевский переулок, чтобы от имени редакции морально поддержать живую легенду спорта, а также выбрать для публикации одну из глав рукописи («Неделя», № 49 за 1984 г.). Лев Иванович открыл дверь, предельно подтянутый, тщательно выбритый, но – на костылях. На влажных губах оставался запах коньяка, хотя ему категорически нельзя было пить алкоголь. Впрочем, как и курить.

Поздоровавшись, Яшин перехватил мой взгляд на закатанную правую брючину: «Держусь! А что делать? Врачи настоятельно рекомендовали побольше ходить – в квартире, парке, во дворе. То, что движение – жизнь, теперь понимаю буквально. Надо привыкать. Подождите, мы еще побежим!»

В конце беседы «недельский» фотограф Ахломов, известный страстью к «коллекционированию» казначейских билетов, попросил меня: «Сфотографируй с Яшиным». – «Тебе-то зачем такой снимок?» – «Ничего не понимаешь – молодой еще! Гаишник остановит, покажу карточку, и все – свободен. Сэкономлю на взятке».

Перед тем как попрощаться, я сообщил Яшину: «Рядом с вами живет потрясающий человек и спортивная «звезда». Причем он знает, что вы – соседи, но до сих пор не знакомы». Яшин спросил: «Кто же это?» – «Юрий Петрович Власов». – «Вот это да! Продиктуйте, пожалуйста, номер его домашнего телефона?» Не знаю, успел ли он дозвониться и встретиться с великим штангистом ХХ века. Недолго потом пожил Лев Иванович.

– Увы! Вдобавок к прочим бедам спустя несколько лет у него обнаружили онкологию. И самое ужасное – помочь уже ничем было нельзя.

– Печальное последствие многолетнего курения?

– Наверное. За неделю до кончины и прямо на дому Льву Ивановичу вручили золотую звезду Героя Социалистического Труда. Родные и друзья ожидали приезда президента СССР Михаила Горбачева. Вместо него появился Рафик Нишанов – председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР. Так уж получилось, что, когда Льва Ивановича не стало, меня в Москве не было: мы тогда с Симоняном находились в Цюрихе, куда прибыли на совещание делегаций – участников предстоящего первенства мира.

Утром 21 марта 1990 года зашли в супермаркет. В отделе бытовой техники на разных каналах мерцал экранами целый набор телевизоров. И на всех шли передачи о Яшине: биография, фрагменты матчей… Нас словно током ударило. Мы поняли, что нет больше с нами родного Льва Ивановича. Нет человека, который для миллионов людей по всему свету остался в памяти как вратарь № 1. Лично для меня – еще и Человек с большой буквы.

– Недавно волею творческих обстоятельств – 26 лет спустя (!) – я вновь переступил порог квартиры Яшиных. Пересказал Валентине Тимофеевне фрагменты нашей беседы, посвященной Льву Ивановичу. Закурив на кухне сигарету и тяжело вздохнув, она «подарила» эксклюзивное дополнение.

После кончины мужа, дозвонившись до параолимпийской сборной России по футболу, попросила четверых из них (тех, кто не ниже 185 см) приехать на Чапаевский, где подарила им изготовленные для Яшина четыре протеза. Пятый, призналась вдова, уложили в гроб…

– Да! Вот так: даже расставшись с нами, Лев Иванович продолжил делать людям добро…

* * *

– В футболе, как и в жизни, свято место пусто не остается. Поговорим теперь о следующем (по возрасту) голкипере из вашей номинации, прославленном «торпедовце»?

– Вы имеете в виду Кавазашвили?

Кавазашвили Анзор Амберкович. Заслуженный мастер спорта. Родился 19 июля 1940 г. в Батуми. Воспитанник тбилисской ДЮСШ «Динамо». Выступал за команды «Динамо» (Тбилиси) (1957–1959), «Зенит» (Ленинград) (1960), «Торпедо» (Москва) (1961–1968), «Спартак» (Москва) (1969–1971), «Торпедо» (Кутаиси) (1972), «Спартак» (Кострома) (1974). Чемпион СССР 1965 и 1969 гг. Обладатель Кубка СССР 1968 и 1971 гг. Лучший вратарь СССР 1965 и 1967 гг. За сборную СССР сыграл 29 игр. Участник чемпионатов мира в 1966 (4-е место) и 1970 гг.

Главный тренер команды «Спартак» (Кострома) (1973–1975), сборной Чада (1976–1977). Тренер управления футбола РСФСР (70-е). Главный тренер юношеской сборной РСФСР (1978, 1981–1983), сборной Гвинеи (1985–1986). Первый зам. председателя Союза спортсменов СССР (1980-е). Президент Всероссийской ассоциации футбола (1992–1995). Первый зам. председателя Госкомитета РФ по физкультуре и туризму (1992–1994). Вице-президент МФФ (2003–2004). Ныне – гендиректор фирмы ВАФ-Строй. Награжден орденом Почета (2000).

– Да, за «черно-белых» он выступал здорово, и я, будучи верным болельщиком «Торпедо», все семь лет, пока он защищал цвета этой команды, внимательно следил за его игрой. Как-то Анзор и его одноклубники встречались в Лужниках с ЦСКА. Армейцы, заперев торпедовцев в штрафной, били в ворота с пяти и даже двух метров! «Мой» клуб, если не ошибаюсь, забив единственный мяч, победил. Что, конечно, не могло не обрадовать. Но то, что тогда в «рамке» вытворял Кавазашвили, я такого потом не видел даже в исполнении куда более маститых и признанных вратарей.

Понятно, что многие наши действующие футболисты, попадая в сборную, потенциально становились моими пациентами. В этом качестве Анзор впервые предстал передо мной в 1965-м, во время поездки сборной СССР по Европе. Тогда в главную команду Кавазашвили пригласили вторым вратарем.

Вместе с другими резервистами тренер Морозов выпустил его во время матча в Кардиффе. Ту встречу сборная СССР проиграла – 1:2. Но ни в одном из пропущенных мячей вины Анзора нет. Он защищал ворота достойно.

С первого дня нашего знакомства Кавазашвили произвел на меня впечатление серьезного, трудолюбивого, ответственного человека. Он, конечно, по ряду статей уступал Льву Ивановичу. Но при этом – и с полным на то основанием – считался очень надежным голкипером. Да и быть дублером Яшина тогда означало, что вратарь достиг уровня экстра-класса. Общительный, наделенный природным чувством юмора, Анзор частенько наведывался ко мне в кабинет не по причине проблем со здоровьем, а чтобы поговорить по душам.

Никакого возрастного барьера между мной и футболистами национальной команды тогда не возникало – ведь мы, по существу, принадлежали одному поколению. Поэтому я не возражал, когда Кавазашвили, как и его товарищи, обращался ко мне на «ты». Теплые дружеские отношения сохранялись и после того, как игроки разъезжались по клубам. Поэтому, появляясь время от времени в лужниковском диспансере, Анзор предпочитал записываться на прием ко мне.

Отношения еще более укрепились, когда мы вместе отправились на чемпионат мира 1970 года. Когда в уже неоднократно упомянутом злосчастном эпизоде Рудаков получил серьезнейшую травму, Качалин спросил меня прямо:

– Каково ваше мнение о Кавазашвили? Справится он с возложенной на него миссией?

Озабоченность главного тренера можно было понять. В случае положительного решения Анзору предстояло не просто выйти на поле стотысячного стадиона в Мехико, а участвовать в матче открытия, да еще против команды страны – организатора супертурнира. Тем не менее я без малейшего колебания ответил: «Справится!»

И не ошибся. Несмотря на огромный ажиотаж, Анзор, продемонстрировав завидную психологическую устойчивость, показал отменную игру. Правда, незадолго до того он чуть было не подвел меня. Еще в процессе подготовки к чемпионату у Кавазашвили образовался небольшой – в пару килограммов – перебор в весе. По прилете в Мексику, на первом же занятии тренеры ему про «привесок» напомнили. Анзор, который ранее и так, без указаний со стороны взялся ограничивать себя в питании и уже, по сути, привел себя в норму, решил еще более «радикализировать процесс».

Не поставив меня в известность, стал самочинно принимать фуросемид – мощный мочегонный препарат. После чего за счет потери жидкости вес, конечно, скинул, но при этом потерял силу. Причем настолько, что на одной из тренировок Качалин обратился ко мне:

– Доктор, посмотрите на Кавазашвили! Я его не узнаю. Что с ним?

Парень, действительно, не только похудел, но его шатало от ветра. В раздевалке я его, что называется, припер к стенке:

– А ну-ка объясни: в чем дело?

Тут-то он и открылся. Моему возмущению не было предела:

– Ты чего наделал? Почему не посоветовался?

Заниматься разъяснениями, что накануне ответственнейшего матча он сдуру нарушил в организме электролитный баланс, времени не было. Следовало спешно принимать меры. К счастью, обошлось – нам быстро удалось восстановить у него солевой обмен. В итоге Кавазашвили пришел в себя. И несмотря на многочисленные острые атаки мексиканцев, отстоял «на ноль».

Еще раз подчеркну – надежность стала фирменным знаком Кавазашвили. Не зря как-то Яшин, комментируя игру своего дублера в одном из матчей, выразился кратко, но исчерпывающе:

– Крепкий вратарь – вот и весь сказ!

– А как вы восприняли крутое решение того же голкипера, который спустя много лет после окончания спортивной карьеры внезапно заделался чиновником?

– Это его выбор! Единственно, про что я не стал молчать и открыто высказал неодобрение, это когда Анзор объявил о претензиях на пост «главного менеджера» российского футбола, который тогда занимал Колосков. Я хорошо знаю Кавазашвили, всегда отдавал должное сильным его сторонам. Однако представить его на месте Вячеслава Ивановича, высокообразованного, интеллигентного человека, эрудита, кандидата наук, никак не мог.

– Тогда у меня закралось подозрение, что за крепкой спиной кандидата в президенты РФС стояли более мощные фигуры, дирижировавшие предвыборной кампанией своего ставленника.

– Не только у вас сложилось такое впечатление. Я, например, тоже сильно подозревал, что вряд ли по собственному почину у Анзора вдруг раз и вспыхнуло желание возглавить российский футбол. Скорее всего из-за его спины в очередной раз стремились убрать Колоскова…

– …выдвинув против него именитого игрока?

– Кстати, это тоже «фирменный», обкатанный еще в советские времена прием избавления от неугодного кому-то спортивного руководителя. Вспомните, какой период безвременья наступил, когда развалился СССР! И как взялись реально спасать ситуацию Семин, Газзаев, Романцев, другие авторитетнейшие тренеры! Ведь все они выступили инициаторами учредительной конференции РФС.

Именно они, объединившись в то крайне сложное для страны и отечественного футбола время, обратились не к кому-нибудь, а к Колоскову, убеждая: «Вам нужно остаться – мы поддержим!» О том, что все происходило именно так, я знаю из первых уст. А все потому, что на том судьбоносном форуме с основным докладом выступал Газзаев.

Когда он готовил свои тезисы, то некоторые из них обсуждал со мной. Ситуация вырисовывалась чрезвычайно сложная. И разрулить ее способен был только человек уровня Колоскова. Что время и доказало. Поэтому я благожелательно отношусь лично к Анзору Амберковичу. Но и по сей день абсолютно убежден: если бы тогда по итогам голосования Кавазашвили опередил Колоскова, ничего путного для нашего футбола не получилось бы.

* * *

– Переходим к Рудакову, кстати, также делавшему первые шаги в столичном «Торпедо».

Рудаков Евгений Васильевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 2 января 1942 г. в Москве. Воспитанник футбольной школы московского клуба «Торпедо». Выступал за команды «Торпедо» (Москва) (1961), «Судостроитель» (Николаев) (1961–1962), «Динамо» (Киев) (1963–1997). Чемпион СССР 1966, 1967, 1968, 1971, 1974, 1975, 1977 гг. Обладатель Кубка СССР 1964, 1966, 1974 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 г. Обладатель Суперкубка УЕФА 1975 г. Лучший футболист СССР (по результатам опроса еженедельника «Футбол – хоккей») 1971 г. Лучший вратарь СССР 1969, 1971, 1972 гг. За сборную СССР провел 48 матчей (в т. ч. 6 матчей – за олимпийскую сборную СССР). Серебряный призер чемпионата Европы 1972 г. Бронзовый призер Олимпийских игр 1972 г.

Главный тренер команд «Спартак» (Ивано-Франковск) (1979), «Кремень» (Кременчуг) (1994). Тренер СДЮШОР «Динамо» (Киев) (1977–1988) и Киевского спортинтерната (1989 – н/в).

– В роли вратаря «черно-белых» я его помню плохо. Мое внимание Евгений обратил, уже попав в киевское «Динамо», куда его – кажется, по инициативе Лобановского – и перетащили. Там Рудаков сразу закрепился в основе.

– Поразительное тренерское чутье! Валерий Васильевич, набирая точечно футболистов, почти всегда попадал в «десятку».

– Да. Глаз на селекцию у Лобановского был потрясающий. Приглядел, например, в Одессе молодого Буряка и не побоялся доверить ему место среди ключевых игроков будущего чемпионского состава. Схожим образом перетащил из Владивостока в Киев Веремеева, затем нашел Трошкина, который, кроме беготни, поначалу ничем не выделялся. Все они под крылом Лобановского выросли в классных футболистов, стали лидерами не только клуба, но и сборной СССР. То же самое можно сказать и о Рудакове, с которым по долгу службы я общался довольно много.

Евгений, без сомнения, был хорошим голкипером. Правда, в кругозоре от других лидеров команды отставал.

– Кого вы ставили выше него?

– Прежде всего, конечно, Блохина.

– Не знаю, насколько корректен ваш пример – Олег учился на факультете международных отношений: редкий выбор для спортсмена.

– Ну, хорошо. Тогда давайте возьмем Фоменко, Мунтяна или Веремеева! Никто из них ведь поначалу тоже звезд с интеллектуальных вершин не хватал. Но учились, тянулись к знаниям. И в результате выросли крепкими профессионалами – Мунтян ныне успешно работает тренером. Женя в этом плане себя не очень-то напрягал…

– Заторможенность Рудакова приводила к курьезам?

– Бывало. Но ребята больше любили «проезжаться» по поводу его тугодумства: с моей точки зрения, во многом мнимого – достаточно вспомнить, как он хорошо «читал игру». Просто Евгений имел склонность попадать в комические ситуации. Причем очень часто – без какого-либо умысла с его стороны. Ну, чем был виноват крупный, ростом под два метра Евгений, что на сборах больше всех общался и, как правило, старался селиться в один номер с Володей Мунтяном. Тот со своими 1 м 70 см в паре с Рудаковым выглядел, мягко говоря, мелковатым. Рядом они выглядели комично. Что у остальных ребят – их коллег по клубу и сборной вызывало прямо-таки неудержимое желание позубоскалить.

– Сразу представил «сладкую парочку» – Дон Кихот и Санчо Панса.

– Ну, вот видите! И вы туда же! Впрочем, к подобным шуточкам Евгений относился добродушно. По-настоящему переживал, когда трагикомическая оплошка случалась в игре. Подобный случай имел место во время товарищеской встречи с югославской командой «Велеш». Дело шло к нулевой ничьей, когда на последней минуте в нашу штрафную последовала сильная прострельная передача. Мяч шел поверху. И Рудаков, скорее всего, без труда перебросил бы его за ворота. Но тут словно черт его толкнул под локоть. Почему-то размашисто, по-волейбольному размахнувшись, Евгений как-то нелепо срезал мяч. Да так, что тот, изменив траекторию, пулей… залетел в сетку.

Эта сцена из серии «нарочно не придумаешь» произвела неизгладимое впечатление. Потом в раздевалке еще долго стоял гомерический хохот. Да и вольный пересказ потом долго пользовался неизменным успехом. А мастеров, к которым лучше было не попадаться на язык, в команде хватало. Больше всех этим отличался Трошкин. Да и другие – Матвиенко, Фоменко, Коньков, Веремеев – не отставали. Эта группа насмешников ни себе, ни другим скучать не давала. Кое-кто мог и спортивный режим при случае нарушить. Правда, справедливости ради следует подчеркнуть: на следующий день выходили на поле, словно накануне ничего не произошло.

– Как Рудаков реагировал, когда ребята подтрунивали над ним?

– Я уже сказал, что добродушно. Кому-то, вероятно, казалось, что он не воспринимал такой юмор. Мне кажется, воспринимал. Но снисходительно: дескать, смеетесь – ну и смейтесь на здоровье! Поэтому шутки «отскакивали» от него, как от стенки горох.

Главное, что дело свое, вратарское – он хорошо знал. Что справедливо оценили в октябре 1971-го. Так получилось, что, работая в то время в Федерации футбола, я на решающий матч сборных Испании и СССР за путевку на финал первенства Европы не полетел. Но был свидетелем, как перед вылетом в Мадрид возглавляемую Николаевым команду «накачивали». Ставки в предстоящем матче и без того были высоки. Но ребят все «грузили» и «грузили»: дескать, не дай бог, если уступите любимым футболистам генерала Франко, которого в Кремле иначе как «фашистом» не называли.

Можно представить, как нашим ребятам игралось после таких установок. И в каком напряжении находился голкипер на своем последнем рубеже обороны. Но игра завершилась нулевой ничьей. Рудакову присвоили звание заслуженного мастера спорта СССР. А очевидцы долго потом, вспоминая игру Евгения, утверждали, что не было в тот вечер на поле футболиста, который мог бы ему забить.

Так что Рудаков был, что называется, «крепким мужиком». Умел терпеть удар. Он даже мой кабинет, если вынести за скобки не раз помянутую травму ключицы, посещал крайне редко. Ни в снисхождениях, ни в утешениях со стороны других Рудаков не нуждался. Сам себя преодолевал. Бывало, заглянешь к нему накануне ответственного матча, а он в ванной «пашет» – стирает полный комплект вратарской формы.

– Своеобразный прием личной психотерапии?

– Вроде того. Думаю, это была разрядка, отвлечение от нагнетавшейся предыгровой напряженности. А еще Рудакову не нравилось чересчур долго стоять в воротах на предматчевых занятиях. Проще говоря, не желал, чтобы его попусту дубасили. Во время тренировок Евгений сам устанавливал максимальное число ударов. Был уверен, что и так во время игры не подведет, что вместо бесконечного повторения пройденного для него важнее оставаться «свежим».

Так что не так уж Рудаков-вратарь был и прост, как это частенько казалось его веселым товарищам по команде. Недаром он много лет отстоял в воротах. Да и не будем игнорировать тот факт, что когда в Киеве у Евгения появились дублеры – Самохин, а затем Михайлов – они долго не могли составить ему реальную конкуренцию.

– После ухода из большого футбола Рудаков не затерялся?

– Не то, чтобы «затерялся». Скорее не достиг больших вершин. Если не ошибаюсь, он сначала недолго поработал в республиканской федерации, затем возглавлял пару команд 2-го эшелона. Вероятно, все же в чем-то недотягивал до уровня главного тренера высококлассного клуба республиканского масштаба.

* * *

– Покинув ворота во 2-м тайме прощального матча, Яшин передал свои перчатки Пильгую, обняв преемника и пожелав ему спортивного счастья.

– В том же 1971 году тренер олимпийской сборной Пономарев пригласил отменно выступавшего за «Динамо» Володю в свою команду.

Пильгуй Владимир Михайлович. Мастер спорта международного класса. Родился 26 января 1948 г. в Днепропетровске. Воспитанник местной детской команды клуба «Строитель», затем групп подготовки команды «Днепр». Выступал за команды «Днепр» (1969), «Динамо» (Москва) (1970–1981), «Кубань» (Краснодар) (1982–1984). Обладатель Кубка СССР 1970 и 1977 гг. Лучший вратарь СССР 1973 г. За сборную СССР сыграл 12 матчей. За олимпийскую сборную СССР сыграл 4 матча. Бронзовый призер Олимпийских игр 1972 и 1980 гг.

Президент команды «Клуб ветеранов спорта СССР (сборной ветеранов по футболу)» (1987–1989), клуба «Динамо» (Москва) (1989–1990). Гендиректор Профессиональной футбольной лиги (1992), клуба «Торпедо-Лужники» (1996–1997). Тренер вратарей молодежной и юношеских сборных России (2003–2005). Спортдиректор клуба «Сатурн» (Московская обл.) (2007–2008). Тренер вратарей клуба «Торпедо» (Москва) (2010).

В те годы многие футбольные тренеры включали в комплекс разминочных упражнений баскетбол. Оно и понятно: кроме ног, много «работают» руки, развивается быстрота реакции… «Футбольный баскетбол» был особенным, с вольными правилами – например, разрешалось хватать за руки. Так вот, наблюдая за Пильгуем в процессе такой игры, подметил: Володя – прирожденный баскетболист. Команда, за которую он выступал, как правило, никому не уступала.

О Володе можно рассказать много хорошего. Интеллигентный. Коммуникабельный. Нам, врачам, Пильгуй хлопот не доставлял – ему не нравилось лечиться дольше, чем это требовалось. Напомню, на Олимпиаду-1972 Володя поехал основным голкипером. Там в решающем матче сборная СССР проиграла Польше (1:2), ставшей победителем Игр. Но ни у кого даже язык не повернулся упрекнуть в этом Пильгуя.

Осенью того же года мы прилетели в Перу. Тренироваться пришлось на сверхжестком поле. Перед этим на нем проводила занятия местная команда. Наши ребята как раз подоспели к концу их тренировки. Видимо, именно тогда Александр Семенович Пономарев заметил, как наставник вратарей работал с подшефными: руками набрасывал мяч в разные углы, а голкиперы, бросаясь, должны были его оттуда «вытаскивать». Это упражнение было взято нами «на вооружение». Все бы хорошо, да только в процессе столь интенсивной тренировки вратарю сильно доставалось.

Тут мне, вероятно, надо читателю объяснить, что в те годы специальных спортивных трусов с прокладкой еще не существовало – придумали и наладили их выпуск гораздо позже. Поэтому в процессе резких, многажды повторяемых бросков за мячом голкиперы до кровоточащих ссадин повреждали наружную поверхность бедра в области тазобедренного сустава. Я едва справлялся с возникшей в этой связи у Пильгуя проблемой. Но к концу очередной тренировки она вновь и вновь возникала.

Словом, ситуация возникла дурацкая: и от занятий вроде бы освобождать не за что, и запускать незалеченное чревато. Помню, как однажды свою лепту в нарушение этого хрупкого баланса чуть не внес сам тренер. Тренировка уже, считай, завершилась, когда Пономарев, еще со времен своей футбольной молодости славящийся неберущимися ударами, вдруг предложил:

– Володя, ну-ка, стань в ворота!

Словно предчувствуя недоброе, я уже до этого не раз и не два главному говорил:

– Александр Семенович! Ради бога, учтите, пожалуйста – у Пильгуя ранка только затянулась.

Вот и на том занятии мне пришлось ее заклеивать. Естественно, услышав тренерское указание, я Володе посоветовал:

– Подойди к Пономареву, объясни!

Но куда там! Мы же гордые!

– Нет, – говорит, – просить не буду!

В итоге – после ударов Пономарева рана вновь открылась. Пильгуй при этом даже виду не подал. А ведь мог, подставляясь под мяч, не бросаться на жесткое, словно наждак, поле. Когда после тренировки он обратился ко мне, я, увидев сплошное кровавое месиво, на мгновение потерял дар речи. Впрочем, сам Пильгуй вел себя спокойно. А Пономарев отделался одной фразой:

– Ничего, вылечится.

Позже по приглашению Симоняна в сборной появился еще один страж ворот – динамовец Гонтарь. С Пильгуем они играли по очереди. Что говорило о многом. Потому что у тренеров есть негласное правило: если голкипер отстоял матч удачно, на следующем его не меняют. А коль подвел или не выручил – ставят в «рамку» дублера. Столичное «Динамо» тогда располагало двумя равносильными вратарями. Стало быть, на игру они выходили поочередно.

– Тем не менее у меня возникло ощущение, что Пильгуй рано для вратаря – в 33 года – покинул большой футбол, попрощавшись с родным клубом и сборной, ненадолго переехав в Краснодар.

– И я считаю, что рановато. Все-таки когда он доигрывал в начале 1980-х, серьезных отклонений в состоянии здоровья я у него не наблюдал. Правда, его оперировали по поводу мениска: запутавшись ногой в сетке ворот и стараясь как можно скорее освободиться от пут, Володя крайне неудачно ее развернул… А уехал из Москвы, может, потому, что устал от конкуренции. В родное «Динамо» уже вернулся президентом клуба. А на такую должность просто так не назначают – значит, обладал и обладает Пильгуй соответствующими качествами и способностями.

* * *

– Теперь логично поговорить о Гонтаре.

Гонтарь Николай Павлович. Мастер спорта. Заслуженный тренер РСФСР. Родился 29 апреля 1949 г. в г. Владивостоке. Воспитанник местных футбольных школ «Динамо» и «Луч». Выступал за «Луч» (1967–1971), «Динамо» (Москва) (1972–1984). Чемпион СССР 1976 (весна) г. За сборную СССР сыграл 12 матчей. Начальник команды «Динамо-2» (1986–1987). Тренер команды «Динамо» (Москва) (с 1988-го).

– Во время матчей отборочного цикла 1978/79 в сборной, которую сформировал Симонян, ворота защищали динамовец Гонтарь и Дегтярев из донецкого «Шахтера».

Юра обладал большой физической силой. Мускулы у литого «горняка» были прямо-таки железные. Мне, после того как мы здоровались, нужно было какое-то время, чтобы кисть после ее сжатия Юриными «шахтерскими клещами» отошла. Полагаю, рукопожатие свидетельствует о характере. Нередко столь нетрадиционный тест помогал мне выяснить, получится ли из парня достойный футболист. И знаете – редко ошибался. Вот можете не верить, но футбольную карьеру выступавшего одно время за «Локо» Руслана Пименова я сразу угадал. Причем как раз по рукопожатию: у него рука, как плеть, висела, даже неприятно было здороваться…

– Каким оказалось ваше впечатление после знакомства с Гонтарем?

– Типичный таежник с Дальнего Востока.

– Оказывается, в первый приезд в Москву, на «Динамо», он испытал сильнейший шок. Хотя к тому времени объездил почти всю страну и за границей не раз побывал в составе сборной РСФСР. Ранним утром в Домодедове его, мальчишку, встречал начальник бело-голубых – сам Яшин! Отвез к себе домой, покормил завтраком, потом поехали на стадион… Гонтарь постепенно переиграл Пильгуя и в «Динамо», и в сборной?

– В какой-то мере, да. У него были не нервы, а стальные струны. Николай отличался очень устойчивой психикой, отсутствием фобий. В моем докторском журнале обращений его фамилию искать бесполезно. Если память не подводит, Гонтарь не приходил ко мне за помощью. Да и зачем: ведь он выступал без травм. Когда бы я ни спросил его – даже перед самыми ответственными играми: «Как спал?», он искренне отвечал: «Отлично!» Не зря Симонян без сомнений доверял этому голкиперу ворота сборной.

Гонтарь остался в моем восприятии общительным, приятным, отзывчивым на все доброе и потому благодарным человеком. Вот однажды летим мы куда-то – точно не помню – на сбор. Вдруг в салоне подходит ко мне Коля и протягивает пару баночек красной икры:

– Попробуйте, – говорит, – пожалуйста, нашу дальневосточную! Ее не сравнить с той, что продают в Москве.

Не могу утверждать точно, что в нем больше сработало – гены или благоприобретенная тяга к самообразованию, но Гонтарь вскоре после ухода из большого футбола был при Газзаеве приглашен в тренерский штаб «Динамо» для работы с вратарями. А дальше был даже период, когда в клубе Николаю доверили финансовый контроль.

– Значит, жизнь у него сложилась?

– Да, что называется, удалась. Главным тренером он, правда, не стал. Но припомните: кто только за минувшие два с лишним десятилетия не готовил бело-голубых. А Николай Павлович Гонтарь как работал, так и работает на своем посту. Значит, не чужое место занимает человек.

* * *

– Савелий Евсеевич! Насколько известно, Яшин – первый советский голкипер, кто провел 100 матчей «на ноль». Сотым на его счету стал матч чемпионата СССР между его родным «Динамо» и ЦСКА 28 октября 1962 года. Всего Лев Иванович сыграл 207 «сухих» матчей из 438 зачетных. Этот результат оставался рекордным аж до 1987-го, когда его превзошел вратарь московского «Спартака» Дасаев, в итоге поднявший рекордную планку до 235 «сухих» матчей!

Дасаев Ринат Файзрахманович. Заслуженный мастер спорта. Родился 13 июня 1957 г. в Астрахани. Воспитанник групп подготовки местной команды «Волгарь». Выступал за команды «Волгарь» (1975–1977), «Спартак» (Москва) (1977–1988), «Севилья» (Испания) (1988–1991). Чемпион СССР 1979, 1987 гг. Лучший вратарь СССР (приз журнала «Огонек») 1980, 1982, 1983, 1985, 1987 и 1988 гг. Лучший футболист СССР 1982 г. Лучший вратарь мира 1988 г. (по версии ИФФХС). За сборную СССР сыграл 91 матч. За олимпийскую сборную СССР – 6 матчей. Вице-чемпион Европы 1988 г. 3-й призер Олимпийских игр 1980 г. Участник чемпионатов мира 1982, 1986, 1990 гг. Провел 2 матча за сборную мира.

Тренер сборной России по футболу (2003–2005, 2006). Тренер вратарей в «Торпедо» (Москва) (2007–2008). Руководитель Международной академии футбола и вратарского искусства (2003 – н/в). Награжден медалью «80 лет Госкомспорта России».

– Эти цифры лишний раз подтверждают мое давнишнее мнение: Дасаев один из сильнейших вратарей мира минувшего столетия (17-й среди полусотни названных в ходе опроса, проведенного Всемирной федерацией футбольной истории и статистики в 2000 г. – Прим. Г.К.). Скажу как врач, наблюдавший Дасаева на протяжении длительного периода: очень сильная натура. Приведу один факт.

Из-за повреждения менисков его, если не ошибаюсь, трижды оперировали. Причем впервые еще в юношеском возрасте, когда он играл в Астрахани. Из-за хронических проблем с коленными суставами у него постоянно происходили обострения. Но, невзирая на множество болячек, Ринат годами и тренировался, и играл.

– У вас, уверен, есть конкретные примеры.

– Конечно! Вот один из них. Тогда многие команды в зимний период подготовки выезжали в Адлер или Сочи. Но там было несколько относительно пригодных для этого полей. Да и за те клубы «сражались», чтобы забронировать удобные для занятий дни и часы. Отдача от такой подготовки была все равно средненькой. Поэтому Бесков предпочитал не вывозить, как все, команду на юг, а проводить тренировки в Московском манеже. При этом он, конечно, учитывал, что искусственное покрытие отрицательно воздействует и на опорно-двигательный аппарат, и на весь организм футболиста. Поэтому чередовал места тренировок. Одна проходила в зале, другая – на снегу.

Для Дасаева, понятно, занятия на искусственном газоне имели повышенную опасность. Тем более что тренировался он после недавней операции. Более того, в его суставе снова начала накапливаться жидкость. Я тогда, напомню, врачевал в сборной, а не в «Спартаке», где имелся свой доктор. Тем не менее на правах старой дружбы несколько раз предлагал Ринату:

– Давай объясню Константину Ивановичу, чем ты рискуешь?

Но в ответ неизменно слышал одно и то же:

– Ни в коем случае!

Чуть позже я узнал, что и Бесков несколько раз порывался временно освободить Дасаева от тренировок. Но Ринат мужественно терпел боль. Готовился, как все. Никого даже слушать не хотел – предпочитал о своих проблемах со здоровьем не сообщать никому в команде – даже наставнику. Зато приезжал ко мне домой, где я всевозможными способами старался лечить колено.

Впрочем, самый запомнившийся мне случай, связанный со здоровьем Рината, как раз к его ногам отношения не имел. Случилось это в Мексике, на чемпионате мира-1986. Тогда наша сборная выступала в Ирапуато, где повсеместно выращивают удивительный сорт клубники: крупной, размером с куриное яйцо, а главное – сладкой и ароматной. Я такую доселе нигде не видел. Однако был несказанно рад ее появлению в рационе наших ребят: сразу отпала морока с обеспечением их витаминами. Так что в обед и на ужин мы выставляли на столы клубнику, а ребята уплетали ее со сметаной или сахаром.

Особой популярностью эта клубничка пользовалась у Дасаева. Все бы хорошо, да вдруг утром и, как нарочно, за 2–3 дня до ответственного матча против венгерской команды, у нашего голкипера обнаружилась проблема. Приходит ко мне Ринат. А сам – словно обожженный крапивой, весь в красных пятнах:

– Доктор, – говорит, – всю ночь не спал.

Вот «обрадовал», так «обрадовал»! Я, конечно, сразу дал ему показанные в подобных случаях препараты и осторожно поинтересовался:

– Будешь тренироваться?

Но у того настрой известно какой – как всегда, боевой!

– Обязательно! – отвечает.

А ситуация-то, тем не менее, чрезвычайная. Поставил в известность Лобановского. Тот, естественно, обеспокоился:

– А хуже не будет?

– Трудно сказать, – говорю. – Надеюсь, пронесет…

– Ну, пусть занимается!

Однако под душем Дасаев почувствовала себя, мягко выражаясь, неуютно: все тело страшно чесалось. Вечером я сделал внутримышечный укол. Но уже ничего не помогало. Пришлось прибегнуть к помощи местного дерматолога из соседнего медцентра, обслуживавшего футболистов. Коллега над «приговором» даже не размышлял: срочно госпитализировать! В руководстве сборной возникла легкая паника. Да и на меня стали косо посматривать – мол, надо было раньше везти Рината в больницу. Но откуда мне было знать, что обычно решающие подобные проблемы таблетки и уколы в данном случае бесполезны.

Утром Дасаева положили под капельницу. Раствор состоял из гормональных препаратов, входивших в «черный список» допинг-контроля. Поэтому я срочно связался с представителем ФИФА и объяснил ситуацию. Тот успокоил:

– Пусть только клиника даст соответствующее заключение.

Главное, что Ринату полегчало. Пока мы с ним смотрели по телевизору повторы минувших встреч, он на моих глазах белел – исчезала краснота, самочувствие заметно улучшалось. Ближе к вечеру он выглядел «чистеньким». Уже покидая палату, я спросил:

– А в ворота сможешь встать?

– Вы еще сомневаетесь?

При появлении в отеле живого и здорового Дасаева Лобановский не удержался, подначил:

– Ну, что, герой! Дать клубнички покушать?

На следующий день наш вратарь как ни в чем не бывало вышел на игру. И не пропустил ни одного мяча.

Еще один пример стойкости его духа. Германия. Первенство Европы-1988. В матче против сборной Ирландии Дасаев дважды получил удары в злосчастное колено. После 1-го тайма Ринат, казалось, малость оклемался. Но на деле играл на одном морально-волевом факторе. И, в конце концов, на 68-й минуте попросил замену. Матч доигрывал Виктор Чанов. А Дасаев, прихрамывая, ушел в раздевалку. Когда я вбежал туда после игры и стал осматривать его ногу, мне стало нехорошо: колено стало похоже на небольшую дыню. Это указывало на то, что в суставе много жидкости. Она настолько ограничивала движение, что Ринат не мог согнуть ногу.

Лобановский и Колосков вынуждены были срочно решать вопрос о вызове на замену Дасаеву 3-го резервного вратаря – им был Сергей Краковский из днепропетровского «Днепра». Процедура, замечу, предстояла непростая. Краковский, хоть и был заблаговременно оформлен для оперативного выезда, но оставался дома. Для обоснования его прилета требовалось соблюсти ряд формальностей. Согласно регламенту, врач команды – участницы чемпионата Европы сначала представлял в медслужбу УЕФА заключение. Потом для проверки – дабы не допустить мелкого обмана – в расположение команды приезжал доктор – комиссар турнира. Словом, предстояла еще та головная боль!

Поэтому я решил рискнуть. И обратился к главному тренеру:

– Валерий Васильевич! Предоставьте мне ночь. Если утром состояние Дасаева не улучшится – вызывайте дублера.

Когда мы с Ринатом вернулись в отель, я его предупредил:

– Прежде всего надо откачать жидкость!

Легко сказать «откачать»! Обычно подобная операция проводится в исключительно стерильных условиях, обеспечить которые в том учебно-тренировочном центре, где мы жили, было архисложно. Но глаза боятся, а руки делают. Принялся снимать обострение с помощью сдавливающей повязки, которую требовалось менять каждые 2 часа; применил метод использования цинковой мази. Словом, провозился с Дасаевым всю ночь. Ринат не только вел себя по-мужски. Он и меня подбадривал:

– Да не волнуйтесь вы так, Савелий Евсеевич! Все будет нормально!

Ушел я только на рассвете. Надо было и ему, и мне хоть чуть-чуть поспать.

Утром, когда команда пошла на завтрак, я к Дасаеву даже не стал заглядывать. Решил: пусть отдыхает! И вдруг глазам своим не верю: появляется в столовой Ринат. И даже не прихрамывает – шуточками с ребятами перебрасывается. Лобановский, как опытный психолог, все понял. И меня – словно ничего и не происходило – о самочувствии Дасаева спрашивать не стал. Я же к Ринату с расспросами:

– Ну, ты как? Как дела? Сможешь выйти против англичан?

И слышу в ответ:

– Конечно!

В тот день Ринату дали выходной. А на следующий он занимался индивидуально.

– Чего-то у нас Дасаев, мне кажется, получается «белым и пушистым», что, кажется, вряд ли соответствует действительности.

– Ну почему же? Всякое случалось. Скажем, на том же чемпионате Европы-1988 он в финальной игре с голландцами – скажем так – не выручил. Правда, оба мяча потрясающе забили такие мастера, как Гуллит и Ван Бастен. Но ведь и Дасаев двумя годами раньше в Мексике вошел в список лучших вратарей мира. Однако в Германии не выглядел столь же уверенно, как в Мексике-1986. Свой гол Ван Бастен исполнил классно: бил метров с 16–18, с острого угла, с каким-то неожиданным разворотом. Большинство очевидцев единодушно признали – мяч из разряда неберущихся. Однако Лобановский посчитал, что уж кто-кто, а Ринат – прекрасный голкипер и капитан команды – мог выручить. Вот об этом – совсем не в укор, а дружески – главный тренер ему на разборе и попенял:

– Если бы на замахе не присел, то мяч достал бы!

Когда прокручивали видеозапись, Дасаев пытался дискутировать: «Да вы что, Валерий Васильевич? Посмотрите, какой гол!» Кстати, по поводу мяча, забитого Гуллитом головой, тоже возникло несколько мнений. Одни говорили: вратарь должен был выходить на перехват. Другие считали, что правильно сделал, оставшись на линии ворот, поскольку в той ситуации схватка за мяч с форвардами наверняка кончилась бы голом. А так еще оставался шанс…

В конце концов, надо отдать должное Дасаеву: отнесся к себе критически и не побоялся признать, что можно было выступить удачнее. Помимо вратарского таланта, исключительной работоспособности, умения анализировать свою игру и делать правильные выводы, у Рината была еще одна замечательная черта: никогда не отказывал журналистам в общении. Причем не только отечественным, но и иностранным. Мне с моим немецким случалось ему помогать. Вместе с высоким рейтингом, который Дасаев заслуженно приобрел в мировом футболе, такая открытость сослужила ему добрую службу. Немецкая фирма «Ройч», выпускающая вратарскую амуницию, заключила с ним рекламный контракт.

– То есть он, как и знаменитый голкипер сборной Германии Тони Шумахер, стал «лицом» той компании?

– Да. Кстати, Шумахер с Дасаевым были не только коллегами по амплуа, а потом и бизнес-партнерами. С годами они стали еще большими приятелями. Что касается деловых отношений Рината с «Ройч», то ваш покорный слуга в какой-то мере приложил к этому сотрудничеству руку. Все началось с того, что однажды представители компании появились в расположении нашей команды, чтобы вручить Дасаеву фирменные перчатки и спортивную форму. Ринат быстро разыскал меня на базе:

– Помогите, пожалуйста! Гости приехали без переводчика.

Я с удовольствием выручил. А Ринат – и в этом тоже штрих к его натуре – после встречи только что подаренные ему часы взял да и вручил мне.

При всей успешной вратарской карьере Дасаева про него нельзя сказать, что был счастливчиком и всегда шел вверх. В конце концов, время и возраст берут свое. Ринат, правда, как истый профессионал старался поддерживать форму. Иное дело, что уже не всегда получалось.

Вспоминаю 1990 год. Ринат выступал за «Севилью». Ребят вызвали на сбор в мае – в плане подготовки к первенству мира сборной предстояло провести серию товарищеских игр в Израиле и Германии. Дасаев прилетел из Испании. При взгляде на него сразу возникло впечатление, что он только что славно провел отпуск на Черноморском побережье Кавказа. Свежий, загорелый, веселый. И… изрядно раздобревший. Уже на первой тренировке всем стало ясно: основной вратарь к спаррингам не готов. Приговор Лобановского был однозначен и обжалованию не подлежал:

– В таком состоянии ты команде не нужен! Остаешься в Москве и будешь готовиться индивидуально!

Теперь и не припомню: то ли кто-то тогда персонально опекал Рината на новогорской базе, то ли его отправили на «перевоспитание» в «Спартак». Суть не в этом. Когда мы вернулись и стали готовиться к отлету в Италию, Дасаев, похоже, уже был в форме. Во всяком случае, никаких претензий со стороны тренеров к голкиперу у тренеров не было. И Ринат вернулся в состав.

Следующий эпизод имел место в Италии. 9 июня. Бари. Первый матч против сборной Румынии. Утро, как обычно, началось с обследования игроков. Данные Рината, мягко говоря, меня не порадовали. Пошел объясняться с Лобановским.

– Уж не знаю, как вы оцениваете нынешнее состояние Дасаева, но, по-моему, физически он готов лишь процентов на семьдесят, если не меньше.

– Иначе говоря, к старту первенства мира не годен?

– Нет. Я лишь пока вел разговор о степени его готовности. В том, что она недостаточна, Ринат, кажется, и сам понимал – на тренировках «пахал» из всех сил. Однако по его действиям уже многие заметили – прежнего Дасаева нет. Поэтому чем дальше, тем определенней вызревал вопрос о дублере. В той сборной на эту роль более других претендовал Саша Уваров из столичного «Динамо» (позже уехал в Израиль, где успешно работает тренером. – Прим. Г.К.).

В день матча с румынами Валерий Васильевич, как обычно, сначала вызвал к себе актив сборной – Бессонова, Демьяненко, еще кого-то. И долго советовался с ними по составу. Затем настала очередь остальных игроков, которые анонимно на листочках принялись каждый писать свой вариант.

Как раз в это время ко мне заглянул Симонян и спросил:

– Савелий! Вот мы, тренеры, за Уварова! А ты?

На сердце у меня скребли кошки. Но что делать? Платон, как говорится, друг, а истина – дороже.

– И я бы, – говорю, – предпочел Уварова.

– Вот! – озабоченно откликнулся Никита Павлович. – А Лобановский колеблется…

То, что Валерий Васильевич сомневался, можно было понять. Ведь лидеры команды высказались в пользу Дасаева. А они, хоть и видели его спад, но долго с Ринатом играли, хорошо знали, на что он способен. Видимо, чтобы более обоснованно подойти к окончательному решению и лучше уяснить реальное состояние Дасаева, Лобановский попросил меня высказать свое мнение.

Я снова объективно ответил:

– Если оценивать по пятибалльной шкале, то – «тройка». Ну, максимум «тройка с плюсом».

Увы! Главный тренер остановил свой выбор на Дасаеве. И это оказалось ошибкой. Наша сборная уступила 0:2. Оба мяча забил известный румынский форвард Лэкэтуш. Причем так, что почти все было очевидно: если бы Ринат находился в оптимальной форме, то хотя бы первый гол предотвратил. Поэтому Лобановский на послематчевой пресс-конференции так прямо и сказал:

– Ошибки ряда игроков, в том числе Дасаева, позволили сопернику открыть счет.

То же самое было понятно Ринату. Ведь когда его кто-то из журналистов спросил: «Есть ли ваша вина в пропущенном мяче?», тот честно признался:

– Есть! Лэкэтуш пробил в ближний от меня угол. И если бы я не заметался, угадывая направление удара, а стоял на месте, то, скорее всего, отбил бы мяч.

Второй гол Лэкэтуш заколотил с 11-метрового, назначенного уругвайским арбитром Карделлино, углядевшим, что защитник Хидиятуллин сыграл рукой, но, почему-то не заметившим, что нарушение произошло явно вне пределов штрафной площадки. Впрочем, вся наша команда в тот день была не в ударе. Так что, еще хорошо, что сборная СССР тогда уступила лишь 0:2.

Ринат, конечно, все понял. Вечером зашел ко мне. И в расстроенных чувствах закурив сигарету, посетовал:

– Теперь все, конечно, свалят на меня.

Больше всего мне хотелось в тот момент его поддержать. Но долгие, по-настоящему дружеские отношения обязывали сказать правду. И я резанул:

– А на хрена ты брался за эту игру? Ведь, насколько понимаю, чувствовал, в какой находишься форме. Надо было идти к главному и прямо говорить: «Я не готов!»

– Да вот я думал…

Дальше у Рината уже было время хорошо подумать, поскольку на следующие встречи со сборными Аргентины и Камеруна поставили Уварова.

– Не подвел?

– Он-то не подвел. Но мы проиграли. И в том поражении, как вы помните, огромную роль сыграл шведский арбитр, который сначала абсолютно безосновательно удалил Бессонова, а потом прямо-таки фантастическим образом не «увидел», как Марадона рукой отбил мяч, летевший в пустые ворота аргентинцев.

– Можем подвести черту в беседе о Дасаеве?

– Полагаю, в этой связи уместно вспомнить 23 сентября 1998 года, когда на столичном «Динамо» состоялся прощальный матч Рината с участием сборных СССР и клубов России, основу которых составили, главным образом, спартаковцы – 1:3. На игру в Москву прилетели «звезды» сборной СССР конца 1980-х.

Шире всего в ее составе были представлены киевские динамовцы: Кузнецов, Демьяненко, Яковенко, Заваров, Михайличенко, Буряк, Яремчук, Беланов, Блохин, Протасов, Литовченко, Чанов, Рац. Их «разбавили» тбилисские одноклубники Чивадзе, Сулаквелидзе, Шенгелия и успевший прилететь в Москву за несколько часов до начала матча Оганесян. Думаю, не надо долго объяснять, что их всех привело на эту встречу. Ребята искренне уважали Рината. И просто не могли не быть вместе с ним в такой непростой для любого спортсмена день.

– Десятилетняя «испанская» глава в жизни Дасаева пошла ему на пользу?

– Думаю, нет. Он там получил тяжелейшую травму – повредил мениск на другой ноге. Пришлось пережить еще одну операцию. К проблемам, связанным с той травмой, скоро добавился и ряд других. В «Севилье» «на пятках» у Рината сидел местный вратарь: он спал и видел, чтобы занять место легионера. Да и сама испанская команда не входила в когорту европейских грандов.

Сказать, что в период выступлений Дасаева в чемпионате СССР за «Спартак» ему было куда как вольготнее, тоже не могу. Тогда команду тренировал Бесков. А при нем никто, в том числе даже Дасаев, особо разгуляться не мог. И это при том, что Ринат любил расслабиться, попить пивка в компании. Да и прихварывать с годами наш знаменитый вратарь стал чаще – знаю это не понаслышке, сам столько раз приезжал к нему домой в Сокольники.

Семейная жизнь тоже зигзагами шла. Ринат женился, потом развелся, вновь обзавелся семьей. Пришлось попереживать, пока все улеглось, наладилось. Сегодня Дасаев – отец шестерых детей!

Словом, я искренне рад, что у него все хорошо. И, наверное, с понятной для него теплотой вспоминаю годы, проведенные вместе с Ринатом в команде, которая выходила на поле в алых футболках с белыми буквами «СССР».

– Не рано ли – в 34 года – он попрощался с большим футболом?

– Кто-то в свое время правильно поставил вопрос: стоит ли играть до тех пор, пока в тебя не начнут швырять гнилыми помидорами. Уходить лучше так, чтобы оставить о себе хорошую память. На мой взгляд, Ринат ушел вовремя.

* * *

– Самый раз поговорить о Чанове, одном из «сменщиков» Дасаева.

Чанов Виктор Викторович. Заслуженный мастер спорта. Заслуженный работник физической культуры и спорта Украины. Родился 21 июля 1959 г. в Донецке. Воспитанник групп подготовки при донецкой команде «Шахтер».

Выступал за команды «Шахтер» (Донецк) (1978–1981), «Динамо» (Киев) (1982–1990), «Маккаби» (Хайфа) (1990–1993), «Бней-Йегуда» (Тель-Авив) (1993–1994), «Борисфен» (Борисполь) (1994–1995). Чемпион СССР 1985, 1986, 1990 гг. Обладатель Кубка СССР 1980, 1982, 1985, 1987, 1990 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1986 г. Чемпион Израиля 1991 г. Лучший вратарь СССР 1986 г. За сборную СССР сыграл 21 матч. Вице-чемпион Европы 1988 г. Участник чемпионата мира 1986 г. Чемпион Европы среди юношей 1978 г. Чемпион Европы среди молодежных команд 1980 г.

Тренер (1995, 1996) и главный тренер (1996) клуба «ЦСКА-Борисфен» (Киев). Тренер вратарей клуба «Динамо» (Киев) (2006–2007).

– В карьере этого вратаря есть вещи, которые говорят сами за себя. Напомню, Виктора постоянно приглашали в национальную команду. В киевском «Динамо» – признанном гранде отечественного футбола тех лет – он почти несменяемо был основным голкипером. И столь же несменяемо (1986–1990) Чанов оставался в роли основного дублера Дасаева. Кстати, роль эта считалась отнюдь не легкой.

Я ранее касался примечательного эпизода, когда за 20 минут до окончания матча СССР – Ирландия в 1988-м Ринат попросил о замене. Тренеры тут же обратились к Чанову: «Витя, раздевайся! Готовься к выходу!» А теперь представьте его внутреннее состояние в тот и последующие моменты встречи! Контраст в ощущениях до и после вступления в игру был тем более сильным, что когда в воротах стояли такие мастера вратарского дела, как Яшин, Рудаков, Дасаев, дублеры чувствовали себя за ними как за каменной стеной.

А тут вдруг пришлось сразу занять последний рубеж обороны команды. Да еще в столь судьбоносной встрече, в которой ничья требовалась нам, как воздух. На мой взгляд, Чанову в тот раз было крайне неуютно в «рамке». Он прекрасно осознавал, какой груз ответственности за исход матча внезапно свалился на его плечи. Так что Виктору пришлось испытать колоссальное напряжение.

– Он – носитель могучих профессиональных генов.

– С данного рода наследственностью у него также все было в порядке. Его отец – тоже, кстати, Виктор – да брат Вячеслав успешно защищали ворота.

– Вы их всех знали?

– С Виктором-старшим знаком не был. Славу немного знал: его как-то вызывали в молодежную сборную СССР, когда я там работал. Дальше всех из этого вратарского клана пошел, конечно, Виктор-младший. Он, повторюсь, считался одним из ключевых игроков «Динамо» в эпоху Лобановского. Тот, став тренером сборной, естественно, лучше других наставников главной команды знал, когда и в чем на этого голкипера можно положиться.

– «Наш» Чанов пересекался с вами в качестве пациента?

– Чаще в «молодежке», которую, если помните, в начале 1980-х возглавлял Николаев. Уже тогда Виктор среди сверстников выделялся твердым характером, коммуникабельностью, умением поддерживать хорошие взаимоотношения с партнерами по команде. Из «болячек» Чанов культа не делал – умел держать удар. Как-то, помню, его, игравшего за «Шахтер», пригласили в конце сезона в первую сборную. Явился Чанов к нам уже с травмой коленного сустава. Тщательно осмотрев поврежденную ногу, я свой диагноз озвучил так:

– Вот что, Витя! У тебя мениск – необходима операция!

Внимательно выслушав, Витя вилять не стал, а честно известил о своих намерениях:

– Все же попробую немного поиграть. Поэтому сразу к хирургам «сдаваться» не пойду. Но вашу рекомендацию учту.

И убыл в Донецк. Там, как Виктор потом мне рассказывал, его повезли к знахарке. По его словам, бабка дважды так крутанула ногу, что у него искры из глаз посыпались. И еще какое-то зелье дала. Самое интересное, что после того визита про операцию было забыто. Потому что Чанов… уверенно встал на ноги.

– А меня, видевшего его в основном на телеэкране, смущал, простите, перебитый нос. Возникало предположение, что он сломан, как у боксеров или борцов.

– Да нет! Просто в детстве Виктор перенес серьезную лицевую операцию.

– Теперь понятно, почему у него странная дикция.

– Кстати, вот еще одно подтверждение того, что Чанов не особо обращал внимания на травмы. Вратари в этом смысле терпеливее полевых игроков.

– В нелегкие для Чанова периоды семейный клан его поддерживал?

– Насколько мне удавалось в «молодежке» наблюдать за братьями, они всегда помогали друг другу. Впрочем, и другие ребята в команде относились к Чанову по-братски. Были в этом интеллигентном парне такие положительные качества, которые не могут не вызывать у окружающих чувства уважения. И способности к профессиональному росту у Виктора имелись хорошие. Недаром после завершения вратарской карьеры он стал тренером.

– Теперь оба брата опекают молодых голкиперов.

– Из «Динамо» Виктор уехал в Израиль, где выступал успешно. Когда туда приезжала российская сборная, мы всегда с ним встречались. Спустя несколько лет Чанов вернулся в Киев.

* * *

– Сможете ли вы оставаться объективным, рассказывая о знаменитом «машинисте» Овчинникове?

Овчинников Сергей Иванович. Родился 10 ноября 1970 г. в Москве. Воспитанник столичной футбольной школы «Динамо». Выступал за клубы «Динамо» (Сухуми) (1990), «Локомотив» (Москва) (1991–1997, 2002–2005), «Бенфика» (Португалия) (1997–1999), «Алверка» (Португалия) (1999–2000), «Порту» (Португалия) (2000–2001), «Динамо» (Москва) (2006). Чемпион России 2002 и 2004 гг. Обладатель Кубка России 1996 и 1997 гг. Обладатель Кубка Португалии 2000 и 2001 гг. Лучший вратарь России 1994 и 1995, 2002 и 2003 гг. За сборную России сыграл 35 матчей. Участник чемпионата Европы 2004 г.

Старший тренер вратарей в клубе «Локомотив» (Москва) (2006–2007). Ассистент главного тренера клуба «Динамо» (Киев) (2007–2008). Главный тренер клуба «Кубань» (Краснодар) (2008–2009), клуба «Динамо» (Брянск) (2010).

– Постараюсь. Сергея я приметил еще до нашей совместной работы в «Локо», когда под руководством Игнатьева работал в молодежной сборной СССР. Именно с той командой юный Овчинников поехал на зарубежные сборы, предварявшие отборочные встречи первенства Европы. Хотел бы подчеркнуть: между нами сразу установились хорошие взаимоотношения.

– Чем он вас столь быстро «подкупил»?

– Овчинников – отменный рассказчик. Вокруг Сергея постоянно роились товарищи по команде, которые слушали его байки, раскрыв рты. А еще он, как говорится, с младых ногтей профессионально относился к своему делу. Например, каждый день прибегал ко мне в номер, где находились весы, и проверял, не появились ли у него лишние килограммы. Знаменательно, что он эту операцию проводил дважды в день: до и после тренировок. Но самое интересное – «перевес» у Сергея, если и бывал, то весьма незначительный: чуть более килограмма.

Если сравнивать Овчинникова с остальными моими многочисленными футбольными «клиентами», то с ним я имел меньше всего хлопот. Он крайне редко на что-либо жаловался. Приходилось даже проявлять самому инициативу. Бывало, его спросишь:

– Сережа, а ты чего не заходишь?

– Да все в порядке, – отвечает. И бежит по своим делам.

Тогда в решающем для «молодежки» матче плей-офф за выход в финальную стадию первенства Европы с итальянцами я жалел об одном: вместо сидевшего на лавке запасных Овчинникова в воротах стоял Гинтарас Стауче. Молодой вратарь московского «Спартака» почти по всем статьям уступал Сергею. Смею утверждать, что если бы тогда наши ворота защищал Овчинников, вряд ли мы бы проиграли.

– Позже, насколько понимаю, вы оба плотнее общались в «Локо»?

– Ну, естественно. Только в 1994-м, когда я пришел в этот клуб, застал там уже не подающего надежды юного Сережу, а матерого футбольного бойца, капитана команды. В нем тренер Семин видел лидера, способного повести за собой ребят. Будучи в ней по возрасту старше многих игроков, умудренный опытом Овчинников пользовался среди товарищей бесспорным авторитетом. Он и держал себя соответствующе.

В сложных ситуациях оставался непоколебимым. Точку зрения свою – следует признать, часто небезосновательно – считал убедительной. Словом, данная ему ребятами кличка Босс приклеилась, как родная. Между тем, как и все мы, простые смертные, Сергей сделан отнюдь не из корабельной стали. И боль он испытывал не меньшую, чем другие. Просто мужественно ее терпел. Порой, считаю, излишне.

Спустя несколько лет не столько долеченные, сколько им «переборотые» травмы коленного сустава перешли в разряд хронических. Несмотря на его возражения оперироваться, я, что называется, волевым порядком отправил его в Германию на атроскопию. Другого пути, чтобы поставить нашего вратаря на ноги, не существовало: сустав требовалось срочно лечить, вводя в него спецпрепарат. И вот ведь как бывает!

Крутой Босс, который во всех иных случаях преодолевал самую страшную боль, непоколебимо держал любой удар, оказывается, смертельно боялся уколов. И смех и грех вспоминать сегодня, но тогда с превеликим трудом, как ребенка, я уговаривал его:

– Сереженька, тебе же еще играть и играть! Ну, чего ты боишься? Ты ведь мужик! Представляешь, если кто-то растрезвонит, что трусишь?

В конце концов Сереженька, конечно, «включил» свой могучий морально-волевой фактор. И дело быстро пошло на поправку. Причем, что характерно: стоило травме немного отойти, как он сразу приступил к тренировкам. А дальше так и повелось: если в колене вдруг снова появлялась жидкость, Овчинникова точно так же, как в свое время Дасаева, это не останавливало – он продолжал выходить на поле. Страшно вспоминать, сколько из-за этого мне приходилось с Боссом воевать!

– Вы застали его выступления за национальную команду?

– Да, но это происходило в годы, когда в качестве основного голкипера сборной он уже не котировался.

– Затем в карьере Овчинникова появился португальский этап.

– Ну, про этот период я вам много не расскажу. Хотя когда мы одно время всей командой во главе с Семиным выезжали на весенние сборы в Португалию, то там непременно с Боссом общались. При этом – так уж получалось – селились мы, как правило, далеко от тех пунктов, где Сергей жил и выступал. Тем не менее он каждый раз находил возможность добираться до нас. И мог ради такой встречи всю ночь гнать машину.

– Бышовец, ненадолго став главным в «Локо», хирургически сократил «железнодорожный» стаж Овчинникова-тренера, или Босс должен был уйти сам?

– Отставка Сергея, который тогда, как заправский тренер, опекал наших вратарей, оказалась настолько неожиданной, а уход столь стремителен, что мало кто понял глубинную причину происшедшего. Ведь формально Овчинникова вроде бы никто не выгонял. Полагаю, дело в самом Сергее: он, видимо, испытывал непредолимую неприязнь к Бышовцу.

– Причины подобного отношения Овчинникова, Лоськова и Евсеева к новому главному, на мой взгляд, лежали в сфере психологии. Ребятам, видимо, было обидно за Семина, их «второго отца», на чье место «сверху» прислали Бышовца.

Увидев чужака, они внешне и внутренне протестовали против Анатолия Федоровича. Судя по их последующим скандальным интервью (на мой взгляд, на грани судебных исков со стороны Бышовца, если бы ему хотелось сохранить свою честь и достоинство незапятнанными), противоборствующие стороны, не найдя компромисса, остались убежденными в своей правоте.

– Да и не могли найти! Поэтому мало кто из нас, старожилов «Локо», удивился, узнав о том, что Сергей переехал в Киев, в штаб Семина. Более сильный шок мы испытали в конце сезона-2005, накануне выезда из Баковки на матч в розыгрыше Кубка УЕФА, когда Овчинников (при главном тренере Эштрекове) внезапно заявил об уходе в столичное «Динамо».

– У меня сложилось заочное впечатление, что Босс – человек и профессионал – неординарен во всем. И высказываниями, и поступками.

– Суждение, конечно, субъективное, но я с ним в целом согласен. Тренерам с Боссом непросто приходилось. Он ведь нет-нет да и режим иногда мог нарушить – стресс, как он потом признавался, снимал. Правда, при этом все знали: даже если он и пропускал по неуважительной причине одну-две тренировки, то потом все равно на полную «катушку» наверстывал.

И потом все помнили и помнят, как в самых трудных, принципиальных матчах Овчинников спасал «Локо». Он был удивительно стабилен в защите ворот. Провалов (в том числе в сборной) и не вспомню, хотя мог и ошибиться. Мне кажется, Босс «одной крови с «Локо».

Сужу об этом по тому, что когда Сергей ушел в «Динамо», я нередко продолжал с ним сталкиваться в Баковке. «Да у него же там неподалеку свой дом!» – воскликнет кто-то из всезнающих болельщиков. А я скажу: совсем не поэтому. Потому что каждый раз во время нашей встречи ощущал, что Сергей испытывает сильнейшую ностальгию по родному клубу.

– Даже возглавив «Кубань» на один сезон, Овчинников, еще не имея тренерской лицензии, неоднократно заявлял о том, что мечтает рано или поздно вернуться в Черкизово в качестве наставника «Локомотива».

– А что? Молодец! Зачем скрывать здоровые амбиции! Быстро расставшись со столичным «Динамо», Сергей вернулся в родной клуб, чему очень тогда посодействовал занимавший президентский пост Семин. Бышовец же, став на время главным тренером «Локо», Босса в команду не приглашал – посчитал, что многолетний лидер «машинистов» растерял форму. Но время, как говорится, расставило всех по своим местам.

* * *

– Савелий Евсеевич! Почему среди голкиперов вы выделили еще одного «машиниста», Нигматуллина?

– Уже в первые годы выступлений за «Локо» он отменно проявил себя.

Нигматуллин Руслан Каримович. Родился 7 октября 1974 г. в г. Казани. Воспитанник казанской команды «Электрон». Выступал за команды «КамАЗ» (Набережные Челны) (1992–1994), «Спартак» (Москва) (1995–1997), «Локомотив» (Москва) (1998–2001, 2003–2004), «Верона» (Италия) (2002), ЦСКА (2002), «Салернитана» (Италия) (2003), «Терек» (Грозный) (2005), СКА (Ростов-на-Дону) (2008), «Локомотив-2» (Москва) (2009), «Маккаби-Ахи» (Израиль) (2009). Чемпион России 1996, 1997, 2004 гг. Обладатель Кубка России 2000, 2001 гг. Лучший футболист России 2001 г. (опрос еженедельника «Футбол»). Лучший футболист России 2001 г. (опрос газеты «Спорт-экспресс»). Лучший вратарь России 2000, 2001 гг. За сборную России сыграл 24 матча. За олимпийскую сборную – 5 матчей. Участник чемпионата мира 2002 г.

– Затем он стремительно превратился в ключевого игрока клуба, его пригласили в национальную команду…

– Да, он был очень аккуратен, дисциплинирован, ответственен, никогда и никак не нарушал спортивный режим. В общении – сдержанный. Особых проблем со здоровьем не имел.

– Однако довольно молодым – под 30 лет – на пике карьеры вдруг заметался, рванув в заштатный итальянский клуб.

– А здесь, по-моему, Руслан совершил грубейшую ошибку. Не будем забывать, что как раз в тот сезон Нигматуллин прочно занимал место в воротах сборной, стабильно заменяя Овчинникова, который частенько – не знаю уж, по каким причинам – не успевал добраться из Португалии. Кстати, раз уж речь опять зашла о Боссе, замечу, что тот не испытывал большой симпатии к своему дублеру.

– Мне кажется, у них диаметрально противоположные натуры. В отличие от Нигматуллина Овчинников, в частности, открыт, прямолинеен.

– Да, Руслан по натуре закрытый человек. К тому же – и это не только я один подметил – после женитьбы попал под сильное влияние супруги. Такое впечатление, что она даже его профессиональными делами ведала. Не жена, а прямо-таки семейный менеджер.

– В те же годы, судя по его публичным признаниям, он решил скрупулезно следовать религиозным предписаниям.

– И это тоже имело место! Руслан пунктуально совершал мусульманские обряды.

– Самостоятельно к этому пришел или тоже не обошлось без вмешательства жены?

– Ну, уж тут-то, я полагаю, был его личный выбор, который, мне кажется, усугубил замкнутость Руслана. По этой причине закадычных друзей в нашей команде у него не было. Не могу сказать, что ребята своего вратаря третировали. Но мало общались. Тогда как Серегу Овчинникова почти всегда окружала толпа.

– Теперь понятно, почему, когда Нигматуллин захотел возобновить вратарскую карьеру, «Локо», по сути, его отверг.

– Если говорить прямо, Руслан в нашем клубе своим не стал. Кого-то он отвращал нелюдимостью. А некоторые – в первую очередь старожилы «Локо» да и сам Палыч, благодаря которым команда «железнодорожников», собственно, и стала тем, что она есть или чем она стала, – Руслана откровенно недолюбливали.

– Жаль… Хотя даже во взгляде Нигматуллина, по-моему, сквозило самодовольство человека, смотревшего на одноклубников сверху вниз.

– Скорее, я бы сказал, отчужденно! Все-таки парень был неплохой, стойкий. Если с моей колокольни смотреть, по этой причине, получив ту или иную травму, Руслан очень быстро восстанавливался. Во всяком случае, в моем кабинете надолго не задерживался. Бывало, скажешь ему: «Не гони! Попридержи лошадей!» А он: «Нет, я должен тренироваться, играть».

– Справедливости ради надо отдать должное его высоким профессиональным качествам. Нигматуллин, кажется, имел идеальную вратарскую фигуру и фактуру. Вероятно, поэтому имел спрос?

– Он, конечно, обращал на себя внимание. Ведь это не просто так его сначала пригласили в «Спартак», а потом почти сразу заметили тренеры олимпийской сборной. Да и в «Локо» его позвали не за «красивые глаза». Знаете, как это было?

В январе 1998-го мы с Палычем отдыхали в Карловых Варах. Там он как-то мне вдруг и сообщил: «Берем Нигматуллина в команду». Оказывается, когда Овчинников уехал в Португалию, кроме Руслана, на вакантное место претендовал еще один голкипер. Но выбрали его.

– И все-таки за какие качества вы включили Нигматуллина в свой список «избранных»?

– Руслан обладал несколькими неоспоримыми достоинствами, за которые я отнес бы его к когорте вратарей, оставивших заметный след в отечественном футболе. Очень пластичный, обладал хорошей реакцией, почти безошибочно играл на выходах. И еще потрясающая целеустремленность. Полагаю, во многом благодаря ей Нигматуллин состоялся в большом спорте, да и в жизни.

Правда, из «Локо» ему пришлось уйти. Благо, и Его Величество Случай свое слово сказал. У Руслана появились серьезные жалобы на частые головные боли и головокружения. Я быстро разобрался, что дело связано с нарушением мозгового кровообращения. А специалисты помогли уточнить диагноз – шейный остеохондроз.

Я настоятельно рекомендовал Нигматуллину пройти курс стационарного лечения в неврологическом отделении больницы МПС. Руслан мою рекомендацию выполнил. Но по возвращении в команду его поджидал сюрприз: в первый же день он нос к носу столкнулся с Овчинниковым – тот в ту пору закончил свои выступления в Португалии и вернулся в «Локо». Представляете, Нигматуллин и Овчинников в одной «рамке».

Руслан – парень умный. Он сразу понял, что в Черкизове ему делать нечего – Босса не обойти. К тому же в этот момент Руслану, давно мечтавшему играть за рубежом, такая возможность подвернулась: ему предложили контракт с итальянским клубом. Понятно, подписав его, он полагал, что со своей командой будет выступать в суперлиге «А». Да только жизнь распорядилась так, что очутился в отнюдь не соответствующей его классу серии «В».

– Получается, Нигматуллин решил во что бы то ни стало уехать за границу?

– И поспешил, считаю. Ведь после «Локо» его, по-моему, тогда с удовольствием «подхватил» бы любой наш клуб премьер-лиги. А так в Италии Руслан, естественно, затерялся. Играл от случая к случаю, подолгу сидел на лавке запасных. Потом рванул обратно домой. И тогда, встретившись с Русланом, я увидел другого, изрядно побитого судьбой человека. Вскоре Нигматуллин снова исчез из виду. И вновь вдруг «засветился» на трансферном рынке.

– Тогда же вместе с женой стал завсегдатаем светских тусовок.

– Да. Он со своим неплохим английским и умением немного изъясняться по-итальянски стал футбольным агентом. Помнится, кого-то даже нам предлагал. Более того, одно время Нигматуллин числился в селекционном отделе «Локо».

– Вместе с тем Руслан продолжал искать команду, предлагая себя в прежнем качестве.

– А что в том удивительного? Природа, в общем-то, позаботилась о его спортивном долголетии. Ведь с точки зрения физической структуры Нигматуллин – астеник. То есть ему нет нужды все время контролировать вес – он у него стабильный. Что касается перерыва в выступлениях, то и это обстоятельство несильно сказалось на Руслане. Да, может, в техническом отношении он и потерял какие-то вратарские качества, но профессиональные кондиции сохранил.

– Что это – невостребованность или желание заработать? Недавно Руслан защищал ворота одного из израильских клубов. А на августовском столичном дерби нынешнего сезона «Локо» – «Спартак» выступил уже диджей-сетом. Выступление Руслана началось за 40 минут до начала матча и продолжилось в перерыве.

– Ну, наверное, жизнь заставляет его искать работу. Все-таки для меня он – прежде всего футболист. Вратарь такого уровня, где бы он за рубежом ни выступал, будет попадать в основу. А там деньги платят неплохие…

* * *

– В отличие от 10 полевых игроков персональной вратарской доле не позавидуешь – его никто не может подстраховать. Точно сказано – последний оборонительный рубеж.

– По этому поводу есть очень точное высказывание. Принадлежит оно народному артисту СССР Юрию Яковлеву – популярной «звезде» киноэкрана и одному из ведущих актеров Театра имени Вахтангова. Как-то в составе группы поддержки он приехал на базу в Новогорск. Мы разговорились на близкую нам обоим театральную тему о большой схожести сценической и футбольной жизни. И вот во время той неформальной беседы он вдруг признался:

– Знаете, доктор, сколько лет я на сцене, но каждый раз перед выходом меня охватывает, как говорят спортсмены, сильный мандраж. И это, заметьте, при том, что в зале сидит от силы несколько сотен зрителей. Что должен испытывать человек, защищающий ворота на глазах ревущего стотысячного стадиона! Я, конечно, слабо себе представляю тонкости вратарского амплуа. Но одно всем очевидно: если полевой игрок ошибся, то это еще совсем не означает, что его команде непременно забьют гол; тогда как ошибка вратаря делает этот гол просто неминуемым. Мне не хватает воображения представить, как голкиперы справляются с нервами? Уже за одно это они заслуживают исключительного уважения.

– Весьма интересное размышление. Кстати, кажется, вратари более подвержены суевериям, чем их товарищи по команде?

– Вот еще одна сходная черта с людьми театра. Правда, у тех доминируют устоявшиеся, общепринятые приметы. А у футболистов – и вратарей, в частности, – все более индивидуально. Скажем, Дасаев, если кто обращал внимание, обязательно ступал на поле с левой ноги. И держал в руке некую белую сумочку в руке – говорил, что у него там якобы запасные перчатки. Хотя при этом все мы прекрасно понимали: они нужны были ему там, как мне прошлогодний снег. Но для Рината это был талисман. И поэтому он бережно пристраивал сумочку (никто не знал о ее содержимом) в глубине ворот, за штангой…

– А уж когда пенальти бьют, фантазиям футболистов нет предела…

– Тут, конечно, старались кто во что горазд. Я, например, застал знаменитого торпедовского вратаря, заслуженного мастера спорта Анатолия Акимова (1915–1984). В 1936-м за удивительную гибкость парижские газеты окрестили его «человеком-угрем». Настраиваясь на то, чтобы отразить 11-метровый удар, он непременно стучал носком ботинка о землю.

Другие эту процедуру старались разнообразить и замаскировать. Скажем, якобы сбивая с шипов землю с травой, постукивали бутсой о штангу. Некоторые перед пробитием им пенальти выбегали к мячу на «точке», чтобы постоять над его «душой», и уж только потом возвращались в ворота. Использовались и другие «фишки». Например, у Кавазашвили что-то было связано с кепкой. Рудаков, отвернувшись спиной к штанге, прямо-таки долбил ее шипами…

– Вы неоднократно рассказывали о взаимоотношениях основных голкиперов с дублерами. Есть ли тут замеченная вами некая закономерность, тенденция?

– Может, мне повезло, но я не знал дублеров, пытавшихся подсиживать первых вратарей. Как правило, новички уважительно относятся к лидерам, многие живут на базе в одной комнате, всегда друг друга поддерживают (пожалуй, только Нигматуллин выпадал из дружной вратарской касты). Не могу припомнить случая, чтобы один другого упрекал за пропущенный мяч.

– Завидная цеховая солидарность! Сегодня в символический клуб Яшина входят 26 вратарей СССР и России. Восемь из них, Савелий Евсеевич, из вашей «сборной» – Дасаев (по всем параметрам занимает 1-е место), Яшин (2), Рудаков (3), Овчинников (4), Кавазашвили (5), Виктор Чанов (6), Пильгуй (19), Гонтарь (25).

Глава 2

«Они тут не пройдут!»

– Савелий Евсеевич! Переходим к стопперам – следующей линии вашей сборной «избранных» футболистов.

– В моей «коллекции» целая группа защитников, которых я считаю выдающимися. И их список, на мой взгляд, должен открываться Шестерневым – знаменитым капитаном сборной СССР, который пять лет подряд выводил ее на поля чуть ли не всех континентов планеты.

Шестернев Альберт Алексеевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 20 июня 1941 г. в Москве. Воспитанник команды Московско-Ярославского отделения Московской железной дороги «Локомотив», затем футбольной школы ЦСКА.

Выступал за ЦСКА (1959–1972). Чемпион СССР 1970 г. Лучший футболист СССР (по результатам опроса еженедельника «Футбол») 1970 г. В сборной СССР провел 91 матч (1 – неофициальный). За олимпийскую сборную СССР сыграл 9 матчей. Финалист Кубка Европы 1964 г. Полуфиналист чемпионата мира 1966 г. (4-е место). Участник чемпионата мира 1970 г. Участник чемпионата Европы 1968 г. Участник матча сборная ФИФА – сборная Бразилии в 1968 г. Занял 10-е место в опросе «Франс футбол» («Золотой мяч») в 1970 г.

Тренер в ЦСКА (1974, 1981, 1982). Главный тренер ЦСКА (1982–1983). Старший тренер в футбольной школе ЦСКА (1975–1981). Начальник футбольной школы ЦСКА (1984–1985).

Скончался 5 ноября 1994 г. в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище.

– Когда вы познакомились?

– Осенью – зимой 1965 г. Алик (так дружески обращались к нему) участвовал в турне сборной по Южной Америке. Знакомство получилось, как догадываетесь, вынужденным. На уже неоднократно упомянутом историческом матче со сборной Бразилии Шестернев получил очень болезненную травму – сильный ушиб надкостницы. Повреждение оказалось таким, что каждый шаг отзывался острой болью. Но предстояла встреча со сборной Аргентины. И Алик обратился ко мне. Нет, не с просьбой. А буквально с требованием:

– Я должен играть! Это необходимо!

Однако в то, что он сможет появиться на поле, я не верил. Но что делать? Не надеясь на успех, сделал новокаиновую блокаду. Шестернев, представьте, все-таки сыграл за сборную. И двигался так, что я просто-напросто отказывался верить собственным глазам. Алик не только не хромал, он действовал четко, безошибочно – словом, был лучшим в линии обороны. После матча Шестернев искренне удивлялся:

– Как сумел отыграть, доктор, не понимаю! Вроде и боли особой не чувствовал…

Не чувствовать боли, а точнее, уметь ее превозмогать, забывать о себе, полностью отдаваться борьбе – удел воистину сильных людей.

Еще больше мы по-товарищески сблизились на первенстве мира-1970 в Мексике. В ту пору армейский дуэт Шестернев – Капличный успешно выступал как в клубе, так и в сборной. На меня Алик с самого начала произвел хорошее впечатление общительностью и особой, свойственной исключительно волевым людям уравновешенностью. Я уж не говорю о благожелательности и понимании, с которыми этот один из ведущих игроков сборной относился ко мне – напомню, неопытному в ту пору футбольному доктору.

– Чем вас, уже не как врача, а болельщика со стажем, поразил Шестернев?

– Будучи центральным стоппером он обладал реактивной скоростью. Эту способность он принес в футбол из прежнего спортивного увлечения – легкой атлетики, где предпочитал «гладкий» спринт. Скорость по праву считалась огромным его «плюсом», с лихвой компенсировавшая те немногие «минусы», которые имелись в его игре.

Убежать от Алика было почти невозможно. Подхватив мяч, он часто и успешно подключался к атаке. Жаль только, что в конце рейдов порой вдруг утыкался в чужую штрафную. И тогда, конечно, вряд ли мог предложить что-либо интересное форвардам. Зато в «зоне своего основного внимания» – в защите, Шестернев был Эйнштейном: без запинок читал игру самого изощренного, самого высокого уровня, что обычно позволяло ему вовремя занять наиболее оптимальную позицию.

Вы, вероятно, помните, что тогда очень популярно было держать в линии обороны «чистильщика», или, как его называли изобретатели этого амплуа – итальянцы, «либеро». Так вот в этом качестве Алику не было цены!

– Его при вас избрали капитаном сборной?

– Да, повязка перешла к нему от Валерия Воронина. Это произошло весной 1966-го, во время встречи сборных Швейцарии и СССР. Алик эту повязку «обжил» в турне по Южной Америке, куда он, между прочим, поехал в преддверии своей женитьбы. Избранницей нашего «либеро» № 1 стала фигуристка Татьяна Жук, сестра известного тренера Станислава Жука.

Тут сегодняшнему читателю надо разъяснить, что за рубеж мы тогда выезжали из страны, «уверенно вступившей в период развитого социализма», который почему-то уживался с устойчивым дефицитом на все, что именовалось «для дома, для семьи». На Западе с этим проблем не было. На что-то даже наших весьма скромных валютных суточных хватало.

Поэтому было трогательно наблюдать, как приспособленный природой совсем для другого Шестернев на досуге мучительно носился по магазинам и с мыслью о будущем семейном гнезде подбирал подарки своей без пяти минут супруге. Так что она не зря потом встречала его во Внукове.

Далее, вплоть до 1970-го, мы регулярно общались на сборах и матчах главной команды страны. Шестернев тогда был ненамного старше меня, так что общались мы запросто, как давнишние друзья-сверстники. Все портили только, увы, неизбежные в большом спорте травмы.

Одна из самых тяжелых случилась у Алика в мае 1970-го, за неделю до начала чемпионата мира, когда в Мексике в товарищеском матче с хозяевами супертурнира получил сильный ушиб в области передней поверхности бедра. Не то что бегать, но даже ступать на ногу Шестернев не мог. Альтернативы общепризнанному лидеру сборной у тренеров не нашлось.

Поэтому главный тренер Гавриил Дмитриевич Качалин в своей обычной интеллигентной, тактичной манере попросил меня:

– Понимаю – случай очень сложный. Но, если можете, постарайтесь вернуть Шестернева в строй…

В том, чтобы постараться, вопроса не было. Иное дело, каким я тогда арсеналом располагал: крошечный физиотерапевтический аппарат, более чем скромный набор медикаментов. Срочно требовались гепариновые повязки. А у меня имелся лишь тюбик мази.

Однако мне повезло: с нами в отеле жили аккредитованные немецкие журналисты. С одним из них, несмотря на строгое предупреждение ответственных товарищей под коллективным псевдонимом Дзержинский, я подружился. Журналист оказался приличным, коммуникабельным парнем. Скорее из вежливости, чем по факту, он высоко оценил мои весьма скромные познания в немецком. А это в свою очередь помогло преодолеть языковой барьер и худо-бедно беседовать на разные темы.

Узнав о травме Шестернева, иностранец принял эту весть близко к сердцу, стал уточнять, чем можно помочь. Я тут же выпалил, что для успешного лечения срочно нужно то-то и то-то. Вскоре – даже не заикнувшись об оплате – журналист передал мне аж коробку необходимых мазей.

– А ваше личное досье в компетентных органах впоследствии не распухло за счет анонимок по поводу «несанкционированного общения с иностранцем»?

– Нет, в данном случае обошлось. Зато малоприятное продолжение имела другая история. На том же чемпионате один из репортеров – тоже, кстати, из Германии, – вдруг обратившись ко мне по имени, попросил:

– Савелий, может, скажете пару слов для читателей газеты?

И я дал небольшое интервью. Опубликовано оно было в «Ди Вельт» – газете, которую в СССР почему-то считали антисоветским «желтым» изданием.

– Но вы ведь, уверен, не раскрыли «тайны» отечественного футбола и ее главной команды?

– Да какие тайны? По сути, мы болтали ни о чем. Более чем уверен, все на той публикации так и закончилось бы, если бы не случай. Дело в том, что – как я рассказывал – в качестве зама руководителя делегации с нами обычно выезжал за рубеж некий товарищ, чье основное место работы находилось в известном учреждении на Лубянке. Вот он-то случайно и обнаружил публикацию.

– Неужели читал по-немецки?

– Он и по-русски-то изъяснялся коряво. Просто газета наряду с текстом интервью поместила мой фотопортрет. Благодаря чему я был «оперативно опознан». И наш «групповод в штатском» предложил нечто вроде добровольной сдачи с повинной, сказав:

– Вот номер телефона – вернешься в Москву, позвони, отчитайся…

Ну, мне что? Хотите отчет – пожалуйста, скрывать нечего. Вернулся домой, дозвонился, назвал фамилию журналиста, рассказал суть разговора. Удивительно, но никаких оргвыводов и выговоров не последовало.

Но вернемся к футболу, к травме опорного защитника. Обзаведясь нужными медикаментами, я приступил к интенсивному лечению Шестернева. Сама процедура разнообразием не отличалась, но возни было много: растерев толстый слой мази по всей мышце, два дня не снимал повязку; затем снимал – и все повторял. Алик был максимально терпелив и неиссякаемо оптимистичен. Он даже меня приободрял:

– Савелий Евсеевич, все будет нормально – заживет, как на собаке!

И в самом деле: через пару суток сильно ушибленная мышца перестала ощущаться как «деревянная». Она «ожила», начала сокращаться. День за днем капитану становилось все лучше и лучше. Уже ближе к концу недели Алик спросил меня:

– Можно побегу?

– Ну, попробуй! – откликнулся я, не совсем веря, что он это сделает.

Но это ему удалось. И пошел накручивать круги. Словом, можно было облегченно вздохнуть: все закончилось благополучно, капитан возвращался в строй. Я, конечно, поспешил доложить Качалину:

– Шестернев к матчу готов!

За что получил благодарность от сдержанного в проявлении чувств Гавриила Дмитриевича.

Ну а сам капитан против сборной Мексики сыграл блестяще. И если мы, не вылетев досрочно, дошли бы до полуфинала первенства мира, без сомнений, Шестернева признали бы одним из лучших защитников чемпионата. О нем много писали в зарубежных СМИ. Однако после возвращения домой Алик поиграл недолго. В олимпийскую сборную-1972 уже не попал.

– Чем объясните его досрочный уход из большого футбола?

– Да все тем же – проблемами со здоровьем. Шестернева выбила из строя очень неприятная вещь – воспаление ахиллова сухожилия. Оно с большим трудом лечится. А если ремиссия даже и наступает, то при любом, мало-мальски неблагоприятном обстоятельстве обострение повторится вновь. Словом, эти приступы Алика замучили. Он нередко приезжал в лужниковский диспансер, где после лечебных процедур непременно общался со мной.

– Заняв достойное место в советском футболе, для публики Шестернев оставался закрытым человеком. Чем он занимался, перестав выходить на поле?

– Работал в отделе футбола ЦСКА. На тренерской стезе не запомнился. Насчет некоторой скрытности Алика соглашусь с вами. Недаром у него существовал узкий круг доверенных лиц, с которыми Алик хотел и мог общаться. Что совсем не мешало Шестерневу всегда оставаться добрым, благожелательным человеком.

– А с кем он дружил в сборной?

– Тянулся к Яшину. У Льва Ивановича с Аликом была одна и та же дружная компания, куда, кроме них, входили Воронин и Метревели.

* * *

– По-настоящему завидное «звездное» сообщество! Между прочим, в те же годы рядом с Шестерневым в сборной вырос его преемник. Как в защите, так и по капитанским обязанностям.

– Понимаю, вы имеете в виду тбилисского динамовца Хурцилаву. В нем, действительно, видели достойную замену Алику.

Хурцилава Муртаз Калистратович. Заслуженный мастер спорта. Родился 5 января 1943 г. в с. Бандза Гегечкорского района Грузинской ССР. Там же начал играть в футбол в команде «Салхино». Выступал за команды «Динамо» (Тбилиси) (1961–1975), «Торпедо» (Кутаиси) (1975–1976). Чемпион СССР 1964 г. В сборной СССР сыграл 69 матчей, забил 6 голов. За олимпийскую сборную СССР сыграл 13 матчей, забил 2 гола. Также сыграл за сборную СССР в 1 (забил 1 гол) неофициальном матче. Участник чемпионатов мира 1966 (4-е место) и 1970 гг. Серебряный призер чемпионата Европы 1972 г. Бронзовый призер Олимпиады 1972 г.

Главный тренер клуба «Ингури» (Зугдиди), «Локомотив» (Самтредиа), «Гурия» (Ланчхути, Грузия) (1982). Тренер клуба «Динамо» (Тбилиси) (1987–1989).

Известно, что, как правило, путь большинства сильнейших игроков в главную команду СССР начинался с «молодежки». Муртаз – исключение. Он эту ступеньку проскочил. И сразу оказался во «взрослой» сборной, куда ее главный тренер Морозов пригласил накануне южноамериканского турне в 1965-м.

Поэтому я снова вернусь к историческому матчу с дважды чемпионами мира бразильцами. А если конкретней – к тому эпизоду, когда по завершении 1-го тайма защитник Афонин, явно не справившийся с ролью персонального опекуна легендарного Пеле, попросил замену. О том, что его следовало менять, у тренерского штаба сомнений не возникало: на табло сияли цифры 0:2, Пеле творил, что хотел, и, если бы не Яшин, счет был бы больше.

Дабы избежать худшего, во 2-м тайме великого бразильца нужно было аккуратно, но надежно «закрыть». Вопрос лишь стоял – кем? Кто в принципе мог бы из полевых игроков нейтрализовать этого кудесника футбола? Решение Морозова стало однозначным. Обратившись к оставшемуся в запасе Хурцилаве, главный тренер распорядился:

– Муртаз, переодевайся!

Надо было видеть, как при этих словах Муртаз изменился в лице. Все же не надо забывать, что тогда защитнику было всего 22 года. Опыта выступления за сборную – с гулькин нос. А тут еще Николай Петрович Старостин, стараясь, с одной стороны, успокоить новобранца, с другой – еще более задачу усложнил, напутствуя его следующими словами:

– Не волнуйся! Будь верен своему стилю! Однако с Пеле постарайся обходиться аккуратнее: иначе местные болельщики потом прибьют!

Так что вы думаете? Остававшиеся до конца матча полчаса Муртаз провел блестяще. Пеле уже не угрожал нашим воротам. Хотя, напомню, обладал сумасшедшей стартовой скоростью. Лучшие защитники мира в один голос признавались: почти невозможно было уловить момент получения им мяча и, стало быть, предугадать, куда он двинется. Неслучайно кадры спортивной хроники тех лет сохранили нам одну и ту же, раз за разом повторяющуюся картинку: на реактивной скорости Пеле обыгрывает нескольких персонально опекающих его стопперов и вырывается на оперативный простор.

Заметьте: несколько! А тут один, да еще новобранец с труднопроизносимой фамилией, которая никому ничего не говорит. Ничего, после игры запомнили, заговорили о нем! Потому что вольготная жизнь у Пеле в нашей штрафной площадке сильно осложнилась. Причем без «грязи» в отборе. Я, во всяком случае, припомню лишь одно нарушение со стороны Хурцилавы. Когда, не успев перехватить мяч у «короля», он чуть-чуть подставил бедро. Перелетев через него, Пеле рухнул на траву. Возмущенный стадион взревел.

– Переполненный стотысячник «Маракана» потребовал наказания?

– А что же вы хотите: согласно отчетам, трибуны заполнили 132 000 (!) болельщиков. И все посчитали, что Муртаз крайне неуважительно отнесся к их кумиру. Неуютная, замечу, ситуация возникла. Однако, к чести нашего защитника, замечу, что сам ее создал – сам и разрядил: подбежал к бразильцу, извинился, помог подняться. В итоге – оба друг друга дружески похлопали по плечу, после чего трибуны не просто сменили гнев на милость, но даже взорвались аплодисментами…

– А как судья отреагировал?

– Как положено! Он вынес защитнику предупреждение. Хотя здесь будет уместно заметить: ни на поле, ни в жизни Муртаз грубостью не отличался. Скорее, наоборот, – благодаря жизнерадостной, общительной натуре стремительно вошел в коллектив сборной. Любил шутить, состязаться в остроумии – иногда, чего греха таить, плосковатом…

– Значит, владел русским языком?

– Поначалу как-то не очень. Что, впрочем, барьера с русскоговорящими товарищами по команде не создавало. Все – отмечу еще раз – приняли его единодушно. Во-первых, потому, что сразу увидели в нем Игрока. Во-вторых, ребятам пришелся по душе его открытый, веселый нрав: Муртаз мог в автобусе запеть грузинскую песенку или такое «отмочить». Словом, не давал соскучиться….

Даже став старожилом команды, Муртаз своего легкого, открытого характера не изменил. Продолжал шутить, не щадя порой даже близких ему футбольных друзей. Например, мог вдруг начать не самым удачным образом подтрунивать над Валерием Зыковым – московским динамовцем и, между прочим, большим его приятелем. Того несколько раз вызывали на сборы в главную команду. Однако когда дело доходило до участия в матчах, то даже в заявку не включали.

Муртаз без малейшего желания его обидеть, тем не менее, почему-то нашел в данном факте подходящий для подшучивания предмет. И каждый раз встречал Зыкова в расположении сборной одной и той же фразой:

– Ну, что сюда приехал? Потренироваться?

Надо было плохо знать добродушного, готового за товарища все отдать Муртаза, чтобы всерьез, с обидой принимать его подначки. Никто и не обижался. Все видели и знали, что в тяжелых ситуациях, наиболее ответственных встречах Хурцилава, ставший вскоре в сборной капитаном, проявлял себя самым лучшим образом. По этому поводу могу привести массу примеров.

Первое, что приходит на память, его игра в знаменитом ответном московском матче с венграми за выход в полуфинал первенства Европы-1968. В Будапеште наша, тогда руководимая Якушиным команда проиграла – 0:2. Чтобы пройти дальше, нашим, как минимум, надо было дома эти мячи у очень сильной сборной Венгрии отыграть. И ведь отыграли! В чем огромная заслуга принадлежит Хурцилаве, который не только прекрасно справился с обязанностями защитника, но и вовремя, со штрафного, метров с двадцати пяти заколотил в ворота соперника исключительный по красоте гол.

Так что совсем не зря четыре года спустя Муртаза, который к тому времени заслуженно занял в отечественном футболе место лидера и пользовался огромным авторитетом у ребят, тренер Пономарев пригласил для срочного усиления олимпийской сборной.

Во время товарищеской встречи против сборной ФРГ на Олимпийском стадионе в Мюнхене, приуроченной к его открытию, вторым центральным защитником прекрасно играл столичный спартаковец Николай Абрамов (1950–2005). Между прочим, когда мы совершали турне по Южной Америке, хозяева местных клубов, восхищаясь мастерством Абрамова, обращались к нам с просьбами продать его.

Однако в памятном матче против немцев он, нарушая игровую дисциплину, покидал «свою» зону. Тем самым оставляя Муртаза на растерзание беспощадным трио – Нетцер, Мюллер и Беккенбауэр. В перерыве Хурцилава пытался вразумить партнера: «Ты что делаешь? Стой на своем месте! Ведь подставляешь меня!» И Абрамов, талантливый игрок, досрочно ушедший из футбола после жутких нарушений спортивного режима, с опозданием, но прислушался к капитану. Что не помогло: во 2-м тайме Мюллер заколотил «покер» – аж четыре мяча!

Со стороны казалось, что травмы обходили Хурцилаву стороной. Отнюдь. Просто на большинство из них он не обращал внимания. А если даже и случалось что-то серьезное, обычно говорил мне: «А-а, ладно, пройдет…» Степень игровой надежности у Муртаза была исключительно высока. Я с трудом припоминаю случаи, когда, имея в защите Хурцилаву, наша команда уж особенно проваливалась. Исключением, пожалуй, послужил тот матч с командой ФРГ на олимпийском стадионе в Мюнхене.

Тогда роковую роль сыграло мало зависящее от Хурцилавы и его товарищей обстоятельство. В отсутствие приболевшего Пономарева обязанности главного тренера выполнял Гуляев. Дирижировал он игрой – не бог весть как. Да и хозяева терзали нашу оборону нещадно. Тем не менее, в 1-м тайме счет 0:0 ребята сохранили. Во 2-м дело, может, так и обошлось бы. Но тут в ситуацию встряли «высшие силы» в лице руководителя советской делегации – председателя Спорткомитета Павлова. В перерыве он наведался в раздевалку и заявил Гуляеву:

– Ну, чего вы? Хозяева прижали нас, как зайцев. А надо и самим атаковать! Давайте-ка, покажите себя! А то смотреть неудобно!

Не думаю, что с Пономаревым такой бы «номер» выгорел. А вот Николай Алексеевич, видно, мысленно «взял под козырек». И поторопился «внести коррективы», роковым образом призвав:

– Все, ребята! Открываемся и атакуем!

Сказано – исполнено! Ребята побежали вперед. Открылись. И «привезли» себе, напомню, четыре «сухих» мяча. Один из них немцы забили после того, как напарник Хурцилавы – армейский защитник Юрий Истомин выложил пас на ногу… Герда Мюллера. Один из лучших тогда в мире бомбардиров, наверное, уважать себя перестал, если бы, выскочив один на один с Рудаковым, не занес в ворота прямо-таки поднесенный ему «на блюдечке» мяч.

Смотреть в этот момент на Хурцилаву было просто больно. В бессильном отчаянии он подбежал к Истомину и, размахивая руками, крикнул:

– Юра! Ну, тебе-то что мы плохого сделали?

Такого – трагичного и одновременно смешного – в футболе нашем, словно в театре, мне за мой долгий век спортивного врача пришлось наблюдать сплошь и рядом. Но если только о смешном, то в рассматриваемые нами годы самым, пожалуй, забавным в межличностном общении игроков сборной были диалоги между Хурцилавой и Левоном Иштояном – «звездой» ереванского «Арарата».

Они дружили. На сборах и выездных матчах селились в одной комнате. И продуктивно общались. Порой между ними разыгрывались комичные сценки. И тогда на базе ребята заходились в гомерическом хохоте. Однажды в их присутствии оба взялись обучать друг друга своему родному языку. Хурцилава лез из кожи вон, чтобы научить собеседника говорить по-грузински, а Иштоян пытался что-то втолковать визави из Тбилиси по-армянски. У первого получалось немного получше: он даже запомнил обращение «ахпер джан!», что по-армянски означает «дорогой брат!». Второй выглядел несколько заторможенным. Недовольный таким ходом учебного процесса Муртаз периодически срывался. Но, стараясь не выглядеть неучтивым, почти ласково начинал:

– Ахпер джан!

Однако уже в следующий миг по-кавказски темпераментно «взрывался» и в ином стиле завершал фразу словами: «Ты – тупой! Я зря трачу на тебя время!»

Другой забавный эпизод произошел, когда мы готовились к Олимпиаде-1972. Тогда нам в команду навязали некоего психолога из Харькова. Через какое-то время, не выдержав, Пономарев «попросил» его из сборной. Но до этого горе-специалист успел изрядно всем намозолить глаза. Я с самого начала к его «методе» относился более чем скептически. И, видимо, понимая это, он каждый раз меня успокаивал:

– Не волнуйтесь! Я только вечером обойду ребят, чтобы обеспечить им качественный сон.

«Качественные» сновидения этот психолог обеспечивал с помощью… шарика, которым водил у ребят перед носом. И в конце концов этим «вождением за нос» ребят достал. Первым, кому он попался «на зуб», оказался Хурцилава, чему я, случайно проходя по коридору мимо номера, где проживали он и Иштоян, стал свидетелем.

Услышав доносящийся из-за их двери хохот, я невольно заглянул внутрь. Оба держались за животы. Рядом стоял растерянный психолог.

– Муртаз! – поинтересовался я. – Что случилось?

– Вах, Савелий Евсеевич! Мы уже заснули. Вдруг входит этот человек, будит, начинает размахивать шариком! Слушай, какой тут сон? Я попросил его уйти и больше не нарушать наш режим!

Хурцилава ухитрился развеселить ребят даже на трагичной, как помните, Олимпиаде в Мюнхене. После теракта с участием палестинцев руководители делегации СССР, чтобы оградить наших атлетов от подозрительных лиц, установили дежурство в подъездах дома, где мы жили.

– В пределах и так охраняемой олимпийской деревни?

– Ну, береженого бог бережет! Словом, меня попросили составить список дежурных. Как-то вахту – с полуночи до 6 часов утра – должны были нести по 4 футболиста. В последней смене (04.00–06.00) старшим назначили Хурцилаву. Чтобы было нескучно, ребята поставили у входной двери стол и уселись играть в карты. На рассвете постучали. Муртаз строго спрашивает:

– Кто?

– Открывай! – отвечают ему на чистом русском языке – Велосипедистов надо будить!

Тут надо пояснить, что те сразу после Игр должны были лететь на следующие соревнования. Вот и пришли – подымать их в дорогу.

Но Муртаз решил немного продлить удовольствие. И когда из-за двери снова и снова кричали «Открывай!», он раз за разом строго требовал: «Назовите пароль». В конце концов дверь, конечно, открыли, но вся вахта покатывалась от смеха.

Чуть позже я полушутя-полусерьезно поинтересовался у Муртаза:

– Слушай, а что бы ты, к примеру, сделал, если бы к нам вдруг явились террористы?

Немного подумав, он почти всерьез ответил:

– Первым делом бы сдал Павлова и Зонина….

– Если с главным спортивным чиновником СССР, допустим, понятно, то при чем тут Герман Семенович, более известный как прославленный питерский тренер, неужели футболист?

– Объясню! Еще дома, в период подготовки к соревнованиям на Играх, ребята по утрам вместо зарядки бегали пятикилометровый кросс. Для Хурцилавы это занятие было, похоже, хуже смерти. Это он с мячом мог без устали упражняться часами. А кроссы саботировал как мог. Например, намеренно выдерживал «черепаший ход».

Порой дело доходило до того, что, пробежав дистанцию и приняв душ, все остальные уже шли завтракать, а Муртаз, невозмутимо что-то напевая, под дружный хохот ребят неспешно пересекал финишную линию. Поэтому реакция Хурцилавы на тренера Зонина, выведшего, между прочим, в 1972-м доселе малоизвестную ворошиловградскую «Зарю» в чемпионы страны, была понятной. Ведь он был инициатором проведения кроссов.

– Посему его пригласили в штаб Пономарева?

– И это объяснимо: поскольку тогда – не помню, пять или шесть человек – его подопечных вошли в сборную. Вот он всех и гонял поутру «для разминки». Не только я, но и другие из штаба просили Зонина хотя бы передвинуть эти упражнения на более позднее время:

– Ну, пусть, – говорили мы, – ребята немного поспят!

Но Зонин ни в какую! А между прочим, тем летом в Москве и Подмосковье установилась страшная жара, из-за чего весь регион заволокло дымом от вспыхнувших торфяных пожаров. Находясь на динамовской базе в Новогорске, мы все тренировочные занятия сместили на поздний вечер. А Зонин все свое гнул. В общем, после каждого такого кросса Хурцилава прибегал ко мне и бушевал. Особо неуютно становилось, когда под конец, уже улыбаясь, он деловито сообщал:

– Как-нибудь я этого Зонина убью!

– А по какой причине Хурцилава, в свою очередь, покинул сборную?

– Во всяком случае, не только по состоянию здоровья. Как пациент Муртаз, частенько забегая ко мне в кабинет пообщаться, не напрягал. Тем не менее из-за внезапной травмы в начале матча СССР – Швеция (август 1973-го) все и началось. Тогда он ушел с поля. И в ту сборную, которую возглавлял Горянский, уже не вернулся.

Вскоре главной командой страны стал руководить Бесков. Его сменил Лобановский. Но ни тот, ни другой бывшего капитана сборной в состав не включали. Может, потому что, играя в «Динамо», Муртаз излишне располнел. К тому же и в родной команде надолго не задержался. Мне кажется, тут свою роль сыграл конфликт, возникший у него с Давидом Кипиани. Они относились друг к другу, мягко говоря, без особой любви.

– Видимо, произошло столкновение чрезмерных амбиций?

– Наверное. Оказавшись в фаворе, Кипиани тогда раскручивался и как игрок, и как лидер. Вероятно, поэтому Муртаз понял – пора уходить. В 1975-м перешел в кутаисское «Торпедо». А спустя пару лет товарищи по сборной и клубу торжественно проводили из большого футбола своего капитана. Произошло это во время товарищеского матча в столице Грузии между тбилисским «Динамо» и сборной СССР, в форме которой Хурцилава вышел на поле в последний раз. В начале 2-го тайма игра была остановлена. И Муртаз торжественно передал капитанскую повязку своему преемнику Жене Ловчеву.

«ДИНАМО» (Тбилиси) – СССР – 0:1 (0:1). 16 марта 1977 г. Стадион «Динамо» им. В.И. Ленина.

«Динамо»: Гогия, Хизанишвили, Коридзе, Кантеладзе, Чилая, Копалейшвили, М. Мачаидзе, Г. Мачаидэе (Челебадзе, 46), Гуцаев, Шенгелия, Эбаноидзе.

СССР: Дегтярев, Круглов, Хинчагашвили, Новиков, Хурцилава (Ловчев, 46), Ольшанский, Тарханов, Минаев, Федоров, Максименков, Петросян.

Гол: Федоров (16).

В той игре я обратил внимание на характерный штрих: обычно Муртаз на поле выглядел опрятно, а тут вдруг выпустил футболку и вообще выглядел «по-дачному». В перерыве, подойдя к нему, я обратил его внимание на внешний вид. Виновник торжества развел руками и честно объяснил:

– Вы же видите, как я растолстел? Вот и надел майку навыпуск, чтобы как-то прикрыть живот.

– Коллеги проводили Хурцилаву на тренерскую работу, с которой он попрощался в конце 1980-х, а до последнего времени, насколько известно, занимался строительным бизнесом.

– Вы знаете, мало кому известно, что он успел помочь «Локо», – они с Палычем давно дружат. Наверное, в 1997-м Муртаз сообщил Семину: «У меня появился интересный игрок. Возьми к себе – не пожалеешь!» Я стоял на балконе старого корпуса нашей базы, когда Хурцилава привез в Баковку Зазу Джанашию. Муртаз, не знавший, что я работаю в «Локо», вышел из машины и сразу заметил меня. Надо было видеть выражение его лица, когда он радостно закричал: «Вах, доктор!»

– Взяв Джанашию с подачи Хурцилавы, «железнодорожники» ни разу не пожалели?

– Нет, но знали бы вы, сколько мороки мы пережили с этим великолепным парнем.

* * *

– Киевскую «фракцию» избранных вами защитников – Матвиенко и Трошкина предлагаю открыть разговором о друзьях, многие годы выступавших за прославленное «Динамо» и сборную СССР на соседних позициях.

Матвиенко Виктор Антонович. Заслуженный мастер спорта. Родился 9 ноября 1948 г. в г. Запорожье. Воспитанник местной школы «Металлург». Выступал за команды «Металлург» (Запорожье) (1966–1967, 1970), СКА (Одесса) (1968–1969), киевское «Динамо» (1970–1977), «Днепр» (1978). Чемпион СССР 1971, 1974, 1975, 1977 гг. Обладатель Кубка СССР 1974 г. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 г. Обладатель Суперкубка УЕФА 1975 г. За сборную СССР сыграл в 21 матче. Сыграл 7 матчей за олимпийскую сборную СССР. Бронзовый призер Олимпиады 1976 г.

Тренер в команде «Авангард» (Ровны) (1979). Главный тренер «Авангарда» (Ровны) (1980–1982, 1985), «Орленты» (Луков, Польша) (1991–1992), «Подолья» (Хмельницкий) (1993), «Торпедо» (Запорожье) (1993, 1997–1998), «Тилигула» (Тирасполь) (1995), «Торпедо» (Запорожье) (1997–1998). Тренер в клубе «Сталь» (Алчевск) (2001–2002).

Трошкин Владимир Николаевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 28 сентября 1947 г. в г. Енакиево Донецкой обл. Воспитанник юношеской команды местного коксохимического завода. Выступал за команды «Шахтер» (Енакиево) (1966–1967), СКА (Киев) (1968–1969), «Динамо» (Киев) (1969–1977), «Днепр» (Днепропетровск) (1978). Чемпион СССР 1971, 1974, 1975, 1977 гг. Обладатель Кубка СССР 1974 г. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 г. Обладатель Суперкубка УЕФА 1975 г. За сборную СССР провел 31 матч, забил 1 гол. За олимпийскую сборную СССР сыграл 14 матчей, забил 1 гол. Вице-чемпион Европы-1972. Бронзовый призер Олимпиады-1976.

Тренировал команды СКА (Киев), «Авангард» (Ровно), работал ассистентом главного тренера олимпийской сборной Украины. В н. вр. – завотделом Федерации футбола Украины.

В 1971-м обоих пригласили в олимпийскую сборную Пономарева. Тогда я и познакомился с ними, потрясающими живчиками.

Володю вскоре избрали капитаном. Полный энергии, всегда, казалось, веселый Трошкин к тому же оказался заядлым рыбаком. Когда в 1975–1976 годах сборная под руководством Лобановского, костяк которой составляли его ребята из «Динамо», чаще всего готовилась к выступлениям на базе в Конче Заспе, он, как правило, на рассвете уезжал на рыбалку. Если она удавалась, то весь улов отдавал на кухню, где повар Дора Никитична готовила его для ребят.

Тренировки по программе Валерия Васильевича были, как известно, очень суровыми. После них футболисты еле доползали до кроватей. Но молодость есть молодость. К вечеру они приходили в себя, собирались в моей комнате, и хохот не утихал до отбоя. Главный импульс в создании столь здорового микроклимата исходил от Трошкина.

Собственно, в игре команды его роль – как и миссия его напарника Матвиенко – была не менее позитивной. Я потому и включил обоих в свою символическую сборную, что видел и понимал, какую важную у Валерия Васильевича роль выполняли эти стопперы.

Слева – Виктор, справа – Володя. У киевлян, как ни у кого в чемпионате СССР, была налажена четкая взаимозаменяемость хавбеков на защитников. В то время как первые «вдруг» освобождали зону, вторые лихо врывались туда, чтобы, словно завзятые форварды, выполнить функцию внезапной атакующей силы, а затем столь же стремительно вернуться в линию обороны.

Они же после столкновений много забивали со стандартов. Сами же, когда в результате столкновений получали травмы, умели терпеть боль. И вообще относились к ним без «придыхания». Запомнилось, что, получив повреждение и попав в мои руки, Трошкин, как правило, говорил одну и ту же фразу:

– Пожалуйста, быстрее верните в строй!

Точно так же вел себя Матвиенко. Только намечалось улучшение, оба рвались на поле. Удержать, заставить их приходить на процедуры – это была для меня настоящая головная боль. Точнее – сердечная…

А поводов с этой «сладкой парочкой» хватало. Помню, в 1970-х в Испании проходили множество коммерческих турниров. И в августе, когда в первенстве СССР наступал перерыв, киевское «Динамо» частенько становилось их участником. В 1975-м мы полетели в Севилью. Еще до вылета, на московском сборе, мне пришлось поставить Матвиенко неутешительный диагноз – повреждение мениска.

Со стороны ситуация выглядела терпимо: оставаясь в основе, Виктор через боль тренировался, выполнял задания тренеров. Тем не менее кто знает, чем это могло кончиться. Поэтому я счел необходимым поставить в известность Лобановского. Тот рубить сплеча не стал:

– Может, обойдется? Знаешь, пусть играет столько, сколько ему суждено до операции!

Между тем соперник в первом турнирном матче попался не сахар – именитый венгерский клуб. К тому же его крайний нападающий, один из лидеров сборной – как раз и стал «клиентом» Матвиенко. В середине 1-го тайма после того, как оба столкнулись, Виктор не смог сам подняться с поля. Все стало ясно, когда, подбежав, я увидел его колено. Произвели срочную замену.

А вечером в отеле Матвиенко с трудом разгибал ногу. Чтобы устранить проблему, я ввел в коленный сустав новокаин, уложил Виктора в ванну с теплой водой. И – о чудо! – он… пошел. Потом в Киеве его прооперировали. И через некоторое время Матвиенко продолжил карьеру. Думаю, в этой связи уместно отметить: большинство питомцев Лобановского отличались особой силой воли. Едва-едва реабилитировавшись, они при малейшей возможности начинали тренироваться.

– Чем обосновывалась подобная мотивация?

– Во-первых, в клубе существовала сильная конкуренция за место в основе. Во-вторых, выпадение из программы Валерия Васильевича грозило рядом непредсказуемых последствий. Тех, кто вдруг оказывался не в силах выполнять требования Лобановского, он, невзирая на титулы, мог надолго усадить на скамейку запасных. На этом фоне – причем как в родном клубе, так и в сборной – дуэт Трошкин – Матвиенко отличался высочайшей стойкостью.

В обычной жизни оба не держались суперменами, оставаясь добросердечными, коммуникабельными людьми, не подверженными ни «звездной болезни», ни связанной с этим синдромом спесивости. С ними всегда хорошо дружилось. Поэтому товарищеские контакты с обоими у меня сохраняются и теперь, многие годы спустя, когда они перестали играть. Как раз недавно вспомнилось, как однажды Матвиенко, к тому времени закончивший выступления в Киеве и учившийся в Москве, приехал ко мне за помощью в лужниковский диспансер.

Трошкин, несколько лет назад удачно перенесший операцию по резекции желудка, тоже частенько позванивает. Кстати, оба работают в Федерации футбола Украины.

– То есть заслуженно востребованы.

– Вполне. Я их всегда и с полным на то основанием считал защитниками-новаторами. Они полностью реализовывали тактику Лобановского, немного схожую с успешной моделью игры в универсальный футбол голландской сборной тех лет. Таких ребят, как Трошкин и Матвиенко, повторюсь, называю настоящими мужиками. А таковые не зацикливаются на болячках. И, как ни странно, выздоравливают быстрее и чаще, чем иные охающие по пустяковому поводу. В этой связи позволю небольшое отступление.

В 1965-м, находясь со сборной в Бразилии, я встречался со знаменитым доктором-психологом Илтоном Гослингом. Напомню, речь идет о помощнике столь же известного в футбольном мире тренера Висенте Феолы (1909–1975), под руководством которого в Швеции-1958 команда Бразилии впервые выиграла чемпионат мира. До того Гослинг, швед по национальности, работал рядовым ортопедом. Когда он пришел ко мне в отель, на встрече присутствовал главный редактор еженедельника «Футбол» светлой памяти Лев Иванович Филатов (1919–1997), который позже о разговоре профессионалов рассказал в своей книжке.

– По-белому завидую своему учителю в спортивной журналистике! Безусловно, колоритный и статный, светловолосый джентльмен Гослинг, работавший врачом бразильцев и на последующих первенствах мира в Чили-1962 и Англии-1966 (в последние годы – руководитель медицинского департамента футбольного клуба «Васко-да-Гама»), считался выдающимся авторитетом спортивной медицины ХХ века.

– Прежде всего я спросил его об используемых им психологических методах. В ответ Гослинг рассмеялся:

– О чем вы говорите? Да у нас считают себя психологами все, начиная от Марио Америко (1914–1990), легендарного массажиста сборной Бразилии, и кончая Феолой. А я, наблюдая за футболистами, стараюсь по-человечески сблизить сильных и слабых. В частности, на тренировочных сборах заселяю в одну комнату, усаживаю за один стол в ресторане.

– Судя по всему, Гослинг не знал учение Павлова о типах высшей нервной деятельности?

– Не исключено. Поделился он и другими размышлениями. Например, объяснил:

– Если игрок вышел на поле после лечения под врачебную гарантию, что ничего плохого не должно случиться, но сам все время непроизвольно щупает место травмы, такого футболиста нельзя отнести к сильным типам. Наоборот, парень, бегающий с мячом и забывший о недавних болячках, не может считаться слабаком.

И тогда, и теперь, работая в «Локо», я сплошь и рядом сталкиваюсь с ребятами, которые, не долечившись до конца, рвутся поучаствовать в ответственных матчах. Вместе с тем знаю футболистов, которые, ощущая малейший дискомфорт, стараются продлить срок реабилитации по максимуму. В подобных случаях врачам приходится включать «вторую сигнальную систему» по Павлову – игроков надо убеждать, уговаривать…

– Кого именно? И тех, и других?

– Нет, лишь слабаков.

– Однако существует опасность рецидива травм для настоящих мужиков, к числу которых вы причислили Трошкина и Матвиенко?

– На моей памяти с ними такое случалось очень редко. Потому что морально-волевой, психологический настрой определяет многое. Общеизвестно, что Великая Отечественная война хронических заболеваний у бойцов не отменяла. Но в окопах в те годы на болячки внимания не обращали. Не до того было.

Зато вернулась мирная жизнь – вернулись и «хроники». Расслабились люди. И что характерно: произошел всплеск эпидемий. То же самое в футболе: один сразу бежит к доктору, чтобы провериться, сдать анализы, а другого приходится упрашивать хотя бы градусник подержать под мышкой. Догадываетесь, кто из них раньше выйдет на поле?

* * *

– Без сомнений, Коньков, согласно вашей классификации футболистов, относится к разряду настоящих и очень сильных мужиков.

Коньков Анатолий Дмитриевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 19 сентября 1949 г. в г. Красный Луч Луганской обл. Воспитанник краматорской футбольной школы «Авангард».

Выступал за команды «Авангард» (Краматорск) (1965–1967), «Шахтер» (Донецк) (1968–1974), «Динамо» (Киев) (1975–1981). Чемпион СССР 1975, 1977, 1980 и 1981 гг. Обладатель Кубка СССР 1978 г. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 г. Обладатель Суперкубка УЕФА 1975 г. За сборную СССР провел 47 игр, забил 8 голов (в т. ч. за олимпийскую сборную СССР сыграл 2 матча). Серебряный призер чемпионата Европы 1972 г. Бронзовый призер Олимпиады 1976 г.

Карьера тренера: «Таврия» (Симферопль) (1982–1983, 1984–1985), «Шахтер» (Донецк) (1986–1989), «Зенит» (Санкт-Петербург) (1990), сборная Украины (1994–1995), «Ворскла» (Полтава) (1998–2000), «Сталь» (Алчевск) (2000–2002), «Интер» (Баку, Азербайджан) (2004–2006). Спортдиректор клуба «Сталь» (2008 – н. вр.).

– Безусловно! Я выделил его с той поры, когда он стал одним из лидеров «Шахтера». Характер у Анатолия всегда был не сахар. Он постоянно имел особое мнение, которое часто – некоторые считают, что слишком часто – не совпадало с мнением вышестоящих – тех же тренеров, например. Он также был непримирим к тем партнерам, которые, по его мнению, недорабатывали на поле. Сам-то он отдавался футболу полностью.

Мы познакомились в 1972-м. Тогда сборная под руководством Пономарева вышла в полуфинал чемпионата Европы. В той игре на стадионе в Брюсселе единственный и, по сути, серебряный гол в ворота венгров забил Коньков, выступавший в амплуа опорного полузащитника.

После финального матча против сборной Германии (0:3) Коньков создал удивительный прецедент: стал вице-чемпионом континента, будучи игроком клуба 1-й лиги! Тогда же он увидел во мне человека, которому может рассказывать обо всем.

В киевское «Динамо» Коньков перешел в 1975-м. В том году, напомню, киевляне сначала выиграли Кубок обладателей Кубков УЕФА, а затем и Суперкубок. Вклад новичка в эти победы был не меньший, чем у любого из старожилов. Тем не менее чиновники Спорткомитета СССР нашли нужным притормозить ему присвоение почетного звания заслуженного мастера спорта. Так ему припомнили ЧП, которое с ним имело место летом 1974-го, когда Коньков выступал за «Шахтер». Однако до начала церемонии чествования киевлян после завоевания Суперкубка Лобановский успокоил Толю:

– Не переживай! Мы восстановим справедливость!

Валерий Васильевич слов на ветер не бросал: в 1981-м Коньков пополнил ряды «змс». Вскоре главный тренер переместил его из хавбеков в линию обороны, где Коньков-игрок вырос в центрального защитника экстра-класса. Не позволявший себе дать слабину Толя строго требовал того же от партнеров.

Март 1976-го. 1/4 Кубка европейских чемпионов. На поле сошлись «Сент-Этьен» (Франция) и «Динамо». Первая встреча в украинской столице завершилась со счетом 2:0 в пользу хозяев. Вторая – медленно, но верно – катилась к ничьей. Возможно, кого-то из киевлян подобный ход событий устраивал: домашний запас открывал дорогу в полуфинал.

Но только не Конькова: он всегда играл на победу. И вот во время 2-го тайма такой шанс представился. Блохин и Онищенко неожиданно вырвались к чужим воротам, имея перед собой единственного защитника. Поскольку тот двинулся в сторону владевшего мячом Блохина, то естественно, от Олега требовалось одно, хрестоматийное – отпасовать мяч партнеру. А уж Володя, можно сказать, мог с закрытыми глазами забить. Однако, пожадничав, Блохин закопошился, пошел в обводку и в итоге потерял мяч. В результате почти стопроцентный голевой момент испарился. Нужно было слышать и видеть раздосадованного Конькова, высказавшего Олегу все, что он думал о нем в ту минуту.

Блохин, правда, принялся оправдываться, признаваться, что-де не видел Володю. Но для Конькова такие объяснения, как красная тряпка для быка: не видишь – должен видеть! Иначе все может в игре измениться. И ведь угадал Анатолий кардинальный переворот. Не забиваешь ты – забивают тебе. Французы в результате разгромили гостей (0:3). Вот тебе и «домашний» запас прочности!

Другой похожий пример. После того как Леонид Буряк – так же, как и Коньков, – перешел в киевское «Динамо», он попал в обстановку команды, где в борьбе никто никого не щадил. Киевляне не увиливали от жестких схваток в «стыках» или в подкатах – убирать ноги. Поэтому когда Коньков увидел, что по отношению к себе Леня слишком бережлив, Толя счел это за трусость. И всыпал ему так, что трепка Блохину выглядела легким воздушным поцелуем.

Еще один эпизод. Олимпиада-1976. Оттава. Матч группового турнира СССР – КНДР. Все бы хорошо – мы выиграли 3:0. Да только вот беда: едва началась встреча, как в результате грубой игры соперника Коньков получил тяжелую травму голеностопного сустава. Покидая поле, Толя настоятельно попросил:

– Савелий Евсеевич! Поставьте на ноги – очень хочу выступить в финале!

Дальнейшее наблюдать было сплошное мучение. Увы, но в полуфинале ребята обидно уступили сборной ГДР (1:2). Затем победили бразильцев во встрече за 3-е место – 2:0. Надо было видеть, как недолеченный, по полдня проводивший в моем кабинете, где я делал ему одну процедуру за другой, Коньков безуспешно рвался со скамьи запасных на поле.

Чего ж удивляться, что на следующий год возглавивший сборную Симонян не только сразу пригласил Толю, но и поспособствовал, чтобы тому доверили капитанскую повязку. Может, «поспособствовал» здесь не самое подходящее слово. Потому что окончательно все утверждалось решением самой команды. А ребята были единогласно «за». Потому что видели в нем очень сильного человека, яркую личность.

Так что весь период выступлений Конькова за сборную капитанская повязка была при нем. А в том, что он ее носил по праву, Анатолий доказывал в каждой игре. Помню, как умело он управлял партнерами во время матчей: своевременно и точно подсказывал товарищам, куда следует двигаться и что нужно делать. То есть могу с полным основанием утверждать: такой игрок считался ключевым проводником идей главного тренера.

К сожалению, после того как Толя перестал выступать за сборную, мы встречались редко – только когда киевское «Динамо» приезжало в Москву на выездные матчи, или я по служебным делам выбирался в украинскую столицу. Но на личных отношениях это никак не сказалось. Они как были, так и остались исключительно хорошими.

Позже Коньков, перейдя на тренерскую работу, возглавил «Таврию». Соответственно, когда я отдыхал в Симферополе, мы дружески общались. Как-то, во время одного из таких визитов, я поинтересовался у Анатолия Заяева, одного из неформальных учредителей и «вечного» начальника «Таврии»:

– Как Анатолий?

– Ну, что тебе сказать? – со вздохом сказал тот. – Ну, копия Лобановского!

Причем, может, в более жестком варианте. Даже в жестах Толя подражал Учителю. Уж не говорю о систематическом использовании его фирменного комплекса тренировок.

* * *

– Чтобы завершить главки с избранными вами киевлянами, закономерно имеет смысл поговорить о Демьяненко, одном из верных учеников Лобановского.

Демьяненко Анатолий Васильевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 19 февраля 1959 г. в Днепропетровске. Воспитанник местной школы «Днепр-75».

Выступал за команды «Днепр» (Днепропетровск) (1976–1978), «Динамо» (Киев) (1979–1990, 1992), «Магдебург» (Германия) (1991), «Видзев» (Лодзь, Польша) (1991–1992). Чемпион СССР 1980, 1981, 1985, 1986, 1990 гг. Обладатель Кубка СССР 1982, 1985, 1987, 1990 гг. Чемпион Украины 1993 г. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1986 г. Лучший футболист СССР 1985 г. (по результатам опроса еженедельника «Футбол»). За сборную СССР сыграл 80 игр, забил 6 голов. Серебряный призер чемпионата Европы 1988 г. Участник чемпионатов мира 1982, 1986 и 1990 гг. Чемпион Европы среди молодежных команд 1980 г.

Главный тренер ЦСК ВСУ (1993). Тренер в клубе «Борисфен» (Киев) (1993), «Динамо» (Киев) (1993–2005). Главный тренер клуба «Динамо» (Киев) (2005–2007), клуба «Нефтчи» (Баку), Азербайджан (2008), клуба «Насаф» (Карши, Узбекистан) (2010).

– Познакомился с Толей в «молодежке», которой руководил Николаев. Талантливый стоппер только переехал в Киев из Днепропетровска. В конце 1970-х сразу обратил на себя внимание. В нашей команде его считали человеком доброжелательным, обладающим чувством юмора. И я к нему с первых дней общения испытывал симпатию и уважение.

В 1980-м молодежная сборная СССР стала чемпионом континента. Причем вклад крайнего защитника Толи Демьяненко в эту победу оказался весьма существенен. Он не только успешно справлялся со своими функциями, но и при первой возможности участвовал в атаке, забивал голы. В иных условиях – решающие и даже спасительные. Как это, например, имело место в 1983-м в отборочной встрече первенства Европы сборной СССР с поляками на их поле.

Внутриполитическая обстановка в этой стране тогда была очень сложной. Власть старалась сбить стремительный рост авторитета «Солидарности» во главе с Лехом Валенсой. Опасалась антисоветских проявлений, из-за чего нас охраняли особо тщательно. Игра проходила в нервозной обстановке. Поляки, словно в бою, сражались по всему полю, навязывая свою игру. Более того, незадолго до конца матча наши футболисты проигрывали 0:1. Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы не ответный мяч, забитый Демьяненко.

Приглашение в национальную команду для участия в первенстве мира-1982 – важнейший этап его карьеры. Быстро и уверенно Толя сумел доказать свою незаменимость на отведенной ему позиции. Не зря к нему с одинаковым уважением и доверием относились два наших столь различных в тренерских почерках авторитета, как Бесков и Лобановский. Думаю, они отдавали должное Демьяненко не только за классную игру, но и создание того победного духа в команде, который он укреплял своим неиссякаемым оптимизмом. Это ощущалось даже в те несколько минут, которые он специально выкраивал, чтобы перед ответственным матчем заглянуть в мой номер. Потому что стоило мне спросить:

– Ну, что завтра будем делать с соперником? – как он тут же без тени сомнения отвечал:

– Как чего? Будем «лудить»!

Другим любимым вариантом ответа у Толи было:

– Порвем, как Тузик грелку!

Таков был его внутренний настрой. При этом неправильно было бы считать, что он не переживал после поражений. В очередной раз не могу не вспомнить особо неудачно для нас сложившийся чемпионат мира-1986. Я рассказывал, как после сенсационного поражения сборной бельгийцам (3:4) в 1/8 финала вместо тщательно подготовленного выезда из Ирапуато в Мехико мы стали паковать вещи и собираться домой. Команда пребывала в сильнейшем шоке.

Я сразу не зашел в раздевалку, ибо пришлось оказывать помощь Лобановскому. Когда наконец заглянул к ребятам, внутри словно что-то оборвалось: одни «истерили», другие, не выбирая выражений, проклинали арбитра Фредрикссона, который, не только по моему, но почти общему твердому убеждению, обеспечил «заказной» итог.

Ту же душераздирающую картину я увидел в нашей раздевалке после поражения команде Уругвая в 1/4 финала первенства мира-1970. И полагал, что более ничего подобного не увижу. Однако по сравнению с Ирапуато, «уругвайская подножка» – бледная копия. Вот уж где душа у ребят разрывалась в клочья. Сильнее всех, признаюсь, переживал Демьяненко.

После завершения карьеры игрока Толя успешно трудился в штабе Лобановского «на подхвате». Затем вместе с Михайличенко сменил своего учителя в родном «Динамо». Как-то мой «Локо» и киевляне в одном испанском городке готовились к стартам в национальных чемпионатах. Мы даже тренировались на расположенных по соседству полях. В силу давнишних симпатий к динамовцам я частенько поглядывал в их сторону. И знаете, что я заметил? Алексей по-товарищески доверял Демьяненко часами контролировать подопечных, выполнявших комплексные упражнения. Тогда я понял – передо мной преемники Валерия Васильевича. Затем Толя возглавил прославленный клуб. К сожалению, ненадолго.

* * *

– В 1980-е годы капитанскую повязку в сборной СССР вновь – примерно через 20 лет после Хурцилавы – надел полпред тбилисского «Динамо» Чивадзе. И этот выдающийся защитник вошел в вашу личную символическую сборную. Когда впервые увидели его?

Чивадзе Александр Габриэлович (Гаврилович). Заслуженный мастер спорта. Родился 8 апреля 1955 г. в г. Клухори (ныне – г. Карачаевск) Карачаево-Черкесской АО.

Выступал за команду «Динамо» (Тбилиси) (1974–1987). Чемпион СССР 1978 г. Обладатель Кубка СССР 1976, 1979 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1981 г. Лучший футболист СССР 1980 г. (по результатам опроса еженедельника «Футбол»). За сборную СССР провел 46 матчей, забил 3 гола. За олимпийскую сборную СССР сыграл 6 матчей. 3-й призер Олимпийских игр 1980 г. Участник чемпионата мира 1982 г.

Главный тренер сборной Грузии (1993–1997, 2001–2003).

– Как-то по случаю – дело было в начале 1970-х – мы с Симоняном заехали в грузинскую столицу. Там у меня состоялся содержательный разговор с Ахалкаци. Наставник «Динамо» гордо рассказывал о новобранце, очень способном полузащитнике. А в конце высказал озабоченность тем, что очень уж он часто страдает из-за повреждений задней поверхности бедра. Далее последовала просьба:

– Посмотри, пожалуйста, и выскажи свое мнение!

– Какие проблемы? – согласился я. Но выдвинул одно условие:

– Все сделаю, но обязательно в присутствии клубного доктора.

С местными динамовцами в то время работал Захарий Александрович Телия, знающий и очень уважаемый в цеху спортивных врачей человек. Заведуя кафедрой врачебного контроля Тбилисского мединститута, он отработал с футболистами почти полвека (!)…

– Вы были знакомы с коллегой-ветераном?

– Да его все знали! Словом, вызвали Чивадзе. И мы с Телией вдвоем его осмотрели. Выслушав точку зрения друг друга и придя к одному выводу, мы довели до сведения главного тренера «Динамо» свою рекомендацию. Но не относительно лечения, а по режиму:

– Не трогайте парня с месяц. Отправьте его на Черное море. Пусть плавает, делает пробежки…

Ахалкаци послушал. Со временем Чивадзе выздоровел. Его перевели в центральные защитники. И на этой позиции он за год вырос в одного из сильнейших в стране стопперов, который, с одной стороны, сочетал в себе «плюсы» Хурцилавы и Шестернева, а с другой – в силу природного интеллекта еще их «фирменно» дополнял.

Кроме того, Шурик много забивал. Причем интуитивно точно выбирал оптимальный момент, когда можно не только эффективно подключиться к хавбекам и форвардам, но и вовремя вернуться в зону своей ответственности. Словом, великолепный универсал.

Получив приглашение в сборную СССР, Чивадзе быстро завоевал всеобщее уважение. А после Олимпиады-1980 и ухода Романцева из национальной команды в 26 лет стал ее капитаном. Естественно, учитывая мнение Бескова. На досуге тбилисский динамовец имел единственную страсть: много читал – причем исключительно криминальные детективы.

– Дополню вас: Чивадзе без отрыва от футбола успешно окончил Тбилисский университет.

– Со своей стороны поведаю о таком эпизоде. Когда в мировом прокате появился фильм «Крестный отец», наша находившаяся тогда за рубежом команда его посмотрела. Вернувшись после сеанса в наше расположение, я обнаружил такую картину: стоит Чивадзе в тесном окружении ребят и с прекрасным знанием предмета рассказывает им о структуре итальянской «коза ностра» и о ее смертельной конкуренции с еврейской мафией. Шурик повествовал настолько интересно, что я невольно остановился и заслушался.

Травм у Чивадзе было мало. Однако памятуя о хронической болячке ноги, он всегда был щепетилен в подготовке к матчам, уделял много времени разминкам.

– С кем он дружил в сборной?

– Знаете, как правило, Александр держался особняком. А если и приятельствовал, то более всего с Кипиани.

– В отличие от товарища и земляка, Чивадзе чаще выходил на поле в майке сборной СССР.

– Для него любой, даже по серьезной причине пропуск игры становился поводом большого переживания. Например, такой эпизод. Конец мая – начало июня 1982-го. Оставались две недели до первого матча сборной СССР на первенстве мира, когда Чивадзе – как он ни страховался – получил приличное повреждение мышц передней поверхности бедра. Травма выбила его из графика подготовки, что повергло его в грусть. Общаясь со мной каждый день, он всякий раз с беспокойством спрашивал:

– Доктор, успеем?

Я дипломатично кивал головой. И про себя отвечал: а куда деваться? Ведь, узнав о случившемся, Бесков мне сразу сказал:

– Савелий, делай что хочешь, но Чивадзе должен выйти против бразильцев – у нас такого второго центрального защитника нет.

Словом, я старался как мог. И пока мы находились в Москве, не отходил от капитана, используя все средства реабилитации. Надо отдать должное Шурику: он был крайне терпелив, дисциплинирован и делал все, чтобы как можно скорее поправиться. За несколько дней до премьеры в Севилье Чивадзе начал рваться в бой:

– Савелий Евсеевич! – взмолился он. – Боль у меня исчезла. Можно начну тренироваться в общей группе?

Я, естественно, пошел к Константину Ивановичу и сказал:

– Забирайте Шурика! Но предупреждаю: будьте с ним осторожны!

Когда некоторое время спустя Чивадзе вместе с товарищами по сборной вышел на поле стадиона «Рамон Санчес Писхуан», я сидел как на иголках. Потому что понимал – по большому счету, Шурик так и не дотянул до полного выздоровления. Словом, оставалось надеяться на лучшее. Однако пронесло. Чивадзе отыграл весь первый матч. Но после него прежняя травма болезненно давала о себе знать.

Когда во время послематчевого обхода я увидел, что его нога нуждается в долечивании, стало не по себе.

– Видишь, Шурик! – сказал я виновато. – Поспешили мы с выходом на поле!

– Не волнуйтесь, док! – бодро откликнулся он. – Ничего страшного!

Самое интересное, что на следующий день ему стало лучше. Несмотря на это, я курс лечения продолжил. А он, в свою очередь, участвовал в последующих играх сборной. Более того, сделал все возможное, чтобы своей игрой и капитанским словом вдохновить ребят. Особенно это проявилось во время решающего матча с командой Польши. После того как в перерыве Лобановский и Бесков внесли коррективы, Чивадзе, обратившись к ребятам, сказал:

– Мы должны постараться победить! Поймите: сегодня каждому из нас выпал шанс, который в нашей жизни, скорее всего, не повторится!

Партнеры Шурика, которые однозначно воспринимали его в роли лидера, старались, как могли. Однако нулевой ничьей оказалось недостаточно. Да, в их самоотверженности отчетливо проглядывало огромное желание победить. Но с той же очевидностью их действиям не хватало игровой мощи. Да и откуда ее было взять? Ведь там же, в Барселоне, тремя днями ранее сборная СССР под испепеляющими лучами южного солнца в тяжелейшей встрече взяла верх над футболистами Бельгии. Конечно, ребята не успели восстановиться.

Еще один характерный эпизод. Глубокой осенью 1983-го сборная выехала в Португалию на заключительную игру отборочного группового турнира. Для выхода в финальную стадию первенства Европы нам хватило бы и ничьей. Но мы уступили 0:1. Причем опять же стараниями французского рефери Конрата, который в более чем сомнительных условиях в конце 2-го тайма назначил в наши ворота пенальти, чем успешно выполнил «заказ» на устранение советской сборной из супертурнира.

Поведение судьи многих ребят выбило из колеи. Но только не Чивадзе. Уж я-то знаю, как нелегко далась ему та игра. Как раз незадолго до этого важнейшего матча у нашего основного защитника обострился седалищный нерв. Из-за чего он несколько дней не тренировался. При всем желании ребята его поддержать не могли.

На тренировках в Москве перед вылетом в Португалию, да и в Лиссабоне постоянно шел проливной дождь. Но ребята под руководством Валерия Васильевича тренировались без оглядки на это обстоятельство. И в результате перед ответственной встречей, что называется, перебегали. Так что невольно отдохнувший Чивадзе оказался тогда в команде, пожалуй, единственным, кто смог сыграть в полную силу.

Кстати, в оценке соперников Шурик всегда был максимально объективен. В этой связи вспоминается 1982 год, чемпионат мира в Испании. В холле отеля, где мы жили, стоял огромный телеэкран. Почти вся сборная смотрела матч, где итальянцы почти чудом взяли верх над сильнейшей тогда в мире командой Бразилии (3:2). Большинство ребят, полпредов российских клубов, и киевляне болели за команду Италии. В то время как немногочисленные посланцы тбилисского «Динамо» переживали за проигравших. Отметив это, я поинтересовался у Чивадзе:

– Чем объяснить ваши симпатии?

– Ну, как же, Савелий Евсеевич! – пояснил капитан. – Ведь бразильцы показали настоящий футбол. Поглядите на их потрясающую технику: она позволяет экономить энергетику игроков.

– Вероятно, его мнение отражает нечто родственное между южноамериканскими и грузинскими футболистами?

– Сходство действительно есть. Что касается его замечания по поводу «энергосберегающей манеры игры», то тут Шурик невольно выразил то, что у него наболело. Причем не только на душе. Но и в прямом физическом смысле.

Схожая ситуация возникла до вылета на первенство мира-1986: Чивадзе, как под копирку, получил печально знакомую травму – надрыв задней поверхности бедра. Минули две недели лечения. Он начал тренироваться. И уже в конце мая, прилетев с командой в Мексику, решил поучаствовать в контрольной игре. Об этом я узнал накануне, когда подошел Шурик и сказал:

– Доктор, разрешите выйти на поле!

Я попытался предостеречь:

– Подожди, пожалуйста! У нас с тобой еще пять дней до первого матча чемпионата против венгров. Вот тогда будешь готов на сто процентов!

– Да какая разница? Вы же видите: все нормально делаю на тренировках!

Оставшись при своем сомнении, я отправил его к Лобановскому. Тот все равно вызвал меня по данному вопросу. Но выслушав мои сомнения, как всегда, решил по-своему:

– Раз рвется в бой – пусть попробует!

Чивадзе вышел. И «сломался» на 15-й минуте. Случился рецидив – вновь порвал мышцу.

Единственное, что мне после этого удалось, чуть подлечить его к следующему матчу против сборной Бельгии. На этот раз гораздо успешнее: накануне встречи с бельгийцами он уверенно пробегал отрезки, легко ускорялся. Перед началом игры Чивадзе решительно подошел ко мне и твердо сказал:

– Могу играть!

У меня уверенности в его готовности было куда больше. Но в этот раз уже Лобановский решил перестраховаться: не включил капитана в стартовый состав. А в заднюю линию перевел Бессонова. Далее произошел известный случай, когда судья в очередной раз и открыто нас «сплавил».

Но то, что в тот раз Валерий Васильевич не угадал с защитниками, тоже сыграло негативную роль. Что касается Чивадзе, то он, безусловно, страшно расстроился. Но чем я его мог утешить? Только тем, что на будущее посоветовал:

– Понимаешь Шурик, есть природа, которая установила свои неписаные, но строгие сроки выздоровления. Как в таких случаях говорят применительно к насморку: лечи не лечи, но неделю отдай! Так и с мышцами. Ты, наверное, и сам заметил, что чуть ли не каждый раз на то, чтобы стопроцентно встать на ноги, у тебя уходит не менее 28 дней.

– Если не изменяет память, после того ЧП капитана сборной все реже и реже приглашали в команду?

– Де-факто так совпало, что в последний раз в алой майке сборной он вышел на поле в Тбилиси, куда мы приехали для проведения товарищеского матча.

– Уточню – 18 апреля 1987 года на местном стадионе «Динамо» наши футболисты уступили шведам – 1:3.

– Спасибо за подсказку. Удивительно, но все мячи были нам забиты в течение 8 минут. Причем второй гол Дасаев пропустил после того, как швед Магнуссон воспользовался грубой ошибкой Шурика. После чего Лобановский его сменил, выпустив на поле талантливого питерского полузащитника Брошина (1962–2009). После той встречи Чивадзе подошел к Лобановскому и сказал:

– Валерий Васильевич, прошу не вызывать меня больше в сборную.

После этого на первенство Европы-1988 в Германии наша команда приехала с новым капитаном – Дасаевым.

– Получается, Чивадзе оказался настолько сильным, что сам попросился в отставку?

– Да. Но объективности ради отмечу: Шурик уже не мог выступать на своем прежнем, стабильно высоком уровне. Вероятно, почувствовав это, захотел уйти «на щите».

– У меня в памяти всплыл снимок Чивадзе в милицейской форме. Он недолго трудился по специальности, потом вернулся в футбол. Как я понимаю, туда его призвала местная власть. Он руководил и национальной федерацией, и сборной Грузии.

– Да, было такое. Не самый радостный период в моей – да и многих – жизни. Шурик и Ахалкаци чуть ли не первыми решили отделиться от Всесоюзной футбольной федерации…

– У них, видимо, проснулось чувство национального самосознания. Есть версия о том, что Чивадзе в знак памяти о Нодаре Парсадановиче приложил усилия, чтобы Ахалкаци-младший стал преемником отца на руководящей общественной должности.

– Чивадзе приезжал в Москву в конце 1990-х, в дни юбилейных для отечественного футбола матчей ветеранов. Мы тогда тепло общались. Даже спустя многие годы наши добрые взаимоотношения оставались на прежнем уровне.

– У меня создалось впечатление: Чивадзе настолько правильный, что трудно обнаружить у него недостатки.

– Недостатки у всех есть. У каждого – свои. Главное, чтобы имелись и достоинства. У Чивадзе относительно небольшие «минусы» с лихвой перекрывались очевидными «плюсами» – образованностью, заслуженным авторитетом у окружающих, коммуникабельностью.

Трогательный штрих – он любил машины. Когда в СССР начали выпускать 7-ю модель «Лады», она стала пределом мечтаний миллионов автолюбителей. Чивадзе одним из первых в Тбилиси сел за руль «семерки». Когда Шурик приехал на очередной сбор в Москву, его эмоции захлестывали. Он всем рассказывал о новинке. Когда выпадала свободная минутка, Чивадзе бросался к любой близко стоящей на четырех колесах технике. По-моему, для него не было большего наслаждения, чем залезть под капот своей или чужой машины и от души там покопаться…

Будучи капитаном, Чивадзе входил в тренерский совет сборной. Когда руководители команды советовались с футболистами о составе, тактико-технических нюансах, в обсуждениях, как правило, участвовал Шурик. Все видели в нем толкового, знающего человека. В частности, с ним много общались Бесков и Лобановский. Чивадзе отвечал им той же монетой.

Наиболее теплые отношения у него сложились с Констанином Ивановичем. Бесков по-отечески опекал Шурика. Уважал в нем способность быть очень интересным собеседником, умение оппонировать, на равных отстаивать свою позицию на любом уровне. Недаром, когда в сборную приезжали первые спортивные лица страны, из тренировочного зала или аудитории вытаскивали Чивадзе: дескать, а что скажет капитан?

* * *

– Разумеется, невозможно обойтись в «сборной» Мышалова без легенды отечественного футбола 1980-х, чья карьера раскручивалась с драматическими поворотами.

– Это, насколько я понимаю, вы о Хидиятуллине?

Хидиятуллин Вагиз Назирович. Заслуженный мастер спорта. Родился 3 марта 1959 г. в г. Губаха Пермской обл. Воспитанник ростовского спортинтерната.

Выступал за команды «Спартак» (Москва) (1976–1980, 1986–1988), ЦСКА (1981–1983), СКА «Карпаты» (1983–1984), «Тулуза» (Франция) (1988–1990), «Монтобан» (Франция) (1991–1993), «Ля Беж» (Франция) (1993), «Динамо» (Москва) (1994). Чемпион СССР 1979, 1987 гг. Обладатель Кубка России 1995 г. За сборную СССР провел 58 матчей, забил 6 голов. За олимпийскую сборную СССР сыграл 6 матчей, забил 2 гола. Серебряный призер чемпионата Европы 1988 г. Бронзовый призер Олимпийских игр 1980 г. Участник чемпионата мира 1990 г. Чемпион мира среди юниоров 1977 г. Чемпион Европы среди юношей 1976 г.

Президент профсоюза футболистов и тренеров России (с 1995-го).

Впервые Вагиз широкомасштабно «засветился», когда его пригласили в «молодежку», победившую в первенстве Европы. А после «развода» с Бесковым из «Спартака» его призвали в армию, и он, как водится, оказался в ЦСКА. Но к чемпионату мира-1982 талантливый полузащитник подошел в отменной форме: Константин Иванович, возвысившись над личной обидой, пригласил Хидиятуллина в национальную команду.

– Что его отличало тогда от коллег по амплуа?

– Неординарное футбольное мышление, самоотверженность, полная отдача, непременное участие в единоборствах, где он редко кому уступал. Однако, к сожалению, Вагиза не хватало на оба тайма. Не зря, когда он вернулся в «Спартак», Бесков определил Хидиятуллина на место центрального заднего защитника. Там этот игрок полностью раскрылся, поскольку объем работы у стопперов меньше, чем у хавов-«челноков». Тогда Вагиз достиг уровня великих предшественников.

– Какие обстоятельства не позволили ему сыграть в испанском «мундиале»?

– Если коротко, Хидиятуллину не повезло – с ним случилось то, что может произойти с каждым футболистом. За неделю до отлета из Москвы Константин Иванович решил попрощаться с болельщиками, проведя товарищескую встречу в Лужниках между первым и вторым составом сборной. Игра получилась очень интересной. Но по злой иронии судьбы, в единоборстве на последней минуте с корректнейшим Черенковым (сборная № 1) выступавший за «вторую» Вагиз получил серьезнейшую травму. Тот нелепый случай оставил его без футбола на целых четырех года!

Диагноз – повреждение мениска. Что сильно расстроило меня. Я обратился за помощью к специалистам ЦИТО. Евгения Васильевна Багуцкая, ассистент Мироновой, после осмотра обнадежила: «Попробуем вытащить!» И сделав противовоспалительную инъекцию в сустав, посоветовала мне:

– Если увидишь улучшение, повтори!

Нет вопросов – я умел делать такой укол. На следующий день Хидиятуллину стало намного лучше. Накануне отлета в Новогорске проходила последняя тренировка. Перед ней Бесков поинтересовался у меня по поводу Вагиза:

– Как он?

– Давайте попробуем! – предложил я.

– Да, надо проверить. Если не тянет, не повезем.

После занятия Вагиз подошел ко мне и радостно сообщил:

– Надо же – ничего не болит!

Севилья. Стадион «Рамон Санчес Писхуан». Предстоит матч против бразильцев. Участвуя в разминке, на 10 – 15-й минуте при выполнении какого-то движения Хидиятуллин вдруг ощутил сильную боль в колене. Оно тут же стало опухать… Страшно расстроенный Вагиз попросил меня:

– Может, обратимся к испанцам?

И мы поехали в местную клинику. Смотрел его, видимо, опытный травматолог. Сделал пункцию. Содержимое жидкости подтвердило худшее – опять мениск. Иностранный коллега пациенту ничего объяснять не стал, но мне шепнул:

– У него нет шансов сыграть на первенстве мира.

Тем не менее мы как ни в чем не бывало продолжали лечиться. Но это, понятно, радикально поправить дело не могло. Поэтому выбрав удобный момент, я посоветовал Вагизу:

– Тебе надо лететь в Москву на операцию!

После разговора с руководством сборной Хидиятуллин отправился домой. Операция, проведенная военными травматологами в госпитале имени Бурденко, прошла успешно. После длительной реабилитации Вагиз вернулся на поле, но уже в составе львовских армейцев.

– Насколько известно, потом Хидиятуллин мучительно расставался с погонами.

– Да, в большой футбол возвращался непросто. После операции о нем пару-тройку лет даже подзабыли. Но когда вернулся в «Спартак», случилась новая напасть: Вагиз получил травму голеностопного сустава. Доктор красно-белых отвез его в физкультурный диспансер № 1 на Садовом кольце. Там футболисту предложили сделать операцию. После чего мне позвонил возглавлявший тогда «Спартак» Бесков и попросил:

– От греха подальше забери оттуда Хидиятуллина!

Я приехал за ним, а его уже и след простыл – сам из диспансера смотался.

А дальше хотите – верьте, хотите – проверьте спортивные отчеты! Со столь внушительным отеком сустава – Вагиз поначалу даже ходить не мог – через 3–4 дня появился на поле. Видя, как он лихо сражался за родной «Спартак», я сидел на трибуне совершенно обалдевший. Удивление только усилилось, когда я подметил, что по ходу матча его хромота… уменьшалась. Во 2-м тайме мало кто поверил бы, что Хидиятуллин играет с серьезнейшей травмой.

– То есть играл через боль?

– Как будто ее не было! Конечно, врачи наложили ему тейп, зафиксировав голеностоп. Но ведь боль-то не уменьшилась. Таким образом Вагиз вдруг взял, да и опроверг современную теорию и практику спортивной травматологии, ибо трудно было представить, что человек с подобным повреждением может полноценно играть. Кстати, забегая вперед, сообщу: точно так же, леча ногу «без отрыва от производства», вел себя Бессонов. Что характеризует человеческие качества ребят.

На чемпионате Европы-1988 в Германии Хидиятуллин выступил великолепно. И снова, не обращая внимания на боль. Во второй встрече в Ганновере в верховой борьбе с ирландцами получил классическую боксерскую травму – рассечение надбровной дуги. Пришлось наложить пару швов, сделать повязку.

Через три дня матч против англичан. Мы предполагали, что наверняка нашу сборную ждет жесткая игра «в кость», борьба за верховые мячи. Поэтому Вагиз особенно был нужен. Лобановский не уставал меня пытать:

– Ну, как полагаешь, получится с ним?

– Трудно предугадать. Очень уж рана свежая…

– Ладно! Пусть пару дней отдохнет! Но хотя бы ногами сможет играть?

Я, не скрывая собственной озабоченности, этот разговор передал Вагизу. И он тут же выпалил:

– Чего бояться? Обязательно выйду на поле!

– Выйти-то ты – выйдешь! Да только голову не подставляй!

Пришлось «изобрести» для его рассеченной брови фиксированную наклеечку с прокладочкой. Кстати, тут немцы выручили: предоставили очень хороший перевязочный материал. Думаю, большинство футболистов отказались бы рисковать, особенно в матче подобного накала. Так что в победе – сборная СССР одержала верх над англичанами 3:1 – была и доля Хидиятуллина.

Наши контакты сохранились и после того, как «Спартак» согласился продать Вагиза во Францию. Он играл во 2-м дивизионе. Как-то раздался мне звонок из Тулузы: Хидиятуллин жаловался на боли, которые появились в паховых областях. А тогда врачи такие вещи еще не оперировали, а лечили консервативными методами (уколы, ограничение тренировок…).

Вагиза, соответственно, на какой-то период освободили от занятий и матчей. За него взялись местные диетологи, исключив из его рациона грубую пищу. Он успешно прошел курс лечения, совмещая его с физиотерапией. Словом, выздоровел и вернулся в Россию.

Дальше судьба нас свела в московском «Динамо», где я и Вагиз снова встретились с приглашенным туда Бесковым. Компания получилась теплая. Отношения, в общем-то, привычные. Однако карьерная «кривая» Вагиза неумолимо ползла вниз: он уходил из большого футбола. Это был, конечно, далеко не тот Хидиятуллин, который мог выручить команду в самый трудный момент.

Однако хорошо зная сильные стороны его характера, Константин Иванович продолжал в него верить. И нельзя сказать, что прогадал. Даже находясь далеко не в лучшей форме, Хидиятуллин на своей позиции очень помог «Динамо». И поэтому играл до той поры, пока сам не решил уйти.

Спустя годы он основательно взялся за организацию профсоюза футболистов и тренеров. Приезжал ко мне, советовался. Однажды даже сделал мне предложение поработать экспертом по оценке состояния того или иного претендующего на страховку игрока. Словом, активно занимался созданием новой структуры, но что-то не получилось.

Наконец, Вагиз всегда оставался хорошим семьянином и настоящим товарищем. В частности, киевляне, составлявшие большинство в сборной СССР 1980-х, не всех допускали в свой круг. Единственное исключение – Хидиятуллин. Недаром Блохин пригласил его на свою свадьбу. В другой раз Олег в конце декабря приехал с друзьями в Москву, и они с Вагизом вместе встречали Новый год. Подобное человеческое доверие коллег, мне кажется, дорогого стоит.

* * *

– Савелий Евсеевич! Предполагаю, что вы, истинный патриот «Локо», решили «закольцевать» линию защитников «своей» сборной полпредом родного клуба.

– Ну что ж! Я бы «закольцевал» Чугайновым.

Чугайнов Игорь Валерьевич. Родился 6 апреля 1970 г. в Москве. Воспитанник футбольных школ Советского района Москвы и московского «Торпедо».

Выступал за команды «Торпедо» (Москва) (1987–1989, 1991–1993), «Локомотив» (Москва) (1990, 1994–2001), «Уралан» (Элиста) (2002). Обладатель Кубка России 1993, 1996, 1997, 2000, 2001 гг. Провел за сборную СНГ/России 30 матчей. Сыграл за олимпийскую сборную СССР 1 матч.

Выпускник Высшей школы тренеров. Главный тренер юношеской сборной России (2003–2006). Тренер-селекционер в клубе «Зенит» (Санкт-Петербург) (2006). Главный тренер дублирующего состава «Зенита» (2006–2007). Тренер молодежного состава клуба «Химки» (2008–2009). И. о. главного тренера «Химок» (2009–2010). Главный тренер московского «Торпедо» (2010).

Впервые с этим интересным защитником я встретился в «молодежке», которой руководил Игнатьев. Туда в 1991-м пригласили группу перспективных торпедовцев (в ту кризисную для клуба черно-белых пору команду возглавлял Валентин Козьмич Иванов). Это были Чугайнов, Тишков и Шустиков-младший.

Игорь считался хорошим центральным защитником. Он произвел на меня очень хорошее впечатление своим поведением, отношением к работе, культурой. У нас сразу установились добрые взаимоотношения.

В те времена не было принято носить клубную униформу – приезжали на матчи кто в чем. Так вот: торпедовцы, если не ошибаюсь, оказались первыми, в чьем клубе озаботились внешним обликом команды. И вот та троица приехала на сбор в красивых фирменных костюмах, на что все, конечно, обратили внимание. Тогда же встал вопрос: почему национальная команда отстает?

Потом с Игорем я работал в «Локо», где он стал стопроцентным лидером, тащил за собой команду. Чугайнов – футболист, который очень редко обращался к доктору. Если что-то и случалось, то чаще всего это была легкая простуда. Когда же Игорю предлагали воздержаться от тренировок, он неизменно отвечал:

– Ерунда! Все пройдет! Все болячки лечу в работе!

Успешно выступая на позиции центрального защитника, Чугайнов заслужил приглашение в первую сборную. Где, к сожалению, сыграл недолго, но ярко. На мой взгляд, в те годы он вошел в обойму стопперов-классиков ранга Хурцилавы и Конькова. Как раз на Чугайнове эта линия пока оборвалась…

Затем произошло неожиданное: из «Локо», которым уже руководил Семин, Игорь вдруг рванул в «Уралан» (Элиста). На самом деле Игорь уже покидал большой футбол. Тем не менее мало кто понял причину столь резкого перехода. Тогда в российском футболе контрактная система еще не прижилась.

– Но ведь богатые калмыки, любящие играть в шахматы и футбол, могли перекупить Чугайнова?

– Может, так и было. Хотя вспомните, как одинаково высоко котировались в те годы «Уралан» и «Локо», боровшийся за лидерство в чемпионате страны. Что его толкнуло на такую перемену – для меня до сих пор загадка. Он и ушел странно – точнее, сорвался. В конце сезона. Никого ни о чем не предупредил. Помню, после часа отдыха в Баковке планировалось проведение собрания команды. Чугайнов там присутствовал. А во 2-й половине дня вдруг быстренько собрал вещи и убыл. Просто, как говорится, своим молниеносным переходом поставил всех перед фактом.

– И с тех пор на вашем горизонте не появлялся?

– Да нет! Мы не раз встречались. Он одно время трудился в РФС. Затем переключился на тренерскую и селекционную работу… Теперь вот вернулся в родное «Торпедо». Уже в качестве полноценного наставника.

Глава 3

Великие «челноки»

– То, что список избранных хавбеков вашей символической сборной вы предложили начать с легендарного Воронина, на мой взгляд, и честно, и справедливо, и заслуженно.

Воронин Валерий Иванович. Заслуженный мастер спорта. Родился 17 июля 1939 г. в Москве. Выступал за команду «Торпедо» (Москва) (1958–1969). Чемпион СССР 1960 и 1965 гг. Обладатель Кубка СССР 1960 г. Лучший футболист СССР 1964 и 1965 гг. (по результатам опроса еженедельника «Футбол»). В сборной СССР провел 66 матчей, забил 5 мячей (в т. ч. 3 матча – за олимпийскую сборную СССР). Также сыграл за сборную СССР в 1 неофициальном матче. Участник чемпионата мира 1962 г. Полуфиналист чемпионата мира 1966 (4-е место) г. Серебряный призер Кубка Европы 1964 г. Выступал за сборную Европы (2 матча). Дважды еженедельник «France Footbal» включал Воронина в десятку лучших европейских футболистов (в 1964 г. – 10-м, год спустя – 8-м).

Скончался 22 мая 1984 г. в Москве.

– К сожалению, судьба распорядилась так, что не так уж и много довелось с ним работать – в основном в октябре 1965-го, когда он, капитан сборной, участвовал в ответных отборочных матчах чемпионата мира с командами Уэльса и Дании.

А впервые я обратил внимание на этого незаурядного игрока еще раньше. Сначала, когда, сидя на трибуне стадиона, наслаждался его игрой в составе любимого «Торпедо». Несколько позже – на тренировках национальной команды. Я тогда, правда, работал врачом другой, олимпийской сборной. Первую опекал знаменитый доктор Белаковский.

Оба коллектива готовились в одном месте – доме отдыха в Баковке. И когда Олег Маркович по тем или иным делам отлучался, Бесков, главный тренер первой сборной, привлекал меня. Насколько помню, Воронин ко мне ни разу не обратился: проблем со здоровьем у него не возникло. Но я с огромным интересом наблюдал, как замечательно он работал с мячом – ведь за год до этого в первом среди журналистов опросе, проведенном редакцией «Футбола», Воронина признали лучшим игроком страны. Да и вообще на него было любо-дорого глядеть.

Когда этот красавец-мужчина выходил на тренировку, форма на нем была аккуратнейшим образом вычищена и выглажена. А тщательно, судя по блеску, набриолиненный пробор нерушимо сохранял безукоризненность во время самых жарких схваток. Словом, даже внешне Воронин представлял собой тип мужчины, которых сегодня называют «мачо». Соответственно, женщины не давали ему прохода. Да и он в те годы почти не употреблявший спиртного и не допускавший иных нарушений спортивного режима, отступал от него лишь в вопросе отношений с прекрасным полом.

– Старшие коллеги рассказывали мне, что Воронин мог на ночь улететь в Сочи…

– Да, с ним частенько случались подобные истории. Наиболее скандальная произошла с некоей театральной актрисой. Увлекшись, Валерий замелькал на ее премьерах, где на него также все обращали внимание. Да и что удивляться? В ту пору, когда одеться достойно было очень непросто, он выглядел отменно.

Как-то осенью мы вместе оказались на спектакле Театра имени Вахтангова. На Воронине был красивый плащ, костюм. И все в тон. Соперничать, находясь рядом с ним, за внимание слабого пола любому мужчине не светило. Я не припомню в те годы случая, чтобы, пройдя мимо Воронина, какая-либо из молодых женщин не обернулась ему вслед.

26 сентября 1965 года. Перед выездом в Европу сборная приехала в Киев на товарищескую встречу с национальной командой Марокко. Разместились в гостинице «Москва». Там же поселили какой-то танцевальный ансамбль. Представляете, сколько красивых девушек нас окружали!

Как-то одна из них зашла в лифт, где ехали мы с Ворониным. Надо было видеть, как она, вскинув глаза, посмотрела на Валерия. Тот в подобных случаях не терялся. Когда девушка вышла на своем этаже, он прошмыгнул за ней, успев шепнуть мне: «Первым завтра не будите».

– Видимо, за границей отечественному сердцееду жилось легче?

– Это еще как сказать… В дни зимнего турне по Южной Америке в том же 1965-м нашу команду поселили в роскошном отеле, который располагался в центре аргентинской столицы. Чтобы получить автограф, местные болельщики, столпившись у входа, протягивали нашим ведущим футболистам их же вырезанные из журналов фотографии.

Среди фанатов было немало и восторженных болельщиц, которые терпеливо ждали появления одного игрока – Воронина. Это становилось очевидным, когда, отправляясь на тренировку, ребята выходили к автобусу. Валерий пробивался в салон в плотном окружении дюжих полицейских, с трудом сдерживающих рвущихся к нему девиц.

Внешне Валерий тогда смахивал на Алена Делона. В Буэнос-Айресе мы на досуге отправились смотреть фильм с участием кинозвезды. Так что вы думаете? Когда зажегся свет, многие зрители и особенно зрительницы, увидев Воронина и приняв его за французского актера, здесь же, в зале, кинулись брать у него автограф. И что интересно: не столь уж и быстро распознали, что обознались.

– Все-таки, согласитесь, не футбол, а «девушки потом» были, как пели в известной песне?

– В популярной песне из кинофильма «Воздушный извозчик» летчикам, конечно, пелось: «Первым делом, первым делом самолеты…» Нашим же игрокам важнее всего был футбол. Особенно в неоднократно помянутом нами историческом матче СССР – Бразилия, который закончился вничью (2:2). Справедливости ради напомню: один из двух забитых нами в той встрече голов получился курьезным. Бразильский вратарь выбивал мяч, тот случайно попал в голову Банишевского, отскочил и залетел в ворота хозяев.

Однако 2-й мяч, да и вся игра нашей сборной выглядели очень достойно. Жаль, нет видеозаписи того исторического матча! Иначе можно было бы снова полюбоваться тем, как прекрасно распоряжался в центре поля мячом Воронин, как слаженно – будто в родном «Торпедо» с привычным ему Маношиным – взаимодействовал он с другим полузащитником – киевлянином Сабо.

Пересказывать то, насколько великолепно выглядел Воронин, не хватит слов. Оценивая его мастерство, видавшая футбольные виды местная пресса захлебывалась в превосходных степенях. Известно, что бразильские профессиональные клубы крайне редко покупают для себя европейцев. Однако тут произошел почти уникальный случай, когда хозяева ряда местных команд обратились к руководству советской делегации с настоятельной и в то же время абсолютно невыполнимой тогда просьбой – уступить им Воронина. Цену даже не называли. Говорили просто: сколько захотите, столько и заплатим!

Надо отдать должное Валерию: в тех матчах со сборными Уругвая, Аргентины и Бразилии он поднялся на свой высший уровень. С тех пор не случалось, чтобы кто-то бросил: Воронин неважно сыграл или находился не в форме. Он ярко сверкал.

– И не «зазвездился»?

– Ни разу! Да и раньше этой болезнью не страдал! А ведь играл блестяще. Недаром годом раньше его дважды – весной и осенью – вместе с Яшиным приглашали в сборную Европы. Мне особенно запомнился юбилейный матч, посвященный 75-летию федерации футбола Дании.

Сборная СКАНДИНАВИИ – сборная ЕВРОПЫ – 2:4 (0:2). 20 мая 1964 г. Копенгаген.

Скандинавия: Андерсен (Норвегия), И. Хансен (Дания), Юханссон (Швеция), Розандер (Швеция), Петерсен (Дания), Б. Хансен (Дания), Хейнонен (Финляндия), Бильд (Швеция), Йенсен (Норвегия), Мадсен (Дания), Эберг (Швеция), Пелтонен (Финляндия), Бертельсен (Дания).

Европа: ЯШИН (СССР), Тилковски (ФРГ), Уилсон (Англия), Поплухар (Чехословакия), Бомба (Чехословакия), Хэмилтон (Шотландия), ВОРОНИН (СССР), Бакстер (Шотландия), Гривз (Англия), Аугушту (Португалия), Ван Химст (Бельгия), Эйсебио (Португалия), Лоу (Шотландия), Б. Чарльтон (Англия).

Яшин сыграл в 1-м тайме, Воронин провел весь матч.

Голы: Гривз, 4, 40, Лоу 48, Пелтонен, 49, Эйсебио, 57, Бильд, 89.

Что интересно? Ребят там полностью экипировали, выдали костюмы. Воронин вернулся в Баковку в дни подготовки к матчу розыгрыша Кубка Европы против команды Швеции (27 мая. – Прим. Г.К.). На утреннее построение Валерий появился в обновках, аккуратно причесанный… Все развели руками: тогда мы не представляли, что спортивная одежда может быть столь красивой. А Константин Иванович, обращаясь к остальным футболистам, заметил: Вот! Берите пример с Воронина!

Этот игрок очень нравился Бескову (недаром Константин Иванович в свое время зачислил 16-летнего Валерия в торпедовский дубль). С начала 1960-х лидер автозаводцев и сборной самостоятельно и серьезно учил английский язык. Во время пребывания за границей он при мне несколько раз общался с иностранцами. И было видно, что понимал их, мог выразить свои мысли. Бывало, зайдешь к нему в комнату, на столе – учебник английского, аудиозаписи. Наверное, готовил себя к мексиканскому чемпионату мира-1970. Но не довелось!

В 1967-м главную команду возглавил Якушин. А незадолго до решающих матчей первенства Европы-1968 сборная лишилась сразу трех лидеров: ушел Стрельцов, отчислили Сабо и… Воронина.

– В одном из интервью Хитрого Михея, как дружески звали Михаила Иосифовича, он так объяснил кадровые потери: «Про Воронина мне сказали – надо отчислить. Он где-то провинился. Сабо – потому, что венгр и вроде что-то передал землякам. Не знаю…» Что произошло на самом деле?

– Мне кажется, многое предопределило то, что Валерий тогда понял: достиг «потолка», стремиться больше некуда. Или – как принято сегодня выражаться – потерял мотивацию. С тех пор начались «нарушения режима». Сначала его отлучки – как из сборной, так и из клуба – были эпизодическими и краткими. Но со временем становились более частыми и длительными…

В мае 1968-го терпение Якушина лопнуло – Воронина прямо с базы «попросили» из команды. Страшная автокатастрофа, в которую он попал, возвращаясь с тех сборов в подмосковной Коломне, фактически подвела черту под его блестящей карьерой.

– Помню наиболее популярное объяснение ЧП чуть ли не во всех советских СМИ – «выпил, сел за руль, заснул, выехал на встречную полосу, врезался в башенный кран»… Между тем медэкспертиза не выявила в крови Воронина следов алкоголя. На мой взгляд, его «срывы» и ставшая их печальным финалом катастрофа – результат душевного «надлома», состояния неуверенности и подавленности.

– Как бы то ни было, но, вытащенный врачами из состояния клинической смерти, с неузнаваемым после пластической операции лицом, Воронин сумел подняться. К сожалению, его хватило ненадолго. Начал тренироваться, немного отыграл за «Торпедо», похоже, нацеливался на возвращение в главную команду страны.

Но Качалин его в сборную приглашать не стал. Допускаю, что годы спустя Гавриил Дмитриевич сожалел о своем решении. Не только я один полагаю, что Валерий – даже не будучи в своей оптимальной спортивной форме – в Мексике принес бы пользы больше, чем кто-либо другой.

– С кем он дружил из футболистов?

– Про «Торпедо» не скажу – боюсь ошибиться. В сборной совершенно точно – с Яшиным.

– Вот как?! На какой почве они, имея диаметрально противоположные стили жизни и привычки, по-человечески сблизились?

– Оба были личностями. Понимание этого сближало их. Да, не так тесно, чтобы дружить семьями или домами. Но на сборах я чаще всего видел их рядом. Как тут не вспомнить о товарищеской поддержке Льва Ивановича?! Расскажу об одном, может, самом характерном эпизоде.

В 1969-м в календарном матче встречались московские «Динамо» и «Торпедо». Перед выходом команд на поле в тоннеле Яшин оказался рядом с Ворониным. Тот вроде потихоньку возвращался в строй. Но было видно, с каким трудом это ему давалось, как важно было доказать себе и другим, что не погиб как футболист, что еще что-то может. Сильно изуродованное лицо Валерия, которого еще вчера называли «Аленом Делоном советской сборной», было напряжено, а глаза растеряны…

Прославленный торпедовец в той игре, которая оказалась последней в его карьере, забил. Забил фирменным воронинским ударом со штрафного. Был ли тот гол исключительно его заслугой? Или Лев Иванович – неподкупный, бескомпромиссный Яшин немного «помог»? У меня до сих пор нет однозначного ответа. Да и так ли уж это важно в данном случае? Яшин пообещал поддержать попавшего в большую беду товарища. А он был человеком слова…

Повесив бутсы на гвоздь, Воронин стал распадаться как личность. Время от времени появлялся в Федерации футбола, одалживал у знакомых деньги… Больно было на него смотреть. Как завершение всего – трагическая смерть в мае 1984-го. Валерия нашли бездыханным ранним утром в канаве на окраине Москвы. Голова у него была пробита тяжелым предметом. Сообщения прессы оказались на редкость немногословны. Следствие не обнаружило ни улик, ни подозреваемых. Дело вскоре закрыли.

…Воронин, большой футбольный романтик, на поле опередил свое время, но в жизни не мыслил себя вне эпохи «шестидесятых».

– Должен признаться, Савелий Евсеевич, что в середине 1970-х, когда я учился на журфаке МГУ и публиковал первые опусы в «Неделе», случайно оказался за спиной Воронина в очереди за гонораром. Несмотря на почти стертые временем шрамы, не узнать его было невозможно – обаяние, как и мастерство, нельзя пропить.

Услышав, как я шумно листал свежий номер воскресного приложения «Известий» (под мышкой держал еще пару-тройку экземпляров со своей заметулькой о тренировке национальной команды… парикмахеров), футбольный кумир некогда миллионов болельщиков повернулся и попросил: «Я – Валерий Воронин! Подарите одну «Неделю»? Там моя публикация». Конечно, один нештатный автор поделился с другим…

Насколько понимаю, спортивный журналист и писатель Александр Нилин, которого я иногда видел в редакции на Пушкинской, будучи многолетним и настоящим другом Воронина, подписывал его фамилией свои статьи. Соответственно гонорары получал весьма небогатый экс-футболист.

…Когда он наклонился к окошку кассы, к нему подскочила полненькая дама небольшого росточка (явно не жена – Воронин разошелся в конце 1960-х). Ей и передал – на виду у всей очереди – всю сумму «золотой мальчик» с судьбой «камикадзе».

* * *

– Теперь самый раз поговорить о Сабо, партнере Воронина по сборной.

Сабо Йожеф Йожефович. Заслуженный мастер спорта. Заслуженный тренер Украины. Родился 29 февраля 1940 г. в Ужгороде. Воспитанник местной заводской команды. Выступал за команды «Химик» (Калуш) (1957), «Спартак» (Ужгород) (1957–1959), «Динамо» (Киев) (1959–1969), «Заря» (Луганск) (1970), «Динамо» (Москва) (1971–1972). Чемпион СССР 1961, 1966, 1967, 1968 гг. Обладатель Кубка СССР 1964, 1966 гг. В сборной СССР провел 40 матчей, забил 8 мячей. Сыграл 7 матчей, забил 1 гол за олимпийскую сборную СССР. Также сыграл в 1 неофициальном матче сборной СССР. Участник чемпионата мира 1966 (4-е место) г. Бронзовый призер Олимпийских игр 1972 г. Главный тренер команды «Заря» (Луганск) (1977), СКА Киев (1978), «Днепр» (Днепропетровск) (1978–1979), «Динамо» (Киев) (1993–1997, 2004–2005, 2007), сборной Украины (1994, 1996–1999). Начальник команды «Динамо» (Киев) (1992–1993). Вице-президент клуба «Динамо» (Киев) (2000–2004).

– Я с ним познакомился в дни турне по Южной Америке. Тогда – а это, напомню, середина 1960-х – сборная СССР, как никогда, располагала очень сильной линией полузащиты. Ребята выступали, следуя популярной тогда системе 4–2—4. Даже в силу отведенной им в этой схеме функции хавбеки составляли основу игры. А пара Воронин – Сабо блистала.

Что отличало Йожефа вне поля? Пожалуй, непростой, замкнутый характер. Моя память сохранила лишь один эпизод, когда было видно, что он попал в круг по-настоящему близких ему людей. Это произошло в феврале 1966-го, когда в ходе серии товарищеских матчей мы из Бразилии переехали в Чили. Туда же в те дни прилетели футболисты сборной Венгрии. Узнав об этом, Сабо вскоре растворился среди друзей-соотечественников, которых в команде Венгрии оказалось немало.

– Неужели в те «махровые» годы, когда зарубежные делегации из СССР – будь то спортивные или культурные – включали в свои составы прикомандированных сотрудников Лубянки, Сабо не боялся последствий своего лихого поведения?

– Ну, он считался известным футболистом. И никакой реакции, косых взглядов со стороны властей не опасался. Жил, как считал нужным.

Мне рассказывали, что в ту пору, когда обладание скромным личным авто считалось огромной удачей и даже привилегией, Сабо на мелочи не разменивался. Он неведомо каким образом приобрел «Чайку» – отечественный лимузин, на котором передвигался исключительно высший слой советской партийно-государственной элиты. Как-то Йожеф разъезжал в ней по Крещатику. Мчавшийся мимо член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Украины Щербицкий, заметив частную ВИП-легковушку, тут же приказал помощнику: «Убрать из города этот автомобиль!»

– Тогда любая санкция беспощадного «хозяина» республики воспринималась как негласный закон. Безусловно, через несколько дней «Чайку» у футболиста отобрали.

– Ничего! Кого-то это, может, и сокрушило бы. Но не Сабо. Он, поверьте мне, не стал в знак протеста пешком ходить. Да и за территорию, на которой царил «партийный наместник Украины», не хватался. Достойно завершив карьеру в Киеве, перебрался в Москву, в «Динамо».

Правда, в 1972-м у Йожефа не очень заладилось в олимпийской сборной: брать к себе 32-летнего ветерана главный тренер Пономарев не спешил – боялся, что тот не потянет. Но Сабо быстро доказал, что рано его списывать. И перед отъездом на Игры в Мюнхене Александр Семенович все-таки включил динамовца в основу.

На олимпийском турнире Йожеф подвел себя сам. Очень уж он вошел в роль «деда»! В ходе игры настолько активно руководил молодежью, так яро ее поучал и «строил», что ребята впали «в зажим» и перестали импровизировать. Заметив ненормальную обстановку в команде, Пономарев не выставил Сабо в решающей встрече за 3-е место против сборной ГДР. Правда, бронзовую медаль динамовцу вручили.

– Между прочим, странный и краткосрочный переезд из одной столицы в другую, из одного «Динамо» в другое, Сабо оценил в одном из интервью как никогда самокритично: «Я совершил глупость. Когда великий тренер Виктор Александрович Маслов требовал от меня играть как следует, я его не понимал. На этой почве случались размолвки. Пришлось сначала уехать на полгода в Ворошиловград. Потом Бесков и Яшин пригласили меня в Москву. Это были тяжелые годы. Хотя играл я нормально, чувствовалась усталость. Все-таки это была моя ошибка».

Спустя почти четверть века, возглавив национальную команду Украины, независимый характер Сабо проявился в очередной раз. Чуть ли не во всех интервью рубил правду-матку. Возникало ощущение, что давно считает себя самодостаточным. Поэтому, мол, никому и ничем не обязан…

– А, действительно, кому? Я бы, например, не стал утверждать, что Сабо-тренер – верный ученик Лобановского. Потому что единственное, что он, по-моему, позаимствовал у бывшего наставника – часть наработанной программы Валерия Васильевича. Но она и так, что называется, «настольная книга» любого уважающего себя тренера.

* * *

– Вашими воспоминаниями о Сабо мы открыли серию бесед о киевской «фракции» в средней линии вашей символической сборной. Что неудивительно – высшие достижения «Динамо» эпохи Лобановского пришлись на годы вашей работы в национальной команде и по совместительству (нештатному) в киевском клубе. Итак, следующий полпред киевлян – Колотов, которого один из моих коллег назвал «Дон-Кихотом» на футбольном поле.

Колотов Виктор Михайлович. Заслуженный мастер спорта. Заслуженный тренер Украины. Родился 3 июля 1949 г. в пос. Юдино Татарской АССР. Воспитанник юдинской детской команды «Локомотив». Выступал за команды «Чайка» (Зеленодольск) (1967), «Трудовые резервы» (Казань) (1968), «Рубин» (Казань) (1968–1970), «Динамо» (Киев) (1971–1981). Чемпион СССР 1971, 1974, 1975, 1977, 1980, 1981 гг. Обладатель Кубка СССР 1974 и 1978 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 г. Обладатель Суперкубка УЕФА 1975 г. За сборную СССР провел 55 матчей, забил 22 гола (в т. ч. за олимпийскую сборную СССР сыграл 11 матчей, забил 5 голов). Серебряный призер чемпионата Европы 1972 г. Бронзовый призер Олимпийских игр 1972 и 1976 гг. Тренер в клубе «Динамо» (Киев) (1984–1992). Главный тренер клуба «Борисфен» (Киев) (1993), «Прикарпатье» (Ивано-Франковск) (1996–1997), олимпийской сборной Украины (1995–1996, 1998–1999).

Скончался 3 января 2000 г. в Киеве. Похоронен на Лесном кладбище. В 2003 г. именем Колотова назван стадион «Комсомолец» в Зеленодольске.

– Виктор Колотов, конечно, был уникальным футболистом. Ну, хотя бы потому, что настолько успешно выступал за казанский «Рубин» – тогда команду 2-й лиги, что сразу попал в первую сборную! В главную команду его пригласил Николаев. Как Валентин Александрович нашел Колотова, простите, не знаю.

Удивительный футболист – и по силе характера, и по внутренней культуре, хотя родился в местах, далеких от столиц. Карьера в высшей лиге началась для него со скандала. Из «Рубина», где на игрока такого уровня, казалось бы, должны были молиться, Виктора отчислили. В команду столичных торпедовцев, куда его поманили, сам не явился…

– Да, помню, громкая случилась история…

– Да уж куда громче! Представители «Торпедо» встретили его честь по чести: доставили в Москву, разместили в гостинице, на следующий день планировали ехать вместе смотреть квартиру для новичка. Однако утром Колотова в номере не оказалось.

Как позже выяснилось, еще ночью тренер-селекционер киевского «Динамо» Сучков, по сути, выкрал Виктора. Так тот оказался в Киеве. А ведь уже успел подписать в столице кое-какие обязательства. Словом, Всесоюзная федерация футбола дисквалифицировала парня аж на год!

– Наша партийно-советская пресса, словно по чьей-то команде «Фас!», тогда на все лады склоняла Колотова за беспринципность и меркантильность, сопоставлялись метражи обещанных квартир в Москве и Киеве, делался вывод о несоответствии образа жизни Колотова «моральному кодексу строителя коммунизма».

На деле все оказалось элементарным до банальности: абсолютно неопытный в закулисной борьбе молодой футболист стал объектом охоты «селекционеров», всячески пытавшихся заполучить способного игрока в свои клубы.

– В конце концов все «устаканилось». Талантливый, что называется, от бога футболист закрепился в «Динамо» на позиции левого полузащитника. Вскоре благодаря своим, несомненно, лидерским качествам Колотов стал капитаном – причем не только киевского клуба, но и сборной. К нему – совершенно заслуженно – с большим уважением относились как партнеры, так и тренеры. Лобановский, например, в нем души не чаял. А как иначе? Крайний хав успешно реализовывал самые сложные его задумки. Виктор много и успешно атаковал. И при этом почти всегда успевал помочь защитникам.

– Между прочим, Колотов вошел в престижный «Клуб Федотова», где одно условие «входного билета» – 100 голов.

– Напомню другое: Виктор заслуженно считался одним из самых самоотверженных игроков в нашем футболе. На одном из сборов конца 1970-х (по-моему, в Италии) у него воспалился коленный сустав. Чтобы читателю было понятно, объясню: вокруг этого сустава располагаются несколько слизистых «сумочек». Каждая (над и под чашечкой) выполняет определенные функции. Так вот Колотов обратился ко мне, когда одна из «сумочек» заполнилась жидкостью. Было понятно – медлить нельзя!

– Витя! – предупредил я. – Нужно откачать!

Ответ Колотова был краток:

– Савелий Евсеевич! Как считаете, так и делайте.

Я выкачал несколько шприцов кровянистой жидкости. Чтобы не возник рецидив, ввел спецлекарство. Есть футболисты, у которых подобного рода препараты вызывают аллергические реакции. Они, правда, быстро проходят. Но в индивидуальных случаях способны доставить серьезные беспокойства.

В тот вечер вся команда во главе с Симоняном отправилась смотреть какую-то кинокомедию. С чувством юмора у Виктора все было в порядке. На шутки всегда реагировал адекватно. Над анекдотами заразительно смеялся, из-за чего мне нравилось ему их рассказывать. Фильм, который мы, сидя рядом, в тот вечер смотрели, действительно оказался смешным. Виктор хохотал от души. Потом я невольно обратил внимание, что смех вдруг оборвался, а мой сосед как-то напрягся.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил я.

– Да что-то колено: прямо-таки разрывает от боли!

«Привет! – внутренне похолодев, подумалось мне. – Похоже, та самая отрицательная реакция на инъекцию…» Словом, мы оба еле-еле высидели до конца. Вернувшись с Виктором в отель, я быстро сделал повязку, и, несмотря на отсутствие ярко выраженных признаков, дал ему противовоспалительную таблетку. Тогда же ради подстраховки я решил остаться около него на ночное дежурство. Угадав мое намерение, Колотов взвился:

– Да что вы удумали, Савелий Евсеевич? Ни в коем случае! Идите спать – увидите: все будет нормально!

В словах Виктора было столько уверенности, что я, немного поколебавшись, отправился в свой номер. Выспаться меж тем не удалось. Полночи проворочался с боку на бок – снились ужасы. Утром первым делом заглянул к Виктору. Тот спал сном младенца. Пришлось разбудить – надо было идти на завтрак.

– Как дела?

– Отлично!

– А конкретнее?

– Да все отлично! Ничего не болит!

– Совсем?

– Совсем-совсем!

Не веря ушам, решил довериться глазам. Снял повязку. Осмотрел колено. И точно – все нормализовалось. Виктор пошел на тренировку. Я ждал, что, может, после нее пожалуется. Но нет! Никаких жалоб! То, что произошло в плане лечения травмы, секрета для меня не составляло: случилась реакция на введенный в сустав препарат.

А вот какой внутренний резерв в организме «включил» тогда Виктор, для меня до сих пор тайна. Тут, как известно, можно судить только по факту. А факты, как известно, упрямая вещь.

Обязательно замечу: Колотов – с его истинно спартанской выдержкой – много задавал загадок спортивной медицине.

Как-то приехал я в Гагры (Абхазия) на сбор к киевлянам – нужно было провести медосмотр участников сборной. Остановился у динамовцев. Они жили в пансионате шахтеров Донбасса.

Во время тренировки я стал невольным свидетелем невероятной картины: впервые в многолетней практике довелось увидеть, как у футболиста оторвалась коленная чашечка. Чтобы вы лучше прочувствовали степень моего внутреннего потрясения, поясню: верхний «полюс» коленной чашечки крепится четырехглавой мышцей бедра. Так вот! Вообразите себе: мышца сократилась – и чашечка ушла… С кем это случилось? Ну, вы, конечно, догадались – с Колотовым.

Все сразу, естественно, засуетились. Малюта – врач киевлян тут же рванул на поле. Виктора осторожно вынесли на бровку. При ближайшем обследовании травмы мне самому чуть не стало плохо. Ибо представлял, какую жуткую боль испытывал травмированный.

Самое поразительное, что по сравнению с теми, кто вокруг него суетился, Виктор выглядел спокойнее всех. Его срочно доставили в местную клинику. Там нам, считаю, сказочно повезло. Ибо нашего пациента принял под свое крыло Леонид Басилая, очень хороший хирург и мой однокашник по мединституту, которого я после многих лет вдруг там встретил. Операцию он провел настолько блестяще, что Виктор, опережая самые оптимистичные врачебные прогнозы, вскоре вернулся в динамовский состав.

Тем обиднее было после такой удачи наблюдать, как в начале 1980-х Колотов вновь получил серьезную травму. Произошло это не в игре сборной, где я работал, а в календарной встрече киевлян с ЦСКА, за которой я с профессиональным интересом наблюдал с трибуны. Помню, как невольно охнул, когда во время одной из схваток Колотов получил страшный удар в область верхней трети голени, ближе к коленному суставу.

– Что в подобных случаях должен сделать футбольный врач?

– Сразу в раздевалке приложить лед или любую повязку, предупреждающую образование гематомы. Что, собственно, и было сделано, после чего Виктор с командой убыл в Киев. Я уже, было, успокоился, когда через пару дней вдруг позвонил Малюта. Голос у него был тревожный:

– Савелий Евсеевич! Очень уж болит у Колотова травмированное место. Потренируется минут пять-десять и все – уходит с поля!

– Сами-то что думаете? – спрашиваю. – Ведь в той травмированной зоне вылезает нерв большой берцовой кости…

– Подозреваю ушиб того самого нерва, – отвечает. – Делаю блокаду – вроде бы становится лучше. Проходит время – боли возвращаются.

Созвонился в тот же день с Лобановским. А он – словно ждал моего звонка:

– Хватит в Москве отсиживаться – приезжайте-ка сюда!

Торопливость Валерия Васильевича можно было понять: сборной предстояла заграничная поездка. Я выехал с запасом, чтобы иметь время тщательно обследовать Колотова.

При первом же осмотре спрашиваю:

– Вить, а снимок-то делали?

– Нет, – по своему обычаю спокойно отвечает он.

Срочно пошли на рентген. И что вы думаете? Обнаружили ни много ни мало перелом малой берцовой кости (!). Наша диагностика – особая, конечно, «песня». Медбригаду киевлян Лобановский, понятное дело, по головке не погладил. (Кстати, в 2009-м схожая ситуация произошла у нас в «Локо» с Билялетдиновым. Но у Динияра все заживает, как на собаке – он через месяц играл не только за клуб, но и в сборной.) Но я в данном случае о Колотове. Каков мужик?! А?! Ведь он, оказывается, в таком состоянии еще и заниматься пытался!

Перестав быть игроком, Колотов стал тренером. Особых звезд на этом поприще не хватал: пик его карьеры – олимпийская сборная Украины. Да и жизненный его срок оказался, к сожалению, коротким. В первые дни 2000 года у Виктора остановилось сердце. А ведь он, едва разменяв «полтинник», только-только «выходил на второй тайм»…

* * *

– «Динамо-машину», крушившую всех соперников на пути к Кубку кубков и Суперкубку УЕФА 1975 года, невозможно представить без Веремеева.

Веремеев Владимир Григорьевич. Заслуженный мастер спорта СССР. Заслуженный тренер Украины. Родился 8 ноября 1948 г. в г. Спасске-Дальнем Приморского края. Воспитанник кировоградской ДЮСШ. Выступал за команды «Звезда» (Кировоград) (1966–1967), «Динамо» (Киев) (1968–1982). Чемпион СССР 1968, 1971, 1974, 1975, 1977, 1980, 1981 гг. Обладатель Кубка СССР 1974, 1978, 1982 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 г. Обладатель Суперкубка УЕФА 1975 г. За сборную СССР сыграл 26 матчей, забил 2 гола. За олимпийскую сборную СССР сыграл 8 матчей, забил 1 гол. Бронзовый призер Олимпиады 1976 г. Начальник команды «Динамо» (Киев) (1985–1991). Главный тренер сборной Объединенных Арабских Эмиратов (1991–1992). Вице-президент клуба «Динамо» (Киев) (1993). Главный тренер сборной Кувейта (1994–1996). Тренер-консультант сборной Украины (с 1997-го по н. вр.).

– Впервые встретил его в 1975—1976-м – «золотые» для киевлян годы. Очень общительный, корректный и грамотный футболист.

– А каким потрясающим был диспетчером?! Жаль, не сняли в то время видеофильм под таким, например, названием: «Пасы Веремеева». Хорошее получилось бы учебное пособие.

– Как говорится, он делал результат. У всякого, кто видел игру Владимира, невольно возникало ощущение, что у него в голове работает мощный мини-компьютер. Когда он мчался вперед, эта «машина» выдавала такие решения, которые не всякий мог «считать». Врасплох часто попадали даже свои…

– А как он вел себя, становясь вашим «клиентом»?

– Травмам Веремеев не особо был подвержен. Тем не менее, в расцвете сил серьезно повредил переднюю крестообразную связку. Тогда в зарубежные клиники не ездили – лечились дома. В Киеве его удачно оперировал профессор Виталий Николаевич Левенец, применивший метод имплантации искусственной связки из лавсана.

В Москве таким же образом оперировала Зоя Сергеевна Миронова. Процесс последующей реабилитации был непростой. И на этой стадии успех почти целиком зависел от усилий пациента: от него требовалось упорно и терпеливо разрабатывать эластичность связки. В характере Владимира эти качества имелись в избытке. Поэтому он не только скоро вернулся в клуб и сборную, но и вплоть до окончания карьеры не испытывал по данному поводу осложнений.

К сожалению, от травм иного вида это его не освободило. Следующее ЧП с Веремеевым возникло на Играх-1976 – появилась боль в паховой области. Теперь в подобных случаях футболистов оперируют. А тогда существовало множество консервативных методов лечения. Каждый из них, к сожалению, эффективным не являлся.

Поэтому я показал Володю травматологу монреальского медцентра, который обслуживал участников Олимпиады. Коллега произвел на меня сильное впечатление. Дал четкие, научно выверенные рекомендации, назначил нужные лекарства. Одна беда – из-за скудости выделяемых нам средств подобных медикаментов в моем распоряжении не было и не предвиделось. Пришлось в этом признаться. Узнав о необычной проблеме, канадский доктор, не колеблясь, все необходимые препараты презентовал. В результате – мы составили курс лечения, после чего Веремеев, быстро поправившись, еще долго играл.

– «Долго играл» и потому, что осторожничал, избегая единоборства?

– Наоборот! Это в повседневной жизни он считался спокойным, интеллигентно мягким, уступчивым парнем. Борьба на поле преображала его. Он превращался в бескомпромиссного бойца. Причем иногда настолько, что мог стать инициатором конфликта с соперниками. Во всяком случае, каждый, кто действовал против него с угрозой нанести увечье, должен был считаться с тем, что ему ответят.

В этой связи вспоминаю, как, находясь в Югославии, наша сборная встречалась в спарринг-матче, по-моему, с местным «Хайдуком». Кто-то из хозяев недозволенным приемом остановил Веремеева. Владимир получил травму. Она оказалась не настолько тяжелой, чтобы он не встал на ноги. А встав, ответил обидчику так, что югослава потом увезли в больницу. Тогда на поле чуть драка не завязалась. Но все быстро утихомирились – все-таки и нашим, а главное, югославам было ясно, кто главный зачинщик и виновник. Так что команды мирно доиграли. А Веремеев позже навестил пострадавшего в госпитале. И принес извинения за невольно жесткий отпор. Словом, разошлись без обид.

– С кем из футболистов он дружил?

– Исключительно с одноклубниками.

– Какие обстоятельства вынудили Веремеева закончить карьеру?

– После Олимпиады-1976 национальную команду возглавил Симонян. При нем Володю продолжали приглашать в сборную. На следующих Играх-1980 ею «дирижировал» Бесков. И тогда Веремееву, предпочитавшему в игре свободу действий, в строгих тактических схемах Константина Ивановича места не нашлось. Последние 10 матчей в родном «Динамо» Володя провел в 1982-м, когда из «могикан» 1975-го оставались Буряк, Блохин и он, Веремеев. Спустя два года Лобановский назначил уже бывшего своего игрока сразу начальником тренерского штаба киевлян. С тех пор минули десятилетия. Но у нас, как и прежде, сохранились добрые, дружеские отношения.

* * *

– Разумеется, вы не обойдете без внимания тезку и одноклубника Веремеева – Бессонова, который остался в памяти миллионов советских болельщиков не только как неординарный футболист, обладатель многочисленных титулов, но и носитель малоприятного прозвища – Человек-травма.

Бессонов Владимир Васильевич. Заслуженный мастер спорта.

Родился 5 марта 1958 г. в Харькове. Воспитанник харьковской футбольной школы № 7. Выступал за команды «Металлист» Харьков (1975), «Динамо» (Киев) (1976–1990), «Маккаби» (Хайфа, Израиль) (1990–1991). Чемпион СССР 1977, 1980, 1981, 1985, 1986, 1990 гг. Обладатель Кубка СССР 1978, 1985, 1987, 1990 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1986 г. За сборную СССР сыграл 79 матчей, забил 4 гола. За олимпийскую сборную СССР сыграл 6 матчей, забил 1 гол. Вице-чемпион Европы 1988 г. Участник чемпионатов мира 1982, 1986 и 1990 гг. Бронзовый призер Олимпиады 1980 г. Чемпион Европы среди юношей 1976 г. Чемпион мира среди юниоров (признан лучшим игроком чемпионата) 1977 г. Главный тренер СКА (Киев) (1993), «Борисфен» (Киев) (1994), ЦСКА (Киев) (1997–2000, 2001), сборной Туркменистана (2002–2003), «Нива» Винница (2004–2005), «Заря» (Луганск) (2006), «Харьков» (2006–2008), «Днепр» (Днепропетровск) (2008–2010).

– Действительно, Володя – очень яркая фигура, «звезда» отечественного футбола. Единственное, что этому выдающемуся игроку помешало полностью раскрыться – он сам. А если без обиняков, то его частые нарушения режима. Очень уж этот игрок был неравнодушен к спиртному.

– Столь пагубное пристрастие всегда преследовало парня, или у него пошло-поехало после того, как проснулся знаменитым и даже удостоился чести быть делегатом XVIII съезда ВЛКСМ?

– Эх, если бы слава и почет избавляли нас от своих грехов! Да только в жизни чаще наоборот. И до, и особенно после делегатства Бессонов от бутылки не бегал. Поначалу, кстати, я этой слабости за ним не замечал. Больше наблюдал, как он стремительно врывался в элиту отечественного футбола.

Достаточно вспомнить 1977-й. Тогда «молодежка» под руководством Сергея Мосягина стала среди сверстников из других стран чемпионом мира. Кого тогда признали лучшим игроком первенства? Правильно – Бессонова. Ему и вручили «Золотой мяч»!

Идем дальше. В том же году, дебютировав в основе киевского «Динамо», юный Бессонов стал победителем первенства CCCP! Тогда же получил от Симоняна приглашение в сборную… При этом Никита Павлович сказал мне:

– Знаешь, растет футболист от бога.

Потом мы отправились за границу для проведения товарищеских встреч. Против национальной команды Марокко (3:2) Володя играл хавбеком, а со сборной Франции (0:0) – крайним нападающим. В обоих матчах выглядел великолепно. Тогда Симонян заметил, что Бессонова можно задействовать на любой позиции. И действительно, можно!

Лобановский, например, когда считал нужным, использовал Владимира даже в роли заднего центрального защитника. Недаром на первенстве мира-1986 в решающем матче против сборной Бельгии (3:4) травмированного Чивадзе заменил именно Бессонов.

Словом, всем был хорош этот талантливый футболист. Но пока не останавливался перед одной-единственной своей проблемой, связанной с нарушением спортивного режима.

– Неужели никто не боролся со столь вредной – особенно для спортсмена – «привычкой»?

– Пытались все. И разными способами, кроме спецлечения, – так вопрос все-таки не стоял. Старались в основном воздействовать словом. Очень уж хорошим был игроком. Поэтому больше давили на совесть, на сознание. Верили, что одумается. Лобановский – уж на что был строг к «злостным нарушителям режима», но к Владимиру относился с китайским терпением – всячески старался удержать Бессонова в коллективе, в большом футболе.

– А незавидное прозвище Человек-травма возникло неспроста?

– Судите сами. Как-то киевляне в рамках чемпионата СССР играли в Москве. В разгар матча Бессонов получил тяжеленную травму голеностопного сустава. Мы сразу положили гипсовую повязку, и он улетел в Киев. Спустя пару дней я выдал контрольный звонок динамовскому доктору: мол, как там «клиент». Тот сообщил, что Володя дисциплинированно ходит в повязке. Наступает время очередного тура. Смотрю игру киевлян по телевидению. И глазам своим не верю: носится Бессонов по полю, как молодой лось. Я только руками развел. И позвонил врачу Малюте. А тот по телефону жалуется:

– Да вы попробуйте его удержать! Он ведь уже через три дня после нашего первого разговора сбросил гипс со словами:

– Что угодно делайте – завязывайте, затягивайте, но я должен тренироваться и играть!

За два месяца до начала первенства мира, в первых числах мая 1982-го, Бессонов в очередной раз получил тяжелую травму: разорвалась одна из четырех головок передней мышцы бедра. По возвращении в Москву его положили в ЦИТО. Миронова быстро приняла решение: «Нужна операция, чтобы сшить мышцу. Затем положить гипс и ждать выздоровления». Следующим утром для участия в консилиуме я приехал в ЦИТО. Первым делом поинтересовался у Зои Сергеевны:

– Как наш-то?

А она:

– Не знаю.

– Как так?

– Вот так. Бессонова здесь нет.

– Как нет! Куда же он делся?

– Взял и уехал!

Разбирательство много времени не отняло. Оказывается, услышав, что предстоит операция, немедленно сбежал из клиники. И «вынырнул» в Киеве.

В те годы кафедрой физиологии Российского государственного университета физической культуры заведовал профессор Яков Михайлович Коц, выдающийся ученый. Уже тогда существовали аппараты электровоздействия на определенные мышцы с соответствующими характеристиками токов. А он предложил необычный ток – стимулирующий. Его методу так теперь и называют – «токи Коца». Они входят в программу современного многофункционального физиотерапевтического оборудования электропроцедур.

Сначала Яков Михайлович попробовал «ноу-хау» на хоккеистах: кто-то из наших «звезд» повредил мышцу. После того как профессор оперативно вылечил ведущего игрока сборной СССР, его взяли на первенство мира вторым доктором команды.

Когда случилось ЧП с Бессоновым, я сразу вспомнил о Коце. Позвонил ему, попросил содействия. Он мгновенно откликнулся:

– Нет проблем! Где пациент?

Я оперативно связался с Лобановским, и тот предложил привезти Якова Михайловича в Киев. Коц поехал к Бессонову, занялся его мышцей. И без операции поставил того на ноги. Уже к концу мая Володя бегал, делал упражнения…

Узнавший о чудо-враче зампредседателя Спорткомитета СССР Сыч, курировавший сферу футбола, предложил:

– Бери-ка Коца с собой в Испанию.

Якова Михайловича включили в состав советской делегации. Аппаратуру отправили с ним. По пути на чемпионат мы провели в Швеции контрольную встречу со сборной этой страны – 1:1. Бессонов играл абсолютно на равных с другими.

– Как выступил?

– Представьте, оказался лучшим. Затем мы отправились на первенство мира. И там, подчеркну, Бессонов сыграл так, как это делал в свои лучшие сезоны. То есть у парня обнаружились неисчерпаемые резервы. Наблюдая его, я время от времени брал функциональные пробы, чтобы достоверно определить его состояние.

Да, они оставляли желать лучшего. Но степень мобилизации и реализации своего потенциала на поле у Володи была уникальной. В таких случаях говорят: не имел, но умел. Недаром на первенстве Европы-1988, когда дисквалифицировали Кузнецова, его позицию «закрыл» Бессонов. То есть Володя не на словах, а на деле считался универсальным футболистом. Поверьте, теперь таких дерзких, мужественных ребят, как Бессонов или Колотов, – нет. Играй они в нынешние времена, конечно, каждый был бы нарасхват в любом преуспевающем европейском суперклубе.

– Чем отметился Бессонов после того, как в начале 1990-х попрощался с родным «Динамо»?

– Повзрослев и расставшись с «вредными привычками», он до сих пор успешно работает тренером украинских команд. А еще вместе с замечательной женой Викой, чемпионкой мира по художественной гимнастике (знатоки этого вида спорта помнят ее под девичьей фамилией Серых), вырастили ныне не менее титулованную, чем родители, дочку (она в своей спортивной специализации пошла по стопам матери) и сына – теннисиста Сашу.

* * *

– Завершаем главки, посвященные киевской «фракции» в полузащите вашей сборной, разговором о Яковенко. О нем в своей книге «Бесконечный матч» Лобановский написал так: «В интересах предстоящего матча он боится потратить капельку сил на что-то ненужное, не имеющее к футболу отношения, спуститься, допустим, на базе со второго этажа на первый, чтобы позвонить. Встает и ложится строго по часам, режим питания для него – святое дело. Обязательна вечерняя прогулка. Его и прозвали ребята – «профессионал», не имея при этом в виду ничего язвительного».

Яковенко Павел Александрович. Заслуженный мастер спорта. Заслуженный тренер Украины. Родился 19 декабря 1964 г. в г. Никополе. Воспитанник никопольской футбольной школы «Колос», днепропетровской футбольной школы «Днепр-75», харьковского и киевского спортинтернатов. Выступал за команды «Металлист» (Харьков) (1981–1982), «Динамо» (Киев) (1982–1992), «Сошо» (Франция) (1992–1993). Чемпион СССР 1985, 1986, 1990 гг. Обладатель Кубка СССР 1985, 1987, 1990 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1986 г. За сборную СССР сыграл 19 матчей, забил 1 гол. Участник чемпионата мира 1986 г.

Главный тренер клуба «Металлург» (Никополь) (1994–1995), «Урала» (Элиста) (1996–1997, 1999). Технический директор клуба «ЦСКА-Борисфен» (Киев) (1995–1996). Возглавлял детскую школу «Динамо» (Киев). Главный тренер юношеской сборной Украины (2002), молодежной сборной Украины (2002–2004), «Химки» (Химки) (2004–2005), «Кубань» (Краснодар) (2006–2007), молодежной сборной Украины (2008 – н. вр.).

– Все правильно, но где Валерий Васильевич заприметил столь интересного футболиста, не знаю. Мне известно, что поначалу у Яковенко в Киеве не очень-то складывалось. Лобановский даже отправлял его совершенствоваться в дочерние команды. Стажировка шла Паше на пользу. Его возвращали в «Динамо». Но закрепиться в основу он все равно долго не мог. Оно и понятно: прорваться в «великолепную пятерку» киевской полузащиты (Веремеев, Колотов, Мунтян, Буряк, Коньков) было архисложно.

И все-таки Яковенко доказал, что не хуже этих ребят. В итоге Валерий Васильевич включил его в сборную для участия в отборочных матчах первенства мира-1986 в Мексике.

Этот фактурный, с хорошей фигурой, красивый парень отличался характером, удобным для совместной работы. А то, что он мог без устали двигаться все 90 минут, объясняю тем, что Павел нашел в Киеве доктора-консультанта, одобрявшего метод фармакологической коррекции. Они использовали разрешенные препараты, способствовавшие повышению уровня выносливости.

– Тем не менее, не возникали у вас опасения, что ребята могут перегнуть палку, подставив и вас, и сборную?

– Ну, как же, возникали, конечно! Вот такой пример: 1983/84 год. Италия. Февральский предсезонный сбор. Приходит ко мне Яковенко и приносит коробку с БАДами (биологически активные добавки. – Прим. ред.). А к ней еще список содержимого и рекомендации врача. Вникнув в них, я ничего такого, что могло бы вызвать протест, не обнаружил. Единственное мое замечание звучало так:

– Паша, а не кажется ли тебе, что тут всего чересчур много?

– Может, и так, – отвечает. – Но тем не менее я буду выполнять предписания своего доктора. К вам одна просьба – проколоть несколько препаратов внутримышечно. Для начала, скажем, «Поливитабеас» (содержит комплекс витаминов В. – Прим. Г.К.).

Сразу отказывать в категоричной форме я не стал. Но несколько раз порывался объяснить, что увлекаться подобными вещами не стоит. Однако все мои контраргументы по поводу того или иного конкретного БАДа Яковенко не воспринимал. Доктор Малюта, оказалось, тоже с этим столкнулся.

– Разве можно допускать в команде самостоятельный прием лекарств?

– Конечно, нет! Ответственность за всех игроков несет врач команды (несколько лет назад в «Локо» произошел идентичный случай с Измайловым, которого также кто-то опекал, но мы ту практику сразу пресекли). Но тут была одна тонкость. Ведь речь шла о футболисте киевского «Динамо». Лобановский не только был в курсе медикаментозных «упражнений» Яковенко, но и поддерживал его.

Кстати, может, как раз фармакология и «виновата» в том, что Павел без устали отрабатывал все матчи «от и до», особенно в Мексике. Там Павел забил великолепный гол. Самый быстрый мяч первенства мира-1986 оказался на счету Алейникова (за что он от спонсоров получил золотые часы), а 2-й записал в свой актив Яковенко.

– Как он по-человечески ощущал себя в сборной и клубе?

– Редкий гость в моем кабинете, не был открыт для искреннего общения. Дружил в основном с киевлянами. Что, в общем-то, не мешало остальным поддерживать с Яковенко ровные отношения.

Что касается его травм, то памятен следующий случай. После чемпионата мира, уже в киевском «Динамо» у Лобановского, Павел получил повреждение коленного сустава. Ему рекомендовали операцию. Я советовал выехать в Братиславу, где работал мой хороший приятель – доктор Горский, прошедший курс усовершенствования в США.

Однако врачи «Динамо» деликатно признались мне: в случае лечения Яковенко за рубежом им будет неудобно перед профессором Левенцом. Тем более что он, завкафедрой травматологии-ортопедии Киевской академии последипломного образования, как правило, оперировал без осложнений. На чем тогда остановились в вопросе с Павлом, я не в курсе. Знаю только, что проблемы с коленом у Яковенко остались.

Понятно, в таком состоянии ему не хотелось лететь за океан, где сборной предстояли выступления в коммерческом турнире за призы «Мальборо». В конце концов, несмотря на то, что Лобановский настаивал на поездке Яковенко, тот наотрез отказался от выезда и продолжил лечение в Киеве. С тех пор примерно через каждые два матча Павел брал вынужденный тайм-аут. Короче, больше занимался здоровьем, чем играл.

– Яковенко в одном интервью подробно рассказал, что с ним происходило в последние сезоны в «Динамо»: «В одном из матчей неудачно развернулся, стопа осталась на месте, а бедро повернулось – порвались связки коленного сустава. Сделали операцию – из моего бедра взяли ткань и поставили на место крестообразной связки. Реабилитация прошла неудачно. После матчей нога отекала. В игре сделаю резкий поворот – такое впечатление, будто колено куда-то выскакивает, а потом становится на место. И постоянно приходилось удалять жидкость из ноги…»

– Теперь понятно, почему он не смог участвовать в первенстве Европы-1990. А вскоре, сыграв шесть матчей за два сезона в чемпионате Франции за клуб «Сошо», вынужден был завершить футбольную карьеру и начать тренерскую.

– Вы замечали в Яковенко подобные задатки?

– Нет. Более того, для меня до сих пор загадка, из какого «багажа» он черпал знания, необходимые, чтобы преуспеть в новой профессии. Но ведь успехи у Яковенко были. Взять хотя бы тот факт, что он вывел «Уралан» в высшую лигу.

Я не присутствовал на его тренировках. Но многие очевидцы утверждали – очередная копия системы Лобановского. Говорили еще, что Павел, оставаясь сторонником активной фармакологии, привнес ее и в ту команду.

Так это или нет – уверенно судить не берусь. Могу лишь сослаться на результаты. А они были положительные. Покинув Элисту, Яковенко затем успешно трудился в Подмосковье, на Кубани… По отзывам футболистов, работавших под его началом, везде проявлял себя повышенными требованиями и неуемным желанием загружать ребят по полной.

– Что вновь напоминало методы работы учителя?

– Да, Яковенко практиковал такую жесткую программу тренировок, от которых подопечные стонали.

* * *

– Почти одновременно с выдающимися полпредами киевского «Динамо» в сборной СССР, словно метеорит, пролетел по небосклону советского футбола их тбилисский одноклубник Дараселия.

Дараселия Виталий Кухинович. Заслуженный мастер спорта. Родился 9 октября 1957 г. в г. Очамчира. Играл за «Динамо» (Тбилиси) (1975–1982). Чемпион СССР 1978 г. Обладатель Кубка СССР 1976, 1979 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1981 г. За сборную СССР провел 22 матча, забил 3 гола. Участник чемпионата мира 1982 г. Чемпион Европы среди молодежных команд 1980 г.

Погиб 13 декабря 1982 г. Похоронен на Юродском кладбище в Очамчира (Абхазия).

– Да, забыть этого талантливого и яркого парня, футбольного самородка невозможно. Виталий начинал в юношеской сборной. В ту пору ее возглавлял заслуженный тренер СССР Евгений Иванович Лядин. Именно он взялся по-отечески опекать мальчишку из Очамчира. Тем более что благодатные условия этого курортного городка позволяли Евгению Ивановичу и его питомцам частенько там проводить сборы.

С той юношеской сборной Дараселия начал стремительное восхождение по ступенькам большого футбола. Блеснув в «младшей группе», отлично проявил себя в 1981-м в чемпионской «молодежке» николаевского призыва. И, наконец, получив приглашение от Бескова в главную команду, успел поучаствовать в ряде матчей чемпионата мира-1982.

С Виталиком я познакомился в «молодежке» Николаева. Ну, что можно было тогда о нем сказать? Очень способный парень. Не только работать с ним, но и общаться было одно удовольствие. Тем более по-русски он говорил хорошо. Играл Дараселия без болячек. Мне, врачу, хлопот не доставлял. Если что и случалось, пытался, как правило, справляться сам.

В сборной дружил со всеми. И все дружили с ним, относясь, учитывая его юный возраст, как к «сыну полка». Прекрасным футболистом и легким, солнечным человеком был Виталик. Поэтому трудно передать, как всех потрясла трагическая весть о его преждевременной смерти: сев за руль, поехал к родственникам, но на крутом горном перевале разбился.

– Ну, как не верить в жуткую магию цифр после чтения фрагмента одного из интервью Давида Кипиани, одноклубника Дараселия, также погибшего в автокатастрофе: «Я находился в первом в своей жизни отпуске – в Боржоми. И оттуда, как услышал о случившемся, не веря никому, рванул на ту несчастную гору. И 13 дней, немытый, небритый, ходил по тропинкам и искал его. Вообще цифра «13» фатальная для Витальки. 13 мая, когда мы выиграли Кубок Кубков, он был самым счастливым человеком на свете, а 13 декабря погиб. Под № 13 он играл на чемпионате мира в Испании, и 13 дней искали его тело и только тогда нашли. 25 лет, жена, двое детей…»

Савелий Евсеевич! С кем из выдающихся советских футболистов прошлых лет у вас ассоциируется Дараселия?

– (Тяжело вздыхает.) Дайте-ка подумать! Пожалуй, чем-то напоминал Мунтяна. Но Витальку трудно с кем-либо сравнивать – самобытный футболист из него получился. По-моему, угадать его действия в момент противоборства не мог никто. Он действовал непредсказуемо и когда участвовал в организации атаки, и когда забивал. В «Динамо» Дараселия заблистал сразу. А ведь тогда средняя линия тбилисского клуба считалась чуть ли не сильнейшей в стране – достаточно вспомнить имена братьев Мачаидзе, Коридзе. На мой взгляд, эти игроки вместе с Дараселией внесли наиболее весомую лепту в триумф тбилисцев, завоевавших в 1981 году еврокубок.

– Если бы существовал приз за самый ценный гол сезона, то Дараселия, мне кажется, мог бы претендовать на него. Ведь именно он виртуозно забил решающий мяч в том финальном матче против команды «Карл Цейсс» из Йены (2:1).

– Без всякого сомнения! Горько, что его жизнь так трагично, так рано оборвалась. Уверен, Виталия ожидало большое и славное будущее.

* * *

– Когда вы включили Черенкова в «свою» сборную, я подумал: почему в нашей стране поголовно любили и любят этого спартаковца? Ведь не только за его гениальные финты, азартный характер и скромный вид. Любили и за то, за что любят народных героев. Попробуем с вашей помощью расшифровать слагаемые, как теперь модно говорить, харизмы живого символа красно-белых.

Черенков Федор Федорович. Заслуженный мастер спорта. Родился 25 июля 1959 г. в Москве. Воспитанник спортклуба «Кунцево» и СДЮШОР «Спартак». Выступал за команды «Спартак» (Москва) (1977–1990, 1991–1994), «Ред Стар» (Париж) (1990–1991). Чемпион СССР/России 1979, 1987, 1989, 1993 гг. Обладатель Кубка России 1994 г. Лучший футболист СССР 1983 и 1989 гг. (по результатам опроса еженедельника «Футбол»). За сборную СССР провел 34 матча, забил 12 голов. За олимпийскую сборную СССР сыграл 10 матчей, забил 6 голов. Бронзовый призер Олимпийских игр 1980 г. С 1994 г. на тренерской работе в «Спартаке». Кавалер орденов Дружбы народов (1994) и «Почета» (1997).

– Впервые Федора привлек в сборную Бесков в 1982-м на этапе подготовки к чемпионату мира. Черенков в Новогорске не жил – вместе с Романцевым приезжал на тренировки. Может, поэтому я не обращал особого внимания на парня. Хотя сразу почувствовал, что обладает хорошей техникой. Однако Константин Иванович не взял Федора в Испанию.

Черенков вернулся в национальную команду уже в 1983-м, незадолго до московского матча против сборной Португалии (5:0). Один из тогдашних членов тренерского штаба Юрий Морозов предложил Лобановскому:

– Пригласите Черенкова и Гаврилова – не пожалеете!

Тогда киевское «Динамо», футболисты которого составляли костяк сборной, демонстрировало чересчур рациональный футбол. Для баланса в игре национальной команды требовались импровизация, умение реализовать себя на любом месте. В этом плане оба спартаковца пришлись ко двору.

Тем более Гаврилов успел поучаствовать в первенстве мира-1982. А Черенков в те годы проявил себя как один из самых интересных, перспективных игроков красно-белых. Чем за короткий период завоевал огромную популярность среди клубных болельщиков. С тех пор они неизменно встречали и провожали его с восторгом.

– Чего уж тут дискутировать? И тот, и другой прирожденные спартаковцы с фирменными «стеночками» и «кружевами».

– К сожалению, ни «стеночки», ни «кружева» в 1983-м не сработали. Выступление на чемпионате Европы закончилось плачевно для нашей команды. Уступив в гостях португальцам (0:1), она оказалась за бортом континентального турнира. Я рассказывал, что матч проходил в ненастный ноябрьский день, из-за чего поле походило на болото. Что, конечно, таким технарям, как Гаврилов и Черенков, сослужило плохую службу. Ребята не смогли реализовать свои лучшие качества, хотя претензии в их адрес не высказывались. Погода свела на нет их уровень мастерства.

1984 год во многом для меня связан с именем Черенкова. «Спартак» играл на выезде с «Динамо» (Тбилиси). Вдруг мне, врачу сборной, позвонил встревоженный Бесков:

– Савелий! У нас неблагополучно с Черенковым. Надо его встретить.

– А что стряслось-то?

– У него начались галлюцинации….

От такой вести у меня самого поплыло перед глазами.

– Какие галлюцинации? Объясните толком!

– Да чего объяснять. Сначала на некие странности обратил внимание Родионов – они с Черенковым жили в одном номере. А первый серьезный «звонок» случился в ресторане: Федор вдруг отказался от супа, сославшись на то, что его хотят… отравить. Родионов это заявление воспринял как шутку. Но затем ему стало не до шуток, потому что уже в номере Черенков стал всерьез опасаться того, что кто-то хочет его убить.

Ну, что тут поделаешь? Я позвонил друзьям-коллегам, которые специализируются в психиатрии. Они встретили Федора в аэропорту и – без возражений и сопротивлений с его стороны – отвезли в спецбольницу № 7 на Каширке. Перед тем как приступить к лечению, эксперты ознакомили меня с диагнозом. «Чрезмерный стресс» – так он звучал в их деликатной формулировке.

Нагрузка в 1983–1984 годах на плечи Черенкова, действительно, легла громадная. Он привлекался и в обе сборные (в олимпийской играл под руководством Малофеева, в первой – Лобановского), и защищал честь «Спартака». И вот результат – серьезный нервный срыв.

– Если не ошибаюсь, он вынужден был примерно год забыть о футболе?

– Да, столько времени занял курс лечения и период реабилитации. Покинув клинику, Федор вскоре вернулся в клуб. Причем настолько успешно, что в 1985-м его вновь включили в сборную. В Москве 2 мая проходила встреча с национальной командой Швейцарии (4:0). В конце 2-го тайма Малофеев выпустил Черенкова. Заполнившие трибуны болельщики, не ожидавшие столь приятного сюрприза, все как один встали и овацией приветствовали появление любимца.

В феврале 1986-го, готовясь к первенству мира, мы выехали в Мексику. По моим наблюдениям, среднегорье неблагоприятно сказывается на самочувствии хронических больных. Во всяком случае, тогда этот негатив проявился. В конце сбора, вдруг подняв меня среди ночи с постели, Черенков неожиданно сообщил:

– Моя жена при смерти – я должен лететь в Москву!

И дальше понес полный бред. Я, как мог, пытался его успокоить:

– Да с чего ты взял-то, Федя? Дома у тебя все нормально…

Но никакого эффекта. Пришлось об этой внезапно возникшей ситуации немедленно доложить Евгению Александровичу Рогову. Тогдашний начальник команды в присутствии Федора набрал номер его домашнего телефона и передал ему трубку. Главным в тот момент было убедить Федора в том, что с его родными полный порядок…

После столь серьезного сигнала руководители сборной стали подумывать о том, чтобы Черенкова срочно отправить домой. Однако, побоявшись сажать его одного, без сопровождающего, в самолет, приняли другое решение. Федора освободили от занятий, установили за ним аккуратный контроль.

По возвращении в Москву к Черенкову снова пришлось подключать уже лечивших его врачей. Шаг этот себя оправдал, потому что спустя какое-то время состояние Федора улучшилось. А после того как он заиграл в «Спартаке» на прежнем своем высоком уровне, Малофеев пригласил Черенкова в сборную для выезда на первенство мира в Мексику. Визуально, мне казалось, Черенков выглядел нормально.

Однако незадолго до вылета Малофеева сменил Лобановский. И среди футболистов, которых в последний момент он «отцепил» от сборной, оказался и Федор. Причем Валерий Васильевич ему о своем решении сообщать не стал. Вызвал меня и сказал:

– Прошу дипломатично, как это вы умеете, поговорить с Черенковым. Деликатно дайте знать, что в дальнейшем он в сборную привлекаться не будет из-за болезни, которая может в любое время обостриться.

Дипломатия дипломатией, а суть-то от сказанного не меняется. Я не знал, с какого боку подступиться с этой черной для несчастного парня вестью. Взволнованно, путаясь в словах, начал издалека:

– Претензий к тебе никто не предъявляет. Но в целях профилактики, чтобы сохранить твое здоровье… Ведь мы опять летим в Мексику, где на супертурнире возникнет чрезмерная стрессовая нагрузка… К тому же высота может вернуть твои прежние проблемы…

Выслушав это бормотание, Федя не выдержал – заплакал, Потом взял себя в руки, собрал сумку и уехал из Новогорска. Далее ситуация развернулась самым непредсказуемым образом. Красно-белые традиционно имели много влиятельных болельщиков, в том числе в ЦК КПСС. В штаб-квартире этой тогда могущественной в стране организации наиболее активным спартаковцем считался товарищ Дымков, возглавлявший выездной сектор.

Узнав, что Черенкова вывели из сборной, он примчался в Новогорск. В беседе с Лобановским высокопоставленный гость напирал на то, что Федор – народный герой. Соответственно его отсутствие в команде может отрицательно сказаться на отношении к ней со стороны армии советских любителей футбола. Беседа была обставлена как нечто строго конфиденциальное. Единственным свидетелем того разговора оказался Симонян, в котором Дымков признавал большого авторитета.

– Кстати, какую позицию занял Никита Павлович?

– Находился в глубоком раздумье. Знаю это, потому как Никита Павлович делился сомнениями со мной.

– Знаешь, – говорил он, – сейчас к Черенкову вроде претензий нет. Но кто может предсказать, что с ним будет дальше. Рискнуть? Ну, давай попробую уговорить Лобановского взять Федю на чемпионат.

Валерий Васильевич на себя бремя окончательного решения вопроса тоже не стал брать. Его резюме прозвучало так:

– Идите к доктору! Если он возьмет на себя ответственность, возражать не стану…

– Как говорится, «стрелки» перевели на вас.

– Да! Не первый, как говорится, и не в последний раз. Дымков соблаговолил заглянуть ко мне лично. Что, впрочем, ничуть не помешало ему разговаривать со мной, мягко говоря, некорректно. Я доходчиво ему объяснил:

– Несколько месяцев назад у Черенкова случился рецидив. Поэтому нет гарантии, что он, даже пройдя в Мексике завершающий этап подготовки без сучка и задоринки, примет участие в первенстве мира…

Не дослушав меня до конца, ВИП-болельщик развернулся и отправился, как выяснилось, опять к Лобановскому. Приняв во внимание мое мнение, главный тренер объявил окончательное решение:

– Нет, Черенкова мы с собой не возьмем!

Дымков, не пощадив даже Симоняна, снова стал давить на руководство сборной. Скандал набирал обороты, когда раздался звонок из Москвы. Компетентные товарищи сообщали: многочисленная группа фанатов с транспарантами приближается к базе.

– По-моему, этот метод убеждения соответствует русской поговорке – не мытьем, так катаньем.

– К тому времени Черенков уже находился дома. Лобановскому доложили, что к нам идут спартаковцы! Неизвестно, что может дальше произойти!

Главный тренер со свойственной ему невозмутимостью обратился к Никите Павловичу:

– Ну, что? Может, пригласить охрану?

Фаны в расположении сборной так и не появились. И скандал рассосался сам собой. В сборную Черенкова – во всяком случае, пока у ее руля до 1990-го оставался Валерий Васильевич – больше не звали. Хотя за «Спартак» Федор еще выступал. И вроде никто рецидивов в его поведении не наблюдал. Если не считать, так сказать, небольших сезонных отклонений. В 1994-м неординарного мастера тепло проводили из большого футбола:

«Спартак» (Россия) – «Парма» (Италия) – 1:1 (0:0). 23 августа.

Москва. Стадион «Динамо». 35 000 зрителей.

«Спартак»: Тяпушкин, Мамедов, Тернавский (Ананко, 74), Надуда, Рахимов (Цымбаларь, 46), Никифоров, Онопко, Аленичев (Чудин, 77), Пятницкий, Черенков (Писарев, 46), Мухамадиев.

«Парма»: Буччи (Галли,48), Бенарриво (Пин, 32), Ди Кьяра, Минотти, Аполлони, Ф. Коуту (Сусич, 64), Бролин, Д. Баджо, Сенсини, Дзола (Лемме, 77), Бранка (Карузо, 85).

Голы: Мухамадиев, 47. Минотти, 68.

– Вскоре он стал частым гостем светских мероприятий. Например, ежегодно посещает проводимую одной из газет церемонию «Джентльмен года» (победителю вручали фрак, который в числе первых лауреатов надел и Черенков), постоянно участвует в матчах спартаковских ветеранов…

– Приятно читать и узнавать подобную информацию. Неуместная журналистская «жвачка» о болячках Феди исчезла из СМИ. Скорее всего уже хотя бы потому, что он покинул большой спорт. Между прочим, после чемпионата мира-1986 личная жизнь Федора складывалась по-разному. Сначала разошелся с первой супругой (с ней осталась дочь Настя). А спустя месяц после прощального матча женился вторично. Потом снова остался в одиночестве…

– Надеюсь, остались в прошлом более существенные проблемы его здоровья. В вашей многолетней практике подобный случай единственный?

– Более того, он – беспрецедентный в отечественном футболе. Я не считаю себя специалистом в этой сфере. Но в данном случае даже рядовой врач в силах дать заключение о том, что Федор пережил психическое расстройство.

– Очень щепетильную тему мы затронули: человек живет рядом с нами, у него остались преданные друзья и болельщики… Болезнь Черенкова, на ваш взгляд, следствие чрезмерных перегрузок или «вылезла» наследственность?

– Мы с вами можем назвать десятки наших игроков, достойно выступавших на уровне сборной или клуба. И все нормально переносили выпавшие на их долю нагрузки. У Феди, как объясняли мне специалисты-психологи, они, видимо, время от времени накладывались на неблагоприятный генетический фон. Явление это, к счастью, не стало хроническим. Во всяком случае, он больше не возвращался в ставший ему знакомым стационар на Каширке. Значит, с этой болячкой справился…

– Главное – Черенков оставил заметный след в советском и российском футболе.

– Ну, не зря же нет-нет да и показывают наши спортивные телеканалы записи матчей с его участием. И каждый раз дух захватывает при виде того, как, взяв игру на себя, Черенков мастерски просачивается сквозь любую «стенку» в штрафной площадке соперников. А как много Федя, будучи хавбеком, забивал мячей (входит в символический «Клуб Г. Федотова» – на его счету 136 голов. – Г. К.)! А какой нацеленный, до миллиметра выверенный пас – да еще непременно под удобную ногу – выдавал он форвардам!

Кстати, чаще всего таким счастливчиком оказывался его сотоварищ по родному «Спартаку» Юрий Гаврилов. Тот – надо отдать ему должное – как говорится, затылком чувствовал, кому и когда отдать пас, а когда самому открыться и забить. Любо-дорого было наблюдать за этим великолепным дуэтом! Сборная (олимпийская или первая) с участием Черенкова, как правило, выглядела по-другому: пусть немножечко, но «повкуснее». Наконец, не надо забывать, каким огромным уважением среди футболистов пользовался и пользуется Федор Черенков. А это, поверьте, происходит нечасто. И дорогого стоит.

* * *

– Полпред следующего поколения спартаковцев в вашей сборной – Мостовой, которого недаром понимающие в футболе испанцы в годы его выступлений за местные клубы называли «Царем» и «советским Кройффом».

Мостовой Александр Владимирович. Родился 22 августа 1968 г. в пос. Останкинский Московской обл. Воспитанник футбольной школы ЦСКА. Выступал за клубы «Красная Пресня» (1986), «Спартак» (Москва) (1987–1991), «Бенфика» (Португалия) (1992–1993), французские «Кан» (1993–1994), «Страсбур» (1994–1996), «Сельту» (Испания) (1996–2004), «Алавес» (Испания) (2005). Чемпион СССР 1987, 1989 гг. Обладатель Кубка СССР 1992 г. Обладатель Кубка Португалии 1993 г. Победитель Кубка Интертото 2000 г. Обладатель приза «Лидер национальной сборной» за 2001 г. (по результатам опроса газеты «Спорт-Экспресс»). За сборную СССР/СНГ/России провел 65 матчей, забил 13 голов. Участник чемпионата мира 1994 г. Участник чемпионатов Европы 1996, 2004 гг. Чемпион Европы среди молодежных команд 1990 г. Награжден медалью «80 лет Госкомспорта России» (2004).

– Он мог оказаться с нами на первенстве мира-1990. Когда обсуждался состав участников на выезд в Италию, я видел его фамилию в списках. Однако Валерий Васильевич в конце концов остановил выбор на другом спартаковце, Шалимове.

А после того, как сборную СССР/СНГ возглавил Бышовец, Саша появился там. И он был замечен – не в роли выдающегося хавбека, но как мастеровитый, талантливый футболист. В подтверждение этого напомню: Мостовой выступал без замен. Вовремя сориентировавшись в смутные времена развала советской империи, переехал в Португалию, где выступал за «Бенфику». По воле жребия в розыгрыше Кубка УЕФА московское «Динамо», где я работал в конце 1992-го, дважды (25 ноября и 8 декабря. – Прим. ред.) встречалось с этой командой. После домашней ничьей (2:2) в ответном матче в Лиссабоне (0:2) второй гол в ворота динамовского вратаря Клейменова забил выступавший тогда за «Бенфику» Юран. И забил, напомню, после комбинации, затеянной Мостовым.

– Успели переговорить с соотечественниками, обидевшими бело-голубых?

– Да, но накоротке. Возможность длительного общения появилась в следующем году, когда оба легионера привлекались Садыриным в сборную и в ее составе участвовали в отборочных матчах. Ну что, исходя из этого, можно сказать о Мостовом? Саша – парень непростой, со сложным характером, не со всяким сходящийся.

– А мне казался, наоборот, компанейским, открытым…

– Поверьте, это внешнее впечатление. Я так уверенно говорю потому, что сам долго подбирал к нему «ключики». И опять долго ощущал с его стороны не то чтобы недоверие, но настороженность. Впрочем, время постепенно все расставило по своим местам.

Поиграв в «Бенфике», пообщавшись с тамошними специалистами экстра-класса, курировавшими знаменитый клуб, Мостовой психологически раскрепостился. С приглашением в сборную лед во взаимоотношениях постепенно растаял: отношение Саши к окружающим в команде поменялось. В том числе ко мне.

К сожалению, после успешно проведенных отборочных встреч произошло то, о чем я рассказывал – в прессе появилось письмо 14 футболистов, выразивших вотум недоверия Садырину. Нет, Мостовой не был его инициатором – акцию возглавил Шалимов. Но в начавшейся кампании саботажа сборной Александр играл активную роль. Впрочем, после нейтрализации бойкота и вопреки данному партнерам обещанию Саша вошел в число немногих, согласившихся играть на чемпионате мира.

– Это произошло под давлением спартаковцев? Тогда ведь весь штаб – среди них и вы – вел напряженные переговоры с «отказниками»?

– Что касается Саши, в его возвращении решающую роль сыграл Игнатьев.

– Вернувшись после скандала в сборную, Мостовой не столкнулся с реакцией отторжения?

– Отнюдь. Наоборот, к нему доброжелательно относились все, включая Павла Федоровича. Саша поехал с командой в США, где отношения у нас – в основном деловые и чуть человеческие – окончательно сложились. За океаном суровая футбольная жизнь нас сблизила: на одной из тренировок Мостовой получил мышечную травму бедра.

Обойдясь без дополнительных методов обследования (УЗИ, компьютерная диагностика), я сразу поставил точный диагноз – микроповреждение мышц передней поверхности бедра. На очень волновавший тренеров вопрос, насколько это серьезно, я ответил дипломатично:

– Посмотрим по ходу пьесы.

А Саша прямо-таки меня атаковал с просьбой поскорее поставить на ноги. Словом, пришлось долго повозиться. Но главное – результат был достигнут: в матче со сборной Бразилии Мостовой вышел на поле. Тогда я в очередной раз – и, наверное, окончательно – убедился в правоте известного мнения: если спортсмен сам себе помогает, то любая травма вылечивается намного быстрее. Саше удалось досрочно выздороветь, потому что ему страстно хотелось зарекомендовать себя в качестве высококлассного полузащитника.

– Ваша настороженность, вызванная неоднозначным характером Мостового, со временем исчезла?

– Я уже рассказал о встречном с его стороны движении, о той положительной роли, которую сыграли с ним годы, проведенные в известном, по-европейски прекрасно организованном клубе. А все позитивное, что в Александре было, с ним и осталось. Жаль только, что после первенства мира в США мы разъехались и больше не встречались.

* * *

– Трио спартаковцев в вашей «сборной» замыкает Онопко, капитан национальной команды со стажем (рекордсмен по числу проведенных матчей!), который, попрощавшись с красно-белыми, почти 10 лет считался легионером в Испании.

Онопко Виктор Савельевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 14 октября 1969 г. в г. Луганске. Воспитанник местной футбольной школы «Заря».

Выступал за клубы «Стахановец» (Стаханов) (1986), «Шахтер» (Донецк) (1987–1988, 1990–1991), «Динамо» (Киев) (1989), «Спартак» (Москва) (1992–1995), «Овьедо» (Овьедо, Испания) (1995–2002), «Райо Вальекано» (Мадрид, Испания) (2002–2003), «Спартак-Алания» (Владикавказ) (2003), «Сатурн» (Раменское) (2004–2005). Чемпион России 1992, 1993, 1994 гг. Обладатель Кубка России 1992, 1994 гг. Лучший футболист России 1992, 1993 гг. (по результатам опроса еженедельника «Футбол»). Лучший футболист России 1993 г. (по результатам опроса газеты «Спорт-Экспресс»). Обладатель приза «Лидер национальной сборной» за 2002 г. (по результатам опроса газеты «Спорт-Экспресс»). За сборные СНГ/России сыграл 113 матчей, забил 7 голов. За олимпийскую сборную СССР сыграл 3 матча, забил 1 гол. Участник чемпионатов мира 1994 и 2002 гг. Участник чемпионатов Европы 1992 и 1996 гг.

Замдиректора департамента сборных РФС (2006–2009). Ассистент главного тренера ЦСКА (2009 – н. вр.). Награжден орденом Почета (1995).

– Я этого футболиста ставлю в один ряд с такими мастерами, как Бессонов и Колотов. Судьба свела меня с Виктором в 1991-м в «молодежке», которой руководил Игнатьев. К тому времени на еще «зеленого» донецкого полузащитника уже положили глаз не только он, но и тренеры первой сборной.

Наше общение началось с курьеза. Полетели в Италию на отборочный матч первенства Европы. На пограничном контроле Виктор протянул паспорт. Пролистав странички, карабинеры с недоумением его вернули: «Документ-то не ваш!» – «Как?».

Здесь читателю придется пояснить: под фамилией Онопко в нашем футболе тогда выступали два игрока, два очень похожих друг на друга родных брата. Младший, Сергей, менее известен (теперь селекционер в дубле луганской «Зари». – Г.К.). Но тоже выступал за команду мастеров, выезжал с ней за рубеж. Вот его-то, как оказалось, загранпаспорт по ошибке и выдали старшему брату. Уговоры руководства делегации действия не возымели: Виктора «притормозили», и он улетел обратно.

А в модели Игнатьева образовалась пробоина – тренер рассчитывал, что Онопко «нейтрализует» одного из ведущих хавов хозяев поля. Правда, тогда мы умудрились успешно выступить и без опорного стоппера. Но момент все равно получился волнительный…

После нашей совместной работы в «молодежке» Виктор – в составе родного «Шахтера» – играл в очередном матче в Москве. И получил тяжелую травму. Его пытались увезти на лечение в Донецк. Но Онопко встал, как Брестская крепость.

– Никуда я не уеду, – твердо заявил он. – Буду лечиться только у Мышалова.

Виктора доставили в Новогорск, где тогда главная команда проводила очередной сбор. И только лишь после того, как я поставил диагноз и назначил курс процедур, Онопко убыл в свой клуб. В дальнейшем Виктор нечасто обращался ко мне. Причем по той же самой, как вы уже поняли, весьма распространенной у наших мастеров футбольного мяча привычке не очень-то обращать внимание на синяки и шишки, а продолжать играть. Беда заключалась в том, что уворачивающимся от врача спортсменам подобное молодечество, как правило, выходило боком.

Однако вернемся к нашему герою. Про полузащитника Онопко могу сказать, что он из разряда футболистов, которые, достигнув высокого уровня, долго – без взлетов и падений – его сохраняют. «Спартак» забрал себе Виктора на пике его физической и спортивной формы. И с того момента он выступал там блестяще. В начале 1990-х «красно-белые» собрали у себя классную компанию – Онопко, Ледяхов, Мостовой, Карпин, Никифоров… Именно их стараниями три сезона подряд «Спартак» становился чемпионом России.

Что касается Онопко, то он и в сборной был очень заметной фигурой. Например, в 1992-м, когда ее возглавил Бышовец, Виктор стал одним из лидеров команды, участвовал в первенстве мира-1994. В ту пору на него глаз положили уже за рубежом. Поэтому он вскоре и укатил в испанские клубы.

Вернувшись в Россию, перекантовался в «Алании», откуда перешел в «Сатурн», который возглавлял хорошо знакомый ему по «молодежке» Игнатьев. Там, в «Сатурне», 34-летний Онопко и завершил свою завидную карьеру. Причем я бы не сказал, что Виктор в 2005-м в чем-то, в том числе физически, уступал куда более молодым партнерам.

Авторитет Онопко в нашем футболе залуженный и прочный. Это позволило ему сначала стать капитаном клуба, а потом восемь лет достойно носить повязку в сборной, где пережил аж шестерых главных тренеров (двоих – по два раза) и куда всегда приезжал из Испании. Виктор по праву вошел в число выдающихся российских игроков. В моей памяти этот скромный человек остается деликатным, контактным, высококультурным…

* * *

– Было бы, мягко говоря, удивительно и необъяснимо с вашей стороны, если в избранной вами линии хавбеков не появился бы Лоськов.

Лоськов Дмитрий Вячеславович. Родился 12 февраля 1974 г. в г. Кургане. Воспитанник курганской ФШ «Торпедо» и ростовского спортинтерната. Играл за клубы «Металлист» (Курган) (1990), «Ростсельмаш» (Ростов-на-Дону) (1991–1996), «Локомотив» (Москва) (1997–2007, 2010), «Сатурн» (Московская область) (2007–2010). Чемпион России 2002, 2004 гг. Обладатель Кубка России 2000, 2001, 2007 гг. Лучший футболист России 2002, 2003 гг. (по результатам опросов еженедельника «Футбол» и газеты «Спорт-Экспресс»). За сборную России сыграл 25 матчей, забил 2 гола. Участник чемпионата Европы-2004.

– Заметить себя он заставил, выступая в Ростове-на-Дону. Результаты местной команды во многом зависели от уровня его игры. Руководители «Локо», в том числе Семин, присматривались к Лоськову очень внимательно. Я уже не работал со сборной, а прочно обосновался в «Локо», когда этого футболиста пригласили на переговоры о переходе.

Тогда он явился в клуб не один, а, по-моему, в сопровождении жены Татьяны. На дворе стоял 1996 год. В присутствии Семина они долго беседовали с президентом Филатовым. Однако в тот сезон Дима в Москву не переехал. Говорили, что не сошлись в оплате. Зато на следующий год контракт подписали без оговорок. С первых игр Лоськов стал лидером клуба.

К сожалению, дебют у него не сложился – из-за нелепого перелома ноги пропустил много матчей. Безусловно, Дима страшно переживал. Но благодаря нашим совместным усилиям процесс выздоровления завершился благополучно. Тогда же между нами сложились отношения взаимоуважения. А Лоськов, вернувшись на поле, постепенно набрал хорошую форму, стал незаменимым диспетчером, а затем и капитаном.

Многие ведущие футболисты носят повязку. Однако их в игре, что называется, видишь, но не слышишь. Они «капитанствуют» молча. Дима по-настоящему, командирским голосом руководил партнерами на поле. Он всегда мог вовремя подсказать, переломить ход любой встречи. В силу чего действительно превратился в одного из важнейших помощников старшего тренера. Он и Семин очень хорошо относились друг другу. Правда, в начале карьеры Лоськова в «Локо» их отношения омрачало то, что Дима иногда позволял себе нарушить режим. Но Палыч с наказаниями не спешил. Хотя однажды все таки взял и штрафанул.

– Переполнилась чаша терпения наставника-либерала?

– Да уж, видно, переполнилась. Никакого удовольствия от того, что приходится накладывать дисциплинарное или материальное взыскание, Семин никогда не получал. У него после принятия строгих мер всегда кошки на душе скребут.

– «За него говорит игра» – такой штамп используют журналисты в подобных случаях. Любопытный факт: с тех пор, как Лоськов появился в Баковке, «Локо» лишь однажды остался без медалей. Его присутствие на поле – гарантия успеха железнодорожников.

– В какой-то мере это, возможно, так. Во всяком случае, когда после ухода Семина командой руководил Эштреков, в первенстве страны мы долго не покидали 1-е или 2-е место. Потом так случилось, что почти одновременно из-за тяжелых травм лишились Сычева и Лоськова, острого форварда и «мозгового» центра. В итоге завоевали лишь «бронзу».

Кстати, по поводу еще одной уникальной способности Лоськова! Когда бы я ни изучал в клубном медцентре состояние Лоськова после любых – блестящих, средненьких или провальных для него – матчей, у Димы всегда исключительно положительные показатели. Из-за этого Семин частенько недоумевал:

– Савелий, – говорил он, явно заинтригованный данным обстоятельством. – Как тебя ни послушаешь, Лоськов в хорошем состоянии. Но вот ты глянь на него после финального свистка: еле ползет.

На самом деле, функционально Дима чрезвычайно одарен природой. Его кондициям могут позавидовать очень многие. Ведь даже будучи хавбеком, он порой забивал больше, чем иные нападающие. А его потрясающие пасы? Их можно сравнивать с изумительными передачами Гаврилова. Лоськов чуть ли не с закрытыми глазами всегда мог отправить мяч под удобную ногу партнера, увидеть или предугадать его передвижение, чтобы тот обеспечил результат.

– Как вы объясните парадокс Лоськова: его, одного из сильнейших диспетчеров отечественного футбола, неоднократно приглашали в сборную, но он, не сумев раскрыться, не закрепился в национальной команде?

– Думается, причина в психологии. Потому что готовился Дима к игре всегда очень ответственно. По выступлениям за клуб это было заметно. А в сборной не мог себя реализовать. И ведь нельзя утверждать, что тренеры там его «зажимали». Вспомните, в ряде международных матчей в 2003 и 2005 гг. Лоськов выходил на поле даже в качестве капитана. Да и тот же Хиддинк, начав работать здесь, приглашал Диму…

– Есть игроки (и не только в России), у которых только в клубе и складывается игра.

– Наверное, с Лоськовым похожий случай. Потому что, вернувшись после сборной в родной «Локо», Дима выходил на поле и вновь всем доказывал, что уж, по крайней мере, среди красно-зеленых он – сильнейший.

Что еще про Лоськова? Могу рассказать, как он предпочитает тратить свободное время до и после сезона. Уезжает на охоту или рыбалку. Любит анекдоты. Поэтому, завидев меня, сразу спешит с вопросом: «Савелий Евсеевич, что новенького?» А мне что – нравится, когда собеседник понимает и адекватно реагирует на то, что ему рассказывают.

– Почему все-таки карьера Лоськова в родном клубе прервалась внезапно и преждевременно?

– Для нас, считаю, уход такого игрока – считай, живого символа «Локо» – драма. То, что он – «звезда» отечественного футбола, признавали все. При этом никто и никогда не замечал за ним даже намека на «звездняк». А уж если вспомнить, в скольких играх Дима всю команду тащил на себе, со счета собьетесь.

Теперь о его временном уходе. После назначения Бышовца у Лоськова с ним не получалось взаимопонимания. Тактику и принципы ведения игры новым главным наставником наш капитан не то что не признавал, а считал ошибочными, неправильными.

Ну вспомните! Первый круг первенства страны-2007 для нас завершился ни шатко ни валко, хотя выиграли Кубок России. А ведь в финале случился провал в 1-м тайме, после чего в перерыве Лоськов не выдержал и вслух заметил:

– Если будем продолжать играть в том же ключе, то потерпим поражение. Предлагаю другую схему…

Бышовец, к слову, к его рекомендациям прислушивался. Игра выправилась. Но осадок-то остался! К тому же к некоторым тренировкам Анатолия Федоровича Лоськов относился крайне критически.

Да и чего уж скрывать! Дмитрию претило все, что шло вразрез с многолетним творческим укладом, созданным Семиным. Так что конфликт главного тренера с ключевым игроком был неизбежен. Вскоре последовала не менее жесткая ответная реакция Бышовца. Тот уж позаботился, чтобы в ряде матчей Дима повертелся на скамейке запасных. А затем и вовсе отправил его подальше с глаз долой – в дубль… Понятно, Лоськов там засиживаться не собирался. Рванул в «Сатурн»…

– И не оглядываясь, перевернул исписанные за 10 лет страницы своей жизни в «Локо»?

– Почему же «не оглядываясь»? И кто его из настоящих патриотов «Локо» из своей памяти вычеркнул? Я, например, не собирался и не собираюсь этого делать. Более того, всегда благодарен Диме за то, как он – человек, несомненно, сильного характера – повел себя в ситуации, когда мне предстояло принять очень непростое, рискованное в мои годы решение: делать операцию на сердце или нет, шунтироваться или отказаться… От советов со стороны окружающих у меня голова кругом шла. Одни говорили: «Надо ложиться на стол!», другие: «Смертельно рискуешь!»…

После обследования в Кардиоцентре имени Бакулева меня в присутствии лечащего врача в коридоре остановил пожилой профессор. Ему было хорошо за восемьдесят.

– Одумайтесь! – предостерег он. – Что вы собираетесь делать в столь почтенном возрасте?

Сев в машину, я, опустошенный, долго не мог прийти в себя. И надо же! В тот момент позвонил Лоськов:

– Ну, как дела? – спросил он обеспокоенно, из чего стало ясно: он в курсе моих невеселых дел. Пришлось делиться сомнениями, цитировать профессора-патриарха.

– Да ладно! – с твердой верой во все лучшее воскликнул Дмитрий, – Чего вы слушаете старика?! Не бойтесь – соглашайтесь на операцию!

Было что-то неистребимо уверенное в его словах. Словом, после такого разговора я приехал домой в боевом настроении. Затем, во время восстановительного периода, Дима оказался одним из немногих, кто постоянно звонил, беспокоился, морально меня поддерживал, внушая дух оптимизма и веру в благополучное выздоровление.

– Теперь вы с Лоськовым как бы поменялись местами. В том смысле, что ему 36 лет и он находится на драматическом перепутье. Где вы его видите после завершения футбольной карьеры?

– А чего вы его гоните с поля? Слава богу, «Локо» во второй половине сезона-2010 принял своего замечательного ветерана обратно из «Сатурна». Пусть играет за родной клуб столько, сколько сможет.

В конце концов, на мой взгляд, из него получился бы хороший тренер. Конечно, может, ему и не сразу удастся возглавить какой-то клуб. Вероятно, имеет смысл начать работу в тренерском штабе. Но с другой стороны, футбольная биография Димы – наглядное живое учебное пособие. Ведь он может, используя богатейший опыт, подсказать то, мимо чего пройдет маститый специалист-теоретик.

– Вы замечали у Лоськова тренерские задатки?

– А что? Ведь то, что Дмитрий играл под началом известных наставников, для него не прошло даром. Он великолепно разбирается в тактике. Конечно, ему следует закончить ВШТ, чтобы, как говорится, хорошенько подковаться в теории физвоспитания, вопросах функциональной подготовки… Но у него – я почему-то уверен – непременно получится. Не скрою, мне очень хочется рано или поздно увидеть его в тренерском штабе «Локомотива».

Глава 4

Голеадор живет атакой

– Мне кажется, в обойме неординарных и непохожих друг на друга форвардов, которых вы поставили в линию нападения своей символической сборной, один из них по многим параметрам вне конкуренции. Речь, конечно, идет о Блохине.

Блохин Олег Владимирович. Заслуженный мастер спорта. Заслуженный тренер Украины. Родился 5 ноября 1952 г. в Киеве. Воспитанник киевской школы «Динамо». Выступал за команды «Динамо» (Киев) (1969–1987), «Форвертс» (Штайр, Австрия) (1988–1989), «Арис» (Лимасол, Кипр) (1989–1990). Чемпион СССР 1971, 1974, 1975, 1977, 1980, 1981, 1985, 1986 гг. Обладатель Кубка СССР 1974, 1978, 1982, 1985, 1987 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 и 1986 гг. Обладатель Суперкубка УЕФА 1975 г. Лучший футболист СССР 1973, 1974, 1975 гг. (по результатам опроса еженедельника «Футбол»). Обладатель «Золотого мяча» – лучший футболист Европы 1975 г. За сборную СССР провел 112 матчей, забил 42 гола. За олимпийскую сборную СССР сыграл 12 матчей, забил 9 голов. Бронзовый призер Олимпийских игр 1972, 1976 гг. Участник чемпионатов мира 1982, 1986 гг.

Главный тренер клуба «Олимпиакос» (Греция) (1990–1993), ПАОК (Греция) (1993–1994), «Ионикос» (Греция) (1994–1997). Тренер-консультант клуба «Черноморец» (Одесса) (1997–2002). Главный тренер сборной Украины (2003–2007), клуба «Москва» (2007–2008). Спортдиректор клуба «Черноморец» (Одесса) (2009–2010).

– В 1971-м я работал врачом олимпийской сборной СССР. Как-то главный тренер Пономарев вдруг мне говорит:

– Ты ведь, кажется, любишь Киев? Так вот: поезжай-ка туда на календарный матч с участием «Динамо». Приглядись – может, приметишь кого-нибудь из молодых да ранних и нам интересных!

Так уж совпало, что капитаном в той олимпийской дружине был Трошкин – яркий представитель киевского «Динамо». Я, понятное дело, за советом сразу к нему:

– Слушай, Володя! А есть в клубе перспективные ребята, которых можно было бы привлечь к нам?

– Да, – отвечает, – появился недавно интересный паренек. Блохин по фамилии. Обратил на себя внимание сумасшедшей скоростью. За основу еще не выступал. Но тренируется целеустремленно…

Вооруженный информацией Трошкина, отправился в украинскую столицу.

– Прямо как настоящий селекционер!

– А что, Гагик! Не только репортеры порой меняют профессию. Врач тоже может…. К тому же в Киеве мне повезло: в матче с «Днепром» (речь идет о первой встрече украинских клубов в первенствах СССР 15 апреля 1972 г. – чемпион встречался с дебютантом высшей лиги, которая прошла в присутствии 70 000 зрителей в очень упорной борьбе – 2:1. – Прим. Г.К.). Тогда Блохин дебютировал. Новичок очень понравился. Во-первых, сквитал счет. Во-вторых, действительно, по скоростным качествам никто не мог с ним соперничать.

Обо всем этом по возвращении в Москву я рассказал Александру Семеновичу. В том же сезоне он пригласил Олега в сборную. Поскольку чуть позже олимпийская де-факто трансформировалась в 1-ю (тренера Николаева освободили по санкции «сверху»), главную команду, соответственно, возглавил Пономарев.

Вскоре мы отправились на товарищеский матч в Финляндию (16 июля 1972 г. – 1:1. – Прим. Г.К.). И тут дебютант Блохин сыграл здорово, открыв рекордный бомбардирский счет. Главный тренер остался им доволен. Олег утвердился в сборной, которая осенью участвовала в олимпийском турнире. И там юный форвард снова отличился активностью и результативностью.

Поскольку Блохин был тогда, по существу, мальчишкой, я уделял ему особое внимание: наблюдал и обследовал чаще, чем других. Тогда-то и заметил, что сам процесс лечения нравится Блохину, как никому из моих пациентов. А началось все со случая, который поначалу не на шутку всполошил меня.

Олег вдруг пожаловался на боли в спине. Главное – никаких предпосылок для этого я не мог припомнить. С отчаяния от такой «непонятки» срочно повез его в 1-ю Градскую больницу, где в отделении неврологии работали знакомые врачи. Те, тщательно осмотрев «травмированного», успокоили: ничего страшного – рабочее состояние после усиленных нагрузок, у парня формируется организм…

У каждого из нас, конечно, есть «закидоны». Но с тех пор пошло-поехало. С заботой о своем самочувствии и верой в чудеса медицины у Олега зашкаливало. Даже будучи абсолютно здоровым, он чуть ли не на каждом сборе не отходил от меня ни на шаг, пока что-нибудь ему не сделаю – мазью помажу, перебинтую немного… Со временем у Олега даже собственная терминология выработалась. «Тыква колется» – значит, голова болит, «радик» – радикулит…

Ну, а мне что? Лишний раз внимание оказать, профилактику сделать – да ради бога! Главное, чтобы и в самом деле все помогало. Пусть, хоть на уровне самовнушения…

Но что характерно? Как только наступал день игры, все болячки у этого футболиста мигом проходили. А после матчей Блохин, как правило, живой и стопроцентно здоровый, сразу уезжал домой. Съезжались на очередной сбор – и все начиналось по новой.

Милое мнительное чудачество Блохина никакого негатива, кроме улыбки, у меня не вызывало. В конце концов, мы с Олегом долго шли рядом по жизни, чтобы правильно понимать и ценить друг друга. Мне, во всяком случае, грех жаловаться. Ведь он, как большой ребенок, чуть ли не полностью и во всем мне доверял.

И когда зарабатывал имя на поле, и когда стал советским бомбардиром № 1, и когда в 1975-м получил «Золотой мяч». Мало кто из пациентов верил в мое «докторское всемогущество» так безраздельно, как Олег. Он даже, когда в Киеве случалась травма, дожидался приезда в Москву. После чего сразу прибегал в кабинет, с умоляющими глазами взывая о скорой моей помощи.

Но о других – близких ему людях – Олег думал еще больше. Забота о них у него проявлялась даже в такие моменты, когда, казалось, ни о чем, кроме футбола, голова не может быть занята. Например, перед тем как выйти на очередной матч сборной, он мог сказать:

– Иришкам я сегодня на черный хлеб с маслом и икрой обязательно заработаю!

– Простите, о каких Иришках идет речь?

– Ну, во-первых, так звали жену Блохина. А во-вторых, точно такое же имя носили моя дочь и дочь коллеги – массажиста Соколова. Забив в ворота соперника очередной мяч, он поднимал сжатую в кулаке руку и показывал в нашу сторону: мол, смотрите и радуйтесь.

– Ваше отеческое отношение к нему понятно. А как партнеры, болельщики?

– Больше всех Олег дружил с Буряком. На базах и в гостиницах они обычно селились вместе. И в таких случаях достаточно было бросить беглый взгляд на обстановку в их номере, чтобы понять: здесь обитают люди «одной группы крови». Ведь как обычно бывает у футболистов на сборах? В комнатах полный кавардак: форма валяется где попало, бутсы и кроссовки разбросаны, кровати заправлены кое-как… А у этих всегда чисто, аккуратно разложено, в воздухе запах хорошего парфюма. С удовольствием я к ним заходил.

Впрочем, в остальном Буряк с Блохиным совсем разные, в чем-то даже контрастные натуры. Леня – человек широкой души, с хорошим чувством юмора. Он очень трогательно любил маму. Она осталась в родной Одессе. И сын старался использовать любую возможность, чтобы помочь ей – вплоть до того, что часто снаряжал и отсылал в Одессу полную продуктов машину.

Олег – человек с непростым характером – в этом плане был не то что прижимистее – скорее, не столь сентиментален. Да и мама его – Екатерина Захаровна Адаменко, насколько я мог наблюдать, бывая в их киевском доме, производила впечатление человека волевого, не понаслышке знающего, что такое большой спорт. Ведь именно она, известная в прошлом легкоатлетка, заслуженный мастер спорта, первой заметила выдающиеся скоростные качества сына. Это под ее влиянием он начал бегать спринт, а уж потом увлекся футболом.

Несмотря на то, что Блохин и Буряк по жизни разные, на поле понимали друг друга, я бы сказал, с полужеста. Правда, позже между ними случился конфликт, причина которого мне неизвестна. Но что-то, видимо, серьезное. Потому что когда приглашенный в столичное «Торпедо» Леня уезжал в Москву, Олег провожать его не пришел…

1978 год. Этап осенних отборочных игр первенства Европы. Возглавляемая Симоняном команда полетела в Будапешт, зная о том, что незадолго до матча с венграми у хозяев разразился внутренний конфликт. Также было известно, что вовлеченными в него оказались почти все ведущие футболисты, кого-то дисквалифицировали.

Общий вывод напрашивался, понятно, какой: в стане соперников разброд и шатание. Такая информация о состоянии соперника, конечно, могла расслабить кого угодно. А то, что на это и был сделан расчет, мы не сразу раскусили. Не насторожило даже то, что в отеле, где разместилась сборная, повсюду – как бы невзначай – разложили местные русскоязычные газеты со статьями о нездоровом микроклимате в команде хозяев.

– Говоря сегодняшним языком, черный пиар в жанре отвлекающей «приманки»?

– Судя по всему, наши ребята на нее «клюнули», коль потерпели поражение – 0:2 (11 октября 1978 г. – Прим. Г. К.). Вернулись в Новогорск. Туда же приехали руководители Спорткомитета и Федерации футбола. Начался «разбор полетов». Досталось всем: и штабу, и футболистам – в частности, Блохину и Буряку. Их обвинили в том, что оба якобы не полностью отдавались игре: Олег не забил «верняк», а Леша «уклонялся от борьбы». Сыч даже предложил лишить их звания «змс». Тут уж ребята не выдержали и дружно «вздыбились». Кто-то из маститых – сегодня не вспомню, кто точно, – сказал:

– Тогда и с остальных снимайте «змс»!

Кто-то из футбольных авторитетов, уловив общий настрой команды, поставил ультиматум:

– Да мы на следующий матч не выйдем!

Пришлось начальству пойти на попятную и отказаться от оргвыводов.

Делу, однако, подобные разборки, как правило, мало помогали. Уже в следующем году сборную поджидала очередная – и тоже в общем «рукотворная» неудача. В решающей встрече против команды Греции ребята уступили – 0:1. В Афинах португальские судьи во главе с Гарридо оказались необъективны – не засчитали гол, забитый нашим форвардом. Как бы то ни было, путевка на первенство Европы нашим не досталась. Но на этот раз от оргвыводов пострадал один человек – главный тренер Симонян.

– Размышляя о дуэте Буряк – Блохин, хотелось бы знать об их, как бы сегодня сказали, рейтинге среди рядовых болельщиков.

– Дома, в Киеве, Олег был очень популярен, а в Москве его принимали холодно. И при этом как только не называли. Даже «балериной». А вот Буряк столичным любителям футбола нравился. Сам был очевидцем, что когда он впервые вышел на поле в футболке «Торпедо», зрители, приветствуя Леню, встали на трибунах. Блохин, видимо, «московскую неприязнь» чувствовал. И поэтому не очень-то любил играть, что в Лужниках, что на «Динамо»… Хотя – если уж о мастерстве – высоко в этом деле держал планку на протяжении всей карьеры. Я, во всяком случае, провалов – и уж тем более «черных» полос не припомню.

– Насчет «балерины» и я отчасти поддерживаю фанов.

– Ну, «балерина» или не «балерина» – а то, что актерские казусы с ним случались, не стану отрицать. Довольно комичный на моей памяти случай имел место на чемпионате мира-1986. Олег тогда на излете карьеры прочно «застрял» среди запасных. На матч против сборной Канады вышел только потому, что Лобановский, дав отдохнуть ведущим игрокам, выпустил почти всех, кто до этого сидел на скамейке.

Блохин на поле появился во 2-м тайме. И должен сказать – смотрелся неплохо. Даже забил гол. Причем так, что стадион ахнул: в этот сладостный для каждого игрока момент Олега вместе с мячом занесли в ворота. В результате – взятие ворот зафиксировано, все остановились, а Олег лежит, «убитый». Я, естественно, рванул к нему со своим «тревожным» чемоданчиком. Уже на подходе с раздражением понял: ничего серьезного. Убедившись в том при осмотре, тихо, но зло сказал ему:

– Вставай, чего разлегся?

А он мне также шепотом:

– Савелич, не подгоняй, дай передохнуть немножко…

Мне потом рассказывали, что тот наш дуэт на телеэкране крупным планом показали…

– Одна строчка в биографии Блохина всегда вызывала у меня вопрос: «окончил факультет международных отношений».

– В чем вопрос-то? Он, действительно, там заочно учился. Правда, непонятно, зачем. И во что это, в конце концов, вылилось. Блохин, надо отдать ему должное, к образованию и культуре всегда тянулся. Часы отдыха обычно проводил с книжкой в руках. Серьезно интересовался театром, собирал обширную видеотеку советских и зарубежных фильмов, которые время от времени любил просматривать.

А еще на Олимпиаде-1976 (Олег – один из немногих в сборной, кто здорово проявил себя в Монреале) я заметил: он конспектировал занятия Лобановского. Значит, уже готовил себя к тренерской работе.

– Чем запомнился Блохин на испанском «мундиале»-1982?

– Слава богу, отыграл без травм. Готовился к супертурниру, будучи в фаворе у Бескова. Константин Иванович к нему хорошо относился – Олег выходил на испанские стадионы во всех матчах. Но в заключительном – против поляков – игра у него не задалась: сказалось его неважное взаимодействие с Шенгелия.

Вне футбольного поля они (плюс третий форвард Шалимов. – Прим. Г. К.) нормально сосуществовали. А вот в игре часто вели себя, как лебедь, рак и щука в известной басне Крылова. Особенно это становилось видно, когда кто-то из них явно мог отдать удобный пас партнеру, но почему-то этого не делал.

К тому же Блохин, видимо, не мог отрешиться от того, что оба его партнера по сборной – представители конкурирующих с киевским «Динамо» клубов. Да и, возможно, некая ревность к Шенгелия сказывалась: тбилисский форвард прекрасно выступал на многих турнирах, много забивал и в 1981-м был признан лучшим футболистом страны.

Словом, в Испании Олег не продемонстрировал всю свою мощь и силу. Кстати, «мундиаль» для него стал первым чемпионатом. Понятно, Блохин хотел очень хорошо проявить себя. Столь чрезмерное желание, кажется, тоже негативно отразилось на психологическом тонусе форварда.

– Что же помешало ему добиться своего на следующем первенстве планеты-1986 в Мексике?

– Олег уже не походил на прежнего Блохина. Поэтому Лобановский то ставил, то не ставил в стартовый состав этого, оказавшегося вдруг самым возрастным в сборной игрока.

– Я прочитал в книге, посвященной Валерию Васильевичу, что у Блохина произошло дежавю с наставником. Лобановский, почувствовав себя оскорбленным тем, что Маслов его заменил, расстался с большим футболом. Примерно так же, не пережив свою неудачу в Мексике, поступил Блохин.

– Интересная параллель… Но меня больше занимает другая загадка. Ведь Валерий Васильевич к Олегу относился очень хорошо. Тем не менее в клубный штаб, где отработали чуть ли не все, кто играл в основе «Динамо», так и не пригласил. В результате Блохин, завершив карьеру в родной команде, уехал в Австрию, где выступал за не очень, мягко говоря, серьезный клуб.

– Но до отъезда за границу состоялся его незабываемый прощальный матч.

СССР – ЗВЕЗДЫ МИРА – 3:3 (1:1).

28 июня 1989 г. Киев. Республиканский стадион. 100 000 зрителей.

СССР: Чанов (Черчесов, 46), Бессонов (О. Кузнецов, 80), Чивадзе (Баль, 46), Балтача, Горлукович (Оганесян, 75), Лужный (Яремчук, 50), Алейников (Литовченко, 46), Черенков (Родионов, 46), Бородюк, Ю. Савичев (Протасов, 46), Блохин (к) (Беланов,46).

Звезды мира: Пфафф, Джентиле, Кирарте, Сласич (0’Хана, 46). Штилике (Ферстер, 46), Казало, Aнтониони (Дирсеу, 46), Брайтнер, Рошто, Детари, Савичевич (Блохин; 46).

Голы: Бородюк (19), Савичевич (20), Беланов (51 – с пенальти), Дирсеу (56), Блохин (90 – с пенальти), Балтача (90).

– Как же, как же! Разве можно забыть столь замечательный футбольный бенефис?! Прославленный форвард, гроза вратарей не скрывал непрошеных слез, совершая под овацию переполненных трибун последний за 20-летнюю спортивную жизнь круг почета…

И вот представьте – оказаться после всего этого в австрийском городке Штайр. Он как-то позвонил мне оттуда. Не сменив свой неизменный репертуар:

– Наступили на большой палец ноги, – пожаловался он. – Не могу ни бежать, ни бить. Местные врачи хотят чего-то делать, но я сказал, что лечиться буду дома.

И прилетел в Москву. Травма оказалась нешуточной. Осмотрев палец, я ему так и сказал, предупредив, что процедура будет непростой, поскольку придется вводить лекарство в сустав. Другой футболист, может, не решился бы рисковать: точно попасть в сустав трудновато. Но Олег, повторюсь, бесконечно доверял мне. Через несколько дней ему стало значительно лучше. Вернувшись в свою команду, отыграл еще пару сезонов за границей.

Затем «приземлился» в Киеве. И попал в полосу, когда никто ничего не мог ему предложить. Но нет худа без добра: в конце концов Олега пригласили в Грецию. И уж там, зарекомендовав себя с самой лучшей стороны, задержался всерьез и надолго. В итоге – через несколько лет Блохина за рубежом не только хорошо знали, но и уважали.

Я как-то с нашей «молодежкой» оказался в Афинах. Олег пригласил меня с Симоняном в рыбный ресторан поужинать. В основном разговаривали, конечно, о футболе, методах его тренерской работы… Мне понравилось, как он рассуждал, давал оценки. Во всем отчетливо просматривались следы доброй футбольной школы Лобановского, которому Блохин всегда – видимо, даже в период не самых теплых их взаимоотношений – отдавал должное. Кстати, он это позже, став депутатом Верховной рады, однозначно продемонстрировал, когда сначала в прессе, а затем, инициировав запрос в высшем законодательном собрании Украины, предложил присвоить имя Лобановского киевскому стадиону «Динамо». Поддержка коллег и в обществе оказалась единогласной. Так что яблочки от яблоньки, действительно, падают недалеко.

– К чести Блохина, он, как и его Учитель, – хороший семьянин. Правда, поначалу под одной крышей соединились две сильные личности, две «звезды».

– Да, первая жена – Ирина Дерюгина, двукратная абсолютная чемпионка мира, заслуженный мастер спорта, впоследствии главный тренер сборной Украины, занятая то учебой, то художественной гимнастикой, к Олегу прилетала эпизодически. А их дочка постоянно оставалась с отцом.

Естественно, что тогда, во время упомянутой нашей встречи в афинском ресторане, он не то чтобы жаловался, а дал понять, что тяжеловато ему в быту: пришлось даже выписать родственницу из Украины, чтобы та сидела с ребенком. Ведь, приехав в очередной раз накоротке, Дерюгина через пару дней возвращалась в Киев.

– По-моему, их печальный семейный финал был запрограммирован.

– Да. Особенно, судя по тому, что чуть позже Блохин снова женился. Слава богу, в его новой семье, кажется, все хорошо, растут две дочки.

– В конце концов, Блохин поработал и в недружелюбной для него Москве.

– Да, но, увы, в «Москве» у него не получилось. Трудно было предположить иной итог, зная непростой нрав Олега. Да, он не конфликтный! Но очень жесткий. Что наверняка не нравилось игрокам разношерстной по составу столичной команды.

– С другой стороны, отдам должное Блохину, особенно в том, как он обошелся с относительно известными легионерами: в два счета выставил кого-то из ленивых южноамериканцев.

– Тут как раз сказался опыт работы в Греции. Олег рассказывал, что там среди его подопечных как-то выступал местный игрок, который вдруг резко начал сдавать. Естественно, главный тренер решил не брать его на выездной матч. Для защиты своих интересов футболист прислал адвоката. «А мне, – признался Блохин, – было наплевать, кто заступался. Я сказал, что «не поедет», и он остался…»

– В «Москве» ему не повезло: сезон прошел на фоне скандального раздела империи Прохорова – Потанина, реальных владельцев ныне уже несуществующей команды. А Белоус, бывший номинальный ее президент и, кстати, врач по профессии, так и не нашел общий язык с хозяевами. Кроме того, когда Блохину нужны были одни игроки, Белоус (ныне – вице-президент «Локомотива») приобретал других…

– Все так. При этом не надо забывать и о другом. При Блохине-тренере даже такая непростая для управления команда, как «Москва», провела ряд матчей на очень приличном уровне. И каждый раз, когда они побеждали, я звонил Олегу, чтобы поздравить. Он искренне радовался, что переживаю за него.

* * *

– Есть футболисты, прославленные одним матчем. Знатоки и болельщики помнят, например, как на Олимпиаде-1956 сломал ключицу Тищенко или как Понедельник забил главный гол в финале Кубка Европы-1960. Онищенко вошел в спортивную историю как человек, великолепно выглядевший в дуэте с Блохиным. Неужели больше ни с кем он не заиграл бы? И не будь Олега, мало кто знал бы Владимира?

Онищенко Владимир Иванович. Заслуженный мастер спорта. Родился 28 октября 1949 г. в с. Стечанка Киевской обл. Воспитанник киевских команд «Большевик» и «Динамо». Выступал за команды «Динамо» (Киев) (1970–1971, 1974–1978), «Заря» (Луганск) (1972–1973). Чемпион СССР 1971, 1972, 1974, 1975, 1977 гг. Обладатель Кубка СССР 1974, 1978 гг., Кубка обладателей Кубков УЕФА 1975 г. Суперкубка УЕФА 1975 г. За сборную СССР сыграл 44 матча, забил 11 мячей (в т. ч. сыграл 8 матчей, забил 3 гола за олимпийскую сборную СССР). Серебряный призер чемпионата Европы 1972 г. Бронзовый призер Олимпийских игр 1972 и 1976 гг.

Тренер школы «Динамо» (Киев) (1979–1987). Главный тренер команды «Динамо» (Белая Церковь) (1990–1991), «Динамо-2» (Киев) (1992–1994, 1995–1997, 1999–2006), «Динамо» (Киев) (1995), «Металлург» (Донецк) (1997–1998), молодежной сборной Украины (1999–2002).

– Мы познакомились в 1972-м. Он попал в сборную, обратив на себя внимание успешным выступлением в «Заре». Бесстрашный и самоотверженный нападающий, Владимир умел отлично играть и на опережение, и на «втором этаже», где риск получить в борьбе сотрясение мозга очень высок. Кстати, поэтому данный вид травм его преследовал чаще всего.

Приняв команду в 1973-м, Горянский решил на местах познакомиться с кандидатами в сборную (тогда не проводили централизованные сборы). Мы вместе полетели в Луганск. Там, на тренировке, Онищенко во время «двусторонки» получил очередной ушиб головы.

– К какому типу пациентов вы его относили?

– Очень стойкий футболист. Травм у него хватало. Но Владимир относился к этому философски. Сроки лечения, как правило, не выдерживал – выходил играть раньше, чем рекомендовали врачи. Слава богу, без негативных последствий.

– Вы рассказывали о своих доверительных отношениях с Блохиным. А с Онищенко удалось по-человечески сблизиться?

– В 1973–1974 годах с Володей мы общались эпизодически. А с 1975-го, после его возвращения в «Динамо», ставшее базовой командой для сборной, я его видел намного чаще.

Тогда судьба распорядилась так, что знаменитый клуб пригласили на встречу с каким-то творческим коллективом, где большинство составляли девушки. Одна из них – гуцулка Люба призналась подружкам, что если выйдет замуж, то только за футболиста. Словом, в тот вечер она и Онищенко глянулись друг другу. А затем поженились. Насколько я понял, у них случилась отчаянная любовь. По крайней мере, со стороны 26-летнего Онищенко, доброго и отзывчивого парня. Температура их взаимоотношений проявлялась в бесконечных телефонных звонках.

В ту пору на базе киевлян в Конча Заспа, как в любом тогдашнем госучреждении, один аппарат стоял в кабинете начальника (Лобановского), другой – общий – на вахте. Как только динамовцы заезжали на сбор, Володя, который покинул дом всего каких-то час-полтора назад, сразу бросался к телефону, чтобы поговорить с супругой. Представляете негодование товарищей по команде – с учетом строгого расписания тренировок уже никто никому не мог дозвониться.

Как-то, готовясь к очередному сезону, сборная проводила сбор в Югославии. Даже оттуда Онищенко ухитрялся звонить жене каждый день – причем порой дважды в сутки. Однажды я зашел в комнату Володи во время семейной телефонной беседы. Вопрос у меня был безотлагательный, так что повременить я не мог. Однако ждать пришлось долго. В конце концов он обратил на меня внимание. Но прежде, чем положить трубку, предупредил жену:

– Цокаю, но через пару минут перезвоню!

Мы быстро переговорили. И я, покидая комнату, еще только подходил к двери, а Онищенко уже набрал киевский номер. Перед отъездом, расплачиваясь за свои разговоры, он, по-моему, отдал в кассу все свои суточные.

Увы! Ярко вспыхнув, любовь постепенно сошла на нет. Даже имея двоих сыновей, супруги расстались (бывшая актриса Национального театра русской драмы имени Леси Украинки Л. Титаренко – ныне руководитель первого в Киеве частного драматического театра «Браво». Центральная тема всех пьес, которые идут на его сцене, – отношения между мужчиной и женщиной. – Прим. Г.К.).

– Вернемся к футболу. Каким образом, зная, что у Блохина тяжелый характер и мало кто с ним дружит, Онищенко наладил с таким партнером взаимопонимание на поле?

– Пока Олег «раскручивался» при содействии СМИ, его чрезмерная амбициозность не очень бросалась в глаза. Валерий Васильевич игру киевлян выстраивал пятью хавами и одним форвардом. В забитых за 1975–1976 годы мячах Блохина есть очень большая доля Онищенко, который вроде только и делал, что «подносил патроны» и потому оказался в тени.

По своим данным эти футболисты очень напоминали друг друга. Даже походка у них была схожа, из-за чего издали их частенько путали. А вот стиль игры разный. Причем нельзя сказать, что Владимир умело выполнял роль только «подыгрывающего». Он и солировать мог не хуже Олега.

По данному поводу динамовцы мне говорили: неизвестно, чья футбольная «звезда» поднялась бы выше, если пресса взялась бы пиарить Онищенко. То есть «Золотой мяч» частично принадлежит Володе. Если по справедливости, престижный приз следовало бы распилить пополам.

– Может, вы замечали за Онищенко ущемленное чувство собственного достоинства?

– Да, мне кажется, именно это чувство нет-нет да проявлялось в нюансах. Хотя и Лобановский, и ребята в принципе хорошо относились к Володе. Валерий Васильевич, например, называл Онищенко «форвардом от бога», «футбольным рыцарем». За ним признавали, может, единственный недостаток – упрямство в жизненных вопросах, чего на поле, кстати, не наблюдалось. Недаром товарищи по команде дружески называли Онищенко Рогатым.

Весной 1977-го в рамках отборочной стадии первенства Европы предстояла встреча со сборной Венгрии. Наша команда, прибыв в Будапешт, разместилась в «Гранд-отеле» на острове Маргит. Когда пошли обедать, нам открыли спецпомещение ресторана. Его стены были увешаны рогами. Зайдя туда, ребята рассмеялись: «Володя! Это же твой зал!»

Теперь о печальном. После отставки Симоняна с поста главного тренера сборной Онищенко перестали приглашать в главную команду. И вскоре – относительно рано, всего в 29 лет – как игрок он «завязал» с большим футболом.

– Неужели из-за проблем со здоровьем?

– Нет. Видимо, утратил былой физический и психологический потенциал. После того, как закончил выступать за «Динамо», успел поработать даже главным тренером родного клуба, руководил национальными сборными… О таких хлопцах, как Онищенко, скажу так: смело пошел бы с ним в разведку – нигде и ни за что не предаст, не подведет.

* * *

– Не стану скрывать, что испытываю противоречивые чувства к выделенному вами Беланову. По большому счету он попал в вашу символическую сборную за то, что стал третьим советским (после Яшина и Блохина) и вторым в истории киевского «Динамо» (между Блохиным и Шевченко) футболистом, удостоенным звания лучшего футболиста Европы и получившим от еженедельника «France Football» престижнейший «Золотой мяч».

Беланов Игорь Иванович. Заслуженный мастер спорта. Родился 25 сентября 1960 г. в Одессе. Воспитанник ДЮСШ СКА г. Одесса.

Выступал за команды «Черноморец» (Одесса) (1978, 1981–1984, 1995), СКА Одесса (1979–1980), «Динамо» (Киев) (1985–1989), «Боруссия» (Менхенгладбах, Германия) (1989–1990), «Айнтрахт» (Брауншвейг, Германия) (1991–1994), «Металлург» (Мариуполь) (1996). Чемпион СССР 1985, 1986 гг. Обладатель Кубка СССР 1985, 1987, 1990 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1986 г. Обладатель «Золотого мяча» – лучший футболист Европы 1986 г. За сборную СССР провел 33 матча, забил 8 голов. Сыграл 2 матча за олимпийскую сборную СССР. Участник чемпионата мира 1986 г. Вице-чемпион Европы 1988 г. Выступал за сборную ФИФА в матче против сборной Великобритании (1987) и сборную мира против команды Франции (1988).

Начальник команды «Металлург» (Мариуполь) (1996–1997). Владелец и президент швейцарского клуба «Виль» (2003–2004).

– Без сомнений, Игоря нельзя сравнивать с Олегом. Хотя в принципе оба – в чем-то схожи по стилю, высокоскоростные нападающие. Но Блохин, убегая от защитников, не только снайперски «расстреливал» вратарей, но и здорово «открывался», часто забивал головой. А у Беланова эти качества, на мой взгляд, остались недоразвитыми.

В сборную СССР Беланова – впрочем, как и других игроков киевского «Динамо» – Валерий Васильевич срочно призвал, когда сменил в главной команде страны Малофеева и отчислил оттуда тех, кто не вписывался в его, Лобановского, тактические схемы.

Я же с игравшим тогда в Одессе Игорем впервые, но накоротке столкнулся в «молодежке». А наше уже частое общение происходило на первенстве мира-1986. В Мексике Беланов выглядел очень прилично. И забивал, и вел за собой остальных форвардов. «Русская Шаровая Молния» – так называли Игоря местные репортеры.

Да и по-человечески он оставил о себе приятное впечатление. Дружил с Рацем – они обычно жили в одном номере. Кстати, Василий тоже правильный, интеллигентный парень. Оба мне посетовали на свою судьбу (в основном Игорь), когда в 1983-м «Динамо» ненадолго возглавил Юрий Андреевич Морозов (он тогда помогал Лобановскому и в сборной). Так вот, по его недосмотру в команде, оказывается, образовалась группа ребят, которая постоянными застольями нарушала спортивный режим.

– Ну, «Золотой мяч» Беланову присудили не из-за того, что он отверг и осудил «вредные» привычки партнеров.

– Что значит «вредные»? Это еще как смотреть на закулисное поведение футболистов, включая Беланова. Характерный эпизод произошел на чемпионате Европы-1988 в Германии (первом и последнем для Игоря). В полуфинале предстояла игра со сборной Италии. Накануне ко мне подошел Игорь с жалобой на боли в паху: «Не могу бежать». Мы освободили его от тренировок. При этом я высказал Лобановскому сомнения по поводу данного решения:

– Пока у меня конкретного диагноза нет. Только недоумение. Ведь вроде вчера он занимался без проблем…

Валерий Васильевич углубляться не стал:

– Ничего страшного! Посмотрим, как дальше будет!

Вечером я пытался убедить Игоря в том, что ситуация контролируемая: сделаем-де укол, физиотерапию – все, что требуется в подобных случаях. Однако в день матча он мне категорически заявил:

– На поле выйти не смогу!

Расстроившись, я доложил о случившемся главному тренеру. Тот снова не стал заморачиваться. А предоставил шанс показать себя Протасову. Олег его не упустил. Забил 2-й мяч. И мы стали финалистами – 2:0.

Следующим утром группа участников – героев победной встречи направилась в баню восстанавливаться. А те, кто на поле в Штутгарте не выходил, отправились на очередную тренировку. Вижу среди них Беланова в спортивной форме и с бутсами под мышкой:

– Игорь, – спрашиваю, – а куда ты собрался?

– На занятие.

– Какое? Ведь тебе еще вчера сильно нездоровилось?

– Да ничего, – отвечает. – После вашего укола боль исчезла…

Ну, что тут комментировать? Любой мало-мальски толковый спортивный врач скажет, что за одни сутки столь резкие улучшения самочувствия не происходят.

– Тут диагноз известен – «воспаление хитрости». Тем более когда спустя почти два десятилетия я прочитал объяснение Беланова относительно своего отсутствия в полуфинале: «В конце матча с англичанами потянул мышцу, и Валерий Васильевич решил не рисковать». Ради чего запускать «дезу»?

– Не знаю. Во время моего разговора с Игорем в вестибюле появился тренерский штаб во главе с Лобановским, который, взглянув в сторону Беланова, поинтересовался у меня:

– Так что, собственно, с ним?

– Да вот только сейчас сообщил, что у него, оказывается, все нормализовалось – может выйти на поле!

Будь на месте Валерия Васильевича другой наставник, я бы наверняка попал в «жернова» за неправильный диагноз. Но и на этот раз Лобановский среагировал с олимпийским спокойствием:

– Раз не болит – пусть тренируется!

После занятия я специально еще раз подошел к Беланову:

– Как себя чувствуешь?

– Все в порядке!

Матч за «золото» против сборной Голландии. И вновь, на мой взгляд, другой наставник вряд ли рискнул бы выпустить неподготовленного футболиста. Однако Игорь играл. И даже на 73-й минуте бил пенальти, назначенный за то, что вратарь ван Брекелен в штрафной снес Гоцманова.

Момент чрезвычайно ответственный: ведь наша команда к тому моменту проигрывала 0:2. А тут появился шанс сначала сократить разрыв, а потом – чем черт не шутит! – глядишь, и сравнять счет. Со слов ребят знаю, что 11-метровый должен был реализовать Протасов. Тем не менее в ситуацию встрял Беланов. Он подошел к Олегу со словами:

– Дай-ка я ему между глаз засажу!

Действительно, Игорь очень здорово бил: с носка и с такой силой, что голкипер не успевал среагировать. Зная эту способность Беланова, Протасов не стал препятствовать, отошел в сторону. Но ван Брекелен пушечного белановского удара не испугался. Мяч попал вратарю в бутсу и отскочил к голландским защитникам… Так была упущена возможность кардинально изменить ход игры.

– Судя по статистике, у Беланова короткий стаж выступлений в сборной СССР.

– После возвращения из Германии он получил очень серьезную травму голеностопного сустава. Лечение затянулось надолго. В результате Игорь не успел попасть в сборную, которая готовилась к первенству мира-1990. Потом уехал играть за немецкие клубы.

– В Менхенгладбахе вроде случился громкий скандал с участием супруги Беланова?

– Если одним словом, то – клептомания.

– Однако у Игоря иная версия драматического ЧП (цитирую одно из спортивных изданий): «…Очень подпортила репутацию многократно описанная гадкая история с приятелями жены. Они приехали в гости и, ошалев от западного изобилия, не удержались от соблазна украсть в магазине мелочь… Выведав, что участницей скандала оказалась моя жена, газетчики попытались изгадить и мое имя.

«Отмыться» в таких ситуациях непросто. Более всего удручало, что все, сочиненное бульварными немецкими газетами, подхватывалось нашими СМИ. Я мог бы заработать большие деньги, подав в суд на извративших факты репортеров. Однако Маттеус, с которым мы однажды оказались по соседству в одной лечебнице, успокоил: «Игорь, не обращай внимания. Мало ли что они пишут? Им за это деньги платят. Будь выше и спокойно делай свое дело». Я старался выполнять рекомендации Маттеуса, но эта история мне немало крови попортила…

Конечно, все понимали, включая, наверное, и авторов «сенсации»: все случившееся – полная чушь! По иронии судьбы в тот день я перевел 5000 марок в благотворительный фонд помощи больным немецким детям. Да при желании тот магазин мог просто купить! А чем занимались там приятели жены, которых впервые в жизни видел, не ведал ни сном, ни духом. С женой я потом развелся… Кстати, свое честное имя восстановил – через суд. Одноклубники меня тогда здорово поддержали. И как бы в благодарность за это в первом же после скандала матче я забил два гола «Вердеру». Однако пережитый стресс сказался, и я начал все чаще получать травмы».

– Ну, да ладно – дело прошлое! Годы спустя мы встречались в Киеве. Когда я работал в «Локо», сбор проходил в Турции. Игорь туда приехал в качестве хозяина третьестепенной команды. Теперь нередко выступает за сборные ветеранов.

– Признаюсь: на примере третьего из четырех лауреатов «Золотого мяча» среди футболистов СССР и постсоветского пространства классическая фраза «все относительно» срабатывает на 100 процентов.

Как справедливо написал Лобановский в своей книге «Бесконечный матч»: «…Беланов расценивает столь высокое международное признание как недоразумение, не досадное, конечно, а приятное, но все же недоразумение».

* * *

– Савелий Евсеевич! Закончив презентацию славных полпредов киевского «Динамо», плавно переходим к беседам об участниках, так сказать, закавказской «фракции» в передней линии вашей символической сборной.

Если не возражаете, начнем с фигуры не столько титулованной, сколько драматической. Ибо Кипиани, мой замечательный земляк, недотянув по жизни до окончания «первого тайма», многое из задуманного им не успел реализовать.

Кипиани Давид Давидович. Заслуженный мастер спорта. Родился 18 ноября 1951 г. в Тбилиси. Воспитанник тбилисской футбольной школы № 35. Выступал за команды «Локомотив» (Тбилиси) (1970), «Динамо» (Тбилиси) (1968–1969, 1971–1982).

Чемпион СССР 1978 г. Обладатель Кубка СССР 1976, 1979 гг. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1981 г. Признан лучшим футболистом страны (по результатам опроса еженедельника «Футбол») в 1977 г. За сборную СССР сыграл 19 матчей, забил 7 голов. За олимпийскую сборную СССР сыграл 2 матча, забил 2 гола. Победитель молодежного первенства Европы 1976 г.

Главный тренер команды «Динамо» (Тбилиси) (1984–1985, 1988, 1990, 1995–1997), «Локомотив» (Тбилиси) (1988). Менеджер клуба «Динамо» (Тбилиси) (1991). Главный тренер команды «Олимпиакос» (Кипр) (1992–1993), «Шинник» (Ярославль) (1998), сборной Грузии (1997, 2000–2001), «Торпедо» (Кутаиси) (1999–2001). Погиб 17 сентября 2001 г. Похоронен на Сабуртанинском братском кладбище (г. Тбилиси).

– Впервые мы с Давидом встретились на Олимпиаде-1976 в Монреале. Кипиани, тогда общепризнанный лидер грузинского футбола, не просто поражал великолепной техникой. Он имел, как в таких случаях говорят, «светлую футбольную голову». Иными словами, фактически вел игру «Динамо». А при этом еще много забивал, обеспечивая родному клубу положительные результаты. Не случайно же со 115 голами Кипиани вошел в «Клуб Федотова».

Конечно, пройти мимо такого игрока наставники сборной не могли. Правда, пригласили не сразу. Причины были разные. Скажем, по мнению Лобановского, Давид своей игрой не вписывался в модель главной команды, где костяк составляли его подопечные-киевляне.

– После чего он посадил Кипиани полировать лавку для запасных?

– Да. И это вызвало ответную реакцию руководства Грузии. У нас циркулировала информация о контактах на «верхнем этаже», точнее, между Шеварднадзе и Щербицким – соответственно первыми секретарями ЦК Компартий Грузии и Украины. После чего появилась «высочайше» навязанная Лобановскому кандидатура Кипиани.

– Естественно, Валерию Васильевичу активно не понравилось столь грубое вмешательство в его епархию. Получается, руководители республик заставляют изменить игровой рисунок и концепцию главного тренера национальной команды. Это все равно, как если бы Лобановский обратился к Шеварднадзе с просьбой о назначении своего земляка секретарем любого местного райкома.

– Получается, именно так! Хотя странно, наверное, выглядят со стороны разговоры о «протежировании» игроку такого класса. Ведь Кипиани уже заслуженно причисляли к числу «звезд» отечественного футбола. Однако для Валерия Васильевича все это еще не было основанием, чтобы расчистить для него место в основе. Главное, он находил у Давида качества, не совпадающие с его тренерским кредо. Например, считал, что тому скорости не хватает…

– Понятно, Кипиани в глазах наставника сборной выглядел чужеродным телом. А кто из киевлян занимал его место?

– В Монреаль приехала «могучая кучка» хавов-универсалов – Веремеев, Колотов, Коньков, Звягинцев, Минаев… В том составе сборной «пришельцев» – не киевлян – было раз-два и обчелся. Например, игрок ЦСКА Леонид Назаренко. Да и тот немного поиграл: у него возникли проблемы с сердцем, и мы ограничили его даже в тренировках (после полученного летом 1979 года разрыва четырехглавой мышцы бедра завершил карьеру, а став наставником, с 1984 г. сменил 16 команд. – Прим. Г.К.).

– Зато Кипиани, выдающийся игрок и замечательный человек, прокатившись на Олимпиаду туристом, потом всю оставшуюся очень короткую жизнь проклинал несчастливый для него 1976 год.

– Выскажу свое мнение. Его можно было запросто выпустить на поле, хотя бы в предварительных матчах против команд Канады и Северной Кореи. Сборная СССР выиграла у них, соответственно, 2:1 и 3:0. Но и до этого было ясно – наши футболисты явно выше классом. Так что риска особого не было.

Однако Давида, если не ошибаюсь, не включали даже в список запасных, из-за чего – в отличие от остальных игроков – не получил бронзовую медаль, которой ребят наградили за выигрыш 3-го места.

– Тем не менее, Кипиани продолжал нормально общаться с Валерием Васильевичем?

– Как культурный, воспитанный человек, Давид не мог вести себя иначе. Он и тренироваться продолжал как ни в чем не бывало. Более того, даже, похоже, в мыслях не имел намерения объясняться со старшим тренером по своему поводу, по-прежнему оставаясь с Лобановским в прекрасных отношениях.

– Да, есть негласное правило – футболист не должен поднимать собственный кадровый вопрос. Но неужели партнеры Давида по сборной, ее руководители не обращались к Лобановскому?

– Насколько мне известно, нет.

– А ведь вы, Савелий Евсеевич, иногда брали на себя смелость рекомендовать главному тренеру того или иного игрока?

– За годы совместной работы с Валерием Васильевичем никого не лоббировал. Тем более, зная, насколько четко в его штабе работали служба информации и группа селекции. По поводу тупиковой ситуации вокруг Кипиани я мог лишь выразить сожаление. Мне было крайне обидно за Давида – в высшей степени интеллигентного человека, выросшего в замечательной семье Благодаря родителям сын получил прекрасное образование. Достаточно сказать, что он со своим английским очень мне тогда помогал в общении с иностранцами.

– По этому поводу в одной из комсомольских газет напечатали фразу, умопомрачительную по степени лести и глупости: «Кипиани настолько хорошо знает английский, что читает Шекспира в оригинале».

– Тут впору расхохотаться. Общеизвестно, что понять Шекспира с его сложнейшим языком – не под силу даже многим его соотечественникам. Что касается самого утверждения, то знаю: каждый раз, когда Давиду цитировали эту чушь, он не без сарказма добавлял:

– А именно – осилил «Гамлета», «Ромео и Джульетту», а также «Короля Лира». Правда, лишь в переводе на грузинский, в крайнем случае – на русский язык.

– Я где-то прочел, что многие черты характера главного героя своей знаменитой книги, а затем киносериала «Дата Туташхия» известный грузинский писатель Чабуа Амираджеби почерпнул у Кипиани-старшего, которого хорошо знал.

– Вот как?! Кстати, мать Давида – один из ведущих офтальмологов Грузии. Бабушка с мамой, конечно, хотели, чтобы внук и сын стал медиком, но глава семьи в свое время поигрывал в футбол, а потому хорошо понимал Давида.

А у того путь к футбольным вершинам оказался отнюдь не легким. Вы только представьте, аж до 1976-го Кипиани преследовали сплошные травмы: перелом руки, два мениска… Он еще выступал за юношескую сборную, когда попал в ЦИТО, где его успешно оперировала Миронова. У другого, менее целеустремленного, волевого человека уже давно созрело бы решение бросить эту игру, найти себя в чем-то менее травмоопасном.

Но Кипиани оставался неисправимым футбольным романтиком. Снова и снова ради любимого дела, ради того, чтобы лишний раз продемонстрировать миллионам болельщиков свой прирожденный талант импровизатора, возвращался на поле. Кстати, знаменитым соотечественником восхищался неординарный актер и телекомментатор Котэ Махарадзе. Когда он вел репортажи, то с особым пиететом произносил: «Гол забил Давид Кипиани!»

– Оказывается, Котэ Иванович долго не догадывался, что они не только соседи, но и родственники, а Кипиани боялся, что Махарадзе будет чаще обращать на него внимание телезрителей. Лишь когда Давид завершил карьеру футболиста, он признался, что их матери – пусть и не близкие, но все-таки родственницы.

– Надо же? Не знал! Правда, помню много другого – такого, чему был давнишним свидетелем. Уже прошло более 30 лет, а память цепко держит эпизоды дуэли Давида с легендарным центральным защитником миланского «Интера» и капитаном сборной Италии 35-летним Факетти. Их противостояние происходило во время матча 1/32 розыгрыша Кубка УЕФА, когда на переполненном стадионе «Сан-Сиро» (14 сентября 1977 г. – Прим. Г. К.) хозяева принимали тбилисское «Динамо».

Уже под занавес встречи Кипиани подстерег момент, когда, находясь лицом к своему вратарю и спиной к противнику, Факетти – один из лучших стопперов мира, завозился с мячом. Внезапно атаковав массивного итальянца, Кипиани, как говорят футболисты, его «обокрал», то есть увел у того из-под носа мяч. И немного не добежав до линии штрафной, метров с 15–16 хлестким ударом заколотил его в сетку. Тбилисцы одержали сенсационную победу!

Спустя пару лет история получила продолжение. Тогда национальная команда, которой руководил Симонян, приехала в Италию. Ребята, среди которых заметно выделялся красивой игрой Кипиани, выступили успешно. Проведя ряд товарищеских матчей, они сперва обыграли итальянскую «молодежку», а затем и экспериментальную сборную хозяев.

В день отъезда Никита Павлович провел плановую утреннюю тренировку. На нее – благо база «Интера» находилась неподалеку – пришел Факетти. Он произвел очень симпатичное впечатление. Когда у него поинтересовались о цели визита, он ответил:

– Хочу посмотреть тренировки Симоняна.

И глянув в сторону Кипиани, дипломатично добавил:

– Уж очень впечатлили его подопечные.

Еще через несколько лет я встретился с Факетти в Москве, где он, жалуясь на хронические боли в коленном суставе, попросил осмотреть его для обсуждения диагноза и вариантов лечения.

– Любопытно, но Кипиани ближе: каким он был пациентом?

– Невероятно легким. Жалобами не докучал. Зато считался постоянным «клиентом» доктора тбилисского «Динамо» Захария Телия. Именно последнему принадлежит крылатая фраза: «Я своей смертью не умру – меня убьет садист Давид».

На самом деле у Кипиани, как правило, все было в порядке со здоровьем. Просто, обладая прирожденным чувством юмора, он нарочно лишний раз заходил в кабинет Телия, начинал жаловаться на мнимые боли и в результате получал удовольствие от того, как зрелищно и эмоционально реагировал на его «приколы» клубный врач.

– Вам доводилось быть очевидцем других – не менее забавных – сценок с участием Кипиани?

– Когда я приезжал в Тбилиси в командировку или на сборы, Давид, как правило, приглашал меня в гости. Как-то для званого ужина его мама попросила купить мясо на рынке, где я стал невольным свидетелем «спектакля». Кипиани, выбрав подходящий кусок, попросил его взвесить. Но когда он достал кошелек, между ним и продавцом началось такое, что я, не ведая грузинского языка, но по внешнему впечатлению, назвал бы перебранкой. Ничего толком не понимая, я обеспокоенно вмешался:

– Давид, в чем дело?

– Да понимаете, я уже не раз зарекался сюда ходить. Каждый раз один и тот же «театр»: они с меня денег брать не хотят, а мне бесплатно оторваться совесть не позволяет.

Вот и в тот раз она «взыграла». Однако напористый продавец все равно взял верх. И все-таки всучил Давиду сверток, да еще и всем своим видом показал, как он благодарен за визит замечательного человека.

Следующее приключение произошло по дороге к столу. Сели в машину. На улице с односторонним движением Давид решил проскочить по «встречке». Обычно этот номер ему, видимо, сходил с рук. А тут, как назло, гаишник попался принципиальный. Давид даже специально высунулся – дескать, пусть опознает. А тот «притормозил». Начал изучать права. Ну, Давид этот документ у гаишника в руках… оставил. А сам включил передачу и ходу.

Что дальше? Да, ничего! Права следующим утром привезли на базу «Динамо». С извинениями…

А вот еще случай, иллюстрирующий силу народной любви к Кипиани. Осенью 1981-го после успешного отборочного матча против сборной Уэльса (3:0) наша сборная 12 лет спустя наконец-то завоевала путевку на финальную стадию первенства мира. Встреча проходила в Тбилиси. Поэтому после игры я зашел в раздевалку поздравить ребят и Кипиани – он тогда еще не оправился после тяжелой травмы, полученной в конце лета на турнире в Испании.

Тут же, воспользовавшись случаем, Давид пригласил меня на домашний хаш – кавказское кушанье из бараньих ножек, приготовленное, как студень, но подаваемое горячим ранним утром. Однако как раз следующим днем команде и, как вы понимаете, мне предстоял вылет в Москву. Но как отказать? Словом, время за хорошим столом, да в достойной компании летело незаметно. Я, правда, несколько раз тревожно показывал Кипиани на часы: дескать, пора на регистрацию. А он все свое:

– Не волнуйтесь, доктор! Мы вас обязательно отправим! Сидите, получайте удовольствие!

В результате, как можно догадаться, самолет вылетел по расписанию, но без одного пассажира. Его – то есть меня – после замечательной трапезы Кипиани привез в аэропорт. Купил какой-то билет и, пока я наблюдал, как на полосу готовился вырулить некий явно предназначенный для ВИП-персон чартер, ненадолго отлучился. Вернулся Давид уже с посадочным талоном. И объявил, что меня ждут на борту спецрейса, билеты на который не всякому пассажиру продают…

– Его очень неожиданный уход из большого футбола в 1982-м, в 31 год, многих шокировал. Какие решающие обстоятельства, на ваш взгляд, стали тому веским основанием?

– Лето 1979 года. Хельсинки. Чтобы завоевать право на участие в первенстве Европы, сборной СССР необходимо было взять верх над хозяевами. Однако матч завершился ничьей – 1:1. Наших голов могло быть и два, засчитай датский судья мяч, забитый Кипиани. Но рефери принял сомнительное решение, усмотрев со стороны динамовского форварда опасную игру. Позже Давид получил еще один стопроцентный шанс, чтобы забить победный мяч.

После окончания встречи я увидел в раздевалке такого Симоняна, которого никогда ранее не наблюдал. Он был крайне расстроен, сильно разгневан и, главное, этого никак не скрывал. «Ну как же так? Как можно было не реализовать столь явные голевые моменты?» – следовало из его яростной тирады. Львиная доля стрел летела в сторону Давида. Недаром за 20 минут до конца матча его заменили на Шенгелия, хотя мне кажется, останься его одноклубник на поле, они с Рамазом могли бы сотворить что-то куда более полезное на поле.

Далее к психологическому удару добавилась травма. Осенью 1981-го у Кипиани случился тяжеленный перелом голени. Он долго приходил в себя. Хороший специалист – известный в прошлом прыгун в высоту, тренировавший легкоатлетов Грузии, специально занимался с Давидом, чтобы после длительного перерыва восстановить его физические кондиции. Когда началась подготовка сборной к выступлениям на первенстве мира в Испании, Бесков весной 1982-го взял Кипиани на спарринг-матчи в Аргентину.

Там Константин Иванович обратил мое внимание на то, что Давид не до конца восстановился. И на этом основании перестал его считать игроком основы. Предчувствуя грустное развитие ситуации, Кипиани очень переживал: он надеялся на участие в «мундиале».

А тут еще, как нарочно, у Давида разгорелся конфликт с Ахалкаци. В итоге, не найдя свою фамилию в списке кандидатов на поездку в Испанию, Кипиани решительно повесил бутсы на гвоздь. Полагаю, кроме прочего, умный Давид, наверное, понял, что не сможет вернуться на свой прежний уровень.

– Затем он четырежды (?!) брался вытаскивать родную команду из «подвалов» турнирных таблиц чемпионатов СССР и четырежды же уходил в отставку, громко хлопая за собой дверью. Учитывая ваши дружеские взаимоотношения, вы, уверен, общались и с Кипиани-тренером?

– Когда Давида «ушли» впервые, то верные друзья помогли ему, выпускнику юрфака Тбилисского университета, найти работу по специальности. Давида приняли в республиканскую прокуратуру, где он дослужился до зама начальника отдела. Но через три года, в эпоху перестроечных выборов, Кипиани вернулся в большой футбол: его кандидатура на вакантную должность главного тренера «Динамо» набрала больше голосов, чем Хурцилавы…

Когда он приезжал с командой в Москву, всегда звонил мне. Однажды футболистов сопровождал председатель Спорткомитета Грузии. У него что-то со спиной стряслось, а жили они в гостинице «Россия». Давид сразу набрал мой домашний номер: «Савелий Евсеевич, выручайте!» Я примчался и глазам своим не поверил – в номере сидели эстрадные «звезды» Вахтанг Кикабидзе, Нани Брегвадзе… Представляете, какая компания! Словом, больного не только быстро поставили на ноги, но и достойно отметили его выздоровление.

– Когда Кипиани временно переехал в Ярославль, став тренером местного «Шинника», ничего ведь не предвещало грядущую автокатастрофу вблизи Тбилиси?

– Когда мы познакомились, он жил в доме напротив стадиона «Локомотив». Я знал его симпатичную супругу, сыновей. Потом мне рассказали, что Давид, уйдя из семьи, женился на местной грузинке. Не знаю, по каким причинам, но к ней ближайшее окружение Кипиани относилось неважно.

– Вы же знаете – на Кавказе разводы, как правило, вызывают непонимание и осуждение родных, коллег и друзей.

– Да, все так. Однако знаю примеры диаметрально противоположных последствий расторжений браков (в частности, Хидиятуллин), когда спортсмены, образовав новую семью, «приподнимались». Хотя «рассыпались» все же чаще.

– Кстати, с каждой из двух жен Кипиани прожил по 14 лет. Другое дело, что после развода, когда он руководил «Динамо», особых успехов команда не добилась…

– Мистические совпадения, но тренером Давид, чего греха таить, оказался средним. Он ярко и метко высказывался на пресс-конференциях. Однако по большому счету специалистом уровня Лобановского, Бескова или Симоняна не стал.

– Кипиани, у меня сложилось впечатление, особо и не гнался за дополнительной порцией признания – славы он заработал на поле предостаточно. Главное в другом – он остался любимцем десятков миллионов болельщиков, помнящих о таком явлении мирового спорта, как советский футбол.

* * *

– По сути, Шенгелия – следующий полпред Грузии среди форвардов сборной имени Мышалова – принял эстафету от Кипиани и в тбилисском «Динамо», и в сборной СССР.

Шенгелия Рамаз Александрович. Заслуженный мастер спорта. Родился 1 января 1957 г. в г. Кутаиси. Воспитанник кутаисского «Торпедо». Выступал за команды «Торпедо» (Кутаиси) (1971–1976), «Динамо» (Тбилиси) (1977–1988), «Эстер» (Векше) и «Хольмсунд» (Швеция) (1989–1990). Чемпион СССР 1978 г. Обладатель Кубка СССР 1979 г. Обладатель Кубка обладателей Кубков УЕФА 1991 г. Лучший футболист СССР (по результатам опроса еженедельника «Футбол – хоккей») 1978 и 1981 гг. За сборную СССР провел 26 матчей, забил 10 голов. Участник чемпионата мира 1982 г. Чемпион Европы среди молодежных команд 1980 г. В 1990-е годы – технический директор сборной Грузии.

– Я знал Рамаза до его появления в сборных – олимпийской и первой. Ему удалось здорово проявить себя в «молодежке» николаевского созыва, выигравшей первенство Европы-1980. Шенгелия – футболист очень интересный, как говорится, от бога. С особенным чутьем на голевые ситуации и индивидуальным почерком. Неслучайно в списке знаменитых бомбардиров «Клуба Федотова» он, забив 161 мяч, занимает 9-ю строчку.

– Вы заметили в Шенгелия изменения, игровые и человеческие, в процессе его перехода от Николаева к Бескову?

– Еще одна промежуточная точка отсчета для Рамаза датирована 1981 годом, когда он блистательно выглядел в триумфальном для тбилисской команды финале Кубка обладателей европейских кубков. Затем Шенгелия поехал в Испанию на чемпионат мира, который для него явно не задался. Видимо, сказалась общая тогда для тбилисских футболистов беда – слишком уж они долго праздновали завоевание еврокубка.

Нападающих национальной команды-1982 я бы условно разделил на «премьеров» и «дублеров». К 1-й группе причислил Блохина и Шенгелия, ко 2-й – Родионова и Андреева. Возможно, со вторыми «номерами» в каждой паре следовало поступить радикально, то есть расформировать, посадив кого-то на лавку запасных.

А ведь в советском футболе чуть ли не в каждом солидном клубе можно было выделить по-настоящему «звездные» дуэты, разбить которые вряд ли кому бы захотелось: Иванов – Стрельцов в московском «Торпедо», Метревели – Месхи в тбилисском «Динамо», Стадник – Красницкий в ташкентском «Пахтакоре», Банишевский – Туаев в бакинском «Нефтчи»… А разнобой в паре Блохин – Шенгелия, на мой взгляд, плачевно сказался в решающем матче против поляков в Испании.

– Однако в те годы в «Динамо» на Шенгелия «пахали» чуть ли не все его партнеры. А в сборную он пришел, как бомбардир без «подносчиков снарядов». Там «звезд» из Киева набрали предостаточно.

– Разумеется, украинские динамовцы больше взаимодействовали с Блохиным. Поэтому оба форварда открыто выражали недовольство игрой друг друга. Это замечали и испанские телеоператоры, всегда показывавшие, насколько бурно Олег и Рамаз выражали свои эмоции.

– А как себя вел Шенгелия за кулисами большого футбола?

– Таких игроков, как он, считаю контактными, доступными для общения. К нему не только все ребята, но и тренерский штаб во главе с Бесковым неплохо относились. Когда готовились к чемпионату мира-1982, Рамаз размещался в одном номере с Сулаквелидзе. Правда, незадолго до вылета из Москвы Шенгелия зашел ко мне:

– Нельзя ли в дальнейшем селить меня с любым другим игроком, но не с Сулаквелидзе?

– А что, собственно, случилось?

– Поболтать не с кем! Стараюсь раскачать Тенгиза, а он молчит и молчит!

Поведал об этом разговоре Бескову. А он, не раздумывая, велел:

– Разбивай их пару!

В результате Сулаквелидзе перебрался к Гаврилову. А Юра, замечу, славился тем, что мог, как шутили о нем, мертвого разговорить. И что вы думаете? Захожу через день-два к ним в комнату. Увидев в моих глазах немой вопрос по поводу соседа, Гаврилов расхохотался:

– Да ну его к дьяволу! Я ему байки травлю такие, что самому смешно. А он лежит и не реагирует.

– Шенгелия часто «гостил» в вашем кабинете?

– Нет, он мало страдал от травм. Однако если легкие повреждения требовали оперативной инъекционной терапии, проще говоря, когда надо было укол сделать, Рамаз страшно боялся. Как-то он приехал из Тбилиси с травмой средней тяжести, которая не то что так уж досаждала сильной болью, но мешала нормально тренироваться. В этой связи Константин Иванович обратился ко мне:

– Надо постараться его на ноги поставить.

Я позвал Шенгелия к себе в кабинет и рассказал о плане лечения. Как только он услышал, что придется делать уколы, просто… убежал. Потом, правда, взял себя в руки и пришел «сдаваться». Если бы вы видели, как он себя вел при каждой инъекции – орал так, что его крик, по-моему, был слышен за пределами новогорской базы.

– Зато истерики Шенгелия нельзя сравнивать с приступами Мачаидзе, другим неадекватным «смельчаком» из «Динамо»…

– И все вы, Гагик, знаете?! Действительно, когда Манучар по утрам приходил на обследование, его пульс «взлетал» за 100! Таким «оригинальным» способом он реагировал на мой белый докторский халат. Трудно в это поверить, но стоило мне в течение дня подойти в обычном, цивильном костюме и посчитать у него пульс – он у него «выдавал» нормальные 60–70 ударов в минуту. Такие «фокусы» бывают у людей с нестабильной вегетативной системой. За Шенгелией ничего подобного не наблюдалось. Он вел себя с редким самообладанием. Но только пока дело не доходило до уколов. А так крайне внимательно прислушивался ко всем моим рекомендациям…

– Он все-таки недолго и немного играл в сборной.

– Да, после испанского «мундиаля» сник. А потом постепенно и вовсе покинул большой спорт. Позже я его видел в сборной ветеранов, когда в Москве состоялся прощальный матч Дасаева. Рамаз женился, стал дважды отцом, располнел. Судя по этому показателю, жизнь без ежедневного футбола у него удалась…

* * *

– Наконец, добрались до моего единственного соотечественника в «сборной» Мышалова – армянского футболиста с мировым именем (родившийся в Армавире Симонян вне границ и вне конкуренции). Между прочим, местные журналисты выбрали Оганесяна «лучшим футболистом республики ХХ века».

Оганесян Хорен Жораевич. Мастер спорта международного класса.

Родился 10 января 1955 г. в Ереване. Воспитанник ереванской футбольной школы. Выступал за команды «Арарат» (Ереван) (1974–1985), «Спартак» (Октемберян) (1985), «Искра» (Ереван) (1988), «Пахтакор» (Ташкент) (1990–1991), «Оменэтмен» (Ереван) (1992–1993).

Обладатель Кубка СССР 1975 г. За сборную СССР провел 34 матча, забил 6 голов. За олимпийскую сборную СССР сыграл 3 матча, забил 2 гола. Бронзовый призер Олимпийских игр 1980 г. Участник чемпионата мира 1982 г. Чемпион Европы 1976 г. среди молодежных команд.

Главный тренер клуба «Таврия» (Симферополь) (1991), клуба «Пюник» (Ереван) (1994–1995, 2000–2006), сборной Армении (1996–1997).

– Бесков пригласил Хорена сначала в олимпийскую сборную, а потом и в первую. Константин Иванович души в нем не чаял. А все потому, что Оганесян, импровизатор в игре, обладал очень хорошей техникой. И в этом плане чем-то напоминал другого любимца Бескова – Черенкова.

Главное – в сборной пара Гаврилов – Оганесян считалась уникальной по взаимопониманию в игре, жизни и даже быту. Они разряжали любую серьезную ситуацию. Юрий при этом выглядел искусней, а Хорик – естественней. Он плохо говорил по-русски. И для кого-то это становилось проблемой. Но Хорик это превратил в забаву для всех. Он так коверкал слова, что каждое устроенное им представление у партнеров по сборной вызывало кучу положительных эмоций.

– Главное (сам очевидец, будучи вашим гостем на базе в Новогорске летом 1982-го) – он не обижался, когда чуть ли не все вокруг по-доброму смеялись над ним.

– До сих пор с улыбкой вспоминаю легкий, жизнерадостный характер Оганесяна. Не могу забыть фразу, которую он, ожидая в штрафной верховую передачу, по частям выкрикивал Гаврилову: «Юра! Голова! Бей!»

– Оба ярких бомбардира блистали и на чемпионате мира-1982.

– Во время пяти «испанских» встреч Константин Иванович дважды (в матчах против команд Бельгии и Польши) выпускал на поле Оганесяна, доверив ему играть с первой и до последней минуты. На замену он выходил, по-моему, однажды.

Как игрок Хорен мне чем-то напоминал потом Лоськова в его лучшие годы выступлений за «Локо». Оганесян не только много забивал (118 голов – 29-й в «Клубе Г. Федотова». – Прим. Г.К.), но и организовывал атаки. В «Арарате» вся игра шла через него.

Не могу забыть гостевой матч со сборной Португалии (13 ноября 1983 г. – Прим. Г.К.), когда французский судья «убил» сборную Лобановского, назначив в конце 1-го тайма несправедливый 11-метровый. Оганесян мог позже стать героем встречи: на последних минутах получил великолепную возможность забить, но лужи на поле не позволили ему реализовать явный эпизод.

Забей он тот судьбоносный гол, счет стал бы ничейным, и этого было бы достаточно, чтобы сборная поехала на чемпионат Европы. Но, с другой стороны, как можно было добиться желанной победы, если за 90 минут игры нашим футболистам удалось создать лишь единственный момент для взятия ворот противника? Да и в том эпизоде мяч попал к Оганесяну лишь потому, что местный защитник не смог дотянуться до высоко летящего мяча.

– Помня о «казусе Кипиани», хочу узнать, как Валерий Васильевич относился к «инопланетянину» с армянской фамилией в сборной СССР, фактически прописанной в Киеве?

– Как-то Лобановский объявил дату начала централизованной подготовки команды в Новогорске. Чтобы узнать и сравнить исходные параметры состояния здоровья футболистов, во второй половине того же дня специально приехавшая медбригада проводила углубленное врачебно-психологическое обследование.

Оганесян появился на базе поздно вечером уже после осмотра, за что его наказали солидным денежным штрафом. Хорен объяснил опоздание авиарасписанием. На что главный тренер резонно заметил, что билет на нужный рейс надо бронировать заранее.

– Кстати, когда стали практиковать штрафы за опоздания, нарушения режима, невыполнение указаний тренерского штаба?

– Я начал работать в футбольной сборной в 1965-м. Уже тогда наказывали рублем.

– А куда направляли собранные средства?

– В советскую эпоху, когда национальная команда выезжала за границу, нужно было приобретать сувениры для принимающей стороны – матрешки, значки… В Спорткомитете СССР, составляя смету, предусматривали подобные расходы, но денег выделяли маловато.

Кроме того, в то время – как, впрочем, в некоторых случаях и теперь – возникала порой необходимость проведения таких медобследований, которые мы не в состоянии были обеспечить в сборной. Собирать деньги с игроков несолидно. Поэтому штрафы шли еще на оплату медуслуг. Даже в годы работы Садырина и Игнатьева, когда нужно было дополнительно приобретать дорогие препараты, использовалась общая казна.

Замечу, что расход собранных таким образом средств всегда контролировался очень строго. Обычно их хранитель – кто-то из игроков или капитан команды. В «Локо» такая обязанность лежала на Евсееве. Знали бы вы, как часто мы на него злились, потому что выпросить у него лишний рубль – требовались титанические усилия. В сборной же, когда требовались какие-то суммы, за санкцией обращались сначала к главному тренеру.

– Вернемся к Оганесяну. После того как Малофеев отказался от «старичков» в сборной (Блохин, Чивадзе, Оганесян…), Хорена отодвинули от большого футбола и армянские власти. Некогда успешного капитана «Арарата» обвинили в сдаче принципиального матча против бакинского «Нефтчи» – большего проклятия от соотечественников трудно «заработать».

Отчаявшись, Оганесян согласился на предложение Бескова о переходе в «Спартак». Однако в день посвященного этому кадровому вопросу заседания Федерации футбола СССР в «Труде» появился заказной фельетон «Погасшая звезда», заморозивший карьеру Хорена.

Спустя несколько лет, временно покинув Москву и став собкором «Труда» по Армении (1989–1992), я попытался восстановить справедливость и таким образом «отмыть» блестящего футболиста и профсоюзную «многотиражку» (тогдашние 20 миллионов экземпляров – не шутка, а попавший в «Книгу Гиннесса» рекорд!) от «джинсы» моего покойного коллеги-предшественника.

По этому поводу специально общался с Оганесяном и Симоняном, другими «источниками» информации (аудиозаписи сохранились), но моя новая версия закулисья скандального матча не сложилась: аргументированно опровергнуть «договорняк» оказалось не менее тяжело, как и основательно его соорудить.

Могу подтвердить только правдивость слов Хорена по поводу его месячной зарплаты в середине 1980-х (10 000 рублей) на фоне никем не доказанного слуха о том, что матч против «Нефтчи» он якобы продал за тысчонку. Все познается в сравнении. До учебы на журфаке МГУ я работал на Ереванском алюминиевом заводе (1971–1973). Однажды, воспользовавшись тем, что кассир задержался у сейфа, я получил возможность полистать оставленную у окошка платежную ведомость. Там рядом с моим именем и фамилией обнаружил… футболистов «золотого» состава «Арарата» – Левона Иштояна, Николая Казаряна, Александра Коваленко… В тот день их автографов за свои «трудовые» 100–120 рублей я не увидел, но мне по «секрету» объяснили: «прожиточный минимум» у них складывался после того, как ребята объезжали скопом пяток иль десяток богатейших предприятий армянской столицы.

– Любопытные истории вы «накопали». Насколько я понял, у вас есть свой образ Оганесяна. Несмотря на то, что Хорик попадал в разные переплеты, он вернулся-таки на поле. После вынужденного ухода из «Арарата» ему пришлось браться за любую работу. Одно время Оганесян даже готовил заводскую команду, где выступал играющим тренером. Затем играл за «Пахтакор» и какой-то ливанский клуб. Наконец, стал чуть ли не владельцем одного из футбольных клубов Армении.

– Кстати, в одном из интервью Оганесян добрым словом упомянул вас: «Играл за «Пахтакор», когда давний знакомый, Хадзипанагис, предложил в Греции хороший контракт. Через три дня вылетать, осталось сыграть с киевским «Динамо». И минуты за три до конца Лужный сзади так под меня подкатился, что я сразу понял: от «ахилла» ничего не осталось. Конец карьеры. Динамовский врач Малюта сказал: «Полетишь с нами в Киев спецрейсом – там и прооперируешься. Я позвонил Мышалову, тот посоветовал: если есть возможность в Греции оперироваться, лучше туда. Полетел в Афины, Блохин в аэропорту встретил. «Что хромаешь?» К врачу «Олимпиакоса» устроил – так меня заштопали, что лучше прежнего стало».

– Приятно, что Хорик все помнит, а я об этом эпизоде подзабыл. А когда он учился в ВШТ, помню, просил меня проконсультировать по вопросам медицинского обеспечения команды. В расписании слушателей Высшей школы был предмет «врачебный контроль». Мне даже довелось по нему читать ребятам лекции.

Кажется, последний раз я тепло общался с Оганесяном несколько лет назад, когда он приезжал в Москву, чтобы сыграть за сборную ветеранов. С благодарностью вспоминаю, как накануне моего 60-летия Хорен прислал из Еревана необычный подарок – футбольный мяч, заполненный… элитным армянским коньяком.

* * *

– Спартаковскую фракцию откроем разговором о Гаврилове, которого называли выдающимся дирижером не только в клубе, но и в сборной СССР.

Гаврилов Юрий Васильевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 3 мая 1953 г. в пос. Сетунь Московской обл. Воспитанник московского футбола. Выступал за команды «Искра» (Москва) (1970–1971), «Динамо» (Москва) (1972–1976), «Спартак» (Москва) (1977–1985), «Днепр» (Днепропетровск) (1986), «Локомотив» (Москва) (1987, 1989–1990), ППТ (Пори, Финляндия) (1988–1989), «Асмарал» (Москва) (1991–1992), «Пресня» (Москва) (1992), «Интеррос» (Москва) (1993), «Сатурн» (Раменское) (1994), «Агро» (Кишинев, Молдавия) (1995–1996), «Спуманте» (Криково, Молдавия) (1996). Чемпион СССР 1976 (весна), 1979 гг. За сборную СССР провел 46 матчей, забил 10 голов. За олимпийскую сборную СССР сыграл 5 матчей, забил 3 гола. Бронзовый призер Олимпиады 1980 г. Участник чемпионата мира 1982 г.

Главный тренер клуба «Агро» (Кишинев, Молдавия) (1996), клуба «Конструкторул» (Кишинев, Молдавия) (1996–1997), клуба «Чкаловец-Олимпик» (Новосибирск) (2000), сборной Конго (2001), клуба «Мострансгаз» (2002). Тренер дубля клуба «Торпедо-Металлург» (Москва) (2003). Главный тренер Клуба ветеранов футбола «Столица» (2005 – н. вр.).

– Все так! Действительно – незаурядный игрок. Дирижер и в клубе, и в сборной. Серьезные качества серьезного человека. Но при этом трудно говорить о нем без улыбки. Поскольку юмор, который он привносил в команду, его знаменитые изречения вызывали у окружающих массу положительных эмоций. Такие люди нужны всегда и везде. На фоне общего уныния после поражения или когда ребята пребывали в стрессе, личности вроде Гаврилова вселяли оптимизм и уверенность.

…Как-то в Новогорск приехал председатель Федерации футбола СССР (1973–1980) и редактор отдела спорта «Известий» Федосов (1931–1989). Ваш старший коллега привез кучу фирменных канцелярских принадлежностей. Ребята выходили на тренировку, когда Борис Александрович объявил:

– Все это для вас: ручки, блокнотики, записные книжки…

– А книжки сберегательные? – сразу среагировал Гаврилов.

Футбольную карьеру Юра начинал в динамовском дубле. Оттуда молва о нестандартном игроке докатилась до Бескова, перехватившего его у Севидова («Динамо») для «Спартака»… В лучших сезонах, проведенных за красно-белых, – 1981 и 1983 годы – Гаврилов становился бомбардиром № 1 чемпионатов СССР (забив 140 голов, занимает 19-е место в «Клубе Г. Федотова». – Прим. Г.К.).

Причем он не имел амплуа ярко выраженного форварда. Юра, как Лоськов в нынешние времена, филигранно управлял игрой, от него ждали пас – всегда зрячий и точный. Его стиль – истинно спартаковский – «в стеночку», «кружева»… А когда Гаврилов прорывался в штрафную, вратарь и защитники соперников выглядели обреченными – гол был почти неминуем.

– С кем ему удалось наилучшим образом проявить себя в тандеме?

– Безусловно, с Черенковым. Они одновременно пришли в сборную. Им не было нужды в игре искать друг друга глазами – один чувствовал местонахождение другого в любой точке поля. Показателен такой факт. В свое время Бесков ввел очень строгий учет технико-тактических действий подопечных (отбор, пас, игра головой, ошибки, фолы… – составные элементы игры). В сборной Лобановского эти записи вел Морозов, у Бескова – Федотов.

Всю «цифирь» Константин Иванович постоянно демонстрировал футболистам – в коридоре вывешивался огромный, весь расчерченный статистическими данными лист ватмана. Ребята, проходя мимо, останавливались и изучали, что каждый «натворил» в ходе матчей. Особенно интересовались процентом брака (например, 18–20 % – весьма хороший показатель). Так вот! Наименьший процент чаще всего оказывался у спартаковского диспетчера.

Между прочим, Гаврилов – один из немногих премьеров сборной, кого уважали и к кому тянулись без исключения все, кто призывался под знамена команды в 1980-х. Причем независимо от клубной и республиканской принадлежности – и киевляне, и белорусы, и грузины… Стоило Гаврилову появиться в их обществе, тут же раздавался смех. А вне футбола он позволял себе одну слабость – пиво.

– Помню рассказанный вами процесс сдачи допинг-пробы Гавриловым на испанском «мундиале», когда это случилось только после 10 банок холодного и вкусного напитка.

– Как-то по этому поводу в раздевалке Николай Петрович Старостин решил его повоспитывать.

– Ну, что ты присосался к этому пиву? – проворчал прославленный ветеран. – Смотри! Даже не заметишь, как закончишь жизнь под забором!

Никогда не лазивший за словом в карман Гаврилов среагировал мгновенно:

– Лучше под кремлевским! – скорректировал он.

Представляете реакцию ребят на эту концовку!

– Надо отдать ему должное: после бесед с вами в Новогорске я нередко слышал его шутки на поле во время тренировок и обеда в столовой – они были безобидны.

– Его острословие, действительно, никогда никого не обижало! Так же корректно Юра вел себя на поле. Ни разу не видел, чтобы он сзади кого-то ударил по ногам или ввязался в потасовку. Настоящий джентльмен. Болельщики, как заядлые театралы, специально приходили на матчи-спектакли с участием выдающегося солиста.

Однажды в спартаковскую раздевалку зашел Андрей Петрович Старостин. Сел и наблюдал, как команда разминается. Незадолго до начала матча патриарх красно-белых спросил Бескова:

– Ну, Константин Иванович, что за состав у тебя сегодня?

– Состав как состав. Вот только, к сожалению, не появится Гаврилов. У него небольшая травма.

– Ну, тогда мне здесь делать нечего, – разочарованно протянул Старостин. И направился к выходу….

– Традиционный вопрос: каким был пациентом Гаврилов?

– Серьезных травм не припомню, операций тоже. По мелочам не обращался, относясь к хворям философски. Когда я знал, что у Гаврилова что-то болит, то обязательно дипломатично говорил:

– Юра, зайдешь?

В ответ обычно следовало:

– Да нет, не стоит. Все уже прошло…

Зато если уж заглядывал ко мне в медпункт, то сразу так и сыпал шутками. Любил, чтобы и с ним поделились чем-нибудь смешным. И тогда весь корпус слышал его раскатистый смех. Я неоднократно замечал, как Гаврилов, запомнив содержание нашего остроумного общения, пересказывал «мой» анекдот другому игроку, получая от этого истинное удовольствие.

– В очередной раз откликнувшись на клич Бескова, Гаврилов аж в 39 лет успешно играл за «Асмарал»!

– Да, он уходил постепенно, когда начал терять свои уникальные качества: стал «тихоходом», упала результативность. Потихоньку его перестали ставить в основу, перевели в запас… Юра успел выступить даже за «Локо», но уже не столь ярко, как когда-то на пике карьеры. Доигрывал в Финляндии, Молдавии, Подмосковье. Потом работал тренером. Даже в Африке.

– В новой профессии нашел себя?

– Нет. Хотя многое знал и умел. Возможно, не хватило профессионального кругозора. На практике все мог показать и объяснить. Однако чтобы подготовить успешную команду, надо хорошо знать теорию физвоспитания, структуру нагрузок…

– В последнее время замечал Гаврилова в ветеранских командах.

– Да, есть порох в пороховницах. Юра блестяще проявил себя в «Спартаке», став живой легендой красно-белых. Конечно, появлялись мастера рядом с ним и после него, но Гаврилов, по-моему, остался непревзойденным классиком своего жанра.

* * *

– После ухода в историю дуэта Гаврилов – Черенков их место – и в клубе, и в сборной – занял Шалимов, на мой взгляд, талантливый футболист с весьма противоречивой репутацией.

Шалимов Игорь Михайлович. Мастер спорта международного класса. Родился 2 февраля 1969 г. в г. Москве. Воспитанник московских футбольных школ «Локомотива» и «Спартака».

Выступал за команды «Спартак» (Москва) (1986–1991), «Фоджа» (Италия) (1991–1992), «Интер» (Италия) (1992–1994), «Дуйсбург» (Германия) (1994–1995), «Лугано» (Швейцария) (1995–1996), «Удинезе» (Италия) (1995–1996), «Болонья» (Италия) (1996–1998), «Наполи» (Италия) (1998–1999).

Чемпион СССР 1989 г. За сборную СССР/СНГ/России сыграл 47 матчей, забил 5 голов. Участник чемпионата мира 1990 г. Участник чемпионатов Европы 1992 и 1996 гг. Чемпион Европы среди молодежных команд 1990 г.

Главный тренер клуба «Краснознаменск» пос. Селятино, Московская обл. (2001–2002), клуба «Уралан» (2003), женской сборной России (2008 – н. вр.).

– Впервые Игоря привлек в сборную Лобановский. Это произошло в 1990-м. Валерий Васильевич пригласил спартаковца для участия в финальной части первенства мира. До этого я с Шалимовым не встречался. Хотя знал, что он громко заявил о себе в «молодежке», выигравшей чемпионат Европы. Я его считал одним из талантливых футболистов: в клубе многие игровые схемы строились в расчете на Шалимова, он хорошо взаимодействовал с партнерами. Интеллигентный парень, учил английский, с ним приятно общаться.

На первый матч против сборной Румынии (2:0–9 июня. – Прим. Г.К.) Валерий Васильевич его не поставил, но медбригаде поручил: «Готовьте Шалимова к следующей игре с командой Аргентины». Тогда моим помощником поехал доктор Малюта. Прервавшись во время разминочного массажа, он подошел ко мне. Лицо его выражало тревогу:

– У нас неприятности! – сказал он.

– Что случилось?

– У Игоря воспаление надкостницы.

Я про себя чертыхнулся. Почему молчал? Нет, чтобы немедленно показаться! Осмотрел Шалимова: действительно, воспаленная голень.

– Зачем тянул? Небось, думал: само заживет? А теперь – нет, шалишь! Сначала была лишь ссадина. Потом в нее попала инфекция. Вот и «догулялся» до воспаления…

Во время обследования Шалимова Малюта деликатно отозвал меня в сторону:

– Видимо, придется резать, Савелий Евсеевич!

У меня все похолодело. Во-первых, как мы могли допустить подобное – это же, как ни ругай пострадавшего, все-таки наш врачебный недосмотр. Во-вторых, – и это более всего огорчительно – игрок в результате не сможет участвовать в супертурнире.

К счастью, в моей аптечке нашелся очень хороший антибиотик. Внутримышечный. Произведен в Бельгии. Видимо, кто-то подарил.

– Давай-ка, – говорю, – попробуем!

Вколол антибиотик. Положил эффективную противовоспалительную мазь. Завязал компрессом. Еще дал соответствующие таблетки. После чего полночи не спал – с тревогой ждал утра. И только разбинтовав на ноге Игоря повязку, вздохнул с облегчением – процесс заживления пошел.

Лобановский, который с моих слов обо всем знал, тоже не скрывал своего удовлетворения. Главное – Шалимов сыграл против аргентинцев (9 июня – 0:2. – Прим. Г.К.). К его чести, он никогда не уподоблялся тем футболистам, которые от каждой царапины или легкого недомогания сразу бросаются в панику: «Не готов, не смогу выйти на поле!» Вот ведь и в рассказанном мной случае Игорь не только не «гнал волну», а сразу стал меня успокаивать:

– Не волнуйтесь! Думаю, все закончится благополучно…

Эта спортивная, человеческая мужественность Шалимова – одна сторона его непростой натуры. Другая – подробно была нами рассмотрена в главе о Садырине. Я имею в виду некрасивую историю с «письмом четырнадцати». Напомню ее вкратце. 1993 год. Скандал разгорелся после поражения в матче против сборной Греции (0:1). Футболисты, вдруг ушедшие «в оппозицию», пригласили на разговор Игнатьева. И выдвинули ряд требований в адрес руководства Федерации футбола и сборной.

Вернувшись после той встречи, Борис сообщил: игроки собираются писать «открытое письмо» и более не хотят выступать под руководством Садырина. Если судить по инициативности, то верховодил там Шалимов. Однако я считал и считаю: он и сам не заметил, как из него сделали подставное лицо.

– Ради чего ему-то, обеспеченному и жившему припеваючи тогда в Италии, захотелось участвовать в «заказной» акции?

– Не знаю. Для меня роль Игоря – большая и неприятная неожиданность.

– Вернувшись из Италии, где его дисквалифицировали за употребление допинга, он затерялся…

– В Москве мы встретились с ним как ни в чем не бывало. Я никаких вопросов не задавал, но из его общения с окружающими вынес ощущение, что он сожалеет о минувшем скандале.

Перестав выходить на поле, Шалимов резко перешел на тренерскую работу: на пару с Писаревым они взялись поднимать «Уралан». Первый же сезон сложился крайне неудачно, что, собственно, и предопределило их скорую отставку.

– Теперь ни шатко ни валко тренирует женскую сборную России.

– Вновь я встретился с ним пару-тройку лет тому назад. «Локо» готовился к сезону в Португалии. К нам на стажировку приехали слушатели ВШТ, в частности, Шалимов, Онопко, Ледяхов. Мы с Игорем продолжили добрые взаимоотношения: он интересовался медицинской стороной обеспечения команды, активно спрашивал о нюансах врачебного контроля… Не знаю, какой из него получится наставник, но в качестве хорошего футболиста Шалимов оставил после себя заметный след.

* * *

– Спартаковское трио форвардов вашей «сборной» замыкает футболист, одни дружеские прозвища которого говорят за себя – Барс (придумал Баль в киевском «Динамо») и Русский Танк (Португалия). Как вы безошибочно догадываетесь, речь идет о Юране, футболисте и тренере с пачкой паспортов (имеет гражданства Украины, России, Португалии и, вероятно, Казахстана, где в 2009-м готовил местную команду с участием экс-спартаковцев Тихонова и Титова).

Юран Сергей Николаевич. Мастер спорта международного класса. Родился 11 июня 1969 г. в г. Ворошиловграде (ныне – г. Луганск). Воспитанник ворошиловградского спортинтерната.

Выступал за команды «Заря» (Ворошиловград) (1986–1987) и «Динамо» (Киев) (1988–1991), «Бенфика» (Лиссабон) (Португалия) (1991–1994), «Порту» (1994–1995) (Португалия), «Спартак» (Москва) (1995 и 1999), «Миллуолл» (Англия) (1996), «Фортуна» Дюссельдорф (Германия) (1996–1997), «Бохум» (Германия) (1997–1998), «Штурм» (Австрия) (2000–2001).

Чемпион СССР/России 1990, 1999 гг. Обладатель Кубка СССР 1990 г. Чемпион Португалии 1994 и 1995 гг. Обладатель Кубка Португалии 1993 г. За сборную СССР/СНГ/России сыграл 40 матчей, забил 7 голов. Участник чемпионата Европы 1992 г. Участник чемпионата мира 1994 г. Победитель молодежного чемпионата Европы 1990 г.

Директор Академии московского «Спартака» (2002). Главный тренер дублирующего состава клуба «Спартак» (Москва) (2003), клуба «Динамо» (Ставрополь) (2004), клуба «Диттон» (Даугавпилс, Латвия) (2006), клуба ФК ТВМК (Таллин, Эстония) (2006), клуба «Шинник» (Ярославль) (2006–2008), клуба «Химки» (Химки) (2008). Тренер-консультант клуба «Локомотив» (Астана, Казахстан) (2009–2010).

– Ну, Юран – яркая личность! Начало его карьеры взлета не предвещало. Правда, в киевское «Динамо» попал почти мальчишкой. Играл за дубль, где однажды получил страшенный перелом ноги. Мало кто сомневался, что после такой травмы юный Юран не вернется на поле. Но курс лечения проводился в украинской столице, им занимались хорошие врачи. В итоге парня буквально поставили на ноги. Да он сам себя во многом «за шкирку» из беды вытащил. Потому что жутко настойчивый, горячо желающий доказать себе и другим, что ему многое по плечу. Если говорить о сроках его выздоровления, то он – благодаря целеустремленному волевому характеру – их сильно опередил.

Тогда я Юрана не знал. Судил по рассказам коллег, которые аттестовали его как талантливого, перспективного нападающего. В конце концов Сергей завоевал место в основе «Динамо». В паре с Олегом Саленко они творили чудеса, став с командой последними чемпионами СССР.

Впервые – своими глазами и в деле – я увидел Сергея спустя годы, когда московские динамовцы прилетели в Лиссабон, чтобы 8 декабря 1992-го сыграть с «Бенфикой» в 1/8 розыгрыша Кубка обладателей европейских кубков. Португальская команда, в которой тогда играл Сергей, разместилась в хорошем отеле поблизости от нас и стадиона. Предварительно созвонившись, я после завтрака заглянул к нему в номер. Чуть ли не с порога Юран предупредил:

– У вас здесь шансов нет. Мы победим!

Так, собственно, и произошло. «Бенфика» взяла вверх 2:0.

Потом мы встретились, когда Юран стал спартаковцем. И после того как сборную принял Садырин. При непосредственном общении Сергей производил сильное впечатление. Мощный форвард таранного типа, забивной – с учетом 14 голов за воспитавшую его луганскую «Зарю» давно перекрыл сотню, дающую пропуск в «Клуб Федотова». (Увы, те мячи зафиксированы в анналах низших дивизионов чемпионата СССР. – Прим. Г.К.).

Юран успешно участвовал в отборочных матчах первенства мира-1994. Правда, напомню, подписал «письмо четырнадцати» против Садырина, но в США все же поехал. И я видел, как он серьезно готовился к чемпионату планеты. Может, потому что замаячил контракт, по-моему, с лондонским «Арсеналом» – Юрану нужно было показать себя за океаном.

– Он успел стать вашим пациентом?

– Да, получал травмы, но незначительные.

– Вспыльчивость Юрана часто выплескивалась на поле…

– Да, он часто срывался. К сожалению, подобное случилось незадолго до первого матча против сборной Бразилии. Сергей очень хотел отличиться, но игра у него не пошла. Он «запорол» многие моменты. И не проявил себя должным образом. Во 2-м тайме его сменил Саленко.

Юран остался на скамейке запасных, которую так и не покинул до конца чемпионата. По этому поводу Сергей страшно переживал, у него опустились руки. Я, как мог, старался его подбодрить. Однако то, что и в спорте, и в творчестве называется «куражом», у Юрана пропало.

– Не пытался выяснять отношения с тренерским штабом?

– Нет. Слишком был разочарован. Я пытался найти аргументы, чтобы его психологически поддержать. Например, убеждал:

– Не переживай, Серега! Такое со всеми бывает! Вспомни, Заварова на первенстве мира-1986. Он тоже здорово выглядел до вылета в Мексику, но там у него не пошло…

Я уж не стал ему трактовать случившееся с медицинской точки зрения. Дело в том, что очаг перевозбуждения, формируемый в коре головного мозга, не дает возможность раскрыть лучшие качества. Поэтому многие ребята «перегорают». Казалось, Юран психологически устойчив. Но все же не смог реализовать себя.

После возвращения из заграничных вояжей Сергей очень прилично выступал за «Спартак». Во всяком случае, в памяти осталось немало матчей, когда он забивал решающие мячи.

Попрощавшись с большим футболом 10 лет назад, Сергей, как и прежде, общителен. Любая наша встреча приносит взаимное человеческое удовлетворение. Кстати, Юран доверял мне подробности своей личной жизни, зная, что в ответ получит сочувствие и поддержку.

– Как молодой тренер, на ваш взгляд, он нашел себя?

– Я не анализировал его нынешнюю работу. Судя по характеру занятий, взглядов на стратегию и тактику, понятно: Юран – полпред киевского «Динамо», очень хорошо отзывающийся о Лобановском. Однако, кажется, у него нет дара высококлассного наставника.

– Перефразируя известную поговорку, резюме получилось незавидное: Юран мне друг, но истина дороже.

* * *

– Завершая линию нападения вашей условной сборной, поговорим о Протасове, одном из сильнейших бомбардиров советского футбола, уступающем своими 236 голами в «Клубе Федотова» лишь бывшему одноклубнику по киевскому «Динамо» Блохину.

Протасов Олег Валерьевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 4 февраля 1964 г. в Днепропетровске. Воспитанник днепропетровской футбольной школы «Днепр-75». Выступал за команды «Днепр» (Днепропетровск) (1982–1987), «Динамо» (Киев) (1988–1990), «Олимпиакос» (Пирей, Греция) (1990–1994), «Гамба» (Осака, Япония) (1994–1995), «Веррию» (Греция) (1996), «Продефтики» (Греция) (1998–1999).

Чемпион СССР 1983, 1990 гг. Обладатель Кубка СССР 1990 г. Обладатель Кубка Греции 1992 г. Лучший футболист СССР 1987 г. (по результатам опроса еженедельника «Футбол»).

За сборную СССР провел 68 матчей, забил 29 голов. Вице-чемпион Европы 1988 г. Участник чемпионатов мира 1986 и 1990 гг.

Главный тренер клуба «Олимпиакос» (2003–2004), клуба АЕЛ (Лимасол, Кипр) (2004–2005), клуба «Стяуа» (Бухарест, Румыния) (2005), клуба «Днепр» (Днепропетровск) (2006–2008), клуба «Кубань» (Краснодар) (2008), клуба «Ростов» (Ростов-на-Дону) (2009–2010).

– Между прочим, первым, кто предсказал славное будущее Протасову, оказался Качалин. На юношеском турнире в Витебске в 1978 году после встречи московского «Динамо» с «Днепром» наставник бело-голубых Гавриил Дмитриевич махнул рукой в сторону неразлучной пары днепропетровцев Литовченко – Протасов и буркнул: «Эти ребята еще себя покажут!»

Я познакомился с Олегом во время его более чем успешного дебюта в первой сборной.

СССР (национальная команда) – СССР (олимпийская) – 4:2.

16 августа 1983 года. Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 20 600 зрителей. Дасаев (Викт. Чанов, 75), Боровский, Чивадзе (к), Черенков, (Евтушенко, 69), Демьяненко, Ларионов, Литовченко, Баль, Оганесян, Тарханов (Андреев, 46), Блохин (Протасов, 46).

Тренер – В. Лобановский.

Сивуха (Краковский, 46), Янушевский, Белялов, Пригода, Веденеев, В. Кузнецов, Гоцманов, Заваров, Алейников (Сочнов, 46), Гуринович (Клементьев, 46), Пономарев (Джавадов, 46).

Тренер – Е. Рогов.

Голы: Блохин (3), Черенков (51), Протасов (54, 60), Клементьев (66, 71).

Я могу сравнивать Олега с форвардами, которые также сразу заявили о себе. Хотя это сложно делать, имея в виду, например, уникального Стрельцова. Протасов напоминал знаменитого торпедовца мощью и целеустремленностью. Юный нападающий «Днепра» после первой же нашей встречи стал моим любимцем.

Чего хотя бы стоит знаменитый матч с участием Олега (мы играли под флагом олимпийской команды) на «Уэмбли» со сборной Англии (0:2–2 июня 1984 г. – Г.К.)! Второй гол великолепным ударом забил Протасов. Выйдя на поле за 180 секунд до финального свистка (!), он взял игру на себя. Сделал хорошую передачу Блохину, который устремился в прорыв по левому флангу, а сам помчался к воротам англичан. Блохин, пройдя вперед, ударил, словно из пушки. Шилтон отбил мяч перед собой, а Протасов тут как тут – его удар был неотразим.

Олег в предыдущей товарищеской встрече – против сборной Финляндии в Хельсинки (1:3 – 15 мая 1984 г. – Г.К.) вышел на замену в конце игры и также на последней минуте забил мяч: умело использовал ошибку вратаря, выпустившего мяч из рук после несильного удара нашего форварда…

А какой гол в его исполнении случился на чемпионате Европы-1988 во встрече с футболистами Италии (2:0 – 22 июня. – Г.К.): Заваров, пролетев по левому флангу, разбросал защитников финтами и отдал точный пас набегавшему в штрафную Олегу. Тот, уже падая, вложил в удар всю свою силу.

К сожалению, у Протасова в сезоне 1984/85 появились проблемы с паховыми кольцами. Это случилось на фоне отличных выступлений за национальную команду под руководством Малофеева. В те годы «Днепр» тренировал Владимир Александрович Емец. При нем не культивировались строжайшая требовательность и соблюдение спортивного режима, что у Лобановского являлось обязательным. Тем не менее, Олег умел себя держать в форме. И в 1985-м перекрыл на один мяч всесоюзный рекорд Симоняна (34) по числу забитых голов в чемпионате страны. Правда, Протасову немножко «помогли».

– А ведь и журналисты, и знаменитые в прошлом форварды прозрачно намекали – высшее достижение получилось «договорным». Причем в заключительном матче первенства СССР 21-летнему бомбардиру «Днепра» в Москве «дали» забить столько, сколько требовалось, чтобы опередить Никиту Павловича.

– Речь, как понимаю, идет о встрече «Днепр» – «Торпедо» (Москва) – 3:3. Дубль позволил Олегу установить «вечный» рекорд отечественных первенств. Что было, то было. Но на эту тему мы с ним не беседовали.

Мало кому известно: в последних турах Протасов играл на уколах, как говорится, через «не могу». Чтобы сделать процедуры «блокад», я время от времени приезжал в Кривой Рог. Там, учитывая статус закрытого города, каковым считался Днепропетровск, проходили международные матчи «Днепра».

– Удалось ли вылечить парня от нынче «модной» болезни?

– Незадолго до Нового года по договоренности с клубным руководством я забрал Протасова в Москву, чтобы положить его в ЦИТО, к Мироновой. Примерно за 10 дней там провели все лечебные мероприятия, но это нужного эффекта не дало – Олег на ноги так и не встал.

В 1986-м, начав подготовку к чемпионату мира, сборная под руководством Малофеева участвовала в турнире на Канарах. Эдуард Васильевич предложил:

– Давай возьмем с собой Протасова. Пусть отдыхает, плавает…

Его освободили от тренировок – он купался, загорал. Параллельно проходил у меня курс рефлексотерапии. И на следующем зимнем сборе – в Мексике – он находился с нами. Протасову разрешили гладкий бег, без ускорений. Потихонечку динамика пошла, ему стало лучше. Проводив Олега в Днепропетровск, я договорился с клубными врачами о продолжении лечения. Тогда до меня дозвонился гомеопат из Севастополя, узнавший из газетного интервью о проблемах Протасова. Я и его подключил к процессу выздоровления Олега.

Вдруг в апреле мы узнали: Протасова собираются выпустить на поле в стартовой встрече чемпионата СССР «Днепр» – «Спартак». Естественно, я был категорически «против». Зашел к начальнику Управления футбола СССР Колоскову, который поддержал меня:

– Давай сочиняй телеграмму за двумя подписями – моей и своей.

Разразился скандал – в Днепропетровске наш демарш расценили как «руку Москвы». Тем не менее Протасов не играл – здоровье важнее!

Постепенно его стали заявлять на матчи. Хотя он находился не в лучшей своей форме, Лобановский, не раздумывая, взял нового подопечного (Олег тогда перешел в киевское «Динамо») на чемпионат мира. Там в отношении Протасова Валерий Васильевич выполнял все врачебные рекомендации. А мы в свою очередь довели «клиента» до матча против сборной Канады. Выступил Олег тогда не скажу, что ах. Но уже одно то, что вышел, играл – настоящая победа: и его, и врачей.

После возвращения из Мексики Протасов заиграл еще лучше. И в 1987-м, и на первенстве Европы-1988 он выглядел очень убедительно. Более того, на жеребьевку следующего чемпионата мира-1990 в числе ведущих футболистов и тренеров сборных – участниц турнира полпредами советской команды в Италию отправились Протасов и Михайличенко. Фактурный Олег произвел фурор среди присутствовавших там «звезд» шоу-бизнеса и топ-моделей.

Между прочим, в Италии Олега воспринимали уже как лидера сборной. Если вновь его сравнивать с другими центрфорвардами, то, например, с Юраном они были весьма схожи. Правда, у Протасова удар был точнее.

– Ваше отношение к нему вне футбола?

– Парень всегда оставался контактным, добрым. Правда, одно время на сборах я вдруг подметил некоторую небрежность в его внешнем виде. Пришлось обратить внимание Олега на это обстоятельство.

– Пойми, – пояснил я. – Ты – публичная фигура. Где бы мы ни находились, в самолете, на пресс-конференции, стадионе, в других общественных местах, тебя узнают. А по одежке, как ты знаешь, встречают… Это провожают по уму. Так что займись собой!

Дважды Протасову объяснять не надо было. Встретив Олега на следующем сборе в Новогорске, я сразу про себя отметил, насколько парень подтянулся: модный костюм, выглаженная рубашка, красивый галстук, плащ интересного покроя. Естественно, подошел к красавцу со словами:

– Олежек, ну, вот то, что нужно!

– Уже летом 1990 года, словно предчувствуя развал СССР, Протасов принял предложение Блохина и уехал выступать за афинский «Олимпиакос». В итоге задержался за границей почти на 15 лет, успев в ведущих клубах и завершить славную карьеру футболиста, и начать освоение тренерской профессии.

– В Греции у Олега появилось все – комфортное жилье, замечательная семья (женился на дочке наставника харьковского «Металлиста», которая, кстати, по образованию – врач. – Прим. Г.К.), дети, достаток. К сожалению, семье Протасова пришлось и большую трагедию пережить: летевший в Афины самолет, на борту которого находилась мама жены, разбился…

– Догадываюсь, что в последние годы вы общались с ним и за рубежом, и в Москве.

– Да, Олег приезжал сюда для участия в матчах ветеранов. Потом – надо же, как все возвращается на круги своя! – тренировал родной «Днепр». Причем настолько успешно, что тот серьезно противостоял киевскому «Динамо», несколько раз становился призером чемпионата Украины. Затем мне стало известно – Протасов отклонил приглашение возглавить «Москву». Блохина туда пригласили после его отказа.

– Теперь Олег – тот, который старше – зацепился в Одессе на непривычном для себя посту спортивного директора «Черноморца», а младший, ваш давнишний фаворит, пытался вытащить из стана аутсайдеров южные российские клубы – сначала «Краснодар» (вылетел в 1-ю лигу), а ныне – «Ростов». Как бы то ни было, Протасов, как и большинство участников вашей символической сборной, или на слуху, или высоко котируются в мире футбола.

Резюме-2

Выдающиеся приметы избранных пациентов С.Е. Мышалова

Вратари. Тут для меня главный критерий – мастерство. Потому что голкипер – последний рубеж, от которого зависит судьба матча. Впереди всех Яшин. За ним Дасаев.

На 2-м месте – человеческие качества. Контактность, умение общаться с партнерами. Доброта – Овчинников. Здесь же Яшин – 100 %. Несмотря на популярность, он не стал звездным персонажем: каким мы знали Яшина в начале карьеры, таким он и остался вплоть до своих последних дней. Не было человека, который его не узнал, где бы мы ни находились. За рубежом его фамилия звучала иначе – Яшин.

С Дасаевым то же самое: очень общительный и авторитетный, его слушали, ему доверяли. Рядышком поставил бы Овчинникова. Я с ним много работал. Не всегда у него складывалось гладко. Но нет человека, который бы не ошибался. Иногда стоял вопрос перед тренерами: может, в следующей игре поставить запасного, поскольку в ряде матчей Овчинников выглядел неубедительно. Когда спрашивали у ребят – только он. Недаром его прозвище – Босс.

О Чанове: никогда не считался выдающимся вратарем – хороший дублер, 2-й номер. А поэтому отношение к нему остальных футболистов другое. Здесь может быть и панибратство.

Нигматуллин. Отмечу его мастерство. Не был популярен среди коллег.

Кавазашвили – мастерство и контактность. И с ребятами, и с руководством. У него не замечал очевидных слабых мест.

Гонтарь. Самобытный, природой одаренный человек.

Рудаков – мастер. Одной игрой вошел в историю отечественного футбола: в матче против сборной Испании в Мадриде, когда испанцы гнали в одни ворота, а на последнем рубеже стоял Рудаков. Контактный. Но в плане общего развития до эрудита недотягивал.

Защита. Тут на первом плане мастерство и футбольное образование. Когда говорят об образовании, в первую очередь имеют в виду: человек хорошо считает, читает, умеет пересказать… Этими качествами должен обладать стоппер. «Читать игру», то есть предугадать, оказаться в нужном месте, решить сложнейшие задачи.

Шестернев, Чивадзе, Хидиятуллин, Хурцилава и Коньков. Первые двое – вне конкуренции. Умение руководить – Хидиятуллин. Чивадзе.

Есть защитники «чистые» и тяготеющие к взаимодействию с другими линиями – атакующие. Универсалы – Чивадзе, Хидиятуллин, Чугайнов. Для остальных это характерно в меньшей степени. Их называют «бровочниками», действующими по следующей схеме: подключился, сделал передачу и побежал обратно. А от стоппера требуется организация атаки, первый пас: Чивадзе. Хидиятуллин, Чугайнов и Онопко.

Полузащита. Воронин – идеальный по всем параметрам хавбек. Футбольно образован, образован по жизни, имел высокий интеллект, не говоря о культуре внешней и внутренней. Разумеется, мастерство Валерия поражало всех, кто играл против него. Разносторонний, мог выполнять любое задание – играть и центральным полузащитником, и центральным опорным защитником, быть «под нападающими». И повсеместно давал результат. Кроме прочего, великолепно играл головой. Воронин из тех людей, кто опередил свое время.

Но полузащитник, безусловно, диспетчер, организатор, дирижер. Сразу всплывают фамилии – Воронин, Бессонов, Лоськов. Черенков относился к разносторонним игрокам, у него была «футбольная голова», он и организатор, и исполнитель.

Полузащитник может и защищаться, и нападать. Таким я увидел в 1986-м Яковенко, который везде успевал. Колотов выполнял роль защитника, а потом подключался к атаке, оказавшись на месте форварда.

Остальные – Яковенко, Веремеев, Сабо, Мостовой, Дараселия – в гимнастике таких называют «железными зачетниками». То есть они четко выполняли свои функции, умели и обороняться, и атаковать. Тренеры не мыслили команду, если в состав не входили «железные зачетники».

Нападение. Вне конкуренции Блохин. Можно работать над повышением скорости с утра и до вечера, но если от рождения не обладаешь этим качеством, его не натренируешь. Почему Лобановский не взял на чемпионат мира-199 °Cаленко, хотя тот выступал за киевское «Динамо»? Валерий Васильевич на это ответил так: «У него нет скорости». Блохина нельзя назвать бегунком. Он участвовал в организации атаки, очень умело выбирал позицию, вовремя открывался, много забивал головой. Главное качество, которое многие наши форварды не используют – умение реализовать голевой момент, оказавшись один на один с вратарем. Тут уж Блохин никого не жалел.

В свое время Бобров забивал, если можно так сказать, прагматично. Стрельцов говорил: «Если выхожу один на один против вратаря, мне его жалко». Блохин обладал, кроме прочего, особым чутьем на гол.

Гаврилов не считался чистым форвардом, играл «под нападающими», даже больше в полузащите. Высоко котировался в качестве плеймейкера. Как и Лоськов, обладал сумасшедшим чутьем. Недаром говорили: Гаврилов, чувствуя затылком партнера, может заметить его и отдать пас под нужную ногу. Может, он не обладал иными качествами. Допустим, отставал от некоторых в умении формулировать умозаключения. Но не путайте эрудицию общую и футбольную.

Лоськов. Когда находился в хорошем состоянии, в «Локо» забивал больше всех, а ведь играл «под нападающими». Кипиани еще до своего появления в футболе был образован со всех точек зрения: потомственный интеллигент, контактный парень, с юмором, имел много друзей среди деятелей искусства.

Нападающий должен иметь скорость, чутье на гол, уметь предвидеть, открыться вовремя, выбрать позицию, оказаться в нужное время и в нужном месте. Подобными качествами обладали игроки, которые, словно кометы, сверкнули и погасли: Шенгелия, Беланов, Юран…

Отдельно выделю центрфорвардов, или, как их называли за кулисами, «утюгов» (они «утюжили» – оказывали давление). Стрельцов обладал всеми качествами, но в первую очередь это была мощь. Протасов здесь № 2. Когда Олег получал мяч, так его «закрывал», что к нему тяжело было подобраться – если только свалить на поле. Так начинали многие форварды, но остановились, не развивали себя. Был, например, Булыкин в «Локо». Когда он появился у нас, все говорили: смотрите – Стрельцов № 2. Однако он даже не приблизился к этому образцу истинного нападающего.

Онищенко. Таких называют «голеадор». Мало участвовал в организации атакующих действий команды. Зато, будучи великолепным ассистентом, интуитивно чувствовал голевую ситуацию. Равных Онищенко, который играл на опережение, я в футболе не видел.

Шалимов. Прежде всего плеймейкер. Больше участвовал в организации атак.

Родионов. В силу того, что ему в «Спартаке» отвели место флангового нападающего, Сергей свою роль выполнял четко.

Оганесян. Дирижер команды и «забивала». Отлично выбирал голевые позиции. До конца карьеры выходил на поле без психологических комплексов: ему было все равно, против кого играть. От таких ребят я не слышал, чтобы, подойдя ко мне утром, хоть раз пожаловались на плохой сон.

Юран – «утюг». Мог «проломить» оборонительные линии соперника, здорово закрывая мяч от визави. Поэтому к Сергею было трудно подобраться. Обладал очень мощным ударом. Был беспощаден в исполнении «стандартов». В подобных эпизодах Протасов бил с обеих ног. А вот Блохин не обладал пушечным ударом. Зато «расстреливал» чужие ворота метко и изящно.

Приложение-2

посвященное главному футбольному чиновнику СССР и России в эпоху С. Е. Мышалова

– По-разному относились/относятся/будут относиться к этой неординарной персоне, но то, что бессменный (на протяжении четверти века!) рулевой отечественного футбола – профессионал, признают большинство знатоков и любителей. И не только в нашей стране. Однако мало кто расскажет о нем – уверен, что все догадались: речь идет о Колоскове – изнутри, без официозного панциря. Среди этих немногих и вы, Савелий Евсеевич. Разумеется, Вячеслав Иванович «присутствует» во многих наших беседах. Но мне показалось, что будет несправедливо, если мы не поговорим о нем отдельно. Вы согласны?

– У меня нет каких-либо возражений. Судите сами – весь футбольный этап своей биографии я трудился под руководством Вячеслава Ивановича. Для меня (и не только) он – человек, с которым очень комфортно работать.

КОЛОСКОВ В.И. Родился 15 июня 1941 г. в Москве. Окончил ГЦОЛИФК (1967), тренер-преподаватель по футболу и хоккею. В 1967–1974 гг. работал преподавателем кафедры футбола и хоккея ГЦОЛИФКа, с 1974 по 1979 г. старший тренер, гостренер, начальник отдела, начальник Управления хоккея Спорткомитета СССР. В 1979–1987 гг. начальник Управления футбола, с 1991 по 1992 г. начальник Управления футбола и хоккея. В 1992–2005 гг. президент Российского футбольного союза. С 1979 по 1996 г. член исполкома и вице-президент ФИФА. С 1994 по 2009 г. член исполкома УЕФА. Автор более 50 публикаций, в том числе 2 монографий по хоккею. Награжден Олимпийским орденом (1992) и Золотым орденом ФИФА «За заслуги». Заслуженный работник физкультуры РФ. В 2008 г. выпустил автобиографию «В игре и вне игры».

– Насколько понимаю, вы сотрудничали предостаточно лет…

– Давайте посчитаем: к выполнению обязанностей начальника Управления футбола (впоследствии – руководителя РФС) он приступил в 1979-м, а я в курируемых им национальных командах проработал до 1997 года. Значит, почти 20 лет!

Колоскова прежде всего отличает интеллигентность, а это – объемное понятие. В частности, эрудирован (даром, что ли, кандидат педагогических наук, профессор), доступен… Не помню случая, чтобы я пришел в приемную Вячеслава Ивановича и к нему не попал. Ни разу не слышал, чтобы в отношении меня он секретарше сказал: «Пусть подождет». Наоборот: увидев, всегда приветствовал, приглашал к себе.

В середине 1980-х образованность Колоскова в духе того времени сыграла с ним злую шутку. Часто выезжая за границу, он по возможности приобретал там такие книги отечественных авторов для домашней библиотеки, которые у нас сложно было приобрести. В тот раз купил сборник стихов Мандельштама. В отличие от нас, простых смертных, выезжавших по паспорту в красной обложке, Вячеславу Ивановичу по его служебному статусу полагался «синий», дипломатический, дающий право проходить через таможню без досмотра. Однако в «Шереметьево-2» его вдруг попросили открыть сумку. А там сверху лежал сборник. Вызвали эксперта. Он сразу вынес вердикт: «В нашу страну ввозить нельзя!» В Стране Советов нарушение такого запрета считалось серьезным проступком. Поэтому после изъятия томика в Спорткомитет СССР пришло официальное письмо. Колоскова вызвали для объяснения на заседание парткома. Вероятно, его авторитет в масштабах ФИФА и УЕФА оказался достаточным, чтобы замять «дело».

– Кстати, супруга Вячеслава Ивановича долго трудилась замом гендиректора Музея Ленина у Красной площади.

– К тому же она – доктор исторических наук. Расскажу о другом – почти идентичном – случае. Правда, с иным финалом. В дни чемпионата мира-1982 наши соотечественники из эмигрантов подарили всем участникам советской делегации сборник стихов Высоцкого «Нерв». В связи с этим у многих из нас, естественно, возник вопрос: а не конфискуют ли у нас книжку на таможне в Москве?

Поскольку замом руководителя делегации с нами, как нередко бывало, приехал Валерий Балясников (в эпоху Яшина вратарь № 2 столичного «Динамо», затем стоял и в основе, а после ухода из футбола работал во 2-м Главном управлении КГБ, где в звании полковника возглавлял отделение отдела, который занимался подбором и оформлением офицеров КГБ для зарубежных поездок в составе советских делегаций, в том числе спортивных. – Прим. Г.К.), обратились к нему за советом. Он успокоил: «Высоцкого провезем». И действительно: все прошло без сучка и задоринки.

– В предыдущих главах вы рассказывали, как дюжина главных тренеров сборной вела себя по отношению к врачу команды. А Колосков, будучи начальником, разбирался в специфике вашей работы, мешал или помогал?

– Главное – понимал, какие требования предъявлять медслужбе, работающей на результат в данном виде спорта. В годы учебы Вячеслав Иванович, разумеется, изучил курс дисциплин (физиология, биохимия…), расширивших кругозор руководителя.

– До того как возглавить футбольное хозяйство огромной страны, он курировал другой вид большого спорта – хоккей.

– Безусловно, Колосков досконально разбирается в учебно-тренировочном процессе. Он великолепно различал методы работы, например, Лобановского и Бескова. Что касается спортивной медицины, Вячеслав Иванович в 1970-е сотрудничал с нашим признанным «патриархом» в этой области Олегом Марковичем Белаковским. А я работал не только врачом сборной, но и возглавлял медицинский комитет Управления футбола. То есть по долгу службы часто проводил с коллегами семинары и совещания, выезжал в клубы… Когда заходил к Колоскову, чтобы получить визу на командировку, например, в Киев или Тбилиси, он, хорошо понимая ее целесообразность, подписывал бумагу без расспросов.

При нем в Управлении утвердилась традиция: по понедельникам проходили утренние «пятиминутки» с участием руководителей направлений. Они докладывали о текущих проблемах, а он их всегда информировал о последних заседаниях исполкомов ФИФА и УЕФА. Почти при каждом обсуждении Колосков находил нужным, повернувшись в мою сторону, спросить: «У вас есть дополнения или желание выступить?»

Когда мы готовились к очередному чемпионату Европы или мира, я обязательно докладывал ему о готовности нашего департамента. С гордостью отмечу: не могу припомнить, чтобы хоть раз, по-деловому вникая в содержание моих отчетов, Вячеслав Иванович сказал: «Нет, это не годится».

Если были на то основания, Колосков не скупился на доброе слово. А как это важно, получить одобрение от руководителя, видя в этом знаке внимания признание авторитета, заработанного годами напряженного труда. Тогда, согласитесь, вырастают крылья за спиной. И, наоборот, как же тяжело и обидно, когда на тебя цыкают и орут. Особенно когда совершенно не по делу.

– Неужели у вас случалось и такое?

– Да сколько раз! Вот, к примеру. Я уже трудился в «Локо», когда по объективным причинам затянулось лечение Евсеева и еще одного парня из дубля. По этому поводу созвали совещание у президента клуба Филатова (1992–2006), к которому я всегда относился с уважением. Однако в данном случае, не разобравшись в ситуации, Валерий Николаевич предъявил мне претензии. Все они, как говорится, были выстроены на песке. Так ему в явно искаженном виде доложили. Толком не вникнув в ситуацию, президент накричал на меня. Конечно, я был вынужден сказать:

– Вы знаете: неэтично повышать голос на человека, который гораздо старше вас!

Филатов относился к разряду тех людей, которые сначала орут, потом разбираются. А придя в себя, как ни в чем не бывало продолжают нормально общаться. После скандального совещания я приехал домой крайне расстроенный. Была бы в тот момент возможность перейти в иной клуб или на другую работу, расстался бы с «железнодорожниками» без колебаний.

Возвращаясь к Колоскову, на контрасте замечу: ни разу, подчеркиваю, ни разу не слышал, как Вячеслав Иванович не то, чтобы кричал, а даже немного повысил голос.

– Вы рассказывали, что когда сменялись главные тренеры сборной, Колосков звонил вам, загодя сообщая о кадровых перемещениях. Случалось ли такое, когда он способствовал тому, чтобы вы продолжали работать с наставником, решившим обновить прежний штаб национальной команды?

– Конечно, случалось. Например, в 1979-м при Бескове я остался не у дел. Иной начальник, поверьте, внимания бы не обратил на мой уход. А Вячеслав Иванович меня сразу вызвал и, «не подслащивая пилюлю», сказал:

– Да, не пригласили в первую сборную, но ты с сегодняшнего дня – врач «молодежки». Подойди к Николаеву и расскажи, что общался со мной по поводу твоего назначения…

Вскоре мы выиграли первенство Европы. И начальник Управления футбола искренне радовался по поводу того, что я столь удачно «встроился» в здоровую, нацеленную на победы команду…

Полной противоположностью Колоскову был его зам – Тукманов. Помню, сборная России приехала в Люксембург на отборочный матч первенства мира (наша команда под руководством Игнатьева 10 ноября 1996 г. взяла верх над хозяевами – 4:0. – Прим. Г.К.). Обычно перед выездом на стадион я заказывал в отеле полдник – чай, кексы, печенье, вафли без крема и жира. Однако на этот раз, когда я спустился, чтобы проверить, как выполнили мою просьбу, то, извините, обалдел: на столах, кроме прочего, стояли торты. Конечно, попросил их убрать. Пополдничали. Сыграли. Вернулись в Москву.

Через несколько дней администратор сборной Виктор Зинченко принес Тукманову счета для оплаты. В том числе за тот злосчастный полдник на сумму около 1000 долларов. Увидев гигантскую цифру, зам Колоскова вызвал меня:

– Да что же ты делаешь?! Какая тысяча?! Учти, вычтем из зарплаты, если не отрегулируешь вопрос! Звони в Люксембург, выясняй!

По-человечески то же самое можно было выразить другими, нормальными словами. Дескать, видно, произошло недоразумение – пришел не тот счет. Попробуйте связаться, уточнить….

Несмотря на пережитый шок, я оперативно успел отправить в отель факс с просьбой расшифровать представленный счет. И уже через час получил ответ с тысячью извинениями за то, что местная бухгалтерия ошиблась адресом. Действительно, вскоре прислали квиток на 150 долларов, что сошлось по нашей смете. Передал его Александру Вячеславовичу, тем самым закрыв вопрос. Другой на его месте извинился бы. А Тукманов, взяв бумажку, даже головы не поднял. Такого Колосков себе никогда бы не позволил. Он ценил во мне трудолюбие, добросовестность, знание своего дела, большой жизненный опыт. Более того, считал незазорным лишний раз прислушаться к моему мнению и об игре, и о составе сборной…

– Неужели было и такое? Есть пример?

– Под руководством Игнатьева шла подготовка к отборочной встрече первенства мира против команды Болгарии (10 сентября 1997 г. – Г.К.). Среди футболистов, приглашенных в Новогорск, оказался и Леша Косолапов. Представляете, как я этому радовался: наконец, в сборной появился полпред «Локо». Футболист, Мастер (оба слова с прописной). Все бы хорошо, да только в исключительно важных, судьбоносных матчах он «растворялся». Видимо, не осилив психологическую нагрузку, почти каждый раз «перегорал».

Незадолго до того матча мы с Колосковым разговорились у бровки поля:

– Ну как, Савелий, ребята? – поинтересовался он по обыкновению.

– Что-то мне сегодня в ходе утреннего обследования не понравился Косолапов.

– А почему?

– У каждого футболиста, которого я день за днем долго наблюдаю, есть своя «планка» со стабильными физиологическими и медицинскими характеристиками. Так вот свежие данные Леши слишком уж уступают его обычным. Естественно, сообщил об этом руководству команды.

В матче против болгар (0:1) Косолапова в перерыве заменили – в 1-м тайме он самым очевидным образом провалился. Позже Вячеслав Иванович предъявил претензии к тренерам:

– Как так? Ведь вас доктор предупреждал о состоянии игрока?

Объективности ради отмечу: в дни всех чемпионатов мира и Европы с участием нашей сборной Вячеслав Иванович после тренерских советов и обсуждений всегда отзывал меня в сторону и спрашивал:

– Как твое мнение по поводу состава, исходя из медицинского досье?

– Мои познания советской технологии присвоения почетных званий и титулов (в современной России данная система не претерпела кардинальных изменений) позволяют предположить: все ходатайства и характеристики по поводу вас подписывал Колосков?

– Да, положение, как говорится, обязывало. Но главное, что он при этом старался соблюдать максимальную объективность. И даже о моих скромных трудах не забыл. За что я ему без официоза, а просто по-человечески благодарен. Кстати, об официозе.

С некоторых пор церемонии вручения знаков почетных званий врачам или артистам происходят в Кремле. Со мной получилось иначе: меня неожиданно пригласили на заседание коллегии Спорткомитета СССР, где Русак, глава нашего ведомства, вручив значок «Заслуженного врача РСФСР», очень тепло высказался в мой адрес. И вы знаете, услышав добрые слова и напутствия из уст остальных присутствовавших, хорошо знавших меня людей, я понял: нет худа без добра. Вряд ли в данном случае торжественная, но сугубо официальная церемония награждения в Кремле могла сравниться с менее формальной и более теплой обстановкой чествования в кругу хорошо знающих тебя людей. Словом, я вернулся домой окрыленный.

– Коль речь зашла о званиях и титулах, всегда хотел узнать, как обстоит с этим у врачей. Ведь без их содействия прославленные атлеты не стали бы «мастерами спорта», а затем и «змс»?

– Нам, медикам, присваивают категории: высшая, 1-я и 2-я – в зависимости от стажа работы. Когда защищаешь ту или иную, пишешь отчет по работе за последние 3 года. В результате получается фолиант объемом с хорошую диссертацию.

В советские годы врачи сборных трудились под «крышей» медицинского отдела Спорткомитета страны. Как-то тогдашний начальник Анатолий Коврижных, вызвав меня и еще несколько опытных коллег, дружески обратился к нам:

– Ребята, чего сидите? Надо защищать категорию!

– Она отражалась на зарплате?

– Да, за категорию доплачивали 50 рублей при средней зарплате 180 в тех же «деревянных». Приличная надбавка. Плюс 30 рублей за «заслуженного врача». Рекомендацию шефа воспринял как сигнал к действию, посвятив все ближайшие летние месяцы написанию соответствующего отчета. Он попал в Высшую аттестационную комиссию (ВАК), в состав которой входил главный врач лечебно-физкультурного диспансера № 1 Лев Николаевич Марков.

– Я не только знал Маркова, но и нередко брал интервью у него, профессора, президента Федерации спортивной медицины России, заслуженного тренера СССР…

– На стол высокой комиссии положили мой отчет с отзывами и печатными работами (если набиралось 10 публикаций, то подобный труд считался серьезным вкладом в науку, а я, часто выступавший в журналах, именно столько тогда и собрал). В ходе обсуждения предложений Марков сказал:

– Поскольку Мышалов у нас впервые проходит, достаточно присвоить 1-ю категорию.

В ответ главврач 1-й Градской больницы Андрей Иванович Лысов, кстати, выпускник 2-го меда, возмутился:

– Да вы что, коллеги! Какая 1-я? Посмотрите отчет – это же готовая диссертация! А послужной список видели?

Словом, единогласно проголосовали за «высшую». Тогда в Спорткомитете СССР, кроме меня, с такой категорией работали только два врача.

– На самом деле вы могли защитить диссертацию?

– Когда из ВАКа вернули мою толстенную папку, секретарь нашего отдела Анна Наумовна позвонила мне:

– Савелий, забери свой отчет.

Однако при личной встрече настоятельно посоветовала:

– Сдай-ка ты кандидатский минимум. А уж место, где защититься, найдем!

Между прочим, Миронова предлагала это сделать на базе ЦИТО. Скорее всего я тогда не очень серьезно отнесся к реальной возможности получить научную степень. Потому что, узнав, что, кроме профильных предметов кандидатского минимума, придется сдавать экзамен по марксизму-ленинизму, сказал «нет». Но как бы то ни было, с косвенной подачи Колоскова уважаемые коллеги воздали должное моему труду и знаниям.

– Савелий Евсеевич! Не стану скрывать: у меня двойственное отношение к Вячеславу Ивановичу. Поэтому располагаю неоднозначной историей моего творческого общения с ним. Причем должен отметить: Колосков ни разу не отказал мне в интервью ни до, ни после нашего публичного клинча вокруг пресловутого «письма 14» и выдавливания Садырина из сборной незадолго до первенства мира-1994.

Я уже признался в том, что, курируя тему спорта в «Труде», оказался по ту сторону «баррикад», которые возвели Тарпищев и Бышовец. Не без моего содействия им «подпевали» на страницах профсоюзной многотиражки бывшие ведущие обозреватели некогда популярного еженедельника «Футбол». Колосков «контратаковал» (при содействии нынешнего «золотого пера» одной из спортивных газет) на страницах чуть ли не заводской газетенки, лягнув и меня, и ключевого нештатника «Труда».

Да и позже, каждый раз, когда под Вячеславом Ивановичем качалось кресло президента РФС, где бы я ни выступал («Известия», «Новые Известия», «Русский курьер», Радио «Свобода»), я прямо или косвенно участвовал в «артобстреле». Надо отдать должное Колоскову, который блестяще отбился от растиражированных подозрений и спекуляций относительно коррумпированности РФС и его руководства. В конце концов «весь в белом» ушел в почетную отставку, показав нам, «вечным» его критикам, известную комбинацию из трех пальцев.

Самый поразительный и убедительный аргумент, повлиявший на нынешнюю коррекцию моей прежней позиции – подавляющее большинство «звезд» отечественного футбола, и игроков, и тренеров, с кем я общался за минувшие два десятилетия, поддерживали и поддерживают Колоскова. Они – теперь и я с ними – считают: без фундамента, который заложил Вячеслав Иванович, ни сборная России, ни ведущие клубы страны не добились бы общеизвестных успехов в ХХ1 веке. Таким образом, Савелий Евсеевич, я присоединяюсь к вашему приложению, посвященному главному футбольному чиновнику СССР и России.

Часть третья

Глава 1

«Наш паровоз, вперед лети!»

– Савелий Евсеевич! Давайте, наконец, поговорим о вашем нынешнем месте работы! Если взглянуть на нее с колокольни спортивного врача, как выглядел «Локомотив» в начале 1990-х, когда вы пришли туда?

– До меня уже пару лет с командой работал доктор Ярдошвили. Весной 2010-го Александр Эдуардович отметил 30-летие своей спортивно-медицинской деятельности. Так что он был далеко не новичком в большом футболе. В свое время начинал у Виктора Прокопенко в одесском «Черноморце»… До перехода в «Локо» возвращал в строй игроков «молодежки», потом – во времена Быщовца – футболистов сборной, затем московского «Динамо»… Солидный «железнодорожный» стаж и у Александра Михайловича Гасова. Этого высококвалифицированного массажиста, ответственного, исполнительного работника, до сих пор вспоминают добрым словом в том же «Динамо», те же игроки национальной команды времен Бышовца. Чуть позже из «Спартака» к нам перешел другой замечательный массажист, владеющий приемами мануальной терапии – Владимир Владимирович Ткаченко. Наконец, в нашей «команде» появился его третий коллега – Сергей Николаевич Семакин.

При этом подчеркну: в этом небольшом коллективе нет разделения на специалистов, допустим, 1-й или 2-й категории. В чем, кстати, опять заслуга Семина. Как-то в разговоре со мной он так прямо и сказал:

– У нас все равны – нет старших или главных.

Действительно, при Палыче был создан коллектив единомышленников, сформированный на тех же неформальных, проверенных жизнью принципах, что отличают дружную, здоровую семью.

Поэтому мне эта футбольная команда сразу пришлась по сердцу. Понравились и тогдашние ее лидеры – Косолапов, Смирнов, Гарин, Чугайнов… За ними потянулась талантливая молодежь. Тогда пригласили в клуб Соломатина, Елышева, Овчинникова… Чуть позже к ним присоединились Лоськов и Евсеев… Так что с этой стороны все было здорово.

– В середине 1990-х, когда Семин прочно поставил «Локомотив» на ноги и команду укрепили перечисленные вами перспективные футболисты, один из моих коллег у него спросил: «А что, собственно, этих ребят так у вас вдруг привлекло?» Ответ Юрия Павловича был примерно такой: у нас, в «Локо», прекрасный президент, неплохой тренерский состав, отличная медицина, в конце концов – один из лучших автобусов… Прокомментируете?

– Не вопрос! Про автобус, конечно, шутка. Но при этом правдивая. Все остальное – то же самое. Причем, без шуток. Прежде всего скажу о том, что мне всего ближе – про появление суперсовременного медицинского центра.

А ведь поначалу то, что я застал по врачебной части, меня, мягко говоря, шокировало. На спортбазе в Баковке, по существу, отсутствовали материальные условия для серьезной медицинской работы. Ну, к примеру: перевязки и инъекции делали в комнате, где… жил доктор. А ведь по соседству располагались три просторных смежных помещения, вполне пригодных для развертывания нормального медцентра.

Словом, во всем наблюдались разор и запустение. Запыленная, частично неисправная аппаратура бесполезной грудой лежала сваленной в углу – к ней никто годами не прикасался. Просроченные медикаменты в беспорядке валялись по всей комнате, которую, словно в насмешку, называли складом. Массажные столы, видно, наспех сколачивали из досок. Отсутствовали элементарные тренажеры, крайне необходимое диагностическое оборудование для контроля функционального состояния футболистов…

Да и вся база представляла собой тесное двухэтажное здание. Игроки и руководители команды жили в комнатах наверху. Внизу – столовая и технические службы. В первые же дни пребывания на базе я стал свидетелем того, как спортивная форма ребят после тренировок, вместо того чтобы попасть в прачечную, развешивалась «для проветривания» на балконе и перилах лестниц… Представляете уровень антисанитарии?

– Не только представил, но и вспомнил давно позабытую атмосферу коммуналки. Не пожалели тогда о переходе в «Локо»?

– Полагаю, окажись иной мой коллега на этом месте, наверняка бы, не мешкая, попрощался бы с «железнодорожниками». Однако безвольно опускать руки – не в моем характере. Поэтому после первого же обстоятельного обсуждения с Семиным сложившейся ситуации взялся засучив рукава за дело. Для начала добился, чтобы вещи на перилах не сушили. Затем обустроил собственное рабочее место. Причем так, чтобы это стало заделом для будущего, по крайней мере, мини-медцентра. После того как с помощью администрации Баковки мы расчистили три вышеупомянутые комнаты, в одной из них разместилась физиотерапия, другая стала кабинетом врача, а третья превратилась в перевязочную.

– Каким образом удалось оперативно нашпиговать их современным оборудованием? Оно ведь стоит немалых средств?

– Первым, к кому я обращался, был, естественно, главный тренер. Обычно я «на мягких лапах» подбирался к Палычу: хорошо бы, дескать, купить то-то и то-то – ну, крайне необходимо… И что характерно! Внимательно выслушав, Семин почти всякий раз отвечал одной фразой:

– Нет проблем – пиши заявку!

Ну, первым делом я представил Семину список самой необходимой техники. Для моей работы над программами, позволяющими объективно определять функциональное состояние футболистов, нужно было приобрести несколько компьютеров. Получив благословение главного тренера, отправлялся решать практические вопросы к президенту клуба Валерию Николаевичу Филатову. (Это к вопросу о «крестных отцах»). Под его финансовые гарантии и консультируясь со знакомыми специалистами, я подбирал нужную лечебную и диагностическую аппаратуру. Причем в основном отечественного производства.

Например, электрокардиограф и компьютер с диагностическими программами для оценки регулярных утренних обследований игроков. Превысив, каюсь, свои служебные полномочия, приобрел компактный, но вполне многофункциональный тренажер «Геркулес», оборудование для солярия, необходимого для профилактики простудных заболеваний…

– Неужели все уместилось на нижнем этаже базы?

– Не вполне. Пришлось временно занять еще и пустой холл на 2-м этаже.

– Почему вы сделали оговорку «временно»?

– Потому что второй, наиболее кардинальный этап переоборудования медцентра начался позже – параллельно с генеральной реконструкцией базы. Тогда – вскоре после своего назначения весной 1997-го – в Баковку приехал новый министр путей сообщений России Павел Емельянович Аксененко (1949–2005). Увидев нашу «деревяшку», он сразу решил:

– Будем на ее месте возводить новую, двадцать первого века базу.

После того как архитекторы подготовили проект, меня пригласили, чтобы я посмотрел, какое место они выделили медицине. К моему удовольствию, они предусмотрели чуть ли не все, о чем можно было только мечтать: две комнаты для физиотерапии (одну потом заполнили спецаппаратурой, другая стала кабинетом функциональной диагностики); кабинеты врача и хирурга для неоперативной помощи (уколы, «блокады» и т. д.); массажную; бассейн, как вспомогательное средство для восстановления игроков; и, наконец, две сауны – команда по-прежнему пользовалась старенькой баней в котельной…

– Однако все перечисленное вы увидели на бумаге. А у нас по традиции туговато с реализацией заманчивых задумок…

– Тогда мне и клубу здорово повезло. На один из сборов, проходивший в Чокко (Италия), с нами поехал Иван Тихонович Авдюхин, начальник финансовой службы Московской железной дороги (тогда начальником МЖД работал замечательный мужик – Иван Леонтьевич Паристый). Его, дабы тот отдохнул от цифр, в расположение команды пригласил сам Палыч. Когда Авдюхин шел гулять, я к нему старался присоседиться. И, составив таким образом компанию, как бы между прочим делился информацией о проблемах «Локо». Гость между тем впервые увидел тренировки футболистов. Например, как в ненастную погоду им несколько часов подряд приходится месить грязь на поле. После чего Иван Тихонович признался:

– Даже не предполагал, что ребятам приходится столько трудиться.

Тут-то и подвернулся нужный момент ему сообщить:

– В этом и все дело. После такого напряга их надо лечить, восстанавливать. А как? С помощью чего? Медицинская аппаратура у клуба сама себя пережила. Срочно все надо менять.

Иван Тихонович, надо отдать ему должное, сразу проникся. И даже дал дельный совет:

– Все купим! Только, знаешь что, не приходи к нам с каждым счетом отдельно. Выбирай технику, собирай счета. Бухгалтерия все оплатит.

По возвращении домой я вступил в переговоры с экспертами московских представительств некоторых зарубежных фирм – производителей медоборудования. После чего, как на работу, приходил в офис МЖД, где Паристый и Иван Тихонович подписывали все наши заявки. Диалог между нами, как правило, проходил в стремительном стиле:

– Что еще нужно?

– Компьютер!

– Пожалуйста!

Таким же образом на базе появились массажные кушетки, оборудование для комнаты функциональной диагностики, столики для операционной…

Тем временем мои «аппетиты» росли как на дрожжах. В конце концов, я «замахнулся» на аппарат ударно-волновой терапии (благодаря ему токи ультравысокой частоты с помощью ударной волны проникают в ткани, вызывая ответную реакцию). Это чудо современной медицины стоило аж 25 000 долларов! Когда фирмачи назвали мне цену, я засомневался, что затея выгорит. Но когда Баковку в очередной раз посетил Аксененко и стал осматривать наше медицинское хозяйство, я не выдержал:

– Николай Емельянович, есть такой шанс…

Министр выслушал меня внимательно. И тут же обернулся к Филатову:

– Подготовьте письмо – министерство перечислит валюту.

Так клуб стал обладателем оборудования, которое тогда можно было увидеть от силы в 3–4 столичных клиниках. Вообще в бытность Аксененко главой РЖД я не помню отказа нашим просьбам. Представьте, за 120 000 долларов приобрели супертренажер с программным обеспечением процесса реабилитации футболистов. Затем купили у немцев прямо-таки уникальный в те годы аппарат вакуумной терапии…

Так уж совпало, что в те 1990-е годы у Лоськова обнаружилось плоскостопие. Причем в такой степени, что потребовались специальные стельки, чтобы наш капитан мог нормально тренироваться. К тому же к первой беде добавилось хоть и незначительное, но искривление позвоночника, что, разумеется, также вызывало дискомфорт. Вместе с Лоськовым я отправился в мюнхенский клуб «1860». Эта команда располагала очень хорошим восстановительным центром и высочайшей квалификации доктором, которого регулярно привлекали для работы в сборной Германии.

Пока немецкие медики занимались Димой, я внимательно знакомился с их центром. И приметил замечательный многофункциональный аппарат. Кроме электротоков, к нему могли встроить электрозвуковое и лазерное устройства. Потрясенный увиденным, позвонил Филатову:

– Валерий Николаевич! Потрясающе эффективное оборудование. Правда, стоит немалых денег – примерно 4000 евро.

В ответ президент «Локо» резонно поинтересовался:

– Слушай, у тебя уже столько техники набралось!

– Хорошего чем больше, тем лучше. А этот аппарат в первую очередь тому же Лоськову нужен.

– А-аа! Ну, если так, тогда бери!

Фирмачи выписали счет, я отправил его в Москву. А вскоре и сам улетел домой. Подлечившись, Лоськов потом привез тот аппарат на нашу базу…

Для регистрации воздействия физических нагрузок во время тренировки существуют специальные спорт-тестеры: с помощью надетого на игрока датчика на его ручные часы сбрасывается вся информация (в основном показания сердца). При этом определяется пульсовая «цена» каждого упражнения в зависимости от режима занятий, анаэробном или аэробном. Вот так приобрели для футболистов и столь необычные хронометры…

Словом, результат, как теперь принято заявлять чуть ли не в каждом рекламном объявлении, превзошел все ожидания. Помню, как, переступив порог новенького, «с иголочки» здания клубного медцентра, Семин прямо-таки с мальчишеским восхищением воскликнул:

– Ну, Савелий, теперь у нас есть настоящая клиника!

– Медицинские центры других ведущих клубов российской премьер-лиги оснащены лучше или хуже, чем «Локомотив»?

– Особо с базами конкурентов не знаком. Со слов очевидцев, например, знаю о хорошо оборудованном динамовском центре. Однако наш, по мнению экспертов, один из лучших. Чтобы обращаться с современной техникой на «ты», я постоянно учился работать с аппаратами, которые устанавливались в Баковке.

– Уровень нового медцентра сказался на результатах «Локо»?

– Да, в те годы клуб стабильно входил в «тройку» призеров национального чемпионата.

– Клубное руководство оценило весомый вклад медиков?

– Все участники нашей «команды» стали «Почетными железнодорожниками». Это весьма престижное, дающее определенные льготы звание.

– А конкретнее?

– К примеру – раз в году бесплатный проезд в любом направлении по России или льготы в стоимости билетов, купленных для родных или близких.

– Кстати, медали, завоеванные «Локо», вам доставались?

– Да. И медали, и материальные поощрения со стороны МЖД (позже команда перешла в систему РЖД). Причем поэтапно. Если после 1-го круга клуб оказывался в первой «тройке», все получали премию. В конце успешного сезона – вновь премия плюс бесплатные путевки от профкома МЖД. Кстати, однажды я, воспользовавшись подобным поощрением, пригласил Симоняна в Турцию для совместного отдыха. Словом, я получал и получаю не только удовлетворение, но и удовольствие от своей работы.

– Не могу не отметить, какой стадион в Черкизове появился у «железнодорожников» – один из лучших не только в стране, но и в Европе.

– Что тоже заслуга светлой памяти Аксененко. Когда я пришел работать в «Локо», в начале 1990-х рядовые матчи обычно собирали примерно 2000 болельщиков, решающие – почти вдвое больше. Реконструированный стадион (вместимость – около 30 000 человек) часто стал заполняться под «завязку». Мы стали, действительно, народной командой – не зря ее стали ласково называть «Локо». Да и на международной арене «железнодорожники» стали выглядеть солидно: в матчах Кубка УЕФА и Лиги чемпионов соперничали с грандами еврофутбола («Милан», «Интер», «Арсенал», «Боруссия», «Бавария», «Штутгарт», «Реал» и «Барселона»…).

– Вот как здорово аукнулись инвестиции МЖД/РЖД в подопечных! Что происходило в «Локо» после ухода Аксененко?

– Во-первых, сменилось руководство МПС, да и само министерство преобразовалось в АО «Российские железные дороги». Возглавил его Владимир Иванович Якунин. Во-вторых, тогда же Семина пригласили в сборную России. Конечно, пост главного тренера национальной команды – должность престижная. К тому же не зря говорится, что каждый солдат хочет быть генералом.

– Согласитесь, вряд ли другой человек на месте Юрия Павловича отказался бы от подобного предложения?

– Да я и не спорю! Словом, Семин передал команду Эштрекову. Что можно сказать о последнем? Интеллигентный человек, профи, фанат своего дела, долго работавший помощником Палыча.

Однако не каждый, даже очень хороший второй тренер может стать столь же успешным первым. Ситуация в команде менялась постепенно. Поначалу мы по инерции продолжали катиться по дорожке, протоптанной Семиным. Приходили одни, уходили другие футболисты. Костяк игроков-единомышленников при этом оставался прежним: Лоськов, Сычев, Сенников, Евсеев, Чугайнов, Смирнов. Сохранялся и фирменный боевой дух «Локо», ярко выраженный настрой на совершенствование…

Я и сам каждый сезон занимался самообразованием. Работая со столь классным коллективом, старался постоянно повышать собственную профессиональную квалификацию. В результате ребята в меня поверили. Причем настолько, что даже те, кто заканчивал выступать за «Локо», продолжали приезжать в Баковку на консультацию или обращались ко мне за помощью.

– То есть ничего не предвещало тех кардинальных изменений, которые внезапно произошли?

– Да, все до поры до времени выглядело безоблачно. Однако на каком-то этапе – не знаю, по какой причине – контакт между Эштрековым и Семиным нарушился. Во всяком случае то, что Палыч перестал появляться в Баковке, на мой взгляд, чья-то ошибка. В других командах такого не происходило. Например, когда Романцев в «Спартаке» передал бразды правления «Спартаком» Ярцеву, Олег Иванович время от времени посещал тренировки. И оба наставника красно-белых, бывший и действующий, совместно решали клубные проблемы.

В 2005-м «Локо» покатился вниз. По времени это совпало с моментом, когда Лоськов и Сычев получили тяжелые, потребовавшие длительного восстановления травмы. Правда, и без них команда все равно завершила сезон третьей. Но руководителей РЖД такой результат не устроил. В декабре того же года Эштрекова заменил Славолюб Муслин, очень хороший тренер и человек, много «железнодорожникам» давший.

При нем к нам из Италии вернулся Гуренко, из Португалии – Овчинников, из Испании – Хохлов. В тот же период в команде появились суперфорварды Джанашия и Обиора… Ближе к середине первенства страны «Локо» выправил положение настолько, что почти на равных вел борьбу за чемпионский титул с ЦСКА и «Спартаком». В сентябре клуб стартовал в Кубке УЕФА, но, к сожалению, в 1-м же раунде по итогам двухматчевого противостояния уступил малоизвестной бельгийской команде «Зульте Варегем» с общим счетом 2:3. Говорили, что якобы этот провал стал последней каплей в чаше терпения руководства «Локо».

Освободились от серба таким образом. Накануне он, как обычно, провел тренировку. Однако на следующий день, когда мы приехали на работу, нас поставили перед фактом – Муслин освобожден. В тот же день едва успевшим с ним попрощаться игрокам представили нового наставника – Олега Долматова. Ребята были шокированы. У некоторых стояли слезы в глазах. Славолюб многое сделал для «Локо». Он внес в микроклимат команды то, что уже давно отличает классные европейские команды: культуру общения, индивидуальный подход к каждому игроку, уважительное к нему отношение… Ребята не просто к нему привыкли – они его искренне уважали.

Но Славолюба убрали. А дальше пошло-поехало. Началась чехарда с тренерами. Двух месяцев оказалось достаточно, чтобы всем стало ясно – Долматов оказался чужаком. Олега освободили вместе с президентом Филатовым. Следующий наставник – Бышовец, авторитетный и эрудированный (не только в сфере футбола) специалист.

– Тут нужно наверняка оговориться: одновременно с приходом Бышовца, назначив Семина президентом клуба, руководители РЖД вольно или невольно создали взрывоопасную ситуацию «соседства двух медведей в берлоге».

– В том-то и весь фокус! Ведь то, что делал Бышовец, не одобрял Семин. И наоборот. Они – явные антиподы и психологически несовместимы.

– На фоне Юрия Павловича, родного для «железнодорожников», команда не «переварила» очередного «чужака»?

– Можно и так сформулировать! Своими действиями Бышовец вызвал недовольство у лидеров «Локо» и тем самым спровоцировал процесс собственного отторжения. Вероятно, как педагог Анатолий Федорович в ряде своих решений был не так уж и неправ. Но явно совершил стратегическую ошибку, «хирургически» радикально удалив из команды ее мэтров Евсеева и Лоськова. Потом произошло дистанцирование и уход Овчинникова…

Когда «подожженная» Бышовцем «пороховая бочка» взорвалась, наши шефы из РЖД тем же макаром решили кадровый вопрос – сразу освободили и главного тренера, и президента. Бышовец «потянул» за собой уход своего штаба аж из пяти помощников. Причем никто из них раньше никаким боком-припеком не имел отношения к «Локо».

– Подобная чехарда не отразилась на работе медштаба команды?

– Профессиональная сторона дела как раз не пострадала. Даже наоборот. Бышовец в силу образования и тренерского таланта, ознакомившись с врачами и медцентром, нам доверял. Поначалу, правда, личные отношения между нами складывались не очень гладко. Конечно, дело прошлое, но на первых порах у меня возникло ощущение, что Анатолий Федорович никак не может забыть о моей длительной совместной работе с Лобановским. А они с Бышовцем, как известно, считались давнишними антагонистами.

Тем не менее, во второй половине сезона мы притерлись, стали дополнять друг друга, главный тренер стал прислушиваться к рекомендациям докторов… Гораздо хуже складывались у Бышовца отношения с командой. Очень скоро между ним и игроками, особенно с легионерами, возникла почти непреодолимая дистанция. Они стали открыто «сдавать» матчи, саботировать Бышовца. В результате от него отвернулось и клубное руководство. Не зря же Анатолий Федорович говорил мне:

– Видишь, Савелий, как палки в колеса суют!

Действительно, если бы наставнику помогли, может, он и остался бы. А так его судьба оказалась предрешенной.

Назначили Рахимова, который пришел в команду со своими ассистентами. Команда заскользила вниз. Первый тревожный сигнал – 7-е место в чемпионате – раздался в 2007-м, еще при Бышовце. В следующем сезоне – вновь 7-е, но уже с Рахимовым.

Футбол – коллективный вид спорта. Разрушить команду просто – для этого особенных усилий предпринимать не надо. А вот чтобы ее создать, требуется не один год. Для примера возьмем симфонический оркестр. Разве сразу создается ансамбль, который звучит так, как хочется дирижеру? Нет, всем нужно время. Даже тем футбольным мастерам, которые – если продолжить аналогию с музыкантами – могут играть «с листа». Что уж говорить об остальных, которых надо длительное время учить, направлять…

– А еще есть руководители клуба, которые вкладывают немалые средства и хотят как можно быстрее получить отдачу в виде достойного результата. После ухода Семина с должности президента председателем совета директоров «Локо» стал Липатов.

– Да, Сергей Владимирович – очень спортивный человек, часто обследуется у меня. Я его привожу в качестве наглядного примера нашим футболистам – в свои 48 лет Липатов находится в великолепной физической форме. Между прочим, в футболе разбирается не понаслышке – в свое время играл за «Кубань».

Когда работал Бышовец, он в дуэте с Сергеем Владимировичем нередко беседовал с ребятами. Кстати, Липатов оказывал им колоссальную финансовую поддержку, перечисляя солидные бонусы. О нем много чего говорят, но я Сергея Владимировича оцениваю как человека, который сделал и продолжает делать для клуба все, что может.

– У вас есть возможность сравнить всех предыдущих президентов «Локо» – Филатова, Семина, Липатова. В частности, они все в раздевалку заглядывали?

– Да. Но до игры – редко. Это в советские времена начальники считали нужным прийти и устроить «накачку». А после окончания матчей заходили и Паристый, и Аксененко, и Якунин, и Филатов, и Липатов…

– С ноября 2007-го появился Наумов.

– Да, он до этого работал советником Якунина. Николай Алексеевич из Питера, в большом спорте новичок. Ему, конечно, нужно было время, чтобы «акклиматизироваться» в футболе. Да и ноша, по правде говоря, нелегкая. Трудиться на посту президента клуба – все равно, что сидеть на электрическом стуле. Помимо собственно кураторства команды, на него сваливается столько забот и хлопот по работе клуба, что не позавидуешь. По масштабам это хозяйство не уступает любому крупному бизнес-проекту. Наш новый стадион, строительство аквацентра (этот проект после трагедии в аквапарке на юго-западе Москвы несколько лет назад закрыли), возведение многоэтажного гаража («заморозили» из-за финансового кризиса)…

Расширяя инфраструктуру «Локо», Наумов многого успел добиться. Появилась малая арена с трибунами и освещением. Поле с искусственным покрытием закрыли куполом, что позволяет теперь тренироваться в любое время года. Много сделано и в сфере организации медслужбы, появились новые подразделения, принят на работу руководитель департамента научно-медицинского обеспечения Эдуард Николаевич Безуглов.

– Получается, авторитет врачей «Локо» вырос?

– Да. Если и ощущаем на себе недовольство тренеров или руководства клуба, так это естественно в любой сфере деятельности.

– Болельщики, слышал, жалуются: почему, когда случаются ЧП с футболистами, их поголовно отправляют лечиться за границу?

– «Поголовно» – это явное преувеличение. Травма травме рознь. Очень тяжелые, бывает, требуют полугодового периода восстановления. Например, модная нынче болячка – повреждение передней крестообразной связки, имеет существеннейшее значение для коленного сустава. Если она не в порядке, футболист играть не может. Единственный метод лечения – операция. Наши хирурги, возможно, и не хуже иностранцев, но в остальном – реабилитации, методике послеоперационного восстановления – мы явно уступаем. Поэтому и приходится отправлять ребят за рубеж.

– Может, имеет смысл напомнить, где лечатся «железнодорожники»?

– Что касается оперативного вмешательства, то этим вместе с Ярдошвили занимаюсь я. А если возникает необходимость в сложных операциях, ребят отправляем за границу. Причем так поступаем не только мы, но и коллеги в ведущих российских клубах.

Наиболее тесными можно назвать наши контакты с доктором «Штутгарта» Фройлихом. Это сотрудничество развивается с 1996 года. Из «железнодорожников» первым пациентом этого прекрасного немецкого специалиста стал Евгений Харлачев, которого я привез в Германию на операцию после повреждения мениска. С тех пор все наши повторившие путь Харлачева ребята оставались довольны. Ни одного случая осложнений, рецидивов.

Следующая наша «точка» – Мюнхен. Там решаем проблему с другой «популярной» болячкой, ограничивающей движение футболистов – расширением паховых колец. С 1997-го сотрудничаем по данным поводам с профессором Ульрих Мушавик. Ее нам рекомендовал Бородюк, тренер сборной России. До того как Саша провел у нас два сезона (1997–1999), он несколько лет выступал за немецкие клубы. Тогда же оперировался у Мушавик. Кстати, у нее помощница Майя, русскоговорящая грузинка, закончила местный мединститут.

– Мне пришло на память ваше наблюдение за тем, насколько внимателен Семин ко всему живому – к тем же цветам на клумбе перед главным корпусом на спортбазе в Баковке. Как он умеет это живое подметить и поддержать. Разные тренеры работали в нашем футболе. И разные эпитеты можно было бы через черточку приписать к их должности: «тренер-диктатор», «тренер-новатор», «тренер-экспериментатор». Даже «тренера-заочника» и «тренера-временщика» можно отыскать. Юрий Павлович, по-моему, «тренер-садовник».

Ведь это факт, что каждый раз после его ухода жизнь в футбольном хозяйстве клуба явно увядала. А вновь возрождалась – стоило только Палычу снова встать за пульт управления командой «железнодорожников»…

– Тут ведь все очевидно. Потому что зримо. Семин по натуре – созидатель. И мне представляется, что все, как он задумал, может, еще в начале тренерской карьеры в «Локо», постепенно сбывается. Понимаете, я и миллионы наших болельщиков спим и видим заветный сон, когда на российских полях появится команда, которая вернет былую славную репутацию отечественному футболу, завоеванную прежними поколениями выдающихся мастеров. Я почему-то верю: если такое в обозримом будущем случится, то это, скорее всего, будет команда Палыча.

Глава 2

И покаяния, и «Скорая помощь»

– Савелий Евсеевич! Нам предстоит необычная заключительная беседа. Когда мы вроде обо всем и обо всех переговорили, вы неожиданно предложили рассказать о своих наиболее заметных промахах за десятилетия профессиональной практики. Естественно, я согласился на столь неординарный финальный поворот в наших околофутбольных посиделках. Тем более что пословица – не ошибается только тот, кто ничего не делает – популярна во все времена и во всех сферах человеческой деятельности.

Со своей стороны, я потом, в качестве «десерта», попрошу рассказать о нештатных ситуациях, в которые вы попадали волею обстоятельств.

– Спасибо за то, что вы сразу поняли и поддержали мою идею. Поэтому начнем без «разгона».

Итак, апрель 1970 года. Во время одного из товарищеских матчей за рубежом, который состоялся незадолго до выезда на чемпионат мира в Мексику, спартаковец Виктор Папаев получил травму голеностопного сустава. Уже в Москве мы, сделав снимок, определились с диагнозом – внутрисуставной перелом одной из косточек. Пришлось положить гипс, начать длительный курс лечения… По-моему, случившееся больше всех расстроило Качалина.

– С одной стороны, его, главного тренера, понять можно. С другой – в любой сборной, как правило, запасных игроков не меньше, чем ключевых. Их общий уровень настолько высок, что эта градация нередко выглядит условной.

– Теоретически все так. Но потеря Папаева была особенно чувствительной. Потому что если иметь в виду условия мексиканского среднегорья, преимущество получает тот, кто обладает высокой техникой. Согласитесь, в жару там много не побегаешь. За счет чего бразильцы стали чемпионами? На поле они оказались очень экономными.

Гавриил Дмитриевич очень рассчитывал на Папаева: тот, мастерски удерживая мяч на чужом пятачке, мог «раздеть» полкоманды. Поскольку у меня с Качалиным сразу установились доверительные взаимоотношения, он спустя две недели после случившегося у игрока перелома попросил:

– Савелий! Сделай контрольный снимок! Если он покажет благоприятную ситуацию, то возьмем Виктора на чемпионат. Жалко парня – ведь участвовал во всех отборочных встречах.

– Какими оказались ваши последующие действия?

– Мы отправились в лужниковский диспансер. Взглянув на свежий снимок, рентгенолог Людмила Захаровна Голод – замечательная женщина, которая чрезвычайно переживала за всех спортсменов вообще, а за меня персонально, сообщила:

– Мозоль только-только начала образовываться.

– Простите, не понимаю. Пожалуйста, переведите на общедоступный язык.

– В данном случае мозоль – соединительная ткань, фиксирующая два слома. Так вот продолжу! Еще во время нашего разговора с Качалиным тот меня предупредил:

– Только учтите: Папаев в гипсе в Мексику не полетит.

Зная об этом условии главного тренера, Людмила Захаровна посоветовала:

– С учетом локализации гипс можешь снять.

– Замечательно, Савелий Евсеевич! Как говорится, вперед и с песней?!

– Да, но вот тут-то я как раз и ошибся. И что особенно обидно, как врач ведь четко понимал: на чемпионате мира спартаковец все равно не сыграет. Однако не то что пошел на поводу, а чересчур оптимистично оценил ситуацию. И этим вселил в Качалина надежду. Словом, полетел Папаев с нами в Южную Америку. Пробежки он делать не мог. Зато пытался жонглировать мячом.

Однажды устроил целое представление. По дороге в Мексику заехали в Колумбию на товарищеский матч. Пока команды несколько минут разминались на поле, Виктор за воротами чувствовал себя, словно на арене цирка: ни разу не уронив на землю мяч, принимал его то на грудь, то отбивал плечом, то сбрасывал на спину… Когда раздался тренерский клич: «Разминка закончена!» и все ушли в раздевалку, Папаев тоже закончил выставочный «номер». После чего переполненный стадион разом встал и дружно зааплодировал, оценив ювелирную технику гостя из далекой страны.

Однако эксперимент с недолеченным Папаевым завершился крахом – Виктора пришлось отправить в Москву. Эх, помню, сколько косых взглядов от руководства делегации испытал я на себе! И ведь можно их понять: поскольку по моей милости взяли в качестве «туриста» травмированного футболиста. Соответственно, излишне потратились. Хорошо, что дальше косых взглядов дело не пошло. Видимо, Качалин меня прикрыл.

– Как у вас сложились дальнейшие взаимоотношения с Папаевым?

– Великолепно! Хотя, продолжая у меня и дальше лечиться, он долго не мог закрепиться в основе красно-белых. И виной тому, повторюсь, нарушение первоначальной тактики лечения.

– Тем не менее Папаев еще лет шесть выступал за «Спартак» и ЦСКА, затем столько же доигрывал в командах 2-й лиги – воронежском «Факеле» и орехово-зуевском «Знамя труда». Та злополучная травма, видимо, закрыла ему дорогу в сборную, за которую он провел всего пять матчей?

– Увы! Виктор досрочно покинул национальную команду из-за хронических болей голеностопных суставов. Чистосердечно каюсь: львиная доля вины лежит на мне.

– Каяться никогда не поздно. Правда, это привилегия мужественных людей.

– (Благодарно улыбается.) Продолжу процесс своего публичного покаяния. Незадолго до начала чемпионата мира-1982 во время матча первенства СССР в Киеве травму получил Леонид Буряк. Рентгеновский снимок полностью подтвердил первичный диагноз – перелом. О развитии ситуации меня регулярно информировал доктор Малюта. До вылета в Испанию оставалось еще достаточно времени. И Лобановский очень хотел, чтобы ключевой хавбек поехал со сборной. В то время как Бесков имел иное мнение.

– Буряка брать нельзя, – завил Константин Иванович. – Он не сможет проявить себя.

Сразу замечу: такое заявление вряд ли далось Бескову легко: он очень хорошо относился к игрокам с футбольным интеллектом, «технарям»…

– Вы оказались между «молотом и наковальней». Ваши действия в столь опасном зазоре?

– Я чуть ли не ежедневно созванивался с Киевом, в процессе лечения Буряка обговаривая почти каждый шаг. Снимков при этом я, находясь тогда в Москве, естественно, не видел. А верил на слово динамовцам, которые все, как один, включая Лобановского, дружно уверяли меня: лечение проходит нормально. Поэтому прибытие Буряка на заключительный сбор в Новогорске удивления у меня не вызвало.

В ту пору со мной сотрудничал профессор Коц, о котором я уже рассказывал, комментируя драматические похождения «человека-травмы» Бессонова. Яков Михайлович, напомню, – соавтор физиотерапевтического аппарата, который благодаря моделированным токам ускорял процесс реабилитации после получения мышечных травм, когда происходит их атрофия. Коц успешно применял аппарат для реабилитации травмированных хоккейных «звезд». И подчеркну, достиг в этом деле впечатляющих результатов. В итоге с подачи зама председателя Спорткомитета СССР Сыча профессор поехал с нами на первенство мира-1982.

– Валентин Лукич благоволил и к Буряку.

– Ну, это ж понятно – киевская «бригада». Оказавшись в сборной, Яков Михайлович, по существу, сосредоточился только на одном: помогал мне опекать травмированного хавбека «Динамо». Кое-кто в штабе стал поговаривать о том, чтобы включить Леню в основу. Но мудрый Константин Иванович еще в Новогорске решил иначе:

– Летим в Испанию без Буряка. А там, дай-то бог, пройдем предварительный групповой этап. И если здоровье игрока не подкачает, вызовем его из Киева.

В этом решении я главного тренера поддержал, сказав:

– Правильно, что Леню пока оставляете дома!

– Правильно-то правильно, – откликнулся Константин Иванович. – Только что будет там, на месте? Как считаешь, Буряк нас выручит?

Ну что я мог ответить, исходя из того уровня информированности, на котором в тот момент находился? Выразился осторожно:

– Судя по информации из Киева, все будет нормально!

Это была ошибка. Ведь даже уже пройденный урок с Папаевым мне подсказывал, что на образование мозоли отведен физиологически определенный срок – примерно 40 дней, который просто не перескочишь. А тут и доктор Коц меня смутил:

– Вызывайте Буряка, – уверенно заявил он. – Мы его здесь восстановим.

Прилетев в Испанию и сразу присоединившись к команде, Леня вышел на тренировку, даже пробежался. Все было вроде ничего. Да только Бескова разве обманешь?

– Холостой заезд – не заиграет, – уверенно сказал он, отозвав меня в сторонку. И понимающе глянув в мои погрустневшие глаза, ворчливо добавил:

– Ты-то чего влез в это гиблое дело?

Коц между тем, действительно, опекал только Буряка. И с помощью чудо-аппарата упорно, по нескольку раз на дню пытался вернуть Лениным мышцам недавнюю работоспособность и силу. К сожалению, ничего не получилось. Обратно домой Буряка, конечно, не отправили. Оставалось только себя корить за свою излишнюю доброту. Сегодня меня утешает лишь то, что Леня, к счастью, вскоре по-настоящему выздоровел. И уже осенью 1982-го возобновил выступления за сборную…

– Подождите, Савелий Евсеевич! Вы рассказывали: во время выездов за границу, естественно, не имея с собой сложной медицинской аппаратуры, в ряде случаев приходилось обращаться за помощью к местным коллегам. В Испании они не могли выручить сборную, поставив на ноги Буряка?

– Нет. Потому что по-любому должны были пройти те самые 40 реабилитационных дней, о которых говорил выше. Что касается хозяев чемпионата, то грех жаловаться: они нас и так окружили всемерной заботой. И будьте уверены, если я о чем-то таком их попросил бы, вопросов не возникло. Они во всем шли навстречу. Причем за свои содействие и помощь не просили ни цента, ни песо.

– После того как Буряк превратился в прикомандированного к сборной «туриста», в дни «мундиаля» никто на вас не косился, как это происходило в Мексике 12 лет назад?

– Нет. Константин Иванович, например, если и косился на кого-то, то на коллег-киевлян: дескать, подставили своим апломбом нашего доктора…

– Вместе с тем для Буряка тот чемпионат мира оказался последним.

– К сожалению. В 1983-м постепенно, все чаще выходя в основном на замены, этот замечательный футболист завершил свою карьеру в сборной.

– Есть ли у вас иные поводы для покаяния, вспоминая о многолетней работе в национальной команде?

– Нет. Чтобы остаться до конца честным, расскажу свои версии относительно ЧП, происходивших уже в родном «Локомотиве».

Конец 1990-х. Чемпионат России. Существуют разные методы восстановления игроков после календарных матчей: таблетки, капельницы… Они содержат необходимые, но отнюдь не запретные средства для нейтрализации вредного воздействия накопившихся в организме шлаков, тормозящих реабилитацию футболистов.

Когда мы выехали на очередную встречу, Семин сказал нам, врачам:

– Если успеете, пропустите ребят через капельницы.

Успели не со всеми. Одним удалось «отстреляться», другим – нет.

– Ничего страшного, – заверили мы Палыча. – Дома закончим!

Поэтому, подготовив растворы, оставили их в холодильнике. В Москве обладающий цепкой памятью главный тренер вернулся к теме, распорядившись закончить начатое. И мы использовали отложенные растворы, не приготовив свежие.

– Спешили или забыли?

– Подумали, что с растворами, хранящимися в морозилке, ничего страшного не произойдет. Словом, ввели ребятам некачественный раствор. Однако спустя несколько дней, накануне важного матча, у двух футболистов началась страшная аллергия. Конечно, мы смертельно перепугались, поняв, что напортачили. Смертина откачали – Леша вышел на поле, но отыграл неважно. Тогда как Булыкин с интоксикацией попал в больницу – обнаружилось небольшое увеличение печени. Его лечили около месяца.

– Как отреагировал на ЧП Семин?

– Сначала мы не признались ему, что сами приготовили препарат, перестоявший в холодильнике. Случившееся объяснили тем, что организм футболистов не перенес конкретный раствор. А наш наставник, очень неглупый человек, чуть позже вызвал нас:

– Ну, чего натворили? Давайте выкладывайте… И молите Бога, чтобы с Булыкиным все обошлось.

Его родители в прошлом волейболисты, сестра – теннисистка. Они кое-что понимали в спортивной медицине. Да мы и не скрывали правду. Вот только пока Дима оставался в больнице, пока его анализы не пришли в норму, мы с Ярдошвили тяжело переживали наш грубейший промах.

– Остальные футболисты «Локо» понимали меру опасности, мимо которой они счастливо проскочили?

– Подошел капитан Лоськов и стал выяснять, чего мы «учудили». Другие ребята все правильно поняли, ибо никто нас не «сдал».

– Все хорошо, что хорошо кончается…

– Вот и я об этом подумал весной 2000-го. Поводом стала история, которая приключилась в одном из московских матчей со Смертиным. Он получил травму коленного сустава. Во время предварительного осмотра мне нужно было определиться с диагнозом: то ли мениск, то ли связка повреждена. Тогда я еще не знал, что один из лидеров «Локо» и сборной собрался выступать за французский клуб. И вот, как назло…

– Леша, – проинформировал я его. – Будем лечить боковую связку коленного сустава – мениск не просматривается.

– Савелий Евсеевич, – взмолился он. – Давайте совместными усилиями постараемся, чтобы я скорее вернулся на поле.

Дней через десять я разрешил ему гладкий бег. В те же дни Алексею пришел вызов в национальную команду (ей предстояли товарищеские встречи с командами Словакии и Молдавии), а там доктор Васильков озвучил журналистам: у Смертина – мениск, требуется операция… Узнав об этом из СМИ, президент «Локо» Филатов вызвал меня:

– Что с Алексеем?

Я без утайки выложил все как есть. В результате наш хавбек тогда за сборную не сыграл – в Новогорске его только обследовали. После возвращения в Баковку у меня со Смертиным состоялся откровенный разговор.

– Леша, – как мог, успокоил я парня, – не бери в голову! Все будет хорошо!

И действительно! Хорошенько подлечившись, Алексей вскоре вышел на поле. Кроме того, до подписания зарубежного контракта его тщательно обследовали доктора-французы. И никаких проблем со здоровьем не выявили. Чем еще раз подтвердили мой оптимистический прогноз.

– Да, но надев футболку «Бордо» и сыграв примерно 10 матчей, Алексей именно из-за мениска оказался на операционном столе.

– Не забывайте о другом – у талантливого парня не сорвался желанный выезд на многолетнюю работу в евроклубы (Франция, Англия). А процедуры, через которые я его провел в Москве для укрепления мениска и коленного сустава, позволили Леше продержаться пару решающих для него месяцев. И потом то, что случилось во Франции, согласитесь, только на меня списать нельзя. В конце концов, обострение он мог и там «заработать».

– То есть… если бы не ваша человеческая доброта и профессиональная забота, зарубежная карьера Смертина могла и не заладиться?

– Очень даже возможно! Я сделал в данной ситуации то, что могло продолжить его жизнь в футболе. Ведь если бы я, перестраховавшись, в 2000-м «на всякий случай» положил его на операцию, футбольная биография Смертина наверняка завершилась бы намного раньше, чем ему было суждено. Между прочим, после возвращения Алексея из Европы, что бы ни случалось в домашних матчах – а он, между прочим, пережил еще одну серьезную травму колена – Леша лечился только у меня.

– Кто следующий «машинист», ушедший на «капремонт»?

– Весна – лето 2005 года. Тогда Семин возглавил сборную России. А «Локо» принял Эштреков. Лоськов сначала получил повреждение на тренировке, которое усугубил в матче против «Сатурна». Затем чуть позже стал жаловаться мне на боли в паху. Осмотрев, я успокоил его: «Дима, ерунда!» Начали лечение. На каком-то этапе футболисту стало лучше, однако боль не исчезла. Сделали томографию. Монитор «подсказал»: у Дмитрия серьезная проблема с пахом – о тренировках не может быть и речи.

Отвез Лоськова на консультацию в московский Центр эндохирургии и литотрипсии. Там ничего, собственно, не добавили. Только сказали, что я все правильно делаю. Однако скоро стало понятно, что мы в тупике. И тогда я организовал его немедленную отправку к доктору Фройлиху в Штутгарт.

Сделав более глубокое обследование, Томас поставил иной диагноз и дал конкретные рекомендации. Оказывается, поврежденная мышца находилась в неудобном месте и вдобавок очень глубоко. Требовалась хорошая физиотерапия и современный восстановительный комплекс. У нас ничего такого пока нет. Как бы то ни было, я попал в неудобное положение. Правда, Дима не обиделся. А главное – все хорошо закончилось. В конце того сезона футболист пошел на поправку и даже успел поиграть, хотя и упустил примерно три месяца.

– Сами-то, извините, по шапке не получили?

– Нет. Но та история косвенно отразилась на тренерской карьере Эштрекова: в конце сезона-2005 его отправили в отставку. Ведь команда сначала потеряла капитана Лоськова, затем травму коленного сустава получил Сычев. Выход из строя сразу двух ведущих игроков назывался в числе существенных причин, лишивших команду «золота».

Что касается ключевого форварда, ЧП с ним произошло в конце матча в Казани (при счете 1:3 в пользу хозяев): нападающий «Локо» прокинул мяч мимо вратаря «Рубина» Харчика. Тот схватил Сычева за ногу. И левое колено лучшего игрока России-2004 не выдержало. Помните газетные снимки, запечатлевшие, как он корчится, лежа на бровке. Случилось это субботним вечером. Утром команда вернулась. И уже с базы мне позвонил Ярдошвили. Его вывод был крайне неутешителен:

– Стопроцентный мениск. В понедельник надо обязательно провести тщательное обследование.

А в воскресенье у нас по традиции банный день. Тем не менее я примчался в Баковку. Тщательно осмотрел колено Сычева: мениска нет – порвана крестообразная связка. Значит, на лечение и реабилитацию уйдет минимум полгода!

Весьма встревоженный Эштреков подошел ко мне:

– Вы уверены в диагнозе?

– Абсолютно! Поэтому считаю, что Диму следует немедленно отправлять в Германию.

Мы беседовали около полудня. А спустя 5 часов Сычев прилетел в Штутгарт. Всю организацию его отправки я взял на себя. Прежде всего позвонил президенту клуба Филатову, убедив его в необходимости срочного лечения. Затем предупредил Томаса. Зная, что шенгенская виза в паспорте Димы имелась, тут же «поднял» наших администраторов, которые мигом привезли авиабилет.

Уже в понедельник без длительных предварительных обследований Сычева оперировали – под общим наркозом он провел более двух часов. Затем ему пришлось встать на костыли. Через неделю врачи разрешили ходить с палочкой и спецлангеткой на больной ноге. Спустя неделю необходимость в этих «аксессуарах» отпала. И скоро Сычев стал ходить, как все здоровые люди. Правда, о футболе пришлось забыть примерно на 7 месяцев.

– Теперь понимаю, что такое «скорая помощь»! Кто среди пациентов-«машинистов» заставил вас, как говорится, поднять руки и передать футболиста другим коллегам?

– Руслан Пименов, форвард сборной и «Локо» (до перехода Семина в национальную команду). Во время двусторонней встречи он травмировал коленный сустав. После обследования ничего опасного мы не обнаружили. Здесь важно понять, что есть варианты повреждения мениска – воспаление или недостаточность хряща (менископатия). Все, что я увидел, поддавалось дальнейшему лечению. После чего Руслан попал в руки консультанта тренера «Локо» по физподготовке португальца Мариану Баретту. Тот решил поэкспериментировать с Пименовым. И провел занятия… повышенной интенсивности.

– Странно, но разве помощники наставника не должны согласовывать с вами особенности тренировок с недавно травмированными футболистами?

– Португальца предупредили своевременно. Но он все делал по-своему. В результате – после разминки Руслан вновь ощутил боли. Тогда Баретту предложил Эштрекову:

– У меня есть земляк-травматолог экстра-класса. Если разрешите, заберу Пименова с собой, чтобы показать этому специалисту.

Владимир Хозраилович возражать не стал.

– А как же вы?

– Тоже нет. Хотя уже не питал иллюзий относительно Баретту и его абсолютно нам незнакомого приятеля-травматолога. И, как оказалось, небеспочвенно. Потому что к нам Пименов вернулся с тем же диагнозом. Продолжив лечение Руслана, я почти сразу почувствовал неладное. Португалец тем временем сложа руки сидеть не собирался. У него родилась новая идея:

– Давайте, – предложил он руководству, – командируем парня во Францию, где есть спецклиника с травматологами.

На этот раз я твердо выразил свое несогласие. И пошел решать вопрос к Эштрекову. Моя рекомендация заключалась в следующем: уж если и отправлять Пименова лечиться за границу, то только в Германию, в центр реабилитации в Дюссельдорфе. В пользу моего варианта говорило то, что там после серьезных повреждений успешно восстанавливались Измайлов, Сирхаев… Ребята хорошо отзывались о местных специалистах. Организацию отправки нового пациента взял на себя. Сам позвонил, все объяснил. В ответ немцы незамедлительно пригласили Пименова к себе. Однако и эти специалисты поначалу не могли определиться с первопричиной боли. Привлекли к обследованию травматолога. Тот, пощупав, уверенно сказал:

– Задет мениск.

Правильный диагноз – залог эффективного лечения. После срочной операции выздоровление Руслана развивалось стремительно.

– В чем на этот раз заключался ваш профессиональный промах?

– У нас диагноз зарубежных коллег не проходил. Во всяком случае, я лечил последствия деструктивного изменения хрящей, выстилающих внутреннюю поверхность коленного сустава.

– Так дала маху диагностика или аппаратура?

– Тут произошла не столько моя ошибка, сколько исключительно сложный в плане точного определения диагноза случай. Что касается Руслана, то восстановившись, Пименов, напомню, в нашем клубе не остался – его переманило к себе московское «Динамо». Там у Руслана возник рецидив с коленными суставами и хрящами. И когда Пименову назначили эффективные препараты для лечения, которые еще надо было уметь правильно ввести в сустав, он эту процедуру доверил только мне. Потом уже латаный-перелатаный Руслан, выступая за бело-голубых, забивал голы…

– Не могу обойти вниманием относительно свежий пример в вашей клубной практике. Речь идет о Торбинском.

– К счастью, в «Локо» зафиксирован минимум рецидивов. Что имеется в виду под этим словосочетанием? Это когда мы, врачи, даем «добро» на возвращение игрока в строй, а он, выйдя на поле, получает повторную травму.

В этой связи не могу себе простить случай с Юрием Дроздовым, одним из бесспорных символов нашего клуба. В сезоне-1999 тяжелейшая травма не дала ему проявить себя в полной мере. Разрыв задней мышцы бедра – не шутка. Мы, увы, несколько поторопились с введением его в основу. Спешка была вызвана тем, что нашей команде предстояла очень ответственная встреча и столь надежный «персональщик» экстра-класса, который перед этим умело «закрывал» таких забивных форвардов, как Шевченко, Баджо и многих других, очень был нужен «Локо». В итоге, «дав отмашку», я опять «пошел на сделку с совестью». В итоге – футболист получил повторную травму. А это означало, что к былым срокам выздоровления, которые отведены физиологически, придется прибавить примерно столько же.

– Пример с Дроздовым – своеобразный разбег к марафонской истории болезни Торбинского?

– «Механизм» травмы Дмитрия оказался не столь явным, чтобы можно было сразу, по первому взгляду оценить тяжесть повреждения. Поэтому я – вроде бы уже опытный доктор – с легким сердцем сообщил тогдашнему наставнику «Локо» Рахимову:

– Ничего страшного не должно произойти.

Это случилось, напомню, в октябре 2008-го, незадолго до гостевого матча сборной в рамках отборочного цикла первенства мира-2010 против команды Германии. На сбор в главную команду Диму мы тогда отпустили. Но, естественно, предупредив доктора сборной об очень неприятной его травме. Андрей Гришанов после осмотра с нашим диагнозом согласился. Речь шла о повреждении в месте прикрепления приводящей группы мышц бедра к лобковой кости. Если подробнее, там мышца переходит в сухожилие, а оно крепится к месту, где, к сожалению, нет нормального кровоснабжения. А это крайне необходимое условие для быстрого заживления.

Мы договорились сначала с доктором Фройлихом, затем и с руководством сборной о том, что Диму переправят из Дортмунда, где встречались национальные команды, в Штутгарт. Там, в клинике, вновь подтвердив наши опасения, немецкие специалисты уточнили место повреждения. А также определили срок выздоровления: 6–8 недель. Само собой, эта новость руководителей «Локо» не обрадовала.

Между тем Фройлих передал нам рекомендации по лечению Торбинского. И мы четко их выполняли, тщательно обговаривая с Томасом каждый свой шаг. Все складывалось неплохо. Во всяком случае, периодические контрольные обследования демонстрировали положительную динамику. Когда состояние футболиста заметно улучшилось, главный тренер поинтересовался у меня:

– Может, Дима попробует сыграть?

Но какой «сыграть», если он, выйдя на тренировку и сделав одну-две пробежки, почти сразу ушел с поля.

– Боли остались, – объяснил он. И я эти слова воспринял как сигнал тревоги.

Мы оказались в сложной ситуации. Прошли обозначенные для выздоровления два месяца из шести, а игрок по-прежнему оставался неработоспособным. До ухода в отпуск после окончания сезона мы определились с текущим диагнозом: на месте повреждения появился рубец. Но тут жизнь подкинула новый сюжет.

В конце ноября уже несколько лет жившие вместе Дмитрий и Евгения Торбинские решили справить свадьбу в одном из московских ресторанов, а сразу после нее улететь на Мальдивы. Я был уверен, что морской отдых Диме пойдет на пользу. Но не тут-то было. Где-то в разгар отпуска он вдруг позвонил мне в Москву и сообщил:

– Попробовал побегать, с мячом поиграть – болит!

Эта донесенная мной до сведения руководства малоприятная весть вызвала огромное недовольство. Понятное дело, что не Господом Богом, а нами – врачами команды. Звучала эта претензия примерно так: Торбинского следовало не на курорт отпускать, а в очередной раз отправить в зарубежный медцентр. Там следовало как можно тщательнее проверить его состояние и, если требовали обстоятельства, оставить на реабилитацию.

На самом деле до отпуска я как раз советовал Диме еще раз поехать в Германию. Более того, сам созвонился с Фройлихом, доложил результаты обследования и получил новые предписания. Но на этот раз моя ошибка состояла в том, что я не настоял на том, чтобы вместо путешествия на Мальдивы Дима отправился бы на обследование в Штутгарт.

Уже после того как он 19 декабря вернулся в Москву, мы договорились о срочном обследовании в римской клинике, где лечатся футболисты экстра-класса. Итальянские коллеги огорошили нас: травма недолечена – образовалась зона воспаления, а рубец нужно рассасывать. Торбинский там лечился долго – прошел реабилитацию, ему провели инъекционную терапию. Медленно, но верно дело пошло на поправку. Во время февральского сбора Дмитрий наконец-то поступил в распоряжение Рахимова.

– Неужели на этом совместная проблема полузащитника и медиков «Локо» не разрешилась?

– В том-то и дело, что нет. В данной ситуации я чувствовал себя крайне неуютно. Подвергся жесткой критике со стороны главного тренера, да и руководство клуба на нас, врачей, смотрело косо: вместо восьми недель, которые определил профессор Фройлих, на лечение ушло четыре месяца. Теперь-то я могу уверенно утверждать: у Торбинского случился не рецидив. У него, видимо, врожденная патология опорно-двигательного аппарата.

– Подробнее можете объяснить?

– Если рассмотреть кости таза Торбинского, то можно обнаружить асимметрию. Эта особенность сказывается и на мышцах, и на связочном аппарате. В итоге – нет синхронности в движениях. Вероятно, поэтому Дима вновь получил повреждение (одновременно и Одемвингие, который, кстати, в августе 2010 года благополучно перешел в английский клуб «Вест Бромвич») в конце матча 5-го тура премьер-лиги против «Зенита» (19 апреля 2009 г. – 1:1 – Прим. ред.). Поскольку Торбинский несколько месяцев назад находился на лечении в Италии, мы, не мудрствуя лукаво, на следующий день отправили его на неделю опять в Рим. И, слава богу, получили утешительный диагноз: да, хроническое обострение, но не в столь острой форме, как в предыдущий раз. Да и локализация немного выше ранее поврежденного места. В принципе итальянские врачи даже считали, что речь идет не о травме, а о перегрузке.

– То есть Торбинского преждевременно выпустили на поле?

– Так получается. Тем более что из Рима было получено строгое предписание: Диму нужно аккуратно готовить к каждой тренировке, уделяя на разминке особое внимание паховой зоне.

– А что случилось с Одемвингие?

– Питер повредил заднюю поверхность бедра, но там был больше задет седалищный нерв, нежели мышца. Ее лечить намного легче, чем нерв.

Через несколько дней, словно специально дождавшись поражения от армейцев (22 апреля 2009 г. – 0:1. – Прим. ред.) в четвертьфинале розыгрыша Кубка России, в Баковку приехал президент клуба Наумов. Увидев его в холле, я поздоровался. А он, не утруждая себя ответным приветствием, спросил меня:

– Ну, что у нас с больными?

Здесь замечу, что примерно в течение месяца до того, как Торбинский и Одемвингие получили травмы, никто из ребят не получил ни одного серьезного повреждения. Да, были болячки, которые в основном я и «закрывал на корню». То есть по состоянию здоровья никто из остальных футболистов «Локо» не пропустил ни одного календарного матча.

Проведя командное собрание, Наумов уехал. Но по дороге позвонил из машины директору департамента медслужбы клуба Эдуарду Николаевичу Безуглову, который находился в Баковке. А я стоял рядом. Мой шеф включил громкую связь. И тогда мы услышали, как Наумов распорядился:

– Собери врачей и передай им – если они не разберутся с травмами, которых до черта, я их уволю!

– Надеюсь, вы не приняли всерьез угрозу высокопоставленного невежды – строителя, ненадолго переброшенного на футбол. Признаюсь: меня больше поражал махровый провинциализм Рахимова, уже бывшего наставника «Локо».

– Хотите – верьте, хотите – нет, но впервые в моей многолетней практике главный тренер клуба считал ниже своего достоинства общаться с врачом команды.

– То есть не снизошел до культуры работы таких суперпрофи, как Качалин, Пономарев, Бесков, Лобановский, Симонян, которые, возглавив сборную СССР, постоянно советовались с вами? Причем не только по медицинским темам.

– В том-то и дело, что не было среди перечисленных вами лучших, по существу, тренеров отечественного футбола хотя бы одного, кого не волновало функциональное состояние игроков, не интересовало, какими методами и программами я обобщаю свои оценки ребятам. Рахимов от всего этого чрезвычайно далек.

Мне приходилось «выдергивать» у него ребят. Допустим, чтобы осмотреть Билялетдинова. После чего передавать главному тренеру наши резюме. Далее он поступал по правилу «хозяин – барин»: хотел – принимал их во внимание, хотел – не принимал. При Эштрекове, Муслине и Семине обследования накануне матчей у меня проходили все, кто попадал в заявку. А Рахимов в таких данных, похоже, не нуждался: его советниками были исключительно приглашенные им австрийцы.

– Но ведь они никакого отношения к медицине не имели?!

– Конечно! Но тогдашний наставник «Локо» клубных врачей ни в грош не ставил. В качестве примера приведу такой эпизод. Когда в злополучном матче против «Зенита» травму получил Одемвингие, мы отправили его на УЗИ-диагностику. Оттуда пришел обнадеживающий ответ: у Питера растяжение мышцы плюс обострение седалищного нерва. После пятидневного лечения форвард отправился на повторное обследование, чтобы вместе с врачами понять динамику своего состояния. К счастью, она оказалась положительной.

Случившееся по времени совпало с кратким периодом, когда Рахимов, видимо, почувствовав, что ему недолго осталось работать в «Локо», стал доступнее. Рассказав Рашиду о ходе лечения Одемвингие, я высказал свое пожелание:

– Парень пока побаивается выходить на поле. Потому что, если, не дай бог, что-то случится, он потеряет минимум еще два месяца. Поэтому ему следует предоставить несколько дополнительных дней на реабилитацию.

Главный тренер вроде согласился. Приехали на занятие. Подозвав Ярдошвили, Рашид велел показать результаты УЗИ австрийцу Алексу Штадлеру, своему ассистенту по физической подготовке и физиотерапевту. Когда мой коллега сообщил о распоряжении Рахимова, я, не выдержав, воскликнул:

– Но ведь Алекс ни ухом ни рылом не разбирается в медицине! Мне, например, не стыдно признаться в том, что я иногда не могу расшифровать «картинки» диагностики: даже специалисты высокого класса не всегда могут точно прочесть заключения, полученные после УЗИ. А здесь некомпетентный «заморский гость» – во всем разбирается, обо всем судит…

В общем, разрядился. И без толку. Потому что приказ есть приказ. И Саша отдал Штадлеру экспертное резюме.

– Вроде бы мелочи, но теперь частично понимаю, откуда «растут ноги» досрочного ухода Рахимова из «Локо».

– Ведь с ним, кроме прочего, было очень трудно общаться. Меня, например, первое время он в упор не видел. В основном – нередко при этом срываясь на повышенные тона – общался лишь с Ярдошвили. Так получилось, что в 2009-м я не ездил на зимние сборы. На них за командой как раз наблюдал мой коллега. Тогда я еще понадеялся, что, может, хотя бы с ним Рахимов наладит нормальные взаимоотношения. Куда там! Категорически неспособен! Я уж не говорю об отношении ко мне. Почти за полтора года своей работы в «Локо» 44-летний главный тренер позвонил мне от силы два-три раза.

– А ведь он в 1990-е годы пару лет считался «железнодорожником» и провел аж четыре матча за сборную России!

– Да знал я его в ту пору! Знал и лечил. За несколько месяцев до чемпионата мира-1994 в США у нас состоялся выезд за океан для встреч со сборной США и Мексики (соответственно, 29 января – 1:1и 2 февраля – 4:1. – Прим. ред.). Рахимова включили в состав. Но у него обнаружилась болячка. Большой погоды в игре он не делал. Поэтому Семин, входивший в тренерское трио, особо заморачиваться не стал. А сказал мне:

– Решай сам – можешь брать Рашида, а можешь и не брать.

Я все-таки посодействовал, чтобы его взяли в Америку. Теперь он, естественно, о том забыл. Зато когда вернулся в «Локо» в качестве наставника, то раздавал визитки, на которых, дословно не вспомню, но примерно значилось, что ее владелец – бакалавр биологических и еще каких-то наук. К тому же дал понять, что его «коньком» является умение пользоваться… спорттестерами. Ну, что ты! Заходишь к нему в кабинет, а на стенах висят украшенные стрелками графики, схемы с номерами…

– Пусть отношения с подчиненными, включая тех, кто ему годится в отцы, останутся на совести бывшего наставника «Локо». Откуда столь явный непрофессионализм? Ведь он, прожив в Австрии около 10 лет, работал с местными командами?

– Не знаю, кем он там трудился и где: в школе, с детьми или взрослыми любителями футбола. Известно только – в качестве полноценного тренера Рахимов появился в пермском «Амкаре». И героически передвинул его с 14-го места на 10-е.

– Ныне, бесславно вернувшись туда же из Москвы, он, на мой взгляд, подтвердил «амкаровский» уровень своего тренерского таланта.

– Точно подметили! Наш «паровоз» на ходу, во время чемпионата страны, расставшись с «машинистом», в конце концов на финише турнира остановился на 9-м месте…

Итак, я рассказал вам почти все о моих заметных промахах и ошибках, допущенных в национальной команде и «Локомотиве».

– Спасибо за вашу постоянную искренность и доверие.

Савелий Евсеевич! Как мы договорились в начале этой беседы, в качестве ее «десерта» прошу вспомнить о нештатных ситуациях с вашим участием… Но для этого, как предполагаю, придется срочно найти «препарат» для нейтрализации вашей скромности. Вы согласны временно отказаться от прирожденной черты своего характера?

– Попробую. Правда, загодя извините за то, что согласился рассказать о себе, любимом. А пока я, как говорится, собираюсь с мыслями, почитайте этот небольшой документ (передает тонкую папочку):

Выписка из Книги почета Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР от 9 августа 1971 г.:

«Тов. Мышалов С. Е. занесен в Книгу почета за проявленный самоотверженный и благородный поступок, выразившийся в спасении утопающего – тов. Жилинского В.С., находившегося в состоянии клинической смерти».

– Надо же! Какой вы молодец! Тут без подробностей не обойтись!

– Я отдыхал в подмосковном пансионате «Березки». Обычно с утра выходил к речке, делал зарядку, плавал… Коротал таким образом время до обеда. Но тут почему-то чуть ли не полдня провел в номере. Вдруг слышу из коридора знакомый, но тревожно перешедший на крик голос дежурной:

– Где Савелий Евсеевич?

Я выскочил из номера:

– Что стряслось?

– Человек утонул!

Там, на берегу, дно сначала пологое, потом резко уходит вглубь. Я бегом туда: подростка из местных уже вытащили и вызвали «Скорую». Как все произошло, нетрудно представить: решил купнуться, но, видимо, переоценил свои силы, и вот, пожалуйста, несчастный случай. Но для меня такой пациент в новинку: в моей врачебной практике ничего подобного еще не было.

– В каком состоянии находился подросток?

– Не реагировал. Как говорят в подобных случаях, одной ногой ушел туда, откуда не возвращаются. Меня окружила толпа. Посыпались советы. Не слушая никого, я по всем правилам науки совершил серию реанимационных движений. Из утопленника вышла вода. Наконец он открыл глаза. По сути, человек заново родился. Тут подъехала «Скорая». Подростка увезли, но его жизнь находилась вне опасности.

– Когда Жилинский пришел в себя, неужели не нашел вас и не поблагодарил?

– Следующим утром, открыв дверь, я увидел огромную корзину цветов. А в ней – написанную от руки и вложенную в цветы его записку с благодарностью. Чуть позже директор пансионата (поверьте, я тогда об этом не знал) отправил в Спорткомитет письмо, где все описал. Кстати, ведомственную «Книгу почета» мы называли еще «Красной». Ведь туда заносили фамилии чемпионов мира, Европы и Олимпиад, их тренеров. Как вы понимаете, составить им компанию было трудно и потому – престижно.

– Честно говоря, за профессионализм, проявленный в чрезвычайных условиях, кадровики и чиновники могли представить вас на получение как минимум медали «За спасение утопающих»…

– Ну, это стало бы чрезмерным знаком отличия. Впрочем, разве в наградах дело. Для меня, врача, важнее оказаться в нужное время и в нужном месте. Почему так – судите сами.

Итак, 1975 год, Кёльн. Я работал со сборной Лобановского, которая в рамках подготовки к сезону провела товарищескую встречу в турне по Германии. После матча состоялся совместный ужин, во время которого участники команд разместились за общим столом. Вдруг ко мне обратился один из представителей хозяев:

– Простите, – обеспокоенно заговорил он. – Но на вечере нет нашего врача – не к кому обратиться за помощью. А у нас проблема: у Юргена Грабовского (полузащитник франкфуртского «Айнтрахта» и сборной Германии, чемпион Европы-1972 и мира-1974. – Прим. ред.) появилась какая-то сыпь.

– Давайте посмотрим! – сказал я и поспешил к пациенту с надеждой помочь. Чемоданчик с минимумом необходимых лекарств у меня всегда с собой. Осмотрел. Понял, что возникла аллергия. Сделал укол супрастина. В конце ужина легендарный хавбек, подойдя и наклонившись ко мне, выставил впереди себя руку с выразительно поднятым вверх пальцем – дескать, стало намного лучше.

– Эх, Савелий Евсеевич! Любой фанат на вашем месте попросил бы автограф на память…

– Тогда вместо моих, надеюсь, любопытных рассказов я бы в «дцатый» раз со скучающим лицом показывал коллекцию росписей знаменитых конькобежцев, ватерполистов и футболистов. Продолжаю вспоминать о профессионально-житейских приключениях?

– Конечно!

– 1975/76-й. В ту пору я жил и работал по расписанию авиамаршрутов Москва – Киев – Москва. Как-то позвонил Лобановский и по традиции попросил срочно навестить его подопечных. В подобных случаях я мчался в «Шереметьево-1», оставлял машину на парковке и выкупал в кассе билет на ближайший рейс.

Лето. Очень жарко и душно. Долго не давали взлет. Передо мной в салоне сидели пожилые супруги. У мужа на лацкане пиджака поблескивала звездочка Героя Советского Союза. И смотрю, жена вдруг стала лихорадочно рыться в сумочке. Невольно спросил: «Что-то случилось?» – «А вы кто?» – «Доктор». – «Спасайте – у него сердце прихватило!» Открыл свой чемоданчик, дал капельки валокордина, пощупал пульс. Когда объявили вылет, сосед пришел в себя. Оказалось, командир одного из прославленных в годы Великой Отечественной войны партизанских отрядов. Когда приземлились, он предложил воспользоваться его «персоналкой»: «Довезем туда, куда скажете». Поскольку меня встречали, я поблагодарил за заботу и отказался.

А еще случаем ехал в поезде. Какие-то мерзавцы бросили снаружи камень в вагонное окно. Осколки впились в лицо женщине – два часа я их пинцетом вытаскивал.

– То есть успешно заменили собой «Скорую помощь».

– А вот иного рода ЧП. Январь 1985-го. Сборная СССР под руководством Малофеева из Дели летела в Калькутту на турнир памяти Неру. Рядом со мной сидел массажист Миша Насибов. Вдруг подбегает стюардесса: «Вы доктор?» – «Да». – «Командир просит пройти в кабину». – «Что произошло?» – «Проблема с ногой». Когда мы вошли с Мишей, я увидел крайне озадаченного командира экипажа – на нем лица не было. Стал выяснять, в чем, собственно, дело. Командир объяснил:

– Резкая боль в голеностопе. Скоро самолет сажать, а я на педаль нажать не могу.

В процессе разговора кое-что прояснилось. У пилотов большая нагрузка на правую ногу – там тормоз, нужно приложить заметную силу. Я открыл чемоданчик, сделал обезболивающий укол, дал таблетку, а Миша весь сустав отмассировал.

Командиру стало легче. Вероятно, в знак благодарности командир оставил нас в кабине. Мы получили возможность наблюдать, как происходит посадка ночью. Например, стали свидетелями того, как, приближаясь к аэродрому, экипаж перешел на ручное управление. Вокруг все светилось и мигало. Незабываемое зрелище! Командир, с полчаса поработав «гидом-экскурсоводом» (2-й пилот взял управление самолетом на себя), уже, похоже, забыл о боли. Потому что периодически шевеля стопой, удивленно повторял:

– Надо же! Вроде все нормально!

– Итак, «Скорая» имени Мышалова выручила футболиста-иностранца, героя-партизана, командира экипажа самолета, соседку в поезде, деревенского подростка… Эта «коллекция», мне кажется, интереснее потенциального собрания автографов спортивных знаменитостей.

– Но в моей практике я помогал «звездам» и иных сфер. К середине 1970-х народные артисты России Балтер и Виторган переехали из Питера в Москву. Тогда в Спорткомитете начальником Главного управления медико-биологического обеспечения подготовки сборных СССР трудился доктор биологических наук Фудин, с которым у меня сложились добрые отношения. Однажды Николай Андреевич обратился со срочной просьбой:

– Савелий! ЧП в Театре имени Станиславского – Алла Балтер, репетируя роль танцовщицы, подвернула голеностоп. Выручай!

Приехал на Тверскую. Меня встретил известный актер Михаил Жарковский (1919–2007), тогда директор театра. Зашли в гримуборную. Что меня сразу сразило – красота Балтер. Со слезами на глазах она обратилась ко мне:

– Доктор, решается моя судьба. В 12 часов прогон спектакля в присутствии комиссии Министерства культуры.

Осмотрев сустав, я откровенно ей сказал:

– Попробую, но не знаю, получится ли…

Сделал укол, блокирующий боль. Когда ей стало лучше, попросил попробовать подвигаться. Балтер осторожно встала на пуанты:

– Ой, уже не болит!

Для фиксации укрепил повязку. Алла вышла на сцену, а меня настоятельно попросили пройти в ложу и не уходить до конца прогона. В антракте я вернулся в гримуборную:

– Алла! Может, еще что-нибудь предпринять?

– Нет, спасибо. Все нормально!

Далее все происходило, как в сказке со счастливым концом: успешная премьера, аншлаги, зрительский успех. Балтер стала моей постоянной пациенткой. Она регулярно приезжала в лужниковский диспансер лечить сустав. В конце концов удалось добиться максимума: снять остроту болевых ощущений. Но проблема, к сожалению, осталась.

Прошло 10 лет. Как-то я присутствовал на одном из спектаклей Театра имени Маяковского. В перерыве Саша Гольдман, главный администратор и мой давнишний приятель, предложил:

– Хочешь зайти к Балтер?

– И ты спрашиваешь…

Как только переступил порог гримуборной, она, сразу узнав меня, вскрикнула:

– Доктор, миленький, никогда не забуду, как вы меня спасли!

Кстати, в конце 1970-х схожий случай имел место в Театре имени Вахтангова. Хорошо знакомый администратор этого театра Борис Григорьевич внезапно позвонил мне:

– У нас сегодня – премьера. В «Кабанчике» дебютирует второкурсник нашей студии, но он на репетиции повредил голеностоп. Может, удастся что-то сделать? Ты нас очень выручишь!

– Во сколько надо приехать?

– К шести часам вечера.

– Не знаю, успею ли до начала спектакля.

Успеть-то успел, но когда осмотрел ногу пострадавшего, мне стало нехорошо: отек, опухоль… Подошли Юлия Борисова и Юрий Яковлев:

– Доктор, все зависит от вас!

Оба народных артиста СССР участвовали в спектакле. И очень переживали за молодого партнера, которому я ввел обезболивающее лекарство и наложил тугую повязку. Потом предложил:

– Ну-ка, попробуй попрыгать!

Ведь по роли ему следовало совершать сумасшедшие прыжки. Парень попробовал – болит. Пришлось снять повязку и повторить все сначала. Сделал внутримышечную инъекцию. В это время заполнялся зал – все билеты были проданы. Поэтому чуть ли не каждую минуту в комнату нетерпеливо заглядывала женщина и спрашивала:

– Давать третий звонок?

Наконец я добавил дозу анальгетика в сустав. Но завязывать в этот раз не стал.

– Попробуй!

– Вроде нормально. Прыгать могу!

Когда из-за двери вновь показалась голова помощницы режиссера, все дружно крикнули: «Давай звонок!» Я уже собирался откланяться, когда – как и в случае с Балтер – руководство вахтанговского театра попросило меня:

– Пожалуйста, посидите в ложе до конца спектакля!

Это предложение ломало все планы: мы с женой собирались куда-то ехать. Пришлось звонить, объяснить причину задержки. Зато приятно было наблюдать, как новичок вахтанговского полностью отработал весь спектакль.

– Знали бы театралы, кого они должны благодарить за приятно проведенные вечера…

– Ну, это еще что! Однажды мне объявили благодарность на весь Советский Союз… Париж, 1983 год. Нашей сборной предстояло провести товарищеский матч с национальной командой Франции (23 марта – 1:1. – Прим. ред.). Накануне выехали на разминку на стадион. Когда автобус вдруг застрял, все поначалу подумали, что из-за светофора или пробки. Первым заволновался Лобановский: у нас ведь все расписано по минутам. Главный тренер попросил переводчика выяснить, в чем причина задержки. Вскоре тот прибежал обратно и сообщил:

– Машина сбила мужчину. Он без сознания.

Оказывается, во Франции строго соблюдается правило: если у жертвы аварии нет документов, то вызывают не «Скорую», а пожарных. Вот все их и ждали…

– Зато они научены оказывать людям медицинскую помощь!

Вдруг Валерий Васильевич говорит мне:

– Савелий Евсеевич, разберитесь!

Я оперативно выдвинулся к месту происшествия со своим чемоданчиком. На мостовой лежал мужчина лет сорока, явно местный житель. Вокруг него галдела толпа. Протолкавшись сквозь нее, я склонился над пострадавшим. Видимых повреждений я не обнаружил. Пощупал пульс – нормальный. Приложил ухо к сердцу – бьется. Люди стали чего-то кричать в мою сторону. Тогда переводчик объяснил:

– Не шумите! Это врач сборной СССР по футболу.

Все замолкли. После того как я дал мужчине понюхать нашатырь, он пришел в себя.

– Понял, что его спас иностранец?

– Не знаю, не уточнял. Подъехавшие пожарные его забрали. «Пробка» рассосалась, и мы продолжили свой путь. Тот случай на следующий день в телерепортаже о матче описал Николай Николаевич Озеров. Не случайно, наверное, встречавший нас в Москве администратор команды Борис Григорьевич Кулачко, увидев меня, развел руками: «Ну, вас теперь знает вся страна!» А в Спорткомитете сотрудники не только футбольной, но и других федераций, завидев меня, и в лицо, и за глаза вдруг стали говорить:

– А вот и герой наш!

– К их справедливому восхищению мне нечего ни добавить, ни убавить.

Вместо авторского послесловия

Когда захочется еще раз перелистать размещенные в книге архивные фотографии, обратите внимание на героев нашей книги – все молодые-молодые. Сегодня, увы, про них это не скажешь. И лишь Савелий Евсеевич на снимках такой же, как сегодня. Не отличишь. Нет! Все стареют. Только доктор Мышалов не сказать, что очень уж заметно. Хотя врач «Локомотива» и патриарх отечественной футбольной медицины вплотную, что называется, подошел к очередному своему юбилею – 80 лет! Большое спасибо, что вы есть, Савелий Евсеевич, что вы рядом!

Наконец, по доброй традиции назову моих друзей и коллег, оказавших разнообразное содействие в трудоемком процессе подготовки нашей рукописи: Карина Барсегова и Тамара Синицына (набор текстов), Наталья Еремина (библиотека «Известий»), Николай Ямской (редактура), Вера Буслаева (расшифровка аудиозаписей бесед), Валентина и Виктория Федоровы (креатив), Ирина Жарова и Виктор Груздев (транспортно-техническая помощь), «Фонд Михаила Черного» и его исполнительный директор Дмитрий Радышевский (журналистские командировки), Сергей Шмитько (архивные публикации).

Гагик КАРАПЕТЯН

Когда мы вместе с моим неутомимым соавтором перечитывали уже готовую к печати верстку, то я сделал для себя очередное открытие (недаром ведь говорят, век живи – век учись): в классическом равностороннем «треугольнике» тренер – спортсмен – врач рано или поздно (лучше, конечно, пораньше) появляется еще одно действующее лицо, кардинально меняющее всю конфигурацию – журналист. Какой получилась наша «фигура», теперь будет судить уважаемый читатель. Только об одном прошу: не судите нас, соавторов, чересчур строго. По крайней мере, нас оправдывает то, что мы с Гагиком, поверьте, рассказывали обо всем предельно искренне. А значит – честно. Согласитесь, что в любые времена это не такая уж и малость.

Савелий МЫШАЛОВ

body
Складная картинка, от англ.