Роман – попытка сопоставить альтернативные варианты истории России и людей, действующих в них. Три главных героя – писатель, астрофизик, политик – получают возможность реализовать себя в современной России, в СССР, который пережил 1991 год и продолжает успешно развиваться, и в России, которая не знает захвата власти большевиками в 1917 году. Но как ведут себя одни и те же люди, находящиеся в разных исторических антуражах? Что меняется в их судьбе? Что составляет «ткань жизни» в каждом варианте истории? Об этом роман.
Литагент «Знание-сила»c64d3f3f-061d-11e1-aac2-5924aae99221 Своя вселенная. Роман (полная версия) 2012 © Харичев И. А., текст, 2012

Игорь Харичев

Своя вселенная

1

Рестораны – весьма важные заведения. В них не только получают удовольствие, прячутся от скуки, прожигают жизнь, спускают деньги, утоляют голод. Порой в них происходят встречи, которые изменяют существование одного или нескольких людей. В иных случаях общение в ресторане или пивнушке может изменить ход истории. Всё зависит от места и времени. И, само собой, от того, кто встречается.

В начале двадцать первого века в небольшом ресторанчике, занимавшем подвал Центрального дома литераторов и носившем скромное название «Нижний буфет», среди прочих людей выпивало два человека, сидевших за соседними столиками. Одного из них звали Василием Петровским, он был частым гостем и в этом здании, и в этом питейном заведении, потому что другой ресторан, очень достойный, располагавшийся выше, требовал гораздо больших средств, коих у Петровского не водилось. Второй из выпивавших оказался здесь абсолютно случайно. Звали его Дмитрием Астаховым, Учёный, физик, он обитал в других измерениях тесного пространства, называемого Москвой. В нижнем буфете Дома литераторов Астахова должен был ожидать человек, предложивший написать книгу о Фреде Хойле, которого Дмитрий безмерно обожал. Но человек не появился в назначенный срок, а Дмитрий почему-то захотел провести некоторое время в простодушном зале с кремовыми панелями на стенах, разделенными темно-коричневыми деревянными колоннами, под кремовым потолком, перегороженным темно-коричневыми деревянными балками. Хотя кто знает, возможно, так и было задумано свыше, чтобы Астахов пришёл сюда в тот день и тот час, когда здесь в очередной раз появится Петровский.

И вот они сидели неподалеку друг от друга, выпивали каждый за своё и спокойно поглядывали по сторонам на писательскую братию, издававшую привычный гул, составленный из речей и диалогов, звучавших за другими столиками. Иногда они смотрели друг на друга, вполне доброжелательно, однако, не испытывая при этом никаких чувств. Так бы всё и закончилось, если бы не появилась вдруг шумная кампания молодых поэтов, разгоряченных спорами на каком-то вечере, желавших продлить бурное общение. И так оказалось, что свободных столов уже не было, и потому очень милое создание, представлявшее интересы вновь прибывших, после кратких колебаний обратилось к Петровскому с просьбой пересесть за соседний стол, дабы веселая кампания не мешала ему своим соседством.

Петровский не стал разочаровывать молодежь, но, как вежливый и культурный человек, спросил сидевшего за соседним столиком приятного на внешность мужчину крупного телосложения с умными, чуткими глазами и классическим греческим носом, не будет ли тот против перемещения, о котором его, Петровского, просят молодые люди.

– Да, пожалуйста, – рассеянно отвечал Астахов. – Вы не помешаете.

Петровский занял новое место. Поскольку ему было немного неловко, он обратился к соседу с вопросом, абсолютно пустяшным:

– Вы здесь часто бываете?

– Нет. В первый раз.

– Здесь мило. Демократичная обстановка. Литераторы – весёлые люди. Это поэты. У них вечер был в малом зале. – Он помолчал. Вспомнилось чувство некоторой обиды. – Конечно, там, в том ресторане, – палец указал наверх, – кухня куда лучше и обстановка солиднее. Но там теперь писателей и поэтов не сыщете. Там теперь олигархи. А у нас таких денег нет. Цены там сумасшедшие. – Петровский глянул на соседа полными вселенской грусти глазами. – Вы сам не из литераторов?

– Нет, – совершенно спокойно отвечал Астахов. – Я наукой занимаюсь.

– Значит, вы тоже не шикуете, – обрадовано продолжил Петровский. – Наука в таком же загоне, как и культура. Сейчас нереально прожить литературным трудом. Книги можно писать только из любви к искусству. Гонорары мизерные. Раньше было по-другому. – Подвижное лицо Петровского обрело мечтательный оттенок. – На гонорар за книгу, изданную в «Советском писателе», я купил машину. «Жигули».

– Я смог купить машину только в новые времена, – с поразительной невозмутимостью проговорил Астахов.

– На зарплату? – тотчас поинтересовался Петровский.

– В каком-то смысле, да. Читал лекции в Америке. Вы правы – на здешнюю зарплату не купишь.

Тут Петровскому явилась замечательная мысль:

– Давайте выпьем за знакомство. – Он поднял рюмку. – Меня зовут Василий. Василий Петровский. Писатель. Автор нескольких книг.

Его сосед поддержал начинание.

– Дмитрий Астахов. Физик.

Рюмки сошлись, издав куцый звук. И тотчас прозрачная жидкость покинула их.

– Обычно я предпочитаю сухое вино, – поспешил сообщить Петровский. – А сегодня почему-то захотелось выпить водки.

– Я пью водку, – с прежним спокойствием сказал Астахов и взялся за графин. – Если вы не против, я с вами поделюсь.

Петровский не стал отказываться. Подождал, когда рюмка наполнится, вознес её на должную высоту.

– Давайте выпьем за успех в наших делах.

– Давайте, – согласился Астахов. – Успех – дело нужное.

После третьей рюмки, выпитой совместно, припасы закончились. Петровский кинулся к буфету, взял целую бутылку водки, закуску. Напрасно Астахов пытался дать ему денег, Василий был непреклонен – платит он.

– Скажите, а какой физикой вы занимаетесь? – проявил он естественное для писателя любопытство, наполняя при этом рюмки.

– Космологией.

– Как интересно. Звезды, планеты. Давайте выпьем за космологию.

Предложение было принято. Новая порция водки – выпита.

– Космология занимается устройством мироздания, – прозвучали сдержанные слова.

– Ну… это как устроена Вселенная? – попытался уточнить Петровский.

– Шире. Вселенная может быть не одна.

Располагающиеся по соседству поэты оглушительно хохотали, но это не помешало Петровскому продолжить разговор.

– То есть, как не одна? Это же… Вселенная. – Он даже руки поднял и развел ими, желая тем проиллюстрировать особость предмета, о коем шла речь.

– Ну и что? Мироздание определенно сложнее, чем нам сейчас представляется.

Новый знакомый, похоже, собирался вконец удивить Петровского. Но тот был не так прост, как могло показаться. Глянув пытливыми глазами на собеседника, он выдал вопрос:

– Если Вселенная не одна, в чём проявления этого?

Снисходительная улыбка смягчила строгое лицо Астахова.

– Возьмем любого человека. Когда он что-то делает, например, кушает или ругается с женой, то же самое повторяет множество его двойников, которые кушают или ругаются с женой в невидимых нам параллельных мирах, о которых ничего не знают и не могут знать астрономы. Ну, это как если бы поставить много зеркал, и человек бесконечно повторялся бы в них. Только в каждом из миров есть свои особенности. – Немногословный Астахов прямо-таки преобразился, прекрасный блеск наполнил глубокие, голубые глаза. – Такое устройство мироздания придумал Стивен Хокинг. Удивительный человек. Он давно парализован, общается только с помощью речевого синтезатора. Но совершил уйму открытий. Он не менее гениален, чем Эйнштейн. Сейчас он в Кембриджском университете во главе кафедры, которую прежде возглавлял великий Исаак Ньютон. Так вот Хокинг полагает, что имеется бесконечное множество вселенных, являющихся двойниками нашей Вселенной.

Услышанное громоздилось где-то поблизости, не умещаясь в голове Петровского. Это же надо, люди-двойники, параллельные вселенные. Удивление воплотилось в слова:

– Подождите, по-вашему получается, что сейчас во множестве других вселенных такие же писатель Петровский и физик Астахов сидят в ресторане и выпивают?

– Да.

– Но зачем?

– Им тоже было приятно познакомиться.

– Я не об этом. Зачем столько Петровских и Астаховых?

– Возможно, так устроено мироздание. По крайней мере, это дает возможность объяснить многие явления, которые необъяснимы современной физикой. Почему люди иногда чувствуют то, что произошло за тысячи километров? Какое-нибудь несчастье, которое случилось с близкими для них людьми. Почему некоторым из нас открывается будущее? Или вдруг приснится непонятный сон, а потом выясняется, что он был вещий. Почему он приснился? Каким образом в него попала конкретная информация? Или, скажем, идея втемяшится кому-то в голову, и человек меняет из-за неё всю свою жизнь, пытается осуществить, добиться, и остается непонятым, и не понимает, как можно его не понимать. А, может быть, наоборот, добивается успеха, в который никто, кроме него, не верил. Отчего возникла эта идея? А всё потому, что мы получаем информацию от наших двойников. Такое предположение сделал Хокинг. И создал соответствующую модель. «Возможно, вся видимая нами трехмерная Вселенная парит в четырехмерном гиперпространстве.» – Так полагает Стивен Хокинг. Более того, он сделал предположение о существовании так называемых «червоточин», соединяющих удаленные пространственно-временные области.

Тут Петровский сообразил, что неплохо бы ещё по рюмочке. Мысль воплотилась в действие, завершившееся очередным соударением стеклянных ёмкостей. Пропуская внутрь лукавую жидкость, Василий представил себе, как бессчётное множество двойников, неотличимых от него, проделывают то же самое в непонятных параллельных мирах. Это веселило. Возникли слова:

– Очень интересно. То, что вы рассказали. Только зачем всё это? По большому счёту.

– Затем, чтобы вывести единую формулу мироздания. Достойная цель и мечта многих ученых.

– Цель достойная, это я понимаю. Но если на самом деле… так всё устроено, к чему столько вселенных?

– Это вопрос к создателю. – Астахов зачем-то посмотрел в потолок.

Было о чём подумать. Поглощая бутерброд, Петровский размышлял об услышанном. И тут ему вспомнилась его собственная проблема. Странные разговоры с тем, кого нельзя увидеть и услышать воочию. То, что приносило до сей поры одни лишь хлопоты. Сказать или нет? Василий отчего-то стеснялся. Однако желание получить ответ оказалось сильнее.

– Вы насчёт снов говорили, – осторожно приступил к объяснению Петровский. – Мне это знакомо. Было со мной. И даже сейчас продолжается. Время от времени я общаюсь во сне с человеком, который уверяет меня, будто он – мой добрый ангел-хранитель. Я бы ему не поверил. Мало ли, что может присниться. Но он постоянно доказывает… свою реальность. Сообщает мне о событиях, которые произойдут. И они происходят. – Астахов смотрел на него пристальными, немигающими глазами. Следовало произнести нечто убедительное. – В девяносто восьмом он сказал, что будет дефолт. И через месяц дефолт случился. А в девяносто девятом предупредил, что Ельцин уйдёт. Сам. Ельцин ушёл.

Сидевший напротив человек определенно нравился Петровскому. Было в нём что-то привлекающее, надёжное, породистое. Василий любил знакомиться с людьми, узнавать связанные с ними факты, открывать особенности речи, поведения. И не только профессиональный интерес двигал им.

Его рассказ весьма заинтересовал Астахова. Серьезная мыслительная работа происходила, несмотря на присутствие некоторого количества алкоголя в организме.

– Как он выглядит, это ваш ангел?

Петровский беззаботно пожал плечами.

– Обыкновенно. Пожилой, благодушный. Он мне как-то говорит: Ничего-то вы не знаете. И не можете знать. Так задумано. Никакой определённости в самых главных вопросах. Может так. А может и не так. Может быть, есть Бог. А может быть, и нет. Может быть, существует потусторонний мир. А может быть, и не существует. Может быть, есть душа, та, которая бессмертна, а может быть, и нет. Вы найдете массу доводов, крайне весомых, в пользу того, что есть, существует. А потом столько же доводов, не менее весомых, что нет. И будете пребывать в мучительном неведении. До тех пор, пока всё не кончится. – Молодые поэты по соседству совсем разгулялись. Петровский наклонился вперед, чтобы его визави лучше слышал то, что он говорит. – И никакая наука не поможет, никакие открытия. Выход для вас один – верить. Или не верить. Каждый сам делает свой выбор. Но ещё более важно другое – выдержать испытание. Так он мне сказал.

– Какое испытание? – деловито полюбопытствовал Астахов.

– То, которое даётся каждому из нас. – Петровский взялся за бутылку, бодренько наполнил рюмки, пролив при этом на скатерть некоторое количество драгоценной жидкости. – За то, чтобы мы с вами выдержали испытание. Каждый – своё.

Астахов поддержал столь важное пожелание. И тотчас, даже не закусив, озвучил новый вопрос.

– Вы как-то зафиксировали предсказания? Есть свидетели, которые могут подтвердить?

Василию пришлось напрягаться. Алкоголь несколько замедлял действие серых клеточек.

– Свидетели?.. Есть свидетели… – Он глянул на собеседника проникновенными глазами. – Слушай, давай на «ты». Не против?

– Не против, – без всяких колебаний согласился Астахов.

– Я тебе так скажу: свидетели имеются… – Василий опять ненадолго задумался. – Вот по дефолту. Я знал, что он будет. Знал. А что с этим делать? Если бы я деньги имел на счёте, я бы точно разбогател. Но у меня их не было. – Разумеется, он приврал. Про то, что имелась возможность сорвать солидный куш, чем некоторые ловкие чиновники воспользовались, он выяснил только из газет, когда уже всё случилось. – Или, скажем, если бы я был известным деятелем, я бы заявил об этом. Чтобы люди знали, что их ожидает. Но я не известный деятель. Кто меня в телевизор пустит?.. Я сказал одному своему школьному товарищу. Сереге Потапову. Он бизнесом занимается. А сейчас в Государственной Думе. Большой человек. Его на машине возят. На «БМВ». С мигалкой на крыше. Такой занятый стал. Всё нет времени со мной встретиться.

– И что он, Потапов?

– Теперь в Думе сидит.

– Что по поводу дефолта?

– Дефолта?.. Дал мне потом тысячу долларов. А после меня федеральная безопасность мучила месяца полтора. Вызывали на допросы, допытывались, кто мне сообщил о предстоящем дефолте. А я ни с кем из тех не знаюсь. – Он весьма красноречиво указал наверх. – Я отвечал: мне приснилось. Сначала не верили. Угрожали посадить. А за что?.. В общем, отстали… Если бы я имел деньги на счёте, я бы разбогател. Но у меня их не было. И нет. – Он добавил к этим словам такой тяжкий вздох, что Астахов тут же полез за кошельком. Василий остановил его протестующим и одновременно величественным жестом. – Перестань. На выпивку у меня найдется. Для этого я в редакции достаточно зарабатываю… Говно, конечно, работа. Рекламирую дорогую мебель и модный дизайн. Но так, чтобы я счёт в банке заводил… столько мне не платят. – Он глянул на собеседника добрыми глазами. – Слушай, тебе нужна дорогая мебель? Нет? А модный дизайн?

Астахов не нуждался ни в том, ни в другом. Ему хватало обычной мебели и вполне заурядного убранства квартиры.

Некоторое время они сидели молча. Потом Астахов глянул на Петровского с неизбывной печалью:

– Жаль, что ко мне он не приходит. Я бы спросил у него про устройство мироздания. Так хочется узнать истину. – Тут он встрепенулся, робкая надежда появилась во взгляде. – Слушай, ты его спроси. Для меня. Мне так надо. Я тебя прошу. – И вдруг он разозлился. – Да разве ты сам не хочешь знать?! Тебе что, не интересно?! Писатель, называется… Спроси его, кто прав, Хойл, Хокинг или Виленкин? Или совсем никто не прав? Но что тогда? Слышишь, не забудь, непременно спроси.

– Спрошу, – клятвенно заверил его Петровский. – А кто такой Виленкин? Я такого не знаю.

– Ещё один космолог. Не менее удивительная личность, чем Хокинг. Американский физик Александр Виленкин из Tufts University. Самое обидное, что он уехал отсюда. Ну, когда Советский Союз был. Понимаешь, отсюда уехал. – Лицо Астахова было таким расстроенным, безутешным, что Василию захотелось облобызать его. Он даже приподнялся, но раздумал. – Идиоты. Не поняли, какой это ученый. Он работал сторожем винного ларька. И в зоопарке. Представляешь? А уехал туда, и сразу опубликовал гениальную работу. «Творение Вселенной из ничего». Так она называется.

Столько напрягаться Петровский уже не мог. Думать о творении Вселенной из ничего не было никаких сил. Хорошо, что ресторан уже закрывался, и буфетчица скучным голосом призывала очистить зал.

Петровский обернулся – поэтов не было. Когда они успели уйти? В зале кроме него и Астахова находился ещё один человек. Он спал, положив на руки голову, увенчанную пышной седой гривой. Это был известный в прежние времена литературный критик.

Усталые ноги с трудом подняли тело. Астахов оказался намного выше Василия и крупнее. Ступал уверенными шагами. На лестнице Василий, шедший впереди, вспомнил важную вещь. Повернул голову к Астахову.

– А ещё я роман написал. Про ангела-хранителя, предсказания, и как они сбываются. Про нашу жизнь. Но его не напечатали. Сейчас они только детективы штампуют. Или издают раскрученных авторов. Пидоры сраные. А как быть тем, кто ещё не успел получить признание? Как может стать известным тот, кого не печатают?! Х…й его знает!.. – Он с возмущением замолчал. Если Петровский перешел на мат, значит сильно рассердился.

Тяжелая, солидная дверь с зарешеченными квадратными окошками выпустила их под вечернее московское небо. Разгоряченный воздух томно заполнял улицу. Погода стояла чересчур теплая для первой декады мая.

Усталыми шагами Петровский направился в сторону Садового кольца. Новый знакомый шел рядом.

– В такую жару надо пить сухое вино, – высказал смелое соображение Василий.

– Водка лучше, – упрямо прозвучало рядом.

– На Северном полюсе – да. Но мы там не живем… – Тут ему непонятным образом явился вопрос. И он повторил его, теперь уже вслух. – А зачем свидетели? Будет разбирательство?

Ответа не последовало. Повернувшись, он увидел Астахова, открывшего дверь «Гольфа» и подзывавшего Василия взмахами руки. Пришлось идти назад.

– Я думал, ты без машины, – удивился Петровский.

– Я с машиной.

Всерьез поразмыслив, Петровский сделал заявление:

– За рулем я не пью.

Астахов увесисто кивнул в знак согласия.

– Пить удобнее за столом. Поехали. Давай, садись.

Обойдя машину, Петровский занял место рядом с водителем.

– Куда тебе? – Астахов смотрел на него всё теми же спокойными глазами.

– На Тишинку.

Мотор деловито принялся крутить колеса. Движение началось, и весьма бойко. Василий вдруг испугался – попадут в аварию. Столько выпили. Точно попадут. Он решил покинуть машину.

– Слушай, останови. Я пойду пешком. Останови.

– Сиди.

– Я дойду. Здесь недалеко.

– Сиди, – упрямо повторил Астахов.

Ничего не поделаешь, пришлось подчиниться. Он ожидал худшего. Ему виделись неприятные картины всевозможных столкновений, ужасные последствия.

Обошлось. Доехали без проблем. Когда прощались, Астахов напомнил:

– Не забудь, спроси, кто прав, Хойл, Хокинг или Виленкин? Или никто не прав? Но если никто не прав, что тогда?

– Спрошу, – честно обещал Петровский.

2

В то самое время, когда Петровский и Астахов перемещались в направлении Тишинки, в солидном ресторане покинутого ими Центрального дома литераторов с немалым удовольствием выпивали и закусывали двое других людей. По странному стечению обстоятельств, одним из них был школьный приятель Петровского, успешный бизнесмен и политик Сергей Потапов. Теперь он стал думским деятелем, возглавлял комитет в нижней палате. Правда, комитет ему достался не тот, который он хотел и за который бился. Быть поближе к финансам, бюджету не удалось. Тем не менее, должность председателя комитета давала нужный статус и неплохие возможности в решении собственных и чужих проблем.

Вторым человеком, наслаждавшимся кухней солидного ресторана и хорошим французским вином, был весьма ответственный сотрудник администрации президента, персона, так сказать, максимально приближенная к высшему должностному лицу государства. Звали его Владислав Суриков. Прежде ему не приходилось бывать в этом ресторане. Его упросил приехать сюда Потапов. И он не пожалел. Благородная атмосфера Дубового зала понравилась ему. Кухня тоже не разочаровала. А французское вино, из тех сортов, что подороже, могло радовать в любом месте.

Суриков был красив, подтянут, достаточно молод и самонадеян до самозабвения. Недавно его хотели вытеснить из окружения президента, но он выстоял и даже укрепил своё влияние. Он продолжал определять будущее страны. Разумеется, не полностью, но в заметной степени. Так что общения с ним желали очень многие. А Потапов оказался среди тех, кому повезло.

Ели русскую закуску, включавшую в себя копчёную белугу, маринованные грибы, рулет из молодого поросёнка, блины с красной икрой, рулет из перепелки, бастурму и соленья, а также суздальские пирожки – традиционные, русские, с разнообразной начинкой. Потом потянуло на экзотику. Заказали свежие устрицы «Фин де Клер». Их подали охлаждёнными с лимоном и соусом «Минонет». Затем последовала горячая закуска – волован из улиток «Карем» с чесноком и грецким орехом. На горячее была подана телятина на кости «Дижон» с картофельным граттином с грибами, овощами и красно-винным соусом.

– Есть сведения, что до революции здесь была масонская ложа. – Потапов заглядывал большому начальнику в глаза.

– Серьезно? – позволил себе усомниться тот.

– Абсолютно точно. А какое место? Величественная геральдика и старинные балюстрады. А какая кухня? Чудненько, правда?

– Вполне пристойная кухня, – задумчиво проговорил Суриков и поднял изящный бокал, в очередной раз наполненный предупредительным официантом. Хитрый блеск заиграл в его тёмных, чутких глазах. – Выпьем за продолжение плодотворного сотрудничества администрации президента и нижней палаты парламента.

– Чудненько. Охотно выпью за это.

Очередная порция французского вина ушла на переработку. Отрезая кусок телятины, Потапов решил перейти к тому главному вопросу, ради которого вытащил сюда Сурикова. Лицо само собой приняло какое-то просительное выражение. Но Суриков опередил его.

– Вот скажи мне, кто мы? Народ, население, люди? На первый взгляд, люди. Гомо сапиенсы. Но это, пока мы спим, размышляем в туалете о смысле жизни или ванну принимаем. А как вышел человек из дома, забрался в автобус или вагон метро, влился в поток на своем автомобиле, занял рабочее место, заглянул в магазин, он уже часть населения. Ибо человек попадает в условия, когда он вынужден взаимодействовать с другими людьми. А как сломает некоторое количество людей руку на покрытом льдом тротуаре, оставит колесо в яме, потеряет работу, даст взятку чиновнику, лишится кошелька по причине воровства, окажется избитым хулиганами – это будет озлобленное население. А вот если человек вместе с другими начнёт гордиться своей страной или будет переживать за ее несовершенство, проявит уважение к власти или скажет ей о допущенных ошибках – это будет уже народ. Сло-ожно быть народом. Для этого надо на равных говорить с властью. Не каждому населению охота напрягаться, тратить время, брать на себя ответственность. Вот почему в некоторых странах население так и остается населением. Скажем, в России. – Едкая усмешка появилась на его лице. – Те, кто ругают управляемую демократию, не понимают сути происходящего. – Бокал поднялся над столом. – За то, чтобы наше население когда-нибудь стало народом.

Выпили. Потапов опять решил перейти к вопросу, который так волновал его. Просительное выражение вернулось на лицо.

– Владислав Георгиевич, разговоры насчёт того, что нашу партию будут делить, имеют под собой основание?

– А ты как думаешь? – Какими лукавыми стали тёмно-карие глаза.

– Ну… думаю, такой вариант нельзя исключить.

– Будем делить. – Суриков кивнул с той степенью сдержанной важности, которая отличает больших политиков. – Будем. На центристов и умеренно правых. Нам нужна нормальная двухпартийная система, как в Америке.

– А кому из них отдадут предпочтение, центристам или умеренно правым?

– Никому.

«Так не бывает,» – подумал Сергей, но спорить не стал. С такими, как Суриков, не спорят. Пусть он и моложе Потапова лет на двенадцать.

В общем, всё подтвердилось. Деление неминуемо. Теперь следовало выяснить, что должен сделать он, Потапов. Сергей состроил непринуждённое выражение лица.

– Владислав Георгиевич, мне куда идти, к центристам или умеренным правым?

– Сам решай, – небрежно вылетело в ответ.

– Владислав Георгиевич, – взмолился Потапов.

– Сам, сам…

Телятину сменил сыр «Тет де мойе» с виноградом и тостом с кунжутными семечками.

– Я вот что подумал. – Голос близкого к президенту человека был спокоен, весом. – Обнародование планов по замене социальных льгот деньгами определённо вызовет недовольство у населения. Надо организовать поддержку предстоящих решений со стороны ветеранских организаций. Открытое письмо президенту или, там, заявление. Доводы какие-нибудь найти. Скажем, то, что не все могут воспользоваться льготами, поэтому лучше их отменить. Поработай над этим.

– Поработаем, – с готовностью выдохнул Сергей.

Десерт Суриков отверг. Выпив кофе по-турецки, поднялся. Невысокий рост удачно скрывало изящное достоинство, присущее весьма ответственному чиновнику.

– Спасибо, всё было хорошо. Я поехал, – сообщил он. Потапов был оставлен в одиночестве.

Разумеется, платил Сергей. Ему пришлось ждать, когда принесут счёт, потом – когда снимут деньги с банковской карточки. Вслед за тем он вручил официанту двести рублей на чаевые и покинул дубовый зал.

Машина поджидала его перед входом. Заняв положенное место справа на заднем сиденье, Потапов поглядывал через автомобильное стекло на вечернюю Москву и размышлял о своём: «На кого делать ставку? На центристов? Или на умеренно правых?» От такого простенького вопроса целиком зависело его будущее. Да, выборы ещё не скоро. Но действовать надо сейчас. Времени выждать не будет. Хорошие места и возможности получат те, кто влезет с самого начала, кто займёт ключевые позиции. Вот и выходило, что от его решения зависело его будущее. А Суриков, сука, не захотел сказать, какой из двух партий отдадут предпочтение. Сволочь самодовольная. Не может быть в России две партии власти. Нет, не может.

Когда он подъезжал к дому, напомнил о своем существовании мобильный телефон, второй, предназначенный для узкого круга знакомых. Звонила Виктория, нынешняя любовница.

– Ты приедешь? – спросила она.

– Нет. Я только недавно освободился. Чудненько посидели. Но я, признаться, устал. Переночую у себя.

– Мог бы предупредить.

– Зачем? Чтобы ты пригласила кого-то другого?

– Да ну тебя к черту! – капризно рассердилась она. – Я волнуюсь, а ты гадости говоришь.

– Больше не буду.

– Завтра приедешь?

– Приеду.

– Хорошо. И давай куда-нибудь съездим на выходные. Ты обещал.

– Съездим, – сказал он, чтобы отмахнуться.

Виктория была на двадцать с лишним лет моложе. Когда они познакомились, работала парикмахером. Его финансовая помощь и знакомства помогли ей превратиться в хозяйку модного салона для собак. Стрижка, маникюр. Жены известных людей стали её постоянными клиентками и приятельницами. Пока домашний любимец получал услуги парикмахера, Виктория общалась за чашечкой хорошего кофе с хозяйкой. Кое-какая информация, прозвучавшая из уст сановных жён, оказывалась весьма любопытной для Потапова. Интересно узнать о приобретении недвижимости за границей, о предстоящем отдыхе на Багамах или об успехах отпрыска, получавшего образование в Кембридже либо в Оксфорде. Так телесные радости дополнялись несомненной пользой.

Поднявшись в квартиру, Потапов скинул официальную одежку, надел вальяжный халат. Налил себе хорошего французского коньяка, уселся в гостиной перед домашним кинотеатром. Глядя равнодушными глазами на любовные занятия героев эротического фильма, Сергей продолжал размышлять о столь важных для него вещах.

«Не ошибиться бы, – упрямо текла его мысль. – Как поступить? Кого ещё просить помочь? Тех, кто пониже, под Суриковым? Дать им денег?»

Все решалось только за деньги или по связям. Никто не двинул бы пальцем ради абстрактных соображений о пользе для государства или общества. Жёсткое время. А когда оно было иным? Он, Потапов, работал при прежней власти в Октябрьском райкоме КПСС, дослужился до завотдела, прошёл, что называется, школу. Настоящую, с позволения сказать. Он знал, как вершились тогда самые разные дела. Ничего не изменилось.

Сергей переключил телевизор, стал смотрел трансляцию футбольного матча. Ему нравилось, что он один в квартире, что никто не мешает ему. С женой он разошёлся пять лет назад. Купил квартиру ей, чтобы не имела к нему претензий, обставил мебелью, купил квартиру дочери, которая успела вырасти и училась теперь в МГИМО. Правда, каждое утро, когда он уезжал, приходила домработница – убиралась, стирала, гладила. Но это происходило без него. Ему нужен был результат.

Вдруг он оживился: Василий! В самом деле, стоящая мысль – обратиться к школьному приятелю Васе Петровскому. Вася – чудик. Писатель, который никому не известен. Но может предсказывать события. Чёрт знает, как это у него получается. Бормочет про какого-то доброго ангела. Главное, предсказывает. Дефолт предсказал. Потапов рискнул тогда, поверил. И получил большие деньги. Пусть подскажет теперь, какая из двух будущих партий победит на предстоящих выборах?

«Надо позвонить ему, назначить встречу,» – решил Потапов.

Однако тревожить Василия было поздно – часы показывали без пятнадцати минут полночь. Следовало отложить разговор на завтра.

3

Весёлое солнце заглядывало в окно. Ему не терпелось разбудить Василия. А просыпаться так не хотелось.

Позволить себе валяться допоздна Василий не мог. Проникновение в новый день состоялось. Пройдя в кухню, Петровский долго пил прохладную воду из носика чайника. Вышедшая из ванной Света посмотрела на него с упреком:

– Трудно в чашку налить?

– Трудно, – глядя на жену грешными глазами, признал Василий и отправился принимать душ.

Пребывание под струями воды, не горячими и не холодными, доставляло огромное наслаждение. Он будто заряжался некой энергией, столь необходимой для действий в течение дня.

«Как там этот физик? – вдруг озаботился Петровский. – Астахов. Не случилось ли чего? Не попал в аварию? Надо ему позвонить. Любопытная личность. Весьма любопытная…»

Он вспомнил о просьбе и своём обещании. Ничего ему не приснилось. Или он всё забыл. Сон после выпивки был глухим, тяжёлым. «Хокинг, Виленкин… Был ещё третий. Не помню.»

Непременные утренние дела затянули его в конвейер, после которого Петровский сел с чашкой кофе за компьютер. Следовало потрудиться на себя. Литературой он занимался в первой половине дня, до отъезда на работу. Сейчас он писал новый роман, главным героем которого был заядлый геймер, попавший в число заложников, захваченных чеченскими террористами в театральном комплексе на Дубровке. Отвратительная реальность мешалась у него с многочисленными сценами игр, в которых он привык побеждать. Грубые вооруженные люди взывали не столько страх, сколько желание стрелять, но пальцы не находили нужных клавиш…

Ход мысли невозможно предугадать. Посреди захватывающего абзаца, для которого нашлись яркие, точные слова, Петровский зачем-то подумал про Астахова. Взял телефон. И будто споткнулся. Как с ним говорить? Почему-то неловко было обращаться на «ты». Вдруг человек забыл о вчерашней договоренности. Использовать форму «вы»? А если он помнит? В подобных случаях лучше всего использовать безличную форму. «Приветствую. Это Василий. Мы вчера познакомились. Как, удалось добраться без проблем?»

И тут телефон разразился весёлой трелью. Вслед за тем из него раздался бодрый голос:

– Добрый день. Астахов беспокоит. Удалось спросить ангела-хранителя?

– Пока что нет. Не получилось. – Проблема «ты» – «вы» оставалась. – Как, всё нормально? Удалось вчера добраться без проблем?

– Да, – как само собой разумеющееся, ответил Астахов. – Ты непременно спроси. Хорошо? Для меня это очень важно.

– Спрошу. Обещаю. Как только будет возможность. Хокинг, Виленкин… Ещё один был.

– Хойл. Его зовут Фред Хойл.

– Спрошу. Только не знаю, когда это произойдет. Это не каждый день бывает. Далеко не каждый. – Василий отчего-то ощущал неловкость за то, что не смог так быстро выполнить обещание.

– Буду ждать. Может, ещё посидим, поговорим?

– С удовольствием. Там, в Доме литераторов. Позвони мне завтра.

Этот разговор сбил его с прежнего настроя. Он с трудом дописал абзац и без всякого сожаления выключил компьютер. Наступило время отправляться на работу. Как чаще всего бывало, он поехал на метро.

Через сорок минут Петровский сидел за другим компьютером, писал очередной текст про убранство квартиры, оформленной в экзотическом стиле: «Интерьер обставлен и декорирован стилизованными или подлинными предметами этнических культур в их наиболее ярких, необычных проявлениях с отголосками далекой и неведомой жизни.»

Именно в этот момент по совсем непонятной причине ему вспомнился вчерашний разговор, увлечённый рассказ про Хокинга и его идеи. Петровский застучал по клавишам. На экране монитора возникли слова, идущие в определенной последовательности: «Вокруг нашего мира, словно зеркала, находятся другие миры. Мы живём, отражаясь в этой анфиладе зеркал, и каждое наше действие, каждый поступок несметное число раз воспроизводятся, повторяются, размноженные зеркальной гладью до безумия, до одури.» Ему понравилось написанное. Мысль потекла дальше, подчиняясь необъяснимой логике: «Хокинг. А что, если стиль такой ввести? Обилие зеркал. Видимость параллельных миров…» Идея показалась ему любопытной. Настолько, что он заглянул в соседнюю комнату. Ему повезло – та, которую он жаждал увидеть, которая появлялась в редакции набегами, сидела за большим столом, изучая фотографии для нового номера.

– Марьяна, хочу с тобой поговорить, – торжественно обратился к ней Петровский.

Марьяна была известным дизайнером, получала большие гонорары, гоняла на дорогих машинах, но при этом оставалась вполне доступным и приветливым человеком.

– Я тебя слушаю, – произнёс приятный высокий голос.

– Позволь поделиться с тобой некой идеей. Есть такой английский учёный, физик Стивен Хокинг. Он космолог, думает о мироздании. Он предположил, что рядом с нашей Вселенной существует множество других вселенных. И когда человек что-то делает, например, кушает или ругается с женой, то же самое повторяет множество его двойников, которые кушают или ругаются с женой в невидимых нам параллельных вселенных. – Она смотрела на него задумчивыми глазами. Василий чувствовал – её мысли заняты другим. Но он продолжил. – Это как если бы поставить много-много зеркал, и человек бесконечно повторялся бы в них. Только в каждом из миров есть свои особенности. Такое устройство мироздания придумал Стивен Хокинг. И что если нам наряду со всякими арт-нуво и арт-деко, традиционным и экзотическим стилями создать новый стиль – а-ля Хокинг. Поместить человека во множество зеркал, чтобы он бесконечно отражался там, как бы видел себя в других измерениях. – Теперь её зеленоватые глаза прямо-таки лучились весёлым азартом. – Может быть разная мебель, разная цветовая гамма, но непременно – зеркала, зеркала, зеркала. – Он размахивал руками, обозначая это невероятное обилие зеркал.

– В этом что-то есть, – певуче проговорила она. – Зеркала, которые друг против друга, ставили давно. Тоже интересный эффект, но… линейный. А так, чтобы зеркала стали основным элементом оформления, чтобы они бесконечно множили изображение во всех направлениях… это интересно. Как говоришь, а-ля Хокинг? Мне понравилось. Я попробую сделать наброски. – Она деловито глянула на Петровского. – Если удастся кому-нибудь впарить, тридцать процентов гонорара твои.

Василий был доволен. И не столько обещанием вознаградить его за идею, сколько тем, что услышанное им о параллельных вселенных, странное, будоражащее, вылилось в нечто конкретное, понятное, то, что можно было потрогать. Странное ощущение маленькой победы светилось в нём.

Он вернулся в комнату, на двери которой значилась его фамилия, сел за компьютер. Пальцы вновь побежали по клавиатуре. Но тут разразился настойчивой трелью телефон. Звонил Серега Потапов.

– Как дела? – поинтересовался он блеклым голосом.

– Нормально. А у тебя?

– Есть проблемы. Как-то не получается без них. Вася, у меня к тебе одна серьёзная просьба. Не по телефону. Надо встретиться.

– Я готов. Давай завтра. А хочешь, можно и сегодня вечером.

– Нет, ни сегодня, ни завтра не могу. Всё расписано.

– Тогда послезавтра.

– Тоже всё занято.

«Чудик, – мелькнуло у Петровского. – Просит время найти, а сам занят с утра до вечера.»

– Давай в субботу встретимся, – с лёгкостью предложил Василий.

– Давай в субботу, – неуверенно проговорил школьный приятель.

– Во сколько?

– В полдень. В Доме литераторов. Но я тебе ещё перезвоню.

Работа по восхвалению интерьера, оформленного в экзотическом стиле, продолжилась. Нужные фразы рождались как бы сами собой, удачные сравнения, эпитеты и гиперболы находились без труда. Он любил это состояние, когда слово было подвластно ему.

Он застрял на рабочем месте. Не хотелось останавливаться. Редакцию покинул предпоследним – его пересидел главный редакционный компьютерщик Игорь. Но тот занимался какими-то своими делами.

Двигаясь размеренным шагом по Страстному бульвару, Василий размышлял о людях, живущих в параллельных вселенных. Как их называть? Иновселетяне? Иновселяне? Черт его знает. А его двойники. Чем они отличаются от него? Чем занимаются? Как живут? Любопытно бы узнать. Ой, как любопытно. Да как это сделать?

Потом он ехал на метро. Именно там что-то случилось. В тот момент, когда он переходил со станции «Охотный ряд» на станцию «Театральная». Он шёл по длинному скучному тоннелю, и где-то посередине этой бетонной трубы, устроенной глубоко под землей, у него возникло ясное чувство, будто произошло нечто странное. Словно тумблер переключили. Он не понял, что конкретно изменилось? Но он знал – изменение произошло. Родилось ощущение чего-то неординарного, не умещающегося в привычное пространство, которое охватывало его сознание. Он даже остановился. Так получилось, что он был один в этой части тоннеля. Шаги других пассажиров звучали где-то впереди, за поворотом. Ощущение неординарного усилилось.

«Фантазии, – сказал он самому себе. – Игра воображения.»

И все-таки он с придирчивостью смотрел на стены тоннеля, потом, на пассажиров, ожидавших поезда, на вывески. Всё имело тот вид, который должно было иметь. Разве что рекламные призывы показались ему незнакомыми. Однако, он не мог исключить, что это – всего лишь следствие особого внимания к рекламе, не единожды виденной, но мельком, без вникания в тексты.

На «Белорусской» неутомимый эскалатор вознёс его на поверхность Земли. Странные эмоции не покидали его. Василий шёл неспешным шагом по Грузинскому валу, и ему чудилось, что перед ним какая-то незнакомая Москва. С одной стороны, он знал эти здания, эту толчею. С другой – виделись явные отличия. Многие здания казались не такими ухоженными, какими он ожидал их увидеть. В привычной веренице машин, ждущих возможности проехать в сторону Тверской, явно был недобор иномарок.

Ему казалось, что он играет сам с собой в некую игру – придумывает отличия, которые убедили бы его, что он уже в другой вселенной. Его писательский ум был привычен к подобным играм.

Добродушный, заросший деревьями двор пустил его в свои пределы. Цепочку тополей сажали давным-давно, в советское время. Василий со Светой только перебрались сюда, и он помогал определить будущую жизнь одного из саженцев. Теперь это был высоченный тополь. Задрав голову, он посмотрел на верхушку – доходит до шестого этажа.

Глухая железная дверь закрывала вход в подъезд. У Василия был специальный ключ, но он не сработал. Крайне озадаченный стоял Петровский около двери, пока не появилась рядом соседка по этажу.

– Замок барахлит? – Она с первого захода открыла дверь. – Нет, всё в порядке.

Василий знал, что она работает бухгалтером на каком-то предприятии. Её муж Николай частенько приставал к Василию с предложением выпить. Василий иногда соглашался, но не часто. Репертуар Николая на тему, как злоумышленники развалили прекрасный военно-промышленный комплекс, был ему слишком хорошо известен.

Лифт поднял их на седьмой этаж. Он подошел к своей двери. Теперь обошлось без задержек. Пространство квартиры приняло его. Василий скинул туфли, сунул ноги в любимые теплые тапочки.

И вновь ощущение какого-то несоответствия. То ли он видел прежние вещи каким-то новым взглядом, то ли это были другие вещи: зеркало на стене прихожей, шкаф для верхней одежды, вешалка, зонтик, висевший на крючке, ветровка дочери. А в гостиной – незнакомая посуда в стенке, диван, журнальный столик. Это был не его дом, хотя и его.

Василий находился один в квартире. Жена ещё не вернулась с работы, дочь – из секции. Она занималась художественной гимнастикой. Погружённый в противоречивые чувства, Петровский опустился на диван. Кажется, его подушки были мягче тех, к которым привык Василий.

«Я сошёл с ума? – размышлял он. – Или заигрался? Услышал про параллельные миры, начал выдумывать…»

Прозвучал шум открываемой двери. Петровский ощутил невероятное волнение. Что-то должно было произойти. Сейчас, сию секунду.

– Вася, ты дома? – раздался незнакомый голос, потащил за собой звук шагов.

Это была не его жена. Это была Наталья. Петровский крутил с ней роман лет семь назад. Бурная получилась история, но разводиться ради неё с женой Василий не захотел.

– Что ты здесь делаешь? – негромко спросил он.

– Как, что? Домой пришла.

– Ясно… Лена ещё на тренировке?

– Откуда мне знать? Она с твоей бывшей женой живёт.

– Где?

– На Бутырской улице. Там, где и раньше. – Озабоченное выражение появилось на её ухоженном лице. – Ты не заболел?

Он хотел сказать: «Нет», но передумал. Как иначе объяснить странность его поведения?

– Признаться, чувствую себя не очень хорошо.

Она коснулась губами его лба.

– Температура нормальная. Переутомился? Отдохни. Хочешь, ложись здесь. А хочешь – в спальне.

Он предпочёл остаться на диване. И был приятно удивлён, когда Наташа принесла ему подушку и покрывало.

– Отдыхай. Я приготовлю ужин.

«Я попал в параллельный мир, – ошарашено заключил Петровский. – Теперь нет сомнений. Другой вариант – я сошел с ума. Но разве я похож на сумасшедшего? Эта реальность не в моём воображении… Я в другой вселенной… Надо выпить. В баре у меня стояли две бутылки вина и бутылка водки. Интересно, что здесь?»

Мягко щелкнул замок, полированная дверца опустилась. Такого Василий никак не ожидал увидеть – обилие дорогих бутылок: шотландский виски, французские коньяки и вина, русская водка в мудреных бутылках. Целый клад.

Василию хотелось вина, однако, все винные бутылки были закупорены. Он не стал чересчур хозяйничать, налил себе «Хеннесси» из начатой бутылки. Пригубил – нормальный благородный вкус. Какой и должен быть. Допив, смакуя, достойную жидкость, Василий вернулся на диван.

«Значит, я не выдумал. Там, в метро, случилось… Трудно поверить. Параллельный мир. Другая жена…»

Петровский был бабником. Его неукротимо влекли женщины. Роман с Натальей оказался наиболее долгим, феерическим из тех, которые с ним приключились. Но он вовсе не собирался разводиться со Светой. Он любил жену. Ценил её ум, порядочность, добрый нрав. И потом, для него было важно, что она – интеллектуал, занимается наукой, авторитетный социолог. А Наташа переводила дрянные иностранные романы, которые печатались потом на дрянной бумаге с аляповатой мягкой обложкой. Ему не нравились её неаккуратность, взбалмошность. Красивая, ничего не скажешь. Но этого мало. Так считал он. Выходит, у его двойника были другие соображения.

Жгучее желание разобраться в том, чем ещё этот мир отличается от привычного, напрочь обжитого, возникло в нём. Василий включил телевизор. Шли какие-то нудные фильмы. Явные сериалы, напичканные болтовней. Он ждал выпуска новостей. Не слишком интересовавшийся политикой, Петровский тщился вспомнить, какие события происходили там, где его теперь не было. Держали под арестом нефтяного магната Ходорковского. Президент России обещал, что скоро бедных станет меньше. Продолжались боевые действия в Чечне. Американцы застряли в Ираке. Больше он ничего не мог вспомнить.

Новости удивили бодрым настроем дикторов, которые говорили о ведущей роли Коммунистической партии, о том, что предприниматели все активнее вступают в неё, о дружественном Китае, сотрудничество с которым развивается, об империалистической войне США в Ираке и о том, что повстанцы опять подорвали автомобиль с американскими солдатами. Василий ничего не понял.

– Ужинать будешь? – раздался голос Натальи.

– Да, – ответил он, скорее машинально, чем осознанно.

– Тебе здесь накрыть, или ты поднимешься?

– Поднимусь.

Это было так странно – видеть женщину, с которой он давно расстался, в роли домашней хозяйки. Она старалась, ужин приготовила отменный. Жареная картошка, свиная поджарка, салат из помидоров и огурцов. Ей удалось удивить его. Василий не верил, что из неё выйдет заботливая жена.

– Тебе лучше? – ласково спросила Наталья.

– Лучше… – Он посмотрел на женщину, которая сидела напротив, улыбнулся. Ему хотелось успокоить её.

«Что ей сказать? – думал он между тем. – Понимаешь, дорогая, дело не в общем самочувствии. С этим всё в порядке. У меня амнезия. Скажи, у нас есть дети?.. Решит, что я спятил. В такой ситуации лучше молчать.»

Выпив чаю, Петровский отправился на разведку. Следовало разобраться, что представляет собой его здешняя семья. В детской он обнаружил кабинет – стол с компьютером, роскошное кожаное кресло на колесиках, стеллажи с книгами. Всё толково и симпатично. Выходит, общего ребенка они с Натальей не завели. А вот спальня почти ничем не отличалась от той, которая осталась в прежней вселенной. Это крайне озадачило Петровского – как такое могло получиться, если обустройством квартиры там, откуда он попал сюда, занималась Светлана?

Василий вернулся в гостиную. Устроившись на диване, он принялся изучать здешний мир посредством телевизора. Непрестанно переключая каналы, он искал отличия от известных ему вещей во всем, что подсовывали местные телевизионщики. Вот герои какого-то фильма едут на машине по живописному проспекту. Василий пытался понять, чем отличаются внутренности машины от тех, которые были знакомы ему? А соседние автомобили? А сами герои? Так ли они говорят? Так ли одеты? Похожи ли на обычных людей?.. Вроде, похожи. По другому каналу показывают милицейского чина. Он говорит о водителях, которые превышают скорость, ездят по встречной, болтают во время езды по мобильным. Проблемы – те же. Форменная милицейская одежда выглядит привычно. Полное совпадение? Или он, Петровский, что-то упустил? Ещё один канал – очередной фильм. На этот раз – американский. Сцена в квартире. Интерьер, мебель? Всё обычное, американское. Лицо актера знакомо Василию. Он часто играет хороших полицейских. Теперь улица. Машины – те же. Дома – те же. В чём разница? Есть ли она? Ещё один канал. Разговор двух немолодых мужчин, сидящих в студии, о суевериях, экстрасенсах. Одного из них Василий знает – известный учёный, с давних пор мелькает в телевизоре, ведёт научно-популярные передачи. Его собеседник, пожилой симпатичный мужчина, объясняет, что те, кто получили от природы нормальные мыслительные способности, но пользоваться ими не хотят, верят во всякие чудеса, обыкновенные дураки. Такие речи Василий слышал и в прежней вселенной.

«Все отличия на уровне судеб? – спрашивает себя Василий. – Если так, если все отличия на уровне людей – та жена или другая, тот муж или другой, всё определяют решения, поступки… Но если так, то главное – человек?..» Ответ ему неведом.

Палец в очередной раз нажимает кнопку на пульте. В кадре – пассажирский самолет, который стоит в цехе, окруженный людьми. Потом показывают, как он взлетает. Голос диктора говорит, что решения Центрального комитета Коммунистической партии по выпуску современной авиационной техники претворяются в жизнь. Новый ближнемагистральный самолет полностью отвечает международным нормам. Василий видел этот пузатый самолет – его показывали по телевизору там, откуда Петровский попал сюда. Правда, без упоминания о Коммунистической партии. Но зато с изложением сомнений в его конкурентоспособности.

Наталья зашла в комнату, села рядом с ним. Полы халата разошлись, открыв соблазнительные ножки. Ему захотелось эту женщину. Он обнял её, принялся ласкать. И встретил живейший отклик. Халат был скинут. Как и его одежда. Но в самый ответственный момент Наталья прошептала:

– Тебе надо одеться.

Он не послушал её, ворвался туда, куда так хотел ворваться. Когда всё завершилось, вновь услышал голос, вполне спокойный:

– Ты решил сделать мне ребенка?

– Да, – не слишком задумываясь, выдохнул он.

– Что случилось? До сих пор ты не хотел детей.

– А теперь хочу.

– Ты серьёзно?

– Вполне.

– Я так рада. – Она обняла его. – С радостью рожу тебе сына. Или дочку. Не передумаешь?

– Нет. – Он не лукавил. Пусть рожает. Если он, Василий, останется в этой вселенной, будет растить своего ребенка. Второго.

«А если не останусь? – подумал он и слабо усмехнулся. – Хороший будет подарочек тому, кто живёт здесь в моем обличии. А что он там творит? И кто за это будет отвечать?.. – тревога шевельнулась в нём. – Любопытная получается история. Я – тут, а он – там. Весьма любопытная…»

4

Когда он проснулся, Наталья спала. Её бледное, худое лицо было красивым. Ему захотелось вновь овладеть ею, и он проявил активность. Она не стала сопротивляться.

– Я тебя не узнаю, – сказала она потом. – Что с тобой?

– Тебе не нравится?

– Наоборот. Что с тобой?

– Просто меня подменили, – беззаботно проговорил он.

– Болтун. – Её глаза смотрели с любовью.

В ванной обнаружились незнакомые пластмассовые бутылки. Василий пытался понять, где мужской шампунь, и не нашёл. Взял наугад. Вода из крана текла самая обычная, вполне мокрая.

На завтрак ему были поданы тосты с сыром, творог, чёрный кофе. Телевизор ничуть не смущался занятых едой людей, энергично сыпал информацией. Говорил, что в Советском Союзе признаются права частной собственности, государство не вмешивается в дела частных предприятий, поэтому СССР должен быть принят во Всемирную торговую организацию, и незамедлительно. Показывал сельского умельца, который смастерил самолет из водопроводных труб и автомобильного двигателя, а до того – трактор, на котором пахал свой огород. Объяснял вредность переедания и жирной пищи. Василий воспринимал неиссякаемый поток информации благосклонно.

После завтрака он отправился в кабинет, включил компьютер. Ему было жутко интересно, чем занят его двойник в творческом плане. Кроме того, он хотел бы найти некоторые свидетельства, кои подсказали бы род занятий местного Петровского.

Последний файл, с которым работал двойник, вытащил на экран свои тайны. Василий всегда начинал новое произведение с того, что формулировал его содержание. Поэтому и здесь он полез в начало. И прочитал: «Роман о партийном работнике, не доверявшем предпринимателям, всячески мешавшем им, который осознаёт свою неправоту, меняет своё отношение и даже сына своего направляет в предприниматели.» Уже было готово двести страниц. Василий не стал читать их. Он принялся просматривать другие файлы – наброски, готовые романы, повести, рассказы. Никаких документов, дающих представление о сфере деятельности двойника, он не нашёл.

Оставалось одно – отправиться на работу. В редакцию журнала. Василий вовремя подумал о деньгах. Вдруг здесь в ходу не та наличность, которая имелась у него.

– Наташа, у меня деньги кончились, – сообщил он, появившись в кухне.

– Возьми там, где они у нас лежат, – уверенно прозвучало в ответ.

Где это: «там»? Черт его знает.

– Мне мелкие нужны, – выкрутился Петровский.

Объемистый кожаный портмоне выплыл из её сумочки, поделился с ним несколькими купюрами. Его беспокойство оказалось не напрасным – перед ним были советские деньги – трёшки, пятёрки. Он ещё помнил, как они выглядят.

– Всё, ухожу по делам.

– Поздно вернёшься? – заботливо поинтересовалась Наталья.

– Не знаю. Постараюсь не задерживаться.

Василий намеревался поехать на машине, однако, в ракушке стояло незнакомое средство передвижения – «Москвич» какой-то новой модели, довольно эффектный на вид. У Петровского возникло подозрение, что это – его автомобиль. Но даже если он и не ошибся, толку от его правоты не было никакого. Ни ключей, ни документов он не имел. Оставалось ехать на метро.

Василий шёл по Кондратьевскому переулку, смотрел по сторонам, всё ещё выискивая различия, и размышлял о том, как ему теперь быть?

«Знать бы, насколько я сюда попал? На какое-то время или навсегда? Если на какое-то время, лучше ничего не делать. Переждать. А если навсегда?.. Если навсегда, надо как-то приспосабливаться. Надо выяснить, чем тут занимается Василий Петровский, за что получает зарплату, на какие средства живёт? Если надолго, лучше всего признаться Наталье. А если ненадолго, лучше не признаваться… Как узнать? Есть ли способ? Разве что спросить доброго ангела. Но он так редко снится. А здесь он явится? – Ответа не было. Зато возникла догадка. – Может, он всё это устроил?»

Город казался не таким ухоженным, как в прежней вселенной. Но и запущенным не выглядел. Люди, которые попадались ему на улице, ехали в одном с ним вагоне метро, были одеты вполне прилично. Он смотрел на попутчиков и думал о том, что каждый из них имеет множество двойников, которые живут похожей, но все-таки отличающейся жизнью. Быть может в этих отличиях бесконечно повторяющегося и сокрыт смысл? Для того и создавал Бог или Высший Разум это множество вселенных?

Станция метро «Кировская» наехала на поезд, охватила ярким светом ламп. Петровский ступил на платформу, вместе с другими пассажирами двинулся в сторону эскалатора.

«Если советские деньги, а по телевизору говорят про Советский Союз, значит, в августе девяносто первого тут ничего не произошло? – явилась откуда-то запоздалая мысль. – Что же, они продолжают строить социализм? А предприниматели, которые стройными рядами кинулись в коммунистическую партию? Это к чему? И откуда они взялись, предприниматели?.. Не понимаю.»

Ступив на укрытую асфальтом поверхность земли, он осмотрелся. Привычная картина окружала его. Те же здания. Одно из них, представительное, современное, так же венчали шесть больших букв «ЛУКОИЛ». Василий не поленился, подошел поближе. «Государственная нефтяная компания» – значилось на блестящей золотом вывеске.

Новым открытием стал обменный пункт, расположенный чуть поодаль. Курс доллара совсем не походил на тот, который был знаком Василию. Американская валюта стоила здесь заметно меньше.

«Всё равно стоит обменять деньги, – решил он. – Нельзя всё время просить мелочь у Натальи.»

Петровский собрался пожертвовать стодолларовой купюрой, которую носил с собой на всякий случай. Требование предъявить паспорт не испугало Василия – он поленился получить новый и всё ещё владел старым советским паспортом.

Сто долларов исчезли, обернувшись небольшой пачкой денег, на которых был профиль Ленина и надпись поверху: Билет Государственного Банка СССР. При этом никаких вопросов к Петровскому не прозвучало. Ни паспорт, ни американская денежка не вызвали подозрений.

Сретенский бульвар подставил ему свой тротуар. Мимо ехали сплошной вереницей машины. Василий обратил внимание, что не так уж и много иномарок. Всё больше отечественная продукция, включая вполне симпатичный «Москвич», который, похоже, имелся и у него.

Вскоре он вошёл в знакомое помещение, занимавшее полуподвал старого заслуженного дома.

– Вы к кому? – уколол его вопросом охранник.

Василий хотел сказать: «К себе», но подумал, что, быть может, не работает в этой редакции. Пришлось проявить изобретательность.

– Марьяна здесь?

– Какая? Богданова? Нет, ещё не приезжала.

– А Игорь?

– На месте.

Главный редакционный компьютерщик посмотрел на него мельком и никак не среагировал. Похоже, Петровского тут не знали. Да и вывески с его фамилией на соответствующей двери не было. Чем же зарабатывал себе на хлеб его здешний двойник? Как это установить? Спросить у Натальи: дорогая, где я работаю? Смешно. Он пребывал в растерянности.

«Дождаться Марьяны? – судорожно текла его мысль. – Зачем? Что это изменит? Ничего. Тутошняя Марьяна меня не знает. Можно в этом не сомневаться.»

Глупо торчать в помещении, где ты никому не нужен, где невозможно объяснить, что нужно тебе. Василий направился на улицу. Он чувствовал себя чужим в этом городе, так похожем на его Москву. Это было внешнее сходство. Совсем другие люди шли по тротуарам, сидели в машинах, занимали служебные помещения, комнаты в квартирах. Город, принимающий этих людей, привыкший к ним, тоже был другим.

«Что делать? – мучил себя вопросом Петровский. – Обратиться не к кому. Безвыходная ситуация…»

Растерянными шагами ступал он по тротуару, не замечая ничего вокруг. И тут будто озарение: «Надо разыскать Астахова!»

Спасительный выход был найден. В самом деле, здешний Астахов мог ему помочь. Хорошо, что записная книжка оказалась при нём. Сначала он позвонил на мобильный. Гудки прозвучали впустую. Наступила очередь институтского номера. Ответила женщина.

– Вы ошиблись. Никакого Астахова у нас нет. Какой номер вы набирали? – Выслушав последовательность цифр, подтвердила. – Да, это наш номер. Но никакого Астахова здесь нет.

– Это хотя бы институт?

– Это квартира.

Оставалась последняя возможность – домашний номер. Петровский заволновался: что, если и сейчас будет облом? Как тогда искать двойника его знакомого? Ему ответил низкий приятный женский голос.

– Дмитрия Астахова можно к телефону? – попросил Василий.

– Дмитрий на работе.

– Не подскажете, как ему позвонить? Это Петровский, его приятель.

Она продиктовала те заветные семь цифр, которые давали возможность добраться посредством электромагнитных волн до Астахова.

– Нам необходимо встретиться, – такие слова сказал он тому, кого так хотел увидеть. – Как можно скорее. Это в ваших интересах.

– А вы кто?

– Писатель. Но это не имеет значения. Поверьте, это в ваших интересах.

После значительной паузы прозвучало:

– Где?

Предложение по месту наличествовало – Василий отчего-то захотел переговорить с Дмитрием там, где и прежде.

– Вы Центральный дом литераторов знаете? На Большой Никитской… – Услышав очередную паузу, тотчас пояснил. – Улица Герцена. Знаете?.. Буду ждать вас в Нижнем буфете. Через час.

Бодрым шагом, попирая чужой асфальт, Петровский двинулся в сторону метро. Надежда вела его, надежда на разрешение странных проблем, которые уготовила ему судьба.

Центральный дом литераторов ничем не отличался от своего собрата в прежней вселенной. Вахтер приветливо заулыбался, увидев Петровского, сказал слова приветствия. А охранник, стоящий у входа в ресторан по другую сторону холла, открыл дверь. Василий шарахнулся от него – заходить в дорогой ресторан Петровский не собирался. Для него существовал Нижний буфет, истинное пристанище для писателей и поэтов.

Он в момент узнал Астахова, едва тот появился в буфете – такой же высокий, внушительный, как и в старой вселенной. Василий призывно махнул рукой. Подождал, когда прибывший усядется напротив, хлебнул кофе, который успел взять, выдержал вопросительный взгляд физика. Разговор начал парадоксальным вопросом:

– Дмитрий, вы знаете меня?

Тот удивленно посмотрел на Василия, потом осторожно выдавил:

– Нет.

– Прошу меня выслушать. Сейчас я буду рассказывать вам о вас. Вы – физик. Увлекаетесь космологией. Обожаете Хокинга, Виленкина… И ещё третий был.

– Хойл? – мягко предположил Астахов.

– Да, он самый. А ещё вы любите водку. Зато совсем не любите вино.

– Да, – всё так же осторожно согласился Астахов. – И что из этого следует?

– То, что я знаю вас, – победно продолжил Петровский. – Знаю. И вот вопрос: откуда я знаю вас?

– Откуда? – подхватил Астахов. – Следили за мной?

– Зачем? Какой смысл в том, чтобы следить за вами? Дело совсем в другом. Дело в том, что я знаком с вашим двойником. Я из параллельной вселенной. – Увидев скептическое выражение на лице Дмитрия, ничуть не смутился. – Не верите? В параллельные миры верите, а в то, что я пожаловал из такого мира – нет? Между прочим, я с вами, который в той вселенной, недавно познакомился, и мы друг другу понравились. Вы так интересно рассказывали про Хокинга, Виленкина и… как его?

– Хойла.

– Да, Хойла. А ещё про параллельные миры. На меня ваш рассказ произвёл огромное впечатление. А ещё мы с вами выпили по бутылке водки, и потом вы повезли меня на своём «Гольфе» домой, в район Тишинки.

– Я сел за руль пьяный? – усомнился Астахов.

– Ну, пьяным вы не выглядели. А выпить перед тем, как поехать – выпили. Я вам лично составил кампанию. Здесь, в Нижнем буфете… – Немного подумав, добавил. – То есть, там, – палец указал куда-то вверх, – но здесь, за этим вот столом.

Астахов ошарашенно глядел перед собой, потом перевел испуганные глаза на Василия.

– И что, я нормально ехал?

– Нормально. В аварию не попали. Гарантирую.

– Это всё так странно. То, что вы рассказали… – Он продолжал смотреть на Василия тревожными глазами, но, казалось, видел совсем иное. – Значит, они есть?

– Кто?

– Параллельные вселенные, двойники.

– Выходит, что есть. Я, по крайней мере, в этом убедился. Можно сказать, воочию. – Василий развёл руками. – Я – в другой вселенной. А вы – двойник человека, которого я знаю.

Размышления Астахова породили новый вопрос:

– Вы его разыскали? Вашего двойника.

– Нет. Не смог найти. Пришёл вечером домой… уже в этой вселенной, смотрел телевизор, ужинал, ночевал, утром перед отъездом успел за компьютером посидеть – никого больше не видел. Кроме жены. Здешней.

– Похоже, происходит замещение, – негромко сделал вывод Астахов. – Чтобы двойники не оказались в одной вселенной. – Он в очередной раз глянул на Петровского, теперь уже туманными глазами. – А как это произошло? Ну… ваше перемещение.

– Очень просто. Шёл по переходу между станциями «Охотный ряд» и «Театральная»… Тьфу. – Он в сердцах махнул рукой. – У нас всё переименовали. Между «Проспектом Маркса» и «Площадью Свердлова». Там такой длинный переход. Шёл… В какой-то момент возникло ощущение, что я переместился. А потом понял: на самом деле переместился. Доказательств тому уйма. Сегодня был на работе в редакции журнала, который рекламирует дизайн. Выяснилось, что в этой вселенной я там не работаю. И люди, которых я знаю, не ведают, кто я такой. – Пора было переходить к делу. Петровский наклонился вперед, чтобы собеседник лучше слышал его, придал голосу доверительный тон. – Я прошу вас помочь. Мне просто необходимо знать, навсегда я здесь или на время. От этого зависит, как я должен себя вести. – Увидев недоверчивый взгляд, Василий понял, что стоит всё объяснить. – Понимаете, у меня там другая жена. Кроме того, я не смог установить, где и кем я здесь работаю? Если я прибыл сюда ненадолго, мне лучше переждать, ни во что не вмешиваться. Но если я здесь до конца жизни, тогда лучше признаться во всём жене. Без её помощи не обойтись. Мало того, что я не в курсе, где и кем работаю, я не знаю людей, с которыми вроде бы знаком. Ко мне обращаются, а я строю удивленную физиономию. Легко сойти за сумасшедшего.

Астахов долго пребывал в задумчивости, потом тихо произнёс:

– Выходит, есть отличия между вселенными.

– Есть. – Петровский охотно кивнул. – Небольшие, но есть. Я уже думал об этом. Если бы не было отличий, зачем тогда нужны параллельные вселенные? Но и сильных отличий быть не должно. Иначе смысл теряется. – Он вспомнил про свою заботу. – Как вы считаете, я здесь надолго?

– Не знаю… – сумрачно выговорил Астахов.

Посмотрев зачем-то на кремовый с тёмными балками потолок и тяжко вздохнув, Петровский предложил:

– Давайте выпьем.

– Давайте, – механически прозвучало в ответ.

– Тогда немного подождите…

Петровский отправился туда, где за деньги выдавали и выпивку, и закуску, вследствие чего на столе появилась бутылка водки, а рядом с ней – тарелка с бутербродами. Рюмки были наполнены.

– За что? – вяло спросил Астахов.

– За то, что они есть, параллельные вселенные. – Василий грустно улыбнулся.

Выпили. Вслед за тем в ход пошла закуска.

– Слушайте, а почему у вас деньги советские? – не прерывая еды, вполне будничным голосом полюбопытствовал Василий.

– А какие ещё могут быть? – Спокойное удивление отразилось на лице Астахова.

– Такие. – Петровский достал из кармана кошелек, раскрыл его. На свет Божий были извлечены и переданы для ознакомления две розоватые купюры.

– Сто рублей, – прочитал Астахов. Вид у него был ошарашенный. – Билет Банка России.

– У вас что, в девяносто первом коммунистов не скинули?

– Каком девяносто первом?

– В тысяча девятьсот девяносто первом году, – охотно принялся разъяснять Петровский, – почти тринадцать лет назад в нашей вселенной скинули коммунистов. Это случилось в августе. У Белого дома тогда уйма людей собралась, там, на набережной Москва-реки. В итоге коммунисты рухнули, Советский Союз развалился. Россия получила независимость.

– От кого?

– Ну… это так говорится. Просто она стала самостоятельным государством. Как и другие республики СССР. Первым президентом России был Ельцин. Слышали про такого?

– Нет.

– А про Путина слышали?

– Нет. Не слышали…

– Это наш нынешний президент, бывший кагебешник. В общем, начали в девяносто втором строить капитализм, и по сей день строим. Но он какой-то несовершенный получился, наш капитализм. Уйма нищих, культура в загоне, то же самое с наукой, образованием. Зато у нас свои миллиардеры. И вот что интересно – Россия по-прежнему живет за счёт нефти и газа, но при этом нищих сейчас больше, чем в советское время. Учителя, врачи, военные – все еле-еле сводят концы с концами. С другой стороны, магазины забиты продуктами и товарами. Раньше такого не было. Всё, что хочешь, можно купить. Проблема одна – денег не хватает. – Он посмотрел на Астахова с некоторым смущением. – Сам я писатель. Этим трудом у нас не проживешь. Конечно, цензуры никакой. Писать можно про всё. Печататься сложно. Издательства одни детективы гонят. Поэтому я в журнале на жизнь зарабатываю. Рекламирую дорогую мебель и эксклюзивный дизайн. – Тут он будто споткнулся. – Точнее сказать, рекламировал… А у вас тут что происходит? Строите социализм?

– У нас НЭП, – деловито принялся объяснять Астахов. – Новая экономическая политика. Та, которую преступно свернул Сталин. В девяносто первом году в руководство пришли коммунисты-реформаторы, провозгласили возврат к Ленину, разрешили мелкое и среднее предпринимательство. Теперь у нас многие тысячи предпринимателей. Экономика развивается, люди получают неплохую зарплату.

– За счёт чего? – Василий был само недоверие.

– Да мы теперь для всей Европы и Америки производим товары народного потребления. – Любитель космологии смотрел на него, как на полного невежду. – Практически всё, что там продается, выпущено у нас, в Советском Союзе.

Удивительно было слышать такие вещи.

– Это что же, китайский путь?

– Почему китайский? Самый что ни на есть наш, советский. Это Китай намерен идти нашим путем. Но мы их намного лет опередили.

Услышанное впечатляло. Да, история здесь развивалась по-другому. Василий вспомнил, что на столе зря простаивает бутылка водки. Наполнил рюмки. Потянуло сказать нечто выспренное.

– За процветание России.

– Почему только России? Советского Союза.

Под это пожелание водка успешно проследовала в желудки. С аппетитом поглощая бутерброд, Петровский поинтересовался:

– А кто эти коммунисты-реформаторы?

– Гайдар, Чубайс и Явлинский.

Василий поперхнулся. Это же надо!

– Вам знакомы эти имена? – тут же среагировал Астахов.

– Да. А кто у вас самый главный?

– Горбачёв.

– Он у нас тоже был главным. До августа девяносто первого года.

Петровский не слишком уважал Горбачёва, считая, что последний лидер СССР не воспользовался имевшимися возможностями, испугался кардинальных перемен. Выходит, в этой вселенной он реализовал шанс, не только свой, но и огромной страны. Или, может быть, здесь под той же фамилией обитал по сути другой человек?

Василий решил не углубляться в подобные тонкости. Ему захотелось выпить за их с Астаховым очередное, теперь уже в этой вселенной, знакомство. Предложение было поддержано. Едва рюмка опустела, Василий мечтательно проговорил:

– Когда мы познакомились в первый раз, тут, в этом зале, но в другой вселенной, вы так увлекательно рассказывали про Хокинга, про Виленкина. – Тут он состроил чуть сконфуженное лицо. – Признаюсь, я прежде не слышал про них.

– Виленкин – удивительный человек. – Астахов елейно улыбался.

За соседним столиком опять шумели молодые поэты. Когда они успели появиться? Рассеянно глянув на них, Петровский тотчас отвернулся.

– А Хокинг?

– Хокинг? Он просто гений. Вы ничего не знаете про него?! – Как оживился Астахов, каким восторгом светилось его лицо. – Когда Хокингу был двадцать один год, врачи диагностировали у него амитрофический боковой склероз. Это прогрессирующее заболевание центральной нервной системы. При таком диагнозе пациенты живут в лучшем случае несколько лет. Он выжил. И в середине семидесятых, заявил себя как выдающийся ум. Например, доказал, что чёрные дыры должны излучать энергию. – С каким восторгом, с какой любовью рассказывал Астахов о постороннем для него человеке. – В семьдесят девятом Хокинг стал профессором прикладной математики и теоретической физики в Кембриджском университете. Между прочим, триста лет назад эту кафедру занимал сам Исаак Ньютон, с которым часто сравнивают Хокинга. – Тут печаль упала на его лицо. – К сожалению, болезнь дала о себе знать. Хокинг потерял возможность говорить и с тысяча девятьсот восемьдесят пятого общается с миром при помощи речевого компьютера. Теперь его состояние намного хуже – он почти полностью парализован. Однако, не теряет оптимизма. – И вновь лицо оживилось. – На вопрос о том, что он сам считает главным своим достижением, говорит: «То, что Роджер Пенроуз и я доказали, что время берёт свое начало в момент Большого Взрыва и завершается в недрах чёрных дыр.» Но я бы поставил выше его последнюю книгу «Вселенная в скорлупе ореха». Там Хокинг задает удивительный вопрос: «Снятся ли нам ангелы или мы снимся ангелам?» И отвечает: «Снимся мы.» Представляете? – Теперь Астахов прямо-таки светился. – Его теория объясняет даже такие сверхчувственные феномены, как ясновидение и телепатия. «Наш мир – голограмма,» – утверждает Хокинг. А, как известно, любая точка голограммы содержит всю записанную на ней трёхмерную информацию. И если разбить голографическую пластинку и взять осколок, мы увидим ту же картину, что и прежде. Вывод очевиден: информацию не нужно передавать, её нужно считывать.

Эта мысль понравилась Петровскому, которого больше, чем рассказ, увлекли метаморфозы лица Астахова.

– Давай выпьем за то, чтобы считывать информацию, а не передавать, – предложил Василий. – Ничего, что я перешел на «ты»?

– Ничего.

Они с удовлетворением чокнулись.

«А водка здесь лучше, чем у нас, – подумал Петровский, поглощая очередную порцию славной жидкости. – Пьётся легче.»

Поход за второй бутылкой был неминуем. Нашлись и достойные пожелания для употребления вновь принесённой водки: за космологию, за литературу, за непременные успехи каждого из их двойников, за прекрасных дам в каждом из параллельных миров. Проблемы с тостами не бывает, если пьётся в удовольствие.

Когда они покидали Нижний буфет, Петровский бросил взгляд на зал – всего один человек оставался под бежевыми сводами с тёмно-коричневыми балками. Он спал, положив на руки голову, увенчанную пышной седой гривой. Похоже, и здесь он был известным в прошлом литературным критиком.

Невероятная теплынь стояла на улице. Посмотрев на ясное, лишь только начавшее темнеть небо, Астахов дал волю своему восторгу:

– Такой день… Великий день. Я должен всё осмыслить. Пока что ясно только одно – параллельные вселенные существуют. – Он с нежностью посмотрел на Петровского. – Спасибо вам. Огромное спасибо.

– Да я, собственно говоря, с радостью… – Василий оглядывался по сторонам. – Где твоя машина?

– Нет машины.

– Как, нет? Совсем?

– Совсем.

– Что же ты не купил?

– Теперь куплю. Теперь точно куплю… Надо сообщить миру о существовании параллельных вселенных.

– Как? Будем говорить об этом всем прохожим?

Астахов задумался – и вправду, как? Через несколько секунд решение было найдено.

– Лучше всего сообщить в Центральный комитет Коммунистической партии.

Похоже, он готов был идти на Старую площадь немедленно.

– Давай отложим это назавтра, – вежливо предложил Василий. – Мы с тобой не совсем трезвые. Нехорошо. Такая важная информация, а мы… Назавтра! Всё назавтра.

– Хорошо! – Астахов размашисто кивнул в знак согласия.

По Садовому кольцу буднично летели машины. Понуро стояли по обе стороны дома. Левее тянулась в небо стройной пирамидой помпезная высотка, одна из тех, которые воздвигли в сталинские времена… Петровскому вдруг показалось, что не было никаких перемещений, что всё привиделось. Он глянул на стоящего рядом Астахова с подозрением. Следовало проверить его реальность, как и всего остального. Не долго думая, Василий шагнул на проезжую часть, намереваясь пройти сквозь призрак ближнего к нему автомобиля, но был схвачен крепкими руками.

– Вы что?! Собьют! Зажжется зелёный, пойдем. У вас там что, на красный бегают?

Петровский обернулся, пристально посмотрел на Астахова и, вместо ответа, спросил:

– Где находится ЦК КПСС?

– На Старой площади, – нетвердым голосом выговорил Астахов.

– Ну… это каждый знает. А какую должность занимает Горбачёв?

– Генеральный секретарь КПСС и бессменный президент СССР.

Пока Василий решал, что на это сказать, зажёгся зелёный. Вереница белых полос на асфальте стала доступна для пешеходов, и толпа, уставшая от ожидания, ринулась навстречу другой толпе, томившейся на противоположной стороне Садового кольца. Увлеченный общим движением, Василий пересёк широкую улицу, и тут вспомнил про Астахова. Астрофизик обнаружился неподалеку. Что за мысли роились в учёной голове?

«А на выпивку здешний Астахов слабее нашего,» – не без гордости заключил Василий.

Проводив Астахова до метро «Баррикадная», Петровский направился в сторону Тишинки. Слева тянулся живописный забор Зоопарка. Чуть позже над ним проплыл пешеходный мостик, соединяющий две части пространства, отданного зверям и взирающим на них людям. Симпатичные башенки как две капли воды походили на те, которые он частенько видел в своей вселенной. Вот ведь и Центральный дом литераторов не отличался от своего двойника.

«Может быть, всё происходит в одних декорациях? – припёрлась шальная идея. – Люди – разные, окружение – одно и то же… – Трудно было оценить трезвость собственной мысли. – Может быть. А как узнать?» И в самом деле, узнать это не представлялось возможным.

Он вернулся домой в хорошем расположении духа. Едва открыл дверь, из комнаты выбежала Наталья. Она смотрела на него взволнованными глазами.

– Где ты пропадал?! Я не могла тебя найти. Мобильный отключил. Я звонила тебе на работу, но ты там не появился, и даже не предупредил, что не приедешь. Что случилось?

– Я встречался с одним физиком.

– И выпивал?

– Да, – беззаботно сообщил Василий.

– И потом сел за руль?

– Я был без машины.

Сомнение высветилось в её взгляде.

– Зачем тебе дался этот физик?

– Он – специалист по космологии. Разбирается в вопросах мироздания, в параллельных вселенных. Зовут его Дмитрий Астахов.

– Параллельные вселенные?.. Всё-таки, с тобой что-то случилось. Ты не перестаешь меня удивлять в последние дни.

– Разве это плохо?

– Я еще не знаю, как это. Ужинать будешь?

– Буду. – Петровский увесисто мотнул головой.

Он так и не решил, как вести себя с Натальей. Вывалить на неё всю правду? Сказать: я твой муж, но я не твой муж. Вдруг она поймёт? И поверит. Да кто ж знает? Но если не поверит, психушка обеспечена.

«Хорошо, что завтра суббота, – думал он, отправляя в рот очередной кусок жареной осетрины. – А куда я пойду в понедельник?.. Ладно, может быть за выходные всё образуется.»

Тут он вспомнил про обещание, данное другому Астахову, тому, который пребывал в прежней вселенной. Добрый ангел пока ещё не снился Петровскому. Но теперь у Василия появилась необходимость задать ему собственный вопрос. А как иначе узнать, вернётся ли он в свою вселенную? Только спросить у ангела.

«Спросить! – радовала его спасительная мысль. – Да, спросить у ангела-хранителя: я здесь навсегда или на какое-то время? Главное, не забыть, когда он приснится. Надо втемяшить себе в голову: не забыть спросить, спросить не забыть. Не за-бы-ть.»

Когда легли спать, он полез было к Наталье, но услышал:

– Если ты хочешь, чтобы я забеременела, не приходи ко мне выпившим.

Выразительно вздохнув, Василий оставил всякие попытки, отвернулся и моментально заснул.

5

Дмитрия Астахова разбирало нетерпение – скоро там его новый знакомый выяснит, кто из трех гениев прав: Хойл, Хокинг либо Виленкин? Дмитрий был настоящим ученым, обожал докапываться до истины путем сложных математических построений и сравнения полученных результатов с опытными данными. Однако, в интересующем его случае не только он, но и никто другой не имел пока возможности проверить правильность существующих теорий. Приходилось обращаться к столь непривычным средствам. Стремление узнать правду о мироздании любым образом Астахов не считал зазорным.

Длительные попытки разыскать Петровского не принесли успеха.

«Просил позвонить, – с досадой говорил себе Дмитрий. – И где он?.. Ох уж эти писатели. Что у них в голове?»

Какое-то чутьё подсказывало ему – надо ехать на Большую Никитскую, в Дом литераторов. Но впереди была ещё одна лекция. Ещё один рассказ о квантовой механике студентам, которые, как правило, не могли, да и не пытались понять всю прелесть этой науки. Лишь тот, кто чувствует её, может осознать истинную глубину и красоту космологических теорий.

«Космологические размышления всегда играли чрезвычайно важную роль в развитии науки, – думал Астахов, сидя за своим столом. – Но сможем ли мы когда-нибудь, критически исследуя эти умозрительные теории, развить их в такой мере, что они будут допускать эмпирическую проверку?»

Он не мог ответить утвердительно, хотя с удовольствием сделал бы это, если бы имел основания.

Он поднялся. Настало время идти в аудиторию. Студенты раздражали Дмитрия своей бестолковостью. Мало кто из них подавал надежды. Но такие находились. И это радовало. Дмитрий был готов работать с ними не только на лекциях.

Вскоре Астахов привычно писал на доске формулы, рассказывая прекрасным языком математики о сложных взаимосвязях, о том мире, который окружает нас, будучи невидим нами. Когда он поворачивался, видел живой интерес лишь в одной паре глаз, принадлежавших Илье Готлибовичу. Он был самым толковым не только в этой группе, но и на всём курсе.

Громкий хлопок прервал очередной период выведения формул. Рука с мелком остановилась, Астахов повернулся к аудитории.

– Что случилось? – мрачно поинтересовался он.

Несколько секунд висела плотная тишина, потом прозвучал тоненький голос одной студентки:

– Ручка упала.

Идиоты! Будто он не понимает, что это никакая не ручка. Взорвали хлопушку, теперь пытаются выставить его дураком. Он видел сдержанные ухмылки. Ждали его реакции. Черта с два он даст им повод для веселья. Состроив язвительное лицо, Дмитрий проговорил:

– Одни веселятся на лекциях, другие – на экзамене. – И вновь отвернулся к доске.

Астахов не считал себя лишенным чувства юмора человеком. Понимал шутку. Студентом участвовал в игре, называемой «Жопа». Проводилась она так: несколько студентов скидывались по рублю, что в советское время составляло приличную сумму – тогда на пятьдесят копеек можно было неплохо пообедать в студенческой столовой. Деньги отдавали судье, который следил за ходом игры. Побеждал тот, кто во время лекции громче всех говорил: «Жопа!» Он получал банк. И вот на лекции одного весьма немолодого уважаемого профессора Дмитрий умудрился победить с первого захода, во всю мощь произнеся заветное слово. Профессор не стал скандалить, спокойно повернулся к аудитории, оглядел сидевших перед ним студентов. И проговорил с доброй усмешкой: «Я знаю эту старую студенческую игру. Но всё-таки попрошу вас не играть в неё на моих лекциях.» И всё. Никаких упреков. Так ведь и он, Астахов, лишь напомнил, что кой-кому невесело придется на экзамене. Мстить он никому не собирается, но тот, кто продемонстрирует пустоту в голове, непременно схлопочет двойку.

Обретя свободу, Астахов тут же поехал в Дом литераторов. Домчался в момент. С трудом нашёл место для парковки. Быстрыми шагами проскочил дистанцию до подъезда, миновал пространство холла, сбежал по лестнице до двери, пропускающей в Нижний буфет. Глаза лихорадочно осмотрели зал – Петровского не было.

Удрученный таким результатом, Дмитрий поплелся назад. Поднялся по лестнице, вышел с холл. И совершенно неожиданно углядел того, кого так желал видеть – Петровский сидел на банкетке подле колонны, лицо у него было грустное, глаза смотрели куда-то вниз. Довольно улыбаясь, Дмитрий сделал несколько шагов навстречу, протянул руку и… наткнулся на удивлённый взгляд.

– Привет, – ликующе произнёс Дмитрий. – Очень рад тебя видеть. Как, удалось спросить?

– Кого?

– Ну… доброго ангела. Так ты его называешь?

Он увидел вконец оторопелый взгляд.

– А что… спросить? – сдавленно пролепетал приятель.

– Как, что? – Бодрая улыбка не сходила с лица Дмитрия. – Кто из троих прав, Хойл, Хокинг или Виленкин?

– Кто это?

– Физики. Выдающиеся. Что, забыл?

Опять заминка. Потом вкрадчиво раздалось:

– Я про них никогда не слышал… – Тут он загнанным взглядом посмотрел на Дмитрия. – Откуда вы знаете про доброго ангела?

– Ты рассказывал. И это не помнишь?

Последовала совсем непонятная пауза. Петровский состроил какую-то странную физиономию, будто мучился жестокой головной болью. Дмитрий не стал разбираться, в чем дело, предложил все тем бойким голосом:

– Чего ты здесь сидишь? Пошли.

– Куда?

– В Нижний буфет.

– Я туда не хожу… А впрочем, идемте.

Он как-то безвольно поднялся, пошёл за Дмитрием. Они заняли тот самым стол, за которым познакомились несколько дней назад. Дмитрий купил водки, бутербродов, апельсинового сока для запивки. Наполнив рюмки, предложил с довольным видом:

– Со свиданьицем.

Петровский безропотно выпил водку, равнодушно пожевал бутерброд с копчёной колбасой. Последовал тост за его здоровье, потом – за литературу.

– Что, полегчало? – Астахов смотрел на него с теплотой.

– Немного.

– Сейчас добавим.

Дмитрий наливал сидевшему напротив человеку больше, чем себе – надо было помочь приятелю совладать со своей хандрой. Помогло. После четвертой рюмки Петровский ощутил необходимость сказать какие-то слова.

– Понимаете, со мной творится что-то неладное. То ли у меня отшибло память, то ли… даже не знаю, как назвать. Действительность кажется мне другой. – Он придвинулся к Дмитрию, перешёл на шёпот. – Мне казалось, что я разошелся с моей первой женой и женился на другой женщине. Вдруг выясняется, что моя жена по-прежнему Света. И всё остальное тоже спуталось. Я не работаю там, где, как мне казалось, я работаю.

– Ты работаешь в журнале. Рекламируешь дизайн и мебель. Ты ещё мне предлагал квартиру обставить.

– Ну вот, видите, – безнадёжность густела в голосе Петровского. – Какой-то журнал, мебель. Но мне прекрасно известно, где я работаю. В Союзе писателей СССР, секретарём. – Тут голос Петровского совсем поник. – Только его почему-то нет на прежнем месте. Союза писателей. Я спрашивал. Говорят – нет такого. Дом Ростовых есть. А Союза – нет.

Дмитрий понял: с Петровским действительно происходит что-то неладное.

– Может быть, ты переутомился?

– Может быть, – печально высказал согласие Петровский.

– Потом, ты писатель. Возможно, ты слишком увлекся тем сюжетом, который прорабатываешь. Я, конечно, литературой не занимаюсь. Пишу научные статьи. Но порой так влезешь в материал, что действительность просто ошарашивает и расстраивает. – Лирика – лирикой, а нельзя было забывать о главном. Дмитрий подпустил просительных ноток в голос. – Ты всё-таки просьбу мою не забудь. Спроси доброго ангела, кто из троих прав, Хойл, Хокинг либо Виленкин?

– Это физики? – растерянно осведомился Петровский.

Дмитрий кивнул.

– Космологи. Как и я. Неужто забыл? Я тебе столько про них рассказывал… Мне очень важно узнать, кто из них прав. А может, никто не прав. – Дмитрий развел руками.

– Хокинг, Виленкин… И кто ещё?

– Хойл. – Дмитрий не сдержал досаду. – Что же ты никак запомнить не можешь?

– Я только недавно услышал…

Астахову не хотелось вникать, почему его новый приятель делает столь странные заявления. Он лишь уточнил:

– Так ты спросишь?

Петровский осторожно кивнул.

– Я попробую спросить. Но учтите, добрый ангел не так часто является мне… во сне.

– А ты постарайся. Попроси явиться. У тебя это как-то получается. Да если бы у меня получалось, стал бы я тебя просить.

Петровский изобразил что-то неопределённое на лице. Потом оживился, произнёс торжественно:

– Жизнь слишком коротка для того, чтобы делать добро, но слишком длинна – чтобы творить зло. Это мне сказал добрый ангел. Я стараюсь делать добро: пишу общественно полезные романы.

По соседству шумели молодые люди. Астахов мельком глянул на них и отвернулся.

– Тебе полегчало? – спросил он.

– Да. – Петровский с важностью кивнул, после чего встрепенулся. – Я готов заплатить. Но у меня деньги не те.

– Что значит – не те?

– Я пытался купить газеты. И еще пиво. Мне сказали, что деньги не те.

– Покажи.

Петровский достал кошелек, вытащил несколько бумажек.

– Это советские деньги, – как само собой разумеющееся, проговорил Астахов.

– Ну вот, советские. Почему же их у меня не берут?

Дмитрий посмотрел на приятеля полными сочувствия глазами.

– Тебе надо отдохнуть. Ясное дело – перетрудился.

Он ещё раз наполнил рюмки, причем себе опять налил половину, а приятелю – полную. И вновь тот ничего не заметил.

– За то, чтобы у тебя всё было хорошо. – Чокнувшись, Дмитрий тут же опрокинул рюмку. Петровский последовал его примеру.

Бутылка опустела. Добавлять не было смысла – Петровскому хватило, а Дмитрий за рулем старался много не пить.

– Пошли, – сказал он приятелю.

Тот безропотно поднялся. На этот раз они уходили далеко не последними. Немолодой мужчина с пышной гривой седых волос, на которого Дмитрий обратил два дня назад внимание, пока не спал.

Вывалившись на свежий воздух, Петровский тут же направился в сторону Садового кольца, но был остановлен Дмитрием:

– Не туда. Машина в другой стороне.

– Какая машина? – оторопело поинтересовался Петровский.

– Моя.

Благосклонно кивнув, приятель отправился за ним. Едва они остановились подле творения немецких автомобилестроителей, Петровский сообщил:

– У меня тоже есть машина. – Подумав, добавил. – Была. Я думал, что у меня «Москвич» последней модели. Такой… красивый. А в ракушке всего лишь старые «Жигули». Вот так.

Он устроился поудобнее на переднем сиденье и тотчас уснул. Растрёпанная голова уперлась в дверцу.

Дмитрий довёз приятеля до его дома. Растолкал.

– Приехали.

Петровский открыл глаза, осмотрелся, ничего не говоря, вылез из машины и нетвердым шагом направился к дому.

– Ты не забудь про мою просьбу, – сказал ему вслед Астахов.

Движение остановилось. Гордый поворот головы. Туманный взгляд прищуренных глаз упал на Дмитрия. Что он выражал, Дмитрий не понял. Несколько секунд, и Петровский продолжил шествие к подъезду.

Послушный воле водителя, мотор принялся крутить колеса. «Гольф» покатил туда, где Астахов жил – в Чертаново.

Дмитрий размышлял о том, что на быстрый ответ со стороны Петровского надеяться нельзя. Слишком уж необязательные люди – писатели. Да и материя тонкая – разговор с добрым ангелом во сне. Разумеется, соблазнительно хоть как-то заглянуть за пределы доступного, пусть даже при помощи ненаучных методов. С другой стороны, пренебрегать традиционными путями изысканий недопустимо. Так что нечего расслабляться, надо продолжать работу. Каждодневно, ежечасно, ибо настоящий ученый должен работать постоянно в том смысле, что мозг отключить нельзя.

Вместе с тем, завтра, в субботу, Астахов намеревался потратить время на телесные удовольствия. Дмитрий любил спорт, но неправильный – не большой теннис, дзюдо или горные лыжи, как все достойные российские люди начала двадцать первого века. Дмитрий отдавал предпочтение баскетболу и каждую субботу играл с друзьями. Собирались они в спортивном центре у одного из общих приятелей, часа четыре бегали с мячом, вслед за тем парились в сауне, пили пиво. Подобное времяпрепровождение давно превратилось в добрую традицию.

«Гольф» упрямо одолевал километры, нанизывая на себя московские улицы. Майский вечер накрывал большой, усталый город задумчивым небосводом. Приятная теплынь заполняла округу.

«У меня такое предчувствие, будто параллельные вселенные точно есть, – подумалось вдруг Астахову. – И если так, сколь они замкнуты? Нет ли каких-то особых зон в пространстве, где возможны переходы из одной вселенной в другую? И если да, подобные зоны постоянны или возникают в какие-то отрезки времени?..»

Припарковав машину около дома, Дмитрий поднялся на девятый этаж, туда, где жил с Ириной, своей гражданской женой, третьей, если считать и тех, с которыми был прежде расписан.

– Я нутром чувствую, что параллельные вселенные существуют, – громогласно заявил он, войдя в квартиру. – Но всё равно я голоден.

– Досадная взаимосвязь, – прозвучало из комнаты. Слова притащили за собой весьма грациозное создание ростом немного ниже Астахова с кудрявой головой. – Было бы лучше, если бы твоя уверенность вызывала ощущение сытости.

Это пожелание отнюдь не означало отказ покормить голодного мужчину. Ужин состоялся. После этого Астахов удалился в гостиную, которая, за неимением третьей комнаты, частично служила Дмитрию кабинетом. Надо было ещё поработать. Он открыл научный журнал, только что прибывший из Соединенных Штатов. Настоящий ученый должен быть в курсе всех новаций. Впрочем, что значит – должен? Разве он заставляет себя? Ему хочется этого. Ум требует всё новых и новых сведений, научных фактов.

Дмитрий чувствовал некоторую усталость, когда отправился спать. Однако, едва Ирина легла рядом, он не преминул воспользоваться этим соседством. И встретил полное взаимопонимание.

6

«Что там с моими делами? – размышлял Василий о происходящем в оставленной им вселенной, глядя через оконное стекло на причудливые белые облака, равнодушно плывущие по небу. – В редакции не появлялся в последние дни. И теперь не известно, появлюсь ли вообще. Дома не бываю… Двойник-то мой разобрался, что к чему? Что он там творит? Какие речи произносит? Представляю. Света, небось, решила, что я спятил. А я это не я. Надо же, как всё получилось… Интересно, а там сейчас такая же погода? Такие же облака? Или чистое небо? А может, идёт проливной дождь? Если есть отличия, распространяются ли они на погоду?..»

– Ты поедешь сегодня к дочери? – раздался ровный голос Натальи.

– Зачем? – удивился Петровский.

– Как, зачем? Ты всегда ездишь по субботам. Разве ты не хочешь её увидеть?

Несколько секунд ушло на то, чтобы вернуться в нынешнюю реальность.

– Поеду. Через час или полтора.

– Чего ты тянешь? Тебя ждут.

Петровский не спеша поднялся, переодел брюки, сунул ноги в туфли. Он знал нужный дом на Бутырской улице и не сомневался – там проживают дочь и, в некотором смысле, бывшая жена.

Поехал на метро. А что делать? Собственная машина по-прежнему оставалась недоступной для него.

«Если я здесь задержусь, – решил Василий, – напишу заявление об утере водительского удостоверения и технического талона. Совру, что украли. Пусть выдают новые. Не ходить же всю иновселенную жизнь пешком. Ещё проблема ключей. Где их искать? Хотя можно сделать вид, что я их куда-то задевал.»

Около входа на «Белорусскую» энергично торговали всякой всячиной. Эта бестолковая, пестрая картина была привычна Петровскому. Прежде он ничего не покупал здесь, а сейчас купил конфет и печенья – что-то следовало принести с собой.

От «Савеловской» он шёл пешком, смотрел по сторонам. Улица весьма походила на ту, которую он знал. Большой, высокий дом на левой стороне, третий в цепи таких домов, был конечным пунктом его путешествия. Именно в этом доме в прежней вселенной жила теща с младшей дочерью, сестрой Светы. Что происходило в нём в этой вселенной, ему предстояло узнать.

Пройдя под аркой, Василий приблизился к среднему подъезду, набрал на табло номер нужной квартиры, услышав: «Кто?», сказал по непонятной причине: «Сантехника вызывали?», после чего раздались частые гудки – железная дверь была открыта.

Замусоренный лифт поднял его на девятый этаж. Распахнутая дверь в квартиру подтверждала, что его ждут.

– Пап, опять твои глупые шутки. – Лена смотрела на него с упреком. – Сколько раз тебе говорила – хватит сантехником представляться.

– Больше не буду, – чистосердечно пообещал ей Петровский, протянул пакет с конфетами и печеньем, скинул туфли. Одна пара тапочек, самых больших, пришлась ему впору.

Света восприняла его появление спокойно. Книга лежала на её коленях. Привычное состояние. И там, и тут она много читала. Тёща возилась в кухне – Василий специально заглянул туда, чтобы поздороваться с ней. После этого состоялась экскурсия по квартире. Следов пребывания Марины, сестры его супруги, Василий не обнаружил. Получалось, что они жили втроем в трехкомнатной квартире – по комнате на человека.

«Нормально,» – таково было заключение.

– Ты отвезёшь меня в «Смоленский пассаж»? – поинтересовалась Лена.

– Я не смогу тебя отвезти.

– Почему? Ты обещал.

Следовало придумать отговорку.

– Машина сломалась.

– Ты пешком!?

– Нет. Я приехал на общественном транспорте.

Её досада казалась беспредельной. Если бы у Петровского было достаточно советских денег, он отвёз бы дочь на такси или частном извозчике. Однако, проблема получения в нужном количестве здешних денег пока что не была им решена.

Он смотрел на дочь и удивлялся полному сходству этой и той Лены, даже не во внешности, а в манере поведения, в мимике. «Что отличается? – думал он. – Судьба? Тут она растёт с приходящим отцом. Что в результате изменится? Жизнь этой моей дочери? Она будет менее счастливой? Или наоборот? Этого я не могу знать… Но если изменения накапливаются, жизнь двойников должна всё более отличаться. За несколько поколений должно было накопиться чересчур много различий. Гораздо больше, чем обнаружил я. Значит, параллельные миры возникают вновь?..»

Смелый полёт мысли прервал вопрос, обращенный к нему Светланой:

– Как там в твоем Союзе писателей?

– Нормально. Писатели поддерживают решения Коммунистической партии, – с абсолютно серьезным лицом импровизировал Василий. – Лично я пишу роман о высоком партийном работнике, осознавшем свою неправоту и начавшем активно поддерживать отечественных предпринимателей. Возврат к НЭПу – это серьёзно. Китай вон куда ушёл, нам и не снилось… – Он осёкся, поняв, что хватил лишку. Надо было выкручиваться. – Ну, в смысле, уйдет, когда в полной мере использует наш весьма успешный опыт…

Жена смотрела на него внимательным изучающим взглядом.

– Ты всегда был приспособленцем, – спокойно прозвучал её голос.

– По-твоему, лучше мешать благотворным изменениям?

– Мешать я не призываю. Но так лебезить перед властью не стала бы никогда.

С такой Светой ему не приходилось иметь дело. И всё потому, что здесь до сих пор действовала советская власть? Из-за этого по-другому складывались судьбы людей? А может, всё наоборот?

Любопытная мысль явилась Петровскому – прямо сейчас выяснить, чем он занимается, каким образом зарабатывает на хлеб. Он глянул на Светлану хитрыми глазами.

– И что я, по-твоему, должен делать на рабочем месте?

– Помогать молодым литераторам, а не строить их. Впрочем, это твоё дело – чем заниматься. И у тебя есть, кому давать советы.

– Мне важно твоё мнение. – Он смотрел на жену с доброй усмешкой.

– Странно такое слышать. – Примирительные нотки таились в её ворчании. – Пообедаешь с нами?

– Да. – Ему неловко было отказываться.

За стол сели вчетвером. Тёща налила всем своего знаменитого борща, который Василий обожал.

– Пенсию скоро обещают поднять, – с довольным видом рассказывала она. – Нам, пенсионерам, полегче станет. И учёным стали больше платить. Всё-таки, жизнь налаживается.

– НЭП – это хорошо, – согласился Петровский и, недолго думая, прибавил. – Но режим-то остается прежним, коммунистическим. Политических свобод как было, так и нет.

Он увидел изумленный взгляд Светы. А тёща уже спешила с ответом:

– Людям главное, чтобы хорошие условия для жизни были. А на что им свободы, если условий нет? Ошибаетесь, что ты, что Света. Уж и не знаю, чему ты там молодёжь наставляешь…

Разговор увял сам собой.

После обеда Василий отправился в Дом литераторов. По пути он размышлял о том, как трактовать слова жены: помогать молодым литераторам, а не строить их. Последнее может делать литературный начальник. Помогать – маститый писатель. Выходит, он писатель и начальник. Секретарь по работе с молодыми? Возможно. Теща тоже говорила, что он пестует молодёжь. Это высокая должность. Если он её занимает, он – литературный генерал. Неплохо. Очень неплохо.

Любопытство повело его в Дом Ростовых – там располагался, начиная с тридцатых годов прошлого столетия, Союз писателей СССР. Василий ожидал увидеть облезлое здание. Но славная старая усадьба выглядела прекрасно. В этой вселенной деньги на ремонт нашлись.

Пожилой подтянутый вахтер уважительно кивнул ему. Немало пройдя по коридорам, он обнаружил-таки дверь, на которой значилось: «В.И.Петровский». Контакт с дверной ручкой дал отрицательный результат – заперто. Василий вернулся к вахтеру, состроил рассеянное лицо.

– Ключ куда-то задевал.

– Так вы его не брали. – Морщинистая рука протянула то, что Петровский хотел получить. – Вас тут не могли найти. Вчера. Меня спрашивали. Я говорю: не видел. Не приходил он. Вы уж имейте в виду.

Кабинет понравился Петровскому. Не слишком большой, но уютный. Хорошее кресло – натуральная кожа. Стопки документов справа и слева. Он заглянул в письма – просьба издать книгу стихов, просьба помочь в улучшении жилищных условий, просьба помочь издать роман, получить льготную путевку в дом творчества. В другой стопке лежали официальные бумаги. Бежевая картонная папочка хранила важный документ – на бланке Центрального Комитета КПСС под грифом «Для служебного пользования» содержались инструкции по мобилизации творческой интеллигенции на выполнение решений партии. Василий с великим любопытством изучал письма, документы. Для него это было давно ушедшее прошлое, не имеющее над ним силы; для его двойника – реальность, которая диктовала свои условия.

Изрядно побродив по строчкам документов, писем, Петровский покинул кабинет, оставил ключ у вахтера. Его путь лежал в Дом литераторов.

Настроение у него было прекрасное. Он без колебаний завалился бы в дорогой ресторан, расположенный на первой этаже, и не куда-нибудь, а в Дубовый зал – теперь ему это было по чину, – однако весьма ограниченные в тот момент финансовые возможности направили его в Нижний буфет.

Вторгнувшись в пространство под кремовым потолком с темными балками, Василий тотчас увидел Астахова, сидевшего за их любимым столиком. Какая радость высветилась на лице любителя космологии.

– Наконец. Я тебя жду. – Он поднялся, продемонстрировав свой немалый рост, схватил Петровского за руку. – Что будешь пить?

– Ничего. – Василий решил воздержаться от спиртного. Ему хотелось всерьез пообщаться с Натальей.

– Соку хотя бы выпьешь?

– Соку выпью.

Через минуту два стакана с апельсиновым соком появились на столе, а рядом – тарелка с бутербродами.

Астахов пребывал в нервическом оживлении. Ясные голубые глаза прямо-таки светились лучистым огнём.

– Василий, мы должны написать заявление в ЦК КПСС о реальном существовании параллельных вселенных. Ты будешь доказательством этого.

– Я?! – удивился Петровский. – Каким образом? Как я могу быть доказательством?

– Твой рассказ о том, что произошло, станет доказательством.

– Но факты. Какие факты подтвердят, что я говорю правду? Мало ли, что я могу понапридумывать. Я – писатель.

Астахов задумался. Упрямая работа мысли отражалась на челе. И вдруг взгляд прояснился.

– Деньги! Те деньги, которые у тебя остались от прежней вселенной.

Теперь настал черёд подумать для Василия. Ему вовсе не хотелось писать заявление в ЦК КПСС, признаваться в том, что он – не настоящий Петровский.

– А если я их подделал?

– Ну… Так легко не подделаешь. Там особая бумага, водяные знаки, микронадписи, металлические полоски. Уверен, специалисты определят их подлинность.

– Они что, видели оригинал?

Аргумент был весомый, но Астахов не желал сдаваться.

– Они же не новые. Были в хождении. Там следы многих рук.

– При желании можно сфальсифицировать и это.

Астахов по-прежнему рвался в бой.

– Пусть. А то, что ты знал про меня конкретные факты, хотя мы с тобой не встречались?

– А если мы с тобой сговорились? Как ты докажешь кому-то, что это было на самом деле? Как? – Василий помолчал, глядя на зал, на иногалактических поэтов, которые сидели на этот раз в другом конце зала, потом перевел задумчивый взгляд на Астахова. – Но главное совсем в другом. Допустим, нам с тобой поверили. Начнут выяснять, чем отличаются наши вселенные. Мне придётся рассказывать, как сложилась у нас история. И когда я расскажу, что у нас давно скинули коммунистов, как поведут себя Центральный Комитет КПСС и КГБ? Даю гарантию: они всё засекретят. А что со мной сделают? То же, что и с тобой. Нас посадят, чтобы мы не проболтались.

Мрачное выражение затвердело на лице Астахова. Для него всё было потеряно. Василию стало жаль приятеля.

– Не расстраивайся, – попытался он успокоить любителя космологии. – Самое главное – ты знаешь правду. И Бог с ними, со всеми остальными.

– Так хотелось сделать открытие, – раздался печальный голос.

– Ты сделал его.

– Но я не могу сообщить о нём научной общественности… – И тут словно солнце глянуло из-за облаков. Сколько надежды было в его взгляде. – А может быть, ты соврёшь? Ради науки. Скажи, что у вас там тоже КПСС и советская власть.

Василий тихо покачал головой – нет.

– Не получится. Ты забыл, что на деньгах, которые ты хочешь предъявить в доказательство, написано: Банк России. Не может же часть Советского Союза иметь свои деньги. Кстати, есть ещё свидетельства, которые можно предъявить. Я вспомнил о них только сейчас. – Петровский достал из внутреннего кармана документы, открыл их. Продемонстрировал. На водительском удостоверении значилось: «Российская Федерация». Как и на паспорте транспортного средства. – Та же самая ситуация. Никакого Советского Союза. Вместо него Российская Федерация. Соврать не удастся.

– Дай посмотреть.

Василий протянул ему документы. Астахов придирчиво изучил их, вернул. Мрачная апатия вновь охватила его.

– Не расстраивайся, – повторил Василий. – Лучше расскажи мне о Фреде Хойле.

– Ты на самом деле хочешь знать о Хойле? – сдержанно поинтересовался любитель космологии.

– Да.

Астахов немного оттаял. Слабая улыбка выпорхнула на лицо.

– Это был удивительный человек. Астрофизик, математик, писатель, драматург, успешный администратор. Вот сколько он совмещал в себе. Настоящий генератор идей. В молодости – вундеркинд, а в старости – затворник. Он в десять лет заинтересовался звездами, стал изучать небо. А потом учился, между прочим, у великого Поля Дирака, предсказавшего существование антивещества. Окончил колледж Эммануэля в Кембридже накануне второй мировой войны. Когда она началась, участвовал в создании радиолокаторов. Эта работа и свела его с математиком Германом Бонди и астрономом Томасом Голдом, которые бежали в Англию из Австрии. Их встреча – истинный подарок судьбы. В тысяча девятьсот сорок восьмом году Хойл, Бонди и Голд опубликовали теорию стационарной Вселенной. Получилась настоящая бомба, – с каким удовольствием Астахов произнёс эти слова. – Бурные дискуссии кипели несколько десятилетий… – Эмоции на его лице враз поутихли. – Да, сегодня в ходу теория Большого Взрыва, но прежде многие физики не хотели признавать идею рождения Вселенной, поскольку при этом неизбежно встает вопрос: а что было до этого? Хойл со своими коллегами предложил очень красивое решение: расширение Вселенной происходит, но у него не было начала – это вечный процесс. – Мечтательный взгляд Астахова был устремлён куда-то в сторону от Василия. – Для чего допускается самопроизвольное рождение вещества в пустоте с такой скоростью, что средняя плотность Вселенной всегда остается одинаковой. В шестидесятых годах, когда было открыто реликтовое излучение, предсказанное теорией Большого Взрыва, интерес к теории стационарной Вселенной пропал. Но только не у Хойла. Незадолго до смерти он выступил с новой стационарной моделью. В ней вселенная вечно пульсирует, а новое вещество рождается в ядрах галактик.

Лицо Астахова оставалось воодушевленным, праздничным, несмотря на смену оттенков по ходу рассказа. Василию нравилось такое преображение. Быть может, поэтому обилие новой и чаще всего непонятной информации не утомляло его. Наоборот, влекло.

– Надо же, знаешь, когда он и что делал.

– Я всегда хотел побольше узнать о жизни тех, кого почитаю. Сейчас я начал работать над книгой про Хойла. Мне предложили её написать.

– А почему ты сказал, что он, помимо прочего, писатель?

– Он сочинял романы. Настоящую научную фантастику. Я читал один из них. «Черное облако» называется. Увлекательная вещь. Представляешь, вблизи Земли появляется гигантское межзвездное облако. И выясняется, что оно обладает разумом, способностью к целеустремленному движению. Живой организм размеров с орбиту Венеры. Ему надо пополнять запас энергии, для этого он поглощает излучение звезд. Поэтому его и привлекло Солнце. И вдруг это облако открывает, что на одной из планет Солнечной системы есть разумные существа, живущие благодаря энергии Солнца. Написано прекрасно – трудно оторваться… – И тут озабоченность скользнула по его лицу. Будничным голосом он выговорил. – Василий, а что, если нам уехать за границу и там объявить о существовании параллельных вселенных?

Приехали. Петровский кисло усмехнулся.

– Как я уеду? У меня кроме тех документов, которые ты видел, ничего другого нет. Если я увижу, что задерживаюсь здесь, я подам заявление о том, что у меня украли все документы – паспорт, водительское удостоверение. Надеюсь, получу их. Но когда это будет?

Заговорщическое выражение появилось на лице Астахова.

– А что, если нам бежать за границу? – приглушенно проговорил он.

Петровский глянул на него с укоризной.

– Дима, ты был когда-нибудь антисоветчиком?

– Нет.

– Как ты себе это представляешь – бросить родину, бежать?

– Через Финляндию, – тихо сказал Астахов.

– И есть гарантия, что получится?

– Не знаю.

– А если влипнем?

– Ради науки я на всё готов. – Сколько решимости было в нём.

– Какой ты… неуёмный, – нашёл аккуратное слово Петровский. – Твой двойник, из моей вселенной – куда более взвешенный человек.

– В моём положении он вёл бы себя так же.

Ему нестерпимо хотелось как можно быстрее оповестить мир об удивительном открытии, а Василию – вернуться назад. И хотя одно, скорее всего, не связано было с другим, Василий не собирался предпринимать какие-либо шаги, и уж тем более бежать за границу. Следовало нейтрализовать на некоторое время Астахова.

– Я должен подумать. Дело чересчур серьёзное.

– Да… Конечно, – согласился физик.

– Мне пора. – Василий поднялся. Ему не терпелось вернуться к здешней жене. – Спешу.

– Когда мы увидимся?

– В понедельник после работы.

– А днём?

– Я буду трудиться.

– Ты узнал, где работаешь?! – восхитился Дмитрий.

– Да. Я – секретарь Союза писателей СССР. – С какой гордостью это было сказано.

– Ого! Ты – большая шишка.

– Да. Большая.

– И будешь исполнять эти обязанности?

– Буду. Если я здесь надолго, мне надо зарабатывать на жизнь… Всё. Больше не могу. Убегаю.

Сколько тоски было в прощальном взгляде Астахова.

7

Высокое думское существование диктовало свои правила. Несмотря на субботу, Сергею пришлось появиться в нижней палате. Он принимал гостей, вёл переговоры, участвовал в совещании руководства самой мощной фракции.

Будучи занят делами, Потапов не забывал о своей заботе. Следовало переговорить с Василием. И как можно скорее. Вчера Сергей так и не смог разыскать школьного товарища – мобильный почему-то не отвечал, на работе Петровский не появился, а вечером, когда Сергей позвонил к приятелю домой, Света сообщила, что Василий вернулся чересчур усталый и тут же лёг спать.

«Как нас поделят? – размышлял Сергей, глядя на высокопоставленных коллег. – Кто возглавит? Пехтин? Слаб. Морозов? Маловероятно. Ему не доверяют. Володин? Или Катренко? Скорее всего, Катренко. Думаю, он. Надо прибиваться к нему.» Потапов уже пробовал углублять отношения с этим человеком. Пока что без необходимой настойчивости. Не получилось.

Покончив с думскими делами, Сергей тотчас поехал в Дом литераторов. Москва щедро подставляла свои улицы. Как прекрасна езда по свободной от машин столице. Конечно, водитель, возивший его, и в рабочие дни ухитрялся найти лазейки – где по встречной, где по тротуару. Но порой не помогали спецномера и мигалка с сиреной – коль застрял в пробке, включай сирену, не включай, быстрее не проедешь.

Покинув уютное средство передвижения, Потапов привычно проследовал в ресторан. Беглый осмотр показал – Петровского там нет. Всерьёз озадаченный, Сергей направился к выходу. Знавший его метрдотель состроил удивлённое лицо – так быстро? – но это было всё равно.

«Где его искать? – спрашивал себя Потапов, оглядывая просторный холл. – Где он ещё может быть? Неужто внизу?»

Потапов помнил, что в подвале находится какая-то забегаловка, и на всякий случай решил заглянуть туда. Спустившись по убогой лестнице, он проник в скромное пространство Нижнего буфета, оглядел сидевших за столиками людей. Справа от входа он увидел человека, солидного, но отчасти помятого, который пил кофе. Это был тот, кого он так хотел разыскать – его школьный товарищ Василий Петровский.

– Вася, привет!

– Привет, – понуро произнёс школьный товарищ.

– Что ты здесь делаешь? Нашёл место… Пошли, посидим в приличном заведении, там, наверху.

Петровский замялся, потом выдавил.

– Я бы с радостью. Но… у меня сейчас плохо с деньгами.

– Пошли, я плачу. Давай-давай, поднимайся.

Приятель неспешно покинул стол, поплелся за ним. В холле последовала нерешительная остановка.

– Смелее. – Сергей взял приятеля под локоть, подтолкнул вперёд, туда, где в конце зала, обставленного чучелами, был вход в ресторан. – Я плачу. Не боись, я при деньгах.

Приличное окружение приняло их. Это вам не какой-нибудь Нижний буфет – всё на должном уровне, солидно. Они расположились за столом, накрытым чистенькой скатертью.

– Что будешь пить? – поинтересовался у друга Сергей.

– Ничего.

– Как, ничего? Ты это брось. Несерьёзно.

– Серега, я пил все эти дни. Больше не могу. Надо передохнуть. Так пил, что допился – всякая чепуха стала мерещиться.

Сергей посмотрел на приятеля с сомнением, но давить не стал.

– Мы хотя бы поедим?

– Да. Поесть я готов, – охотно согласился Петровский.

– Чудненько. Давай отведаем что-нибудь стоящее.

Изучение меню заняло некоторое время. На первое Сергей отдал предпочтение крем-супу из мидий и шафрана «Панаше», Петровский – борщу «Черниховский», приготовленному с мочёными яблоками и белой фасолью. На второе Сергей выбрал оленину на кости с корочкой из грецкого ореха, которую обещали подать с тайскими тушёными овощами и базиликовым соусом; Петровский – вырезку из ягненка «Тбилиси», приготовленную на гриле, с пирожками из сулугуни и грецкого ореха, с запечёнными помидорами и чесночным соусом. Ещё решили взять горячей закуски и сладкого к кофе. Едва сделали заказ, Потапов проговорил, глядя на школьного товарища нежным взглядом:

– А мне захотелось тайских овощей. Ты был в Тайланде? Нет? Зря. Обязательно побывай. Я летал туда в позапрошлом году. Чудненько провёл время. Масса впечатлений. Экзотика. – Сладостное выражение появилось на его лице. – А девочки там – просто прелесть. Дешёвые… до невозможности. И красивые. Один раз взял троих. Можешь себе представить, что мы там вчетвером вытворяли… Хорошая страна. Вот где можно оттянуться. Те, кто хотели, нанимали мальчиков. Или совсем молоденьких девочек, лет по четырнадцать. Но я этого не люблю. А сразу с тремя – это класс.

Петровский слушал его оторопело, потом глухо спросил:

– Члены партии ездили?

– Нет. Я не по партийной линии. Это был специальный тур. Знакомый владелец туристического агентства устроил. Я и несколько бизнесменов. Одни мужчины. – Сергей выдержал паузу, подводя черту под тайландской темой, состроил озабоченный вид. – Василий, выручай. Нужна твоя помощь. Наша партия делится. Мне важно узнать, какая часть одержит победу на будущих выборах. Центристы или умеренные правые? Для меня это очень важно. Так сказать, вопрос жизни.

– Компартия делится? – насторожился Петровский.

Сергей в сердцах махнул рукой.

– Компартия не делится… Мне важно знать, кто победит на будущих выборах, центристы или умеренные? Ты спроси доброго ангела.

– Коммунистическая партия победит, – буднично выговорил приятель.

– Что ты чепуху несешь? Их можно списывать.

– Кого?

– Коммунистов.

Петровский посмотрел на него чересчур внимательно, потом изрёк нудным назидательным тоном:

– Странно слышать эти слова от секретаря Московского городского комитета партии. Если бы мы с тобой не дружили, я бы решил, что ты меня проверяешь. А так я понимаю, что дело совсем в другом. Ты должен уяснить одну вещь – главное, не загонять самого себя в угол. Поверь, в поговорке: «На Бога надейся, а сам не плошай» заложен великий смысл. Мы должны делать то, что зависит от нас, от каждого, живущего на Земле: выполнять Заповеди Моисеевы, зарабатывать хлеб свой в поте лица своего, жить в мире и согласии. А Бог определит каждому его судьбу. Глупо ничего не делать и полагать, что Бог поможет. Глупо делать что-то предосудительное или опасное и надеяться, что Бог спасёт. Если человек ставит себя в трудное или безвыходное положение, он сам будет виноват в последствиях и не должен ругать Бога, что Он не помог. Истина проста: Бог помогает тем, кто надеется на себя, кто старается не оплошать. И это ничем не противоречит линии партии, которая теперь всемерно опирается на православную церковь.

Потапов слушал его из вежливости. Да, «Единая Россия» вместе с президентом работает в тесном контакте с Патриархией, но при чём тут поговорки про то, чтобы не плошать, и про хлеб, который надо зарабатывать в поте своего лица? Однако, он воздержался от критических замечаний, продолжил прежнюю линию:

– Василий, всё, что ты сказал, очень верно. Тут я не спорю. У меня к тебе только одна просьба: помоги. Мне крайне важно узнать, какая часть одержит победу на будущих выборах. Центристы или умеренные правые? Спроси про это ангела.

– Коммунистическая партия победит, – упрямо повторил Василий.

– Чудненько. Но этого не может быть. Мы их почти придушили.

– Кого?

– Коммунистов.

– Чепуха. Победят коммунисты. Я тебе гарантирую.

Потапов смотрел на него с недоверием.

– Это тебе добрый ангел сказал?

Лицо Петровского приняло недовольный оттенок.

– Ангел-хранитель, – неохотно выговорил он.

В такое трудно было поверить, и потому Сергей адресовал приятелю ещё один вопрос:

– Ты его спрашивал?

– Спрашивал, – упрямо произнёс Петровский.

Потапов надолго задумался. С одной стороны, ему не верилось в такой исход. С другой – кто его знает, может быть, и на этот раз Василий не ошибался?

– А как же другие партии? – вырвалось у Потапова.

– Ты что, не знаешь, что они декоративные? Так, для видимости.

Сергей опять подался в размышления. Как теперь быть? Кинуться к коммунистам? Покаяться? Просить принять блудного сына? А власть? Президент? Суриков? Они что? Не в курсе? Или это хитрый ход?

Появилась горячая закуска, бутылки с «Боржоми». Еда требовала к себе некоторого внимания. Поэтому деловой разговор и умные мысли временно оказались невостребованными. Потом у Сергея возникло желание, вылившееся в такое предложение:

– Может, всё-таки выпьем?

– Нет. Извини, сегодня я не могу.

– Ну… как знаешь.

– А чего ты на меня смотришь? Ты выпей.

– Да как-то одному не хочется.

Официант аккуратно поставил перед Сергеем крем-суп «Панаше», рядом появились борщ «Черниховский» и пампушки с чесноком. Петровский, поколебавшись, отодвинул блюдце с пампушками.

– Я не буду. Если хочешь, возьми.

– С удовольствием. А ты что, на свидание идёшь?

– Просто не хочу… – невнятно пояснил Петровский.

Пампушки прекрасно дополняли крем-суп. Сергей не мог понять, почему их подают лишь к борщу. Что ни говори, а вкусная пища способствует более оптимистичному взгляду на мир.

– Что-нибудь новое пишешь? – благодушным голосом поинтересовался Потапов у приятеля.

– Пишу, – важно отвечал Петровский. – Роман о современной жизни.

– Молодец, – дежурно похвалил Сергей.

Вторые блюда в нужный момент сменили первые. Оленина с тайскими тушёными овощами и базиликовым соусом утверждала в мысли о правильном ходе развития цивилизации. В конце концов, еда – не последнее дело. Почему бы не получать от неё наслаждение?

– Видишь кого-нибудь из наших? – прозвучал рядом голос Василия.

– Нет. Времени совсем не хватает. Разве что с Виталием Кириченко изредка сталкиваемся. Он по-прежнему в правительстве работает, а я там регулярно бываю… Как твоя вырезка из ягненка?

– На должном уровне. Здесь умеют готовить.

– Моя оленина тоже превосходна.

– Я в этом не сомневался, – походя заметил Петровский.

– Чудненько…

Миниатюрные пирожные и кофе поставили хорошую точку в обеде. По окончании трапезы Потапов решил отвезти друга домой, но тот попросил подбросить его в совсем другое место – на Цветной бульвар.

– Ты что, на свидание? – игриво поинтересовался Потапов.

– Надо встретиться с одним человеком, – вкрадчиво ответил Петровский.

– Женщина?

– Вовсе нет… Деловая встреча.

– Деловая. А пампушки есть не стал. – Он погрозил приятелю пальцем. – Темнишь, Василий. Ой, темнишь. – Помолчав с довольным видом, подвёл черту. – Значит, компартия победит?

– Компартия.

– Так добрый ангел утверждает?

– Это можно понять и без доброго ангела.

«А ведь верно, – говорил себе Потапов сразу после того, как приятель покинул машину. – Зюганова должны скинуть. Сейчас всё для этого делается. Новая партия с лояльными руководителями вполне может опередить «Единую Россию» или то, что получится после деления. Такой, значит, план у Сурикова. Он хочет, чтобы лояльные коммунисты стали основной политической силой. А деление нынешней партии власти – отвлекающий манёвр. После тех социальных реформ, которые намечено провести, «Единая Россия» точно растеряет всю популярность. А тут вам новая партия власти… Ну и лиса Владислав Георгиевич. Хитер до невозможности. Ай да советчик: В какую половину хочешь, в такую и иди, – он воспроизвел в голове чиновный голос. – А выбор-то без выбора. Тупик. Но я тоже не лыком шит. Разгадал. Нет уж, Владислав Георгиевич, меня ты не проведешь. Интересно, кому ты предуготовил роль будущих коммунистических лидеров? Пусть. На первые места я не претендую, но в призовую десятку постараюсь попасть. – Ему виделись приятные картины многолюдных съездов, на коих он сидит в президиуме, выступает с высокой трибуны, обращаясь к залу, который внемлет ему. – Надо звонить, встречаться, налаживать контакты, – текла дальше мысль. – Бросить всё и заняться этим. Если упустишь, потом будет поздно.»

Виктория ждала его. Жаркий поцелуй был началом их общения.

– Идём. – Она потащила его в спальню.

Костюм и всё прочее было сброшено, просторная кровать приняла два тела. То, что им хотелось, вышло наилучшим образом. Следовало передохнуть.

– Как у тебя на работе? – заботливо спросила Виктория.

– Всё нормально. Опять сегодня совещались. Любимое дело – совещаться. Потом я с Василием обедал. Надо было один вопрос обсудить. – Про то, о чём говорили, и про свою гениальную догадку Сергей не считал возможным рассказать даже Виктории.

– От тебя пахнет чесноком.

– Сильно?

– Нет.

– Это пампушки. Не смог удержаться. Очень вкусно. Тебе неприятно?

– Почему? Я тоже хочу пампушек.

– Никаких проблем. – Он решительно поднялся. – Идёшь?

– Иду.

Естественно, Сергей не стал тащить её в Дом литераторов. Он знал неплохой ресторан неподалеку от дома Виктории. Вскоре они появились там. Были заказаны пампушки, графинчик хорошей водки, мясная и рыбная закуска.

– Чудненько. Хоть выпью, – добродушно проговорил Потапов. – Василий от спиртного отказался. Не знаю, что с ним? Какой-то… странный. Я в одиночку не стал… Что новенького? Рассказывай.

Виктория принялась пересказывать разговор с клиенткой, супругой недавнего министра, ставшего вице-президентом банка. Ей хотелось побывать на Гавайях, а муж боялся неуемного солнца, его тянуло в Норвегию. «Что я там не видела?» – обиженно спрашивала супруга нынешнего банкира. А перед этим другая клиентка, приходившаяся женой олигарху, приезжавшая в сопровождении двух охранников, проговорилась о покупке мужем акций в Германии. Это была весьма любопытная информация, она дорогого стоила.

С каким удовольствием Потапов пил холодную водку. Живительная влага прочищала мозги, бодрила. Молодец ученый Дмитрий Менделеев, такой полезный напиток придумал.

Сергей вовсе не был пьяным, когда они выходили из ресторана, хотя поллитра водки выпил большей частью он.

– Обещали, что погода испортится, – проговорила Виктория, глядя куда-то вверх. – Жаль. Я люблю тепло.

– Будет холодно, полетим в тёплые края. Гавайи тебе не обещаю, но куда-нибудь вроде Мальты отправиться можем.

Он смотрел на окружающий мир уверенно. Потапову казалось, что не существует проблем, способных помешать ему. Он умел обходить любые препоны, которые создавала жизнь.

Воскресное утро вернуло размышления о том, как лучше поступить ради успеха в будущем. Дополнительная информация не помешала бы. Выпытывать правду у чиновников непросто. Не скажут, обманут. Сергей решил обратиться к журналистской братии. Позвонил одному из давних знакомых, Глебу Ермакову, обладателю очень бойкого пера.

– Сильно занят? Вкусно пообедать не хочешь?

Согласие было получено. Через два часа они встретились на Старом Арбате в дорогом ресторане. Глеб не только резво писал, он стремительно передвигался, несмотря на свой немалый рост. Этакий бодрячок спортивного вида с хитрыми глазами.

– Виски будешь? – деловито спросил Потапов. – Или коньяку?

– Сухого вина.

– Черепаховый супчик возьмём?

– Возьмём.

– Чудненько.

Официант выслушал их пожелания и важно удалился, дабы незамедлительно приступить к исполнению. Можно было начинать разговор.

– Что ты там нарыл по разделению нашей партии?

Глеб состроил таинственное лицо.

– Есть кое-какая информация. У Сурикова после того, как определенные люди в Кремле делегировали к вам в Думу представителей силовых структур, возникли проблемы с контролем над своим любимым детищем. Вот он и придумал разделение. Так он пытается сохранить влияние хотя бы над частью партии. Скорее всего, ему не слишком важно, над какой именно.

– Вот так вот? – удивился Потапов.

– Думаю, что так. Для него важна не идеология, а собственно влияние. – Он посмотрел на Потапова любопытными глазами. – Сергей Алексеевич, скажите, а что с пакетом социальных законов? Правда, что левая часть вашей фракции намерена протестовать?

– Намерена.

– И что с ними сделают?

– Прищемят им яйца. Заставят держать язык за зубами. Только я тебе ничего не говорил.

«Всё ясно, – думал Сергей, отправляя в рот осетрину. – Не имея гарантий, что он удержит своё создание в узде и хоть как-то сохранит влияние, Владислав Георгиевич начал игру с коммунистами. И, похоже, добьётся успеха. В очередной раз. Готов ему помочь. Но не бескорыстно. Я собираюсь разделить с ним успех.»

8

Воскресным днем Василий отправился на Пятницкую улицу, туда, где прожил уйму лет, где столько всего произошло в те далёкие годы, когда он учился в школе, а потом – в Литературном институте. Где всё ещё жили его родители. Как в прежней, так и в этой вселенной.

Выйдя из метро, он тотчас застегнул доверху лёгкую куртку – резко похолодало, и погода теперь напоминала осеннюю. Василий остановился подле овощного киоска, купил понемногу апельсинов, яблок, бананов. Не спеша двинулся по тротуару навстречу потоку автомобилей. Смотрел по сторонам, пытаясь вспомнить улицу той, какой она была в прежней вселенной. Здесь не успели наворотить столько изменений. Тем не менее, высокий послевоенный дом выглядел поаккуратнее, чем во вселенной, покинутой Василием. Петровский привычно толкнул серую входную дверь. Певуче скрипнула пружина.

Лифт вызывать не стал, как обычно, поднялся на третий этаж по лестнице. Позвонил. Женщина, открывшая ему, абсолютно походила на его мать. Хотя и не была ею. Она дала жизнь его двойнику. Но теперь это не имело значения.

– Привет, мам. – Василий чмокнул её в щеку, сунул в руки увесистый пакет с фруктами, прошёл в большую комнату. Отец сидел на диване, держа перед собой толстую книгу. Посмотрев на Василия, радостно проговорил:

– А, писатель пожаловал. Привет. Как дела?

– Нормально. Пишем, помогаем молодежи. Что читаешь? – Петровскому было интересно, чем занимается здесь его отец.

– Это по экономике.

Надо же, всё сходилось. Экономика.

– По-прежнему учишь студентов?

Отец несколько удивился.

– Я не прекращал этого делать.

– И как ты оцениваешь новую экономическую политику?

– Мы с тобой об этом говорили. И не один раз… Хорошо оцениваю. Давно надо было вернуться к ней. Хрущев мог это сделать. Он более других был готов к серьезным изменениям. Да не сделал. Ума не хватило. А жаль. Мы бы давно уже стали самой экономически развитой страной. И без дураков обогнали бы Соединенные Штаты.

Василия интересовали вовсе не упущенные возможности, его интересовали конкретные люди.

– А Гайдар и эти, Чубайс, Явлинский, всё правильно делают?

– Гайдар – мой ученик. И я рад этому… Ошибки есть, но мелкие. В целом, всё правильно.

Ого! В прежней вселенной отец нещадно ругал Гайдара и никогда не упоминал, что это его ученик.

Мать вошла в комнату, её глаза ласково смотрели на Василия.

– Давай я тебя покормлю.

– Я не голоден.

– Но чаю хотя бы выпьешь?

– Выпью.

– Ну так идем. У меня всё готово. Отец, пошли, чаю выпьем.

Старший Петровский отложил книгу, поднялся. Небольшое семейство прошествовало в кухню. Чай был налит в чашки, переместившиеся на стол, где уже стояли вазочки с печеньем и конфетами, включая особо любимые Василием – суфле. Чаепитие началось.

– Какая холодная погода, – озабоченно проговорила мать. – Что-то происходит. То ранняя жара, то холодная погода в конце мая. – Мать внимательно посмотрела на него. – Ты себя хорошо чувствуешь? – получив утвердительный ответ, продолжила. – А я вот не очень. Давление прыгает.

– И что ты делаешь?

– Лекарство принимаю. Которое ты мне достал.

Любопытная мысль прилетела к Василию. Он уперся лукавым взглядом в мужчину, сидевшего напротив.

– Ты ругаешь Хрущева. Ругать надо Сталина, который свернул НЭП.

Человек, столь похожий на его отца, дожевал печенье, помолчал.

– Не все так просто. Сталин включил мобилизационную экономику, благодаря чему СССР в короткий срок превратился из крестьянской в индустриальную страну. Тогда это было жизненно необходимо. Другое дело, что он переусердствовал с репрессиями, проявлял чрезмерную жестокость. В этом я его не оправдываю.

Вот, ещё одно полное совпадение того, что слышал Василий от отца раньше, и того, что услышал сейчас.

Покидая столь знакомую квартиру, Петровский заглянул в малую комнату. Она была достаточно просторной, но меньше другой. Потому и звалась малой. Раньше здесь жил Василий. После того, как он покинул этот дом, родители устроили тут спальню.

«Они – мои родители, – думал он. – Просто они живут в немного других условиях. Вот и вся разница. Если я здесь навсегда, они – мои родители. И даже если я здесь ненадолго, они – мои родители. Пока я здесь, в этой вселенной…»

Он другими глазами смотрел на здания, стоящие по обе стороны улицы. Теперь Василий не старался найти отличия. Теперь он принимал их такими, какие они есть, со своими особенностями и своим характером. Он испытывал новое, непривычное чувство от неспешной прогулки по городу, знакомому и незнакомому одновременно. И домой он вернулся какой-то умиротворенный.

– У родителей всё в порядке? – поинтересовалась Наталья.

– Да, – мечтательно ответил Василий.

– А чему ты улыбаешься?

Он пожал плечами.

– Наверно, тому, что жить, всё-таки, хорошо.

Походе, Наталья не поняла, что он имеет в виду, но приставать с расспросами не стала.

Понедельник открыл новую неделю. Василию не терпелось отправиться на работу. Но он выждал положенное время и лишь к одиннадцати появился на улице Воровского.

Внутренности Дома Ростовых были заполнены людьми – сотрудники и просители, творцы и те, кто существуют рядом с ними. Союз писателей СССР жил бурной, насыщенной жизнью.

Секретарша глянула на Петровского удивленными глазами.

– Василий Игнатович, мы вас долго найти не могли. Много документов накопилось. Вы их посмотрите?

– Сколько успею. Я ненадолго. Дела. – Он решил подстраховаться, вдруг что-нибудь не получится, пойдет наперекосяк.

Не без удовольствия он вновь устроился за красивым столом. Ему нравилось сознавать, что это его кабинет, что он здесь хозяин.

Василий принялся читать письма. На каждое из них он старался как-то отреагировать. К собственному удивлению, он вёл себя так, словно и прежде занимался подобным делом – ничуть не колеблясь, писал резолюции, указания, наброски ответов.

Секретарша вторглась то ли в кабинет, то ли в процесс.

– Василий Игнатович, к вам просится на приём молодой писатель из Липецка. Он ещё с прошлой недели ждёт.

Посмотрев на неё рассеянным взглядом, Петровский изрёк:

– Пусть войдёт.

Он был до смешного застенчивым, этот писатель. Долговязый, нескладный. На вид лет двадцать, не больше. Встал около дверей.

– Можно?

– Можно. Вы садитесь. – Петровский указал на стул, стоящий по другую сторону стола, дождался, когда тот устроится на кончике сиденья. – Что у вас?

– Помогите очерк про нашего липецкого изобретателя напечатать, – выпалил парень. – Его зовут Юрий Кульчицкий. Он – удивительный человек. Но мой очерк ни одна областная газета не берёт. Сначала хотели взять, а теперь отказываются. Говорят, не отвечает духу времени. А человек удивительный. Изобрёл кровлю, практически вечную. В строительном управлении, когда проверили, отказались брать. Сказали: вы нас без работы хотите оставить. Тогда он изобрёл дорожное покрытие, тоже практически вечное. Пошёл к дорожникам. И те наотрез отказались. С теми же словами: хотите нас оставить без работы. Будто у нас дорог полным-полно. Потом он узнал про мытарства на одном государственном заводе, который никак не мог наладить выпуск новой продукции. У них ничего не получалось. А у него получилось. Они забрали его разработку и денег не заплатили. Теперь он плюнул на всё, выпускает пластиковые изделия для автомашин, которые долговечнее и дешевле резиновых. Просто зарабатывает на жизнь. А другие его изобретения простаивают. А могли бы пользу приносить. Стране, людям.

Он ещё думал о столь диковинных вещах, как польза для страны, людей. Юношеская наивность. Василию не хотелось его разочаровывать.

– Оставьте ваш материал, – вполне доброжелательно произнёс Петровский. – Постараюсь помочь с его публикацией.

«Тамошние редакторы боятся, – размышлял он, отпустив молодого писателя, – а нам чего трусить? Для нас областные власти не указ. Напечатаем. Секретарь я или нет? Сделаю распоряжение, напечатают… Нравится мне такая работа. Сиди, принимай решения. Никаких проблем.»

Это было приятное открытие. Всяческие опасения, что у него не получится, оказались напрасными. Зря он сказал секретарше, что явился ненадолго. А впрочем, разве нельзя на время покинуть кабинет? Он, Петровский, хозяин положения. У него могут быть важные дела. Он поднялся.

– Вернусь, но сейчас не могу сказать, через сколько, – прозвучало из его уст в приемной.

Коридор вывел его на улицу. Тёплая погода, похоже, надолго покинула Москву, неприветливое пасмурное небо накрывало старую усадьбу, двор, прилегающие здания. Миновав большие кованые ворота, Василий ступил на Поварскую, которая здесь по-прежнему называлась улицей Воровского. Он двинулся в сторону Кремля.

Самые обычные люди попадались ему. Петровский думал о том, что делают их двойники в покинутой им вселенной? Так же идут по улице? А чем занимается его собственный двойник? Разобрался, что к чему? Пришёл на работу в редакцию дурацкого журнала? А как там Светлана? Лена? Заметили странности в поведении или нет?..

– Привет, Василий. – Какой-то неизвестный человек, широко улыбаясь, протягивал ему руку для пожатия.

– Привет, – осторожно отвечал Петровский.

– Как жизнь?

– Проистекает.

– Все пишешь?

– Пишу.

– Писательский труд – напрасный. Изображение победило слово. Сначала телевидение, а теперь Интернет положили конец книгам. Осталось дождаться, когда переведутся чудаки, пытающиеся их читать назло современной жизни.

– «В начале было слово.» Так сказано в Библии.

– В начале было действие. Что такое, по-твоему, Большой взрыв? Действие. А там, где есть действие, должно быть изображение. Как следствие этого действия.

«Что за придурок? – возмущался про себя Василий. – Откуда? Так дерзить секретарю Союза писателей. Засранец!»

– А что, партия одобряет гипотезу Большого взрыва? – весьма строго поинтересовался Петровский.

Тревога мелькнула в глазах весельчака.

– Не знаю… – протянул он.

– А надо бы знать. Вопрос очень важный, – назидательно закончил Петровский, отвернулся, продолжил движение.

Большой книжный магазин жил своей размеренной, интеллектуальной жизнью. Василий обходил прилавки, придирчиво смотрел на выставленные книги. Такого богатства, какое он покинул, здесь не было, тем не менее, выбор мог порадовать глаз.

– Василий Игнатович, – раздался рядом восторженный голос. – Что же вы не предупредили. Мы бы встретили вас. – Она была немолодой, эта женщина, и весьма элегантной. Темные волосы обрамляли ещё хранившее сдержанную красоту лицо. – Книга ваша продается неплохо. Знаем, что вы пишете новый роман. Ждём с нетерпение. Готовы провести читательскую конференцию. Если вы не против, можно организовать подписание книг. Читатели это любят… – И вдруг, обеспокоившись, что упустила важное. – Кофе не желаете? Прошу вас пройти в мой кабинет.

Василий хотел отказаться, но передумал. В конце концов, пусть эта рафинированная дама угостит его чашечкой кофе. Его не разочаровали – ароматнейший напиток появился перед ним в изящной чашке. Восторженные глаза наблюдали за его действиями. Следовало что-то сказать.

– Один мой знакомый, – вальяжно проговорил Василий, – уверяет меня, что телевидение и Интернет вскоре вытеснят книги. То есть, слово будет вытеснено изображением, связанным прежде всего с действием. Конечно, отчасти это произошло. Но я не верю, что слово будет вытеснено полностью… А что вы думаете по этому поводу?

Она почему-то растерялась, её взгляд заметался.

– Ну… книг стали меньше покупать в последние годы… Может быть, из-за того, что стало больше развлекательных программ на телевидении… Но всё равно покупают. Сейчас так много хороших книг… Ваши, в том числе.

– Конечно, Интернет имеет определенные преимущества, – с важностью продолжал Петровский. – Легко находить любую информацию. Но разве может компьютер дать то наслаждение, которое получаешь, открывая хорошо изданную книгу?

– Ну что вы, никак не может. Никак, – с детской непосредственностью заверила Василия начальница книжной торговли.

Через полчаса он вернулся на рабочее место. Ему хотелось исполнять те обязанности, которые были на него возложены здесь, в этой вселенной. Плодотворная деятельность на благо страны и людей продолжилась.

Конец рабочего дня положил предел его бурным усилиям. Покинув кабинет, Петровский отправился по соседству. Центральный дом литераторов привычно пропустил его внутрь, позволил пройти в Нижний буфет.

Астахов ждал его. Каким странным, пронзительным был его взгляд. Василий занял место напротив.

– Вы оттуда, из… Дома Ростовых? – прозвучало вдруг.

– Да, – отвечал Петровский, немало удивленный и вопросом, и формой обращения на «вы».

Теперь любитель космологии выглядел обиженным.

– У меня возникло подозрение… что вы меня обманываете.

– Как?!

– Вы не попали к нам из другой вселенной, а так и работали в Союзе писателей. А деньги, те, которые вы мне показывали, сделали на Гоззнаке. И документы на машину. Поэтому они как настоящие.

Господи, этого ещё не хватало! Какое-то сумасшествие.

– И зачем это сделано? – холодно поинтересовался Василий.

– Чтобы ввести меня в заблуждение. Чтобы я поверил, что параллельные вселенные существуют.

– И кто, на твой взгляд, это придумал? – аккуратно продолжал задавать вопросы Петровский.

– Не знаю. Может быть, КГБ.

– Оно ещё есть?

– А куда оно денется.

Надо было как-то образумить его.

– Дима, ты – учёный. Давай подробно рассмотрим ряд аспектов, связанных с твоим заявлением. Изготовление денег, будто бы прибывших из параллельной вселенной, требует немалых затрат. Надо разработать макет, сделать клише и так далее. Требует затрат?

– Требует, – осторожно согласился Астахов.

– Сам заговор против тебя тоже влетит в копеечку. Надо всё продумать, проработать, потом – осуществить. Для этого нужны люди, нужна координация их действий. Так?

– Так.

– И вот главный вопрос: зачем тратить время, силы, деньги лишь для того, чтобы убедить физика Астахова в существовании параллельных миров?

– Не знаю… – Каким беспомощным он выглядел. – Чтобы я оповестил об этом мир.

Логика изменила ему. Петровский тотчас парировал:

– Вспомни, ты хотел оповестить. Сам, без моей подсказки. Правда, не мир, а Центральный комитет КПСС. Кто тебе не позволил сделать это? Кто?! Я. И после этого ты подозреваешь меня в сотрудничестве с КГБ? Да и зачем КГБ ставить в известность мир о параллельной вселенной, в которой скинули советскую власть?

– Чтобы показать, как плохо без неё, – упрямо буркнул Астахов.

Снисходительная улыбка зацепилась на лице Василия.

– Дима, Россия – не то место, где бывает хорошо, какая бы власть ни правила. Нет никакого смысла вводить в заблуждение кого бы то ни было.

Астахов помолчал. Виноватый взгляд был итогом размышлений.

– Пожалуй, вы правы…

– Разумеется, прав. Почему ты говоришь со мной на «вы»?

– Простите… То есть, прости.

Петровский смотрел на него с весёлой улыбкой.

– Выпьем?

– Давай. – Лицо физика сохраняло задумчивость.

Зная теперь, где он работает и какую должность занимает, Василий решил потратить деньги, оставшиеся после обмена стодолларовой купюры. Визит к буфету обернулся появлением на столе бутылки вина и большой тарелки с мясным ассорти. Первый тост был за параллельные вселенные.

Стаканчик тёмно-красной жидкости оказался как нельзя кстати. Астахов расслабился, подобрел.

– Ещё? – поинтересовался Василий.

– Да.

Теперь выпили за советскую науку. Вальяжно откинувшись на спинку стула, Петровский попросил:

– Расскажи что-нибудь. Про космос, про мироздание. Признаться, это оказалось интересно.

Немного поразмышляв, Астахов заговорил с некоторой озабоченностью:

– Разные есть исследования. Например, сейчас идёт шум по поводу работы двух американцев, согласно которой пару миллиардов лет назад скорость света была меньше, чем в настоящее время. Если это подтвердится, теория Эйнштейна будет торпедирована, а современная физика потребует кардинальной переделки.

– Пару миллиардов лет назад? – усомнился Петровский.

– По космическим меркам это немного, – поспешил заверить его Астахов.

– И физику придётся переделывать?

– Да… Меня такая перспектива не пугает. Зато полученный американцами результат повышает шансы на признание теории струн, а значит, и дополнительных пространственных измерений. Так что скоро от человечества потребуется пересмотр многих устоявшихся представлений.

– Очень интересно. – Василий разлил остатки вина, взял со стола наполненное стеклянное изделие. – За то, чтобы человечество успешно пережило крушение устаревших представлений.

Астахову тост понравился. Он сдвинул свой стаканчик со стаканчиком Петровского, от чего произошёл приятный звон, и залпом выпил всё, что было ему налито. Василий поступил иначе – пил вино маленькими глотками. В конце концов, не с водкой же он имел дело. Вдруг стаканчик остановился на полпути.

– Да, всё забываю спросить. Что у вас тут с Германией?

– А что с ней может случиться? – рассудительно заметил Астахов.

– Ну… их по-прежнему две?

– Нет, одна. Горбачев дал им объединиться. Ещё в девяностом году. Многие тогда решили, что это предательство. Но теперь все успокоились. Когда увидели, чем кончилось.

– А чем кончилось?

– Западная Германия мучается с Восточной. Всё удачно для нас. Но деталей я не знаю. Я этим не интересуюсь.

Употребление Василием вина продолжилось. Когда пустой стаканчик вернулся на стол, довольное выражение светилось на лице Петровского.

– Хорошо бы ещё бутылочку опорожнить, и ещё, но завтра у нас рабочий день. Нам с тобой нужна свежая голова.

Астахов посмотрел на него умоляющими глазами.

– Василий, давай сообщим мировому сообществу о существовании параллельных вселенных.

Петровский выразительно хмыкнул, изображая сомнение.

– Значит, уже не Центральный комитет КПСС, а мировое сообщество? Прогресс на лицо. Только объясни мне, как ты хочешь это сделать?

– В октябре я поеду на международную конференцию в Лондон. Могу сделать сообщение и в качестве доказательства продемонстрировать деньги и твои водительские документы. Предложу исследовать их.

Василий пустился в размышления. Чем ему грозит подобный шаг? Трудно было сказать, что предпримет после подобного сообщения советская власть? Рисковать не хотелось.

– Я бы не спешил с решением, – понизив голос, проговорил он. – Слишком всё серьезно. К примеру, как воспримут в Центральном комитете КПСС то, что ты впервые рассказал об открытии за границей, а не в Советском Союзе? Ситуация непростая. Надо хорошенько обмозговать последствия.

– Всё равно я считаю, что это необходимо сделать. Ради науки я готов на всё.

«Зато я не готов, – подумал Василий. – Мне моё благополучие дороже.»

– В любом случае, до конференции ещё уйма времени. Дима, прошу тебя, не пори горячку. – Он поднялся, желая подвести черту под разговором.

– Ты мне дай хотя бы те деньги, которые оттуда, – раздалась жалостливая просьба.

Петровский без колебаний достал портмоне, извлек оттуда несколько российских купюр, протянул Астахову. Тот бережно спрятал иновселенные деньги.

Движению к выходу помешал немолодой симпатичный человек с кудрявыми седыми волосами.

– Петровский! Старых друзей не замечаешь? – прозвучало в окружающем пространстве. Это был Евгений Батурин, прекрасный бард, талантливый поэт, художник, но не слишком популярный, Батурин, который мучился от малой известности, недооценённости, занимался самоедством, всё время ворчал: «Жизнь прожита зря. Немало хороших стихов, хороших песен, а кто их знает? Всё бесполезно.» Василий любил его, прощал ему постоянное ворчание, приступы грубости. Батурин сидел за ближним к выходу столиком. – С каких это пор ты стал ходить в Нижний буфет?

– Всё время хожу.

– Не ври. Ты обитаешь там, – Батурин указал наверх, – в Дубовом зале. Ты у нас номенклатура.

Василий покосился на Астахова, напустил мягкую улыбку.

– Я бываю везде. Я – демократ.

– Да пошёл ты к черту с твоим демократическим социализмом. Противно слышать.

– А чем ты не доволен? Экономика на подъеме, люди хорошо живут.

Батурин продемонстрировал полное пренебрежение к прозвучавшим словам.

– Хорошо живут капиталисты и номенклатура, остальные прозябают.

Разговор привлёк внимание. Василий почувствовал себя неловко – вести публичные дискуссии он был не готов. Поэтому решил отвлечь Батурина. Сел рядом, указал на соседний стул Астахову, глянул на Евгения заботливыми глазами.

– А где Вера? – Так звали пятую жену Евгения. Вера любила его по-настоящему, жила ради него, хотя порой он так доставал её, что она ссорилась с ним, и они подолгу не разговаривали. Батурин в такие периоды уединялся в мастерской, среди своих картин.

– Откуда мне знать, где Вера. – Голос хранил равнодушие. – Выпить не предлагаю, а то мне мало останется.

– Нашёл проблему. Закончится, купим ещё. – Он повернулся к Астахову. – Дмитрий, познакомься. Известный поэт, бард, художник Евгений Батурин.

– Известный, – буркнул Евгений. – В узких кругах.

– А это физик Дмитрий Астахов, занимается космологией. В скором будущем должен получить нобелевскую премию за открытие параллельных вселенных.

– За космологию нобелевских премий не дают. – Астахов скромно улыбался.

– Зачем они, параллельные вселенные? И так тошно от всего этого. А тут – параллельные. – Батурин махнул рукой. – Впрочем, какая разница. Всё равно стаканов не хватает.

Василий в момент принёс пару стаканов, которые приняли содержимое бутылки. Выпили за встречу.

– Объясни, где Вера? – поинтересовался Петровский.

– Ну откуда мне знать? Мы с ней разошлись пять лет назад.

– И ты один?

– Один.

– Новые песни пишешь?

– Пишу. А что толку? – Он глянул придирчиво на Василия. – А ты? Всё строчишь дурацкие романы?

Это были неприятные слова. Оскорбительные. Петровский их никак не заслужил. Однако ссориться ему не хотелось. Он взял рассудительный тон.

– Почему дурацкие? Люди читают.

– Люди читают всякую х…йню. А ты лижешь власти жопу и приучаешь их делать то же самое.

Теперь Василий не стал себя сдерживать, сказал то, что думал:

– Твой характер причина твоих проблем. Так что во всём вини самого себя. А то, что я последовательно подталкиваю власть к положительным изменениям, называй, как хочешь. Меня это не волнует.

Он поднялся, намереваясь немедленно покинуть Нижний буфет, но вспомнил про обещание решить мелкую проблему. Василий не хотел, чтобы прозвучали хоть какие-то упреки. Достав деньги, он отсчитал столько, сколько стоила бутылка сухого вина, протянул оторопевшему Астахову.

– Прошу тебя, выпей с известным бардом. А я очень спешу.

Погода вконец испортилась. Низкие мрачные облака утюжили город. Холод заполнял уличное пространство.

«Идеальной власти не бывает, – думал Василий, шагая в сторону Садового кольца. – Можно конфликтовать с ней, можно плевать на неё, можно лебезить перед ней, а можно подталкивать её к благотворным изменениям. Каждый выбирает своё. А история потом рассудит.»

Вернувшись домой, Петровский сел за компьютер, попытался продолжить дело своего двойника, но работа не пошла. Не было той полётности, которая нужна для творчества. Он переместился в гостиную, где Наталья, устроившись на диване, просматривала рукопись.

– Идём в кино, – предложил Василий. – Не знаешь, какой-нибудь американский боевик показывают?

Наталья была удивлена.

– С каких это пор ты полюбил кино?

– Люблю я тебя. А кино для другого. Чтобы выключить мозги, лучше всего американский боевик.

Она смотрела на него с лёгкой усмешкой.

– Давай я тебе отключу мозги. И не надо никуда ехать.

Немного поразмышляв, он выдохнул:

– Давай.

9

Астахов был взволнован. Исследователи из американского научного института космической телескопии сообщили, что обнаружили новые свидетельства существования «тёмной энергии», той загадочной субстанции, из которой может состоять до семидесяти процентов Вселенной и которую открыли всего шесть лет назад. Точнее, предположили её существование, чтобы объяснить безудержно ускоряющееся расширение Вселенной. Но её не увидишь, не потрогаешь. Единственный способ что-либо узнать о ней – косвенные наблюдения. Американцы использовали космический телескоп «Хаббл», чтобы рассмотреть самые отдалённые сверхновые звёзды и с их помощью оценить характеристики «тёмной энергии».

«Судя по всему, гипотеза Эйнштейна о космологической константе верна. Вселенная будет постоянно расширяться, ей не грозит новый Большой Взрыв… – сумрачно размышлял Дмитрий. – Надо лететь. Сообщить о моём согласии, получить приглашение, оформить визу. И лететь. Осенью. – Астахова мучило ощущение, будто все значительные открытия сделают сейчас в Соединенных Штатах, и на его долю уже ничего не останется. – Итак, четыре процента обычной атомарной материи, двадцать три процента «тёмной материи» и семьдесят три процента «тёмной энергии». Таково соотношение составляющих Вселенной. Вот только про «тёмную энергию» и «тёмную материю» никто ничего толком не знает. Выявляют косвенные характеристики по далеким объектам. Но роль параллельных измерений так не установишь. А она может быть определяющей…»

Как хотелось ему сделать выдающееся открытие. В конце концов, ради этого живёт настоящий ученый. Оставить след, оправдать своё существование на Земле. Что может быть важнее?

Посмотрев на часы, Дмитрий поднялся. Пора было ехать в Центральный дом литераторов. Теперь он стал там завсегдатаем.

«Учёный должен использовать все возможности, – думал Астахов, направляясь к машине. – Разумеется, откровения чужого ангела-хранителя научной общественности не представишь. Ну и пусть. Главное – знать, как на самом деле устроено мироздание. Это восхитительно само по себе. И куда проще искать нечто, ясно представляя себе, что ищешь.»

Москва по-прежнему была немилосердна к автомобилям и к их начинке – людям, сидевшим внутри. Пробки мешали свободному перемещению по улицам большого, усталого города. «Фольксваген» постоянно увязал в очередном скоплении машин. Дмитрий не злился. Его мысли были заняты другим. Сомнение захлестнуло его.

«Почему я так уверен, что параллельные вселенные существуют? Где они? Как обеспечивается их существование? Какой смысл в множественности миров?.. Я слишком доверился эмоциям. Учёный не имеет на это права. Никаких доказательств нет. Предположение Хокинга – не более, чем смелая гипотеза. Изящная, но далекая от жизни.»

С таким настроением вошёл он в Дом литераторов, пересёк холл, спустился в Нижний буфет. Беглый осмотр показал – Петровского здесь нет. Дмитрий взял себе кофе, два бутерброда. Их любимый столик был занят, он устроился за соседним.

Не без любопытства наблюдал он за посетителями заведения, в котором пребывал. Прозаики, поэты. Литературная братия. Они жили в своём мире, столь далёком от науки, до предела наполненном субъективизмом. Они не знали красоты математических построений и стоящих за ними физических процессов, а ведь именно эти процессы определяли окружающий их мир.

Занятый подобными размышлениями, Дмитрий упустил момент появления Петровского – тот стоял посреди зала, растерянно озираясь по сторонам. Астахов окликнул его, помахал рукой. Неуверенными шагами приятель подошёл к столу, занял место.

– Привет. – Астахов радостно улыбался, тряс нехотя протянутую руку. – Как твои дела? Разобрался, на ком женат?

Виновато посмотрев на него, Петровский хмуро проговорил:

– Мне почему-то казалось, что я разошёлся с моей первой женой и женился на другой женщине. Выяснилось, что моя жена по-прежнему Света. И что я не работаю там, где, как мне тоже казалось, я работал. Сегодня ходил в редакцию журнала, который рекламирует модный дизайн и стильную мебель. Оказывается, я у них редактор.

Дмитрий обратил к нему прощающий взор – чудик!

– Ты там и работал. Чего ты выдумываешь? Ты мне ещё предлагал классно оформить квартиру, обставить дорогой мебелью.

– Да? – тихо удивился Петровский.

– По-моему, ты со своими романами порядком перетрудился. Крыша поехала. Тебе надо хорошенько отдохнуть. Съездить куда-нибудь. Лучше в Турцию, это дешевле, и там есть, на что посмотреть.

– В Турцию не поеду, – гордо заявил Петровский. – Не тот уровень.

Астахов примирительно махнул рукой.

– Езжай, куда хочешь. Тут главное деньги иметь… – Дмитрий четко помнил о своей просьбе. – Ты спросил доброго ангела?

– О чём я должен его спросить? – в очередной раз удивился Петровский.

Вот тебе сюрприз! Этого Астахов не мог понять.

– Как, о чём?! Сколько раз на одну и ту же тему говорим, а ты опять забыл. О том, кто из них прав, Хойл, Хокинг или Виленкин? Ты обещал.

– Я не обещал… – не слишком уверенно прозвучало в ответ.

Господи, всё он позабыл, этот писатель. Что за народ!

– Признайся, что забыл. Ну, теперь запомнишь?

– Да, – потерянно произнёс Петровский. – Хокинг, Виленкин. И этот, как его…

– Хойл, – подсказал Астахов. – Спроси, кто из них троих прав? Или никто не прав? Но что тогда в этом случае?

Петровский глянул на Дмитрия ошарашенными глазами.

– Какая тебе разница, кто из них прав?

Этого ещё не хватало! Не понимать такой очевидной вещи.

– Я учёный. Василий, пойми, в космологии слишком много предположений, гипотез и слишком мало фактов. Мне важно знать правильное направление, чтобы двигаться вперёд. – Он чувствовал, нужен ещё какой-то довод, неотразимый, мощный. И нашёл его. – Если ты патриот, ты просто обязан мне помочь. Нельзя, чтобы все открытия совершались в Америке. К примеру, только сегодня пришло сообщение из США об очередном открытии. Обнаружены новые свидетельства существования тёмной энергии.

– Что за тёмная энергия? – опешил Петровский.

– Она обладает противоположной гравитации силой, – снисходительно объяснил Астахов, – Обеспечивает отталкивание, а не притяжение. А ещё есть тёмная материя. Обе они составляют Вселенную наряду с обычной материей, которой, кстати, гораздо меньше.

– Тёмная материя? – недоверие по-прежнему наполняло голос Петровского.

– Так называют вещество, оказывающее ощутимое гравитационное воздействие на крупные космические объекты. При этом никакого излучения от этого вещества не регистрируется, оттуда и термин «тёмная».

– Если его не видно, откуда взяли, что оно есть?

Астахов вздохнул с прощающей улыбкой – придётся объяснять прописные истины.

– Дело в том, что вращение звёзд вокруг центров галактик, а также движение самих галактик выглядит так, словно их масса гораздо больше той, которой обладают видимые объекты и которую мы в состоянии подсчитать. – Взгляд Астахова зажёгся: как он любил всё, что касалось космологии. – Скажем, недавнее исследование галактики NGC 720 даёт весьма убедительные доказательства. Выяснилось, она, эта галактика, окутана сплющенным, эллипсоидным облаком раскалённого газа, чья ориентация отличается от ориентации видимой части галактического вещества. Всё указывает на то, что оно, в свою очередь, окружено облаком тёмной материи… – Наткнувшись на потухший взгляд Петровского, Дмитрий замолчал. Приятеля не увлекли его страстные речи.

«Неужели он не чувствует красоту всего, что касается Вселенной? Что так или иначе связано с её жизнью?» Этого Дмитрий не понимал. Но в силу своей сметливости решил на время отклониться от столь важной для него темы:

– Выпить хочешь?

– Нет.

– Давай я хотя бы кофе возьму.

– Давай.

Дмитрий поднялся, достиг буфета, попросил две чашки кофе, бутербродов с красной икрой, пирожных. Всё это было принесено, расставлено на столе. Петровский с равнодушным видом взял бутерброд, принялся неспешно жевать его.

– Тебе не интересно то, что я рассказываю? – тактично осведомился Дмитрий.

– Интересно, – мученически прозвучало в ответ.

– А чего ты такой квёлый? Ты сам на себя не похож.

Петровский помолчал, что-то соображая, и вдруг с решительным видом придвинулся, заговорил:

– Понимаешь, я себя ненормально чувствую в последнее время. У меня постоянное ощущение, что я живу чужой жизнью.

– Так радуйся. – Дмитрий мягко улыбался. – Ты – писатель. Ты всё время должен жить чужой жизнью. То один герой, то другой.

Приятель, и без того понурый, нахмурился:

– Когда живешь жизнью героя, это одно… а когда сам всё время ощущаешь себя на чужом месте… это совсем другое.

– К любой ситуации можно приспособиться, – поучал Дмитрий. – Если у тебя ощущение, что ты живёшь чужой жизнью, представь, будто ты попал в параллельную вселенную, и регистрируй ощущения. Это же интересно. Помнишь, я тебе рассказывал про идею Хокинга о существовании параллельных миров?

– Помню. – Кивок получился чересчур неуверенным. – А где они… эти вселенные?

– Здесь! Рядом! В других измерениях. Но мы их не видим.

Петровский слегка оживился.

– На каком основании тогда можно утверждать, что они есть?

– На основании серьёзных научных расчётов. Причём, разных. К примеру, в теории струн, которая представляет все элементарные частицы в виде… некого подобия струн. Там дополнительные измерения появляются как побочный результат расчётов.

– Это любопытно… – вяло согласился Петровский.

– Это чертовски любопытно, – бурно поправил его Дмитрий. – А ты какой-то вареный. Выше нос. – Он даже рукой показал, куда это, выше. – Что касается тёмной материи, то вычислить её можно лишь теоретически, именно это и пытаются делать учёные. А результаты получаются довольно странные. Во-первых, движение тёмной материи напоминает движение материи обычной, видимой. Во-вторых, тёмная материя может оказаться не чем-то всепроникающим, а…

– Василий, привет! – прозвучал приятный бархатный голос. Немолодой человек с кудрявыми седыми волосами стоял рядом. – Старых друзей не замечаешь?

– Женя, рад тебя видеть, – проговорил без особого энтузиазма Петровский. – Садись. – Он повернул голову к Дмитрию. – Это Евгений Батурин, бард, поэт, художник. Талант. Ему бы чуть побольше известности. Но он сам виноват. Выступать надо было чаще. А у Евгения трудный характер. – Петровский вновь глянул на Евгения. – Не стоило, капризничать, вставать на дыбы из-за репертуара. Уступил бы две-три песни, всё было бы нормально, как у других.

Батурин опешил.

– Ты советское время имеешь в виду?

– Да. А какое ещё?

– Противно слышать. Хотя сейчас не лучше.

– А чем ты не доволен? – рассудительно поинтересовался Петровский. – Экономика на подъёме, люди хорошо живут.

Батурин продемонстрировал полное пренебрежение к прозвучавшим словам.

– Хорошо живут капиталисты и номенклатура, остальные прозябают.

– Тебе не угодишь, – с неодобрением говорил Петровский. – Вечно ты недоволен, ворчишь, всё ругаешь. Как тебе с таким характером песни хорошие удается сочинять? Не понимаю… – Помолчав, примирительно спросил. – А где Вера?

– Дома. Я с ней поссорился.

– Опять? – Петровский с мягкой усмешкой глянул на Астахова. – Вера – его пятая жена. Героическая женщина. Как она его терпит? – Теперь он повернулся к Батурину. – Познакомься. Это Дмитрий Астахов, физик, космологией занимается. – Соответствующий жест рукой не оставлял сомнений, что речь идёт о нём, Астахове. Батурин чуть кивнул в знак согласия. – Перед тем, как ты появился, Дмитрий рассказывал мне про тёмную материю и ещё чего-то тёмное.

– Тёмную энергию, – тут же напомнил Астахов.

– Да, про неё… Весьма интересно, хотя понять ничего невозможно.

– Про магию что ли? – равнодушно осведомился Батурин.

– Вовсе нет, – с весёлой улыбкой возразил Дмитрий. – Магией не занимаюсь. Тёмная материя и тёмная энергия, по современным воззрениям, составляют основную часть Вселенной.

– Неужели? – холодное недоверие оставалось на лице Батурина.

– Да. Именно так. – Дмитрий вознамерился продолжить рассказ, прерванный появлением барда. – Последние расчёты, сделанные в Университете Беркли, показывают, что тёмная материя не пронизывает всё в галактиках, и даже не окружает их плотным «саваном», а скапливается в очень тяжёлые, в миллионы раз более массивные, нежели наше Солнце, сгустки, вращающиеся вокруг галактик. Если эти скопления существуют, то их гравитационные поля должны искривлять движение света от далёких объектов, например, сверхновых звёзд.

– Увлекательно до невозможности, – чересчур оживлённым голосом проговорил Петровский и перёвел глаза на Батурина. – Женя, это увлекательно до невозможности… Слушайте, я спешу, а вы ещё поговорите. Про тёмную материю и всё такое. – Он поднялся, энергично пожал руку Батурину, потом Дмитрию.

– Когда мы увидимся? – Астахов заволновался. – И где?

– Увидимся здесь. В дубовый зал я пока что не могу ходить. А когда?.. Давай ближе к концу недели. В четверг или пятницу.

Он удалился бодрым шагом. Похоже, его настроение значительно улучшилось.

– Какой-то он странный последнее время, – задумчиво проговорил Дмитрий.

– Он – хороший писатель. Это главное. – Батурин, похоже, не собирался обсуждать приятеля. – То, что вы рассказывали, на самом деле интересно. Только непонятно. Сгустки тёмной материи… Вы мне вот что скажите, Бог есть?

– Думаю, что есть. Но я бы назвал его Высшим разумом.

– Если он есть, почему происходит то, что происходит? Столько зла в мире, насилия, несправедливости.

– А если то, что происходит, полностью происходит по нашей вине? Такое вы не можете допустить? Свобода выбора существует. Мы, а никто другой, выбираем между злом и добром. Бог тут ни при чём.

Батурин мрачно усмехнулся.

– И где же он?

– Не знаю. Он создал этот мир. И мы в нём живем. А где он – не знаю. – Астахов прямо-таки светился добродушием. – Вы верите в Бога?

– Нет.

– А как же всё это возникло? Откуда взялось мироздание, которое окружает нас? Существовало всегда? Наука против такого объяснения. Как, в этом случае, быть с рождением Вселенной из точки? По сути, из ничего.

Батурин задумался, потом его чуткое, подвижное лицо приняло мечтательное выражение.

– Я могу допустить существование Высшего разума.

– И какая разница? Чем Бог отличается от Высшего разума?

– Я против рабского преклонения.

– А кто сказал, что Бог хочет видеть в нас рабов? Рабам свободу выбора не дают. – Астахов улыбнулся в очередной раз, легко, благожелательно.

Наступившая в их разговоре пауза не была натянутой, неприятной.

– Давайте выпьем, – предложил Батурин.

– Давайте. – Дмитрий поднялся, прошёл к буфету, взял две рюмки коньяка. Несколькими секундами позже эти рюмки оказались на столе. Последовало предложение. – За знакомство.

Батурина тост устроил. Коньяк был выпит.

– Если Петровский хороший писатель, почему его не печатают? – деловито поинтересовался Дмитрий.

– А время какое? – Глаза Батурина посуровели. – Сейчас хорошие книги читает небольшая кучка людей. Умная книга заставляет думать, напрягаться. Основная масса наших современников не хочет напрягать мозги. Ей бы только развлекаться. Удовольствия – вот движущая сила нашего века. Удовольствия, и больше ничего не надо. – Пронзительные глаза обратились к Дмитрию. – Вы думаете, бестселлеры – хорошие книги? На самом деле бестселлерами объявляют всякое говно. Лишь бы чтивом было. А по-настоящему хорошие книги издателей не интересуют. Их много не продашь… Мы превратили жизнь в сплошное развлеченье. Пример подала Америка. Теперь и мы вслед за ними. – Тут он перешёл на доверительный тон. – Вы мне скажите, как Высший разум допускает это?

– Не скажу. Я не знаю цели нашего пребывания на Земле, – с прежним добродушием заметил Астахов. – Эксперимент, учеба, наказание? А может времяпрепровождение?.. Всё зависит от того, зачем мы здесь.

Состроив шутливо-напыщенное лицо, Батурин продекламировал:

– Мы превратили жизнь в сплошное развлеченье. А для того ли нам она дана? И что она, веселье иль мученье? И может ли в незнанье быть вина?.. Экспромт. Я бы ещё выпил.

Хитроватая жидкость, налитая в рюмки, вновь появилась на столе, чтобы исчезнуть в глотках, выполнив своё странное предназначение.

Дмитрий собрался домой. Выяснил, где обитает его новый знакомый. Оказалось – рядом с метро «Калужская». Это было по пути.

– Могу подвезти вас, – учтиво сообщил он Батурину.

Предложение было с благодарностью принято. Вскоре весёлый «Гольф» резво катил по московским улицам. Вечер задумчиво накрывал большой усталый город. Жизнь текла своим чередом.

– Данная теория представляет элементарные частицы в виде струн, отчасти похожих на обычные струны, – объяснял Дмитрий новому знакомому некоторые научные воззрения.

– Которые на гитаре? – уточнил Батурин.

– Да. Так вот из этой теории выходит, что пространство имеет гораздо больше измерений, семь или даже одиннадцать. Полагают, что все они, кроме трёх, привычных нам, свёрнуты и существуют лишь в микромире. Но может быть они и не свёрнуты. Отсюда прямой переход к параллельным вселенным.

– Тут направо, – подсказывал Батурин. – Всё, что вы рассказываете, так необычно. Я ничего этого не знал раньше… Тут ещё раз направо. К этой двери. Здесь моя мастерская. – Он посмотрел на Дмитрия просящими глазами. – Зайдёте?

Астахов колебался. И хотелось, и времени уже много.

– Если ненадолго… – протянул он.

– Я вас держать не буду.

Железная дверь позволила им проникнуть в небольшое пространство, таящееся за нею. Похоже, оно предназначалось для дворника, но прихожая и узкий коридор были заставлены картинами. В комнате возвышался деревянный станок – Дмитрий видел такие в кино про художников. А кругом – полотна, полотна, полотна.

Дмитрий смотрел картины. Он не был знатоком живописи, но ему нравилось то, что он видел. Большей частью перед ним оказывались пейзажи, лиричные, пронзительные. Но были и портреты, непривычные, запоминающиеся тоскливыми глазами, устремленными за зрителя.

После этого они пили чай в тесной кухне. Батурин достал все припасы, какие были – немного конфет, печенья, остатки вишнёвого варенья в небольшой банке. Ароматный чай оказался кстати. Дмитрий попросил ещё одну чашку.

Хозяин молчал, думая о своём, и вдруг спросил:

– Хотите послушать песни?

Дмитрий согласился. Батурин принёс гитару, большую, красивую. Такие стоят немалых денег. Немного подстроив её, извлёк умелыми пальцами звучный аккорд, запел несильным, но приятным баритоном.

Астахов был удивлён красотой слов, свежестью мелодий. Он пребывал в тихом восторге.

– Мне очень понравилось, – проговорил он, едва наступила пауза.

Батурин состроил нечто неопределенное на лице.

– Много сделано. Песен хороших не меньше сотни наберётся. Только всё бесполезно. Получается, что надо было мне писать хиты. Всякую чепуху. Зайки-хуяйки… Мне – писать хиты. А Петровскому – бестселлеры.

Из прихожей прилетел звук открываемой двери. Несколькими секундами позже появилась немолодая женщина с добрым, улыбчивым лицом. Осторожно кивнула Дмитрию, посмотрела насмешливыми глазами на Батурина.

– Это моя жена, – сообщил Батурин. – Её зовут Нина. Мы с Дмитрием пьём чай. – Это прозвучало для неё. – Познакомься, Дмитрий Астахов, занимается космологией. Потрясающие вещи рассказывает про Вселенную, про измерения, про струны, которые пронзают эти измерения. Представляешь, у меня такие струны, – он тронул пальцами те, которые были натянуты на его гитаре, – а там – нечто похожее… Ты меня прости. Я был не прав. Прости.

Она ничего не ответила. Быстрый взгляд обежал поверхность стола.

– Что же ты не сделал бутербродов. Сыр есть, колбаса.

– Может, сгонять за бутылкой? – оживился Батурин. – Здесь рядом.

Предложение было поддержано. Поход не занял много времени. Вскоре бутылка водки возвысилась в центре стола.

– Мне чуть-чуть, – попросил Дмитрий. – Я за рулем.

– Мне тоже чуть-чуть, – сказала Нина.

– Думаете, я проявлю солидарность с вами двоими? – Батурин смотрел на них с вызовом. – Дудки. Я пью по полной.

А потом он опять взял в руки гитару, и Астахов слушал его, забывая обо всём, превращаясь в поглотителя удивительных звуков.

Время близилось к часу, когда Дмитрий вышел из мастерской. Холодный воздух окружал дома и редких прохожих, пребывавших за их пределами, автомобили, выстроившиеся вдоль тротуаров. Тёплые деньки унеслись в прошлое. Когда теперь наступит жаркая пора?

«У меня такое ощущение, будто параллельные вселенные точно есть, – подумалось вдруг Астахову. – И если так, сколь они замкнуты? Нет ли каких-то особых зон в пространстве, где возможны переходы из одной вселенной в другую? А если есть, они постоянны или возникают в какие-то моменты на определенные отрезки времени?..»

Припарковав машину около дома, Дмитрий направился к подъезду. Ни единой души вокруг. Немногие светящиеся окна висели в черном пространстве ночи. Те три окна, за которыми ждали Дмитрия, лучились тёплым светом.

Входная дверь открылась, пропуская Дмитрия внутрь. Он двинулся к лифту, но в это мгновение удивительно яркая вспышка озарила всё вокруг, и он рухнул в чёрную яму.

10

Персональная машина переместила Потапова туда, где ему следовало находиться в данный момент – в Шереметьево-2. Предупредительный водитель донёс пухлый чемодан до VIP-зала. Сдав багаж и незамедлительно пройдя паспортный контроль, Сергей направился в бар – следовало скоротать время до отлёта. Попивая виски, он посматривал на отъезжающих. Здесь были и депутаты, среди них – члены фракции КПРФ. Тоже направлялись в Страсбург.

«С кем из них поговорить? – размышлял Потапов. – Кто из них поближе к верхушке партии?»

Размениваться на всякие незначительные личности не стоило. Как и привлекать к себе излишнее внимание.

Пригласили в самолет. Летели «Air France». Потапов с радостью пользовался бы иностранными авиакомпаниями в любых случаях, но депутатам, даже статусным, следовало беречь государственные деньги, отдавая их отечественному перевозчику. К счастью, в столицу европейского парламентаризма «Аэрофлот» не летал.

Полет происходил в соответствии с регламентом: самолет завёл двигатели, покатил по рулёжным дорожкам, выехал на взлётную полосу, разогнался, юркнул в небо.

Просматривая газеты, Сергей продолжал прикидывать, с кем из коммунистов пообщаться? Может, с Денисовым? Член Центрального комитета партии, заместитель председателя комитета Думы. Они здоровались при встрече.

Когда самолет одолел нужную высоту, и стало возможным ходить по салону, Сергей поднялся, прошёл в туалет, а на обратном пути как бы от скуки подсел к Денисову.

– Здоровье не беспокоит? – вежливо поинтересовался он.

– Слава Богу, нет.

– Чудненько. Где собираетесь отдыхать?

– В Чехии. Мы с женой прошлым летом отдыхали там. Очень понравилось.

– А что не съездите к морю? Так хорошо поплескаться где-нибудь в Испании или на Канарах.

– Жене противопоказан жаркий климат. А вы собираетесь на море?

– Да. Хочется погреть кости.

Условности были соблюдены. Теперь ничто не мешало перейти к тому, что волновало его.

– Как у вас дела в партии?

– Да вот, раскольники не унимаются. Параллельные съезды, громкие заявления. Бурная деятельность.

– Думаете, у них получится?

Денисов тонко усмехнулся, медленно покачал головой из стороны в сторону.

– Вынужден вас огорчить – ничего не получится.

– Вы меня совсем не огорчили. Я не имею отношения к этим проискам. Их задумали в Кремле. Сами знаете, кто… Как вы думаете, у вашей партии есть реальные шансы победить на будущих выборах?

– Есть, – уверенно произнёс Денисов. – После того, что сейчас происходит в стране, есть.

– Тогда вы ещё долго будете ездить в подобные командировки, – несколько игриво заметил Потапов. – Хорошо, что есть Страсбург.

– Да, – в тон ему согласился Денисов.

– Может, нам что-нибудь выпить?

Денисов был не против. Улыбчивая стюардесса принесла по их просьбе два стаканчика «Мартеля» VSOP. Напиток радовал душу, вызывал самые тонкие чувства. Так они занимались каждый своим делом: самолёт летел во Францию, а Потапов с Денисовым употребляли благородную жидкость.

В Страсбурге шёл дождь. Погода словно хотела напакостить посланцам России. Отгородившись от падающей воды оконными стеклами терминала, Потапов и его коллеги ожидали багаж. Он не заставил себя ждать. Похватав чемоданы и портпледы, представители нижней палаты перебрались в поджидавший их автобус. Движение среди капель дождя началось.

Потапов сидел рядом с Езерским, ещё одним коммунистом. Когда въехали в город, на старые улицы, Езерский с такой живостью крутил головой, бегал взглядом по окрестным зданиям, что Сергей поинтересовался:

– Вы здесь впервые?

– Да.

Потапов не единожды бывал в Страсбурге, успел запомнить его историю, изучить достопримечательности.

– Неплохой город, – с ленивой снисходительностью проговорил он. – Старый. Здесь столько всего было. Сначала древние римляне построили на берегу Рейна военное поселение под названием Аргенторатум, потом варвары его разрушили, но в седьмом веке он возродился под названием Статебургум – город на пересечении дорог, а в средние века начался период процветания в составе Священной Римской империи германской нации, потом в эпоху Возрождения город приобрёл особую популярность, став колыбелью печатного дела. Ну а в семнадцатом веке Страсбург присоединился к Франции. Короче, был и под французским, и под немецким владычеством, приобрёл весьма разнообразные архитектурные стили, а Вильгельм Первый избрал его для реализации своих градостроительных идей, так что немецкий период истории оставил яркий след в виде широких проспектов и улиц, пересекающихся под прямым углом. Примерно так.

Езерский был удивлён его познаниями.

– Надо же, сколько вы всего помните.

– У меня хорошая память. – Он добился своего, вызвал восхищение. Следовало закрепить успех. – Будете гулять, начните со Страсбургского кафедрального собора. Прекраснейшее творение готического зодчества. Собор украшен великолепными астрономическими часами – они бьют каждую четверть часа, а полные часы отмечаются появлением фигуры Смерти. Между прочим, собор стоит на изумительной площади, мощёной булыжником. Обратите внимание на дом Каммерзеля, самое красивое фахверковое сооружение в Страсбурге – обилие резных украшений. В двух шагах оттуда площадь Брогли и здание, где когда-то Руже де Лилль написал Марсельезу, ставшую гимном Франции. На другом берегу реки – Рейнский Дворец, резиденция кайзера Вильгельма, и те самые немецкие кварталы. – На секунду задумавшись, он встрепенулся. – Да, непременно посетите квартал Петит Франс, что означает: Маленькая Франция. Он расположен чуть дальше центра города, вдоль сети каналов и шлюзов. Дома там выдержаны в строгом эльзасском стиле и декорированы деревянными каркасами. И ещё совет – если вы попали сюда, непременно стоит попробовать эльзасские вина. Получите массу удовольствий.

– Вы и в винах разбираетесь?

– Немного. Предпочитаю коньяк, виски, качественную водку. Но здесь сам Бог велел пить вино.

Ему удалось произвести сильное впечатление на Езерского. Такого результата он и добивался.

Гостиница пододвинулась к автобусу. Началась обычная суета с расселением. Потапова волновало одно: учтут ли его статус? Как-никак, он – председатель комитета. Учли. Не обидели.

Успешно разрешив столь важные вопросы размещения, приведя себя в порядок, российская делегация отправилась туда, где находились Дворец Европы, Совет Европы и Европейский парламент. Следовало подготовиться к завтрашнему заседанию.

Европейский парламент принял их деловитой суетой – целеустремленно шли куда-то европейские депутаты и многочисленные сотрудники; слонялись, озирая окрестности, праздные посетители, коих в Государственную Думу, к счастью, не допускали в таком количестве.

Потапов и его коллеги прибыли сюда не для развлечений. Им предстояло защищать Россию от нападок дотошных поборников прав человека. Разумеется, можно отстаивать эти права. Но лишь после того, как защищено государство. Ибо что человек сам по себе? Ничто. Ноль без палочки. Жалкая букашка. Не выживет. Не справится. Не осилит всех тягот существования. Погибнет.

Самое мерзкое, что европейские политики лезли во внутренние дела России. Судили о действиях федеральных властей в Чечне. Упрекали в недемократичности, в чрезмерной коррумпированности. Потапова это раздражало. Будто у них всё идеально, и никаких проблем.

Работа работой, а нельзя было забывать о своих делах. Сергей продолжил общение с Денисовым, потащил его вечером в квартал Петит Франс, на улицу Бен-о-Плант с её крытыми мостами и набережными, буйно украшенными цветами.

Страсбург – раздолье для гурманов. «Страсбургский пирог», чечевица по-эльзасски, страсбургские паштеты из гусиной печёнки, эльзасские копчёности, обязательный шукрут – кислая капуста – с колбасными изделиями и солёным салом и многое другое способно радовать самых взыскательных едоков.

Обосновавшись в уютном ресторанчике с видом на канал, они сделали заказ. Не было забыто и эльзасское вино. Сергей посчитал полезным дать соответствующие пояснения. Обрушить на визави поток сведений. Потрудиться над созданием благоприятного впечатления.

– Сорта винограда, выращиваемые в Эльзасе, разделяются на две группы, – с видом знатока излагал он, вольготно откинувшись на спинку стула. – В первую входят основные сорта: Шасля, Сильванер и Пино. Ко второй относятся благородные сорта, из которых производятся наиболее высококачественные вина: Рислинг, Мускат, Токай-Пино-Гри, Гевюрцтраминер, язык сломаешь, и Пино-Нуар. На долю Сильванера приходится значительная часть здешних виноградов. Рислинг – самый старый сорт в Эльзасе. Вина, производимые из Токай-Пино-Гри, сильны, маслянисты и бархатисты. Гевюрцтраминер – это ароматическая форма известного с давних времен Траминера. И самое качественное вино, пряное, насыщенное и щедрое из этого сорта делают здесь, в Эльзасе. Оно обладает сильным ароматом, в котором выделяются тона лепестков розы, личи, ананаса. Что касается Пино-Нуар – это чёрный сорт. Для красных вин используют только его.

Денисов слушал Сергея с чутким, вежливым лицом, время от времени кивал в знак согласия. Потом они ели шукрут, свиные колбаски, «страсбургский пирог», сдабривая отменную пищу Гевюрцтраминером и Пино-Нуаром.

– Нравится? – выяснял Сергей.

– Нравится. – Сидевший напротив человек светил радужной улыбкой.

– Чудненько.

Дождь закончился. Погода смилостивилась. В спокойную гладь канала втиснулось отражение дома, стоявшего напротив – белые прямоугольники с наклонными перекрестьями деревянных балок, тёмные провалы окон, край черепичной крыши. Левее, за другими зданиями и пятном светлого неба виднелось отражение старинного крытого моста – сам он стоял выше, связывая берега. Было во всем этом нечто умиротворяющее.

– Красивые места, – задумчиво проговорил Потапов, не отрывая глаз от живописной картины.

– Согласен, – услышал он голос Денисова.

Сергей встрепенулся, глянул на коллегу.

– Страсбург смог сохранить своё провинциальное очарование, удержав хрупкое равновесие между развитием промышленности и сохранением окружающей среды. – Эту фразу он запомнил с прежнего приезда. Теперь следовало перейти к волнующей его теме. Напустив шутливое выражение на лицо, он спросил. – Анатолий Николаевич, неожиданный вопрос. Если я попрошусь в вашу партию, примете?

– Примем, – как само собой разумеющееся, отвечал Денисов. – Какие проблемы? Вы – человек известный, уважаемый. Ничем таким себя не скомпрометировали. – Тут его светлые глазки глянули с хитрецой. – А что, имеете намерение?

– Всякое может быть, – уклончиво проговорил Потапов.

Он хотел было заплатить за коллегу, но подумал, что после состоявшегося разговора это будет воспринято как прямой намёк, и воздержался. Закончилось вполне по местным обычаям – каждый платил за себя.

«Есть ли судьба? – размышлял он позже, в отеле, уютно устроившись в кресле с бутылочкой виски. – Разумеется, есть. Но мы определяем её сами. По крайней мере, каждый – кузнец своего счастья. И несчастья – тоже. А сверх того – не знаю. Что-то есть. Василию что-то видится. Ангел, не ангел, какая разница. Он предсказывает будущее, это факт. Экстрасенсы некоторые успешно действуют. Астрологи. Что-то есть… – Телевизор показывал какой-то фильм. Потапов не знал французского, и потому не слишком понимал, что происходит на экране, какие проблемы интересуют людей, живущих придуманной киношной жизнью, по какой причине киношные герои ссорятся? Впрочем, ему было всё равно. – Зачем приходим мы в этот мир? – лениво текла его мысль. – Чтобы чего-то добиться. Прожить полную, насыщенную жизнь. Такое получается не у каждого. Всё зависит от человека. От его способности быть выше обстоятельств. Одолевать любые препятствия. Главное – действовать. Думать и действовать.»

Минорное настроение было отброшено. Сергей взял с прозрачной поверхности журнального столика текст завтрашнего выступления. Следовало ещё раз прочитать его.

Утро наступило в положенный во Франции срок. Приняв душ, тщательно побрившись, позавтракав, Сергей надел строгий костюм и отправился в Европейский парламент. Ощущение важности того, что должно было произойти, наполняло его. Впервые предстояло ему подняться на столь важную трибуну, выступить от своей страны. От России.

Цилиндрическое нутро зала заседаний как бы нехотя наполнялось парламентариями. Вежливость и предупредительность висели на ухоженных лицах. Но Сергей знал, сколь мерзкими могут быть слова и решения обладателей этих лиц.

Концентрические круги кресел, взрезанные радиальными проходами, постепенно заполнились людьми. Бесполезный шум растёкся по залу. Тягучие минуты неохотно сменяли друг друга. Наконец занял своё место председательствующий. Заседание началось.

Сергей волновался. «Глупо, – говорил он себе, – опытный, солидный мужик, а ведёшь себя как неразумный юноша. Всё будет нормально.» Говорил, и волновался. Шутка ли, выступать перед всей Европой.

В наушниках звучали слова, каким-то образом связанные с людьми, появляющимися на трибуне. Выходили мужчины, а голос был женским, отрывистым, монотонным. Потапову не нравилось то, в какие мысли выстраивались наушниковые слова. Опять выходило, что Россия поступает не правильно, совершает недопустимые действия.

Объявили его выступление. Он с достоинством поднялся, лёгким шагом прошёл меж кресел. Восхождение на трибуну состоялось. Множество лиц находилось перед ним, одинаковых, неотличимых друг от друга. Потапов заговорил, обращаясь к этим лицам, лишь изредка опуская глаза на принесённые с собой листки.

Ощущение времени пропало. Сколько длилась его речь? Слишком высок был её темп или, наоборот, слишком низок? Он этого не знал. Забрав листки, Сергей направился в обратный путь.

– Молодец, Сергей Алексеич. Хорошо выступил. – Резник, сотоварищ по фракции, протягивал ему руку. – Достойный ответ здешним пустозвонам. Приятно было слушать. Молодец.

Потапов резко опустился на своё место. Приятная расслабленность упала на него. Главное, ради чего он приехал сюда, он выполнил.

В перерыве к нему подошёл Денисов. Вежливая улыбка уютно висела на свеженьком овальном лице.

– Вы хорошо выступили. Поздравляю.

– Спасибо.

– А насчёт нашего вчерашнего разговора… – Сколь внимательно смотрели серенькие глаза. – Хотите, я поговорю с самим?

Потапов тонко усмехнулся.

– Любой вопрос требует проработки.

На том и расстались.

Вечером он и Резник основательно выпили в номере Потапова. Две бутылки «Балантайнз Вери Олд Скотч Виски» лишились своего содержимого. Портье замучался приносить лед.

– Надо бороться с монополизмом, – убеждал Сергея сотоварищ по фракции. – При такой степени монополизации экономика не может нормально развиваться. Нужны постоянные усилия. А они что сделали? Упразднили соответствующее министерство. Глупость! Или злой умысел.

Потапов согласно кивал, хотя ему было всё равно.

– Может, баб найдём? – неожиданно спросил он. – Хотя нельзя. Опасно. Заметят, шум поднимут. Нам это ни к чему. Шум. Нельзя. Это не Россия.

Задумчивое выражение задержалось на лице сотоварища. Произведя некоторую мыслительную работу, он вынужден был подтвердить:

– Не Россия.

Следующий день они также провели в Европейском парламенте, потом состоялось возвращение в Москву.

Столица приберегла для них мрачное небо и промозглую погоду. Какой-нибудь октябрь, а не середина мая. Впору было одевать тёплый плащ. Хорошо, что машина стояла рядом с выходом из VIP зала. Радио негромко играло джаз. Водитель знал о его пристрастии.

– Как съездили, Сергей Алексеевич? – Водитель на мгновение повернулся к нему.

– Нормально, – сдержанно ответил Потапов, показывая, что не расположен к разговору.

Больше его не донимали вопросами. Он спокойно смотрел на подмосковные поля, подступавшие к аэропорту, потом на строящиеся жилые кварталы, наступавшие на эти поля. Он думал о том, что нелегкое это дело – быть политиком. Но кто-то должен этим заниматься.

Виктория ждала его. Потапов ещё из самолета позвонил ей, сообщил о желании увидеться. Она была в новом халатике. Выглядела потрясающе. Хотела покормить его, но Сергей не стал ждать, поднял её на руки, понёс в спальню.

Следующий день привычно одарил дежурными хлопотами. Опять совещания, встречи, переговоры, опять срочные согласования. Но за многими делами Потапов не забывал о главном для него.

Василий опять отсутствовал в своей редакции. Звонки на мобильный он, похоже, игнорировал. Оставалось одно – искать школьного товарища в Доме литераторов. Туда и отправился Потапов, как только это стало возможно.

Василия он вновь обнаружил в Нижнем буфете – приятель сидел в одиночестве, перед ним стоял стакан с прозрачной жидкостью, на тарелке лежал надкушенный бутерброд. Глянул на возникшего рядом Сергея тусклыми глазами.

– Ты чего здесь делаешь? – поинтересовался Потапов.

– Пью водку.

– Дело хорошее. Но зачем пить так убого? Пошли наверх. Посидим как люди.

– С удовольствием. Только я вынужден напомнить… – Он стушевался, опустил глаза. – У меня плохо с деньгами.

– Это не проблема, – с лёгкостью выговорил Сергей.

– Ещё какая проблема! – встрепенулся Петровский.

– Ну… проблема. Но не в данном случае. Я при деньгах. Пошли.

Прежде чем подняться, приятель допил водку, спешно отправил вслед за ней остатки бутерброда. Сергей проследил за этими действиями с плохо скрытым неодобрением.

В Дубовом зале все столики оказались заняты. Потапов потащил приятеля на балкон. Здесь тоже было неплохо. Заказали бастурму с нарезанными кусочками груши, которую подают с сырными пончиками, чесноком и виноградным мармеладом, салат «Цезарь» с гренками из французского сыра, филе стерляди в имбирной глазури с рисом «Басмати» и конфи из красной капусты, с соусом из свеклы и сливок. А ещё – хорошего виски, «Гленфиддиш».

– Это наиболее популярная в мире марка солодового виски, – довольно сообщил Потапов, поднимая рюмку, наполненную официантом. – Давай, Василий, выпьем за нас с тобой. За наши успехи. За то, чтобы всё у нас было хорошо.

Вкус напитка, юркнувшего в рот, порадовал. Сколько ясности, достоинства. Что ни говори, а виски – благородный напиток.

Следовало вывести разговор на волнующую его тему. Так важно было убедиться, что приятель не ошибся.

– Я начал действовать. В соответствии с твоими предсказаниями. Я решился на очень ответственные шаги. Но ты мне четко скажи: ничего не изменилось? Коммунисты победят?

– Победят, – устало выговорил Петровский. – Вы меня замучили, ты и Астахов. Ты про коммунистов, он пытается выяснить, кто прав, Хокинг, Виленкин или ещё какой-то третий… Забыл.

– Что за Астахов? – Сергей оторопело глянул на приятеля.

– Физик, который уверен, что я его знаю.

– А ты его не знаешь?

– Теперь знаю, но когда он начал ко мне приставать – не знал.

– Всем чего-то надо… – Потапов мечтательно вздохнул, потянулся к рюмке, уже принявшей стараниями официанта очередную дозу. – Давай выпьем за то, чтобы наши желания осуществлялись. В конце концов, мы не так много желаем.

– Да, не так много, – с философским видом подтвердил его правоту школьный товарищ.

Очередная порция горячительного покинула рюмки. Бастурма пришлась очень кстати. Потом настала очередь сырных пончиков. Они были так аппетитны. Благодушное настроение захватило Потапова. Захотелось поговорить о чём-то возвышенном.

– Василий, зачем мы приходим в этот мир? Ты знаешь? Ты там общаешься со своим ангелом. Ты выяснил, зачем?

Петровский не спешил с ответом, но весь вид его показывал, что он знает истину.

– Видишь ли, – наконец соизволил он открыть рот, – у каждого своя установка. Своё задание, которое необходимо выполнить.

– А если не выполнишь? – в задоре полюбопытствовал Сергей. – Тогда что? В ад?

– Тогда ещё раз придется выполнять. В следующей жизни.

– Чудненько. А она будет? – весело продолжал приставать с вопросами Потапов.

– Будет.

Сергей хотел съязвить, но вовремя остановился. Обижать приятеля, дававшего ему важную информацию о будущем, не стоило. Тут он вспомнил о небольшом подарке.

– Да, Василий, совсем забыл. Я тебе из Страсбурга сувенир привёз. – Карман выпустил наружу весьма симпатичный брелок в виде маленькой копии старинного пистолета из тех, какими пользовались лет двести назад.

Петровский весьма сдержанно поблагодарил его. И эта сдержанность была непонятна Сергею.

Сколько он, Потапов, знал Василия? Страшно сказать. Им довелось познакомиться ещё в первом классе. И все школьные годы они провели вместе. Сколько пережито. Сейчас он редко вспоминает об этих временах, но вовсе не потому, что ему не хочется вспоминать. Слишком перегружена его жизнь разными событиями, необходимостью постоянно решать какие-то проблемы.

«Вася – хороший мужик, – думал Потапов, глядя на приятеля добрыми глазами. – Не знаю, какой он там писатель, но человек надёжный…»

– Давай выпьем, – вмешался в течение мысли голос Петровского.

– Давай. За что?

– За что?.. Просто так.

– Нет. – Сергей медленно покачал головой из стороны в сторону. – Просто так мы пить не будем. Давай выпьем за нашу школу… Ты помнишь, как мы в девятом классе довели училку математики?

– Помню.

– Полная дура была.

Математичку не любили: мало того, что она плохо объясняла свой предмет, вдобавок принималась кричать по каждому пустяку и ставила ни за что двойки. Один раз она вызвала Потапова к доске и попросила написать формулу. Сергей сказал, что не помнит её наизусть, но может вывести. И вывел. За что ему была поставлена тройка. Он возмутился, сказал, что главное, не зубрить, а знать, как получить результат, и он доказал, что знает. Она не изменила оценку. Тогда он демонстративно покинул класс. Математичка начала преследовать его, а поскольку остальные ученики не скрывали своего неодобрения действий учительницы, репрессии коснулись и их. В итоге все ребята стали пропускать её уроки. Директор вызывал их, прорабатывал. Пришлось вернуться в класс, но была использована другая форма противодействия – они дружно гудели на уроках математики, доводя математичку до истерик. Результат был достигнут – математичка ушла в другую школу.

– Молодцы, что поддержали тогда меня, – мечтательно проговорил Сергей. – И главное – все до одного. Даже известный зубрила Вовка Гольдман, и тот не побоялся.

– Молодцы. – Петровский сдержанно кивнул в знак согласия. – Только почему тебя? Это меня поддержали.

– Как, тебя? Меня.

– Ты забыл.

Потапов никак не мог с этим согласиться.

– Ничего я не забыл. С математичкой я поругался. Меня поддержали.

– Да нет же, я с ней поругался.

«Он сбрендил,» – подумал Сергей, но решил не спорить. Бог с ним, пусть приписывает себе давние заслуги.

– Давай ещё выпьем, – предложил он.

Уговаривать приятеля не пришлось. Рюмки в очередной раз опустели. Тут подоспело филе стерляди в имбирной глазури с рисом «Басмати» и конфи из красной капусты, с соусом из свеклы и сливок. Вкус у блюда был отменный. Жизнь казалась достойной того, чтобы жить.

Василий совсем захмелел. Долго сидел молча, напряженно глядел перед собой, и вдруг проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Это хорошо, что Света. Я всё время чувствовал себя виноватым перед ней. Такое утомляет. Я доволен, что Света.

– Что, Света? – не понял Сергей.

– Моя жена.

– Жена, – подтвердил Потапов, подумав: «Точно, сбрендил. Больше ему не стоит наливать.»

Но рюмки были наполнены – постарался официант. Петровский взял свою, поднял.

– Давай выпьем за наших близких. Твоя жена умерла. Так что за твою дочь. Чтоб у неё всё было хорошо.

Эти слова несказанно удивили Сергея.

– Что с тобой, Вася?! С чего ты решил, что моя жена умерла? Мы просто развелись, и всё.

Приятель смотрел на него чумными глазами.

– Развелись? Но я был на похоронах.

Теперь настал черед Потапова удивляться.

– Вася, побойся Бога. Что ты несёшь? По-моему, ты надорвался на своих литературных занятиях.

Петровский нахмурился, обиженно засопел, потом сурово изрёк:

– Меня знает страна. Мои романы хорошо встречают в отделе культуры Центрального комитета КПСС. Я – уважаемый человек.

– Что ты несёшь?! Какой Центральный комитет КПСС?.. Ты здорово напился.

– Я?.. – Похоже, он не поверил. Но спорить не стал. Продолжал сидеть с мрачным видом. И вскоре сник.

Пришлось завозить его домой, провожать до подъезда. А что делать? Приятель. Не бросишь, где попало.

11

«Сказать ей? – размышлял Василий. – Смешно. У меня такое чувство, будто я обманываю её. А я всего лишь не говорю правду.»

Ему приятно было находиться рядом с этой женщиной. Он чувствовал нежность к ней. Коли суждено ему остаться в здешней вселенной, он готов жить с Натальей. Он готов, не по своей воле оказавшись в другом поезде, продолжить в нём движение. То самое движение до неизвестной станции, в котором участвует каждый.

– Давай куда-нибудь отправимся, – бойко предложил Василий. – В театр. Кино. Или на концерт.

– Тебе хочется?

– Да. И чтобы непременно с тобой.

Удивление застыло в её взгляде.

– Что случилось?

– Ничего. Просто я… люблю тебя.

Она смотрела на него с лёгкой укоризной.

– Ты, наконец, разобрался в своих чувствах?

– Нет. Просто я перестал скрывать от тебя правду.

– Ты очень талантливо скрывал… Врунишка.

Она стала иной, здешняя Наталья – не такой резкой, нетерпеливой. Или она была другой изначально?.. Как теперь узнать? Как вычислить прошлое?

– Куда мы, в конце концов, направимся?

– Решай сам. Это тебе не сидится на месте.

– Хорошо. – Петровский состроил загадочное лицо. – Не тяни время. Одевайся.

Ей потребовалось десять минут, чтобы обрести соответствующий вид. В красном вечернем платье она выглядела эффектно. Красивая женщина. И достаточно грациозная. Убрать бы некоторую полноту в области талии, получилась бы идеальная фигура.

Лифт переместил их на первый этаж. Входная дверь выпустила под серенькое небо. Василий повернул налево.

– Мы не едем на машине? – прозвучало рядом.

– Я куда-то подевал права и не могу найти их.

– Разве их нет в шкафу? В большой комнате, где они обычно лежат.

– Их там нет. – Петровский облазил шкаф, обнаружил ключи, но прав там не нашлось. Похоже, его двойник забрал их с собой. Впрочем, и сам он поступил так же. – Давай пойдём пешком, прогуляемся. Здесь недалеко.

– Давай, – спокойно согласилась она.

Движение в сторону Садового кольца доставляло немалое удовольствие – мужчины пялили на его здешнюю жену глаза, и это ублажало самолюбие Петровского.

Он вёл Наталью в один ресторан. Единственный в здешней Москве. Там играли джаз. Петровский узнал о нём случайно. И решил сходить – ему хотелось послушать живую музыку. Прекрасных исполнителей, как утверждали.

Всё подтвердилось. Музыка встретила их за входной дверью. Солировал саксофон. Они вошли в зал. На компактной эстраде располагался квартет – фортепьяно, контрабас, ударные. И саксофон. Василий знал музыканта, игравшего на тенор саксофоне, с рыжими волосами, полноватого, но удивительно заводного. Его звали Игорь Бутман. Там, в прежней вселенной, он был известным джазменом.

Они с трудом нашли два свободных места. Заказали пиво, Наталье – безалкогольное, и свиные рульки, фаршированные паштетом. Василий повернулся к эстраде, смотрел жадными глазами на музыкантов, наполнялся музыкой. Едва грянула пауза, проговорил с тихой ухмылкой.

– Надо же, при социализме разрешили джаз.

– Что в этом удивительного?

– В иные времена запрещали.

– Это было давно. А ты любишь джаз?

– Люблю. Дези Гилеспи, Луи Армстронг, Джон Колтрейн, Майлз Девис, Дюк Эллингтон… Мы с Серёгой Потаповым джазовые пластинки собирали, магнитофонными записями обменивались.

Она смотрела на него задумчивыми глазами.

– Я этого не знала.

– Ничего страшного. – Он хлебнул весьма неплохого чешского пива, насмешливо глянул на её бокал. – Охота тебе пить эту гадость.

– С удовольствием выпила бы нормального пива, но… не хочу рисковать.

– Думаешь, опасно?

– В моём положении – да.

Он мягко улыбнулся.

– Ты уверена в этом своём положении?

– Слишком рано для полной уверенности. Но мне хочется, чтобы это было так. Надеюсь, что и тебе.

Ему были приятны эти слова.

Оркестр продолжал развешивать в пространстве питейного заведения джазовые мелодии, создавая особый, парящий настрой души. Василий посмотрел по сторонам – довольные лица, руки и ноги, повторяющие такт.

– Тебе здесь нравится? – спросил он.

– Да.

– Ты бывала тут?

– Нет. Откуда? Ты меня сюда не приводил.

Василий плутовато усмехнулся. Ему пришло в голову хитростью выведать, куда его двойник водил Наталью.

– А где тебе больше всего нравится?

– Твой любимый ресторан в Доме литераторов достоин уважения. Но мне, признаться, приятнее бывать в «Синей птице». Там не такая чопорная обстановка.

Что за «Синяя птица», где расположена, Петровский не ведал, но спрашивать не стал. Свиные рульки, фаршированные паштетом, не подкачали. Особенно в сочетании с бочковым пивом. Наслаждение вкусом Василий совмещал с наслаждением от живой музыки, рождавшейся здесь и сейчас. Сколько наслаждений сразу. Единственное, что вызывало некоторое удивление – чересчур внимательный взгляд жены, обращенный к нему.

– У меня такое ощущение, что ты – другой человек, – проговорила вдруг Наталья. – Тот, и в то же время – другой.

– А может быть я и есть другой? – Василий радужно улыбался.

– Не дурачься.

– А если это правда? – уже серьёзно спросил он.

Она усмехнулась.

– Ты что, влюбился?

– Да.

– В кого?

– В тебя.

Он поймал узкую ладонь, сжал её. Глаза смотрели в глаза. Это было общение без слов, передача флюидов, отражающих тончайшие оттенки чувств. Окружающее пространство перестало существовать.

Когда они возвращались домой, Василий поймал машину. Ему хотелось поскорее затащить её в постель. Хотелось непрестанно проявлять нежность к этой женщине. Он держал её руку в своей.

Как только они зашли в прихожую, он принялся целовать жену, раздевая при этом.

– Ты не можешь дойти до спальни?

– Не могу…

Всё получилось так, как ему хотелось.

– И всё-таки, я тебя не узнаю, – проговорила она позже.

– Тебе это неприятно?

– Нет. Меня это удивляет.

– Прекрасно. Так больше шансов, что я тебе не надоем.

Наталья предпочла промолчать.

Утром Василий отправился на работу. Он успел привыкнуть к исполнению новых обязанностей. Как это приятно – приходить в солидное здание, слышать вежливое приветствие вахтера, ступать по коврам, одолевая коридоры, оказываться в приёмной, видеть преданные глаза довольно симпатичной секретарши, вторгаться в солидный кабинет, зная, что ты здесь хозяин, ты принимаешь решения, от которых зависит судьба некоторого числа людей. Он теперь лучше понимал своего школьного друга Сергея Потапова. Приятно занимать руководящие должности, а где – какая разница?

«Интересно, чем Серега занимается тут, в этой вселенной?» – усмехнувшись, подумал Петровский.

Он принялся изучать документы, писал на них резолюции, выслушивал посетителей, получая от всего этого неожиданное удовольствие. Он и предположить не мог, что подобные занятия будут ему не в тягость.

«Зачем приходим мы в этот мир, на эту Землю? – размышлял он, отправившись на обед. – Зачем следуем судьбе, совершаем поступки, допуская кучи ошибок? Зачем? Когда-нибудь я, наверно, узнаю. Когда покину этот мир… Человек многомерен. Он может жить в разных измерениях. Есть бытовое измерение, когда человека интересует лишь то, как обеспечить свою жизнь, в лучшем случае, как сделать её более комфортной. Есть измерение нравственное, есть – религиозное, есть – научное, техническое, измерение искусств, и ещё куча измерений – жажда славы, денег, власти, наслаждений, увлечение сексом, желание добиться чего-то, оставить свой след. Человек может существовать в разных измерениях одновременно, переходить из одного измерения в другое. А зачем тогда параллельные вселенные?.. Люди тоже как вселенные. Каждый человек может быть бесконечно разным. И это реализуется в разных вселенных? Почему нет? Если так, то вселенные людей накладываются на параллельные вселенные, в которых пространство и время. Вот зачем всё! Вот! Человек перпендикулярен этой параллельности… – Василий победно усмехнулся. – Можно сказать, что я предлагаю теорию перпендикулярных вселенных.»

Всё ликовало в нём. Никаких сомнений – он сделал открытие. Быть может, грандиозное. Перекусив на скорую руку, Василий спешно вернулся в кабинет, начал делать нужные записи. Мысль о новом произведении теплилась в его сознании.

Какой-то посетитель открыл дверь. Петровский хотел просить его подождать, но увидел, что перед ним давний приятель Сергей Потапов. Широко улыбнувшись, Василий встал, шагнул навстречу. Обнялись.

– Серега, я только сегодня вспоминал тебя, – вырвалось у Василия.

– Молодец. Потому я и приехал. Почувствовал. Ну, как ты тут командуешь отечественной литературой? – громогласно поинтересовался Потапов.

– По-моему, вполне успешно.

– Не сомневаюсь в этом…

Они уселись в кресла, стоящие в углу кабинета.

– Сколько мы с тобой не виделись? – спросил Потапов.

Василий не знал, сколько они в этой вселенной не видели друг друга. Выговорил осторожным голосом:

– Давно. Полгода.

– Ну-у. Не преувеличивай… – Потапов задумался. – Впрочем, да. Не меньше полгода прошло. Всё дела, дела. – Он будто оправдывался. – Ты же знаешь, сколько у меня работы. Ситуация не позволяет расслабиться. НЭП – дело серьёзное. Пашем в Горкоме как лошади.

Вот оно – работает в Городском комитете КПСС. Явно большой партийный начальник. Должен же он был дослужиться до высокого поста за прошедшие годы. Как дослужился его двойник в прежней вселенной.

– Что-то стряслось? Тебе нужна моя помощь?

– Нет. Просто захотелось тебя увидеть. Представь себе, захотелось.

– Я рад. – Василий не слишком поверил в слова друга.

– А сам почему не звонил, не приезжал?

В самом деле, почему? Как объяснить то, к чему он, Василий, не имел отношения?

– Видишь ли… ситуация не позволяет расслабиться. Пашем как в Горкоме КПСС.

Потапов рассмеялся, легко, непринуждённо. Что, всё-таки, привело его? Неужели приехал просто так?

– Кофе будешь или чай? – решил проявить гостеприимство Петровский.

– У тебя ещё много работы? – прозвучало вместо ответа.

– Много.

– Бросай. Пошли, посидим, поговорим, немного выпьем.

– Где?

– Здесь, в Доме литераторов, в Дубовом зале. Так сказать, по соседству. Какой смысл куда-то ещё ехать?

Василий на пару секунд задумался, потом весело глянул на приятеля.

– Я всё-таки предлагаю тебе поехать.

– Куда? – удивился Потапов.

– Ко мне домой. Посидим в домашней обстановке. Поговорим, выпьем.

Теперь настал черед Потапова задуматься.

– Я не против. – Таким был итог мыслительной деятельности.

– Отлично. По пути заглянем в магазин. У нас на Тишинке хороший универсам.

Перед выездом Василий позвонил Наталье на работу, предупредил, что у них будет гость. Некоторое время спустя они с Потаповым появились в торговом центре. Здешнее изобилие мало чем отличалось от того, которое Василий мог лицезреть в прежней вселенной. Заполняя тележку мясными деликатесами, Петровский как бы между прочим проговорил:

– Ходят слухи, что этот магазин принадлежит крупному партийному деятелю.

– Это неправда, – спокойно отвечал Потапов. – Я немного знаком с хозяином. Отец его – партийный деятель. Это так. Но сам он не имеет к партии никакого отношения. Толковый, энергичный человек, этим всё объясняется. Возьмём бастурмы. Я её обожаю. И ещё надо взять плесневелого сыра.

– Сыры там, за углом.

– Я знаю.

На кассе Потапов хотел расплатиться, но Василий не позволил ему сделать это.

– По-моему, ты идёшь ко мне в гости, а не наоборот.

Довод подействовал.

– Хорошо, ты расплачивайся, а мне надо кое-что сделать. – Потапов двинулся назад, туда, где товары находили покупателей.

Василию пришлось его ждать. Когда он появился, довольно продемонстрировал цилиндрическую коробку с виски «Гленфиддиш».

– У меня хватает выпивки. – Василий смотрел на него с укором.

– Если я иду в гости, я обязан что-нибудь принести. – Шутливая назидательность звучала в голосе приятеля.

Машина доставила их к самому подъезду. Лифт выполнил своё вертикальное дело. Натальи не было ещё дома. Василий начал с того, что достал два изящных стаканчика, лёд, налил виски.

– Со свиданьицем, – предложил он.

Потапов поддержал тост. Хрустальные изделия сошлись, издав положенный звук, а вслед за тем осуществили свою главную функцию – виски попало туда, куда следует. Василий принялся накрывать стол в гостиной. За этим занятием его и застала Наталья.

– Занимайся гостем, – приказала она, и Василий послушался её.

Теперь можно было спокойно попивать виски и рассуждать о новой экономической политике.

– К сожалению, слишком многое сейчас зависит от чиновника, – заметил Петровский.

– Есть такая проблема. Есть. Но не стоит преувеличивать её значение…

«Что бы он сказал, если бы узнал, что я не я, и что я знаю другого Сергея Потапова, – думал Василий, глядя на приятеля, – а он – другого Василия Петровского? Рехнулся бы. Ему сложнее будет это понять, чем здешнему Астахову…»

– Всякая экономика нуждается в государственном регулировании, – пояснял Потапов. – А коли так, без чиновника не обойтись.

– Но чиновнику наплевать на граждан, – возразил Петровский.

– Поэтому задача партии – держать чиновника под контролем, наказывать, если требуется…

– Идите за стол, – позвала их Наталья.

Открывшаяся картина радовала многообразием. Ещё раз выпили за встречу и сразу принялись за еду. Петровский почувствовал, что всерьёз проголодался.

– Представляешь, мы с Василием полгода не виделись. – Потапов оживлённо обращался к Наталье.

– А что вам мешает встречаться чаще?

– Мы – занятые люди. На таких, как Василий и ваш покорный слуга, Советский Союз держится. Но если серьёзно, очень много работы. Именно теперь, когда НЭП дал хорошие результаты. Партия – главная движущая сила. Инициатива граждан – это хорошо. Но кто будет направлять всё в нужное русло?.. А ты почему сок пьёшь? – заинтересовался вдруг Потапов.

– Мне сейчас алкоголь противопоказан. – Она с ласковой улыбкой посмотрела на Василия. – Мы ждём ребёнка.

– Да?! Ну, вы молодцы. Молодцы.

– А ты не женился за эти полгода?

– Нет.

– Не для того он разводился, чтобы опять жениться, – вставил своё слово Петровский.

По мрачной паузе Василий понял, что сказал нечто нехорошее. Следовало экстренно переключить внимание на что-то другое. Он схватил бутылку, принялся наполнять стаканы.

– Давайте выпьем за успех НЭПа, – вылетели сопутствующие слова.

– Нет уж, – отрезал Потапов. – Давайте выпьем за успех вашего семейного начинания. Чтобы всё получилось как надо. Я не спрашиваю, кого вам больше хочется.

– А я скажу, – весело проговорила Наталья. – Лично я хочу сына, а вот Василию всё равно.

Петровский смотрел на неё ласковыми глазами и снисходительно улыбался.

– Ну, чтобы всё было в срок и без осложнений, – уточнил Потапов.

За это и сомкнули пузатые стаканчики. Василий не был страстным ценителем виски, но вкус «Гленфиддиш» наконец распробовал. И оценил. Потянулся за осетриной, направил её в рот – не менее достойный вкус. Даже в другой вселенной.

– Бери осетрину, – побеспокоился он о приятеле. – Нежнейшая.

– Спасибо. Мне хочется салата оливье… А что вы не перебрались на дачу, в Переделкино? Уже пора.

Василий представления не имел, почему не перебрались. И про дачу ровным счётом ничего не знал. Растерянное выражение устроилось на его лице. И тут раздался голос Натальи:

– На даче не успели закончить ремонт. Вернее, закончили, но так, что мы попросили переделать. Теперь они возятся.

Гость понимающе кивнул. И тотчас задал новый вопрос:

– Где собираетесь отдыхать в этом году?

Этого Василий тоже не знал. Оставалось выказывать недоумение. Но его жена в очередной раз внесла ясность:

– Как всегда, в Коктебеле. Во второй половине июля поедем… Кстати, ты взял путевку? – Последние слова относились уже к Василию.

– Нет.

– Не забудь.

– Хорошо.

– А я поеду на Пицунду, – лениво сообщил Потапов. – Это куда лучше, чем ездить в Турцию. – Он поднял стаканчик. – За успешный отдых.

Дружеская пирушка продолжалась. Нашлось ещё несколько поводов, чтобы выпить. Разговор всё больше крутился в сфере искусств, и тон задавала Наталья. Поговорили о новой работе главного скульптора страны, заполонившего своими памятниками пол Москвы, – оказалось, что он бурно творит и в здешней вселенной, – разругали эту новую работу за невнятность, гигантизм. Василий охотно вторил супруге – она, похоже, разбиралась в этом деле. Потом переключились на последний фильм главного режиссёра страны, который был сыном главного баснописца и автора гимна СССР. Фильм тоже подвергся критике – сделан по-американски, без души, похоже, лишь для того, чтобы произвести эффект. И вновь Петровский поддакивал жене, говорившей весьма убедительно. Потапов тоже соглашался с ней.

Вдруг Наталья поднялась:

– Пойду, приготовлю кофе.

Как только они с Потаповым остались вдвоём, тот наклонился к Василию, произнёс приглушенным голосом:

– Строго между нами. Рассматривается идея разделить КПСС на две партии. На реформаторов и консерваторов. Вполне вероятно, что так и поступят. Вася, мне важно знать, какая из двух партий, если разделение осуществится, будет более успешной? Ты там общаешься со своим ангелом. Ты мне очень помог, сообщив о предстоящем возврате к новой экономической политике. Помоги ещё раз. Спроси у него. Я должен знать. Чтобы не ошибиться.

Василий изобразил нечто задумчивое на своём лице.

– Я не так часто с ним беседую…

– Вася, постарайся. Прошу тебя. И, пожалуйста, никому ни слова.

Петровский энергично кивнул – никому.

Выпив кофе, Потапов засобирался.

– Хорошо у вас, но пора домой. Завтра, к сожалению, рабочий день. – В прихожей остановился, поблагодарил за гостеприимство, а потом быстро проговорил, мучительно глянув на Петровского. – Ты постарайся. Помоги. Хорошо?

– Постараюсь, – уныло заверил его Василий.

Удовлетворенный Потапов скрылся за дверью. У подъезда его должна была ждать служебная машина.

– В чём ты обещал Сергею помочь? – поинтересовалась Наталья.

– Да-а… – Василий пренебрежительно махнул рукой. – Пустяшное дело. Информацию одну подтвердить.

Лицо Натальи посерьёзнело.

– Должна тебе сказать, что шутки у тебя… отвратительные. Хорошенький развод, если Надя умерла.

– Умерла? – вырвалось у Василия.

– Ты что, забыл?! Мы были на похоронах.

Василий молчал. Как объяснить странность собственного поведения? Нужные слова не находились.

– Иди спать. Я уберу со стола, – примирительно проговорила Наталья.

Поначалу Василий хотел помочь жене, однако, выпитое давало о себе знать, вязкая усталость охватила его. Поколебавшись некоторое время, он отправился в спальню. Засыпая, он думал о том, что с Надей получилось ой как нехорошо. Но откуда он мог знать, что в этой вселенной она умерла?

Утром Наталья ни словом не обмолвилась о вчерашнем промахе Петровского. Пока он принимал душ, возилась в кухне. Потом они завтракали под аккомпанемент рассказов о достижениях советской экономики, о коммунистической партии, которая неустанно заботится о людях. На кадрах мелькали Горбачев, Гайдар. Остановленный репортерами на выходе из зала, Чубайс поведал о следующем этапе новой экономической политики, о роли КПСС в неуклонном росте благосостояния советских граждан. Петровский поймал себя на том, что не воспринимает происходящее на экране комедией абсурда.

– Сварить кофе? – спросила Наталья.

– Да. – Василий задумчиво кивнул в знак согласия.

– Иди, поработай. Я принесу.

Он прошёл в кабинет, устроился за компьютером. Поначалу хотел продолжить работу, начатую двойником – тот знал, что здесь будут печатать, а что – нет. И вдруг он вспомнил об идее перпендикулярных вселенных. И тотчас был захвачен азартом. Пальцы спешно застучали по клавишам. Он словно боялся опоздать. Как он мог забыть?! Пол-утра занимался Бог знает чем!

Главное было записано, когда Наталья принесла кофе. Соблазнительный густой аромат вальяжно разлёгся в кабинете.

– Ты чего такой довольный? – удивилась она.

– Интересную вещь придумал. – Ему захотелось сделать что-то приятное этой женщине, проявить нежность. Он притянул её за руку, усадил на колени. – Знаешь, что я решил? Здесь у нас будет детская. – Василий обвёл комнату рукой. – Перед тем, как он появится на свет, надо сменить обстановку.

– А как же кабинет? Тебе нельзя без кабинета.

– Поставлю компьютер в спальне, – безмятежно проговорил Василий. – Буду там работать.

Она смотрела на него с любовью. Потом легкая мечтательность мелькнула в её взгляде.

– А ты не можешь попросить четырёхкомнатную квартиру?

Она была права: нынешнее его положение делало такую просьбу реальной.

– Попрошу. Как только нас станет трое, сразу подам заявление. – Он посмотрел на часы. – Пора на работу. Но прежде мне хочется кое-что сделать.

Его руки легли на груди, а губы трогали её аккуратное ушко. Он чувствовал, что встречает живейший отклик.

– Может, пойдем в спальню? – раздалось вдруг.

– Мы здесь ещё не пробовали…

Он продолжал ласкать её, всё более увлекаясь, вслед за тем задрал ей халатик, овладел ею там, в кабинете, не сходя с кресла. Это оказалось не слишком удобно – подлокотники мешали, – зато необычно. Так они раньше не пробовали заниматься любовью. Вид у Натальи был смущенный, словно они делали что-то недозволенное.

Через полчаса Петровский появился на рабочем месте. Он вновь решал судьбы людей и документов, получая от этого немалое удовлетворение. Более того, он чувствовал ответственность за будущее страны. Той, в которой жил с недавних пор, но к которой успел приноровиться. В конце концов, если он может остаться здесь до конца жизни, почему бы не сделать что-нибудь полезное?

В половине первого ему позвонил Астахов. Голос у него был понурый, блеклый.

– Надо поговорить.

– Ради Бога. Приезжай, как обычно, после шести. Место встречи тебе известно.

– А раньше нельзя? – робкая надежда слышалась в этой просьбе.

– Можно, – вздохнув, ответил Василий. – Только в этом случае не в Нижнем буфете. Я на службе. Раньше уйти не могу. Дел у меня хватает. Но так и быть: заходи ко мне на работу. Это рядом с Домом литераторов. – Петровский объяснил, где располагается главная организация советских писателей.

Астахов появился через час. Выглядел он плохо – осунувшийся, похудевший. Словно после длительного перепоя или болезни.

– Что с тобой? – вырвалось у Василия.

– Ужасно болит голова. Третий день. Раньше такого никогда не было. С трудом лекции прочитал. Прямо-таки не знаю, что делать? И в чём причина?

– Лекарство пил?

– Пил. Не помогает.

Петровский задумался на мгновение.

– Может, кофейку? С коньячком.

– Пожалуй.

Василий вызвал секретаршу, дал распоряжение. Гость был усажен на одно из кресел в углу, перед которыми располагался журнальный столик. Петровский хотел сесть рядом, но тут свежая мысль явилась ему, вытолкнула слова:

– Может, мы и так выпьем коньячку? До кофе.

Астахов кивнул. Бутылка отборного армянского коньяка, стоявшая на всякий случай в шкафу, покинула место пребывания, а с ней – две рюмки. Стеклянная поверхность столика приняла их. Нужные действия были произведены. Василий взял наполненную рюмку, глянул на гостя.

– За твоё здоровье.

Астахов принял тост. Благородная жидкость убыла по месту назначения. Василий чутко следил – проявится ли действие коньяка?

– Полегчало? – сколько надежды было вложено в этот вопрос.

– Немного, – тихо прозвучало в ответ.

Василию не терпелось поведать про своё вчерашнее открытие.

– Потом ещё должно полегчать… Слушай, я придумал интереснейшую вещь. Есть параллельные вселенные. Так? И есть люди. Они ведь тоже как вселенные. Каждый человек может быть разным. По сути человек многомерен. Он может жить в разных человеческих измерениях. Есть бытовое измерение, когда человека интересует только то, как обеспечить свою жизнь. Есть измерение нравственное, есть – научное, в котором часто пребываешь ты. Есть – политическое, и ещё куча направлений – жажда славы, денег, желание добиться чего-то, оставить свой след в истории. Чем дальше идёт эволюция, тем больше этих измерений. В первобытном мире существовало только бытовое измерение. А сейчас их уйма. И человек может пребывать в разных измерениях одновременно, переходить из одного измерения в другое. А параллельные вселенные даны нам, чтобы испытать разные варианты существования, реализовать разные варианты судьбы. Получается, что вселенные людей накладываются на параллельные вселенные пространства и времени… Я бы назвал это перпендикулярными вселенными, – осторожно добавил он, внимательно следя за реакцией Астахова.

Тот не на шутку задумался, потом поднял насмешливые, хотя и грустные глаза на Петровского.

– По-твоему, всё крутится вокруг человека?

– Да! – вскричал Василий.

– Сомнительная гипотеза…

– Можешь не принимать её. – Обида наполняла голос Петровского. – Но я считаю, что это так.

– Гомоцентризм? Человек в центре всего? Чепуха, – безапелляционно заявил Астахов. Похоже, он и впрямь почувствовал себя лучше.

Такого удара Василий не ожидал.

– Разве человек не часть природы?! – мрачно осведомился он.

– Часть. Но бесконечно малая. – Сколько снисходительности было в голосе Астахова. – Наверно, писатели имеют право думать подобным образом. Но это не научный подход. Ты меня совсем отвлёк. Я вот по какой причине хотел увидеть тебя. Ты интересуешься насчёт того, останешься ты здесь навсегда или нет? Спроси об этом своего доброго ангела. Ты, вроде, с ним общаешься. Спроси. А заодно выясни у него насчёт переходов между вселенными. Они – случайность или закономерность? Если второе, сохраняются ли переходы во временной и пространственных координатах или нет?

«Да что они с Потаповым, договорились что ли? – мрачно подумал Василий. – Спроси то, спроси это. Я что, бюро справок?»

– Я не имею возможности беседовать с ним по первому желанию. – Подчёркнутая сухость звучала в голосе. – Он является не так уж часто. Если явится, обязательно спрошу. Но когда это будет, не знаю. Вдруг не скоро.

– Как получится, – вполне спокойно проговорил Астахов. – Я тебя не подгоняю… Давай ещё по коньячку.

12

Дмитрий открыл глаза. Что это?! Незнакомый потолок с дурацкой лампой-шаром, грязно-зелёные стены, жуткие кровати с железными спинками. Где он? Как попал сюда?.. Астахов попытался подняться, и тотчас резкая, необъятная боль полыхнула в голове. Застонав, он поднял руку, но там, где он ожидал нащупать волосы, была повязка.

– Сестра, – вылез откуда-то незнакомый мужской голос, – новенький очнулся. Эй, сестра…

«Чья сестра? – мелькнуло у Дмитрия. – Моя? У меня нет сестры… Что произошло? Почему повязка?..»

Женское лицо возникло перед ним, не старое, и не молодое, вполне обыкновенное лицо с мясистым носом, увенчанное белой шапочкой. И тут он понял, о какой сестре шла речь – о медицинской. Он в больнице?

– Как вы себя чувствуете? – прозвучал мягкий голос.

– Не знаю, – тихо сказал Дмитрий. – Хотел подняться, и вдруг боль.

– Вам нельзя подниматься. Вы должны лежать.

– Я в больнице?

– Да.

Вот уж где он никак не рассчитывал появиться. Ездил, ходил, занимался делами, и вдруг такое…

– Вы говорите, лежать. А как же в туалет?

– Так же, как и раньше. Утка на что?

Нехорошее подозрение закралось в него.

– Я у вас… давно?

– Третий день.

– Третий?.. – Он был поражён. – А что произошло?

– Не помните? По голове вас ударили. Сильно. Вот вы к нам и попали.

– У меня до сих пор… на голове… рана?

– Почему, рана? – Ее лицо хранило рассудительнее спокойствие. – Вам операцию делали. Что нужно, зашили. Всё как положено.

Он верил тому, что услышал, и не верил. Неужто всё происходившее имело отношение к нему, Дмитрию Астахову? Бред. Но повязка на голове. И эта боль, оглушающая, непомерная. А где Ирина?

– Где Ирина? – вырвалось у него.

– Жена ваша? Сидела тут всё время. Уехала отдохнуть. Часа два назад уехала. Но приедет. Не волнуйтесь.

Дмитрий нахмурился, потом в полном смущении попросил:

– Можно утку?

– Утку? – переспросила она. – Я пришлю санитарку.

Вскоре появилась ещё одна женщина в белом халате, немолодая, блеклая, с выцветшими голубыми глазами и лишенным каких-либо эмоций лицом, чем-то похожая на предыдущую, без всяких колебаний откинула одеяло, сунула ему утку. И лишь увидев красноречивый взгляд Дмитрия, прикрыла одеялом срамное место. Он мучился от стыда.

Едва санитарка ушла, Дмитрий почувствовал обволакивающую усталость, закрыл глаза. Он хотел немного передохнуть, но заснул, забылся. Что-то лёгкое, непонятное виделось ему, не имеющее отношения к суровой реальности. А потом чужие голоса проникли в его сознание. Он открыл глаза. Полный мужчина в зеленоватом халате и такой же шапочке стоял около соседней кровати. Шея у него была толстая, переходящая в затылок. Речь шла о температуре, кардиограмме, анализах крови. Астахов терпеливо ждал окончания разговора. Наконец, врач освободился.

– Доктор, – негромко произнёс Дмитрий. – Можно вас?

Врач с лёгкостью повернулся, шагнул к нему.

– Проснулись? – Круглое лицо, подстать шее, выглядело приветливым. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально. – Дмитрий попытался подняться, и опять резкая, сверлящая боль настигла его.

– Вам не стоит двигаться, – устало произнёс врач.

– Доктор, мне надо ехать. У меня лекции. Студенты ждут.

– Какие лекции, какие студенты?! – вялое раздражение наполнило голос врача. – Вам ещё лежать и лежать.

Он принялся щупать пульс у Дмитрия, осмотрел голову.

– На перевязку, – распорядился врач. – Позовёте, когда снимите.

Санитарка потянула за собой кровать, и та поехала, уступая усилию. Поплыл потолок, люстра в форме шара осталась где-то позади. Раскрывшаяся дверь выпустила их в коридор, а потом – в другую палату, стены которой покрывал белый кафель. Стараниями ещё одной санитарки часть кровати стала подниматься, превращаясь в спинку. Минуту спустя Дмитрий полусидел.

Сначала процедура снятия бинтов не доставляла ему неприятных ощущений, но потом он почувствовал боль, и чем дальше, тем больше. Дмитрий старался не подавать виду – мужчина он, в конце концов, или нет? Он лишь морщился.

Голова была освобождена от бинтов. Дмитрия разбирало любопытство – что у него там, на макушке? Но как увидишь? Инстинктивно он потянул вверх руку, но тотчас услышал:

– Нельзя! Вы что?! Нельзя…

Появился тот самый полный врач, который направил Астахова на перевязку, долго осматривал Дмитрия, вслед за тем поинтересовался:

– Больше не рвётесь на лекции?

– Нет.

– Ну и правильно. Голова болит?

– Болит, – признался Дмитрий. – Теперь даже, когда ею не двигаю.

– Трудно было бы ожидать другого, – философски изрёк врач и, помолчав, бросил своим подчиненным. – Переводим в терапию.

– А какие лекарства? – спросила одна из санитарок.

– Я напишу. Ставим повязку.

Дмитрий напрягся. И не напрасно – действия врача и санитарок причинили боль. Астахов кривился, но молчал.

Потом кровать возобновила перемещение, выскользнула наружу. Дверь в прежнюю палату осталась позади.

– Куда вы меня? – с тревогой спросил Дмитрий.

– В отделение интенсивной терапии.

Унылый коридор казался нескончаемым. Неспешное движение убаюкивало. Потом Дмитрия подняли с помощью грузового лифта на два этажа, повезли по другому коридору, не менее скучному, но заполненному больными. Движение прекратилось около стойки, за которой пребывала некая особа с очень важным лицом, одетая в белый халат. Вслед за тем начались неторопливые переговоры между сотрудниками больницы, какие-то выяснения. Результатом стал номер палаты, прозвучавший из-за стойки.

В палате стояло шесть кроватей. Одна из них была свободна. Около неё и оказался Дмитрий. Пять пар глаз наблюдали за ним с интересом. Помощь санитарки была символической. Превозмогая боль, Астахов перебрался на здешнюю кровать. Санитарка поправила одеяло.

– Вы и дальше будете ухаживать за мной? – спросил Дмитрий.

– Нет. Здесь свои санитарки. Они будут ухаживать.

Женщина удалилась. Дмитрий окинул взглядом новое помещение – стены здесь были облезлые, кровати – старомодные. Обстановка ему не понравилась.

– Тебя как зовут? – Сосед, молодой черноглазый парень с худым лицом, смотрел на него с назойливым любопытством.

– Дмитрий.

– А меня, это… Константин. Костя. Что с тобой стряслось?

Дмитрию не хотелось разговаривать – он вновь ощутил вязкую, прилипчивую усталость. Чтобы отвязаться от парня, чересчур бесцеремонного, тихо произнёс:

– Я хочу спать. – И закрыл глаза.

«Почему так случилось? – мрачно думал он. – Ударили по голове. За что? Я никому не делал зла, никого не трогал, занимался наукой. А меня ударили. По голове. Случайность? Или судьба? На кой чёрт нужна такая судьба… Как теперь с Америкой? Не сорвалась бы поездка. Написать письмо я не успел. Надо Ирину попросить. Затяжка опасна… Как лучше сформулировать тему работы? По тёмной энергии?.. В ранней Вселенной ею можно было пренебречь, а теперь она составляет аж семьдесят процентов наблюдаемого космоса. Что, если сформулировать так: о росте роли тёмной энергии по мере существования вселенной. А что, неплохо. Очень даже неплохо… Только непонятно, какова природа тёмной энергии…»

Размышления плавно перешли в сон. Дмитрию виделась Америка. Вряд ли он смог бы сказать, где находится, в каком городе или университете? Но он знал наверняка – это United States. Он пребывал в помещении, большом, ярко освещённом. То ли конференц-зал, то ли некая лаборатория. Масса людей, и все взоры обращены к нему, Астахову. Он должен что-то говорить. А что? Первое попавшееся? Нельзя. Как бы не случилось конфуза. Но и молчать нельзя. Пауза непомерна. И тут словно вспышка: Петровский!

Дмитрий вынырнул в действительность, открыл глаза. «Вдруг Василию удалось спросить. Вдруг он знает. Надо с ним связаться. Где мобильный?» Он даже тронул себя левой рукой за бедро – там, в кармане пиджака… Господи, какой пиджак?! Он в больничной одежде. «Что делать? – спрашивал он себя. – Как можно скорее позвонить. Где Ирина? Скорее позвонить…»

Он вновь заснул. И опять ему виделось большое, хорошо освещенное помещение, которое находилось в Америке. Теперь он точно понял – это конференц-зал. Кажется, в Университете штата Вашингтон в Сиэтле. Уйма учёных заполняла пространство перед невысокой сценой. Жадные взоры были устремлены на него, Астахова. И на Петровского, стоявшего рядом. Речь шла о параллельных вселенных, существование которых воспринималось как доказанный факт. Данное обстоятельство поначалу не удивляло Дмитрия, но позже сомнение родилось в нём, стало разрастаться: почему они верят? Что им до личных сновидений Василия? И вдруг он понял – добрый ангел Петровского явился во сне каждому из присутствующих. И каждому рассказал про параллельные вселенные…

Потом ему снились другие важные вещи, а когда он открыл глаза, увидел Ирину.

– Это ты? – спросил он.

– Я. Как ты себя чувствуешь?

– Неважно, – признался Дмитрий. – Голова сильно болит. Слабость. А что произошло? Кто меня ударил?

– Не знаю. Их не видели. Соседка нашла тебя перед входной дверью в луже крови. Кинулась ко мне. Я скорую помощь вызвала. Сволочи какие-то. Они тебе голову проломили. Я так испугалась. Подумала – убили.

– А почему ты говоришь – они? Это мог быть один человек.

– Нет, их было двое. Женщина, которая живет на первом этаже, с такой мохнатой белой собакой гуляет, она видела, как двое убегали от дома примерно в то время, когда напали на тебя. Но из её кухни подъезд не виден. Она тогда решила, что это подростки хулиганят.

Дмитрий вспомнил. И напрягся.

– Где мой мобильный?

– Украли. Вместе с кошельком.

Чёрт! Надо же.

– А портфель?

– Портфель бросили.

– Хорошо. Там должна быть моя телефонная книжка. Узкая такая. Найди телефон Василия Петровского. Как вернёшься домой, сразу найди и позвони. Расскажи ему, что со мной произошло. Пусть заглянет сюда, если сможет. – Он задумался на секунду. – И вот ещё. Спроси у него, есть ли новости по поводу параллельных вселенных. Запомнила? Параллельных. Если есть, сразу ко мне. Всё, иди.

– Куда ты меня гонишь? – Ирина мягко улыбалась.

– Мне важно знать, – в нетерпении проговорил он.

– Пойду. Чуть позже. Я хочу разобраться, как тут за тобой ухаживают.

– Хорошо. Санитарка была очень внимательна. И медицинская сестра. Там, на два этажа ниже. Очень внимательны.

– Еще бы. – Она прильнула к его уху, прошептала. – Я им заплатила.

– Да? А с этого этажа я пока не видел.

Она вновь приникла к его уху.

– Всё потому, что я не успела заплатить. Пойду, заплачу. Без этого ничего не сделают.

Дмитрий промолчал, только мрачно усмехнулся.

Поцеловав его, Ирина удалилась.

– Так тебя, это… по голове огрели? – раздался праздничный голос парня, лежавшего сбоку. – А меня пырнули ножом. В живот. Одно другого стоит. – Чему он радовался, этот парень? – Я думал, это… пиздец, копыта отброшу. Крови было до хуя. Но выжил. Врачи заштопали. Ещё, это… покопчу небо. И ты покоптишь.

Дмитрий не собирался поддерживать разговор. Он хотел повторить хитрость – сказать, что плохо себя чувствует и намерен поспать. Но в этот момент рядом возник мужчина в белом халате, накинутом поверх милицейской формы. Он был молодой, тёмноволосый, с быстрыми голубыми глазами и вполне интеллигентным лицом.

– Дмитрий Петрович? Астахов? Я из районного отделения милиции Северное Чертаново. Старший лейтенант Максимов. Занимаюсь вашим делом. Нанесение тяжких телесных повреждений. Вы можете со мной поговорить?

– Да, – хмуро ответил Дмитрий.

Старший лейтенант отвернулся, подхватил одиноко стоявший около стены стул, устроился подле Астахова.

– Скажите, что вы помните?

Дмитрий напрягся, восстанавливая картину того вечера.

– Припарковал машину, запер её, пошёл к входной двери… Больше ничего не помню.

– А вы никого не видели около подъезда? Какие-нибудь подозрительные личности там находились?

Дмитрий задумался. Итогом стали следующие слова.

– Нет, никого не видел.

Лейтенант шумно вздохнул.

– Думаю, они сбоку прятались. Там, где мусоропровод. Скорее всего, наркоманы. Кошелек схватили, а ключи от машины бросили рядом с вами. Если бы настоящие грабители, в машину бы полезли. А может, и угнали бы. А так – скорее всего, наркоманы. Им достать денег на дозу, и больше ничего не надо. Пока опять не потребуется новая доза.

– Ещё мобильный телефон украли, – невесело добавил Дмитрий.

– Да. – Старший лейтенант охотно кивнул в знак согласия. – Мобильный тоже числится среди пропавшего. Ваша гражданская жена заявила.

– Может, по нему как-то их найти? Проследить, куда пойдет звонок.

Старший лейтенант небрежно махнул рукой – пустое.

– Они его давно продали. Задёшево. А симкарту выкинули.

Больше у Дмитрия не было предложений. Потому вырвалось:

– Как же теперь этих наркоманов найти?

– Будем искать. С горлышка сняли отпечатки, но в картотеке таких нет.

Упоминание про горлышко заинтересовало Дмитрия.

– Меня ударили бутылкой?

– Да. Судя по всему, тем, что подвернулось под руку. – Он поднялся. – Выздоравливайте. Жаль, что вы их не видели.

Старший лейтенант ушел. Больничный стул остался стоять подле кровати Астахова.

– Ко мне тоже, это… приходили из милиции, – победно сообщил сосед. – Капитан приходил. Но я-то знаю, кто меня пырнул. Приятель мой, Колька Ерохин. Так-то он мужик неплохой, но как напьётся, звереет. С ним лучше не связываться, когда он сильно выпил. А я, это… спорить стал, поругался. И получил. Теперь вот тут.

– А он? – равнодушно спросил Дмитрий.

– Кто? – не понял парень.

– Колька.

– А-а, Колька? Сидит. В предварительном заключении.

Как просто всё было у этого парня… Дмитрий испугался, что сосед начнёт сейчас тараторить, вконец утомит его. Применил опробованный прием.

– Я хочу спать. – Он закрыл глаза.

«Что за люди? – размышлял он. – Что у них в голове? Ударить приятеля ножом за то, что он поспорил с тобой. Чёрт знает что… Или другая история. Идёт человек домой, а около подъезда какие-то подонки бьют его бутылкой по голове, крадут кошелёк, мобильный телефон. Наркоманы чертовы… Осенью ограбили машину – разбили боковое стекло и вытащили магнитолу. Всё время кого-то убивают. Всё время какие-то скандалы, кого-то обвиняют, арестовывают. Чего-то делят, отнимают друг у друга. Сволочная страна. И наука ей ни к чему. Пусть. Всё равно буду заниматься своим делом. Пусть даже за американские деньги… – Дмитрий усмехнулся, чуть-чуть, но весьма едко, и тотчас мысль его ушла в привычную плоскость. – То, что законы физики вроде бы не менялись за те несколько столетий, в течение которых шло активное изучение окружающего мира, по большому счёту ни о чём не говорит. Качество теоретических выкладок оценивается по тому, насколько они вписываются в общепринятые представления. Но совпадения с этими представлениями ещё не гарантируют совпадения с истиной. Тёмная материя и тёмная энергия – это лежачее бревно, о которое споткнулись общепринятые прежде теории строения Вселенной. Теперь мы силимся найти хоть что-то, роднящее тёмные виды вещества с обычной материей. Броуновское движение, возможно, один из таких мостов…»

Некое копошение возникло у входной двери. Астахов глянул туда – женщина в белом застиранном халате затягивала в палату двухэтажную каталку с тарелками. Она была старенькой, эта санитарка, невысокого роста. Повернулась.

– Больные, обедать, – вполне бодро сообщила она.

Нельзя сказать, чтобы в ответ на эти слова наступило оживление. Разве что сосед Астахова радостно изрёк:

– Похаваем.

До того момента Дмитрий не думал о еде, а тут вдруг почувствовал голод. Он терпеливо ждал, когда очередь дойдёт на него. Санитарка помогала сесть его сотоварищам по несчастью, подавала тарелки. Одного больного принялась кормить из ложки. Константин в её помощи не нуждался. Он слез с кровати, – застиранный больничный халат висел на нём как на палке, – сам взял тарелку, с осторожностью пронёс её, сел на краешек стула, положил тарелку на колени, принялся орудовать суповой ложкой, вызывая у Астахова жгучую зависть. Дмитрий попытался сесть, но дерзкая боль вернулась, остановила его.

Ему была противна собственная беспомощность. Когда он теперь оклемается? Сколько времени потеряет?.. «Надо работать здесь, – решил он. – Попросить Ирину притащить блокнотов, ручку. Неплохо бы ноутбук. Но… стащат. Ей Богу, стащат.»

– Новенький? – раздался голос пожилой санитарки. Она словно хотела убедиться, что именно он, Астахов, а не кто-нибудь иной, появился недавно в этой палате. – Сами кушать будете?

– Буду. Сейчас поднимусь.

Превозмогая боль, он поднялся. Она ему помогла, сунула под спину подушки, подала тарелку. Суп оказался таким водянистым, что у него пропало всё желание кушать. Но Дмитрий доел. И суп. И котлеты, в которых, кажется, не было мяса, и блеклое пюре. И совсем уж дурацкий компот из сухофруктов. Когда санитарка ушла, Дмитрий обратился к соседу.

– Здесь всегда так кормят?

– Что, не понравилось? – весело прозвучало в ответ. – Я поначалу тоже нос воротил. А потом, это… привык. На следующий день. В армии то же самое было. Поначалу все кривились. А потом за милую душу уплетали. И добавки просили. Ты сам служил?

Дмитрия покоробило незатейливое панибратство, но он решил не показывать виду, сказал ровным голосом:

– Не служил. У нас была военная кафедра.

– А я три года отбарабанил. Сухопутным матросом. Представляешь, матрос, который сроду в море не выходил. А всё потому, что я, это… попал в береговую артиллерию. Под Северодвинском служил. Суровые места. Но я не жалею. У меня вовсе не трудная служба была. Я это… в автомастерской работал. Ремонтировал машины для начальства. Никаких тебе учений. Я и стрелял-то всего несколько раз. Но так научился ремонтировать машины, что с тех пор автомехаником работаю. Хороший заработок. А ты чем занимаешься?

Дмитрий, который слушал его без особого интереса, проговорил:

– Космологией.

– Чего?!

– Эта наука занимается устройством мироздания. Как устроена Вселенная, что происходило с ней миллиарды лет назад.

Сосед был весьма озадачен. Потребовалось время, чтобы вновь зазвучал высокий голос:

– И за это платят?

– Платят. – Дмитрий горько усмехнулся. – Но так же, как и за всякую другую науку в нашей стране. То есть, мало.

Сосед вновь помолчал, занятый некими размышлениями.

– Какая польза от этой… космологии?

Астахов решил зайти с другой стороны.

– В США и Западной Европе учёным хорошо платят. Включая тех, кто занимается космологией. А там денег на ветер не бросают. Значит, есть, за что платить… – Он почувствовал необходимость привлечения дополнительных доводов. – И разве не интересно знать, как устроено мироздание? Скажем, современные физические теории допускают существование параллельных вселенных. То есть миров, похожих на наш, но отличающихся какими-то деталями. Например, в каких-то мирах мы с тобой лежим в такой же палате, а в каких-то – не лежим. Потому что тебя там не пырнули ножом, а меня не ударили бутылкой по голове. А где-то меня ударили, а тебя – нет.

На этот раз пауза было особенно долгой.

– И зачем это? – сдавленно прозвучало наконец.

– Возможно, так устроено мироздание, – бодро ответил Дмитрий.

– Но… зачем?

Господи, что за примитивизм!

– Ставить подобным образом вопрос нельзя. Существование параллельных миров может иметь место, и всё. Выдающийся ученый Стивен Хокинг получил такой результат из модели вселенной, которую он создал. – Дмитрий ощутил холодную глыбу непонимания. Следовало произнести ещё какие-то слова. – Что значит, зачем? Разве можно, к примеру, объяснить, зачем постоянная Планка равна шести целым шестьсот двадцати шести тысячным на десять в степени минус тридцать четыре, а не другому числу? Зачем элементарные частицы дуалистичны по своей природе? И волна, и частица. – Он так энергично говорил, так махал рукой, что почувствовал удары боли в голове. И потому закончил более осторожным голосом. – Как на это ответить, зачем?

– Бог так захотел, вот зачем, – прозвучало вдруг откуда-то из угла. Голос был немолодой, спокойный, слегка небрежный.

Пока Дмитрий соображал, как отреагировать на столь смелое суждение, дверь открылась. Ирина легким шагом проскользнула меж кроватей, притормозила подле Астахова.

– Что с Петровским? – немедленно задал вопрос Дмитрий.

– Я разыскала его. – Она снисходительно улыбалась. – Обещал приехать, навестить тебя.

– А насчет того, удалось ли ему спросить, он ничего не сказал?

– Ничего не сказал. – Ирина встрепенулась. – Отец твой звонил. Я не стала говорить, что с тобой произошло. Чтобы не пугать твоих родителей. Соврала, что ты в командировке, поэтому не звонишь.

– Правильно поступила.

Родители жили в Екатеринбурге. На родине Дмитрия. Там он закончил школу. Оттуда уехал, чтобы поступить в МГУ. И поступил. И окончил. И был оставлен в аспирантуре.

Повезло ему с Ириной, третьей его женой. Толковая женщина. Без гонора. Она возглавляла представительство датской фирмы, весьма солидной, получала большую зарплату, причём вполне заслуженно. Ему нравилось её умение всё быстро схватывать, с лёгкостью обучаться новому. Дмитрий любил умных женщин. А Ирина была к тому же красива. Когда они встретились, она ещё жила с прежним мужем. Для Дмитрия это не стало преградой. Для Ирины – тоже. Она успела охладеть к тому человеку, с которым прожила семь лет. Слишком часто он её обманывал.

– Я всё сделала, – ощутил Астахов тёплый шёпот у своего уха. – За тобой будут нормально ухаживать.

13

Звонок прозвучал громко, настойчиво. Петровский повернул голову – надрывался аппарат, украшенный гербом СССР. Правительственная связь. «Вертушка» в просторечии. Рука проделала нужные действия.

– Товарищ Петровский? – принесли электромагнитные волны глуховатый мужской голос. – Василий Игнатович? С вами говорит секретарь ЦК КПСС по идеологии Зюганов Геннадий Андреевич. Помните такого?

– Помню, – обескураженно ответил Петровский.

– Нам с вами надо поговорить. Я прошу вас найти время, приехать на Старую площадь.

– Я готов. Когда?

– Сейчас. Как, сможете?

– Смогу.

– Надеюсь, вы на машине?

– Да, – зачем-то соврал Василий.

– Жду. Ещё не забыли, где мой кабинет?

– Не забыл. – Опять враньё. А что делать?

Стремительно надев пиджак, Петровский выскочил в приёмную. Секретарша сидела за своим столом. Внимательные глаза были устремлены на него.

– У нас есть какие-то машины? Меня срочно вызывают в Центральный комитет КПСС.

Его волнение передалось ей. В нервическом состоянии она принялась звонить куда-то, спрашивать насчёт транспорта. Высокий партийный орган упоминался при этом, и не единожды.

Средство передвижения нашлось – чёрная «Волга», сильно походившая на дорогой «Мерседес». Василий не без удовольствия сел на кожаное сиденье. Машина мягко тронулась, набрала скорость. Очень скоро она подлетела к солидному серому зданию на Старой площади. Аккуратный лейтенант со строгим лицом придирчиво осмотрел паспорт, сличил фотографию с оригиналом, потом буркнул:

– Проходите.

– Кабинет Зюганова где находится? – вежливо осведомился Василий.

– До лифта, и на пятый этаж.

На пятом этаже его встретил ещё один кагебешник, теперь уже капитан. Изучение паспорта и физиономии повторилось. Обошлось. Физиономия совпала с фотографией.

– Куда мне идти? – спросил Петровский, получив назад паспорт.

– Туда. – И взмах руки влево.

Он был как две капли воды похож на того Зюганова, который возглавлял коммунистическую партию в прежней вселенной и которого Василий знал по телевизионным репортажам, по фотографиям в газетах – полнолицый, нос картошкой, лысую голову обрамляли рыжеватые волосы по бокам. Руку пожал энергично.

Устроились неофициально, за красивым журнальным столиком, сбоку от большого, длинного стола для совещания. Тотчас был подан кофе, посредине стеклянной поверхности появилась большая тарелка с разнообразными печеньями.

Зюганов смотрел на него с нежностью.

– Василий Игнатович, над чем вы сейчас работаете?

Благосклонно кивнув, Петровский приступил к рассказу:

– Работаю над образом партийного работника, который давил малых предпринимателей, не понимая новой линии партии, а потом осознал свою неправоту, исправился.

– Важная тема. Очень важная и своевременная. Но у нас к вам, Василий Игнатович, просьба. Нам надо поднимать престиж власти внутри страны. Про Михаила Сергеевича Горбачева написано много книг. И это правильно. Человек, поставивший нас на рельсы успешного развития, творец перестройки. Но необходимо, чтобы лучше высветились те, кто работает рядом с Михаилом Сергеевичем, на кого он опирается. Политбюро считает это крайне важным. – Зюганов сделал небольшую паузу, предваряя главные слова. Взгляд его был самой доброжелательностью. – Как бы вы отнеслись к тому, чтобы написать книгу про Егора Тимуровича Гайдара? Один из ведущих архитекторов возвращения к новой экономической политике, ученый, премьер-министр. Внук такого знаменитого деда. – Увидев колебания Петровского, он наклонился вперед, сказал, понизив голос. – Учтите, это просьба Политбюро и Центрального комитета партии.

– Я согласен, – торжественно произнёс Петровский. – Но я рассчитываю на помощь.

Зюганов напустил шутливой хмурости на своё круглое лицо.

– Василий Игнатович, как вы можете сомневаться? Конечно же, обеспечим вас нужными материалами. Устроим встречу с Гайдаром. Всё, что необходимо, сделаем. – Он придвинулся к Василию. – Только вы уж постарайтесь написать побыстрее.

– Постараюсь.

– Мы вам доверяем. Что же вы печенье не берёте?

Рука Василия тотчас потянулась к тарелке. Печенье было направлено в рот. Прожевав, Петровский проговорил:

– Немедленно приступаю к работе.

– Вот и хорошо.

Покинув чрезвычайно высокий кабинет, Василий пребывал под впечатлением только что состоявшегося разговора. Такая просьба – признак настоящего доверия. Оно дорогого стоит. Василию не хотелось писать книгу про Гайдара, но он принял предложение, потому что доверие обязывало.

Сопровождаемый внимательным взглядом капитана, Петровский вернулся к лифту. Кнопка была нажата.

«В конце концов, я профессионал, – проистекало рассуждение. – Надо – я напишу. Добротно. Интересно. Работа есть работа. Главное, чтоб было вознаграждение. А оно будет.»

Лифт раздвинул металлические двери, позволяя проникнуть в его тесный объём. Двери закрылись, спрятав наконец Петровского от внимательного взгляда капитана. Начавшееся перемещение ощущалось лишь по лёгким вздрагиваниям лифта. Впрочем, это не отвлекало Василия. Клубок сюжетных ходов роился в нём. Как начать, какой-нибудь сценой из прошлого, когда Гайдар был мальчишкой? Или сценой будущего? А что, если дать параллельное развитие сюжета, в этой и другой вселенной? Показать, что Гайдар везде оставил свой след. Неплохо бы. Только не позволят. Официальный роман. Фантастика недопустима…

Едва он свернул в коридор, направляясь к выходу, увидел полноватую женщину с пышной шапкой спадающих на плечи рыжих кудряшек и острым носом, целеустремленно идущую навстречу. Он не обознался – это была звезда шоу бизнеса Алла Пугачева. Яркая личность. Впрочем, Василий никогда не относил себя к поклонникам её таланта.

Петровский намеревался тихо пройти мимо, но певица, заметив его, широко улыбнулась, изменила траекторию.

– Привет Василий. – Она чмокнула его в щёку. – Всё пишешь?

– Пишу, – с некоторой растерянностью ответил он. И тотчас нашёлся. – А ты всё поёшь?

– Пою. – Придвинувшись, она добавила, чуть тише, будто по секрету. – Я ничего другого делать не умею. – Оглушительный хохот последовал за этими словами.

«А я умею,» – подумал Василий, но не сказал.

– Ты уже побывал на ковре?

– Да. – Он лениво кивнул.

– А я вот иду. Опять мозги ебать будут. Заглядывай.

Она продолжила своё величавое движение. Проводив её взглядом, слегка ошарашенный Петровский двинулся к выходу.

Мелкий дождь уныло орошал окрестности. А у Василия было солнечно на душе. Какая-то невероятная даль открылась ему, величавая, вечная. Бодрым шагом он ринулся в сторону Лубянки, а потом вспомнил – его ждёт машина! Пришлось возвращаться.

Улицы здешней Москвы давали возможность для перемещения. Василий смотрел в окно добрыми глазами. Ему нравился этот город, большой, суматошный, шумный. Город, в котором жила история, таилось на проспектах и улочках прошлое. Который не мог испортить другой ход истории в этой вселенной – город был выше этого.

«Надо налаживать жизнь, – подумалось вдруг ему. – В конце концов, я могу остаться здесь навсегда. К чёрту убогое существование.»

Данные соображения породили слова, обращенные к водителю:

– Знаете что? Давайте заедем в главное управление ГАИ. Надо решить одну проблемку.

Водитель спокойно кивнул в знак согласия.

Машина поехала в сторону Пушкинской площади, потом – к Цветному бульвару. Вскоре показался Театр кукол Образцова. А следом – длинное скучное здание с небольшими окнами, в котором располагалось главное управление ГАИ.

Дежурный милиционер на входе небрежно выслушал Петровского и вынес приговор:

– Вам надо обратиться в районное отделение ГАИ.

Совет блюстителя дорожного порядка рассердил Василия.

– Вот что. Я хочу видеть вашего начальника, – жёстко выговорил он. – Сообщите ему, что его ждёт секретарь Союза писателей СССР Василий Петровский. Сообщите.

Всем видом показывая, что ему противно делать это, дежурный позвонил неведомому начальнику, принялся объяснять, кто находится внизу. Потом процедил:

– Ждите.

Через пару минут появился милицейский генерал, коренастый, упитанный; радостно улыбаясь, протянул к Петровскому трепетные руки, схватил ими его ладонь, принялся трясти.

– Василий Игнатович? Какими судьбами? Рад видеть.

– А я из ЦК КПСС, – нарочно, чтобы слышал дежурный, сообщил Петровский. – Еду мимо. Думаю, дай загляну.

– И правильно. Идёмте.

Миновав посрамлённого дежурного, Петровский последовал за генералом. Пристанище гаишников пропустило его в своё нутро. Они с генералом подошли к лифту, который не поленился доставить их на третий этаж. Кабинет у генерала был солидный, подстать его чину. Устроились неофициально, в комнате отдыха. Василий придавил кожаный диван, генерал – кресло. Взгляд у высокого чина был вежливый, даже слегка заискивающий.

– Интересуетесь нашей работой?

– Да.

– Василий Игнатович, можете быть спокойны. Советские гаишники живут в полном соответствии с решениями родной коммунистической партии и указаниями вышестоящего начальства.

– Отрадно слышать.

Лукавое выражение появилось на генеральском лице.

– Конечно, есть отдельные недостатки в работе. Но мы планомерно работаем по их устранению.

Василий кивнул, подтверждая наличие планомерной работы по устранению отдельных недостатков. Похоже, имелось в виду мздоимство.

– Коньячку? – нежно поинтересовался генерал.

– Можно, – позволил Василий.

– Сейчас сообразим.

Появилась пузатая бутылка французского коньяка, фрукты в широкой чаше. Два широких стаканчика приняли достойную жидкость.

– За успехи советской государственной автоинспекции, – торжественно произнёс Василий.

Генерал полез чокаться. Выпили. Тотчас рюмки наполнились вновь.

– За успехи советских писателей, – не менее торжественно провозгласил генерал, сияя добрейшей улыбкой.

Чокнулись. Выпили. Принялись за фрукты. Василий съел мандарин, а потом – банан.

– Кофейку? – в очередной раз поинтересовался генерал.

– Пожалуй, – отреагировал Василий.

Были отданы соответствующие распоряжения. Петровский почувствовал – самое время. Заговорил эдак лениво, будто между прочим:

– Проблемка у меня. Потерял права и техпаспорт. Никак не могу найти. Прямо-таки не знаю, что делать. А иногда хочется самому за рулём посидеть.

– Василий Игнатьевич, вы меня обижаете. Какая проблемка? Давно бы заглянули ко мне. – Он вскочил, исчез в кабинете, мгновение спустя вернулся, неся чистый лист бумаги, положил на журнальный столик перед Василием. – Напишите заявление. Мол, потерялись, просьба восстановить. Я наложу резолюцию, отправлю. Сделают. Напишите.

Василий достал шариковую ручку, начал выводить на бумаге нужные слова. Писанина заняла не меньше минуты. Генерал пребывал в нетерпеливом ожидании. Бережно взял листок, глянул на Василия:

– Ну вот. Я наложу резолюцию, отправлю. Дня через два будет готово. Чтобы вы не тратили время, попрошу завезти. Скажите, куда?

– На работу, – скромно проговорил Петровский. – В Союз писателей СССР.

– Сделаем. Если будут ещё какие-то проблемы, заезжайте. Или звоните. Ещё по одной?

Василий не стал отказываться. Выпили. Тут стараниями секретарши подоспел кофе. Две чашечки опустились на столик, а с ними – блюдо, наполненное всевозможными конфетами. Генерал явно был сладкоежкой.

Кофе оказался неплохим. Петровский выпил его с удовольствием. Теперь можно было ехать дальше.

Разумеется, генерал проводил его до выхода. Жал руку, просил приезжать почаще.

Похожая на «Мерседес» отечественная машина вновь повезла Петровского. Садовое кольцо крутилось под колесами. Пребывая на заднем сиденье, Василий размышлял о приятных неожиданностях сегодняшнего дня. Как они грели озябшую душу.

Дом Ростовых принял Василия как ни в чём не бывало. Кабинет вернул к прежним заботам. Но лёгкая праздничность оставалась в нём, требовала выхода. Василий позвонил Наталье, попросил приехать, как только она освободится. Почувствовав некую интригу, она спросила:

– Что-нибудь случилось?

– Ничего плохого. Расскажу, когда встретимся.

Наталья появилась в его кабинете через час. Он поднялся ей навстречу, поцеловал. Она смотрела на него с прощающей улыбкой.

– Рассказывай.

– Не здесь. Идём в Дубовый зал.

– Это необходимо?

– Да.

Пройдя по дворику усадьбы, мимо деревьев, уже выпустивших листочки, мимо памятника Льву Николаевичу Толстому, строго взиравшему со своего пьедестала, они вышли на Поварскую, которая здесь по-прежнему называлась улицей Воровского, и с этой стороны зашли в ресторан Дома литераторов. Дубовый зал предстал перед ними во всём величие.

Свободных столов хватало. Василий выбрал подальше от входа, где было, на его взгляд, уютнее. Едва ушёл официант, унося их пожелания, Василий довольно проговорил:

– Сегодня меня вызывали в ЦК КПСС. Зюганов, секретарь по идеологии. Попросил написать книгу про Гайдара. Я дал согласие.

Наталья помолчала, потом глянула на Василия с некоторым удивлением:

– Ты же его не любишь.

– Ну почему не люблю? – Василий ощутил неловкость. – Я к нему… спокойно отношусь… Я не обязан его нахваливать. Я должен рассказать про его жизнь… Зюганов дал понять, что это не его личная просьба. Это просьба Политбюро.

– А твоё давнее желание уйти от сиюминутных тем?

Она сознательно давила на больную мозоль.

– Если бы я с самого начала писал то, что мне хочется, меня бы не печатали, – терпеливо пояснил он. – И я бы не работал там, где работаю… Я напишу этот роман, и так, что мне за него не будет стыдно. Я напишу этот роман. И следом займусь тем, чем давно хочу заняться. Буду писать про любовь.

– Решать тебе, – подвела она черту под разговором.

Принесли холодную закуску, «Боржоми». Из солидарности с женой, Василий не стал заказывать алкогольных напитков.

Горячее не подкачало. Ресторан Центрального дома литераторов держал высокую марку даже в этой вселенной. Говяжья вырезка на гриле с соусом "Тереяки", гречневой лапшой, жареными овощами и джемом из экзотических фруктов была хороша. Кофе Наталья пить не стала – попросила свежевыжатого апельсинового сока.

Домой пошли в сторону главного входа в Дом литераторов с улицы Герцена. И там, под высокими сводами холла, им повстречался Евгений Батурин, уже подвыпивший. Петровский протянул ему руку, но тот своей в ответ не подал.

– Ты прихлебай, – в непонятном запале произнёс Батурин. – Но не простой. На тебе особая вина.

Василий решил проявить добрую волю.

– Женя, тебе хочется, чтобы сразу решились все проблемы. Так не бывает. Пока экономика только развивается, серьёзное расслоение в обществе неизбежно. А потом оно сойдет на нет. Всё наладится.

Он будто не слышал Василия. Нечто упрямое, жёсткое было в его взгляде, устремлённом на Петровского.

– Рабство правит людьми. А ты и тебе подобные помогают это рабство сохранять. Ты прикрываешь его красивыми словами, извращая суть происходящего. Ты – поработитель ума. Ты опаснее других.

Василий не выдержал.

– Знаешь что, иди ты в жопу! – разнеслось по холлу. Стремительными шагами Василий направился к выходу.

Наталья догнала его только на улице.

– Зачем ты так? – спросила она.

– Женя – хороший человек. Но его упёртость переходит все границы.

Холодный воздух наполнял московские улицы. Не чувствовалось, что уже конец мая. Погода вредничала, нарушая природный порядок.

– Тебя задело то, что он говорил? – спросила Наталья.

– Да, меня задело, – с вызовом ответил Василий.

Оставшуюся дорогу они молчали.

14

Потапов был рассержен. То, что он услышал от своего компаньона, вряд ли могло вызвать иную реакцию.

– Кто наехал? Бандиты? – мрачно поинтересовался он.

– Если бы. Силовики.

– Откуда знаешь?

– Выяснил. Они, родимые.

Этого ещё не хватало. Будто у него нет других забот.

– Мало им нефти и газа?

– Они хотят всего.

Речь шла о довольно крупном предприятии, выпускавшем кисломолочную продукцию. Располагалось оно в Подмосковье. Приносило стабильную прибыль. Ещё бы, столько сил в него было вложено!.. И всё-таки, не укладывалось в голове – опять наезжают, после многих лет наездов. И кто? Потапов глянул на Бориса.

– Не знают, что ли, что один из совладельцев – депутат Государственной Думы, председатель комитета, член «Единой России»?

– Знают.

– Обнаглели, сволочи.

Надо было напрягаться, предпринимать усилия. Искать поддержку, разруливать. Ради спасения самого святого – собственности. Потапов нахмурился, обдумывая первоочередные действия, оставил кресло, прошёл несколько раз по своему просторному кабинету, встал перед окном, за которым поднималось здание бывшей Московской Думы, которое долгое время занимал музей Ленина, правее – здание Исторического музея, а ещё правей тянулась от угловой башни кремлевская стена. Внизу открытой раной лежало пространство, усеянное торчащей арматурой, кусками бетона – всё, что осталось от гостиницы «Москва», которую ни с того, ни с сего решили демонтировать.

Потапов думал о том, что придется теребить заместителя министра внутренних дел. Без этого, пожалуй, не обойтись. А ещё надо напрячь областное управление ФСБ. Пусть приструнят своих.

Всё время надо быть в готовности. Нельзя расслабляться. Кто сказал, что жизнь – развлечение? Постоянный бой. Вот что такое жизнь. Опасности подстерегают на каждом шагу.

Он повернулся. Борис Левин, совладелец и генеральный директор того самого предприятия, на которое покушались, по-прежнему сидел в кресле, вальяжно закинув ногу на ногу, дымя дорогой сигаретой. Потом вдруг с опаской посмотрел по сторонам, на потолок, спросил, понизив голос:

– Нас не пишут?

– Пишут. Ну и что? Мне скрывать нечего. – Потапов направился назад, к своему рабочему столу. Занял кресло с высокой спинкой. Борис курил так аппетитно. – Дай, что ли, сигарету.

Левин сунул руку в карман, выудил пачку. И тут быстрые карие глаза внимательно посмотрели на Сергея.

– Ты бросил курить.

– Видишь, какие события… Одну, и опять в завязку.

Пачка перекочевала к Потапову. Сигарета была извлечена. Сергей с наслаждением раскурил её. Вредно, а как приятно. Впрочем, он был уверен – всё ограничится одной сигаретой. Он умел держать себя в узде.

Покуривая, Потапов составлял план действий. Пометки появлялись на листке, лежавшем перед ним.

– Давай пообедаем, – услышал он.

Сергей покосился на Левина.

– Здесь, в Думе?

– Обижаешь.

– Куда-то ехать нет времени. Кто будет спасать ситуацию?

– Ты же не будешь спасать её до позднего вечера, – спокойно заметил Левин. – То, что необходимо, сделай, и поедем.

Его рассудительность подействовала.

– Хорошо. Только ты меня не дергай, – предупредил Сергей.

Для начала Потапов надиктовал депутатский запрос в Министерство внутренних дел и Федеральную службу безопасности. Как только была поставлена роспись, молоденькая секретарша получила задание немедленно отправить документ фельдсвязью. После этого начались телефонные переговоры. В областном управлении ФСБ его ждали послезавтра. Так он сам попросил. Вслед за тем Сергей отправился к председателю комитета по безопасности. Стоило заручиться его поддержкой.

Как равный к равному, Потапов зашёл без всяких предупреждений. Коллега, энергичный, насупленный, проводил совещание. На Сергея глянул рассеянными глазами.

– Ты по делу?

– Да, – подтвердил Потапов.

– Минут через сорок. – Он даже приложил руку к груди. – Сейчас не могу. Сам видишь. Позже.

Сергей вернулся к себе, принялся изучать документы к завтрашнему пленарному заседанию. Левин прилежно читал свежие газеты. Сочно шелестели страницы.

– Предполагают, что доллар будет и далее падать, – нарушил тишину голос приятеля. – Хорошо, что мы перешли в расчетах на евро. А чья заслуга? – Он выждал необходимую паузу. – Моя.

– Твоя, твоя, – нетерпеливо заверил его Потапов. – Не мешай мне.

Через сорок минут он повторил поход в комитет по безопасности. И столкнулся в дверях с коллегой. Тот убегал.

– Вызвали на Старую. Слушай, давай завтра на пленарном поговорим. Терпит?

– Терпит. – Улыбка получилась усталой.

Возвращаясь, Потапов заглянул к одному из своих заместителей. Тому предстояло докладывать завтра по профильному для них законопроекту. Следовало обозначить заботу о деле. Теперь, когда в Думе этого созыва главные вопросы решали не деньги, как это было прежде, а указания, поступавшие со Старой площади, особых усилий от председателей комитетов не требовалось.

Маленькая ревизия прошла успешно. Теперь ничто не мешало покинуть славное здание Государственной Думы.

– Поехали, – бросил он, ворвавшись в кабинет.

Заботы были временно отброшены, Теперь главной цель стало движение, сначала – к машине, потом – внутри её. Большая черная машина сделала своё дело – подъезд Дома литераторов оказался рядом. Опять настала пора подвигать ножками.

Тяжелые двери с оконцами пропустили Потапова и его компаньона в холл, потом они миновали гостиную со всякими диковинами и чучелами, потом – весёленький буфет, разрисованный карикатурами на известных писателей. Наконец, Дубовый зал принял их. Потапов окинул ограниченное стенами пространство зорким взглядом – Петровского здесь не было. Где он, Василий? Не подведёт ли его, Потапова, на этот раз?

Устроились около камина. Изучение меню потребовало серьезных усилий. Чему отдать предпочтение? Как мучителен выбор. Когда есть, из чего выбирать.

Потапов отдал предпочтение перепелам «Голицыно», Левин – лососю «Царь Николай». Помимо того, была заказана холодная закуска – рыбная нарезка и овощи, а также горячая – грибной жульен «Кромески», запеканка из овощей, приготовленных на гриле, а также суп из лобстера «Паради» с крабами в кляре и укропным соусом, русский квас с хреном и, конечно, бутылка хорошего виски.

Едва официант удалился, Сергей проговорил с довольной улыбкой:

– Ты знаешь, что здесь была до революции масонская ложа?

– Серьезно?

– Абсолютно точно. А какое место? Величественная геральдика и старинные балюстрады. В позапрошлом веке умели строить. Что ты думаешь о расширении нашего дела?

– Я не думаю. Я веду переговоры. Главное – залезть в эти новые гипермаркеты. Придется кое-кому дать в лапу.

Потапов лениво кивнул в знак согласия.

Обед удался. Вторая половина дня получила достойное завершение. Когда настало время расплачиваться, Левин долго тянул, рассчитывая, что Сергей возьмёт расходы на себя. Тот глянул с ехидцей.

– Давай, давай. Нечего жаться.

Солидный портмоне покинул карман компаньона, выпустил кредитную карточку, перекочевавшую в руки официанта. Едва карточка была унесена, Левин глянул на Сергея с хитрым видом.

– Хорошо. Тогда ты даёшь чаевые.

– Черт с тобой, – снисходительно изрёк Потапов.

Когда они вышли в холл, какая-то непонятная сила, какое-то чутье потянуло Потапова туда, где находился Нижний буфет.

– Побудь здесь, – бросил он Левину и пошёл в нужную сторону.

Простенькая лестница опустила его на один пролет, дверь позволила проникнуть в тесноватый ресторанчик.

Петровский был здесь. Не один. Рядом сидела женщина, симпатичная, тёмноволосая. Потапов видел её лет пять назад. Кажется, звали её Наталья.

Заметив его, Василий смутился. Энергичными шагами Потапов подлетел к столу, сунул приятелю руку, плюхнулся на свободный стул, жизнерадостно проговорив:

– Ненадолго нарушу ваше уединение. Пролетая над вашей территорией, решил засвидетельствовать. У меня тут деловой обед был. Наверху. – Парочка слушала его в некотором напряжении. Затягивать разговор не стоило. Он глянул на Петровского. – Завтра иду на важную встречу. В рамках тех рекомендаций, которые ты мне дал. Может, что-нибудь изменилось?

– В каком смысле? – оторопело спросил школьный приятель.

– Ну… – Потапов покосился на женщину, сидевшую рядом. – Насчет предстоящей победы названной тобою партии. Ничего не изменилось?

– Нет.

– Я могу дальше действовать в этом направлении?

– Можешь.

Следовало сказать что-то такое, требующее особой ответственности.

– Василий, не подведи меня.

– Не подведу. – Голос приятеля прозвучал как-то легкомысленно, без должной весомости.

Требовать дальнейших подтверждений было бессмысленно. По крайней мере, в ситуации, когда приятель был не один, да ещё в таком месте. Простившись, Потапов покинул убогий ресторанчик. Некоторое беспокойство шевелилось в нём.

Левин ожидал его, важно прохаживаясь по холлу, разглядывая окрестных дам. Под воздействием сытного обеда у компаньона родились свежие идеи.

– Может, махнём на стриптиз? – азартно заговорил он, едва Сергей приблизился. – А потом девочек снимем.

– Нет, – сухо отрезал Потапов. – Мне надо в Английский клуб. Там сегодня важное заседание.

– Плюнь ты на это заседание. Отлично проведём время.

– Не могу. Там будут нужные люди.

Сергей на самом деле поехал в Английский клуб. И увиделся там с людьми, которых следовало увидеть. И перебросился двумя-тремя словечками с некоторыми из них, самыми значительными. Живое общение столь необходимо. Вовремя напомнить о себе, услышать о чьих-то проблемах, намекнуть на имеющиеся возможности. Без этого никак нельзя.

После клуба он поехал домой. Желание выспаться руководило им.

Пребывая в машине, он думал о предстоящей встрече, столь важной для него. Она должна была состояться утром. В кафе неподалеку от Государственной Думы. Как себя вести? Выслушать, что предложат? Сходу самому выставить условия?.. Не-ет, спешить он не будет.

«Почему так легкомысленно прозвучали Васины слова: «Не подведу»? – неожиданно подумал он. – В чём дело?.. Разве что присутствием этой Натальи можно объяснить неадекватность поведения Василия. Похоже, у него опять амурные делишки с этой особой. А тут я лезу с вопросом.»

Объяснение показалось ему вполне убедительным. Тем не менее, слабая тревога не покидала Потапова.

На следующий день он приехал в Думу пораньше и тут же покинул её через другой вход. Вышел на Георгиевский переулок, направился в сторону Большой Дмитровки. Погода была дрянная. Накрапывал дождь, мелкий-мелкий. Лето всё ещё не желало проявить себя.

Кафе приблизилось к Потапову, большая стеклянная дверь пропустила внутрь. Зюганов был уже здесь. Поднялся навстречу. Денисов не обманул. Молодец. С такими людьми приятно иметь дело.

С лидером коммунистов Сергей регулярно сталкивался в Думе. Но не здоровался – они были незнакомы. Зюганов протянул руку, потом указал на свободный стул.

– Присаживайтесь, Сергей Алексеевич. Рад вас видеть.

Едва они придавили стулья, подлетела официантка, молоденькая, симпатичная, с маленьким носиком.

– Что-нибудь желаете?

– Кофе, – сказал Потапов. – Капуччино.

– А мне ничего не надо, – поспешил заявить лидер коммунистов.

Он выглядел бодреньким, смотрел на Потапова нежным взглядом.

– Рад, что вы склоняетесь к тому, чтобы войти в коммунистическую партию. Антинародный режим показал свою сущность. Все здравомыслящие люди уже разобрались, что к чему. Потому в Кремле нас вдвойне боятся. Козни строят. Пытаются партию расколоть. Не получится.

Такая направленность разговора не устраивала Потапова.

– Геннадий Андреевич, меня агитировать ни к чему. Мне хотелось бы выяснить, на что я могу рассчитывать, если перейду в КПРФ?

Зюганов обозначил на лице некоторые размышления.

– Вы – человек известный. Ничем таким себя не опорочили. Тем более, у вас опыт работы в КПСС. Думаю, вы не затеряетесь. Конечно, всё будет решать съезд. Но я использую свое влияние, чтобы вы заняли достойное место. – Он выдержал небольшую паузу. – Должность члена Центрального комитета вас устроит? Мы вас кооптируем, а потом съезд утвердит.

Несолидно было спешить с ответом.

– Я должен обдумать это предложение.

Чашка дымящегося кофе опустилась перед Потаповым. Симпатичная официантка смотрела на него с вежливой улыбкой. Сергей хлебнул ароматный напиток, вновь посмотрел на Зюганова.

– Я хотел бы и впредь работать в Думе. Если мой переход состоится. Возглавлять комитет.

– Это мы решим. Такие люди нам нужны… – Лидер коммунистов поднялся. – Думайте. Но, по-моему, всё ясно. Мне пора. Был рад познакомиться.

Зюганов ушёл, оставив Сергея в размышлениях. Переходить или нет? Вновь стать коммунистом или воздержаться от подобного шага? Подсказал бы кто. Слишком ответственное решение: вся последующая жизнь зависит от него.

15

Астахов был взволнован. Ещё бы! Новое исследование американских учёных доказывало, что чёрные дыры – пожалуй, одни из самых волнующих объектов во Вселенной – так же непохожи друг на друга, как люди. Профессор Самир Матур из университета Огайо с группой единомышленников разработал новую теорию строения чёрных дыр, разрешающую давно мучающий физиков информационный парадокс. Ведь согласно классической модели чёрной дыры абсолютно неважно, из чего она была построена: протоны и электроны в любой пропорции, газ, планеты или звёзды. Чудовищное тяготение превращает весь этот материал в некую абсолютно однородную структуру. Та же участь ждёт и вещество, попадающее в чёрную дыру после её возникновения. Таким образом, по общепринятой версии, все чёрные дыры внутри совершенно одинаковы и отличаются лишь массой и диаметром так называемого горизонта событий, в пределах которого ничто не может покинуть чёрную дыру, даже свет.

Широко известные вычисления Стивена Хокинга показывали, что попавшая в чёрную дыру частица никак на неё не влияет. За исключением соответствующего увеличения массы, разумеется. Однако, эта теория породила противоречие с одним из важных законов квантовой механики – законом обратимости, который гласит, что теоретические вычисления должны быть в состоянии проследить любой процесс, включая и тот, который порождает чёрную дыру. Но если все чёрные дыры одинаковы, то история ни одной из них не может быть прослежена вспять, к её началу, и любая информация о частицах, звёздах, веществе, которые создали дыру, потеряна раз и навсегда. Вот он в чём, информационный парадокс, включенный под номером восемь в десятку главных проблем физики в третьем тысячелетии.

Астахов думал об этом, и не единожды. Но он полагал, что Хокинг прав, а закон обратимости не действует при переходе к сверхбольшим плотностям. В отличие от него Самир Матур усомнился в таком положении вещей и призвал на помощь теорию струн. Дотошный Матур со своей командой вычислил, как поведут себя струны, объединенные в очень массивный и протяжённый объект, своего рода гигантскую «элементарную частицу». Оказалось, что струны могут формировать весьма сложную упругую и эластичную структуру большой протяженности. Постепенно наращивая массу вещества в своей модели, Матур получил в конце концов чёрную дыру. И что интересно – по диаметру она оказалась в точности соответствующей поперечнику горизонта событий для дыры той же массы, но рассчитанной по классической модели. Новая структура чёрной дыры получила название fuzzball, то есть пушистый клубок. В разных чёрных дырах этот клубок в невероятно сложном переплетении струн сохранял информацию о частицах, породивших космического монстра.

«Изящное объяснение, – думал Астахов. – Конечно, Матур мог ошибиться. Всё равно, молодец. Ему хватило смелости не побояться авторитета Хокинга. В итоге – столь яркая работа… Он смог. А я – нет…»

От переживаний у Дмитрия разболелась голова. Он положил на стоящий рядом стул распечатку статьи, закрыл глаза.

– Что, притомился? – полез к нему с вопросом бойкий сосед.

– Притомился, – выдавил Дмитрий, чтобы его оставили в покое.

Что же, теперь это его крест? Будто гвоздь в голове. Как жить, работать? Чёрт бы побрал этих сволочей. Чтоб они сдохли от своих наркотиков. И поскорее.

«Матур молодец, – вернулась к столь важным для Дмитрия вещам его мысль. – Применить теорию струн к описанию строения чёрных дыр – красивая идея.»

Чувство, которое испытывал Астахов, правильнее было бы назвать не завистью, а ревностью. Он беззаветно любил науку, и всякий успех, достигнутый другими учеными, вызывал в нём приступ хрустальной ревности.

Дверь в палату издала ожидаемый звук. Появилась нянечка, подошла к его кровати. Предстояла процедура перевязки, долгая и довольно мучительная. Опять его везли по скучному коридору, опять снимали бинты, опять лечащий врач осматривал рану, спрашивал о самочувствии. А что изменилось? Головные боли по-прежнему донимали Дмитрия.

Возвращение в палату ознаменовалось ненужным вопросом соседа:

– Что, перебинтовали?

– Нет, – мрачно выговорил Дмитрий. – Отказали.

– Правда?! – худое лицо отразило неподдельное удивление. – Да ну, врёшь. Как они, это… откажут? И потом, твоя деньги заплатила.

Настал черёд удивляться Дмитрию.

– С чего ты решил, что заплатила? – строго поинтересовался он.

– А то не видно, как за тобой ухаживают.

– Я – известный учёный. – Астахов напустил важности на своё лицо.

– Сейчас учёные, это… не в ходу.

– Через десять лет я получу Нобелевскую премию.

– Нобелевскую?.. – Какими хитрыми стали жуликоватые глаза. – Когда получишь, заходи. Мы её, это… обмоем.

Дмитрий недовольно промолчал.

Надо было работать. Научные журналы, бумаги, распечатки статей из Интернета, принесённые Ириной, лежали на стуле рядом с кроватью. Дмитрий взял очередную статью, принялся поглощать слова, сгруппированные во фразы, постигать спрятанный в них смысл.

Фразы выстроились в утверждение, что международная команда астрономов разгадала загадку происхождения космических лучей – их порождают сверхновые звезды. Фотографии остатков сверхновой, которая взорвалась более тысячи лет назад, должны были подтвердить правоту авторов работы.

«Положим, то, что космические лучи вызваны взрывами сверхновых, предполагали давно,» – увлечённо размышлял Астахов, глядя в потолок. – Эти лучи открыли аж в тысяча девятьсот двенадцатом году. Они – поток частиц высокой энергии, преимущественно протонов, приходящих на Землю из мирового пространства. Часть из них связана с активностью Солнца, но подавляющая часть космических лучей приходит извне Солнечной системы, а возможно, и извне нашей Галактики. Вопрос о том, что порождает такие лучи, горячо обсуждался долгое время. Но только сейчас нашла подтверждение старая гипотеза…»

Мысль утекла куда-то в сторону. «Что истинно, а что ложно? – спрашивал себя Дмитрий. – Как узнать? Как выяснить правду? Зачем приходим в этот мир? Затем, чтобы прожить свою жизнь, не задумываясь ни о чем? Или для того, чтобы осмыслить, понять, разобраться, ответить на самые главные вопросы? А какие они, главные вопросы?.. Что есть жизнь? Вечна ли она? Как устроено мироздание? Что произойдет с нашей Вселенной в далёком будущем? Думаю, это и есть главные вопросы. И я один из тех, кто пытается найти ответы на них…»

Потом настало время худосочного обеда. Тележка привезла кастрюлю, стопку суповых тарелок и тарелки со вторым. Половник выполнил свою работу. Четверо получили постный борщ для самостоятельного употребления, среди них – Дмитрий. Пятого нянечка принялась кормить из ложки. Шестая койка была пуста – утром их сотоварищу стало хуже, его вернули в реанимацию.

Теперь уже Дмитрий не привередничал. Доел первое и получил бледную котлету с макаронами. Он старался не думать о вкусовых качествах еды. Здесь потребляли пищу для поддержания сил, а не для удовольствия. Впрочем, компот был на этот раз вкусный.

Тихий час Дмитрий использовал по назначению. То ли от слабости, то ли от окружающей обстановки он приучился к дневному сну. Приятно, знаете ли, уйти ненадолго в нереальную реальность. Забраться подальше в царство сновидений. Болтливый сосед прилежно посапывал поблизости от него.

Возврат к бодрствованию ознаменовало появление Ирины. Решительным шагом вошла она в палату. А следом за ней – Денис Хайтун, бывший сокурсник и коллега Астахова. Денис работал в академическом институте. Улыбка у него была какая-то виноватая, словно он имел отношение к тому, что стряслось с Дмитрием. Астахов поднял руку.

– Привет, Денис.

– Привет. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Только беспокоят головные боли.

– Как тебя угораздило?

– А что я, нарочно? – Дмитрий весело глянул на Ирину. – Денис думает, будто я там стоял и ждал, когда меня огреют.

– Ничего я не думаю, – немного смутившись, проговорил Хайтун.

– Ладно, присаживайтесь. – Астахов переложил на кровать журналы и распечатки. – Денис, там ещё один стул есть. Возьми его.

Посетители уселись.

– Вот, стараюсь не отстать. – Дмитрий указал на статьи, лежавшие рядом. – Наука так стремительно развивается. Столько интересного. Уйма информации приходит каждую неделю. Какое, всё-таки, время благодатное. Что там Хорган выдумывал про кризис науки. Нет никакого кризиса… – С благостной физиономией он глянул на Дениса. – А ты продолжаешь утверждать, что Вселенная фрактальна?

Улыбка Дениса обрела мягкую, снисходительную тональность.

– Моя позиция прежняя. Нельзя отождествлять нашу Метагалактику со всей Вселенной, говоря о её расширении, о Большом взрыве и так далее. – Голос Дениса был вкрадчивым и, в то же время, непреклонным. – К тому же, доказательств того, что расширяется вся Вселенная, не существует. Напротив, если Вселенная фрактальна, она в принципе не может расширяться.

– Мы живём в замкнутой Вселенной, – незамедлительно возразил ему Астахов, – которая в начале Большого взрыва была много меньше… грецкого ореха. Да она может быть такой и сейчас. Ещё Фридман предположил, что масса замкнутой космической системы масштаба Вселенной равна очень малой величине, что делает возможным размещение вселенных в элементарных частицах.

Денис не думал сдаваться. Упрямое выражение светилось на его смуглом скуластом лице.

– Как ты знаешь, плотность космических объектов стремительно падает с их размерами. Звезда, скопление звёзд, галактика, скопление галактик, наша Метагалактика. Экстраполируя эту последовательность, Идлис ещё в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году пришёл к выводу, что «бесконечная» плотность Вселенной равна нулю. – Он смотрел на Дмитрия пристальным взглядом, будто изучал его. – А плотность всякого фрактала, расположенного в реальном трехмерном пространстве, тоже равна нулю. Настоящие фракталы обладают пустой структурой, которая при проникновении в неё как бы расступается до бесконечности. Вселенная, судя по всему, является единственным настоящим фракталом. Но, имея нулевую плотность, фрактальная Вселенная незамкнута.

– А куда деть окружающий мир?! – в запале поинтересовался Дмитрий. – Он имеет отличную от нуля плотность. Куда ты денешь то вещество, те скопления звёзд, которые мы наблюдаем?!

– Да, любой конечный фрагмент Вселенной имеет отличную от нуля плотность, – нарочито спокойно продолжал Хайтун. – И потому нестационарен. Но вся бесконечная Вселенная, имея нулевую плотность, стационарна в том смысле, что все её фрагменты не могут одновременно расширяться или сжиматься. Перенесенный на нашу Метагалактику, Большой взрыв теряет свою исключительность.

– Слушайте, нельзя ли потише, – прилетел с другой стороны палаты недовольный голос. – Устроили обсуждение. Здесь больница.

Астахов не мог не ответить своему давнему приятелю и столь же давнему оппоненту. Покосившись туда, откуда раздалась гневная реплика, он пылко прошептал:

– А как же возможность существования параллельных миров?

– Никак, – зазвучал в ответ столь же горячий шёпот. – В вечной и бесконечной Вселенной, расположенной в едином трёхмерном пространстве, отпадает нужда в дополнительных пространственных измерениях.

– А чёрные дыры? – весомо бросил Дмитрий.

– Да вся наша Метагалактика – чёрная дыра. Не веришь? С чем их ассоциируют? Со сверхсжатыми массами. Между тем чёрной дырой может быть тело со сколь угодно малой плотностью, лишь бы она была больше некоторой критической плотности для каждого конкретного радиуса тела. По моим расчётам, чёрная дыра с радиусом Земли должна иметь плотность, на двадцать шесть порядков превышающую плотность воды. Плотность чёрной дыры с радиусом Солнца должна превышать плотность воды на семнадцать порядков. А плотность чёрной дыры с радиусом нашей Галактики может быть уже на семь порядков меньше плотности воды, а чёрная дыра с радиусом нашей Метагалактики может иметь плотность, меньшую плотности воды на тридцать порядков. Реальная средняя плотность нашей Метагалактики близка к этой критической плотности.

– Но мы имеем чёткие доказательства существования чёрных дыр в нашей галактике. Если верить тебе, это чёрные дыры в чёрной дыре. Абракадабра. Нонсенс. И потом, фрактал должен повторяться на любом уровне, от микромира до макромира. Лично я не чувствую себя фракталом. И ты на него не похож.

Денис насупился, опустил голову.

– Ты на меня не обижайся, – попросил Астахов. – Я ведь по-дружески.

– Я не обижаюсь.

– Вижу, как ты не обижаешься.

Разговора больше не получилось. Некоторое время спустя Хайтун засобирался, ушёл.

– Вечно вы с ним ругаетесь, – тихо пожурила Астахова Ирина.

– Это не ругань. Это научный спор. Я не виноват, что он так реагирует на совершенно справедливую критику. – Дмитрий гордо замолчал. Если по-честному, он был доволен, что разнёс приятеля. Хокинг, понимаете ли, не прав, а он, Хайтун – прав. Хрен ему. Кто Хокинг, а кто Хайтун?

– Как твоя голова? – Ирина смотрела на него ласковыми глазами.

– Болит.

– Нечего было спорить. Доктор сказал, что тебе нельзя напрягаться.

– Я – учёный. Наука для меня главное.

– Ладно, учёный, я пошла, – Ирина приблизилась к нему, поцеловала. – До завтра.

Она с лёгкостью одолела расстояние до входа, бросила на Дмитрия прощальный взгляд, исчезла за дверью. Период тишины оказался недолгим. Её нарушил неизменно бойкий голос соседа:

– Послушал я, как ты с ним говорил… ну, который, это… приходил к тебе… Чего вы не поделили? Было бы из-за чего спорить?

– Есть из-за чего спорить, – сурово проговорил Астахов.

– Чего есть? Понапридумывали, и спорите. А кому от этого польза?

Дмитрий неодобрительно покосился на него.

– Науке польза… Это важно для развития науки.

– Мне чтоб жить по-человечески, вот что важно.

Убеждать его в том, что польза для науки обернется пользой людям, Дмитрию не хотелось. Он полез в пакет, оставленный любимой женщиной, достал бутерброды с ветчиной.

– Пора подкрепиться. – Он протянул бутерброд соседу. Тот не стал отказываться.

Маленький перекус после здешнего обеда был как нельзя кстати. Какое удовольствие рождало употребление ветчины, самой обычной, хотя и невероятно свежей. Так, с набитым ртом и обкусанным бутербродом в руке Дмитрий встретил появление Петровского. Тот, окинув несмелым взглядом убогую палату и её обитателей, увидел, наконец, Дмитрия, двинулся в его направлении.

– Здравствуй, – будто в нерешительности проговорил Василий. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. В рамках нынешнего состояния. Хочешь бутерброд?

– Не хочу.

– Напрасно отказываешься. Тебе удалось спросить? – сходу перешёл к волнующей его теме Дмитрий.

– Насчёт этих? Хокинга, Виленкина и… третьего?

– Да. Третий – Фред Хойл. Как ты не можешь запомнить?

– Нет. Пока спросить не удалось. – Петровский аккуратно опустился на стул, сохраняя строгую вертикальность туловища. – А кто этот Виленкин? Я такого не знаю.

– Вася, я тебе про него рассказывал. Ты всё забыл. Что с тобой?.. Это космолог из Tufts University. Не менее удивительная личность, чем Хойл и Хокинг. Самое обидное, что Виленкин уехал отсюда. Ну, в прежние времена. Потому что был не нужен. – Невероятно грустная улыбка прилепилась к лицу Астахова. – Он из Харькова, закончил там государственный университет. С отличием. Но в СССР ему не удалось проработать по специальности ни одного дня. Идиоты. Не поняли, какой это ученый. Отовсюду гнали. Потому он и работал сторожем, сначала в винном ларьке, а потом в зоопарке. Представляешь? – Он махнул в сердцах рукой и тут же поморщился от боли. – Да рассказывал я тебе. Он уехал в США, и уже через год получил учёную степень доктора наук. А потом опубликовал гениальную статью «Творение Вселенной из ничего», которая потрясла научный мир. Теперь он – признанный авторитет. Ведущий…

– Опять от вас покоя нет! – прозвучал недовольный голос оттуда, с другого края палаты. – Сколько можно?!

– Простите, увлеклись, – выпустил вежливые слова Дмитрий. – Ну что мне делать? Голос у меня зычный, как забудусь, чересчур шумно получается. – И, вновь повернувшись к Петровскому, негромко продолжил. – Теперь он – ведущий космолог Соединенных Штатов.

– Да, были отдельные ошибки, – осторожно согласился Петровский. – Неправильно отнеслись к этому Виленкину. Надо признать со всей ответственностью, что порой допускались ошибки…

Дмитрий смотрел на него с удивлением:

– Ты, прямо, как-то официально заговорил.

– Привычка, – выдохнул Петровский и вдруг смутился, отвёл глаза.

Резкая перемена, разумеется, не осталась незамеченной Дмитрием, но его мысли были увлечены другим:

– Должен тебя обрадовать. Теория струн получила дополнительное подтверждение. Профессор Матур постарался.

– Каких струн? – Петровский выглядел совсем озадаченным.

– И это забыл? Такое впечатление, что тебя, а не меня ударили по голове… Я о представление элементарных частиц как струн. Разумеется, струны, из которых состоят, к примеру, электроны, вовсе не те, что звучат в гитаре, – это Дмитрий шутил. – Хотя тоже обладают неким качеством, сходным с упругостью обычных струн. Главное, они могут переплетаться, свиваться кольцами, образовывать спирали и вообще вести себя самым загадочным образом. А мы в нашем масштабе воспринимаем эту игру струн как частицы, составляющие мир. – Чувствуя, что Петровский не слишком реагирует на его слова, он добавил. – Чем больше вероятность существования струн, тем выше вероятность существования параллельных вселенных. Кстати, Виленкин тоже получил в своих расчётах бесконечное множество параллельных миров. Он полагает, что они населены нашими двойниками. И когда его спросил об этих двойниках один журналист, он ответил: «Уверен, что в параллельной вселенной я все ещё охраняю зоопарк.»

Осмыслив услышанное, Петровский весомо изрёк:

– То есть, там он остался в СССР.

– Выходит, так.

Гость довольно кивнул.

– Это хорошо. Это… правильно… – Тут его взгляд немного потеплел. – Может, мне про параллельные миры что-нибудь сочинить?

– Сочини, – добродушно позволил Астахов. – Ты у нас писатель. Придумай, как там живут наши двойники.

– Это идея… – мечтательно протянул Петровский.

16

«Редактор, а затем заведующий отделом экономики журнала «Коммунист» и газеты «Правда», – скользил быстрым взглядом по записке Василий. – С тысяча девятьсот девяностого года – директор им же организованного Института экономической политики Академии народного хозяйства и Академии наук СССР. Осенью девяносто первого работал в группе по подготовке октябрьского выступления Президента СССР М.С.Горбачева по экономической политике на четвертом съезде народных депутатов СССР. После объявления перехода к новой экономической политике введен в состав Правительства. С тысяча девятьсот девяносто третьего – председатель Правительства СССР… – Петровский поднял голову, устремил взгляд в окно, туда, где поднимались деревья, уже покрытые зелёными листьями. – Вот она, развилка. Девяносто первый год. А до того – всё сходится. Советская власть. Отец Тимур Гайдар. Дед известный писатель Аркадий Гайдар, который был на самом деле Голиковым и расстрелял уйму людей, когда в юношеском возрасте командовал полком и яростно уничтожал противников коммунистов. Всё сходится… Чем, всё-таки, отличается эта вселенная от той, прежней? Только тем, что здесь остался СССР? Сохранилась коммунистическая власть? Впрочем, сохранилась не в прежнем виде. Вынуждена была измениться, признать частную инициативу, частную собственность. В общем, тут Советский Союз пошёл китайским путем, а Китай – российским. Вот и вся разница. А что в других вселенных? Всё, что угодно. Может быть, где-то не было октябрьского переворота, который потом назвали Великой социалистической революцией. И Россия там далеко обогнала США. А где-то южане победили северян. В итоге история США пошла совсем по-другому. И Соединённые Штаты не стали великой страной. А где-то Наполеон выиграл битву при Ватерлоо. И Гитлер захватил Сталинград. И Моисей не водил евреев по пустыне шестьдесят лет. И Брут не убивал Цезаря. И Тутанхамон дожил до глубокой старости. Разные возможны варианты. Но если главное – человек, если на пространственные вселенные накладываются вселенные людей, то разные варианты истории – способ обеспечить реализацию разных судеб для двойников.»

Петровский вновь глянул на записку. Голая информация. Нет деталей. Нужна встреча с самим. И не одна. Характер необходимо ухватить. Потом, надо ход найти, который сюжет будет держать. «А что, если дать его на сопоставлении с дедом? – размышлял Василий. – Тот утверждал советскую власть, а внук её модернизировал. Дед успешно командовал полком, подавлял малейшее сопротивление властям, лично расстреливал женщин, детей, а внук…»

Дверь осторожно открылась. На пороге возникла секретарша. Лицо у неё было конфузливое, виноватое.

– В чём дело? – без всякой строгости в голосе поинтересовался Василий. – Я просил меня не тревожить.

– К вам из милиции.

Петровский глянул с удивлением – что он мог натворить?

– По какому вопросу? – Он ощутил, как осторожные нотки сами собой пробрались в голос.

– Какие-то документы привезли.

Он понял – из ГАИ. Ничего страшного. Отлегло.

– Пригласи.

Вошёл один. В чине майора. Бойко отрапортовал:

– Товарищ Петровский, позвольте передать. Приказано лично, в руки.

– Спасибо, – поблагодарил Василий, принимая небольшой пакет.

Едва майор удалился, он открыл послание. И обнаружил водительское удостоверение, техпаспорт. И везде значилось: Союз Советских Социалистических Республик.

«Теперь можно ездить, – довольно заключил Василий. – Теперь никто не посмеет упрекнуть меня в нарушении социалистической законности… – Мысли вернулись к будущему роману. – Стоит ввести в повествование критическую линию. Героя второго плана, регулярно высказывающего сомнения. Пусть это будет бард, человек с обостренным восприятием действительности. Этакий ворчун, который всегда чем-то недоволен. И пусть его зовут Евгений Бачурин. Ещё отца надо расспросить. Может быть, вспомнит что-нибудь интересное про своего бывшего студента…»

Василий вновь посмотрел на документы, лежавшие перед ним. Два картонных прямоугольника, закатанные в пластик, давали возможность пользоваться машиной. Разве только это? Они подтверждали его право на присутствие в здешней вселенной. Их наличие рождало чувство большей полноценности, чем ранее.

Следовало поработать с материалами про Гайдара. На это Василий потратил оставшееся время. Через два часа он покинул кабинет и в прекрасном настроении отправился домой. Лето как бы нехотя, исподволь входило в свои права. Погода налаживалась. Деревья во дворе усадьбы Ростовых уже стояли в полном зеленом убранстве. По улице давно убиенного дипломата и большевика Воровского весело катили машины. Им не терпелось поменять местоположение. В этом был смысл их существования.

«Надо бы съездить куда-нибудь на выходные. – Василий повернул в сторону Садового кольца. – В Сергиев Посад или Владимир… Вообще-то, прежде стоит попробовать. Вдруг не справлюсь с этой машиной. Покататься в окрестностях дома.»

С этим намерением он вошёл в свою квартиру, отыскал ключи от машины, решительно двинулся в обратном направлении. Несколько минут спустя ракушка была открыта. Василий забрался в кабину. «Заведётся?» – размышлял он. Ключ повернулся в замке зажигания. Стартер отозвался положенным звуком. Завелась. Ожила. Приноровившись к педалям, к рычагу переключения передач, Василий осторожно тронул машину, выехал из металлической скорлупы, достиг конца дома, вторгся в уличное пространство. Ему нравилось, как едет эта машина. Ему было приятно в её нутре. Всё удобно, толково. Неужто советская власть научилась делать легковые автомобили?

Движение в здешней Москве казалось не столь напряженным, как в прежней вселенной. Похоже, машин тут было поменьше. Проехав по всем окрестным улицам, Петровский вернулся к дому, загнал машину в ракушку. Всё получилось. Теперь он со спокойной душой мог строить планы на ближайшие выходные.

Открыв дверь в квартиру, Василий увидел свет в прихожей. Наталья успела появиться дома, пока он испытывал собственную машину.

Едва он скинул туфли, Наталья вышла из кухни. Она была в своём изящном халатике. Подошла, поцеловала его.

– Кушать хочешь?

– Хочу.

– Идём.

Убранство стола подивило Петровского. Сколько деликатесов! Буженина и карбонат, белая осетрина горячего копчения и сочно-розовый лосось. Овощи радовали яркими красками. На плите жарилось мясо. Бутылка французского вина стояла рядом с мойкой.

– Что произошло? – не без удивления спросил Петровский.

Наталья смотрела на него с торжественным видом.

– Я тебя поздравляю.

– Спасибо. А с чем ты меня поздравляешь?

– Я беременна. Теперь это можно сказать с определённостью. Надеюсь, ты не передумал?

– Нет. – Он обнял её, поцеловал, зашептал в ухо, словно кто-то ещё находился поблизости. – Я по-прежнему хочу ребенка. Пожалуй, дочку. Но сына тоже обещаю любить.

Она ответила ему поцелуем. Потом попросила:

– Открой бутылку.

– А вино кому?

– Тебе.

– А ты будешь мне завидовать?

Она слабо усмехнулась, чуть-чуть:

– Вовсе нет. У меня теперь другие интересы.

Василий легко справился с пробкой. Вино заполнило фужер. Подняв хрупкое стеклянное изделие за тонкую ножку, он с нежной улыбкой глянул на жену.

– Я хочу выпить за то, чтобы всё у нас получилось, как надо. Ну… прежде всего у тебя.

Вкус рубинового напитка Василий почти не ощутил. Отпив треть фужера, поставил его на полированную поверхность. Глаза неотрывно смотрели на женщину, сидевшую напротив.

«Сказать ей? – спрашивал себя Петровский. – Что даст моя правда? Если я здесь навсегда, зачем ей знать, что было прежде? А если я вернусь?.. Если вернусь, тем более нечего знать. Временное помутнение, вот и вся проблема. А если она узнает, что я, это не я…»

– О чём ты думаешь? – прервала его размышления Наталья.

– О нас с тобой… Тебе надо чаще бывать на воздухе. Давай съездим куда-нибудь на выходные. В Сергиев Посад или Владимир. А можно ещё куда-нибудь.

– Разве ты не потерял документы на автомобиль?

– Нашёл.

– Слава Богу… Давай съездим. Я согласна.

Буженина была вполне свежей и нежирной. Василий с аппетитом ел её.

– А как же твоя дочь? – раздался голос Натальи. – Ты не сможешь навестить её в субботу.

– Пропущу, – с полным ртом выговорил Петровский.

– Это нехорошо. Давай лучше возьмем её с собой?

Идея понравилась Василию. В самом деле, почему не взять Лену, если его нынешняя жена сама предложила это.

– Давай возьмём.

– Позвони.

Петровский схватился за телефон. Трубку подняла тёща. Спокойно выслушала приветствие и просьбу позвать Лену. Через некоторое время Василий услышал голос дочери.

Лена согласилась поехать с ними. Договорились, что рано утром в субботу Василий заедет за ней.

После ужина он сел за компьютер, но думал совсем не о романе. «Каков должен быть жизненный принцип? – размышлял он. – Чем руководствоваться, принимая самые главные решения? Люби Бога, люби ближнего, и делай, что хочешь. Это сказал святой Иоанн. По-моему, очень хороший принцип. Для того, кто любит ближнего. А для того, кто не любит?..»

Вечерние мысли отличаются от утренних. Утренние – энергичные, целеустремленные. Вечерние – поникшие, вялые. Им не под силу то, что могут утренние.

Дверь в кабинет распахнулась. Наталья стояла на пороге.

– А ещё ты давно не ездил к родителям, – с укором произнесла она.

– Давно, – согласился Петровский. – Но это уже на будущие выходные.

– Хотя бы позвони.

– Мы с матерью говорили неделю назад. У них всё было в порядке. – Василий глянул на часы. – Уже поздно. Завтра позвоню… Иди ко мне. – Дождавшись, когда Наталья приблизится, он притянул её за руку, посадил на колени, обнял, принялся целовать.

– Идём в спальню, – ласково прозвучал её голос.

– Тебе здесь не понравилось? – Василий начал расстегивать её халат.

– Ну… – Она будто споткнулась. – Идём в спальню.

Василий уступил ей. Она поднялась, направилась к двери, и он вслед за ней. Едва остановились около кровати, он крепко обнял её.

– Я тебя люблю, – шептал Василий.

– Приятно слышать… Ты мешаешь мне раздеваться.

Он сам принялся расстёгивать халатик, потом целовал её груди, живот. Вслед за тем было отброшено одеяло, прохладная поверхность, покрытая простыней, приняла их. Прекрасное единение состоялось вновь.

Успокоившись и выпустив, наконец, жену из своих объятий, Василий мгновенно пересёк ту грань, за которой не действовали правила физического мира, за которой могли происходить невероятные вещи. И они произошли. После долгого перерыва ему приснился добрый ангел. Он был похож на того, которого Василий видел раньше, в прежней вселенной. Петровский опешил, а потом осторожно справился:

– Ты у нас, то есть у меня… один на все вселенные?

– Один.

– Успеваешь?

– Приходится.

Следовало выяснить самое главное. Василий напрягся… Вот!

– Скажи мне, я здесь надолго?

– А тебе надоело?

– Вовсе нет, – поспешил заверить Василий. – В принципе, здесь неплохо. Я уже привык. Адаптировался. Единственное, что мешает – неопределенность. Я не знаю, насколько я здесь – ненадолго, надолго, навсегда… – И добавил в некотором смущении. – Трудно строить планы.

Ангел смотрел с добродушной улыбкой.

– Учту твои пожелания.

И тут Василий вспомнил о настойчивой просьбе приятеля. Но решил обойтись без расспросов. У него возникла более элегантная идея.

– Скажи, ты можешь явиться другому человеку?

– Могу. За Астахова печёшься?

– Да.

– У него есть свой добрый ангел.

– Прошу тебя, явись ему. Тому, который здесь. Ну и тому, который в прежней вселенной. Он замучил меня. Ему так важно знать про то, кто из троих учёных прав. Хокинг, Виленкин. И этот…

– Хойл, – напомнил добрый ангел.

– Да… Прошу тебя, явись. Я ему обещал узнать. Он – нормальный парень. Настоящий учёный. Пусть у тебя спросит.

– Хорошо, – сказал добрый ангел и исчез.

Василий так удивился происшедшему, что проснулся. Ночная темень окружала его. Рядом тихо посапывала Наталья. Он лежал на спине, смотрел в потолок и размышлял о только что состоявшейся встрече:

«Не захотел сказать, насколько я здесь. Не захотел… Чёрт! Забыл! Не спросил его про мою идею наложения вселенных людей на пространственные вселенные. Надо было выяснить: прав я, в конце концов, или нет? Я хочу знать… Про переходы между вселенными тоже не спросил. Здешний Астахов будет приставать. Да и мне самому интересно. Если переходы есть, шанс, что я вернусь, имеется. А если нет… – И вдруг простая мысль явилась ему. – Надо было попросить его оставить меня здесь навсегда.»

Упущенные возможности так расстроили Петровского, что он растерял остатки сна. Бурная мыслительная деятельность проистекала в покоящейся на подушке голове. Он размышлял о том, что, в самом деле, приноровился жить здесь, в этой вселенной. Его устраивало то существование, которое он заимел. Жена, работа, страна – всё нравилось. К чему что-либо менять? От добра, как говорится, добра не ищут. Родится ребёнок. Надо будет его растить. Хлопотное дело. Насчёт квартиры придется побегать. Без кабинета ему никак. Секретарь он по работе с молодыми или нет?

Позже Василий думал о новом романе. Стоит написать его так, чтобы оторваться нельзя было. Открываешь – и от первой страницы до последней на одном дыхании. Столкнуть две линии – деда и внука. Сыграть на противопоставлении. Главное – напористость повествования…

Он всё-таки заснул. Вернулся в ту нереальную реальность, которая допускала всякие невозможные вещи вроде бесед с ангелом-хранителем. На этот раз ему виделись куда более прозаичные картины – он покупал какие-то продукты, говорил с незнакомыми людьми, ехал на машине; и при этом никак не мог понять, в какой он вселенной, прежней или нынешней?

Утро навело порядок в его мыслях – рядом он увидел Наталью. И тотчас вернулась досада: не попросил доброго ангела оставить его здесь. Навсегда. Возможно, так оно и будет. Но он об этом пока не знает. А незнание мучительно…

Резво накинув халат, Василий направился в кабинет, занял место перед компьютером. Он так спешил продолжить работу над романом, что нарушил утренний порядок действий – следовало начать с туалета, потом сделать зарядку, после чего переместиться в ванную, дабы душ прилежно полил его теплой водой, а вслед за тем почистить зубы, побриться. К чёрту всякий распорядок, если вдохновение просится наружу, двигает пальцами, ударяющими по клавишам. Если фразы возникают с невероятной легкостью, только успевай записывать их.

Запах кофе приплыл к нему, а следом появилась чашка, тянувшая за собой Наталью. Свободная часть стола приняла изящную фарфоровую тару, наполненную ароматной жидкостью.

– Спасибо, – рассеянно поблагодарил жену Василий.

Употребление кофе не слишком отвлекало его. Бурная сочинительская деятельность продолжалась. Некоторое время спустя он согласно кивнул, выслушав слова Натальи о том, что она уходит на работу, а еда на плите.

– До вечера, – сказал он и даже посмотрел на неё с одобряющей улыбкой, но мысли его были заняты другим.

Долгое время ему ничто не мешало творить. Потом телефонный звонок зачем-то влез в квартиру. Машинально взятая трубка заговорила голосом Астахова.

– Привет. Я тебя ищу, а ты дома. Собираешься на работу?

– Может быть…

– Давай встретимся.

– Зачем?

Похоже, Астахов удивился этому вопросу.

– Как… зачем? Поговорить.

– Хорошо. Приезжай… Давай вместе пообедаем. Там, в Нижнем буфете. В два сможешь?

– Не смогу. Лучше в три.

– Хорошо, – рассеянно выдавил Петровский и положил трубку.

Ему виделось препятствие той деятельности, которой он занимался. Не хватало информации. Сведений, фактов. Ярких сценок. Он с лёгкостью мог их придумать. Но это был другой случай. Безудержный полёт фантазии следовало держать в узде. С таким главным героем. Если домысливать, то в четких рамках. Не искажая некие реалии.

Василий хотел как можно быстрее переговорить с Гайдаром. Получить отсутствующее. С тем он и отправился в Союз писателей. Поехал на собственной машине.

Погода наладилась. Неяркое солнце освещало окрестности мягким светом. Пиджак был повешен на крючок за водительским сиденьем. Выбравшись на улицу, детище советской промышленности покатило в сторону Садового кольца. Перемещение доставляло удовольствие. Петровскому нравился этот автомобиль, нравилось более свободное перемещение по улицам здешней Москвы, нравились те заботы, которые двигали им. У старых ворот в усадьбу Ростовых он притормозил. Как сообщить о своём прибытии? Оставить машину и тащиться через весь двор? Но кованные половинки ворот стали расходиться, давая возможность въехать внутрь. Машину он припарковал сбоку от памятника Льву Толстому.

Привычно заняв место за своим столом, Василий тут же поднял трубку специального телефона, который назывался «вертушкой». На другом конце ответил женский голос:

– Геннадия Андреевича? Кто его спрашивает?

Петровский объяснил.

– Сейчас выясню, сможет ли он переговорить с вами.

Небольшая пауза, и прозвучал хорошо знакомый бархатистый голос:

– Я слушаю вас, Василий Игнатович.

– Геннадий Андреевич, я приступил к работе над романом, по поводу которого мы встречались. Единственное, что мне сейчас мешает – нехватка фактов, интересных сведений, каких-то житейских историй. Прошу поскорее устроить мне встречу с Гайдаром.

– Постараюсь ускорить. Всё дело только в его загруженности. А так – никаких препятствий.

– Я надеюсь на вас. Всего доброго.

– Творческих вам успехов.

Аккуратно положив трубку важного телефона, Василий задумался над тем, когда лучше попросить новую квартиру? После того, как он сообщит, что рукопись готова? А если работа затянется? Не опоздать бы…

Без пяти минут три он отправился в Дом литераторов. Зашёл с улицы Воровского, через двор, потом через боковую дверь.

Астахов ждал его. Радостно улыбнулся, углядев Петровского, даже привстал. Едва место рядом было занято, спросил в нетерпении:

– Удалось выяснить насчет переходов между вселенными?

Василий не хотел признаваться ему в ужасной оплошности, а потому соврал:

– Нет. Пока что не удалось.

– Жаль. Что же он всё не снится?.. – Грустный вздох увенчал эти слова. – Ну что, сходить за бутербродами?

– Зачем бутерброды? – не понял Василий.

– Поесть… – озадаченно прозвучало в ответ.

– К чёрту бутерброды. Здесь, между прочим, дают горячее. Пора бы знать. – Василий полез за портмоне, достал деньги. – Возьми какого-нибудь мяса. На гарнир лучше жареной картошки. Ещё возьми салат «Оливье». И водки. Немного. По сто грамм.

Заказ был сделан. Круглый графинчик с прозрачной жидкостью появился на столе. И две небольшие рюмки. Василий наполнил их. Выпили со свиданьицем. Тут Астахов посмотрел на Петровского мучительным взором.

– Василий, может быть, мы всё-таки сообщим мировой общественности про существование параллельных вселенных?

Шальное веселье колыхнулось в Петровском.

– С великим удовольствием, – радостно выговорил он. – Дай мне только закончить новый роман. Я пишу его по заданию ЦК КПСС. Меня сам Зюганов просил написать роман про Гайдара. Это интересная задача. Понимаешь, Гайдар везде пробился, и в этой вселенной, и в той, которую я покинул. Удивительная личность. Но я не смогу писать роман и одновременно ездить по всяким симпозиумам, конференциям. Ты представляешь, что начнётся, если они поверят, что я – из другой вселенной? Представляешь?

Астахов с пониманием кивнул. Вслед за тем осторожно прозвучало:

– А сколько ты будешь писать роман?

Петровский состроил размышление на челе.

– Ну… месяца четыре, может быть немного больше. От силы, полгода. – Увидев нетерпеливое выражение на лице приятеля, добавил. – Они быстро пролетят, я тебя уверяю.

«За это время кто-нибудь сдохнет, – продолжил он про себя. – Или шах, или ишак…»

17

Какая это непростая штука – жизнь. Всё время надо быть в напряжении. Только что-нибудь упустишь, жди неприятностей. Потому что каждый хочет урвать себе побольше, обойти другого. Потому что весь этот мир устроен так, что если ты не съешь кого-то, он съест тебя.

Потапов строил себе коттедж неподалеку от Москвы. Много времени и сил потратил, чтобы найти хорошее место. И нашёл его под боком у небольшой славной речки с видом на широкие поля. Новый посёлок заложили он и два десятка его знакомых. Теперь он заканчивал строительство симпатичного дома в три этажа. Имелись и другие далеко идущие планы. Казалось бы, всё прекрасно. И вдруг на тебе подарочек – жители деревеньки, расположенной на другом берегу речушки, начали писать письма, а некий следователь среагировал, возбудил дело по поводу неправомочности землеотвода. Сергей постарался решить дело по-человечески: направил к следователю своего представителя, отвечавшего за строительство поселка, Льва Зарецкого. Тот встретился со следователем, но желаемого не добился.

Зарецкий приехал к Сергею в Думу на следующий день после неудачной встречи. Потапов выкроил для него двадцать минут – речь шла, всё-таки, о важном деле. Они расположились в комнате отдыха.

– Рассказывай, – велел Сергей, не предложив, по своему обыкновению, гостю виски или коньяку.

– Я, Сергей Алексеевич, – бодро начал Зарецкий, – сразу взял быка за рога. Чего время тянуть? Говорю ему: «Давайте договоримся по-хорошему. Закроете дело за отсутствием состава преступления и останетесь довольны.» А он мне так ехидно: «Вы мне взятку предлагаете?» Я говорю: «Зачем вы так? Вы сделаете хорошее дело, а мы вас отблагодарим. Так принято. Хорошее дело должно вознаграждаться.» А он: «Вы думаете, всё продается? Вы ошибаетесь. Я не стану закрывать дело.» Я ему объясняю: «Но ведь его всё равно закроют. Не вы, так другой следователь.» А он мне на это: «Пусть закроют, но это буду не я. И моя совесть будет чиста.» У него, видите ли, совесть. А у нас нет совести. То, что ему предлагается достойный вариант, это, видите ли, бессовестно. А упереться как баран – это совесть. Не понимает, где живет и в какое время.

Сергей поморщился – была у Зарецкого такая нехорошая особенность: пускаться в витиеватые рассуждения.

– Чем разговор кончился?

– Ничем. Я ушёл. Какой смысл говорить дальше, если видно, что человек упёрся, и ничего ты от него больше не добьёшься.

– Как его фамилия?

– Терентьев. Виктор Степанович Терентьев.

Сергей помолчал, глядя в окно, за которым тесно расставила свои здания Москва. Новые строения вылезали посреди старых, построенных Бог знает когда. Сергей вновь перевёл взгляд на Зарецкого.

– Может, надо было надавить на него?

– Бесполезно. Я таких знаю. Таким хоть угрожай, хоть нет, они на своём стоять будут. Странное понимание жизни. Абсолютно несовременное. Давно уже понятно, что обо всём надо договариваться.

– Херово, – отрезал Сергей.

– Что херово? – чутко встрепенулся Зарецкий.

– Всё херово. Я думал, что вопрос решён. Оказывается, нет. Придётся искать выходы на его начальство. Тратить время, силы.

– А что делать? В жизни всегда есть место неожиданностям.

– Что делать? – Сергей мрачно смотрел на Зарецкого. – А кто меня уверял, что все вопросы решены? Кто говорил, что никаких проблем не будет? Ты уверял! – Для верности он даже ткнул пальцем в сторону Зарецкого. – Ты!

Зарецкий виновато опустил глаза.

– Уверял. С местной администрацией всё было решено. Кто же знал, что какой-то следователь полезет возбуждать дело.

– Ну а эти, которые за рекой живут. С ними ты, выходит, тоже не договорился?

– А они тут причем?! – вскинулся Зарецкий. – Они за эту землю не отвечают.

– Так ведь пишут. Жалуются.

– Ну… мало ли кто куда пишет… Я тоже, может быть, чем-то недоволен. И мне тоже писать? Почему, к примеру, у меня мало денег, а у Абрамовича много. Напишу президенту. Так, мол, и так. И что, он у Абрамовича деньги отнимет и мне даст?

– Ты разговор в сторону не уводи. Ты о решении проблем думай… Может, им что-нибудь сделать, чтобы они заткнулись? Свет провести. Есть у них свет?

– Вроде есть.

– Тогда газ… Хотя газ – это слишком дорого. Ну… магазин может построить?

– О! – Зарецкий вскинул вверх палец. – Это идея. Магазин пусть наш останется, но мы его не посередине поселка, а сбоку поставим. И разрешим им пользоваться этим магазином. И им польза. И вам. Выручка-то больше будет.

– А как они через реку переправятся?

– Ну… это их проблемы.

– Так ведь не пойдут в магазин. Дурень. Выручка не вырастет… Ты подумай насчет мостика, небольшого, пешеходного. Посчитай, во сколько это обойдется. Только цену не завышай. Смотри, проверю. Обманешь, на этот раз жалеть не стану.

– Да я случайно тогда ошибся.

– Не ври. Я твои случайные ошибки знаю. Они всегда в одну сторону. Всё, иди. Больше у меня нет времени.

Зарецкий вскочил с дивана, простился и исчез. А Потапов задумчиво смотрел в окно. Поселок был его детищем. Он подобрал в соседи очень достойных людей: депутатов из тех, кто попал в Думу не случайно, владельцев и руководителей крупных компаний. Поставить магазин сбоку, на въезде в поселок и сделать его доступным посторонним – идея неплохая. На первый взгляд. Выручка будет больше. А значит и его, Потапова, прибыль. Но что станут брать сельские? Дешёвую водку и дешёвую колбасу. И солидным людям будет неприятно видеть их рядом. Нет, это не выход. Лучше поставить лавку в селе и торговать там дешёвой водкой и дешёвой колбасой. А в солидном поселке и продукты должны быть дорогие, и посторонним делать нечего.

«Так и поступим, – решил Сергей. – Чудненько. А насчёт следователя… Надо выходить на областное руководство милиции. Господи, как это надоело. Всё время искать выходы на кого-то, утрясать, договариваться, согласовывать. Но что поделаешь? Это жизнь.»

Он поднялся, прошёл в кабинет, взяв дорогую, увесистую ручку, записал в раскрытом ежедневнике: «Терентьев Виктор Степанович». Пора было возвращаться в зал заседаний, но тут зазвонила вертушка – правительственный телефон. Сергей поднял трубку, привычно произнёс:

– Потапов слушает.

– Приёмная Сурикова, – раздался из трубки приятный и очень уверенный женский голос. – Владислав Георгиевич просит вас быть завтра у него на совещании в десять ноль-ноль.

– Буду, – охотно подтвердил Сергей. – Непременно буду.

Схватив нужные документы, он быстрым шагом направился к двери.

– Я в зале на заседании, – сообщил он секретарше и тотчас вылетел в коридор.

Заседание Думы уже началось, так что он сделал вид, что осторожно пробирается на своё место. Депутатов было немного – полупустой зал. Но сегодня обсуждался важный закон, за прохождение которого он отвечал. Так что надо было выслушать высказанные мнения, замечания и вмешаться, если станет ясно, что докладчик оказался менее убедителен, чем оппоненты. Хотя, конечно, помешать принятию закона при доминировании его фракции это не могло – лишь некоторым образом повлиять на результаты голосования. Но более широкая поддержка законопроекта считалась не лишней там, в Кремле.

Вмешиваться не пришлось: обсуждение прошло успешно, как и голосование. Следующий законопроект не слишком волновал Сергея, поэтому он переместился к своему коллеге, прошедшему от Московской области.

– Иван Васильевич, есть дело, – тихонько произнёс он. – Как у вас там, хорошие контакты в областном управлении внутренних дел?

– Есть контакты, – уверенно отвечал Иван Васильевич, полный мужчина с простоватым лицом, владелец крупного мясного хозяйства. – Есть. А что такое?

– Следователя одного успокоить надо. Развил бешенную активность. Необоснованно дело возбудил, хорошее начинание может пострадать. – Он нарочно не спешил выкладывать все карты.

– Какое начинание?

Глядя ему в глаза, Потапов жестко выговорил:

– Наш с вами посёлок.

– Да? – удивился Иван Васильевич.

– Да. – Сергей увесисто кивнул.

– А что такое?

– Землеотвод его не устраивает.

У Ивана Васильевича уже был дом, большой, красивый, но стоявший довольно далеко от Москвы. Была квартира в столице, вполне подходящая для солидного человека. Строящийся поселок привлекал Ивана Васильевича тем, что он получал загородный дом в непосредственной близости от Москвы.

– Придётся дать, – негромко произнёс он.

– Сколько? – поинтересовался Потапов.

– Тысяч двести, не меньше.

– Зелёных?

– А как же. Рублями гораздо больше будет.

Сергей прекрасно понимал, что двести тысяч – отнюдь не рублей. Уж больно ему не хотелось платить. В конце концов, Иван Васильевич может взять на себя расходы – человек он не бедный.

– Большие деньги. – Сергей изобразил глубокую задумчивость. – Двести тысяч.

– Зато вопрос решится.

– Так-то оно так, но… большие деньги.

Иван Васильевич смотрел на него ласково.

– Сергей Алексеевич, не прибедняйтесь.

– Я всего лишь депутат.

Взгляд Ивана Васильевича стал строже.

– Вы втянули меня и других в это строительство, уже заплачено за коммуникации, уже дома поднимаются, и тут на тебе. А вы, Сергей Алексеевич, гарантировали.

– Я не могу отвечать за какого-то следователя, который вдруг взбеленился, решил оспорить землеотвод. Это как стихийное бедствие.

Поразмышляв некоторое время, Иван Васильевич примирительно спросил:

– Значит, вы настаиваете, чтобы этот незапланированный расход был распределен между всеми?

– Настаиваю, – мягко ответил Сергей.

Подумав и пожевав губами, Иван Васильевич кивнул:

– Пожалуй, это обоснованно… Тем более, что вскладчину выйдет на каждого немного.

– Я прошу вас поддержать меня перед остальными.

– Ладно. – Иван Васильевич хитро глянул на него. – А передавать собранное должен я?

– Вам проще, это ваши знакомые.

– Нет уж, – отрезал Иван Васильевич. – Я договорюсь. А предадите вы.

– Хорошо, – вынужден был согласиться Потапов. Он предпочел бы совсем остаться в стороне, однако, этот вариант не вытанцовывался. Хитрый сосед не желал связываться с передачей денег. Написав на чистом листке «Терентьев Виктор Степанович», Сергей пододвинул белый прямоугольник соседу. – Фамилия следователя.

Понимающе кивнув, Иван Васильевич взял листок, сложил и спрятал в карман прекрасно пошитого пиджака.

Ничто более не удерживало Потапова в зале. Он прошёл к выходу, состроив крайне озабоченное выражение лица, дабы никто не усомнился – причина, по которой он покидает зал, очень серьезная. Вернувшись в кабинет, Сергей принялся просматривать документы и письма, коих накопилась целая стопка. Если и есть неприятные стороны в жизни депутата, то они связаны с невероятным потоком различных бумаг, обрушивающихся каждодневно на обитателей думских кабинетов, особенно тех, кто занимают должности председателей комитетов и их заместителей. Но, как говорится, каждый должен нести свой крест.

Потом были ещё встречи, переговоры, обсуждения. И работа с новой порцией документов.

Поздно вечером, когда машина везла его домой, Сергей, устало смотревший вперед, вдруг подумал:

«Как там Василий? Пришел в себя? Как опасно быть писателем. Вбил себе в голову какую-то чепуху по поводу того, что жена не та, а та не жена, и переживает. Важно конечно вживаться в образ, но не настолько же. Так можно и до психушки дойти. А он ещё нужен. Семье, обществу. Друзьям, в конце концов, нужен. Приеду домой, позвоню.»

Однако, дома он, ещё переодеваясь, включил телевизор и успел увлечься американским фильмом настолько, что плюхнулся на диван и досмотрел его до конца. А когда вспомнил о своём намерении позвонить, было совсем поздно. Сергей побыстрее отправился спать, потому что утром предстояло важное мероприятие в Кремле.

Утром он принял душ, тщательно выбрился, одел один из лучших костюмов, привезенных из Парижа. Он был готов к совещанию.

Без пятнадцати десять машина привезла Потапова на Ивановскую площадь, к первому кремлёвскому корпусу. Он прошёл через подъезд, которым, как утверждали, частенько пользовался Сталин. Поднялся по крутой лестнице на второй этаж. Длинный сводчатый коридор привел его к нужному кабинету. В приёмной Сергей увидел троих коллег по фракции, прибывших раньше его. Все они были исполнены важности, учтиво поздоровались с ним. Чуть позже подошёл ещё один их коллега, а вслед за тем надменная секретарша открыла дверь, пригласила их внутрь. Потапов бывал здесь прежде. Занял место за длинным массивным столом.

Через некоторое время из комнаты отдыха появился хозяин кабинета, вид у него был довольный, уверенный. Поздоровавшись со всеми, он занял место во главе стола.

Речь пошла о пакете законопроектов, подготовленных в Кремле и касающихся неправительственных организаций, большинство из которых привыкло жить на западные деньги. Суриков объяснял, как важно принять эти законы для блага России. И что они должны сделать всё для успешного прохождения законопроектов.

Как только всё, что он считал нужным, было сказано, Суриков поднялся, произнёс:

– Более вас не задерживаю. – Тут он глянул на Потапова, и вдруг прозвучало. – А ты, Сергей Алексеевич, задержись.

«Прямо как Мюллер Штирлицу,» – тотчас мелькнуло у Сергея.

Замерев, он с готовностью смотрел на большого начальника, подходившего к нему неспешными шагами. Взгляд у Сурикова был насмешливо-испытующий.

– Доходят слухи, что ты с коммунистами переговоры ведёшь. Если так, то с какой целью?

Это было полной неожиданностью. Сергей не знал, как поступить. Обозначить свою осведомленность в тайных кремлевских замыслах или нет? Если обозначить, Суриков может спросить: откуда знаешь? И что на это ответить? Рассказать о видениях Петровского, коими он делится с ним, Потаповым? Суриков сочтёт его идиотом. И, конечно же, не поверит. Какие, к черту, видения? Решит, что он что-то скрывает.

– Что молчишь? – продрались к нему слова хозяина кабинета.

– Причина простая… – Сколь взволнованным был его голос. – Хочу лучше знать, что происходит у парламентской оппозиции.

Суриковские брови прямо-таки взлетели.

– Что-то вроде разведки?

– Что-то вроде, – не слишком уверенно согласился Сергей.

Состроив доброе лицо, Суриков ласково похлопал его по руке выше локтя.

– Откопаешь что-нибудь интересное, расскажешь.

– Да, – выдохнул Сергей.

Миновав приёмную и выйдя в коридор, Потапов приостановился у окна, открывавшего тесный внутренний двор. Горячие вопросы копошились в голове: «Кто ему сказал? Что стоит за его вопросом? Хотел выведать, что мне известно?.. Хитёр, ну, хитёр. Но мы тоже не лыком шиты. Вот будет для него сюрприз, когда он узнает о моем переходе… – И вновь частая гостья, тревога за будущее залетела в него. И родилась новая мысль. – Надо Васе позвонить. Встретиться. Слишком всё серьезно. Жизнь моя от этого зависит.»

Приехав в Думу, он первым делом набрал номер Петровского. Тот оказался на работе, в редакции журнала.

– Василий, как ты?

– Да вот, тружусь. – Недовольство торчало в голосе приятеля. – А что мне ещё остается?

Потапов пропустил ворчание мимо ушей.

– Хочу увидеть тебя. Может быть, поужинаем вместе?

После небольшой паузы в трубке прозвучало:

– Вечером не могу.

Вот незадача. Сергею не хотелось откладывать разговор.

– А пообедать со мной не хочешь? У нас в Думе. Здесь приличная столовая, очень богатое меню. И цены… Впрочем, я плачу.

После очередной паузы Петровский вяло поинтересовался:

– А как я пройду… в Думу.

– Закажу тебе пропуск. Какие проблемы?

– Хорошо.

Петровский появился через полчаса. У Сергея были посетители. Он проводил приятеля в комнату отдыха, просил немного подождать, минуты три, не более. Конечно, на завершение разговора ушло больше времени. Когда Сергей заглянул в соседнее помещение, старый друг безропотно сидел на диване, погруженный в свои мысли.

– Пошли. – Сергей решительно махнул рукой.

В коридоре Петровский оглядывался по сторонам, потом произнёс:

– Странно, что здесь не Госплан, а Дума.

– Госплан здесь Бог знает когда был. В советскую пору.

– Да-да, в советскую, – безропотно поспешил согласиться Петровский.

Поведение приятеля не слишком нравилось Потапову. Тот по-прежнему был не в своей тарелке, и это состояние чересчур затягивалось. Сергей хотел видеть перед собой энергичного человека, уверенно отвечающего на разные вопросы, и прежде всего на самые важные для него, Потапова. Следовало поговорить с приятелем. Но спешить Сергей не стал – дождался, когда они окажутся за столом, приступят к обеду. В такой обстановке человек мягчеет, становится доступнее.

– Ты всё ещё разбираешься с тем, кто жена, а кто – нет? – осторожно осведомился Потапов.

– Разобрался, – неохотно выговорил Петровский.

Сергей решил высказать главную мысль.

– Надо признать, что литературой заниматься опасно. Можно так вжиться в то, что придумал, что спутать это с реальностью.

Петровский вскинул на него встревоженные глаза. И промолчал. Сергей почувствовал некоторую неловкость. И чтобы увести разговор в сторону, задал такой вопрос:

– А ты по-прежнему не выпиваешь?

– Нет.

– Но… это не навсегда?

– Не навсегда.

Он был какой-то неразговорчивый сегодня, его школьный приятель. Однако, имелась настоятельная потребность продолжить мучить его вопросами. Оглядевшись быстро по сторонам – нет ли поблизости опасных слушателей, Сергей придвинулся к приятелю, проговорил приглушенным голосом:

– Василий, ты не обижайся, но я опять хочу у тебя спросить, потому что это крайне важно для меня.

– Спрашивай, – позволил Петровский.

– По-прежнему ничего не изменилось? Коммунисты победят?

– Победят, – без тени сомнения произнёс Петровский.

Сергей с облегчением вздохнул.

– Чудненько. Тогда я продолжаю действовать в том же духе.

– Действуй, – с прежней задумчивостью одобрил Петровский.

18

Водка была допита, горячее – съедено. Слова – сказаны.

– Мне пора на работу. – Василий поднялся, отодвинул стул. – Пошли.

Он двинулся в направлении выхода, Астахов потянулся за ним. Лестница привела Василия наверх, к небольшому коридору. Дождавшись приятеля, он протянул ему руку, снисходительно проговорив:

– Ну, пока. Мне надо вернуться в Союз писателей. Я двором пройду. Так ближе. До свидания.

На том они расстались. Миновав женский туалет, Петровский открыл небольшую дверь, вышел в узкий двор, тянущийся вдоль всего Дома литераторов, до самой улицы Воровского. Скучное пространство, справа от которого поднималась усадьба Ростовых.

Вокруг не было ни единой души. Лёгкое небо накрывало здания, обступавшие Василия. Он шагал, подняв голову. Он радовался летнему небу, той теплыни, которая наконец установилась. И тут, словно вспышка, явилось ощущение чего-то странного. Он окинул быстрым взглядом окрестности – что изменилось? Вроде бы ничего. Те же кирпичные стены, равнодушные окна, тот же старый асфальт с небольшими выбоинами. И всё-таки… Неужели произошло то, чего он не хотел? Неужели он вернулся?

Петровский ускорил шаг, выскочил на улицу Воровского, свернул направо, едва не сбив пожилую женщину. Пройдя лихорадочным шагом вдоль одноэтажного здания флигеля, он хотел влететь во двор. И наткнулся на закрытые кованые ворота. За ними простирался просторный двор, который по краям ограничивали одноэтажные флигели, а деревья почти скрывали главное здание, располагавшееся посередине.

Это определенно была усадьба Ростовых. Но выглядела она как-то слишком ухоженно, солидно. И памятник Толстому не возвышался посреди двора. И дорожки проходили по-другому. И не занимали большую часть пространства машины – только три стояло справа, но его «Москвича» среди них не было.

Откуда-то сбоку по ту сторону ворот появился мужчина средних лет, весьма интеллигентный, одетый в строгий тёмный костюм. Глядя на Василия предельно спокойными глазами, учтиво осведомился:

– Вас что-то интересует?

– Разве здесь не Союз писателей? – Василий догадывался, какой у него по-глупому ошарашенный вид.

– Что, простите?!

– Союз писателей.

– Нет. Вы ошиблись. Это частная собственность, – уравновешенно отвечал мужчина.

– Простите…

Изрядно растерянный, Василий медленно двинулся в сторону Площади восстания. И только сейчас до него дошло, что открывающаяся картина имеет непривычный вид – за широкой площадью, по которой неслось множество машин, почему-то не громоздилось высотное здание, сужающееся к верху и увенчанное шпилем – одна из сталинских высоток, построенных в послевоенное время. Остановившись как вкопанный, Петровский принялся изучать другую сторону Поварской – там не было здания Театра киноактера. Солидные дома в шесть-семь этажей, какие строили в начале прошлого века, стояли сплошной стеной. Люди, которых он видел, выглядели самым обычным образом, разве что одеты были хорошо – и мужчины, и женщины. Пребывая в большой растерянности, Василий добрёл до Садового кольца. И направо, и налево ему открылись незнакомые городские пейзажи.

Эта Москва сильно отличалась от той, которую Василий только что покинул и которая, в свою очередь, во многом походила на Москву, столь ему знакомую. Но ему нравилось то, что он видел. Во всем чувствовался хороший стиль.

Василий перебрался на другую сторону Садового кольца, продолжил неспешное движение.

«Что же я скачу из вселенной во вселенную? – размышлял он. – Как блоха. Надо же, ещё одна вселенная. Мало мне прежних двух… И что теперь делать?.. Наверно, идти домой. Впрочем, я уже туда иду.»

На месте Зоопарка стояли жилые здания, хотя сами улицы шли привычным для Василия образом. Так что он спустя двадцать минут достиг того места, на котором должен был располагаться его дом. И не обнаружил ничего похожего на столь привычное для него здание. Другие здания, более старые, внушительные, стояли здесь. Признаться, Петровский был готов увидеть нечто подобное.

«Что делать? – вновь задался он столь традиционным для России вопросом. – Я не знаю, где мой дом, и есть ли он вообще в этой вселенной? Я не знаю, есть ли у меня семья? Чем я зарабатываю на жизнь? Я ничего не знаю. Что мне делать? – И почему-то сразу пришел к заключению. – Надо разыскать здешнего Астахова.»

Чем поможет ему Астахов, он не слишком представлял, но почему-то верил – поможет. А значит, прежде всего надо разыскать этого человека.

Он воспользовался мобильным. Но ни по одному из номеров, известных ему, найти любителя космологии не удалось. Пребывая в некоторой растерянности, Василий увидел телефонную будку, стоявшую метрах в трёхстах от него. И придумал, как решить возникшую проблему. Достигнув будки, он зашёл внутрь, взял телефонную книгу, отыскал телефоны Московского Университета, а среди них – телефон физического факультета. И тотчас воспользовался им. Ему ответил бархатистый женский голос:

– Деканат Физического факультета.

Не представившись, Василий тут же выпалил:

– У вас работает Дмитрий Астахов?

– Да… Он – наш декан.

– Как мне с ним связаться?

– Записывайте…

Получив столь желанный номер, Василий тотчас перезвонил по нему. Трубку подняли. Представительный мужской баритон проговорил:

– Астахов слушает.

Это была удача.

– Меня зовут Василий Петровский. – Голос выдавал его волнение. – Мне очень надо увидеться с вами.

– По какому вопросу?

Что сказать ему? Как убедить, что встреча необходима?

– Это касается вас и меня… Мне трудно объяснить точнее. Это долгий разговор. При встрече я всё объясню.

– Разве мы знакомы? – вежливо удивился Астахов.

– И да, и нет. Вы поймёте, когда я смогу объяснить, в чём дело.

– Ну… я готов. Где вы предлагаете встретиться?

– В Центральном доме литераторов.

– Как его найти?

– Он на улице Герцена. То есть, на Большой Никитской.

Последовала некоторая пауза.

– Я знаю Большую Никитскую. Там вовсе нет Центрального дома литераторов. – Досада сквозила в голосе. – Знаете, у меня мало времени. Если вы хотите поговорить, приезжайте ко мне на факультет.

– Я готов. Только скажите, где он находится?

– Там, где должен находиться. На Большой Никитской, рядом с Кремлем. – Он принялся объяснять, где расположено здание, в котором размещался факультет.

Выслушав его, Петровский сообщил:

– Я буду у вас через полчаса.

– Жду.

Из-за отсутствия местных денег пришлось идти пешком. Он успевал смотреть по сторонам, на окружающие здания, стараясь вспомнить, есть такие в его вселенной или нет. Здешнюю Москву Петровский узнавал лишь частично. Очень старые здания были на месте, а новые отличались от тех, которые он помнил. Здешние здания нравились ему больше.

Перейдя на другую сторону Садового кольца, Василий продолжил путь по Малой Бронной. Патриаршие пруды располагались на привычном месте, однако, никаких памятников, связанных с Булгаковым, здесь не было. Это удивило Василия.

Здания ТАСС, столь знакомого, Петровский тоже не обнаружил на привычном месте. Приютившийся на углу Большой Никитской и Бульварного кольца комплекс кирпичных зданий скорее походил на больницу. Зато Консерватория пребывала в положенном месте. И бронзовый Петр Ильич Чайковский сидел посреди небольшого садика.

Университет занимал свои старые здания на Моховой и новые, построенные в глубине. Физический факультет располагался в сравнительно современном здании в десять этажей. Василий отворил высокую дубовую дверь, вошёл внутрь.

Здешний Астахов выглядел солидно. Поднялся, пожал руку. Смотрел спокойно, изучающе. Указал на стул подле стола, дождался, когда усядется гость. И лишь тогда прозвучало:

– Я вас слушаю.

– Меня зовут Василий Петровский, – начал Василий. – Когда я сказал по телефону, что мы и знакомы, и незнакомы, я… можно сказать… дал точную формулировку. – Василий испытывал некоторую неловкость. – То, что я расскажу, покажется вам по меньшей мере странным. Только не думайте, что я нездоров, – поспешил заверить он. – С этой стороны всё нормально… – Как трудно было начать. Будто он собирался сказать нечто постыдное. – Понимаете… я из параллельной вселенной. Там тоже есть астрофизик Дмитрий Астахов, с которым я знаком. Внешне он абсолютная ваша копия. Тоже занимается астрофизикой. Особо интересуется Хокингом, Виленкиным и этим… Третий ещё был.

– Хойл, – невозмутимо подсказал Астахов.

– Да, Хойлом. Даже книжку о нём пишет.

– И я пишу, – спокойно заметил Астахов. – Хойл – весьма достойная личность.

Не понятно было, как он воспринял слова Петровского про параллельные вселенные. Следовало напирать на эту тему.

– А Виленкин в вашей вселенной тоже не получил признания в СССР и уехал в Америку, где за короткий срок стал уважаемым ученым?

– Какой СССР? – не понял Астахов. – И Америка ни при чём. Виленкин добился признания здесь, в России.

– Так у вас не было СССР? – осторожно осведомился Василий.

– Никакого СССР у нас не было. – В голосе Астахова проскользнуло некоторое раздражение.

– СССР – это Союз Советских Социалистических Республик, – бросился объяснять Петровский. – В октябре тысяча девятьсот семнадцатого года большевики захватили власть в России, потом была гражданская война, в которой они победили, а после этого был создан СССР. Та же Российская империя, но без Польши, Финляндии и Прибалтики.

Астахов строго покачал головой из стороны в сторону:

– Большевики проиграли. Это… – он пожал плечами, – известный факт. Но Российская Республика действительно не имеет в своем составе Польши, Финляндии и Прибалтики. Они существуют самостоятельно с тысяча девятьсот восемнадцатого года.

Василий скромно усмехнулся:

– А у нас перед Великой отечественной войной Прибалтику вернули в состав СССР.

– Отечественной войной тысяча восемьсот двенадцатого года? – Недоверие придавало суровое выражение лицу Астахова.

– Нет-нет, другой, которая началась в июне тысяча девятьсот сорок первого года… Она была… частью Второй мировой войны.

– И с кем мы воевали? – как-то чересчур спокойно осведомился Астахов.

– С немцами. С нацистской Германией. Которую возглавлял Гитлер… А у вас ничего такого не было?

– Вторая мировая была. А новой Отечественной войны не было.

Василий не понимал, верит ему здешний Астахов или нет? Он чувствовал необходимость привести какие-то аргументы в пользу своих слов.

– Я понимаю, что всё, что я говорю, выглядит странным. И, тем не менее, это правда. Я из параллельной вселенной. Вот, смотрите. – Он полез в карман, достал бумажник, из которого извлек три советские купюры. – Вот, смотрите, это из той вселенной, где до сих пор сохранился СССР. Видите, здесь написано: «СССР». – Из другого отделения были извлечены две карточки. – А это мои права. Эти получены в Российской Федерации. Она в той вселенной, где я всегда жил. – Немного подумав, добавил. – До недавних пор. А эти в СССР, в той вселенной, из которой я попал сюда. Понимаете, если бы я был сумасшедшим, я бы не смог подделать эти документы. Посмотрите, это всё сделано типографским способом. Там есть всякая защита.

С крайне задумчивым видом Астахов принялся разглядывать деньги и права. А Петровский несколько суетливо продолжил:

– И в моей, и в той вселенной, из которой я попал сюда, вы занимаетесь космологией. И крайне заинтересованы в том, чтобы подтвердить существование параллельных вселенных. А я о них… как о результате научных исследований, услышал только от вас. Там, в моей вселенной. – Сам не зная, почему, Василий показал куда-то за спину. – А вскоре попал в параллельную вселенную. Перенёсся. Сам не знаю, как. Шёл в метро по длинному переходу от Манежной до Театральной. И вдруг оказался в другой вселенной. А во второй раз это случилось во дворе ЦДЛ. Центрального дома литераторов, которого у вас нет. Но дом-то есть. Пусть без литераторов. Должен быть. Он какому-то купцу принадлежал. Здание выходит на Поварскую. Сбоку – двор. Узкий такой. В него через арку можно войти. Там я перенёсся во второй раз. И попал… в эту вселенную.

Астахов продолжал смотреть на деньги, на водительские удостоверения и ничего не говорил. Потом открылась дверь, на пороге стояла секретарь.

– Дмитрий Сергеевич, у вас назначено совещание. Преподаватели собрались.

Астахов спокойно кивнул.

– Сейчас я отпущу господина Петровского, и тогда пусть заходят. – Он вновь перевёл глаза на Василия. – Даже не знаю, как относиться к тому, что вы мне поведали.

– О параллельных вселенных рассказали мне вы, – затараторил Василий, пытаясь сказать как можно больше в оставшиеся мгновения. – До тех пор я полагал, что это выдумки писателей. Оказалось, это вытекает из очень серьёзных исследований, каких-то физических расчётов. Но если вы как ученый верите в существование параллельных вселенных, почему вам трудно допустить, что я на самом деле из параллельной вселенной?

Что-то неопределенное и беспомощное просочилось на лицо Астахова.

– Я не знаю, возможны ли переходы. И никто из физиков, занимающихся космологией, не знает. Это как раз сфера моих научных интересов… – Он вздохнул с озабоченностью. – Как нам с вами быть? Давайте так: погуляйте по окрестностям два часа и возвращайтесь. Я к этому времени освобожусь. Слушайте, а деньги у вас есть?

– Здешние? Нет. Откуда?

Немного поразмышляв, Астахов вытащил из кармана добротный портмоне, достал три купюры, протянул Василию. Тот взял их, ощущая неловкость. Эти деньги чем-то напоминали давние, царские. Тут Василий вспомнил про заначку, выудил из потайного отделения кошелька пятисотрублевую купюру, протянул Астахову.

– Вот, возьмите. Это из моей вселенной. А удостоверения и советские деньги я заберу. Я не знаю, что со мной случится в ближайшее время. Вдруг всё это понадобится.

Астахов вернул ему водительские удостоверения и советские деньги, принял российские пятьсот рублей, мельком глянув на них.

– Значит, через два часа, – изрёк он.

– Через два, – подтвердил Василий.

Выйдя на улицу, Василий обдумывал то, что узнал от Астахова. Советского Союза здесь не было. Гражданская война окончилась по-другому. А значит, здесь не знали голодомора, бесконечных расстрелов и репрессий, лагерей, покрывавших значительную часть страны. Не знали той жизни, которой жили миллионы простых советских людей.

Он вспомнил об отсутствии на патриарших прудах памятника, посвященного главному Булгаковскому роману. «А ведь Михаил Афанасьевич не мог написать свой великий роман в этой вселенной, – подумалось Петровскому. – Ни тебе квартирного вопроса, ни тех героев, которых могла породить только советская действительность. Интересно, какой след оставил он здесь? А Платонов? А Зощенко? Надо бы выяснить…»

Он вышел на Тверскую. Она выглядела совсем непривычно. Другие здания стояли по обе стороны от проезжей части, красивые, запоминающиеся, имеющие своё лицо. Здесь чувствовался стиль, выдержанный вкус.

Василий пошёл в сторону Кремля, а потом свернул на Камергерский, достиг Кузнецкого моста. Он гулял по окрестностям, сравнивая увиденное с тем, что хранила его память. Ему нравилась здешняя Москва. Она лучше сберегла свою историю.

В назначенный срок он вернулся в кабинет Астахова. Тот глянул на него спокойным, ясным взглядом.

– Знаете что, давайте посидим в каком-нибудь ресторанчике. Их много поблизости, достаточно приличных. Идёмте.

Они вышли из корпуса, в котором располагался физический факультет, направились в сторону Тверской.

– Знаете ли, последнее время постоянно мучают головные боли, – морщась и покручивая головой, проговорил Астахов.

Василий встрепенулся.

– Очень любопытно. В той вселенной, откуда я попал сюда, было то же самое – вы жаловались на сильные головные боли.

– Да? – заинтересованно спросил Астахов. – Надо же. Но как это может передаваться от одной вселенной к другой?

Петровский пожал плечами.

– Ума не приложу.

– И что, я абсолютно похож на того Астахова?

– Внешне – да. Но внутренне, в смысле характера, отличаетесь. Астахов из той вселенной, откуда и попал сюда, не слишком уверен в себе. И в нём нет той солидности, которая есть у вас. А тот Астахов, который в моей вселенной, достаточно уверенный в себе человек, но в нём тоже нет вашей солидности. И потом, он такие вещи делал…

– Что? – озабоченно спросил Астахов.

– Выпил со мной полбутылки водки и за руль сел.

– Да? И ничего не случилось?

– Слава Богу, ничего. Но я очень опасался, когда с ним ехал.

– Садиться выпившим за руль, это никуда не годится, – осуждающе пробормотал здешний Астахов. И вдруг остановился, глядя на большие витрины, за которыми виднелись столики. – Давайте зайдём сюда. Здесь хорошая кухня.

Вывеска над массивной деревянной дверью гласила: «У Ивана Ивановича». Они с Астаховым прошли внутрь, выбрали свободный столик в глубине, уселись. Тотчас было принесено меню. Астахов принялся внимательно просматривать его, потом поднял глаза на Василия.

– Что вы предпочтете?

– На ваше усмотрение, – скромно улыбаясь, проговорил Петровский.

– Хорошо. А что вы хотели бы выпить?

– То же, что и вы.

– Дело в том, что, в отличие от моего двойника, я не позволяю себе садиться за руль после употребления алкоголя.

– Тогда и мне ничего не надо. Возьмите минеральной воды.

Астахов подозвал тощего официанта с зализанными на старый манер волосами, сделал заказ. С трудом дождавшись, когда он освободится, Петровский нетерпеливо спросил:

– Скажите, Ленин вам известен?

Астахов уверенно кивнул.

– Был такой. Ульянов – Ленин. Лидер большевиков. Преступной группировки. Они власть захватили в тысяча девятьсот семнадцатом году, разогнали Учредительное собрание. Но через два года их скинули.

– Белые?

– Да. Белое движение. Потом пришлось долго налаживать экономику, столько они успели натворить за два года.

– А у нас Белое движение проиграло. И советская власть правила аж до августа тысяча девятьсот девяносто первого года. Это в той вселенной, где я жил. А в той, куда попал перед вашей, до сих пор советская власть. Ну там, правда, руководство одумалось, экономику сейчас всерьёз развивает. Горбачёв у них генеральным секретарём. Там у него перестройка получилась, а в моей вселенной – не получилась. У нас СССР развалился. – Василий пытливо глянул на Астахова. – Имя Горбачёва Михаила Сергеевича что-нибудь вам говорит?

Астахов медленно покачал головой.

– Нет.

– А про Сталина что-нибудь слышали?

– Не слышал. Кто это?

Василий демонстративно-печально вздохнул.

– Главный коммунистический лидер, при котором было расстреляно и сослано в лагеря множество людей. Миллионы.

– Какие лагеря?

– Концентрационные. Где людям приходилось заниматься подневольным трудом. Это продолжалось с тридцатых по пятидесятые годы прошлого века.

– Но… с какой целью?

– С целью борьбы с несогласными, создания атмосферы страха. Всё это нужно было для введения мобилизационной экономики.

Благородное лицо Астахова отражало недоумение:

– Что это за экономика?

– Когда всё делается по приказу сверху и за счёт страха, репрессий.

– Но зачем мобилизационная экономика, если работала обычная?

Василий опять вздохнул, теперь от неожиданно трудной задачи, вставшей перед ним – объяснять очевидные вещи тому, для кого они вовсе не очевидны.

– В нашей вселенной Советский Союз, возникший на месте Российской империи, оставался отсталой крестьянской страной, и в тридцатых годах потребовалось в короткий срок провести индустриализацию. Сталин решил эту задачу страхом и террором. Советский Союз получил современную на то время промышленность, но сотни тысяч были расстреляны, а миллионы оказались в лагерях, и немало из них умерло там, не вынеся тяжёлых условий.

Некоторое время Астахов молчал, осмысливая его слова, потом глянул на Василия взволнованными глазами.

– Дикость какая-то… Знаете, я прежде не до конца верил, что вы из другой вселенной. Разумеется, допускал, что такое возможно, только не на сто процентов. А сейчас верю. После того, как вы рассказали про этого Сталина и про индустриализацию посредством террора. Этакое придумать… Какое счастье, что у нас эволюция пошла другим путём.

К ним приблизился официант с подносом, на котором располагалась часть заказанного Астаховым: салаты, мясная нарезка, две красивые, будто витые бутылки минеральной воды. Блюда перекочевали на стол, вода была разлита по фужерам. Положив себе греческого салата и мяса, Петровский глянул на соседа по столу:

– А семью Николая Второго у вас большевики расстреляли?

Астахов дернулся.

– Кто? Большевики? Нет, что вы. Никто семью бывшего царя не расстреливал. Да и как возможно такое?

– А у нас расстреляли.

Ему трудно было поверить Василию.

– Вы серьёзно?

– Абсолютно. Самого Николая, жену, детей, несколько слуг, которые были с ними.

– Но… зачем?

– Думаю, мстили. Прежде всего, Ленин.

– Какой ужас…

Да, история шла в этой вселенной совсем по-другому – гораздо более благосклонно по отношению к России. А точнее, к людям, которые жили в ней, живут и будут жить.

– А Путин вам известен? – на всякий случай поинтересовался Василий.

– Да. Путин – давний начальник Санкт-Петербургской полиции. Очень любопытная личность. Человек недемократичный, но как начальник столичной полиции оправдывает себя.

Это было столь неожиданно, что Василий переспросил:

– Владимир Владимирович Путин?!

– Да, Владимир Владимирович.

«Надо же! – мелькнуло у Василия. – Он проявил себя не только в одной вселенной. Но как! Любопытно.»

– А какую должность он у вас занимает? – вежливо проявил интерес Астахов.

– Должность президента России.

Теперь настала очередь Астахова удивляться:

– Президента? – переспросил он. – Но это невозможно.

– Ещё как возможно, – возразил Василий. – Многие любят его. И всё ему прощают. Но я не принадлежу к их числу. Экономика у нас сырьевая, живём только на нефть и газ, которые продаём в огромных количествах. Коррупция поразила все уровни и ветви власти. В суд без денег лучше не соваться. Гаишники нещадно обирают водителей.

– Кто такие гаишники? – перебил его Астахов.

– Так у нас называют дорожных полицейских. – Увидев понимание на лице собеседника, Василий продолжил. – По телевизору всякую дрянь показывают – сплошное насилие. И книги убогие печатают. Чтиво, а не литература. А хорошие книги не издают. Нельзя напрягать мозги обывателю… Трудно быть довольным такой страной.

Василий замер с хмурым лицом. Но долго молчать ему не пришлось.

– А как всё-таки происходил переход из одной вселенной в другую? – Астахов смотрел на него с неким азартом.

Петровский принялся подробно пересказывать события, происшедшие сначала в длинном переходе в метро, потом во дворе дома на Поварской улице.

– При этом в прежней вселенной произошло замещение: мы с моим двойником поменялись местами, – подытожил Василий. – Весьма вероятно, что здешний мой двойник также сменил меня и в настоящее время пребывает в той вселенной, которую я покинул. Возможно, я смогу в этом убедиться.

– Очень любопытно, – задумчиво протянул Астахов.

Подали горячее. Василий принялся за свиную отбивную, не слишком вникая в это действие – мысли его по-прежнему были заняты сопоставлением вселенных.

– Значит, у вас республика. Есть парламент и президент.

– У нас Государственная Дума. И президент есть. Но главный – председатель правительства.

– Парламентская республика! – воскликнул Василий, немного разбиравшийся в подобных вещах.

– Да, – спокойно согласился Астахов, – парламентская республика.

– А Санкт-Петербург – столица. Но, если мне память не изменяет, большевики в марте восемнадцатого года перевели столицу в Москву.

– Может они и переносили, я точно не знаю. Но с тех пор, как вернулась нормальная власть, столица находится в Санкт-Петербурге.

– При этом в Москве намного больше жителей.

– И что с того? – уверенно отвечал Астахов. – Москва – торговый центр. А Санкт-Петербург – столица. В Соединенных Штатах то же самое – Вашингтон гораздо меньше Нью-Йорка.

Василий согласно кивнул. И тут же пытливо глянул на Астахова.

– А кто сейчас председатель правительства?

– Голиков Егор Тимурович.

– Голиков?! – вырвалось у Василия.

– Да. – Интерес мелькнул у него в глазах. – У вас он тоже известен?

– Известен. Хотя и под другой фамилией.

– Как такое возможно? – опешил Астахов.

– Его дед Аркадий Голиков принимал деятельное участие в гражданской войне. На стороне коммунистов. Командовал полком, несмотря на юный возраст. Усмирял крестьян. Много людей загубил. А потом стал хорошим детским писателем. И выбрал себе псевдоним Гайдар. И сын его Тимур взял этот псевдоним как фамилию. Так что Егор Тимурович известен у нас под фамилией Гайдар. Именно он начал либеральные преобразования после падения советской власти в девяносто первом году. За что одни его ненавидят, а другие ценят.

– Очень интересно, – задумчиво протянул Астахов.

– А у вас Аркадий Голиков не стал детским писателем?

Астахов состроил нечто неопределенное на лице.

– Не могу сказать. Может быть стал. Но мне такое имя не известно… Не могу сказать. Я не знаток литературы.

«Слава одного переходит из вселенной во вселенную, – увлеченно размышлял Василий. – Слава другого – нет. Но всё-таки странно: внук и здесь известен, а дед не известен. Странно…»

Когда они покинули ресторан, выйдя на залитую огнями улицу, Астахов полюбопытствовал:

– И куда вы пойдете?

– Пока что не знаю. Каким-то образом надо найти, где я живу в этой вселенной. В прежней, которую я недавно покинул, Москва мало отличалась от знакомой мне. А здесь Москва – совсем другой город. Я уже был на том месте, где в двух других вселенных стоит мой дом. Здесь его нет. К тому же я не представляю, чем занимается здесь мой двойник. И где он работает.

Немного поразмышляв, Астахов поделился соображением:

– Поиски могут занять много времени. Да и как вы сейчас будете искать? Уже стемнело, ночь на носу. Поехали ко мне.

– Но… я не стесню вас?

– У нас, как полагается, есть гостевая комната. Можете совершенно спокойно воспользоваться ею.

– Ну… я согласен.

– Вот и хорошо.

Астахов повернул назад, к физическому корпусу. Там стояла его машина. Весьма красивая, со стремительными формами. Она напоминала «Крайслер».

– Что за марка? – проявил интерес Василий.

– «Руссо-Балт», пятнадцатая серия. Двигатель два с половиной литра.

– В Питере делают?

– Да, Санкт-Петербурге, и ещё в Риге есть филиал.

– В Риге? Латвия входит в состав России?

Астахов открыл дверцу машины.

– Давайте поедем, а по пути я расскажу.

Василий занял место рядом с ним. Почти неслышно заработал мотор, машина тронулась, отъезжая от тротуара.

– Страны Балтии после победы белого движения над красными попросили о независимости, и это пожелание было удовлетворено. Однако, филиал Русско-Балтийского завода остался в собственности российского государства. Позднее этот концерн стал народным.

– Что это означает?

– Он был акционирован, но так, чтобы акции раскупили широкие слои населения. В результате сейчас никто не имеет контрольного пакета акций.

Они выехали на Тверскую, повернули направо. Василий не увидел ни помпезного здания бывшего Госплана, приютившего в привычной ему вселенной Государственную Думу, ни гостиницы «Москва» с её странным, несимметричным фасадом. Здесь в окрестностях Кремля всё было другим. Но Василий опять подумал, что здешняя Москва нравится ему больше, чем та, которую он знал. В ней больше было стилевого единства, органичности. И ухоженности.

Машина въехала на Красную площадь. Слева располагалось привычное здание, которое занимал ГУМ. А справа тянулась Кремлевская стена. Василий чувствовал, что ему чего-то не хватает, и вскоре понял – здесь отсутствует мавзолей.

– А у нас рядом с Кремлевской стеной возвышается мавзолей, в котором похоронен Ленин. А точнее, мумия Ленина лежит в стеклянном гробу, и каждый может посмотреть на неё.

Астахова это несказанно удивило.

– Как?.. Просто придти и посмотреть?

– Да.

– Что за дикость? Уму непостижимо.

Василий развёл руками, состроил недоумение на лице.

– Большевистское начальство так придумало. Они же что-то вроде новой религии утверждали – веру в коммунизм. А их идол возлегал в центре столицы на Красной площади в специальном мавзолее. Между прочим, до сих пор там и лежит, и люди ходят смотреть на него, теперь уже больше из любопытства, а не от благоговения.

– Даже в древние времена такого не было. Точно, дикость.

Машина забралась куда-то на юг. Это был район массовой застройки, но высокие здания совсем не походили на скучные многоэтажки советских времен. Свернув к одному дому, Астахов направил машину на подземную парковку. Открытый зев поглотил их, пропустил в освещенное лампами бетонное пространство. Машина была оставлена, лифт охотно открыл серебристые двери.

Астахова ждала миловидная брюнетка столь же высокого роста, как и он, спокойная, улыбчивая.

– Это моя жена Ирина, – представил её Астахов. – Ирочка, нашего гостя зовут Василий Игнатович Петровский. Он писатель. Понимаешь, обстоятельства так сложились… Короче, Василий Игнатович переночует у нас. Прошу любить и жаловать.

Квартира оказалась большой и просторной. Для Василия нашлись дежурные тапочки.

– Мы не голодны, – известил жену Астахов. – Но чаю попьём.

На столе в гостиной появились чашки с блюдцами, вазочки с вареньем и разными сортами печенья. Разлив ароматный чай, Ирина посмотрела доброжелательными глазами на Петровского.

– Откуда вы приехали?

– Я?.. – Василий замялся.

– Василий Игнатович из Петербурга, – быстро проговорил Астахов.

– Так вы из столицы?

– Да, из столицы… – сконфуженно пробормотал Василий.

– А о чём вы пишете?

Этот вопрос не был таким легким, как могло показаться.

– У меня есть произведения разного жанра… Например, про геймера, который настолько перестаёт различать реальность и мир игр, что, попав на Дубровку… Оказавшись в захваченном террористами театре, не понимает, игра это или страшная реальность.

– Очень любопытно, – заинтригованно произнесла Ирина. – В последние годы случилось немало террористических актов. Слава Богу, в России их не было. А геймер, это тот, кто всё время играет на компьютере?

– Совершенно верно.

– Очень любопытно. А ещё?

– Ирочка, друг мой, дай нашему гостю отдохнуть, – попытался помочь Василию Астахов.

– Нет, почему? – энергично возразил Петровский. – Мне вовсе не трудно. Ещё у меня есть роман о жизни молодежи. Он вышел во время… – у Василия чуть не вырвалось: «перестройки». – В самом конце восьмидесятых и… вызвал живой отклик в читающей среде.

– Очень интересно. А как он назывался?

– «Чучело мечты». – Это была та самая книга, публикация которой позволила Василию купить «Жигули».

Её лицо выразило удивление.

– Ни разу не слышала… – Удивление сменилось на улыбку в извинительной тональности. – Простите, а о чём эта книга?

– О нравах комсомольских вожаков… – Василий осёкся. Про комсомольцев здесь никак слышать не могли. Надо было спасать ситуацию. – Ну… это руководители массовой молодёжной организации. Которые оказались не слишком порядочными люди.

– Такое бывает, – охотно согласилась она. – И с политиками, и с лидерами общественных организаций.

– Ирочка, всё-таки следует дать нашему гостю отдохнуть, – вновь предпринял попытку Астахов.

На этот раз его усилия увенчались успехом, поскольку Василий не стал мешать ему. Понимающе кивнув, Ирина поднялась.

– Постелю вам в гостевой комнате, – с радушной улыбкой произнесла она.

Василий почувствовал, что зверски устал и на самом деле хочет спать.

19

Астахов был взбудоражен: Стивен Хокинг выдвинул новую теорию, которая в корне изменяла представление о чёрных дырах. На конференции по гравитации в Дублине выдающийся физик отрёкся от своей веры в свойство чёрных дыр уничтожать всё, что на них падает. И сделал это публично, при большом стечении народу. Кумир не побоялся признать свою ошибку. Теперь Хокинг полагал, что чёрные дыры позволяют информации выходить наружу. Его новое исследование помогало разрешить одну из критических загадок современной физики. Причем, без всякого вмешательства профессора Матура.

Волнение Астахова было замечено его соседом по палате.

– Ты это… чего всполошился? – дергал он Дмитрия. – Какая разница?

– Да он же пересмотрел свою теорию тысяча девятьсот семьдесят пятого года, – в запале объяснял Дмитрий, – которая была одним из наиболее удивительных научных прорывов. Раньше мы воспринимали чёрные дыры как объект, который не дает вырваться из своего гравитационного поля никаким упавшим на него телам или частицам. Теперь Хокинг доказывает, что падение в черную дыру… – Астахов спешно подыскивал яркое сравнение, – это не путешествие с билетом в один конец. Он сказал удивительные слова: «Я размышлял над этой проблемой в течение тридцати лет, и теперь я нашёл ответ». Пойми, чёрные дыры, по-новому определённые Хокингом, не имеют ясно очерченного горизонта событий.

– Опять от вас нет покоя, – прилетели привычные слова с другой стороны палаты.

– Простите, мы увлеклись, – вежливо извинился Дмитрий.

– Вечно вы увлекаетесь. Если не можете нормально болеть, лежите дома.

– Я бы с радостью… Не отпускают…

«Итак, чёрные дыры могут позволить информации выходить наружу. Прекрасный аргумент, – размышлял Дмитрий. – Но я пока не видел всех вычислений. Хотелось бы ознакомиться. Ой, как хотелось бы… Профессор Матур, конечно, молодец. Замахнулся на устои. Не побоялся. Только нет у него того авторитета, какой у Хокинга. Хокинг – величина. Выступил, и весь мир стоит на ушах. Ещё бы, не ведающий научных промахов гений признал свою неправоту…»

Дмитрий повернул голову к соседу, проговорил горячим шёпотом:

– Понимаешь, Стивен Хокинг – самый авторитетный учёный из тех, кто занимается… выяснением устройства мироздания. – Ему вдруг захотелось просветить не слишком образованного соседа, поведать тому о выдающемся физике. – Он, можно сказать, абсолютный ум. И при этом очень больной человек. Полностью парализован. Подвижность сохранили лишь несколько пальцев. Сейчас Хокингу за шестьдесят, и уже почти двадцать лет он лишён возможности говорить. Он общается с миром с помощью компьютера и синтезатора речи. Но при этом очень активный, любознательный человек. Объездил полмира, бывал в нашей стране. У него есть жена и двое сыновей.

– Как же он, это… завёл их? – Великое удивление отпечаталось на лице Константина.

– Успел, пока его полностью не парализовало… – Дмитрий замолк, потому что раскрылась дверь, в палату с важным видом вошла сестра, следом – нянечка с каталкой. Они остановились подле кровати самого тяжелого больного, находившегося здесь, принялись перекладывать его. Стоны зазвучали в палате.

Едва их сотоварища по несчастью увезли, приглушённо прозвучал голос соседа:

– Так это… чего стряслось, что ты переживаешь?

– Понимаешь, ещё в тысяча девятьсот семьдесят пятом году Хокинг рассчитал, что как только чёрная дыра сформируется, она начинает терять энергию и массу, выделяя некоторое излучение. С тех пор считалось, что нельзя получить информацию относительно внутренности чёрной дыры, и как только дыра испарится, вся информация исчезнет… А теперь Хокинг признал, что информация не исчезает.

– Ну, так ошибался, значит, – рассудительно заметил сосед.

– Ошибался, – весело подтвердил Дмитрий, которому было ясно: парень мало что понимает из его рассказов, но ему нравится процесс общения, столь необычный для него. И пусть. Если что-нибудь останется в этой не слишком загруженной знаниями голове, будет неплохо. В конце концов, каждый должен хоть немного знать про устройство мироздания и другие важные вещи.

Когда настал черёд Астахова, он пошёл на перевязку своим ходом. Ступал неспешными шагами. Его вело в сторону, голова немного кружилась. Нянечка посматривала на него с осуждением.

– Надо было на коляске, – в конце концов, проворчала она.

– Я же не инвалид. Сам в туалет хожу.

– Туалет рядом, а перевязочная далеко. Перевязочная вона где…

Он всё ещё испытывал боль, когда снимали бинты. На этот раз присутствовал доктор, тот самый, немолодой, полненький.

– Голова болит? – задумчиво спросил доктор, оглядывая рану.

– Болит.

– А чего же вы её всё время напрягаете, голову? Жалуются на вас. Постоянно какие-то споры научные ведете. Мешаете спать больным.

Дмитрий смутился.

– Как же мне о науке не говорить? Это моя жизнь.

– Ваша жизнь в ближайшее время – осторожность и усилия, направленные на полное выздоровление. Без этого я вам ничего не гарантирую… Я вас выписываю. Послезавтра. Не потому, что вы здоровы. Просто, здесь вам больше делать нечего. Поедете в санаторий. Процедуры будете проходить. Побольше гуляйте, поменьше напрягайтесь. И физически, и умственно. Перевязки больше не потребуются – завтра снимем повязку. Потом волосы вырастут, ничего не будет видно. А пока надо носить панаму. Или кепку. И осторожнее. Рана только-только затянулась… Давайте. – Последнее относилось к сестре, которая принялась бинтовать голову.

– Выписывают меня, – сообщил Дмитрий соседу, вернувшись в палату. – Послезавтра обещали выписать.

– Счастливый, – завистливо проговорил Константин. У него были проблемы – рана гноилась.

– Да мне ещё в санатории надо отсидеть. Процедуры всякие проходить. – Астахов будто оправдывался.

Сосед пренебрежительно махнул рукой.

– В санатории, это… лучше, чем здесь. В санатории – жизнь. – Парень задумчиво посмотрел в окно, за которым наконец-таки установилась летняя погода. И пусть солнце скрывали облака, растянутые высоко-высоко, можно было ходить в одной рубашке.

Дверь раскрылась. Нянечка в белом застиранном халате затащила в палату двухэтажную каталку с тарелками.

– Больные, обедать, – прозвучали привычные слова.

Скучный обед был съеден. После этого наступило время сна. Глядя в потолок, Астахов размышлял о докладе Хокинга в Дублине. Предложенная им новая теория исключала использование чёрной дыры в качестве места перехода в другие вселенные. «Если попасть в такую чёрную дыру, масса и энергия будут возвращены в нашу вселенную, но в изуродованном виде, – заключил Дмитрий. – Мне это кажется сомнительным.»

Доклад Хокинга в Дублине имел весьма любопытную предысторию. В девяносто седьмом было заключено пари на полный комплект Британской энциклопедии. Научные дуэли у теоретиков стали модными. Профессор Торн за несколько лет до того проиграл Хокингу годовую подписку «Плейбоя», а на этот раз они объединились против Прескилла. И проиграли, как недавно решил Хокинг.

Суть спора была во всё том же информационном парадоксе. Прескилл предположил, что излучение чёрной дыры несёт информацию, но мы не можем её расшифровать. А Хокинг считал, что эту информацию в принципе невозможно обнаружить, потому что она отпочковывается в параллельную вселенную, абсолютно нам недоступную и абсолютно непознаваемую.

И вот в Дублине Хокинг заявил, что профессор Прескилл прав, а они с Торном ошибались. Чёрная дыра искажает проглоченную информацию, но всё же не разрушает её бесследно. В конце концов, в процессе испарения чёрной дыры информация вырывается из её объятий. Хокинг посоветовал расстаться с мечтой о том, что погружение в чёрную дыру может стать броском к другой вселенной. Третий же участник спора – профессор Торн – заявил, что не согласен с Хокингом.

«И я с ним не согласен, – подытожил Астахов. – У гения какой-то сбой. Параллельные вселенные существуют. Чутьё мне подсказывает – существуют. А коли так, должны быть точки перехода. И почему только чёрные дыры? Следует применить теорию струн для описания связи между вселенными. Вот! И лучше всего приступить к расчётам немедленно… Надо поскорее выздоравливать, и в Америку. Работать, работать, не думая ни о чём другом. Время уходит…»

Под эти спасительные мысли он задремал. А когда открыл глаза, увидел Ирину, стоявшую рядом с кроватью.

– Привет. Меня выписывают, – радостно сообщил Дмитрий. – Послезавтра.

– Я знаю. Только что говорила с доктором. – Ирина пододвинула стул, села. – Поедешь в санаторий.

– Какой?

– Под Рузой.

– А деньги?

– Деньги пока есть. Надо решить, как тебя туда перевезти.

Он посмотрел на женщину, сидевшую рядом.

– Ты наверно устала. Весь месяц моталась.

– А что делать? Разве я могла тебя тут одного оставить?

– Как же с Рузой? Это далеко. Туда каждый день не поездишь.

– Отпуск возьму. Попробую устроиться в санатории. На худой конец, где-нибудь поблизости, в деревне.

Он протянул руку, поймал её пальцы, длинные, изящные, легонько сжал их. Он смотрел на неё и улыбался тихой, счастливой улыбкой. Потом притянул за руку, и едва её лицо оказалось рядом, прошептал ей на ухо:

– Я тебя люблю. Выходи за меня замуж.

– Я и так твоя жена, – спокойным шёпотом возразила Ирина.

– Хочу, чтобы государство знало об этом. Оформим наши отношения официально.

– Чёрт с ним, с государством. Главное, чтобы ты выздоровел.

Дмитрий поцеловал её в щеку. Вновь зашептал:

– Сообщи Петровскому, что меня переводят в санаторий. И другим сообщи. Хайтуну – тоже.

Когда Ирина ушла, Дмитрий открыл принесенный ею пакет, достал два бутерброда с ветчиной. Один протянул соседу. Тот проговорил с мечтательным выражением на лице:

– Хорошая у тебя жена.

– Хорошая, – согласился Астахов.

– Мне бы, это… такую. А то одни сволочи попадались.

– Я тоже её не сразу нашёл.

Сосед задумался, откусил бутерброд, пожевал, опять глянул на Астахова.

– Уедешь. Кто будет, это… рассказывать мне про Хокинга и чёрные дыры?

– Заглядывай. В одном городе живём. Посидим, выпьем, поговорим.

– Много выпьем?

– Немного. Много – вредно.

– Мне много нельзя. Я это… дурным становлюсь. Не как Колька, который меня порезал. Но… тоже дурным.

– Каждый, когда много выпьет, дурным становится. – Дмитрию захотелось ещё что-нибудь вложить в голову соседа. – Что касается чёрных дыр, то они были предсказаны немецким физиком Шварцшильдом ещё в тысяча девятьсот шестнадцатом году, незадолго до того, как он погиб на Первой мировой войне. Шварцшильд их придумал, а потом оказалось, что они есть на самом деле. Такое в физике бывало неоднократно. Чёрная дыра – объект невероятной плотности, который засасывает внутрь любые другие оказавшиеся поблизости объекты, в том числе свет, из-за чего дыра в принципе невидима, потому и зовется чёрной. Космический корабль, достигший черной дыры…

– Опять вы про свои дыры! – Голос выражал вялое негодование. – Сколько это будет продолжаться? Жизни от вас нет.

– Простите, увлёкся. – Добродушная улыбка выскользнула на лицо Дмитрия. Как можно тише он сообщил соседу. – Ну что мне делать? Голос у меня зычный, как забудусь, чересчур шумно получается. – Внезапно встрепенувшись, он добавил погромче, для остальных. – Послезавтра я уже не буду вам мешать.

20

Спалось в гостевой комнате у Астахова Петровскому на удивление хорошо. Будто и не было у него никаких проблем, и не предстояло ответить на уйму непростых вопросов.

После завтрака они с Астаховым отправились в центр. Глядя на улицы, на дома, громоздящиеся вокруг, Василий проговорил:

– У вас красиво. Особенно в новых районах. И машин гораздо меньше на улицах. – Он встрепенулся. – А сколько сейчас жителей в Москве?

– Миллионов шесть, – не отрываясь от дороги, ответил Астахов.

– Шесть?! У нас все двенадцать. Уйма народу стремилось и стремится перебраться в Москву. Самый крупный город России. Самый благополучный, в нём больше всего денег и возможностей. Потому все и стремятся туда.

Тут Астахов мельком глянул на него.

– У нас Москва тоже самый крупный город, но чтобы стремиться в неё переехать… Для тех, кто хочет жить в большом городе, масса других возможностей: Нижний Новгород, Казань, Краснодар, Екатеринбург, Новосибирск, Хабаровск. Но дело в том, что далеко не каждый готов жить в большом городе. Есть много людей, которые предпочитают небольшие города. В них более спокойная, хорошо отлаженная, размеренная жизнь.

Василий ухмыльнулся, но не стал с ним спорить. Возможно, в этой вселенной всё по-другому: в небольших городах тишь да благодать, и многие предпочитают в них жить. Как в США или Заданной Европе, расположенных в той, хорошо знакомой Василию вселенной. В которой население малых российских городов сплошь нищее и замордованное.

Неподалеку от Физического факультета машина остановилась. Василий вышел под разбухшее от солнечного света небо здешней Москвы.

– Какие у вас планы? – поинтересовался Астахов.

– Хочу выяснить, где живёт в этой вселенной мой двойник, а заодно – чем он занимается.

Астахов задумчиво кивнул.

– Держите меня в курсе. А если ничего не удастся выяснить, и ночевать вам негде будет… милости прошу к нам. Вы только не стесняйтесь. Я отправлюсь домой около восьми. Вы в любом случае приходите ко мне в университет. Расскажете о результатах поисков. Мне хотелось бы быть в курсе. Я вас жду.

– Хорошо. До вечера.

Василий прямиком направился в мэрию, которая располагалась в бывшем здании генерал-губернатора на Тверской, на привычном месте. Да и внешний вид оказался точно таким же – и здесь надстроили два этажа.

Внутрь его пустили без всяких вопросов. Дородный полицейский глянул на него равнодушно: служителя закона интересовало только одно – чтобы не пронесли оружие, а рамка не отреагировала на появление Петровского. Внимательно изучив перечень отделов, он отправился в тот, который занимался информированием населения. В достаточно просторном зале почти не было посетителей. Василий направился прямиком к руководителю отдела, сидевшему у стены лицом к залу. То, что этот худощавый, лысеющий и, судя по всему, педантичный мужчина – руководитель, извещала табличка на стене. Она же сообщала, что зовут его Семёнов Евгений Петрович.

– Добрый день, – поздоровался Петровский.

– Добрый день, – монотонным голосом ответил Семёнов и указал на стул по другую сторону стола. Дождался, пока Василий сядет. – Чем могу вам помочь?

– Скажите, есть какие-то списки граждан, проживающих в Москве?

– Списки есть. Но только не проживающих, а домовладельцев. Вы с какой целью интересуетесь?

– Видите ли… мне надо разыскать родственника. Двоюродного брата. Фамилия у него Петровский, зовут его Василий, отчество Игнатович.

– Разыскать можно. Если он числится у нас. – Руководитель отдела довольно ловко прошёлся тонкими пальцами по клавишам, посмотрел на экран монитора. – Есть такой домовладелец. – Он повернул голову к Петровскому. – Но вы должны показать ваши документы. Мы фиксируем тех, кто получает такие справки.

Это было неожиданно. Что показать? Водительское удостоверение из СССР? Здесь, где слыхом не слыхивали про Советский Союз? А, впрочем, у него есть другое. Может, сойдет? Хотя здесь Республика Россия, а не Российская Федерация.

Выхода не было. Василий достал портмоне, вытащил из него нужное удостоверение, протянул чиновнику. Тот глянул на закатанный в пластик бумажный прямоугольник, поднял удивленные глаза на Василия.

– Это же вы и есть, – раздался его сдавленный голос.

– Я его двоюродный брат, – упрямо выговорил Петровский.

– Но… имя, отчество… Разве так бывает?

Василий легкомысленно пожал плечами:

– А у нас с ним так. Совпало. Какой у него адрес?

– Он живёт в Бутове на Бунинской аллее, дом шестьдесят семь.

– А квартира?

– Там нет квартир. Это район коттеджей.

– Спасибо.

Сопровождаемый недоверчивым взглядом чиновника, Василий направился к выходу из помещения.

Вскоре он бодро шагал по Тверской в сторону Кремля, с удовольствием разглядывая окрестные здания, людей, заполнявших тротуар. Василий решил воспользоваться метро. Можно было, конечно, поймать такси, но он не знал, какие здесь цены, и боялся, что поездка лишит его тех денег, которые дал ему Астахов. Остаться совсем без денег ему не хотелось.

Ближайшая станция здешнего метро оказалась в том же месте, что и в его вселенной. Называлась она «Моховая». Висевшая на мраморной стене холла карта метрополитена походила на ту, что привык видеть Василий, но содержала большее число линий. Внимательно изучив их переплетение, он проложил мысленный маршрут, который тут же начал осуществлять.

Минут через пятьдесят он оказался на Бунинской аллее, весьма симпатичной, расположившей по обе стороны от проезжей части аккуратные двух и трехэтажные домики, усаженной деревьями, так что название аллеи не было случайным. И вот что удивило Василия: отсутствие заборов перед особняками. Только лужайки, по-разному украшенные цветами или кустарником. Нечто подобное Василий привык видеть в американских фильмах, показывающих жизнь в небольших городках.

До шестьдесят седьмого дома пришлось пройти достаточно много. Василий поглядывал по сторонам – очень респектабельный район. И здания – все разные, не похожие друг на друга, – построены со вкусом. Без кричащей помпезности, которая так часто встречалась на окраинах знакомой ему Москвы, там, где располагались особняки, коттеджи нуворишей.

Нужный ему дом не отличался от других, стоявших поблизости – столько же спокойного достоинства в облике, такая же ухоженность окружающего пространства. Уложенная плиткой ровненькая дорожка вела к входной двери.

Василий стоял на тротуаре, с любопытством разглядывая жилище здешнего Петровского, и вдруг открылось окно на втором этаже, и немолодая интеллигентного вида женщина, глядя на него, с удивлением проговорила:

– Василий Игнатович, почему вы там стоите?

Растерявшись от неожиданности, он невольно двинулся по дорожке, приблизился к элегантной входной двери с узкой прорезью, закрытой стеклом. Его мучил вопрос: кто эта женщина? Он не представлял, как себя вести с ней? Что делать дальше?

Неизвестно, сколько он стоял бы в раздумьях перед входом, если бы дверь не распахнулась и на пороге не появилась та самая женщина.

– Заходите. Куда вы запропастились? Ищут вас второй день. Светлана Иосифовна очень волнуется. – Она была невысокого роста, сухонькая, говорила с проникновенным сочувствием. – Что-нибудь случилось? Может, вы заболели?

– Нет, – машинально изрёк Василий, заходя в дом.

Ему открылся просторный и очень уютный холл, из которого через распахнутые двери он попал в ещё более просторную гостиную с диванами вдоль стен, с барной стойкой в углу. Здесь можно было собирать многолюдные вечеринки.

«Значит, и в этой вселенной Светлана», – заключил Василий. Его это вполне устраивало.

– Позвоните Светлане Иосифовне, скажите, что всё в порядке. – Женщина махнула рукой. – Лучше я позвоню. Надо успокоить её поскорее. – Она вытащила из кармана халата мобильный телефон, принялась нажимать кнопки. Дождавшись ответа, проговорила. – Светлана Иосифовна, Татьяна вас беспокоит. Я чего звоню. Появился Василий Игнатович. С ним всё хорошо. Что? Даю. – Она протянула трубку Василию. – Вас просит.

Голос, который услышал Василий, несомненно принадлежал Светлане.

– И куда ты пропал? – сухо поинтересовалась она.

– Я… – Он не знал, что ей сказать. Глупейшая ситуация. – Видишь ли… Я… потом объясню.

– Если ты остался у Натальи, надо было предупредить. Ты должен понимать, что мне неловко ей звонить.

– Да… конечно.

– А я волнуюсь.

– Понимаю…

– Вечером будешь дома?

– Буду.

– До вечера.

– До вечера, – повторил Василий и протянул умолкнувший телефон стоявшей перед ним женщине. – Спасибо.

Она смотрел заботливо.

– Вы голодны? Давайте я покормлю вас.

– Нет… я не голоден, – рассеянно выговорил Василий.

– Скажете, когда проголодаетесь.

Она повернулась и пошла неспешным шагом.

«Кто эта женщина? – в недоумении размышлял Василий. – Дальняя родственница? Экономка?.. Бог её знает. Потом разберусь.»

Ему следовало выяснить уйму вещей. По крайней мере, к моменту возвращения Светы. Дабы не попасть впросак. Но, если честно, Василию нетерпелось узнать о жизни его двойника из простого любопытства.

Широкая лестница подняла Василия на второй этаж. Открывшийся коридор выставил добротные белые двери по обе стороны. Василий открыл первую из тех, что располагались слева – комната была скорее спальней, но абсолютно выхолощенной. Ни единой безделушки или какой-нибудь вещи, хотя двуспальную кровать устилало покрывало. Небольшой шкаф был пустым. «Гостевая,» – решил Василий. За дверью напротив скрывался кабинет. Элегантный письменный стол радовал глаз. Книги заполняли шкафы, поднимавшиеся под самый потолок и справа, и слева от входа. «Надеюсь, это моё рабочее место? – задался вопросом Петровский. – Скорее всего, да.» Следующая комната в этом ряду явно была спальней, причём, на одного человека. Открыв большой шкаф, Василий обнаружил только мужскую одежду. В соседнюю комнату вела внутренняя дверь. Как и предполагал, Василий, там оказалась женская спальня. А ещё он обнаружил туалет и ванную с просторной ванной. Перейдя через коридор, Петровский попал в тренажерный зал. Рядом, за стеклянной стенкой, располагался зимний сад.

«Где же детская? Где комната Лены?.. – озадачился Василий. – Здесь нет детской. Самое лучшее для неё место – в гостевой. Но тогда бы там я увидел игрушки, детские книги, диски с любимой музыкой, а в шкафу – её одежду… Выходит, что в этой вселенной у нас со Светой нет детей?» Вывод крайне удивил Петровского. Как такое могло случиться? Что помешало? И почему она упоминала Наталью? Откуда Света знает о ней?.. Вопросы, не имевшие пока ответа, беспокоили его. Но надо было готовиться к приезду Светланы.

Вспомнив про халат, который висел в шкафу, Василий решил переодеться. Чтобы хоть внешне больше походить на здешнего Петровского. Он не сомневался: если халат располагается на видном месте, значит, хозяин гардероба любит эту вещь. Вскоре он приобрёл вальяжный вид. В зеркале он выглядел полным сибаритом. Василий вышел в коридор, прогулялся до тренажерного зала, где в множестве зеркал ещё раз оценил собственное отражение как весьма достойное. Потом спустился на первый этаж.

Татьяна, услышав его шаги, выглянула из кухни.

– Ну что, покормить вас? – добродушная улыбка заливала её лицо.

– Покормите, – благосклонно позволил Василий.

– Минут через десять всё будет готово. Я накрою в столовой.

Легкомысленно кивнув, Петровский прошествовал во двор позади дома. Он оказался небольшим, но очень зелёным. Плотные кусты скрывали забор, отделявший подвластное Василию пространство от другого, находившегося позади соседского дома. Погода была прекрасная, солнце светило привольно, легко, облачка почти не покушались на синеву неба, и Петровскому захотелось задержаться тут, во дворе. Он сел на раскладное кресло из светлого дерева, откинулся на спинку, положил руки на подлокотники.

«Прекрасно, – думал он. – Даже погода радуется. Если оставаться, то именно здесь. Никаких тебе коммунистов, никакого тяжкого прошлого. Похоже, что это нормальная европейская страна. А я переживал, что не остался в прежней вселенной… Посмотрим. Надо ещё разобраться, что у меня в семейной жизни. И чем я зарабатываю на хлеб с маслом.»

Вскоре его позвали. Обед был роскошный. С холодными закусками, с первым и вторым. Василий пропустил три рюмки холодной водки – грех было не выпить под такую еду. На десерт ему принесли чашку кофе и небольшое пирожное.

– Вам понравилось? – осведомилась Татьяна, как только он завершил трапезу.

– Да. Всё было прекрасно, – сообщил Василий. – Спасибо.

Татьяна удалилась с довольным видом.

Постояв немного у окна, Василий отправился наверх, в кабинет. Он решил выяснить, чем занимается его двойник. Прежде всего он осмотрел книжные шкафы. Его удивило обилие литературы по бизнесу, юриспруденции. «С чего бы это?» – озадачился Василий. Художественные книги тоже были, но в очень ограниченном количестве. Зато один шкаф занимало некое периодическое издание. Василий открыл дверцу, вытащил наугад номер. Журнал назывался «Модный интерьер». Надпись пониже гласила, что журнал выходит с 1937 года. Номер, который держал Василий, вышел в ноябре семьдесят пятого. Петровский принялся листать его – фотографии комнат, оформленных добротной, но давно вышедшей из моды мебелью, с картинами на стенах и всевозможными светильниками. Красивые женщины, стоящие или сидящие в не менее красивых, а порой роскошных интерьерах. Василий взял самый первый номер. Ещё более старомодные интерьеры открылись ему.

Подборка журнала за много лет не могла стоять здесь случайно. Василий посмотрел на выходные данные. Владельцем издания значился некто А.Н.Григорьев, а главным редактором – В.Е.Татлин. Тот самый Владимир Татлин, который был певцом конструктивизма в СССР. Смутная догадка свалилась на Василия. Он спешно достал один из последних номеров, открыл ту страницу, на которой были выходные данные. Глаза быстро нашли нужное место: владелец – С.И.Петровская, главный редактор – В.И.Петровский.

«Надо же, – размышлял Василий. – Главный редактор. Причем, издания, весьма похожего на то, в котором я подрабатываю в своей вселенной. Организация пространства дома, квартиры; мебель, свет. Полное совпадение. Случайность или нет? Думаю, не случайность. В этом переплетении вселенных случайностей не бывает.» То, что он узнал, грело его – всё-таки, главный редактор, а не какой-нибудь рядовой исполнитель. Человек, отвечающий за творческий процесс.

Ему захотелось выяснить, как долго он занимает столь престижную должность? Он принялся заглядывать в номера пятилетней, потом десятилетней и большей давности. Оказалось, что Василий встал во главе журнала четырнадцать лет назад. Но Петровская появилась в качестве владельца одиннадцать лет назад. А до того в соответствующей строчке значилась С.И.Гальперина. Это была девичья фамилия Светланы.

«Что же получается? – в растерянности спрашивал себя Василий. – Здесь она вышла за меня замуж только одиннадцать лет назад? А как же Лена? У нас не может быть такой дочери, как там. И нет никакой. Судя по отсутствию детской… Выходит, я работал у неё, мы полюбили друг друга, она вышла за меня замуж. И я развелся для этого? Очень может быть. С кем? С Наташей? И от неё у меня ребенок? Вот уж не знаю… Исключить подобный вариант нельзя. И если всё так на самом деле, это подтверждает, что случайностей нет и быть не может. Мы встречаем тех, кого должны встретить.»

Тут Василий решил выяснить месторасположение редакции. Адрес был такой: Тверская, дом Сытина, 3-й этаж. Нечто похожее на гордость наполнило Василия – в таком доме не зазорно работать. Лучшего места для редакции солидного журнала трудно было найти.

Вернув журналы в шкаф, он приблизился к окну. Глядя на темнеющее небо, Василий думал о том, что, скорее всего, угадал свою семейную историю в этой вселенной. Он был женат на Наталье. А потом развелся и женился на Светлане. В этом случае становились понятны её слова по поводу того, что если он остался ночевать у Натальи, надо было позвонить, потому что ей самой звонить туда неловко. Ясное дело, что неловкость Светлана могла испытывать по одной лишь причине: к ней ушёл Василий от Натальи. Но если сам тот факт, что он остался ночевать, был воспринят Светланой нормально, значит, у него есть дочь от Натальи. Теперь он почти не сомневался в этом.

Большая черная машина свернула к дому, остановилась на боковой дорожке. Распахнулась дверца, и стройная женщина в брючном костюме ступила на аккуратно уложенные плитки, направилась к дому решительным шагом. Василий метнулся к двери. Ему хотелось встретить Светлану в холле или хотя бы в гостиной. Он успел достигнуть лестницы и спуститься по ней, когда она вошла в дом. Они встретились на стыке холла и гостиной.

Это была Света, но определенно другая, чересчур энергичная, подтянутая. Она двигалась быстрее, смотрела решительнее. Глянув на Василия суровым взглядом, она деловито поинтересовалась:

– У тебя всё в порядке?

– Да, – поспешил ответить Петровский.

– Почему ты не позвонил? Твой мобильный отключен, а туда я не могу звонить. Мне просто неловко, пойми.

– Понимаю. – Василий охотно кивнул, соглашаясь с ней.

Светлана вдруг встрепенулась.

– А чего ты вырядился в халат? Ты же его не любишь.

– Я?.. – Он лихорадочно искал ответ. – Хотел сделать тебе приятное.

– А при чём тут халат?

– Ты мне его подарила…

Светлана смотрела на него с сомнением.

– С чего ты решил? Халат подарил тебе Сергей. Ты что, забыл?

Сергей – двоюродный брат Петровского или кто-то другой? Пока он искал ответ, он понял, что желает эту женщину, так похожую на Свету, но совсем не Свету, если иметь в виду его настоящую жену. Это ещё больше разжигало его желание. Состроив таинственное лицо, он проговорил:

– Дело не в халате. А в том, что под ним.

Мягкое удивление тронуло её лицо.

– Ты меня пугаешь.

– А ты меня совсем не пугаешь, – произнёс он какую-то бессмыслицу, шагнул к ней, обнял, принялся целовать.

– Ты подожди, – услышал Василий её слова. – Ценю твое рвение. Но дай мне привести себя в порядок.

– Это ни к чему, – выдохнул он.

– Давай хотя бы поднимемся наверх. Здесь Татьяна. И потом… там удобнее.

Василий внял этим доводам. Взяв Светлану за руку, потащил её к лестнице, потом в свою комнату. Заперев дверь, он тотчас принялся раздевать Свету, отбросил одеяло, уложил её. Скинув халат, ляг рядом, обнял её, принялся целовать, всё более зажигаясь.

– А предохраняться ты думаешь? – прозвучал её настороженный шепот.

– Нет, – бесстрашно ответил он.

Благостные мгновения пронеслись очень быстро, хотя Василий всячески старался не спешить. Потом они лежали, обнявшись. Молчали, пока на вдруг не произнесла:

– Честно говоря, я по-прежнему не собираюсь заводить ребенка. Но твой натиск был таким страстным, что я не стала тебе препятствовать.

Он помолчал, обдумывая её слова, потом, как бы размышляя, проговорил:

– А почему бы нам не завести ребенка?

Она с лёгкой улыбкой смотрела в потолок, потом перевела взгляд на него.

– А кто будет заниматься моими предприятиями? Я не могу бросить их сейчас, когда встаёт на ноги новое направление.

– Давай я тебя подменю на время, – предложил он.

– Не смеши. Ты у нас творческая личность, а не менеджер.

Усмехнувшись её оценке, он подумал о том, что хотел бы заиметь от неё дочь, если бы остался в этой вселенной. И решил сообщить о своём желании.

– Я хочу, чтобы у нас была дочь.

– У тебя уже есть дочь, – безмятежно возразила она.

– Я хочу ещё одну дочь. И чтобы это был наш общий ребенок.

Она долго молчала, потом поинтересовалась:

– Что с тобой произошло? Раньше ты не хотел ребенка. И я настроилась не заводить детей. Теперь ты вдруг захотел. Что случилось?

Василий вновь оказался в затруднительном положении.

– Ничего не случилось… Просто… захотелось. – Он вновь обнял её, прежде всего с той целью, чтобы избавить себя от объяснений. Но ему вновь захотелось её. И он всё сделал для того, чтобы совершить желаемое.

– Ты опять меня удивляешь, – раздалось вскоре после того, как он угомонился. – Ты что, решил сегодня весь вечер удивлять меня?

– Да, – не задумываясь, согласился он.

– Что, всё-таки, случилось?

Её лицо было рядом, такое знакомое, родное.

– Ничего, – выдохнул он. – Просто я побывал в параллельной вселенной и убедился, что люблю тебя. Потому что там ты тоже моя жена. Правда, там у нас с тобой есть дочь. Лена.

Он внимательно следил за её реакцией. Она спокойно обдумала его слова, потом изрекла:

– Лена у тебя от Натальи.

– Это здесь. А там ты её мать.

– Да?.. А что ещё там?

– Другая история. По крайней мере, у России. Там большевики победили в гражданской войне и надолго захватили власть. Установили диктатуру, отменили частную собственность. Там была война с Германией. Вторая мировая. Россия понесла огромные жертвы. Там сейчас полный бардак и ужасная коррупция.

– Всё это крайне любопытно. – Сомнение наполняло её голос. – Может, тебе начать писать романы? Фантастические.

– Может, – без всякого энтузиазма согласился он.

Светлана поднялась, начала одеваться. Фигура у неё и впрямь была постройнее, чем у его настоящей жены. Застегивая блузку, посмотрела на него чуть насмешливым взглядом:

– Я правильно понимаю, что ужин у нас не отменятся?

– Не отменяется, – поспешил заверить её Василий.

Потом они сидели в столовой, которая представляла собой часть гостиной, примыкающую к кухне. На большом столе было накрыто лишь два места. Василий получил возможность окончательно убедиться в том, что ещё одна его догадка верна: Татьяна – не член семьи. Скорее, экономка и повар в одном лице.

Ужин был сугубо вегетарианским: греческий салат, жареные овощи, обычные овощи, фрукты. Василий не отказался бы от куска хорошо прожаренного мяса, но не стал нарушать здешние порядки – молча ел здоровую пищу, запивая её недурственным французским вином.

Светлана тоже молчала, потом произнесла:

– Ты всерьёз говорил про ребенка?

– Да, – подтвердил он.

Обдумав его слова, она вдруг с тревогой глянула на него:

– Надеюсь, ты не пил перед этим?

– Нет. – Василий энергично мотнул головой из стороны в сторону.

Поразмышляв ещё, она решительно глянула на него:

– Знаешь, если и заводить, то именно сейчас. Дела идут неплохо. Я вполне могу отвлечься на полгода.

– А потом?

– Потом наймём няньку.

– А я на что?

– А ты – творческая личность. – Несколько небрежно проговорила она. – Если иной раз побудешь десять минут с ребёнком, уже достаточно.

Василий даже не нашёл, что ответить на это обидное обвинение. За кого она его принимает? Но, чуть поуспокоившись, пришёл к заключению, что так, может быть, лучше. До революции ребёнка в младенчестве передавали нянькам, кормилицам. И ничего, нормальные люди росли. Множество умных и весьма талантливых людей тогда было. А у него, у Василия, и впрямь хватает дел. Надо бы здесь отличиться. Какой-нибудь бестселлер написать. Да и журнал бросать нельзя. Журнал требует постоянного внимания. «А роман, – живо текла его мысль, – может рассказывать о том, что случилось бы в этой вселенной, если бы в гражданской войне победили большевики. И вслед за Лениным появился бы Сталин. И устроил…»

– Ты какой-то странный сегодня, – услышал он.

На этот раз слова нашлись мгновенно:

– Я заболел одной идеей. Мне хочется написать роман. Про то, как пошла бы история России, если бы тогда, в девятнадцатом году победили большевики. Они такое бы устроили, столько крови пролили бы. Я даже имя главного их тирана придумал – Сталин. Недоучившийся в духовной семинарии грузин, который сделал из России настоящий ад. Выкосил всех, кто имел собственное мнение, кто отстаивал его. Одних расстреляли, других сослали в лагеря, где они гибли от непосильного труда на лесоповале, рытье каналов или в шахтах.

Светлана смотрела на него изумленно.

– Зачем такие ужасы придумывать?

– Ну… – Он вновь не знал, что ответить. – Чтобы предостеречь людей…

– От чего?

– От такого варианта развития событий.

Сомнение отражалось на ее лице.

– Какая-то чересчур далекая от реальности фантастика… Не знаю, кого такое сможет заинтересовать. Лучше продолжай писать статьи. У тебя это неплохо получается. – Она поднялась. – Пойду, почитаю перед сном.

Светлана удалилась, оставив его в смешанных чувствах – такой реакции на свою идею он не ожидал. Татьяны не было видно. А на столе оставалась еда, грязные тарелки и приборы. Василий решил спрятать в холодильник то, что могло испортиться. Но едва он донёс остатки салата до кухонной двери, она распахнулась, Татьяна едва не налетела на него. И очень удивилась.

– Василий Игнатьевич, зачем вы утруждаете себя? Я всё уберу.

Отдав ей тарелку, Василий отправился наверх, в свою комнату. Он удобно устроился на кресле, включил телевизор. Ничего подобного тому, что он привык видеть в своей вселенной. Никаких потоков крови, сплошных насилий – милые семейные истории, в которых разве что бранятся время от времени; детективный фильм, отражающий виртуозную умственную работу опытного сыщика, в котором если и показывают трупы, то без неприятных подробностей; исторический фильм, рассказывающий о поездке Петра Первого в Европу. Василий скакал по каналам, ненадолго задерживаясь на каждом, чтобы вникнуть в суть происходящего. Были здесь и музыка, и спорт, и викторины, еще фильмы, вполне пристойные. А вот насилия и пошлости – не было.

«А если это вообще не Россия?.. – забеспокоился он. – Да нет, вроде, Россия. Говорят, по крайней мере, по-русски. И Москва на своём месте…»

Он думал о том, что ему нравится в этой вселенной. Успехов у него здесь меньше, чем в предыдущей: все-таки, секретарь Союза писателей – весьма уважаемая должность, дающая большие возможности. Но в здешней вселенной как-то комфортнее для души. Не надо нагибать себя, чтобы соответствовать системе. А это многого стоит.

Неожиданно вспомнив про здешнего Астахова и про его просьбу позвонить, Василий глянул на часы. Около полуночи. Слишком поздно. «Позвоню завтра,» – таково было решение.

Раздевшись и устроившись на кровати, он тотчас уснул.

А потом наступило утро. Открыв газа, Василий не сразу вспомнил, где находится. Незнакомая комната вызвала удивление, смешанное с тревогой, и лишь несколько мгновений спустя он понял – это комната его двойника из той вселенной, в которой большевики проиграли в гражданской войне.

Было начало седьмого. Василий поднялся, накинул халат. Ему хотелось пить, и он собрался пойти вниз, налить себе чаю. Но тут негромкий стук влетел в комнату, а следом появилась Света в облегающем гладком трико.

– Доброе утро. Ты опять в халате? А зарядка? Быстро надевай спортивную форму и в тренажёрный зал.

Она ушла, а Василий полез в шкаф, нашел спортивную майку и трусы из красного атласа, надел их, поплелся следом за женой.

Светлана бежала по движущейся дорожке, лицо у неё было в высшей степени сосредоточенное. Василий оседлал велотренажёр. Он думал о том, что его настоящая жена, оставшаяся в первоначально покинутой им вселенной, слишком увлечена наукой и навряд ли стала бы тратить столько времени на поддержание физической формы, даже если бы у них был свой тренажёрный зал.

Потом Света пересела на тренажер для укрепления брюшного пресса, а Василий стал качать мышцы рук.

– Ты несколько обрюзг, – прозвучал вдруг её голос. – Всё твоя лень. Не смей отлынивать от зарядки. И вечером надо заниматься. Я тебя заставлю следить за собой.

Она чувствовала себя хозяином положения, здешняя Светлана. Впрочем, она желала ему добра, но в несколько ультимативной форме.

«Слишком привыкла командовать на работе,» – нашёл ей оправдание Василий, не без удовольствия поглядывавший на её ладную фигуру.

Потом настало время принять душ. Василий увязался за Светланой.

– У тебя есть своя ванная комната, – строго напомнила она.

– Ну… там я много раз бывал. А у тебя не бывал.

Она глядела с подозрением.

– Ты хочешь совершить кое-какие действия под душем?

– Да, – честно признался Василий. – Мы давно этого не делали под душем.

Задумавшись на секунду, она бросила:

– Идём.

За дверью она разделась, пустила воду, шагнула под упругие струи. Василий последовал за ней. Он обнял её, принялся целовать, сначала в губы, потом в шею, груди. А потом прижал к покрытой белым кафелем стене всем телом, соединился с ней.

Чуть позже, когда он замер, она сказала:

– С тобой определенно что-то происходит.

– Что? – лениво поинтересовался он.

– Ты какой-то непривычный.

Пристально глядя на неё, Василий проговорил:

– А может это не я, а мой двойник.

– Какой двойник?

– Из параллельной вселенной.

Она смотрела на него оценивающим взглядом.

– Ты определенно готов начать писать фантастику. Ну что ж, может быть это ещё одно твоё призвание… Дай мне, наконец, нормально принять душ.

Потом они завтракали. Татьяна, накрывшая стол, подавала кашу, молочные продукты. Василию нравилась такая жизнь – и Светлана свободна, и ему не надо напрягаться.

Сразу после завтрака жена переоделась в элегантный брючный костюм.

– А ты не едешь? – спросила она Василия.

– Еду. Минут через десять. А может мне с тобой?

– Зачем со мной? У тебя своя машина. А у меня нет времени тебя завозить. До вечера.

Василий проследил, как она села в машину, вывела её задом на проезжую часть и укатила. Слова о его машине навели Петровского на некоторое предположение, которое стоило проверить. Он отправился в гараж, прилепившийся к дому справа, если смотреть с улицы. Дверь в поднимающихся воротах не была заперта. За ней взору Василия предстала довольно симпатичная машина, похожая на японский внедорожник, однако обойдя ее, Василий обнаружил позади надпись: «Руссо-Балт». Получалось, что эта фирма выпускает разные автомобили.

Он не знал, где его водительские права в здешней вселенной. Однако, ему казалось, что местные гаишники не могут быть похожи на тех, с кем он привык иметь дело в своей вселенной, что они доброжелательны, вежливы и вовсе не настроены обирать водителей. Короче, он решил поехать на работу без всяких документов. Не показывать же, в случае чего, те, которые у него есть.

Гардероб подвергся тщательному исследованию. Одежда, подходящая для работы, нашлась: легкий светло-серый костюм с белой рубашкой, а на ноги – добротные коричневые туфли. Сообщив Татьяне, что он удаляется в редакцию, Василий прошёл к машине, поднял ворота, завёл двигатель и выехал под небо, по которому тянулись лёгкие, задумчивые облачка.

Он ехал неспеша по живописным улочкам, уставленным по бокам невысокими домами. Потом дорога пошла по лесу, а вслед за тем вновь замелькали коттеджи. Позже он пересёк широкую трассу, по которой в обе стороны неслись потоки автомобилей. Василий не сомневался – это здешняя кольцевая дорога. А за ней опять располагались коттеджи, и лишь через некоторое время по обе стороны от улиц начали громоздиться многоэтажные здания, порой очень высокие.

Василий ехал наугад, и, в конце концов, наступил момент, когда он понял, что заплутал. Полицейских не было видно. Остановившись около припаркованной машины, в которой сидел водитель, Василий обратился к нему с вопросом, как доехать до Тверской. И получил обстоятельный ответ. Молодой чернявый мужчина с такой готовностью принялся объяснять ему дорогу, что даже вылез из машины, чтобы проще было размахивать руками, показывая, где в какую сторону надо поворачивать.

Руководствуясь его советами, Василий довольно быстро доехал до Кремля, свернул на Тверскую и вскоре оказался подле четырёхэтажного строения с огромными окнами, которое абсолютно походило на знакомое ему с давних пор здание. На стоянке справа было одно свободное место. Василий занял его. Выйдя из машины, посмотрел на номерной знак на бампере – цифры и буквы совпали с теми, что были написаны на табличке, прикрепленной к стене. Это место предназначалось именно для его машины. «Надо же, никто не занял,» – подивился Василий.

С уверенным видом он вошёл в здание, поднялся на третий этаж. Перед ним открылся широкий коридор, отделанный тёмным деревом, с дверьми по обе стороны. За какой из них кабинет главного редактора? Этого он не знал.

Василий медленно пошёл вперед. Он как бы прогуливался по редакции, на самом деле искал нужную дверь. Какой-то незнакомый человек вышел из двери с табличкой «Отдел мебели», поздоровался с ним. Василий ответил, продолжая неспешное движение. Наконец кабинет был найден. Секретарь, молоденькая, но не очень симпатичная брюнетка, вежливо улыбнулась ему, здороваясь, и от этого её лицо похорошело. За следующей дверью он обнаружил достаточно просторное помещение, значительную часть которого занимал широкий стол из тёмного полированного дерева, а вдоль стен шли книжные шкафы, заполненные книгами.

На столе поджидала его достаточно высокая стопка бумаг, на верхней стояло название «Модный интерьер», чуть ниже – № 9, а ещё ниже располагалось изображение того самого интерьера, о котором писал журнал. Василий сходу понял – это вёрстка. Ему следует прочитать её, внести последние правки, если таковые требуются, и подписать номер в печать. Так, по крайней мере, поступал главный редактор того издания, в котором Василий работал в своей вселенной.

Он принялся просматривать вёрстку. Большую часть её занимали фотографии интерьеров, мебели, но был и текст:

«Спальня решена в нежных кремовых тонах, и главная её особенность – наличие шёлковых панелей соответствующего цвета. Созданный образ хорошо дополняют шёлковые гардины с кистями…»

А через несколько страниц: «Ванная выполнена в венецианском стиле. Но дизайнер не стал злоупотреблять мрамором. Из него выполнены только колонны, облицовка ванной и рукомойника, а стены между колоннами оклеены водостойкими обоями с пейзажами, что создает ощущение, будто вы находитесь в беседке в солнечный день…»

Особого желания придираться к тексту у него не было. Поправив неудачные обороты в нескольких местах, Василий подписал вёрстку и лично отнёс секретарю. Положил на стол со словами:

– Возвращаю.

– Отсылать в типографию вместе с диском? – поинтересовалась она.

– Да. – Василий уверенно кивнул.

Вернувшись в кабинет, он вдруг подумал, что подпись настоящего обитателя данного кабинета может отличаться от той, которую поставил он. Впрочем, секретарь ничего не сказала. Может, не заметила. Хотя нельзя исключить, что подпись у его двойников похожа на ту, что привык ставить он.

Тут Василий вспомнил: надо позвонить Астахову. Набрал номер, услышав знакомый голос, проговорил не очень громко, чтобы, не дай Бог, не услышали за дверью.

– Дмитрий, это Василий Петровский. Извините, что не позвонил вам вчера. Не смог. Я нашёл свой дом. Точнее, дом моего двойника. И всё выяснил. Здесь я – главный редактор журнала «Модный интерьер». Знаете такой.

– Нет, – прозвучало из трубки. – Откуда вы звоните?

– Из редакции. Где он работает. Здешний Петровский. Это недалеко от вас. Пушкинская площадь, дом Сытина.

Последовала пауза, после которой Василий услышал:

– Мы можем встретиться?

– Конечно, – с готовностью ответил Петровский. – Где?

– В моём кабинете. Через полчаса.

– Хорошо, буду.

Он решил не ехать на машине, а прогуляться до университета. Выйдя в приёмную, сообщил секретарю, что идёт обедать.

– Без Григория Пантелеймоновича? – удивленно протянула она.

Василий представления не имел, кто такой Григорий Пантелеймонович и почему они должны обедать вместе. Надо было выкручиваться.

– Да. Я сегодня приглашён на деловой обед.

Она понимающе кивнула.

В коридоре его окликнул высокий и грузный молодой человек с русой бородкой.

– Василий Игнатович, я подготовил материал, о котором мы говорили два дня назад.

– Положите на мой стол, – распорядился Василий и продолжил стремительное движение к лестнице.

Вскоре он был на площади. Передвигаясь пешком, он мог позволить себе оглядывать окрестности без риска попасть в аварию. И первое, что удивило его – памятник Пушкину стоял на привычном месте. Значит, здесь тоже перенесли его на другую сторону Тверской. Однако, позади бронзовой фигуры поэта не громоздился кинотеатр. Бульвар уходил в сторону Петровки, оправдывая своё название – Бульварное кольцо. Открывавшаяся позади памятника перспектива понравилась Петровскому.

Неспешное движение по Тверской продолжилось. Василий оглядывал здания, стоящие по обе стороны улицы. Некоторые он узнавал, другие – нет. Но все они имели своё лицо. Хотя ни одно из них не нарушало стилистического единства столь важной для города улицы. Потом он увидел здание Мэрии, в котором успел вчера побывать. Но только сейчас Василий заметил, что напротив, через проезжую часть, не возвышается памятник Юрию Долгорукому. Не было здесь памятника основателю славного града. Поскупились или не додумались? А может, кто-то другой основал в этой вселенной Москву?

Минут через десять знакомая дверь пропустила его в здание физического факультета. Астахов был один в кабинете. Поднялся навстречу Василию, пожал руку. Он казался чем-то взволнованным.

– Так вы не знаете журнал «Модный интерьер»? – для верности спросил Петровский, усаживаясь напротив него.

Астахов лишь покачал головой из стороны в сторону. Это покоробило Василия.

– Очень известный журнал. Выходит с тридцатых годов. В нём тогда Владимир Татлин главным редактором работал. Известный конструктивист, дизайнер, художник. Неужели про такого не слышали?

Про Татлина он тоже не слышал. Ну что с ним поделаешь? Василий продолжил:

– Понимаете, что интересно. В моей вселенной я работаю в журнале, который тоже пишет про интерьеры, про мебель. Я в нём на жизнь зарабатываю. А литература – это хобби. Потому что даже если книгу напечатают, много за неё не дадут. Пишешь год, а денег получишь на месяц житья. Ну, максимум на два.

– А почему так мало платят? – изумился Астахов. – У нас писатели хорошие деньги получают.

– А у нас – так. – Он в сердцах махнул рукой. – Бог со всем этим. Сейчас важнее другое. В той вселенной, в которую я попал первоначально, я – известный писатель и один из руководителей Союза писателей… всей страны. А здесь я, как и в своей вселенной, работаю в журнале, который пишет про интерьеры, про мебель. Но не рядовым сотрудником, а главным редактором. И ещё: здесь я женат на своей жене, но не так долго, как в своей вселенной. И ребёнок у меня здесь от другой женщины, а не от жены. Но в своей вселенной у меня от этой женщины нет ребёнка. Понимаете, в каждой вселенной свои особенности, но люди взаимодействуют те же, и делами занимаются похожими.

– Понимаю. Это… интересно, – не слишком уверенно произнёс Астахов.

Василий, почувствовав его интонацию, ощутил необходимость усилить свои аргументы.

– Вот вы занимаетесь везде одним и те же делом. – Астахов осторожно кивнул. Василий продолжил. – И жена у вас везде Ирина. Однако, характер ваш несколько различается в каждой из вселенных. Например, в нашей вселенной вы ездите иногда выпившим. А здесь, как я понял, не ездите. А в предыдущей вселенной вы вообще не ездите, потому что у вас нет машины. И там вы какой-то… пугливый. Не слишком уверенный в себе. А в моей вселенной и здесь вы уверены в себе. С этим всё в порядке.

Астахов ещё раз осторожно кивнул. Он по-прежнему был какой-то заторможенный. Нечто непонятное тревожило его. Василий не выдержал:

– Дмитрий, у вас что-то произошло?

– Мучает головная боль. Но дело не в этом, – задумчиво ответил Астахов и после небольшой паузы глянул решительнее. – Послушайте, а может у вас… временная потеря памяти была.

Ах, вот оно что! Он засомневался в том, что рассказал Василий.

– Но я ничего не забывал. При чём тут потеря памяти? Я, конечно, не знал, где мой дом в этой вселенной, чем я здесь занимаюсь, кто моя жена. Но я всё время помнил, где я живу в своей вселенной, кем работаю и кто там моя жена. И вас я помнил, хотя здесь мы увиделись только позавчера. И я знал о некоторых ваших увлечениях. Хотя бы, об этих троих, о Хокинге, Виленкине и этом… как его?

– Хойле, – мрачно подсказал Астахов.

– Да, Хойле, о котором вы и тут, и там книгу хотите написать… При чём тут память? Логичнее предположить, что я вас разыгрываю. Но зачем мне это? Подумайте сами.

– Возможно, вы меня выбрали в качестве объекта насмешек.

– Помилуйте, зачем мне над вами насмехаться?! – вскинулся Петровский. – Я вас уважаю. За ваши знания, за вашу увлечённость. Я от вас столько узнал. Там, в своей вселенной. И в предыдущей… Я рад, что могу помочь вам ответить на вопрос, который мучает вас там и, насколько я понимаю, здесь. Параллельные вселенные существуют. Вы можете спокойно работать в этом направлении. Это не путь в тупик. Это путь к истине.

Астахов пристально смотрел на Василия, пытаясь взвесить каждое слово. Потом обдумал услышанное, и лишь после этого задумчиво произнёс:

– Логика в ваших словах есть… Но если вы попали уже в третью вселенную, значит, между ними есть точки соприкосновения, в которых возможен переход. Этакие тоннели. «Червоточины», как их назвал Хокинг. Навряд ли они существуют постоянно. Скорее всего, открываются время от времени. Интересно вычислить вероятность возникновения тоннеля в произвольной точке пространства. Скорее всего, она очень мала. И все-таки, тоннели возникают с некоторой периодичностью, – рассуждал он вслух. – Какие дополнительные факторы играют роль? Какова их природа?

Василию очень хотелось ему помочь. И он понял, о чём следует поведать своему знакомому.

– Интересно вот что. И в предыдущей, и в этой вселенной при моём появлении исчезал мой двойник. Его не было ни на работе, ни дома. К примеру, в ту ночь, которую я провёл у вас, мой двойник отсутствовал дома. Моя здешняя жена решила, что я ночевал у дочери, но звонить туда не стала. У неё натянутые отношения с моей первой женой. И слава Богу, иначе бы я попал в затруднительное положение. Не могу же я сказать ей правду, что в ту ночь я ещё не знал, где мой здешний дом. После таких заявлений можно попасть в психушку.

Астахов кивнул с пониманием.

– Интересно, – протянул он. – Значит, двойники взаимозаменяются. Очень интересно. Только я не понимаю, как это описать математически.

Василий тем более этого не знал. Но тут он вспомнил про свою гипотезу. И тотчас заговорил:

– Насчёт формул я ничего, конечно, не понимаю, но могу высказать одно предположение. В том, что существуют параллельные вселенные, главную роль играем мы, люди. – Астахов слегка поморщился, но Василий с увлечением продолжил. – Человек многомерен. Он живет в разных человеческих измерениях. Есть бытовое измерение, когда человека интересует только то, как обеспечить свою жизнь: сытно поесть и сладко поспать. Есть измерение искусства. Есть научное измерение. Это по вашей части. – Он указал рукой на Астахова. – Есть ещё множество направлений – жажда славы, денег, желание добиться чего-то, оставить свой след в истории. Чем дальше идёт эволюция, тем больше этих измерений. В первобытном мире существовало только бытовое измерение. А сейчас их уйма. И человек может пребывать в разных измерениях одновременно, переходить из одного измерения в другое. Отсюда возникает возможность разной судьбы для одного человека. Так вот, параллельные вселенные существуют для того, чтобы дать возможность реализовать разные варианты судьбы. Но если это так, не могут двойники пребывать одновременно в одной вселенной.

Астахов смотрел на него зачумленным взглядом. Потом опустил глаза и как бы нехотя выдавил:

– Сомнительная гипотеза…

– Ваш двойник в предыдущей вселенной сказал то же самое. – Обида наполняла голос Петровского. – Но я считаю, что я прав.

– Гомоцентризм? Человек в центре мироздания?.. Это ненаучно, – мягко, но с достоинством заметил Астахов. – Разумеется, мой двойник не мог иметь иного мнения.

Василий вскочил со стула.

– Я, пожалуй, пойду, – холодно произнес он.

– Подождите, не обижайтесь. – Астахов поднялся, опять поморщился. – Что же у меня с головой… Вы не обижайтесь. Ваш подход слишком далёк от науки. Писатель имеет право на вымысел, а учёный – нет.

– А Эйнштейн?! – взорвался Василий. – Его теория относительности не была поначалу вымыслом?!

Астахов медленно покачал головой из стороны в сторону.

– Это было гениальное прозрение.

– В чём разница?!

– Он описывал физический мир. А вы пытаетесь засунуть туда человека.

– А человек не в этом мире?

– Только как физическое тело, не более. – Он осмотрел на часы. – Знаете что, давайте поужинаем. Я бы вас пригласил на обед, но у меня сейчас лекция. Так что давайте поужинаем. В том ресторане, где мы уже были. Подходите часам к семи. Хорошо?

– Хорошо. – Василий не мог успокоиться. – Вы только ответьте на один вопрос: кто и зачем создал вселенные? Я думаю, что они созданы Богом или, если угодно, Творцом именно для того, чтобы мы могли полностью реализовать себя, пройти некое испытание, причём параллельные вселенные позволяют попробовать разные варианты. Понимаете?

Астахов улыбнулся устало и, одновременно, с хитрецой.

– Что бы вы ни думали на этот счёт, это нельзя доказать. Это вопрос веры. Простите, мне пора на лекцию.

Они вместе вышли из кабинета Астахова, двинулись по коридору, заполненному студентами. Тут Василий вспомнил про свои размышления насчёт Булгакова, обратил испытующий взор на шедшего рядом человека.

– Михаил Булгаков вам известен?

– Нет. Кто он?

– Прекрасный писатель.

На секунду задумавшись, Астахов уверенно произнёс:

– Простите, но я про него не слышал.

Ответ не удивил Василия. Получалось, что его предположение было правильным. Здешняя реальность не дала проявиться великому таланту. Но зато, вне всякого сомнения, породила других гениев. «Я хочу узнать о них,» – сказал себе Василий.

У одной распахнутой двери, подле которой стояло много студентов, Астахов произнёс: «До вечера», и свернул внутрь. А Петровский направился к выходу.

Поначалу он решил пообедать в том ресторане, где ему предстояло вечером встретиться с Астаховым, но потом он вспомнил, что у него осталось мало здешних денег, а дома он почему-то не подумал пополнить содержимое портмоне. Оставалось одно – выпить где-нибудь поблизости кофе с булочкой и на том успокоиться.

Вопреки всякой логике, Василий не пошёл в сторону Тверской, а свернул налево, юркнул меж двумя старыми домами, пересёк скучное вытянутое пространство мрачноватого двора, вслед за тем оказался в переулке, называвшемся в его вселенной Газетным. Пройдя по нему двадцать метров, он опять свернул налево, и ещё один двор, на этот раз широкий, уходящий вдаль, щедро усаженный деревьями, предстал перед ним. Слева стояло старинное белое здание в два этажа – такое, помнится, было и в его вселенной. А справа тянулся высоченный жилой дом, весьма похожий на тот, что его вселенной построили в послевоенную, ещё сталинскую пору.

Неспешно шагая, Василий думал о том, что учёные прилагают огромные усилия, чтобы изучить окружающий мир, и уже многое постигли, но это исследование самого мира. А как они ответят на вопрос, кто и зачем создал этот мир? Как смогут докопаться до самой главной истины? А помимо этого – до ответа на очень важный вопрос: в чём цель жизни человека? Изучение расширения вселенной этому не поможет. И теория струн – тоже. А вот его, Василия, идея о том, что параллельные вселенные существуют для реализации разных вариантов судьбы, подводит к ответу на главные вопросы.

«Но он прав, – вынужден был констатировать Василий. – Доказать ничего нельзя. Можно только верить, что это так. Даже мой опыт – не доказательство. Мало ли, что может утверждать некий Василий Петровский. И документы из моей и из прежней вселенной тоже ничего не докажут. Их можно сделать в любой типографии. А подлинность печатей тем более никто не подтвердит. – Он грустно усмехнулся. – Но сам-то я знаю. Я знаю, потому что прошёл через это. Параллельные вселенные есть. Они – реальность. И они – для людей.»

Вот с какими мыслями Василий вышел на Брюсов переулок. Теперь он решил двигаться в направлении Тверской. Там проще было найти небольшое кафе. Перемещаться по тротуару оказалось невозможно – его занимали припаркованные машины. Василий никак не ожидал увидеть такое в благополучной России, не знакомой с властью большевиков и диктатурой пролетариата.

«Прямо как у нас,» – подумал он с ухмылкой.

Идти пришлось по проезжей части в непосредственной близости от снующих машин, которые, к счастью, катили с небольшой скоростью. И что-то с этих машинах встревожило его, но он ещё не осознал, что именно. И лишь когда оказался на Тверской, обратил внимание, что автомобили едут большей частью иностранные – японские, немецкие, американские. Но порой встречались в потоке и отечественные. «Откуда здесь «Жигули» и «Лады»?!» – подивился он. Невольно глянул на другую сторону улицы и обомлел, увидев… памятник Юрию Долгорукому. Но его не было, когда он шёл к Астахову. Как мог появиться здесь этот памятник?

Ошеломлённым взором Василий принялся осматривать Тверскую, сначала в сторону Кремля, а потом – в противоположную. Ему показалось, что улица выглядит более привычно для него – не так, как совсем недавно.

Похоже, он опять перенёсся. Проскочил по «червоточине» в другое измерение, сам того не заметив. Чтобы окончательно убедиться в этом, он решительным шагом направился к зданию Моссовета. Через полминуты вошёл в знакомую дверь и тотчас наткнулся на сидевшего у входа милиционера.

– Вам чего? – вяло осведомился тот.

– Мне надо получить информацию по собственникам жилья. – Василий почти не сомневался, что обращается не по адресу, но хотел услышать ответ собственными ушами.

– Нет здесь такой информации, – скучно выговорил милиционер.

– Но я приходил сюда вчера. И меня никто не останавливал.

Смерив его пренебрежительным взглядом, страж порядка изрёк:

– Здесь только по пропускам. Пропуск у вас есть?

– Нет.

– Без пропуска нельзя.

Исчезли окончательные сомнения – перенёсся. В очередной раз. И скорее всего он оказался в своей вселенной. Той, в которой провел большую часть жизни.

Вновь выйдя на Тверскую, Василий побрёл в сторону Пушкинской площади. Он сам не знал, почему идёт в этом направлении. Вероятно, им двигало уже бесполезное намерение вернуться в редакцию в доме Сытина.

«Что же это такое? – спрашивал он себя. – Скачу по вселенным. Для чего? В чём смысл этих перемещений? Чтобы я не скучал? Чепуха! Чтобы я что-то понял? Осознал нечто важное? А что именно?.. – И тут, словно вспышка. – Перпендикулярные вселенные! Чтобы я их придумал. И написал о них. И всё, что со мной произошло и ещё произойдёт, лишь по этой причине?..»

Данное предположение показалось ему несерьёзным. А других объяснений у него пока не нашлось.

Он возвратился к дому Сытина. Достаточно было одного взгляда, чтобы удостовериться – славный памятник раннего модерна не совсем похож на тот, который он покинул менее двух часов назад. Здание не выглядело ухоженным, чистеньким. Но Василий всё-таки вошёл внутрь, поднялся на третий этаж. И смог убедиться воочию – редакции журнала «Модный интерьер» здесь нет и в помине.

Вернувшись на улицу, Василий вспомнил про оставленную подле дома Сытина, там, в недавно покинутой вселенной, машину. Глянул на небольшую площадку сбоку от дома – она была заставлена совсем другими автомобилями. Он скупо усмехнулся:

«Что у меня за манера – бросать машины моих двойников около их работы… Впрочем, не худший вариант. Там их проще найти. – И вдруг он озорно хихикнул. – Машины – пустяк по сравнению с тем, что я, кажется, сделал и тому, и другому ребёночка. Вот будет хохма, когда они узнают. Вот будет хохма…»

Впрочем, оставалась возможность того, что он вновь попал в Советский Союз. Как узнать? Не спрашивать же прохожих: у вас по-прежнему СССР и КПСС? Примут за маразматика.

Для проверки он решил побывать в усадьбе Ростовых. Не имея достаточно денег на частника, да и не зная, какими деньгами платить за проезд, Василий немедленно отправился туда пешком. Сначала по Большой Бронной, потом дворами. Он вскоре вышел на Большую Никитскую. К усадьбе Василий пошёл через ЦДЛ – так было ближе всего. Вновь ему пришлось пересечь узкий, вытянутый двор. Выскочив на Поварскую, он быстро преодолел расстояние до ворот, оказался в пространстве двора. Он смотрел туда, где оставил свою машину два дня назад. Её там не было.

«Произошло, – упала на него мысль. – Я в своей вселенной… А если её забрал двойник?»

Желая других подтверждений, Петровский прямиком направился к вахтеру. Тот встретил его вполне ожидаемым вопросом:

– Вам чего?

– Машина во дворе стояла. Рядом с памятником. Серебристая такая. «Москвич» последней модели. Не видели, куда он пропал?

Вахтер посмотрел на него чумными глазами.

– Какая серебристая? Какой «Москвич»?

– Последней модели. На нём кто-нибудь уехал?.. Вы же ворота открываете. Что, не помните?

Вахтер выглядел весьма озадаченным.

– Чтобы «Москвич»… Такого не помню.

Выходит, произошло. Но он хотел ещё доказательств.

– А меня вы знаете? – спросил Петровский.

– Нет…

– Здесь не Союз писателей СССР?

– Какой Союз? Это когда было. – Он лениво махнул рукой. – Ассоциация. Вот чего теперь тут.

– Извините. Ошибся.

Выйдя во двор, он глянул на вывеску. Он её не заметил в спешке. «Ассоциация писательских союзов» – значилось на ней. Из чего следовало, что Союз писателей СССР давно перестал существовать.

Возвращение не обрадовало Василия. Слишком ему понравилось в последней вселенной. Да и в той, в которой продолжали править коммунисты, было неплохо. Лично для него.

«Как же я не додумался попросить доброго ангела, – корил он себя. – Вот дурень! За Астахова попросил, а за себя – нет. Какая досада… Правда, я не знал, говоря с ним, про последнюю вселенную. Но остаться в СССР я бы тоже не отказался. Быть секретарём такой солидной организации престижно. И в материальном плане очень хорошо… Надо было всего лишь попросить оставить меня там. Дурак. Не догадался… – Он брёл в сторону Садового кольца, ничего не замечая вокруг. – Но если честно… Если честно, мне хотелось бы жить в последней вселенной. Там не только другая судьба у страны. Там другая судьба у народа. Там люди живут с уважением к себе.»

Машины целеустремленно катили по Садовому кольцу. Их было куда больше, чем в покинутых вселенных. Рабочие возводили сбоку от проезжей части какие-то металлические конструкции. Похоже, здесь, на площади начиналась какая-то стройка. Потом Василий долго стоял на углу в ожидании зелёного света для пешеходов. Большая толпа собралась вокруг него. Лица у всех были сосредоточенные, хмурые. Окружающих его людей донимали проблемы. Эти люди ничего не знали про параллельные вселенные, про своих двойников. Петровскому отчего-то стало смешно. В параллельных мирах двойники мучились другими проблемами, ощущали другие страдания и переживали другие радости. И каждый воспринимал свои радости и страдания как самые важные.

Наконец машины прервали свой бег. Множество людей двинулось навстречу друг другу с противоположных сторон широкой улицы. Две толпы соединились и, пройдя сквозь друг друга, разошлись. Каждую влекло своё направление. А нетерпеливые машины уже надвигались на пешеходов.

У зоопарка Петровский свернул направо. Привычный маршрут. Хорошая погода. Но вместо того, чтобы наслаждаться приятным летним вечером и неспешной прогулкой, Василий сумрачно размышлял о том, что ему вновь предстоит сочинять дурацкие тексты про интерьеры, оформленные в разных стилях, будь они неладны, про мебель, которую сам он купить не может. Вспомнил он и про автомобиль, который давно следовало сменить, но денег на это не было.

Позже Василий стал думать о том, что он оставил своим двойникам? Тому, что живёт в СССР, беременную жену. Это, конечно, самый главный подарок. А ещё нового приятеля Дмитрия Астахова, помешанного на переходах между вселенными, страстно желающего сообщить миру о наличии параллельных вселенных. А кроме того, наброски нового романа. Всё записано, все идеи, ходы, сюжетные линии. Он может с лёгкостью продолжить… Ну а тот, который совсем ненадолго исчез из России, не знавшей гнёта большевиков, тоже имеет шанс получить второго ребёнка. А ещё нового знакомого Дмитрия Астахова, если тот проявит активность и разыщет главного редактора «Модного интерьера».

Следом на Василия хлынули думы о том, как живут его двойники в других вселенных, в которых ему не довелось побывать. Если в одной вселенной он прекрасно устроился, в другой – не менее прекрасно, а в третьей пусть похуже, но тоже с голоду не умирает; если он умеет работать и отнюдь не глуп, не особо надеется на власть и на чудо, он везде должен жить нормально. Хотя, кто знает? Вариантов может быть много. Даже слишком.

Достигнув своего дома, Петровский остановился. Тёплое чувство наполнило его самым неожиданным образом. Он смотрел на здание, столько лет дававшее ему кров. Он ощущал себя путником, вернувшимся после долгого отсутствия. Решительно двинувшись, он достиг входной двери, поднялся на привычный этаж, вошёл в квартиру. Он знал, что последует. И не ошибся.

– Василий, это ты? – раздался голос его здешней жены, а следом из комнаты появилась Света. Улыбнулась. – Добрый вечер. Ужинать будешь?

– Нет. Я поздно обедал. Страшно хочу пить. Чаю дашь?

– Дам.

Вскоре он сидел за кухонным столом и смотрел на Свету, которая деловито ставила чайник, готовила чаепитие. «Неужели она ничего не заподозрила?» – удивлялся он. Заметив его неотрывный взгляд, Света озадаченно спросила:

– Что ты так смотришь?

– Соскучился. – Его улыбка была мечтательной, лёгкой. – Я так давно тебя не видел.

– Сколько? – Недоверие отразилось на её лице.

– С самого утра. Но такое ощущение, будто прошло два месяца.

Света не придала его словам никакого значения. Наполнив чашки чаем, она села напротив.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. А что?

– Ты столько времени хандрил. Вёл себя странно. Всё забывал. Даже то, где работаешь. Твердил про Союз писателей СССР. Непрестанно жаловался на память. Я уж и не знала, что думать… – Помолчав, добавила несколько игриво. – Правда, супружеский долг исполнял исправно.

Нечто похожее на ревность дёрнулось в груди Василия.

– Теперь всё будет нормально, – мрачно пробормотал он.

– Может, всё-таки стоит сходить к врачу?

– В этом нет необходимости.

– Ты всё время отказываешься. По-моему, зря. Давно бы уж сходил.

Надо было как-то объяснить ей странность его недавнего поведения. Помолчав, он выговорил:

– У меня был трудный период… Можно сказать, кризис. Духовный. Я хотел бы зарабатывать писательским трудом. Но… не получается. Я просто вынужден работать в этом журнале. Сочинять дурацкие статьи. Бесперспективность заела.

Её лицо отразило живейшее сострадание.

– Бросай ты эту работу.

– А что взамен?.. Ничего, я успокоился. Как-нибудь ещё поработаю. Зато я шикарный сюжет придумал. Про параллельные вселенные. Это будет классный роман. Я сажусь за него завтра же.

Света смотрела на него ласковыми, тихими глазами. Похоже, поверила, что его странная хандра позади.

Выпив чаю, Василий отправился в большую комнату, включил телевизор. Ему страстно захотелось узнать, что происходит в этой вселенной. Он принялся поглощать информацию – внимательнейшим образом смотрел выпуск новостей. Бойкие пенсионеры дружно ругали льготы, поддерживая намерение правительства и парламента заменить их на денежные выплаты, и казалось, что более важных дел, чем отмена льгот, в России не существует. Опять кого-то взорвали в Чечне, опять боевики совершили вылазку. В Страсбурге подводили первые итоги недавнего вступления десяти новых членов Европейского Союза, Китай достиг очередных успехов в экономике, американцы по-прежнему вели боевые действия в Ираке.

«В чём отличие от той вселенной, где сохранился СССР? – спрашивал себя Василий. – Там нет войны в Чечне. Там успешно развивается экономика. Там китайцы смотрят на нас с завистью, а здесь – свысока… Не в коммунистической же идеологии дело. Наверно, там больше порядка и меньше – воровства. Там давно поняли, что нельзя плевать на людей… Впрочем, нет. Дело, наверно, в другом. Там удалось более успешно пройти соответствующую развилку в девяносто первом. Или даже раньше. Где-нибудь в середине восьмидесятых… А в той вселенной, где вообще не было СССР, развилку прошли ещё раньше – в девятнадцатом году. Там вообще…»

Раздался шум входной двери. Потом через холл прошла быстрым шагом Лена.

– Привет, пап, – бросила она, повернув на мгновение голову.

Ему стало тепло от появления дочери, от столь мимолетной фразы – он чувствовал слишком многое за коротким приветствием. Петровский встал, подошел к двери той комнаты, где ещё позавчера утром сидел за компьютером. Лена разбирала небольшой рюкзак.

– Ты что, была на тренировке? – облачилось в слова его удивление.

– Да.

– Но сейчас лето. Каникулы.

Она состроила кислое-прекислое выражение на лице.

– Пап, я тебе уже говорила. Наша секция работает. Все, кто в Москве, приходят. А уехало не так уж и много.

По непонятной причине он вспомнил, что в первой из покинутых им вселенной собирался утром отправиться с дочерью и Натальей в Сергиев Посад или Владимир. Если тамошний его двойник не побывал в Союзе писателей, он не сможет выполнить за него это обещание. «Если так, он ещё не знает, где машина, – думал Василий. – Найдет её только в понедельник… Может, мне здесь выполнить обещание?..»

– Поехали завтра куда-нибудь. В Сергиев Посад. А можно во Владимир, – предложил он. – Погода хорошая.

– Не могу, – деловито сообщила дочь. – Я уже договорилась на субботу и воскресенье. Мы с девчонками едем на дачу к Марине.

Василий насторожился.

– А её родители там будут?

– Будут, – с вызовом выпалила дочь.

Василий помолчал.

– Давай съездим куда-нибудь через неделю.

– Подумаю. Наташу возьмём с собой?

– Какую Наташу? – зыбкая тревога наполнила Петровского.

– Подругу мою. Опять у тебя провалы памяти?

– А-а, Наташу. Которая в соседнем доме живет? Конечно, возьмём… – Ещё одна давняя информация пробилась к нему, обернулась вопросом. – Слушай, по-моему, ты собиралась в Венгрию в молодежный лагерь. Ты не едешь?

– Еду. В конце июля.

Понимающе кивнув, он прошёл в большую комнату, взял книгу, уселся на кресло. Но он не читал. Мысли о Наталье одолевали его. Что она делает в этой вселенной? Разыскать её? Зачем? Что он скажет ей? Начинать всё заново, чтобы оставить так, как есть? Глупо. Ему хотелось увидеть её, ой как хотелось. Но он решил не делать этого. Пусть всё идет, как шло.

Звонок телефона прозвучал в пространстве квартиры и смолк. Трубку взяли там, в комнате. Чуть позже он услышал шаги. Света приблизилась к нему, протянула радиотелефон.

– Тебя. – И добавила, понизив голос. – Какая-то женщина.

«Наталья?!» – мелькнуло у Петровского, и тотчас неприятное предчувствие обрушилось на него.

– Слушаю, – осторожно произнёс он.

– Меня зовут Ирина, – раздалось из трубки. – Я жена Дмитрия Астахова. Я хочу поставить вас в известность, что Дмитрия завтра выписывают из больницы и переводят в санаторий. Под Рузой. Так что если вы сможете навестить его, приезжайте. Дима очень дорожит дружбой с вами.

– А почему он попал в больницу? – оторопело спросил Василий.

– Как, почему?.. Я не ошиблась? Это Василий Петровский?

– Да.

– Вы же навещали его. В больнице… На Дмитрия напали, ударили по голове. Пробили череп. Ему операцию делали. Скажите, у вас есть машина?

– Есть.

– А вы могли бы помочь завтра перевезти его в санаторий? Я соседа попросила. Но у него машина барахлит.

– Могу, – сказал Василий, хотя у него не было никакого желания тащиться под Рузу.

Она принялась энергично объяснять, где и когда они с Василием должны встретиться завтра. На том разговор и окончился.

«Вот почему болела голова у того Астахова, – догадался Василий. – Здесь ударили, а там…»

– Кто звонил? – проявила любопытство Света.

– Жена моего приятеля. Он сейчас в больнице. Ударили по голове. Месяц назад.

– Астахов? – уточнила Света.

– Тебе про него известно? – Петровский был удивлен.

– Конечно. Ты мне про него рассказывал. Жаловался, что он замучил тебя вопросами.

– Он – хороший парень. Прямо-таки помешан на своей науке. Даже меня увлёк всякими космологическими теориями… Его жена просила помочь перевезти Дмитрия в санаторий. Я согласился.

– Ну и правильно… А ты права свои нашёл?

– Нашёл. – Ага! Получалось, что он сообразительнее своего двойника.

– Слава Богу. Ты их столько искал. Если завтра вернёшься не слишком поздно, поедем в Купавну. Я обещала, что мы появимся. У тебя хватит сил на две поездки?

– Хватит.

Василий обнял её, принялся целовать. Он вовсе не чувствовал себя виноватым перед ней за то, что без малого два месяца жил с другой женщиной. Он понял, что соскучился по ней. Той, которая оставалась в привычной для него вселенной. Ему захотелось проявить ласку.

– Может быть, пойдём в спальню? – прошептала она.

– Идём, – согласился он.

Перемещение состоялось. Одежды были сброшены. Покрывало – стянуто с кровати. Прохладная простыня приняла их. Он проявил завидное усердие. И остался весьма доволен откликом.

– Ты продолжаешь меня удивлять, – проговорила она позже.

– Это плохо?

– Нет… Я только не могу понять, чем это вызвано.

– Событиями в параллельных вселенных, – как само собой разумеющееся, поведал Василий.

Света хмыкнула с недоверием.

– Они существуют, эти вселенные?

– Да.

– Это сказал Астахов?

– Это я сам лично проверил, – вырвалось у него.

– Каким образом? – оживлённо прозвучал её голос.

– Ну… – Зря он сказал ей эти слова. И что теперь? Лучше всего было сменить тему. – Знаешь, если бы судьба России сложилась по-другому… допустим, в гражданской войне победили бы не красные, а белые, и обошлось бы без коммунистического режима, без репрессий, здесь жили бы совсем другие люди. Прежде всего, у них было бы уважение к себе. – Он глянул на Свету. – Как ты думаешь, почему в наших людях так мало самоуважения?

Пауза была совсем недолгой.

– Потому что здесь были и есть подданные, но никогда не было граждан. – Её голос звучал устало. – Потому что нельзя быть гражданами без внутренней свободы. А у подданных психология раба… Россия давно тяготеет к деспотизму.

– С татаро-монгольского нашествия?

– Раньше. Фактически, со времен Северо-Восточной Руси. С Андрея Боголюбского… Наша власть всегда существовала в отрыве от народа. Что при царях, что при коммунистах, что сейчас. И никогда не уважалась личность. Система жестко подавляла тех, кто выделялся. Какое уж тут самоуважение… – Помолчав, она предложила. – Давай спать.

– Давай, – согласился Петровский.

Но ему не спалось. Он думал о том, что Света права – причина в сохранении рабской психологии. Он думал о том, что бессмысленно говорить ей правду о двух последних месяцах – не поверит. Он думал о Наталье, живущей в другой вселенной – как она там с его двойником? Он пытался представить то, как его двойник воспринял важные для него новости? Он размышлял о ещё одной вселенной, где всё так хорошо складывалось, и для страны, и для народа. Вот бы где он хотел жить. Но он понимал: это невозможно. Его возвращение состоялось не для того, чтобы он вновь исчез. «Там лучше, а здесь привычнее, – с некоторой грустью подытожил он. – Своя вселенная ближе к телу…»

С тем он и заснул.

21

Великое нетерпение переполняло Астахова. Дмитрий вел расчёты. Пытался применить теорию струн для описания связи между вселенными. Один блокнот был уже исписан. Хорошо, что Ирина принесла несколько. Дмитрий напоминал путника, проделавшего немалый путь, стремящегося достичь определенного пункта, но не знающего, сколько ему ещё предстоит пройти до намеченной цели.

Бойкий сосед не мешал ему. Он давно признал за Дмитрием право на необычность. Это избавляло от излишних приставаний.

Расчёты были в самом разгаре, когда Дмитрия подняли с постели. Недовольно отложив блокнот, исписанный формулами, он вместе с нянечкой отправился в перевязочную. Он по-прежнему чувствовал слабость, не мог идти легко, свободно, как раньше, до истории с нападением. Резкие движения вызывали боль в голове, тягучую, злобную.

Ирина ждала его у входа в перевязочную. Поцеловала, сунула ему панаму цвета хаки. Покрутив её в руках и невесело хмыкнув, Дмитрий шагнул внутрь.

Доктор отсутствовал, но сестра находилась на месте. Астахов сел на белый скрипучий стул. Сестра и нянечка начали заниматься им. Привычная процедура казалась ему невероятно долгой. Наконец, бинты были сняты. Навсегда.

– Вы аккуратнее с головой. – Вежливая назидательность наполняла голос нянечки.

– Это панама? – спросила сестра. – Наденьте.

– Я на улице надену.

– Здесь наденьте.

Дмитрий послушался, аккуратно увенчал голову полотняным изделием. Поднялся.

– Вот вам история болезни. Переодевайтесь там, внизу, и на выход. – Сестра смотрела на него равнодушными голубоватыми глазами. – Теперь вам в санаторий. Там всё, что надо, сделают.

Дмитрий принялся благодарить их, пятясь при этом к двери. Потом в сопровождении Ирины он пошёл забрать свои вещи и попрощаться. Дверь в последний раз пропустила его в убогое пространство палаты, заставленное кроватями. Наполнив пакет тем немногим, что скрашивало его здешний быт, Астахов повернулся к соседу, бледному, невесёлому, протянул бумажку с номером телефона.

– Звони. И выздоравливай.

– Счастливо тебе.

Рукопожатие было долгим. Константин с неохотой отпустил его руку.

– Держись. – Дмитрий подмигнул парню – выше нос. После этого он обратился к остальным. – Ухожу. В санаторий меня переводят. Да я говорил… – Он чувствовал некоторую неловкость от того, что покидает больничные стены, а остальные – нет. – Больше не буду шуметь. Простите, если что не так. Желаю всем побыстрее выздороветь. Всего доброго.

Выйдя осторожными шагами в коридор, он направился к лифту. Ирина держала его под руку. Серые двери никак не хотели раздвигаться. Наконец, они дернулись, открыли проход в скучное нутро больничного лифта.

На первом этаже Дмитрий снял застиранный больничный халат, надел рубашку и джинсы, привезённые Ириной. Теперь ничто не удерживало его в этом здании, где одни получали возможность продолжить жизнь, а другие заканчивали свой жизненный путь, где мешались печали и радости, куда так не хотелось возвращаться.

Как прекрасно было на улице. Какой воздух и какой простор. Дмитрий давно забыл про воздух, не связанный с больничной палатой, про мир, не ограниченный больничными стенами. Здесь он уходил во все стороны от стеклянных дверей корпуса, мгновение назад покинутого Астаховым. Удивительная лёгкость наполняла его, и даже головная боль не могла помешать этому.

Слева он увидел светившего улыбкой Петровского, а рядом – белые «Жигули», классику, старенькую «шестерку». Дмитрий двинулся к приятелю.

– Рад тебя видеть, – оживленно проговорил он, протягивая руку. – Спасибо, что согласился помочь. – И тут же вспомнил. – Ты спросил, наконец?

– Садись в машину. – Петровский продолжал сдержанно улыбаться. – Поговорим по дороге.

Ждать было невмоготу.

– Чего ты тянешь? Спросил?

– Спросил.

Господи! Неужели?! Наконец-то!

– Говори скорее, кто прав из них троих? – Сколько нетерпения было в голосе Дмитрия.

– Не знаю, кто прав. Но параллельные вселенные есть.

– Это он сказал?!

– В определенном смысле, он. Садись, поехали.

Что-то бурное творилось в мозгах Астахова – они есть! Параллельные вселенные существуют! Он предчувствовал это. Он почти не сомневался.

Дмитрий решил сесть спереди.

– Не стоит, – принялась отговаривать его Ирина. – Вдруг Василию придется резко затормозить. Ты ударишься головой о стекло. А тебе никак нельзя ударяться головой.

– Я пристегнусь. И потом, Василий хорошо водит машину.

– Откуда ты знаешь, как я вожу? – предательски полюбопытствовал Василий.

Дмитрий не выдержал.

– А как я с тобой разговаривать буду?! Как?! С заднего сиденья?..

Немного подумав, Петровский насмешливо глянул на Ирину.

– Ладно, пусть садится. Я не буду гнать. Пусть садится.

Дмитрий не без труда забрался на переднее сиденье, долго шарил снизу руками, пытаясь отодвинуть его, дать ногам простор. Наконец, устроился. Можно было катить со спокойной душой.

Мотор весьма громко заявил о своей работе, машина поехала, оставляя позади больницу и месяц странной больничной жизни. Впрочем, Астахов думал не об этом.

– Значит, он тебе сказал, что параллельные вселенные существуют. – Дмитрий смотрел на приятеля восторженными глазами. – Прекрасно. Что же ты забыл спросить, кто из них троих прав? Я столько раз тебе напоминал.

Это было обидно. Второй по важности вопрос по-прежнему оставался без ответа.

– Я не мог спросить… – сообщил вдруг Василий. – Ну, про этих троих.

– Что значит, не мог спросить? Ты с ним говорил?

– Об этом – нет. И вообще… я получил доказательства… не в ходе разговора.

Стоп! Как же так? Разговора не было?! Зачем тогда все эти слова? И с чего он решил, что вселенные существуют?

– А почему ты решил, что параллельные вселенные существуют? – Дмитрий смотрел на приятеля с подозрением.

– Я был там. Понимаешь, был. – Какая-то детская непосредственность переполняла его улыбку.

– Ты хочешь сказать… ты был в параллельной вселенной?

– Да. – Он выглядел весьма довольным. – Именно так.

Пауза получилась бесконечной. Дмитрий покосился на приятеля.

«Он чокнулся? Охренел? Сошёл с ума? – крутилось в голове Дмитрия. – Что он несёт?»

– Останови машину, – попросил Астахов.

«Шестёрка» вильнула вправо, к тротуару, остановилась.

Петровский смотрел на него вопросительно. Похоже, взгляд Дмитрия был слишком суровым, приятель проговорил с укоризной:

– Ты веришь в существование параллельных вселенных. А когда я сообщаю тебе, что побывал в параллельной вселенной, не веришь этому.

Как он берется утверждать такое?!

– Это разные вещи, – с чуть заметным раздражением возразил Дмитрий. – Ты не можешь там побывать, но из этого не следует, что их нет.

– Я был там, – упрямо повторил Петровский.

Дмитрий состроил снисходительную физиономию.

– Как ты туда попал?

– Не знаю. Но я могу рассказать тебе, что я там увидел. Во-первых, там по-прежнему СССР. И он занимает то место, какое здесь – Китай. Все ведущие фирмы США и Европы разместили в СССР свои сборочные производства. Дешёвые советские товары заполонили там западные страны. Экономика бурно развивается. Всё прекрасно, хотя проблемы есть, и нищие водятся. Это во-первых. А во-вторых, я там – известный писатель и работаю в Союзе писателей большим начальником. Кроме того, у меня там другая жена, красивая новая машина. В-третьих, я разыскал в параллельной вселенной… тебя. То есть, твоего двойника. В отличие от меня, ты там занимаешься тем же, чем и здесь, но за границу на заработки не ездишь. Живёшь нормально, только машины у тебя, в отличие от этой вселенной, нет. – Ироничная улыбка высветилась на его лице. – Ты долго не верил, что я из другой вселенной. А когда поверил, начал приставать ко мне с теми же вопросами, что и здесь: кто из них троих прав? И постоянны ли точки перехода между вселенными? А знаешь, как я тебе там доказал, что я из другой вселенной? Показал мои водительские права, техпаспорт. Что там поверху написано? «Российская Федерация». Деньги здешние показал. Материальные, так сказать, свидетельства. – С торжествующим видом Петровский достал из кармана и протянул ему две закатанные в пластик карточки. – Вот, смотри.

– Что это? – недоверчиво пробормотал Дмитрий.

– Права и техпаспорт. Посмотри, что написано там, наверху.

Дмитрий прочитал:

– «Союз Советских Социалистических Республик.»

– Ну… А дата выдачи? Ты посмотри на дату.

– Две тысячи пятый год, – прочитал Дмитрий, перевёл недоумённый взгляд на приятеля. – И кто тебе их сделал? Какой умелец.

– В главном управлении ГАИ сделали. В главном управлении ГАИ Советского Союза… Я их там получил. Машина у меня там, – принялся объяснять он. – Я на ней ездить хотел. Я же не мог по здешним правам ездить? Сказал, что потерял. Мне другие сделали. Вот эти… – Помолчав, добавил. – Ну, с какой стати мне тебя обманывать?

– Не знаю… Чтобы разыграть. Ты писатель. Тебе такое придумать – раз плюнуть.

Молчавшая долгое время Ирина подала голос:

– Дима, зачем ты так? Какой смысл Василию разыгрывать тебя?

– Я – учёный! Мне нужны доказательства.

– Советские права для тебя не доказательство?! – Петровский прямо-таки вышел из себя. – Как я их, по-твоему, сделал?! Как?! У меня нет типографского оборудования. Нет!.. – Сколь энергично разлетелись его руки. Потом он поуспокоился. – Хорошо, зайдём с другой стороны. Ты обратил внимание на странность моего поведения примерно два месяца назад?

Дмитрий вынужден был признаться:

– Обратил.

– Скорее всего, я не узнал тебя. Так? Говорил, что плохо себя чувствую.

– Говорил.

– Ничего не помнил.

– Да.

– Так вот, это был не я, а мой двойник. Мы поменялись вселенными.

– Откуда ты знаешь, как вёл себя твой двойник? – проявил свою логику Дмитрий.

– Я не знаю, как он себя вёл тут, но я знаю, как я вёл себя там, и могу предположить, что происходило с ним здесь, в этой вселенной. А я первое время чувствовал себя идиотом. Мне казалось, что я сошёл с ума. Вдруг оказывается, что у меня другая жена, другая работа, другая страна. Хорошо, что я знал от тебя про параллельные вселенные. Догадался. А он-то не знал. Он там с твоим двойником не встречался. – Сколько экспрессии было в его жестах. – Представить, что здесь с ним было, в высшей степени легко. Там – советская власть, там – коммунисты, никаких демократов и олигархов. Там он – процветающий человек, ответственный функционер Союза писателей. И вдруг он попадает в этот мир, где он всего лишь простой сотрудник рекламного журнала, где совсем другая власть и другая страна, где у него прежняя жена, с которой он давно развелся, где у него дома нет кабинета и нет красивой новой машины. – Указательный палец уперся в Дмитрия. – Он ведь не знал тебя, когда вы с ним встретились. Вспомни. Ты воспринимал это за странность моего поведения, а это был не я.

«Господи, неужели это правда? – напряженно размышлял Дмитрий. – Неужели он не выдумывает? И что тогда?.. Они есть. А я в этом не сомневался… Что изменилось? Не знаю…»

Он почувствовал резкую головную боль, изводящую, неотступную. Поморщился. Сумрачно глянул на приятеля.

– Там меня тоже… бутылкой.

– Нет. Но ты много дней подряд жаловался, что у тебя сильно болит голова. – Он махал рукой. – Там это проявилось. Косвенно. Понимаешь?

Дмитрий сдержанно кивнул в знак согласия. Он понимал. И не понимал. Верил. И не верил. Документы из другой вселенной были в его руке. Всё это не умещалось в голове. И было в ней… Ещё немного помолчав, Дмитрий сказал:

– Поехали.

Машина тронулась, но уехать далеко не получилось. Гаишник, выскочивший невесть откуда, принялся махать своей дурацкой палкой, повелительно указывая направо. «Шестёрка» вернулась к тротуару. Василий открыл дверь, ступил на асфальт. Потом Дмитрий наблюдал за ходом переговоров, не слыша ни звука. Что этот упитанный блюститель дорожных правил хотел от Василия? Будь Астахов не в таком состоянии, он давно бы вмешался в дискуссию, добавил своё веское слово. А так приходилось наблюдать, как его приятель, исчерпав доводы, опускает руку в карман, достает портмоне, извлекает сотенную бумажку. И та вдруг исчезает в руке гаишника. Только что была – и нет. Фокус. И никакого мздоимства. Петровский возвращается на своё место. Дверца производит нужный звук.

– За что он тебя? – хмуро спросил Дмитрий.

– Там нельзя было стоять. И поворотник я не включил, когда перестраивался. Ты как-то неожиданно попросил, я свернул… А в той вселенной я – известный человек. – Сожаление наполнило голос приятеля. – Приехал в центральное управление ГАИ, сам начальник побежал встречать. Генерал. Пригласил к себе, угощал коньяком. Я ему: так мол и так, потерял документы. А он: никаких проблем. Сделаем с превеликим удовольствием. Новые документы потом на работу майор привёз. Во как. Меня там ГАИ знает и уважает.

Мотор вновь заворчал. Движение продолжилось. Петровский бросил на Дмитрия быстрый взгляд.

– Двойник, по сути, другой человек, – принялся пояснять Петровский. – Хотя и абсолютно похож на того или тех, кто живёт в параллельных вселенных. Ты, например, более решительный, чем твой двойник. Хотя он так же помешан на космологии.

– Он там женат? – раздался сзади голос Ирины.

– Да, – ответил Петровский.

– На ком?

– … На вас. То есть, на вашем двойнике.

От Дмитрия не ускользнула некоторая пауза, имевшая место. С этим следовало разобраться. Потом. Когда будет возможность.

– Но это не всё, – победным голосом продолжил Петровский. – После того, как я почти два месяца провёл в параллельной вселенной, где сохранился СССР, я попал во вселенную, в которой никогда не было Советского Союза, потому что там в гражданской войне победили белые. К сожалению, моё пребывание там было очень коротким – всего два дня. Но я успел разыскать местного Астахова. Знаешь, кем он работает? Деканом физического факультета МГУ. Весьма солидный, рассудительный человек. За рулём не пьёт. Я был у него дома, познакомился с женой Ириной. С вашим двойником. – Петровский на мгновение обернулся. – Потом отыскал свой дом и место работы. Оказалось, что я там – главный редактор журнала «Модный интерьер», весьма популярного издания, в котором сам Татлин прежде работал. А жена у меня там – Света, на которой я здесь женат. Но поженились мы позже, чем в этой вселенной, и у нас нет общей дочери. Там. А здесь – есть.

Дмитрий слушал приятеля с огромным интересом. Но более всего ему хотелось выяснить про самого себя.

– Значит, в этой, в последней вселенной я достиг самого значительного успеха?

– Да. Кстати, мне в этой вселенной понравилось больше всего. Но остаться не удалось. Один миг, и я оказался здесь, в нашей с вами вселенной… Не представляю, как происходит переход. Вроде всё, как было, а ты уже в другой вселенной… Примерно я представляю, где и в какой период это происходило. Но точного момента перехода я не ощущал.

«Уму не постижимо!» – говорил себе Дмитрий.

– Но что любопытно: при переходе в другую вселенную происходит взаимозамещение двойников. Я ни с одним из двух не встретился.

– Это очень важно, – пробормотал Астахов, тут же задавшись вопросом: «Как такое описать математически? Хрен опишешь…»

– Ваш рассказ – что-то невероятное, – прозвучал восторженный голос Ирины. – Поверить трудно.

– Понимаю, что трудно, – с легкостью согласился Петровский. – Но это было. Было.

Наступила пауза, необременительная ни для кого из тех, кто находился в машине.

«Вот что надо вычислить, – размышлял Дмитрий. – Вероятность существования точек перехода между вселенными. И если они есть, надо определить, существуют они постоянно или возникают на какое-то время? И каковы условия их существования в том или ином случае?.. На такие расчёты надо направить все усилия в ближайшее время. А вот что делать с этим? – Он посмотрел на документы, всё ещё пребывавшие у него в руках. – Предъявить международной общественности? Пусть проверят их подлинность? Судя по всему, они подлинные. Только что это доказывает? При необходимости такие могут сделать в типографии Гознака. Надо всего лишь поменять название страны – Россию на СССР. Только никто не поверит. Даже если типография выдаст справку, что документы подлинные, но они их не делали. Ещё остается состав бумаги, пластика, в который закатаны права. Я почти уверен, что никаких отклонений не обнаружат… – Дмитрий усмехнулся, ещё раз глянул на документы. – Они только для меня. Чтобы я знал…»

Москва осталась позади. «Шестёрка» продолжала движение среди множества других машин, зачем-то стремящихся уехать подальше от столицы. Какая нужда гнала их? Какое желание влекло всё дальше и дальше?

Петровский в очередной раз на секунду отвлекся от дороги, бросив быстрый взгляд на Дмитрия.

– Как ты думаешь, сколько их на самом деле, параллельных вселенных? Пять? Десять?

Дмитрий позволил себе уверенную, спокойную улыбку.

– Не знаю. Из одних расчётов получается минимум семь. Из других – одиннадцать. На самом деле, может быть, несколько десятков. Или даже много больше. В любом случае, сказать про то, что вне нашей вселенной, что снаружи, так сказать, учёные не в состоянии… Можно только строить предположения.

Научные мысли вновь захватили Дмитрия. На основе теории струн вполне реально оценить вероятность существования точек перехода между вселенными. А если взять шире? Если рассчитать вероятность существования точек перехода между тремя или четырьмя вселенными одновременно?

– А кто руководит страной там, где остался СССР? – влез в его сознание вопрос Ирины, обращенный к Петровскому.

– Горбачёв, – с лёгкостью ответил его приятель. – Тот самый, Михаил Сергеевич. Но тамошний Горбачёв не побоялся пойти на серьёзные преобразования. В итоге история в той вселенной пошла по-другому… А Зюганов там отвечает за идеологию. Вызывал меня на Старую площадь, просил написать роман про Гайдара.

– Гайдара?! – удивленно воскликнула Ирина.

– Да, представьте себе, – восторженно продолжал свой рассказ Петровский. – Он там премьер-министр. Он вместе с Чубайсом и Явлинским обеспечил советское экономическое чудо. Нельзя сказать, что все живут прекрасно. Есть и нищие. Правда, они там не попрошайничают на каждом шагу. Но в целом экономика развивается. И весьма бурно. Там Россия действительно занимает то место, которое здесь – Китай.

– Как интересно, – восхитилась Ирина. – А Путин?

– Там про такого не слышали. Зато в другой вселенной Путин возглавляет полицию в тамошней столице – Санкт-Петербурге.

– Надо же… А сам город? Здания? Они отличаются?

– Если иметь в виду вселенную, где СССР, отличие небольшое. Некоторые здания там в худшем состоянии. Но много новых, красивых. А вот в другой вселенной, где не было СССР, сильное отличие. Там Москва куда красивее. Там чувствуется стиль… Мне там больше всего понравилось.

«Неужели это правда? – спрашивал себя Астахов. – Он не разыгрывает меня? Он действительно был в параллельных вселенных? – Дмитрий вновь посмотрел на документы, которые держал. – Настоящие. Какой смысл подделывать их? Только, чтобы обмануть меня? Маловероятно.»

– А что там с наукой? – спросил он Петровского.

– Всё прекрасно. Вовсю развивается.

– Приятно слышать… Прямо какая-то идиллия.

– Не сказал бы. Там тоже есть бедные и богатые. Но больше порядка. И перспективы на будущее лучше. И там, где СССР, и там, где про него вообще не слышали.

Дорога послушно уходила в правильном направлении. Чередование подмосковных зданий всё чаще сменялось пейзажами. Летняя природа радовала глаз. Впрочем, Астахов размышлял о своём. Дмитрия одолевало желание поскорее вернуться к вычислениям. Новые формулы, рождённые математическими преобразованиями, переполняли голову, просились на бумагу. И тут Петровский проговорил чересчур бойким голосом:

– Слушай, я придумал интереснейшую вещь. Есть параллельные вселенные. Так? И есть люди. Они ведь тоже, как вселенные. Каждый человек может быть разным. По сути человек многомерен. Он может жить в разных человеческих измерениях. Есть бытовое измерение, когда человека интересует только то, как обеспечить свою жизнь, поесть, поспать. Есть измерение научное, в котором, к примеру, пребываешь ты. Есть измерение искусств, не чуждое мне. Есть нравственное измерение, есть – политическое, и ещё куча направлений. Чем дальше идёт эволюция, тем больше этих измерений. В первобытном мире существовало только бытовое измерение. А сейчас их уйма. И человек может пребывать в разных измерениях одновременно, переходить из одного измерения в другое. А параллельные вселенные нам даны для того, чтобы испытать разные варианты существования, реализовать разные варианты судьбы. Получается, что вселенные людей накладываются на параллельные вселенные пространства и времени. Я бы назвал это явление перпендикулярными вселенными, – ликующе закончил он, на мгновение глянув на Дмитрия испытующими глазами.

«Господи, что он нагородил?! Какая околесица!» – Раздражение поднялось в Астахове. Но вырвавшиеся наружу слова звучали вполне спокойно:

– По-твоему, всё крутится вокруг человека?

– Да! – в непонятном запале вскричал Василий. – Именно так.

Медленно покачав головой, Дмитрий выдал:

– Сомнительная гипотеза. Несерьезная.

– Сомнительная?! Ну… можешь её не принимать! Твоё дело. Но я считаю, что это так.

Было видно, что приятеля задели его слова. И, тем не менее, Дмитрий завершил свой вердикт.

– Гомоцентризм? Человек в центре всего мироздания? Чепуха… Наверно, писатели могут думать подобным образом. Но это не научный подход. – Так делают только безапелляционные заявления. Но в данной ситуации иных вариантов не существовало – он стоял на страже истины.

– Твои двойники говорили то же самое. – Великая обида наполняла голос Петровского.

«А что они могли ещё сказать, если это правда? – сердито подумал Дмитрий. Спорить он не собирался. Было бы о чём. Это же надо! Параллельные вселенные ради разных вариантов судьбы. Глупость! – Ну и какой смысл в параллельных вселенных? – обратился он к самому себе. – Чем обосновано их возникновение? Что первично, и что вторично?.. Уверен, что смогу рассчитать вероятность существования точек перехода, открыть ещё какие-то закономерности, сделать уйму толковых вещей. Но я не знаю, как найти ответ на вопрос: какой смысл в параллельных вселенных? Да и есть ли он вообще в данном случае, смысл?..»

22

– Как ты себя чувствуешь? – Заботливость жены была приятна Василию.

– Нормально, – с абсолютной безмятежностью выговорил он.

– Рада, что ты пришёл в себя.

Хитрющая улыбка появилась на его лице.

– Я не в себя пришёл, я в свою вселенную вернулся. А своя вселенная, как известно, ближе к телу.

Каким снисходительным стал её взгляд.

– Был бы ещё какой-нибудь толк от того, что ты сочиняешь. А то ведь не печатают.

Выразительный вздох Василия передал всю тяжесть бытия.

– Увы, не каждый мастер находит признание при жизни. Только это не умаляет истинный талант.

– Опять напомнишь мне про Ван Гога и Булгакова?

– Да. Меня вполне устраивает такое соседство.

Поднявшись из-за стола, Петровский шагнул к окну. Сельский пейзаж предстал взору. Внизу торчали кусты крыжовника, за ними частой гребёнкой убегали от дома грядки с луком, редисом, клубникой и ещё Бог знает чем. Грядки упирались в кусты малины, за которыми виднелся меж яблонями соседский дом, а левее поднималась зелёная стена – верхушки берез, ясеней, дубов. Там начиналась территория леса.

Кипучая деятельность протекала в правой части оконного пейзажа – тёща и тесть копались на грядках. Василий терпеть не мог сельскохозяйственных занятий, всячески избегал призывов присоединиться. К счастью, и Света не жаловала подобное времяпрепровождение – куда приятнее для неё было читать серьёзные книги, журналы, писать научные статьи. Петровский повернулся к жене:

– Пойду, погуляю.

Света благосклонно восприняла его намерение. Пройдя сквозь веранду и спустившись по стёртым деревянным ступенькам, Василий выпорхнул за калитку, повернул в сторону леса. Очень скоро он углубился в пространство, захваченное деревьями, кустарником. И чем дальше пролегал его путь вглубь этого пространства, тем тише были звуки, созданные людьми. Он шёл, наслаждаясь тишиной, наполненной слабым шелестом листьев, деловитым пением птиц. Полное отсутствие каких-либо представителей рода людского доставляло ему особое удовольствие.

Василий был погружен в свои размышления. Вчерашняя обида жила в нём. «Гомоцентризм? – мысленно обращался он к Астахову. – Да, гомоцентризм. Только почему надо считать его уделом писателей? Зачем унижать? Быть может, это следующий шаг. Быть может, Хокинг, Виленкин и этот, третий… и Хойл совершили свои открытия именно для того, чтобы вы, господин Астахов, рассказали мне о них, а я придумал перпендикулярные вселенные. По сути, речь об устройстве мироздания, в основе которого тот самый гомоцентризм. Так-то…»

Василий даже остановился от важности мыслей. Оглядевшись и по-прежнему никого не увидев, он продолжил перемещение меж деревьев. Он размышлял о том, как возвестить о новой идее устройства мироздания. И тут из кармана джинсовой рубашки зачем-то полезла мелодия мобильного телефона. Кто-то стремился разрушить его уединение, пытаясь появиться рядом пусть не физически, а виртуально, посредством электромагнитных волн. Выудив телефон из кармана, Василий глянул на экран – звонил Серёга Потапов. Петровский нажал зеленую кнопку.

– Привет, – проговорил голос приятеля. – Ты где?

– На даче у тёщи и тестя. В Купавне. А что?

– Хотел бы тебя увидеть.

– Разве ты в Москве? У вас, депутатов, должны быть каникулы.

– В этом году мы не скоро пойдем отдыхать. Весеннюю сессию продлили. Надо принять уйму законов. Ты когда в Москву вернёшься?

– Вечером.

– Может, посидим в ресторанчике?

Василию не хотелось напрягать мозги вечерними заботами, столь ещё далекими.

– Давай я позвоню тебе, когда приеду.

Потапов с явной неохотой принял это предложение.

– Чудненько… – весьма неуверенно выговорил приятель. – Но ты не слишком поздно вернешься?

– Постараюсь не поздно.

– Ты непременно позвони.

– Позвоню.

– Чудненько.

Движение по лесу продолжилось. Одновременно с ним возникло движение мысли. Как возвестить? Проще всего сочинить роман. Только это будет один из множества романов, которые заполонили сейчас лотки торговцев и прилавки магазинов. Даже если он, Василий, напишет удивительную книгу, а подобное намерение переполняло его, это будет одна из достаточно большого числа удивительных книг. Требовалось что-то ещё.

«Выступить на каком-нибудь мероприятии? – в напряжении думал Петровский. – Космологи не поймут. К ним обращаться бесполезно. А философы могут понять. Надо к философам. И ещё что-нибудь. Скажем, организовать клуб любителей перпендикулярных вселенных? Собственно говоря, каждый из нас – пересечение миров. Каждый – производная перпендикулярных вселенных. Каждый должен их любить…»

На дачу он вернулся в некотором возбуждении. Света, штудировавшая очередную монографию, не обратила на него внимание. Василий устроился на стареньком кресле, включил телевизор. Глядя на экран, Петровский думал о том, что происходит в покинутой им вселенной? Что поделывают там его двойники? Прежде всего, тот, который женат на Наталье? Как он воспринял весть о скором появлении потомства? «Навряд ли он обрадовался, – предположил Василий. – А тот, который женат на очень деловой Светлане, тоже имеет шанс услышать такую весть. И тоже навряд ли обрадуется. – Тут он покосился на жену. И свежая мысль явилась ему. – Да, занятия в тренажёрном зале ей бы не помешали.»

Потом они обедали в кампании тёщи и тестя. Пожилой профессор подговаривал Петровского выпить немного коньяку, но Василий был непреклонен: за рулём – ни-ни.

Под вечер отправились в Москву. Войдя в квартиру, Василий первым делом проверил, дома ли дочь. Лена была в своей комнате не одна – рядом с ней сидела её подруга, Наташа. Та самая, которая жила в соседнем доме.

– Хорошо отдохнули? – спросил Петровский.

– Хорошо, – дежурно проговорила дочь.

– В следующую субботу поедем в Сергиев Посад или Владимир?

– Мы согласны.

Конечно же, он забыл про обещание, данное Потапову. Но едва зазвучала трель домашнего телефона, Василий подумал, что это Серёга. И не ошибся.

– Что же ты не звонишь? – раздалось из трубки.

– Я только что вошёл в квартиру, – принялся врать Петровский. – Думал скинуть туфли и позвонить тебе. Ты меня опередил на несколько секунд.

– Ну что, посидим в ресторанчике?

Василию никуда не хотелось идти. Лень обуяла его.

– Слушай, приезжай к нам. Спокойно посидим, поговорим.

– Что привезти? – осведомился приятель после некоторой паузы.

– Всё есть… Ну… что-нибудь выпить захвати. У меня только обычная водка. И молдавское сухое вино.

Когда Петровский сообщил жене о предстоящем визите школьного товарища, она печально вздохнула. Ей надо было отставить свои дела, готовиться к приёму гостя. Выразительным вздохом всё и ограничилось. Ни слова упрека Василий не услышал.

Потапов приехал через полчаса. Вручил Василию бутылку дорогущего отборного виски. Расположились в гостиной. Вдвоём. Света поприветствовала гостя и вернулась к своим занятиям.

Выпили за встречу, за здоровье, за успехи в работе, за прекрасный пол. Василий смотрел на давнего товарища и думал о том, что здешний Потапов мало отличается от живущего в той параллельной вселенной, где остался СССР. Любопытно, чего он добился в другой вселенной, где коммунисты проиграли в гражданской войне? Можно было предположить, что умение добиться высокой должности присуще ему везде. Но Бог его знает, какую роль могло сыграть отсутствие бюрократического государства.

Тут Сергей поведал ни с того, ни с сего:

– Хочу поставить тебя в известность – я активно веду переговоры с коммунистами.

Василий чуть не поперхнулся.

– Зачем? – выдавил он.

– Как, зачем? – безмятежно переспросил Потапов. – Они победят на будущих выборах. Так тебе сказал добрый ангел.

– Что?!

Глаза приятеля стали испуганными, шальными.

– Ты мне сказал, что он тебе сказал…

– Я?!

– Да… – Испуг сменился ужасом. – Он тебе этого… не говорил?

Господи! Дурацкая ситуация! Что здесь понатворил его двойник?! Но нельзя было терять марку.

– Говорил… Он мне… говорил. Но всё переменилось.

– В каком смысле? – жестяным голосом осведомился Потапов.

– Обстоятельства… коренным образом изменились… коммунисты на данный момент не побеждают.

– Это сейчас. А в будущем побеждают, – пролепетал давний приятель.

– Они в будущем не побеждают. Но это окончательно прояснилось… в настоящий момент. Определённые факторы изменили будущее.

Потапов долго молчал с одеревеневшим лицом. Наконец, мрачно поинтересовался:

– Это тебе он сказал? Добрый ангел?

– Добрый ангел. – Василий кивнул весомо, убедительно.

Вновь последовала пауза, после чего прозвучало:

– Значит, не побеждают. – Это была констатация неизбежного.

– Не побеждают. Давай выпьем.

– За что?

Василий немного подумал, потом вдруг выпалил:

– За перпендикулярные вселенные.

Лицо приятеля вновь отразило что-то шальное.

– Какие… перпендикулярные вселенные?

– В которых мы существуем.

– Ты в этом уверен?!

– Абсолютно.

– Хорошо… Давай за них выпьем.

Стаканчики сошлись, произведя приятный звук. Вслед за тем дорогущее виски отправилось по назначению. Оставалось только закусить.

Видя полную ошарашенность приятеля, Василий принялся рассказывать ему про перпендикулярные вселенные, избегая, правда, упоминаний о своем пребывании в параллельных измерениях. Потапов слушал его не слишком внимательно, однако, едва закончилось повествование, спросил:

– Это тебе добрый ангел… навеял?

Василий решительно кивнул. Ему казалось, что так он повышает весомость созданной им картины мироздания.

– Ну, если ангел… Хочешь, я договорюсь, чтобы ты сделал доклад у нас в Думе, в комитете по науке?

– Хочу. – Последовал ещё один решительный кивок.

– Чудненько… Только ты там про ангела не рассказывай, – посоветовал школьный приятель. – Про ангела не надо…

Вскоре бутылка объёмом ноль семь литра была опустошена. Потапов засобирался домой. Василий провожал его до лифта. Как только дверцы разошлись, Потапов глянул на Василия тревожными глазами, быстро выговорил:

– Значит, коммунисты теперь не победят?

– Нет, – без тени колебаний заявил Василий.

– Это окончательно прояснилось только сейчас, потому что определённые факторы изменили будущее?

– Абсолютно верно, – слегка заплетающимся языком подтвердил Василий. – Изменили… Определённые факторы.

Вполне удовлетворившись этим ответом, Потапов шагнул внутрь, дверцы сомкнулись. Негромкий звук подтвердил начавшееся перемещение вниз. Василий пошёл назад, в квартиру. Всё, что ему хотелось – поскорее лечь спать. Намерение было осуществлено.

Когда он проснулся, понедельник уже исполнял свои обязанности. Василий начал не с душа, как обычно, а с употребления кипячёной воды. Чайник лишился своего содержимого. Лишь после этого Петровский занял ванную комнату.

Воздействие воды изнутри и снаружи дало положительный результат. Василию полегчало. Настолько, что он проявил некоторый интерес к еде.

– Вас никто не заставлял выпить всю бутылку, – сухо заметила Света.

– Мы и не пытались, – начал оправдываться Василий. – Как-то за разговором само собой получилось.

Творческие усилия в то утро не приносили результата. Проведя некоторое время у телевизора, Василий отправился на работу. Прежнюю. В редакцию журнала. Любопытство разрасталось в нём – что там успел натворить его двойник?

У лотошника, торговавшего перед входом в метро, Василий купил несколько газет. Ему любопытно было узнать, что происходит здесь, в его Вселенной. Пока шумный поезд метро вёз Василия к нужной станции, он просматривал печатные издания. Выяснилось, что Россия – единственная в мире страна, которая разрешает ввоз чужого отработанного ядерного топлива, что российские чиновники берут всё больше взяток, а инфляция растёт быстрее, чем рассчитывали власти.

«Это не более, чем антураж, – думал он. – Чтобы дать возможность проявиться характерам. Если первичен человек, всё остальное подобно декорациям. С той лишь разницей, что не мы их выбираем.»

Он смотрел на девушку, стоявшую рядом. Её взгляд был устремлен в неведомую даль, куда-то за пределы вагона. Ему нравились такие лица – вытянутые, худощавые. Она была похожа на Наталью. Ту, давнюю, десять лет назад.

Потом он шёл по Сретенскому бульвару мимо сплошной вереницы автомобилей, большей частью иностранных. Он с лёгкостью обгонял это скопление машин, вынужденных больше стоять, чем ехать, томившихся в бесконечной очереди. Василий поймал себя на том, что выискивает глазами автомобиль, похожий на «Руссо-Балт», какой принадлежал ему в оставленной недавно вселенной. Но разве можно было найти его здесь?

Вскоре он вошёл в знакомое помещение, занимавшее полуподвал старого заслуженного дома. Охранник вяло кивнул ему. Главный редакционный компьютерщик посмотрел на него мельком и бросил:

– Привет.

Войдя в свою комнату, Василий привычно устроился за письменным столом, включил компьютер. И вдруг понял, что всё, связанное с работой, напрочь вылетело из головы. Пришлось напрячься, вспомнить основные стили, в которых может быть выполнен дизайн интерьера. Барокко, создателем которого считают Микеланджело, поскольку именно этот великий художник осознал его основной стилеобразующий элемент: пластику стены; благодаря барокко в интерьере появляется капризная усложнённость – скруглённые углы, лепнина, росписи потолков с использованием эффекта перетекания пространства в заоблачную высь. Классицизм предполагает использование в оформлении помещений и фасадов элементов античной архитектуры. Арт-нуво или модерн – стиль, для которого характерны извилистые, плавные очертания с явной тенденцией к асимметрии. А ещё стиль арт-деко, вошедший в моду в двадцатых годах прошлого века: скруглённые углы, строгие вертикальные линии, зигзаги, окружности, треугольники…

«Что делать, – безмятежно думал он, – если в этой вселенной мне выпало зарабатывать на хлеб трудами на подобной ниве. Разумеется, творчества здесь на копейку – описывать то, что придумывают другие. Разумеется, бесконечные интерьеры могут надоесть. Но таково условие моего существования здесь.»

Он принялся читать на экране монитора тексты, сочиненные двойником. И, несмотря на придирчивость, вынужден был признать, что написаны они весьма толково. Похоже, что Петровский владел пером вне зависимости от того, в какой вселенной жил.

Частые шаги зазвучали в коридоре. Марьяна влетела в комнату, как всегда, лёгкая, стремительная.

– Здравствуй. – Она радостно улыбалась. – Это тебе.

Пухлый конверт оказался перед ним. Василий заглянул внутрь – там были доллары.

– Что это? – удивился он.

– Твоя доля. Две тысячи… Ты что, забыл? Мне удалось продать проект, оформленный в предложенном тобой стиле «А-ля Хокинг». Я тебе говорила.

Это были приятные слова.

– Спасибо. – Петровский нежно улыбался. – Садись.

Она заняла стул по другую сторону стола, достала пачку сигарет, закурила.

– Я и не думал, что будет толк от моей идеи, – озадаченно проговорил он.

– А что? Нормальная идея. Получилось неплохо. Вполне вероятно, что будут ещё заказы. Кстати, надо написать статью. Фотографии есть. В наших с тобой интересах пропагандировать новый стиль. – Она затянулась, выпустила струйку дыма.

Василий смотрел на неё почти с любовью. Какая женщина! Умная, красивая, энергичная, талантливая, да ещё с деловой хваткой. Она ему всегда нравилась, но дальше дружеских отношений у них не шло.

– Как твой бизнесмен? – поинтересовался он.

– Мы с ним расстались, – беззаботно сообщила она.

– И ты свободна?

– Да.

– Может быть, мне за тобой приударить? – Горделивая улыбка украсила его лицо. – Я теперь при деньгах.

– Так и быть, рассмотрю твою заявку. – Марьяна резко поднялась. – Надо работать. Пока.

Проводив её взглядом, он посмотрел на конверт, в котором находились доллары. Приятное событие. Весьма приятное. То, что он узнал про Хокинга, сыграло свою роль. Спасибо Астахову. «Надо поставить Дмитрию бутылку, – решил он. – Куплю «Хеннесси». Или «Мартеля». Дмитрий…»

Охранник появился в проёме двери.

– Василий Игнатович, к вам посетитель.

Петровский тотчас узнал его. Он был до смешного застенчивым. Долговязый, нескладный. На вид лет двадцать, не больше. Встал около дверей. Всё как в прежней вселенной.

– Можно? – прозвучал робкий голос.

– Можно… Вы садитесь. – Петровский указал на стул, который недавно занимала Марьяна. – Что у вас? Очерк?

– Да. – Он был удивлён. – Очерк. Мне посоветовали к вам обратиться. Помогите напечатать. Я написал про нашего липецкого изобретателя Юрия Кульчицкого. Удивительный человек. Но мой очерк в Липецке ни одна газета не берёт. Сначала хотели взять, а теперь отказываются.

Василий повторно выслушал рассказ про вечную кровлю и дорожное покрытие, опять удивился юношеской наивности.

– Оставьте ваш материал, – вполне доброжелательно предложил он. – Постараюсь помочь с его публикацией.

«Если бы я не видел его прежде, послал бы к чёрту, – размышлял он, отпустив молодого писателя. – В этой вселенной у меня совсем не те возможности. Но почему бы не попробовать? Есть, в конце концов, знакомые журналисты. Для них областные власти не указ. Если заинтересуются, напечатают…»

Телефонный звонок заполнил небольшую комнату. Василий не задумываясь поднял трубку. И услышал голос Натальи.

– Я хочу тебя видеть, – жёстко проговорила она.

– Зачем? – Василий ощутил зыбкую тревогу.

– Ты меня удивляешь. То находишь меня через столько лет, тащишь в постель, делаешь мне ребёнка, то спрашиваешь – зачем?

Ребёнка!? Окружающий мир в одно мгновение изменился. Нарушилась некая гармония. Неприятное ощущение рухнуло на Василия.

– Где встретимся? – промямлил он.

– У меня. Приезжай после работы.

– Хорошо.

Вот оно! Действия в прежней вселенной не прошли даром. Поступок повлек за собой цепь событий в параллельных мирах. Выходит, они связаны через поступки. Ничто не проходит бесследно. Как всё непросто, запутанно. «Каков истинный Гений, создавший всё это? – спрашивал себя Петровский. – И какова истинная цель? Быть может, и вправду – человек?»

Беременность Натальи не давала ему покоя. Трудно было усидеть на месте. Найдя предлог, Василий покинул редакцию.

Он шёл по улицам, не замечая ни зданий, ни машин, ни людей. Он размышлял о том, как ему поступить? Судьба вернула его к той развилке, которая уже давным-давно была пройдена. И что теперь? Всё сначала? Какой в этом смысл?

Положение казалось безвыходным. Что он мог объяснить Наталье? Что во всём виноват двойник? Она в это не поверит. Более того, сочтёт издёвкой. Мол, придумал какого-то двойника, чтобы вину свою на него скинуть. Да-а, двойник поставил его в прескверную ситуацию. А, с другой стороны, разве не он поставил двойника в ту же ситуацию? Так сказать, взаимно обменялись. Но если он, Василий, не думая, совершал серьёзные поступки, надо нести за это ответственность.

Он всё-таки приметил ресторанчик, в котором бывал не единожды. Ему захотелось выпить, и он вошёл внутрь, занял столик у окна. Официантка выслушала его, и вскоре появились небольшой графинчик с водкой, мясная закуска. Рюмка водки пришлась как нельзя кстати.

«Каждый поступок влечёт за собой цепь событий не только здесь, но и в параллельных мирах, – думал он, глядя в окно и ничего не видя там. – Вопрос в том, как отделить добро от зла? Что истинно, а что ложно? Как узнать? Как выяснить правду? Зачем приходим в этот мир? Затем, чтобы прожить свою жизнь, не задумываясь ни о чём? Или для того, чтобы осмыслить, понять, разобраться, ответить на самые главные вопросы? Бог его знает… Что я скажу Наталье? А Свете?.. Прежде надо разобраться с Натальей. Что она хочет? И что я ей обещал? Сначала я должен услышать то, что она скажет мне…»

Этот миг наступил. Звоните, и вам отворят. Василий позвонил. Дверь открылась. По ту сторону дверного проёма стояла Наталья. Та, которую он видел ещё несколько дней назад. И не та. Насмешливое выражение светилось на её лице.

– Так и будем общаться через порог?

Василий шагнул внутрь, в пространство, которое было её домом. Сам не зная, почему, свернул в ту часть маленькой вселенной, которая называлась кухней, занял место за столом. Наталья устроилась напротив. Она смотрела ему в глаза долгим взглядом, и он не отводил своих глаз.

– Значит, ты ждёшь ребенка. – Василий тут же понял, что большей глупости он сказать не мог.

Наталья усмехнулась.

– Разве для тебя это новость?

– Нет. Я всего лишь… констатировал…

– Что тут констатировать? Ты упросил меня. Но я об этом не жалею. Я хочу его родить.

Надо было найти какие-то слова, что-то придумать. Его мысль металась, не в силах зацепиться хотя бы за что-нибудь. Чувство неловкости, давящее, свербящее, вырастало в нём. И тут словно вспышка. Они явились невесть откуда, нужные слова.

– Знаешь, вычисления, сделанные известными учеными, которые занимаются космологией, показывают возможность существования параллельных вселенных. Они есть на самом деле, параллельные вселенные. Дело в том, что я побывал в одной из них. Там многое похоже на нашу вселенную. Но есть и отличия. К примеру, там ты – моя жена.

Она долго молчала, обдумывая услышанное, потом спросила с лёгкой усмешкой:

– Это – единственное отличие?

– Нет, не единственное. Там до сих пор советская власть, там сохранился СССР, там не слышали про Путина, там я – большой литературный начальник. Но то, что там ты – моя жена, самое важное отличие. Для меня.

Она смотрела на него весёлыми глазами.

– Что же ты там не остался?

– Я бы хотел там остаться. Но… не получилось. Каждый должен жить в своей вселенной.

Она улыбнулась, легко и светло.

– Наверно, я тебя за это и люблю. Кто ещё мог выдумать такую историю, чтобы оправдать себя?.. Я хочу родить этого ребёнка. А ты поступай, как знаешь.

Что он мог сказать?

– В этой вселенной я сделал свой выбор. Ещё тогда… Я не могу бросить мою жену. – Как трудно дались эти слова.

– Я вовсе не о том, чтобы ты разводился с женой. Я о том, будет ли у ребёнка отец, или нет?

– Что значит – будет. Он уже есть.

Василий поднялся, подошел к ней, обнял, принялся целовать её в шею. Некоторое время она как бы нехотя принимала его ласки, потом поднялась, их губы сошлись. Каким страстным был этот поцелуй.

– Идём, – тихо прозвучал её голос.

Она взяла его за руку, потянула в другую часть маленькой вселенной, туда, где им ничто не должно было помешать стать на время одной плотью. Позже, глядя ей в глаза, он решился сказать то, что не смог перед этим.

– Я очень хочу принимать участие в воспитании нашего ребёнка. – Он сумрачно вздохнул. – Мне только не хотелось бы, чтобы об этом знала Света.

Наталья смотрела на него с мрачной ухмылкой.

– Воспитание тайком.

– Ну, это… тайком для других людей. А для неё… не тайком.

Она оживилась.

– Для кого, для неё?

– Для дочери.

– Почему ты решил, что будет дочь?

Он состроил нечто важное на лице:

– Я знаю.

Немного помолчав, она вновь помрачнела.

– Даже если дочь, как я буду объяснять ей твое отсутствие? Врать, что у тебя ночная работа? Или что ты не вылазишь из командировок?

Василий поморщился.

– Я бы не хотел постоянного обмана. Придется ей сказать, что у меня есть другая семья.

– Кому сказать? Ребенку? И что она поймет?

Каким невыносимо тяжелым, изнуряющим был этот разговор.

– Ну… не маленькой, а когда подрастёт.

– Маленькие тоже задают вопросы.

Наталья будто издевалась над ним. Как непросто найти ответ.

– Уж лучше говорить, что я всё время езжу в командировки, чем растить её в одиночку. Ребёнку нужен отец.

– Рада, что ты это понимаешь… Ладно, как-нибудь приноровимся. Тебе не пора?

Он посмотрел на часы. Было уже довольно поздно.

– Пора, – сказал Петровский, а сам подумал: «Скажу, что был в Доме литераторов, в Нижнем буфете…»

Вопреки ожиданиям, Света не стала его допрашивать о причине позднего прихода. Оторвавшись от книги, спросила: «Ужинать будешь?» Получив утвердительный ответ, направилась в кухню. Пока он переодевался, на столе появилась еда.

Света села за стол вместе с ним, но ограничилась чаем. Вид у неё был чрезвычайно задумчивый, даже печальный. И это встревожило Василия: неужели она проведала о его встрече с Натальей?

– У тебя что-то случилось? – осторожно спросил он.

Глядя в неизвестную даль, она медленно качнула головой из стороны в сторону.

– Нет… Никак не могу сформулировать новую концепцию. А статью давно надо было отослать.

– Я могу тебе помочь?

Тут она перевела на него ставшие вдруг весёлыми глаза:

– А как ты мне поможешь?

Василий пожал плечами.

– Нет уж, я сама…

Потом он отправился спать, а Света продолжила научные искания. Когда требовалось что-то срочно сделать, она могла работать всю ночь.

На этот раз он с трудом пересёк грань между сном и явью. А вскоре стал участником довольно странной истории. Наталья вызвала его для важного разговора. И тотчас он встретился с ней где-то в парке. Она держала за руку девочку лет шести, симпатичную, с милым носиком, но смотревшую на Василия исподлобья, сердито.

– Я больше не могу. – Наталья выглядела крайне усталой. – Она совсем не слушается. Всё делает наперекор. Я вконец измучилась. Забери её. Пусть она живёт у тебя.

Василия почему-то вовсе не удивила её просьба. Он сам был непоседливым ребенком, родителям досталось от него. Он понимал – Наталья на пределе. Теперь его очередь заниматься дочерью.

– Как её зовут? – негромко спросил Василий.

– Катя, – был ответ.

Он взял Катю за руку, сказал: «Идём.» И они пошли по аллее, оставив позади Наталью.

«Как же объяснить Свете, откуда у меня этот ребёнок? – сосредоточенно думал Василий. – Не могу же я привести её и ничего не объяснить. Света сразу спросит: кто эта девочка? И что я ей скажу? Моя дочь? А врать бесполезно. Если не сказать ей правду, она не позволит оставить у нас Катю. Но как только я скажу правду, придётся объяснять, каким образом у меня появилась дочь.»

Предстоящее объяснение страшило его. Тем более, что они с Катей вдруг оказались перед входной дверью в квартиру Петровского. И сейчас должно было случиться то, чего он боялся – по одну сторону открытого дверного проёма Света, а по другую он с незнакомой девочкой, держащей его за руку. В глазах жены удивление. Сейчас она откроет рот, и он услышит: «Кто эта девочка?» Сейчас…

От волнения он проснулся. Ночная темень окружала его. Светы рядом не было – она продолжала свою работу, находясь в гостиной.

Объяснение не потребовалось. Сейчас. Но Василий понимал: настанет миг, когда придется всё объяснить жене. Осознание этого вызывало в нём тоскливое, безысходное чувство. Будто медленно водили смычком по самой толстой струне виолончели.

23

Деньги способны разрешить любые проблемы. Некоторая сумма, перекочевавшая из кармана в карман, содействовала тому, чтобы Дмитрия поселили в отдельном номере, а Ирине позволили жить там же.

Санаторное существование предполагало полную повторяемость – процедуры, прогулки; прогулки, процедуры. Но каждый день Астахов работал по несколько часов, несмотря на то, что головные боли всё ещё донимали его. Последовательность вычислений неуклонно вела Дмитрия к цели, хотя он по-прежнему не знал, когда эта цель будет достигнута.

По всему выходило, что постоянных точек перехода между вселенными не могло существовать. А вот вероятность возникновения временных точек перехода пока не удавалось определить.

– Я думаю, что в момент, когда каждый из двойников находится в сходной точке своей вселенной, может произойти взаимозамещение, – со всей горячностью объяснял он Ирине. – То есть они поменяются вселенными. Вопрос в том, почему это может произойти? Есть догадка. Похоже, время от времени возникают специальные точки в пространстве, в которых возможен переход из одной вселенной в другую. Пытаюсь подтвердить это расчётами. Пока что не получается. Но я добьюсь своего.

– Добьёшься. – Ирина снисходительно улыбалась. – Немного позже. А сейчас тебе пора на процедуры.

Дмитрий безропотно встал, освобожденное им замызганное кресло озорно скрипнуло. В три шага он пересёк небольшую комнату, крошечную прихожую, оказался в коридоре. Его путь лежал на первый этаж – там находились процедурные помещения.

В конце концов, можно думать о науке, принимая расслабляющую ванну. Главное сейчас – найти вариант решения сложной системы интегральных уравнений, которая получилась у него.

Лечебный массаж не только помогал, но и доставлял удовольствие, которое отнюдь не уменьшал тот факт, что за данную процедуру каждый раз приходилось доплачивать двести рублей. Стоило ли жалеть деньги? В конце концов, ему надо было встать на ноги до наступления осени. Теперь без поездки в Штаты он не мог обойтись.

Вернувшись в номер, Дмитрий обнаружил там давнего приятеля, Хайтуна. Денис поднялся ему навстречу из единственного кресла. Их руки соединились в крепком пожатии.

– Привет, Денис, – довольно проговорил Астахов.

– Привет. Заехал тебя навестить. Представляешь, дача моих родителей тут неподалеку, километрах в пятнадцати. Как ты себя чувствуешь?

– Гораздо лучше. Но головные боли по-прежнему беспокоят. – Смущённая улыбка высветилась на лице Дмитрия. – Слушай, ты не сильно обиделся на меня в прошлый раз, тогда, в больнице. Я малость погорячился.

– Да что я, тебя не знаю? – с прощающей усмешкой заметил приятель.

– Но ты тоже хорош… – постарался оставить за собой последнее слово Астахов.

Ирина тут же вклинилась в их разговор.

– Денис, у Дмитрия сейчас должна быть прогулка. Вы вместе можете погулять. Погода хорошая. И места здесь красивые. А потом пообедаем. Столовая тут не ахти какая. Но мы к ней уже привыкли.

Денис охотно принял предложение. Вслед за тем приятели покинули номер под напутствие Ирины:

– Вы только не ругайтесь. Я прошу.

До чего же прекрасен был окружающий мир за пределами здания, из которого Дмитрий вышел в сопровождении Дениса. Какие просторы открывались глазу. Великолепные пейзажи украшала зелень во всех мыслимых её оттенках. Душа радовалась. Что ни говори, а лето Дмитрий любил больше других сезонов. На этот счёт он готов был поспорить с Александром Сергеевичем Пушкиным. Что хорошего в осени? Жёлтый цвет, разумеется, тоже красив в разных оттенках. Но зелёный куда веселее. И потом осень – пора увядания. Но что общего с увяданием у того, в ком бурлит творческая энергия?

Старая аллея уводила их от центрального здания к закоулкам санаторной территории. Другие здешние обитатели время от времени попадались навстречу. Неспешная прогулка привлекала пожилых людей. Дмитрий давно уже заметил, что он – самый молодой из поправлявших здесь здоровье.

– Представь себе, – принялся рассказывать с весёлым видом Хайтун, – открылись вакансии на звание академика по нашему отделению. Такая возня началась. Каждый из тех, кто повыше, пытается протолкнуть своего человечка. Сражение титанов. Научные заслуги не в счёт. Важно, кто за кем стоит, кто кому задницу лижет. Полная мерзость.

– Всё у нас так, – мрачно заметил Дмитрий. – Наука умирает, а кто-то пытается решить свои мелкие проблемы.

– Наш Логинова толкает. Абсолютный бездарь, но у него родственные связи в правительстве. Я не удивлюсь, если он пройдет.

– И эта страна хочет называться великой.

Реденькие облака висели где-то наверху, покрывая небосвод белесой пеленой, и солнце натужно светило сквозь эту пелену.

– Да, тебе должно быть интересно, – оживился вдруг Хайтун. – Американцам удалось выяснить, что наша галактика находится в стадии столкновения с маленькой галактикой под названием Сагиттариус. Из-за чего, по их мнению, прямо сейчас через Солнечную систему проходит мощный поток тёмной материи. Сообщение об этом опубликовали на минувшей неделе астрономы из университетов штатов Мичиган и Юта. – Приятель глянул на Дмитрия с иронией. – Разумеется, они исходили из представлений, что в центре всех галактик находятся сгустки невидимой материи, образовавшейся на ранних этапах развития Вселенной, и, соответственно, эти сгустки стали центрами притяжения космического газа, из которого позднее сформировались галактики.

– А ты по-прежнему не веришь в существование тёмной материи?

– Я не нуждаюсь в данной гипотезе, как говорил великий Лаплас. Что это за материя, которая никак не проявляет себя?

– Она проявляет себя через гравитацию. А не видим мы её потому, что она состоит из неизвестных пока частиц, которые практически не взаимодействуют с нашими приборами, – недовольно пояснил Дмитрий. – Что-то вроде нейтрино, только ещё более неуловимое… Что там насчёт столкновения галактик?

– Галактики, как и положено, движутся друг относительно друга, и если в ходе этого движения они сближаются, происходит их взаимное проникновение – этакое столкновение, растянутое на миллионы лет. – Хайтун добродушно улыбался. – Так вот американские астрономы обнаружили, что подобное столкновение наша галактика переживает в данный момент. Какое-то время назад маленькая галактика под названием Сагиттариус подошла слишком близко к нашему гигантскому Млечному Пути, и для неё это событие закончилось плачевно. Притяжение Млечного Пути разорвало Сагиттариус на отдельные звезды и межзвездный газ, и они стали втягиваться внутрь нашей более крупной галактики. Определить это несложно. В отличие от звёзд Млечного Пути, которые движутся в его плоскости, обращаясь вокруг центра нашей галактики, «чужие» звёзды движутся поперёк этой плоскости.

– А вместе со звёздами и газом из Сагиттариуса вытягивается тёмная материя? – не выдержал Дмитрий.

– Так считают авторы работы. – Хайтун состроил пренебрежительное выражение лица. – Причём, её поток будто бы пронизывает диск нашей галактики именно в том месте, где находится Солнце со своими планетами. Но где он, этот поток? – Хайтун протянул вперед руки ладонями вверх, и тут будто вспомнил. – Ах, да! Мы его не замечаем лишь потому, что тёмная материя, как было разъяснено тобой, состоит из практически не взаимодействующих частиц. Какое счастье. Потому что в противном случае поток причинил бы нам страшный вред. Ведь Сагиттариус сблизился с Млечным Путём не один миллион лет назад. – Каким лукавым был его вид.

– Не ёрничай, – Дмитрий смотрел на него с укоризной. – Если мы чего-то не видим, это не значит, что этого нет.

– Но и не значит, что это есть, – тут же ввернул Хайтун.

Обнаружив, что они стоят, Астахов двинулся дальше. Хайтун последовал за ним. Вскоре открылся вид на небольшую речушку. Ребятишки плескались в синевато-коричневатой полоске воды, вздымая россыпи брызг. И хотя глубина была так себе, чуть выше пояса, Дмитрий с радостью присоединился бы к детишкам. Если бы не то состояние, в котором он пребывал. Оставалось одно – с завистью смотреть на детвору.

Так, поглядывая на речушку, он и принялся рассказывать Денису о своих изысканиях.

– У Хокинга и Виленкина расчеты показывали возможность существования параллельных вселенных. Если допустить, что они существуют, логично предположить существование в них двойников. То есть у каждого из нас может быть двойник в параллельной вселенной. И есть вероятность, что в момент, когда каждый из двойников находится в сходной точке своей вселенной, может происходить взаимозамещение. То есть двойники меняются вселенными. Вопрос в том, почему это может иметь место? Похоже, время от времени возникают специальные точки в пространстве, в которых возможен переход из одной вселенной в другую. Я почти закончил расчёты, которые подтверждают это.

– Да? – Хайтун весьма заинтересовался. – И что ты взял за основу?

– Теорию струн.

– Теорию струн?! – Приятель даже остановился, лицо его приняло кислое выражение. – Ты что? Теория струн – полная чепуха.

Дмитрий посмотрел на приятеля чересчур внимательным взглядом.

– Ну, знаешь ли. Если теория струн – чепуха, то что тогда твои фракталы?

– Ты против фракталов?

– Я не против фракталов. Я против того, чтобы фракталами описывать Вселенную. Я против того, чтобы меня описывали фракталом. Это глупость. Что, моё сердце и мой желудок похожи на фрактал? – Последнюю фразу он почти выкрикнул.

Вытянутое лицо Хайтуна будто окаменело.

– Ты можешь говорить что угодно про фракталы, но теория струн – полная чепуха.

Денис гордо повернулся и пошёл быстрым шагом в обратную сторону. Дмитрий провожал его взглядом. Он не собирался бежать вдогонку.

«Ну и чёрт с ним! – мрачно думал Астахов. – В конце концов, зачем оскорблять?.. Я сказал только после того, как он сказал. Всё с него началось. Зачем оскорблять?..»

Дмитрий уже чувствовал свою неправоту, но гордыня мешала ему ринуться за приятелем. Когда, наконец, удалось унять гордыню, приятель скрылся за поворотом. Дмитрий пошёл следом, но быстрые движения отдавались болью в голове. Так что догнать Дениса у него не получилось. Когда он вышел за ворота, ни приятеля, ни его машины уже не было.

«И что мне делать? – спросил себя Астахов. – Я хотел его догнать. Я готов был попросить прощения. Разве я виноват, что он уехал раньше?.. – Дмитрий решил думать о чём-нибудь другом. – Почему, всё-таки, Хокинг допустил возможность выхода информации из черной дыры? Что с ним произошло? Какие вычисления дали такой результат?.. Я могу ему позвонить, – осенило его. – Правда, мобильный в номере. Пока дойду, ещё минут десять пройдет… Позвоню вечером.»

Едва он появился в гордом одиночестве, прозвучал голос Ирины:

– Вы что, поссорились?

Дмитрий упрямо хранил молчание. Постоял у окна, сел в кресло.

– Поссорились. – Ирина смотрела на него с осуждением. – Как тебе не стыдно? Человек приехал тебя навестить, а ты.

– Ну… он тоже хорош, – проворчал Дмитрий. – Зачем оскорблять? Теория струн у него – чепуха. Он первый меня оскорбил.

– Тебя это не оправдывает.

Дмитрий предпочёл промолчать.

Вскоре они отправились на обед. В большом вытянутом зале праздничными шеренгами стояли квадратные столы, накрытые белыми скатертями. Трижды в день вокруг белых квадратов собирались люди, приехавшие поправлять здоровье – по четыре едока на стол. Всякий раз, бывая здесь, Дмитрий и Ирина оказывались в кампании пожилой благообразной пары.

Дмитрий думал о своём. Борщ вполне устраивал его. Куда важнее было ответить на некоторые вопросы. И так получилось, что он озвучил их.

– Почему, всё-таки, Хокинг допустил возможность выхода информации из черной дыры? – Дмитрий смотрел на Ирину отсутствующим взглядом. – Какие вычисления привели к подобному результату? Даже профессор Прескилл заметил, что он так до конца и не понял аргументов Хокинга, хотя, конечно, был рад своему выигрышу.

Ирина пожала плечами – что она могла сказать? Впрочем, Дмитрий и не рассчитывал на её ответ. Он всего лишь рассуждал вслух. И тут весьма немолодой человек с аккуратной седой бородкой, сидевший напротив, с некоторым пафосом произнес:

– Да, не ведающий научных промахов Хокинг впервые признал поражение. – Хрипотца ничуть не портила его приятный баритон. – Заметьте, не что-нибудь, а поражение в многолетнем споре, который он и профессор Калифорнийского технологического института Кип Торн вели с Джоном Прескиллом, также профессором Калифорнийского технологического института и директором Института квантовой информации.

– Вы знаете про Хокинга? – удивился Дмитрий.

– Знаю, – безмятежно ответил сосед по столу.

– Вы физик?

– Скорее, инженер. Но я всегда интересовался космосом. Что касается чёрных дыр… – Его усмешка несла мечтательный оттенок. – Само их существование не очевидно для многих ученых. Это, быть может, самый драматичный спор в науке, который даёт ключ к общей теории относительности. Смешно говорить, но даже Эйнштейн не верил в чёрные дыры, которые только и могут спасти его теорию. Сегодня добрая половина физиков не верит в них. Уже открыто триста чёрных дыр, но споры продолжаются.

Всё это было поразительно – симпатичный старикашка разбирался в тонкостях. Дмитрий не мог удержаться:

– А что вы думаете насчёт теории струн?

– Многообещающая теория. Уверен, что на её основе удастся получить интересные результаты.

– А как вы оцениваете вероятность существования параллельных вселенных? – в запале произнёс Дмитрий.

– Как весьма высокую, – сказал сосед.

– Дорогой, – ласково прозвучал голос его супруги, – ты не даешь молодому человеку закончить обед.

И в самом деле, Дмитрий забыл про еду. Пока он наверстывал упущенное, пожилая парочка покинула их.

– Мы ещё поговорим, – обещал на прощание старик.

– Очень милые люди, – сказала Ирина.

Дмитрий задумчиво кивнул.

Потом наступил тихий час. Дневной сон растёкся по этажам основного корпуса. Астахов, привыкший спать днём в больнице, полностью принял санаторный распорядок дня. Он засыпал с лёгкостью ребенка. Так было и в тот день.

Астахову снился приятный немолодой человек с аккуратной бородкой и невероятно добрыми глазами. Вдвоем они прогуливались по санаторной аллее. Как чудесно светило солнце, каким упоительным был свежий воздух.

– Вы кто? – спросил Дмитрий своего спутника.

– Добрый ангел, – спокойно ответил тот.

– Вы – мой сосед по столовой, – мягко возразил Астахов.

– Разве это мешает мне быть добрым ангелом? – раздалось в ответ.

Дмитрий не мог не признать разумность этого довода.

– Вы – мой добрый ангел? – решил уточнить он.

– Нет. Василия Петровского.

Это удивило Дмитрия.

– А мой не хочет со мной говорить?

– Не в этом дело. Василий так бурно просил меня поговорить с вами, что я уступил. В виде исключения. Итак, вы хотите знать, кто из них троих прав, Хойл, Хокинг, Виленкин?

Дмитрий хотел ответить: «Да», но вовремя остановился. Зачем ограничивать свой интерес частным вопросом, коль открылись такие возможности? Надо брать по максимуму.

– Я хочу знать все тайны мироздания, – скромно заявил Астахов.

– Это невозможно, – прозвучало в ответ. – Вам не дано знать всего. Как и любому из живущих на Земле. Вам не дано знать многого. Принцип прост: никакой определённости в самых главных вопросах. Может так. А может и не так. Может быть, есть Бог. А может быть, и нет. Может быть, существует потусторонний мир. А может быть, и не существует. Может быть, есть душа, та, которая бессмертна, а может быть, и нет. Вы найдете массу доводов, крайне весомых, в пользу того, что есть, существует. А потом столько же доводов, не менее весомых, что нет. И будете пребывать в мучительном неведении. До тех пор, пока всё не кончится. Выход для вас, как и для всякого человека, один – верить. Или не верить. Каждый сам делает свой выбор.

Дмитрий смотрел на собеседника с тонкой улыбкой – его так просто не проведёшь.

– Допустим, есть вещи бесспорные. Я не должен верить или не верить в существование окружающего мира. Он есть.

Его спутник оживился.

– А кто вам сказал, что мир, который, как вам кажется, окружает вас, на самом деле существует? Вы знаете хоть одно доказательство того, что это так?

– Ну как же… Вот он кругом, этот мир. – Дмитрий обвел рукой природу, имевшую место быть со всех сторон.

Бородатый собеседник добродушно рассмеялся.

– Вы спите в настоящий момент. И ещё будете говорить мне про мир, который кругом. Тот мир, который вам видится наяву, тоже легко дать вам в ощущениях. Да, вы что-то видите, что-то слышите, что-то воспринимаете на ощупь, на вкус. И что с того? Всё это несложно воспроизвести. Дать каждому в полном комплекте ощущений. Так сказать, смоделировать.

Эти слова ошарашили Дмитрия.

– Вы хотите сказать… что окружающего мира вовсе нет?

– Я ничего не хочу сказать. Но такой вариант вы как честный учёный не имеете права исключить.

Мысли Астахова спутались вконец. Он смотрел по сторонам и видел совсем не то, что ему хотелось видеть. Санаторий исчез вместе с окружающим миром. Он и его странный собеседник находились в пустоте, где не было ничего, где отсутствовали верх и низ, где ни единая мелочь не напоминало о времени и пространстве по причине отсутствия и того, и другого. Дмитрий не ощутил страха. Он скорее озадачился, пытаясь понять, что всё это значит? И тотчас непонятные точки возникли вокруг, и стали разрастаться, превращаясь во что-то яркое, набухающее с невероятной скоростью. Дмитрий видел происходящие внутри процессы, невероятно сложные, многообразные. Он понял – это миры, и он смотрит на них с позиции стороннего наблюдателя, которого никак не затронут происходящие в них перипетии.

– Почему вы не можете сказать мне правду? – воскликнул он.

– Что есть правда?

– Ну… как на самом деле всё устроено. Есть параллельные вселенные или нет? Василий был там, или ему привиделось?

– Ничего нельзя исключить.

– Можно найти Уравнения Мироздания, которые позволят предсказывать и изучать свойства этого и других миров?

– Ничего нельзя исключить.

– Хорошо, а сами вселенные? Они существуют? Или есть только видимость их существования?

Он смотрел на Астахова с неизменной доброй улыбкой и молчал.

– Голограмма, как предполагал Хокинг? – не унимался Дмитрий.

– Разве можно слышать голограмму, трогать? Разве можно её менять по собственной воле?

Они вновь оказались на Земле, в окрестностях санатория. Они стояли в той части аллеи, откуда открывался широкий вид на реку, на покрытые зеленью холмы.

– Но как это всё организовано? – Дмитрий окинул взглядом окружающее пространство, и тут вспомнил – это сон. – Хорошо, чем явь отличается от сна?

– Одним. Во сне вы сами по себе, а когда просыпаетесь, попадаете в мир, где есть другие люди.

– Только и всего?

Собеседник вежливо усмехнулся:

– Только и всего. А может быть, и не только.

Дмитрий устал от этих загадок. Он чувствовал, как отчаяние подбирается к нему.

– Какой смысл во всём этом? – возмутился он. – Зачем я живу на этой Земле? Зачем столько поколений жило и продолжает жить?

– Можно считать, что всё и вся приходит в этот мир, дабы выполнить своё предназначение. Можно посвятить себя достижению некого результата. А можно рассматривать жизнь как процесс. И получать, насколько это возможно, удовольствие от участия в данном процессе. Ибо он, этот процесс, в любом случае любопытен.

– И поскольку нам не дано знать, что истинно, а что – нет, остается только одно? Сделать выбор? – Невероятное раздражение переполняло голос Дмитрия.

– Именно так. – Он будто не замечал состояния Астахова.

– И что толку?! Мы совершали и будем совершать ошибки!

Чужой добрый ангел сохранил спокойствие.

– А может быть, в этом и сокрыт смысл? – Его улыбка стала хитрой. – Каждый должен найти свой путь, совершая ошибки, а потом исправляя их. Может, в этом всё дело?

Разочарование захватило Дмитрия. Он чувствовал себя обманутым. Он ожидал совсем другого результата от разговора.

– Я – учёный, – хмуро выговорил он. И проснулся.

Перед ним была стенка, покрытая легкомысленными обоями. Блеклые дорожки цветов поднимались вверх по желтоватому полю.

«Приснилось? – озадачился Дмитрий. – Или я на самом деле говорил с ним? Добрый ангел, похожий на соседа по столу. Бред какой-то. Говорил, говорил, и ничего не сказал… Но это не мои мысли, что нам не дано знать. И что окружающий мир смоделирован… Это не мог быть сон. – Дмитрий уже не сомневался в этом. – Я на самом деле разговаривал с ним… Я – учёный, – обратился он к тому, кого уже не было рядом. – Учёный. Мои ошибки в расчетах, в гипотезах. Я думал, вы поможете мне. Я надеялся узнать что-то важное. А что в итоге? Ни-че-го…»

Но в нём зрело уже ощущение, будто некоторая истина, недоступная прежде, непременно откроется ему. И это ощущение было прекрасно.