antiqueИльяТёАнабиоз: Корейский КоридорrusИльяТёcalibre 0.8.2220.1.20129cebf51e-21fa-4712-8263-067417d128421.0

Илья Тё

Анабиоз: Корейский Коридор

Автор идеи Сергей Палий

Официальный сайт проекта «Анабиоз»: anabioz.com

Официальная группа «ВКонтакте»: vkontakte.ru/anabioz_books

Мисс Мэри, студентка из России, очнулась недалеко от Сеула, на побережье Коридора — приграничной зоны между Южной Кореей и КНДР.

По непонятным причинам она проснулась на два месяца позже других.

Благополучной, процветающей страны больше нет. Есть жуткий мир, который существует по законам джунглей. Мир, где на каждом шагу встречаются охотники за людьми, дикие ганги и озверевшие юнговцы. Мир, где в ходу торговля рабами и каннибализм.

Новый Сеул — Мегаполис страха, обитель отчаяния.

По счастью, мисс Мэри встречаются не только подонки, но и сильные духом люди. Школьница Кити, крепыш Рик, умник Дэмио... Они учат девушку сражаться и побеждать.

Но впереди не только победы. Девушку ждет сильный враг и жестокая правда о прошлом и настоящем, а на пути к этой правде — все круги ада.

Добро пожаловать в проснувшуюся Корею. По-азиатски жестокую и самобытную.

Никогда не используй силу, если не уверен в победе.

Николай Бердяев

Только тот, кто стремится к смерти, может считаться непобедимым.

Кодекс Бусидо

Пуля 1

Мегаполис страха

Работорговец вел мисс Мэри из Инчхона уже двое суток. Она шла, пошатываясь от усталости, однако нормальными переходами назвать это было нельзя. Во время привалов Бугай бил ее, поминая недобрым словом синюю отвертку, стягивал веревкой руки и ноги, чтобы не убежала, потом падал спать.

Натянув собачий ошейник, Мэри иногда удавалось добраться до ручья, текшего в этот дождливый сезон вдоль обочины шоссе. Она подползала и отшатывалась от собственного отражения. Высокая блондинка, совсем недавно сводившая с ума богатых сеульцев одним взмахом длинных ресниц, сейчас походила на кадр, вырезанный из фильма ужасов. Пасмурное, дождливое небо, развернутое над головой серым покрывалом, было фоном печальной картины. Центром оставалось лицо. Красивые когда-то губы, нос, скулы и высокий лоб мисс Марии Тешиной покрывала грязь, маскировавшая следы ссадин и синяков. Гордый взгляд девушки, несмотря на катастрофу, мог бы оставаться, как прежде, прекрасным, однако кровоподтек — след от удара ботинком — превратил левый глаз в щелку.

Мисс Мэри знала: ее ведут на убой.

В Мегаполисе практически не было пищи, но оставалось много голодных мужчин. А еще в Сеуле были рабыни. Молодые и красивые рабыни. Ведь всех остальных — старше возрастом или дурнушек — давно порезали.

Бугай гнал Мэри в Сеул с единственной целью: продать. В последнее время это становилось все более прибыльным предприятием. Живой дичи в окрестностях Мегаполиса почти не осталось, а есть хотелось каждому юнговскому стрелку и каждому бойцу из диких городских гангов.

Тащить труп на себе было тяжело, поэтому проклятый работорговец, в соответствии с личным представлением о практичности, заставил будущую жертву шлепать босиком по холодному осеннему асфальту. Изредка он пинал ее. Ботинком в зад. Зад у Мэри, как ни крути, оставался шикарным. Он и раньше был как орешек, а ныне, учитывая жуткие голодные дни, мог вызвать зависть у любой страдающей анорексией топ-модели. Вот только сил на подиумную походку у Мэри, увы, давно не осталось.

Девушка ковыляла, спотыкаясь на каждом шагу, падала и вновь поднималась. Тычки и затрещины заставляли истощенное тело механически двигаться.

Когда она падала, Бугай, злобно матерясь, тащил ее за волосы.

Мисс Мэри не сопротивлялась. Она даже улыбалась в такие моменты. Когда Бугай волок ее по земле, девушка могла позволить себе чуть расслабиться, отрешиться, забыть на время про боль. В такие прекрасные моменты, пока хозяин не видел лица своей пленницы, та презрительно скалилась, сдерживая нервный смех.

Временами Бугай машинально порывался почесать отсутствующий глаз: подносил руку к лицу, но тут же отдергивал — испуганно и зло. Под грязной повязкой, скрывающей пол-лица, зияла ужасная рана.

То была отметина от их встречи.

От немедленной смерти девушку на данный момент спасала только жадность хозяина. Убить ее он мог еще сутки назад, но желание заработать заставило Бугая на время забыть о глазе, в который Мэри воткнула синюю отвертку.

Бугай терпел, человеческого мяса не ел — опять же по рациональным соображениям.

Риса в хранилищах министерства республиканской гражданской обороны оставалось более чем достаточно, а вот с мясом была беда. За тридцать лет свиньи с коровами передохли или вконец одичали. Юнговцы меняли живых людей на рис и ржаную муку по весу, в соотношении два к одному: две меры зерна на одну меру плоти.

Плоть была дороже зерна.

Бугай экономил.

Его действительно ожидала выгодная сделка: мисс Мэри была худой, но зато очень высокой. Она выделялась ростом даже среди своих диких северных соплеменников в далекой Москве. На востоке же, особенно в низкорослом маньчжурском Китае или среди пукханов, ей просто не было равных.

Бугаю доводилось бывать на севере. Поэтому грацию и стать нового имущества, по сравнению с прочими захваченными девушками, он мог оценить сполна.

Рост Мэри составлял почти метр девяносто. И на Бугая она могла смотреть свысока, даже когда он бил ее при прямом взгляде или подъеме головы. Волосы у девушки были светло-золотистые, почти платиновые. В начале путешествия из Инчхона они были стянуты в хвост — именно так она очнулась на причале. Сейчас хвост растрепался, и значительная часть роскошной шевелюры закрывала половину лица, при каждом шаге попадая в глаза и приоткрытый от усталости рот. Глаза у мисс Мэри были огромные, ясные, серо-голубые. По крайней мере, один глаз, который можно было видеть, без жуткого распухшего кровоподтека. Губы девушки — аккуратные и тонкие — были разбиты.

Бугай смотрелся менее колоритно. Ниже пленницы, ярко выраженной восточной наружности, с выпяченными скулами и плоским носом, он походил — если приделать к нему усы и меховую шапку с лисьим хвостом — на монгольского нукера семисотлетней давности, только без лошади. Вместо халата на работорговце висела измаранная майка с надписью Tiger Beer. Также на нем были драные голубые джинсы, довольно крепкая кожаная куртка и грязно-красная кепка с логотипом Ferrari club.

«Для мелкого сеульского торгаша, — усмехалась про себя мисс Мэри, — прикид глупый».

Вооружен Бугай был в местном, специфическом стиле. Людоеды, выжившие на улицах современного Мегаполиса, наверное и должны были так вооружаться. У Бугая была бита, утыканная гвоздями — наверняка самодел и предмет гордости. Был у него также завидный кухонный нож из нержавейки — огромный, заточенный до бритвенной остроты. И некая штуковина, похожая на самурайский меч либо его декоративную копию, которую раньше можно было купить в любом местном супермаркете.

Завершающими штрихами амуниции Бугая служили синтетическая бечевка и собачий ошейник. Один конец бечевки был привязан к ремню на джинсах, а второй к тонкой шее мисс Мэри, на которой крепился собачий ошейник. До катастрофы их пара наверняка вызвала бы интерес у полиции или служащих психбольницы. Однако теперь редкие прохожие не обращали на них никакого внимания.

Шествие вооруженного мужика с привязанной к нему полуголой девицей теперь не выходило за пределы общественной нормы.

Мисс Мэри шлепала по асфальту, временами вздрагивала и ежилась.

На момент встречи с Бугаем она была одета вполне прилично. Когда девушка очнулась, на ней красовались узкие джинсы, рубашка, свитер, шарф, сапоги и легкая замшевая куртка. Все вещи были новыми, что казалось странным: на прочих выживших одежда истлела, молнии заржавели, пуговицы покрылись плесенью... А на Мэри все осталось целехоньким.

Сначала девушка задумывалась об удивительном феномене, гадала, отчего так случилось, почему ее вещи не испортились? Но в последнее время это происходило все реже и реже. Ботинки и кулаки Бугая составляли неплохую конкуренцию философским размышлениям.

В некотором смысле девушка попала в такое положение как раз из-за новых шмоток. При встрече Бугай увидел на ней одежду, нетронутую временем, и своего шанса не упустил. Сокровище он быстро снял, скрутил в узел и приготовил на продажу. Как и саму Мэри. Взамен снятой одежды Бугай благородно презентовал голой пленнице свою старую байковую рубаху.

В этом тряпье, слишком широком и коротком для узкоплечей и длинноногой мисс Мэри, она шлепала за Бугаем уже километров сорок.

За время жуткого путешествия девушку поразили многие вещи. Например, асфальт. Замечательная скоростная трасса, предмет зависти русских туристов, — даже таких специ-фических туристов, как сама Мария Тешина, — оказалась покрыта трещинами, через которые пробивались пучки травы. Идеально гладкую серую поверхность местами пронзал даже жухлый кривой кустарник.

Это выглядело ошеломляюще. Фантастично.

Вид автобана, проломленного растениями, поразил Мэри. Если сквозь полуметровое покрытие и крепкий асфальт успела прорасти трава, значит, в памяти Тешиной был не просто провал. Там зияла пропасть глубиной в годы, даже в десятилетия. С момента потери сознания минул большой срок.

Спокойно прикинуть размеры этого срока и осознать случившееся не удалось: события после пробуждения понеслись вскачь.

Девушка очнулась в Инчхоне на сгоревшей дотла пристани. Судя по обугленным доскам и каким-то оплавленным обломкам, вокруг бушевал сильный пожар.

Как же все-таки могла уцелеть одежда, да и само тело, если в том месте, где Тешина лежала, все сгорело?..

Пробравшись сквозь остов будки, мисс Мэри выбралась на гранитную мостовую. Мостовая, с первого взгляда, выглядела так знакомо — совсем недавно она служила милым местным жителям для семейных прогулок...

Недавно?..

Милым?..

Один из «милых» аборигенов здесь ее и встретил. Это был Бугай. Кроме него вокруг никого не было.

Умерли? Ушли? Не проснулись?..

Увидев девушку, Бугай бросился к ней. Молча, страшно. Мэри рванула прочь, но он быстро догнал, сбил с ног и ударил кулаком в голову.

Раз. Другой... Мэри кричала, отбивалась, но он был гораздо сильнее ее...

После жестокого избиения, отключившего сознание на несколько страшных минут, мисс Мэри почувствовала острую боль в голове и груди. Пришла в себя. Бугай вновь начал бить. Она снова отключилась...

Очнулась голая. Теперь боль стучала не только в голове и груди, но и в низу живота. Мэри свернулась калачиком и часто задышала. Неприязнь, злость, бессилие — все смешалось в единый пульсирующий клубок.

Сколько она провалялась в отключке на этот раз?..

Бугай стоял рядом.

Он окинул Мэри оценивающим взором и бросил ей свою байковую рубаху. Мэри кое-как надела ее, улучила момент и хотела сбежать, но была снова повалена наземь и избита. На этот раз Бугай стянул бечевкой ее запястья, украсил шею собачьим ошейником и нацепил петлю из синтетического жгута.

Мэри заплакала, но после чудовищных побоев слезы не помогли даже сбросить напряжение.

Бугай дернул за веревку, и началась мучительная дорога. Сорок километров пешком от изуродованного, пустого Инчхона к голодающему, но еще живому Сеулу...

Мэри ковыляла по автобану, оглядываясь по сторонам. С Бугаем они не разговаривали. Она видела все сама.

Сеул уже не был тем чарующим городом, в который мисс Мэри приехала вдохновленной студенткой. Зеленовато-серые, черные, карие полутона и оттенки пропитали великолепный некогда Мегаполис от приямков дорог до вершин полуразрушенных небоскребов. Чахлый кустарник, еле живая трава, с невероятными усилиями пробившаяся сквозь бетон и асфальт, уродливые деревья, не срубленные на дрова лишь по никчемности и безлюдью, плесень, мох, лужи, земля, нанесенная рваным ветром, сырой глинозем — вот что отныне дарило цвет великому городу. Вернее, его трупу, медленно разъедаемому временем и людьми — двумя самыми безжалостными падальщиками в мире.

По кварталам, в которых совсем недавно — относительно глубины памяти Мэри — проживало одиннадцать миллионов мужчин и женщин, будто прокатилась ковровая бомбардировка. Однако единственными боеприпасами, падавшими на беззащитные улицы, были... мгновения. Мириады мгновений. Секунды, сцепленные в минуты и часы, переплетенные днями и годами.

Всё рухнуло в пропасть: привычные социальные связи, экономика, валюта, коммуникации, закон и порядок. Здесь, в Сеуле, остались лишь разломанные куски цивилизации, стремительно дробящиеся на крохотные осколки, готовые, в конце концов, стереться в мелкий песок.

Небоскребы, от которых захватывало дух, перестали существовать. Их мрачные остовы, похожие скорее на готические иллюстрации к картинам безумного художника, чем на останки отелей и бизнес-центров, внушали мисс Мэри мистический ужас. Когда она украдкой поднимала голову, чтобы увидеть вершину любого из гигантов, в душу заползало нечто холодное и липкое. Это нельзя было назвать просто страхом. Душа пасовала вовсе не перед смертью и разрушением. Душа трепетала перед чем-то более тяжким и неподъемным.

Перед катастрофой. Перед безумной помесью конца и начала Истории.

Это был ужас — слепой, всеобъемлющий, выписанный исполинскими буквами ветхих небоскребов.

Выпавшие стекла. Перекошенные рамы. Пустые глазницы эпохи, обрамленные мрачными скулами руин и щербатым ртом эстакады. Все это смотрело на мисс Мэри с укором. Городские стоки занесло мусором, канализация сгнила или забилась. По улицам Мегаполиса текли бурные ручьи. На парках и площадях дремали болота. Ухоженные пруды превратились в озера, покрытые зеленым ковром ряски. Перепачканные оборванцы, больше похожие на заключенных концлагерей, только что выпущенных на свободу, лакали воду из луж, подобно диким животным.

Через весь этот пугающий мир Бугай вел ее на убой.

Она знала.

Чувствовала.

Несколько раз пыталась сбежать, но получала такие зверские удары, что в глазах темнело.

Бугай... Почему она про себя назвала его именно так? Вероятно, за широкие плечи и коренастое тело, сидящее на крепких коротких ногах. Когда он шел впереди, и мисс Мэри видела его спину, Бугай казался ей этаким Квазимодо: мощным, но низкорослым.

Впрочем, Бугай редко двигался впереди. Обычно он топал за спиной девушки, что гарантировало ему, во-первых, отличный вид, а во-вторых — возможность пинать и понукать жертву, ускоряя ее неуклюжие после побоев движения.

То ли Бугай всегда был садистом, то ли после катастрофы внутри у него слетел какой-то предохранитель и пробудилось изуверское начало — неизвестно. Но факт оставался фактом: он совершенно открыто упивался властью над беззащитной пленницей, делая ее существование невыносимым не только в силу необходимости, но получая громадное удовлетворение.

Вот так — в компании с осатаневшим торгашом — они шагали по трассе.

Людей было немного. В основном, завидев бредущую пару, местные отходили на обочину и скрывались в мрачных подъездах. Никто не пытался напасть и отобрать товар. То ли боялись Бугая, то ли голод еще не окончательно доконал жителей этого района. Скорее — первое.

Автобан, поросший кособоким кустарником и вялой травой, усыпанный ржавыми останками машин, петлял между серыми от старости магазинами, между остовами мертвых многоквартирных домов, между заболоченными площадями...

Автобан рассекал пробудившийся Сеул — Мегаполис страха.

Пуля 2

Под знаком Топора

Пусан. Закрытый клуб «Патриот». 27 июля 2016 года.

24 часа до анабиоза

Общий свет в помещении медленно погас, а вместо него вспыхнули яркие боковые софиты. На сцене возник круг света, разгоняющий полумрак. Проплыв по залу, круг остановился в центре тяжелого занавеса, рухнул к полу и мгновенно растаял. Зал замер в предвкушении зрелища. Слух о новой огненной стриптизерше расползался по Белому кварталу как ветер. А значит — танцевать кукла умела.

Ждать пришлось недолго. Раздвинув тканевый полог, возле шеста, в луче света, как вспышка, возникла девушка с блистающими, словно звезды, глазами. Высокая и гладкая, белая, будто полированный алебастр, гибкая, тонкая, уверенная в себе. Она словно бы сама лучилась светом, одаряя зал вибрирующей энергией, вырывающейся в воздух с каждым движением.

Мисс Мэри танцевала в блестящем алом корсете, клетчатом кепи на голове и юбке-поясе, открывающей длинные ноги так, что они казались просто бесконечными. Туфли на безумно высоком каблуке добавляли к немалому росту еще пятнадцать сантиметров. Золотоволосая богиня с феноменальной фигурой и распущенными, пылающими, словно пожар, волосами, кружилась и танцевала, сводя с ума и намертво приковывая взгляды. Зал бешено аплодировал, кричал. Что именно — было не важно. Главное, они завелись. Стаканы с виски опрокидывались в глотки залпом. Дорогие сигары тлели, а челюсти отвисали. Мужчины не видели ничего вокруг, кроме танцующей на сцене нимфы. Немногочисленные женщины, которые все же присутствовали в закрытом клубе, с досадой и завистью отводили от нее взгляд. Эффектно, под бешеный ритм зубодробительного металла, мисс Мэри срывала с себя одежду.

Во всем зале к спиртному не притронулись, пожалуй, только два человека: капитан Том Сойер, названный родителями то ли из любви к большой литературе, то ли в качестве извращенного издевательства над сыном, и подполковник Джо Юнг. Капитан был всего на пять лет моложе своего непосредственного начальника, но значительно беззаботней. В кои-то веки ему удалось уговорить старшего коллегу пропустить по стакану после службы и показать ту самую жгучую красотку, о которой на базе уже трещали все офицеры. Подбодрить старого друга, которому давно не светило повышение, определенно стоило. Уже несколько лет старина Джо ходил в полушаге от нового звания, но всякий раз его отодвигали, пропуская вперед более удачливых сукиных детей. Золотой дубовый лист на рукаве, черт возьми, никак не становился серебряным!

— Признаю, Томми, штучка хороша, — заявил подполковник, прожигая стриптизершу хмурым взглядом. — Если организуешь с ней встречу, двести баксов с меня, как договорились.

Подполковник начал рано седеть. На лице не было ни морщины, мускулистое тело пребывало в отличной форме, только проклятые седые прядки украшали уже всю шевелюру. Выходов оставалось два: краситься или бриться наголо. Красить волосы подполковник считал делом женским, а брить череп наголо — уделом сержантов и рядовых. В итоге его череп украшала квадратная площадка, что придавало подполковнику моложавый вид. Но волосы в прическе были сплошь седые, что выдавало его возраст и заботы.

— Хороша, не то слово, сэр, — отозвался веселый капитан и махнул рукой половому. Тот подбежал, выслушал заказ и умчался за текилой. — Но самое интересное, эта миловидная танцовщица испытывает нешуточную симпатию к американским военнослужащим.

— Ко всем? — спросил подполковник, глядя, как Мэри рвет на себе завязки корсета.

— Черт побери, Джо, конечно, нет. Только к таким брутальным красавцам, как я. Хотя... — хмыкнул капитан, — ты тоже сойдешь, если скинуть десяток лет. Тут ведь дело в подходе. А ты вечно грозный, как туча, любую бабу напугаешь. Улыбнись хоть раз, а то так и уедешь, не поимев никого в этой стране узких щелок.

Полковник оценил шутку, натянуто улыбнулся. Он безотрывно смотрел на то, как Мэри оголила плоский живот и ритмично двигалась, вылезая из узкого корсета, словно змея из старой кожи. Миру явился шикарный черный лиф — смертельное разочарование для тех, кто ожидал, что под корсетом ничего нет.

— О, нет! Сними его быстрее! — заорал кто-то в зале.

— Давай, детка! Ну же! — подхватил второй.

Мэри кокетливо улыбнулась и погрозила пальчиком. Затем послала в зал воздушный поцелуй и закрутилась вокруг шеста. Когда после очередного круга лифчик все же полетел к столикам, мисс Мэри вдруг рухнула на колени, сорвала кепи и длинные волосы, упавшие на грудь, закрыли точеное тело почти целиком. Под финальные аккорды звукового сопровождения зал испустил гулкий стон.

Подполковник Джо цокнул языком.

В этот момент прискакал половой и стукнул о стол большой бутылкой текилы. Тарелка с лаймом упала рядом. Джо не глядя схватил ломтик и запихал в рот, пожевал, проглотил с каменным лицом.

— Определенно, меня к ней тянет, — многозначительно заявил Том Сойер, глядя как шеф, не морщась, съел лайм. — А насчет двухсот баксов все просто. Я подумываю пригласить эту красотку к нам на базу на выходные. Придется выписать пропуск и решить дело с дежурной частью. Тебе это как два пальца, так ведь, Джо? Организуешь доставку?

Подполковник оценил и вторую шутку. Превышение должностных полномочий офицерами базы ради провода проституток — дело известное, почти норма. Но вот только он, Джо Юнг, так не шалил никогда. Дома, в Бостоне, его ждала жена и двое детей. Однако... страна узких щелок. Разве он хуже остальных офицеров?

Неопределенно пожав плечами, подполковник расплескал текилу по рюмкам. По-прежнему хмуро обронил:

— А повод? Она ведь не шлюха, а танцовщица.

— Думаешь, есть разница?

— А думаешь, нет?

— Она русская, если ты заметил.

— С чего бы?

— Белая.

— Австралийки тоже белые.

— Да не гони. Если ты видишь в Корее белую танцовщицу, официантку или проститутку — она на девяносто девять процентов русская. В крайнем случае — украинка. На оставшийся один процент.

— Значит, без повода прилетит?

— Могу соврать, что у меня день рождения, — нашелся капитан. — А что? Бывают же у отмороженных янки дни рождения, как у приличных корейских толстосумов. Хотя бы пару раз в году.

Третья шутка не вызвала улыбки у Юнга. Юмор Сойера, признаться, его больше раздражал, чем смешил. «Бэнни Хилл доморощенный, разорви ему глотку», — с отвращением подумал он.

— Ладно, доставку организую, — прикинув, согласился подполковник. Насыпал на руку соль, лизнул и опрокинул в себя стопку текилы. Снова зажевал лайм.

— Тогда выпьем за старый добрый трах, Джо. Буду рад за тебя, приятель! — кивнул капитан и тоже опрокинул стопку. — И с тебя двести баксов.

— За старый добрый, — кивнул подполковник. — Двести баксов будут.

Верность жене, если честно, Джо Юнг соблюдал не из пуританства. Просто местные проститутки ему претили. Однако секс с танцовщицей, тем более, белой танцовщицей, казался делом куда более достойным.

— Кстати, — наставническим тоном возвестил Том, — если хочешь подкатывать к местным дамам, тебе нужно учить язык, хотя бы немного.

— С чего это вдруг? — Подполковник зло посмотрел на собеседника. — Пусть учат английский, зачем мне их дикарский зубрить? Киплинг писал: бремя белого человека...

— Ах, да брось! — перебил Том Сойер. — Зачем нам Киплинг, он же не пьет! А корейский язык не сложный на самом деле. Вот прикинь. Знаешь, как по-корейски слово «жираф», например?

— Ну и как?

— Жирафа! — радостно возвестил Томми. — А знаешь, как «банан»?

— Ну, не знаю.

— «Банана!» — возвестил Томми еще веселей. — А знаешь, как «бандана»?

— Что, «бандана»?

— Бог мой, заговорил!

Подполковник Джо недоверчиво покачал головой.

— Глупость какая-то, — прокомментировал он. — Это всего лишь пара аналогий.

— Да местный язык у тебя в подсознании! — возразил Том Сойер, обнимая и тряся подполковника за плечи. — Корейцы, они как дети. На местный язык наслоилось множество слов, в основном русских и американских. Ну, во время холодной войны. И вообще оба государства на нас очень похожи. На русских и янки, я имею в виду. Северяне — типичные русские эпохи Сталина. Южане — копия нас. На севере — военный коммунизм, лагеря, гигантская армия, вооруженная дешевыми пукалками, тяжелая промышленность и прочие прелести вооруженного лагеря, так сказать, страны-крепости. На юге наоборот — царство кока-колы и идиотов-потребителей. Корейцы меньше похожи друг на друга, чем на нас, американцев и русских, поверь! Вот прикинь: северяне жрут водку и сало как потерпевшие. Русская водка у них даже в традиционных похоронных обрядах стала использоваться, они чествуют предков русской водкой, а не фруктовым вином, как было в средневековье. А южане? Глушат дорогой вискарь и фабричное пиво! Я не говорю уже о религии. Огромная часть южан протестанты, прикинь? В какой еще восточной стране ты видел подобный идиотизм?

— То есть корейцы, — это ухудшенная версия русских и американцев? На юге — одни, на севере — другие. Ты это хочешь сказать? — прямо спросил подполковник.

— Я хочу всего лишь провести несколько параллелей!

— Да ты нажрался, как суслик!

Том Сойер икнул.

— К твоему сведению, суслики не пьют, — с серьезной миной возразил он.

— Только в случае, если не говорят о политике, приятель, — ответил подполковник и в ответ похлопал Сойера по плечу.

После третьего «дринка» процесс осмысления происходящего пошел быстрее. Корейский язык и суслики подполковника интересовали мало, но красавица, танцевавшая возле шеста, зацепила не на шутку. С каждой новой выпитой стопкой идея Тома Сойера насчет приглашения ее в лагерь казалась подполковнику все более и более удачной. «Вот только почему день рождения должен быть у капитана? — подумал он, устало откидываясь на спинку своего кресла. — По идее самое сладкое должно доставаться имениннику. Если главный подарок на торжество — она, Том Сойер должен подвинуться в качестве юбиляра».

Но это были уже детали, их можно было уточнить в процессе. Подполковник хмыкнул и впервые без напоминания беззаботно улыбнулся, глядя как Мэри, помахав пальчиками, исчезает за занавесом под пьяный свист и аплодисменты. Фантастически привлекательная девчонка, черт возьми!

Джо Юнгу казалось, что весь этот вечер мисс Мэри улыбалась только ему.

Сеул. 11 октября 2046 года.

63-й день после пробуждения

Чувства почти покинули мисс Мэри, когда Бугай, наконец, остановился. Они оказались возле огромного двухэтажного здания из выцветшего оранжевого кирпича, с маленькими окошками, затянутыми пленкой и грязным тряпьем. Здание было покрыто двускатной крышей, казалось очень длинным и походило на старый барак. Вдоль фасада лежали ржавые рельсы, выше которых вдоль всего здания тянулся разбитый бетонный пандус. Сквозь зияющие дыры разбитых окон было видно, что внутри здания отсутствует перекрытие между этажами.

Мисс Мэри тяжело вздохнула.

Перед ней высился склад с протянутой к нему железнодорожной веткой.

Склад? Поморщившись от самых страшных переживаний, мисс Мэри невольно втянула голову в плечи. Ее вели в Сеул на продажу. Подобные ей «покупки», вполне могли содержаться здесь.

К вящему ужасу девушки уродливое здание действительно оказалось обитаемым.

С торца, возле ржавых и покореженных металлических ворот, стоял агрегат, похожий на рефрижераторный контейнер. Судя по монотонному гудению, рефрижератор находился в рабочем состоянии. Это было почти невозможно, учитывая общий уровень запустения, однако противный гул слышался далеко и отчетливо.

Подойдя ближе, мисс Мэри увидела вывеску над воротами: изображение большого алого топора, заботливо выведенное на грязной кирпичной стене чем-то темным. Мисс Мэри сглотнула. Кажется, это была кровь.

Сознание заволокло туманом. Живо представив, как ее кровью расписывают стены, Тешина почувствовала, как подкашиваются и без того уставшие ноги.

Надменно взглянув на собственность, Бугай вразвалочку подошел к девушке, грубо схватил за волосы и, пригнув к земле, потащил за собой. Вовнутрь, сквозь раскрытые настежь ворота. Не в силах вымолвить ни слова, мисс Мэри послушно перебирала босыми ногами.

В здании бывшего железнодорожного склада, к удивлению Мэри, их встретили всего два человека в замызганных кожаных фартуках Они топтались перед воротами и по очереди курили одну сигарету. Где они достали настоящую сигарету — если это была сигарета, а не самокрутка из какой-нибудь растительной гадости, — оставалось только гадать. Сам Бугай, сколько ни пытался, отыскать курево в развалинах Инчхона не смог. Найти в руинах любого супермаркета табачный отдел было несложно. Но вместо цветастых пачек на витринах лежали только труха и гнилье. Некоторые дурные привычки остались в прошлом мире.

Однако на мясников в кожаных фартуках это правило, очевидно, не распространялось.

Молодцы смотрелись независимо и деловито. Появление внутри здания неизвестного лица, вооруженного битой, их нисколько не удивило. Морды по-прежнему оставались каменными, а позы расслабленными. Сигарету один из них держал внутри кулака, словно солдат или заключенный на режимной территории.

Здание за спинами молодцов в фартуках действительно было очень большим, однако рассмотреть его полностью оказалось невозможно. Пространство закрывали разнообразные перегородки — кирпичные, деревянные, гипсовые, высотой от двух до трех метров, но не до потолка, ниже. Судя по материалам и грубой, неряшливой работе, склад перегородили относительно недавно, а значит, сделали это для практических нужд, имеющих смысл только в условиях агонизирующего города.

Бугаю, между тем, было некогда размышлять. Он быстро подтащил Мэри к потенциальным покупателям и небрежно швырнул на бетонный пол. Качество пола было потрясающим — из него не торчала даже травинка. Серая поверхность казалась ровной и гладкой, будто полированной. Возможно, она была покрыта особым полимером, что и позволило зданию выстоять в течение тридцати лет, почти без ущерба. Фактически, бетон выглядел как зеркало — Мэри, упавшая животом вниз, даже увидела в нем смутное отражение.

Демонстрируя права собственника, Бугай водрузил на Мэри ногу.

— Продаю! — многозначительно заявил он.

Мясники вяло переглянулись. Очевидно, процедура приобретения невольников стала для них явлением заурядным. Передав остатки курева напарнику, один из них присел на корточки, чтобы рассмотреть товар поближе.

Мэри приподняла голову. Фартуки на покупателях выглядели одинаково, но сами хозяева отличались. Один из них был высоким и тощим, словно узловатая палка, второй — такого же роста, но очень крепким, с огромными ладонями и монументальным торсом.

Рассматривал Мэри тощий и жилистый, в то время как второй, скалообразный, внимательно изучал притихшего Бугая. Имя «Бугай», впрочем, сейчас как-то не звучало. По сравнению с габаритами курильщиков в кожаных фартуках, пленитель Мэри смотрелся мелковато.

— Неплоха, — цыкнул языком тощий. — Такую бы не на мясо, а отмыть и в койку. Только заездил ты ее что-то. Живого места на лице нет.

Второй, здоровый, ничего не сказал, лишь продолжал выпускать носом дым. Запах курева стоял тошнотворный. Набивка сигареты, точнее — папиросы, состояла из чего угодно, только не из табака. Где курильщик раздобыл, а главное, высушил этот травяной сбор во время сезона дождей, оставалось загадкой. Отопления, как и электричества, не было давно, а автономные генераторы, если и оставались в рабочем состоянии, требовали бесценного топлива.

— Все зубы целы, — со знанием дела ответил Бугай. — А лицо вам зачем? Башку как трофей на стену, что ли?

Мясники снова — на этот раз раздраженно — переглянулись.

— Шутник, однако, — пробубнил тощий, вероятно, ответственный за финансовую сторону в дуэте. — Хочешь, я твою голову на стену присобачу? Языком много болтаешь, пухлый.

Бугай на «пухлого» не среагировал. Когда-то он был полноват и к издевкам в этом плане давно привык. С напускным спокойствием хозяин Мэри покачал биту в руке. Он предполагал, что, в случае чего, может справиться с обоими и оперативно свалить — на первый взгляд мясоделы были безоружны. С другой стороны, по городу бродил слух: кто убьет Топора — не доживет до утра.

Проверять народную мудрость Бугаю не хотелось.

— Извини, — спокойно бросил Бугай. — Дело-то у меня простое, известное. Я к вам с бартером, меняю мясо на рис. Ты зацени, какая самочка ладная!

Бугай с наслаждением пнул Мэри.

Мясник, прищурившись, заценил.

— Тариф знаешь или как? — пробурчал он.

— Или как. Мой товар лицом, дешево не отдам.

— А не убраться ли тебе, брат, к дьяволу? — деловито поинтересовался тощий.

— Нет, не убраться, — миролюбиво покачал головой продавец. Как и прежде, он не обижался. — Ты цену-то назови, а то что за торг?

Мясник пожал плечами, еще раз присмотрелся к мисс Мэри, что-то прикинул в уме. Девка была тощая, но, с другой стороны, полненьких он давно уже не видал.

— Возьму по весу, — решил он, наконец. — Один к одному.

— По весу, один к одному? А не дешево ли, приятель? — начал Бугай, но двое сразу ощерились.

— Если дешево — вали к черту!

Бугай кивнул.

Посверлив его взглядом, тощий мясник тоже кивнул и собрался было исчезнуть в недрах склада, но Бугай неожиданно поднял руку.

— Погоди! — воскликнул он, опуская биту с гвоздями. — У меня есть одно дополнительное условие.

— Условие? — Мясник резко развернулся. Недоуменно уставился на Бугая. — Ты понимаешь, к кому пришел?

— Условие совсем простое, — возразил Бугай, переборов страх.

— Ну? — прикрикнул на него тощий, перехватывая топор.

Он выглядел слабоватым лишь для тех, кто не видел его за работой. Тощий мог без перерыва, часами рубить мясо, демонстрируя потрясающую выносливость, в то время как его мускулистый напарник делал частые перекуры.

Сейчас, когда дубина с гвоздями была опущена на землю, Бугаю стоило лишь сказать что-то глупое или оскорбительное, и его жизнь не стоила бы горсти риса.

— Я хочу ее убить лично, — осторожно выдавил Бугай, чеканя слова. — Освежевать и выпотрошить. Все, как положено.

Мясник хмыкнул, и топор его опустился.

— С чего б это, интересно? — с задором поинтересовался он. — Ты часом не долбанутый на всю голову, а? Может, как мой молчаливый друг? — Он подошел вплотную, сверля Бугая взглядом. — Или хочешь у нас работать, а? Тогда сразу проваливай!

Стоящий рядом «молчаливый друг» с хмурым видом выпустил из легких последнее облачко дыма и достал из-за пояса огромный разделочный нож. Остатки папиросы полетели под ноги. Раньше за это подобие курева не дали бы гроша, но нынче такая самокрутка была в цене. Осознав, какое сокровище только что выбросил мясник, ради того, чтобы извлечь оружие, Бугай догадался что шутки кончились.

— Нет, я не извращенец, — быстро сказал он, не рискуя поднимать биту. — И мне есть, чем заняться, не нужна мне ваша работа, ей-богу! Просто у меня есть причины разобраться с этой гадиной, вот и все.

Произнеся это, Бугай аккуратно отодвинул повязку с лица, показывая зияющий провал пустой глазницы сначала тощему собеседнику, потом его протеиновому партнеру.

— Девка попыталась убить меня моим же мечом, когда я ее обрабатывал. А потом ткнула в глаз отверткой, сняв с моего пояса. Шустрая. Она сделала меня инвалидом.

— Мечом говоришь? — протянул первый мясник, игнорируя демонстрацию пустой глазницы. — Слушай, а покажи-ка мне этот меч. Шедоши ценит мечи.

— Что еще за Шедоши? — спросил Бугай.

— Босс всех боссов гангов Сеула, — с гордостью возвестил долговязый. — И конкретно — босс нашей организации, ганга Топоров! Раньше говядиной тут торговал, старый хрыч...

Второй мясник толкнул партнера плечом, но первый только отмахнулся.

— Пошел ты! — заявил он. — Товар лучше посмотри, может в зубах золото осталось.

— Нет, — обломал надежды Бугай.

— А ты, я гляжу, парень тертый.

— Не жалуюсь.

— А что ж глаз проворонил?

Бугай нахмурился. Тощий довольно хмыкнул и наклонился над Мэри, переворачивая девушку с живота на бок и щупая грязными пальцами. Гадкая усмешка расползлась по его узкому лицу. Задрав Мэри правую ногу, он похлопал ее по бедру. Мисс Мэри молчала.

Бугай, догадавшись, что сделка состоялась, молча скинул сумку с плеча и извлек из нее короткие ножны. Из ножен торчала замысловатая рукоятка, украшенная ободранными дракончиками.

Бугай протянул клинок тощему. Немедленно позабыв о полуголой девушке, лежащей перед ним, тот быстро перехватил изделие, с жадностью дернул рукоятку из ножен и... глаза его моментально потухли. Меч был явно декоративным, материал клинка говорил сам за себя. Сталь была нержавеющая, инструментальная, а значит, полученная путем проката и штамповки, а не закалки и ковки, имела волнообразную заточку и дешевую протравку. Красивый никчемный мусор, не более того.

— Дешевка! — немедленно воскликнул мясник и с презрением швырнул меч Бугаю под ноги. — Ты чертов глупец, эта штука не стоит и горсти риса!

— Да ладно, — пожал плечами Бугай. Он бережно поднял брошенный меч и, аккуратно засунув в ножны, вернул подделку в рюкзак. Лично ему меч нравился. — Так что с товаром?

Тощий мясник обернулся к напарнику. Тот поймал взгляд и молчаливо кивнул, словно говоря, что к двуногому имуществу претензий нет.

— Берем, — уверенно сказал тощий. — Однако за то, что хочешь освежевать сам, я вычту с тебя две меры риса, годится?

Бугай втянул носом воздух.

— По рукам.

— Договорились. Хватай ее, Баг. Пошли! — С этими словами мясник кивнул своему напарнику и, словно позабыв о Бугае, исчез в проеме двери.

Мускулистый мясник по имени «Баг» подхватил мисс Мэри легко, словно перышко. Взвалил на плечо и, подождав, пока внутрь первым войдет Бугай, втиснулся с ношей следом.

Трое мужчин и рабыня проследовали по пустому длинному коридору, разграничивающему отдельные комнатки огромного железнодорожного склада. По полу тянулись грязные, бордово-черные борозды. Мэри решила, что это засохшая кровь. Признаться честно, засохшую кровь она никогда прежде не видела, но считать дорожки на бетоне чем-то иным не хватало фантазии. Ужас охватил мисс Мэри целиком, без остатка. Ей ничего никто не сказал, ее не били и не резали на кусочки, но мышцы рук и ног онемели. Даже сердце, казалось, остановилось, а легкие перестали гонять воздух. Девушка висела на плече Бага, словно кукла, глядя на проплывающий под ней пол.

Искусственного освещения в ангаре не было, двигаться приходилось почти наугад. Мясники давно привыкли к темноте внутри своих владений и досконально знали каждую комнату или поворот.

Бугай же, как и его пленница, сильно переживал. Он то и дело оглядывался на Бага, марширующего за спиной, перехватывал биту, трогал на поясе нож.

В глубине ангара было светлей. В просторном, вытянутом в длину помещении горело два ярких факела. Их света, естественно, не хватало, однако мерцающее маслянистое пламя позволяло рассмотреть длинные ряды клеток, тянущихся вдоль каменных стен.

В клетках сидели пленники.

Товар.

Едва завидев мясников, некоторые люди — видимо, из новеньких, — закричали, пытаясь возмущаться, молить о пощаде или просить воды. Но большинство пленников остались на полу. Они сидели и, казалось, безразлично глядели перед собой.

Лишь казалось.

Пленники смотрели вовсе не в пустоту. Между рядами клеток возвышался большой разделочный стол. Он-то и притягивал взгляды замерших невольников.

Разделочный стол был огромный, крепкий, деревянный — сколоченный из грубых широких досок, обработанных ударами топора. Он был темный, но не от старости — ведь сколотили его не так давно. Стол был пропитан кровью...

Мэри почувствовала, что ее тошнит.

Еще одно свидетельство специфического «бизнеса» местных пищевых производителей располагалось чуть дальше. За столом с потолка свисали огромные ржавые крюки, похожие на рыбные, но значительно больше размером. На них было удобно подвешивать туши, чтобы вниз стекала кровь. Кровосток, грубо выложенный кирпичом, тянулся тут же, точно под крюками. Только сейчас Мэри поняла, что в помещении есть мухи. Их было не слишком много, но жужжание звучало отчетливо и мерзко.

Тощий мясник в два счета освободил мисс Мэри от веревок при помощи тесака, сорвал злополучную рубаху, после чего швырнул девушку в одну из клеток.

— Курица в клетке, — прокомментировал до этого молчаливый Баг неожиданно высоким голосом.

Бугай взглянул на него с интересом. Взгляд и общее выражение лица выдавали в могучем мяснике умственно отсталого. Тощий напарник, видимо, держал Бага при себе лишь за физическую силу и габариты.

Падение на бетонный пол привело Мэри в чувство. Присев и поджав ноги, девушка обхватила плечи руками. Оказывается, за время путешествия из Инчхона, чувство наготы и стыда никуда не пропало. Пропахшая мужским потом грязная рубашка Бугая была последним, что защищало мисс Мэри от внешнего мира. Теперь пропала даже она.

— Выпустите... — жалобно простонала мисс Мэри, затравленно глядя из-за ржавых прутьев. — Пожалуйста...

Бугай усмехнулся. Подойдя к решетке, он наклонился и с придыханием, словно бы сильно волнуясь, заговорил.

— Ну потерпи, моя сладкая, совсем немного осталось. — Лицо Бугая расплылось в добродушной улыбке. — Скоро с тебя живьем сдерут кожу, представляешь? Я сделаю это собственноручно, представляешь? Вот этими самыми руками, которые ты так любишь... Ты сдохнешь под моим ножом, моля о пощаде, представляешь? И последним, что ты увидишь, когда я стану вырезать тебе сердце, будет мое лицо...

Мисс Мэри резко подняла голову. Слезы, катившиеся по ее щекам, вдруг словно окаменели. Сердце екнуло. Душу Мэри перекосило от ярости, но внешне не дрогнул ни один мускул. Красивое, исцарапанное лицо превратилось в восковую маску.

— Твое лицо? — переспросила она. — А может, твои глаза? Кстати, их стало меньше.

— Сволочь! — вспыхнул Бугай. Пустая глазница под повязкой зачесалась. — Да я освежую тебя прямо сейчас! А ну-ка иди сюда!

Бугай кинулся на решетку всем телом, просунул правую руку в клетку, пытаясь схватить отпрянувшую девушку. Но та вжалась в угол. Одиночная клетка была мала, рассчитана скорее на собаку, чем на человека, и все же дотянуться Бугай не мог.

— Как сильно ты косишь, — бросила невольница, глядя на растопыренные пальцы, не дотягивающиеся буквально сантиметра до ее лодыжки. — Попробуй другой рукой, с той стороны у тебя глаз!

За спиной Бугая тряслись от смеха оба мясника. Наконец один из них шагнул вперед и звонко хлопнул Бугая под ребра.

— Погоди, торопыга, — обронил он. — Сделка заключена, если ты не понял. Идем, получишь свой рис и вали. Убить ее сможешь завтра утром. Не раньше. Я доходчиво излагаю?

Безумным взглядом Бугай пронзил сначала одного мясника, потом другого. Оба были вооружены широкими ножами, стояли не двигаясь, готовые ко всему. Бита с гвоздями валялась на полу.

Бугай сник. Ярость сошла на нет.

— Почему утром? — процедил он сквозь зубы.

— Потому что за новой партией оптовики прибудут только завтра к вечеру, — охотно пояснил тощий мясник. — А за сутки продукт потеряет товарный вид.

— Значит утром? — настороженно уточнил Бугай.

— Точно. У нас весь день уйдет на подготовку партии. После этого развлечешься.

Бугай сокрушенно покачал головой. Сдавая Мэри, он был уверен, что быстро покончит с этим делом и вернется в Инчхон.

— И что мне делать в городе целые сутки? — спросил он.

— А меня это заботит? — усмехнулся тощий. — Что-то ты начал раздражать меня, пухлый. Может тебя самого в клетку посадить, а? И с твоей девкой возни меньше. И весишь ты прилично.

Бугай раздул ноздри. Он был здоров и вооружен, а охотиться на крепких вооруженных мужчин в Мегаполисе было не принято, — женщин в округе водилось много, и традиция сложилась сама собой. Но ведь у правил есть исключения. Бугай прекрасно знал, что пленников конкурирующих гангов кромсали на мясо. Как и собственных погибших. В обычной ситуации мясники не стали бы лезть на рожон, чтобы его убить — такая драка всегда была чревата. Но в определенных условиях... они могли попытаться.

Миролюбиво подняв вверх руки, Бугай бочком вернулся к своей бите. Поднял ее, держа свободную руку над головой, и попятился к выходу.

Несмотря на браваду, мисс Мэри стало по-настоящему страшно.

«...Скоро с тебя живьем сдерут кожу, представляешь? Я сделаю это собственноручно, представляешь?..»

Мисс Мэри представляла.

С одной стороны, ей хотелось закрыть глаза и исчезнуть, раствориться, не видеть нового мира. С другой — страстно хотелось жить.

Быть может, если бы в клетке был нож, чтобы вскрыть себе вены, она сделала бы это не задумываясь, хотя и боялась боли в своей прошлой, далекой жизни. Однако суицид для товара являлся роскошью, причем немыслимой, недоступной...

Больше всего пугала новая встреча с Бугаем. Хорохориться за решеткой Мэри могла сколько угодно, однако она прекрасно понимала смысл сделки, заключенной между ее пленителем и торговцами. Бугай освежует ее всего за две меры риса. Завтра. При одной мысли о будущем тело Мэри передергивало, словно через нее пропускали электрический разряд, комок подкатывал к горлу, голова начинала кружиться.

До утра оставалось не так много времени. Часы мчались быстро. Сначала Мэри пыталась уснуть, чтобы встретить смерть достойно и, по возможности, в нормальном физическом состоянии. Но это, увы, оказалось невозможно. Возбуждение просто зашкаливало, а сердце бешено колотилось в груди. У мисс Мэри дрожали пальцы. Как она ни заставляла себя успокоиться, ничего не получалось. Вытянутая ладонь почти вибрировала. Кожа словно бы стала очень тонкой. Невыносимо остро ощущалось любое прикосновение, даже прикосновение собственного дыхания.

Наконец, устав от слез и наплевав на пробивавший все тело озноб, мисс Мэри улеглась на пол. Мэри было все равно, что пол грязный и холодный. Впервые за несколько суток она могла спокойно лежать без веревок на руках и ошейника на горле. Эта относительная свобода радовала Мэри тоже весьма относительно — вместо открытого неба над головой был заплесневелый потолок, вместо горизонта — ржавые прутья. Прохладный воздух подвала промораживал до костей. Мучил голод. И все же отчего-то стало спокойно. Невыносимо страшно, но спокойно. Дрожь по-прежнему била ее, но зато можно было лежать. Закрыть глаза и не шевелиться. Ничего не видеть, не делать, не думать. Для Мэри это вдруг стало величайшим из наслаждений...

Помещение по-прежнему освещалось лишь факелами, естественный свет в помещение не проникал. И все же было очевидно, что приближается вечер. Часы шли, стоны и голоса в подвале сначала превратились в едва различимые всхлипывания, а затем и вовсе стихли, словно все пленники уснули. Но это было не так. Никто не спал. То и дело мисс Мэри слышала шевеление, шорохи, стук. За решетками кто-то ворочался, шептал.

Утро близилось. Мэри вдруг осознала, что не знает ни одной молитвы. Это был первый день в ее жизни, когда она искренне об этом жалела...

Спустя несколько часов безмолвного ожидания мисс Мэри услышала противный лязг решетки. Она подняла голову. Осторожно протерла веко здорового глаза тыльной стороной ладони и увидела, что в подвале снова появился мясник Баг. Выглядел он деловито — в фартуке, с засученными руками и бодрым выражением на туповатой физиономии. Видимо, Баг собирался работать.

«Так вот почему факелы не гасили», — догадалась Мэри. И тут же рассмотрела кое-что еще.

Мясник нес ведро с водой и черпак. Наполнив несколько старых алюминиевых кружек, он расставил их рядом с клетями и приказал:

— Пейте!

Выходит, насчет питья мисс Мэри ошиблась. Часть пленников немедленно бросилась к кружкам, толкая друг друга. Но Мэри не двигалась. Ей жутко хотелось пить, и все же она спокойно дождалась, пока разносчик напоит всех. После чего кружка досталась и ей. Выцедив мутную воду медленно, маленькими глотками, стараясь не торопиться, бывшая туристка задумалась о смысле происходящей процедуры. Как бы сильно пленников не мучила жажда, до утра бы никто не умер. Во всяком случае, большинство. Вопрос: зачем тогда их поить? Не из милосердия же, в конце концов. Мисс Мэри вспомнила, что раньше часто ужинала в ресторанах. Мужчины заказывали для Мэри стейки и рассказывали о том, как именно их следует готовить.

Перед убийством скот поят водой — мисс Мэри это знала. Питье выводит из организма токсины, кровотечение происходит легче и разжижаются сгустки крови, способные испортить вкус мяса. Вот, видимо, и все объяснение заботливости мясников. Еще очень желательно следить за тем, чтобы будущий стейк голодал несколько суток перед убийством. Подумав об этом, мисс Мэри усмехнулась: с последним условием у рабовладельцев проблем точно не возникнет — в полумертвом городе свирепствовал голод и мало кто вообще ел так, чтобы насытиться полностью. Однако, к удивлению девушки, процедура с водой имела еще одно жуткое последствие.

Пока мисс Мэри с наслаждением цедила мутную жидкость, некоторые из пленников бросились к решеткам, вытащив руки с грязными кружками, и стали просить еще. Мисс Мэри тоже хотела протянуть руку, однако осмотревшись, сдержалась. Те пленники, что выглядели наиболее грязными и измученными, а значит, дольше всех сидевшие в неволе, не шевелились. Раздававший воду кого-то выбирал. На удочку попался моложавый парень лет двадцати, требовавший пить громче прочих. Мясник подошел к нему, присел на корточки и с улыбкой протянул черпак. Когда раб принялся с жадностью лакать воду и от наслаждения прикрыл глаза, палач шустро выхватил из-за спины тонкий нож, скорее даже стилет или заточку, и змеиным движением выбросил руку вперед.

Мэри не видела, как лезвие вошло в сердце. Однако молодой невольник повалился на пол, не издав даже стона. Тощий быстро открыл клеть и выволок труп наружу за ноги. Кружка со звоном покатилась по клетке...

Решеток в ангаре было несколько десятков. Из них заняты были девять или десять, что говорило об относительной ценности и редкости человеческого товара для бартера. Из шести клеток три были «общие», их занимали слабые или больные. Еще в трех клетках размещались женщины и девушки, одной из которых была Мэри. Три наиболее мелкие и тесные «одиночки», едва ли больше собачьих конур, предназначались для тех, кто мог представлять трудности для мясников. Обычно таких закалывали самодельным копьем прямо в клети. Сейчас старший мясник умудрился убить крепкого пленника стилетом.

От страха мисс Мэри сжалась в комок. Чтобы не видеть того, что случится дальше, она уткнула лицо в колени и закрыла глаза.

Пуля 3

Кольт «Питон»

Сеул. Утро следующего дня

Запах мяса царапал ноздри. Выжившие старались избегать район ганга Топоров. На склад мясников приходили лишь «охотники», чтобы предложить добычу в обмен на крупу или соль, а также фуражиры бандитов, чтобы получить недельную пайку, согласно утвержденным отрядным нормам. А вот голодранцы, попрошайки и неосторожные любопытные сами становились строкой в меню. Распределение продуктов в голодном Мегаполисе происходило жестко и торопливо.

Солнце еще только неторопливо всходило над обветшавшим Мегаполисом, пробиваясь через нагромождения туч, но небо уже было полно черных стай. Ветер разносил по округе карканье вместе с царапающим ноздри запахом паленого мяса. И от первого, и от второго стоило держаться подальше.

Однако...

Чьи-то маленькие ножки топали по лужам в направлении логова мясников. Наполовину стертые каблучки звонко цокали по разбитому асфальту. Каблучки скользили на вздыбленных глыбах, иногда расплескивали воду из луж, но шаг был храбрым и уверенным, словно загадочного анабиоза и озверевших сеульских каннибалов никогда не было.

По просыпающемуся городу, ничего не боясь и не стесняясь, шагала юная особа. На ней была потрепанная темно-синяя школьная форма и два огромных голубых банта на голове. Ножки в красных туфельках бодро перешагивали через разбросанные повсюду кости и ветошь.

То и дело девочка останавливалась и оглядывалась по сторонам, но не из-за беспокойства, а с деловым и заинтересованным видом. В глазах блестел охотничий азарт. Девочка двигалась по запаху жаркого.

Дымок над крышей здания был почти незаметен, и все же школьница с бантами углядела его издалека.

Девочка вошла в тесный двор.

Почти всю ночь мясники работали в подвале, теперь же загружали товар в складские недра. Точнее, носил только один — крупный и широкоплечий. Второй мясник, тощий, но тоже высокий, возвышался над решеткой для барбекю и ритмично двигал челюстью, пережевывая кусочек стейка, только что запеченного над огнем. Над барбекюшницей поднимался сизый дымок. Тошнотворно-ароматный запах разносился по округе именно отсюда.

Каблучки цокнули по бетону и замерли. Крупный Баг на мгновение застыл. Глаза его немного расширились от удивления, и мутный от недосыпания взгляд неторопливо проплыл от туфелек до коленок. Поднялся выше, задержавшись на юбке и узком поясе. Лицо и глаза вошедшей Бага не интересовали.

— Чего? — поинтересовался он.

Школьница кротко подняла глаза.

— Говорят, вы торгуете мясом, сэр, — вежливо сказала она. — Я хочу взять немного костей для кальби. Лучше телятины, чем свинины. — С этими словами девчушка протянула Багу коллекционный серебряный доллар. — Сдачи не надо, сэр. Спасибо!

Каннибал поперхнулся. Топоры не продавали костей, это знал каждый. Девочка, юная и свежая, явилась словно из прошлого, давно погибшего мира.

При взгляде на ее сладкие коленки, рот мускулистого Бага заполнила слюна.

Услышав незнакомый голос, очнулся и долговязый. Он поднял голову, выпрямился и подошел к напрягшемуся напарнику. Вытер испачканные руки о фартук и озадаченно крякнул:

— Надо же... Дьявол, нам сегодня дико везет!

— Какая ми-илая девочка, — добавил обычно молчаливый Баг.

Оба живодера засмеялись, тряся животами — удача определенно им улыбалась. Даже туповатому Багу опротивели полудохлые рабыни. В отличие от сломленного «мяса», школьница выглядела чудесно, очень бодро и боевито. На первый взгляд, она едва перешагнула порог, отделяющий девочку от женщины.

Раньше за секс с подростком светила тюрьма.

Сейчас — не раньше.

Бросив на землю очередной пакет с товаром, скалообразный Баг облизнулся. Малолетка стояла смирно, чуть опустив голову, словно не понимая, что происходит. Мясник уже двинулся вперед, прикидывая как вмажет дурехе под дых, заломит локоть и за волосы протащит на склад, но школьница резко отступила на пару шагов и заложила руку за спину. При следующем движении Бага миру явился гигантский револьвер, вероятно, скрывавшийся на поясе девочки под школьной курткой.

Сверкающая, полированная поверхность из хромированной стали сияла. Длинный ствол с вертикальными прорезями, увенчанный крупной квадратной мушкой, рос из короткого, но мощного корпуса, хищный профиль которого обрамляли бока барабана. Из бездонного, бесконечно черного дульного среза тянуло холодным ветром, словно бы оттуда манила и звала сама красавица смерть.

Для тонких пальчиков малолетки оружие выглядело непропорционально большим. Подобное несоответствие вбило мясника в ступор на несколько мгновений.

Разумеется, у девочки не могло быть такого оружия. Точнее, могло быть, но нерабочее, рухлядь. Найти винтовку или пистолет в разрушенном городе было несложно, стоило лишь побродить по обветшавшим жилым кварталам, наспех разграбленным полицейским участкам, обыскать останки. У бывших горожан находились любопытные вещи, вплоть до коллекционных видов охотничьего оружия и редких импортных пистолетов-пулеметов. Но, пролежавшее тридцать лет, стрелять такое оружие не могло, за очень редким исключением.

«Вероятно, — подумал Баг, — девка нашла старый револьвер и отполировала его до блеска». Малолетка была не первой, кто пытался наехать на живодерню с пугалом в руке.

С кривой улыбкой Баг снова протянул руку.

— Игрушка? — хрипло прошептал он. — Тебе надо в куклы играть.

— Брось пушку! — крикнул за его спиной тощий.

Взяв лежавший на барбекюшнице тесак, долговязый быстро шагнул вперед.

Расстояние между мужчинами составляло пару метров. Дистанция от Бага до обнаглевшей школьницы — метра три. Попасть из револьвера, даже если он был рабочим, в две мишени с такого расстояния для хрупких ручек было совсем непросто.

Тощий ухмыльнулся. Тесаки он метал здорово: в городе, в котором фактически издохло огнестрельное оружие, умение обращаться с оружием холодным стало необычайно ценным навыком.

— Я сказал, отдай пушку, — властно повторил он. — Хочешь костей для бульона? Нет проблем, пойдем, отмерю.

— Я тебе сама отмерю, урод, — огрызнулась школьница. — Брось топор. И оба грохнулись на пол.

— Я не шучу!

— Прикинь, я тоже.

— Слушай, милашка, я могу тебя... убить.

— Однохренственно. — Девочка холодно, совсем по-взрослому усмехнулась. — Если не станете сопротивляться, свяжу вас, заберу еду и уйду. Жизнь за еду, приятель. Ничего личного.

В воздухе повисла пауза. Школьница не только борзо себя вела, но и умела хамовато разговаривать. От раздражения тощий хмыкнул. Прищурился, оценивая ситуацию. Нет, ствол у кобылки работать все-таки не мог. А значит, всё блеф. Признаться, тощего бесил сам этот разговор. Он давно привык разговаривать только с мужчинами, а девок давить пузом, развлекаясь, или резать...

Наконец он принял решение.

— Баг, взять ее! — с яростью рявкнул мясник и примерился к броску.

Дальше события заплясали в безумном калейдоскопе.

Подчиняясь команде старшего, Баг сжался, наклонил голову и бросился вперед, словно игрок в американский футбол. Одновременно, под углом к направлению его движения, в школьницу порхнул тесак. Но налетчица не дремала. Резко подпрыгнув, она взлетела вдруг вверх и влево, уходя от сверкнувшего в солнечном луче тесака и выпрямляя обе руки, в которых было сжато оружие.

Чудовищный револьвер оглушительно рявкнул свинцовым дуплетом.

Девчонка умудрилась спустить курок в полете. Дважды.

В следующее мгновение школьница упала на левое плечо. Падать она умела: хотя обе руки сжимали дымящийся револьвер, голова осталась поднята и не пострадала. По инерции тело в школьной форме немного протащило по земле, синие банты испачкались.

Одновременно со школьницей-стрелком рухнули оба живодера. Во лбу каждого зияла жирная точка. Точно по центру.

Девочка поднялась, отряхнулась. Не спеша подошла к убитым мясникам. Пошевелила тонким каблуком удивленное лицо одного из них. С отвращением, по-мужски, сплюнула.

— Еще одна пара тупоголовых уродов, — брезгливо заявила она, свободной рукой встряхивая юбчонку. Вторая рука по-прежнему сжимала огромный револьвер. И тут же добавила гораздо громче, оглянувшись через плечо: — Рик, баста! Вылазь!

Рик, до этого момента совершенно незаметный, показался из-за угла. Он был невысок, коренаст и широкоплеч для своего возраста. Судя по свежему, почти детскому лицу, парень вряд ли был старше школьницы.

При виде Рика, девочка улыбнулась.

— Ты опять опоздал, — провозгласила она с гордостью.

— Трудно успеть за такой ловкачкой, как ты, — не стал спорить Рик, заходя во двор. — Но Кити, клянусь Иисусом, ты опять рисковала! Зачем ты с ними разговаривала? Нужно было палить сразу.

— Даже у озверевших животных, таких, как эти двое, должен быть шанс на выживание. Если бы они сдались мне...

— За последний месяц тебе еще никто не сдался.

— Но ведь должны быть исключения из правил.

Глядя на подругу, Рик упрямо покачал головой. В его руке была зажата боевая дубинка из толстой арматуры. Он нравоучительно помахал ей в воздухе.

— Когда-нибудь, Кити, у тебя кончатся патроны, и нам придется не сладко. Давай я буду хоть кого-то добивать врукопашную. Экономия как-никак.

— Не будь занудой. — Кити отвернулась и зацокала каблучками по направлению к рефрижератору. — Пока есть чем стрелять, будем стрелять. А рукопашной тебе достанется выше крыши. Позже.

— Но зачем рисковать патронами?

Кити повернула миловидную головку и с укором поглядела на приятеля.

— Затем, чтобы не рисковать твоей чудной задницей, глупыш. Ты действительно считаешь, что смог бы завалить взрослого один на один?

— А ты сомневаешься?

— Ты подросток. Любой крепкий мужчина сделает из тебя пулькоги с какашками.

— Может, проверим на спор?

— Иди ты, — с раздражением отмахнулась Кити. Она разглядывала раскрытый рефрижератор и расставленные в нем тазики с мясом. — Иди лучше, глянь, что нам досталось. Гадость какая-то, если честно.

Рик подошел к подруге и тоже с интересом посмотрел на содержимое морозильника. Прокомментировал:

— Бе-е-е.

— И это вся твоя реакция? — уточнила Кити. — Я думала, тебя хотя бы стошнит... Ладно, проехали. Чтоб мне сдохнуть, кроме человечины, у этих людоедов-отморозков должен быть меновой товар!

— Чтоб мне сдохнуть? — ехидно переспросил Рик.

— Фигура речи. — Кити поболтала пальцами в воздухе. — Да не волнуйся, суеверный мой. Погнали, погнали!

Рик кивнул и, не пряча нож, потрусил к входу в ангар, время от времени поглядывая на подругу. Все же он старался держатся ближе к своей боевитой спутнице, ведь ее жуткий револьвер мог пригодиться в любую секунду.

Напряженно вглядываясь в полумрак, оба налетчика вошли внутрь.

Ребята вышли на свет, льющийся из частично или полностью отсутствующих окон помещения, и поняли: ситуация с захватом чужого имущества далека от завершения. Было трудно представить, что богатство, хранившееся в ангаре-складе, охраняли только два мясника. И действительно это оказалось не так. На звуки выстрелов из дальних помещений огромного здания выбежали еще четверо бойцов. В отличие от Бага и его старшего товарища эти ребята выглядели цивилизованней. На них не было фартуков, плечи и кисти рук не были такими мощными и широкими. Можно было догадаться: они не машут разделочными топорами по несколько часов в день и не ворочают тяжелые туши. Вероятно, эти четверо работали охранниками.

Однако Кити и ее спутника это нисколько не смутило.

Охранники были вооружены топорами. На удлиненной рукояти, остро заточенное, с зазубринами на лезвии — оружие смотрелось страшно. Но лишь для тех, кто не привык любоваться изящными обводами винтовок и пистолетов.

— Какого черта? — крикнул ближайший охранник. — А ну стоять! Да я вас, щенки...

Улыбка Кити сделалась откровенно плотоядной и злой. Не говоря ни слова, девочка подняла револьвер и хладнокровно спустила курок. Кричавшего навылет пробила пуля.

Объяснение было доходчивым. Трое оставшихся гангстеров развернулись и, опустив топоры, хотели рвануть прочь. Однако звонкий голосок, звеневший, как стальная струна, приказал им остановиться.

— Ни с места! — яростно воскликнула Кити.

Трое огромных мужчин застыли, как изваяния.

— Бросьте оружие, — велела школьница, качнув гигантским стволом. — Затем встаньте шеренгой, один за другим и идите к выходу. Цепочкой. И не разбегаться, дьявол вас раздери! Пуля догонит каждого!

— Не разбегаться? — очнулся один из сдавшихся бандитов, глядя на психопатку через плечо. — Да ты что, больная? Ты хоть знаешь, кто мы? Мы — Топоры!

— Да хоть стамески, — зло сказала Кити. — Заткнись и шагай!

— Детишки, вы реально попали, — угрюмо прокомментировал второй охранник. — Ганг Топоров самый сильный из гангов города. Вам конец.

— И когда у тебя кончатся твои чертовы патроны, — добавил третий, — мы найдем тебя и порвем по швам.

Кити расхохоталась. Выглядело это жутковато, поскольку ее прекрасные юные глаза оставались холодными.

— Легче на поворотах, красавчик, — посоветовала она, — а то патроны у меня кончатся быстрее, чем ты думаешь. Живо! Потопал в подвал.

Подойдя ближе и наставив на ганга ствол, Кити пнула его в широкий зад.

Матерясь и чертыхаясь, сдавшиеся охранники выстроились гуськом, как требовала упрямая малолетка, и побрели в глубину здания.

Рик дернулся было пойти за ними, но Кити остановила его взмахом руки. Подождала пока ближайший к ней Топор отойдет на пару метров, затем легко, словно в танце, сделала два шажка в сторону, заходя гангстеру точно за спину. Небрежно подняла револьвер. И выстрелила. Без раздумий, как в тире. Только худенькая, но сильная рука дернулась от сильной отдачи «Питона».

Пуля прошла по прямой. Линия, соединявшая затылки бандитов с мушкой на стволе школьницы, на долю мгновения окрасилась красным.

Три трупа повалились на пол.

— Какого черта ты делаешь, Кити! — воскликнул Рик. — Они же могли нам сдаться! Сама же говорила, что даже такие ублюдки достойны права на милосердие...

— Я пошутила, — резко перебила школьница. — И ты прав, нам нужно экономить боезапас.

Рик остановился и вздохнул.

— Знаешь, ты действительно больная на всю голову, — заключил он.

— Какая есть, отвали, — отмахнулась Кити.

Перешагнув через трупы, она невозмутимо двинулась дальше.

Пройдя через коридор, малолетние налетчики оказались в новом просторном помещении. Как прежде, когда сюда входили Бугай и мисс Мэри, здесь царил полумрак. Солнечные лучи не добирались до клеток с невольниками. В отблеске факелов лишь дорожка из капель крови указывала налетчикам путь.

Внутри тошнотворно пахло. Самодельные кожаные сандалии Рика и деревянные каблучки Кити липли к грязному полу и отставали от него с омерзительным звуком, словно от влажной глины. Рик с отвращением морщил нос и оглядывался на идущую следом спутницу. Та не вела даже бровью. Казалось, запах и мерзкий пол не только ее не волнуют, но возбуждают расчетливый боевой азарт. Девочка выглядела сосредоточенной. Рука с револьвером спокойно висела возле бедра.

В подрагивающем свете факелов отразились пустые клетки, обрисовались столы, темный пол, тазики и баки в углах помещения, ведра с тряпками.

Малолетки заметили в клетях две согбенные человеческие фигуры. Из почти десятка живых пленников, сидевших за решетками еще накануне, большая часть уже была мертва. В живых осталось двое.

Полностью обнаженные, они сидели в клетках на полу, почти обезумевшие от бесконечного кровавого шоу, которое наблюдали всю ночь. Рик уже хотел шагнуть к ним, но услышал негромкий стон.

Оказывается, он ошибся. Выживших было трое. Третий находился не в клетке, а на большом разделочном столе в середине зала. Только царящая вокруг полутьма не позволила сразу его рассмотреть...

Чтобы не продлевать мучения, Рик без колебаний вытащил из-за пояса нож и вонзил его несчастному между ребер. Навалился двумя руками, вдавливая лезвие глубже, затем уверенно провернул стальную полоску внутри. Несчастный дернулся от острой мгновенной боли и затих.

— Во избавление, — прошептал подросток, закрывая бедолаге глаза.

Рик усилием вытащил нож и перекрестился — как большинство верующих жителей Полуострова, он был протестантом.

Парень перевел взгляд на столик с инструментами.

Образцов здесь было достаточно. Рик выбрал топор на длинной рукояти. Личным оружием — великолепно сохранившимся охотничьим ножом с кровотоками и пилой, он гордился невероятно. Собственно, как и самодельной дубиной с прикрученным к ней ржавым дюбелем. Однако топор их превосходил по любым параметрам. Блестящее лезвие из нержавеющей стали сидело на длинной пластиковой ручке и не имело обуха, поскольку было двусторонним.

Подросток усмехнулся: теперь он точно знал, что будет носить на плече вместо дубины.

Боевой топор!

На самом деле перед Риком была настоящая сокровищница — множество великолепных стальных предметов: разделочных ножей, тесаков, топориков, пил, стилетов и всего прочего. Металлические изделия, сохранившиеся в приемлемом для эксплуатации виде, ценились после пробуждения высоко.

Сняв из-за спины объемный пустой рюкзак, подросток принялся набивать его смертоносными трофеями.

— Рик, опять побрякушки собираешь? — раздался за спиной строгий голос Кити. — Ищи лучше припасы.

Девочка сняла со стены факел и подошла к клеткам, освещая их дрожащим огнем.

— Эй, остался здесь кто живой?

Оба выживших придвинулись к ржавым прутьям. Это был еще один подросток и взрослая девушка. Обнаженные, грязные, с дикими и блестящими в свете факелов глазами.

— Я живой.

— Я живая.

Они прошептали это почти одновременно.

— Рик, ну чего ты копаешься? — не отвечая пленникам, бросила через плечо Кити, рассматривая голую девицу. У той была чудесная грудь, гораздо больше, чем у «компактной» сеульской школьницы. — Открой клетки, здесь есть выжившие.

— Так мне продукты искать или клетки открывать? — уточнил напарник.

— Лучше клетки. Раз здесь детки.

Рик снова фыркнул, закинул на спину отяжелевший от добычи рюкзак, возложил на плечо новоприобретенный трофей и подошел к решеткам. Посветив на засовы и определив слабое место, он с размаху ударил топором по дужке замка. Лезвием, ничуть не жалея заточку. Проржавевшие железные прутья поддались, и замок с лязгом отвалился.

— Рик, ты совсем дурак? — спросила Кити, невольно отступая на шаг. — Хоть предупреждай, прежде чем рубить сплеча. К тому же здесь наверняка есть ключи.

— Возможно. — Рик пожал плечами.

Он посветил на стены, на массивные колонны, поддерживавшие потолок, однако ключи нашел не сразу. Связка оказалась на крюке, вбитом сбоку в разделочный стол. Вернувшись с гремящей связкой, Рик отворил вторую клетку цивилизованным методом.

Оба голых невольника выползли из клетей.

— Спасибо...

— You are welcome! — с жутким акцентом возвестил Рик.

Взрослая девица приняла его руку, выпрямилась во весь рост. Она оказалась выше не только Кити, но даже Рика — почти на голову. В последние годы в Республике бурным цветом распускалась акселерация, и сеульцы ничем не уступали европейцам в физическом смысле — ни ростом, ни статью. Однако мисс Мэри была высокой даже для родной северной страны.

— Вот это дрына! — простодушно восхитилась Кити. — Не удивительно, что у нее такая грудь.

Рик молча сглотнул и облизнулся.

— Я Мэри, — сказала Мэри. — Спасибо, что спасли нас.

— Обращайтесь! — радостно объявил Рик. — А ты кто?

— Туристка.

— А откуда?

— Из России.

— О, так ты из Москвы?

— Ну, не совсем. Хотя в данной ситуации можно сказать, что из Москвы. Вообще я из Томска. Это Сибирь.

— О, Сайбория! А правда, что у вас в Сайбории делают сайборгов? — заинтересованно спросила Кити. — То есть киборгов, ну, искусственных людей.

— Нет, это просто игра совершенно разных слов. Вообще правильно говорить не Сайбория, а Сайбирия.

— А ты откуда так хорошо корейский язык знаешь? — спросил восхищенный Рик.

— Я филолог по образованию. Училась на факультете восточных языков. Последний курс. Вот приехала к вам вроде как на летнюю практику... скажем так, за свой счет.

Мисс Мэри отвела взгляд, опуская детали. Рассказывать школьникам о танцах с шестом почему-то не хотелось.

— А, вот оно что, — уяснила Кити и зачем-то добавила: — Но ты все равно молодец. Я вот, кроме родного корейского, знаю только плохой корейский.

— Серьезно? — удивилась мисс Мэри. — А как же инглиш? Неужели он не входит в национальную программу образования?

— Входит, — улыбнувшись кивнула Кити.

— И выходит, — усмехнулся ей в тон Рик. — Мы с Кити не любим англичан и американцев. Янки — это бе-е-е. Оккупанты.

Мисс Мэри пожала плечами, вспомнив, как к русским солдатам относились, например, в странах бывшего социалистического блока. Тут было что-то подобное. Союзники союзниками, главы правительств целуют друг друга в задницу, однако у населения о любви до гроба к Большому брату и речи не может быть. Вот тебе и эффект холодной войны. В миниатюре.

— Английскому нас учили, — пояснила Кити. — Однако учить язык и говорить на нем — вещи разные, согласись.

— А говорить на чужом языке и думать на этом языке — еще более разные вещи, — поддакнул Рик. — Вообще, английский... на кой черт он теперь сдался? Нет больше надобности в международном языке, мисс Мэри.

— Дурень ты, — возразила приятелю школьница. — А на каком бы языке она говорила сейчас с нами, если бы не училась на своем восточном факультете?

— А, ну это...

— А! Ну это! — передразнила малолетка. — Ладно, может, мы все же свалим отсюда, а потом будем трепаться? — Кити покачала головой. — Ха! Вы до сих пор держитесь за руки. Пусти ее, Рик!

Мисс Мэри отдернула руку.

— Простите, я...

— Да не парься, он не мой парень. Он мой помощник и подчиненный.

— Какого черта я твой подчиненный? — возмутился Рик.

— Завянь! — Кити показала маленький кулак. — Ладно, кто тут у нас еще?

С этими словами школьница демонстративно отвернулась от Мэри и посмотрела на молодого человека, выползшего из соседней клетки.

Руки несчастному юноше никто не подавал, грудью никто не восторгался, так что он просто вылез и стоял молча рядом, с подавленным, но при этом жутко серьезным видом. Как и мисс Мэри, парень был старше малолеток лет на восемь-десять. Спасенный был очень худ, что, безусловно, придавало ему моложавый вид. Худоба эта была не только следствием долгого голодания, но общей комплекции. Тонкие ноги были похожи на спички, на руках можно было различить рельеф жидковатой мускулатуры, однако они тоже были худыми для взрослого мужчины.

Как и мисс Мэри, после ночи, проведенной в этом аду, молодой человек совсем не испытывал стыда. Во всяком случае, нагота беспокоила его меньше возможного будущего.

— Меня зовут Дэмио, — хрипловатым голосом проговорил спасенный и проглотил слюну. — Вы ищете припасы, да?

Кити прищурилась. Ответила:

— Что-то вроде того. А тебе чего? Тоже жрать хочешь?

— Ну да.

— Еды мало, — сказала Кити. — Мы спасли вас от живодеров, но неодолимого желания кормить спасенных у меня нет. Я доступно излагаю?

Дэмио опустил голову.

— Так мы можем идти... с этой девушкой?

— Вот еще, — рассмеялся Рик, вновь украдкой посмотрев на грудь стоящей рядом мисс Мэри. — Да погодите вы! Мой босс Кити так шутит. Кити, ну ты что? Давайте посмотрим здесь на складе, все равно много унести не сможем. Может, и заморите червяка. Погнали!

Кити скривила губки.

— Во-первых, я тебе не босс, а командир, — сказала она, упирая руки в боки. — Во-вторых, я вовсе не шутила. Допустим, поискать вместе еду мы можем. Но если еды будет мало, мы с тобой заберем припасы, а этим двоим достанутся жизнь и свобода. Охренительный приз, если хорошенько подумать. — Она обернулась к мисс Мэри. — Вы вообще знаете, где мясники хранили нормальные продукты?

Мисс Мэри вздохнула.

— Кажется, в следующем помещении, сразу за стенкой. Ночью они говорили об этом. Но вход, вероятно, не отсюда, а с улицы. Ключи должны быть у тощего. Был тут такой...

— Ага, был, — согласилась Кити.

— Вот это дело! — обрадовался Рик, резко разворачиваясь на пятке и шлепая к выходу. — Пошли наружу, живей!

— Ладно, идемте. Найдем вам одежду и обыщем мясников, — нехотя согласилась Кити, направляясь вслед за ним. Мэри и Дэмио зашагали следом. — Слушай, Рик, а почему ты сразу не проверил в карманах тех двоих?

— А на фиг мне их обыскивать? — чтобы не казаться полным олухом, огрызнулся Рик. — Мы и так вон сколько взяли. — Он подпрыгнул, вызвав мелодичное бряцание в рюкзаке. — Столько годного к использованию металлолома. Это знатная добыча, черт подери!

— Варить будешь эту добычу? Или жарить? Балбес.

Мисс Мэри, которая все еще не пришла в себя после ночи ужасов, робко подняла голову.

— Добыча? — спросила она.

— Конечно, — ответила Кити, оборачиваясь. — Мы что, по-твоему, валим каннибалов из чистого альтруизма? Делать больше нечего. И так патронов почти не осталось. Если не найду у живодеров еды, очень-очень расстроюсь. Но у этих жлобов должны быть заначки, уверена. Покупатели к ним частенько наведываются. Не деньгами же платят!

— Интересно, — мисс Мэри невольно поежилась как от холода. — Скажи, почему тебя зовут Кити? Ведь Кэйт — это не корейское имя.

— А я вовсе не Кэйт. «Кити» — это героиня из одного ниппонского мультфильма. Меня, разумеется, совсем не так назвали родители. Но кому какое дело, как человека назвали при рождении? Особенно сейчас. Я Кити. И у меня — револьвер!

«Ага, вот и пунктик», — усмехнулась про себя мисс Мэри.

— А про что был тот ниппонский мультик? — спросила она вслух.

— Про школьниц, которые сражаются с якудза. С бандитами, — охотно ответила малолетка. — Дерутся на мечах, бьют ногами, крутят вертушки, стреляют с обеих рук по-македонски. В общем, как я.

— Знаешь, — мисс Мэри пожала плечами, — ты ведь сама только что призналась, что с бандитами не сражаешься. Что просто пришила их, чтобы забрать у них пищу. Разве нет?

Кити насупилась.

— Если бы знала, что станешь гнать, подруга, оставила бы тебя в клетке. Поняла? Умничает она. Эти твари сейчас как раз бы тебя резали дольками на пулькоги.

— Не обижайся. — Мэри прикрыла глаза и устало вздохнула. — Я к слову сказала, прости.

— Обижаться на тебя? — Кити фыркнула. — Ты беспомощная, бесполезная европейская кукла, чью белобрысую головку я только что вытащила из самой глубокой и беспросветной задницы. Знаешь что? Вали! И в следующий раз сама себя выручай.

С этими словами Кити резко развернулась на каблучках и уверенно зашагала в сторону выхода. Мэри по-прежнему стояла неподвижно. Ей было «стрёмно», причем во всех смыслах этого удивительно многогранного слова. Не то чтобы она боялась одиночества или страшилась собственной беззащитности — в конце концов, с некоторых пор она не боялась даже смерти. Просто... ей было плохо. И всё.

Внезапно, на самом выходе, Кити остановилась. Обернулась и уперла до комичного строгий взгляд в мисс Мэри.

— Жрать хочешь? — спросила она. — Если да, то потопали. Второй раз, клянусь эльфами, предлагать не буду!

Мэри устало поплелась за малолетней спасительницей. В конце концов, даже если тебе на все плевать — голоду этого не заявишь.

«Какая-то сумасшедшая малолетка, — сама того не зная, повторила про себя мысль мертвого Бага мисс Мэри. — Клянется эльфами, нет, ну надо же! Точно больная на голову».

Вслух она ничего не сказала. Револьвер в руке девочки Кити и топор на плече ее напарника вызывали в душе Мэри осторожный страх. И все же школьники-убийцы, только что уничтожившие кровожадных людоедов, при всей своей нелепости отчего-то казались мисс Мэри более реальными, чем все то, что она встретила в Сеуле после пробуждения. Садист Бугай, маньяки из мясобойни — все это было похоже на дикости, придуманные дьяволом, объевшимся ЛСД. Но Кити и Рик — школьница и школьник, убивающие убийц... Они казались настоящими. Реальными, хотя и жутковатыми.

«Вот ведь в чем соль, — задумалась Мэри, — налетчики-малолетки, это какое-то безумие! И все же они мне роднее и ближе выживших взрослых, способных убить и съесть. Безумный, безумный мир».

Обнаженная, Мэри шла за школьниками и ежилась от утренней прохлады. За ней шлепал по бетону босыми пятками абсолютно голый юноша. При этом мисс Мэри не испытывала ни капли стыда. Дискомфорт был. Но это был дискомфорт от пережитого ужаса и страх перед будущим, в котором малолетние налетчики вполне могли их с Дэмио прикончить.

«Их с Дэмио, — повторила собственную мысль Мэри. — Ну вот, у меня новый спутник... А также новые собственники. Или... все же не собственники?»

Мисс Мэри улыбнулась.

Уверенно и дерзко перед ней вышагивала девочка с револьвером. И в уверенном стуке каблучков слышалось: «Всё. Бу-дет. Хо-ро-шо».

Пуля 4

Дом босса и нора робингудов

Бугай стоял в самом центре разрушенного Мегаполиса — у бывшего дворца президента корейской Республики, так называемого Чхонваде, знаменитого «Дома под голубой крышей» или попросту «Голубого дома». Неширокие улочки этого старинного горного квартала, где когда-то располагались городские укрепления, до катастрофы перегораживали ряды глянцевых полицейских в отглаженной белой униформе, а также уникальные предметы, которые можно было наблюдать только в Южной Корее или каком-то ином «конфетном» восточном государстве с расслабленными жителями и процветающей экономикой. А именно — противотанковые кресты, декорированные живыми цветами.

Эти удивительные дорожные препятствия могли задержать боевую машину пехоты, несущуюся по улице на полной скорости. Не говоря уже об автомобиле. При этом они были очень красивы. Возле Большого президентского дворца, в историческом центре Сеула, традиционно гуляли миллионы туристов из разных стран. Именно для их придирчивых глаз милитаристские изделия превратились в чудесные живые клумбы. На школьных каникулах за ними могли фотографироваться влюбленные пары, а в случае войны или кризиса — отстреливаться пулеметный взвод.

После пробуждения все это исчезло. Синода Шедоши — бывший мясник, а ныне глава ганга Топоров, новых властителей опустошенных голодом центральных кварталов, — давно приказал убрать кресты вокруг своей резиденции. У его многочисленных конкурентов из окраинных районов Мегаполиса автомобилей на ходу и топлива давно не осталось. Юнговцы же, контролировавшие северный Коридор, требовали убрать от главной крепости банды любые препятствия для своих транспортных средств.

Требование это, однако, распространялось только на искусственные рвы, траншеи, колючую проволоку — которых отродясь не было возле Большого президентского, — а также на противотанковые кресты. Гигантских навалов ломанного бетона, джомолунгм из мусора, щебня, песка это правило не касалось.

Именно через эти нагромождения пробирался Бугай, прежде чем оказаться перед логовом знаменитой банды. До анабиоза на этот путь от метро он потратил бы несколько минут. Сейчас же сбил себе все ноги, пока карабкался по завалам. К резиденции босса всех боссов падшего Мегаполиса Бугая привел вовсе не грошовый меч-подделка. Охотник из Инчхона нес с собой еще один товар, который можно было продать. До катастрофы Бугай знал Шедоши, хотя понял это только вчера, после беседы с мясниками. Бугай когда-то работал на будущего хозяина ганга, правда, в несколько ином качестве. Возможно, что-то перепадет с барского стола и сейчас?

В том, что задумал Бугай, безусловно, имелась немалая доля риска: он мог оказаться не узнан и словить пузом нож, вместо того, чтобы получить порядочную работу. Однако соблазн был велик. «Пришло время напомнить о себе старому знакомому», — размышлял инчхонец. Уже не было нужды играть простака, не имеющего понятия о Шедоши. Нынешнего босса всех боссов Бугай знал очень хорошо. Убийцей и охотником на людей Бугай раньше не был, но грязных поручений для Шедоши-из-прошлого хватило бы в сумме лет на десять тюрьмы общего режима: список вился, как веревочка, бесконечно.

Президентский дворец возвышался перед запыхавшимся после подъема Бугаем, он сверкал рождественской елкой среди ночной темноты — скромный кусок порядка среди царства хаоса и разрухи. Дворец именно сверкал. В его окнах горели электрические светильники.

— Бессмысленная трата топлива, — хмыкнул Бугай. — Транжиры.

Он пригляделся внимательнее. Увидел, что на самом деле электрическим светом освещаются всего несколько комнат на втором этаже и небольшой кусок фасада над украшенным колоннадой парадным входом. Остальное скрывалось во тьме, как и всё в Мегаполисе.

Бугай вздохнул. Раньше, насколько он знал, Сеул был виден из космоса, во всяком случае, на ночных фотографиях, сделанных с орбиты, город сиял, как скопление звезд. Сейчас вместо миллионов ночных огней, уличных плазм и мерцающего неона работали лишь несколько лампочек на фасаде Большого дворца. На них любоваться теперь с орбиты? Но кому? Космос отодвинулся от человеческой расы на долгие годы. Если не навсегда. Все, что кружило на орбите, наверняка пришло в негодность и рухнуло на голову кому-нибудь из спящих в анабиозе...

Бугай усмехнулся. Вероятно, странная смерть ждала астронавтов на космических станциях. Отчего они умерли? От нехватки воздуха? От леденящего холода? Сгорели во время падения в атмосферу? И сколько они прожили? Минуту? Может быть две? Час, сутки?

Бугай мотнул головой. Все это его уже не касалось.

Четверо бандитов на входе заметили его и, скинув свое необычное оружие с плеч, повернулись к нежданному гостю. Пожав плечами, Бугай миролюбиво воздел руки вверх и поплелся к «Голубому дому».

...После пробуждения Сеул охватили апатия и страх. Прокатилась волна самоубийств. Затем произошло активное объединение вокруг выживших чиновников муниципалитета. Потом — взрыв насилия. И наконец разделение кварталов на ганги. В этом было что-то очень корейское. Бугай не сомневался, что в остальных странах мира, если таковые еще существовали, после пробуждения все происходило иначе. И массовый суицид, и полное подчинение выживших представителям «старых» госорганов, и тем более дальнейший тотальный этический перегиб, когда апатия, послушание и порядочность вдруг резко сменились полным беззаконием и даже каннибализмом — все это было возможно только здесь, в процветающей стране, где люди верили в правительство, словно в Бога, и не знали социальных проблем страшнее подросткового мужеложства.

Бугай помнил удивительную вещь: когда во время последнего экономического кризиса правительство обратилось к населению с просьбой сдать накопления в банк — любой национальный банк! — чтобы помочь своей стране, почти все корейцы молча встали, пошли и перевели личные сбережения на расчетные счета корейских банков. Государственных или частных — не важно, главное — корейских. Финансовый кризис был остановлен. Стране не пришлось занимать деньги. Какая еще нация в какой стране мира была на такое способна? Американцы? Русские? Китайцы? Французы? Да нет, черт возьми! Весь мир был обиталищем циников, и только жители Полуострова оставались наивны как дети. И при этом, что удивительно, правительство их никогда не обманывало!

После катастрофы, однако, правило не сработало.

Еды оказалось мало, ртов много, и бывшие чиновники при всем желании не смогли накормить всех. Но люди привыкли, что о них кто-то заботится. Люди ждали помощи слишком долго, ничего не предпринимая сами. Отсутствие грабежей, насилия и мародеров в первые дни после пробуждения автоматически вылилось в волну убийств и каннибализма сразу, как стало ясно: муниципальные власти бессильны перед лицом настоящего голода. Послушание и порядок обратились в свою противоположность. А поскольку послушание и порядок были у корейцев в крови, то и «обратный эффект», оказался невероятно сильным. «Возможно, — считал Бугай, — такого падения нравов, какой увидел Сеул, не было нигде. Разве что еще в Японии или Сингапуре, где уровень экономики, степень доверия к правительству и природное послушание были похожи на местные».

Людей убивали даже не за еду — просто так. Женщин и юношей насиловали не из похоти — просто так. И людей стали есть. «Возможно, — размышлял Бугай, — это случилось в первые дни после начала беспорядков тоже не из-за голода и отсутствия продуктов — еда еще оставалась, — а именно просто так. Из-за того, что спустили с короткого поводка ту нацию, которой это было противопоказано».

Относительный порядок восстановился чуть позже. Мегаполис разделили между собой около двух десятков банд-гангов, сформировавшихся абсолютно хаотично вокруг группировок самого разнообразного толка: от уцелевших полицейских участков до фанатов спортивных команд. Самым крупным формированием стал ганг старика Шедоши. Тот не был копом и уж тем более фанатом бейсбола. Он был содержателем скотобоен.

Остался им и сейчас...

Бойцы Шедоши обступили Бугая полукольцом, поигрывая оружием. Гангов в Мегаполисе было много. Злые ножи, Синие дубинки, Молоты, Кровавые биты...

Шедоши звал своих Топорами.

В руках обступившие Бугая люди держали большие американские фермерские топоры для рубки деревьев, маленькие плотницкие топоры для работы дома или в мастерских, раскладные топорики для туристов, кухонные тесаки. Название ганга расшифровывалось в этих инструментах вполне доступно.

— Ты кто, убогий? — лениво произнес ближайший из бойцов — судя по обращению, начальник караула.

Внешний вид бойцов Шедоши Бугая не настораживал. Одеты все участники ганга были так же, как и он сам: в грязное, рваное, кустарно подшитое тряпье неопределенного цвета. Относительно единообразным было только оружие, остальное — от посеревших от времени модных бейсболок до крутых когда-то джинсов, похожих на использованную половую тряпку, отражало индивидуальный «стиль» каждого.

— Куда собрался? — обронил второй Топор.

— А тебе не все равно, куда он собрался? — сказал третий. — Смотри... пухлый какой.

— Точно, мясистый. Я б его окорок слопал. Целиком.

— А как он поскачет дальше?

— На одной ноге.

— С чего бы? Вторую тоже надо резать. Ему все равно, а нам — жрать.

Бандиты заржали.

— Ладно, заткнулись! — повысил голос начальник караула. — Пухлый, ты кто?

«Опять пухлый, — огорчился Бугай, — точно, блин, сожрут меня когда-нибудь».

— У меня дело к боссу Шедоши. — ответил он вслух. — Скажите, Чхун Пак пришел. Он меня знает.

— Кто тебя может знать, дурака? — нахмурился охранник, мгновенно собравшись и внимательно рассматривая. — Если гонишь, я тебе точно ноги оттяпаю. После ушей и носа. Что у тебя за дело к боссу? Говори.

Бугай с удовольствием бы съездил гаду по челюсти битой или воткнул в глаз гвоздь, торчащий из той же биты, однако остальные бойцы караула покромсали бы его за такое на паштет. На вид ребята были шустрые, молодые. На месте спокойно им не стоялось, постоянно двигались, помахивали оружием и крутились, обходя Бугая то справа, то слева, чем изрядно действовали на нервы. Бугай знал, что если он даст слабину, ему немедленно воткнут топор в голову.

— А у тебя задница не треснет лезть в наши с боссом дела, а? — грубо крикнул он, понимая, что мямлить с гагстерами не стоит. — Просто скажи: Чхун Пак пришел! Остальное не твоего ума дело. А не передашь — Шедоши с живого шкуру сдерет. В первую очередь с ушей и носа!

Старший охранник от удивления открыл рот, потом задумчиво потер обухом подбородок. Пришедший хамил, однако объясняться с Шедоши страсть как не хотелось. Доходы у ганга падали в последнее время — а любые доходы после пробуждения были «пищевыми», — поэтому иногда количество бойцов в ганге сокращалось. В том числе — пускали на еду. Шедоши свирепствовал как мог, причем уже не столько в силу природной жестокости или поддержания дисциплины, сколько из-за медленно нарастающих продовольственных проблем.

— Пасть закрой, червь навозный, — все же рявкнул старший боец для порядка. — Чхун Пак, говоришь? Ну ладно. — Он подмигнул одному из караульных. — Метнись наверх, доложи!

...Спустя пять минут Бугай уже поднимался по винтовой лестнице на второй этаж, в президентскую комнату для приемов. В одну из немногих, где горел электрический свет.

Боец на входе изъял у Бугая рюкзак и оружие, швырнул прямо на пол, словно какой-то хлам, а не самое дорогое, что осталось у того в жизни. Небрежно махнул головой, приказывая гостю войти.

Бугай послушно вошел.

Комната была обставлена как рабочий кабинет. Массивная мебель, высокое кресло, обитые кожей стены. Облезлые дубовые полки, заваленные книгами до потока. Откуда взялись книги, было не понятно. Сохраниться в самой комнате за треть века они не могли — давно бы истлели и сгнили. Вероятно, их привозили сюда специально, откуда-то, где в течение тридцати лет были приемлемые условия для хранения подобных сокровищ.

В любом случае, смотрелся этот зал для аудиенций роскошно. Если целью босса всех боссов было произвести впечатление на собеседников, цели он своей достиг.

«Пыль в глаза пускает, урод», — подумал Бугай.

Кроме книжных полок, кабинет был заставлен и завален разнообразным антиквариатом. Была тут и металлическая посуда, и редкая керамика, и даже бюсты каких-то мужиков, в том числе лысых, бородатых и старых.

«Ни одного бабьего бюста, — отметил Бугай. — Извращенец».

Но преобладало здесь антикварное оружие. В основном — европейское, не восточное. По большей части — холодное, а не огнестрельное.

Немецкие мечи, венгерские сабли, французские эстоки, итальянские рапиры, многочисленные кинжалы, полумечи, шпаги и штык-ножи. Встречались японские катаны, а также непонятные кривые африканские клинки — возможно, ритуального назначения.

Босс всех боссов, мясник Синода Шедоши восседал посреди всего этого смертоносного великолепия в мягком домашнем кресле. При взгляде на кресло Бугая скривило. Когда-то оно было кожаным, но снизу, где виднелись ржавые ножки, давно облезло, сморщилось и потеряло цвет. На верхнюю мягкую подушку, видневшуюся за спиной Шедоши, было нашито... человеческое лицо.

Прямо над креслом знаменитого главаря самой крупного городского ганга висела огромная фотография в пластмассовой рамке. Но на ней красовалась не семейный портрет Шедоши-из-прошлого, и даже не симпатичная полуголая киноактриса доанабиозных времен. На фото был меч.

Бугай поморгал. Рамку-картину украшало не оружие, а именно — репродукция оружия. Высококачественная, крупноформатная фотография. То ли Шедоши очень хотел иметь подобный предмет, то ли имел когда-то, но фотография была явно ему дорога.

Надпись на рамочке гласила:

Меч Барклая.

Русский кирасирский палаш.

1808 год.

«Девятнадцатый век, самое начало, — подумал Бугай. — Старинная и наверняка дорогая вещь. Вот только на кой черт она старому козлу? Из ума выжил. И почему на стене только фотография?»

Бугай подобострастно улыбнулся.

— Рад видеть вас в добром здравии, мистер Шедоши, — произнес он, склонившись в полупоклоне.

Шедоши подался вперед, по-старчески вглядываясь в лицо гостя.

— Чхун Пак, Чхун Пак, — пошамкал губами он, вспоминая. — Кажется, рожу твою я и впрямь видел когда-то. Я тебя, падла, знаю?

— Я ваш бывший юрист, господин, — пояснил насильник и рабовладелец Бугай. — Сделки по недвижимости. Международная адвокатская контора Рональд Шмидт и партнеры. Австралийские соединенные штаты, Мельбурн. Помните склад на пересечении Девятнадцатой и проспекта Свободы? Я помогал вам оформить землю...

— Это там, падла, где моя старая мясобойня? — уточнил гангстер.

— Именно так, сэр. Сегодня я был там.

— Сегодня?

— Именно так, сэр.

— И, падла, вспомнил про меня? Да неужели?

— Вас забыть невозможно, сэр. Еще тогда, задолго до катастрофы, я понял, сэр, что вас ожидает великое будущее! Великая власть!

Шедоши шумно пошевелился в кресле. Лести он не любил. И о каком великом будущем толковал этот безмозглый объедок? Кости у Шедоши болели, а от человечины мучало несварение.

— Эх, падла, — огорченно скривил губы гангстер, — горазд ты врать, однако. Чхун, падла, Пак.

— Ни в коем случае...

— Да заткнись. Выходит, ты живой. — Старый гангстер покачал лысеющей головой. — Юристишка. Я думал вас, крючкотворов поганых, всех перемочили вместе с бюрократами из муниципалитета еще во время первой Уличной охоты.

— Никак нет, сэр. — Чхун Пак снова поклонился. — Возможно, я просто живучий.

Не вставая с кресла, Синода Шедоши затрясся от смеха.

— Ты, падла, живучий? — надтреснуто загрохотал он. — Может быть. Однако, как прежде, тупой! Заявлять боссу всех боссов Сеула, что ты, падла, «живучий» — это крайняя самонадеянность, не говоря уже о неуважении к моей власти. Не находишь? Как это там у Киплинга? Дергать смерть за усы? Ты сейчас дернул, падла, меня не за усы, а за мой старый хер. Давай-ка я отпилю тебе голову, и кончим базар на этом. Согласен?

Бугай проглотил слюну.

— Но мистер Шедоши...

— А ты думал что? Был знаком со мной в прошлой жизни, и я тебе пятки лизать буду, падла?

— Да нет же, сэр, господин, я вовсе...

— А какого дьявола ты на моих охранников возле парадного наехал, а? Дело у тебя ко мне, а? Ну так выкладывай его, падла. Только, падла, не обгадься. А то, если дела нет, отпилю башку прямо здесь.

Бугай зажмурился и затряс головой из стороны в сторону.

— Нет, сэр, погодите! — затараторил он быстро. — Дело у меня действительно есть!

Он суматошно порылся в кармане и извлек маленькую вещицу, которую сложно было рассмотреть при плохом освещении.

— Я нашел то, что вы искали последние два месяца! — закричал Бугай. — Возьмите!

Вцепившись в подлокотники, Шедоши наклонился вперед.

В грязной ладони Чхун Пака лежала латунная пластинка с оплавленным краешком и выдавленным и окрашенным номером посередине. Краска, теоретически пробывшая тридцать лет под дождями и снегами, блестела как новая.

Квартет робингудов возвращался на базу двумя парами в пятидесяти метрах друг от друга. С самого утра зарядил дождь, заставляя двигаться быстрее, чтобы согреться. Сил было мало, так что переход больше походил на самоистязание. Рик с Дэмио топали впереди. Кити и Мэри — за ними.

Груз, который несла мисс Мэри, был легче, чем у ее новых товарищей, однако нести этот груз ей было тяжелее, чем прочим. Сказывалось сильное истощение, недоедание, стресс, переутомление. Сил у девушки практически не осталось.

Шустрая Кити просто подстраивалась под шаг новой подруги, то ли оберегая, то ли конвоируя ее.

Изредка мисс Мэри оборачивалась.

На первый взгляд Кити выглядела милой корейской девочкой почти мультипликационной наружности. Однако ребенком она лишь казалась. Скорее потому, что имела привычку одеваться как ребенок. На самом деле, как выяснила мисс Мэри во время скоротечной беседы, куколка Кити была старшеклассницей. Ей было полных шестнадцать лет. Обладая от природы хрупкой фигурой и огромными миндалевидными глазами, с вечно удивленным, изумительно детским выражением лица, Кити стала великолепной актрисой, без труда играющей малолетку.

При нападении на дикие ганги Кити и ее напарник Рик использовали примитивнейший трюк с ловлей на живца. Причем всегда беспроигрышно. Рисковать подобным немудреным образом подростки позволяли себе не часто — максимум раз в неделю. Но куш стоил того. Юные «робингуды» — так Рик и Кити называли себя — не загадывали, везло ли им или хранили их небеса, однако формулы успеха, позволявшей мочить гангстеров и набивать желудок, придерживались строго.

Подобно Бугаю, Рик ходил по полуразрушенным кварталам, выбирая цель для атаки. Причем ходил один. Если б он нес добычу, вел невольника или женщину, что в падшем Мегаполисе с некоторых пор считалось одним и тем же, на него могли бы напасть. Однако вооруженный мужчина — а Рик вооружался для таких разведывательных рейдов до зубов, — практически не рисковал. Бандиты, даже превосходя числом, на одиноких «нищих» бойцов никогда не нападали, поскольку в рукопашной, учитывая отсутствие огнестрельного оружия, был очень велик риск ранения кого-то из нападавших. Поживиться за счет подобных Рику «пустых» одиночек было невозможно, так что обмен один к одному гангстеров не устраивал. Убить за добычу они могли не задумываясь. Но рисковать за бесплатно не собирался никто.

Рик бродил по городу, высматривая, выспрашивая и мотая на ус. Обычно он выбирал самое шикарное из бандитских заведений, прощупывал возможности подхода и бегства, изучал охрану и вообще количество лиц, постоянно обретающихся внутри объекта. Кити же все это время сидела дома и не показывала на улицу носа, так что ее, кроме Рика и жертв налетов, никто не видел в лицо.

После того как объект для нападения был выбран, Кити вступала в преступную комбинацию. На пару со смертоносным кольтом «Питоном». Ее огнедышащий револьвер назывался, как выяснила мисс Мэри, именно так: «кольт Питон калибра .367 Магнум, с удлиненным стволом». Признаваясь откровенно, «Питон» был главным козырем в безумной игре парочки робингудов. Отец Кити до катастрофы служил в полиции, причем был копом блестящим. Наградной револьвер, который ему вручили перед уходом на пенсию, хранился в герметичной коробке, регулярно чистился, смазывался маслом, в общем, его холили и лелеяли с большим усердием и любовью. Спрятанный в лакированной коробке, замотанный в полиэтиленовый пакет и масляную тряпку внутри огромного противопожарного сейфа — отец Кити хранил самые дорогие вещи в сейфе, например, ценные бумаги, документы и дочкин фотоальбом, — «Питон» оказался редким экземпляром огнестрельного оружия, сумевшим пережить тридцать лет катастрофического анабиоза. Именно благодаря этому уникальному стечению обстоятельств миловидная школьница Кити стала владельцем сокровища, ценность которого было сложно переоценить.

С первых минут после пробуждения, опять же по случайному стечению обстоятельств, напарником крошки Кити стал Рик — одноклассник и сосед по этажу.

С тех пор пара не расставалась. Было неизвестно, где сгинул папаша Кити и что стало с родителями Рика — оба малолетних налетчика отмалчивались по этому поводу, — однако предположить было несложно. Город, прикончивший десять миллионов жителей за восемь недель, был не самым безопасным местом.

В коробке с кольтом «Питон», помимо собственно револьвера, было шесть позолоченных подарочных патронов. А также упаковка обычных. Сорок штук. В совокупности все это обеспечивало крошке Кити неизмеримое превосходство над многими людьми.

С детства отец натаскивал ее в тире, так что Кити отлично стреляла, несмотря на возраст и хрупкое телосложение. Рик требовать у нее оружие не рисковал. Во-первых, как стрелок он был хуже, а во-вторых, Кити никогда не отдала бы никому револьвер. Не потому, что не доверяла Рику, вовсе нет. Просто она воспринимала «Питон» как неотделимую часть себя, нечто вроде пальцев на руке или косичек с бантами. Впрочем, Рик не видел смысла требовать себе пистолет, так как трюк с растерянной девочкой всегда проходил на ура. Схема работала.

С «приросшей» к руке пушкой изменился и характер маленькой Кити. Лишившись родителей, но приобретя револьвер, из капризной избалованной девицы Кити превратилась в бешеную оторву, скорее склонную к мрачной агрессивной депрессии, нежели к хныканью.

В мире после пробуждения слезы были ни к чему, а вот свинец оказался определенно в цене...

Когда мисс Мэри была готова свалиться на землю от усталости, Кити, наконец, заявила, что они пришли. Мэри застыла, рассматривая убежище робингудов. Перед ней возвышался полуразрушенный остов очередного небоскреба, такой же пустой и мертвый, как все остальные дома в издыхающем Мегаполисе.

В мрачной конструкции Мэри опознала очень известное в городе здание: 63-этажный Юксам Билдинг — не самую высокую, но одну из самых красивых башен столицы. Когда-то Юксам Билдинг принадлежал крупной страховой компании, в нем размещалось почти пятнадцать тысяч человек постоянных служащих и около тридцати тысяч человек посещали его ежедневно по делам. Исполненный в виде «молящихся рук», то есть плавно восходя с двух сторон от фундамента к вершине по параболам, Юксам Билдинг возвышался над берегом Хангана — широкой реки, пересекавшей центральные кварталы Сеула с востока на запад. Давным-давно отражение небоскреба пересекало реку, переливаясь в прозрачных водах мириадами звезд. Яркие золотистые стекла, отражавшиеся в Хангане и украшавшие некогда роскошно-горделивый фасад, теперь либо отсутствовали, обнажая серый бетон и металлические конструкции, покрытые ржавым налетом, либо помутнели до черноты. Цоколь и первый этаж небоскреба утопали в горах мусора и обломков.

— Добро пожаловать в нору! — жизнерадостно провозгласила Кити. — Шестнадцать ресторанов и восемь кинотеатров Юксам Билдинг нынче закрыты, зато в подвальных этажах по-прежнему действует Океанариум. Морские животные в нем давно сдохли, зато поселились мы с Риком!

С этими словами крошка Кити указала в дальний угол здания, заваленный кирпичом и кусками бетонных плит.

— Идемте! — возвестила маленькая разбойница.

«Прячутся в туннелях Океанариума? — Мисс Мэри скептически покачала головой. — Действительно нора, иначе не скажешь...»

В это мгновение необъяснимое переживание кольнуло мисс Мэри в сердце.

Даже не переживание...

Предчувствие.

Путь под ногами был полон мусора, проволоки и камней, поэтому Тешина остановилась, чтобы не пораниться, и только после этого осторожно подняла голову.

Причина беспокойства висела перед ней. Пока они с робингудами шли от логова живодеров, небоскребы острова Ёыйдо — своеобразного сеульского Сити, делового центра столицы — загораживали ей вид на юг города. Однако теперь, поднявшись на высокий цоколь бани Юксам, возвышающейся над рекой, мисс Мэри смогла разглядеть местность отчетливо и далеко. За стенами полуразрушенной «золотой башни», прямо в воздухе полыхало мерцающее янтарно-желтое марево, такое же сияющее и золотое, каким некогда казался сам Юксам Билдинг.

Оптическое явление было очень странным, не свойственным природе Полуострова вне зависимости от сезона или погоды. Сравнить его можно было разве что с полярным сиянием, однако говорить об Aurora Borealis в субтропической Корее было смешно. Свечение воздуха не было также и радугой. Дождь шел свирепый, не переставая, солнца не проглядывало. Восход и закат тоже вычеркивались, ведь день близился к полудню. Самолеты над городом давно не летали: распыление в воздухе каких-то химических веществ также отпадало.

Что же это такое?

При взгляде на золотистое чудо мисс Мэри вдруг ощутила странный трепет в душе. Однако Дэмио, стоявший рядом, проследил за ее взглядом и безразлично пожал плечами. Хозяева норы вообще не обращали внимания на загадочное свечение воздуха. А значит, заключила мисс Мэри, аномалия была привычной для всех, кто проснулся раньше нее. Помотав головой, словно отгоняя наваждение, мисс Мэри заставила себя отвернуться.

Она продолжила путь.

Логово налетчиков-малолеток располагалось в обширном подвале под цокольным этажом, в многочисленных туннелях и лазах, в которых до катастрофы плавали белые акулы, дельфины, мурены, ползали гигантские крабы и сновали морские коньки. Парадный вход в Океанариум находился далеко от места, где пролезли в него Рик и Кити. Он был наглухо завален обрушившимися панелями и известковым кирпичом. Пол первого этажа сплошным ковром покрывали куски бетона с торчащей арматурой, обвалившаяся штукатурка, сгнившая мебель.

Лавируя между каменными кучами, перепрыгивая через препятствия или проскальзывая под накренившимися балками, Кити уверенно вела свой отряд к дальнему углу, на который она и указывала мисс Мэри в самом начале. Там, под обрушившейся железобетонной глыбой, скрывался крохотный люк. Раньше этот люк служил техническим входом для водолазов, решивших прогуляться по подземным туннелям Океанариума.

Пробравшись к нему, малолетки, Мэри и Дэмио спустились вниз по хлипкой алюминиевой лестнице.

Внизу мисс Мэри ожидал вид, от которого она успела отвыкнуть. Вместо привычного серого бетона, ободранных лохмотьев, ржавчины и гнилья там было вполне обитаемое помещение, обставленное уютно и даже со вкусом. Конечно, не президентский номер отеля «Хайят», но все же весьма комфортабельное жилище.

Панели норы были аккуратно выкрашены известкой, пол украшали самодельные коврики, сшитые из кусков материи, возле стен возвышались лавки, сколоченные, очевидно, из остатков мебели, собранной в здании. Единственным неприятным моментом была крайне запутанная и сложная система ходов, доставшаяся от старого Океанариума, располагавшегося в цоколе знаменитого небоскреба. Будучи фактически туннелем для рыб, но с выбитыми стенками аквариумов и спущенной водой, нора имела разноуровневый пол, множество лестниц, коридоров, залов, комнат и переходов.

В центре запутанной системы помещений располагался большой «главный зал» со сферическим потолком. Под его сводом возвышался гигантский мраморный стол, неизвестно каким образом перенесенный в глубокое подземелье. Свет проникал в помещение через несколько небольших отверстий, затянутых полиэтиленовой пленкой и пластинами битого стекла, кое-как скрепленных кусками пластикового профиля и ржавыми жестяными листами. Отверстия были вентиляционными шахтами. Кроме шикарного стола и примитивных деревянных лавок, мисс Мэри отметила грубо сколоченные табуретки, тумбы и старый холодильник без дверей, служивший чем-то вроде шкафа.

Но удивительным было даже не это.

По всему центральному залу Океанариума беспорядочно, но в то же время в определенной последовательности, которую сложно было сходу уловить, были расставлены, разложены, разбросаны потрясающие вещицы.

Мраморные и металлические статуэтки, диковинные подсвечники, сувенирные фигурки, стеклянные вазы, кубки, шкатулки, фарфоровая и даже оловянная посуда. Наследие рухнувшего мира. Подвал занимал без малого половину цоколя небоскреба. И все было заставлено трофеями робингудов.

Только в самом углу — низком, темном и, видимо, холодном — виднелся приямок, в котором хранились предметы практического характера. К приямку вели ступени, а за ступенями просматривались стеллажи, вероятно, служившие раньше электрическими щитами или же стендом для трансформаторной подстанции. На полках хранились пластмассовые ящики, в которых когда-то на городские рынки завозили свежие овощи. Ящики до верха заполняли металлические предметы. Топоры, молотки, лопаты, биты, ножи, ножовки, кирки и даже ломики. Все это, по-видимому, было оружием гангстеров. Трофейным.

На нижних ярусах хранилось еще более ценное: мешки с зерном, мукой, крупами, солью, сахаром и прочими сокровищами, сохранившимися в Мегаполисе и доставшимися робингудам по наследству от людоедов.

Прикинув количество продуктов питания, мисс Мэри уважительно покачала головой. Кити с Риком резвились в новом мире на славу.

Мэри вздохнула. Квартиру робингудов, освещенную только естественным светом, пробивающимся сквозь утлые отверстия в потолке, окутывал полумрак. Он мешал сразу разглядеть жилище как следует. Присмотревшись, было несложно угадать пятна луж на полу, плесень, покрывавшую тут и там куски стен на колоннах... Все это разрушало старательно устроенный уют.

А еще здесь было холодно.

— Вот мы и дома, — воскликнул Рик, спускаясь по лестнице вслед за Мэри. — Подвинься.

Мэри послушно отошла в сторону. Рик и Дэмио сгрузили через люк добычу: сначала скинули вниз мешки и коробки, потом спустили тачку.

— Ну, вот и все, — возвестил Рик, жизнерадостно потирая чумазые ладони. — Есть хотите? Тогда тащите все в приямок, и я быстро сооружу.

— Почему в приямок? — осведомился Дэмио. — В подвале разве костер разведешь? Я сейчас могу и сырой рис сожрать, в животе распухнет. Но просушиться и согреться не помешало бы. Нужен огонь.

Рик высокомерно посмотрел на него и фыркнул.

— А отбиваться от гангстеров, что набредут на твой огонек, сам будешь?

Дэмио сник.

— Да ладно, — Рик ободряюще хлопнул его по плечу, — не куксись, все путем. Просто снаружи костер разводить нельзя. Идем, покажу!

Парни вместе протопали в приямок, где Рик указал на дымоотвод, созданный в подвале небоскреба на случай пожара.

Дымоотвод шел по длинному коридору к технической пристройке, отделенной от лаза в нору порядочным расстоянием. Именно оттуда, из-под непроходимого нагромождения бетонных развалин, потянул дымок, когда Рик и Дэмио, наконец, развели долгожданный костер.

Рик водрузил над огнем металлический котелок, залил водой, насыпал крупы и принялся кашеварить.

Кити удалилась в противоположный угол подвала, где стала сосредоточенно чистить и перебирать револьвер, вздыхая при каждом движении, словно, в руках ее было не оружие, а любимый раненый зверек.

Мисс Мэри наблюдала за процедурой.

С одной стороны, крошка Кити выглядела комично, как и любая, наверное, девочка с гигантским револьвером в ладошках. Еще более комичным было выражение ее лица — крайне печальное и удрученное. Бровки стояли домиком, глаза потускнели, плечи поникли. Смотрелась бравая налетчица донельзя любящей и заботливой. Каждая царапина на стволе револьвера, каждый потраченный патрон задевали ее за живое. И это было понятно — школьница могла сколько угодно строить из себя героиню из англо-саксонского эпоса, однако патронов это не прибавляло, а как раз наоборот.

С другой стороны, как бы уморительно ни смотрелась маленькая школьница, мисс Мэри не могла не признать одного: именно эта девчонка несколько часов назад спасла ее шкуру — в прямом смысле слова.

Тихонько вздохнув, мисс Мэри вернулась к парням. Как ни крути, новый мир не только пугал, унижал и убивал ее. Он ее поражал! Вселенная после пробуждения сошла с ума, и это было очевидно.

Пока Мэри размышляла, а Кити возилась с оружием, их невольные кавалеры приготовили еду. По восточной традиции, насколько знала мисс Мэри, готовить дома могли только женщины, причем в любой компании, за исключением сугубо мужской. На робингудов это правило не распространялось, или же они считали свою нору не домом, а только логовом для организации налетов.

Не прошло и двадцати минут, как к мисс Мэри скромно подошел умник Дэмио и пригласил «к столу». Затем он от имени Рика позвал крошку Кити. Вскоре все четверо уже сидели глубоко в подвале у небольшого кострища, разгребая переваренный рис в котелке.

Рик назвал блюдо «фирменным» и торжественно вручил каждому из присутствующих по фарфоровой ложке, какими раньше Мэри ела только в ресторане. Повозив полученным орудием в обжигающе горячей чашке, мисс Мэри поняла, что ей подали рис, отваренный с вместе с соленой рыбой. Приправы отсутствовали, но они и не требовались: лучшей специей в данном случае служил голод.

Сначала ели жадно, молча и необычайно быстро, наплевав на любые приличия, даже если таковые и оставались. Из России мисс Мэри уехала много лет назад, побывала во многих странах и ела блюда, которые не могли присниться большинству ее соотечественников даже при очень развитом воображении. И все же впервые в жизни мисс Мэри могла поручиться, что никогда, ни в парижских ресторанах, ни в московских кафе, ни в токийских барах, ни в уличных харчевнях Гонконга и Сингапура она не ела ничего настолько вкусного. Все гастрономические изыски меркли перед варевом из риса и соленой рыбы, которое подал Рик.

Каждая ложка еды была божественной. Голод — эта лучшая и самая жгучая из приправ — заставляла мисс Мэри наслаждаться каждым граммом этого прекраснейшего из блюд.

— Каша — не самая лучшая пища, — неожиданно заявил Рик, выскребая тарелку. — Завтра приготовлю вам суп от шеф-повара. Гораздо полезней. Людям, которые долго голодали, лучше питаться жиденьким.

Кити фыркнула.

— Жиденьким, — ехидно повторила она. — Ты меня вчера супом кормил и позавчера, брехун несчастный. Знаете, в чем отличие его хваленого супа от шеф-повара и того варева, которым мы сейчас давимся? В него добавлено чуть больше кипятка. Жиденьким он нас решил побаловать, трепло!

— Вот и зря ты, — с некоторой обидой в голосе возразил Рик. — Рецепт высокой кухни в наше суровое время вынужденно очень прост. Если добавить воды чуть меньше — получится каша, а если добавить воды чуть больше — суп. Чего тут такого? Кстати, Кити, мы договаривались по очереди готовить. Ты когда в последний раз кашеварила?

— В прошлой жизни, — огрызнулась девочка. Показала пальцем на тарелку мисс Мэри. — Однако в одном этот пентюх прав. Ты, Марррия, ешь слишком много. Мне не жалко, просто тебе сейчас переедать нельзя.

— Копыта откинешь. — Рик, довольно улыбаясь, продемонстрировал зубы. — От несварения желудка после голодовки.

— Я поняла, — сказала мисс Мэри, глядя Рику в рот. Зубы у него были на удивление белые.

Она отложила тарелку, хотя та все равно была уже пуста.

Вскоре отставил свою тарелку и Дэмио, умудрившийся после пребывания в клетке и многодневного голодания сдержать животный аппетит. Последней доела порцию Кити, которую, казалось, еда волновала очень мало, если волновала вообще.

Пока Кити ела, мисс Мэри осторожно рассматривала ее.

Девочка была очень хороша. Губки бантиком, розовая кожа. Немного сохранилась даже детская припухлость щек. Длинные ресницы. Тонкие пальцы. Одно слово — миловидная кроха. Правда, с убийственным револьвером и взрывным характером.

Пока они шли в нору, мисс Мэри расспрашивала спасительницу о прошлом. Как оказалось, кроме отцовской пушки у маленькой воительницы с бандитами сохранилось еще одно сокровище. Оптический телескоп. При помощи этого прибора — после перенастройки — девочка могла в любую погоду обозревать окрестности. Как и кольт «Питон», это техническое чудо досталось благородной разбойнице от папаши-полицейского. Наследие криминального управления муниципалитета, как и наградной револьвер, хранилось в огнеупорном сейфе. Сам сейф, как поняла мисс Мэри, был найден в весьма плачевном состоянии — покрытый ржавчиной, плесенью и потемневший от времени.

Вообще в арсенале у Кити имелось много чудесных безделушек и целый набор мелких трюков, которые она использовала в самых разнообразных комбинациях. Тот стиль, в котором школьница совершила нападение на базу живодеров, был самый простой и примитивный. Извращенцев тянуло к беззащитным малолеткам во все времена, и крошку Кити такой расклад привлекал. Она явно тешилась, вышибая мозги потенциальным насильникам. Кити пользовалась нежным возрастом, внешней беззащитностью и актерским мастерством. И хотя она всегда предлагала насильникам спасти свои жизни бегством, они никогда не бежали. Либо не верили, что револьвер в рабочем состоянии, либо Кити была слишком привлекательной жертвой.

В любом случае, живых свидетелей ее налетов не существовало. Грамотных криминалистов и вообще людей, разбиравшихся в оружии, в Мегаполисе осталось немало, поэтому ганги знали: кто-то мочит их из кольта «Питон». Но кто конкретно — оставалось загадкой.

Кити и Рик понимали, что гнев банд может быть ужасен. Ведь пока — именно пока — жители Сеула думали, что бандитов тут и там уничтожают другие бандиты, конкурирующие за сферы влияния в городских кварталах. Но если бы вдруг тайна Кити и Рика раскрылась, их не спасло бы ничто. Крупные группировки расправились бы со школьниками за сутки. Не помог бы ни «Питон», ни сам Господь Бог.

И все же пока все шло хорошо. Даже та незначительная добыча, которую робингуды захватили на глазах Мэри при последнем налете, покрывала их насущные потребности на недели вперед.

Четыре мешка зерна, в том числе риса, были главным трофеем. Также удалось унести сушеное мясо и вяленую рыбу, кое-какое холодное оружие, металлические тазы и кухонные ножи, не вспучившиеся консервы и немного окаменевшей соли, годной, в отличие от компрометирующих ножей, для обмена и торга. Одежды, кроме той, которую отдали Мэри и Дэмио, не оказалось, но робингудам она и не требовалась. Сеул был не тропическим, но все же достаточно теплым городом. Тряпок Кити успела набрать во время предыдущих налетов, так что сейчас их с Риком интересовали продукты длительного хранения и предметы для бартера.

Поживиться в месте последнего налета можно было еще много чем, однако ходку из жуткого склада сделали только одну из соображений безопасности. Радовало уже то, что смогли вывезти самое ценное. Рис и соль.

— Интересно, а на что живодеры у юнговцев соль меняют? — в такт мыслям мисс Мэри проговорил Рик, ковыряя в зубах мелкой щепкой.

— На человечину, на что же еще, — уверенно сказала Кити. На ее лице застыла обычная — хмурая и до ужаса серьезная — гримаска.

— Вообще-то юнговцы людей не едят, — со знанием дела возразил Рик. — По крайней мере, я о таком не слышал. Может, гангстеры вскрыли какие-нибудь склады?

— Может, и вскрыли, — иронически ответила Кити, — однако это ничего не меняет. Голод заставит сожрать что угодно. Если бандиты в городе едят человечину, то юнговцы наверняка тоже.

— Полностью согласен с Кити, — подал голос Дэмио. — Уверен, что соль меняли на людей и только на них. Давайте признаем честно: мясникам больше нечем торговать. Мясо — единственный природный ресурс, который остался доступен людям в Мегаполисе после того как началось это безумие. Сельского хозяйства нет, промышленности нет, охотиться, рыбачить или заниматься собирательством в округе очень сложно. Зато на узком клочке земли обитает очень легкая добыча: сотни тысяч людей, в том числе женщин и детей, которых можно поймать без особых трудностей. В условиях такого перекоса пищевой пирамиды самой простой возможностью выжить становится каннибализм. Такова экономическая ситуация.

Рик и Кити недобро переглянулись.

— В рожу бы тебе дать, — сказал Рик. — Экономическая ситуация...

— Это точно, — подтвердила Кити. — Слишком много мозгов создают излишнее давление в черепе. Может тебе дырку просверлить, чтобы пар выходил?

Дэмио открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент мисс Мэри решила вмешаться, чтобы сгладить намечающийся конфликт.

— Послушайте, а кто такие эти ваши юнговцы? — спросила она.

Рик взглянул на нее с удивлением.

— Я вижу, ты совсем ничего не знаешь, — сказал он. — Неужели за два месяца не смогла сориентироваться?

— За два месяца? — в свою очередь удивилась Тешина. — Я очнулась три дня назад. На побережье Инчхона...

— Не может быть, — перебила Кити. — Все люди в Мегаполисе отключились в июле 2016 года, а проснулись ровно спустя тридцать календарных лет, включая, как ни странно, лишние сутки високосных годов. Все уже знают об этом! За два месяца-то додумались... Есть те, кто очнулся чуть позже, но с разницей в часы. Никто не проснулся позже целой страны на два месяца.

— Я не знаю, кто и когда проснулся, и понятия не имею, почему так произошло, — решительно возразила мисс Мэри. — Но я действительно пришла в себя только три дня назад.

— А не гонишь?

Мисс Мэри поджала губы. При всей крутости своих освободителей она все же имела дело почти с детьми.

— Нет, я не... вру.

Рик с Кити снова переглянулись.

— Ну, допустим. Хотя это и кажется очень чудным, — согласилась Кити. — Жалко, что ты не сразу об этом сказала. Я бы тебя тогда в нору не привела. Знаешь, не обижайся, но меня настораживают всяческие странности. А человек, с которым что-то случилось позже, чем со всеми остальными на два месяца, — это странно. Согласись?

— Возможно.

— Ну вот и ладушки.

— Идти мне, однако, все равно некуда.

— А тебя кто-то гонит?

— Ты только что сказала, что...

— Ай, не парься. Что сделано, то уже сделано. Можешь оставаться с нами, я разрешаю.

— Спасибо.

— Но если ты останешься, тебе придется выполнять определенные обязанности внутри группы. Например, готовить или выполнять различные поручения. Дэмио, кстати, это тоже касается.

Кити строго посмотрела на умника в очках.

— Я не против обязанностей, — заметила Мэри, — но что конкретно ты имеешь в виду?

— Первая обязанность будет такая: вы не должны оспаривать наше с Риком старшинство, несмотря на ваш возраст. Это ясно?

— Ясно, — подтвердила мисс Мэри.

Дэмио кивнул.

— Так все-таки, — вернулась к теме Тешина, решив, что вопрос о субординации исчерпан, — кто такие эти ваши юнговцы?

Видя, что Кити не собирается отвечать, Рик вздохнул и, поковырявшись на одной из полок мертвого холодильника, извлек оттуда здоровый кусок пластика толщиной миллиметров пять и шириной едва ли не метр. Он передал пластину Мэри, и девушка увидела импровизированную карту Сеула и окрестностей.

Поверх старой карты, напечатанной на пластике тридцать лет назад, грубо и схематично были нацарапаны новые метки и линии границ. Краски на карте сильно выцвели, однако опознать на ней очертания Мегаполиса и его пригородов было несложно. Перед Мэри был не просто Сеул, а современный Сеул. Мелкими пунктирными царапинами на карте были отмечены границы гангов, а также иные детали, свидетельствовавшие, что карта запечатлела события после катастрофы.

Также на карту были нанесены крупные пунктирные линии. Они делили город на четыре широких зоны. Вместе эти зоны тянулись вдоль одной сплошной жирной линии. Линия эта, как догадалась мисс Мэри, обозначала границу бывшей Корейской Республики. Сеул и прилегающие районы, обозначенные на карте, располагались последовательно, составляя все вместе нечто вроде широкой ленты или полосы, располагавшейся вдоль указанной границы.

— Юнговцы — это выжившие на территории Южной Кореи военнослужащие армии США, — пояснил Рик с важным видом. — Те люди, что установили здесь военную диктатуру. Юнговцы — это власть, контролирующая зону «Коридор». То есть обширное пространство бывшего столичного округа Сеул. Так понятно?

— Коридор? — снова переспросила мисс Тешина.

Рик ткнул пальцем в карту.

— Коридор. Ты разве еще не врубилась?

Мисс Мэри внимательней присмотрелась к карте и оттопырила нижнюю губу.

Действительно, рисунок на пластике очень напоминал по форме узкий коридор, в одном из сегментов которого располагался город. Так вот в чем дело...

Заметив реакцию Мэри, Рик заговорщицки усмехнулся и подмигнул Кити.

— Блондинка, — прокомментировала девочка. — Я же говорила, что все умные женщины исключительно брюнетки. А белобрысые дрыны — тупые, как первый айпад.

— Вот смотри, — продолжил Рик, — с запада Коридор ограничен морским побережьем Инчхона, портом и аэропортом, в которых, правда, как я слышал, не осталось живых людей. — С этими словами Рик провел по карте рукой, словно очерчивая названую зону. — На севере Коридор ограничен территорией пукханов, так называемых красных банд. А также владениями прочих местных мародеров. Цвет флага, приверженность коммунизму и даже армейским подразделениям КНДР тут, в сущности, роли не играет. Единственное, что важно — бесконечная борьба за пищу, которую ведут по ту сторону границы. По большому счету, это даже не война, а множество пересекающихся друг с другом охотничьих экспедиций, которые ведут охоту на человечину. Ведут по всем правилам, с засадами, ловушками, загонами и травлей. На востоке Коридор не ограничен ничем, кроме горного хребта Тхэбэксан и здравого смысла, не позволяющего бывшим подразделениям ВМС США и подконтрольным им частям корейской республиканской армии удаляться от базы «Кэмп Грей» на значительное расстояние.

— Базы «Кэмп Грей»? — совсем запуталась Мэри.

— Я рассказываю по порядку, не перебивай, — одернул ее Рик. — Да, базы «Кэмп Грей». Дело в том, что внутри своих границ зона «Коридор» также имеет определенное деление. Она разделена на четыре больших района, в каждом из которых за прошедшие два месяца сложился определенный политический уклад. В частности, земли ближе к границе, то есть север города контролируют американцы. Давно, после окончания последней войны с пукханами, севернее Сеула, прямо перед границей с КНДР, штатовцы построили огромную военную базу. Ее назвали «Кэмп Грей». Она стала самой большой и самой мощной военной базой Соединенных Штатов в дальневосточной Азии. После анабиоза сложилось так, что именно вокруг этой базы стали концентрироваться квартировавшие на территории Полуострова американские военнослужащие, а также, как выяснилось позже, гражданские лица. Именно вокруг «Кэмп Грея» американцы и подчинившиеся им немногочисленные части корейской национальной армии пытаются раскорчевать и засеять огромные плантации, чтобы избежать голода в следующем году.

— Далее, за «Кэмп Греем», — продолжил Рик, — если следовать к югу, располагается центр зоны «Коридор», то есть собственно Мегаполис. Его кварталы, а также прилегающие окраины поделены между дикими гангами, то есть бандами местных отморозков. Дикие ганги хаотически образовались в первые дни после завершения массовых убийств, получивших название Уличных войн. Убийств, конечно, много и сейчас, но если ты действительно проснулась позже остальных, то даже не сможешь вообразить, что творилось здесь во время Уличных войн. Люди гибли десятками тысяч каждый час. Люди резали, колотили, рвали друг друга. Лидером диких гангов теоретически является банда Топоров, у которой мы тебя отбили. Топорам подчиняются все остальные ганги, однако это подчинение достаточно условно, так как у каждого ганга в городе своя четкая территория. Оставшиеся в живых жители распределены по гангам, но много и одиночек. Население может свободно перемещаться по всему Мегаполису, но делать это часто не рекомендуется, если дороги жизнь и здоровье. Ганг Топоров собирает с остальных гангов в пользу американцев так называемый «налог» в виде дани кровью — живых рабов для обработки плантаций. В этой «привилегии» заключается единственное превосходство Топоров над остальными бандитами. Главу банды Топоров зовут боссом всех боссов Сеула, им является некто Синода Шедоши, бывший мясник, возможно, ты слышала о нем. Сами Топоры подчиняются американцам с базы «Кэмп Грей», которые, в свою очередь, представляют собой просто самый сплоченный и сильный бандитский клан, вооруженный огнестрельным оружием.

— В принципе, Коридор — это полноценное государственное образование, занимающее огромную площадь, — подытожил Рик. — Коридор — своего рода королевство. Правит в нем хозяин базы «Кэмп Грей», бывший американский военнослужащий, один из старших армейских офицеров в Южной Корее. Взгляд на режим этого полковника у нас с Кити двоякий. С одной стороны, его бойцы представляют собой цивилизованную силу, способную поддерживать видимость порядка внутри Сеула и противостоять обезумевшим северянам.

— Вот-вот, — подтвердила Кити.

— С другой стороны, — продолжил Рик, — юнговцы оккупанты. Чужие люди в чужой стране, не знающие языка, обирающие население, убивающие местных жителей по прихоти и активно использующие местных женщин в сугубо потребительских целях. Кроме того, насколько я заметил, юнговцы, при всех своих положительных качествах, презирают нас, аборигенов. Причем одинаково, северян и южан. Заметь, именно при юнговцах, желающих экономить запасы продовольствия, среди местных жителей широко распространилась пищевая работорговля и массовый каннибализм. Что людям еще остается делать?

Рик недовольно покачал головой. Злые слова давно вертелись у него на языке, но, боясь сболтнуть лишнее, он сдерживал себя. У него были свои причины ненавидеть юнговцев, а у Кити — свои. Впрочем, повернутая на отстреле людоедов девочка одинаково ровно ненавидела всех, кто не разделял ее взгляд на мир.

— Далее мы движемся немного на запад. — Рик провел пальцем по карте. — Запад, мисс Мэри, это пустая и почти безжизненная земля. Мертвый Инчхон, пустой морской порт и гигантский многоярусный аэропорт. Там никто не живет, кроме одиночек-мародеров. За западом следует юг нашего необычного мира. Юг, пожалуй, самая загадочная часть зоны «Коридор». Ты наверняка знаешь, что до катастрофы здесь располагался Кёнсан — огромный научный центр, включавший в себя корейский институт ядерной физики. Сейчас Кёнсан защищен опасным золотистым свечением, природу которого никто не в силах объяснить. Свечение, если изучить его с помощью хорошей оптики, имеет слоистую структуру и разделено на несколько последовательных поясов. Обычно их называют «слоями». Каждый из таких слоев является чем-то вроде прозрачной световой вуали. Центр всего этого конгломерата из света и полей изучить без мощных приборов нереально. Его называют червоточиной — по аналогии с физическим феноменом из теории относительности. Наконец, за югом следует восток. Говоря честно, я очень мало знаю про восток Коридора. Там, где заканчиваются земли пригородных гангов, начинаются горы и обитают какие-то сельские группировки, так называемые «поедатели падали». Варвары. В их лесах и предгорьях творится полный беспредел. Никакой власти горцы не подчиняются и не признают даже формального верховенства «Кэмп Грей». Они совершенно неподконтрольны. В их общинах, а лучше сказать племенах, царят анархия и хаос. Командование «Кэмп Грей», насколько я помню, активно внушает своим вассалам мысль, что при встрече с падальщиком его следует немедленно умертвить. Без лишних разговоров. В общем, восток Коридора — это земли анархии и беспредела. Лучше не ходить туда без взвода автоматчиков.

— Взвод автоматчиков... У тебя, оказывается, есть чувство юмора, — сказала мисс Мэри, но Рик не улыбнулся собственной шутке.

— Никакого юмора, — сказал он и состроил кислую мину. — Все, что я описал, и есть территория «Коридор». Она ограничена морем с запада, горами с востока, бывшей границей КНДР с севера и золотыми слоями Кёнсана с юга. По форме Коридор напоминает длинную ленту с Мегаполисом посередине. Северная граница — это рвы, колючая проволока, минные заграждения, брустверы и траншеи. — Рик тряхнул куском пластика с нарисованной на нем картой. — Запоминай! Это мир, в котором тебе предстоит выживать.

— Я вот чего не понимаю, — сказала мисс Мэри. — Почему нужно именно выживать? Если зона «Коридор» представляет, как ты говоришь, почти государственное образование и юнговцы поддерживают порядок, то откуда вообще взялось людоедство, беспредел, дикие ганги, падальщики?

— Пожалуй, на этот вопрос отвечу я, если Рик не против, — подал голос Дэмио. — Но рассказ будет долгий. Он касается, прежде всего, экономической ситуации, о которой я уже начал говорить, но меня прервали.

Очкарик с упреком посмотрел на Рика. Тому на укоризненные взгляды было плевать.

— Опять несешь чушь, — спокойно проговорил Рик. — Какая связь между твоей экономикой и человекоубийством?

— Экономика — основа любых преступлений, — ответил Дэмио. — Каннибализм воцарился в Мегаполисе вовсе не потому, что жители Сеула поголовно были ублюдками, скрывавшими свои животные наклонности под масками жизнерадостных обывателей. Как раз наоборот. И я могу это доказать.

Пуля 5

Теория доказательств

— Как вы знаете, — начал Дэмио, — после пробуждения люди стали заниматься чем угодно. Кто-то объединялся в ганги, кто-то искал свои семьи, кто-то готовил оружие и так далее. Но все это было не важно на самом деле.

В Сеуле проживало одиннадцать миллионов ртов. Основные запасы продовольствия долгого хранения, стратегические, приготовленные правительством на случай войны с северянами — концентраты, мясо глубокой естественной заморозки, зерно, мука, соль и сахар, — хранились на складах республиканской гражданской обороны. Но по известным причинам — вспомните это! — склады в свое время оказались недоступны. Иных же источников продовольствия в Мегаполисе не было. То, что совершенно случайно сохранилось за тридцать лет в частных домах, а также на складах торговых компаний, было уничтожено всего за несколько дней.

Надеюсь, вы понимаете, что главную проблему тут составила как раз знаменитая на весь мир корейская «социализация». Например, в первые дни после пробуждения люди сами сдавали всё, что могли найти из съестного, в «общественную кассу», организованную уцелевшими чиновниками муниципалитета. Если бы люди заперлись в своих домах и дрались за еду, убивали друг друга, то, возможно, все было бы иначе. Выжило бы больше людей!

Но этого не случилось.

Массовая и организованная раздача остатков пищи привела к тому, что в первые две недели почти никто не умер, выжило слишком много едоков, которые съели за это время слишком много продуктов. Спустя эти две недели в городе не осталось в буквальном смысле ни грамма съестного. И миллионы жителей. Марррия, это похоже на чудо, но это так: почти никто из жителей не умер от голода в первые дни после пробуждения — такова была сила общественного самосознания, таков был порядок. Но именно этот порядок, порожденный гуманизмом и человеколюбием, привел нацию к катастрофе.

Когда на пятнадцатый день после того как люди очнулись, муниципальные учреждения объявили гражданам о полном отсутствии еды, произошел взрыв. Началась дикая резня всех и вся. Власть пала. Районы разделились на ганги. Но было уже слишком поздно. Ведь еды, которая могла прокормить немногих выживших, уже не осталось. Ее съели все остальные.

Вы знаете: Сеул не тот город, в котором можно ловить рыбу или диких животных — даже после тридцати лет запустения. Слишком много асфальта, слишком много бетона, слишком много стекла и стали. Слишком мало открытой земли. Но главное — слишком много ртов на слишком маленькой территории. Охота, рыбалка и собирательство не могли спасти Мегаполис. Не помогла и миграция.

По известным мне данным муниципальной администрации, первые случаи каннибализма в Мегаполисе были зафиксированы уже на двадцатый день после пробуждения. Каннибалов тогда выловили и казнили. Это не помогло. Волна насилия и людоедства стала нарастать. Однако, признаем честно, цивилизованных граждан, отказавшихся есть себе подобных, оказалось не так уж мало. И это стало второй трагедией Мегаполиса. Именно отвращение к каннибализму в условиях отсутствия в городе другой еды, привело к тому, что девяносто процентов населения скончалось в следующие дней двадцать. Скончалось элементарно — от истощения. Ведь в городе, где нет пищи, люди, отказавшиеся есть себе подобных, могли только умирать.

По моим подсчетам, на сороковой день после пробуждения человечину в Мегаполисе попробовал практически каждый. Каждый выживший, разумеется.

И тут, собственно, мы можем вернуться к началу описанного мной экономического феномена.

Как вы можете видеть, людоедство и рабовладение возникли в Мегаполисе не на пустом месте. В городе оказалось слишком мало продуктов. Муниципалитет переоценил имевшиеся ресурсы. Не смог накормить людей.

Однако! Количество пищи в городе — особенно огромном и приграничном городе, а Сеул всегда был «фронтовым» поселением, ведь от границы с КНДР нас отделяет лишь сотня миль, — должно было быть очень значительным.

Министерство гражданской обороны Кореи было огромной организацией. Повсюду в Республике создавались большие бомбоубежища на случай авиационной или ядерной атаки со стороны северян. Должны были быть и огромные склады, способные много лет существовать автономно — без электричества и рефрижераторов, недоступные гниению и грызунам, — чтобы обеспечить нужды армии и укрывшихся в подземельях беженцев после ядерного удара.

Где все это? Куда же делись стратегические запасы, которые не должны были пострадать даже в течение тридцати лет?

Моя мысль очень проста: голод мог стать угрозой для таких диких стран, как Индонезия, Малайзия, Таиланд или Филиппины, не ведавших войны. Но Корея с ее постоянным страхом нападения с севера не могла погибнуть от голода. Не могла!

С этим возгласом Дэмио замолчал.

— Действительно, очень странно, — прервала повисшую тишину мисс Мэри. — Но где же тогда запасы, о которых ты рассказал?

— А ты не догадываешься? — выдавил из себя Дэмио. — Разумеется, у юнговцев, у вояк. Крупнейшей вооруженной силой в окрестностях Сеула на протяжении многих лет после гражданской войны пятидесятых годов прошлого века была база «Кэмп Грей» с солдатами США. Очнувшись после неведомого физического явления в чужой стране, не имея связи с родиной, не зная местного языка, но имея под боком — вернее, под полом, потому что большая часть складов находилась под землей — огромное количество оружия, американские военные сделали то, что на их месте, вероятно, сделал бы кто угодно другой, хоть русские, хоть китайцы. Они в первый же день атаковали склады Министерства гражданской обороны и взяли под контроль все запасы стратегического продовольствия, припасенного правительством на случай войны с северянами. Гигантские автономные хранилища, которые могли бы кормить половину Мегаполиса в течение нескольких месяцев, оказались отобраны у жителей... Впрочем, я говорю не совсем верно.

Дэмио помотал головой.

— К юнговцам, — продолжил он, — единственным обладателям бесценного сокровища — оружия и еды — в ближайшие недели присоединились и сохранившиеся части корейской республиканской армии. Так что в «Кэмп Грее» сидят не только американцы. Но и «наши», солдаты Республики, граждане Полуострова...

К слову, американцам следует отдать должное. В Корее было расквартировано почти сорок тысяч американских солдат. Многие из них размещались не на базе «Кэмп Грей», а в других войсковых частях, разбросанных по всем корейским провинциям.

И представляете юнговцы не бросили своих! Не жалея топлива, на немногочисленных уцелевших автомобилях и на вертолете, сохранившемся в одном из законсервированных ангаров, юнговцы обыскали весь юг и вытащили всех своих выживших граждан. По крайней мере, военных. И вывезли их в «Кэмп Грей».

— Отдать должное? — Кити фыркнула. — Эти ублюдки обрекли на смерть почти десять миллионов сеульцев. А могли бы их накормить, раз стены «Кэмп Грея» ломятся от зерна!

Дэмио лишь махнул худой рукой.

— В общем, ушлый офицер захватил власть над главной азиатской базой вооруженных сил США, спас множество военных из других подразделений, став таким образом главным и для них. После этого он захватил запасы продовольствия, ограбив склады гражданской обороны, присвоил себе оружие с приграничных складов и при помощи безотказных инструментов — стволов и еды — с легкостью подчинил себе дикие ганги, едва сформировавшиеся к этому моменту на просторах Мегаполиса.

Сейчас полковник официально признан боссами гангов диктатором зоны «Коридор» с неограниченными полномочиями. Очевидно, на пожизненный срок. Как старший офицер «Кэмп Грей», он неожиданно превратился в хозяина сначала всей американской армии в Корее, затем в хозяина всех стратегических запасов, затем — уже автоматически — в хозяина огромной корейской столицы. Способствовало этому также то, что ни единого американского генерала 28 июля 2016 года в Южной Корее не было. Хотя, может, кто-то и был, да не проснулся. А может, кто-то проснулся, да не дожил.

— Ты думаешь, колонель убил всех, кто был старше его по званию?

— Думаю, что колонель, прежде всего, продемонстрировал в экстремальных условиях отличные волевые качества и впечатляющую харизму, проявил себя трезвомыслящим и расчетливым офицером, великолепным тактиком и стратегом. Возможно, он никого не убивал, зато сумел вовремя сориентироваться. Возможно, его выбрали в качестве лидера главы подразделений, пристрелив замшелых офицеров, что были старше его по званию, но не способны к активным действиям. Возможно всё!

Но важно другое. Колонель вовремя осознал, что подчиненных ему бойцов из бывшей армии США не хватит для контроля всех территорий страны. Корейцы могли в любой момент предъявить права на продовольственные запасы по праву хозяев своей земли. Для колонеля это означало бы только одно: сдачу базы «Кэмп Грей» и голодную смерть для всех его подопечных. Американских солдат. Янки умирать не хотелось и, чтобы этого не допустить, офицер-оккупант решил не ждать явления манны с неба. Он нанес превентивный удар.

Под угрозой возможной эпидемии в городе, где улицы уже покрывал слой из трупов, полковник организовал из местного населения специальные отряды, слившиеся впоследствии с дикими гангами. Первоначально это были группы добровольцев, собранные для зачистки города от мертвых. Они вполне годились американцам с «Кэмп Грея» в качестве вспомогательных войск. Колонель просто кормил бойцов этих групп. И они служили ему очень преданно. После этого американцам не могло противостоять уже ничто. Получив не только качественный перевес в виде огнестрельного оружия, но и перевес численный — в виде массы людей, организованных в отряды чистильщиков, пусть не вооруженных винтовками, но многочисленных, — колонель установил свою власть над остальными бандитами дипломатическим путем: без перестрелок, убийств и никому не нужной траты патронов. После принесения вассальной клятвы остальными бандитскими группировками во власти полковника оказался весь город. С тех пор, балансируя на грани фола, используя шпионаж, агентуру и разведку во всех формах, умело стравливая группировки, полковник стал властвовать в Коридоре и Мегаполисе, не допуская никаких союзов между боссами отдельных городских гангов.

Зато он вычленил среди боссов всех гангов явного лидера, которому и поручил сбор «налогов». Так в Мегаполисе появился босс всех боссов. Благодаря своему процветавшему после пробуждения ремеслу, первым среди равных стал владелец мясного рынка — старик Синода Шедоши. Шедоши заключил с полковником сделку: поставки рабов в обмен на зерно, одежду и прочие уникальные предметы, хранившиеся в «Кэмп Грее».

Теперь вы понимаете, почему я говорю об экономике?

Современная коммерция — это торговля людьми. Ганги реализуют юнговцам живых людей в обмен на зерно, соль, сахар, обувь, сохранившуюся на складах одежду. Основа экономики внутри самих гангов — это охота и собирательство. Люди гангов собирают в развалинах любые уцелевшие после анабиоза промышленные изделия. Керамические, стеклянные, металлические, пластиковые. Всё, что можно использовать в новом мире. И, конечно, люди гангов охотятся на людей. Это замена промышленному производству прошлого. Мы ничего не создаем и не добываем. Мы копаемся в руинах и ловим себе подобных для продажи или еды.

В сложившейся социальной модели просто нет иного способа выжить — выжить обществу, я имею в виду, а не одному человеку. Ведь единственный продукт, который могут добывать люди в Мегаполисе для потребления или обмена — это сами люди. Понимаете?

Мэри помолчала. Рик тоже ничего не сказал.

— А как же Сопротивление? — с надеждой подала голос Кити. — Я слышала, что на юге, далеко от Сеула, из сил внутреннего реагирования, уцелевших армейских частей корейской армии и резервистов созданы боевые отряды для похода на «Кэмп Грей» и отвоевания Мегаполиса. По слухам, у них есть огнестрельное оружие. Не меньше, чем у юнговцев! Чтобы собрать в кулак разрозненные регулярные части и перегруппироваться, им пришлось отступить на юг Полуострова, отдав в распоряжение полковника весь Коридор. Сейчас они уничтожают пукханов, прорывающихся через границу восточнее Коридора. Но я уверена, придет время и корейская армия вернется сюда. В свою, черт возьми, столицу!

— Мне кажется, это слухи, которые рождаются от голода, — покачал головой Дэмио. — Последняя надежда выживших, не более того. Людям не во что верить, они и придумывают небылицы. Даже если я ошибаюсь, это хваленое Сопротивление отсюда далеко... Да дело вовсе не в Сопротивлении, не в полковнике и даже не в противостоянии гангам. Я считаю, не так важно, что именно произошло после пробуждения. Важно, почему случился сам анабиоз. Причины каннибализма и гибели десяти миллионов человек заключаются не в борьбе между группировками, а в уникальном событии, которое им предшествовало. Понимаете, о чем я? Расскажу еще одну вещь... Мой отец по специальности физик-ядерщик. В прошлом он много преподавал, но в последнее время работал в одной из лабораторий на юге Сеула...

С этими словами Дэмио почему-то повернулся к мисс Мэри.

— Так вот, 28 июля 2016 года, — продолжил он, — в тот день, когда всё случилось, ядерщики по всему миру ждали важное событие. У вас в России запускали новый адронный коллайдер. Данные должны были пройти во все международные научные учреждения, занимающиеся проблемой элементарных частиц и нулевого времени. В том числе — в институт моего отца в Кёнсане. Именно там располагалась лаборатория...

— Опять Кёнсан? — нахмурилась Мэри, услышав знакомое слово. — Место, которое закрыли эти стены света?

— Точно. — Дэмио кивнул. — И в этом вся соль. Первый Большой адронный коллайдер, как вам известно, был запущен в 2008 году на границе Швейцарии и Франции, возле Женевы. Коллайдер нового поколения, как я уже говорил, запускался в 2016-м, недалеко от Москвы.

Однако за событиями в России следили во всем мире. Запуск коллайдера такого масштаба — слишком важное событие, чтобы стать достоянием одной нации. Этот запуск должен был стать достоянием ученых всего мира, ибо теоретическая физика с ее глобальными, просто космическими по масштабу проблемами — не ноу-хау бесшумной стиральной машины и не технология производства крекеров.

Наш Кёнсан, университет в Мумбаи, отделение Массачусетского университета в Штатах и огромное количество прочих научных учреждений по всему миру ждали этого мига. Ждали все вместе, в разных частях света, на разных континентах, но одновременно. 28 июля 2016 года. Мне известно, что в Кёнсане к результатам запуска русского коллайдера готовились очень долго. Мой отец говорил, что эксперимент будет очень важен для основ теоретической физики. Возможно, говорил он, сама теория относительности будет пересмотрена. В подробности он меня не посвящал. Впрочем, думаю, даже если бы он расписал все в научных терминах, я ничего бы не понял. Как возможна, например, физическая связь между разгонным коллайдером, расположенным под Москвой, и лабораторией моего отца в Кёнсане, пригороде Сеула? Не понимаю. Но эта связь существует!

— А с чего ты взял? — спросила мисс Мэри, пытаясь уложить услышанное в голове. — Возможно, твой отец, как всякий ученый, просто волновался, ожидая результатов запуска. У тебя есть конкретные предположения?

Дэмио взглянул на нее как на истинную блондинку.

— Предположения? — с сарказмом переспросил он. — А ты сама ничего странного не заметила? Свечение в южном направлении от нашей норы. Мне кажется, что червоточины и слои окружают те объекты, которые так или иначе были связаны с русским коллайдером.

Мэри инстинктивно обернулась и посмотрела через плечо в сторону невидимого отсюда желтого марева. Где-то там по-прежнему над землей возносилась полупрозрачная стена, переливаясь золотистыми бликами.

— Кёнсан, — проговорила мисс Мэри. — Эти световые штуковины там, на юге Сеула. Значит — это Кёнсан.

— Голова! — торжествующе провозгласил Дэмио.

— Но ты не ответил. Как именно может осуществляться такая связь?

— Только догадки, — уклончиво сказал Дэмио. — Всё это более-менее точно представлял мой отец, а я... — Он сокрушенно покачал головой. — Я недоучка. Не ученый. Ничего толком в этом не понимаю... Какого черта! Почему всегда знают и умеют только наши отцы? Почему не мы сами? Всё, что ни случилось в прошлом, сделали они. Но сейчас должны что-то начинать делать мы... Мне не хватает моего отца, ведь он знал, что именно произошло там, в чертовой лаборатории. Он мог бы все объяснить! Но давал лишь обрывки знаний. Или я хотел слышать только обрывки... Теперь не важно. Знаю только то, что перед запуском коллайдера в России, между многими научными центрами в мире, которые следили за экспериментом, шел активный обмен информацией, как по интернету, так и по остальным видам связи. Непосредственно перед запуском отец разговаривал с кем-то по телефону, долго разговаривал. Кто-то делился с ним важной информацией. После разговора отец был задумчив, напряжен, словно перед ним поставили задачу, которую невозможно решить. Я даже не знаю, что могло на него так повлиять. Раньше он никогда...

Дэмио осекся. Мисс Мэри подошла к нему и обняла одной рукой за дрожащие плечи.

— Если у тебя нет версий — забудь, — прошептала она. — Старикам принадлежало прошлое. Нам — настоящее. А будущее будет принадлежать кому-то другому. Надеюсь, нашим детям. Мир после анабиоза, чем бы он ни был, должен принадлежать сильным.

— Это странно... — вновь подал голос Дэмио. — Большинство из старшего поколения были вполне способны за себя постоять. Мой отец, например, отлично боксировал, оставался крепким и физически здоровым. Мать работала врачом, была молода. Они хотели родить мне брата. С ее знаниями хирурга она могла бы стать очень ценным жителем нового мира... Но я выжил, а они нет? Отец был значительно сильнее меня физически и гораздо более опытен. Почему?

На это ответил Рик:

— Потому что привыкли жить так, как жили. Выживать — это не для стариков, какими бы сильными они не были физически. Прошлое поколение выросло без войны, без страданий. Они — потребители. Целое поколение потребителей. Раса потребителей, если хочешь. Работа, дом, накопления, социальная страховка. Всю жизнь копить на шикарный кондоминиум, раз в год ездить на Гавайи или Сайпан — в этом был смысл их жизни. Ну и семья, конечно. Старое общество пропагандировало семью как высшую ценность. Не спорю, семья и дети — это, вероятно, высший идеал, ради которого способен жить человек. Жить. Не выживать. Вспомните Древний Рим, страну гладиаторов и легионеров. Солдаты Рима не имели права заводить детей и жену до старости, до выхода на пенсию. Потому что семья — это слабость. Любовь — это слабость. Волк должен быть голодным. Его питает одиночество и пустой живот, а вовсе не тяга к любимым.

— Твой отец слишком долго жил с твоей матерью, — добавила Кити. — Был слишком привязан к семье, дому, работе, машине, привычному укладу жизни. Ему проще было умереть, чем принять новые правила игры. Мои ведь тоже ушли. Их нет. Это жестокая правда: умереть в сложной ситуации всегда проще, чем жить и бороться.

— Черт возьми! — с жаром воскликнул Дэмио. — Ты права! Не знаю, как остальным старикам, но конкретно моему отцу умереть было проще. До сих пор не могу забыть, как пытался его отговорить, остановить...

— Постой. Как он умер? — нахмурилась Мэри, чувствуя, как стрельнуло болью в кровоподтек возле глаза. — Разве не от голода? Его убили?

— Какое там «убили», — ехидным голосом сказал Рик. — Кто ж в наше время людей мочит просто так? Сожрали, наверное, каннибалы хреновы. Я прав?

Дэмио покачал головой. Медленно проговорил:

— Нет, приятель, не прав... Всё сам, черт возьми. Всё сам.

— А-а, поня-а-атно. — Рик покивал. — Самоубийца, значит. Позитива мало, конечно, но что поделать. Кстати, а как он это сделал?

— Как? — Дэмио сглотнул. — Ствол к подбородку, двенадцатый калибр, мозги долой, потолок в красном. Мать после этого выбросилась из окна.

— Хм. У него пушка рабочая была?

— Да. Осталась в Кёнсане.

— Понятно, — повторил Рик. — Если оружие было, то — типичный случай.

— В смысле? — напрягся Дэмио.

— А ты не врубился? — насмешливо хмыкнул Рик. — Кроме тех, кто умер от голода, и тех, кого замочили в Уличных войнах за еду или... на еду, было слишком много тех, кто не умирал и кого не убивали.

— И что?

— Опять не врубился? Эх, статистики нам не хватает. — Рик демонстративно покачал головой. — В первые дни после пробуждения я невольно пригляделся к трупам на улицах города. Не грабил, не подумай. Просто обратил внимание и отметил для себя одну странную вещь: каждый третий свел счеты с жизнью. Не могу говорить за всех, но отвечу за свой южный Сеул, микрорайон Гуннак. Много людей прикончило себя самостоятельно, без прямой угрозы или серьезных на то причин. Им не угрожало рабство или съедение, пытки, изнасилования, изнурительная работа, ничего такого. Да, им угрожал голод, но с голодом ведь сражаются трудом, а не самоубийством. Я думаю, всем этим людям, в число которых попал и твой отец, просто не по плечу оказался новый мир и трудности, с которыми в нем пришлось бы столкнуться. Мир разбитой цивилизации. Улавливаешь? Я слышал, что некоторые млекопитающие, в случае если численность популяции превышает определенную норму для конкретной территории, бросаются с обрыва. Для планеты без инфраструктуры, техники и науки наша популяция превысила все допустимые нормы. Так откуда, говоришь, твоя мамаша шмякнулась?

Дэмио вскочил.

— Да как ты смеешь так говорить о ней! Прибью!

Рик молча поправил куртку и размял большие кулаки, всегда готовый к хорошей драке. Бить очкарика, однако, ему было совсем не в жилу. Какая уж тут хорошая драка? Одно название.

— Присядь, приятель, — мягко сказала Кити с другой стороны костра. — И больше не повышай голос в норе. Мы тут прячемся, если помнишь.

Несколько секунд парни смотрели друг другу в глаза. Наконец, Дэмио не выдержал и, закрыв лицо ладонями, сел. Уткнулся лбом в колени и стал покачиваться, словно перевернутый маятник.

— Зачем вы так? — спросила мисс Мэри.

— Я зла ему не желаю, — пристыженно ответил Рик.

Мисс Мэри грустно вздохнула.

Разговор был закончен. Кити раздала дырявые пледы, и компания улеглась спать. Стало тихо. В углу, как показалось мисс Мэри, вздрагивал безмолвно под тканью очкарик. Он плакал. То ли обижаясь на новых друзей, то ли проклиная самого себя.

Пуля 6

Кошки делают ход

Следующее утро в норе встретило мисс Мэри холодом и тишиной. Бывший Океанариум был очень объемным помещением, огонь небольшого костра, который согревал робингудов, давно потух, да и вряд ли мог протопить даже единственный «главный зал».

Проснувшись, девушка поежилась и обнаружила перед собой гладкую бетонную стену. Мэри не сразу сообразила, где находится. На мгновение ей показалось, что она снова валяется в клетке у людоедов. Но наваждение быстро прошло. Мисс Мэри вспомнила события вчерашнего дня.

Девушка выбралась из-под пледа и надела выданные вечером ботинки. Не то чтобы ей хотелось скорее выбраться из обжитого подвала, просто Мэри потянуло к свету. Тем более, в это первое спокойное утро, когда никто не ограничивал ее свободу. Бывшая стриптизерша впервые со времени пробуждения оказалась полностью предоставлена сама себе.

Осторожно отодвинув тяжелый люк, мисс Мэри выскользнула через лаз, миновала нагромождения мусора и взошла на вершину огромной, покосившейся бетонной плиты. Здесь, на незначительном возвышении, где почти ничто кроме отделанных мрамором и относительно тонких колонн не мешало взгляду, мисс Мэри увидела перед собой ярко-алое солнце, зацепившееся краем за горизонт. Точнее — за ломкую границу развалин, загромождающих улицы и отделяющих друг от друга землю и небо.

Мисс Мэри замерла.

Как всякая танцовщица, Мария Тешина любила ритмичную музыку, но особенно ей нравился металл. Ее память заполняли тысячи звенящих мелодий. Звуки жили в ее голове, и сейчас, глядя на умопомрачительную картину падшего Мегаполиса, Тешина слышала тяжкий надрыв струн и безумную канонаду ударных. Брутальная, грозная, но при этом по-своему прекрасная панорама окружала ее.

Логово робингудов располагалось почти в центре старого Мегаполиса. Места эти были давно разграблены, чем и привлекли малолеток. Мало кому взбрело бы в голову повторно соваться туда, где, по слухам, ничего не осталось. Бомба дважды в одну воронку не падает, верно? Рик и Кити, по всей видимости, были одними из немногих, кто проживал в руинах сеульского Сити.

Как и всякое грамотно построенное здание, 63-этажный небоскреб Юксан располагался на возвышении, благодаря чему фундамент гигантского здания не заливала сточная и дождевая вода. В подвале всегда было сухо и это, возможно, стало решающим фактором для выбора робингудами места своего обитания.

Широкая площадь и близлежащие улицы выглядели совершенно неподвижными. После волны мародерства и грабежей выжившие бежали из некогда роскошного Сити на окраины, а то и вовсе за пределы Мегаполиса.

Кити и Рику было удобно совершать отсюда нападения на большинство районов города и возвращаться на свою базу. Прочие районы, насколько поняла Мэри, были поделены между гангами.

Тайное убежище и кольт «Питон» дарили робингудам огромные возможности. Это словно бы возвышало подростков над всем остальным окружающим миром. Вокруг бушевали голод, ужас, каннибализм, но двое ребят, школьников, относительно сносно существовали в новом мире и умудрялись оставаться людьми.

Благодаря чему? Револьверу, коробке патронов и норе в цоколе небоскреба?

Возможно.

Солнце, наконец, отцепилось от линии горизонта. За спиной послышался скрип. Под чьим-то ботинком застонала чудом уцелевшая деревянная половица.

Мэри обернулась.

— Мисс Мэри. Эй, мисс Мэри! — шепотом позвал Рик, выбираясь из подземного лаза. — Зачем вы наружу вылезли? Еще увидит кто ненароком.

По знаку Рика мисс Мэри послушно спустилась вниз, продолжая размышлять о чем-то своем и не слушая его болтовни. Оказывается, на улице она простояла довольно долго. В норе уже бурлила жизнь.

Костер в приямке под воздуховодом пожирал остатки старого дивана, уютно трещал и фыркал. Над костром колдовал Дэмио. Он подкидывал в пламя некогда лакированные доски филенок и столешниц. Рик закрывал за собой лаз. Кити складывала и прятала пледы. Запах пищи, тепла — запах жизни — разносился по обиталищу проснувшихся робингудов, стирая остатки воспоминаний о кошмарном ожидании смерти, мучивших Дэмио и мисс Мэри совсем недавно.

«Всего лишь револьвер и убежище!» — усмехнулась про себя мисс Мэри, глядя на всю эту возню.

По словам Дэмио, у населения города не было иного выхода, кроме как скатиться в дикость и каннибализм. Однако те, с кем прошлой ночью она разделила кров, людей не ели. А значит — не все так плохо. И выход все-таки есть.

Каннибализм — это дикость, это преступно. Но не преступно ли убивать людоедов?

Встав посреди подвала, мисс Мэри громко кашлянула, привлекая внимание.

— У меня необычная идея, — произнесла она громко.

Ребята подняли головы, оторвавшись от несложных занятий.

— Я много думала над тем, что вы вчера говорили, — сказала Мэри, собравшись. — Я прониклась экономическими идеями мистера Дэмио, верой мисс Кити в приход корейской армии и даже скепсисом мистера Рика. Насколько я знаю, до... м-м... анабиоза все население Корейской Республики составляло без малого пятьдесят миллионов человек. Армия Республики при этом насчитывала почти шестьсот тысяч человек. Не кажется ли вам странным, что какая-то жалкая горстка американских солдат умудрилась, засев в этом самом «Кэмп Грее», подчинить себе всю страну?

— Странным казаться может многое, — заметил Рик, обходя мисс Мэри и присаживаясь на стул. — Однако против фактов не попрешь. «Кэмп Грей» контролирует Сеул и весь приграничный Коридор.

— А говорить об одиннадцати миллионах сеульцев вообще не приходится, — присоединилась к Рику Кити, — поскольку десяти из них уже нет. Выходит, соотношение между американцами и корейцами сейчас уже совсем другое.

Мисс Мэри понял лишь умник Дэмио.

— Сорок тысяч американских военных выжили там, где погибли миллионы местных, — сказал он, грея над костром руки. — Дело, по-моему, вот в чем. Солдатам корейской армии в первые дни после пробуждения было важно разобраться, что произошло, вернутся домой, просто выжить. А вот для американских солдат — не просто выжить, но выжить на территории, плотно населенной чужеземцами. Большинство американцев не знают местный язык. Они могли общаться только друг с другом. Они сплотились сами собой, тем более что каждая американская военная база на территории Кореи представляла собой настоящую крепость. Даже спустя тридцать лет остались рвы, валы, бетонные брустверы и многое другое. Я говорю о психической реакции. После пробуждения корейской армии уже не существовало. Остались только люди, нацеленные на одно: вернуться домой и отыскать родных. А вот американская армия напротив сплотилась. Родных в Корее почти ни у кого из них не было. Практически сразу стало ясно, что добраться до Штатов в одиночку в ближайшее время невозможно. Вокруг — чужаки. Шестьсот тысяч наших солдат распались на единицы. Сорок тысяч американцев стали действовать сообща, как один организм. Неудивительно, что они смогли выжить и остаться армией, а наши передохли с голоду, по одному или со своими семьями.

— Все верно, — кивнула Мэри. — И, кроме организации, у янки есть кое-что еще. То, что делает их властелинами корейского Коридора.

Рик, Кити и Дэмио повернулись к мисс Мэри.

— Единство? — спросил Дэмио.

— Провиант? — удивился Рик.

— Сила духа? — подала голос Кити.

— Оружие, — сказала Мария Тешина. — Годное к стрельбе оружие. В Сеуле каждый рабочий экземпляр уникален. Чего стоит один ваш револьвер! Пушка, способная сделать хотя бы выстрел, превращает владельца не просто в бойца, а практически в бога. Когда вокруг только гангстеры с топорами и людоеды с кухонными ножами, рабочий ствол делает человека королем улиц! Почти ни у кого из выживших в Сеуле огнестрельного оружия не осталось. Зато база «Кэмп Грей» просто ломится от стволов и патронов! Как это объяснить?

— Ты спрашиваешь какую-то ерунду, — пожал плечами Рик. — Чудо, благодаря которому «Кэмп Грей» сохранил столько стволов и боеприпасов очень простое и о нем знают все. Корея — приграничная страна. Сеул — приграничный город. Шестисоттысячная армия, о которой мы говорили, в случае нападения пукханов разворачивается в четыре миллиона рекрутированных военнослужащих. В течение суток! Это значит, что для такого количества людей в течение многих лет должно было храниться оружие и амуниция. Много оружия и амуниции. Это и хранилось! Хранилось на складах «Кэмп Грей» возле Сеула, поскольку в самом большом городе Полуострова проживает большая часть резервистов. Ясно, что за такой огромный срок многое уничтожено: погибло в огне, сгнило, испорчено водой, завалено обломками. Но все равно много оружия сохранилось. Штурмовые винтовки и боеприпасы содержались на складах бережно упакованные, в герметичных ящиках. Если бросить такой ящик на улице, неизвестно, уцелеют ли ствол и патроны. А если ящики хранятся на алюминиевых полках, внутри подземных складов? В «Кэмп Грей» сохранилось полно оружия, способного стрелять. Если даже янки не могут производить патроны и порох, запасов хватит надолго.

Кити нахмурилась. Посмотрела на Мэри.

— Марррия, ты говоришь очевидные вещи, — сказала она. — Твои вопросы глупы, а ответы общеизвестны...

— Тогда ответьте мне вот на что, — перебила Мэри, глядя на низких собеседников с высоты своего роста. — Как долго вы собираетесь заниматься налетами на живодерни гангов? Месяц? Два? Три? И сколько у вас патронов?

— Чего? — Кити нахмурилась еще сильнее.

— За два месяца вы совершили десяток налетов на бандитские логова, — объяснила мисс Мэри. — Было сорок патронов. Плюс золотые, сколько-то там... А теперь?

— Тринадцать.

— И что это значит? Это значит, скоро все кончится. Вы всего лишь два школьника. Без оружия вы— ничто. Следовательно?

Подростки молчали.

— Нужно добыть патроны к «Питону», — резюмировала Мэри.

— К револьверу очень сложно достать патроны, — сказала Кити. — «Питон» слишком редкое оружие.

— Тогда отыщите другой ствол, с более распространенными боеприпасами!

— И где его взять?

— Бог мой, я что, со стенами разговариваю? — в сердцах воскликнула Мэри. — У юнговцев! На базе «Кэмп Грей»! Вы оба понимаете, что долго совершать налеты на гангстеров невозможно — что с тринадцатью патронами для «Питона», что с холодным оружием, которое заготовил Рик. Везение не может продолжаться вечно. Когда-нибудь что-то сорвется. Вас найдут и убьют. Ваша опора — револьвер. Оружия здесь нет практически ни у кого, кроме янки. Их было всего сорок тысяч на пятьдесят миллионов жителей, но они подчинили себе всю страну. У американцев в «Кэмп Грее» есть оружие и боезапас — в этом их сила, мощь, власть над всеми остальными группами, выжившими в Мегаполисе! У вас всего лишь револьвер — но даже он дает фантастическое могущество там, где правят дикие ганги, вооруженные всяким дерьмом вроде ножей, топоров, арматурин и цепей. Следовательно? Нам нужно оружие!

— О, уже нам? — хмыкнула Кити.

Мэри вздохнула и, посмотрев на девочку, сказала прямо:

— Именно нам. Нам нужно совершить налет на «Кэмп Грей». Больше чем у них, оружия нет ни у кого. Понимаете, к чему я клоню?

— К могиле, — заверил Рик. — Мы не сможем пробраться на подземные склады. Револьвер не поможет перелезть через колючую проволоку и пробить бетонные перекрытия. Забудь. Знаешь...

— Нам не нужны склады,— перебила Мэри. — Как юнговцы ходят по улицам? Если поймать одного из них в Мегаполисе и прижать...

— Прижать? Да ты что, блин, грибов объелась? — потерял терпение Рик. — Это невозможно! Юнговцы не ходят поодиночке. Они же военные! В чужой стране! С «Кэмп Грея» всегда передвигаются крупными отрядами, не менее десяти, а то и двадцати человек. Даже на торг. Даже в лавку. Даже отлить по пути останавливаются все вместе. Больше того! Именно на торг в Мегаполис солдаты приезжают с максимальной предосторожностью. Иногда даже на бронемашинах, хамвиках с настоящими большими пулеметами. Правда... никто вроде бы не слышал, чтобы юнговцы палили из тех пулеметов. Вполне может быть, что пулеметы нерабочие. Но в любом случае пытаться напасть на двадцать бойцов со штурмовыми винтовками, имея на руках единственный револьвер — извращенное самоубийство. Про подступы к складам и самой военной базе я вообще не говорю. Вокруг базы натянута колючая проволока, стоят вышки, обновлены рвы. У базы три КПП — это всем известно. И каждый оборудован пулеметом. И вот он наверняка стреляет. Проезд постоянно охраняют три-четыре вооруженных бойца. Бронежилеты, М16, три «рожка», пистолет, каска и черт знает что еще! А склады ГО с продовольствием охраняются круче самой базы. На базе-то пищи нет, продукты хранят на складах. Вокруг ГО несколько колец обороны. Думаю, почти каждый бандитский ганг обсасывал возможность прорваться туда. Каждый знает...

— Постой! — Мэри встала и, подойдя к Рику, положила ему руку на плечо. — Не важно, что знает каждый бандит в этом несчастном городе. Не нужно ничего объяснять про склады. Ты сам только что ответил на свой вопрос. Военная база! Нам не надо проникать в подземелья, чтобы украсть что-то оттуда. Три КПП. Четыре бойца на каждом. Четыре винтовки, четыре пистолета. Рожки. Бронежилеты. Ты слышишь себя? И никого между нами и ими. Нужно просто прийти и взять.

— Пропускной пункт? — удивился Дэмио.

— Именно! Перебьем охранников — и адью!

Повисла тишина.

Мэри знала, что ее план далек от идеала. Знала, что это опасно. Но после двух суток жуткого пути из Инчхона и страшной ночи, проведенной в клетке в ожидании смерти, в ней что-то надломилось. Подстроилось в унисон новому, жестокому миру.

— А мне нравится план дрыны, — обронила наконец Кити с ноткой безумия в голосе. — Прийти и взять. Есть цель — иди и добейся. Прямо как лозунг!

Дэмио смущенно усмехнулся. Помялся, но все же сказал:

— Я стих сочинил. Глуповатый, конечно, но сейчас как бы в тему. Вот послушайте.

Он принялся декламировать:

Голая школьница с кольтом «Питоном»

Вышибет мозги фальшивых солдат.

Голая школьница с кольтом «Питоном»

Идет и не смотрит назад!

— Слог у тебя отвратительный, — оценила Кити. — Надеюсь, под героиней этого тупого стихотворения ты не меня подразумевал? Тоже мне, «голая школьница». Откуда ты вообще взял такое? Аниме насмотрелся, мастурбатор хренов?

Щеки очкарика стали пунцовыми.

— Ну почему сразу мастурбатор? — обиделся он. — Да, аниме я смотрю довольно часто. В смысле, смотрел. Люблю очень. Ну и что?

— А мне стих нравится, — подал голос Рик. — Нет, правда. Есть в нем образность, цепляющая недоразвитую подростковую психологию. Это привнесено из комиксов. Полуобнаженная девочка с оружием — один из самых ярких типажей в манге, манхве и аниме. Например, «Боевой ангел Алита», «Первый отряд», «Агент Наджика», «Смертоносная принцесса»... Или хотя бы «Эльфийская песнь», про которую мне все уши прожужжала Кити. Все они построены именно на этом образе.

— Ты ж вроде боксер? — удивился Дэмио. — Разбираешься в графических историях?

— Не боксом единым...

— Господи, да заткнетесь вы оба? — Кити тоже подошла ближе. — Мне кажется, мисс Мэри дело предложила. Что думаете?

— Пощупать юнговцев? — Рик пожал плечами. — Это извращенное самоубийство, я уже говорил. Пока еще есть патроны к «Питону», может, пристрелишь нас, чтоб не мучились?

— Почему бы и нет? — огрызнулась Кити. — На самом деле, в идее мисс Мэри есть здравое зерно. Если нападать не на саму базу, а на один из КПП... это может оказаться проще, чем кажется на первый взгляд.

— Если все так просто, почему ни один ганг до сих пор до такого не додумался?

— Потому что ганги как раз совершить такое не могут, — сказала Мэри. — Как я поняла, все они официально подчиняются базе «Кэмп Грей». Как ни скрывай такое нападение, информация все равно всплывет — хотя бы в виде самих винтовок во время какой-нибудь разборки с другим гангом. Но мы — совершенно другое дело. И подумайте, каков куш! Подумайте: несколько штурмовых винтовок вместо одного «Питона». Это обеспечит спокойное существование группы как минимум на год!

— А она умеет убеждать, — усмехнулась Кити, подтолкнув Рика в бок.

— Скажу откровенно: я не считаю, что нападение на базу и убийство людей, даже юнговцев, ради оружия — хороший план, — вмешался Дэмио, ставший серьезным и позабывший о стихосложении. — Вы хотите лишить жизни несколько человек, чтобы отнять у них пушки. Пока есть кольт «Питон», есть запасы, можно жить как-то иначе, не убивая людей ради других, будущих убийств. Нужно не вхолостую бороться со следствиями, а разбираться в причинах. Надо идти в Кёнсан. Может быть, выяснив, почему случился анабиоз, мы сможем по-настоящему помочь людям.

Кити и Рик промолчали.

«В чем-то, наверное, Дэмио прав, — подумала Мэри. — Однако реальность остается реальностью». Дело было не в том, что Кити хотела убивать людей ради личного блага, а Дэмио собирался отринуть все ради священной жажды познания, просто эти двое по-разному смотрели на мир. Умник Дэмио видел так, как его отец, через призму логических абстракций и научной зауми. А Кити, Рик и, наверное, сама мисс Мэри как обычные живые существа из плоти и крови, попавшие в экстремальную ситуацию. Ежедневно в Мегаполисе страха убивали и ели людей. И если они хотят попробовать остановить этот отвратительный процесс — пусть не глобально, как желал Дэмио, а хотя бы выборочно, им следует раздобыть оружие. И сражаться. Когда-то мисс Мэри читала удивительную книгу. В ней говорилось, что единственная человеческая жизнь иногда важнее целой Вселенной. Возможно, сейчас был как раз тот самый случай. Момент, когда надо сделать правильный выбор.

Перед глазами мисс Мэри возник образ Бугая с перекошенной одноглазой физиономией и занесенной для очередного удара рукой...

Она вздрогнула.

Размышлять о вечности можно бесконечно. А убить людоеда, чтобы спасти жизнь конкретного человека, можно только здесь и сейчас.

— Кёнсан и загадки науки это, конечно, важно, — сказала Мэри. — Но мне нужны винтовки. Если сумеем раздобыть стволы и пресечь деятельность нескольких банд, то, может быть, получится пошатнуть всю систему.

— Я согласен, — решился Рик. — Убивать людей это плохо. Дэмио прав. Но только невинных людей. Солдаты полковника, сидящие на запасах пищи, виновны по самые уши. И продолжающие беспредельничать живодеры — тоже.

— Я тоже согласна, — сказала Кити. — Что бы мы ни делали, прежде всего нам необходимо оружие. Добро должно быть с кулаками. Кажется так?

Дэмио нечего было ответить. Он переводил взгляд то с Кити на Рика, то с Рика на мисс Мэри. Робингуды, которых неожиданно стало трое, молчали.

— Я не пойду убивать солдат из-за винтовок, — наконец упрямо сказал Дэмио.

— Ты волен поступать как знаешь, — пожал плечами Рик.

— Пойду в Кёнсан и попробую поискать ответы на вопросы.

— Отлично, — сказала Мэри. — Попробуем оба пути.

— Решено, — задорно согласилась Кити. — Дуй в свой научный городок, а мы атакуем «Кэмп Грей»!

Пуля 7

Эльфийская песнь

Из рассказов Рика мисс Мэри уже знала о Великих костяных полях на севере Сеула. Ушлый полковник, чтобы не допустить в Мегаполисе эпидемий, в первые недели после окончания знаменитых Уличных войн заставлял ганги трудиться не покладая рук. Сеул в эти памятные, полные отчаяния дни вспыхнул миллионами погребальных костров. Прах вывозили, выносили, сметали, скатывали, чистили, ссыпали и складывали в брикеты. Его ковыряли лопатами и скребками. Везли на тележках, тащили в носилках и ведрах, в бочках и тазах — в любых мало-мальски пригодных емкостях.

В результате столь упорной человеческой деятельности на окраинах Мегаполиса образовались Великие костяные поля из человеческих останков. Сплошной серо-черный ковер протянулся от великого города до самого горизонта, сделав пейзаж в этом месте монохромным. Куда бы ни бросил взгляд одинокий путник, оказавшийся в окрестностях некогда процветавшего города, он мог увидеть перед собой только темный прах.

На этой колоссальной площади колонель, обладавший очень живым и весьма практичным воображением, решил создать свои будущие плантации. Следующей весной Великие костяные поля должны были превратиться в Великие зерновые. Удобренная земля могла дать, по мысли полковника, такой урожай, какого еще не видел Полуостров.

В последние несколько дней частый ливень раскрасил гигантские поля смерти в окончательно унылые, грязно-коричневые тона. Над полями не показывались даже редкие падальщики, расплодившиеся здесь в первые недели после массовых захоронений. Грифы, волки, дикие псы, как и прочие хищники, совались к многочисленным гангстерским мясобойням. Но там их либо отлавливали, либо гнали прочь. Хищники, огрызаясь, уходили все дальше и дальше от Мегаполиса.

А поля пустовали.

Безрадостное однообразие равнины из праха разбавляла лишь одинокая грунтовая дорога, проторенная две недели назад армейскими грейдерами от городских окраин к базе «Кэмп Грей». Для Кити, Рика и Мэри идти по дороге означало стать заметными для наблюдателей с биноклями на постах охраны, разбросанных по периметру. В планы налетчиков подобный расклад не входил.

Пришлось жертвовать комфортом и брести по стылой грязи, вязнуть по колено в золе, скользить по желтым костям. Погребальное месиво вызывало отвращение и холодный, вяжущий душу страх. К пустым глазницам черепов и хрусту позвонков мисс Мэри привыкла только пару километров спустя, когда усталость стала медленно затмевать брезгливый ужас.

С Дэмио расстались хорошо. Кити милостиво выделила очкарику немного продуктов. Рик поделился самодельной кожаной обувью и одеждой. Натянув на голову капюшон и закинув на спину заплечный мешок, юноша попрощался и уверенным шагом отправился в сторону университета Кёнсан. Из оружия у него был только нож, также благородно подаренный Риком. Но Дэмио не требовался нож, поскольку сама мысль об убийстве вызывала в нем протест.

«Быть может, он лучше нас троих вместе взятых? — размышляла мисс Мэри, глядя на удаляющуюся в сторону далеких золотых сполохов худую фигуру. — Быть может... Однако, меняет ли это дело?» Думая так, она прислушивалась к себе. В ее сердце ничего не происходило. Истинная сущность анабиоза, этого удивительного феномена, перевернувшего жизнь целого биологического вида, разумеется, волновала ее. Но воспоминания о Бугае и гангах-людоедах вызывали чувства куда более зримые и живые. Мисс Мэри одергивала себя. Она приняла правильное решение. Мозг требовал информации и ответов на вопросы, но слабые руки нуждались в оружии куда сильнее. А значит — ее ждал «Кэмп Грей».

Идти вперед становилось все труднее. Шагать по полям из пепла в сезон осенних ливней было равносильно блужданию по болотным топям.

Мисс Мэри шлепалась, поднималась, смахивала грязь с коленей, одежды, рук и лица. Легконогая Кити выглядела чуть лучше, но было видно, что путешествие ей тоже не доставляет удовольствия. Только неутомимый крепыш Рик чапал по месиву, наплевав на все неудобства. Его сильные ноги в высоких сапогах раздвигали жидкий глинозем, а за спиной уверенно покачивался тяжелый рюкзак с амуницией и припасами. Скрученные в узел полиэтиленовые пакеты и крепкие мешки для строительного мусора, использовавшиеся налетчиками для выноса трофеев, бечевка, наручники, немного воды и галет, аптечка с редкими уцелевшими медикаментами, эластичные бинты, а также небольшая, раскладывающаяся огородная тачка. Кроме привычных вещей, сейчас в рюкзаке были чистые женские вещи: белье, платья, сменная обувь, ленты для бантов крошки-Кити, кое-какая косметика. Этот арсенал был приготовлен для... атаки на базу.

— На хрена мы премся через костяные поля, если все равно выходить к КПП, — мрачно буркнула Кити, извлекая миниатюрную ножку из глиняного плена.

— Ты у нас босс, не я, — отозвался Рик, шагавший ведущим. — Сама сказала: по дороге не пойдем. Ну вот, мы и не идем.

— Мог бы и поправить, — набычилась Кити. — Помощник хренов, блин. Мы ведь с Мэри могли пойти по дороге, открыто, раз уж прикидываемся рисовыми проститутками. А ты бы топал по своей грязюке и прикрывал нас.

— Нам не стоило разделяться, — примирительно сказала Мэри. — Рик без рюкзака с нашей одеждой добрался бы до «Кэмп Грей» быстрее. А нам нужно быть всем вместе.

— Да уж! — фыркнула Кити. — Я сейчас такая грязная, что ни один нормальный мужик на меня не посмотрит. А мой «Питон»? Ему такие переходы точно противопоказаны.

— Ты говоришь о своем револьвере, словно он живой, — заметил Рик. — Между прочим, это всего лишь оружие. Неодушевленное, в отличие, скажем, от меня.

— А я разве иначе к нему отношусь? — Кити упрямо вскинула голову, пропуская последнюю фразу Рика мимо ушей. — Да, я люблю свой ствол. Это факт, не стану отрицать. Однако сила настоящего бойца заключается вовсе не в оружии.

— Разве? — удивился Рик. — Да ты просто боготворишь этот кусок железа!

— Я его уважаю. — Кити молниеносно выхватила кольт из-за пояса и совершенно по-ковбойски прокрутила на пальце. — Он верткий, ловкий, очень удобный. Стильная, мощная, классная вещица! Он подходит мне, вот и всё.

Неуловимым движением она бросила «Питон» обратно в кобуру.

— Неплохо, — сказал Рик с завистью. — Я вот не умею так ловко обращаться с револьвером. Это сколько ж времени нужно было потратить, чтобы так наловчиться? Ты сумасшедшая, Кити, я тебе всегда это говорил.

Школьница отмахнулась. Заявила:

— Ерунда. Что мешало тебе за эти два месяца научиться обращаться с револьвером так же ловко, как я? Лишний вес?

— Брось, — огрызнулся Рик. — У меня нет такого чудного оружия.

— Я давала тебе его много раз.

— Посмотреть и поиграть. Ага. Во время налетов ты не даешь к нему даже прикоснуться.

— Потому что в тебе нет духа, Рик, — серьезно сказала Кити.

— Духа? — Рик даже замедлил шаг. — Какого такого духа, подруга? С пушкой любой из нас король улиц. Любой! От бомжа до проститутки. Есть ствол — есть всё! Мисс Мэри тоже так думает.

Кити, уже открывшая было рот, чтобы разразиться гневной тирадой и осадить Рика, вдруг передумала. Поджала губки, повернулась к мисс Мэри. Лицо ее вдруг стало серьезным, а голос — печальным и взрослым, словно у женщины, умудренной опытом и годами.

— Вы оба ошибаетесь, — проникновенно сказала Кити. — Рик думает, что оружие и физическая сила дают человеку власть над другими людьми. Но это неправда. Послушай, что тебе скажу я. Не револьвер делает сильным человека, а человек — револьвер. Настоящий кольт «Питон» — это я, а вовсе не тот кусок металла, который я таскаю с собой в кобуре. Если ты думаешь, что наша мощь заключается в наличии ствола и коробки с патронами, ты заблуждаешься. Фатально заблуждаешься. Сейчас мы идем в «Кэмп Грей» за оружием, это так. Но ни одно оружие в мире не превратит зайца в льва. Поверь, рабочий ствол и патроны после анабиоза сохранились не у меня одной. Мегаполис огромен. Но почему только я убиваю гангстеров? Запомни: оружие — ты сама. Твое тело — ствол. Твой порох — воля. А твоя пуля, тот кусочек свинца, что покрыт бронебойной сталью — это твоя голова. Так выстрели же, ты слышишь?

Мисс Мэри не ответила.

Но слова «Так выстрели же, ты слышишь?» она запомнила навсегда.

На «Кэмп Грее» было устроено три контрольно-пропускных пункта. Общий периметр базы составлял без малого восемь километров. Восемь километров колючей проволоки, брустверов, бетонированных валов, контрфорсов, щитов-отбойников, противотанковых крестов, и даже, по слухам, минных полей. В слухи Мэри не верила, однако объективную информацию впитывала, как губка. Сама база, ее центр, расположенный на поверхности, занимал площадь около двадцати гектаров.

Такая относительно скромная территория неофициальной столицы всего корейского Коридора объяснялась элементарно. Большая часть корпусов и складов «Кэмп Грэя» располагалась под землей. Двадцать гектаров наверху служили своеобразной дверью в святая святых американских вооруженных сил на территории Республики. На этой компактной площади располагались грузовые лифты, автомобильные пандусы, а также железнодорожный тупик, на котором могли разгружаться контейнеры.

Робингудов в данный момент начинка базы не интересовала.

Первый или, как называл его Рик, центральный КПП охранялся лучше остальных. Налетчикам туда соваться не стоило: на центральном КПП были установлены крупнокалиберные пулеметы, воровать которые было не с руки. Кроме того, на вышках там круглосуточно дежурила охрана, слишком многочисленная, чтобы Кити могла расстрелять ее в одиночку. Именно через центральный КПП осуществлялось главное сообщение «Кэмп Грея» с окружающим миром. Только сюда юнговцам привозили рабов, только отсюда юнговцы вывозили продукты для бартера.

Как охранялись два других КПП, точно сказать было невозможно. По идее, лучше всего охраняться должны были северные врата, поскольку с этого направления базе и вообще всей зоне «Коридор» могли угрожать обезумевшие пукханы.

Южный КПП, по идее, должен был охраняться неизмеримо хуже, поскольку пукханы отсюда лезть не могли. С юга «Кэмп Грей» прикрывали Великие костяные поля и северные кварталы Сеула. Соответственно, если с этого направления вдруг появился бы враг, ему пришлось бы шерстить бандитов из диких гангов и только потом долбить головой в железную дверь «Кэмп Грей».

После того как закончился беспредел первых недель после пробуждения, после кровавой зачистки улиц и хаотичного передела собственности между дикими гангами, территория зоны «Коридор» была четко разграничена полковником на гангстерские кварталы, находившиеся под строгим контролем американцев. Бандиты теперь устраивали разборки только между собой, прекрасно понимая, что люди с винтовками и пулеметами им не по плечу. Когда Уличные войны закончились, бойцам «Кэмп Грей» стало некого опасаться. После создания в Мегаполисе хрупкого равновесия напасть на территорию новых властителей центральной Кореи не посмел бы никто. Разве что сумасшедший.

Или трое сумасшедших, которые продвигались к южному КПП, фактически слившись с местностью. Великие костяные поля были обширны, но не однородны. Тут и там возвышались настоящие костяные курганы и темнели ямы с пеплом. Перепачканные в грязи, робингуды были практически неотличимы от окружающего пейзажа.

Основная фаза операции должна была начаться с наступлением темноты. И тьма — эта благородная госпожа, из века в век сопутствовавшая всем разбойникам, как благородным, так и не очень, — не заставила себя ждать...

— Вот уж, в натуре, испытания плоти закаляют дух, — пробубнил себе под нос Рик, останавливаясь перед очередным холмом скоксовавшегося пепла. — Ну ничего, база уже недалеко.

Он указал чуть в сторону от пепельного холма. Там, за колеблющейся вечерней дымкой, виднелся силуэт невысокого строения.

— Это и есть «Кэмп Грей»? — удивилась Мэри.

— Он самый, — со знанием дела кивнул Рик. — Да не парься, это всего лишь бетонный бункер — что-то вроде каптерки для караула. До центральных корпусов базы, где находится въезд в подземелья, отсюда почти километр хода. Присмотрись. Видишь? Вся территория справа и слева от бункера огорожена колючей проволокой. Там много проволоки, и над землей и под. Муха не проскочит! Если приглядеться внимательней, то дальше виден второй точно такой же бункер. Там сидит внутренний караул пропускного пункта. Машина с гостями сначала проходит мимо первого бункера, где проверяют документы, потом — мимо второго. Теперь смотри: справа от обоих бункеров виднеются две П-образные конструкции. Обе полупрозрачные. Это ворота южного КПП — первые и вторые. Створки сделаны из металлической решетки, поэтому и кажутся полупрозрачными с такого расстояния. Решетки эти тоже обтянуты колючей проволокой. Ворота крепкие, хамвик удержат от прорыва.

— Шипастый объект, — задумчиво проговорила Кити.

— И не говори.

Мисс Мэри подумала, что, если бы она шла по костяным полям одна, то не заметила бы никакого бункера. Во всяком случае, с такого расстояния. Обе бетонные «каптерки» казались маленькими коробочками, наполовину скрытыми сизым туманом и испарениями влажной почвы.

— Передевайтесь здесь, — сказал Рик. — Воды для умывания я с собой прихватил. Грязь сотрете полотенцами. Прихорошитесь и прете к КПП напролом, тупо, как две рисовые проститутки.

— Не пристрелят нас? — Мэри охватило беспокойство перед решающим рывком.

— Не должны, — покачал головой Рик. — Им же баб хочется до одури. Да и скука.

— Это весь план? — уточнила Кити.

— У тебя есть иной?

— Ладно, заткнись. Успокаивает меня лишь то, что испытания и впрямь закаляют дух. Сам чем займешься, штабист?

— За вами тихонько поползу.

— Отсюда до КПП с полкилометра. В принципе, неплохо. Потренируешься заодно.

— Мне вообще-то как бы силы нужны, — нахмурился Рик. — Еще обратно награбленное барахло тащить... Если все получится, я имею в виду.

— Что значит «если получится»?— сморщилась Кити. — Ссыкун.

— Ссыкун, как же, — обиделся Рик. — У меня сисек нет, чтобы в авангарде идти... Ладно, переодевайтесь живей!

Девушки, расстелив на земле резиновый коврик, быстро переоделись. Кити облачилась в крохотную курточку и юбчонку, мисс Мэри, за отсутствием приличного женского наряда — в привычную уже мужскую рубаху, взятую с чужого плеча, очень длинную, но зато свежую. Также она со вздохом натянула военные сапоги, весьма распространенные среди диких гангов, а вот Кити обулась куда более элегантно. На ней оказались большие охотничьи ботфорты с огромными отворотами. Внутрь сапога, под один из указанных отворотов, прямо на голень чуть ниже колена, налетчица прикрепила кобуру с кольтом «Питоном».

— Ты зачем револьвер туда сунула? — удивился Рик.

— Сразу стрелять не стану, — пояснила Кити. — Нужно будет пробраться внутрь, как минимум до первого КПП. А лучше до второго, чтобы не оставлять свидетелей и не вызывать тревогу. Это значит, что у солдат будет довольно много времени, чтобы провести нас с Мэри до места, в котором они соберутся с нами развлекаться. Уверена, за этот промежуток нас ощупают во всех местах...

— За исключением сапог, — кивнул Рик с пониманием. — Ведь вы будете идти.

— Именно.

— Умница, Кити.

— А ты тупишь, как всегда.

Рик добродушно улыбнулся.

— Удачи, девчонки, — прошептал он. — Я подползу вслед за вами. И буду рядом, если понадоблюсь... Точнее, если получится. — Рик помолчал. — Вы только постарайтесь вести себя хорошо.

— Постараемся.

— И... берегите себя, хорошо?

— Не дрейфь, — подмигнула Кити и, поправив спрятанный в ботфорте револьвер, без тени сомнений пошла вперед.

Ричард Адам Уинковский стоял со своим напарником «на стрёме» — именно так на нынешнем полубандитском жаргоне называлась караульная служба. Дежурство выпало ночное, и спать хотелось зверски.

Ричард зевнул.

— Дик, ты бы ротик прикрыл, а, — рекомендовал напарник Уинковского. — Пулька залетит.

— Катись ты! — вспылил в ответ Уинковский. — Где твоя винтовка? Опять в караулке? Ты у меня доиграешься, недоносок.

Чернокожий Патрик Джек Джонс к священным обязанностям караульной службы относился философски, то есть — пофигистически. Из табельных винтовок М16, доставшихся «Кэмп Грею» в наследство от славной заокеанской родины, годной к стрельбе считалась едва ли не каждая четвертая. Но то были данные отдела матобеспечения, не имевшего никакого представления о реальном положении дел.

Как считал сам Уинковский, на базе в рабочем состоянии была от силы сотая часть стволов. И каждая действительно рабочая единица стрелкового оружия почиталась едва ли не чудом — вроде лечения геморроя от прикосновения к мощам святого Петра. А в то, во что верил Уинковский, верил и чернокожий Патрик. Поэтому на дежурство они выходили, полагаясь в основном на штык-ножи и заточенные лопатки. А также на святую веру балбесов-сеульцев в огнестрельное могущество базы «Кэмп Грей».

Стреляющие винтовки и даже пулеметы в «Кэмп Грее», на самом деле, были. Мало, но, чтобы подавить любую банду из сеульских кварталов, действующего оружия и не отсыревших патронов хватило бы с лихвой. В каждый конвой, караул и дозор, согласно неписанному уставу базы, полагалось выдавать как минимум одну действующую огнестрельную единицу. Остальные носили муляжи, то есть винтовки, не способные стрелять, но начищенные до блеска.

В карауле на КПП, где командовал бывший сержант-майор Уинковский, после дикой чистки рядов превратившийся в капитана, стреляющая винтовка была у него. Тем не менее, остальные бойцы караула были обязаны таскать с собой муляжные стволы на протяжении боевого дежурства. Чернокожий Патрик об этом прекрасно знал. Но, сволочь, игнорировал.

— Мне и лопатки хватает, — говаривал черный Патрик, оправдываясь перед Уинковским, которого уважал совсем ничтожно, если не сказать, что не уважал совсем.

Уинковский нехотя соглашался. Черный Патрик был страшный детина ростом под два метра и метровыми плечами, на которых бы поместился маленький танк. И лопаткой он махал просто здоровски. Во время чистки черный Патрик некоторое время работал батальонным палачом и мог одним махом перерубить шею крепкому сослуживцу. Может по этой причине, может по какой-то другой — заставить Патрика подчиняться приказам для Уинковского с некоторых пор оказалось совершенно невозможно.

Дисциплина на базе падала давно и неотвратимо, не только в роте Уинковского, но повсеместно. Хотя его величество сэр полковник Юнг поддерживал порядок жесточайшими методами, Уинковский и его товарищи офицеры — большинство из которых, как и он, получили нашивки совсем недавно — иного результата не ожидали. Личный состав базы «Кэмп Грей», насчитывавшей в данный момент три батальона и четыре отдельных роты специального назначения, изнемогал от безделья. В первые недели после пробуждения на базе царили сначала беспросветная анархия, а потом железная дисциплина, изредка поддерживавшаяся массовым кровопусканием, в котором миролюбивый, на первый взгляд, полковник Юнг оказался превеликий мастак и дюжий специалист. Затем последовали энергичные схватки с гангами, в которых «Кэмп Грей» очень быстро доказал, сколько стоит одна стреляющая винтовка в пересчете на биты с гвоздями и топоры. Наконец, был захват корейских складов гражданской обороны, организация их охраны и вечная, бесконечно нудная оборона присвоенных сокровищ. В основном, продуктов питания, собранных корейским правительством на случай ядерной войны с северянами.

Все это значилось в прошлом. Ныне всё устаканилось и осточертело. На базе не работали телевидение, радио, связь, компы, айфоны и айпады. Онанировать под порнушку с веселых сайтов стало, черт возьми, невозможно. А виски? А шумные прокуренные бары?

Ах, ничего этого не стало. Чашка риса, этого проклятого ватного дерьма, крошечная головка лука, собранного с недавно распаханных вокруг базы огородов, немного соевой пасты, которую раньше ни один уважающий себя американец на дух не переносил и... всё.

Всё!

Боевой дух военнослужащих отныне зиждился на трех вещах: шлюхах, спирте и земляных рабах. Земляные рабы считались самым безобидным из развлечений.

База «Кэмп Грей» скупала крупные партии живого мяса: рабов, причем здоровых и сильных рабов, насколько таковых возможно было, конечно, отыскать в Мегаполисе после двух адских месяцев.

В земляные рабы набирались преимущественно мужчины. Для работ на плантациях. Юнг, этот чертов умник, планировал потягаться с голодом, засеяв вокруг города обширные территории парков и кортов для игры в гольф. Для этого требовались именно рабы, ведь заставить возиться с мотыгами своих белых — а также черных и краснокожих — солдат он никак не мог. Рабы набирались из местных жителей. Это было умно, честно и справедливо, учитывая, что на Полуострове аборигены по-прежнему составляли большинство. Чистопородные янки играли роли надзирателей, охранников, конвоиров, а также, по необходимости, тюремщиков и палачей. «В каком-то смысле, — размышлял Уинковский, — это было естественно, ведь раз янки сумели здесь развернуться, обскакав все иные силы, в их праве было распоряжаться полученными возможностями так, как попустил Господь Бог. То есть, как заблагорассудится».

Лично Дику Уинковскому претили забавы его подчиненных с земляными рабами. Однако возражать он не смел. Не в силу природной робости — Уинковский вовсе не считал себя трусом, — но в силу зрелого понимания: подобные зверства были необходимы. Ведь личный состав сходил с ума от безделья.

Дела со спиртом и проститутками обстояли неизмеримо хуже. Более-менее чистый этиловый спирт, конечно, на базе был, но бережно хранился Юнгом для медицинских целей. Самогон тоже на базе гнали без зазрения совести, почти повсеместно, от низших чинов до высших. Однако употреблять спиртное на службе запрещалось категорически, под страхом смерти, которую, вместо классического расстрела на месте заменили так называемым «молочением», когда виновного убивали ударом кувалды по голове. При таком способе не портилось тело, которое можно было выменять диким гангам на половину живого раба или полторы рабыни.

На этом список развлечений обитателей базы «Кэмп Грей» подходил к своему заключительному, печальному пункту — рисовым проституткам.

Девушек в Мегаполисе еще оставалось много. Ценность секса с любой из них, учитывая процветающее людоедство, стремилась к нулю. Однако здесь был один момент, который Уинковского огорчал. Девяносто девять процентов рабынь и проституток Мегаполиса были желтыми. За беленькую или хотя бы черненькую наложницу Дик Уинковский, не задумываясь, пристрелил бы любого из своих бойцов. Вообще, капитан Уинковский по жизни любил восточных женщин — за внешний колорит, за податливость и покладистый характер, за мягкость, хрупкость и, главное, за молчание: по-английски ведь они ни бельмеса не понимали. Однако после откровенно пугающих оргий первых двух месяцев, прошедших с момента пробуждения, когда его взвод умудрялся обработать по сотне проституток в день, тяга к восточным женщинам у него отпала сама собой. Возможно, в изменении сексуальных пристрастий Уинковского сыграло роль и то, что после всех утех женщин продавали диким гангам. Понятно, с какими целями.

Размышляя об этом, Уинковский уныло шамкал губами, качал головой, прятал руки в карманы и воображал себе нормальную белую женщину.

Каково же было удивление Дика, когда он увидел перед собой белую девушку наяву. Она стояла возле ворот КПП и глядела на него прекрасными серыми глазами, один из которых, правда, прикрывал локон светлых, почти золотистых волос...

Мэри и Кити топали по грязи.

— Бусидо учит нас, — талдычила маленькая налетчица, — что любое движение есть движение к смерти. Такова природа Вселенной. А человек слишком слаб, чтобы противиться воле целого мироздания. Это значит, Марррия, только одно. Правильный путь — только тот, который ведет тебя к разрушению. Не к самоубийству, нет. Но к смерти как таковой. К смерти в бою. К смерти от руки твоего врага. Ты понимаешь вообще, о чем я говорю?

— Кажется... да. Но странно, ведь самураи — мужчины. Да ты и сама кореянка. При чем тут Бусидо?

— Национальность не имеет значения, — отмахнулась Кити. — Кодекс Бусидо — это всего лишь отголосок вечности. Что-то вроде закона всемирного тяготения, существующего вне зависимости от того, знает о нем человек или нет. Он существует у всех народов, просто у японцев сформулирован в наиболее полном и компактном виде. Среди вас, русских, и среди немцев, которые сражались во Вторую мировую войну, очень много тех, кто жил по кодексу Бусидо, ни разу о нем не слышав. Путь самурая кипит в крови, он не написан пером на бумаге. Он пишется сталью по разрубаемой плоти. Он пишется пулей, пролетающей через мозг. Он произносится сквозь стиснутые во время пытки зубы.

— Но ведь ты всего лишь женщина, Кити, — удивилась мисс Мэри. — Ты слабее любого мужчины. Ты вообще... всего лишь юная девочка.

— Именно. — Кити широко улыбнулась. — Ты ведь так и не поняла. Путь Бусидо ведет меня к смерти. И если я умру рано — я останусь юной девочкой навсегда!

Мисс Мэри помассировала пальцами виски. Кити поражала ее с первой встречи, но сейчас удивила еще сильнее. Логика школьницы, невелички, щеголяющей монстром-револьвером, была поразительно стройна, а убеждения глубоки. И Мэри показалось... Нет — Мэри вдруг отчетливо поняла, что сила Кити, ее особенность, ее отличие от всех остальных жителей Полуострова, которых Мэри встречала с момента пробуждения в Инчхоне, заключалась вовсе не в револьвере!

Бусидо. Пусть самурая. Путь, для которого не имеют значение национальность, возраст, физическая сила, наличие оружия и, тем более, пол. Неужели...

— Всё, мы пришли! — прервала ее размышления Кити, резко останавливаясь посреди чистого поля. В голосе школьницы прорезался металл. — Готовься, танцовщица Марррия. Сейчас будем танцевать!

Белая нимфа пришла не одна. Как водилось в этих проклятых краях, рядом с ней мяла чернозем какая-то мелкая смугляшка. Смугляшка была миловидной, очень нежного, почти школьного возраста, однако караулу Уинковского, сбежавшемуся посмотреть на удивительный феномен, было не до нее. Девочек от шести до пятнадцати лет каждый из них перелапал за последнее время столько, что трудно было сосчитать. Всех интересовала другая. Белая шлюха. Экземпляр, надо сказать, прибыл что надо. Уинковский сотоварищи повелись бы и на корову, лишь бы не была желтокожей... Но перед ними стояла если не топ-модель, то точно — охренительная красавица с точеным телом и лицом французской принцессы.

— Смерть Христова! — прохрипел за спиной Уинковского черный Патрик. — К черту устав, я хочу ее прямо здесь!

— Юнг тебе хотелку отрежет, — напомнил Уинковский. — Винтовку возьми и спроси, сколько она берет за сеанс.

— У меня риса нет, — процедил Патрик сквозь зубы. Обернулся к капитану с презрительным выражением на лице: — А ты что, ей платить собрался?

— А ты что, нет? — огрызнулся Уинковский.

— Я — точно нет.

— Им наверняка нужна всего лишь горсть риса. Отдерем и накормим. Это благородно.

— Манны небесной пожрут.

— Слушай, Патрик, побойся Бога.

— Да имел я твоего Бога! — взорвался Патрик. — Если б он был всеблагой, так не устроил бы нам этот чертов сон! А я с белой девкой не развлекался, почитай, с прошлого Дня благодарения, а тот был, черт подери, тридцать один год назад! Или, может, мне с тобой равзлечься, а, белобрысый?

— А в челюсть?

— А не слабо?

— Вообще-то я твой капитан, Патрик.

— А мы вообще-то базарим не по службе.

— Черт возьми, куда подевалась хваленая армейская дисциплина. — Уинковский покачал головой. Крикнул: — Куда ты побежал, твою мать?

Патрик уже спускался по лестнице.

— Ворота открывать! — бросил он через плечо.

— Стоять! — заорал Уинковский. — Не по уставу!

— В задницу! — отозвался Патрик.

Уинковский покраснел от гнева, но вдогонку не бросился. По трезвому рассуждению, ситуация была штатная. Во взводе его давно никто ни во что не ставил, как и большинство командиров нижних чинов. Боялись только Юнга и расстрельную команду. Те получали самый большой паек, множество привилегий, в том числе возможность прибить на месте любого, кто посмеет ослушаться или косо двинуть бровью. Капитан Уинковский, к сожалению, подобной привилегии был лишен. Если бы в кобуре на его боку находился пистолет, а не дополнительная пайка, он бы с удовольствием пристрелил зарвавшегося подчиненного. Но пистолета не было. К тому же Патрик был великолепным бойцом-рукопашником, что в условиях снижения количества патронов было качеством очень ценным. По сравнению с самим Уинковским, Патрик, безусловно, выигрывал в глазах Юнга. Так что капитану оставалось только скрипеть зубами.

Судя по всему, пожаловавшие проститутки опасности не представляли. Даже если за их спинами в кустах прятались налетчики из какого-нибудь отмороженного ганга, Уинковский мог их в два счета остановить при помощи рабочей М16. И не стоило забывать о втором вооруженном карауле, дежурившем в пятидесяти метрах от их КПП в бронированном бункере.

«Кстати, о втором карауле... — подумал Уинковский. — Белая девка — редкость. То, что ее придется подарить сэру Юнгу — факт. Но перед этим можно и самим потешиться. И с сослуживцами поделиться».

Мысль показалась Уинковскому доброй и позитивной. Он накрутил ручку на самодельном аппарате связи, подхватил трубку и проорал:

— Девятнадцатый пост! Это Уинковский! Вы как там?

Трубка зашипела.

— Нормально... — прозвучало в ответ сквозь шум. — Что стряслось?

Уинковский хмыкнул. Патрик был прав, устав караульной службы действительно пошел прогуляться в зад. Такие времена, черт подери...

Честно рассказав о новоприбывших ребятам с соседнего поста, Дик передернул затвор боевой М16 и пошел следом за Патриком.

Развлекаться.

База действительно была огромной.

Длинные ряды местами ржавой, местами подновленной колючей проволоки впечатления на мисс Мэри не произвели. Благо родилась она в матушке-России и воинских частей насмотрелась вдоволь. Однако массивные бетонные бункеры и крепкие ворота смотрелись внушительно. А если представить, что большая часть сооружений была под землей...

Девятнадцатое КПП находилось под защитой двух бункеров: передового и контрольного. Между ними было метров пятьдесят. Вокруг бункеров тянулась гравийная дорожка, которая затем уходила к сердцу базы «Кэмп Грей» — небольшому огороженному пространству, где размещался вход в подземелья. Там, в глубине, хранились продукты, собранные целым поколением жителей Полуострова на случай ядерной войны с пукханами.

Два КПП встревожили Мэри, но Кити и бровью не вела. Она шепотом предположила, что если бойцы из первого блокпоста поведутся на «рисовых проституток», то наверняка захотят поделиться редким развлечением с соседями.

Кити оказалась права. Не прошло и пяти минут, как их с Мэри затащили внутрь первого бункера, лапая и хлопая с прибаутками.

Внутри бункера было четверо. Все в камуфляже, двое с нашивками — по всей видимости, офицерскими. Первый офицер выглядел каким-то зашуганным, второй смотрелся чуть солиднее, но тоже не ах. А вот солдаты держались бодрячком. Оба высокие, широкогрудые, особенно чернокожий.

Мужчины скалились и плотоядно взирали на Мэри и Кити. Однако действовать никто не спешил...

— Думаю, одного нужно оставить на стреме, — решил Уинковский, обращаясь к старшему офицеру из второго бункера.

— Согласен, — кивнул тот и облизнул нижнюю губу.

— Полковник не простит, если мы потеряем бдительность, — продолжил нудить Уинковский. — К тому же девки две, а нас четверо.

— И что? — кашлянул в кулак второй офицер.

— Я брезгую, — пояснил Уинковский. — Одна девушка — один я. В смысле, две, но по очереди. Я бы начал с белой.

— Болтаете до хрена! — гаркнул Патрик. — С белой, не с белой... по одной, не по одной... Бросим жребий?

Офицеры обернулись. Уинковский про себя усмехнулся: «Вот сейчас эта черная кувалда получит!»

— С фига? — грозно спросил у Патрика офицер из второго бункера. — Будем развлекаться по старшинству. Сначала мы с Уинковским, потом ты... черный пес.

— Ты не особо на «черных псов» налегай, — посоветовал Уинковский, убирая с лица улыбку. — На Полуострове все разноцветные, чего уж. Ну нигер и нигер. Он же не виноват.

— Нигер? Черный пес?! — Патрик сжал пудовые кулаки. — Да я по стенке размажу вас обоих, молокососы! Да я...

— Заткнулся! — рявкнул второй офицер. Вскинул М16 и упер ее ствол чернокожему прямо в нос. — Ей-богу, о насморке позабудешь, если не заткнешься. Заткнул рот и свалил на дежурство в соседний бункер. Бегом, я сказал!

Патрик стиснул зубы, но спорить не стал. Все-таки пушки у офицеров были рабочие. Он демонстративно развернулся на каблуках и вышел.

Уинковский извлек из заначки скрытые резервы: несколько бутылок с мутно-розовым самогоном и кое-какую закуску. Он все же был человеком щедрым и, кроме унижения, готов был предоставить девкам немного пойла. И даже чуть-чуть еды.

— Раздевайтесь! — на ходу бросил капитан.

...Девушки переглянулись. В комнате осталось трое мужчин. Еще один охранял КПП снаружи. С одной стороны, это облегчало задачу, поскольку справиться с тремя Кити было проще. С другой — боец за пределами здания мог услышать выстрелы, и тогда...

Впрочем, Кити не беспокоилась. На револьвер, скрывавшийся за отворотом ботфорта, она заранее навернула глушитель, который прилагался к кольту вместе с патронами.

Ей оставалось достать ствол, сделать три выстрела и уйти.

Мисс Мэри стала приподнимать рубашку, а Кити, на которой было больше одежды, резво сорвала с себя курточку. Еще секунда и...

— Кольт? — удивленно обронил один из солдат, указывая на лестницу. — Черт возьми, это же револьвер!

Мэри замерла.

Кити резко развернулась. «Питон» валялся на ступени. Возможно, во время подъема по лестнице их лапали слишком напористо, и револьвер слетел с крепления.

Упал и сорвал весь план!

— Не та ли это пушка, которой валят гангстеров в Сеуле? — нахмурился офицер со второго КПП. — Насколько мне известно, там пользуют как раз кольт «Питон»...

Бойцы подобрались. Они потянулись к стволам и острым лопаткам.

Маленькая Кити, едва успевшая вынуть руки из рукавов, на мгновение застыла как статуя. Прикинув расстояние до лестницы, где лежал «Питон», она поняла — не допрыгнуть. К тому же мужчины следили за револьвером.

Безумный взгляд девочки метнулся из стороны в сторону. Затем за спину солдату.

Мисс Мэри напряглась. Волной накатил страх. Они проиграли. Девушка и почти девочка... Вдвоем им нереально справиться с тремя вооруженными бойцами...

Однако Кити посчитала иначе. Девочка схватила бутыль с самогоном, стоящую за спиной солдата, нависшего над ней. Прыгнула мягко, как кошка, и коротким движением обрушила ее на затылок янки.

И события закружили вьюгой...

Оглушенный бутылкой вояка шагнул вперед и рухнул на пол, сломав собой столик. Бутылка при ударе разбилась. Кити дернулась в обратную сторону, к соседу оглушенного бойца. И вонзила «розочку» тому в горло. Солдат вздрогнул, и руки его опустились. Он повалился на пол.

В то же мгновение Кити снесло, словно машиной.

Третий боец, — а им оказался капитан Ричард Адам Уинковский, — схватил винтовку и ударил Кити прикладом. Сплеча, как дубиной. Разница в весе оказалась серьезна. Кити снесло.

Однако, даже влетев в стену, девочка не отключилась. Она встала и пошла, словно робот.

Это было невероятно, но Кити по-прежнему улыбалась.

Решив пристрелить зарвавшуюся психопатку, боец быстро передернул затвор, вгоняя патрон в патронник. Мгновение. Но Кити этого хватило.

Она прыгнула, как злая пантера, и вцепилась в М16. Уинковский сбросил ее, задрав оружие вверх, и тут же получил удар ногой в живот. Согнувшись от боли, он рефлекторно отшвырнул Кити обратно в угол. Взревел. Разогнулся и шагнул вперед, чтобы добить...

И удивленно замер.

Из груди капитана торчал его собственный нож, который Кити умудрилась снять с портупеи.

Винтовка выпала из немеющих рук. Шатаясь, Уинковский хлопнул ртом, будто хотел сказать что-то. Но из горла вырвался лишь хрип.

Кити выдернула клинок.

Мисс Мэри обескураженно молчала. Хрупкая шестнадцатилетняя школьница уложила трех крепких мужчин.

Но это было не всё.

В дверном проеме появился огромный негр. В одной руке он держал консервы, в другой вилку.

Кити швырнула в великана штык-нож.

Метать клинки она не умела. Тяжелая рукоять ударила Патрика в переносицу, и тот, выронив консервы с вилкой, повалился на пол.

Кити уселась негру на грудь. В руке блеснуло лезвие.

— Что нужно? — выдавил он, моргая.

— Немного, — сказала Кити. — На любом КПП, кроме нерабочих винтовок, должно быть нормальное оружие. Где?

— На складах, далеко отсюда, — пробормотал негр, косясь на нож. — У нас стреляющие винтовки только на случай нападения гангов. И патронов почти нет. Остальное — муляжи...

— Ты убила его, — отрешенно констатировала мисс Мэри, когда они с Кити выходили из бункера со стволами и боезапасом.

— Да, — просто ответила девочка.

Пуля 8

Триумф Бусидо

Они подобрали Рика в сотне метров от первого КПП. Опьяненная победой, Кити шагала как заведенная. За ночь удалось пройти все костяные поля и добраться до окраины города. Там на рассвете устроили привал.

Эйфория прошла, подступил страх. Мисс Мэри казалось, что за ними гонятся, что вот-вот из-за поворота вылетит армейский джип и солдаты расстреляют их.

Страх давил потому, что за спиной висел приговор. Кити и Рика давно ожидала казнь в случае поимки любым из квартальных гангов. Однако то, что девочка и мисс Мэри совершили сегодня, перечеркнуло любые варианты помилования.

Американский дракон, охраняющий несметные богатства, отныне стал их врагом. Мэри надеялась, что две рабочие винтовки и несколько магазинов с патронами стоили этого.

Светало. Госпожа тьма уходила, превращая лихих разбойников в обычных обитателей Мегаполиса. Грязных, голодных, злых и не выспавшихся.

Винтовки разобрали на части и, обмотав тряпьем, сложили в рюкзаки.

Когда совсем рассвело, троица добралась до норы. Усталость валила с ног, но все же Рик вскрыл пару консервов. Перекусили и только после этого рухнули на матрасы.

Для мисс Мэри эта боевая операция была первой в разбойном зачете. Она уснула мгновенно. А Кити лежала на спине с открытыми глазами и молчала. Рик сел по-турецки и положил ее голову себе на колени.

Кити в этот момент показалась Рику родной и любимой. Совсем беззащитной маленькой девочкой. Сейчас она была настоящей. Принадлежала ему.

— Не спи, прошу тебя, — прошептал Рик еле слышно. — Я хочу быть с тобой. Просто так. Только ты и я.

— А как же мисс Мэри? — тихо ответила Кити. — У нее чудесная грудь. И такие длинные ноги. Она красавица. Зачем тебе такая замарашка, как я?

— Кити, ты самая красивая женщина в мире.

Рик обнял подругу и притянул к себе. Стал баюкать, как ребенка. В сущности, она и была ребенком где-то глубоко внутри. Под маской из стали. Под доспехами безразличия.

— Рик, ты такой... — Кити коснулась ладонью его щеки. — Такой небритый, дьявол тебе в печенку!

— А ты просто чудо, — улыбнувшись, ответил Рик.

Он наклонился и поцеловал Кити в шею. В плечи, в грудь.

— Рик, я в грязи вся, — дрожащим голосом прошептала Кити.

— Я тоже, — ответил он.

Их губы соприкоснулись.

— Рик...

— Помолчи.

— Я молчу, — покорно ответила Кити.

— Молчи, — повторил Рик.

Мисс Мэри снился удивительный сон.

Ей было холодно.

Тело казалось ватным, тяжелым, словно мешок с промокшим песком. Веки налились свинцом...

Она уже чувствовала этот холод. Когда-то очень давно. В Инчхоне...

Вспышками начали приходить воспоминания.

Гигантский аэропорт...

Пробуждение.

Она очнулась на пристани. Было зябко...

«Что я там делала? — подумала мисс Мэри. — Почему в Инчхоне? Наверное, я летела из Пусана в Инчхон. На самолете? Конечно, на самолете. Да. Я летела в Инчхон, чтобы... Чтобы что?»

Самолет рухнул. Вот почему вокруг валялись обугленные обломки...

Мисс Мэри вспомнила, как очнулась без единой царапины. Это после авиакатастрофы?

Да.

Именно так.

Сложно поверить, если с тобой случается что-то плохое. А вот если происходит что-то хорошее — поверить просто.

Но было еще кое-что.

На Мэри сохранилась одежда, не истлевшая за тридцать долгих лет.

В то время как весь остальной мир медленно, но неотвратимо обращался в прах, ее джинсы и куртка не портились.

Почему?..

Как же тут холодно...

«Нора! — вдруг вспомнила мисс Мэри. — Я сплю в норе робингудов, где холодно по утрам!»

Просыпаясь, она вновь падала в горящем самолете.

Открыв глаза, Мэри увидела, что Кити, свернувшись клубком, прижимается к Рику.

Это было невозможно. Кити, бешеная и дерзкая школьница, не прижималась никогда ни к кому. Но теперь она боялась. Боялась за Рика. Переживала за тонкую нить, протянувшуюся между ними.

Кити не бросилась к револьверу, когда было нужно...

Кольт «Питон», валявшийся возле пледа под одеждой мисс Кити, теперь вертелся в руках одного из гангстеров, стоящих в норе. Бандитов здесь было много. Они бродили между колоннами, осматривали мебель, совсем недавно заботливо изготовленную Риком, поднимали статуэтки. Они плотоядно ухмылялись.

От ужаса мисс Мэри прикрыла глаза.

Число бандитов, впрочем, не имело значения. Если бы Кити, Мэри и Рик дотянулись до оружия в первые секунды после того как проснулись, половина гангов уже была бы мертва. В изрытой множеством ходов норе можно было очень долго держать оборону.

Можно было. Но так не случилось...

Уже спустя минуту все трое стояли перед гангстерами на коленях. Кити и Рик держались за руки. Мисс Мэри загнанно озиралась.

Обычно после налетов Кити с Риком по очереди дежурили возле телескопа, осматривая окрестности. Однако вчера оказались не в силах этого сделать. Была ли виновата в этом победа или любовь — не важно.

— Прикинь, эта маленькая сволочь мочила наших! — сказал один из Топоров, смотря на Кити. — А вот эта сладкая белоснежка сбежала из ограбленного склада.

— Возьмем с них полный расчет, — заверил второй Топор и ударил Кити.

В этот момент девочке вдруг стало безумно страшно. Мир вокруг замер, потерял краски. Но не от боли. Кити плевала на боль! Жутко стало от незнакомого, обескураживающего ощущения, что Рик, ее Рик может быть убит!

Стоя на четвереньках, Кити подняла голову, чтобы отыскать взглядом парня, но получила еще один удар.

Бандиты распотрошили рюкзак Рика и с восхищением осматривали захваченные винтовки и магазины с патронами. Половина уличных гангов понятия не имела, как обращаться с импортным автоматическим оружием. Но они понимали главное: винтовки — добыча босса Шедоши.

— Бомбанули полковника, — наклонился над Кити один из Топоров. Было похоже, что он старший во всей этой группе. — Храбро. И вообще у вас здесь богато.

— Да тут добра на сотню тележек, — подхватил другой ганг. — Надо бы послать в резиденцию за подмогой. А то не перенесем за раз.

Кити не ответила. При всей ценности уникальных предметов, собранных робингудами за недели разбоя, главным призом для Шедоши, безусловно, были они сами. Девочка с револьвером и ее напарник. Те, кто убивал людей босса всех боссов направо и налево.

Их выгнали на улицу, заставили разуться и босиком погнали на аудиенцию к королю Сеула.

Босс Шедоши, оказавшийся матерым дедком с тощими усами и седой шевелюрой, лично спустился на первый этаж Большого президентского дворца.

До анабиоза мисс Мэри часто гуляла по Мегаполису, по праздникам или на выходных. Тогда, помнится, она мечтала побывать внутри Чхонваде, в знаменитом «Доме под голубой крышей». «Вот и довелось, — мрачно усмехнулась про себя Мэри, заходя в подъезд, — мечты сбываются. Правда, вовсе не так, как ждешь».

Пленников повели не в кабинет босса всех боссов, двумя этажами ниже.

Там оказалось просторное помещение, отделанное в темных тонах. Потолок, стены и пол были обиты полиэтиленовой пленкой и фольгой. Мебели здесь не было. Посреди зала торчала тонкая стальная труба, напомнившая мисс Мэри шест для стриптиза. Рядом валялись топоры, ножи, плоскогубцы, резцы, пилы, сверла, цепи, наручники...

Босс всех боссов Сеула пристально смотрел на пленников. Молчал.

Синода Шедоши не случайно остался одним из немногих выживших после пробуждения стариков в Мегаполисе. Большинство людей старшего поколения покончили жизнь самоубийством. Таков был менталитет корейцев. Шедоши остался. Он стал единственным гангстером старше сорока лет, не погибшем в Сеуле после знаменитых Уличных войн. Дорогу к власти он прокладывал сноровисто, не гнушаясь никаких методик.

Шедоши смотрел на Мэри, Кити и Рика и молчал.

И от этого становилось невыносимо страшно.

Кити понимала: их ожидает смерть. А смерть на пробудившемся Полуострове водилась в двух формах: быстрой, безболезненной и долгой, мучительной.

— Чего ждешь? — не выдержав, крикнул Рик. — Пришей нас или катись ко всем чертям. Молчаливый маскарад по нервам ездит!

Синода Шедоши слегка повел рукой, и Рика потянули к пыточному столбу.

В то же мгновение в помещение затащили истерзанного Дэмио.

— Стукач, падла, с нами, — прошамкал Шедоши. — Можно начинать представление.

Мисс Мэри в ужасе закрыла глаза. «Путь Бусидо в гораздо большей степени проявляется в смерти, нежели в битве», — вспомнила она слова крошки Кити. Значит, глаза врагов не увидят на лице девочки слез. Их уши не услышат мольбы или криков.

Школьница с револьвером прикажет себе молчать.

Пуля 9

Не спящие перед смертью

Сидя в клетке на пару с человеком, можно остаться один на один с собой в гораздо большей степени, чем кажется. Спустя час после смерти Кити Мэри и Дэмио неподвижно сидели в разных углах своего нового обиталища. У Мэри после случившегося не осталось сил. Дэмио, виновный в гибели Рика и Кити, тоже не решался заговорить первым.

Бессмысленный стыд прожигал его изнутри. Он молчал. Его слова уже убили Рика и Кити. И должны были убить Мэри. Он один был виновен в том, что произошло.

Мисс Мэри понимала его положение. Истерзанная пытками рука была красноречивее любых слов.

Даже если Дэмио выживет, он обречен. Мужчина без правой руки не может рассчитывать в Мегаполисе ни на что, кроме увядания. Он уже не боец, впрочем, никогда им и не был. Он не работник и даже не раб. Фактически, рядом с Мэри в ржавой клетке сидел живой труп.

— Знаешь, что мне интересно, — сказала наконец Мэри, чтобы хоть как-то подбодрить Дэмио. — Все эти гангстеры, бандиты, маньяки и людоеды... Корея ведь была мирной, процветающей страной. Почему вышло именно так? Почему именно здесь? Куда делись улыбчивые люди, продававшие рыбу на площади Тандемун, бесплатно угощавшие меня салатами на Намдоне, кланяющиеся по утрам в кафе и отелях? Куда? Я помню о корейском феномене, да, но все равно в голове не укладывается.

Услышав ее голос, Дэмио немного ожил. Заворочался, пытаясь хоть немного согреться.

Дэмио не хотел умирать! Именно поэтому он отказался идти с робингудами в поход на «Кэмп Грей». Он хотел найти ответы на вопросы и глупо попался на улице гангстерам Синоды Шедоши. Он сдал робингудов, когда его начали пытать...

Боль была адской. Неистовой, страшной, невыносимой. Но, главное, она ничего не меняла. Факт оставался фактом: Дэмио сдал своих.

Мисс Мэри знала подобный тип людей. Поэтому она попыталась завязать разговор. Размышления об анабиозе были важны для Дэмио. Его отец наблюдал за экспериментом в Подмосковье из Кёнсана. Мэри не спрашивала в подробностях, что произошло с Дэмио по дороге в университет. Ответ на этот вопрос был очевиден. Поймали. Пытали. Он проболтался. Имели ли тут значение детали?

Пожалуй, нет.

В этом смысле мисс Мэри занимало только одно: интересно, а если бы ее подвергли истязаниям, сдала бы она друзей?

Девушка вздохнула.

Пожалуй, да.

Удивительно, как выдержала Кити? Она ведь даже не закричала...

Смогла бы мисс Мэри выдержать подобную боль?

Пожалуй, нет. Точнее — нет. Без всяких «пожалуй».

— Ты разговариваешь со мной? — прошептал Дэмио, сделав ударение на слове «разговариваешь».

— Да, — кивнула мисс Мэри. — Это странно, согласись. Когда люди, которых ты знал, кажется, всю свою жизнь, вдруг превращаются в диких животных. Все разом. Ведь это те же люди, что жили в Сеуле тридцать лет назад. Они не постарели. Их не коснулась радиация или эпидемия. Бог мой, нет даже войны и внешнего врага, кроме этих несчастных пукханов, наверняка таких же горемык, как и сами сеульцы. Так что же тогда? Массовое безумие?

Дэмио смотрел на нее некоторое время не отрываясь, потом усмехнулся.

— Я думал, что ты уже давно во всем разобралась, Марррия, — тихо проговорил он. — Люди — животные. Согласно биологической классификации, мы всего лишь высшие приматы. Высшие, да. Но приматы. Знаешь... мир очень велик. Много народов, много городов. Связи пока еще практически нет. Никто толком не знает, что происходит в Каире или Париже, в Рио, Мехико или в Сан-Питерсбурге. У вас же в Рашше есть такой город — Сан-Питерсбург?

— Есть. Город Петра. Красивый город. Правда, маленький по азиатским меркам: всего четыре миллиона жителей, как на востоке в провинциальном захолустье.

— Я все же считаю, — продолжил Дэмио, — что реакция людей, очнувшихся после тридцати лет небытия, вполне предсказуема. Марррия, то, что происходит — массовые убийства, жестокость, каннибализм, — всё это вписывается в некую общую логику обычных социальных процессов. Именно так и должно быть, как ужасно это ни звучит, в такой ситуации. Просто на Полуострове это проявилось гораздо сильнее, чем в других местах. Мне так кажется, по крайней мере... Вот, допустим, юнговцы. Что им было делать? Путь, который выбрали американцы, оказавшиеся заложниками чужой страны, был единственным, гарантировавшим им выживание. Если бы они отдали склады ГО муниципалитету, миллионы ртов просто уничтожили бы запасы. Юнговцы остались бы ни с чем. Им пришлось бы умереть с голоду или драться за рис, растрачивая патроны. Ведь зерно было нашим, оно принадлежало корейской Республике. И нас было больше. И части корейской армии встали бы на защиту города. Была бы война. Так что юнговцы просто рациональные, трезвомыслящие животные. А гангстеры-людоеды, работорговцы... Думаешь, они виноваты в том, что творят?

Мисс Мэри покачала головой.

— Боже, — сказала она. — Ты и Шедоши собрался выгораживать? Он же тебе руку изуродовал. Ты в своем уме?

Дэмио машинально глянул на руку, поежился.

— В уме я, в уме, — отозвался он. — Боль уже стала привычной. Нудной, ноющей, но терпимой. Я вовсе не оправдываю ублюдков, которые едят себе подобных. Я лично никогда не опускался до такого. Ни разу. Просто я хочу сказать, что для людей с более низким моральным порогом, чем у большинства тех, кто умер от голода, поедание себе подобных — логичное действие. Не дикость. Возможно, варварство. Но не дикость. Каннибализм объясним именно с точки зрения человеческой культуры и цивилизации. Варварской, доантичной цивилизации. Явившейся к нам из далекой, почти доисторической эры, понимаешь? Проклятый анабиоз отбросил человеческое общество на несколько тысячелетий назад. Показал, кто мы на самом деле. Вот он — страшный итог.

Мэри заметила, что Дэмио дрожит. В клетке было прохладно, но парня, судя по всему, бил озноб. У него был сильный жар, но он продолжал говорить, как на лекции. Выговаривался, не одергиваемый Риком. Не было больше крепыша-спортсмена, чтобы отвесить умнику подзатыльник или съязвить. И не было маленькой Кити. По библейским канонам, они уже горели в аду. Но, возможно, Бог, если он есть, сделает им некую скидку...

— Я неоднократно говорил и повторю еще раз, — продолжил Дэмио, — что последствия анабиоза не столь важны, как это может показаться на первый взгляд. Они очевидны для каждого, кто смог набить желудок на один день и хоть чуть-чуть подумать. Спроси себя о другом. Что такое сам Анабиоз? Для чего он случился? Кто сделал это с нами?

Мисс Мэри оглянулась.

— Потише, — попросила она. — Разбудишь охрану.

Дэмио рассмеялся, но тон снизил.

— И что? — спросил он. — Мы оба понимаем, что я не жилец. Но я хочу и буду говорить.

Дэмио сделал паузу и внимательно посмотрел на мисс Мэри.

— Марррия, ты мне позволишь? — спросил он.

То, как раздавленный собственным предательством, искалеченный и униженный умник Дэмио просил у нее позволения на этот странный разговор, было необычно и поразительно.

Мэри кивнула.

— Конечно.

— Есть традиция — исповедоваться перед смертью, — сказал Дэмио. — Возможно, это последняя моя ночь, так что я хочу исповедаться так, как не исповедовался никогда. Но это будет не просто исповедь. Я хочу именно говорить. Мне нужны не просто уши, чтобы выслушать. Но нужно мнение, чтобы его обсудить. Ты понимаешь? Я говорю про анабиоз. Поверь, мне не жаль, что я умираю. Глупо жалеть о смерти, глядя на нынешний Сеул... Но мне жаль, что я умру не узнав.

— Я попробую принять твою исповедь, — ответила мисс Мэри. — Говори.

Исповедь мертвеца

— Помнишь, — начал свою речь Дэмио, — вместе с Кити и Риком, упокой Господи их несчастные души, мы обсуждали, что такое анабиоз? Я тогда говорил, что мой погибший отец служил в Кёнсане, институте ядерной физики, как раз в том отделении, что отвечало за связь с центром, запустившим адронный коллайдер в России. Это я говорил.

Но я не упоминал о другом.

В тот день, когда все это произошло, я был в Кёнсане вместе с отцом. Для нас этих чертовых лет не существовало. Сотрудники университета Кёнсан оставались в лаборатории. Мы были заперты там. Понимаешь?

Тридцать лет сложились для нас в несколько минут. Ты не представляешь, что это было. Ты не можешь даже вообразить, как это выглядело. Я видел, как вокруг здания возникла первая прозрачно-золотистая стена света. Появился первый слой. Сначала он был один, очень узкий, едва закрывавший кирпичный корпус. Это заперло нас в институте. И сквозь полупрозрачную грань мы видели, как бежит время.

На моих глазах от старости складывались небоскребы. Я видел тысячи спящих людей, видел мелькавших животных и птиц. Я видел, как сквозь асфальт на автобанах прорастает трава. Видел, как она умирает и сменяется новой Видел дожди и зной. Годы складывались в минуты. Месяцы — в секунды. Дни и недели летели как мгновения. Это было жутко...

Но это лишь следствия. А мы говорим о причинах.

В том, что случилось, виноваты не пукханы и не американцы. Не инопланетяне. Не сдвиги земной коры или аномалии в магнитосфере. Не чертовы атомные взрывы. Виноваты мы. Это сделали мы — ученые. Своими руками и головой. Двадцать восьмого июля в России был запущен адронный коллайдер нового поколения. Помнишь эту дату? Наверняка. Именно в этот день все отключились. Знаю, проснулась ты позже, но ведь уснула именно в тот злополучный день.

В разгонных туннелях российского коллайдера случилось то, что не произошло в кольце европейского ускорителя. Эксперимент удался. Случилось то, чего мы все ждали. В коллайдере под Москвой, по словам отца, возникла единственная в нашей Вселенной частица Бога. Бозон...

Дэмио страстно облизнул пересохшие губы, словно увидел перед собой таз с едой.

— Бозон, — повторил он. — Не знаю, что это такое точно, но мой отец сказал тогда именно так. Частица Бога. Меньше электрона. Легче кварка. Быстрее света. Она появилась на нашей планете и... вскоре исчезла. Но взгляд Божества, коснувшийся разумных созданий, погрузил их в феноменальный сон.

Понимаешь, в чем суть? Анабиоз — всего лишь краткий взгляд Бога, мисс Мэри! Мгновение, которое он был здесь, отразилось в тридцатилетии покоя.

Не веришь? Слушай дальше. По словам отца, бозон представляет собой частицу, существовавшую лишь в самый первый момент зарождения нашей Вселенной. Частицу, с появления которой начался Большой взрыв. Частицу, породившую пространство и время, создавшую нашу Вселенную из сингулярной точки. Игра с коллайдером была опасна — этого, в принципе, никто не скрывал. Бозон Хиггса мог породить в месте своего появления микроскопическую черную дыру. Мог нарушить шаткое равновесие и привести к схлопыванию Вселенной. Но этого не произошло. Могло произойти, но не случилось. Ученые с усмешкой перебирали подобные возможности. Ведь такое, хотя и возможно математически, все же находится за рамками привычного стабильного мира.

Но вот ведь смех: эксперимент удался.

В каком-то смысле, нам всем немыслимо повезло. Вместо схлопывания Вселенной или возникновения нового пространства-времени произошла, в сущности, совсем ничтожная вещь: пространство-время не стерлось, не вывернулось наизнанку. Произошел лишь легкий сбой. Время жизни Вселенной — около двадцати пяти миллиардов лет. Мы сбились всего на треть века. На миг по космическим меркам.

Дальше все было просто. Период пребывания бозона Хиггса в нашем пространстве-времени совпал с периодом сна, в который было погружено человечество. Совпал секунда в секунду. Только для нас, чудом не тронутых анабиозом, это продолжалось несколько минут. Для остальных людей прошло тридцать лет. Возможно, всё то время, пока частица была здесь, она двигалась, словно взбесившийся маятник, создавая червоточины, калеча или напротив исцеляя пространство, время и... что-то еще. Что-то в нас самих.

Анабиоз — вовсе не катастрофа, мисс Мэри. Это немыслимая, фантастическая удача. Мы остались, хотя запросто могли исчезнуть. Могла быть уничтожена сама ткань времени. Могло не быть череды Больших взрывов. Могло не стать всех возможных вселенных, всех тех миллиардов лет, что были до нас и что будут после. Мне кажется, Господь все же есть на этом проклятом свете. Не исключено, что, поймав бозон, мы насильно втащили Творца в мир смертных. Но он не обиделся. Он поглядел на нас и простил...

Дэмио умолк.

Мэри подползла к парню, подняла край своей рубашки и стала вытирать пот и грязь с его лица.

— Значит, то был взгляд Бога, — задумчиво повторила мисс Мэри, глядя на Дэмио. — По-твоему, такое с человечеством произошло всего лишь из-за взгляда Божества?

— Всего лишь? — Дэмио через силу улыбнулся. — Ты говоришь о Господе, грешница.

— Нет. Я говорю об элементарной частице, которая возникла в коллайдере, а потом исчезла. Но постой, ведь эта штуковина была запущена в России... Почему это повлияло на вас, находившихся в Кёнсане?

— Когда я говорю слово «взгляд», — тихо сказал Дэмио, — я имею в виду именно то, что означает это слово, мисс Мэри. Взгляд Бога. За экспериментом следили не только у вас в Москве, я уже объяснял. Массачусетс, Берлин, Лион, институт в Осаке. Медельин в Колумбии. Международный университет Конго. Аделаида в Австралии. Индусский Мумбай. Оксфорд. Кембридж. Исламабад. Университеты Шанхая. Весь мир, весь этот чертов научный мир. Величайший эксперимент в истории науки видело все человечество. Все физики-ядерщики. Все, кому была близка эта тема, кто вкладывал в нее деньги, труд, ум и талант! Возможно, большинство простых людей и не знало об этом, но все, кто мог и был должен, следили за экспериментом во все глаза. Мы смотрели на главный экран центра управления русским коллайдером сквозь очи видеокамер. Теперь улавливаешь? Когда ты смотришь на кого-то, этот некто смотрит на тебя в ответ.

Спина Мэри похолодела. Ее взгляд остановился на лице Дэмио. В его глазах горело безумие открывателя. Никому неведомо, прав ли он был, говоря всё это, или нет, но в тот момент парень верил.

— Почему... — Мэри закашлялась. — Почему срок именно такой? Почему тридцать лет для всех, а для вас всего несколько минут? И почему... анабиоз завершился?

Взгляд Дэмио потух.

— Точно не знаю, — со вздохом произнес он. — Вполне возможно, что эксперимент был прерван. Здесь возникла червоточина. Описать ее непросто... это что-то вроде нити или струны, окруженной слоями измененного пространства-времени. Их можно распознать по золотистому свечению, которое мы видели из норы.

Я думаю, эпицентр червоточины крошечный. Фактически — точка. Точнее, как я уже сказал — струна. Но окружающие ее слои могут занимать большие территории или накрывать эпицентр, как колпаки. Думаю, все эти штуки видно даже из космоса... Но нам не повезло. Аэропорт расположен близко к городу. Москва, Париж, Лондон, Нью-Йорк и Шанхай — всё это огромные города. Но из всех столиц мира только Сеул способен похвастаться статусом приграничного города. Столица на границе. База «Кэмп Грей» и территория «Коридор» находятся в пределах городской черты. Военные самолеты пролетают... пролетали над Сеулом так часто, что жители отвыкли считать, сколько раз в день над крышами небоскребов жужжат стальные пчелы.

— И что же? — голос Марии дрогнул.

— Сквозь червоточину пролетел самолет, — закончил Дэмио. — Обычный военный транспорт из тех, что летают тут каждый день из Пусана или Мокпхо. В момент возникновения червоточины он оказался с краю. А потом пролетел сквозь все слои и попал в эпицентр. Для самолета прошли мгновения, для остального мира — тридцать лет. Червоточина схлопнулась. И, может быть, именно поэтому анабиоз закончился. Из-за этого самолета.

— Господь отвернулся?

Губ Дэмио вновь коснулась грустная улыбка.

— Это всего лишь версия. Анабиоз закончился в тот момент, когда исчезла струна червоточины в Кёнсане. А может, и наоборот. Спустя несколько дней Кёнсан снова был закрыт слоями. Но это уже была другая червоточина. С другим географическим распространением и другими границами. Да, первая червоточина сгинула, Анабиоз кончился, бозон Хиггса исчез, Господь отвернулся. Но сейчас Кёнсан, как и множество других мест по всему миру, по-прежнему закрыт этими стенами света. Знаешь, — Дэмио понизил голос, в глазах его вновь блеснуло безумие, — говорят, там происходят очень странные вещи. Можно встретить давно умершего человека или заглянуть в будущее. Заблудиться на прямой улице... Что это означает? Я не знаю. Мы сумели уйти из лаборатории в Сеул как раз в то время, пока Кёнсан был чист. Остальное ты знаешь сама. — Горькая улыбка в третий раз тронула губы парня. — Видишь, как получилось... Мы ушли оттуда, чтобы умереть здесь. Господь отвернулся от всех своих детей. Но тот самолет поймал его взгляд последним.

Дэмио закрыл глаза.

— Вот и вся исповедь, Марррия. Думаю, хоть кто-то на проклятом Полуострове обязан был это знать.

Мэри долго молчала.

— Это самая удивительная исповедь, которую я когда-либо слышала, — призналась она наконец.

— Будем спать?

— Пожалуй.

Дэмио поднял веки.

— Мне кажется это моя последняя ночь, — сказал он. — И, кажется, я знаю, как хотел бы ее провести. Могу ли я просить тебя кое о чем?

Мэри взглянула ему в глаза. Теперь взгляд Дэмио был чистый и ясный, словно боль в руке и безумные мысли больше не мешали ему.

— Проси, — ответила Мэри. — Я не откажу.

Он так и не смог произнести это вслух, но слова стали бы лишними.

Хватило взгляда.

...Обессилев, мисс Мэри упала на грудь Дэмио.

Он выдохнул:

— Спасибо тебе, Марррия...

И умолк.

Мисс Мэри слышала, как медленно, удар за ударом, затухает горячее сердце. У-ух. Ух-ух. Когда оно затихло, она закрыла глаза и заплакала.

Тихо и страшно.

Под ее разбросанными золотистыми волосами в последний раз опустилась грудь человека, который хотел увидеть взгляд Бога.

Впрочем... Может быть, он его и видел сейчас.

Может быть.

Пуля 10

Человек в желтом камуфляже

Казалось, утро не наступит никогда. Но рассвет пришел, пробившись сквозь пелену туч. А вместе с ним в Мегаполис страха пожаловал и новый день.

Босс всех боссов Сеула сидел на огромном троне. Именно троне, иначе мрачную конструкцию назвать было сложно. Сооружение представляло собой нагромождение металлических уголков и швеллеров, скрученных болтами и водруженных на бетонные блоки полуметровой высоты. С трех сторон к блокам вели ступеньки.

С этого трона Шедоши мог поглядывать на своих гостей или пленников свысока. Сиденье, спинка и подлокотники трона были обложены кожаными подушками, поэтому сидеть на этой конструкции было комфортно. Вместе с боковыми колоннами, подпорками и перекладинами трон был в ширину метра три, а в высоту — все четыре. Скрюченный Синода Шедоши смотрелся на фоне всего этого кожано-стального мракобесия, как пестик внутри огромного уродливого цветка, раскрывшего колючие лепестки. Впрочем, насколько понимала мисс Мэри, при создании трона речь не шла о красоте или эстетике. Трон должен был пугать. И с этой функцией он справлялся прекрасно.

Конструкция была выкрашена в черный цвет, насыщенный и густой, отливающий синевой в бледном солнечном свете сеульского утра. Трон был угловат и колюч. А от воли безумца, восседающего на нем, зависели жизни и смерти многих.

Престол гангстеров возвышался под деревянным навесом, грубо сколоченным из досок на уровне второго этажа здания, окружающего внутренний двор. Босс всех боссов дремал под козырьком. Косые солнечные лучи лишь высветляли боковую сторону трона, но не тревожили предводителя Топоров.

Рядом с Шедоши стоял кувшин с узким горлышком. При взгляде на сосуд, в котором наверняка плескалась чистая, прохладная вода, мисс Мэри рефлекторно облизнула сухие губы. Жажда давно мучила ее.

Мэри кашлянула, прочищая горло. Она понимала: сейчас ей придется говорить. Или кричать...

Внезапно ворота президентского двора распахнулись и внутрь «тронного зала» вкатились четыре желто-зеленых армейских внедорожника. Над кабинами торчали стволы пулеметов. Двери трех машин синхронно распахнулись, и на улицу вывалились солдаты с М16 в руках.

Бойцы Шедоши, вооруженные цепями и топорами, нервно озирались и поглядывали на своего босса.

После того как прибывшие стрелки заняли охранные позиции, в последнем джипе открылась задняя дверь. Из кабины вальяжно и легко, словно молодой зверь, спрыгнул известный всему корейскому Коридору человек.

В желтом камуфляже.

С серебряными нашивками в форме дубовых листьев.

Увидев мисс Мэри, некоронованный бог Сеула и окрестностей, командующий базой «Кэмп Грей» лучезарно улыбнулся. Он подошел к девушке, стоящей на коленях перед его машинами и вооруженными бойцами.

— Ты? — прошептала Мэри, с трудом разлепляя пересохшие губы.

— Хм. Я, — усмехнулся Джо Юнг.

Обрывки воспоминаний вспышками пронеслись в сознании мисс Мэри, танцовщицы из России.

Перед глазами проплыл сумрак клуба «Патриот» в Пусане...

Транспортный самолет.

Пробуждение.

Бугай и торговцы-каннибалы. Сражавшиеся за призрачную справедливость школьники и умник Дэмио...

Юнговцы.

И Джо Юнг. Этот полковник, о котором твердили Рик и Кити. Хозяин «Кэмп Грей».

Все сошлось. И как только она раньше не удосужилась сопоставить очевидные моменты? Юнговцы... Юнг... Воистину правы были мертвые дети — она глупая блондинка.

Брови Синоды Шедоши тем временем удивленно поползли вверх. Колонель могучей «Кэмп Грей», властелин Коридора и его собственный сюзерен разговаривал с рабыней-воровкой, как с равной.

— Похоже, у меня начинается, падла, старческий маразм, — пробормотал Шедоши.

— Жаль, что нам так и не удалось спокойно поговорить после твоего сногсшибательного танца в Пусане, — сказал Юнг, с интересом рассматривая измученную девушку. Жизнь в новом мире не прибавила ей красоты, но и изначальную, данную природой, до конца отобрать не сумела. — Все еще впереди. Мир полетел к чертям. Надо же... кажется, все случилось вчера, а ведь сколько лет прошло...

— Тридцать, — по-прежнему стоя на коленях, мисс Мэри заставила себя ответить спокойно.

— Почему ты не появилась на базе? Я ждал тебя.

— Я не думала, что ты — это ты. Юнговцы, надо же... — Мэри поежилась.

— Моя фамилия Юнг.

— Да, теперь я все понимаю. Я запуталась. Слишком многое случилось за эти... дни.

Колонель рассмеялся.

— Это точно. Станцуешь для меня?

— Сейчас? — Мисс Мэри тоже вымученно улыбнулась. — Ты явно сошел с ума.

Полковник прищурился. Щелкнул пальцами, скомандовал:

— Посадите ее в машину!

События развивались не по плану Шедоши. Босс всех боссов хотел вернуть полковнику винтовки и получить что-нибудь взамен, поторговаться, выбить поблажки со стороны янки... А сейчас все нарушилось.

Синода Шедоши спустился со своего трона и, прихрамывая, подошел к полковнику.

— Колонель, — прохрипел он, — эта сучка — мой небольшой презент твоему величеству, черт возьми! При ней было вот что... Смотри, какая вещица!

Шедоши протянул полковнику револьвер крошки Кити.

Юнг молча кивнул, взял ствол. Автоматически откинул барабан, проверяя содержимое. Из дырочек глядели шесть золотистых капсюлей. Последних. Которые так берегла школьница.

— Ты в курсе, что именно эта шлюха бомбанула твой КПП? — продолжил Синода Шедоши. — Две рабочие винтовки. И четыре магазина с патронами. Не цацкайся с ней. За такое надо карать. И карать страшно, вот мой совет.

Не оборачиваясь, полковник процедил сквозь зубы.

— М-да... шлюха. Голая, в одной драной рубашке. Твои ребята развлекались с ней, верно?

— Да черт их разберет, — расстроенно ответил Шедоши, не чувствуя в голосе Джо Юнга угрозы. Все же Шедоши был стар: долго стоять, как и слушать, ему было тяжело. Встав шире, гангстер сместил тяжесть на одну ногу и воткнул кулак в пояс, для большей устойчивости. Затем продолжил: — Я не слежу за такими мелочами, колонель. Ну, может, кто шмякнул ее пару раз. Чай не убыло, падла.

Полковник направил подаренный кольт «Питон» на своего ставленника и выстрелил. Шедоши отбросило и снесло на землю. По президентскому двору прокатился всеобщий вздох. Юнг подошел и разрядил в гангстера оставшиеся пять пуль.

Тело босса всех боссов вздрогнуло в последний раз.

Солдаты-юнговцы ощетинились во все стороны штурмовыми винтовками. Гангстеры заорали, вскинули самострелы и топоры. Ножи выпорхнули из ножен, над головами взметнулись дубинки, но дальше угроз дело не зашло. Соотношение сил было слишком очевидным. Умирать никто не спешил.

Полковник демонстративно медленно спрятал «Питон» в карман. Аккуратно вытер испачканную подошву сапога о лицо босса всех боссов, валявшегося в грязи с открытым от удивления ртом. Потом обернулся и поискал взглядом в толпе бандитов.

— Разберитесь, кто старший, — приказал он, обращаясь ко всем и в то же время ни к кому конкретно. — Лучше без поножовщины, голосованием командиров отрядов. У нас демократия, верно? Завтра к вечеру жду предложений по новому боссу вашего ганга. Вопросы?

Топоры лишь лязгнули оружием.

— Удачных выборов.

Юнг сплюнул и сел в джип.

Один из его командиров принял винтовки, накануне захваченные малолетними налетчиками. Взревели двигатели внедорожников, и колонна стремительно сорвалась с места.

Мисс Мэри сидела в машине напротив Юнга. Джип оказался внутри не таким большим, каким виделся снаружи. Кресла были жесткими, обитыми дерматином. Одно слово: колеса для вояк.

Убийство главы Топоров Синоды Шедоши, похоже, мало взволновало обоих. Полковник знал, что власть ганга не пошатнется. Переназначат главаря, и всех делов. Старого хрыча давно пора было отправить на пенсию. Мэри же так перенервничала, что теперь тоже не испытывала никаких чувств по поводу гибели человека, повинного в смерти ее друзей. Она восприняла убийство Шедоши цинично и практически равнодушно, как нечто должное.

Зато мисс Мэри мучили вопросы. И человеку, сидящему напротив, были известны на них ответы.

— Могу я спросить? — осторожно уточнила Мэри.

Колонель усмехнулся.

— Давай. Чего мне тебе отказывать?

— Я не все хорошо помню...

— Спрашивай.

Мисс Мэри чуть наклонилась вперед, вглядываясь в лицо Юнга.

— Мы спали с тобой?

Полковник фыркнул.

— Нет, не спали.

— Женат? Дети?

Колонель нахмурился.

— Я мог бы обсудить с тобой живую жену. Но насмешки над мертвой — это слишком.

— Откуда ты знаешь? Быть может, она жива?

Полковник покачал головой.

— Ты видела, что творилось в Сеуле. Уверен, что-то подобное происходит и в Бостоне. Стабильного радиосообщения со Штатами у нас нет, узел связи был основательно поврежден. Обрывки из радиопередач, которые ловят любительские станции, противоречивы. Я не строю иллюзий. Новый мир не для женщин. Скорее... — Полковник блеснул зубами. — Скорее, женщины для него.

— Возможно, в других местах все иначе, — предположила Мэри.

— Возможно. Но я реалист. Моя жена, скорее всего, мертва.

Они помолчали.

— Зачем я летела в Сеул? — наконец спросила Мэри.

Полковник пристально посмотрел на нее.

— Странно, что не помнишь... Ты летела ко мне. Мы познакомились в баре. Ты танцевала. Отлично танцевала, черт подери. Я заказал приватный танец. Заплатил двести долларов, и ты вертелась обнаженной, сидя у меня на коленях. Заплатил триста и получил телефонный номер. Потом я пригласил тебя, и мы сидели в большом ресторане. Помню, на тебе было платье, такое воздушное, словно из блесток. Обнаженные плечи, обнаженная спина... — Юнг сглотнул. — Это было даже лучше, чем приватный танец, который ты исполняла полуголой. Мы оба заказали рибай. С кровью. Не помнишь? После ужина я пригласил тебя к себе, на базу «Кэмп Грей». На день рождения к Томми.

— К Томми?

— К Томми Сойеру. Человеку с глупой фамилией и еще более глупым именем.

— Ага. И что должно было случиться на той вечеринке у... Томми Сойера?

Джо Юнг откинулся на спинку.

— Так, кое-что, — усмехнулся он. — Ты действительно не помнишь? Тогда я попробую объяснить. Ты летела не к Сойеру, Мэри. Ты летела ко мне. Считай, я заказал себе приватный танец с выездом. И оплатил его.

— Оплатил?

— Эскорт. Тысяча двести долларов, не считая затрат на перевозку.

— И это всё?

— Это всё.

— То есть мы не спали?

— То есть нет.

— Но должны были?

— Но должны.

— И кроме этого, не было никакой причины для нашей встречи?

— Можно сказать и так.

Мисс Мэри закусила губу.

— Сейчас все это, конечно, звучит смешно, — пробормотала она. — Но я считала себя студенткой с языковедения. Преподавателем корейского языка в колледже. А оказывается...

— Да, стриптизерша. Но что такого? В конце концов, стриптизерша — не проститутка. Кроме того, почему стриптизерша не может быть одновременно и студенткой. Или преподавателем, какая разница... А что касается владения языком...

— Хватит!

Юнг в очередной раз усмехнулся.

— К тому же, — продолжил он, — после пробуждения большинство женщин стало или проститутками или мертвецами. Анабиоз многих сравнял. Многих уравнял.

— Но некоторых больше чем других, — хмыкнула Мэри, кивая на форму полковника.

Юнг прищурился.

— Ты о моей власти над Мегаполисом?

Мисс Мэри сглотнула.

— О твоей власти надо мной. Сейчас.

Протянув руку, Юнг схватил ее за плечо.

— Ты не поверишь, — сказал американец, и дыхание его при этом стало значительно чаще и тяжелее, — за два месяца с нашего расставания у меня было умопомрачительное количество женщин. Не только кореянок. Много белых, метисок, черных. Сеул большой город, черт возьми. И в нем, черт возьми, даже сейчас полно женщин! Но я думал о тебе все это время. Не скажу, что ты красивее всех на свете, тут дело в другом. Ты... не дала мне тогда. Но обещала приехать.

Мисс Мэри подняла голову и ответила:

— Ну что же, Джо, так или иначе обещание сдержано.

Пуля 11

Подземелья «Кэмп Грея»

Со стороны центрального пропускного пункта база казалась мощнее и выше, чем с дальнего КПП, на который робингуды совершили налет.

Мисс Мэри разглядывала высокие смотровые вышки и залатанную колючую проволоку. Тяжелые ворота КПП были, по всей видимости, установлены заново. Листовое железо и скрепляющий их уголок крепились на вкопанные столбы не сваркой, а болтами и клепками.

Поле перед въездом на центральный пропускной пункт было вспахано. Казалось, его совсем недавно боронили плугами на тяжелой технике. Но это, разумеется, было не так. Тратить топливо на подобные мелочи — было для офицеров «Кэмп Грея» непозволительным расточительством. Поле наверняка вскапывали ручным плугом рабы. Разрыхленная полоса предназначалась для того, чтобы отслеживать попытки проникновения: следы виднелись бы на ней отчетливо.

Справа и слева также простирались поля. Однако назначение их было иным. Там и тут торчали покосившиеся кресты и мрачные надгробные камни. Изобилие христианских символов не удивляло. Во-первых, база была американской, а во-вторых, и жители Сеула по большей части являлись протестантами или атеистами.

Кресты тянулись до самого горизонта и были сделаны из чего попало: арматуры, досок, палок, обломков промышленных изделий. На холмах под крестами валялись ржавые солдатские каски, сгнившие останки рваных бронежилетов, булыжники, битый кирпич и другой мусор, которыми приваливали надгробия.

По какому принципу осуществлялись захоронения и кто именно лежал в стылой корейской земле, мисс Мэри оставалось только гадать. Откуда столько могил? Умерли от голода? Но на базе должны были быть припасы. Самоубийцы?

Вчерашним вечером Синода Шедоши сообщил полковнику, кто совершил налет на его КПП. В обычных условиях подобный проступок карался крайне жестоко, настолько жестоко, что даже смерть могла показаться счастьем для провинившегося. Однако соучастие мисс Мэри в убийстве американских солдат Юнга не волновало.

Колонель посмотрел в окно. На вспаханное поле, на подтянувшихся с приездом командира караульных, на земляные брустверы, на хмурые рыла пулеметов, торчащих из глазниц дотов, на ржавые ограждения. Юнг поморщился и перевел взгляд на Марию Тешину, девушку из прошлого, с которой судьба мимолетно его столкнула. И так прочно зацепила.

Мисс Мэри молчала. Джо Юнг был ужасным человеком. Но мог ли он быть иным? Вполне возможно, что честный, умный, мужественный человек в новых условиях не мог поступить иначе. Джо Юнг убийца — да. Но можно ли бороться с хаосом без жертв? Не Юнг придумал анабиоз, не Юнг создал дикие банды гангстеров-каннибалов. Зато он сохранил жизни своим солдатам, своим соплеменникам, очнувшимся в чужой, враждебной, густонаселенной стране. Заслуга это или порок?

Мисс Мэри не знала ответа на этот вопрос.

Она сидела и глядела, как солнечные лучи высоко в небе полосуют своими золотистыми лезвиями тяжелые грозовые тучи, которые не уходили из проклятого города в сезон дождей. Лишь отступали временами, а потом вновь возвращались и обрушивали на улицы и небоскребы ливни.

Лучи резали облака, пробиваясь сквозь сине-фиолетовую толщу.

В небе воцарилось шаткое равновесие света и тьмы.

«Как во всем этом мире», — скользнула у Мэри мысль.

В этот момент полковник Джо Юнг взял девушку за руку. Как умел нежно и бережно. Мисс Мэри дернула руку на себя, но сильные пальцы, крепкие, и одновременно мягкие, словно у пианиста, а не военного, ее удержали.

Юнг посмотрел ей в глаза.

И Мэри стало не по себе от этого взгляда. Голова слегка закружилась.

Глаза у полковника были большими, глубокими, очень внимательными. Темными, словно таежное озеро в непогоду. На мгновение мир для Мэри вдруг сделался простым и спокойным. После всех ужасов падшего Сеула с взглядом Юнга в нее скользнуло почти утраченное, давно забытое ощущение безопасности. Уверенности в завтрашнем дне. Удовлетворенности и покоя.

Рядом с Мэри был сильный, преданный мужчина, способный ее защитить. «Похоже, — думала, Мэри, — он мог действительно искренне влюбиться. В рабыню? В налетчицу, разорившую его КПП? Нет. В девушку, которую знал до анабиоза».

Сжимая в ладошке длинные пальцы Юнга, мисс Мэри опустила глаза.

Юнг был ласков и обходителен. Он был хозяином нового мира, властителем. Почти монархом. С ним Мэри венчала новую пищевую пирамиду. С ним она могла не бояться.

Вот только... В спину укоризненно смотрели Кити, Рик и Дэмио.

Ворота базы открылись, и внедорожник вполз на охраняемую территорию. В крепость «Кэмп Грей». И если накануне Мэри заглядывала в нее с черного хода, то теперь ее ввозили с парадного.

Дежурные подскочили, обступая и провожая автомобиль с военным диктатором. Они старательно изображали почетный караул, который раньше сопровождал на центральных улицах Сеула только правительственные машины.

Когда «Хаммер» остановился, полковник вышел первым, обошел машину и открыл для мисс Мэри дверь. Галантно подал девушке руку. На выбравшейся из джипа Мэри оставались лишь обрывки одежды, но все равно жест получился величественным.

Отыскать одежду наверняка здесь было не сложно, хотя бы военную форму. Мисс Мэри больше беспокоили царапины и ссадины, синяк под глазом. Впрочем, обнадежила себя девушка, синяки и царапины пройдут, если не плодить новых. Главное сейчас — хорошая пища и отдых. Нет, ерунда, главное — это любая пища. В мире, где тысячи людей ежедневно умирали от голода, выбирать не приходилось.

По-прежнему, как на плацу перед Большим президентским дворцом, мисс Мэри жутко мучила жажда. Но девушка за последние дни научилась терпеть.

Босые ноги с опаской ступили на землю. Подхватив Мэри под локоток, колонель повел ее к зданию, всякий раз придерживая, когда от слабости у девушки кружилась голова. Для Мэри в эти минуты все вокруг плыло: сказалось чудовищное переутомление последних дней. Она чувствовала только сильную мужскую руку, удерживающую ее от падения и направляющую вперед. Сквозь пелену она подмечала трещины, изъевшие тут и там асфальт, горы щебня и битого кирпича, оставшиеся на месте некоторых построек, отверстия и проломы в стенах, кое-как замазанных цементом и заколоченных досками. Несмотря на ветхий вид, «Кэмп Грей» для Мэри все равно олицетворял богатство, защищенность и сытость.

Внутри база оказалась огромной. Большая ее часть действительно находилась не на поверхности, а глубоко под землей. В этом гигантском муравейнике суетились сотни людей, бегающих, словно жуки, по своим маленьким, но неотложным делам. Содержание базы, дизельные генераторы и системы электроснабжения, искалеченный пожаром узел связи, инженерные коммуникации, склады, канализация — все это требовало внимания. Солдаты и офицеры занимались своими обязанностями. Система работала.

Джо Юнг вел Мэри по подземельям.

Спустившись по длинной многомаршевой лестнице вниз — лифт пускали только для переброски грузов ввиду экономии топлива для генераторов, — мисс Мэри, полковник и сопровождающие офицеры оказались в длинном сводчатом туннеле, похожем на подземную улицу.

Вход в туннель перегораживал ряд решеток и кордон с дежурными на боевом посту. При приближении полковника решетки лязгнули, открываясь, раздались приветствия, зазвучали короткие команды. Солдаты отдавали честь. Во всем этом ощущался дух старой американской армии. И если где-то в «Кэмп Грее» было разгильдяйство, то точно не здесь.

По туннелю сновали люди, исчезая и появляясь то в боковых ответвлениях, то в помещениях.

В комнатах стояла простая мебель. За столами сидели люди. Бо2льшая часть из них работала, мастеря примитивные ремесленные изделия: посуду, мебель, ручной инструмент. Рабочие полировали, красили, раскладывали и упаковывали изделия в пластиковые коробки. Здесь же подшивали одежду, плели циновки, набивали матрасы. Чуть дальше, в просторном помещении, рабочие отдыхали. Кто-то спал, кто-то стучал по столешнице, играя в кости или трик-трак. С другого конца туннеля люди катили тачки, груженные материалом для мастерских. А также водой и едой. При запахе пищи мисс Мэри проглотила слюну. Рис, который Мэри никогда особенно не любила, источал сейчас сногсшибательный аромат. На тележке походной кухни везли жестяную кастрюлю, источавшую пар. А также несколько здоровых ведер с зеленым луком и другими съедобными травами.

— Голодна, — констатировал Юнг, заметив взгляд Мэри.

— Разумеется.

Полковник приказал, и Мэри наложили в тарелку риса с зеленью. Она с жадностью стала есть, прямо на ходу.

— Откуда столько продуктов? — жуя, спросила Мэри. — Допустим, рис взят из хранилищ. Но зеленый лук?

— Хочешь увидеть? — Джо Юнг с гордостью улыбнулся. — Я покажу.

Они прошли по туннелю почти до самого конца. Свернули в примыкающий коридор, почти такой же широкий и высокий, уходящий вдаль. Свет дневных ламп здесь был даже ярче, чем в основном проходе. Этот туннель не петлял, но уходил вниз, скатываясь под землю ярус за ярусом.

Мисс Мэри покачала головой. Подземные лабиринты, безусловно, впечатляли. Учитывая масштаб постройки, было совсем не трудно поверить, что в «Кэмп Грее» действительно может храниться все необходимое для выживания в экстренных условиях десятков тысяч людей. А может быть, даже сотен тысяч. Два месяца назад в Сеуле очнулись миллионы жителей. А сколько осталось сейчас? Возможно ли было всех их прокормить запасами «Кэмп Грея»?

В конце туннеля, за очередным постом охраны, оказалось множество ответвлений, каждое из которых упиралось в комнату. Там были установлены пластиковые лотки с черноземом. К лоткам вели металлические трубки для орошения. Светили яркие лампы, гарантировавшие подземному огороду свет и тепло.

По словам Юнга, бетонные парники с гидропоникой были созданы задолго до анабиоза. Здесь была автономная система очистки грунтовых вод, а также возможность дополнительного забора жидкости из специально вырытых в подземельях резервных цистерн. Эти цистерны представляли собой настоящие водохранилища, гарантировавшие жителям базы возможность пить чистую воду даже в случае ядерной войны. Первое, что Юнг восстановил, захватив «Кэмп Грей», были именно эти фермы.

И все же гидропоника была лишь подспорьем. Настоящая война с голодом велась на поверхности, где сельское хозяйство не требовало затрат электричества и сложных химических удобрений, запас которых на базе с каждым днем истощался.

Следующей весной на десятки километров от «Кэмп Грея» во все стороны должны были протянуться кукурузные поля и рисовые чеки. Именно с их помощью можно было положить конец беспределу, который творился в Сеуле после пробуждения. Но строить серьезные планы пока было слишком рано.

«Кэмп Грей» лишь чистил пространство для будущих полей, убирая камни и занимаясь корчеванием мешающих деревьев.

Юнг использовал для работы сотни рабов, получавших минимальную пайку. Ремесленники, которых она видела в туннелях, получали чуть больше. Они могли протянуть до весны.

Способ выживания у полусолдатской общины в огромной подземной базе был единственный: жесточайшая экономия и процветающий в кварталах города каннибализм. Трупы собственных солдат и невольников Джо Юнг сдавал диким гангам в обмен на лояльность. Уличные правители его ненавидели, но боялись. Пулеметы «Кэмп Грея» учили их уважению, а товар, который Юнг поставлял, позволял им выживать. Собственные мясобойни были у каждого ганга. Но, видимо, их производительности не хватало.

Жуткий экспорт «Кэмп Грея» поддерживался мелкооптовой продажей круп, а также соли и редких драгоценных консервов. В обмен на продукты база получала рабов, а также разнообразные предметы культуры и искусства, которые, после получения первых урожаев, должны были серьезно вырасти в цене.

Юнг был уверен, что в течение пары лет ситуация на Полуострове, да и на всей планете стабилизируется. Во всяком случае, в отношении продуктов питания. В конце концов, плодородная почва была и осталась главной ценностью человеческой расы. А значит, массовый голод уйдет, как только восстановиться земледельческая система — пусть сначала не автоматизированная, как раньше, пусть ручная и примитивная, но достаточная, чтобы снимать урожай.

Каннибализм в Мегаполисе, по мнению Юнга, был явлением временным. Бороться с ним внутри базы помогало только одно — запасы. На складах «Кэмп Грея» было немало зерна, муки, масла в герметичных бутылках, соли, спирта и всего прочего, о чем на поверхности можно только мечтать.

Немало.

Но и не много.

Бочки с дизельным топливом кормили немногочисленную технику, простоявшую тридцать лет в ангарах на консервации, и генераторы электричества. Генераторы вырабатывали энергию для освещения и тепла растений. И, по возможности, для освещения и тепла жилых помещений.

Девиз «Кэмп Грея» был прост: дожить до первого урожая. Выжить. Дотянуть. Любой ценой, наплевав на всё! Ради этой цели полковник Юнг экономил запасы, ощетинившись пулеметами и обвившись колючей проволокой.

Полковника можно было осуждать сколько угодно, проклинать и сулить все жаровни ада, но его нельзя было обвинить в глупости.

За подземными садами с гидропоникой — в каком-то смысле самым ценным имуществом обитателей подземелий — находились штабные помещения и личные покои диктатора Коридора. Вход в святая святых преграждал еще один КПП с четырьмя вооруженными бойцами и аппаратом местной связи.

Пройдя через последнюю решетку, Юнг отворил перед мисс Мэри дверь. Она вошла и остановилась. По нынешним временам, большое помещение было обставлено шикарно. Мебель была фабричной, не самодельной.

— Это бывший тир, — пояснил полковник. — Стены отделаны звукоизолирующим материалом. Здесь можно спокойно поспать. Есть санузел и система канализации.

— Размер впечатляет, — сказала Мэри. — Ты живешь здесь один?

— Ну, не совсем.

— С Томми Сойером? — усмехнулась девушка.

— Том Сойер мертв, — без улыбки ответил Юнг. — Я убил наглеца в первый же день после пробуждения за неповиновение. Его глупый юмор меня давно не смешил. А глупая фамилия раздражала... Отдыхай. Сейчас тебе принесут еще еды и воды. Приведут в порядок. Мне нужно ненадолго отлучиться.

С этими словами полковник резко развернулся и вышел.

Мисс Мэри принялась осматривать новый дом. На полу лежали ковры, на стенах светлели картины. Над огромной кроватью висели ножны с холодным оружием. Ниже великолепного антикварного изделия висела бронзовая табличка с надписью:

Меч Барклая.

Русский кирасирский палаш.

1808 год.

С интересом осмотрев оружие, но так и не решившись взять его в руки, мисс Мэри подошла к кровати и потрогала перину грязной рукой. Все было мягкое, очень чистое. Шерстяное покрывало и простыни из нежнейшего шелка.

Ложиться на кровать, не сменив одежду, мисс Мэри не рискнула. Не потому что боялась хозяина, просто внутри встал какой-то барьер, не позволявший пачкать собой подобную красоту. В каких запасниках хранились эти сокровища десятки лет? Наволочки, простыни — просто волшебство.

От усталости мисс Мэри покачнулась. Все же присела на самый край кровати.

В это мгновение в комнату впорхнула целая стайка молодых женщин с тазиками, ковшами и кувшинчиками с водой. Все хрупкие и миниатюрные, чем-то напоминающие погибшую Кити. На каждой были одинаковые национальные сандалии и темный ханбок .

Женщины быстро, как живые механизмы, окружили растерянную мисс Мэри и принялись без слов освобождать ее от остатков одежды. Затем, обнаженную, поставили в большой таз и начали омывать из кувшинов подогретой водой. Девушки действовали очень слаженно, будто занимались этим делом всю жизнь.

— Кто вы? — спросила Мэри.

Женщины, словно не расслышав вопроса, продолжали гладить ее мочалками, оттирать плечи, ягодицы, бедра и мыть волосы. Еще одна женщина внесла и положила на кровать стопку выглаженной одежды.

Вскоре волосы Мэри были вымыты и расчесаны, а сама она вытерта насухо несколькими полотенцами. Девушка то и дело что-нибудь спрашивала у молчаливых служанок, однако ответов так и не получила. В лучшем случае — они кивали. В худшем — игнорировали.

«Получили приказ молчать, — решила Мэри. — Но почему?..»

Ей вспомнилась Кити. Сердце болезненно заныло от утраты, но Мэри прогнала эту несвоевременную скорбь.

В памяти всплыли слова девочки.

«Не револьвер делает сильным человека, а человек — револьвер. Настоящий кольт „Питон“ — это я сама, а вовсе не тот кусок металла, который таскаю с собой. Знай — оружие ты сама. Твое тело — ствол. Твой порох — воля. А твоя пуля — это твоя голова. Так выстрели же, ты слышишь...»

— Слышу, — прошептала мисс Мэри.

С молчанием омывающих ее девушек что-то было не так.

Решившись, Мэри схватила одну из мойщиц за локоть и с силой подтянула к себе.

— Почему молчишь? — требовательно спросила девушка.

Но слов не потребовалось. Мойщица послушно раскрыла губы. Ее язык был отрезан.

Мисс Мэри в ужасе отшатнулась, поскользнувшись и едва не грохнувшись на пол. Хорошо, что она стояла уже не в тазу.

Несмотря на виденное за несколько дней в Мегаполисе страха, Мэри все никак не могла привыкнуть к злым насмешкам нового мира.

Все девушки были молоды и красивы. Языки им отрезали умело и аккуратно. В ушах прозвучала фраза Юнга: «Что касается владения языком...»

Пожалуй, это было страшнее, чем то, что вытворял с рабынями Бугай или мясники-людоеды. Первый, вероятно, страдал маниакальным синдромом. Для вторых убийство было лишь прибыльным бизнесом. Но сейчас перед Мэри был пример рациональной жестокости.

С содроганием вытерпев еще несколько минут трогательной заботы невольниц, мисс Мэри оделась и, проводив прислужниц, рухнула на кровать.

Зачатки симпатии, накопившиеся за последние несколько часов по отношению к Юнгу, растаяли. Розовые очки свалились с носа на пол и разлетелись вдребезги на миллионы осколков.

Мисс Мэри вспомнила грубость Юнга по отношению к подчиненным, убийство Шедоши, совершенное с легкостью, без тени сомнения...

И нежность по отношению к ней самой.

Его глубокие глаза.

Зачем она ему? Для приватного танца, из-за странной страсти к девушке из далекого прошлого? Вряд ли. Он мог овладеть ею где угодно, прямо во дворе, где убил Шедоши, в своей машине по пути к базе, в любом из помещений своего подземного царства. Мог, но не сделал этого. Зачем же нужно хождение вокруг да около? Зачем беседы, ухаживания, притворство?

Все это не вязалось с образом жестогого, расчетливого полковника.

Выходит, ему нужно что-то еще.

Во власти Юнга были жизнь и смерть его воинов, контроль над зоной «Коридор» и всеми гангами Сеула. И уж конечно — жизнь и смерть этих девушек, по сути, бесправных рабынь. На этом фоне внимание, проявленное к Мэри, казалось лживым. У Юнга наверняка множество наложниц. Если он отрезает служанкам языки, просто чтобы не болтали, то с женщинами привык не церемониться.

Учитывая новые нравы мужчин Мегаполиса, проявившиеся после пробуждения, было бы странно, если б властелин самого мощного ганга — а «Кэмп Грей» фактически таковым и был, — не содержал бы гарем.

Только сейчас мисс Мэри обратила внимание на свою новую одежду. Помимо шелковых трусиков, на ней была тонкая туника-сетка, легкая и полупрозрачная, из воздушного, почти невидимого нейлона. Это — одежда? Она бы не удивилась, если бы ей принесли мужские камуфляжные штаны и военную рубаху. В них можно было бы выйти наружу. Пройти по туннелям, подняться на верхние этажи, если бы охрана позволила. А в этом? Добраться от постели до купальни и вернуться обратно. Рубаха, которую надевал на нее Бугай, была одеждой в большей степени, нежели юнговская обновка.

Схватив себя за плечи, Мэри затравленно осмотрелась, глядя на помещение уже совсем другими глазами. Огромная комната, бывший тир, с двумя выходами и двумя санузлами, переделанными в две широких купальни. Шикарные апартаменты угнетали. От первой радости не осталось и следа.

Забравшись под одеяло, мисс Мэри замерла. На огромной мягкой кровати с пуховой периной и шелковыми простынями она казалась себе букашкой, прикованной к бумаге тонкой иглой.

Однако мысли ее никто пришпилить булавкой не мог. Кусочки мозаики в голове девушки начали медленно складываться в единую картину.

Она направлялась в Инчхон.

Борт, летевший с востока, попал в возникшую червоточину. А когда самолет прошел через эпицентр, бозон исчез. Господь отвернулся от своих чад.

Самолет разбился.

Она очнулась на причале, целая и невредимая.

Что это было? Совпадение? А может быть, нечто большее?..

Следующим утром полковник Юнг разбудил мисс Мэри, нежно погладив ее по руке.

Девушка дернулась и вскочила, словно ужаленная. Отползла от хозяина Коридора.

Юнг фыркнул и раскрыл кулак. На ладони покоились шесть патронов.

— Нашел подходящий калибр для кольта твоей дерзкой подруги, — произнес он без всякого выражения. — Той, что убивала Топоров.

Мисс Мэри судорожно кивнула.

Присев на край кровати, полковник начал вставлять патроны в барабан. Это простое действие произвело на мисс Мэри сильное впечатление. «Питон» был опасной игрушкой. Тем более заряженный, в руках такого страшного человека, как Юнг.

— Послушай, Джо, — осторожно сказала Мэри, давя в себе страх. — Ты меня пугаешь этим револьвером.

— В «Кэмп Грее» тебе нечего боятся.

— Я стараюсь, однако... — Перед глазами Мэри возник обрубок языка корейской наложницы.

— Однако, — подбодрил полковник. — Продолжай. Ты можешь мне доверять.

Мисс Мэри проглотила вставший в горле комок.

— Если уж мы говорим о доверии, Джо, то для начала перестань заряжать передо мной револьвер.

— Это выполнимо.

— И я хотела бы получить нормальную одежду, вместо тех сеточек, что на мне сейчас.

— И для чего? — улыбнулся Юнг.

— Не могу же я в таком виде щеголять перед твоими солдатами. Ты пригласил меня на приватный танец, помнишь?

— Конечно.

— Я же не пленница? Не очередная твоя рабыня? Не наложница?

— Ни в коем случае, но... — С щелчком закрыв барабан, полковник крутанул кольт на пальце. — Но со свободным передвижением по базе могут возникнуть некоторые проблемы... — Он убрал револьвер в кобуру. — Ты так забавно пугаешься.

Юнг протянул руку и потрепал мисс Мэри по щеке. Она не посмела отстраниться.

— Другую одежду ты получишь, я обещаю. Револьвер на нашей кровати заряжать больше не стану. Но насчет прогулок поговорим чуть позже.

Полковник говорил совершенно обычным голосом, однако от каждого его слова Мэри продирал озноб.

— Послушай, Джо, зачем я тебе нужна, в самом деле? — решительно спросила она. — Вряд ли из-за танцев, любви или тем более маскарада с гаремом. Ты бы не стал носиться со мной из-за такой чепухи, разве нет? Ты даже не пришел ко мне этой ночью.

Джо Юнг нахмурился. Некоторое время он молча сверлил Мэри взглядом. Она выдержала, не отвела глаза.

— Ты права, Мэри, — ответил наконец полковник. — Ты нужна мне вовсе не для гарема.

— Тогда зачем? Я не понимаю.

— Хочу провести с тобой один нехитрый эксперимент. Не думай, что я всего лишь тупой вояка. Это не так. То, что произошло в Сеуле и во всем чертовом мире, то, что уничтожило Республику, Штаты и чертову уйму других стран... мы назвали это словом «анабиоз». Но что он такое? Мы боремся за еду. Убиваем друг друга за щепотку риса. Выживаем, кто как умеет. Но причины произошедшего вряд ли волнуют хотя бы каждого десятого из чертовых голодранцев. У людей нет времени подумать над этим. А у меня есть. Приручив дикие ганги и более-менее наладив жизнь в «Кэмп Грее», я впервые за долгое время получил уникальную возможность. Тратить силы и ресурсы не только на войну всех со всеми, не только на прокорм подопечных, но и на изучение первопричин. Ты, Мэри, нужна мне для опыта. Очень простого опыта, который однако может дать ответы на кое-какие из моих вопросов.

Джо Юнг помолчал, внимательно следя за тем, как Мэри кутается в одеяло.

— Странное совпадение, — сказал он, — анабиоз прервался в тот миг, когда из схлопнувшейся кёнсанской червоточины вылетел самолет. Тот самый самолет, который оказался над институтом в момент запуска коллайдера и погружения планеты в анабиоз. Тот самый, на котором ты летела ко мне. Именно ты, Мэри Тешина, танцовщица из Пусана. Что это? Невероятное совпадение? Или закономерность, изменившая весь наш мир?.. Можно долго гадать. Если коротко, моя версия такова. В момент начала эксперимента над Кёнсаном пролетал самолет. Случайно. Рядом возникла одна из червоточин. Все люди погрузились в анабиоз, и только в Кёнсане, а может быть, и в центральных частях других червоточин, возникших по всему миру, люди продолжали бодрствовать. Однако время там исказилось. На планете прошли, уничтожая технические достижения цивилизации, тридцать долгих лет В Кёнсане — минуты или секунды. За это время самолет пронзил эпицентр Червоточины. И каким-то образом повлиял на нее, заставил на время схлопнуться. Этому есть множество подтверждений, и ты сама об этом упоминала, пока мы ехали сюда. Твоя одежда, которая не пострадала за три десятилетия. Твое пробуждение, которое произошло всего несколько дней назад, в то время как все остальные на ногах уже больше двух месяцев. А также расчеты, которые произвели мои умники, восстановив траекторию полета борта № 44.

Мисс Мэри смотрела на полковника, и странное чувство втекало в ее сердце. Чувство близости к чему-то большому и жуткому.

— За прошедшие два месяца я отправил в Кёнсан четыре экспедиции, — сказал Юнг. Поднялся с кровати и продолжил: — Лучших из своих бойцов и умников. Все спокойно прошли через границу внешнего слоя. Но назад не вернулся никто. Что с ними случилось? Один дьявол знает.

— Но при чем здесь я? — прошептала Мэри.

— Ты — частица червоточины, милая мисс Тешина. Когда червоточина схлопнулась и самолет рухнул на землю, все, кто находился на нем, погибли. Выжила ты одна. Я давно отправлял людей к месту падения борта сорок четыре. Они нашли там только обугленные останки обшивки, искореженные кресла, оплавившийся металл и останки экипажа. Странно, что они не обнаружили тебя, словно бы не заметили... Пристань возле места падения сгорела дотла. Но ты выжила и проснулась позже остальных. И даже осталась в одежде... Мы расспросили того одноглазого охотника, что поймал тебя возле места катастрофы. Он пришел на услужение к Шедоши, но мы выбили из него дурь. Одноглазый утверждает, что после того как ты начала брыкаться, он вырубил тебя, чтобы порыться в останках. — Юнг сунул руку в карман и вытащил на свет крохотный латунный жетон, оплавленный с одного края. — Это жетон одного из пилотов. По всей видимости, в момент падения корпус самолета треснул. Вероятно, владельца жетона разорвало при ударе и выбросило из вспыхнувшей машины. Взгляни на номер.

Мисс Мэри медленно протянула ледяную ладонь. Жетон лег на кожу и показался девушке обжигающе-горячим. На металлической поверхности, в обрамлении стилизованных геральдических лепестков отчетливо просматривались две цифры: «44».

— Это номер моего самолета?

Джо Юнг кивнул.

— Верно. В «Кэмп Грее» много умников, в том числе тех, кто трудился непосредственно в Кёнсане и наблюдал за запуском русского коллайдера через видеокамеры. Многие из них считают, что слои — это границы, отделяющие червоточины от обычной реальности. Некоторые также утверждают, что Бог вечен и существует всегда. В настоящем, будущем, прошлом. И он всегда неизменен. Когда он взглянул на мир, то уровни его восприятия породили разные слои реальности. Именно они сейчас окружают Кёнсан. Но это всё, скорее, метафизика. Суть в другом. Первая червоточина схлопнулась, когда самолет прошел через ее эпицентр. В Кёнсане возникла другая.

Мисс Мэри нахмурилась, теряя нить разговора.

— Я с трудом разбираюсь в таких сложных вещах, — сказала она. — Но почему ты уверен, что физический объект, даже такой массивный, как военный самолет, способен уничтожить червоточину? Быть может, он лишь... как-то повлиял на нее? Изменил?

— В яблочко, — кивнул полковник Юнг. — Обычно физические объекты проникают через границы слоев беспрепятственно. С ними что-то происходит уже там, внутри, но границу предмет пересекает без проблем. Самолет, на котором ты летела, прошел сквозь границу внешнего слоя в момент возникновения червоточины. И в этом, возможно, заключается все отличие.

Мисс Мэри подняла бровь.

— Как утверждают мои умники, слои двух разных червоточин не могут соединяться, — продолжил Юнг. — Видимо, эффект «взгляда Бога» повторяется при поступлении в человеческий мозг визуальной информации, отправленной по сети с АСУ русского коллайдера. Ученые, бежавшие из Кёнсана после того как первая червоточина схлопнулась, принесли с собой единственную видеозапись. Это похоже на мистику, но посмотрев ее в определенных условиях, человек погружается в летаргический сон, похожий на тот, в котором пребывало все человечество. Мы полагаем, что во время того странного сна в человеческом теле изменялось течение времени на клеточном уровне. Возможно, происходило и что-то еще, находящееся пока за границами нашего понимания. Только этим можно объяснить то, что на протяжении многих лет люди не старели, не становились жертвой хищников или бактерий. Даже пролежней не было. Умники считают, что границей между человеческим телом, погруженным в анабиоз, и остальным миром, в котором время течет с обычной скоростью, должен быть слой. Или нечто похожее. Некий... э-э... механизм, защищающий тело. Как золотистые слои защищают центральные области червоточин, так и здесь, только в миниатюре. Одно с другим связано. Это пока только допущение, но оно многое объясняет. В том числе то, что ты выжила при авиакатастрофе. Возможно, в твоем случае произошел какой-то сбой. И частица... чего-то, черт его знает, чего именно... осталась в тебе.

— Ты хочешь отправить меня в Кёнсан? — вздрогнула мисс Мэри. — Столкнуть с этими... золотыми стенами света?

Полковник покачал головой.

— Мы поступим проще, — объяснил он. — Я хочу увидеть эффект от физического контакта между тобой — единственным уцелевшим человеком с кёнсанского самолета — и людьми, отключившимися после просмотра видеозаписи с русского коллайдера. Не исключено, что это уникальная возможность столкнуть червоточину Кёнсана с эффектом анабиоза. Проследить по частному случаю за общим и понять, что же произошло на самом деле.

— Это опасно?

Юнг улыбнулся.

— Я показал видеозапись из туннеля русского коллайдера твоему старому знакомому из Инчхона, — не ответив на вопрос, сказал он, — одноглазому Чхун Паку.

— Бугаю? — удивилась Мэри.

— Бугаю? — Юнг в свою очередь непонимающе пожал плечами. — Скорее, он напоминает Квазимодо.

— Он здесь?

— Выше уровнем.

— Могу я с ним увидеться и поговорить?

— Зачем?

— Нужно. Тебе ведь это совсем не сложно.

— Не понимаю, зачем, — обронил Юнг. — Впрочем, увидеться вы можете. Но вот побеседовать... вряд ли.

Мисс Мэри почувствовала, как у нее волосы на темени зашевелились от страха.

— Т-ты... Т-ты ему тоже... язык отрезал?

Джо Юнг развернулся на каблуках и несколько секунд смотрел на нее. Затем неожиданно громко рассмеялся.

— Не стоит считать меня таким уж засранцем. Он посмотрел запись. Я уже говорил, что те, кто ее видят, засыпают каким-то гипнотическим... точнее анабиотическим сном. Наподобие того, в котором люди провели долгие годы. Так что твой одноглазик сейчас сладко дремлет. В каком-то смысле ему повезло, моя дорогая. Обычно с отработанными шестерками из гангов мы поступаем иначе. Он тебе дорог?

Мисс Мэри проглотила комок.

— Я просто хочу увидеть его, — повторила она.

Колонель помолчал.

— Ты увидишь его через пару часов, — ответил он наконец. — На лабораторном столе.

Мисс Мэри невольно вздрогнула. Человек в желтом камуфляже последний раз пристально посмотрел на нее и вышел из спальни. Дверь со стуком захлопнулась.

Юнг даже не обернулся.

Никаких иллюзий. Для полковника Мэри была всего лишь подопытной крысой. Если эксперимент не удастся, ее ценность для Юнга будет сведена до нуля.

Рик, Кити, Дэмио — все они мертвы.

Мэри поежилась, и в голове вновь прозвучал голос Кити. Раскатился эхом по базе «Кэмп Грей», по вновь укрытому пеленой дождя Сеулу, по всему этому жуткому новому миру...

«Оружие — это ты сама! Выстрели же, ты слышишь?..»

Мисс Мэри подняла голову. Взгляд ее уперся в кирасирский палаш, висящий на стене.

— Антикварное оружие ведь настоящее? — прошептала Мэри.

Конечно, это не кольт «Питон» и не М16, но не все ли равно, что человек использует для убийства?

Меч Барклая.

Мария Тешина приподнялась и с усилием вытащила старинный клинок из ножен. Он оказался тяжелым. Она спрыгнула с кровати, прошлась по комнате, взмахнула клинком пару раз, рассекая воздух. Полюбовалась ухоженным лезвием и с острой улыбкой вернула меч на место.

Меч — это пока лишнее.

Она сама — оружие.

— Полковник, ты хотел приватный танец? — сорвалось с губ мисс Мэри. — Ну что ж, станцуем.

Пуля 12

Частица Бога

Спящий Чхун Пак выглядел умиротворенно. Бешенство последних недель, когда из послушного обывателя он превратился в охотника на людей, осторожно уходило. Уставший мозг возвращался в нормальный режим, волны памяти скользили к давно забытому прошлому...

Жена и дети. Маленький сын. Крохотная дочь. Уютный дом в пригороде Инчхона. Международная юридическая практика. Успешная работа. Мечта о новой машине. Кажется, он хотел себе «Вольво». Удивительно, но корейцы любили «Вольво», этот чемодан на колесах, казавшийся маленьким азиатским бюргерам визитной карточкой солидности и достатка. Собственные автомобили, более быстрые, более экономичные, более комфортные, стоили дешево. И это давало эффект, обратный всем закономерностям, что проповедовали маститые маркетологи в знаменитых корейских бизнес-школах.

Что стало с тем старым миром?

Он умер.

Мистеру Чхун Паку снился сон...

Чудесный воскресный вечер. Он вытянул ноги возле камина, жена суетилась на кухне, готовила индейку на американский манер...

Жаль, что это был всего лишь сон, дернувший прошлое за нити памяти.

Жаль.

Жену убили на улице во время одной из массовых стычек, произошедших при ежедневной раздаче еды. Сына затоптали. Он лежал рядом с матерью, когда Чхун Пак нашел их. Мертвая женщина обнимала мертвого мальчика. Дочь умерла через неделю от какой-то болезни. Чхун Пак делился с ней пищей, урезая собственную пайку до крошек. Однако не помогло. Эпидемии в Сеуле, заваленном трупами, бушевали с силой, которую трудно было представить даже в средневековых городах тысячу лет назад. Чхун Пак так и не узнал названия болезни, от которой умерла его девочка.

Впрочем, диагноз у всех жителей Мегаполиса был один. Анабиоз. И лекарств от него не придумали...

Чхун Пак лежал на лабораторном столе спокойно, уцелевший глаз был открыт, остановившийся взгляд устремлен вверх, в одну точку. Чхун Пак не двигался. Внутри своих грез он тоже старался не шевелиться, чтобы не спугнуть удивительный морок.

Проснуться Чхун Пак не мог. Он пребывал в пограничном между жизнью и смертью состоянии почти сутки и, вероятно, мог пробыть в нем еще очень долго. Может быть, дни, а может быть, месяцы или годы. Его диафрагма не двигалась, легкие не накачивали кислород, сердце не билось.

Справа и слева от него, на соседних столах, покоились еще девять человек. В основном, мужчины. Как в камуфляжной форме, так и в изношенных обрывках гражданской одежды. Все они спали удивительным сном, похожим на прошедший анабиоз.

Чхун Пак лежал на столе и смотрел невидящим глазом в потолок. Он видел жену и детей. Он видел мир, где был любящим мужем и внимательным отцом, а не конченым садистом и озверевшим бандитом...

От Мэри требовалось лишь коснуться одного из людей, которые посмотрели видеозапись из разгонного туннеля коллайдера. Какой странный эффект. Мистический, непостижимый. Как набор картинок может сделать такое с человеком?

Вопросов оставалась уйма.

Замеры, сделанные до начала эксперимента, Юнга насторожили. Мисс Мэри и десять человек, приготовленных для контакта, излучали слабые электромагнитные волны идентичной частоты. В очень узком диапазоне. У обычных людей этого не было, но это еще ничего не доказывало. Излучение могло быть следствием, а не причиной.

Мэри подвели к телу Чхун Пака. Бугай лежал перед ней, расслабленный и неподвижный. Единственный глаз беспомощно сверлил потолок.

— Я готова, — объявила Мэри, стоя над бывшим владельцем.

Горячая пища и несколько часов сна, подаренные «Кэмп Греем», вернули бодрость и силу, от которых девушка давно уже отвыкла.

Полковник кивнул. По его знаку персонал лаборатории вышел. Последним покинул зал сам Юнг.

Бронированное стекло, отделяющее процедурную от комнаты наблюдения, было односторонне прозрачным. Мисс Мэри не видела, как ученые, инженеры и приближенные офицеры Юнга столпились за ним.

Приборы были расставлены по всему периметру процедурной и нацелены металлическими раструбами на тела спящих людей. Дополнительно велись аудио- и видеозапись. Несколько датчиков закрепили на теле самой мисс Мэри. Провода от них тянулись к массивным системным блокам, сложенным на двух длинных столах в углу.

— Мэри, начинай, — послышался властный голос полковника в динамиках. — Дверь заблокирована, приборы активированы. Попробуй коснуться подопытного.

Мисс Мэри не отрываясь смотрела на Бугая.

Совсем недавно этот человек пленил ее. Сделал из нее рабыню. Он продал ее на мясо в людоедскую живодерню и собирался сам содрать с нее кожу. Именно он протащил ее на поводке от Инчхона до Сеула. Сколько раз он ее избивал до потери сознания? Сколько раз жестоко насиловал?

Теперь лицо Бугая казалось спокойным и умиротворенным. Отсутствующий глаз скрывала темная повязка.

Почти нормальное лицо почти нормального человека. Был ли Бугай маньяком и садистом? Безусловно. Однако был ли он виноват?

Судьба распорядилась так, что многие люди превратились в животных во всем Сеуле. Возможно, в других местах все сложилось иначе, но здесь, на пресыщенном порядком и сытостью Полуосторове, жители урбанизированных супергородов повели себя именно так, а не иначе. Дети богатства, пасынки идеального законопослушного общества оказались не способны выдержать удар, который им нанесли смертельный голод и беззаконие.

Так был ли Бугай перед ней виноват?

Был ли виноват босс всех боссов Синода Шедоши?

Виновны ли те работящие мясники?..

Мисс Мэри вытянула правую руку. Тонкие пальцы зависли надо лбом спящего Чхун Пака. Затем девушка позволила векам упасть и отделить ее от всего мира.

Задержала дыхание, почувствовала, как сердце пропустило удар.

И увидела удивительную сеть тонких золотистых струн, пронзивших всю планету...

Мария Тешина опустила ладонь чуть ниже.

Совсем немного.

Буквально на дюйм.

Полковник Юнг отшатнулся и зажмурился. Поляризационное стекло ослабило яркость вспышки, но все равно полыхнуло ослепительно...

На что он надеялся? На то, что два слоя оттолкнут, отринут друг друга? На продолжение анабиоза? На то, что эти неизученные поля как-то проявят себя? Возможно. Полковник Юнг действительно был не просто тупым воякой. Он хотел познать природу анабиотического сна, изучить его свойства, проникнуть в Кёнсан, но так, чтобы иметь возможность вернуться. И мисс Мэри для него была всего лишь маленькой ступенькой на этой длинной лестнице открытий и исследований...

Едва девушка коснулась пальцем лба спящего человека, ее кожа замерцала. По всему телу словно бы прошел электрический разряд немыслимой силы. Полыхнуло так ярко, словно рядом возникло небольшое солнце.

Ученые и офицеры, стоявшие рядом с Юнгом, даже присели от неожиданности.

Мэри, слой за слоем, окружали золотистые вуали света.

Приборы, расставленные по комнате, зашкалили и задымились. Стены, металлические столы с Чхун Паком и остальными спящими, бетонный пол — все поплыло, словно процедурная начала плавиться.

Золотые сполохи наслаивались друг на друга, заполняли воздух, затмевали газовые лампы дневного света. По бронированному стеклу пробежала трещина.

Из сияния на обомлевших за перегородкой людей смотрела уже не мисс Мэри, точнее, не только она, а что-то большее.

Возможно, это видели ученые, запустившие адронный коллайдер тридцать лет назад. Возможно, ушедший Господь обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на сотворенный им мир.

В течение какого-то мига хозяин корейского Коридора, полковник Юнг, смотрел через свои сомкнутые веки в глаза вечности.

Мисс Мэри дрожала и расплывалась. Сквозь нее скользили потоки энергии, которую еще не научились получать люди. Незнакомой энергии.

Она вспомнила абсолютно все. В подробностях. Ярко и зримо, словно все события произошли только что. Детство, томскую школу, родителей, пять лет университета, путешествие в Республику, первый огненный танец вокруг шеста.

Пусан. Закрытый клуб. Безумный ритм музыки и тайные разговоры. Том Сойер и восторженный взгляд полковника. Солдаты на взлетно-посадочной полосе, борт номер сорок четыре.

Гнущиеся крылья самолета, пикирующего вниз. Пристань. Дождливый осенний день в Инчхоне.

Пробуждение.

Она не впадала в анабиоз, как все. Она находилась в мистическом полусне-полусмерти даже меньше, чем ученые в научных центрах Кёнсана. Для них за тридцать лет минуло несколько минут, для нее — секунды.

За это время борт сорок четыре прошел сквозь эпицентр червоточины, и в Мэри осталась частичка чего-то непостижимого.

Теперь девушка сияла. Она ощущала, как энергетические слои окутали ее тело. Здесь и сейчас неведомая энергия концентрировалась вокруг нее и обретала материальную форму. Мисс Мэри была самой этой энергией.

Эти полупрозрачные слои света были не просто крыльями птицы или вуалью, послушной ее желаниям и синапсам. Взгляд Бога — или что-то другое, чем это было, — расслоил реальность на разные физические уровни, и мисс Мэри чувствовала это всей своей сутью. В одном пространстве сейчас было спрессовано сразу несколько различных времен. Анабиоз окружающих ее мужчин в этот миг казался выпадением из реальности. Он вырывался из привычного потока, к которому привыкли человеческие существа. Секунды текли вокруг мисс Мэри с различной скоростью. В одних слоях чуть быстрее, в других чуть медленнее, в третьих вовсе замирали.

«Человек-червоточина», — отрешенно мелькнуло у нее в голове.

Мисс Мэри окружали мистические коконы света, золотые, как ее роскошные волосы. Собственное тело вдруг показалось слабым и маленьким. Сквозь растянутый внешний слой девушка увидела всё и сразу: комнату, спящих людей, раскрытые рты ученых и вояк в соседнем зале. И проклятого колонеля...

Джо Юнг.

Видение застыло.

Она уже знала, что полковника не трогает ее красота. С началом новой эпохи Юнга вообще мало интересовали женщины. Сначала был шок пробуждения, потом кровавая схватка за власть. Затем череда коротких победоносных войн с дикими гангами. Везде Джо Юнг выходил победителем. Он привык к этому ощущению. Ни дружба, ни любовь, ни привязанность, ни даже влечение к противоположному полу больше не имели значения. Два с лишним месяца минуло с того момента, когда прервался анабиоз. За это время Юнг брал себе самых красивых женщин, но ни одна не вызвала в нем ни каких-то чувств, ни особенных ощущений. Ничего. Властелин корейского Коридора испытывал теперь единственную жгучую страсть, рядом с которой остальные меркли.

Она называлась властью.

Юнг сознательно прятал от людей продукты, собранные до анабиоза правительством Республики на случай войны с пукханами. Стратегические, непортящиеся запасы, которые могли бы сохранить жизнь миллионам людей и не ввергать Сеул в пучину беспредела и каннибализма.

Не потом. Сейчас.

И если Бугай и Шедоши убивали людей чтобы выжить, то Джо Юнг обрекал их на смерть, имея возможность спасти. Ради достижения благородных, по его разумению, целей. Ради якобы возрождения нации. Невольники из «Кэмп Грей», понукаемые его вооруженными солдатами, возделывали вокруг базы все годные к обработке земли, чтобы в следующем году собрать большой урожай. Это было правильно. Но запасы, спрятанные в подземных складах, позволили бы дожить до этого урожая если не всем, то большей части жителей. Ведь до весны осталось меньше полугода.

Раздув внешний слой, мисс Мэри «увидела» кое-что еще. Подземные хладохранилища, поглощавшие львиную долю электричества, вырабатываемого генераторами «Кэмп Грея», были забиты под завязку. Производительность разделочных команд Юнга на нижних уровнях была выше всех живодерен Сеула в разы.

Почувствовав в груди жуткий холод, мисс Мэри втянула внешнюю энергетическую вуаль.

Можно сколько угодно прикрываться благими намерениями и мудрой стратегией возрождения.

Юнг — причина каннибализма.

Юнг — причина рабовладения.

Бандитские ганги — щенки по сравнению с ним, матерым волчарой.

Полковник Юнг еще дальше отошел от стекла.

Мэри смотрела на него сквозь треснувшее зеркало. Не отводя взгляда и не моргая. Стекло было непрозрачным со стороны процедурной, но колонель мог поклясться, что Мэри смотрит именно на него.

Белокурая бестия. Прекрасная, почти идеальная. Слишком сильная и высокая для безвольной постельной игрушки. Только сейчас Юнг заметил, что эта странная девушка, такая тонкая и хрупкая с виду, могла пробуждать в мужчинах не только похоть. Она могла пробуждать страх.

Золотые сполохи мерцали на ее теле. Они проникали под кожу, наполняли девушку завораживающим и пугающим свечением.

Внезапно свечение раздулось, янтарная вуаль пронзила толстые бетонные стены, железные двери, не ощутив этих преград. Вуаль прошла сквозь солдат и рабов, сквозь подземные склады и фермы, сквозь него самого...

И свечение схлопнулось.

За стеклом стояла практически прежняя девушка. Почти обычная. В сером комбинезоне, выданном вместо полупрозрачной сорочки.

Но вот взгляд...

Как же преобразился ее взгляд!

В серо-голубых глазах больше не было страха. В их глубине продолжали мерцать янтарные искры. Взгляд их стал яростным и пронзительным. Рабыни, измученной бегством, насилием и сомнениями, отныне не существовало.

Сквозь стекло на Юнга смотрела сама Месть. И ее жуткая, леденящая красота казалась страшнее самых кошмарных снов.

Полковник тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и скомандовал охрипшим голосом:

— Прервать эксперимент. Оглохли?! Газ в комнату! Живо!

Один из подручных немедленно откинул предохранительную скобу и дернул рычаг. Но газ не пошел.

Золотистая вуаль снова вспыхнула на девушке. Но в этот раз она не просто «ощупывала» пространство. Теперь она несла смерть.

Пройдя сквозь бетон и бронированное стекло, свечение оттеснило группу в комнате от компьютерных мониторов.

Юнг выхватил пистолет и, чувствуя дрожь в руке, выстрелил в кромку сияния. Пуля прошла сквозь вуаль и, стукнувшись о стекло, рассыпалась ржавой крошкой. Он выстрелил еще раз. Эффект был тот же. И еще! И снова от пули осталась лишь коррозийная пыль.

— Дьявол!

Полковник схватил одного из белохалатников и швырнул его в мерцающую пелену. Ученый упал за грань сияния и тут же обмяк на полу. Взгляд его остановился.

Мисс Мэри подошла к стальной двери и коснулась ее. Свечение растеклось по металлическому полотну. В считанные секунды дверь проржавела и осыпалась на пол рыжей трухой.

Мисс Мэри шагнула дальше.

Колонель выругался и отпрыгнул к противоположной стене.

— Брось, Мэри! — надломленным голосом забормотал он. — Вспомни Пусан! Ведь это я привез тебя сюда! Брось! Ты, правда, думаешь, что справишься с целой военной базой? Со всей моей армией? Ну ладно, а что потом? Кварталы, заполненные охотниками диких гангов. Чего ты хочешь, черт тебя дери?

С каждой репликой Юнг отступал на шаг. Но Мэри шла вперед. Она смотрела на полковника с презрением.

И молчала.

— Я отдам тебе все, что ты хочешь! — завопил полковник. — Хочешь командовать «Кэмп Греем»? Городом? Что еще? Я поделюсь с тобой запасами на складах. Зерно и мясо! Рабы и солдаты! Сотни солдат! Тысячи рабов! Мы вместе укрепим власть в Мегаполисе и во всем Коридоре... Мэри, ты понимаешь? Как равная! Как королева! Все будут ползать перед тобой на коленях! Целовать ноги! Преклоняться!

— Скажи это Кити, — проговорила Мэри очень тихо, но отчетливо. Повернулась к застывшим в ожидании смерти ученым и добавила: — У вас пять секунд. Бегите.

Умники сорвались с места, однако пистолет Юнга хлопнул, и один из ученых споткнулся на бегу с пулей в спине. Остальные успели скрыться за дверью. Юнг с остервенением высадил им вслед всю обойму.

— Трусливые крысы...

Колонель отбросил опустевшую «Беретту», и достал трофейный «Питон». Несмотря на то, что он видел, как пули за мерцающей кромкой превращаются в пыль, полковник поднял оружие и взял мисс Мэри на мушку. Это неведомым образом придавало уверенности.

— Я вижу, ты совсем не соображаешь, что делаешь, — сказал Юнг. — Ты разрушаешь порядок. Неужели не понимаешь, что я пытаюсь восстановить в этом проклятом городе хотя бы подобие закона и власти!

— Скажи это Кити, — повторила Мэри. — И Рику с Дэмио. Я видела твой закон. Ты убиваешь людей, калечишь беззащитных женщин, изводишь и пожираешь собственных бойцов... В тебе не осталось ничего, Юнг. В Библии сказано, что хищники, пожирающие себе подобных, не имеют души.

Юнг затравленно сглотнул. Как шакал, зажатый в угол, он оскалился, несмотря на подступающий страх.

— Если б не поганые фокусы с этим светом, я бы давно разнес тебе голову, — прошипел полковник.

Мисс Мэри не шелохнулась, но свечение словно бы втянулось в нее, скрылось под кожей.

— Попробуй, — сказала Мэри.

Перед Юнгом снова стояла обычная девушка. Высокая, красивая, слабая.

Юнг ухмыльнулся.

Полковник был крепок и считал себя молодым. Отличную физическую форму он поддерживал упорными тренировками. И уж, конечно, какая-то русская шлюха была ему не чета.

Он с яростью пошел вперед, одновременно стреляя в девушку.

Но Мэри не уклонилась. И не защитилась энергетическими сполохами.

Она шагнула навстречу врагу, открыто и широко. В руке ее, словно молния, сверкнул осколок разбитого в суматохе стакана.

Пуля прошила Мэри плечо. Руку, сжимавшую осколок, пронзила острая боль. Но Мэри не почувствовала этой боли. Она просто переложила осколок в другую руку. Сжала острые грани, чувствуя горячую кровь на ладони.

«Выстрели же! Ты слышишь?..»

И она выстрелила.

Собой.

...Когда чувства и разум вернулись к мисс Мэри, она сидела на мертвеце. Его кровь и ее собственная смешалась на прозрачном стекле.

Джо Юнг лежал без движения.

Отбросив осколок в сторону, Мэри рухнула на пол без сил.

«О, Кити, — усмехнулась она, чувствуя, как пульсирует далекая боль в раненом плече, — ты снова со мной...»

Мисс Мэри шагала по огромному туннелю. Одна. Эхо разносило стук ее шагов в непривычной тишине. Военная база «Кэмп Грей» была безжизненна. Всплеск неведомой энергии усыпил всех ее обитателей.

Сеул тоже спал, однако, обычным сном. О том, что произошло глубоко в подземельях американской базы, не ведал пока никто из его обитателей. Ни дикие ганги, ни их несчастные подданные.

Рабы и солдаты «Кэмп Грея» лежали в разных неудобных позах. Вспышка застала кого где. Их время замедлилось, жизненные процессы в клетках практически остановились.

Склады, что ломились от провианта, мастерские с уникальными для нового мира инструментами и самодельными станками, поля, которые готовили к посевной — всё это теперь принадлежало мисс Мэри.

Но что она могла с этим сделать?

Из всех обитателей базы Мэри знала только одного человека...

Как и прежде, Бугай лежал на лабораторном столе и сверлил взглядом потолок. О чем он думал? Как сдирает с живой Мэри кожу в подсобке у мясников? Вряд ли. Мэри чувствовала, что голод, страх и одиночество превратили этого человека в животное. А если голод, страх и одиночество убрать? Готова ли она его простить?

Ее собственные раны зажили с нечеловеческой скоростью. Хорошо быть хозяйкой времени. Поэтому в том, что она сумеет разбудить и излечить Бугая, девушка не сомневалась.

Но вот сможет ли простить?

Мисс Мэри вздохнула.

Не пробуя, не узнаешь.

Решившись, она коснулась рукой лба Бугая. Того, кто проволок ее на поводке сорок километров по лужам и грязи. Кто избивал ее и издевался... Или все-таки не того? Или человека, который скрывался в прошлом?

Мэри окутало золотистое сияние. Время в клетках спящего тела выровнялось с окружающим потоком. Процессы заживления и восстановления изменили структуру тканей, воссоздали нервы и хрусталик...

Чхун Пак вздрогнул и открыл глаза.

Секунду он смотрел на Мэри, не узнавая, затем поморгал и огляделся. Оба находились внутри слоя. Мэри едва заметно светилась, а Чхун Пак глупо улыбался, хлопая глазами.

— Ты? — очень тихо произнес он наконец.

— А ты кого ждал? — усмехнулась Мэри. — Архангела Гавриила?

— Я... сплю?

— Уже нет. Я тебя разбудила.

— А... — Он вновь поморгал. — А нимб у тебя над головой?

— Издержки производства. Помнишь синюю отвертку?

Чхун Пак дернулся, как от удара, лицо его исказила яростная гримаса. Но тут же пропала. Кажется, он почувствовал. Затаив дыхание, прикрыл глаза и дотронулся пальцами до век.

Убрав от лица ладони, Чхун Пак уставился на мисс Мэри.

— О, Господи...

— С пробуждением.

Чхун Пак тихо, словно боялся спугнуть, спросил:

— Ты Бог?

Мэри улыбнулась. Золотое свечение вокруг нее погасло.

— Исполняющая обязанности, — сказала она. — Шучу. Надеюсь, мистер Чхун Пак, что возвращение зрения сгладит недоразумения, возникшие между нами неделю назад. Вы не хотите больше содрать с меня кожу?

Чхун Пак усмехнулся и сел на столе, тупо поглядел на собственные колени. Взрыхлил грязными пальцами отросшие за два месяца волосы.

— Во всяком случае, не с живой, — сказал он. — Шучу. Прости меня...

— Мэри.

— Мэри.

— Вот и отлично, — кивнула девушка. — Тогда давай хорошенько поужинаем и обсудим насущные дела.

*

Несколько часов спустя Чхун Пак заворачивал рис в салатные листья, мазал сверху пастой и передавал мисс Мэри. На ней красовалась парадная форма пилота ВВС США, причем подобранная по фигуре. На Полуострове служило множество дам, в том числе и в воздушных силах. Белая юбка, белый форменный пиджак, пилотка с орлом, лихо сдвинутая на бок, и белые туфли — все это придавало мисс Мэри очень элегантный, но в то же время строгий и подтянутый вид. Форме стукнуло три с лишним десятка лет, однако выглядела она отлично, поскольку хранилась на складе в полиэтиленовой упаковке.

Ужинать в форме оказалось неудобно, но Мэри сняла пиджак и все встало на свои места. Они с Чхун Паком уплетали горячий рис с салатом и обсуждали будущее Мегаполиса.

— Ситуацию в Коридоре можно взять под контроль, — сказал Чхун Пак, слизывая с пальцев налипшую соевую пасту. — Я ведь в прошлом адвокат. Заговаривать зубы — моя настоящая профессия.

— О как, — хмыкнула мисс Мэри. — А я думала, ты охотник на рабынь.

— Это если не жрать неделю.

— Ладно. Выкладывай.

— Насколько я понимаю, ты можешь будить людей от этого сна. Давай проведем выборочную работу. Будем будить рабов «Кэмп Грея» по одному и предлагать присоединиться к нам. За сутки вполне можно разбудить человек двадцать-тридцать. Этого вполне хватит, чтобы организовать первичную оборону базы. Затем проведем переговоры с дикими гангами. У нас же полно пищи и оружия. Не думаю, что при грамотном подходе кто-то станет сопротивляться и качать права.

— А ты не думаешь, что кто-то из пробужденных невольников просто завалит тебя, чтобы захватить власть?

— Ну ты им покажешь эти свои штучки со светящейся кожей, сразу охота отпадет. Кроме того, мы ведь будем давать им полную свободу. А свобода и вера — это, знаешь ли, двигатели эволюции.

— Удивительно слышать подобные песни от бывшего рабовладельца.

Чхун Пак нахмурился.

— Ну ладно, хватит уже. — Он прожевал салатный лист. Продолжил: — С ситуацией в городе ты знакома. Все, кто сумел выжить на протяжении этих страшных месяцев, так или иначе запачканы кровью. Те, кто не ел людей, ловил их или убивал. Многие потеряли семьи. У меня тоже после этого снесло башню, но я ведь не пробовал человечину.

— Достойное оправдание садизму.

— Ты перестанешь?

Посмотрев на Чхун Пака, мисс Мэри представила все ужасы, через которые ему пришлось пройти. И невольно поежилась. Он поймал и продал мисс Мэри, но это было законом нового мира. Он бил ее и насиловал, но она выколола ему отверткой глаз. У каждой медальки при внимательном рассмотрении оказывалась оборотная сторона. Ржавая и неприглядная. Что могло быть хуже физического увечья для мужчины-воина в Мегаполисе страха? Рана, болезнь или инвалидность страшили хуже смерти. Греки в дорийской Спарте убивали мальчиков, если те были некрасивы. Маори в Новой Зеландии поедали людей. В любой стране мира во время войн насиловали женщин. Людей всегда делали обстоятельства, противостоять которым могли лишь избранные, самые сильные. Была ли сама мисс Мэри лучше Чхун Пака хоть на йоту? Она вспомнила черного Патрика и Уинковского, охранников на КПП 19. За что умерли эти люди? За пару стволов? Или за то, что оскотинились под давлением обстоятельств?

Есть ли вообще оправдание насилию и убийству?

Вздохнув, девушка положила ладонь Чхун Паку на плечо. Он напрягся.

— Уговорил. Забыли.

— Забыли, — согласился он, расслабляясь. — Надеюсь, с твоей помощью мы сможем построить новое общество.

— Такое, как раньше, вряд ли получится.

— Пусть другое. Главное, не как сейчас. Я потерял семью, друзей, соседей. Я охотился на людей, спал в сырых подвалах, спасался от одичавших собак. Ел всякое дерьмо. И дрался, дрался, убивал, убивал. Чтобы отнять горсть риса или дохлую крысу. Чтобы поспать в мусорном баке, который занял кто-то другой. Чтобы забрать обувь. Это отчаяние, эту дикость просто не описать. Никогда бы не подумал, что цивилизованный человек может упасть на самое дно так быстро. Твое появление — это шанс для всех нас. Возможно, единственный. Мы просто обязаны встать во главе уцелевших кварталов. Подчинить себе ганги и покончить с каннибализмом.

— О-о, я чувствую, как рождается новый босс всех боссов Сеула, — усмехнулась мисс Мэри.

— Почему бы и нет? — с вызовом ответил Чхун Пак. — Во всяком случае, я буду не хуже старого хрыча Шедоши. Прикрою в городе все живодерни! Кроме того, выборы в ганге Топоров утверждаются верховной властью «Кэмп Грея». Поэтому, если нового босса Топоров выдвинешь ты...

— При соответствующем подходе, — подмигнула мисс Мэри.

— Разумеется. Прежде чем являться к Топорам, нужно разбудить и поставить под ружье по меньшей мере человек пятьдесят, чтобы были весомые аргументы во время беседы.

Мисс Мэри прищурилась, обдумывая идею Чхун Пака.

— Можно попробовать.

— Вот только даже богатств «Кэмп Грея» не хватит надолго, если кормить весь город.

— До первого урожая — хватит.

— Если он будет, этот первый урожай.

— Почва не отравлена, семена и рабочие руки есть, — прикинула мисс Мэри. — Земля Полуострова тысячи лет кормила своих детей и гостей. Ну а теперь, после тридцатилетнего перекура, она вдвойне плодородна.

— Это верно. Только люди могут не вернуться к труду, если их не заставлять. Если дать рабам свободу, кто станет обрабатывать созданные вокруг «Кэмп Грея» огромные плантации? Вернутся ли люди к этому тяжкому труду по собственной воле? Засеют ли поля, как хотели юнговцы, сохранят ли гидропонику? Или бросят все и сбегут, прихватив побольше припасов со складов?

— Не пробуя, не проверишь, — серьезно сказала мисс Мэри. — Но если не верить в человеческий разум, то лучше сразу застрелиться.

— Разум это, конечно, прекрасно, — пожал плечами Чхун Пак, — но, как показывает практика, человек часто идет по пути наименьшего сопротивления. Ведь проще не париться с посевами да прополками, а просто отобрать у соседа. Навел оружие — добыча твоя.

— Не веришь в людей? — прямо спросила Мэри.

— Верю, — подумав, сказал Чхун Пак. — Но только если они сами верят во что-то. Если нет власти и силы, способной запугать, человека может заставить вкалывать, сражаться или жертвовать собой только вера. Старые религии что-то не работают, а новой пока нет. Убийство ради пропитания я как вариант не рассматриваю. Поэтому, очень возможно, что именно ты — единственное, что сможет вернуть несчастным жителям Мегаполиса веру в будущее. Если Юнг предлагал рациональное насилие, мы с тобой обязаны предложить людям нечто большее.

— Веру?

— Огромную. Такую, чтобы в сердцах не помещалась. — Чхун Пак помедлил, прежде чем закончить. — Я же... Я же поверил.

Мисс Мэри вдохнула полной грудью.

Сеул будет жить. И он будет свободен, как она сама. Ведь власть гангов держится вовсе не на силе оружия. Власть бандитов питает голод. И если его убрать — оружия надолго не хватит.

Эпилог

Спустя неделю новый босс всех боссов Сеула восседал на троне Шедоши, поигрывая любимой битой с торчащим гвоздем. За поясом его был автоматический пистолет «Беретта», за спиной дежурили четыре стрелка со штурмовыми винтовками.

Мисс Мэри с некоторой иронией рассматривала бывшего адвоката. Что ни говори, а правитель из Бугая вышел ладный. Широкоплечий, солидный. Сейчас, когда немного отъелся, Бугай походил уже не на монгольского нукера, а на Будду. Он даже сидел на троне очень похоже: по-турецки, заложив ногу на ногу, что при его коренастой фигуре, смотрелось довольно неординарно. Тело Бугая, как и при первом их знакомстве, обтягивала заношенная футболка с надписью Tiger Beer. На голове красовалась красная кепка с логотипом Ferrari club. Мундир и мантию ему заменяли бронежилет, напяленный поверх футболки, и американская камуфляжная куртка, наброшенная на плечи.

Новая эпоха, новая мода...

Прошедшую неделю Бугай и мисс Мэри работали не покладая рук.

В первую очередь Мэри уничтожила чертову видеозапись, вынесенную из института в Кёнсане, чтобы никто больше не мог случайно или намеренно посмотреть ее. Затем, разбудив на базе сотню человек, они заручились их поддержкой и организовали охрану КПП. Затем совершили на джипах ряд поездок по сеульским кварталам, закрывая мясобойни по всему городу. Затевать масштабную войну с дикими гангами было нереально. Но договориться с ними о запрете на убийства и каннибализм в обмен на регулярные поставки пищи и с условием ограниченного подчинения боссу всех боссов оказалось не так уж сложно. Особенно сговорчивыми становились гангстеры под дулами пулеметов. Впрочем, и условия, которые предлагали Бугай и Мэри, были комфортными для бандитов.

Мисс Мэри потребовала незначительных уступок вроде принесения вассальной клятвы. По типу тех, что приносили в средневековье герцоги королям. А также соблюдения квартальными гангами общегородских законов, которые принимались боссом всех боссов, но могли обсуждаться в случае недовольства на общем собрании. В целом это была определенная форма раннефеодальной монархии. После анабиоза на Полуострове наступило Новое средневековье. И до Нового возрождения оставалось еще жить и жить. Именно жить, а не выживать...

Будущий император Бугай пил чай из виноградных листьев и учил Марию Тешину жизни.

— Послушай, Мэри! — громогласно пояснял он. — Солдафоны «Кэмп Грея», какими бы дерьмовыми они ни были, все же могли сдержать возможный натиск пукханов. А вот мы с тобой не сможем. Режим в Северной Корее раньше был не устойчив, население кричало лозунги на парадах, но реально никто не верил в социализм. Слишком много северян уже побывало и в буржуазной России, и на Юге — слова были им не нужны, они видели уровень жизни «буржуев» собственными глазами. После анабиоза военная машина и государственный аппарат в КНДР рухнули в одночасье. Очнувшиеся бойцы просто послали в задницу высших командиров, а кое-где и прирезали. На севере уже через несколько суток после пробуждения остались только независимые вооруженные банды, в которые превратились бывшие войсковые части. Следующие два месяца они творили беспредел среди местного населения и грабили армейские склады. Но складов с уцелевшей провизией было мало, а армия в КНДР большая. Прикидываешь, что было дальше?

— Ну да, — кивнула мисс Мэри. — Что и здесь, только уже без бит и топоров.

Чхун Пак цыкнул зубом.

— Именно. Стрелкового оружия в КНДР наверняка сохранилось больше, чем в Республике, так что там все было по-взрослому — с пальбой очередями и взрывами, а не маханием тесаков и арматурин. На юг они до поры до времени не совались: юнговцы могли встретить их на границе свинцовым градом. В результате бывшие северокорейские вояки, сгруппировавшиеся в бандформирования, начали закрепляться на территориях и чертить новые границы.

— Обычная история.

— Угу. Старая как мир. Государство — это, прежде всего, земля. Скорее всего, на севере сейчас несколько десятков мелких гособразований во главе с майорами, а то и лейтенантами старой армии. Но соль в другом. Недалеко от Пхеньяна была атомная электростанция. Даже если реакторы не взорвались, а радиация осела за треть века, все равно земля там грязная и не принесет урожая. И как только пукханы это поймут, они полезут сюда. Раньше их мог сдержать Юнг с его пулеметами, уцелевшей техникой и опытными солдатами. Да, юнговцы были скотами: смотрели сквозь пальцы на людоедов и занимались работорговлей, но они хоть как-то охраняли Мегаполис от северян. А сейчас? Возможно, полевые командиры в бывшей КНДР скрывают то, что земля заражена, от своих подданных. Но долго это делать невозможно. Весной начнется исход. Сюда, на юг.

— Подожди, не гони волну. — Мисс Мэри предостерегающе подняла руку. — Хочешь сказать, мы теперь открыты для вторжения с севера?

— Пробка «Кэмп Грея» выбита, пукханы скоро узнают это. Ополченцы из бывших рабов и бандиты из городских гангов, даже вооруженные до зубов, не сдержат этого натиска. Мы не солдаты.

Мэри пожала плечами и ничего не ответила. Она развернулась и отошла от трона босса всех боссов. Вышла из ворот Большого президентского дворца.

На широком офицерском поясе девушки висели ножны с трофейным кирасирским палашом. С другой стороны в кобуре покачивался тяжелый кольт «Питон», патроны к которому нашлись на складах «Кэмп Грея».

Девушка смотрела на север и думала о весне.

Внезапно в памяти всплыл идиотский стишок умника Дэмио...

Голая школьница с кольтом «Питоном»

Вышибет мозги фальшивых солдат.

Голая школьница с кольтом «Питоном»

Идет и не смотрит назад!

Никто не знал, что с некоторых пор Мэри больше не подвластна загадочная энергия червоточины. Никто не ведал, что она больше не может вызывать по прихоти смертоносное или исцеляющее свечение. Но это было ей больше и не нужно.

Не оружие делает нас сильными.

Все так, как ты и говорила, маленькая Кити.

Только когда мы сами становимся оружием, только тогда делаемся по-настоящему могущественными.

Мэри не была кореянкой, но именно эта страна научила ее не бояться.

А значит, ее стоило защищать.

Официальный сайт проекта «Анабиоз»: anabioz.com

Официальная группа «ВКонтакте»: vkontakte.ru/anabioz_books