Для лихого красавца капитана Майлза Кросса, самого отчаянного из пиратов Нового Света, женщины всегда были лишь приятным минутным развлечением… пока встреча с Алекс Уайком не изменила его жизнь. Эта прелестная девушка, обладавшая острым умом, независимым нравом и пламенным сердцем, стала для Майлза не просто первой в его жизни настоящей любовью, но буквально всем — радостью и мукой, жгучей, неистовой страстью и подлинным счастьем…

Констанция Беннет

Радость пирата

Глава 1

Над побережьем висела сизая мгла. Окутанный туманом, нарядный белый домик казался каким-то ненастоящим — он словно сошел со страниц детской книги сказок. Все в нем радовало глаз: и свежая побелка, и живописно контрастирующая с белыми стенами красная черепичная крыша, нависающая над домом так, что могла защитить от дождя и палящего солнца, и, конечно же, колонны — это главное украшение коттеджа.

Провинциальный крохотный Бриджуотер входил в состав Сомерсета, одного из трех графств полуострова Корнуолл. Разбросанный по зеленым холмам, этот уютный городок спускался к Бристольскому заливу, суровые берега которого были свидетелями деяний рыцарей «Круглого стола». Здесь, по преданию, любил совершать прогулки сам король Артур, а камни до сих пор хранят тайну его свиданий с леди Джиневрой. Но эта загадочная история — дела давно минувших дней. Теперь же все достопримечательности Бриджуотера сводились к сапожной мастерской, бакалейной лавке с вычурной вывеской «Торговый дом Дредсона» да еще парочке лавок поскромнее. Разумеется, никому и в голову не приходило строить лавку не у собственного дома — таким образом весь высший свет городка жил на одной улице, единственной и главной. В конце этой улицы, чуть особняком держался белый с колоннами дом доктора Уайком.

Несмотря на поздний час, в доме было светло. Свет, пробиваясь сквозь клубы тумана, укрывшего, словно периной, ухоженные клумбы палисадника, придавал местечку загадочный вид.

Жизнь в этом уютном жилище шла своим чередом. Кларисса Бинс, полная женщина лет пятидесяти, с круглым добродушным лицом, напевая что-то себе под нос, возилась на кухне. Она поставила на поднос кастрюльку с рагу из куропатки, свежезаваренный ароматный чай, баночку мятного желе, печенья, аккуратно сложенные горкой на тарелке, и, наконец, чашку из тонкого китайского фарфора на глубоком блюдце. Окинув ужин гордым, довольным взглядом, Кларисса взяла поднос с яствами и отправилась в покои своей госпожи.

Кларисса Бинс служила в этом доме больше двадцати лет и успела сжиться и с этими стенами, и с господами, на которых работала. Теперь она и представить не могла своей жизни без маленькой семьи, с которой делила и радость, и горе. На ее глазах у четы Уайкомов появилась дочь, которой, увы, довелось стать единственным ребенком в семье.

Рок унес старших членов семьи, лишив девочку сначала матери, а потом, спустя годы, и отца, и теперь на попечении у Клариссы Бинс осталась Александра Уайком.

Миновав длинный коридор, Кларисса подошла к спальне своей любимицы. Удерживая с завидной легкостью тяжелый поднос одной рукой, миссис Бинс деликатно постучала в дверь.

— Войдите, — ответили ей слабым, усталым голосом.

Кларисса появилась в дверях с улыбкой на лице.

— Касси, ты чудо! Я умираю от голода! — воскликнула Александра.

— Я знала, что вы вернетесь голодная как стая волков. До чего же у нас бессовестный народ! Как звать вас в любое время — хоть днем, хоть ночью, — тут они не стесняются, а как предложить доктору перекусить, на это у них ума не хватает. Целый день без горячего, так и самой недолго слечь!

— Ну что ты, Касси. В каждом доме меня норовят угостить. Ну ты же знаешь, сколько за день мне приходится смотреть больных, а кроме того, лучшего повара, чем ты, не сыскать на всем сомерсетском побережье. Для чего мне набивать живот абы чем, когда я знаю, что дома меня ждет королевская трапеза?

— Ну не преувеличивайте, — скромно потупила взгляд Кларисса, хотя слова молодой госпожи были ей весьма приятны.

Александра улыбнулась. Девушке была известна маленькая слабость Касси: миссис Бинс любила, когда ее хвалят. Впрочем, кто без греха… Кларисса перехватила хитрую улыбку подопечной и, напустив на себя строгость, ворчливо заметила:

— Не надейтесь, мисси, что вы мне можете задурить голову своей лестью. Думаете, я не замечу, во что вы превратили платье? Почему вы до сих пор не сняли с себя эти грязные тряпки и не приняли ванну?

Действительно, Александра не успела переодеться. Единственное, на что у нее хватило сил, так это скинуть туфли и подвинуть к креслу табурет, чтобы вытянуть уставшие, затекшие ноги. Не желая обидеть Касси, которой, очевидно, очень хотелось поиграть в суровую наставницу, Алекс виновато вздохнула:

— Признаться честно, Касси, у меня просто нет сил мыться. А насчет платья, ты права — оно безнадежно испорчено. Годится разве что на тряпку.

Кларисса украдкой смахнула слезу, взглянув на светловолосую девушку. Когда-то она баюкала Алекс, перед сном укачивала на руках… как давно это было!

— Твой отец гордился бы тобой, — с пафосом произнесла миссис Бинс. — Второй доктор Уайком в семье.

— Кларисса, не называй меня так, — отрезала Алекс.

Еще совсем крошкой Александра дала няне ласковое имя Касси — Кларисса было слишком сложно для нее. С тех пор у них так и повелось. Александра называла няню полным именем, только когда хотела подчеркнуть серьезность момента. Кажется, именно такой момент наступил сейчас.

— Не называй меня доктором, — со всей серьезностью повторила Александра. — После смерти моего отца вы все чаще повторяете, что я доктор Уайком. Этому необходимо положить конец.

— Но, мисси… Все в округе знают вас как доктора Уайком, иначе и не величают.

— Да, Касси. Но мы все равно должны переубедить людей. Я не имею права называться доктором. Если бы я родилась мужчиной, то работа ассистента зачлась бы мне как школа лекарей и я без труда получила бы сертификат. Но я женщина, и в нашей стране мне никогда не получить статус доктора. Акушерка — запомни! — я всего лишь акушерка.

— Вы и раньше говорили мне об этом, мисси, — обиженно заметила Кларисса, — да только сегодня вы уж чересчур расстроены. Верно, на то есть причина?

Александра отвела глаза, недобро прищурившись.

— На дороге между Тейтоном и Бриджуотером я случайно встретилась с доктором Копели.

— С этим пройдохой и пьяницей? Ну, мисси, уж вы куда более достойны носить звание доктора, чем он. При всех своих дипломах и лицензиях он вам в подметки не годится!

— Наверное, мне не следует об этом говорить, Касси, — усмехнулась Александра, — но я не могу с тобой не согласиться. Этот болван считает, что все болезни можно излечить кровопусканием да еще одним его испытанным средством: закатанным в шарик масла пауком. Проглотишь эдакую гадость — и всю хворь как рукой снимет. Как представлю, что бедным больным приходилось глотать пауков, жутко делается. — Девушку передернуло от отвращения. Помолчав немного, она обреченным тоном добавила: — Однако в глазах правосудия шарлатаном буду выглядеть я, а не он. У него есть лицензия на врачебную практику, а у меня нет. Так что, если он захочет, у меня могут быть серьезные неприятности.

— Этот шарлатан угрожал вам, мисси? Да я его…

— Успокойся, Касси, — ответила Александра, вставая. — Погладив верную служанку по руке, она подошла к столику. — Иезекииль открыто мне не угрожал. Вряд ли он развяжет со мной войну, а вот шантажировать… Знаешь, Касси, после смерти папы доктор Копели проявляет удивительную настойчивость в стремлении отвести меня под венец. Сегодня он сказал, что, если я отвергну его предложение, он привлечет к моей деятельности внимание властей.

Александра торопливо откусила маленький кусочек ароматного печенья, чтобы перебить приступ тошноты, вызванный одной мыслью о возможном союзе с Иезекиилем Копели.

— Как он смеет! Да он же по возрасту годится тебе в отцы! — возмущенно воскликнула Кларисса. — Что дало повод этому старому козлу надеяться на ответные чувства со стороны такого цветочка, как ты? Какая низость добиваться благосклонности девушки таким образом!

— Кто знает, Касси, может, в молодости доктор Копели был таким красавцем, что у него отбою не было от девиц. Поэтому он так странно себя ведет, — сказала Александра, пожав плечами. — Должно быть, бедняга давно не смотрелся в зеркало. Лучшие годы его действительно позади.

— Я надеюсь, Алекс, ты поставила его на место.

— Именно поэтому я и получила это недвусмысленное предупреждение.

Кларисса покачала головой:

— Как ты думаешь, он действительно может доставить тебе неприятности? По-моему, ты не делаешь ничего незаконного.

— Совершенно верно, ничего предосудительного я не совершала. Лекарства я готовлю очень осторожно. Если чувствую, что не в силах помочь больному, отсылаю его в Бристоль. С формальной точки зрения я не совершаю ничего предосудительного, но… если доктор Копели на самом деле захочет мне навредить, ему это вполне удастся. Теперь нам надо быть начеку. Если дело дойдет до судебного разбирательства, магистрату не очень-то понравится, что меня называют доктором.

— Все я понимаю, мисси, и в будущем буду стараться держать язык за зубами. А сейчас, — бодро добавила Кларисса, — давай-ка я помогу тебе снять это грязное платье, да прими ванну, пока вода не остыла.

Александра повернулась к няне спиной, и Кларисса принялась расстегивать крохотные перламутровые пуговички.

— Ты пока отдыхай, а я разогрею ужин да постираю платье, чтобы к утру было как новенькое.

— Не стоит возиться с этой тряпкой, Касси, — сказала Алекс, снимая нижнее белье. — Ты не заметила самого главного: там две здоровые прорехи, одна на лифе, другая — на подоле.

Александра зажмурилась от удовольствия, погружаясь в горячую воду. Запрокинув голову на закругленный бортик ванны, она блаженно улыбнулась.

Кларисса смотрела на свою госпожу со смешанным чувством восхищения и гордости. Лицо девушки в обрамлении золотых кудряшек было воистину ангельским — чудной формы, с гладкой, без изъяна, кремовой кожей, изящно изогнутыми темными бровями и огромными миндалевидными глазами, прикрытыми густыми, чуть загнутыми вверх ресницами. Цвет глаз был ярко-синий, как небо в солнечный день. Тело Александры являло собой удивительное сочетание юношеской стройности и женственной округлости — тонкая талия, неширокие бедра, длинные стройные ноги и пышная, красивой формы грудь — мечта любого мужчины. Кларисса невольно вспомнила недавний разговор о докторе Копели, и, представив, как этот потрепанный сластолюбец предлагает руку и сердце Алекс, прошептала:

— Негодяй!

Алекс испуганно вздрогнула и открыла глаза. Она думала, что Касси давно ушла.

— Что случилось?

— Ничего-ничего, я просто подумала об этом старом греховоднике Копели, — ответила Кларисса. — Он-то тебе точно не пара. Мисси, не пора ли вам подыскать хорошего молодого человека да и обручиться с ним, как подобает, в церкви… Какого-нибудь высокого красивого парня, чтобы мог поставить Копели на место.

— Да где же мне найти такого? — засмеялась в ответ Александра. — Откуда возьмется этот высокий да красивый?

Кларисса нахмурилась. Алекс, сама того не желая, дала няне повод для невеселых раздумий. Здесь, в Сомерсете, приличных молодых людей можно было по пальцам перечесть, да и то стоило только присмотреться пристальнее, как кандидатуры одна за другой отпадали.

— Надо нам как-нибудь обдумать этот вопрос, — заметила Касси.

— Если уж тебе так не терпится поговорить на эту тему, — сдалась Алекс, — пожалуйста… Арон Черч сегодня опять сделал мне предложение.

— Черч — славный парень, — подхватила Кларисса. — И внешностью отличается… только одно меня тревожит — его мамаша. Я не хочу, чтобы ты жила бок о бок с этой мегерой. Если ей что втемяшится в голову, так она пойдет напролом, не разбирая дороги, как медведица.

— Попала в самую точку, — рассмеялась Алекс, находя сравнение Генриетты с медведицей весьма удачным. — Пожалуй, мысль о том, что когда-то ей придется делить своего единственного сыночка с другой женщиной, ей не улыбается. Но тебе, должно быть, интересно, чем Арон подсластил свое предложение. Представляешь, он предложил мне две козы, пять кур-несушек, и… — Алекс сделала паузу. — Он сказал, что первый помет от их знаменитой кобылы наш!

— От новой кобылы? От той самой, над которой он трясся, как над младенцем? Помнится, Черчи все никак не могли подобрать ей пару, говорили, что все здешние жеребцы никуда не годятся. Кажется, в Тейтоне нашелся подходящий, таких же классных кровей? Да уж ясно как день, он в тебе души не чает. Может, стоит обдумать его предложение.

Алекс покачала головой:

— Согласна, предложение щедрое, мне крайне неприятно вновь обижать Арона отказом, да только тут ничего не попишешь. — Александра загадочно улыбнулась, и, глядя куда-то в сторону, сказала: — Знаешь, Касси, что мне пришло в голову: после венчания все подарки Арона вновь вернулись бы к нему, так что он ничего бы не потерял.

— Сомневаюсь, мисси, что парень смог бы додуматься до такого хода сам.

— И я об этом, Касси, — вздохнув, призналась Алекс.

Касси опять попала в яблочко. Парень был не то чтобы совсем дурачок, но уж очень недалекий. Ее в остальном примерный ухажер привык прислушиваться к советам мамочки, а уж с ней Алекс меньше всего хотела бы иметь дело.

— И потом, — добавила Александра, — боюсь, сама тактика неверна. Я не вещь, которую можно купить, даже за очень дорогую цену. Так что, видно, суждено мне ждать того красивого и высокого, которого ты мне напророчила.

— Тогда, боюсь, вам придется еще подождать со свадьбой. Зато приятно знать, насколько вы желанная невеста, мисси. Не всякая девушка может похвастать тем, что ей делали предложение дважды за один день.

Обе женщины дружно рассмеялись. Касси отправилась наконец разогревать ужин мисс Уайком.

Как только Касси ушла, Алекс снова закрыла глаза и попыталась расслабиться. Однако вода остывала и пора было мыться. Не открывая глаз, она протянула руку к маленькому столику возле ванны, на котором Касси предусмотрительно оставила губку и мыло.

Грустно вздохнув, Алекс принялась намыливаться. Просто забыться не удалось. Мысли лезли в голову не самые приятные. Она чувствовала себя значительно старше своих двадцати двух лет. Да еще этот разговор с Касси. Похоже, бедняжка начинает беспокоиться. По ее соображениям, мисс Уайком уже можно считать чуть ли не старой девой. А ведь Александра не была ни мужененавистницей, ни женщиной с какими-то особыми принципами, просто при ее образе жизни она не успевала думать о женихах. После смерти любимого отца она вся ушла в работу, только в ней находя утешение.

Александра оказалась вполне обеспеченной. Отец оставил ей наследство, которого вполне хватило бы на достойную жизнь. Она могла при желании не работать. Наличные деньги в здешней глуши были редкостью, и пациенты в основном расплачивались с ней так, как до этого с ее отцом: кто-то отдаст курицу, кто-то вязанку дров, кто-то свежепойманную дичь из леса, кто-то колобок масла. В кладовой целую стену занимали полки с дарами пациентов: банки варенья, желе и другие лакомства. Алекс прекрасно знала, что Клариссе все это не нравится, но она не собиралась изменять своим привычкам.

В общем и целом Александра не могла сказать, что живет плохо. Она зарабатывала себе на хлеб и ни от кого не зависела. Только одна мысль все чаще стада закрадываться в сердце: она хочет слышать в своем доме детский гомон. Сегодня, помогая при родах Халли Саймоне, Александра почувствовала острую боль одиночества. Когда крохотное создание, едва появившееся на свет, закричало у нее на руках, Александра почти с неохотой протянула младенца матери. Прятаться от себя самой больше не имело смысла. Она хотела ребенка, своего ребенка.

К сожалению, для осуществления ее мечты не хватало одного — хорошего мужа. В детстве Алекс охотно верила в сказки о прекрасных принцах, которые имели обыкновение увозить своих возлюбленных в замки. Долгие часы проводила она в саду за чтением книг, мечтая о прекрасном благородном незнакомце. Но годы брали свое. Детская впечатлительность и романтические грезы остались в прошлом.

Вода в ванне стала прохладной, и Александра неохотно потянулась за полотенцем. В коридоре послышались торопливые шаги Клариссы. Алекс быстро вытерлась, надела домашнее платье, и к тому времени как домоправительница появилась в спальне с разогретым ужином, уже сидела у туалетного столика, вытаскивая из волос деревянные шпильки.

Кларисса залюбовалась, глядя на Алекс: ее роскошные золотые волосы густой волной ниспадали почти до пояса. Кларисса в который раз посетовала на то, что такая красотка свои лучшие годы вынуждена провести в глуши. Несмотря на то что Касси никогда не была в столице и, уж конечно, никогда в глаза не видела ни одной придворной дамы, она готова была поспорить на что угодно, что ее Алекс способна затмить красотой любую из них.

Кларисса так засмотрелась на свою хозяйку, что не услышала вопроса Александры.

— Что вы сказали, мисси? Прошу прощения, не расслышала.

— Я спросила, куда это ты подевалась, — с улыбкой ответила Алекс, глядя на сконфуженную миссис Бинс в зеркало. — У тебя взгляд какой-то странный, отсутствующий.

— Нет-нет, — покачала головой Кларисса. — Я вот подумала о том, что, если ты опять замешкаешься, мне придется еще раз разогревать еду, тогда уж точно весь вкус пропадет!

Александра села за столик в предвкушении ужина. Вдруг громкий стук в парадную дверь заставил вздрогнуть обеих женщин.

— Только не это, — простонала служанка. — Кого это принесла нелегкая в такой поздний час?! Господи, совсем стыд потеряли!

Алекс тяжело вздохнула. Поесть, кажется, так и не удастся. Изрядно затянувшийся рабочий день грозил превратиться в рабочие сутки.

— Касси, открой, пожалуйста, — устало попросила Алекс. — Наверное, Адель Пибоди рожает. Скорее всего это Дункан, ее муж, пришел за мной.

— Этот малыш мог бы и потерпеть немного. Приспичило ему рваться на свет ночью, — пробормотала Кларисса, с недовольным видом покидая комнату.

Алекс только засмеялась вслед. Обе женщины понимали: так было и так будет всегда. Их дом открыт для больных и страждущих в любое время суток. В дверь вновь постучали, на этот раз настойчивее.

— Да подождите вы, сейчас, — откликнулась Кларисса, отпирая замок.

На пороге стояли двое мужчин: один высокий и худой, другой низкий и плотный, — и ни один из них не был похож на Дункана.

— Кто вы? — удивленно спросила она незнакомцев.

— Так, путешественники, — ответил тот, что пониже, галантно снимая видавшую виды шляпу.

— У нас не гостиница. — Кларисса была готова захлопнуть дверь перед непрошеными гостями.

— Подождите, мадам, — быстро заговорил коротышка. — Мы заметили на вашем крыльце фонарь. Это означает, что здесь живет доктор. Это так?

— Вы что, больные?

— Мы-то нет, а вот наши товарищи, которых мы оставили на дороге, серьезно ранены. Им позарез нужен доктор. На нас напала банда разбойников, мэм.

Кларисса смерила разговорчивого посетителя подозрительным взглядом. Кто они? На фермеров не похожи. Для бродяг слишком чистые, да и лошади у них добрые, сытые. Может, они и есть разбойники? Одно дело послать Алекс в глухую ночь на помощь роженице и совсем другое — отпустить с двумя сомнительными типами.

— Кто там, Касси? — спросила Алекс. — У Адель роды начались?

— Нет, хозяйка, — отозвалась Кларисса, — тут два джентльмена. Говорят, что на них напади бандиты и ранили двоих.

— Так не держи их на пороге. Пусть войдут в дом.

Кларисса неохотно отступила, давая посетителям войти.

— Добрый вечер, господа. Скажите, а почему вы не привезли раненых с собой?

Визитеры остолбенели, изумленно глядя на чудное видение. Волосы шелковистой волной ниспадали до пояса, закрывая теплое платье, в которое была одета неземной красоты женщина с синими, яркими, как сапфиры, глазами. Решив, что перед ними хозяйка дома, тот же крепыш, что ранее объяснялся с Клариссой, заговорил:

— Просим прощения, мэм. Мы всего лишь простые путешественники, нам очень нужен доктор, не поможете ли вы нам? Один из наших друзей серьезно ранен, слишком серьезно, чтобы его можно было везти на лошади.

— Ну что ж, — сказала Алекс, жестом приглашая гостей пройти в дом. — Присаживайтесь. Я не заставлю вас долго ждать.

— Вы?

Коротышка едва не онемел от удивления, а у его товарища глаза на лоб полезли.

— Да, господа, я. Боюсь, другого лекаря на несколько миль в округе здесь нет. Так что садитесь и ждите. Я скоро.

Алекс повернулась к своим гостям спиной и, увлекая за собой Клариссу, пошла к себе.

— Пожалуйста, Касси, собери мой саквояж с медикаментами, — на ходу попросила Алекс. — Я давала сегодня Генри настой опия, так что нужно бы положить еще. Боюсь, мне может понадобиться снотворное.

— Да, мэм, но только вначале я велю Тео запрячь повозку. Не пущу я вас с этими незнакомцами одну. Я тоже с вами поеду. Алекс остановилась на мгновение, задумавшись.

— Верно, Касси. Повозка нам все равно понадобится, чтобы привезти сюда раненых. А теперь поторопись!

С этими словами Александра направилась к себе в спальню. Поскольку Касси рядом не было, пришлось надеть юбку и блузку. Так Алекс обычно не одевалась к пациентам. Сшитая из плотной шерстяной ткани, достаточно теплой, чтобы согреть в прохладную апрельскую ночь, блузка плотно облегала фигуру. Шелковая вставка, переходящая в воротник-стойку, целомудренно прикрывала грудь, которая выглядела бы весьма соблазнительно в глубоком вырезе лифа. Алекс выбрала эту одежду сугубо из практических соображений; ей и в голову не приходило, что глубокий синий цвет ткани как нельзя лучше оттеняет необычный цвет ее глаз, а прикрытая шелковой кружевной вуалью грудь выглядит едва ли не более соблазнительно, чем если бы она решилась смело выставить ее напоказ.

Алекс присела на край кровати и, натянув чулки, с сожалением стала зашнуровывать полусапожки на высоком каблуке. Осталось уложить волосы. Привычным движением Алекс заплела косу, но за недостатком времени не стала укладывать ее вокруг головы. Накинув плотно запахивающийся плащ с капюшоном, Алекс вышла из спальни как раз в тот момент, когда в коридоре показалась Кларисса с объемистым саквояжем.

Поблагодарив Касси, Алекс взяла саквояж и быстрым шагом пошла в холл.

— Тео спал, но я его разбудила, — быстро доложила Кларисса. — Сейчас он, должно быть, в конюшне. Пойду накину плащ и потороплю его.

Кларисса вернулась к себе, а Алекс направилась к ожидающим ее незнакомцам.

— Повозка будет готова через несколько минут, джентльмены, — известила она мужчин.

— Какая еще повозка? — недоуменно спросил плотный.

— Мой экипаж. Конюх Тео и его жена Кларисса поедут с нами. Возможно, мне понадобится их помощь.

Незнакомцы обменялись взглядами, и Алекс, заподозрив неладное, тихо спросила:

— Что-то не так?

— На лошадях будет быстрее, мэм.

— Верно, — согласилась Алекс, — но ведь мы не сможем оставить раненых на дороге. Все равно придется везти их сюда. Вы сами сказали, что один из них слишком плох, чтобы ехать верхом.

И вновь мужчины как-то странно переглянулись. Тот, что повыше ростом, шепотом обратился к своему дружку:

— Капитану не по душе это придется. И то нехорошо, что женщина, а уж…

— Капитан? — прервала его Алекс. Эти люди нравились ей все меньше. — Вы, кажется, путешественники, — продолжала она, решив раньше времени не паниковать. Надо потянуть время, а там подойдут Тео с Клариссой. Они помогут прогнать гостей.

— Верно, — отозвался тот, что покрепче. — И еще нас ждет раненый, очень тяжело раненный человек. Да только, боюсь, вашим людям ехать не придется. Нам нужен только врач, а не куча народу. Так что, пожалуйста, поедемте с нами. Лошади ждут.

С этими словами он взял из рук Алекс саквояж и потянул ее за рукав, но она оттолкнула его руку.

— Понятия не имею, что у вас на уме, да только знайте: я и шагу не сделаю, пока не получу четкие ответы на все вопросы, и если даже и решусь поехать, то только с Тео и Клариссой.

— Простите, мэм, но это невозможно.

Худой, со странным акцентом мужчина бесцеремонно потащил Алекс на крыльцо. Она открыла было рот, чтобы позвать на помощь, но незнакомец оказался проворным малым и молниеносно закрыл рот своей жертве. Алекс царапалась и брыкалась, но бандит словно не замечал этого. Он оказался куда сильнее, чем можно было предположить, глядя на него, и, как Алекс ни старалась, вырваться ей не удалось.

— Полегче с ней, Деп.

— Я стараюсь, Спанглер, но, Бог свидетель, она царапается как дикая кошка.

Алекс тащили к привязанным возле ограды лошадям. Несмотря на охвативший ее страх, Алекс не могла не узнать лошадей — две чудные кобылы Лема Уитли. Теперь к страху примешался еще и вполне праведный гнев, прибавивший ей сил, — Алекс с отчаянным упорством возобновила борьбу. Стало совершенно ясно: она попала в лапы воров и разбойников, промышляющих к тому же похищением людей. Исхитрившись, Алекс изо всех сил укусила зажимавшего ей рот мужчину за ладонь, и он, вскрикнув от боли, отдернул руку. В это же мгновение Спанглер, до сих пор старавшийся быть галантным, опустил на ее бедную голову тяжелый кулак. Алекс потеряла сознание.

С искренним сочувствием Спанглер произнес слова извинений и бросился к лошадям.

— Капитану это не понравится, — повторил Деп, передавая Алекс компаньону.

— Она не оставила нам выбора, — заметил Спанглер, бережно укутывая девушку в плащ. — Или ты думаешь, что он предпочел бы оставить Джудсона умирать?

— Да нет, — проворчал Деп, запрыгивая в седло.

Из-за дома послышался скрип колес. Надо было спешить. Еще минута, и туман поглотил всадников.

Глава 2

Сизая мгла над морем укрывала от любопытных глаз корабль, трехмачтовую баркентину, приютившуюся в маленькой бухте, окруженной скалистыми берегами. Корабль под названием «Неистовый», казалось, застыл в каком-то немом оцепенении. Тишина нарушалась только монотонным плеском волн. Лишенные парусов, мачты напоминали заколдованные деревья, голые, без листьев, с торчащими ветками-реями.

Усталые угрюмые матросы, несущие вахту, терпеливо ждали команды сниматься с якоря. Каждый мечтал поскорее покинуть это неуютное место, пристанище призраков. На смотровой площадке стояли двое. Один из матросов всматривался в морскую даль — туда, где открывался выход в залив, другой — обшаривал взглядом берег, надеясь увидеть долгожданный условный сигнал.

Те матросы, которые сейчас отдыхали от вахты, не могли заснуть, беспокойно ворочаясь в своих гамаках в матросском кубрике. Не лучше обстояло дело и в каютах командирского состава, расположенных под ютом. Капитан Майлз Кросс мерил шагами каюту, словно зверь клетку. Едва заслышав тихий стон, он бросался к койке, где лежал раненый, чтобы поднести к губам несчастного воды или стереть испарину со лба. Раненый становился все бледнее и бледнее. Время тянулось бесконечно медленно, и Майлз в который раз про себя выругался, кляня на чем свет стоит своих людей, посланных на берег за доктором уже несколько часов назад.

Клял он не только их, но и себя, свое злосчастное невезение. Фортуна, до сих пор благоволившая, сегодня изменила Кроссу. Миссия, приведшая Майлза на берега Глостершира, едва не закончилась для него крушением всех надежд. За неудачу пришлось поплатиться гибелью трех членов команды, один из погибших был корабельный врач. Двое были серьезно ранены. И все потому, что патрулю королевских гвардейцев надо было появиться именно в том месте, где у Кросса была назначена встреча.

Однако, какими бы тяжелыми ни были потери, окончательно проваленной операцию назвать нельзя. Оружие, в котором так отчаянно нуждались американские солдаты, сражавшиеся со своими британскими соплеменниками на просторах британских колоний в Новой Англии, осталось в неприкосновенности. Следующей ночью Майлзу предстояло перегруппировать силы и встретиться с американцами в другом месте, как было условлено на случай провала. Все это будет завтра, а сегодня он может лишь кусать в отчаянии губы да метаться по каюте как загнанный зверь, не в состоянии помочь лучшему другу, умирающему у него на глазах.

Не в силах более находиться в закрытом помещении, Майлз вызвал первого помощника, чтобы тот подежурил у койки раненого, а сам вышел на палубу.

Поднявшись наверх, он осмотрелся. Туман, утесы, маяк. Но никаких сигналов от людей с берега.

— Они появятся, — пробормотал Майлз, — конечно, появятся, вопрос лишь когда…

И вдруг он замолк: на берегу зажегся фонарь. Это они, наконец-то! Забыв про туман, не боясь оступиться, Кросс бегом помчался к трапу. Поскольку разглядеть все равно ничего нельзя было, приходилось полагаться на слух. Раздались громкий всплеск и удары весел о воду. Вскоре из тумана вынырнула шлюпка. Майлз отдал приказ поднять ее, и двое матросов побежали к подъемнику.

— Вы изрядно задержались, — крикнул Майлз. — Где доктор? И где, черт побери, Сэм Рассел?

— Мы с доктором, капитан, — отозвался Спанглер.

Еще мгновение, и он буквально взлетел со своей драгоценной ношей на палубу.

— Какого дьявола! — прошипел Майлз, принимая из рук матроса бесчувственное тело.

Непонятное создание не подавало признаков жизни, скорее оно походило на тряпичную куклу, лица которой не было видно из-за надвинутого капюшона.

— Спанглер, что все это значит? Я, кажется, посылал вас за доктором!

— Да, капитан, это лучшее, что мы могли найти. Местные жители зовут ее «доктор Уайк».

— Так она акушерка? Ты притащил мне повивальную бабку? Господи, ну ты и…

Майлзу явно с трудом удавалось сдерживать ярость. Спанглер невольно сжался и не нашелся что ответить.

— Где Сэм Рассел? — продолжал допрос капитан.

— Мы разделились, сэр. Не зная местности, мы пошли в разных направлениях.

— Молись, чтобы ему повезло больше, чем тебе, Спанглер.

— Да, сэр.

Крепкий матрос опустил голову, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Майлз смотрел на него с отвращением, почти с брезгливостью, чувствуя себя совершенным идиотом со странной ношей на руках.

— Что стряслось с этой старухой? Она потеряла сознание от быстрой езды или ее укачало в лодке?

— Ну, сэр… Сказать по правде, ей не хотелось идти с нами, так что я… я…

— Что ты сделал, Спанглер?

— Я стукнул ее, сэр, — с трудом ворочая языком от страха, выдавил Спанглер. — Совсем чуть-чуть.

— Ты посмел ударить старуху? Ну знаешь, это уже слишком!

Спанглер быстро залопотал:

— Нет, сэр, нет… Да нет же!

— Что ты бормочешь?! — заорал Майлз, надвигаясь на матроса.

Постепенно Алекс стала приходить в себя. Шум голосов медленно, словно издалека, доходил до ее сознания. Она не вполне понимала, что происходит, лишь чувствовала, что кто-то кричит, кто-то гневается. В голове сильно гудело. Кто же мог кричать? Должно быть, кто-то близкий. Отец? Отец сердится на нее?

— Папа? — нежно прошептала она.

Конечно же, это папа. Он держит ее на руках. Наверное, она опять уснула в кресле, не дождавшись его. А теперь он несет ее спать. Но почему он так злится?

Чувствуя себя виноватой из-за того, что расстроила отца, Алекс обняла его за шею, прижалась щекой к его широкой крепкой груди и, потершись ласково о рубашку, снова шепнула:

— Папочка, хороший…

— Господи, — пробормотал Майлз.

Ни разу еще он не чувствовал себя таким идиотом. Между тем, когда женщина зашевелилась, капюшон упал с ее головы, и Майлз увидел перед собой ангельское личико в обрамлении золотых кудряшек. Сбитый с толку, лишившись от удивления дара речи, Майлз лишь тупо смотрел на приходившую в себя женщину.

Алекс чуть повернулась, чтобы заглянуть отцу в глаза, и едва не вскрикнула от боли. Каково же было ее удивление, когда она увидела совершенно незнакомого мужчину. Желтые тигриные глаза, казалось, прожигали ее насквозь. Боже, это лицо не имело ничего общего с милым, добрым лицом отца. Ее держал на руках незнакомец. Очень красивый незнакомец. Золотистые глаза будто освещали загорелое бронзовое лицо с правильными аристократическими чертами. Волевой, достаточно широкий подбородок, прямой нос, темные брови над миндалевидной формы глазами и полные, красиво очерченные губы совсем близко от ее губ. Густые и довольно длинные пшеничного цвета волосы трепал ветерок.

«Быть может, это и есть тот высокий красавец, которого предсказала мне Касси, и он пришел за мной во сне, чтобы увезти в свой замок?» Однако эта шальная мысль улетела столь же внезапно, сколь и возникла. Здравый смысл одержал верх. К Алекс вернулась способность анализировать. Легкий ветерок с чуть солоноватым привкусом, легкое покачивание — все это свидетельствовало о том, что она находится на корабле. И тут Алекс все вспомнила и с ужасом поняла, что не спит.

Майлз не менее пристально разглядывал девушку. Гладкая, без единого изъяна кожа, чудные черты лица и глаза… синие сапфиры в безупречной оправе. Легкая, почти невесомая, она все же была по-женски округлой. Он злился на себя из-за того, что не мог сдержать в узде желание, дававшее о себе знать достаточно остро. К тому же она еще вздумала прижиматься к нему. Майлз заметил, что незваная гостья приходит в себя, и опять злость взяла верх над остальными чувствами. Злился он на всех: на Спанглера, притащившего сюда эту девчонку, на нее за то, что она будила в нем чувства, пришедшиеся не ко времени и не к месту, а в первую очередь на себя за то, что не может справиться с собой. Между тем ласковую мечтательность в глазах девушки сменила ярость.

— Пустите меня, — хриплым от страха и гнева голосом проговорила Алекс. — Кто вы такой?

— Не ваш папочка, это точно.

— Я и сама вижу! Немедленно уберите руки! — приказала она. — Вы что, глухой? И не пяльтесь на меня так! Пустите меня, я сказала!

— Ладно, — примирительно ответил Майлз, неохотно опуская девушку на палубу.

Алекс решительно оттолкнула руку, нежно поддерживающую ее за талию, и тут же поплатилась за резкое движение — ее качнуло, и она чуть было не упала. Тот же мужчина с дерзкими желтыми глазами учтиво протянул руку, но Алекс лишь презрительно хмыкнула. Несмотря на головокружение, ей удалось устоять на ногах без посторонней помощи.

— Держите подальше от меня ваши поганые лапы, — процедила она сквозь зубы, с ненавистью глядя на возвышавшегося над ней красавца.

Действительно, при иных обстоятельствах она, возможно, отдала бы должное его привлекательности. Высокий рост, безупречное сложение, мускулистое, крепкое тело. Однако во взгляде незнакомца было что-то внушавшее ей если не страх, то беспокойство. Что-то завораживающее. Она вспомнила книгу, в которой читала о гипнозе. Алекс захотелось отвести глаза. Обернувшись назад, она встретилась взглядом со Спанглером.

— Вы! — воскликнула она, задыхаясь от возмущения. — Вы тот самый! Зачем вы притащили меня сюда?

— Простите, мэм. — Спанглер переминался с ноги на ногу, виновато глядя на женщину. — Мы не хотели… но капитан велел нам…

— Ах да! Ваш капитан! Где это чудовище? Я хочу, чтобы он знал, что меня доставили сюда против моей воли!

Алекс обвела взглядом столпившихся на палубе мужчин.

— Вы не там ищете, милая, — раздался голос у нее за спиной. — Чудовище здесь.

Алекс быстро обернулась и оказалась лицом к лицу с тем самым мужчиной, на руках у которого очнулась. Золотистые глаза его смотрели на Алекс насмешливо и дерзко. Наглость этого человека превосходила все мыслимые пределы, и Алекс готова была убить его от злости.

— О да, мне следовало бы сразу догадаться. Значит, это вы посылаете своих матросов охотиться за ни в чем не повинными женщинами! Я вас не боюсь! Немедленно верните меня домой!

Делая вид, что гневная проповедь Алекс не имеет к нему никакого отношения, Майлз задал пленнице вопрос по существу:

— У вас есть какие-нибудь медицинские познания?

— Да, но… — растерянно ответила Алекс, меньше всего ожидавшая услышать этот вопрос.

— Помимо акушерства?

— Да, но…

— Хорошо, тогда пойдемте со мной. Для вас есть работа.

Майлз галантно предложил Гостье руку, но она лишь фыркнула.

— Никуда я с вами не пойду, вы, грязное животное. Я требую…

— Мадам, вы не в том положении, чтобы предъявлять претензии, — перебил ее Майлз, которому вся эта возня начинала надоедать. — У меня внизу двое раненых, и один из них при смерти. Я уже потерял троих, включая корабельного врача, и не намерен терять еще. Так что вы пойдете со мной, причем немедленно.

Майлз разозлился не на шутку. Что за дурацкое упрямство!

Глядя прямо в глаза капитану, Алекс спросила, четко произнося каждое слово:

— Почему вы считаете, что я должна помогать вам или вашим людям?

— Потому что, если вы мне не поможете, пойдете на корм рыбам.

— Не путайте меня, — спокойно произнесла Алекс. — Я не ребенок. Меня не испугаешь угрозами.

— Да, вы не ребенок, — помедлив, согласился Майлз и сделал шаг навстречу девушке, впившись в нее своими тигриными глазами.

На этот раз на дне синих глубин предательски задрожал огонек страха.

— Вы не ребенок, — еще раз повторил он. — Вы взрослая женщина. Я тут подумал о другом способе убеждения. Быть может, для юной леди этот способ окажется более действенным. Как вы отнесетесь к тому, если я предоставлю вас в полное распоряжение своей команды? Они уже давно в море, знаете ли…

За спиной Алекс матросы принялись перешептываться. Они не понимали, что происходит с их капитаном, Алекс же видела только горящие глаза и читала в них смертельную решимость. Она вдруг поняла, чем грозит ей пребывание на этом корабле, среди голодных чужих мужчин, для которых она была всего лишь предметом наслаждения. Облизнув пересохшие губы, Алекс чуть отступила назад. Надо было что-то делать. Нельзя выказывать страх, если она хочет выжить.

Надеясь на то, что капитан не понял, насколько она испугана, Алекс спросила:

— А если я помогу вам, что со мной будет?

— Даю вам слово, что, как только вы сделаете все, что можете, для людей, ждущих внизу, вас невредимой вернут домой.

— И чего стоит слово разбойника и вора?

Майлз болезненно поморщился.

— Разбой — не моя профессия, мадам.

— Не разбой, так контрабанда. Немногим лучше. Нарвались на королевский патруль, да?

Майлз помрачнел.

— Чем меньше вы будете знать о цели нашего пребывания здесь, тем безопаснее будете себя чувствовать, — спокойно ответил он, и по выражению его лица Алекс поняла, что лучше не высказывать дальнейших догадок.

— Хорошо, — кивнула Алекс. — Я не буду больше задавать вопросов. Остается только надеяться, что ваше слово чего-то стоит. Хоть вы и ведете себя развязно, вы, как мне кажется, джентльмен, и, поскольку другой гарантии я все равно не получу, придется положиться на ваше слово. Договорились, ведите меня к раненым.

Майлз вновь предложил даме руку, и вновь она ответила отказом. Сделав несколько шагов в направлении, указанном капитаном, она вдруг остановилась.

— Где мой саквояж?

— Где сумка, Спанглер? — спросил Майлз.

— Вот, капитан.

Деп протиснулся к капитану, распихивая товарищей локтями, и протянул большой кожаный саквояж, а как только Майлз взял его, юркнул обратно в толпу.

Алекс выхватила сумку из рук капитана раньше, чем тот успел возразить.

— Так куда идти, капитан?

— Вниз по ступеням, — ответил Майлз и, обернувшись к своим людям, добавил: — Что стоите как стадо баранов! Расходитесь по местам! Не пропустите сигнала. Как только появится Рассел, дайте мне знать.

Толпа быстро рассеялась, и Майлз догнал Алекс на последней ступеньке лестницы, ведущей к каютам. Проскользнув мимо нее, Майлз пошел впереди, показывая дорогу.

— Касуэл здесь, — сообщил он, указывая на одну из дверей, — но он может подождать.

Майлз остановился возле другой двери и распахнул ее, пропуская Алекс вперед.

Характерный запах разложения ударил в нос. Здесь правила бал смерть. Каюта оказалась уютной и хорошо обставленной. Алекс почему-то сразу решила, что она принадлежит ее провожатому. Окинув взглядом большой письменный стол, книжные полки по левой стене, большой платяной шкаф, Алекс вдруг заметила в дальнем углу комнаты седого матроса, который не спускал с нее изумленных глаз. Кивком ответив на приветствие пожилого моряка, почтительно отступившего в сторону при ее приближении, Алекс подошла к постели своего пациента.

Первое, что она отметила, — вид больного: у него явно был жар, на лбу выступили бисеринки пота. На плечо была наложена повязка не очень умело, но с явным старанием. Сняв плащ, Алекс принялась разбинтовывать рану. С каждым снятым слоем бинта тошнотворный запах становился все сильнее. Александра особенно не удивилась, когда, обнажив рану, увидела гной.

— Когда это случилось? Сколько времени он провел без надлежащей медицинской помощи? — раздраженно спросила Алекс, зло глядя на Майлза, молча стоявшего у постели раненого.

— Около пяти часов.

Алекс нахмурилась и вновь осмотрела рану.

— Этого не может быть. Прошло не меньше суток.

— Уверяю вас, мадам, не более пяти часов. Вы можете ему помочь?

Не отвечая, Алекс склонилась над больным. Осторожно нажав на воспаленный край, она принюхалась к исходящему от раны едкому запаху.

— Белена, — пробормотала она, догадавшись наконец, что могло вызвать столь быстрое разложение и лихорадку.

— Что вы сказали?

— Белена, — повторила Алекс, закатывая рукава платья. — Смертельно ядовитое растение, в соке которого солдаты иногда вымачивают пыжи. Если стрелять с близкого расстояния, кусочки набивки, прилипшие к пуле, попадают в рану. Яд отравляет организм. — Алекс посмотрела Майлзу в глаза. — Вы должны знать, капитан, что, каким бы серьезным ни было ранение, яд куда опаснее. Он убивает почти всегда.

— Так он будет жить или нет?

— Я сомневаюсь, что он выживет.

Майлз рассмеялся коротким циничным смешком:

— Как мило с вашей стороны так меня обнадежить. Успокоили, нечего сказать. Спасибо.

— Вы бы предпочли, чтобы я солгала?

— Я бы предпочел, — зарычал Майлз, — чтобы вы внушили мне уверенность в том, что по крайней мере попытаетесь ему помочь.

— Но это и так ясно!

— Откуда мне знать? Может быть, вы просто выдумали все это. Решили убить его и тем самым ускорить возвращение домой!

— Как вы смеете! — Алекс отшатнулась. — Как можете вы, — задыхаясь прошептала она, — говорить мне такое. Никогда я еще не лишила жизни ни одно существо. Не было случая, чтобы я не сделала все, что в моих силах, чтобы спасти человека!

— Сладко поешь! Но, чтобы получить гарантии, я ставлю свое условие. — Одним прыжком Майлз оказался рядом с Алекс и, больно схватив ее за руку, прорычал: — Имейте в виду, если этот человек умрет, вы никогда не увидите дома! Я ясно выразился?

Седой матрос по имени Оги едва не вскрикнул от удивления: с капитаном творилось нечто странное, но для Алекс эта сцена являлась логичным продолжением их знакомства. Она смотрела в искаженное гневом лицо капитана, не сомневаясь ни секунды в том, что он способен осуществить угрозу. Запястье, сдавленное могучими пальцами, казалось, вот-вот расплющится, но Алекс мужественно терпела.

— Опять за старое, капитан? Угрозы не помогут спасти члена вашей команды.

— Моего друга, — поправил ее Майлз.

Обнадеженная тем, что капитан способен испытывать человеческие чувства, такие, как дружба, она немного поостыла.

— Отпустите меня и дайте мне спокойно заняться делом.

Майлз медленно разжал пальцы. Алекс сердито растирала онемевшую руку, исподлобья глядя на капитана.

— Мне потребуется много воды, — бросила она. — И еще, вон та плита, она работает? Надо, чтобы вода все время была горячей.

— Я сейчас растоплю ее, мэм, — с готовностью откликнулся пожилой моряк.

— Пожалуйста, поспешите, — попросила Алекс.

Оги не замедлил воспользоваться случаем, чтобы улизнуть.

У Алекс было мало времени, нужно было все делать очень быстро. Под пристальным взглядом капитана она выложила на столик у кровати инструменты и лекарства в нужном порядке, чтобы во время операции не тратить драгоценных минут на поиски того или иного.

Вновь и вновь проверяя, все ли готово, Алекс бросила взгляд на раненого. Каково же было ее удивление, когда тот открыл глаза. Она улыбнулась, заметив тревогу и смущение на лице пациента.

— Я сплю? А может, я уже в раю?

Голос Джудсона звучал слабо, но он попробовал улыбнуться, глядя в лицо склонившейся над ним красавицы.

— Святой Петр вернул тебя к нам, Тернер! — поспешил ответить Майлз. — Врата рая пока закрыты для парней вроде нас с тобой, так что Создатель решил, что тебе лучше пока пожить среди нас, смертных, чтобы было время искупить грехи.

Джудсон неохотно отвел глаза от ангельского лица.

— Значит, моя судьба, — тихо проговорил раненый, — торчать тут с тобой. Но в качестве награды Господь послал мне ангела-хранителя. Или, — Джудсон вновь обратил взор на Алекс, — вы мне все-таки снитесь?

— Не снюсь, поверьте, — ласково улыбаясь, ответила девушка, присев на постель. — Ваш капитан послал за мной, чтобы я помогла вам.

— Тогда я, должно быть, одной ногой уже в могиле. В противном случае Майлз ни за что не поделился бы со мной такой красавицей.

— Это доктор, и у меня с ней строгая договоренность, так что можешь не беспокоиться, мы не дадим тебе умереть.

Майлз говорил веселым голосом, но его многозначительный взгляд означал, что угрозы остались в силе. Александра отвернулась, чтобы приготовить больному отвар. В это время в каюту вошли Оги и подросток с небольшим жестяным тазом.

— Прекрасно. Налейте в таз немного воды и поставьте возле меня, а остальную, чтобы не остыла, на растопленную плиту, — распорядилась Алекс, пропуская Оги к плите.

Майлз как завороженный смотрел на Джудсона, вновь впавшего в беспамятство. Бодрая улыбочка сползла с лица капитана: больше не было нужды притворяться. Взгляд Майлза говорил о такой боли и отчаянии, что Алекс подумала, не братья ли они, но тут же отказалась от этой мысли: между двумя мужчинами не было никакого внешнего сходства. Джудсон скорее походил на цыгана, и в его облике не было утонченности.

Алекс подошла к раненому.

— Вам придется подержать его, — обратилась она к капитану, беря в руки скальпель. — Если он очнется и дернется…

— Можете мне не объяснять, — перебил ее Майлз, усаживаясь на постель рядом с Джудсоном. — Оги, мне может понадобиться твоя помощь, а плитой займется Курт.

Алекс вдохнула поглубже, успокаиваясь и сосредоточиваясь. Пора начинать операцию.

Она удалила участки омертвевшей плоти и тщательно промыла рану, перед тем как сделать надрезы, чтобы найти пулю. Джудсон дернулся, но опийная настойка притупляла боль и не давала ему проснуться. Майлз, одной рукой надавливая на здоровое плечо друга, прижимал его к кровати, другой удерживал за предплечье. Вытащив пинцетом пулю из раны, Алекс продолжала работать. Джудсон вздрагивал от боли, и Майлз гаркнул:

— Какого дьявола вы его мучаете? Вы уже достали свинец.

— Пуля раздробила кость, и эти кусочки необходимо удалить, — не глядя на Майлза, ответила Алекс. — И еще я хочу отыскать кусочки отравленной набивки.

Майлз с сомнением покачал головой, но говорить ничего не стал. Как бы ни хотелось ему, чтобы Джудсона оперировал настоящий врач, судьба не оставила выбора. Надо отдать должное этой деревенской повитухе — она работала удивительно профессионально. Вроде бы у него не было основания не доверять ей, но почему-то он не мог смотреть на нее как на настоящего доктора. Может, дело было в ее возрасте — едва ли ей исполнилось двадцать, — а может, в ее внешности, в ее необычной красоте. Майлз был и смущен, и раздражен. Раздражен главным образом тем, что эта красавица хорошо знала свое дело. Она могла стать украшением двора короля Георга, а живет в такой глуши и ко всему прочему занимается делом, которое требует мужской выносливости и силы. Загадочная женщина… Ему вдруг стало жаль, что судьба свела их не в то время и не в том месте. У нее был характер, спору нет. Во многом она напоминала Майлзу его мать. Как и леди Кэтлин, эта девушка была не из тех, кого можно легко смутить или сбить с толку. И, как и его мать, Алекс вела жизнь более под стать мужчине, чем юной леди.

Джудсон вновь застонал, и Майлз отвлекся от своих размышлений. Взглянув на руки, работавшие ловко и уверенно в открытой ране, Майлз вдруг подумал о том, что эти тонкие пальчики должны перебирать цветы для букета.

А Алекс тем временем заканчивала операцию: аккуратно наложила швы и туго забинтовала плечо. Ничем не выказывая страшной усталости, навалившейся вдруг, она спокойно посмотрела на Майлза и мужественно выдержала его дерзкий взгляд.

— Вы довольны?

— Я подожду с выводами до полного выздоровления Джудсона.

Не будь Алекс так измотана, она, наверное, рассмеялась бы Майлзу в лицо. Вежливость явно не была в числе добродетелей этого самонадеянного наглеца. Не проронив ни слова, Алекс отвернулась от капитана и начала собирать инструменты.

— Вы прекрасно справились, мадам, — тихо сказал ей Оги. — Чудесная работа, честное слово.

Алекс улыбнулась:

— Благодарю вас, только, боюсь, это еще не все. Будьте добры, налейте в чашку горячей воды, я хочу приготовить нашему больному настой. И еще… если не трудно, бренди.

— С удовольствием, мадам.

Оги нашел чашку, и, пока он наливал в нее кипяток, Майлз занялся бренди.

— Вот, держите, — сказал он, протягивая бокал своего самого лучшего бренди Алекс в полной уверенности, что она попытается напоить Джудсона.

Каково же было его удивление, когда Алекс залпом осушила бокал.

— Любим выпить, доктор Уайком? Кажется, случайно обнаружилась маленькая женская слабость.

— Капитан, сегодня был очень длинный и трудный день, — со вздохом принялась объяснять Алекс, сознательно не поддаваясь на его провокации. — Еще рассвет не занялся, как я отправилась по тряской дороге в Тейтон принимать роды, кстати, очень тяжелые. Потом еще шесть пациентов, а между делом пришлось отказать двум претендентам на мое сердце. Вернулась я домой к полуночи, только села поужинать, пожаловали визитеры и не придумали ничего лучшего, как огреть меня по голове и потащить на корабль. Здесь со мной тоже не особо церемонятся: человек, называющий себя капитаном, не соизволил даже поблагодарить меня за помощь. Ей-богу, сэр, еще один такой денек, и мне, чтобы прийти в себя, и бутылки окажется мало, и никто не смеет меня за это осудить!

Впервые с момента их знакомства Алекс показалось, что она увидела в глазах Майлза что-то похожее на доброжелательное любопытство. Впрочем, когда он заговорил, Александра поразилась его беспардонности.

— Почему такая красивая женщина выбрала столь необычный образ жизни?

— Мне не из чего было выбирать! И вообще, что знаете вы о моей жизни?..

— Я делаю выводы из ваших же слов, — сказал, пожав плечами, Майлз. — Вы ухаживали за раненым не как барышня из благотворительного общества. Вы не боитесь испачкать руки, не брезгуете черной работой и ко всему прочему предпочитаете оставаться не замужем на пороге того возраста, за которым молодую леди называют старой девой. Вот это, моя дорогая, действительно весьма необычно. И поэтому я спрашиваю только из любопытства: почему? Вы питаете органическое отвращение к мужчинам?

Вопросы капитана были более чем бестактными, к тому же с явным издевательством, насмешкой. Алекс посчитала, что с нее довольно. Надо было положить конец этому допросу.

— Я ни к кому не питаю ненависти, или, как вы это называете, органического отвращения, ни к мужчинам, ни к женщинам. Хотя, должна признаться, у меня есть серьезный повод возненавидеть вас. Никто не давал вам права задавать мне такого рода вопросы, впрочем, как и похищать меня. Смею напомнить, что я была доставлена сюда не для удовлетворения вашего извращенного любопытства, так что прошу меня простить, мне нужно заняться раненым.

Крыть Майлзу было нечем. Оказавшись в неловком положении, он не знал, как ему теперь выкрутиться. К счастью, в дверь постучали.

— Войдите, — откликнулся капитан.

Вошел матрос и сообщил о прибытии «настоящего доктора».

Майлз, с облегчением вздохнув, вышел из каюты, оставив Алекс одну.

Александра была в равной степени обижена и встревожена. Брошенные вскользь слова о «настоящем докторе», безусловно, задели ее, но, кроме этого, оставалось загадкой, кто же такой этот «настоящий доктор». Неужели они имеют в виду Иезекииля Копели? А вдруг они и его украли? Непонятно, зачем тогда было тащить сюда ее. Алекс с печалью посмотрела на пациента.

— Да поможет вам Бог, если Иезекииль Копели приложит к вам руки, — прошептала она и принялась готовить лекарства, которые могли понадобиться Джудсону в ближайшие дни. Дальнейшее уже мало зависело от нее, еще меньше — от Копели. Алекс лишь молилась о том, чтобы капитан сдержал свое слово и отправил ее домой. О том, что будет, если он не выполнит обещания, Александра старалась не думать.

Глава 3

Вновь команда собралась на палубе, встречая прибывших. Туман начал подниматься. Скоро рассветет. Майлз стоял в стороне от других, наблюдая, как на корабль поднимается мужчина средних лет. Вид у того был потрепанный, а глаза красные то ли от недосыпания, то ли от рома.

— Это и есть доктор, Сэм? — спросил Майлз, делая шаг навстречу мужчине.

— А вы, как я понимаю, капитан? — прокаркал гость.

Копели, стараясь не показать страх, гордо выпятил грудь, но колени предательски дрожали.

— Да, я капитан. С кем имею честь?

— Доктор Иезекииль Копели, сэр. Я требую немедленно объяснить, что все это значит! Это безобразие, и, уверяю вас, властям станет известно о том, что вы вытворяете, очень скоро!

— Не сомневаюсь, — спокойно ответил Майлз. — Только, надеюсь, к этому времени мы будем уже вне досягаемости ваших властей. Что же касается…

— Прошу прощения, капитан, — вмешался Сэм. — Боюсь, это не совсем так. Доктор поднял настоящий переполох, когда мы увозили его из дому; за нами погнались горожане. Сейчас они отстали, но скоро будут здесь. Доктор так сильно допекал нас дорогой, что мы не смогли запутать следы.

— Проклятие! — прошептал Майлз, отвернувшись. — Оги, отведи доктора к Джудсону. Не надо было нам оставлять эту женщину наедине с ним. А вы, — повысил голос Майлз, — расходитесь по местам. Поднять якорь, поднять все паруса грот — и бизань-мачты! Живо за работу!

Все пришло в движение, словно заработал отлаженный, хорошо смазанный механизм. Корабль ожил, якорь с натужным скрипом поднялся из воды и занял свое место на бухте канатов. Послышался характерный свист натягиваемого такелажа. Паруса разворачивались, наполняясь ветром. Майлз уже стоял на юте, лихо вращая тяжелый штурвал. «Неистовый» взял курс на залив.

Майлз даже за грохотом хлопающих на ветру парусов расслышал крик толпы на берегу. К счастью, корабль успел выйти из бухты и скрыться за мысом. С берега так и не смогли как следует рассмотреть, а тем более — прочитать его название.

Оги тащил сопротивляющегося доктора волоком. От гостя так разило ромом, что матросу стало не по себе. Вряд ли в таком состоянии он сможет помочь раненому.

— Сюда, — проговорил Оги, толкая доктора в дверь.

— Сэр, я вынужден протестовать… Александра!

Копели забыл о том, против чего хотел протестовать, увидев предмет своей страсти в столь странном месте. Стряхнув с плеча руку Оги, он рысцой бросился к постели больного, возле которой стояла Алекс.

— Моя дорогая, как это все ужасно! Неужели у этих разбойников ни капли стыда нет?! Притащить юную леди в эту помойную яму! Они не обидели вас, дорогая?

Этот день воистину стал испытанием для Алекс. После всего того, что выпало на ее долю, еще и это — доктор Копели. Алекс вдруг с удивлением осознала, что предпочла бы иметь дело с целой армией самодовольных капитанов, чем с этим шарлатаном, имеющим наглость называть себя доктором. Не в силах сдержаться, Алекс удрученно вздохнула, встретив очередной сюрприз судьбы.

— Меня никто не обидел, доктор Копели. Кроме того, надо признать, корабль не показался мне помойной ямой.

— Не хотите ли вы сказать, что явились сюда по доброй воле? Невинная девушка к грубой матросне! Моя дорогая, вы даже представить не можете, что здесь могли с вами сделать, — вам могли сломать всю жизнь!

— Конечно, я здесь не по доброй воле, — устало проронила Алекс, — но и жизнь, как вы выражаетесь, мне никто не сломал.

— Это всего лишь вопрос времени. Если бы вы только ответили согласием на одно из моих бесчисленных предложений, вы бы никогда не оказались в подобном положении.

Алекс не могла понять, каким образом согласие на брак с Иезекиилем Копели могло улучшить ее теперешнее положение или… сделать его менее удручающим. Его наставительный тон и сюсюканье действовали Алекс на нервы примерно так же, как монотонное царапанье по стеклу или что-то в этом роде.

— Ах, но теперь-то я могу быть спокойна, — с сарказмом, очевидным для кого угодно, кроме Копели, заключила Алекс. — Вы здесь, и вы встанете на защиту моей чести и достоинства, спасете меня от этих жестоких скотов.

Оги стал невольным свидетелем этого диалога. «Интересно, что за отношения связывают медиков?» — подумал матрос.

Копели смущенно закашлялся. Он не был готов к такому повороту. До сих пор ему как-то не доводилось бывать в роли защитника, и такая перспектива его не радовала.

— Моя дорогая, вы же знаете, как я вам предан. Я готов за вас жизнь отдать, но… Один против целой армии… Что я могу?

— Оставьте, Иезекииль, — отмахнулась Алекс. — Меня не нужно спасать. Капитан обещал доставить меня домой в ближайшее время.

И тут словно в опровержение корабль качнулся, и вдруг все в каюте пришло в движение. Алекс упала, больно ударившись о стену. Минутная ее растерянность сменилась гневом. Она все поняла.

— Он обещал! Он дал мне слово! — обрушилась Александра на Оги, который стоял в дверях как вкопанный.

— Прошу вас, мэм, у капитана не было выбора… — промямлил он.

— Выбор есть всегда! — воскликнула Алекс, кинувшись из каюты.

Пылая праведным гневом, юная леди спешила наверх. Никогда еще она не испытывала такой ярости.

Выйдя наконец на палубу, Алекс поразилась произошедшей перемене. Туман рассеялся. Оранжевые сполохи рассвета, отражаясь от белоснежных парусов, зажигали их, делая похожими на огненные стяги из волшебных сказок. Всюду сновали матросы, движение, на первый взгляд казавшееся хаотичным, на самом деле было четко организованным. Но где же тот, кто отвечал за этот упорядоченный хаос? Капитана нигде не было видно. При всем том, что познания деревенской акушерки относительно устройства кораблей не отличались особой глубиной, мисс Уайком догадалась, что капитан должен быть где-то наверху. Быстро, насколько позволяло тяжелое платье, Алекс взобралась по трапу наверх, и там, на краю высокой площадки на дальнем конце длинной палубы, она увидела его. Широко расставив ноги для устойчивости, развернув могучие плечи, Майлз, легко вращая штурвал, правил кораблем, и баркентина, послушная его рукам, ложилась на заданный курс. Корабль уже вышел из бухты, и мыс, сложенный из разноцветных скальных пород, медленно проплывал мимо. Величественная картина, красота которой в иное время потрясла бы Алекс, сейчас попросту осталась ею не замеченной. Мисс Уайком видела одного капитана.

Несмотря на неуверенную походку, юная особа была удивительно грациозна, и Майлз не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться ею. Свет падал так, что золотистые вьющиеся волосы и края одежды образовывали светящийся контур вокруг точеной фигурки. Но когда Алекс подошла поближе, сходство с Мадонной пропало. С пылающим взглядом, она напоминала ангела мщения. «Как бы не сгореть дотла в этом пламени», — подумал Майлз.

Алекс, обойдя штурвал, оказалась лицом к лицу с капитаном.

— Подлец! Это вы называете честной сделкой?! Я сделала все, что могла, для вашего друга, а вы вот так отплатили мне за все! Немедленно высадите меня на берег! — Голос ее срывался то ли от возмущения, то ли от страха перед неизвестностью, в глазах блестели слезы, сжатые в кулачки руки побелели.

— Успокойтесь, мисс Уайком. Я сдержу обещание, только… чуть позже. Поймите, нельзя допустить, чтобы нас увидели… ну, в общем, завтра ночью, после того как я сделаю свое дело, вас отпустят.

— Завтра ночью! — возмущенно повторила Алекс.

— Да, вернее сказать, уже сегодня. День-то уже начался.

— А что со мной будет до ночи?

— Ничего плохого с вами не сделают, если вы на это намекаете. Я даю вам слово.

— Опять слово даете?! — истерически засмеялась Алекс. — Какую цену имеют ваши обещания? Разве могу я после всего, что произошло, довольствоваться вашим честным словом?

Майлз словно надел на лицо маску. Окинув равнодушным взглядом стоявшую рядом женщину, он уставился в море. Воцарилось молчание, впрочем, всего на несколько минут. Нарушил его капитан:

— Откровенно говоря, моя дорогая, ваше мнение по этому вопросу совершенно меня не интересует. Как видите, в сей момент меня занимают другие проблемы, и, уж конечно, это не ваши истеричные вопли. Потрудитесь покинуть палубу и, пожалуйста, не мешайте мне. Сегодня вечером я должен возобновить операцию, которая не удалась накануне; после ее завершения вас с доктором высадят на берег в том месте, где взяли на борт.

— Но почему не раньше? — спросила Алекс. Она уже успела немного прийти в себя. — Зачем ждать до ночи? В этих водах достаточно много кораблей, нас могло бы подобрать любое судно.

— Совершенно верно. Только мы не собираемся торчать посреди залива. Сейчас мы свернем в уединенную бухту, где, смею вас уверить, никаких кораблей не будет.

— Тогда высадите нас на берег там!

— Мне жаль, но это невозможно!

— Но почему?

— Было бы неучтиво с моей стороны бросать женщину в незнакомом месте…

— Но я буду не одна! Вдвоем с доктором Копели не страшно… и потом… это что, необитаемый остров? Живут же там люди. Кто-нибудь да поможет нам.

— Вот именно, — раздраженно перебил ее Майлз. — Вы попадете в деревню, в деревне окажется констебль, который быстренько свяжется с властями, а уж те, поверьте, поднимут на ноги всю береговую охрану. А корабль тем временем будет все еще в британских водах! Нет, моя дорогая. Боюсь, что я не смогу удовлетворить вашу просьбу. Сегодня ночью должно совершиться то главное, ради чего все затевалось. Я просто не имею права топить себя раньше этого срока. Слишком многое поставлено на карту.

Алекс молча созерцала аристократический профиль своего собеседника. Он что-то говорил о британских водах, говорил так, будто не имеет к Британии никакого отношения. Странно. Он говорит чисто, без акцента. Сомнений нет, перед ней англичанин. Вдруг Александру словно чем-то ударило. Этот человек не контрабандист. В памяти тут же всплыл странный акцент одного из похитителей, и разгадка пришла сама собой.

— Вы — американец, из Новой Англии! Колонист! — произнесла она.

Майлз удивленно воззрился на пленницу:

— Вас уже предупреждали, моя дорогая, что излишняя любознательность может стоить вам здоровья.

Не обращая внимания на скрытую в голосе угрозу, Александра развивала свою догадку:

— И вы здесь, чтобы купить оружие и амуницию для мятежников и предателей.

Майлз только плечами передернул.

— Предателей… Это как посмотреть… Для одних — предательство, для других — патриотизм.

— Но ваш английский… Никакого акцента. Конечно же, вы…

— Вы слишком много хотите знать, милая леди, — перебил ее Майлз.

— Вы посылали за мной, капитан Кросс?

Перед ними возник Марко — худощавый матрос, которого Алекс уже видела в дозоре. Капитан окинул незадачливого матроса убийственным взглядом.

— Кросс? Майлз Кросс! — воскликнула Александра.

— За штурвал, ничтожество, — процедил Майлз.

Осознав свою ужасную ошибку, бедняга Марко как будто весь сжался. Он понял: наказания ему не миновать. Всем было строжайшим образом запрещено называть капитана по фамилии. Эта экспедиция требовала особой секретности.

Терпению Майлза пришел конец. Как только Марко встал за штурвал, он сгреб Алекс в охапку и оттащил подальше от матроса.

— Отпустите… Вы делаете мне больно!

— Замолчи! — рявкнул Майлз. — Если ты хочешь вернуться домой, забудь обо всем, что здесь видела, понятно?..

— Я знаю, сэр, — заявила Алекс, — что вы изменник и негодяй. Имя пирата Майлза Кросса, главаря банды разбойников, известно во всех уголках Англии. Только глухой не слышал о вас. Вы — паршивая овца в стаде, вы недостойны своих благородных родителей, герцога и герцогини Кандлейских. Вы покрыли позором людей, всецело преданных стране и короне.

От Александры не скрылась реакция капитана. Болезненная гримаса исказила благородное лицо. Она злорадно усмехнулась.

Майлзу не сразу удалось ответить. Чувствовалось, с каким трудом он пытается взять себя в руки.

— Вы на редкость наивны. Что же касается моих родителей, которыми так восхищается вся Англия, то они не столь благородны, как вам того бы хотелось.

— Вы лжете! Самодовольный эгоист! Только так и может говорить человек, от которого даже отец и мать вынуждены отказаться!

— Что вы об этом можете знать? Вы, деревенская девка, которая никогда не выезжала дальше околицы! Как можете вы судить о поведении герцогов и герцогинь, о людях, близких королю!

Алекс готова была лопнуть от злости.

— Добрые дела герцога и герцогини Кандлейских известны любому в этом графстве. Не надо заседать в палате лордов, чтобы быть в курсе того, на что идут их деньги и как они помогают всем нуждающимся!

— Конечно, всем, кроме собственного сына. Лишить законного наследника средств к существованию, публично назвать его изменником — так, по-вашему, должны поступать любящие родители?

— На то была причина!

— Вас, как и многих других, ввели в заблуждение.

— Меня от вас тошнит, сэр, — бросила Алекс. — Вы предали свою семью и свою страну, променяли их на грязное ремесло пирата, разбойника, хищника. У кого вы воруете? У людей, для которых море — единственный источник существования. Вы опустились столь низко, что нападаете на суда, принадлежащие вашим родителям! И что самое мерзкое, набивая себе карманы сокровищами, вы прикрываетесь идеей освобождения колоний. Да вам дела нет до этих несчастных колонистов! Скажите, капитан, ружья и пушки, которые вы собираетесь вывезти с наших берегов… Сколько золота вы за них получите?

— Довольно, — процедил сквозь зубы Кросс. — Золота никогда не бывает слишком много. В отличие от моего дорогого папочки я не пускаю деньги на ветер!

Улучив момент, Александра вывернулась.

— Боитесь запачкаться, леди? — насмешливо бросил Майлз, наблюдая, как, брезгливо поморщившись, Алекс отряхнула платье.

— К счастью, сэр, зло не заразно. Вы мне просто противны, и все. Так что я, пожалуй, пойду отсюда..

— Одну минутку, — остановил ее Майлз. — Еще одна маленькая формальность, мисс Уайком, и можете лететь, молиться о спасении души. Прибывший доктор не должен ничего знать о ваших догадках. Надеюсь, вы это понимаете?

— К чему такая конспирация, капитан? По-моему, вы настолько бессовестны, что любая авантюра лишь на руку вам.

До того как Алекс успела осознать, что происходит, Майлз схватил ее и привлек к себе.

Алекс, не имея возможности дышать — столь сильны были объятия, — подняла голову. Под пронзительным взглядом она почувствовала, что теряет самообладание. Губы ее дрогнули частью от страха, частью от странного жара, волной пробежавшего по телу. Майлз склонился к ее губам. Несмотря на стремительность всего происходящего, Алекс успела подумать о том, что этот дьявол, видимо, собирается ее поцеловать. Дыхание ее сбилось; щеки зарделись.

— Вы, кажется, слишком многое обо мне знаете, мисс Уайком, — прошептал он, почти касаясь губами ее губ. — Может быть, вам известно также о некоторых моих слабостях, например, о том, что я особенно люблю лакомиться юными девственницами.

Словно в подтверждение своих намерений Майлз дотронулся языком до нежной кожи за ухом. Алекс охватила дрожь, но скорее не от страха, а от проснувшихся в ней незнакомых дотоле ощущений.

— Вы ведь девственница, не так ли, — хриплым шепотом произнес он, лаская ее горячим дыханием, — и если желаете остаться ею, советую вам не болтать лишнего. Пусть это будет наш с вами маленький секрет.

— Пустите, — выдохнула Алекс, напуганная не столько его угрозой, сколько полным отсутствием воли к сопротивлению, той властью, которую, как оказалось, имел над нею глубокий чувственный голос, руки, губы, само присутствие этого ужасного мужчины.

— Подожди…

Александра хотела вывернуться, но Майлз завладел ее ртом, подавив всякое сопротивление.

Ошеломленная, потерянная, Алекс презирала себя за то, что вместо ненависти, которой только и достоин этот бессовестный человек, так грубо и вероломно обошедшийся с ней, она питает к нему совершенно другие чувства. Тело впервые предавало ее, чувства шли вразрез с рассудком. Наверное, что-то подобное происходило и с ним. Из грубого, почти жестокого поцелуй его превратился в нежный. В нем не чувствовалось более ненависти. Оказалось, что руки его умеют быть не только сильными, но и ласковыми. Майлз бережно погладил Алекс по спине. Что-то теплое и радостное поднялось в ее душе в ответ на произошедшую в нем перемену. Сама не понимая; что делает, повинуясь минутному порыву, Алекс закинула руки ему на плечи, впервые стыдливо и робко отдаваясь едва пробудившейся страсти. Тихий стон сорвался с ее губ, и в нем было все: жажда ласки и бессилие отчаяния, признание собственного поражения, неспособности противостоять искушению запретного наслаждения.

Майлз был приятно удивлен ее реакцией, столь же искренней, сколь и импульсивной. Он почти бессознательно, ласками и нежностью стремился загладить вину, успокоить боль, причиненную собственной жестокостью. Он чувствовал, как трепещет ее сердце, и этот ритм отдавался в нем удивительной музыкой, чудесной симфонией. Майлз знал немало женщин, но ни одна не разбудила в нем подобных ощущений. Эта невинная красотка наполняла его сердце чувствами, которым он не знал названия. Желание овладеть ею становилось нестерпимым.

Нарочито медленно Майлз обвел кончиком языка вокруг, ее губ, затем тысячей легчайших поцелуев покрыл ее лицо, прокладывая чуть влажную тропинку по подбородку к шее, к ямочке у основания шеи. Препятствием оказался воротник. Майлз потянул, но застежка не поддалась. Уже мало что соображая, он рванул ткань, и его взору открылась упругая полная грудь. Алекс тихонько застонала, когда Майлз провел пальцами по ее соскам. Дотоле неведомая ей сладостная истома овладела Александрой.

В ужасе от того, что происходило с ней, в последней отчаянной попытке сохранить достоинство, не дать себе целиком утонуть в этом море греховного наслаждения, Алекс со стоном оттолкнула от себя мужчину.

Задыхаясь, Майлз поднял голову и посмотрел в глаза девушке. В кристально-чистой синей глубине ее расширенных глаз он прочел все. Чего в ней было больше: страха или готовой расцвести страсти, той самой, что заставляла их обоих дрожать от с трудом сдерживаемого желания? Если бы не этот страх, не эта трогательная беззащитность, Майлз ни за что не остановился бы. Но он не мог и не хотел ломать жизнь девушке, перед которой был в долгу. Да, она проявила излишнее любопытство и была несправедлива к нему, но в том нет ее вины. Она не должна отвечать за неосторожность проболтавшегося матроса. Кого, как не себя, винить в том, что его так далеко завел единственный поцелуй? Раздражение на себя и отчасти на ту, что так его распалила, позволило Майлзу отступить.

Лишенная поддержки, Алекс едва не упала. В ней боролись два чувства: облегчение оттого, что все кончилось, и странная тоска. Последнее смущало более всего. Сконфуженная и растерянная, она подняла глаза. Майлз смотрел на нее, злобно прищурившись. Впрочем, злость в глазах капитана быстро сменилась насмешливым удивлением. Алекс готова была провалиться сквозь землю. Красная от стыда за свою столь неожиданную распущенность, мисс Уайком быстро развернулась и, подхватив подол, побежала прочь с палубы так быстро, как только позволяли ее подгибающиеся ноги. Вслед ей несся смех Майлза.

Устав бродить по палубе, Алекс подошла к перилам борта и в задумчивости уставилась на скалистый, с неровными краями берег полуострова, скрывавший «Неистовый» от кораблей, курсирующих по Бристольскому заливу. Солнце садилось за скалы, окрашивая небо на западе в багряный цвет. Скоро ночь опустится на уютную бухту — убежище контрабандистов.

Нервы Алекс были напряжены до предела, а вынужденное бездействие еще больше угнетало. Прошел день. Часы тянулись мучительно медленно. К Джудсону ее не пустили. Майлз Кросс запретил ей даже подходить к раненому, а Александра не могла сказать ему, что, отдав предпочтение доктору Копели, он не оставил Джудсону шанса на выздоровление.

Майлз Кросс. Мысли мисс Уайком вернулись к утренней встрече с капитаном: кто же этот загадочный пират?.. Говорят, что он жесток и беспощаден. Нападая на корабль, он его грабит, сжигает, а экипаж убивает. Редким счастливчикам якобы удалось избежать смерти при встрече с Майлзом Кроссом. Корабль с таким подходящим названием — «Неистовый» — подарил Майлзу отец, герцог Кандлейский. Алекс представила, какую боль должен испытывать несчастный отец, зная, что его дар в руках сына стал орудием грабежа и разбоя. Каково было герцогу сознавать, что его собственный сын выступал на стороне врагов Британии, служению которой герцог Кандлейский отдал жизнь.

О герцогине ходило немало слухов, что вполне понятно: их союз с герцогом был окутан ореолом романтичной тайны. Люди говорили, что герцог привез ее из Америки. Она была незнатного рода. Отец ее — капитан торгового судна — был среднего достатка. Столь неравный брак считался из ряда вон выходящим событием. Какое-то время молодожены прожили в Америке. По возвращении же на родину герцога супруги были тепло встречены в английском высшем свете. Пара была на редкость красивая: оба высокие и стройные, оба уверенные в себе и сильные и самое главное — влюбленные друг в друга. История любви герцога и герцогини передавалась из уст в уста как красивая сказка; не было в королевстве ребенка, которому не рассказывали бы эту похожую на легенду быль. Сказка внушала надежду на то, что счастье может улыбнуться каждому, независимо от знатности и богатства — ведь могла эта пара подняться над предрассудками и обрести желаемое. Алекс, девочкой слушая эту историю, искренне верила в то, что и к ней может явиться чудесный принц и сделать ее счастливой.

Прошли годы, и Алекс перестала верить в чудеса. Жизнь оказалась гораздо суровее, чем ей представлялось в детстве. Трудно сохранить мечтательность, будучи медиком, ежедневно наблюдая борьбу жизни и смерти.

Алекс тряхнула головой. Как чудесно было бы оказаться сейчас дома!

От обиды и жалости к себе Александра заплакала. Она больше не могла и не хотела сдерживаться. Страх, жуткий, всеобъемлющий, ледяной волной накрыл ее.

— Что с вами, мисс Уайком?

Тихий голос Оги Макарди раздался прямо над Алекс. От неожиданности она вздрогнула.

— Спасибо, все хорошо.

Попытка скрыть слезы от старого моряка не удалась. Растрогавшись, Оги положил ей руку на плечо, но она отстранилась.

— Прошу вас, не надо меня жалеть, а то я совсем раскисну. Вообще-то я сильная, просто за последние два дня немного устала.

— Знаешь, девочка, я пойму тебя, если ты захочешь выплакаться. Готов предоставить тебе мое плечо. Бог свидетель, я тебя понимаю.

Алекс с трудом выдавила из себя улыбку:

— Спасибо, не надо. Мой папа всегда говорил мне, что жалеть себя — последнее дело. Я справлюсь, увидите.

— Сейчас я и сам вижу, — с добродушной улыбкой отозвался шотландец. — Ты, гляжу, не робкого десятка, и отец твой — человек мудрый и хороший, раз вырастил такую славную дочку. Скажу откровенно, не многих встречал я на своем веку, которые умели бы делать то, что умеешь делать ты, да и держалась ты молодцом, не в пример многим. Сказать честно, доктор Ко-пели меня уже доконал. Мне было бы нисколько не жаль выбросить его за борт, как кота в мешке. Если бы ты только знала, как он воет, когда капитан не слышит. К тому же этот доктор скоро опустошит на корабле все запасы спиртного. К концу дня он будет похож на слюнявого идиота, это уж точно!

Алекс улыбнулась:

— Знаю, знаю. Доктор Копели всегда принимал для храбрости, а здесь сам Бог велел.

— Придется мне припрятать бренди, не то влетит от капитана.

Оги замолчал и как-то искоса взглянул на девушку, словно не решаясь спросить о чем-то важном.

— Что это вы хотите узнать, мистер Макарди? Спрашивайте, не стесняйтесь.

— Даже не знаю, как начать. Это я о докторе Копели. Правда, что он просил у вас руки?

— Правда, — ответила Алекс.

— И он всерьез рассчитывал получить согласие? Да что может быть у вас, такой молодой и красивой, общего со старым, трухлявым пнем? Да он, верно, рехнулся!

— Уверена, Касси согласилась бы с вами, — с улыбкой ответила Алекс и вдруг, отвернувшись, украдкой смахнула накатившуюся слезу, вспомнив о своей доброй нянюшке.

— Прошу прощения, мисс Уайком, но кто такая эта Касси?

— Моя няня и… подруга. Вот уже десять лет она заменяет мне мать. О, мистер Макарди, — воскликнула Алекс, уже более не скрывая слез, — она, должно быть, так волнуется сейчас!

— Ну полноте, — попытался успокоить ее шотландец. — Не надо плакать, скоро вы будете дома.

— В самом деле? Неужели капитан отпустит меня?

— Конечно. Вопреки тому, что вы о нем думаете, он не такой плохой человек.

— Нет, Оги! Вот вы — действительно хороший и добрый. Вы способны войти в положение другого, чего никак не скажешь о вашем капитане.

При упоминании о капитане Оги опустил глаза, и Алекс сразу подумала, не известно ли шотландцу о том, что произошло между ней и Майлзом.

— Скажите, — поспешила спросить Алекс, — почему Кросс пришел в такую ярость оттого, что я узнала, кто он такой?

Оги, похоже, вопрос застал врасплох. Он не был готов к подобному повороту.

— Это путешествие имеет особую цель, — наконец выдавил он из себя, — вот почему капитан не хотел, чтобы о нем стало известно.

— Но почему? Ни для кого не секрет, что Майлз Кросс — пират.

— Не пират, а капер, мадам.

— А есть разница?

— Конечно, и очень существенная. Пират — вне закона, а капер имеет специальное разрешение на свою деятельность и платит налог правительству.

— Насколько я поняла, капер нападает только на вражеские суда, а капитан Кросс, говорят, не делает различий между своими и чужими.

— Не верьте слухам, мэм.

— Вы хотите сказать, что люди лгут? Капитан Кросс не нападает на мирные торговые суда?

— Капитан Кросс охотится лишь за британскими судами, мэм.

— Но ведь он англичанин!

— Прошу прощения, но мы не англичане. Мы американцы, что далеко не одно и то же.

— Одно и то же, пока колонисты не выиграли войну. Когда король подавит этот жалкий мятеж, вы сами убедитесь в правоте моих слов. Что тогда будет делать ваш капитан? Война служит для него всего лишь прикрытием, оправданием грабежей и разбоя. Неужто он верит в то, что герцог и герцогиня примут в объятия своего блудного сына?

Оги повернулся спиной к перилам и, прислонившись к ним, с безучастным видом уставился вдаль.

— Ничего не могу вам сказать по этому поводу, мэм, — бесцветным голосом произнес он.

— Да бросьте вы! — воскликнула Алекс, — Вы служите этому человеку. Не спорьте, я вижу, что вы питаете к нему дружеские чувства, несмотря на то что он порой обходится с вами грубо. Не пытайтесь убедить меня в том, что вы ничего не знаете об отношениях Кросса с его родителями, о том, как подло он поступил с ними, как нападает на корабли, принадлежащие герцогу!

— На то есть причины, — ответил Оги тоном, не оставляющим сомнений в том, что он не желает продолжать подобный диалог и считает вопрос исчерпанным.

— Неужели вы такой же, как ваш капитан? — воскликнула Алекс. — Не верю!

— Мадам, я хотел лишь сказать: все, что мы делаем, мы делаем во имя нашей страны.

— Оги, вы заблуждаетесь! Из уст самого капитана я слышала признание в том, что его интересуют лишь деньги, а на все остальное ему плевать!

На сей раз слова Алекс достигли цели.

— Он сам вам это сказал? — в ужасе переспросил он.

— Да, и это, и многое другое.

— Быть может, моя дорогая, вам захочется еще более полно пересказать содержание нашей беседы?

Алекс резко обернулась. Майлз подошел к ним сзади по-кошачьи неслышно, и теперь оставалось лишь гадать о том, сколько времени он слушал их разговор. Оги и Алекс чувствовали себя, будто нашкодившие школьники, застигнутые врасплох. Майлз, словно строгий учитель, переводил взгляд с одного на другого. Под его взглядом Алекс сжалась, окончательно растерявшись.

— Впрочем, мне было бы весьма приятно продолжить тему, вернувшись к тому, на чем мы остановились сегодня утром.

— Меня от вас тошнит, — бросила ему Алекс, прекрасно уловив намек.

— Мистер Макарди, скоро мы отчаливаем, так не лучше ли вам найти более уместное занятие, чем сплетничать о своем капитане с пассажиркой? — раздраженно спросил Майлз.

— Да, сэр, — виновато проговорил Оги. — Я лишь хотел сообщить мисс Уайком, что в каюте ее ждет ужин. Простите меня, — добавил Оги, повернувшись к Алекс.

— Да не за что, Оги. Спасибо вам, мистер Макарди, за все.

— Не за что, — пробормотал шотландец и ушел.

— Похоже, вы неплохо наладили отношения с командой, — с едкой ухмылкой заметил Майлз, когда они остались одни.

— Вы совершенно правы. С вашими подчиненными мне легче найти общий язык, чем с вами.

— Да? Боюсь, дорогая, что вы понапрасну расточаете свое обаяние. Лучше очаруйте меня. Не забывайте, я решаю вашу судьбу, а не мистер Макарди.

Алекс сковал страх, но она не отвела взгляда.

— Я акушерка, капитан, а не актриса. У меня не хватает дарования даже на то, чтобы скрыть презрение к вам!

— Однако утром я, кажется, не был вам противен, не так ли? Готов поклясться, вам даже понравилось мое общество.

— Вы безумец, — шепотом произнесла Алекс.

Вновь противоречивые чувства разрывали ее душу. Этот гипнотизирующий взгляд, это странное наваждение… Присутствие капитана вызывало во всем ее теле томительно-сладостную муку. Алекс хотела убежать, но Майлз отрезал ей путь к спасению, положив руки на перила по обе стороны от нее.

— Наверное, вы правы. Безумие держать на борту женщину, к тому же такую любопытную и болтливую. Не подумать ли мне о том, как заставить замолчать эти чудесные губки?

— Вы грозитесь убить меня, капитан?

— Да нет же, малютка. Будь вы, как бы это сказать… чуть поопытнее, вы бы поняли, на что я намекаю. Если вы хотите покинуть корабль девственницей, советую вам усмирить свое любопытство и держаться подальше от моих людей. Я ясно выразился?

— Предельно ясно, — выдавила из себя Алекс, надеясь, что голос ее дрожал не очень заметно.

— Рад, что мы друг друга поняли.

Едва закончив фразу, Майлз отступил и, резко развернувшись, легкой походкой направился к трапу. Проводив его взглядом, Алекс, вся дрожа от злости, повернулась, вцепившись в перила побелевшими пальцами. Опять, опять он унизил ее. Сказал гадость, а она, вместо того чтобы дать ему достойный отпор, молча проглотила оскорбление. Почему, почему она не ответила ему тем же?!

Ненависть жгла ее каленым железом. Ненависть горела в ней белым пламенем, и в этом пламени выкристаллизовался план. Совершенно очевидно, Кросс менее всего хочет, чтобы она узнала больше того, что уже знает о нем; столь же ясно, что он не желает, чтобы о его присутствии в этих водах узнали на берегу. Ну что же, то, чего меньше всего хочется ему, ей хочется более всего! Она попытается разузнать как можно больше о его миссии и сообщит властям. Она выведет его на чистую воду. Сегодня ночью должно произойти нечто важное, значит, этой ночью она не будет спать. Она постарается заметить все, что произойдет на корабле и на берегу, если, конечно, сможет. И… Если бы только удалось! Она могла бы доплыть до берега в одной из лодок, а там — свобода!

Спрашивая себя, стоит ли так рисковать, не лучше ли дождаться обещанного освобождения, Александра сама себе отвечала, что верить Майлзу равносильно тому, что верить хищному зверю. И потом, она могла бы по крайней мере спасти другие невинные жертвы, сдав преступника и предателя.

Почувствовав прилив сил, Алекс принялась вновь гулять по палубе. На этот раз она уже не стремилась обойти стороной матросов, а, наоборот, прислушивалась к их разговорам, надеясь почерпнуть что-то для себя важное.

За голову Майлза было назначено крупное вознаграждение, и хотя деньги не особо интересовали Алекс, она не собиралась от них отказываться, как и от удовольствия увидеть преступника повешенным.

Глава 4

Бросив в сторону Макарди осуждающий взгляд, Майлз направился к рулевому.

— Я иду к Джудсону. Не спускай глаз с залива. Когда заметишь сигнал, пошли ко мне Курта.

— Слушаюсь, сэр, — привычно отозвался рулевой.

Майлз спустился вниз.

Доктор Копели, уютно устроившись в кожаном кресле, дремал, уронив голову на грудь. Его разбудили голоса в коридоре, и он одним прыжком оказался у постели больного.

В том, что Тернер умрет, Иезекииль не сомневался. Оставалось придумать, каким образом снять с себя вину за смерть несчастного. Движимый, естественно, не заботой о больном, а страхом перед капитаном, доктор Копели принялся обмывать прохладной водой горящего огнем Тернера. За этим достойным занятием и застали его вошедшие Майлз и Оги.

— Ему не полегчало? — тихо спросил Майлз, подойдя к постели.

— К сожалению, нет. Жар только усиливается. Все реже минуты просветления. После полудня он ни разу не пришел в сознание. Я боюсь, что он войдет в кому, а там… смерть.

— У вас что, нет лекарства против жара?

— Такого, чтобы могло ему помочь, — нет.

— А как насчет снадобий, приготовленных мисс Уайком? — спросил Оги. — Тот чай, что она давала пить Джудсону, помогал.

— Господа, о чем разговор! Мисс Уайком всего лишь полуграмотная повитуха! — с брезгливой миной воскликнул Копели. — Не станете же вы утверждать, что она разбирается в фармацевтике лучше специалиста.

— Сейчас не время спорить, доктор, — веско заметил Майлз. — В наших обстоятельствах все средства хороши.

Копели только пожал плечами:

— Тогда пусть она и лечит больного. Не хотелось бы говорить, сэр, но в ухудшении состояния вашего друга виновата именно мисс Уайком.

Майлз пристально посмотрел доктору в глаза, пытаясь понять, правду ли тот говорит. Возможно, доктор Копели прав. После извлечения пули Тернер, по идее, должен был чувствовать себя лучше, а между тем дело обстояло совсем наоборот.

— Вы полагаете, что она что-то сделала не так? — спросил Кросс.

Копели воодушевился. Пробный шар попал точно в лузу.

— А сами вы как считаете? Ни один жизненно важный орган не поврежден. Если бы операция была проведена как положено, он бы пошел на поправку. По-видимому, мисс Уайком занесла в рану инфекцию или плохо прочистила ее.

— Но яд…

— Кто вам наболтал про яд? Что вообще может знать акушерка об огнестрельных ранениях?

Спорить с этим утверждением было трудно. Майлз начал всерьез задумываться о том, не совершил ли он ужасную ошибку, доверив Тернера деревенской девчонке. Доктор Копели давал ему прекрасный повод для недоверия к самозванке, и это могло бы помочь Майлзу в борьбе против растущей симпатии к синеглазой красавице. Впрочем, капитан Кросс был достаточно здравомыслящим человеком, чтобы не исключить и другой возможности: этот неприятный, если не сказать больше, доктор мог просто лгать, спасая свою шкуру.

В отличие от Майлза Оги не допускал предвзятости в отношении девушки. Он был искренне убежден в том, что она сделала все, что могла.

— Скажите, — спросил Макарди, — если мисс Уайком такая неумеха, то почему все люди в окрестности зовут ее не иначе, как доктор Уайком?

— Потому что им не доводилось знать лучшего, сэр, — с готовностью парировал Копели. — Отец девчонки был едва ли лучшим врачом, чем она, и с тех пор как он умер, не так, кстати, давно, она приняла его практику. Скажу по секрету, — добавил Копели, понизив голос до шепота, — дело скорее не в ее медицинских талантах, а кое в чем другом, в чем она уж точно крупный специалист. Надеюсь, вы меня правильно поняли, господа.

Мужчины, разумеется, поняли намек, и если Макарди побагровел от злости, то Майлз покраснел, а отчего — и сам не знал.

— Вы можете доказать свои слова? — холодно спросил капитан.

— Я знаю, о чем говорю, поскольку знаком с ней, как бы поаккуратнее выразиться, довольно близко.

— Да как вы смеете! — Макарди шагнул к доктору, и тот в страхе попятился. — Как смеете вы, — продолжал шотландец, — так говорить о даме! Вы не джентльмен.

— Довольно, Оги! Нам нет дела до морального облика мисс Уайком, — ледяным тоном заявил Майлз, разозлившись на себя самого за то, что так ошибался, принимая на веру невинность девушки; наверное, он очень хотел увидеть в ней нечто особенное, потому и промахнулся так глупо.

— Но, сэр…

— Довольно, я сказал, — повторил Майлз, смерив доктора взглядом, полным ледяного презрения.

Копели уже было засомневался в том, не слишком ли далеко зашел, пытаясь выгородить себя за счет Алекс.

— Вскоре мы станем на якорь, сэр, — сообщил Майлз. — Прошу вас ни под каким видом не покидать каюты. Вы поняли меня?

— Да, сэр, — буркнул Копели, несказанно обрадовавшись, что капитан сменил тему. — Но… Если мне только позволено будет спросить: когда я могу покинуть корабль? Вы обещали…

— Когда я выполню намеченное, вы и мисс Уайком будете доставлены на берег в том же месте, где вас приняли на борт.

Копели радостно закивал, от души надеясь на то, что капитан сдержит слово.

— Оги, пошли со мной. Ты мне можешь понадобиться.

Майлз, взяв из шкафа темный шерстяной плащ, пошел к двери.

— Да, сэр, — отозвался Макарди и, бросив напоследок злобный взгляд в сторону Копели, вышел за капитаном.

Уже за дверью Оги обратился к капитану:

— Прошу вас, остановитесь.

Майлз развернулся, оказавшись лицом к лицу с самым преданным из своих людей.

— То, что сказал этот доктор о мисс Уайком… Сэр, я…

— Повторяю, Макарди, меня не интересует моральный облик этой женщины. Тебя это тоже не касается. — В силу каких-то необъяснимых причин Майлз отчаянно хотел поверить в самое худшее, что касалось девушки.

Оги готов был голову дать на отсечение: мисс Уайком сделала все, что от нее зависело, притом умело и решительно. Рискуя навлечь на себя гнев капитана, Оги счел необходимым защитить Александру.

— Я не доверяю этому доктору, сэр, — сказал Оги. — После того, что я услышал о нем этим утром…

— Капитан, быстрее! Марко заметил сигнал!

Майлз, не медля ни секунды, поспешил следом за Куртом на палубу, так и не дав Оги закончить мысль.

Макарди, тяжело вздохнув, пошел за капитаном. «В конце концов, — подумал шотландец, — сейчас уже не так важно, что думает капитан об Александре, поскольку и доктор Копели, и она скоро вернутся домой».

Алекс все еще находилась на палубе и, заметив капитана, невольно стала наблюдать за ним. Он двигался плавно и бесшумно, словно леопард в джунглях; развевающийся за спиной плащ придавал его облику романтичность и таинственность. Майлз отдавал команды с уверенностью прирожденного капитана. На глазах у Алекс громадные полотнища парусов стали медленно сворачиваться, и корабль замедлил ход.

Как завороженная она смотрела на капитана. Что-то в нем неуловимо изменилось. Он подошел к ней вплотную, и Александра поняла причину перемены. В глазах Майлза не было насмешливого огонька, взгляд его был полон ледяного презрения. Алекс показалось, что ее окатили холодной водой.

— Немедленно спускайтесь вниз и оставайтесь там до моего распоряжения, — приказал Кросс не терпящим возражения голосом.

— Прошу вас, капитан, позвольте мне остаться. Внизу так душно…

— Мне плевать, задохнетесь вы там или нет! Прочь с глаз моих сию минуту! Курт! — заревел он. — Запри мисс Уайком в каюте Джудсона.

Худенький юнга, мигом возникший откуда-то, в нерешительности взял девушку за руку:

— Пойдемте, пожалуйста, мэм.

Александра послушно подчинилась. Что-нибудь говорить в такой раскаленной атмосфере было бессмысленно.

Отойдя на почтительное расстояние от разъяренного капитана, Курт попытался хоть как-то успокоить пленницу:

— Капитан просто боится за вас…

— Поэтому он приготовился к бою? — тут же парировала Александра.

— Вы заметили? — удивился юнга.

— А разве трудно было заметить?

— Наверное, вы правы, — пожав плечами, ответил Курт.

Разговор прервался у трапа. Александра была в страшном смятении. Как упросить этого симпатичного мальчика, который явно восхищался ею, не запирать ее в каюте на ключ? Этой ночью она должна быть на палубе, чтобы своими глазами увидеть, чем будет заниматься капитан Кросс. Нужно как-то уговорить юнгу, но как…

— Курт, ты действительно собираешься меня запереть? — спросила она, нежно улыбаясь своему конвоиру.

— Ну, — неуверенно пробормотал Курт, — мне приказали…

— Я знаю, что он тебе приказал, — ласково проговорила Алекс. — Но если я дам тебе слово не покидать каюту, ты сжалишься надо мною? Каюта такая тесная, мне так страшно! Если дверь будет приоткрыта, я буду чувствовать себя спокойнее.

Курт с обожанием смотрел на девушку. Никогда в своей жизни он не встречал таких красавиц, и синие глаза Алекс переворачивали его душу.

— Ну хорошо, если вы обещаете…

— Слово даю, ты не увидишь меня на палубе до тех пор, пока тебя не пошлют за мной.

Алекс постаралась сформулировать свое обещание так, чтобы формально не нарушить его. Разумеется, она не собиралась оставаться в каюте, но при этом, если ее план сработает, никто не заметит ее на палубе.

— Идет. — Курт кивнул и открыл перед ней дверь.

— Это каюта мистера Тернера? — спросила Алекс, входя в помещение, куда ей пришлось перебраться утром.

— Да, мэм. Я уже принес вам ужин.

— Благодарю. Как кстати! — Продолжая обворожительно улыбаться, Алекс вдруг спросила: — Скажи мне, Курт, а твоя каюта недалеко? — Девушка понимала, что вопрос звучит довольно двусмысленно, если не сказать странно, и поспешила объяснить: — Я хочу сказать, тебе приходится так много делать для капитана, он может вызвать тебя в любую минуту, так что ты, должно быть, и спишь где-то рядом с ним.

— Да, мэм. Мы с Макарди делим каюту как раз за вашей.

Александра узнала то, что хотела, и юнга был вознагражден самой чарующей, самой светлой улыбкой. Мальчик был настолько очарован, что и не думал спрашивать себя, чем вызвано любопытство его подопечной. Он был несказанно рад самой возможности немного побыть с ней наедине и был готов отвечать на любые вопросы.

— Ну что ж, Курт, боюсь, я отрываю тебя от дел. Иди, не то капитан будет на тебя зол.

— Вы правы, мэм. И не беспокойтесь, — добавил он, отступая к двери, — я позабочусь о том, чтобы никто вас не обижал. Обещаю!

Александра почувствовала болезненный укол совести.

Оставшись наконец в каюте наедине с собственными мыслями, она задумалась.

Самым неприятным во всей истории было то, что за пиратство в случае поимки будут отвечать все члены команды, а не один лишь капитан. Что станется с Оги? Что будет с Куртом? Его прощальный взгляд убедил Алекс в мысли, что мальчик отдаст за нее жизнь, чтобы спасти и защитить в случае опасности. И чем она отплатит ему за это? Алекс живо представила худенькое тельце, болтающееся на виселице, и ей стоило немалых усилий прогнать наваждение. Перед мысленным ее взором возникло искаженное ненавистью лицо капитана, и сомнения в правомерности того, что она собиралась делать, отпали сами собой. Нужно действовать!

Александра приложила ухо к замочной скважине, прислушиваясь к тому, что происходило за стенами каюты. Судя по всему, корабль остановился. Голоса звучали приглушенно. В кают-компании никого не было — все моряки находились на палубе, — и Алекс решила приоткрыть дверь. Убедившись, что коридор пуст, она на цыпочках пошла к каюте Курта и Оги. Дверь оказалась незапертой, и Алекс вошла.

Помещение было настолько маленьким, что больше походило на чулан, чем на каюту. Две узкие койки и два сундука — вот и все, что она увидела.

Мисс Уайком остановилась в нерешительности. Вещей нигде не было видно. Значит, придется открывать сундуки. Не очень-то достойный поступок для леди. Но выхода у нее не было.

Открыв один из сундуков, она сразу увидела то, что искала, и с облегчением вздохнула. Рубашка из грубого полотна, черные штаны, ботинки — костюм готов. Быстро все свернув в узел, сняв с крючка вязаную шапочку, Александра прислушалась: за дверью было тихо. Осторожно, стараясь не выдать себя, она вышла в коридор.

Оказавшись вновь в каюте Джудсона, она быстро переоделась. Пока все шло хорошо.

Ее план состоял в том, чтобы проскользнуть незамеченной по кормовой палубе, затем подняться по трапу и найти укромный уголок, откуда можно было бы наблюдать за происходящим внизу — на корабле и на берегу. Ночь обещала быть лунной, и девушка не сомневалась в том, что со своего достаточно высокого пункта наблюдения она сможет все хорошенько рассмотреть.

Алекс мечтала лишь об одном — ни с кем не столкнуться нос к носу, особенно с Куртом, тогда она смогла бы сойти за юнгу. Приоткрыв дверь и убедившись, что путь свободен, Александра вышла из каюты, стараясь ступать как можно тише в тяжелых ботинках. Достигнув конца коридора, она толкнула дверь. К счастью, дверь поддалась. Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, она, собрав все свое мужество, закрыла за собой дверь и начала подъем в полном мраке.

Нащупав дверь на палубу, Алекс толкнула ее и была вознаграждена — впереди забрезжил свет. Александра вздохнула с облегчением: кормовая палуба была почти пуста. Возле дальнего борта четверо матросов спускали шлюпку. Они стояли к ней спиной и не заметили ее появления. Никто не обратил внимания и на то, как она прошмыгнула мимо них к трапу, ведущему наверх.

До берега было рукой подать, так что, удобно устроившись, Александра наблюдала за тем, что происходило на земле. Матросы вытаскивали одну из лодок на каменистую отмель; другая лодка уже подплывала к берегу, и в ней в развевающемся на ветру плаще стоял Майлз Кросс собственной персоной. Лодка причалила, и Майлз выверенным движением легко и изящно спрыгнул на камни.

Под кипарисами за узкой полоской голой земли поджидал прибытия лодок какой-то человек. Пристально вглядываясь в черты незнакомца, Александра вдруг обнаружила сходство между ним и Майлзом Кроссом. Девушка чуть не вскрикнула от удивления. Создавалось впечатление, что Майлз шел навстречу своему двойнику.

Глава 5

Майлз с растущим беспокойством наблюдал за высадкой первого десанта. Все было готово, казалось, предусмотрена каждая мелочь. Но и при самом лучшем раскладе операция по переправке оружия на корабль должна была занять не меньше двух часов. Хотелось бы сократить время стоянки до минимума: чем раньше они покинут этот берег, тем меньше риска для всех.

Майлз не мог не заметить необычную молчаливость своей команды. Он объяснял поведение матросов тем, что они глубоко опечалены произошедшим прошлой ночью. Майлз вновь и вновь переживал недавние события: десант с корабля попал под огонь патрульных уже через несколько минут после высадки. Он был виноват в гибели товарищей.

Капитан украдкой взглянул на Оги. С тех пор как он отдал приказ увести Александру Уайком с палубы, шотландец хмурился и молчал. Майлз чувствовал, что упал в глазах одного из самых верных своих друзей. Они плавали вместе уже не один год, и до сих пор дружба их была крепка. Обидно, что причиной охлаждения их отношений стала какая-то девчонка. Впрочем, не беда: как только мисс Уайком исчезнет с корабля, тучи рассеются и они снова станут прежними друзьями.

Майлз и сам не понимал, что вдруг на него нашло, почему он так рассвирепел, увидев Александру на палубе. С трудом верилось в то, что юная красавица и это жалкое подобие мужчины, доктор Копели, — любовники. Одна мысль о возможности такого альянса приводила Кросса в ярость. Что-то в ней, привычка трогательно краснеть при его приближении, например, заставило Майлза поверить в то, что Алекс невинна. Не мудрено, что он был сбит с толку, узнав об обратном.

Майлз пристально вглядывался в освещенный полной луной берег. Вдруг он заметил мужской силуэт под кипарисрм. Присмотревшись, он узнал того, кого ждал, и бросился навстречу.

— Отец, — выдохнул Майлз, обнимая седовласого мужчину, и оба — Майлз и Эрик Кроссы — рассмеялись.

Старший Кросс положил ладони на широкие плечи сына.

— Слава Богу, ты жив и здоров, — сказал герцог. — Прошлой ночью я послал на берег людей, но еще до того как мы добрались до места, звуки стрельбы, доносившиеся с берега, заставили нас повернуть. Я остался посмотреть, в чем дело, но прежде чем я смог узнать, что случилось, корабль ушел. Ты не знаешь, как мы волновались за тебя, как молились о том, чтобы ты вышел из переплета невредимым.

— Со мной все в порядке, отец, а вот Джудсон при смерти… и все из-за моей глупости.

— Нет, Майлз, не вини себя. Кто мог знать, что береговой охране именно в эту злополучную ночь вздумается отклониться от обычного маршрута.

Майлз понимал, что отец пытается успокоить его, но получилось у него это как-то неуклюже. Как бы там ни было, нет времени распускать слюни, время ценилось на вес золота.

— Где повозки? Рядом?

— Да, — кивнул Эрик. — Мы доставили их сюда еще с вечера. Они там, на полянке, за кипарисовой рощей.

Герцог обернулся и коротко свистнул. Тотчас из рощи появились двое мужчин с тяжелыми носилками, за ними еще двое. Майлз кивнул Оги, тот, в свою очередь, позвал помощников, и вскоре работа закипела.

— Пожалуй, часом тут не обойдется, — заметил Эрик Кросс, — у нас есть время, пойдем к нашему огоньку, поговорим.

В голосе отца звучала горечь. Время — понятие относительное. Что такое для людей, месяцами не видящих друг друга, какие-нибудь час или два?

— Я приготовил тебе сюрприз, — с грустной улыбкой добавил Эрик, — кое-кто ждет тебя в лагере.

Майлз нахмурился. Он лучше других сознавал опасность, которой подвергался лорд Кандлейский, взяв на себя организацию операции по доставке оружия. Одному Богу известно, чем он рисковал. Кого же мог герцог привести с собой?

Эрик Кросс, так же как и его сын, прекрасно понимал стремление американских колонистов обрести независимость от метрополии и, как человек прогрессивных взглядов, разделял их убеждения. Более того, он помогал повстанцам делом. Для непосвященных герцог и его сын оставались злейшими врагами. Спектакль с родительским проклятием разворачивался перед всей страной, и лишь очень немногие знали, что за этим стоит. Только отчаянная жажда увидеть сына вкупе с присущим герцогу авантюризмом в хорошем смысле этого слова могли подвигнуть его на столь рискованный шаг.

— Отец, кого ты привел с собой? — чуть дрогнувшим от волнения голосом спросил Майлз.

— Неужели вы действительно считаете, что сможете держать меня в стороне?

Майлз резко обернулся, услышав мелодичный женский голос. Голос, который мог принадлежать только самой красивой, самой лучшей для Майлза женщине на земле. Она шла к нему, ступая гордо и величественно, и плащ развевался за ней по ветру, и золотисто-каштановые волосы струились по ее плечам. Она была похожа на королеву из сказки — прекрасная и недоступная, достойная поклонения и обожания. Изумрудные глаза ее блестели от слез. Она подошла, раскинув руки, и Майлз упал в ее объятия, с трудом сдерживая рыдания. Она гладила его по голове и плакала от счастья и боли.

— Мама, Боже, это безумие! Знаешь ли ты, какой опасности подвергаешь себя?! Зачем ты пришла сюда?..

Майлз пытался говорить убедительно, но предательская дрожь в голосе заставила его замолчать.

— О, Майлз! — сквозь слезы воскликнула леди Кэтлин. — Риск ничто по сравнению с мукой, которую испытываешь, зная, что ты рядом, но увидеться с тобой невозможно.

Майлз осторожно поцеловал мать в высокий чистый лоб. Она нисколько не изменилась с годами. От нее по-прежнему приятно пахло фиалками, и этот запах напоминал ему счастливые годы, когда они были неразлучны.

— Не стоило бы тебе этого допускать, — обратился Майлз к отцу.

Эрик рассмеялся.

— Сын мой, — шутливо воздев руки к небу, сказал он, — если ты в самом деле веришь в то, что леди Кэт будет спрашивать у кого-то разрешения, должен тебя огорчить: ты до сих пор не знаешь собственную мать.

Майлз покачал головой.

— Я знаю свою мать, — возразил он, — и все же я не могу не волноваться: разоблачение грозит вам страшной бедой. Не хочу вас больше втягивать в эту опасную игру. Ты и так очень много сделал для нас, отец.

— Я делаю только то, что могу, Майлз, и буду так же поступать в дальнейшем.

— Будь по-моему, — вступила Кэтлин, с заметным раздражением в голосе, — мы бы могли делать больше. Сколько раз я пыталась убедить твоего отца в том, что нам надо вернуться в Америку, что мы должны помогать колонистам по-настоящему.

Майлз очень хорошо знал, на чьей стороне его мать. Знал он и то, что в ней говорит привязанность к дому, к своей Каролине[1], где родился Майлз; эта любовь к родине передалась и сыну.

— Нет, мама, отец прав, — возразил он. — Мы и так справимся. Англия — родина Глинни, не забывай об этом. Моя сестра совсем не помнит нашей усадьбы, наших «Белых дубов». Здесь ее родина, здесь и ее наследство. Если вы решите уехать в Америку, все состояние отца будет конфисковано, он лишится титула, и моя сестра останется без наследства.

— Твоя сестра скучает по тебе и любит тебя так же сильно, как и мы, Майлз, — продолжала настаивать на своем леди Кэтлин, — и она страдает и мучается от того фарса, в который мы превратили свою и ее жизнь.

— Глинни — ребенок, и она не может понять всего. Разве способна девочка оценить в полной мере, чего она лишится, если мы оставим Англию.

— Ты слишком долго пробыл вдали от дома, Майлз, — чуть насмешливо заметил Эрик, — твоя сестра уже не ребенок. Она здорово повзрослела.

Тень легла на лицо Майлза при воспоминании о своей красивой сестричке, так похожей на мать. Десятилетняя разница в возрасте не помешала им испытывать близость, ту особую близость, которая возникает между любящими братом и сестрой.

— Я скоро увижусь с Глинни, — медленно проговорил Майлз и, без улыбки заглянув матери в глаза, добавил: — Хочешь — верь, хочешь — не верь, но отец помогает нам сейчас больше, чем если бы он был в Чарлстоне. Его влияние при дворе… нам чертовски важно, — чуть запнувшись, закончил Майлз.

— Вот уж конечно! — вырвалось у Кэтлин.

Майлз, насупившись, посмотрел на отца. На его памяти мать ни разу не позволяла себе сказать ни одного худого слова об этом сильном и все еще красивом мужчине, которого она так беззаветно любила. Младший Кросс невольно задумался, не дал ли трещину этот столько лет продержавшийся счастливым брак. Эрик понял вопрос в глазах сына и поспешил успокоить его, покачав головой:

— Мы с Кэтлин устали от выходок, которые позволяет себе в последнее время Георг[2]. Он отклоняет любые дельные предложения, прислушиваясь лишь к советам министров, которые думают только о содержимом своих кошельков, мечтая поживиться за счет колоний. Боюсь, мое влияние на короля гораздо меньше, чем принято считать. Быть может, твоя мать права, и нам надо вернуться домой.

— Нет, отец. Я продолжаю считать, что твое место здесь, в Англии. Пока Франция не поможет нам, мы нуждаемся в оружии, том самом, которое ты нам поставляешь. Я знаю, как трудно устраивать все через третьих лиц, но по-другому нельзя ради безопасности не только твоей, но и дела. Именно поэтому тебе лучше бы не появляться здесь собственной персоной.

Тут Майлз вспомнил о женщине, находившейся на борту его корабля, и той опасности, которую она собой представляет. Она знает его имя, и не дай Бог… Не хватало еще, чтобы из-за нее пострадали родители.

— Кстати, вас никто не видел по дороге? Никто не признал в вас герцога и герцогиню Кандлейских?

— К несчастью, видели, — со вздохом признался Эрик. — Контрабанда процветает на этих берегах, и солдаты стараются хоть как-то соблюсти законность. Обыски на каждом шагу. Чтобы не дать обыскать нашу повозку, мне пришлось назвать сержанту свое имя. Я сообщил ему, что везу медикаменты и прочее для военного госпиталя в Бристоле. Не переживай, Майлз, — добавил герцог, заметив, как помрачнел сын. — Все будет хорошо. Прошлой ночью вас приняли всего лишь за банду контрабандистов, и о нашей сегодняшней встрече не знает никто. Да и о какой опасности может идти речь, если никому не известно о твоем присутствии здесь.

У Майлза все перевернулось внутри при мысли о том, в какую он попал переделку. Как только мисс Уайком высадится на берег, она немедленно кинется к властям и все о нем расскажет. Что будет дальше, нетрудно догадаться. Раз о визите лорда Кандлейского на бристольские берега стало известно патрулю, скоро об этом узнает полкоролевства. Останется только сопоставить факты, и уже никому не придет в голову сомневаться, что присутствие отца и сына в одном и том же месте и в одно и то же время не случайное совпадение.

Майлз молча взглянул в сторону «Неистового», а герцогу оставалось только гадать, чем вызвана внезапная пауза в разговоре. Вглядываясь в лицо сына, узнавая в нем себя в молодости, Эрик с гордостью думал о том, что им с Кэтлин есть чем гордиться. Они вырастили прекрасного сына, сильного, способного не только принимать решения, но и претворять их в жизнь, и еще: каким бы риском ни сопровождалась сегодняшняя встреча, она того стоила. Достаточно взглянуть на Кэтлин — она вся светилась от счастья, — чтобы убедиться в этом.

— Пойдем, — сказал, нарушив молчание, Эрик и протянул руку жене.

— Да, пойдем, Майлз, — эхом откликнулась Кэтлин и взяла сына под руку. — Пойдем, проводишь нас до лагеря, погрузка идет быстро, и у нас не много времени.

Майлз взглянул в просветленное лицо матери. Сейчас не место страхам и сомнениям. Позже он будет думать о том, что делать с пресловутой мисс Уайком, а сейчас он должен сполна насладиться каждым мгновением, которые благосклонная судьба дала им провести вместе. Кто знает, когда они встретятся еще и встретятся ли вообще.

Глава 6

Алекс еще раз протерла глаза. Быть может, все увиденное лишь игра лунного зыбкого света? Двое мужчин примерно одного роста и сложения шли навстречу друг другу. Вот они поравнялись, обнялись крепко, по-дружески. Они были похожи, как братья, — оба высокие, стройные, плечистые. Единственное, что резко отличало их друг от друга, — цвет волос: пшенично-палевый у Майлза и темный у его визави. Эти двое, вероятно, были братьями или…

Или Алекс удалось наблюдать встречу… отца и сына!

Алекс заметила серебристые пряди в темных волосах человека, вышедшего навстречу Майлзу. Значит… Значит, она стала свидетельницей теплой встречи между людьми, которых вся Англия считала лютыми врагами. Поверить в это было так же трудно, как и предположить, что ей снится сон.

Алекс, разумеется, не забыла утреннего разговора с капитаном Кроссом, его цинизма, его желчи, его гнева. Теперь она могла лишь восхититься тем великолепным представлением, которое он перед ней разыграл. Ни на секунду ей не пришло в голову усомниться в том, что Майлз испытывает к своим благородным родителям самую настоящую ненависть. Только сейчас она поняла и по достоинству оценила человека, готового казаться негодяем в глазах большинства людей, лишь бы не выдать своего отца, который, не играй Майлз столь безупречно свою роль, был бы, несомненно, уличен в государственной измене и повешен как предатель.

Итак, герцог Кандлейский оказался предателем…

«Предатель, изменник!» — стучало у Алекс в мозгу. Казалось, что волны, ударяясь о борт, повторяют эти слова, не менее Алекс поражаясь увиденному. Сейчас она уже и не знала, как относиться к капитану корабля, у которого оказалась в заложницах. Праведный гнев уступил место растерянности. До сих пор происходящее в Америке никак не касалось ее лично, Александра едва ли давала себе труд поразмыслить над тем, за что борются колонисты. Однако герцога Кандлейского Алекс уважала настолько глубоко, что не сомневалась в его способности отличить плохое от хорошего, и уже один тот факт, что революцию поддерживал такой человек, как он, давал основание полагать, что народ в колониях бьется за правое дело. К тому же Алекс знала о том, что герцогиня выросла в колониях, и желание герцога хранить верность родине своей супруги и земле, на которой им посчастливилось встретиться, было весьма понятным.

Как, должно быть, трудно членам одной дружной семьи демонстрировать ненависть и презрение по отношению друг к другу, постоянно разыгрывать этот идиотский спектакль, подумала Алекс. Но не успела она развить эту мысль, как из тени на свет вышла высокая женщина в плаще с капюшоном. Легким движением она откинула капюшон, и золотая ррива густых волос упала ей на плечи. У Алекс вдруг защемило сердце. Женщина подлетела к Майлзу, прямо в его раскрытые объятия. Майлз бережно обнял ее за талию, и только тогда Алекс поняла, что внезапная боль в сердце вызвана самой заурядной ревностью.

Шум на нижней палубе вспугнул Алекс, и она решила посмотреть, что там происходит. Несколько матросов лебедкой поднимали с лодок тяжелые ящики и складывали их как раз под тем местом, где сейчас находилась Алекс. Девушка отшатнулась от борта, боясь быть замеченной, но когда один из матросов негромко позвал своего товарища в лодке, она замерла.

— Кто она, Марко? — шепотом спросил матрос с палубы.

— Ты про кого? — последовал столь же тихий ответ.

— Про даму на берегу, — чуть громче шепнул любопытный.

Ответ Марко заглушил скрип лебедки, но потом Алекс достаточно четко уловила восхищенный шепот матроса:

— Господи… Герцог и герцогиня собственной персоной!

Алекс испытала смутную радость. Оглядываясь на берег, девушка вернулась к своему укромному уголку за свернутыми в бухты канатами. Ей до боли хотелось пробраться поближе к месту событий, получше рассмотреть герцогиню Кандлейскую, о которой ей столько довелось слышать и которой она так искренне восхищалась. Теперь-то Алекс совершенно ясно понимала, почему капитан так расстроился из-за того, что она узнала, кто он такой. Открой кто-либо тайну этой семьи, герцога казнили бы как изменника, а герцогиню в лучшем случае выслали бы, а в худшем — заточили в тюрьму. Алекс содрогнулась от этой мысли. Не может быть, чтобы такая участь постигла людей, долгие годы бывших для нее образцом для подражания. Алекс питала глубокую симпатию к этому благородному семейству, и теперь это чувство приязни стало особенно острым. И в то же время она не могла не понимать, насколько отчаянным становилось ее положение. Если Майлз Кросс действительно думает о безопасности своих близких, он вообще никогда не отпустит ее.

«Конечно, — рассуждала Алекс, — он не догадывается о том, что я видела его с родителями, но для человека предусмотрительного должно быть достаточно уже того, что я знаю его, Майлза Кросса. Капитан дал слово освободить меня, но может ли он позволить себе выполнить обещание?» Вполне вероятно, что она, никому не известная и никому не нужная Александра Уайком, окажется той самой щепкой, случайной жертвой войны, о которой она, жительница одного из английских графств, имела самые смутные представления. И в глазах Майлза эта жертва будет совершенно оправданна.

Что же делать? Как убежать? Александра, свернувшись калачиком, тихо лежала на палубе, обдумывая план своих дальнейших действий. Как Ни гадай, ничего путного не приходило на ум. Стоит ли признаться Кроссу в том, что она все знает, и, дав ему честное слово хранить тайну, положиться на его благородство? Скорее всего она только испортит дело. Дав чистосердечное признание, она подпишет себе приговор. Нет, надо держать рот на замке в надежде, что капитан все-таки рискнет сдержать слово.

Между тем цепочка матросов, передающих из рук в руки ящики, становилась все короче. Оставшийся груз свезут на корабль в два или три приема. Пора торопиться, если она хочет успеть вернуть одежду Курту и попасть в каюту до возвращения капитана.

Согнувшись в три погибели, Александра быстро прошмыгнула к трапу, ведущему с кормовой падубы вниз. Она успела заметить группу матросов, но они работали с лебедкой и, кажется, ничего вокруг не видели. Тихо, как только возможно, Алекс начала спускаться, не сводя глаз с работающих матросов. Открытый люк, ведущий вниз, к каютам, находился как раз напротив трапа, но не успела она сделать и шагу, как один из ящиков сорвался с крана и упал на палубу. Алекс отступила к переборке. Матросы принялись собирать рассыпавшиеся мушкеты. Стоило кому-нибудь поднять глаза, и… Алекс была как на ладони. Вжавшись в стену, она почувствовала, как что-то острое вонзилось ей в спину. Быстро оглянувшись, Алекс увидела, что за спиной у нее дверь, а предмет, так больно поцарапавший ее, не что иное, как засов. Плечом поддев тяжелую дверь, Алекс юркнула в темное помещение. Оцепенев от ужаса, мисс Уайком прислушивалась к голосам матросов, которые становились все громче; вдруг совсем рядом раздался скребущий металлический звук, а потом голоса стали удаляться.

Алекс вздохнула с облегчением, и тут же зажала нос. Вообще-то кладовая, в которой она оказалась, была не самым приятным местом на корабле: сырость, запах тухлой рыбы. Зато здесь можно какое-то время чувствовать себя в безопасности. Алекс стояла и ждала, пока стихнут звуки, сопровождавшие погрузку, и, когда ей показалось, что времени прошло достаточно, толкнула дверь.

Дверь лишь жалобно заскрипела. Алекс толкнула ее еще раз, но с тем же успехом. Она оказалась в ловушке! Тот скрежет, наверное, издавала сломанная лебедка, которую проволокли и бросили к двери, чтобы не путалась под ногами. Теперь оставалось только ждать, пока лебедку не перетащат куда-нибудь или, что еще хуже, пока кому-нибудь не понадобится что-то взять из неизвестного содержимого ее темной вонючей тюрьмы.

Глава 7

Взявшись за штурвал, Майлз бросил прощальный взгляд в сторону сурового, изрезанного волнами скалистого берега, только что оставленного им. Время свидания с родителями пролетело незаметно. Он мысленно просил у них прощения за боль, которую вольно или невольно причинил им. «Прощайте, дорогие, и простите…»

Майлз резко повернул штурвал. Довольно сентиментальности. Команда ждала распоряжений капитана.

На палубе кипела работа. Все свободные от вахты матросы торопливо укладывали в трюме груз. Пройдет еще совсем немного времени, и баркентина, развернув паруса, полетит, подгоняемая ветром, навстречу своей судьбе.

На этот раз обошлось без досадных неожиданностей. Хотелось бы надеяться, что самая рискованная часть операции закончилась благополучно. Все бы так, если бы не мучительная дилемма, что делать с мисс Уайком. Майлз не стал рассказывать родителям о том, что на борту посторонние. Зачем понапрасну тревожить их? Но что же делать с гостями? Высадить акушерку и доктора на берег и молиться о том, чтобы они никому не рассказали про то, что знают, или все же взять с собой? Логично было бы довезти их до Чарлстона, а затем пересадить на любой из кораблей, идущих в Англию. К тому времени как эти двое вернутся в метрополию, о визите герцога Кандлейского на побережье будет забыто.

Каким бы ни было отношение Майлза Кросса к деревенской повитухе, ему была омерзительна сама мысль о том, что придется нарушить данное ей слово. Конечно, во имя безопасности матери и отца он должен бы оставить ее на корабле до прибытия в Южную Каролину, но это означает, что пять-шесть месяцев окажутся вычеркнутыми из жизни девушки, причем ей придется провести эти долгие месяцы в море: возможно, страдать от качки, возможно, перенести шторм и все тяготы дальнего морского путешествия. При этом он заставит страдать не только Александру Уайком, но и себя самого. Шесть месяцев непрерывной пытки видеть ее без надежды удовлетворить страстное желание, которое загоралось в нем всякий раз, стоило Майлзу бросить взгляд на красотку.

«Постой, — сказал себе Майлз, — если мисс Уайком не такая уж невинная овечка, какой она представлялась вначале, то в суровом воздержании, возможно, нет смысла. Плавание может оказаться вполне приятным… Ясно как день, что женщина с подмоченной репутацией едва ли откажет…»

— Черт! — шепотом выругался Майлз, поймав на себе любопытный взгляд Марко, терпеливо ждавшего, когда капитан передаст ему штурвал.

— Что-то не так, сэр?

— Все так, Марко, — откликнулся Майлз.

Сейчас он готов был возненавидеть себя за то, что, принимая решение, руководствуется не столько интересами дела и близких, сколько собственными низменными желаниями. «Быть может, я слишком долго разыгрываю негодяя и настолько сжился с этим образом, что уже потерял собственное лицо, — подумал он. — Быть может, мисс Уайком права, и я на самом деле стал тем, за кого она меня принимает, — злобным чудовищем, грязным животным, ибо лишь существа, недостойные называться людьми, могли бы вынашивать подобные планы».

— Прошу прощения, капитан, но та бухта, в которой мы стояли, когда принимали на борт господина доктора и леди, совсем рядом. Надо ли мне отдавать приказ команде спускать паруса?

Майлз ответил не сразу. Два чувства боролись в нем. Медленно, как бы нехотя, он проговорил:

— Да, нужно, и сообщи Спанглеру, что я хочу с ним переговорить.

Дальнейшие приказания Майлз отдавал уже совсем другим тоном: быстро, уверенно и четко. Решение принято окончательно и пересмотру не подлежит. Он высадит пленников на берег вместе со Спанглером, дав ему приказ разыскать герцога и герцогиню и предупредить их об опасности.

Такое решение теперь представлялось единственно правильным и достойным выходом из создавшегося положения. Что бы там ни думала о нем мисс Уайком, Майлз не был бесчестным проходимцем, и, быть может, самым важным для него было то, что он умел держать слово и органически не был способен на подлость. Он отпустит свою златовласую пленницу на свободу, а там, какой бы грязью она его ни поливала, каким гадким ни считала, она никогда не сможет сказать, что Майлз Кросс не человек чести.

Марко быстро передал распоряжение капитана и вернулся к штурвалу вместе со Спанглером. Рассудительный, неглупый матрос не стал возражать против плана капитана. Спанглер неплохо знал здешние места и не сомневался в том, что сможет разыскать герцога и затем вернуться в Америку на любом из пассажирских судов, тем более что капитан ссудил его для этого приличной суммой золотом.

Передав штурвал Марко, Майлз сошел с капитанского мостика, намереваясь спуститься вниз, чтобы сообщить мисс Уайком и доктору о том, что вскоре им предстоит покинуть корабль. Майлз сам удивился тому, как у него сразу стало легко на душе. Много лет он старался уверить себя в том, что мнение о нем посторонних — ничто. Пусть себе считают его негодяем и Мерзавцем. Откровенно говоря, до сих пор его порой даже забавлял страх, который он внушал непосвященным, но отчего-то презрение этой миниатюрной молоденькой женщины больно ранило его, и возможность доказать ей, как она заблуждается, оказалась для Майлза даже важнее безопасности родных. И хотя он отчетливо понимал, что впоследствии может пожалеть об этом решении, сейчас он чувствовал себя куда веселее, чем несколько минут назад.

Почти бегом Майлз достиг каюты, в которой до ранения жил Джудсон, и вдруг остановился как вкопанный. Он велел Курту запереть дверь, но ключа в замке не было. Майлз толкнул дверь, и она открылась.

— Мисс Уайком? — позвал Майлз, но ответом ему была тишина.

В два прыжка он преодолел трап.

— Курт! — заорал Кросс, влетев на палубу подобно пушечному ядру.

— Я здесь, капитан. — Еле живой от страха, юнга вытянулся перед капитаном.

Схватив юношу за плечи, Майлз принялся трясти его:

— Где она? Где она?

— Кто, сэр? Леди доктор?

Глаза у мальчонки от страха стали как блюдца.

— А что, на корабле есть другая женщина? — рычал Майлз. — Разумеется, леди доктор! Где мисс Уайком?

— Я отвел ее в каюту, сэр, — пролепетал Курт. Вид у него при этом был невероятно жалкий.

— Ты запер ее, как тебе приказали?

Мальчик отвел глаза:

— Она дала мне слово, что никуда не выйдет из каюты.

— Проклятие! — Майлз отшвырнул Курта. — Имей в виду, тебе это с рук не сойдет! — с угрозой в голосе прошипел Майлз. — Макарди! Спанглер! Депроу!

Трое матросов, мгновенно бросив свои дела, побежали к капитану. Остальные, боязливо косясь на Кросса, продолжали выполнять работу, гадая, что так вывело из себя их командира.

— Мисс Уайком нет в каюте! — бросил Майлз. — Я хочу, чтобы ее нашли! Немедленно! Обыщите все судно, дюйм за дюймом! Если ей удалось ускользнуть с корабля, когда шла погрузка оружия, имейте в виду, ваши головы полетят с плеч! Клянусь, пощады не будет!

Матросы кинулись врассыпную. Деп и его люди бросились искать в каютах, крошечных, похожих на пчелиные соты, клетушках. Спанглер и его команда отправились в трюм. Сам Майлз проверил все помещения нижней палубы, оставив без ответа шквал вопросов доктора Копели.

Оги и вверенные ему матросы обыскивали палубы корабля, между бухтами канатов и бочками с водой.

По мере того как продолжались поиски, Майлз все меньше верил в то, что мисс Уайком вообще будет найдена. Какой, право; смысл в том, чтобы прятаться на борту корабля? Смущенный и до глубины души несчастный, Курт доложил о пропаже своих вещей. Впрочем, это сообщение принесло мало пользы. Одетая в более удобную и легкую одежду, Александра Уайком могла спокойно доплыть до берега или даже добраться в одной из лодок. В темноте ее бы приняли за Курта. А если все было именно так, тогда она наверняка знает о том, что Эрик и Кэтлин Кросс напрямую задействованы в противозаконной миссии. Конечно же, она поднимет шум, и в результате герцог и герцогиня окажутся в руках властей. Что будет дальше… От этой мысли у Майлза мороз пробежал по коже.

Полный дурных предчувствий, Кросс поднялся наверх, на кормовую палубу; Оги между тем успел проверить все шлюпки и, мрачно насупившись, шел к капитану.

— Нигде ничего. Никаких следов.

— Значит, она уже на берегу, а мать и отец одной ногой в могиле. Она знает все и времени даром терять не станет. — Майлз с чувством ударил кулаком по перилам. — Проклятие! Я же пообещал ей, что отпущу домой! Почему она не подождала!

Несмотря на то что капитан, как успел заметить Оги, находился не в лучшем расположении духа, шотландец все-таки попробовал объяснить:

— Прошу прощения, сэр, но девушку легко понять. Вы так с ней обращались, что она просто не могла вам доверять.

Майлз заскрипел зубами. Он, конечно, понимал, что в словах Оги есть доля правды, но от этого было не легче. Майлз и так совершил немало ошибок, стоивших другим жизни. Теперь ему предстояло взять на себя ответственность за арест родителей, и эта ноша могла окончательно сломать его.

— Оги, тебе не надоело работать оракулом? Тоже мне, кладезь премудрости.

Макарди грустно усмехнулся:

— Ты хороший парень, Кросс, и ты знаешь, что я люблю тебя как сына, но иногда ты уж чересчур самонадеян. Не забывай, что ты всего лишь человек из плоти и крови, такой же, как и все мы.

— Я постараюсь запомнить твои слова, Оги, но что касается настоящего момента, я должен сделать невозможное: постараться найти способ защитить моих родителей от этой глупой девчонки.

Майлз торопливо пошел прочь и едва не упал, споткнувшись о сломанную лебедку. На нее сверху кучей были навалены мушкеты.

— Какого дьявола здесь болтается эта дрянь? Чтобы ноги ломать?!

И вдруг Майлз замолчал, уставившись на дверь, заблокированную грудой железа. Оги тоже посмотрел на дверь. Кладовка — единственное место на корабле, которое до сих пор не обыскали. Не сговариваясь, двое мужчин стали освобождать проход, и уже через несколько минут Майлз открывал скрипучую дверь.

Волна свежего морского воздуха ударила Алекс в ноздри. Наконец она смогла вздохнуть полной грудью. Девушка, измученная и уставшая донельзя, уснула на холодном полу, и когда дверь открылась, она, сонная, не смогла до конца осознать, что происходит. Единственное, что она почувствовала, — стало легче дышать. Разбуженная громкими голосами, она встала. Увидев перед собой горящие гневом глаза капитана, она поняла, что поймана с поличным и пощады не будет.

Изо всех сил стараясь выглядеть достойно в этой трагикомичной ситуации, Александра вышла из мерзкого чулана и, гордо вскинув голову, храбро посмотрела в желтые тигриные глаза. Ей показалось, что Майлз на миг растерялся. Действительно, теперь, когда беглянку нашли, Майлз не знал, что с ней делать дальше. Понятно было одно: она была на корабле, а значит, опасность миновала. Алекс же так была поглощена молчаливым диалогом с капитаном, что не заметила Оги, даже не услышала удивленного восклицания, сорвавшегося с губ бывалого моряка. Если мисс Уайком и желала выдать себя за Курта, устраивая весь этот маскарад, то, надо сказать, усилия ее оказались тщетными. Трудно даже вообразить, как она украсила собой эти бедные тряпки.

Майлз тоже, несмотря на все свое раздражение, оказался под впечатлением от увиденного. Мужской наряд смотрелся на девушке весьма пикантно. Глубокий вырез и нехватка верхних пуговиц на рубашке способствовали тому, что высокая полная грудь оказалась практически выставленной на обозрение, лаская взгляд своей сливочной белизной. Вновь испытывая к своей узнице непреодолимое желание, Майлз разгневался.

— Пошли, — прорычал он, хватая ее за руку.

— Капитан, прошу вас, — крикнул ему вслед Оги, всерьез испугавшись за жизнь Алекс.

— Иди к черту, Оги, — рявкнул Майлз. — Вели матросам поднимать паруса. Мисс Уайком отправляется с нами через океан!

— Что? — морщась от боли, вскрикнула Алекс. — Вы не можете так поступить! Вы обещали!

— А вы обещали одному распустившему слюни мальчишке оставаться в каюте. Если ваше честное слово так мало стоит, почему я должен держать свое? Ступайте вниз!

Майлз буквально втолкнул ее в открытую дверь, и Алекс едва не расшибла себе лоб на темной лестнице. Благополучно добравшись до каюты, она хотела было войти и закрыть за собой дверь, но Майлз опередил ее, больно схватив за руку.

— Черт! Пустите меня!

— Нет, не надейся! — Не обращая внимания на яростное сопротивление, Майлз перехватил ее руки так, чтобы она не смогла ударить его, и свистящим шепотом предложил: — Теперь давайте побеседуем, черт побери. Чего ты добивалась, устраивая этот маскарад и… что именно ты видела, когда была там, наверху?

— Что я могла видеть, капитан, из этой кладовки? — процедила Алекс, сверкая глазами. — Идите сами и посмотрите, много ли вы оттуда увидите!

Майлз невольно залюбовался ею, но от этого не стал добрее, скорее наоборот.

— Вы хотите сказать, что украли одежду моего юнги только для того, чтобы провести часок-другой в провонявшем рыбой чулане?

— Я не хотела этого, просто так вышло!

— Так чего же вы хотели, мадам?

— Я хотела прыгнуть за борт и доплыть до берега, — солгала она только для того, чтобы внушить капитану, будто ничего не знает о его семье, — но мне помешали — кто-то шел по коридору, — и я решила спрятаться в кладовку. А потом вход завалили ружьями, и я не смогла выйти.

Майлз сверлил ее взглядом.

— И вы ничего не видели?

— Я была в очень темной кладовке.

Майлз оттолкнул ее.

— Я вам не верю, мисс Уайком. Вы никудышная лгунья.

— Я не лгу! — возмутилась Алекс. — На что мне там было смотреть?

— Довольно, — тихо ответил Майлз. — Я собирался сдержать слово чести и отпустить вас, моя дорогая, но теперь я не могу этого сделать. Нам предстоит долгое путешествие, а до того как мы прибудем в колонии, я решу, как с вами поступить.

Алекс готова была расплакаться. Внезапно перед ее глазами возникли уютный белый домик, знакомые и соседи. Касси выплачет все глаза! Что будет с ее бедной няней, с Тео? И тут слезы полились градом.

— Капитан, прошу вас, — взмолилась Алекс, — отпустите меня. Никто никогда не узнает о том, что узнала я. Я могу дать вам самую страшную клятву, прошу вас…

— Так что же вы все-таки узнали, дорогуша? — тихо спросил Майлз.

Алекс побледнела. Она поняла, что сказала лишнее.

— Только то, что вы — Майлз Кросс, — запинаясь пробормотала она и, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила: — Клянусь!

— Сдается мне, в своих клятвах вы, мадам, заходите слишком далеко, — заключил Майлз. — Так вы видели, кого я встретил на берегу? — Глаза Майлза превратились в узкие щелки. — Я еще добьюсь от вас правды, мадам. Как я уже сказал, путешествие будет долгим.

— Молю вас! — воскликнула Алекс, хватая уже собравшегося уходить Майлза за рукав.

Он оглянулся, посмотрел в ее мокрое от слез лицо, в ее блестящие синие глаза, обращенные к нему в последней надежде, и что-то шевельнулось в его душе.

Медленно, словно нехотя, он протянул руку к ее лицу, погладил по щеке, затем его рука скользнула вниз, накрыла грудь. Еще до того как Алекс поняла, что происходит, Майлз уже ласкал ее грудь одной рукой, другой крепко прижимал к себе. Он опустил голову, приблизив свои губы к ее губам, не в силах бороться с искушением попробовать их на вкус, и Алекс не нашла в себе силы сопротивляться. Он держал ее крепко, и ладонь его, горячая и твердая, жгла ей спину. Он целовал ее с требовательной настойчивостью, и она не смогла устоять, губы раскрылись, впустив его трепещущий влажный язык.

Алекс вскрикнула. Целуя, Майлз не переставал ласкать ее, легко и нежно касаясь бедер, и даже сквозь грубую ткань Алекс могла ощутить тепло его ладони. Алекс не понимала, почему ее бьет дрожь, она знала одно: такого удовольствия она никогда не испытывала. Руки его были везде — накрыв широкой ладонью грудь, большим пальцем он нежно поглаживал сосок, и Алекс тихонько застонала, настолько острыми и сладостно-мучительными были ощущения. Он пил нектар из ее рта, лишая ее последних сил к сопротивлению. Александра обмякла, ноги отказывались держать ее, и она прижалась к нему сама, ища опоры. Она обвила его шею руками, сцепив пальцы у него на затылке.

Распаленный неожиданной податливостью девушки, Майлз рванул ворот ее рубашки так, что посыпались пуговицы. Открылась чудесной формы грудь. Любуясь, он опустил голову. Внезапно его горячий рот сомкнулся вокруг одного соска, и он принялся ласкать его языком, чуть покусывая. У Алекс перехватило дыхание. Чуть откинувшись назад, она подставляла ему себя для ласк.

Ее движения еще больше воспламенили Майлза, он помог Алекс освободиться от рукавов, и теперь рубашка держалась лишь на талии, где была завязана узлом. Майлз дернул за веревку, которую Алекс использовала вместо ремня, и едва не выругался, когда грубый узел, который так старательно завязывала Алекс, помешал ему довершить начатое.

Александра почувствовала, как его восставшая плоть уперлась ей в живот. Ее словно окатили холодной водой, за волной стыда набежала волна страха. Майлз более не целовал ей грудь, волшебство прекратило свое действо. Не помня себя, Алекс, опустив глаза, оттолкнула Кросса. Он снова накрыл губами ее рот, и волшебные ощущения вернулись, но на этот раз Алекс чувствовала в себе больше сил противостоять тому, что происходило с ней. Она, упираясь ладонями Майлзу в грудь, с силой оттолкнула его от себя.

И вдруг она увидела его глаза. В них не было больше желания. Взгляд Майлза, полный насмешки и презрения, поразил Александру.

— Похоже, леди может добиться свободы любыми средствами.

Алекс вздрогнула. Она и представить не могла, что Майлз станет так трактовать ее действия. Проклиная себя за малодушие и распущенность, Александра, как могла, закрылась рубашкой.

— Я буду молить вас о свободе, Кросс. Если это поможет, я буду ползать перед вами на коленях и молить у вас пощады, я буду взывать к тому лучшему, что еще в вас осталось. Но никогда, слышите, никогда, не стану я продавать себя… даже за право быть свободной. Вы можете сделать меня своей пленницей, но вы не сделаете меня своей шлюхой.

Майлз притворился удивленным. Он видел, как она раскраснелась, видел, с каким трудом она дышала; он едва мог противостоять искушению схватить эту женщину и потащить в постель прямо сейчас, немедленно, но более он не испытывал к ней нежности: теперь он точно знал, что она всего лишь дразнила его своим телом, надеясь заполучить желаемое, соблазняя его.

— Насколько мне известно, мисс Уайком, — протянул Майлз, меряя ее взглядом, — честь сделать из вас шлюху принадлежит не мне, ведь задолго до нашей с вами встречи достаточно мужчин успели попользоваться вашими прелестями.

Алекс не знала, что делать и что говорить. Она лишь во все глаза смотрела на человека, так жестоко оскорбившего ее. Небрежно погладив Алекс по щеке, Майлз добавил:

— Однако в качестве шлюхи или в качестве пленницы, как вам будет угодно, вы будете сопровождать меня в Америку.

Больше не сказав ни слова, Кросс развернулся и ушел, оставив Алекс наедине со своим позором. Оглушенная, Алекс тупо смотрела на дверь, слушая, как снаружи поворачивается в замке ключ. Итак, она в плену на этом корабле, и теперь ей никуда не деться — придется плыть в Америку.

Всю ночь Александра проворочалась в постели, и едва первый луч солнца пробился сквозь крохотное окошко в каюте Джудсона, превращенной Кроссом в тюрьму, она, откинув одеяло, села в кровати. Измученная, она думала только об одном: сколько ей осталось жить? Позор прошлого дня не давал покоя.

Вдруг до ее истерзанного сознания долетел чей-то визг. Александра узнала голос доктора Копели.

— Где эта сволочь? Я хочу знать, что все это значит!

Он явно находился в соседней, капитанской каюте, и, очевидно, его тоже не собирались отпускать. Это открытие не способствовало поднятию настроения. Два месяца на борту корабля вместе с Майлзом Кроссом, да еще и в обществе Иезекииля. Да, пожалуй, ее жизнь превратится в ад!

Алекс вздрогнула, услышав, как в замке поворачивается ключ.

На пороге появился капитан.

— Я шел по коридору и решил навестить вас, — вместо приветствия сообщил Майлз.

— Премного благодарна, — парировала несколько сбитая с толку неожиданным появлением гостя Александра.

Майлз смотрел на нее как-то странно, и мисс Уайком не могла понять, что скрывается за этим взглядом, но, отметив, что у него сегодня не очень боевое настроение, Алекс решила идти в наступление.

— Капитан, вы позволите мне навестить Тернера?

Вопрос был неожиданным для Кросса, но ответил он мгновенно:

— Пожалуйста, как вам будет угодно…

Глава 8

Услышав звук открываемой двери, доктор Копели замер в ожидании. Несмотря на все уверения Оги в том, что с ним будут обращаться с надлежащим уважением, как с гостем, бедняга был весьма напуган. Как бы ни ругал Иезекииль капитана, как бы ни хотелось ему сказать в его адрес пару «теплых слов», когда доходило до дела, Копели терялся и бормотал что-то невразумительное: этот высокий загадочный человек с тигриным взглядом внушал ему почти суеверный ужас. В конце концов Копели пришел к выводу, что чем меньше он будет докучать капитану вопросами, тем лучше будет для него самого. Когда дверь открылась и на пороге вместо грозного гиганта появилась Александра, у Копели вырвался вздох облегчения.

— Алекс, дорогая! — воскликнул он, кинувшись навстречу девушке с очевидным намерением заключить ее в объятия.

— Прошу не трогать меня, Иезекииль, — сказала она решительно.

— Простите меня, моя дорогая. Я так о вас беспокоился. Как вы себя чувствуете? С вами все в порядке?

Доктор Копели отошел в сторону, пропуская Алекс к постели больного.

— Как он? — спросила Алекс, ни еекунды не сомневаясь в том, что заверения Копели яйца выеденного не стоят.

— Без перемен, — констатировал доктор. — Александра, что тут происходит? Вы не знаете, почему нас не отпустили, как было обещано?

— Капитан Кросс сказал… — неуверенно начала Алекс.

— Кросс?! — в ужасе воскликнул Копели. Бедняга побелел как полотно. — Вот этот разбойник там, на капитанском мостике, и есть тот самый Кросс? Вот уж не думал! Я-то считал, что мы попали в лапы обыкновенных контрабандистов, но если дело приняло такой оборот, то нам крышка!

Алекс, хотя и целиком разделяла соображения Копели по данному вопросу, скорее лопнула бы, чем согласилась с «коллегой».

— Не нагнетайте обстановку, пожалуйста. Капитан обещал отправить нас в Бристоль, как только мы…

— Да-да, я уже слышал об этом. Этот шотландец, будь он неладен, принес мне извинения от имени капитана за некоторые неудобства. Подумать только! Они вытащили меня из постели и приволокли сюда, на этот треклятый корабль, и теперь везут на край света, и все это называется у них неудобствами!

— Думаю, капитан хочет, чтобы его друг получил всю возможную в данных условиях медицинскую помощь, и именно поэтому оставил нас здесь.

— Бросьте! Для того чтобы сидеть и смотреть, как погибает этот бородач, совсем не обязательно иметь медицинское образование. Я тут не нужен, так зачем он меня держит?

Алекс решила-таки признаться кое в чем:

— Потому что один из матросов случайно проговорился при мне, назвав капитана по имени, и Кросс решил, что теперь не может меня отпустить.

— Но, любовь моя, я не понимаю, какая связь…

— Прекратите называть меня своей любимой, Копели! — возмущенно воскликнула Алекс.

Если она и чувствовала себя несколько виноватой перед доктором и поэтому старалась сдерживать эмоции, то теперь чаша терпения оказалась переполненной.

— Моя дорогая наивная девочка! Ты еще многого не понимаешь. Мир, в котором мы живем, далек от совершенства. В нем столько условностей и предубеждений. Хочешь не хочешь приходится считаться с общепринятой моралью. Тебе еще предстоит со многим смириться, многое принять как должное…

— Что-то я вас не пойму. С чем мне придется мириться?

— Ну во-первых, с подмоченной репутацией. Скажу больше, к тому времени, как вы вернетесь в Бриджуотер, вас просто перестанут считать порядочной женщиной. Впрочем, если бы нас отпустили раньше, этой ночью, например, вряд ли ваша репутация осталась бы безупречной. Достаточно и суток пребывания на корабле среди пиратов и разбойников, чтобы о невинной девице пошли сплетни. Откровенно говоря, Александра, вы своим поведением провоцируете всякие разговоры о себе. Отец ваш, царствие ему небесное, позволял вам вести себя слишком вольно, а уж когда его не стало, вы и вовсе отпустили поводья. Вы ведете себя слишком, я бы даже сказал, скандально, раскованно. Но я, несмотря ни на что, все еще готов на вас жениться. Вы должны по достоинству оценить благородство моих намерений: далеко не всякий мужчина согласится взять в жены девушку после всего того, что с вами произошло. Поймите, брак со мной — единственный ваш шанс сохранить достоинство и репутацию порядочной женщины.

Что бы ни творилось у Алекс в душе, внешне она сумела сохранить ледяное спокойствие.

— Вы гадина, Копели, — произнесла она на редкость хладнокровно. — Мерзкая, надутая жаба. Я скорее брошусь в море, чем выйду за вас. Вы поняли?

Круглые птичьи глазки доктора сузились так, что превратились в щелки. Нижняя губа выпятилась и скривилась. Не отличавшееся привлекательностью лицо превратилось в уродливую маску. Весь он был сейчас воплощением злобной мстительности. Алекс немного растерялась. Она была далека от того, чтобы считать Иезекииля Копели безобидным болтуном, но до сих пор она не понимала, насколько он может быть опасен. Чем больше она узнавала «коллегу», чем больше он раскрывал перед ней душу, тем меньше добрых чувств она к нему испытывала.

— Вы еще пожалеете о своих словах, мисс Уайком, — по-змеиному прошипел Копели, вплотную подступая к Алекс. — Поживем — увидим, кто был прав. Вы еще будете ползать у меня в ногах, умоляя взять вас в жены! Вы думаете, я такой дурак, что не понимаю, зачем вас держит здесь Кросс? Это же ясно как день! Этот бессовестный хам не станет, как я, просить вашей руки. Он просто затащит вас к себе в постель, если уже не сделал этого, и будет использовать, пока ему не надоест. А надоест — вышвырнет вон как ненужную тряпку или, если он не дурак, продаст очередному хозяину. Впрочем, едва ли наш капитан не умеет считать деньги. Подозреваю, он уже успел прикинуть, сколько сможет получить за нашу белокурую пташку на невольничьем рынке. Белые рабыни в большой цене, особенно такие красивые, как вы.

Копели довольно ухмыльнулся: слова его наконец возымели нужное действие. Алекс побелела как мел.

— Так что, — продолжил он, — советую вам поразмыслить над тем, кто для вас друг, а кто враг. И лучше бы вам поскорее разобраться в ситуации, а то поздно будет.

Александра с трудом проглотила вязкую слюну. Прошлой бессонной ночью она чего только не напридумывала, каких только страшных картин своего будущего не нарисовала, но вот представить себя рабыней не пришло ей в голову. Однако показывать свой страх Копели — все равно что расписаться в собственном бессилии. Распрямив спину и гордо вскинув голову, она холодно заявила:

— Капитан позволил мне заняться мистером Тернером, а вам разрешили выйти на палубу и подышать воздухом.

— Мне и здесь неплохо, — пожав плечами, безразлично заметил Копели.

Он уже успел оправиться от неудачи. Подумаешь, разговор с Алекс сложился не так удачно, как ему бы хотелось! Впереди предостаточно времени, путешествие обещает быть долгим, и он еще сумеет найти способы убедить ее в своей правоте. Было бы желание. Надо сказать, что чего-чего, а желания добиться своего у Копели было больше, чем требуется. Семь лет назад он впервые увидел Александру: пятнадцатилетнюю девушку, свежую и яркую, как розовый бутон, и потерял покой. С тех самых пор и дня не прошло без мучительной жажды обладать ею. Никого и ничто в своей жизни Копели не желал с таким неутомимым упорством.

Как-то приятель Копели попробовал его урезонить. «Я понимаю, ты хочешь иметь на старости лет подле себя молодую здоровую женщину, чтобы та была вместо сиделки. Не будь эгоистом. Твой зенит далеко позади. Ты не сможешь дать ей того, что требует молодое женское тело».

Однако друг ошибался. Не желание обеспечить себе спокойную старость двигало Копели. Семь долгих лет день за днем, наблюдая, как все краше становится Алекс, Иезекииль страдал, представляя себе по ночам, что бы он мог делать с этим крепким, как наливное яблочко, телом, и от этих картин чресла его горели огнем. Копели решил, что ему все равно не жить, пока он не уложит в постель эту особу. Сколько раз он заклинал небеса и преисподнюю помочь ему заполучить эту юную красавицу, и судьба, кажется, смилостивилась над ним, сведя его и Алекс вместе на затерянном в океанских просторах пиратском судне. Алекс будет его любовницей и женой. Это лишь вопрос времени. Хотелось бы, правда, чтобы долгожданный миг наступил поскорее. Копели не мог глаз отвести от Алекс. Вот она склонила над больным свою златокудрую головку, вот дотронулась до лба умирающего своими трепетными пальчиками. Сколько бы он отдал за то, чтобы эти пальчики так же бережно щупали его, Копели, лоб!

— Да он весь горит! — воскликнула Алекс.

— Это называется кома, моя дорогая, — наставительно заметил доктор.

— Что вы делали, чтобы сбить жар? — воскликнула Алекс.

— А что тут сделаешь? Этот человек все равно умрет. Не сегодня, так завтра.

Алекс предпочла оставить замечание «коллеги» без комментариев, продолжая осмотр раненого.

— Господи, — прошептала она, обернувшись к Копели. — И после этого вы называете себя врачом? Со вчерашнего дня вы не удосужились сменить ему повязку!

— Я же сказал…

— Вон отсюда! Пойдите проветритесь! А не хотите — отправляйтесь спать в соседнюю каюту, куда угодно, только прочь с моих глаз! Меня от вас тошнит! Вы и пальцем не пошевелили, чтобы помочь несчастному. Сейчас же убирайтесь отсюда!

Рассерженный голос Александры пробудил Майлза от философских раздумий, и он поспешил в соседнюю каюту.

— Что здесь происходит?

— Вот, полюбуйтесь! — бушевала Алекс, демонстрируя Майлзу грязные бинты. — Этот врач, которому вы так доверяете, спокойно спал всю ночь, а его пациент метался в лихорадке. Он даже не сменил повязку на ране! Да он просто… просто… — Алекс не находила слов от гнева.

— Уверяю вас, я делал все, что в моих силах, — умильно улыбаясь, оправдывался Копели.

— Да уж! — бросила Алекс, начиная промывать рану.

Майлз нахмурился, не зная, кому из них верить.

— Вы считаете, что справились бы лучше, мисс Уайком?

— Капитан, — низким от волнения голосом заговорила Алекс, — вы могли бы справиться лучше, чем этот шарлатан. Может, у вас и нет медицинского образования, зато вам не все равно, что будет с вашим другом!

Майлз несколько растерялся, не зная, как относиться к этой реплике Алекс. Несмотря на тон, каким она была произнесена, в ней явно звучал комплимент в его, Кросса, адрес.

— Так вы сможете его спасти? — осторожно спросил он.

— Я могу попытаться, а это уже больше, чем до сих пор сделал ваш дипломированный доктор!

— Она лжет, капитан! — возмутился Иезекииль. — Этот человек безнадежно болен, я вам еще вчера об этом сказал.

— Ну что ж, в таком случае ему уже ничем нельзя навредить, — заключил Майлз.

Копели стало не по себе. На лбу у него выступили бисеринки пота. Разговор принимал опасный оборот. Надо было как-то спасать положение. Впрочем, главным сейчас было сложить с себя всякую ответственность за судьбу Джудсона, и случай для этого представлялся весьма удобный. Если Александра так стремится доказать свое рвение, незачем ей мешать. Пусть уж лучше работает, чем выискивает свидетельства его, Копели, непрофессионализма.

— Вы совершенно правы, капитан, — авторитетно заявил Иезекииль, — леди уже ничем не навредит несчастному. Если хотите, я могу остаться здесь и присмотреть за ее работой, — Пусть катится к черту, — не оборачиваясь, откликнулась Алекс.

Ее порядком раздражал этот разговор. Мужчины вели себя так, будто она была пустым местом.

— Не вам распоряжаться здесь, — резонно заметил Майлз. — Мистер Копели останется с вами столько времени, сколько сочтет нужным. Если у него не будет нареканий в ваш адрес, он может отдохнуть здесь или на палубе, как ему будет угодно.

Майлз от души надеялся, что, принимая решение, не сделал очередной ошибки. Он уже повернулся, чтобы уйти, когда Алекс окликнула его.

— Что вам угодно? — спросил он, оборачиваясь.

Стоило ему лишь кинуть взгляд на Алекс, как сердце начало учащенно биться. Когда, черт возьми, он научится брать себя в руки?

— Вы не пришлете мне мистера Макарди?

— Зачем вам Макарди? — удивленно спросил Майлз.

— Мне понадобится помощник. Если Макарди занят, пришлите Курта, мне все равно.

— Вы, наверное, понимаете, что после вчерашнего Курт несколько в вас разочаровался, — ехидно заметил Майлз. — Боюсь, ему не доставит особой радости исполнять ваши поручения. Но, поскольку мистеру Макарди еще только предстоит получить урок, который вы столь наглядно преподали Курту, я его позову. Пусть прозреет наконец. Позже я зайду к вам. — С этими словами Майлз покинул каюту.

— О чем это вы говорили? — озадаченно спросил Копели.

— Не ваше дело.

— Курт — это имя юнги, не так ли?

— Повторяю, не суйте нос в чужие дела. И вообще, если вам так хочется избежать ответственности, шли бы вы на свежий воздух..

Иезекииль на минуту задумался.

— Ну что же, дорогая. Воспользуюсь вашим советом. Что-то меня сегодня сильно укачивает. Глоток свежего воздуха не помешал бы.

Алекс, посчитав разговор оконченным, взялась за работу. Она не оглянулась и тогда, когда за ее спиной открылась и закрылась дверь. Через несколько минут в каюту вошел Оги.

— Я рад, что ты снова с ним, девочка, — с улыбкой заметил Оги, кивая в сторону Джудсона.

Алекс тепло улыбнулась шотландцу. Его добрые глаза, ласковая улыбка сейчас были для нее все равно что воздух. Как никогда она нуждалась в доверии и участии.

— Не знаю, смогу ли я ему помочь, Оги, — призналась она с грустной улыбкой. — Если вчера у него еще был маленький шанс, то сегодня… Но мы все равно попробуем его спасти!

— Я к твоим услугам, дочка.

— Вот и хорошо, — сказала Алекс, вытирая салфеткой руки. — Во-первых, мне нужен лед. Да, я знаю, — поспешила ответить Алекс на невысказанный вопрос Оги. — На корабле нет льда. Но холодной воды можно достать? В трюме, наверное, найдется пара лишних бочек.

— Да, мэм.

— Вот и хорошо. Притащите мне сюда бочку.

— Целую бочку?

— Да, чем больше воды, тем дольше она сохранится холодной. Нам надо искупать мистера Тернера с головы до пят в холодной воде.

— Я мигом, дочка, — откликнулся Оги.

Ему чертовски нравилось, как берется за дело эта хрупкая девушка. Копели — тот ни о чем не просил, но и сам, насколько Оги мог судить, ничего не делал.

Пока Оги ходил за водой, Алекс промыла Джудсону рану и обработала мазью. Рана здорово воспалилась. Кажется, у больного начиналась гангрена. Мисс Уайком была обеспокоена тем, что во время зачистки краев раны, тронутых разложением, Тернер не издал ни звука — ни крика, ни стона. Похоже, в одном Копели не ошибся. Больной был в глубокой коме, вызванной действием яда, успевшего проникнуть во все системы организма.

Когда Оги в сопровождении двух помощников вкатил бочку, Алекс готовила порошок из коры осины, обладающий успокоительными свойствами. Осталось только растворить его в воде для купания больного.

Как только бочку установили на место, Оги отослал матросов за дверь, и работа закипела. Оги только успевал бегать наверх, чтобы вылить за борт ставшую слишком теплой воду. Александра тщательно, дюйм за дюймом, обмывала обнаженного Джудсона. Оги, наблюдая за тем, как трудится Алекс, невольно любовался ею, восхищаясь сноровкой и точностью движений доктора Уайком. Время от времени в каюту заглядывал Копели, но лишь для того, чтобы с кислой миной сказать что-нибудь относительно бесплодности их усилий.

Только к полудню жар удалось сбить. Нельзя сказать, что температура больного стала нормальной, но угроза для жизни миновала. Алекс и Оги смогли наконец присесть. Оги даже сумел уговорить Александру немного поесть.

— Не очень-то вкусно, но хотя бы сытно, дочка. Еда будет получше, когда мы зайдем в Тенерифе.

— Тенерифе? Где это? Разве мы собираемся делать остановки? — удивленно спросила Алекс.

— Город-порт на маленьком острове вблизи северного побережья Африки. Я знаю, о чем ты подумала, да только лучше бы тебе об этом забыть. Капитан не отпустит тебя там, да это для твоего же блага. Канарские острова — испанские владения, ни один корабль не заходит в тамошние воды, так что оттуда ты не смогла бы добраться домой. Человек в здравом рассудке не оставит женщину одну в Тенерифе.

— Понимаю, — медленно проговорила Алекс.

— Но может быть, ты немного развеселишься, — как ни в чем не бывало продолжал Оги, — если я скажу, что капитан собирается тебе кое-что купить в городе. Платье и все такое…

— Очень благородно с его стороны, — с иронией произнесла Алекс. Теперь-то она знала, о чем хотел поговорить с капитаном шотландец. — И чья это была идея?

— Конечно, его, — убежденно ответил Оги. — Он не такой уж злопамятный, как ты думаешь. Скоро сама увидишь, он может быть добрым.

— С кем угодно, но только не со мной, — вздохнув, заметила Алекс. — Он ненавидит меня, Оги. Я представляю угрозу для… — Алекс запнулась, поймав себя на том, что едва не проговорилась. Как бы хорошо ни относился к ней шотландец, она должна была понимать, что, встань он перед выбором: она или Кросс, — победит верность капитану. Рассказать Макарди о том, что она видела ночью, значило подписать себе приговор. — Для его жизни, — быстро закончила Алекс.

Однако Оги, казалось, не заметил ее запинки.

— Так, значит, ты все же не считаешь его таким уж плохим? — с улыбкой спросил он.

— Я стараюсь всего лишь быть к нему справедливой, — осторожно ответила Александра.

В голосе ее чувствовалась усталость, и Макарди решил уйти.

— Советую тебе отдохнуть пока, — наставительно заметил он, выходя из каюты.

— Ну что же, по крайней мере у меня появился друг, — пробормотала Алекс, когда за шотландцем закрылась дверь.

Алекс не воспользовалась советом Макарди и принялась за работу почти тотчас после его ухода. Лоб у Джудсона был еще холодным, но Алекс, не теряя времени, начала готовить новую порцию лекарства. Услышав, как за ее спиной тихо открылась и закрылась дверь, она, не поворачивая головы, сказала:

— Вы быстро. Капитан не нашел… — Что-то заставило Алекс быстро обернуться. — Простите, капитан, я думала, это Макарди.

— Оги сказал, что вам удалось справиться с жаром.

Алекс кивнула, осторожно согласившись:

— Да, ему немного лучше.

— Он будет жить?

Кросс впился в нее взглядом. В нем было столько ожидания и пробудившейся надежды, что Алекс, не выдержав, опустила глаза. С каким бы счастьем она ответила «да»! Но она не имела права…

— Честно говоря, я не знаю. Скажу одно: мы лишь можем надеяться на лучшее.

— Но ведь у него нет больше жара.

— Да, капитан, пока нет. И не будет еще в лучшем случае несколько часов. Вечером все начнется сначала.

— Откуда вы знаете? — с нажимом в голосе спросил Майлз.

— Из опыта. Так обычно бывает: днем наступает улучшение, а к вечеру опять становится хуже. Скорее всего часам к пяти у него начнется озноб, а потом возобновится жар.

— Тогда на самом деле ему ничуть не лучше, и вы ничего для него не сделали, — раздраженно сказал Майлз, вымещая на Александре свое разочарование.

— Я подарила ему шанс пережить этот день, — тихо ответила Алекс, — а это уже кое-что. Если бы мы не сбили жар, к полудню он бы скончался. Он слишком слаб для того, чтобы выдержать такую встряску. Таким образом мы сберегли для него время.

— Время для чего? Для продления страданий и агонии?

Майлз очень старался скрыть свои чувства, но в глазах его читалась мука, и у Алекс защемило сердце.

— Время для того, чтобы справиться с ядом, — терпеливо пояснила она, не обращая внимания на незаслуженный упрек. — В этом его единственный шанс.

— Доктор сказал, что у него нет шансов.

— Может быть, Копели прав, — твердо глядя в глаза Майлзу, сказала Алекс. — Но я очень хочу помочь Джудсону. Возможно, я делаю это не столько для него, сколько для себя: чтобы потом я могла спать спокойно, зная, что сделала все для его спасения. Хотела бы я, чтобы доктор Копели мог то же сказать о себе.

Придраться было не к чему. Алекс говорила понятно и просто, и не согласиться с ней значило идти против здравого смысла. И все же Майлзу трудно было поверить женщине, а если быть до конца откровенным, именно этой женщине. Не раз ему приходило в голову, что она в отместку за то, что он сделал с ней, убьет Джудсона. Но сейчас, глядя ей в глаза, Майлз находил подобные мысли абсурдными. Он видел, как она устала. Никем не замеченный, несколько раз за утро он наведывался к себе в каюту. Алекс работала не покладая рук. Если это была месть, то весьма странная. Майлз не сомневался в том, что усилия Алекс могли привести к положительному результату. Джудсон мог поправиться… Возможно, Копели действительно меньше понимает в медицине, чем эта женщина, и оговорил ее просто из зависти… Алекс, какими бы пессимистичными ни были ее прогнозы, подарила Майлзу надежду на выздоровление друга.

— Позвать к вам Макарди? — неожиданно спросил он.

— Пока не надо. Я справлюсь сама. Если только вечером, когда начнется жар…

— Тогда я велю ему навещать вас регулярно.

Майлз бросил быстрый взгляд на Джудсона, и на лице его отразилось страдание. Алекс отошла от постели больного: она понимала, что Майлзу хочется побыть с другом наедине.

— Капитан, можно один вопрос? — тихо спросила она, когда он собрался уходить.

— Слушаю, — словно издалека откликнулся Майлз, — Помните, той первой ночью, когда вы взяли меня на борт… Это вы ухаживали за Джудсоном? Я знаю, это вы перебинтовали ему рану и пытались сбить жар.

Майлз удивленно взглянул на девушку. К чему она клонит? Не пытается ли она свалить на него вину за то, что его друг умирает? Как будто на нее не похоже.

— Зачем вам знать? — в свою очередь спросил Майлз.

Майлз ушел от ответа, но Алекс прочла все, что хотела, по его глазам.

— Вы хотите знать, почему я спросила об этом? Да так, без причины. Просто потому, что той ночью я назвала вас белоручкой и теперь хотела бы извиниться. Я была не права, — с улыбкой ответила Алекс. — Никто, даже профессиональный медик, не справился бы лучше вас.

Майлз растерялся. Алекс все делала для того, чтобы неприязнь к ней растаяла, а он именно этого и боялся. Если она будет продолжать в том же духе, скоро из него можно будет вить веревки.

— Спасибо, мисс Уайком, — холодно ответил Кросс. — Но я и сам хорошо знаю, какова моя роль в этом несчастье.

Майлз вышел, оставив Алекс мучиться над разгадкой столь таинственного заявления. Посчитав за лучшее отложить решение проблемы на потом, Александра вернулась к своим обязанностям сиделки. Присев рядом с Джудсоном, она принялась готовить лекарство… Глядя на Тернера, Алекс думала над тем, что должен чувствовать Майлз Кросс, наблюдая постепенное угасание единственного друга. Несчастный, он был совсем один: оторванный от семьи, отвергнутый своим народом… Алекс по себе знала, каким одиноким должен чувствовать себя капитан. Она помнила, что пережила, потеряв отца. Тогда ей казалось, что она осталась одна на целом свете. Она должна помочь Кроссу обрести почву под ногами, а для этого надо было поставить на ноги Тернера. Мысленно Алекс помолилась о том, чтобы Бог помог ей вернуть к жизни человека, который столько значил для капитана.

Глава 9

Как и предсказывала Алекс, во второй половине дня у Джудсона опять начался сильный жар. Надо было вызвать Макарди. Впервые за целый день Алекс поднялась на палубу и едва не ослепла от яркого солнца. Ветер швыряя в лицо соленые брызги, корабль слегка покачивался на волнах, и вокруг не было ничего, кроме моря и неба, ничего, за что мог бы зацепиться взгляд. Для Алекс оставалось загадкой, как можно среди этой голубой пустыни определить направление и выбрать ориентиры.

— Все ли у тебя в порядке, девочка? — спросил Оги, участливо заглядывая в невеселое лицо Александры.

— Мне понадобится ваша помощь, Оги. У Джудсона снова жар, — ответила Александра.

— Ну хорошо, — со вздохом облегчения констатировал Оги, но, встретив недоуменный взгляд Алекс, поспешил пояснить: — Не в том смысле, что у Тернера жар, конечно. Просто, глядя на тебя, я подумал, что, может быть…

— О нет, простите, что заставила вас волноваться. На меня просто очередной раз напала тоска.

Оги положил свою мозолистую руку Алекс на плечо и улыбнулся:

— Все у тебя будет хорошо. Я никогда не видел девушку с таким храбрым сердцем и сильным характером.

Алекс попробовала внушить себе, что вдруг подступившие слезы всего лишь результат усталости, но, наверное, она просто истосковалась по ласке. Искренние и простые слова поддержки и участия вызвали внезапный всплеск эмоций.

— Спасибо, Оги, — проговорила, едва справившись с собой, Алекс. — Пойдемте-ка вниз, нас ждет работа.

Вместе они спустились в каюту и приготовились к очередной вахте. У Джудсона начался озноб. Алекс и Оги укрывали его одним одеялом за другим, но ничто не помогало — у Джудсона начались судороги. Александра и Оги с трудом удерживали Тернера. Он бился в ознобе, стучал зубами, а когда судороги наконец прекратились, вспыхнул жар. И Оги, и Алекс уже знали, что делать. Вновь, как и утром, они обтирали Джудсона прохладной водой с осиновым порошком, но на смену жару опять пришел озноб. Больного бросало то в жар, то в холод, и так до бесконечности. Солнце ушло за горизонт, настала ночь, а Алекс по-прежнему не могла отойти от страдальца.

Визиты доктора Копели постепенно становились все реже и реже, пока не прекратились совсем. По-видимому, несчастная жертва морской болезни решила наконец дать отдых измученному телу и удалилась в апартаменты, предоставленные капитаном. Впрочем, Алекс была только рада тому, что Иезекииль более не раздражает ее своим присутствием.

Лишь глубокой ночью состояние Джудсона немного улучшилось.

— Худшее пока позади, Оги, — констатировала Алекс, присаживаясь на край постели рядом с утомленным шотландцем. — Пойдите поспите немного, а я посижу с больным.

— Тебе и самой не мешало бы поспать, девочка. А то ты совсем изведешься, и тогда у меня на руках будет не один больной, а два. Отчего-то мне кажется, что тебе не захочется вверять себя заботам мистера Копели.

— Это верно, — устало засмеялась Алекс. — Давайте дежурить по очереди. Еще пару часов я выдержу, а там вы меня смените.

— Идет, — согласился Макарди.

Оги ушел, и в каюте воцарилась полная тишина, которая могла бы показаться пугающей, если бы не тихое поскрипывание корабля.

Алекс положила руку на грудь Тернера, прислушиваясь к слабому биению сердца. На лбу больного выступил пот, и она осторожно промокнула его мягкой тканью. Он сильно похудел, с тех пор как она впервые увидела его, и стал еще бледнее. Глядя на спящего Джудсона, Алекс старалась угадать, каким человеком был этот несчастный. Каким характером должен был обладать тот, кто снискал к себе любовь и уважение огрубевших, не склонных к сантиментам, суровых моряков. О том, что Джудсона здесь любили все, можно было догадаться и не выслушивая признаний. Время от времени в каюту заглядывал то один, то другой матрос и безмолвно исчезал с выражением искреннего горя.

— Ты должен жить, Джудсон Тернер, — тихо сказала Алекс. — Я так хотела бы узнать тебя поближе.

Алекс нагнулась над тазом, чтобы намочить полотенце, и едва не закричала. Пальцы больного судорожно сжались вокруг ее запястья. Слезы чуть не брызнули у нее из глаз — костлявые пальцы едва не сломали ей кость. Серые глаза Джудсона были широко открыты и горели безумным огнем. Затем искра сознания вспыхнула в них, он словно пытался вспомнить ее.

Нежно, стараясь не замечать учащенного сердцебиения и дрожи в ногах, Алекс положила компресс на лоб Тернера и погладила его руку.

— Добро пожаловать назад, мистер Тернер, — с улыбкой сказала Алекс.

— Александра… — слабым голосом проговорил Джудсон, удивив Алекс тем, что помнил ее имя.

— Верно, Александра, — улыбнулась мисс Уайком и протянула Джудсону высокий стакан с водой. — Выпейте.

Алекс помогла Джудсону приподняться, и впервые за двое суток он смог мелкими глотками сам выпить воду.

— Всепобеждающий… ангел, Александра. Я думал, вы мне снитесь.

— Вы очень больны, Джудсон.

Джудсон пристально посмотрел на свою спасительницу, как будто боялся забыть что-то важное.

— Я… умираю, не так ли?

— Вы не умрете, если я смогу вам помочь. Сдается мне, вы слишком упрямы, чтобы умереть.

— Вы разговаривали с… Майлзом, — с огромным трудом проговорил он.

Александра, нахмурившись, положила ему руку на грудь. Сердце работало с пугающими перебоями.

— Вы слишком много говорите, — строго сказала Алекс.

Она не знала, что делать, в отчаянии кусая губы. Первым ее побуждением было послать за Майлзом, но потом она решила, что долгий разговор может стоить ее пациенту жизни.

— Вы должны отдохнуть, Джудсон. Это важно. Ваше сердце очень ослабло, вам сейчас можно только спать…

— Я думал… я спал, — выдавил из себя Тернер.

— И вы должны еще немного поспать, если хотите выздороветь. Мы можем поговорить, когда вам будет лучше.

Темные глаза его заблестели. Он любовался ею, ласкал ее взглядом, соблазнял… Алекс не выдержала и покраснела.

— Мы сможем поговорить об этом, когда вам будет лучше, — смущенно сказала Алекс.

Джудсон слабо кивнул.

— Я думаю, это вы говорите слишком много, Александра.

Глаза Тернера закрылись. Разговор лишил его последних сил.

— Вот и хорошо, поспите, — ласково сказала Алекс, вытирая больному лоб.

— Красавица Александра, — пробормотал Тернер, и Алекс показалось, что он вновь впал в беспамятство, но внезапно он открыл глаза и посмотрел на нее с той же напряженной пристальностью.

— Если… я не проснусь…

— Тс-с, — прошептала Алекс, прикладывая палец к его пересохшим жарким губам.

— Если я не проснусь, — еще раз повторил Тернер, — скажите Майлзу, что я бы сделал это снова… не раздумывая…

Слова дались ему тяжело, и Алекс с трудом могла их расслышать.

— Мой выбор… не его вина…

— Вы сами завтра все ему скажете, — грустно улыбнувшись, сказала Алекс, от всей души надеясь, что не лжет.

— Скажите ему, — схватив Алекс за руку, повторил Джудсон. — Обещайте.

Алекс кивнула:

— Если он придет, а вы еще будете спать, я скажу.

— Спокойной ночи, Александра.

Джудсон закрыл глаза и провалился в ночь.

Алекс долго еще сидела рядом с ним на постели, одной рукой меняя компресс на лбу, другой прощупывая пульс, который становился все более слабым и неровным. Огромных усилий стоило ей удержаться от слез. Прекрасно сознавая, что тешит себя ложной надеждой, она старалась внушить себе, что этот проблеск сознания — добрый знак и Тернер пойдет на поправку. Но факты говорили о другом. Яд нарушил сердечную деятельность — в этом она убедилась сама, и шансов выжить у Джудсона практически не осталось. Не желая смириться с очевидным, Алекс повторяла про себя, что заставит его выжить. Он должен сам передать Майлзу свое загадочное сообщение.

Прошло немало времени с момента, как Джудсон уснул, и Алекс почувствовала, что сама клюет носом. Пододвинув к постели больного большое кресло, она свернулась в нем калачиком, укутавшись в пропитанный запахом Майлза халат, и уснула.

Алекс подскочила в кресле. Что-то разбудило ее. Еще не вполне сознавая, где находится, она взглянула на постель Джудсона. Его вид мгновенно привел ее в чувство. Тернеру явно было хуже. Дыхание его стало сбивчивым, он беспокойно метался во сне. Алекс, не теряя времени, принялась обмывать его прохладной водой. Больше часа она боролась с жаром, моля Бога, чтобы на смену не пришел озноб. К счастью, на этот раз обошлось без лихорадки.

Вдруг дверь каюты тихо приоткрылась и на пороге появился Майлз.

— Прошу вас, капитан, заходите. Я рада, что вы пришли, — нежно улыбнувшись, пригласила Алекс.

Голос ее звучал как музыка. В его малиновом халате Александра походила на ангела. Вновь тоска сковала его сердце. Но перед ней нельзя было показывать своей слабости.

— Где Копели? — спросил Майлз.

— Оги сказал, что он уже несколько часов как спит. У него морская болезнь.

— Но вы-то остались дежурить? — спросил Майлз, пододвигая к постели стул. — Хотите произвести на меня впечатление своей самоотверженностью?

Алекс взглянула на капитана и поняла, что обычный сарказм, звучащий в его словах, не более чем манера говорить. В глазах его, в голосе чувствовались печаль и смущение, причину которых Алекс не могла определить.

— Я всего лишь пытаюсь спасти жизнь вашему другу и ни о чем больше не помышляю.

Майлз кивнул.

— Думаю, что я должен быть вам благодарен. — пробормотал он неожиданно для себя самого.

— Не стоит благодарности, капитан. Мне не хочется вытягивать из вас «спасибо» силой, — усмехнувшись, ответила Алекс, и ее попытка пошутить нашла отклик у Майлза.

— Вы весьма прозорливы, — с грустной улыбкой ответил Майлз.

Ему очень хотелось взять Алекс за руку — просто чтобы ощутить ее сочувствие. Но Майлз точно знал, что она воспротивится этому. Тогда, взглянув на Джудсона, Кросс спросил:

— Как он?

Алекс нервно закусила губу. Она понимала, что должна рассказать Майлзу о кратком просветлении в сознании его друга, и в то же время ей не хотелось усугублять и без того не лучшее состояние Кросса объяснениями, как Мало на самом деле значит этот краткий миг сознания. Не дождавшись ответа, Майлз тревожно спросил:

— Ему хуже?

— Нет, не хуже, но и не лучше. Он… — Алекс после некоторого колебания все же решила рассказать обо всем. — Он приходил в сознание. Правда, ненадолго.

— И вы меня не позвали?! — воскликнул Майлз, вскакивая с места.

— Успокойтесь, капитан. Это был всего лишь миг, и попытка заговорить дорого ему стоила. Если бы я позвала вас, неизвестно чем бы для него обернулся разговор.

— Вы все равно должны были послать за мной, — уже тише повторил Майлз, садясь на стул.

— Чтобы убить его? Я знаю, — уже мягче продолжила Алекс, — вам трудно с этим смириться, но разве жизнь вашего друга стоит нескольких минут удовольствия, которое доставил бы вам разговор? Кому это по большому счету было нужно? Вам, а не ему, и вы это знаете.

Все, что она говорила, было правдой, до последнего слова. Майлз хотел поговорить с Джудсоном потому, что в этом нуждался он, Майлз.

— И долго он был в сознании? Он сильно страдал?

— Нет — на оба вопроса. Он был очень слаб, и каждое слово давалось ему огромным напряжением сил.

— Но он был в сознании?

— Абсолютно ясном. На самом деле, — с улыбкой добавила Алекс, — он даже вспомнил, как меня зовут.

— Вас трудно забыть, — тихо сказал Майлз, глядя в добрые глаза Алекс. Между ними словно проскочила невидимая искра. Вдруг смутившись, Майлз отвернулся. — Он сказал еще что-нибудь?

— Он сделал мне довольно смелое предложение, — с веселым кокетством бросила Алекс, и Майлз невольно засмеялся:

— Вот так Джудсон, узнаю старого повесу.

На этот раз Майлз смотрел на Алекс уже без прежнего напряжения, свободнее и легче.

— Когда ему станет получше, он завалит вас такого рода предложениями, будьте уверены.

Как ни старалась Алекс скрыть свое уныние, улыбка ее поблекла.

— Вы все еще не надеетесь на его выздоровление, не так ли? — спросил Майлз.

Избегая отвечать на вопрос, ответ на который прекрасно знали оба, Алекс сменила тему:

— Джудсон передал мне для вас сообщение, капитан. Очень важное для него сообщение.

— Сообщение?

— Да. Тернер сказал, что снова сделал бы то же самое не задумываясь. Он сказал, что в том, что случилось, не было вашей вины.

Майлз замер. Лицо его превратилось в застывшую маску. Через минуту он вдруг резко встал и начал ходить из угла в угол. Остановившись возле стола, он достал из кармана ключи и молча открыл ящик. Достав оттуда бутылку бренди, он вдруг спросил:

— Не хотите выпить, мисс Уайком?

— Нет, благодарю вас, — ответила Алекс, глядя, как Майлз, налив себе почти полный стакан, залпом осушил его. — Простите, что огорчила вас, капитан…

Майлз налил себе еще и сделал глоток, на этот раз подержав бренди во рту, чтобы насладиться вкусом изысканного напитка.

— Я не расстроен.

Алекс грустно улыбнулась, покачав головой. При этом ее шелковистые кудри соскользнули с плеча, рассыпавшись по спине. Майлз неожиданно живо представил себе, как приятно было бы погрузить пальцы в этот мягкий пахучий шелк.

— Вы как-то сказали мне, что я никудышная лгунья. Теперь моя очередь сказать то же самое о вас, капитан. Когда Джудсон передавал мне это сообщение, я видела, насколько он считал его важным для него и для вас. Будьте справедливы к другу и не отрицайте очевидного.

Майлз пристально посмотрел на нее.

— Вы, кажется, хорошо разбираетесь в людях, мисс Уайком, — без злобы сказал он.

— Я могу судить лишь о том, что вижу… или о том, что прочувствовала сама.

Майлз прочел в глазах Александры печаль, печаль не менее глубокую, чем ощущал сам.

— Вы недавно потеряли кого-то из близких, — сказал он, продолжая изучать ее взглядом.

— Мой отец умер прошлой зимой.

— А мать?

— Мама умерла, когда мне было десять лет.

— Тогда кто же о вас заботится?

Алекс усмехнулась:

— Я сама о себе забочусь. И у меня это неплохо получалось до недавних пор.

Майлз, кажется, по достоинству сумел оценить чувство юмора своей собеседницы. Глаза их встретились, и странная дрожь пробежала по телу Алекс. Чтобы прогнать наваждение, она отвернулась, взглянув на Джудсона.

— Вам он очень дорог, не так ли? — спросила она просто так, чтобы не молчать.

— Он мой добрый друг. Мы как братья. — Майлз внимательно посмотрел на Алекс, стараясь понять, как она восприняла его слова. — Вас не удивляет, что у такого человека, как я, могут быть друзья?

— Вовсе нет. Курт готов целовать землю, по которой вы ходите, и Оги тоже готов для вас горы свернуть.

— Сейчас уже нет, — возразил Майлз, усмехнувшись.

— Не понимаю.

— Он объявил себя вашим защитником. В том числе и от меня. Так что теперь наши взгляды во многом не совпадают. Сегодня утром он заявил мне об этом четко и недвусмысленно.

— Уважение мистера Макарди много для меня значит, капитан, но, уверяю вас, он верен прежде всего вам. Более того, вы ему глубоко дороги. В дружбе главное, что она выдерживает любые штормы. Когда мы с вами заключим своего рода… перемирие, Оги переменится к вам.

— А это возможно?

— Что, перемирие? — переспросила Алекс. — Надеюсь, что да. Быть может, дело лишь в том, что уже поздно и мы оба устали, но вы ведете себя по-человечески. С таким Майлзом Кроссом я вполне могла бы ужиться.

Алекс улыбнулась доброй, мудрой улыбкой, и Майлз растаял. Она выглядела немного по-детски в этом не по размеру большом халате. Такая трогательная, маленькая и в то же время такая желанная. Его неудержимо потянуло к ней и, не соображая, что делает, Майлз обнял ее и дотронулся до ее губ губами. Поцелуй был таким томительно-сладостным, что у Алекс на глазах выступили слезы. Она погладила его ладонью по щеке, по жесткой, отросшей за день щетине, и эта шероховатость удивительно контрастировала с нежностью его губ.

Словно заговоренная, Алекс приоткрыла губы, впустив его горячий язык. Низкий стон сорвался с губ Майлза. Он сжал в ладонях ее лицо. Она вся раскрылась ему навстречу, с готовностью отдаваясь его поцелую, целуя его в ответ, словно чувствовала переполнявшую его печаль и жаждала утолить ее… Потом, глядя в ее синие глаза, пытаясь разгадать ее тайну, Майлз с удивлением ощущал в себе новое, теплое чувство. С удивлением он понимал, что готов защищать и оберегать, нежно заботиться об этой хрупкой девушке, такой ранимой, такой доброй, такой невинной…

Но она не была невинной! Так не вовремя пришли ему на ум слова, сказанные доктором Копели. Невинность, доброта — все это бессовестная ложь. Перед ним была лживая притворщица, шлюха в одеждах девственницы! Майлз был далек от того, чтобы избегать общества падших женщин. Он не был ханжой. Он мог бы вполне поладить с Алекс, если бы она не стремилась выдать себя за другую. Его бесило то, что эта девка смогла его одурачить, заставила испытывать к ней чувства, которых не заслуживала, и тут он был бессилен противостоять собственному гневу.

Взбешенный оттого, что в очередной раз не смог с собой справиться, Майлз оттолкнул от себя девушку и отвернулся.

Алекс, не понимая, что происходит, во все глаза смотрела на вдруг ставшего прежним капитана.

— Простите, — пролепетала она. — Я не знала…

Не в силах понять, что она сделала не так, Алекс, бессильно опустив руки, смотрела вслед идущему к двери Кроссу.

— Поздно, — рявкнул он, не глядя, на Алекс. — Вам надо спать.

— Оги скоро придет сменить меня, — ответила Алекс чуть дрожащим голосом.

— Я разбужу его и пошлю к вам немедленно, — ответил Майлз, стараясь не смотреть на нее, вновь и вновь убеждая себя в том, что вид оскорбленной невинности, который она на себя напустила, не более чем игра.

После его ухода Алекс еще некоторое время не могла прийти в себя, тупо глядя в закрытую дверь. Что же произошло?

Алекс облизнула губы, почувствовав вкус бренди и особый, только его губам присущий привкус.

— Чем я его так раздосадовала? — спросила она пустоту. — И почему его ненависть так больно меня ранит?

Глава 10

Проснувшись в каюте Джудсона, куда под утро буквально затолкал ее Оги, пришедший сменить ее у постели больного, Алекс поняла, что времени уже много — в каюте было светло как днем. Она быстро вскочила с постели и тут же пожалела об этом: усталость вчерашнего дня, неудобная поза, в которой она спала, свернувшись в кресле возле постели больного, недостаточный ночной отдых — все это сказалось сейчас. Тело немилосердно ныло, каждое движение отдавалось болью в мышцах, и тем не менее Алекс успела достаточно быстро сбросить с себя ночную рубашку и надеть собственное грязное платье. К тому времени как в дверь постучали, она уже натянула чулки и зашнуровывала ботинки.

— Курт, что случилось? — спросила она, открыв перед юнгой дверь.

На мальчике лица не было.

— Мистер Тернер, мадам, — заикаясь, проговорил он. — Оги послал меня…

Алекс не стала слушать дальше, прошмыгнув мимо юнги в каюту, где она провела большую часть ночи. Оги стоял на коленях перед кроватью, заслоняя собой Джудсона.

— Оги, что с ним?

То, что увидела Алекс, подтвердило худшие из ее опасений. Оги изо всех сил держал бьющегося в судорогах Джудсона.

— Его трясет, девочка. Но только не так, как вчера, от лихорадки…

— Конвульсии, — прошептала Алекс и присела рядом с шотландцем.

Прощупав у Джудсона пульс на шее, Алекс нахмурилась. Сердцебиение было замедленным и неровным.

— Курт, беги в кубрик, — приказала Алекс переминающемуся с ноги на ногу мальчику. — Принеси мне горячей воды. И еще не забудь угля для плиты. Нам придется снова ее разжечь.

Довольный тем, что ему нашлась работа, Курт тут же бросился исполнять поручение.

— Горячую воду, девочка? А не вызовем ли мы у него опять жар?

— Нам придется рискнуть, иначе ему не жить, — хмуро ответила Алекс.

Не прошло и пяти минут, как Курт вернулся с чайником кипятка. Быстро разбавив воду в тазу, все трое большими полотенцами, смоченными горячей водой, принялись растирать Джудсона. Судороги прекратились, и Тернер затих. Однако, как и предсказывал Оги, судороги сменил жар. Пришла пора обмывать его холодной водой.

Алекс держала себя в руках, так что ни Оги, ни Курт ничего не могли прочитать по ее лицу. Она одна знала, что битва уже проиграна. Сердце Джудсона билось все слабее, жар не проходил. Наконец сердце несчастного перестало биться. Алекс, обессиленная, опустилась на стул.

— Не надо, Оги, — сказала она шотландцу, в очередной раз отжимавшему полотенце. — Все кончено. — В глазах ее блестели слезы. — Он умер, — тихо произнесла Алекс и медленно встала.

Еще никогда она не боролась за жизнь пациента с таким неистовством, с такой отчаянной решимостью.

— Прости, Оги. Мы сделали все, что могли.

Оги медленно кивнул, не в силах смириться с тем, что случилось.

— Пойди доложи капитану, Курт, — тихо сказал он.

Курт старался держаться молодцом, но Алекс не так просто было обмануть. Она подошла к мальчику и, положив ему руку на плечо, попросила:

— Ничего ему не рассказывай. Попроси прийти, и все.

— Хорошо, мэм, — сказал юнга и, опустив голову, пошел искать капитана.

Оги продолжал сидеть, уныло глядя в одну точку. Алекс подошла к нему и молча встала рядом. Шотландец взял ее руку в свою и бережно сжал в знак сочувствия.

— Мы хотели как лучше, Оги.

— Эта новость разобьет капитану сердце, — прошептал он еле внятно с сильным шотландским акцентом.

— Я знаю. Каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу в его глазах такую боль и… — Алекс замолчала, подыскивая верное слово. — Боль и вину. Оги, что случилось здесь в ту ночь, когда ранили Джудсона?

Макарди вздохнул и попытался объяснить:

— Мы высадились на берег, а королевский патруль, приняв нас за контрабандистов, открыл огонь.

— И это все? Я с самого начала видела, что капитан страшно горюет, но я уверена: за этим стоит нечто большее.

Оги ответил не сразу, словно решал, стоит ли рассказывать все, но, встретив полный сочувствия взгляд девушки, подумал, что она имеет право знать правду.

— Бой был упорный, девочка. И они оба, Джудсон и капитан, сражались бок о бок, как это было всегда. Они понимали друг друга без слов. Когда эти двое были вместе, никакой враг не мог их сломить.

— Так было до той ночи.

— Да, до той ночи. Их окружили. Англичане подступали со всех сторон, и Майлз решил перегруппировать силы — дать возможность своим людям отступить к кораблю. Нас было втрое меньше, чем англичан, и оставался только один свободный путь в море. Капитан разбросал навалившихся на него солдат в красных мундирах, и в этот момент один из англичан успел зарядить ружье и выстрелить.

Шотландец охрип от волнения. В тот момент, когда он замолчал, чтобы прочистить горло, Алекс тихо сказала:

— И Джудсон заслонил собой капитана.

— Да. Он заметил того солдата и повалил Кросса наземь, приняв на себя его пулю.

— «И крепче не было в мире друзей», — процитировала Алекс слова баллады.

Теперь у нее на многое открылись глаза. Каким должен быть человек, без раздумий пожертвовавший собой ради друга? Каким должен быть человек, заслуживший такое самопожертвование? Если бы судьба свела ее с Майлзом Кроссом при иных обстоятельствах…

— Вставай, Оги, капитан придет сюда с минуты на минуту.

С тяжелым вздохом Оги поднялся и на ватных ногах подошел к кровати. Алекс достала простыню и накрыла ею безжизненное тело. Услышав тяжелые шаги в коридоре, она повернулась лицом к двери, готовясь встретить капитана.

— Что случилось? — спросил он, хмуро глядя на Алекс, затем, ни слова не добавив, шагнул к кровати.

Все стало понятно без слов.

— Простите, капитан. Я оказалась бессильна. Яд отравил его сердце, — сдавленно проговорила Алекс.

— Пошли вон, — бросил Майлз, не глядя ни на кого.

Голос его был глухой и безжизненный. Алекс прекрасно понимала, что он сейчас чувствует. Примерно то же чувствовала она, когда четверо мужчин уносили из дома… отца.

— Капитан, — заговорил Оги, протянув другу руку помощи, но Майлз, неприступный в своем горе, лишь отмахнулся.

— Я велел выйти вон. Убирайтесь. Оба.

Оги молча кивнул, поддерживая Алекс. Она позволила шотландцу проводить ее до двери, но на пороге обернулась и посмотрела на Кросса, застывшего в Оцепенении у постели друга.

— Иди, Оги, я ненадолго задержусь.

Макарди послушно вышел, бросив сочувственный взгляд на капитана. Алекс прикрыла за шотландцем дверь.

— Капитан, — позвала она.

— Я думал, вы уже ушли, — грозно нахмурившись, откликнулся Кросс.

Слеза покатилась у нее по щеке, но Алекс справилась с собой, не позволила себе расплакаться.

— Я хотела бы вам помочь.

Стараясь не поддаться искушению принять за чистую монету ее сочувствие и скорбь, Майлз швырнул ей в ответ:

— Вы уже довольно мне помогли, чего еще желать?

Алекс сделала вид, что не понимает его жестокого намека, и продолжала:

— Я знаю, как глубока ваша скорбь, но прошу вас не винить в случившемся себя.

— Я, полагаю, ясно дал понять, кого считаю виноватым.

— Это только слова.

— Черт! Не вам говорить мне, что стоит за моими словами! Убирайтесь!

Алекс медленно кивнула. Ей так хотелось обнять его, успокоить, утешить его в горе, но он не позволил ей этого сделать. И возможно, решила Алекс, он был по-своему прав: не ей, к которой он испытывает только антипатию, утешать несчастного. Понурив голову, она пошла к двери. Уже почти на пороге она в последний раз взглянула на него.

— Капитан, — сказала она тихо.

Пусть он не хочет ее слышать, но она должна выполнить последнюю волю друга, она обязана сказать то, что чувствует.

— Пожалуйста, помните, что велел передать вам Джудсон. Он не винил вас, и вы не должны винить себя.

Алекс смотрела Майлзу в глаза и, как бы ни старался он скрыть переживания, они рвались наружу.

— Вы все сказали? — прошипел он.

— Ищите успокоения в чем хотите, капитан. Я не знала вашего друга так хорошо, как хотелось бы, но я точно знаю, что вы оскорбляете память о нем, терзая себя.

— Вы сами не знаете, что несете, мисс Уайком. Идите своей дорогой.

Алекс наконец поняла, что он все равно не в состоянии услышать то, что она пыталась ему сказать, и, оставив попытки достучаться до сознания Кросса, ушла из каюты. Молча она поднялась на палубу, двигаясь как во сне, и там, устроившись возле борта, стала смотреть на море.

Небо такого глубокого синего цвета, о существовании которого до сей поры Алекс не имела представления, покрывали легкие перистые облака. Все было пронизано солнцем, но красота окружающего мира не радовала ее. Слушая песню ветра в развернутых парусах, мерный плеск волн, ласково качающих корабль, она начинала понимать людей, отдавших свою жизнь служению морю. Джудсон был один из них, один из тех, кому больше никогда не доведется испытать счастья вдыхать свежий морской воздух и слушать, как ветер гудит в парусах.

— Как ты, девочка?

Алекс повернула голову на голос, быстро смахнула набежавшую слезу и, улыбнувшись, кивнула усталому шотландцу.

— Прекрасно, — бодро заявила она и вдруг выпалила: — Оги, а сколько вы получите денег от продажи оружия, которое лежит теперь на борту?

Шотландец был поражен. Не найдясь, что придумать на ходу, он решил сказать все как есть.

— Девочка, идет война, против нас воюют и армия, и флот. Их цель — захватить наши порты, а Чарлстон один из самых крупных портов в Америке. Чтобы противостоять им, нам нужны пушки и ружья. Только так мы сможем отстоять Чарлстон.

— Так, значит, этот корабль не пиратское судно?! — удивленно воскликнула Алекс.

— Мы — каперы, а каперы и пираты — не одно и то же. А теперь послушай: мы не собираемся ни на кого нападать и вступим в бой с британским кораблем, только если они на нас нападут и не оставят нам выбора. Груз, который мы везем, нам дался слишком дорогой ценой, так что рисковать мы не можем.

Алекс только кивнула, однако в душе у нее заиграли фанфары. Все то, что про него говорили, ложь, ложь! Все, что он говорил о себе, имело лишь одну цель: представить себя жадным негодяем и отвести подозрения от своей семьи. Алекс восхищалась им, но только что в этом толку: он все равно будет смотреть на нее как на досадную помеху делу, как на занозу, на что-то противное и докучливое…

Алекс и Макарди молчали, погруженные каждый в свои мысли.

Солнце почти опустилось за горизонт, когда команда стала собираться у борта, как раз где стояла Александра.

Вдруг совсем рядом с ней раздался жалобный плач волынки. Траурный звук повис в воздухе. Алекс подняла глаза и увидела Макарди в перекинутом через плечо шерстяном желто-зеленом пледе. На другом плече у него висела волынка. Боль была в каждом звуке, извлекаемом из инструмента.

Рядом с Оги стоял Курт, и глаза его заволокли слезы.

Александра не очень понимала, что происходит.

Моряки стояли, угрюмо понурив головы, и вдруг на палубе появилось шествие: шестеро матросов несли на плечах на доске завернутое в черную ткань тело Джудсона. Наступили минуты прощания.

Когда последние звуки печальной музыки растаяли в воздухе, моряки расступились, пропуская капитана к Тернеру. Крепкий ветер играл его длинными пшеничными волосами. На нем была новая нарядная рубашка, кипенно-белая, особенно подчеркивающая загорелое лицо. Широкие, отороченные белым кружевом рукава раздувались, как паруса. Поверх рубашки Майлз надел черный жилет. В руках он держал Библию в строгом черном переплете.

Кросс переводил взгляд с одного моряка на другого, готовясь сказать прощальное слово, и когда он заговорил, звук его голоса был таким же скорбным и чистым, как звучавшая до этого музыка.

— Всякий раз, как я прощаюсь с товарищем… другом… душа моя становится беднее. Я теряю часть себя, потому что знаю, что мне больше не доведется испытать радость, которую вносил в мою жизнь ушедший от нас человек. Но с Тернером… Я не стану духовно беднее после ухода Джудсона Тернера, как и никто из нас, потому что он оставил нам всем так много своего душевного богатства! Кто из нас, глядя на товарища, поднимающегося под небеса на мачту, не услышит задорного смеха Джудсона? Кто из нас, слушая песню вечернего ветра, не засмеется, вспоминая, как отчаянно он фальшивил, исполняя песни собственного сочинения, прославляющие его же подвиги?

Алекс обвела взглядом расцветшие улыбками лица моряков.

— Джудсон Тернер был отчаянный повеса, но мог быть и настоящим джентльменом.

И снова доброжелательный смех.

— …бесстрашный солдат и матрос… и самый близкий друг, который был у меня в жизни. Он верил в справедливость нашего дела. Он был человеком чести и доблести и хотел видеть такими же нас всех. Мы не смеем обмануть его доверие и предать его память.

Последние слова подхватил и унес в море ветер, и Майлз едва заметным кивком отдал приказ. Тело Джудсона приняло море. Темная бездна сомкнулась над ним. Был человек и пропал, растворился в пучине. Алекс была потрясена увиденным. Она перевела взгляд на Майлза. Побелевшими пальцами он сжимал Библию, еле слышно читая молитву. Вскоре все разошлись по местам — у каждого была своя работа.

Александра осталась. Взгляд ее притягивала могучая фигура капитана. Не в состоянии противостоять силе, толкавшей ее к нему, она подошла и встала рядом.

— Жаль, что у меня нет цветов, — тихо сказала она, глядя на море.

Майлз повернул голову. Казалось, ее голос вернул его из иного мира, где не было ни корабля, ни матросов, ни ее, Алекс. Ее ясные глаза были глубоки, как океан, который принял в свои объятия его лучшего друга, но они не были холодны, как бездушное море. В них читалось понимание, они согревали его своим теплом. Ее красота обладала чудесной властью смирять боль, но, боясь пойти на поводу у нежности, которую будила она в его сердце, Майлз, брезгливо поджав губы, спросил в ответ:

— К чему цветы? Зачем они ему?

— Как дань.

— Дань, жертва… Жертву отдают, чтобы заглушить голос нечистой совести, но мертвый все равно не оценит.

Алекс словно хлестнули по щеке. Дело было даже не в самом язвительном тоне, каким Майлз произнес этот несправедливый упрек. Видимо, он очень хотел верить в то, что в смерти Джудсона повинна и она. Алекс закусила губу, чтобы не расплакаться.

— Простите меня, капитан. Я должна была догадаться, что не стоит вас беспокоить. Постараюсь в дальнейшем держаться от вас как можно дальше.

— Вот это самое лучшее, что вы можете сделать, мисс Уай-ком, — прошипел Майлз, сам не отдавая себе отчета в том, что именно его так бесит. — Вы и так довольно натворили здесь бед.

— Стоит ли напомнить вам, капитан, что я здесь не по своей, а по вашей воле, — заметила Алекс, чья уязвленная гордость все же взяла верх над симпатией к этому человеку.

— Еще одна моя непростительная ошибка.

Алекс не выдержала и взорвалась:

— Сэр, другого такого типа не сыщешь на всей земле! Вы не можете жить с чувством собственной вины и поэтому перекладываете ее на других! А Джудсон отдал за вас жизнь!

При этих словах он сжал руку Алекс так, что она вскрикнула.

— У вас появилась дурная привычка на свой лад толковать полученную информацию. Очевидно, первый урок не пошел вам впрок. Как мне научить вас не совать нос в чужие дела? Моих угроз вам недостаточно…

Мисс Уайком умела владеть собой и дала достойный отпор капитану.

— Ваши прощальные слова, капитан, тронули меня, — с ядовитой насмешкой ответила Алекс. — Но сейчас я вижу, что на самом деле вы пустышка, надутый шар. Вы просили своих людей подражать Джудсону, жить по его законам: законам чести и совести. Боюсь, вы даже не понимаете, что значат эти слова, и тем более не способны применить их к себе. Иначе вы бы не посмели оскорблять женщину.

— Оскорблять женщину? Вы это о себе? Вы считаете мои слова оскорбительными?

Майлз, не замечая того, едва не выкрутил ей руки, рванув к себе так, что она оказалась прижатой к нему всем телом.

— Вы все еще ничего не поняли? Какая наивность! Да это всего лишь малая часть того, что вы могли бы ждать от меня и этого путешествия. Вы еще смеете говорить со мной о чести и достоинстве! И это говорит та, которая только лжет и предает с самого первого мгновения, как появилась здесь!

— Капитан, прошу вас… — Алекс поморщилась от боли, пытаясь как-нибудь высвободить руки.

— Мольбами вы ничего не достигнете, дорогая, — шипел Кросс. — Я-то знаю, кто вы есть: лживая шлюха… Такая прелестная и невинная внешне и насквозь прогнившая лгунья изнутри…

— Довольно, капитан! Отпустите девочку!

Алекс узнала Оги.

Майлз ошеломленно посмотрел на человека, которого прежде считал другом. Макарди недвусмысленно постукивал большим пальцем по эфесу сабли. Шотландец набычился, весь его вид выражал угрозу.

— Уйди, Макарди, не твое это дело.

Испуганная тем, что из-за нее может пролиться кровь, Алекс взмолилась:

— Оги, пожалуйста, не надо. Все в порядке.

Майлз на миг растерялся, и этого мгновения ей хватило, чтобы вырваться из цепких лап капитана и подлететь к Оги, но не затем, чтобы искать у него покровительства, а, скорее, наоборот.

— Прошу вас, Оги, не надо! Остановитесь! Люди смотрят, Оги… Вы не можете идти против капитана, вы не можете! — шептала она, стремясь, чтобы матросы, привлеченные странной сценой, не поняли, что происходит. — Прошу вас, Оги, пойдемте. Он не хотел меня обидеть, он просто пугал. Это моя вина!

— Слушай, что она говорит, — тихо предупредил Майлз, увидев, что Макарди не собирается отступать. — Ты нужен мне, но если ты выступишь против меня, пощады не будет.

Алекс нисколько не сомневалась в том, что Майлз Кросс способен убить ее нового друга, и взмолилась вновь:

— Прошу вас, Оги! Вы нужны мне! Не делайте этого из-за меня!

Оги посмотрел в заплаканное лицо девушки и нахмурился. Он до сих пор не мог понять, что происходило с капитаном. Почему он вдруг ни с того ни с сего накинулся на этого красивого ребенка. Ему не хотелось идти против Майлза — они были друзьями, но еще меньше ему хотелось стоять, праздно наблюдая, как этот цветочек страдает от пытки, которая один Бог знает когда кончится. В своем теперешнем непредсказуемом состоянии Майлз был способен на все, что угодно.

Кросс тоже видел, что в душе Оги наступил разброд, и решил перехватить инициативу.

— Отведи девчонку вниз, Оги, прочь с моих глаз. — Майлз подождал и, видя, что шотландец не торопится исполнять указание, добавил: — Это приказ, Оги.

Взгляды их встретились в молчаливом поединке, затем Оги нехотя кивнул, понимая, что пока у него нет иного выбора.

— Есть, капитан, — сказал он, убирая руку с эфеса сабли, и, бережно обняв Алекс за плечи, повел в каюту.

Счастливая уже тем, что бомба не разорвалась, Алекс быстро пошла к лестнице. Никто из них не проронил ни слова по пути до самой двери каюты, отданной в распоряжение Алекс. Только там, повернувшись к Оги, девушка сказала:

— Прошу тебя, никогда больше не делай этого. Обещай мне.

— Я не дам ему тебя обидеть, дочка.

— Оги, ты мне так дорог, я несказанно благодарна тебе за поддержку, но, пойми, я не смогу жить, зная, что ты пострадал или, не дай Бог, убит по моей вине. Если ты пойдешь против Кросса, он назовет тебя мятежником. Пойми, как бы хорошо капитан ни относился к тебе, он не пощадит того, кто разжигает бунт на корабле.

— Ну хорошо, дочка, ради тебя и товарищей я буду осторожнее. А теперь пора ужинать. Сейчас Курт тебе принесет ужин.

Оги ушел, а Александра, оставшись одна, задумалась. Как быть дальше? Может, поговорить с Кроссом начистоту?

Глава 11

Наступила ночь, а Алекс никак не могла решиться на последний шаг. В который раз она прокручивала в голове предстоящий разговор. Воображение расходилось не на шутку, одна за другой перед ее мысленным взором возникали ужасные картины ближайшего будущего. Едва ли ей удастся завоевать доверие капитана, но попытаться все же стоит.

Алекс слышала, как пару часов назад вернулся к себе в каюту капитан. Она храбро подошла к двери, открыла и… на большее ее не хватило. Тихо прикрыв дверь, она вернулась к себе. «Завтра, — сказала себе Алекс. — Завтра все и скажу». Казалось бы, можно ложиться спать и набираться сил для завтрашнего разговора, но не тут-то было. Сон не шел. Стены крохотной каюты словно сдвигались, наступая со всех сторон. Страх мертвой хваткой сдавил ей горло. Алекс задыхалась, не находила себе места. Стоило закрыть глаза, как перед ней всплывало лицо капитана: то перекошенное от злобы, то, наоборот, нежное и доброе.

Раздраженная, Александра сбросила одеяло и села. Часов у нее не было, но она знала, что уже очень поздно. Что-то надо было делать.

Нужно набраться храбрости предстать перед капитаном и разом покончить с этим тяжким испытанием. Вдруг за стеной в соседней каюте раздался шум. Алекс вскочила, будто услышала выстрел.

С бьющимся сердцем прислушивалась она к звукам, тяжелым и глухим, то стихающим, то возникающим вновь. Казалось, за стеной кто-то ходит. Итак, Кросс не спал. Не мог заснуть и мучился, как и она. Собрав в кулак все свое мужество, Алекс взяла со стула халат и пошла к двери. Сейчас или никогда. Может, сейчас даже лучше, потому что Оги спит, да и большинство команды тоже. Не спят только вахтенные. Если Кросс решит, что она заслужила смерть, некому будет противостоять ему, а значит, и никто из-за нее не пострадает.

Словно Даниил, входящий в пещеру ко львам, Алекс, расправив плечи, отважно пошла навстречу смерти. Остановившись на мгновение перед дверью в каюту капитана, набираясь сил перед последней схваткой, Алекс, глубоко вдохнув, постучала. В пустом темном коридоре робкий стук показался грохотом, но этот шум не шел ни в какое сравнение с громовым стуком ее собственного сердца.

Капитан тем не менее не откликался, и тогда Алекс, решив, что обратной дороги не будет, постучала опять, тихонько позвав из-за двери:

— Капитан, можно?..

Алекс еле успела отскочить, когда дверь перед ней широко распахнулась и на пороге возник Майлз Кросс. Только тогда она гоняла, что совершила роковую ошибку. Капитан заслонял собой все пространство дверного проема, доставая головой почти до притолоки, и глаза этого гиганта угрожающе блестели. Но это еще не все. Майлз стоял перед ней голый по пояс, бронзовый от загара, мускулистый и мощный, с крепкими, тугими, как канаты, объемными мышцами атлета. Темная поросль, начинавшаяся на груди, треугольником уходила вниз и скрывалась у пояса бриджей, плотно облегавших его бедра и ноги. Длинные волосы его имели довольно всклокоченный вид, и в руках он сжимал полупустую бутылку темного бренди. Алекс хватило нескольких секунд, чтобы оценить обстановку и понять, что капитан был вдребезги пьян.

— А, вот так удача! Нас зашел навестить ангел-хранитель! Прошу пожаловать в гости! Ну не стесняйтесь, заходите! Я как раз думал о вас.

Майлз склонился в шутовском поклоне, пропуская даму, но она не торопилась принять приглашение.

— Что, вам не нравится мое общество? — приподняв бровь в пьяной ухмылке, насмешливо переспросил Кросс.

Взгляд его беззастенчиво шарил по ее телу. Алекс уже сто раз успела пожалеть о своей глупости. Запахнув халат, она сказала:

— Простите, капитан. Я услышала шум и… о…

Майлз продолжал молча разглядывать ночную гостью, заставляя ее нервничать все сильнее. Наконец у нее просто сорвался голос.

— Не стоило вас беспокоить, — торопливо пролепетала она. — Я завтра зайду.

— Нет, нельзя уходить так рано, — воскликнул Майлз, увидев, что Алекс попятилась от двери, и с удивительной для его состояния реакцией успел поймать ее за руку и затащить в каюту.

Алекс, оступившись от неожиданности, едва не упала. Майлз тем временем успел пройти внутрь и, привалившись к двери, закрыл Алекс путь к отступлению. Девушка, дрожа от страха, смотрела на пьяного капитана, не зная, как себя вести и что делать, чтобы с честью выйти из тупиковой ситуации. Майлз продолжать поедать ее голодным взглядом.

— Прошу вас, капитан, позвольте мне уйти, — стараясь сохранить спокойствие, попросила она. — Сейчас не время…

— Не время для чего, моя дорогая?

— Вы пьяны, — продолжала она, не отвечая на вопрос. — Мне не следовало приходить. Если вы будете любезны отойти…

— Ерунда. Вы должны остаться и составить мне компанию. Будем пить вместе. Насколько я помню, вы не против пропустить рюмочку-другую.

Майлз отошел от двери и неверным шагом двинулся к столу. Воспользовавшись тем, что Майлз отвлекся, Алекс на цыпочках пошла к двери.

— Ну вот и ты, голубушка, — весело сообщил Кросс, доставая очередную бутылку, по-прежнему не глядя на Алекс.

Его веселый тон и благодушное настроение не развеяли опасений Александры, и она, стараясь действовать бесшумно, нажала на ручку двери.

Бесполезно.

— Ищешь вот это, дорогая? — с пьяной ухмылкой спросил Майлз, показывая ей большой бронзовый ключ.

Он разжал пальцы, и ключ упал на стол. Душа у Алекс ушла в пятки. Он играл с ней как кот с мышью, перед тем как съесть бедняжку.

— Вы пьяны, капитан. Прошу вас, отдайте мне ключ и позвольте уйти отсюда.

— Вот он. Здесь, на столе. Подходи и бери.

Майлз без лишних церемоний уселся за стол, развалившись в кожаном кресле.

Алекс прекрасно понимала, что он всего лишь дразнит ее, подманивает к себе, однако выбора у нее не было, и она решилась подойти поближе. С достоинством, приличествующим придворной даме, она подошла к столу и остановилась чуть поодаль, опасливо поглядывая на Майлза. Он, казалось, не замечал ничего вокруг, сосредоточившись исключительно на лежавшем перед ним ключе.

Алекс осторожно протянула руку и уже вот-вот готова была схватить желанную вещь, как Майлз железной хваткой вцепился ей в руку так, что она чуть не взвизгнула от боли.

— Зачем ты пришла сюда? — зарычал он, разом сбросив маску притворного радушия.

— Пустите, вы делаете мне больно…

— Зачем ты…

— Я хотела поговорить! Попросить вас не наказывать Ма-карди! — морщась от боли, воскликнула Алекс.

— Какое трогательное участие, — процедил Майлз, выворачивая ей руку, затем, так же неожиданно отпустив, толкнул Алекс от себя.

Глаза его блеснули золотым огнем, когда халат Алекс случайно распахнулся и показалась белая короткая рубашка.

— Черт, ты соблазнительная штучка. Скажи мне, ты и Ма-карди завлекала своим маленьким вкусным телом, чтобы настроить против меня?

Вместо ответа Алекс поплотнее запахнула халат.

— Как вы смеете! — с жаром воскликнула она. — Это просто омерзительно!

— Тогда, наверное, ты его околдовала, — совсем другим тоном заявил Майлз.

Настроение его улучшалось на глазах. Заметно повеселев, Майлз поднялся из-за стола с очевидным намерением подойти к Алекс поближе. Она отступила. Однако места для маневра было совсем немного. Еще шаг, и она оказалась прижатой к стене.

— Ну, так как тебе удалось настроить против меня одного из самых преданных мне людей? Обычным манером или все-таки не обошлось без черной магии?

— Да будьте вы неладны, я не имею к этому никакого отношения! Вы сами умудрились превратить во врага лучшего друга! Сами!

— И ты считаешь, что я так прямо тебе и поверю? После того как ты отправила на тот свет Тернера и заставила Макарди презирать меня? Интересно, что ты еще собираешься выкинуть? Одурманить всю команду и спровоцировать бунт?

— Вы пьяная скотина, капитан. Слепой, сумасшедший пьяный идиот. Хотя, может быть, вы и трезвый не умнее. Я пыталась спасти вашего друга, и вы об этом знаете! Как можете вы обвинять меня в убийстве?

— Да очень просто, — пожал плечами Майлз, совершенно не тронутый ее обличительной речью.

— Будьте вы прокляты! — процедила Алекс.

Ей стало вдвойне страшно, когда она поняла, что доводы рассудка не доходят до одурманенного алкоголем разума капитана. Он был зол, и у него под рукой оказалась та, на которой он мог выместить всю накопившуюся злобу. В бессильной ярости Алекс отвернулась от Майлза, ожидая пощечины, чего угодно… Но в последний момент все же не выдержала и бросила ему в лицо:

— Неужели вы действительно не видите, что происходит, капитан?!

Ее вопрос застал Кросса врасплох. С его точки зрения, все было ясно как день. Он мучился, страдал, и бренди, призванное облегчить ему страдание, не помогло в той мере, в какой ожидал Майлз. Эти синие глазки заставляли его мучиться от неудовлетворенного желания с того самого момента, как он их увидел, и теперь, кажется, боль излечится естественным путем. Эта хорошенькая мисс Уайком может дать ему то, что оказался не в силах дать коньяк. Однако он никак не мог сообразить, о чем у них был разговор. Кажется, он потерял нить…

— Может, ты меня просветишь насчет того, что происходит? — пробормотал он заплетающимся языком. Кровать была всего в двух шагах позади, и он, преодолев это пространство сел, чтобы мир перестал вращаться. — Ну, слушаю.

В этой позе Майлз уже не казался таким страшным, и Алекс немного расслабилась. Она даже позволила себе на дюйм подойти к нему ближе.

— Джудсон был вашим другом… Я понимаю вашу скорбь, поверьте мне.

Майлз распрямил плечи и отвернулся. Боль утраты судорогой свела ему грудь. Не дождавшись ответа, Алекс продолжала:

— Оги рассказал мне об обстоятельствах его ранения.

— У Оги слишком длинный язык, — пробормотал Майлз и, с трудом поднявшись, шаткой походкой направился к столу, где стоял стакан с бренди, налитый для Алекс.

— У него еще и слишком доброе сердце. Он не понимает, за что вы меня ненавидите. Мы рвем на куски его сердце, и этому надо положить конец.

— Рукоплещу вашей отзывчивости, — ехидно заметил Майлз, со стаканом в руке повернувшись к Алекс, и, облокотившись о стол, тем же язвительным тоном спросил: — У вас есть предложения на сей счет?

Алекс закрыла глаза и набрала в грудь побольше воздуха. Час признания пробил.

— Есть. Я пришла сюда для того, чтобы раз и навсегда разрешить возникшее между нами недоразумение. После того как я сделаю это, вы можете поступить со мной как захотите, но при условии, что никто из-за меня не пострадает.

— Вы говорите загадками, мадам, — пробормотал Майлз, — говори, что собиралась сказать.

— Вы хотели, чтобы я созналась в том, что лгала вам… Ну что же, вот вам признание.

Майлз пристально посмотрел на нее, и Алекс, запнувшись, продолжила:

— Я видела, что происходило на берегу две ночи назад. Я знаю, что оружие вам привезли… ваши мать и отец.

Майлз с трудом сдерживал ярость. Он молча смотрел на нее несколько секунд, и вдруг, схватив со стола стакан, с силой запустил им в стену. Алекс успела отскочить в сторону, но при этом боялась издать хоть один звук.

— Ты, глупая женщина! Какого дьявола тебе не сиделось там, где было велено находиться?!

— Я была зла на вас и хотела собрать достаточно улик, чтобы вас повесили.

Майлз разразился коротким недобрым смешком:

— Уж если решила говорить правду, так будешь рубить сплеча, не выбирая выражений, да?

— Надеюсь, вы оцените мою искренность и поверите мне, если я скажу, что в ту же ночь, когда я увидела на берегу ваших родителей, я решила никогда и никому об этом не рассказывать. Я никогда не сделаю ничего плохого для лорда и леди Кросс.

— И при этом не важно, насколько вы презираете меня, — саркастически заключил Майлз.

Алекс печально покачала головой:

— Нет, капитан, я вас не презираю. Я, скорее, жалею вас.

— Черт! — взорвался Майлз, схватив Алекс за плечи и отчаянно тряхнув. — Не нужна мне ваша жалость! Пожалейте лучше себя!

— Что… что вы намерены со мной сделать?

Кросс впился в Алекс взглядом. От страха ее похожие на сапфиры глаза потемнели, как ночное небо. Да, она была здорово напугана, но Майлз не мог не восхищаться ее стойкостью. Каким бы пьяным ни был Кросс, он легко прочел в ее взгляде готовность к смерти. Она посчитала, что приговор уже подписан и он непременно убьет ее. Пальцы Кросса, впившиеся в ее плечи, чуть разжались, взгляд стал мягче.

— Что мне с тобой делать? — задумчиво проговорил он.

— Вы могли бы просто поверить мне, — осторожно предложила Алекс. — Просто принять на веру то, что я никогда не причиню вреда вашим родителям.

Девушка видела произошедшую в нем перемену. Она не вполне понимала, что выражает его взгляд, но само присутствие Майлза рядом с ней, его близость таинственным образом способствовали учащенному сердцебиению и какому-то непонятному томлению в груди.

Кросс, целиком отдавшись созерцанию, казалось, не слышал слов Алекс. Вместо ответа он развязал тесьму, удерживавшую полы ее халата, медленно и молча спустил его с плеч. Александра предстала перед ним в одной простой рубашке. Волосы, убранные под халат, рассыпались по плечам отсвечивая золотом в янтарном свете лампы. Зачарованный, Майлз осторожно, словно боясь нарушить гармонию красоты, убрал ее волосы за спину, не отказав себе в удовольствии пробежать пальцами по нежному волнистому шелку.

— Что… вы делаете, капитан? — не смея дышать, спросила Алекс.

Смущенная и напуганная собственной реакцией на его действия, она отшатнулась, ища спасения.

— Стой смирно.

— Капитан, прошу вас…

— Тихо! — рявкнул Кросс.

Кровь стучала у него в висках, он потерял способность мыслить ясно. Медленно он провел кончиками пальцев по ее плечам к застежке спереди. Майлз уже взялся за пуговицу, когда Алекс резко ударила его по рукам.

— Стой смирно! — И вновь он схватил ее за плечи. — Сейчас я решаю твою судьбу, моя дорогая. Я знаю, как сделать, чтобы мы оба остались в выигрыше. Меня считают знатоком лошадей, и первая заповедь хорошего заводчика: как следует осмотри товар, прежде чем заключать сделку.

— Сделку? — Алекс едва дышала. О чем он говорит?

Рука его вновь оказалась возле ее горла. Он пытался расстегнуть пуговицу у ворота, но у него никак не получалось. Алекс, воспользовавшись моментом, изо всех сил ударила его по рукам и бросилась прочь, как испуганная лань. Возле двери Майлз настиг ее и резко повернул лицом к себе. Более не церемонясь, он рванул ее рубашку. Алекс завизжала от ужаса. Майлз зажал ей ладонью рот. То, что осталось от ночной рубашки, упало на пол, и Алекс осталась нагой.

— Замолчи! — рявкнул Майлз, прижимая ее к двери своим крепким мускулистым телом. — Если Оги услышит и прибежит сюда, я буду вынужден его убить. Ты этого хочешь?

Майлз посмотрел в широко распахнутые испуганные глаза женщины и поразился тому, до какой степени опустился, если она нисколько не сомневается в его способности выполнить обещанное. Никогда он не смог бы убить Оги. Никогда еще он не брал женщину силой. Он не был способен на такую низость. Но сейчас он ничего не соображал от выпитого. Все, чего он хотел в это мгновение, — была Александра.

— Я ошибалась, капитан, — прошептала мисс Уайком. — Я действительно вас презираю.

— Это беда поправимая, — пробормотал Майлз, касаясь губами ямочки у ее шеи. — Все зависит лишь он назначенной цены. Можно полюбить и урода.

Алекс облизнула пересохшие губы. Она не понимала, как относиться к себе и тому, что делал он, лаская ее, потому что, вопреки всем доводам рассудка, она испытывала острое, ни с чем не сравнимое наслаждение.

Майлз почувствовал ее трепет и чуть отстранился, любуясь ее пышной грудью, соблазнительно вздымавшейся при каждом ее судорожном вздохе. Алекс попыталась закрыть свое тело руками, краснея под его голодным взглядом, но он откинул ее руки, продолжая разглядывать ее. Сгорая от стыда, Алекс отвернулась, и горячая слеза скатилась по ее щеке. Майлз не заметил ни ее смущения, ни слез. Он не мог отвести глаз от ее роскошного тела. Не в силах противостоять искушению, он положил руки ей на груди, и они заполнили его ладони. Большими пальцами, едва касаясь сливочно-белой кожи, он стал водить круги вокруг розовых сосков, нежно лаская.

Алекс захватила горячая волна, и слезы полились из глаз от острого мучительного наслаждения. Она застонала, и его жадные руки опустились вниз, к ее бедрам.

— Чудесная, — прошептал он.

— Прошу, не надо…

Но Майлз, казалось, не слышал. Погруженный в собственные ощущения, он делал то, чего требовало его тело. Он уже сжимал ее ягодицы, привлекая ее ближе к себе. Даже сквозь грубую ткань его бриджей Алекс чувствовала настойчивое давление его мужского естества. Слабо сопротивляясь, она оттолкнула его.

— Пожалуйста, не надо, — взмолилась она, когда его ласки зашли слишком далеко. — Прошу, нет… — Она подняла к нему заплаканное лицо.

Их взгляды встретились: ее — испуганный, полуночно-си-ний, и его — цвета густого, выдержанного меда.

— Если вы собираетесь убить меня, делайте это сейчас, — шепотом выговорила она, — но только не… прошу…

— Разве смерть лучше, чем это? — шепотом спросил Майлз, легонько касаясь губами ее губ, снимая языком соленую влагу ее слез, и только потом накрыл губами ее рот.

Алекс отчаянно мотнула головой, но не тут-то было. Майлз уже целовал ее, исследуя языком нежную сладость ее неба. Алекс разрывалась на части. Разум вопил о безумии всего происходящего, а тело требовало удовлетворения, и наконец здравый смысл потерпел поражение, не в силах ничего противопоставить неизбывной жажде чего-то очень насущного, заявлявшей о себе пожаром, пульсирующим сгустком огня где-то внизу живота, рассылавшим горячие импульсы по всему телу. Когда Майлз наконец оторвал свой влажный рот от ее губ, она взглянула на него со странной смесью смущения и испуга.

— Тебе будет хорошо, — хрипло пробормотал он.

Майлз заставил себя отступить на шаг. Смущенная и пристыженная, Александра попыталась закрыться руками, но при этом достигла обратного эффекта. Майлз поедал ее взглядом, и желание становилось все более нестерпимым.

— Александра… Я могу называть тебя так?

Его глубокий, густой голос в равной мере возбуждал и пугал ее, как и все, что он с ней делал. Не дождавшись ответа, Майлз нетвердой походкой побрел к столу за бренди.

Алекс стояла неподвижно, словно парализованная. Очнувшись, она медленно опустилась на корточки, подняла разорванную рубашку и накинула ее на себя. Майлз обернулся, допил бренди одним глотком и, сев на стол, заговорил.

— В Чарлстоне есть дом, Александра, — сказал он тихо и невнятно, но на удивление рассудительно, так, словно делал ей деловое предложение. — Он находится на окраине, на небольшом холме с видом на море. Он не очень большой, но весьма уютный, и владелец собирается продать его. Цену он просит непомерную, но меня она устраивает.

— Какое это имеет отношение ко мне? — выдавила из себя Алекс.

Она заметила, что Майлз смотрит не в лицо ей, а ниже, и, опустив глаза, увидела, что рубашка разошлась, открыв его взгляду ее живот и ноги. Тогда она свела разорванные полы вместе, к явному неудовольствию Кросса. Разочарованный, он остановил взгляд на ее лице.

— Я не могу убить тебя… Ты этого ждала? Вижу… Нет, я не могу лишить мир такой красавицы. Но я не могу и отпустить тебя на все четыре стороны, верно?

— Можете! — в отчаянии воскликнула Алекс. — Я ничего никому не скажу!

Майлз, казалось, не слушал ее.

— Нет, я не могу тебя отпустить. Мы заключим с тобой сделку. Ты будешь моей любовницей. Таким образом я убью сразу двух зайцев: обеспечу твое молчание и сделаю так, чтобы никто больше не мог наслаждаться твоими сокровищами.

— Да вы безумец!

— Едва ли, — засмеялся Майлз. — Вот если бы я отпустил тебя, тогда меня можно было бы назвать безумцем. Отпустить, так и не попробовав то, что ты безуспешно стараешься от меня спрятать.

Майлз легко соскочил со стола и пошел к ней.

— Вот мое предложение: я приобрету этот дом… и тебя вместе с ним. Ты будешь жить там и… платить мне добром за мои многие благодеяния.

Кросс подошел к Алекс. Вскрикнув, она оттолкнула его и метнулась вглубь комнаты.

— Я скорее убью себя, чем позволю сделать это со мной!

Майлз двигался нарочито медленно.

— Зачем себя убивать? Ты прекрасно будешь себя чувствовать, у тебя будет все, что пожелаешь, столько слуг, сколько ты захочешь иметь. Поверь, дорогая, на свете немало найдется женщин, которые были бы счастливы получить от меня то, что я предлагаю тебе. Я буду одевать тебя в самые лучшие наряды, одаривать драгоценностями. Ожерелье из сапфиров вокруг этой нежной шейки…

Между тем Майлз успел загнать Алекс в угол. Она попыталась увернуться, но он прижал ее к стене, видимо, устав от этой игры в догонялки.

— Сапфиры и бриллианты… Здесь… — шепнул он ей на ухо.

Александру била дрожь. Без сопротивления она дала Майлзу сбросить с себя разорванную рубашку и приняла его ласки.

— …атласные платья с глубоким вырезом вот досюда… только шелк будет касаться этой нежной кожи…

Он гладил ее твердеющие соски, и все ее тело молило о наслаждении.

— Нет… нет… нет…

В отчаянном стремлении что-то изменить Алекс заколотила кулачками по груди Майлза, но он только усмехнулся и, сжав оба запястья, закинул ей руки за голову, чтобы другой, свободной рукой беспрепятственно ласкать ее грудь. Она извивалась, пытаясь высвободиться, но тщетно.

— Прошу вас, прошу, не делайте этого со мной.

— Но почему, почему, Александра? Красивая моя, волшебница Александра? Почему ты отказываешь мне? Ты ведь не отказывала другим… Чем они лучше меня?

— Это ложь! — сдавленно пробормотала она, не в силах сдержать дрожь в голосе, дрожь, вызванную прикосновением его губ.

— Так Копели был первый? — сердито спросил Майлз, не переставая ласкать ее.

— Нет!

— Тогда кто?

— Никто!

— Лгунья, — прошипел Майлз, внезапно отстраняясь.

Резко и неожиданно он толкнул ее к кровати и повалил на постель.

— Сколько их было, Александра? Сколько мужчин лежало между твоими чудными ножками, получая удовольствие, в котором ты отказываешь мне? Сколько, говори!

— Ни одного! Будь ты проклят! Ни одного…

Слезы полились сами, тело ее сотрясалось в рыданиях. Откинув голову, она шептала:

— Я ненавижу тебя, ненавижу…

Майлз смотрел на красивую беспомощную женщину, распростертую перед ним. Он запустил пальцы в мягкую шелковистую копну волос, разметавшихся по подушке, и вдруг что-то отпустило его внутри. Вопреки всякой логике он принуждал эту красивую женщину переспать с ним… Его тело изнывало от желания. Всякое промедление могло обернуться физической болью, да к тому же он ведь не делал ничего предосудительного. Эту женщину брали другие… так почему ему нельзя? Но другой Майлз Кросс, честный, порядочный, постепенно выходил из небытия, и глубокое, искреннее отвращение к себе становилось все ощутимее. Не важно, сколько мужчин знало эту женщину, — она не заслуживала такого обращения… Она не заслуживала насилия.

Майлз осторожно вытер ее слезы. Приподнявшись на локтях, он смотрел на нее, играя ее волосами. Алекс, вдруг почувствовав перемену, замерла, насторожившись.

— Красавица Александра… Женщина, созданная, чтобы покорять мир…

Майлз повторил слова Джудсона, и боль, боль, с которой он успел сжиться, боль, ставшая частью его самого, та боль, которую он пытался прогнать спиртным, с новой силой сковала его. Стало жутко от того, что он едва не совершил. Нежно, бережно он погладил Алекс по щеке. Она увидела в его глазах безысходное отчаяние, зеркальное отражение того, что испытывала сама, и еще в них была та же явная, неприкрытая потребность, что теперь была знакома и ей. Сердце Алекс растаяло.

— Красавица моя, Александра, — тихо и напевно говорил он, вытирая ее слезы, — кто ты на самом деле?

Он прикоснулся губами к ее губам, умоляя не отталкивать его, и вдруг Алекс почувствовала, что не может ему отказать. Она впустила его язык, и поцелуй разогрел обоих. Его поцелуй был долог и нежен, он чуть-чуть горчил и отдавал печалью.

— Не плачь, любовь моя, не плачь… — И вдруг Майлз отстранился. Хватая себя за голову, он простонал: — Боже, что я делаю? До чего я опустился?

Облегчение, смущение и неожиданное чувство потери разом овладели Алекс. Она потянулась за одеялом, упавшим с постели, и, прикрыв свою наготу, привстала на колени, глядя на Майлза. Он сидел на краю кровати, запустив пальцы в волосы. Алекс невольно бросила взгляд на стол, где лежал заветный ключ. Если сейчас взять ключ и уйти, он не станет ее преследовать. Теперь бояться было нечего. Весь запас насилия иссяк, остались лишь горечь и раскаяние. Майлз был словно выпотрошенный. Этот мужчина не желал ее обидеть, он лишь хотел облегчить боль и утолить печать.

Но что с ней? Почему она не встает? Что-то мешает… Да конечно, это тоска. Тоска и безумное чувство одиночества. Александра вспомнила первую ночь без отца. Как мечтала она тогда, чтобы кто-нибудь разделил с ней горе, чтобы кто-нибудь пришел и внес равновесие в ее пошатнувшийся внутренний мир, внушил ей чувство безопасности и надежности. Она так понимала Кросса! Движимая состраданием, Алекс молча положила руку ему на плечо.

Майлз обернулся. То, что ее глаза светились сочувствием, лишь усугубило у Майлза чувство вины и вызвало недоумение.

— Кто же ты, Александра? — прошептал он. — Девственный ангел или смазливая шлюха? Заботливая сиделка или убийца? Куда ты ведешь меня? В ад безумия или к спасительным райским кущам? Что ты: мое проклятие или целительница измученной души? Я не понимаю. Я угрожал тебе, нападал на тебя, едва тебя не изнасиловал, а ты после всего протягиваешь мне руку? Я не понимаю, кто ты такая…

— А я, кажется, понимаю вас, Майлз. Вы не хотели меня обидеть, тоска руководит вами и… бренди. Горе заставляет нас порой совершать странные поступки и даже предавать самих себя…

— Ты слишком молода для таких мудрых заключений, — прошептал Майлз.

— Скорбь не считается с возрастом.

Глаза ее излучали тепло и нежность, и Майлз подумал о том, что никогда еще не встречал такой удивительной женщины.

— Господи, да ты и правда красавица.

Майлз ласково погладил ее руку, медленно повернулся к ней, опустился на колени перед кроватью. Взяв в ладони ее лицо, он утонул в васильковой синеве ее глаз.

— Ты нужна мне, Александра. Ты нужна мне, но у тебя не найдется лекарств, чтобы помочь мне. Лекарство, которое мне поможет, здесь…

Его шепот творил волшебство, и когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, губы ее сами раскрылись, и она ответила на его поцелуй. Застенчиво и робко она коснулась языком его языка, и взлет возбуждения, испытанный Майлзом в ответ на ее ласку, отозвался в ней нетерпеливым желанием. Одеяло было сброшено на пол, и Алекс не стала протестовать, когда он заключил ее в объятия. Напротив, она обняла его, а Майлз в лихорадочном возбуждении ласкал ее всю, и поцелуй их все длился и длился, и казалось, ему не будет конца.

Бережно поддерживая, Майлз уложил свою возлюбленную на постель. Трепетно, легкими поцелуями он ласкал ее грудь, потом его язык стал настойчивее. Острое удовольствие пронзило ее.

Медленно и нежно Майлз провел ладонью вдоль ее живота вниз. Он нашел ее готовой и влажной, и Алекс инстинктивно сжалась, стесняясь этого. Но Майлза ничто уже не могло остановить. Его пальцы уходили все глубже, вызывая в ней новую вспышку желания, которое требовало немедленного утоления. Он соскользнул с постели лишь для того, чтобы быстро снять бриджи.

Стыдясь и смущаясь того, что она позволяла с собой делать, Алекс в панике схватила одеяло и, завернувшись в него, перекатилась в дальний угол кровати.

Майлз смотрел на нее обиженным, ничего не понимающим взглядом. Дыхание у нее было таким же отрывистым и хриплым, как и у него. Он знал, что разжег в ней страсть, и тем не менее она бежала от него.

Алекс закрыла глаза, чтобы не смотреть на обнаженного мужчину, стоявшего перед ней, но от этого желание не исчезло. Она чувствовала, что кровать прогнулась под ним, почувствовала прикосновение его рук. Отпрянув, она открыла глаза.

— Прошу тебя, Майлз, нет… — Одинокая слеза скатилась по ее щеке, и когда он наклонился, чтобы губами осушить ее, она прошептала: — Я не могу это делать, это — неправильно.

— Нет, любовь моя, это очень правильно. Ты нужна мне.

И вновь его губы и руки ласкали, и вновь свершилось чудо. Желание оказалось сильнее страха, стыда и предубеждений. Он лаская уложил ее на кровать. Всякая воля к сопротивлению сошла на нет. Желание у Алекс достигло такой силы, что весь мир превратился в пульсирующий шар где-то внутри ее сознания, она будто летела куда-то вниз и бешено вращалась. Сердце ее готово было вырваться наружу.

Александра обвила его руками, прижимая к себе, и это движение оказалось знаком, которого Майлз так долго ждал. Он осторожно раздвинул ее ноги, освобождая себе пространство. Почувствовав его плоть, Алекс инстинктивно обвила Кросса ногами, выгибаясь навстречу, указывая путь туда, где бушевало пламя. Распаленный, он глубоко вошел в нее.

Алекс закричала от резкой неожиданной боли. Майлз остолбенел.

— Господи, — пробормотал он, начиная что-то соображать.

Не выходя, Майлз приподнялся и заглянул в ее испуганные глаза.

Боль ушла так же быстро, как и пришла, и в полный голос вновь заговорило желание. Она смотрела в его глаза, ошеломленные и растерянные, не понимая, что остановило его.

— Он лгал мне, — прошептал Майлз. — Я должен был догадаться… Что я сделал с тобой?

Александра молчала, а Кросса вдруг охватила радость. Каким-то чудом все его страдания, все муки, душевные да и физические, исчезли. Теперь она была его, целиком, полностью, только его, не тронутая ничьими руками, и пожар от неутоленной страсти превратился в нечто иное, в желание сделать Алекс частью самого себя.

Медленно, очень осторожно он начал двигаться в ней. Губы его коснулись ее губ, и, целуя ее ласково, повторяя ей слова любви, он вновь разжег начавший было потухать костер. Прильнув к ее груди, он чуть ускорил темп. Тихий стон желания сорвался с губ Алекс, и она, выгнув спину, предложила Майлзу себя всю, умоляя его дать ей все, что он мог дать.

— О Боже… Боже… — шептал Майлз.

Каждый нерв, каждая клеточка ее тела трепетала, молила о… чем-то, об исполнении желаний… о разрядке. Слыша ее стоны, он упивался наслаждением, он знал, что способен дать Алекс то, чего она хочет, даже если она сама еще не понимала, о чем просит ее тело.

Резкими, глубокими толчками он вонзался в нее, наступая и отступая. Алекс казалось, что она сходит с ума. Она двигалась вместе с ним, подхватив его бешеный ритм, пока первая волна непередаваемого наслаждения не накрыла ее. Она закричала… но Майлза это не остановило, он ждал, когда за первой волной придут следующие. Он ласкал ее слух словами страстных признаний, целовал то нежно и трепетно, то настойчиво. Алекс охватило томление, невыразимая мучительно-сладостная нега окутала все ее существо.

— Сладкая моя Алекс, любовь моя… — И вдруг стон сорвался с его губ.

Мир превратился для Майлза в мерцающую черноту, и время остановилось.

Глава 12

Майлз проснулся утром с удивительным ощущением мира и покоя. Ему было тепло и уютно, и первое, что он увидел, открыв глаза, было прекрасное лицо Александры, спящей рядом. Он только потянулся к ней, собираясь поцеловать, как ужасная боль буквально пронзила его голову.

Чертыхаясь, он сел. На столе стояли три пустые бутылки. И это за один вечер! Никогда с ним такого не случалось. Майлз опасливо повернулся к спящей Александре. Что же произошло вчера? Как эта чудесная девушка оказалась у него в постели? Надо, надо вспомнить…

Хмурый, Кросс встал на ноги. Перед глазами все ходило ходуном. Надо умыться и привести себя в порядок, чтобы команда ничего не заметила, а вот Александра?.. Боже, что же делать теперь с ней?.. Постепенно мысли приходили в порядок, и он вспомнил все, что произошло ночью.

Итак, дом на холме.

Майлз даже вздрогнул. Словно кто-то шепнул ему в ухо эти слова. Дом на побережье, нарядный, будто игрушечный, встал у него перед глазами.

Если ему удастся убедить эту редкую красавицу жить с ним в качестве любовницы в действительно сказочном доме и сказочном месте, будут решены сразу две проблемы: безопасность родителей и… прекрасная женщина, всегда готовая к его услугам.

А если Александра откажет? Нет, отпустить ее он все равно никогда не сможет. Как-то придется уговорить ее стать его любовницей.

Приняв решение, Майлз заметно повеселел, хотя одна серьезная проблема все же оставалась. Он так и не знал, что Алекс думает о прошлой ночи вообще и о нем, Кроссе, в частности. Что делать, если она теперь презирает его настолько, что и слушать ни о чем не захочет. Одна лишь мысль, что в глазах ее он увидит ненависть и презрение, холодным обручем сдавила сердце.

Во сне Алекс чуть повернулась, уткнувшись лицом в подушку, затем перевернулась на спину. Майлз смотрел ей в лицо. Она действительно была самой красивой женщиной. Непрошеная, к нему вдруг явилась мысль о том, что это лицо как раз то, которое он хотел бы видеть изо дня в день, каждое утро. Эта мысль испугала Майлза, и, услышав осторожный стук в дверь, возвративший его к насущным делам, он явно обрадовался.

Вытащив из-под кровати сапоги, Майлз откликнулся:

— Кто там?

— Это Курт, капитан. Оги вас просит. Это срочно.

— Сейчас иду.

Майлз быстро оделся, натянул сапоги. Взгляд его упал на ключ, и тут он вспомнил, как не пускал Александру. Смутившись, он поцеловал спящую женщину в лоб.

— Я искуплю свою вину, вот увидишь, — прошептал он.

Обнаженное сливочно-белое плечо и соблазнительно поднимавшаяся под одеялом грудь обещали радости, в которых Майлз был вынужден себе отказать только потому, что голос Курта звучал по-настоящему тревожно. Кто знает, что могло произойти, что требовало вмешательства капитана. Была и еще одна причина для тревоги. Его вызывал Оги. Возможно, старый шотландец каким-то образом узнал, что Алекс провела ночь в его каюте.

Обеспокоенный, Майлз тихо вышел из каюты, неслышно прикрыв за собой дверь.

Солнце светило ослепительно ярко, работа шла своим чередом: каждый матрос, точно знавший свое дело, трудился на своем посту, паруса раздувались от ветра, и никаких видимых причин для беспокойства не было. Темно-зеленые воды океана сменили цвет на лазурно-синий, что свидетельствовало о приближении Канар. Этот новый цвет морской воды напомнил Майлзу цвет глаз его новой возлюбленной. Кросс поднялся на ют. Оттуда, сверху, он увидел землю. Корабль держал курс на остров Тенерифе.

— Капитан!

Обернувшись на зов, Майлз увидел, что шотландец рассматривает остров в подзорную трубу, и облегченно вздохнул. Какая бы серьезная проблема ни возникла, она по крайней мере никак не связана с Алекс.

— Что там, Оги? Мы не могли сбиться с курса — я вижу остров, — пошутил Майлз.

Он пребывал в прекрасном настроении и не намерен был продолжать войну. Оги должен был почувствовать эту перемену и забыть о своей неприязни.

— Смотрите сами, капитан, — сказал старый матрос, передавая Майлзу трубу.

Личные отношения с капитаном могли зайти в тупик, но он был не из тех, кто может забыть о деле. Работа есть работа.

— Что именно я должен увидеть? — беззаботным тоном спросил Майлз, поднимая трубу.

Санта-Крус-де-Тенерифе, будучи самым крупным портом на Канарах, по сравнению с другими портовыми городами в Европе и Новом Свете значительно проигрывал в размерах. Городок узкой полосой растянулся вдоль побережья небольшого залива, или просторной бухты. Гавань, как правило, всегда была полупустой.

Но сегодня все было иначе. Майлз удивился, увидев бухту, кишащую кораблями. Их количества вполне бы хватило, чтобы составить мощную военную флотилию. Однако идею о военно-морской операции пришлось оставить. Все суда были разнокалиберными и разномастными, причем принадлежали, судя по флагам, разным государствам и корабельным компаниям. Зрелище было весьма внушительным.

— Ты думаешь, кто-то заранее осведомленный о нашем прибытии подготовил нам торжественную встречу? — с той же дружелюбной насмешливостью спросил Майлз.

— Вам приходит в голову шутить на его счет? — недоверчиво переспросил Оги.

— Кого ты имеешь в виду? Все, что я вижу, — это торговый порт, дружеский порт, смею добавить. Испания — наш союзник. Бояться нечего. Кроме того, большинство гостей Тенерифе — пираты, которым дела нет до нашей войны. До тех пор пока им ничего не известно о нашем грузе, они и пальцем не посмеют тронуть «Неистовый».

Оги покачал головой:

— Боюсь, вам лучше еще раз посмотреть, капитан. Может, вы заметите своего старого дружка. Этот хищник с удовольствием поохотится на нас, даже если мы везем мешки с песком.

Майлз наконец-то понял, о чем толковал Оги, и еше раз окинул взглядом порт. Только теперь он заметил испанский галеас.

— Черт, — тихо выругался Майлз, гадая, чем это он так прогневал судьбу, что она вновь и вновь ставит ему подножки.

Звук притворяемой двери еше не разбудил Алекс, но послужил сигналом к медленному возвращению из страны грез. Открыв глаза, она инстинктивно потянулась к мужчине, согревавшему ее своим теплом всю ночь, но его не оказалось рядом. Постепенно сознание ее полностью прояснилось, и она села, натянув по грудь покрывало, и в растерянности огляделась. Она была одна в каюте, но, странное дело, не чувствовала себя одинокой. Острая боль одиночества, ставшая несколько месяцев назад ее постоянной спутницей, исчезла. Майлз отвел от нее эту напасть. Алекс порозовела, вспомнив то, что случилось с ней ночью, то, с какой готовностью она отдала себя красавцу капитану.

Со счастливой улыбкой она опрокинулась на спину, крепко обхватив себя руками, так, как бы ей хотелось, чтобы это сделал сейчас Майлз. Засыпая, она успела подумать о том, как здорово было бы проснуться, увидев перед собой его таинственные золотистые глаза. Как было бы здорово почувствовать объятие его сильных рук, наглядное доказательство того, что прошлая ночь не была сном. Однако все, что она имела сейчас, — это живая память о наслаждении, испытанном ею в его объятиях. Не беда — память была такой яркой, что она вполне могла бы продержаться на воспоминаниях, пока вновь не увидит его лицо. В конце концов, Майлз капитан корабля, и у него есть немало обязанностей; Алекс понимала, что она не может рассчитывать на то, что ради нее он будет пренебрегать своей работой.

Алекс беспокойно задвигалась, от нескромных мыслей ее словно обдало жаром. Смущенная, она встала с кровати и обернулась одеялом, как туникой. Ей было хорошо. Никакого сожаления она не испытывала. Что может быть прекраснее любви!

Счастливая, Алекс, блаженно улыбаясь, закружилась в танце. Подхватив разорванную рубашку, она подлетела к двери. Потом она вернется, чтобы навести порядок в каюте, но сейчас ей надо одеться как подобает, а самое главное — найти Майлза. Алекс ужасно захотелось увидеть его, прочитать в его глазах подтверждение любви.

Осторожно выглянув и убедившись, что коридор пуст, Алекс проскочила в свою каюту. Взяв в руки свое порванное, испачканное платье, Алекс на секунду задумалась. Наряд никак не соответствовал ее праздничному настроению. Она чувствовала себя так легко, так свободно! Отчаянная до безрассудства, Алекс решила, что теперь ей все нипочем. Брезгливо швырнув в сторону платье, она потянулась за бриджами и рубашкой, которые в свое время одолжила у Курта.

Натянув миткалевую рубашку и заправив ее в довольно свободные на талии бриджи, она покрепче затянула веревку, служившую ремнем. Достав из шкатулки щетку, Алекс стала приводить в порядок волосы. Только теперь, увидев себя в зеркале, вставленном в крышку шкатулки, она смогла составить верное впечатление о том, как выглядела, желая сойти за Курта. Верхних пуговиц на рубашке явно не хватало. Глубокий клиновидный вырез оказался более чем смелым, но, вспомнив, с каким наслаждением Майлз любовался ее телом, Алекс отринула сомнения. И волосы она оставит распущенными — для Майлза.

Как и все влюбленные девочки, Алекс готова была делать все, лишь бы угодить человеку, завоевавшему ее сердце. Она с радостью кинулась бы выполнять любую его прихоть, любое желание, чтобы заслужить его любовь.

С улыбкой, яркой, как солнце, Алекс выскочила из своей каюты и бегом поднялась по трапу наверх, на главную палубу. Здесь она заметила необычную суету. Матросы переговаривались вполголоса, явно чем-то озабоченные. Она обошла всю палубу, но Майлза так и не нашла.

И вдруг она увидела огромное количество кораблей. Что-то ее встревожило. Что это? И где же наконец Кросс? С чисто женской интуицией Алекс почувствовала опасность.

Она тревожно огляделась, ища глазами капитана. На этот раз взгляд ее был более пристрастным, и она заметила то, что раньше не бросалось в глаза. Корабль подготовили к бою. Пушки успели расчехлить, и у каждого орудия был выставлен расчет. Все матросы на судне были вооружены до зубов, в том числе и те, что, верхом сидя на реях, трудились над парусами.

В ужасе Алекс перевела взгляд с палубы «Неистового» на бухту. Она попробовала пересчитать находящиеся в ней суда, но сбилась со счету. Против такого количества «Неистовому» не устоять, сколько пушек ни выстави. Нужно срочно найти Майлза и все узнать из первых рук.

— Встанем на якоре рядом с «Дьяволом», Марко. Веди корабль по правому борту от испанца, — приказал Майлз рулевому.

— А стоит ли? — озабоченно переспросил Оги. — Они стояли рядом на юте, пристально вглядываясь в мощный галеас, перегородивший ведущий в гавань пролив. — Должен быть еще один вход в бухту, — добавил шотландец. — Может, его поискать?

— Будь я проклят, если стану бегать от этого ублюдка, — прорычал Майлз. — Диего не посмеет открыть огонь прямо здесь. Я вижу, тут больше его врагов, чем друзей. Если он попытается потопить нас где-нибудь поблизости от порта, ему придется иметь дело не только с нами, но и со своими соплеменниками. Друзья испанцы налетят на Диего словно стая голодных акул. Нет, не станет он рисковать шкурой.

Как бы уверенно ни рассуждал Кросс, шотландец видел все. От него не укрылись ни поспешность, с которой капитан отдавал приказы, готовясь к битве, ни внезапная бледность капитана, ни выступившие на лбу Майлза Кросса бисеринки пота. Макарди предпочел промолчать, молясь лишь о том, чтобы пушки не понадобились. Диего Родера был пиратом из разряда шакалов: предпочитал нападать на слабейшего, и для него не имело значения, какой стране принадлежит судно, союзной или, наоборот, вражеской. Его галеас под названием «Дьявол» вполне соответствовал названию. Диего был известен тем, что не знал жалости, и если и брал в плен матросов и пассажиров с разграбленных им судов, то совсем не для получения выкупа.

В глазах Оги именно это преступление и было самым большим грехом Диего. Всех захваченных людей кровожадный испанец превращал в рабов. Он нажил состояние, торгуя живым товаром — и черными, и белыми, и цветными. Ни для кого не было секретом, что Диего время от времени совершает набеги на прибрежные поселения, воруя мужчин, детей и особенно женщин для того, чтобы потом продать их на турецком и кариб-ском невольничьих рынках. От одной мысли об этой падали, Диего, Оги начинало мутить.

Марко крепко сжал руль, осторожно ведя баркентину по курсу. Испанский галеас приближался, все более увеличиваясь в размерах. Корабль испанца был по меньшей мере вдвое мощнее «Неистового» и вдвое лучше вооружен. Черные бойницы походили на горящие злобой глаза, а изогнутая дугой ватерлиния и повторяющая ее по форме кривая, образованная рядом неподвижных весел, напоминали рот, скривившийся в хищной усмешке. Бывалые моряки при взгляде на корабль поеживались и отворачивались в суеверном страхе. Многие из тех, кто нынче плыл матросом на «Неистовом», уже имели опыт общения с Диего. Но только тогда обстоятельства были чуть благоприятнее: в открытом море, где места для маневров более чем достаточно, на корабле более быстром, чем «Дьявол», с капитаном чуть поискуснее Диего, они благополучно избежали беды. Теперь дело обстояло несколько иначе: корабль с двух сторон зажимали берега канала, свободы для маневра не было никакой, и одного удачного попадания хватит, чтобы разнести «Неистовый» в щепки.

— Крепче штурвал, Марко, — бросил через плечо Майлз.

Все внимание его приковал корабль, вернее, даже не сам корабль, а его капитан. Только, к несчастью или, наоборот, к счастью, палуба «Дьявола» была пуста.

— Что-то не видно никого, — осторожно заметил Оги. — Может, он в городе.

— Да нет, он-то здесь. Я его нюхом чую. Спрятался и наблюдает, подонок.

— Что это их всех сюда принесло? — задумчиво проговорил Оги, кивая в сторону судов.

— Соскучились по белым наложницам, — по-испански процедил Майлз и скривился, будто сказанное оставило противный привкус во рту.

— Это понятно, но почему так много кораблей? — недоуменно пожал плечами Оги.

— Человек порочен и жаден, — цинично заметил Майлз, но, не успев закончить мысль, хлопнул себя по лбу: — Господи, Александра!

Оги нахмурился.

— Что это ты надумал, парень? — подозрительно прищурившись, спросил он.

— Курт! — заорал Майлз и, обернувшись к Макарди, добавил: — Скоро начнутся торги, Оги, а перед торгами — показ живого товара. Ты можешь представить, сколько может стоить такая красавица, как Александра?

Шотландец изменился в лице. С выражением горестного недоумения он посмотрел на капитана:

— Ты хочешь сказать… Я не дам такому случиться, парень! Только через мой труп ты сможешь…

— Черт, Макарди, ты что, спятил? Как я могу даже подумать о том, чтобы продать человеческое существо, не говоря уже о том, что этот человек — Александра…

По тону, каким были произнесены последние слова, шотландец понял, что со вчерашнего дня в отношениях капитана и их красивой пленницы что-то изменилось.

— Простите, капитан, — смущенно пробормотал Оги, считая бестактным задавать вопросы.

— Вы звали, сэр? — спросил запыхавшийся Курт, бежавший, очевидно, с другого конца корабля.

Майлз взял мальчика за плечи и приказал:

— Иди вниз поскорее и вели мисс Уайком оставаться в каюте. Ради ее же безопасности она не должна подниматься наверх ни под каким видом! А ты останешься караулить под дверью. Понятно?

— Да, сэр.

Майлз слегка подтолкнул Курта к трапу, ведущему вниз, на главную палубу. В двух шагах была дверь, та самая, которой воспользовалась Алекс во время своей ночной вылазки. Таков был кратчайший путь к каютам. Курт кинулся исполнять приказ, но Майлз, вдруг подумав о чем-то, махнул юнге рукой, велев подождать. Подойдя к мальчику, Майлз тихо сказал:

— Послушай, если ее не будет у себя в каюте, то…

— Да, сэр, я знаю…

Курт отвел глаза, и Майлз понял, что юнга знает, где Алекс провела ночь. Смущенный тем, что невольно оказался в курсе того, о чем капитан, возможно, не хотел бы никому говорить, Курт, запинаясь, сказал:

— Ну… Ее не было в каюте утром, когда я принес завтрак, а когда я пошел вам доложить… ваша дверь была заперта… сэр…

Курт говорил все тише и тише, а последнее слово произнес едва слышным шепотом, но, закончив свой рассказ, Курт поднял глаза и решительно заявил:

— Клянусь, капитан, кроме меня, об этом никто не узнает!

— Хорошо бы так, сынок, — сказал вместо напутствия Майлз. — А теперь живо!

Меньше всего Майлз хотел, чтобы из-за него пострадала репутация Алекс. Он знал, что никто из моряков ничего не осмелится сказать ей, но этого было недостаточно. Майлз не желал, чтобы кто-то даже думал о ней плохо. Теперь-то он знал, что Александра до сегодняшней ночи была девственницей. Ни тогда, ни позже Майлзу не пришло в голову задуматься над тем, что его планы сохранить доброе имя Александры Уайком входят в некоторое противоречие с его же планами сделать ее своей официальной любовницей в Чарлстоне, тем самым низведя ее до положения дамы полусвета, для которой доступ в так называемое порядочное общество закрыт.

Впрочем, сейчас все равно об этом рано было думать. Алекс находилась в опасности реальной, а не предполагаемой. Если Диего Родера хоть краем глаза увидит Александру, он не остановится ни перед чем, чтобы заполучить ее. Одна мысль о том, что его женщина окажется в руках этого подлого злодея испанца, делала Майлза больным.

— Смотри, капитан! — прошептал Оги, дергая Майлза за рукав. — Вот он!

Высокий, атлетически сложенный мужчина словно из воздуха возник у борта «Дьявола». Длинные черные волосы сосульками висели вдоль лица цвета недозрелой оливы, касаясь широких мощных плеч. Диего широко улыбался, подняв руку для приветствия:

— Здравствуй, друг!

Раскатистый голос испанца легко преодолел разделявшее корабли расстояние. Сейчас они почти касались бортами.

— Тоже мне, друг, — сквозь зубы процедил Майлз и тем не менее с самой дружелюбной улыбкой, на которую был способен, громко ответил по-испански: — Добрый день, Диего! Что привело тебя на Тенерифе?

— То же, что и тебя, дружище! — с громким смехом отозвался испанец.

— Что-то не пойму, о чем ты, — с той же ласковой миной сказал Майлз.

— Как же! — подмигнув, крикнул Диего. — Вижу, и ты взялся за ум. Даже великий Золотой Орел перестал гнушаться продажей надоевших ему любовниц. Она принесет хорошие деньги, не так ли?

— Кто? О ком это ты? — У Майлза по коже мороз пробежал.

Алекс замерла на последней ступеньке трапа. В этом испанце, так бесцеремонно разглядывавшем ее, было нечто пугающее. Он был похож на хищника, готового схватить и унести ее в свое логово. Алекс не понимала слов, но разговор явно шел о ней. Гигант рассмеялся, и его смех пробрал Александру до костей. Она не отрываясь смотрела на испанца, не заметив идущего навстречу Майлза.

— Черт! — заревел Майлз, увидев Александру на трапе.

Капитан был в ярости. Алекс как нарочно сделала все, чтобы привлечь внимание Диего. Этот наряд, распущенные волосы… Зачем, зачем она выставляла себя напоказ? Кросс был слишком озабочен тем, чтобы увести ее от беды, чтобы думать о вежливости.

— Какого черта ты тут делаешь? — взревел Майлз, хватая Алекс за руку. — Во что это ты вырядилась? Я же велел тебе оставаться внизу с Куртом!

Смущенная его тоном, равно, как и странным приказом, который ей никто не передавач, Алекс пролепетала:

— Я не видела…

— Не важно, что ты видела! Иди вниз! — заорал Кросс.

До него дошло, что она могла подняться на палубу раньше, чем Курт спустился вниз. Не тратя времени на разговоры, Майлз потащил ее за собой вниз.

— Но…

— Молчи, черт тебя подери, и делай, что тебе говорят!

Алекс совсем иного ожидала от их встречи. Раненная в самое сердце внезапным возвратом к прошлому, она, глотая слезы, спотыкаясь, следовала за разъяренным капитаном.

— Мне что, тащить тебя? — прошипел Кросс.

— В этом нет необходимости!

Гордость взяла верх над растерянностью, и Алекс выдернула руку. Оставшийся путь она проделала без посторонней помощи.

— Вот это шлюха! — заорал испанец. — Сколько ты за нее хочешь?

— Черт! — рявкнул Майлз и, догнав Алекс, потащил ее за собой к люку.

— Пусти меня!

— Иди вниз, или я дам тебе пинка под зад!

— Я и так иду!

Копели с широко открытыми от изумления глазами наблюдал странную сцену. Однако познаний в испанском хватило доктору для того, чтобы понять смысл того, что говорил этот неопрятный испанец. Он не только назвал девчонку шлюхой, но и попросил Майлза назвать за нее цену. Был ли этот неприятный тип тем самым врагом, о котором шепталась команда? Кто-то из матросов сказал, что множеству кораблей в порту они обязаны предстоящему аукциону, на котором будут торговать рабами; так, может, Кросс действительно собирается представить на нем свой товар, избавившись тем самым от двух докучливых пленников да еще и получив при этом прибыль?

Сама по себе возможность такого исхода не поразила Копели своей невероятностью, но встревожила — это верно. Впрочем, чего еще можно ожидать от такого негодяя, как Кросс. Копели понимал, что ничего хорошего не получится, если он открыто выступит против капитана, особенно если учесть, что Кросс явно был не в духе. Однако Иезекиилю совершенно не хотелось испытать участь раба на себе. Стараясь остаться незамеченным, он подошел поближе к люку, прислушиваясь к доносящимся снизу голосам. Беседа шла на повышенных тонах, и понять ее содержание труда не составляло.

— Пусти меня, черт тебя подери! — воскликнула Алекс.

— Заходи в каюту и оставайся там! — сквозь зубы прорычал Кросс.

Что за упрямая девчонка! Неужели она не понимает, что он всего лишь пытается защитить ее? Однако, не имея времени на разъяснение своей позиции, Майлз открыл дверь и рявкнул:

— Заходи!

— Почему ты… — на грани истерики воскликнула Алекс.

— Заткнись и делай то, что я тебе говорю, Александра! — заревел Майлз, подступая к ней вплотную. — Если тебе дорога твоя шкура, ты должна повиноваться мне! Тот человек, на другом корабле, только что предложил мне за тебя кругленькую сумму, но если ты будешь и дальше причинять мне неприятности, я отдам тебя даром!

Алекс, как выброшенная на берег рыба, судорожно открыла и закрыла рот. Она отказывалась верить в то, что происходит. Итак, он ее бросил, она оказалась не нужна ему после того, как он взял то, что хотел. Лучше бы он ее убил, потому что боль была невыносимой. Задыхаясь от подступивших к горлу рыданий, она влетела в каюту. Дверь захлопнулась, и Алекс, прислонившись к ней спиной, медленно сползла на пол. Итак, Майлз собирался продать ее. О Боже!

Алекс еле доплелась до кровати и упала на нее, зарыдав в голос. Слова любви оказались ложью. Боль, тоска — все это было лишь мастерски разыгранным спектаклем, чтобы соблазнить ее. А она по своей глупости проснулась с чувством всепоглощающей любви к этому человеку, не стоившему ни одного доброго слова! Человеку, использовавшему ее тело, отнявшему ее сердце, а теперь желавшему избавиться от нее да еще и нагреть руки на сделке.

— Предатель! Предатель! — повторяла она, уткнувшись в подушку. — А я, наивная дура… Как он, должно быть, смеется надо мной!

Алекс проклинала то его, то себя, терзаясь от стыда. Еще немного, и она бы сошла с ума.

— Как могла я быть такой слепой! — воскликнула она в пустоту. — Как я могла поверить в то, что люблю его!

Вот в этом была самая главная трагедия. Превратившись в того наивного ребенка, которым она помнила себя, витавшую в романтических мечтах в их маленьком чистом саду в Бриджуотере, она легко, слишком легко подарила свое сердце мужчине, показавшемуся ей похожим на принца. Впервые Алекс искренне пожалела о том, что, дожив до двадцати двух лет, так и не научилась распознавать зло. Тот мир, который создал для нее отец, мир без обид, без разочарований, разбился, как хрупкая елочная игрушка. Она так и осталась дурочкой, простушкой, отдавшейся благородному лорду.

Тихо, без слов выплакала Алекс свою обиду на мир, на собственное ничтожество в крохотной каюте, запертой на ключ так же плотно, как она решила запереть свое сердце.

Глава 13

Майлз влетел на главную палубу как раз в тот момент, когда доктор Копели отскочил от люка, но, увы, бедняга не был достаточно проворен для того, чтобы остаться не замеченным капитаном. Откровенно говоря, у Майлза хватало насущных проблем, помимо разборок с доктором, но не высказать свое отношение к лжецу и обманщику, выдававшему себя за любовника Александры Уайком, Майлз не мог, да и настроение у него было соответствующее.

— Эй, доктор!

Копели понимал, что в его положении лучшей защитой является нападение, и разработал соответствующую тактику. Сделав вид, что только-только заметил капитана, он, не дав Кроссу опомниться, на одном дыхании выпалил:

— А, это вы! Я как раз собирался узнать, что за безобразие здесь происходит. Зачем вы притащили нас в эту кишащую пиратами клоаку?! Вы что, намерены нас продать?

Майлз смерил Копели презрительным взглядом:

— Вы льстите себе, доктор, если думаете, что за такой жалкий кусок мяса, каким являетесь вы, можно получить деньги. Никто за вас и ломаного гроша не даст! Мы здесь, чтобы пополнить припасы, и все. Но я должен вас предупредить, — с угрозой в голосе добавил капитан, подступая к Копели вплотную, — держитесь от меня подальше и от Александры тоже. Вы низкий и подлый лгун. Существа презреннее вас я еще не встречал на этом свете.

Копели в ужасе отшатнулся. Он понял, что почва под его ногами стала опасно зыбкой.

— Что вы имеете в виду? Что я такого…

— Я не прощу вам того, что вы наговорили про Александру, — тихо, но внятно повторил Майлз. — Не знаю, какие цели вы преследовали, пытаясь внушить мне, что она не настоящая леди, знаю лишь, что вас за это следовало бы выпороть. Если вы посмеете сказать о ней хоть одно плохое слово, клянусь честью, больше вы никогда и никому ничего не скажете!

Удовлетворенный тем, что Копели, судя по всему, хорошо его понял, Майлз, не теряя более времени, быстро поднялся на мостик, где его ждал Оги.

Копели почувствовал приближение еще одного рвотного спазма, и непонятно было, что тому виной: страх или качка. Посчитав за лучшее последовать совету Кросса, Копели поспешил спуститься вниз, к себе в каюту. Доктор не сомневался, что между Александрой и капитаном что-то произошло, что-то позволившее Кроссу уличить его во лжи. Нетрудно было догадаться, в чем состояло это «что-то». И новость эта, разумеется, способствовала тому, что ненависть доктора к капитану разгорелась с новой силой.

«Неистовый» легко и изящно проплывал мимо «Дьявола» в тенерифскую гавань к причалу.

Подойдя к Оги, Майлз оглянулся, посмотрев на огромный оставшийся позади галеас.

— Он исчез сразу после того, как вы увели мисс Уайком вниз, — сказал Оги, не дожидаясь вопроса капитана.

— Но вскоре он, несомненно, появится вновь, — закончил Майлз. — У нас совсем мало времени. Оги, — крикнул Майлз, — быстро зови ко мне Депроу, Спанглера и Хала.

Оги бросился выполнять команду, а Майлз, взяв из рук Марко штурвал, сказал:

— Я доведу корабль до причала, Марко. Позаботься о швартовке, выстави вооруженную охрану и никому не давай подниматься на борт. Да, пусть по двое матросов сторожат возле каждого из входных люков.

К тому времени как «Неистовый» подошел к причалу и стал на якорь, Оги вернулся с командой, которую потребовал к себе Майлз, и Марко успел выставить сторожевые посты. Теперь никто не мог приблизиться к кораблю, не будучи замеченным.

Майлз застопорил руль на всякий случай, чтобы корабль не бился о причал, затем самых надежных из своих людей высадил на берег. Вся команда хорошо понимала цель приготовлений. Майлз держал ситуацию в своих руках, отдавая приказы четко, без суеты, спокойным, уверенным тоном.

— Я собираюсь попросить вас о невозможном: нам надо пополнить корабль припасами и отчалить с вечерним приливом. Надо все сделать для того, чтобы корабль покинул Тенерифе до начала аукциона рабов. У нас ценный груз.

Матросы закивали. Большинство под ценным грузом понимали пушки и ружья, но Оги вдруг подумал о том, что Майлз имел в виду Александру. Дальнейшие слова капитана подтвердили догадку шотландца:

— К несчастью, этот Родера увидел Александру Уайком. Теперь его внимание целиком приковано к нам. Если бы этого не случилось, мы могли бы не так беспокоиться, но я знаю Диего Родеру: если мы не покинем порт до того, как он закончит свои дела, связанные с продажей невольников, он нападет на нас. У нас с ним старые счеты, но сейчас не время их сводить.

— Мы понимаем, капитан, — заверил его Оги. — Что от нас требуется?

— Оги, вы с Депроу пойдете на рынок и закупите мяса. Цены будут непомерные, но торговаться не надо — мы не можем терять время. Если не будет солонины и сушеного мяса, покупайте живую скотину. Приготовьте загон для забоя скота. Пусть кок приготовится забить и разделать животных. Спанглер, купи сколько можешь свежих овощей и фруктов…

— Как насчет воды? — перебил капитана Спанглер.

Майлз покачал головой:

— Нам некогда заниматься пополнением запасов воды здесь, на Тенерифе. Купите несколько новых бочек в городе, шесть — восемь, и проследите за тем, чтобы туземцы доставили их на корабль. Придется причаливать к какому-нибудь пустынному острову, там и наберем воды, фруктов и дичи.

— Капитан! — изо всех сил закричал Марко, и Майлз бросился к рулевому.

— Что такое?

— Родера, сэр! Смотрите, он плывет к берегу!

Майлз оглянулся и внимательно посмотрел на длинную лодку, только что отчалившую от «Дьявола». Дюжина гребцов дружно поднимали и опускали весла. Испанец вальяжно восседал на возвышении, покрытом турецким ковром. Его одежда, столь же яркая, как и его трон, состояла из гавайской рубашки в красную и белую полоску и изрядно потертых бархатных бриджей малинового цвета. Золотые кисти свешивались с навеса из другого турецкого ковра. Если бы не серьезность положения, Майлз посмеялся бы над этим забавным зрелищем. Диего походил на попугая.

— Ты думаешь, он собрался к нам, парень? — осторожно спросил Кросса Оги.

— А куда же еще? Визит вежливости, как и положено джентльмену, — язвительно заметил Майлз. — Не беспокойтесь, я знаю, как с ним разговаривать.

— Будут еще указания, капитан? — спросил Депроу.

— Набери себе команду, сколько считаешь нужным, чтобы купить припасы, а Оги я выдам деньги. Припасы в порт доставят туземцы, а погрузку я поручаю нашим матросам. Никого из местных на корабль не пускать, ясно?

— Что, если продавцы не смогут доставить все припасы сегодня?

— Тогда возвращайтесь на корабль, берите людей и тащите все сами. А теперь с Богом…

Палуба опустела в одну секунду. Остался лишь Оги. Он заметно нервничал.

— Понимаю, что это мелочь… И все же…

— Что такое, Оги?

— Александра, сэр. Я обещал купить девочке одежду…

— Я уже подумал об этом. Как только я разберусь с Родерой и буду уверен в безопасности судна, я сам позабочусь о наряде для нее. В любом случае у меня есть кое-какие дела на берегу. Боюсь, что выбор нарядов здесь весьма ограничен. Придется ей довольствоваться двумя рулонами ткани. Надеюсь, искусство владения иглой позволит ей сшить подходящий наряд, опыт у нее, очевидно, есть.

Оги усмехнулся. Он был доволен произошедшей с Майлзом переменой. Капитан вновь стал прежним — бойким и уверенным в себе.

Майлз насмешливо прищурился, догадавшись о том, что сейчас творилось на душе у Оги, и, неожиданно широко улыбнувшись, дружески хлопнул шотландца по плечу:

— Шевелись, старый морской волк!

— Есть, капитан, — рассмеялся Оги. — Добро пожаловать домой!

Майлз подошел поближе к борту, чтобы лучше видеть Диего. Даже вид заклятого врага не мог испортить Майлзу настроения. Для Кросса большим праздником было примирение с Оги. Пусть судьба преподнесла им неприятный сюрприз в виде Диего, день все равно был чудный, и в немалой степени тому способствовала женщина. Та самая, о безопасности которой Майлз так тревожился. Он отчасти сожалел о том, что так грубо повел себя с ней. Конечно, она заслужила не такого приветствия, но не беда, он сумеет загладить свою вину. Майлз не мог не заметить, что в первый момент, когда они встретились взглядами, на лице ее была счастливая улыбка, осветившая прелестные черты. Вот это самое выражение Кросс не мог забыть. Итак, она на него не злилась. В противном случае она бы набросилась на него как разъяренная тигрица. Разве этого не достаточно, чтобы с уверенностью смотреть в будущее?

Между тем лодка испанца причалила к песчаному пляжу.

— Отобрать у него оружие, капитан? — спросил один из матросов.

— Не надо. Удвойте только охрану и внимательно следите за тем, чтобы он прошел на корабль один. Пусть кто-нибудь проводит гостя в мою каюту.

— Есть, сэр.

Майлз еще раз огляделся, дал последние распоряжения матросам, стоявшим на посту у люка, ведущего к каютам, после чего спустился к себе вниз.

Вдвоем с Куртом они мигом раскидали вещи по местом, и, хотя Курт и был в курсе того, что произошло здесь ночью, Майлз не хотел, чтобы юнга видел постель. Торопливо свернув простынь, Кросс затолкал ее подальше в шкаф, пока Курт прибирался на столе, собирая осколки.

Они только-только успели закончить, когда на лестнице послышались тяжелые шаги Диего. Майлз упал в кресло, быстро разбросал по столу бумаги и напустил на себя озабоченный вид.

Вошедшего гостя Майлз встретил рассеянным взглядом.

— Прекрасный денек, коллега, — с масленой улыбочкой приветствовал Кросса Диего.

— Здравствуй, Диего. Что привело тебя ко мне в такую рань? Не похоже на тебя. Я-то думал, что ты в это время еще спишь после бурной ночи.

— Ты знаешь меня слишком хорошо, — добродушно засмеялся Диего. — Откровенно говоря, почти так оно и было. Я был… как это говорится среди нас, джентльменов, в неглиже, когда до меня дошла удивительная весть о твоем прибытии.

— А, тогда понятно! — протянул Майлз, откинувшись в кресле.

— Что именно?

— Очевидно, ты одевался очень быстро, — пояснил Майлз, окинув выразительным взглядом костюм Диего.

— Может быть, может быть, — засмеялся Диего. — Но ты же знаешь, я выбираю такие умопомрачительные наряды намеренно. Пытаюсь произвести впечатление, чтобы меня надолго запомнили.

— Ты несправедлив к себе, дружище. Мы оба прекрасно знаем, что твоя отвратительная репутация ничего общего не имеет с твоими нарядами.

Диего принял слова Кросса как комплимент.

— Спасибо. Однако и я удивлен, увидев тебя таким нарядным, таким чистеньким… Сдается мне, все дело в сеньорите, которую ты пытался спрятать от меня сегодня утром. Будь я на твоем месте, дружище, я бы постарался обращаться с ней поласковее. Если тебе нужна помощь… чтобы она чувствовала себя более удовлетворенной, я буду только счастлив оказать услугу.

Майлз подавил отчаянное желание заехать Диего кулаком по физиономии. Он заранее знал, что испанец постарается как можно быстрее перейти к делу, приведшему его сюда, к Александре. Знал Майлз и то, что испанец не сможет обойтись без скабрезностей. И тем не менее делать хорошую мину при плохой игре все равно было нелегко.

— В этом нет необходимости, — как можно спокойнее сообщил Майлз. — Леди не нуждается ни в чем, что ты мог бы ей предложить.

Диего пожал плечами и пододвинул стул ближе к Майлзу. Он хотел было сесть, но вдруг замер и, чуть подавшись вперед, спросил:

— Ты не предлагаешь гостю стул?

— Прости, Диего! — с чистосердечной улыбкой воскликнул Майлз. — Садись, чувствуй себя как дома!

На самом деле Майлз все рассчитал. Заставить гордого испанца стоять, самому развалившись в кресле, означало задать нужный тон разговору.

— Спасибо!

Взгляды обоих горели ненавистью. Майлз поспешно отвел глаза, спросив:

— Итак, Диего, что привело тебя к нам? Не сигару же ты хотел со мной раскурить…

Диего усмехнулся, пожав плечами:

— Разве старым друзьям непременно нужен повод для визита?

— Поскольку тебя, Диего, я мог бы назвать другом в последнюю очередь, полагаю, ты несколько кривишь душой. Выкладывай, что у тебя за дело, мне некогда.

— Что это у тебя за дела здесь, на Тенерифе? — Глаза испанца уже горели нездоровым любопытством.

— Тебя не касается, — ответил Майлз.

— Ты появился на Тенерифе, когда в моем бизнесе наступил весьма важный момент, и я имею право знать, не стали ли мы вдруг партнерами.

— Нам никогда не стать партнерами, Диего, и ты знаешь это так же хорошо, как и я.

— Да, но было время, когда ты весьма активно работал со мной, или, следует лучше сказать, на меня…

Майлз с трудом сдерживал ярость. Диего посыпал солью старую рану, но показать испанцу, насколько это напоминание болезненно для него, значило бы предоставить Диего преимущество, которого так добивался испанец.

— Это было давно, Диего, и, как ты помнишь, у меня не было тогда особого выбора. Итак, если ты пришел сюда только для того, чтобы сказать об этом…

Майлз привстал, давая понять испанцу, что разговор окончен, но Диего замахал рукой:

— Нет-нет, прости меня. Я, кажется, тебя разозлил, но, честное слово, это не входило в мои намерения. Прошлое есть прошлое. Что было, то было, а кто старое помянет, тому глаз вон.

— Что было, то было, это верно. Только забыть все не так-то просто, — уже веселым тоном заявил Майлз. — Я бы хотел, чтобы память у тебя была свежа к тому дню, как я соберусь прикончить тебя.

Диего от души рассмеялся:

— Ну, Майлз, опять за старое. Ты мне говоришь это уже много лет, да только воз и ныне там. Возможно, однажды ты меня и убьешь. Когда-нибудь мы с тобой сойдемся в решающем поединке, вот тогда и увидим, чья возьмет.

Майлз кивнул:

— Я выпью за то, чтобы этот день наступил поскорее, Диего. Да только не сейчас. Вино у меня кончилось. Почему бы тебе не закончить свое дело поскорее и пойти куда-нибудь выпить, чтобы отметить благосклонность судьбы, так долго хранившей тебя от меня.

Диего засмеялся, но на этот раз довольно натянуто:

— Ты видел моих друзей в порту…

— И твоих врагов, — напомнил Майлз.

— Да, и врагов тоже. Знаешь, мне пришлось преодолеть немало трудностей, организовывая весьма выгодную продажу некоего… товара. Если ты здесь для того, чтобы мне помешать…

— Я никакого отношения не имею к аукциону рабов, Роде-ра. Мы причалили, чтобы пополнить припасы, и все.

— Хорошо. Возможно, я смогу тебе как-нибудь посодействовать в приобретении нужных вещей. Ты же знаешь, на рынках сейчас не хватает товаров.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи и не хочу от тебя никаких услуг, Диего, однако… спасибо за любезное предложение.

— Слово «любезное» здесь неуместно, мой друг, — блеснув черными глазами, заметил Диего. — Речь идет о сделке. Я хочу купить у тебя одну ценную вещь.

— Нет, Диего, никаких сделок с «Дьяволом». Моя душа мне по-прежнему очень дорога.

Родера рассмеялся:

— Речь не о твоей душе и даже не о твоей голове. Я ее получу, можешь не сомневаться, но не сегодня. Сейчас я имею в виду более симпатичную головку, чем твоя… более привлекательную. В придачу с телом, чудным телом, достойным ангельского личика. Я бы, конечно, хотел получить более наглядное представление об этом предмете, прежде чем начать торг, — спокойно продолжал испанец, словно не замечая растущей ярости Кросса.

— Я не торгую людьми, Диего, — процедил Майлз, едва сдерживаясь.

— Ах да. Я слышал, Золотой Орел держит у себя в доме только свободных черных…

— Традиция моих родителей — обычай, достойный всяческого одобрения.

— Ну что ж, я придерживаюсь противоположного мнения, — пожав плечами, заметил Диего. — Вернемся к моему предложению. Великий принц, сын султана Адена, требует белокурую красавицу. Твоя гостья ему нравится.

— Твой принц собрался сюда, на Тенерифе? — с легким удивлением спросил Майлз.

— Совершенно верно. Его папаша собирается купить довольно много рабов. Все суда, что ты видел в порту, прибыли сюда с товаром для моего аукциона или, наоборот, с целью прикупить кое-что с последующей продажей на своих рынках, но главный заказчик здесь принц. Его-то мы и ждем с большим нетерпением.

— А как насчет риска потерять товар заодно с головой?

Диего прищурился, принимая оборонительную позицию.

— Нет, это исключено.

Майлз рассмеялся с явным наслаждением. Он таки заставил испанца проговориться.

— Брось, Диего, не делай из меня дурака. О несносном характере султана ходят легенды, боюсь, и его сын далеко не ушел от отца. Я даже слышал, что он превзошел предка в упрямстве. Боюсь, ему не понравится, когда он поймет, что его надули. Скажи, сколько тебе принц заплатил за светловолосую красавицу, которую ты посулил ему, да так и не смог раздобыть?

— Немало, — признался Диего, — но кто сказал, что я не смогу доставить девушку покупателю?

— Я говорю, — с нажимом в голосе произнес Майлз. — Если только ты надеешься выловить ее в море. Не хочется тебя огорчать, но, видно, придется тебе встречать принца с пустыми руками.

— Пока ты не появился, — глядя прямо в глаза Кроссу, медленно проговорил Родера, — я думал так же, но теперь мне больше не о чем беспокоиться. Я заплачу любые деньги за эту женщину.

— А потом сдерешь с принца вдвое больше.

— Бизнес есть бизнес, — развел руками испанец. — Но, как я сказал, мне нужно сперва осмотреть товар. Если она леди, цена будет выше, конечно, а если она к тому же девственница… — Диего замолчал, приглядываясь к Майлзу, лицо которого словно окаменело. — Нет, думаю, что на это не стоит рассчитывать. Такой лакомый кусочек не мог миновать твоей постели. Но ты, конечно, не делился ею со своей командой, так что она не очень попорчена, не так ли?

Майлз с трудом сдерживал ярость.

— Эта женщина не продается.

— Я тебе хорошо заплачу. К чему упорствовать? Она всего лишь шлюха…

— Она не шлюха! — взорвался Майлз.

Диего взглянул на Кросса и впервые за все время пребывания в гостях у своего заклятого врага испугался за свою жизнь.

— Она не шлюха, и она не продается ни за какие деньги, — хриплым шепотом выдавил Майлз.

Диего встал и подошел к Майлзу вплотную.

— Ты совершаешь ошибку, мой друг. Я предлагаю тебе золото…

— Пошел вон!

— Я предлагаю тебе золото, — повторил Диего, — плюс даю тебе возможность без проблем покинуть порт и гарантирую ненападение во время дальнейшего следования. Послушай, безопасность людей и груза, да-да, того груза, под тяжестью которого так глубоко осел твой корабль, стоит какой-то девки.

— Меня не заинтересовало твое предложение, — без всякого выражения сказал Майлз, давая понять, что разговор окончен.

Однако Диего намека не понял. Наклонившись через стол, опираясь ладонями о столешницу, он сверлил Кросса взглядом.

— А зря, сударь, — сказал испанец. — Мой принц очень хочет иметь белокурую красавицу, и я сделаю все, чтобы он получил ее. Он не отступится, и я не отступлюсь. Последний раз предлагаю по-хорошему, назови цену девчонки.

— Довольно, Диего. Не начинай все сначала. И больше не приходи сюда.

— Нет, я приду. Но приду не один, — веселым тоном пообещал пират. — Мы встретимся очень скоро, и когда мы расстанемся, при мне будет и девчонка, и твоя голова. Ты сделал глупость. Ни одна женщина не стоит того, чтобы из-за нее рисковать жизнью. Прощай, Золотой Орел. Лети пока, скоро тебе пообщипают крылышки.

С этими словами испанец ушел, хлопнув дверью. Майлз в ярости смахнул со стола бумаги.

Ситуация оказалась куда серьезнее, чем представлялась на первый взгляд.

Но он защитит свою возлюбленную. Никакие силы ни ада, ни рая не отнимут у него его Александру.

Глава 14

Майлз шел по кривым грязным улочкам Санта-Круса, продираясь сквозь толпы пьяных матросов и шлюх. Маленький городок напоминал бедлам. Добропорядочные горожане, спасаясь от нашествия разгульных пиратов, запирались в своих домах, наглухо закрывая ставни. Уж лучше потерять прибыль, отказавшись от торговли, чем потерять жизнь. То тут, то там, завязывались потасовки. Грозные окрики сопровождались звоном клинков. Смертельный поединок могло спровоцировать нечаянно брошенное, показавшееся кому-то обидным слово, но чаще всего бились из-за женщин. Местных проституток не хватало на всех.

Майлзу удалось купить несколько платьев, ткани, кружев и шитья великолепного качества.

Он надеялся, что Александра любит и умеет шить. Это занятие помогло бы ей справиться со скукой, а в Чарлстоне он закажет для нее наряды у лучших портных города. Деньги не имели значения, Майлз Кросс готов был отдать сколько угодно за то, чтобы его женщина была одета как королева.

— Капитан! Капитан Кросс!

Блаженная улыбка, вызванная мыслями об Алекс, сползла с лица Кросса, когда он, оглянувшись, увидел бегущего следом Оги. Шотландец явно был чем-то встревежен.

— Что такое? Что случилось?

— Давайте быстрее возвращайтесь, капитан, что-то случилось на корабле.

— Но что? Объясни толком.

— Я и сам не знаю. Курт разыскал меня в городе и сказал, будто что-то неладно с мисс Уайком. Я отправил парня на корабль, а сам пошел искать вас.

— Черт! Держи все это барахло и иди как можно быстрее.

Майлз несся к порту, все сметая на своем пути. На корабль он влетел вихрем. Все было тихо, и Кросс несколько растерянно позвал Марко.

— Я здесь, сэр! — откликнулся рулевой, показавшись из люка.

— Что происходит?

— Ну… Не хотелось бы говорить здесь…

Майлз поспешил к Марко, и они вместе направились вниз, к каютам, — Майлз впереди, Марко чуть позади.

— Теперь-то ты можешь объяснить, что случилось?

— Да что-то с мисс Уайком. Где-то с час назад она потребовала вас к себе, а когда Курт сказал ей, что вы сошли на берег, она оттолкнула его и помчалась на палубу. Мы ее, конечно, поймали, но добровольно идти вниз она отказалась. Пришлось… Ну, пришлось ее затащить в каюту силой. Это было нелегко, капитан. Она пиналась, и царапалась, и вопила во все горло.

Майлз остановился на полпути, удивленно взглянув на своего рулевого.

— Сэр, мы ее не хотели обидеть… Мы все слишком уважаем мисс Уайком, чтобы позволить себе лишнего… Да только пришлось ее связать. Она била в дверь так, что мы думали, она проломит ее, и еще, — Марко тряхнул головой, словно и сам не вполне понимал, что происходит, — еще… несколько дней пребывания на корабле здорово повлияли на нее. Она выучила столько новых слов и выражений… Честно говоря, такого количества бранных слов я и сам не знаю. Леди весьма расстроена, капитан.

— Мягко говоря — расстроена, — уточнил капитан и едва не улыбнулся, представив смятение своих бравых матросов, вынужденных сражаться с деревенской тихой девушкой, ни с того ни с сего превратившейся в фурию.

— Все в порядке, капитан? — спросил подоспевший Оги.

— Еще не знаю, только собираюсь выяснить. Мисс Уайком чем-то расстроена, только чем — убейте меня, не знаю. Марко, — встрепенувшись, спросил Кросс, — ты не знаешь, мог к ней пройти кто-нибудь, кто мог бы ее расстроить, доктор Копели, например?

— Нет, сэр. Курт принес ей ленч, но она с ним не разговаривала. Он говорит, что девушка, судя по глазам, плакала.

— Плакала, говоришь? А ну-ка, Оги, давай сюда пакеты. Кстати, все ли закуплено?

— В основном да. Но, капитан, нам будет нелегко. Многого нет в продаже.

— Придется довольствоваться тем, что есть. Оги, я закупил товар у Батиста: ткань, кружево, все такое. Теперь это нужно погрузить на корабль. Возьми несколько человек. Как только закончите, мы отчаливаем. Диего не рассчитывает, что мы покинем порт сегодня, так что пойдем на маленькую хитрость. Марко, постарайтесь все приготовления к отплытию делать незаметно, чтобы наш уход стал для Диего неожиданностью. В противном случае он перекроет нам выход из порта.

— Да, сэр. Понятно.

Майлз отпустил матросов, а сам пошел к каютам, раздумывая над тем, чем мог быть вызван столь неожиданный всплеск у его дамы сердца. Алекс совсем не походила на тех женщин, с кем Майлзу до сих пор приходилось иметь дело, и этот факт внушал ему серьезные опасения относительно того, помогут ли новые наряды усмирить ее гнев, или все будет наоборот.

Александра решила, что вот-вот сойдет с ума. Она так долго ходила по каюте взад-вперед, угрюмо глядя в пол, что успела изучить каждую трещину на досках.

Ее негодованию не было предела. Уже вечер, а Кросс так и не соизволил к ней зайти объясниться.

Вдруг Алекс услышала голоса и среди них голос Майлза. Несмотря на то что мужчины старались говорить тихо, Алекс сразу догадалась, что речь шла о ней, о том переполохе, который она устроила в отсутствие капитана. На этот раз он уж никак не пройдет мимо ее двери. Собрав остатки гордости, Алекс расправила плечи. Сердце ее колотилось как бешеное, наполовину от ужаса, наполовину от страха показать собственную слабость.

В замке повернулся ключ, и Алекс невольно отступила назад, за маленький столик, который она использовала как туалетный. Дверь отворилась, и девушка, движимая внезапным импульсом, схватила со стола щетку с пукоятью из слоновой кости и запустила ею в вошедшего. Майлз, застигнутый врасплох, едва успел увернуться.

— Эй, женщина, с чего это вдруг ты превратилась в базарную торговку? — прорычал Майлз, заходя в каюту. — У нас и так по горло проблем! Не хватает еще, чтобы ты тут устраивала дебош, переворачивая вверх дном корабль!

— Будь проклят твой корабль и твоя команда! — завизжала Алекс.

После всего у него еще хватает наглости требовать от нее идеального послушания!

— Какой черт в тебя вселился?

— Ты еще спрашиваешь? Господи, ты действительно думал, что я буду сидеть спокойно и ждать своей участи, пока ты строишь грязные штаны относительно моего будущего?

— Какие еще планы?

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!

— Александра, ты о прошлой ночи?

— Не смей даже заикаться об этом! — хрипло прошептала она, так, будто с трудом выдавливала из себя слова. — Хотела бы я навсегда забыть ее как дурной сон.

Майлз весь сжался, как от пощечины. Вот, оказывается, как она оценивает то, что было между ними. Стараясь не выдать боли, он весь ушел в себя, с холодным любопытством глядя на женщину, которая, как он верил совсем недавно, испытывала к нему нежные чувства.

— Что ж, мне жаль, что ты так восприняла случившееся.

— Ты, самодовольная свинья! Ты вообще не знаешь, что такое раскаяние! Ты взял, что хотел, а остатки вышвырнул, даже не задумываясь о том, какую боль ты причиняешь…

— Итак, я сделал тебе больно?

— Да ты соблазнил меня, черт побери! И я позволила…

Алекс душили рыдания. Майлз сделал шаг к ней, но она отшвырнула его руку.

— Нет, не приближайся! Господи, я даже не знала, что можно ненавидеть так, как я ненавижу тебя!

— В самом деле? — спросил Майлз таким ледяным тоном, что Алекс пробрал озноб. — Но прошлой ночью мы, кажется, испытывали друг к другу отнюдь не ненависть.

— То, что было между нами прошлой ночью, называется развратом.

— Невысокое, однако, у вас мнение о любви, дорогая.

— Зато у вас оно совсем особого свойства! Господи, где это видано, чтобы женщину укладывали ночью в постель «по любви», а на следующее утро продавали!

— Продавали? — нахмурившись переспросил Майлз. — О чем, черт побери, ты говоришь?

— Я слышала, утром тебе нанес визит твой друг…

— Какой еще друг?

— Испанец, который все пялился на меня. Тот самый, что, по твоим же словам, предлагал за меня хорошую цену. Так вы уже успели условиться, или ты решил не торговаться, отдать, за сколько берут?

— Так ты думаешь…

Только сейчас Майлз понял, в чем причина гнева его возлюбленной и, откинув голову, захохотал, бросив покупки на кровать.

— Господи, да я изо всех сил старался упрятать тебя подальше от Диего, а ты решила, будто я тебя собрался продавать!

— А что еще я должна была думать? В твоем поступке была бы логика. Будучи запертой в каком-то испанском гареме, я бы более не представляла угрозу твоим близким, не так ли? Вот решение всех твоих проблем!

Майлз покачал головой, не веря своим ушам.

— Моя дорогая Александра, во-первых, в Испании не принято держать гаремы. Мой старый враг Диего Родера хотел перепродать тебя весьма влиятельному арабскому принцу Ари-паше. А что касается сведений, которые ты держишь в своей чудесной, но несколько бестолковой головке, я поверил тебе прошлой ночью, когда ты сказала, что никому ничего не будешь рассказывать. Может, зря?

Алекс уже ничего не понимала.

— Я не намерена рассказывать о том, что знаю.

— Тогда зачем мне от тебя избавляться?

До сих пор в поступках Майлза Алекс не прослеживала никакой логики, зачем искать ее сейчас…

Алекс готова была заплакать. Весь день прошел в ужасных переживаниях, и теперь она просто не знала, что думать, во что верить.

Вздохнув, Майлз подошел к Александре. Она хотела увернуться, но в тесной каюте особенно не развернешься. Майлз обнял ее, ласково погладил по плечу.

— Я заслужил твое недоверие, Александра. Сегодня утром я разозлился на тебя только потому, что испугался. Но я и представить не мог, что ты воспримешь мои слова так буквально. Посмотри на меня, — тихо приказал он, приподнимая ее лицо так, чтобы можно было увидеть ее глаза. — Никогда в жизни я не продал ни одного человеческого существа и никогда не опущусь до такой низости. Может, тебе и не хочется об этом говорить, но я все равно скажу: прошлая ночь была для меня особенной. Когда я проснулся и вспомнил, как грубо обошелся с тобой, мне стало жутко. Я стыжусь того, что делал и того, что говорил. Ты редкой красоты и души человек, Александра, и я не хочу отпускать тебя так легко.

Алекс судорожно вздохнула. Она искренне хотела верить ему, но штормовые облака, сгустившиеся за день, непросто было разогнать. Нежных слов и ласкового прикосновения оказалось мало.

— Если вы не собирались продавать меня, тогда зачем мы здесь?

Судя по всему, она готова была выслушать вразумительные объяснения и принять их.

— Я зашел на Тенерифе только для того, чтобы пополнить припасы, которые нам понадобятся для долгого путешествия в Чарлстон, но с некоторых пор меня преследуют неудачи, и этот случай не исключение. Здесь оказался Диего Родера — известный пират и торговец белыми рабами. Мне крупно не повезло еще и в том, что я попал на остров как раз в тот момент, когда готовится большой аукцион. Увидев корабль Диего, я понял, что тебе грозит опасность, и послал Курта предупредить тебя.

— Почему ты решил, что мне грозит беда?

— Моя дорогая, у Диего глаз наметан на красивых женщин, а такое сокровище, как ты, для него весьма лакомый кусочек, от которого трудно отказаться.

— Ты преувеличиваешь.

— Я? Сама посуди. Едва Диего увидел тебя, он тут же решил, что купит тебя за любые деньги.

На этот раз, когда Майлз положил Алекс руки на плечи, она не стала отстраняться.

— Я был зол сегодня, — проникновенно сказал Кросс, серьезно глядя ей в глаза, — но не на тебя, а на себя за то, что втянул тебя в беду, и, честно говоря, меня взбесили скабрезности, которые отпускал в твой адрес Диего. Не мог я спокойно слушать, как женщину, которую я… которая мне нравится, называли шлюхой.

Бранное слово острой болью отозвалось в сердце Алекс. Всего пару дней назад она сама же поклялась, что не допустит того, чтобы ее превратили в падшую женщину, но сейчас она, впервые трезво оценив ситуацию, вынуждена была признать, что Диего подобрал для нее то слово, которого она заслуживает.

— Господи, — простонала Алекс, закрыв лицо ладонями. Майлз понял ее боль, ее стыд и, нежно, но решительно взяв ее руки в свои, опустил их вниз.

— То, что думает Диего, не имеет никакого значения, — сказал Майлз, заглядывая Алекс в глаза, но она, казалось, не слышала его.

— Так он для этого заходил? — с горькой усмешкой спросила Алекс. — Чтобы заполучить твою шлюху?

— Черт, Александра! — выругался Майлз и, резко отвернувшись от девушки, сердито заходил по каюте. — Ты не шлюха! Или ты себя таковой считаешь?!

— Не важно, что считаю я. В глазах всех я не более чем…

Алекс готова была снова заплакать. До сих пор ей не приходило в голову задуматься о последствиях… Ночью она пошла на поводу у страсти, а наутро проснулась падшей женщиной.

Майлз видел, что с Алекс творится неладное. Он быстро подошел к ней и, взяв за плечи, заговорил горячо и убедительно:

— Нет, любовь моя, в глазах всех ты остаешься красивой, душевной женщиной, и никто, слышишь, никто не посмеет оскорбить тебя, в противном случае ему придется иметь дело со мной!

— И ты готов восстать против всего мира, — саркастически усмехнулась Алекс и, решительно стряхнув с плеч его руки, добавила: — Как это похоже на тебя! Смотрите, что за галантный кавалер! У меня есть для вас новость, сэр. Знаете ли, в нашем обществе, среди простых людей, не в пример вам, благородным, считается весьма предосудительным для девушки позволить обольстить себя знатному господину. Может, вы сделаете нам обоим одолжение, если продадите-таки меня мистеру Родере?

— Ты говоришь как последняя дура, — прошипел Майлз, не понимая причины ее упрямого нежелания посмотреть на вещи с менее мрачной стороны. — Никто, — прошептал он, хватая ее за руку, — ни один мужчина никогда не узнает того счастья, что я испытал в твоих объятиях, Алекс. Я никому тебя не отдам! Ты моя. Моя! И да поможет Бог тому, кто попытается тебя у меня отнять!

Майлз притянул ее к себе, целуя с той же страстью, с которой произносил свой последний монолог. Алекс в первый момент захотелось оттолкнуть его от себя. То удовольствие, которое обещали его объятия, было постыдным, грешным. Но рядом с ним она чувствовала себя так уютно, так хорошо. Весь день она провела в аду, думая, что ее жестоко предали, но нежность его поцелуя уносила прочь боль. В его поцелуях было столько сладостного томления, что Алекс не смогла лишить себя предложенного счастья. Руки ее сами взметнулись ему на плечи и сомкнулись на затылке.

Алекс выдала себя, свою страсть и желание и разожгла ответное желание в мужчине. Весь мир с его проблемами и обидами отступил, сейчас оба жили только чувствами и ощущениями. Алекс не могла отказать себе в удовольствии погладить его по спине, ощутить крепкое тело. Майлз застонал от наслаждения. Его поцелуй почти обжигал Алекс, а между тем пальцы ее, обретшие новую, независимую от самой Александры жизнь, уже перебирали его густые волнистые волосы, цветом своим напоминавшие ей львиную гриву.

Он ощущал ласковое тепло ее тела даже сквозь грубую ткань одежды. С новой силой нахлынули воспоминания, заставив его заново пережить испытанные ночью чувства. Он нестерпимо желал повторения.

Алекс застонала то ли от стыда, то ли от наслаждения, когда он накрыл ладонью ее грудь. Ноги подкашивались, горячая волна, поднимающаяся откуда-то изнутри, грозила растворить ее в себе.

Чувствуя, что Алекс пытается бороться с разраставшейся страстью, Майлз отстранился. Она права. Еще не время для любовных игр. Сейчас надо было действовать: Диего Родера представлял серьезную опасность, и не кто иной, как капитан корабля, должен был отвести угрозу. У них впереди достаточно времени.

— Моя сладкая, моя чудная Александра, — ласково прошептал Майлз, целуя ее мокрые щеки, — ты наполнила жизнью мое сердце, ты заполнила собою пустоту и согрела мою душу.

Алекс прижала голову к его груди, слушая его сердце, бьющееся так же сильно, как и ее собственное. Она боялась сойти с ума от противоречивых чувств. Утром она любила Кросса. Сейчас же к этому всепоглощающему чувству примешался привкус потери. Да, она желала Майлза так сильно, как только может желать женщина, но все же чего-то не хватало.

Доверия. Невосполнимая утрата, думала Алекс, в то время как Майлз гладил ее по волосам. Исчезла цельность чувства, безраздельная вера. Только теперь она поняла, насколько глупо поступила, позволив себе полюбить красавца лорда.

— Александра?

Алекс подняла голову и встретилась глазами с человеком, который с недавних пор завладел ее чувствами и, страшно сказать, ее душой.

Майлз нахмурился, увидев смятение в ее синем взгляде.

— Ты мне не веришь? — спросил он, скептически прищурившись. — Все ясно, ты все еще думаешь, будто я собираюсь тебя продать.

— Нет, — тихо ответила Алекс, покачав головой.

— Тогда почему ты так печальна? Я обещал, что не подпущу к тебе Диего! Я втянул тебя в эту историю, мне и выпутываться!

— А что потом?

Вопрос застал Майлза врасплох.

— Потом мы отправимся в Чарлстон, — сообщил он, не вполне понимая, куда она клонит.

— А потом? — не унималась Алекс. — Что потом? Что будет с милой, но более не невинной Александрой? Надлежит ли ей остаться в Америке, чтобы всегда быть к услугам мужчин типа Диего Родеры, или отправиться в родной город, чтобы доживать свои дни, довольствуясь лишь воспоминаниями о том, как согрела как-то невзначай чье-то одинокое сердце?

Майлз помрачнел.

— Я же сказал, Александра, что не отдам тебя никому.

— А моего мнения никто уже и не спрашивает?

Алекс отступила назад, словно желая возвести между ними барьер.

— Господи, — страстно проговорила она, — ты уже говоришь обо мне так, будто я твоя собственность, твоя вещь. Кто, скажи, дал тебе право распоряжаться мной? Смею напомнить, сэр, я не ваше имущество, я — женщина, существо из плоти и крови, к тому же наделенное способностью чувствовать… Способностью испытывать страх.

— Ты меня боишься? — тихо спросил Майлз.

— Да, — еле слышным шепотом выдавила из себя Алекс.

— Зачем тебе меня бояться?

Алекс очень хотелось выговориться. Но как могла она сказать ему, что на самом деле она боялась не его, а своего чувства к нему. Боялась любить его. Сегодня она получила жестокий урок. Нельзя с безграничной легкостью отдаваться чувствам. Опасно и глупо. Ни разу Майлз не сказал ей, что любит. Он желал ее, это верно, но желание эфемерно. Есть — и тут же улетучилось, оставив после себя пустоту. Любовь — нечто другое, более прочное. Любовь крепко связывает людей. Но и любовь создает связи не настолько прочные, чтобы их нельзя было разрушить. Неверное слово — и все разбилось, словно чашка из тонкого фарфора. То, что выстрадала сегодня Алекс, заставило ее задуматься над необходимостью облечу свое сердце в кокон. Иначе сердце не выдержит.

— Ты не ответила мне, — хрипло проговорил Майлз.

Его разозлило ее молчание и упорное нежелание пойти ему навстречу. Он ведь уже говорил ей не раз, что хочет ее, а ей, кажется, все равно. Если она уже поняла, что он не намерен продавать ее, то что еще стоит между ними?

— Я не знаю ответа, Майлз. Я знаю только, что прошлая ночь была ужасной ошибкой.

На этот раз пришла его очередь испытать боль. Значит, то, что для него было праздником, пиром чувств, для нее — всего лишь досадная ошибка. Не желая принимать удар, Майлз обратил боль в ярость.

— Возможно, ты права, — холодно бросил он. — В конце концов, я был пьян. Очевидно, алкоголь сыграл злую шутку с моим рассудком, и я раздул из мухи слона. В следующий раз я постараюсь не интерпретировать животную похоть как что-то напоминающее нежные чувства. А теперь, прошу простить, меня ждут дела.

Майлз круто повернулся и пошел прочь. Громко хлопнув дверью, он ушел, так ни разу и не оглянувшись. Алекс не хотела ни обидеть его, ни настроить против себя. Его новая вспышка ярости явилась для нее полной неожиданностью. Без сил она опустилась на кровать.

Медленно опускались сумерки, а Алекс все сидела на кровати, пытаясь найти ответ на вопрос, можно ли любить такого человека, как Майлз Кросс, и при этом избежать страдания.

Ответ напрашивался сам собой: нельзя. Или надо любить и страдать, или навек закрыть для него свое сердце.

Майлз влетел на палубу, как штормовая туча. От него так и веяло холодом. Жестокие слова Александры жгли сердце. Как она могла назвать ошибкой ночь, которая внесла мир в его душу? Проклиная Александру за то, что она отняла у него вновь обретенное счастье, он проклинал и себя за то, что попался в расставленные ею сети. Та, что так легко отдает себя, а потом так же легко уходит, достойна презрения, а не любви.

Любви? Майлз чуть не оступился, поднимаясь на ют, пораженный собственными мыслями. Неужели он любил Александру? Да нет, ерунда! Она была всего лишь одной из женщин. Женщин — сильно сказано, скорее запутавшимся ребенком. Конечно, он не любит ее. Смешно даже думать об этом!

Оги стоял у борта; заметив капитана, жестом позвал его.

— Вот он, сэр. — Старый матрос указал на огромную каракку[3], вставшую на якорь в более глубоких водах на выходе из бухты. — Прибыл несколько минут назад. Должно быть, это явился араб, о котором говорил Родера.

— Точно, — кивнул Майлз. — Арабский принц во всем своем великолепии. А как насчет Диего?

— Не успела каракка встать на якорь, как Диего поспешил к нему с визитом, на том самом троне, как утром, помните?

— Нам самое время отчаливать. Давай, Оги, командуй, а я встану за штурвал.

Шотландец поспешил к корме и, перегнувшись через борт, дал матросам долгожданный сигнал. Не прошло и минуты, как концы были отданы, сходной трап втянут на борт, и дюжина мужчин прыгнули в шлюпку и, быстро и слаженно работая веслами, потащили корабль силой своих мощных мускулов. «Неистовый», подхваченный волной, легко и изящно отплыл от причала.

Майлз вел корабль, направляя его в узкий пролив — выход из бухты, по которому сновали похожие на призраки из-за надвигающихся сумерек суда. Вывести корабль из бухты оказалось намного сложнее, чем войти в нее, но, едва течение захватило корабль и Майлз приказал поднимать паруса, баркентина набрала скорость и помчалась по синей глади. За ней на натянутом канате летела шлюпка — будто хвост гигантского воздушного змея. Матросы из шлюпки по сброшенным веревочным лестницам поднялись на корабль. Майлз широко улыбнулся Марко, так славно организовавшему работу. Все шло как нельзя лучше.

Диего и его люди наверняка оказались сбиты с толку неожиданным маневром. Даже если бы они захотели догнать «Неистовый», им бы все равно не удалось: слишком много времени пришлось бы потерять на подготовку к отбытию.

Как только баркентина вышла в открытое море, Майлз передал штурвал Марко, а сам пошел к правому борту. Глядя в подзорную трубу на каракку, капитан наслаждался приятным зрелищем. Выскочивший на палубу Диего, вцепившись в борт, смотрел вслед удалявшемуся «Неистовому». Майлз рассмеялся и помахал врагу, словно тот мог его видеть. Итак, Александра спасена. Теперь Диего их не догнать.

Впервые за долгие годы знакомства с надменным и хитрым испанцем Майлз недооценил своего врага. И эта ошибка дорого ему стоила.

Глава 15

Диего действительно провожал корабль Кросса с напряженным вниманием, при этом быстро прикидывая в уме план дальнейших действий. Но если бы Майлз умел читать мысли, он бы наверняка поразился тому, что испанец вовсе не был удивлен «мудрым» маневром своего противника. Более того, Родера ничуть не расстроился, так как просчитал все заранее. Честно говоря, он даже рассчитывал на то, что Майлз поступит именно так, и не ошибся в своих расчетах. Здесь, вблизи Тенерифе, испанец не рискнул бы напасть, зная, что у Кросса найдется немало союзников. Родера мечтал о встрече с Золотым Орлом наедине, и Майлз любезно предоставлял ему такую возможность. В течение всего дня люди Диего доносили ему обо всех действиях команды «Неистового». Испанец был в курсе того, в какой спешке делались закупки провианта, и, поскольку Майлз недвусмысленно дал Диего понять, что не хочет ни за какие коврижки избавляться от своей прекрасной сеньориты, он понял, что Кросс попытается покинуть город с вечерним приливом. Кроме того, испанец с точностью до мелочей знал о том, какие именно продукты и товары были погружены на борт хилого суденышка. Впрочем, для этого не надо было обладать особой прозорливостью: у бедняги Кросса не было времени даже на то, чтобы должным образом их припрятать. Все говорило в пользу того, что Кросс не станет ждать утра, чтобы покинуть остров. Так оно и вышло, к вящему удовольствию Диего Родеры.

Капитаном корабля, на котором прибыл Ари-паша, был человек, многим Диего обязанный. Диего понимал, что неповоротливый галеас ни за что не догонит юркую баркентину, но каракка — дело другое. Для «Ястреба», достаточно легкого и стремительного, эта задача вполне была по силам. Оставалось осуществить последний этап быстро составленного, но беспроигрышного плана, и «золотая птичка» окажется в клетке.

Быстренько сменив довольную улыбку на выражение праведного гнева, Диего подошел к двери, ведущей в покои принца. У входа его встретили два здоровенных темнокожих араба. В сопровождении молчаливых стражников Диего подошел к трону, на котором восседал принц.

— Все в порядке? — на четком английском спросил невысокий и тонкий, как лезвие кинжала, принц. — Вы покинули нас с такой поспешностью, что я начал беспокоиться, не случилось ли какой неприятности.

Диего учтиво поклонился и скосил глаза — он знал, что так принято общаться с высокопоставленными восточными особами, если хочешь остаться цел и невредим.

— Да, господин. Я принес плохие новости, ужасные, честно сказать. Я пришел сообщить, что золотоволосая красавица, которая предназначалась для услады его величества…

— Где она? — потеряв терпение, вскочил принц. — Немедленно веди ее сюда.

— Увы, ваше величество, это невозможно.

— Ты отказываешь принцу Семи Городов в том, что ему принадлежит по праву? — заверещал араб. — Я прибыл сюда, на эту Богом забытую землю, для того, чтобы пополнить сокровищницу гарема моего отца. Ты обещал доставить мне тысячу красавиц, из которых я мог бы выбрать лучшую. Для этого ты должен был устроить… то, что у вас называется аукцион. Да, аукцион! И я согласен ждать начала этого ритуала. Но золотоволосая женщина — она не для аукциона! Мы говорили один на один, и мой отец ничего не должен был знать о нашем уговоре. Золотоволосая для меня, для меня! Для того, чтобы я однажды смог заменить на троне моего отца. Ты знаешь, о чем говорит предсказание! Ты обещал мне привезти золотоволосую девушку с севера, как сказано в предании. Я уже щедро заплатил тебе вперед за невесту, и, если она мне подойдет, заплачу еще, но ты должен привести ее ко мне немедленно, ибо я не могу больше ждать!

Диего опустился на колени, готовясь принять на себя гнев паши, который, впрочем, не должен продлиться долго.

— Твоя женщина, о господин, приведет тебя в восторг. Восхитительная белокурая красавица, дочь короля северной страны, я приготовил для нее лучшую каюту на моем корабле, в которой она ждала высокой чести быть представленной его величеству Ари-паше…

— Не желаю я больше слышать мерзкий язык, которому учили меня эти неверные священники и мой отец… Но я все же прекрасно понимаю этот птичий язык. Понимаю настолько, что от меня не ускользнуло главное и самое существенное. И то, что я понял, вселяет в меня недовольство. Ты сказал, что у тебя есть белокурое божество, теперь ты говоришь так, будто его у тебя нет. Говори прямо, не то я велю отрезать тебе язык и на твоих глазах скормлю его собакам.

— Твою женщину, о достойнейший из достойных, украли. Увезли из города каких-нибудь несколько минут назад. И увез англичанин, неверный, вырвав ее из рук моих людей. Вот та печальная новость, с которой я шел к тебе, и пусть уши мои отвалятся, если я когда-нибудь узнавал нечто более грустное!

— Украдена?! — взревел араб. — Ты же знаешь наш закон: человек, укравший женщину, принадлежащую другому, должен поплатиться жизнью за свое преступление!

— Мне известен этот закон, о владыка, — спрятав улыбку, пробормотал Диего.

Все удивительно хорошо складывалось: даже арабские обычаи, и те служили его личным целям.

— Тогда почему ты оставил этого неверного пса, который украл невесту Ари-паши, живым?

— Если ты разрешишь, о наимудрейший, поступить с ним так, как он заслуживает, этот пес долго не проживет. Хотя из-за этого и придется задержать аукцион, ради которого ты проделал столь долгий путь…

— Мне наплевать на аукцион! — заорал араб. — Найди мою золотоволосую красавицу! Я приказываю!

— Да будет исполнена воля принца Семи Городов. Я помчусь за ним и доставлю тебе золотоволосую красавицу.

— Так скорее! Скорее! И не забудь привести ко мне и человека, осмелившегося украсть мою невесту. Я желаю, чтобы он принял смертную кару из моих рук и умер как собака у моих ног!

— Все, что пожелает благородный принц.

Диего сложил руки на груди и покорно опустил голову, чтобы случайно не выдать своей радости. Пятясь с полуопущенной головой, он удалился.

— Итак, представление удалось, — прошептал Диего, садясь в лодку.

Какой же план лучше? Люди верны своим привычкам, так что Майлз скорее всего повернет на север, желая сбить своего врага со следа, а затем по логике вещей ему придется взять курс на запад, чтобы пополнить запасы воды на одном из необитаемых островов. Для этого отлично подойдет Пальма. Таким образом, Майлз собирается сделать крюк. Если плыть напрямую, можно добраться до острова раньше благородного Золотого Орла. Высадившись с южной стороны острова, надо будет просто ждать, пока Майлз попадется в приготовленную ловушку, а с ним и его «золотая птичка». Диего не сомневался в успехе. Действуя согласно задуманному плану, он убивал сразу двух зайцев: передавал в руки Ари-паши ту, которой, без сомнения, будет доволен сладострастный араб, а следовательно, получал солидное вознаграждение от щедрого принца и расправлялся с давним врагом, причем чужими руками.

Диего догадывался о том, какая казнь ждет ненавистного лорда, и уже предвкушал зрелище: приятно сидеть на месте почетного гостя и наблюдать, как Кросса будут резать на куски, медленно и неторопливо, с восточной жестокостью.

Глава 16

Майлз явно нервничал. Нетерпеливо трамбуя носком сапога прибрежный песок, он, прищурившись, смотрел в сторону корабля, ожидая, пока шлюпка подплывет к берегу. И те, кто был в лодке вместе с Оги, и те, кто поджидал своих товарищей на берегу, видели, что Майлз Кросс снова не в духе. Каждый старался держаться подальше от мрачного как туча капитана. Громадные бочки с водой ждали погрузки на борт «Неистового». Какое-то недоброе предчувствие заставляло Майлза торопить людей закончить погрузку.

После того как корабль, целый и невредимый, покинул Тенерифе, Майлз взял курс на север. Огибая длинную цепочку Канарских островов, они потеряли день пути, надеясь своим маневром сбить Диего со следа. Все шло гладко, может быть, слишком гладко, и, наверное, поэтому, Майлз испытывал беспокойство, смутное чувство опасности. Именно поэтому ему не терпелось поскорее покинуть гостеприимный берег.

Тем временем лодка причалила к берегу, и Майлз, стараясь не думать о плохом, стал руководить погрузкой очередной партии воды, которой требовалось немало для столь дальнего путешествия. Между тем подошла еще группа матросов, отправленная на поиски фруктов. Остров казался настоящим раем, на нем в изобилии росли апельсины и ананасы. Свежие фрукты — продукт скоропортящийся, но если они есть на борту, можно подольше держать в неприкосновенности припасы сушеных яблок и овощей.

— Все в порядке, капитан, — доложил Оги, выходя из лодки. — Впередсмотрящий доложил, что никаких судов в поле видимости не наблюдается.

— Хорошо, — рассеянно ответил Майлз.

— Мы наверняка оставили испанца далеко позади, капитан, — сказал Оги, заметив сомнения капитана. — Почему ты все еще волнуешься?

— Предчувствия, Оги. Просто предчувствия. Как их объяснишь…

Шотландец, словно тоже почуяв опасность, тревожно взглянул на море, заведомо зная, что увидит лишь синюю воду да баркентину, их баркентину, величаво покачивающуюся на волнах.

— Погрузка скоро закончится. А с ней и волнения.

— Не совсем так. Нам надо дождаться возвращения Спанг-лера и его команды. Я отправил их добыть немного дичи, если получится.

— Если здесь водится съедобная живность, они ее добудут. В любом случае они должны появиться до заката.

Майлз, прищурившись, поискал взглядом смотровую площадку — «воронье гнездо». Дозорный, в свою очередь, пристально вглядывался в синие просторы океана. Судя по всему, ничего подозрительного он не увидел, и Майлз опустил взгляд на палубу.

Александра все еще была там.

Вот уже не один час мисс Уайком с тоской смотрела на берег. Остров был совсем рядом: яркий изумруд на синевато-зеленом бархате океана.

Глядя на Александру, Майлз испытывал порой весьма противоречивые чувства, но на этот раз, кажется, здравый смысл восторжествовал, и он принял решение.

— Оги, скажи, матросы уже закончили набирать воду из озера?

— Да, капитан, бочки полны и только ждут отгрузки.

— Тогда возвращайся на корабль и скажи мисс Уайком, что ты отвезешь ее на берег, к озеру, где она сможет искупаться.

Оги повернулся к капитану и улыбнулся его догадливости.

— Уверен, что она оценит вашу доброту, капитан, — любезно сказал Оги и, понизив голос, добавил: — Но я знаю, что ей еще хотелось бы с вами поговорить. Вы избегаете ее общества с тех пор, как мы покинули Тенерифе, и она несколько раз о вас спрашивала.

Майлз насмешливо приподнял бровь, смерив шотландца взглядом.

— Доставь ее на берег и отведи к запруде. И никаких обещаний! Мне нет дела до того, что эта женщина желает мне сообщить.

— Прошу прощения, капитан, но…

— Оги… — с угрозой в голосе произнес Кросс, но шотландец вроде бы и не заметил намека.

— Черт, парень. Я думаю, вам надо поговорить. Могу поклясться, тебе эта девушка небезразлична! А что касается того, что там у вас произошло на Тенерифе…

— Не желаю выслушивать твои домыслы!

— Знаешь, тебе все же кое-чего не хватает, — без обиняков заявил Оги. — Может, хороший пинок между ног смог бы помочь?

Майлз аж задохнулся от такой наглости, но Оги продолжал как ни в чем не бывало:

— Послушай, парень. Ведь и я не без сердца. Я знаю, что вы повздорили, да только от грубых слов еще никто не умирал.

Майлз заскрипел зубами. Вообще-то он понимал, что Оги прав, но только расписываться в собственной вздорности не хотелось.

— Не суй свой нос в наши дела, Оги.

— Да я особенно и не лезу. Все, что я пытался сказать, так это что девочка хотела с тобой поговорить. Может, прощения попросить, не знаю… Ты бы мог по крайней мере ее выслушать.

— Проклятие! Повторяю, она не может сообщить мне ничего интересного!

— Бессовестный лжец! К тому же трус!

— Я трус?! — взревел Майлз, надвигаясь на Оги.

Шотландец поспешно отступил. Но не зря в его жилах текла кровь многих поколений храбрых воинов. Оги решил стоять до конца, чтобы в этом вопросе не осталось неясностей.

— Да, трус! Как еще назвать человека, который боится слушать собственное сердце! Я думаю, что ты любишь эту маленькую девочку, и лучшей пары ты себе не найдешь. И что самое важное — она тоже тебя любит. Хотя, — понизив голос, добавил Оги, — если ты не хочешь поступать с девушкой как положено и жениться на ней, то уж лучше тебе держаться от нее подальше, потому что я не хочу видеть, как она страдает. Но, парень, разве ты не понимаешь, почему она мучается? Ей-богу, ты дурак, если не понимаешь, какая прекрасная жена может из нее получиться.

— Ты закончил? — холодно спросил Майлз.

Он предпочел бы не слышать всего, что сказал шотландец, поскольку и сам понимал, что от него требуется принять решение, решение, к которому он был не готов.

— Да, я довольно сказал, — презрительно пробормотал Оги. — Ты или глух, или нарочно зажимаешь уши.

— Черт! — взорвался Майлз. — Итак, ты уже назвал меня глухим, трусливым, глупым вруном. У тебя есть что добавить к этим оскорблениям? Есть? Так давай выкладывай. Мы так приятно проводим время, копаясь в моем грязном белье. Это моя жизнь, Макарди, моя частная жизнь, в которую никто не имеет права вмешиваться!

— Тоже мне нашел где заниматься частной жизнью! На ко-. рабле! Да мы все друг у друга как на ладони! Скажи, как ты думаешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы узнать о том, что девочка провела ночь в твоей постели?

— Не твое это дело!

— Будет мое, если я так решу! Я держал язык за зубами до сих пор только потому, что думал, будто девочка тебе небезразлична.

— Я за нее несу ответственность!

— Тогда, черт возьми, и веди себя как мужчина!

— Довольно, Оги! Хватит! Отправляйся на корабль и забирай мисс Уайком, пока я не передумал!

— Я… ты… но… а, что толку!

Оги выругался сквозь зубы и поплелся к лодке, к матросам, молчаливо поджидавшим его.

Майлз окинул моряков мрачным взглядом. Матросы нервно переминались, и, едва Оги ступил в лодку, поспешили за ним, лишь бы быть подальше от капитана. Такое случилось впервые. Никто на их памяти, даже покойный Тер-нер, не смел так грубо разговаривать с капитаном. Макарди явно нарывался на неприятности. Однако в глубине души все они были согласны с ним. Прекрасно понимая, что Кросс порой был чертовски упрям, они все же очень хотели, чтобы слова Оги возымели действие. Каждому на корабле юная леди была симпатична, всем было ее жаль.

А Александра стояла на палубе и отчаянно хотела только одного — оказаться рядом с Кроссом.

Вот уже два дня Майлз бегал от нее как от чумы. Она любила Майлза, отрицать это было бы бессмысленно, и хотела, чтобы он знал об этом. Но ей еще предстояло объяснить ему, почему она считает ту ночь ошибкой. Возможно, думала она, зная природу ее страхов, Майлз поймет ее и перестанет ненавидеть. Быть может, они даже станут друзьями.

— Эй, девочка!

Обернувшись на зов, Алекс улыбнулась Оги, торопливо шедшему к ней с противоположного конца палубы. Улыбка получилась жалкой.

— Вы поссорились с капитаном? — спросила Алекс, когда он подошел поближе.

— Ты видела?

— Я видела, как вы наступали друг на друга и размахивали руками. Вы не из-за меня дрались? — чуть дрогнувшим голосом тихо спросила она.

— Мы не дрались, но ссорились вообще-то из-за тебя, — помявшись, признался шотландец. — Я не выдержал и все ему сказал. И знаешь, нисколько об этом не жалею!

— Оги, спасибо, но мы сами уладим наши отношения.

— Да уж, — вздохнув, согласился Макарди. — Хочется верить.

— И мне тоже, Оги.

— Да, кстати, у меня для тебя приятные новости. Надеюсь, это поднимет тебе настроение. Капитан попросил меня взять тебя на берег. Там есть небольшое чудное озерцо — запруда. У одного берега мелкое, у другого — там, где матросы набирали воду — красивейший водопад. Теперь все оттуда ушли, и капитан разрешил тебе сойти на берег и искупаться, пока мы будем ждать Спанглера и его людей.

Алекс радостно пожала Оги руки. Неизвестно, что привело ее в больший восторг: возможность сойти на остров и поговорить с Майлзом или возможность искупаться.

— Это замечательно, спасибо тебе.

— Меня не за что благодарить, это идея капитана. А сейчас почему бы тебе не заскочить в каюту и не собрать вещи? Ты еще не закончила то платье?

— Нет, — покачала головой Алекс.

Еще до того как начался шторм, Оги отвел ее в трюм и показал ткани. Алекс выбрала ярко-синий шелк, как раз под цвет глаз. Во время шторма она шила.

— Но у меня есть готовые платья, которые купил капитан. На самом деле это не совсем то, что я выбрала бы для себя сама, но, честно говоря, надевать это, — Алекс, поморщившись, окинула взглядом свою потрепанную одежду, — на чистое тело совершенно не хочется.

— Тогда иди за платьем и всем остальным. Я провожу тебя на озеро.

Алекс не нужно было уговаривать. Мигом слетев вниз, она быстро собрала вещи.

Майлз в угрюмом молчании наблюдал за тем, как к берегу приближалась шлюпка, которая должна забрать последнюю партию питьевой воды. Матросы хорошо знали свое дело, ими не нужно было командовать, и, воспользовавшись этим, Майлз решил отойти как можно дальше от того места, куда вот-вот должна была ступить известная ему дама. Он старался забыть о том, что ему наговорил Оги, и заново отстроить пошатнувшийся барьер между ней и собой.

Обломки скал, острые и скользкие, дорожкой уходили в море, образуя своеобразный мыс. Майлз вскарабкался наверх и дошел до края скальной гряды. Оттуда, с высоты, лучше все видно. Вот Оги, спрыгнув на каменистый берег, помог выйти мисс Уайком. Водоем, к которому Макарди должен был отвести девушку, находился неподалеку. Майлз отвернулся, безуспешно пытаясь не думать об Александре.

Он устремил взор к открытому морю, не обращая внимания на соленые брызги, летящие в лицо. На душе было скверно. Как все запуталось: смерть Джудсона, Александра, угрозы Диего…

Чувство глубочайшего одиночества вновь накатилось на Майлза. Наверное, если бы он мог найти понимающего доброжелательного собеседника, ему бы стало легче, да только где такого найдешь… Александра ясно дала понять, что она ему не друг. «Значит, так тому и быть, — заключил Майлз, — буду жить как одинокий волк». И потом, имеет ли он право взваливать на хрупкие плечи Алекс тяготы и лишения войны?.. Ее лучше отправить на родину…

— Капитан!

Майлз обернулся. Александра стояла в нескольких метрах от него. На ней было все то же замызганное синее платье, в руках два бумажных свертка. Майлз видел, как она прижала к груди свою поклажу, и невольно усмехнулся. Казалось, она стремится, как щитом, закрыться свертками от его гневного взгляда.

— Что вы здесь делаете?! — раздраженно крикнул он. — Идите к запруде!

— Вы намеренно избегаете меня, — крикнула Алекс, стараясь перекричать шум моря.

— Я был занят.

— И сейчас тоже?

Вопрос оказался в точку, ибо Майлз едва ли смог бы объяснить свое присутствие на этом пустынном месте настоятельной необходимостью.

— Чего вы хотите?

— Поговорить.

— Полагаю, мы все успели обсудить в вашей каюте.

Налетевший ветер подхватил и унес последние слова Майлза, которые Алекс так и не расслышала. Поскольку разговаривать, перекрикивая шум ветра и волн, все равно не получалось, Алекс решила подойти к собеседнику поближе. Преодолевая страх, она, рискуя сорваться в море, пошла по камням.

Осознав, что ей придется держать равновесие, Алекс бросила свертки на траву. Чем дальше она шла, тем более скользкими становились камни.

Майлз не выдержал и крикнул:

— Какого дьявола тебе это нужно?

— Я собираюсь поговорить с тобой и не желаю кричать во всю глотку!

Судя по тому, как неуверенно ступала Алекс по мокрым камням, Майлз сделал очевидный вывод о том, что в детстве она не была сорванцом. Не играла, как он и его сестра Глинни, на океанском обрыве. Майлз не на шутку испугался. Девушка могла сорваться в любую минуту, и тогда он уже ничем не сможет ей помочь. Ему ничего не оставалось, как сдаться.

— Стой, где стоишь! Дальше идти опасно.

— Я сказала, что должна поговорить с тобой! — крикнула она в ответ, со страхом глядя себе под ноги.

Майлз, перепрыгивая с камня на камень, быстро сократил разделявшее их расстояние. Алекс, целиком сконцентрировавшись на том, чтобы не упасть, неожиданно увидев Майлза рядом с собой, инстинктивно отступила назад. В этом была ее ошибка. Нога соскользнула с мокрого камня — она потеряла равновесие. Еще мгновение, и она слетела бы вниз. Испуганный крик сорвался с ее губ — смерть уже дышала ей в лицо, но в этот миг, который Алекс показался вечностью, Майлз успел схватить ее на лету.

Алекс крепко прижалась к Майлзу, обхватив его шею руками, но объятие оказалось кратким; убедившись, что жизнь девушки вне опасности, он поспешил опустить ее на землю и убрал руки.

— Какого дьявола ты тут делаешь?

— Я уже объяснила, — задыхаясь, пробормотала Алекс. — Мне надо с тобой поговорить.

— И для тебя это так важно, что ты готова была жизнью рисковать? — сердито спросил он.

Алекс подняла глаза и спокойно, не отводя взгляда, как бы ни было ей больно видеть его отношение, выдохнула:

— Да.

Трогательное сочетание решимости и беззащитности могло растопить самое холодное сердце, и Майлз не остался равнодушен, но отступать от выработанной линии поведения не хотел. Эта женщина умела быть такой сердечной и искренней, но она также способна была ранить беспощадно. Раздраженный внезапным острым желанием обнять ее, Майлз выругался, а потом, легко подбросив девушку в воздух, понес ее к твердой земле. Однако продлевать удовольствия не стал: едва дождавшись, пока под ногами окажется почва, он отпустил ее?

— Итак, — без лишних предисловий начал он, — сейчас, когда мы вне опасности и нет причины кричать, выкладывай, что хотела, и иди своей дорогой.

Алекс облизнула пересохшие губы. Честно говоря, она чувствовала себя ничуть не увереннее, чем в тот вечер, когда Майлз выскочил, хлопнув дверью, из ее каюты. Она надеялась, что сможет подготовиться к разговору, но, кажется, переоценила свои возможности. А сейчас, под этим разгневанным взглядом, она вообще лишилась дара речи. Подготовленные слова вылетели у нее из головы, и единственное, что она смогла из себя выдавить, это неуверенное:

— Ты так зол на меня…

— Ты за этим пришла? — глумливо спросил Майлз. — Уверяю, ты зря беспокоилась.

— Я пришла затем, чтобы сказать, что я очень сожалею о том, что обидела тебя нечаянным словом. Я не хотела тебя оскорбить.

— Вы льстите себе, дорогая. Обидеться можно лишь на того, к кому что-то испытываешь. Я всего лишь немного раздражен. Меня злит, что вы отнимаете у меня время.

Больше ни добавить, ни прибавить. Очевидно, он поставил жирную точку в разговоре.

Слезы подступили к глазам Александры.

— Понимаю, — прошептала она. — Если вы сказали правду, тогда действительно говорить больше не о чем.

Алекс нагнулась, чтобы поднять свертки, затем вновь взглянула на Майлза, молясь лишь о том, чтобы не расплакаться у него на глазах.

— Спасибо за вещи, которые вы купили мне на Тенерифе. С вашей стороны это было очень любезно, но мне жаль, что вам пришлось потратить свое время на меня, пренебрегая более насущными делами. Больше я не стану вас беспокоить.

С этими словами Алекс сорвалась с места и побежала к песчаному плесу, где ждал ее Оги. Майлз видел, как Макарди попытался обнять ее, очевидно, стремясь успокоить девушку. Те слезы, что стояли в ее глазах во время разговора, сейчас уже, наверное, полились сплошным потоком. Но Алекс почему-то вела себя не так, как предполагал Майлз. Вместо того чтобы броситься Макарди на шею, чтобы высказать шотландцу все, что она думает о бессердечном капитане «Неистового», Александра мягко отстранилась и быстро пошла по тропинке в заросли, к маленькому озеру. Оги последовал за ней, но, перед тем как исчезнуть за завесой деревьев, оглянулся и посмотрел в сторону Майлза. Хотя Кросс и не мог видеть выражения лица своего первого помощника с такого расстояния, он знал, что шотландец смотрит на него по меньшей мере с недоверием.

— Итак, чего же я достиг? — вслух произнес Майлз.

Александра пришла, чтобы извиниться, но за что? За то, что сказала ему, будто та их ночь была ужасной ошибкой?

Выругавшись, кляня себя за жестокие слова, Майлз быстро зашагал к пляжу. В конце концов, решил он, не будет вреда, если мы поговорим по душам.

Крупно вышагивая, капитан «Неистового» шел к озеру по дорожке, протоптанной его людьми. Майлз нагнал Александру и Оги у самой запруды. Оги резко обернулся, услышав хруст веток.

— Капитан, — облегченно выдохнул он, узнав Кросса.

— Возвращайся к лодке, Оги. Я хочу поговорить с леди.

Лицо Майлза казалось непроницаемым, и шотландец, не зная, чего ожидать от своего вздорного капитана, не торопился уходить. В конце концов, он был здесь для того, чтобы защитить девушку. Не зная, как поступить, Оги вопросительно посмотрел на Алекс. Заметив это движение своего первого помощника, Майлз рассвирепел еще больше.

— Вы получаете приказы не от нее, мистер, а от меня, — прорычал он.

— Девушка расстроена, капитан.

— Все в порядке, Оги, — сказала Алекс, встав между капитаном и Оги. — Со мной все будет хорошо.

Оги покачал головой, не зная, чего ждать.

— Хорошо, ребята, но только мне хочется, чтобы вы как-то поладили между собой. Что творится! — бормотал себе под нос Оги, отправляясь восвояси. — Сперва он не хочет говорить, потом хочет… И она тоже хочет говорить, но при этом плачет…

Майлз и Алекс в неловком молчании смотрели друг на друга. Первым молчание нарушил Майлз:

— Кажется, мы совсем запутали Оги.

— И не он один такой, запутавшийся, — откликнулась Алекс.

Она тоже не знала, как понимать взгляд Майлза. Отчего-то ей стало трудно дышать, хотя шли они с Оги к запруде медленно и устать она не успела. Отвернувшись, Алекс принялась рассматривать озеро, впервые заметив, как красива окружающая природа.

Роскошные папоротники создавали живописнейший фон для нарядных тропических цветов, разноцветным кольцом окруживших кристально чистое озеро. Ручей, питавший его, падал с уступа, образуя бурлящий водопад. Солнце, пробиваясь сквозь резные листья пальм, играло на воде, отражаясь бесчисленными солнечными зайчиками. Вне сомнений, ничего более завораживающего и более красивого Алекс не видела в жизни.

— Правда, мило? — сказал Майлз, подойдя поближе к девушке.

— Красота, — восторженно выдохнула Алекс и вдруг, взглянув в глаза Кроссу, без улыбки спросила: — Почему вы пошли за мной? По-моему, вы достаточно ясно дали понять, что уже и так потратили на меня слишком много времени.

Майлз пожал плечами и как бы невзначай вдруг наклонился сорвать ярко-красный амариллис. Играя цветком, по-прежнему глядя в сторону, Майлз сказал:

— Как вы правильно заметили, я был зол. После того как я высказался столь необдуманно, я решил, что невредно было бы выслушать и другую сторону.

Алекс пристально смотрела на него, но так и не смогла разгадать его настроения.

— Я уже сказала то, что хотела сказать, — осторожно заметила она.

— Извинилась?

— А этого недостаточно?

— Все зависит от того, за что ты просишь прощения, Александра. Ты жалеешь о том, что сказала, или ты просто ищешь иной способ выразить свое сожаление по поводу того, что случилось в моей каюте три ночи назад?

Нотки сарказма лишь усугубили растерянность Алекс. Она отвернулась и, закрыв лицо руками, тихо заплакала.

— Я не знаю. Я действительно не знаю. Майлз, я так растерялась… Я не могу выносить твою ненависть…

Алекс опустилась на землю и, упав лицом в траву, зарыдала.

Искренне сожалея о том, что стал причиной ее слез, Майлз присел рядом с ней и приобнял ее за плечи.

— Сядь, — тихо сказал он и, достав из кармана платок, подал ей. — Вытри слезы, и поговорим.

Алекс взяла платок из его рук и промокнула влажные щеки.

— Я не плакала с тех пор, как умер отец, не плакала, пока не встретила тебя. Теперь мне кажется, что я только и могу, что плакать.

— Это я сделал тебя такой несчастной? — с прежними нотками в голосе спросил Майлз.

— Моя жизнь была простой и ясной, а теперь все чертовски сложно, — призналась Алекс. — Какая-то головоломка.

— Я глубоко сожалею о том, что свалил все это на твою голову, Александра. Ты и сама не знаешь, как я жалею о том, что мои люди притащили тебя на корабль, лишив дома.

Майлз отвел глаза, уставившись невидящим взглядом вдаль, и Алекс показалось, что он больше жалеет себя, чем ее.

— Мне жаль, что причинила тебе столько бед.

— Да нет, — пробормотал он уже совсем другим голосом, нежным и глубоким. — Два дня назад я готов был сказать, что никогда не пожалею, что нашел тебя.

Алекс взглянула в его золотистые глаза и увидела, что сарказма в них больше нет, как нет и настороженности. Только желание и нежность. Сердце ее затрепетало. Протянув руку, она легонько коснулась его лица.

— Два дня назад я проснулась в твоей постели, как глупая школьница, по уши влюбленная, не зная своей судьбы и не думая о ней, зная только, что я всегда буду с тобой.

— Но эти чувства оказались настолько нестойкими, что ты с легкостью поверила в то, что я тебя продам, — продолжил за нее Майлз, тронутый ее лаской, но все еще не вполне уверенный в том, что она собирается ему сказать именно то, что он хотел бы услышать.

— Нет, Майлз, дело не в том, что эти чувства были нестойкими, а в том, что они были для меня совершенно новыми.

Алекс убрала руку и отвернулась, не выдержав его испытующего взгляда.

— Ты опытный мужчина, ты знаешь, что такое любовь, но для меня это пробуждение было равносильно второму рождению, второму появлению на свет. Я явилась в мир, где нет места равнодушию, где все наполнено страстью, где если смеются, то от всей души, а если плачут — то сердце рвется на части. Там нет середины ни в чем; чувства там самой высокой пробы, а сердца и души обнажены — открыты для ласки и для боли. Ты сам сказал, что собираешься меня продать, и мой новый мир разлетелся на осколки.

— Но я извинился за свои слова, — удивленно заметил Майлз, не совсем понимая, что за кошка между ними пробежала. — Однако даже когда ты поняла, что ошибалась, ничего не изменилось. Ты ясно дала мне понять, что сожалеешь о том, что мы делили с тобой… Ты сказала, что боишься меня.

Алекс покачала головой и повернулась к нему. Глаза ее блестели от слез.

— Я не тебя боюсь, Майлз, я боюсь своей любви, того, что будет со мной. Ты — знатный лорд, а я дочь простого лекаря. Я не перенесу еще одного предательства, но и ненависти твоей я тоже не переживу.

Голос ее сорвался, и одинокая слеза покатилась по щеке.

— Что ты говоришь, Александра? — прошептал он и, осторожно поддерживая ее, губами коснулся ее влажных глаз, осушая слезы, и только затем нежно поцеловал в губы.

Алекс боялась дышать, чтобы нечаянно не спугнуть волшебный миг счастья, рожденный его поцелуем. Не сразу набралась она смелости открыть глаза. Еще больше мужества потребовалось, чтобы закончить свою мысль.

— Я пытаюсь сказать тебе, — прошептала Алекс, слегка отстранившись, чтобы тепло его рук и губ не мешало ей формулировать мысль, — что я простая деревенская акушерка, которая никак не может спрятаться от своей любви к красивому, гордому лорду.

Ее тихое пронзительное признание в любви словно сорвало путы с сердца Майлза, и с трепетной нежностью он взял в ладони ее лицо и приник к ее губам.

— Прошу, не надо, — прошептала она, отворачиваясь.

— Не понимаю, ты сказала, что любишь меня…

— И я действительно тебя люблю, — выкрикнула она со слезами. — Но я не могу принять то, что ты предлагаешь мне.

— И что я тебе предлагаю? — спросил он, нахмурившись.

Алекс опустила глаза, не зная, в какие слова облечь свои мысли.

— Майлз, ты богатый и знатный человек, а я никто — ни титула, ни состояния. Но, несмотря на то что род мой не такой древний, как твой, и предки мои не прославили себя в боях и сражениях, как твои, у меня есть гордость и есть убеждения — идеалы, которые я не могу предать, не предав себя. Я люблю тебя, но я не могу жить с тобой в грехе — как любовница.

Алекс осмелилась поднять глаза на Майлза.

— Ты представляешь, как горько мне будет сознавать, что ты мой и не мой, что ты в любой момент можешь разжать пальцы и отпустить меня? Каким страшным будет этот миг падения! Я хочу определенности в отношениях, Майлз.

Кросс вдруг понял все. Вот почему она так страдает… Он подошел к воде.

Молчание длилось целую вечность.

— Что ты знаешь о моих родителях, Александра?

Удивленная его неожиданным вопросом, Алекс ответила не сразу, пытаясь припомнить все, что было ей известно о герцоге и герцогине. Майлз напряженно ждал ответа.

— Род Кандлейских известен как один из древнейших и наиболее знатных в Англии, — смущенно произнесла она. — Я знаю историю их служения короне…

— Нет, не то, — сказал Майлз, покачав головой. — Ты что-нибудь знаешь о моей матери?

— Она была дочерью капитана. Из колоний.

Майлз слегка улыбнулся:

— Это то, что известно всем.

— Разве она не дочь капитана из Новой Англии? — нахмурившись, переспросила Алекс.

— Нет, она действительно была дочерью капитана из Америки по имени Майлз О'Ши. Но дело в том, что она еще и плавала на его корабле матросом. Да-да, эта красивая, элегантная, отменно воспитанная леди была матросом.

Увидев недоверие в глазах Алекс, Майлз широко улыбнулся. С удовольствием примеряя на себя новую роль сказочника, Майлз присел рядом с Алекс на траву.

— Ну как тебе новость? Хороша она или плоха, все зависит от точки зрения. Видишь ли, когда мои родители встретились, дедушка был смертельно ранен, и леди Кэтлин приняла на себя командование отцовским кораблем. Я уверен, ты слышала историю о том, как капитан Эрик Кросс захватил четыре испанских галиона?

Алекс молча кивнула, во все глаза глядя на Майлза.

— Ну вот, моя мать была капитаном одного из кораблей, которые сражались с испанским флотом…

— Быть того не может! — воскликнула Алекс, уверенная, что Майлз просто смеется над ней.

— Клянусь, это правда! — засмеялся Майлз. — Когда я был ребенком, мать учила меня наравне с отцом управлять кораблем, владеть шпагой и прочему. Она действительно удивительная женщина.

— Твоя мать владеет шпагой?

— Весьма искусно.

— Ты придумываешь, — заключила Алекс, заметив, как играет на губах Майлза улыбка.

— Нет! Клянусь! Эрик Кросс, наследник герцогского титула, влюбился в зеленоглазую бестию, у которой хватило храбрости и мастерства приложить острие сабли к его груди. Отец до сих пор верит, что в тот день она таки достала из груди его сердце и с тех пор носит его при себе — для надежности.

Алекс потребовалось некоторое время, чтобы поверить в эту романтичную, но и скандальную историю.

— Зачем ты мне рассказал все это? Какое это имеет отношение к…

Майлз покачал головой и поднял руку, чтобы призвать Алекс к молчанию.

— Моя дорогая Александра, разве ты не понимаешь? Когда Эрик Кросс встретил женщину, подходящую ему по темпераменту и характеру, женщину, которую он полюбил, ему и в голову не пришло задуматься над тем, благородного она происхождения или нет. Ему было плевать на то, что она не дочь герцога или графа! У отца хватило мудрости понять, что перед ним сокровище, за которое он будет благодарить судьбу до конца своих дней.

Майлз вдруг стал очень серьезным, и, хотя между ним и Алекс сохранялось некоторое расстояние, взгляд его был полон почти интимной нежности.

— Я рос в атмосфере любви удивительно нежной и страстной. Я думал, что так любить уже никто не умеет. Откровенно говоря, до недавнего времени я считал, что так и не встречу себе пары. Но в ту ночь, когда я впервые увидел тебя на борту «Неистового», ты чем-то напомнила мне мать — такая же стойкая, не боящаяся ни пули, ни угроз; женщина, способная делать то, что не всем мужчинам под силу, женщина, которую невозможно приручить… полная интригующей тайны.

— Майлз…

— Нет, подожди, я должен тебе сказать что-то важное. Всего лишь час назад Оги назвал меня тупым, глухим к голосу разума и трусливым лжецом, и он был прав. Трусостью можно объяснить нежелание человека понять то, что говорит ему сердце, и только лжец станет отрицать тот очевидный факт, что я люблю тебя. Ты боялась, моя дорогая, что знатный дворянин не сможет полюбить женщину, стоящую ниже его на социальной лестнице. Но и я кое-чего боюсь. Много лет назад я принял решение жить в стране, где я родился. Так же, как в свое время мой отец, я должен был найти для себя смысл жизни, мое собственное предназначение — доказать себе, что я мужчина. Видишь ли, каждое поколение должно утверждаться за свой счет, а не жить заслугами предков. Я сделал выбор и стал участником войны, в справедливость которой искренне верю, верю настолько, что могу отдать делу освобождения жизнь, если это будет необходимо. Теперь я смотрю на себя не как на английского лорда, а как на американца, преданного земле, где в цене лишь достоинства самого человека — его мужество, его характер, его дух, где никому нет дела до твоих предков и все надо доказывать самому. Мое сердце подсказывает мне, что я нашел женщину, достойную того, чтобы ради нее жить, и все же, Александра, я до сих пор не знаю, имею ли я право так круто менять твою жизнь, вовлекая тебя в борьбу, о которой ты не имеешь представления?

Алекс не смела поверить в то, что только что услышала красноречивое признание в любви. Она искала ответ на свой вопрос, вглядываясь в золотистые глаза капитана, боясь произнести хоть слово. Решившись, она нежно коснулась щеки сидящего рядом с ней мужчины и ласково улыбнулась.

— Ты прав, Майлз, я ничего не знаю о твоей войне, но, как ты часто говорил мне, наше путешествие обещает быть долгим, и, быть может, ты сможешь найти время просветить меня. Одно только я могу сказать, — добавила Алекс, опуская ладонь ему на грудь, — мое сердце бьется здесь, и, пока ты не вернешь его мне, я буду следовать за тобой повсюду.

Майлз накрыл ее руку своей и обнял, прижав к груди. Губы их встретились в нежном, почти стыдливом поцелуе, но очень быстро объятия их наполнились страстью, ласки стали смелее, с тихим стоном Майлз уложил ее на траву, покрывая ее лицо и шею бесчисленными поцелуями. Алекс погрузила пальцы в его густые волосы, подставляя для поцелуев свое лицо.

Майлз стал расстегивать крохотные пуговицы ее платья, злясь на то, что дело продвигалось медленнее, чем ему бы хотелось. Нежные губы Алекс, ее ласковый шепот, ее пальцы — все это подгоняло его, лишая терпения. В конце концов со стоном он откатился в сторону.

Алекс села на траву, ничего не понимая.

— В этих свертках… В них ты принесла одежду, чтобы переодеться после купания?

— Да, — выдохнула она, завороженная возбужденным блеском его глаз.

— Хорошо, — с дьявольской улыбкой пробормотал Майлз, вставая. — Я уже довольно насмотрелся на этот наряд, дорогая. С этого момента ты будешь носить только шелка и атлас, так что больше нам эта дрянь не понадобится!

Одним движением он рванул ткань, и лиф соскользнул с плеч, более ничем не удерживаемый. С юбкой тоже долго возиться не пришлось, и вскоре Алекс осталась стоять в одной тонкой нижней рубашке, едва доходившей до колен.

Глаза его потеплели, улыбка слетела с губ, он смотрел и смотрел на нее, на ее тело, просвечивающее сквозь тонкую ткань.

Алекс дотронулась до его плеча, затем осторожно просунула руку под рубашку, провела ладонью по груди. Майлз застонал от удовольствия и, отстранившись, быстро скинул мешавшую рубашку. Алекс жадно смотрела, как он начинает расстегивать бриджи.

Смутившись, и от увиденного и от своих нескромных мыслей, она отвернулась. Кожа ее все еще горела там, где ее касался Майлз. Она слышала, как Майлз сбросил свои сапоги и оставшуюся одежду, и, когда он наконец подошел к ней и обнял сзади, ей не надо было поворачиваться, чтобы убедиться в том, что он совершенно наг.

Теплые нежные губы его коснулись ее шеи, горячая дорожка поцелуев пролегла к плечу. Алекс откинула голову к нему на грудь. Майлз потянул за ленту, вплетенную в густую золотистую косу, и синяя полоска атласа упала к ее ногам. Он медленно расплел шелковистую косу и встряхнул золотую массу волос, позволив тонким кудряшкам разлететься по плечам, нежно обнял ее за плечи и повернул лицом к себе. Тела их едва касались. Майлз потянул рубашку вниз, и та соскользнула на землю.

Алекс вдыхала воздух короткими частыми глотками. Грудь ее вздымалась, но она по-прежнему стояла перед ним неподвижно. Между тем глаза его начали неторопливое путешествие по ее телу. Золотистые и горячие, как сам огонь, они обдавали ее жаром. Руки его ласкали то, чего он только что коснулся взглядом.

Его охватило желание, острее которого он еще не испытывал в жизни. Огонь, бушевавший в нем, грозил спалить его дотла, но Майлз не торопился. Алекс откинула голову, отдаваясь мучительно-сладостному наслаждению, рожденному его прикосновениями, и, когда все прекратилось, она недоуменно открыла глаза.

— Самое приятное, любовь моя, это растягивать удовольствие, — ответил Майлз на ее невысказанный вопрос. — У нас с тобой вся жизнь впереди, но сегодняшний день будет особенным, и его ты запомнишь. А теперь пошли.

Алекс вздрогнула, но покорно пошла за ним.

Ей нравилась его легкая походка, походка, в которой чувствовалась сдержанная сила. Ей нравилось, что грудь его покрывали жесткие курчавые волосы, образующие треугольник, острым концом уходящий вниз, к плоскому животу. Ниже талии кожа его была светлее, но Алекс едва ли обратила на это внимание, потому что взгляд ее оказался прикован совсем к другому. Впервые она при дневном свете увидела то, что составляло его мужское естество. Его копье было готово к бою. Алекс порозовела и отвела глаза. Майлз заметил ее смущенный, чуть испуганный взгляд, остановился и привлек ее к себе, ладонями сжав ягодицы. Алекс чувствовала, как пульсирует кровь в той части его тела, чьи размеры заставили ее отвести глаза. Губы его нашли ее губы, и рука скользнула между ног, вглубь. Дрожь наслаждения пронзила обоих. Алекс тихо застонала, обнимая Майлза, прижимая его к себе еще ближе, извиваясь под его ласками.

Желание Майлза не торопить события быстро улетучилось. Кристально чистая вода озера могла бы своей волшебной силой еще сильнее распалить их голод, но он больше не мог ждать. Осторожно уложив ее на мягкую прибрежную траву, он опустился сверху. Он целовал ее губы, лицо, шею, темно-розовые соски, и Алекс выгнулась ему навстречу, словно просила большего.

Глухой стон сорвался с его губ. Он вошел в нее лишь чуть-чуть, дразня медленными движениями, и, когда она прогнулась ему навстречу, судорожно глотая воздух, тогда, и только тогда он позволил себе войти в нее целиком.

Губы Алекс припухли от его поцелуев, но она не замечала боли, все ее чувства, все ощущения сейчас были сосредоточены в одном месте. Алекс как в бреду повторяла имя своего возлюбленного, а между тем волна наслаждения принесла острое удовлетворение.

Услышав его стон, Алекс прошептала:

— Я люблю тебя, Майлз. Как я тебя люблю…

Слова ее эхом отозвались в душе Майлза, словно тысяча серебряных колокольчиков заиграли чудную мелодию. Он ответил ей. Лежа в обнимку, усталые и счастливые, они повторяли друг другу слова любви.

— Что ты сказал, любимый? — прошептала Алекс, не разобрав горячий шепот.

Майлз приподнялся на локте, взглянув в сапфировые глаза своей любимой, ясные, как небо в летний день, и повторил:

— Я спрашивал тебя, выйдешь ли ты за меня замуж, согласна ли ты носить под сердцем моих детей, стать моей половиной…

Она была слишком растрогана, чтобы вслух произнести ответ. Майлз читал согласие в ее глазах, но все же, продолжая дразнить ее, спросил:

— Ну так как? Я не слышу. Да или нет, мадам? Вы выйдете за меня замуж?

— Да, — прошептала Алекс, улыбаясь, не в силах сдержать слез счастья.

Майлз покачал головой:

— Не слышу — наверное, ваша страсть, мадам, лишила меня слуха. Скажите погромче.

— Да, — прошептала она.

— Что? Что вы сказали? — повторив он, наклоняя голову, будто для того, чтобы лучше расслышать.

— Я сказала «да», ты, невежа! Да! — повторила она и шутливо принялась молотить кулачками по его груди. — Да, я буду носить твоих детей, — повторила она серьезно и нежно. — Да, любовь моя, я стану твоей половиной.

Наклонившись, она коснулась губами его губ, и они скрепили свой договор поцелуем, словно печатью. После Алекс коснулась рукой его лица, легко пробежав кончиками пальцев по его лбу, скуле, подбородку.

— Я люблю тебя, Александра, — тихо и без улыбки повторил он.

— Мои друзья, мои родители звали меня Алекс. Ты только однажды назвал меня так, в тот первый раз, когда мы любили друг друга, и больше ни разу не повторил.

— Алекс… Алекс… — повторял он, поглаживая ее по плечам, груди, животу.

Заметив, как быстро его ласки привели ее в возбуждение, он заставил себя остановиться.

— Моя красавица Алекс… Через час начнет темнеть, и нам надо торопиться.

— Я не хочу покидать это место, — лениво пробормотала она, перекатившись на спину. — Пусть себе мир живет по своим законам. Все, что мне надо, — здесь.

Майлз почесал затылок, будто обдумывая ее предложение.

— Рай на необитаемом острове… Мужчина и женщина, красивее которой еще не знал свет… Длинные праздные дни, не занятые ничем, разве что поисками новых путей удовлетворения этого страстного существа… Боюсь, любовь моя, — добавил он, делая над собой некоторое усилие, ибо все то время, пока он говорил, она водила рукой по его телу, и это не оставило его равнодушным, — что столь сильных и крепких ощущений не в силах выдержать ни один мужчина.

— Проверим? — предложила Алекс, обнимая его.

Ей пришлось приложить небольшое усилие, чтобы заставить его склониться над ней, и, воспользовавшись моментом, она перевернулась, увлекая его за собой. Ее все еще напряженные соски щекотали его грудь, даря наслаждение обоим. Она играла с ним, ее губы манили его к себе, но Майлз не без некоторого сожаления все же отстранился.

— Господи, да ты настоящая искусительница! Я тебе покажу, кто тут хозяин, проказница!

Одним взмахом он приподнял ее и, подступив к самому краю воды, уже готов был бросить ее в кристальное озеро. Алекс, разгадав его намерения, крепко вцепилась в него.

— Нет, прошу тебя, не надо!

— Вам надо научиться послушанию, мадам!

Майлз рассмеялся, пытаясь освободиться от ее смертельной хватки.

— Нет, Майлз, не надо! — взмолилась она, и только тогда он понял, что она больше не играет.

— Я не умею плавать, — призналась она, виновато заглядывая ему в лицо.

Майлз увидел страх в ее глазах.

— Прости, любовь моя. Я не хотел тебя напугать.

— Ничего страшного, — улыбнулась она. — Я понимаю, что стыдно быть таким ребенком, но…

Алекс прижалась к нему всем телом и, уткнувшись в грудь, глухо прошептала:

— Моя мама утонула, когда мне было десять лет. Мы вместе катались на лодке. Папа нырнул за ней, но она успела уйти под воду. Он нырял еще и еще, но, когда он ее выловил, было уже поздно. С тех пор я смертельно боюсь воды.

— Прости, любовь моя, — повторил Майлз, глубоко тронутый ее рассказом. — Прости, — повторил он, бережно, как ребенка, укачивая ее на руках. — Я не знал.

— Откуда ты мог знать? — нежно спросила она, поднимая глаза, и, улыбнувшись, другим, веселым голосом добавила: — Если бы не мой страх, меня бы тут не было.

Майлз нахмурился, не понимая, о чем она говорит, и Алекс поспешила объяснить:

— В тот первый день, когда мы зашли в бухту… Не будь я такой трусихой, я бы прыгнула за борт и добралась до берега.

— У тебя ничего бы не вышло, — улыбнулся Майлз. — За тобой было поручено следить Спанглеру.

— Я этого не знала! — удивленно воскликнула Алекс. — Помню, я целый день ходила по палубе туда-сюда без остановки.

— Знаю-знаю, — засмеялся Майлз. — Спанглер чуть мозоли себе не натер. Впрочем, он принял это наказание как кару за то, что накануне стукнул тебя по голове.

— Бедняга. Да, припоминаю, я несколько раз сталкивалась с ним, и всякий раз он извинялся передо мной за тот случай, но так и не посмел взглянуть мне в глаза.

— Ты — чудо! — воскликнул Майлз. — Спанглер едва тебя не убил, выкрал из дому, а ты ему еще и сочувствуешь.

— Почему бы нет? Он всего лишь выполнял твой приказ. Если мне и следует кого-то ненавидеть, так это тебя!

— И ты ненавидишь меня, любовь моя?

Алекс покачала головой:

— В моем сердце слишком много любви, так что больше ни для чего не осталось места.

Единственным ответом Майлза был поцелуй.

— А теперь, любовь моя, я хочу научить тебя плавать. Ты не против?..

— Не против, Майлз.

Глава 17

Признаться честно, Алекс никогда не плавала как рыба, но кое-какие успехи она все же делала. Кросс заслуженно гордился тем, что сумел перебороть ее страх. На мелководье Майлз показал ей, как дышать во время гребков. Ей удалось проплыть немного самой, но она гораздо увереннее чувствовала себя, когда Майлз держал ее, наслаждаясь при этом не только плаванием, но и игрой, которую предложил ей Кросс. Они смеялись и целовались, плескали друг на друга водой, а потом снова целовались или скользили по воде, касаясь друг друга телами.

— Куда мы плывем? — спросила Алекс, увидев, что Майлз, увлекая ее за собой, плывет к водопаду.

— Доверься мне, — улыбнулся он в ответ.

Несколькими сильными взмахами он преодолел бурлящий порог и вывел ее на камни под навесом водопада, где вода доходила всего лишь до щиколоток.

— Подожди здесь, — приказал он, помогая ей взобраться на камень, а сам сильными, размашистыми гребками поплыл к берегу.

Алекс с восхищением смотрела, как легко и красиво он плывет, как, выйдя из воды и расправив могучие плечи, он направляется к узелкам, оставленным ею на берегу. Алекс осторожно подошла к тому месту, где вода сплошным потоком лилась на нее сверху: чудное место для того, чтобы искупаться и вымыть волосы.

Уже через несколько минут Майлз вернулся с ароматным мылом. Александра с наслаждением начала намыливаться под внимательным взглядом своего возлюбленного.

Любуясь ее красивым телом, он еле сдерживал желание. Алекс это чувствовала, немного смущалась, и тем не менее его состояние приятно ее волновало. Он лежал на берегу и терпеливо ждал. Она знала, чего он ждет, и острое томление завладело ее телом. Александра вышла из воды свежая, улыбающаяся, ожидающая.

— Теперь твоя очередь мыться, — сказала она, плеснув Майлзу в лицо воды.

— Что-то я совсем обленился, — протянул Майлз. — Вот если бы ты мне помогла…

— Вот они, мужчины! — насмешливо воскликнула Алекс. — Такие беспомощные! И зачем я только связалась с этим типом…

Наигранно вздохнув, Александра взяла мыло. Каждое движение ее умелых, нежных пальцев было сладострастной лаской. Не желая скрывать своих чувств, она все настойчивее терзала его. Смыв мыло, Александра прильнула к его разгоряченному телу. Майлз, отстранив ее немного, нагнулся. Намеренно медленно он ласкал языком ее губы, плечи, грудь.

Алекс прогибалась навстречу его рукам, не в силах более сдерживаться, умоляя о большем, и движения его стали быстрее. Она вскинула руки, обнимая Майлза за плечи, без слов умоляя, но он не внимал призывам. Он ласкал ее внизу, все более распаляя неторопливыми ритмичными движениями. И она закричала. Закричала от неожиданно острого ощущения. В этот миг Кросс отпустил ее, трепещущую и ждущую продолжения, но лишь для того чтобы лечь. Он хотел посадить ее к себе на живот, и Алекс подчинилась. Глаза их встретились. В них читалось все: и нежность, и любовь, и страсть, и нетерпение. Тела их трепетали в предчувствии величайших минут. Майлз вновь ласкал ее грудь, живот, и Алекс не выдержала. Почти неосознанно она сомкнула пальцы вокруг его возбужденной плоти и опустилась на него сверху. Он наполнил ее собой, и к желанию Алекс прибавилось чувство благодарности. Глаза Майлза, затуманенные страстью, потемнели, дыхание сбилось, и движения Алекс, вначале размеренные и плавные, стали нетерпеливыми, резкими и сбивчивыми. Своим взглядом он держал ее в страшном возбуждении. Александра уже ничего не видела вокруг. Вся во власти его рук, глаз, губ, она потеряла способность думать. Еще миг — и ее крик, тихий, гортанный, переполнил Майлза счастьем…

— Я обрел рай, — прошептал он. — И этот рай в тебе, Алекс.

Едва дыша, Александра покрыла его лицо легкими, как прикосновение ветра, поцелуями, шепча ему о своей любви. Так они лежали в объятиях, обмениваясь нежными словами и клятвами, пока тени не стали длиннее, предвещая скорый закат. Неохотно покинув свое каменное ложе, Майлз встал. Вокруг было тихо, и душой его завладел невыразимый покой. Они стояли обнявшись и любовались последними лучами заходящего солнца. Александре не хотелось уходить. Как оставить в памяти чудесные краски этого сказочного места?..

Майлз бережно поцеловал ее в губы. Пора было возвращаться. Он развернул сверток с вещами своей возлюбленной, помог Алекс одеться. Открытое платье смутило ее, но выбирать не приходилось, оставалось покориться.

— Нам надо идти? — невнятно прошептала она, прильнув к Майлзу.

— Надо… идти дальше, — шепотом ответил Майлз, сминая хрустящий шелк ее наряда. — Какое счастье любить и быть любимым…

— Силен, мой друг! Силен! Давно я так не развлекался!

Майлз обернулся на голос, заслоняя собой Алекс. Диего Родера собственной персоной стоял, вальяжно прислонившись к дереву. В руках у него был пистолет, дулом направленный на Кросса.

— Проклятие, — выругался Майлз. — Я чуял, что ты где-то рядом…

Взгляд Кросса упал на лежащую в траве шпагу и пистолет. Увы, они были недосягаемы.

— И не пытайся, дружище, — с улыбкой предупредил испанец. — Вокруг полно моих людей. А знаешь, наблюдая ваш спектакль, они завидовали тебе черной завистью.

— Ты ублюдок!

— Как вам будет угодно.

Диего медленным шагом направился к ним. Захрустели ветки, и Майлз понял, что испанец не врет: он был здесь не один.

— Дружище, где ваши манеры? Представьте меня вашей чудесной сеньорите. У меня чувство, будто я знаю ее уже давно, это, наверное, оттого, что я имел счастье лицезреть ее в столь пикантном виде. И все-таки настоящее знакомство у нас с ней еще впереди.

— Убери от нее свои вонючие лапы, Диего, — сквозь зубы процедил Майлз. — Не то, клянусь, я задушу тебя голыми руками.

— Как-то ты уже пытался, и у тебя ничего не вышло, — спокойно напомнил испанец. — С чего ты решил, что сможешь сделать это сейчас?

— Я больше не тот юнец, Диего, которого ты мог заставить раскиснуть, отстегав плетью.

Алекс, затаив дыхание, теснее прижалась к Майлзу. Так вот откуда шрам… Она вспомнила рубец на теле Кросса. Даже не зная всех обстоятельств, Алекс уже догадалась, что начало давней незатихающей ненависти Майлза к испанцу положил тот эпизод. «Ничего страшного не будет, — вопреки очевидному повторяла про себя Алекс. — Майлз должен меня защитить».

— Положи свой пистолет. Давай померимся силой как мужчина с мужчиной, тогда и будет ясно, кто кого. Испанец, откинув голову, от души рассмеялся:

— Я не дурак, Кросс. Но ты тоже не дурак, не так ли? Что поделать, ты потерял бдительность. Но я отчасти понимаю тебя. С такой красоткой под боком можно и голову потерять. И еще, Кросс, ты весьма предсказуем. Да, я все знал наперед. Я уже на Тенерифе знал, что ты непременно высадишься на этом острове, и даже знал, в каком именно месте. Ты ведь уже бывал на Пальме? Ну вот, значит, ты должен был оказаться здесь снова.

Продолжая рассказывать, Диего щелкнул пальцами, и один из его матросов, выйдя из укрытия, подошел и взял оружие Майлза.

— Предсказуемый — да, беспечный — да, — продолжал рассуждать Родера, — но ведь ты не дурак, Кросс. Не настолько глуп, чтобы не понимать: убей ты меня сейчас, и мои люди набросятся на тебя как стая голодных псов. На тебя и на твою сеньориту. Ведь только я удерживаю их от того, чтобы они не поступили в соответствии со своими природными инстинктами. Уверяю, зрелище, которое они наблюдали, изрядно подогрело их аппетиты.

— Чего ты хочешь? — упавшим голосом спросил Кросс, понимая, что Родера прав.

— Чего я хочу? Но это же ясно как день! — воскликнул испанец. — Я хочу блондиночку. Вон ту, златовласую. И, увы, на этот раз мне нужен и ты, дружище. Если бы ты послушался меня и продал бы мне девчонку, ты бы спас себе жизнь, да еще бы и неплохо заработал. А теперь ты оказался в весьма пикантном положении: разозлил меня, к тому же еще и разгневал Ари-пашу. Теперь он хочет не только «золотую птичку», но и голову Золотого Орла в придачу. И я с удовольствием вручу ему то, что он хочет.

Диего поддел ногой сапоги Кросса и ловко бросил их разгневанному капитану.

— Одевайся и пошли. Я знаю, твои люди ждут тебя на корабле, но они вернутся, если ты не появишься до заката. Ты ведь не хочешь, чтобы мы перестреляли их как куропаток? Нет? Тогда давай пошевеливайся.

Майлз терялся в сомнениях. Если он потянет время, Оги может послать людей на поиски, но скорее всего шотландец пойдет один. Все пираты Диего вышли из укрытия и держали их с Алекс под прицелом. Их было человек семь по меньшей мере. Оги, несомненно, погибнет.

— Мы теряем время, дружище, — напомнил ему Диего. — Мой корабль стоит у противоположного берега этого чудесного острова. Так что идти придется долго, и дорога не самая удобная. Будем ждать, идти придется в темноте, что не очень приятно, особенно твоей сеньорите.

Майлз с ненавистью взглянул на Диего, но все же стал натягивать сапоги.

— Как удалось тебе проскочить мимо нас незамеченным? — спросил Кросс.

— Мне не пришлось этого делать, — с улыбкой растолковал Диего. — Как я уже говорил раньше, я заранее просчитал твои действия. Я знал, что ты будешь здесь. Когда ты направился к северу, наивно пытаясь меня запутать, я поплыл на юг, мимо архипелага, прямо к Пальме. Когда твой корабль показался с севера, мои люди уже были на холме, наблюдали за вами, ожидая, пока ты высадишь на берег женщину.

— Очень умно, — согласился Майлз, распрямляясь. — Но тебе не приходило в голову, что мои люди не оставят меня и пустятся за вами в погоню. Мой корабль куда быстрее твоего, Диего.

Диего от души расхохотался:

— Ты меня недооцениваешь, дружище. Мой давний должник, Луиз, имеет самый быстроходный корабль, который когда-либо бороздил эти воды. «Ястреб» ждет нас, чтобы доставить назад, на Тенерифе. Так что не надейся. Учитывая то, что твои люди потеряют не один час в поисках, а может, решат подождать до утра, пока рассветет… На этот раз тебе не уйти! Пошли, мы и так довольно времени потеряли!

Диего махнул пистолем, и его люди приблизились с ружьями на изготовку. Он нагнулся, подобрал туфли Алекс и подошел поближе. Испанец заметил напряжение Майлза.

— Пошли, красотка, — сказал он, протягивая испуганной девушке туфли.

Алекс испуганно жалась к Майлзу и молчала.

— Ну, если ты хочешь сбить ноги в кровь о камни…

Алекс не знала, как поступить, и взглянула на Майлза, ища у него совета. Он слегка кивнул. Алекс, повинуясь, протянула руку за туфельками.

— Роскошная женщина, — выдохнул испанец, впервые получив возможность рассмотреть Алекс вблизи. — Красавица. У тебя замечательный вкус, дружище. Ари-паша будет доволен.

Дрожащей рукой Алекс потянулась за туфельками, но Диего вдруг убрал их за спину. Майлз рванулся к испанцу, однако трое дюжих пиратов окружили его.

— Диего! Клянусь…

— Тихо! Не в твоем положении угрожать мне! Ну что ты мне сделаешь? — С этими словами испанец подошел вплотную к девушке. — Если я буду трогать ее вот так… — Испанец провел ладонью по ее лицу, коснулся шеи.

— Убери от меня лапы, свинья! — прошипела Алекс, ударив испанца по руке.

— Вот как?! Оказывается, у нее есть голос… и темперамент. Я люблю страстных женщин, хотя Ари-паша, наверное, предпочитает покорных.

Глаза Диего загорелись злым огнем. Он схватил Алекс за горло, на этот раз без всякой нежности.

Алекс сморщилась от боли, но продолжала молча смотреть в глаза бандиту, от души желая, чтобы он захлебнулся ее ненавистью. Диего прищелкнул языком, восхищаясь ее бесстрашием.

— Может, мне надо тебя бояться, а не Золотого Орла? Будь у тебя в руках нож, ты бы с радостью пронзила мне сердце?

— Почему бы нам не проверить? — выдавила Александра.

Диего засмеялся и отпустил ее, но, едва Алекс попыталась забрать туфли у него из рук, он снова убрал их за спину. Алекс, дрожа от страха, безучастно наблюдала за тем, как он опустился на колено, как, осторожно приподняв подол ее платья, поставил ее ступню к себе на ладонь. Медленно и осторожно он надел туфельку на ее босую ногу и тщательно, не торопясь, зашнуровал. Затем то же самое повторилось с другой туфлей. Алекс старалась не думать о том, что происходит. Шершавые ладони испанца поползли вверх по ее ногам. Алекс замерла. Позади нее слышалось хриплое дыхание Майлза. И вдруг Алекс осознала, что Диего тискает ее не для того, чтобы удовлетворить свою извращенную похоть, а ради того, чтобы позлить Майлза. Значит, он использовал ее как приманку! Испуганная тем, что Майлз заглотнет наживку, Алекс нашла в себе силы сказать:

— Вы, кажется, говорили, что нам пора торопиться.

Диего засмеялся и одернул подол ее юбки.

— Правда умница? — сказал он, подмигнув Майлзу. — Умная и красивая. Посмотрим, насколько.

Не спуская насмешливых глаз со своего поверженного врага, Диего провел ладонью по открытым плечам Алекс, а затем с силой дернул лиф вниз, полностью обнажив ее грудь.

Майлз, застонав от ярости, двинул локтем в бок одного из пиратов, ударил кулаком в висок другого и бросился на Диего. Но испанец успел принять меры и, заслонившись Алекс как щитом, в мгновение ока выхватил нож. Майлз замер, увидев лезвие, прижатое к горлу девушки.

Глаза Диего зажглись торжеством. Он подпустил Майлза поближе, давая знак своим людям подождать.

— Ну и что ты будешь делать, Кросс? Что ты будешь делать, если я буду щупать твою леди вот так…

Не отпуская ножа, Диего другой рукой грубо схватил Алекс за грудь и принялся мять ее так, что она вскрикнула от боли.

— Отпусти ее! — взревел Майлз.

— Когда я попробую то, что пробовал ты, дружище, я ее отпущу. Когда я оседлаю ее и покажу ей орудие настоящего мужчины…

— Заткнись!

— Когда я пущу в нее свое семя…

— Довольно! — закричал Майлз.

В следующую минуту он набросился на испанца. Диего отшвырнул Алекс в сторону, и Майлз, выбив из его рук нож, навалился на него и стал душить. Майлз торжествовал победу, когда в глазах испанца появился смертельный страх, но то бьш всего лишь миг. Опомнившиеся пираты налетели на него, и, получив удар в затылок рукоятью пистоля, Майлз потерял сознание. Последнее, что он слышал, это крик ужаса, вырвавшийся из горла Алекс.

Диего отшвырнул прочь безжизненное, вялое тело и поднялся на ноги. Алекс, торопливо поправив платье, подбежала к Майлзу, опустилась рядом с ним на колени. Крови не было, но она не могла понять, насколько серьезна травма. Единственное, что она знала, — Майлз был жив, хотя и без сознания.

— Свяжите его, — приказал Диего, — и девчонку тоже.

— Его нельзя беспокоить, он может быть тяжело ранен!

Диего не мог сдержать смеха:

— И ты всерьез считаешь, что я тебя послушаю, сеньорита?!

— Вы ублюдок.

— У меня много недостатков, моя милашка, но этот — не в их числе. Эй, ребята, давайте за дело и пошли.

Ворочая Майлза, как тряпичную куклу, пираты Диего связали руки у него за спиной. Закончив с Кроссом, они принялись за Алекс.

— Эй, поосторожнее с ней! — приказал Диего. — Никаких синяков и ссадин. Ари-паше может не понравиться.

— Вам не сойдет это с рук, — задыхаясь от ярости, проговорила Алекс. — Наши друзья отправят вас к рыбам!

— Вместе с тобой и Золотым Орлом? — Диего расхохотался. — Нет, дорогуша, они не станут рисковать вашими драгоценными жизнями! Благодаря вам я могу быть спокоен и делать с тобой все, что захочу. А ты, моя птичка, — прохрипел Диего, беря ее за горло, — ты будешь стараться угодить мне, да-да, еще как будешь стараться!

Глава 18

— Ничего не видно? — то и дело спрашивал Оги у дозорного, рассматривающего зеленый остров в мощную подзорную трубу.

— Совсем ничего, сэр, — ответил Марко. — Некоторое время назад я, кажется, заметил какой-то отблеск на холме, но мне могло и показаться. Вы думаете, что-то случилось?

— Да, может, и ничего. Только дурные предчувствия капитана относительно нашего старого друга Диего передались мне. Скоро стемнеет, а Спанглер с товарищами еще не вернулись.

— И капитан…

— Да, и капитан тоже…

Оги нетерпеливо забарабанил пальцами по ограждению борта.

— Марко, я вернусь на остров и найду капитана. Может быть, он захочет отправить людей за Спанглером.

Марко вновь посмотрел в трубу туда, где он увидел какой-то отблеск. Быть может, это был сигнальный огонь. Если со Спанглером что-то случилось, они должны были дать знак. Марко тревожно обшаривал взглядом остров, стараясь заметить что-то необычное.

Оги взял троих людей и стал быстро грести к берегу. Больше часа назад они закончили погрузку последней партии питьевой воды и вернулись на корабль, с минуты на минуту ожидая возвращения охотников за дичью. Когда ни Спанглер с матросами, ни Майлз с мисс Уайком не вернулись, Оги не на шутку встревожился. Что-то было не так, а что именно — он собирался разведать сам.

Шлюпка причалила к берегу, и Оги направился к озеру, оставив остальных людей в лодке. Он понимал, что лишние свидетели не нужны ни Александре, ни капитану, а в том, что между ними что-то было, Оги не сомневался. Быть может, Майлз все же внял словам старого, опытного человека…

Оги старался двигаться осторожно и тихо. Выйдя на поляну перед озером, он с ужасом обнаружил, что она пуста. На траве валялись платье Алекс и оберточная бумага, отнесенная в сторону ветром. Нахмурившись, Оги огляделся, затем подошел и поднял платье. Оно было разорвано снизу доверху.

— Черт, — пробормотал Макарди, — что этот негодяй сделал с девчонкой?

Рассерженный, злой, Оги прошелся вдоль озера, оглядываясь по сторонам. Вокруг поляны рос густой, почти непроходимый лес, и вдруг острый глаз шотландца приметил нечто новое. Трава у самой стены леса оказалась примятой, так, будто кто-то выходил в лес с этой стороны. Или… Или вышел на поляну!

Макарди вытащил пистолет и осторожно продолжал исследование местности. Создавалось впечатление, что на пятачок возле озера с разных сторон выходили люди. Не меньше шести. Задыхаясь, шотландец помчался обратно к лодке.

— Спанглер не появлялся?

— Еще нет, сэр.

— Черт! Родера на острове. Он увел капитана и мисс Уайком. Ублюдок, должно быть, поджидал нас здесь. Они подплыли к острову с южной стороны.

Оги принялся сигналить Марко. Тот принял сигнал тревоги, и уже через пару минут с корабля отправился отряд хорошо вооруженных матросов. Оги быстро ввел моряков в курс дела, разбил людей на небольшие группы и отправил на поиски Спан-глера. Оги понимал, что тратить время на поиски Диего и его людей бессмысленно, ибо они скорее всего уже были в море. Теперь главная задача заключалась в том, чтобы найти матросов с «Неистового» и как можно быстрее отчалить. До Тенерифе путь предстоял неблизкий.

В черной пещере трюма воняло тухлым мясом. Майлз находился там в компании каких-то существ. Каких именно и в каком количестве, он знать не мог по причине полной темноты. Он находился здесь уже не один час, прикованный к столбу тугими наручниками. Голова его страшно гудела, но еще больше он страдал от испытанного унижения. Кросс ругал себя за потерю самообладания. Наверное, можно было найти лучший выход из ситуации, вопрос в том, какой. Сколько Майлз ни размышлял на сей счет, ему ничего не приходило в голову. Может, так оно даже лучше: людям Диего пришлось тащить его на корабль на себе; с другой стороны, возможно, он упустил свой шанс бежать. Но хуже всего то, что он представления не имел, где находится Алекс и что с ней сделали Диего и его люди. Очнувшись в вонючем трюме, Майлз до сих пор имел возможность общаться лишь с крысами, становившимися час от часу все наглее. Чтобы отогнать их, Кросс вынужден был постоянно стучать сапогом по доскам.

Внезапно сверху забрезжил слабый свет. Крышка люка открылась и захлопнулась вновь.

— Диего? — крикнул Майлз.

— Да, дружище. Я пришел навестить тебя!

Испанец явно пребывал в благодушном настроении. Повесив фонарь на крюк возле люка, Диего спустился по лестнице вниз.

— Ну как, нравятся тебе апартаменты? Я подумал, может, ты почувствуешь себя одиноко, так вот эти милые малютки, — Диего отогнал ногой здоровую крысу, — составят тебе компанию.

— Где Александра? Что ты с ней сделал?

— Как, ты не догадываешься? Именно то, что ты предполагал.

Фонарь, покачиваясь, отбрасывал на лицо испанца зловещие тени, делая его похожим на самого дьявола. Кривая ухмылка играла на его тонких губах. Растянувшись на каком-то ящике, Диего мечтательно закатил глаза.

— Теперь-то я понимаю, почему ты так не хотел с ней расставаться. Она такая спелая, правда? Такая нежная белая кожа, такие полные…

— Ты ублюдок!

Майлз сжал кулаки, но наручники врезались в кисти так, что по рукам его потекли струйки крови.

— Эй-эй! Угомонись. С чего так нервничать? Сеньорите никто не причинил ни малейшего вреда, напротив… На самом деле я не думаю, что она когда-либо была более счастлива, чем со мной, или по крайней мере получала большее удовлетворение.

— Иди к чертям, Родера, — хрипло прошептал Майлз, готовый разорвать своего врага, но, увы, он был бессилен против испанца.

— Спокойнее, дружище, не то поранишься, а мне бы этого не хотелось.

— Какое трогательное сочувствие.

— Признаться, мне-то нет до тебя дела, но вот твоя блонди-ночка… Мы с ней заключили сделку.

— Какую сделку?

— Твоя жизнь в обмен на некоторые… одолжения.

— Ты лжешь. Александра никогда бы не покорилась тебе по доброй воле.

— О, ты ошибаешься. Она готова на все, лишь бы тебя спасти. Она стояла передо мной на коленях, умоляла пощадить тебя, но когда сеньорита сняла с себя этот чудный красный наряд… Ну что я мог сделать? Я спрашиваю тебя, дружище, как я мог устоять перед таким соблазном?

— Ты лжец, Диего. Гнусный, подлый…

— Разве ты не веришь, что Золотая Птичка любит тебя достаточно крепко для того, чтобы обменять свое тело на твою жизнь? Ты удивляешь меня, мой друг.

— Заткнись, — процедил Майлз.

— Ах как она умоляла сохранить тебе жизнь, — как ни в чем не бывало продолжал Диего.

— Я же просил тебя заткнуться!

— Но должен сказать, вскоре все изменилось. Не прошло и получаса, как она забыла, чего ради все это устроила, умоляя меня дать ей больше, больше… Право, ненасытная бестия твоя блрндиночка.

— Заткнись!

Крик отчаяния, ударяясь о стены трюма, прокатился эхом и замер. Наступила страшная, смертельная тишина, нарушаемая лишь писком крыс да поскрипыванием корабля. Мужчины смотрели друг на друга с ненавистью.

— Я убью тебя, Диего. Я поклялся в этом десять лет назад и глубоко сожалею о каждой упущенной с тех пор возможности. Мне надо было загнать тебя как бешеного пса и разорвать пасть от уха до уха.

— Духу не хватит, — блеснув глазами, усмехнулся Диего. — Мы ведь такие честные, благородные… Ты же хотел отомстить как джентльмен, за что и поплатился.

— Еще не вечер, — тихо и внятно проговорил Майлз. — Ты уже мертвец, Родера. Советую тебе завтра утром хорошенько полюбоваться рассветом, ибо не так уж много дней тебе осталось прожить.

— Пустые слова, дружище.

— Ты действительно так считаешь? Лучше бы тебе убить меня прямо сейчас, не то, Диего, не знать тебе покоя.

Диего не был трусом, но внезапно у него возникло дурное предчувствие. Инстинктивно он потянулся рукой к сабле, висевшей на боку, медленно вытащил. Майлз молча наблюдал, и почему-то усмешка тронула его губы.

Что-то заставило испанца убрать саблю в ножны.

— Что, потерял вкус к убийствам, дружище?

Диего несколько натянуто рассмеялся:

— Нет, я просто хочу получить истинное удовольствие от зрелища твоей смерти. Ари-паша весьма изобретателен, когда дело касается подобных вещей. Возможно, принц позволит мне подержать свою невесту за руку во время представления. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы успокоить ее, на сей счет можешь не волноваться.

— Почему бы тебе не уйти, Диего, — спокойно предложил Майлз, отказывая своему врагу в удовольствии насладиться его страхом. — Крысы подохнут от твоей вони.

— Но мы ведь этого не хотим? — примирительно заметил Диего и пошел к лестнице. — Итак, я тебя покидаю. Знаешь ли, некая леди замечательной красоты с нетерпением ждет моего внимания.

Алекс не находила себе места в маленькой, душной, пропахшей виски и потом капитанской каюте. Тело ее ныло после долгого и трудного перехода. Не меньше часа продирались они к берегу сквозь дебри, освещенные лишь светом луны. Диего тащил ее за собой, не замедляя шага. Майлза, так и не пришедшего в сознание, то несли, то волокли за собой трое пиратов. Более всего Алекс беспокоило то, что, несмотря на грубое обращение, Майлз не приходил в себя.

Чем дольше она оставалась в одиночестве, тем хуже ей становилось. Она старалась не думать, что сейчас происходит с Майлзом, не думать о пытках, которым его, возможно, подвергает Диего Родера. Что касается собственной участи, то Алекс отдавала себе отчет в том, что ей едва ли удастся провести ночь в одиночестве. Возвращение хозяина каюты было лишь вопросом времени.

Алекс все более укреплялась в мысли, что, какая бы судьба ни ждала ее, она не станет принимать ее безропотно. Лишь одного желала она: чтобы Майлз, после того, что с ней произойдет, по-прежнему любил и желал ее.

В замке повернулся ключ.

Алекс застыла в ожидании. Ее время пришло. Она не удивилась, когда на пороге появился Родера. Оглядев ее с головы до ног и одобрительно хмыкнув, он сказал:

— Какой приятный сюрприз. Я-то думал, что моя дорогая спит, а она, оказывается, с нетерпением меня поджидает.

— Где Майлз?

— В трюме, развлекает крыс, — веселым голосом сообщил Диего и, закрыв дверь на ключ, предусмотрительно засунул его в карман. Затем подошел к столу, взял непочатую бутылку виски, откупорил ее зубами и хлебнул прямо из бутылки. — Не хочешь немного выпить, красотка? Ты что-то сильно напряжена. Надо расслабиться.

Алекс сделала вид, что не услышала вопроса.

— Что будет с ним, — спросила она как можно четче, — когда мы прибудем на Тенерифе?

— Не мне решать, — ответил, пожав плечами, Диего. — Наверное, Ари-паша тоже сейчас не спит, придумывая пытку поизощреннее. Впрочем, за это его трудно судить: по законам его страны самым страшным преступлением считается кража чужой невесты.

— О чем вы говорите? Я не невеста этого вашего принца, Майлз меня не крал у вашего араба!

— Все это не важно, моя милая. Важно лишь, что думает по этому поводу принц Семи Городов.

— Вы… ублюдок!

— Ну-ну, — укоризненно покачал головой Диего, — такие выражения и из уст леди… Хотя какая же ты леди? Какая разница, кому греть постель: Золотому Орлу или Ари-паше?

Поставив бутылку на стол, Диего медленно подступал к своей жертве. Алекс и хотела бы бежать, да некуда.

— …или Диего Родере?

С этими словами он схватил ее, прижал к себе и, уткнувшись губами ей в шею, больно укусил. Алекс уперлась руками ему в грудь и изо всех сил ударила его ногой. Высокие ботфорты, в которые был обут испанец, смягчили удар, и он, казалось, ничего не заметил. К удивлению Алекс, он не только не был оскорблен или задет ее сопротивлением, но, кажется, оно его забавляло. Довольно прищелкнув языком, он вывернул ей руки за спину.

Алекс в панике развернулась. В этот миг Диего стянул с нее лиф платья и стал шарить рукой по обнаженной груди. Сжав ее грудь так, что она сморщилась от боли, он стал щипать сосок. Не выдержав, Алекс закричала. Диего прижался своими липкими губами к ее губам, и она почувствовала приступ тошноты. Раздвинув ее зубы языком, он просунул его внутрь, и в этот момент Алекс исхитрилась и крепко прикусила его.

Диего отшатнулся, злобно ругаясь. Размахнувшись, он дал ей пощечину так, что она отлетела в другой конец каюты и упала. Он направился к ней.

По щекам Алекс текли слезы боли и страха. На четвереньках она хотела отползти от испанца, но не тут-то было. Диего, схватив ее за лиф платья, подтащил поближе к себе.

— Золотая Птичка на деле оказалась тигрицей… Как я и надеялся. — Медленно Диего наклонился к ней, ощупал красный след, оставшийся на ее щеке после удара. — Ты думала, если будешь бороться со мной, у меня пропадет к тебе интерес, желание тобой овладеть? Напрасно, — добавил он с мрачным смешком. — Ты не знаешь меня, дорогая. Не знаешь, что я люблю борьбу. Борьба заставляет кровь бежать быстрее и разжигает мою страсть.

И вновь он опустил вниз платье, любуясь ее обнаженной грудью.

— Роскошная женщина, — пробормотал он.

Алекс закрыла глаза, чтобы не видеть этой похотливой физиономии. Он едва дотрагивался до нее, лаская ее грудь, крепкий гладкий живот, наслаждаясь шелковистой нежностью кожи — тем, чем так восхищался Майлз. Но вскоре на смену нежным прикосновениям пришли грубые. Алекс едва не всхлипнула от стыда, когда он накрыл ладонями ее груди, стал мять их, пощипывая розовые соски. Он задышал часто и хрипло. Она чувствовала, как руки его поползли ниже. Задрав подол, он полез под него. Алекс рванулась в сторону, но Диего удержал ее, зажав между ногами.

Он бормотал нежные слова на своем родном языке, которого Алекс не понимала. Она вскрикнула, когда он стал тискать ее, и, вывернувшись, ударила его по руке, но он с пугающим смехом перехватил ее руку и прижал ее ладонь к выпуклости у себя между ног.

Алекс попыталась отдернуть руку, но он не отпускал ее.

— Не надо, прошу, — взмолилась она.

— Ты удивляешь меня, дорогая, — тихо шепнул он. — Я думал, мой старый друг Кросс давно успел научить тебя тому, как угодить мужчине.

— Ты мерзкий сукин сын, — выдохнула она.

— Я велел тебе попридержать язык, моя милашка, — повторил Диего и, рукой приподняв ее голову, повернул так, чтобы она смотрела прямо на него. — Если ты будешь продолжать так грязно выражаться, я найду для твоего ротика более приятное для меня применение.

Алекс не надо было объяснять, что именно имеет в виду Диего, поскольку его движения были достаточно красноречивы. Подавив отвращение и брезгливость, Алекс нашла, что ответить:

— Тогда, я надеюсь, у вас найдется достаточно виски, чтобы промыть раны!

Диего откинул голову и расхохотался. Ему явно понравилось ее чувство юмора, как и то удовольствие, которое не без его личного участия она дарила ему. Захлебнувшись от подступающего жара, Диего что-то бормотал по-испански, усердно работая рукой Алекс. Улучив момент, Алекс убрала руку, но Диего не настаивал на продолжении. Трясущимися руками он стал спешно расстегивать пуговицы, выпуская на свободу восставшую плоть.

Алекс в ужасе отвернулась при виде того, как Диего, крепко сжав в руке собственное копье, откинув голову и стеная от наслаждения, стал с утроенной силой делать те же движения, которые он вынуждал делать ее. Алекс слышала, как набирали силу его хриплые стоны. Гортанный крик отметил наступление разрядки, и Алекс съежилась, закрыв глаза, когда он изверг на нее свое семя.

Диего поднялся на ноги и застегнул штаны. Алекс нашла в себе силы взглянуть на него. Как ни унизительна была вся только что пережитая сцена, Алекс понимала, что ей крупно повезло в том, что он решил удовлетворить свою похоть, не прибегая к ее более интимным услугам.

Догадавшись, о чем она хочет спросить его, Диего, пожав плечами, сообщил:

— Временная мера, дорогуша. Видишь ли, когда я получаю удовольствие так, как это нравится мне, — в пылу борьбы, очень часто мои партнерши остаются со следами моего наслаждения. Я мог бы с легкостью овладеть твоим роскошным телом и заставить тебя извиваться подо мной, но Ари-паше не понравится, если я доставлю ему женщину в состоянии, скажем, не безупречном. Кроме того, я не настолько голоден, чтобы ради минутного удовольствия лишиться обещанного вознаграждения. Все женщины очень похожи друг на друга, и, хотя ты красивее большинства, я могу подождать. На моем корабле к моим услугам их будет столько, сколько я захочу, и таких, которые знают, что я люблю и как мне угодить.

И кроме того, я получаю громадное удовольствие оттого, что мой старый друг Кросс верит в то, что мы совокуплялись. Видеть ненависть и боль в его глазах, когда он смотрит на меня и знает, что я владел тем, чем владел он, — одно это дает мне достаточно удовлетворения.

— Майлз ни за что не поверит, что я покорилась тебе по доброй воле, — воскликнула Алекс, представляя, какие страдания уготованы ее возлюбленному.

— Но он уже верит, потому что я ему все рассказал, — со смехом сообщил Диего. — Перед тем как пойти сюда, я спустился в трюм и поведал ему об удовольствиях, которые мы с тобой делили. Я рассказал ему о том, как ты умоляла меня пощадить его и предложила себя в залог моего милосердия. Он знает и о том, как ласкали меня твои нежные ручки и как ты своим нежным голоском умоляла меня взять тебя.

— Господи, — застонала Алекс, спрятав в ладони лицо.

Неужели Майлз поверил ему? Да, она действительно обдумывала такую возможность — предложить себя в обмен на жизнь Майлза, но в тот момент, когда Диего появился в дверях, все стало совершенно ясно. Никогда, ни за что она не пошла бы на это. И Майлз поверил?

— Брось, дорогуша, не плачь, — заворковал Диего. — Ты была бы польщена реакцией своего милого дружка. Как он рвался на цепи! Боюсь, не были бы наручники такими прочными, некому было бы рассказать тебе эту историю. Однажды я всего лишь разок стеганул его плетью, и то он меня возненавидел. Но по сравнению с тем, что он чувствует сейчас, та ненависть — все равно что легкая досада… Я и впрямь готов поверить, что он тебя любит.

— Майлз вас за это убьет, — мрачно заявила Алекс. — А если не он, так я.

— Не думаю, — усмехнувшись, ответил Диего. — Скоро я вас обоих передам в руки весьма мстительного и весьма похотливого субъекта, а от Ари-паши не убежишь.

— Нас отобьют друзья.

— «Неистовому» не угнаться за «Ястребом», — тоном знатока сообщил Диего. — А если ваше суденышко вздумает сунуться на Тенерифе, мой «Дьявол» пустит его ко дну. — Прищелкнув языком, испанец подошел к Алекс. — Придется тебе смириться со своей судьбой, дорогуша. Скоро ты станешь женой Ари-паши, принца Семи Городов. Если, конечно, ты его не разочаруешь, — добавил Диего, придя, кажется, в восторг от этой мысли. — А разочаруешь — он вернет тебя мне обратно, и тогда я уже не буду думать о синяках, невзначай оставленных на этом великолепном теле.

Алекс вздрогнула, но говорить ничего не стала. Во-первых, она была слишком взволнованна; во-вторых, что бы она сейчас ни сказала, испанцу это вряд ли понравилось бы, а с ним надо быть осторожнее.

Диего со вздохом пошел к двери.

— Ложись на кровать, — бросил он, уходя, — и выспись хорошенько. Ты должна выглядеть как полагается, когда тебя покажут твоему новому мужу. Да, чуть не забыл. Спасибо тебе за минуты удовольствия. Может быть, это польстит твоему самолюбию, если я скажу, что я не из тех мужчин, кого легко раскачать, а с тобой мне хватило того, что я видел, чтобы возбудиться. Ари-паша на самом деле везунчик.

Дверь за испанцем захлопнулась, и в замке повернулся ключ.

Алекс еще долго после его ухода лежала на полу, плача от унижения. Она чувствовала себя растоптанной и грязной. Отчасти ее успокаивала мысль, что он не изнасиловал ее, но успокоение было эфемерным: Майлз все равно будет считать, что она переспала с Диего. Алекс не сомневалась, что Диего вернется и наплетет ему с три короба гадостей о том, что было между ними, а еще больше о том, чего не было. Единственное, во что оставалось верить, это в то, что чувство Майлза к ней окажется крепким настолько, чтобы он мог держаться за него, как утопающий за брошенный ему канат, и это чувство и вера в нее, Алекс, помогут Майлзу сохранить рассудок.

— Я люблю тебя, Майлз, — повторяла Алекс, — люблю еще больше, и, что бы ни случилось, я буду верна тебе и своему чувству.

Глава 19

Издали стан Ари-паши напоминал яркий цветастый платок — высокие шатры из богатого шелка на зеленых взгорьях Тенерифе. Шатер принца Семи Городов был самым высоким и нарядным: переливался золотом и пурпуром.

Он состоял из нескольких палат, отделенных друг от друга богато украшенными драпированными портьерами, расшитыми шелками и золотом. Обстановка внутри этого легкого строения была ничуть не беднее той, что составляла убранство европейских дворцов, сделанных из камня. Палаты охраняла суровая стража. Молчаливые арабы с кривыми саблями наголо оберегали покой своего повелителя, не допуская к стану любопытных обитателей городка, которым приходилось довольствоваться лишь тем, что они могли увидеть издали. Сотни жителей Тенерифе собирались на берегу, откуда открывался вид на словно по волшебству выросший сказочный город.

Однако пираты, прибывшие сюда на аукцион, были не столь любопытны. Два дня безделья и скуки здорово попортили настроение капитанам и матросам многочисленных разбойничьих шхун. Каждый день промедления оборачивался убытками. Кроме того, город мало что мог предложить гостям. Скука — вещь опасная, и люди начинали терять терпение. Сегодняшний день, однако, принес новости, которые взбудоражили многих ловцов удачи. Как ветер пронесся слух о том, что в трюме «Ястреба», корабля, на котором вернулся Родера, находится в цепях Майлз Кросс. Эта весть поделила моряков на два лагеря — тех, чьи симпатии и лояльность были на стороне испанца, и наоборот — тех, кто сочувствовал команде «Неистового». Но даже те, кто сочувствовал Кроссу, понимали, что «Неистовому» против «Дьявола» не устоять. Каракка принца, выставив пушки, стала у берега поближе к стану, готовясь защитить, если придется, принца и его свиту. Все пятьдесят пушек «Дьявола» выставили свои дула, закрывая проход к порту с другой стороны острова. Между этими двумя исполинами сновали корабли поменьше, капитаны которых могли причислить себя к друзьям Кросса или к врагам Диего — смотря по обстоятельствам. Впрочем, если они и захотят принять участие в битве на стороне Майлза, едва ли они смогут что-то противопоставить двум китам — каракке и галеасу. Слишком высок был риск ввязываться в почти безнадежную драку, да и своя рубашка ближе к телу.

Вот почему, когда Кросса в цепях в окружении шести человек, державших его под прицелом, перевозили на берег в шлюпке, никто из так называемых друзей не думал всерьез о том, как вытащить Майлза из беды.

Майлз не спускал глаз с лодки, плывущей впереди, — лодки, в которой на своем нелепом троне восседал Диего с Александрой по правую руку. Двое суток провел Майлз в вонючем трюме, безуспешно стараясь не думать о том, к чему его вынуждал Диего. Отсюда, с этого расстояния, Александра казалась ангелом даже в своем скандальном алом платье, по поводу которого они шутили на берегу озера на Пальме. Она казалась спокойной и сосредоточенной, и это удивляло Кросса. С учетом того, через что она прошла, она должна была… Впрочем, он не знал, чего именно ждал. Чего-нибудь. Истерики или апатии… Он так ясно представлял все это — ее реакцию на насилие, которому раз за разом подвергал ее Диего. Насилие в самых извращенных формах. Но вот она сидит — спокойная и собранная, как будто вовсе не против того, чтобы находиться рядом со своим истязателем. Изредка она поворачивала голову, оглядываясь по сторонам, любуясь кораблями и арабскими шатрами. Итак, время, проведенное в постели с испанцем, никак не нарушило ее душевного покоя, она была настолько безмятежна, что с нескрываемым удовольствием любовалась видами…

Быть может, Диего был прав? При этой мысли знакомая боль сдавила грудь. Быть может, ей даже понравилось его общество? С губ Майлза против воли сорвался стон. Нет! Она прошла через всю эту мерзость, но никогда не получала удовольствия от соитий с Диего.

Лодка Диего царапнула песок, и его люди выскочили, чтобы затащить шлюпку на берег. Родера покинул трон и величественно ступил на землю, предложив руку Алекс. Майлз видел, как она ударила его по руке, отказавшись от предложенной помощи.

Майлз улыбнулся. Что бы там ни говорил Диего, ему не удалось сломить ее дух. За это Майлз был глубоко благодарен Алекс. Большего от нее никто не посмел бы потребовать.

Кросс натянулся как струна, увидев, что Александра повернула голову к морю и ищет глазами его, Майлза. Взгляды их встретились, и в этот краткий миг каждый старался передать другому, что любит, надеется и верит. Диего, заметив жест пленницы, схватив за руку, грубо развернул ее к себе и потащил к центральному шатру.

Через несколько минут причалила и та лодка, в которой везли Майлза. Без посторонней помощи он спрыгнул на берег. Стража засуетилась, встревоженная его неожиданным поступком, но, когда он пошел в том же направлении, что и Диего с женщиной, страсти улеглись. Он шел, со всех сторон окруженный пиратами со взведенными пистолями, и у наблюдавших эту картину невольно возникал вопрос: не много ли конвоиров на одного человека в наручниках? Как бы там ни было, все козыри были в руках у Диего, и он отлично знал правила игры.

Диего крепко держал Алекс за руку, подталкивая ее вперед, когда она пыталась обернуться и взглянуть на Майлза. Она старалась держаться так, как решила изначально, — с гордым презрительным равнодушием, но присутствие Майлза разрушало ее планы, она невольно поддавалась страху и волнению больше за него, чем за себя.

Диего был на волоске от того, чтобы сорваться, когда они наконец достигли главного шатра, около которого неподвижно стояли два громадных араба. Одетые в красные шаровары чуть ниже колен, в коротких расшитых золотым позументом безрукавках на голое тело, они представляли собой зрелище угрожающее и внушительное. Блеснув громадными кривыми клинками сабель, они разошлись, освобождая проход. Откуда ни возьмись возник третий араб, проведший гостей в шатер. Все происходило в полном молчании. Так же в тишине они прошли по узкому коридору, образованному двумя полотнищами богато задрапированных шелковых портьер, в просторный зал, горящий золотом и всеми оттенками красного цвета.

Вдоль стен стояли низкие столики на кривых коротких ножках. Повсюду на богатом ковре были раскиданы бархатные и шелковые подушки. Единственным предметом настоящей мебели был величественный трон на другом конце комнаты. Позади трона Алекс заметила щель между портьерами. Возле этой щели стояли два араба, точная копия тех, что встретили их с Диего у входа, и тех, что охраняли вход в зал.

Диего потянул Алекс на середину и свистящим шепотом произнес:

— Помни, чему я учил тебя, дорогая. Ты не должна говорить первой. Только отвечай на вопросы, а в присутствии принца и других мужчин ты вообще должна быть немой как рыба.

Шепот Диего отвлек Александру от созерцания обстановки. Раздраженная как его наставительным тоном, так и содержанием наставлений, Алекс ответила:

— Я буду говорить то, что захочу и когда захочу.

— Тогда тебе суждена очень короткая жизнь. Эти арабы не любят женщин с характером в отличие от меня. Или ты будешь молчать, или тебе отрежут язык.

Как всегда, доводы Диего оказались пугающе убедительными. Алекс не чувствовала себя в настроении спорить с испанцем. Последние два дня и так превратились для нее в сущий ад. Диего время от времени появлялся в каюте, чтобы очередной раз оскорбить ее или пересказать то, что поведал о ней и себе Майлзу. Один-единственный раз Алекс попросила разрешить ей повидаться с Кроссом, и Диего, к ее удивлению, охотно согласился. Он велел ей привести себя в порядок и с издевательской галантностью проводил ее до дверей каюты. Только тогда Диего счел нужным сообщить ей правила игры.

— Ты чудесно выглядишь, дорогая, — тоном светского ловеласа сообщил Диего. — Золотому Орлу будет приятно видеть тебя в добром здравии и хорошем настроении.

— Почему вы зовете его Золотой Орел? — спросила она, не давая Диего сесть на любимого конька.

— Давным-давно мои люди дали ему это прозвище. Есть старинная сказка о Золотом Орле — птице, которую невозможно поймать и посадить на цепь. Однако, как видишь, нашему Золотому Орлу я сумел подрезать крылья.

— Ничего, это временно. Майлз все равно отомстит вам.

— Ты начинаешь повторяться, милая, — рассмеялся Диего. — И я вновь повторю тебе, что ты ошибаешься. Впрочем, не становись занудой. Так ты хочешь увидеть своего любовника или нет?

— Да, прошу вас, отведите меня к нему! — горячо воскликнула Александра, жалея о том, что разозлила Диего.

— Тогда вперед.

Диего галантно распахнул перед ней дверь, и Алекс вышла в сумеречный коридор. Неожиданно Диего грубо дернул ее за руку.

— Постой. Я должен поставить тебе одно условие, дорогая.

— Какое еще условие? — нахмурилась Алекс.

— Видишь ли, Золотой Орел начнет тебя спрашивать, как с тобой обращались, а ты должна рассказать ему, как тебе нравится моя компания, как ты любишь мое общество. Поняла?

— Ни за что!

— Нет, ты сделаешь это, не то я велю привязать его к мачте и выпорю на твоих глазах.

— Ты ублюдок!

— Я устал от твоей брани, — вздохнул Диего. — Послушай, до сих пор твоего Майлза никто не бил — никаких телесных мучений. Но я рассказывал ему о том, как ты извивалась подо мной, как просила приласкать тебя, как млела от моих поцелуев. Кажется, Кросс поверил. А теперь было бы несправедливо лишать его столь приятных иллюзий.

Злые слезы выступили на глазах Алекс.

— Как я ненавижу тебя за это, — прошептала она. — Ты грязное, мерзкое животное, самая гадкая тварь на земле.

— Думай обо мне, что сочтешь нужным, дорогая, но если ты не хочешь, чтобы я превратил спину твоего любовника в кровавое месиво, ты сделаешь то, что тебе говорят.

— Нет! Ты не заставишь меня солгать ему! Я не пойду! — крикнула Алекс и рванулась к каюте.

Диего лишь пожал плечами и, криво ухмыльнувшись, отпустил ее.

— Как хочешь, дорогая. Я скажу капитану, что предложил тебе повидать его, но ты отказалась, потому что утратила к нему интерес.

— Нет! — застонала Алекс и, закрыв руками лицо, заплакала в голос.

Но Родера был равнодушен к женским слезам. Он еще раз предложил ей свидание с Майлзом на прежних условиях. Алекс не ответила, и тогда он, закрыв ее на ключ в каюте, удалился. Оставшись одна, Алекс упала лицом в подушку и заплакала от безысходности. Как бы ни тревожилась она за жизнь Майлза, она считала свое решение правильным. Неизвестно, какие страдания тяжелее переносить — физические или нравственные. Она все равно ничего не могла изменить: Диего будет продолжать плести свои мерзкие басни, но Майлз, если он действительно любит ее, поймет, почему она отказалась встретиться с ним. Лишь бы любовь его была достаточно крепка.

С этих пор Диего оставил ее в покое. Пару раз он был близок к тому, чтобы нарушить свое обещание не трогать ее, но Алекс так отчаянно сопротивлялась, что Диего вынужден был отступить, очевидно, всерьез опасаясь того, что может лишиться награды, если доставит Ари-паше поврежденный товар.

Испытания последних дней не прошли для Алекс бесследно. Она была почти на грани истерики. Сейчас перед троном загадочного и ужасного арабского принца Алекс придавало силы лишь сознание того, что ее Майлз жив. А пока он жив, жива и ее надежда на спасение.

— Куда ведут Майлза? — спросила Алекс у Диего.

— Его приведут сюда же, но тебе с ним говорить не разрешат, иначе ты лишишься своей чудесной головки. Мы ждем визиря принца, его главного советника Рука.

Диего нагнулся к Александре, обдав ее тошнотворной смесью вони немытого тела и перегара, и с очевидным сожалением в голосе произнес:

— Мне жаль отдавать тебя, моя дорогая. Но как знать, может, мы еще и свидимся.

— Увидимся, Диего, — с удивившим ее самое спокойствием ответила Алекс. — Я буду смотреть, как Майлз разрубит тебя на мелкие кусочки.

Диего захохотал, но смех его оборвался при появлении визиря. Алекс невольно отступила на шаг, когда громадный араб в черной мантии появился в зале. Холодные черные глаза араба скользнули по Алекс, и она гордо вскинула голову, встретив его взгляд.

— Принц в нетерпении, капитан. Он опасался, что ты провалишь свою миссию.

Голос араба был глубоким и низким. По-английски он говорил неплохо, но с сильным акцентом.

— Я не знаю такого слова — провал, — ответил Диего, приторно улыбаясь. — Как видишь, я вернулся с обещанным товаром.

Алекс с удовлетворением отметила, что громадный араб не придал значения хвастовству Диего. Более не замечая испанца, визирь вновь обратил свой взгляд к Алекс. Он подошел к ней, придирчиво осмотрел с головы до пят. Он рассматривал ее не торопясь, с пристальным вниманием, лишенным, к слову сказать, всякой похоти. Наверное, так опытный лошадник осматривает кобылу, решая, купить ее или нет, скорее еще менее эмоционально; визирь осматривал ее словно какой-нибудь шкаф или туалетный столик.

— Почему лицо не закрыто вуалью, капитан? — спросил Рук, закончив осмотр. — Ты мог бы быть наказан за то, что видел лицо невесты принца.

Диего, к удивлению Алекс, был не только не раздосадован замечанием, но, кажется, остался весьма доволен. Похоже, он понял слова визиря как одобрение товара.

— Так она ко мне попала, — ответил Диего. — Одетая по обычаю народа своей страны. Но она часто говорила мне, что хочет научиться жить по законам королевства Семи Городов. Она будет верной и послушной женой принца.

— Как ты… Это ложь! — в гневе воскликнула Алекс.

— Замолчи, женщина! — грозно прикрикнул Рук. — Если тебе суждено стать женой принца, ты должна знать свое место! Ты будешь говорить только в своих покоях. А в присутствии жен выше тебя по рангу, тем более мужчин, ты будешь молчать, пока тебе не разрешат открыть рот!

— Но я не хочу… — начала было Алекс, однако, встретившись взглядом с Руком, осеклась.

Сейчас криком ей ничего не добиться, надо было придумать иную тактику. Алекс опустила голову, решив переждать. Несомненно, наступит момент, когда она сможет говорить спокойно, не опасаясь никого рассердить, когда рядом не будет того, кто станет настраивать собеседника против нее.

У двери послышался звон сабель, и все, кто был в зале, обернулись, глядя, как в помещение заводят Майлза. Диего крепко схватил Алекс за руку, предугадав ее маневр. Алекс бросилась к Майлзу, но справиться с Диего ей было не по силам. Майлз мгновенно увидел ее, но конвойные налетели на него и, не давая оглянуться, потащили в другой конец зала.

С колотившимся сердцем смотрела Алекс, как Майлза повалили на колени. Одежда его была изорвана в клочья, он выглядел усталым и измученным, но в глазах его горел огонь. Им не удалось сломить его дух. Ее Золотой Орел даже в цепях оставался непокоренным. Алекс видела, как глаза его зажглись ненавистью в тот момент, когда он посмотрел на Диего, но стоило ему перевести взгляд на нее, и в них засветилась нежность. Она прочла в его взгляде тревогу и боль, но, помимо тревоги и страдания, она прочла в его взгляде любовь к ней. Значит, молитва ее была услышана: Майлз не разлюбил ее, и у них есть надежда на будущее.

— Это тот человек, которому ты позволил украсть невесту Ари-паши? — прищурившись, спросил Рук у испанца.

— Да, — быстро ответил Диего, и в тот же миг Майлз закричал:

— Неправда!

— Тебе никто не давал слова, неверный, — холодно ответил Рук.

— Родера вам лжет. Я требую…

— Не в твоем положении требовать! — гневно крикнул Диего и, оттолкнув Алекс, подошел к окруженному стражей Кроссу.

— Ты что, Диего, боишься, что они поверят мне и закуют в цепи тебя?

— Я ничего не боюсь. Ари-паша знает правду!

— Ты хотел сказать: он знает, что ты делал с его невестой, когда она была в твоем распоряжении?

Алекс вскрикнула. Майлз действительно поверил тому, о чем ему говорил Диего. К глазам ее вновь подступили слезы. Между тем Родера занервничал. Судя по всему, он всерьез испугался того, что мог в запальчивости крикнуть Кросс. Нельзя было допустить, чтобы Рук решил, что он, Диего, спал с женщиной принца. За это преступление испанец рисковал вместо вознаграждения получить плеть. Махнув рукой своим людям, испанец с деланным равнодушием бросил:

— Эй, заставьте его замолчать!

Майлза тут же стукнули по голове прикладом ружья, и он повалился на пол. Алекс завизжала и рванулась к несчастному, но Рук молниеносным жестом схватил ее за плечо.

— Пустите меня, ему плохо!

— Замолчите все! — хрипло скомандовал Рук, и в зале тут же воцарилась тишина. — Шамиля!

Никто не отозвался.

— Шамиля! Зайди! Я знаю, что ты здесь!

Прошло немного времени, и из-за хрустящей портьеры показалась стройная молодая женщина с вуалью на лице. Женщина, покачивая бедрами, с ленивой восточной грацией подошла к Руку. Она гордо несла голову с черными как смоль блестящими волосами, покрывавшими плечи и спину до пояса. Женщина смотрела на визиря и Александру с неприкрытой враждебностью, и Алекс не могла с уверенностью сказать, кого она ненавидела больше, Рука или ее, Алекс.

— Вы звали, визирь? — спросила она смиренно, но без излишней подобострастности.

— Отведи ее в покои, которые приготовлены…

— Нет! — закричала Алекс. — Позвольте мне пойти с Майлзом!

Принц, чьи покои были отделены от тронного зала всего лишь портьерой, слышал все. Не выдержав, он ворвался в зал как штормовой ветер. Обогнув трон, загораживающий ему тех, кто находился в комнате, принц, сверкая глазами, заорал на визиря:

— Рук! Что все это значит? Как смеете вы своим шумом отвлекать меня от молитвы Всевышнему? Что за крики?!

И в этот момент взгляд его упал на Александру. Принц замолчал, глядя на нее во все глаза.

Раскрасневшаяся, разгоряченная, с копной золотых волос, рассыпанных по плечам и груди, которая оказалась обнажена почти до сосков — платье опустилось с плеч в процессе борьбы, Алекс смотрела прямо на Ари-пашу. Нарочито медленно она поправила платье, прикрывая себя, насколько это было возможно в столь скандальном одеянии.

Ари-паша разглядывал девушку так же тщательно, как и до этого его визирь, но в отличие от своего советника он буквально ел ее взглядом, полным откровенного вожделения. Принц протянул свою бледную костлявую руку словно для того, чтобы погладить Алекс по щеке, но вдруг отдернул ее. Отступив на шаг назад, он продолжал молча любоваться своей новой невестой. В зале повисла жуткая тишина. Алекс не смела заговорить. Теперь она действительно искренне желала того, чтобы ее увели куда-нибудь подальше из этой комнаты и от этого человека, чей взгляд холодил ей кровь.

— Хорошая работа, капитан, — произнес наконец принц. — Свадебный пир состоится сегодня же. Рук, поручаю тебе все устроить.

Шамиля, седьмая жена принца Семи Городов, металась по своему маленькому шатру, терзаемая ненавистью к светловолосой неверной. Проклятия сыпались на голову Алекс, но свидетелями этих страшных слов были лишь стены. Еще до встречи своего господина с его новой будущей женой Шамиля успела разглядеть светлокожую красавицу. Из своего тайника она наблюдала, как испанец притащил ее в тронный зал, и уже тогда сердце Шамили защемило от боли и ревности, ибо она поняла, что ее положению любимой жены принца наступает конец.

— Но это несправедливо! — в отчаянии воскликнула смуглая красавица.

Все ее планы разбивались в прах.

Младшей дочери одного из беднейших принцев пришлось приложить немало усилий, действуя где хитростью, где лестью, чтобы стать седьмой женой человека, которому суждено стать правителем Адена. Предание гласило, что именно седьмая жена станет его последней женой. Именно ей предстояло родить принцу наследника. Но вот прошло три года, Шамиля так и не забеременела, а теперь принц хочет восьмую жену.

Шамиля боялась лишиться преимуществ, к которым привыкла и которыми весьма дорожила. Кроме того, ей больно было думать о том, что больше никогда не будет она танцевать перед своим господином, глядя, как в глазах его и теле пробуждается страсть, не будет слышать нежных слов, не узнает более его ласки…

И все из-за этой гадкой неверной. И все же Шамиля была достаточно умна, чтобы держать в узде свой гнев и ненависть. Ее ум и изворотливость помогли ей три года назад, и за эти три года она лишь приобрела опыт. Не может быть, чтобы она не сумела найти выход.

Вначале, едва увидев женщину в алом платье, вопреки предчувствию, Шамиля пыталась внушить себе, что женщина с такой бледной кожей и светлыми волосами не способна разжечь ее мужа. Шамиля признавала, что фигура у ее соперницы неплохая, но, по ее представлениям, блеклый цвет тела делал ее вялой и безжизненной. Однако надежды любимой жены Ари-паши рухнули, едва она увидела, как эта неверная своими странными чарами вмиг успокоила разгневанного принца. Наверное, она была колдуньей в этой своей северной стране. И самое страшное — принц, отдавая распоряжения насчет свадебных торжеств, даже не заметил, что в зале находилась она, Шамиля, и не где-нибудь в дальнем углу, а возле блондинки в красном платье. Вот этого Шамиля не могла простить северной женщине. В тот момент, когда принц посмотрел сквозь Шамилю так, будто она была пустым местом, новая невеста Ари-паши стала для любимой жены принца врагом номер один.

Рук видел, как расстроена Шамиля, и был, несомненно, весьма рад ее позору. Чтобы сделать ей еще больнее, он надменно приказал Шамиле приготовить невесту к свадебному обряду: искупать ее в ванне с ароматическими маслами и одеть ее в роскошный наряд.

Шамиля бросила взгляд на столик из полированного бамбука. На нем стояла низкая плетеная корзина, в которую Рук велел ей сложить притирания, масла и прочее, что понадобится для убора невесты. Шамиля не торопилась выполнять поручение, хотя и знала, что Рук придет за ней сам. Знала она и то, что Рук найдет способ наказать ее за нерасторопность. Все это можно пережить, если только она успеет придумать, как избавиться от соперницы. Ничего, думала она, пусть подождет. Над северянкой сейчас трудятся четыре служанки, у нее есть еще время. Когда она войдет к невесте, у нее должен быть четкий план.

Итак, в ее бедах виновен испанский капитан. Шамиля не была знакома с Диего, что неудивительно, однако она видела его не раз: это он поставлял ко двору принца чернокожих рабов и белых наложниц. Быть может, ей удастся переманить испанца на свою сторону? Поразмыслив, Шамиля отказалась от этой затеи. Уж слишком лживые были глаза у этого испанца. Его слову доверять нельзя.

А как насчет другого? Того, с волосами, похожими на львиную гриву, и с глазами цвета золота. Он был силен, и во взгляде его было нечто внушавшее доверие. Совершенно очевидно, он влюблен в ее соперницу и ненавидит испанца…

Шамиля беспокойно ходила по своему новому шатру, теснота которого служила очередным напоминанием о понижении статуса седьмой жены принца — еще один укол ее гордости. Рук велел ей перебраться сюда, чтобы лишний раз наглядно показать ставшей неугодной супруге ее новое место. Прежние покои были куда просторнее. Шамиля в сердцах запустила флакон духов в стену своего нового пристанища. Увы, отскочив от упругой, туго натянутой ткани, флакон упал на покрытый ковром пол и не разбился, а жаль… Шамиле надо было на чем-то выместить злость. Швырнув склянку обратно в корзину, она бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку.

Лев был в цепях… Как мог он помочь ей? Шамиля слышала, что Ари-паша приговорил его к смерти за то, что он украл его невесту. Сегодня вечером состоится пир, а потом невеста принца будет удостоена чести присутствовать при казни своего похитителя. Шамиля подумала было о том, как помочь Льву бежать, но пленника охраняли весьма усердно. Да и в одиночку он не мог проникнуть в покои принца и увести за собой женщину, которую любит… Но даже если бы Шамиля осмелилась провести его в шатер, далеко ему все равно не уйти. Тенерифе — остров в океане. Да и не могла Шамиля так рисковать: если Ари-паша узнает о ее преступлении, ее ждет неминуемая смерть.

Смерть…

Шамиля вскочила с постели и на цыпочках подошла к выходу из шатра. Раздвинув полог, она выглянула наружу. Напротив, у входа в шатер, стояли два стражника, но больше никого не было видно. Задернув полог, Шамиля подбежала к сундуку, где хранилась ее одежда, и с самого низа достала заветную склянку. Смерть…

Крышка открылась легко, и на ладони Шамили выкатился шарик с густой черной тягучей жидкостью. Сок закраи — пустынного колючего растения, дарил смерть медленную, но без мучений. Шамиля знала действие этого яда, поскольку уже пользовалась им для своих целей. Что поделаешь, придется снова прибегнуть к убийству. В тот раз она с помощью яда отправила в мир иной дочь одного влиятельного вельможи, которая приглянулась Ари-паше как раз в тот момент, когда дело шло к их с Шамилей свадьбе.

Итак, сегодня, перед началом пира, она даст Золотой Птичке вина, чтобы успокоить нервы, ибо какая невеста не волнуется перед свадьбой? Золотая Птичка будет сидеть на свадебном пиру и лакомиться роскошными яствами. А потом она вдруг почувствует усталость, и принц велит отвести ее в свадебный шатер, а когда он придет к ней, чтобы вкусить ее прелестей, невеста будет мертва.

Шамиля усмехнулась. Сделать это было так просто, что она мысленно отругала себя за то, что не додумалась до такого очевидного решения раньше. Золотая Птичка бледна и слаба, разве может подобное бледное создание прожить долго? Конечно, принц может пригласить своего личного врача, но этого Шамиля не боялась. Али-баши был ее двоюродным братом, и именно ей, Шамиле, он был обязан такой почитаемой должностью. Али-баши не был так наивен, чтобы не понимать, от кого зависит его благополучие. Стоит только шепнуть словечко доктору, и он найдет естественное объяснение смерти невесты из северной страны.

Снаружи донеслись голоса, и Шамиля быстро спрятала пузырек с ядом за пояс своих широких шаровар. Опустив вуаль, закрывавшую нижнюю часть ее лица, она быстро взяла корзину и поспешила к двери.

Шамиля нисколько не удивилась, когда, откинув полог, в шатер вошел Рук.

— Ты слишком долго копаешься, Шамиля, — упрекнул ее могучий араб.

— Не должно спешить, когда дело идет о подготовке к свадьбе досточтимой невесты великого принца, — покорно склонив голову, ответила женщина.

Она хотела было проскользнуть мимо Рука к выходу, но визирь отступил, загородив ей проход.

— Твой тихий голос и кажущаяся покорность не обманут меня, Шамиля. Ты недовольна тем, что Ари-паша берет сегодня в жены новую красавицу.

Глаза брюнетки блеснули, но голос остался все тем же — мелодичным и ровным.

— То, что хорошо для моего супруга, хорошо и для меня.

Рук рассмеялся глубоким гортанным смехом.

— Принц может верить твоим речам, столь сладким, сколь и лживым, Шамиля, но я не такой, как он. Седьмой жене нет дела до принца. Она блюдет свой интерес. Так было всегда, так остается и поныне.

— А ты, Рук, — осмелилась спросить Шамиля, — ты чьи интересы защищаешь?

— Моего принца.

— И совсем не думаешь о своих? — удивленно воскликнула она. — Скажи мне, визирь, что, по-твоему, станет с первым советником принца, когда у нашего господина появится восьмая жена? Ты же сам видел, как внезапно все изменилось к худшему в нашем королевстве, когда султан Фазис пригрел на своей груди английских пастырей.

— Они околдовали султана. Он стал говорить на их языке и думать их мыслями, но когда великий султан отойдет в мир иной, Ари-паша выгонит неверных вон, потому что он смотрит на жизнь своими глазами, а не глазами отца. — По тону Рука трудно было понять, нравится ли ему такой порядок вещей или нет. Он всего лишь констатировал факты.

— Да, все бы так и случилось, если бы не эта женщина из северной страны. Она воспитана по другим обычаям и не станет жить по нашим. Ты видел, как он смотрел на нее: он был словно одержим дьяволом. Ари-паша не посмеет ей ни в чем отказать. Будет ли твое место рядом с принцем таким уютным и теплым, когда его новая жена начнет устанавливать свои порядки?

— Ари-паша знает мне цену. Мне нечего бояться.

Рук говорил спокойно и уверенно. Шамиля растерялась. Хотя, подумала она с некоторым запозданием, чего бояться великому визирю? Разве не в его руках находится истинная власть? Его уважали и боялись все, кто окружал принца. Когда визирь был еще совсем молод, султан Фазис приставил его следить за своим сыном. Все в королевстве знали, что султан часто сокрушался о том, что Аллах не дал ему сына такого, как Рук, которому он смело мог доверить управление королевством. Если Ари-паша рос капризным и вздорным, то Рук предпочитал молчать, а если говорил, то по делу. Если принцу часто приходилось кричать и топать ногами, чтобы добиться повиновения, то Руку достаточно было только взглянуть на провинившегося, и тот немедленно подчинялся.

Нет, Руку нечего было бояться влияния новой жены. Золотая Птичка вскоре поймет, как следует вести себя с визирем. Разозлившись на то, что так легко выдала себя, Шамиля с досады прикусила губу.

Между тем Рук, не торопясь, просматривал содержимое корзины. Здесь ему не к чему было придраться: масла и растирания были самыми лучшими. Однако, когда Рук взглянул на наряд из бледного шелка, приготовленный Шамилей для невесты, он, нахмурившись, спросил:

— Это что такое?

— Наряд, который нечестивица наденет на свадебный пир, — с невинным видом ответила Шамиля.

— Ты сделала плохой выбор. Дай ей золотой — только он ей под стать.

— Не знаю, о чем это ты говоришь, — скосив глаза, ответила Шамиля.

Рук схватил женщину повыше запястья и сжал руку так, что она сморщилась от боли.

— Ты лжешь, Шамиля. Все знают о твоем золотом наряде. Ты надевала его, когда ходила в гарем, чтобы похвалиться перед остальными женами щедростью Ари-паши. Вот эту одежду ты отдашь Золотой Птичке.

— Не отдам! — крикнула Шамиля, попытавшись высвободиться.

— Ты сделаешь то, что тебе говорят! — повысил голос визирь, тряхнув Шамилю так, что она едва не выронила корзину.

— Убери от меня руки, визирь! Ари-паша накажет тебя за то, что ты нанес оскорбление седьмой жене принца!

— Принцу теперь не до тебя, — с ухмылкой ответил визирь, — подумай лучше, как отнесется Ари-паша к тебе, узнав о твоей ревности.

Шамиля прикусила язык. Она все равно не могла ослушаться приказа визиря.

— Но я ни разу не надевала золотой костюм перед принцем, позволь мне приберечь его до трехлетней годовщины нашей свадьбы, — взмолилась Шамиля.

— Может, и наденешь еще, а пока он пригодится для этого случая — новой свадьбы. Как ты думаешь, почему Ари-паша просил тебя взять наряд с собой?

— Не для того, чтобы я отдала его другой! — воскликнула Шамиля, не желая верить в то, что сегодняшнее событие было спланировано давно, еще в те времена, когда она считала, что принц не может и думать ни об одной новой женщине. — Мой муж велел мне взять золотой наряд, потому что не был уверен, что мы вернемся домой ко дню нашей третьей годовщины.

— Верь во что верится, Шамиля, если так тебе легче. Но сердце твое знает правду. В новых покоях невесты стоят сундуки с нарядами, которые принц заказал специально для нее, но он хочет видеть ее в золотом одеянии, о котором ты столько говорила. А теперь делай, что тебе говорят!

Шамиля, глотая злые слезы, отложила корзину и подошла к сундуку, доверху полному нарядов из богатейшего шелка. Она вовсю кляла себя за то, что все-таки взяла с собой золотое платье. Оставлять его во дворце было опасно. Завистливые жены могли пробраться в ее покои и испортить драгоценную вещь. Выходит, что зря она волновалась: самый красивый из ее нарядов так или иначе уплывал от нее. Нащупав рукой пузырек за поясом, она крепко сжала его, решив во что бы то ни стало убрать с пути ненавистную северянку.

Шамиля неохотно сложила в корзину шаровары, лиф из золотой парчи и накидку из тонкого газа и вслед за визирем выскользнула из своего тесного шатра.

Алекс сидела за низким столиком, невидящим взглядом уставившись в зеркало. Позади нее четыре смуглые рабыни болтали на непонятном языке. Две рабыни расчесывали ее волосы какими-то замысловатыми щетками, взбивая и укладывая их так, что они казались особенно пышными и густыми.

Две другие девушки стояли без дела в стороне. Очевидно, они уже сделали положенную им работу и теперь ожидали прихода Шамили.

Александра была как во сне. Прошло уже несколько часов с того момента, как ее привели в эти нарядные покои, а она так ничего и не узнала о Майлзе. Алекс не могла забыть его взгляда, взгляда, которым он пытался сказать ей о своей любви. Глаза его молили простить за все горе, которое он ей причинил, и Алекс с радостью даровала ему прощение, поскольку ей, в общем, не в чем было его винить. То, что пережила она, было ничто по сравнению с мукой, которую испытал Майлз. По его глазам Алекс поняла, что он поверил в рассказы Диего. Алекс представляла, как больно ему сознавать, что его невеста делила ложе со злейшим врагом. Александра мечтала об одном: дать ему знать, что все рассказы Диего — ложь, что она осталась верна своему жениху, но как это сделать? Помочь ей могла только та темноволосая девушка, Шамиля. Велев рабыням искупать Алекс, она исчезла, чтобы принести… что-то, а что — Алекс понятия не имела.

Приятной неожиданностью для Александры стало известие о том, что Шамиля неплохо говорит по-английски. Оказывается, правитель этой страны, султан Фазис, заставил всех своих приближенных общаться при дворе на английском языке. Как поняла Алекс, Шамиля не любила ни англичан, ни их непривычную для восточного уха речь, но не без основания испытывала гордость за то, что сумела овладеть трудным и совершенно чужим для нее языком. Алекс попросила ее разузнать о Майлзе и теперь с нетерпением ждала возвращения темноволосой красавицы.

Услышав голоса за портьерой, Алекс повыше натянула простыню, в которую ее закутали после купания. В помещение вошла Шамиля с корзиной в руках.

— Вы успели что-то узнать, Шамиля? — спросила Алекс.

Шамиля прошла к столику, поставила на него корзинку и, отстегнув вуаль, закрывавшую нижнюю часть лица, ответила:

— Я знаю очень мало. Только то, что Льва отвели в шатер, где ему лечат раны.

— Раны? — испуганно воскликнула Алекс. — Его пытали? Тот удар в голову?

— У него глубокие раны от цепей на запястьях. Это все, что я знаю.

— Ну тогда, значит, его не пытали.

— Если ты имеешь в виду казнь, к которой приговорил его мой муж, то она состоится только вечером. На свадебном пиру Ари-паша решит судьбу Льва.

Надежда озарила взгляд Алекс.

— Вы хотите сказать, что его могут помиловать?

— Нет, — возразила Шамиля. — Его обязательно убьют. Сегодня будет выбран лишь способ казни, и тебе предоставят честь смотреть, как убивают твоего похитителя.

— Господи! — Алекс, закрыла лицо руками и заплакала.

Шамиля, нахмурившись, смотрела на соперницу.

— Тебя что, не радует, что твой похититель будет убит?

— Майлз не крал меня! — воскликнула Алекс. — Меня украл испанец, а не Лев, как вы его зовете. Я была невестой Льва. Ну почему меня никто не хочет слушать?

Шамиля растерялась. Кажется, северянка бьиа искренне удручена и расстроена. Тогда зачем же она насылала свои колдовские чары на Ари-пашу?

— Лев любит тебя, я видела это по его глазам, но я не знала, что и ты его любишь.

Алекс взглянула в глаза Шамиле. Она видела, что отношение смуглянки к ней изменилось к лучшему, но во взгляде по-прежнему оставалась неприязнь.

— Ты можешь помочь мне бежать, Шамиля? Ты можешь отвести меня ко Льву и помочь бежать?

— Нет, — решительно тряхнула головой Шамиля. — Этого я сделать не могу. Слишком опасно. У Рука глаза повсюду. Он узнает, и нас обеих убьют.

Шамиля медленно отошла в противоположный угол комнаты, не зная, как расценить внезапно возникшее теплое чувство к этой бледной светловолосой женщине. Она дотронулась до спрятанного пузырька с ядом и отдернула руку как от ожога. Решимость отравить соперницу таяла на глазах, и Шамиля пыталась уверить себя, что северянка околдовала ее так же, как до этого Ари-пашу. Не может быть, чтобы она действительно не понимала, какая честь стать женой принца. Однако в синих глазах красавицы было столько неподдельного горя, что не поверить ей было очень трудно.

Александра терпеливо ждала, что скажет Шамиля, ни на секунду не спуская с нее глаз.

— Не знаю, как тебе быть, — ответила наконец Шамиля, темные, как ночь, глаза которой теперь светились истинным сочувствием. — Мой муж выбрал тебя своей восьмой женой, и он верит словам испанца. В нашей стране по закону положено убивать того, кто украдет невесту другого. Если Ари-паша убедится в том, что ты действительно принадлежишь Льву, он, может, и отпустит тебя. Но едва ли Ари-пашу можно переубедить. Ты понравилась ему, и он не захочет тебя отпускать. Правда будет резать ему слух.

Алекс видела, с какой болью дались Шамиле последние слова.

— Прости, Шамиля, — тихо пробормотала она.

— За что тебе просить прощения?

— За то, что мое присутствие причинило боль тебе. Должно быть, ты очень расстроена и со страхом смотришь в будущее.

Шамиля не верила своим ушам. До сих пор никому не приходило в голову посочувствовать ей в ее трудном положении. Странно и удивительно, что первым и, наверное, единственным человеком, который пожалел ее, была эта неверная. И все же с трудом верилось, что белокожая красавица говорит от чистого сердца.

— Не надо жалеть Шамилю, — гордо сказала седьмая жена. — Я всегда могла о себе позаботиться. Я должна остаться любимой женой принца, и я сделаю все, чтобы так оно и было.

— Конечно, — согласилась Алекс. — Даю тебе слово, что бы ни случилось, место Майлза в моем сердце навеки останется незанятым. Ари-паша может сделать меня своей женой, но в душе я всегда буду принадлежать человеку, которого люблю.

Шамиля не совсем поняла, что хотела ей сказать Алекс, ибо не знала, что такое в понимании северянки любовь и каким должно быть это чувство, чтобы продолжать любить мертвого. Она прилагала немалые усилия, чтобы не дать себе размякнуть. Сейчас она должна видеть в этой девушке соперницу, врага, а иначе ей никогда не выиграть битву за сердце принца.

— Начинайте, — велела она рабыням, стоявшим в стороне в ожидании приказаний. — Надо закончить готовить тебя к пиру, — пояснила Шамиля светловолосой женщине, — а еще многое предстоит успеть.

В руках у одной из рабынь появился большой флакон с маслом без цвета и запаха. Шамиля велела Алекс снять простыню и лечь на кушетку. Алекс попыталась протестовать, когда женщины принялись растирать ее, покрывая каждый дюйм тела маслом, но Шамиля словно и не слышала, приказав рабыням продолжать свою работу. Масло впитывалось в кожу, не оставляя жирных следов, зато тело стало нежным и мягким, словно у младенца. Когда с массажем было покончено, Шамиля стала втирать в кожу Алекс ароматические масла. Меняя пузырьки, смешивая запахи, она добилась того, что от Алекс исходил нежный, трепетный, экзотичный и очень возбуждающий запах.

— Восхитительно, Шамиля, — пробормотала Алекс не без смущения. В конце концов меньше всего ей хотелось свести с ума арабского принца.

Шамиля прекрасно видела по глазам северянки, что творилось у нее на душе, и невольно задалась вопросом, зачем она сделала все, чтобы добиться превосходного результата. Смешивая ароматы, можно было легко сделать так, чтобы от этой неверной несло, как от стада козлов. Не ответив на благодарность, Шамиля принялась перебирать пузырьки в корзине, стараясь понять себя самое. Не желая заглядывать слишком глубоко, она просто сказала себе, что поступила так из страха быть наказанной визирем.

Достав из корзины золотой наряд, Шамиля приказала Алекс встать. Стыдливо прикрывшись простыней, Алекс неуверенно смотрела на полупрозрачную золотую ткань.

— Что это такое?

— Принц велел тебе надеть это на пир.

— Это? — удивленно воскликнула Алекс. — Нет! Я не смогу!

— Но почему? Это мой лучший…

— Прости, — поспешила извиниться Алекс, понимая, что оскорбила хозяйку. — Материал чудесный, но его так мало… Это все равно что выйти голой!

— Точно такой же костюм, как сейчас на мне, — спокойно заметила Шамиля.

— Конечно, чудесный наряд, и он тебе очень идет, — согласилась Алекс, глядя на короткий лиф и просторные шаровары смуглянки, — но в моей стране так одеваться не принято.

— У тебя нет выбора, — раздраженно сказала Шамиля, задетая тем, что ее самый лучший наряд не понравился северянке. — Ты все равно его наденешь — принц так приказал.

— А если я откажусь?

— Отказ выполнять приказание принца карается смертью!

Шамиля тут же пожалела о своих словах. «Что со мной?» — спрашивала она. Можно было просто доложить о том, что неверная отказывается повиноваться, и тем самым умыть руки. Не в ее правилах было пренебрегать такими чудесными возможностями, чтобы расправиться с врагом.

— Понимаю, — тихо ответила Алекс. — Если выбора у меня нет, я сделаю, как мне велят.

Шамиля предпочла смолчать. Служанки подошли к Алекс и принялись оборачивать тонкую ткань вокруг бюста, поднимая вверх упругую грудь. Затем Шамиля искусно свернула ткань так, чтобы она легла мягкими складками. Один конец перекинули через плечо и оставили незакрепленным, так что легкий шелковый шлейф взлетал и струился следом за Алекс при каждом ее движении. Шелковый плотный пояс, который оказался Алекс широким в бедрах, Шамиля затянула потуже и довольно улыбнулась: талия у Золотой Птички действительно была тонка, но бедрам не хватало пышности. Ари-паше наверняка это не понравится.

Александра невольно поежилась, глядя на свой странный костюм, закрывающий лишь грудь и бедра. От пояса вниз спускалась многослойная вуаль, каждый слой тончайшей, легкой и прозрачной, словно газ, ткани имел свой оттенок золотого цвета. Сам пояс был расшит маленькими жемчужинами. Нижний, более темный слой ткани, который наподобие шаровар закреплялся у щиколоток, был расшит жемчужинами покрупнее.

Когда Шамиля посчитала, что наряд подогнан как полагается, она достала из корзины брошь, при виде которой глаза у Алекс округлились от изумления. Бриллианты переливались, блистая в кольце из рубинов, заключенных во внешнее кольцо довольно крупных жемчужин. Алекс с сомнением смотрела на эту потрясающую вещь, не представляя, куда можно было прицепить ее. Пояс и так был весь расшит жемчугом, а на груди едва ли хватило бы места для размещения такого количества драгоценностей.

Шамиля молча указала Алекс на низкую кушетку.

— Сейчас ты наденешь яшмак[4] и с этого момента будешь носить его повсюду. Только в своей комнате ты имеешь право снимать его, — сообщила она.

Убрав волосы с лица северянки, она отделила небольшую прядь возле уха и, закрутив ее, подняла наверх и закрепила драгоценной заколкой. Повторив ту же процедуру с другой стороны, Шамиля достала вуаль, затканную золотыми нитями, и закрепила ее с помощью двух маленьких застежек. Затем Шамиля велела сопернице встать. Рабыни подняли зеркало, так, чтобы невеста могла видеть себя в полный рост.

Шамиля отошла, глядя на свою работу. Если, начиная наряжать Алекс, она еще тешила себя надеждой, что бледная кожа северянки окончательно поблекнет на фоне золотого наряда, что сам наряд, как бы созданный для пышнобедрых смуглых красавиц Востока будет выглядеть смешно и нелепо на женщине из северной страны, то теперь принцесса более не могла себя обманывать. Ее соперница была красива, красива настолько, что ей не требовалось волшебство, чтобы влюбить в себя Ари-пашу. С убийственной ясностью Шамиля поняла: ее место любимой жены принца навеки потеряно. Черная зависть наполнила ее сердце. Она ненавидела свою соперницу, ненавидела так, как только можно ненавидеть врага.

Хлопнув в ладоши, Шамиля отпустила рабынь.

— Скоро начнется пир, — тихо сказала она, глядя на невесту принца с холодной враждебностью. — Не хочешь выпить стакан вина, чтобы успокоиться перед встречей с будущим мужем?

Глава 20

Маленький шатер на окраине стана принца был, наверное, самым невзрачным из всех, да и внутри обстановку едва ли можно было назвать роскошной. Быть может, Шамиля и сочла бы за унижение находиться в таких покоях, но для Майлза после двух суток, проведенных в трюме в компании крыс и Диего, обстановка показалась райской.

Кросс вспомнил глаза Алекс. В ее взгляде не было ненависти, не было даже укора за то, что ей пришлось пережить по его вине. В нем читалась только любовь.

Майлз приподнялся со своей постели, услышав голоса. Полог приоткрылся, и с невыразимым удивлением он увидел двух стройных молоденьких темноволосых девушек. Они опустились на корточки у его ног, и одна из них зажгла лампу, а другая стала искать что-то в огромной корзине, которую принесла с собой. Майлз не понимал, что происходит. Ситуация не прояснилась и тогда, когда здоровенный охранник принес в шатер два ведра воды и поставил их рядом с корзиной.

Одна из рабынь, чуть крупнее другой и, очевидно, менее стыдливая, заговорила с Майлзом на своем языке, но он покачал головой.

— Я не понимаю, — сказал он, надеясь, что смысл его слов будет ясен.

Девушка положила руку к себе на грудь и сказала:

— Гейла.

Майлз указал на нее пальцем:

— Гейла?

Девушка закивала, и даже сквозь вуаль Майлз увидел, что она улыбнулась. Дальнейшее представление происходило на том же языке знаков. Другая девушка, стыдливая и застенчивая, назвалась Башедой.

— Майлз Кросс к вашим услугам, леди, — галантно представился единственный в помещении кавалер.

Гейла никак не реагировала. Странно, Майлз посчитал, что они вполне понимают друг друга. Он вновь положил руку себе на грудь и сказал:

— Майлз.

— Симба, — сказала, кивнув, девушка.

— Нет, — покачав головой, возразил Кросс и, вновь ткнув себя пальцем в грудь, повторил:

— Майлз.

— Симба, — упрямо повторила девушка.

— Ну, как хочешь. Симба, так Симба. Когда придет время меня казнить, мы все поймем, о ком идет речь.

Полог шатра вдруг вновь распахнулся, и вошел визирь. Черный расшитый плащ, тот самый, в котором Майлз увидел его впервые, был распахнут, открывая взгляду мускулистую обнаженную грудь. На боку под плащом ясно угадывалась сабля. Майлз взглянул на араба с искренним восхищением. Титул визиря достался ему не зря, если не из-за большого ума, так уж точно из-за большой силы, но скорее всего из-за редкого сочетания того и другого.

— Они говорят, что тебя зовут Лев, — сообщил он на хорошем английском.

— Я польщен. А вас, как я понял, зовут Рук.

— Совершенно верно. Я советник принца и его правая рука. Принц желает, чтобы сегодня тебя приготовили к пиру.

— К пиру?

— К свадебному пиру, на котором принц решит, какой смертью ты умрешь.

Майлз приподнял бровь:

— В каком качестве я приглашен на пир, в качестве гостя или главного блюда?

Похоже, Рук не оценил шутку пленника, и Майлза невольно передернуло от мысли о том, что его шутка может быть вовсе не шуткой.

— Ты будешь почетным гостем, — к величайшему облегчению Майлза, сообщил визирь. — Гейла и Башеда сделают все необходимое. Они искупают тебя и разотрут маслами. Твои раны будут излечены руками этих девственниц, а потом ты выберешь одну из них, чтобы удовлетворить желание своего тела.

Майлз и не думал скрывать удивления:

— Как благородно со стороны принца. Не кажется ли вам, что это слишком для осужденного на смерть?

— Вовсе нет, — сухо возразил визирь. — Есть и пить, ублажать плоть — все это для вас, христиан, считается самым главным счастьем в жизни. Ари-паша считает, что для тебя прощаться с жизнью, только вкусив с древа удовольствий, будет особенно мучительно.

С точки зрения Майлза, логика рассуждений принца была по меньшей мере абсурдной, но он предпочел придержать свое мнение при себе.

— Вы можете передать принцу мою благодарность за его великодушное отношение… или мой ужас при мысли о предстоящем наказании. Выберите вариант, который считаете наиболее подходящим.

Рук всего лишь скупо кивнул, и Майлз решил сменить тему:

— Если вы главный советник принца, то должны знать обо всем, что происходит в стенах его дворца. Скажите, где Александра?

— Золотую Птичку готовят к свадебному торжеству. Тебе не следует бояться, с ней хорошо обходятся. Сегодня на пиру имам, святой человек, провозгласит ее восьмой женой принца Семи Городов.

— И нет способа не дать свадьбе состояться? — серьезно спросил Майлз.

— Ты хочешь спросить, есть ли у тебя возможность воспрепятствовать соединению принца и Золотой Птички? — Рук окинул Майлза оценивающим взглядом, очевидно восхищаясь его самообладанием. — На этот вопрос я могу ответить только «нет», — спокойно сказал он, выдержав паузу. — К тому времени как начнется церемония, принц решит твою судьбу, и ты будешь казнен на глазах у принца и его невесты еще до того, как она станет женой Ари-паши.

— Скажите, Рук, — решился спросить Майлз, поднимаясь с циновок так, чтобы быть вровень с визирем и смотреть глаза в глаза, — за что конкретно меня наказывают?

— Мне жаль, но Лев будет приговорен к смерти за то, что украл невесту у Ари-паши, — сообщил Рук с видимым сожалением. — Это закон, и он не может быть нарушен.

— Но Ари-паша принял решение на основании слов безумца и вора. Испанец Родера обманул вашего принца, поскольку я не крал Александру. Это Родера украл у меня мою невесту.

Рук пристально посмотрел на пленника, решая, поверить ему или нет.

— Почему я должен тебе верить?

— Спросите Александру, она подтвердит мои слова.

— Она всего лишь женщина, — презрительно скривился Рук. — Слова женщины ничего не значат. Ты чужой, а Родера — нет. Принц доверяет ему.

— А вы не доверяете?

Майлз почувствовал заминку и уцепился за спасительную мысль как за соломинку.

— Я доверяю тому, кому приказывает мне доверять мой господин, — дипломатично ответил Рук.

— Вы говорите неправду, Рук, а это недостойно вас как человека чести. Разве назначение визиря не в том, чтобы оградить своего господина от врагов?

— Я знаю врагов моего принца, — хмуро ответил Рук, — но Ари-паша предпочитает не слушать моих предупреждений. Все, что я могу, — это держать наготове меч, чтобы отразить удар и защитить принца.

— Тогда ваш долг сообщить принцу о предательстве испанца. Я слышал, что ваш закон предписывает смерть тому, кто украл у другого его женщину, и не я должен умереть за этот проступок. — Майлз пристально смотрел в глаза визирю. — Золотая Птичка, как ты зовешь ее, — моя женщина, и если Ари-паша возьмет ее в жены, он будет повинен в том же преступлении, в котором обвиняет меня. Укравший чужую жену неминуемо будет наказан, если не людьми, то Аллахом, не так ли?

Рук долго молчал, как бы взвешивая слова Кросса.

— В том, что ты говоришь, есть доля истины, — произнес наконец араб. — Однако это не значит, что ты говоришь правду. У нас нет иных доказательств вины испанца, кроме твоего слова.

— Александра — моя женщина, — настойчиво повторил Майлз. — Я везу ее к себе домой в Америку. Еще до того как мы достигли Тенерифе, я взял ее в свою постель и сделал своей. Возможно, она сейчас уже несет во чреве моего ребенка. Что будет, если твой принц не послушает моего слова и восьмая жена родит ему сына, который станет копией Льва?

Рук покачал головой:

— Если это правда и Золотая Птичка несет твое семя, существует простой способ очистить ее тело от плода.

— Еще до того, как она ляжет с принцем на брачное ложе?

Майлз хватался за соломинку. Рук отказывался верить очевидному, и его трудно было за это винить, ибо его господин, Ари-паша, преодолел немало трудностей для того, чтобы заполучить жену из Европы, да еще и блондинку. Но если Майлзу повезет убедить советника, он по крайней мере выиграет для Алекс время.

Мысль о том, что Алекс может быть беременна от него, родилась только что.

Рук молчал, и Майлз решил развить мысль:

— Если принц Ари-паша возьмет сегодня Александру, кто сможет с уверенностью сказать, от чьего семени она понесла, от его или моего?

Лицо Рука превратилось в непроницаемую маску. Он стоял, устремив взгляд вдаль, взвешивая все «за» и «против». По-видимому, приняв определенное решение, Рук сказал что-то на своем гортанном языке служанкам, затем резко повернулся и вышел из шатра, оставив Майлза в полном неведении.

Пока мужчины разговаривали, коленопреклоненные рабыни добавили в воду ароматного порошка и приготовили какие-то масла и притирания. Майлз не собирался использовать ни одну из этих красоток для плотских утех, но не видел смысла в том, чтобы отказываться от их стараний по уходу за его ранами и омовению тела. Девушки помогли ему освободиться от замусоленных штанов и уложили нагого на постель. Майлз блаженно растянулся на ложе, и работа закипела.

Пока заботливые девичьи руки растирали и мыли его, он лениво думал о том, что сейчас происходит в палатах принца. Интересно, Александру готовят к пиру тем же способом?

Алекс с трудом разбирала слова Шамили. Она вообще отказывалась понимать происходящее. Стремительное превращение деревенской акушерки в женщину из гарема принца грозило свести ее с ума. Александра присела на кушетку и тупо уставилась в зеркало из полированного металла.

— Я не узнаю себя, Шамиля, — призналась Алекс, — ты просто кудесница.

— Золотая Птичка и в самом деле мила. Ари-паша будет весьма доволен.

Алекс вновь почувствовала враждебность в голосе Шамили и удрученно ответила:

— Я совсем не хочу этого, Шамиля. Ты же знаешь.

— Но ты женщина, и у тебя нет выбора. Если принц захочет, ты будешь его женщиной.

— Но кое-что я могу сделать. Я могу сказать принцу на пиру, что…

— Нет, — решительно тряхнув головой, заявила Шамиля. — Женщинам разговаривать запрещено.

— Но это же невозможно! Не хочешь же ты сказать, что ни разу не разговаривала с мужем?

— Только наедине мне позволено говорить с ним. За то, что женщина говорит со своим мужем или с любым другим из мужчин на людях, ей положено жестокое наказание.

— И что мне делать? — растерянно спросила Алекс.

Шамиля отошла к столу в дальнем углу комнаты.

— . Ты должна собраться для того, чтобы достойно встретить принца. Стакан вина успокоит тебя.

Стоя спиной к Александре, Шамиля наполнила серебряный кубок темно-красным вином. Достав пузырек с ядом, она вылила содержимое в кубок Алекс, а затем налила вина себе.

— Не знаю, стоит ли, — пробормотала Алекс. — Для того чтобы придумать выход, мне нужно мыслить ясно.

— Вино и в этом поможет, — настаивала Шамиля, подавая Алекс кубок. — Обещаю тебе, все разрешится еще до того, как падет ночь.

— Ты придумала, как помочь мне? — обрадованно улыбнулась Алекс.

— Да, — с некоторой отчужденностью ответила Шамиля. — Я придумала способ. Он очень прост. А теперь пей.

— Что за способ? Скажи? — Заинтригованная словами Шамили, Алекс отставила кубок. — Прошу тебя, скажи, что ты придумала?

— Я не могу. Ты должна мне довериться. — Тщательно скрывая свое раздражение, Шамиля взяла со стола кубок и вновь подала его Алекс. — Положись на меня и расслабься. Ну, пей же!

— Золотая Птичка пойдет со мной!

Рук вошел в помещение и встал перед женщинами, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Удивленно взглянув на золотое видение, Рук на миг лишился дара речи от такой красоты.

— Рук, — завопила Шамиля, торопливо закрыв яшмаком лицо. — Сюда запрещено входить без спроса!

Глубоко удрученная тем, что неожиданный приход Рука помешал ей совершить убийство, умело разыгрывая смущение, Шамиля бросилась к Алекс якобы для того, чтобы закрепить вуаль, и как бы нечаянно ударила северянку по руке, да так крепко, что Алекс выронила кубок, который уже успела поднести к губам.

Темное вино кровавой струйкой потекло на толстый ковер.

«Наверное, у меня действительно нервы не в порядке», — подумала Алекс, глядя на вино, поразительно похожее на кровь. По спине девушки пробежал холодок, будто сама смерть, пролетая, коснулась ее своим крылом.

— Простите, — пробормотала Алекс, — он выскользнул у меня из рук.

— Это Рук виноват, — сердито бросила Шамиля. — Он знает, что сюда не заходят без разрешения.

— Тысячу извинений, принцесса, — сказал Рук без особого, впрочем, сожаления. — Сюда меня привело дело чрезвычайной важности. Золотая Птичка пойдет со мной.

Сердце Шамили замерло.

— Принц захотел увидеть Золотую Птичку?

— Принц еще увидит ее сегодня, а сейчас она пойдет со мной.

— Куда вы меня ведете? — нервничая, спросила Александра, находясь под впечатлением вида струйки, так похожей на кровь.

— Тебе не положено задавать вопросов. Пошли.

Рук подошел к выходу и приподнял полог, давая возможность ей выйти. Александра бросила взгляд на Шамилю, но лицо седьмой жены принца было совершенно непроницаемым. Алекс не смогла прочитать на нем ничего: ни ненависти, ни сочувствия.

— Ты подождешь ее возвращения здесь, — приказал Шамиле Рук.

Проснувшись, Майлз почувствовал удивительную легкость. Гейла и Башеда вернули его к жизни. Он не только чувствовал себя чистым и отдохнувшим, что само по себе можно было назвать чудом, но и здоровым: руки больше не болели. Они были перевязаны тканью, пропитанной каким-то приятно пахнущим снадобьем. Девушки сидели на коленях возле его постели и терпеливо ждали, опустив глаза. Рядом лежали аккуратно сложенные чистые восточные шаровары — заскорузлые от грязи и крови бриджи Майлза исчезли.

— Спасибо вам, леди, — улыбнулся Майлз. — Интересно, Алекс знает о существовании такой чудодейственной мази? — пробормотал он.

Гейла подняла вдруг на него свои черные задорные глаза, и он наконец понял, чего они ждут. Перед ним стояла задача не из легких. Как дать им понять, что при всем его уважении он не желает от них ничего.

Немного подумав, Майлз решил одеться. Гейла не спускала с него глаз.

— Ты очень хороша, честное слово, моя дорогая, но сердце мое принадлежит другой, — сказал Кросс, когда шаровары были надеты.

Гейла зачарованно смотрела на мужчину, сильное тело которого только что растирала и массировала. Поднявшись с колен, она изящным жестом отстегнула вуаль. Ее напарница, мгновенно оценив ситуацию, поспешила покинуть шатер.

Гейла подставила губам Майлза свое красивое лицо. Кросс застонал, не зная, как еще объяснить ей, что ее жест доброй воли не может быть принят и оценен по достоинству.

— Иди за ней, малышка, — сказал он, указывая на дверь.

Гейла не поняла его или не захотела понять. Тогда он нежно взял ее за плечи, чтобы проводить к выходу, но девушка совсем по-другому расценила его жест и, едва руки Майлза легли ей на плечи, крепко обняла его за шею, встав на цыпочки. Майлз попытался распрямиться и невольно оторвал черноглазую красавицу от земли. Гейла жадно приникла к его губам.

— Довольно, малышка, довольно, — прошептал он, скорее растроганный, чем расстроенный ее необычным поведением. — Я весьма польщен, но…

Гейла вновь прижала губы к его губам, не давая ему сказать ни слова. Майлз отпустил ее талию, и она соскользнула вниз. Майлз осторожно разжал ее пальцы и опустил девушку на пол.

Гейла нахмурилась, обиженная тем, что Лев отказывается принять ее дар, не понимая, почему он отверг ее. Слезы показались в уголках ее огромных черных глаз. Она положила руки ему на грудь. Майлз отстранился.

— Нет, Гейла, я…

В этот момент полог приподнялся, и в шатер вошел Рук.

— Гейла тебе не понравилась? — спросил он, удивленный отсутствием у пленника интереса к красавице смуглянке.

Рук чувствовал себя отчасти задетым, поскольку сам выбрал двух самых красивых рабынь для услады Льва.

— Она красива, — сказал Кросс, глядя, как Гейла опускается на колени перед визирем в страхе, что тот накажет ее за то, что не смогла угодить пленнику. — Но мне нужна только моя женщина, Рук. Познав ее, я больше не хочу других, даже самых чудесных.

Рук в ответ лишь молча хлопнул в ладоши, и Гейла тут же неслышно, как тень, выскользнула из шатра. Рук прошел следом, вернувшись через несколько секунд в сопровождении другой женщины.

— Алекс? — выдохнул Майлз, не веря своим глазам.

В облачении из переливчатого золотого шелка она скорее напоминала чудесный сон, чем женщину из плоти и крови.

— Майлз? Майлз!

Заливаясь слезами, Алекс кинулась к своему возлюбленному, напрочь забыв о визире, молча наблюдавшем сцену встречи любовников.

Майлз прижал ее к себе, повторяя:

— Прости, прости меня за все!

Алекс прижималась к нему, готовая слиться с ним воедино, в отчаянном стремлении удержать при себе, не дать судьбе разлучить их. Майлз дернул за вуаль.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Господи, как я мечтал вновь услышать эти слова, — хрипло пробормотал Майлз.

— Как ты мог сомневаться, Майлз! — воскликнула она, смеясь и плача одновременно.

Рук терялся в сомнениях. Эта женщина весьма понравилась Ари-паше и во время первой встречи, но теперь, увидев ее в восточном одеянии, он ни за что не захочет ее отпустить. И в то же время Рук своими глазами мог убедиться в том, что Лев говорил правду: эти двое любили друг друга и были любовниками.

— Вы подождете меня здесь, — приказал Рук.

— Почему вы разрешили нам увидеться? — прищурившись, спросил Майлз.

Капитан «Неистового» не был настолько наивным, чтобы поверить, будто визирь устроил им свидание из простого сочувствия.

— Я вернусь с пророчицей. Только увидев вас вместе, она сможет сказать, говорил ли ты мне правду. Ванда узнает, несет ли Золотая Птичка твое семя.

С этими словами визирь вышел, оставив влюбленных наедине.

— Семя? О чем это он? — удивленно спросила Алекс.

— Рук мне показался честным человеком. Я попытался убедить его, что Диего лгал принцу, но когда я понял, что мне его не переубедить, то сказал, что ты можешь быть беременна от меня. Я надеялся выиграть время… — Майлз осекся.

— Ребенок, — пробормотала Алекс, опустив руку на живот. — Я не думала об этом. Да еще и рано, чтобы сказать…

— Рук считает, что уже можно.

— Твой ребенок, — еле слышно прошептала Алекс. — Твой сын.

Она обняла Майлза за шею, подставив для поцелуя лицо, но в глазах ее возлюбленного вдруг появилась боль.

Майлз внезапно отпустил ее и, отвернувшись, спросил:

— Так чей это сын, мой или Диего?

— Твой, Майлз. Если в моем теле зародилась новая жизнь, то этот ребенок твой. Диего лгал тебе…

— Лгал? — гневно бросил Майлз и откинул ее протянутую руку.

— Да!

— Ты пытаешься уверить меня в том, что Диего, имея в полном распоряжении такую красавицу, вдруг взял да разлюбил женщин?

— Но это так!

— Не смей лгать мне, черт побери!

Эта вспышка ярости наглядно свидетельствовала о том, что худшие из опасений Алекс не были беспочвенны.

— Бог мой, я потеряла тебя! — прошептала она, оседая на землю, и, упав лицом на соломенный тюфяк, горько заплакала.

— Алекс, нет…

Майлз, в ужасе оттого, что вновь скинул на плечи этой невинной женщины груз собственных проблем, опустился рядом с ней на колени.

— Прости меня, любовь моя, — забормотал он, обнимая ее за вздрагивающие плечи. — Прости… Ты ни в чем не виновата… Лишь я, я один. Из-за меня случилось с тобой это страшное несчастье, и я никогда себе этого не прощу. Только не обманывай меня.

— Господи, да этот псих оказался умным человеком, — воскликнула она уже на грани истерики. — Не тронув меня и пальцем, он отомстил… воздвигнув между нами стену… Стену, которую уже ничем не сломать.

— Алекс…

— Он не трогал меня, Майлз! Он пытался взять меня в первую ночь, но я сопротивлялась, и он решил бросить эту затею, потому что боялся, что принц откажется принять женщину в синяках и ссадинах. Но он ничуть не был в обиде… Он сам со смехом говорил мне, что расскажет тебе о том, чего между нами никогда не было.

— И я действительно поверил, — тихо признался Майлз.

Алекс дотронулась до лица своего капитана. Ей было ясно как день, что он очень хочет верить ее словам, и так же ясно, что не может переступить через себя.

— Я никогда не спала с ним, Майлз. Я клянусь, я никогда не легла бы с ним по собственной воле, что бы он там тебе ни говорил.

Видя, как расстроена Алекс его сомнениями, Майлз взял себя в руки.

— Все в порядке, любовь моя. Я люблю тебя, несмотря ни на что. Это ничего не меняет. Да, меня терзали мысли о том, что ты была в объятиях Диего, но любовь моя к тебе не стала от этого меньше.

— Тогда почему ты не можешь поверить мне?

— Я верю.

Майлз зарылся лицом в ее ароматные волосы. Он дал Алекс ответ, которого она так ждала, а что он думает на самом деле, пусть останется при нем. Майлз не знал, почему Алекс упорно лжет ему. Он не сомневался в том, что они с Диего были вместе, но он также был уверен в том, что эта чистая женщина никогда не стала бы вести себя как разнузданная развратница. Возможно, думал Майлз, Алекс сама не хочет верить в то, что сделал с ней Диего, этот негодяй и подонок, заслуживающий смерти. И эту смерть он должен принять от его руки.

— Почему ты так ненавидишь Диего?

— Ты еще спрашиваешь?

— Нет, не то… Вражда между вами началась задолго до того, как мы попали в Тенерифе.

Теперешняя ненависть к испанцу была так велика, что на ее фоне давняя история их отношений, казалось, не имела значения. Отношения Майлза и Родеры были сложными и запутанными. Майлз бросил взгляд на дверь, прикидывая, стоит ли тратить драгоценное время на этот не очень приятный рассказ.

— Майлз? — позвала Алекс.

— Ты действительно хочешь знать?

— Я хочу знать о тебе все, что только можно, любовь моя. Каждую черточку, каждый штрих.

— Алекс, давай не сейчас, у нас мало времени. Родера мерзавец. От его руки погиб мой крестный отец. Он умер в мучениях, и я никогда не прощу испанца. Это дело чести. Двенадцать лет я жду момента отомстить.

Александра, замерев, слушала.

Майлз улыбнулся и ласково погладил ее по щеке.

— Не перестаю восхищаться тобой. Ты удивительная женщина, я не заслужил такой, как ты.

— Боюсь, ты и не пытался меня заслужить, ты просто наткнулся на меня случайно, — с насмешливой улыбкой ответила Алекс и легонько поцеловала Майлза в губы.

Майлз обнял ее и прижал к себе. Инстинктивно, спасаясь от боли и страха, они прижались друг к другу, ища спасения в страсти.

Не в силах сдержаться, Майлз опрокинул Алекс на циновки. Он ласкал ее с отчаянной страстью обреченности. Они не смели произнести вслух то, что думали, но воспаленные губы, руки, разгоряченные тела говорили на языке понятном и простом: надо успеть долюбить, пока их не разлучила смерть.

Майлз стонал, целуя ее так, что саднило губы, и Алекс едва не кричала от удовольствия. Ей не меньше, чем Майлзу, нужны были эти грубые ласки, нужно было, чтобы руки и губы Майлза смыли то грязное и низкое, что принес с собой Родера. Она ждала того счастливого мига, когда омытая страстью, возвышенной любовью, вновь станет чистой и цельной.

Майлз чувствовал под легким шелком нежную кожу ее бедер, ее ног и сходил с ума от страсти. Тело его требовало удовлетворения. Алекс застонала, откинув голову и выгнувшись ему навстречу. Она околдовала его, очаровала, унесла в мир, где не существовало ничего, кроме них двоих, их любви, любви, в которой они черпали силы в борьбе со страхом и болью.

Оба задыхались от наслаждения, оба жаждали большего. И вдруг Кросс остановился. Он сел, схватившись за голову.

Алекс, смущенная, совершенно сбитая с толку поведением своего возлюбленного, смотрела на Майлза во все глаза. Что с ним? И тут только она вспомнила, что Рук может прийти в любую минуту. Алекс поправила свой наряд и, присев на колени, обняла Майлза за плечи.

Майлз стиснул зубы, борясь с подступившей тошнотой. Он боялся сойти с ума. Кросс готов был отшвырнуть от себя Алекс и бежать куда глаза глядят, лишь бы избавиться от жуткого смеха, стоявшего в ушах. Перед глазами возник испанец, криво усмехающийся. Огромным усилием воли он прогнал наваждение и, взяв Алекс за руку, притянул к себе.

— Прости, любовь моя…

Алекс застенчиво улыбнулась.

— Мы должны знать меру, — наставительно шепнула она, приложив палец к его губам. — Кто знает, что сделает с нами этот араб, если застанет…

Майлз кивнул и, поглаживая Алекс по волосам, склонил ее голову на плечо, чтобы она не могла видеть исказившей его лицо боли. Он забыл о Руке, он забыл обо всем, кроме того, о чем всем сердцем хотел забыть и, наверное, уже никогда не забудет. Сколько еще его будут терзать мысли о том, что сделал Диего с этой невинной красавицей?

— Майлз, если мы не сможем спастись…

— Тихо, — скомандовал он. — Даже не смей думать об этом. Мы непременно выберемся из этой западни.

— Я знаю, — сказала Алекс и отстранилась, чтобы увидеть глаза Майлза; она должна была ему поверить, в этой вере был весь смысл ее существования, в этой вере она черпала силы жить. — Но я должна что-то сказать тебе.

— Говори, — ответил Майлз, нежно касаясь ее лица.

— Я люблю тебя, — прошептала Алекс. — Не важно, что с нами будет, я никогда не пожалею о том, что узнала тебя, что полюбила тебя. За то короткое время, пока мы были вместе, ты дал мне больше счастья, чем большинство людей получают за всю долгую жизнь.

Майлз смотрел ей в глаза, не смея осознать и измерить силу такой самоотверженной любви. Эта женщина принадлежала ему, любила его. Он не заслужил такого подарка судьбы. Сейчас, как никогда, он понял: ничто на свете не сможет отнять ее у него. Если потребуется потратить жизнь на то, чтобы расплатиться с ней за все им причиненное зло, он без тени сожаления сделает это.

— То, что было между нами, моя Алекс, не зовется любовью. Это всего лишь обещание любви. Любовь будет потом. Поверь в это. Держись за эту мысль, не отпускай ее. Наша жизнь пройдет далеко от этого мрачного места.

— Я верю, Майлз.

Кросс обнял ее, нежно, ласково. Она положила голову ему на плечо. Им было так хорошо, так спокойно вместе. Сердца бились в унисон, и все происходящее казалось лишь дурным сном. Впервые Майлз и сам был готов поверить в то, что спасение возможно, что все еще поправимо.

Глава 21

Рук сердито сопел, не в силах заставить старую колдунью поворачиваться быстрее. Ванда была любимицей принца, Ари-паша доверял ей даже больше, чем Руку, что и неудивительно: Рук был всего лишь существом из плоти и крови, тогда как пророчица имела связи с потусторонним миром и умела предсказывать будущее. И не только предсказывать: она могла наложить заклятие, нагнать порчу, и, зная об этом, не многие отваживались спорить с ней.

Однако Рук уже готов был прикрикнуть на древнюю старуху. Он боялся оставлять Льва и Золотую Птичку наедине надолго, но все складывалось на редкость неудачно. Ванды не оказалось в ее шатре, и Рук обошел весь стан. Она болтала на дворцовой кухне со своей сестрой.

— Не могла бы ты идти побыстрее, женщина? — не выдержал Рук.

— Я иду так же быстро, как песок, отмеряющий время, но не так быстро, как будет лететь в преисподнюю Рук, если он посмеет плохо говорить с Вандой.

— Прости, пророчица, но мне пришлось оставить невесту наедине со Львом, а это не понравится принцу.

— Невеста, — презрительно хмыкнула Ванда.

Рук, нахмурившись, посмотрел на согбенную старуху.

— Ты не одобряешь выбор принца? Но ведь это ты сказала, что Золотая Птичка поможет ему взять бразды правления Аденом в свои руки, что только женщина с севера поможет ему завладеть троном после смерти султана. Не хочешь ли ты сказать, что ошиблась?

— Ванда никогда не ошибается. Но не всякая золотоволосая северянка годится в жены Ари-паше. Мы посмотрим…

Ванда замолчала и больше за всю дорогу, показавшуюся Руку вечностью, не раскрыла рта. Наконец они добрели до шатра пленников.

Пророчица откинула полог сама.

— Это Ванда, — представил старуху Рук. — Она одна может предсказывать будущее. Ванда скажет, осквернена Золотая Птичка или нет.

Сердце Александры бешено забилось, когда сморщенное создание приблизилось к ней. Лицо Ванды было в тени, согбенное тело закрывал бесформенный плащ. Старая женщина производила зловещее впечатление. Особенно глаза. Глаза были черные, пронзительные и удивительно яркие. Ванда с трудом опустилась на колени перед Алекс. Майлз хотел было помочь старой женщине, но она откинула его руку, что-то недовольно пробормотав на своем гортанном языке. Майлз понял, что касаться пророчицы строжайше запрещено, и отступил в сторону.

Рука, более похожая на птичью лапку, чем на человеческую кисть, показалась из-под темной хламиды. Ванда поманила Алекс пальцем, и, замирая от страха, Александра пододвинулась ближе, благодарная Майлзу за то, что он, опустившись на циновки позади, придерживал ее за талию.

Ванда бормотала слова, которые Алекс не могла разобрать. Вдруг она схватила Алекс за руку, и девушка отшатнулась в испуге. Однако старуха оказалась сильнее, чем можно было предположить. Она прикрикнула на Алекс таким тоном, что та невольно повиновалась. Глаза двух женщин, молодой и старой, встретились, и Александре вдруг показалось, что старуха совсем не страшная, а просто мудрая старая женщина. По велению Ванды Алекс и Майлз положили руки друг другу на живот.

Накрыв их руки своими, Ванда закрыла глаза и сосредоточилась. Она медленно раскачивалась, нараспев что-то говоря, и только ток, вдруг пронзивший Алекс, удержал ее от усмешки. Наверное, со стороны вся процедура выглядела каким-то дурацким фарсом.

Что-то непонятное как будто ощупывало изнутри, касаясь самых сокровенных уголков тела и души. Александре было не по себе. Вдруг все прекратилось, и старуха бессильно уронила руки. Визирь помог пророчице подняться на ноги. Тишина казалась невыносимой, но все молчали. Хозяйкой здесь была Ванда, и она должна была вести спектакль. Прошла целая минута, прежде чем Ванда, глядя на Рука, сделала свое предсказание. Она говорила медленно и напевно. Бросив последний взгляд в сторону Алекс и Майлза, она повернулась и пошла к выходу. Алекс показалось, что она выглядит еще более старой, чем когда вошла в шатер. Странно, что она вообще могла ходить.

— Ну что, Рук? — спросил Майлз после ухода старухи.

Кросс встал так, чтобы его ненаглядная была позади.

— Ванда говорит загадками, — нехотя сообщил Рук, очевидно, еще не до конца расшифровав смысл сказанного.

— Тогда передай нам ее слова такими, как есть. Алекс беременна?

— Нет, — ответил визирь, покачав головой.

Он видел, как Золотая Птичка, сжав руку Льва, заглянула ему в глаза. В ее взгляде была боль и горечь, которые Рук мог понять по-человечески, но в первую очередь он был визирем и не имел права на жалость. Если он правильно понял пророчество Ванды, эта красивая женщина — предвестница бедствия, страшной беды, которая коснется их всех.

— Ванда сказала, что Золотая Птичка не несет в себе семя Льва. Пока не несет.

— Пока?

Майлз чуть не подпрыгнул при этом слове, и Алекс с надеждой взглянула на визиря.

— Ванда сейчас скажет принцу, что Золотая Птичка не может быть его невестой, — с непроницаемым лицом сообщил тот.

Алекс чуть не расплакалась от счастья.

— Она сможет остановить свадьбу? Она может спасти Майлза от гибели?

— Много месяцев назад Ванда сказала, что Ари-паше путь к трону отца проложит светловолосая женщина из северной страны. Тогда принц и велел Диего найти ему блондинку христианку.

— А разве трон ему не обеспечен и так? — спросил Майлз.

— Нет. У Ари-паши есть брат, правда, младший, но к тому султан благоволит больше.

— Так вот зачем ему нужна невеста-англичанка.

Рук кивнул:

— Да, так Ари-паша понял предсказание Ванды.

— Но Ванда сказала, что я не та женщина! — не в силах скрыть радость, воскликнула Алекс.

— Да, так она сказала, — с каменным лицом подтвердил Рук.

Алекс обхватила Майлза руками за шею и счастливо рассмеялась, однако Кросс не был так восторжен.

— Прорицательница собирается сказать об этом принцу? — тревожно спросил он.

— Да, она расскажет ему об этом.

— И нас отпустят, — счастливым голосом заявила Алекс, повернувшись лицом к Руку.

— Она расскажет ему, — повторил визирь.

— Но вы не верите в то, что принц прислушается к словам пророчицы? — нахмурившись, уточнил Майлз.

Рук сделал вид, что не расслышал.

— Мы должны возвращаться в главный шатер и ждать пира, — сказал визирь, глядя на Александру. — Ты должна идти со мной.

Алекс, озадаченная и расстроенная настроением Майлза, подбодрила его улыбкой:

— Все будет хорошо, Майлз. Ванда знает, что мы созданы друг для друга. Она убедит принца. Ты же помнишь, что сказал Рук: принц верит ей.

Неохотно Алекс подошла к Руку и опустила вуаль.

— Скоро все кончится. Я люблю тебя, — сказала она, напоследок улыбнувшись Майлзу.

Рук открыл полог, проводил Александру за дверь и вернулся в шатер.

— Ты не веришь, что он ее отпустит? — тихо спросил Майлз.

Рук не торопился с ответом.

— Ты бы дал ей уйти, будь на его месте? — спросил напоследок визирь.

— Приказание исполнено? — осведомился принц.

Первый советник понимал, чем так встревожен принц. Понимал он и причину его нервозности. Принц уже битый час мерил шагами зал.

— Все было сделано, как ты велел, господин, — кивнув, ответил визирь.

— Так надо, Рук! И ты знаешь об этом! — закричал Ари-паша, брызгая слюной. Глаза его превратились в две узкие щелки. Сейчас он, как никогда, напоминал хищную птицу. — Я не позволю тебе решать за меня!

— Я не принимаю решений, мой господин, — с достоинством ответил визирь. — Я здесь только для того, чтобы служить тебе.

— Ты здесь для того, чтобы шпионить за мной! — кричал Ари-паша, сотрясая воздух. — Мой отец приставил тебя ко мне, как будто я не принц, а неразумное дитя!

— Твой отец приказал мне защищать тебя и служить тебе, мой господин.

— И судить мои поступки, да… признавайся! Ты считаешь, что я не прав!

Ари-паша вновь впал в состояние, которое Рук не выносил. Принц капризничал, как избалованный ребенок. Каким он был в детстве, таким и остался. Сейчас лучше его не злить. Надо переждать.

— Говори, Рук! — потребовал Ари-паша. — Она сама сказала, что противоречит себе. Ты же слышал. Она совсем свихнулась! Правитель должен держать при себе здравомыслящих, иначе он обречен! Ты же должен понимать это!

— Я вижу, что мой повелитель расстроен…

Ари-паша подлетел к визирю с перекошенным от гнева лицом:

— Я принял правильное решение, Рук. И это я хочу услышать от тебя.

Рук посмотрел на правителя. Сегодня он бессилен перед безумием принца.

— Твое решение было верным, мой повелитель, — сказал, склонив голову, визирь. — Ванда солгала, говоря, что ты должен отпустить Золотую Птичку. Теперь Ванда мертва, и никто более не солжет тебе.

Ари-паша умиротворенно кивнул головой. Он услышал то, что хотел, и гнев оставил его.

— Готовься к пиру, Рук. Я желаю жениться немедленно.

Небольшая процессия, которую открывала Шамиля, вошла в тронный зал. Разом стихли все разговоры. Александра чувствовала на себе пристальные взгляды придворных.

Тишина казалась звенящей, пугающей и странной. Что случилось? В памяти ее вдруг всплыл опрокинутый кубок и струйка вина, так похожая на струйку темной крови. В зале пахло бедой.

И вдруг она увидела Майлза.

Он был здесь! Наверное, это добрый знак. Быть может, после того, что Ванда рассказала принцу, и он, и она всего лишь гости за его столом.

Скорее бы закончился этот кошмар, молила Алекс. Боясь отвести взгляд от Майлза, словно он мог вдруг растаять в воздухе как призрак, Алекс, наклонившись за спиной Диего, тихо спросила Шамилю:

— Где Ванда?

— Ванда мертва, — прошептала седьмая жена принца, бросив на блондинку косой взгляд, полный ненависти и презрения.

— Как? Почему? — убитым голосом пролепетала Алекс. Смерть Ванды означала крушение надежд.

— Мой муж объявил ее безумной и велел отрубить ей голову. Он возьмет тебя в жены.

— О, Шамиля! Мне так жаль! — прошептала Алекс, едва не плача.

Старая женщина погибла из-за нее. Неудивительно, что неприязнь седьмой жены принца переросла в жгучую ненависть, неудивительно, что столько глаз смотрят на нее с нескрываемой враждебностью.

Стража, охраняющая вход в покои Ари-паши, расступилась, звякнув саблями согласно ритуалу, и Рук тотчас же поднялся с места. Он хлопнул в ладоши в тот миг, когда Ари-паша вышел из-за портьеры, и все, кто находился в зале, мгновенно упали ниц в знак покорности принцу. Лишь Александра осталась сидеть, распрямив спину и гордо подняв голову. Шамиля прекрасно все видела и молила Аллаха только о том, чтобы строптивая северянка была наказана как подобает. Больше она не собиралась ей помогать.

Принц, как всегда, наслаждался подобострастием подданных. Он с важным видом прошел к свободному месту возле Золотой Птички, и, если и был оскорблен ее поведением, то никак Этого не показал. Опустив на голову невесты руку, принц с замиранием сердца смотрел на красавицу.

— Золотая Птичка возьмет мою руку, — торжественно провозгласил он.

— Золотая Птичка посылает тебя к черту! — ответила Алекс.

Ари-паша был поражен.

— Рук!

Визирь подскочил к принцу.

— Почему она не встает на колени, Рук? Почему она говорит, когда говорить запрещено? Мне доложили, что она желает жить по нашим обычаям. Так почему же ее не обучили послушанию?

— Почему бы вам не задать этот вопрос мне? — возмутилась Алекс.

— Молчать! — закричал принц.

— Я больше не намерена молчать! — взорвалась Алекс и сорвала с лица вуаль. — Я не буду твоей женой, принц! Меня привели сюда против моей воли. Он меня привел, — крикнула Алекс, тыча пальцем в Диего. — Он украл меня у…

— Замолчи! — прохрипел Ари-паша, задыхаясь от гнева.

— Дай ей сказать, принц! Или ты боишься услышать правду?

Алекс обернулась на знакомый голос. Со смешанным чувством восхищения и страха смотрела она, как Майлз, раскидав охрану, бросился к Ари-паше. Острый клинок Рука преградил ему дорогу.

— Неверному запрещено говорить! — крикнул принц. — Стража, взять его!

Охранники скрутили Майлза.

— Так ты боишься правды? — хрипло спросил Майлз. — Это моя женщина. Разве ты не нарушишь законы собственной страны, если возьмешь ее в жены? Разве ты не боишься, что Аллах пошлет кару на голову твою и твоих соплеменников?

— Ты приговорен к смерти, неверный! Молчи, или приговор будет приведен в исполнение немедленно!

— Тогда и меня убей! — воскликнула Алекс. — Я никогда не буду твоей женой!

Вначале дурацкие пророчества Ванды о бедах, якобы грозящих свалиться на его дом из-за новой жены, а теперь эта выходка. Терпение принца лопнуло. Он вскочил:

— Рук! Рук! Веди ее ко мне!

Рук схватил Алекс за руку и буквально потащил к задрапированной портьере, за которой только что пропал край парчового халата повелителя. Стоя перед принцем, Александра гордо выпрямилась. Предстоял решающий бой, от которого зависела жизнь двух человек.

Рук мгновенно ретировался, и в покоях воцарилась тишина, которую через некоторое время нарушил Ари-паша.

— Ты проявила непослушание, Золотая Птичка…

— Меня зовут мисс Уайком.

— Я не позволял тебе говорить! — взвизгнул принц, перекосившись от ярости.

Алекс подумала, что у него сейчас начнется истерика, но она ошиблась. На этот раз принц справился с собой на удивление быстро.

— Тебе придется научиться уважать своего мужа. Правитель не должен терять лицо в присутствии подданных. Сегодня ты навлекла на меня позор, но я прощаю тебя, потому что ты столь же невоспитанна, сколь и красива.

— Не нужно мне твое прощение…

— Молчи!

— Нет! — что есть сил закричала Алекс. — Я буду говорить! Майлз прав, ты боишься услышать правду!

— И что за правду ты собираешься мне сообщить? — усмехнулся принц. Тон его показался Александре примирительным.

Обрадованная, она немного успокоилась.

— Испанец Родера обманул тебя. Я женщина Майлза Кросса. Родера увидел меня на корабле моего возлюбленного и, поскольку он так и не раздобыл для тебя светловолосой невесты, украл меня у Майлза. Я не могу быть твоей женой. Я принадлежу другому.

— У меня нет доказательств этому, кроме твоих слов и слов человека, который вскоре умрет!

— Но это правда!

— А я говорю — ложь! Ты станешь моей женой и…

— Нет! — в слезах воскликнула Алекс. — Никогда! Разве Ванда не говорила тебе?

— Ванда — сумасшедшая старуха!

Ари-паша пришел в неописуемую ярость, и Александра поняла, что задела больное место. Принц боялся. Быть может, он приказал казнить Ванду в минуту гнева, а теперь сожалел об этом?

— Ванда была пророчицей, которая знала, что я не предназначена быть восьмой женой будущего правителя Адена. Можешь ли ты так рисковать страной?..

— Довольно! Молчать! Ванда лгала!

— И поэтому ты ее убил?

— Да.

— Она просто не сказала тебе того, что ты хотел услышать. Почему ты решил, что она лжет?

— Давным-давно Ванда говорила о золотой птице с севера, которая будет править со мной как королева. Эта женщина — ты.

— Нет!

— Я сделаю тебя королевой!

— Я лучше погибну!

— Не думаю, — тихо сказал принц. Его внезапная мягкость испугала Александру.

— Если ты убьешь Майлза Кросса, я найду способ, как свести счеты с жизнью. Постарайся меня понять. Майлз Кросс — мой возлюбленный. Испанец Родера обманул тебя. Прошу тебя, отпусти нас с миром!

Ари-паша смотрел на нее сквозь полуопущенные ресницы, как бы что-то решая про себя.

— Я доверяю испанскому капитану. Он долгое время был другом моего отца, и тем не менее, если он действительно нас предал, правда должна восторжествовать. Но правда — вещь загадочная. С одной стороны смотришь — правда, с другой — неправда. Один Аллах знает, что правильно и что неправильно. Вот мы и дадим все решить Аллаху.

Алекс нахмурилась, не очень понимая, к чему клонит принц.

— Лев и испанец люто ненавидят друг друга. Я это видел по их глазам. Мы устроим поединок. Они будут драться насмерть. Если испанец говорит правду, то Лев умрет, и высшее правосудие свершится.

— А если Майлз убьет Диего? Ты его отпустишь?

Принц подошел к Алекс вплотную, коснувшись костлявыми пальцами ее нежной щеки.

— Если Лев убьет Диего, я заберу назад все золото, которое заплатил за тебя.

— И все равно убьешь Майлза?

— Я не настолько… кровожаден. Ты сказала, что любишь Льва так сильно, что готова умереть за него. Скажи, так ли сильна твоя любовь, чтобы ты могла жить ради него?

— Я не понимаю, о чем ты…

— Если Лев победит, я освобожу его, если… если ты откажешься от него и по доброй воле согласишься стать моей женой.

— Нет!

— Тогда он умрет! — отрезал принц, хватая Алекс и привлекая ее к себе. — Я все равно возьму тебя. Любящая жена, конечно, лучше, чем не любящая, но разница не так уж велика. Быстрее решай, а то передумаю.

Слезы текли по щекам Алекс, но она не смела вырваться из объятий принца. Он предоставил ей выбор, на самом деле лишив возможности выбирать. Она могла сохранить Майлзу жизнь, и ей ничего не оставалось, как согласиться на этот шаг.

— Да, — в слезах прошептала она.

— Что «да»?

— Да, я откажусь от него, если ты сдержишь слово.

— Мудрое решение. Пошли.

Принц осторожно водрузил на место яшмак и под руку повел Алекс в тронный зал. По команде Рука все подданные снова упали ниц.

Принц заговорил по-арабски. О том, что именно он говорил, Алекс могла догадаться по интонации и реакции зала.

Она нашла глазами Майлза. Тот стоял в кольце полуобнаженных стражников, и выражение лица у него было крайне озадаченное. Он попытался успокоить ее взглядом, но любовь в его глазах жгла ей сердце, и она отвернулась. Алекс едва сдерживала слезы. Сможет ли он понять ее? Простит ли он ее за то, что она сделала, стремясь спасти его жизнь?

Как только принц закончил речь, все собравшиеся встали с колен и покинули зал. Остались лишь визирь, стражники, Майлз и Диего.

— Что случилось, ваша светлость? — спросил Диего. — Свадьба откладывается?

— На время, — ответил принц. — Был поднят вопрос о справедливости, капитан, и, перед тем как взять Золотую Птичку в жены, я решил предоставить Аллаху решить, правду ли ты говорил мне.

— Как ты намерен узнать правду? — спросил Майлз.

— Аллах решит, кто из вас прав. За моими покоями есть площадка. Льву и капитану дадут оружие, и они будут драться насмерть.

— Что? — воскликнул Диего.

— Ты боишься проверки на честность? — холодно спросил принц.

— Нет, конечно нет, — ответил Диего. — Я говорил тебе правду, принц, ничего, кроме правды, и бояться мне нечего. Аллах на моей стороне. Но я не понимаю, как ты, мудрейший из правителей, мог поверить в ложь, произнесенную…

— Хватит! — нетерпеливо перебил Ари-паша. — Я знаю, что делаю.

— А что потом, принц? — осторожно спросил Майлз. — Если я убью этого испанского пса, ты позволишь нам с Александрой покинуть город?

— Исход вашей битвы никак не повлияет на дальнейший ход событий — я имею в виду свадьбу. Золотая Птичка приняла решение остаться со мной по своей воле.

— Алекс?! Не может быть! — воскликнул Майлз, рванувшись к своей возлюбленной.

— Это правда, — сказала она, с трудом справившись с дрожью в голосе. — Если ты победишь и тебя отпустят, я выйду за принца… по доброй воле.

— Ты не можешь этого сделать!

— Могу и сделаю! — в слезах воскликнула Алекс.

— Лев, о чем ты говоришь? Если правда на твоей стороне, ты будешь свободен, если нет — умрешь.

Итак, принц давал ему шанс. Не бог весть что, но все же возможность выжить предпочтительнее верной смерти. И вдруг Майлз понял, о чем Алекс говорила с принцем во время их недолгого отсутствия. Вот откуда боль в ее глазах. Она согласилась стать женой Ари-паши во имя его, Майлза, жизни.

Не такую ли сделку она заключила и с Диего? Майлз молча выругался, кляня себя за то, что позволил грязным мыслям осквернить свою любовь.

— Ну что? — спросил принц. — Каким будет твое решение?

— Ты не оставил мне выбора, Ари-паша. Полагаю, что примерно то же самое ты предложил и Золотой Птичке?

Алекс подняла глаза, встретившись с Майлзом взглядом. Он знал! Он понял! И все же в его глазах была боль и обида, причину которой Алекс не могла постичь.

— Золотая Птичка больше не имеет к тебе отношения…

— Вот как? Значит, ты признаешь, что она моя женщина!

— Ничего я не признаю! — завопил Ари-паша. — Стража! Взять его! Пусть поединок начинается!

Глава 22

Выйдя на песчаную площадку, Кросс окинул взглядом толпу, жаждущую крови. Он был внешне спокоен. Самое главное — все исследовать. Любая незначительная мелочь может пригодиться.

Итак, джунгли. Бежать нужно только туда. Темные заросли вокруг всей арены обещали свободу. Майлза несказанно обрадовало, что юго-восточная ее часть была пуста. Значит, бежать нужно будет туда. Он, конечно же, убьет испанца, и пока арабы будут наслаждаться зрелищем, они с Алекс скроются.

Майлз бросил взгляд на море. Скоро начнется отлив, и берег из песчаного превратится в каменистый. Станет ли это его союзником?

Его мысли прервал Рук. Араб предлагал соперникам оружие: длинные кривые сабли и короткие прямые мечи. И Майлз, и Диего выбрали мечи.

Трон принца был вынесен из шатра и установлен перед толпой. Ари-паша, откинувшись на подушках, лениво наблюдал за тем, как соперники разминались. Пожилой араб подошел к трону, и оба — принц и старик — расхохотались. Очевидно, принц ставил на победителя. Майлз, сжав зубы, смотрел, как принц поглаживает руку Алекс, обсуждая ставку, так, будто она давно была его собственностью.

Едва араб взял ее руку, Алекс подскочила как ужаленная, но принц, нарочито медленно поднеся ее пальцы к губам, тихонько шепнул:

— Не забывай о нашем договоре, а то я могу передумать.

— Майлз еще не победил.

— Сейчас это уже не важно. Ты моя, победит он или проиграет. Может, мне приказать его убить прямо сейчас и на том закончить представление?

— Нет!

— Рук! Я хочу, чтобы моя невеста была рядом. Принеси веревку. Немедленно!

— Как пожелаете, господин.

Через несколько секунд визирь вернулся с длинным шелковым шнуром.

— Ваши ручки, — приказал принц.

Он связал Алекс руки, конец веревки намотал на ножку трона, закрепив прочным узлом.

Майлз видел, как Ари-паша связал Александру. Конец всем его надеждам! Теперь только убив принца, можно будет увести Алекс. Но Рук, как верный сторожевой пес, сидящий у ног своего господина, конечно же, этого не допустит. Майлз с тоской взглянул в сторону джунглей. Откуда теперь ждать спасения?

— Даже не мечтай, дружище, — прошипел Родера, прочитав мысли своего врага. — Если тебе и удастся взять девчонку, то из леса вам не выбраться: мои люди изрубят тебя на куски. — Родера довольно ухмыльнулся, увидев удивление в глазах Кросса. — Да, дружище, это правда. Мои люди окружили лагерь и только ждут сигнала.

— Ты сообразителен, Родера, всегда был хитер.

— Приходится.

— Почему я давно тебя не прибил?..

— Как почему? — засмеялся Диего, сделав выпад, чем дал сигнал к началу боя. — Тебе ведь так нравится наша волнующая игра в кошки-мышки. Признайся, дружок, это так!

Соперники по-кошачьи неторопливо перемещались по кругу, пытаясь найти брешь в обороне друг друга.

— Должен признать, — как бы невзначай заметил Диего, — из тебя получился отличный противник, ты оказался хитрее, чем я ожидал.

Майлз не стал тратить силы на ответ. Он находился к морю спиной, и пора было переходить в наступление. Сделав несколько ложных выпадов, Майлз добился того, что испанец оказался на зыбком песке.

Диего отступал, только защищаясь, и завлек Майлза в ловушку. Вдруг он сделал выпад в сторону, на твердое холмистое место, и, отразив удар Кросса, атаковал сам, сбив соперника с ног.

Майлз упал, но тут же вскочил на ноги, чтобы отразить выпад Диего. Теперь Майлз сменил тактику. Он отступал, стараясь сохранить уходящие силы. Диего наступал яростно, сокрушительно нанося удары. Вот уже с триумфальным смехом он занес руку для последнего удара и вдруг понял, что попался. Они оба оказались по колено в песке.

Диего в очередной раз занес меч, и в этот момент Майлз ответил неожиданно сильным выпадом. Но этот выпад стоил ему слишком многих сил. Всем стало ясно, что смерть Льва лишь вопрос времени.

Александра больше не могла смотреть на этот неравный бой и устремила взгляд к зеленой полосе джунглей. И вдруг… что это? Может, слезы застили ей глаза? В лесной чаще она заметила какое-то движение. Любопытные зрители из городка? Но он был в другой стороне.

Толпа притихла, и Алекс отвела глаза от зеленой полосы на юге. В это же мгновение она поймала на себе взгляд Шамили. Арабка пробиралась к ней сквозь толпу почти ползком, под ногами у мужчин. Глаза седьмой жены принца горели ненавистью. Алекс не видела, что в фалдах своего наряда женщина прячет кинжал.

По рядам зрителей пронесся дружный крик. Алекс повернула голову в сторону моря. Позволив Диего увлечься атакой, Майлз, отступая к морю, добился того, что борьба шла на твердой земле. Набегавшие волны касались ступней Майлза, но он ни на что не обращал внимания. Главное сделано: Диего разгорячен борьбой и потерял бдительность.

Притворившись вконец измотанным, Майлз опустил плечи, будто из последних сил отражая удар Диего. Глаза испанца загорелись радостным огнем — предвкушая победу, он ринулся в атаку.

Толпа заревела, когда Лев внезапно ожил, отскочив вправо и в воздухе развернувшись так, чтобы оказаться за спиной у нападавшего испанца. Молниеносно повернувшись к Майлзу лицом, Диего успел отразить нападение. Теперь он стоял по щиколотку в воде. Майлз с неожиданным напором продолжил атаку, загоняя Диего глубже в воду, лишая возможности маневрировать.

— За моих друзей, Диего, — прорычал Майлз, наступая. — За Алекс, за прочие невинные души, которых ты отметил печатью дьявола!

Диего видел занесенный меч, но был бессилен отразить удар. Майлз пронзил соперника, и Диего Родера, испустив предсмертный стон, упал в воду. Радостный крик Алекс слился с общим приветственным гулом, и никто не заметил, как восторженный крик белокурой невесты принца сменился испуганным возгласом. Александра успела заметить, как холодно блеснул в руках подкравшейся к ней женщины нож.

— Шамиля, прошу, не надо, — прошептала Алекс, испуганно глядя на клинок. Со связанными руками Алекс была совершенно беспомощна.

— Тише ты! А то он услышит, и все пропало! — сердито шепнула Шамиля и, просунув клинок между ладонями пленницы, перерезала шнур.

— Беги к своему милому и ныряйте в лес! — Шамиля скрылась в толпе. Майлза окружили возбужденные арабы, каждый хотел потрогать победителя. Алекс, согнувшись в три погибели протиснулась к своему возлюбленному, но он, увидев ее, только успел крикнуть:

— Беги к лесу, я догоню!

Майлзу не дали сделать и шагу. Стража перекрыла ему путь, а его меч был ничто по сравнению с громадными кривыми саблями арабов. Алекс, обернувшись, закричала.

— Черт, девочка, уйди с дороги!

Алекс оглянулась на звук такого знакомого, родного голоса с шотландским акцентом, но Оги хлопнул ее по спине так, что она упала на землю. В ту же секунду загрохотали выстрелы.

Майлз застыл на месте, услышав, как мимо просвистела пуля. Стражники первого ряда попадали наземь.

Толпу охватила паника, Ари-паша отчаянно визжал, истерично размахивая руками и указывая в сторону убежавшей невесты. Майлз в три прыжка оказался в лесу, схватил в охапку Алекс, и в этот момент Оги крикнул:

— Огонь!

Те, кто осмелился последовать за беглецами, поплатились жизнью; оставшиеся в живых в спешке ретировались.

Алекс сорвала с лица вуаль и приложила ее к ране на руке Майлза.

— Для этого будет время потом, доктор, — улыбнулся Майлз, прижимая Алекс к себе и целуя в губы.

— И для этого будет время потом, сэр, — поддразнил его Оги.

Майлз ответил Оги благодарной улыбкой:

— Долго же вы добирались, мистер!

— Я бы приказал стрелять раньше, но не стал. Зачем, думаю, беспокоить капитана. Пусть получит удовольствие.

Кросс рассмеялся, но Алекс не поняла шутки.

— Удовольствие? Ничего себе забава! Майлза могли убить!

— Тихо, родная, успокойся. Оги знает, что мне надо было как следует поквитаться с Диего. Побереги силы. Мы еще только на пути к спасению. Как тебе удалось освободиться? Я думал, мы пропали, когда увидел, что принц тебя привязал.

— Шамиля незаметно разрезала на мне веревки.

— Похоже, ты приобрела немало друзей за такое короткое время, — усмехнулся Майлз.

— Да нет, она просто боялась, что я займу ее место. Честно говоря, я думала, она собирается меня убить.

— Тогда тебе просто повезло. И нам не помешало бы немного везения, чтобы благополучно отсюда выбраться. Люди Рука появятся здесь с минуты на минуту, — добавил Майлз, глядя на Оги. — Кстати, где корабль?

— В южной бухте. Мы не решились подойти ближе. Пришлось плыть на шлюпке. Капитан, будьте покойны, люди испанца уже в мире ином.

— Отлично. Ну, пора в путь. Теперь, кажется, нам ничто не мешает.

Оги дал сигнал к отходу.

Джунгли становились все непроходимее, да и сумерки не способствовали быстрой ходьбе. Майлз старался придерживать острые пальмовые листья, чтобы они не хлестали Алекс по лицу. Оги все чаще доставал мачете и прорубал дорогу.

Вдруг взбудораженные голоса заставили их остановиться. Майлз услышал слово «погоня». Александра побледнела.

— Мы выберемся, любовь моя, — шепнул Майлз, пожав ей руку.

— Я знаю, но ты теряешь кровь, и надо остановиться, чтобы перевязать раны.

— Со мной все будет хорошо, — попробовал улыбнуться Майлз. — А тебе бы сейчас позабыть о том, что ты доктор, и просто бежать что есть сил.

— Капитан, держите!

Спанглер, задыхаясь от бега, догнал Майлза и сунул ему в руку заряженный пистоль.

Теперь для большей скорости дорогу прочищали двое — Спанглер и Макарди, и дело пошло быстрее. Однако преследователи имели преимущество: они бежали по уже протоптанной тропинке, так что погоня неуклонно приближалась.

Рук был серьезным противником, и Майлз понимал, что главная опасность впереди. Даже если им удастся выскочить из леса, на открытом пространстве во время посадки в лодку они станут прекрасными мишенями. Наверное, самым разумным было бы задержать преследователей в джунглях, где шансов выйти победителями больше.

— Оги! — крикнул Майлз. — Сколько у нас людей?

— Двенадцать, сэр.

Интересно, сколько человек повел за собой Рук? Здесь, в джунглях, они могли противостоять отряду из тридцати человек. А что, если у Рука больше людей? Майлз не имел права подвергать опасности Алекс.

— Оги, давай назад, — шепотом скомандовал Майлз. — Деп, вставай вместо Спанглера!

Депроу побежал вперед.

— Как далеко нам до бухты, Оги?

— Не знаю точно, слишком темно, но по моим подсчетам, где-то полмили.

— Отлично. Я хочу, чтобы ты увел Алекс. Я остаюсь здесь.

— Нет! — воскликнула Алекс. — Я не пойду без тебя!

— Черт, Алекс, пошевеливайся! — процедил Майлз и, схватив ее за руку, потащил вперед. — Нам надо разделаться с ними здесь, в джунглях.

— Ну что же, я все равно остаюсь!

— Нет! Я не могу драться, думая, как бы тебя не задела пуля! Если ты хочешь спасти нам жизнь, Алекс, делай, как я тебе говорю.

— Но Майлз…

— Никаких «но»! Оги, убери ее отсюда.

— Не пойду, — уперлась Алекс.

Между тем моряки начали нервничать. Задержка могла дорого стоить. Майлз, не церемонясь более, пихнул Алекс к Оги.

— Спанглер, Деп! Ко мне. Рассредоточьтесь. Рвите ветки, маскируйтесь — луна полная, а мы должны стать для арабов невидимками. Встретим их здесь, подстрелим сколько сможем, а потом марш-бросок к бухте. Ну, с Богом!

Все, кроме Кросса, Оги и Алекс, бросились врассыпную.

— Алекс, у меня нет времени спорить. Будь разумной. Сама подумай: сможешь ли ты нам помочь? Умеешь ли ты владеть клинком или мушкетом? Нет? Значит, ты будешь только обузой.

Алекс вдруг представила мать Майлза такой, какой он описывал ее, — со шпагой и пистолем. В эту минуту она все бы отдала, чтобы стать похожей на нее.

— Но им нужна я, только я?

— Но я не собираюсь тебя отдавать! — раздраженно крикнул Майлз и уже более мягко добавил: — Иди, любовь моя. Мне будет проще биться, зная, что ты в безопасности. Скоро мы будем вместе.

Майлз подошел к Александре, обнял, поцеловал, почувствовав на губах соленый вкус ее слез.

— Береги ее, Оги. Ари-паша может догадаться о местоположении корабля и приблизиться с моря. Алекс не должна попасть в руки арабам ни при каких условиях.

Мужчины обменялись понимающими взглядами. Оги понял приказ капитана. Если речь шла о безопасности Алекс, Макарди должен был отчалить, не дожидаясь возвращения капитана и остальных членов отряда.

— Пошли, дочка, — тихо сказал шотландец.

Глотая слезы, оглядываясь на бегу, Алекс все время спотыкалась и падала. Звуки погони были уже совсем близко, и вот яростные крики и звон оружия возвестили начало битвы.

— Быстрее, девочка, — подгонял ее шотландец, видя, что она готова повернуть назад. — Не волнуйся, с капитаном все будет в порядке. Он сможет о себе позаботиться.

— Но он ранен, Оги. Он потерял столько сил… Двое суток в плену у Диего, потом у арабов…

— Он сильнее, чем ты думаешь, дочка. Сейчас пора подумать о себе.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Оги и Алекс выбрались на берег. Обессилев от бега, судорожно глотая воздух, Алекс упала на песок. Продираясь сквозь дебри, беглецы немного сбились с пути и вышли на пляж левее того места, где ждала шлюпка. Оги осторожно осмотрелся. Им предстояло преодолеть ярдов двадцать открытого пространства, и никто не мог знать, не прячется ли под пальмами враг.

— Кажется, все чисто. Пошли, дочка, немного осталось! — сказал Оги, помогая Алекс подняться.

Оги и Александра побежали к шлюпке. Ноги увязали в песке, мышцы сводило от боли, но расстояние до лодок неуклонно сокращалось, и Алекс, стиснув зубы, заставляла себя бежать. И вдруг, когда до моря оставалось совсем чуть-чуть, Алекс остановилась как вкопанная и завизжала от ужаса. В шлюпке кто-то был!

— Не бойся, дочка. Это Сэм и Хал Расселы. Я оставил их сторожить лодки.

Оги помог обессилевшей Алекс забраться в лодку, и она буквально упала на руки Сэму.

— Отчаливаем, ребята! — приказал Оги.

Наконец шлюпка коснулась борта корабля. Сверху спустили канаты и веревочную лестницу. Алекс и Оги поднялись на палубу, а матросы поплыли назад, к берегу.

Александра в ужасе смотрела на удаляющуюся шлюпку.

— Оги! Их всего двое! Надо послать больше…

— Дочка, угомонись. Послушай меня. Мы не можем отправить в джунгли больше людей, да и смысла нет. В такой темноте своего от врага не отличишь. Глядишь, Майлз еще и перестреляет своих же ребят. Я уж сам разберусь, что мне делать, идет? Эй, Марко!

— Да, сэр, — отозвался рулевой.

— Спускай на воду вторую шлюпку. Грузи две дюжины мушкетов и остальное. Возьми четверых…

— Всего-то! — воскликнула Алекс.

Какими бы добрыми ни были намерения женщины, у Оги не было ни времени, ни желания объяснять ей каждый свой шаг.

— Курт! — заревел он. — Отведи мисс Уайком вниз.

— Нет, Оги! — взмолилась Алекс. — Позволь мне остаться здесь. Я обещаю молчать и больше не вмешиваться.

— Тогда, Курт, проследи за тем, чтобы она держала слово.

Юнга взял Алекс за руку и отвел в сторону, где она никому не могла помешать. Оги продолжал отдавать распоряжения. Алекс видела, как спустили шлюпку с поклажей и оружием. Четверо матросов быстро спустились вниз по веревочной лестнице, и через несколько минут они были уже далеко от корабля. Александра заметила, что Курта рядом нет. Увлеченная событиями, она не поняла, куда он исчез. Через несколько минут мальчик появился, весьма довольный собой. В руках у него была подзорная труба.

Курт показал, как обращаться с оптикой, и Алекс навела окуляр на одну из лодок. Подкрутив резкость, она с удивлением обнаружила, что вполне ясно видит двоих мужчин в лодке так, будто они были всего лишь в двух футах от нее. Дрожащими руками Алекс перевела трубу на зеленую завесу джунглей.

Вдруг послышалась стрельба. Алекс затаила дыхание. Вот из джунглей показались два человека, потом еще и еще. Она узнала Депроу и Спанглера. Те тащили Майлза. Остальные их прикрывали.

Сердце Алекс сжалось.

— Господи, только не это! — закричала она, решив, что Майлз убит.

Шлюпки отчалили.

Глава 23

К счастью, Майлз был только ранен. Период его излечения стал для Александры временем испытаний. Кросс оказался капризным больным. Все назначения Алекс он воспринимал в штыки.

Дни тянулись медленно, и Александра потеряла им счет. Майлзу надоело лежать. Он требовал от нее разрешения встать. Она не торопилась. Лучше потерпеть его вздорный характер, чем потом, если швы на груди разойдутся, заново шить, да и нога медленно заживала.

И вот наконец наступил долгожданный день для обоих. Александра посчитала, что Майлз достаточно окреп, чтобы сидеть в кресле.

Она зашла в каюту и первое, что увидела, — ее неугомонный больной, сидя за столом, пытался разобраться в каких-то бумагах. Она подошла к нему, обняла за плечи, и вдруг он застонал. Алекс испуганно отстранилась! Он попросил помочь ему добраться до постели и, не дав ей опомниться, бросился на нее.

— Вот так-то лучше. Я предпочитаю заниматься любовью в постели, чем на старом скрипучем кресле.

— Майлз! Перестань! Не надо…

Голос ее сошел на нет, как и решимость сопротивляться, едва его рука легла на ее грудь.

— Поскольку ты ясно дала понять, что сегодня настроена во всем со мной соглашаться, ты не откажешь мне в этой малости, правда? — шептал он, целуя ее.

Майлз быстро расправился с воротничком ее платья, и хрустящий шелковый лиф соскользнул вниз.

— Нет, Майлз, — слабым голосом прошептала Александра, когда он зажал между пальцами ее отвердевший розовый сосок. — Ты еще не выздоровел, ты еще слишком слаб…

— Увидим, моя дорогая, — прошептал он ей на ухо, обжигая жарким дыханием.

Он накрыл ее рот своим, заглушая очередной неискренний протест, унося ее в мир, где ничего не существовало, кроме страсти. Этот мир принадлежал им двоим, здесь, в этом мире, Алекс чувствовала себя как дома: в коконе его рук, его тепла, окруженная его любовью. Этот мужчина был создан для нее, этот великолепный мужчина, требовавший совершенства от себя и всех, кто был рядом. Любовь его была нежной и требовательной одновременно.

И вновь она обвила его шею руками, отдавая ему всю себя, отдаваясь всем существом своей страсти. Его хриплый шепот возбуждал Алекс; она видела и чувствовала, как ее нежные прикосновения волнуют его. Майлз, на миг оторвавшись от ее губ, сбросил рубашку, рванув застежку так, что едва не порвал ее. Алекс протянула руки ему навстречу, и он пришел в ее объятия, укрывая ее своим телом, целуя жадно и нетерпеливо. Руки Майлза отдавали дань телу, будившему в нем такую бурю чувств и ощущений, какие он не знал за всю свою жизнь, и тело ее пело под его прикосновениями.

Целуя ее лицо — глаза, чуть вздернутый носик, щеки, загоравшиеся румянцем, — Майлз вытащил шпильки из ее прически, пропуская сквозь пальцы шелковистые пряди волос. Она пахла розами и ранним весенним утром, она была воплощением радости жизни и само наслаждение, и она была его. Весь в этом счастливом сознании, Майлз стал прокладывать дорожку из поцелуев, оставляя влажный след на ее шее, плече и ниже, и она, нежно ероша его волосы, направляла его к соскам.

Майлз взял набухший сосок в рот, затем быстро отпустил, но лишь для того, чтобы более настойчиво повторить движение. Александра выгнулась ему навстречу, моля о большем.

Ее нежные стоны подогревали его желание. Он нетерпеливо поднял юбки, открыв ее стройные ноги. Не торопясь, чуть лениво он провел рукой по бедру, Алекс замерла от острого наслаждения. Казалось, его пальцы оставляют следы, полосы огня, и эти ручейки пламени бежали вверх, опережая руки, зажегшие их, стекаясь в один центр, туда, где пульсировал и бился огонь, готовый уничтожить ее, требующий немедленного утоления.

Она застонала, моля, но он не торопился.

Язык его вкушал сладость ее рта, касался кончиком ее языка, и она целовала его с той же жадностью, стараясь дать ему то, что он давал ей. Не в силах сдерживаться, Александра всем телом подалась навстречу его руке. Пальцы его, касаясь источника огня, дарили ей невыносимое наслаждение. Тело ее обрело собственную жизнь, она больше не контролировала себя. Она потянула его к себе. Он целовал ее грудь, покусывая соски, и она поднималась навстречу его губам.

— Майлз, прошу тебя… прошу… да, — шептала она. — Сейчас, Майлз, сейчас… Приди ко мне сейчас…

Не ведая стыда, в горячке страсти, она потянула застежку его бриджей. Майлз не мог оторвать от нее взгляда: обнаженные, чуть приподнятые навстречу ему бедра, ее тело, чуть блестящие от испарины — нектара любви — полушария ее отяжелевшей от страсти груди. Золотые волосы разметались по простыне, но лицо ее — вот то, что было самым волнующим в ней. Он любовался ее глазами, полными желания и неутоленного голода, и вдруг почувствовал, что желание его исчезло. Взамен любовного безумия Майлзом овладело безумие совершенно иного рода.

Нравилось ли Диего смотреть на нее такую? Приводили ли ее в экстаз поцелуи и ласки Диего? Не теми ли словами молила она Диего дать ей то, что не в силах был сейчас дать он, Майлз Кросс?

Все вернулось вновь. Все слова, все образы, которыми терзал его испанец на протяжении двух суток, вернулись с поразительной яркостью. Майлз был бессилен что-либо изменить: образ Диего был неотделим от Алекс. С ужасом он осознал, что способен задушить ее. Почему она лгала ему, что не спала с Диего?

Кросс понимал, что она ни в чем не виновата. Алекс была лишь невинной жертвой. Но понимать и чувствовать не одно и то же. Сейчас Майлз ничего не мог поделать с собой: перед глазами стояли мерзкие сцены совокупления Алекс и Диего, и голова его раскалывалась на куски. Месть испанца была полной и окончательной.

— Черт!

Крик, похожий на вопль раненого животного, сорвался с губ Майлза. Он сел на кровати и, отвернувшись от Алекс, обхватил голову руками.

Алекс удивленно открыла глаза и потянулась, чтобы обнять его.

— Майлз? Что с тобой? Тебе больно?

— Нет, любовь моя, нет, все хорошо. Только… Думаю, ты была права, не надо было так торопиться.

Алекс, красная от стыда, трясущимися руками одернула платье и подняла лиф. Своим безрассудным бесстыдством она навлекла на себя его гнев.

— Почему бы тебе не отдохнуть немного, а я схожу посмотрю, готов ли ужин.

— Отлично, — по-прежнему глядя в стену, ответил Майлз.

Как же он презирал себя за трусость, за неспособность утолить ее печаль и развеять ее страхи.

Алекс неслышно выскользнула из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Печальная, смущенная, встревоженная, девушка отправилась в другой конец корабля, стараясь не думать о том, что сейчас произошло.

Глава 24

Как ни заставляла себя Алекс сосредоточиться на шитье, иголка сама выпадала из рук и колола пальцы. Указательный палец уже изрядно напоминал подушечку для булавок. Вот и сейчас, делая стежок, Алекс нечаянно укололась. Показалась алая капелька крови. Стоило лишь чуть-чуть отсосать кровь из ранки, как боль прошла. Вот бы так легко справиться с душевной болью, не дававшей ей покоя уже больше месяца.

Кросс давно оправился от болезни, силы вернулись к нему, чего нельзя было сказать о прежней страсти. Майлз вставал на рассвете и не возвращался в каюту до вечера. Характер его значительно изменился к лучшему, как только Алекс позволила ему выходить из каюты; вспышки необоснованного гнева исчезли совсем. Но Алекс готова была многое отдать за то, чтобы вернуть его прежнюю вспыльчивость, ибо такой — предельно вежливый и ровный — он казался ей совершенно чужим человеком. Дни сливались в недели, и будущее для Алекс все более подергивалось туманной дымкой. Она боялась думать о том, что ждет ее впереди.

Ввиду того, что каюта Алекс была слишком маленькой и темной, Майлз очень вежливо предложил ей располагаться с шитьем в его каюте. При этом и речи не заходило о том, чтобы она могла так же оставаться там на ночь.

На закате они вместе ужинали и вели беседы ни о чем, затем Майлз провожал ее к себе.

Ужасающая формальность их отношений сводила Алекс с ума. Однажды она попробовала заговорить об этом с Майлзом, он сделал вид, что не понимает, о чем идет речь, но стоило ей протянуть руку, чтобы дотронуться до него, он подпрыгнул будто от ожога и тут же, сославшись на усталость, выпроводил ее из каюты.

Вначале Алекс успокаивала себя тем, что он еще не выздоровел, потом, когда все видимые признаки слабости исчезли, она стала говорить себе, что виной всему его занятость. Из-за шторма корабль сбился с курса, и Майлз стремился как можно быстрее вывести судно в теплые быстрые воды Гольфстрима. Но через несколько дней и эта проблема была решена: Оги явился с докладом о том, что температура воды за бортом, измеряемая по приказу Майлза ежечасно, наконец значительно повысилась, что свидетельствовало о том, что они вошли в течение. Хорошая новость тем не менее никак не повлияла на отношение Майлза к ней. Александра не знала, какие еще найти отговорки, и, поскольку Майлз отказывался обсуждать проблему, в чем бы она ни состояла, ей ничего не оставалось делать, кроме как коротать время за шитьем.

Алекс сшила четыре платья — все простые и скромные, но, быть может, за счет своей простоты на ней они смотрелись просто великолепно. Она сшила два повседневных платья: одно светло-фиолетовое из чесучи, другое — из бледно-зеленого камлота с круглым вырезом. Среди чудесных тканей в трюме Алекс нашла мягкий рубчатый канифас в тонкую желтую полоску. Из него Алекс сшила дорожный костюм, состоящий из юбки и короткого жакета с зауженными рукавами. Используя в качестве образца одну из самых нарядных рубашек Майлза, Алекс сшила батистовую блузу с пеной кружев на груди и на рукавах.

Самым экстравагантным, на взгляд Алекс, был пеньюар из серого шелка.

Свой свадебный наряд она начала шить первым, но, стран-ное дело, не закончила до сих пор. Работа не ладилась, и через несколько недель бесплодных стараний Алекс отложила его в сторону. Вчера, когда пеньюар был закончен, она вновь взялась за свадебное платье.

Отложив голубой шелк в сторону, Алекс задумалась. Мелодичное пение певчей птички отвлекло ее от грустных мыслей, и она улыбнулась. Обогнув письменный стол Майлза, за которым работала, Александра подошла к клетке с ярко-желтым кенарем, которого подарил ей Спанглер. Птичка, склонив набок головку, внимательно смотрела на свою хозяйку.

— Ну, Цезарь, будет тебе смотреть на меня. Лучше спой. Я так соскучилась по твоим песенкам, ведь, кроме тебя, мне некому составить компанию.

Послышался стук в дверь.

Посадив Цезаря на ладонь, Алекс достала его из клетки. Кенарь нахохлился, вцепившись в ее руку коготками, и заворковал. Алекс рассмеялась.

Между тем дверь в каюту открылась. Майлз стоял на пороге, слушая, как она смеется. Последнее время ему редко удавалось услышать ее смех, и на это были причины. Он и сам понимал, что дает ей мало поводов для веселья.

Но в такие минуты, когда Майлз мог тайком наблюдать за ней, он искренне любовался ею. В Александре действительно было что-то необыкновенно милое. Ему временами хотелось броситься к ней, обнять, разделить ее смех и веселье, вернуть радость в их отношения. Но прошел месяц, а Майлз все никак не мог избавиться от наваждения. Всякий раз, когда Алекс была рядом, у нее за спиной хохотал Диего, вернувшийся из ада, чтобы свершить возмездие. Майлз желал Алекс больше чем когда бы то ни было прежде, любил сильнее, чем считал способным любить, но тень Диего легла между ними, и стоило Майлзу возжелать Алекс или подумать о своей любви к ней, как тень поднималась, разрастаясь до огромных размеров, и уносила его за собой в мрачные бездны жестокого воображения.

И тогда в нем закипала злость: злость на себя, злость на нее за то, что он вынужден был терпеть эту ужасную пытку. Вот и сейчас случилось то же, что всегда. Майлз опустил голову, надеясь, что она не заметит того, что с ним происходит, понимая при этом, что тешит себя иллюзией: даже не зная источника его мучений, Алекс чувствовала и понимала, что он уже не тот, что раньше. Алекс видела, что с ним беда, и чем упорнее он отрицал этот очевидный факт, тем более она отдалялась, ускользала от него. Стена, возведенная между ними кознями Диего, была тверда и непроницаема, и чем больше стремился Майлз проломить ее, тем тверже она становилась.

Цезарь снова забрался к себе на жердочку, жалобно попискивая, и Алекс, вздохнув, отвернулась от клетки. При виде Майлза улыбка сразу сползла с ее губ.

— Прости, я не заметила, что ты тут, — извинилась она. — Тебе нужен стол?

Не дождавшись ответа, Алекс убрала клетку со стола.

— Я отнесу его к себе, чтобы тебе не мешать.

Дьявол! Майлз терпеть не мог, когда она так вот спешно уходила от него, словно он выгонял ее взашей.

— Ну что ты, — поспешил сказать он. — Мне надо проверить карты, но вы с Цезарем можете остаться. Много времени это не займет.

Майлз подошел к столу, а Алекс отнесла клетку к двери. Не выдержав, она пробормотала сквозь зубы:

— Бог воздаст тебе за то, что ты вынужден так долго терпеть мое присутствие.

— Что? — подняв голову, спросил Майлз.

— Ничего.

Кросс пожал плечами.

— Как твое платье? — спросил он, указывая на корзину. — Не тот ли это наряд, над которым ты трудишься вот уже месяц, или ты решила сделать себе весь гардероб из голубого шелка?

— Это тот самый наряд, — ядовито ответила Алекс и, схватив корзинку, прижала ее к груди, словно Майлз собирался отнять у нее ее собственность.

— Поскорее заканчивай. Цвет прямо твой. Не терпится увидеть тебя в нем, — мимоходом бросил Майлз, делая какие-то вычисления.

Алекс уже собиралась тихо выйти за дверь, но тон, каким было отпущено это замечание — холодно-вежливый и вместе с тем небрежный, — оказался последней каплей. Слезы брызнули у нее из глаз.

— О, я очень сомневаюсь в том, что ты хочешь меня в нем увидеть!

— Что случилось? Что я такого сказал?

— Это платье должно было стать моим свадебным нарядом, черт побери! А теперь скажи, что ты жаждешь увидеть меня в свадебном платье!

Майлз отложил в сторону перо и отвел глаза. Что он мог ей сказать?

Для Алекс его молчание было красноречивее всяких слов.

— Спасибо. Теперь мне все ясно, — тихо сказала она, кусая губы.

— Алекс… — Майлз встал, отодвинув ногой стул. Обитые металлом ножки проскрежетали по настилу пола, и у Алекс пробежали мурашки по спине от противного звука. — Алекс, мне жаль, если я сказал или сделал что-то, что тебя расстроило.

— В самом деле? — язвительно переспросила она.

— В самом деле, — с нажимом в голосе подтвердил он.

Майлзу начинал надоедать этот неприятный разговор. Он злился на нее за то, что она начала его, и на себя — за то, что не мог закончить его так, как следовало. Он понимал, что должен подойти к ней, обнять, развеять ее тревогу и сомнения… И, как обычно, когда он оказывался не в силах выполнить то, что хотел, разозлился. Стараясь сдержать ярость, он проговорил:

— Я никогда не хотел причинить тебе боль.

— Тогда, Майлз, прошу тебя, прямо сейчас объясни мне все. Скажи, что я такого сделала или сказала, что оскорбило тебя настолько, что ты с трудом выносишь мое присутствие и даже не можешь мне в глаза взглянуть!

— Не знаю, что ты имеешь в виду, Александра, — уклончиво ответил Майлз. — Все плохое мы давно преодолели.

— И не пришли ни к каким выводам! — выкрикнула она, не в силах более оставаться безучастной.

Не замечая того, что делает, Алекс подбежала к нему, накрыла его руку своей — Майлз тут же отдернул руку.

— Вот видишь! Это я и имела в виду! Почему я даже дотронуться до тебя не могу?

— Я занятой человек, Алекс. Тебе, очевидно, трудно это понять. Быть капитаном — нелегкое дело, а наше маленькое приключение на Тенерифе сбило нас с графика.

— По твоим словам выходит, что в этом «маленьком приключении» виновата я!

— Черт, конечно, не ты, но ведь время мы потеряли! На Пальме ты сказала, что хочешь понять меня. Вот тебе первый урок, моя дорогая. Оружие и амуниция, которые мы везем повстанцам, важнейшая вещь для революции. Один день задержки может стоить жизни сотням людей.

— Я понимаю, Майлз, очень хорошо все понимаю. Но разве ты сам не видишь, что пользуешься своей занятостью как отговоркой.

— Отговоркой?! Нашла слово! Ты просто делаешь из мухи слона. Честно говоря, мне кажется, что ты ревнуешь меня к работе, потому что, оправившись от ранения, я больше не нахожусь у тебя под каблуком!

Алекс отшатнулась как от пощечины.

— Ты несправедлив ко мне и знаешь это, — проговорила она, едва сдерживая слезы. — Дело не в том, что ты занят, Майлз. Дело в твоих чувствах. На Пальме ты говорил, что любишь меня, да и потом повторял не раз. Если это уже не так, прошу тебя, скажи мне.

— Алекс, сейчас не время…

— Много ли времени надо, чтобы сказать: «Я люблю тебя»?

— Алекс, прошу…

— Довольно водить меня за нос. Скажи, любишь ты меня или нет?

В глазах ее стоял страх, страх и любовь, выражаемая столь открыто, столь явно, что Майлз готов был заплакать от жалости к ней и к себе тоже. Ее глаза блестели от слез, слез отчаяния, и лицо его прояснилось. Он не знал, что и в его глазах стояла боль, источник которой она не могла понять. Майлз заставил себя протянуть руку и коснуться ее лица. Алекс жадно схватила его руку, прижала к своей щеке, губам.

— Ты любишь меня, Майлз? — спросила она, целуя его ладонь.

— Если бы ты только знала как, — пробормотал он.

— Тогда откуда эта стена между нами? — прошептала она. — Почему ты отталкиваешь меня, относишься ко мне так, будто я тебе чужая? Ты не прикасался ко мне с того вечера, как…

— Я знаю! — рявкнул он, и вся его нежность исчезла.

Майлз вырвал руку и отошел в дальний угол комнаты, словно не мог выносить ее близости. Не в силах слова вымолвить от обиды, Алекс поплелась к двери.

— Не понимаю, что с нами происходит, — хрипло сказала она, глядя в пол.

«Господи, — взмолился про себя Майлз, — помоги мне успокоить ее». Как сказать, что и он сам не понимал, что на него нашло. Не желая того, он обижал ее, ранил в самое сердце и не мог остановиться. Как мог он объяснить ей, что чем крепче любил ее, тем более горькой становилась его любовь, отравленная образами, которые выжег в его памяти Диего? Как мог он объяснить ей, что всякий раз, глядя на нее, он видел перед собой не невинного ангела, а развратную красотку, лежащую в объятиях испанца. Жизнь Майлза превратилась в сплошной кошмар. Желание превратилось в проклятие. Раздираемый на части желанием и ненавистью, он потерял себя в этом клубке противоречий. И самое страшное: Майлз знал, что не может взвалить эту страшную ношу на плечи Алекс. Как-то она пережила то, что выпало на ее долю, наверное, спрятала куда-то глубоко внутрь. Сказать ей, что он чувствует, означало бы ранить ее еще больше, а этого Майлз не мог себе позволить. Она не была виновата ни в чем, то, что происходило с ним, касалось только его одного. Майлз лихорадочно соображал, что сказать ей, что придумать, чтобы успокоить ее.

Превозмогая себя, Майлз подошел к Алекс и протянул к ней руки. Не зная, что может означать этот жест, Алекс доверчиво вложила свои руки в его. Когда он притянул ее к себе, она не стала сопротивляться. Все, что ей было нужно, — это почувствовать себя в безопасности, защититься от своих страхов.

— Я люблю тебя, Алекс, — пробормотал он, прижимаясь щекой к ее голове. — Пожалуйста, прости меня за то, что я тебя так сильно обидел.

Алекс подняла голову и посмотрела ему в глаза:

— Я просто хочу понять, что случилось, Майлз.

— Я не знаю, смогу ли объяснить, любовь моя, — начал он.

В душе он почти смеялся над собой, над очевидной бесплодностью своих усилий.

— Я люблю тебя и никогда тебя не брошу, но… видишь ли… Я хочу привести тебя в свой дом, жениться на тебе, и, поскольку мои намерения абсолютно честны, я стараюсь держаться от тебя подальше. — Майлз выдавил из себя смешок, сам удивляясь тому, до какой степени цинизма он дошел. — Наверное, стена, которую я выстроил между нами, единственное, что может удержать меня от того, чтобы заниматься с тобой любовью сутки напролет. — Поскольку Алекс молчала, он, набрав в грудь воздуха, сказал в завершение: — Я хочу тебя, Алекс, но я хочу, чтобы между нами все было как полагается. То есть надо подождать до свадьбы. Я не прощу себе никогда, если испорчу тебе репутацию.

— Так ты это делаешь из уважения ко мне? — без околичностей спросила она.

— Да.

— Молодую деревенскую акушерку крадет из дома знатный англичанин, преступник и предатель. Затем ее же похищает испанский работорговец, который в свою очередь сбывает ее арабскому принцу, от которого она едва успевает унести ноги. О чьей репутации идет речь, Майлз?

— Алекс…

— Зачем ты пытаешься обмануть меня?

— Это правда.

— Ложь! Надуманная, за уши притянутая ложь! Я не знаю, что произошло, но в силу каких-то причин ты больше не хочешь меня и не можешь набраться духу сказать об этом ясно. Почему, Майлз? Из-за моей подпорченной репутации? Ты чувствуешь себя виноватым и хочешь жениться на мне из жалости? Так?

— Алекс, это неправда. Я люблю тебя.

— Не любишь, — продолжала настаивать она. — Не может человек, который любит, смотреть на меня так, как смотришь ты, когда думаешь, что я не вижу. Почти так же ты смотрел на меня до Пальмы, до первой нашей ночи здесь, в этой каюте. Тот же самый презрительный взгляд, каким ты смотрел на меня тогда, когда Копели сказал, что я шлюха…

Алекс остановилась на полуслове, ошеломленная. Она сама, проведя параллель, нашла ответ на поставленный вопрос. Все стало ясно как день.

— Господи, — простонала она. — Ты не веришь мне… Ты никогда не верил в то, что я не спала с Диего. Ты лгал…

— Алекс!

— Черт! Почему ты не можешь поверить, что он не спал со мной?!

— Потому что я знаю Диего! — заорал Майлз.

Он был почти рад, что Алекс сама вскрыла нарыв. Может, теперь она признается во всем.

— Но ты меня не знаешь, иначе бы ты понимал, что я никогда не смогла бы тебе солгать!

— Алекс, ты думаешь, мне самому хочется чувствовать то, что чувствую? Ты думаешь, мне нравится проводить ночи без сна, не находя себе места от непрошеных картин, встающих перед глазами? Ты думаешь, я хочу представлять вас с Диего, занимающимися всем тем, что в таких животрепещущих подробностях он описывал мне?!

— И поэтому ты больше меня не любишь.

— Не люблю? Боже, конечно же, я люблю тебя! Я бы не мучился так, если бы не любил!

— Но моего слова тебе недостаточно.

В два прыжка он оказался около нее. В отчаянии схватив ее руки, он взмолился:

— Алекс, повтори сначала! Заставь меня поверить в то, что Диего никогда тебя не касался! Заставь меня поверить в это! Прогони прочь эти ужасные видения! Прошу тебя! Прошу!

Пустота… Алекс ничего не чувствовала, кроме зияющей пустоты внутри. Взглянув в его лицо, она поняла, что все потеряно. Майлз сбросил маску, и теперь в его глазах была только боль, боль, от которой и ей становилось больно — больно в прямом смысле, у нее скулы сводило от этой боли, и в этот миг ей стало его жаль даже больше, чем себя.

— Скажи мне, Алекс! Убеди меня! — требовал он, но она, стряхнув его руки, лишь покачала головой.

— Нет, Майлз. Никакие слова не убедят тебя. Насиловал меня Диего или нет, делала ли я все те вещи, о которых он тебе рассказывал, или нет, все это будет стоять между нами всегда. Родера гниет на далеком песчаном берегу, и птицы давно выклевали его глаза, но победил в вашей схватке все равно он. Он преследовал тебя, когда был жив, он преследует тебя и после смерти. Десять лет ты представлял себе вид горящего корабля с телом повешенного на главной мачте друга — и ты никогда не забудешь… это.

— Неправда. Я справлюсь. Мне только нужно время, Алекс. Ты не виновата ни в чем. Я не могу винить тебя…

— Не можешь, но винишь, — отрезала Алекс с горечью.

— Но я не хочу этого, — выдавил Майлз.

— Не хочешь, но винишь, — тихо повторила Алекс.

Она чувствовала себя на удивление спокойно, так, будто вся жизнь вытекла из дыры, оставленной в ее душе. Пораженная этому мертвому спокойствию, она покачала головой.

— Сколько нам осталось до Чарлстона? — спросила она.

— Две недели, может, меньше, — ответил Майлз, не понимая, к чему она клонит.

— Понятно.

Алекс нагнулась, чтобы поднять с пола корзину с недошитым платьем, которое ей уже не суждено надеть.

— Как скоро мы с доктором Копели сможем сесть на корабль, отплывающий в Англию?

— В Англию? Нет, — решительно качнув головой, сказал Майлз. — Я тебя не пущу.

Алекс спокойно подняла на него глаза. Все чувства умерли.

— У тебя нет выбора. Ты сам увидишь, так будет лучше. Ты найдешь себе юную непорочную девицу, достаточно чистую для того, чтобы носить твое имя.

— Александра, не в этом дело, и ты знаешь! — возмутился Майлз, рассерженный тем, что она свела его глубокий душевный надлом к чему-то до пошлости тривиальному.

— Разве? — едко спросила она. — Разве не в этом дело, Майлз? Думай, Майлз, думай. Вспомни тот день, когда мы встретились впервые. Вспомни, как ложь Копели перечеркнула влечение, которое ты стал ко мне испытывать. Ты думал, что я была с другими, и поэтому недостаточно хороша для тебя. Но когда ты понял, что я была девственницей, сразу все стало хорошо! Потом появился Диего, и ты вновь не можешь смотреть на меня.

— Алекс, я сумею справиться с тем, что сделал Диего.

— Когда, Майлз? Через день? Месяц? А потом сколько времени пройдет, прежде чем память вернется к тебе? Может, в брачную ночь, когда ты будешь держать меня в объятиях и думать…

— Довольно! — заорал Майлз.

— Все кончено. И мы ничего не можем сделать, — заключила Алекс и повернулась к двери.

Взявшись за ручку, она подождала немного, надеясь, что Майлз остановит ее, не даст уйти, но позади слышалось лишь его сбивчивое дыхание. Он безуспешно пытался справиться с собой. Не оглядываясь, Алекс открыла дверь и вышла из каюты. Вернувшись к себе, она поставила на стол клетку с Цезарем и, сев на кровать, принялась методично рвать на лоскуты свое небесно-голубое свадебное платье.

Глава 25

Шли дни. Алекс большую часть времени проводила в своей каюте за шитьем. В капитанскую каюту она больше не заходила и, увидев случайно Майлза на палубе, делала все, для того чтобы разминуться с ним. Разумеется, завтраки, обеды и ужины она тоже проводила в одиночестве. За все это время Алекс не пролила ни слезинки. Слез просто не было. Там, где когда-то были эмоции, осталась лишь черная дыра. Она по-прежнему любила его — в этом смысле все осталось, как было. Видимо, он тоже любил ее, но в его глазах она упала с пьедестала, утратив совершенство, а для такого человека, как Майлз, несовершенство было непростительным пороком. Еще бы, ведь он был взращен совершенной парой англичан — совершенной матерью, совершенным отцом, родился от совершенной любви — весь само совершенство, и его женщина должна быть так же совершенна, как он сам.

Алекс попробовала взглянуть на ситуацию глазами Майлза и с удивлением поняла, что не может винить его. То, что Диего пощадил ее, иначе как чудом не назовешь, и если бы Диего действительно делал с ней все то, о чем рассказывал, чувства к ней Майлза были бы легко объяснимы. Какой мужчина захочет женщину, использованную другим мужчиной? В данном случае важно было не то, что она невинна, а то, какой ее видит Майлз. Диего оказался достаточно красноречивым, чтобы вполне убедить Кросса.

Удивительно, как он не сошел с ума от изощренной мучительной пытки испанца. Много лет назад Диего не смог сломить дух Золотого Орла, но на этот раз ему удалось нащупать слабое место врага, и этой ахиллесовой пятой оказалась она, Алекс. Нет, она не в силах была винить его за то, что он любит и ненавидит ее одновременно.

Ее отношение к Майлзу в большей мере диктовалось жалостью, чем обидой. Он действительно любил ее. Она видела это по его глазам, когда случайно встречалась с ним взглядом во время недолгих прогулок по палубе. Его взгляд лишь укреплял ее в мысли о том, что у них с Майлзом нет будущего.

Итак, ей оставалось только смириться. И она шила себе все новые и новые платья из прекрасной материи, купленной Майлзом на Тенерифе. В конце концов, он был ее должником, думала Алекс в особо горькие минуты. Он лишил ее дома, друзей… К тому времени как она вернется в Бриджуотер, пять, а то и шесть месяцев ее жизни окажутся отнятыми. Полгода жизни чего-нибудь да стоят. Не говоря уже о том, что он отнял у нее девственность… Если Майлз не хочет довольствоваться тем, что оставил Родера, почему другой мужчина захочет взять то, что оставил он, Майлз? В эти минуты на Алекс нападала такая злость, что она готова была вырвать у него сердце, но как только она вспоминала его полные боли глаза, злость исчезала. То, что так случилось, не его вина — его беда.

Майлз действительно был ее должником. Он дал ей почувствовать вкус любви, вкус страсти, который она уже никогда не забудет, а она взамен отдала ему сердце. Несколько платьев — жалкая компенсация за душевную ущербность.

Шли дни, а между Алекс и Майлзом ничего не менялось. Вернее, менялось, но в худшую сторону. Похоже, оба старались по возможности избегать друг друга, и эта перемена больно отзывалась в сердце Макарди. Он не находил себе места, не понимая, почему отношения между Александрой и Кроссом изменились. Ведь было столько пережито вместе. Все оказалось позади. Теперь бы счастливо зажить, но что-то неладно между ними.

Оги стоял на палубе, когда к нему подошел капитан.

— Ты, наверное, знаешь, что надвигается шторм… — Майлз запнулся. — Ты не мог бы предупредить мисс Уайком, чтобы она была поосторожнее?

— Капитан, мне надоело быть звеном в ваших отношениях. Скажите ей сами все, что считаете нужным!

Макарди оказался приятно удивлен тем, что Кросс не стал настаивать.

— Она у себя? — спросил он.

— Да. Или по крайней мере была у себя.

— Хорошо. Оставайся здесь пока за главного, а я спущусь вниз.

Майлз повернулся и пошел к лестнице, и, хотя со спины он здорово напоминал человека, идущего на смерть, Оги довольно улыбнулся. Может, если они будут разговаривать друг с другом, дело у них пойдет на лад…

…Жара стояла невыносимая. Александра остановилась посреди каюты, обмахиваясь рукой как веером. Непривычная к влажной жаре тропиков, она безуспешно пыталась добиться хоть какого-то сквозняка, отворив настежь дверь своей тесной каюты. Откинув со лба влажную прядь, Алекс вернулась к работе.

Новые платья нужно повесить, а в платяном шкафу, где все еще находились вещи Тернера, места не было. Утром Алекс попросила у Макарди разрешения убрать костюмы Джудсона в сундук вместе с остальными вещами, и Оги с готовностью согласился. Алекс вытаскивала из платяного шкафа вещи, складывала их и убирала аккуратно в сундук.

— Что ты делаешь? — раздался голос Майлза.

Алекс вздрогнула и обернулась. Майлз стоял в дверном проеме. Сверху, с палубы, лился странный оранжево-красный свет, образовывая вокруг его головы светящийся красновато-золотистый нимб. На нем были бриджи из оленьей кожи, и его чистая белая рубашка, расстегнутая почти до пояса, приобрела тот же красновато-золотистый оттенок. Майлз был похож на величественную бронзовую статую.

Вернувшись к кровати, чтобы сложить очередную вещь, она ответила:

— Оги сказал, что я могу переложить вещи Тернера из шкафа в сундук. Наверное, я должна была прежде спросить у тебя, — немного нервничая, начала извиняться она, видя, что Майлз по-прежнему стоит в дверях.

— Все хорошо, — сказал, тряхнув головой, Майлз. — Я должен был сам давно это сделать.

Кросс прошел в каюту и стал помогать Алекс вытаскивать из шкафа вещи Джудсона.

— Как ты аккуратно все складываешь, — сказал Майлз, наблюдая за работой Алекс. — Честно говоря, мне кажется, что вещи Джудсона еще никогда не знали такой нежной заботы. Аккуратность не была в числе его добродетелей.

Алекс усмехнулась, довольная тем, что Майлз уже может говорить о покойном с улыбкой.

— Ты не смог приучить его к порядку, так надо понимать?

— Как ни старался, — со смехом признался Майлз, передавая Алекс темно-синий плащ. — Думаю, я отвезу все это в «Белые дубы», когда мы прибудем в Чарлстон. Пусть полежат там на чердаке, пока, — сорвавшимся голосом закончил Майлз, — я не найду того, кто бы мог ими воспользоваться.

— Если ты сможешь с ними расстаться, — тихо сказала Алекс.

— Ты видишь меня насквозь? — спросил он без злобы.

— Иногда, — спокойно ответила Алекс, глядя ему в глаза.

Повисло неловкое молчание. И тот и другая все бы отдали для того, чтобы сломать барьер, но каждый понимал, что это ничего не даст. Алекс первая опустила глаза и, вернувшись к кровати, стала складывать изящно расшитый жилет.

— У Джудсона нет семьи?

— Нет, никого, — сказал Майлз, садясь на кровать. Наблюдая за ее работой, за ее руками, лицом, он испытывал мучительное наслаждение.

— Почти вся его семья умерла во время эпидемии, свирепствовавшей в Уэльсе, когда он был еще совсем юным. Поскольку для своих лет он был достаточно крупным и крепким, Джудсон сумел найти себе работу в порту на берегу Бристольского залива, однако он вскоре понял, что контрабанда — дело куда более приятное и прибыльное, чем работа в доках.

— Так он был контрабандистом, когда вы встретились? — спросила Алекс, счастливая тем, что они с Майлзом остались наедине.

— Нет, — покачав головой, ответил Майлз. — Не контрабандистом, а пиратом. «В Уэльсе запахло жареным», — добавил Майлз, подражая валлийскому акценту, который, видимо, в то время был у Джудсона, — и он подался в Вест-Индию. Мы повстречались с ним на Ямайке, он как раз удирал от властей, готовых сделать из него висельника, так вот, он остался, чтобы вызволить меня из лап целой стаи головорезов.

— Победив разбойников, вы стали друзьями, — заключила Алекс.

— Трудно не подружиться с тем, кто спас тебе жизнь.

Джудсон вошел в его жизнь как спаситель и ушел из жизни, тоже спасая.

Даже не глядя на Майлза, Алекс знала, о чем он сейчас думает. Она участливо протянула руку, чтобы дотронуться до его плеча, но, быстро передумав, отдернула. Ей не хотелось портить доверительный тон беседы.

— Ты его очень любишь, не так ли?

— Мне его чертовски не хватает. Джудсон Тернер был словно частью меня самого.

— Был и всегда будет.

— Я знаю.

В голосе Майлза послышалась внезапная горечь, и Алекс нахмурилась.

— Ты все еще винишь себя в его смерти?

— Да.

— А я думала, что ты уже перестал себя терзать.

— Легко сказать! Та ночь, когда ранили Джудсона, стала первой в бесконечном ряду оплошностей, граничащих с преступлениями!

— Но это не так!

— Так! Мой лучший друг погиб по моей вине. А с тобой что получилось? Возможно, я когда-нибудь научусь жить с чувством вины и не замечать его, но избавиться — не смогу никогда. Это касается как Джудсона, так и тебя.

Алекс оставила без внимания последнее замечание.

— А теперь скажи, каким образом ты виновен в гибели Джудсона?

— Что? — удивленно заморгал Майлз, считая, очевидно, вопрос до смешного наивным.

— Какая твоя промашка привела к гибели Джудсона? Ты что, сам толкнул его под пулю?

— Ты не понимаешь, Алекс. С самого начала не надо было высаживаться на берег. Я не должен был отпускать людей, пока не получу с берега световой сигнал, означающий, что берег чист.

— Тогда почему ты не дождался сигнала?

— Я был слишком встревожен…

— А других причин не было?

Майлз задумался, вспоминая ту горькую ночь.

— Не понимаю, чего ты добиваешься.

— С тех пор много воды утекло, Майлз, и та ночь поблекла в твоей памяти, но я кое-что помню очень ясно… Туман! Туман, Майлз, окутал берег плотным покрывалом. Даже если бы на берегу горели сигнальные огни, как бы ты заметил их сквозь туман?

— Верно, — медленно проговорил Кросс. — Я не мог… Поэтому я рискнул…

Алекс улыбнулась:

— Тогда в чем ты винишь себя? Ты был уверен в том, что огни горят, и это действительно было так. Ты поступил так, как любой бы поступил на твоем месте.

Майлз почти физически ощутил, как свинцовая тяжесть упала с его плеч. Тот ужасный миг, когда Джудсон оттолкнул его в сторону, приняв на себя пулю, предназначавшуюся ему, Майлзу, заслонил от него все. Майлз попросту забыл о том, почему решил сойти на берег. Одна вина нагромождалась на другую, и правда о том дне оказалась погребенной под свинцовым спудом.

— Почему ты всегда знаешь, что сказать, Алекс? Ты так славно все понимаешь и попадаешь в точку.

— Спасибо, — пробормотала Алекс.

— Нет, спасибо тебе за то, что заставила меня увидеть…

Голос его сошел на нет, взгляды их встретились, и во взгляде его была такая печаль, что Алекс впервые за много дней захотелось плакать.

— Я люблю тебя, Алекс, — сказал Майлз, но не сделал ни шагу, чтобы сократить разделявшее их пространство.

— Я знаю, — прошептала она в ответ, мечтая о том, чтобы он подошел. Но напрасно. Любовь его была велика, но пропасть пролегла между ними.

— Вообще-то, — проговорил Майлз, уже повернувшись, собираясь уходить, — я пришел предупредить тебя о шторме, довольно серьезном. Убери все так, чтобы не свалилось что-нибудь невзначай, и не зажигай лампы. Обычно масло не вытекает из морских фонарей, но при волне высотой двадцать футов всякое может случиться.

— Двадцать футов! — воскликнула Алекс, вскочив с кровати.

— Да, шторм ожидается большой. С запада идет ураган. До сих пор мы старались идти на север, но ветер нам не благоприятствует. Остается только положиться на судьбу и готовиться к встрече.

— Господи, — пробормотала Алекс, рисуя в своем воображении ужасную картину шторма. — Как может корабль пережить такое бедствие? Да людей просто смоет за борт!

— Нет, люди, большая часть, будут внизу, если надо, привязанными к койкам.

— Тогда кто поведет корабль?

Майлз усмехнулся.

— В шторм в этом нет надобности. В шторм, Алекс, корабль разворачивают носом против ветра и молятся.

— А где будешь ты?

— У руля, — спокойно ответил Майлз. — Привязанный к нему так, чтобы не свалиться за борт. — Майлз услышал шум в коридоре и оглянулся. — А ты будешь внизу. Ни при каких обстоятельствах наверх не поднимайся, поняла?

— Да, но…

— Никаких «но», Алекс. Я знаю, что делаю. Матросы сейчас задраивают люки, чтобы вода не попала в каюты, так что не бойся промокнуть. Только найди какую-нибудь веревку и привяжись к койке, иначе разобьешься, если дело пойдет совсем плохо.

Во время путешествия Александре уже раз довелось пережить шторм, но по сравнению с тем, что описывал Майлз, тот шторм был гораздо мягче. Кроме того, в тот раз Алекс работала не покладая рук, стараясь помочь раненому Майлзу и Спанглеру. На этот раз она действительно встревожилась — не столько за свою безопасность, сколько за жизнь Майлза, которому предстояло встретить шторм на палубе, где вся надежда была на крепость веревки, удерживающей от падения за борт. Страх сдавил Алекс горло.

— Сколько времени осталось? — спросила она, стараясь, держать себя в руках.

— Час или около того. Хочешь подняться и посмотреть? Я не пугаю тебя, просто хочу, чтобы ты знала, что нам предстоит.

Алекс молча кивнула.

Только оказавшись на палубе, она заметила, как все изменилось. В этот час солнце обычно гигантским золотым шаром висело над горизонтом, теперь же было темно и хмуро. Кросс куда-то показывал рукой. Александра повернулась к нему, чтобы посмотреть, и… вскрикнула. Темные, набухшие тучи протягивали длинные черные пальцы к сплошной высоченной стене воды, выраставшей из моря, черной как ночь, простиравшейся по всему горизонту.

— Я слышала о гигантских волнах, но не представляла, что они выглядят именно так, — слабым голосом сказала Алекс.

Майлз, не замечая того, бережно обнял Алекс за плечи.

— Это обман зрения, любовь моя. То, что ты видишь, действительно стена воды, но это всего лишь дождь. Шторм от нас еще достаточно далеко. Вон там. — Майлз указал на крутящийся шар из черной тучи, должно быть, около мили в диаметре. Вихрь шел прямо на них. — Вот центр. Самое страшное — там.

— И ты правишь — туда? — Алекс повернула к нему лицо, полное ужаса.

— Надеюсь, нас минует чаша сия, — засмеялся Майлз. — Если удастся, мы отклонимся к югу.

— А если не удастся? — продолжала допытываться Алекс.

— Тогда ничего не останется, как пережить шторм. Не бойся, Алекс, ничего плохого с нами не случится.

— Черт! — раздраженно воскликнула Алекс, не понимая, как можно быть таким беспечным. — Тебе ведь нравится казаться храбрецом, да?

— Ты бы предпочла, чтобы я запаниковал?

— Ты на меня намекаешь? Да, наверное, так было бы лучше. По крайней мере я бы знала, что имею дело с человеком, способным на проявление каких-то чувств, хотя бы страха. Ты заигрываешь со смертью, словно с красоткой на балу!

— Я живу по законам моря, Александра, и привык принимать любой вызов, брошенный стихией. До сих пор я выходил победителем. Почему этот шторм должен стать исключением?

— Ты возомнил себя бессмертным! Жалкий человечек, бросивший вызов самой смерти! Вот ты кто!

На сей раз Майлз оказался более прозорлив.

— Алекс, быть может, нам обоим будет легче, если ты скажешь прямо о том, что тебя гнетет.

— Ты такой умный, так угадай!

— Ты просто боишься, что я умру.

Алекс отвернулась, понуро опустив плечи. Глаза ее заволокли слезы.

— Я не хочу, чтобы ты умирал, Майлз. Я эгоистка. Пусть я не смогла завоевать тебя, но я не хочу, чтобы ты достался морю.

Ее чувство было столь открытым, она любила его так искренне, так самозабвенно, что он не мог отказать ей в участии. Майлз обнял ее и, прижав к себе, запечатлел на ее губах нежный поцелуй. Мечущаяся между страхом и желанием, Алекс приникла к нему всем телом, раскрыв губы, как лепестки цветка. Она обхватила его руками, не желая отпускать, и он, нежно, но крепко прижимая ее к себе, дарил ей уверенность в своей способности защитить ее, оградить от бед.

Желание быстро одержало верх над нежностью, и губы его сминали ее губы с почти болезненной настойчивостью. Страсть разгоралась с пугающей силой, и вдруг Майлз отстранился от Алекс, с губ его сорвался стон, в котором слышались боль и презрение к себе одновременно. Алекс с тоской смотрела на своего возлюбленного. Нежность в его взгляде уступила место боли, порожденной мучительными воспоминаниями. Призрак Диего снова встал между ними.

— Прости, Алекс, — прошептал он. — Бог свидетель, мне так жаль.

— И мне, — выдохнула Алекс.

Не в силах больше выносить этой муки, она убежала прочь мимо деловитых матросов, убирающих паруса, готовящих корабль к предстоящему испытанию.

Влетев в каюту, Алекс с силой захлопнула за собой дверь, дав волю чувствам, и впервые за несколько недель слезы обиды, боли, скорби по несчастной любви полились у нее из глаз горячим потоком. Матросы слышали сдавленные рыдания Алекс, но, понимая, что помочь ей не в силах, лишь молча продолжали задраивать люки, стараясь закончить работу как можно быстрее, чтобы обеспечить девушке, которую очень любили, вожделенное уединение.

По мере того как шторм приближался и корабль раскачивало все сильнее, Алекс мало-помалу начала успокаиваться. Пора было взять себя в руки и действовать разумно. Все еще всхлипывая, она быстро закончила упаковывать вещи Джудсона. Затем убрала в сундук все предметы, которые могли бы свалиться во время сильной качки. Осталось лишь решить, как быть с Цезарем.

Помог Курт. Юнга принес пакет со свежеиспеченным хлебом и солониной и бутыль воды — все, что могло поддержать ее силы во время шторма, который мог продлиться много часов. С помощью длинной веревки Курт закрепил клетку, крепко привязав ее к ножке письменного стола, привинченного к полу. Тем временем в каюте стало совсем темно, и когда Алекс накрыла клетку тканью, она невольно подумала, что ее положение мало чем отличается от положения птицы — она тоже с трудом различала окружающие предметы.

Курт ушел, напоследок сказав Алекс, чтобы она не волновалась, и безграничная вера мальчика в своего капитана отчасти передалась и ей. Но лишь отчасти. Алекс села на кровать и стала ждать, сама не зная чего, чувствуя себя так, как, наверное, чувствует себя приговоренный к смерти преступник. Она пыталась не думать ни о предстоящем шторме, ни о Майлзе, которого сейчас, вероятно, матросы привязывают к штурвалу. Но больше всего ей не хотелось думать о поцелуе Майлза.

…Громадная волна шла на корабль с грозным ревом. И уже через несколько мгновений сплошная стена воды обрушилась на небольшое судно. В тот же миг черное небо прорезали зигзаги молнии, и гром слился с морским ревом. Мощные потоки дождя хлестали по палубе, жутко завывал ветер. Темную каюту освещали лишь вспышки молний. Цезарь бился в клетке, хлопая крыльями, словно клетка была повинна в том, что его швыряло из стороны в сторону.

Первая же волна приподняла нос корабля так, что он встал почти вертикально, и Алекс покатилась по кровати, ударившись головой о стену у изголовья. Она очень пожалела о том, что пренебрегла советом Майлза и не привязалась к кровати сразу. Корабль вздымался все выше и выше, затем стремительно падал вниз, как Икар с опаленными солнцем крыльями.

Алекс схватила простыню и, свернув ее жгутом, продела в кольца по бокам кровати. Только сейчас, спустя столько времени, она поняла, для чего служат эти таинственные приспособления. Кое-как она обвязалась простыней. На душе стало чуть легче. Шли часы, наступила ночь, а шторм все не утихал. Жутко было даже представить, каково сейчас Майлзу там, наверху, и, чтобы не думать об этом, Александра решила сконцентрироваться на других, более приятных мыслях. Она вспоминала Бриджуотер, своего отца, Касси. Цепляясь за обыденное, земное, она тщательно, стараясь не упустить ничего, представляла свою комнату, кухню, каждую щербинку на большом сосновом столе, рисунок обоев, содержимое каждого горшочка в кладовой. Затем начала вспоминать историю болезни каждого из своих пациентов; прихотливое течение мысли привело ее в усадьбу Арона Черча, где она сделала подробнейшую опись имущества своего несостоявшегося жениха, не забыв ни одной коровы, лошади и овцы. Алекс мысленно заглянула в гости к Адель, проведав молодую мать и ее малыша, затем вернулась домой помогать Клариссе готовить ужин, а когда была вымыта посуда и Тео поплелся спать, они с Касси вдвоем болтали у камина, и Алекс рассказывала своей няне о том, что произошло с ней с той ночи, как два матроса выкрали ее из дому.

Алекс так живо представила себе Клариссу, то горестно, то восхищенно цокающую языком, по-матерински нежно поглаживающую ее руку, что при очередной вспышке молнии увидела перед собой ее лицо и решила, что сходит с ума. А между тем ночь прошла и наступило утро, а шторм все не отпускал несчастный корабль из своих цепких лап.

Алекс молилась за Майлза и Курта, и за остальных, в том числе за Иезекииля Копели, даже устыдившись своего злорадства при мысли о том, как, должно быть, худо переносит доктор этот шторм, если и при легкой качке морская болезнь причиняет ему столько страданий. Алекс молила Бога о спасении корабля.

Потерявшая ощущение времени Алекс не могла сказать, когда именно услышала тот ужасный хруст, хруст, сопровождавшийся почти человеческим стоном, от которого мороз пробирал. Треск дерева прозвучал похоронным звоном. В тот миг Алекс поняла, что надежды выйти живыми из этого ада нет. Она обратилась к Господу, прося у него прощения за грехи и прощаясь с миром.

Но корабль чудом остался на плаву. Его еще раз подбросило на высокой волне, затем еще… и наступила тишина. Шторм закончился столь же внезапно, как и начался. Ветер почти стих, а ливень превратился в дождик. Одинокий солнечный луч пробился сквозь пелену дождя и осветил каюту. Этот свет был таким мирным и радостным, каким, наверное, увидел его Ной после вселенского потопа.

Радостное чувство, столь же светлое и яркое, как этот солнечный свет, овладело Алекс. Она развязала жгуты и выскочила на палубу.

Крупные капли пронзенного солнцем дождя упали ей на ладони, и она с благодарностью подставила лицо дождю, прохладному и теплому одновременно, но, когда она опустила голову и обвела взглядом палубу, веселье ее улетучилось мгновенно. Шторм не прошел для корабля даром.

Паруса, крепко примотанные к обнаженным мачтам, превратились в лохмотья, многие мачты были надломлены, некоторые представляли собой жалкие обломки, но самое тяжелое зрелище представляла грот-мачта. Похожая на обгорелый пень, она была сломана у основания.

Один за другим матросы принимались за работу, не осмеливаясь роптать на судьбу, ибо считали себя счастливчиками уже потому, что остались живы.

Шок от увиденного вскоре прошел, и Алекс, судорожно вздохнув, в тревоге огляделась. Кусок заграждения на кормовой палубе был выломан волной.

— Майлз! — испуганно воскликнула Алекс.

Подхватив подол мешающей юбки, она полезла наверх. Марко, промокший насквозь, передал руль другому матросу. Майлза не было! В ужасе Алекс обернулась, и тут она увидела его. Стоя у леера, он смотрел вниз, прикидывая степень разрушений.

— Майлз, — прошептала она, и он оглянулся на голос.

Весь его облик излучал восторг, триумф и крайнее изнеможение. Мокрые волосы как будто приклеились к голове, мокрая рубаха, порванная в нескольких местах, прилипла к телу.

Не задумываясь над тем, хочет ли этого Майлз, Алекс бросилась к нему и повисла на шее. Ее платье тоже стало влажным, но она даже не заметила этого. Майлз был жив и здоров, и она была с ним, в его объятиях, и пусть этот миг не продлится долго, она была по-настоящему счастлива.

— Только не отпускай меня, — шептала она, стуча зубами, — не отпускай!

— Все хорошо, любовь моя, — бормотал он, целуя ее макушку, зарывшись лицом в теплый шелк ее волос и баюкая ее, словно маленького ребенка.

— Когда я увидела сломанную мачту и Марко за штурвалом, я подумала, что ты упал за борт, — выдавила Алекс.

— Рано утром Марко поднялся помочь мне. Не думаю, что мне удалось бы выстоять в одиночку.

— Смотрите, капитан! — в радостном возбуждении крикнул кто-то у него за спиной.

Майлз оглянулся, посмотрев в том направлении, куда укатился шторм.

— Смотри, Алекс! — Он повернул ее за плечи и смахнул с ее бледной щеки слезинку.

Солнце и дождь родили огромную радугу. Алекс вскрикнула при виде такой красоты. Темные клубы бури — фон радуги — были почти синего цвета. На нем радуга казалась особенно яркой, цвета — потрясающе чистыми. Еще ни разу в жизни Алекс не видела такой красивой радуги, такой крутой правильной дуги, поднимающейся из моря.

Позади себя Алекс услышала шепот Майлза:

— Загадай желание, Алекс. Радуга приносит удачу.

Майлз обнимал ее, и все казалось таким надежным и прочным. Но Алекс знала: желание ее никогда не сбудется. Даже штормовые волны не смыли призрак Диего, стоявший между Александрой и Кроссом.

И словно прочитав ее мысли, Майлз смущенно опустил руки, а через мгновение и радуга пропала, оставив небо таким же одиноким и покинутым, какими чувствовали себя Алекс и Майлз.

Глава 26

Александра опустила глаза. Простиравшийся перед ней остров, покрытый роскошной зеленью, слишком напоминал Тенерифе. Острой болью пронзила ее мысль о том, что этот остров — конечный пункт путешествия и разлука с Майлзом неминуема и близка, гораздо ближе, чем это казалось обоим.

Нанесенные штормом повреждения оказались настолько серьезными, что плыть в Чарлстон не представлялось возможным. Корабль отнесло на юг, и Майлз принял единственно верное решение — взять курс на Ямайку.

— А как же Чарлстон? — спросила Александра.

Измотанный борьбой со стихией, слишком уставший для того, чтобы подбирать нужные слова, Майлз, неправильно истолковавший вопрос, хмуро ответил:

— Мадам, если вам не терпится со мной расстаться, почему бы вам не попробовать добраться до Чарлстона вплавь?! — Тут же спохватившись, Майлз добавил, смягчившись: — Прости, я не должен был этого говорить. На самом деле так будет даже лучше. В Кингстоне у меня есть родственники, ты у них остановишься. На Ямайку британские корабли заходят чаще, чем в Чарлстон, так что тебе ждать не придется.

Алекс, гордо вскинув голову, не желая выдавать своей боли, ответила:

— Из всего сказанного вами, капитан, я делаю лишь тот вывод, что Ямайка, являющаяся колонией Британии, — опасное место для вас.

Как обычно, Алекс думала в первую очередь о других. В который раз Майлз молча выругал себя за несдержанность.

— Не беспокойся, Александра. Кингстон — настоящий рай для каперов. Властям Ямайки все равно, какой стране принадлежит то или иное судно, главное — сколько на нем добра.

На этом тема была закрыта. Разговор зашел о том, на какой срок придется задержаться в Кингстоне, чтобы заменить поврежденную мачту, и Алекс незаметно удалилась к себе. Еще долго из-за перегородки доносились голоса. Под приглушенный гул Александра уснула.

Взамен изодранных на уцелевшие мачты водрузили запасные паруса, и корабль медленно, но верно приближался к острову. Лишь на седьмые сутки после шторма рано утром раздался крик дозорного: «Земля!» — и настроение Алекс, и без того не очень радужное, окончательно испортилось. По указанию Майлза Оги принес ей саквояж, достаточно вместительный. Восемь новых платьев и к каждому соответствующее белье, прекрасно сшитое из самого лучшего материала; теплый плащ, который едва ли мог ей понадобиться в этом жарком климате; туалетный прибор, некогда принадлежавший Джудсону, и бриллиантовые броши Ари-паши. Жемчуг и прочие драгоценные камни, украшавшие золотые шелка ее пришедшего в негодность свадебного наряда, были уложены на дно саквояжа в наскоро сшитом бархатном мешочке.

Погруженная в печаль, Алекс покинула палубу, решив дожидаться прибытия в Кингстон у себя в каюте. Сменив платье из бледно-голубого шелка на желтый дорожный костюм, она села на кровать и стала ждать.

Алекс оставалось лишь гадать, о каких родственниках в Кингстоне говорил Майлз. Любопытство ее оставалось неутоленным — с тех пор как они вдвоем с Кроссом любовались радугой на палубе после урагана, им так и не удалось поговорить. Это не значит, что они старательно избегали друг друга, как раньше. Они поддерживали вполне дружеские отношения, но оба с горечью сознавали: ни на что, кроме дружбы и взаимопонимания, они рассчитывать не могут.

Алекс чувствовала, как замедлял ход корабль при входе в глубокие воды гавани, сознавая, что с минуты на минуту за ней зайдут и с этого мгновения она будет вычеркнута из жизни Майлза Кросса навсегда. Сидя на краю койки в напряженном ожидании, она испытывала чувство, весьма напоминавшее то, что ей довелось пережить во время урагана: ожидание неминуемой гибели, будто бездна вот-вот сомкнется над ее головой.

Послышался стук в дверь. Александра поднялась, полагая, что к ней зашел Майлз попрощаться. Если бы у нее была возможность сбежать, каким-то чудом улетучиться! Оказаться где угодно и перед лицом чего угодно, лишь бы не говорить это проклятое «прости»!

Однако у нее не было крыльев, и она не была волшебницей, и ей не оставалось ничего другого, как лицом к лицу встретить реальность. Расправив дорожный костюм, она подошла к двери. Когда, открыв ее, Алекс увидела Иезекииля, она не знала, радоваться или огорчаться.

Копели и раньше не отличался дородностью, теперь же, после шести месяцев плавания и непрерывной пытки морской болезнью, когда он съедал не более того, что необходимо для поддержания жизненных сил малютки Цезаря, он, как никогда, напоминал копье. Лицо Копели исхудало донельзя и имело сероватый нездоровый оттенок. Внезапно ей стало жаль этого пожилого несчастного мужчину и стыдно за себя, так мало сделавшую для того, чтобы хоть чем-нибудь скрасить ему пребывание на корабле.

— Пожалуйста, заходите, — предложила она, пропуская доктора в каюту.

Им предстояло проделать длинный путь обратно, в Англию, так что быть по крайней мере просто вежливой с ним представлялось необходимым.

— Благодарю, моя дорогая. — Копели был, как всегда, высокомерен.

Он вошел в каюту и, усевшись на койку, выжидательно посмотрел на девушку.

— Вам лучше? — учтиво спросила Алекс, словно не замечая невоспитанности гостя.

— Немного. Последние несколько дней я чувствую себя чуть лучше.

— После шторма море спокойнее, чем обычно, — согласилась Алекс.

— К тому же сознание того, что наше путешествие близится к концу, здорово меня поддерживало. Не могу выразить своей радости по поводу того, что скоро мы с вами вновь будем на родине, пусть даже ею будет британский корабль, только бы подальше быть от этого проходимца Кросса.

Чтобы скрыть брезгливую мину, Алекс принялась угощать Цезаря зернышками.

— Должен сказать, — продолжал между тем Копели, — что я очень удивился, узнав, что вы остаетесь в Кингстоне, а затем плывете в Англию со мной, дорогая. Приятно, что в вас наконец возобладал здравый смысл и вы поняли, что из себя представляет этот подлец Кросс.

— Была бы вам признательна, Иезекииль, — тихо сказала Алекс, — если бы мы не касались в разговоре нашего капитана. Да, я возвращаюсь в Бриджуотер, но это не значит, что мне приятно слышать гадости о Кроссе. Вы ко мне по делу зашли или просто так?

— Конечно же, у меня был повод. — Копели встал и подошел к Алекс. — Я пришел, чтобы вновь повторить предложение, которое сделал вам как раз накануне этого путешествия.

Алекс попыталась остановить Копели взглядом, но он не внял предостережению.

— От меня, конечно, не укрылось, что вы по глупости поддались романтическому увлечению. Признаться честно, я не такой дурак, каким вы меня представляете. Я абсолютно уверен, что, если бы это зависело от вас, Кросс не покинул бы Ямайку один. Я предупреждал, что этот человек грубо использует вас, а затем выбросит не задумываясь.

Алекс закрыла глаза и глубоко вздохнула, от всей души мечтая залепить Копели увесистую оплеуху, но сдержалась, язвительно заметив:

— Вы и понятия не имеете о том, о чем рассуждаете с таким апломбом. По-моему, я уже говорила, что не желаю обсуждать Майлза с вами. А теперь, если вы пришли только за тем, чтобы сообщить мне то, что сообщили, можете уходить.

Копели неодобрительно прищелкнул языком.

— Моя дорогая, вы просто не представляете, на что себя обрекаете…

— Не вам предрекать мне горе! — не выдержав, взорвалась Алекс и, подбежав к двери, распахнула ее перед незваным визитером. — Вы не имеете права учить меня жизни, и я просто не желаю с вами общаться, так что идите отсюда!

Копели сохранял удивительное спокойствие. Он подошел к двери и, не переступая порога, обернулся с хитрой усмешкой:

— Александра, я думаю вам все же стоит меня выслушать и обдумать мои слова. То, что я некогда предсказал, уже сбывается. На борту этого судна нет ни одного человека, который бы не знал, что вы падшая женщина. Сначала вас использовал Кросс, затем этот работорговец Родера. Подумайте хорошенько, какой мужчина, кроме меня, захочет иметь вас после всего. Вы — вещь, бывшая в употреблении…

— Меня не столько использовали, сколько оскорбляли!

Гнев Алекс был отчасти вызван еше и тем, что Копели сделал те же заключения, что и Майлз, хотя и не знал обстоятельств так, как последний.

— И тем не менее я по-прежнему желаю взять вас в жены, моя дорогая, даже невзирая на ваше неблагоразумие…

— Что вы имеете в виду под неблагоразумием?

— Я устал повторять, — ответил Копели, — что когда до нашего крошечного Бриджуотера дойдут слухи, жизнь станет для вас адом. Я мог бы избавить вас от такой участи, моя дорогая. Как женщина замужняя, вы могли бы положить конец сплетням и спасти свою репутацию.

Синие глаза Алекс сузились в щелки.

— А если я отвечу вам отказом, смею ли я предположить, что вы и будете тем самым человеком, который начнет подогревать интерес к моей личности и способствовать тому, чтобы слухи распространялись?

Копели в ответ лишь пожал плечами:

— Разумеется, не в моих интересах, чтобы скабрезности говорили о моей жене.

— Будьте вы прокляты, Иезекииль! Убирайтесь отсюда! Я вас презираю! Я ненавижу вас! Майлз Кросс в сотню раз порядочнее вас, и даже Диего Родеру я предпочла бы вам! Он был мерзкой тварью, но уж по крайней мере не пытался прикинуться чем-то иным. Вы же не больше чем лживое, увертливое ничтожество, мне даже вид ваш отвратителен. — Алекс распахнула дверь пошире. — Убирайтесь отсюда и не смейте попадаться мне на глаза! Стройте козни сколько вам влезет, но никаким шантажом вы не заставите меня выйти за вас замуж!

Копели подошел к Алекс вплотную и уже занес было костлявую руку, чтобы ударить ее по разгоряченной порозовевшей щеке, как на него упала тень. Копели замер, увидев перед собой грозившие бедой тигриные глаза Майлза Кросса.

Майлз слышал только последнюю реплику Алекс, но и ее было достаточно для того, чтобы он разорвал Копели на куски. Схватив тщедушного доктора за воротник, он вытащил его в коридор.

— Вас предупреждали, сударь, о том, что вас ждет, если вы посмеете докучать этой женщине. Вы думали, я блефовал?

Копели попытался ответить, но от страха лишился дара речи и лишь промычал в ответ что-то нечленораздельное.

— На этом острове найдется немало людей, готовых перерезать вам глотку всего за шиллинг. С этой минуты за вами будут следить, Копели, и если вы еще хоть раз приблизитесь к Алекс или откроете рот для того, чтобы сказать о ней хоть одно недоброе слово, Англии вам не видать вовек. Ясно?

Стараясь, насколько это было в его силах, сохранить лицо, Копели, едва Кросс отпустил его, отчего бедняга отлетел к противоположной стене, расправил воротник.

— В высшей степени ясно, — ответствовал Копели тонким, визгливым голосом и, прочистив горло, чтобы вернуть голосу нормальный тембр, добавил: — Позвольте откланяться.

Наблюдая торопливое отступление Копели, Алекс, не удержавшись, рассмеялась. Отвернувшись, она закрыла лицо руками, и, когда она отняла ладони, Майлз нисколько не удивился, увидев ее щеки мокрыми от слез.

Он подошел к ней сзади, положил руки на плечи, и Алекс, порывисто обернувшись, прижалась лицом к его груди, вздрагивая от рыданий.

— Прости… Думаю, мне повезло в том, что Иезекииль вынужден был большую часть времени проводить у себя в каюте. Похоже, он знает, как вывести меня из себя.

— Он пытался уговорить тебя выйти за него замуж? — скривившись, спросил Майлз.

— Да. — Алекс кивнула и вытащила из кармана жакета кружевной платочек. — В противном случае он недвусмысленно обещал поведать как можно большему числу людей о моем неблагоразумии.

— Тогда не возвращайся.

Алекс прожгла Майлза пронзительно-синим взглядом.

— Я должна вернуться назад, Майлз. Бриджуотер — моя родина.

— Ты могла бы выйти за меня замуж, — тихо сказал он.

— Только потому, что ты чувствуешь вину за то, что случилось со мной? Нет, Майлз. Я не хочу обрекать никого из нас на брак без любви.

— Алекс, я люблю тебя, и ты это знаешь.

В глазах его стояла такая тоска и боль, что Алекс не выдержала и отвернулась, подавив слезы.

— Да, я знаю. И от этого все становится только еще тяжелее. Господи, — с истеричным смешком сказала Алекс, — насколько все было бы проще, если бы я могла поверить в то, что пытался внушить мне Иезекииль, что ты просто бессердечный аристократ, использовавший деревенскую девушку и затем по ненужности выбросивший ее вон. Но я знаю, что это не так. Я люблю тебя, Майлз, — сказала она, храбро взглянув ему в глаза, — и я знаю, что и ты меня любишь. Но этот мир несовершенен, и одной любви, оказывается, недостаточно. Ты никогда не забудешь о Диего — мы оба об этом знаем, и я думаю, что мы оба должны принять этот факт как данность.

Майлз кивнул, и Алекс внутренне съежилась. Огонек надежды, который все еще теплился в ней, окончательно потух. Она так мечтала о том, что он станет спорить с ней, оспаривать логику ее рассуждений, будет говорить, что все, что касается Диего, не имеет для него значения, но, увы, этого не произошло. Майлз метался, и это было настолько явно, настолько очевидно для нее, насколько и то, что Майлз Кросс был не из тех людей, которые могли бы жить счастливо, зная, что что-то весьма существенное в их жизни не находится в их власти. Более того, несмотря на его неуклюжую попытку разубедить ее, Алекс ясно видела, что ее решение было для него избавлением. Она хотела бы возненавидеть его, но не могла. Алекс знала, что человек по природе своей несовершенен и искать совершенства в человеческом существе — бессмысленная затея, но кто виноват, что ее угораздило полюбить человека, главным несовершенством, главным недостатком которого было требование непогрешимости от себя и других. Алекс оказалась в замкнутом кольце, и разорвать этот порочный круг было не в ее силах.

Майлз подошел к окошку, уныло глядя на близкий берег с суетливыми доками. После нескольких мучительных секунд молчания он объявил:

— Я позабочусь о Копели… Чтобы он не причинил тебе никакого вреда.

— Что ты имеешь в виду? — Я сделаю так, чтобы он задержался на Ямайке. Мои родственники подыщут для тебя транспорт, идущий в Англию, а затем позаботятся о том, чтобы на этом корабле не оказалось Копели. Если он даже вернется на пару месяцев позднее, у тебя хватит времени на то, чтобы сообщить соотечественникам твою версию истории, и, как мне кажется, люди скорее поверят тебе, а не Копели. Если ты не против, можно сделать так, чтобы он остался в Кингстоне навсегда. Признаться честно, мне больше по душе последний вариант.

— Я не желаю ему вреда, Майлз. Не хочу обременять свою совесть.

— Обещаю, с ним ничего плохого не сделают. — Майлз отвернулся от окна и посмотрел на нее. — Курт уже на берегу с запиской для моей кузины. Я прошу ее приготовиться к встрече.

— Твоя кузина живет в Кингстоне?

Майлз с отсутствующим видом кивнул:

— Да. Ее зовут Мадлен Венц. Она дальняя родственница и самая близкая подруга моей матери. В детстве они были неразлучны. Кузина Мэдди вышла замуж за первого помощника моего отца, Льюиса Венца. Мэдди и ее муж — верные друзья моих родителей.

— И поэтому ты чувствуешь себя в безопасности в британском порту?

— Отец Мэдди, — с улыбкой продолжал Майлз, — был губернатором в Кингстоне в течение многих лет, вплоть до своей смерти два года назад. Я не лгал, рассказывая о том, что здешние чиновники сквозь пальцы смотрят на контрабандную торговлю между местными лавочниками и американскими каперами. Меня здесь хорошо знают, так что неприятностей не предвидится.

— Надеюсь, ты окажешься прав.

Наступило неловкое молчание. После нескольких секунд напряженной тишины Майлз наконец произнес слова, которых Алекс ожидала с внутренней дрожью. Взяв ее саквояж, он открыл дверь и, устало вздохнув, прошептал:

— Нам надо идти. Мэдди ждет.

Алекс, нервно мявшая носовой платок, не сознавая того, схватила ридикюль и, затолкав туда платочек, взялась за деревянную ручку клетки с кенарем. С обреченностью пленника, идущего к месту заключения, Алекс поднялась следом за Майлзом наверх.

Когда Алекс оказалась на палубе, глаза ее вновь подернулись влагой. Две дюжины матросов, выглядевших так же потерянно, как и она сама, стояли повсюду, сбившись в небольшие группы, только делая вид, что заняты делом. К ней подошел Депроу, отбросив в сторону с виду совершенно безупречное древко гарпуна для ловли марлин, которое он с удивительным усердием изучал на предмет возможных изъянов.

— Мне поручено сказать вам, что мы будем скучать без вас, мисс. Среди нас нет ни одного, кто не считал бы вас особенной женщиной.

— Спасибо, Депроу. Я тоже буду скучать по всех вас.

У Алекс предательски задрожала нижняя губа и глаза наполнились слезами. Спанглер, подошедший к Депроу, и так не очень владевший искусством красноречия, смутился настолько, что почти потерял способность говорить.

— Берегите руку, Ной, — ласково сказала ему Алекс.

— Благодаря вам у меня есть рука, которую я могу беречь. До свидания, мисс Алекс.

Алекс улыбнулась и, смахнув слезу, сказала:

— Слушая Цезаря, я буду вспоминать о вас, обо всех вас.

На этом прощание закончилось. Александра направилась к трапу, где поджидал ее Оги Макарди, нервно переминаясь с ноги на ногу. Поставив на палубу клетку с птицей, Алекс подошла к нему и, коснувшись его щеки своей, мокрой от слез, сказала:

— Я однажды поцеловала вас, Оги, вот сюда… и вы покраснели и убежали от меня как от огня. Вы и сейчас убежите?

Алекс уже не пыталась сдерживать всхлипы, и Оги, обняв ее за плечи своими громадными мозолистыми ручищами, привлек к себе.

— Ах, Оги, я буду так скучать по тебе.

— Не сдавайся, девочка, не отступайся от него, еще рано, — шепнул ей на ухо Оги, с трудом удерживаясь, чтобы не заплакать в голос.

Алекс отстранилась и с горечью ответила:

— Я сделала свой выбор. К сожалению, по-другому быть не может.

— Наверное, я старый сентиментальный дурак.

— И я люблю тебя таким. Другого такого верного и преданного друга у меня не было и не будет. Спасибо тебе.

Оги отошел и, резко распрямив плечи, хмуро прикрикнул на столпившихся матросов:

— Эй вы, бездельники! Работа ждет!

Взглянув на Майлза, державшегося на почтительном расстоянии от Алекс, Оги проворчал:

— Давай, парень, уводи ее от нас. Если ты хочешь отнять сердце у этого корабля, забирай, не медли.

Алекс подняла клетку и, опираясь на руку Майлза, спустилась на сходни. Молча прошли они на пристань, где их уже ждал экипаж. Кросс помог ей сесть и взял в руки поводья. Колеса застучали по мостовой, и Алекс в последний раз обернулась, чтобы взглянуть на изрядно потрепанный, но по-прежнему величественный корабль, печально, точно разделяя ее скорбь, раскачивающийся на волнах.

Глава 27

Кингстон оказался маленьким, но весьма живописным городком со множеством уличных кафе и уютных магазинчиков. Здания украшали балконы с чугунными узорчатыми решетками. Чувствовалось, что жители гордятся своим городом и любят его. Даже таблички с указаниями улиц и номерами домов сияли свежей яркой краской, каждое окно обрамляли цветы. Вообще цветы были везде, и они удивительно оживляли город. Прекрасные пейзажи и броские вывески помогли Алекс отвлечься от печальных мыслей.

Несмотря на красоту и чистоту вокруг, Алекс не могла не заметить, что ураган, который потрепал их корабль, не обошел стороной и город. Там и тут велись ремонтные работы. Рабочие перекладывали черепицу на крышах, заново стеклили окна, старые участки тротуара чередовались новыми, настеленными из недавно обструганных и все еще пахучих досок. У Алекс сложилось впечатление, что местные жители уже привыкли к капризам тропической погоды и делали свое дело без раздражения и ропота. Она не могла не согласиться с тем, что лишний кусок стекла не такая уж большая цена за удовольствие жить в этом райском уголке, где все цветет, благоухает и растет само по себе.

Медленно прокатили они по суетливым городским улицам и наконец выехали на окраину, туда, где джунгли подступали вплотную к дороге и все еще велись работы по выкорчевыванию деревьев.

— Через пару дней и здесь будет все, как в центре, — сказал Майлз, и эти слова были первыми за все время с тех пор, как они покинули корабль. — Здесь весьма трепетно относятся к внешнему облику города.

— Я уже заметила. Место и впрямь чудесное. Далеко ли до дома твоей кузины?

— Нет, это совсем рядом.

— Твои родственники все еще живут в апартаментах губернатора?

Майлз усмехнулся:

— Дом был построен на деньги отца Мэдди и составляет часть земельного надела семьи. По наследству он перешел в собственность Мэдди и ее брата Эндрю. Теперь они владеют домом совместно.

Алекс нахмурилась:

— Странно… Обычно наследует сын. Этот Эндрю, он что, чем-то провинился перед семьей?

— Видишь ли, Эндрю человек во всех отношениях положительный. Бог не обделил его ни волей, ни рассудком. Мать говорит, будто он повеса, но я никогда не замечал за ним подобной слабости. В настоящее время он живет в Англии и имеет адвокатскую практику, жизнь плантатора никогда его не привлекала, так что Мэдди и Льюис управляют имением.

— Значит, мистер Венц больше не моряк? — спросила Алекс.

— Льюис владеет небольшой корабельной компанией, которая за последние годы весьма окрепла и дает хороший доход. Он и Мэдди иногда навещают моих родителей в Англии, но большую часть времени Льюис проводит на суше и весьма счастлив этим. Мэдди такой порядок вещей вполне устраивает, и она заботится о том, чтобы все оставалось по-прежнему.

Майлз и Алекс продолжали болтать, чтобы избежать напряженности. Наконец Кросс остановил экипаж возле трехэтажного кирпичного дома, первый и второй этаж которого окружали веранды. Алекс успела заметить, что с западной стороны к дому подступает роскошный сад. Вдруг парадная дверь распахнулась, и на крыльцо вышел джентльмен. Мужчина был чуть выше среднего роста, стройный, худощавый. Обрамленное изрядно поседевшими, но все еще густыми волосами лицо светилось дружеской улыбкой. На вид ему было около шестидесяти, но он казался не по годам ловким и подвижным, что стало особенно заметно, когда он, легко сбегая по ступеням, пошел навстречу гостям с протянутыми руками.

— Майлз, какой приятный сюрприз! Мэдди, получив твою записку, места себе не находит. Ну, представь мне свою очаровательную спутницу.

— Капитан Льюис Венц, позвольте представить вам мисс Александру Уайком.

— Рад знакомству, мисс Уайком, — сказал хозяин дома, чуть наклоняясь к руке девушки, чтобы поцеловать.

— Благодарю вас, капитан Венц. Надеюсь не очень обременить вас.

— О чем вы говорите!

С верхней площадки лестницы раздался мелодичный женский голос:

— В самом деле! Мы будем только рады такой очаровательной гостье! Друзья Майлза Кросса — наши друзья. Благословен ветер, который заносит их в наш дом. Вот уж верно говорится: нет худа без добра, если этому ужасному урагану мы обязаны столь приятной встрече.

Алекс улыбнулась. Кузина Майлза сразу же полюбилась ей. Алекс была ошеломлена громадной разницей в возрасте между Мадлен и ее мужем. Хрупкая, миниатюрная, с милым кукольным личиком, мадам Венц выглядела лет на двадцать пять, но, если верить Майлзу, эта женщина была ровесницей его матери и имела двоих взрослых детей. Мадлен спустилась с лестницы, но и вблизи ей нельзя было дать больше тридцати, а между тем хозяйке дома уже исполнилось пятьдесят.

Наверное, добрый нрав и улыбчивость помогали Мадлен Венц сохранить молодость. Касси назвала бы ее болтушкой, но непринужденность и изящество манер этой говорливой женщины располагали, заставляя каждого, кто с ней общался, ощущать удивительную легкость, так что уже по дороге в гостиную Алекс с удивлением заметила, что чувствует себя у этих чужих ей людей как дома.

Когда все расселись в кресла, никто, за исключением Льюиса, не заметил, что хозяйка рассадила гостей так, чтобы ей легче было наблюдать за Майлзом и гостьей. Мадлен была любопытна от природы, и ей страшно хотелось разузнать, какие отношения сложились между сыном ее кузины и его красивой спутницей.

— Ну вот, теперь я прикажу накрыть стол к чаю. Льюис, любовь моя, налей Майлзу выпить, и тогда мы сможем послушать о том, что приключилось с «Неистовым». Я знаю, что тебе не терпится узнать обо всем.

— Ну так что у тебя стряслось, Майлз? — спросил Льюис, налив себе и гостю по стаканчику бренди. — Наверное, корабль здорово потрепало в шторме, иначе тебя бы здесь не было, не так ли?

— Если учесть, что мы были в самом центре циклона, могло быть гораздо хуже, — ответил Майлз, откинувшись на спинку кресла. — Мы потеряли грот-мачту и несколько отсеков бизань-мачты, но в целом мы можем назвать себя счастливчиками. На мой взгляд, понадобится недели две, чтобы привести корабль в нормальное состояние.

Мужчины говорили друг с другом, Майлз отвечал на вопросы Льюиса, касающиеся путешествия, и Алекс с удивлением обнаружила, что Майлз совершенно открыто говорит о целях экспедиции. Мэдди терпеливо дожидалась своего часа, чтобы найти ответы на вопросы, мучившие ее. Между тем принесли чай, и, налив чашечку Александре и себе, она решила вступить в разговор.

— Майлз, а как насчет мисс Уайком? Как она оказалась на борту «Неистового»?

Майлз слегка заерзал. Впервые в этом доме он почувствовал дискомфорт. Алекс, встретив его растерянный взгляд, с улыбкой ответила:

— Боюсь, мое присутствие на корабле стало следствием случайной ошибки. У Майлза возникли проблемы с британским береговым патрулем во время первой попытки забрать оружие, и в результате инцидента понадобилась помощь врача. Он послал своих людей на поиски, и они привели меня.

— Вы — врач?! — ошеломленно воскликнула Мэдди. Хозяйка дома обернулась к Майлзу и с родительской строгостью, впервые прозвучавшей в ее голосе, сказала: — Майлз Кросс, что с тобой стало?! Ты украл невинного ребенка! У твоих людей что, совсем мозгов нет? Как можно было принять за врача эту девочку?

— На самом деле, Мадлен, Алекс врач, причем самый компетентный из тех, с кем мне до сих пор доводилось иметь дело.

Мэдди с удовлетворением отметила гордость, с которой Майлз Кросс говорил о своей спутнице, и то, как покраснела девушка, услышав похвалу в свой адрес. От Мадлен не укрылись и некоторая натянутость между молодыми людьми, и тот факт, что Алекс недавно плакала. В обоих чувствовалась грусть и какая-то обреченность, причину которой Мэдди еще предстояло выяснить. Мадам Венц была достаточно умна, чтобы не задавать прямых вопросов. Александра производила впечатление девушки, нуждавшейся в добром друге, и Мэдди, поразмыслив, решила, что она могла бы сыграть эту роль. Пока Мэдди делала свои заключения, Майлз продолжал рассказ, опуская наиболее пикантные подробности. Он поведал хозяевам дома о смерти Джудсона, чем опечалил и Льюиса, и Мэдди, которые знали и любили лучшего друга и первого помощника капитана «Неистового».

Майлз решил было совсем опустить душераздирающую историю с Диего Родерой, но когда он вскользь сказал о том, что они заскочили на Тенерифе, чтобы пополнить припасы, Льюис своим вопросом лишил Майлза возможности не сказать правду, не солгав.

— А как испанец? Все еще рыщет вокруг Канарских островов или кто-то уже послал его в ад, где ему самое место?

— Льюис! — воскликнула Мэдди, но мистер Венц не обратил внимания на предостережение жены относительно слишком вольного выражения своих чувств в присутствии дам.

— Мэдди, ты же знаешь, как я отношусь к Диего Родере. Кэтлин была права: мы втроем — Кэтлин, Эрик и я — должны были загнать его и пристрелить как бешеного пса, каковым он и является.

Льюис внезапно замолчал, заметив, что Майлз при упоминании испанца встал и, подойдя к стойке бара, налил себе еще один полный стакан. Все находящиеся в комнате видели, что он осушил стакан залпом и налил другой.

— Прости, Майлз, — сказал Льюис. — Я знаю, что ты вправе разделаться с ним сам. Трудно смириться с тем, что Андре умер такой страшной смертью. Он был хорошим человеком и заслужил счастливую старость.

— Диего мертв, — бросил Майлз через плечо. — Мы боролись с ним на Тенерифе, и я… — Майлз уже собрался сказать: «Я победил», но осекся и посмотрел на Алекс, когда-то сказавшую ему, что на Тенерифе не было победителей, и, молчаливо соглашаясь с ней, добавил: — Я убил его.

— Превосходно! Расскажи мне об этом. Как это было? Ты спалил его корабль, или все получилось так, как ты хотел: только он и ты?

— Мне бы не хотелось об этом рассказывать, Льюис, — глухо сказал Майлз, поставив стакан на стойку. — Вся история оказалась сложной и запутанной, и мне бы не хотелось ворошить старое. По крайней мере сейчас. Мне надо возвращаться на корабль.

Майлз подошел к Мэдди.

— Спасибо за гостеприимство и за то, что согласились принять у себя Александру. Я наведу справки о ближайшем корабле в Англию и дам вам знать о том, что смог сделать. И еще я хотел бы поговорить с Джеффри, моим поверенным в Кингстоне, и дать ему распоряжения относительно денег.

Майлз направился к двери, но Льюис остановил его.

— Нам надо кое-что обсудить, Майлз… Два месяца назад Джеффри скончался. Все произошло внезапно. Дела его клиентов оказались в беспорядке. Мой адвокат, Роджер Майберри, принял дела покойного. Он что-то говорил о шкатулке, оставленной для тебя твоей матерью, которую ты должен был открыть в случае ее смерти.

— Мама оставила для меня здесь наследство? Зачем?

— Не знаю, — сказал, пожав плечами, Льюис. — Насколько я смог понять из того, что сообщил Роджер, Кэтлин оставила запечатанную шкатулку Джеффри около двадцати одного года назад. Я смутно припоминаю, что твой отец возражал против ее решения, но она настояла на своем.

Майлз нахмурился. Ему было трудно представить, что мать и отец могли ссориться относительно чего-либо. Словно прочитав мысли Майлза, Мэдди сказала:

— Я тоже помню этот случай. Когда Кэт и Эрик не сойдутся в чем-то, а это действительно бывает редко, дым стоит столбом.

— Такое впечатление, что вы знаете, что лежит в шкатулке, — с некоторым удивлением заметил Майлз.

Мэдди ответила уклончиво:

— Твоя мать хотела, чтобы это было у тебя, вот все, что я знаю.

— Понятно, — протянул Майлз. — Впрочем, когда я видел маму в последний раз, она была в прекрасной форме, так что этой маленькой тайне придется подождать. Честно говоря, будь по-моему, лучше бы этой шкатулке век лежать закрытой.

Мэдди улыбнулась и взяла Майлза под руку.

— Все мы когда-нибудь состаримся и умрем. Но лично я не хотела бы торопить события.

— Я бы взял на заметку существование этой шкатулки, — вновь вернулся к делу Льюис. — Кроме того, есть и вторая проблема, но думаю, что ввиду краткости твоего пребывания на острове она тебя все равно не коснется.

— Что за проблема?

— Сюда идет мощная флотилия адмирала Гранта, и прибытие ожидается где-то через неделю.

— Господи, — простонала Алекс, поднимаясь. — Ты не можешь здесь оставаться, — страстно заговорила она, подойдя к Майлзу. — Тебе надо уходить из города немедленно. Как-нибудь отбуксируй корабль туда, где его можно было бы отремонтировать в безопасности, прошу тебя!

Мадлен искусно спрятала торжествующую улыбку. Итак, эта красотка Уайком влюблена в красавца Майлза Кросса. Мысленно она погладила себя по головке: с самого начала Мадлен заподозрила, что эти двое друг другу ближе, чем хотят казаться. Записка Майлза о прибытии гостьи была написана языком невнятным, если не сказать больше, однако постепенно все проясняется. Мадлен и Льюис обменялись понимающими взглядами, когда Майлз положил ладони на плечи девушки, стараясь успокоить ее тревогу.

— Алекс, больше плыть некуда. Корабль и так еле дотянул до места. Я не хочу пускаться в объяснения относительно ветров и течений, пойми одно: мы не проплывем и мили на таком корабле.

Смятение Алекс было настолько явным, что Майлз, прижав ее к себе, поцеловал в лоб, забыв о родственниках.

— Не волнуйся. Мы возьмем все необходимые материалы и спрячем корабль в маленькой бухточке, откуда сможем быстро удрать, если понадобится. С нами все будет в порядке.

Алекс кивнула и отшатнулась. Слишком большим испытанием для нее было вдыхать запах его кожи, ощущать тепло его тела. Стараясь сделать вид, будто его заверения произвели на нее должный эффект, она тихо сказала:

— Только будь осторожен.

— Обещаю. — С видимым усилием Майлз отвернулся от Алекс и, обращаясь к Льюису, сказал: — Благодарю за предупреждение. Я останусь в порту на день или два, а потом вы знаете, где меня найти.

Льюис кивнул в ответ:

— Майлз, давай вернемся к загадочной шкатулке. Лучше бы тебе ее забрать. Всякое может случиться… Я могу помочь. Хочешь, я возьму ее сам у адвоката?..

— Благодарю.

Майлз вновь обернулся к Алекс, и внезапно в комнате повисло тяжелое молчание. Александра натянулась как струна, словно приготовившись к острой боли, но никто из них так и не смог произнести ни слова. Мэдди с некоторым запозданием поняла, что они с мужем должны удалиться.

— Майлз, Алекс, прошу нас простить, но нам с Льюисом необходимо переговорить наедине. Льюис, пойдем. — Мэдди взяла за руку своего несколько смущенного супруга и потащила его в вестибюль, а оттуда в библиотеку.

Майлз прочистил горло, чтобы вернуть себе голос. Слезы в сапфировых глазах Алекс лишали его мужества.

— Нет, — наконец произнес он. — Я не могу этого сделать. Я не могу сказать «прощай». Пока не могу. Я приду завтра с новостями о корабле.

— Нет, Майлз. Не надо откладывать. Завтра будет не легче, и послезавтра тоже… Давай покончим с этим раз и навсегда и попробуем каждый жить своей жизнью.

— Как ты можешь так спокойно говорить об этом!

— Спокойно? Видит Бог, у меня сердце разрывается! — воскликнула Алекс. — Сколько я молилась о том, чтобы этот миг никогда не наступил, но тщетно. Вот он пришел, мой самый трудный час. Как я хочу, чтобы земля разверзлась подо мной и приняла меня в свои недра. Ничто не будет для меня горше, чем расстаться с тобой!

Алекс не слышала, как Майлз подошел к ней вплотную, и когда он, грубо схватив ее, повернул к себе, она не отстранилась.

— Я не дам тебе уйти, Алекс… Ты ведь знаешь это, правда? — спросил он хриплым от волнения голосом. — Я найду для тебя корабль, я закажу для тебя билет и сделаю все необходимые приготовления, но когда настанет время «Неистовому» уходить, ты все равно будешь со мной. Я не хочу терять тебя, ты слишком нужна мне.

— Хорошо, Майлз, — с вызовом бросила она, — тогда люби меня прямо здесь и сейчас!

— Что?

Алекс стряхнула с плеч его руки и, вывернувшись, зло крикнула:

— Ты слышал! Люби меня прямо здесь! Или, если это место тебя не устраивает, вези меня на корабль или еще куда-нибудь, в Бель-Мер, в гостиницу… и люби меня там!

— Алекс…

— Сделай это, если можешь, Майлз!

Голос ее почти срывался на визг. Едва он делал шаг к ней, она отступала в сторону, повторяя:

— Люби меня! Обними и заставь меня поверить в то, что ты можешь прикасаться ко мне, не думая о Диего Родере, и я пойду за тобой на край света, сделаю для тебя все, что угодно, потому что я люблю тебя больше, чем саму жизнь. Но если ты не можешь убедить меня, Майлз, — тихо заключила она, не замечая катящихся из глаз слез, — тогда прочь из моей жизни и дай мне попытаться собрать осколки моего разбитого сердца и как-нибудь сложить их в целое.

Майлз смотрел на Алекс, вцепившуюся пальцами в спинку стула, понимая как никто другой, что она чувствует. Она была такой милой, такой трогательной, заслуживающей самого лучшего, что может предложить человеку этот мир!

— Будь он проклят! — прошептал Кросс. — Господи, ниспошли на него самую страшную кару!

Майлз рванулся к двери, и Алекс метнулась следом. Схватившись за дверной косяк для поддержки, она смотрела, как Майлз выбежал из дому, так резко хлопнув за собой дверью, что она едва не слетела с петель. Звук дребезжащего стекла громом отозвался в ее голове, ей казалось, что гудит весь дом, а когда звон в ушах утих, Алекс, упав на колени, зарыдала, даже не заметив, что подоспевшая Мадлен Венц опустилась на корточки рядом с плачущей гостьей, по-матерински обнимая ее за плечи.

Льюис, выйдя из библиотеки, перехватив предупредительный взгляд жены, поспешно ретировался, прикрыв за собой дверь. Даже он, знавший жену лучше остальных, не мог бы сказать, что означала ее тонкая, немного грустная улыбка и загадочная фраза:

— Что отец, то и сын…

Он не мог знать, что Мэдди вспоминает вечер более чем тридцатилетней давности, когда она, младшая сестра темпераментной матери Майлза, утешала плачущую женщину, после того как Эрик Кросс с таким же грохотом ушел из ее жизни.

«Отец и сын, одна судьба», — мысленно повторила Мэдди, терпеливо поглаживая Алекс по голове.

Тогда ей удалась роль свахи, может быть, и теперь удастся…

Глава 28

Льюис Венц, бывший первый помощник капитана на «Неистовом» в то время, когда капитаном на судне был Эрик Кросс, взошел на хорошо знакомый ему старый корабль и, не удержавшись, печально покачал головой. Корабль потрепало. Он знал по опыту, что в суматохе ремонта все выглядит значительно хуже, и все же зрелище, представшее взгляду бывшего первого помощника, было действительно удручающим. Матросы выносили остатки мачт, другие, сгрудившись возле обломков заграждения борта, словно пчелы над ульем, заменяли временные самодельные перила на что-то более основательное.

— Видок что надо, правда? — спросил Майлз, спускаясь с верхней кормовой палубы к Льюису.

— Трудно поверить! — воскликнул Льюис, сделав полный круг для того, чтобы составить верное представление о масштабах повреждений. — Для меня по-прежнему остается загадкой, как вы выжили в этом урагане. Действительно вам повезло!

Вместо ответа Майлз указал на миниатюрную шкатулку, что держал под мышкой Льюис.

— Это и есть маленький подарок матери?

— Да. Роджер рад был избавиться от этой вещицы. Если Грант действительно возьмет в руки бразды правления, как ожидается, Роджер не хотел бы оказаться втянутым в какую-нибудь неприятную историю.

Майлз нахмурился.

— Роджер не хотел бы, а ты? Ты не должен здесь находиться. Это опасно. Меньше всего хочется, чтобы из-за меня пострадал еще кто-нибудь.

— О, насчет меня не беспокойся, — махнул рукой Льюис. — Если Грант намерен сажать за решетку всех, кто имел дело с американскими каперами, ему придется упечь в тюрьму весь город. Ты же знаешь, что каждый сколько-нибудь состоятельный горожанин вложил деньги в то или иное американское судно. Верность короне — это одно, а выгода — совершенно другое. Нет, не думаю, что Грант захочет настроить против себя горожан, он просто никак не может спуститься на землю: все витает в облаках после своей грандиозной победы над французами и хочет произвести впечатление на испанцев, чтобы сбить с них спесь.

— Надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь. А как насчет нового губернатора, Даллинга? Он-то может явиться сюда, чтобы взять меня под стражу?

— Едва ли, — засмеялся Льюис. — Он слишком занят укреплением своего положения и подготовкой к принятию новых войск на базе в Пенсаколе, откуда должна прийти помощь в случае нападения на Ямайку. Честно признаться, я наткнулся на него сегодня утром, и он казался мне более озабоченным тем, не собираешься ли ты его атаковать. На твоем месте я бы особо не волновался. Если тебе удастся покинуть Ямайку до того, как прибудет британский флот, беспокоиться решительно не о чем.

Майлз предложил Льюису спуститься в каюту, где они могли бы обсудить более детально проблемы войны. Майлз подробно расспрашивал обо всех переменах, произошедших в Кингстоне со времени его последнего краткого визита полтора года назад, чтобы составить наглядное впечатление о том, как продвигается военная кампания и изменяется положение недавно образованного государства Соединенных Штатов Америки. После обмена мнениями о военных укреплениях на островах они перешли к обсуждению проблем более личного свойства. Майлз расспрашивал о том, как идут дела у детей Венцев — оба уже обзавелись семьями и жили в Лондоне.

У Кристиана была хорошая адвокатская практика и молодая жена, которой, если судить по письмам, он уделял времени и внимания едва ли не больше, чем своей практике. Фей вышла замуж раньше, чем того бы хотелось отцу, и теперь ждала первенца. Мэдди без конца пилила мужа, что им необходимо срочно отправляться в Лондон: она хотела успеть на рождение своего первого внука.

— Она приняла эту новость лучше, чем я ожидал, — улыбнулся Льюис. — Мадлен — самая милая женщина в мире, но, как бы она ни шутила на эту тему, стареть ей совсем не хочется. Я боялся, что внук или внучка станут слишком красноречивым напоминанием о ее возрасте.

— Я убежден, что Мэдди может справиться с чем угодно, — искренне признался Майлз.

— Ну спасибо, однако, боюсь, она сейчас затевает что-то, что ей не по силам.

Майлз удивленно вскинул брови.

— Речь идет, — прищурившись, сообщил Льюис, — о твоей подруге, мисс Уайком.

— С Алекс все в порядке? — перебил его Майлз.

— А как ты думаешь?

Майлз отвернулся и потянулся за полной бутылкой бренди, стоящей на столе справа от него. Вытащив два стакана из ящика стола, он поставил их перед гостем.

— Выпьем, Льюис.

— Надо ли понимать твое предложение как вежливую просьбу не соваться не в свое дело?

— Это всего лишь вежливый способ пригласить тебя выпить.

Майлз наполнил стаканы и подвинул один Льюису.

Мистер Венц, вздохнув, покачал головой:

— В отсутствие твоего отца, молодой человек, я считаю себя вправе напомнить, что пить с утра пораньше — не очень хорошая привычка. Однако, учитывая тот факт, что ночью ты не спал, будем считать, что для тебя утро еще не наступило, верно?

Майлз посмотрел себе на руки.

— Что, так заметно?

— Я много повидал, и не нужно быть особенно проницательным, чтобы заметить круги под глазами и прочее. А теперь ответь: ты собираешься рассказать мне о том, что происходит, или оставишь меня лишь гадать о том, почему ты бродишь словно привидение и почему у меня в доме живет чертовски красивая женщина, которая всю ночь напролет мерит шагами комнату или плачет в подушку.

— Боюсь, мне нечего тебе сказать. Я знаю, что с моей стороны было неучтиво просить вас приютить у себя Алекс, когда она в таком состоянии, но…

— Чепуха! Мы с Мэдди готовы сделать для тебя все что угодно, и ты это знаешь. Речь идет не о том, что мы воспринимаем девушку как обузу… Черт побери, мужчина ты или нет?! Ей плохо, и, насколько я могу судить, тебе не лучше, чем ей. Что происходит, наконец?

— Льюис, пожалуйста, не спрашивай… Я не могу сказать.

— Знаю, знаю! — нетерпеливо воскликнул Льюис, приблизившись к Майлзу. — Джентльмен не должен говорить о вещах, касающихся дамы, и все такое прочее… Но, черт побери, неужели ты не понимаешь, с кем имеешь дело? Ты ведь исповедуешься не перед незнакомцем! Я знаю тебя с тех пор, когда ты еще и на свет не появился! К твоему сведению, я был у тебя за няньку и сменил не одну пару твоих пеленок; и не кто другой, как твой покорный слуга, держал тебя за ручку, когда ты делал свои первые шаги. С тех пор немало воды утекло, и, будь ты моим собственным сыном, я не мог бы гордиться тобой больше, чем горжусь сейчас. А сейчас я вижу: что-то грызет тебя изнутри. Какая зараза в тебя вселилась? А теперь, — помолчав, чтобы дать Майлзу время осмыслить сказанное, закончил Льюис, — или ты расскажешь мне обо всем, или заставишь меня сделать собственные заключения отнюдь не в твою пользу, и вот тогда я действительно могу изменить о тебе мнение.

— И какие же ты делаешь выводы?

— Что я должен думать? — брезгливо передернув плечами, ответил Льюис. — Невинная девушка влюбляется по уши в красивого знатного мужчину, который, использовав ее, выбрасывает, словно ненужную вещь.

— Пусть будет так, — глухо ответил Майлз, отвернувшись. — Хочешь верить в это — верь.

— Я, черт побери, желаю знать правду!

— А я не могу объяснить тебе всего! Я и сам себя не понимаю.

— Ты ее любишь?

— Конечно. Разве ее можно не любить? — Опустив глаза, Майлз тихо закончил: — В ней есть все, что может желать мужчина, и даже более того.

— Тогда в чем проблема? Неужто ты не в состоянии сказать ей, что чувствуешь?

— Алекс знает, что я люблю ее. Иногда мне даже кажется, что она знает, что я чувствую, еще до того, как я это сам пойму. Наша проблема не в том, что мы не можем понять друг друга, Лью, она гораздо глубже. Есть вещи… в которых я должен разобраться. Все запуталось в чертовски сложный клубок… Мне страшно думать о том, что я ее потеряю, но продолжать мучить ее я тоже не могу. Я и так довольно причинил ей терзаний.

— Тогда поговори с ней об этом, — настаивал Льюис. — Если она такая особенная, не будь гордецом, поделись с ней, позволь ей помочь тебе.

Майлз сердито стукнул по столу.

— Черт побери, Льюис! Ты все время пытаешься найти простой ответ на сложный вопрос, но простого решения нет! Я могу лишиться той единственной женщины, которую люблю, а ты думаешь, словно выход из ситуации находится здесь же, прямо перед моим носом, а я до сих пор его не заметил. Уверяю тебя, это не тот случай!

Льюис положил ладонь на плечо Майлза и пожал его в знак сочувствия.

— Мне жаль, сынок, что у тебя все так получилось. Искренне жаль. Мэдди всю ночь не спала, думая, как помирить вас. Наверное, ее беспокойство передалось и мне. — Голос Льюиса сошел на нет. Помолчав, он сказал: — Майлз, ты — член нашей семьи. Трудно смириться с тем, что тот, кого ты любишь, страдает. Мы хотим помочь.

— Спасибо, Льюис, за участие. Мне действительно дорога ваша забота. — Майлз попытался улыбнуться, но улыбка получилась страдальческой. — Спасибо, Льюис, но я должен во всем разобраться сам. Самое большее, что вы можете для меня сделать, — это позаботиться об Алекс. Будьте для нее тем, кем вы всегда были для меня, и не оставляйте ее наедине с горем.

— Это мы можем и будем делать, Майлз, даю тебе слово. Мы с Мэдди скоро плывем в Англию — через месяц или даже раньше; все будет зависеть от того, насколько быстро отремонтируют «Гермес» после шторма. Если хочешь, она может отправиться с нами. Мы сделаем остановку в Бристоле и сами проводим ее до дома, чтобы быть уверенными в том, что с ней ничего не случится.

— Спасибо. Мне будет спокойнее, если она будет с вами. Признаться честно, я не успел узнать, будет ли в скорости корабль на Англию. Да, и еще… С нами плыл один пассажир, доктор Иезекииль Копели. Его взяли на борт приблизительно в одно время с Алекс, и его тоже надо переправить в Бристоль. Я положил на его счет несколько сот фунтов в качестве компенсации за потерянное время и… некоторые неудобства, связанные с этим путешествием, хотя «неудобства», пожалуй, мягко сказано.

— Да, — рассмеялся Льюис, — пожалуй, ты прав, слово «неудобства» для тех, кого выкрали из дому, не очень подходит.

— Как бы то ни было, сейчас Копели находится в гостинице «Медвежья голова» и будет жить там до тех пор, пока не сможет заказать билет на судно.

— Ты хочешь, чтобы я нашел для него каюту на «Гермесе»? С этим проблем не будет…

— Нет-нет, — быстро поправил его Майлз. — Как раз наоборот. Я бы не хотел, чтобы он попал на один корабль с Александрой.

Венц нахмурился, обескураженный просьбой родственника, и Майлз поспешил объяснить:

— Он мерзкий негодяй! Я бы не дал за его голову и двух центов. Признаться честно, таким, как он, — место на кладбище. О, не смотри на меня так. Я знаю, о чем говорю. Он пытался шантажировать Алекс, принуждая ее выйти за него замуж, угрожая распустить пошлые и лживые слухи о том, через что ей пришлось пройти. Я хочу, чтобы она оказалась дома раньше Копели. До отъезда я передам тебе достаточную сумму для того, чтобы она ни в чем не нуждалась во время путешествия, а после свяжусь с поверенным отца в Лондоне и назначу ей приличное ежемесячное содержание.

— Разумеется, я сделаю все, что ты захочешь, но, Майлз, Алекс Уайком не похожа на женщину, которая будет пользоваться твоей благотворительностью.

— Это не благотворительность! — воскликнул Майлз, покраснев.

— Разве нет? Тогда как прикажешь рассматривать эти деньги? Как подачку? Оплата оказанных услуг?

— Как ты смеешь! — взревел Майлз, вскочив с места.

— Прости, Майлз, прости, — тут же пошел на попятную Льюис. — Я выразился слишком жестко, можно сказать, жестоко. Но по тому, как вела себя со мной Александра, я пришел к выводу, что она очень гордая женщина, которой больше не на что опереться, кроме как на собственную гордость.

— Я что-нибудь придумаю, — пробурчал Майлз, понимая, что Льюис прав. — До конца недели я с тобой свяжусь.

Майлз со всей очевидностью дал понять, что разговор окончен. Льюису ничего не оставалось, кроме как встать. Майлз проводил его на палубу.

— Я велел своим людям положить в твой экипаж кое-какой багаж. Это подарок для Мадлен, — кратко сообщил Майлз, а затем, улыбнувшись открыто, не в силах долго сердиться на близкого человека, добавил: — Это несколько рулонов ткани с Канарских островов. Прости, у меня для тебя ничего нет, если только ты захочешь взять себе пушку или парочку мушкетов для защиты губернаторского дома от нападения.

— Подари их Даллингу в качестве предложения мировой, — засмеялся Льюис. — Только не дай ему опробовать пушку сразу.

Мужчины пожали друг другу руки, и Венц ступил на трап.

— Ты будешь в Бель-Мер, если вдруг мне понадобишься? — крикнул он, обернувшись.

Майлз утвердительно кивнул:

— Завтра или послезавтра мы выведем «Неистовый» в бухту и там закончим ремонт. Я собираюсь в Бель-Мер сегодня после полудня. Я уже послал Курта, моего юнгу, предупредить мистера и миссис Чарльз о нашем прибытии.

— Чарльзы — чудесные люди.

— Да, — согласился Майлз. — Льюис, передай Алекс…

Майлз замолчал, не в состоянии произнести слова, которые мог сказать еще вчера. Он закрыл глаза и покачав головой, тихо добавил:

— Впрочем, не важно. Это ей и так известно. Просто дай мне знать, если она будет в чем-нибудь нуждаться.

— У меня такое чувство, что ей нужно только одно — ей нужен ты, Майлз. Сумей сказать ей об этом сам.

— Я скажу.

Льюис хотел бы сказать куда больше, но, понимая, что это бесполезно, пошел на пристань к экипажу. Как и накануне Мэдди, Льюис не мог не провести мысленную параллель между отцом и сыном. Давние события, едва не приведшие Эрика и Кэтлин к разрыву, до последнего времени казавшиеся Венцам чем-то вроде страшного сна, который то ли был, то ли не был, теперь обретали второе рождение. История, произошедшая с отцом, похоже, повторялась с сыном. Оставалось только гадать, насколько Майлз Кросс пошел в Эрика Кросса. Майлз стал живым свидетельством любви, которая смогла выжить, пройдя сквозь ужасное предательство. Эрик и Кэтлин смогли найти в себе силы построить свое счастье вопреки злу, готовому это счастье разрушить. Их семейной жизни можно было лишь завидовать. Льюис никогда бы не променял свою нежную и любящую Мадлен ни на кого, даже на своенравную красавицу Кэтлин, но он не мог не преклоняться перед любовью, выдержавшей испытание и огнем, и водой, и медными трубами и закаленной настолько, что она смогла победить все. «Возможно, — подумал Льюис, — пришел черед Майлзу проверить на прочность свое чувство. Быть может, это и есть испытание огнем — первое в ряду испытаний».

Что-то подсказывало Льюису, что Майлз был достаточно мужественным человеком, чтобы пройти испытание с честью.

Всего за шесть дней пребывания в доме Венцев Алекс успела влюбить в себя всех обитателей усадьбы. Разумеется, все заметили, что она печальна и страдает, но в ней подкупали нежелание плакаться в жилетку и способность к состраданию. Мэдди отнеслась к Алекс как к почетной гостье и решительно запретила ей заниматься какой бы то ни было домашней работой, но Алекс смогла настоять на своем; и вскоре Мэдди вынуждена была признать, что обрела в лице девушки прекрасную помощницу, ведь до отъезда в Англию времени оставалось не так уж много, и нужно было упаковать вещи, купить подарки, тщательно прибрать в доме, зачехлить мебель, подготовить дом к тому, чтобы он мог закрытым дожидаться приезда хозяев. К тому же ко всем этим заботам прибавлялась еще одна: подготовка к званому вечеру, который Мадлен и Льюис должны были устроить в пятницу, меньше чем через неделю. Льюис пытался уговорить жену отменить праздник, но она и слышать об этом не хотела. На бал был приглашен весь цвет города. Праздник устраивался в честь жены губернатора Даллинга — Мэвис.

Алекс была только рада оказаться в гуще событий. Дни пролетали в хлопотах незаметно, и времени на воспоминания не оставалось. Мэдди не донимала ее праздными вопросами о путешествии на «Неистовом», и Алекс была ей за это благодарна. Правда, она замечала, что Мэдди стоило больших усилий не давать волю любопытству, и понимала, что рано или поздно наступит момент, когда захочется с кем-то поделиться, и Мэдди была для этого самым подходящим человеком.

Алекс уже проиграла Мэдди одно сражение. Гостеприимная хозяйка уговорила ее присутствовать на балу. Они выбрали иссиня-черный шелк, подаренный Майлзом, и Мадлен, не дав Алекс опомниться, незамедлительно отправила ее к своей портнихе.

Для Мадлен, всегда предпочитавшей пастельные тона, подчеркивавшие белизну ее кожи и золотистый оттенок волос, выбор Алекс показался несколько странным. На ее месте Мадлен предпочла бы ярко-синий шелк, под цвет глаз. Впрочем, оживленное жемчугом, платье будет выглядеть эффектно. Очевидно одно — Александра слишком печальна, чтобы отдать предпочтение светлым тканям.

Миссис Венц очень хотелось развеять тоску своей очаровательной гостьи, и наконец она решилась расставить все точки над i.

Мэдди, проведшая все утро в гардеробной, решая, что из вещей взять с собой, а что оставить, вручив горничной кипу кружевного белья, отправилась вниз с выражением непреклонной решимости на лице. Целую неделю она ходила вокруг да около, выжидая, пока Александра привыкнет к ней и освоится в доме, и теперь, по мнению миссис Венц, настало время для серьезного разговора. Алекс была, как обычно, в саду, и Мадлен отправилась прямо туда.

В залитом солнцем цветнике, обдуваемая легким ветерком, Алекс, склонясь над огромным кустом роз, аккуратно отщипывала шипы со стеблей, прежде чем, срезав цветы, уложить их в перекинутую через руку корзину. Сад стал любимым местом пребывания Алекс. При всей своей занятости она каждый день выкраивала время, чтобы побродить по его тропинкам.

Несмотря на то что этот сад был гораздо больше и богаче тщательно ухоженного садика в Бриджуотере, он напоминал ей о доме. Нежный запах роз вызывал воспоминания о времени, которое она проводила у себя в саду, пропалывая клумбы или собирая лепестки для розового варенья. Садик был тихий и чистый, он благоухал и радовал глаз.

Природа всегда оказывала на Алекс целительное воздействие. Вот и сейчас, заставляя себя без конца повторять сложные названия цветов и растений, Алекс стремилась изгнать мысли о Майлзе. И все же ей это не удавалось. Она чувствовала себя еще более одинокой и оторванной от мира, чем после смерти отца. Роберт Уайком ушел от нее навсегда, а смерть такая вещь, с которой не поспоришь. Что касается Майлза Кросса, то он умер лишь для нее. Он жил и дышал где-то на этом райском острове, и, наверное, оттого, что он был где-то поблизости, Алекс никак не могла смириться с тем, что он ушел из ее жизни навсегда.

Услышав, как хлопнула дверь на веранде, Алекс вздрогнула, но, когда, обернувшись, увидела, что к ней идет Мадлен, приветливо улыбнулась и помахала рукой.

— Я думала украсить холл розами, — сказала Алекс, кивнув на почти полную корзинку.

— Мама Майлза тоже всегда так поступала, — сообщила Мэдди. — Сад был излюбленным местом Кэтлин. Она любила приходить сюда, когда ее что-то тревожило или печалило.

Не зная, как воспринять такую аналогию, Алекс только кивнула в ответ.

— Чудное место, такое спокойное!

— И беседка тоже, — как ни в чем не бывало продолжала Мадлен. — Почему бы тебе не оставить цветы на веранде и не отправиться со мной туда? Я заказала лимонад.

У Алекс появилось смутное чувство, что вежливое приглашение скорее носило характер приказа, чем предложения, и, послушно поставив корзинку в тень, она молча последовала за хозяйкой через сад к беседке, где с тщательно подстриженного газона еще не испарилась утренняя роса. Почти тотчас на столике появились кувшин с лимонадом и два стакана, и Мэдди, разливая лимонад, предложила гостье сесть.

— А сейчас, — с некоторым нажимом произнесла Мэдди, — мы должны поговорить.

— Вы хотите сказать, кто платит, тот и заказывает музыку, — не пытаясь скрыть упрека, ответила Алекс, оскорбленная бестактностью хозяйки.

— Что-то вроде этого. Я дала тебе целую неделю, чтобы освоиться, и за это время мы, по-моему, неплохо узнали друг друга. Я старалась не лезть тебе в душу и ни о чем не расспрашивать, так что тебе, наверное, грех обижаться на меня за это. Скажу прямо, ты показалась мне истинной леди. Так что моему кузену Майлзу крупно повезло. Однако между вами пробежала черная кошка, и мне очень хочется вам помочь.

— Мэдди, прошу вас, не надо. Я весьма благодарна вам за участие, но…

— Ты знаешь, что «Неистовый» уже готов к отплытию?

Алекс побледнела. Руки у нее задрожали, и она, чтобы не пролить лимонад, поставила стакан на стол.

— Майлз уезжает?

— Пока нет. Если верить Льюису, осталось устранить еще кое-какие незначительные повреждения, но главный ремонт позади, и они могут отбыть в любое время. Так что, — сделав многозначительную паузу, заключила Мэдди, — ответь, хочешь ли ты потерять человека, которого любишь?

Алекс опустила глаза.

— У меня нет выбора, Мэдди.

— Выбор есть всегда, моя дорогая.

— Однажды я сказала то же самое Майлзу. Вероятно, мне следует признать, что я была не права.

— Перестань, милая. Что за фатализм в твои годы. Я считала, что в тебе больше отваги.

— О, Мэдди, спасибо вам за заботу, но, поверьте мне, с этим ничего нельзя поделать.

— Ты ведь любишь Майлза, не так ли?

— Очень люблю.

— И он любит тебя.

Алекс кивнула.

— Тогда, ради Бога, просвети меня, что мешает вам, или кто?

— Нам никто не сможет помочь, — уклонилась от ответа Александра.

— Не делай скоропалительных выводов. Может, я рассужу иначе, — продолжала настаивать Мэдди. — И даже если ты окажешься права, одной такую ношу не вынести, по крайней мере мы сможем поделить твое горе на двоих. Быть может, так тебе станет легче. Ты об этом не думала?

Алекс думала об этом. Не раз она была уже близка к тому, чтобы рассказать Мадлен о своей беде, но что-то удерживало ее от решающего шага. Даже сейчас, понимая, что время пришло, она продолжала вяло протестовать.

— Все так сложно…

— Все на свете не просто, — вздохнув, согласилась Мэдди. — Расскажи мне обо всем, а там посмотрим, как можно упростить дело. Расскажи-ка мне честно, как вы с Майлзом встретились, только не повторяй эту тщательно отлакированную историю, которой потчевал нас Майлз.

И вдруг Алекс поняла, что не знает, с чего началась история ее любви. Мэдди терпеливо ждала, когда она решится. Алекс встала, подошла к перилам веранды. С чего начать?..

…Прошло немало времени с начала исповеди, а Мадлен не смела шевельнуться, слушая Александру.

Наконец Алекс замолчала, боясь повернуться, боясь увидеть глаза Мадлен.

— Но, моя дорогая, разве ты не говорила Майлзу, что Диего не причинил тебе вреда? — прервала тишину хозяйка дома.

— Он мне не верит.

— Но ты должна заставить его поверить. Господи, ты же тут совсем ни при чем! Как он может держать на тебя зло?

— Да нет, он не держит на меня зла или… не хочет держать… О, Мэдди, вы должны понять, каково это для Майлза, что он должен был чувствовать, слушая россказни Диего и думая, что все это правда. Он не может забыть…

— Тогда внуши ему правду! — воскликнула Мэдди.

— Да это не поможет! Неужели вы не понимаете, рано или поздно у него вдруг возникнут сомнения. Майлз Кросс — человек, который всегда стремился к совершенству, он впитал это с молоком матери…

— Нет, здесь ты не права. Эрик и Кэтлин воспитывали в детях все лучшее, но перепрыгнуть через себя… Нет, от них никто не требовал совершенства.

— Разумеется, вслух не требовали, но перед Майлзом был пример для подражания. Отец — великолепный капитан, безупречный муж и отец, и леди Кэтлин — безупречная мать. Я знаю, что она плавала на корабле своего отца и делала вещи, которые в общепринятом понимании не положено делать женщине, но в глазах Майлза это только добавляло ей блеска. Может, мать Майлза и была женщиной неортодоксальной, зато его отцу не пришлось столкнуться с тем, что его женщина была обесчещена другим мужчиной, да еще кем — врагом!

— Моя дорогая, тебе пришлось пройти через страшное испытание, и мне стыдно за кузена. Я вынуждена просить у тебя прощения за то, что тебе пришлось испытать по его вине.

— Я знаю, что Майлз повел бы себя по-другому, если бы смог, — тихо сказала Алекс. — Теперь вы видите, насколько наш случай безнадежен?

— Безнадежных случаев не бывает, Александра.

Алекс подошла к Мэдди и, взяв ее за руку, сказала:

— Мэдди, только, пожалуйста, не ходите к Майлзу — я не хочу, чтобы он мучился еще больше.

— Я не могу обещать…

— Но вы должны! Что бы вы ни предприняли, изменить ничего нельзя. Я уже примирилась с неизбежностью, и Майлз тоже. Пожалуйста, не идите к нему с упреками, тем самым вы лишь усугубите его чувство вины. Я не хочу, чтобы он страдал из-за меня.

— Из-за…

Мадлен едва удержалась от того, чтобы высказать все, что хотела. Эта бедная девочка после всего, что сделал с ней Майлз, еще в состоянии думать о том, что чувствует он, этот бессердечный эгоист!

— Хорошо, милая. Я обещаю не ходить к Майлзу, чтобы разбираться с ним в произошедшем.

Алекс со вздохом облегчения поблагодарила мадам Венц.

Не давая Алекс времени задуматься над тем, почему обещание было высказано столь витиевато, Мэдди, всплеснув руками, потащила ее в дом.

— Довольно мрачных мыслей. У нас с тобой есть дело, так что надо быстро собраться и выйти.

— Что за дело?

— Мистер Бакстер обещал, что туфельки будут готовы сегодня, помнишь? И еще нам надо к портнихе на последнюю примерку платья. Через три дня бал.

— Ах да, совсем забыла, — с отсутствующим видом ответила Алекс. — Но я, честное слово, не хочу идти на бал. Настроение у меня не для веселья.

Мэдди не хотела слушать никаких отговорок, и Алекс сдалась.

— Ладно, — вздохнула она. — Постараюсь вас не задерживать.

Мадлен чуть помедлила, глядя, как Алекс заходит в дом. Сейчас Мэдди предстояло принять одно из самых трудных решений в ее жизни, и ей требовалась хотя бы минута на то, чтобы обдумать все окончательно. Двадцать три года назад Кэтлин поведала ей самую страшную тайну своей жизни и взяла с Мадлен слово, что она никогда и никому ничего не расскажет. Даже Льюис не знал всех подробностей истории, которая едва не стоила Эрику и Кэтлин жизни.

— Прости меня за то, что я вынуждена сделать, Кэтти, — прошептала Мадлен. — Но будь ты сейчас здесь, ты бы поступила так же. Пришло время твоему сыну узнать правду.

Глава 29

Каким-то чудом Мэдди умудрилась сделать все приготовления к балу, при этом не давая Алекс скучать ни минуты. Сапожник, как обещал, сшил черные атласные бальные туфельки, и сразу от него Мэдди и Алекс отправились к портнихе.

Уступив гостье право выбора ткани, в том, что касается фасона, Мадлен настояла на своем. Платье было изысканным, хотя Алекс вынуждена была признать, что дышит в нем с трудом, как в прямом, так и в переносном смысле. Лиф со скандально глубоким декольте оказался настолько тугим, что мадам Руж вдвоем с мадам Венц еле втиснули в него Алекс. Мадам Руж утверждала, что тугой корсет решит проблему. Алекс, с ее тонюсенькой талией, никогда раньше корсета не носила и поэтому решила держать язык за зубами, считая, что ее компаньонки лучше разбираются в подобных вещах. Портниха безапелляционно заявила, что в этом сезоне модны осиные талии, и Алекс оставалось только гадать, как она сможет дышать в таком наряде, уж не говоря о том, чтобы танцевать. Впрочем, если она упадет в обморок от недостатка воздуха, она избавит себя от тягостной необходимости присутствовать на вечере.

Довольная тем, что примерка наконец закончилась, Алекс, пообещав портнихе заехать за платьем в пятницу, вместе с Мэдди направились в небольшое кафе поблизости, чтобы перекусить. Алекс заказала себе лишь небольшую порцию свежих фруктов, с улыбкой заметив, что теперь ей придется сидеть на суровой диете.

После ленча Мэдди повела Алекс по магазинам, чтобы подобрать недостающие мелочи к своему бальному наряду.

Закончив поход по магазинам, Мадлен остановила возницу. Уже сидя в экипаже, Мадлен вдруг извиняющимся тоном сообщила:

— Дорогая, я совсем забыла еще об одном деле. Ты не против, если я забегу в один дом? Это не займет много времени.

— Конечно, нет. У меня нет никаких срочных дел, разве что срезать еще несколько роз для украшения гостиной, — с улыбкой ответила Алекс.

— Ты просто ангел, Алекс. Льюис, нам на Пост-роуд, — сообщила она кучеру. — За скалистым мысом. Ты знаешь, что я имею в виду.

— Да, мэм.

Льюис натянул поводья, и карета покатилась по улицам, довольно безлюдным в этот послеполуденный час. Мэдди без конца что-то рассказывала, указывая то на один магазин, то на другой, заставляя Алекс беспрерывно вращать головой в разные стороны. Когда город с его лавочками и кафе остался позади и экипаж по проселочной дороге покатил мимо плантаций и усадеб, Мэдди умолкла. Алекс, пораженная, смотрела на то, как работают негры на окрестных полях, а у Мэдди наконец появилась возможность сконцентрироваться на предстоящем деле.

Подъем оказался настолько пологим, что Алекс поняла, как высоко в гору они заехали, только когда экипаж оказался на небольшой круто обрывавшейся площадке. Под ними, глубоко внизу, синел океан. Экипаж покатил под гору и вскоре оказался у большого двухэтажного дома, словно кольцом охваченного верандой. С одной стороны к дому примыкал сад с фонтаном и скульптурной композицией. С той точки, откуда она смотрела на дом, казалось, что он стоит на самом краю утеса. Впрочем, первое впечатление не обмануло ее — так и было. На фоне густой синевы моря дом казался цветущей белой розой.

— Какая прелесть! — выдохнула Алекс.

— Красиво, — согласилась Мэдди. — Особенно если ты любишь море.

Что-то в голосе Мэдди заставило Алекс пристальнее вглядеться в свою спутницу. Она стала припоминать… Майлз упоминал Бель-Мер… Он говорил про дом и море… Еще один поворот вниз… и Алекс увидела «Неистовый».

— О, Мадлен! Вы же обещали!

— Да, — со вздохом призналась Мадлен, — я обещала не приезжать к Майлзу, чтобы требовать у него отчета за то, что он, сделал с тобой, и я собираюсь сдержать слово, но у меня к нему есть другое дело, которое мы должны обсудить.

— И оно касается меня, — с упреком сказала Алекс.

— Прямо — нет. Прошу тебя, Алекс, доверься мне. Майлз мне особенно дорог, и я не сделаю ничего, что может причинить ему боль. Я желаю для него только лучшего, и поскольку уверена, что лучшее для него — это ты, я должна с ним поговорить.

Увидев, что Алекс отвернулась, Мадлен взяла ее за руку и, ласково пожав, сказала:

— Извини меня. Мне не надо было брать тебя с собой. Я знаю, что тебе сейчас плохо. Но то, что я собираюсь ему сказать, я должна сказать наедине. Ты можешь подождать в саду, если хочешь. Кэтлин немало времени и денег потратила на то, чтобы оборудовать этот дом и сад всякими забавными штуками. Так что сюрпризов здесь полно, я думаю, тебе понравится.

Алекс не очень верила в то, что сможет наслаждаться чем-либо. Шесть мучительных суток Алекс старалась приучить себя к мысли, что больше не увидит Майлза, повторяя про себя, что не станет выходить из своей комнаты, когда он зайдет навестить родственников. Каждый день она с замиранием сердца ждала его приезда, но он не приезжал, и она понемногу начала привыкать к мысли, что он ушел из ее жизни навсегда. Теперь же в одно мгновение все ее усилия пошли прахом. Неудивительно, что Алекс испытывала раздражение и обиду на свою новую подругу.

Мэдди сто раз пожалела о том, что невольно доставила девушке такую боль. Она даже не подозревала, насколько глубоки были чувства Алекс к Майлзу. Наверное, надо было ехать одной. Однако тогда пришлось бы нарушить план. По составленному Мэдди плану Майлз должен был увидеть Алекс, чтобы понять, чего он лишится, если не внемлет ее совету. Мэдди говорила себе, что игра стоит свеч. Уж кем-кем, но злодейкой она никогда не была.

Экипаж свернул на дорогу, опоясывающую усадьбу. Еще минута, и Льюис остановил лошадей возле парадного входа. Двери открылись, и на площадку вышел Майлз.

Мэдди не знала, куда деваться от стыда за то, что привезла с собой Алекс, но она точно знала, что действует правильно. Взаимное чувство Майлза и Алекс было столь очевидным, что Мэдди чуть не прослезилась.

— Майлз, дорогой, извини за то, что мы к тебе наскоком, без предупреждения, но мне нужно кое-что с тобой обсудить, — сказала она помогавшему ей выйти из экипажа Майлзу.

— Всегда рад вам, Мэдди. Я как раз закончил с чертежами кое-каких деталей, требующих ремонта, и с удовольствием отдохну.

Майлз протянул руку Алекс, и Мэдди успела заметить, что ему понадобилось чуть больше времени на то, чтобы помочь выйти Алекс. Рука его на мгновение дольше, чем требовалось, задержалась на ее талии, а во взгляде читалась мольба о прощении.

Алекс не в силах была выдержать этой пытки и мягко отстранилась, последовав за Мэдди на веранду. Майлз шел последним.

— Располагайтесь, милые дамы. Сейчас миссис Чарльз принесет чай.

— Благодарю, не надо, — быстро пробормотала Алекс.

— Мы ненадолго, — пояснила Мэдди. — Я думаю, Алекс могла бы погулять в саду, Майлз. Она получит истинное наслаждение от него.

— Конечно. Как тебе будет угодно, Алекс.

Александра встала и направилась в сад, и Майлз, проводив ее взглядом, тихо спросил у Мадлен:

— Вы не хотите пройти в дом? Я через минуту присоединюсь к вам.

— О, я не тороплюсь.

Мэдди задержалась у двери в дом, глядя, как Майлз, в несколько широких шагов догнав Алекс, повел ее в глубь сада. Покачав головой, Мэдди вошла в дом.

— Осторожнее на средней ступеньке, — предупредил Майлз, беря Алекс за руку. — Она сломалась под тяжестью упавшего дерева, а Чарльз все никак не соберется ее починить.

— Еще одно последствие урагана? — спросила Алекс.

Она не знала, чего в ее душе больше — счастья или страдания. Алекс отстранилась, но он последовал за ней, оставаясь так близко, что она физически ощущала исходящее от него тепло. Он пытался заглянуть ей в глаза, но она отвернулась, боясь, что он разглядит в них слезы.

— Бель-Мер был построен не так давно, но достаточно основательно, так что ущерб, причиненный штормом, не велик.

Майлз видел, что Алекс чувствует себя дискомфортно, и отступил на шаг.

— Как видишь, сад ураган обошел стороной. Мамины розы…

— Майлз, прошу тебя… — Алекс заставила себя поднять глаза и посмотреть Майлзу в лицо. — Не надо устраивать мне экскурсию, — как можно спокойнее сказала она. — Я… здесь не по своей воле. Поверь мне. Я не знала, что задумала твоя кузина, пока мы не оказались возле дома. Уверена, что она хотела как лучше. Думаю, Мэдди просто не понимает, в какое неловкое положение поставила нас обоих.

— Алекс…

— Нет, Майлз, — перебила она, приложив руку к губам, — ничего не говори, прошу тебя. Мы оба знаем: чему быть, того не миновать. Так что, нравится нам это или нет, нам надо научиться жить друг без друга. — Не выдержав, Алекс отвернулась. — Я рассказала Мэдди обо всем. Надеюсь, ты не будешь сердиться на меня за это. Мне нужно было поделиться с кем-то. Поэтому она пришла к тебе. Я умоляла ее не вмешиваться, но, как видишь, напрасно. Мне жаль, что невольно усложнила тебе жизнь.

— По-прежнему больше переживаешь за других, чем за себя, — сухо откомментировал Майлз, и Алекс взглянула на него, не зная, как понимать его тон. — Я рад, что ты в лице Мэдди нашла подругу. Но, признаться честно, мне было бы легче только в одном случае: если бы ты возненавидела меня за то, что я сделал с тобой… с нами обоими.

— Ты действительно хочешь, чтобы я тебя возненавидела? — растерянно спросила Алекс.

Майлз озадаченно наморщил лоб и взъерошил волосы.

— Нет… Нет, черт возьми. Но неужели ты совсем не злишься на меня? Я разрушил тебе жизнь, перевернул душу, и все, о чем ты можешь думать, — это как бы не задеть мои чувства. Неужели ты и в самом деле такая кроткая?

— Нет, во мне живут и гнев, и обида, — призналась Алекс. — Но на тебя я не злюсь. Я по-прежнему считаю, что в том, что случилось, ты не виноват. Именно это все и усложняет. Если бы ты только мог все изменить и любить меня так, как любил раньше…

— Я люблю тебя, Алекс.

Алекс чувствовала, что Майлз очень близок к тому, чтобы преодолеть разделявший их барьер. Она вся натянулась как струна, борясь с подступившими слезами.

— Я думаю, тебе пора идти в дом, Майлз, — прошептала она. — Я подожду здесь, пока вы поговорите с Мэдди.

Майлз протянул руку, чтобы дотронуться до ее плеча, затем, словно передумав, резко повернулся и зашагал к дому. Он вошел в дом с бокового входа, но, увидев, что вестибюль пуст, направился через просторный зал в дальний конец дома, к веранде, выходящей на противоположную от сада сторону. Там, у секретера, за которым работал Майлз перед приездом гостей, ждала Мадлен, глядя на корабль, покачивающийся на лазурных водах уютной бухты, укрытой скалистым мысом с правой стороны.

— Вот вы где…

— Когда Кэтти жила здесь, в этой комнате собиралась семья, — задумчиво проговорила Мадлен. — Вижу, тебе тоже нравится здесь бывать.

— Да, — признался Майлз. — Моя любимая комната в доме даже не комната в полном смысле слова, а веранда с головокружительным видом.

Вздохнув, Мэдди вновь перевела взгляд на бухту.

— Я помню, как все удивились, когда Эрик купил Кэтлин этот дом; он всегда избегал привязываться к каким-то вещам, избегал всего постоянного.

— Вы для этого приехали? — смягчив голосом грубость вопроса, спросил Майлз. — Чтобы поговорить о старом добром времени?

— В известном смысле да.

— В самом деле? — Майлз был явно заинтригован. — А мне казалось, что вы хотите обсудить события более недавнего прошлого. Алекс рассказала вам все…

— Да, Майлз, — проговорила Мэдди, глядя на него и с материнской строгостью, и с материнской нежностью. — И то, что бедной девочке довелось выстрадать, не приведи Бог никому. Нет, ничего не говори, дай мне закончить. Я знаю, вернее, Алекс считает, что ты в этом не виноват, и я склоняюсь к тому, чтобы с ней согласиться. Возможно, будь на месте Диего Родеры кто-то другой, ты мог бы смотреть на все более трезво, я понимаю, насколько глубока твоя ненависть к этому человеку. То, что он сделал с Андре, с тобой на этой своей галере, оставило в твоей душе глубокие шрамы. Я помню, что после того, как все разрешилось для тебя более или менее благополучно, Эрик не раз повторял, что ты на удивление хорошо справился с ситуацией, но Кэтлин придерживалась иного мнения. Она боялась, что в один прекрасный день старые раны дадут о себе знать с новой силой.

— Вы в самом деле думаете, что история уходит своими корнями в такое далекое прошлое? — скептически спросил Майлз.

— Да, я считаю именно так. И если бы ты удосужился подумать, ты бы согласился со мной. Несмотря на то что ты проделал над собой титанический труд и последние десять лет как будто только подтверждают то, что ты человек с абсолютно здоровой психикой, ты прекрасно знаешь, как знаю и я, что Диего Родера стал для тебя чем-то вроде навязчивой идеи. Этот человек действительно демон — сначала он забрал у тебя крестного, затем любимую женщину.

— Удивительно точная картина, — язвительно заметил Майлз. — Простая, но точная.

— Я рада, что ты со мной согласен, Майлз, потому что я хочу попросить тебя о чем-то таком, что тебе не понравится.

— И что же это за просьба?

— Где та маленькая черная шкатулка, что принес тебе на прошлой неделе Льюис?

Майлз нахмурился, не понимая, какое отношение к их разговору может иметь шкатулка матери.

— На корабле, заперта в моем сейфе. А в чем дело?

Мэдди глубоко вдохнула, в последний раз оценивая возможные последствия своего поступка.

— Потому что я хочу, чтобы ты открыл ее и… и узнал о ее содержимом.

— О чем вы говорите? Вы же сами утверждали, что эту шкатулку мама велела вскрыть только после ее смерти?! Слава Богу, время это еще не наступило! Вы что, знаете, что там находится?

Мэдди кивнула:

— Да, мой мальчик. Знаю, и твои родители очень не хотели, чтобы в один прекрасный день выплыла наружу одна давняя история.

— История? Что за история?

— Прости, Майлз, я и так сказала больше, чем следовало. Я обещала никому не рассказывать о том, о чем поведала она мне.

— Какое отношение имеет рассказ матери к этой шкатулке? — раздраженно воскликнул Майлз, уставший от загадок.

— Вот это тебе и предстоит выяснить самому, мой дорогой. Видишь ли, Александра считает, что ты не желаешь принимать ее такой, какая она есть, потому что ты думаешь, что она… испорчена, что она более не является воплощением совершенства.

Майлз весь внутренне сжался, но не стал перебивать кузину.

— Вижу, Майлз, что тебе не очень нравится этот вывод. Ну, в этом мы с тобой солидарны. Я думаю, проблема здесь глубже, она уходит корнями в те времена, когда ты был в плену у испанца. Но в любом случае я считаю, что для тебя важно будет узнать правду о твоей матери…

— Правду? Что за правду?

— Правду, которую твоя мать хотела сказать тебе однажды. Ту самую правду, которую хотел бы скрыть от тебя отец.

— Не может такого быть, — непреклонно заявил Майлз, содрогаясь от мысли, что некая мрачная семейная тайна скрывалась от него в течение тридцати лет.

— Я знаю, что ты не станешь думать о матери хуже, — сказала Мэдди, по-своему истолковав слова кузена. — И Эрик тоже бы понял это, если бы был сейчас здесь. Я думаю, что и он присоединился бы к моей просьбе. Пришло время тебе узнать.

— Что узнать, скажите ради Бога?

Мэдди глубоко вздохнула и, скосив взгляд в сторону, сказала:

— Речь идет о том, как на самом деле умер твой дед, Майлз О'Ши.

Майлз Кросс нахмурился.

— Мой дед погиб в схватке с испанским талионом.

— Твой дед был убит, как и твой брат.

— Брат? Боже, о чем вы говорите? — В два прыжка Майлз оказался рядом с Мэдди и, схватив женщину за руку, развернул лицом к себе. — Вы имеете в виду выкидыш, который случился у матери в результате несчастного случая вскоре после того, как они с отцом поженились?

— Это был не несчастный случай, Майлз.

Глядя в его расширенные от ужаса глаза, Мэдди уже успела усомниться в том, правильно ли сделала, решив рассказать Майлзу о том печальном событии. Быть может, он еще не созрел для того, чтобы знать правду.

— Это безумие!

Мэдди кивнула, соглашаясь.

— Времена тогда были безумными, мой дорогой, и я рассказываю тебе это все лишь для того, чтобы ты открыл шкатулку. Твоя мама хотела, чтобы она принадлежала тебе: возможно, еще тогда, много лет назад, она предвидела будущее с материнской прозорливостью и пожелала, чтобы ты извлек что-то для себя из того, что она выстрадала. Если ты хочешь воспользоваться хоть какой-то возможностью, чтобы восстановить отношения с женщиной, которую любишь, заклинаю тебя, открой эту шкатулку. — Мэдди смотрела прямо в глаза растерянному, ошеломленному Майлзу. — Прости за то, что расстроила тебя сегодня, дорогой. Поверь, я сделала это для твоей же пользы и еще ради этой прелестной молодой женщины. Мне остается лишь надеяться, что я не совершила ужасной ошибки.

— Боюсь, я ничего не смогу вам ответить, пока не увижу, что представляет собой этот загадочный подарок матери, верно?

— Верно, — тихо согласилась Мэдди. Встав на цыпочки, она поцеловала Майлза в щеку. — Береги себя, дорогой.

— Я провожу вас к экипажу, — отчужденно сказал Майлз, сопровождая Мадлен к скамейке, на которой оставил Алекс. Увидев, что ее там нет, Майлз и Мадлен ускорили шаг. Оба с облегчением выдохнули, увидев девушку в коляске. Алекс, хотя и слышала шаги, не повернула головы, и Майлз остановился у ворот, с грустью наблюдая за тем, как экипаж покатил прочь, увозя его любимую. Проводив взглядом коляску, Майлз торопливыми шагами направился к узкой тропинке, ведущей на пляж.

Каково же было его удивление, когда он увидел приближающуюся шлюпку с Макарди.

Шотландец плыл, яростно налегая на весла. Майлз побежал, подоспев как раз для того, чтобы «помочь задыхающемуся Оги вытащить лодку на берег.

— В чем дело? Неприятности на «Неистовом»? — вместо приветствия спросил Кросс.

— Да. Новая грот-мачта не в порядке. Придется крепить участки канатами, шпильки не держат.

— Вчера все было нормально.

— То вчера, а сегодня она стала валиться набок. Верхняя секция упала, проломив кусок палубы. Чудом не пострадал никто из людей.

— Черт. Вы ее закрепили?

— Да, но только временно. Корпус придется менять, да и поперечины тоже.

Дальнейший разговор они продолжили, уже сидя в лодке, по дороге к кораблю. Текущие дела отложили на некоторое время разгадку тайны черной шкатулки.

Майлз вместе с остальными членами команды работал весь вечер и часть ночи. Корабельный плотник строил новый крепеж, остальные разбирали и осторожно снимали мачту. Ближе к полуночи Майлз отпустил моряков на отдых, а сам поплыл к берегу, чтобы переночевать у себя в доме. Только поднявшись наверх, он вспомнил, что шкатулка так и осталась на корабле, а он слишком устал для того, чтобы за ней возвращаться.

В изнеможении Майлз повалился на постель и уснул почти тотчас. Лишь на следующий день черная шкатулка попала к нему в руки.

Глава 30

«7 сентября 1757 года Бель-Мер

Мой дорогой сын!

Сейчас раннее утро. Я сижу на веранде и смотрю, как вы с отцом резвитесь в море. Как жаль, что через много лет, читая эти строки, ты не вспомнишь это чудесное утро! Но может быть, от прошлого у тебя останется ощущение радости, тепла и родительской любви.

Не знаю, что побудило меня написать тебе это письмо, но я чувствую, что должна это сделать. Эрик считает, что это всего лишь потребность высказаться, порыться в хитросплетениях прошлого, и отчасти он прав. Последние дни я пребываю в меланхолии. Даже ты заметил печаль в моих глазах и не раз уже спрашивал, почему мне грустно. Прошло восемь лет со дня твоего рождения, и за эти годы от нашего брака не появилось на свет ни одного ребенка, ни одного плода любви, которую мы с отцом испытываем друг к другу. Конечно, у меня есть ты, мое сокровище, но настоящая любовь создает благодатную почву, которая может взрастить больше цветов.

Эрик думает, что только этот небольшой пробел в прекрасной во всех других отношениях жизни вызвал необходимость копаться в прошлом; что желание еще одного ребенка заставляет меня вновь скорбеть о первенце, которого я потеряла. Но он не прав. Я верю в то, что ты должен узнать правду. Не сейчас, когда ты еще слишком мал, чтобы понять всю важность того, что я собираюсь тебе сказать, но когда-нибудь ты все равно должен узнать трагическую историю из прошлого твоей матери и о том, как любовь твоего отца избавила меня от горького одиночества.

Итак, я начну свой рассказ со смерти твоего деда.

Он погиб от руки наемника, и смерть его была только частью заговора, в результате которого должны были уничтожить всю нашу семью».

Майлз отложил письмо в сторону и, встав из-за стола, взволнованно заходил по комнате. На дне шкатулки, под письмом, написанным таким знакомым почерком, лежали аккуратно завернутые в бархат прекрасно ограненные бриллианты, перстни из литого золота с крупными драгоценными каменьями. Кэтлин хотела, чтобы все это принадлежало ему. Но он почти забыл о сокровищах на дне шкатулки — самым драгоценным из материнского наследства было для Майлза это письмо на пожелтевшей бумаге, перевязанное красной лентой, показавшейся Майлзу смутно знакомой.

Пытаясь привыкнуть к мысли, что Мадлен ничего не придумала, Майлз подошел к буфету, где держал спиртное, откупорил бутылку бренди, вернулся за стол, налил себе порцию и, подкрутив лампу, опустил ее пониже над столом, чтобы легче было разбирать строки, написанные выцветшими чернилами. Взяв письмо, он принялся читать его еще раз, с самого начала.

Не упуская ни одной подробности, Кэтлин описала смерть отца и то, как потопили их корабль. Она поведала все, что знала: о заговоре, который возглавил первый помощник отца; о том, как ей удалось спастись, и о том, что Эрик Кросс женился на ней, тем самым разрушив планы дядюшки Оуэна завладеть еще и ее состоянием. Кэтлин рассказала и о попытке Оуэна изобразить Эрика Кросса в глазах общества Черным Пиратом — безжалостным убийцей, виновным в смерти многих людей.

Майлза трясло от гнева, когда он прочел о том, как тот самый Черный Пират поймал Кэтлин, когда она вышла на крыльцо своего дома в усадьбе в Каролине, и как она упала со ступенек и ребенок, который жил в ней, погиб.

Майлз с гордостью читал, как она ворвалась в тюрьму, в которую посадили ее мужа, неправедно обвиненного во всех злодеяниях, что были на счету у Черного Пирата. Майлз отчетливо представлял ее: в бриджах и тунике, с распущенными по плечам пшеничными волосами и заткнутым за ремень пистолем.

Нетрудно было представить и последующую за этим сцену воссоединения, описанную лишь в общих чертах. Кэтлин только сообщила о том, что пригрозила пристрелить шерифа, если он войдет, так что встреча Эрика и Кэтлин в тусклом свете тюремной камеры прошла без посторонних.

Но на этом рассказ не заканчивался, и далее Майлз все чаще находил свидетельства того, что мать продолжала письмо с трудом. В нескольких местах чернила были размыты слезами, кое-где строки оставались недописанными — Кэтлин не находила слов. И по мере того как он читал, Майлз яснее понимал причину запинок. Она пыталась разгадать человека, которого называли Черным Пиратом, человека, который вместе с ее дядей Оуэном жаждал разрушить ее жизнь и жизнь ее близких. Но, как бы осторожно Кэтлин ни подбирала слова, Майлз понял, что под маской Черного Пирата выступал жестокий и кровожадный верзила по фамилии Кларк, человек, который изнасиловал Кэтлин, когда та была еще совсем юной девочкой. В ту пору Кларк был матросом на корабле ее отца. Уличенный в своем преступлении, он был приговорен командой к страшной смерти: вначале его выпороли, а потом, связанного, посадили в лодку и бросили в открытом море, но…

«Но ненависть и жажда возмездия — мощные стимулы к жизни. Может, благодаря им он и остался жив. Шесть лет прошло, а Кларк, которого мы считали давно погибшим, вынашивал свои планы мести, и только ждал часа, чтобы расправиться со мной и папой. Судьба свела его с дядей Оуэном, и они заключили свой дьявольский союз. В результате я лишилась отца и того, кто должен был стать моим первенцем.

Мой дорогой сын, трудно матери признаваться в том, что она вступила в брак, будучи не невинной девушкой, а женщиной, которую грубо и жестоко использовали, но то, что я пережила в юности с Кларком, оставило глубокий след в моей душе. Я возненавидела мужчин и поклялась никогда не иметь близости ни с кем. Мое отвращение к противоположному полу было настолько глубоко, что я до сих пор с благоговением думаю о настойчивости твоего отца. Мы были едва знакомы, когда он узнал о моем горьком прошлом, и, хотя я раз за разом отказывала ему, он сумел настоять на своем, открыв для меня мир любви и красоты, который бы я без него никогда не узнала. Ты был рожден от этой любви и являешься живым свидетельством того, что прошлому не дано разрушить жизнь. Шрамы заживают, и любовь возвращается, и жизнь снова становится полноценной.

Если Эрик сумеет настоять на своем, ты не сможешь прочесть этого письма, пока оба мы не уйдем в мир иной. Но Эрику и это условие кажется недостаточным: он боится, что твоя память обо мне будет омрачена. Но я не могу в это поверить. Глядя на тебя и Эрика, я почему-то думаю, что ты извлечешь урок из того, что довелось пережить мне.

Мы с Эриком оставим тебе накопленное богатство и благородное имя предков Эрика, и ты будешь гордиться моей храбростью и величием отца, и мы сделаем все от нас зависящее, чтобы отдать тебе всю нашу любовь и всю мудрость, чтобы ты вырос сильным и мужественным человеком. Но я хочу сделать тебе еще один подарок, подарок лично от меня — это письмо, в котором, я надеюсь, ты прочтешь о всеразрушаю-щей силе ненависти и всеисцеляющей силе любви. Ты унаследуешь много хорошего от меня и отца, но самым драгоценным моим даром, не знаю, к добру или нет, будет тебе мой характер. Если ты влюбишься, то всей душой, если возненавидишь — от всего сердца, и гнев твой будет неудержим. Если бы я могла оградить тебя от бед, то лишь постоянным напоминанием о том, что вести тебя все же должна любовь, а не ненависть.

Процветай, мой сын! Живи с сознанием того, что тебя любят безмерно, а когда ты оглянешься назад, вспоминая те годы, что мы провели вместе, ты, твой отец и я, помни о том, на чем было построено наше счастье.

Буду заканчивать. Эрик втаскивает на берег вашу лодку, и ты бежишь к дому. Скоро ты влетишь в комнату и, захлебываясь от восторга, станешь рассказывать мне о том, что видел. И я буду слушать с любовью, и навсегда сохраню в памяти этот день, один из многих.

Твоя любящая мать

Кэтлин».

Майлз осторожно сложил вместе страницы письма и связал их красной бархатной ленточкой. Прикрутив лампу, он медленно вышел на веранду. Лунный свет струился, отражаясь от воды. Майлз смотрел вниз, на пляж, и, словно это было вчера, вспоминал тот самый день, когда было написано письмо. Он видел отца, небрежно бросившего рубашку на дно лодки, загорелого и сильного. Улыбка играла у него на губах, веселые искорки горели в темных добрых глазах. Майлз помнил, как, задыхаясь от быстрого бега, влетел на веранду, громко хвастаясь тем, что сумел сам управлять лодкой.

— Папа сказал, что я теперь сам могу плавать… если ты разрешишь.

Глядя в горевшие ожиданием глаза сына, Кэтлин ответила:

— Если Эрик считает, что ты готов, конечно, можно.

Майлз помнил, как бросился благодарно обнимать мать, как она обхватила его, удерживая подле себя столько, сколько мог позволить счастливый подвижный мальчик.

— Спасибо, мама! — воскликнул Майлз и, полный воодушевления, уже на бегу сообщил: — Завтра рано утром я отплываю на исследование бухты Смертников.

Зная о том, что название было куда мрачнее самого места — тихой безопасной бухточки за рифом, — Кэтлин согласилась, не забыв при этом предупредить своего взрослеющего сына:

— Теперь, когда ты стал совсем самостоятельным, не забывай, пожалуйста, предупреждать нас о том, куда направляешься, чтобы мы знали, где тебя искать. Понял?

— Конечно!

Перечисляя все те чудеса, которые они за день успели увидеть с Эриком, мальчик вдруг наткнулся взглядом на пачку исписанной бумаги, связанную красной бархатной лентой.

— Что это?

— Письмо, простое письмо, — ответила Кэтлин, убирая связку в карман.

— Очень оно длинное, — заметил мальчик.

Стоя на балконе, Майлз совершенно ясно вспомнил полные любви глаза матери, когда она сказала:

— Это письмо одному очень дорогому человеку.

А потом она вдруг засмеялась, велев мистеру Майлзу бежать в свою комнату, переодеться, и еще Майлз помнил, как в комнату вошел отец, и, думая, что сын уже ушел, подхватил на руки мать и поцеловал ее со страстью, которой Майлз не мог тогда понять, но почему-то был счастлив, видя проявление отцовской любви.

Кэтлин была права. До сих пор этот день, один из многих, был самым обычным днем, наполненным, как и другие, любовью и радостью. Он не мог тогда знать о том особом даре, что готовит ему мать, вся его жизнь складывалась из одних драгоценных подарков — каждый день был даром счастливой любви.

Глубокой ночью, вглядываясь вдаль с балкона, Майлз вновь и вновь пытался вникнуть в то, что стремилась донести до него Кэтлин. Очевидно, Мэдди посчитала, что для него настало время узнать правду для того, чтобы он смог разглядеть множество параллелей между собой и отцом, Кэтлин и Александрой. Одна из параллелей лежала на поверхности: и Кэтлин и Александра испытали насилие, но этот факт не стал решающим для его отца, и Майлз вполне был солидарен с Эриком. Кэтлин была виновна в том, что у нее случилось с Кларком, не более чем Алекс в том, что с ней совершил Диего, но настоящее сходство состояло не в этом: Кларк оставил после себя в сердце матери ожесточение и недоверие к людям, неспособность к любви точно так же, как испанец отметил его, Майлза, печатью ненависти, возвратившей младшего Кросса к самым мрачным страницам жизни.

«Пусть твоей жизнью правит любовь», — написала мать.

Над бухтой занимался рассвет, а Майлз по-прежнему сидел на балконе, вытянув вперед длинные ноги и скрестив пальцы рук, напряженно думал, пытаясь уверить себя в том, что выполнить материнский совет действительно так просто, как хотела внушить ему леди Кэтлин.

Глава 31

Льюис поднял повыше свечу, чтобы получше разглядеть лестницу, по которой спускался, и вестибюль. В доме все было тихо, но все же что-то заставило его проснуться, и когда Льюис обнаружил, что жены рядом с ним не оказалось, он по-настоящему встревожился. Внизу в небольшой комнате справа от вестибюля из-за приоткрытой двери струился неяркий свет, и Льюис направился туда. Мэдди была там. Сидя в кресле, она мечтательно смотрела в сад.

— Мэдди? С тобой все в порядке?

Мадлен испуганно обернулась.

— О, Льюис, ты так незаметно подкрался…

Льюис пододвинул свободный стул поближе к жене и сел.

— Прости, дорогая, но я проснулся, вижу, тебя нет, и начал волноваться. Ты не заболела?

— Нет, дорогой, я только…

— Беспокоишься о предстоящем завтрашнем вечере?

— Нет, дорогой, хотя, должна признаться, я больше не жду этого праздника с тем энтузиазмом, с каким ждала его несколько дней назад.

— Тогда в чем же дело?

— Я… Я просто ждала, что Майлз зайдет к нам сегодня. Я думала, что письмо поможет ему разобраться в своих чувствах. Оказалось, что я ошиблась.

— Моя дорогая, — нахмурившись, сказал Льюис, — ты знаешь, что я не был с тобой вполне согласен в том, что Майлзу следует открывать шкатулку. Но если ты считала письмо настолько важным, тогда подожди, может, оно еще возымеет свое действие.

— Но прошло уже двое суток, если быть точной, то даже больше. Если бы слова матери произвели на него должное впечатление, он давно был бы здесь, — со вздохом констатировала Мэдди. — Боюсь, я нарушила данное Кэтлин обещание ради… ради ничего.

Льюис дружески погладил Мадлен по руке.

— Ты хотела как лучше. Мы оба знаем, что Кэтлин тебя поймет.

— Надеюсь. Но… Льюис, эти двое, Майлз и Алекс, созданы друг для друга. Если они не помирятся, будет трагедия.

— Я знаю, дорогая, но ты и так сделала все, чтобы помирить их. Слезами горю не поможешь. Ложись спать. Может быть, наутро все покажется тебе не таким мрачным.

— Хотела бы, чтобы ты оказался прав, — сказала Мадлен, вставая.

Рука об руку чета Венцев поднялась в спальню.

В эту ночь не спалось не только Мэдди. Алекс в соседней спальне слышала, как возвратились хозяева, слышала их приглушенные голоса. Сидя в кресле возле незажженного камина, Алекс, сознавая, что невольно явилась причиной бессонницы своей старшей подруги, чувствовала себя виноватой. Довольно разводить нюни и заставлять людей испытывать жалость. Завтра все будет по-другому. Завтра она наклеит на лицо счастливую улыбку. Она победит тяжкие мысли о Майлзе, заставлявшие ее скорбеть об утраченном счастье, она изгонит из памяти воспоминания о его объятиях и поцелуях. Завтра она сделает все, чтобы предстать прежней Александрой Уайком, простой деревенской акушеркой, какой она была до злополучного путешествия. Тогда, возможно, люди перестанут смотреть на нее с жалостью.

Да, решила Алекс, днем она будет носить маску. Алекс позволяла себе надеяться на лучшее, но надежда была весьма призрачной.

Гораздо позже, уже под утро, Алекс так и уснула в кресле. Не проснулась она и тогда, когда утром одна из горничных вошла в ее спальню, чтобы открыть окна.

Помня о своем решении, она весело поприветствовала Джулию, не потрудившись объяснить, почему кровать так и осталась несмятой. Впрочем, девушка уже привыкла к тому, что гостья семьи Венцов часто проводит ночи в кресле у камина. Слухи распространяются быстро, и все в доме знали, что причиной бессонницы Александры Уайком является молодой красавец Майлз Кросс, разбивший сердце юной девушки и безжалостно бросивший ее.

Алекс без аппетита отломила кусочек принесенной Джулией булочки и выпила чашку густого какао, к которому едва начала привыкать. Джулия что-то тихо напевала, раскладывая светлое льняное платье, которое должна была надеть Алекс. Горничная, молоденькая и жизнерадостная, не прочь была поболтать, так что Алекс не составило труда вовлечь девушку в легкую беседу, пока та помогала ей справиться с застежкой. Алекс и Джулия вышли из спальни вместе, сразу же окунувшись в атмосферу радостного оживления, которое бывает в доме накануне больших праздников.

Мэдди уже была вся в заботах. Словно генеральша управляла она армией слуг. Зрелище получалось забавное, ибо миниатюрная Мэдди была на голову ниже самой невысокой из служанок, и Алекс невольно улыбнулась.

— Я в вашем распоряжении, генерал, — смеясь, доложила она, вытягиваясь перед хозяйкой дома.

Мэдди, оценив шутку, с улыбкой сказала:

— Не смейтесь надо мной, юная леди. Смею уверить, в этом хаосе есть железный порядок.

— Я вижу.

— Завтрак сервирован в буфетной, моя дорогая. Сегодня каждый обслуживает себя сам. О, Мэри, нет, — воскликнула Мэдди, видя, что одна из служанок несет две пустые китайские вазы. — Нельзя нести их в бальный зал без цветов.

Мэдди каким-то чудом умудрялась разговаривать с Алекс, при этом ни на мгновение не упуская из виду слуг.

— Да, о чем это я? О завтраке…

— Мэдди, я, честное слово, не голодна. Джулия успела напоить меня какао с бисквитом. Я с удовольствием поработаю вместе с остальными. И не говорите мне, — предупредив возражения мадам Венц, сказала Алекс, — что я гостья, а не служанка. Если вы настаиваете на том, чтобы я чувствовала себя членом вашей семьи, придется быть последовательной. Итак, что мне делать? С вашего позволения, я бы пощипала ваш сад. Как вы смотрите на то, чтобы я наполнила вазы, которые вы велели собрать в гостиной?

— Идет, — согласилась Мэдди, — но только не сейчас. Цветы должны быть свежими. Думаю, тебе надо съездить в Кингстон и забрать бальное платье. Боюсь, что я не смогу тебя сопровождать: слишком много дел.

Алекс хотела было еще раз попросить Мэдди избавить ее от присутствия на балу, но, вспомнив данное себе обещание, промолчала. Она будет выглядеть счастливой и веселой, даже если это веселье убьет ее.

— Конечно, я возьму платье. Нет ли в городе иных дел, которые вы могли бы поручить мне?

— Ничего не приходит в голову. Велю Льюису запрячь коляску и подать ее к парадному входу.

И вдруг Алекс, словно опомнившись, в ужасе схватила мадам Венц за руку:

— О, Мэдди, какая я дура! За платье придется платить! Я совсем не подумала…

— Но об этом уже позаботились, дорогая.

— Нет! Материал был подарен… Майлзом, но услуги портнихи… Наверное, они очень недешевы. Я не могу позволить вам брать на себя еще и эти затраты.

Мэдди по-матерински погладила Алекс по руке:

— Мы с Льюисом были бы только рады сделать тебе такой подарок, но, как я уже сказала, обо всем позаботились заранее. Ты всего лишь должна попросить мадам Руж прислать счет мистеру Козгрейву в банк. Я думала, ты знаешь, что Майлз открыл для тебя счет.

Алекс напряженно застыла.

— Нет, я ничего об этом не знала.

— Ну-ну, не надо обижаться, дорогая. То, что сделал для тебя Майлз, вполне справедливо. Посуди сама: он украл у тебя несколько месяцев жизни, лишив тебя возможности зарабатывать. Он всего лишь отдает долг. До возвращения в Англию тебе предстоит множество расходов, и кому, как не Майлзу, восполнить их!

Алекс отвернулась, безуспешно пытаясь найти в себе силы осуществить намерения быть счастливой. Мэдди, пожалев о том, что не нашла более мягких слов, добавила тихо:

— Я знаю, что ничто не может окупить перенесенные тобой страдания, но по крайней мере прими деньги. Они избавят тебя от трудностей, которые тебе пришлось бы пережить, не будь у тебя нужной суммы. Насколько я поняла, тот доктор тоже получил компенсацию.

— Полагаю, вы правы, — глухо ответила Алекс. — Но мне противно думать, что все, пережитое мною, можно свести к фунтам и пенсам на банковском счету.

— Мой кузен имел в виду не это, ты ведь веришь?

— Да.

— Вот и хорошо, — бодро заключила Мэдди, — а теперь поезжай в город за нарядом и всем остальным, что тебе понадобится, а уж потом соберешь букеты на свое усмотрение. Ну все, пока.

Мэдди умчалась, и Алекс поспешила наверх за зонтиком от солнца, одолженным ей Мадлен.

Как ни старалась, Алекс не могла не думать о Майлзе. Очевидно, Мэдди была права, и Майлз не пытался низвести их отношения к чему-то столь низменному, как деньги. Он был просто разумно предусмотрителен.

Льюис помог Алекс сесть в экипаж и повез ее самой короткой дорогой в город. Льюис был молчалив от природы, и Алекс знала, что попытка разговорить его обречена на неудачу. Они ехали молча, и мысли Алекс привычно вернулись к Майлзу. Она гадала, где он может быть в это время, пытаясь представить его стоящим на палубе «Неистового» или на веранде в Бель-Мер. Думает ли он о ней, или он сумел справиться со своим чувством быстрее, чем она, и стер из своей памяти воспоминание об их любви? Все так же страдает ли он бессонницей, мучимый образами, из-за которых в отношениях их наступил раскол? «Господи, — повторяла про себя Алекс, — помоги ему забыть. Не обрекай его на большие страдания. Пусть его раны заживут быстро, так, чтобы он смог прожить счастливую жизнь».

Между тем Льюис повернул на главную улицу непривычно оживленного Кингстона. Куда бы Алекс ни посмотрела, она невольно искала глазами Майлза: ждала, что он вот-вот выйдет из магазина, появится из-за угла. Постепенно Алекс начала понимать, что в городе что-то произошло. Она перестала искать глазами Майлза и принялась наблюдать. Люди были чем-то возбуждены, находились в приподнятом настроении. Не видно было праздно прогуливающихся горожан, составлявших обычно большую часть публики. Все куда-то торопились. Очевидно, людей объединяла какая-то общая цель. Мостовые были запружены экипажами. Мальчик, перебегавший улицу, чуть было не попал под копыта лошади. Конь испуганно заржал, на дороге образовалась пробка, и Льюис свернул в одну из боковых улиц. Возле салона мадам Руж оказалось столько экипажей, что Льюис не нашел места, где поставить коляску.

— Никогда не видела такой толпы, — заметила Алекс, спрыгивая на мостовую. — Боюсь, вам придется кружить по улицам, пока я не выйду. Постараюсь вас не задерживать.

— Да, мэм. Я немного проеду вперед и буду присматривать за выходом.

— Спасибо, Льюис, — сказала Алекс, и, едва увернувшись от готовых наскочить на нее молодых людей, спросила: — Ты не знаешь, что происходит?

— Скорее всего корабль, мэм, — перекрикивая вопли возниц, ответил Льюис. — Последнее время не так много кораблей заходит в порт, вот народ и суетится.

Алекс кивнула и поспешила в салон. Она понимала, что портовый город, деловая жизнь которого целиком зависит от морской торговли, действительно оживляется с прибытием очередного судна.

Между тем из примерочной раздавался раздраженный голос клиентки, недовольной работой портнихи. Дама угрожала тем, что впредь будет одеваться в другом салоне. Еще одна величественная, элегантно одетая дама вошла в салон и, пройдя мимо Алекс словно мимо пустого места, подошла к прилавку и, схватив упакованный двумя молоденькими помощницами пакет с бельем, не поблагодарив, выплыла из салона. Алекс почему-то решила, что кем бы ни была эта грубиянка, они наверняка встретятся сегодня на празднике в доме Венцев. Выходящая из салона дама едва не столкнулась с другой, еще более дородной и надменной особой.

— Я немедленно все исправлю, миссис Даллинг, — подобострастно улыбаясь, повторяла мадам Руж, выпорхнув из примерочной.

Остановившись на миг, чтобы прийти в себя, мадам Руж подошла к перепуганной помощнице и что-то тихо, но достаточно резко сказала ей. Девушка молча выскользнула из приемной за перегородку.

— Мадам Гибсон, тысячу извинений за то, что заставила вас ждать. А, здравствуйте мисс Уайком, приятно встретить вас вновь.

Дородная миссис Гибсон была не из тех, кого можно было обойти вниманием. Схватив сверток, грубо швырнула его в лицо портнихе.

— Этот наряд, который я получила вчера от вас, просто тряпка, мадам Руж! Работа безобразная! Ткань, безнадежно испорчена! Вчера я надела это платье к Петерсонам, и оно поползло по шву! Вы заплатите мне за позор! Или вы вернете все деньги, что я заплатила вам за пошив, или сошьете мне новый костюм! Прощайте.

— Мадам Гибсон, я… я…

Но мадам Гибсон уже шагала к двери, едва не задавив своей массой Алекс. Дверь захлопнулась, и портниха наконец обрела дар речи.

— Как… Как она смеет! Это платье я сшила по ее указаниям. Я пыталась уговорить ее, что такой фасон ей не пойдет, я умоляла ее позволить мне сшить ей наряд по размеру, а теперь она хочет взвалить на меня вину за то, что съела слишком много сладкого у Петерсонов!

— Мадам Руж! — раздался голос из примерочной.

— Иду!

— Почему бы мне не взять платье без примерки, — предложила Алекс, и мадам Руж просветлела лицом.

— У вас чудное платье — вы будете просто великолепны. Не хочу, чтобы услышала мадам Даллинг, — сказала, понизив голос, портниха, — но вы затмите на этом балу всех.

— Благодарю вас.

— Дэйзи! Принеси платье мисс Уайком — черный шелк с… Да, оно самое. Заверни его, и побыстрее. Эти девочки сегодня не знают, куда бежать, — с улыбкой пояснила портниха, глядя на Алекс. — Ну вот, дорогая, я добавила к наряду черный корсет, который приведет в соответствие вас и ваш наряд и, поскольку осталось еще довольно много этих божественных жемчужин, я взяла на себя смелость сделать диадему.

Мадам Руж показала Алекс, как можно укрепить в волосах это изысканно прелестное украшение.

Из примерочной раздался вопль, похожий на лай взбесившейся собаки. Это бушевала мадам Даллинг. Мадам Руж более не могла задерживаться и, попросив у Алекс прощения и пожелав ей хорошего дня, пообещала прислать счет мистеру Коз-грейву в банк. Алекс пришлось задержаться еще на несколько минут, пока Дэйзи упаковывала шелковый наряд, нижние юбки и корсет, словно они были сделаны из. золота. Уже в дверях салона Алекс столкнулась с очередной хорошо одетой матроной, ведущей за руку дочь.

Довольная тем, что удалось избежать еще одной безобразной сцены, Алекс вышла на улицу, оглядываясь в поисках знакомой коляски. Однако Льюиса не было видно. Алекс нашла относительно спокойный уголок и остановилась ждать. Поток людей двигался в одном направлении — в порт. Алекс прошла несколько шагов заодно со всеми, но затем оглянулась: не показался ли Льюис. В этот миг на нее налетел мужчина, едва не выбив пакет у нее из рук.

— Простите… Александра! Моя дорогая, какой приятный сюрприз! Действительно сегодня мой день! — затараторил, расталкивая локтями спешащих людей, Копели.

— Здравствуйте, Иезекииль, — сдержанно ответила Алекс. — Вы выглядите гораздо лучше.

Алекс сказала правду. У Копели изменился цвет лица, он заметно пополнел и лучился здоровьем. Опасаясь пропустить Льюиса, Алекс вынуждена была оставаться на месте, подвергая себя пытке общения с Копели.

— Вы собираетесь встретить корабль?

— Корабль? О нет, моя дорогая, не корабль, а корабли! Разве вы не слышали? Прибывает флот адмирала Гранта!

— Что? — тревожно переспросила Алекс, порозовев от волнения; она совсем забыла об опасности, о которой предостерег Майлза Льюис.

— Адмирал Грант на подходе к порту! Разве это не замечательно?

Алекс никак не прокомментировала новость, и, призвав на помощь все свое мужество, как можно спокойнее спросила:

— И вы собираетесь посмотреть на прибытие?

— Я не безумец лезть в эту толпу. Я собираюсь дождаться прибытия адмирала и добиться у него аудиенции. Какое счастье, что мы встретились! Я думаю, вы должны пойти со мной, мы выступим единым фронтом.

— Что за чушь вы несете?

— Неужели не понятно? Мы вместе выступим против Майлза Кросса! В этом городе он чувствует себя как дома, вы это знаете не хуже меня, очевидно, даже лучше, поскольку живете у его родственников. Здесь его считают кем-то вроде героя, они в самом деле любят этого человека. Никто не признается адмиралу в том, что знает, где искать Кросса, пока он благополучно не смоется. Вот я и хочу, чтобы адмирал сразу был в курсе того, что здесь происходит. Вне сомнений, он отправит свой корабль сразу…

— Но капитана нет в Кингстоне! — в отчаянии воскликнула Алекс.

Майлза надо было предупредить до того, как Копели встретится с адмиралом. Капитан Майлз Кросс слишком ценный трофей, чтобы его можно было упустить. Местные чиновники, опасающиеся гнева сограждан, может, и не стали бы арестовывать Кросса, но адмирал Грант был здесь человеком новым, и у него за спиной был целый флот.

— Чепуха, — процедил Копели. — Я вчера видел в городе шотландца и еще парочку матросов с «Неистового». Нет, Кросс все еще здесь. В этом своем Бель-Мер, я уверен.

— Вы знаете о Бель-Мер?

Алекс побледнела и начала усиленно искать глазами Льюиса.

— Конечно! Кто не знает? О Бель-Мер здесь ходят легенды. Ну пойдемте же, дорогая.

Копели схватил Алекс за руку, но, уловив произошедшую в ней перемену, прищурился и, отступив, ядовито заметил:

— Вижу, что мой план относительно Майлза Кросса вас расстроил. Собственно, я этого и ожидал. Предупреждаю вас, Александра, в ваших интересах пойти со мной к адмиралу. Мы с вами невинные жертвы похищения, и я думаю, вам не захочется, чтобы адмирал принял вас за предательницу, помогающую государственному преступнику уйти от правосудия.

— Не смейте угрожать мне, Иезекииль, — воскликнула Алекс, метнувшись в сторону, но Копели успел схватить ее за руку и потащил за собой.

— Ваш высокий и могущественный покровитель сейчас меня не достанет, Александра, — прошипел Копели. — Скоро я позабочусь о том, чтобы его арестовали, и тогда, клянусь, я еще станцую с тобой под столбом, на котором он будет повешен!

— Никогда!

Алекс толкнула Копели, он потерял равновесие, отпустив ее руку, и она, воспользовавшись случаем, метнулась прочь.

— Мисс Уайком! — позвал ее Льюис, втискивая коляску между двумя повозками.

Алекс остановилась, и Копели настиг ее, вцепившись в руку.

— Вы пойдете со мной, — повторял доктор с маниакальным упорством, грозя вывихнуть Алекс плечо. — Я не дам вам предупредить Кросса.

Тугодум Льюис спрыгнул, чтобы помочь даме подняться в экипаж, но Копели отшвырнул его.

— Пустите меня, — кричала Алекс, пытаясь ухватиться за что-нибудь.

Копели с неожиданной силой продолжал тащить ее за собой. Алекс, нащупав прикрепленный к коляске хлыст, сжала его в руке. Не вполне осознавая, что делает, стремясь лишь избавиться от назойливого доктора, она взмахнула хлыстом, ударив доктора по лицу. Копели, схватившись за щеку, отпустил руку девушки.

— Быстрее, Льюис, — крикнула Алекс, но на этот раз торопить кучера не пришлось.

Копели, прижимая ладонь к лицу, по которому стекала струйка крови, с ненавистью смотрел вслед удалявшейся коляске.

— Ты заплатишь мне за это, Александра, — прошептал Копели. — Клянусь, ты заплатишь мне за все. — В глазах его блеснул злой огонек.

Если бы Алекс могла видеть его, она бы вспомнила тот день на борту «Неистового», когда недоумок и мямля вдруг превратился в опасного врага.

Словно каменное изваяние стоял Иезекииль посреди улицы, глядя вслед коляске, не слыша возмущенных криков, не чувствуя толчков. Он ощущал физическую боль даже не столь остро, сколько муку нравственную. Алекс нанесла страшный удар его мужскому самолюбию. Она спешила предупредить Кросса. Теперь у Копели не оставалось сомнений в этом. Этот грубиян использовал ее и бросил, а она была готова бежать за ним, будто последняя шлюха. Копели наконец понял свою ошибку. Годами он обращался с ней уважительно, надеясь, что однажды она согласится пойти с ним под венец. Но больше он не совершит такой ошибки. Если милашка Уайком намерена вести себя как шлюха, он и относиться будет к ней так, как она того заслуживает. В браке или без оного, она будет принадлежать ему. Он наконец познает радости, которые она делила с Кроссом и в которых отказала ему, Иезекиилю. Хватит терпеть и мечтать. Еще до того как закончится день, Майлз Кросс будет посажен на цепь, и Алекс будет биться в экстазе под мужчиной, который так долго стремился к этому.

Что там сказал ему Кросс в последний день на корабле? В Кингстоне можно нанять человека, готового перерезать любому глотку всего за один шиллинг?

Иезекииль поплелся к ближайшей таверне.

Если убийцу можно нанять за шиллинг, то за какую сумму можно нанять похитителя?

— В Бель-Мер, Льюис, — воскликнула Алекс, едва Копели скрылся из виду. — Как можно быстрее! Капитан Кросс в опасности!

Льюис погнал лошадь вперед по каменной мостовой. Алекс жестоко подбрасывало на ходу, но она не замечала боли. Как ни быстро несли лошади, Алекс думала, что прошла целая вечность, когда показался дом. Алекс не заметила корабля, но решила, что его могло отнести дальше в море.

Не дожидаясь полной остановки, Алекс соскочила с коляски и бросилась к дому. Изо всех сил постучав в дверь и не услышав немедленного отклика, Алекс бросилась на веранду и через нее к противоположному балкону, откуда открывался вид на всю бухту.

Корабля не было.

Майлз уплыл.

— Могу я вам помочь? — С веранды на балкон вышла худая как жердь женщина. — Я — миссис Чарльз, домоправительница.

— Капитан Кросс… — задыхаясь, проговорила Алекс, — где он?

— Думаю, вы имеете в виду младшего из Кроссов, Майлза, а не герцога Кандлейского.

— Совершенно верно.

— Он отбыл сегодня на рассвете, когда рыбаки сообщили ему о приближении флотилии Гранта.

— Корабль отремонтирован?

— Да. Были проблемы с грот-мачтой, но капитан работал почти сутками вместе с командой и все наладил.

— Тогда он не вернется, — бесцветным голосом произнесла Алекс, холодно констатируя сей прискорбный факт.

— Рискуя быть схваченным? Конечно, нет, — подтвердила миссис Чарльз. — Он на пути в Чарлстон. Жаль, что вам не удалось его застать.

— Действительно жаль, — эхом откликнулась Алекс, борясь с подступающими слезами.

Майлз успел уйти. Копели его не достать. Он недосягаем для предательства. Даже если по наводке Копели Грант пришлет сюда всю флотилию, «Неистовый» им все равно не догнать. Никто его не догонит. Он навсегда ушел от них и от нее, и, сколько бы раз Алекс ни напоминала себе о неизбежном расставании, только сейчас она поняла, что от этой потери вряд ли когда сможет оправиться. Глубоко в душе она надеялась на чудо, на то, что Майлз сдержит данное в горячке обещание о том, что все равно не даст ей уйти, не покинет город без нее. Сейчас и эта надежда рухнула, и она, скупо поблагодарив миссис Чарльз, вернулась к экипажу.

— Вы предупредили его, мисс? — спросил Льюис, пуская лошадей шагом.

— Он уже знал, Льюис. Он уплыл рано утром.

— Это хорошо.

— Да, это хорошо, — откликнулась Алекс, прикрыв рот, чтобы Льюис не мог слышать ее сдавленных рыданий.

Глава 32

Алекс вышла из ванны, наполненной ароматной розовой водой, насухо вытерлась полотенцем и начала готовить себя к вечеру. Внизу музыканты настраивали инструменты, и резкие, визгливые голоса скрипок действовали ей на и без того взвинченные нервы. Вскоре, однако, какофония прекратилась, уступив место приятной мелодичной музыке. Алекс села перед зеркалом, с удовлетворением заметив, что краснота и припухлость у глаз пропала. Прописанный Мэдди компресс с розовой водой оказался поистине чудодейственным: глядя на Алекс сейчас, никто бы не сказал, что она проплакала большую часть дня.

Александра понимала, что Мэдди старается отвлечь свою юную подругу от мрачных мыслей и отчасти ей удалось задуманное. Но лишь отчасти.

Алекс не знала, радоваться или огорчаться, когда Мэдди наконец велела ей начинать приводить себя в порядок к празднику. Джулия, юная горничная, прислуживающая Алекс, ирландка по происхождению, должна была со временем стать камеристкой Мадлен, и уже сейчас она умела делать красивые прически. Она успела выгладить черное шелковое платье, пока Алекс принимала ванну, и теперь трудилась над прической Алекс, одновременно закрепляя диадему из жемчуга, изготовленную как дополнение к платью.

Слуги всегда узнают новости раньше господ, и Джулия, осведомленная об отъезде капитана Кросса, трудилась молча из уважения к горю Алекс. Однако и она не смогла сдержать восхищенных вздохов, глядя на чудесное украшение, так шедшее к шелковистым золотым волосам мисс Уайком. Алекс, воодушевленная энтузиазмом служанки, тоже заулыбалась. Чудесным образом настроение ее заметно улучшилось, и, когда прическа была закончена, ей тоже почти хотелось приплясывать и смеяться заодно с горничной.

— Джулия, перестань, — со смехом взмолилась Алекс, — а то мы никогда не закончим!

— Верно, никогда. — Мэдди вошла в комнату, немало удивившись веселью.

— Мэдди, мы тебя не заметили…

Смех умер на губах Алекс, а Джулия, опустив голову, вновь принялась за работу.

— Вначале подготовка к празднику более напоминала подготовку к похоронам, — сухо заметила Алекс, — но Джулия посчитала своим долгом поднять мне настроение, и, должна признаться, ей это удалось.

— Рада видеть тебя веселой, дорогая. Ты себе нравишься?

— Честно, да. Джулия постаралась сделать меня красивой.

— Разве она не прелесть, мэм? — возбужденно воскликнула Джулия.

— Обольстительна.

— И вы, Мэдди, вы тоже прекрасно выглядите!

Алекс только сейчас смогла отдать должное наряду миссис Венц. Шелковое платье цвета спелого персика со множеством нижних юбок разного оттенка того же цвета от светлого до темного играло и переливалось при каждом движении. Цвет как нельзя больше подходил белокурой Мэдди, оттеняя нежный цвет лица, подчеркивая моложавость.

— Спасибо, дорогая. К сожалению, из года в год моим горничным приходится трудиться все больше, чтобы достичь желаемого эффекта. Однажды мне все же придется отказаться от излюбленных цветов ради темного платья и кружевной шали.

— Чепуха. Вы, наверное, нашли волшебный источник молодости. Если бы вы только пожелали поделиться своим секретом…

— Боюсь, каждой женщине приходится искать собственный источник, Александра. Тайна вечной молодости хранится в душе каждой из нас.

— Постараюсь запомнить это.

— Джулия, — попросила Мэдди, — ты не могла бы оставить нас на несколько минут, я хочу поговорить с Александрой наедине.

— Хорошо, мэм.

Джулия положила на трюмо щетку и тихо вышла в смежную комнату. Дождавшись, пока закроется дверь, Мэдди заговорила:

— Мне очень не хочется говорить тебе об этом сейчас, когда у тебя такое приподнятое настроение, так не хочется тебя расстраивать, но я должна предупредить тебя.

— О чем? — встревожившись, спросила Алекс.

— Сегодня после полудня Льюис встречался с губернатором Даллингом как раз в то время, когда адмирал Грант явился к нему с визитом. Льюису ничего не оставалось, как пригласить генерала на бал.

— О, только не это!

— Увы, это так, дорогая. По-моему, у нас пока не было разговора о том, как мы относимся к войне, Алекс, но должна сказать, что, несмотря на всю нашу симпатию к Майлзу и сочувствие людям, желающим жить в независимом государстве, а не в колонии, мы с Льюисом причисляем себя к британским подданным и остаемся верными Англии и королю Георгу. Быть может, наша позиция покажется тебе трусливой, но тем не менее большинство жителей острова разделяют ее. Видишь ли, для нас не столь важно, выиграет или проиграет Америка эту войну. Нас беспокоит другое: ближайший к нам остров — Гаити. Поэтому мы находимся в постоянной опасности быть атакованными испанцами, дерущимися с американцами за то, чтобы получить в свое распоряжение всю Вест-Индию. Поскольку американцы не в состоянии защитить Ямайку от испанцев, мы вынуждены искать покровительства у Англии. Так что лояльность властям в наших условиях — суровая необходимость.

— Я понимаю, — сочувственно кивнула Алекс.

— Как видишь, — продолжала Мэдди, — из всего этого следует, что адмирала Гранта в городе приветствуют с распростертыми объятиями, и я тоже обязана оказать ему теплый прием. Кроме того, — добавила Мадлен, подмигнув, — если мы поведем себя умно, мы сможем узнать, насколько адмирал осведомлен о Майлзе и не послал ли он ему вдогонку корабли.

— Конечно, вы правы, — с некоторой заминкой согласилась Алекс.

— Есть какие-нибудь «но»?

— Я только хотела сказать… Интересно, что адмирал Грант знает обо мне. Если доктор Копели действительно попал к нему на аудиенцию, как грозился, они, возможно, готовы повесить меня за измену.

— Измену? Что за чепуха! Твое преступление состоит только в том, что ты полюбила. И если уж дело дойдет до разбирательства, ты можешь сказать свое веское слово. Обещаю тебе, адмиралу стоит только бросить на тебя один взгляд — и он поверит всему, что ты скажешь. Он тешит себя мыслью, что пользуется успехом у женщин, и, как я поняла, не чурается удовольствий. Я со своей стороны обеспечу хорошее вино и хороший стол, ты постараешься преподнести себя в лучшем виде, и, уверяю тебя, он будет готов молиться на тебя и ловить каждое твое слово.

— Мэдди, — недоверчиво покачала головой Алекс, — этот человек — адмирал!

— Нет, моя дорогая, ты смотришь на все не с той стороны. Этот адмирал — мужчина. Помни об этом.

Мадлен зашуршала шелками, направляясь к двери.

— Скоро приедут гости, и я должна идти. Поскольку Мэвис Даллинг почетная гостья, они с супругом приехали около часа назад и будут принимать остальных гостей вместе с нами. Ты можешь не торопиться, дорогая, я не хочу подвергать тебя мучительному испытанию приветствовать гостей.

На цыпочках, неслышно Мэдди подкралась к двери в смежную комнату и без предупреждения резко открыла ее. Джулия отлетела на середину комнаты, не смея от страха поднять глаза на хозяйку. Мэдди беспомощно взглянула на Алекс:

— Ну ничего не могу с этим поделать. В нашем доме невозможно иметь никаких секретов от слуг.

Алекс лишь улыбнулась. Заметив, что у Джулии трясутся руки, она попыталась успокоить девушку. Спустя некоторое время Алекс и Джулия уже непринужденно болтали, забыв об инциденте.

Когда Джулия закончила прическу и принялась зашнуровывать корсет, Алекс посмотрела в зеркало, и улыбка сошла с ее губ. Веселье ее было напускным, смех — фальшивым, и зеркало отражало эту фальшь с жестокой правдивостью. Сквозь искусственную веселость проступала боль. Впервые она почувствовала настоящий гнев и обиду при мысли о предательстве Майлза. Он должен был понять. Если бы его чувство было таким же глубоким и искренним, как ее, он сумел бы справиться с предубеждением.

Странно, но гнев помог Алекс встряхнуться и перебороть подступившие было слезы. Ну что же, если гнев стал ей союзником, не стоит искать оправданий изменнику. Может быть, этот гнев позволит ей пережить предстоящий вечер, даст ей силы быть веселой и бойкой.

Джулия из жалости к Алекс не стала затягивать шнуровку туго, но когда настал черед платья, оказалось, что Алекс в него не влезает. Пришлось начинать все сначала, на сей раз без снисхождения. С непривычки у Алекс закружилась голова и перед глазами потемнело. Джулия помогла застегнуть нижние юбки, потом через голову надеть платье, и на этот раз платье оказалось в самый раз.

Алекс судорожно глотала воздух, и Джулия, опустившись на колени для того, чтобы обуть Алекс в новые атласные туфельки, сказала:

— Вам надо всего лишь легче дышать, мэм.

— Как это — легче?

— Неглубоко, мэм, только грудью. Забудьте о корсете и не старайтесь протолкнуть воздух глубже, и все будет хорошо. Джулия отступила, чтобы увидеть результат своего труда.

— Видит Бог, мэм, старания этого стоят. Смотрите.

Джулия подвела Алекс к большому зеркалу в углу, и Алекс застыла, не веря в то, что отражение в зеркале действительно принадлежит ей. Корсет не только сузил талию так, что ее можно было обхватить ладонями, но и приподнял грудь, сделав ее на вид особенно пышной и соблазнительной. Кружевная отделка клиновидной вставки переда усиливала эффект. Платье оставляло плечи открытыми, верхняя часть рукавов была выполнена из богатого черного кружева, такого же, которым были отделаны нижние юбки, выглядывающие из-под пышной, расшитой серебром и жемчугом верхней. Золотистые волосы были искусно завиты и собраны наверх. На затылке шелковистые пряди удерживала заколка из драгоценных камней — подарок с Тенерифе, спереди — украшение, изготовленное мадам Руж, сплетенное из жемчужных нитей, одна из которых изящно спускалась на лоб.

Джулия натерла потерявшей дар речи Алекс щеки особой бумагой, чтобы кровь прилила к ним, придав приятный румянец лицу. Теперь Алекс была готова к выходу.

— Господи, красота-то какая! — всплеснула руками Джулия.

— Спасибо, — еле слышно прошептала Алекс, все еще не в силах поверить, что видит в зеркале себя.

— О, мисс, чуть не забыла.

Джулия взяла с туалетного столика изящный веер, подарок Мэдди. Алекс закрепила на запястье бархатную ленточку и открыла веер. Крохотные бриллианты заиграли в лучах света, точно сотни маленьких зеркал.

— Превосходно, — заключила Джулия, придирчиво осмотрев Александру.

Внизу грянули первые такты танцевальной музыки — приветствие гостей закончилось, и бал начинался. Алекс вдохнула столько воздуха, сколько позволял корсет, и пошла к двери.

— Веселее, мэм, — крикнула ей вслед служанка. — Улыбайтесь. Не во весь рот, конечно, только чуть-чуть, загадочно и маняще.

— Боюсь, что улыбка мне сейчас не по силам, Джули.

— Нет, мэм. Вы слишком храбрая для того, чтобы дать кому-нибудь или чему-нибудь вас одолеть, тем более этому дурацкому корсету. А теперь улыбнитесь — не сомневайтесь, вы самая красивая женщина на этом балу, и все мужчины будут у ваших ног.

— Если я не упаду к их ногам первой, — прошептала Алекс, делая еще один болезненный вдох.

Алекс шла к лестнице словно на казнь. Зачем она только позволила Мэдди уговорить себя? Впрочем, Мэдди трудно было переспорить. Доброта ее не знала границ, но гораздо далее простиралась ее решимость. Алекс знала, что еще никогда в своей жизни не была такой привлекательной, но толку от этого все равно было мало. Никогда раньше Александре не приходилось участвовать в подобных празднествах — школьные вечера не в счет. Мадам Уэсли считала необходимым проверять теорию практикой, давая возможность использовать полученные на уроках в классе навыки. «Что толку в уроках танца, если навык не прошел проверку боем?» — любила повторять мадам Уэсли. Немногие девушки, посещавшие лондонскую школу для юных леди, были богаты. Дочери преуспевающих господ благородного происхождения, как правило, имели возможность посещать частные учебные заведения. Для большинства подруг Алекс привитые навыки могли сослужить великую службу — помочь найти богатого мужа.

Сегодняшний званый вечер решительным образом отличался от вечеров, устраиваемых в школе танцев. Там, внизу, были губернатор и члены английского аристократического общества, прибывшие на Ямайку для пополнения семейных богатств. Среди гостей были состоятельные торговцы и корабельные магнаты. Для этих людей и их жен званые обеды составляли существенную часть жизни. Они были знатоками этикета и не прощали ошибок. Но самым страшным было не это: среди гостей находился адмирал Грант. До сих пор Мэдди ограждала Алекс от любопытствующих посетителей, жаждавших услышать подробности об истории похищения юной особы, но сейчас на покровительство Мадлен рассчитывать было бы глупо. Множество глаз будет обращено на нее, вопросы будут заданы, и не отвечать на них будет невежливо даже по отношению к хозяйке дома.

К тому времени как Алекс оказалась у верхней площадки парадной лестницы, она успела довести себя почти до истерики и уже близка была к тому, чтобы броситься обратно в свою комнату. Она попыталась найти опору в своей обиде на Майлза, но злость прошла. Сейчас она не испытывала ничего, кроме ужаса. Как ей следует держать себя со всеми этими чужими людьми? Что говорить? Если ее пригласят на танец, вспомнит ли она нужные шаги?

Господи! Алекс чуть не расхохоталась. Вот уж нашла о чем волноваться! Она не знала даже, как сможет глотать, когда придет время ужина.

Алекс и не подозревала, что этот внутренний смех отразился на ее лице, прояснил взгляд и породил ту самую таинственную полуулыбку, о которой говорила Джулия.

К моменту появления Алекс Мэдди, Льюис и Мэвис Даллинг беседовали в одном кругу с военным в красном генеральском мундире и белых бриджах, заправленных в начищенные до блеска сапоги. Очевидно, этот военный и был тот самый адмирал флота Джеймс Грант.

— Полагаю, больше ждать некого, — сухо заметил Льюис.

— Согласна, — кокетливо улыбаясь, вторила ему мадам Венц. — Думаю, что те, кого с нами нет, не заслуживают чести быть представленными нашему выдающемуся гостю.

— Но мне кажется, мы еще не видели гостью вашего дома, Мадлен, — ехидно заметила Мэвис.

Жена губернатора Ямайки никак не могла смириться с мыслью, что ее вульгарные манеры, округлившаяся фигура и не очень выразительное лицо, которое не смог украсить даже щедро наложенный грим, не позволяют ей конкурировать с изящной и моложавой Мадлен Венц. Когда до губернаторши дошел слух о том, что хозяйка дома приходится родственницей скандально известному капитану Майлзу Кроссу, похитившему девицу, которая сейчас гостила в ее доме, Мэвис не могла не использовать своего шанса взять реванш. Приезд адмирала оказался как нельзя кстати: мог разгореться скандал. Безупречной репутации Венцев был бы положен конец, общество отвернулось бы от Мадлен, и она, Мэвис, стала бы первой леди в Кингстоне. До осуществления давней мечты оставалось совсем чуть-чуть, и губернаторша заранее предвкушала победу. Мэдди открыла было рот, чтобы ответить, но ее перебил губернатор. Глядя на спускающуюся в зал Алекс, он, внезапно лишившись дара речи, бормотал что-то невразумительное:

— Я… я… это…

Мэвис, тихонько толкнув мужа в бок, прошипела:

— Джон, что с тобой? Закрой, ради Бога, рот.

Адмирал проследил восхищенный взгляд Даллинга и, переведя дух, заметил:

— Полагаю, состояние вашего мужа легко объяснить, мадам. Честно говоря, мне и самому показалось, что передо мной чудесное видение.

Вся компания посмотрела на ту, о которой так лестно отозвался Грант. Адмирал торопливо выступил вперед, чтобы первым успеть поздороваться с прекрасной незнакомкой. Приблизившись к Александре, он подал ей руку, и она нашла в себе смелость улыбнуться ему.

— Ваш покорный слуга адмирал Джеймс Грант, — представился он, поднеся к губам ее руку, задержавшись в согбенном положении несколько дольше положенного, очевидно, чтобы насладиться открывшимся ему чудным видом за легкой дымкой кружев. — Венц, не сочтите за труд завершить представление.

— Прекрасная ручка, которую вы сейчас изволите целовать, принадлежит гостье нашего дома мисс Александре Уайком из Сомерсета, — сообщил Льюис. — Мисс Уайком, адмирал Грант.

— Приятно познакомиться, адмирал, — произнесла Алекс.

Ей показалось, что взгляд адмирала несколько нескромен. Она опустила глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. Однако Гранту этот жест показался очаровательным проявлением женского кокетства.

Мэдди заметила, что Алекс чувствует себя неловко, и поспешила взять гостью под руку, уводя от настырного адмирала.

— Александра, позволь представить наших почетных гостей, губернатора и мадам Даллинг.

К заметному неудовольствию жены, Даллинг поцеловал Алекс руку, повторив фамильярный жест адмирала. Мэвис сгорала от зависти к той, что произвела столь сильное впечатление на мужчин. Ее даже передернуло при мысли, что будет, когда остальные представители мужского пола последуют примеру этих двух. В конце концов, сегодня был ее день рождения, и этот факт грозил остаться незамеченным только из-за этой деревенской выскочки.

Алекс была недовольна создавшейся ситуацией не меньше, чем губернаторша, но в отличие от последней она сумела искусно скрыть раздражение.

— Как я понимаю, вы — хозяйка праздника, миссис Даллинг, — учтиво сказала Алекс, высвобождая свою руку из цепкой руки губернатора. — Поздравляю с днем рождения.

— Благодарю, — сквозь зубы процедила Мэвис.

Адмирал Грант выступил вперед и с начальственным видом заявил:

— Ну что ж, теперь, когда все формальности исполнены, не окажете ли вы мне честь сопровождать вас в бальный зал, мисс Уайком?

— Вы окажете мне честь, адмирал, — ответила Алекс.

Следом шли Льюис с Мэвис, за ними выступали губернатор и мадам Венц.

В дальнем конце зала играл оркестр. Боковые стены были изготовлены в виде перегородок, так что, сдвинутые наподобие ширм, они превращали три комнаты в один огромный зал. Обычно комната на востоке выполняла функцию гостиной, а комната на западе служила для музицирования и использовалась достаточно редко. Буфеты и столы в столовой были составлены в дальний конец. На них стояли блюда с изысканными яствами, запах от которых щекотал ноздри обитателей дома весь день. В центре комнаты бил фонтан из шампанского, и гости, которых уже успела замучить жажда, собирались вокруг фонтана небольшими группами или гуляли по комнате. В восточном крыле, из которого была вынесена мебель, большинство гостей с удовольствием разучивали па нового танца, и офицеры флотилии адмирала Гранта с радостью использовали возможность поучить дам.

Обе комнаты были со вкусом украшены мрамором с золотой отделкой. Обивка была выполнена из голубого атласа — предпочтение отдавалось королевским цветам. Стулья стояли по периметру комнаты. Потолок представлял собой свод из двенадцати арок, по шесть в каждой из комнат с одинаковыми, в тон обивке, голубыми бархатными портьерами, закрывавшими широкие просветы. Мраморные панели между арками украшали невысокие колонны с роскошными вазами, и букеты своей красотой были обязаны Алекс. За шторами, там, куда не посмел бы заглянуть ни один гость, вдоль всей длины зала протянулся коридор со множеством дверей, ведущих в буфетную, кухню, различные службы. С обеих сторон коридор заканчивался узкими лестницами, ведущими наверх, к спальням. В течение всей праздничной ночи по этому коридору будут сновать вышколенные слуги Венцев.

— У Венцев прелестный дом, мисс Уайком, — заметил адмирал, проводя Алекс в западное крыло к оркестру.

— Да, чудный, — согласилась Алекс. — И сад у них замечательный. Здесь так приятно гостить.

— В самом деле? — хищно вскинул бровь адмирал. — Не соблаговолите ли показать мне сад?

Алекс прикусила язык, ругая себя за неосторожность. Теперь надо было как можно грациознее выбраться из ловушки.

— Может быть, попозже, когда захочется подышать воздухом. А теперь я предпочла бы выпить шампанского, так что если вы готовы простить меня…

Но адмирал и не думал отпускать свою даму.

— Я тоже с удовольствием выпью шампанского, — сказал адмирал и, повернув к фонтану, наполнил бокалы золотистой влагой, бьющей из пасти мраморного дельфина.

— Поскольку вы мне пока не готовы показать сад, а танцевать с полными бокалами неудобно, не сочли бы вы за труд пройти со мной вон туда, где бы нам не помешал шум оркестра и людей поменьше?

По внезапно изменившемуся тону Алекс поняла, что адмирал зовет ее не для праздных комплиментов.

— Честно говоря, адмирал, — с вымученной улыбкой сообщила Алекс, быстро проглотив шампанское и протягивая ему пустой бокал, я бы предпочла потанцевать. Оркестр замечательный, не правда ли?

— Вам не терпится убежать от меня, мисс Уайком?

— С чего вы взяли? — с нервным смешком спросила Алекс, потирая руки для того, чтобы скрыть их дрожь.

Очевидно, Грант намерен расспросить ее о Майлзе.

— Вы, кажется, нервничаете, — нахмурившись, заметил Грант.

Алекс принужденно рассмеялась:

— Я простая деревенская девушка, сэр, и этот бал — первый в моей жизни. Неужели вы не нервничали, когда впервые оказались в свете?

— О, я трясся как осиновый лист, — со смехом признался адмирал. — Я до смерти боялся, что забуду обо всем, чему научил меня мой учитель танцев, и, споткнувшись, растянусь на полу или, что еще хуже, невзначай сделаю подножку какой-нибудь ни о чем не подозревающей юной леди и опозорю отца перед лицом его друзей.

— Вы, конечно, не споткнулись?

— Всего лишь раз, и не на танцевальной площадке, так что никто не видел моего позора, кроме одной прелестной юной особы, которая с тех пор со мной больше не разговаривала.

— Какая трагедия! — со вздохом заключила Алекс. — Обещаю вам, адмирал, что если бы вы наступили мне на ногу во время танца, я не стала бы объявлять вам бойкот.

— Да, но вы избегаете говорить со мной по какой-то иной причине.

Алекс умело спрятала раздражение из-за того, что опять дала себя поймать на слове. Очевидно, Мэдди ошиблась: адмирал был адмиралом и в первую, и в последнюю очередь, женские чары на него не действовали. Ничто не могло помешать ему задать те вопросы, которые он намеревался задать с самого начала.

— Если вы собираетесь сказать мне что-то, адмирал, прошу вас сказать об этом прямо, и я буду только рада поговорить с вами.

Грант кивнул:

— У меня к вам есть несколько вопросов, мисс Уайком, касающихся обстоятельств вашего прибытия в Кингстон. Мой первый день в городе оказался на редкость заполненным делами, и неоднократно мне называли ваше имя.

— Вам говорил обо мне доктор Копели? — застыв, спросила Алекс.

— Не только он. Доктор Копели объяснил, каким образом вы оба оказались на борту корабля изменника Майлза Кросса. О вас доктор говорил нелестно.

Алекс прямо встретила прищуренный взгляд адмирала.

— Доктор Копели — отвергнутый поклонник, адмирал Грант. С тех пор как несколько месяцев назад умер мой отец, он не раз пытался уговорить меня выйти за него замуж. Очевидно, своими неоднократными отказами я восстановила его против себя.

— И это все? Кажется, он полагает, что вы питаете некоторые чувства к вашему похитителю.

— Наше путешествие было не из легких, и я должна признать, что прониклась к Кроссу уважением за его мастерство и профессионализм, продемонстрированные в весьма трудных ситуациях.

— Человек — предатель, и вы находите этот факт достойным восхищения?!

— Я восхищена его мастерством. Разве вы не допускаете, что можно не одобрять политических взглядов человека, но восхищаться тем, как он работает?

— В таком случае вы нисколько на него не в обиде за то, что он похитил вас?

— Заверяю вас, адмирал, что, будь у меня хоть один шанс, я с радостью оказалась бы дома в это самое мгновение. Но я не мечтательница, и это означает, что, принимая обстоятельства, я пытаюсь лишь извлечь из них лучшее.

Грант ехидно прищурился:

— Как мне следует вас понимать? Извлекая лучшее из сложившихся обстоятельств, вы решили заключить с Кроссом… альянс?

— Позвольте заметить, адмирал, — возмущенно воскликнула Алекс, — это не ваше дело!

— Это мое дело, если сегодня утром вы отправились к Майлзу Кроссу для того, чтобы предупредить его о возможном аресте!

— Даю вам слово, адмирал, сегодня я не видела Майлза Кросса.

Александра из последних сил сохраняла выдержку. Она молила Бога лишь о том, чтобы этот допрос и этот вечер кончился поскорее. Еще немного, и ее припрут к стене, заставив вместо полуправды выложить все как есть.

— Копели сообщил мне совершенно противоположное, и безобразный след у него на лице является лучшим свидетельством его искренности. Это вы ударили доктора хлыстом по физиономии?

— Да, это я его ударила, и сделала бы то же самое, повторись те же обстоятельства вновь!

— Вы напали на доктора потому, что он пытался не дать вам предупредить Кросса?

— У вас весьма превратное представление о том, что произошло между мной и Копели, — твердо заявила Алекс, по-настоящему приходя в ярость. — Я защищала себя, не более того.

— Защищали себя от чего? Копели сказал, что он всего лишь предложил вам пойти с ним ко мне.

— Это верно.

— Тогда почему вы отказались?

— Я отказалась потому, что предложение было сделано таким образом, что я не могла его принять!

— Этот разговор вас расстраивает, моя дорогая? — понизив голос, спросил адмирал.

— Доктор Копели и его наветы — вот что расстраивает меня, адмирал. Очевидно, после того, что он наговорил вам обо мне, все, что бы я ни сказала, кажется вам подозрительным. Вы бы на моем месте не были расстроенным?

— Нет, если бы я был невиновным, — игривым тоном ответил адмирал.

— Особенно если бы вы были невиновны! — воскликнула Алекс, потеряв терпение. — Если вы готовы предъявить мне обвинение, прошу вас, не темните! Я не люблю, когда со мной играют как кошка с мышью!

— Это вы играете со мной в кошки-мышки, мисс Уайком.

Мэдди заметила, что беседа адмирала с Алекс принимает опасный для ее гостьи оборот. Учтиво извинившись перед миссис Гибсон, развлекавшей ее рассказом о том, как ее напугала коза, Мэдди поспешила на выручку Алекс.

Возникнув словно из ниоткуда, Мэдди встала между встревоженной Алекс и сердито поджавшим губы адмиралом и, обворожительно улыбнувшись, сказала:

— Прошу вас, адмирал, будьте поласковее с дамой, сегодня у нас праздник, а не суд испанской инквизиции.

— Тысяча извинений, мадам Венц, но у меня есть вопросы к вашей гостье, на которые я хотел бы получить немедленные ответы.

— Уверена, что они могут подождать до завтра…

— Не могут, — отрезал Грант. — Сегодня я был на волоске от того, чтобы поймать изменника Кросса, он был почти у меня в руках, но чудесным образом спасся. Я хочу узнать, как ему это удалось.

— Почему вы думаете, что у Александры есть сведения, которые могут быть вам полезны?

— Сегодня я услышал несколько весьма интересных… версий, и главным действующим лицом каждой из них почему-то является мисс Уайком.

— Но почему нельзя подождать до завтра? Сегодня праздник, и…

— Терпение не относится к числу моих добродетелей, мадам. Поимка одного из самых важных преступников, повинных в войне, может зависеть от этой женщины. Прошу вас, не тешьте себя надеждами, что меня можно обмануть или разжалобить, пуская в ход дамские чары.

Мэдди бросила на Алекс извиняющийся взгляд. Александра, казалось, была близка к обмороку. Понимая, что битва проиграна, она, поклонившись адмиралу, предложила пройти для разговора в более уединенное место.

— Ведите, мадам Венц, — коротко ответил адмирал Грант.

— Кабинет моего мужа на первом этаже, как раз под нами.

Льюис, увидев маленькую процессию, направляющуюся к выходу, почувствовал неладное и поспешил к ним.

— Все в порядке, дорогая?

— У адмирала Гранта появились вопросы к Алекс.

Мэдди бросила на мужа предупредительный взгляд. Льюис, угадав намек жены, без лишних вопросов вошел в кабинет и, распахнув перед остальными дверь, предложил войти. Алекс, нервно перебирая в руках кружевной веер, села в кресло, предложенное хозяином дома. Адмирал занял место во главе стола, но садиться не стал. Льюис усмехнулся про себя. Этот человек был психологом. Возвышаясь над собеседником, он заставлял последнего почувствовать себя слабым и ничтожным.

Льюис решил сесть между женщинами, обращенными лицом к адмиралу, молча обещая им свою поддержку.

— Итак, миссис Уайком, начнем сначала? — спросил адмирал, первым нарушив молчание.

— Спрашивайте, адмирал.

— Хорошо. Не будете ли вы любезны объяснить, почему вы напади на доктора Копели? Только потому, что он попросил вас сопровождать его для встречи со мной?

— Он не просил меня, адмирал! — не в силах сдерживать себя, воскликнула Алекс. — Он схватил меня и потащил за собой. Когда я вырвалась и подбежала к своему экипажу, он бросился следом. Первое, за что мне пришло в голову ухватиться, был хлыст. Я ударила доктора Копели не преднамеренно, я только пыталась защитить себя.

Грант задумчиво кивнул:

— Понимаю. Но вы так и не объяснили, почему вам не хотелось со мной встречаться.

— У вас сложилось неверное впечатление, адмирал. Дело не в том, что мне не хотелось вас видеть. Если бы все обстояло так, как вам показалось, зачем бы я стала принимать участие в этом празднике. Ведь я знала, что на нем будете вы.

— Разумно. Тогда почему вы отказались пойти с Копели?

— Конечно же, потому что я не хотела идти с ним! Этот человек угрожал мне, говорил обо мне гадости, пытался меня очернить, даже шантажировал меня! Он настоящая гадина! Я не сделала бы рядом с ним ни шагу, даже если бы он позвал меня к королю!

— Успокойся, дорогая. Я уверен, что адмирал не хотел так тебя расстраивать, — с нажимом в голосе произнес мистер Венц, укоризненно глядя на Гранта.

— Конечно, нет, — с притворной сердечностью отозвался адмирал. — В последнюю очередь я стремился огорчить вашу прелестную гостью. И все-таки, почему вы не пришли ко мне, как это сделал ваш, с позволения сказать, товарищ по несчастью? Не может быть, чтобы вы не знали, насколько полезными для меня могут быть сведения о Майлзе Кроссе.

Алекс пожала плечами:

— Зачем мне было идти, если я знала, что это сделает Копели…

— Простите, адмирал, но, боюсь, в том, что Александра не пришла к вам, большей частью моя вина, — вмешалась в разговор Мэдди. — Видите ли, в доме было столько работы, что я попросила Алекс не задерживаться в городе. Она всего лишь хотела мне помочь. Вы видели букеты в бальном зале? Их составляла Алекс. Правда, подбор цветов чудесный?

— Простите, мадам Венц, но мне было как-то недосуг разглядывать букеты, а что касается ваших попыток покрыть Александру Уайком, то я вынужден потребовать и от вас некоторых пояснений. Ваши мотивы по меньшей мере внушают подозрения.

— Позвольте, — сказал, поднимаясь с места, Льюис.

Он не мог спокойно смотреть, как пытаются уличить во лжи его жену.

Грант жестом велел мистеру Венцу молчать.

— К вам, Венц, у меня тоже есть вопросы. Всем известно, что ваша жена доводится Кроссу родственницей и он является нередким гостем в вашем доме.

— По-моему, быть в родстве с герцогиней Кандлейской — не преступление, — веско заметил Венц. — Что же касается визитов Майлза Кросса — он заехал к нам только для того, чтобы привезти мисс Уайком.

— И вы не отказали ему от дома?

— Мы не отказали в гостеприимстве Александре, — уточнил Льюис. — Узнав, что эта юная девушка в беде, мы с радостью приняли ее у себя. А как бы вы хотели, чтобы мы поступили? Вышвырнули ее на улицу?

— Конечно, нет, но не кажется ли вам странным, что Кросс без колебаний привел ее в этот дом? Быть может, с его стороны разумнее было бы устроить девушку в гостинице, чем препровождать к родственникам, с которыми у него плохие отношения, если, конечно, дело обстоит именно так?

— Женщина одна, без сопровождения, в гостинице? Что за чушь! — воскликнула Мэдди.

— Действительно, — поддержал ее Льюис. — Почему Алекс должна страдать из-за Майлза? Она никого не предавала!

— Я не стал бы говорить об этом с такой уверенностью, — холодно заметил Грант.

— Я не изменница! — воскликнула Алекс, сверх меры расстроенная тем, что из-за нее могут быть неприятности у Мэдди и Льюиса.

— Но вы любовница изменника!

— Не думаю, что это относится к делу! — возмущенно воскликнул Льюис.

— Очень даже относится, особенно если эта юная леди отправилась на свидание к Кроссу, чтобы предупредить его о моем прибытии, тем самым позволив ему выиграть время и бежать.

— Я не видела сегодня Майлза, я же сказала! — закричала Алекс, вставая.

— Тогда позвольте мне перефразировать вопрос. Вы ездили сегодня в Бель-Мер, намереваясь предупредить его? — грозно спросил адмирал.

Алекс задыхалась. Грудь ее вздымалась, глаза, широко распахнутые от страха, смотрели беспомощно. Она была похожа на раненую косулю, загнанную жестоким охотником. Грант почувствовал нечто похожее на угрызения совести, но эта пташка была слишком ценной, чтобы дать ей ускользнуть. Грант решил идти до конца.

— Ответьте, мадам, вы поехали предупредить Кросса? — почти ревел он.

— Я не видела его!

— Но вы поехали туда?!

— Да, — прошептала Алекс.

— Боюсь, я не расслышал, моя дорогая!

— Да! Черт побери, я поехала предупредить его!

— Нет, Алекс, нет! — одновременно воскликнули Льюис и Мэдди.

Алекс ухватилась за край столешницы, чтобы не упасть. Льюис, видя, что она вот-вот лишится чувств, подбежал, чтобы поддержать ее, но Алекс бросилась в противоположный угол кабинета, подальше от бессердечного адмирала.

Наступила пауза, во время которой каждый из участников сцены старался прийти в себя. Первым нарушил молчание Грант:

— Теперь у нас кое-что есть. Вы признались, что ездили к Майлзу Кроссу.

— Если вы будете продолжать в том же духе, адмирал, я буду требовать присутствия адвоката, — с нажимом в голосе произнес Льюис, вставая между адмиралом и Алекс.

— В присутствии адвоката нет необходимости, — язвительно заметил Грант.

— Похоже, вы сделали неверные заключения, адмирал. Представлять мисс Уайком должен только мой адвокат.

— Сейчас он вам едва ли поможет, Венц. Юная леди уже признала себя виновной в сообщничестве. Таким образом, она обвиняется в измене родине.

Мэдди вскрикнула. Льюис взорвался:

— Не будете же вы настолько циничным, чтобы вменить этой девочке измену родине лишь за то, что она полюбила. За любовь еще никого не убивали!

— Зато за измену — вешают.

— Господи, — простонала Мэдди. — Что же вы за человек, адмирал? Алекс уже сказала вам, что она не виделась с Кроссом сегодня. Ну чего вы добьетесь, повесив невинную женщину?

— Абсолютно ничего, — спокойно согласился Грант. — Я не собирался вешать мисс Уайком. Майлз Кросс покинул Бель-Мер еще до рассвета — у меня есть тому неопровержимые доказательства, но этот факт ничего не меняет…

— Вы знали о том, что Майлз уехал до того, как Алекс направилась к нему, и продолжали разыгрывать этот спектакль? Ну вы просто…

— Мэдди, успокойся! — скомандовал Льюис. — Я не понимаю вас, адмирал. Вынужден сообщить вам, что в Лондоне есть влиятельные люди, которые будут поставлены в известность об этом безобразном допросе.

— Меня это не пугает, мистер Венц. Я должен поймать Майлза Кросса, и эта женщина поможет мне.

— Что?

Алекс не верила своим ушам. Каким это образом адмирал собирается использовать ее для того, чтобы захватить Кросса?

— Я спросил себя, как будет действовать Кросс, если даму его сердца возьмут под стражу и приговорят к повешению.

— Но вы же сказали, что не намерены отдавать ее под суд! — возмутилась Мэдди.

— Нет-нет, моя дорогая. Я сказал, что не намерен посылать ее на казнь, но Майлз Кросс об этом знать не будет. Вам не кажется, что угроза жизни этой удивительно милой особы послужит для него достаточным основанием, чтобы вернуться в Кингстон и попробовать ее освободить? Возможно, он даже захочет обменять свою жизнь на ее.

— Хитро задуманная ловушка, — прошептал Льюис.

— Совершенно верно.

Алекс мучительно не хватало воздуха. Комната вращалась перед глазами, ей казалось, что лампы гаснут одна за другой, но она невероятным усилием воли заставляла себя держаться во что бы то ни стало. Надо было срочно что-то придумать. Ни на миг она не сомневалась в том, что Майлз поменял бы ее жизнь на свою, если бы в том возникла необходимость. Нет, говорила себе Алекс, сейчас не время падать в обморок. Сейчас надо быть сильной. Достаточно сильной для того, чтобы противостоять этому хитрому непробиваемому адмиралу, жаждущему повесить Майлза Кросса.

Собрав остатки сил и храбрости, Алекс выступила вперед.

— Боюсь, что ваша логика ошибочна, сэр, — вдруг удивительно спокойно сообщила она.

Грант скептически воззрился на Александру:

— И в чем же мой просчет, мадам?

— Из того, что я люблю Майлза Кросса, вы сделали неверный вывод, решив, что он отвечает мне взаимностью.

— Трудно поверить, — смерив Алекс взглядом, протянул Грант.

Действительно, трудно было поверить в то, что можно не отвечать взаимностью женщине с таким очаровательным лицом и соблазнительной фигурой.

— Майлз… соблазнил меня, — дрожащим голосам начала Алекс, — заставил меня влюбиться в него, он даже обещал на мне жениться, но, получив все, что хотел, он… он бросил меня. Майлз привез меня к этим добрым людям, и когда я бесстыдно стала умолять его не оставлять меня, он рассмеялся мне в лицо. Он смеялся… — Алекс зарыдала. — Он сказал мне, что я всего-навсего глупая деревенская девчонка и больше ему не нужна! Я выставила себя дурой перед ним, перед всеми, а он… Он потешался надо мной!

Алекс, закрыв лицо руками, отвернулась от всех. Мэдди подбежала к девушке, пораженная тем, как убедительно сыграла она невинную жертву соблазнителя. Обняв девушку за плечи, она повела ее к стулу.

Грант, скептически прищурившись, наблюдал за представлением.

— Если Кросс так жестоко обошелся с вами, зачем же вы подвергали себя риску, бросившись предупреждать его?

Алекс потянула носом, и Льюис поспешил протянуть ей свой носовой платок. Алекс взяла его и приложила к глазам.

— Мне стыдно признаваться в этом, сэр, но… я поехала к нему потому, что надеялась на его благодарность. Я думала, что смогу добиться его расположения. — Алекс посмотрела на адмирала блестящими от слез глазами. — Поверьте мне, адмирал, я не думала о том, что совершаю преступление. Я только хотела, чтобы он меня любил. Но он никогда не любил меня… Повесьте невинную женщину, если так велит вам долг, но не думайте, что Майлз Кросс бросится меня спасать. Если бы он любил меня так, чтобы мог рискнуть из-за меня жизнью, я была бы сейчас с ним, а не здесь, с вами!

Последний аргумент был неопровержим. Грант молча выругал себя за то, что не додумался до этого сам. Копели поведал ему лишь о том, что мисс Уайком без ума от капитана Кросса.

Льюис заметил, что Грант готов сдаться, и решил брать быка за рога.

— Адмирал, если у вас больше нет вопросов…

— Да-да, — не без раздражения сказал Грант, — кажется, этот доктор Копели ввел меня в заблуждение. Я приношу свои извинения.

— Так, значит, вы не собираетесь обвинять бедную крошку в измене? — с надеждой в голосе спросила Мэдди.

— Я не изверг, не в моих правилах вешать женщин, даже таких легкомысленных, как мисс Уайком.

Джеймс Грант обошел стол и, подойдя к Алекс, похлопал ее по плечу. Ей пришлось приложить немало стараний, чтобы не стряхнуть его руку.

— Вижу, Кросс дурно с вами обошелся, моя дорогая. Мне жаль, что вам пришлось страдать, и прошу у вас прощения за то, что заставил вас пережить еще одно испытание.

— Спасибо вам за то, что поняли меня, — пробормотала Алекс.

— Льюис, не проводишь ли ты адмирала в зал? — сладким голосом предложила Мэдди. — Я побуду с Алекс до тех пор, пока она не придет в чувство.

— Конечно, любовь моя. Прошу вас, адмирал.

Льюис открыл перед Грантом дверь, и, когда мужчины вышли, Алекс, судорожно вздохнув, опустилась на стул. Огромное облегчение, боль, печаль — все разом навалилось на бедную Алекс. Буря чувств вот-вот готова была сломить ее. Александра заплакала, на этот раз не наигранно. Мэдди опустилась перед ней и, прижав к себе, стала баюкать, как маленькую.

— Все, моя хорошая, все позади. Ты была великолепна.

— О, Мэдди, мне так стыдно… я наговорила про Майлза таких ужасных вещей.

— Глупышка, — ворковала Мэдди, — сегодня ты спасла Майлзу жизнь. Ты не могла лгать, чтобы защитить себя, но когда надо было солгать во спасение его жизни…

— Он пришел бы, Мэдди, он пришел бы, — повторяла Алекс, прикладывая платок к мокрым щекам. — План адмирала сработал бы.

— Давай не будем об этом думать, хорошо? — улыбнувшись, предложила Мэдди. — Соберись, мы возвращаемся на бал.

— О нет! — в ужасе воскликнула Алекс. — Пойдут толки… Все видели, как мы ушли. Я не смогу посмотреть в лицо этим людям!

— Но ты должна, — настаивала Мэдди. Она встала и, расправив складки платья, безапелляционно заявила: — Все будут смотреть на нас, именно поэтому очень важно, чтобы мы вели себя как ни в чем не бывало.

— Мэдди, не требуйте от меня слишком многого! Я не могу!

— Нет, ты можешь! Ты соберешься и выйдешь отсюда так, чтобы заставить замолчать сплетниц. Ты будешь само очарование. Ты будешь расточать улыбки. Чего ты не будешь делать, чего я не позволю тебе делать, так это сбежать и прятаться. Алекс, если ты не появишься на балу, все решат, что что-то не так. Слухи уже пошли, и ты должна положить им конец.

— Но…

— Никаких «но»! Ты сильная, Алекс. Ты не позволишь себе раскиснуть сейчас!

Алекс, судорожно вздохнув, кивнула. Мэдди не привела главный аргумент в пользу необходимости возвращения Александры к гостям, но Алекс и так поняла миссис Венц. Слухи пойдут не только о ней, Алекс, но и о Мэдди и Льюисе. Как бы ужасно ни чувствовала себя сейчас Александра, она не могла подвести этих великодушных людей. Она не могла позволить обществу считать, что у Венцев проблемы с властью.

Довольная тем, что ее суровая нотация возымела действие, Мадлен позвонила горничной. Служанка явилась почти мгновенно. Приказав девушке принести таз с водой для умывания и компресс, Мадлен села поправлять Алекс прическу и наряд. Затем она позаботилась о том, чтобы лицо Алекс выглядело таким же свежим, как перед началом бала.

— Улыбайся, Алекс, — наставляла ее Мэдди по дороге в зал. — Худшее уже позади. Адмирал умиротворен, что еще плохого может случиться?

Позже, когда наступило безумное столпотворение и Алекс исчезла, Мэдди вспомнила свои опрометчиво сказанные слова и жестоко о них пожалела.

Самое худшее еще только должно было произойти.

Глава 33

— О нет, Эстер, не туда, подносы с едой — в тот конец.

Молоденькая горничная виновато потупилась.

— Простите, мадам, никак не могу запомнить, — прошептала служанка.

Мэдди терпеливо проводила ее по затемненному коридору к другому выходу.

— Дорогая, тебе все время надо идти налево из кухни.

— Да, мэм, — послушно ответила девушка.

Мэдди устало потерла виски.

— Проблемы с новой горничной? — спросил Льюис, подойдя к жене.

— Бесконечные проблемы! За сегодняшний вечер мне трижды приходится отправлять ее обратно. Представляешь, она путает право и лево.

Льюис сочувственно улыбнулся, протягивая жене бокал с шампанским:

— Держи, думаю, тебе это не помешает.

— Бог мой, неужели мое состояние так заметно?

Мэдди взяла бокал, поправляя прическу.

Льюис рассмеялся:

— Ты, как всегда, очаровательна. Никто, кроме меня, не заметил бы признаков усталости.

— Ты не представляешь, что мне пришлось выстрадать, — понизив голос, сообщила Мадлен. — Я уже два часа хожу по дому следом за Мэвис Даллинг, стараясь исправить то, что делает эта старая… эта…

— Мэдди, — строго предупредил Льюис.

— Эта ведьма. Я бы с радостью удавила эту старую крысу. Ты знаешь, что она рассказала всем, кто был готов ее слушать, о том, что Александра каким-то образом замешана в заговоре против губернатора Ямайки, имеющем целью передать управление островом испанцам? Клянусь, Льюис, больше ноги этой негодяйки не будет в моем доме!

— Не горячись, Мэдди. Едва ли мы сможем избегать Даллингов всю свою жизнь.

— Они здесь не задержатся, если я как следует возьмусь за дело. Как только мы доберемся до Англии, я поговорю с Эриком и прослежу за тем, чтобы он подергал за кое-какие нити, и тогда нашему несравненному губернатору найдется замена. Какой толк в том, что родственники занимают высокие посты, если из этого нельзя извлечь выгоду?

Льюис со вздохом взял руку жены в свою. Нежно поцеловав ее, он улыбнулся. Мистер Венц знал, что если жена не в настроении, что, кстати, бывало нечасто, не стоит пытаться ее урезонить. Надо просто подождать, и гнев рассеется.

— О, только не надо меня опекать! «Да, дорогая… Хорошо, дорогая»… Брось, Льюис, я ведь знаю, что и тебе досталось. Видела, как ты задувал пламя, раздутое губернатором и его женой.

— Это верно, — признался Венц. — Хорошо, что адмирал ушел вскоре после этого отвратительного допроса. Мне кажется, он и пришел сегодня только из-за Алекс.

— Прощание с адмиралом было самым счастливым событием сегодняшнего вечера, — согласилась Мэдди.

— Но самым веским аргументом, положившим конец слухам, оказалась сама Александра, — с улыбкой заметил Льюис, кивнув в сторону гостьи дома, окруженной поклонниками. — Она прекрасно держится.

— Ну разве она не чудо? Я горжусь нашей девочкой. Она страшно подавлена, но никто, кажется, этого не замечает.

Льюис взял жену под руку, и они направились в противоположный конец зала.

— Я бы все отдал, чтобы избавить Алекс от этой пытки. Если бы я сегодня провел в Кингстоне больше времени, я, быть может, смог бы узнать, что замышляет Грант. Знал бы я, что у него на уме, сумел бы отвадить его от дома.

— Не вини себя, дорогой, — ласково ответила Мэдди. — Сцена была безобразная, но по крайней мере сейчас все позади. Теперь Алекс может начать свою жизнь заново. — Мэдди печально покачала головой. — До сих пор не могу поверить в это, Льюис. Я была так уверена в том, что он не покинет город без нее. Мальчишка просто дурак, если отказывается от такой женщины. Она готова была отдать себя на растерзание, лишь бы с Майлзом ничего не случилось. Он лишает себя настоящей любви.

— Полагаю, у него имеются свои соображения. Мы оба знаем, что он не хотел, чтобы все сложилось так, как сложилось.

— Да, и все же мне очень грустно, — вздохнула Мэдди.

— Ты так сентиментальна, любовь моя, но, признаться, за это я тебя и люблю, — сказал Льюис, целуя Мэдди руку. — Пожалуйста, не меняйся.

— Я не смогла бы, если бы даже захотела.

Мэдди с любовью посмотрела мужу в глаза, затем, увидев что-то поверх плеча Льюиса, нахмурилась.

— Что там, дорогая?

— Да так, ничего, — с отсутствующим видом ответила Мэдди.

— Опять Эстер вошла в зал с другой стороны?

— Да, кажется. Пожалуйста, извини меня, дорогой, мне надо посмотреть, все ли готово к ужину. Пора подавать.

— Да, пора, — согласился Льюис, доставая из кармана часы.

Когда Венц поднял глаза, жена была уже на другой стороне зала. Еще мгновение — и она исчезла за портьерой. Льюис пожал плечами. Сегодня вечером Мадлен действительно вела себя весьма странно.

Выполняя обязанности хозяина дома, Льюис бродил среди гостей, и, когда его прижимали к стенке, танцевал с какой-нибудь застоявшейся в углу матроной. Но даже с танцевальной площадки он пытался разглядеть, не покажется ли Мэдди, давая знак приглашать гостей к столу. Но она не появлялась.

— Что-то не так? — спросила запыхавшаяся от танца Дорис Гибсон.

— Все так, — с обворожительной улыбкой ответил Льюис и, проводив даму, сказал: — Простите, мадам. Пора приглашать гостей к столу, и я должен найти жену.

Оставив разочарованную миссис Гибсон, Льюис пошел к портьере. Поймав умоляющий взгляд Алекс, окруженной толпой молодых людей, требующих выбрать из них претендента на следующий танец, Льюис поспешил на выручку девушке. Протиснувшись в центр, он заявил:

— Простите меня, но этот танец обещан мне.

Поклонники разошлись, разочарованные.

— Прости, что говорю тебе об этом, — тихо заметил Льюис, — но, по-моему, тебе надо подышать воздухом.

Алекс кивнула, слишком слабая, чтобы отвечать. Льюис, взяв девушку под руку, повел ее через веранду в сад.

Фонари на мраморных постаментах красиво подсвечивали скамейки и клумбы. Таинственно шелестела листва, цветы источали сильный ночной аромат, но Алекс, тяжело опираясь на руку Льюиса, думала лишь о том, чтобы не упасть в обморок; она не в силах была любоваться красотой нарядного сада.

Льюис усадил девушку на одну из мраморных скамеек.

— Отдышись, дорогая. Думаю, с тебя на сегодня хватит веселья.

— Мэдди не разрешит мне отлынивать, — слабым голосом возразила Алекс.

— Мэдди я беру на себя, — ответил Льюис. — Кроме того, сейчас начнется ужин, и у Мэдди будет столько хлопот, что она о тебе и не вспомнит.

— Я бы хотела пройти к себе в спальню, — сказала Алекс с надеждой в голосе, и Льюис сочувственно похлопал ее по руке.

— Почему бы тебе не отдохнуть здесь несколько минут? Ты сейчас не в состоянии дойти даже до своей спальни. Я принесу тебе стакан воды и провожу наверх, как только приглашу гостей к столу. Ну как, согласна?

— Спасибо вам, Льюис, вы очень добры.

— Да не за что. Оставайся здесь и отдышись. Я скоро вернусь.

Алекс устало кивнула, глядя вслед удаляющемуся Льюису. На веранде он подошел к гостям, приглашая их к ужину. Вскоре сад опустел, и Алекс наконец смогла побыть наедине с собой и благоуханным садом. Только сейчас она позволила себе расслабиться. Плечи ее устало поникли, страшно захотелось плакать. Она чувствовала себя отвратительно не только эмоционально, но и физически. Весь долгий вечер с того самого момента, когда после допроса, учиненного адмиралом, Мэдди заставила ее принять участие в празднике, Алекс казалась себе марионеткой в чьих-то руках. Душа ее покинула тело, и пустая бездушная оболочка совершала необходимые действия: улыбалась, кланялась, танцевала. Алекс припомнила кукольный спектакль, показанный приезжавшими в Бриджуотер бродячими артистами. На крохотной сцене с кое-где облупившейся краской и занавесом из линялой тряпки танцевали, смеялись и шалили марионетки. Искусно управляемые, эти куклы казались бы живыми, если бы не лица — неподвижные, застывшие. Кое-где фарфор треснул, обнажив желтизну суглинка.

Вот такой потрепанной куклой ощущала себя Александра к концу вечера. Наклеенная улыбка перекосилась, нарядный фасад дал трещину, из-под которой проглядывала пустота. Ни о чем она не мечтала так, как о том, чтобы это дурацкое представление поскорее закончилось.

Проклиная тесный корсет, только добавлявший ей страданий, Алекс пыталась надышаться всласть, чтобы исчез гул в голове. В ушах непрерывно звенело. Ночные шорохи разрастались до непомерных масштабов, напоминая грохот. Со стоном Алекс зажала уши, надеясь прекратить этот ужасный шум, но спасения не было.

— Что-то не так, любовь моя? Ты не заболела?

Алекс едва не завизжала от ужаса, услышав в ночной тьме знакомый голос. Вскочив, она стремительно обернулась. Из тени в световой круг выступил Иезекииль Копели.

— Черт бы побрал вас, Иезекииль, вы меня чуть до смерти не напугали.

— О, простите! — язвительно воскликнул Копели. — Разве можно тревожить нашу принцессу?

— Что вы здесь делаете? — возмущенно спросила Алекс, одной рукой продолжая тереть висок, но тщетно: гул не проходил.

— Я пришел повидать тебя, и, должен сказать, труды того стоили, — с фамильярной слащавостью сказал Копели.

Что-то в его голосе заставило Алекс похолодеть от ужаса. Она чувствовала на себе его липкий взгляд, и, когда он сделал к ней шаг, Алекс инстинктивно отступила, оказавшись в тени.

— Ты выглядишь роскошно, любовь моя. Лунный свет так идет к твоей сливочной коже. Мы будем часто сидеть с тобой вдвоем при луне. Наверное, мы даже лежать с тобой будем сегодня под луной.

Алекс очень не нравился весь этот разговор. Копели был сегодня не таким, как обычно. Его голос звучал как-то странно, и эта странность, отдающая сумасшествием, пугала ее даже больше, чем уродливый рубец поперек лица. Алекс даже почувствовала укол совести, когда увидела этот кровавый рубец, но чувство вины быстро прошло, стоило ей припомнить сегодняшний разговор с адмиралом, которому она была обязана Копели.

— О чем это вы бормочете?

— О нас, любовь моя, — ворковал доктор. — Я решил, что довольно ждать, пока ты образумишься и согласишься выйти за меня. Сегодня ты будешь моей.

— Вы пьяны или безумны, а скорее всего и то и другое! Я возвращаюсь в дом, а вам советую уходить. Вас здесь не ждут.

Алекс повернулась, чтобы уйти, но в этот момент Копели схватил ее за руку и резко рванул к себе так, что она оказалась к нему лицом. Не теряя времени, он прижал ее к себе, и Алекс ясно почувствовала мерзкий запах несвежего дыхания, смешанный с ромом.

— Пустите, я буду кричать!

— Не выйдет!

Более не притворяясь любезным, Копели навалился на нее, накрыв ее губы своим слюнявым ртом. Алекс едва не стошнило. Сумев вывернуться, она открыла рот, чтобы закричать, но Копели, перехватив ее запястья одной рукой, другой зажал рот.

Алекс боролась молча, но сегодня она была не в лучшей форме, и Копели без труда одолел ее.

— Успокойся, лживая шлюха, — процедил он, безжалостно выворачивая девушке руку. — С меня довольно твоих игр в невинность. Я и так слишком долго разыгрывал из себя джентльмена! Кроссу ты сама бросалась на шею и ноги перед ним раскидывала с радостью, и даже когда он тебя бросил, ты бежала за ним как собачонка. Я тебе был не нужен. Но теперь все будет по-другому. Сегодня я узнаю те радости, которые ты делила с Кроссом и в которых отказывала мне. Теперь ты от меня никуда не денешься!

Алекс задыхалась, перед глазами у нее поплыли круги. В последней отчаянной попытке вырваться она укусила Копели за ладонь.

— Фиск, держи ее, — завопил Иезекииль, и в тот же миг чья-то громадная тень накрыла ее.

Алекс бросилась наутек, но споткнулась о бордюр цветочной клумбы и упала бы, если бы чьи-то сильные руки не подхватили ее. Кто-то могучий держал ее в объятиях, как в тисках. Алекс попыталась закричать, но ей не хватило воздуха. Перед глазами все поплыло, и свет померк. Последнее, что она слышала, — это полубезумный хохот Копели. Потом она провалилась во мрак без звуков и запахов…

— Черт, да она ничего!

Фиск, здоровенный детина, которого Копели нанял себе в помощники, смотрел на обмякшую женщину. Один лишь вид ее молочно-белой груди уже вызывал шевеление за ширинкой. Фиск облизнул губы, внезапно почувствовав непобедимое желание овладеть этой женщиной. Когда Копели утром в таверне предложил ему десять монет за то, чтобы выкрасть даму, Фиск согласился не задумываясь. Но он не предполагал, что такая приятная дама в прямом смысле окажется у него в руках. Кроме того, старый тщедушный человек, нанявший Фиска для этой работы, наверняка и понятия не имеет, что делать с такой роскошной красоткой.

— Хватит пялиться на нее, Фиск. Тащи ее сюда, — хрипло прошипел Копели. — Нам надо сматываться, пока ее не хватились.

— Ты ведь поделишься со мной? — тихо спросил Фиск.

— Эта женщина моя! Тебе хорошо заплатили за услугу, так что о большем и не мечтай!

Могучий похититель ничего не сказал, лишь молча пошел следом за своим нанимателем в глубь сада. Он не любил, когда на него кричали или давали ему понять, что он соображает немного медленнее, чем большинство людей. Этот Копели ему не особенно понравился с самого начала, а теперь он нравился ему еще меньше. Старый прохвост вполне заслуживал того, чтобы женщина досталась Фиску первому.

Справа начиналась высокая ограда; место было темное и вполне безлюдное, как раз подходящее для того, чтобы утолить голод. Фиск отступил к ограде, но Копели обернулся:

— Идем! Лошади ждут! Поторапливайся!

Фиск огляделся и прибавил шаг. Нет, решил он про себя. Здесь не самое лучшее место. Девушка будет куда лучше, когда проснется, и дом ее слишком близко. Если она испугается и закричит, их обнаружат. Впрочем, Фиску все равно не нравилось, когда кричат. Он очень злился и смущался — крик мешал ему думать. Так что он решил идти за Копели к лошадям, привязанным возле ограды сада. Фиск осторожно положил девушку поперек своего коня и быстро запрыгнул в седло. Тем временем Копели продолжал возиться со своей лошадью.

— Э, да ты слабак, — пробормотал Фиск, глядя на то, как доктор с третьего раза не может запрыгнуть на лошадь. — Если ты не умеешь оседлать лошадь, то что ты собираешься делать с этой красоткой?

— Заткни свой дурацкий рот! — сердито гаркнул Копели.

Между тем нога его в очередной раз соскочила со стремени, и лошадь метнулась в сторону.

— Ты не часто этим занимался, похищением, я имею в виду, да?

— Конечно, нет! Поэтому я тебя и нанял.

Фиск покачал головой, глядя, как Копели уже в который раз терпит неудачу в попытке забраться на лошадь.

— Ты нас задерживаешь.

— Заткнись ты, полудурок!

— Я не полудурок!

Фиск устал от оскорблений доктора и вытащил из-за пояса пистоль.

Копели увидел нависшую над ним тень и успел обернуться как раз в тот момент, когда рукоять пистоля с треском опустилась ему на голову. Испуганный крик умер на губах доктора, едва успев родиться, и он камнем упал на землю.

Фиск нахмурился, с удивлением глядя на невесть откуда взявшийся клок волос с кровью на рукояти своего оружия. Он не собирался бить старикашку так сильно, но что сделано, того не вернешь, и Фиск, пожав плечами, стер с рукояти кровь, перед тем как сунуть пистоль за пояс. Повернув коня, он поехал в сторону леса на север от большого дома В кармане его лежали десять монет. При нем была самая красивая женщина на свете. В целом он не чувствовал особой жалости к глупому пижону, которого только что убил.

Льюис еще раз тревожно огляделся, надеясь заметить где-нибудь Мэдди. Шестым чувством Льюис угадывал опасность. Что-то было не так. Венц пока не знал, что именно, но беда надвигалась, в этом сомнений не было. Много лет, проведенных Льюисом вместе с Эриком Кроссом, воспитали в нем особого рода чутье. Он чувствовал опасность заранее и никогда не ошибался. Льюис поднялся на возвышение и, подняв руку, давая знак музыкантам, чтобы прекратили играть, с дежурной улыбкой радушного хозяина объявил:

— Дамы и господа. В восточном крыле накрыты столы. Прошу вас есть и пить в свое удовольствие.

Будто по волшебству все портьеры разом приподнялись, и двенадцать одинаково одетых официантов с тяжелыми подносами выступили вперед в бальный зад. Тотчас портьеры вернулись на место, и официанты засновали между гостями, предлагая серебряные кубки с красным вином.

Льюис дал знак оркестру играть и сошел с возвышения. Любезно улыбаясь, он шел навстречу потоку людей, направлявшихся в восточное крыло. Голубые портьеры на дверях веранды тревожно трепетали, и, несмотря на то что ветерок, игравший ими, был теплый, по спине у Льюиса пробежал холодок.

«Что здесь происходит?» — спрашивал он себя, не в силах унять волнение.

Оглядев опустевший зал, Льюис заметил движение за одной из бархатных портьер. Ее чуть отодвинули, затем опустили, потом бархат зашелестел так, словно тот, кто стоял за портьерой, ушел прочь. Льюис подбежал к портьере и заглянул за нее. После яркого света бального зала глаза привыкли к сумеркам не сразу, но одно было ясно: никакого сквозняка не было. Так где же таинственный гость? Неужели успел скрыться?

— Добрый вечер, Льюис. Прости, что пришлось проникнуть на твой праздник таким вот способом, но я, кажется, куда-то подевал приглашение.

Льюис обернулся, снизу вверх глядя на спускавшегося по узкой лестнице мужчину.

— Майлз! Бог мой, что ты тут делаешь? — испуганным шепотом заговорил Льюис, уводя гостя в тень.

— Не волнуйся. Сюда никто, кроме слуг, не заходит, а они слишком заняты, чтобы заглядывать в темные углы.

— Как давно ты здесь?

— Полчаса, не больше. Я думал, ты вообще никогда не пригласишь эту ораву к столу. Вы удивительно негостеприимный хозяин, сэр, если заставляете своих гостей голодать.

— Не ерничайте, молодой человек. Знаете ли вы, что тут полным-полно офицеров адмирала Гранта?!

— Заметил. Я буду осторожным, Льюис, — уже серьезно сказал Майлз. — Меньше всего мне хотелось бы причинить неприятности тебе или Мэдди.

— Но ты же утром отбыл в Чарлстон! Зачем же ты вернулся?

— Разве это не понятно, любовь моя?

Мэдди с огромным саквояжем в руках спускалась по лестнице.

— Мне — нет, — ошалело глядя на жену, сказал Льюис. — А ты где пропадала? Я тебя уже полчаса ищу!

Мэдди протянула саквояж Майлзу.

— Я была наверху, собирала вещи Алекс.

— Ты хочешь сказать, что ты знала… он сказал тебе, что…

Мэдди рассмеялась:

— Майлз подмигнул мне из-за портьеры. Поскольку для того, чтобы рискнуть появиться здесь, у него был только один повод, я тут же поспешила наверх собирать вещи Алекс. Я решила, что вторично похищать ее в одном платье бьшо бы слишком даже для Майлза.

— Спасибо, Мэдди. Надеюсь, Алекс оценит вашу предусмотрительность.

Льюис, раздраженный всеми этими сюрпризами и тревожным предчувствием, не желавшим покидать его, пробурчал:

— Вижу, ты уверен в том, что Алекс захочет уехать с тобой. После всего того, что ты с ней сделал.

— Честно говоря, Льюис, я не собираюсь спрашивать ее об этом. Я ее люблю, она меня любит, что же нам мешает быть вместе? Уж как-нибудь я постараюсь загладить перед ней свою вину.

— О, Льюис, конечно же, она захочет поехать с ним, — защебетала Мэдди. — Письмо помогло? — спросила она, ласково заглядывая Майлзу в глаза.

— В какой-то мере да…

— О нет, сейчас не время для долгих объяснений. Все объяснишь Алекс. Мне достаточно того, что ты здесь. Я не зря в тебя верила, вот что главное. Бери Алекс и сделай ее счастливой.

— Обещаю, Мэдди. Где она? — спросил Майлз, обращаясь к Льюису. — В восточном крыле, вместе со всеми? Я видел, как она танцевала. Признаться, настоящая пытка наблюдать за ней, окруженной британскими офицерами, которые с нее глаз не сводят. Но я потерял ее из виду, когда пришлось прятаться от официантов с подносами. Кстати, зрелище получилось впечатляющее, мои комплименты хозяевам.

— Господи, совсем забыл, — пробормотал Льюис. — Я оставил Алекс в саду. Ей стало дурно от танцев — вечер выдался у нее не из легких, Майлз. Здесь успел побывать адмирал Грант, и он обвинил ее в измене.

— Что?

— То, что слышал, — повторил Льюис, довольный тем, что ему удалось задеть Майлза за живое; пусть и он немного помучается. — Когда Алекс узнала, что флотилия прибывает утром и что Копели собирается прямым ходом направиться к адмиралу, чтобы рассказать ему, где тебя можно найти, она помчалась в Бель-Мер, но лишь для того, чтобы узнать о том, что ты уже покинул город. А дальше — больше. Будто ей мало печали от этой новости! Копели рассказал все, что знал и не знал, адмиралу, и тот явился сюда, чтобы обвинить ее в измене.

— Для чего ему это понадобилось? — нахмурившись, спросил Майлз.

— Заманить тебя в капкан. Он надеялся, что ты вернешься в Кингстон, поверив, будто ее собираются повесить. Должен сказать, что он был весьма жесток с бедной девочкой.

— Так ее должны арестовать? — ледяным голосом спросил Майлз.

Не надо было вглядываться в его лицо, чтобы понять, насколько он зол.

— Нет, Майлз, — успокоила его Мэдди. — Алекс дала прекрасный спектакль и убедила адмирала в том, что ты безжалостно бросил ее.

— Господи, бедная Алекс… через что ей пришлось пройти из-за меня, — прошептал Майлз.

— Все позади, Майлз. Ты здесь, а остальное для нее не важно.

— Вы думаете, она простит меня? — с надеждой в голосе спросил Кросс.

— Уверена. Александра любит тебя больше жизни. Береги ее как сокровище.

— Буду беречь. Мне пора, — сказал Майлз, поворачиваясь к Льюису. «Неистовый» ждет в бухте Смертников. Если мы пропустим прилив, окажемся запертыми там до завтра.

— Тогда торопись. Адмирал приказал патрулировать остров. Корабль могут заметить при свете дня.

— Спасибо вам обоим за все, — сказал Майлз, целуя Мэдди в лоб, а затем пожав руку Льюису.

— Попрощайся за нас с Алекс, — с улыбкой сказала Мэдди. — Нам надо возвращаться к гостям, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Всем скажем, что у Алекс заболела голова и она пошла к себе.

— И сделаем вид, что удивлены безмерно, когда утром слуги скажут нам, что она сбежала, — добавил Льюис.

— Чудесно. Пусть адмирал гадает, куда она подевалась, — со смешком сказал Майлз. — Кстати, мне пришлось одолжить у вас несколько лошадей. Когда мы доберемся до бухты, я отпущу их, и они сами найдут дорогу домой. Ваши кони оказались очень умными.

— Все, что тебе потребуется, сынок… только будь осторожен.

Мэдди и Льюис проводили Майлза по темному коридору к веранде. Там, у двери, Мэдди крепко обняла его, улыбаясь сквозь слезы.

— Будете в Англии, передайте привет маме и папе, — попросил Майлз.

— Конечно. Майлз, мне говорить о письме? — тревожно спросила Мэдди.

Майлз, немного подумав, ответил:

— Не стоит. Я не хочу никого из них расстраивать, ведь они не знают, что я думаю. Вот когда я смогу обнять маму и сказать ей, как сильно я ее люблю, тогда расскажу о письме сам. Что вам действительно стоит сделать, Мэдди, — с хитрой улыбкой посоветовал Майлз, — так это подготовить маму к тому, что у нее появилась замечательная невестка.

— С огромным удовольствием, — ответил за Мэдди Льюис и, пожав еще раз Майлзу руку, сказал на прощание: — Береги себя.

Мэдди и Льюис смотрели, как Майлз исчез в темном саду, затем, закрыв за ним дверь, направились в восточное крыло дома.

— Я знала, что он придет, Льюис.

— Конечно, дорогая.

Льюис погладил жену по руке, не понимая, почему чувство опасности не покидало его.

Майлз старался держаться в тени, избегая освещенных мест. Справа послышались шаги.

— Оги?

— Да, капитан. Вы нашли девушку?

Макарди выступил из тьмы, выразительно глядя на саквояж в руке капитана.

— Пока нет. Она где-то в саду. Ты ее видел?

— Нет, но я здесь недавно. Только сейчас закончил помогать Депу с лошадьми, а это, как вы знаете, на другом конце. Деп ждет возле конюшни.

— Хорошо. Давай рассредоточимся. Она где-то здесь поблизости. Понять не могу, почему ее не видно.

Со своего места Майлз и Оги могли прекрасно видеть сад. Все мраморные скамейки были залиты светом, но ни на одной из них не было Алекс.

— Иди обыщи все вокруг каждой скамейки, Оги, — тревожно приказал Майлз. — Может быть, она упала в обморок.

К счастью для Майлза и Оги, все гости собрались в столовой, и им ничто не мешало тщательно исследовать каждый уголок.

— Капитан, сюда! — тихо позвал Оги, поднимая с земли черный кружевной веер.

— Это ее! — помертвев, произнес Майлз. — Я видел, она обмахивалась им на балу.

Оги внимательно осмотрел клумбу возле скамейки.

— Все цветы затоптаны. Тут происходила борьба.

— Господи, что с ней стряслось?

Майлз тревожно огляделся, К горлу подступал страх. Ему приходилось прилагать немалые усилия к тому, чтобы не поддаться панике.

Женский крик и возбужденный иужской голос справа от скамейки привлекли внимание Майлза и Оги, но и женщина, и мужчина оказались совершенно незнакомыми, и Майлз толкнул Оги в тень.

Между тем парочка, очевидно, искавшая уединения, во весь дух неслась к веранде.

— Что за чертовщина! — шепотом выругался Майлз, и в это время мужчина, захлебываясь, стал кричать о том, что там, возле ограды, лежит мертвец.

— Венц! Быстрее! В вашем саду труп!

Майлз видел, как заметались люди, и, воспользовавшись хаосом, устремился в том направлении, откуда прибежала парочка.

— Сюда, Оги, — крикнул он, едва не споткнувшись о что-то мягкое.

Опустившись на колени, он перевернул тело и, глазам своим не веря, прошептал:

— Копели…

— Ублюдок, верно, хотел украсть девушку, — предположил Оги.

— Да, но где сейчас Алекс?

— Смотри, капитан, следы от копыт. И здесь, чуть дальше, была привязана другая лошадь.

— Не понимаю, что здесь происходит, черт побери, — выругался Майлз.

— Слушай, капитан, сюда идут.

Майлз схватил Оги за руку и потащил к ограде.

— Оги, нам надо как можно быстрее добраться до Депа и лошадей.

Майлз отлично знал расположение сада, так что Депу не пришлось ждать долго. Даже там, у конюшни, были слышны возбужденные голоса и крики.

— Что там, капитан? — спросил Деп, уже сидя в седле.

Придерживая поводья второй лошади, он принял из рук Майлза тяжелый саквояж.

— Кто-то украл Алекс, я не знаю кто, — ответил Майлз, вскакивая на крупного серого жеребца. — Вы с Оги скачите на корабль, если я не успею к приливу, выведите «Неистовый» из бухты.

— Корабль уже готов к отплытию, капитан, — ответил Оги. — Там справятся и без нас. Я поеду с вамилскать девушку.

— И я, — откликнулся Деп.

— У меня нет времени на споры. Поехали! — скомандовал Майлз, пришпорив коня.

Кавалькада обогнула лабиринт из живой изгороди и направилась к роще. С безопасного расстояния Майлз смог наблюдать за тем, как толпа возле тела Копели рассеялась и многие из присутствовавших на балу мужчин бросились к лошадям. Еще чуть-чуть, и разъяренные офицеры адмирала Гранта пустятся по следам похитителей Алекс и… по следам Майлза и его товарищей.

Следы похитителя повели на запад, за город. Следы от подков были ясные и четкие, тот, кто убил Копели и увез Алекс, не думал петлять. Майлз остановил коня.

— Депроу, я хочу, чтобы ты сбил их со следа. Попробуй сделать так, чтобы они приняли твой след за след преступника. Правь на восток, там поверни к дороге на Кингстон, затем сверни и скачи к кораблю. Если мы не вернемся…

— Знаю, сэр.

Деп кивнул и, повернув коня, перевел его в галоп, принуждая глубоко рыть копытами землю, оставляя четкий след, чтобы потом, повернув к югу, резко сменить тактику, оставив преследователей с носом.

— Не беспокойся, капитан, мы найдем ее, — заверил Майлза Оги.

— Найдем, черт побери. — Майлз старался не думать о таинственном похитителе, достаточно сильном для того, чтобы выбить из Копели дух одним ударом.

Майлз и Оги скакали вперед, через открытые поля, затем свернули в густые заросли тропического леса. Похититель, очевидно, хорошо знал местность. Его путь пролегал параллельно одной из главных дорог, совсем рядом с ней, но, даже если бы кто-то надумал их искать, с торной дороги их все равно не смогли бы заметить. Майлз никак не мог взять в толк, почему след ведет к этой части острова. Кругом были усадьбы богатых плантаторов.

— Эй, — крикнул Майлз Оги, натягивая поводья. — Я потерял след. Только что он был здесь и вдруг испарился. Давай спешимся и посмотрим, что тут произошло.

Привязав лошадей в кустах, Майлз и Оги вернулись по своим же следам к развилке. На утрамбованной тропинке, заросшей травой, не осталось никаких следов, даже их с Оги. Майлз вернулся назад, туда, где почва оказалась мягче. Под деревом он ясно различил следы трех коней.

— Вот в чем дело! — протянул Майлз.

— Но все следы пропали!

— Он повернул здесь. Видишь, след чуть отклонился вправо. Эта тропинка — какая-то старая дорога, заросшая оттого, что ею давно не пользуются. Подожди! Я знаю, куда она ведет! Вдалеке разрушенная мельница.

— Ты думаешь, он туда ее повез?

— Должно быть, туда. Поехали.

Оседлав лошадей, Майлз и Оги поскакали к мельнице. Оставалось лишь молиться о том, чтобы они не допустили ошибки, которая могла бы стоить Алекс жизни.

Алекс закашлялась, борясь с тошнотой и головокружением, предшествовавшими возвращению сознания. Чуть позже она поняла, что кто-то, поддерживая сзади, насильно вливает ей воду в горло.

Едва не захлебнувшись, Алекс отвела руку с чашкой и, щурясь в темноте, постаралась разглядеть того, кто был рядом.

Неожиданно незнакомец исчез.

— Где я? — выдавила она между приступами кашля. — Кто тут? Иезекииль, это вы? Где вы, Копели? Зачем вы притащили меня сюда?

В дальнем конце помещения послышался какой-то шорох, затем зажегся фонарь, и перед Алекс возник кто-то страшный и большой, похожий на медведя. По стенам и потолку поползли гигантские тени.

Алекс испугалась, что сошла с ума: казалось, она попала в сказочную пещеру людоеда. Человек весьма напоминал картинку из детской книжки. Широкий и приземистый, с громадной толстой шеей и мощными длинными руками. Волосы его были черны как смоль. Он не был уродом, надо признаться, но в его лице было что-то пугающе знакомое. Собрав воедино остатки храбрости, Алекс спросила:

— Где доктор Копели? Кто вы?

— Меня зовут Фиск. Дан Фиск.

— Так вы и есть тот второй человек в саду, — протянула Алекс. — Зачем Копели привез меня сюда? Что это за место?

Мужчина рассмеялся, как ребенок, и Алекс стало жутко от этого несоответствия облика и смеха.

— Дамочка задает много вопросов.

— А вы не ответили мне ни на один! Немедленно скажите, что происходит!

Фиск надулся, как мальчик, которому мать дала по рукам.

— Не надо так злиться. Здесь вам будет спокойно. Когда-то тут была мельница, но ручей пересох, и колеса больше не крутятся. Никто сюда не приходит, кроме меня.

Алекс огляделась. Потолочные балки местами проломились, стены зияли дырами, пол прогнил. Присмотревшись повнимательнее, Алекс поняла, что Фиск здесь живет. Она лежала на куче соломы. Рядом валялась тряпка, служившая, по-видимому, Фиску одеялом. По всему полу были раскиданы остатки еды.

— Кроме вас и Копели, — поправила его Алекс.

— Нет, этот слабак сюда не приходил.

— Тогда где же он?

Фиск нервно огляделся, словно боялся, что его подслушают.

— Он мертв, — наконец признался хозяин жилища.

— Что? Что вы сказали?!

Алекс чувствовала, что сердце у нее сейчас выпрыгнет.

— Я не хотел его убивать, — скривив губы, будто вот-вот заплачет, стал оправдываться Фиск. — Я хотел только немного стукнуть его… Мама всегда говорила, что я не знаю меры в своей силе.

Фиск поставил фонарь на землю, и Алекс смогла лучше рассмотреть лицо своего похитителя. Он здорово напоминал ей кого-то из Бриджуотера. Вспомнила! Фиск был похож на старшего сына Лема Уитли, родившегося на свет не вполне нормальным. Тот же голос, тягучая отрывочная речь, пристальный и в то же время пустой взгляд. Бейб рос, но ум его так и не развился. Он превратился во взрослого мужчину с умом малого ребенка. Фиск был таким же, как Бейб: на вид не моложе тридцати, а умом — младенец. Лем опекал своего несчастного сына, терпеливо учил его, что хорошо и что плохо. Алекс помнила, как весь городок плакал, когда Бейб погиб, спасая из огня соседского малыша.

Что касается Фиска, Алекс сомневалась в том, что и он получил такое же хорошее воспитание, как Бейб Уитли. При всей своей нечеловеческой силе Бейб никогда не оказался бы втянутым во что-то грязное, похищение, например. Бейб ни разу никого не обидел; он был добрым и ласковым как ягненок. Фиск же был опасен, и Алекс поняла, что должна действовать очень осторожно.

— Где ваша мама, мистер Дан? — спросила она как можно мягче.

— Она тоже умерла, — грустно ответил Фиск. — Все мои родные померли от лихорадки давным-давно.

— И как же вы живете?

— Как получится.

— Крадете женщин?

В ее нежном, ласковом голосе не было ничего оскорбительного, и Фиск рассмеялся:

— Нет. Чаще всего я крал матросов. Тюк по голове и тащу на корабль, где предложат большую цену. Но однажды и меня стукнули и притащили на корабль. Сбежать мне удалось только на Ямайке. Я занимался разной работенкой. Иногда удается найти или стянуть кошелек или еще что-нибудь. Мне много не надо.

— Ты собираешься убить меня, Дан? — нежно спросила женщина, немало удивив Фиска.

— Нет, конечно, нет! — обиженно воскликнул похититель.

— Тогда почему бы тебе меня не отпустить?

Фиск нахмурился. Он хотел утолить желание этой красоткой, а о том, что с ней делать дальше, он не думал. Если ее отпустить, она расскажет властям о том, что Фиск убил этого костлявого доктора, и сообщит им о его убежище.

— Я не могу тебя отпустить, — заключил Фиск.

— Но ты меня не можешь держать здесь вечно.

— Могу! — горячо откликнулся Фиск. — Ты можешь оставаться здесь со мной, пока мы не отправимся на другой остров.

— У меня есть друзья, которые станут меня искать, Дан. Я думаю, что они будут искать и здесь тоже.

— Нет, не будут!

Фиск вскочил и заходил кругами.

— Не пытайся меня запутать!

Алекс прикусила язык, поняв, что зашла слишком далеко. Она готова была разрыдаться или сойти с ума. Сколько испытаний может вынести человек за одну ночь…

— Простите, что накричал на вас, леди, — примирительно сказал Фиск, усаживаясь рядом с ней.

— А ты прости меня за то, что разозлила тебя.

— Да не вы, это я сам. Мама всегда говорила, что у меня не хватает терпения. Я расстраиваюсь, когда не могу думать.

— Ну все, мир. Я знала, что ты не хотел на меня кричать.

Фиск поднял голову и провел своей похожей на медвежью лапу ладонью по щеке Алекс. Она с трудом заставляла себя сидеть смирно, чувствуя, как его пальцы, скользнув по шее, поползли по плечам и ниже, к едва прикрытой груди.

— Я никогда не видел таких красивых, — пробормотал Фиск, не отрывая глаз от своей руки, накрывшей ее грудь.

— Дан, не надо! — приказала Алекс, отодвигаясь от Фиска, но, наткнувшись спиной на стену, поняла, что путь к отступлению отрезан.

Уповая на то, что Фиск внемлет ее требованиям, она вновь и вновь велела ему прекратить, но он, казалось, не слышал ее. Сейчас для него существовало только прекрасное тело женщины и тот огонь, который оно зажигало в его крови.

— Твое сердце бьется сильно, как мое, — восхищенно пробормотал Фиск. — Вот, послушай.

Он взял Алекс за руку, пытаясь приложить ее ладонь к своей груди, но она вырвала руку.

— Не надо так делать, — нахмурившись, проворчал Фиск. — Ты можешь потрогать меня. Я люблю, когда меня трогают.

Раскинув ноги, он навалился на Алекс.

— Дан, прошу тебя, не надо! — молила она, пытаясь бороться с ним. — Прошу тебя, не делай мне больно!

— Я не сделаю тебе больно, красивая леди. Тебе понравится, вот увидишь. Этот доктор, он не знал бы, как сделать тебе хорошо, но я знаю. Я могу быть ласковым.

Алекс всхлипнула и попыталась увернуться от лап Фиска, рвущих лиф ее платья. Шелк с треском лопнул, и Фриск, довольный, опустился на женщину, жадно сминая в ладонях полные груди, целуя ее мокрыми губами в плечи. Ноги его, мощные как скалы, прижимали Алекс к полу, не давая шевельнуться. Спину больно колола солома. Единственным оружием Алекс были ее руки, и она, схватив Фиска за запястья, пыталась оторвать от себя. Но тщетно. Липкие губы прижались к ее губам. Алекс показалось, что еще немного и она задохнется от вони и отвращения. Она резко повернула голову, но он не отпускал ее, пытаясь языком разжать зубы. Алекс била его по рукам, по груди, но с каждой минутой Фиск все более превращался в животное.

— Перестань драться, — сердито сказал Фиск, отпуская ее грудь для того, чтобы перехватить ее руки. Затем, отпустив ее руки, он принялся расстегивать штаны, и Алекс поняла, что ее надежде образумить малого не суждено сбыться.

Словно загнанный в капкан зверь, Алекс забилась в ужасе, всхлипывая от страха.

— Прекрати! — заревел Фиск, грубо хватая ее за плечи и подминая под себя.

Задрав вверх юбки, он навалился на женщину. Алекс чувствовала, что он вот-вот овладеет ею, и завизжала в истерике. Ослепленная ужасом, она кричала как безумная, царапая лицо насильника. Фиск откидывал ее руки, все более раздражаясь от визга. Он пытался заглушить ее крики, закрывая ее рот своим, но она выворачивалась. Резкие спонтанные движения женщины разжигали в нем неистовое пламя, но она яростно извивалась под ним, не давая ему войти и утолить голод. Алекс кричала не переставая, и Фиска охватила паника. Он не любил, когда кричат. Надо было заставить ее замолчать, и он зажал ей рот рукой, но она укусила его, и он в сердцах схватил ее за шею. Так можно было прекратить крик. Когда она не сможет дышать, она присмиреет ненадолго, и он войдет в нее.

Движимый страхом, желанием, оглушенный ее воплями до той степени, что разум отказывался подчиняться ему, Фиск сжал пальцами ее горло. Она закашлялась и потянула его за руки, при этом ее красивая грудь так соблазнительно поднималась и опускалась, поблескивая в желтом свете фонаря… Фиск так сильно ее хотел. Ей надо было лишь секунду полежать смирно…

Вдруг раздался оглушительный треск, и женщина под ним присмирела. Фиск замер. Что это было? Ее шея? Звук был слишком громкий. Словно шум от ломающегося дерева. Неужели она мертва?

— Нет!

Фиск застыл, онемев от ужаса. Дикие вопли женщины сменились другим ужасным криком. Фиск обернулся к двери, превратившейся в щепки, и едва успел поднять руки, чтобы отбросить от себя страшного демона, с криком влетевшего в его дом. Демон опрокинул его на пол, и Фиск попытался откатиться в сторону, но громадные руки, такие же сильные, как его собственные, лупили его по лицу и, еще до того как он успел вскочить, сжали его шею и начали давить.

«Так ли чувствовала себя красивая леди перед смертью?» — успел подумать Фиск, до того как погрузиться во мрак, и вдруг в тот миг, как сознание готово было покинуть его навсегда, воля вернулась к нему и Фиск начал бороться. Упираясь коленями нападавшему в живот, Фиск разжал готовые сомкнуться пальцы. Еще мгновение, и Фиск оказался сверху. Пальцы демона сжались в кулак, и он отбросил Фиска в угол. И в этот момент он почувствовал, как что-то больно вдавилось ему в ребра.

Пистоль!

Демон вскочил на ноги, тяжело дыша, готовый вновь броситься на Фиска, но тот успел вытащить оружие и, стоя на коленях, взвел курок. И Фиск, и демон застыли в ошалелом изумлении, когда раздался грохот.

Глава 34

Фиск удивленно смотрел на красную полосу у себя на груди. Кровавое пятно расползалось… Оружие выскользнуло из его рук, и он повалился вперед.

— С вами все в порядке, капитан? — спросил Оги, поднимая вверх дымящееся дуло пистоля.

Майлз покачал головой, все еще удивляясь тому, что остался жив. Увидев прямо перед собой дуло, он уже простился с жизнью. Оги подоспел как нельзя вовремя. Теперь оставалось лишь надеяться на то, что он сам не запоздал со спасением Алекс.

Пока Оги проверял, на самом ли деле мертв неизвестный похититель, Майлз поспешил к неподвижно лежащей Александре. Даже при неверном свете фонаря были заметны синяки на ее шее.

— Алекс, Алекс!

— Она жива? — тревожно спросил Оги.

— Не знаю!

Майлз осторожно ощупал шею Алекс. Она дышала! У Майлза отлегло от сердца. Успел! Бережно взяв Александру на руки, он стал качать ее, как ребенка.

— Слава Богу, — пробормотал он. — Слава Богу, что ты жива.

Оги облегченно перевел дыхание.

— Слава Богу, — повторил он за капитаном и вышел за дверь, чтобы успеть предупредить капитана, если кто приблизится к мельнице.

Алекс слегка приподнялась, дотронулась до плеча Майлза и, разом припомнив, где она и что с ней, отчаянно завопила.

— Алекс, перестань! Это я, Майлз! Это Майлз, любовь моя, — заговорил он, хватая ее за руки.

— Майлз? — недоверчиво переспросила Алекс, вглядываясь в расплывчатый силуэт.

Золотистые глаза любимого ласково смотрели на нее из полутьмы.

— Нет! — в истерике закричала Алекс.

Майлз опешил настолько, что отпустил ее, и Алекс, вырвавшись, метнулась в противоположный угол.

— Алекс!

— Нет, ты ушел… Майлз ушел! Господи, я действительно сошла с ума, — застонала она, хватаясь за голову.

— Алекс, прекрати! Я здесь… здесь!

Кросс подбежал к ней и, без труда преодолев ее сопротивление, заключил в объятия. Голос, шептавший ее имя, был действительно его голосом, от него пахло Майлзом, и руки, гладившие ее волосы, были такими знакомыми. Только сейчас Алекс начала верить, что рядом с ней не полоумный Фиск, а Майлз, родной, любимый.

Мгновенно мир перевернулся; Алекс дала волю слезам. Она не в состоянии была не то что задавать вопросы, но даже думать о том, как случилось ему оказаться здесь в самый страшный для нее миг.

По мере того как Алекс успокаивалась, Майлз, как мог, поправил ее сбившиеся юбки и запахнул платье на груди. Вытащив платок, он нежно вытер ее лицо.

— Алекс, мы не можем здесь оставаться. Нам надо уходить.

— Не можем? — повторила Алекс, тревожно оглядываясь. — Фиск! Где он? Он возвращается?

— Нет-нет, — прижимая Александру к себе, как ребенка, заверял Майлз. — Фиск мертв. Он больше не обидит тебя.

— Он убил Иезекииля…

— Я знаю, но ты не должна об этом думать. Копели сам виноват. Его собственная жадность или безумие привело его к смерти.

— Он… он хотел меня, Майлз, но я думаю, что он и ненавидел меня за то, что я любила тебя.

— Не думай сейчас о Копели, любовь моя. Он больше не сможет причинить тебе страдания.

— Капитан! Они скачут сюда! Должно быть, как-то отыскали след!

— Быстрее!

Майлз вскочил на ноги и помог подняться Алекс. Бережно поддерживая ее, Майлз провел ее мимо мертвого Фиска на улицу.

— Кто скачет? — срывающимся голосом спросила Алекс, с трудом ступая на ватных ногах.

— Нет времени объяснять. Ты умеешь ездить верхом?

— Немного, — ответила Алекс, озадаченно глядя на Оги, держащего за поводья лошадь, одну из тех, что они одолжили у Венцев.

— Отлично.

Майлз помог Алекс забраться в седло — седло было мужским, непривычным для Алекс. Оги протянул ей поводья, и она придержала лошадь, пока мужчины седлали своих коней. Позади уже слышались храп лошадей и крики.

— Сюда, правее, — приказал Майлз, трогаясь с места. — В ручей, чтобы скрыть следы!

Кавалькада поскакала на север по руслу обмелевшего ручья, некогда крутившего жернова мельницы. Звуки погони остались позади. В отдалении послышались возгласы тех, кто нашел мертвого Фиска. Майлзу оставалось лишь гадать, что подумают они о находке. Александра исчезла, оставив позади себя два мертвых тела. Придет ли кому-нибудь в голову, что их лишь на шаг опередил опасный преступник Майлз Кросс?

— Сюда, скорее!

Майлз надеялся, что на каменистом берегу не останется следов и они смогут выиграть драгоценное время. Чувствуя на себе неопытного наездника, лошадь под Алекс закапризничала, и Майлзу пришлось взять ее под уздцы, чтобы вывести на берег.

— Теперь сможешь? — спросил он.

— Да, — кивнула Александра, направляя лошадь в лес следом за Майлзом. Здесь, в густых зарослях, они вынуждены были перейти на рысцу, но совсем скоро перед всадниками открылось широкое поле. Майлз пришпорил коня и полетел вперед. Оги тотчас настиг его. Алекс отставала, и мужчинам пришлось ждать. Между тем крики и выстрелы приближались. Майлз повернул своего жеребца, оказавшись бок о бок с Алекс и изогнувшись, подхватил девушку, на скаку усадив ее перед собой. Лошадь, избавившись от всадницы, ускакала прочь.

— Держись! — приказал Кросс, пуская своего могучего коня вперед.

Конь сделал гигантский прыжок, словно и не заметив дополнительной ноши. Алекс что есть силы обхватила Майлза за шею. Сердце ее стучало так же громко, как копыта под ними, но она никогда не чувствовала себя более надежно, чем сейчас. Майлз защитит ее от кого и чего угодно, унесет от любой погони.

На полном галопе Майлз сделал крутой поворот. Здесь, на дороге, трясло уже не так сильно. Алекс повернула голову и увидела, что лошадь Оги начала отставать. Не успела она подумать об этом, как Майлз повернул вправо. На этот раз Алекс встревожилась не на шутку: оттуда доносился гул еще более сильный, чем стук копыт позади. Испуганная тем, что они несутся навстречу другой партии преследователей, Алекс вытянула шею, чтобы увидеть, что ждет их впереди, и едва не завизжала от ужаса. То, что она приняла за грохот копыт, оказалось шумом волн: впереди, под скалистым утесом, на который они неслись, не сбавляя скорости, бился о берег океан.

Лунный свет как-то таинственно освещал зеленое поле, по которому они мчались во весь опор. Где-то совсем близко земля обрывалась, и за черным как ночь провалом далеко внизу была вода. Они неслись навстречу гибели, но Майлз, казалось, не замечал этого. Застыв от ужаса, Алекс ждала смерти. Вдруг, в тот момент, когда они неминуемо должны были упасть в пропасть, Майлз резко свернул влево, продолжив путь по кромке обрыва. Несколько дюймов отделяли их от пропасти. У Алекс закружилась голова; слишком пугающим оказалось сочетание высоты и безумной скорости.

Лишь на миг она обрадовалась, когда Майлз наконец остановил коня, но преследователи уже были рядом, и Александру вновь сковал страх.

— Уходим, — сказал Майлз, спуская Алекс на землю.

Соскочив с жеребца, он отпустил коня на волю. Подоспевший Оги сделал то же самое.

— Куда мы идем? — задыхаясь, спросила Алекс, когда Майлз потащил ее за собой вниз.

— Не разговаривай и двигайся быстрее.

Где бегом, где соскальзывая на спине, спускались они по крутому склону. Алекс старалась не думать о том, что будет, если она оступится и покатится вниз. Острые камни кололи ноги, но она, стиснув зубы, бежала вперед, стараясь пересилить боль.

— Вот он, капитан! — воскликнул Оги.

За мысом в бухте их ждал «Неистовый».

— Мы еще не на корабле, — напомнил Майлз. — Где лодка?

— Здесь, внизу. Я ее вижу!

Оги понесся к берегу, и Майлз потащил Алекс следом. Уже через несколько минут шотландец толкал лодку в море. Майлз, подхватив Алекс на руки, особенно не церемонясь, закинул ее в лодку прежде, чем она успела что-то сообразить. Кросс прыгнул следом. Еще мгновение — и лодка двинулась.

На утесе собрались преследователи.

— Вот они! — закричал кто-то, сопроводив крик выстрелом. Пуля просвистела в нескольких дюймах от головы Алекс.

— Ложись! — скомандовал Майлз, одной рукой продолжая грести, другой прижимая Александру ко дну лодки.

За первым выстрелом последовали другие…

— Идиоты, прекратите палить! С ними мисс Уайком!

— Но, мистер Венц, — возразил другой голос, — там, внизу, Майлз Кросс. Посмотрите, это его корабль!

— Вижу, не слепой! — ответил Льюис. — Но рисковать жизнью невинной женщины я не хочу. Кроме того, стрелять уже бесполезно — их наш огонь не достанет.

— Но вниз должна вести какая-то дорога!

— Конечно, тропинка есть. Ну и что из того? Уверяю вас, Кросс не так глуп, чтобы предусмотрительно оставить для нас лодку. Придется признать, что мы его упустили.

— Адмиралу Гранту это не понравится, — с сожалением заметил кто-то из военных.

— Это еще мягко сказано, — согласился Венц.

…Льюис слышал, как на «Неистовом» поднимали якорь. Знакомый, приятный сердцу звук. В какой-то миг Льюису отчаянно захотелось оказаться на корабле, там, где осталась частица его души. Глядя, как лодка причаливает к баркентине, Венц почувствовал пустоту в сердце, тоску по приключениям и опасностям. Как хорошо было бы стоять сейчас рядом со своим капитаном…

Но его капитан осел в тихой гавани и ведет жизнь добропорядочного джентльмена. Капитаном на «Неистовом» сейчас плывет не Эрик, а Майлз Кросс. Его время ушло, и какие бы невероятные приключения ни ждали впереди экипаж «Неистового», испытать их доведется младшему поколению.

Разочарованные, гости Венцев и те, кто присоединился к погоне по дороге, смотрели на то, как на корабле поднимают паруса. Море поблескивало в лунном свете, и изящная баркен-тина, плавно развернувшись, как призрак, исчезла за мысом…

— Курс на север, Марко. Мы пройдем вдоль Кубы, они не посмеют догонять нас в испанских владениях.

— Есть, капитан.

Майлз оставил Марко у руля, а сам вернулся к Алекс, ждавшей его поодаль, сконфуженной и растерянной. Зеленый остров уходил все дальше и дальше в туман.

— С тобой все в порядке? — участливо спросил Майлз. — Все произошло так быстро…

Алекс взглянула на него снизу вверх и быстро отвернулась. В лунном свете правильные точеные черты его лица казались совершенными, словно некий гений воссоздал в его облике идеального мужчину. Алекс до боли в руках сжала поручень, чтобы не поддаться искушению обнять Майлза, зная, что теперь, когда опасность миновала, он больше не захочет обнимать ее.

— Алекс? — тихо спросил Майлз, не получив ответа.

— Со мной все прекрасно, — с видимым усилием проговорила Александра, — хотя я и не понимаю, что произошло. Наши преследователи… Льюис был с ними?

— Да. Я слышал, как он просил их не стрелять.

— Тогда ты должен был оставить меня на берегу. Я хочу сказать, Льюис забрал бы меня с собой. А теперь тебе придется взять меня в Чарлстон.

Голос ее сорвался, и она закрыла лицо руками.

— Алекс, — прошептал Майлз, отводя ладони от ее лица и нежно, но настойчиво поворачивая ее к себе.

Девушка упорно не желала поднимать глаз.

— Майлз, я так виновата перед тобой, — пробормотала она, борясь с подступающими слезами. — Если бы я не разозлила Иезекииля, ничего бы не случилось. Тебе не пришлось бы рисковать жизнью и взваливать на себя лишнюю обузу.

— Какую обузу? Алекс, посмотри мне в глаза! — тихо приказал Майлз, приподнимая ее подбородок.

Ее сапфировые глаза блестели от слез, и он осторожно вытер влагу со щек любимой.

— Ты со мной, потому что я этого хочу. Я пришел к Мэдди и Льюису сегодня ночью, чтобы забрать тебя, взять тебя с собой.

— О нет, Майлз! Почему?

— Потому что я люблю тебя, помнишь?

— Но…

— Никаких «но», — решительно заявил Майлз, приложив палец к ее губам. — Пойдем со мной вниз и поговорим там наедине. Мне многое надо тебе объяснить.

Майлз взял ее за руку и помог спуститься к главной палубе. Там Алекс заметила спешащего к ним человека в сутане.

— Капитан Кросс, мы уже отплыли? — тревожно спросил он.

— Отплыли, святой отец, — улыбнулся Майлз. — Если погода продержится, через две недели будем в Чарлстоне.

Священник с явным облегчением вздохнул и, обернувшись к Алекс, спросил:

— Это та самая невеста, о которой вы говорили?

— Невеста? — удивленно переспросила Алекс.

— Совершенно верно. Отец Джессе, позвольте вам представить мою невесту, мисс Александру Уайком.

— Рад познакомиться, мисс. Церемония может начаться через час.

— Майлз! Какая церемония?! Что здесь происходит? Что за жестокая шутка?

Майлз обнял Алекс за талию и привлек ее ближе к себе.

— Отец Джессе обратился ко мне вчера утром с просьбой доставить его в Чарлстон. Его семья находится там, и он получил известие о том, что его сестра серьезно больна. Я согласился взять его с собой при условии, что он окажет мне услугу и выполнит венчальный обряд.

Джессе сердечно рассмеялся:

— Со стороны капитана было очень великодушно принять с меня плату за проезд таким вот образом.

— Перестань, Майлз! Как ты не понимаешь, что поступаешь со мной жестоко? Так не шутят!

Джессе нахмурился, и Майлз, обернувшись к нему, сказал:

— Прошу простить нас, святой отец. Я должен поговорить с Алекс наедине. Как видите, она очень расстроена тем, что произошло.

— Конечно.

— Алекс, пошли вниз.

Майлз повел ее к каютам, и Александра послушно пошла.

— Хочешь выпить? — спросил он, когда они оба оказались в капитанской каюте.

— Нет! Я только хочу понять, зачем ты все это устроил. Ты мучаешь меня! Мы согласились…

Майлз схватил ее за плечи.

— Мы согласились в том, что пока между нами стоит Диего Родера, у нас нет будущего.

— И ничто не изменилось!

— Алекс, изменилось все! — воскликнул он, затем, сменив тон на более мягкий, подвел ее к креслу. — Садись. Здесь есть кое-что для тебя интересное.

Алекс сжала пальцами подлокотник кресла так, что костяшки побелели. Она нуждалась в опоре. Эта бесконечная ночь явилась настоящим испытанием для нее: сначала адмирал, потом Иезекииль и Фиск, затем сумасшедшая скачка, а теперь еще и это — мучительный разговор о венчании с человеком, которого она отчаянно любила, но не могла обрести. Как бы Майлз ни любил ее, Алекс была совершенно убеждена в том, что призрак Диего Родеры никогда не почиет с миром. Почему Майлз не может этого понять и подвергает ее напрасной муке, заставляя говорить о вещах, доставляющих ей такие страдания?

Между тем Майлз достал из выдвижного ящика шкатулку и поставил ее на стол. Он зажег лампу, затем вынул из шкатулки перевязанный ленточкой пакет и передал его Алекс.

— Это письмо, оставленное мне матерью. Помнишь, несколько дней назад Мэдди заезжала ко мне? Так вот, она сделала это для того, чтобы убедить меня открыть эту шкатулку и прочесть письмо.

— Письмо? Скорее, это напоминает книгу.

— Из него вполне получилась бы книга, поскольку оно содержит потрясающую историю, в которой есть все: убийство, предательство, похоть, возмездие и, что самое важное, любовь. Это история жизни моей матери. Мэдди думала, что, прочитав его, я могу кое-чему научиться.

— Как? Чему?

— Природе любви — ее силе. Я хочу, чтобы и ты прочла это письмо.

— Но я не могу. Оно было написано тебе.

— Верно, — кивнул Майлз. — Но мама согласилась бы со мной. Ты должна знать, что в этом письме, и тогда ты поймешь, почему я пришел за тобой сегодня.

Любопытство боролось в Алекс с деликатностью, но, откликнувшись на просьбу Майлза, она развязала бархатную ленточку и принялась читать. Майлз, налив себе немного бренди в стакан, откинувшись в кресле, наблюдал за Алекс.

По выражению ее лица Майлз с точностью мог бы сказать, о чем она сейчас читает. Ее выразительное лицо отражало попеременно ужас, сочувствие, ненависть, горечь, все то, что в свое время пережила Кэтлин. Майлз любовался лицом любимой, красивым даже со следами грязи и слез. Она представлялась ему ангелом с золотым нимбом вокруг головы. Когда Алекс закончила чтение, Майлз протянул ей платок.

Алекс перевела дыхание, перед тем как сказать ему тихо:

— Я никогда не читала ничего более пугающего и более прекрасного. Твоя мама — замечательная женщина. Каждое ее слово дышит любовью.

— Я знаю, — согласился Майлз. — Но мой отец не хотел, чтобы я читал это письмо, опасаясь, что я буду думать о маме по-другому.

— И он оказался прав?

— Нет. Наоборот, я люблю ее еще больше.

— Но при чем тут я, Майлз? Конечно же, Мэдди не хотела…

— Мэдди действовала инстинктивно и оказалась права. Алекс, я прошу тебя выйти за меня замуж. Сейчас. Сегодня. Я нашел особенную, чудесную женщину и хочу соединить с нею свою жизнь.

— Я не понимаю тебя, Майлз.

Он взял ее за руку и усадил рядом с собой на кровать.

— Хочешь, я расскажу тебе, что я понял, Алекс? Эти несколько дней самокопания привели меня к тому, что я увидел себя таким, как есть: надменным, задиристым и чрезмерно самонадеянным юнцом. Таким я был, когда плыл с Андре на «Жаворонке», когда Диего напал на нас и убил моего крестного. Но я был бессилен спасти дорогого мне человека, и Диего тогда впервые дал мне почувствовать мою слабость. Он хлестнул меня плетью и посадил на цепь, как собаку. Он сразил меня — он победил меня! Да, я спасся, но это было чудо, подарок судьбы. Годами я лелеял мысль о возмездии, но к тому времени, как возможность отомстить представилась, я уже знал, что боюсь этого человека. И смерти я боялся не так, как вновь оказаться побежденным, почувствовать себя ничтожеством под пятой у Диего Родеры. И когда Диего отнял тебя у меня, он осуществил то, чего я втайне боялся все эти годы. Использовав тебя, он унизил меня, лишил меня мужества, показал, что я ниже его, слабее, чем он. Да, я выиграл бой на Тенерифе. Я отнял у него жизнь, но он продолжал жить во мне, напоминая всякий раз, когда я смотрел на тебя, о том, что на самом-то деле победил он. Я позволил его призраку насмехаться над собой и чуть не потерял тебя из-за этого. И вдруг это письмо. Любовь, которой оно пропитано, дала мне силы сделать то, чего я так долго боялся.

— Что сделать? — прошептала Алекс сквозь слезы.

— Посмотреть в лицо дьяволу. Тому, кто жил у меня в голове, — призраку Диего Родеры. Я знал все это время, что не смогу покинуть Кингстон без тебя, и оказался прав. Прошлой ночью, как раз перед тем как мне сообщили о прибытии флотилии адмирала Гранта, я приказал подготовить корабль к отплытию. Ремонт уже был проведен, и пора было уходить в море. Только тогда я все решил. Буду ли я вновь бежать от Диего или сумею победить страх? Мысль о том, что я потеряю тебя, не дала мне струсить. Я прекратил бегство. Я посмотрел в лицо Родере. Я позволил ему явиться ко мне со всеми его гнусностями. Я позволил ему издеваться над собой, мучить меня, смеяться мне в лицо, и когда его смех умер, все, о чем я еще мог думать, была ты. Я люблю тебя сильнее жизни.

Алекс заплакала, и Майлз осторожно вытер ее слезы.

— Я победил, Алекс. Диего ушел. Я выиграл самую главную битву в жизни и обрел тебя.

Нежно он поцеловал Александру, потом встал, увлекая и ее за собой. Алекс боялась сопротивляться, только молча смотрела на своего возлюбленного. Потом она позволила ему расстегнуть ее платье, и оно упало к ее ногам.

— Призрак ушел, любовь моя, — шептал он, — я принимаю твой вызов. Если тебе все еще нужно доказательство того, что наша жизнь и наша любовь состоятся, иди ко мне. Позволь мне доказать тебе… позволь любить тебя…

Алекс смахнула слезы, протянула Майлзу дрожащие руки. Пальцы его сжались вокруг ее трепещущих пальцев. Он медленно потянул ее на себя.

— Если это сон, я хочу умереть во сне, — прошептала она.

— Это не сон, любовь моя, — пробормотал Майлз, заключая ее в объятия.

Запечатлев на губах ее поцелуй, он опустил ее на кровать. Ласки его становились все более смелыми и страстными; он так давно не держал ее в объятиях! Так много одиноких дней и ночей разделяли их. Нежность незаметно перерастала в страсть.

— Я люблю тебя, — прошептала она, лаская его.

Он вошел в нее, и ей вдруг отчаянно захотелось заставить его поверить, что он был и есть единственный мужчина в ее жизни, и, не успев подумать о последствиях, она прошептала:

— Майлз, клянусь тебе, Диего не был со мной…

Майлз поцеловал ее долгим и нежным поцелуем.

— Я верю тебе, любовь моя…

Медленно, чувственно Майлз вел ее, и одновременно ворвались они в сияющий мир, и крики восторга слились в один…

Обнявшись, они соединили воедино свои тела и души.

— Я люблю тебя, Алекс. Я всегда буду любить тебя.

Он осторожно перевернулся, увлекая ее за собой, но Алекс вдруг отстранилась. Ее золотистые волосы щекотали ему лицо.

— Ты веришь мне, Майлз? Ты веришь, что Диего не был со мной?

Майлз пристально вгляделся в ее милое лицо. Эти глаза не могут лгать. Словно пелена упала с его глаз. Она говорила правду. Диего не знал ее.

— Да, любовь моя… Я должен был с самого начала тебе поверить. Ты сможешь простить меня?

— Мне нечего тебе прощать, — нежно целуя его в губы, прошептала она. — Рано или поздно ты должен был победить Диего. И сейчас, когда бой окончен, ты стал свободен.

— Выходи за меня, Алекс, — с улыбкой сказал он, вновь начиная ласкать ее.

— Сейчас?

— В эту самую минуту. С меня довольно свободы. Выходи за меня.

— Но… сейчас? — поддразнила она.

Дыхание его участилось, он с трудом мог произнести:

— Святой отец ждет…

Алекс откинулась назад, прищурившись, глядя ему в глаза, в то время как рука ее медленно сомкнулась вокруг его восставшей плоти.

— Пусть себе подождет, Майлз, — проворковала она.

— Кто подождет? — пробормотал он, вновь погружаясь в теплые волны страсти с этой красивой, нежной и ласковой женщиной. Его женщиной. Наконец-то его.