Они поцеловались всего один раз — сын хозяина замка и дочь экономки. Разразился скандал. Габриель отправили в Австралию, к брату. Люсьен не возражал против ее отъезда. Почему? Это и многое другое предстоит узнать девушке, когда спустя семь лет она вернется в родные места.

Келли Хантер

Брызги шампанского

Глава 1

Стоя перед старинной деревянной дверью, ведущей в помещения для слуг замка Кавернес, Габриель Александер бормотала себе под нос:

— Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Она помнила, какова эта дверь на ощупь, помнила резкий глухой звук, который издавал латунный молоток, ударяя по дереву. В последний раз Габриель открывала эту дверь, когда ей было шестнадцать, но до сих пор не забыла, как тяжело становилось у нее на сердце при мысли о том, что скоро ей придется распрощаться со всем тем, что она знала и любила. Она умоляла свою мать позволить ей остаться, спорила, убеждала, а потом расплакалась. Но люди, которых любила она, ее не любили. Жозе Александер, женщина холодная и непреклонная, отправила дочь в Австралию.

Из-за какого-то поцелуя.

— Из-за какого-то паршивого поцелуя, — вздохнула Габриель, по-прежнему стоя у двери и собираясь с духом.

С той поры прошло семь лет. Габи многое узнала о поцелуях — сладостно-страстных, горячих, влажных, жадных и прочих. В общем, тот давний поцелуй был так себе. На троечку. По десятибалльной шкале.

«Вот только врать себе не надо», — заявил внутренний голос, который она всегда с большим трудом заставляла молчать.

— Поцелуй был так себе, — упрямо повторила она. — Абсолютно ничего не значащий поцелуй.

«Ну да, конечно. Абсолютно ничего не значащий поцелуй».

— Ну и пристрели меня тогда, — яростным шепотом велела Габриель своему внутреннему голосу. — Просто мы с тобой по-разному смотрим на вещи. — Она решительно взялась за дверной молоток. — И вообще, дело было сто лет назад. Его давным-давно следовало выкинуть из головы.

Легко сказать, да не просто сделать. По крайней мере, не здесь, в замке Кавернес, где летний воздух пропитан ароматами виноградников, а теплые солнечные лучи ласкают плечи. И не сейчас, поскольку сердце готово разорваться от нежности к этому идиллическому уголку Шампани, который Габи считала своим домом. Она целых семь лет она провела вдали от него.

Все из-за того поцелуя.

Схватившись за латунный молоток, девушка с силой стукнула им по двери. Раздавшийся «бум» совсем не напоминал тот страшный звук, от которого у нее в детстве леденела кровь, а волосы чуть ли не вставали дыбом. Габриель попробовала еще раз. «Бум-бум-бум!»

Но дверь оставалась закрытой. Никаких шагов слышно не было.

Жозе больна пневмонией. Симона Дювалье, подруга Габи по детским играм, а сейчас хозяйка замка, сообщила об этом по телефону. Что, если Жозе так плохо, что она не может подняться с постели? Что, если, идя к двери, она потеряла сознание и теперь лежит на полу?

Габи открыла сумочку и вытащила ключ — гладкий холодный металл отталкивал и притягивал к себе одновременно. У нее нет прав пользоваться им. Внутренний голос взывал к осторожности, однако девушка вновь не прислушалась к нему.

«Безрассудная идиотка, — не раз и не два корила ее мать. — Упрямая дуреха».

Ключ повернулся легко, без усилий. Раздался легкий щелчок. Габриель слегка толкнула дверь, которая тут же без скрипа отворилась.

— Мама! — позвала Габи, с трепетом входя в темный холл.

Краем глаза она заметила огонек. Замирая от страха и паники, девушка перевела взгляд на широкую панель с мигающими красными лампочками. Очень похоже на систему новейшей сигнализации. «А ведь я предупреждал», — с грустью констатировал внутренний голос.

— Мама!

И тут началась форменная какофония. Сигнализация ожила. Оглушительное завывание сирены было слышно на многие мили вокруг. Габриель бросилась к панели, подняла крышку и в смятении уставилась на клавиатуру, на которой были как буквы, так и цифры. Она набрала дату своего рождения. Разрывающий барабанные перепонки вой продолжался. Затем Габи попробовала имя брата — Рафаэль — и дату его рождения, но Жозе никогда не была сентиментальной. Затем последовали год основания замка Кавернес, название и год выпуска наиболее успешной марки шампанского, количество старых лип, растущих вдоль подъездной дорожки. Сигнализация не умолкала. Отчаявшись, Габриель стала нажимать все подряд, чертыхаясь сразу на нескольких языках.

— Приятно, что ты не забыла языки, — произнес бархатный голос совсем рядом, и Габриель закрыла глаза, стараясь унять участившееся вдруг сердцебиение.

Она узнала этот голос, этот глубокий, ласкающий слух тембр. Голос, тут же воскресивший ее потаенные мысли и фантазии. Он преследовал Габриель во сне все эти годы.

— А, Люк, привет! — как можно небрежнее произнесла Габриель.

Она медленно повернулась к нему. Он выглядел так, как и положено главе древнего, процветающего и уважаемого рода — безукоризненные серые брюки и безупречная белая рубашка.

Габриель могла бы простоять, рассматривая Люсьена Дювалье, еще долго, но обстоятельства, а главное, ее барабанные перепонки, взывающие о милосердии, требовали немедленных действий.

— Сколько лет, сколько зим! Как ты думаешь, тебе по силам заставить эту штуку заткнуться?

Люк подошел к панели. Его длинные гибкие пальцы быстро набрали нужную комбинацию. Сигнализация тут же умолкла. Наступила благословенная тишина.

— Спасибо, — поблагодарила Габи.

— Не за что. — Четко очерченные губы Люка сжались. — Чем обязан, Габриель?

— Я когда-то жила здесь, если ты не забыл.

— Семь лет назад.

— Верно.

Теперь, когда отвратительный вой больше не действовал на нервы, все внимание Габриель сосредоточилось на стоящем перед ней высоком, темноволосом, темноглазом мужчине. Девушка старалась справиться с охватившим ее волнением, но тщетно. Она не могла оставаться равнодушной к нему семь лет назад, не могла и сейчас. Уже с юности в нем чувствовалась все возрастающая сила и несомненная сексуальность. День — так называли слуги светловолосого, с дерзкими синими глазами приятеля Люка, Рафаэля, а вот сыну владельца замка они присвоили прозвище Ночь.

— Извини, что так получилось с сигнализацией, — смущенно пробормотала Габи. — Мне сначала нужно было подумать и только потом воспользоваться ключом.

Люк не ответил. Но в этом не было ничего удивительного — он и раньше никогда не поддерживал пустой разговор. Однако обсуждать другие темы она в эту минуту была не в силах. Сделав глубокий вдох, девушка попыталась снова:

— Ты хорошо выглядишь, Люсьен.

Люк по-прежнему молчал. Тогда Габриель посмотрела на стены замка, гармонично вписывающиеся в пейзаж:

— Кавернес также неплохо выглядит. Значит, он в хороших руках. Я слышала о смерти твоего отца. — Конечно, следовало бы выразить сожаление по поводу кончины старика Дювалье, но это было бы откровенной ложью. — Подозреваю, теперь ты полновластный хозяин замка, — добавила она с вызовом, глядя прямо в горящие темные глаза. — Стоит преклонить пред тобой колена?

— А ты изменилась, — неожиданно и довольно резко заявил Люк. — Стала увереннее.

— Благодарю.

— И похорошела.

— Еще раз спасибо.

Если Люк собирается провести инвентаризацию произошедших в ней перемен, она укажет ему главные. Прежде всего, она уже не нескладная шестнадцатилетняя девчонка, только-только начавшая превращаться в женщину. Ну и разумеется, Люк больше не является центром, вокруг которого вращалась когда-то вся ее жизнь.

— Даже не верится, — небрежно бросила Габи. — Мы ведь вместе играли, а теперь здороваемся, словно чужие. Позволь, я тебя поцелую. — Она придвинулась ближе и прикоснулась губами к его левой щеке. Ее тут же обволок исходящий от Люка легкий сосновый аромат. — Теперь правую, — продолжила она приветственный ритуал, не обращая внимания но то, что Люк уподобился каменному изваянию. На правой щеке Габриель позволила себе задержаться чуть дольше.

— И на этом все, — хрипло произнес Люк. Его пальцы ухватили ее за подбородок, а затем опустились на шею. — Ради твоего же блага.

Это было предупреждение, которое не стоило игнорировать. Габриель тут же вняла ему. Она закрыла глаза. Семь лет ничего не изменили — ее тело по-прежнему помнит его прикосновения и жаждет их. Впрочем, сейчас она стала старше и мудрее. Больше она не позволит себе потерять голову из-за главы Империи шампанских вин Дювалье.

— Ты женат, Люк?

— Нет.

— Дал обет воздержания?

— Нет.

— Ты уверен? — Габриель дотянулась губами до мочки его уха. — Тогда я не понимаю, почему ты так напряжен. Я всего лишь приветствую старого друга. Вполне невинно.

Давление пальцев на ее шею усилилось.

— Ты не невинна.

— Неужели это так заметно? — Девушка покачала головой. — Впрочем, ты всегда отличался наблюдательностью. — Она отступила на шаг и одарила Люка беспечной улыбкой. — И кто сказал, что поцелуев обязательно должно быть три? Обойдемся двумя, согласен?

— Габриель, что ты здесь делаешь?

Да, похоже, она — нежеланный гость в Кавернесе.

— Звонила Симона и сообщила, что моя мать больна. Она сказала… — Габриель помедлила. — Она сказала, что Жозе звала своих ангелов.

Кого на самом деле звала Жозе Александер, экономка Кавернеса, — своих детей, названных в честь ангелов, или кого-то другого, — оставалось только догадываться. В любом случае Рафаэль считал поездку сестры через полмира ошибкой, полагая, что это всего лишь бред, вызванный температурой. Но даже если Раф прав и Жозе откажется ее увидеть, Габриель не могла не приехать.

— Вот я и здесь, — закончила она, пожимая плечами.

— Жозе знает о твоем приезде? — обманчиво мягким тоном поинтересовался Люк.

Габриель тут же занервничала:

— Я… Нет.

Взгляд Люка стал непроницаемым, но Габриель на миг показалось, что в глубине его глаз промелькнуло что-то похожее на сочувствие.

— Ты всегда действовала чересчур импульсивно, причем во вред себе, — негромко заметил он. — Насколько я понимаю, Раф отказался сопровождать тебя.

— Он занят! — защищая брата, воскликнула она. — Уверена, у тебя тоже есть дела. Скажи, где я могу найти мать?

— Идем, — отрывисто бросил Люк и повернулся. — Жозе поместили в одной из комнат западного крыла. При ней постоянно находится медбрат — врач велел не оставлять ее без присмотра.

Габриель закрыла дверь, сунула ключ в сумочку и поспешила за Люком.

— Она настолько плоха?

— К сожалению. Дважды мы думали, что потеряли ее.

Девушка помолчала, но затем все же спросила:

— Как ты думаешь, она захочет меня увидеть?

Лицо Люка приобрело жесткое выражение.

— Не знаю. Тебе следовало сначала позвонить, а не мчаться сюда сломя голову.

Опасения Габриель усилились, когда они вошли в западное крыло замка. Жозе Александер никак не проявляла свою любовь к детям, если вообще испытывала ее, зато критиковала она их по поводу и без повода. Детство Габи провела в тщетных попытках хоть как-то заслужить мамину похвалу, но так этого и не добилась. Несмотря на семь лет, в течение которых она почти не поддерживала контакт с матерью, детское желание угодить ей снова дало о себе знать. Неужели Жозе откажется ее увидеть? Что, если в бреду она не звала своих детей?

Медбрат, седовласый мужчина лет за пятьдесят, встретил их в гостиной. Люк представил его как Ханса.

— Самая упрямая больная, за которой мне приходится ухаживать, — с улыбкой сказал он Габи. — Она недавно приняла лекарство, но у вас есть еще минут пять, пока она не начнет клевать носом, заявляя при этом, что спать не хочет. — Ханс снова улыбнулся и указал рукой на закрытую дверь.

— Спасибо, — поблагодарила его Габриель, чувствуя, как на нее накатывают волны страха. Но не отступать же в последнюю минуту, хотя ее брат и Люк, скорее всего, правы!

— Мне зайти с тобой? — негромко спросил Люк.

— Нет, — тут же возразила она. Не хватало только, чтобы он стал свидетелем ее унижения! С другой стороны, возможно, именно его присутствие заставит мать держаться хотя бы в рамках приличий. — Да.

— Так нет или да? — уточнил он с легкой усмешкой.

Их взгляды встретились, и первой отвела глаза Габриель:

— Да.

— Не больше чем на пару минут, — предупредил их Ханс.

— Спасибо.

Собравшись с духом, Габи открыла дверь и вошла. В комнате было тепло. И полутемно, так как солнечным лучам приходилось пробиваться через плотные занавеси. Большую часть комнаты занимала кровать. Она была так велика, что лежащая в ней женщина казалась совсем маленькой.

Семь лет назад волосы Жозе Александер были черны как вороново крыло и ниспадали почти до талии. Сейчас волосы были коротко подстрижены, и в них появились седые пряди, но она по-прежнему была самой красивой женщиной из всех, с кем приходилось встречаться Габриель. Глаза Жозе — потрясающие глаза глубокого синего цвета, прежде зорко следившие за всем, — были закрыты. Габриель была довольна этой крошечной передышкой, так как она давала ей время хотя бы немного совладать со своими эмоциями.

— Жозе, — негромко позвал Люк. — Простите, что мы зашли так поздно, но к вам гостья.

Ресницы Жозе дрогнули. Она медленно открыла глаза. Ее взгляд сфокусировался на Люке, затем на застывшей рядом с ним Габи. С ее губ сорвался вздох. Затем она снова закрыла газа и отвернулась от посетителей.

Глаза Габриель защипало от слез, она произнесла чуть срывающимся голосом:

— Привет, мама.

— Тебе не нужно было приезжать, — по-прежнему не глядя на нее, заявила Жозе.

— Ты не первая, кто мне говорит об этом. — Габриель метнула взгляд на Люка. Его лицо было таким же выразительным, как камни, из которых был возведен замок. — Мне сообщили, что ты больна.

— Ничего серьезного.

С этим утверждением можно было поспорить — Жозе казалась очень слабой и хрупкой.

— Я привезла тебе подарок. — Габи вытащила из сумки альбом с фотографиями, который она готовила с болью в сердце. Раф убил бы ее, если бы знал, как много в альбоме его фотографий. Именно поэтому Габриель ничего ему не сказала. — Я подумала, что хотя бы из любопытства ты посмотришь, как мы с Рафом поживали все эти годы. Мы приобрели заброшенный виноградник и вдохнули в него новую жизнь. Думаю, мы неплохо преуспели, главным образом потому, что Раф — блестящий бизнесмен. Ты можешь им гордиться.

Мать продолжала молчать, и поток слов Габи скоро иссяк. Выходит, эти семь лет ничего не изменили в отношении Жозе к сыну. Скорее всего, именно поэтому Раф работал как сумасшедший: он стремился доказать матери, что заслуживает большего, нежели постоянная критика в свой адрес и безразличие.

— Я оставлю альбом на кровати — на случай, если ты вдруг решишь заглянуть в него.

— Мне ничего не нужно, кроме одного: я хочу, чтобы ты ушла.

Вот так разбиваются мечты. Неужели она всерьез рассчитывала на что-то другое?

— Я сняла комнату в деревне и несколько недель проведу здесь. Когда ты почувствуешь себя лучше или захочешь встретиться, позвони. Вот. — Габриель выудила из сумочки визитную карточку. Ответом ей было молчание. Она прикусила губу, надеясь, что физическая боль заставит поутихнуть боль в сердце, но отказ Жозе поговорить с ней задел девушку слишком сильно. Напрасно она приехала. Следовало слушаться Рафа, а не своего глупого сердца. — Ну ладно. Поправляйся. — Габриель сделала шаг назад, но тут перед ее глазами все поплыло. Почти сразу она ощутила уверенную руку Люка на своем локте.

— Тебе следовало отдохнуть после приезда, — заметил он.

Они оба прекрасно понимали, что вовсе не усталость заставила ее покачнуться. Однако Габриель с радостью ухватилась за предложенное им объяснение:

— Да, день выдался тяжелый.

— Подожди меня снаружи, — попросил Люк, провожая ее к двери. — Я сейчас.

Когда дверь за Габриель закрылась, он повернулся к женщине, лежащей на кровати. Жозе Александер была невероятно красива даже сейчас. Уверенной рукой она долгие годы управляла персоналом замка, и всем было известно: одна промашка — и пощады не будет. В такой же строгости она вырастила собственных детей. Воля этой женщины вызывала восхищение. Ее решение отослать Габриель семь лет назад Люк только приветствовал, но ее сегодняшняя реакция поставила его в тупик.

Жозе лежала, не открывая глаз, но Люку это совсем не мешало. Она его слышит, и это главное.

— Отец рассказал мне незадолго до смерти о нашем долге перед вами, и я надеюсь, что выполнил его волю. Я не оставил вас в беде, Жозе, поэтому считаю, что имею право на ответную услугу. Как только у вас появятся силы, вы должны встретиться с вашей дочерью, проделавшей долгий путь, и поговорить с ней. — Он сделал паузу, потом тихо, но четко произнес: — Иначе можете паковать чемоданы.

Жозе кивнула, по ее щекам покатились слезы, но, начав говорить, Люк уже не мог остановиться.

— Вы никогда этого не замечали, верно? Не видели, как сильно они страдают, и упрямо продолжали их отталкивать. — Взгляд Люка остановился на фотоальбоме, и его гнев вспыхнул с новой силой. — Вы не желали замечать, как сильно любят вас ваши дети.

* * *

Люк нагнал Габриель в холле, чувствуя, что не отказался бы от выпивки. Вид девушки убедил его, что и ей выпивка не помешает. Он привел ее в библиотеку, которая одновременно выполняла функции его кабинета.

— Где ты остановилась? — поинтересовался Люк и подошел к бару, чтобы щедро плеснуть себе бренди и вина Габриель.

— В деревне, — ответила она, стараясь взять бокал таким образом, чтобы не коснуться руки Люка. Девушка осушила его одним глотком. — Спасибо. — Тут она заметила этикетку на бутылке, и глаза ее расширились. — Ради бога, Люк! Да ведь этому вину больше сотни лет! Оно слишком дорого даже для тебя. Предупреждать надо. Ведь я его даже как следует не распробовала. — Она сокрушенно покачала головой.

Люк налил ей еще. Специально, чтобы она могла насладиться букетом.

— Где конкретно?

— На старой мельнице.

— Я распоряжусь, чтобы твои вещи доставили сюда. — Люк, выпив бренди, опустил бокал на стол с такой силой, что Габриель невольно вздрогнула. — Ты можешь остаться в замке. Слава богу, комнат у нас предостаточно.

Она покачала головой:

Я не могу. Ты же слышал. — Она горько улыбнулась и, взяв бутылку, налила себе бренди. — Она не хочет меня видеть.

— Если я ничего не путаю, — вкрадчиво произнес Люк, — хозяйкой Кавернеса является не Жозе. Для тебя здесь всегда найдется комната. Нет необходимости жить в деревне. Уверен, Симона обрадуется тебе.

— А ты? — спросила Габи. В серых глазах, устремленных на него, была боль. — Ты тоже рад? Если я ничего не путаю, в свое время ты не мог дождаться, когда избавишься от меня.

— Тебе было всего шестнадцать лет, Габриель. И если ты не понимаешь, почему я настаивал на твоем отъезде, то, похоже, ты не так умна, как я думал. Задержись ты хотя бы на неделю, и я бы взял тебя в твоей постели, в моей или даже по пути в спальню, — грубовато уточнил он. — И ты не возражала бы против такого обращения.

— Ну что ж… тогда я рада, что мы все выяснили. — Габриель отхлебнула глоток бренди и аккуратно поставила бокал на столик. — Подобная откровенность заслуживает ответного признания. Впервые я переспала с парнем в девятнадцать лет. Он был красивый, милый, смешной и работал на ферме. — Слова давались ей с некоторым трудом. — Рядом с ним и сердце билось быстрее, и бурлила кровь. Любая девушка мечтает, чтобы ее первый любовник был таким. Я же была немного разочарована. — Она направилась к двери. Люк словно прирос к месту. — Следующие три недели я проведу на старой мельнице. Если моя мать вдруг надумает увидеться со мной или ее состояние изменится, сообщи мне.

— Почему ты была разочарована? — с трудом выговорил Люк. Возможно, он не имеет права задавать подобный вопрос, но ему необходимо знать.

Габриель ответила не сразу. Повернувшись к нему, она пожала плечами и криво улыбнулась:

— Трудно сказать. Может, просто потому, что это был не ты.

Когда дверь за ней захлопнулась, Люк наконец позволил себе выругаться. Он гордился своим самоконтролем. Только одна женщина с легкостью заставляла его забыть о нем. Когда это едва не произошло в первый раз, последствия оказались плачевными для всех. Жозе билась в истерике, его отец был в ужасе, а Габриель… Невинная, доверчивая Габриель лишилась дома.

Ее первым любовником стал красивый австралийский фермер.

Ярость вспыхнула в нем с такой силой, что Люк схватил бокал и швырнул его в камин. Он разлетелся на мелкие кусочки, но легче от этого Люсьену Дювалье не стало.

Глава 2

Габриель знала об одной своей слабости: находясь в стрессовом состоянии, она разговаривала сама с собой. Не прошло и часа после ее возвращения в Кавернес, как она твердила себе: «Не нужно было ему об этом рассказывать». Гравий подъездной дорожки хрустел под ногами, когда она спешила к взятой напрокат машине — подальше от замка, подальше от его обитателей. Необходимо как можно скорее остаться одной, иначе она совсем расклеится.

До деревни ей удалось доехать без приключений: она не перепутала полосы и не заблудилась, даже ни разу не превысила скорость. Добравшись до старой мельницы, девушка закрылась в комнате и сразу повалилась на кровать, закрыв лицо руками, словно вычеркивая только что состоявшийся разговор с Люсьеном. Затем она повторила вслух:

— Не нужно было ему об этом рассказывать.

Она не видела Люка семь лет. Семь лет, в течение которых он не прислал ни одной весточки. Юная Габи пришла к выводу, что Люк лишь забавлялся и тот поцелуй для него совершенно ничего не значил. Как и дочка экономки.

Ни разу ей в голову не пришла мысль, что Люк защищал ее, оберегая от отношений, к которым она еще не была готова.

И не готова до сих пор, если судить по ее сегодняшней реакции. Нет, конечно, сейчас у нее есть деньги. Она вполне уверена в себе. Но все равно этого явно недостаточно для общения с мужчинами, подобными Люку Дювалье. Его горящие темные глаза заставили Габи забыть об инстинкте самосохранения, который не раз выручал ее.

Сколько потребовалось минут, чтобы она перестала быть самой собой, оказавшись рядом с ним? Две или, может, три?

Габриель застонала и легла на бок, зарывшись головой в подушку и накидывая на себя синее покрывало. Встретившись с Люком, она снова стала впечатлительной шестнадцатилетней девчонкой.

Ну, кто додумается поведать мужчине о своем первом любовном опыте? «Девушка, которая так и не смогла забыть упоение от единственного поцелуя», — ехидно пояснил внутренний голос.

Девушка, которая прекрасно знала, что в замке Кавернес ее никто не ждет.

Ну и кто она после этого? Правильно, самая настоящая дуреха.

Люк встретил сестру в кухне. Она принесла большую картонную коробку со свежими овощами и фруктами.

— Привет, братишка, — весело приветствовала его Симона. — У меня отличные новости. Наконец-то продажи возросли. — Она поставила коробку и сумку на стойку. — У нас выдался удачный квартал.

— Поздравляю, — сказал Люк, но что-то в его голосе заставило Симону повернуться и окинуть его внимательным взглядом.

— Что случилось? — настороженно спросила она.

— У Жозе сегодня была посетительница.

— Кто?

— Габриель.

Лицо Симоны осветила радость. Люк подметил это с кривой улыбкой. Симона и Габи когда-то были почти неразлучны, не обращая внимания на такой пустяк, как лежащая между ними социальная пропасть.

— Габи здесь? В замке? Где?

— Нет, не в замке, в деревне. И прежде чем ты обрушишь на мою голову праведный гнев, ставлю тебя в известность: я предложил ей пожить в замке, но она отказалась. — Люк дал волю эмоциям. — Проклятье, Симона! Почему ты не предупредила меня, что связалась с ней? И почему не предупредила Жозе?

— Я оставила для Габи сообщение на автоответчике о том, что ее мать больна. Это все.

— Но ты предполагала, что она захочет приехать.

— Я думала, она сначала позвонит.

— Как видишь, нет. Габриель решила явиться без звонка.

— И как прошла встреча? — медленно проговорила Симона.

Люк не стал ничего скрывать:

— Жозе едва на нее взглянула.

Последовавший за этим град ругательств не украсил бы ни одну даму.

— А что потом? — потребовала Симона. — Ты хотя бы дал Габриель понять, что, невзирая на это, в Кавернесе ей рады?

— Более или менее.

Симона с возмущением взглянула на брата:

— Как это понимать? Боже мой, Люк! Неужели так сложно вести себя как подобает взрослому мужчине?

— Именно так я себя и вел, — мрачно сообщил Люк.

Симона, направившаяся было к холодильнику, едва не споткнулась, когда до нее дошел смысл этой фразы. Она обернулась к брату и прищурилась.

— Тебя по-прежнему влечет к ней. — Это прозвучало как утверждение.

Люк не стал ничего объяснять. Кое-что его сестре знать вовсе не обязательно. Например, что он едва мог себя контролировать — столь сильным было его желание.

— Габриель нужен друг, Симона. Я готов предложить ей свою дружбу, но боюсь опять все испортить, — признался он. — Или навредить.

Взгляд Симоны смягчился.

— Насколько я помню, ты, наоборот, старался ее уберечь.

— По-моему, ты пристрастна, — заметил Люк.

— Если только самую малость, — улыбнулась девушка.

— Она остановилась на старой мельнице. — Люк испытал облегчение, увидев, что сестра быстро наполняет корзинку едой из холодильника. — Ты собираешься к ней?

— Естественно. Габи должна знать, что здесь рады ее видеть.

* * *

Габриель проснулась от энергичного стука в дверь. Она со стоном села, пригладила растрепавшиеся волосы и взглянула на часы. Восемь вечера, значит, в Австралии сейчас раннее утро. Она проспала около трех часов. Теперь ей точно не удастся уснуть ночью.

— Кто там?

— Это я, Симона, — раздался за дверью еще один голос из прошлого.

Габриель спрыгнула с кровати и поспешила к двери, успев, впрочем, подумать, не многовато ли давних знакомых ей довелось сегодня увидеть: сначала — Люк, затем — Жозе, теперь еще Симона.

За дверью стояла брюнетка в элегантном небесно-голубом костюме. Несколько секунд Габи пыталась совместить образ утонченной красавицы с той девчонкой-сорванцом, которая жила в ее памяти. Опустив взгляд, она заметила в левой руке гостьи бутылку шампанского. У ног Симоны красовалась корзинка, полная деликатесов.

И Габриель поняла: девчонка-сорванец никуда не делась. Она прячется за блестящей внешностью и эксклюзивной одеждой.

— Только посмотрите на нее! Ах ты, соня! — воскликнула Симона, и не успела Габи опомниться, как оказалась в объятиях подруги, вдыхая тонкий аромат духов. — Я ушам своим не поверила, когда Люк сказал, что ты во Франции. Почему ты меня не предупредила? Я бы встретила тебя в аэропорту. — Выразительные карие глаза ее вдруг повлажнели. — Какой же красавицей ты стала! Я не сомневалась, что даже твоя мать с тобой не сравнится, когда ты по-настоящему расцветешь. — Симона помолчала. — Люк рассказал мне о твоей встрече с Жозе. Я готова ее придушить. Она звала тебя. Клянусь, что звала! Я была уверена, что она хочет исправить свои ошибки и наладить с вами контакт, иначе ни за что не позвонила бы тебе. Никогда.

— Не переживай, — утешила ее Габи. — Я не очень-то рассчитывала на теплый прием. Надеялась, конечно, но… Ты, наверное, считаешь, что я сглупила?

— Нет, конечно, — нежно проговорила Симона. — Ты надеялась — я тебя понимаю. — Она подхватила корзинку. — Ладно, как ты смотришь на то, чтобы устроить пикник? Все равно где. Когда ты уехала, я стащила две бутылки самого старого шампанского, спрятала их и на могиле матери поклялась, что мы выпьем в честь твоего возвращения. Одну я сейчас принесла. Долго же тебя не было, — проворчала она. — Почему не приехала раньше?

На губах Габриель появилась улыбка. Первая искренняя улыбка — от осознания, что кто-то рад ее видеть.

— Была слишком занята, налаживая свою жизнь в Австралии. Кстати, а когда ты собираешься открывать вторую бутылку?

— Всему свое время, — уклонилась Симона от прямого ответа. — Так где мы устроим пикник? Здесь или под открытым небом? Или, может, махнем на наше старое место?

Габриель скептически посмотрела на одежду подруги:

— Ты уверена? Не боишься сломать шею, шагая на таких каблуках?

Симона посмотрела на свои туфли и нахмурилась:

— Наверное, ты права. Мне не пройти по той тропинке. Люк сделал все, чтобы скоренько выставить меня из дома, и я не сняла деловой костюм. — Она взглянула на узкую кровать, окинула взглядом маленькую, не очень уютную комнату. — Нет, здесь мне не нравится. Давай завернем в замок, и я переоденусь.

— Извини, но я с тобой не пойду, — поспешно отказалась Габриель. — Я подожду тебя на нашем месте. Кавернеса мне сегодня хватило с избытком.

— Это всего лишь дом, — начала Симона, но, заметив красноречивый взгляд подруги, добавила: — Хорошо, хорошо. Замок. Всего лишь большой замок.

— Нет.

— Мы тихонько зайдем и выйдем оттуда. Нас никто не увидит — как в детстве. — Симона улыбнулась.

— Никто, кроме Люка.

— Давай решим этот вопрос, как полагается взрослым, умным, образованным женщинам, — рассудительно предложила Симона. — Может, ты одолжишь мне что-нибудь из своих вещей?

— Без проблем, — тут же согласилась Габриель и добавила: — Только учти, что наряды я купила в Сингапуре и мне пришлось на них попрыгать, чтобы чемоданы закрылись. Боюсь, сейчас там черт ногу сломит.

— Не пугай меня — просто покажи, что у тебя имеется. — Симона ловко вытащила пробку из бутылки с шампанским, не пролив ни капли драгоценного напитка. — Немного беспорядка — это просто здорово, — продолжила она, поставила бутылку на столик и стала рыться в корзинке. — Мне казалось, что я запихнула сюда пару бокалов. Специальных бокалов для шампанского.

— Пластиковых? — предположила Габриель.

Симона с укоризной взглянула на нее:

— Габи, где ты жила последние семь лет? А-а, вот они. — Она с ловкостью фокусника извлекла бокалы из корзинки и помахала ими. — Польский хрусталь, — объявила девушка с гордостью. — Как видишь, изумительной формы и необыкновенно легкие. Пластиковые бокалы для шампанского! — пробормотала она и передернула плечами, возмущенная подобным кощунством. Наполнив бокалы шампанским, Симона протянула один подруге. — Добро пожаловать домой!

Пикник был устроен на вершине самого высокого холма, окруженного виноградниками.

— Чем собираешься заняться? — осведомилась Симона, когда со скатерти исчезли последние крошки сыра и кусочки нежнейшего паштета. — Люк сказал, что ты собираешься пожить здесь несколько недель.

— Да, — кивнула Габриель. — Скучать мне не придется — мы с Рафом занялись производством вина.

— Вот как? — небрежно бросила Симона. Может, даже чересчур небрежно. — Что за вино?

— В основном каберне совиньон и каберне мерло. И я уверена, что оно заслуживает каждого потраченного на него цента и нашего труда. Мы с Рафом рассчитываем наладить экспорт наших вин в Европу. Так как эти места нам знакомы, то мы рассудили, что лучше всего открыть филиал нашей фирмы здесь.

Симона смотрела куда-то вдаль.

— Рафаэль подумывает о том, чтобы вернуться?

— Нет. Только я.

— Понятно.

— Не расстраивайся так сильно, — заметив огорченное лицо подруги, сказала Габи.

— Я не расстраиваюсь. — Она вздохнула. — Так, спросила из любопытства. И что конкретно ты собираешься подыскивать здесь? Офисы или склады?

— И то и другое.

— С участком земли или без?

— Как получится. А что? Есть что-то на примете?

— Виноградники старика Хаммершмидта выставлены на продажу. Их, конечно, давно не обрабатывали, оборудование на винодельне устарело, дом требует капитального ремонта, но погреба в хорошем состоянии. Люк собирается приобрести владения.

— И ты говоришь об этом мне? — удивилась Габриель. — Зачем?

— Но тебе нужны офис и погреба?

— Если мне все понравится, я окажусь его конкурентом, — заметила Габриэль. — И ты не можешь этого не понимать.

— Я знаю. — Симона расплылась в улыбке. — Зато будет весело.

— Интересно знать, кому? Я серьезно, подруга. Спасибо, что подала ценную мысль, но как же твой долг перед семьей? Помнится, было время, когда ты ставила преданность своей семье выше собственного счастья. Что произошло с взглядами той Симоны?

Лицо ее подруги детства вытянулось.

— Та Симона горько сожалеет, что не ухватилась за свое счастье обеими руками. — Она пожала плечами. — А впрочем, может, я просто повзрослела и стала мудрее.

— Тебя не интересует, как обстоят дела у Рафа? — прямо спросила Габриель.

Симона отпила глоток шампанского и перевела взгляд на долину, половина которой принадлежала ее семье.

— Хочу. Так как он поживает?

— Одержим нашим бизнесом.

— Он счастлив?

— Вот этого я утверждать не могу.

Симона помолчала:

— Женат?

— Нет. Он встречался с несколькими женщинами. Их могло быть куда больше, но на первом месте у него работа. — Габриель также пригубила превосходное шампанское. — Раф строит свою собственную империю, чтобы доказать всем, что он на многое способен. Кому всем? Да самому себе, матери, которая никогда его не любила, наследнице Дювалье, которая никогда в него не верила, и лучшему другу, у которого он не нашел поддержки.

— Все было не так, — слабо запротестовала Симона. — И ты знаешь это не хуже меня.

— Я знаю. Да и Раф говорит, что понял, почему Люк не мог стать его партнером. Братишка согласился и с тем, что в то время вы оба были слишком юны, чтобы вступать в брак, не говоря уже об отъезде в Австралию. В общем, он твердит, что работает как вол просто потому, что это доставляет ему удовольствие. Но все шито белыми нитками — ясно, что он загружает себя, чтобы не сойти с ума от горьких мыслей и воспоминаний.

— Хочу еще выпить, — заявила Симона.

Габриель протянула ей свой бокал:

— Плесни мне тоже. Можешь меня стукнуть, если думаешь, что от этого тебе станет легче, — предложила она, заметив, что у подруги дрожит рука.

— Лучше не искушай меня, — пробормотала Симона. — Может, мы найдем что обсудить, кроме братьев?

— Чудесная мысль. — Габриель подняла бокал, словно приветствуя это решение. — Впрочем, если уж мы заговорили о них, то до встречи с Люком я была уверена, что все в прошлом. Увы, я ошиблась.

— Я нисколечко не удивлена. Мне еще не встретилась женщина, которой удалось бы забыть моего братца. Хочешь совет, Габи? Люк изменился после твоего отъезда. Он стал жестче. Да и характер у него не мед. Кому, как не мне, знать об этом? Ведь я живу с ним под одной крышей. Не завидую я той, которая действительно его полюбит.

— Предупреждаешь? — с кривой улыбкой спросила Габриель.

— Да нет, не совсем… Ты — единственная девушка, которую Люк провожал взглядом, и что-то подсказывает мне, что тебе это по-прежнему по силам. Что же касается его сердца… В общем, будь осторожна.

— Я приехала не ради него, Симона. Я даже не уверена, что хочу быть с ним, — слишком уж хорошо помню, чем все закончилось в прошлом.

— Уверена, что он тоже не забыл. А сказала я тебе все это так, на всякий случай. Кстати, почему бы вам не попытаться поговорить о том, что произошло? Может быть, тогда вам удастся начать с чистого листа?

— Поговорить, как положено взрослым, цивилизованным людям, — задумчиво произнесла Габриель. — Ты можешь это себе представить?

В глазах Симоны вспыхнули искорки. Она покачала головой.

— Вот и я о том же. — Габи вздохнула. — Лучше бы нам удалось вести себя цивилизованно, не вспоминая прошлое. Как ты думаешь, а? — с надеждой спросила она.

— Ну, попытка не пытка, — протянула Симона и задумалась. — Действительно, почему бы и нет? — решительно заключила она. — Если хочешь, загляни завтра в Кавернес. Мы прогуляемся по саду, поужинаем. Навести Жозе, если у тебя возникнет такое желание, хотя я бы этого не советовала. А что касается Люка… Почему бы тебе не пообщаться с ним на какую-нибудь отвлеченную тему? Вдруг у вас обнаружатся общие интересы, которые никак не связаны с прошлым? Обсуди с ним дела, спроси его совета — мужчины это любят.

— Ну а потом что?

— Упомяни своего жениха.

Габриель растерялась:

— Но у меня нет жениха.

— Я бы на твоем месте об этом умолчала. — Симона усмехнулась. — Ладно, проехали. Тогда установи границы вашего общения, как-нибудь иначе.

— И Люк будет их придерживаться, так, что ли?

Симона засмеялась:

— Черт, как же я по тебе соскучилась! — Но она все же соизволила немного посерьезнеть. — На крайний случай держись с ним вежливо, но холодно.

— Вежливо, но холодно, — повторила Габриель, поднося бокал к губам и с удивлением обнаруживая, что он пуст.

— Еще шампанского? — весело предложила ее подруга.

Габи нахмурилась:

— По-моему, ты наполняла мой бокал совсем недавно.

— Так он маленький, — успокоила ее Симона. — Ты не забыла, что мы пьем? «Шато Кавернес» урожая 1955 года. Это не просто хорошо выдержанное шампанское.

С этим утверждением нельзя было спорить.

— Ладно, еще один, — объявила Габи, и подруги рассмеялись.

Глава 3

Габриель снова въехала во двор замка Кавернес на следующий день в пять часов вечера. Заглушив мотор, она достала мобильный телефон и отыскала номер, данный ей Симоной накануне.

— Где ты? — спросила девушка, как только подруга ответила.

— Жду тебя во фруктовом саду. И если ты звонишь, чтобы сказать, что передумала, то я на тебя обижусь, — добавила она.

— Нет, я во дворе замка. Просто у меня нет ни малейшего желания прочесывать три акра, разыскивая тебя, — именно поэтому я звоню. К тому же моя обувь не вполне подходит для поисков.

— Разве так должна выглядеть женщина, собирающаяся держать мужчину на расстоянии?

— Не переживай, именно так и я выгляжу, — успокоила ее Габи.

Она специально надела скромное платье цвета спелой сливы с высоким воротником, доходящее ей до колен. Волосы были собраны в строгий узел на затылке, хотя обычно Габриель распускала их. На лице — минимум косметики. И лишь две капельки ее любимых духов. Черт, так и должна выглядеть стильная женщина, желающая избежать внимания мужчин! Вот только обувь… Она не смогла устоять и надела кожаные босоножки на высоких каблуках.

Впрочем, сейчас, сидя в машине, Габриель засомневалась, стоило ли ей принимать приглашение Симоны. Все-таки, что ни говори, быть холодной и сдержанной в теории куда проще, чем на практике. Да еще эти каблуки… Как устоять на них перед мужчиной, от одного взгляда которого у нее начинают дрожать колени?

— Снимай туфли и иди босиком, — велела Симона.

— По-моему, это не совсем цивилизованно, — засомневалась Габи.

— Тем более. Иди босиком, пусть все то, что в тебе есть необузданного, уйдет в землю. Тогда перед Люком предстанет спокойная, уверенная в себе женщина.

— Должна признать, в твоих рассуждениях есть доля смысла, — согласилась Габриель.

— В моих рассуждениях всегда есть доля смысла, — заявила Симона без всякой ложной скромности.

Выйдя из машины и подумав еще пару секунд, Габи наклонилась, сняла босоножки и, миновав каменную арку, зашла в сад, являвший собой образец строгой симметрии. Сердце ее невольно забилось быстрее при виде кустарника, образовавшего лабиринт. Когда-то они пропадали в нем часами. В прошлом кусты возвышались над ней, сейчас же их высота доходила ей до груди, и Габриель видела беседку в центре лабиринта.

— Вы сохранили лабиринт, — сказала она в трубку.

— Я сохранила, — поправила ее Симона и не удержалась от колкости: — Ты собираешься говорить со мной по телефону или мы все-таки встретимся?

Габриель засмеялась:

— Я привезла кое-что к ужину. Оставлю сумку на террасе. Скоро увидимся.

Держа в одной руке босоножки, в другой — прилично весившую сумку, Габриель обошла хорошо знакомый ей лабиринт и направилась к парадному входу замка. Увидев, что на террасе кто-то есть, она замедлила шаг, но затем, распрямив плечи, уверенно продолжила свой путь.

Гладкие каменные ступеньки холодили ноги, но Габриель не стала обуваться.

— Добрый вечер, мама, Ханс, — приветствовала она сидящую на террасе пару и с некоторой настороженностью покосилась на Люка. Судя по всему, он, как и Габи, проходил мимо и остановился лишь затем, чтобы поздороваться. — Люк.

Ханс ответил на приветствие с дружелюбной улыбкой. Жозе отозвалась куда сдержаннее, но все же весьма доброжелательно, что тронуло Габриель. Люк промолчал.

— Меня ждет Симона, — не зная, что еще сказать, объяснила девушка. — Она пригласила меня посмотреть сад.

Жозе окинула ее взглядом, не упуская из виду ни прическу, ни босоножки в руке, и Габриель подавила инстинктивное желание осмотреть себя с ног до головы, чтобы удостовериться, что с ее одеждой все в порядке. Да, она хотела бы сблизиться с матерью, но не ценой постоянных нареканий со стороны Жозе. Она уже взрослая и вполне способна сама принимать решения, а если матери что-то не нравится, это ее проблемы.

Габриель сделала глубокий вдох, поставила сумку на плетеный столик и выпрямилась. Люк по-прежнему молчал. Может быть, принимая во внимание их вчерашнюю встречу — первую после семи лет разлуки, — которая никому из них не доставила удовольствия, он вообще не желает ее видеть? Ладно, пусть так. Но что ему стоит сказать хотя бы «привет»? И как она должна налаживать отношения с ним, если он даже поздороваться с ней не хочет?

Молчание затягивалось, и тут Люк, неожиданно для Габриель, заговорил:

— Симона занялась садом несколько лет назад. Теперь там вместо фруктовых деревьев полно роз.

Габриель с облегчением выдохнула: ну, хоть какое-то подобие беседы.

— Наверное, там теперь все выглядит иначе, — заметила она, принуждая себя улыбнуться и доставая из сумки букетик фиалок. Воздух сразу наполнился нежным ароматом. — Это для тебя, мама. Я собиралась передать их тебе через Ханса, но раз уж мы встретились… — Габриель тут же повернулась, готовая уйти — из страха, что ее маленький подарок будет отвергнут.

— Спасибо, — услышала она.

Девушка остановилась, посмотрела на Жозе, но та отвела взгляд.

Люк слегка нахмурился. Ханс, чувствуя некоторую напряженность, возникшую на террасе, до этой минуты тактично не вмешивался, но сейчас он взял букет и протянул его Жозе со словами:

— Моя мама тоже любила фиалки. Красивые цветы, не правда ли?

Опасаясь ответной реакции матери, которая могла причинить ей боль, Габриель поспешно зашагала прочь.

Неожиданно она обнаружила, что Люк идет рядом с ней.

— Не возражаешь против моей компании?

Девушка бросила на него настороженный взгляд:

— Не возражаю.

— Ты оставила сумку на столе, — сказал он. — Я не знал, специально или нет, поэтому не захватил ее.

— Правильно сделал. Я заберу ее позже.

Несколько минут они шли молча. Габриель пыталась сообразить, о чем можно поговорить с Люком, не затрагивая прошлого, но в голову ничего не приходило, так как он целиком занял все ее мысли.

Вчера на нем была рабочая одежда — разумеется, рабочая с учетом того, что он являлся главой Дома Дювалье. Сегодня Люк был в синей рубашке с маленькими черепаховыми пуговками — такими крошечными, что оставалось только удивляться, как мужские пальцы могли с ними справиться. Для таких пуговиц требуются маленькие женские пальчики. И руки у нее немедленно зачесались от желания расстегнуть их.

Чтобы отвлечься, Габи перевела взгляд на его брюки. Что, впрочем, было не совсем умно с ее стороны.

Брюки и грубые на вид ботинки больше подходили для работы в поле, чем для зала заседаний правления компании, но на Люке они почему-то смотрелись вполне естественно и, более того, заставляли сильнее биться женское сердце от контраста между аристократичными манерами и исходившей от него звериной чувственностью.

— Как тебе живется в Австралии? — поинтересовался Люк, когда они поравнялись с безупречно подстриженным кустарником.

«Что ж, неплохо для начала цивилизованного разговора», — решила про себя Габриель и ответила:

— Неплохо. Можно даже сказать, отлично. — Она растянула губы в улыбке. — Австралия — прекрасная страна с массой возможностей и гораздо менее строгими классовыми разграничениями. Как только я туда приехала, сразу же забыла о том, что моя мать — экономка в замке. Более того, меня считали утонченной девушкой, обладающей истинно французским шармом. В Австралии передо мной открылись многие двери, которые были закрыты в доброй старой Франции. Я была свободна в выборе, чем заниматься и кем быть.

— Могу себе представить. — На лице Люка мелькнула улыбка. — Ты стала дикой и необузданной, как мустанг на воле.

— Представь себе, нет. Там не оказалось никого, против кого я могла бы бунтовать, так что я, наоборот, присмирела.

— Уверен, это только порадовало Рафа.

— Может быть, но он ничего не говорил, — пожала плечами Габи. — Скорее всего, он знал, что, как только я уеду отсюда, все так и будет.

Люк посмотрел на нее:

— Ты ненавидишь Кавернес?

— Нет. — Она огляделась и покачала головой. — Как можно ненавидеть такую красоту? Скорее я ненавидела то место, которое занимала здесь. Не пойми меня превратно: я вовсе не мечтала стать хозяйкой замка. Я просто не хотела, чтобы мое положение в обществе определяло мою жизнь.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — сухо бросил Люк. Его глаза стали почти черными. — А какие чувства ты испытываешь сейчас?

— Противоречивые, — честно призналась Габриель. — С одной стороны, мне кажется, что я вернулась домой. С другой — хочется поскорее отсюда уехать, так как я и теперь считаю, что здесь для меня нет места. Я по-прежнему безразлична Жозе, возможно, и вам с Симоной тоже, хотя вы приняли меня куда теплее, чем родная мать.

— Ты не права. Для тебя здесь всегда найдется место, Габи. Всегда, — повторил он.

— Посмотрим, — уклончиво ответила девушка.

— Если тебе понадобится какая-нибудь помощь, — тщательно подбирая слова, сказал Люк, — ты всегда можешь на меня рассчитывать.

Брови Габриель удивленно взметнулись вверх.

— Почему ты это говоришь?

— Ты лишилась дома из-за меня.

— Насколько я помню, в ту ночь в гроте нас было двое, — заметила Габриель. — Ну а кроме того, скоро у меня появился новый дом. Переехав в другую страну, я многое поняла и узнала о самой себе. Теперь даже не верится, — задумчиво продолжала она, — что я когда-то отчаянно желала остаться в Кавернесе. Как же верна поговорка: что бы ни случилось, все к лучшему. В Австралии я повзрослела и стала тем, кем сейчас являюсь. И уж точно стала сильнее, чем раньше.

— А как ты перенесла разрыв с матерью?

— Вполне возможно, что он произошел бы в любом случае, рано или поздно, — пожала плечами Габриель и внимательно посмотрела на него. — Забудь про чувство вины, Люк. Роль кающегося грешника тебе не идет.

— Осторожнее, Габи. — В его глазах сверкнули молнии.

— А вот теперь передо мной Люк, которого я знала. Так-то лучше.

Все самообладание Люка вдруг испарилось, кипевшие в нем страсти вырвались на волю. Он схватил ее за руку и потянул в тень замковых стен. Некоторое время он стоял молча, возвышаясь над Габриель, давая ей полнее прочувствовать возникшее между ними напряжение. Так происходило всегда, стоило им оказаться наедине и в опасной близости друг от друга.

— Почему ты постоянно меня провоцируешь? — Его голос вибрировал от едва сдерживаемых эмоций. — Почему ты никогда не внемлешь голосу разума и игнорируешь мои предупреждения?

— Неужели? — улыбнулась Габриель пересохшими губами и на всякий случай отступила на шаг, однако тут же уперлась в стену. — Я внимательно слушаю тебя.

— Хорошо, — кивнул Люк. — Ты помнишь, что произошло, когда ты вынудила меня потерять контроль над собой? Хочешь повторения?

— Нет.

«Да», — отчетливо произнес ее несносный внутренний голос.

— Нет, — тверже повторила она. — Я хочу, чтобы мы вели себя как взрослые цивилизованные люди.

— Цивилизованные? Мы?

— Да.

Люк негромко рассмеялся, но его смех быстро оборвался.

— Ты мог бы по крайней мере попытаться. Почему бы не поздороваться со мной несколько минут назад?

— А ты сама догадаться не можешь? — чуть ли не прорычал он, упираясь руками в стену по обе стороны от нее. — Вот ты и напросилась. — Люк наклонил голову. — Здравствуй, Габриель.

Девушка ощутила легкое прикосновение его жарких губ к своей щеке, которая тут же запылала, но она вскинула голову и, стараясь не обращать внимания на горящие мрачным огнем глаза, с трудом выдавила улыбку:

— Можешь ведь, когда захочешь.

— Я еще не закончил тебя приветствовать, — чуть тише произнес Люк, но эффект от его слов был тот же самый: она задрожала. Он коснулся губами другой щеки. Затем кончик его языка коснулся края ее рта. Габриель шумно вздохнула. К ее лицу тут же прилила краска, и тепло мгновенно разлилось по телу.

— Твоя очередь, — прошептал он. — Скажи: «Здравствуй, Люсьен. Как поживаешь?» — и постарайся, чтобы твое тело не выдавало тебя. Как и глаза, потому что вскоре, мой ангел, все догадаются о том, что ты меня хочешь. И особо держи себя в руках, когда нас будут окружать люди. Если, конечно, тебе не все равно.

— Нет, — прошептала Габриель и прочистила горло, но голос ей не повиновался. — И потом, это вряд ли можно назвать поведением двух взрослых цивилизованных людей.

— Абсолютно с тобой согласен.

И Люк задел ее губы своим ртом, но этого было достаточно, чтобы глаза Габриель закрылись, а голова запрокинулась назад. Почти сразу за этим она почувствовала прохладные пальцы на своих горячих щеках — это Люк обхватил ладонями ее лицо. Давление его губ стало чуть сильнее, но все же это был вполне невинный поцелуй. За одним исключением: в нем чувствовался немой вопрос. У Габриель давно был готов ответ. Вздох вырвался из ее груди, губы приоткрылись, позволяя его языку скользнуть внутрь.

Люк знал, что совершает ошибку, но противостоять искушению не мог. И как всегда, прикосновение к губам Габи вызвало в нем жажду, желание впитать в себя ее вкус и запах, дурманящий голову и пьянящий лучше самого изысканного шампанского.

— Дотронься до меня, — хрипло выдохнул он в перерывах между поцелуями, которые становились все настойчивее. — Ну же, Габриель!

Из ее горла вырвался полустон-полувсхлип. Она уронила босоножки на землю и обняла его.

Неожиданно начался сильный дождь. Холодные капли забарабанили по их телам, причиняя боль. Габриель вырвалась из объятий Люка, закрывая лицо руками. Люк моргнул и потряс головой, недоумевая, так как всего несколько минут назад на небе не было ни облачка.

— Прошу прощения, — услышал он голос сестры, донесшийся словно издалека, хотя она стояла всего в нескольких шагах от них со шлангом в руке и ангельским выражением лица. — Я пустила воду, — начала объяснять она, — но сделала это слишком резко, поэтому не сразу справилась со шлангом. Вы знаете, как это бывает. — И она многозначительно посмотрела сначала на брата, потом на подругу.

Лицо Габриель, невзирая на ледяной душ, продолжало гореть, и она ничего не могла с этим поделать.

Люк вытер лицо рукавом и засунул обе руки в карманы, чтобы даже ненароком не прикоснуться к Габриель.

— В следующий раз, когда мы с тобой встретимся, я ограничусь лишь устным приветствием, — хмуро сказал он девушке.

— Возражений не имею, — кивнула она, нагибаясь и поднимая с земли босоножки. Мимоходом она заметила отчетливый бугорок на его брюках.

Люк устремил взгляд в стену.

— Если нечто подобное произойдет на людях, то не обижайся, если я сразу отойду. — Он продолжал внимательно изучать стену. — А может, уеду на другой конец света.

— Другой конец света зовется Австралией, — сухо сообщила Симона. — В последний раз вам это действительно помогло. — Она снова направила на них шланг. — Но на данный момент это невозможно, так что могу предложить повторный душ.

— Спасибо, обойдусь, — тут же отказался Люк.

— Я тоже. — Габриель смахнула с платья капли воды и посмотрела на Симону. — Ну, так как?

— Ты спрашиваешь про нашу прогулку по саду? — уточнила Симона и, подняв тонкую бровь, посмотрела на брата. — Составишь нам компанию?

— Если бросишь меня с этой дамочкой, можешь начинать думать о себе в прошедшем времени, — заявила Габриель, повернувшись к Люку.

— Рано или поздно она сама бросит тебя, — возразил он.

— Лучше уж поздно. — Габриель чуть замялась. — Что касается произошедшего… Повторение не понадобится. Урок я усвоила.

— Ты считаешь, что сможешь вести себя после этого как цивилизованный человек? — прищурился Люк. — Вот я за себя не поручусь.

— А я ручаюсь за себя. — Габриель вздернула подбородок и двинулась к тропинке, ведущей в сад. — Можешь не сомневаться, я — прекрасно воспитанная молодая дама.

— Да, я это тоже заметила, — обронила Симона, подмигнув брату. — Подумаешь, какой-то поцелуй! В самом деле, Люк, последуй примеру Габриель и забудь обо всем, тем более в такой замечательный день. Найди чем заняться.

— К примеру, что ты предлагаешь? — осведомился он, все еще досадуя на то, что, как всегда, утратил над собой контроль, оказавшись рядом с Габриель. Значит, он не застрахован от повторения ситуации, раз уж ему придется с ней еще не раз встречаться.

— Например, займись садом, — наставительно произнесла Симона. — Это не так просто, как многие думают. Уверена, Габриель со мной согласится.

С этими словами она последовала за подругой. Люк, закатив глаза, поплелся за сестрой.

Ох уж эти женщины!

Глава 4

Ужин доставил бы Габриель куда больше удовольствия, не присоединись к ним Люк. Она, конечно, говорила что-то насчет того, чтобы он не вздумал оставлять ее с Симоной одну. Однако ни Габи, ни Симона не приглашали его присоединиться к ним за ужином. Впрочем, о каком приглашении может идти речь? В конце концов, Кавернес — его родной дом.

Жаль только, что в обществе Люка она, судя по всему, не может думать ни о чем, кроме него самого. Габриель невесело усмехнулась про себя. Кажется, она сглупила. Ей нужно было остаться на старой мельнице. Чем дальше от Люка — тем лучше.

Решено. Этот ужин в замке, с людьми, которые когда-то были ее друзьями, должен стать последним.

— Думаю, я погорячилась, — сказала она, наблюдая за тем, как Симона запихивала последнюю ложку начинки в утку. — Не стоило мне принимать твое приглашение. Боюсь, ничего хорошего из этого не получится.

— Как учит нас пословица? Назвался груздем — полезай в кузов, — наставительно произнесла Симона и принялась выжимать сок из апельсинов. — Ты сама виновата. Зачем ты упомянула, что привезла с собой две бутылки вина с вашей винодельни? Конечно, Люк сразу захотел его попробовать.

— Выходит, я во всем виновата? — возмутилась Габи. — А кто обещал ему на ужин жареную утку в апельсиновом соусе? — Только Симона заикнулась об этом, глаза Люка вспыхнули. Габриель сделала вывод, что это блюдо по-прежнему является его любимым. Поэтому сейчас она и укорила свою по другу: — Зачем ты вообще заговорила про утку, зная, что он не сможет от нее отказаться? Ты сделала это специально.

— И горжусь этим, — заявила Симона. — И потом, если ты сейчас струсишь и сбежишь, как же ты собираешься воплощать в жизнь план по установлению мирных дружеских отношений? Или ты уже забыла все, о чем мы вчера говорили? — с негодованием продолжила она. — И в чем конкретно заключается моя вина, скажи на милость, если вы не можете и двух минут пообщаться, просто как старые добрые знакомые — без того, чтобы не…

— Ладно, ладно, — пробурчала Габриель, перебивая подругу, потому что в словах Симоны была доля правды.

— В общем, не вздумай сбегать до того, как мы приступим к трапезе, иначе я на тебя обижусь. — Симона сурово взглянула на нее. — Побег разрешаю только после ужина.

Габи обреченно вздохнула:

— Чем я могу тебе помочь?

В глазах Симоны зажглись лукавые искорки.

— Можешь открыть вино.

— Люк уже открывает. — Она искоса взглянула на него. — То есть собирается, потому что в данную минуту он изучает этикетку на бутылке.

Габриель объял трепет: дизайном этикеток занималась она и до этой минуты считала, что вправе гордиться своей работой. На винах с винодельни «Земля ангела» — название, данное Рафом, — был изображен крылатый ангел и сделана изящная надпись. Дизайн этикетки уже успел завоевать не одну награду в Австралии, но Австралия — не Франция. Как-то оценит ее старания Люк?

Неожиданно Люк поднял голову. Их глаза встретились.

— На мой вкус, не хватает тонкости, — бросил он.

— Так было задумано, потому что у вина насыщенный вкус, — парировала Габриель, подавляя желание оправдаться. Создание этикетки, не говоря о самом вине, требует труда, знаний, времени и любви. Уж кому-кому, а Люку это должно быть известно.

— Ну, что ты стоишь? Иди! — кивнула ей Симона.

Габриель устроилась за столом напротив него.

— Хочешь услышать мое мнение? — поинтересовался Люк.

— Зависит от тебя, — ответила она, стараясь говорить как можно небрежнее.

— Благодарю. — Он церемонно склонил голову. И вдруг улыбнулся. — Тебе всегда удавались продажи. Помнишь тот день, когда вы с Симоной заменили слегшего Марселя? Сколько вы продали бутылок нашего самого выдержанного и дорогого шампанского? Двадцать восемь?

— Двадцать девять, — поправила его Габриель и напомнила: — У нас с Симоной было одно несомненное преимущество.

Марсель был седовласым мрачным пожилым мужчиной, в то время как они с Симоной были очаровательными бойкими девчушками семи и девяти лет соответственно. Симона тогда заслужила похвалу, а вот Жозе выпорола дочку за то, что та забыла о своем положении.

При этом воспоминании Габи перестала улыбаться. После ударов хлыстом на спине и ногах вздулись волдыри. Раф, которому было тринадцать лет, готов был наказать любого, кто осмелился бы поднять на нее руку, но выступить против Жозе он не смел. Лишь немного позже, повзрослев и возмужав, он стал защищать сестренку, заставляя мать дважды подумать, прежде чем прибегнуть к порке.

— Габи?

Услышав голос Люка, она поняла, что слишком углубилась в прошлое.

— Что с тобой?

Он всегда чувствовал перемену ее настроения. Габриель поражала его интуиция. В детстве она даже восхищалась ею, но, когда они повзрослели, в этой его способности стала таиться опасность. По-видимому, Люк не утратил своего дара и сейчас.

— Ничего, — сказала Габриель, через силу улыбаясь и заставляя себя не думать о прошлом.

В детстве они с Рафом скрывали жестокое обращение с ними матери, и никто из окружающих не догадывался о том, что Жозе бьет своих детей. Почему они не говорили об этом? Кто знает. Возможно, их удерживала боязнь новых побоев, а возможно, стыд. Или они молчали из гордости. И уж конечно, Габриель не хотелось ни вспоминать, ни распространяться об этом сейчас.

— Это одно из наших самых дорогих и выдержанных вин, — продолжила она. — Конечно, кому-то срок выдержки может показаться смешным — всего пять лет. Раф хотел подержать его еще немного, но помешала экономическая ситуация — нам срочно понадобились деньги. — Она кивнула на другую бутылку. — А это четырехлетнее вино, но мы разлили по бутылкам совсем немного, все остальное по-прежнему хранится в бочках. Оба вина отличаются богатым вкусом и ароматом, но лично мне больше нравится то, что моложе. Из всех, что мы произвели, это мое самое любимое.

— Почему вы решили заняться красным вином? — спросил Люк. — Почему не игристым? Ведь когда-то Раф изучал производство именно игристых вин.

Все верно. Раф действительно больше разбирался в игристых винах и шампанском. Все начальные знания и он, и Люк почерпнули от Филипа Дювалье. Уже тогда Люк блестяще во всем разбирался, а вот Раф любил экспериментировать. Большая часть экспериментов заканчивалась неудачно, но иногда богатая фантазия рождала на свет нечто вызывавшее одобрение даже старика Дювалье.

— Если честно, я не знаю, почему Раф занялся красным вином. Он уже приобрел виноградники, когда я приехала в Австралию. Думаю, он просто полюбил те места, а виноград там рос красный.

— А почему «Земля ангела»?

— Потому что название как нельзя лучше подходит, — с полуулыбкой ответила Габриель.

Не называть же виноградники «Слезы ангела», в самом деле? И уж тем более Люку не стоит знать, что она все же назвала так самую первую бочку вина и то вино до сих пор остается лучшим.

— Открой обе, — распорядилась Габриель.

Скорее всего, Люку захочется их сравнить и получить хотя бы приблизительное представление о том, что производит Раф.

— Почему вы решили остановиться на традиционных пробках, а не на закручивающихся? — поинтересовался он, беря штопор.

— Именно потому, что они традиционные. Начиная свой бизнес, Раф имел точное представление о том, кому он будет продавать вино, а такие люди вряд ли оценят закручивающиеся пробки.

Люк достал бокалы, и, пользуясь тем, что он несколько секунд стоял к ней спиной, Габриель позволила себе, не таясь, смотреть на него с желанием и тоской. Кроме того, она очень волновалась, так как мнение Люка было для нее важно. Если вино ему не понравится, она будет просто раздавлена.

Наконец вино было открыто. Люк разлил его в три бокала. Взяв один в руки, он несколько секунд его разглядывал.

— Хороший цвет.

По мнению Габриель, цвет был не просто хороший, а потрясающий, но она ничего не сказала. Затаив дыхание, она ждала дальнейшей оценки. Прошло еще десять томительных секунд.

— Симона, хочешь попробовать? — предложила Габриель.

Подруга подошла неохотно.

— Лучше бы мне не знать, кто делал это вино, — пробормотала она.

— Зато я буду чувствовать себя намного увереннее, — возразила Габи. — Забудь, кто его делал, и попробуй. Все что от тебя требуется, — это просто сказать «м-м-м, ничего», или «приятный вкус», или что-нибудь в этом роде.

Люк поднес бокал к носу.

— Букет немного… — начал он.

— Немного — что? — немедленно спросила она.

— Интересный букет.

Ей показалось или Люк действительно усмехнулся, прекрасно понимая, в каком напряжении она пребывает в данную минуту?

— Приятные ягодные нотки, — заметила Симона, отпив небольшой глоток.

Люк последовал примеру сестры:

— Легкий аромат абрикоса. В самом деле, вкус необычный.

— О боже, Люк! — не выдержала Габриель. — Можешь ты сказать что-нибудь определенное или ты хочешь, чтобы я скончалась на месте от волнения?

Люк улыбнулся ей поверх бокала, но в его глазах зажегся дьявольский огонь.

— Терпение, мой ангел, это добродетель. Как ты знаешь, виноделие — мой бизнес, а к бизнесу я подхожу серьезно. И потом, дегустация — дело долгое и тонкое, требующее вдумчивого подхода и неторопливости.

— Люк, пожалуйста, не вынуждай меня поторопить тебя чем-нибудь тяжелым, — преувеличенно терпеливо произнесла Габриель.

Сделав глубокий вдох, она перевела взгляд на столешницу, надеясь, что рисунок древесины — плавные, волнистые линии — поможет ей хотя бы на время забыть о мужчине, к которому она привязывалась все больше. К тому же ей не терпелось услышать его мнение о вине.

А еще — об их недавнем поцелуе… И, великий боже, она жаждет повторения! Поцелуй только разжег жажду в ее крови, заставил желать большего. Может, стоит отказаться от плана, предложенного Симоной, и закрутить с ним безумный, страстный роман без каких-либо ограничений и преград? Может быть, таким образом ей удастся потом забыть о Люке, выкинуть его из головы? Если, конечно, не произойдет обратное. Да, не так-то просто принять решение…

— О чем думаешь? — неожиданно спросил он.

Габриель встретилась с ним взглядом и послала ему беззаботную улыбку. То есть она надеялась, что ей удалось ее изобразить.

— Точно не о тебе. Ну, так как? — поторопила она брата и сестру Дювалье. — Вы долго собираетесь томить меня в неведении?

— Мне нравится, — заявила Симона. — Чудесное вино, насыщенный богатый вкус, которым отличаются все хорошие вина. — Она ободряюще улыбнулась Габриель и сделала еще один глоток. — И я не знаю почему, но у этих австралийских вин удивительный аромат… Я даже затрудняюсь описать.

— Раф считает, что это аромат молодости, поскольку австралийскому виноделию, по сравнению с Европой, не так уж много лет. Там постоянно экспериментируют и виноделие пока не превратилось в ритуал, поэтому у каждого вина свой вкус, пусть даже не всегда такой изысканный, как у европейских вин.

— Должен признать, — заметил Люк, поднимая бокал, чтобы еще раз полюбоваться цветом, — у этого вина тонкий вкус.

Габриель не скрывала своей радости.

— Я тоже так считаю, — согласилась она. — Попробуйте вторую бутылку.

Люк достал новые бокалы и разлил вино из второй бутылки. Сделав глоток, он сказал:

— У меня не было нареканий к первому вину, а к этому и подавно. Великолепный вкус. Мои поздравления Рафу.

Симона вздохнула. Габриель просияла.

— Так, значит, вы хотите заняться экспортом? — деловито осведомился он.

Такого Люка Габриель еще не видела, но он ей тоже понравился. Как понравилось и то, что он серьезно подошел к их планам по расширению бизнеса.

— Мы не собираемся монополизировать рынок, — усмехнулась Габи. — Просто хотим расширить границы сбыта.

— Что конкретно ты подыскиваешь?

— Для начала помещение для продукции.

— Погреба?

— Желательно.

— Это обойдется дороже.

— Я знаю. — Она вздохнула.

— Что еще?

— Надо подумать о рекламе, о цене, которая не отпугнет людей, которые будут непосредственно заниматься продажами, и потенциальных покупателей.

— И на какой штат ты рассчитываешь?

— Честно? На себя.

Это Люк позволяет себе содержать целую команду менеджеров, а вот она такими возможностями не обладает. Габриель ждала, что сейчас он снисходительно улыбнется и заявит, что это неосуществимо, но он лишь произнес:

— Судя по всему, ты будешь очень занята в ближайшее время.

— Так и есть.

— Если хочешь, я могу представить тебя некоторым поставщикам вин и помочь организовать дегустацию. К твоим услугам дегустационные залы здесь, в Кавернесе.

Габриель даже приоткрыла рот от удивления. Она недоверчиво уставилась на Люка.

Устроить дегустацию в замке Кавернес? Да ведь это самая лучшая реклама, которую можно придумать! Вступить в подвалы замка — все равно что оказаться в прошлом. В небольших гротах хранилось вино и шампанское многолетней выдержки. Там же стояли столы, предназначенные для проведения дегустации.

— Конечно, — продолжал он, — в таком случае мне понадобится более полная информация: ваши мощности, описание технологических процессов, сведения, на какую сумму вы рассчитываете заключать контракты, и так далее. Все-таки, помогая вам, я ставлю на кон репутацию Дома Дювалье.

Габриель все еще не могла прийти в себя от изумления. Со стороны Люка это было невероятно щедрое предложение — покровительство Дома Дювалье поможет им в кратчайшие сроки заполучить нужных покупателей. Почему же она не чувствует себя на седьмом небе от счастья?

Потому что вряд ли Раф придет в восторг, так как он рассчитывал добиться успеха своими силами. Кроме того, это означает, что ему придется общаться с Симоной. Габриель также не хотела общаться с Люком больше, чем необходимо. Их отношения и так чересчур сложные, а если к этому добавится еще и бизнес, все совсем запутается.

— Конечно, мы с тобой можем все обсудить, — осторожно начала она. — Но думаю, будет лучше, если я посоветуюсь с Рафом, так как не уверена, что тебя следует посвящать в технологические вопросы — пусть даже без деталей. В любом случае на эти темы лучше говорить с Рафом.

— Боишься, что Раф откажется? — поднял брови Люк.

— Я не знаю, — честно ответила Габриель. — Именно поэтому и хочу поставить его в известность. Но в одном я не сомневаюсь: он не захочет быть у тебя в долгу… Быть в долгу у кого бы то ни было. В любом случае спасибо за столь щедрое предложение, Люсьен, но я пока не готова ответить согласием. — Она не удержалась и добавила: — Твой отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал.

— Мой отец, несмотря на все свои несомненные достоинства, был недальновиден. Ему стоило оказать поддержку Рафу, когда тот его об этом просил.

Слова «но он не оказал» повисли в воздухе.

— Я позвоню Рафу сам и поговорю с ним, — продолжил Люк.

У Габриель перехватило дыхание:

— Что?! Вы не общались семь лет. Не лучше ли обратиться к помощи посредника?

— Почему ты считаешь, что мы не общались? — полюбопытствовал он.

— Вот как? Значит, ты звонил ему?

— И не раз, — кивнул Люк. Габи потеряла дар речи и могла только хлопать глазами. Он усмехнулся. — Что тебя удивило больше? Что я общался с Рафом все эти годы или то, что ты об этом не знала?

— И то и другое, — откровенно призналась она.

Ей даже в голову не приходило, что брат мог поддерживать связь с кем-нибудь из обитателей Кавернеса.

— И о чем вы говорили? — не удержалась она от вопроса.

Выражение лица Люка стало непроницаемым.

— О многом, но только не о сестрах.

Ужин прошел замечательно. По молчаливому и единодушному согласию все избегали тем, относящихся к прошлому, а потому разговор велся о событиях настоящего и будущего.

Симона поделилась своими планами в отношении сада. Люк говорил о том, что, расширив площадь виноградников, он начнет эксперименты с шампанским. Они припомнили все изменения, произошедшие в деревне за время отсутствия Габриель.

Симона рассказала про оперную диву, приобретшую старый полуразвалившийся замок неподалеку. Работы по его восстановлению велись уже несколько лет, так как она желала вернуть замку былое величие, но с современными удобствами, чему местные жители, занятые на стройке, естественно, бы ли только рады. Денег у дивы куры не клюют, а ее юное лицо является наглядным доказательством того, какие чудеса может творить пластическая хирургия. Ее благосклонности добивались многие мужчины. Недавно она положила конец сплетням, выйдя замуж за вдовца, младше ее лет на десять, с тремя детьми на руках, мал мала меньше, почти без гроша в кармане, но, как говорят, с золотым сердцем.

— Но разве этот брак не сделал ее изгоем в глазах местного высшего общества? — удивилась Габриель. — А что думают по этому поводу жители деревни?

— Ну, они привыкают, но довольно медленно.

— Хорошо. Главное, что привыкают.

— Хорошо для кого? — спросил Люк.

— Для всех.

— Времена меняются, и люди тоже, — заметила Симона. — К тому же сейчас в деревне много молодежи, которая более терпимо относится к подобным вещам. Слава богу, наконец-то и у нас деление на классы — явный анахронизм — стало уходить в прошлое!

Габриель подняла брови:

— А ты не принимаешь желаемое за действительное? Стоило людям узнать во мне дочь Жозе, как ко мне стали относиться соответственно.

— И как они стали к тебе относиться? — неожиданно помрачнев, спросил Люк.

— Мне была предложена самая маленькая и дешевая комнатушка. Как и полагается дочери экономки. — Габриель улыбнулась. — Я чувствовала себя такой уставшей, что не стала спорить.

— Ты можешь переехать к нам, — тут же предложил Люк.

Она покачала головой:

— Спасибо, но сегодня, отдохнув и набравшись сил, я добилась, чтобы меня поселили в гостинице, в просторном номере с ванной. Наверное, из боязни, что я уеду не заплатив, меня вежливо, но холодно попросили заплатить за три недели вперед.

— Старая ведьма! — внезапно воскликнула Симона. — Я никогда не жаловала хозяйку гостиницы. И что ты сделала?

— Я оплатила неделю проживания и сказала, что постараюсь за это время подыскать себе что-нибудь более просторное.

— Кавернес для тебя не слишком просторен? — усмехнулся Люк.

— Ты не понял. Я собираюсь купить что-нибудь более просторное.

Симона рассмеялась:

— Жаль, что меня при этом не было. Хотела бы я посмотреть на ее лицо, когда ты это говорила.

— Ты собираешься приобрести здесь собственность? — поразился Люк.

— Взгляни на своего брата, — предложила Габриель Симоне. — Примерно таким же недоверчивым и шокированным было лицо у хозяйки гостиницы.

— Ты ошибаешься, — возразил Люк. — Я просто удивился, вот и все. Это место вызывает у тебя весьма противоречивые чувства. Неужели ты хочешь поселиться здесь? По-моему, это несколько нелогично.

Раф сказал ей примерно то же самое. Но Люку об этом знать вовсе не обязательно.

— Думаю, время покажет, — улыбнулась она.

— Ты уже осмотрела дом во владениях Хаммершмидта? — спросила Симона.

— Еще не успела.

Люк нахмурился:

— Я снова удивлен, но не тем, что ты можешь позволить себе купить эту землю, а кое-чем другим. Точнее, кое-кем. — Он с негодованием взглянул на сестру.

— И нечего испепелять меня взглядом, — заявила Симона. — Да, ты прицениваешься к этим виноградникам, но почему бы вам не прийти к соглашению? — Ее глаза заблестели. — В самом деле, Люку нужна земля, а Габи — дом, погреба и офис. По-моему, вы оба от этого только выиграете.

— Нет, — отрезал Люк.

— Нет, — эхом отозвалась Габриель. — Вероятно, с деловой точки зрения это удачное решение, но не в нашем случае.

— Тогда почему вы так переполошились? — пожала плечами Симона. — Я всего лишь предложила.

— Не самое удачное твое предложение, — вздохнула Габриель и вкрадчиво продолжила: — Почему бы тебе не позвонить Рафаэлю и не предложить ему подобную сделку? Так вы станете партнерами. Может быть, ты тоже все эти годы поддерживала с ним связь втайне от меня? — почти медовым голосом закончила она.

— Ничего подобного. — Симона заерзала на стуле. — Ладно, если вам не по душе мое предложение, давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Люк тут же согласился с сестрой:

— С удовольствием.

Глава 5

Габриель не стала задерживаться после ужина. Она быстро, насколько позволял горячий и крепкий напиток, осушила чашку кофе, помогла Симоне и Люку прибраться в кухне и спросила, не может ли она перед отъездом воспользоваться ванной комнатой.

Девушка помнила, что ближайшая ванная находится справа от лестницы. Идя по просторному холлу и погрузившись в размышления, Габи не заметила Жозе.

Мать стояла неподвижно, как прекрасная, но холодная мраморная статуя. Неужели она ждала ее?

— Мама, — чуть склонила голову Габриель. — Здравствуй. — Она сделала попытку улыбнуться. — Ты хочешь со мной поговорить?

— Ты, верно, думаешь, что теперь ты одна из них? — негромко произнесла Жозе, не ответив на приветствие. — Общаешься с ними, напрашиваешься к ним на ужин, рассчитываешь, что старые друзья тебе не откажут.

Габриель почувствовала, как улыбка замерзает на ее губах.

— Ты никогда не желала помнить свое место.

— Как раз наоборот, мама. Ты никогда не позволяла мне это забыть. — Габриель выпрямилась. Она уже не та маленькая девочка, которой полагалось молча выслушивать свою мать и так же молча сносить ее удары, когда Жозе считала, что она своим поведением заслужила порку. — И вот еще что. Теперь я сама решаю, где мое место и с кем мне общаться. И если мне захочется поужинать со своими друзьями, причем по их приглашению, я не собираюсь спрашивать у тебя разрешения.

— Он никогда на тебе не женится, и ты это знаешь, — презрительно бросила Жозе. — Ты ниже его по положению.

Габриель не составило труда догадаться, о ком идет речь.

— А что, если я не хочу выходить за него? Подобная мысль никогда не приходила тебе в голову?

— Тогда зачем ты вернулась, щеголяя новыми тряпками и трубя о ваших виноградниках? Думаешь, твое материальное положение что-то изменит? Ты можешь нацепить на себя все, что угодно, но навсегда останешься для Люсьена Дювалье и подобных ему мужчин дочерью экономки.

— Это для тебя сословные предрассудки все еще существуют, мама, хотя на дворе двадцать первый век. Кстати, я вернулась не ради Люсьена, а ради тебя.

— Где Рафаэль нашел деньги, чтобы приобрести те виноградники? — поинтересовалась Жозе.

Габриель, не ожидавшая такого вопроса, даже растерялась.

— Харрисон дал. — Отец, с которым до своего приезда в Австралию она лишь обменивалась поздравительными открытками на день рождения и Рождество. — Харрисон Александер. Помнишь такого? Мужчина, за которого ты вышла замуж. Отец твоих детей. Ты была не права, заявляя, что мы ему не нужны. Мы были нужны ему.

— Вот как… — Голос Жозе слегка дрогнул. — Почему он это сделал?

— Может, потому, что для этого и существуют родители? — с легким сарказмом предположила Габриель. Ей вдруг расхотелось объяснять что-либо матери. — Или ты не в силах представить себе, что нашелся человек, который поверил в Рафаэля? Неужели тебе необходимо постоянно сомневаться в способностях своих детей и отрицать, что они могут чего-нибудь добиться?

Жозе молчала.

— Я только на минутку загляну в ванную, а затем вернусь в деревню, — закончила разговор Габриель. — Не жди меня. Я знаю, где выход.

Мать повернулась к ней спиной, но девушка успела заметить, как исказилось ее лицо.

— Харрисон всегда отличался чувствительностью, — донеслось до Габи. — Мне это не нравилось. Я бы никогда не вышла за него замуж, если бы вконец не отчаялась. Харрисон любил меня. Любил мою внешность, а вот душу не понял, не разглядел… Потом было уже поздно. Для него. — Жозе обернулась к дочери. Ее глаза были полны такой муки, что Габриель невольно вздрогнула. — Харрисон Александер твой отец, Габриель, но не отец Рафаэля. — Она стала подниматься по лестнице, держась за перила.

Габриель стояла как громом пораженная.

— Нет, — прошептала она и покачала головой.

В такое невозможно поверить! Харрисон — любящий, внимательный отец, всегда был готов прийти на помощь и ей, и Рафаэлю по первому зову. Они бы ничего не добились без его поддержки.

— Я не верю тебе, — громко сказала она, чувствуя, как от слез начинает щипать глаза. Ее мать продолжала подниматься по лестнице. — Ты лжешь! — сжимая кулаки, выкрикнула Габи и шепотом повторила: — Ты лжешь…

Люк Дювалье являл собой пример для подражания — так считали все. Вот на кого стоило равняться! У него имелось все: деньги, здоровье, молодость. Ему было всего двадцать девять, но он уже руководил одной из старейших во Франции фирм по производству шампанского, с завидной регулярностью заключал многомиллионные контракты и имел репутацию человека, который не теряет голову ни при каких обстоятельствах.

И еще он отличался волей. Именно воля в конечном итоге помогла ему забыть тот поцелуй в саду — хотя бы на время. Этому также способствовали его любимая утка в апельсиновом соусе и беседа, которую поддерживала его сестра, старательно избегая опасных тем. Все, что теперь от него требовалось, — это проводить Габи до машины и закончить приятный во всех отношениях вечер, в течение которого они вели себя как цивилизованные люди. Наверное, ему можно было себя похвалить, но Люк не спешил с этим.

Симоны не было: она понесла мусор во двор, хотя Люк предложил сделать это сам.

— Нет, — заявила его сестра, решительно тряхнув головой. — Сейчас наступает самый ответственный момент, и ты должен продемонстрировать Габи, что она может не опасаться, оставаясь с тобой наедине. Я верю в тебя, — добавила она, и в ее голосе послышались стальные нотки.

Габриель вернулась на кухню минут через десять. Ее лицо было бледным, а глаза неестественно блестели, словно от непролитых слез. Она попыталась было улыбнуться, но, поняв, что губы ее не слушаются, даже не стала стараться.

— Пора, — сказала она, надеясь, что голос не выдает ее. — А где Симона?

— Она вышла. Скоро вернется.

Габриель тут же шагнула к двери:

— Тогда пойду ей навстречу. Спасибо за чудесный вечер, Люсьен.

Она помедлила. Наконец протянула ему руку, но Люк не стал ее пожимать — побоялся дотронуться.

— Что случилось? — спросил он, внимательно глядя на нее.

— Ничего. — Габриель убрала руку и вцепилась в свою сумку так, словно в ней лежали все ее драгоценности.

— Если ты тревожишься из-за меня, то напрасно, — заметил он, сжав челюсти. — По-моему, я доказал, что могу вести себя не как дикарь даже наедине с тобой.

— Конечно. — Габриель передернула плечами. Слабая улыбка все же показалась на ее лице. — Именно поэтому ужин в компании старых друзей доставил мне удовольствие. — Она засомневалась, стоит ли об этом упоминать, но все же рискнула продолжить: — Что касается того поцелуя, то я… В общем, от него я тоже получила удовольствие… Большое удовольствие, к сожалению. Но я постараюсь забыть о нем и очень надеюсь, что желание еще раз поцеловать тебя рано или поздно пройдет.

— Семь лет, Габриель, — мрачно напомнил Люк. — И желание до сих пор не прошло. На что ты рассчитываешь?

— Тогда нам следует держаться подальше друг от друга. Я, к примеру, только за. Такой подход себя уже оправдал. Так нам проще будет не сорваться.

— Я бы не возражал сорваться, — заметил Люк. Тем более сейчас, когда ему больше всего на свете хотелось сжать Габриель в объятиях и заняться с ней любовью прямо на столе. — Тебе уже не шестнадцать, а я не одержим устаревшими предрассудками по поводу фамильной гордости и прочей чепухи. У нас нет причин отказывать себе в удовольствии. Мы можем попытаться наконец понять природу нашего влечения.

Люк высказал то, о чем сама Габриель размышляла совсем недавно, но ее вдруг охватила паника. Это было нелогично, но когда чувства подчинялись доводам рассудка?

— Думаю, нет. Нет.

— Как скажешь, — помолчав, согласился он. — Что касается проведения дегустации вашего вина… Позвони мне, когда обсудишь этот вопрос с Рафом.

— Да, спасибо.

Люк чувствовал себя несколько странно и не понимал почему — ведь Габриель сказала именно то, что он рассчитывал услышать. И еще одно приводило его в недоумение. Почему в ее глазах стоит боль, которую она тщетно пытается скрыть? Может быть, это никак не связано с ним?

— Габриель, что случилось, когда ты ушла в ванную комнату? — внезапно спросил он.

— Ничего. Правда ничего, Люк. Ты вел себя безупречно весь вечер. — Она ослепительно улыбнулась, изумляясь про себя, как ей это удалось. — Ты по-прежнему очень обаятельный и милый, когда берешь на себя труд быть таким. Просто я не готова рискнуть и поцеловать тебя на прощание, поскольку поблизости нет никого с садовым шлангом наготове.

С этими словами Габриель открыла дверь и немного помедлила, словно раздумывая. Люку этого было достаточно. Его предположение, что с девушкой что-то произошло, пока она отсутствовала, только укрепилось, но он решил не настаивать. Расспросы могут привести к тому, что Габриель замкнется.

— Спокойной ночи, — пожелал он. — Сладких снов. И раз уж ты была со мной так откровенна, то я чувствую, что просто обязан сделать то же самое. Я не собирался целовать тебя на прощание. Слишком уж велик риск, что одного поцелуя окажется мало.

Габриель слабо улыбнулась, показывая, что оценила его прямоту, и вышла.

Люк услышал голос Симоны. Его сестра что-то спросила — должно быть, они с Габи встретились в холле. Габриель ответила, но слов было не разобрать. Затем голоса девушек стихли. Люк направился в холл, сосредоточенно оглядываясь и пытаясь понять, что могло расстроить ее. Остановившись у подножия лестницы, он озадаченно нахмурил брови. Что так подействовало на нее? Не вазы же с цветами и не портреты предков Дювалье? Он посмотрел на лестницу. Может, она поднималась наверх? Или, наоборот, кто-то спустился вниз, когда она проходила мимо? Но кто? Кроме них, в замке были только Ханс и Жозе. Если они спускались, то с какой целью?

До Люка донесся шум заведенного двигателя, затем послышался хруст гравия под колесами автомобиля Габриель, и вскоре все стихло.

Он поднялся на несколько ступенек, все так же прислушиваясь. Наверху было тихо, хотя… Так и есть — слабый скрип, а затем едва слышный хлопок закрывшейся двери.

Но что это могло означать, Люк по-прежнему не понимал.

Воспоминание о поцелуе в саду начало мучить Габриель, как только она покинула замок, и продолжало преследовать ее на следующий день, стоило ей открыть глаза после беспокойного сна. В памяти также сразу всплыло предложение, сделанное Люком после ужина… Нет, было сделано еще одно предложение — использовать погреба Кавернеса в качестве дегустационного зала для вин «Земли ангела». «Вот о чем надо думать, а не о поцелуе Люка!» — укоряла себя Габи, но ее мысли упрямо возвращались к нему. В общем-то, в этом не было ничего удивительного. Любая женщина на ее месте вела бы себя так же — что поделать, если Люк обладал несомненным магнетизмом? Она ощутила это уже в шестнадцать лет. Повзрослев, как и хорошее вино, он стал просто неотразим.

Была еще одна новость, которая не давала Габриель покоя. Ее отец, Харрисон, не является отцом Рафа, и Раф об этом не знает. Впервые в жизни она боялась позвонить брату. Шло время, а Габи все никак не могла заставить себя поднять трубку и набрать знакомый номер. Зачем Жозе рассказала ей об этом? Зачем внесла смятение в ее жизнь, и без того осложненную отношениями с Люком? И как ей вести себя с братом? Как поступить? Открыть секрет, в который она не просила себя посвящать, или сохранить тайну? Сказать было бы проще, но Габриель чувствовала, что таким образом она как предаст брата. К тому же такая правда могла внести разлад в отношения между Харрисоном и Рафом. С какой стороны ни посмотри, ни к чему хорошему это не приведет.

Габриель выругалась, проклиная все на свете, но легче ей не стало.

Как плохо, когда не с кем поделиться и спросить совета! Вчера Люк поинтересовался, что произошло, но она не решилась сообщить ему ошеломляющую новость, пока все не обдумает.

Габриель простонала, сжимая кулаки. Как только земля носит женщин, подобных Жозе?! Они не имеют права называться матерями! Скрывать ото всех и тем более от Рафа правду о его отце! Его отце… В мозгу Габи вспыхнула новая мысль. В самом деле, кто же является отцом Рафа? От мелькнувшей догадки она пришла в ужас. Нет, только не Филип Дювалье! Боже, спаси и сохрани их всех, если это так! Габриель заставила себя рассуждать здраво, не поддаваясь эмоциям.

Филип не только не возражал против дружбы Рафа и Люка, а, наоборот, даже поощрял ее. Увидев, что Раф проявляет интерес к виноделию, он взялся за его обучение. В общем, для аристократа, со всеми его сословными предрассудками, он был весьма добр к Рафаэлю. Но стоит ли считать его доброту выражением отцовских чувств?

Было одно весьма весомое но, отвергавшее догадку Габриель, — внешность. Раф нисколько не был похож на Филипа Дювалье. Он также не походил и на Жозе, за исключением разве что совершенных черт лица, только в мужском варианте. А вот Харрисон и он немного похожи. У обоих светлые волосы. Правда, у Рафа разрез глаз другой, и глаза не голубые, а синие.

Так кто же мог быть отцом Рафа?

От этих мыслей у Габриель начала болеть голова.

— Это не имеет значения, — яростным шепотом приказала себе Габи. — Просто не думай об этом! — Она глухо простонала. — Как же я ее ненавижу! Почему она — моя мать?

Гнев на Жозе захлестнул Габриель с новой силой. Чтобы успокоиться, ей даже пришлось посидеть несколько минут с закрытыми глазами. Наконец она схватила телефонную трубку и, боясь передумать, набрала номер.

— Привет! Я не помешала?

— Габи? — Голос брата заметно подобрел. «Словно солнышко выглянуло из-за туч», — подумала Габриель. — Ты вовремя позвонила. Я только что разговаривал с Люком.

Значит, Люк все-таки опередил ее.

— По поводу его предложения?

— Именно.

— И что ты думаешь?

— Тебе известно, что я думаю о сближении с Дювалье, пусть даже в интересах бизнеса.

— Неужели? — с легкой обидой заметила она. — Я считала, что мне это известно, однако Люк сообщил мне, что все эти годы ты поддерживал с ним контакт. Это правда?

— Да, — неохотно подтвердил Раф. — В первый раз Люк позвонил, когда ты еще летела в Австралию. Хотел удостовериться, что я встречу тебя в аэропорту. А затем он изредка интересовался, как ты поживаешь. Я не видел в этом ничего криминального.

— И ты рассказал ему, что сразу после приезда у меня все валилось из рук, а сама я выглядела жалким подобием человека и была преисполнена жалости к себе? — Габриель задрожала от унижения. — Ну спасибо.

— Нет, конечно, — сухо бросил Раф. — Я говорил, что ты живешь если не отлично, то очень хорошо. Можно сказать, почти счастливо. Ты же знаешь, что можешь всегда на меня положиться, — с нежностью добавил он.

— Конечно, — выдавила из себя Габриель, чувствуя, как тайна матери свинцовым грузом ложится ей на плечи.

— Ну, и как там Жозе? — поинтересовался он. — Как она тебя встретила?

— Жить будет. А что касается твоего второго вопроса… В общем, ты был прав. Она нас не звала. — Габриель не скрывала горечи.

Раф не стал сыпать ей роль на раны словами «А что я тебе говорил?».

— Как ты это пережила? — мягко спросил он.

— Ну, раз говорю с тобой, значит, пережила.

Раф рассмеялся, поддержав ее попытку пошутить.

Скорее всего, он догадывался, что на самом деле ей хочется плакать.

— А если серьезно?

— А если серьезно, это стало мне хорошим уроком, и, можешь не сомневаться, я его усвоила. Жозе больше не сможет причинить мне боль. Я этого не допущу.

— Так держать! — одобрительно произнес Раф. — Такой подход мне нравится. — Похвала брата была как нельзя кстати, и Габриель чуть приободрилась. — Иногда случается так, Габи, что людям, пусть даже очень близким людям, лучше жить отдельно.

— Это я уже поняла. — Габриель замялась, так как тема родственных отношений не позволяла ей забыть о тайне, в которую девушку посвятили помимо ее воли. — Я начала поиск помещения для нашего филиала, Раф, — решительно начала она, надеясь, что разговор о делах отвлечет ее. — Найти то, что нам нужно, не так-то просто. К тому же у нас нет ни связей, ни подходящей родословной. А ты сам знаешь, насколько закрытое здесь общество. Нам явно не помешает помощь человека, перед которым двери распахнутся. Щедрое предложение Люка провести дегустацию наших вин в погребах Кавернеса — большая удача. К тому же, как только станет известно, что нас поддерживает Люк Дювалье, мы можем рассчитывать на более радушный прием. Если бы нас не связывало ничего личного, я бы не раздумывая ухватилась за это. Другие компании могут только мечтать о такой рекламе, тогда как к нам все само идет в руки. Однако я пока не дала конкретного ответа. А что ты думаешь?

Раф помолчал.

— Мне не нужна его помощь, — наконец сказал он, и голос его звучал холодно. — Я не хочу иметь дело с Дювалье, несмотря на все выгоды, которые нам сулит это знакомство. И уж тем более не хочу быть им обязанным.

Раф ответил так, как и предполагала Габриель.

— Я понимаю, — осторожно проговорила она. — Но ведь, как ты сам верно заметил, это сулит нам огромную выгоду. В будущем уж точно. Мы выиграем от этого больше, чем они.

— Именно потому, что мы выиграем больше, чем они, я и не хочу принимать предложение Люка. Они стали одной из наиболее успешных винодельческих династий Франции не только благодаря удаче, Габи. Люк сделал нам это предложение, потому что намерен получить кое-что взамен.

— Может, он собирается таким образом загладить свою вину? — предположила Габриель.

— Как бы не так. Он хочет тебя, — без обиняков заявил Рафаэль. — Ты взрослая женщина, и я знаю, что тебе по силам многое. Но вот сможешь ли ты сладить с Люком? Он умеет контролировать себя, но в душе его бушуют страсти, а ты всегда действовала на него как детонатор. Люк скрывал от тебя эту часть своей натуры, хотя одному Богу известно, чего ему это стоило. Не забывай, я был рядом, когда все началось, а у меня есть глаза. Он всегда оберегал тебя.

— От чего? — не поняла Габриель.

— От самого себя.

— Ты же сам сказал, Раф, что я взрослая женщина. Да и Люк уже не юноша. Я буду осторожна. Думаю, и он тоже. Не волнуйся. И не смей из-за меня отказываться от его предложения. Дай себе по крайней мере несколько дней на размышления.

— Да не о чем тут размышлять! — сердито бросил он. — Я не совсем дурак и понимаю, какое выгодное предложение сделал нам Люк. Но мой ответ все равно «нет».

Габриель прикусила губу и кивнула, хотя брат не мог ее видеть.

— Как скажешь. Я знаю, что разубеждать тебя бесполезно. В любом случае у меня на примете появилась одна старая винодельня недалеко от Кавернеса. Я изложу детали в электронном письме.

— Что за винодельня?

— Помнишь владения старого Хаммершмидта?

— Заброшенные виноградники?

— Не забыл, — с удовлетворением заметила она. — Думаю, тот участок нам вполне подойдет.

— Ты подумываешь о покупке или хочешь для начала взять его в аренду?

— Купить.

Раф чуть слышно вздохнул:

— Выходит, ты не оставила мысли перебраться во Францию? Невзирая на Жозе?

— Даже невзирая на Жозе, — подтвердила Габриель. — Я люблю это место. Австралия и «Земля ангела» стали мне вторым домом, и я их тоже люблю, но не так сильно, как ты. Они в моем сердце, но все же моя родина — Франция. Я поняла это, когда вернулась сюда. Прошу, пойми меня. Я люблю тебя, но хочу поселиться здесь.

— Что-то мне подсказывает, что ты многого недоговариваешь, — невесело констатировал Раф.

— Ты ошибаешься. — Габриель старалась, чтобы ее голос звучал беспечно. — И еще я мечтаю, чтобы наши вина получили признание. Ты только подумай: австралийские вина во Франции! И я не сомневаюсь, что мы можем это сделать — придется только потрудиться. Я готова работать столько, сколько нужно, но, самое главное, я хочу здесь жить.

Глава 6

Устроившись в плетеном кресле напротив Габриель, Люк вытянул свои длинные ноги.

— Ты меня избегаешь, — заявил он.

Габриель подняла на него глаза. Как всегда, при виде его ее сердце забилось быстрее. «Не стоит так уж сильно волноваться, — мысленно успокаивала она себя. — Люк всего лишь обычный мужчина. Чертовски красивый, обаятельный, сексуальный и…» Она одернула себя, понимая, что занимается самообманом и что список его достоинств можно продолжать до бесконечности.

Они сидели в уличном кафе. Перед Габи стояла чашка горячего сладкого кофе и лежала развернутая газета с объявлениями о покупке и продаже недвижимости. С их последней встречи — ужина в Кавернесе — прошла неделя. Неделя, в течение которой она работала не покладая рук. Впрочем, в этом был и свой плюс: у нее почти не оставалось времени думать о Люке.

— Так в чем дело, Габриель? — мягко спросил он, изучая ее насмешливыми черными глазами.

— Тебе не пришло в голову, что я была занята? — пожала она плечами и, закрыв газету, откинулась на спинку стула, радуясь тому, что солнцезащитные очки скрывают ее глаза и до некоторой степени румянец на щеках. — Или, может, я тебя забыла?

— В самом деле? Какая жалость. — Люк усмехнулся. — Ты разбиваешь мне сердце, потому что всю эту неделю я только о тебе и думал. Кстати, я договорился насчет осмотра виноградников Хаммершмидта. Не хочешь составить мне компанию?

Габриель заколебалась. Она действительно собиралась взглянуть на имение старика до того, как его выставят на аукцион. Сомнения касались лишь того, стоит ли ей делать это с Люком.

— С какой целью? — наконец спросила она. — Ты наверняка не принял совет Симоны насчет того, что мы с тобой можем стать партнерами. Если честно, я не представляю, что это сработает.

— Согласен. К тому же я никогда не смешиваю бизнес и удовольствие, мой ангел. А рядом с тобой я способен думать только о последнем.

— Тогда к чему приглашать меня?

— Исключительно из деловых соображений. Предварительная оценка виноградников — двадцать миллионов евро. Я прикинул, сколько стоит то, что нужно мне, и получилось тринадцать миллионов. Так как тебя во владениях Хаммершмидта интересует совершенно другое, было бы интересно узнать, во сколько ты оценишь дом, погреба и прочее.

— То есть ты говоришь о чисто деловой встрече? — уточнила Габриель.

— Чисто деловой, — подтвердил Люк. — Хотя я позволю себе помечтать о том, что может последовать позже. Или раньше. — Он лукаво улыбнулся и неожиданно сменил тему: — Поужинай со мной.

— А если я не хочу?

— Ты все же подумай, — посоветовал Люк. — Вдруг окажется, что на самом деле ты хочешь этого?

— Я знаю, чего хочу, — заявила она. — Я хочу наладить здесь сбыт нашего вина.

Люк прищурился.

— Так попроси меня о содействии, — предложил он.

— Если бы это было легко сделать, — пробормотала Габи. — Ты ведь говорил с Рафом?

— Да. Он не сказал ни да ни нет. Я решил, что это хороший знак.

— Боюсь, он не согласится. По крайней мере в ближайшем будущем. Но это мое мнение.

— Откуда такая уверенность?

Габриель не стала ничего скрывать:

— Его беспокоит, по какой причине ты готов нам помочь.

— Не знал, что Раф стал циником, — протянул Люк. — Впрочем, мой отец утверждал, что хороший бизнесмен обязательно должен быть циником. Какие соображения на сей счет есть у Рафа?

— Он считает, что это из-за меня.

— Понятно.

Габриель взглянула ему в глаза:

— Он ошибается?

— Как сказать. — Люк задумался. — Подобная мысль действительно приходила мне в голову. Весьма приятная мысль, должен заметить. Однако это не главная причина… Я не помог, когда Раф просил меня оказать ему поддержку. Дело в том, что я собирался предложить ему партнерство в нашем семейном бизнесе, но мой отец был против. Он выдвинул ультиматум: либо Раф, либо Кавернес. Я выбрал Кавернес.

— Друг называется, — уколола его Габриель и чуть слышно добавила: — Вот урод!

Люк усмехнулся:

— Ты говоришь про меня или про отца?

— Про Филипа.

— Не стоит судить его строго, Габи. Для него Дом Дювалье был всем. Он не мог жертвовать репутацией, которая приобреталась в течение веков. Как и не мог допустить, чтобы его единственный сын и наследник занялся чем-нибудь другим.

— Ты его оправдываешь?! — возмутилась она.

— В некоторой степени да, — кивнул Люк. — Мы с Рафом посвятили его в свои планы, а он побоялся рискнуть, вот и все. Он был лишен безрассудства, свойственного юности. Пойми меня правильно, Габриель. Мое предложение основано не только на желании помочь друзьям детства. Если все ваши вина так же хороши или хотя бы не очень сильно уступают тому, что мы пробовали, я готов рискнуть, так как считаю, что вас может ждать успех. При этом репутация Дома Дювалье нисколько не пострадает. Более того, став вашим дистрибьютором, мы будем получать проценты с продаж. Ну и, конечно, ты, — нехотя бросил он, и его голос звучал чуть раздраженно. — Меня по-прежнему влечет к тебе, причем сильнее, чем раньше. Почему, собственно говоря, я должен это отрицать? Наш поцелуй в саду показал, что и ты ко мне неравнодушна. Я вижу вполне очевидное решение нашей проблемы.

— Хочешь сделать меня своей любовницей? — хмыкнула Габриель. — Любовница графа. Хм, звучит!

— Я не граф, и ты прекрасно об этом знаешь.

Она сделала вид, что задумалась.

— Значит, куртизанкой мне стать не суждено. Жаль. Ну что ж, тогда, может, игрушкой для миллиардера?

— Я не миллиардер. Пока, по крайней мере… Нет, я всего лишь хочу видеть тебя своей неотразимой, восхитительной, страстной, финансово независимой любовницей.

— Разве я говорила не о том же самом? — делано удивилась она. — Слова разные, но смысл один.

— Смотря как на это посмотреть. Ну, так как?

— Честно? Рискованное предприятие. И не только для меня.

Глаза Люка сверкнули.

— Да здравствует опасность! Страсть и опасность. — Он словно попробовал на язык это словосочетание. — Мне нравится, — решительно заключил он.

— И безумие, — добавила она.

— Как же без него? Итак, ты согласна?

Габриель растерялась. Да, она думала об этом, но опять, как и в замке, запаниковала.

— И как ты себе это представляешь? — осторожно поинтересовалась Габи. — Конечно, если я соглашусь, — поторопилась добавить она.

— Очень просто. Я приглашу тебя на ужин. Для начала ничего, кроме ужина: хорошая еда, прекрасное вино, разговор о том о сем.

— Не знаю. — Она отпила кофе. — Как-то чересчур…

— Прямолинейно? Или, — Люк фыркнул, — цивилизованно?

— Банально — будет точнее. — Габриель вздохнула. — А где ты предлагаешь поужинать? В ресторане или наедине?

— Непременно в ресторане, — тут же сказал Люк. — В хорошем ресторане, небольшом, но с отличной кухней. Если мы окажемся в зале одни, я не ручаюсь, что дело ограничится ужином. При условии, конечно, что ты не станешь возражать, когда я начну тебя лапать.

— Стану, — автоматически произнесла Габриель, однако при мысли о том, что руки Люка будут прикасаться к ней, ее охватила сладостная дрожь.

— Я так и думал.

— Встретимся в ресторане?

— Нет, конечно. Я за тобой заеду.

— Сразу видно французского аристократа.

— Заботливого, внимательного, обходительного, — подхватил Люк, — галантного, остроумного, пылкого, страстного…

— Я поняла твою мысль, — перебила его Габи, сообразив, что он готов перечислять свои достоинства до бесконечности. — Что же касается твоего предложения… Если ты докажешь мне, что мы способны получать удовольствие от общества друг друга без поцелуев, объятий, ласк и… Надеюсь, ты меня понял? Так вот, в таком случае я готова рассмотреть возможность продолжения вечера. Если же тебе это не удастся, то…

— Да? — нежнейшим голосом подбодрил ее Люк. — Я слушаю, слушаю.

Габриель поставила локти на стол. Он подался ей навстречу.

— Так вот, — почти пропела она. — Будучи неотразимой, восхитительной, финансово независимой и умной женщиной, я от тебя просто сбегу.

* * *

Когда они спустя час остановились у владений Хаммершмидта, агента по продажам у ворот не было. Габриель с подозрением взглянула на Люка. Он заглушил мотор «ауди» и не моргнув глазом достал из бардачка массивные ключи.

— Я его видел сегодня, — сказал он. — Агент занят другой сделкой и предупредил, что может опоздать на встречу с нами.

— Мы его подождем?

— Зачем? — пожал плечами Люк. — Мы же не воры. Думаю, мы начнем осмотр без него.

Собственность Хаммершмидта состояла из двух сотен акров превосходных земель для виноградников, из которых лозами было занято меньше половины, погребов для выдержки вина, нескольких сотен деревянных бочонков — некоторые из них уже давно стоило выбросить, — устаревшего оборудования и большого двухэтажного дома, построенного в стиле ампир.

Люк рассказал, что Хаммершмидт занимался виноделием достаточно долго. Его семья заработала гигантские средства на банковских инвестициях. По слухам, в этом деле они были профессионалами. Но профессионализм, к сожалению, не распространялся на производство шампанского.

— То есть репутация виноделов у них была так себе, — подытожила Габриель.

— Это еще мягко сказано.

— Ну, и как бы ты назвал это место?

— «Безумная фантазия», «Причуда» или что-нибудь в этом роде, — не задумываясь, ответил Люк.

— «Проклятие ангелов»? — решила внести свою лепту Габи. — Нет, слишком мрачно. «Падшие ангелы»? — Она задумалась. — Уже лучше, но не то. А что, если «Полет ангела»? — Она оживилась. — Достаточно близко по названию к нашей австралийской марке. Полет — это ведь что-то захватывающее, волнующее. Стремление ввысь.

— Вы с Симоной составите неплохую команду, — хмыкнул он, — если Дому Дювалье понадобится новая реклама.

— Ты настолько уверен в моих силах? — беспечно отозвалась она, однако похвала польстила ее самолюбию. — Сколько времени эти владения ожидают покупателя?

— Полгода. Но пустуют они уже десять лет. Единственные постоянные обитатели — сорняки и тараканы. В общем, полный бардак.

Люк также сообщил ей, что местные жители хотели бы видеть владельцем виноградников человека не пришлого, разбирающегося, что к чему. Например, его самого, поняла Габриель.

Дом выглядел очень неплохо. А Симона говорила… Габи очень удивилась.

— По-моему, замечательный дом, — заметила она.

— Это только фасад, — предупредил Люк. — Подожди, когда мы зайдем внутрь. Дом совершенно нежилой.

Люк повернул ключ в замке и толкнул дверь плечом, ничуть не заботясь о своем безупречном костюме. Дверь отворилась, но немного, так как изнутри, судя по всему, она была чем-то забаррикадирована. Затем послышался шорох, и Габриель, семь лет прожившая в Австралии, где любой шорох означал опасность, иногда смертельную, предусмотрительно отступила на шаг.

В образовавшейся щели появился черный нос, а затем симпатичная мордочка с влажными коричневыми глазами и часть туловища, утыканная острыми иголками. Носик подвигался и исчез. Люк приоткрыл дверь пошире, и они увидели, как еж протопал по темному коридору и скрылся за углом.

— Наверное, не совсем нежилой, — усмехнулась Габриель.

Люк поднял брови и тоже усмехнулся.

— После тебя, — галантно произнес он.

— А ты уверен, что не хочешь перенести меня через порог? — шутливо поинтересовалась она. — Потому что, видишь ли, я ничуть не возражаю. Или ты не собираешься прикасаться ко мне?

Габриель осторожно перешагнула через гнездо, устроенное ежами, и сломанный садовый инвентарь, подпиравший дверь изнутри.

— Я не утверждал, что не собираюсь прикасаться к тебе, — возразил Люк. — Это входит в мои планы. Дело в том, что я готов быстро перейти к чему-нибудь более существенному. Но момент сейчас неподходящий, поэтому я вынужден себя урезонивать.

Габриель неожиданно поскользнулась. Она покачнулась, но успела опереться о стену. Почти сразу она ощутила на своей талии руку Люка. Она быстро отступила, но и Люк отдернул руку, словно обжегшись.

— Этого я и боялся, — с грустью пробормотал он. — Куда только девается мой хваленый самоконтроль в твоем присутствии? Ну, и раз уж я решил стать цивилизованным человеком, негоже валить даму на пол в заброшенном доме.

— Верно рассуждаешь.

— Я тоже так думаю. Для того, чего мне хочется, требуется кровать.

От этих слов Габриель словно обдало теплой волной. Если Люк продолжит говорить этим низким, хрипловатым голосом, она убедит его в том, что для осуществления его планов кровать вовсе не является необходимым предметом мебели. Интересно, о чем он все-таки думает в эту минуту? И она не удержалась:

— А чего тебе хочется?

Люк взглянул на нее, и Габриель немедленно ощутила, как твердеют ее соски. Грудь закололо тысячами маленьких иголок в ожидании мужской ласки. Горящие глаза и стиснутые челюсти Люка выдавали степень его желания. Он угрюмо усмехнулся.

— Можешь не объяснять, — торопливо добавила она, — иначе мое воображение совсем разыграется.

— Наверное, мне придется подумать о недельном отпуске, — невесело вздохнул он, — чтобы хоть как-то утихомирить собственное воображение.

Габриель помолчала и неожиданно для себя сказала:

— Мне становится все труднее не думать о том, что мы здесь одни, Люсьен… Но мы должны покончить с делами. Ради этого мы сюда и притащились.

— Ты предугадываешь мои мысли. — Люк сделал глубокий вдох. — Итак, начнем осмотр?

Габриель на миг закрыла глаза, приходя в себя, и кивнула.

Она быстро убедилась в правоте слов Люка относительно дома. Повсюду висела паутина. Крыша протекала в нескольких местах, стены и пол отсырели. Окна были такие грязные, что солнечный свет едва проникал внутрь. Лестница, ведущая на второй этаж, скрипела, а на некоторые ступеньки Габриель и Люк вообще ступали с опаской. Но в самом плачевном состоянии находилась кухня. При одном взгляде на нее у чувствительной поварихи вполне могла начаться истерика.

— Если все хорошенько отмыть, то можно попробовать поселиться на первом этаже, — неуверенно начала Габриель, но, натолкнувшись на скептический взгляд Люка, вздохнула. — Ладно, ты прав. Одной уборкой здесь не обойтись.

— Проще снести дом и построить новый.

— Сровнять с землей такой красивый фасад? — запротестовала она.

— Ладно, может быть, снос — слишком крутая мера, — смягчился он. — И все же потребуется значительный ремонт как снаружи, так и внутри. — Он развел руки в стороны, как бы приглашая Габриель еще раз оценить, на что она себя обречет, если приобретет это поместье.

— Конечно, ты прав, но… — Девушка посмотрела на высокие потолки и большие окна. Если их отмыть и повесить новые занавески, в комнатах всегда будет светло. Да и вид за окнами открывался просто чудесный.

— Это работа не на день и не на два, к тому же потребуются значительные средства, — напомнил Люк.

— Я понимаю. — Она снова вздохнула. Дом был действительно в плачевном состоянии, но он нравился ей все больше и больше. — Кстати, в этом есть и плюс, — заметила она. — Будь дом в хорошем состоянии, цена была бы гораздо выше. Да, мы еще не осмотрели оборудование и погреба.

Электричества не оказалось ни в погребах, ни на винодельне. К счастью, у Люка при себе оказался фонарик.

— Все свое ношу с собой, — прокомментировала Габи с улыбкой. — Как и положено настоящему бойскауту.

В детстве где их только не носило, и карманный фонарик являлся вещью незаменимой. Особенно в замке, полном погребов и подземных галерей.

Люк открыл металлическую дверь, за которой начинался туннель.

— Дамы вперед, — слегка поклонился он.

— Ну просто образцовый джентльмен, — не удержалась Габриель, выхватывая у него фонарик и заходя в туннель.

— А ты сомневалась? — со смешком сказал Люк за ее спиной. Когда Габриель подняла фонарик к потолку, он хмыкнул: — По-прежнему боишься летучих мышей?

— Нет, с этим страхом покончено. Осталось только изжить привычку. Ведь привычка — вторая натура, верно?

И все же Габриель была рада, что с потолков никто не свисает. По крайней мере, в обозримом пространстве. Конечно, эти твари не опасны, но вид у них жутковатый.

Через десяток метров на них повеяло холодом. Габриель поежилась в своей тонкой хлопковой блузке.

— Холодно? — промурлыкал Люк, на плечи которого был накинут плотный пиджак.

— Нисколько.

— Ты не боишься, и тебе не холодно, — принялся весело размышлять он. — Хм, интересно, но тогда почему прыгает фонарик?

— От сквозняка, — тут же нашлась Габриель. У ее ног что-то зашуршало, и она, мгновенно растеряв всю свою браваду, вцепилась в Люка, направив дрожащую руку с фонариком вниз. — Что это было?

— Попытка удушить меня моим же галстуком? — предположил он.

Габриель метнула на него взгляд и обнаружила, что она и впрямь сжимает в руке галстук Люка. Девушка ослабила хватку и поправила ему рубашку.

— Будь поблизости, — велела она.

— Куда уж ближе, — пробурчал он, достал из кармана еще один фонарик и направил его на пол. — Что бы это ни было, сейчас оно исчезло. — Фонарь осветил стены и потолок. — А погреб-то в неплохом состоянии, — заметил он. — Высокие потолки, сухо, просторно, хорошая вентиляция. Если заменить дверь при входе на деревянную и подвести электричество, он отлично подойдет для выдержки и хранения вина.

— Это единственный погреб или есть еще?

— Пойдем посмотрим.

На этот раз Люк пошел впереди. Габриель не отставала, следуя за ним по пятам.

В поместье Хаммершмидта оказалось три погреба, один больше другого.

— Ну как, оценила?

Габриель кивнула, потому что говорить она не могла от холода. Все, чего ей хотелось в данную минуту, — это снова выбраться на солнышко.

Заметив, что она дрожит, Люк снял пиджак и накинул его ей на плечи. Габриель тихо вздохнула, с благодарностью запахивая пиджак, хранящий тепло и запах Люка. Взяв фонарь, он повел ее к выходу.

Оказавшись на свежем воздухе, Габриель с наслаждением подставила спину теплым лучам. Люк несколько минут молча стоял, глядя на нее.

— Согрелась? — наконец тихо спросил он.

— Согреваюсь, — ответила Габриель с блаженной улыбкой.

Черные глаза Люка вспыхнули.

— А то я могу согреть.

— Ну, если ты не занят всю следующую неделю…

— Увы. И все же мне кажется, что без пиджака ты согреешься быстрее, — вкрадчиво произнес он.

— Только попробуй его отобрать! — пригрозила Габриель и объявила: — Знаю, движение! Вот что мне поможет согреться. Давай-ка взглянем на виноградники.

— Шагом или бегом? — предложил Люк, улыбаясь краешками губ при воспоминании о том, как в детстве они носились по виноградникам.

— Пожалуй, лучше шагом, — решила она и двинулась вперед. Люк шел за ней, сохраняя некоторую дистанцию. На всякий случай.

— Стараешься держать руки при себе? — со смешком поинтересовалась Габи.

— Не стараюсь, а держу, — возразил Люк и преувеличенно тяжко вздохнул. — Ты даже не представляешь, каких титанических усилий мне это стоит.

Габриель хмыкнула и замерла, дойдя до первого ряда виноградника. Лозы — неухоженные, в сорняках, больные — повергли ее в ужас. Среди винограда она заметила…

— Это… розы? — пролепетала девушка.

— Похоже на то, — согласился с ней Люк.

— Кто в здравом уме будет сажать розы вместе с виноградом?

— В здравом — никто, — ответил он с мрачноватой усмешкой.

— Что бы ты сделал с этим виноградом?

— Выдернул бы с корнем и посадил новый.

— Сровнять все с землей и начать заново… Не слишком ли дорого это обойдется?

— Один несомненный плюс, который я вижу, — место солнечное и близко к Кавернесу.

— Вопрос в том, перевешивает ли он множество минусов.

— Над этим стоит подумать, — кивнул Люк. — Предлагаю обсудить все за ленчем. — Увидев, что Габриель колеблется, он мягко сказал: — Всего лишь ленч, Габи. Не ужин.

— Договорились.

Уютное кафе при отеле оказалось очень симпатичным.

Почти сразу на столе появились вода со льдом, бокал охлажденного белого вина для Габриель и пенящаяся кружка пива для Люка. Они заказали также сыр, паштет и свежевыпеченный хлеб. Девушка огляделась. Отсюда открывался замечательный вид, но все же не такой красивый, как в Кавернесе.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы открыть кафе на холме позади замка?

— Нет.

— Считаешь, оно себя не оправдает?

— Не хочу портить пейзаж.

Габриель вскинула брови:

— Значит, ты не всегда руководствуешься деловыми соображениями?

— Да почти никогда, — усмехнулся Люк.

— И все же Дом Дювалье процветает под твоим руководством.

— Просто я знаю свое дело.

— Не сомневаюсь. А кстати, если бы не семейный бизнес, чем бы ты занялся?

— Ты имеешь в виду, когда желание стать летчиком-истребителем или врачом у меня пропало?

Люк в детстве мечтал о профессиях, сопряженных с опасностями, приключениями и риском. Он предпочитал играть в борцов Сопротивления, укрывавших у себя беженцев с риском для собственной жизни, или в асов времен Первой мировой войны, пытающихся сбить Красного Барона[1].

— Мы ни разу не добрались до Красного Барона, верно? — спросила она.

— Однажды Симоне это все-таки удалось.

— Только потому, что Раф ей поддался, — возразила Габи.

— Раф просто сделал вид, что поддался, чтобы не уронить себя в собственных глазах. Даже двенадцатилетние мальчишки обладают гордостью. — Лицо его стало задумчивым. — Или я ошибаюсь? Мне показалось, что в тот день Раф смотрел на Симону как-то иначе. Может, понял, что влюбился. А после, когда Симона прятала тебя от гнева Жозе, его признательность и любовь к ней только росли. Да, на Рафа можно положиться, и, реши Симона последовать за ним в Австралию, он бы горы для нее свернул, я нисколько не сомневаюсь, — неожиданно закончил Люк.

— Почему ты говоришь об этом только сейчас? — сдавленно проговорила Габриель. — А тогда ты, как Швейцария, занял нейтральную позицию.

— Допустим. — Он сузил глаза. — Симоне было восемнадцать, и она привыкла к беззаботной жизни и роскоши. Рафу было двадцать два, у него не было ни гроша, и он собирался на другой конец света. Что он мог предложить ей, кроме любви и заверений в том, что когда-нибудь он преуспеет? Я люблю Рафа как брата, но умею трезво смотреть на вещи.

— Раф просил Симону поверить в него! Это все, что ему от нее было нужно! — воскликнула Габриель.

— Раф просил ее забыть свою семью и все, что с ней связано, ради него, — ровным голосом произнес Люк. — Ему незнакомо слово «компромисс». Он предъявил ультиматум: либо она следует за ним, либо между ними все кончено.

— Ты не представляешь, каково приходилось Рафу в Кавернесе. — Она усмехнулась. — Недоверие, неприязнь, почти ненависть со стороны Жозе отравляли ему жизнь. Мать душила все его начинания, все планы. Я понимаю Рафа. Задержись он здесь — и неизвестно, чем бы все это закончилось.

В глазах Люка что-то промелькнуло — то ли гнев, то ли сожаление.

— Я знаю, — наконец признался он. — Но и Симона не могла уехать. Ты понимаешь?

— Глядя на Симону, я чувствую, что ей тяжело. Она задает вопросы о нашей с Рафом жизни в Австралии, но очень осторожно, как будто боится, что мой ответ растревожит незажившую рану. А Раф вообще с трудом выговаривает ее имя. Очень хочется им как-нибудь помочь.

— Боюсь, ни ты, ни я не в силах сделать это, — негромко заметил Люк. — Только они сами могут все исправить. Нам остается только ждать.

— Когда это ты успел стать таким мудрым? — Она взглянула на него с мягкой улыбкой.

— Я всегда таким был, только ты этого не замечала.

Улыбка сбежала с ее лица.

— Наверное, я была слишком юной. У шестнадцатилетних девиц совсем другое на уме, когда у них появляется ухажер. Их мало заботит, мудр он или нет.

— Другое? — Он оживился. — И что же их заботит?

Габриель пожала плечами:

— Красота. Загадочность… Не смейся надо мной. Мы были знакомы с детства, но ты не переставал меня удивлять. Исходящее от тебя чувство опасности… Это щекочет нервы, особенно если учесть, что ты редко позволял эмоциям брать над тобой верх.

— Таким, значит, ты меня видела, — протянул он.

Она кивнула:

— И ты повел себя благородно — как ни смешно это звучит в наши дни. Тогда я сочла это слабостью. С тех пор я повзрослела и изменила свое мнение.

— Неужели сейчас это качество перешло для тебя в разряд достоинств?

— Да. Причем перед этим качеством невозможно устоять.

Люк улыбнулся. Это была не та сексуальная улыбка, от которой ее сердце начинало взволнованно биться. Ей недоставало огня, но для Габриель достаточно было и этого. Она вспомнила их поцелуй, и в ней снова вспыхнуло желание ощутить его губы на своих губах, его руки на своем теле. Еще в шестнадцать лет она мечтала приручить настоящего Люка — страстного, неистового, скрывающегося за обликом уверенного, идеально контролирующего себя мужчины. Наверное, это была слишком смелая мечта, и тем не менее Габи надеялась на успех.

Она не заметила, как задумалась. Голос Люка вторгся в ее грезы, возвращая на землю. В действительность.

— Не хочешь поделиться своими мыслями?

Она слегка улыбнулась и тряхнула головой:

— Так, прикидывала кое-что. Думаю, до ужина мы расстанемся — я наметила пару дел.

— Ты спешишь?

— Да нет, мы можем посидеть еще немного.

Люк прибег к своей неотразимой улыбке, способной растопить любое женское сердце.

— Ну, так как, по-твоему, я пока веду себя достаточно прилично?

— Более чем. Подобная кротость и выдержка достойны похвалы.

— Благодарю, — склонил он голову. — В его глазах заплясали самые настоящие чертенята. — И я с нетерпением ожидаю ужина. А ты?

— Я тоже, — неохотно призналась Габриель.

Может быть, это и безумие, но она решила стать вечером неотразимой и посмотреть, удастся ли ей поколебать его железную выдержку.

Позже, сидя в любимом кафе Симоны и попивая маленьким глоточками вино, Габриель заявила:

— Я разработала план.

— Интересно услышать какой. — Симона бросила на нее заинтригованный взгляд.

— План, который позволит мне оценить силу моей женской красоты и восприимчивость к ней твоего брата. К тому же чем быстрее мы переспим — уж прости за такую прямоту, — тем скорее я смогу наконец сконцентрироваться на работе.

— Ты не боишься обратного эффекта?

— Боюсь, — вздохнула Габи. — Но не вижу другого выхода. Я думаю о Люке ночью и днем. Пора сдвинуть дело с мертвой точки, потому что жить так совершенно невозможно! — Девушка помолчала. — Я немножко нервничаю.

— Надо думать, — кивнула ее подруга.

— Поэтому я тебе и позвонила. В надежде, что ты окажешь мне кое-какую помощь. Что бы ты сделала, собираясь свести мужчину с ума?

— Я бы охотно помогла, если бы речь шла о любом другом мужчине, но Люк… — Симона развела руки в стороны. — Уж извини.

— Забудь о том, что он твой брат. Представь некоего гипотетического мужчину, с которым ты собираешься поужинать и которого надеешься соблазнить. Как тогда?

— Ну, если только чисто гипотетически, — протянула Симона. — Я бы посоветовала тебе начать с самого главного. С платья.

— Платье. Да, конечно. Думаю, в моем гардеробе найдется подходящее.

Симона кивнула:

— Не помешает также надеть что-нибудь сверху. Назовем эту стадию «возбуждение интереса». Пусть мужчина пофантазирует, что скрывается под накидкой, жакетом или плащом.

Габи оживилась:

— Да-да, ты совершенно права. Значит, накидка. Но тогда возникает другой вопрос: когда ее лучше всего снять?

— Полагаю, тут однозначного ответа не существует. Смотря по ситуации.

— Что еще, по-твоему, мне понадобится?

— Намеки.

— Сексуального характера?

— Не обязательно. Ты во Франции, дорогая. Пора вспомнить об утонченности.

— Ясно. Утонченность и лишь изредка завуалированные сексуальные намеки.

— Да нет же! — воскликнула Симона. — Женщина, желающая свести мужчину с ума, вообще не должна заговаривать с ним о сексе! Надо беседовать лишь о том, что вызвало бы у него вполне определенные мысли. Соблазнение — это искусство. И еще удовольствие.

— Не уверена, что я справлюсь, — с сомнением произнесла Габриель. — Если я начну думать о сексе с Люком, то боюсь, не смогу уследить за своим язычком.

— Разве я говорила, что будет легко? — хмыкнула Симона. — Повторяю, соблазнение — это искусство и, как всякое искусство, требует терпения, постоянной практики и жертв.

— Да уж, — вздохнула ее подруга. — Значит, следим за язычком. Что еще?

— Запомни: соблазнение — не игра. Это война, а на войне, как известно, все средства хороши.

— Ты только что назвала это искусством.

Симона тяжело вздохнула и заметила:

— Чему вас только учат в Австралии?

— Мне не нравится думать о соблазнении Люка как о военных действиях. Может, лучше дуэль?

— Хорошо, пусть будет дуэль, — подумав, согласилась Симона. — Но оружие должно быть тупым.

— Другое я бы не взяла в руки, — откликнулась Габриель. — Мне жертвы не нужны. Тем более что, по твоим же словам, процесс соблазнения должен доставлять удовольствие.

— Именно так. И все равно не забывай про осторожность.

— Конечно нет.

Симона с сомнением покачала головой:

— Даже не знаю, за кого следует бояться: за тебя или за Люка. У моего брата гораздо больше практики, да и недостатка в женщинах у него никогда не было. Не говоря уже о том, что обольщение — один из его многочисленных природных талантов. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Габи. Мне не хотелось бы повторения прошлого. — Она подняла бокал и тряхнула головой. — Ну что, выпьем за успех твоего предприятия?

Собираясь на ужин с Габриель, Люсьен уделил много внимания своей одежде. Костюм он забраковал — слишком формально, — остановившись на замшевых брюках и свободной, но элегантной рубашке из мягкой ткани, которая сидела на нем просто отлично. На запястье у него поблескивали любимые золотые часы — подлинный Картье. Что касается запонок с фамильным гербом Дювалье, то Люк некоторое время размышлял, надевать их или нет. С одной стороны, он к ним привык, с другой — с замком Кавернес у Габриель связаны не слишком приятные воспоминания. Хотя обычно ему не требовался чей-либо совет, на сей раз он решил обратиться за помощью к сестре.

Люк нашел Симону с книгой в руках.

— Как ты думаешь — надевать мне их или нет? — Он показал ей запонки.

— Куда ты собрался? — поинтересовалась сестра, умолчав о своем разговоре с Габриель.

— На ужин.

— С женщиной?

— Да.

— С женщиной, на которую ты хочешь произвести впечатление?

— Не совсем так. Мы с ней хорошо знакомы.

— Тогда лучше не стоит, — посоветовала Симона. — Ты, и только ты, и никаких ассоциаций с Домом Дювалье хотя бы на этот вечер. И потом, — она усмехнулась, — если ты планируешь избавиться от рубашки, зачем тебе лишние проблемы?

— В том-то и дело, что я не собираюсь никого соблазнять и, соответственно, раздеваться. Сегодня запланирован только ужин — вкусная еда, хорошая компания, приятый вечер.

— Неужели я слышу это от тебя? — изумилась сестра.

— Да, — мрачно подтвердил Люк, надевая запонки. Он решил, что они будут служить ему напоминанием о данном обещании.

— Понятно. — Симона кашлянула и уткнулась в книгу.

Люк испытал досаду: сестра могла бы уделить ему чуть больше внимания, тем более что ему нужно выяснить у нее кое-что еще.

— Раз уж ты в курсе моих планов на вечер, скажи, о чем можно говорить с женщиной за ужином, исключая секс?

Она с вздохом отложила книгу:

— А о чем ты обычно разговариваешь со своими подружками?

— О том самом, — буркнул Люк. — Иначе я не спрашивал бы у тебя совета.

— Неужели этот прекрасный платонический вечер предназначается Габриель? — делано удивилась Симона.

— Я просто интересуюсь, — уклончиво ответил Люк.

— Ну да, конечно. — Она с большим трудом сохраняла серьезный вид.

— Можешь не верить. Просто подкинь мне пару тем для беседы, ладно?

Симона покусала губу, пряча улыбку. Н-да, ее братца ожидает сюрприз. Как, впрочем, и Габриель.

— Так как? — поторопил Люк.

— Я думаю. Дай мне хотя бы минутку, чтобы собраться с мыслями.

Брат дал ей две.

— Раз ты не хочешь беседовать о сексе, тогда постарайся игнорировать все, что бы она ни сказала или сделала.

Люк нахмурился, пристально глядя на сестру.

— Что бы она ни сказала или сделала, — повторил он и прищурился. — Ты от меня ничего не скрываешь?

— Ты просил у меня совета. Я его дала, а ты еще недоволен! Все вы, мужчины, одинаковы, даже самые лучшие на свете братья.

— Ладно, — сразу же смягчился Люк. — Значит, игнорировать?

— Да, — подтвердила Симона. — Я бы на твоем месте вообще сделала вид, что ничего не слышу. И уж конечно, не пялься на нее, в каком бы платье она ни появилась. Сделай комплимент — и все. А затем как ни в чем не бывало поинтересуйся… Поинтересуйся, нравятся ли ей щенки.

— Кто нравится? — Люк в немом удивлении уставился на нее.

— Щенки, — твердо повторила Симона. — Лучше говорить о собаках, а не о кошках. Там, где кошка, начнется «кошечка», «киска», — ты и сам не заметишь. — Она покачала головой. — Не верю, что учу тебя, о чем говорить с женщиной на свидании.

— На ужине, — поправил ее брат.

— Пусть так, — покладисто согласилась Симона. — Так на чем мы остановились?

— На щенках, — буркнул он.

— Ах да! — Она улыбнулась. — Если бы ты обратился ко мне чуть пораньше, я могла бы одолжить одного на вечер, раз уж ты намерен держать подальше от дамы свои мысли и, насколько я понимаю, руки тоже.

Воображение Люка мигом нарисовало эту картину — точнее, то, от чего он отказывается, — и он мысленно простонал.

— Насчет щенков… Ты шутишь или говоришь серьезно?

Симона лишь улыбнулась, глядя на его прическу.

— Тебе также не помешает сделать что-нибудь с волосами, — объявила она.

— А что с ними? — насторожился Люк.

— Неплохо бы их подстричь, так как они могут вызвать у женщины желание провести по ним рукой. Не вводи ее в соблазн. На крайний случай собери их в хвост. Я одолжу тебе резинку.

— Думаешь, это спасет ее от соблазна? — Хотя сам он не возражал бы, если бы Габриель сдернула резинку и… Люк запретил себе думать о том, что могло бы произойти после.

— Уверена. — Симона склонила голову набок. — И надень пиджак.

— Обязательно?

— Ну конечно! Пиджак настроит ее мысли на вполне невинный лад и придаст ужину необходимый для платонического общения фон.

— Надеюсь, хоть кондиционеры в зале будут работать как надо, — процедил сквозь зубы Люк. — Что еще?

Симона поджала губы и снова взялась за книгу.

— У тебя есть своя голова на плечах. Заметь, ты сам обратился ко мне.

— Конечно, — примирительно сказал он. — Извини. И спасибо за советы.

Симона кивнула:

— Так-то лучше. И потом, ты ведь знаешь, Люк. — Она ободряюще ему улыбнулась. — Я всегда готова прийти на помощь старшему брату.

Глава 7

Ужин с Габриель начался — лучше не придумать. После недолгих размышлений Люк все же решил последовать совету сестры и надел пиджак. Встретив Габриель, он только порадовался этому, так как на ней был длинный черный кожаный двубортный жакет, перетянутый поясом на талии, в руках — черная кожаная сумочка. Волосы она собрала в пучок, из которого не выбивался ни один волосок, и стала похожа на строгую школьную учительницу. Руки у Люка зачесались от желания вытащить шпильки, но он сжал кулаки и засунул их в карманы.

Габриель заперла дверь и прошла вперед. Люк последовал за ней. Увидев ее туфли с открытыми мысками и на тонких высоких шпильках, он споткнулся. Такие туфли женщины надевают только с одной целью — заставить мужчину полностью капитулировать.

— Щенки, — пробормотал он. — Думай о щенках.

Она обернулась:

— Что?

— Щенки, — громче сказал Люк. — Сенбернары. Я видел сегодня щенков сенбернара. Не завести ли мне одного?

— Ты и щенок? — скептически бросила она.

— А что такого?

— В замке? Вот Жозе обрадуется.

— Хороший друг, — между тем продолжал Люк, неожиданно вдохновленный этой идеей. — Щенок вырастет и станет замечательным другом. Будет сидеть у моих ног зимними вечерами, которые я буду коротать у огня с книгой, скажем, «Наполеоновские войны. Битва при Ватерлоо».

«Куда уж платоничнее», — подумал он.

Габриель покосилась на него, как показалось Люку, с подозрением.

— Ты не пил, случайно? А то несешь какую-то околесицу.

— Я трезв как стеклышко, — заявил он. Хотя, если подобный разговор будет продолжаться, ему срочно понадобится выпивка.

— Ладно, спишем на повышенную солнечную активность. А что с твоими волосами?

— А что с ними? — Люк и сам еще не привык к ощущению стянутых резинкой волос.

— Где они?

Люк повернулся в профиль, демонстрируя свою новую прическу:

— Симона заявила, что только смелый мужчина отважится собрать волосы в хвост.

— А она не говорила, что длинноволосые мужчины нередко привлекают внимание женщин?

— Нет.

— Передай своей сестре, что так тоже неплохо. Мне нравится. Теперь у меня появятся другие фантазии.

Был ли это сексуальный намек? Люк не решился уточнять, посчитав, что пословица «меньше знаешь — крепче спишь» как нельзя лучше подходит к данному случаю. Тем более что впереди их ждет ужин. Целый вечер, который должен стать экзаменом для его выдержки и самоконтроля.

— Вот что, давай ты распустишь свои волосы, а я — свои, — неожиданно предложил он.

Габриель взглянула на него чуть ли не с возмущением:

— Ты хоть представляешь, сколько времени потратила на мою прическу парикмахерша?

— Пару минут? — усмехнулся он. — Ну ладно. Пять минут? Нет? Десять? Как, опять не прав? По крайней мере одно я знаю наверняка, — объявил он. — Распустить их займет гораздо меньше времени. К тому же я сделаю это бесплатно.

— Даже не думай. — Габриель дотронулась до головы, словно желая убедиться, что с ее прической по-прежнему полный порядок.

Как же Люк жалел, что это не его рука касается ее волос! Он бы… Впрочем, кажется, его опять заносит не туда. Какие еще безопасные темы для разговора есть у него в запасе? Его взгляд опустился на черные туфельки Габи, намеренно не задерживаясь на длинных стройных ножках.

— Уверен, щенку твои туфли понравились бы.

Габриель поворачивалась, рассматривая свои туфли то так, то эдак. Интересно, она это намеренно делает?

— С ними что-то не так?

Все так. Разве что черный кружевной корсет и соответствующие трусики подошли бы к ним больше, чем строгая одежда. От следующей мысли Люк даже вспотел: что, если Габриель надела именно такое белье? Ему стоило огромных усилий прийти в себя.

— Эти тоненькие каблуки. На мой мужской взгляд, они очень неудобны.

Он вдруг замолчал, так как увидел, что ногти на ногах Габи выкрашены в темно-алый цвет. Прежде он не замечал, в какой цвет выкрашены ногти на пальцах ног других женщин. Значит, все дело в том, что эти ногти принадлежат Габриель.

— Как ты верно заметил, это на мужской взгляд. — Она выпрямилась и поправила жакет. Взгляд Люка тут же привлекли ее руки. Ногти на них были покрыты лаком точно такого же цвета. — В конце концов, ты ведешь меня в ресторан, а не приглашаешь покорять горные вершины. — Она негромко засмеялась, и этот смех отозвался во всех его нервных окончаниях.

Они остановились у машины. Люк открыл дверцу. Габриель, невзирая на свои каблуки, изящно опустилась на сиденье, и ее легкий цветочный аромат защекотал его ноздри. Люк сделал глубокий вдох и понял, что поторопился. Этот запах сразу заставил его представить, какой может оказаться на вкус ее кожа… Он вовремя спохватился и захлопнул дверцу.

Ресторан встретил их теплом и запахами изысканных блюд, в которых растворился аромат Габриель. Это вернуло Люку некоторую ясность мысли.

Когда они вошли, Габи, поколебавшись, положила руки на пояс.

— Тепло, — сказала она, будто не решаясь расстегнуть жакет.

— Если мы сядем у окна, думаю, там будет прохладно, — попытался остановить ее Люк.

Габриель оглядела небольшой, но уютный зал:

— Посмотри, все женщины в платьях.

И она принялась снимать жакет, обнажив сначала одно, а затем и другое плечо. Два округлых плеча с гладкой кремовой кожей. Люк сглотнул, попытался отвести взгляд, но его глаза упрямо не желали подчиняться сигналам мозга.

Только спустя несколько секунд он разглядел ее платье без бретелек насыщенного рубинового цвета — как выдержанное вино. Оно облегало ее тело, словно вторая кожа, ничуть не скрывая прелестей, которыми одарила ее природа. Хорошо хоть, когда они сядут, он не будет видеть ее ноги. Люк понял, что его испытания только-только начинаются.

— Ротвейлер, — неожиданно выпалил он.

— Ты уже передумал? — Девушка удивленно подняла брови. Конечно, она прекрасно знала, какой эффект ее платье оказывает на мужчин. И Люк был готов поклясться, что она наслаждается его реакцией. Тем временем она продолжала как ни в чем не бывало: — И что ты собираешься с ними делать?

— Использовать по прямому назначению: охранять замок.

Каким-то чудом ему удалось отвести взгляд от изящной шеи Габи и вспомнить, что в его руках по-прежнему ее жакет. Он повесил его на вешалку и, не задумываясь, определил туда и свой пиджак. Повернувшись к Габриель, Люк тут же заметил, что она привлекла внимание почти всех присутствующих мужчин.

— Клянусь, если бы я знал, что надето у тебя под жакетом, нас бы здесь не было, — сердито бросил он и исподлобья взглянул на местного пивовара, который откровенно наслаждался лицезрением Габриель.

Узнав его, тот кивнул и осклабился. Люк обнял Габриель за талию, прекрасно отдавая себе отчет в том, что этим жестом он сообщает всем мужчинам: «Моя».

— Сядем сразу за столик или сначала подойдем к бару?

Габриель посмотрела на высокие барные стулья, и Люк засомневался, сумеет ли она сесть на один из них в таком узком платье. А если ей это удастся… Он не выдержит и… Воображение немедленно нарисовало картину обвившихся вокруг него длинных стройных ног. «И будет еще хорошо, — угрюмо подумал он, — если я успею сдернуть ее со стула и увлечь в ближайшую темную подворотню».

Габриель с улыбкой обернулась к нему.

— Давай сразу сядем за столик, — предложила она.

— Мудрое решение, — еле слышно пробормотал Люк, чувствуя, как его мало-помалу охватывает возбуждение.

Немолодой, темноволосый, худой официант вел их за собой.

— Месье Дювалье, всегда счастливы видеть вас у себя. Столик для вас и для мадемуазель? Не хотите сесть у окна? — Старик взглянул на Габи. На его губах появилась неуверенная улыбка, а лоб прорезали морщины. — Мадемуазель Габриель?

— Паоло?

— Да, Паоло. — Он просиял. — Вспомнили меня?

— Как можно вас забыть? — Она заговорщически ему подмигнула. — Суббота, воскресенье и понедельник. Вы привозили багеты.

— А вы встречали меня на полпути, — кивнул он улыбаясь. — Я скучал по малышке Габи.

— Вы по-прежнему развозите хлеб?

Паоло огорченно, но вместе с тем с какой-то гордостью покачал головой:

— Нет. Теперь мой сын встал во главе пекарни, а в ресторане всем заправляют внуки. Но я не могу сидеть без дела, вот и помогаю в зале.

— Мне было приятно вас увидеть, Паоло, — мягко сказала Габриель, усаживаясь на стул.

Паоло ушел, но почти сразу вернулся, неся бутылку минеральной воды, небольшой горшочек с оливками в растительном масле и корзинку со свежим хрустящим хлебом.

— Хорошо, что вы решили сегодня поужинать у нас, — улыбнулся он. — Утром мы получили изумительное австралийское шампанское урожая 1976 года, которое весь день охлаждалось до нужной температуры. Не могу ли я соблазнить вас бутылкой?

— Что скажешь? — спросил Люк у Габи.

Она кивнула, соглашаясь.

Паоло положил перед ними меню и удалился.

Габриель откинулась на стуле, с одобрением изучая ресторанчик.

Люк немного успокоился, слыша негромкие голоса посетителей и вдыхая аппетитнейшие запахи, доносящиеся из кухни. Еще немного — и, пожалуй, ему удастся полностью взять себя в руки. Этому способствовала и корзиночка с хлебом, от одного вида которого во рту образовывалась слюна. Так что Люк мог смотреть на Габриель без голодного блеска в глазах, восхищаясь ее красотой, которую она сама словно не замечала.

Он встречался со многими красавицами, но ни одна из них не вела себя подобным образом. Для них всегда было очень важно знать, какое впечатление они оказывают на мужчин.

Безразличие Габриель к своей внешности не было наигранным, Люк мог поклясться в этом. Когда девушка повернула голову и натолкнулась на его пристальный взгляд, она как будто даже смутилась.

— Что такое? — осторожно спросила она и нахмурилась. — Я надеюсь, ты не возражаешь против моего разговора с Паоло? В прошлом у него всегда находилось для меня доброе слово.

— Почему я должен возражать? — пожал плечами он.

— Тогда почему ты только что так странно посмотрел на меня?

— Ты красивая женщина, Габриель. Какой мужчина может отказать себе в удовольствии полюбоваться красавицей?

Габриель поерзала на стуле, словно почувствовав себя неловко от его комплимента, чем только подтвердила догадку Люка: она не задумывается о том, какой силой обладает ее красота.

Люк развеселился. Забавная ситуация! О чем же ему тогда говорить, если тема секса находится под строжайшим запретом, беседа о собаках ему надоела, а комплименты Габриель, в отличие от других женщин, не любит?

К счастью для него, Паоло принес бутылку обещанного шампанского, которое на самом деле оказалось превосходным, и некоторое время они беседовали о винах.

Габриель все не решалась приступить к обольщению Люка, но надеялась, что бокал-другой поможет ей расслабиться.

А пока она наблюдала, как он наслаждается изысканной едой. Пламя от свечи на столе отбрасывало тень на его лицо, и Габриель вспомнила, каким он был в детстве. Пожалуй, его прозвище — Ночь — не совсем ему подходит. Скорее его можно назвать Темным рыцарем. Да, решила Габриель, так гораздо лучше. Разве она не считала его всегда своим рыцарем и разве не так он вел себя по отношению к ней, пока она не повзрослела? Но куда исчез полыхавший в нем огонь? Потух? Неужели Люк успокоился, став главой Дома Дювалье?

В это как-то трудно поверить. Если бы огня не было, у него едва ли возникло бы желание приобрести виноградники Хаммершмидта, которые назвать виноградниками язык не поворачивался. Нет, он по-прежнему готов бросить вызов. Под внешним лоском и невозмутимостью скрывается неугомонный юноша, когда-то восхищавший и поражавший ее своими безумными фантазиями. Возможно, Люк воплотил бы одну из них в жизнь, если бы не долг перед семьей. Он был пленником своего положения, своей фамилии, даже замка. Ведь от наследника Дома Дювалье все ожидали только одного — чтобы он продолжил дело предков.

Может, поэтому ее и влечет к нему, этому Темному рыцарю? Как выпустить на свободу истинного Люка — страстного, яростного, неудержимого?

У Габриель забилось сердце. Девушке захотелось остаться с ним наедине, чтобы проверить, по силам ли ей такая задача…

Люк поднял голову и немедленно догадался, о чем она думает. Ему не требовались слова — выразительные глаза Габриель выдали ее с головой.

— Как блюдо, которое ты заказал? — спросила она чуть нервно.

— Бесподобно. А что скажешь о моем поведении? — осведомился Люк.

Он явно поддразнивал ее. Это возбуждало. Однако ей удалось ответить вполне небрежно:

— Нареканий пока нет.

— Но, может быть, ты не откажешься послать вежливость, цивилизованность и что там еще ко всем чертям и насладиться обществом друг друга в другом месте? Без одежды.

Люк понизил голос, и по спине Габриель побежали мурашки. Ее мгновенно охватило волнующее ожидание. Предвкушение. То, о чем она мечтала долгие годы, находясь вдали от Люка… Оказаться в его объятиях, испытать всю силу его страсти, жар его поцелуев…

— Да. — Голос у нее вдруг сел.

Глаза Люка засверкали. Он в ту же минуту забыл об ужине.

— Прямо сейчас? Без кофе и десерта?

— Ну, не прямо сейчас, — сделала Габриель попытку пошутить. — Желательно, когда мы останемся наедине.

— Что ты со мной делаешь, — хрипло пробормотал Люк, начисто забыв о своих «платонических» намерениях.

Перед их столиком, словно по волшебству, материализовался Паоло.

— Ты уверена? — на всякий случай уточнил Дюк. Габриель тут же кивнула. Он не отводил взгляда от ее лица. — Я бы хотел расплатиться, Паоло.

Паоло посмотрел на одну полупустую тарелку, на другую, затем на недопитую бутылку дорогого шампанского.

— Вам не понравилось? — с тревогой спросил он.

Люк бросил на него мимолетный взгляд и ничего не сказал, но морщины на лице старика тут же разгладились.

— Конечно, конечно, — торопливо проговорил он. — Я закупорю бутылку пробкой, и вы насладитесь шампанским у себя в замке.

— Благодарю, но у меня идея получше. Унесите ее на кухню и выпейте сами. Еда, как всегда, была превосходной. Спасибо.

Габриель шла к выходу, удивляясь про себя, как она еще может двигаться, если ноги, по ее ощущениям, превратились в желе. Тело дрожало, как натянутая струна, а все мысли были лишь об одном: поскорее остаться с Люком наедине и утолить наконец чувственный голод, снедавший ее.

Люк помог ей надеть жакет. Габриель даже не попыталась застегнуть пуговицы, предоставив это Люку, и наблюдала за его длинными смуглыми пальцами, которые быстро и ловко справлялись с задачей. Скоро, скоро она почувствует эти пальцы на своей коже…

Они сели в машину, но Люк не подумал заводить двигатель, сразу потянувшись к голове Габриель. Он так же быстро и уверенно, как недавно с пуговицами, справился с ее шпильками. Не успели волосы девушки рассыпаться по плечам, как Люк прижался к ее рту — настойчиво, жадно, заставляя губы приоткрыться. Габриель подчинилась этому требованию, и его язык тут же оказался у нее во рту, лаская, дразня, требуя ответа.

Нащупав резинку, она сдернула ее с его волос. Дыхание Люка участилось. Он прошептал ее имя и погрузил свои пальцы в ее мягкие, густые локоны.

Габриель чувствовала, что еще немного — и никто из них не сможет остановиться. Нет, не о таком она мечтала все эти годы! Она высвободилась из объятий Люка и слегка толкнула его в грудь дрожащей рукой.

— Поехали, — хрипло велела она.

Люк сделал глубокий вдох, заставляя мысли проясниться. Нет, ему явно мало одного поцелуя. Ему нужна вся Габриель, и нужна прямо сейчас, или он сойдет с ума!

— Куда?

— Куда хочешь. — Она передернула плечами. — Хотя нет. Точно не в Кавернес. — Ей не хватит храбрости соблазнять Люка — если это слово еще уместно — там, где находится Жозе. Нет, не потому, что она боится матери. Но Жозе обязательно извратит все, что сейчас казалось естественным и самым прекрасным. — Ко мне.

— Кавернес мой дом, Габриель. — В голосе Люка прозвучали стальные нотки. — Рано или поздно, но я могу… — Он оборвал себя. — Ладно, отложим дискуссию.

«Ауди» сорвалась с места, словно гоночная машина со старта. Люк все же принудил себя сбросить скорость, и до отеля они добрались без приключений.

— Но учти: ночевать я останусь у тебя.

— Я собиралась предложить тебе то же самое.

Больше они не произнесли ни слова. Но этого и не требовалось.

Габриель отперла дверь — на это ей понадобились две попытки, так как от спешки ее руки тряслись и она не сразу попала ключом в дверной замок. Люк зашел за ней и закрыл дверь.

Теперь им никто не мог помешать. Вежливость требовала, чтобы она предложила ему выпить, хотя Габриель осознавала, что это лишнее: достаточно было взглянуть в темные глаза Люка.

— Что-нибудь выпьешь? — все же спросила она.

— Нет.

Больше Люк ничего не добавил, сразу снял пиджак и перебросил его через спинку стула. Остановившись перед Габриель, он не сделал попытки прикоснуться к ней. Пока. Но его взгляд обещал то, от чего ее бросило в жар, — исполнение самых безумных фантазий. И даже больше.

— Я хочу тебя, — сказал он.

Габриель подняла руки и стала медленно расстегивать пуговицу за пуговицей. Хотя Люк, конечно, не догадывался, что медлит она не намеренно — просто пальцы плохо ее слушались. Но кажется, так даже было лучше, поскольку Люк чуть не задохнулся. Жакет упал к ее ногам. Он мельком взглянул на него и снова перевел взгляд на нее. Габриель улыбнулась и изогнула бровь:

— Что именно ты хочешь?

— Всю. Всю тебя. — По его губам скользнула улыбка, от которой у любой женщины подкосились бы ноги и она тут же упала бы в объятия Люка, но Габриель удержалась. Откинув волосы назад, она посмотрела на него из-под ресниц и дотронулась до цепочки на шее.

— Застежка туговата, — объяснила она, окидывая его взглядом и удовлетворенно улыбаясь: о да, Люк возбужден не меньше, чем она. — Не откажешься мне помочь? Не хотелось бы ее порвать.

Пальцы Люка прикоснулись к ее шее. Спустя пару секунд цепочка была снята. Ладони Люка легли ей на плечи, слегка сжали, отчего у Габриель вырвался тихий вздох. Люк гладил ее руки. Его горячие пальцы оставляли за собой пылающий след.

— Можешь начать с шеи, — предложила она, изнывая от желания.

Люк прижался губами к изгибу ее плеча, и Габриель вздрогнула, ощутив, как ее страсть разгорается все сильнее.

Затем его внимание привлекла «молния» на платье. Когда она была расстегнута, он принялся рассматривать ее, словно произведение искусства. Это было приятно, щекотало нервы и наполняло непонятной радостью.

— Что под платьем? — глухо спросил Люк.

— Ничего особенно, — как можно небрежнее ответила Габриель. Если Люку интересно, ему придется снять с нее платье. — Я часто думала, что могло произойти тогда, если бы нам не помешали, — внезапно сказала она. — И представляю тебя на старом деревянном столе, в то время как я… — Она поймала его взгляд. — А я сижу на тебе.

— Предупреждаю, Габи, — пророкотал Люк. — Если ты продолжишь в том же духе, все закончится быстрее, чем ты предполагаешь.

— Возможно. — Именно этого ей и хотелось в данную минуту. — Здесь есть стол.

— Кровать тоже имеется, — усмехнулся он.

— Верно. Может, присядешь?..

— Может быть. Но для начала ты должна меня поцеловать.

Габриель наигранно возмутилась:

— Кровать моя, а я еще должна тебя целовать?!

Люк хмыкнул:

— Тогда, если позволишь, я поцелую тебя…

Он повторил то, что сказал, когда они были наедине в последний раз. Семь лет назад… Габриель больше не была намерена ждать. Она встала на цыпочки и первой прикоснулась к его губам.

— Еще, — потребовал он.

И время для нее словно повернуло вспять. Она снова была шестнадцатилетней девушкой, сгорающей от желания и от страха — в равной степени. Тогда, в гроте, она поцеловала его раз, затем другой, и скоро они утратили ощущение реальности…

Сейчас произошло то же самое. Габриель не поняла, как и когда она оказалась на коленях у Люка и обвила его ногами. Он сидел на кровати, а его губы жадно прильнули к ее губам. Одна его рука гладила ее распущенные волосы, другая ласкала грудь, а затем постепенно опустилась ниже, пока не добралась до самого интимного места. Из горла Габриель вырвался потрясенный выдох. Семь лет назад она точно так же была ошеломлена настойчивостью Люка, и в то же время восхищена и покорена.

Ни ее платье, ни его рубашка не являлись для них преградой. Руки Люка сжали ее ягодицы, она обхватила его шею руками и немного приподнялась, упершись коленями в постель. Он тут же спустил ее шелковые трусики. Она застонала.

— Почему ты медлишь? — задыхаясь, спросила Габриель, когда ласки вдруг прекратились.

— Думаю, как их снять, не отпуская тебя.

— Ну и как? — тихо засмеялась она. — Придумал?

— Да.

Почти сразу же послышался треск разрываемой ткани. Габриель улыбнулась, приветствуя подобное решение. Ее пальцы легли на пояс его брюк. Ее охватило одно всепоглощающее желание — прижаться обнаженным телом к его телу, кожей к коже… «Молния» была расстегнута. За брюками последовали трусы. Прикосновение к горячей твердой плоти вызвало у нее новый прилив страсти.

— Тогда я не решилась бы на такое, — шепотом призналась она.

Глаза Люка превратились в бездонные черные колодцы.

— Ты не должна была меня бояться, — негромко заметил он. — Ты никогда не должна меня бояться. — Люк опустил голову и прижался губами к ее ключице, провел по ней языком. — Почему ты меня не дождалась?

Габриель не сразу сообразила, о чем идет речь, а поняв, не стала оправдываться:

— А почему ты не попросил об этом семь лет назад?

Люк избавил ее от платья. Ей хотелось почувствовать его губы, его язык на своей груди, и она заставила его наклониться. Габриель, вздохнув, закрыла глаза, наслаждаясь ощущениями, которые дарили ей ласки Люка. Он слегка царапнул зубами ее напрягшийся сосок, лизнул его, втянул в рот, и она выгнулась дугой. Габриель стало безразлично все на свете.

Люк поднял голову и снова прильнул к ее губам, целуя Габриель с такой жадностью, что голова у нее закружилась. Ее тихие стоны только подстегивали его. Ему было нужно не только тело Габи — волнующее, соблазнительное, прекрасное женское тело. Ему нужна была она вся — от корней волос до кончиков ногтей. И ее душа тоже.

Люк лег на постель, по-прежнему держа ее в объятиях, и Габриель оказалась на нем. Он был невероятно возбужден, но не спешил удовлетворить желание. Ему хотелось продлить эту сладостную пытку, оставив на десерт самое вкусное.

Люк снова прильнул к ее груди, чувствуя, как дрожит Габриель. Она была полностью обнажена, если не считать туфель, и он полюбовался этим контрастом — обнаженное женское тело и высокие тонкие каблуки. Затем снял и их.

— Рубашка, — шепнул он.

Габриель тут же принялась расстегивать одну пуговицу за другой, сначала медленно, а затем все быстрее. Под конец ей не хватило терпения, и она сорвала рубашку с его плеч, так что пара пуговиц отлетела и покатилась по полу. Люку было все равно. Стоило ее пальцам дотронуться до его пылающей кожи, его сосков, как он потерял остатки самообладания.

— Габриель, — прохрипел Люк, — я больше не могу ждать.

Он и так слишком долго ждал этого момента. Терпение никогда не входило в число его достоинств.

— Я и не хочу, чтобы ты ждал, — выдохнула она и провела языком по его соску. — Только учти, мне не нужен цивилизованный мужчина.

Со стоном Люк наполнил ее, войдя легко, словно Габриель была создана для него. Она издала какой-то нечленораздельный звук. Ее ногти вонзились ему в плечи, бедра двигались в одном с ним ритме. Люк, сжав зубы, принудил себя замедлить ставший сумасшедшим темп, грозящий увлечь их за собой, как лавина.

— Еще, — срывалось с губ Габриель снова и снова. Ее лицо исказилось от экстаза, рот раскрылся в беззвучном крике. Гладкое, влажное от пота тело содрогнулось. И только тогда Люк дал себе полную свободу.

Габриель не знала, сколько прошло времени. Открыв тяжелые веки, она обнаружила, что лежит в объятиях Люка. Сил пошевелиться у нее не было.

— Ты всегда такой? — наконец спросила она.

— Какой?

— Необузданный.

Люк ответил не раздумывая:

— Ты еще не видела меня во всей красе. — А затем посерьезнел и признался: — Мне никогда не было так хорошо ни с одной женщиной.

— Мне тоже никогда еще не было так хорошо, — вздохнула Габриель. — И должна признать, ты мне понравился.

— В каком смысле? — не понял он.

— Мне еще не приходилось видеть, чтобы ты настолько терял контроль над собой.

— Я надеюсь.

— Как ты думаешь… — Она на секунду запнулась. — Мы можем это как-нибудь повторить?

— Не можем, а должны, — поправил ее Люк. — И повторим.

— Когда?

— Когда пожелаешь.

— А если я желаю прямо сейчас?

Глаза Люка опалили ее черным огнем.

— С чего начнем?

Габриель окинула его взглядом:

— Дай мне подумать.

Люк дал, и ему не пришлось об этом сожалеть.

Глава 8

Утром, после ухода Люка, хозяйка гостиницы постучалась в дверь номера Габриель и объявила, что той следует поискать жилье в другом месте, а комнату желательно освободить через полчаса.

Габриель собралась за двадцать пять минут. Недолго думая она сняла полностью меблированную квартиру в ближайшем городке сроком на три месяца, поклявшись, что, если и на сей раз ее попросят съехать раньше, потому что она спит с состоятельным холостяком, она, черт возьми, просто купит себе дом!

В этот же день к ней заглянула Симона. Конечно, она догадалась, где провел ночь Люк, но ее отношение к Габриель нисколько не изменилось. Как само собой разумеющееся Симона приняла тот факт, что ее подруга детства и брат стали встречаться.

— Все же не понимаю, почему ты решила переехать, — сказала она. — Конечно, эта квартира гораздо лучше гостиничного номера, но, если я не ошибаюсь, ты заплатила вперед.

— Я решила, что мне нужно больше места.

Симона внимательно посмотрела на нее:

— Тебя выставили за дверь. — Это прозвучало как утверждение.

Габриель не собиралась ничего утаивать. Тем более что рано или поздно об этом станет известно всем.

— Да.

— Потому что Люк остался у тебя на ночь?

— Ну, ничего такого сказано не было, но я подозреваю, что именно поэтому.

— Он знает?

— Нет. И я буду тебе очень признательна, если ты ему не проболтаешься. В крайнем случае повтори мои слова о том, что мне нужно больше места.

— Я-то ему ничего не скажу, — задумчиво протянула Симона. — Но кто может поручиться, что он не узнает об этом от кого-нибудь другого?

— Будем надеяться.

В глазах Симоны вспыхнул интерес.

— Ну, ты собираешься рассказать, как прошел процесс обольщения, или мне придется все из тебя вытягивать?

В памяти Габриель мгновенно воскресли все события этой разнузданной, порочной — по-другому не назовешь — ночи, и она слегка покраснела. То, что ночью выглядело естественным и правильным, при свете дня таковым уже не казалось. Но это не значит, что она против повторения.

— Давай пока не будем говорить на эту тему, ладно? — предложила она. — Хотя бы потому, что мне самой надо разобраться, что произошло и что изменилось.

— Конечно, — сразу же согласилась Симона. — А Раф? — помолчав, спросила она. — Ты скажешь ему, что вы с Люком стали встречаться?

— Пока нет.

— Потому что ты пока не разобралась во всем сама или потому что он этого не одобрит?

— И то и то, — криво улыбнулась Габи.

— А как насчет Жозе?

Улыбка немедленно сошла с лица Габриель.

— Нет, — заявила она. — С Жозе покончено. Я больше не желаю стоять с протянутой рукой, словно нищенка, надеясь, что когда-нибудь ее сердце для меня откроется. Мы с Рафом прекрасно жили без нее — или она без нас. Значит, так тому и быть.

Симона задумалась и загрустила.

— Моя мама умерла так давно, что я почти не помню ее, но даже в детстве я считала, что лучше никакой матери, чем такая, как Жозе. Мне очень жаль и тебя, и Рафа.

— Мне тоже жаль, — откликнулась Габриель. — Но тут уж ничего не поделаешь.

— Понимаю. — Симона опустила глаза. — Раз уж мы подняли эту тему… Я знаю, что она тебя била. Я сама видела однажды, и мне… — Она затрясла головой, словно отгоняя непрошеные воспоминания. — Я побежала за отцом, но к тому времени, когда мне удалось его разыскать, вы уже ушли. Отец обещал поговорить с Жозе. Испугавшись, что она убедит его, будто мне все показалось, я рассказала и Рафу. Мне никогда не забыть выражение беспомощной ярости, боли, страха на его лице. Ему в то время было двенадцать лет, тебе шесть. И мои слова не были для него новостью. — Она с мольбой взглянула на Габриель, но тут же отвела глаза в сторону. — Извини меня, не я ничем не помогла тебе. Ни тогда, ни позже, хотя Жозе не раз поднимала на тебя руку.

Габриель молча кивнула, но ответила не сразу.

— Все в порядке, — через силу произнесла она и сделала попытку улыбнуться. — Все уже в прошлом. — Габриель сжала руки Симоны. — Не казни себя. Ты сделала все, что могла. Твой отец поговорил с Жозе, и это помогло, правда помогло. К тому же… — в ее глазах появились озорные искорки, — я была далеко не пай-девочка и иногда действительно заслуживала наказания.

— Наказания, а не порки! — горячо воскликнула Симона. — Я понимаю, если бы Жозе тебя бранила, но ведь она… — Ее передернуло. — Она била тебя! А как она разговаривала с тобой… Невозможно поверить, что такие слова может произносить мать. Не позволяй ей больше причинять тебе боль, ладно? Не слушай, что бы она ни говорила про ваши отношения с Люком. Не слушай никого. Обещай мне это!

— Конечно.

Габриель на миг закрыла глаза. Симона права: она не обязана никому объяснять свои поступки или оправдываться. Она взрослый человек и сама решает, как ей быть. И не важно, что между ней и Люком по-прежнему глубокая пропасть… Но очень трудно не обращать внимания на то, что говорят люди! Очень непросто считать себя уверенной молодой женщиной, достойной Люка, чувствуя за спиной косые взгляды. Да, внушения, сделанные в раннем детстве и подкрепленные тяжелой рукой Жозе, сыграли роковую роль: Габриель почти на подсознательном уровне усвоила, что Люку она не ровня.

Неожиданно Габриель пришла в голову одна мысль. На миг у нее даже остановилось сердце.

— А Люк? Он знал об этом?

— Что Жозе тебя била? Нет. — Затем Симона добавила: — Нет, хотя и подозревал об этом. Я даже не представляю, что бы он сделал, если бы узнал. — Она с беспокойством взглянула на Габриель и нерешительно спросила: — Или ты считаешь, что ему стоило сказать?

— Нет. Ты все сделала правильно, иначе я не смогла бы смотреть Люку в глаза. — Габриель помолчала. — Думаю, в конечном итоге это сослужило нам хорошую службу, — медленно проговорила она. — Конечно, детство у нас было ужасное, но, возможно, если бы не Жозе, мы с Рафом не добились бы того, что у нас есть сейчас. — Габриель снова сжала руки Симоны и почувствовала ответное пожатие. — Я так рада, что ты заговорила на эту тему! У меня словно груз свалился с плеч. И я не понимаю, как Раф может так долго оставаться вдали от такого чуда, как ты?

Симона даже закашлялась от смеха:

— Мне нравятся твои комплименты.

— Хочешь, я скажу Рафу, что он идиот?

— Ты сделаешь меня почти счастливой, — кивнула Симона, и девушки расхохотались.

После первой ночи последовали еще две, не менее волшебные и упоительные. Габриель очень быстро привыкла ложиться в постель с Люком и встречать утро в его объятиях, вместе завтракать, после чего каждый отправлялся по своим делам. На третий день Люк прямо спросил, почему она отказывается поужинать с ним в замке. Судя по блеску в его глазах и сжатым челюстям, он был намерен добиться правды любой ценой. Габриель лишь вздохнула.

— Ты стыдишься, что мы любовники? — добавил он, доставая из сумки чистую рубашку.

— Нет, конечно. — Габриель открыла дверцу шкафа. — Просто мне не по себе, так как там живет Жозе.

— Да она тебя знать не желает, — все с той же прямотой продолжал Люк. — Ей нет до тебя никакого дела.

— Возможно, и никакого, — пробормотала она. — Но я не хочу давать ей повод.

— К чему? — Люк положил руки ей на плечи и заставил повернуться к нему лицом.

— Опять поучать меня, наставлять. Говорить гадости.

«Унижать», — добавила она про себя.

Люк прищурился:

— Я поговорю с ней.

— Ты думаешь, это что-нибудь изменит? Знаешь, что она сказала мне в последний раз? Что Харрисон — не отец Рафа.

— Она назвала тебе имя?

Габриель покачала головой:

— Нет. Но я почти уверена, что назовет, если сочтет, что случай для этого подходящий. Например, когда нужно будет испортить кому-нибудь настроение или причинить боль. Я не хочу ее видеть.

Люк кивнул, но как-то рассеянно. Он явно о чем-то задумался.

«А ведь он совсем не удивлен», — неожиданно поняла Габриель.

— Ты знал! — воскликнула она. — И тебе известно, кто отец Рафа!

Люк молчал. Габриель выжидающе уставилась на него, молясь про себя, чтобы это был не Филип, потому что это означало бы, что Рафаэль приходится Симоне единокровным братом. Это убило бы его. И Симону тоже.

— Пожалуйста, — вырвалось у нее. — Только не Филип!

— Филип? — повторил Люк. — Нет, нет, это не Филип! Бог ты мой, ты думала, что это он?!

— Я вообще не знаю, что думать, — вздохнула Габриель, сразу почувствовав себя намного лучше, поскольку Раф и Симона — не брат и сестра.

— Нет, это не мой отец, — снова успокоил ее Люк. — Друг моего отца. Он провел лето в Кавернесе, когда твоей матери исполнилось шестнадцать лет. Мужчина, привыкший брать все, что он хочет.

— Он ее изнасиловал? — спросила Габриель. По ее спине пробежал озноб.

— Нет. — Мрачная улыбка показалась на лице Люка. — Твоя мать влюбилась в него. Он встречался с ней, пока не выяснилось, что она забеременела. Он не мог жениться на ней, Габи. Об этом и речи не шло.

— Еще бы! — Габриель невольно пожалела свою мать и возмутилась поступком того человека. Затем она набросилась на Люка: — Так ты знал об этом все время?! И никогда никому не говорил?

— Отец рассказал мне об этом незадолго до своей смерти. Он чувствовал себя в некоторой степени виноватым и пообещал своему другу, что Кавернес будет служить домом Жозе и ее ребенку столько, сколько они захотят. Меня он заставил пообещать то же самое.

— Заставил пообещать, что ты не выкинешь Жозе из замка?

Люк кивнул. Габриель задумалась. Его слова многое объясняли. Например, почему ее мать ревностно, возможно даже чересчур ревностно, следила за тем, чтобы дочь не повторила ее ошибку, влюбившись в Люка. И почему она относилась к Рафаэлю так, словно это не ее сын.

— Но почему ты не рассказал Рафу?

— Я не считал себя вправе это сделать, — объяснил он.

Габриель не нашлась что возразить.

— Симона знает?

— Нет. Не думаю. По крайней мере, я никогда ей об этом не говорил. Никому не говорил, кроме тебя.

— Спасибо. — Габриель обхватила себя руками и беспомощно взглянула на Люка. — Даже не знаю, как сообщить об этом Рафу.

— Я бы посоветовал ничего ему не говорить. В любом случае это не твой секрет. Жозе сама должна рассказать ему правду.

— Да, но зачем ей понадобилось посвящать в тайну меня?

Люк невесело улыбнулся:

— Конечно, это только мое подозрение, но мне кажется, что она боится.

— Боится? — эхом откликнулась Габриель. — Но чего?

— Она видит в тебе себя, — начал Люк. — И хочет тебя уберечь. — Он помолчал. — От меня.

— Как-то странно она проявляет свою любовь, — покачала головой Габриель и вдруг взглянула Люку прямо в глаза. — Или она права?

Люк обнял Габи и прижал к себе.

— Если она права, разве ждал бы я тебя семь лет? — Он поцеловал ее в лоб. — Приходи сегодня в Кавернес. На ужин. На всю ночь.

Габриель стояла закрыв глаза и ощущая надежность и тепло, исходящие от обнимавших ее рук. Нет, что бы мать ни думала, Люк не похож на мерзавца, бросившего ее беременной.

— Хорошо, — пробормотала она. — Я приду.

— И проведешь ночь в моей постели?

— Если ты захочешь.

— Захочу ли я? — повторил Люк со стоном и, приподняв ее подбородок, прижался к ее губам.

* * *

Вечер обещает быть приятным, с удовольствием отметил Люк, узнав, что Жозе удалилась к себе и попросила ее не беспокоить.

За ужином к ним присоединилась Симона, и Люк был благодарен сестре, когда она попыталась развлечь Габриель непринужденным разговором, так как Габи явно чувствовала себя не в своей тарелке, хотя и пыталась это скрыть. В конце концов она немного расслабилась, но все же продолжала нервничать. Под маской независимой и уверенной в себе молодой женщины скрывалось уязвимое сердце дочери экономки. Ему был известен только один способ заставить Габриель — хотя бы на время — забыть обо всем: любить ее. И сегодня ночью, в его объятиях, пообещал он себе, так и случится.

Пожелав Габриель спокойной ночи, Симона зевнула и встала.

— Извини нас, — улыбнулась она подруге. — Люк, можно тебя на пару слов? Что ты делаешь? — прошипела она, когда они вышли.

— Что ты имеешь в виду?

— Зачем ты пригласил Габриель в замок? Не видишь, она вся как на иголках?

— Я заметил.

— И что ты намерен предпринять?

— Ну, у меня есть кое-что на уме. — Уголки губ Люка дрогнули.

— Перестань! — отмахнулась Симона. — Я серьезно. — Она вздохнула. — Габриель чувствует себя здесь чужой. И вот что я тебе скажу: может, Жозе и хорошая экономка, но, если ты собираешься встречаться с ее дочерью, тебе придется что-то предпринять.

— Я хочу, чтобы Габи всегда была со мной, — заявил Люк, — и не собираюсь с ней расставаться.

— Тем более! — энергично кивнула Симона. — Поговори с Жозе, и, если она не изменит свое отношение к дочери или хотя бы не станет чуть более терпимой, у тебя останется единственный выход: попросить ее покинуть Кавернес.

На лице Люка дернулся мускул.

— Жозе никуда не уедет, — сквозь зубы процедил он, проклиная себя за обещание, данное отцу.

— Но почему? — настойчиво поинтересовалась Симона. — Ведь она тебе не нравится. Ты ее всего лишь терпишь, как и я.

— Наше отношение к Жозе ничего не изменит. Я обещал отцу, что замок будет ее домом столько, сколько она захочет.

Симона нахмурилась:

— Не понимаю, почему отец заставил тебя дать такое обещание. Да, конечно, иногда его заносило и он начинал вести себя чуть ли не как средневековый феодал, но это не значит, что мы должны всю жизнь заботиться о Жозе. Если уж на то пошло, предложи ей работу в каком-нибудь из наших филиалов — кто знает, может, она согласится?

— Она согласится, — услышали они за спиной голос Жозе.

Симона и Люк обернулись. Жозе выступила из тени, необыкновенно красивая и хрупкая. Рядом с ней шел Ханс.

Симона быстро справилась с неловкостью и прямо обратилась к экономке:

— Вы не думали о том, чтобы сменить работу? Люк, — обратилась она к брату, — что ты можешь предложить Жозе?

Люк понял, что лучше не пытаться переубедить сестру, тем более в присутствии Жозе, которая, как ни странно, похоже, сама готова покинуть замок.

— На данный момент свободна вакансия менеджера по продажам в Париже, — сказал он, пытаясь убедить себя, что не нарушает обещание, данное отцу. — Кроме того, в Париже у нас есть квартира, в которой вы можете остановиться, пока не подыщете себе жилье.

— Я отвезу вас, — неожиданно предложил Ханс и улыбнулся Жозе. — Я еще никогда не был в Париже весной. А вы?

Жозе перевела на него взгляд. Было заметно, что она колеблется. Наконец женщина произнесла мягким тоном, которого ни Люк, ни Симона в жизни не слышали:

— Нет, не была.

— То есть вы согласны? — уточнила Симона.

— Да.

— Чудесно. — Симона через силу улыбнулась.

Когда Люк вернулся в гостиную, Габриель металась из угла в угол. Она была напряжена, словно готовый сорваться со старта бегун.

— Нет, — бросил он.

Габриель остановилась и удивленно посмотрела на него:

— Но ты не знаешь, что я собираюсь сказать!

— Я не хочу, чтобы ты уходила. — Люк поднял брови. — Ты размышляла, не лучше ли тебе уйти, верно?

Габриель слабо улыбнулась и чуть склонила голову:

— Мне нужен стимул, чтобы остаться.

— Уверен, я смогу тебя заинтересовать, — вкрадчиво проговорил Люк, окидывая ее взглядом и не оставляя сомнений в том, какого рода стимул он имеет в виду. — Как насчет кровати в моей спальне?

— А кровать хорошая?

— Замечательная, — кивнул Люк. — Большая, мягкая, удобная… Впрочем, ты сама ее оценишь.

Габриель улыбнулась уже более раскованно и покачала головой.

— Не понимаю, почему я не могу расслабиться, — призналась она. — Когда мы оставались у меня, я не волновалась. — Девушка пожала плечами и предположила: — Возможно, потому, что с этим местом у меня связаны не только приятные воспоминания.

Люк приблизился к ней и прижал к себе.

— Позволь мне сделать так, чтобы начиная с этого момента приятные воспоминания преобладали.

Габриель вздохнула и обняла его за шею:

— С чего собираешься начать?

— Пожалуй, с этого.

И Люк прильнул к ее губам в таком страстном, таком жарком поцелуе, что Габриель и в самом деле забыла, где она находится, желая только одного: поскорее оказаться на обещанной большой, мягкой и удобной кровати. До которой они, правда, добирались чуть ли не вечность, так как Люк никак не мог оторваться от ее губ.

Габриель в общем-то ничего не имела против.

На следующее утро у Люка был слегка помятый вид. В этом не было ничего удивительного, принимая во внимание, что спали они от силы пару часов, а остальное время провели занимаясь любовью, так что на рассвете Габриель, чувствуя себя вконец обессиленной, уснула почти мгновенно.

Симона уже уехала. Также не было видно ни Ханса, ни Жозе. Казалось, это должно способствовать сближению, однако Люк, едва Габи вошла в столовую, тут же с головой погрузился в чтение газеты.

— Мне кажется или твое отношение ко мне изменилось? — тут же спросила Габриель.

Люк отложил газету и взглянул на нее:

— С чего ты взяла?

— Ты молчишь.

Брови Люка поползли вверх.

— О чем я должен говорить?

— О чем угодно. Расскажи мне о своих планах на день, а я посвящу тебя в свои. Или расскажи, что ты думаешь о сегодняшней ночи.

— Значит, что я думаю об этой ночи, — медленно начал он и перевел взгляд на окно. — Ладно. Я думаю, что едва ли секс может быть более фантастичным. Я думаю, как прекрасно было бы просыпаться каждый день и знать, что ты рядом, и что со мной случится, если когда-нибудь я снова проснусь один. — Люк посмотрел на нее, и в его черных глазах словно зажегся гнев. — Тебе достаточно этих мыслей или ты хочешь, чтобы я поделился с тобой и некоторыми другими?

Габриель была застигнута врасплох столь резкой сменой настроения. Такого она не ожидала, тем более от Люка.

— Да нет, — промямлила она. — Этого более чем достаточно. Спасибо. Выходит, как любовники мы отлично подходим друг другу. По-моему, это хороший знак.

— А что думаешь ты об этой ночи?

— Я думаю… — Габриель осознала, что хочет быть совершенно откровенной с ним. — Я думаю, что если и дальше буду полностью отдавать себя тебе, то меня не останется. Я просто перестану существовать, став частью тебя. — Она вскинула голову. — Как тебе мое признание? Стало легче?

— Нисколько, — грубовато бросил Люк и, наклонившись через стол, крепко ее поцеловал. — Чем сегодня займешься?

— Сначала осмотрю погреба на одной винодельне, затем у меня назначена встреча с дистрибьютором, который проявил интерес к нашим винам и предоставил в мое распоряжение двадцать минут, чтобы я могла доказать, что марка «Земля ангела» действительно заслуживает внимания. После этого запланирована еще одна встреча — с риелтором, занимающимся виноградниками Хаммершмидта. Он передаст мне результаты проб почвы, воды, а также…

— Ты можешь позвонить ему и отменить встречу — все это у меня уже есть.

— Да, заманчивое предложение, — согласилась Габриель в промежутках между поцелуями, — но в таком случае он не познакомится со мной лично, а это, в свою очередь, вызовет ненужные проволочки, если я решу принять участие в аукционе.

— Ты хочешь побороться за виноградники?

— Да. Правда, Раф пока колеблется.

— Это большая сумма, Габи. Ты все взвесила?

— Я знаю. А как ты? Ты примешь участие?

— Пока я не отказываюсь, но, если цена превысит двадцать миллионов, я пас.

— И ты не собираешься принять бой?

— Даже не подумаю.

Губы Люка переместились к ее виску, затем к чувствительному местечку чуть ниже уха. Габриель изо всех сил старалась не потерять нить беседы.

— Мы тоже не собираемся переплачивать. За такую сумму в Австралии можно приобрести куда большие площади, чем здесь, — это основной аргумент Рафа.

— На мой взгляд, очень веский.

— Почему-то я была уверена, что ты скажешь именно это.

Люк обошел стол, сел на стул и посадил Габриель себе на колени.

— Конечно, есть и другой вариант. Например, можно купить имение Хаммершмидта, оставить себе необходимый участок и продать остальные земли. — Люк расстегивал пуговицы ее блузки.

Габриель взглянула на него:

— Ты, случайно, не разговаривал с Рафом на эту тему?

— Случайно, не разговаривал. Об этом мне говорят здравый смысл и деловой подход.

Габриель кивнула и занялась пуговицами на его рубашке.

— Боюсь, в моем случае все иначе. Мне просто понравилось то место, и все. Я не в состоянии рассчитать, стоит покупать или не стоит. Но интуиция мне подсказывает, что у нас все получится. — Габриель наконец справилась с пуговицами Люка и нетерпеливо погладила его обнаженную грудь, с восторгом чувствуя, как напряглись мышцы под ее ладонями.

— Если тебе удастся заключить сделку, Раф вернется?

— Нет, — не колеблясь, сказала она. — Если только приедет в гости. Ему нравится жить в Австралии, там у него есть друзья, Харрисон… — Она на секунду умолкла, но затем твердо продолжила: — У Рафа отличные отношения с отцом. Харрисон, конечно, больше фермер, чем винодел, но он в восторге от успехов Рафа и даже приобрел акции нашей компании. Так что здешними делами придется заниматься мне. Или ты сомневаешься, что мне по силам вдохнуть новую жизнь в виноградники Хаммершмидта? Конечно, придется делать это постепенно. Может быть, сначала отремонтирую только часть дома и поселюсь там. Хотя дом, конечно, слишком велик для одного человека.

— Меня это тоже останавливало, — заметил Люк. — Он отлично подошел бы для молодой семьи.

Немедленно наступила тишина.

Люк взглянул Габриель в глаза и первым нарушил молчание:

— Что скажешь?

— Что именно я должна сказать? — Похоже, Люк предлагает ей выйти за него замуж. Неужели? С другой стороны, она пока об этом не задумывалась, будучи счастливой уже оттого, что находится рядом с ним. На всякий случай следует уточнить. — Ты предлагаешь мне жить там с тобой на правах… жены?

— Тебе нравится эта мысль?

Габриель постаралась отбросить в сторону все эмоции и рассуждать здраво:

— В любом случае никто не сможет вселиться в дом сразу — там требуется ремонт. Предположим — я говорю, предположим, — я выйду за тебя замуж. Это значит, мне придется некоторое время жить в Кавернесе. — Вместе с Жозе. Да еще мириться со злословием местных жителей. — Нет. Я согласна встречаться с тобой, Люк, но пока это все.

— Почему нет? — Люк прищурился. — Не хочешь становиться объектом сплетен?

— Частично.

— Каковы другие причины?

— Жозе.

— Я так и думал, — кивнул Люк. Его лицо стало сосредоточенно-задумчивым. — Ты знаешь, что твоя мать — финансово независимая женщина? — неожиданно спросил он. — Насколько мне известно, у нее три квартиры — одна в деревне, две другие в Эперне. Кроме того, когда вы с Рафом уехали, за ней пытались ухаживать многие мужчины — богатые и не очень. Она могла с легкостью войти в высшее общество, если бы захотела.

— Почему же она все еще живет в замке? — спросила Габриель, пытаясь переварить услышанное.

— Может, ей так хочется, кто знает? — Он пожал плечами. — Вероятно, как только ей надоест, она уедет. Кстати, вчера, с подачи Симоны, я предложил Жозе должность менеджера по продажам в Париже. Нам кажется, что ты будешь чувствовать себя в замке более комфортно без матери.

У Габриель закружилась голова от неожиданности.

— Другими словами, ты уволил ее? — не поверила она. — Из-за меня?

— Я не увольнял Жозе, — поправил ее Люк. — Предоставил ей, повторяю, по совету Симоны, другую работу. Но да, сделано это ради тебя. Ее присутствие беспокоит тебя. Я не могу допустить, чтобы она причиняла тебе боль.

Габриель покачала головой, все еще не веря своим ушам.

— Я ошибся?

— Нет-нет, ты прав. — Она прильнула к его груди. Люк тут же прижал ее к себе. — Просто я не могу не думать о том, что, останься я в Австралии, ничего этого не было бы. Если честно, в конце концов я бы привыкла к жизни на другом материке, хотя, возможно, не смогла бы полюбить эту страну так, как Раф. Но одно мне известно точно: я не смирилась бы с тем, что никогда не увижу тебя. Семь лет. Семь долгих лет…

Люк поцеловал ее в висок.

— Если ты хочешь меня видеть сегодня, проведи эту ночь здесь, со мной. Я буду рад, если, завершив все свои дела, ты вернешься сюда. Мы сможем сходить куда-нибудь и поужинать или остаться в замке.

— Ничего другого я и не желаю.

Габриель потянулась к нему, и Люк тут же подставил ей свои губы.

— А как насчет другого желания? — поинтересовался он и стал осыпать ее лицо поцелуями.

Габриель с трудом открыла затуманенные глаза. Медленная, чувственная улыбка тронула ее припухшие от поцелуев губы.

— У тебя есть что-то конкретное на уме?

Вместо ответа, Люк подхватил ее на руки и хрипло произнес:

— Думаю, у нас есть немного времени, и я успею показать тебе, что у меня на уме.

Прошла неделя, в течение которой Габриель работала не покладая рук, надеясь в кратчайшие сроки организовать дистрибьюторскую сеть, чтобы иметь средства для приобретения виноградников Хаммершмидта. У Рафа была «Земля ангела», у Люка и Симоны — замок и семейный бизнес. Даже ее мать владела собственностью, в то время как у нее самой не было ничего. А Габриель мечтала о доме, принадлежащем только ей. Главное — склонить Рафа на свою сторону.

Когда Габриель позвонила брату, в Австралии было позднее утро. Судя по голосу Рафа, он находился в приподнятом настроении. Она сочла это добрым знаком.

— Ты получил мои последние расчеты? — спросила она после приветствия и краткого обмена новостями.

— Получил.

— У тебя нашлось время их просмотреть?

— Да, конечно.

— И что ты думаешь?

— Ты твердо решила вступить в борьбу за виноградники Хаммершмидта? Я не считаю это таким уж удачным вложением средств. Мне кажется, сестренка, ты собираешься зря потратить деньги.

— Ты преувеличиваешь, — возразила Габриель. — Я согласна, с точки зрения бизнеса это не совсем выгодное приобретение и к тому же довольно рискованное, но поверь, если цена окажется приемлемой, виноградники в будущем оправдают все расходы! В любом случае я намерена за них побороться.

— Тебе там просто понравилось, и деловые соображения к этому не имеют никакого отношения, — проницательно заметил Рафаэль.

— Что в этом плохого? И потом, у меня хорошие предчувствия, кто бы что бы по этому поводу ни говорил, — объявила Габриель.

— Тебе известны конкуренты?

— Люк проявил некоторый интерес, — призналась она.

В трубке наступило молчание, а затем послышался тяжелый вздох:

— Финансовые возможности Люка несопоставимы с нашими, и ты это знаешь.

— Я знаю, тем более что мы с ним это обсуждали. Более того, мы вместе осмотрели имение. Часть предложений по возрождению виноградников, что я тебе прислала, принадлежит Люку.

— Объясни-ка, почему он взялся помогать тебе, если сам имеет виды на эти земли? — сухо поинтересовался Рафаэль.

— Из дружеского участия. А может, — и это нельзя исключать, — ему хочется борьбы.

— Если бы Люк приобрел эти угодья, он бы так же, как и ты, поэтапно занялся их восстановлением?

— Нет, сразу.

— Габи… — Раф помолчал, словно не зная, с чего начать и как спросить. — Сколько времени ты провела с Люком?

— Немного. — Она закрыла глаза, потом решила не врать и со вздохом призналась: — Много.

— Ясно. Ты с ним спишь, — без экивоков заявил Раф и помолчал. — Когда состоится аукцион? Завтра? Могу я предположить, что ты продолжишь с ним встречаться вне зависимости от результата торгов?

— Да, я надеюсь. — Она насторожилась. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что считаю, что ты играешь с огнем.

— Это я и без тебя знаю, — тихо произнесла девушка. — А что касается тех виноградников… — Она сделала глубокий вдох, собираясь с духом. — Я знаю, что Люк готов выложить за них двадцать миллионов. Можем мы позволить себе такую сумму?

В трубке было тихо. Габриель представила себе брата, меряющего шагами кабинет и сосредоточенно обдумывающего полученную информацию.

— Я дал Харрисону взглянуть на твои расчеты, — наконец сказал он. Его голос нельзя было назвать счастливым, но, похоже, он смирился с неизбежным. — Мы можем потратить двадцать миллионов, но для этого придется рискнуть «Землей ангела» и обратиться за помощью к отцу. Я хочу, чтобы ты связалась со мной сразу, как только начнется аукцион.

— Но в это время в Австралии будет ночь.

— Уж поверь, — усмехнулся Раф, — спать я не смогу в любом случае. И ты должна мне пообещать, что, как только я скажу «стоп», ты откажешься продолжать торг.

— Обещаю.

— И не важно, от кого будет исходить предложение о дальнейшем повышении цены.

— Я же сказала, что обещаю.

— И не важно, что ты мечтаешь его приобрести, — закончил он.

— Да, Раф, я тебя поняла. Ты хочешь, чтобы я поклялась чем-нибудь? Моя душа подойдет?

— Подойдет. — Голос брата смягчился. — Я тоже тебе обещаю, что, если нам хватит денег, эти виноградники будут нашими. Твоими.

Они попрощались. Следовало бы позвонить Люку, но он отправился в Париж по делам, и Габриель не знала, вернулся он или нет, а потому медлила, боясь, что трубку поднимет Жозе. Однако ответил ей Люк.

— Я в замке, — коротко сказал он. — И со мной твоя мать и Ханс.

— Они могут нас слышать?

— Нет.

— То есть, — Габриель не удержалась и поддразнила его, — если я вдруг начну говорить непристойные вещи по телефону…

— Позже тебе придется очень-очень об этом пожалеть, — заверил ее он.

— Ты думаешь, я стану возражать? — Сжалившись над ним, Габриель все же сменила тему: — Ты навестишь меня?

— Не знаю. У меня еще есть дела.

— Буду рада тебе в любое время.

— Ты можешь приехать сюда, — заметил он.

О да! Он, она и ее мать с Хансом где-нибудь поблизости.

— Спасибо за приглашение, но, пожалуй, не сегодня.

Люк не стал возражать:

— Хорошо, тогда я приеду к тебе. Кстати, твоя мать хочет с тобой поговорить.

— О чем? — тут же насторожилась Габриель.

— Я передам ей трубку.

В трубке послышался голос Жозе:

— Здравствуй, Габриель.

— Мама, — вежливо отозвалась она и выжидающе замолчала.

— Люк рассказал мне о твоих планах остаться здесь, в случае если тебе удастся купить виноградники Хаммершмидта.

— Так и есть, — подтвердила несколько обескураженная девушка.

— Я лишь хотела пожелать тебе удачи. — Габриель решила, что ослышалась, однако Жозе продолжила: — Кстати, Ханс принял предложение одной вдовы, живущей на юге, которая нуждается в постоянном уходе. — Она помолчала. — Ей нужна также и экономка… Я говорю все это к тому, что Ханс предложил мне поехать с ним, и я согласилась.

— Понятно, — пробормотала Габриель, пытаясь осмыслить услышанное и пока еще не понимая, какая новость ее удивила больше: то, что Жозе покидает замок, или то, что она уезжает вместе с Хансом. — Счастья тебе, — наконец с трудом выговорила она.

— Спасибо, — ровным голосом поблагодарила Жозе. — Я бы хотела, если ты ничего не имеешь против, повидаться с тобой до аукциона. Я переезжаю в свою квартиру. Не могла бы ты заглянуть ко мне завтра, скажем, часов в десять?

Подавив невольный страх — с чего это Жозе изменила свое отношение к ней и о чем она собирается поговорить? — Габриель согласилась.

Люк появился у нее поздно, очень уставший. Однако при виде Габриель глаза его засияли, а увидев на столе ужин, он с благодарностью поцеловал ее и принялся за еду. Через несколько минут он объявил, что его силы восстановлены.

Они отправились в постель. За две недели, проведенные вместе, безумство первых порывов несколько стихло, однако страсть и чувственный голод, который они испытывали друг к другу, не исчезли. Стоило Габриель оказаться в объятиях Люка, отвечая на его жадные, настойчивые, горячие, упоительные поцелуи, как она сразу забывала обо всем.

— Люк, могу я тебя кое о чем спросить? — обратилась она к нему спустя некоторое время и, опершись на локоть, с восхищением взглянула на совершенное обнаженное тело своего любовника.

— Разумеется, — чуть сонно улыбнулся Люк.

— У меня появилось ощущение, что тебя как будто подменили.

Люк слегка нахмурился. Сон его как рукой сняло.

— Я перестал доставлять тебе удовольствие?

— Ты же знаешь, что нет. — Габриель чуть покраснела. — О таком любовнике женщина может только мечтать. Я имела в виду другое. Мне кажется, что рядом со мной ты сдерживаешься, не давая себе полную волю. — Она провела пальцем по его груди и опустила глаза. — Мне очень нравится видеть тебя необузданным. Как и сознавать то, что именно я заставляю тебя быть таким.

— Я могу дать себе полную волю, — ответил Люк через несколько секунд, — если ты тоже полностью раскрепостишься. Отдашь мне всю себя.

Габриель изумленно уставилась на него:

— Но я и так отдаюсь тебе без остатка!

— В том, что касается секса, — да, — согласился он. — Однако ты допускаешь меня в свою жизнь ровно настолько, насколько считаешь необходимым.

— Я тебя не понимаю.

— Ну, например, ты отказалась от моей помощи, когда я предложил провести дегустацию вин в замке, хотя не можешь не знать, что это значительно облегчило бы ваш выход на европейский рынок.

— Я прекрасно понимаю, какие выгоды сулило твое предложение, но Раф был категорически против. Это ведь и его бизнес. Я не хочу портить отношения с братом.

— А вот теперь я ничего не понимаю, — заявил Люк. — Ты не хочешь, чтобы моя помощь стала причиной какого бы то ни было разлада между вами, и в то же время надеешься уговорить его приобрести здесь виноградники? — Он посмотрел Габриель в глаза. — И почему ты отказываешься приобрести имение Хаммершмидта вместе со мной? С точки зрения бизнеса это было бы самым оптимальным решением.

— Разве не ты говорил, что глупо смешивать удовольствие и бизнес? — улыбнулась она.

— Что, если я скажу, что с тех пор пересмотрел свою точку зрения и не возражаю смешать одно с другим? — заявил Люк. Габриель в смятении взглянула на него. Он молчал, и она тоже. — Вот видишь, — наконец сказал он. — И выйти замуж за меня ты не хочешь. — Он усмехнулся. — А после этого еще интересуешься, почему я не могу отдать тебе всего себя. Просто тебе не нужен я весь.

— Это неправда, — сразу же возразила Габриель.

— Нет? — Люк приподнялся на локте, пристально глядя ей в лицо. — Тогда почему бы тебе не доказать это и не купить завтра со мной в равных долях собственность Хаммершмидта? Почему бы тебе не выйти за меня замуж?

— Прошло слишком мало времени…

— Семь лет для тебя мало? Вот что я тебе скажу, Габи: я не смог забыть тебя в течение семи лет. Если хочешь знать мое мнение, то семь лет — это слишком много.

Габриель онемела от удивления.

Люк встал, криво улыбнулся:

— Мне все понятно. Несмотря на мое признание, тебе нужно подумать. Я возвращаюсь домой — завтра рано вставать.

— Спасибо, — сдавленно прошептала Габриель, пытаясь сообразить, почему, выслушав Люка, она не завизжала от счастья, хотя так на ее месте поступило бы большинство женщин. Какова бы ни была причина, но пока она не в силах сказать: «Да, Люк, я выйду за тебя замуж».

Люк оделся и вышел. Габриель легла на кровать и закрыла глаза. Ей необходимо было разобраться в своих чувствах.

Глава 9

Спала Габриель беспокойно. Открыв глаза, она уставилась в потолок, всерьез раздумывая над тем, вставать ей или нет. Конечно, можно притвориться, что вчерашнего разговора не было, но стоило ей сделать глубокий вдох, как она почувствовала слабый запах Люка, неизбежно воскресивший вечерние события.

Вздохнув, Габриель решила, что ничего не делать — это самый легкий выход, но он не решит проблемы. Почему же она не сказала ему вчера, что хочет выйти за него замуж? Габриель позволила себе помечтать, как они купят вместе виноградники, восстановят дом и станут жить там. Будут заниматься любовью. Возможно, ссориться. Список можно было продолжать до бесконечности…

Тут Габриель поразила одна мысль. Она поняла, почему не смогла сразу принять предложение Люка. Он не сказал ей главного: что любит ее. «Но ведь и ты ни слова не сказала о любви», — тут же напомнил ей противный внутренний голос.

Ее взгляд остановился на часах, и Габриель громко застонала. Задумавшись, она совсем забыла о встрече с Жозе, а был уже десятый час. И все же она медлила.

«Трусиха», — вновь напомнил о себе внутренний голос.

— Да, трусиха, — громко ответила Габриель и пробормотала: — Посмотрела бы я на тебя, если бы ты был на моем месте.

Впрочем, она все же встала с постели, приняла душ, оделась, за чашкой кофе постаралась внушить себе, что приглашение Жозе следует считать хорошим знаком, о чем бы ни пошел разговор. Едва ли мать настолько бессердечна, чтобы преподнести ей напоследок какую-нибудь гадость. Надо дать Жозе еще один шанс. Последний.

Жозе открыла ей дверь со спокойным достоинством. Габриель опоздала на пятнадцать минут, но мать ничего не сказала, приглашая ее зайти. Они молча прошли на кухню. Габриель старалась держаться так же невозмутимо, хотя ее по-прежнему мучил вопрос, с чего это Жозе решила с ней поговорить и о чем? Если только про Рафа…

На кухне был Ханс. Он готовил кофе. Улыбнувшись и поздоровавшись с Габриель, он поинтересовался, какой она любит кофе.

— У нас есть булочки и круассаны, — сообщил он, кивнув на стол. — Жозе сходила за ними специально, так как не могла усидеть на месте, дожидаясь вас. Ну же, — подбодрил Ханс, обратившись к Жозе. — Поведай ей все, что ты сказала мне.

Жозе села за стол. Молчание затягивалось, и Габриель, чтобы его нарушить, а вовсе не из любопытства, спросила у Ханса:

— Когда вы уезжаете?

— На следующей неделе. Нам предоставят коттедж в поместье. Нас предупредили, что в нем потребуется сделать небольшой ремонт, но ни меня, ни Жозе это не пугает.

— Надеюсь, что у вас все будет хорошо, — пожелала Габриель от чистого сердца.

Ей нравился Ханс, поэтому она искренне надеялась, что у них с матерью все сложится как нельзя лучше.

— Спасибо, — поблагодарил ее Ханс и с нежной улыбкой взглянул на Жозе.

— Спасибо, — повторила мать и прочистила горло. Ханс встал за ее спиной, словно подбодряя. Жозе бросила на него быстрый взгляд, сделала глубокий вдох и начала: — Я пригласила тебя, чтобы спросить, не нужна ли тебе помощь. Понимаешь, семья Дювалье была ко мне очень щедра в течение многих лет. Я не знаю, сколько денег тебе понадобится, но могу дать полтора миллиона. Я знаю, каково это — быть без гроша, встречаясь с состоятельным мужчиной, — с горечью, которая теперь была понятна Габриель, добавила она.

Габриель осторожно поставила чашку.

— Ох, мама! — вырвалось у нее. — Люку все равно, есть у меня деньги или нет. Его интересую я.

Жозе опустила глаза и неуверенно произнесла:

— Я хотела как лучше.

Габриель было непривычно видеть свою мать такой. До сих пор Жозе была властной и непреклонной. Неужели всего за несколько дней она так сильно изменилась?

— А получилось как всегда, — сделала Габриель попытку пошутить. — Я хочу купить виноградники и дом для себя, а не для того, чтобы произвести впечатление на Люка.

Жозе кивнула.

— В любом случае, если тебе понадобятся деньги, ты можешь ко мне обратиться, — повторила она.

— Спасибо, — поблагодарила Габриель, чувствуя, как к ее глазам подступают слезы.

* * *

В день аукциона Люк проснулся с тяжелым сердцем. Он предложил Габриель то, чего еще никогда не предлагал ни одной женщине, а она отказалась. То есть не отказалась, а всего лишь промолчала, однако он полагал, что раздумывать над таким предложением нечего. Особенно если учесть, что он делал его уже дважды.

Войдя в кухню, он понял, что Симона уже позавтракала и пить кофе ему придется в одиночестве. Нужно поскорее забыть о Габриель и думать исключительно о делах. Для начала следует подыскать новую экономку, но в этот раз без проживания в замке. Возможно, в таком случае придется нанять не одного человека, а двух и привлекать временных работников, когда это понадобится. Люди, никогда не жившие в замках, даже не догадываются, как тяжело содержать замок в порядке.

Неожиданно ему пришла в голову еще одна мысль. Почему они с Симоной продолжают жить здесь? Почему бы им, как обычным людям, не поселиться в обычных домах? Мозг Люка тут же заработал в этом направлении. Что, если использовать замок для бизнеса? Часть его открыть для туристов, оставив одно крыло жилым. Тогда приобретение поместья Хаммершмидта станет особенно актуальным. Конечно, и тот особняк слишком велик, но ему все равно не сравниться с замком, в котором большая часть комнат, если не почти все, пустует. Жить в бывшем доме Хаммершмидта вдвоем было бы намного веселее. Если Габриель — по непонятным для него причинам — все же не согласится выйти за него замуж, может, они просто поселятся там вместе?.. Ведь он не солгал, утверждая, что не представляет себе жизни без нее. Они виделись лишь вчера, а Люк уже скучал без нее. Оставалось надеяться, что Габриель все же согласится стать его женой.

После разговора с Жозе Габриель вернулась к себе, все еще раздумывая над тем, что сказать Люку при встрече. Она верила в то, что заявила матери: Люку не важно, какое положение в обществе она занимает. Ему важна только она сама — как личность, как женщина. Она дорога ему настолько, что он даже предложил ей выйти за него замуж. Тогда почему она боится встречи с ним?

В конце концов она чуть не опоздала на аукцион. Помощник аукциониста встретил ее у двери отеля, где должны были пройти торги. На его лице появилась улыбка облегчения, когда он вручил Габи табличку с номером и кратко объяснил, что ей надлежит сделать в случае, если она совершит покупку.

Войдя в зал, Габриель первым делом огляделась, надеясь увидеть знакомое лицо, но Люка нигде не было видно, зато была Симона. Габриель стала пробираться к подруге, недоумевая, куда подевался Люк, так как в замке его тоже не было.

Люк появился позже, чем Габриель. Симону он увидел сразу, но Габи рядом с ней не было. Он заметил ее в другом конце зала. Она задумчиво смотрела в окно, обхватив себя руками.

— Что тебя задержало? — поинтересовалась Симона, когда он опустился на стул рядом с ней. — Ради тебя было принято решение задержать начало на десять минут. И Габи тебя тоже искала, надеялась поговорить с тобой.

— А что она делает у окна?

— Думаю, теперь звонит Рафу, а до этого безуспешно пыталась дозвониться до тебя.

— Забыл подзарядить телефон, — коротко объяснил Люк.

Габриель повернулась, когда аукционист прочистил горло и начал говорить быстрым речитативом, почти не делая пауз между словами, как умеют только аукционисты, стараясь сбить с толку и подвигнуть какого-нибудь неосмотрительного покупателя на безрассудную сделку.

Она тут же набрала номер телефона Рафа и только потом заметила рядом с Симоной Люка. Он смотрел не на аукциониста, а на нее, и в его темных, горящих глазах читался немой вопрос. Тот самый, который он задал ей вчера. В трубке послышался голос Рафа, и Габриель переключилась на брата:

— Это я. Аукцион только что начался.

— Что говорят?

— Описывают собственность и показывают слайды. И, Раф, — невпопад вдруг сказала она, больше не в силах держать это в себе, — Люк предложил мне выйти за него замуж.

Раф произнес тираду по-французски. На этом языке он говорил в детстве, но крайне редко прибегал к нему, поселившись в Австралии, и только в тех случаях, когда его выводили из себя.

— Аукционист только что объявил начальную цену — восемнадцать миллионов, — вернулась она к актуальной теме.

— Пока не вступай, — тут же распорядился Раф. — Что ты ответила Люку?

— Он дал мне время подумать. И еще Люк предложил мне совместно с ним купить виноградники Хаммершмидта.

Раф что-то снова пробормотал и только потом поинтересовался:

— Ты согласилась?

— Нет. Торги начали с шестнадцати миллионов.

— Кто начал? Люк?

— Нет.

Спустя несколько минут цена сравнялась с объявленной.

— Снова восемнадцать, — проинформировала брата Габриель.

— Люк?

— Он пока не вступает.

Цену поднимали понемногу, по двести тысяч. Наконец прозвучало «девятнадцать миллионов», и Раф распорядился:

— Вступай, если хочешь купить.

— Уже девятнадцать двести.

— Кто предложил?

— Я.

— Мы, — поправил ее Раф.

— Девятнадцать шестьсот.

— Кто?

— Снова мы.

В этот момент взгляды Габриель и Люка встретились.

— Люсьен, что ты делаешь? — удивленно спросила Симона.

Люк бросил на сестру мимолетный взгляд:

— Ничего.

— Это я поняла. Почему ты ничего не делаешь?

Потому что он не может заставить себя выступить против Габриель. Вместо этого Люк заявил:

— Я предложил ей выйти за меня замуж.

Симона тут же перестала делать вид, что ее очень занимают торги.

— И что? — поторопила она брата.

— Я люблю ее.

Симона усмехнулась:

— Поверь, об этом я догадалась.

— И еще я предложил ей купить виноградники совместно.

— Хорошая мысль, — кивнула Симона, словно забыв, что это предложение исходило от нее. — Так что Габриель?

— Я дал ей время подумать.

— Понятно, — протянула она и нахмурилась. — Может быть, именно об этом Габриель хотела с тобой поговорить перед началом аукциона? — предположила она. Покосившись на Габриель, она с возмущением заявила: — И я узнаю об этом от тебя! Подруга называется.

— Не сбивай ее с толку своими взглядами, — заметил Люк.

— Ничего себе! — ахнула Симона. — А ты что делаешь?

Однако, поняв, что большего от брата она не добьется, Симона откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу.

— Никогда не думала, что когда-нибудь буду наслаждаться аукционом, — пробормотала она себе под нос и улыбнулась.

— Вступила какая-то дама, — комментировала Габриель в трубку. Аукционист вопросительно посмотрел на нее. Она кивнула. Ее сердце упало. — Двадцать миллионов, Раф. Это все.

— Что Люк?

— Смотрит на меня.

— Вопрос стоит так, — быстро сказал Рафаэль, — нужны тебе виноградники без Люка или нет?

Ответ пришел мгновенно.

— Нет.

— Тогда заканчивай торг, — приказал он.

— Кажется, Габриель вышла из игры, — заметила Симона, перестав улыбаться.

Об этом же думал и Люк. Габриель что-то быстро сказала в трубку и, когда аукционист взглянул на нее, слегка покачала головой. Люк взглянул в сторону дамы, которая уже не скрывала своего триумфа.

— Новая цена, — объявил аукционист. — Джентльмен сзади. Благодарю, месье. Ваша цена двадцать миллионов двести тысяч.

Симона обернулась, чтобы увидеть нового покупателя. То же самое сделал Люк.

— Похоже, это старый друг отца, — немного неуверенно произнесла она. — Он вроде принц?

— Точно, — подтвердил догадку сестры Люк. — Только он уже не принц, а король.

— Не знала, что он интересуется виноградниками.

— Теперь знаешь.

Люк нахмурился. Какого черта здесь понадобилось его королевскому величеству Этьену де Морсе? Почему именно виноградники Хаммершмидта и почему именно сейчас? Он не верил в совпадения. Как и в то, что у Этьена вдруг проснулась совесть. Скорее всего, он не хочет допустить, чтобы его внебрачный сын вернулся в Европу, так как тайна может выплыть наружу.

— Новый покупатель, — сообщила Габриель Рафу, глядя на немолодого мужчину, чье аристократичное лицо показалось ей смутно знакомым. Он явно принадлежал к высшим слоям общества. У Габриель возникло ощущение, что она его уже когда-то видела. Но где?

В эту минуту мужчина повернул голову и посмотрел прямо на нее. Габриель увидела такие знакомые, синие, как васильки, глаза Рафаэля и в ту же секунду все поняла.

У Габриель пересохло в горле. Не стой она, опершись о стену, упала бы. Мысли завертелись в голове. Что понадобилось здесь отцу Рафа? Неужели это простое совпадение? Или?..

Она автоматически повернулась к аукционисту, объявившему новую цену и нового покупателя.

Это был Люк.

— Вступил Люк, — сказала она.

— Цена? — Голос Рафа звучал холодно и четко.

— Двадцать один.

Некоторое время торг шел исключительно между отцом Рафа и Люком, так как преждевременно торжествовавшая дама сникла. Последняя цена, названная этим человеком, окончательно разрушила последнюю надежду Габриель стать хозяйкой собственного дома и виноградников.

— Двадцать четыре с половиной.

— Поздравь от меня Люка, — попросил Рафаэль.

— Это не его цена.

— Возможно, но последнее слово останется за ним.

— Почему ты в этом так уверен? — Габриель чувствовала себя все неуютнее по мере того, как цена, вопреки здравому смыслу, непомерно росла. — Что он задумал? Он уже давно превысил назначенный себе предел! Это безумие!

— Ты ведь давно хотела узнать другую сторону натуры Люка? — развеселился Раф, хотя Габриель в этой ситуации ничего смешного не видела. — Он никогда не мог оставаться сдержанным и спокойным рядом с тобой. Если я правильно понял, он собирается купить это поместье для тебя. Мой совет: не тяни с ответом. Такие мужчины с небес не падают.

— Люк, Люк! — Симона безуспешно звала брата.

Наконец он откликнулся:

— Что?

— Если ты не заметил, то цена, на которой ты собирался остановиться…

— Я заметил.

— Тогда зачем ты продолжаешь торг? — недоуменно спросила Симона.

— Габриель мечтает приобрести поместье. А я не хочу, чтобы оно досталось этому мерзавцу.

— Понятно, — вздохнула Симона. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Но на лице ее блуждала довольная улыбка. Она полностью одобряла брата.

Глава 10

Люсьен Дювалье ждал, когда опустеет зал. Аукционист коротко и энергично пожал ему руку, улыбнулся и поздравил с прекрасным приобретением, нисколько не сомневаясь в том, что Дом Дювалье не откажется от своего слова.

Симона с улыбкой принимала поздравления и говорила о планах, которые они намеревались воплотить в жизнь: возродить виноградники, набрать работников. Изредка она бросала взгляд на Люка, но он, предоставив ей вести все беседы на эту тему, продолжал смотреть в одном направлении — на стоящую у окна Габриель.

Габриель не могла заставить себя подойти к Люку: ноги у нее в буквальном смысле одеревенели. Наконец она закончила разговор с братом, положила телефон в сумку, не осознавая, что на лице отражаются все ее чувства — смятение, неуверенность, радость. Она мельком взглянула в сторону отца Рафа и только потом, распрямив хрупкие плечи, прямо посмотрела в глаза Люку. На ее губах появилась слабая улыбка, но глаза оставались серьезными.

Со стороны могло показаться, что в зале нет никого невозмутимее и спокойнее Люка, но внутри он был напряжен до предела. Кроме того, когда покупка уже была совершена, он чувствовал себя чуть ли не глупо — как подросток, безрассудно поступивший ради того, чтобы привлечь внимание понравившейся девушки.

Хотя в данном случае речь скорее шла о ее защите.

— Поздравляю, — сказала Габриель, останавливаясь перед ним, пожимая ему руку и целуя в щеку.

Как всегда, одна лишь близость Габриель вызвала у Люка вполне определенные мысли, а уж когда она прикоснулась к нему… Словно почувствовав его состояние, она попросила:

— Люк, расслабься. Еще один поцелуй, — она коснулась его второй щеки, — прежде чем я начну бранить тебя за этот идиотский поступок.

Люку стоило большого труда не схватить ее и не прижать к себе.

— Можешь бранить сколько тебе вздумается, только это уже ничего не изменит. Мне приятно доставить тебе радость. Скажи, ты рада?

— Я пока еще не поняла, если честно, — пробормотала Габриель. — Уделишь мне минутку? Я хочу с тобой поговорить.

— Я уделю тебе даже больше, но не здесь. — Люк окинул взглядом зал и заметил устремленные на них любопытные взоры присутствующих. Этьен не был исключением.

— Отлично, — кивнула она. — У меня в машине вещи.

— Какие вещи? — не понял он. — Зачем?

— Я надеялась, что ты пригласишь меня в Кавернес. — Голос Габриель звучал бодро, но Люк понял, что она волнуется.

Окинув вожделенным взглядом ее фигурку, Люк сделал вид, что задумался:

— Вещи, значит. Хмм. Должен предупредить, что постой не обойдется тебе даром. — Его взгляд опустился на ее губы. — Придется расстаться с одеждой.

Габриель улыбнулась:

— У меня много одежды.

— Много? Понятно. В замке найдется место, куда бы мы могли ее определить, — кивнул он и вздохнул. — Но тебе все же придется немного подождать.

— Немного — это сколько? Час, два?

— Я пока сам не знаю. Ты можешь поехать вместе с Симоной, — предложил Люк. Мысль о том, что, когда он вернется, его будет ждать Габриель, приятно согревала.

— Какие-то дела? — поинтересовалась она, так как ей не терпелось остаться с ним наедине.

— Да, надо кое с чем разобраться. — Точнее, кое с кем. Люк незаметно кинул быстрый взгляд в сторону Этьена, чтобы убедиться, что тот никуда не ушел.

Габриель вдруг лукаво бросила:

— Тогда хотя бы назначь место и время свидания. Замок большой, знаешь ли.

Люк вынужден был признать ее правоту.

— Семь часов.

— Мы будем ужинать в замке или ты меня куда-нибудь пригласишь?

— Ни то ни другое. Я посоветовал бы тебе поужинать заранее.

— А ты сам?

— Я знаю, какой ужин мне требуется. — Он плотоядно посмотрел на нее и понизил голос: — И должен тебя заранее предупредить, что я жутко голоден.

От этих слов Габриель охватил трепет.

— Думаю, у меня найдется для тебя кое-что, — произнесла она, опуская ресницы. — Где бы ты хотел поужинать?

— В своей спальне.

— Буду ждать тебя там.

Люк все же не удержался. Наклонившись, он коснулся губами ее уха.

— Я передумал, — прошептал он, щекоча ее своим дыханием и еще сильнее волнуя ее кровь. — В семь часов, в скалах позади Кавернеса. — Люк поздно заметил, что Этьен направился в их сторону. Лишь когда между ними осталась пара шагов, он, не желая знакомить его с Габриель, легонько подтолкнул ее в сторону выхода. — Иди.

— Люсьен, — не доходя до них, окликнул его Этьен, вырастая на пути Габи. На его губах показалась слабая улыбка. — Не могу сказать, что искренне поздравляю тебя с приобретением и что я за тебя рад. По-моему, ты явно переплатил.

— Главное, что я удовлетворен своей покупкой. Этого достаточно, — ответил Люк без малейшего намека на дружелюбие.

Этьен пожал плечами:

— Конечно, тебе виднее. — Он повернулся к Габриель, видимо догадываясь о том, что Люк, невзирая на хорошее воспитание и приличия, не собирается представлять ему свою молодую спутницу. — Думаю, мадемуазель, вы проявили больше здравого смысла, чем я или Люсьен. Этьен де Морсе к вашим услугам.

— Его величество Этьен де Морсе, — процедил сквозь зубы Люк. — Старый друг отца.

— Никогда не думал, что я когда-нибудь встречусь с женщиной более красивой, чем ваша мать, — галантно продолжал Этьен. — Но, как это часто бывает в жизни, я ошибся.

— Никогда не думала, что у человека, отказавшегося от своего сына, хватит наглости заговорить с его сестрой, — резко бросила Габриель. — Что вам нужно?

— Вижу, что вы унаследовали от своей матери не только красоту, но и обаяние, — сказал Этьен, словно ничего не замечая.

— Оставьте мою мать в покое, — оборвала его Габриель. — Так что вам нужно?

— Номер телефона и адрес моего сына.

— Неужели спустя столько лет вы наконец вспомнили, что у вас есть сын? — насмешливо поинтересовалась девушка. — Извините, но ничем не могу помочь.

— Совсем как ваша мать, — с кривой улыбкой заметил де Морсе.

— Повторяю, не впутывайте сюда мою мать. Как вы с ней обошлись?! — Ее лицо исказилось. — Это ваша вина, что она… — Габриель прикусила язык. Незачем этому человеку знать, что именно из-за него ее мать не позволяла себе любить даже собственных детей, потому что боялась снова испытать боль. — Что касается Рафаэля, то у него есть отец. Он любит Рафа, а Раф любит его. Вы ему не нужны.

— Но я хотел бы…

— Мне все равно, — перебила его Габриель и тут же отвернулась, словно де Морсе перестал для нее существовать. — Так увидимся в семь часов, да? — с улыбкой обратилась она к Люку и направилась к выходу.

Когда Габриель отошла на несколько метров, Этьен взглянул на Люка с задумчивым видом:

— Она знает, кто я. Ты сказал ей?

— Нет, — солгал Люк не моргнув глазом и зная, что не будет испытывать угрызений совести по этому поводу: слишком уж велика была его антипатия к этому человеку.

— Значит, Жозе?

Люк не соизволил ответить.

— Понимаю. — Этьен вздохнул. — А Рафаэль… Он знает, кто его настоящий отец?

— Рафаэль уверен, что его отец Харрисон Александер.

В глазах Этьена что-то мелькнуло, когда он отвел взгляд в сторону и посмотрел на Габриель. Она, задержавшись в зале, разговаривала с аукционистом. Рядом с ней стояла Симона.

— Как она похожа на свою мать, — заметил Этьен.

— Габриель не любит, когда их сравнивают, — сухо проговорил Люк.

— У меня появилось ощущение, что мы преследовали одну и ту же цель. Ты хотел приобрести эти виноградники для детей Жозе, верно? — Этьен невесело улыбнулся. — Как и я.

— Почему именно сейчас? Все эти годы вы довольствовались ролью наблюдателя.

— В прошлом году у меня умерла жена, — помолчав, начал де Морсе. — Детей у нас не было. Я остался один.

— Сочувствую.

— Мне тоже жаль. — Этьен вздохнул. Его глаза смотрели словно сквозь Люка. — Ты хочешь знать, почему я появился здесь? Я умираю, Люсьен. У меня нет законных наследников. Остался только долг перед сыном. Все, о чем я сейчас прошу, — это позволить мне поговорить с Рафаэлем.

Люк сказал уже чуть мягче:

— Извините, Этьен, но я ничего не решаю. Так же как и Габриель. Вам следует поговорить с Жозе.

— Мне нужна твоя помощь, — заявила Габриель, когда они с Симоной тащили два больших чемодана по дорожке к кухне.

— По-твоему, это не помощь? — возмутилась Симона и с тоской посмотрела на дверь, до которой оставалось еще несколько метров. Вздохнув, она проволокла чемодан еще немного. — Надо будет обсудить с Люком возможность заасфальтировать дорожку, — пробурчала она. — Хруст гравия сводит меня с ума. Какая польза от колесиков, если чемодан все равно приходится тащить?

— Ты поможешь мне выбрать свадебное платье?

Симона так резко выпрямилась, что у нее перед глазами поплыли черные точки.

— Свадебное платье? — Она улыбнулась, вытерла ладони о брюки и церемонно произнесла: — Симона Дювалье к вашим услугам. — А затем засмеялась. — День становится все лучше и лучше. Итак, ты хочешь, чтобы я помогла тебе выбрать платье?

— Если у тебя нет других дел.

— Какие еще могут быть дела? К черту эти чемоданы! Пусть Люк их тащит, иначе зачем нужен мужчина в доме? Мы прямо сейчас отправляемся в Париж, — торжественно объявила она.

— Оно мне нужно прямо сейчас.

— Ты хочешь сказать, что вы собираетесь пожениться сегодня вечером? — недоверчиво спросила Симона и нахмурилась. — Это невозможно!

— Нет, я не пойду сегодня под венец. — В отличие от Симоны Габриель продолжала тащить свой чемодан. — Наверное, мне надо было сформулировать это как-то иначе, — вздохнула она и начала объяснять: — Сегодняшний вечер для меня очень важен — не менее важен, чем сама свадьба. Мне нужно такое платье, чтобы мужчина всегда его помнил, как и сам день. И еще я хочу сделать высокую прическу. Конечно, мне еще не помешает немного смелости, но тут ты, боюсь, можешь оказать мне только моральную поддержку.

— Так бы сразу и сказала, — пробормотала Симона и ухватилась за ручку чемодана. — Куда Люк собирается тебя пригласить?

— В скалы.

У скал, расположенных за замком, была богатая история. Во время военных действий они служили убежищем для людей, а иногда становились им самым настоящим домом. Каменные стены были испещрены именами побывавших там. Габриель точно помнила место, где она выцарапала свое имя.

— Можешь рассчитывать на мою помощь, — с готовностью согласилась Симона. — Но с одним условием.

Габриель настороженно взглянула на нарочито невинное лицо подруги, подозревая, в чем состоит ее условие.

— Конечно, я тебе все расскажу, — вздохнула она и усмехнулась: — В общих чертах.

Габриель не была здесь семь лет, но стоило ей очутиться в узком проходе, как она все вспомнила. Она точно знала, где ее ждет Люк. Небольшой фонарь, который Габриель захватила с собой, оказался как нельзя кстати: ее туфли на высоких каблуках не были рассчитаны на прогулки в скалах. Как и белое льняное платье с широкими бретельками и рядом мелких пуговиц, начинавшихся от горла и заканчивавшихся почти у самого подола. В скалах было прохладно, но Габриель так волновалась, что почти не ощущала холода.

Люк уже ждал ее в маленьком гроте, в углу которого стояли деревянный стол и пара стульев. Завидев ее, он не пошевелился. Только блеск глаз выдавал степень его нетерпения.

— Осторожнее, не подверни ногу, — предупредил он.

— Мог бы и помочь, — пробурчала Габриель.

— Если бы ты видела себя со стороны — белое видение с фонариком в руке, — ты бы поняла, почему я не в силах сдвинуться с места.

Габриель остановилась перед ним. Люк не сделал попытки привлечь ее к себе или поцеловать. Сказал лишь:

— Знала бы ты, чего мне стоит не прикасаться к тебе.

— Я вижу, — прошептала она.

— Что ты видишь? — низким, сексуальным голосом поинтересовался он.

Габриель охватила дрожь желания.

— Что мне опасно находиться рядом с тобой.

— Так и есть.

Люк подхватил ее на руки так неожиданно, что у Габриель пресеклось дыхание.

— Что ты хочешь? — спросила она задыхающимся голосом.

— Все, — не колеблясь ответил Люк.

— А что ты готов отдать за это?

— Все.

Габриель прижалась к нему, обняла его за шею и со смехом заявила:

— Слова настоящего фанатика. Может, мне следует тебя опасаться?

— Может быть.

— Ну, а я не боюсь, — храбро бросила Габриель. — Я готова дать тебе все и взять все, что ты захочешь мне дать.

— Фортуна любит смелых, — провозгласил Люк. В глазах его вспыхнуло черное пламя, когда Габриель провела пальчиком по его резко очерченной скуле и остановилась на губах.

— Почему ты купил виноградники? — спросила вдруг она.

— Для тебя.

Габриель закусила губу.

— У меня есть предложение получше. Партнерство.

— Согласен, — немедленно откликнулся Люк.

— Тогда женись на мне, — предложила она.

Люк сжал ее в объятиях:

— Передумала?

— Не передумала, а продумала, — поправила Габриель и, видя непонимание в его глазах, тихо добавила: — Ты не сказал главного.

— Что люблю тебя? — тут же уточнил он. Она кивнула. — Я ждал тебя семь лет. Разве это не доказательство любви?

— Доказательство, но…

— Но вам, женщинам, требуются слова, — с улыбкой продолжил он.

— Вот именно, — улыбнулась в ответ Габриель, легонько касаясь его губ.

В глазах Люка зажглись лукавые искорки.

— Дамы начинают.

— Какой воспитанный, цивилизованный мужчина, — промурлыкала Габриель, приступая к расстегиванию пуговиц на его рубашке. Она не отказывала себе в удовольствии поцеловать каждый участок обнаженной кожи.

— Если ты продолжишь в том же духе, тебе придется согласиться с тем, что ты поторопилась с выводами по поводу моей воспитанности, — хрипло предупредил Люк.

— А я не пожалею? — прошептала Габриель. Вместо ответа, Люк прижался к ее губам в таком страстном, таком долгом поцелуе, что у нее закружилась голова. — Я люблю тебя, Люк, — торжественно произнесла она.

— Не больше, чем я люблю тебя.

Габриель тихо засмеялась:

— А вот теперь мне требуются доказательства.

И Люк доказал.

Красный Барон — прозвище «аса из асов» Манфреда фон Рихтгофена.