Дверь подъезда медленно отворилась, и мальчик четырёх лет вышел на улицу. Он пошёл по городу, совсем один, без взрослых. Это было, конечно, странно. Но сначала надо рассказать, кто он, этот мальчик, почему так получилось. Надо рассказать о том, что было до этого дня. Иначе ничего не понятно.

Людмила Григорьевна Матвеева

Почти вокруг света

Первая глава, самая короткая

Дверь подъезда медленно отворилась, и мальчик четырёх лет вышел на улицу. Он пошёл по городу, совсем один, без взрослых. Это было, конечно, странно.

Но сначала надо рассказать, кто он, этот мальчик, почему так получилось. Надо рассказать о том, что было до этого дня. Иначе ничего не понятно.

Что можно увидеть в открытую форточку

Дима никогда не знает заранее, расскажет ли мама сказку.

Наступил вечер, на соседнем балконе громко замяукала кошка Алёна. А в открытой форточке Дима вдруг увидел яркую голубую звезду. Если прищуриться, от звезды во все стороны разбегаются острые голубые лучи. Дима помотал головой, лучи немного попрыгали. Потом Дима влез на подоконник и позвал кошку Алёну:

— Кыс-кыс-кыс.

— Слезай сейчас же! — Бабушка сняла Диму с подоконника. — И никогда больше не влезай. Слышишь?

— Бабушка, а мама скоро придёт?

— Скоро, скоро. И мама скоро, и папа скоро. А я поеду к себе и отдохну.

— Отдохни у нас, — предлагает Дима, — я буду тихо.

— Всё не то, — отвечает бабушка. — Дом есть дом.

Бабушка чем-то занялась в кухне, а Дима опять забрался на подоконник и смотрит на голубую звёздочку. Если не прищуриваться, а смотреть во все глаза, звезда мигает.

Но вот стукнула дверь, это пришла мама. Дима сразу спрыгнул на пол, выбежал в переднюю и первым делом спросил:

— Расскажешь сказку? А, мама?

Мама внимательно посмотрела ему в глаза и спросила:

— Всё в порядке?

— Разумеется, в порядке, — ответила бабушка и стала быстро надевать пальто. Бабушка спешила домой, чтобы поскорее начать отдыхать.

— Расскажешь? — опять спросил Дима.

— Потом будет видно, — торопливо ответила мама, поцеловала на прощанье бабушку и пошла в кухню.

И вот на всю квартиру запахло вкусными оладьями. Они розовые, поджаристые, их можно есть со сметаной, а можно с вареньем. Но Дима согласился бы обойтись совсем без оладьев, только бы мама начала сразу рассказывать сказку.

Дима подошёл к маме, подёргал её за край кофточки.

— Расскажешь?

— Сначала поужинаем, а там будет видно.

Почему-то всегда так получается: всё самое лучшее откладывается на потом. И взрослые любят говорить: «Там будет видно».

Дима вздохнул и посмотрел в окно. Звезда не успела мигнуть, зато Дима увидел своего папу с портфелем. Папа почти бежал по двору, наверное, соскучился за целый день у себя на работе. А может быть, через открытую форточку до папы долетел вкусный запах поджаристых оладьев.

— Папа идёт! — крикнул Дима.

— Слезь с подоконника! — сказала мама.

Дима и сам не заметил, как снова взобрался туда.

Как только папа снял пальто, Дима с разбегу ткнул папу головой в живот — так они поздоровались. Папа подхватил Диму и подбросил вверх, а Дима громко завизжал, как будто это страшно — летать под потолком на руках у своего папы.

Мама сказала:

— Умывайтесь, баловаться будете потом.

Когда ужинали, папа объявил торжественно:

— Оладьи великолепны. Правда, Дима?

Дима замычал и закивал.

— Я была в своё время королевой общежития по оладьям.

— Как это — королевой? — Дима даже есть перестал.

— Очень просто: я пекла самые вкусные и пышные оладьи. В нашу комнату все приходили, любили у нас сидеть. Так весело было.

Мама улыбалась задумчиво, вилка в её руке замерла.

— Мы и теперь живём не скучно, — сказал папа, — правда, Дима?

— Я ничего не говорю, — отозвалась мама, — просто я немного загрустила, молодость не вернёшь… Дима, пей молоко.

— Ты у нас и сейчас молодая и очень красивая, — сказал папа. — Ты и сейчас королева блинчиков.

— Конечно, королева, — сказал Дима.

Потом мама вытирала тарелки, а папа рассказывал про Толоконникова.

Папа часто рассказывал про этого Толоконникова.

— Неприятный тип, — сказал папа, — несимпатичный человек.

— Почему несимпатичный? — спросил Дима.

Папа ответил серьёзно:

— Толоконников умеет всё перевешивать с себя на других и очень ловко это делает. А я таких людей не люблю.

— Не позволяй на себя перевешивать, — сказала мама, — твоя интеллигентность всё-таки должна иметь пределы.

— Интеллигентность никогда не имела пределов.

Дима не понял, но ему понравилось. Получалось, что на Толоконникове висят, как на ёлке, игрушки, хлопушки, шарики, орешки. И он аккуратно перевешивает всё это с себя на других. Осторожно перевешивает за ниточки, чтобы не разбить и не попортить ёлочные украшения, они ведь такие непрочные. И тогда там, у папы на работе, все становятся нарядными, праздничными. Дима улыбнулся и допил молоко.

— Папа, возьмёшь меня когда-нибудь к себе на работу?

— Можно, — кивнул папа.

— Зачем тебе? — спросила мама.

— Посмотреть, как и что, — объяснил Дима.

Мама наконец вытерла последнюю тарелку, и Дима не прозевал, напомнил:

— А сказку?

— Целеустремлённый, — произнёс папа не совсем понятное слово.

— Да уж, — проворчала мама, — какую сказку тебе рассказать?

Вот это совсем другой разговор! Всё-таки то, чего очень хочешь, обязательно наступает.

Самое замечательное занятие на свете — это сидеть рядом с мамой и слушать сказку, новую, совсем не известную.

Начинается сказка

Вот они уселись на широкую тахту, Дима приткнулся щекой к маминому боку. А в квартире играет тихая музыка, это в соседней комнате папа включил телевизор.

Медленно, мягко начинает мама сказку:

— Жил-был в одном городе, на одной улице, в одном девятиэтажном доме мальчик. Мальчик как мальчик — смелый, как все мальчики, и добрый, как все смелые. Он любил кувыркаться на половике, а иногда и просто на полу. Любил есть арбуз, любил смотреть в окно. Очень любил слушать сказки. И ещё он любил дразниться, и это было не так уж хорошо.

— Павлик первый начал, — сказал Дима, — он, мама, всегда первый начинает, а потом плачет.

— Слушай сказку, я рассказываю не про тебя и не про Павлика, а совсем про другого мальчика. Ну вот, он любил дразниться. И однажды с ним случилась такая история.

Мамы и папы не было дома, бабушка была занята на кухне, а мальчик стоял у окна и смотрел на улицу. Там, на улице, ехали автобусы, шли люди, шумело у самого окна старое дерево, большая серая ворона укладывала спать своих воронят. Бабушка на всякий случай крикнула из кухни: «Не балуйся!», а он и не баловался — просто смотрел в окно. Он видел первую голубую звезду над старым деревом. А дерево вдруг закачалось, потому что подул сильный ветер. Мальчик не обратил на него внимания, а дерево заскрипело. Оно было очень старое, оно росло на этом месте ещё тогда, когда и дома этого не было, и улицы не было, и самого мальчика ещё не было на свете. А ветер был всегда, и у него часто менялось настроение. Иногда ветер бывал добрым, ласковым, иногда порывистым. А в тот вечер он был просто злым — может, с тучей поссорился, а может, с дождём не поладил. Он злился, швырял мусор во дворе, выл и толкал прохожих.

Мальчик вежливо сказал:

«Здравствуй, старое дерево, добрый вечер».

А оно проскрипело:

«Будет ли этот вечер добрым? Сомневаюсь. Злой ветер сердит и опасен. Что он может натворить? Что взбредёт в его ветреную голову? Я беспокоюсь. Это так успокаивает — о чём-нибудь беспокоиться».

А ветер хохотал:

«Я улетаю, прилетаю! Кого хочу, того хватаю! Как начну смеяться — все меня боятся!»

Дима придвинулся поближе к маме и спросил:

— Разве ветер умеет смеяться?

— Иногда умеет. Всё зависит от настроения. Это был злой смех. Слушай, что было дальше. Мальчику захотелось подразнить ветер, он не знал, что когда кто-нибудь злится, лучше его в это время не дразнить. Мальчик приоткрыл окно и крикнул:

«Я тебя не боюсь! Сам над ветром смеюсь!»

Ветер как взвоет! Сбросил на пол со стола две газеты и два журнала. Мальчик не испугался, поднял их, положил на место и стал смотреть, что будет дальше.

И вот он видит, что старое дерево отвернулось от него. Впрочем, может быть, оно и не отворачивалось, а просто ветер наклонил все ветки в одну сторону.

«Эй, дерево! Почему ты отвернулось? Ты со мной не водишься?» — Дерево не ответило. — «Ну тогда и я с тобой не вожусь! Эх ты! Взрослое дерево, а испугалось какого-то противного ветра! Скрипишь, охаешь! А я не боюсь! Ага!»

Дерево не отзывалось, и мальчик отстал от него — неинтересно дразнить того, кто не отвечает. К кому бы ещё пристать? Кого бы зацепить? В этот вечер лучше было никого не трогать, но именно в этот вечер мальчику хотелось кого-нибудь подразнить. Бывает у мальчишек такое настроение.

Прямо против окна, между толстыми сучьями, было воронье гнездо с воронятами. Оно напоминало большую корзину — ведь маленькие воронята довольно крупные птицы, в маленьком гнезде они бы не поместились.

Взрослая ворона сидела на краю гнезда и раскачивалась, чтобы не упасть, хвост ходил вверх-вниз, а голова ходила вниз-вверх. Очень трудно удержать равновесие, когда дует такой сильный ветер.

«Спать пор-р-ра, — каркала ворона громко и сердито, — кр-р-ра!»

Из гнезда высовывались три разинутых клюва, шесть весёлых круглых глаз смотрели на ворону. Воронята и не думали спать.

Разинув рты, они следили за вороной. Тут один воронёнок заметил мальчика и крикнул:

«Летать боится! Стр-рах!»

«Не умеет! Не умеет! Да у него и крыльев и то нет!» — подхватил второй.

Мальчик раскрыл окно, замахал руками, закричал во всё горло:

«Эй вы! Сами летать не умеете, хоть и с крыльями! Крылья только зря растут!»

Воронята и правда не умели летать, ещё не научились.

«Не умеете! Не умеете!» — дразнил мальчик.

И тут воронята не вытерпели, они дружно заревели. Не всякую обиду можно вынести.

Ворона очень рассердилась.

«Др-разнить моих детей! Какая р-распущенность! Безобр-разный мальчишка!»

В это самое время злой ветер вылетел из-за угла. Он завыл, захлопал форточками во всём доме. Ещё жалобнее заскрипело старое дерево. Ворона крыльями прикрыла своих воронят. Мальчик хотел закрыть окно и надеть свитер, но ничего этого сделать не успел. Потому что случилось то, чего мальчик никак не ожидал. Ветер ворвался в комнату и утащил мальчика с собой. Да, да, через окно. Он был очень сильным и злым, этот ветер.

Что было делать? Мальчик закричал жалобно: «Мама!» — но мама не услышала, она была на работе. Тогда он закричал: «Папа!» — но папа тоже был на работе. «Бабушка! Бабушка!» — звал мальчик, но бабушка не отзывалась, хотя была близко — она мыла на кухне посуду и за шумом воды не слышала криков своего любимого внука.

«Смотри! Летит! — ликовали воронята. — Не боится! Ур-ра!»

Мама посмотрела на часы:

— Дима! Милый! Да тебе спать пора.

— А мальчик? А ветер? А сказка? — спросил Дима сонным голосом.

— В другой раз, мой маленький.

Вышел месяц из тумана

Света пришла, как всегда, неожиданно.

Дима очень обрадовался, а бабушка не очень. Бабушка посмотрела на Свету поверх очков и сказала:

— У меня прекрасная квартира, в ней тихо и спокойно, я так ценю тишину и покой. Но я приезжаю сюда и лишаю себя и тишины, и покоя.

— Ну и что? — спросила Света весело.

Бабушка вздохнула, ушла в кухню и загремела чайником. А Света смахнула с лица белые волосы, сверкнула коричневыми глазами и спросила:

— Во что будем играть?

— Можно в солдатики, — быстро предложил Дима, — смотри, Света, какие хорошенькие, зелёненькие. А можно в мяч. А можно в кубики.

— Да ну! — Она сморщила нос — Давай лучше знаешь что? Давай лучше беситься.

Дима раскрыл рот: предложение показалось ему изумительным.

Он спросил:

— А как?

— Не знаешь? Эх ты, а ещё мальчишка! Вот как бесятся! Смотри!

Света прыгнула с разбегу ногами на тахту и стала скакать по ней всё выше и выше и хохотать всё громче. Вот она подпрыгивает и громко смеётся, Диме сразу становится очень весело, он тоже влезает ногами на тахту. Как приятно, оказывается, скакать на ней, так послушно пружинит под ногами новая тахта. И как это он сам не додумался попрыгать на ней?

— Пусть всегда будет солнце! — во всё горло распевает Света. — Пусть всегда буду я!

Дима тоже поёт громко, без Светы он так громко никогда не поёт.

— Пусть всегда будем мы! — выкрикивает Дима. Песня получается про него и про Свету. — Пусть всегда будет мама, пусть всегда будем мы!

Бабушка вбегает в комнату.

— Это что за новости! Ногами!

Дима сразу соскакивает с тахты, а Света — нет. Она продолжает прыгать и петь, она громко смеётся и размахивает руками.

— Светлана! — возмущается бабушка. — Разве у себя дома ты так поступаешь?

Света летает, как мячик. Волосы тоже летают, красная юбочка раздувается, как парашют.

— У себя — не! До-ма ма-ма шлё-па-ет.

— Бабушка, там чайник бежит, — говорит Дима.

Бабушка исчезает в кухне, Света перепрыгивает с тахты на стул, потом на другой, а потом на письменный стол. Света пляшет на папином столе, разлетелись бумаги по комнате. Это не страшно — ведь их можно собрать. А сейчас беситься так беситься. Дима затопал ногами на одном месте и заорал изо всех сил: «Ура!»

— Дима! Давай телевизор включим! — Света уже соскочила со стола и подлетела к телевизору. Но тут снова появляется бабушка и всей своей фигурой заслоняет от Светы телевизор.

— А я говорю, не смей трогать.

С бабушкой сейчас шутить опасно, Дима это знает. А вот знает ли Света? Как бы рассерженная бабушка не выставила её. Но Света не стала спорить.

— Подумаешь. Мы тоже скоро цветной купим. Маме премию дадут, и «Рубин» возьмём в кредит. Делов-то.

Дима не знает, что такое кредит, но ему нравится всё, что говорит Света, потому что она разговаривает смело и весело.

— Они тоже цветной возьмут в кредит, делов-то, — поддерживает Дима Свету.

Бабушка смеётся. Ну вот и хорошо, лучше, когда никто не сердится.

— Я пить хочу, — заявляет Света и направляется в кухню.

Диме тоже сразу захотелось пить, и он бежит за Светой.

Бабушка берёт две чашки, наливает воду, но Света решительно мотает головой:

— Нет, я воду не пью.

— А что же ты пьёшь? — Бабушка растерянно ставит чашку.

— Пью сок черносмородиновый или малиновый, в соках витамины, а в воде витаминов нет. Витамины для здоровья полезны, разве вы не знаете? Или вишнёвый, или можно апельсиновый. И ещё я люблю варенье. У вас какое?

— Ишь ты! — Бабушка даже смутилась. — А у нас, представь себе, нет никакого сока, и варенье кончилось. Яблоко могу предложить, вот, возьми.

— Яблоко не хочу, у нас своих много. А вот там, в холодильнике, внизу, в уголке, есть малиновый сироп в бутылочке, я в прошлый раз видела. Вон, вон там.

Бабушка растеряна:

— Ну, Света, ну, Света, ты не пропадёшь.

— Не, не пропаду.

— А зачем ей пропадать? — спрашивает Дима.

Бабушка смеётся долго, даже слёзы показываются на глазах.

Она смахивает слёзы и говорит:

— Тебе четыре года, что же дальше будет?

— Мне скоро уже пять, — уточняет Света, не отрывая глаз от холодильника. — У нас тоже малиновый сироп был, я его выпила. Бутылочка совсем маленькая, как у вас.

— Не будет тебе сиропа, — решительно заявляет бабушка. — Мы эту бутылочку на случай простуды бережём. Идите играйте, уморили вы меня сегодня.

Света пожала плечом, взяла яблоко и стала с удовольствием его грызть.

Как же не любить Свету? Она радостная и смелая и всё делает с удовольствием. И яблоко ест, и по диванам скачет, и по двору бегает — с радостью. У Светы всегда хорошее настроение.

— Света, может быть, домой пойдёшь? — спрашивает бабушка. — Мама, наверное, беспокоится уже.

— Не! Моя мама никогда не беспокоится.

Вот это ответ! Так ответить может только Света. И Дима берёт её за руку.

— Дима! Давай в пряталки! Чур, я считаю!

Света знает тысячу считалок, а может, миллион. Это потому, что Света ходит в детский сад, а Дима не ходит.

— Считай, мне не жалко, — говорит Дима.

— Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана.

У Димы от восторга загораются глаза, а Света тычет его пальцем в грудь и продолжает:

— Буду резать, буду бить — всё равно тебе водить.

— Тебе, Света, водить!

— Вот и нет! Тебе! Я, во-первых, у тебя в гостях. А тем более, я девочка, ты должен мне уступать, а то я могу обидеться и уйти.

Пожалуйста, Дима уступит. Иногда он бывает упрямым, но только не со Светой. Уступить Свете гораздо приятнее, чем спорить. И он совсем, совсем не хочет, чтобы Света обижалась.

Дима становится лицом к стене, закрывает глаза ладонями, слышит, как в кухне бабушка произносит: «Бесхарактерность — одно, а мягкость — другое».

Дима не знает, почему огорчается бабушка.

А игра идёт так, как ей полагается идти.

Медленно, чтобы Света успела спрятаться, Дима произносит:

— Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать.

Он слышит, как за спиной быстро топают ноги. Света бежит вправо — наверное, хочет нырнуть под стол. Потом бежит влево — наверное, передумала и решила встать за дверь. Света повизгивает, сдерживает смех. Ей смешно, что вот сейчас она спрячется, а Дима ни за что не сможет её найти. Так думает Света. Но Дима-то знает, что он обязательно её найдёт.

— Я иду искать, — ещё раз честно предупреждает он.

— Пора! — пискнула Света так коротко, что никак не понять, с какой стороны.

Тишина. Никого. Дима щурится от яркого света, вертит головой. Искать надо в таких местах, в какие он сам бы стал прятаться, если бы пришлось. Не так уж много таких мест. И конечно, Дима сумеет быстро найти Свету. У себя дома он все места знает прекрасно. Он её найдёт, и тогда она увидит, какой он молодец.

Медленно он обходит комнату, ничего не пропускает. Заглянул за штору — пустая стена, обои в полоску, Светы нет. Посмотрел за шкаф — и там нет. За дверь — тоже нет. Кажется, слышен тихий шорох из-под тахты. Вот она куда забралась! Дима догадался: Света под тахтой. Он лёг на пол и засунул голову под тахту. Там, в темноте, у самой стены, белеет свитер, блестят глаза. Ну конечно, это Света! Дима вглядывается, и сам не поймёт — то ли там в углу, под тахтой, сидит Света, то ли ему мерещится. Он сомневается. И в эту самую минуту вдруг с треском распахиваются дверцы шкафа, и оттуда, из глубины, вылетает Света, с хохотом несётся мимо Димы и кричит во весь голос:

— Палочка-выручалочка, выручи меня! Эх ты! Не смог найти!

А он всё ещё лежит животом на полу, только голову из-под тахты вытащил, хлопает глазами.

— Я искал, — растерянно бормочет Дима, — я там искал и тут искал. А ты вон где оказалась.

Покачиваются в шкафу немного измятые мамины платья, Света радостно сообщает:

— Я на всю среднюю группу лучше всех прячусь, у кого хочешь спроси! И никогда тебе меня не найти!

Светина радость передаётся Диме, и ему уже нисколько не жаль, что он не нашёл её. Ну до чего же хорошо, что Света умеет прятаться лучше всех в своей средней группе. Там ведь так много разных детей, а лучше всех, конечно, она, Света. В передней Дима слышит мамин голос, мама вернулась с работы. Дима быстро прикрывает шкаф, кладёт на стол книгу, которая слетела на пол.

— Дима, Дима, какой ты взмокший, — мама кладёт ладонь ему на затылок.

— Мы играли в пряталки! — Щёки у Димы горят, в груди подрагивает, глаза светятся.

Света вдруг очень вежливо говорит:

— Здравствуйте, добрый вечер. Мне пора домой, меня мама ждёт.

Почему-то Света не любит оставаться, когда приходит Димина мама. А Диме так жалко, когда Света уходит. Так жалко, так грустно.

— Света, Света, приходи завтра опять! Придёшь?

Хоть бы пообещала!

— Не знаю, — отвечает она уже из-за двери, — там видно будет.

Она умеет отвечать, как взрослая.

Вот и ушла. Затопали ноги по лестнице. Света побежала к себе на седьмой этаж. И всего на один этаж выше живёт Света, а так редко приходит. Конечно, она человек занятой — ходит в детский сад.

Дима сразу загрустил.

Мама ставит свой пёстрый зонтик сушить в ванную и говорит:

— Мелкий дождь, колючий и холодный, совсем осенний.

— Мама, а сегодня будешь сказку рассказывать?

— Посмотрим. Если успею, — отвечает мама.

За окном качается старое дерево. Растрёпанное покинутое воронье гнездо качается вместе с веткой, а воронята уже выросли, стали взрослыми птицами и летают сами по себе, где им вздумается.

Спасите, я улетел!

— И вот мальчик, подхваченный злым ветром, летит высоко в темноте и в полном одиночестве. Даже птицы в такую погоду стараются не летать. Он тихонько всхлипывает: смелые мальчики тоже боятся, когда уж очень страшно…

Дима жалеет мальчика, и сам покрепче прижимается к маминому боку. Конечно, это сказка совсем не про Диму, там, в сказке, мальчик летает, а вороны разговаривают. Там, в сказке, весна, а здесь, за окном, осень. И всё-таки, всё-таки…

Лучше сесть поближе к маме, вот так. А папа задержался на работе. Опять, наверное, виноват этот Толоконников. Ветер за окном гудит и немного завывает.

— Рассказывать дальше? — Мама ерошит Димин затылок.

— Рассказывай, рассказывай.

— И вот мальчик мчится над городом. А внизу автобусы, троллейбусы. И главное, люди. Идут люди по своим делам, и никто не посмотрит наверх.

Мальчик кричит изо всех сил:

«Спасите! Я улетел!»

Но шумит город, шумит ветер, и ни один человек не слышит мальчика.

Ветер хохочет, тащит мальчика всё дальше и поёт:

«Я улетаю, прилетаю, кого хочу, того хватаю!»

И вдруг мальчик видит: впереди появилось что-то голубое и прекрасное, глаз не оторвать. Сверкает, мерцает нежным голубым светом. Да это же звезда! Ну конечно, та самая, которой он любовался из своего окна. Тогда она была очень далеко, а теперь приближалась, становилась всё ярче. Бац — мальчик с размаху стукнулся об неё лбом. Уцепился за луч, а он холодный, скользкий, как сосулька, выскользнул из рук. А может быть, звёзды вообще не любят, чтобы их хватали. Ими только любоваться можно.

Прощай, голубая звезда! И мальчик улетает дальше.

Летит, летит — вдруг курткой за что-то зацепился. Да это радуга. Днём она хорошо видна — разноцветная дуга через всё небо — красная, оранжевая, жёлтая, зелёная, голубая, синяя, фиолетовая. Семь цветов радуги. Но это днём, а в темноте радугу не видно, она тихо и незаметно приткнулась на краю неба. Зацепился мальчик, задержался, вот хорошо. Но нет, рванул ветер посильнее, и отцепилась курточка, только радужный след на ней остался, как будто красками мальчик перепачкал свою курточку.

И летит, летит мальчик в неведомую даль.

— Так и летит? — спрашивает Дима.

— Так и летит, — вздыхает мама.

— А ветер?

— А он злой, ему мальчика не жалко. А теперь спать, Дима.

— Ну мама!

— Уже поздно, милый. Это сказка долгая, её нельзя рассказать быстро, спокойной ночи.

— А когда расскажешь дальше? Мама, когда?

— Скоро, скоро. Спи, спи.

Дима уже засыпает. Он просит:

— Мама, закрой форточку. А то дует.

И мама закрывает.

Чей это дракон?

Утром Дима с бабушкой выходят во двор, и Дима сразу замирает на месте. Нет, не только в сказках бывают чудеса.

Сияет радостное солнце, кривой старый тополь склонился над скамейкой, жёлтые листья слетают и тихо позванивают. Это всё обычно, так было и вчера. Но в углу двора, там, где вчера была только деревянная песочница под грибком мухомором, появился необыкновенный, невиданный, потрясающий зверь. Да, зверь! Вся спина в зигзагах, как пила. Хвост лежит на земле. А впереди три головы на трёх длинных шеях. У одного зверя три головы, три огромных пасти, и в каждой пасти торчат острые зубы. А зверь, сразу видно, не злой и не страшный, никого он не хочет пугать — улыбается широко, и все три рта раскрыты до ушей.

— Бабушка! Смотри скорее! Кто это?

— Как — кто? Это дракон, — невозмутимо отвечает бабушка, — у них, у драконов, всегда три головы, так полагается.

Она присаживается на скамейку под старым тополем и достаёт из сумочки вязание. Бабушка недавно научилась вязать, это ей гораздо интереснее, чем разглядывать дракона. Бабушка считает вслух петли и не любит, чтобы её отвлекали, но как удержаться? Дракон такой длинный, такой прекрасный.

— Бабушка, бабушка, а кто такой дракон? — Дима даже дрожит немного, так ему нравится этот изумительный дракон. — Кто он такой, дракон? А, бабушка?

— Одна лицевая, одна изнаночная, две лицевых, — говорит бабушка, — ну что ты, честное слово, я же собьюсь, и шарф не получится, опять придётся всё распускать. Дракона не знаешь? Ну как бы тебе объяснить? Дракон немного зверь, а немного чудовище. Всё, играй. Вон Павлик идёт.

До чего хорош этот немного зверь, а немного чудовище. Дима ещё раз обходит вокруг дракона. Жалко, что Света в детском саду, вот она бы обрадовалась — не было никакого дракона, и вдруг вот он.

— Павлик! Смотри!

Павлик остановился недалеко и стал смотреть. Голову нагнул, будто собирается бодаться.

— Павлик! — кричит Дима. — Дракон — это такой немного зверь, немного чудовище! Совсем не злой! Иди сюда!

Павлик ещё посмотрел, помолчал, вдруг сорвался с места, быстро подскочил к дракону, вскарабкался ему на спину, уселся между зубцами и заявил твёрдо:

— Это мой дракон.

Дима от возмущения вдохнул, а выдохнуть забыл. Нахальство какое! Дима тоже полез на спину дракона и устроился позади Павлика. Хорошо сидеть верхом на драконе — высоко, весело, можно болтать ногами. А деревянная длинная спина нагрета солнцем. И наверное, сейчас они помчатся далеко на этом быстром драконе.

Но Павлик упрямо повторил:

— Это мой дракон. Мой, а не твой. И слезай, кому я сказал.

— Не твой, — сказал Дима.

— А чей же? Скажешь — твой?

Павлик повернулся лицом к Диме, глаза хмурые, голова пригнута — сейчас будет драка.

— Слезай! — кричал Павлик.

Дима не стал ничего говорить. Он толкнул Павлика в бок, не очень сильно, а просто, чтобы знал. Тогда Павлик тоже толкнул Диму и сразу заплакал. Павлик плакал громко, а Димина бабушка — ноль внимания, считает петли, и всё. Тогда Павлик заорал ещё громче, хотя Дима его больше не трогал, а просто сидел за его спиной на драконе и повторил всего два раза: «Плакса-вакса-гуталин». На балкон вышла бабушка Павлика, она куталась в тёплый платок и была недовольна, что ей пришлось выйти на балкон. Некоторое время она послушала, как ревёт её внук, а потом очень спокойно сказала:

— Не смей реветь, не позорь семью.

Он всё равно ревел.

— Запру дома, — пообещала бабушка. — А ты, Дима, тоже хорош.

Димина бабушка, продолжая вязать, сказала:

— Оба хороши. Пусть сами разбираются. Одна лицевая, две изнаночных. Не будем тратить на них последние нервы.

Увидев родную бабушку, Павлик расхрабрился и закричал на весь двор:

— Слезай, Димка, с моего дракончика! Противный, слезай!

— Я не противный. — Дима вцепился в дракона руками и ногами, а Павлик стал его спихивать. Поднялся страшный шум. Только бабушки нисколько не волновались, это были хладнокровные бабушки, они достаточно повидали на своём веку и хорошо знали, из-за чего расстраиваться, а из-за чего — нет.

— Мне нужно готовиться к зачёту по французскому языку, — сказала бабушка Павлика, — ещё не хватало провалиться, позор на все курсы. — И она ушла с балкона.

Павлик и Дима продолжали толкаться и пыхтеть.

Тут во дворе появилась девочка Катя, она везла колясочку, а в колясочке лежала укрытая одеяльцем кукла в розовом чепчике. Катя тихонько напевала: «Спи, моя радость, усни». Она подвезла коляску поближе к дракону и стала с интересом смотреть, как мальчики дерутся. Потом сказала своей кукле:

— Драться нехорошо. Ты, моя деточка, когда вырастешь, не будешь ни с кем драться, правда? — Катя поправила на кукле одеяло.

— Посмотрите, пожалуйста, за моей дочкой, — попросила Катя Димину бабушку, — а то она может заплакать.

— Ну, ну, — отозвалась бабушка.

Катя пошла к дракону, она погладила его по голове, немного подумала и погладила остальные головы, чтобы им не было обидно.

— Какой хорошенький, — пропела Катя, — какой миленький.

Дима и Павлик отцепились друг от друга и уставились на Катю. Она достала из кармашка конфету.

— Ешь, ешь, хорошенький, — она ткнула конфетой в каждую пасть. — Ты будешь мой любимый сынок, ласковый дракончик.

Дима растерянно засопел, Павлик на всякий случай всхлипнул. Как это — Катин? Но они не успели ничего сказать, к ним подошёл большой мальчик Антон.

Антон самый высокий среди дошкольников и никогда не дерётся зря — его и так все уважают.

Антон похлопал дракона по спине и спросил:

— Кто такой? Крокодил, что ли?

— Ничего не крокодил, — сказал Павлик, — не знаешь, такой здоровый, а не знаешь. Дракон, не видишь разве?

— Ну и что — дракон? Я и говорю — дракон. — Антон опять похлопал по зубчатой спине. Потом строго спросил: — А вы что уселись? Слезайте оба. Дракона никогда сроду не видели? Влезли и сидят, хитренькие.

— А почему нельзя? Почему? — закричал Павлик и стал крепко держаться за Диму. — Не слезем! Это наш с Димой дракон!

— Ваш? — Антон усмехнулся криво, как умеют усмехаться совсем большие мальчики. — Вы его купили, что ли? Купили, да?

— Наш, и всё! — кричал Павлик.

— Я его первый увидел, этого дракона, — сказал Дима.

— Я тоже первый увидел, — сказал Павлик, — мы с Димой первые увидели. Правда, Дима?

Антон покосился на Димину бабушку, но она не смотрела в их сторону, считала, что сами разберутся. Тогда Антон дал подзатыльник Диме, а потом Павлику. Дима стерпел и не заревел, а Павлик заревел сразу очень громко, чтобы услышала его бабушка в квартире.

— Дима не плачет, — пропела Катя весело, — а Павлик плачет.

— Я никогда не плачу! — стал кричать Павлик. — Сама ты, Катька, плакса! И бояка!

— Вон слёзы по всему лицу льются! — Катя показала пальцем.

Крик стоял во дворе. Даже воробьи сорвались с забора и улетели туда, где потише.

Бабушка Павлика опять показалась на балконе.

— Павел, запру, в последний раз предупреждаю.

— А что же они, — всхлипнул Павлик, — Дима толкается, Антон дерётся, Катя дразнится!

— Не смей ябедничать! — сказала бабушка и ушла с балкона.

Крик стал ещё громче.

Наконец не выдержала хладнокровная бабушка Димы. Она подошла к дракону, и все перестали орать.

— Вы же взрослые люди, — сказала бабушка, — разве для склок и скандалов появился здесь этот дракон?

— А что же они? — заныл Павлик.

— Сели и сидят, хитренькие, — заворчал Антон. — Всем хочется.

— Так в чём же дело? — Бабушка Димы удивлённо подняла брови и на всех по очереди посмотрела. — Хочешь — садись и ты. Места всем хватит, и никого не надо стаскивать.

Антон посмотрел — и правда. Дракон длинный, всем можно кататься. Он быстро вскарабкался и уселся на спине дракона. И ещё много места осталось, до хвоста ещё далеко.

— А мне тоже можно? — спросила Катя.

— Кто дразнится, того не принимаем, — быстро ответил Павлик.

— Пускай садится, — разрешил Антон, он теперь был добрый.

— Вот как хорошо, — похвалила их бабушка, — держитесь крепко, играйте дружно. Самим же интереснее.

Антон закричал:

— Я главный капитан! Поехали! Вперёд!

Но тут получился спор.

Дима спросил:

— А куда мы поедем?

Он сразу загорелся: вперёд! В дальние странствия!

— Поехали! Там разберёмся! — кричал Антон. — В Африку! На Северный полюс! Вперёд!

— В космос! — завопил Павлик.

— В Антарктиду! — перекричал всех Дима. — Там пингвины!

— Лучше к Чёрному морю! К Чёрному! Морю! — надрывалась Катя.

Её мама уехала отдыхать в южный город, и Катя сильно скучала по маме. Она тихо повторила:

— Поедем в южный город, он называется Ялта.

Когда все шумят, тихий голос вдруг становится слышным, даже слышнее, чем громкие голоса. И мальчики услышали Катю.

— В южный город Ялту! — согласился Дима.

— Сначала в Антарктиду, потом на Чёрное море в южную Ялту! — сказал Антон. — Я капитан! На драконе можно куда хочешь.

Все опять раскричались, заспорили, такой уж это был день. Димина бабушка отложила вязание, схватилась за виски и закричала громче всех:

— Тише! Кто додумался поставить в тихом дворе это чудовище? Шум, грызня, три головы!

— Ура! В дальние края! — вопил Антон и лупил дракона каблуками по бокам.

— К Чёрному морю, в Ялту! — Катя тоже лупила дракона кулаками и пятками.

— В космос! В Африку! На Северный полюс! — упрямо твердил Павлик, он заткнул уши пальцами, чтобы слышать только себя.

И тут с Димой что-то случилось. Он перестал шуметь и перестал спорить. Он задумался и притих. Глаза у него стали большие и тихие. Как будто это не он, а совсем другой человек недавно толкался, дрался, орал не своим голосом. Таким тихим Дима становится тогда, когда к нему приходит большое размышление. Так он сидел молча некоторое время и смотрел перед собой, а потом вдруг стал слезать со спины дракона. Он слез медленно, ему очень хотелось ещё покататься, ведь путешествие только начиналось. Но Дима уже стоял на земле. Он погладил дракона по длинной шее и отошёл в сторону. Стал копать совком влажный песок в песочнице. Пересыпал песок с места на место, а может быть, что-то строил.

— Дим, ты чего? — спросил Антон. — Ты чего, Дим?

И тогда Дима тихо ответил:

— Мне его что-то жалко стало, дракона. Тяжело ему возить столько людей сразу.

Павлик захохотал.

— Да ты что? Жалко! Дракона! Ты совсем!

Антон тоже смеялся:

— Пожалел! Он во какой сильный!

И Катя смеялась:

— Он дракон! Он сильнее даже слона!

Дима ответил твёрдо:

— Сильных тоже надо жалеть. — Он быстро кидал песок в сторону: неприятно, когда все над тобой смеются. Но Дима не поддался. — Их тоже надо жалеть, сильных, — повторил он ещё раз.

Ребята его не понимали и продолжали хохотать. Им было весело. А бабушка вдруг перестала вязать, подошла и положила руку Диме на плечо.

— Ты молодец, вот что я тебе скажу. Настоящий молодец, смелый и добрый.

Ребята перестали хохотать, задумались. А бабушка увела Диму домой, потому что пора было обедать.

Человек под подушкой

Каждый человек чего-нибудь не любит. Дима не любит оставаться один в квартире. Не потому что боится, он вовсе не трус. Просто не любит, и всё.

Однажды утром бабушка сказала:

— Ты, Дима, поиграй, а я схожу в булочную. Только в булочную и сразу назад. И нечего, нечего на меня так смотреть.

— Бабушка, а ты возьми меня с собой. Я тебе сумку понесу. От самого дома до самой булочной, а потом от самой булочной до самого дома. Возьми, а?

— Ты вчера чихал, а сегодня ветер. Посиди денёчек дома.

Бабушка ушла, а Дима стал смотреть в окно. Но за окном было скучно — никто не гулял во дворе, даже собаки Крошки не было видно, а уж она-то всегда там, шатается между скамейками, нюхает землю и подметает мусор своей серой бородой. Крошка хорошая собака, наполовину Васина, наполовину ничья. Гуляет одна, и никто ей не кричит: «Крошка, на место!» Она у всех берёт угощение и за каждым готова ходить следом. А сейчас и Крошки не видно, пустой двор.

Чтобы не тянулось время, лучше всего заняться делом. И Дима стал строить башню из кубиков. Один кубик на другой — низенькая башенка. Ещё один кубик — башенка повыше. Ещё один — ещё повыше. Дима кладёт и кладёт кубики, вот уж башня поднялась до подоконника. А может быть, она постепенно поднимется до самого потолка? Надо только класть кубики ровно-ровно, аккуратно-аккуратно. Тогда башня не наклонится вбок, не качнётся. Вот тихонько ещё один кубик уложен, вот осторожно — ещё один. Теперь только бы локтем не задеть, не вздохнуть слишком сильно. А бабушка, наверное, скоро уже придёт. Булочная совсем близко — аптека, фотография и сразу булочная.

Но почему-то башню до потолка достроить никому никогда не удаётся. Дима нечаянно взглянул в окно, рука у него, дрогнула, башня плавно выгнулась в одну сторону, потом медленно качнулась в другую и с грохотом рухнула. Застучали, посыпались кубики, раскатились по всей комнате — под кресло, под стол, под тахту.

Но Дима больше не думал о башне. Потому что за окном, на дереве, совсем близко от себя, он увидел огромную серую ворону. Она сидела на толстой ветке, вертела чёрной головой и пристально смотрела на Диму круглым глазом. Она была совсем такой, как в сказке, — неприступной и сердитой. Она была недовольна чем-то. Может быть, мальчиком Димой, который стоял у окна? Почему она смотрит так зло? Зачем сидит здесь, у самого окна? Разве мало других мест? Разве нет других окон? Летела бы и смотрела в них. Или слетала бы к мусорным бакам, там всегда найдутся для неё яблочные огрызки, разные корки. Вороны даже селёдочные хвосты едят, Дима сам видел.

— Кыш, кыш! — кричит Дима очень смело. Стекло всё-таки двойное, чего бояться? — Улетай сейчас же!

Но она всё сидит, смотрит ехидно, огромная. И голову задумчиво набок склонила.

Дима взял и отошёл от окна. Совсем подальше. Пусть ворона думает, что он и внимания на неё не обращает. Пусть ворона сидит у себя на старом дереве, а Дима сидит у себя дома. И бабушка обязательно скоро придёт. А сейчас — чем бы заняться? Сейчас Дима будет рисовать. Рисовать гораздо интереснее, чем ворон рассматривать.

Дима достал из коробки цветные карандаши, раскрыл альбом. Чистая гладенькая страница — что хочешь, то и рисуй. Что бы такое захотеть? Хорошо бы всадника на коне, вот это была бы картинка! Но ни всадников, ни коней Дима рисовать не умеет. Ну и что ж? Можно нарисовать длинный корабль в синем море. Но корабль Дима тоже пока не умеет. Можно нарисовать птицу в синем небе, пусть это будет, например, павлин. Это не какая-то ворона с чёрной головой, а настоящий красавец павлин с зелёным переливчатым хвостом, а на хвосте голубые пятна. Но всё дело в том, что и павлина Дима рисовать пока ещё не умеет. Он обязательно научится, а теперь… Он рисует ровный кружочек, в кружочке две точечки, потом чёрточку и ещё одну чёрточку — поперёк. Что же получилось? Весёлое лукавое лицо, круглое и смешное. Здрасьте! Потом Дима нарисовал туловище — огуречик. Осталось только приделать ручки-ножки. Дима рисовал, а сам приговаривал, как полагается:

— Точка, точка, два крючочка, ручки, ножки, огуречик — вот и вышел человечек.

Человечек стоял на странице и улыбался Диме, Дима сразу повеселел. Взял синий карандаш, нарядил человечка в синие штаны. Взял красный карандаш, надел на человечка красную рубаху. На голове оранжевые волосы торчат. В руке жёлтый тугой лук, а в другой — зелёные острые стрелы. Красота. Сейчас человечек приложит лёгкую стрелу к тугому луку, натянет тетиву — и полетит стрела в самую дальнюю даль. Меткий стрелок, отважный рыжий человек. А рядом с метким стрелком Дима нарисовал дерево — листья ярко-зелёные и трава ярко-зелёная, а над травой летает оранжевая бабочка в синий горошек. Жёлтое солнце светит всеми своими лучами во все стороны, всем тепло. На картинке лето, Дима больше всего любит весну и лето. И ещё зиму, когда санки и горки. А осень — за что её любить? То ветер, то дождь, то холод, то кашель. И ещё — вон она сидит, серая, на чёрном дереве. Не улетает. Дима быстро взглянул на ворону и сразу отвернулся, но она успела заметить его взгляд и громко, очень отчётливо произнесла: «Крах!»

Ну и пускай говорит что хочет. Теперь уж бабушка вот-вот придёт.

Только очень уж тихо в квартире. Бабушка любит тишину, а Дима не очень любит. Ему больше нравится, когда бабушка ходит, звенит посудой или открывает кран в кухне, и вода льётся с весёлым шумом. Или бабушка включает пылесос, и он гудит, гудит, а Диме кажется, что это ракета собирается взлететь и умчаться в космос.

Нет, Дима совсем не ищет покоя и тишины, в тишине ему как-то скучновато. Конечно, он ничего не боится, смешно бояться. И окно закрыто, и форточка, и дверь крепко заперта.

— Я смелый и бесстрашный! Я очень храбрый парень! — Дима громко запел и затопал по комнате. — Я всех побеждаю и предупреждаю!

Это было похоже на храбрую отважную песню.

— Всех побеждаю и предупреждаю! Пиф-паф, ой-ой-ой!

Дальше никак не сочинялось, но Дима ещё некоторое время помаршировал по комнате.

В окно он больше не смотрел, а после его песни тишина в квартире стала ещё глубже. Ну что ж, можно включить радио. На самую полную громкость. Пойти в кухню и включить, это совсем просто. Заиграет музыка, полетят весёлые облака, покатятся звонкие стеклянные шарики. А может быть, как раз идёт детская передача? И там читают стихи или рассказывают сказки?

Дима побежал в кухню. Если влезть на табуретку коленями, до маленького коричневого ящика дотянуться нетрудно.

В кухне тихонько гудит холодильник, из-за окна слышен треск мотоцикла. Это, наверное, Вадим из голубого флигеля носится вокруг двора на своём новом красном мотоцикле. Вадим взрослый, он уже учится в ПТУ и называет себя студентом, Вадим очень нравится Диме, вот бы пришёл Вадим в гости прямо сейчас. Но студенты к дошкольникам не ходят… Мотоцикл затих: наверное, Вадим выехал со двора на улицу, он уже хорошо катается, его скоро в армию возьмут, он сам говорил.

Тихо в кухне, вещи на своих привычных местах, только без бабушки всё кажется каким-то большим. Стол, сахарница и белая плита. Дима протягивает руку к репродуктору, но не успевает дотронуться до него — сразу слетает с табуретки, несётся в комнату и крепко зажмуривает глаза. И мороз пробегает по Диминой спине. Потому что ни с того ни с сего в квартире раздаётся страшный злобный вой. Очень громкий, очень тягучий — совершенно волчий. Злой голодный голос тянет свою тоскливую песню. Ну как это перенести? Дима кидается к тахте и суёт голову под подушку. Только бы не слышать. Но всё равно слышно, как воет голодный волк. Прямо здесь, в квартире. Скорее всего, он прячется в ванной комнате или в кухне за плитой. А может, за холодильником. Дима лежит с подушкой на голове, но весь под подушку не влезешь, синие штанишки и ноги в тапочках торчат наружу. А тогда какой толк в том, что остальной Дима ёжится под подушкой? Страшно человеку, очень страшно.

А вой не прекращается ни на секунду: «У-у-у-у! Ы-ы-ы-ы!» Ну что делать? Как спасаться? Вспомнилась Красная Шапочка и её несчастная бабушка, которых волк проглотил целиком и даже не поперхнулся. Конечно, в конце концов охотники их спасли. Но откуда в городе, да ещё недалеко от центра, возьмутся охотники? Охотники-то по лесам ходят, а не по городам. Такие мысли приходили к Диме, хотя в тот момент было ему не до размышлений. Но так уж устроена голова — что бы ни происходило, она думает.

«Ы-ы-ы!» — раздавалось на всю квартиру. Наверное, и на других этажах был слышен этот жуткий вой. Там, наверху, как раз квартира Светы, но оттуда не придёт спасение — взрослые на работе, а Света в саду. Ну почему так долго не идёт бабушка! И тут Диме приходит в голову, что опасность угрожает не только ему. Бабушке тоже! А как же? Вот она, ничего не зная, приходит из булочной, а тут что? Голодный волк! У неё ни ружья, ничего, только сумка, с батоном. Чем она защитится? Надо что-то придумать! Надо защитить бабушку!

Да, но для этого надо вылезти из-под толстой подушки и пойти туда, где притаился голодный зверь. И Дима выбирается из-под подушки. Он хватает из ящика с игрушками своё ружьё. Вой несётся из кухни. Как войти туда? Самое трудное — решиться. И Дима заставил себя. На цыпочках он вышел в коридор, резким движением вскинул ружьё и направился прямо к двери на кухню, туда, где прятался нахальный страшный зверь. Если волк увидит ружьё, он сразу дрогнет. А вдруг не дрогнет?

Вой стал громче, наверное, волк разозлился. У Димы задрожали колени, но он не позволил себе убежать. Ведь он защищает не только себя, а ещё и безоружную бабушку, совсем беззащитную.

На самом деле, если говорить честно, Димина бабушка не такая уж беззащитная — она может прикрикнуть, она настойчивая, у неё твёрдый характер. Но ведь неизвестно, боится ли голодный волк, когда на него прикрикивают. Ружьё гораздо надёжнее.

Дима сунул ружьё в раскрытую дверь кухни. И — вот что значит смелость! — вой сразу прекратился. Оборвался в ту же секунду, внезапно.

— Ага! — крикнул Дима. — Испугался! Смотри у меня! Как бабахну — узнаешь! Только тронь! Я тебе не Красная Шапочка!

Дима кричит очень громко. Надо напугать волка, который хотя и молчит, но всё же он там, за плитой или за холодильником. Конечно, совсем не пустяк — мальчику четырёх лет остаться один на один со свирепым зверем. Но Дима не плачет, не дрожит, а ругает волка, который неизвестно как пролез в мирную квартиру, специально выбрал время, когда Дима остался один.

— Боишься? Боишься? — кричит Дима. — И правильно!

Тихо. Волк притаился. Но что он там делает? А вдруг готовится к нападению? А вдруг уже раскрыл свою огромную зубастую пасть? Вдруг сейчас прыгнет?

Ружьё дрогнуло в Диминых руках. Что теперь будет?

И в эту самую минуту раздаётся — нет, не рычание, не лязганье голодных зубов. Раздаётся позвякивание ключей, дверь раскрывается, входит бабушка. Она улыбается, она довольна.

— Вот я и пришла. Не скучал? А ты хорошо играешь, на лестнице слышно. Не боялся один?

Бабушка вытаскивает из сумки хлеб, сахар, вафли.

— Конечно, не боялся. А чего бояться, правда? И ты, бабушка, не бойся, у меня ружьё вот.

— Конечно, конечно. Я по пути ещё в контору зашла, вызвала слесаря. Пусть придёт, кран починит. А то очень уж он противно воет.

Дима замирает.

— Кран? Воет? Противно? Какой кран, бабушка?

Он уже начинает понимать, но ещё не до конца.

— Какой кран, бабушка?

— Вот этот, на кухне. Он в последние дни завывает, прямо как волк.

Дима опускает ружьё.

Как светло и хорошо в кухне. Как весело блестят бабушкины очки. Ну конечно, это кран — испортился и гудит. А вовсе не волк. Какой может быть волк? В квартире, в городе — и вдруг волк. Ерунда какая.

— Волки в городе не водятся, — объясняет Дима бабушке.

Она почему-то смеётся.

— Придёт мастер, сменит прокладку, вот и всё. Правда, Дима?

Хорошо, когда бабушка дома. Можно играть во что хочешь. А за окном покачивается тихонько ветка старого дерева, и никакой огромной вороны там нет. Да и кто она такая? Обычная серая птица с чёрной головой, с чёрным хвостом и круглыми зоркими глазами.

Твоей помощи прошу

Давно мама не рассказывала сказку, всё некогда и некогда. А Дима каждый день вспоминает мальчика, которого унёс злой ветер. Кто поможет ему? Кто спасёт?

И вот наконец у мамы свободный вечер. Они сидят рядышком, подобрав под себя ноги. Мама подложила под спину подушку, а Дима прислонился щекой к маминому боку.

— Летит мальчик, внизу чистое поле, а на самом краю поля — избушка. Кругом темно, а в избушке светится окно — кто-то там не спит, ждёт чего-то в эту тёмную ночь.

«Спасите! Помогите! — громко кричит мальчик. — Меня ветер тащит!»

И раскрывается в избушке дверь, на пороге появляется девушка с лампой в руке. Глаза синие, коса до пояса.

«Кто шумит, кто кричит, от кого в ушах звенит?» — спрашивает девушка.

«Здравствуйте, спасите меня, пожалуйста», — говорит мальчик.

А ветер хохочет, уносит мальчика дальше.

Красавица подняла голову, посветила своей лампой мальчику вслед и сказала громко, на всё чистое поле:

«Хочу помочь, да не могу. До тебя не добегу. Свет в окне не погашу, твоей помощи прошу!»

Вот такие загадочные слова сказала красавица. А ветер понёс мальчика дальше, за серые горы, за широкие воды. Домик со светлым окошком остался далеко. Только запомнились слова грустной девушки: «Хочу помочь, да не могу. До тебя не добегу. Свет в окне не погашу, твоей помощи прошу».

Мама нараспев произносит эти тревожные слова, а потом говорит:

— А теперь спать, спать.

— Ну, мама, ещё полчасика.

— Никаких полчасиков. Мальчики ночью должны спать в своих кроватях.

— А как же тот мальчик, мама? Он-то летает, а уже ночь. Ему тоже надо спать.

— Да, с тем мальчиком дело особенное. Мне его тоже очень жалко, надо же угодить в такую историю.

— Что же теперь с ним будет? Мама, ну скажи. Кто его спасёт, ну, мама!

— Кто спасёт? Может быть, голубая звезда? Или красавица? Или ещё кто-нибудь? Мы этого не узнаем, пока не кончится сказка. А теперь спи, я хочу посмотреть телевизор, сегодня балет. — Мама поправляет на Диме одеяло.

Хорошо спать у себя дома, и пусть там ветер и ночь, и всё, что угодно. Хорошо, когда мама поправляет на тебе одеяло и целует тебя в макушку.

Приходи ко мне на день рождения!

Света закричала во дворе:

— Дима! Выходи гулять! Я из садика пришла!

Дима к маме:

— Мама, слышишь? Света меня зовёт! Пошли гулять! Там Света! Ну, мама!

А мама готовит ужин, скоро папа придёт. Ну как объяснить маме, что надо всё бросить и идти с Димой гулять, потому что там, во дворе, Света. А Дима так давно её не видел, дня четыре, наверное. Она всё в саду и в саду, а он всё дома и дома.

— Дима! Дима! Выходи гулять!

Дима видит, как в синих сумерках белеет Светина шапка. И он тянет маму:

— Ну, мама, пойдём погуляем!

— Света зовёт? — Мама смотрит очень серьёзно. — Ну уж если Света, сама Света зовёт, тогда конечно.

Вот какая у Димы мама. Она выключила газ, она закутала кастрюли в тёплый платок, сунула под подушку и сказала: «Дойдёт в тепле». Она помогла Диме одеться, и вот они выходят во двор.

Во дворе прохладно, скоро стемнеет. Дима ни разу ещё не выходил гулять так поздно. Из синей темноты к нему вылетает Света.

— Ты будешь салкой! Догоняй меня! Что стоишь на одном месте?

И она мчится в синюю глубину двора, туда, где гаражи. Мелькает белая шапочка, часто-часто топочут Светины ноги, она смеётся. Какой весёлый сегодня вечер!

— Ну что? Поймал? Не поймал!

Дима бежит за ней, он бегает очень быстро — быстрее Павлика, быстрее Кати, иногда даже быстрее Антона. А вот Свету догнать Дима не может. Почти догнал, почти дотянулся рукой, сейчас осалит — но она ловко увернулась и помчалась в сторону, а он так и остался с протянутой рукой. И опять она хохочет и кричит издалека:

— Ну что? Поймал? Не поймал!

Ей весело, Свете почти всегда весело. И Диме всегда радостно, когда он с ней.

Опять она летит вперёд, он за ней. И вот совсем близко белая шапка. Сейчас, сейчас он осалит Свету. Ещё немного! Есть! Осалил! Наконец-то!

— Ага! Теперь ты салка! — кричит он в полном восторге.

— Надоело мне в салки, — сразу говорит Света, — давай лучше знаешь во что? Давай играть в магазин. Чур, я продавщица.

— А я кто? — Дима ни разу не играл в эту игру.

— Как — кто? Ты покупатель, не знаешь разве? Это твои деньги. — Света подбирает с земли какие-то листики, палочки. Как она только разглядела их, во дворе почти совсем темно. Правда, из окна первого этажа на скамейку падает свет, оранжевый и тёплый.

— Вот здесь, на этой лавочке, магазин. Понял?

— Понял.

Она раскладывает на скамейке камешки, достаёт из кармана пёстрые бумажки, приговаривает:

— Это лук, это сосиски, это конфетный отдел.

В желтоватом свете такими красивыми и аппетитными кажутся и сосиски, и конфеты, и даже лук.

— Покупай, что же ты стоишь?

— Я хочу конфетку, — не очень уверенно произносит Дима, — и сосиску тоже.

Света быстренько берёт щепку, фантик, листик, протягивает всё это Диме и громко кричит:

— Вас много, а я одна! Совсем на голову сели!

Дима ничего не понимает. Кого много? Он один покупатель, а Света одна продавщица, очень хороший получился магазин, чего же Света сердится и кричит? Чтобы она не ругалась, он протягивает ей назад щепку, листик, фантик. Тогда она перестаёт шуметь и говорит тихо:

— Ну кто же продавщице отдаёт обратно? В магазине, что ли, никогда не был? Купил и уходи, ну уходи же!

— Почему уходить? Я играть хочу, я уходить не хочу.

— Тогда играй, как положено. — Это она сказала Диме тихо, а потом опять закричала: — Что вам надо, не морочьте мне голову! Конфеты рубль двадцать девять! Сосиски сорок пять копеек! Всё! И не садитесь мне на шею!

Дима наконец понял. Света на него не сердится, просто это такая игра. Света ещё долго шумит, она и ругается весело, с удовольствием. А в стороне стоит Димина мама и почему-то тихо смеётся.

— Мама, ты что смеёшься? — спрашивает Дима.

— Тебе показалось, — отвечает мама сквозь смех и начинает рассматривать верхушку старого дерева, а что там можно увидеть в темноте, чёрное дерево и чёрная верхушка.

— Куда ты лезешь без очереди? — говорит Света-продавщица. — Разве не видишь, люди в очереди стоят.

— Мне конфет и пряников, — говорит Дима, и Света протягивает ему листья и щепочки.

В игру, как и в сказку, надо поверить, и тогда щепки станут яркими конфетами, листья — медовыми пряниками или мятными, кто какие больше любит. А потом эти же листики превратятся в деньги и зазвенят, как самые звонкие монетки.

— Магазин закрывается! Говорите быстрее, что вам нужно, покупайте!

— Пряников и конфет, — опять повторяет Дима. — И ещё изюму и вон ту щепочку.

— Щепочки в нашем магазине не продаются, разве вы не видите? Идите в щепочный магазин.

Света всегда знает, что надо говорить.

А вон папа идёт с работы.

— Папа идёт! — крикнул Дима и бросился навстречу. Папа положил на скамейку портфель, подкинул Диму вверх до самых звёзд. Так они поздоровались.

— А меня? А меня подбросить? — требует Света.

Папа подкидывает и её, Света радостно визжит, она довольна, и Дима доволен.

— Поздновато вы сегодня гуляете, — говорит папа.

— Да, так уж получилось, — отвечает мама. — Пора домой, слышишь, Дима?

— А мне до сколько хочешь разрешают, — хвалится Света. Но тут сердитый голос с седьмого этажа зовёт:

— Света! Домой сейчас же! Где ты ходишь?

— Подумаешь, — негромко отвечает Света. Окно наверху хлопает.

Они все вместе садятся в лифт и едут наверх.

Хорошо играть со Светой, хорошо бегать с ней, сидеть с ней, смеяться, играть в магазин, ехать в лифте. Со Светой всё хорошо. Дима хотел бы ехать так долго, но лифты ходят быстро.

— Приехали, — говорит папа.

И тут Света произносит:

— Дима, приходи завтра ко мне на день рождения. Я тебя приглашаю.

— Приходить? Завтра? На день рождения? К тебе?

Когда Дима волнуется, он всегда переспрашивает. Света смеётся.

— Сколько же тебе лет исполняется? — спрашивает мама.

— Пять, — отвечает Света, — я уже скоро в подготовительную группу перейду.

— Да, ты совсем взрослая, — говорит папа, — поздравляем тебя.

— Поздравлять надо завтра, — отвечает Света.

— Ну, разумеется, разумеется. — Папа смутился.

Света всегда знает все правила.

Они постояли немного на площадке шестого этажа, а потом Света убежала к себе на седьмой. Она бежит со ступеньки на ступеньку, оборачивается и кричит весело:

— Завтра у меня день рождения! А у тебя нет!

Она дразнит Диму, но ему почему-то не обидно.

Глаза у Светы карие и лукавые, блестят и смеются. Светлая чёлка свешивается на лоб. Завтра Дима пойдёт к ней на день рождения. Завтра! А это совсем скоро. Если ложишься спать сегодня, то просыпаешься завтра. И это просто замечательно.

Сто бутылок «Буратино»

Даже на лестнице было празднично оттого, что у Светы сегодня день рождения. Играла за дверью громкая музыка, на весь подъезд пахло пирогами.

Дима ещё не может дотянуться до кнопки звонка, он постучал кулаком в мягкую дверь, обитую клеёнкой. Звук получился какой-то тихий.

«Не услышат, наверное», — подумал Дима и хотел уже повернуться к двери спиной и постучать ногой. Но тут Светина мама Татьяна Сергеевна открыла дверь и крикнула:

— Света! Дима пришёл!

Татьяна Сергеевна была в нарядном розовом фартуке, волосы у неё были пушисто взбиты, она убежала в кухню, а к Диме вышла Света в ослепительном голубом платье и с голубым бантом над ухом. Света была такая красивая, что Дима сразу забыл, какие слова надо сказать, хотя бабушка перед уходом его учила: «Войдёшь — скажи: поздравляю с днём рождения. И отдай подарок».

Он стоял и молчал. Света напомнила:

— Ну что же ты? Надо сказать: «Поздравляю с днём рождения». Не знаешь разве?

— Да, знаю, правда, поздравляю с днём рождения.

Она взяла у него коробку конфет, на коробке были нарисованы три богатыря. Они сидели на толстых конях и сами были очень крепкие, а на головах шлемы. У коней длинные хвосты и волнистые гривы.

— Шоколадные? — спросила Света. — А у Лены от шоколада лицо шелушится, а я могу хоть кило съесть, у меня никогда ничего не шелушится.

В большой комнате за длинным столом, накрытым белой скатертью, сидели взрослые гости. Они пели красивую песню вместе с певицей в телевизоре: «Поговори со мною, мама, о чём-нибудь поговори». Певица пела громко, и гости пели громко. Диме показалось, что они поют даже лучше певицы. Особенно одна тётя, которая не просто пела, а как-то особенно тоненько подвизгивала. Дима решил, что он потом тоже обязательно научится так же подвизгивать, когда поёт. И бабушку свою научит. Тогда любая песня станет намного лучше.

— Ну что же ты стоишь? — Света потянула его в другую комнату.

Там были два мальчика и девочка, они все сидели в ряд на диване и внимательно смотрели на Диму. Девочка спросила:

— Это кто? — и показала на Диму пальцем.

— Это Дима, — ответила Света, — он под нами живёт, мы их один раз залили, смеху было.

— Ты в какой группе? — спросил басовитый мальчик в красной рубашке.

— Он домашний, — сказала Света и развязала золотую ленточку на коробке с богатырями, — он вообще в детский сад не ходит.

— Не ходит? — девочка засмеялась. — Что же ты, такой большой, а в сад не ходишь, как маленький?

— Ко мне бабушка приезжает, — сказал Дима, — она со мной сидит.

Девочка высунула язык и сказала: «А-а-а!», как у врача, когда показывают горло.

— Эх ты, с бабушкой сидит, как маленький.

Дима тоже хотел показать ей язык, — кому приятно, когда дразнят? Но Света предложила:

— Давайте играть, отстань от него, Галя.

— Давайте сначала есть торт, — ответил басовитый мальчик, — сначала торт едят, а потом играют.

Другой мальчик был молчаливым и ничего не говорил, только подвинулся поближе к столику, на котором стояла коробка с тортом, нарезанным на куски.

— Мне с вишенкой! — крикнула девочка Галя и протянула руку к торту. Но Света оттолкнула Галину руку.

— С вишенкой как раз мне. У кого день рождения?

— Ну тогда, чур, мне с розой! — опять крикнула Галя и быстро взяла кусок с зелёной розой.

— А мне, чур, тоже с розой! — сказал басовитый Саша и взял кусок с другой розой, жёлтенькой. Откусил и сказал: — Моя жёлтенькая, вкусная.

Молчаливый мальчик Слава ничего не сказал. Просто ел торт. А Дима тоже ел, но ел медленно. Все уже взяли по второму куску, а он съел только половину.

Галя сказала:

— Копается. Вот запихаю тебе этот кусок за шиворот.

Дима уставился на неё. Зачем за шиворот?

— Она шутит, — сказала Света. — Давайте играть.

В соседней комнате запели другую песню, тоже очень красивую: «Есть только миг между прошлым и будущим, и этот миг называется жизнь». Девочка Галя вдруг отстала от Димы, прикрыла глаза и стала тоненьким голоском петь эту взрослую песню. Дима слушал, не отрываясь. Она знала все слова этой удивительной песни и пела протяжно, вытягивая тонкую шею. А тётя в той комнате опять немного подвизгивала, и от этого песня становилась не такой уж серьёзной, а как будто немного смешной. Дима засмеялся, тоже хотел подвизгнуть, но всё никак не удавалось ему выбрать в песне место, куда этот визг поместить. А у той тёти всё получалось легко и удачно.

— Ну что вы распелись? — нахмурилась Света. — Давайте играть.

— Сначала «Буратино» пить, — сказал Саша, — сначала надо попить, а после уж играть.

Слава молча придвинулся к бутылкам со сладкой водой, на картинках был нарисован Буратино с длинным носом.

— Наливай и пей, только поскорее, — сказала Света.

Они стали пить праздничную воду «Буратино», от неё кололо язык мелкими прохладными иголочками. Сколько раз Дима пил такую воду дома, но ничего похожего не было — никаких иголочек.

— А мне каждый день покупают «Буратино», — сказала Галя, — хоть сто бутылок.

— Врёшь, сто не выпьешь, — сказал Саша после раздумья.

— А вот выпью, выпью, — заспорила Галя, — ты не выпьешь, а я выпью.

— Не, не выпьешь, — упёрся Саша.

Слава вдруг сказал:

— Если с хлебом, то сто можно выпить. Особенно с отдыхом.

— Ладно, ладно, — сказала Света, — давайте играть и веселиться.

Дима предложил:

— Давайте в пряталки.

— Нет, пряталки не подходят, — отмахнулась Света, — сегодня день рождения. Давайте лучше в магазин. Или в дочки-матери.

— Я не хочу, — сказала Галя, — давайте играть в мою игру, которую я принесла в подарок. — Галя взяла коробку. — Называется лото «Живая природа», смотри, как красиво.

Саша сказал:

— У меня тоже есть такое лото, только карточки потерялись.

Галя фыркнула, раскрыла коробку, стала показывать картинки.

— Смотри, Света, смотри, вот лебедь, вот серая утка, смотри, вот чайка. От такой игры будешь развитая.

— Я и так развитая, — сказала Света.

— А вот павлин. — Дима показал на картинку, где большая синяя птица распустила огромный переливчатый хвост. — Смотрите, павлин. — Ему не хотелось, чтобы девочки ссорились.

— Какой ты умный, — сказала Галя насмешливо.

— Я не хочу играть в игру, — объявила Света, — ну её, игру какую-то.

— Не хочет. — Галя пожала плечом. — Ну и не надо, а я буду.

— Давайте конфеты есть, — напомнил Саша и взял конфету.

— Давайте лучше толкаться! — вдруг крикнул молчаливый Слава и толкнул Свету. Света от неожиданности отлетела к дивану и села прямо на пол.

— Ты что! У меня день рождения!

И тут Дима не раздумывая налетел на Славу. Он свалил его и уселся на него верхом. Слава запыхтел и стал выворачиваться из-под Димы, но Дима не пускал.

— У человека день рождения! Понял? А ты что?

— Дима молодец! — сказала Света. — Дай этому Славке как следует!

— Во домашний даёт! — взвизгнула в восторге Галя и бросила игру.

Саша перестал жевать, все смотрели, что будет дальше. Мальчишки покатились по полу. Они ни за что не хотели уступить друг другу — и тузили один другого, и в это время учились смелости — так бывает у мальчишек.

До каких пор продолжалась бы эта борьба, неизвестно. Но тут они налетели на полку, там стояла ваза с цветами. Ваза свалилась, цветы упали, а вода потекла на пол.

— Что наделали! — закричала Света.

Светина мама, Татьяна Сергеевна, заглянула в комнату.

— Ну? Что случилось? Вазу разбили? Не разбили? Встаньте, мальчики, кому я сказала? В чём дело? Почему драка?

— Они играли, — сказала Света, — ничего такого.

— Никто не дрался, — сказал Слава честным голосом.

И Дима повторил:

— Никто не дрался, играли, и всё.

В соседней комнате танцевали, дробно стучали каблуки.

Татьяна Сергеевна осмотрела ещё раз вазу, собрала с пола цветы и ушла танцевать.

— В другой раз я тебе не поддамся, — сказал Слава.

Дима не ответил. Он смотрел на Свету, она улыбалась ему, смелому силачу, отважному и непобедимому.

— Я тоже умею цыганочку, — сказала Света и застучала туфельками часто и громко.

И все стали топать и прыгать, кто как умел. И Дима тоже топал.

Галя кричала:

— Цыганочку не так! Вот как надо!

Любит она спорить, эта Галя. Она поводила плечами, встряхивала головой. Но всё равно Света плясала гораздо лучше. Света плясала и ни с кем не соревновалась, и ни с кем не спорила. Дима хлопал в ладоши, и топал, и смотрел на Свету. Голубой бант выпал из Светиных волос, и она топтала его, ей ничего не было жалко.

— А бант-то свалился! — засмеялась Галя. — У самой день рождения, а сама без банта! Эх ты!

Дима ничего не сказал Гале, только взглянул на неё, и она вдруг перестала дразниться, только проворчала: «Защитник выискался».

И опять все плясали и пели песни.

Но всё хорошее быстро кончается, Дима давно это заметил.

В комнату вошла та самая женщина, которая так красиво взвизгивала, когда пела.

— Галя, поехали домой, завтра рано вставать.

— Ну мама, ещё немножко, — захныкала Галя.

— Домой, домой.

Галина мама увела Галю, все стали расходиться, день рождения кончился.

Дома мама спросила:

— Дима, ну как, понравилось тебе в гостях?

— Очень. Мы веселились до упаду.

— Это было слышно даже здесь, — сказал пана, — чуть люстра не свалилась.

— Там были разные дети из детского сада, очень хорошие.

Папа заметил:

— Светины коллеги, значит.

— Ну да, коллеги. И они сказали, что я домашний, с бабушкой сижу, как маленький. Почему вы не отдаёте меня в детский сад?

— Это долгий разговор, — сказала мама, — мы его отложим. Спать пора.

— Мама, а ты можешь выпить сто бутылок «Буратино»?

— Она не может, — сказал папа.

Мама стала снимать с Димы рубашку, самую нарядную, в синий горошек. И надевать на него пижаму.

— А если с отдыхом — сможешь?

— Не сможет, — сказал папа и отвернулся.

— А ты, папа, сможешь?

— Вряд ли, — сказал папа. Видно, мужское самолюбие не позволило ему сказать «нет».

— Спи, маленький. — Мама погладила Диму по щеке.

— Я не маленький, — сказал Дима в темноте и уснул.

О чём шепчутся деревья

Почему сказку надо ждать так долго? Иногда несколько дней, а иногда и целую неделю? Почему сказка обрывается на самом интересном месте? Почему именно тогда, когда хочется знать, что будет дальше, мама объявляет, что пора спать? Почему, ну почему?

Наверное, потому, что сказка приходит, когда может, а уходит, когда захочет. Она ускользает, как солнечный зайчик. Вот он здесь, яркий тёплый зайчик, а захочешь поймать, удержать — и останешься с пустыми руками. Сказка прихотлива, капризна, и ничего нельзя знать заранее.

Вот мама сказала совсем обычные слова:

— Дима, умывайся поскорее и не забудь почистить зубы.

Самые будничные слова, а Диме послышалось в мамином голосе что-то такое, что предвещало сказку. И именно в этот вечер.

Так и получилось.

Тихо в доме. Папа шелестит журналом, а Дима, чисто умытый, сидит рядышком с мамой. Мама рассказывает:

— Летит мальчик над тёмными полями, а из головы у него не выходят слова грустной девушки: «Хочу помочь, да не могу. До тебя не добегу. Свет в окне не погашу, твоей помощи прошу».

А ветер тем временем принёс мальчика к сосновой роще. Сосны высокие, а над ними яркие звёзды, и среди них голубая, холодная, её уже теперь не отличить от других. Мальчик пролетел над самыми вершинами деревьев, колючие мохнатые лапы задевают его лицо. И тогда мальчик уцепился за верхушку самой высокой сосны, да так крепко, что ветер не мог его оторвать, как ни старался. Ветер, конечно, очень разозлился. Он выл, свистел, трепал эту высокую сосну и кричал:

«Разгонюсь, наколдую, всё равно тебя сдую!»

Вот сейчас он снова потащит мальчика, ещё чуть-чуть — и мальчик отпустит ветку. Разве сладить с таким сильным злым ветром? Но тут мальчик снова вспомнил слова грустной девушки: «Свет в окне не погашу, твоей помощи прошу». И сразу почувствовал, что сил стало больше. Так всегда бывает — когда кому-нибудь нужна наша помощь, мы становимся сильнее.

Мальчик смог удержаться, и деревья заслоняли его от злого ветра.

А ветер? Он покружил, покружил да и улетел. Мальчик остался один на сосне и тихо крикнул «ура».

Конечно, не самое уютное место — верхушка сосны, но всё-таки лучше сидеть на одном месте, чем нестись со скоростью ветра неизвестно куда.

Мальчик вздохнул, уселся поудобнее, осмотрелся. Внизу чёрная земля, вверху чёрное небо. Весь мир спит, только звёзды мигают и деревья шепчутся.

О чём шепчутся деревья в ночном лесу? Этого не знает почти никто. Ни в школе, ни в институте, ни в академии не изучают язык деревьев. Но если сидеть совсем тихо, если прислушиваться очень внимательно, то кое-что можно понять, а кое о чём догадаться.

Мальчик слушал долго. Сначала это был просто ровный глухой шум и шелест, ветки с длинными иглами касались друг друга и шуршали. Но вот до мальчика донёсся шёпот:

«Кто же снимет его отсюда? Кто спасёт? Или ему всю жизнь сидеть на этом дереве? Всю жизнь? Всю жизнь?»

«Снимут, снимут. Спасут, спасут. Попросит, и спасут».

Это говорили сосны вокруг. Они надеялись, они сомневались, качали головами. А мальчик слышал их и тоже надеялся, что помощь придёт. И сомневался — кто его спасёт? Кто отыщет человека, который среди тёмной ночи оказался на высоком дереве в незнакомой сосновой роще?

«Спасут, спасут», — шуршали деревья.

«Отыщут, отыщут», — шептали другие.

«Помогут, помогут», — соглашались третьи.

А какой-то один голос в темноте твердил своё:

«Если сумеет попросить, если сумеет попросить».

А тем временем ночь подходила к концу.

Небо из чёрного стало синим. Звёзды из ярких стали бледными. А внизу, на далёкой земле, мальчик разглядел белые цветы. Цветы казались совсем маленькими, земля была далеко. Мальчик тяжело вздохнул. Он подумал: «Другие мальчики умеют лазить по деревьям вверх и вниз, а я не умею, не научился. А теперь он мог только поглядывать вниз да вздыхать. Может, он даже заплакал бы, но плакать мальчик не любил. Может быть, и закричал бы, но для чего кричать, если никто не услышит?

И вдруг в предутренней тишине раздался голос, уверенный и резкий:

«Брат! Брат! Пора! Брат!»

Мальчик вздрогнул от неожиданности, а голос повторил:

«Брат! Пора!»

Вдруг это пришла помощь? Мальчик крикнул:

«Я здесь! Вот он я!»

Но тут он увидел того, кто кричал, и радость сразу прошла. На соседней сосне сидела знакомая ворона и не сводила с мальчика своего сердитого глаза.

Вот тебе и помощь.

Мама посмотрела на часы.

— Всё, Дима, спать.

— Ну вот, всегда так, — заныл Дима, — спать, спать. Скажи хоть, зачем она прилетела, эта ворона? Скажи, и я сразу засну.

— Я бы с удовольствием сказала тебе, — ответила мама, — но этого пока не знает никто.

— И ты, мама?

— И я. В сказках всегда так — до самого конца неизвестно, чем всё кончится.

Ненавижу манную кашу

В то утро мама варила манную кашу. Дима увидел и заворчал:

— Опять манная, ненавижу манную.

— От манной каши растут и крепнут, — ответила мама.

— Не хочу расти и крепнуть. — Так сказал Дима и выдвинул вперёд нижнюю губу. Начинались капризы.

— Перестань, — попросила мама, — ты не маленький.

— Маленький, — сказал Дима громко, противным голосом.

Папа перестал жужжать бритвой, вышел в кухню и мирно спросил:

— О чём толкуете? Доброе утро!

Лицо у папы доброе, круглое, щёки блестят, глаза, как щёлочки, а в них весёлые точечки.

— Опять манная, — упирается Дима, — ненавижу и не буду.

Мама сердито молчит, мешает кашу, лицо у мамы замкнутое, безразличное. Как будто не её сын тут переживает, а какой-то посторонний человек, до которого маме нет никакого дела. От этого Дима разозлился ещё больше и закричал ещё громче:

— Не буду! И всё! Не хочу! И всё!

— Чего не будешь-то? — поинтересовался папа, намазывая масло на хлеб.

— Ничего! — завопил Дима. — Не хочу ничего!

Когда человек капризничает, он делается глупым, и тогда он перестаёт соображать и не понимает тех, кого любит.

— Не хочу ничего! — вопил Дима.

— Не хочешь? Не надо, — очень спокойно сказал папа.

— Не хочешь, не надо, — очень спокойно повторила мама.

Дима стоял у стола и нарочно не садился на своё место. А на столе стояла тарелка с ненавистной кашей. Каши было много, почти до каёмочки.

Мама и папа ели яичницу и не обращали на Диму внимания. Мама взглянула на часы и охнула:

— Ой, как по утрам время бежит.

Она говорила так каждое утро.

Папа посмотрел в окно.

— Дождь начинается, не забыть бы зонтик.

Спокойные обычные слова, тихие голоса. И Дима ушёл в комнату, обиженный — не замечают, как неродные. Но кричать перестал — хотелось послушать, о чём они говорят. Потому что папа сказал:

— Разве он у нас избалованный?

— По-моему, нет, — ответила мама. Она помолчала, подумала и сказала уверенно: — Нет, он не избалованный.

— Я не избалованный, — сказал Дима негромко, — избалованные все плаксы, а я не плакса.

— Он не плакса, — подтвердила мама.

Только тут Дима заметил, что он опять пришёл к ним, в кухню, что он говорит нормальным, совсем не капризным голосом. А на плите кипит чайник, а за окном накрапывает дождик. Жёлтые листья прилипли к мокрому асфальту, и асфальт стал нарядным от ярких жёлтых кружочков.

— Дима, — сказал папа, — знаешь, какая еда самая невкусная на свете? Самая-самая невкусная. Знаешь?

— Какая? — спросил Дима и на всякий случай посмотрел на папу исподлобья.

— Самая невкусная еда на свете — это холодная манная каша. Так что мой тебе совет — ешь, пока тёплая.

Мама мягким движением подвинула Диме табуретку, посмотрела на него ласково и весело, как будто хотела сказать: «Забудем эту глупую историю. Забудем, и всё».

Дима был согласен забыть, каким он был несколько минут назад. И ему очень хотелось, чтобы они забыли. Он взял ложку и стал есть кашу. Она ещё не успела остыть и была довольно вкусная — сладкая, без комков, каша как каша.

Он ел, а мама быстро вытирала посуду, она не любила оставлять бабушке лишнюю работу.

— А сами манную кашу не едите. Как мне, так кашу, а как себе, так не кашу.

— Здравствуйте, я ваша тётя, — сказала мама.

— А что, разве справедливо? — не отставал Дима, хотя сам чувствовал, что разговор о несчастной каше пора прекратить. Но так иногда бывает: чувствуешь, понимаешь, а остановиться не можешь.

— Мне её нельзя есть, — объяснил папа, — врачи не разрешают, я от неё могу стать совсем толстым.

— А мама почему не ест?

— Маме хочется беречь фигуру, — серьёзно ответил папа, — она красивая женщина, наша мама.

Дима стал внимательно разглядывать маму. Хорошо, когда мама красивая. У Диминой мамы лицо нежное, смуглое, а глаза серые. Когда мама улыбается, глаза становятся почти синими, как у синеглазой красавицы из сказки.

— Красивая, — соглашается Дима, — правда.

— Да будет вам. — Мама смущается и делается ещё красивее. — Куда девался мой зонтик?

— Папа, ты тоже симпатичный, — говорит Дима и отодвигает от себя пустую тарелку.

— Ты так считаешь? Ну спасибо.

— Мама, вот твой зонтик, он был под шкафом.

— Ужас! Как он туда попал?

— Я вчера играл в парашютиста. Со стола. А со шкафа не успел.

— Новости. Света, наверное, приходила? Ладно, бегу. Слушайся бабушку, не ходи по лужам, не играй в парашютиста. Хорошо?

— Хорошо. Без зонтика всё равно не получится. А вечером расскажешь сказку?

— Постараюсь.

Дверь за мамой захлопывается. Папа надевает плащ. Сейчас придёт бабушка, и папа тоже уйдёт.

Утро продолжается.

Брат и сестра

Сегодня Дима нарисовал в своём альбоме высокую сосну, а на самой верхушке сидел маленький мальчик с круглым лицом — точка, точка, запятая. А кругом стояли деревья пониже, но тоже высокие.

Когда мама пришла с работы, Дима показал ей рисунок. Мама сразу поняла, что её сын очень соскучился по сказке.

— Сегодня обязательно расскажу, — сказала мама.

И вот они сидят рядышком, за окном вечер, самое время для сказки…

Большая серая ворона сидела на корявой ветке и каркала:

«Бр-р-рат! Бр-р-рат!»

Кому она говорит это? Может быть, мальчику, который сидит на соседнем дереве? Хотя какой же он ей брат?

И вдруг другой голос, ещё громче первого, произнёс на весь лес:

«Сестр-р-ра! Сестр-р-ра!»

Эти две вороны были родственниками и, как всякие родственники, радовались встрече.

«Я р-р-рад!»

«Я р-р-рада!»

«Р-р-рассказывай», — просит брат.

«Дети очаровательны! Прекр-р-расны!»

«Пр-раздник! Летим в дубр-р-раву! Кр-р-расиво!»

Так они каркали и не замечали мальчика. А он сидел на своей сосне и водил глазами — то на сестру поглядит, то на брата. И сам не знает, как лучше — притаиться, чтобы они его не заметили, или позвать на помощь? Конечно, знакомая ворона должна помочь. Но кто её знает, ворону.

«Воронята прекр-р-расны!» — хвалилась в тихом утреннем лесу ворона.

«Я р-р-рад! — отвечал её брат. — Мои племянники прекр-р-расны! Отпр-р-разднуем встречу! В дубр-р-раве!»

Мальчик заёрзал. Сейчас они улетят, он опять останется один.

«Эй! Послушайте! Не улетайте в дубраву!» — закричал он, замахал руками и чуть не свалился с сосны.

«Сестр-р-ра! Обр-р-рати внимание! Кто там спр-р-рава?»

Мальчик втянул голову в плечи и ждал, что теперь будет.

«А, этот, — махнула крылом ворона, — я его знаю. Это от-вр-р-ратительный мальчишка! Он др-р-разнил воронят! Его унёс ветер. Отвр-р-ратительный!»

«Я не отвратительный! Не отвр-р-ратительный! — закричал мальчик немного по-вороньи, чтобы они его лучше поняли. — Я нечаянно сюда прилетел! Это со всяким может случиться!»

«Но ты др-р-разнил! Ты ор-р-рал! Слышишь, бр-рат? Он выглядывал из своего гнезда и всех дразнил! И дерево, и ветер дразнил, да, я сама слышала! И моих прекр-расных воронят! Тех — ладно, пусть. Дерево скрипучее, ветер злой — др-разни! Но воронята прекр-расны! Др-разнил!»

«Да ваши воронята первые начали дразниться!» — сказал мальчик.

«Непр-р-рав! Непр-р-рав!» — проговорил брат.

И они взлетели над сосновой рощей, их крылья зашумели, птицы казались мальчику огромными, как орлы, которых он видел в зоопарке.

Вороны не хотели ему помогать, он им не нравился.

«Кар-р! Кар-р! — говорили они. — Не нр-р-равится! Не нр-р-равится!»

— А теперь всё, Дима, уже поздно.

— Ну, мама, ещё немножко!

— Спать пор-р-ра! Пор-р-а! — сказала мама совсем по-вороньи.

Дима удивился, но ответил тоже по-вороньи:

— Непр-р-равильно! Неспр-р-раведливо!

Папа всунул голову в комнату:

— Почему вы каркаете?

— Так нр-р-равится! — ответила мама, а Дима засмеялся.

Мама уложила Диму, и он спросил:

— В сказке про Снежную королеву тоже были вороны, помнишь?

— Это совсем другие вороны. Спи, до утр-ра! До утр-р-ра!

Человеку никогда не скучно

Дима качается на качелях, но какой интерес качаться на качелях одному? Надо, чтобы кто-то сидел на другом конце доски, тогда качаться интересно — вверх-вниз, вверх-вниз. Это когда двое. А Дима один, он бегает по зелёной доске туда-сюда, сам себя качает: добежал до конца — опустился вниз, добежал до другого конца и опять опустился вниз. Всё вниз да вниз, а вверх сам себя никак не поднимешь.

И никто не выходит гулять.

Бабушка сидит на скамейке, считает свои петли: «Одна лицевая, две изнаночные, две лицевые…» Иногда бабушка отвлекается от вязания, смотрит поверх очков и говорит:

— Хорошо играешь, молодец.

Потом она говорит:

— Человек не должен скучать, когда он остаётся один. Что такое — скучно? Это когда подумать не о чем. Умному человеку всегда есть, о чём подумать.

— Я думаю, — отвечает Дима и перебегает по качелям на другой конец, — я, бабушка, всё время думаю.

Бабушка кивает:

— О чём же ты думаешь, Дима, если не секрет?

— Я, бабушка, думаю, хорошо бы кто-нибудь вышел гулять. А то одному скучновато.

Бабушка машет рукой, смеётся:

— Ну тебя.

Диме нравится, когда бабушка смеётся. Вообще хорошо, когда люди смеются. У бабушки морщинки весёлые, похожие на лучи. И тут наконец появляется Катя.

Она везёт перед собой колясочку с куклой. Катя осторожно объезжает каждый бугорок, каждую ямку на дороге, чтобы не потревожить свою куклу. А кукла сидит в коляске, прикрыв глаза, розовые руки торчат вперёд, аккуратно расправлены складки пышного сиреневого платья.

— Кать! Давай качаться! — зовёт Дима. — Ты садись туда, а я сюда.

— Не могу, Танечка капризничает, у неё головка болит.

Катя покачивает коляску, баюкает свою Танечку, напевает тихонечко: «Спи, моя радость, усни».

— Какая красивая у тебя кукла, — говорит бабушка. — Кажется, новая?

Дима подошёл поближе: кукла как кукла.

— Новая, мне вчера купили. Я её увидела и стала у мамы просить — купи, купи. Мама сначала не хотела, а потом я заплакала, и она купила. Спи, Танечка, спи, моя хорошенькая.

Катя поправила кукле локоны.

— Это вот из-за этой Танечки плакала? — спрашивает Дима. — Что у тебя, кукол, что ли, мало? Лучше бы грузовик просила или самосвал.

— Те куклы старые, а это новая. Дима, давай в дочки-матери играть. Давай? Куклу дам подержать.

— Ну ещё. — Дима смотрит в сторону. — Мальчики в куклы не играют.

— Это почему? — Катя поднимает брови. — Не умеют, вот и не играют. Давай, а?

Наверное, не только качаться на качелях одному неинтересно. В куклы играть тоже лучше с людьми, а не только с куклами.

— Как её звать-то?

— Её зовут Танечка. Смотри, Дима, глазки закрываются, глазки открываются. Смотри, Дима, волосы можно расчёской причёсывать. Вот, смотри.

Катя достаёт из кармана расчёску, причёсывает аккуратно причёсанную куклу, жёлтые волосы куклы блестят на солнце. Сиреневое платье переливается серым и серебристым. У куклы большие вытаращенные глаза, красные щёки. А розовые руки всё время торчат вперёд.

— Ну давай, я её подержу, — говорит Дима и протягивает руку к Танечке. Ему хочется разглядеть поближе, как это глаза закрываются и открываются.

— Подожди, Дима, сейчас я буду Танечку кормить. Вот огурчик, вот помидорчик. Я сделаю салат. Хочешь салат, Танечка, моя хорошенькая?

Катя подбирает листики, крошит их мелко на скамейку, потом кормит куклу. Кукла слегка улыбается и не ест. Дима протягивает к её рту листочек, но она и у него не берёт.

— Ха! — кричит с балкона Павлик. — Дима в куколки играет, как девчонка! Ха-ха-ха!

Павлик стоит на балконе, чистит апельсин, суёт в рот дольку, чмокает и опять кричит на весь двор:

— Ой, не могу! Держите меня! Мальчик, а в куклы играет!

Дима ещё и сам не знал, будет он играть с Катей или нет, но Павлик орёт таким вредным голосом, что Дима нарочно берёт куклу на руки, покачивает её и смотрит вверх, на Павлика. И спокойно улыбается.

Когда человек не расстраивается, дразнить его неинтересно. И Павлик сразу поскучнел, замолчал и скоро совсем ушёл с балкона.

— Клади Танечку в коляску, — говорит Катя, — я повезу её на скверик гулять. Да, Танечка, моя миленькая-хорошенькая?

— А мне что делать? — хмуро спрашивает Дима. Он никогда не играл в дочки-матери. В пряталки играл со Светой много раз, и в салочки, и по стульям прыгал, и в магазин теперь умеет. А в дочки-матери играет в первый раз. — Что мне делать-то?

Катя не спеша укутывает одеяльцем ноги Танечки, расправляет её роскошное платье и отвечает уверенно:

— Раз ты папа, то иди на работу. Работай, работай, работай, а потом приходи домой. Не знаешь разве?

— Знаю, знаю, — ворчит Дима. Со Светой в любую игру играть интересно, а тут ничего не поймёшь.

Катя укатывает коляску за деревья, поёт тихую песенку, кукла закрывает глаза и засыпает.

Дима осматривается. Какая же у него будет работа? Куличи лепить? Вёдра не захватил с собой. Спички по лужам пускать? Луж сегодня нет. И вдруг сообразил: он будет качать зелёную доску! Вот так её надо качать, сильно. Дима прыгнул на доску, качнулись качели. Дима стоит посредине и раскачивает вверх-вниз, вверх-вниз, и ещё, и ещё. Главное, успеть откачать всю воду. Какую воду? Ну как же, это насос. Дима работает на стройке, вода залила котлован. Много воды, всю неделю лил дождь. Надо откачивать быстро, срочно, немедленно, иначе остановится всё строительство. Вверх-вниз, вверх-вниз.

Несколько дней назад Дима с бабушкой проходили мимо стройки, там была дыра в заборе, и Дима видел, как электрический насос откачивал воду из глубокого котлована. Это было просто замечательно. Железные ручки насоса ходили вверх-вниз, вверх-вниз, и вода хлестала толстой струёй и утекала в сторону, чтобы не мешать строителям строить дом.

Дима знает, кем он работает, — он электрический насос. Вот он качает, качает, старается, ноги устали. А без усталости какая работа?

Дима даже не заметил, что Павлик вышел гулять. Павлик остановился возле качелей.

— Дима, давай качаться вместе, я сюда сяду, а ты туда.

— Не мешай, отойди, видишь, я занят.

— Почему? Я больше не буду тебя дразнить.

— Некогда мне. Работа срочная.

Павлик немного постоял рядом, потоптался, убедился, что Диме не до него, и пошёл один к песочнице лепить куличи.

Детский сад

Дима с бабушкой идут по улице, и вдруг из-за угла навстречу им выходит детский сад. Дима сразу останавливается, он так любит смотреть на ребят из детского сада, которые идут все вместе. Никому Дима так не завидует, как им.

Вот они идут парами друг за другом, не спеша, растянулись на пол-улицы. И воспитательница командует, как настоящий командир:

— Не растягивайтесь! Не смотрите по сторонам! Не отставай, Акимов! Не шаркай ногами, Марина!

А они всё равно тащатся еле-еле, никаких команд не слушают, шаркают ногами, как хотят, и никого не боятся.

— Бабушка, смотри, детский сад! — Дима долго смотрит вслед. Они — детский сад, а он — просто мальчик Дима. Они все вместе, а он отдельно.

— Сад как сад, — говорит бабушка.

Детский сад прошёл мимо них и скрылся за белым забором. Дима остановился, бабушка тоже. Голубой двухэтажный дом, из открытых окон слышно пение, это в детском саду идут музыкальные занятия. «Жили у бабуси два весёлых гуся». Поют все вместе, один никогда так не споёшь. А по участку два мальчика носятся друг за другом, а третий бежит вокруг беседки и кричит: «Ту-ту! Задавлю! Расступись!» Но никто не расступается. Мальчишки барахтаются на земле, идёт настоящая борьба. Дима так боролся один раз за всю жизнь — у Светы на дне рождения. А эти могут хоть каждый день. Они навалились друг на друга, а ноги болтаются в воздухе. Вот живут люди!

Дима так и прилип к белому забору, бабушка никак не может его оторвать.

С той стороны к забору подошёл мальчик в жёлтой куртке.

— Ты умеешь делать стекло? — спросил он у Димы.

— Стекло? Нет. А ты?

— Я-то? Конечно. В нашей группе все умеют, даже девчонки. Смотри, вот стекло.

Он набрал полный рот слюны, выдул большой пузырь, радуга переливалась в пузыре, а потом растянул рот, и вместо выпуклого пузыря получилось плоское стекло. В нём тоже переливались радужные цвета — розовый, зелёный, фиолетовый. От такой красоты Дима даже ахнул. Но тут стекло лопнуло.

— Такое стекло всегда непрочное, — сказал мальчик, — но я могу ещё сделать. А ты не умеешь.

— Ну и что? — сказал Дима. — Я попрошу Свету, она меня тоже научит.

Бабушка торопит:

— Дима, пошли. Подумать только, стекло. Нам в магазин надо, а то на перерыв закроют.

— Сейчас, бабушка, сейчас.

— А что у тебя есть? — спросил мальчик, который умел делать стекло. — Конфеты, наверное, и то нет?

— Конфета есть, — обрадовался Дима, — вот, «Театральная». — Он протянул сквозь забор конфетку в оранжевой бумажке.

— Маленькая какая-то, — сказал мальчик, но взял и пошёл от забора.

Девочка, немного похожая на Свету, сказала громко:

— Зинаида Алексеевна! А Балашов Серёжа у чужого мальчика конфету выманил!

Балашов Серёжа был уже далеко, за беседкой. Воспитательница сказала:

— Балашов! Опять?

Но было видно, что она не сердится, она продолжала разговаривать о чём-то с другой воспитательницей. А Балашов Сергей ничего не ответил, съел конфету и на Диму даже не оглянулся.

— Пошли, Дима, пошли, — торопила бабушка, — так мы ничего не успеем.

А ему казалось, что ничего и не нужно успевать. Так бы и стоял, и смотрел без конца на детский сад.

Бабушка оторвала Диму от ограды и, держа его за руку, быстро зашагала по улице.

— Могли прогуляться не спеша, а теперь летим как угорелые. Как я от всего этого устала! Мотаюсь каждый день, две пересадки. То тебя с подоконника не стащишь, то от забора не уведёшь.

— Бабушка, а у тебя есть большая мечта?

— Конечно. Как же без мечты?

— А какая?

— Я мечтаю, чтобы был мир, чтобы все были здоровы, чтобы мой сын, а твой папа, удачно защитил свою диссертацию. И чтобы ты слушался и не нужно было повторять сто раз.

— У тебя много, — сказал Дима, — а у меня одна, самая большая.

— Какая? — Бабушка пошла медленнее, она внимательно смотрела на Диму.

— Я очень хочу в детский сад. Вот такая моя большая мечта.

Диме казалось, что бабушка обрадуется. А она вдруг загрустила. Остановилась, забыла про магазин, хотя он уже совсем рядом. Бабушка вдруг опустилась на совсем чужую скамейку. Дима сел рядом, он заглядывал бабушке в лицо.

— Бабушка, ты что?

Она молчала долго, потом тихо сказала:

— Конечно, я понимаю. Там веселее, там ребята и рыбки.

— И музыкальные занятия, — добавил Дима, — и все ходят парами, и я там научусь сам ботинки зашнуровывать.

А она была грустная. Дима никогда не видел бабушку такой грустной. Она бывала усталой, сердитой. Иногда ворчала и требовала тишины и покоя. А вот грустной, печальной бабушка не бывала.

— Бабуль, а ты наконец-то отдохнёшь на своём заслуженном отдыхе, правда? А то всё мотаешься.

— Эх ты, дурачок, — вздохнула бабушка и отвернулась. — Кому он нужен, этот заслуженный отдых? Как же я буду целыми днями без тебя-то?

Дима увидел слёзы на её глазах. Да разве можно допустить, чтобы единственная любимая бабушка так расстраивалась? Не так уж нужны ему рыбки и музыкальные занятия, можно прожить и без них.

— Бабушка, я просто так, — он погладил её руку, — но ты же сама говорила! Замоталась, две пересадки, тишина и покой. Ты же говорила.

— Мало ли что я говорила. Что хочу, то и говорю. Пошли домой, магазин уже закрыт всё равно.

Дима не всё понял. Но главное до него дошло: бабушке без него будет плохо. Вот и всё.

Жалко мальчишку

Сегодня мама вдруг сама спросила:

— Дима, хочешь сказку расскажу?

Дима удивился — он даже напомнить не успел.

— Конечно, хочу! Прямо сейчас?

— Нет, не сразу. Сначала я перемою посуду, а ты мне помоги. — Мама даёт Диме полотенце. — Вытирай тарелки.

— Но я же не умею, я никогда не вытирал тарелки.

— Каждый человек когда-нибудь первый раз вытирал тарелки. Вытирай сухо и старайся не уронить, вот и вся хитрость.

Оказалось, правда, совсем нетрудно. Дима разбил только одну маленькую тарелочку, а остальные вытер насухо и поставил на полку. Вдвоём они быстро всё закончили и вот сидят на диване, и мама рассказывает сказку…

— Каркают брат и сестра, вот сейчас улетят в дубраву. И тогда уж никто не поможет мальчику.

Но чей это негромкий голос?

«Надо помочь, надо выручить, как ж-ж-же так? Ж-ж-жалко мальчишку, ж-ж-жалко».

Кто это? Смотрит мальчик вниз — никого. Густая трава в каплях росы, белые ромашки, голубые незабудки, золотые лютики, красные кашки. И только тяжёлый мохнатый шмель перелетает с цветка на цветок.

«Вы больш-ш-шие сильные птицы, а он маленький маль-чиш-ш-ка. Раз-з-зве так мож-ж-жно? Надо помочь».

Да это, оказывается, шмель гудит своим басовитым голоском. Какой славный, мохнатенький, добрый.

«Ж-ж-жалко мальчиш-ш-шку! Ж-ж-жалко. Он не будет больше дразнить воронят. Не будеш-ш-шь?»

«Не буду, не буду! — закричал мальчик. — Никогда не буду дразниться и вообще ничего такого не буду!»

Вороны поглядели чуть приветливее.

«Пр-р-равда?» — спросил брат.

«Вр-р-раньё!» — крикнула сестра, но уже не так сердито.

Они перестали кружить в вышине и стали снижаться. Они теперь были совсем рядом, у них сильные крылья, у них крепкие клювы.

«Вы красивые», — добавил мальчик.

«И умные, веж-ж-жливые», — подсказал шмель.

«Вежливые, умные», — подхватил мальчик.

«Ур-ра!» — заорала ворона-сестра в полном восторге.

«Мы поможем ему! Жалко мальчишку!» — кричал её брат!

«Р-р-раз!» — скомандовала сестра и ухватилась клювом за курточку мальчика.

«Два!» — сказал брат и уцепился за штанишки.

Они легко подняли его и понесли вниз, плавно и нежно. Они мягко опустили его на землю, где были белые ромашки и синие колокольчики.

Как хорошо ступать по земле! В тысячу раз лучше, чем сидеть на верхушке самой высокой сосны. Мягкая трава под ногами, иди, куда захочешь.

«Спасибо, добрые вороны! А теперь куда?»

«Нам налево, тебе напр-р-раво!» — крикнула сестра.

Они взмахнули крыльями и улетели с шумом и гамом, как полагается у ворон.

Мальчик быстрым шагом устремился направо.

Он шёл долго, ветер успел занести его далеко. Но мальчик шагал и шагал, всё вперёд и вперёд. Ведь ему обязательно надо было дойти до той избушки в чистом поле, где ждала девушка с яркими синими глазами. Какая беда с ней случилась? Мальчик хорошо запомнил слова, которые она ему прокричала: «Хочу помочь, да не могу, до тебя не добегу. Свет в окне не погашу, твоей помощи прошу». Ну, а если кто-то ждёт твоей помощи, значит, надо спешить.

И он шагал по лесам, по лугам, по дорогам и без дорог.

— И пришёл к избушке! Да, мама?

— А об этом в другой раз. Потому что поздно. — И мама слегка нажала пальцем на Димин нос, как на кнопку.

— Ну вот! На самом интересном месте, — заворчал Дима. — Когда вырасту — спать вообще не буду никогда. Буду всю ночь сказки слушать.

— Там будет видно, — сказала мама, — а теперь — спокойной ночи.

Арбуз

Бабушка входит, как всегда, запыхавшись.

Дима гладит лбом бабушкину руку.

— Устала?

— Конечно. А ты как думал?

Она выкатывает из своей большой джинсовой сумки огромный полосатый арбуз.

— Ура! Арбуз! — Дима начинает плясать вокруг сумки. Арбуз лежит на столе и заманчиво поблёскивает своим круглым боком.

— Разумеется, ура, — говорит бабушка сердито, — а дотащить такую махину от самой палатки, думаешь, легко?

Дима хватает арбуз за хвостик, пробует поднять, но не может даже оторвать от стола. Арбузный король — вот какой это арбуз.

Бабушка кладёт арбуз в раковину и начинает мыть его под краном. Главное блаженство всегда наступает не сразу, он уже знает это, но к этому так трудно привыкнуть.

— Бабушка, давай уж его есть поскорей.

— Липкий, грязный, — говорит бабушка и ловко поворачивает арбуз под струёй. — Неизвестно, где валялся.

Вода весело стекает с его круглых боков, он блестит ещё ярче. Потом бабушка вытирает арбуз полотенцем, она не спешит. Потом кладёт его на самую большую тарелку. Дима быстро достаёт из ящика самый длинный нож и протягивает бабушке.

— Красавец арбуз, правда? — говорит бабушка и, склонив голову, любуется арбузом.

— Красавец, красавец, разрезай скорее.

Дима от нетерпения слегка подскакивает на месте. А бабушка всё не торопится. То с одного боку на арбуз поглядит, то с другого, и прищуривается, и цокает языком.

— Создаст же природа, — говорит она. — Солнышко пригрело, дождичек полил, и выросла такая громадина из маленького семечка.

А он лежит на тарелке, тяжёлый, полоски зелёные, полоски чёрные, и поросячий хвост весело закручивается.

— Бабушка! Ну, бабушка! Разрезай же скорее!

— Легко сказать, — говорит она, — а вдруг он только снаружи такой хороший? Вдруг внутри окажется ерунда какая-нибудь?

Вот, оказывается, в чём дело. Бабушка боится разочароваться. Так хочется верить, что всё будет хорошо. И Дима верит.

— Он спелый, бабушка, он прекрасный, вот увидишь!

— Ты уверен? Значит, ты, Дима, оптимист.

Наконец она решилась. Раз! Нож вошёл в арбузную корку, раздался треск. И вот первый ломоть лёг на тарелку. Красный, яркий, сочный.

— Ну? Кто говорил? Я говорил! А ты что говорила?

Бабушка смеётся, и Дима тоже смеётся.

Они сидят друг против друга и едят арбуз.

Это совсем особенное занятие — есть арбуз. Это пир и праздник. Прохладный медовый сок льётся прямо в горло. Алые ломти излучают свет. Чёрные семечки выскальзывают, как живые.

Дима и бабушка едят, поглядывают друг на друга и понимают друг друга и улыбаются этому. У Димы сладкий сок стекает по щекам, но бабушка не делает никаких замечаний — человек ест арбуз.

— Я без конца могу его есть, — говорит Дима.

— Ешь, — соглашается бабушка. — Сколько хочешь, столько и ешь.

Она отрезает ещё кусок, и Дима не спеша съедает его. Как хорошо, что арбуз такой огромный, можно отрезать хоть сто ломтей. Но после второго ломтя Дима не может больше сделать ни глотка.

— Всё, — отдувается он, — всё, бабушка.

— Готов? Ну вот и прекрасно. А теперь умываться быстро.

Дима в ванной моет руки, лицо, а бабушка кричит из кухни:

— И шею! И уши!

Приходится помыть и уши, в них тоже попал сладкий сок и чёрные лакированные семечки.

Когда они выходят во двор, Дима вспоминает:

— Бабушка, а кто такой оптимист?

— Оптимист? Это такой человек, который верит, что всё будет хорошо. Он на всё смотрит весело, оптимист. Понял?

Дима понял. Он и правда оптимист. Он верит, что всё будет хорошо — Света придёт вечером, мама разрешит гулять без шайки. А завтра мама продолжит сказку, может быть, даже не придётся ждать до вечера, и она расскажет днём. Потому что завтра суббота, выходной день. Конечно, он оптимист.

Так считал Дима. Он не мог знать в пятницу, что с ним случится в субботу.

Осторожно, двери закрываются

В то утро сначала всё шло спокойно.

Мама сказала:

— Сегодня суббота, я буду стирать.

— А сказку? — спросил Дима.

— Сказку потом. Ты же видишь, самый удобный для стирки день — суббота.

Папа потёр руки и произнёс:

— Суббота — это прекрасно. — Он хотел включить телевизор, но мама поглядела строго, тогда папа взял большую сумку и сказал:

— Свёкла, морковка, капуста. Что ещё?

— Лук, огурцы, — ответила мама.

Это было похоже на загадку.

— И яблоки, — добавила мама. Папа ушёл.

Дима выкатил из-под стола зелёный грузовик и стал играть. Вчера грузовик был грузовиком. А сегодня? Пусть это будет поезд метро. Вот покатился поезд быстро, быстро. Правда, колёса сильно скрипят, в метро никогда не слышно скрипа колёс. Но у машин, которые часто катают под столом, и под креслом, и из угла в угол, почти всегда скрипят колёса. Этого можно просто не замечать.

Летит с огромной скоростью поезд.

— Станция «Щербаковская»! Осторожно, двери закрываются! Следующая станция «Рижская»!

Всё дальше от дома.

У коврика одна станция, у батареи — другая. Входят пассажиры, выходят пассажиры, бежит эскалатор вверх, к подоконнику, бежит эскалатор вниз, от подоконника до коробки с кеглями. Мчится поезд в темноту, в туннель. Осторожно, двери закрываются!

— Пожалуйста, уступите место ребёнку! Разве вы не видите? Маленький мальчик стоит, у него устанут ножки!

Мальчик строго сдвигает брови, мальчик смотрит сердито.

— Я не маленький, мне четыре года и три месяца.

Молодец, парень. Диме нравится этот ответ. Мужчина должен оставаться мужчиной, так всегда говорит мама. Дима тоже так считает — мужчина должен оставаться мужчиной, а не бежать сразу садиться на удобное место. Можно и постоять, у мужчин ноги крепкие. Мальчишка молодец, всё правильно. И Дима улыбнулся маленькому пассажиру — зелёной кегле с круглой головой.

— Следующая станция «Проспект Мира»!

Несётся поезд в темноте, а потом как вылетит на яркий светлый перрон. Выходят из вагона пассажиры, входят другие. Всем надо куда-то ехать. Кому к тёте, кому на вокзал, кому на совещание. Всех отвезёт метро, садитесь побыстрее, поехали.

И тут вдруг Диме становится скучно играть одному. Сначала было интересно, а потом — раз, и стало неинтересно. Поезд метро, сияющий, быстрый, сразу, в одну секунду, превратился в мятый грузовичок с расшатанными колёсами. Исчезают мраморные колонны и бесконечные плавные эскалаторы. Вместо станции «Колхозная» лежит на полу пустая картонная коробка из-под кеглей. А сами кегли — красные, зелёные, жёлтые — уже не пассажиры, не девочки, не мальчики, не дяди, не тёти, а обыкновенные кегли, безрукие фигурки.

И сам Дима больше не объявляет названия станций громким чеканным голосом, а сидит у окна и вздыхает — скучно играть одному.

Там, за окном, солнце и ветер. Белым парусом надулась на чужом балконе мокрая простыня, у тех людей, наверное, тоже стирка. Там, во дворе, студент Вадим заводит свой мотоцикл, и треск слышен на весь район. А у белого дома стоит грузовик, и рабочие сгружают с него пианино. Наверное, они большие силачи — пианино поднимают вдвоём. Может быть, Дима, когда вырастет, тоже станет грузчиком, он пока не решил окончательно. А может быть, дирижёром — взмахнул палочкой, и заиграла красивая музыка. Хорошо!

Солнце блестит в некоторых окнах, а в некоторых нет. И носятся по двору жёлтые листья. Как хорошо бы сейчас пойти погулять. А с кем пойти-то? Каждый в их семье очень занят. Свёкла, морковка, стирка. И бабушка сегодня не придёт, потому что выходной. Солнце сияет, мотоцикл не заводится. Все забыли о живом человеке.

— Мама! Пошли погуляем!

Шумит вода в ванной, мама не слушает. Она полощет папину голубую рубаху, бурные волны бегут по воде. Дима подёргал маму за кофточку.

— Мама, там мотоцикл не заводится, там пианино привезли. Пошли на улицу, а?

Мама разгибается и локтем поправляет волосы.

— Дима, пойми, у меня стирка. Поиграй пока один. Причём здесь пианино? И мотоцикл никуда не денется.

Она продолжает стирать.

Папа ходит по магазинам.

А раз так, Дима знает, что ему надо делать.

Он отправится путешествовать. Один, без всех. А что в этом особенного? Все путешественники, открывшие какие-нибудь дальние края и высокие вершины, уходили в путь без мам и без бабушек.

Дима выходит в переднюю, придвигает табуретку к вешалке, достаёт пальто и шапку. Да, да, он всё решил. Путешествие будет долгим. Может быть, даже кругосветным. Он снимает тапочки и обувает ботинки. Хорошо, что ботинки на «молниях», а не на шнурках. «Молнии» застёгиваются легко, а пуговицы на пальто можно застегнуть и потом.

Дима бесшумно отпирает замок, а он даже не знал, что умеет его отпирать. Он выходит из квартиры.

Двор оказался совсем не таким, как обычно. Это был очень большой двор. Мотоцикл, конечно, успел уехать, пианино унесли. Но посреди двора была большая голубая лужа, в самой её глубине плавали прозрачные белые облака. И по этой луже, по всей облачной глубине, можно было пройти — от берега до берега. И никто не остановит, не скажет, что этого делать нельзя. Всё можно.

Он потоптался в глубине, сколько хотел. В ступнях появилась приятная прохлада. На бабушкиной скамейке сидели две незнакомые старухи. Одна сказала:

— Как выйдут, так в лужу. Не пойму. Почему мы росли без глупостей?

«Сейчас остановят», — подумал Дима и спрятался за дракона. Но старушки отвлеклись, через двор шла высокая женщина. Старушка, которая росла без глупостей, сказала:

— Смотри, смотри, вон художница идёт. А пальто совершенно немодное, разве сейчас такая мода? А ещё художница.

Дима скорее в сторону. Главное, уйти далеко, подальше от дома.

До чего прекрасен огромный, громкий мир!

По небу плывут облака, они тоже стремятся в незнакомые края. Вдоль тротуара течёт ручеёк, блестит на солнце, по нему уплывают жёлтые листья. А по городу бежит мальчик, который решил уйти из дома.

Вот совсем незнакомая улица, Дима не был здесь ни разу в жизни. На газоне высокая осенняя трава. Дима присел на корточки, рассматривает травинку. Длинная, жёсткая, а по ней тоненькие жилочки бегут вверх. Сколько раз он видел траву, а никогда не замечал, что она в ровных нежных полосках. А вот цветок, жёлтый, как солнце, склонил свою голову — он промок под ночным дождём и ещё не успел просохнуть. И листья мокрые, по ним катятся прозрачные шарики. Тронул Дима шарик пальцем, а он рассыпался по всему листу на много шариков поменьше. Листья, трава, цветы. Конечно, он видел их не раз. Но вот они, оказывается, какие — листья, трава, цветы.

Вдруг откуда-то пришла к Диме кошка. Кошка, кошка, как вовремя ты пришла. Человек решил открыть для себя мир. Сейчас он подробно рассмотрит важное в этом мире существо — кошку. Кошка жёлтая, глаза жёлтые, а лапки белые. Прошагала по сырой траве, отряхнула каждую лапку отдельно и села перед Димой, смотрит пристально и вопросительно. Ты кто? А Дима тоже смотрит. Глаза у кошки прозрачные, и в каждом глазу — длинная чёрная чёрточка. Усы у кошки белые, длинные, и она ими дёргает. А нос у неё мокрый и прохладный, а лизнуть себя кошка не позволяет, отодвигается. Дима кошку совсем не боится, чего её бояться, кошку? Мальчик из сказки всю ночь провёл в лесу на высоком дереве, и то не испугался: А там, в тёмном лесу, могли быть и волки, и носороги. А здесь-то никаких носорогов, просто кошка.

— Хочешь пойти со мной?

Кошка молчит.

— Я иду очень далеко, ты будешь мой верный друг. Согласна?

Нет, кажется, не согласна. У неё, наверное, уже есть верный друг, какой-нибудь другой мальчик или девочка.

— Ну, тогда до свидания, кошка. Прощай.

Дима отправился дальше, кошка сидела в траве. Отошёл далеко, обернулся, она всё сидела там.

Странная кошка, она не понимает, что лучше путешествовать, чем сидеть на одном месте.

Зеленая стекляшка и олимпийский чемпион

Лежит на дороге зелёная стекляшка. Взрослые идут мимо, нет им дела до зелёного стёклышка. А Дима сразу взял. Посмотрел через стёклышко — ну что за красота. Белый дом стал сразу зелёным. Голубое небо превратилось в зелёное. Может быть, и рыжая кошка станет зелёной? Дима вернулся, но кошки на газоне уже не было.

Зелёный дворник метёт зелёный мусор. А вот идёт зелёный дядя с большой зелёной бородой. Убрал Дима стёклышко — борода седая, белая. Приложил стёклышко к глазу — борода зелёная, как трава. И усы зелёные, и пальто зелёное.

— Ты почему за мной идёшь? — спрашивает дяденька. — Может, ты потерялся? Может, тебе помочь?

— Нет, я не терялся.

— Ну, тогда гуляй. Под ноги смотри, не упади. Спешу, понимаешь?

— А почему у вас борода зелёная? И усы?

— Зелёная? И усы? А ты не выдумал? Этого мне только не хватало! Испачкался где-то! Красят!

Человек убежал, а Дима ещё немного посмотрел в своё стёклышко. Зелёная коляска с зелёным ребёнком. А вот сквер. Зелёная скамейка. Убрал стёклышко, а она всё равно зелёная. Коляска жёлтая, ребёнок обыкновенный, а скамейка так и так зелёная. Спрятал в карман стекляшку — лучше, когда всё разное, а то что же, всё на свете зелёное.

Едет парень на велосипеде, пригнулся. Быстрый велосипед, быстрый парень. Брюки синие, свитер красный, и велосипед красный. Красиво! Может быть, какой-нибудь знаменитый олимпийский чемпион. А что, разве этого не может быть? Взял свой олимпийский велосипед, надел олимпийский красивый костюм и рванулся изо всех сил вперёд. Спицы сверкают, как один серебряный круг. А Олимпийские медали где? А он их дома оставил. Дима подумал, что когда он вырастет, то не будет оставлять свои Олимпийские медали дома. Зачем им дома лежать? Пусть все видят.

Умчался парень на велосипеде, только ветерком обдуло Диму, да несколько жёлтых листьев улетело за велосипедом.

Дима захотел свернуть во двор. Взял и свернул.

Это был замечательный двор! Там было полно шума и звона, потому что посреди двора было футбольное поле. Большие мальчики били по мячу, он звенел, и летал, и стукался о деревянный заборчик, которым было огорожено футбольное поле. Заборчик дрожал под могучими ударами. А мяч был настоящий футбольный. Тугой, жёлтый, тяжёлый. Бам! Бам!

Мальчик в чёрной майке вылетел на поле и закричал:

— Коля! Коля! Мне пасуй! Я забью!

И тогда Коля разбежался и изо всей силы ударил по мячу, и прекрасный этот мяч отлетел совсем не к тому мальчику, который кричал, а в другую сторону, прямо к Диме. Это была большая удача. Сейчас Дима как разбежится, как стукнет по этому великолепному мячу, такому твёрдому, такому жёлтому. И будет гол! И все большие мальчики перестанут бегать, они остановятся и спросят друг у друга, кто этот отважный меткий футболист? Откуда он пришёл? Они давно искали как раз такого. И они сразу примут его в свою команду.

Дима стал разбегаться.

— Ура! Как стукну! Гол!

И тут над его головой раздался голос:

— Эй, откуда ты взялся? — Коля стоял рядом и сердито смотрел. — Уходи отсюда. Маленький, а лезет на поле.

Сразу остановился Дима. Ноги остановились, а в душе ещё был разбег, и всё летело, летело вперёд, смело и без оглядки.

— Я не маленький! — крикнул Дима в самое лицо Коли. — Мне скоро пять!

— Ха! — жёстко сказал Коля. — Мне скоро семь. И всем остальным семь или даже восемь. Здесь футбол. Ясно?

Откатился жёлтый мяч от Димы. Похоже, что навсегда.

Губы поползли вбок, но заплакать Дима не успел. Солнечный зайчик блеснул в чужом окне. А в кармане лежала зелёная стекляшка. А где-то по улицам гуляла знакомая кошка. Дальняя дорога звала вперёд. Подумав про это, Дима не заплакал. Он пошёл вперёд.

Света, подожди!

По самой середине улицы ехала подметальная машина. Она была оранжевая, Дима остановился. Никогда он не видел подметальную машину так близко — теперь всё можно было рассмотреть: крутится огромная круглая щётка, мусор летит в сторону, а впереди сидит водитель и улыбается. Ещё бы не улыбаться — приятно быть шофёром подметальной машины, каждый бы согласился. Сидишь за рулём, щуришься, смело смотришь вперёд, и вся улица тебя любит. Потому что там, где проехала твоя машина, — чистота и порядок, ни соринки, ни пылинки.

Дима стоял и смотрел, машина проехала мимо, потом повернула и пошла обратно. Теперь она мела другую сторону улицы. И можно было опять стоять и смотреть, сколько хочешь. И в Диму летели опавшие листья, бумажки от конфет и палочки от мороженого. Это было очень весело. Дима даже прошёл немного за машиной, чтобы ей удобнее было докинуть до него мусор. Но тут шофёр высунулся и погрозил пальцем. Не любит, наверное, чтобы за ним ходили.

И как раз в эту минуту Дима увидел такое, что сразу забыл о подметальной машине и вообще обо всех машинах на свете.

По улице, по той стороне, где большой магазин, шла Света. Да, да, это было похоже на сказку, но это была не сказка — самая настоящая Света шла вместе с мамой Татьяной Сергеевной. Мама вела Свету за руку, а Света прижимала к животу свою куклу в синем клетчатом одеяле. Вот это была встреча!

Света и Татьяна Сергеевна шли быстро и не видели Диму. Мелькали Светины ноги в красных сапожках. Дима кинулся вдогонку.

— Света! Света! — закричал он. Но она не обернулась. Шумно на улице, не слышен голос мальчика за шумом машин. Дима бежал за ними, а они уходили всё дальше — высокая Татьяна Сергеевна в зелёном пальто и Света в голубом комбинезоне и красных сапожках, прижимающая к себе куклу в синем одеяле.

— Света! Света! Это я!

Он бежит очень быстро, но они идут ещё быстрее. И никак их не догнать.

— Мальчик, стой! — Широко расставленные руки мужчины загородили Диме дорогу. — Ты что один бегаешь? Потерялся?

— Нет, я не потерялся. Вон мои знакомые, я с ними! Я очень спешу, пустите!

Дима ловко проскользнул под руками мужчины и пустился вперёд. За спиной какая-то женщина сказала:

— Дожили! Маленькие дошкольники и те спешат!

— А ты как думаешь? — засмеялся мужчина. — У всех свои причины.

Большая фигура в зелёном и маленькая в голубом пропали за углом, Дима тоже завернул за угол. Шли люди, одни быстро, другие медленно. Старик катил сумку на колесиках. В другое время Дима остановился бы и посмотрел, что это за сумка, которая ездит за человеком. Но сейчас ему не до сумки — надо догнать Свету. Он догонит её, и она увидит, какой он молодец, как он разгуливает один по городу, и никто не ведёт его за руку.

Он стоит на тротуаре, под ногами жёлтые листья, а Светы и Татьяны Сергеевны нет. И куда они скрылись, неизвестно. Не догнал. Ничего не поделаешь.

Девушка из сказки

В сквере тихо, только воробьи чирикают и скачут по дорожке. Дима садится на скамейку и задумывается. Вот он ушёл из дома, и всё хорошо. Только что-то беспокоит его, а что, непонятно. Если у всех свои дела, то и у него — свои. Он сидит один в этом сквере и думает. Или думает, что думает.

— А почему это мы тут сидим?

Перед Димой стоит красивая девушка. У неё золотая коса, тяжёлая и тугая. И синие, совсем синие глаза. И синяя лента в волосах. А на щеках ямки. Дима смотрит на неё, она смотрит на Диму и улыбается.

— Ты сидишь один. Почему?

Как ответить на такой вопрос? Чтобы было понятно, надо объяснять очень долго. Мама стала стирать, а папа ушёл в магазин «Овощи-фрукты», а ему стало одиноко и скучно, и он отправился в дальнее путешествие. А Света с мамой потерялись, а пальто не застёгивается, зато в кармане есть зелёное стёклышко, и, если красивая девушка захочет, Дима даст ей стёклышко, чтобы она посмотрела на облака, на листья — на что вздумает. Он даже может отдать ей это стёклышко насовсем, ему не жалко.

— А мы здесь сейчас будем работать, — говорит девушка, — у нас субботник. Тебя как зовут?

— Дима. Я один гуляю.

— Молодец. А я Лена. — Она позвала: — Ребята! Андрей! Галя! Саша!

И сразу появились несколько парней с лопатами, девушки с граблями. Ещё они принесли большие носилки. Они все шумели, смеялись. Одна девушка в тёмных очках сказала:

— Мы обязательно обгоним педагогический. У них одни девчонки, а у нас вон какие мальчики. — Тощий парень сразу расправил плечи и выкатил грудь арбузом.

Потом они копали круглые ямы и говорили, что посадят новые деревья. Парни ловко работали лопатами. А девушки пошумели ещё немного и стали сгребать граблями опавшие листья. Они расчёсывали граблями траву, и в ней не оставалось ни одного листочка, а в конце дорожки выросла целая гора из листьев. И Дима тоже сгребал листья. Он собирал их руками, граблей у него не было. Но и руками можно собирать, когда хочешь помочь в работе.

— Ты молодец, — сказала Лена и опять улыбнулась ему. — Ты наш самый главный помощник.

— А вы кто? — спросил Дима.

Он думал, что она скажет: «Я — из той самой сказки, из волшебного домика со светлыми окошками». Дима нисколько бы не удивился, такие девушки и должны жить в сказках. Но Лена сказала:

— Мы студенты, из медицинского. Это наша группа: Галя, Саша, Андрей. Они тебе нравятся?

— Да, нравятся.

Конечно, они ему понравились — весёлые, хохочут и не спрашивают: «Ты потерялся?» Почему обязательно потерялся? Может быть, сам ушёл?

Лена посадила Диму на самый верх лиственной горы. Там было хорошо — листья пружинили под ногами, как тахта. И Дима прыгал, и скакал, и кричал «Ух! Ух!».

Поднялся ветер и стал раскидывать листья опять по дорожкам, и новые листья летели с деревьев. А девушки снова сгребали их. И Диме нравилось смотреть на них сверху. Но тут он посмотрел в другую сторону, за ограду сквера. Сначала он не увидел ничего особенного. Ехал троллейбус, и люди на остановке ждали его. Толстая женщина несла торт за верёвочку. Старушка кормила голубей, а они крутились у неё под ногами. Сверху всё хорошо видно. И вдруг Дима увидел, как из большого универмага вышли Света и её мама. Они были совсем близко! Дима съехал с кучи листьев и кинулся к выходу из сквера.

Он мчался за Светой. Теперь он непременно догонит её. Вот уже совсем близко две спины — большая зелёная и маленькая голубая. Весело перебирает девочка своими красными сапожками.

— Стойте! Стойте!

Они наконец услышали! И Света сказала:

— Мама, подожди.

Они остановились. Они больше не уходили своими быстрыми шагами. Дима подбежал к ним. Даже не верилось, что вот она — Света, рядом, а не где-то далеко. Вот стоит она, а вот её мама, Татьяна Сергеевна.

— Света! Я бегу, зову, а ты не слышишь.

И тут происходит то, чего Дима никак не мог ожидать. Такие неожиданности редко случаются в жизни, и мы потом помним о них долго.

Женщина в зелёном пальто спрашивает:

— Какая Света?

— Какая Света? — спрашивает вслед за ней девочка.

И Дима видит, что это вовсе не Света. Не Света! А совсем другая девочка. И не Татьяна Сергеевна, а совсем чужая женщина. Он видит незнакомые лица, и оттого, что это не те лица, они кажутся ему недобрыми и некрасивыми. Посторонние, чужие. Девочка нисколько не похожа на Свету, и ростом выше. А как же красные сапожки? Но разве мало в большом городе одинаковых сапожек? И голубых комбинезонов много, и мам в зелёных пальто сколько угодно. Но как же так? А кукла в клетчатом одеяле? Да это не кукла вовсе, а мишка. Вот и всё.

Дима молча моргает.

— Ты обознался, — догадывается женщина.

— Перепутал! — смеётся девочка. Они уходят, они спешат.

Тяжёлая рука ложится на плечо

Дима стоит посреди тротуара, вокруг чужие люди. И есть хочется, и те, за кем он так долго гнался, тоже оказались чужими. И неизвестно, где родной дом, где мама. Верхняя губа ползёт влево, нижняя губа ползёт вправо. А слёзы, как горох, катятся по щекам. Мир прекрасен, просторен, и путешествовать по нему — великая радость. Но когда человеку плохо, он хочет домой.

Дима стоит на углу. Может быть, скоро наступит ночь, и все люди лягут в свои постели и накроются одеялами с пододеяльниками, а головы положат на мягкие подушки. И только он, несчастный маленький мальчик, такой одинокий, будет голодный и холодный пропадать на улице.

И тут рука ложится ему на плечо.

Рука тяжёлая и сильная, а Дима не ждёт ничего хорошего. Кто его знает, может быть, разбойник напал? И Дима зажмуривается и закрывает глаза ладонями.

Но закрывай не закрывай, а всё-таки надо узнать — и Дима смотрит сквозь пальцы. Человек большой, очень большой — огромные ботинки, огромное пальто. И рука крепко держит Димино плечо. А чтобы увидеть лицо, надо поднять голову. И Дима поднимает. Он поднимает голову и видит лицо этого большого человека. И как только это происходит, сразу всё меняется — на всей улице, во всём городе, во всём мире. Такие неожиданности тоже случаются нечасто, потому люди помнят о них всю жизнь. Весь город сразу стал другим — солнце сияет, ветер стал тёплым, и милые славные люди идут по улице, добрые и приветливые. Дима смотрит в лицо большого человека и видит, что это не великан и не разбойник, а самый настоящий замечательный весёлый Димин собственный папа. Папа! Вот это кто такой! Папа, и больше никто!

Папино лицо, и папины серые глаза, и папина улыбка в этих глазах. А в руке у папы сумка, из неё торчит кочан капусты. Вот какая счастливая встреча. Дима утыкается носом в папин карман и кричит:

— Папа! Вот это да! Мой папа! А я его сын! А он мой папа!

Дима сияет — и глаза сияют, и щёки. А прохожие улыбаются, идут мимо и никуда не спешат.

Дима сразу крепко берёт папу за руку, и они идут рядом. Как хорошо идти за руку с собственным папой и никуда не деваться.

Папа шагает широко, и Диме приходится немного бежать. Папа крепко держит Димину руку, а в другой руке папа несёт сумку. Папа несёт свою сумку и не задаёт Диме никаких вопросов, и Диме это, конечно, нравится. Если бы папа захотел спросить, почему его сын оказался один на улице в дальнем краю города, то отвечать было бы трудно.

Дима тоже не задаёт вопросов, хотя ему не всё понятно. Например, почему папа с сумкой? Дима совершил огромное путешествие, прошло очень много времени, скоро вечер, а папа всё ходит с сумкой. Зачем ему весь длинный день носить с собой капусту, морковку и яблоки? И как папа попал в эти далёкие края?

Почти вокруг света

Они спешат домой. И сейчас, наверное, сядут в троллейбус или в автобус. Дима очень устал. Но почему-то они ни на чём не едут, а идут пешком. Дима собирается предложить: «Папа, давай поедем на автобусе или, например, на троллейбусе». Но он не успевает ничего сказать, потому что опять происходит неожиданное.

Наверное, бывают в жизни любого человека такие дни, когда самые удивительные и поразительные вещи случаются на каждом шагу. Это был как раз такой день.

Дима с папой прошли совсем немного. Мальчики всё ещё играли в футбол, и звонкий голос кричал:

— Коля! Пасуй мне! Я забью!

И мяч громко колотил по доскам забора.

Потом Дима и папа прошли мимо газончика, и кошка опять сидела там — рыжая, жёлтые глаза, как обсосанные леденцы. А лапки белые. Только почему-то кошка показалась Диме гораздо меньше. Может быть, это была её дочка?

Студенты всё ещё работали в сквере, Лена увидела Диму и помахала ему рукой.

Это всё было до того, как Дима и папа завернули за угол.

Но вот они завернули — и Дима раскрыл рот от удивления. И не поверил своим глазам. Прямо перед ними был дом, светло-жёлтый, а балконы апельсиновые. У подъезда стояли две старушки, и одна сказала:

— С отцом. А ты — «один, один». Кто его пустит?

Перед самым домом было старое, корявое, замечательное, очень знакомое дерево. И, конечно, на ветке сидела огромная серая ворона. Она склонила голову набок, она встречала Диму, она смотрела на него круглым глазом, и было видно, что ворона многое знает.

Дима потянул папу за руку.

— Это наш дом, — растерянно произнёс Дима, — это наше дерево.

— Конечно, — ответил папа.

«Крах!» — громко крикнула ворона и улетела, шелестя крыльями.

Папа ведёт Диму к лифту, у папы совершенно спокойное лицо, оно не похоже на лицо человека, у которого совсем недавно чуть не пропал единственный любимый сын. Но папа это папа, у папы нервы крепкие. А вот мама — это совсем другое. Мама, наверное, с ума сходит, а может быть, плачет или бьётся головой о стенку, где висит гитара, и гитара тихо гудит от каждого удара. Ещё бы маме не переживать — единственный сын ушёл в неизвестном направлении и пропал без следа. Его пальто не висит на вешалке, ботинки не стоят под табуреткой, валяется посреди комнаты зелёный грузовик и напоминает маме, кого она потеряла.

Бедная, бедная мама! Дима только теперь понял до конца, что он натворил. Он совсем не думал о том, как расстроится мама. И ему становится очень стыдно. И очень беспокойно — что теперь будет?

Они с папой входят в квартиру. Тихо. Только в ванной шумит вода. Значит, мама продолжает стирку? Как же так? Разве бывают такие огромные стирки, которые длятся целый день?

Дима снимает пальто и ботинки. Он начинает постепенно догадываться. Медленно, медленно он понимает, как всё получилось. А получилось вот что.

Диме казалось, что он обошёл весь белый свет, а на самом деле он был совсем близко — в соседнем дворе и на скверике за углом. Он был уверен, что бродит по дальним краям, а его родной дом с апельсиновыми балконами, со старым деревом перед окнами всё время был рядом.

Дима путешествовал очень долго, он был в этом уверен. А оказалось, что прошло совсем мало времени — полчаса или немного больше.

Как же могло так получиться? А вот могло. Потому что время не всегда идёт равномерно. То вдруг помчится во всю прыть, а то потянется медленно, неторопливо. Думаешь, что мало прошло времени, а на самом деле — много. Считаешь, что много прошло, а на самом деле — мало. То так, то наоборот.

Вернулся Дима домой, всё тихо. Взял он свой любимый грузовик и со скрипом покатил его по полу. Папа улёгся на тахту и стал читать журнал «Вокруг света».

— Следующая станция «Колхозная»! — громко объявил Дима. — Осторожно, двери закрываются!

— Да? — с интересом спросил папа и снова уткнулся в журнал.

Мама заглянула в комнату.

— Дима, пошли со мной на балкон бельё вешать.

Дима держал зажимки и по одной подавал маме, а мама крепко прицепляла бельё к верёвке. Вот ветер хочет вырвать у мамы из рук Димину рубашку, а мама не отдаёт и смеётся. И Дима тоже смеётся.

С балкона хорошо виден газон, а в траве белеют цветы. И сквер виден, студенты уже ушли, кончился субботник.

— Повесим бельё и будем обедать, — сказала мама, — у нас сегодня твои любимые котлеты.

— А сказку? Расскажешь?

— Там будет видно, — отвечает мама. Всё как всегда.

А теперь спать!

Вечером Дима и мама сидят рядом, дома тепло, тихо. И мама рассказывает сказку. Всё-таки рассказывает. Значит, она не сердится на Диму? Может быть, она не заметила, как он убежал из дома? Наверное, не заметила. Бывают же на свете такие замечательные мамы, которые могут не обратить внимания на то, что их сына нет дома целых полчаса, а может быть, и больше. Мама рассказывает сказку. Может быть, она успеет рассказать сегодня её всю до конца? Это неизвестно. Там будет видно…

— Долго-долго шёл мальчик. Шёл но дороге, шёл без дороги. И пришёл к тому самому домику, у которого светились окошки. Домик стоял на своём месте, на краю поля. И окошки светились, в них отражалось солнце. А на крылечке сидела красавица, золотая коса лежала на плече, синие глаза смотрели на дорогу.

«Здравствуйте, — сказал не совсем послушный мальчик, — я вернулся. Помните, вы сказали, что вам нужна помощь?»

«Разве ты сможешь мне помочь? — не поверила красавица. — Мне помочь очень трудно. Силачи пытались, богатыри и разные витязи. И не смогли победить злой ветер. Он заколдовал меня. И теперь я сижу здесь и проливаю горькие слёзы».

И она заплакала. А мальчику стало её очень жалко.

«Как вас зовут?» — спросил он.

«Тише, тише, — вдруг испугалась она, — услышит злой ветер, тогда нам обоим конец. Как меня зовут? В том-то и дело, что я не помню. Всё помню, а имя своё забыла. Так наколдовал злой ветер».

«Безобразие какое! — возмутился мальчик. — Разве честно так колдовать? Человек своё имя забыл!»

Девушка печально вздохнула, посмотрела на мальчика своими грустными синими глазами и сказала:

«Кто с трёх раз угадает моё имя, тот будет моим спасителем и уведёт меня далеко отсюда, к моей маме. А я так соскучилась по маме!»

«Я тоже соскучился, — сказал мальчик и добавил: — Я угадаю ваше имя, я спасу вас!»

«Что ты, что ты! Это очень трудно — принцы, и богатыри, и витязи, и добрые молодцы — все гадали и угадать не смогли. И всех злой ветер унёс так далеко, что отсюда и не видно. Не серди его, добрый мальчик, иди своей дорогой, спеши к своей маме. Наверное, она очень беспокоится о тебе».

«Наверное, беспокоится. Но нельзя бросать человека в беде» — так ответил смелый, не совсем послушный мальчик.

Мальчик сел на ступеньку крыльца, подумал-подумал, посмотрел на голубое небо, на солнышко. Как же зовут красавицу? Как узнать её имя?

Мама замолкает. Может быть, она тоже не знает, как зовут заколдованную девушку? Как зовут её? Если узнаешь, она будет спасена.

— Рассказывай, рассказывай, мама, — торопит Дима.

— Хорошо. Слушай дальше, — отвечает мама.

«Может быть, вас зовут Света?» — сказал мальчик, но девушка покачала головой из стороны в сторону. Нет.

А ветер подул с широкого поля, и у мальчика волосы на голове взъерошились.

«Может быть, Катя?» — спросил он, и ветер подул гораздо сильнее, деревья закачались, кругом потемнело, загудели вершины Деревьев.

Дима беспокойно завертелся: а вдруг мальчик и в третий раз ошибётся? Вдруг так и останется заколдованная девушка в чистом поле совершенно одна?

— Мама! Я знаю! Её зовут Лена! Лена — вот как её зовут!

А мама продолжает сказку.

«Лена! Я узнал имя — Лена!» — сказал не совсем послушный мальчик. И он ещё и ещё раз произнёс это имя.

Девушка вздрогнула, глаза её засияли, щёки порозовели, она улыбнулась мальчику и протянула ему руку. А ветер сразу утих, засияло солнце, цветы подняли головки — и синие васильки, и белые ромашки, и розовые кашки. А золотой шмель загудел:

«З-з-з! Все з-з-з-доровы!»

«Теперь можно вернуться домой! — воскликнула радостная девушка Лена. — Какая радость. А ты, смелый, отважный мальчик, ты, наверное, отправишься в далёкие путешествия? Смелых и отважных всегда ждут трудные пути».

«Нет, — ответил мальчик, — мне нужно домой. Меня ждут».

И они зашагали по дороге. И очень быстро пришли в город. Может быть, это было не так уж далеко, кто знает. А когда оказались перед светло-жёлтым домиком с апельсиновыми балконами, Лена вдруг исчезла. Только что была здесь, а потом — раз, и растворилась. Только успела крикнуть:

«Спасибо, милый мальчик! До свидания! Я ухожу к себе!»

Он огляделся по сторонам, её не было. Но он был спокоен, Лена вернулась домой, он помог ей, он спас её. Теперь можно было и самому вернуться. Окончилось долгое путешествие. Мальчик позвонил в звонок, и мама сразу открыла дверь. Она была очень рада, что её сын вернулся, мама очень беспокоилась и даже плакала. И папа беспокоился тоже. А как же?..

Вот и кончилась сказка. Она была длинной и понравилась Диме. Хорошо, что там были трудные приключения, смелый мальчик и красавица — так полагается в сказке. Был злой волшебный ветер, который творил разные безобразия — заколдовал девушку Лену и утащил из дома мальчика. Его мама чуть не заболела от волнения и тревоги. Но всё кончилось хорошо. Это прекрасно, когда всё кончается хорошо.

— А теперь спать, Дима, спать.

Дима не спорит. Он утыкается лицом в мамин бок, в тёплую кофточку, и говорит:

— Мама, я уходил в очень далёкое путешествие.

— Я так и думала, — отвечает она и ведёт его умываться.

— Но я больше не буду никогда уходить, — обещает он.

— А вот это будет видно, — отвечает мама.