У Любви Свои Законы

Линда Ховард

У любви свои законы

Глава 1

В тот день хорошо мечталось. Время уже близилось к вечеру. Местами пробивавшееся сквозь густую листву деревьев солнце отбрасывало длинные тени. Но в основном прозрачный золотистый свет доходил лишь до зеленых крон, ниже которых все было погружено в таинственный полумрак. Знойный и влажный летний воздух был напоен розово-сладким нектаром жимолости, богатым коричневым ароматом земли и прелой травы и свежим пряно-зеленым благоуханием листвы. Фэйт Девлин различала запахи по цветам. Сколько себя помнила, она любила наделять окружавшие ее ароматы самыми разными оттенками цветовой гаммы.

С некоторыми запахами было легко: они получали тот цвет, в какой был окрашен их источник. Скажем, земля пахла, естественно, коричневым или бурым, а свежий и острый аромат листвы в сознании Фэйт, конечно же, мог ассоциироваться только с зеленым. Грейпфрут имел ярко-желтый запах. Ей еще не доводилось пробовать грейпфруты, но однажды, зайдя в магазин, она взяла с полки крупный плод и, поднеся к лицу, нерешительно втянула в себя аромат, исходивший от его кожуры. У грейпфрута был очень сильный запах почек с кисло-сладким привкусом.

Различные запахи и ароматы неодушевленных предметов как-то сами собой окрашивались в ее сознании в те или иные цвета. С людьми дело обстояло сложнее, ибо от человека никогда не пахло чем-то одним. Запахи, а, следовательно, и цвета смешивались между собой. Причем, окрашивая запах человека и неодушевленного предмета в один и тот же цвет, Фэйт могла иметь при этом в виду совсем разные вещи и испытывать различные переживания.

У ее матери, Рини, был темно-красный пряный запах, чуть подкрашенный черными и желтыми мазками. Впрочем, пряная темно-красная гамма вытесняла собой все остальные цвета. Желтый цвет был хорош в неодушевленных предметах, но не в людях. То же самое можно было сказать и о зеленом. По крайней мере, о некоторых его оттенках. Ее отец, Эмос, ассоциировался с отвратительной смесью зеленого, пурпурного, желтого и черного. С этим все было просто: сколько она себя помнила, от отца чаще всего пахло рвотой. Папа пил и блевал, пил и блевал и больше ничем в жизни не занимался. Впрочем, он еще мочился. И мочился много.

Фэйт брела по лесу, глядя вверх на запутавшийся в зеленых кронах солнечный свет, и думала о том, что самый прекрасный аромат принадлежит Грею Руярду. Тайное чувство к нему Фэйт хранила глубоко в своем девичьем сердце. Ей не часто удавалось увидеть Грея — издалека, конечно, — во время его периодических наездов в город, но ради этих кратких мгновений воистину стоило жить. Если же до нее вдруг доносился его густой и сильный голос, Фэйт просто вся трепетала от счастья. А вот сегодня ей удалось сблизиться с ним настолько, что она даже смогла вдохнуть его запах. Более того, он коснулся ее! У Фэйт до сих пор кружилась голова, хотя та волшебная минута уже давно прошла.

Она пошла в городскую аптеку вместе с Джоди, своей старшей сестрой. Дело в том, что Джоди удалось стянуть из сумочки Рини несколько баксов, и на эти деньги она думала купить себе лак для ногтей. От Джоди, между прочим, пахло оранжевым и желтым. Это была своего рода слабая пародия на запах Рини. Сунув драгоценный пузырек с ярко-розовым лаком в бюстгальтер, чтобы мать не увидела, Джоди направилась вместе с сестрой к выходу из аптеки. Несмотря на то, что Джоди было всего тринадцать, она уже три года носила лифчик и никогда не упускала случая поиздеваться над младшей сестренкой по этому поводу. Фэйт было одиннадцать, а у нее до сих пор не выросли «сиськи». Лишь недавно плоские и маленькие детские сосочки девочки стали набухать, и мысль о том, что это будет бросаться в глаза посторонним, приводила Фэйт в дикое смущение — они так заметно выпирали под ее тонкой и тесной красной футболкой с эмблемой университета штата Луизиана. Но когда они едва не столкнулись в дверях аптеки с Греем — он входил, а они выходили, — Фэйт моментально забыла о своей майке.

Он опустил на нее взгляд, и Фэйт заметила веселых чертиков у него в глазах.

— А ничего балахончик, — проговорил Грей и легонько похлопал ее по плечу.

Он приехал в Прескот из колледжа на летние каникулы. Грей играл за университетскую футбольную команду. Уже на первом курсе его взяли разыгрывающим защитником.

Ему было девятнадцать. Вымахал в шесть футов три дюйма и еще продолжал расти. Был крепко сложен и весил двести тридцать фунтов. Фэйт знала о нем такие подробности, потому что вычитала все это в спортивном разделе местной газеты. Ей было известно, что он пробегает 40 — метровку за 4, 6 секунды и имеет прекрасное «второе дыхание». Правда, о том, что это такое, Фэйт, к сожалению, не имела ни малейшего представления. Но зато она точно знала, что Грей красив. Не в классическом понимании, а по-другому. Он был так же силен и неукротим, как и знаменитый жеребец его отца Максимилиан. Семья Руярдов вышла из французских креолов, о чем нетрудно было догадаться, глядя на смуглого Грея. У него были густые и длинные до плеч темные волосы, которые делали его похожим на средневекового воина, по какому-то недоразумению оказавшегося в нашем времени. Фэйт прочитала немало героических романов про средневековых рыцарей и их дам сердца, так что уж в чем, в чем, а в этом она разбиралась. По плечу девочки, в том месте, где его коснулась рука Грея, пробежали мурашки. В набухших сосках возник сильный зуд; Фэйт покраснела и опустила голову. У нее закружилась голова от исходившего от Грея запаха. Это был сильный, трудноопределимый аромат, теплый и пряный. В нем преобладало темно-красное начало, еще более насыщенное, чем у Рини, сложившееся из смешения глубоких и роскошных оттенков.

Джоди выставила напоказ свои круглые груди, выпиравшие под ярко-розовой блузкой без рукавов. Верхние две пуговицы она намеренно не застегивала.

— А как насчет моего балахончика? — спросила она, чуть выпятив губы, как это любила делать Рини.

— Цвет не тот, — жестко и с оттенком презрения отозвался Грей. Фэйт не удивилась этому тону. Все дело было в том, что Рини спала с его отцом Ги. Ей не раз приходилось слышать, в каких выражениях люди высказывались о Рини, и Фэйт уже знала, что такое «шлюха».

Грей больше не стал задерживаться рядом с ними. Он быстро скрылся за дверьми аптеки. Джоди несколько мгновений смотрела ему вслед, а потом обратила алчный взгляд на Фэйт.

— Подари мне свою майку, — сказала она.

— Она на тебя не налезет, — ответила Фэйт, радуясь тому, что это была святая правда. Грею понравилась ее футболка, он коснулся ее, и Фэйт теперь не собиралась уступать ее сестре.

Чувствуя, что Фэйт права и тут уж ничего не поделаешь, Джоди поморщилась. Младшая сестренка была худая, но даже на ее узких плечиках старая футболка натягивалась вдоль швов.

— Я себе такую же достану, — объявила Джоди.

Фэйт не сомневалась в том, что сестра действительно достанет…

Девочка шла по лесу, задрав голову и разглядывая зеленые светящиеся узоры, выписанные в кронах деревьев лучами солнца. «Но у Джоди все-таки будет не та майка, до которой дотрагивался Грей». Фэйт сняла ее, как только пришла домой, аккуратно сложила и сунула себе под матрас. Найти ее там можно было только во время смены постельного белья, а меняла белье сама Фэйт, так что за футболку можно было не волноваться и спать на ней каждую ночь.

Грей.

Сила переживаний, связанных с этим именем, пугала ее, но она не могла контролировать свои чувства. Стоило ей только мельком увидеть его, как сердечко тут же начинало бешено колотиться в узкой груди, давя на слабые ребра, и на Фэйт попеременно накатывали волны то жара, то озноба. Грей был чем-то вроде божественного идола в маленьком городке Прескоте, штат Луизиана. Она слышала, как люди отзывались о нем: неукротим, как дикий зверь, богат, еще мальчишкой обладал настолько сильным обаянием, что уже тогда по нему тосковало не одно женское сердце. Руярды славились тем, что в их роду рождались сплошь отъявленные плуты и шельмецы, но Грей, похоже, обещал в этом смысле превзойти всех своих родичей. Вместе с тем он был не просто шельмец, а шельмец из рода Руярдов, а следовательно, даже если поднимал вокруг себя большой шум, то делал это изящно.

Он никогда не относился к Фэйт враждебно в отличие от некоторых других. Например, его родная сестра Моника однажды плюнула в сторону Фэйт и Джоди, когда они случайно повстречались на улице. Фэйт обрадовалась, когда узнала, что Моника уехала в Новый Орлеан в какую-то элитную частную гимназию для девочек. Даже на летние каникулы Моника редко приезжала домой, так как гостила в основном у друзей. С другой стороны, юное сердечко Фэйт обливалось кровью еще несколько месяцев после отъезда Грея в университет. До Батон-Руж было не так далеко, но в течение футбольного сезона у Грея было немного свободного времени, поэтому он приезжал домой только на праздники. Узнав о его очередном отпуске, Фэйт сразу же убегала из дома и гуляла там, где имелся шанс увидеть его… такого высокого и сильного, волнующего и опасного… напоминающего своей ленивой изящной походкой большую кошку.

Было лето, и поэтому он много времени проводил на озере, к которому сейчас и приближалась Фэйт по лесной тропинке. Частный водоем площадью свыше двух тысяч акров полностью располагался на земле, которая принадлежала семье Руярдов. Озеро было сильно вытянутым, не правильной формы, с несколькими глубоко вдававшимися мысами. Там были широкие и очень мелкие места, но попадались также узкие и глубокие. Огромный белый особняк Руярдов находился к востоку от озера, а лачуга Девлинов к западу. На берегу озёра стоял только летний домик Руярдов: белое одноэтажное здание с двумя спальнями, кухней, гостиной и затянутой сеткой от комаров верандой, которая окружала весь дом. Рядом располагался небольшой лодочный сарай и причал, а также было оборудовано место с кострищем для пикников. Нередко в летнюю пору Грей устраивал здесь шумные пирушки со своими друзьями. Они купались, катались на лодках — словом, веселились, а Фэйт в это время, спрятавшись на опушке леса, имела возможность всласть налюбоваться своим кумиром.

«Может, он и сегодня будет здесь», — думала она, чувствуя, как сладко замирает сердце, что происходило с ней всегда, стоило ей только вспомнить о нем. Действительно, было бы просто здорово, если бы ей удалось дважды увидеть его в один и тот же день.

Она была босая, поношенные шортики не спасали ноги от острых коряг и змей, но вместе с тем в лесу Фэйт чувствовала себя как дома. Уединение — удел стеснительных. Змей она не боялась, а на царапины не обращала внимания. Длинные и густые темно-каштановые, как у матери, волосы постоянно падали на лоб. Это раздражало, поэтому она, наконец, собрала их сзади в пучок и завязала резинкой. Фэйт плыла между деревьев, словно бесплотный дух, привидение. В больших кошачьих глазах застыло мечтательное выражение, ибо она в ту минуту вновь представляла себе Грея. Возможно, он однажды заметит, как она прячется на опушке в кустах или выглядывает из-за дерева, протянет ей руку и скажет что-нибудь вроде: «Что ты там стоишь? Иди к нам. Повеселимся!» Фэйт забыла обо всем на свете, представив на минутку, как она присоединяется к веселой, заводной группе загорелых, смеющихся ребят и становится одной из их девчонок в бикини…

Приближаясь к поляне, на которой стоял летний домик Руярдов, она еще издали заметила серебристый «корвет» Грея, припаркованный у крыльца. Сердце сильно забилось в груди. Значит, он здесь! Фэйт забежала за толстый ствол дерева и стала прислушиваться. Но, увы, все было тихо. Ни плеска воды, ни радостных восклицаний, ни криков ребят, ни девчачьего смеха.

Может, он сидит на причале и ловит рыбу? Или катается на лодке? Фэйт подошла ближе к поляне, но увидела, что деревянный причал пуст. Грея там не было. Фэйт захотелось заплакать от обиды и разочарования. Если Грей взял лодку, то неизвестно, когда он вернется, а она не могла долго оставаться здесь и ждать его. Ей удалось выкроить для себя несколько свободных минут, но скоро нужно будет возвращаться домой: готовить ужин и сидеть со Скотти.

Она уже повернулась, чтобы идти, как вдруг до ее слуха долетел какой-то приглушенный звук. Фэйт замерла на месте и чуть склонила голову набок, пытаясь понять, откуда донесся странный звук. Она вышла из-за дерева на поляну и сделала несколько шагов в сторону дома. Теперь Фэйт ясно слышала приглушенные голоса, правда, слов разобрать не могла. Сердечко вновь учащенно забилось. Значит, он все-таки здесь! Здесь! Но… внутри дома. Отсюда его ни за что не увидеть. Зато можно подойти еще ближе, чтобы ясно услышать его голос. Больше Фэйт ничего и не надо.

Она умела передвигаться абсолютно бесшумно, словно маленький ночной зверек. Стараясь держаться в стороне от окон, Фэйт стала неслышно приближаться к дому. Голоса доносились, кажется, из задней его части, где располагались спальни.

Фэйт дошла до веранды и присела на корточки. Она вновь склонила голову набок, пытаясь разобрать слова, но ей это не удалось. Зато теперь она была уверена, что говорил Грей. Его густой сильный голос нельзя было спутать ни с каким другим. По крайней мере, Фэйт ошибиться не могла. Вдруг она услышала что-то вроде приглушенного восклицания, затем будто бы тихий стон и… другой голос, который был гораздо тоньше голоса Грея.

Движимая непреодолимым любопытством, а также голосом Грея, который притягивал к себе как магнит, Фэйт поднялась с корточек и боязливо повернула ручку внешней двери-сетки. Она была не заперта, и Фэйт, приоткрыв дверь лишь чуть-чуть, проскользнула в узкую щель и так же неслышно прикрыла ее за собой. Опустившись на четвереньки, она медленно поползла по дощатому полу веранды к открытому окну одной из спален, откуда как раз и доносились голоса.

Она услышала еще один тихий стон.

— Грей, — напряженно проговорила какая-то девушка. Голос ее отчего-то дрожал.

— Тс-с! — прошептал Грей настолько тихо, что Фэйт еле расслышала. Он сказал затем что-то еще, но она опять не разобрала слов. Они словно входили в одно ее ухо и выходили из другого, не откладываясь в сознании. Потом Грей вдруг сказал:

— Ma cherie …

И тут Фэйт наконец все стало ясно. Она поняла, что он просто говорит по-французски. И как только к ней пришло это осознание, слова мгновенно обрели смысл и значение. Девлины не были креолами, но Фэйт тем не менее понимала почти все, что говорил Грей. Большинство людей в округе в той или иной степени понимали французскую речь и даже говорили на этом языке.

У Фэйт создалось впечатление, что Грей пытается приласкать испуганную собачонку. Он говорил тихо, ласково и как будто в чем-то кого-то убеждал. Потом вновь заговорила девушка. Голос ее по-прежнему подрагивал, но в нем появились уже какие-то новые нотки, не такие напряженные.

Заинтригованная происходящим, Фэйт приблизилась сбоку к открытому окну и осторожно заглянула в него, чтобы увидеть хоть одним глазком, что было внутри. Зрелище, открывшееся ей, парализовало ее, заставило замереть на месте: Грей и девушка лежали на постели совершенно обнаженные. Они не заметили Фэйт. Ей невероятно повезло, ибо даже если бы они прямо посмотрели в ее сторону, девочка и тогда не смогла бы, наверное, сдвинуться с места.

Грей лежал, повернувшись к ней спиной. Левая рука его была заведена под белокурую головку девушки. Он нависал над ней в такой позе, что у Фэйт перехватило дыхание. Словно он закрывал девушку от какой-то опасности. В то же время в нем сейчас было что-то от хищника, настигшего свою жертву. Он целовал ее, и во время этих долгих поцелуев комната погружалась в тишину, слышались только глубокие вздохи. А правая рука Грея… Поначалу Фэйт сомневалась в этом, но когда он чуть подвинулся, ей стало все видно. Да, правая рука Грея покоилась между ног обнаженной девушки и накрывала ее ничем не закрытое лоно…

У Фэйт дико закружилась голова. Она по-прежнему боялась вздохнуть, и грудь ее уже распирало от накопившегося воздуха. Будучи более не в силах сдерживаться, она осторожно выдохнула и бессильно прижалась щекой к белой деревянной оконной раме.

Она знала, чем они занимаются, хотя Фэйт было только одиннадцать, в сущности, она была еще ребенком. У нее даже груди не выросли. Но она помнила, как однажды, несколько лет назад, Рини и папа ушли в спальню, а старший брат Расс, плотоядно ухмыляясь, принялся в красках объяснять ей, что между ними происходило. Фэйт приходилось наблюдать за тем, как это делают собаки; слышала она и как визжат кошки, занимающиеся тем же самым.

Девушка тихонько вскрикнула, и Фэйт вновь заглянула в спальню. Грей взгромоздился на нее сверху, продолжая что-то нежно нашептывать по-французски, кажется, успокаивая ее. Он говорил ей, какая она красивая, как сильно он ее хочет, какая у нее милая и жаркая… Говоря это, он одновременно устраивался поудобнее. Опираясь на левую руку, согнутую в локте, он сунул правую между их телами. Фэйт с ее точки было не видно, что он делает, но она и так знала. В следующее мгновение ее ждало еще одно потрясение: она узнала девушку, это была Линдси Партейн, отец которой работал адвокатом в Прескоте.

— Грей! — вскрикнула Линдси натужно. — Боже, я не могу…

Мускулистые ягодицы Грея мгновенно напряглись. Девушка прогнулась под ним; с ее уст сорвалось какое-то нечленораздельное восклицание. Фэйт видела, что она вся прижимается к нему; в ее крике угадывалась страсть. Она согнула длинные ноги, забросив одну ему на бедра, а другой обхватив его ноги под коленями.

Он начал медленно двигаться. Мускулистое молодое тело, казалось, каждой своей клеткой излучало жизненную энергию. Зрелище было неприличным, но в то же время удивительно красивым, и Фэйт не могла отвести от Грея глаз. Он был такой большой и сильный. Взгляд девочки скользил вдоль грациозных изгибов его смуглого загорелого тела, олицетворявшего собой дух мужественности. Линдси, стройная, с великолепно развитыми формами, наоборот, была необычайно женственна. Он был с ней очень нежен, и она упивалась этим. Линдси лежала, откинув голову назад. Она обнимала его тонкими руками и подавалась бедрами навстречу, поддерживая медленный и равномерный ритм движений.

Фэйт пораженно смотрела на них, не моргая. В глазах уже чувствовалось жжение, но она не имела сил отвести их в сторону. Она не ревновала. Грей был неизмеримо выше ее, а она была еще ребенком и даже в мыслях не смела каким-нибудь образом пытаться заявлять на него свои права. Грей был для нее ослепительным центром вселенной. Она поклонялась ему на расстоянии. Увидеть его издалека и испытать при этом невероятный прилив счастья, пьянящее головокружение — о большем Фэйт и не мечтала. Сегодня, когда он заговорил с ней и даже дотронулся до ее плеча, она почувствовала себя вознесенной на седьмое небо. Она не могла представить себя на месте Линдси, не могла вообразить себя лежащей обнаженной в его объятиях.

Грей стал двигаться быстрее. Линдси вновь вскрикнула и вся подалась ему навстречу. Зубы ее были стиснуты, словно ей было больно, но инстинкт подсказывал Фэйт, что дело совсем не в этом. Теперь Грей уже качался всем телом, будто мощный поршень. Он тоже откинул голову назад, черные волосы его на висках увлажнились от пота и кое-где прилипли к плечам. Вдруг он напружинился, по всему телу пробежала сильная дрожь, и в следующее мгновение с его уст сорвался шумный и хриплый стон.

Сердце бешено колотилось в груди Фэйт, глаза ее были широко раскрыты. Наконец, опомнившись, она юркнула от окна в сторону, бесшумно проскользнула обратно через дверь и спорхнула с крыльца.

Так вот, значит, как это все бывает! Она своими собственными глазами видела, как это делает Грей. Без одежды он был еще красивее. И не хрюкал отвратительно, как это делал папа всякий раз, когда бывал трезв настолько, чтобы уговорить Рини пойти вместе с ним в спальню. Впрочем, в последние два-три года Фэйт почти не видела отца трезвым.

«Если отец Грея делает это так же красиво, как и сам

Грей, — подумала девочка, — то я не могу винить маму за то, что она охотнее занимается этим с ним, а не с папой».

Она добежала до опушки и укрылась в спасительной тени деревьев. Было уже поздно, и Фэйт чувствовала, что по возвращении домой ей, пожалуй, не избежать отцовской порки за то, что она не приготовила ему ужин и не присмотрела за Скотти. Но ничего. Фэйт ни о чем не жалела, и ей было плевать, потому что она только что видела Грея.

После оргазма на Грея вместе с ощущением внутреннего ликования навалилась сильная усталость. Он уткнулся лицом в ложбинку между плечом и шеей Линдси. Она лежала, тяжело дыша и закрыв глаза. Ему пришлось уламывать ее весь день, но в итоге все старания окупились с лихвой. А после длительного многочасового соблазнения секс доставил еще больше удовольствия.

Чуть отдышавшись, он поднял голову и тут же боковым зрением поймал какое-то движение вдали. Повернувшись к открытому окну, он вгляделся в опушку леса и заметил маленькую хрупкую фигурку с копной темно-каштановых волос. Этого было вполне достаточно, чтобы узнать младшую дочь Девлинов.

Каким ветром ее занесло в лес так далеко от их лачуги? Грей решил ничего не говорить Линдси, ибо знал, что та поднимет панику из-за того, что кто-то мог видеть, как она входила сюда, в этот летний домик, вместе с ним. Даже если этим «кто-то» оказался один из членов дрянной семейки Девлинов. Линдси была обручена с Дивейном Мутоном и не хотела, чтобы свадьба расстроилась. Пусть даже из-за ее собственной слабости. Мутоны не были так состоятельны, как Руярды, которые вообще слыли первыми богатеями в этой части Луизианы, но Линдси знала, что сможет вертеть Дивейном как захочет. В отличие от Грея. Последний считался бы, конечно, более выгодной партией, но Линдси была отнюдь не последняя дура и понимала, что ей будет гораздо легче и удобнее с таким мужем, как Дивейн.

— Что там? — тихо пробормотала она, коснувшись рукой его плеча.

— Ничего. — Обернувшись, он поцеловал ее взасос, затем оторвался от нее и сел на край постели. — Я просто вспомнил о том, что уже поздно.

Линдси бросила взгляд в окно на опускавшиеся сумерки и со стоном села на постели.

— Боже мой, мне сегодня ужинать у Мутонов! Когда же я научусь не опаздывать?!

Она вскочила с кровати и стала собирать свою одежду, в беспорядке разбросанную по полу.

Грей одевался в отличие от нее неторопливо, продолжая думать о девчонке Девлинов. Интересно, много ли она видела, а если да, то расскажет ли кому-нибудь? Странная девчонка, стеснительная. Не то что ее старшая сестра, которая уже явно пошла по следам своей проститутки-матери. Младшая не такая. У нее были умные и совсем взрослые глаза, которые довольно странно смотрелись на ее худом детском личике и напоминали ему кошачьи. Порой они казались зелеными, а порой будто желтели. Грей решил про себя, что, скорее всего, она все видела. Но она не могла не знать, что ее мамаша является подстилкой его отца и что они освобождены от арендных выплат за свое убогое жилье только в обмен на то, чтобы Рини Девлин всегда готова была лечь под Ги Руярда, стоило ему только того захотеть. Девчонка не станет рисковать и портить отношения с Руярдами.

Бедняжка. Какая она худая, какие у нее обреченные глаза! Маленькая фея. Родилась в нищете и умрет в ней, даже не получив шанса выбраться в люди. Эмос Девлин — жалкий пьяница. Старшие его сыновья Расе и Ники — лентяи, воришки и хулиганье. Такие же болваны, как и их папаша, и, судя по всему, обещают превратиться в скором времени в таких же пьянчуг. Их мать Рини тоже любила выпить, но не впала от этого в такую зависимость, как ее Эмос. Несмотря на то что Рини родила уже пятерых детей, она оставалась исключительно аппетитной и красивой женщиной. У нее были роскошные темно-каштановые волосы, зеленые глаза и нежная кожа, что из всех ее отпрысков передалось по наследству лишь младшей дочери. Рини не была такой тупой, как Эмос, но хорошей матерью ее тоже назвать было нельзя. Ей постоянно хотелось трахаться. От жизни ей требовались только мужики, всегда готовые уложить ее в постель. Рини буквально источала грубую сексуальность. Мужчин тянуло к ней с неудержимой силой, как кобелей на сучку по жаре.

Джоди, старшая дочь Девлинов, уже законченная потаскушка, которая только тем и занята, что ищет по всей округе доступные ей мужские прелести. Когда речь заходила о сексе, она становилась такой же целеустремленной, как и Рини, и Грей сильно сомневался в том, что она еще каким-то чудом могла сохранить девственность, несмотря на свой юный возраст. Она неустанно предлагала себя и ему, но Грея подобное предложение не могло соблазнить. Уж лучше он трахнет змею, чем Джоди Девлин.

Самый младший в семье Девлинов ребенок отставал в умственном развитии. Грей видел его мельком всего раз или два, малыш прижимался к ногам своей сестренки, младшей дочери Рини. Как же ее зовут, черт возьми? Минуту назад что-то напомнило ему об ее имени… Фея? Фея с обреченными глазами? Ага, Фэйт! Точно. Странное имечко для семьи Девлинов. Ни Эмос, ни Рини никогда не обнаруживали в себе даже намеков на какое-нибудь религиозное чувство . В такой семейке эта девочка была обречена. Пройдет еще несколько лет, и она неизбежно встанет на жизненный путь своей мамаши и старшей сестры, ибо даже не подозревает о том, что можно жить как-то иначе. А если и узнает, это ее все равно не спасет. Скоро местные пацаны начнут ходить вокруг нее кругами, хищно раздувая ноздри. Только потому, что ее фамилия Девлин. И продержится она недолго.

Всему округу было известно, что его отец вот уже не первый год трахает Рини. Грей любил свою мать, но не винил отца. Удивительно, но не винила его и сама мама. Ноэль вообще была словно какое-то бестелесное создание. В свои тридцать девять она выглядела неизменно холодной и прекрасной, как мадонна. Ей не нравилось, когда до нее просто дотрагивались. Даже собственные дети! Грей удивлялся, как она еще сумела произвести на свет его и сестру Монику. Разумеется, при такой жене Ги не мог оставаться верным супругом. Да он им и не был никогда. Странно, но, зная об этом, Ноэль, похоже, испытывала только облегчение. Ги Руярд был невероятно горячим и страстным и перебрал немало женщин, прежде чем более или менее остановиться на Рини Девлин. При этом он неизменно был нежен и учтив с женой, и Грей знал, что отец никогда не бросит ее. Тем более ради такой сучки, как Рини.

Единственным человеком в семье, которого страшно расстраивало подобное состояние дел, была сестра Грея Моника. Ее любовь была не нужна холодной и равнодушной матери, поэтому девушка обратила свои горячие чувства на отца. Она безумно ревновала его к Рини, и от своего имени, и от имени матери. Сейчас, когда Моника уехала в частную гимназию, в доме стало намного тише и спокойнее.

— Грей, ну быстрее же! — отчаянно взмолилась Линдси. Он надел через голову безрукавку, но пуговицы на воротнике застегивать не стал.

— Я готов. — Он поцеловал ее и хлопнул по заду. — Не волнуйся, cherie. Тебе всего-то и нужно, что переодеться. В остальном ты все так же очаровательна.

Она улыбнулась, польщенная его комплиментом, и несколько успокоилась.

— Когда мы встретимся снова? — спросила она уже на улице.

Грей не смог удержаться от смеха. Целое лето ему пришлось уговаривать ее лечь с ним в постель, а теперь она вдруг сразу демонстрирует такую пылкость… Странно, но теперь, когда он овладел ею, страсть его несколько поугасла.

— Не знаю, — лениво произнес он. — Скоро уже придется уезжать. У нас начинаются тренировки.

Линдси, к ее чести, не стала недовольно надувать губки. Она лишь встряхнула головой, отчего ветер разогнал по плечам ее светлые волосы, и улыбнулась ему. «Корвет»в это время выезжал по тропинке в сторону шоссе.

— Как хочешь.

Она была старше Грея на год и знала себе цену.

Они выехали на шоссе, под колесами зашуршал асфальт. Линдси рассмеялась. У нее было хорошее настроение, и она с удовольствием наблюдала за тем, с какой легкостью Грей управляет мощной машиной.

— Оглянуться не успеешь, как будешь дома, — пообещал он.

Он тоже не хотел, чтобы из-за чего-нибудь расстроилась ее помолвка с Дивейном.

Грей думал о худенькой Фэйт Девлин. Нормально ли она добралась до дому? Вообще-то ей не следует вот так одной разгуливать по лесу. Мало ли что? Поранится обо что-нибудь или заблудится… Или того хуже! Несмотря на то, что озеро находилось в частных владениях, местных пацанов тянуло к нему как магнитом. А что такое шайка подростков и на что она способна, Грей хорошо знал. Если они вдруг наткнутся на Фэйт, девчонку не спасет даже ее юный возраст, ведь перед ними будет одна из Девлинов. Красной Шапочке не уберечься от волков.

Хорошо бы кому-то присмотреть за девчонкой.

Глава 2

Три года спустя

— Фэйт, — недовольным голосом позвала мать. — Уйми же Скотти! Он меня скоро с ума сведет своим нытьем!

Фэйт отложила картофелину, которую чистила, вытерла руки и подошла к двери-сетке. Скотти сидел там, стучал ладошкой по сетке и усиленно сопел, выражая тем самым желание выйти наружу. Ему никогда не разрешали выходить из дома одному, ибо он не мог понять, что означает наказ: «Не уходи со двора». Все знали, что он обязательно убежит куда-нибудь и потеряется. Поэтому защелка на двери всегда была закрыта и располагалась так высоко, что он не мог до нее достать. Сейчас Фэйт была занята тем, что готовила ужин, который, похоже, кроме нее и Скотти, больше некому было бы есть, и поэтому не могла погулять с ним.

Она оторвала его ручки от сетки и сказала:

— А хочешь поиграть с мячиком, Скотти? Где твой мячик?

Мгновенно забыв о прежней цели, Скотти убежал искать свой красный, изгрызенный собакой мяч, но Фэйт знала, что ей удалось отвлечь его внимание ненадолго. Со вздохом она вернулась к кастрюле с картошкой.

Из спальни показалась Рини. Она была одета просто неотразимо: короткое и узкое красное платье не скрывало длинных, красивых ног и удивительно подходило по тону к томно-рыжим волосам. У Рини были очень красивые ноги. В ней все было очень красивое. Густые волосы были взбиты и напоминали облако: она источала роскошный темно-красный аромат духов.

— Ну, как я выгляжу? — спросила она, повернувшись на высоких красных каблуках и нацепив дешевые сережки из фальшивых бриллиантов.

— Очаровательно, — ответила Фэйт, зная, что именно этого ответа ждет от нее Рини. Впрочем, Фэйт лукавить не пришлось. Рини была аморальна, как похотливая кошка, но вместе с тем потрясающе красивой. Особенно выделялись безупречно правильные черты лица.

— Ну, я ушла, — проговорила она, небрежно чмокнув дочь в макушку.

— Желаю тебе хорошо провести вечер, мам.

— О, я проведу его прекрасно, можешь не волноваться! — ответила Рини, хохотнув, и повторила:

— Можешь не волноваться!

Она распахнула внешнюю дверь-сетку и вышла из убогой лачуги, сверкая на солнце стройными икрами.

Фэйт подошла к двери, чтобы вновь запереть ее. Она видела, как мать села в свое кричаще яркое спортивное авто и уехала. Рини очень любила эту машину. Однажды утром она просто приехала на ней, не дав себе труда объяснить семье, откуда она ее взяла. Впрочем, все и так было ясно: подарок Ги Руярда.

Заметив старшую сестренку, стоявшую перед дверью, Скотти вернулся на порог и снова стал шуметь, просясь наружу.

— Я не могу сейчас погулять с тобой, — стала терпеливо объяснять Фэйт. Со Скотти иначе было нельзя: он плохо понимал, что ему говорили. — Мне нужно приготовить ужин. Что ты будешь, жареную картошку или пюре? Это был чисто риторический вопрос, так как она знала, что съесть пюре ему будет легче. Потрепав Скотти по темноволосой головке, она вновь вернулась к кастрюле.

В последнее время Скотти был уже не такой неугомонный, и все чаще во время игр у него синели губы. Больное детское сердечко быстро сдавало, как и предсказывали врачи. Чуда не будет! Пересадку сердца Скотти никто делать не станет, даже если бы у Девлинов хватило на это денег. Здоровых детских сердец было мало, и они ценились слишком высоко, чтобы одно из них можно было бы пересадить мальчику, который все равно никогда не будет в состоянии самостоятельно одеться, читать и до конца жизни сможет выучить в лучшем случае лишь несколько слов, да и те будет произносить с трудом. «Тяжелый случай отставания в умственном развитии»— таков был диагноз. И хотя при мысли о том, что Скотти неизбежно умрет, у Фэйт к горлу подкатывал комок, она не убивалась по тому, что никак нельзя поправить его слабое здоровье. Новое сердце, так или иначе, не помогло бы ему, не сделало бы его нормальным, полноценным человеком. А так… Скотти и так прожил уже больше, чем ему отпустили врачи, и Фэйт видела свой долг в том, чтобы заботиться о нем столько, сколько ему еще осталось.

Одно время она думала, что Скотти — ребенок Ги Рурда, и возмущалась тем, что настоящий отец не забрал малыша в свой большой белый дом, где ему жилось бы гораздо лучше, чем здесь, и где он смог бы счастливо прожить свою недолгую жизнь. Но Ги не хотел его даже видеть. Как полагала Фэйт, из-за его отставания в умственном развитии.

Но потом она поняла, что просто невозможно определить, чьим сыном он на самом деле является. Папиным или Ги Руярда. Скотти не походил ни на того, ни на другого. Он походил только на самого себя. Сейчас ему было уже шесть лет, и это было безмятежное дитя, способное радоваться по пустякам, благополучие которого целиком зависело от его старшей, четырнадцатилетней сестренки.

Фэйт стала заботиться о нем с того самого дня, когда Рини принесла его из роддома. Защищала от бесчинств вечно пьяного отца и безжалостных насмешек старших братьев. Рини и Джоди, как правило, не обращали на него внимания, что Скотти вполне устраивало.

В тот вечер Джоди пригласила сестру на «двойное свидание»и лишь недоуменно пожала плечами, когда Фэйт отказалась на том основании, что дом останется пустой и некому будет присмотреть за Скотти. Фэйт в любом случае не пошла бы вместе с Джоди: их представления о развлечениях сильно разнились. Джоди достаточно было раздобыть где-нибудь выпивку, а добывала она ее незаконно, ибо несовершеннолетним спиртное не отпускали, напиться и лечь под какого-нибудь парня или группу парней, которых всегда вокруг нее было много.

Сама мысль о том, что так можно проводить время и «развлекаться», вызывала в Фэйт резкое отвращение.

Сколько раз она видела, как Джоди возвращалась домой с подобных гулянок, вся рваная и грязная, разнося по дому вонючий запах пивного перегара и спермы. И еще хвалилась, как «здорово» провела время. Ее не волновало, что те же самые ребята на людях никогда даже не поздороваются с ней.

Фэйт не могла так. Болезненным унижением отзывалось в ее душе презрение, которое она замечала в глазах людей, когда они смотрели на нее или на кого-нибудь другого из их семьи. «Дрянные Девлины»— вот как их называли. Пьяницы и шлюхи, вся семейка.

«Но я не такая!»

Фэйт часто хотелось крикнуть им это, но она всегда сдерживалась. Почему люди судят о ней только по фамилии, неужели они не способны заглянуть чуть глубже? Ведь она не красилась до неузнаваемости, не носила узкое мини, как Рини и Джоди. Она не пила и не шаталась по вечерам возле сомнительных притонов, пытаясь подцепить себе мужика. Одета она всегда была дешево и плохо, но зато опрятно. Фэйт по возможности не пропускала занятия в школе, и у нее были хорошие оценки. Ей отчаянно хотелось хоть на мгновение, ощутить себя нормальным человеком, которого можно уважать. Чтобы она могла зайти в магазин и не ловить на себе настороженные взгляды продавцов, которые думали, что вот, мол, это одна из дрянной семейки Девлинов и поэтому непременно попытается что-нибудь стащить. Фэйт не хотелось, чтобы люди шептались у нее за спиной, когда она проходила мимо.

Внешне она походила на Рини гораздо больше, чем Джоди, но ничего хорошего это не сулило. У нее были такие же густые темно-каштановые волосы, такая же нежная, будто фарфоровая, кожа, высокие скулы и удивительные зеленые глаза. Черты ее лица были не такие правильные, как у Рини: у Фэйт было более узкое лицо, более тяжелый подбородок, рот большой, как у матери, но губы не такие полные. Рини олицетворяла собой чувственность. Фэйт была выше и тоньше, у нее была более хрупкая фигура. Груди наконец выросли, крепкие, изящно поднимавшиеся под блузкой, но та же Джоди в ее возрасте носила лифчик на два размера больше.

Поскольку Фэйт сильно напоминала мать, окружающие считали, что и поступать она будет так же, поэтому никогда не смотрели на нее, как хотелось Фэйт. Ее мазали той же краской, что и остальных членов семьи.

— Но ничего, Скотти, мы прорвемся, — тихо говорила она. — Вот увидишь.

Он не обращал внимания на сестру и продолжал дергать сетку.

Как всегда, когда Фэйт хотелось поднять себе настроение, она стала думать о Грее. Чувства к нему с того далекого дня, когда она застала его в постели вместе с Линдси Партейн, не только не исчезли, но даже усилились. Детское благоговение, с которым она смотрела на него, будучи ребенком, уступило место другим переживаниям, ибо Фэйт за три года сама выросла и изменилась. Теперь платонические грезы все чаще стали перемежаться с физическими. И последние были настолько отчетливы и подробны, что этого трудно было ожидать от четырнадцатилетней девушки.

В тот день, когда она застала его в летнем домике вместе с Линдси Партейн, которая с тех пор успела выйти замуж и стать Линдси Мутон, она увидела его обнаженным и получила весьма явственное представление о том, как выглядит его тело. Половых органов Фэйт не видела, потому что сначала он лежал, повернувшись к ней спиной, а потом их ноги сплелись и закрывали ей обзор. Но это было не важно, потому что Фэйт и так знала, как у мужчин выглядит это. И дело было не только в том, что она ухаживала за Скотти с самого начала его жизни. Папа, Расс и Ники, когда напивались, как правило, никого не стесняясь, мочились по вечерам на крыльце, забывая после этого застегивать ширинки.

Так что Фэйт имела достаточное представление о теле Грея, чтобы подпитывать свои грезы страстными подробностями. Она помнила его длинные мускулистые ноги, поросшие черными волосами; маленькие круглые ягодицы и две восхитительные ямочки над ними. Помнила его широкие и мощные плечи, длинную спину с ложбинкой позвоночника, окруженного по бокам бугрившимися натренированными мускулами, поросшую легкой темной растительностью грудь.

Фэйт помнила, как он говорил по-французски, занимаясь с Линдси любовью. Помнила его тихий и нежный голос…

Она втайне следила за его карьерой и втайне же гордилась ею. Он только что окончил университет сразу по двум профилирующим дисциплинам: финансы и деловое управление. Грей учился явно в надежде однажды взять в свои руки дела Руярдов. Он прекрасно играл в футбол и мог бы стать профессионалом, но предпочел вернуться домой, чтобы помогать отцу. Теперь Фэйт могла видеть его круглый год, а не только в редкие праздничные дни и на летних каникулах.

К сожалению, Моника также вернулась домой. И вместе с ней вернулась ее злоба. Если люди смотрели на Девлинов с презрением, то Моника их люто ненавидела. Фэйт не винила ее и порой даже сочувствовала. Про Ги Руярда нельзя было сказать, что он плохой отец. Он любил своих детей, и те отвечали ему тем же. Так что Фэйт могла понять те чувства, которые испытывала Моника, слыша людские пересуды насчет затянувшейся связи ее отца с Рини. Каково ей было наблюдать за открытой неверностью отца к матери?!

В детстве Фэйт порой мечтала о том, что Ги мог быть и ее отцом. Во всяком случае, образ Эмоса никогда не являлся к ней в радужном свете. А Ги был высокий, смуглый, волнующий… У него было узкое лицо, передавшееся по наследству Грею, и, что бы там ни говорили, Фэйт не могла ненавидеть его. Он всегда был добрым с ней, как, впрочем, и со всеми детьми Рини, пару раз даже заговаривал с Фэйт и покупал какое-то угощение. Наверное, оттого, что она внешне так походила на мать. И вот… если бы Ги был ее отцом, значит, Грей был бы ее братом и она имела бы возможность поклоняться ему с близкого расстояния, жить с ним под одной крышей.

После таких мечтаний ей все время становилось стыдно перед папой, и в такие дни она изо всех сил старалась угодить ему.

Впрочем, в последнее время она благодарила судьбу за то, что Ги не стал ее отцом. Фэйт не хотела теперь, чтобы Грей был ее братом.

Теперь она хотела выйти за него замуж.

Эти самые сокровенные мысли шокировали ее саму. Фэйт поражалась тому, как она смеет возноситься так высоко. Пусть даже мысленно. Чтобы Руярд женился на одной из Девлинов?! Чтобы одна из Девлинов ступила своей ногой на порог дома, которому больше ста лет?! Фэйт казалось, что в этом случае все предки Руярдов поднялись бы из своих могил, чтобы не допустить этого святотатства.

Уж не говоря о том, что весь округ был бы в ужасе.

Но она продолжала мечтать об этом. Вот она, вся в белом, идет по широкому проходу в церкви, а Грей ждет ее у алтаря. Вот он поворачивается и смотрит на нее из-под своих тяжелых век; в глазах его — желание, и взгляд этот предназначен только для нее одной… Потом он поднимает ее на руки и вносит в дом… Не в особняк Руярдов, конечно, — такое даже Фэйт не могла себе представить, а в какой-нибудь другой дом. Скажем, в один из тех коттеджей, где молодожены проводят свой медовый месяц. Их ждет большая кровать. И вот она уже лежит под ним, обхватив ногами его ноги, как это делала Линдси, а он медленно двигается и нашептывает ей на ухо нежные французские слова любви. Она знала, чем мужчины и женщины занимаются вместе в постели, знала, как именно он войдет в нее, хотя и не могла еще представить себе, что при этом почувствует. Джоди уверяла, что это восхитительно, бесподобно, что лучше ощущений на свете не бывает…

Скотти неожиданно вскрикнул, вернув Фэйт на землю. Она выронила из рук картофелину и вскочила с табуретки. Фэйт взволновалась, потому что знала, что Скотти кричит только тогда, когда ему больно. Он все еще топтался перед сеткой и держался левой ручкой за палец на правой. Фэйт подхватила его, отнесла к столу, опустилась на табуретку, посадила его к себе на колени и стала осматривать его руку. На кончике указательного пальца была маленькая, но довольно глубокая царапина. Должно быть, он сумел просунуть руку в дырку в сетке и укололся об острый конец проволоки. На поверхности маленькой ранки выступила капелька крови.

— Ну, все, все, не больно, — принялась она утешать брата, прижимая его к себе и вытирая ему слезы. — Сейчас я наложу пластырь, и все сразу заживет. Ты же любишь, когда тебе наклеивают пластырь.

Он действительно любил. Стоило ему порезаться в одном месте, а ей наложить на ранку пластырь, как он начинал требовать еще, и заканчивалось все тем, что она облепляла его всего с головы до ног, пока коробочка не пустела. Со временем она стала прятать от него пластырь, оставляя в коробке лишь две-три штуки.

Фэйт промыла ему палец и достала коробку с самой верхней полки, куда Скотти не мог дотянуться. Он вытянул перед ней больной палец, и все его круглое маленькое личико расплылось в широкой улыбке от предвкушения приятной процедуры. Фэйт аккуратно заклеила ранку.

Скотти заглянул в коробочку, засопел и выставил вторую руку.

— Здесь тоже больно? Бедняжка! — Она чмокнула маленькую грязную ладошку и наклеила второй пластырь на тыльную сторону.

Он снова заглянул в коробочку, улыбнулся и выставил правую ногу.

— Боже мой! Ты весь изранен! — воскликнула Фэйт и наклеила пластырь ему на коленку.

Скотти опять полез смотреть в коробочку, но на этот раз уже ничего в ней не увидел. Удовлетворившись, он убежал обратно к двери, а Фэйт вернулась к кастрюле с картошкой.

Летом дни были длинные и к половине девятого за окном лишь начинали опускаться сумерки. Но в тот вечер Скотти уже в восемь часов стал клевать носом. Фэйт выкупала его в ванночке и уложила в постель. Она провела рукой по его волосикам, и сердце ее на мгновение сжалось от боли. Скотти был такой милый малыш… Он и не подозревал о том, что его слабое здоровье не позволит ему дожить даже до совершеннолетия.

В половине десятого она услышала, как на своем старом грузовике, который весь дребезжал, как консервная банка, и оглушительно стрелял выхлопами, приехал Эмос. Она отперла дверь, чтобы впустить его. На нее сразу же пахнуло перегаром от виски и еще какой-то отвратительной зелено-желтой вонью.

Он споткнулся на крыльце, но сумел удержать равновесие.

— Где твоя мать? — пробурчал Эмос недоброжелательным тоном, каким он всегда разговаривал с ней, когда бывал пьян. А пьян он бывал почти постоянно.

— Она ушла пару часов назад.

Пошатываясь, он зашагал к столу. Пол был неровный, и Эмос просто каким-то чудом держался на ногах.

— Сука! — буркнул он. — Ее никогда не бывает дома! Виляет сейчас задницей перед своим богатеньким дружком! А кто мне будет готовить ужин? — Он говорил, все повышая голос, и, наконец, взревел, изо всех сил саданув кулаком по столу:

— Что я жрать-то сегодня буду, интересно?

— Ужин готов, папа, — тихо проговорила Фэйт, надеясь на то, что он своим ревом не разбудил Скотти. — Я сейчас дам тебе тарелку.

— Да не хочу я есть! — рявкнул он.

Фэйт знала, что он это скажет. Когда он приходил домой пьяным, то ему нужна была не тарелка, а новая бутылка.

— Интересно, в этой конуре есть что-нибудь выпить?

Он с трудом поднялся из-за стола, шатаясь, подошел к буфету и стал раскрывать все подряд дверцы, захлопывая с треском каждую после того, как убеждался, что там нет того, что ему было нужно.

Фэйт быстро проговорила:

— У ребят в комнате есть бутылка. Я принесу.

Она не хотела, чтобы Эмос распалялся. А то начнет шуметь и ругаться во весь голос и разбудит Скотти. Уж не говоря о том, что его могло в любую минуту вырвать. Фэйт юркнула в маленькую темную комнатку и, двигаясь на ощупь, подошла к койке Ника. Пошарив под ней рукой, наткнулась на холодное стекло. Она быстро отнесла бутылку, которая оказалась на три четверти пуста, на кухню, стремясь хоть как-нибудь успокоить отца.

— Вот.

— Молодец, — буркнул он. Хмурое лицо его на мгновение разгладилось. Он поднес бутылку ко рту. — Ты молодец, Фэйт, не то что эти шлюхи, твоя мамаша и сестра.

— Не говори так о них, — проговорила Фэйт, будучи не в силах выслушивать все это. Знать — это одно, а слышать, как кто-то произносит это вслух, — другое. И потом, если кто и имел право ругать их, так уж никак не отец. Тем более в таком состоянии.

— Я буду говорить то, что мне понравится! — рявкнул Эмос. — Ты лучше не хами мне! А то ведь я и ремень могу снять…

— Я и не думала хамить тебе, папа, — по возможности спокойно ответила Фэйт, но благоразумно отошла от него подальше. Она знала, что отец ударил бы ее, только если бы мог дотянуться. А на расстоянии он мог лишь швырнуть в нее чем-нибудь, но у Фэйт была хорошая реакция, и он редко в нее попадал.

— Ничего не скажешь, хороших она мне детей нарожала! — зло усмехаясь, пробурчал он. — Только с Рассом и Ником я еще могу как-то найти общий язык. А эти… Джоди — проститутка, как и ее мамаша. Ты — хамка. А последний вообще дебил! Ничего не скажешь!

Отвернувшись в сторону, чтобы он не мог видеть, как по ее щекам катятся слезы, Фэйт опустилась на старый продавленный диванчик и стала складывать белье, которое она выстирала днем. Показывать Эмосу, что он сделал ей больно, было бесполезно. Хуже того! Он был зверем, которому стоило только почувствовать запах крови, как он тут же стремился добить жертву. И чем больше выпивал, тем злее становился. Самое лучшее было просто не обращать на него внимания. Как и у всех пьяниц, его внимание легко отвлекалось. К тому же он, так или иначе, уже скоро должен был отключиться.

Фэйт и сама не понимала, почему у нее так горько на душе. Она давно уже перестала что-либо испытывать по отношению к Эмосу. Она уже даже не боялась его. Любить же этого человека было решительно не за что. Если вообще его можно было еще назвать человеком. Все человеческое он давно уже пропил. Может, когда-то он и подавал какие-нибудь надежды. Но Фэйт было совершенно очевидно, что все эти надежды исчезли еще до того, как она появилась на свет. И вообще ей казалось, что он никогда не был другим. Такие люди, как Эмос, отличаются тем, что всегда в своих собственных проблемах обвиняют других. Вместо того, чтобы попытаться как-то исправиться.

Иногда, в те редкие дни, когда Эмос бывал трезв, Фэйт могла понять, почему ее мать вообще связалась с этим человеком. Эмос был несколько выше среднего роста, и у него было жилистое тело, совершенно не склонное к полноте. Волосы его до сих пор не покрылись сединой, хотя и поредели на макушке. Временами, когда он бывал трезв, его даже можно было назвать привлекательным мужчиной. Сейчас же, когда он был пьян, небрит, когда волосы на голове свалялись и торчали в разные стороны, а глаза налились кровью и блестели от алкоголя, лицо распухло… Сейчас в нем, конечно, не было ничего привлекательного. Одежда его была в чем-то испачкана, от него воняло. И, судя по этому кислому запаху, его сегодня уже где-то вырвало, а пятна на брюках говорили о том, что он даже мочился неаккуратно.

Отец молча прикончил бутылку и в завершение громко рыгнул.

— Пойду, отолью, — объявил он, с трудом поднимаясь ноги и направляясь к дверям.

Фэйт продолжала неторопливо складывать белье. Она не могла не слышать, как он мочится, стоя на крыльце. Утром первым делом надо будет протереть крыльцо мокрой тряпкой.

Шатаясь, Эмос вернулся в дом. Он не застегнул штаны, по крайней мере убрал свои причиндалы.

— Пора на боковую, — сказал он и побрел в спальню.

Фэйт видела, как он оступился на пороге и едва не упал, лишь в самую последнюю секунду успев ухватиться за дверную притолоку. Он не стал раздеваться и рухнул на постель прямо так. Фэйт знала, что, когда Рини вернется домой и обнаружит его в таком виде, увидит, что он лежит на постели весь грязный, она поднимет дикий крик и разбудит весь дом.

Уже через пару минут по комнатам стал разноситься его громкий храп.

Дождавшись этого, Фэйт сразу же поднялась и ушла в маленькую комнатку с односкатной крышей, которая была пристроена сбоку к их лачуге. Это была их с Джоди комната. Только у Эмоса и Рини была довольно сносная, настоящая кровать. Дети спали на раскладушках. Фэйт включила в комнате свет — под потолком болталась на проводе голая лампочка, и быстро разделась. Затем она достала из-под матраса книжку. Теперь, когда Скотти заснул и пьяный Эмос отрубился, настало ее время. Часа два она сможет спокойно почитать, прежде чем кто-нибудь еще заявится домой. Эмос всегда приходил раньше других. Но, с другой стороны, он и пить начинал раньше.

С годами Фэйт научилась решительно урывать от жизни все те редкие мгновения, в которые она могла отдохнуть и хоть как-то развлечься. Таких мгновений было на самом деле очень немного, и Фэйт не пропускала ни одного. Она любила книги и читала все, что попадалось ей под руку. В том, как сплетались в художественном произведении отдельные слова в связные предложения, виделось ей нечто волшебное. Погружаясь в чтение, она забывала о конуре, в которой жила, и переносилась в совершенно другой мир, исполненный вдохновения, любви и красоты. Когда она читала, то словно превращалась в другого человека и переставала быть никчемным заморышем из дрянной семейки Девлинов.

Она давно уже перестала брать в руки книгу в присутствии отца и братьев, потому что они в лучшем случае ее жестоко высмеивали, а когда у кого-нибудь из них выпадало особенно дурное настроение, у нее могли отнять книгу и швырнуть ее в огонь или в туалет. А потом еще ржать над ее отчаянными попытками спасти ее, как будто ничего смешнее на свете быть не может. Рини просто ворчала, что вместо того чтобы сидеть, уткнувшись носом в книгу, уж лучше бы Фэйт делала что-то по дому. Но она, по крайней мере, не выхватывала книгу у дочери из рук. Джоди порой тоже смеялась над увлечением младшей сестры, но как-то так, мимоходом. Она просто не понимала, как это можно сидеть и читать часами, когда вокруг столько удовольствий.

Эти драгоценные редкие минуты, когда она могла спокойно почитать, были словно лучом света в темном царстве ее жизни, если не считать тех дней, когда ей удавалось увидеть Грея. Порой ей казалось, что если не взять в руки книгу и не прочитать хоть несколько страниц, то она схватится за голову, закричит и уже не сможет остановиться. С другой стороны, какую бы гадость ни выкинул отец, что бы ни сказали за ее спиной люди о ее семье, что бы ни задумали Расс и Ники и как бы ни был слаб бедняжка Скотти, стоило ей раскрыть книгу, как она тут же забывала обо всех неприятностях на свете.

Сегодня у нее выпало такое счастливое время, и она с жадностью погрузилась в чтение «Ребекки». Сев на кровать, она вытащила из-под нее спрятанную там свечу, зажгла ее, поставила на деревянный ящик справа от своей раскладушки, а сама откинулась спиной на голую стену. Света от свечи, как ни скуден он был, вполне хватало для того, чтобы читать, не слишком сильно напрягая глаза. «Скоро, — пообещала она себе, — я куплю настоящую настольную лампу, которая будет давать мягкий уютный свет. И подушку, на которую можно будет откидываться».

Скоро…

Было уже за полночь, когда она устала бороться с собой. Глаза неудержимо слипались. Ей не хотелось оставлять чтение, но ее клонило ко сну, и строчки уже начинали плыть перед глазами. Вздохнув, она поднялась, сунула книжку обратно под матрас и выключила свет. Затем легла — пружины раскладушки неприятно взвизгнули под тяжестью ее тела, натянула на себя старое одеяло и задула свечу.

Как назло, в потемках сон не шел. Она беспокойно ворочалась с боку на бок на узкой раскладушке, поминутно впадая в дрему. На краткие мгновения в сознании оживали только что прочитанные романтические сцены из книги…

Ближе к часу домой заявились Расс и Ники. Спотыкаясь и бессовестно шумя, они поднялись на крыльцо. Вспоминая выходку какого-то своего приятеля, учиненную сегодня, они ржали во все горло. Оба еще были несовершеннолетние, но такое пустячное понятие, как закон, переставало существовать для них, когда им хотелось что-нибудь заполучить вопреки ему. Им еще не отпускали спиртное в придорожных закусочных и барах, но было много других способов достать себе выпивку, и братья Девлины знали их все. Иногда они воровали виски, а иногда просто просили купить «бухла» какого-нибудь взрослого дядьку, давая ему деньги, тоже украденные где-то. Ни тот ни другой не работал, потому что в городе не было человека, который отважился бы их нанять. Всем было хорошо известно, что Девлины — отъявленные ворюги.

— Во дает старик Росс! — орал Ники, хохоча. — Ба-бах!

Этих непонятных слов вполне хватило пьяному Рассу для того, чтобы тоже расхохотаться. Через минуту Фэйт, которая прислушивалась к их несвязному пьяному бреду, поняла, что речь идет об одном их приятеле, которого звали Росс, и что этот Росс испугался, когда что-то куда-то грохнулось с оглушительным шумом и треском. Братья ржали так, как будто ничего смешнее на свете и быть не могло, хотя Фэйт знала, что наутро они даже не вспомнят об этом.

Они разбудили-таки Скотти, и она услышала, как малыш недовольно засопел. Но не заплакал, поэтому она и не стала вставать со своей койки. Ей очень не хотелось идти к ним в комнату в одной ночной рубашке — от одной мысли об этом ей становилось страшно, но она пошла бы, если бы они напугали Скотти и тот заплакал. Ники сказал только:

— Заткнись и спи.

И Скотти замолчал.

Через несколько минут старшие братья тоже заснули, и к отцовскому громкому храпу добавился их молодой храп.

Примерно еще через полчаса домой пришла Джоди. Она старалась не шуметь и, держа туфли в руках, на цыпочках пробралась в дом. От нее пахло пивом и потными мужчинами, и эта ужасно отвратительная смесь окрасилась в сознании Фэйт в желто-красно-бурые тона. Джоди не стала раздеваться, просто плюхнулась на свою койку и шумно вздохнула.

— Ты не спишь, Фэйти? — спросила она через минуту. Язык у нее заплетался.

— Нет.

— А я думала, спишь. Зря не пошла со мной. Мы классно провели время. — Последняя фраза была исполнена чувственности. — Ты даже не знаешь, что ты пропустила, Фэйти.

— Раз не знаю, значит, и жалеть нечего, верно? — отозвалась Фэйт и услышала, как сестра хихикнула.

Фэйт вновь впала в полудрему, рассеянно прислушиваясь к тому, что происходило на улице. Она надеялась услышать, когда вернется мать. Дважды она стряхивала с себя сон и садилась на кровати, гадая, вернулась ли Рини и если да, то как ей удалось не разбудить ее? Оба раза она поднималась и выглядывала из окна, думая увидеть ее спортивную машину. Но ее не было.

В ту ночь Рини вообще не пришла домой.

Глава 3

— Папа сегодня не ночевал!

Моника стояла в столовой у окна, и у нее было несчастное выражение лица. Грей продолжал как ни в чем не бывало завтракать: ему трудно было испортить аппетит. Так вот отчего Моника поднялась сегодня так рано. Обычно она спала как минимум до десяти часов. И чем она занималась, интересно, все это время? Отца в окно высматривала? А от него-то, Грея, чего она, собственно, ждет? Что он отправит отца, когда тот все-таки вернется, в постель без ужина?

Сколько Грей себя помнил, у отца всегда были женщины. Впрочем, его связь с Рини Девлин что-то и вправду уж очень затянулась.

Его матери Ноэль было все равно, где ночует Ги, лишь бы только не с ней. Она просто делала вид, что ничего не происходит. А раз матери было наплевать, то и Грею тоже. Все было бы иначе, если бы Ноэль хоть раз выразила по этому поводу что-нибудь вроде недовольства, но куда там! И дело было не в том, что она не любила Ги. Грей-то как раз полагал, что мать его по-своему любит. Беда была в том, что ей был органически противен секс, она терпеть не могла, когда до нее даже просто дотрагивались, хотя и случайно. Так что иметь любовницу — это был, как ни крути, лучший вариант для Ги. С Ноэль он держал себя неизменно обходительно и нежно, и, несмотря на то, что он не особенно скрывал своих измен, о разводе не могло быть и речи. Отношения, которые существовали между родителями, были освящены традициями, но Грей наверняка знал, что сам он подобного не допустит, когда ему придет время жениться. Родителей же их положение, по-видимому, вполне устраивало.

Моника, однако, была не в состоянии понять это. Она возомнила себя выразительницей ущемленных интересов Ноэль и вообще относилась к матери так, как Грей никогда бы не смог относиться, ибо знал, что Ноэль отнюдь не оскорбляют и не унижают любовные шашни мужа. Вместе с тем Моника и отца обожала, и счастью ее не было предела, когда тот обращал на нее внимание. В ее сознании давно сложился образ идеальной, благополучной семьи, где все тесно привязаны друг к другу, каждый помогает другому, где родители верны друг другу до гроба. Всю свою жизнь Моника стремилась к тому, чтобы ее семья соответствовала этому образу.

— Мама знает? — спокойно спросил Грей. Ему захотелось добавить к этому: «Неужели ты всерьез полагаешь, что ей есть какое-то дело до этого, даже если она все знает?» Но он сдержался. Временами ему становилось жалко Монику, он любил ее и никогда нарочно не причинял ей боли.

Моника покачала головой.

— Она еще не вставала.

— Так о чем же тогда беспокоиться? К тому времени, как она встанет, отец уже вернется, и мама решит, что он просто уходил куда-то утром.

— Он провел эту ночь с ней! — прошипела Моника, резко оборачиваясь к брату. Ее темные глаза блестели от стоявших в них слез. — С этой Девлин!

— Ты этого не можешь знать. А если он просто засиделся за покером?

Грей знал, что Ги любит покер, но на самом деле чувствовал, что на сей раз карты ни при чем. Он хорошо знал своего отца и поэтому не сомневался в том, что покеру тот предпочел бы провести ночь вместе с Рини Девлин или с какой-нибудь другой женщиной, на которую положил глаз. Если Рини полагала, что он будет сохранять ей верность, то она просто дура.

— Ты так думаешь? — спросила Моника. Она была готова поверить сейчас в самое невероятное объяснение, лишь бы не думать о самом вероятном.

Грей пожал плечами.

— Вполне возможно.

А про себя подумал: «Так же возможно, как и то, что сейчас в дом может ударить метеорит. Возможно, но маловероятно».

Он допил кофе и, отодвинув стул, поднялся.

— Когда он вернется, передай ему, что я уехал в Батон-Руж. Хочу глянуть на тот дом, о котором мы с ним говорили. Вернусь самое позднее к трем.

Поскольку вид у сестры был несчастный, он обнял ее за плечи и притянул к себе. Монику каким-то образом угораздило появиться на этот свет совершенно лишенной качеств, которыми были наделены другие члены семьи: решительности и уверенности в себе. Даже Ноэль, несмотря на равнодушие и холодность, отлично отдавала себе отчет в том, что она хочет и как этого добиться. Отец, мать и Грей являлись сильными личностями. Моника на их фоне выглядела беспомощной.

Она на несколько секунд ткнулась лбом ему в плечо. Вот точно так же она поступала в детстве, когда поблизости не было отца, чтобы развеять ее страхи и неприятности. И хотя Грей был всего на два года старше Моники, он всегда защищал ее, так как с давних пор знал, что ей не хватает внутреннего стержня.

— Ну, что мне делать, если он все-таки провел ночь с этой шлюхой?! — спросила она несчастным голосом.

Грей не хотел показывать поднимавшегося в нем раздражения, но нетерпеливые нотки в его голосе все же угадывались:

— Ничего не надо делать. Это не твое дело. — Его слова уязвили Монику. Она отшатнулась от брата и посмотрела на него с упреком.

— Как ты можешь так говорить?! Я же волнуюсь за него!

— Я знаю, что ты волнуешься, — через силу смягчившись, проговорил Грей. — Но с твоей стороны это пустая трата времени и чувств, отец все равно не скажет тебе за это спасибо.

— Ты всегда становишься на его сторону, потому что ты такой же, как он! — Слезы побежали у нее по щекам, и она отвернулась. — Наверняка у твоего «дома»в Батон-Руж имеются длинные ноги и большие сиськи! Что ж, езжай, развлекайся!

— Так и сделаю, — иронично заметил он. Сначала ему действительно нужно было взглянуть на один дом, а потом…это уже другое дело. Он был сильный и здоровый юноша, и половое влечение, впервые сильно проявившееся лет в пятнадцать, с тех пор не ослабевало. Оно все время давало о себе знать. Грей был постоянно мучим этой жаждой и благодарил Бога за то, что ему нетрудно было находить женщин для ее утоления. Этому способствовали денежки, водившиеся у него в семье. Грей не был склонен ханжески преуменьшать их роль.

Причины, которые побуждали женщину ложиться с ним в постель, его не волновали. Ему было все равно, приходит ли она к нему, потому что он ей нравится или потому что она положила глаз на банковский счет Руярдов. Грей думал только об одном: что вот сейчас под ним будет нежное и теплое тело, которое примет в себя его пышущую страсть и даст временное облегчение. Он еще ни разу не любил, но секс ему нравился. Секс и все, что с ним было связано: запахи, ощущения, звуки. В состояние особенного восторга его приводило «мгновение проникновения», когда он сначала преодолевал легкое сопротивление женского тела своему давлению, а потом чувствовал, что его принимает и обволакивает влажная и жаркая тугая, нежная плоть. Боже, это было просто бесподобно!

Грей всегда был исключительно осторожен и надевал презерватив даже тогда, когда женщина говорила, что она принимает противозачаточные таблетки. Ибо он знал, что женщина всегда может соврать, а умный человек рисковать не станет.

Он не знал наверняка, но подозревал, что Моника до сих пор оставалась девственницей. И хотя она была более эмоциональна, чем мать, в ней все-таки было что-то от Ноэль. Какая-то внутренняя холодность, которая отпугивала мужчин. От Ноэль она унаследовала холодность, но не унаследовала уверенности в себе; от отца взяла эмоциональную возбудимость, но прошла мимо его исключительно развитой чувственности. Грей же, наоборот, взял от отца юный пыл, а от матери — внутренний стержень. Он любил заниматься сексом, но не становился заложником и рабом своей плоти, как Ги. Он знал, как сказать «нет», и умел это делать. К тому же Грей считал, что на женщин вкус у него развит лучше, чем у отца.

Он легонько потянул за темный локон Моники.

— Я позвоню Алексу. Он должен знать, где папа.

Александр Чилетт был местным адвокатом и являлся лучшим другом Ги.

Губы ее дрожали, но она улыбнулась сквозь слезы:

— Он найдет папу и скажет, чтобы тот шел домой. — Грей фыркнул. Его изумляло то, что Моника, дожив до двадцати лет, так ничего и не узнала про мужчин.

— Насчет этого сомневаюсь, но по крайней мере его информация может тебя успокоить.

Он знал, что если Алекс что и скажет Монике, так только то, что ее отец просидел всю ночь за покером. Даже если на самом деле Алексу был известен номер в отеле, который снял его лучший друг.

Он прошел в кабинет, из которого Ги управлял своей собственностью, всеми своими финансами и где давал уроки бизнеса сыну. Бизнес завораживающе действовал на Грея. Настолько завораживающе, что молодой человек добровольно отказался от карьеры профессионального футбольного игрока. Впрочем, для него это не явилось такой уж большой жертвой. Грей знал, что был бы неплохим профи, но звезды первой величины из него бы не получилось. Если бы он посвятил свою жизнь футболу, то играл бы лет восемь или около того, если бы ему, конечно, повезло избежать серьезных травм, получая хорошие, но не особенно большие деньги.

Футбол он любил, но бизнес привлекал его сильнее. В эту игру можно было играть дольше, зарабатывать больше и, в сущности, по тем же правилам, главным из которых являлась беспощадность к сопернику.

Хотя Грей знал, что отец гордился бы, если бы он ушел в профессиональный футбол, ему показалось, что Ги вздохнул с некоторым облегчением, когда сын все-таки предпочел вернуться домой. За те несколько месяцев, что прошли после университетского выпуска, отец вложил в голову Грея такие практические знания о бизнесе, которых не найдешь ни в одном учебнике.

Грей провел кончиками пальцев по полированной поверхности отцовского рабочего стола. В углу в рамке стояла фотография Ноэль «восемь на десять». Вокруг были разложены карточки поменьше, на которых в разные годы были сняты он и Моника. Они окружали Ноэль, словно подданные королеву, но не как дети, прижавшиеся к юбке матери. Лучи утреннего солнца падали прямо на большую фотографию, высвечивая на ней такие детали, которые в жизни, как правило, оставались в тени. Грей задержался взглядом на снимке, внимательно вглядываясь в лицо матери.

Ноэль была красивой женщиной, но это была не та броская красота, которой отличалась Рини Девлин. Если Рини была вся яркое солнце, жар и смелость, то Ноэль олицетворяла собой луну, холод и сдержанность. У нее были густые и блестящие темные волосы, которые она закручивала сзади на свой собственный манер, и красивые голубые глаза, которые не унаследовали ни Грей, ни Моника. Она не была французской креолкой, а происходила из старой доброй американской семьи. Поначалу кое-кому в их округе казалось, что она не пара Ги Руярду, но в итоге по царственности поведения Ноэль превзошла всех креолок, и скептики быстро замолчали. Единственным напоминанием о происхождении матери оставалось теперь только его собственное имя — Грейсон. Это была фамилия родителей Ноэль. Но оно давным-давно было укорочено до Грея, и все думали, что его назвали так потому, что это имя было созвучно имени его отца Ги.

На столе лежал раскрытый журнал отца. Присев на край стола и потянувшись к телефонному аппарату, Грей на секунду задержался взглядом на журнале. Сегодня у отца на десять часов была назначена встреча с банкиром Уильямом Грейди. Только сейчас Грей испытал нечто вроде беспокойства. До сих пор Ги ни разу не позволял женщинам вставать на пути его бизнеса. Отец не мог явиться на деловое свидание небритым и в несвежей сорочке.

Он быстро набрал номер Алекса Чилетта. После первого же звонка на том конце провода трубку сняла его секретарь:

— «Чилетт и Андерсон, адвокатская контора».

— Доброе утро, Андреа. Алекс уже появился?

— Конечно, — весело ответила она, тут же узнав Грея по его характерному густому бархатному голосу. — Ты же его знаешь. Он всегда является ровно в девять, и я не знаю, что могло бы его задержать хоть на минуту. Разве что землетрясение. Подожди, сейчас он возьмет трубку.

Грей слишком хорошо знал Андреа, чтобы предполагать, что она свяжется с Алексом по внутренней связи. Он часто бывал в этой адвокатской конторе еще с детства и знал, что Андреа пользовалась интеркомом только тогда, когда у нее в приемной сидел какой-нибудь незнакомый человек. В остальных случаях она просто поворачивалась в своем крутящемся кресле и звала Алекса — открытая дверь его кабинета была как раз перед ней.

Грей улыбнулся, вспомнив одну историю из жизни Алекса, о которой ему со смехом рассказывал отец. Как-то Алекс попытался повлиять на свою секретаршу и приучить ее к официальному стилю поведения в офисе. Однако инициатива добряка Алекса благополучно провалилась. Оскорбленная Андреа мгновенно превратилась в ледышку, и в адвокатской конторе задули полярные ветры. Вместо обычного «Алекса» она стала обращаться к нему исключительно «мистер Чилетт», стала пользоваться только интеркомом, и скоро дружеская атмосфера, которой славился их офис, исчезла без следа. Стоило Алексу остановиться у ее стола, чтобы немного поболтать, как она тут же вставала и уходила в туалет. До этого Андреа добровольно брала на себя выполнение разных мелочей и тем самым заметно разгружала рабочий график Алекса. Теперь все это в одночасье свалилось на его плечи. Он поймал себя на том, что стал приходить раньше, а уходить позже, в то время как Андреа вдруг стала отличаться страшной педантичностью в отношении своего рабочего времени. Уволить ее и заменить кем-нибудь другим нечего было и думать: в Прескоте нелегко подыскать равноценную замену секретарю адвокатской конторы. Словом, через две недели Алекс запросил пощады, и с тех пор всякий раз, когда он зачем-либо требовался, в офисе раздавался ее зычный голос.

Алекс поднял трубку у себя в кабинете.

— Доброе утро, Грей, — лениво, растягивая по своему обыкновению слова, проговорил он. — Что-то ты сегодня раненько?

— Не так уж и рано. — Грей начинал свой день раньше Ги, но многие по традиции думали: «Как у отца, так должно быть и у сына». — Собираюсь в Батон-Руж взглянуть на один дом. Алекс, ты случайно не знаешь, где отец?

На том конце провода возникла некоторая пауза.

— Нет, не знаю… — Снова молчание. — А что, что-то случилось?

— Он не ночевал дома, а в десять у него встреча с Уильямом Грейди.

Алекс негромко чертыхнулся, и Грей понял, что тот встревожен.

— О Господи, честно говоря, не думал, что он… О, черт!

— Алекс, — ледяным голосом проговорил Грей. — Что происходит?

— Клянусь, Грей, я не думал, что он все-таки пойдет на это, — несчастным голосом отозвался Алекс. — Может, это еще и не так. Может, он просто проспал.

— Что «не так»?

— Он пару раз говорил об этом, но только за выпивкой. Клянусь, я не знал, что он это серьезно… Боже, как он мог?!

Грей так сильно стиснул в руке трубку, что она хрустнула.

— О чем ты, Алекс? Ты сказал: «Я не знал, что он это серьезно». Насчет чего серьезно?

— Насчет того, чтобы бросить твою мать, — сглотнув, проговорил Алекс. — И сбежать с Рини Девлин.

Грей аккуратно положил трубку на аппарат. Несколько секунд он стоял неподвижно, уставившись на телефон. Нет, невозможно. Отец не мог этого сделать. Зачем? Зачем убегать вместе с Рини, если ему и так никто не мешал ее трахать? Алекс ошибся. Ги никогда не бросил бы своих детей и бизнес.

Но тут Грей вспомнил, какое видимое облегчение испытал отец, когда сын вернулся из университета домой, а не остался в команде. Вспомнил он и то, как торопливо отец стал передавать ему свои знания и вводить в курс дел…

Грей еще примерно с минуту отказывался верить в то, что произошло, но он был реалистом и не мог себя долго обманывать. Первоначальное оцепенение стало проходить, и на его месте начала закипать слепая ярость. Схватив телефонный аппарат, он зашвырнул его в окно. Послышался звон разбитого стекла, а затем торопливый стук шагов, приближавшихся к кабинету из холла.

Фэйт и Скотти проснулись, когда весь дом еще спал. Фэйт быстро накормила младшего брата завтраком и, взяв его за руку, пошла к ручью, где Скотти мог поплескаться на мелководье. Она знала, что он снова будет пытаться поймать руками речного рака. До сих пор ему это ни разу не удавалось сделать, но, приходя на ручей, он всегда начинал охоту. Утро стояло прелестное, солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев и играли на воде ручья. В воздухе носились свежие и крепкие запахи, полные хороших, чистых цветов. Фэйт быстро забыла о кислой перегарной вони, которой наполнило их лачугу дыхание четырех родственников, дрыхнувших после вчерашней гулянки.

От Скотта не приходилось ожидать, что он не промокнет. Это все равно, что надеяться на то, что солнце взойдет на западе. Поэтому, когда они пришли на место, она сняла с него шортики и рубашку, оставив лишь нижнее белье. Фэйт принесла с собой также сухую смену белья. Она аккуратно развесила его одежду на ветке и вошла в ручей, чтобы присматривать за братом, который совершенно не обращал внимания на змей, потому что не знал, что они опасны. Фэйт тоже их не боялась, но в отличие от Скотти понимала, что нужно быть осторожной.

Она дала ему поиграть часа два, потом вытащила из воды и отнесла на берег. Скотти отчаянно брыкался и протестовал.

— Нельзя долго сидеть в воде, — говорила она. — Посмотри на свои пальцы на ногах. Они все сморщились, как чернослив.

Опустившись на землю, она сменила ему белье, затем одела. Ей пришлось нелегко, так как Скотти продолжал сопротивляться и все порывался удрать от нее обратно к воде.

— Давай посмотрим на белочек, — предложила она. — Ты видишь их?

Внимание малыша было мгновенно отвлечено от ручья. Он задрал голову и стал вглядываться в кроны деревьев. Круглые глазенки его засветились живым восторгом. Фэйт взяла его за руку и медленно повела по лесной тропинке, которая, сильно виляя, вела к дому. Может, к тому времени, как они дойдут, Рини уже вернется домой.

Мать и раньше не приходила ночевать, но Фэйт не могла к этому привыкнуть. В ней постоянно жил потаенный страх, что однажды Рини уйдет и больше никогда не вернется. Фэйт не принадлежала к числу тех людей, которые рады обманываться, и понимала, как это и ни было горько, что, если мать встретит мужчину с деньгами, который наобещает ей с три короба, она исчезнет имеете с ним, только ее и видели. А из Прескота она до сих пор не уехала, возможно, только из-за Ги Руярда. Если же Ги ее бросит, мать не задержится в доме ни одной лишней минуты.

Скотти заметил двух белок. Одна прыгала по длинной ветке, а другая взбиралась по стволу дерева. Они были как раз впереди, поэтому он не упирался и шел с Фэйт охотно. Когда же деревья кончились и показался их дом, он протестующе засопел и попытался вырвать свою руку.

— Перестань, Скотти, — сказала Фэйт, когда они вышли на неровную грязную дорогу, ведущую к дому. — Я сейчас больше не могу играть с тобой, но обещаю, что поиграю в машинки, когда…

До нее донесся шум мотора приближавшегося автомобиля, который с каждой секундой становился все громче. В первую минуту, облегченно вздохнув, она решила, что это мама. Но в следующее мгновение из-за поворота показалась отнюдь не спортивная машина Рини. Это был черный «корвет»с откидным верхом, купленный Греем недавно и сменивший «корвет» серебристого цвета, на котором он ездил, будучи студентом. Фэйт остановилась как вкопанная, мгновенно позабыв и про Скотти, и про Рини. Ей показалось, что у нее на секунду остановилось сердце, но тут же забилось с такой неистовой силой, что ей стало дурно.

Господи, Грей!.. Он приехал сюда, к ним!..

Она была настолько ослеплена ощущением неземной радости, что позабыла обо всем на свете. Чисто механически она вытолкнула Скотти с дороги на обочину. «Грей!»— пело ее сердце. От одной мысли о том, что сейчас, возможно, он снова заговорит с ней, пусть даже просто поздоровается, в коленях началась мелкая дрожь, которая стала быстро подниматься по ее стройному телу.

Она, не отрывая глаз, смотрела на него, упиваясь одним видом его машины, которая все приближалась. Он сидел за рулем, и ей почти не было его видно, по Фэйт показалось, что он еще больше похудел с тех пор, кик играл и футбол за университетскую команду, а волосы стили еще длиннее. Глаза остались такими же: черными, как угли, манящими… Они скользнули по ней, когда «корвет» проезжал мимо нее и Скотти. Он едва заметно кивнул ей в знак приветствия.

Скотти потянул ее за руку, захваченный зрелищем красивой машины. Ему очень правилась машина Рини, и Фэйт постоянно приходилось следить за тем, чтобы он не приближался к ней, ибо одна мысль о том, что он может оставить на ее блестящем корпусе отпечатки своих маленьких, вечно грязных ладошек, способна была вывести мать из себя.

— Хорошо, — прошептала Фэйт, завороженно глядя вперед. — Пойдем посмотрим на красивую машинку.

Они опять вышли на дорогу и пошли к дому, перед которым как раз затормозил «корвет». Дверца распахнулась, и сначала показалась одна длинная нога, затем другая. Грей вышел из машины и вытянулся во весь свой рост. Фэйт подивилась, как он мог уместиться в автомобиле с таким низким кузовом. Взлетев по шаткому крыльцу, состоявшему всего из двух ступенек, он рывком распахнул внешнюю дверь-сетку и скрылся внутри.

Фэйт обратила внимание на то, что он не постучал. Что-то случилось. Он не постучал…

Она ускорила шаг настолько, что Скотги стал спотыкаться. Младший брат явно не поспевал за ней, и, несмотря на то, что он вынужден был отчаянно перебирать своими маленькими ножками, они у него стали быстро заплетаться.

Он протестующе захныкал. Вспомнив про его сердце, Фэйт почувствовала, как ее охватил ледяной ужас. Остановившись, она наклонилась к нему:

— Прости, милый, прости меня! Я не хотела заставлять тебя бежать.

С этими словами она подняла его на руки. Скотти был тяжел для такой хрупкой девушки, как Фэйт. Она почувствовала, как болезненно напряглись мышцы спины. Она пошла вперед, не замечая камешков, на которые наступала босыми ногами, и клубов придорожной пыли. Скотти тянул вниз, и дом, казалось, совсем не приближался. В висках отчаянно пульсировала кровь, она начала задыхаться.

Из дома до нее донесся какой-то нечленораздельный рев. Она узнала голос отца, который был тут же перекрыт более мощным и раскатистым баритоном Грея. Тяжело дыша, она еще ускорила шаг и, наконец, дошла до двери. Та, скрипнув, отворилась, и Фэйт вошла в дом. Глаза сразу не могли привыкнуть к полумраку. Она остановилась на месте. Дом был наполнен криками отца и проклятиями Грея. У Фэйт появилось ощущение, что она застряла в черном кошмарном туннеле.

Она опустила Скотти на пол. Малыш был напуган криками и тут же прижался к ее ногам, уткнувшись в них лицом.

Глаза постепенно привыкли к темноте, крики на время стихли, а звуки стали более или менее членораздельными. Фэйт стала вслушиваться и тут же пожалела об этом.

Грей стащил Эмоса с постели и поволок его на кухню. Эмос орал, отчаянно ругался и хватался руками за дверную притолоку. Но где ему было тягаться с крепким молодым человеком! Поэтому когда Грей вытолкнул его на середину кухни, Эмос едва удержался на ногах.

— Где Рини? — рявкнул Грей, грозно нависнув над Эмосом, который испуганно отшатнулся назад.

Эмос стал водить своими налившимися кровью глазами по комнате, словно пытаясь отыскать жену.

— Во всяком случае, не здесь, — пробормотал он.

— Это я вижу и без тебя, урод вонючий! Я хочу знать, где она?!

Эмос покачнулся на нетвердых ногах и вдруг рыгнул. Он был бос, и на нем висели только штаны с расстегнутой ширинкой. Нечесаные волосы торчали в разные стороны, на подбородке темнела щетина, глаза были красные, изо рта шел жуткий запах. В отличие от него Грей имел совсем другой вид. Его черные волосы были аккуратно зачесаны назад, на нем были безупречной белизны сорочка и сшитые на заказ по фигуре широкие брюки.

— Какое ты имеешь право допрашивать меня?! Мне плевать, кто твой папаша! — жалобно простонал Эмос. Словно убоявшись смысла собственных слов, он продолжал пятиться от Грея.

Расс и Ники показались из своей комнаты и остановились на пороге кухни. Они не попытались защитить отца — связываться с таким громилой, как Грей, им явно не хотелось. У них не было привычки налетать на того, кто мог дать сдачи.

— Ты знаешь, где находится Рини? — вновь спросил Грей.

Эмос нервно передернул плечами.

— Наверно, ушла куда-то, — угрюмо проворчал он.

— Когда?

— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?! Я спал! Откуда мне знать, когда она ушла?!

— Она ночевала здесь?

— Разумеется! Проклятие, на что ты намекаешь?! — заорал Эмос. Язык у него заплетался: он все еще окончательно не протрезвел после вчерашнего.

— Я намекаю на то, что твоя шлюха тебя бросила! — рявкнул в ответ Грей, тряхнув головой. Волосы разлетелись по плечам, на шее вздулись вены.

Ужас сковал Фэйт, перед глазами все поплыло.

— Нет! — задохнувшись, прошептала она. Грей услышал и резко обернулся. В его темных глазах, скользнувших по ней, светилась ярость.

— Ты по крайней мере выглядишь трезвой. Тебе известно, где Рини? Она ночевала здесь?

Фэйт машинально покачала головой. Ощущение катастрофы навалилось на нее, и в нос ударило острым и ядовитым, желтым запахом… собственного страха.

Губы его скривились в злой усмешке, обнажив два ряда крепких белых зубов.

— Я так и знал. Она сбежала с моим отцом.

Фэйт снова покачала головой и уже не могла остановиться. Нет, нет, нет… Словно кто-то молотком вбивал ей в мозг это слово.

«Боже мой, нет!»

— Ты лжешь! — взвизгнул Эмос. Нетвердой походкой он приблизился к шаткому кухонному столу и бессильно опустился на одну из табуреток. — Рини ни за что не бросила бы меня и детей. Она меня любит. А твой развратный папашка просто подцепил себе на ночь новую подстилку…

Грей молниеносно, будто змея, метнулся к нему и засадил кулаком в подбородок, Эмос полетел на пол вместе с табуреткой, которая раскололась на мелкие щепы.

Взвыв от ужаса, Скотти крепче прижался к Фэйт, уткнув лицо в ее бедро. Он заревел, а она была настолько потрясена всем происходящим, что даже не подумала о том, чтобы обнять его и как-то утешить.

Эмос с трудом поднялся с пола и встал так, что между ним и Греем оказался кухонный стол.

— За что?! — заныл он, держась за ушибленный подбородок. — Что я тебе сделал?! По-твоему, это я виноват в том, что Рини задумала вместе с твоим папашкой?

— Что за крики? — вдруг раздался с порога знойный голос Джоди. Подобным голосом она говорила всегда, когда хотела соблазнить мужчину. Фэйт оглянулась на дверь, ведущую из ее с сестрой комнатки в пристройке, и глаза ее округлились от ужаса. Джоди стояла, развязно прислонившись к косяку. Нечесаные светлые с рыжинкой волосы рассыпались по голым плечам. На ней были только красные кружевные трусики и такой же лифчик, который еле закрывал ее груди. Она невинно смотрела на Грея, и эта невинность была настолько фальшива, что Фэйт внутренне содрогнулась.

Грей оглянулся на Джоди, и на его лице появилось выражение крайнего отвращения. Презрительно скривившись, он нарочно повернулся к ней спиной.

— Чтобы к вечеру вас здесь не было, — ледяным голосом произнес он, обращаясь к Эмосу. — От вас одна только вонь на моей земле, и мне надоело вдыхать этот смрад.

— Что?! — задохнувшись, воскликнул Эмос. — Ах ты, высокомерный недоносок! Ты не посмеешь выгнать нас! Есть законы…

— Вы не платите арендную плату, — усмехнувшись, спокойно проговорил Грей. — На таких, как вы, эти законы не распространяются. Так вот, вон отсюда.

Он повернулся и пошел к выходу.

— Подожди! — взвыл Эмос, облизав пересохшие губы. В глазах его была паника, он ошеломленно озирался по комнате, словно пытаясь найти выход из положения. — Ну зачем так торопиться? Может… может, они просто решили прокатиться? Они вернутся! Точно! Рини вернется, ей незачем было убегать.

Грей неприятно рассмеялся. Взгляд его скользнул по убогой обстановке лачуги. Кто-то, — наверное, младшая дочь, — явно пытался содержать эту конуру в чистоте, но это все равно что пытаться сдержать морской прилив.

Эмос и братья, такие же пьяные, как и отец, мрачно следили за Греем. Старшая дочь все еще стояла в дверях, выставляя напоказ свои прелести и только что не скидывая лифчик. Маленький мальчишка с синдромом Дауна выл и цеплялся к ногам младшей дочери. Та стояла на месте, будто превратившись в камень, и смотрела на него широко раскрытыми и пустыми зелеными глазами. Волосы свободно падали по плечам, босые ноги были в грязи.

Фэйт стояла близко к Грею и поэтому легко прочитала то выражение, которое появилось у него на лице после того, как он огляделся вокруг. Прочитала и внутренне съежилась. Взгляд Грея медленно скользил по лачуге, по ее обитателям и наконец задержался на ней. Фэйт поняла, что он хотел сказать этим взглядом: «Ты, вся твоя жизнь и жизнь твоей семьи ничего не стоят».

— Незачем убегать, говоришь? — Он усмехнулся. — Насколько я вижу, ей незачем возвращаться!

Ответом ему была тишина. Он обошел Фэйт и, рывком распахнув дверь-сетку, вышел. Дверь стукнулась о стенку и захлопнулась. Через минуту на дворе взревел мотор.

Грей уехал. Фэйт, замерев, по-прежнему стояла в прихожей. Скотти все еще жался к ее ногам и плакал от страха. Фэйт охватило оцепенение. Она знала, что нужно что-то делать, но что? Грей сказал, чтобы они убирались с его земли, и это были настолько страшные слова, что трудно было сразу понять их смысл.

Он их выгнал. Но куда им податься?

Фэйт никак не могла расшевелить свои мысли. Она лишь машинально погладила рукой, которая стала такой тяжелой, что, казалось, налилась свинцом, Скотти по голове и произнесла:

— Все будет хорошо, все будет хорошо…

Фэйт знала, что лжет. Мамы больше нет, и хорошо уже никогда не будет. Глава 4

Грея била сильная дрожь. Скоро его начало трясти так, что он вынужден был остановить машину. Он уронил голову на руль и зажмурился, пытаясь как-то совладать с охватившей его паникой. Боже мой, что ему теперь делать?! Еще никогда в жизни ему не было так страшно.

Сердце щемило от невыносимой душевной боли, и он почувствовал себя ребенком, который бежит к матери и прячет лицо у нее в коленях. Почти как тот недоразвитый Девлин, который цеплялся к костлявым ногам своей старшей сестры. Только Грей не мог пойти к Ноэль. Никогда не мог, даже в детстве. Она всегда отталкивала от себя его маленькие ручки. Поэтому он быстро научился искать утешения у отца. Даже если бы Ноэль не была такой холодной, он все равно не смог бы найти у нее сейчас поддержки, ибо она сама в ней нуждалась.

Грей понял одно: теперь он и только он отвечает за мать и сестру.

Как отец мог так поступить? Как он мог их бросить? Предательство Ги разрывало Грею сердце. Что могла Рини предложить ему, чем могла настолько вскружить голову, что он повернулся спиной к своим детям, ко всей своей жизни? Грей всегда был близок с отцом, всегда чувствовал его любовь к себе и был за ним, как за каменной стеной. Теперь ничего этого не осталось. У Грея будто земля ушла из-под ног.

Он был охвачен ужасом. Ему всего двадцать два года. Размеренная, спокойная жизнь резко оборвалась, и впереди теперь его ждали проблемы, напоминавшие недоступные горные вершины. Ноэль и Моника еще ничего не знают. Ему необходимо найти в себе силы сказать им. Теперь он должен стать их защитником. Необходимо подавить собственную боль и сделать все, чтобы сохранить деньги семьи, иначе они в одночасье все потеряют. Если бы Ги умер, все было бы иначе. В этом случае Грей унаследовал бы его акции, деньги и положение. Но Ги просто исчез, не передав сыну никаких полномочий. И теперь состояние Руярдов может быть растащено быстро — глазом моргнуть не успеешь. Многочисленные хитрые инвесторы и советы директоров заберут власть в свои руки.

Грей понимал, что ему придется вести схватку не на жизнь, а на смерть, чтобы попытаться сохранить хотя бы половину из того, что у них было.

У него, Моники и Ноэль были на личных счетах кое-какие средства, но их будет недостаточно. Ги постарался передать сыну все свои знания о бизнесе и ввести его в курс своих дел, но не наделил властью. Впрочем, может, отец оставил письмо, в котором передавал Грею полномочия?

Перед ним забрезжила надежда.

Если письмо существует, то оно может быть только в одном месте — на столе в отцовском кабинете.

Необходимо будет связаться с Алексом и попросить у него помощи в выработке тактики действий в сложившихся условиях. Алекс неглупый человек и очень хороший юрист. Он мог бы далеко пойти, но не собирался никуда уезжать из Прескота. Помимо дружбы с Ги, он еще и заправлял всеми его делами, так что в отношении того, что предусмотрено законом в той ситуации, которая сложилась сейчас, он мог знать столько же, сколько и отец, если не больше.

«Мне нужна помощь от всех, кто может помочь, — уныло подумал Грей. — А если письма с передачей полномочий не окажется, то тогда все. Конец. В этом случае даже если мне удастся сохранить за нами только дом, я буду считать, что мне крупно повезло».

Он поднял голову, почувствовав, что наконец смог взять себя в руки. Боль отошла на второй план и сменилась ледяной решимостью. Черт возьми, матери и сестре придется тоже нелегко, и, будь он проклят, если лишит их крыши над головой.

Тронув машину с места, он устремился вперед, оставив детство у себя за спиной.

Первым делом он поехал в Прескот к Алексу. Грей понимал, что необходимо было начинать действовать, если он хотел успеть хоть что-нибудь спасти. Андреа при виде вошедшего Грея расплылась в широкой улыбке. Женщины всегда улыбались, завидев Грея. Легкий румянец выступил на ее круглом, приятном лице. Ей было сорок пять, и она годилась ему в матери, но возраст не играл никакой роли. В данном случае улыбка была естественной женской реакцией на встречу с высоким и физически крепким мужчиной.

Грей машинально улыбнулся в ответ.

— У Алекса кто-нибудь есть? Мне нужно с ним повидаться.

— Нет, он один. Проходи.

Грей обогнул ее стол и скрылся в кабинете Алекса, плотно прикрыв за собой дверь. Алекс поднял на него глаза. Он сидел за своим рабочим столом, заваленным бумагами, которые, однако, лежали не кучей, а аккуратными, тщательно отсортированными пачками. На лице Алекса отразилась тревога.

— Ну что? Ты нашел его?

Грей отрицательно покачал головой.

— Рини Девлин тоже не ночевала дома.

— О Господи… — простонал Алекс, бессильно откинувшись на спинку кресла. Зажмурившись, он стал растирать переносицу. — Невероятно! Я не знал, что он это серьезно… Боже мой, как он мог?! Ему же… — Он не договорил и только растерянно заморгал.

— …и так никто не мешал ее трахать, — грубовато закончил за него Грей. Подойдя к окну и сунув руки в карманы, он остановился и стал смотреть на улицу. Прескот был небольшим, городом. Всего около пятнадцати тысяч населения. Но сегодня на площади перед зданием городской администрации было весьма оживленное дорожное движение. Скоро все узнают о том, что Ги Руярд бросил жену и детей и сбежал с этой шлюхой Девлин…

— Мать знает? — напряженно спросил Алекс. Грей опять покачал головой.

— Нет еще. Я расскажу ей и Монике, как только вернусь домой. — Первоначальный шок уже прошел, и боль отпустила. Грей собрал свою волю в кулак и был сейчас на удивление сдержан. Будто смотрел на самого себя и на все происходящее со стороны. Сухо и деловито он спросил:

— Отец оставил у тебя какое-нибудь письмо с передачей мне полномочий?

До той минуты Алекс думал только о личных последствиях дезертирства Ги. Теперь же, осознав всю тяжесть сложившейся ситуации, он испугался по-настоящему.

Он приглушенно чертыхнулся.

— Нет, Ги ничего мне не оставлял. Иначе я понял бы, что он всерьез это задумал, и постарался бы его остановить.

— В таком случае письмо должно быть дома. Он может также позвонить не сегодня-завтра. Если так, то за финансовую сторону дела можно не беспокоиться. Но если письма нет и если он не позвонит… Словом, я не могу ждать. Необходимо начать продавать акции. И как можно скорее, пока весь город не узнал о том, что произошло, тогда котировки начнут стремительно падать.

— Он позвонит, — слабым голосом проговорил Алекс. — Не может не позвонить. Он не может вот так просто забыть о своих финансовых обязательствах. Ведь на карту поставлено целое состояние!

Грей пожал плечами и нарочито спокойно ответил:

— Он бросил свою семью. Неужели ты думаешь, что дела для него имеют большое значение? — И после паузы добавил:

— Я лично сильно сомневаюсь в том, что он вернется или позвонит. Полагаю, он твердо решил бросить все раз и навсегда. В последние месяцы он спешно вводил меня в курс дел. Теперь я понимаю почему. Если он думал остаться боссом, зачем ему было со мной так возиться?

— В таком случае должно быть письмо, — проговорил Алекс. — Ги был деловым человеком и не мог не позаботиться об этой стороне дела.

— Возможно. Но я теперь отвечаю за маму и Монику и не могу ждать у моря погоды. Я должен начать продажу акций немедленно и выручить столько денег, сколько только смогу. Чтобы иметь средства для того, чтобы начать новую жизнь. Если я не поспешу и если выяснится, что он ни о чем не позаботился, то завтра у нас не останется даже ночного горшка.

Алекс тяжело сглотнул и кивнул.

— О'кей. Я сейчас же принимаюсь за дело. Постараюсь сделать для тебя все, что в моих силах, но предупреждаю сразу: если Ги не оставил письма и если он не позвонит — дело табак. Конечно, Ноэль может развестись с ним и по суду отобрать себе половину денег, но на это уйдет время.

— Будем готовиться к худшему, — сказал Грей. — Я сейчас отправляюсь домой. Буду искать письмо. Но ты не жди от меня известий и начинай думать уже сейчас. Если письма не окажется, я сразу же звоню брокеру и начинаю продавать. Так или иначе, я дам тебе знать. И еще. Пока что обо всем этом — молчок.

Алекс поднялся из-за стола.

— Я даже Андреа ничего не скажу.

Он запустил руки в темную шевелюру, что говорило о крайней степени озабоченности, ибо Алекс вообще-то был не склонен к внешним нервным проявлениям. В глазах его сквозили боль и участие.

— Черт, мне так жаль, Грей… Такое ощущение, будто это я во всем виноват. Надо было что-то сделать…

Грей покачал головой.

— Не вини себя. Как ты сказал: кто же мог знать, что он это всерьез задумал? Нет, я обвиняю только его и Рини Девлин. — Он холодно улыбнулся. — Ума не приложу, чем она соблазнила его настолько, чтобы он бросил семью, но, похоже, все-таки соблазнила. — Мрачные мысли на минуту вновь овладели им, и он нахмурился, но затем тряхнул головой, словно отделываясь от наваждения, и направился к дверям. — Если найду что-нибудь, позвоню.

Когда он ушел, Алекс бессильно опустился в кресло, ноги не держали его. Когда Андреа заглянула к нему, стремясь удовлетворить свое любопытство, он с большим трудом смог как-то взять себя в руки.

— Что случилось с Греем?

— Ничего особенного. Он хотел поговорить со мной насчет одного личного дела.

Андреа обиделась на то, что он не доверяет ей.

— Может, я могу чем-нибудь помочь?

— Нет, все будет нормально. — Он вздохнул и провел рукой по глазам. — Почему бы тебе не пойти обедать? Заодно принесешь мне сандвич или еще что-нибудь в этом роде. Я жду звонка и не могу отлучиться.

— О'кей. Так что тебе конкретно принести? — Он махнул рукой.

— Все равно. Ты знаешь мои вкусы. Сделай мне приятный сюрприз.

Она ушла к себе, через несколько минут выключила компьютер, который Алекс купил год назад, сложила дискеты, забрала сумочку и ушла. Подождав еще какое-то время, Алекс вышел из своего кабинета и запер дверь в приемную. Сев за ее стол, он включил компьютер и стал быстро вводить текст.

— Будь ты проклят, Ги! — пробормотал он. — Сукин сын!

Грей остановил «корвет» перед широким парадным крыльцом дома, хотя Ноэль не раз говорила, что машины следует оставлять в гараже за домом. Аллея перед крыльцом была для гостей. А так, если машина кого-нибудь из членов семьи стоит на виду, значит, он дома и к нему можно заглянуть. А если он не хочет никого видеть, то уже не может отпереться и поэтому вынужден принимать посетителей, в том числе и незваных. В этом была вся Ноэль. Она во многом исповедовала стародавнюю викторианскую мораль. Обычно Грей потакал ей в этом, но сейчас мысли его были заняты гораздо более важными вещами, и к тому же у него не было времени.

Взлетев по крыльцу в два прыжка, он распахнул двойные двери. Моника, должно быть, увидела его из окна своей спальни, потому что торопливо спускалась по лестнице навстречу ему. Лицо ее было искажено тревогой.

— Папа еще не возвращался! — отчаянно прошептала она, оглядываясь на гостиную, где в эту минуту, очевидно, сидела за поздним завтраком их мать. — Зачем ты высадил стекло в его кабинете? А потом еще вылетел из дома как ошпаренный! И почему ты остановился перед домом? Ты же знаешь, что мама этого не любит.

Грей не ответил сестре. Быстрым шагом он направился по коридору в сторону отцовского кабинета. Каблуки его гулко стучали по паркетному полу. Моника устремилась вслед за ним и тоже юркнула в кабинет. Широко раскрытыми глазами она следила, за тем, как брат стал расшвыривать в разные стороны бумаги, лежавшие у отца на столе.

— Если Алекс будет говорить про покер, я ему не поверю, — сказала она. Губы ее слегка подрагивали. — Позвони ему, Грей. Пусть он скажет, где папа на самом деле.

— Подожди, — отозвался Грей нетерпеливо и даже не оглянувшись. Среди бумаг на столе письма о передаче ему полномочий не оказалась. Он стал открывать все подряд ящики.

— Грей! — резко повысив голос, проговорила сестра, — Неужели ты не понимаешь, что разыскать отца важнее, чем рыться у него в столе?!

Он замер, глубоко вздохнул и выпрямился.

— Моника, сядь вот сюда и немного помолчи, — мягко, но веско проговорил он, — Я ищу один очень важный документ, который папа мог здесь оставить. Через минуту ты можешь задавать мне свои вопросы.

Она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но, наткнувшись на его взгляд, передумала. Она молча опустилась на стул. На лице ее застыло недоуменное выражение. Грей тем временем возобновил свои поиски

Спустя несколько минут он бессильно опустился в отцовское рабочее кресло. Он понял, что проиграл. Письма не оказалось, хотя все говорило за то, что он должен был его найти. Отец столь торопливо вводил его в курс своих дел, а потом сбежал, не передав ему никакой доверенности на ведение этих самых дел?.. Бессмыслица! Алекс сказал, что Ги не мог не подумать об этом. Если же он намеревался остаться боссом, зачем же он тогда положил столько трудов на то, чтобы научить всему сына? Может, сначала он хотел передать дела Грею, но потом передумал? Да, похоже, других объяснений не существовало. Значит, скоро он, так или иначе, объявится. Максимум через пару дней, ибо его дела были так сложны, что требовали постоянного присутствия хозяина.

Но, как Грей уже сказал Алексу, он не мог ждать, пока все само собой образуется. Да, он не мог вообразить себе, что Ги «забыл»о своем бизнесе. Но до сегодняшнего утра он также не мог вообразить себе, что отец забудет о собственной семье и предпочтет жене и детям Рини Девлин. Невозможное стало возможным, и теперь Грей уже ни в чем на отца полагаться не мог. Ответственность за мать и сестру, столь нежданно-негаданно свалившаяся на него, жестоко давила на молодые плечи. Он не мог рисковать их благосостоянием.

Грей потянулся было к телефону, но не нашел его. Он смутно вспомнил о том, что разбил его утром. Оглянулся на окно. Оно уже было заложено досками. Грей поднялся и вышел в коридор. Второй телефонный аппарат стоял внизу на столике у самой лестницы. Моника следовала за ним по пятам. Она по-прежнему сохраняла молчание, хоть и злилась на брата за то, что тот заткнул ей рот.

Первым делом Грей позвонил Алексу. Тот снял трубку сразу же.

— Письма нет, — коротко бросил Грей. — Попытайся как-нибудь продумать вопрос о предоставлении мне доверенности на ведение дел.

Грей понимал, что предоставление доверенности на ведение дел — долгая песня, но надо было попробовать.

— Я уже начал, — ответил Алекс.

Затем Грей позвонил брокеру и отдал ему лаконичные и ясные инструкции. Если подтвердится самое худшее, ему понадобится максимум наличности.

А потом пришла очередь самого тяжкого. Он обернулся и увидел, что Моника смотрит на него широко раскрытыми, исполненными тревоги глазами.

— Что все это значит? — тихо спросила она. Грей внутренне собрался, затем взял Монику за руку и сказал:

— Пошли к матери.

Она хотела спросить что-то еще, но он только покачал головой.

Ноэль допивала чай и просматривала светскую колонку газеты Нового Орлеана. В Прескоте выходил свой небольшой еженедельник, в котором регулярно упоминалось ее имя, но для нее было гораздо престижнее прочитать о себе в газете из Нового Орлеана. А там пропечатывали ее имя довольно часто, чему завидовали прочие леди в округе. На ней было ее любимое белое платье, волосы были закручены сзади французским узлом. Красилась Ноэль мало, но умело. Драгоценностей тоже носила немного, но все дорогое. Во внешнем облике Ноэль не было ничего кричащего и вульгарного. Она не носила бантов, а все элементы одежды гармонировали между собой по цвету. Словом, чистые классические тона. Она даже ногти покрывала только прозрачным лаком.

Ноэль подняла глаза на вошедших Грея и Монику и на мгновение задержала взгляд на их сцепленных руках. Она ничего не проронила по этому поводу, ибо это было бы проявлением ее личного интереса к ним, что вызвало бы у них ответный личный интерес к ней.

— Доброе утро, Грей, — сдержанно, как всегда, поприветствовала она сына. Если Ноэль и ненавидела кого-нибудь лютой ненавистью, то об этом невозможно было догадаться, ибо голос у нее всегда был исключительно ровный и в нем не было ни намека на какие-либо эмоции, будь то дружелюбие или гнев. Ноэль считала, что эмоциональность в голосе свойственна многим людям, а она не хотела вставать с ними в общий ряд. — Может, заказать еще чаю?

— Нет, спасибо, мама. Мне нужно поговорить с тобой и Моникой. Случилось нечто весьма серьезное.

Он почувствовал, как задрожала рука Моники, и крепко стиснул ее.

Ноэль отложила газету.

— Может, нам уединиться? — спросила она, беспокоясь, что их подслушает кто-нибудь из прислуги.

— Не нужно. — Грей выдвинул стул для Моники, а сам встал у нее за спиной и положил руки ей на плечи. Он понимал, что Ноэль будет огорчена услышать то, что он собирался сказать. Но знал наверняка, что Монике придется гораздо тяжелее. — Хотел смягчить, да вижу, что не получится. Как ни крути, а все одно выходит. Отец не оставил записки, но, судя по всему, он сбежал вместе с Рини Девлин. Их обоих нет в городе.

Ноэль вскинула изящную руку к горлу. Моника будто окаменела и, кажется, даже перестала дышать.

— Представить себе не могу, что он мог взять с собой в командировку такую женщину, — спокойным, уверенным голосом отозвалась Ноэль. — Сам подумай, как это выглядело бы со стороны.

— Мама… — Грей осекся, чувствуя, что вот-вот может сорваться. — Он не в командировке. Папа и Рини Девлин… Они сбежали. Он больше не вернется к нам.

Моника всхлипнула и закрыла рот обеими руками, чтобы сдержать рвущийся из сердца крик. Ноэль побледнела, но по-прежнему держала себя в руках. Она аккуратно поставила чашку с чаем на блюдце.

— Я уверена, что ты ошибаешься, милый. Твой отец не стал бы рисковать своим положением в обществе ради…

— Боже мой, мама! — рявкнул Грей, не выдержав. — Да ему насрать на положение в обществе, которое только для тебя одной имеет какое-то значение!

— Грейсон, грубить вовсе не обязательно.

Грей стиснул зубы. В этом она была вся: нарочно старалась не обращать внимания на тяжелое и неприятное и вместо этого цеплялась за банальные пустяки.

— Отца больше нет, — выразительно и отчетливо проговорил Грей. — Он бросил тебя ради Рини. Они сбежали вместе, и он уже не вернется. Пока никто об этом еще не знает, но, вполне возможно, что уже завтра утром слух разнесется по всему округу.

При его последних словах ее глаза широко раскрылись, и в них застыл ужас. Наконец-то она поняла всю унизительность своего положения.

— Нет, — прошептала Ноэль. — Он не мог так поступить со мной.

— Он это сделал.

Качая головой, она медленно поднялась из-за стола.

— Он… он в самом деле сбежал? — едва слышно спросила она. — Он бросил меня ради этой… этой…

Не договорив, она быстро вышла из комнаты. Ее уход скорее напоминал паническое бегство.

Как только она ушла и как только Моника поняла, что ее никто не упрекнет за проявления чувств, она уронила голову на руки и заревела. Рыдания сотрясали все ее тело. Разозлившись на мать почти так же, как он разозлился на отца, Грей опустился рядом с сестрой на колени и обнял ее.

— Будет нелегко, — сказал он, — но ничего, переживем как-нибудь. У меня сейчас много дел. В эти первые дни надо будет постараться сохранить деньги, но я буду рядом по первому твоему зову. — Он не стал рассказывать ей о том, что сохранение денег было под большим вопросом. — Я знаю, как тебе сейчас больно, но… все будет нормально.

— Я его ненавижу! — сквозь рыдания крикнула Моника. — Он бросил нас из-за этой… шлюхи! Это даже хорошо, что он не вернется. Я его ненавижу! Я больше не желаю его видеть!!!

Резко оттолкнув его, она вскочила со стула, перевернув его, и бросилась из комнаты. Он слышал, как она бежала вверх по лестнице. Спустя несколько секунд на втором этаже с оглушительным грохотом, отозвавшимся по всему дому, хлопнула дверь ее спальни.

Грей не знал, чего ему больше хочется: в страхе закрыть лицо руками или засадить куда-нибудь кулаком. Лучше всего по отцовской переносице. Казалось, охватившая его ярость не ведала никаких границ. Положение их само по себе было аховое, так почему же Ноэль сделала его еще хуже, озаботившись лишь тем, что на все это скажут ее друзья? Неужели она не могла хоть раз в жизни принять в свои материнские объятия собственную дочь? Неужели она не понимает, как сильно Моника сейчас в ней нуждается?

Впрочем, Ноэль всегда была верна себе. С чего это он взял, что она вдруг может измениться? В отличие от Ги Ноэль была, по крайней мере, постоянна в своих правилах.

Грей понял, что ему необходимо выпить. И что-нибудь покрепче. Выйдя из гостиной, он вернулся в кабинет, вспомнив о бутылке скотча, которую Ги всегда держал в баре за рабочим столом. Ориан, их бессменная экономка, как раз поднималась по лестнице со свежими полотенцами и бросила на него взгляд, исполненный любопытства. Ориан не глухая и, конечно же, не могла не слышать шума, который устроила Моника. Грей наперед знал, с каким жаром это будет обсуждаться между ней, ее мужем Гарроном, который служил у них садовником, и кухаркой Дельфиной. Им, конечно, тоже придется рассказать, но только не сейчас. Сейчас у Грея не было на это сил. Может, после стаканчика виски…

Открыв дверцу бара, он достал бутылку и плеснул себе в стакан граммов сто янтарной жидкости. Пригубив, он почувствовал на кончике языка пряный аромат виски. Он опрокинул стакан одним махом. Он пришел сюда успокоиться, а не смаковать вкус.

Едва он налил вторую порцию, как вдруг сверху донесся дикий крик Ориан. Она звала его.

Моника…

Грей сразу это понял. От навалившегося страха стало дурно. Он бросился вон из кабинета и, перепрыгивая сразу через две ступеньки, устремился по лестнице вверх. Оказавшись в коридоре второго этажа, он увидел бегущую к нему навстречу Ориан с округлившимися от ужаса глазами.

— Она себя порезала! Страшно порезала! О Боже, Боже! Там повсюду кровь!..

Грей промчался мимо нее, не останавливаясь, и ворвался в спальню Моники. Сестры в комнате не оказалось, но зато дверь в ванную была открыта. Грей вбежал в нее и… замер прямо на пороге.

Моника сама обставляла свою спальню и ванную комнату. Здесь преобладали мягкие розовые и жемчужно-белые тона. Спальня от этого походила больше на детскую, а розовая плитка на полу ванной всегда напоминала Грею конфеты. Только теперь на ней отчетливо выделялись темно-красные пятна… Моника спокойно сидела на закрытом крышкой бачке, уставившись большими темно-карими и совершенно пустыми глазами в окно. Руки ее были аккуратно сложены на коленях. Кровь хлестала из глубоких ран в обеих руках. Юбка уже вся намокла от крови, которая, стекая по ногам, собиралась лужицей на полу.

— Извини, что вышел такой переполох, — чужим голосом проговорила она. — Я не ждала, что ко мне с полотенцами войдет Ориан.

— Боже мой… — простонал он. Оглядевшись, он схватил с пола у порога полотенца, принесенные Ориан, опустился перед Моникой на одно колено и взял ее левую руку. — Черт возьми, Моника, за это тебе следовало бы как следует надавать по заднице!

Обмотав руку одним полотенцем, он затем изо всех сил завязал ее другим.

— Оставьте меня в покое, — прошептала она, пытаясь вырвать руку. У нее ничего из этого не вышло, так как она уже очень сильно ослабла.

— Заткнись! — рявкнул Грей, повторив проделанную процедуру на правой руке. — Господи, как ты только додумалась до этой глупости?! — Ему за сегодняшний день пришлось столько всего вынести, что этот поступок сестры стал уже последней каплей. В душе его страх боролся с яростью, Грей задыхался от переполнявших его чувств. — Только о себе думаешь! А тебе не приходило в голову, что мне, возможно, потребуется твоя помощь и поддержка? Ты не задумывалась о том, что не одной тебе сейчас тяжело?

Грей цедил все это сквозь стиснутые зубы, накладывая повязки. Затем он подхватил сестру на руки и, прижав к груди, бросился из комнаты вон. Он промчался мимо Ноэль, которая просто стояла внизу в холле с недоуменным выражением на совершенно бескровном лице, а также мимо Ориан и Дельфины, которые от страха прижались друг к другу.

— Позвоните в больницу и передайте доктору Богарду, что мы сейчас будем у них, — распорядился он на ходу, вышел из дома и понес Монику к своему «корвету».

— Я испачкаю кровью всю машину, — слабым голосом запротестовала было сестра.

— Я тебе уже сказал: заткнись! — прорычал Грей. — И не раскрывай рта до тех пор, пока у тебя не появится хоть одна разумная мысль.

Может быть, ему следовало бы быть помягче с человеком, который только что покушался на собственную жизнь, но Грею было плевать. Главное заключалось в том, чтобы успеть спасти ее. Это была его родная сестра и, будь он проклят, если позволит ей покончить с собой. Им овладела бешеная ярость. Казалось, за последние несколько часов его жизнь превратилась в кромешный ад. Люди, которых он любил больше всего на свете, словно сговорившись, наделали столько глупостей. Грей уже был сыт этим по горло.

Не дав себе труда открыть дверцу машины, он просто положил сестру на переднее сиденье, благо верх был поднят, и тут же сам сел на водительское место. Он завел мотор, отпустил сцепление и сразу выжал полный газ. Скрипнув покрышками по гравию подъездной аллеи, мощная машина сорвалась с места. Моника поникла головой и закрыла глаза. Он бросил в ее сторону испуганный взгляд, но останавливаться не стал. Лицо сестры стало быстро покрываться мертвенной бледностью, губы посинели. Кровь уже начала проступать через полотенца. Ярко-красные пятна, появившиеся на белоснежной ткани, резали глаз. Грею запомнились ее раны. Это отнюдь не были мелкие порезы, которые наносятся в демонстративной попытке привлечь к себе внимание и напугать окружающих. Нет, Моника всерьез решила свести счеты с жизнью. Мысль о том, что родная сестра может умереть только из-за того, что отец не нашел в себе сил сопротивляться притягательности рыжей проститутки Девлин, сводила Грея с ума.

До больницы было пятнадцать миль. Он покрыл это расстояние за десять минут. Стоянка была забита машинами, поэтому он завернул за одноэтажное здание и остановился напротив заднего выхода во дворе. Дав сигнал, он выскочил, подхватил Монику на руки и понес к дверям. Сестра к тому времени совершенно обессилела, голова ее безжизненно склонилась ему на плечо. Слезы вот-вот готовы были брызнуть из глаз Грея.

Двери распахнулись, и во двор выскочил доктор Богард в сопровождении двух медсестер.

— Первая дверь направо, — бросил он.

Грей, взойдя на крыльцо, повернулся боком, чтобы пройти вместе с Моникой в проем дверей. Сэйди Ли Фэнчиер, старшая медицинская сестра, держала дверь приемного покоя открытой. Грей занес Монику внутрь и аккуратно положил ее на узкую кушетку, обтянутую скрипучим винилом.

Сэйди Ли обернула предплечье Моники манжетой для измерения кровяного давления, а доктор Богард в это время стал снимать грубые повязки, наложенные Греем дома. Сэйди Ли быстро накачала манжету резиновой грушей и, приложив металлическую бляшку стетоскопа на сгиб локтя Моники, стала слушать.

— Семьдесят пять на сорок, — бросила она через несколько секунд.

— Глюкозу внутривенно, — приказал доктор Богард, обращаясь ко второй медсестре Китти, которая тут же бросилась исполнять распоряжение.

Работая, доктор Богард бросил внимательный взгляд на изуродованные запястья Моники.

— Ей нужна кровь, — сказал он. — И побыстрее. Придется отвезти ее в больницу в Батон-Руж. Я здесь не смогу это сделать. Там к тому же найдется специалист, который сошьет ей сосуды. Я стабилизирую ее состояние, Грей, но это все.

Китти повесила пакетик с глюкозой на металлический крючок и умело ввела иглу Монике в руку.

— Готовить машину «скорой помощи» нет времени, — сказал Богард. — Повезем в моей машине. Ты сядешь за руль? — спросил он Грея, бросив на него пристальный взгляд.

— Да, — твердо ответил тот.

Доктор Богард наложил на руки Моники плотные повязки.

— Это должно остановить кровотечение. Китти, мне нужна пара одеял. Одно постели у меня на заднем сиденье, а во второе закутаем Монику. Грей, бери ее, только осторожно, не задень иглу. Сэйди Ли, позвони в больницу и передай им, что мы выехали. И свяжись с департаментом шерифа — пусть освободят дорогу, если можно.

Грей осторожно поднял сестру на руки. Доктор Богард пошел рядом, держа в одной руке пакетик с глюкозой, в другой — свой медицинский чемоданчик. Они вышли во двор и направились к его «крайслеру». Доктор забрался в машину первый и помог Грею бережно усадить Монику на заднее сиденье. Пакетик с глюкозой повесили на крючок для верхней одежды у окна. Доктор встал на колени рядом с Моникой в проеме между сиденьями.

— Не гони, как угорелый, — предупредил он, увидев, что Грей втиснулся на водительское место. Рост доктора Богарда едва достигал пяти футов, и поэтому сиденье было так близко к рулевой баранке, что та касалась груди Грея. А отодвинуть сиденье назад он не мог, потому что в проходе стоял на коленях хозяин машины. — Тише едешь, дальше будешь. И включи фары.

Они отъехали от клиники на более разумной скорости по сравнению с той, на которой он сюда примчался. Грею хотелось изо всех сил вдавить педаль газа, но он сдерживался, зная, что машина с просторным салоном сделана не столько для гонок, сколько для комфортной езды, и увеличение скорости до добра не доведет.

— Как это случилось? — спросил доктор Богард.

Грей посмотрел на него через зеркальце заднего вида. Доктор был маленький энергичный человечек с умными голубыми глазами. Несмотря на свою фамилию, он не был креолом. Седеющие, песочного оттенка волосы довольно точно указывали на его возраст: лет пятьдесят пятьпятьдесят шесть. Грей знал его, сколько себя помнил. Ноэль никогда не ходила к нему, предпочитая пользоваться услугами врача из Нового Орлеана, но все остальные члены их семьи всегда обращались к нему за помощью, а дети — практически с пеленок. Приходили со всеми своими бедами, начиная от мелких порезов и гриппа и заканчивая переломами. Он залечил Грею сломанную руку, когда тот получил травму во время одной весенней тренировки в пятнадцатилетнем возрасте.

Грею не хотелось полностью раскрываться перед ним. Надо было дать брокеру достаточно времени для того, чтобы осуществить продажу акций, и Алексу для того, чтобы он подготовил юридическую почву для передачи всех деловых полномочий ему, Грею. Но о главном он доктору Богарду все же сказал:

— Наши родители расстались, а Моника… — Он не договорил.

— Понятно, — со вздохом отозвался доктор Богард. Всем в округе было известно, как боготворила Моника своего отца.

Грей сосредоточил все внимание на дороге. У «крайслера» были хорошие рессоры, машина шла мягко даже по неровному покрытию, резина шуршала по асфальту. Ощущение нереальности происходящего вновь вернулось к нему. Солнце жарило немилосердно, обжигая Грею коленку. Мимо проносились сосны. День был исключительно ясный, стояла середина лета, и места, которые они проезжали, он знал как свои пять пальцев. Это-то и было странно. Сегодня утром вся его жизнь пошла прахом, а окружающий мир остался прежним, не претерпев никаких изменений. Как такое возможно?

Доктор Богард проверил у Моники пульс и вновь измерил кровяное давление.

— Грей, — негромко произнес он. — Давай-ка побыстрее.

Глава 5

Грей и доктор Богард покинули больницу в Батон-Руж в половине одиннадцатого вечера. Глаза Грея ломило от нечеловеческой усталости, встряска, которую он пережил в этот день, будто парализовала его, ввергнув в глубокое оцепенение. Состояние Моники окончательно стабилизировалось, ей сделали операцию, и, когда они уезжали из больницы, она спала мирным сном, приняв дозу успокоительного. Едва они привезли ее в Батон-Руж, у нее произошла остановка сердца. Но врачам в клинике быстро удалось заставить его забиться вновь. Ей влили четыре порции крови до операции и две порции после. Специалист по сосудам поколдовал над ее изуродованными руками. Он сказал, что ничего особенно серьезного нет. Только вот на левом запястье были задеты несколько сухожилий, и, возможно, подвижность руки восстановится не полностью.

Но Грея волновало пока только то, что сестра осталась жива. Она проснулась вскоре после того, как ее перевели в отдельную палату, которую ей выхлопотал Грей. Увидев его перед собой, она сонным голосом пробормотала:

— Прости меня, Грей.

Он не знал, за что она просит прощения. За то, что пыталась убить себя, за то, что не умерла, или за то, что причинила своей выходкой столько беспокойства. Хотелось верить в первый вариант, ибо сама мысль о том, что она может повторить попытку самоубийства, была Грею невыносима.

— Я сяду за руль, — сказал доктор Богард, хлопнув его по плечу. — Ты паршиво выглядишь.

— И чувствую себя тоже паршиво, — пробормотал Грей. — Мне нужно влить в себя хорошую порцию кофе.

Он рад был уступить доку место за баранкой. Голова совершенно не работала, и садиться ему сейчас за руль было бы, пожалуй, небезопасно. И потом это была машина дока. Он не забыл о том, как по дороге в Батон-Руж его колени едва не упирались в подбородок, так, что трудно было дышать. Ощущение не из приятных.

— Это можно устроить. В нескольких кварталах отсюда есть «Макдональдс».

Согнувшись в три погибели, Грей втиснулся на сиденье, мысленно благодаря Бога за то, что салон хоть обит мягким материалом. Иначе к концу поездки его голени стали бы синюшного цвета, как у покойников.

Спустя четверть часа он уже держал в руках большую пластиковую чашку с кофе, из которой шел ароматный дымок, и смотрел в окно машины на то, как уплывают назад улицы Батон-Руж. Здесь прошли счастливые годы учебы в университете Луизианы. Будучи студентом, Грей облазил весь город вдоль и поперек. Отличаясь неукротимостью характера, жизненной энергией, бившей через край, и постоянной половой неудовлетворенностью, Грей жаждал приключений и получал их в избытке. Уж кто-кто, а креолы всегда умели развлекаться, и Батон-Руж предоставлял для этого все возможности. Четыре года пролетели как один миг.

Кажется, совсем недавно он вернулся домой, всего несколько месяцев назад, а между тем с тех пор будто прошла целая вечность и это было в какой-то другой жизни.

Этот кошмарный, нескончаемый день навсегда убил в нем жизнерадостного подростка, проведя четкую грань между детством и взрослой жизнью. До сегодняшнего утра Грей мужал постепенно, как и все юноши… Но когда настало это утро, на его плечи вдруг нежданно-негаданно обрушилась ответственность, с которой справиться по силам только взрослому мужчине. У Грея были широкие плечи, и он, поднатужившись, стал делать то, что было в его силах. Он чувствовал, что выйдет из всей этой переделки мрачным и жестким человеком, но если такова была цена за то, чтобы выжить, он рад был ее заплатить.

Грей знал, что дома его ждут новые проблемы. В подобных обстоятельствах, учитывая то, что случилось с Моникой, большинство матерей только насильно можно было бы отогнать от постелей своих детей. Но только не Ноэль. Он даже не смог дозваться ее по телефону. Вместо этого пришлось говорить с Ориан, которая сообщила, что Ноэль заперлась у себя в спальне и не выходит оттуда. Грей велел передать матери, что с Моникой будет все в порядке, зная, что Ориан придется кричать через запертую дверь.

По крайней мере можно было не бояться, что Ноэль совершит такую же глупость, как и Моника. Он хорошо знал свою мать: в ней было слишком много эгоизма, чтобы она могла причинить себе вред.

Несмотря на кофе, он заснул в машине и проснулся только тогда, когда доктор Богард подъехал к своей клинике. Грей только сейчас вспомнил о том, что не поднял верх у своего «корвета», когда привез сюда Монику, так как не мог в то время об этом думать. Значит, сиденья мокрые от росы. Пока он доедет домой, у него промокнет вся задница. Но это даже хорошо. По крайней мере, не заснет на дороге и не попадет в аварию.

— Ты сегодня сможешь заснуть? — спросил доктор Богард. — Я могу дать тебе снотворное, если хочешь.

Грей вяло усмехнулся.

— Какое снотворное? Мне бы по дороге домой не свалиться где-нибудь.

— В таком случае, может быть, тебе будет лучше переночевать здесь?

— Спасибо, док, но если мне понадобится помощь врачей, они, думаю, согласятся приехать ко мне домой.

— Ну, как знаешь. Будь осторожнее.

— Буду. — Грей влез в свою машину. Да, сиденье было мокрое и холодное. Его пробил легкий озноб.

Он не стал поднимать верх. Ветер бил ему прямо в лицо. Ночные запахи были чистые и свежие, не то что днем на солнце. Когда Прескот остался за спиной, его со всех сторон окружила тьма.

Впрочем, вскоре впереди показались огни придорожного кафе Джимми Джо. На гравийной стоянке было полно легковушек и пикапов, приветливо светила яркая неоновая вывеска, стены сотрясались от грохота включенной на полную мощь музыки. Когда Грей проезжал мимо кафе, со стоянки как раз выруливал пикап. Неожиданно он выскочил прямо перед «корветом».

Грей изо всех сил нажал на педаль тормоза. Машина замерла на месте. Пикап увернулся вправо, едва не перевернувшись. Фарами осветило лица тех, кто сидел в пикапе. Ребята весело заржали, а один, размахивая бутылкой пива, высунулся в окно и что-то прокричал Грею.

Грея будто сковал паралич. Он не слышал, что именно ему крикнули, но это было не важно. Важно было то, что в пикапе сидели Расс и Ники Девлин и машина ехала в том же направлении, куда и он.

Значит, эти мерзавцы еще не убрались. Они все еще торчат на его земле.

В нем стала медленно закипать холодная ярость. Он словно бы со стороны наблюдал за тем, как она начинает завладевать им, распространяясь снизу вверх и приводя в напряжение все тело. Наконец она ударила в мозг, мгновенно развеяв усталость и туман перед глазами. У него словно бы открылось второе дыхание, мысли стали холодными и расчетливыми.

Он развернулся и поехал обратно в Прескот. Шерифу Дизу не понравится, конечно, что его поднимут с постели в такой поздний час, но Грей, в конце концов, был Руярд, и шериф сделает все, что он попросит. А когда узнает, в чем, собственно, дело, еще и обрадуется. Ведь он не мог не понимать, что с удалением Девлинов преступность в округе снизится, по крайней мере, вдвое.

Фэйт не могла найти себе места весь день. У нее не было аппетита; ею владело предчувствие беды. Скотти, чувствуя ее настроение, постоянно испуганно хныкал и цеплялся за нее, мешаясь под ногами, когда она начала чисто машинально выполнять обычную работу по дому.

После утреннего визита Грея Фэйт, пребывая в состоянии некоего оцепенения, стала собирать вещи. Увидев это, Эмос отвесил ей увесистую затрещину и крикнул, чтобы она прекратила заниматься глупостями. Рини, возможно, решила немного развеяться, но она вернется, а старик Руярд не позволит своему паршивому недоноску лишить их крыши над головой.

Несмотря на подавленное настроение, Фэйт не могла про себя не удивиться тому, что папа назвал Ги стариком. Ведь сам он был на год старше Руярда.

Через некоторое время Эмос сел на свой грузовичок и уехал в поисках выпивки. Как только он скрылся из виду, Джоди юркнула в родительскую спальню и стала рыться в шкафу Рини.

Фэйт пошла следом за сестрой и изумленно наблюдала за тем, как Джоди выбрасывает содержимое шкафа на постель.

— Что ты делаешь?

— Маме это больше не потребуется, — беззаботно ответила та. — Ги купит ей все новое. Иначе она забрала бы все это с собой. А теперь и я кое-что поношу. — После этого она с обидой в голосе добавила:

— Она мне никогда не разрешала. — Джоди взяла узкое желтое платье с блестками по вороту, которое просто бесподобно смотрелось на Рини, идеально подходя к ее темно-каштановым волосам, но совершенно не гармонировало с морковного цвета кудряшками Джоди. — На той неделе у меня была свиданка с Лэйном Фостером и я хотела надеть это платье, но она не дала, — возмущенно проговорила Джоди. — Пришлось пойти в старом синем, а Лэйн его уже видел.

— Не забирай мамину одежду, — стала было возражать Фэйт. Глаза ее наполнились слезами. Джоди недоуменно посмотрела на нее.

— А почему? Эти платья все равно ей больше не нужны.

— Папа сказал, что она вернется.

Джоди расхохоталась.

— Папа сказал! Да твой папа не отличит дырку в земле от собственной задницы! Грей был прав. С чего это ей вдруг сюда возвращаться? Не-а… Даже если Ги струсит в последнюю минуту и прибежит обратно к этому своему айсбергу, на котором он женился, мама все равно успеет взять от него столько, что еще долго будет жить красиво.

— Тогда нам нужно уезжать отсюда, — проговорила Фэйт. Горькая слеза скатилась по щеке и остановилась в углу рта. — Надо идти собирать вещи.

Джоди ободряюще хлопнула ее по плечу.

— Господи, сестренка, какая же ты дурочка! Грей озверел, конечно, я согласна, но можешь быть покойна — ничего он нам не сделает. Ему просто нужно было на ком-то сорвать злость. Я думаю как-нибудь встретиться с ним и позаниматься тем, чем его папаша занимался с нашей мамой. — Она плотоядно облизала губы. — Мне всегда хотелось самой проверить, такой ли уж у него большой шест в штанах, как говорят.

Фэйт отшатнулась от нее, испытав сильнейший приступ ревности. Джоди была слишком глупа, чтобы догадаться о том, что она не в силах соблазнить Грея, но Фэйт все равно завидовала… Хотя бы тому, что сестра попытается. Она попробовала представить себе, как хорошо быть уверенной в том, что ты можешь подойти к мужчине, зная наверняка, что он найдет тебя привлекательной. Даже когда Грей отвергнет Джоди, та не обидится. Не обидится, потому что вокруг нее и так увивается много мужчин и мальчишек. А мечта о Грее станет только еще более притягательной.

Но Фэйт запомнила презрение, которое было в его глазах сегодня утром, когда он обвел медленным взглядом их убогую лачугу и ее обитателей. Запомнила и тот жуткий стыд, который испытала в ту минуту. Ей захотелось сказать громко: «Я не такая». Хотелось, чтобы он посмотрел на нее с восхищением. Но Фэйт понимала, что в его глазах она именно «такая», потому что жила в этой конуре.

Что-то счастливо напевая, Джоди схватила яркие наряды Рини в охапку и отнесла в их комнатку в пристройке, чтобы все примерить и ушить декольте, ибо грудь Рини была больше.

Давясь слезами, Фэйт взяла Скотти за руку и увела его на двор играть. Она опустилась на пенек и закрыла лицо руками, а он начал возиться на земле со своими маленькими игрушечными машинками. Обычно он мог сидеть в этой грязи целый день, но сегодня уже через час подошел к ней и, свернувшись калачиком у нее в ногах, почти сразу же заснул. Она гладила его по волосам, со страхом видя, как посинели у него губы.

Фэйт сидела на пне, раскачиваясь из стороны в сторону и несчастными глазами глядя в пустоту прямо перед собой. Мама сбежала, Скотти умирает. Кто знает, сколько он еще протянет, но она чувствовала, что вряд ли больше года. До сих пор все в их жизни было плохо, но, по крайней мере, была уверенность в завтрашнем дне, в том, что он пройдет так же серо, как и все предыдущие. Теперь же исчезла и эта убогая уверенность, и Фэйт была охвачена ужасом. Она привыкла к выходкам пьяного отца и братьев и не жаловалась, но теперь… Что будет теперь? Она чувствовала себя совершенно беспомощной.

Ее охватила ненависть. «Будь ты проклята, мама! — подумала она с яростью. — Будь ты проклят, Ги Руярд!» Они думали только о себе, наплевав на собственные семьи и на последствия, какие должен был неизбежно вызвать их побег.

Она уже давно перестала ощущать себя ребенком. С ранних лет на нее была возложена ответственность взрослого человека. И эта вынужденная зрелость навсегда отпечаталась в ее глазах. Но теперь Фэйт отчаянно переживала за свой недостаточный возраст. Она слишком молода для того, чтобы жить самостоятельно. Она не может забрать Скотти и уйти из дома, потому что никто не возьмет ее на работу и они просто не прокормятся вдвоем. Закон не разрешит ей не то что взять Скотти, но даже жить одной. Мысль о том, что вся ее жизнь зависит от прихоти взрослых, приводила в отчаяние.

Она не может даже сбежать из дома, потому что не на кого оставить Скотти. О нем никто не будет заботиться. Фэйт была так же беспомощна, как младенец. Выхода не было, кроме как оставить все как есть.

Она сидела на пеньке, а время шло. Фэйт была слишком подавлена, чтобы подняться, войти в дом и приняться за обычную домашнюю работу. У нее было ощущение, что она лежит на доске гильотины и лезвие вот-вот должно обрушиться на нее сверху. День клонился к вечеру, а внутреннее напряжение в ней все возрастало, и нервы будто кто-то медленно наматывал себе на кулак… Скотти уже проснулся и играл у нее в ногах, словно боялся отойти хотя бы на шаг.

Но вечер наступил, а лезвие не упало. Скотти проголодался и тянул ее за руку в дом. Фэйт нехотя поднялась с пенька и повела его внутрь. Расс и Ники как раз собрались уехать на свою очередную гулянку. Джоди надела желтое мамино платье и тоже ушла.

«Может, Джоди была права», — подумала Фэйт.

Может, Грей всего лишь выпускал пар и всерьез не имел в виду то, о чем говорил. Может, Ги связался сегодня днем со своей семьей и как-то разрядил обстановку. Он мог даже передумать и вернуться домой, отказавшись от Рини. Все возможно.

Но в любом случае глупо ждать, что Рини вернется. А без нее, даже если Ги покается перед семьей за свой побег, не было никакого смысла держать их на земле Руярдов дольше. Конечно, дом их — убогая лачуга, но все же крыша над головой. К тому же бесплатная. Нет, надеяться на что-то бесполезно. Так или иначе, если не сейчас, так в скором времени им все равно придется убраться отсюда.

Фэйт знала своего отца и понимала, что он добровольно не сдвинется с места и будет держаться за их конуру до последнего.

Она накормила Скотти ужином, искупала и уложила в кровать. Второй вечер подряд у нее выдалось несколько свободных спокойных часов. Быстро приняв душ, она переоделась, легла и достала из-под матраса свою драгоценную книгу. Увы, сосредоточиться на чтении ей не удалось. Кошмарная сцена, разыгравшаяся у них дома утром, вновь и вновь живо вставала перед глазами, словно кинопленка, которую кто-то без конца крутил в проекторе. Снова и снова перед ее мысленным взором возникало лицо Грея с выражением крайнего презрения. От нестерпимой боли теснило грудь. Повернувшись на живот, она уткнулась лицом в подушку, борясь со слезами. Она так его любила, а он ее презирал. Презирал только за то, что она носила фамилию Девлин.

Последнюю ночь Фэйт провела почти без сна, а прошедший день со всеми его душевными травмами совершенно вымотал ее, поэтому она вскоре задремала. Спала она всегда чутко, как кошка, вот и сегодня просыпалась каждый раз, когда кто-то из членов семьи вваливался в дом с ночной гулянки. Первым пришел отец. Он, разумеется, был пьян, но сегодня, по крайней мере, не стал поднимать крика из-за ужина, который все равно не стал бы есть. Фэйт прислушивалась к тому, как он, шатаясь и спотыкаясь, добрел до своей спальни и рухнул на постель. Спустя минуту по дому уже стал разноситься его раскатистый храп.

Джоди вернулась около одиннадцати. Она пребывала в самом дурном расположении духа. Очевидно, свидание прошло не так, как задумывалось. Фэйт лежала тихо на своем месте и ни о чем не расспрашивала сестру. Джоди сняла с себя желтое платье, скомкала его и зашвырнула в угол. После чего легла на свою раскладушку и сразу же повернулась лицом к стене.

Сегодня все что-то вернулись довольно рано. Вскоре после Джоди приехали и братья. Они, как всегда, во весь голос ржали и вообще своим появлением подняли большой шум. Скотти проснулся, но Фэйт не стала подниматься, и скоро все утихло само собой.

Итак, все были дома. Все… кроме мамы. На глаза Фэйт вновь навернулись горькие слезы. Она утерла их углом тонкого одеяла и вскоре снова уснула.

Страшный треск заставил ее вскочить и выпрямиться на раскладушке в ужасе и растерянности. В глаза брызнул ослепляющий яркий свет, и в следующее мгновение чья-то грубая рука схватила ее за шиворот и стащила с постели. Фэйт взвизгнула и попыталась освободиться. Ей это не удалось. Тогда она изо всех сил уперлась ногами в пол, но и это не помогло. С ней обращались так, как будто она весила не больше игрушечного плюшевого мишки. Ее в буквальном смысле выволокли из их убогой лачуги. Среди всего этого ужаса до нее доносился дикий плач Скотти. Папа и братья отчаянно ругались и орали, Джоди громко рыдала.

Двор был залит светом от фар патрульных полицейских машин, расположившихся полукругом перед его фасадом. Глаза Фэйт не сразу привыкли к яркому освещению, но ей показалось, что во дворе очень много людей. Все что-то энергично делали, суетились. Человек, который схватил ее, распахнул дверь-сетку и пинком вышвырнул ее из дома. Споткнувшись на шатких ступеньках крыльца, Фэйт упала лицом вперед прямо в грязь, подол ночной рубашки высоко задрался. Во время падения она сильно оцарапала себе колени и ладони, заработала себе ссадину на лбу.

— Вот, — крикнули у нее за спиной, — берите пацана. С этими словами с крыльца грубо вытолкнули Скотти, который приземлился рядом с Фэйт. Бедняжка был охвачен истерикой, его круглые голубые глазенки были полны ужаса. Фэйт села на земле, одернула подол ночной рубашки и крепко прижала к себе малыша.

В воздухе над ее головой что-то мелькало, вокруг все гремело и трещало. Это из дома выкидывали их вещи. Она увидела Эмоса, которого пытались выпихнуть с крыльца двое мужчин в коричневой форме. «Помощники шерифа, — подумала Фэйт, глядя на них словно зачарованная. — Что они здесь делают? Может, па или ребята что-то украли?» Отец отчаянно упирался, держась руками за косяк двери. Один из помощников шерифа ударил его по пальцам тупым концом металлического фонаря. Эмос страшно взвыл и перестал цепляться за дверь. Его пинком выкинули во двор.

Вслед за ним из дверей вылетел стул. Фэйт успела увернуться. Стул ударился о землю как раз в том месте, где она со Скотти была секунду назад, расколовшись на мелкие щепы. Скотти ухватился своими ручонками за ее шею и своей тяжестью тянул вниз. Поднатужившись, она почти на четвереньках сумела отползти за отцовский старый грузовичок, где привалилась спиной к переднему колесу.

Ничего не соображая, она с ужасом смотрела на разворачивавшуюся на ее глазах кошмарную сцену, пытаясь хоть что-то понять. Из окон вылетали их вещи, одежда, кастрюли и тарелки. Посуда в доме была пластмассовая, поэтому она приземлялась с диким грохотом. Кто-то подошел к самому окну и вытряхнул на землю ящик буфета со столовыми приборами. Вилки и ложки из дешевой нержавейки заблестели в лучах яркого света.

— Надо вымести оттуда все, — услышала она вдруг чей-то густой, сочный голос. — Я хочу, чтобы внутри ничего не осталось.

Грей!

Она мгновенно узнала любимый голос, звук которого поверг ее в оцепенение. Она замерла в том положении, в каком была: сидя в грязи у отцовского грузовика с цеплявшимся за нее Скотти. Повернувшись на звук голоса, она быстро нашла самого Грея. Он стоял рядом с шерифом в гордой позе, скрестив руки на груди и немигающими глазами глядя на то, что происходило вокруг него.

— Ты не имеешь никакого права! — взревел Эмос, пытаясь ухватить Грея за руку. Но тот стряхнул его с себя без видимых усилий, словно докучливую собачонку. — Ты не имеешь права выкидывать нас на улицу среди ночи! А как же мои дети, мой несчастный и больной младший сын? Беспомощное дитя! Или у тебя совсем нет сердца?!

— Когда я говорил, чтобы вы убрались отсюда до наступления вечера, я не шутил, — рявкнул в ответ Грей. — Забирай все, что ты хочешь взять с собой. И побыстрее, потому что через час я подожгу все, что останется.

— Мои вещи! — вдруг дико взвизгнула Джоди, выскочив из своего укрытия между двумя машинами.

Она стала метаться по двору, посреди общего разгрома, поднимая с земли одежду. Она тут же швыряла обратно все, что принадлежало не ей, а свои платья перекидывала через плечо.

Фэйт с трудом поднялась на ноги. Скотти тянул ее вниз, но отчаяние придало девушке сил. Их жалкие пожитки, возможно, ничего не стоили в глазах Грея, но это была вся их собственность. Ей удалось расцепить ручонки Скотти, нагнуться, схватить в охапку какой-то комок одежды и бросить его в кузов отцовского грузовика. Она не разбиралась в ту минуту, что кому принадлежало, это было не важно. Надо было спасать все подряд.

Скотти прицепился к ее ноге, как клещ, и повис на ней, не желая отпускать. Волоча его за собой, Фэйт дотянулась до Эмоса, схватила его за руку и, тряхнув, крикнула:

— Не стой столбом! Помоги собрать вещи в грузовик! — Он грубо оттолкнул ее, и Фэйт полетела на землю.

— Не вздумай учить меня, глупая сучка!

Фэйт вновь поднялась на ноги, не обращая внимания на новые ссадины и синяки. Братья в тот вечер напились еще пуще отца. Они бесцельно шатались по двору и ругались на чем свет стоит. Помощники шерифа к тому времени уже выкинули из дома все, что только можно было выкинуть, и теперь стояли около своих машин, молча наблюдая за представлением.

— Джоди, помоги же! — Фэйт ухватила сестру за руку в тот момент, когда та пробегала мимо. Джоди рыдала, поскольку все никак не могла найти каких-то своих вещей. — Хватай все, что попадется под руку! Так ты и свое найдешь!

Только этот аргумент и подействовал на нее.

Обе девушки стали бегать перед домом, собирая с земли все, что могли поднять. Еще никогда Фэйт не работала с такой энергией, с таким остервенением. Она металась по двору настолько быстро, что Скотти не успевал за ней. Он ходил за ней из стороны в сторону и пытался уцепиться за нее маленькими пухлыми ручонками всякий раз, когда она пробегала мимо достаточно близко.

Все мысли смешались в голове Фэйт. У нее не было времени думать. Она бегала и собирала, бегала и собирала. Порезалась об острый край разбитой чашки и даже не заметила. Ее остановил один из помощников шерифа и, протянув свой носовой платок, пробурчал:

— Эй, у тебя кровь идет.

Она машинально поблагодарила его и тут же забыла об этом.

Фэйт была слишком невинна и слишком сбита с толку кошмаром последних минут, чтобы понять, что яркий свет фар патрульных машин высвечивает под полупрозрачной ночной рубашкой каждый изгиб ее стройного тела, четко очерчивая начавшие оформляться бедра и высокие юные груди. За каждой вещью приходилось нагибаться, и перемены в позах высвечивали все новые детали ее фигуры. В какой-то момент ткань ночной рубашки натянулась, и в вырезе на груди показался маленький темный кружок соска, в другой раз подол задрался, едва не обнажив ягодицы. Ей было только четырнадцать, но в лучах яркого искусственного света, высвечивавшего ее под разными углами и подчеркивавшего то копну длинных густых темно-каштановых волос, то изгиб тела, то высокие скулы, возраст не имел значения.

Сейчас ее сходство с Рини Девлин, одно появление которой вызывало у мужчин прилив возбуждения, стало еще более очевидным. Чувственность была настолько развита в Рини, что сама она притягивала к себе мужчин, словно яркая неоновая вывеска мотылей. И сейчас все, наблюдая за Фэйт, видели в ней не ее, а ее мать.

Грей стоял и молча смотрел на то, что происходило прямо перед его глазами. Ярость не ушла, а все еще тлела в груди. Чувство брезгливого отвращения овладело им при виде Девлинов-мужчин, отца и сыновей, которые шатались по двору, отчаянно ругаясь и выкрикивая дикие полупьяные угрозы. Но здесь были шериф и его помощники, и их присутствие отрезвляло пьянчуг, так что Грей не обращал на их выкрики внимания. Правда, он едва не сорвался, когда Эмос грубо отпихнул от себя младшую дочь. Кулаки его сжались, но он сдержался, увидев, что Фэйт быстро поднялась на ноги и, кажется, не пострадала.

Сестры бегали по двору, героически спасая все самое необходимое, а отец и братья Девлины орали на них, обзывая дурами. Они даже отнимали у девушек вещи и бросали их обратно на землю, громко заявляя, что никто не заставит их уехать отсюда, из их дома, и что нечего попусту тратить время на эту беготню, так как они, мол, все равно останутся здесь. Старшая дочь Джоди умоляла их помочь, но ее мольбы тонули в их пьяной ругани.

Младшая сестра не тратила времени на попытки образумить отца и братьев. Она молча металась по двору, пытаясь навести хоть какой-то порядок в том хаосе, который ее окружал. И при этом еще уворачиваясь от маленького братишки, который с плачем тянулся к ней своими ручонками. Помимо своей воли Грей стал выискивать ее взглядом всякий раз, когда она хоть на мгновение пропадала из поля его зрения. И опять же против воли он залюбовался изящными, удивительно женственными линиями ее фигуры под почти прозрачной ночной рубашкой. Одно то, что она делала все молча, привлекало к ней всеобщее внимание. Грей бросил взгляд по сторонам и неожиданно понял, что помощники шерифа и сам шериф тоже, затаив дыхание, смотрят на нее.

Несмотря на юные годы, в ней была какая-то странная зрелость. В неверном свете автомобильных фар она вдруг показалась ему Рини Девлин. Шлюха украла у него отца, довела мать до состояния душевного оцепенения, из-за нее сестра едва не лишила себя жизни, и вот она снова появилась… Соблазняет уже его.

Джоди, старшая дочь Девлинов, отличалась более пышными формами, но это была дешевка. Крикливая дешевка. Фэйт — другое дело. Ее длинные темно-каштановые волосы изящными локонами распадались по жемчужно-белым плечам, прикрытым только тонкими тесемками ночной рубашки. Она выглядела старше своих лет. С ней будто произошло какое-то удивительное превращение. Она перевоплотилась в свою мать. Ее бесшумные метания по двору напоминали некий эротический танец.

Грей почувствовал, что невольно начинает возбуждаться. В ту минуту он сам себя ненавидел. Оглянувшись на помощников шерифов, он увидел в их глазах то же самое. Им было стыдно за свои плотские мысли, обращенные на эту девочку.

Боже мой, оказывается, он ничем не лучше своего папаши! Стоит только женщине из рода Девлинов появиться поблизости, как он тут же, как и Ги, превращается в голодного самца периода брачных игр. Моника сегодня еле выжила после попытки самоубийства, предпринятой именно из-за Рини Девлин, а вот он сейчас смотрит на дочку Рини и ничего не может поделать со своим возбуждением.

Она пошла к нему, держа в руках охапку вещей. Нет, не к нему, к грузовику, который стоял позади него. Ее зеленые кошачьи глаза скользнули по нему с неопределенным, закрытым выражением. Кровь оглушительно застучала у него в висках. Этот взгляд вывел его из себя. Он мгновенно вспомнил обо всех кошмарных событиях этого дня, и ему захотелось, чтобы все Девлины ощутили боль, сравнимую с той, которую пришлось сегодня испытать ему.

— Ты — дрянь, — хрипло проговорил он, когда девушка поравнялась с ним. Она остановилась на месте как вкопанная. Умалишенный малыш, воспользовавшись этим, вновь прилепился к ее ноге. Она не подняла глаза на Грея, а только смотрела в пустоту прямо перед собой. Это разозлило его еще больше. — Вся твоя семейка — дрянь. Твоя мать шлюха, а отец вор и пьяница. Вон из этого округа! И чтобы ноги вашей больше здесь не было! Глава 6

Спустя двенадцать лет Фэйт Девлин Харди вернулась в Прескот, штат Луизиана.

Из Батон-Руж она выехала, движимая во многом любопытством, отказываясь признаваться себе в истинных причинах своего возвращения. Дорога не вызывала в ее душе никаких воспоминаний, ибо в те времена, когда они жили в Пресноте, Фэйт редко выезжала за пределы маленького городка.

Но когда она проехала дорожный знак, за которым уже начинался Прескот, когда появились первые дома, улицы, когда сосновые леса уступили место бензоколонкам и магазинам, она почувствовала, как начинает волноваться. Волнение еще больше усилилось, когда впереди показались главная городская площадь и красное кирпичное здание городской администрации. Именно таким оно запечатлелось в ее памяти. На площади по-прежнему было много припаркованных машин, скамейки в сквере по-прежнему стояли напротив одна другой. В летнее время на них собирались старики, укрываясь от зноя в густой тени громадных дубов.

Впрочем, кое-какие изменения бросились в глаза. Некоторые здание обновили, кое-какие старые постройки снесли. В углах площади теперь красовались клумбы, разбитые, конечно же, деятельными членами местного женского клуба. Анютины глазки приветливо улыбались прохожим.

Но в основном все осталось прежним. А незначительные перемены лишь подчеркивали то, что было здесь двенадцать лет назад. От полноты нахлынувших чувств Фэйт стало трудно дышать, в руках началась мелкая дрожь. Невыразимое ощущение тепла окутало ее.

«Вот я и дома».

Осознание это пришло к ней настолько неожиданно и резко, что она даже вынуждена была остановить машину, въехав на стоянку перед зданием городской администрации. Сердце бешено колотилось в груди, Фэйт старалась восстановить сбившееся дыхание. Она не предполагала, что вид города детства так отзовется в ее душе, не ожидала, что так живо дадут знать о себе корни, которые она обрезала двенадцать лет назад. Это было для нее настоящим потрясением. И притом радостным потрясением. Она приехала сюда из чистого любопытства, желая узнать, что случилось после того, как Девлинов насильно вышвырнули из города и из округа, но всколыхнувшее ее до глубины души ощущение возвращения домой отодвинуло любопытство на второй план.

Фэйт попыталась отделаться от наваждения. «Этот город не может быть моим домом. Даже когда я жила здесь, я никогда не чувствовала себя дома. Нас всех здесь только до поры до времени терпели. Стоило мне войти в магазин, все равно в какой, как продавцы начинали следить за каждым моим движением, ибо всем в городе было известно, что Девлины, не задумываясь, стащут все, что плохо лежит. Ничего себе дом!»

Но эти внутренние попытки отрицать очевидное не дали результатов. Инстинкт и сердце подсказывали ей, что она вернулась домой. Здесь были совершенно неповторимые, волшебные запахи, которых больше нигде на земле не встретишь. Богатые, красочные запахи, которые отпечатались в ее памяти еще с рождения. Каждой клеточкой своего организма она ощущала: вот моя родина, вот мой дом. Она родилась здесь, выросла. Воспоминания о Прескоте в большинстве своем были горькими, но, тем не менее, они нашли отклик в ее душе, о возможности которого еще вчера она даже не подозревала. Нахлынувшие на нее чувства были непрошеными — она не звала их, не хотела испытывать. Ей хотелось только утолить свое любопытство, чтобы раз и навсегда разобраться со своим прошлым, забыть о нем и начать строить новую жизнь.

Нелегко далось ей возвращение домой. Слова Грея Руярда до сих пор раздавались у нее в ушах, как будто он произнес их только вчера, а не двенадцать лет назад. Порой она могла несколько дней кряду не думать, не вспоминать о нем, но боль всегда жила в ней, затаившись в самых дальних тайниках души. Эта боль была постоянным спутником Фэйт все эти годы. Возвращение в Прескот вызвало к жизни воспоминания; она снова услышала его голос: «Ты — дрянь!»

Фэйт глубоко, прерывисто вздохнула, впустив в легкие свежий зеленый аромат, неразрывно связанный с воспоминаниями из детства. Взяв себя в руки и более или менее успокоившись, она еще раз окинула взглядом городскую площадь, словно привыкая к тем местам, которые когда-то знала, как свои пять пальцев.

Кое-какие деловые здания за эти годы заметно принарядились. Фасад хозяйственного магазина теперь был облицован кедром и камнем. Ступеньки крыльца вели к массивным двустворчатым дверям. На том месте, где раньше была маслобойня, сейчас стоял «Макдональдс». Выделялось здание нового банка. Фэйт готова была поклясться, что он принадлежал Руярдам.

Прохожие с любопытством косились в ее сторону. В маленьком городке новый человек всегда привлекает к себе внимание. Но никто не узнал ее. Еще бы! Она и не ждала этого. За двенадцать лет она из девочки превратилась в женщину. Из совершенно беспомощного и беззащитного существа — в уверенного в себе делового человека. Переступила черту между нищетой и процветанием. В своем сшитом на заказ деловом костюме кремового цвета и сложной прической темно-каштановых волос, в темных солнцезащитных очках она ничем не напоминала Рини Девлин.

«Какая ирония судьбы, — подумала Фэйт, вспомнив о матери. — Ее можно было обвинять во всех грехах, но никак не в том, что нас вышвырнули тогда из города».

Рини Девлин на самом деле никуда не сбегала вместе с Ги Руярдом.

Во многом именно желание узнать, куда тогда подавался Ги, привело Фэйт после стольких лет в Прескот. Может, он подцепил в ту ночь новую женщину и объявился дома через день-два, ужаснувшись тому шуму, который был из-за него поднят? Или устроил себе небольшой запой? Или играл в покер? Фэйт очень хотелось узнать, хотелось посмотреть ему в глаза и сказать, во что им всем обошлась его безответственность.

Невидящим взглядом она смотрела на здание городской администрации, отдавшись нахлынувшим на нее воспоминаниям. Та страшная ночь положила конец существованию их семьи. Будучи вышвырнутыми из собственного дома, они приехали в Батон-Руж и заночевали в своих машинах. Эмос спал один в своем грузовичке, Расс и Ники в своем пикапчике, а Джоди в своей старой развалюхе. Потеснившись, она дала место и Фэйт со Скотти, который заснул у сестры на коленях.

Мысленно оглядываясь назад, она вспоминала те дни со стыдом и ужасом. Некоторые сцены настолько крепко засели у нее в памяти, что и сейчас вставали, как живые. Ослепляющий свет фар патрульных машин. Мгновение почти суеверного ужаса, когда она почувствовала, как кто-то вытаскивает ее из постели среди ночи. Потом ее вышвырнули из дома, и она упала лицом в грязь во дворе. Истеричный плач Скотти. Порой ей даже казалось, что она до сих пор физически чувствует, как малыш цепляется за нее своими ручонками, мешается под ногами. Но самое яркое воспоминание было о неподвижном взгляде, которым Грей уставился на нее. Это был парализующий взгляд. Взгляд, исполненный презрения.

Она помнила, как отчаянно пыталась спасти их жалкие пожитки. Как они потом долго, будто целую вечность, ехали по ночной дороге, ведущей из Прескота. Тогда каждая минута, казалось, растянулась на часы. Насколько Фэйт помнила, она в первый раз заснула только в Батон-Руж, а до этого сидела неподвижно в машине и глазами, обожженными горькими слезами, смотрела в черную пустоту, прижимая к себе теплое тельце свернувшегося калачиком у нее на коленях Скотти.

Вскоре после рассвета полицейский прогнал их с городской стоянки, на которой они провели ночь, и маленький убогий караван продолжил свой путь. Следующая остановка была только в Бомонте, штат Техас. Эмос снял комнату в мотеле в самой занюханной части города, и они все вшестером въехали в нее. По крайней мере, у них вновь появилась крыша над головой.

Спустя неделю, проснувшись утром, они обнаружили, что Эмоса нет. Он покинул их так же, как и Рини. Но в отличие от нее он захватил свои вещи. Расс и Ники утешились лишь тем, что на последние монеты купили пива и как следует напились. Вскоре после этого исчез и Расс.

Ники пытался что-то сделать. Надо отдать ему должное: он пытался. В восемнадцать лет на паренька свалилась ответственность за двух младших сестер и младшего больного брата. Он брался за любую работу. Джоди тоже помогала, подрабатывая официанткой в местных забегаловках, но денег все равно не хватало. Вскоре к ним нагрянули социальные работники и на Джоди, Фэйт и Скотти оформили государственную опеку. Ники слабо пытался что-то возражать, но Фэйт видела, что у него как гора с плеч свалилась. Больше она его не видела.

Усыновление не было для них выходом. Джоди и Фэйт были уже взрослые, а Скотти брать к себе никто не хотел. Надежда была на то, что они все трое окажутся в одном воспитательном доме, где Фэйт смогла бы по-прежнему заботиться о Скотти. Надежды оправдались лишь наполовину. Джоди забрали в один дом, а Фэйт и Скотти — в другой. Вся забота о младшем брате легла на ее худенькие плечи, но Фэйт было не привыкать. Она возилась с ним с самого дня его рождения, так что это не было ей в тягость. Таково было условие, на котором они могли остаться вместе, и Фэйт не жаловалась.

Джоди поменяла несколько воспитательных домов, ни в одном не задерживаясь надолго. Фэйт же считала, что ей здорово повезло. У Грэшэмов не так много чего было, но они готовы были делиться всем со своими воспитанниками. Впервые в жизни Фэйт увидела, как живут нормальные люди, и стала впитывать этот новый незнакомый доселе образ жизни, как губка. Ей было невыразимо приятно приходить из школы в чистый дом и вдыхать ароматы готовящегося ужина. Одевалась она недорого, но всегда аккуратно и модно, насколько это могли себе позволить Грэшэмы на те деньги, которые государство выделяло на ее воспитание. В школе никто больше не называл ее «дрянью Девлин». Она узнала, каково это — жить в доме, где взрослые любят и уважают друг друга.

Скотти стал у Грэшэмов любимцем. Они его всячески баловали, накупили ему игрушек. Увы, очень скоро состояние его здоровья резко ухудшилось. Фэйт оставалось только радоваться тому, что последние дни его жизни прошли достойно. Какое-то время он был просто счастлив. Особенно на Рождество, которое было первым в их жизни Рождеством без мамы… Он сидел часами на одном месте и зачарованно смотрел на искрящуюся огнями новогоднюю елку. Играть он уже почти не мог — быстро уставал. Он умер в январе. Тихо отошел во сне. Фэйт чувствовала, что развязка близка, и последние ночи дежурила около его кроватки. Однажды что-то, возможно, перемена в его дыхании, заставило ее проснуться. Она взяла в свои руки его маленькую пухлую ручонку и уже не выпускала ее. Дыхание его становилось все более редким и поверхностным. Наконец оно исчезло совсем. Она держала его руку до тех пор, пока она не окоченела, и только после этого разбудила Грэшэмов.

Она провела с этими добрыми людьми почти четыре года. Джоди к тому времени окончила школу и, сразу же выскочив замуж, уехала навстречу манящим ярким огням в Хьюстон. Фэйт осталась совершенно одна, всех ее родственников судьба разметала в разные стороны. Тогда она все внимание сосредоточила на учебе. Мальчишки приставали к ней, наперебой назначая свидания, но у нее не было на это времени. К тому же она еще не пришла в себя от душевных травм, вызванных страшными переменами в ее жизни, и не была расположена к беззаботному школьному флирту. Грэшэмы научили ее ценить стабильность и нормальное течение в жизни. И для себя Фэйт хотела того же. Она решила возродить свою жизнь из пепла и руин. Стала много заниматься. Успех не заставил себя ждать: она добилась права произнести речь на выпускном вечере и получила стипендию в небольшом колледже. Расставаться с Грэшэмами было нелегко, но государство больше не давало на нее денег, и ей пришлось жить одной. Она работала в двух местах и училась. Было трудно, но Фэйт не жаловалась. Всю свою жизнь ей приходилось много работать.

В колледже она влюбилась в студента-выпускника Кайла Харди. Они встречались полгода, а через неделю после своего выпуска Фэйт вышла за него замуж. Первое время у нее кружилась голова от счастья. Она была уверена, что все ее мечты воплотились в жизнь. Но рай длился недолго. К тому времени Фэйт уже нарисовала перед своим мысленным взором картину своей жизни. У них будет маленькая, уютная квартирка, и они станут откладывать деньги на будущее. Другими словами, на детей, на хороший дом и две машины. Не вышло. Несмотря на то, что работа, на которую устроился Кайл, требовала ответственного к себе подхода, он продолжал жить беззаботной жизнью студента. И это стоило ему жизни. Однажды ночью, возвращаясь из бара, он не справился с управлением, и его машина вылетела с моста. В этой автокатастрофе был виноват он один, а во время вскрытия обнаружилось, что количество алкоголя у него в крови больше чем вдвое превышало допустимую для водителей норму.

В двадцать два Фэйт вновь осталась одна. Относив по мужу траур, она принялась заново отстраивать свою жизнь. Фэйт окончила колледж по специальности «деловое управление»и получила страховку за Кайла. Переехала в Даллас и стала работать в небольшом туристическом агентстве. Спустя два года она стала там хозяйкой. Агентство уже открыло свой филиал в Хьюстоне. Через некоторое время Фэйт, пойдя на риск, вложила деньги в открытие второго отделения. На этот раз в Новом Орлеане. К счастью, риск полностью оправдался и ее бизнес стал процветать.

Она добилась для себя финансовой стабильности и все радужные ожидания, связанные с этим понятием, полностью оправдались, но вместе с тем Фэйт чувствовала, что жизнь ее пуста. У нее были деньги, но сердце ее было не занято. Ей и не хотелось больше связываться с мужчинами. За всю свою жизнь она осмелилась полюбить лишь двоих — Грея Руярда и Кайла Харди. И в обоих случаях в итоге поняла, что любить опасно.

Но Фэйт знала, что у нее еще есть где-то семья, родные. И ей хотелось разыскать их. Она смутно помнила о том, что ее бабушка со стороны матери жила где-то в Шривпорте. Фэйт видела ее в своей жизни лишь однажды. В свое время техасские социальные службы пытались выйти на ее след, но безуспешно. У них было много работы и мало штатных работников, поэтому поиски носили чисто формальный характер и вскоре прекратились. У Фэйт же, когда она приобрела самостоятельность и прочно встала на ноги, появилось достаточно свободного времени. Кроме того, ею двигало огромное желание разыскать родню. И она засела за телефон. К счастью, в Шривпорте и его окрестностях проживало не так уж много людей с фамилией Армстед. Наконец ей удалось связаться с двоюродным братом своей бабушки, который сообщил ей, что Джанет Армстед переехала в Джексон, штат Миссисипи, лет десять-двенадцать назад, вскоре после того, как у нее вновь объявилась старшая дочь.

Фэйт была потрясена этим известием. Ведь именно ее мать, Рини, была старшей дочерью бабушки Джанет. Но Рини сбежала с Ги Руярдом. Как вышло, что мама оказалась у бабушки? И что случилось с Ги? Может быть, он до сих пор с ней? Или еще тогда вернулся к своей семье? Много лет прошло с той страшной ночи в Прескоте. Возможно, все эти годы Ги счастливо прожил со своей семьей. А семья Фэйт была разрушена.

Связавшись со справочной службой, Фэйт узнала телефонный номер бабушки и позвонила. Каково же было ее изумление, когда трубку на том конце провода сняла Рини! Несмотря на пропасть лет, которая пролегла между ними, Фэйт сразу же узнала голос своей матери. ***

Она была ошеломлена и взволнована. Назвала себя. Поначалу разговор из-за владевшего Фэйт смущения не клеился, но, наконец, она осмелилась спросить мать, что случилось тогда с Ги Руярдом.

— Откуда мне знать? — каким-то усталым голосом отозвалась Рини. — Джоди уже рассказывала мне эту дикую историю о том, что я якобы сбежала с ним. Ничего подобного. Просто мне надоело быть боксерской грушей для Эмоса и жить в грязи. А Ги Руярд, похоже, не собирался ничего для меня делать. И я просто взяла да и уехала в Шривпорт. К матери. А здесь, в Джексоне, жила твоя тетя Вильма, поэтому примерно через месяц после моего возвращения мы переехали сюда. А что касается Ги Руярда, то я с ним не виделась.

Фэйт трудно было сразу освоить такое количество новостей, мысли беспорядочно метались в голове. Значит, Джоди раньше ее разыскала мать, но ни та, ни другая все это время не предпринимали никаких попыток связаться с ней, с Фэйт. Рини могла забрать своих младших детей из воспитательных домов, но, похоже, положение, в котором они тогда оказались, ее вполне устраивало. Она даже не спросила о Скотти.

С того времени Фэйт стала занимать тайна исчезновения Ги Руярда. Если он не сбежал с Рини, значит, видимо, просто отлучился куда-то на пару дней, а, вернувшись, с изумлением узнал о том, какой шум подняли вокруг него. Фэйт была заинтригована и решила выяснить все до конца. В ту далекую ночь ее вышвырнули из дома, словно какой-то мусор. Душевная рана не зажила до сих пор. Все эти годы Фэйт жила с болью в сердце. И теперь ей необходимо было знать, чем закончилась та история. Ей необходимо было поставить все точки над «i»в своем прошлом, чтобы спокойно забыть о нем и повернуться лицом к будущему.

И вот она приехала в Прескот, остановилась на городской площади перед зданием администрации и сидела здесь без движения уже долгое время, отдавшись нахлынувшим воспоминаниям и теряя время. Она понимала, что ей не составит большого труда выяснить, куда пропал тогда Ги Руярд. Возможно, его отсутствие длилось всего лишь сутки-двое, но именно оно вызвало коренную ломку в жизни Фэйт и ее родных.

Но сначала необходимо было найти, где переночевать. Сегодня утром она прилетела по делам в Батон-Руж, довольно быстро решила все вопросы, взяла напрокат машину и приехала в Прескот. Уже приближался вечер, и она чувствовала, что сильно вымоталась за день. Фэйт знала, что выяснение вопроса с Ги Руярдом не займет много времени, но трястись на обратной дороге в Батон-Руж сегодня уже не хотелось. Лучше, конечно, снять на ночь комнату в Прескоте.

Двенадцать лет назад в городе был мотель, но он уже в те времена влачил жалкое существование и, возможно, до сегодняшнего дня не дожил. Он располагался в восточной части города, на дороге, ведущей к шоссе 1 — 55.

Опустив стекло в дверце машины, Фэйт обратилась к проходившей мимо женщине:

— Прошу прощения. В городе есть мотель?

Женщина подошла ближе к машине. Ей было за сорок, и лицо ее показалось Фэйт смутно знакомым.

— Да, есть, — ответила она. — Доедете до угла и повернете направо. А дальше прямо где-то с полторы мили.

Судя по всему, это был тот же мотель. Фэйт улыбнулась.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности. — Женщина тоже улыбнулась и ушла.

Фэйт покинула стоянку на площади и влилась в неплотное дорожное движение. Прескот остался таким же спокойным, ленивым городком, каким он был и двенадцать лет назад. Уже через несколько минут она достигла цели. Это был совсем другой мотель, который, однако, стоял на месте прежнего. Жилой одноэтажный корпус был совсем новый, построенный года два назад, не раньше. И, похоже, дела у этого мотеля шли неплохо. Здание было выполнено в виде буквы «U»и окружало собой центральный дворик, в котором бил очаровательный фонтан и были устроены цветочные клумбы. Фэйт нашла все очень милым.

За регистрационным столом сидел пожилой мужчина. На грудном кармашке у него висела карточка с именем Рубен. Взглянув на него, Фэйт почувствовала, как что-то зашевелилось в памяти. Точно. Рубен Оделл. Одна из его дочерей училась вместе с Фэйт в школе, в одном классе. Взяв в руки ее кредитную карточку, он первым делом с любопытством посмотрел на имя. Там значилось «Фэйт Д.Харди». Судя по всему, оно ничего ему не сказало. Фэйт — редкое имя, но он наверняка даже в те времена не знал, как ее зовут. Словом, не узнал.

— Я дам вам комнату № 12, — проговорил он, вынимая ключ из соответствующей ячейки. — Идите в конец двора. Подальше от дороги. Чтобы вас не раздражали проезжающие машины.

— Спасибо, — проговорила Фэйт и сняла солнцезащитные очки, чтобы расписаться на чеке. Он тоже улыбнулся и как будто посмотрел на нее еще более дружелюбно.

Она оставила машину во дворе перед дверью в комнату № 12. Войдя в номер, она была приятно удивлена. Комната была просторнее тех, что обычно бывают в мотелях. Диванчик, кофейный столик у самых дверей. Огромная кровать. Одну стену целиком занимал шкаф. С одного конца его был телевизор, а с другого, ближе к ванной, письменный стол. Порадовало ее и отделение для одежды и туалетный столик с зеркалом, который был такой большой, что за ним могли спокойно причесаться двое людей, но сталкиваясь лбами. Она заглянула в ванную, ожидая увидеть в ней стандартное чугунное корыто, но вместо этого обнаружила довольно просторную душевую кабинку с отодвигающейся дверцей. Фэйт никогда не мылась в ванне, поэтому и тут обрадовалась.

Словом, мотель произвел на нее хорошее впечатление.

Она вытащила из сумки туалетные принадлежности и смену белья, а затем принялась за составление плана действий. Она понимала, что если ей удастся сохранить инкогнито и если никто не узнает в ней одну из Девлинов, добиться цели, то есть получить информацию о Ги Руярде, не составит труда. Конечно, с тех пор прошло много лет, но у маленьких городков, как правило, бывает хорошая память. А ведь Прескот к тому же полностью принадлежал Руярдам. Весь, до последнего кирпичика.

Самый простой и безопасный способ — пойти в библиотеку и просмотреть старые газеты. О Руярдах здесь писали постоянно, так что если Ги объявился вскоре после своего исчезновения и вернулся к семье и делам, Фэйт не придется долго листать старые подшивки.

Глянув на часы, он поняла, что у нее в распоряжении остался один час. Насколько она помнила, маленькая городская библиотека закрывалась в шесть вечера, и вряд ли с тех пор что-то изменилось. В маленьких городках вообще редко меняется заведенный распорядок жизни.

Фэйт была голодна, но сначала все-таки решила сделать главное дело. Еда подождет, а библиотекарь ждать не будет.

Удивительно, как странно устроена память у человека. Она никогда не останавливалась в мотеле в те времена, когда жила здесь, но в библиотеку бегала при первой же возможности. При этом местоположение мотеля она запомнила хорошо, а вот про библиотеку все забыла. Только достав из ящика шкафа телефонный справочник и прочитав адрес, она вспомнила. Захватив сумочку и ключи, она вышла из комнаты, села в машину и вновь отправилась в центр города. Раньше библиотека находилась прямо за почтой. Однако, приехав туда, Фэйт, к своему разочарованию, увидела, что здание снесли.

Оглядевшись по сторонам, она облегченно вздохнула. Рядом с почтой стоял новый дом, на котором висела большая вывеска: «Городская библиотека». Строители явно не соблазнились гладкими формами современной архитектуры и вместо этого возвели дом в «довоенном стиле». Это было красивое двухэтажное здание из красного кирпича с четырьмя белыми колоннами по фасаду и ставнями на шестифутовых окнах. Перед библиотекой располагалась большая стоянка. Возможно, даже слишком большая для этого заведения. Когда Фэйт подъехала к библиотеке, там стояло только три машины. Свою она поставила четвертой. Слева от двустворчатых дверей висела табличка. Глянув на нее, Фэйт убедилась, что была права: библиотека работала с девяти до шести.

Библиотекарем оказалась маленькая пухленькая и чрезвычайно говорливая женщина, лицо которой не вызвало в Фэйт никаких воспоминаний. Она подошла к ее столу и спросила, как бы ей просмотреть старые газеты.

— Очень просто, — ответила библиотекарь, выходя из-за своей конторки. — Газеты у нас вон там. Только они все в микрофильмах. Вам придется сесть за проектор. Вам нужны газеты за какой-то конкретный период? Я покажу вам, как пользоваться картотекой микрофильмов и проектором.

— Большое спасибо, — сказала Фэйт. — Меня интересуют газеты примерно десятилетней давности. Может, чуть раньше.

— Нет проблем. Несколько лет назад, когда мы только въехали в новое здание, мистер Руярд распорядился все перевести на микрофильмы. А то у нас была не библиотека, а какая-то антикварная лавка. Теперь работать с источниками гораздо проще.

— Мистер Руярд? — переспросила Фэйт небрежно, хотя при упоминании этого имени у нее заметно участилось сердцебиение. Значит, Ги все-таки вернулся.

— Да, Грей Руярд, — ответила библиотекарь. — Этой семье фактически принадлежит весь город. Да что там город, весь округ, если уж на то пошло. — После паузы она спросила:

— А вы сами из этих мест?

— Да, я жила здесь, — ответила Фэйт. — Очень давно. Моя семья переехала, когда я была еще совсем ребенком. Хотелось отыскать в старых газетах некрологи на родственников моих родителей. Мы давно потеряли их из виду, а я в последнее время решила составить наше родословное древо и вот заинтересовалась их судьбой.

«Неплохая импровизация, — похвалила себя Фэйт. — За проекторами микрофильмов в библиотеках как раз и сидит подобный контингент. Люди, составляющие свою родословную». Фэйт доводилось встречаться с такими и выслушивать от них разные детективные истории про то, скажем, как удалось отыскать какую-нибудь троюродную бабушку Руби по линии матери. Подобное занятие может иной раз заменить человеку наркотик.

Библиотекарь просияла, и Фэйт поняла, что не ошиблась со своей «легендой».

— Удачи вам, дорогая. Надеюсь, вам удастся отыскать следы своих родственников. Меня зовут Карлин Дюбуа. Если будет нужна моя помощь, позовите. Правда, в шесть мы закрываемся. Времени осталось немного.

— Я постараюсь не задержать вас, — ответила Фэйт, одновременно пытаясь вспомнить, знала ли она в детстве кого-нибудь с такой фамилией. Кажется, нет. Судя по всему, они переехали сюда уже после того, как Девлинов с позором вышвырнули из округа.

Сев за проектор, она стала быстро прокручивать фотокопии полос «Прескот уикли», начав с номера, который вышел на следующий день после того, как их выгнали из города. Несколько раз натолкнулась на упоминание Грея, но упрямо пропускала их, делая вид, что это ее не интересует. Но она не смогла обмануть саму себя. Та кошмарная ночь излечила ее от любовной страсти к нему, но забыть о Грее она все равно не могла. Фэйт запомнила его таким, каким он был в ту ночь. Стоял, скрестив руки на груди, освещенный фарами патрульных машин. И эта картинка временами живо вставала перед ее мысленным взором, не давая покоя.

Устав бороться с собой, она вернулась к местам, где упоминался Грей, и стала читать. Она знала, что «Уикли» никогда не стала бы печатать чего-нибудь неприличного или скандального про Руярдов — это была прерогатива газет из Батон-Руж и Нового Орлеана, но обычные будни этой семьи отслеживались с большим вниманием, дабы удовлетворить любопытство читателей. А будни этой конкретной семьи были интересны почти всем жителям округа. Во-первых, в двух коротеньких заметках сообщалось о том, что Грей посетил такие-то и такие торжественные собрания. Третья информация была помещена в деловой колонке. Именно она-то и поразила Фэйт до глубины души.

Казалось бы, что было такого в невинной фразе: «…Грейсон Руярд, который взял в свои руки управление всем семейным бизнесом, высказался против мер…»

«Взял в свои руки управление всем семейным бизнесом…» Как же так? Ведь все принадлежало Ги. И владел всем Ги. Фэйт глянула на дату выхода номера. 5 августа. Трех недель еще не миновало со времени исчезновения Рини. Что же случилось?

Она выключила проектор и, откинувшись на спинку стула, уставилась на пустой экран. Фэйт приехала в Прескот только для того, чтобы поставить точки над «i» относительно событий прошлого, убедиться в том, что Ги вернулся и у них в семье все пошло по-прежнему. Убедиться в том, что по Девлинам здесь никто не скучал, что, наоборот, их отъезд был всеми воспринят с облегчением, что о них вскоре вообще забыли… Только сама Фэйт ничего не забыла. Но она думала, что забудет после того, как выяснит все. Если встретится нос к носу с Ги Руярдом… Что ж, тем лучше. Грея она никогда не винила в том, что произошло, ибо помнила, какой болью и страданием было искажено его лицо в тот страшный день, помнила его голос… Но вот Ги. Да, Фэйт винила его. Его и Рини. Пусть они не сбежали вместе. Но Рини забыла про своих детей, а безответственность Ги повлекла за собой страшные для Девлинов последствия и принесла им много страданий.

Но оказалось, что вскоре после того Грей взял в свои руки управление всем семейным бизнесом. Вместо того чтобы раз и навсегда разобраться с прошлым, Фэйт чувствовала, что запуталась еще больше. Почему Грей взял в свои руки управление делами?

Она поднялась и пошла искать Карлин Дюбуа. За конторкой ее не оказалось, и вообще в зале стояла мертвая тишина.

— Миссис Дюбуа? — позвала Фэйт. Карлин услышала ее — тут же послышалось шарканье ее туфелек с резиновыми подошвами.

— Я здесь, — весело отозвалась Карлин, появляясь из-за шкафов, где располагалась библиографическая секция. — Ну что, нашли что искали?

— Да, спасибо. Но я наткнулась на одну вещь, которая показалась мне странной. В одной маленькой заметке говорилось о том, что Грей Руярд взял в свои руки управление всем семейным бизнесом. Это было двенадцать лет назад. Но ведь он тогда был еще очень молод…

— О да. Видимо, вы переехали еще до того дикого скандала или просто были еще слишком юны, чтобы обратить на него внимание. Мы приехали сюда э-э… одиннадцать лет назад. Казалось бы, прошел целый год, а все равно по всей округе только о том скандале и говорили.

— О каком скандале? — спросила Фэйт, внутренне насторожившись. Недоумение переросло в тревогу. Она поняла, что все произошло не совсем так, как она себе представляла.

— Ну, когда Ги Руярд сбежал из города вместе со своей любовницей. Не знаю, кто она была такая, но все говорят, что очень дурная женщина. Должно быть, он совсем потерял разум, раз бросил и семью, и бизнес.

— Он что, так и не вернулся? — пораженно спросила Фэйт, не сумев сдержать своих чувств.

Слава Богу, Карлин, похоже, не обратила на ее тон внимания.

— С тех пор о нем здесь никто ничего не слышал. Исчез с концами. Поговаривали, что его жена способна была отвадить от себя любого даже самого терпеливого мужчину, но я сама не знаю, потому что не знакома с ней. Говорят, с того самого дня она вообще ни разу не показывалась из дома. А Ги Руярд уехал и даже собственным детям не подавал о себе никаких известий.

Фэйт была ошеломлена услышанным. Ги Руярд обожал своих детей. Он мог по-всякому относиться к жене, но все знали, как горячо он любил Грея и Монику.

— Миссис Руярд, конечно, развелась с ним? — спросила она.

Карлин отрицательно покачала головой.

— Нет. Полагаю, она нарочно не стала делать ему такого подарка. Чтобы он не смог жениться вторично. А молодой мистер Руярд… Что ж, он заменил отца в делах, и все пошло по-прежнему. Как будто Ги никуда и не исчезал. И притом, кажется, сын превзошел отца.

— Я была совсем девочкой и почти ничего о нем не помню, — солгала Фэйт. — Но вроде бы он был здесь очень популярен, играл за университетскую футбольную команду или что-то в этом роде.

— Что ж, одно могу сказать: в этом смысле с тех пор мало что изменилось, — проговорила Карлин, помахав перед лицом рукой, будто опахалом. — Лично я от него без ума. Как только увижу, так сердечко и забьется! И это при том, что я старше его лет на десять и вообще уже вот-вот стану бабушкой. — Она порозовела, но тут же рассмеялась. — Не знаю даже, в чем секрет его неотразимости. Может, выражение глаз. Или волосы. Или маленькие крепкие ягодицы? — Она мечтательно вздохнула. — Он плут, конечно, но кому до этого какое дело?

— А ему известно, что вы увлечены им? — решила немного поддразнить ее Фэйт.

— Господи, да у нас в городе все женщины увлечены им! И ему, дьяволу, это, конечно же, хорошо известно. — Карлин вновь рассмеялась. — Мой даже говорит в шутку, что он скоро тоже проколет себе ухо, чтобы составить ему достойную конкуренцию.

«У Грея проколото ухо?»

Фэйт попыталась представить себе это, но тут же отогнала эти мысли. Известия, свалившиеся на нее в этот час, были настолько ошеломительными, что ей необходимо было побыть одной, чтобы хорошенько все обдумать.

Она сверилась с часами.

— Вы вот-вот закроетесь, так что я, пожалуй, пойду. Спасибо за помощь, миссис Дюбуа. Рада была с вами познакомиться.

— И я тоже… — ответила Карлин и после секундной паузы добавила:

— Ой, я, кажется, не спросила, как вас зовут.

Фэйт не боялась назваться.

— Меня зовут Фэйт Харди, — сказала она.

— Рада нашему знакомству, Фэйт. Какое милое имя! Сейчас его редко встретишь.

— Верно. — Фэйт вновь глянула на часы. — До свидания. Еще раз спасибо.

— Не за что.

Фэйт вернулась в мотель, задержавшись лишь на минутку у «Макдональдса», где купила себе сандвич. Она не любила подобную еду, но в ресторан идти не хотелось. А вдруг кто узнает? Она осилила лишь половину сандвича — была слишком взволнованна, а вторую пришлось выбросить.

Значит, Ги Руярд исчез бесследно. Но если он не сбежал вместе с Рини, куда же он тогда делся?

Фэйт лежала на постели, смотрела в потолок и пыталась разобраться в том, что сегодня на нее свалилось. Ги не стал бы просто так бросать свой дом, свою семью и все свое состояние. Все были уверены в том, что он сбежал вместе с Рини, но Фэйт знала, что это было не так. Если ему надоело жить с женой, почему он просто не развелся? Руярды были католиками, и жениться вторично, если бы он захотел, ему было бы трудновато, но развестись он мог в любое время. Несчастным его никто не мог бы назвать. Он был хозяином в этом городе, делал, что хотел и жил как хотел. Почему он все это так внезапно бросил — непонятно. Исчез, не сказав никому ни слова. И не подавал о себе никаких известий.

Существовало только одно разумное объяснение: Ги не было в живых. Как ни тяжело было Фэйт об этом думать, но она пришла к такому выводу, перебирая в голове возможные версии. Может быть, он хотел исчезнуть всего лишь на пару-тройку дней, чтобы развеяться, но внезапно заболел… Может, с ним произошел несчастный случай. Но и в том, и в другом случае его бы нашли и опознали. Этого не произошло. А произошло то, что Ги Руярд исчез и в ту же ночь исчезла Рини.

Господи, неужели мать его убила? Фэйт села на постели и нервно провела рукой по волосам. Она не представляла себе, что мать способна была пойти на такое, но вместе с тем не могла просто так отбросить эту версию.

Нет, только не Рини. Морали и нравственности в ней было не больше, чем у уличной кошки, но на насилие она была не способна.

Тогда, может быть, Эмос? Вот это уже было больше похоже на правду. Она знала, что в тех случаях, когда отец был уверен, что проступок сойдет ему с рук, он ни перед чем не останавливался. Но, с другой стороны, Фэйт хорошо помнила тот последний вечер. Эмос пришел домой около девяти. Пьяный. Поднял крик из-за того, что Рини не было дома. Потом ввалились Расс и Ники. Тоже пьяные. Может быть, кто-нибудь из них? Или оба? Нет, вроде в их поведении не было ничего необычного, и Фэйт готова была поклясться, что они были удивлены не меньше ее самой, узнав, что мать не ночевала дома. И потом им было абсолютно плевать на то, что Рини спит с Ги. Да и Эмосу было плевать, по большому счету.

Кто же тогда? Может быть, миссис Руярд? Может, Ноэль убила своего мужа, потому что устала от его измен. С другой стороны, всем было известно, что он стал изменять жене едва ли не с самого начала их совместной жизни и Ноэль знала об этом. И, похоже, ее это совершенно не задевало. Более того, кажется, она была даже благодарна ему за то, что он не трогает ее. Его связь с Рини длилась несколько лет. С чего бы это вдруг Ноэль сорвалась? Нет, Фэйт сомневалась даже в том, что Ноэль предъявила мужу претензии по поводу его неверности. Об убийстве и говорить нечего.

Оставался один кандидат в злодеи: Грей. Усилием воли она отогнала от себя эту мысль. Нет, только не он. Фэйт хорошо запомнилось, какое у него было лицо в то утро, когда он ворвался к ним в дом. И той страшной ночью. Ей запомнилась его неподдельная ярость и ненависть. Грей искренне полагал, что отец сбежал вместе с Рини, и был взбешен этим.

С другой стороны, именно Грей больше других выигрывал от смерти отца. Ведь когда Ги исчез, Грей взял в свои руки управление всеми капиталами Руярдов и, если верить Карлин Дюбуа, сумел их приумножить. С самого дня своего рождения ему была уготована судьба однажды получить в свои руки все. Может, ему надоело ждать?

Мысли Фэйт метались, будто беспокойная белка в клетке.

Из состояния задумчивости ее вывели несколько мощных ударов, потрясших дверь ее комнаты. Вздрогнув, Фэйт вскочила с кровати. Кто может так ломиться в ее дверь? Никто не знал о том, что она здесь. В том числе и на работе.

Она приблизилась к двери, но не стала открывать. Черт, в ней даже «глазка» не было.

— Кто там? — спросила она осторожно.

— Грей Руярд.

Фэйт показалось, что у нее остановилось сердце. Двенадцать лет прошло с тех пор, как она в последний раз слышала этот густой, сочный голос. Столько всего произошло в ее жизни за это время! Казалось, она избавилась от того почти гипнотического воздействия, которое он оказывал на нее в детстве. Но нет. Услышав сейчас голос Грея, Фэйт почувствовала мгновенную слабость в коленках. Волнение и страх овладели ею. Этот голос, оказывается, был еще способен наэлектризовать все ее тело. Она вновь ощутила себя четырнадцатилетней девчонкой, беспомощной и взволнованной от осознания близости Грея. Но в то же время тот же самый голос имел и обратную силу. Она на всю жизнь запомнила, как он произнес, обращаясь к ней: «Ты — дрянь». Эти слова навечно отпечатались в ее памяти.

Она так и не смогла забыть Грея, не смогла отделаться от этого наваждения, от своей потаенной мечты и одновременно самого страшного кошмара в жизни.

Фэйт только сейчас думала о нем, и вот он появился. Неужели она вызвала его сюда при помощи только своих мыслей? Возможно ли такое?

Она неподвижно стояла перед дверью. Через минуту он вновь громко постучал.

— Открывайте.

Какой властный голос… Человек, обладающий таким голосом, привык, чтобы ему подчинялись беспрекословно и без промедления.

Она осторожно сняла цепочку и открыла дверь. Перед ней стоял человек, которого она не видела вот уже двенадцать лет. Но прошедшие годы не имели никакого значения. Она сразу узнала его. Он стоял прямо напротив нее, и от осознания его близости у нее перехватило дыхание.

Он еще больше окреп. Талия и бедра остались стройными, но заметно увеличились грудная клетка и плечи. Перед ней стоял уже не юноша, а мужчина. У него было худое лицо, черты которого с годами несколько огрубели. В углах рта виднелись две ямочки, в углах глаз появились первые зрелые морщинки. Перед ней стоял настоящий пират. Теперь она поняла Карлин Дюбуа, которая с благоговейным трепетом произносила его имя. Он отрастил длинные волосы, которые были зачесаны назад и заплетены в косичку. В ухе сверкал небольшой бриллиант. В двадцать два года он был красив, в тридцать четыре стал опасен. Не видимая глазу дрожь пробежала по всему ее телу, как только она подняла на него глаза. Сердце бешено колотилось в груди. Симптомы девичьей болезни были все те же, и Фэйт возненавидела себя за слабость. Боже, неужели она обречена всю жизнь так реагировать на появление этого человека? Почему ей все никак не удается подавить свое детское чувство?

На нее сверкнули холодом и неумолимостью его темные глаза. Чувственные губы скривились.

— Фэйт Девлин… — медленно проговорил он. — Рубен был прав. Ты здорово походишь на свою мать.

Да, за эти годы Грей сильно изменился. Но и Фэйт не осталась прежней. Уверенность в себе и своих силах досталась ей нелегким трудом, и она не собиралась так просто отказываться от нее. Прохладно улыбнувшись, она проговорила:

— Спасибо.

— Это был не комплимент. Не знаю, зачем ты здесь, да это и не важно. Мотель принадлежит мне. Ты нежеланный гость. У тебя есть полчаса на то, чтобы собрать вещи и убраться. — Он криво, по-волчьи усмехнулся и добавил:

— Или мне придется вновь обратиться к шерифу за помощью.

Оба сейчас вспомнили ту ночь, и воспоминание это встало перед их глазами настолько живо, что казалось, они вновь каким-то чудом перенеслись на двенадцать лет назад. Перед ее мысленным взором на мгновение вновь вспыхнули фары патрульных машин, она вновь почувствовала ужас и…

Но Фэйт не дала ему испугать себя. Пожав плечами, она отвернулась и вернулась в комнату. Быстро собрав вещи, Фэйт надела туфли, взяла сумочку и, бросив на него спокойный холодный взгляд, вышла из номера.

Она села в машину и поехала в сторону Батон-Руж. А Грей все стоял у открытой двери и молча смотрел ей вслед.

Фэйт Девлин!

Ничего себе выстрел из прошлого…

Грей смотрел вслед ее удаляющейся машине до тех пор, пока она не скрылась из виду. Когда Рубен позвонил ему и сообщил, что у него в мотеле только что остановилась женщина, которая как две капли воды была похожа на Рини Девлин, и что ее зовут Фэйт Д.Харди, Грей сразу все понял. Значит, кто-то из этой семейки наконец-то отважился показать свой нос в Прескоте. И ничего удивительного в том, что это была именно Фэйт: в ней всегда было больше характера, чем во всех остальных ее родичах.

Но это отнюдь не означало, что он позволит ей остаться!

Грей вновь посмотрел в комнату, которую она только что покинула. Черт возьми, ушла без скандала! Подсознательно ему хотелось, чтобы она подняла шум. Тем слаще была бы его победа. Но она не доставила ему такого удовольствия и сдала свои позиции без боя. Не потребовала даже вернуть заплаченные за номер деньги. Удостоила его лишь одним спокойно-холодным взглядом, собрала вещи и ушла. И так быстро… Минуты не прошло.

Она ушла, и ничто, кроме смятой постели, не напоминало о том, что она здесь была. Номер выглядел так, как будто сюда вообще никто не заходил. Впрочем, нет. В комнате остался тонкий и нежный аромат, который перебивал застоявшийся нежилой запах, характерный для всех мотелей. И в Грее, помимо его воли, родилась инстинктивная реакция на него. Ибо это был аромат женщины. В чем-то универсальный, в чем-то только ее. Грей поймал себя на том, что у него раздуваются ноздри, словно у жеребца.

Фэйт Девлин. Стоило ему только услышать это имя, как перед глазами тут же живо встала сцена той ночи. И он увидел ее такой, какой запомнил: молчаливая и гибкая, с темно-каштановыми волосами, разлетевшимися по плечам… Линии ее стройной фигуры просвечивали под тонкой, полупрозрачной ночной рубашкой. В ту ночь она одним своим видом вызвала сильное влечение к себе со стороны помощников шерифа и его самого. Господи, тогда она была ведь еще совсем ребенком! Но не простым, а дочерью Рини Девлин, унаследовавшей чувственность и очарование своей матери.

Когда она открыла ему дверь, Грей был потрясен. Она была так похожа на Рини, что в первую секунду у него появилось непроизвольное желание задушить ее. Но в то же время были маленькие отличия, благодаря которым ее никак нельзя было спутать с матерью. Фэйт была чуть выше и стройнее. Формы ее были не такие пышные, хотя за те двенадцать лет, что они не виделись, тело ее расцвело. От матери она унаследовала темно-каштановые волосы, томные зеленые глаза и почти прозрачную кожу.

Но больше всего Грея взбесили ее как будто небрежная чувственность и его собственная непроизвольная реакция на это. Она даже ничего не сказала, не сделала. И дело было не в одежде, хотя на ней был модный деловой костюм… Боже, Девлин в деловом костюме! Каково?.. Нет, в ней было что-то неуловимое, невидимое для глаза. Нечто, чем обладала и Рини. У старшей дочери — Грей сейчас не мог вспомнить ее имя — этого не было. Дешевка. В ней все было кричаще вульгарно. Сексуальностью и не пахло. А вот Фэйт была сексуальна. Не в такой степени, как Рини, но близко к этому. Заглянув в ее зеленые глаза, он сразу подумал о той огромной кровати, которая была как раз у нее за спиной. Подумал о смятых простынях, жарких телах. Ему захотелось ощутить ее под собой обнаженной, почувствовать, как ноги ее смыкаются у него на бедрах, и глубоко погрузиться в ее нежное лоно…

Мгновенно вспотев и, как будто придя в себя, Грей громко выругался. Проклятие, оказывается, он ничем не лучше своего папаши! Тот готов был за ласки женщины наплевать на все. Вот и он тоже… Впрочем, не любой женщины — Девлин. Хоть это, слава Богу. Грея тоже в свое время тянуло к Рини, но он нашел в себе силы сопротивляться этому влечению. Сама мысль о том, чтобы делить с отцом одну женщину, вызывала отвращение. Старшая дочь Рини совсем не привлекала его. Но вот Фэйт… Если бы она была не из той паршивой семейки, он не успокоился бы до тех пор, пока не уложил ее в постель.

Но она была именно Девлин, а одно упоминание этой фамилии вызывало в нем дикую ярость. Рини разрушила его семью, и он знал, что никогда не забудет и не простит это. Забыть было невозможно, потому что каждое утро, просыпаясь, он первым делом натыкался на последствия отцовского предательства. Мать замкнулась в себе и сейчас фактически была уже не человеком, а лишь оболочкой от человека. Первые два года она вообще не выходила из своей спальни. И даже теперь покидала дом только в те редкие дни, когда нужно было посетить врача в Новом Орлеане. Грей потерял не только отца, но и мать.

Ноэль превратилась в молчаливого призрака с лицом женщины. Она все время проводила у себя в комнате. Только Алексу Чилетту удавалось порой вызвать на ее лице нечто вроде улыбки и зажечь огонь жизни в ее голубых глазах. Очень скоро Грей понял, что Алекс влюбился в мать. Но дело было совершенно безнадежное. И не только потому, что Ноэль даже не догадывалась об этом. Если бы она знала, то все равно не предприняла бы со своей стороны никаких действий. Она считала себя женой Ги Руярда. О разводе нечего было и думать. Грею трудно было понять мать. Поначалу он думал, что она все еще рассчитывает на его возвращение. Сам он давно смирился с мыслью о том, что больше никогда не увидит отца. Если бы Ги намеревался вернуться, он не послал бы письмо с передачей всех деловых полномочий сыну, которое Грей получил спустя два дня после исчезновения отца. Письмо было отправлено из Батон-Руж в тот день, когда Ги ушел из дома, и написано в сухой, деловой манере. Не утруждая себя никакими личными предисловиями, отец сразу же перешел к сути дела. И даже подписался он не как обычно: «Люблю, папа», а так, как было принято в деловых документах: «Искренне ваш, Ги А.Руярд». Когда взгляд Грея остановился на этой последней строчке, он окончательно понял, что никогда больше не увидит отца. И глаза его в ту минуту наполнились горькими слезами. В первый и последний раз в жизни.

Первые месяцы были самыми тяжелыми, и Грей не знал бы, что делать, если бы не Алекс, который изо всех сил старался укрепить положение Грея в глазах держателей акций и различных советов директоров. Алекс провел его мимо опасных мелей, боролся вместе с ним за каждый процент прибыли, помогал как мог Ноэль и Монике. Алекс тоже скорбел о том, что потерял лучшего друга. Ведь Ги и Алекс выросли вместе и были близки, как братья. Алекс был до глубины души потрясен поступком Ги. Он не мог понять, как тот мог бросить семью ради Рини Девлин. Как мог уйти, даже не попрощавшись.

Моника… Сейчас она в чем-то стала сильнее, чем раньше, стала эмоционально сдержаннее и уже не так зависела от других. Она спокойно извинилась перед Греем за попытку самоубийства и заверила, что больше никогда не совершит подобной глупости. Но, став сильнее, она вместе с тем стала и суше. Как будто первый неистовый приступ боли выжег в ее сердце все эмоции и чувства. Она стала спокойной и холодной. Почти как мать. Все внимание сосредоточила на работе и учебе и скоро стала незаменимым помощником Грею. Теперь он во всем мог положиться на нее. Она вела почти отшельнический образ жизни, но в отличие от матери не запиралась в своей комнате, следила за собой, регулярно посещала салон и хорошо одевалась. У нее не было никаких романтических увлечений. Поначалу Грей думал, что она еще не может забыть о своей попытке самоубийства, но со временем успокоится, раны затянутся и все будет по-прежнему. Этого не произошло, хотя позже он понял, что тот глупый, бездумный поступок здесь ни при чем. Монике просто не хотелось романтических увлечений на свою голову. Ей достаточно было общения с людьми на деловом уровне. Этим все и заканчивалось. Она неизменно отвергала все приглашения и предложения о свиданиях. Грей ничего не мог с этим поделать. Ему оставалось только помочь ей окончательно поверить в себя. Поэтому он доверял ей в делах и платил хорошую зарплату, чтобы она чувствовала себя независимой.

В прошлом году дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки. В округе появился новый шериф, Майкл Макфейн. Каким-то чудом ему удалось привлечь к себе внимание Моники. Они стали регулярно встречаться. Грей был так тронут этим, что едва не плакал. Он боялся раньше времени поверить в то, что Моника возвращается к нормальной жизни. Боялся сглазить.

Нет, он никогда не забудет, что сделали Девлины с его семьей. И, слава Богу, похоже, он больше никогда не увидится с Фэйт Девлин.

«Спасибо».

Единственное слово, произнесенное ею. Она была холодна и загадочна, посмотрела на него с некоторым удивлением и внешне вроде бы совершенно не испугалась его угрозы. Хотя угроза эта была вполне серьезна. Ничто не помешало бы ему выдворить ее из округа во второй раз. Для этого ему пришлось бы вызвать шерифа, потому что если бы он сам дотронулся до нее, то потерял бы над собой контроль. Он знал это наперед.

Она уже не была той девчонкой, какой он ее помнил. Она всегда была не такая, как остальные Девлины, — казалась некой лесной дикарочкой — и теперь стала женщиной, в полной мере унаследовав от матери сексуальную притягательность. Какому-то дурачку не повезло. Она расписалась «Фэйт Д.Харди». Значит, вышла замуж. Обручального кольца у нее на руке он не заметил… Это он точно мог сказать, потому что нарочно задержался взглядом на изящных тонких руках. Кольца не было. Подметив это, Грей цинично усмехнулся. Рини тоже не носила обручального кольца. Оно мешало бы жить ей той жизнью, какой ей хотелось. Дочурка, судя по всему, пошла в мать. Бедняга мистер Харди! Он, наверное, и не подозревает о том, что его обожаемая супруга, отлучаясь из дома, всегда кладет обручальное кольцо в самый дальний и потайной кармашек.

Он не мог не обратить внимания на то, что у нее был вид благополучной женщины. Значит, ей все-таки удалось приземлиться, как кошке, на все четыре лапки. Грея это не удивило. Все женщины Девлин отличались способностью неплохо устраиваться и находить себе в жизни щедрых покровителей. Должно быть, ее муженек неплохо зарабатывает. Бедняга! Интересно, как часто она уезжает поразвлечься, оставляя мужа дома?

И за каким чертом ее понесло в Прескот? У нее нет в этом городе ни родственников, ни друзей. У Девлинов никогда не бывало друзей. Одни только жертвы. Она не могла не знать, что здесь ее никто не ждет и никто ее приезду рад не будет. Может быть, она рассчитывала проникнуть в город незаметно, сохранив инкогнито? Но у местных жителей хорошая память. И потом, она действительно здорово смахивала на свою мать. Рубен узнал ее тотчас же, как только она сняла темные очки.

Впрочем, все это не имеет значения. Он вторично избавил город и округ от этой заразы. Причем сейчас все прошло на удивление тихо и спокойно. Не сравнить с той ночью двенадцатилетней давности.

Грей жалел только об одном. О том, что она вообще приезжала сюда. Ибо своим появлением она оживила в его памяти ту ночь и ту невольную реакцию, которую вызвала тогда у него и у помощников шерифа, метаясь в лучах света в своей прозрачной ночной рубашке…

И еще он жалел о том, что услышал от нее это тихое и спокойное:

— Спасибо.

Фэйт ехала по темной дороге, не останавливаясь и не сбавляя скорости, хотя внутри у нее все переворачивалось. Она отказывалась признаться себе в том, что встреча с Греем глубоко подействовала на нее. Она пережила шок и боль много лет назад и не собиралась все это воскрешать. Она не могла допустить, чтобы Грей вновь унизил ее, причинил ей новую боль. Она выехала из мотеля, ибо у нее не было иного выхода. Она увидела, какой твердой решимостью сверкнули его глаза, и поняла, что насчет шерифа он не шутит. Да и что помешало бы ему сейчас вышвырнуть ее одну из города, если двенадцать лет назад он вышвырнул всю ее семью?

Она уехала из мотеля, однако это вовсе не означало то, что он взял над ней верх.

Его угрозы насчет шерифа ее не испугали — испугала собственная реакция на встречу с ним. Несмотря на пропасть лет, которая пролегла между ними, несмотря на все то, что он сотворил с ее семьей и с ней лично, она была бессильна что-либо с собой поделать. И чувствовала себя павловской собачкой, слепо повинующейся своим рефлексам. Осознание этого бесило. Не для того она вылезла из грязи, чтобы вновь оказаться в ней.

Давно уже прошли те времена, когда ее легко можно было запугать. Тихое и беспомощное существо умерло в ней в ту самую летнюю ночь двенадцать лет назад. Внешне Фэйт осталась такой же тихой, но она научилась законам выживания, развила в себе стальную волю и умение добиваться своего в жизни. Благоприобретенная уверенность в себе позволяла ей даже время от времени показывать свой характер. Если Грей решил избавиться от нее, то сделал большую ошибку, став форсировать события. Скоро он узнает, что ее отступление было на самом деле перегруппировкой сил для атаки с другого фланга.

Нет, теперь она уже не позволит ему обращаться с собой так, как двенадцать лет назад. Для нее это был вопрос чести, но не только. Она все еще не выяснила, что случилось с Ги. И Фэйт не хотела останавливаться на полдороги.

В голове начал оформляться план. Легкая улыбка тронула ее губы. Она обманет Грея, да так, что он этого даже не заметит. А когда заметит, будет уже поздно.

Фэйт решила переехать в Прескот. И Грей не сможет остановить ее. Потому что не успеет даже глазом моргнуть, как все уже произойдет. Она докажет городу, который всегда свысока смотрел на нее, что она человек, достойный уважения. Только после этого можно будет вычеркнуть прошлое из памяти.

Еще она хотела доказать Грею, что он ошибался в ней с самого начала. Фэйт уже ощущала на губах вкус победы. Двенадцать лет назад она горячо его любила, а он показал себя непреклонным судьей и жестоким палачом. Этот человек много значил в ее жизни. Может быть, не стоило бы в это ввязываться. Может, разумнее было бы просто забыть о нем. Но Фэйт понимала, что будет чувствовать себя той самой дрянью до тех пор, пока Грей не признает, что она достойный человек, который знает, что такое мораль и честь, и который своим трудом добился в жизни успеха.

Так что дело было не только в загадке, связанной с исчезновением Ги. Может быть, начиналось все с нее. А может, это был лишь предлог, ширма для сокрытия истинной причины, в которой она до сих пор боялась признаться самой себе. Но теперь призналась: Фэйт хотела вернуться домой.

Глава 7

— Да, именно. Я хочу, чтобы сделка была заключена от имени агентства. Спасибо, мистер Байбл. Я знала, что смогу на вас рассчитывать. — Фэйт говорила, мягко улыбаясь. Возможно, мистер Байбл расслышал в ее голосе что-то для себя особенное, так как после очередных его слов Фэйт рассмеялась. — Будьте осторожны, — шутливо предупредила она, — имейте в виду, что я знакома с вашей женой.

Когда она повесила трубку, Марго Стенли, ее заместитель, уныло глянула на Фэйт.

— Что, неужели этот старый козел еще кокетничал с тобой? — спросила она.

— Конечно, — весело ответила Фэйт. — Он всегда со мной заигрывает. Ему приятно думать, что он такой весь из себя испорченный. Но на самом деле он просто милый и хороший человек.

Марго фыркнула.

— Это он-то милый? Харли Байбл так же мил, как гремучая змея. Ты просто умеешь располагать к себе мужчин.

Фэйт захотелось в ответ так же фыркнуть, но она сдержалась. Если бы Марго видела, как Грей выгнал ее из мотеля, она хорошенько подумала бы, прежде чем сказать, что Фэйт умеет располагать к себе мужчин.

— Я просто любезна с ним, только и всего. Ничего особенного. А если бы он был такой гадкий, каким ты его хочешь представить, он давно бы уже разорился.

— Он не разорился до сих пор только потому, что у него есть башка на плечах, — сказала Марго. — У него есть один ценный талант: подлец умеет видеть большие деньги там, где их еще нет, но они непременно будут. И скупает недвижимость за гроши, а продает потом за миллионы. И народ идет к нему, потому что Байблу всегда есть что предложить.

Фэйт улыбнулась.

— Башка на плечах, это ты верно сказала. Но со мной он все равно очень мил.

Марго фыркнула опять.

— Покажи мне мужика, который был бы с тобой не мил! Вот скажи, сколько раз тебя останавливали за превышение скорости?

— Как? Вообще?

— Ну, скажем, за этот год.

— Мм… четыре раза, кажется. Но это не показатель. В этом году я очень много разъезжаю.

— Ага. А сколько раз из этих четырех тебе прописали штраф?

— Ни разу, — признала Фэйт, как будто сама удивившись этому. — Но это просто случайность. Я не пыталась увиливать.

— Тебе и не нужно было, вот в чем все дело. Полицейский подходит к твоей машине, а ты протягиваешь ему свои права и говоришь: «Ах, прошу прощения, я и сама знаю, что летела, как птичка». Тогда он возвращает тебе твои права и мягко советует чуть-чуть сбавить обороты, потому что ему, мол, не хочется, чтобы такое милое личико пострадало в результате аварии.

Фэйт не удержалась от смеха, потому что Марго как раз была с ней в машине в тот раз, когда произошел один подобный случай. Техасский дорожный полицейский, о котором она сейчас вспомнила, был воспитанником еще старой школы: здоровенный детина с густыми седыми усами и протяжным произношением.

— Один-единственный раз полицейский обратил внимание на мое «милое личико», а ты уже на этом статистику строишь.

— У того техасца просто хватило наглости сказать об этом вслух, но про себя думали все. Ну вот признайся: тебя вообще хоть раз в жизни штрафовали?

— Мм, нет.

На этот раз Фэйт поостереглась смеяться, ибо знала, что только за последние полгода Марго получила два официальных предупреждения за превышение скорости и теперь вынуждена была тщательно соблюдать правила, ибо третий штраф означал бы временное лишение водительских прав.

— Веришь или нет, лично мне ни один полицейский никогда не говорил, что ему, мол, не хочется, чтобы мое «милое личико» пострадало в результате аварии, — мрачно проворчала Марго. — Нет, дорогая, со мной они ведут себя исключительно в рамках инструкций. «Ваши права, мэм. В зоне с допустимым пределом скорости в пятьдесят пять миль в час вы ехали со скоростью шестьдесят пять миль в час. Вас ждут в суде тогда-то и тогда-то. Или вы можете отправить по почте штраф к такому-то и такому-то сроку. В последнем случае явка в суд необязательна».

Марго говорила с таким возмущением, что Фэйт пришлось отвернуться в сторону, чтобы та не заметила ее улыбки.

— А ведь я тоже до последнего времени не штрафовалась, — продолжала Марго. Фэйт уже столько раз слышала этот рассказ от своего заместителя, что могла повторить его почти дословно. — Полжизни проездила спокойно! Разве что выписывали квитанцию за не правильную парковку. И все! И вдруг… ни с того ни с сего посыпалось…

— Ты говоришь, как будто у тебя уже скопилось столько штрафных квитанций, что ты можешь обклеивать ими стены вместо обоев.

— Не смейся, не смейся. Два штрафа подряд — это не смешно. А если я получу третий — это уже будет катастрофа. Теперь мне целых два года нужно тащиться со скоростью пятьдесят пять миль в час! А ты хоть понимаешь, насколько это ломает весь мой график жизни? Придется теперь вставать раньше и уезжать раньше, чтобы успевать.

Фэйт устала бороться с собой и от души рассмеялась.

С Марго было весело. Ей было тридцать шесть, она была в разводе, но одной оставаться отнюдь не собиралась. Фэйт просто не знала, что делала бы без Марго. Когда Фэйт наконец-то скопила деньги на то, чтобы выкупить агентство, она знала только, как обращаться с клиентами. Несмотря на то что она окончила колледж по специальности «деловое управление», ей скоро пришлось убедиться, что между реальной жизнью и параграфами учебников существует большая разница. Марго была заместителем у Дж.Б.Холладея, прежнего владельца агентства «Холладей трэвэл», и с радостью согласилась занять этот пост при новой хозяйке. Она была поистине незаменимым работником и уже помогла Фэйт избежать некоторых серьезных ошибок.

Больше того, Марго стала преданным другом. Это была высокая, худая женщина с обесцвеченными волосами. Она обожала экстравагантно одеваться и не скрывала, что занята поисками нового мужа. «У мужчин много недостатков, дорогая, но и немало достоинств. Особенно одно, самое большое». Марго отличалась веселым нравом и общительностью, поэтому недостатка в кавалерах не испытывала. Она вела настолько бурную жизнь, что это быстро утомило бы любого другого человека. И поэтому Фэйт не совсем верила в искренность ее замечания о том, что Фэйт умеет обращаться с мужчинами. Она-то, из дома редко выходила!

— Не смейся, — снова предупредила Марго. — Вот увидишь, скоро ты нарвешься на женский патруль, и на этом твое везение закончится.

— Вот именно, везение.

— Конечно, — проговорила Марго и, мгновенно сменив тему разговора, с любопытством в голосе спросила:

— А теперь рассказывай, что это ты задумала насчет покупки дома в забытой Богом Луизиане?

— В Прескоте, — с улыбкой поправила ее Фэйт. — Это небольшой городок к северу от Батон-Руж. Почти на границе с Миссисипи.

Марго опять фыркнула.

— Ну я и говорю: забытая Богом Луизиана.

— Это мой родной город. Я там родилась.

— И ты еще вслух заявляешь о том, что ты деревенщина?! — воскликнула Марго тоном истинной уроженки Далласа.

— Я решила вернуться домой, — тихо проговорила Фэйт. — Хочу там жить.

Пойти на этот шаг было нелегко. Она знала, что Руярды сделают все, чтобы выжить ее оттуда. Она вновь решила оказаться рядом с Греем Руярдом и, осознавая всю опасность этого, даже перестала спокойно спать по ночам. К тому же она не отказалась от мысли выяснить, что случилось с его отцом, и понимала, что на этом пути ее ждет много препятствий, главным из которых являлся все тот же Грей. Так или иначе, он мучил ее все эти годы, и последняя их встреча показала, что рядом с ним она по-прежнему внутренне чувствует себя беспомощным ребенком. А ей хотелось стать с ним вровень. Она не могла допустить, чтобы он вновь подавил ее своей властью. Фэйт необходимо было преодолеть в себе все, что было с ним связано. Раз и навсегда.

— Называется, съездила по делам в Батон-Руж! Как только оказалась поблизости от своей деревеньки, тебя туда так и потянуло, как магнитом. И ты не нашла в себе сил сопротивляться?

Марго не знала о том, что случилось с Фэйт двенадцать лет назад. Она вообще не знала ничего о жизни своей подруги, за исключением того, что Фэйт выросла в воспитательном доме и очень любит своих приемных родителей. О своей настоящей семье и прошлом Фэйт никогда ей не рассказывала.

— Так.

Марго откинулась на спинку своего кресла.

— И что, ты собираешься теперь продать агентство?

Фэйт изумленно уставилась на нее.

— Разумеется, нет!

Заметив, с каким облегчением вздохнула Марго после этих слов, Фэйт впервые осознала, как сильно встревожило ее решение переехать на новое место жительства ее подчиненных.

— Все будет по-прежнему, — сказала она. — Если не считать двух маленьких нововведений.

— Насколько маленьких? — подозрительно спросила Марго.

— Ну, во-первых, я буду жить в Прескоте. Когда мистер Байбл подыщет подходящий дом, я перевезу туда факс, компьютер и ксерокс, чтобы не терять с вами постоянной связи.

— О'кей, это во-первых. А что во-вторых?

— А во-вторых, за меня здесь останешься ты. Надеюсь, перспектива командировок тебя не пугает? — вдруг внутренне обеспокоившись, спросила Фэйт. Она совершенно не думала об этом, когда разрабатывала свой план.

У Марго изумленно взлетели брови.

— Ты что?! Чтобы меня испугала перспектива командировок?! Дорогая, уж не помутился ли у тебя рассудок от ностальгии по дому? Я обожаю командировки! Это же неизмеримо расширяет передо мной горизонты в смысле охоты на самцов! Всех местных я уже просто замучила. Им крупно повезет, если в одной из командировок мне удастся подцепить стоящего мужика с серьезными намерениями. И потом, проехаться иной раз до Нового Орлеана — это все равно как отдых.

— А в Хьюстон? А в Батон-Руж?

— В Хьюстоне ковбои, а в Батон-Руж креолы. О! — Марго плотоядно облизала губы. — Чую, в Даллас я буду возвращаться на кратковременный отдых и восстановление сил.

Все шло как по маслу, но Фэйт пришлось перед этим изрядно потрудиться. В итоге ее усилия оправдались, и ей было радостно это сознавать. В четырнадцать она была совершенно беспомощным и беззащитным созданием, теперь же стала состоятельным и самостоятельным человеком, а за четыре года работы в бизнесе к тому же завела в этой сфере много полезных знакомых.

С помощью мистера Байбла она довольно быстро отыскала себе небольшой, но уютный домик, выставленный на продажу. Он находился не в самом Прескоте, а в паре миль от него, на самой границе владений Руярдов. Покупка дома пробила заметную брешь в ее финансах, но она не постояла за ценой и сразу выплатила всю стоимость собственности, чтобы Грей не мог потом ни к чему привязаться, пытаясь провернуть какие-нибудь темные делишки с владельцем закладной на дом. Она примерно знала, какие шаги и в какой последовательности он предпримет в борьбе с ней, поэтому заранее думала лишить его всех козырей. Ей доставляло большое удовольствие сознавать, что она обведет его вокруг пальца, а он даже ничего не заметит. А когда спохватится, будет уже слишком поздно.

Очень осторожно, действуя исключительно от имени агентства, чтобы ее собственное имя нигде не появилось, Фэйт разобралась со всеми коммунальными услугами, провела в доме генеральную уборку и перевезла в него мебель. Всего спустя месяц после того, как Грей выдворил ее из города во второй раз, Фэйт остановила свою машину перед крыльцом нового дома и окинула его удовлетворенным взглядом.

Она не стала покупать кота в мешке. Мистер Байбл предварительно снабдил ее фотоснимками дома: вид снаружи и изнутри. Домик был небольшой, всего пять комнат, 50 — х годов постройки, но прежний владелец недавно отремонтировал его к продаже. И неплохо постарался: парадное крыльцо имело веранду, которая тянулась вдоль всего фасада — новым обитателям было где насладиться хорошей погодой. А вентиляторы в каждом конце веранды гарантировали, что зной будет не слишком уж донимать. Вентиляторы висели также под потолком в каждой комнате.

Обе спальни были одинакового размера. Фэйт выбрала для себя ту, что располагалась в задней части дома, а вторую переоборудовала в свой рабочий кабинет. В доме была всего одна ванная, но Фэйт жила одна, так что с этим тоже не было проблем. Гостиная и столовая показались ей очень уютными, но больше всего понравилась кухня, которая имела исключительно современный вид. Было совершенно ясно, что кухню переоборудовали несколько лет назад. Прежний владелец мог бы обойтись гораздо меньшими затратами, но Фэйт поняла, что до нее здесь жил человек, который обожал готовить. Плита на шесть конфорок, встроенная микроволновая печь и обычный духовой шкаф. Буфет во всю стену и от пола до потолка, в котором спокойно поместился бы годовой запас продуктов. Шестифутовый разделочный столик в центре. Простор и все условия для реализации самых смелых кулинарных задумок. Фэйт не так чтобы очень любила готовить, но новой кухне, безусловно, отдала должное.

Словом, дом ей очень понравился. К тому же это был ее первый собственный дом. Квартиры в расчет не брались, так как она их снимала. А дом принадлежал ей и только ей.

Пребывая в приподнятом расположении духа, она поехала в Прескот. Надо было заглянуть в здание городской администрации, зарегистрировать там машину и повесить на нее номера Луизианы. Управившись с этим, Фэйт поехала в магазин. Мысль о том, что она теперь может совершенно спокойно, не думая о каждом центе, делать покупки в том самом магазине, владелец которого двенадцать лет назад, стоило ей зайти, пристально и совершенно открыто следил за каждым ее шагом и движением, опасаясь, что она незаметно сунет что-нибудь в сумку и вынесет, не оплатив, — эта мысль доставляла Фэйт огромное удовольствие. Его фамилия была Морган. Эд Морган. Она его отлично помнила. Его младший сын учился с Джоди в одном классе.

Выбирая продукты, она раскладывала их по целлофановым пакетам, которые тут же завязывала зеленой ленточкой. Из подсобки показался седой мужчина в запачканном фартуке с коробкой в руках. Он вынул из нее бананы и разложил их на демонстрационном лотке. Мельком оглянувшись на Фэйт, он вернулся к своей работе, но уже через секунду резко обернулся на нее снова. Глаза его округлились.

Волосы его за эти годы сильно поредели и поседели, но Фэйт не составило труда узнать этого человека, о котором она только что думала.

— Здравствуйте, мистер Морган, — приветливо сказала она, толкая мимо него тележку. — Как поживаете?

— Рини-и?.. — заикаясь, проговорил он таким тоном, что Фэйт мгновенно замерла на месте и по-новому взглянула на Моргана. Боже мой, неужели с ним тоже? А почему бы и нет? Ги Руярд не всегда бывал свободен, а Рини пользовалась всякой возможностью.

Улыбка на лице Фэйт потухла, и вся она будто обратилась в лед.

— Нет, не Рини. Меня зовут Фэйт. Я младшая дочь.

Господи, какое унижение! Когда она была ребенком, этот Морган подвергал ее невыносимым унижениям, подозревая в ней воришку. Оказывается, это не мешало ему обхаживать ее мать…

Фэйт решительно двинулась дальше по проходу, толкая перед собой тележку. Магазин был небольшой, поэтому через минуту до нее почти явственно стали доноситься звуки голосов Морганов. Владелец магазина, захлебываясь, рассказывал своей жене о том, кто к ним пришел. Еще спустя минуту Фэйт поняла, что к ней приставили соглядатая. Это был мальчишка-подросток. Она не узнала его да и не могла, конечно, узнать. На нем был такой же длинный запачканный фартук, как и на Моргане. Он весь вспыхнул и засмущался, когда она оглянулась на него. Фэйт стало ясно, что ему поручили следить за тем, чтобы все продукты шли в корзинку, а не прямиком в сумку.

Это взбесило ее, но она крепко держала себя в руках, делая вид, что ничего не замечает. Когда Фэйт выбрала все по своему списку, она откатила тележку к прилавку и стала ее выгружать.

Когда она входила в магазин, за кассой сидела миссис Морган, но теперь она ушла в застекленную офисную секцию магазина, откуда пристально следила за Фэйт, а ее место за прилавком занял ее муж. Он внимательно рассматривал каждый пакет, который Фэйт выгружала из корзинки.

— Надеюсь, у тебя хватит денег, чтобы заплатить за все это, — неприятным голосом произнес он. — Я не от каждого приму чек.

— Я всегда плачу наличными, — холодно ответила Фэйт. — Я не каждому доверяю взглянуть на номер моего кредитного счета.

До него не сразу дошло, что в ответ на свою оскорбительную реплику он получил не менее оскорбительную, а когда дошло, он весь побагровел.

— Попридержи язык. Я не потерплю подобных штучек в моем магазине. Тем более от таких, как ты.

— В самом деле? — тихо проговорила Фэйт, улыбнувшись. — А вот с моей матерью вы вели себя иначе, не так ли?

Румянец исчез так же внезапно, как и появился. Вместо него по лицу Моргана разлилась мертвенная бледность. Он мгновенно вспотел и украдкой бросил настороженный взгляд в сторону своей жены.

— Не понимаю, о чем это ты…

— Не понимаете, и не надо. Только не советую вам больше поднимать эту тему.

Она вынула из сумочки кошелек и принялась ждать, когда он закончит пробивать ее покупки, зорко следя за ценниками, которые он навешивал на пакеты. Один раз она его с удовольствием поправила:

— Эти яблоки стоят доллар двадцать девять за фунт, а не доллар шестьдесят девять.

Он вновь побагровел, злясь на то, что Фэйт поймала его на ошибке. Во всяком случае, сама Фэйт полагала, что это была именно ошибка, а не сознательный обсчет. Но она твердо решила не спускать с него глаз и тщательно проверить каждую строчку в чеке, перед тем как уйти из магазина. Пусть он на своей шкуре почувствует, каково это, когда тебя подозревают в непорядочности и нечестности. Когда-то такие люди, как он, безнаказанно унижали ее. Но те времена давно миновали.

Когда он подвел итог, Фэйт открыла кошелек и вынула оттуда шесть двадцатидолларовых банкнот. Давно ей не приходилось оставлять в продуктовых магазинах такие деньги, но дело было в том, что не хотелось везти сюда еду из старой квартиры, а новый дом был совершенно пуст, и необходимо было сделать кое-какие запасы. Она перехватила его взгляд, устремленный в ее кошелек, в котором еще осталась весьма толстая пачка денег, и поняла, что уже к вечеру по городу разнесется весть о том, что Фэйт Девлин вернулась богатенькой. Конечно же, никому и в голову не придет, что все это она заработала своим трудом.

Она не могла сказать про себя, что ей было наплевать на то, что будут думать о ней жители Прескота. Ей никогда не было на это наплевать. В этом как раз была одна из причин ее возвращения. Ей хотелось доказать им, да и себе тоже, если уж на то пошло, что не все Девлины одинаковые. За последние двенадцать лет ей удалось убедить себя в том, что она честный человек, достойный уважения окружающих. Но в душе она этого не чувствовала и понимала, что все встанет на свои места только после того, как у жителей Прескота изменится о ней мнение. Она не могла просто плюнуть на все и забыть. В Прескоте были ее корни. Ей хотелось, чтобы местные жители приняли ее с открытым сердцем. Это отнюдь не означало, что она будет позволять всякому безнаказанно оскорблять ее. Двенадцать лет назад она не умела настоять на своем, но с тех пор многое изменилось. И теперь Фэйт была уже не та беззащитная девочка. Она знала, как постоять за себя.

Тот же мальчишка, который сопровождал ее по магазину, отнес ее покупки в машину. На вид ему было лет шестнадцать, и он был весь еще угловат, как ребенок. Руки и ноги у него были непропорционально большие.

— Ты родственник Морганов? — спросила она, когда они прошли на стоянку. Он толкал перед собой тележку. Паренек зарделся от смущения.

— Да, они мои дед и бабка.

— А как тебя зовут?

— Джейсон.

— А меня Фэйт Харди. Я когда-то жила здесь. И вот вернулась.

Фэйт подошла к своей машине и открыла багажник. Как и все мальчишки, Джейсон проявлял гипертрофированный интерес ко всему, что было на четырех колесах и двигалось. Он внимательно оглядел ее машину. Фэйт купила себе надежный седан, предпочтя его спортивному автомобилю с открытым верхом. Она была деловым человеком, и ей больше подходил именно седан. И вообще не каждый человек сядет в спортивный автомобиль. Во всяком случае, себя к числу этих людей Фэйт не относила. Она всегда чувствовала себя взрослее своих лет, а стабильность и надежность значили для нее много больше, чем скорость и броский внешний вид.

Впрочем, и ее машина была очень даже ничего. Европейской марки, к тому же года еще не наездила. Выглядела неплохо.

— Хорошая тачка, — проговорил Джейсон, складывая ее пакеты в багажник.

— Спасибо.

Когда она дала ему доллар чаевых, он удивленно уставился на него. Либо в Прескоте было не принято давать на чай, либо покупатели обычно сами управлялись со своими покупками, как только выходили из магазина. А Джейсон вышел с ней только потому, что ему приказал Морган. «Глянь, не грязно ли у нее в машине». Или что-нибудь в этом роде. Второе объяснение показалось Фэйт более правдоподобным. Привычка местных жителей совать нос в чужие дела была развита чрезвычайно сильно.

Пока Фэйт отпирала ключом дверцу своей машины, на стоянке показался небольшой белый «кадиллак». Машина, резко взвизгнув, затормозила, поравнявшись с Фэйт. Она обернулась и увидела сидевшую за рулем «кадиллака» женщину, которая остолбенело уставилась на нее. В первое мгновение Фэйт ничего не поняла, но потом узнала Монику Руярд или как там ее теперь звали. Женщины неотрывно смотрели друг на друга. Фэйт вспомнила, что Моника в юности никогда не держала себя в руках при встрече с Девлинами и всегда задирала их. В отличие от Грея, который относился к ним вполне нормально. До того злосчастного дня, когда исчез его отец.

Фэйт невольно почувствовала, как в ее сердце шевельнулась жалость. Ведь, судя по всему, Ги мертв, а они все эти годы даже не знали, что с ним произошло. Исчезновение Ги Руярда обернулось тяжелыми последствиями для Девлинов. Но пострадали и его собственные дети.

У «кадиллака» были тонированные стекла, но даже сквозь них было видно, как сильно побледнела Моника. Фэйт жалела о том, что эта встреча случилась так рано. И хотя она твердо решила настоять на своем и остаться здесь, раньше времени лезть на глаза Руярдам не стоило.

Отвернувшись, она села в свою машину и повернула ключ зажигания. Моника загораживала выезд со стоянки, но зато перед Фэйт место было свободно, поэтому она проехала вперед по стоянке и только потом повернула на улицу. Моника осталась за спиной. Фэйт была уверена, что она все еще оторопело смотрит ей вслед.

Вернувшись домой, она обнаружила, что на ее имя пришло несколько факсов. Все от Марго. Сначала она решила разложить покупки, и лишь затем идти в свой импровизированный рабочий кабинет разбираться с возникшими в агентстве проблемами. Работать по линии туризма ей нравилось. Конечно, и здесь всякое случалось. И эта работа доставляла порой головную боль. Но гораздо чаще клиенты бывали довольны. Такова была природа этого бизнеса. В обязанности агентства входила надежная организация туристических туров и развлекательных поездок, а также обеспечение надлежащих условий их проведения. Например, семье, в которой были маленькие дети, не стоило предлагать круиз, в программу которого входили преимущественно развлечения для взрослых. Фэйт набрала себе штат способных работников, так что возникающие проблемы были чисто формального характера: заполнить платежную ведомость, оформить бланки налоговых квитанций, одним словом, бумажная работа. Фэйт распорядилась, чтобы платежи ей присылали, сопровождая ее всей необходимой информацией, по утрам в понедельник. Два дня работы и в среду она будет отсылать квитанции экспресс почтой обратно. План казался выполнимым, а перспектива работы в домашней комфортной обстановке не могла не радовать.

Неудобства ожидали по линии банковских дел. Счет Фэйт был в Далласе. Как личный, так и деловой. Но она не стала переводить свои фонды в Батон-Руж, тем более в Прескот, ибо серьезно опасалась козней со стороны Руярдов. Она пока еще не проверила, кому конкретно принадлежит новый банк в городе. Но понимала, что это, по большому счету, не важно. Так или иначе Грей пользовался в округе огромным влиянием. Конечно, официально на страже интересов клиента банка стоял закон, но Фэйт знала, что в здешних местах Руярды выше закона, и понимала, что Грею не составит большого труда добраться до ее счета, включая и квитанции аннулированных счетов. И не сомневалась в том, что, если дать ему в руки этот козырь, он не преминет его использовать в борьбе против нее. Нет, уж лучше хранить деньги по-прежнему в Далласе.

На гравийной дорожке перед домом раздался скрип. Она выглянула в окно и увидела, как перед крыльцом остановился стального цвета «ягуар». Задернув занавеску, она со вздохом поднялась из-за стола. Она уже знала, кто приехал.

Выйдя в гостиную, она услышала шаги на крыльце и открыла входную дверь.

— Здравствуй, Грей. Заходи. Тебе разонравились «корветы», как я погляжу.

Глянув на нее с некоторым удивлением, он ступил через порог. Грей не ждал, что она вот так спокойно и сразу пригласит его войти. Это все равно что кролик зазывал бы волка в свою норку на огонек.

— Я просто стал осторожнее во многих вещах, — процедил он.

На кончике ее языка вертелось: «И лучше, я полагаю», но она промолчала. Вряд ли Грей Руярд будет отвечать на ее замечание, в лучшем случае решит, что этого и ждал от одной из Девлинов. Так что кокетничать с ним не стоит.

На дворе уже отлетала весна. День стоял жаркий. На Грее была свободная белая рубаха с открытым воротом и брюки цвета хаки. Ее взгляд непроизвольно остановился на расстегнутом воротнике, из-под которого были видны черные курчавые волосы. У Фэйт перехватило дыхание. Она с трудом заставила себя отвести глаза. Он принес вместе с собой в ее дом свежий запах мужчины. В этом запахе было нечто очень сильное, почти животное. Она часто по своей привычке пыталась определить цвет запаха, исходившего от Грея, но сделать это было трудно. Его близость сильно действовала на нее. У Фэйт закружилась голова. Все осталось по-прежнему. В прошлую встречу она была так потрясена вовсе не неожиданностью его появления в мотеле. Просто она, к своему ужасу, поняла, что старые чувства еще не умерли, еще дают о себе знать. Они просто дремали в ней все эти годы. До случая.

Она взглянула на него с потаенным беспомощным гневом. Этот человек втоптал ее в грязь и не остановится перед тем, чтобы сделать это снова… Почему же она не в силах преодолеть в себе то возбуждение, которое он всегда вызывал в ней одним только своим видом?

Грей стоял на пороге почти вплотную к Фэйт и смотрел на нее сверху вниз, сощурив свои темные, почти черные глаза. Она сделала шаг назад. Его габариты действовали на нее угнетающе. Грей был выше ее на добрых десять дюймов. Она вдруг подумала о том, что, даже поднявшись на цыпочки, достанет поцелуем, пожалуй, только до его шеи…

Фэйт испугалась своих мыслей и торопливо взяла себя в руки. Нет, он никогда не узнает о том, что она не в силах сопротивляться его притягательности. Иначе это станет опасным оружием в его руках.

— Какой сюрприз, — внешне беззаботно проговорила она, хотя этот визит на самом деле не был для нее неожиданным. — Садись. Хочешь кофе? Или, может, чай со льдом?

— Не надо любезностей, — проговорил он, вновь надвигаясь на нее. Она услышала злые, яростные нотки в его голосе… — Что ты здесь делаешь?

— Я здесь живу, — ответила Фэйт, изображая на лице деланное удивление.

Она не думала, что он сразу перейдет к сути дела. Но Грей, похоже, решил обойтись без предисловий. Фэйт вновь отошла на шаг назад, отчаянно пытаясь сохранить между ними дистанцию. Он пристально взглянул на нее, и в следующее мгновение в выражении его глаз мелькнуло удовлетворение. Со страхом она поняла: он разгадал, что близость между ними ее нервирует. Тогда Фэйт замерла на месте и открыто взглянула ему в лицо. Нет, ему не удастся запугать ее. Она гордо вскинула подбородок и смерила его холодным, невозмутимым взглядом. Ей нелегко было это сделать, но она справилась.

— Ну, это, полагаю, ненадолго. Зачем ты вернулась? Только зря потратила время и силы.

Улыбнувшись, она отчетливо проговорила:

— Даже тебе будет трудно вышвырнуть меня из моего собственного дома.

Он внимательно оглядел уютную гостиную.

— Я купила его, — добавила Фэйт. — И заплатила все деньги сразу, так что он целиком мой.

Он хрипло рассмеялся, и Фэйт вздрогнула от неожиданности.

— Должно быть, ты выжала из бедного мистера Харди все до последнего цента и развелась с ним? И много тебе удалось от него взять?

Фэйт насторожилась.

— Немало. Но я не разводилась с ним.

— А как же? Или ты выскочила замуж за старикашку, который вскоре откинул копыта? Неужели тебе удалось обмануть других его наследников и обойти их?

Кровь отхлынула от ее лица, которое стало белым, как у статуи.

— Нет, я выскочила за здорового молодого человека, которому только что исполнилось двадцать три. Но он погиб в автокатастрофе. Мы и года не прожили вместе.

Грей поджал губы.

— Извини, — пробормотал он. — Мне не следовало это говорить.

— Да, не следовало, но разве Руярдов когда-нибудь волновало, какие чувства могут вызвать у окружающих их слова и действия?

Он фыркнул.

— Уж не Девлинам говорить это.

— Я никому и никогда не причинила боли, — с горькой улыбкой возразила Фэйт. — Мне просто не повезло оказаться между двух огней.

— Сама невинность, значит? Да, ты была мала, когда все это случилось, но у меня прекрасная память, и я отлично помню, как ты вертелась тогда передо мной и помощниками шерифа в своей прозрачной рубашке, через которую нам все было видно. Яблочко от яблони недалеко падает.

Глаза Фэйт округлились от возмущения и обжигающего стыда. Она снова вспыхнула. Быстро подойдя к нему, она ткнула его пальцем в грудь.

— Не смей мне говорить это! — давясь от гнева, тихо произнесла она. — Меня вытащили из постели посреди ночи и вышвырнули во двор, как мусор. — Заметив, что он готов уже сказать что-нибудь вроде: «Ты и есть мусор», Фэйт упредила его и прошипела:

— Не надо ничего говорить! Все наши вещи были вышвырнуты из окон. Мой младший брат обезумел от ужаса и прижимался ко мне. Что же я, по-твоему, должна была делать? Отыскать среди того бардака свое платье и уйти в лес, чтобы, не спеша, переодеться? Что же вы, «порядочные» мужчины, не отвели глаз?!

Он сверху вниз посмотрел на ее искаженное яростью лицо. В первую секунду Грей опешил, но быстро взял себя в руки. Глаза его потемнели. Он отвел ее руку от себя, но не отпустил ее, зажав в своей крепкой мозолистой ладони.

— Решила показать мне свой характер? — почти удивленно проговорил он.

Его прикосновение мгновенно наэлектризовало все ее тело. Она попыталась вырвать руку, но он только крепче сжал ее.

— Не кипятись, — лениво проговорил он. — Или ты думала, что я так и буду стоять и сносить маленькие уколы твоего пальчика? Нет уж, я сегодня не в том настроении.

Фэйт устремила на него гневный взгляд. Выбор был небогатый. Или завязать безуспешную и унизительную для себя борьбу, или терпеливо дождаться, пока он сам не соизволит отпустить ее. Внутри нее бушевало пламя, и ее так и подмывало оказать ему яростное сопротивление. Но она с трудом овладела собой, понимая, что иначе она только доставит ему удовольствие.

Не сразу до нее дошел потаенный смысл его слов, а когда все-таки дошел, глаза ее округлились, и она потрясенно взглянула на него. Она поняла, на что он намекал. Ошибки быть не могло.

— Умница, — проговорил Грей. Взгляд его медленно опустился до ее грудей и задержался на них. Он принялся внимательно изучать их, выпиравших под шелковой блузкой цвета зеленой мяты. У Фэйт захватило дыхание. Мурашки побежали по ее телу. Он словно раздевал ее своим взглядом. — Ведь ты не будешь затевать со мной потасовку, в которой все равно не сможешь взять верх? Твоя мама, наверное, говорила тебе о том, что мужчины сильно возбуждаются, когда женщины начинают извиваться перед ними? Может быть, ты вернулась для того, чтобы повторить путь своей мамочки? Может быть, ты хочешь стать моей шлюхой, как она была шлюхой моего отца?

Ярость затмила ей разум, и она попыталась изо всех сил ударить его свободной рукой. Со скоростью гремучей змеи он перехватил и ее. Тихо присвистнул.

— Спокойно, спокойно. — Он будто наслаждался ее яростью. — Неужели ты думала выбить мне зубы?

— Да! — крикнула Фэйт, совершенно позабыв о том, что еще минуту назад твердо решила держать себя в руках, чтобы не доставлять ему удовольствие. Она стала отчаянно вырываться, но успеха, конечно, не имела. — Вон! Вон из моего дома!

Он рассмеялся ей в лицо и прижал к себе, лишив возможности даже пошевелиться.

— Ты что, собираешься вышвырнуть меня отсюда?

Фэйт замерла, осознав, что произошло именно то, на что он намекал. Его напряженная плоть, натянув брюки, упиралась ей в живот. Фэйт поняла, что у нее осталось ее последнее оружие: язык.

— Когда ты отпустишь меня, неандерталец, мне придется положить на руки лед, чтобы они не покрылись багровыми синяками! — воскликнула она.

Он опустил глаза, разжал длинные пальцы, которые будто тисками обхватили ее тонкие запястья, и увидел, что на них и впрямь проступили красные пятна.

— Я не хотел делать тебе больно, — проговорил он совершенно неожиданно для Фэйт. — У тебя кожа, как у младенца.

Он отпустил ее руки, и она мгновенно отошла на два шага назад, потирая их, морщась от боли и старательно избегая смотреть на его брюки.

— А мне кажется, что тебе плевать, больно мне или нет. Уходи.

— Одну минуту. Мне нужно еще кое-что сказать.

Она холодно посмотрела ему в лицо.

— Тогда говори, ради Бога, и уходи.

Его темные глаза вновь сверкнули гневом. Он приблизился к ней настолько быстро, что она не успела отойти, и приподнял пальцем ее подбородок.

— Очень рассердилась, да? Только не советую сердить меня, дорогая, потому что в этом случае пострадаешь только ты. Лучше всего тебе было бы собрать свои пожитки и уехать отсюда. Так же быстро, как и приехала. Я куплю у тебя дом за те же деньги, что ты отдала за него. Так что в этом смысле ты ничего не потеряешь. Пойми, ты здесь нежеланная гостья. Моей матери и сестре будет больно видеть, как ты разгуливаешь по городу с таким видом, как будто ничего не было. Твое появление напомнит всем о старом скандале, а я этого не хочу. Если же ты останешься и будешь испытывать мое терпение, я сделаю так, что тебе будет очень нехорошо. Во-первых, ты не сможешь найти работу. И вообще очень скоро поймешь, что у тебя здесь нет друзей.

Она вновь освободилась от него.

— И что ты сделаешь? Спалишь меня вместе с домом? — злорадно усмехаясь, спросила она. — Я уже не та беззащитная четырнадцатилетняя девчонка, которую легко было обидеть. Я приехала и собираюсь здесь остаться.

— Ну что ж, поживем — увидим. — Он вновь перевел взгляд на ее груди и усмехнулся. — В одном ты права: ты уже не та четырнадцатилетняя девчонка.

Он вышел из дома. Фэйт смотрела ему вслед. В глазах ее сверкала ярость, кулаки были сжаты. Ей невыносимо тяжело было сносить на себе его хищный взгляд, которым мужчины смотрят порой на женщин. Тяжело, потому что она была далеко не уверена в том, что в случае чего у нее хватит сил сопротивляться. Вспомнив о его словах насчет того, что она приехала для того, чтобы пойти по следам матери и стать шлюхой для Руярда, ей стало тошно.

— Это была Рини? — спросила Моника негромко, хотя было видно, что внутренне она вся напряжена. Она позвонила Грею из магазина Моргана. Грей давно не помнил, чтобы его сестра была в таком состоянии. С тех трагических дней двенадцать лет назад много воды утекло, и Моника вроде бы оправилась от боли. Но сейчас ее затравленный взгляд сказал Грею лучше всяких слов, что боль все еще сидит у нее внутри.

— Нет, но это была одна из них. — Он плеснул себе в стакан виски, опрокинул и налил снова, чувствуя, что только это сможет восстановить в нем душевное равновесие после стычки с Фэйт Девлин. Фэйт Девлин Харди… Вдова… Молодая красивая вдова, в которой было столько огня, что он еще удивился тому, что его руки не обгорели после того, как он прикасался к ней. Пару раз ему удалось вывести ее из себя, но в остальное время она показала просто исключительную выдержку. А его угрозы ее, похоже, нисколько не смутили, хотя она должна была сознавать, что он не шутит.

Они были в кабинете. Время близилось к ужину. Сегодня к ним обещал прийти Алекс. Скоро уже должна была спуститься Ноэль, поэтому Грей и Моника ушли в кабинет, чтобы спокойно поговорить несколько минут.

Моника побледнела.

— Значит, не Рини? Но она была так похожа, что я подумала даже: «Совсем не постарела… Даже, кажется, наоборот». А! — вдруг воскликнула она. — Понимаю. Это, наверное, была одна из дочерей?

— Младшая. Фэйт. Из всех детей она внешне больше всего взяла от матери.

— Что она здесь делает?

— Она сказала, что переехала сюда жить.

Монику охватил ужас.

— Но она не может! Мама этого не переживет! Алексу удалось отчасти вдохнуть в нее жизнь, но если до нее дойдут слухи о том, что кто-то из Девлинов вернулся в город, я просто боюсь даже подумать, что с ней станет! Ты должен избавиться от нее, Грей.

Поморщившись, он поболтал виски в стакане и опрокинул его одним глотком. Всему округу была известна история о том, как он двенадцать лет назад избавился от Девлинов, вышнырнув их из города. Не сказать чтобы Грей гордился тем своим поступком, но и ни разу не пожалел о нем. Инцидент стал чем-то вроде местной легенды. Моники там не было, так что о неприятной стороне дела она ничего не знала. Ей был известен лишь результат. Поэтому воспоминания не жгли ей душу. С Греем же они были всегда. Ужас Фэйт и истерика ее маленького брата, его жалкие попытки ухватиться за сестру. Он помнил, как она металась по двору, лихорадочно собирая вещи… Помнил также и невольное желание, вожделение, возникшее у него и у помощников шерифа… Ночные тени скрывали ее юный возраст, а фары высвечивали лишь сходство с Рини.

Внезапно он понял, что та ночь неразрывно связала их друг с другом, его и Фэйт. Связала узами общих воспоминаний, которым не суждено было изгладиться до конца жизни. В сущности, Грей был едва знаком с ней. К тому же между прошлым и настоящим пролегла настоящая пропасть в двенадцать лет. И все же… он не видел в ней незнакомого человека. У него было ощущение, что произошла встреча старых знакомых. Ни он, ни она не могли забыть о той ночи.

— В этот раз избавиться от нее будет не так просто, — неожиданно проговорил он. — Она купила дом Клеберна и заявила, что мне не удастся вышвырнуть ее оттуда.

— Если она покупает этот дом, может быть, можно чтo-то сделать с закладной?

— Я не сказал, что она покупает дом. Я сказал, что она его купила. Чуешь разницу? — Моника нахмурилась.

— Откуда это у Девлинов появились такие денежки?

— Наверное, страховка. Она вдова. Ее фамилия теперь Харди.

— Вдова? Как ей это пришлось, наверное, кстати! — саркастически проговорила Моника.

— Совсем нет, насколько я понял, — возразил Грей, вспомнив, как смертельно побледнела Фэйт, когда он сказал ей примерно то же, что сестра.

В этот момент в дверь позвонили, Ориан открыла и до них донесся голос Алекса. С разговором пора была закругляться. Грей ободряюще похлопал Монику по плечу, и они вышли из кабинета.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы выжить ее отсюда, но заранее ничего не обещаю. Она нетипичная Девлин.

Вот это было верно. Еще когда она была девчонкой, его охватывало возбуждение при одном взгляде на нее. С тех пор ситуация не изменилась. Но мало того, что она была просто притягательной женщиной. Фэйт стала сильным соперником. Никто из Девлинов никогда в жизни не посмел бы встать у него на дороге. Фэйт посмела. Она высоко держала голову, была умна и, судя по всему, каким-то чудом вылезла из той помойной ямы, в которой всегда жила ее семья. Он уважал ее за это, но… Фэйт все равно должна уехать. Монику беспокоило, что ее присутствие плохо отразится на Ноэль. Грей разделял это мнение, но его беспокоило также, что ее присутствие плохо отразится на самой Монике.

Выйдя в фойе, они увидели Ноэль, грациозно спускавшуюся по лестнице навстречу Алексу. Она подставила ему щеку для поцелуя и позволила взять себя под руку. Подобные фривольности она редко когда позволяла даже мужу. Усилия Алекса пошли Ноэль на пользу, они немного уменьшили боль и отчасти помогли ей восстановить уверенность в себе. Но Грей сильно сомневался в том, что эти усилия пошли на пользу самому Алексу. Пятнадцать лет назад умерла его жена. Ему следовало сразу жениться снова. В то время ему был только сорок один год. И, возможно, Алекс в итоге нашел бы себе жену, но вскоре исчез Ги, и Алекс, будучи другом семьи Руярдов, все свое время и силы отдал им, помогая пережить тяжелые времена. Грей все-таки получил от отца письмо с передачей полномочий, но даже с ним ему пришлось потратить два года на то, чтобы упрочить свои позиции. Алекс всегда был рядом. Они не раз засиживались по ночам, толкуя о делах. Он стал чем-то вроде приемного отца Монике. С его помощью Ноэль стала постепенно, шаг за шагом, выходить из навалившейся на нее депрессии.

А потом Алекс влюбился в Ноэль. Она до сих пор об этом даже не подозревала.

Грей предчувствовал подобное развитие событий. Его мать все еще оставалась удивительно красивой женщиной. Холодная, классическая красавица. Этот образ отвечал романтической натуре Алекса. Ее темные волосы лишь чуть-чуть посеребрила седина, которая, к тому же, была ей к лицу. У нее была гладкая кожа, без морщин. Вместе с тем она отнюдь не выглядела моложе своих лет. В ней не чувствовалось легкости духа, что неизменно присуще молодым. Печаль, казалось, навечно поселилась в ее голубых глазах.

Глядя порой на мать, на Монику, на Алекса, Грей жестоко проклинал отца за то, что тот с ними сделал.

Усадив Ноэль, Алекс сказал, обращаясь к Грею:

— До меня сегодня дошел один удивительный слушок. Насчет Девлинов. — Моника оцепенела и украдкой бросила встревоженный взгляд на Ноэль. Та мгновенно побледнела. Грей сделал Алексу резкий предупреждающий жест, но тот не пожелал его заметить. — Я встретился с Эдом Морганом и… если ему верить, одна из дочерей Рини вернулась в Прескот.

Алекс устремил прямой взгляд на Грея, и тот понял, что Чилетт нарочно все это сказал. Чтобы заставить Ноэль посмотреть правде в глаза. Он и раньше поступал так неоднократно, заговаривая о Ги. Хотя прекрасно понимал, что Ноэль содрогается от одного упоминания имени мужа. Возможно, Алекс был по-своему прав. Черт его знает… Во всяком случае, за эти годы Алексу удалось расшевелить Ноэль так, как Грей и Моника и мечтать не смели.

Ноэль закрыла рот рукой и пролепетала с ужасом:

— Вернулась… в Прескот?!

— Да, мама. Младшая дочь. Фэйт, — как можно спокойнее проговорил Грей. — Она купила старый дом Клеберна и въехала в него.

— Нет… — Ноэль перевела несчастный взгляд на сына. — Я… я не переживу этого.

— Переживешь, — уверенно сказал Алекс, садясь на свое место за столом. — Ты все равно не выходишь из дома и ни с кем не общаешься. А это означает, что ты никогда с ней не столкнешься на улице и ничего о ней не услышишь. Так что огорчаться нечего.

Грей откинулся на спинку стула, подавив легкую улыбку. Он и Моника обращались с Ноэль, как с хрупкой фарфоровой статуэткой, и по-другому не могли. Алекс вел себя с ней иначе. Он был поистине неутомим в своих попытках сломать глухую стену, за которой Ноэль спряталась от мира. Он стремился любыми средствами вернуть ее к жизни, к людям. Возможно, он и сейчас поступил правильно, открыто заговорив о случившемся.

Ноэль покачала головой, все еще глядя на Грея.

— Я не хочу, чтобы она здесь жила, — с открытой мольбой в голосе пролепетала она. — Пойдут слухи… Все опять припомнят, и я… не вынесу.

— До твоих ушей все равно ничего никогда не дойдет, — возразил Алекс.

Она содрогнулась.

— Для того чтобы знать, не обязательно слышать.

Ноэль была права.

Любой человек, который когда-либо жил в маленьком городке, прекрасно знает, что слухи здесь распространяются с невиданной быстротой и что никто ничего не забывает.

— Прошу тебя, — почти затравленно глядя на Грея, проговорила она, — сделай так, чтобы она уехала.

Грей невозмутимо пригубил вино из бокала. Здесь, в Прескоте, все держали его за этакого мага, которому стоит только взмахнуть волшебной палочкой, и незваный гость исчезнет. Он уже устал от этого. Не похищать же ее! Не убивать же! А помимо этого, выбор у него был невелик. В его силах было максимально усложнить ей жизнь здесь, вот и все. На этот раз закон был не на его стороне. Ему противостояла отнюдь не шайка воров и алкоголиков, от которых шериф рад был избавиться раз и навсегда. На этот раз перед ним была молодая красивая женщина, которая твердо решила настоять на своем.

— Сделать это будет нелегко, — ответил он.

— Но ведь ты обладаешь таким влиянием… Шериф… Банк…

— Она не стала открывать счет в нашем банке, а шериф бессилен что-либо сделать, если она только не нарушит закон. Пока этого не произошло.

Он знал, что Фэйт никогда не откроет счет в местном банке. Она не такая дурочка. Переезжая в Прескот, она прекрасно понимала, с чем тут встретится, иначе не купила бы дом сразу, выплатив его стоимость. Она предприняла все меры, чтобы лишить его возможных козырей. Грей уважал ее за эту предусмотрительности. Фэйт сделала все от нее зависящее, чтобы усложнить ему жизнь. Он, конечно, проверит, действительно ли она выплатила за дом все деньги, но что-то подсказывало ему, что Фэйт сказала ему правду.

— Должен же быть какой-нибудь выход, — с отчаянием в голосе проговорила Ноэль. Грей нахмурился.

— Об убийстве не может быть и речи, — медленно проговорил он.

— Грей! — Ноэль пораженно уставилась на сына. — Я же не предлагаю тебе это!

— В таком случае нам придется свыкнуться с мыслью о том, что она отныне будет жить здесь. Со своей стороны я могу лишь несколько усложнить ей жизнь, и это все. Но о том, чтобы пытаться воздействовать на нее силовыми мерами, и думать нечего. Так что, если у кого из вас рождаются сейчас в голове подобные яркие идеи, оставьте их при себе, — сказал он, тяжело глянув на Ноэль и Монику. Так, на всякий случай. Конечно, ему трудно было заподозрить их в чем-либо таком, но он не хотел рисковать. — Если нам удастся избавиться от нее моим способом, прекрасно. Если нет, поставим на этом точку.

Такая на первый взгляд странная забота о Девлинах была легко объяснима. В жизни Фэйт и так уже было много страданий и страхов. Образ охваченной ужасом девочки, мечущейся в лучах автомобильных фар, до сих пор не давал ему покоя.

— Можно подумать, мы тебе что-нибудь подобное предлагаем, — оскорбленно заметила Моника.

— Я этого не говорил. Просто хочу раз и навсегда закрыть эту тему.

Дельфина принесла первое блюдо, сливочный огуречный суп, и все присутствующие за столом, будто по команде, одновременно заговорили на другую тему. Грея это несколько позабавило, так как он знал, что в их доме не происходило ничего, о чем почти сразу же не узнавали во всех подробностях Ориан и Дельфина. Просто Ноэль и Моника формально предпочитали держаться старинного обычая не вести личные разговоры в присутствии прислуги. Впрочем, Грей сильно сомневался в том, что их прислуга сама считала себя таковой. Особенно Дельфина. Она работала у них в доме, сколько он себя помнил, и частенько колотила его деревянной ложкой по рукам, когда он, будучи еще ребенком, воровал, бывало, у нее сладкие пирожки, которые она пекла для Ноэль к завтраку.

Моника стала рассказывать Алексу об одном любопытном документальном фильме, который она недавно видела по телевизору. Грей посмотрел на Ноэль, чтобы и ее втянуть в разговор, но замер, увидев, как у нее по щекам текут слезы. Она спокойно ела свой суп, ложка равномерно поднималась и опускалась, но… вместе с тем мама плакала.

После ужина Алекс уединился вместе с Греем в кабинете. Примерно с полчаса они говорили о делах, а затем Грей, криво усмехнувшись, заметил:

— Между прочим, мы с Моникой договорились ничего не рассказывать матери о Фэйт.

Алекс поморщился.

— Я так и думал. Я, конечно, понимаю, что не мне вмешиваться в ваши семейные дела… — Грей фыркнул. Алекс улыбнулся и докончил фразу:

— Но не может же она до конца жизни прожить, как в футляре.

— Ты полагаешь, не может? Все последние двенадцать лет ей это неплохо удавалось.

— Если Магомет не идет к горе, гора идет к Магомету. И, возможно, осознав, что ей все равно не спрятаться от жизни, Ноэль в конце концов выйдет на свет божий.

— Удачи тебе, — с усмешкой, но внутренне вполне серьезно пожелал Грей.

Алекс с любопытством посмотрел на него.

— Ты всерьез задумал выжить отсюда Фэйт?

Грей откинулся на спинку кресла и закинул ноги на стол. Он походил сейчас на сонную пантеру, которая расслабилась, но от этого не перестала быть опасной.

— Всерьез. Но матери я тоже сказал правду. Если действовать по закону, то у меня не много козырей.

— Почему бы тебе не оставить девчонку в покое? — вдруг сказал Алекс и вздохнул. — Я к тому, что ей и так уже в жизни порядком досталось, чтобы люди еще намеренно хотели причинить ей боль.

— Ты видел ее?

— Нет, а что?

— Она настолько похожа на Рини, что их можно было бы принять за двойняшек, — сказал Грей. — Для меня в принципе достаточно уже того, что она одна из Девлинов. Но вдобавок еще это поразительное сходство… — Он покачал головой. — Нет, одно ее появление пробудит у людей, не только у моей семьи, множество нежелательных воспоминаний.

— Я все же советую тебе дать ей шанс, — возразил Алекс. — Если девчонка пытается стать человеком, грех ставить ей палки в колеса.

Грей покачал головой.

— Я должен в первую очередь думать о матери и Монике. Они для меня важнее какого-то мусора, который пытается стать человеком.

Алекс посмотрел на него с явным неодобрением. Грей обладал тяжелым характером и был опасным врагом, но, по крайней мере, всегда был справедливым. Исчезновение Ги круто изменило всю его жизнь. На его молодые плечи свалилась гигантская ответственность. До того дня Грей был веселым и беззаботным сорвиголовой. Но потом в одночасье превратился в мрачного и жесткого, даже жестокого взрослого мужчину. Он не потерял чувство юмора, но жизнь пошла такая, что ему было не до шуток. Грей знал цену себе и своей власти и не стеснялся пользоваться ею в полной мере. Если Ги в деловых кругах уважали, то на Грея смотрели с благоговением и боялись его.

— Ты слишком уж носишься с ними, — наконец проговорил Алекс. — Ничего с твоей матерью и с Моникой не случится, если Фэйт Девлин останется в Прескоте. Им это будет неприятно, но они смирятся.

Грей пожал плечами. Да, возможно, Алекс прав. Возможно, он излишне заботится о своих родных. Но Алекса не было рядом, когда Моника вскрыла себе вены и едва не умерла от потери крови. Алекса не было рядом в самые первые дни, когда Ноэль ходила по дому, будто неживая, будто призрак. К тому времени, когда он появился, Ноэль по крайней мере вновь заговорила, вновь стала принимать пищу…

— Сдаюсь, — проговорил Алекс, качая головой. — Делай как знаешь. Но перед этим подумай. Может, девчонке действительно следует дать шанс.

Когда Алекс ушел, Грей вернулся в кабинет, занял за столом прежнюю позу и стал было читать финансовый отчет, но вскоре понял, что не может сосредоточиться на нем. И дело было вовсе не в виски. Он налил себе почти целый стакан, сев работать, но едва пригубил из него. Просто он никак не мог выкинуть из головы Фэйт Девлин. Молчаливые слезы Ноэль подействовали на него так, как не подействовали бы любые слова. Фэйт не заслуживала новых страданий, но их также не заслуживали Ноэль и Моника. Они тоже явились своего рода невинными жертвами обстоятельств. Сестра едва не погибла. Грей не мог об этом забыть и не мог равнодушно смотреть на то, что с ними стало после возвращения в Прескот Фэйт Девлин.

Ему было совершенно ясно, что, пока она в городе, мать и сестра не найдут себе покоя.

Грей задумчиво уставился на стакан с виски. Может, если он выпьет его сейчас, это поможет ему забыть о том, что испытал он, когда прижал к себе Фэйт. Забудет о том сладком и пряном аромате, который исходил от нее. Почувствовав его, Грей испытал настолько сильное возбуждение, что у него даже закружилась голова. Может, если он выпьет сейчас целую бутылку, это поможет ему подавить дикое желание погрузить руки в ее огненные волосы и вкусить поцелуй ее полных губ… Какая у нее нежная, почти прозрачная кожа. Даже от легкого прикосновения на ней остались красные следы… А высокая и полная грудь… Соски были различимы даже сквозь лифчик и блузку.

Да, Фэйт определенно унаследовала от Рини ее чувственность, удивительную способность заводить мужчин одним своим видом. При этом дочь в отличие от своей матери не выставляла свое редкое качество напоказ; оно проявлялось само по себе. Фэйт Харди производила впечатление красивой женщины, которая любит заниматься любовью. И будь он проклят, если не хочет доставить ей это удовольствие.

Если она не уедет, это может плохо кончиться. Грей уже мысленно представил себе, в каком шоке будет весь их маленький городок, не говоря уже о Ноэль, когда увидит, что история повторяется, и очередной мужчина из рода Руярдов завел связь с очередной женщиной из рода Девлинов.

Глава 8

Когда Фэйт входила в магазин, Эд Морган, выйдя навстречу, загородил ей дорогу.

— Сожалею, — лицемерно проговорил он, — Но у меня нет ничего из того, что тебе нужно.

Фэйт остановилась и смерила его холодным взглядом.

— Откуда вам знать, что именно мне нужно? — заметила она.

— Не важно. — Он сложил руки на груди и насмешливо посмотрел на нее. — Тебе придется поискать продукты где-нибудь в другом месте.

Фэйт сдержалась. Итак, Грей Руярд начал действовать. Что ж… Она понимала, что спор с мистером Морганом ни к чему не приведет. А то еще ее арестуют за нарушение общественного порядка. Это будет Грею как раз на руку.

Он сказал, что сделает ее жизнь в округе невыносимой, и, похоже, держит слово. Десятью минутами раньше служащий автозаправки, где она остановилась, весело ухмыляясь, заявил, что у них нет бензина и ей придется искать его в другом месте. В то же самое время у одной из колонок преспокойно заправлялся какой-то мужчина.

Если Грей всерьез полагает, что это заставит ее уехать, он сильно ее недооценивает. Она, конечно, могла подать в суд на этих людей за то, что они отказывают ей в предоставлении услуг, но это никак не пойдет ей на пользу. Фэйт уже хотела рассориться со всем городом. Она намеревалась остаться здесь, поэтому мысль об иске тут же отбросила. И потом, ведь противостояние было между ней и Греем, а все остальное второстепенно.

Пожав плечами, она повернулась, чтобы идти.

— Отлично. Если вы можете обойтись без моих денег, я вполне обойдусь без ваших продуктов.

— Все остальные магазины в городе находятся в столь же затруднительном положении, — радостно бросил ей вдогонку Морган. — У них нет ничего из того, что тебе нужно.

Фэйт с трудом подавила в себе желание ответить ему как следует. Он может закатить целый скандал. Она спокойно вернулась к своей машине. Очевидно, ей действительно придется покупать продукты и бензин в других местах. Но это было просто неудобство, а вовсе не неразрешимая проблема.

Со временем она придумает, как найти выход из положения. Но пока что… Пока что Фэйт была вне себя от ярости.

На углу стояла телефонная будка. Фэйт прошла мимо своей машины. В будке была телефонная книга, подвешенная на металлическом проводе. Руярды наверняка здесь не значатся… Сгорая от ярости, она стала листать страницы в поисках буквы «Р». Ага, все-таки есть!

Кинув в автомат двадцатипятицентовик, она набрала номер.

На том конце провода трубку сняла какая-то женщина:

— Дом Руярдов.

— Позовите, пожалуйста, Грея Руярда, — деловым голосом попросила Фэйт.

— А кто его спрашивает?

— Миссис Харди.

— Одну минутку.

Спустя десять секунд в трубке щелкнуло, и она услышала вкрадчивый бархатный голос Грея:

— Неужели это действительно сама миссис Харди?

Уловив насмешливые нотки в его голосе, она изо всех сил вцепилась в пластмассовую трубку. Удивительно, как она только не треснула!

— Да.

— Никак не думал, что ты так скоро станешь просить меня об одолжениях, дорогая. Чем я могу помочь тебе сегодня?

Он даже не пытался скрыть, что крайне доволен ее звонком.

— Ничем, — холодно ответила она. — Я просто хотела сказать, что подобное ребячество с твоей стороны ни к чему не приведет. Уж лучше я стану заказывать продукты прямиком из Далласа, чем доставлю тебе удовольствие и уеду отсюда!

С этими словами она швырнула трубку на аппарат, не дав ему времени ответить, и, выйдя из будки, направилась к своей машине. Ничего конкретного она своим звонком не добилась, лишь отчасти выпустила пар и дала ему понять, что знает, кто стоит за теми проблемами, с которыми ей пришлось сегодня столкнуться, и что это ее отнюдь не смущает.

Довольно усмехнувшись, Грей откинулся на спинку кресла. Итак, он был прав, когда подметил, что она порой показывает свой характер. Грей жалел о том, что не видит ее сейчас. Из ее зеленых глаз, наверное, искры сыплются. Возможно, его первые шаги лишь упрочили ее решимость остаться здесь, но, по крайней мере, он добился с ее стороны реакции на них!

Вдруг он нахмурился. Она сказала что-то про Даллас?.. Может, стоит немного покопать в этом направлении?

Фэйт еще побесилась с минуту, но потом взяла себя в руки, понимая, что гнев — пустая трата энергии. Нет, Грей Руярд не добьется своего. Он и весь город изменят о ней свое мнение, даже если Фэйт придется потратить на это лет двадцать!

Она понимала, что ключ ко всему — предоставление доказательств того, что Ги тогда не сбежал с Рини. И что, какими бы причинами он ни руководствовался, ответственность за его исчезновение нельзя сваливать на семью Девлинов.

Однако знать — одно, а доказать — совсем другое. Может, если ей удастся уговорить Рини связаться с Греем… Грей не откажется. Хотя бы из интереса. Впрочем, может, он уже предпринимал попытки разыскать отца, а миссис Дюбуа из библиотеки просто ничего об этом не было известно. Если Ги жив, его можно найти. Должны же быть какие-то следы!

Купить продукты и заправиться бензином она смогла только в Нью-Родс. «Нет, голодом он меня не заморит», — удовлетворенно думала она, возвращаясь с полной сумкой домой. Ей даже не пришлось очень далеко ездить.

Сложив продукты на кухне, она прошла в кабинет и позвонила своей бабушке в Джексон. На том конце провода, как и в первый раз, трубку сняла Рини.

— Мама, это Фэйт.

— Фэйт? Привет, дорогая, — лениво отозвалась Рини. — Как у тебя дела? Никак не думала, что ты вновь объявишься так скоро.

— У меня все в порядке, мама. Я вернулась в Прескот. На том конце провода повисла пауза. Потом:

— Зачем? Если верить рассказам Джоди, тебе там нелегко придется с местными жителями.

— Все-таки это дом, — ответила Фэйт, заранее зная, что Рини не поймет ее. — Но я не за этим позвонила. Понимаешь, здесь все до сих пор уверены в том, что Ги Руярд тогда сбежал вместе с тобой.

— Я же говорила тебе, что это не так. А что касается жителей Прескота, то мне глубоко плевать на то, в чем они так уверены.

— У меня из-за этого неприятности, мама. Может, я попробую уговорить Грея Руярда позвонить тебе. А ты поговоришь и скажешь, как все было на самом деле.

Рини нервно рассмеялась.

— Грей не поверит ни единому моему слову. С Ги было легко, но вот Грей… Это совсем другой случай. Нет, я не хочу с ним говорить.

— Прошу тебя, мам! Если он не поверит тебе, это уже его дело, но…

— Я сказала «нет», — резко перебила ее Рини. — Я не собираюсь разговаривать с ним, и не трать больше времени на уговоры. Меня абсолютно не волнует, что там думают обо мне в Прескоте.

С этими словами она бросила трубку с таким грохотом, что Фэйт поморщилась.

Она тоже положила трубку и задумалась. Непонятно с чего, но Рини сильно разнервничалась, когда она предложила ей связаться с Греем Руярдом. После этого звонка Фэйт поняла, что переубедить мать не удастся. Рини умела показать свое упрямство.

Что ж, если мать не будет говорить с Греем, значит, нужно найти какой-то другой способ доказательства того, что Ги сбежал тогда сам по себе, без нее.

Фэйт поняла, что ей остается одно: узнать, что же все-таки случилось с Ги.

Но как найти человека, если он исчез двенадцать лет назад и даже неизвестно, жив ли он сейчас или мертв? Она ведь не была сыщиком, понятия не имела, как добиться доступа к бумагам, по которым можно было бы напасть на след пропавшего человека, как это обычно делается в подобных случаях.

Необходимо нанять для этого частного детектива. Правда, это может оказаться весьма недешевым удовольствием, а покупка дома и без того уже довольно сильно опустошила ее кошелек.

Где же найти детектива? В Прескоте никто даже не знал, что это за зверь. Фэйт полагала, что за этим нужно обращаться в город покрупнее. В Батон-Руж проживало почти четверть миллиона человек, но она не хотела рисковать: это все же была еще сфера влияния Грея. Гораздо безопаснее было остановить свой выбор на Новом Орлеане. Может, это уже проявления нездоровой мании преследования, но лучше уж быть параноиком, чем человеком, которого застигли врасплох. Мужчина, который не дает женщине даже купить продукты, сам дьявол. Подумав об этом, она скривила губы в неком подобии улыбки. Какое удачное сравнение!

Ну а если серьезно, его можно уважать за то, что он держит слово, не останавливаясь ни перед чем.

Она наймет частного детектива, и пусть он найдет кредитные карточки Ги или его счет в банке. Что-нибудь в этом роде. Если Ги жив, то он, конечно, пользуется какой-то частью своих активов для того, чтобы прокормиться. Она не могла представить себе, что он зарабатывает себе на жизнь в какой-нибудь забегаловке мытьем посуды. Возможно, удастся узнать, заполняет ли он налоговую ведомость на свой доход. Любой квалифицированный детектив проверит эти версии в самый короткий срок. Скажем, за неделю. Так что и тратиться на его услуги придется не так уж сильно.

Так, допустим, детектив наткнется на «бумажный» след Ги. И что? Ведь если Ги пользовался своей кредитной карточкой, это не могло укрыться от Грея, ибо все движения семейных денег четко фиксируются в ежемесячном отчете. Неужели Грей знал, где все эти годы находился его отец, и ничего никому не сказал? Эта мысль одновременно заинтриговала Фэйт и… взбесила. Если Грей нашел отца, неужели он не связался с ним? А если связался, то наверняка узнал о том, что тот сбежал тогда один, без Рини. Что Девлины тут ни при чем… Нет, ясно, что Грей никогда не пытался разыскать отца, иначе нет никакого смысла в его вендетте по отношению к ней.

Фэйт также не могла забыть о версии, которая представлялась ей самой вероятное: Ги нет в живых. Его побег еще можно было чем-то объяснить, хотя развод выглядел бы более логичным шагом. Но чем объяснить то, что за все эти годы он ни разу не пытался связаться со своими детьми, что он так легко отказался от своего состояния? Это просто не в человеческой природе. Она, конечно, наймет частного детектива, но вряд ли того будет ждать успех. Если поиск ни к чему не приведет, она станет ходить и расспрашивать по городу. Фэйт не знала, что ей таким образом удастся выяснить, но всерьез полагала, что разгадка может крыться именно в Прескоте. Необходимо только понять, как выйти на нее. Кто-то же должен знать, что произошло той ночью!

«Нет, разгадка здесь. И только ждет, чтобы на нее кто-нибудь наткнулся».

Она достала из стола чистый лист бумаги и после некоторой паузы неохотно написала, наверху имя матери. Она исчезла из города в одну ночь с Ги и утверждает, что ничего о нем не знает. В это было очень трудно поверить. Может, они сбежали все-таки вместе, но потом между ними что-то произошло… Что-то, о чем Рини не хотела никому рассказывать. И хотя она знала, что мать может совершить насилие лишь в условиях самообороны, ей ничего не оставалось делать, как поставить ее имя на первое место в списке подозреваемых.

Ниже она вывела большими буквами: «ГРЕЙ». У него имелся мотив для совершения преступления.

Фэйт внимательно посмотрела на эти два имени. Кому-то из них, а может быть, и обоим, было известно, что произошло тогда с Ги. Фэйт была уверена в этом. Ей стало дурно. Из всех людей, кого можно было заподозрить в убийстве, самыми вероятными кандидатами, как выяснилось, была ее собственная мать и человек, которого она всю свою жизнь любила.

С болью во взгляде она уставилась на бумагу. Самопознание, как правило, процесс неприятный. Она, наверное, самая последняя дура на свете, но что поделать, если, несмотря на то, что Грей разрушил ее жизнь, до сих пор пытается сделать ее для Фэйт невыносимой и, наконец, возможно, несет ответственность за гибель собственного отца… что поделать, если в ней не было сил преодолеть влечение к нему? Ее тянуло к Грею, словно подкову к магниту. Один вид его порождал у Фэйт противную слабость в коленях, а когда он дотрагивался до нее, ее словно било током. И это при том, что до сих пор он прикасался к ней только в гневе. Что же будет с ней, если он коснется ее с нежностью и лаской? Такое себе невозможно было даже представить… У нее, наверное, вскипит кровь и остановится сердце.

Что она будет делать, если выяснится, что Грей убил отца? Или, по крайней мере, отдал такое распоряжение.

Подумав об этом, Фэйт почувствовала сильную боль в груди и с трудом сдержала стон. Ей придется поступить так же, как она поступила бы, окажись преступником кто-нибудь другой. Иного выхода она себе не представляла. Но понимала, что после этого до конца своих дней будет в трауре.

Были и другие подозреваемые, хотя и не такие вероятные. Она вписала их имена ниже: Ноэль, Эмос, возможно, Моника. Подумав еще, Фэйт добавила в список имена всех мужчин, с которыми, как она знала, Рини имела отношения и спала. А также имена других женщин Ги. Ее мать и Руярд отнюдь не хранили верности друг другу. С особенным удовольствием Фэйт внесла в список имя Эда Моргана. К этим именам трудно было еще что-то добавить. Все-таки двенадцать лет — срок немалый, а мужчины Рини все были какие-то незапоминающиеся… Может, городские слухи как-то помогут. Особенно с женщинами Ги. Поговаривали, что его любовные похождения распространялись на всю юго-восточную Луизиану. Возможно, поговорив и расспросив кого надо, ей удастся добавить в список несколько имен светских леди Прескота. А это автоматически сделает кандидатами в убийцы их законных мужей. Все-таки ревность сильное чувство.

Она отложила карандаш. Если так рассуждать, то лучше уж просто взять в руки телефонный справочник города и начать с буквы «А».

— Вы совсем не похожи на частного детектива.

Фрэнсис П.Плизант выглядел преуспевающим консервативным бизнесменом. В его офисе не было ни одной пепельницы, все лежало на своих местах. Ему был очень к лицу светло-серый деловой костюм. У него были печальные темные глаза, выражение которых, однако, заметно потеплело, когда он увидел ее.

— А вы ожидали увидеть бутылку виски у меня на столе и свисающую изо рта сигарету?

— Что-нибудь в этом роде, — призналась она, улыбаясь в ответ. — И еще гавайскую рубаху.

Он рассмеялся.

— Нет уж, увольте. Не мой стиль. Одежду мне всегда выбирала жена… — Он замолчал и глянул на фотографию, стоявшую в рамке на столе. Лицо его вновь стало печальным.

Фэйт проследила за направлением его взгляда. На снимке была изображена привлекательная, средних лет женщина. На лице ее застыла заразительная улыбка. Должно быть, она умерла.

— Это ваша жена? — вежливо поинтересовалась Фэйт. Он снова улыбнулся, но на этот раз уже как-то вымученно.

— Да. Она умерла несколько месяцев назад.

— Простите…

Фэйт только что познакомилась с ним, но ее сочувствие было совершенно искренним.

— Скоропостижно, — чуть дрожащим голосом проговорил он. — У меня больное сердце. Мы думали, что я уйду первым. И были к этому готовы. Откладывали деньги на то время, когда я уже не смогу работать. А потом она вдруг заболела. Мы думали, что это обычная простуда, но уже через двое суток она умерла. Вирусное воспаление легких. К тому времени, когда ей стало ясно, что это серьезно, было уже поздно.

Слезы блеснули у него в глазах. Фэйт подошла ближе и взяла его за руку. Он стиснул ее пальцы и попытался смущенно смахнуть слезы.

— Простите, — извинился он, вынул из кармана носовой платок и промокнул глаза. — Не знаю, что на меня нашло. Вы мой клиент, мы едва познакомились, а я уже плачусь вам в жилетку.

— Я тоже потеряла людей, которых любила, — проговорила Фэйт, вспомнив про Скотти и Кайла. — Иногда лучше не держать это в себе. Помогает.

— Да, но все равно я не должен был так себя вести. Меня извиняет только то, что в вас чувствуется какое-то искреннее человеческое тепло. — От этого неожиданно вырвавшегося комплимента он смутился еще больше и торопливо прибавил, — Ну ладно, что же у вас случилось?

— Двенадцать лет назад исчез человек, — сказала Фэйт. — Я хотела бы, чтобы вы узнали: жив он или нет.

Он взял авторучку и что-то быстро черкнул у себя в блокноте.

— Ваш отец? Старинный друг?

— Нет. Он был любовником моей матери.

Мистер Плизант поднял на нее глаза, но она не заметила в них удивления. Наверное, к нему приходили клиенты и с более странными просьбами. Фэйт чувствовала, что ему легче будет искать, если он узнает историю во всех подробностях, а не только голые факты о Ги типа его возраста и внешнего. Она рассказала ему все, включая и то, зачем ей понадобилось разыскивать Ги спустя двенадцать лет.

— Должна вам сказать, — закончила она, — мне лично кажется, что его уже нет в живых. Может быть, вы подумаете, что у меня больное воображение, но я думаю, что его убили.

Мистер Плизант аккуратно положил авторучку на линованный лист блокнота и проговорил:

— Вы понимаете, миссис Харди, что, принимая во внимание все то, что вы мне сейчас рассказали, наиболее вероятной подозреваемой становится ваша мать? Ведь она исчезла в одну ночь вместе с ним… Вы понимаете, как это выглядит со стороны?

— Да, я понимаю. Но вместе с тем представить себе не могу, что она могла убить его. По крайней мере, сама. Видите ли, — Фэйт улыбнулась, — она никогда не свернула бы шею курице, которая несла для нее золотые яйца.

— Но вы считаете, что она знает, что произошло? — Фэйт кивнула.

— Я пыталась заговорить с ней на эту тему, но безуспешно.

— И улик никаких? Я имею в виду те, с которыми не стыдно было бы показаться на глаза шерифу?

— Никаких. Но я не прошу вас, мистер Плизант, выяснять, был ли он убит. Я хочу только, чтобы вы узнали, если это можно, жив ли он. Все-таки нельзя до конца исключать то, что он просто плюнул на всех.

— Исключать не будем, но сама по себе вероятность того, что все именно так и произошло, очень невелика, — сухо проговорил он. — Хотя не могу не признать: случается всякое. Если остался какой-нибудь «бумажный» след, я его найду. Если он бежал от закона, то мог сменить фамилию, но вряд ли стал бы менять свою внешность. Словом, если он за это время где-нибудь «всплывал», я это разузнаю без особого труда.

— Спасибо, мистер Плизант. — Она протянула ему свою визитку. — Вот мой телефон. Позвоните, когда что-нибудь узнаете.

Она вышла из его офиса, радуясь сделанному выбору. Поначалу они связались по телефону, обговорили его тарифы и договорились о встрече. Вместо рекомендательных писем он дал ей телефоны людей, которые имели с ним дело. Фэйт связалась с ними и была удовлетворена их ответами. Мистера Плизанта все характеризовали весьма положительно, отмечали его порядочность и высокую квалификацию.

Словом, Фэйт верила, что, если Ги Руярд жив, мистер Плизант найдет его.

Она сверилась с часами. Полагая, что встреча с детективом отнимет немало времени, Фэйт выехала из Прескота в Новый Орлеан утром. Но вышло так, что она освободилась гораздо раньше, чем предполагала. Слава Богу, как раз в это время в Новом Орлеане была по делам Марго, и Фэйт договорилась пообедать с ней во «Дворе двух сестер». Времени было еще предостаточно, так что Фэйт вернулась в отель, оставила там свою машину, а сама пошла пешком, думая по дороге заглянуть в какой-нибудь магазинчик.

На узких улочках Французского квартала стояла невыносимая жара. Фэйт шла по затененной стороне, но это мало помогало. В Новом Орлеане располагался один из офисов агентства, так что раньше ей частенько приходилось бывать здесь. К сожалению, ни разу до сих пор она не выбрала времени на то, чтобы как следует познакомиться с этим знаменитым древним кварталом города. По улицам медленно двигались экипажи, запряженные лошадьми. Кучер, он же гид, показывал достопримечательности туристам, которые с любопытством высовывались из окна. Впрочем, в основном те, кто бывал здесь впервые, предпочитали пройтись по кварталу пешком. По вечерам здесь можно было отдохнуть в барах и клубах, а днем народ ходил сюда за покупками. Во Французском квартале было великое множество разных бутиков, маленьких антикварных лавочек и других магазинов, которые предлагали огромный выбор товаров и сувениров тем, кто хотел на них потратиться.

Фэйт заглянула в салон дамского белья и купила себе шелковую ночную рубашку персикового цвета. Будто бы именно такое белье носили в сороковых — пятидесятых годах голливудские кинозвезды. В первые четырнадцать лет своей жизни Фэйт вынуждена была донашивать одежду после матери и старшей сестры. Поэтому неудивительно, что, став состоятельной, она так полюбила посещать салоны одежды. Всякий раз, когда у нее появлялась в карманах какая-то наличность, она не могла побороть в себе искушение заглянуть в подобный магазин и купить какую-нибудь шикарную вещицу: кружевную комбинацию, роскошную ночную рубашку или пару хороших туфель. И всякий раз, когда она могла себе это позволить, ей казалось, что прошлые времена навсегда канули в Лету.

Марго ждала ее в ресторане. Едва увидев Фэйт, высокая блондинка вскочила со своего места и бросилась обнимать ее, хотя со времени их расставания прошло всего чуть больше недели.

— Как я рада тебя видеть, Господи! Ну что, все-таки осела в своей деревне? Не то, что я! Меня в эти дни так закрутило, что мне уже кажется, я никогда не остановлюсь! Первая командировка в Новый Орлеан! Классное местечко, правда? Надеюсь, ты не будешь возражать, если мы сядем во дворике, а не внутри? Жарко, конечно, но когда еще тебе выпадет шанс посидеть в настоящем французском дворике Нового Орлеана?

Фэйт улыбнулась, глядя на подругу, которая тараторила и все никак не могла остановиться. Да, Марго явно пришлось по вкусу ее повышение.

— Да уж. За свои двадцать шесть мне еще ни разу не доводилось отобедать во французском дворике. Так что не возражаю.

— А каково мне, дорогая моя, если я старше тебя на десять лет?

Они сели за свободный столик во дворе. Здесь было не так знойно, как они боялись. Над каждым столиком был установлен зонтик от солнца, а деревья дарили уютную тень. Марго заметила в руках Фэйт сверток.

— Я вижу, ты уже успела пробежаться по магазинам. Ну что у нас там?

— Ночная рубашка. Я бы с удовольствием показала ее тебе, но как-то неудобно прямо здесь, на людях. — Глаза Марго задорно блеснули.

— Ничего рубашечка, а?

— Скажем так — это не старый мамин салоп, — ответила Фэйт, и они обе рассмеялись.

Улыбающийся официант налил им в стаканы воды и бросил туда лед. Фэйт вдруг сразу вспомнила о своей жажде, о том, как мучилась на жаре по дороге сюда. Взяв стакан, она машинально осмотрелась вокруг, и… взгляд ее уперся прямо в лицо Грея Руярда.

В ту же секунду у нее предательски екнуло сердце. Он сидел через два столика с каким-то мужчиной, лица которого Фэйт не могла разглядеть, потому что он сидел спиной к ней. В темных глазах его мелькнули живые искорки, он поднял стакан с вином и шутливо дал понять, что пьет за нее. Фэйт оставалось сделать то же самое.

— Что, знакомого встретила? — спросила Марго, поворачиваясь в ту сторону. Грей улыбнулся ей. Марго улыбнулась в ответ, затем вновь обернулась к Фэйт и оторопело уставилась на нее:

— Вот это да!

Фэйт не удивилась этому восклицанию. Пышность Нового Орлеана не могла не привлечь к себе Грея. На нем был легкий итальянский костюм и голубая сорочка, гармонирующая с оливковым загаром. Густые черные волосы были собраны сзади в узел и заколоты бронзовой заколкой. В мочке левого уха посверкивал небольшой бриллиант. Широкие плечи хорошего спортсмена, хищная грация, с которой он опирался локтем о столик, привлекали к нему взоры всех присутствующих в ресторане женщин. Он не был классическим красавчиком. От французских предков он унаследовал тонкий галлийский нос, который был, пожалуй, даже чуть длинноват. Она могла поклясться, что он брился не далее как сегодня утром, но сейчас, к обеду, у него уже выступила на щеках темная синева. Бросалась в глаза тяжелая и крепкая нижняя челюсть. Нет, его нельзя было назвать смазливым. Но его внешность волновала. В смелом взгляде темных глаз и ленивой грации, в чувственной линии губ было что-то опасное. Он выглядел мужчиной, который любит приключения и уверен в себе, как в постели, так и просто в жизни.

— Кто это? — с придыханием спросила Марго. — Ты его знаешь или вот так запросто можешь кокетничать с незнакомцем?

— Я не кокетничаю! — возмущенно проговорила Фэйт и нарочно стала смотреть в противоположную от Грея сторону.

Марго рассмеялась.

— Милая, этот твой шутливый тост означал, по меньшей мере: «Иди сюда и возьми меня, милый мальчик, если, конечно, у тебя кишка не тонка». И ты всерьез полагаешь, что этот корсар проигнорирует твое приглашение?

У Фэйт округлились глаза.

— С моей стороны это не было никаким приглашением! Просто он поднял свой стакан, а я подняла свой. Обычный знак вежливости. С чего бы ему расценивать это как приглашение к чему-либо?

— Ты давно смотрелась в зеркало? — спросила Марго. Вновь оглянувшись в ту сторону, где был Грей, она широко улыбнулась.

Фэйт только отмахнулась:

— При чем здесь это? Он не…

— Он уже, — удовлетворенно проговорила Марго. Обернувшись, Фэйт вздрогнула, ибо увидела, что Грей поднялся из-за стола и направляется к ним.

— Леди, — протяжно произнес он и галантно склонился к руке Фэйт, не спуская с нее глаз, в которых плясали чертики; прикоснулся губами к кончикам ее пальцев… У него были необыкновенно нежные и теплые губы. Сердце бешено заколотилось у Фэйт в груди. Она попыталась вырвать руку, но он не дал этого сделать, и в следующее мгновение она почувствовала, как влажный кончик его языка пробежался по ложбинке между ее мизинцем и безымянным пальцем. Она вновь предательски вздрогнула. Это не укрылось от его внимания, что было видно по его глазам.

Наконец он выпрямился и отпустил ее руку.

Он повернулся лицом к Марго и склонился к ее руке, которую та протянула, завороженно глядя на него. Но Фэйт видела, что он не прикоснулся поцелуем к пальцам Марго. Не важно. Подруга и без того была счастлива, будто он подарил ей бриллиантовое ожерелье. «Может, у меня на лице сейчас точно такое же дурацкое выражение?»— подумала Фэйт и тут же опустила глаза. Но спохватилась она слишком поздно. Грей был внимателен и опытен, от него ничто не могло укрыться. Мурашки пробежали у Фэйт на руке между пальцами в том месте, где ее коснулся его язык. Она судорожно сжала кулак, чтобы избавиться от этих ощущений. Лицо ее горело. В прикосновении его языка было что-то необыкновенно чувственное, на что ее плоть непроизвольно отозвалась тем же. Фэйт поняла, что невероятно возбудилась. Лоно ее увлажнилось, соски отвердели и давили на чашечки лифчика.

«Черт бы его побрал!»

— Грей Руярд, — представился он тем временем Марго. — Мы с Фэйт старые знакомые.

Хорошо еще, что не сказал «друзья». Марго назвалась и, к ужасу Фэйт, пригласила Грея присоединиться к ним. Фэйт лягнула ее ногой под столом, но, увы, поздно.

— Благодарю, — ответил Грей, одарив Марго очаровательной улыбкой в благодарность за то, что та не пожелала отреагировать на пинок со стороны Фэйт, который, конечно же, он тоже заметил. — Но у меня деловое свидание и придется вернуться к своему столику. Просто хотелось подойти к вам и поболтать минутку с Фэйт. Вы давно знакомы?

— Четыре года, — ответила Марго и с гордостью прибавила:

— Я — ее главный менеджер.

Фэйт снова лягнула ее под столом, на этот раз сильнее. Марго удивленно подняла на нее глаза и наткнулась на яростный предупреждающий взгляд.

— В самом деле? — заинтересованно проговорил Грей. Взгляд его стал острым. — А какой у вас бизнес?

Марго, внявшая наконец намекам, вопросительно взглянула на Фэйт.

— Ничего для тебя интересного, — ответила та и смерила его таким ледяным взглядом, что Грей только пожал плечами, поняв, что больше уже ничего не узнает.

Фэйт вздохнула было с облегчением, как вдруг ей вновь пришлось насторожиться. Грей присел рядом с ней на корточки, и его лицо стало вровень с ее лицом. Теперь ей стало гораздо труднее прятать от него глаза. Он буравил ее своим взглядом.

— Что ж ты не сказала мне, дорогая, что собираешься в Новый Орлеан? Вместе бы поехали.

«Если ты думаешь, что я потеряю над собой контроль в присутствии Марго, то сильно ошибаешься, — подумала Фэйт. — И если надеешься на то, что твое обаяние заставит меня расслабиться, то и тут тебя ждет большое разочарование».

Как ей хотелось утереть ему нос, сказав, что она преуспевающий деловой человек!.. Но Фэйт теперь вообще остерегалась открывать рот в его присутствии, боясь сболтнуть что-то такое, чем он может воспользоваться в борьбе против нее. К тому же, если бы она рассказала ему о том, что является хозяйкой собственного туристического агентства, это все равно не помогло бы ей в отношениях с ним и с Прескотом. Она знала, что может изменить о себе мнение только одним способом — доказать, что двенадцать лет назад отец Грея исчез из города сам по себе и что Рини и ее семья были ни при чем.

Гордо вскинув подбородок, что указывало на то, что она уже еле сдерживается, Фэйт сказала:

— Да я уж лучше прошла бы весь путь до Нового Орлеана пешком, чем села с тобой в одну машину!

Марго поперхнулась, но Фэйт на нее даже не оглянулась. Она смотрела прямо в глаза Грею. Тот улыбнулся. Ему явно понравился ее вызов.

— Но мы весело провели бы время и к тому же поделили бы расходы на дорогу.

— Мне очень жаль, что у тебя проблемы с деньгами, — усмехнувшись, проговорила она. — Обратись за помощью к своему деловому партнеру. Может быть, он согласится ссудить тебе немного наличности, если ты сам не можешь себе позволить снять в отеле номер.

— О гостиничных расходах мне беспокоиться не нужно, — еще шире улыбнувшись, ответил он. — Я владелец одного из местных отелей.

«Черт!»

Фэйт теперь необходимо было как можно скорее выяснить, какой именно отель он имеет в виду, чтобы не посылать туда своих туристов.

— Почему бы нам сегодня не поужинать вместе? — предложил Грей. — Нам о многом нужно поговорить.

— Ума не приложу, о чем нам с тобой разговаривать. Спасибо за приглашение, но мой ответ — «нет».

Ей нужно было вернуться домой еще до вечера, но она хотела, чтобы Грей подумал, что она отказалась потому, что не желает проводить с ним вечер.

— Не отказывайся, этот ужин пошел бы тебе на пользу, — сказал он, сверкнув глазами.

— Вряд ли хоть что-нибудь из того, что может предложить мне Руярд, способно пойти мне на пользу.

— Но ты еще не выслушала моих… предложений.

— И не собираюсь их выслушивать. Возвращайся к своему столику и оставь меня в покое.

— Ну что ж, к столику я вернусь. — Он поднялся и медленно провел длинным указательным пальцем по ее щеке. — А что касается того, чтобы оставить тебя в покое… Об этом и не мечтай, дорогая.

С этими словами он кивнул на прощание Марго и лениво направился к своему столику.

Марго растерянно заморгала.

— И как это он только ушел отсюда на своих ногах? Мне показалось, что твой взгляд вот-вот испепелит его! Отчего ты так зла на него? Что он тебе мог такого сделать?

Фэйт глотнула воды, пытаясь успокоиться.

— Это долгая история. Он Монтекки, а я Капулетти.

— Семейная междоусобица? Да ладно тебе!

— Он пытается выжить меня из Прескота, — ответила Фэйт. — Если он узнает что-нибудь о туристическом агентстве, я не исключаю того, что он может сделать мне какую-нибудь гадость. Например, запорет нам несколько круизов и туров. Это отразится на нашей репутации, уж не говоря о том, что мы потеряем деньги. Ты слышала, что он сказал: «Я владелец одного из местных отелей». У него есть деньги на то, чтобы подкупать людей и требовать от них исполнения своих желаний. У него большие связи в бизнесе. С ним нужно быть всегда настороже.

— Ого!.. Судя по всему, мальчик серьезный. С чего же началась эта война? Может, дело доходило до реальной крови?

— Не знаю, — ответила Фэйт, машинально перебирая в руках приборы. Ей не хотелось рассказывать подруге о своих подозрениях насчет того, что Ги Руярда убили. — Моя мать одно время была любовницей его отца. Поэтому-то в его семье так ненавидят всех с фамилией Девлин.

Фэйт посчитала, что этих сведений для Марго будет вполне достаточно. Ей не хотелось вновь вспоминать события той страшной ночи, хоть она и знала, что Марго станет ей сочувствовать.

Вскоре подошел официант и сказал, что готов принять заказ. Они решили заглянуть в буфет и самостоятельно выбрать блюда. Фэйт каждую секунду остро чувствовала на себе буравящий взгляд темных глаз Грея и уже жалела о том, что Марго уговорила ее сесть во дворике. Гораздо уютнее она чувствовала бы себя в самом ресторане. Но кто же мог знать, что он сегодня объявится в Новом Орлеане? Надо же было им столкнуться в таком большом городе!.. Правда, «Двор двух сестер» слыл популярным заведением, но в Новом Орлеане было немало таких.

Грей и тот человек, с которым он был, ушли из ресторана вскоре после того, как Фэйт и Марго вернулись к своему столику с тарелками. Уходя, он задержался на минутку перед Фэйт.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал он. — Приходи сегодня в шесть ко мне в номер. Отель «Внутренний дворик».

Фэйт с трудом скрыла от него свое огорчение. «Дворик» был очень неплохим отелем с прекрасной атмосферой.

Она уже не раз отправляла туда группы своих туристов. Но теперь придется подыскать другое равноценное место, раз Грей является владельцем «Дворика». Что касается самого его приглашения, то оно прозвучало фактически как приказ. Она отрицательно покачала головой.

— Нет, я не приду.

Глаза его сверкнули.

— Что ж, риск — благородное дело, — сказал он и ушел.

— Риск — благородное дело?! — возмущенно повторила за ним Марго, глядя ему в спину. — Какого черта? Что он хотел этим сказать? Это что, угроза?

— Возможно, — ответила Фэйт, пробуя салат. — Мм! Попробуй-ка! Просто прелестно!

— Ты что, с ума сошла? Как ты можешь есть после того, как этот пират пригрозил тебе… — Расстроенная за подругу Марго взяла вилку и попробовала салат. Помолчав, она проговорила:

— Действительно вкусно. Ты права, давай сначала поедим, а потом уже будем беспокоиться о других делах.

Фэйт хохотнула.

— Я уже привыкла к его угрозам.

— Он когда-нибудь выполняет их?

— Всегда. В этом его отличительная черта. Когда Грей что-то говорит, он так и поступает. А то, что при этом он может задеть кого-нибудь своим богатырским плечом, его не волнует.

Вилка Марго звякнула о стол.

— И что ты собираешься делать?

— Ничего. В самом деле, Марго, никакой конкретной угрозы он сейчас не высказал.

— Это означает, что тебе следует ожидать удара с любой стороны.

— Я и так всегда настороже, когда дело касается Грея.

При этих словах боль отразилась у нее на лице, и Фэйт опустила глаза, чтобы Марго ничего не заметила. Как уютно бы она себя чувствовала вместе с Греем, если бы могла довериться ему, если бы вся его решимость и бьющая через край жизненная энергия были направлены на ее защиту, а не на борьбу с ней! Понимают ли Ноэль и Моника, как крупно им повезло, что они имеют рядом с собой такого человека, который всегда готов за них броситься в драку? Фэйт любила Грея, но он был ее врагом. Она понимала, что всегда должна помнить об этом и никогда не выдавать желаемое за действительное.

Она намеренно перевела разговор на другую тему, заговорив не о проблемах, которые возникли у нее лично в Прескоте, а о тех, что появились в связи с ее переездом в Далласе. Слава Богу, их было немного и они были небольшие. Фэйт знала, что сложности будут, но Марго была прекрасным менеджером и неплохо координировала деятельность работников агентства в различных офисах. Плохо было только то, что теперь в командировки могла ездить только Марго, хотя порой требовалось присутствие именно Фэйт. В остальном же ничего не изменилось. Они решили, что, поскольку Фэйт живет теперь близко к Батон-Руж и Новому Орлеану, она сама будет надзирать за местными филиалами, потому что глупо было гонять Марго в такую даль. Сама Марго несколько огорчилась, ибо ей очень понравился Новый Орлеан, но она была практичной женщиной и, между прочим, сама предложила новый план. Одно ее утешало: если Фэйт будет неудобно ездить сюда, ее подменит Марго.

После обеда они расстались, так как отель Марго находился совсем не в той стороне, где Фэйт оставила свою машину. Стало еще жарче, чем утром; воздух был тяжелый, спертый, дышать было трудно. С реки несло илом, а на горизонте стали собираться темные тучи — предвестники весенней грозы, которая на какой-то час прибьет зной к земле, но потом станет еще хуже: улицы превратятся во влажную парилку. Фэйт ускорила шаг, желая добраться до машины до того, как пойдет дождь.

Когда она проходила мимо маленькой дверки, которая располагалась в неглубокой нише и вела в какую-то темную пустую лавчонку, из нее высунулась чья-то сильная рука, крепко схватила Фэйт и утащила с улицы во тьму. «Ограбление!»— мелькнуло у нее в голове. Фэйт пришла в ярость. Слишком много трудов она положила на то, чтобы подняться из грязи и теперь все это вот так запросто отдать? Как советует полиция: «Не сопротивляйтесь и исполняйте все, что вам говорит преступник». Ну уж нет! Согнув руку, она изо всех сил засадила острым локотком в живот грабителя и с удовлетворением отметила про себя, что тот охнул от боли. Развернувшись к нему лицом, она замахнулась рукой и одновременно открыла рот, чтобы криком позвать людей с улицы на помощь. Перед ней стоял высокий мужчина с широкими плечами в дорогом итальянском костюме цвета овсянки. Прежде чем Фэйт успела что-то сообразить, он вновь схватил ее и крепко прижал к себе.

— Боже мой, — услышала она хриплый и вместе с тем удивленный голос Грея. — Ах ты, дикая рыжая кошка! Если ты и в постели такая, представляю себе, что это за испытание!

Потрясение от его намеков, облегчение при виде, что это он, а не грабитель, и… все та же неутоленная ярость. Тяжело дыша, Фэйт изо всех сил уперлась кулачками ему в грудь и вырвалась из его насильных объятий.

— Черт возьми, я думала, что меня грабят!

Он нахмурился.

— Скажи, ты всегда так бесишься, когда думаешь, что тебя грабят? — все еще не убирая руки от живота, недоуменно спросил он. — А если бы у него был нож или пушка?! Разве ты не знаешь, как в таких случаях советует поступать полиция? Лучше отдать кошелек, чем навредить своему здоровью.

— Как же! — возмущенно ответила Фэйт, откинув прядь волос со лба.

Лицо его прояснилось. Он рассмеялся.

— Верю. — Протянув руку, он заправил ей за ухо выбившийся локон. — Сначала дать сдачи, а потом разбираться, что к чему, да?

Она резко отвела от своего лица его руку.

— Зачем было меня так хватать?

— Я не упускал тебя из виду с той минуты, когда ты ушла из ресторана, а эта лавочка… я подумал, что лучше местечка, где бы мы с тобой могли мило поболтать, и не найти. А ты меня не заметила? Надо быть внимательнее.

— Не учи меня. — Фэйт выглянула в открытую дверь на небо. — Мне хотелось бы добраться до машины раньше, чем пойдет дождь.

— Мы можем пойти ко мне в отель. Или к тебе, если не хочешь общаться здесь.

— Нет. Никуда я с тобой не пойду.

«Особенно в гостиничный номер».

Он не оставлял своих сексуальных намеков, и ей все труднее было делать вид, что она их не замечает. Она не доверяла ему и не доверяла себе.

«Главное — держаться от него подальше».

— Ну что ж, останемся здесь, — проговорил Грей, глянув на нее сверху вниз. Он стоял так близко к ней в узком дверном проеме, что ее грудь почти касалась его пиджака. Когда Грей минуту назад прижал ее к себе, чтобы не дать ей крикнуть, он почувствовал прикосновение к себе ее круглых и полных грудей. Ему захотелось увидеть их, дотронуться, вкусить… Грей настолько остро ощущал ее близость, что, казалось, воздух трещит от разрядов электричества и во все стороны сыплются искры. Борьба с Фэйт возбуждала его намного сильнее, чем любовь с другими женщинами. Может быть, в детстве она и была беззащитным существом, но теперь перед ним стояла взрослая женщина, которая не боялась его гнева и не стеснялась показывать свой.

— Я куплю у тебя дом, — вдруг сказал он, напомнив самому себе о том, зачем он, собственно, хотел с ней встретиться. — И заплачу за него вдвое против того, что пришлось отдать тебе.

Ее зеленые глаза сузились и стали еще больше походить на кошачьи.

— По-твоему, это удачное деловое решение? — беззаботно спросила она, хотя он видел, что ярость ее не улеглась.

Он пожал плечами.

— Я могу себе это позволить. А можешь ли ты себе позволить отказаться от этого предложения?

— Могу, — ответила она и улыбнулась.

Он едва снова не рассмеялся. Значит, она все же вышла в люди? Сегодня это ему стало очевидно. Если у нее есть главный менеджер, то наверняка есть и простые менеджеры филиалов. В нем невольно шевельнулось чувство почти отцовской гордости за ее успехи. Грей прекрасно помнил, как убоги были пожитки Девлинов, когда он вышвырнул их из округа. Он помнил, как лихорадочно металась в ту ночь Фэйт по двору, пытаясь собрать с земли хоть что-то. У нормальных людей всегда найдутся друзья или родственники, которые поддержат в трудную минуту, дополнительные источники существования. У Фэйт не было ничего этого и в помине. От этого ее достижения в его глазах выглядели еще более значительными.

«Если бы у нее был мой капитал, — подумал он вдруг, — она сейчас владела бы всем штатом».

Он понял, что избавиться от такой женщины будет нелегко.

Он не мог забыть и об овладевшем им мучительном сексуальном возбуждении. Его никогда не влекло к слабым, беспомощным женщинам, которые нуждались в защите и поддержке. С него вполне хватало Ноэль и Моники.

Фэйт была не такая.

Он пристально вгляделся в ее лицо. В ней действительно было очень много от Рини, но вместе с тем угадывались и различия. Рот у Фэйт был больше и более подвижный, губы полные и нежные, как розовые лепестки. Кожа как у младенца. Даже от легкого прикосновения на ней оставались отпечатки. Ему мучительно захотелось прикоснуться к ней поцелуем. Он покрыл бы поцелуями все ее тело. Пока не добрался бы до нежных складочек у нее между ног. До складочек, за которыми скрывались еще более нежные места. Он почувствовал, что у него наступила сильная и даже болезненная эрекция. Стоя близко к ней, он с упоением вдыхал нежный запах ее кожи. Ему всегда нравилось, как пахнет от женщины, но аромат Фэйт был особый. Он возбуждал настолько сильно, что Грей уже был не в состоянии думать ни о чем другом.

Он знал, что ему не следует этого делать. Ему совсем не хотелось повторять путь своего отца, об исчезновении которого он до сих пор не мог вспоминать без боли и гнева. Ему не хотелось также делать больно Ноэль и Монике, не хотелось вызывать к жизни давний скандал…

На свете существовала, наверное, целая сотня уважительных причин, по которым он должен был удержаться от желания сжать Фэйт в своих объятиях, но в данный момент ни одна из них не имела для него никакого значения. Руки его сомкнулись на ее талии, и ощущения мощной волной мгновенно устремились в мозг. Он увидел, как округлились у нее глаза. Черные зрачки стали настолько большими, что глаза уже не казались зелеными. Она уперла руки в его грудь, но это лишь усилило его возбуждение, ибо под ее ладонями оказались его чувствительные соски. Взгляд его остановился на линии ее губ, он прижал ее к себе еще крепче… Ноги их соприкоснулись, ее полные груди плотно прижались к его животу. Она взволнованно, прерывисто вздохнула, и ее губы на краткий миг разомкнулись. Поймав это мгновение, Грей чуть приподнял ее, склонил к ней голову и накрыл ее рот поцелуем, утоляя свой голод.

Он словно прикоснулся к цветку розы — губы были нежными и благоуханными. Он надавил на них, и они раскрылись еще больше, инстинктивно прижал ее к себе еще крепче. Ему хотелось, чтобы она почувствовала его эрекцию, а она уже не могла ее не почувствовать. Дрожь пробежала по всему ее телу, бедра ее невольно прижались к его бедрам, и в ту же секунду его наполнило ощущение мужского триумфа. Руки ее пробежали по его плечам и сомкнулись на шее, рот раскрылся, чтобы впустить его язык. У Грея закружилась голова. Он попробовал ее язык на вкус. От него шел аромат кофе, чашку которого она только что выпила в ресторане. Она робко обхватила губами его язык, как бы желая втянуть его в себя глубже.

Грей прижал ее спиной к стене. До его слуха, словно сквозь какую-то дымку, доносились голоса прохожих, спешивших по улице, раскаты грома, но все это ничего не значило. В его объятиях трепетала Фэйт, она не сопротивлялась его поцелуям и не просто принимала их, а отвечала с равноценной страстью. Губы ее подрагивали, лаская его язык. Ему захотелось большего, захотелось сразу всего. Грей обхватил руками ее за ягодицы и приподнял так, что как раз уперся в ее закрытое одеждой нежное лоно. Ощущение от этого соприкосновения было настолько сильным, что он не сдержал громкого стона.

По асфальту зашелестели капли дождя, возвещая начало грозы. Торопливо застучали на тротуаре чьи-то каблуки. Раздался особенно мощный раскат грома. Вздрогнув, Грей поднял голову. Этот гром пробился в его сознание сквозь нежную дымку и отвлек на себя внимание.

Это мгновенно разрушило все. Фэйт, вся напружинившись, стала отталкивать его от себя. Он поймал на себе ее горящий яростный взгляд и поставил обратно на пол. Он отпустил ее и быстро отступил на шаг назад.

Она бросилась мимо него в открытые двери, выскочила на улицу и, остановившись, резко обернулась. Фэйт мгновенно промокла под катившимся ливнем, но как будто не замечала этого. Глаза ее гневно сверкнули.

— Не вздумай больше ко мне прикасаться, — низким голосом отчетливо проговорила она.

Повернувшись и наклонив голову, она быстро зашагала по улице. Дождь лил как из ведра, накрывая все вокруг словно серым покрывалом. Он вышел было вслед за ней, намереваясь оттащить ее обратно в укрытие, но остановился и вернулся. Грей понял, что сейчас она ему уже не дастся. Он смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась из виду, свернув через два квартала за угол.

Итак, сбежала. Пока.

Глава 9

Пока Фэйт бежала до машины, ее бил жесточайший озноб и от холодного дождя, и от того, что с ней только что произошло. Рука дрожала, когда она пыталась открыть машину. Сделать это с первого раза ей не удалось. Но, наконец, дверца открылась, Фэйт юркнула внутрь и захлопнула ее за собой. Упав грудью на руль и прижавшись лбом к холодному винилу, она зажмурилась.

«Дура!»

Какая же она была дура, что поддалась, уступила своим желаниям, дала ему поцеловать себя!..

Теперь ему все известно, и ей уже не удастся ничего скрыть от него. Из-за нескольких кратких мгновений удовольствия она полностью раскрыла перед ним все свои слабости, и теперь он знает, что она хочет его. Господи, какое унижение! Кровь прилила к лицу, внутри горело, как будто она только что приняла яд. Фэйт прекрасно знала, что за человек Грей — на себе уже приходилось испытывать его жестокость! Это хищник, который, едва завидев, что жертва слабеет в его когтях, делает последний смертельный выпад.

Теперь он не успокоится до тех пор, пока не добьется своего. Первые, как будто небрежные намеки уступят место настоящему соблазнению, а то, что сейчас между ними произошло, убедительно доказывало, что она не способна совладать с собой, не в состоянии сопротивляться ему. А здравый смысл?.. Когда дело касалось Грея, у Фэйт не было здравого смысла. Ужас охватил ее при мысли о том, что ее теперь скорее всего используют, а потом выбросят. Он видел в ней ее мать, шлюху, которая готова раскинуть ноги перед каждым, кто способен этим воспользоваться. А Фэйт почувствовала, как только он прижал ее к себе, что Грей более чем способен… Всю жизнь она мучилась из-за своих чувств к нему. Детское слепое влечение со временем переросло в серьезное взрослое чувство. Ей хотелось только одного: чтобы он любил ее. Тогда и она свободно излила бы на него свою любовь. Но он превратит волшебную мечту в дикий душераздирающий кошмар, ибо для него она всего лишь еще одна шлюха из семьи Девлинов, которой Руярд всегда может попользоваться.

Ей очень хотелось остаться в Прескоте, но она чувствовала, что лучше уехать, чем пережить унижение. Лучше не видеть его глаз, в которых всегда будет лишь презрение, когда они будут обращены на нее. Однажды, двенадцать лет назад, она уже поймала этот страшный взгляд на себе. А слова, сказанные им тогда, до сих пор звучали у нее в ушах: «Ты дрянь!»

Они сопровождали ее по жизни все эти годы, прочно обосновались где-то в подсознании и время от времени всплывали на поверхность, изводя и мучая ее.

Нет. Второй раз подобное ей не пережить.

Но зато те несколько мгновений она провела на небесах. Она чувствовала его руки на своем теле, и она сама могла обнимать его, прикасаться к нему. Руки ее пробежались по его могучим плечам, пальцы погрузились в густые темные волосы, собранные сзади в тугую косичку…

Интересно, как бы он выглядел с распущенными волосами, когда бы они свободно разлетелись по плечам?.. А потом он склонился к ней, во взгляде застыло напряжение, на лбу выступили капельки пота…

Она не смогла сдержать приглушенного стона, мучаясь жаждой, которую только он способен был утолить. Фэйт всегда отличалась большой разборчивостью в отношениях с мужчинами. Она была девственницей, когда выходила замуж за Кайла. И муж был единственным мужчиной, с которым она до сих пор спала. Однако это целомудрие скорее было вынужденным, ее сдерживал страх стать такой, как Рини, городской шлюхой. На самом деле ей нравилось заниматься любовью, она любила секс, любила чувствовать мужчину внутри себя, ей нравились связанные с этим запахи и звуки… Кайл погиб. Относив по мужу траур, Фэйт поняла, что мучается сексуальным желанием, которое только усиливалось из-за ее искусственной сдержанности. Но она не могла заниматься сексом исключительно ради физического удовлетворения. Ей хотелось чувств. В результате четыре года ее никто не обнимал, не целовал. И вот это сделал Грей, на мгновение отворив пред ней врата рая.

В нем было нечто животное, что не только не отталкивало, но, наоборот, еще сильнее разжигало в ней сексуальный огонь. Она не могла не почувствовать, что у него наступила эрекция. Грей и не скрывал этого, напротив, ему хотелось, чтобы она это поняла, почувствовала. Он нарочно так крепко прижал ее к себе. И ведь они были почти на улице, в центре Нового Орлеана! Фэйт никогда раньше себе такого бы не позволила. Правила приличия были для нее законом, от которого она до сих пор не отступала даже в мелочах. Порядочность, респектабельность и ответственность — эти три понятия имели для нее непреходящее значение. И несколько минут назад она грубо нарушила все три.

Когда он коснулся ее, Фэйт позабыла обо всем на свете, кроме желания оказаться в его объятиях. Сейчас она отчаянно спрашивала себя: а хватило бы у нее сил сопротивляться, если бы ему показалось мало одного поцелуя и объятий? Или она отдалась бы ему прямо там, фактически на улице, как самая последняя шлюха, наплевав на все правила приличия, даже на закон? Краска прилила ей к лицу — ведь ее могли арестовать за разврат в публичном месте, или как это у них там называется…

Только Грей способен был заставить ее забыть саму себя. Ни с кем другим подобного произойти просто не могло. Она неподвижно сидела в машине, смотрела, как хлещет ливень по бетонным колоннам открытой автостоянки, и с ужасом осознавала то, что открылось ей только сейчас… А может быть, она всегда про это знала, но боялась признаться самой себе? А сегодня вдруг прорвалось?

Она любила Кайла, ей нравилось спать с ним, но при этом она будто не дышала полной грудью. Она отдавала ему только часть себя, в то время как другая часть была не задействована, ибо принадлежала только Грею. Выходит, Фэйт обманывала Кайла. Он об этом не догадывался, и брак у них не сложился исключительно из-за его пьянок, но в глубине души Фэйт все равно корила себя сейчас за то, что вышла за него замуж, не любя всем сердцем. После его смерти она первое время думала о том, что когда-нибудь вновь выйдет замуж. Но теперь Фэйт решила, что этого никогда не будет. Она не сможет обманывать другого мужчину. На свете существовал лишь один человек, которому она готова была принадлежать всецело, душой и телом, без остатка. И этим человеком был Грей Руярд, которому нельзя было доверять, ибо она знала, что он ее сломает.

Когда дождь прекратился, Грей вернулся в отель, поднялся к себе в номер и позвонил в Даллас.

— Трумэн? Посмотри для меня одну вещь. У тебя есть городской справочник? Глянь, есть ли там Фэйт Харди.

Грей сидел, водрузив скрещенные ноги на кофейный столик, и ждал, пока его друг и деловой партнер пролистает толстую книгу. Наконец в трубке раздался его голос с сильным техасским акцентом:

— У меня тут две Фэйт Харди и еще около десятка Харди с начальным инициалом «Ф».

— Есть там Ф.Д.Харди?

— Мм… Есть Ф.К. и Ф.Г… Нет, Ф.Д. не вижу.

— Профессии?

— Так. Одна учительница, другая на пенсии… — Трумэн стал перечислять ему занятия всех найденных в справочнике людей с фамилией Харди и начальным инициалом «Ф». Все это никак не подходило к Фэйт. Может быть, она жила не в Далласе? Нет, скорее всего, просто не пожелала внести свои данные в справочник.

— О'кей, похоже, это тупик. Теперь поищи Марго Стэнли.

Трумэн вновь стал шуршать страницами и после довольно долгой паузы проговорил в трубку:

( Да тут до черта этих Стэнли!

( Марго среди них есть?

— Есть.

— Где она работает?

— «Холладей трэвэл». Туристическое агентство.

— Отлично, а теперь найди само агентство и посмотри, как зовут владельца.

Снова шуршание.

— Есть, — наконец отозвался Трумэн. — Владелец Ф.Д.Харди.

— Спасибо.

Грей даже не ожидал, что все окажется так просто.

— Не за что.

Грей повесил трубку и задумался над тем, что ему только что удалось узнать. Фэйт — хозяйка туристического агентства. Неплохо. Повинуясь смутному импульсу, он потянулся к справочнику Нового Орлеана и стал листать раздел с желтыми страницами. Ага, вот: «Холладей трэвэл».

«Позвольте нам позаботиться о вашем отдыхе!»

Значит, у нее уже по крайней мере открыт один филиал, а может быть, где-то есть и другие.

Теперь понятно, откуда у нее взялись деньги на то, чтобы сразу выкупить себе дом. Он усмехнулся, вспомнив, с каким нескрываемым удовлетворением она отвергла его предложение продать дом ему. Но если она так преуспевает, то почему это нужно так тщательно скрывать?

Почему бы не похвастаться в Прескоте, не утереть всем нос и показать, что по крайней мере одна из Девлинов вылезла из грязи в князи и теперь к ней нужно относиться с уважением?

Почему она так усердно лягала под столом свою подружку Марго, когда у той начал развязываться язычок?

Впрочем, ясно. Фэйт опасалась, что он может испортить ей весь бизнес. Во-первых, ей известно, что он пользуется большим влиянием в Луизиане и за ее пределами. Во-вторых, он сам сказал ей, что является владельцем отеля в Новом Орлеане, то есть в том самом городе, где у нее есть филиал и куда она возит своих туристов. Он с легкостью мог бы напакостить ей в ее делах, и она, похоже, не сомневалась в том, что он именно так и поступит, если ему представится возможность.

А с чего бы ей вдруг не быть уверенной в этом? Однажды ночью, двенадцать лет назад, он уже бросил ее лицом в грязь. С тех пор она, наверное, держит его за самого дьявола!

Всего час назад он здорово напугал ее, когда неожиданно затащил в пустую и темную лавчонку. Впрочем, похоже, Красная Шапочка не столько испугалась, сколько взбесилась. Он не забыл, как она пихнула его своим остреньким локотком. Не забыл и того, как яростно и решительно сузились зрачки ее зеленых глаз. А потом… Потом он обхватил ее за ягодицы и прижал к своему дрожащему от возбуждения телу. Неудивительно, что она сбежала от него сразу же, как только он ее отпустил.

С другой стороны… она вроде бы и не сопротивлялась. Более того, приняла его ласку с такой страстью, что у него закружилась голова. Она вся трепетала от желания. И это подействовало на него так сильно, что он и до сих пор не совсем пришел в себя. В какой-то момент вожделение совершенно ослепило его, и он не чувствовал ничего, кроме дикого желания войти в нее. И если бы тот раскат грома не отвлек его внимание, он наверняка попытался бы взять ее прямо там. И плевать на то, что прохожие спешили по своим делам всего в паре футов от них.

Грей не помнил, когда в последний раз так заводился от женщины, что бы та ни делала, как бы ни изощрялась. А Фэйт довела его почти до экстаза одним-единственным поцелуем.

Всего один поцелуй, сладкий и пряный одновременно и такой жаркий, что казалось, он обжег себе рот. Он не мог забыть, как сомкнулись их губы, как она робко обхватила губами его язык… До сих пор чувствовал, как она, трепеща, прижимается к нему. Она хотела его так же сильно, как и он ее.

Ладони стало пощипывать, когда он вспомнил, как обхватил ими ее ягодицы. Грей сжал кулаки, чтобы отогнать это наваждение. Он не ожидал, что возбудится так сильно. Грей привык всегда утолять свой сексуальный голод, как только он возникал, но пропасть, которая лежала между ним и Фэйт, была, казалось, непреодолимой, и это сводило его с ума. Он не мог не думать о своей матери, которая полностью не пришла в себя, пережив невиданное унижение — муж бросил ее ради городской шлюхи. Перед глазами Грей до сих пор стояла и та кошмарная сцена в ванной, когда он увидел, что Моника вскрыла себе вены. Она сидела, сгорбившись, на крышке бачка, а кровь стекала по ногам на пол, образуя лужицу… Не мог он забыть и то, что сам испытал после бегства отца. Тогда его всего скрутило от боли и ярости…

Но и Фэйт было что вспомнить. Та страшная ночь двенадцатилетней давности разделяла их, словно Берлинская стена.

И не важно, как сильно их тянуло друг к другу.

Грей не был донжуаном, но недостатка в женщинах никогда не испытывал. Однако когда он увидел Фэйт, он понял, что не готов к подобным переживаниям: им было достаточно только встретиться глазами, как уже возникала непреодолимая тяга. Когда же они прикасались друг к другу, это был уже просто кошмар!..

Он стал беспокойно расхаживать взад и вперед, пытаясь найти какой-нибудь выход. Оставаться в Прескоте ей нельзя. Он не мог рисковать душевным равновесием матери и сестры. Он не мог также оставить свои попытки сделать ее жизнь здесь невыносимой, но вместе с тем понимал, что немногое способен, да и хочет, сделать в этом направлении. Он организовал для нее ряд «неудобств», и точка. Преследовать ее по-настоящему он не хотел. Она этого не заслужила. Фэйт тоже была жертвой. Все эти годы она трудилась, не покладая рук, чтобы выйти в люди, и ей это удалось. И если бы не его семья, он, не задумываясь, раскрыл бы перед ней свои объятия.

«И ширинку», — подумал он, криво усмехнувшись и чувствуя, что вновь возбуждается. Но Грей понимал также, что и свою собственную семью не может выгнать и не может изменить мнение, которое сложилось в ней о Фэйт. Значит, уехать все-таки должна она. Пусть не далеко. Может быть, ему удастся уговорить ее переехать в Батон-Руж или даже в один из маленьких городков поблизости от Прескота. Главное — переехать границу округа, но остановиться достаточно близко, чтобы они могли видеться. Она допустила стратегический просчет, дав ему понять, как сильно его хочет. Теперь он мог воспользоваться этим козырем. «Мы не можем быть вместе здесь. Переезжай куда-нибудь, и мы будем часто видеться». Ей это не понравится. Сначала она, даже вернее всего, пошлет его к черту. Но жар страсти никуда не исчезнет, будет пылать в ней с такой же силой, с какой пылал и в нем. И если он сумеет усилить этот жар, то со временем добьется своего. Только бы он не спалил их обоих раньше срока…

А ее дом в Прескоте пусть остается, если его продажа покажется ей неприемлемой. Он купит ей новый. Где она только захочет.

В итоге Грей понял две вещи: во-первых, Фэйт должна покинуть Прескот; во-вторых, он не может теперь отпустить ее от себя просто так. Он решил добиться ее, чего бы это ему ни стоило.

— Я согласен с вами, — проговорил мистер Плизант, отпивая из стакана холодный чай со льдом. — То есть считаю, что Ги Руярд мертв и мертв уже двенадцать лет.

Сегодня на нем был голубой полосатый костюм, хорошо подогнанный по фигуре, белоснежная сорочка и безупречный галстук. Костюм смотрелся на нем даже щегольски. Извечная печаль, казалось, чуть поблекла в его глазах, сменившись живым блеском интереса.

Они сидели в ее гостиной. Под потолком жужжал вентилятор, разгоняя зной.

Фэйт удивилась, когда он позвонил ей: ведь со времени их первой встречи прошло всего два дня. Ей казалось, что узнать что-либо за такой короткий срок невозможно. И, однако же, вот он, сидит перед ней с раскрытым блокнотом на коленях.

— С той самой ночи, когда он исчез, о нем не было ни слуху ни духу, — продолжил мистер Плизант. — Ни одной покупки с помощью кредитной карточки, ни одного снятия денег со счета в банке, ни одной квитанции об уплате налогов. А нам известно, что мистер Руярд не был преступником, следовательно, ему незачем было менять имя и вообще исчезать из поля зрения людей. Отсюда единственный логический вывод: он умер или погиб.

Фэйт прерывисто вздохнула.

— Я так и думала. Но перед тем как выходить куда-то со своими вопросами, хотелось быть уверенной.

— Но надеюсь, вы понимаете, что теперь, если вдруг он был убит, ваши вопросы могут кое-кого насторожить? — Он еще отпил из стакана. — Вы можете оказаться в неприятной ситуации, моя милая. Может, было бы разумнее не начинать?

— О последствиях я уже думала, — призналась Фэйт. — Но, учитывая общее мнение, согласно которому Ги сбежал тогда вместе с моей матерью, мое любопытство не должно вызвать у людей излишних подозрений. Оно, так сказать, законно. Пусть даже оно покажется наглостью с моей стороны.

Он усмехнулся.

— Это зависит от характера ваших вопросов. Если вы с ходу обнародуете свою догадку насчет того, что мистер Руярд был убит, это привлечет много внимания. — Лицо его вновь приняло серьезное выражение и он мягко проговорил:

— Мой вам совет, забудьте об этом. Убийство, если оно вообще имело место, случилось двенадцать лет назад. Время способно заметать любые следы. У вас нет улик, а значит, вы не будете знать, с чего начать. Вы ничего не найдете, но при этом рискуете навлечь на себя большие неприятности.

— Что же вы предлагаете? Даже не пытаться узнать, что же произошло на самом деле? — тихо спросила Фэйт. — Пусть убийца ходит на свободе, так, что ли?

— А, так вы к тому же еще и одержимы идеей правосудия! Прекрасно, но только в том случае, когда у вас есть возможность добиться правосудия. Однако порой идея правосудия перевешивается другими понятиями. Ну, хорошо, допустим, мистер Руярд был убит. А теперь представим себе, что к этому убийству имела отношение ваша мать. Пусть не прямое, а косвенное. Пусть не она убивала, а только знала о происшедшем. И что вы будете тогда делать? А вдруг с ним просто произошел несчастный случай, а вашу мать обвинят в убийстве? Грей Руярд очень влиятельный человек, неужели вы думаете, что он даст убийце своего отца выйти сухим из воды, даже если на самом деле убийства никакого не было? Хуже, конечно, если оно все-таки было… Но, так или иначе, вас будут ждать неприятности.

Она вздохнула.

— Я пытаюсь докопаться до сути происшедшего вовсе не из-за своего альтруизма. Напротив, это очень эгоистическое желание. Я хочу жить в Прескоте. Здесь мой дом, здесь я росла. Но никто не смирится с моим присутствием до тех пор, пока не узнают о том, что моя мать не имела никакого отношения к исчезновению Ги Руярда. Его семья не хочет, чтобы я жила здесь, Грей делает мою жизнь невыносимой. Я даже не могу купить продукты в Прескоте. То же самое с бензином для машины. И если я не докажу, что моя мать не сбегала вместе с Ги Руярдом, у меня никогда здесь не будет друзей.

— А если выяснится, что она его убила? — вдруг негромко спросил мистер Плизант.

Фэйт прикусила губы и стала катать в ладонях холодный запотевший стакан.

— Я думаю, нужно рискнуть, — едва слышно сказала она. — Я знаю, что, если она виновна, мне не жить здесь. Но лучше горькая правда, чем неведение. Возможно, я так ничего и не узнаю, но попытаться должна.

Он вздохнул.

— Так и знал, что вы это скажете. Если не возражаете, я расспрошу кое-кого в городе. Так, из любопытства. Мне могут сказать больше, чем вам.

Фэйт была склонна с этим согласиться. Она знала, что многие из страха перед Греем просто будут захлопывать перед ней свои двери. Но мистер Плизант уже выполнил то, ради чего она его наняла.

— Я не могу себе позволить пользоваться вашими услугами дальше, — честно призналась она. Он только махнул рукой.

— Я же сказал: из любопытства. Меня всегда привлекали стоящие тайны и загадки.

Фэйт с сомнением посмотрела на него.

— Но часто ли вы из-за этого отказывались от причитающегося вам гонорара?

— Ни разу, — признался он и рассмеялся. — Но деньги мне не нужны, а узнать, что произошло с мистером Руярдом, очень хочется. Не знаю, сколько времени еще смогу вообще работать с моим сердцем. Наверное, не так долго. Поэтому я решил заниматься только теми делами, которые мне по-настоящему интересны. А деньги… Скажем так, в данный момент я не испытываю в них большой нужды.

Зная о том, что его жена умерла, Фэйт ему поверила. Мистер Плизант вдруг опустил голову и стал рыться в своих бумагах. Но она знала, что он просто прячет от нее слезы. Фэйт сделала вид, что ничего не заметила, и предложила ему еще чаю со льдом.

— Нет, спасибо. С меня достаточно одного стакана. Чай со льдом — то, что нужно в знойный день. — Он поднялся со стула, пригладил морщины на костюме. — Если получу какие-нибудь любопытные ответы на свои вопросы, обязательно дам вам знать. Здесь есть мотель?

Она рассказала ему, как добраться до мотеля, и вышла вместе с ним на крыльцо.

— Давайте поужинаем вместе? — повинуясь внезапному импульсу предложила она. Она представила себе, как он будет сегодня в одиночестве жевать сандвич в забегаловке, и ей стало его жаль.

Он покраснел.

— С удовольствием.

— В шесть, хорошо? Я рано ужинаю.

— Отлично, миссис Харди. В шесть, так в шесть.

Он веселой походкой, с улыбкой на лице направился к своей машине. Фэйт проводила его глазами, пока машина не скрылась из виду, а затем вернулась к своим бумажным делам, которые отложила из-за его прихода. Мистер Плизант был ей симпатичен, и она с нетерпением ждала ужина.

Он приехал ровно в шесть, как она и думала. На ужин была свиная отбивная с шафрановым рисом и свежими зелеными бобами. Он все стрелял глазами по сторонам, задерживаясь взглядом то на накрахмаленных салфетках, то на маленьком букете диких роз, который она выставила на стол, и вдыхая аромат домашней еды. Она чувствовала, что по всему этому он уже успел соскучиться.

На десерт был лимонный шербет. Они сидели и болтали.

Ей было легко с ним. Мистер Плизант был старомоден, и оттого Фэйт было очень уютно рядом с ним. В детстве окружающие так редко награждали ее своим вниманием, что теперь Фэйт это очень ценила.

Около восьми часов в дверь неожиданно сильно постучали. Фэйт насторожилась. Она заранее знала, кто это пожаловал к ней в гости.

— Что? — спросил мистер Плизант, видя, как она встревожилась.

— Боюсь, вам сейчас придется познакомиться с Греем Руярдом, — ответила она, поднимаясь из-за стола. Как обычно перед встречей с Греем, у нее сильно забилось сердце. За последние пятнадцать лет в этом смысле ничего не изменилось. Рядом с ним она постоянно ощущала себя одиннадцатилетней большеглазой девчонкой, которая с благоговейным трепетом смотрит на своего идола.

На дворе были уже сумерки, хоть в эту пору весеннее солнце каждый раз как будто с большой неохотой закатывалось за горизонт. Силуэт Грея четко выделялся на фоне бледно-опалового неба. Высокий, широкоплечий мужчина с темным пятном вместо лица.

— Надеюсь, я тебя не отвлекаю? — произнес он таким тоном, что она сразу поняла: на самом деле ему в высшей степени наплевать, отвлекает он ее от чего-нибудь или нет.

— Если бы ты меня отвлекал, я не открыла бы дверь, — довольно резко ответила она, впуская его в дом. Фэйт не хотела отвечать выпадом на выпад. Ради мистера Плизанта. Но так получилось.

Улыбка, с которой Грей посмотрел на мистера Плизанта, уважительно поднявшегося из-за стола, была скорее похожа на волчий оскал. Когда Грей вошел в комнату, та словно стала меньше. На Грее на этот раз была белая рубаха, черные джинсы и ботинки без каблуков. Сейчас он больше, чем когда-либо, походил на флибустьера. Белые зубы сверкали почти так же, как бриллиант в ухе.

— Мы уже поужинали, — ровным голосом проговорила Фэйт. Ей вновь удалось взять себя в руки. — Мистер Плизант, это Грей Руярд, мой сосед. Грей, это Фрэнсис Плизант из Нового Орлеана.

Грей протянул ему для рукопожатия свою здоровенную лапу.

— Друг или деловой партнер? — спросил он таким тоном, как будто имел право это знать.

Мистер Плизант задумчиво пожевал губами и проговорил:

— И то и другое, наверное. А вы? Просто сосед или еще и друг?

— Нет, — быстро сказала Фэйт. Грей бросил на нее тяжелый взгляд.

— Не совсем, — ответил он.

В глазах мистера Плизанта сверкнули живые огоньки.

— Понимаю. — Он поцеловал Фэйт руку, потом чмокнул ее в щеку. — Мне надо идти, дорогая. Пора дать отдых старым костям. Распорядок у меня теперь, почти как у младенца. Прекрасный ужин. Спасибо.

— Вам спасибо, — ответила она и тоже поцеловала его в щеку.

— Я позвоню, — сказал он на прощание, направляясь к дверям. Как и утром, Фэйт проводила его до крыльца и помахала рукой, когда он отъезжал со двора.

Борясь со страхом, она закрыла дверь и вернулась в гостиную, где остался Грей. Когда она вошла в комнату, он молча приблизился к ней почти вплотную. Из глаз его разве что не сыпались искры.

— Кто это был, черт возьми? — прорычал он. — Старичок-ухажер? Зачем ты ездишь в Новый Орлеан? Чтобы совмещать полезное с приятным?

— Не твое дело, — резко ответила она. Фэйт устремила на него горящий взор. Мистер Плизант был на сорок лет старше ее, но Грей тут же подумал, что она спит с ним.

Он сделал еще шаг ей навстречу, сократив дистанцию до предела.

( Черт возьми, вот уже два дня, как это мое дело!

От этого намека на то, что произошло между ними в Новом Орлеане, кровь прилила у нее к лицу.

— Это здесь ни при чем… — начала она смущенно, но он не дал ей договорить, схватив за плечи и сильно тряхнув.

— Ничего себе «ни при чем»! Может быть, тебе освежить память?

Он наклонил голову… Фэйт уперлась руками ему в грудь, но слишком поздно. Его рот накрыл ее губы и… Фэйт будто захлестнуло волной. Кровь бешено застучала в висках, голова закружилась. Напряжение в ней исчезло, губы разомкнулись, чтобы впустить его жаркий язык. Она жадно вдыхала его запах, в котором угадывалось сразу несколько оттенков. И синие, и золотистые, и цвет красного вина… Этот запах окружил ее со всех сторон, не давая вздохнуть. Под ее ладонью тяжело и гулко билось его сердце. Она почувствовала, как он возбужден. Грей неистово терся о ее живот.

Наконец он оторвался от нее и отступил на шаг назад. Грей тяжело дышал, в глазах его блестело возбуждение, губы увлажнились, покраснели и чуть припухли от поцелуя.

Он положил руки ей на плечи и принялся нежно разминать их сильными пальцами.

— Не пытайся отрицать то, что между нами было.

— Ничего не было, — отчаянно солгала она. Грей знал, что она лжет. Она видела, как исказилось гневом его лицо, но все равно солгала.

Фэйт знала, чего он добивается. Тогда в Новом Орлеане она допустила большую ошибку. Дала ему палец, а теперь он хочет забрать всю руку. Возможно, по дороге сюда он думал, что она достанется ему легко. Он уложит ее в постель, а потом уговорит уехать из города. И еще скажет, что это нужно им обоим. Скажет: «Ну ради меня!» Чтобы они могли быть вместе, но не огорчая его мать.

Поэтому она солгала сейчас. Фэйт дала ему понять, что разгадала его планы и не уступит.

Она оттолкнула от себя его руки и отступила в сторону, чтобы он в случае чего не смог прижать ее к двери.

— Всего лишь поцелуй…

— Да, а Кинг-Конг всего лишь обезьяна! Черт возьми, да стой ты спокойно! — раздраженно бросил он, схватив ее за руки. — Не мелькай перед глазами, у меня уже голова кружится! Успокойся, я не собираюсь заваливать тебя. По крайней мере, не сейчас.

В глазах ее мелькнула паника.

— Только попробуй! — крикнула она, вновь пытаясь вырваться. — Хоть сейчас, хоть когда!

— Может, хватит? — рявкнул он. — Не дергайся ты, у тебя же синяки будут, не у меня.

Быстрым движением он развернул ее к себе спиной и прижал к груди, обхватив руками и лишив всякой возможности двигаться.

Он сделал это так быстро и без видимых усилий, что ей стало обидно до слез. Она чувствовала жар его большого крепкого тела, и возбуждение резко усилилось. Голова ее непроизвольно откинулась ему на грудь, напряжение ушло. Она устала бороться, опьяненная его сильным мужским запахом, от которого кружилась голова. Фэйт изнемогала от желания, но понимала, что если хоть чем-нибудь проявит это, то уже через пять минут они будут в постели.

— Вот видишь? — нежно проговорил он ей на ухо, почувствовав дрожь, пробежавшую по ее телу. — Мне достаточно только дотронуться до тебя. То же самое и со мной, Фэйт. Мне это не нравится, но клянусь Богом, я хочу тебя, и мы что-нибудь придумаем.

Она зажмурилась и покачала головой.

— Нет.

— Что «нет»? — Он прижался щекой к ее затылку. — Ты не хочешь меня или хочешь, но мы ничего не будем придумывать? В чем ты теперь солгала?

—  — Я не позволю тебе, — упрямо проговорила она, открыла глаза и уставилась прямо перед собой, пытаясь как-то отвлечься от прикосновений его рук. — Я не позволю тебе вновь обращаться со мной, как с дрянью.

Он замер и, казалось, на минуту перестал дышать. Потом медленно выдохнул:

— Значит, эта стена всегда будет между нами?

Намек был вполне прозрачен. Воспоминание о той ночи обоим не давало покоя. После довольно долгой паузы он проговорил:

— Милая, я знаю о «Холладей трэвэл»и знаю, что ты честным трудом заработала все, что у тебя есть. Я знаю, что ты не такая, как твоя мать.

О Господи, он докопался до агентства! С трудом справившись с охватившей ее паникой, она вместо этого ухватилась за его последние слова.

— Как же, знаешь! — с горечью в голосе проговорила она. — Ты настолько высокого обо мне мнения, что с ходу обвинил меня в том, что я сплю с мистером Плизантом! Боже мой, стоило мне пригласить к себе поужинать несчастного одинокого старика, как я сразу же становлюсь шлюхой!

Ее охватило бешенство, и она вновь попыталась освободиться. Он только еще крепче прижал ее к себе. Да так, что ей стало трудно дышать.

— Хватит, — предупредил он. — Все это кончится синяками.

— Ну и что! Ты будешь в этом виноват, не я!

Она лягнула его ногой, попав пяткой по голени. Но на ней были мягкие домашние туфли, и Грею было совсем не больно. Она попыталась повернуться к нему лицом, чтобы ударить сильнее.

— Ах ты… дикая кошка… — прохрипел он, пытаясь вновь ее успокоить. — Черт возьми, да перестанешь ты дергаться или нет?! Я просто ревновал, — вдруг признался он.

Она на мгновение оцепенела. Ее охватило ликование. Ревновал! Но ревнует тот, кто любит… О, нет! Это ловушка, в которую нельзя попадаться. Она боялась верить Грею. Ибо уже раньше видела собственными глазами, как он умеет соблазнять. Фэйт прекрасно помнила, как он уговаривал Линдси Партейн, какие комплименты ей отвешивал, говорил, как он ее хочет, как она ему нужна. Грей умеет добиваться своего.

Фэйт не сомневалась, что он хочет ее физически. Ибо уже не первый раз чувствовала его эрекцию. Но она знала, что в остальном не произошло никаких изменений. Он все еще хочет, чтобы она уехала, и попытается использовать ее слабость для того, чтобы убедить ее убраться из Прескота.

— Ты всерьез думаешь, что я тебе поверю? — наконец спросила она настороженно. Он прижал ее к себе теснее.

— А это что, по-твоему?

С трудом сдерживаясь, она пожала плечами.

— Ну и что такого? Эрекция. Тоже мне! Это ничего не значит.

Он рассмеялся.

— Слава Богу, что я уверен в себе, а то ты наградила бы меня комплексом неполноценности.

Она жалела о том, что он засмеялся, жалела, что у него оказалось чувство юмора. Ей хотелось, чтобы он был тупым и достойным презрения. Но Грей был не таков. Он обладал смелостью, граничащей с нахальством и обезоруживающим смехом. Да, он был жесток, но не глуп.

Он нежно потерся носом о ее шею, обдав ее своим дыханием, пощекотал чувствительный завиток уха.

— Можно обойтись без проблем, — промурлыкал он. — Мы можем быть вместе. Не здесь, но можем. Что-нибудь придумаем.

Фэйт вновь напряглась.

— Я так и знала! Мы можем быть вместе, но для этого мне нужно уехать из Прескота, не так ли?

Язык нежно играл с мочкой ее уха, потом он захватил ее зубами и несильно прикусил, вызвав в ней новую волну возбуждения.

— Тебе не придется уезжать далеко отсюда, — продолжал он тем же тоном. — Даже не нужно будет продавать этот дом. Я куплю тебе другой, больше… Если хочешь.

Ярость обуяла Фэйт. Она придала ей сил. Приложив поистине нечеловеческие усилия, она развернулась к нему лицом. Неестественная бледность разлилась по щекам, глаза, наоборот, горели огнем.

— Замолчи! По-твоему, меня можно купить?! Ты по-прежнему в этом уверен? С той лишь разницей, что теперь придется чуть больше потратиться, да? Не нужен мне твой новый дом! Мне нужно, чтобы ты убрался из моего собственного! Немедленно!!!

Он прищурился и… не сдвинулся с места.

— Я не имел в виду то, что тебя можно купить. Просто хотел облегчить тебе жизнь.

— Не надо! Я слишком много о тебе знаю! Я видела, на что ты способен, помнишь, надеюсь? — Между ними вновь на секунду возникло видение той давно минувшей ночи. Фэйт вспомнила сейчас и другое. То, о чем он не мог знать. Она вспомнила, что у него было тогда с Линдси Партейн. Да, она знала, на что он способен.

Он молча смотрел на нее темными глазами, а потом сказал мягко:

— Этого больше не повторится.

— Да, тут я согласна! — гордо вздернув подбородок, проговорила она. — Я просто не позволю тебе!

— Когда я принимаю в отношении кого-либо твердое решение, у человека не остается выбора, — предупредил он, сверкнув глазами. — Учти, милая, до сих пор были цветочки. Если я всерьез возьмусь за дело, все может быть гораздо хуже для тебя.

— А если я всерьез возьмусь за дело, все может быть гораздо хуже для тебя!

Он медленным взглядом окинул ее с головы до ног.

— Не сомневаюсь. Хотелось бы испытать на себе твой гнев. Так, для забавы. Но зачем? Я не враг тебе, дорогая. Мы можем договориться и доставлять друг другу удовольствие, не причиняя страданий моей семье. Если ты согласишься…

— Я не соглашусь, — быстро ответила она. — Нет.

— Это твое любимое слово, как я погляжу. И знаешь… мне уже надоело его слушать.

— Тебя никто не заставляет. Уходи. — Она тяжело вздохнула и покачала головой. Фэйт устала от борьбы. — Я не хочу причинять страдания твоей семье. И вернулась в Прескот не за этим. Здесь мой дом, только и всего. Я никому не хочу причинять боль, просто хочу жить здесь. И если для этого придется воевать с тобой, я буду воевать.

— Что ж, ты определилась. — Он пожал плечами. — Ты знаешь, с какими проблемами сопряжено твое возвращение в город. Но знай, что я со своего пути не сверну. Ты по-прежнему будешь в Прескоте нежеланной гостьей. А если передумаешь, позвони. Я позабочусь о тебе. И не буду задавать никаких вопросов, не буду злорадствовать.

— Я не позвоню.

— Может, не позвонишь, а может, и позвонишь. Подумай о том, что могло быть между нами.

— А что могло быть между нами? Пара свиданий на неделе? И, уходя из дома, тебе пришлось бы лгать, чтобы не огорчать семью! Спасибо, меня это не устраивает.

Он протянул руку и провел по ее щеке. На этот раз она не стала вырываться. Большой палец нежно пробежал по ее губам.

— Дело не только в том, что мне хочется быть с тобой, — тихо проговорил он. — Хотя, Бог свидетель, мне ужасно хочется этого.

Она хотела верить ему, но боялась. На глаза стали наворачиваться слезы. Она покачала головой.

— Прошу тебя, уходи.

— Хорошо, я уйду. Но… ты подумай. — Он повернулся к двери, но на пороге остановился. — А насчет твоего агентства…

Тревога вновь вернулась к ней, и она приготовилась к новому удару:

— Если ты посмеешь что-нибудь сделать… — Он нетерпеливо махнул рукой.

— Успокойся, ничего я не собираюсь делать. Я просто хотел сказать, что уважаю тебя за это и горжусь тобой. Я рад, что ты добилась такого успеха. Между прочим, я передал своему менеджеру в отеле, чтобы он уделял особое внимание тем туристическим группам, которых будешь присылать ты.

Уважает? Гордится?

Грей ушел. Фэйт осталась на месте, наконец-то дав волю слезам. Она знала, что не может доверять ему. Нет, она уже приняла решение поставить крест на его отеле и мнения своего не изменит, но…

Грей сказал, что гордится ею.

Глава 10

Моника задержалась в ванной. Ей необходимо было остаться на несколько минут одной, чтобы прийти в себя. Ее всегда несколько тревожила столь полная потеря контроля над собой. Майкл, казалось, не чувствовал этого: кончив, он становился сонным.

Она услышала, как скрипнула кровать. Наверное, потянулся к пепельнице, чтобы затушить окурок. Майкл курил мало, все пытался бросить, но после секса ему было трудно сопротивляться соблазну выкурить сигарету. Сегодня, когда он прикуривал, рука его дрожала, и огонек зажигалки мелко заплясал. Это наполнило ее невыразимой нежностью, и она, уйдя в ванную, задержалась там дольше обычного, чтобы он ничего не заметил. Достаточно было того, что он видел, что творится с ней, когда он входит в нее. Как она стонет, цепляется за него влажными от пота руками, как неистово двигает бедрами. Моника пыталась сдерживаться, но у нее не получалось. А как сильно она увлажнялась внутри!.. Когда Майкл входил и выходил из нее, часто слышались отчетливые хлюпающие звуки, которые способны были кого угодно привести в смущение. Но тогда Моника не обращала на них внимания. В те минуты она была не в состоянии думать ни о чем, кроме бешеной лихорадки страсти, бурлившей в ней. Только позже вспоминала, и становилось стыдно.

С Алексом все было по-другому. С ним она держала себя в руках. Его это устраивало, и она знала почему: он силился представить, что это не она, а мама…

Монике не хотелось заниматься этим с Алексом, но она занималась. Ей нечем было оправдываться перед собой. Она даже не могла бы сказать, что он ее принуждает. Она любила Алекса, но… он был ей почти как отец. Он не мог, конечно, заменить папу. Никому это не было дано. Но Алекс был его лучшим другом и, узнав о его исчезновении, страдал не меньше ее самой. Он пришел им всем на помощь. Они смогли опереться на его плечо, выплакаться ему в жилетку. В первые, самые страшные для Моники дни ей даже удавалось представить себе на минутку, что Алекс — это и есть отец и что ничего не произошло.

Но притворяться долго она не могла. Тот кошмарный день, который она впервые в жизни встретила без отца, многое изменил в ней. И она постепенно смирилась с тем, что, как прежде, уже не будет никогда. Папа не вернется. Своей собственной семье он предпочел жизнь в объятиях проститутки. Выходило, что он не любит маму и никогда не любил.

Маму любил Алекс. Бедняжка! Моника уже и не помнила, когда поняла это, когда впервые перехватила его печальный и преданный взгляд, устремленный на Ноэль. Кажется, это произошло спустя уже несколько лет после того, как их бросил отец. Тогда Алекс только-только начал ходить к ним ужинать. Маму было нелегко уговорить, но он уговорил. Вообще он умел воздействовать на нее гораздо сильнее, чем это когда-либо удавалось Монике или Грею. Алекс нежно ухаживал за ней, может, в этом была причина того, что Ноэль со временем стала оттаивать. Папа никогда так не обращался с ней. Он был с Ноэль вежлив, нежен, но было видно, что по-настоящему не любит. А Алекс любил.

Ей вспомнился вечер, когда это случилось между ними впервые. Грей отсутствовал по делам в Новом Орлеане. Мама спустилась к ужину, но, несмотря на все старания Алекса, пребывала в более гнетущем расположении духа, чем обычно. Моника видела, что ей было трудно даже просто поужинать с ними. Сразу же после ужина, не обратив внимания на мольбы Алекса, она поднялась к себе. Моника поймала его опустошенный взгляд и, повинуясь внезапному импульсу, сочувственно коснулась его руки, желая ободрить и утешить.

За окнами стоял морозный зимний вечер. В гостиной был натоплен камин, поэтому они перешли туда. Моника твердо решила сделать все от нее зависящее, только бы изгнать эту затравленность из его глаз… Они сели на диван перед огнем, разговорились. Алекс потягивал свой любимый коньяк. В доме было тихо, в комнате царил полумрак, горела лишь настольная лампа. В камине тихо потрескивал огонь. Должно быть, при таком скудном свете она внешне напомнила ему маму. В тот вечер она заплела темные волосы в узел, как у Ноэль. А в одежде Моника всегда придерживалась консервативного классического стиля, который предпочитала и мама. И то, что случилось затем, было прямым следствием совокупности обстоятельств: коньяка, полумрака в комнате, тишины, его печали и ее внешнего сходства с матерью…

Сначала они поцеловались, потом еще раз, еще. Он распустил ее волосы, с его уст сорвался негромкий стон.

Моника и по сей час помнила, с какой бешеной силой колотилось у нее сердце, разрывавшееся от страшных предчувствий и одновременно какой-то почти болезненной жалости к Алексу. Он благоговейно дотрагивался до ее грудей, но только через одежду. А когда пришло время задрать юбку, то он поднял ее лишь ровно настолько, чтобы обнажить то, что ему требовалось. Казалось, не желая посягать на ее скромность, он строго следил за тем, чтобы совершать только самые необходимые движения. Ей сейчас смутно припомнились те ощущения, которые посетили ее, когда она… нет, не увидела, а почувствовала его возбужденную плоть… Сначала она ощутила давление, потом острую боль и резкие толчки Алекса внутри себя… Все это со временем словно подернулось в ее сознании какой-то дымкой. Одно она запомнила четко… Как он сорвавшимся голосом прошептал в тишине:

— Ноэль…

Кажется, он даже не понял, что лишил Монику девственности. Он уверил себя в том, что был вместе с мамой… А в ее сознании… Господи, помоги!.. В ее сознании он был папой.

Мысль, которая тогда явилась ей, была настолько отвратительна, что Монике до сих пор становилось дурно, когда она вспоминала. У нее никогда не было никаких сексуальных чувств к отцу. Она вообще не интересовалась сексом до тех пор, пока в ее жизни не появился Майкл. Но в ту ночь, когда она была близка с Алексом, Монику посетили эти чувства. Она тогда подумала: «Может быть, он не бросил бы нас, если бы я дала ему то, в чем отказывала мама».

То есть Моника готова была заменить маму, предлагая себя в качестве некоей взятки отцу, чтобы он остался.

Бедный Алекс… Бедная Моника… Они оба словно не видели друг друга, и каждый напрягал воображение, силясь представить себе другого человека… Да, вот бы Фрейд порадовался.

Но та ночь стояла первой в ряду многих, которые последовали за ней. Моника спала с Алексом вот уже семь лет. Не так уж часто, по правде говоря. За один последний год Майкл был с ней, наверное, больше, чем Алекс за все семь. Алексу было стыдно. Он всегда смотрел на нее такими глазами, будто извинялся за что-то. Но приходил снова и снова. Ему было невыносимо горько от осознания, что Ноэль никогда не ляжет с ним в постель. И Алексу требовалось получить хоть какой-нибудь суррогат. Моника давала ему краткое облегчение.

Он никогда не подходил к ней с этим, когда Грей бывал дома. Только когда он уезжал из города по делам.

Последний раз это было всего два дня назад. Грей был в Новом Орлеане. Она, как обычно, пришла к Алексу на работу, и они занимались этим на диване в его кабинете. У них всегда все заканчивалось очень быстро. Алекс ни разу за все эти семь лет не раздел ее. Да и Моника никогда не видела его обнаженным. Прошло уже столько лет, а он все еще смотрел на нее такими глазами, будто извинялся за то, что видит не ее, а маму. И вообще словно хотел сказать, что понимает: все это нехорошо, неестественно. Он кончил быстро; Моника наскоро привела себя в порядок и ушла домой.

С Майклом все было иначе. Она до сих пор толком не могла понять, чем же она так привлекла его и почему у них все зашло так далеко. Он был местным, она знала его — шапочное знакомство — всю свою жизнь. Он был на пять лет старше Грея и уже работал помощником шерифа в то время, когда она оканчивала школу. Майкл женился на однокласснице, которая родила ему двоих сыновей. Сначала у них все шло хорошо, но потом она вдруг ни с того ни с сего взяла, да и бросила его, переехав жить в Богалузу, где спустя пару лет вновь вышла замуж. Младшему его сыну сейчас было семнадцать, старшему восемнадцать, и они поддерживали между собой хорошие отношения.

«Майкл всегда со всеми ладил», — с улыбкой подумала она.

Именно поэтому его и избрали шерифом три года назад, когда Диз наконец-то подал в отставку. Майкл был питомцем старой доброй школы полицейских. Не любил ходить в штатском, а вместо цивильной обуви носил сапоги. Его можно было назвать долговязым — шесть футов с лишним, — у него были песочные волосы, дружелюбные голубые глаза и веснушки по всему носу.

Однажды, примерно год назад, она была по каким-то делам в городе и решила пообедать в гриль-баре на центральной площади, где готовились лучшие во всем Прескоте гамбургеры. Мама, конечно, пришла бы в ужас, если бы узнала, что у ее дочери такие плебейские вкусы в еде, но Моника любила гамбургеры и время от времени останавливалась в этом баре. Она сидела за небольшим столиком, когда вошел Майкл. Взяв свой заказ, он направился по проходу в поисках свободного места, но вдруг остановился около ее столика и спросил, не занято ли у нее. Моника была этим удивлена, но ответила, что свободно.

Поначалу разговор не клеился, но Майкл мог и мертвого разговорить. Уже через несколько минут они смеялись и болтали, как старые добрые друзья. Он фазу же пригласил ее поужинать вместе с ним. В первую минуту Моника растерялась. Она знала, что маме это не понравилось бы.

Кто такой в самом деле этот Майкл Макфейн?.. Но Моника согласилась. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что он приготовил ужин своими собственными руками, зажарив мясо во дворе своего дома. Он жил на маленькой ферме, на которой вырос. Ближайший сосед был в миле от него. Эго были тихие и живописные места. Монике там очень понравилось.

Они поели, потанцевали немного под музыку «кантри», которую передавала местная радиостанция, медленно кружась по его небольшой гостиной, и Моника расслабилась настолько, что позволила ему отвести себя в спальню. Она заранее ни о чем таком не думала, даже не предполагала, что он начнет. Но Майкл стал целовать ее. Целовал медленно. И Моника впервые в жизни почувствовала, как внутри нее зашевелилось желание. Ее это не на шутку встревожило. Беспокоило и то, что все происходит так быстро. Но она, стоя в его спальне, не мешала ему расстегивать на себе платье и лифчик. Никто и никогда не видел её обнаженных грудей. А Майкл не только увидел, но и принялся целовать и сосать их. Монику это настолько завело, что уже через несколько минут они оказались в постели. Майкл не был похож на Алекса, который лишь приспускал брюки. Он раздел Монику и разделся сам, и они сплелись в объятиях на его постели. Монику захлестнула волна желания, помутился рассудок.

Леди, конечно, не стала бы себя так вести, но Моника всегда знала, что она не леди. Вот мама, это другое дело. Мама была леди. Моника всю свою жизнь пыталась подражать матери, но у нее никогда не получалось. Мама пришла бы в ужас, если бы узнала, что ее дочь вот уже целый год, регулярно, несколько часов в неделю проводит в постели с Майклом Макфейном…

Боже мой, с шерифом!.. И он трахает ее, как одержимый.

У Моники было строгое воспитание, и порой ее это бесило. Грею было всегда легче. От него заведомо нельзя было требовать того, что требовали от нее, девочки, рассчитывая сделать из нее настоящую леди. Да и вообще мама «списала» Грея со счетов практически с момента его рождения. Грей был мужчина, а значит, по ее мнению, ему на роду было написано остаться животным. Будучи леди, мама игнорировала любовные похождения своего мужа и сына. Подобные вещи были ей неинтересны. И она рассчитывала на то, что дочь разделит ее мнение.

Но ничего не вышло, хотя Моника старалась. Во всяком случае, первые двадцать пять лет своей жизни она очень старалась. Даже после исчезновения отца, когда мама окончательно замкнулась в себе. Еще надеялась… Рассчитывала на то, что, если у нее получится, мама будет не так сильно переживать из-за отца.

Но в глубине души Монике всегда было тесно в рамках леди. Мама от природы была сдержанной и холодной, как прекрасная античная статуя. Мама была совершенна и недоступна. Папа относился к Монике иначе: тепло, с любовью. Он обнимал, играл с ней, несмотря на то, что мама всегда неодобрительно смотрела на это, считая, что нельзя так фамильярничать с дочерью. Мама была будто бестелесна. Папа же был обычным человеком, из плоти и крови. Грей даже превзошел в этом отца, в нем всегда бушевал какой-то внутренний огонь, который Моника научилась распознавать еще в детстве.

Однажды, когда Грей приехал домой на каникулы из колледжа, они засиделись в столовой после ужина за разговором. В позе Грея чувствовалась присущая ему дикая кошачья грация. Он, смеясь, рассказывал о какой-то забавной шутке, которую сыграл один из игроков их команды с тренером. И в ту минуту в нем было что-то такое… Монике трудно было бы описать это словами… В самом повороте головы, в том, как он держал в руке бокал, было что-то остро физическое, чувственное. Вдруг она перехватила мамин взгляд, обращенный на брата. В этом взгляде сквозило отвращение. Она смотрела на Грея так, как будто перед ней сидел дикий лесной зверь. А Грей был всего лишь здоровым и жизнерадостным подростком-сорвиголовой, и что с того, что его мужские гормоны уже четко давали о себе знать? На взгляд Моники, в этом не было ничего отвратительного. И сестра молчаливо встала на сторону брата. Ее возмутил тот взгляд матери.

Грей был прекрасным братом. Моника не знала, что бы делала без него. Особенно в те первые, самые страшные дни после того, как их бросил отец. Ей было стыдно за свою идиотскую попытку самоубийства, и она поклялась себе больше никогда не пытаться сделать что-либо подобное. Дабы вновь не обременять Грея. Ей было трудно, но она сдержала клятву. В особенно тяжкие минуты она смотрела на тонкие серебристые полоски заживших шрамов на запястьях, чтобы напоминать себе о своей слабости.

А потом на стоянке перед магазином Моргана она увидела Фэйт Девлин… Потрясение от увиденного было настолько велико, что Моника впервые за много лет почувствовала себя совершенно беспомощным и беззащитным существом, маленькой девочкой, которая в страхе бежит к старшему брату, чтобы тот решил ее проблемы. Она ненавидела себя за это, но когда она увидела копну темно-каштановых волос, ее сердце едва не остановилось. В голове на какое-то мгновение мелькнула сумасшедшая мысль: «Папа вернулся!» Ведь если вернулась Рини, значит, вернулся и он.

Но папы не было поблизости, только она. Рини. Казалось, она не только не состарилась, но, напротив, стала моложе. Это было несправедливо! Такая гадина, как Рини Девлин, должна носить следы своих пороков на лице, чтобы всем было видно. Но Моника увидела совсем другое лицо. Красивое, без единой морщинки. Те же томные зеленые глаза, большой чувственный рот, нежные губы… Все осталось прежним, ничего не изменилось.

Но то была не Рини. Та женщина на стоянке оказалась Фэйт Девлин. И Грей, несмотря на свое обещание, почему-то очень неохотно употреблял свое влияние на то, чтобы изгнать ее из города. Моника плохо помнила Фэйт. Когда она думала о ней, в памяти вставали лишь скудные и смутные образы костлявой девчонки с копной волос, как у матери. Увидев ее, она испытала невыносимую боль, волна страшных, кошмарных воспоминаний захлестнула ее. Она вновь вспомнила о предательстве отца, о своих страданиях… С того дня Моника боялась показаться в городе. Боялась вновь столкнуться где-нибудь с Фэйт и испытать боль.

— Моника? — лениво позвал Майкл. — Ты что там, спать собралась?

— Нет, просто прихорашиваюсь, — отозвалась она и включила воду в умывальнике, чтобы ее ложь выглядела правдоподобнее. Она глянула на себя в зеркало. Неплохо для тридцати двух лет. Блестящие темные волосы. Не такие темные, как у Грея, но зато без единого седого волоска.

Правильные, как у мамы, черты лица, но темные отцовские глаза. Ни одного грамма лишнего веса и при этом полные крепкие груди.

Когда она вышла из ванной, Майкл все еще лежал голый на постели. Легкая улыбка скривила ему губы. Он протянул ей руку.

— Иди ко мне, — пригласил он, и у Моники часто-часто забилось сердце.

Она забралась в постель и дала ему обнять себя. Он удовлетворенно вздохнул, когда она устроилась рядом с ним. Его большая ладонь накрыла ее упругую левую грудь.

— Я думаю, нам надо пожениться, — проговорил он.

На этот раз сердце ее, наоборот, едва не остановилось. Она уставилась на него округлившимися от страха и изумления глазами.

— П-пожениться?! — запнувшись, повторила она и тут же закрыла рот обеими руками, чтобы подавить дурацкий смешок. — Майкл и Моника Макфейны?!

Смешок сдержать не удалось.

Он улыбнулся.

— Что, звучит, как будто мы двойняшки? Ничего, это я, думаю, переживу. — Он потер большим пальцем ее сосок, радуясь тому, что тот мгновенно отвердел. — Но зато, если у нас будет ребенок, его имя будет начинаться с какой угодно буквы, но только не с «М».

Замужество. Дети. О Боже… Монике почему-то никогда не приходило в голову, что он может захотеть жениться на ней. Она вообще никогда не задумывалась о том, что когда-нибудь может стать чьей-то женой. Двенадцать лет назад течение ее жизни словно остановилось, и она уже не рассчитывала на какие-то изменения.

Но ничто не стоит на месте. Даже скала размывается грунтовыми водами и разрушается ветрами.

Алексу было не под силу нарушить ровный ритм ее жизни, но Майкл ворвался, будто комета.

Алекс. О Боже…

— Я знаю, что не так уж много смогу тебе предложить, — продолжал Майкл. — Этот дом, конечно, не идет ни в какое сравнение с тем, в котором ты привыкла жить. Но я сделаю здесь ремонт. Такой, какой ты захочешь. Ты только скажи, что тебе хочется, и я это сделаю.

Новое потрясение. Все тридцать два года своей жизни она прожила в доме Руярдов. Она несколько раз пыталась представить себе, как будет жить на новом месте, но у нее ничего не выходило. Двенадцать лет назад у нее ушла почва из-под ног, и с тех пор малейшее изменение в жизни воспринималось ею тяжело и болезненно. Это проявлялось во всем, даже в таком, казалось бы, рядовом вопросе, как покупка новой машины. Грей наконец заставил ее отказаться от той, на которой Моника ездила с девятнадцати лет. Точно так же пять лет назад он заставил ее переделать спальню. Монику уже тошнило от девичьей обстановки комнаты, но при мысли о том, что ее сменит другая, ей становилось еще хуже. Она вздохнула с облегчением, когда все свершилось как бы без ее участия. Грей привел в дом дизайнера, когда Моника была на приеме у дантиста. Вернувшись, она обнаружила, что старые обои уже содраны и куда-то убран ее ковер. И все же Моника ревела три ночи подряд. К тому времени ее жизнь против ее воли изменилась совершенно. Она стала уже не той Моникой, какой была при отце. Ей было больно сознавать это, и она цеплялась за остатки старого изо всех сил. Скоро она перестала плакать, дизайнер закончил ремонт, и она полюбила свою новую комнату.

— Дорогая… — вдруг как-то неуверенно произнес Майкл. — Извини, если я… Я думал…

Она закрыла ему рот ладонью и прошипела:

— Только посмей сказать что-нибудь такое!

Ей стало дурно при мысли о том, что он может подумать, что не слишком хорош для нее. На самом деле все было наоборот: она чувствовала себя недостойной Майкла. Всего два дня назад она лежала на диване в рабочем кабинете Алекса и позволяла ему трахать себя. Какое отвратительное слово и как это все у них с Алексом, должно быть, отвратительно выглядело со стороны. Она чувствовала только жалость и вздыхала с облегчением, когда все заканчивалось. С Майклом было иначе. Не сравнить.

Если Майкл узнает про Алекса, он больше не посмотрит на нее. Да и можно ли ждать от него чего-то другого? Он-то думает, что весь последний год она принадлежит только ему, а на самом деле она до сих пор позволяет старому другу семьи трахать себя, как позволяла целых шесть лет до Майкла.

Когда Майкл стал ее любовником, у Моники не было абсолютно никакого чувства вины перед Алексом. Она вообще не считала себя связанной с Алексом сексуальными отношениями. Да и как же иначе? Ведь, в сущности, он не с ней занимался любовью, а с мамой! С другой стороны, каждый раз, идя на работу к Алексу, она испытывала горчайшие угрызения совести перед Майклом, считая, что изменяет ему.

Придется сказать Алексу, что пора прекращать их отношения. Что тогда? Он уйдет? А если так, то станет ли кому-нибудь из-за этого плохо? Лично она переживет. Моника уже давно перестала быть беззащитной маленькой девочкой, которой необходим отец… или хотя бы его замена.

Но что будет с мамой, если Алекс перестанет приходить к ним? Он любит ее, но сможет ли по-прежнему видеться с ней, такой недоступной, зная, что с некоторых пор ему закрыта возможность снимать напряжение, занимаясь любовью с Моникой и представляя себе Ноэль?

— Я люблю тебя, — прошептала она Майклу на ухо, и на глаза навернулись слезы. — Просто… никогда не думала, что ты захочешь жениться на мне.

— Глупости! — Он аккуратно утер ей мокрые щеки и улыбнулся. — Просто мне потребовался целый год, чтобы набраться наглости сделать тебе предложение.

Она тоже улыбнулась сквозь слезы.

— Полагаю, мне не потребуется так много времени на то, чтобы набраться наглости принять его.

— А что, страшно? — спросил он и рассмеялся.

— Просто… так случилось, что любая перемена в жизни дается мне с большим трудом.

Ужас охватил ее при мысли о том, что будет с матерью, когда она расскажет про Майкла. Грей, конечно, знал, что она с ним встречается. Моника в принципе не держала в тайне свои отношения с Майклом, но Грей не мог знать, что она вот уже целый год спит с ним. Мама же не знала ничего. Сама она в городе не показывалась, а друзей, которые могли бы ввести ее в курс дела, у нее не было. И когда Моника расскажет ей про все, она обязательно выразит недовольство. Во-первых, потому что Моника вообще надумала выходить замуж, ибо это будет означать, что она станет подвергаться грязным домогательствам со стороны мужа. Во-вторых, потому что Моника надумала выйти замуж за Майкла Макфейна. Макфейны всегда были бедными фермерами, которые никогда и близко не стояли к Руярдам и Грейсонам. А то, что Майкл был шерифом, никак не могло поднять его в глазах Ноэль, ибо она знала, что это обычный чиновничий пост и человеку, который его занимает, платят неплохую, но не самую большую зарплату.

А еще Моника думала о разговоре, который ей придется выдержать с Алексом.

— Ничего, все будет нормально, — ободряюще проговорил Майкл. — Я пока начну в доме ремонт. Думаю, на это уйдет где-нибудь с полгода. Этого времени тебе хватит на принятие решения?

Она заглянула в любимое лицо и сказала:

— Вполне.

Да, хватит. Сердце вновь сильно забилось у нее в груди. У нее все получится. Она расскажет маме и смело встретит с ее стороны холодное недовольство. Ничего, переживет. Потом она пойдет к Алексу и скажет, что им больше не надо встречаться. Ему будет больно, но, в конце концов, он все поймет правильно. А маму все равно не оставит. Глупо было даже думать об этом. Пора взрослеть, пора перестать смотреть на мир широко раскрытыми глазами беспомощной девочки. Алекс был близок к ним вовсе не из-за того, что она позволяла ему себя трахать. Он был адвокатом и лучшим другом отца еще в те времена, когда ее не было на свете. А их отношения в последние семь лет. Что ж… он просто привык пользоваться ею. Возможно, он сам тяготится этим и будет рад положить всему конец.

Моника чувствовала, что не имеет права на ошибку. Одна ошибка — и все рухнет. Перед ней впереди забрезжила перспектива нормальной человеческой жизни, в которую она имела все шансы вступить, если все сделает правильно. Она и раньше мечтала об этом счастье, но его разрушила Рини Девлин…

Моника вздрогнула. Перед ее мысленным взором вновь возникло это лицо… Томные зеленые, как у кошки, глаза, чувственный рот, который сводил мужчин с ума. Рини не исчезла. Она вернулась в город в образе своей дочери.

Фэйт должна уехать. Маме станет гораздо легче, если она узнает о том, что Фэйт уехала. Возможно, если Монике удастся устроить это, мама не слишком огорчится из-за ее брака с Майклом. Особенно если она будет знать, что Майкл помог в этом…

Она коснулась его голого плеча.

— Но есть одно затруднение…

Он разомкнул свои объятия и уныло посмотрел на нее.

— Какое?

— Мама.

Он тяжело вздохнул.

— Думаешь, ей не понравится моя затея?

— Ей в принципе не может понравиться мысль о том, что я выйду замуж. Все равно за кого, — честно призналась Моника. — Тебе трудно понять… Это очень огорчит ее.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Почему же, черт возьми?

Моника прикусила губы. Ей было неудобно откровенничать по поводу своей семьи.

— Потому что замужество предполагает половые отношения.

( Половые от… М-да… — Он смутился. Должно быть, и он знал, в каких отношениях состояли Ги и Ноэль. Слухи об этом распространялись весьма широко.

— А ей, выходит, это не по душе…

— Ей ненавистна сама мысль об этом. У нее вообще сейчас такое состояние… в связи с возвращением в город Фэйт Девлин. — Моника сделала первый осторожный шажок в достижении своей цели. — Вот если бы Фэйт уехала, это заметно подняло бы маме настроение. Но я не знаю, как это устроить. Грей делает, что может, но он говорит, что ситуация сейчас совсем не похожа на ту, которая была тогда…

К ее удивлению, Майкл заметно помрачнел.

— Я его понимаю. На его месте я и не стал бы пытаться выжить ее из дома вторично.

Моника отшатнулась от него. Ее потрясла его реакция на свои слова. Совсем не такого ответа она ждала от него. Моника почему-то надеялась, что он сразу поймет ее и встанет на ее сторону.

— Но она же одна из Девлинов! При одном взгляде на нее мне становится дурно!..

— Как раз она-то ничего плохого никому не сделала, — рассудительно и твердо произнес Майкл. — Остальные Девлины доставляли нам массу хлопот, но только не она.

— Она как две капли воды похожа на Рини. Я не могу тебе даже передать, что случилось с мамой, когда она узнала, что одна из Девлинов вернулась в город!

— Нет такого закона, который бы запрещал ей жить там, где ей хочется.

Майкл упорно не хотел ее понимать. Тогда Моника сказала прямо:

— Ты можешь как-нибудь на это повлиять. Ведь можешь? У тебя, как у официального лица, больше возможностей, чем у Грея. Сделай что-нибудь!

Но Майкл в ответ отрицательно покачал головой. Моника, увидев это, почувствовала подступающую к горлу тошноту.

— Я был там в ту ночь, — мрачно проговорил Майкл. Глаза его потемнели. — В ту ночь, когда мы налетели на них и вышвырнули из лачуги. На остальных Девлинов мне было плевать. Я рад был, что мы от них тогда избавились. Но Фэйт и ее младший брат… Им было очень плохо. Никогда не забуду то выражение, которое было у нее на лице. Уверен, что и Грей все помнит. Возможно, именно поэтому он не торопится ее выгонять теперь. Лично я не смог бы поступить с ней еще раз так, как мы все поступили тогда.

— Но если мама… — Моника запнулась. Она поняла, что Майкл и пальцем не шевельнет для того, чтобы избавиться от Фэйт. Он никогда не поймет, потому что не знает мамы. Не знает, что такое ее ледяной взгляд, который пробирает до костей. Ей было очень горько, но она справилась с собой и даже вымученно улыбнулась. — А, ладно. С мамой я как-нибудь сама разберусь.

Но как? До сих пор ей еще ни разу не удавалось воздействовать на мать. Она не Грей. Грей любил маму, но по большей части игнорировал ее. А Моника по временам по-прежнему чувствовала себя маленькой испуганной девочкой, которая стремится угодить маме и всегда безуспешно.

Но ей необходимо найти выход. Она не могла потерять Майкла. Она скажет Алексу, что им больше не надо встречаться, а потом каким-нибудь образом, неизвестно каким, избавится от Фэйт Девлин. Это обрадует маму, и она не будет возражать против ее замужества.

Глава 11

Фэйт повесила трубку, недоуменно глядя на телефонный аппарат. Вот уже шестой раз она набирала номер мистера Плизанта и не получала никакого ответа. Секретаря у него не было. Этот пост занимала миссис Плизант, и после ее смерти у него не хватило духу заменить жену кем-нибудь другим. Фэйт узнала, что мистер Плизант выехал из мотеля. Ключи от номера были найдены на ночном столике у кровати. Личные вещи исчезли. Он заплатил за комнату заранее, так что в его незаметном отъезде не было ничего удивительного. Фэйт сама не раз так поступала.

Странно было то, что он ей до сих пор не позвонил, хотя обещал связаться. Она не верила в то, что у него это могло вылететь из головы. Он обязательно позвонил бы. Разве только что-нибудь случилось… Принимая во внимание его слабое здоровье, Фэйт боялась, что он угодил где-нибудь в больницу и чувствует себя слишком плохо, чтобы добраться до телефона.

Возможно, он сейчас умирает, а она даже не знает об этом. При мысли о том, что он лежит сейчас где-нибудь при смерти совершенно один, у нее сжалось сердце. Рядом нет никого, кто мог бы по крайней мере держать его за руку, как она держала Скотти в последние минуты его жизни.

Помимо тревоги за него, она понятия не имела о том, что ему удалось выяснить, если вообще удалось, и кого он успел расспросить. Видимо, придется продолжать дело самой и идти с самого начала.

Фэйт не знала, от чего ей следует отталкиваться. У нее в распоряжении не было ни одной подсказки. Она даже не заготовила вопросы, которые должна была задать людям. Если, конечно, с ней вообще станет кто-нибудь разговаривать. Она могла смело подходить только к тем, кто недавно переехал жить в Прескот. А им мало что было известно. Старожилы же будут опасаться Грея и не станут разговаривать с нею.

Вдруг ей пришла в голову мысль, от которой Фэйт тут же загорелась. Пожалуй, есть один человек, который не откажет ей в разговоре. Возможно, неохотно, но он все же побеседует с ней.

Расчесав волосы, она собрала их сзади в тугой узел, закрепив несколькими заколками и оставив с боков свободными несколько тонких локонов. На этом процесс прихорашивания закончился. Уже через несколько минут она ехала на машине в Прескот, в магазин Моргана.

Как она и думала, миссис Морган заметила ее тотчас же, как только она переступила порог магазина. Не обращая на нее внимания, Фэйт прошла в самый дальний отдел молочных продуктов, откуда миссис Морган не могла ее видеть. Через минуту к ней примчался багровый от ярости Эд.

— Возможно, в прошлый раз ты не очень хорошо меня поняла, — буркнул он, останавливаясь перед ней. — Вон из моего магазина! Тебе здесь нечего делать.

Фэйт не сдвинулась с места и только окинула его ледяной улыбкой.

— Я пришла сюда не за покупками. Хотелось задать вам несколько вопросов.

— Если ты не уберешься, я вызову шерифа, — пообещал Эд.

Эта угроза подействовала на Фэйт, но она была готова к ней, поэтому нарочно ее проигнорировала.

— Если вы ответите на мои вопросы, — спокойно проговорила она, — я сразу же уйду. Если же нет, то вашей жене может открыться то, о чем она до сих пор и не подозревает.

Раз уж дело дошло до угроз, то и Фэйт было что сказать.

Он побледнел и бросил вороватый взгляд в сторону жены. Ее не было видно.

— Не понимаю, о чем это ты…

— Прекрасно. Мои вопросы касаются не моей матери. Мне нужна информация о Ги Руярде.

Он удивленно вскинул брови.

— О Ги? — переспросил он недоуменно.

— С кем он еще встречался в то лето? — спросила она. — Я знаю, что одной моей матерью дело не ограничивалось. Может быть, вы вспомните какие-нибудь слухи?

— Зачем тебе все это? Не важно, с кем он еще встречался, потому что в итоге сбежал все-таки с Рини. — Фэйт глянула на часы.

— Полагаю, у вас есть не более двух минут. Потом сюда явится ваша жена, чтобы узнать, что здесь происходит.

Он бросил на нее злой взгляд, но все же проговорил недовольно:

— Я слышал, что он назначал свидания Андреа Уоллис, секретарше Алекса Чилетта. Алекс был лучшим другом Ги. Но не знаю, правда ли это, потому что, похоже, она не особенно-то и убивалась, когда он исчез. Потом еще была официантка в «Джимми Джо». Не помню ее имени. Ги встречался с ней несколько раз. Ее здесь нет уже… Приходилось слышать, что у него также было что-то с Иоландой Фостер. Ги отличался большой активностью. Я не могу назвать тебе всех имен и точных дат.

Иоланда Фостер… Кажется, жена бывшего мэра. Их сын Лейн был одним из тех пацанов, что увивались по ночам за Джоди, а при встрече на людях даже не смотрели в ее сторону.

— Значит, его похождения ни для кого не были тайной? — спросила она. — Неужели мужья не ревновали?

Он пожал плечами и вновь оглянулся туда, откуда могла появиться миссис Морган.

— Мэр, может, и знал, но Ги помогал деньгами в его избирательных кампаниях, так что не думаю, что Лауэлл Фостер сильно возражал против того, чтобы его женушка э-э… собирала от Ги материальные пожертвования. — Он заухмылялся, и Фэйт стало гадко на него смотреть.

— Спасибо, — сказала она и повернулась к выходу.

— Ты больше не придешь? — обеспокоенно спросил он. Обернувшись и окинув его медленным взглядом, она проговорила:

— Может, и не приду. Если вспомните что-нибудь еще, звякните.

Проходя мимо миссис Морган, которая сидела за кассой, Фэйт на нее даже не взглянула.

Итак, два новых имени плюс еще какая-то неизвестная официантка. Это уже было похоже на конкретное начало. Упоминание лучшего друга Ги Алекса Чилетта заинтересовало Фэйт. Она не сомневалась в том, что у этого человека должны быть ответы на многие ее вопросы.

Чилетты были состоятельной и уважаемой семьей в округе. Конечно, им было не равняться с Руярдами, но, с другой стороны, с Руярдами некому было равняться. Фэйт слышала и раньше эту фамилию — Чилетты, но не могла никого из них вспомнить. Ведь ей было всего четырнадцать, когда Грей вышвырнул их из города. К тому же все свое детство Фэйт прожила замкнуто, почти ни с кем не общаясь. Тем более из взрослых. Поэтому ей запомнились только те, кто непосредственно был как-то связан с ее семьей. Чилеттов среди этих людей не было.

Она почти не сомневалась в том, что Алекс никуда не переехал за эти годы. Ведь он состоял деловым адвокатом при деньгах Руярдов.

Заглянув в телефонную будку на стоянке, она стала листать справочник. Ага, вот и Чилетт! В книге был указан домашний адрес и название конторы — «Чилетт и Андерсон, адвокаты».

Не теряя времени, она опустила в автомат монетку и набрала рабочий номер Алекса. На том конце провода трубку сняли после второго звонка и отозвались музыкальным женским голосом.

Фэйт сказала:

— Меня зовут Фэйт Харди. Могу я увидеться сегодня с мистером Чилеттом?

На том конце провода повисла некоторая пауза, из чего Фэйт заключила, что была узнана, потом ей ответили:

— Он сегодня с утра в суде, приходите в половине второго, если можете.

— Приду, спасибо.

Повесив трубку, Фэйт спросила себя: уж не с Андреа ли Уоллис она сейчас говорила или у Алекса уже новая секретарша?

До встречи с ним у нее было впереди три часа. Фэйт поняла, что голодна. В половине седьмого утра она съела тост, но с тех пор прошло уже много времени. Интересно, станут ли ее обслуживать в ресторанах Прескота или влияние Грея распространялось и на эту сферу? Она пожала плечами. Вот заодно и проверит.

На площади располагалось небольшое кафе. Она никогда не бывала здесь. Собственно, в детстве Фэйт вообще ела только дома, а о том, что такое ресторан, узнала, только когда стала жить у Грэшэмов. Вспомнив о них, она задумчиво улыбнулась. Выйдя из машины, которую она остановила прямо напротив входа в кафе, она зашла в погруженный в полумрак небольшой зальчик.

Надо бы позвонить старикам… Фэйт старалась не забывать связываться с ними хотя бы раз в месяц. Со времени последнего звонка прошло как раз около тридцати дней.

Фэйт прошла к самой дальней кабинке. Перед ней с меню в руках появилась маленькая и полненькая молодая женщина с очень приятным лицом.

— Что вы будете пить?

— Чай с сахаром.

В Прескоте когда говорили «чай», то само собой подразумевалось, что он будет со льдом. Горячий чай надо было заказывать специально.

Пока официантка ходила за чаем, Фэйт рассматривала меню. Только она успела остановить свой выбор на курином салате, как вдруг к ее столику кто-то подошел.

— Вы Фэйт Девлин?

Фэйт насторожилась. Ну вот, сейчас ее попросят уйти. Она несмело подняла глаза на женщину и ответила:

— Да.

Лицо ее казалось странно знакомым. Карие глаза, темные волосы, тяжелый подбородок, ямочки на щеках. Она была невысокого роста, что-нибудь около пяти футов и трех дюймов.

— Так я и знала. Прошло много времени, но разве можно забыть эти волосы? — Она улыбнулась. — Я Халли Брюс. Теперь уже Джонсон. Училась с тобой в одном классе в школе.

— Халли, точно! — воскликнула Фэйт, тут же ее вспомнив. — Конечно, помню! Ну как ты?

Халли никогда не была ее подружкой — у Фэйт в детстве вообще не было друзей, но она никогда не дразнила и не оскорбляла ее вместе со всеми. По крайней мере относилась к Фэйт по-человечески.

Внимательно приглядевшись сейчас к ней, Фэйт с облегчением вздохнула: Халли смотрела на нее дружелюбно.

— Посидишь со мной? — предложила Фэйт.

— Разве что минутку-другую, — ответила Халли, садясь напротив Фэйт. В это время вернулась официантка с чаем. Она приняла заказ на куриный салат и ушла. Когда они вновь остались одни, Халли усмехнулась. — Родители моего мужа держат это заведение, а я управляюсь тут за них. Но совсем скоро у меня будет маленький, так что отдохну.

Поскольку Грей уже прознал про агентство, не было никакого смысла пытаться и дальше скрывать это от всего города, поэтому Фэйт сказала:

— А я вот бездельничаю. У меня в Далласе туристическое агентство. Надо было поставить менеджера в известность о том, куда я сегодня подалась, но я забыла.

Таким образом выяснив общественный статус и материальное положение, они улыбнулись друг другу, как равные. На душе у Фэйт стало тепло. Даже в новой школе, когда она уже жила у Грэшэмов, у Фэйт не было настоящих подружек. Она была слишком травмирована всем, что произошло в Прескоте, и боялась людей. Только в колледже у нее появились первые друзья. Поначалу ей даже трудно было привыкнуть к тому, что девчонки из студенческого общежития принимают ее как равную, не издеваются. Сначала Фэйт робела, но потом словно расцвела и стала принимать самое горячее участие во всем, что, собственно, и составляет понятие женской дружбы: откровенные разговоры до утра, всевозможные веселые проделки, обмен платьями и косметикой, шутки перед одним зеркалом в комнате на двоих. Впервые в жизни она стала принимать участие в бесконечных разговорах о мальчиках и о том, как они устроены. Слушая подруг, она с улыбкой поражалась их наивности. Многие из них уже познали секс, а Фэйт оставалась девственницей, но в их головах еще царил романтический туман, в то время как у Фэйт насчет мужчин не было никаких иллюзий.

Женская дружба была для нее настоящим праздником, и она сейчас с надеждой посмотрела на Халли.

— Куда ты тогда переехала? — осторожно спросила Халли, сразу давая понять самой формой своего вопроса, что не собирается затрагивать унизительные обстоятельства отъезда Девлинов из Прескота.

— В Бомонт, штат Техас. А в колледж поступила в Остине. Затем переехала в Даллас.

Халли вздохнула.

— А вот я никогда отсюда никуда не выезжала. Наверное, так и не увижу мир. Поначалу мечтала о том, что буду много путешествовать, но потом вышла замуж за Джоэла, пошли дети… У нас двое, мальчик и девочка, — с улыбкой сказала она. — В принципе на этом можно было бы и остановиться. А у тебя как?

— Вдова, — ответила Фэйт, и глаза ее подернулись печальной дымкой, что бывало всякий раз, когда ей напоминали о Кайле, который погиб в таком молодом возрасте и так бессмысленно. — Вышла замуж сразу же после колледжа. Он погиб в автомобильной катастрофе. И года не прошло. Детей нет.

— М-да… Мне очень жаль, — с искренним сочувствием в голосе отозвалась Халли. — Представить себе не могу, что было бы, если бы я потеряла Джоэла. Он порой меня дико бесит, но, с другой стороны, за ним, как за каменной стеной. Он всегда рядом, когда я в нем нуждаюсь. — Помолчав немного, она вновь улыбнулась. — Что же привело тебя обратно в Прескот? Я еще понимаю, когда человек переезжает из Прескота в Даллас, но вот наоборот…

— Я родилась здесь. Захотелось вернуться домой.

— Извини, я не хочу показаться нетактичной, но вот уж никак не думала, что тебе захочется вернуться в Прескот. Я имею в виду после всего того, что было…

Фэйт бросила на нее быстрый взгляд, но не заметила никакой провокации.

— Да, принять решение было нелегко, — ответила она, решив быть откровенной. — Не знаю, слышала ты или нет, но Грей Руярд будет очень недоволен, если узнает, что вы обслужили меня. Насколько я поняла, он всем в городе отдал приказ, чтобы со мной не связывались.

— Слышала, как же, — сказала Халли с улыбкой. — Но в своем заведении я сама принимаю решение, кого обслуживать, а кого нет.

— Не хотелось бы, чтобы у тебя из-за меня были неприятности.

— Их не будет. Грей не мстителен. — Она помолчала. — Полагаю, ты со мной не согласишься. Да уж, не хотелось бы мне заиметь такого врага, как он. Но я не думаю, что он выйдет из себя только потому, что ты съела здесь куриный салат.

— Все остальные воспринимают его распоряжения всерьез.

— Он обладает большим влиянием, — подтвердила Халли.

— Но не на тебя?

— Я бы так не сказала. Просто я помню тебя по школе. Ты была не такая, как другие. Если бы ко мне сейчас зашла Джоди, она не сидела бы здесь и не ждала бы куриного салата. А для тебя двери нашего кафе всегда открыты.

— Спасибо, конечно, но если вдруг будут какие-нибудь проблемы, дай мне знать.

— Я не боюсь, — с улыбкой ответила Халли. Пришла официантка и поставила перед Фэйт тарелку с салатом. — Если бы он имел в виду что-нибудь серьезное, то так бы и сказал. А Грей такой человек, что за него ничего не нужно додумывать. Он говорит только то, что имеет в виду, и имеет в виду только то, что говорит.

Секретаршей у Алекса Чилетта все ещё работала Андреа Уоллис, если верить табличке с именем на ее столе. Женщине, сидевшей за столом, было чуть за пятьдесят. Серые волосы с сединой были острижены коротко, по моде. Фэйт внимательно взглянула на нее, мысленно попыталась омолодить ее на двенадцать лет… Но нет, она все равно была не похожа на женщину, которой мог бы соблазниться Ги Руярд. Его манило всегда на яркий свет, а это был скромный ангелочек, смотревший на Фэйт с нескрываемым любопытством.

— Вы очень похожи на свою мать, — наконец проговорила Андреа, чуть склонив голову набок и пристально вглядываясь в Фэйт. — Есть, конечно, небольшие отличия, но в целом… Прямо вылитая.

— Вы с ней были знакомы? — спросила Фэйт.

— Лично нет, но видела неоднократно. — Она кивнула на диван. — Присаживайтесь, Алекс еще не вернулся с обеда.

Как только Фэйт присела, дверь приемной открылась, и на пороге появился стройный, привлекательный мужчина. На нем был деловой костюм — большая редкость для Прескота. Впрочем, что еще мог надеть адвокат, которому все утро предстояло провести в суде?

Оглянувшись на Фэйт, он замер на месте, но тут же расслабился и улыбнулся.

— А вы, должно быть, Фэйт. Если только Рини не удалось за эти годы открыть секрет молодости.

— Вот и я об этом же подумала, — сказала Андреа, повернувшись к нему. На какое-то мгновение вежливая деловая маска слетела с ее лица. Перехватив ее взгляд, устремленный на Алекса, Фэйт тут же смущенно опустила глаза. Нет, вряд ли у Андреа было что-то с Ги, потому что совершенно очевидно, что она по уши влюблена в своего босса. Интересно, известно ли об этом мистеру Чилетту? Скорее всего, нет. Во всяком случае, по нему это не видно.

— Заходите, — пригласил он, пропуская Фэйт в кабинет вперед себя и закрывая за собой дверь. — Простите, что мы так бестактно стали обсуждать вашу внешность. Сходство действительно поразительное… И все-таки вас с Рини не спутаешь.

— Все замечают сходство между нами в первый момент, — призналась Фэйт, улыбнувшись ему. Она не испытывала никакого чувства неловкости перед Алексом Чилеттом. Таких людей, как он, возраст только закаляет: они не только не полнеют с годами, но, напротив, как будто становятся еще суше. Темные волосы по вискам подернулись сединой, и в уголках глаз проступили морщинки, но все равно он выглядел лет на десять моложе своего действительного возраста. От него исходил свежий зеленый запах только что скошенной травы.

— Прошу садиться, — предложил он, опускаясь на свое кресло за столом. — Чем могу?

Фэйт присела на кожаный диван.

— В сущности, я пришла по личному делу, и мне неудобно, что я отрываю вас от работы…

Он с улыбкой покачал головой.

— Ничего, ничего. Что вас беспокоит? Грей? Я пытался воздействовать на него, чтобы он оставил вас в покое. Но Грей пытается защитить свою мать и сестру и не хочет их огорчать.

— Я его хорошо понимаю, — сухо проговорила Фэйт. — Поэтому я и пришла.

— Вы?

— Я хотела задать вам кое-какие вопросы насчет Ги Руярда. Вы ведь были его лучшим другом, не так ли?

Он улыбнулся.

— Я так думал, по крайней мере. Мы вместе выросли.

Стоит ли сказать ему о том, что на самом деле Ги не сбежал вместе с Рини?.. Поразмыслив, Фэйт отбросила эту мысль. Как бы дружелюбно он ни смотрел на нее, ей не следовало забывать о том, что он старинный друг семьи Руярдов. Она понимала, что содержание их разговора будет незамедлительно передано Грею.

— Мне интересно, что с ним произошло, — наконец сказала она. — Последствия той ночи оказались весьма драматическими для моей семьи. Как и для семьи Грея. И все из-за Ги. Каким он был? Я знаю, что он изменял моей матери точно так же, как и своей законной жене, так почему же он вдруг сбежал именно с ней? Оставив у себя за спиной все. И семью и бизнес?

— Вы правда хотите, чтобы я ответил вам на этот вопрос? — спросил он. — Как бы это повежливее сформулировать… Рини была необыкновенной женщиной. Именно женщиной. В физическом отношении… Ну, скажем так, в этом смысле она имела на Ги большое влияние.

— Но ведь им никто не мешал встречаться. Зачем было уезжать?

Алекс пожал плечами.

— Я и сам этого до сих пор не пойму.

— Почему он просто не развелся?

— У меня нет ответа и на этот вопрос. Но тут, возможно, все дело в религии. Ги нечасто можно было увидеть на мессе, но он был тем не менее глубоко верующим человеком. Возможно, он думал, что так будет легче Ноэль, если он не станет разводиться, а просто исчезнет и передаст все дела Грею. Короче, не знаю.

— Передаст все дела Грею? — переспросила Фэйт. — То есть?

— Прошу прощения, — мягко проговорил он. — Но я не могу разглашать эту информацию. Я обязан блюсти интересы своих клиентов.

— Конечно, конечно, — тут же отступила Фэйт. — Вы что-нибудь можете вспомнить о том времени? С кем еще встречался Ги?

Он удивленно посмотрел на нее.

— Зачем вам это?

— Я уже сказала, что мне интересно, что с ним произошло. Ведь из-за него была разрушена моя семья. С тех пор я ни разу не видела своей матери. Скажите, он был приятный человек? У него были представления о чести?

Алекс широко раскрытыми глазами молча смотрел на нее с минуту, потом чуть поморщился, словно ему стало больно.

— Ги был самым приятным человеком на свете, — наконец произнес он. — Я любил его как брата. Он часто подшучивал надо мной, но в трудную минуту всегда был рядом. Его брак с Ноэль был, что и говорить, неудачным, но все же я был удивлен, когда он вдруг так внезапно исчез. Ведь Ги был прекрасным отцом и нежно любил Монику и Грея. — Он опустил глаза и стал разглядывать свои руки. — Двенадцать лет прошло, а мне до сих пор его так недостает…

— Он по крайней мере звонил? — спросила она. — Связывался со своей семьей? — Алекс покачал головой.

— Нет, насколько мне известно.

— С кем он еще встречался в то лето, кроме Иоланды Фостер?

Он снова устремил на нее пораженный взгляд и с упреком в голосе произнес:

— Это не важно. Уже не важно. Я и Грею постоянно твержу, что это прошлое, которое уже давно мхом поросло. Не нужно его ворошить. То лето всем принесло много страданий, и нет смысла воскрешать их.

— Я не могу вот так просто все забыть. И не я одна. Сколько бы денег и внешнего благополучия у меня ни было, местные жители по-прежнему видят во мне дрянь… — Голос у Фэйт дрогнул на последнем слове. Она никак не думала, что хоть на мгновение потеряет над собой контроль, и теперь разозлилась на себя.

Алекс почувствовал, что ей стало больно. Выражение его лица изменилось. Он вдруг поднялся из-за стола, сел рядом с ней и ободряюще взял ее за руку.

— Я знаю, как вам было тяжело, — мягко промолвил он. — Ничего, когда люди узнают вас получше, они изменят свое мнение. И Грей со временем успокоится. Я же сказал, он просто очень не хочет огорчать своих родных. А вообще-то он справедливый человек.

— И жестокий, — добавила Фэйт.

Печальная улыбка коснулась его губ.

— Да, это тоже есть. Но он не злой, можете мне поверить. Со своей стороны, могу обещать, что приложу все усилия к тому, чтобы он изменил о вас мнение.

— Спасибо, — ответила Фэйт. Она пришла сюда вовсе не за этим, но что поделать, если он свято блюл интересы своих клиентов? Этот визит, однако, не стал пустой тратой времени. По крайней мере теперь можно было смело вычеркнуть из списка подозреваемых Андреа Уоллис.

По дороге домой Фэйт размышляла над тем, что ей сегодня удалось узнать. Если Ги убит, то наиболее вероятными кандидатами на роль убийц ей представлялись Лауэлл и Иоланда Фостеры. Как бы встретиться с кем-нибудь из них? И где, интересно, носит мистера Плизанта?

— Я сегодня виделся с Фэйт, — проговорил Алекс.

Они засиделись у Грея за делами допоздна. Алекс поднял рюмку с бренди и пристально взглянул на молодого человека поверх стекла.

— Сходство и правда потрясающее. Но только на первый взгляд. А если приглядеться, то ее ни за что не спутаешь с Рини. Странно даже… Рини была красивее, а Фэйт тем не менее привлекательнее.

Грей поднял на него свои темные глаза, перехватил взгляд Алекса и буркнул:

— Да, я заметил, что она привлекательна, если ты на это намекаешь. Где ты ее видел? — Он поднял стакан со своим любимым скотчем и пригубил.

— У меня на работе. Она пришла ко мне, чтобы расспросить о Ги.

Грей едва не подавился виски. Он поставил стакан на стол с такой силой, что тот едва не разбился.

— Что-что?! Какого черта?! Что именно ей хотелось узнать об отце?!

Сама мысль о том, что Фэйт могла задавать какие-то вопросы об отце, взбесила его. В эту минуту он совершенно позабыл о том, что она Фэйт, и вспомнил только то, что она Девлин. Он хотел ее и собирался при первой же возможности утолить свою жажду, но не желал, чтобы она хоть как-то прикасалась к его семье. Ни к Монике, ни к Ноэль. Ни к отцу. В какой бы форме это ни происходило. Предательство отца было раной в сердце, которая кровоточила от малейшего к ней прикосновения.

— Она хотела узнать о том, каким он был, связывался ли он хоть раз за все эти годы с вами и… с кем из женщин он встречался в то лето.

Взбешенный Грей даже приподнялся на своем стуле, намереваясь тут же идти к Фэйт и покончить со всем этим раз и навсегда. Алекс остановил его, взяв за руку.

— Она имеет право знать, — мягко сказал он. — Или, по крайней мере, имеет право проявлять любопытство.

— Какое, к черту, право?! — рявкнул Грей.

— Она с тех пор не видела матери.

Грей оцепенел, потом бессильно сел обратно. Алекс прав, будь он проклят! Грей не мог не согласиться с ним, хотя ему это совсем не нравилось. Ведь сам он двенадцать лет назад, в сущности, был уже взрослым человеком, пусть и не искушенным еще в бизнесе. Фэйт же была ребенком, беспомощным и беззащитным. Он не знал о том, как сложилась ее жизнь после той страшной ночи, за исключением того, что она теперь вдова и хозяйка процветающего туристического агентства. Но он чувствовал, что жизнь эта была нелегка. Жить вместе с Эмосом, двумя вечно пьяными старшими братьями и сестрой-шлюхой… Этому не позавидуешь. Фэйт и раньше жилось несладко, но, по крайней мере, рядом была мать. Пусть даже такая, как Рини.

— Оставь ее в покое, Грей, — тихо проговорил Алекс. — Она заслуживает, чтобы к ней относились лучше. А не так, как сейчас. В чем отчасти и твоя вина.

Грей взял стакан и встряхнул его в руке, глядя на то, как плещется в нем янтарное виски.

— Не могу, — буркнул он. Встав из-за стола, он подошел к окну и остановился, глядя на свое смутное отражение в стекле. Глотнув еще виски, он проговорил:

— Она должна уехать… пока я не совершил чего-нибудь такого, что действительно огорчило бы Монику и мать.

— А точнее? — недоуменно спросил Алекс.

— Скажем так: когда речь заходит о Фэйт, я нахожусь словно между двух огней. Один огонь — это моя семья, а другой… — Он помолчал, а потом зло и как бы удивляясь на самого себя добавил:

— А другой полыхает у меня в штанах!

Алекс потрясение уставился на него.

— Боже мой…

— Это, должно быть, наследственное, — мрачно проговорил Грей, будучи уверенным в том, что таково единственное разумное объяснение своих переживаний в отношении Фэйт. Он стал таким же, как отец. Стоит ему взглянуть на женщину из семьи Девлинов, как он тут же возбуждается. Впрочем, не от всех женщин с этой фамилией. Две из них оставляли его холодным. Но Фэйт… Всякий раз, когда она появлялась в радиусе мили от него, его охватывал непередаваемый жар.

— Ты не можешь так поступить со своей матерью, — прошептал Алекс, у которого от волнения и ужаса пропал голос. — Она не переживет этого унижения.

— Знаю, черт возьми! Поэтому-то я и хочу, чтобы Фэйт уехала отсюда, пока я не совершил какой-нибудь глупости. — Он взглянул на Алекса все с тем же удивленно-злым выражением на лице. — Но будь я проклят, если ее не тянет ко мне с такой же силой, как и меня к ней! Если бы мое чувство было безответным, мне, возможно, было бы легче. Я тут заходил к ней с одним предложением: если она не хочет совсем уезжать отсюда, я куплю ей дом где-нибудь поблизости. Чтобы мы могли встречаться, никому не делая больно. Она как раз ужинала с каким-то стариком, и я… Я приревновал и обвинил ее в том, что она с ним спит, представляешь?! — Он покачал головой и невесело усмехнулся. — Нет, ты можешь поверить? Старичок выглядел, как божий одуванчик, дунь на него — развалится, и одет был так, как одевались лет сорок назад… Но мне почему-то сразу пришло в голову, что он за ней ухаживает и пытается затащить в постель.

— Что за старичок? — с интересом спросил Алекс. — Я его знаю?

— Нет, он из Нового Орлеана. Некто мистер Плизант. Я был сам не свой и забыл, как его имя, хотя Фэйт называла, кажется. Он сказал, что является ее деловым партнером.

— Так и есть на самом деле?

Грей пожал плечами.

— Не исключено. У Фэйт есть собственное туристическое агентство с филиалом в Новом Орлеане.

— Собственное?!

— Да, да, собственное! Неслабо взлетела, да? — Грей вновь почувствовал дурацкую гордость за ее успехи. — Но вообще штаб-квартира у нее в Далласе. Пока не знаю еще, сколько у нее филиалов, но мой человек сейчас собирает на нее досье. Не сегодня-завтра он даст мне информацию.

— Ты хочешь сказать, что подпортишь ей бизнес, если она откажется уехать? — спросил Алекс, однако совсем не так резко, как ожидал Грей.

— Нет. Я же не зверь. К тому же я прекрасно понимаю, что, если сделаю что-нибудь в этом роде, она точно никуда не уедет. — Он криво усмехнулся. — А ты сам понимаешь, что важнее.

Алекс не улыбнулся в ответ.

— Да, положение… Если ты действительно так решительно настроен уложить ее в…

— Да, я весьма решительно настроен, — перебил его Грей, допив виски одним махом.

— В таком случае ей здесь жить нельзя. Это убьет Ноэль.

— Лично меня больше беспокоит Моника, а не мать.

Алекс только махнул рукой, как бы давая понять, что Моника здесь совершенно ни при чем. Сам он думал только о Ноэль. Ему, конечно, приходилось слышать о той давней попытке самоубийства, которую предприняла Моника, ибо замять это дело Грею не удалось, учитывая то, какой переполох оно вызвало в стенах офиса доктора Богарда. К тому же Моника не прятала своих шрамов. Она слишком уважала себя, чтобы унижаться и носить длинные перчатки или широкие браслеты.

— Сейчас Моника уже не та беспомощная девочка, какой она была, — наконец проговорил Алекс. — А вот Ноэль… Ей не на что опереться. Я всегда был убежден в том, что ей не надо замыкаться в себе и пора таки взглянуть правде в глаза. Но если она узнает, что у тебя связь с Фэйт… Нет! Она не переживет! Возможно, Ноэль наложит на себя руки.

Грей только пораженно покачал головой. Как же так? Ведь Алекс давно и хорошо знает Ноэль… Неужели он до сих пор не понял, что она настолько эгоистична, что никогда не пойдет на то, чтобы причинить самой себе какой-нибудь вред? Он любил ее и потому был слеп. Видел в ней только холодную и недоступную красоту. Смотрел на нее глазами романтика, что было довольно странно для такого опытного адвоката.

— Фэйт должна уехать, — проговорил Алекс, с сожалением взглянув на Грея.

Глава 12

Сидя перед работающим факсом, Фэйт не слышала, как к дому подъехала машина. В дверь постучали. Вздрогнув от неожиданности, она выглянула в окно. Отсюда ей не было видно, кто стоит на крыльце, но взгляд ее остановился на сером «ягуаре», припаркованном перед домом. Она вздохнула и с чашкой горячего кофе в руке пошла открывать дверь. На часах была половина девятого. Что-то рано сегодня пожаловал Грей Руярд…

Едва она открыла дверь, как сразу же натолкнулась на его бешеный взгляд. В таком же точно состоянии он был в то памятное утро, когда явился в их лачугу, и следующей ночью, когда пришел снова, но уже с шерифом и его помощниками. Взглянув в эти исполненные холодной ярости глаза, она моментально вспомнила тот далекий и страшный день и вновь превратилась из преуспевающей, уверенной в себе женщины, в беззащитную и испуганную девчонку-подростка. Кровь застыла у Фэйт в жилах, и она непроизвольно подалась от него назад.

Грей бесцеремонно вошел, с треском захлопнув за собой дверь-сетку. Фэйт вздрогнула. Она не могла оторвать зеленых немигающих глаз от его лица. Как будто даже боялась это сделать.

— Какого черта, что ты стала себе позволять?! — тихо, но угрожающе начал он. Фэйт обдало ледяным холодом от этого голоса. Грей подошел к ней вплотную и навис над нею. Она сделала еще шаг назад. Чашка с кофе дрожала в руке.

Он неумолимо надвигался на нее, а она все отступала. Этот молчаливый напряженный танец продолжался до тех гор, пока Фэйт не уперлась спиной в стену. Дальше отступать было некуда. Тогда Грей положил ей руки на плечи, чтобы она не могла уйти в сторону. Две верхние пуговицы на его рубашке были расстегнуты, и Фэйт была видна его мощная загорелая грудь, поросшая черными волосами. Прямо перед ее глазами находилась маленькая впадинка в том месте, где начиналась его шея. В ней ритмично пульсировала жилка. Фэйт не могла оторвать от нее взгляд, одновременно пытаясь хоть как-то взять себя в руки. Ведь ей теперь не четырнадцать. Он теперь уже не сможет вышвырнуть ее из дома.

— Итак? — спросил он все тем же тоном.

Сильные руки давили на голые плечи — на ней была блузка с короткими рукавами, и от этого прикосновения у нее горела кожа. Прямо перед ней была его мощная грудная клетка и широкие плечи, в нос бил свежий мужской запах, от которого у нее непроизвольно и чувственно затрепетали ноздри. Между ними была только несчастная чашка кофе, которую она держала в руке.

Несколько справившись с собой, она сумела произнести:

— О чем ты?

Он наклонился к ней, уткнувшись в чашку животом.

— О твоих вопросах, с которыми ты повадилась ходить в город. Вчера вечером Алекс рассказал мне о твоем визите. Но Алекс — ладно. У него язык на замке. Но как ты думаешь, на кого я наткнулся сегодня утром, а? На Эда Моргана!

Несмотря на то, что он говорил негромко и внешне спокойно, она видела, что Грей в ярости. Уж лучше бы он кричал на нее… В этом его негромком голосе угадывалось нечто непередаваемо зловещее. Она понимала, что в этом состоянии он способен на все, но удивительно — Фэйт не боялась, что он может причинить ей физическую боль. Она боялась душевной боли.

— Короче… говорю только один раз и повторять не буду, — произнес он, придвинувшись к ней так близко, что кончики их носов едва не соприкасались. — Поменьше спрашивай про моего отца, поменьше интересуйся. Ибо это вновь вызовет к жизни старые слухи и причинит страдания моим родным. А если это случится, Фэйт, я вышвырну тебя из округа, чего бы это мне ни стоило. Поверь мне на слово. И вообще попробуй еще хоть раз только произнести вслух имя моего отца!

Широко раскрытые зеленые глаза Фэйт не мигая смотрели в темные глаза Грея. Между ними было всего несколько дюймов.Гордо вскинув подбородок, она медленно и отчетливо произнесла:

— Ги Руярд.

Зрачки его расширились, и в следующее мгновение ледяной холод в нем сменился невыносимым жаром. Возможно, не стоило провоцировать его, но она не пожалела об этом, ибо в нем закипела неукротимая ярость… Зрелище было поистине захватывающее! Лицо его потемнело, а если бы волосы не были собраны сзади в тугую косичку, то, наверное, встали бы дыбом на голове.

Но наслаждение этим зрелищем было кратким. Грей встряхнул ее так, что Фэйт едва не прикусила себе язык. Чашка с кофе выскользнула из ее пальцев. Вскрикнув, Фэйт попыталась ее поймать, но было поздно. Грей был так близко и мог обжечься… Фэйт успела только толкнуть чашку в свою сторону. Кофе выплеснулся на тонкую юбку и обжег правое бедро. Она снова вскрикнула, на этот раз от боли. Чашка ударилась об пол, но не разбилась, только ручка откололась.

Грей мгновенно подался назад и отпустил ее. Фэйт оторвала от обожженной ноги прилипшую к ней мокрую юбку

Он опустил глаза и буркнул:

— Черт…

В следующее мгновение Грей притянул ее к себе и стал лихорадочно нащупывать сзади «молнию» на ее юбке. Юбка упала на пол. Грей подхватил Фэйт на руки. У той все поплыло перед глазами. События разворачивались с такой быстротой, что ей, парализованной болью, было трудно за ними уследить.

— Что ты делаешь?! — вскрикнула она, когда он понес ее на кухню. С ужасом она осознала, что на ней остались только трусики и блузка и ее голые ноги перекинуты через его руку.

Выдвинув ногой стул, он аккуратно усадил ее, затем намочил под холодной водой в умывальнике несколько бумажных салфеток и прилепил их на обожженное бедро. Она вздрогнула от неожиданного холода. Ручейки воды потекли вниз по ноге и под нее, намочив трусики.

— Совсем забыл про кофе, — пробормотал Грей растерянно. На самом деле он обратил внимание на чашку, уже только когда она упала. — Прости, Фэйт. У тебя есть чай?

Не дожидаясь ответа, он распахнул дверцу холодильника и вытащил оттуда кувшин с ледяным чаем. Потом он стал рыться в ящиках буфета, отыскивая чистые полотенца. Намочив одно из них в чае, он убрал с ее ноги салфетки и вместо них обернул ее полотенцем. Если вода в умывальнике была просто холодной, то чай был ледяным. У Фэйт даже перехватило дыхание.

— Больно? — обеспокоенно спросил Грей, опускаясь перед ней на одно колено.

— Нет, — резко ответила она. — Не больно, а холодно. У меня весь зад мокрый!

Лицо его было вровень с ее лицом. После ее слов тревога в его глазах потухла, и он впервые за последние несколько минут расслабился. Взявшись рукой за спинку стула, он улыбнулся:

— Я что, переборщил?

Она поджала губы.

— Так, самую малость.

— У тебя нога вся красная. Я же знаю, что тебе больно.

— Чуть-чуть. Немного жжет, только и всего. Думаю, даже волдырей не будет. — Еле сдерживаясь от того, чтобы не рассмеяться, и поэтому нарочно нахмурившись, она добавила:

— Спасибо, конечно, за заботу, но неужели так необходимо было раздевать меня почти догола?

Взгляд его опустился на ее голые ноги. Из-под блузки выглядывали белые трусики. Дрожь прошла по всему его телу. Он положил руку на ее здоровую ногу.

— Я давно мечтал о той минуте, когда увижу, что твой трусики потемнели от влаги, — пробормотал он и тут же добавил:

— Но только не от чая.

Если еще полминуты назад ей неудержимо хотелось рассмеяться, то сейчас это желание пропало бесследно. Между ними словно появилась невидимая стена. Казалось, протяни руку — и дотронешься до нее. От его слов в ней мгновенно проснулась страсть. Мурашки пробежали по груди, внизу живота будто зажглось пламя. С языка Фэйт уже вот-вот готовы были сорваться слова: «Они потемнели сейчас не только от чая». Но она нашла в себе силы промолчать, ибо знала, что, сказать так — значит переступить черту, которую она больше всего на свете боялась переступить. Он источал сексуальное напряжение, словно некое не видимое глазу магнитное поле. Ей невероятно тяжело было сопротивляться. Фэйт знала, что, если не выдержит, Грей набросится на нее.

Она невыразимо мучилась от желания прикоснуться к нему, прижаться к его большому и крепкому телу, открыться перед ним до конца. Но, тем не менее, она по-прежнему молчала и сидела неподвижно: действовал инстинкт самосохранения.

Он незаметно подвинулся ближе, вдохнув исходящий от нее пьянящий аромат. Кровь оглушительно забилась в висках. Они молча смотрели друг на друга, словно два ратника, сошедшиеся в чистом поле для битвы. Грею мучительно хотелось стянуть вниз ее трусики и прикоснуться поцелуем к тому, что за ними скрывалось. Желание было настолько сильным, что сдержаться было невероятно трудно. Интересно, как она отреагировала бы на это?.. Испугалась бы, оттолкнула?.. Или, наоборот, прижала бы к себе его голову?

Он не убирал руки с ее голого бедра, лаская пальцами его нежную кожу. Зрачки ее расширились, но она тут же закрыла глаза и глубоко вздохнула. Он продолжал ласкать рукой ее бедро, незаметно поднимаясь по нему все выше, к тому месту, где сходились ее судорожно сжатые ноги. Ему хотелось положить туда свою ладонь. Грей позабыл о Монике, об отце. Обо всем. Он весь сконцентрировался на медленном движении своей ладони, которая была все ближе и ближе к ее нежному лону, закрытому лишь тонкой тканью. Он мысленно представлял себе, как оттянет пальцем эластичный поясок и дотронется до нежных складочек… Отыщет у самого их основания крохотный бугорок и…

Он знал, что если она позволит ему дотронуться до себя, то позволит и все остальное. Отдастся ему. Но когда его рука добралась до трусиков, Фэйт остановила его.

— Нет, — прошептала она.

Грей уже еле владел собой; с его губ сорвался нечленораздельный стон. Разум изнемогал в борьбе с инстинктами и чувствами. Но все же взял верх. Его всего трясло, на лбу выступили капельки пота, он изнемогал от желания.

— Нет, — повторила она.

Он медленно повернул руку ладонью вверх, и его пальцы сплелись с ее пальцами.

— Тогда просто подержи мою руку минутку.

Она подержала. Пальцы его медленно шевелились, словно пытаясь коснуться чего-то. Другой рукой он судорожно сжимал спинку стула. Сжимал настолько сильно, что у него даже побелели костяшки пальцев.

Спустя какое-то время, в продолжение которого они оба, будто парализованные, неотрывно смотрели друг другу в глаза, остро ощущая обоюдное напряжение, он стал приходить в себя. Высвободив свою руку, он зажал двумя пальцами переносицу, окончательно успокаиваясь. Фэйт прокашлялась, не зная, что сделать и что сказать.

Грей медленно поднялся с корточек. Эрекция не прошла, но теперь он уже владел собой. Сняв с крючка сухое полотенце для рук, он обернул им ее обожженную ногу. Может быть, исключительно для того, чтобы не видеть ее голой, чтобы лишить себя соблазна.

Помолчав, он проговорил:

— Тебе, правда, уже не больно?

— Правда, — тихо ответила она. — Ожог несильный. Завтра, наверное, все пройдет.

И действительно, жжение благодаря ледяному чаю совершенно исчезло.

— Хорошо. — Он внимательно посмотрел на нее и поднял руку, как будто для того, чтобы погладить ее по голове, но тут же убрал ее. — А теперь скажи, зачем тебе понадобилось расспрашивать в городе об отце?

Она подняла на него глаза. Волна темно-каштановых волос упала на спину. Фэйт захотелось высказать ему свои подозрения насчет того, что Ги погиб, но слова застряли в горле. Она не могла сказать ему это. Фэйт в душе уже поверила в то, что ему действительно ничего не известно об отце и что он не повинен в его смерти. Не повинен, потому что она любила его и известие о его вине разбило бы ей сердце. И сказать она ему не могла тоже потому, что любила. Ведь Фэйт нарочно выплеснула кофе на себя, чтобы не обжегся он. Кофе! А тут сказать о том, что отца, которого он горячо любил, нет в живых?!

Поэтому вместо страшных догадок она сказала:

— Это и мое прошлое тоже. Я плохо знала его. Мы редко встречались, но когда встречались, он всегда был добр ко мне. А потом… А потом из-за него я потеряла свою мать. И ты полагаешь, что после этого я не имею права знать о том, что это был за человек? Разве я не вправе избавиться от белых пятен в моем прошлом?

— Значит, ты хочешь узнать, что он был за человек? Удачи тебе, — буркнул он. — Мне лично казалось, что я знаю его лучше всех на свете, а вот спроси меня: зачем он сбежал — не отвечу. Не знаю. — Он помолчал. — Кстати, обо мне. Если ты еще не удовлетворила свое любопытство относительно него до конца, лучше уж задавай вопросы мне. Мне не хочется усложнять тебе жизнь, Фэйт, поверь, но… я сделаю все, чтобы защитить своих родных.

Раз уж он сам предложил… Нет, нет! Сейчас было не время для расспросов. Она сидела перед Греем полуголая. Перед Греем, который сам походил на бочку с порохом, готовую в любую минуту взорваться. Поэтому она промолчала. Через некоторое время губы его скривились в усмешке и он проговорил:

— Что-то я не слышу от тебя никаких обещаний, дорогая. Ну что ж, подумай хорошенько. Не делай себе же хуже. Веди себя хорошо.

— Как примерная девочка?

— Как разумная женщина, — уточнил он. Рука его снова потянулась было к ней, но замерла в воздухе на полпути. Она чувствовала, что ему хочется остаться, хочется продолжить то, что начал. Но она отказала ему, и он нашел в себе силы прислушаться к этому. Пока. И Фэйт, и Грей знали, что каждая новая встреча будет означать возобновление этой борьбы. И с каждым разом соблазну будет все труднее сопротивляться.

— Пойду, — объявил он.

— С Богом.

Он остался на месте.

— Не хочу уходить.

— И все же придется.

Он усмехнулся.

— С тобой нелегко, Фэйт Девлин.

— Харди.

— Я не знал его. Он для меня нечто нереальное. Ты любила его?

— Да.

«Но совсем не так, как тебя!!!»

Темные глаза его сверкнули, и на этот раз он все-таки коснулся ее, проведя рукой по щеке.

— Ты навсегда останешься для меня Девлин. Со своими рыжими волосами и колдовскими глазами.

Наклонившись, он поцеловал ее в губы. И сразу же ушел. Когда Фэйт услышала, как за ним захлопнулась входная дверь, напряжение наконец оставило ее.

У нее было такое впечатление, как будто по дому пронесся смерч. Сердце учащенно билось в груди, во всем теле чувствовалась усталость от долго сдерживаемого напряжения. Эти несколько минут были самыми эротичными мгновениями в ее жизни. А ведь он всего-то и сделал, что коснулся ее ноги. Если бы он не остановился, она окончательно потеряла бы над собой контроль. Фэйт пугала сила желания, которое просыпалось в ней от одного его взгляда, мимолетного прикосновения, �