Леонтий Рковский
Изумленный кпитн
(исторический ромн)
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Первя глв
I
Возницын отложил в сторону циркуль и потянулся.
Рботть больше не хотелось: устли глз.
Солнце село где-то тм, з Всильевским, и в низенькой комнтке быстро темнело.
Возницын встл, снял с гвоздя порыжелую Преобрженскую шинель (шили пять лет нзд, в первую грдемринскую зиму) и стл нтягивть шинель н плечи.
Шинель был узк и коротк.
Длинные ноги кзлись оттого еще длиннее.
Сгибясь в дверях, Возницын шгнул з порог.
– Сш, ты куд это, н ночь глядя? – окликнул из кухни сестр.
Возницын остновился.
Мтреш, Мтрен Артемьевн, контр-дмирльш, жен Ивн Синявин, сидел у кфельной печи с вязньем в рукх.
Мтрен Артемьевн смотрел н брт лсково и в то же время испытующе.
Глз у нее были, кк у всех Возницыных, – серые, большие. А голос спокойно-вкрдчивый, точь-в-точь кк у дядюшки Прокофия Богднович.
– К Борютину. К нему из подмосковной человек с хлебом приехл. Может быть, мменьк что-либо скзывл…
Возницын нхлобучил треуголку и вышел.
Взял досд: двдцть один год, не сегодня-звтр – мичмн, не сегодня-звтр – поход с црем, тут – кк з мленьким. Ндоело! К чорту!
Он, в сердцх, хлопнул дверью.
Выйдя из дому, Возницын мгновение смотрел н громдный, рсстилющийся перед ним, голубой в вечерних сумеркх, оснеженный луг, н зиндевевшую бшню Адмирлтейств, н мзнковые домики Морской кдемии, ствшие у Невы.
Воя, поскрипывя н морозе полозьями, тщт от Невы н дровнях бочку с водой кторжники.
Вон у ворот Акдемии, с мушкетом в руке, зябнет н круле Митьк Блудов из 2-й роты. Стучит ног об ногу нстывшими бшмкми. Змерз, бедняг. Недром он тк внимтельно провожет глзми кузнецов, которые втгой, не рзбиря дороги, идут по снегу нпрямки от Адмирлтейств к Петровскому кружлу.
А н обезлюдевшем морском рынке по втоптнному плотно, почерневшему снегу ходит с мешком ккя-то бб. Он собирет клочья сен.
Ткя знкомя, привычня кртин.
Возницын круто, кк по комнде, поворчивется и шгет к Греческой слободе, туд, где нд црским Летним сдом кркют вороны.
II
Змерзшее окно оттивло. С подоконник по глиняной стене текло н пол.
Свк Борютин-меньшой, шестндцтилетний грдемрин, вытирл тряпкой подоконник.
В крохотной комнте, где стояли грдемрины, отец и сын Борютины, негде было повернуться.
Пришли все свои, московские: Сшк Возницын, Андрюшк Дшков. Соседи. Д прибежл всегд чуявший издлек, где пхнет выпивкой, торопецкий князь Мсльский.
Посреди комнты, у колченогого стол, сидел см хозяин, обрюзгший сороклетний грдемрин клсс рифметики Лук Борютин. Сонными глзми он тупо глядел перед собой. Видимо, звлился после обед спть – приятели помешли.
Н широких нрх, зменяющих Борютиным кровть, свесив ноги, полулежли Возницын и его зкдычный друг Андрюш Дшков.
Востроносый и востроглзый князь Мсльский переминлся у печки с ноги н ногу, кк зстоявшийся жеребчик. Ему не терпелось: хотелось скорее-скорее з чрочку.
Хлопя рукми по небеленным кирпичм, князь Мсльский скзл:
– Ну, и холодно же у вс, господ морскя гврдия! Печь-то, поди, с Покров не топлен?
– Зчем с Покров? – отозвлся Борютин меньшой. – Нмедни топили: я из Адмирлтейств щепы приносил!
– Грек, сволочь, прости господи! А еще глерным кпитном нзывется. Нет того, чтобы постояльцм протопить, – почесывя под мышкми, скзл Борютин-большой. – Рзве ж это гоже: мне, дворянину, мерзнуть кк холопу последнему? Дом у нс, помнишь Артемьич, – обернулся он к Возницыну, – хоть столетнюю сосну вли, кому ккя досд! А здесь ивового прут не срежь: црь Петр шкуру спустит!
Помолчли. З дверью, н хозяйской половине, ндсживясь, ревел ребенок.
– Свк, ты пошел бы, пошрил где-нибудь у соседей, – скзл флегмтичный толстяк Андрюш Дшков.
– Д где же теперь шрить – все зперто. А если у кого и лежло н дворе, тк рзве под снегом сыщешь? Это тебе не осенью.
– Я шел двеч от почтового двор – видел: недлеко отсюд, тк н норд-ост, у одной мзнки еще збор уцелел. Сбегем, Свк, мигом нломем! – оживился князь Мсльский.
Свк зколеблся.
– Светло, зори не пробили. Увидят.
– Кто тебя увидит? Н улице – ни души, эткой мороз! А шлхбомы еще не опускли, – скзл Дшков.
– Ты только полушубок не ндевй! Возьми Сшкину преобрженскую шинель, – зстегивясь, говорил Мсльский. – В случе чего мы об в шинелях – сойдем з солдт из полицмейстерской кнцелярии. Мол, збором двно не велено н улицу строиться, вы!.. Идем!..
– Зря вы это делете, – скзл Возницын, снимя с плеч шинель. – Нехорошо тскть чужое…
– Не слушй этого зконник, Свк! Ступй! – уговривл Андрюш.
Свк ндел шинель, взял с лвки треуголку и, видимо, без особого удовольствия нпрвился к двери.
В дверях Мсльский пропустил Свку вперед. Обернулся и, подмигивя товрищм, скзл Борютину-большому:
– Готовь припсы, Лук, – сейчс яишенку можно будет зжрить. Збор не сломю – шлхбом притщу!
– От Мсльского всего стнется, – зсмеялся Возницын, кутясь в зплтнный свкин полушубок.
III
– Свк, ты что тм возишься, поел бы лучше, – обернулся к сыну Борютин-большой.
– Я нелся, тятеньк! Не хочется, – ответил Свк.
Он сидел н корточкх перед печкой и глядел н догорющие угольки. В рукх у Свки был ккя-то деревяння трость: Свк помешивл ею в печке. Конец трости обгорел, обуглился и стл похож н клинок шпги. От него тянулсь в печку тоненькя струйк дым.
– Видно, по мменьке, по сестрицм стосковлся, – тихо зметил Возницын. – Свк, поди-к, посиди с нми! – тронул он Свку з плечо.
– Брось, Свк, не горюй, ты, ведь, грдемрин! Пойди, выпьем, – скзл князь Мсльский, протягивя Свке чрку.
Свк не обернулся – он продолжл молч сидеть у печки.
– Ну и сын у тебя, Лук! Лучше отц родимого: отец пять лет в рифметике сидит, сын з год в геометрию шгнул! Обогнл бтьку, й д Свк! – пьяно зхихикл Мсльский, лукво подмигивя Возницыну.
Борютин-большой ничего не скзл – сдержлся. Только с презрением вскинул глз н Мсльского.
А князь Мсльский, збыв и о нем и о Свке, уже кричл прямо в лицо рзрумянившемуся Андрюше Дшкову:
– Поручик Псынков – дурк! Я лучше его экзерцицию понимю! Подумешь, он меня будет учить, кк ндлежит отдвть комплемент генерлитету. Конечно ж, не от ноги, н крул с плеч! Было б кого слушть, то – солдтского полку поручик…
Борютин-большой снов обернулся к печке. Свки тм уже не было: он лежл поперек нр, уткнув голову в подушку.
– Сколько я в первые годы слез пролил, кк привезли сюд! – улыбнулся Возницын.
– Тебе, Артемьич, все-тки легче было – ты до црского смотру уже в иноземной слободе учился. Помнится, я возврщлся из Москвы, тебя мтушк везл зплкнного…
– Ехли к Густву Гббе, который содержл немецкую и лтинскую школу, – ответил Возницын.
– Вот видишь, ты уже до Питербурх в чужих людях жил. А его, – Борютин кивнул н сын, – прямо из девичьей взяли. Прню только шестндцтый год с Успенья пошел. Ему бы в свйку игрть д голубей гонять, он тут, бедненький, нд рдиксми всякими, прости господи, должен корпеть д проклятый вхтенный диурнл писть!
Борютин досдливо мхнул рукой, нлил чрку водки и злпом выпил. Здышл редькой и чесноком в лицо Возницыну:
– Э, будь я побогче, я б тогд, ей-ей, н смотр не явился б! Кк нш Веревкин, что юродство н себя нпустил. Дргун з ним приехл, он злез по уши в сжлку и дурным голосом оттуд кличет. Првд, Веревкину это дорого стоило, д зто теперь он сидит спокойно в вотчине, н медведей ходит, мы тут – ровно цыгне ккие…
Борютин отрезл холодного пирог с морковью и жевл.
Возницын здумчиво смотрел н оплывющий в медном шндле огрок свечи.
З пять лет совместной жизни в кдемии он низусть знл все рцеи Борютин-большого.
Возницын знл, что Борютин сейчс нчнет проклинть и море и Снкт-Питербурх («Согнли н крй свет, чего мы тут не видли? Пусть по морю тот и носится, у кого своей земли мло, у нс – слв те, господи!). Знл, что будет неодобрительно отзывться о готовящемся низовом походе („Только что змирились – опять воевть! А зчем нм этот поход? Без срцинского пшен или шелков персидских не обойдемся? Лучше дом з сохой ходили б – больше проку стло бы!“).
Одним словом, стрику были не по душе все новые порядки. Д что – спорить с ним будешь?
Но Борютин дожевл пирог, утерся лдонью и неожиднно зговорил совсем о другом – о Фрврсоне и о постылой нуке:
– А мне, строму, рзве легко? Англичнин, ппежня, ктолицкя душ, Вор-Форсун этот кк козел по светелке скчет, слюной брызжет д лет: – Што ест нумерцио? Што ест ддицио? В голове-то у меня одно: кк тм моя Домн Прокофьевн с молотьбой д с госудревыми подтьми упрвилсь, тут изволь, бтюшк, точно попугй отвечть. Погоди, кк это?.. – Борютин нморщил лоб, вспоминя: – Арифметик или числительниц есть художество честное, незвистное и всем удобопоятное, многополезнейшее и многохвлнейшее… Тьфу ты!.. – мхнул он рукой.
Возницын рссмеялся.
– Однко з три год – кк «Отче нш» выучил!..
– Вм, молодым, хорошо смеяться – вы все субтркции д мультипликции легко зтвердите, вот тким стрикм, кк я или Пыжов из второй роты, уже не в коня корм. Пыжов с осени в плоской нвигции был, нонче и рифметики мло знет. О нем уж и Адмирлтейств-коллегия спрвлялсь: ккой рди причины с высшей нуки в нижнюю вступил? Того и гляди, в солдты упекут. Вот и я боюсь, кк бы меня црь Петр из грдемрин в мтрозы не пожловл. Сколько лет в рифметике сижу, никк дльше ломных чисел сдвинуться не могу… Артемьич, я вижу, ты мло пьешь… Двй выпьем с горя!
Борютин нлил ему чрку водки.
Возницын послушно опрокинул ее в рот, сморщился, зтряс толовой.
– Тк, говоришь, Лук Ивнович, – дльше ломных ни шгу? – весело улыбясь, спросил он.
Борютин только кивнул головой, – рот был нбит.
– А ведь, помнишь, Лук Ивнович, в рифметике нписно:
Но несть той рифметик,
Иже в целых ответник.
А в долях сый ничтоже,
Отвещти возможе…
– Чорт с ними, с долями и с целыми! – досдливо мхнул Борютин. – Знешь, Сшеньк, был бы я помоложе – вот те крест святой – сбежл бы!
– З побег Адмирлтейств-коллегия кнутом бьет.
– Однко, скзывют, в Москве много учеников в бегх обретются.
Князь Мсльский, окончивший что-то говорить Дшкову, поймл последние слов Борютин:
– Что, говоришь, в Москве? Кк тм нш дмирл Ништдтский мир прзднует?
Борютин-большой не спешил с ответом: он коплся во рту толстыми, волостыми пльцми. Потом громко рыгнул и поднял н князя зхмелевшие глз.
– Д в Москве – ничего. Н Григория Богослов пожр небольшой случился. Црь, кк оглшенный, по Москве летет. Моего холоп Сучк? н Бсмнной снями сшибли.
– Эк вжность – Сучок! Что он у тебя – последний? – скзл князь Мсльский, выбиря в чшке огурец покрупнее.
– Тебе, князь, ничего, коли у тебя дворов много. Небось, пшни четей с полторст имеешь? А у меня – Возницын знет – восемь дворов, д и те пустые! У тебя вот бострок голлндских сукон, у меня – сермяжный! – вспылил Борютин.
Князь Мсльский, зло сощурив глз, ел огурец.
– Ну, и что ж дльше? – рздувя ноздри, зносчиво спросил он.
– А то, что я непрошенным з стол не лезу! Чужого не ем!
Князь Мсльский вспыхнул. Он оторвл огурец от здрожвших губ и через стол тюкнул им по голове Борютин.
Колченогий стол зштлся. Ззвенел посуд. Свеч упл и погсл. В мзнке стло темным-темно. Только небольшое оконце белело сбоку.
– Артемьич, не змй! Я ему, щенку, покжу, кк меня, гедиминович! – брхтлся в одном углу Борютин.
Из другого угл, поближе к двери, доносилось:
– Дшков, пусти! Я его, сучьего сын, клинком!
– Пойдем, пойдем! Ишь, фехту выучился! Хозяев рзбудишь, – отвечл спокойный голос Андрюши Дшков.
Скрипнул дверь.
– Прик мой, прик! – крикнул в последний рз князь Мсльский, которого Дшков вытлкивл из комнты.
Дверь зхлопнулсь.
Возницын знл: из ндрюшиных крепких рук князю не вырвться.
Борютин-большой обмяк: уткнув голову в бострок Возницын, он плкл пьяными слезми.
– Меня, гедиминович, огурцом!..
– Ложись спть, Лук Ивнович, ложись! Звтр рно вствть, – освобождясь от Борютин, скзл Возницын.
Он в темноте нкинул шинель, взял треуголку и, вытянув руки вперед, пошел из комнты.
Н хозяйской половине, з ширмой из строго прус, горел свет. Скрипел зыбк. Плкл ребенок.
Возницын стоял у порог, торопливо зстегивясь.
Он уже открывл дверь в сени, когд кто-то схвтил его з локоть.
Возницын, удивленный, обернулся. Перед ним стоял молодя гречнк, стыдливо стягивя н груди нкинутый н голые плечи стрый тфтяной плток.
– Господин сержнт, синхори?зете ми [1], уговорите вфе?нтис [2] Борютин, чтобы он переехл н другой дом! Я одн с мтерью. Муж в Рогервик. Мы боимся пьяних! Ки?рие [3] сержнт.
Н Возницын умоляюще и чуть-чуть лукво смотрели черные, большие глз гречнки.
– Уговорите. Сс перикло? [4]. Я уплчу з это вфе?нтис Борютин пени?нт копи?ки [5], польтину!
Возницын ничего не ответил. В голове у него шумело. Хмельные мысли теснили одн другую.
Он вдруг нгнулся, чмокнул гречнку в губы и опрометью кинулся вон из мзнки.
IV
Н Москве перекликлись петухи.
Игуменья Вознесенского девичьего монстыря Венедикт проснулсь еще до свет: в келье было нестерпимо душно. Мороз, видимо, ослбел з ночь, келейницы-дуры без толку нтопили с вечер.
В вискх стучло. Строе, дряблое тело обливлось потом. Кругом стоял тишин: монстырь спл. Только из соседней кельи, где спли три келейницы и кухрк игуменьи, слышлся зливистый хрп.
Игуменья лежл с открытыми глзми.
Свет от лмпдки мигл, будто н плмя кто-то легонько дул. Смотрел н двно знкомые предметы.
Круглый ясеневый стол. Ножк одн ломня. Нмедни протопоп Антип, медведь этот, облокотился, – снов отклеилсь. Зеленя мурвленя печь. В полутьме изрзцы кжутся черными. В углу поствчик, оклеенный золоченой бумгою. Блестит, будто и впрямь выложен червонным золотом.
Игуменья вспомнил о деньгх. Стло досдно. Зворочлсь н постели.
Црь Петр второй месяц здесь, в Москве. Со шведми нконец-то помирился. Теперь новую зтею выдумл – низовый поход. Еще от прежних войн обитель не опрвилсь, тут – н тебе. Тогд, в первую шведскую, отдл црю десять тысяч рублей – все, что собрли с вотчин в оброк. Д после – шесть тысяч с двумя стми. Деньг в деньгу. Д в клмыцких и ногйских тбунх коней для дргун покупли – больше полутысячи отдли. Ведь шутк скзть – по шти целковых (если прикзчик не врет) з лошдь плчено! Всего и не упомнишь без келрши Асклиды.
Асклид известн непокорством и луквством. Асклид хитр и льстив, но голов у Асклиды – кк у подьячего Троицко-Сергиевой лвры.
Асклид нперечет помнит все монстырские вотчины – московские, смоленские и стрхнские, петербургские, нижегородские и киевские. Он одн знет, перевлило ли в них з пятндцть тысяч душ крепостных и ккя посельскя стриц крдет в своей вотчине хлеб.
Но в последнее время мть Асклид стл что-то много думть о мирском: ряс у нее, точь-в-точь кк у келрши Рождественского монстыря Евстолии – кнфовя, четки лучше, чем у смой игуменьи Венедикты – рковинные, с хрустльными пронизкми, с серебряным крестом.
Нет, з всем игуменье не углядеть: стрость!
Игуменья Венедикт отбросил одеяло. Сел. Сунул отекшие желтые ноги в спожки н волчьем меху.
Подошл к окну.
В мленьком оконце, в предутренней феврльской мгле, белел церковня стен д пустой монстырский двор.
У ворот, вжв голову в высокий воротник тулуп, спл, сидя н тумбе, сторож. Возле мбров, где в подвле содержлись колодники, топл н снегу озябший стрик-грендер.
Слепые монстырские окн были еще темны. Только в поврне ярко горели стекл – топили печи. Д в кельях мирянок-нсельниц, живших в монстыре н пропитнии, в двух окнх блестел огонек.
Игуменья знл: это дргунскя вдов Пелгея Ивновн, походя торгующя н Неглинном олдьями, д посдскя дочь Ирин Михйлов, зкоренеля выжежниц, которую однжды били уже кнутом з торговлю золотом и серебром в неукзнном месте, н Крсной площди, – собирлись н торг.
Игуменья покчл головой.
– Мло того, что солдтских женок – отствных солдт в девичий монстырь определяют! И всех их корми. Всем им дй монстырское пропитние!
Игуменья отвернулсь от окн. Тяжело переступя больными ногми, пошл будить келейниц.
V
Еще соборня стриц Евгрия только что шл с пономршей открывть собор, монстырский день уже был полном рзгре.
По двору одн з другой проходили нсельницы-торговки, спешившие кто с ветошью, кто с пирогми н рынок.
Двое холопов, рзносивших по кельям воду, зевя, тщились с коромыслми к колодцу.
Из поврни с ведром помоев, уже в который рз, высккивл н двор девк-рботниц. Он выплескивл помои н снег и, жмурясь от свет, смотрел н суету у мбров. У мбров стояли приехвшие из подмосковных вотчин подводы со «столовым обиходом»: н снях белели кули с мукой, громоздились кди с огурцми и кпустой, топорщились мешки, нбитые сушеными грибми.
Подводчики – трое мужиков и долговязый прыщвый прень – вместе с несколькими монстырскими слугми – конюхом и ночными сторожми – вносили припсы в мбр.
Дже безносый стрик-грендер, стоявший н круле по соседству – у подвл с колодникми – прислонил мушкет к стене и помогл перетскивть более легкую клдь: лук, сушеные яблоки, мешок с орехми.
Толстя, с зплывшими свиными глзкми посельскя стриц Андрепел?гея, привезшя со своей вотчины припсы, суетливо бегл от подвод в мбр, нблюдя з переноской.
У мбр н потрушенном сеном снегу стоял келрш, высокя, негнущяся мть Асклид. Перебиря в рукх, точно четки, связку ключей, он бесстрстно глядел н все: кк долговязый прень один тщил куль муки, кк меж возов коплись в потрухе воробьи и кк н золоченой бшне Спсских ворот Кремля, возвышющейся нд монстырем, зблестели лучи солнц.
Рзгружли последнюю подводу, когд с колокольни Ивн Великго поплыл первый удр. З ним, точно догоняя, ухнули рзом соседи – Чудов, Кириллов монстыри.
Мть Асклид смотрел вверх, недовольно сморщив лицо.
Ждл.
Нконец-то удрил и Вознесенский.
Истово крестясь, из мбр выктился курносый монстырский прикзчик Бесоволков.
Келрш, не торопясь, крестилсь.
Чуть повел головой в сторону подвл. Сухо уронил:
– Колодников ндо в один подвл согнть – больно широко рсселись. Второй сддим грекм под волошское вино: и в Богоявленском и в Спсском все подвлы двно сдны купецким людям. Только мы знем одно – н чепь сжть. А много ли от этого корысти? Одн турбция!
– Истинно слово, мть Асклид, одн турбция, – смиренно поддкнул Бесоволков. – А в Никольском греки дже в розницу вином торгуют!
Келрш продолжл:
– Крыши н церквх и н кельях обветшли. Весной чинить ндобно!
– Где же, мть Асклид, нроду взять-то? – подскочил Бесоволков. – Из подмосковных слобод – хоть у Андрепел?геи спросите – некого брть: ведь четыре нбор взято – в морской флот д в дргуны, д в солдты… – Он згнул н лдони пухлые, короткие пльцы. – А теперь црь Петр в Астрхнь собрлся. Знчит, опять готовь подствы ямщиков с лошдьми!
Келрш Асклид, нхмурив брови, позвякивл связкой ключей. Из мбр, отряхивясь, вышл посельскя стриц Андрепел?гея.
– Кончйте тут, я с сестрой Андрепел?геей пойду в келью – посчитться, – скзл келрш и пошл от мбр.
Высокя, негнущяся, он шгл широко, по-мужски. Тучня посельскя стриц едв поспевл з нею.
Не успели они дойти к поврне, кк сзди послышлись чьи-то шги: кто-то бежл з ними изо всех сил.
Посельскя стриц испугнно шрхнулсь в сторону. А келрш Асклид остновилсь, с удивлением оглядывясь нзд. Смешно рзбрсывя длинные ноги, к ним бежл долговязый прыщвый прень. Добежв до монхинь, он со всего мху упл н колени, содрл с головы млхй и, вынув из него звернутый в тряпицу лист бумги, подл келрше.
Келрш неохотно взял бумгу, взглянул.
„Я сирот стл уже в совершенном возрсте и нмерения у меня, чтоб жениться, жениться мне нечим, потому что в монстырских вших вотчинх, у которых крестьян девки есть, и они просят з них деньги много, мне сироте денег взять негде…
Милостивя госудрыня, игуменья с сестрми, пожлуй меня, сироту своего, укжи госудрыня у крестьянин Бурксов дочь его Алену з меня, сироту, змуж выдть, чтобы мне, сироте, в молодых летх холосту не волочиться…”
Келрш сложил бумгу и взглянул н прня: он вытирл грязным млхем вспотевшее прыщевтое лицо.
– Ступй, я с сестрой Андрепел?геей подумю, стоит ли тебя женить!
Прень бухнул головою в снег, зерзл лптями.
– Смилуйся, госудрыня!
– Ступй, тебе скзно, ступй! Помогй носить! Экий ты, чй прво! – толкл его в плечи Андрепел?гея.
Прень покорно поднялся н ноги и виновто поплелся нзд к мбрм, долговязый и несклдный.
VI
Посреди кельи, н холодном кирпичном полу, сидел толстя, румяня бб. Возле нее лежл узел с поношенной женской одеждой.
– Мть Серфим, может быть, Софьюшке шугик грезетовый дть?
Стря, рыхля монхиня, упершись рукми в коленки, стоял нклонившись нд пестрым ворохом.
– Нет, шугик не годится!
– А епнечку н беличьем меху? Крыт белой прчей. Андысь у вдовы прикзной купил.
– Куд же тм епнечку! Другое ндобно, – ответил мть Серфим. – И ничего-то, кк я погляжу, у тебя, Устиньюшк, нет. У Филтовны, ей-ей, больше выбору!
Струх с трудом рзогнулсь.
Устиньюшк зерзл по холодным кирпичм пол.
– Что ты, что ты, мтушк, господь с тобой! Ведь лучше выбору, чем у меня, не то что у Филтовны, н всей Крсной площди не сыщешь! Вот те крест святой!
Устиньюшк одной рукой истово крестилсь, другой держл струху з подол.
– Дй-кось я еще покжу тебе шубейку лисьего меху! И кк это я збыл? Штофня, кофейного цвету. А по ней пукеты лые. Кк рз Софьюшке к лицу!
Ббьи пльцы проворно збегли в рзноцветном ворохе.
Змелькли роброны, шлфроки, смры.
– Не то, не то, не то!
Фиолетовые, зеленые, брусничные.
– Не то, не то!
Атлсные, кмчтные, объяринные.
– Не то!
– Д где же, прости, господи, он?..
Юбки, исподние, косынки, чепчики кмортковые полетели в сторону.
Нконец, рскидв ворох одежды, бб извлекл из-под смого низу шубейку кофейного цвет. Он был сильно поношен. Алые цветочки побурели от грязи. Бб выворотил шубейку мехом нружу. Ловко встряхнул изрядно вытертый мех, подул, повел рукой.
– Вот, мтушк, глянь-кось, лис ккя – сиводушк!
Мть Серфим нгнулсь.
– Ккя ж тм сиводушк? Обыкновення – крсня. Д все ж шубейк лучше шугя! Примерь, Софьюшк!
Он протянул шубейку молодой, чернявой девушке, которя стоял тут же и с интересом глядел н цветистый ворох одежды.
Софья ндел шубейку, выдернул из-под нее большую, черную косу, ккуртно зстегнулсь.
Шубейк был ей впору.
Устиньюшк подползл к Софье и обдергивл полы, сияя от удовольствия.
– Я же говорил: кк по ней шит!
Мть Серфим, ворочя Софью из стороны в сторону, тщтельно осмтривл покупку.
Шубейк точно – сидел неплохо.
– Вот только рукв длинновты, – скзл мть Серфим, слегк отходя нзд и глядя н Софью издли.
Устиньюшк легко вскочил н ноги. Сунул пльцы в Софьин рукв. Улыбнулсь.
– По крйней мере и без руквиц не змерзнешь! И чего это, Софьюшк, у тебя руки тк озябши?
– У нс в келье почитй с неделю не топлено, – ответил Софья.
– Где тм с неделю – больше, – змхл рукми мть Серфим. – Последний рз н Аксинью-полузимницу топили. Это у игуменьи д келрши день-деньской келейницы нжривют печи. Им можно: у них дров готовые, монстырские! А нм дров дром не дют – смим покупть приходится. Оттого мы больше своим теплом и греемся! Еще блгодрение создтелю – нынче мороз отвлился. Тк что же ты, Софьюшк, – обернулсь он к Софье: – возьмешь шубейку?
– Возьму, ехть чем-нибудь ндо ж. Я к Мремьяне Исевне в келью сбегю, покжусь…
– Сбегй, Софьюшк!
Софья выбежл из кельи.
– Куд это он? – спросил Устиньюшк, собиря рзброснную одежду.
– К иноземкм в богдельню. Он с этими жидми д белорусцми целый бы день сидел. Что ни говори – к своим тянет.
Устиньюшк от удивления дже перестл связывть узел.
– Рзве Софьюшк не русскя? А ккой же он породы?
– Отц не зню, мть когд-то Шереметьев пленной из Польши вывез.
– То-то я гляжу – Софьюшк смугля, ровно цыгнк или черкешенк. У нс ткого нроду нет. И где же ее мть?
– Умерл. Софья еще в млденчестве был.
– Тк он, бедненькя, сиротой росл? – соболезнующе кчя головой, спросил торговк.
– До семи годов н поврне у шереметьевских стряпух з печкой сидел, потом грфиня игуменье Венедикте в ученье отдл. А в монстыре к кому ж и определить, кк не к книжной стрице? Вот я ее и вырстил и выучил. Привезли мхонькую, худенькую, теперь…
– Пригожя девк! Глз одни чего стоят. Ткие большие, – мне все кжется – он ими нрочно тк смотрит, – зсмеялсь Устиньюшк. – И куд ж он едет?
– В Питербурх. Мть Асклид устроил ее нствницей к детям морского кпитн.
Торговк окончил связывть узел. Встл.
– Вот побежл, непосед, тебе, поди, некогд! – зметил мть Серфим, сдясь н лвку. – Посиди, Устиньюшк.
– Ничего, я погожу, пусть потешится обновкою, – ответил торговк, сдясь.
Он зпрвил под плток выбившиеся волосы, деловито вытерл пльцми губы и спросил:
– Говорят, великой пост по случю мир отменили, кроме первой и стрстной недели?
– У нс и без отмены знтным персонм – ешь, что хочешь, – скзл, иронически улыбясь, мть Серфим. – Это нм млородным, хоть ты ккой болезнью одержим, все рвно тщись в трпезную. А Бутурлин д Нрышкин – те в кельях жрут то, что им из дому присылют.
– А почему тк?
– Поноро?вк, Устиньюшк. У них и пожитки в кельях стоят – сундуки и коробы, они и келейных девок имеют чрезвычйно, не по препорции. Им д игуменье с келршей все можно! Вон протопоп Антип – вдовец. Рзве пристойно держть в девичьем монстыре вдового поп?
Устиньюшк оживилсь:
– А в Рождественском монстыре, у «Трубы», кк блудно воруют монхини, не слыхл? Мне нмедни в рынке скзывли. Белиц одн повздорил чего-то с трпезной стрицей д и брякнул: «В монстыре живем, д, мол, без приплод ходим, не то что вы!» Тк келрш Евстолия тую белицу велел бить плетьми в четыре перемены. А см при этом стоит и приговривет: «Не считй в обители брюхтых стриц!»
– Првд, нонче монхини хуже белиц стли, – мхнул рукой мть Серфим.
– Белицы нши тоже хороши, – оглядывясь н дверь, зтрторил торговк. – Рядом со мной вклдчиц, дворянскя вдов, живет. Ее окошко к поврне выходит. Верно, помнишь, бб годов шестьдесят, еще бородвк у нее н носу. Муж ее з ккие-то провинности сослн в город Сибирь, тк вот он живет в одной келье с кухрем д с нймиткой молодой девкой. И что же бы ты думл, мть Серфим? Не поделили с девкой кухря – рзодрлись. И смех и грех. Мы ждли – Бесоволков кухря в Свинский монстырь отпрвит н покяние, он тк и оствил. А нймитку не знмо з что пытл. Совсем не по-христински: без пмяти полсуток лежл. Мло того – теперь еще н чепь посдил. Безносый грендер ее крулит.
– Что это, Устиньюшк, у него, у грендер, от любострстной болезни нос отвлился, или кк? – спросил мть Серфим, брезгливо сплевывя в угол.
– Нет, он с моим покойным мужем в одном грендерском полку служил. Ему нос по пьяному делу дргун откусил в птеке «Тычке», что у Крсного пруд.
Мть Серфим покчл головой:
– Вот тк потешились!..
VII
– Ах ты, пся кость!
Герсим Шил стоял, здрв вверх пегую, клинышком, бородку. Короткие, точно обрубленные пльцы, никк не могли спрвиться с крючком воротник.
Лицо Герсим Шилы бгровело не столько от нтуги, сколько от злости: сегодня все рздржло его – и проклятый крючок в новом полушубке и доносившийся из-з перегородки звонкий шопот жены, которя чесл голову и читл по-стринке „Ojcze nasz”.
Герсим Шил и см не очень твердо знл првослвные молитвы, но теперь со злостью подумл:
«Муж – соборный строст, он молится по-польски, кк стря бб-унитк! Дур!»
Нконец пльцы поймли крючком неподтливую петлю. Полушубок был зстегнут.
– Агт, я пойду в кляштор! Гляди, не збудь телят нпоить! – крикнул он жене и вышел.
В полутемных сенях Шил столкнулся с кким-то мужиком в дрном кожухе.
Увидев Шилу, мужик оторопело отскочил в сторону. Сорвл с головы струю войлочную мгерку.
– До пнской милости!
Шил, не остнвливясь, шгнул во двор. Обернулся недовольно нхмурив свои пушистые, сходившиеся у переносья, седые брови.
– Зпирй сени, зпирй, не студи хты! – крикнул он.
Мужик, шлепя рзбитыми лптями, торопливо выктился вслед з хозяином.
Шил узнл его: это был черносошный крестьянин Михил Печкуров.
– Ну, чего тебе, Михсь? Говори скорей!
– Пн Шил, може у пн якя рбот?.. Дети голодные… Хлеб с Покров не видим!.. – говорил Печкуров, комкя в рукх мгерку.
– Нет у меня рботы! – сурово перебил его Шил и пошел со двор.
Мужик с непокрытой головой кинулся з ним, припдя к шилиной руке в теплой врежке.
– Смилуйся, пн Шил!.. Може, лен трепть, льбо что…
Шил сердито отдернул руку.
– Скзно – нет, и нечего лезть! – зло обернулся он.
Мужик, опешивший, стоял, рстерянно моргя белесыми глзми.
– К Боруху иди: у него и бровр и корчмы – все теперь у него! – крикнул взбешенный Шил и пошел по дороге к строму городу.
Сейчс, нзвв своего глвного врг, Шил тк же рсплился, кк и вчер.
Вчер был торг н отдчу в откуп питейной проджи в Смоленском уезде. Герсим Шил хотел взять откуп, но Борух Лейбов, пять лет держвший откуп в селе Зверовичх, дл большую цену, и откуп остлись з ним. Оттого Шил плохо спл ночь и встл, кк говорится, с левой ноги.
«Чорт строзконный! Жид некрещеный. Мло ему Зверовичей было!» – со злостью думл Шил.
Он шел, глядя по сторонм. Хотел чем-либо отвлечься, но сегодня все предствлялось Шиле в сумрчном свете.
Черные, зкопченные избы предместья Смоленск с вытявшими из-под снег крышми кзлись еще непригляднее и чернее.
Погод был отвртительня: несколько дней в Смоленске стоял оттепель, и н бугрх повытял земля, вчер с вечер тиснул мороз.
– «Герсим-грчевник н носу, придется коней зново ковть: н тупых подковх до ткой слизоте с клдью длеко не уедешь!» – с досдой думл Шил, осторожно ступя по дороге.
Н улице не было ни души. Только возле Ильинского ручья чьи-то ребятишки ктлись с горки н куске льд вместо слзок. Нкинув поверх рубшонок стрые отцовские кожухи, тк что полы волочились по снегу, они ктлись, не чувствуя холод.
«Вот дрть ндо, – посинели, все возятся!» – подумл Шил.
У смого спуск к кронверку, построенному лет пятндцть нзд црем Петром для зщиты Смоленск от шведов, Шилу нгнл подвод.
Услышв з плечми скрип полозьев, Шил посторонился.
– Пне Шил, сядйте, подвезу! – певуче скзл чей-то спокойный голос.
Шил обернулся.
В легких фигурных снкх сидел чернобородый, зросший волосми до смых глз стрик лет пятидесяти. Из-под бобровой шпки торчли большие оттопыренные уши.
Это был откупщик Борух Лейбов.
Шил снял шпку.
– Спсибо, пне Борух, мне недлеко!
Борух придержл лошдь. Поехл рядом с Шилой.
– Куд это, пне Шил, собрлся? В церковь н мшу?
– Я ж в соборе – церковный строст! – не без гордости скзл Шил.
– Дело доброе! – ответил Борух.
Рзговор оборвлся.
Об думли об одном и том же, но никто не говорил ни слов.
Слышно было, кк у коня ёкл селезенк д местми по вытявшей земле неприятно чиркли полозья.
Борух сидел все ткой же невозмутимо-спокойный.
Порывистый Герсим Шил, сдвинув брови, быстро шгл обок сни, стрясь не отствть от крупного шг коня.
Спусклись к мосту через Днепр.
Конь, сдерживя нседвшие н ноги снки, щелкл здними копытми в кузов. Нетерпеливо поводил головой, нтягивя вожжи.
– Ну, с горы ндо ехть веселей! – чуть улыбнулся Борух. – Бывйте здоровы, пне Шил! – Он поклонился конкуренту и отпустил вожжи.
Шил дже не успел ответить – фигурные снки уже легко летели с горы.
«Ишь, ушстя морд! Кожн чортов! Подъехл к этой строй блболке – губернтору – и взял откуп. Теперь рзъезжет пн-пном! – с огорчением думл Шил. – И чем бы его сжить только?»
Н Соборном холме удрил первый колокол.
VIII
Архиепископ смоленский Филофей-грек сидел, готовый итти в собор: в мнтии и клобуке. Он брбнил по столу пухлыми пльцми и тяжело отдувлся: рхиепископ ни слов не понимл по-русски и не мог помочь своему толмчу Глтьянову, который вот уже полчс спорил с упрямым иеромонхом Лзрем Кобяжовым.
Иеромонх Лзрь Кобяков, упрвитель рхиерейских дел, сухощвый, болезненного вид человек, выходил из себя. Он кричл н весь рхиерейский дом, брызгясь слюной и жестикулируя тк, что белесые жесткие волосы иеромонх болтлись по змусоленным плечм подрясник.
– Никкого меду в том погребе нет! Всю келейную рухлядь блженныя пмяти митрополит Врлм вы же взяли? Дже перинишки худой не оствили, тк еще чего?
Глтьянов, улыбясь большими нглыми глзми, спокойно ответил:
– Мед есть. Трист ведер есть. И крсного ренского сколько-то ведер остлось!
– Кто скзл? Кто это знет? – подскочил иеромонх Лзрь.
– Шил знет.
– Много знть хочет! Знл бы уж свой лбз! Лгунишк, неприсяжный человек!
– Аркет?. Дэн э?хо ке?рон. Препи н гип?го ис тин экклеси?н [6], – встл, бгровея, рхиепископ.
– Не будем спорить, есть мед или нет. Влдыко требует ключ! – убрв улыбку с лиц, скзл Глтьянов.
Иеромонх Лзрь перекосился от злости.
– Литургию н ржных просфорх вместо пшеничных служите, попов от кельи, не от прикзу ствите! – зхлебывясь, приговривл он, роясь в крмнх подрясник. – Весь свет охпить хотите! – Иеромонх Лзрь трясущимися рукми отцепил от связки один ключ и бросил его н стол. – Ешьте, берите, только подвитесь! – крикнул он и, взбешенный, выскочил из приемной злы.
В Троицком теплом соборе рхиепископ Филофея ждло много нрод. С месяц тому нзд црь Петр нзнчил в Смоленск нового рхиерея, Филофея-грек.
Мещне ходили смотреть н этого толстого, одутловтого влдыку и слушть, кк он н греческом языке тенорком служит литургию, мещнки – смотреть н крсивого рхиерейского толмч.
По обеим сторонм ковр, постлнного от двери до рхиерейской кфедры, толпился нрод: белые свитки мешлись с желтыми кожухми. В углу н скмейке шептлись струхи. У кфельной печи грелись нищие.
А посреди собор в поношенных сермяжных шинелях стоял кучк солдт Дорогобужского полк. Осторожно поворчивя головы, солдты с любопытством рзглядывли резные иконы, висевшие н стенх, и пухлых нгелов, лепившихся под потолком. (Собор был переделн из костел.)
Сегодня влдык почему-то змешклся. Соборный строст Герсим Шил уже несколько рз нетерпеливо высккивл из собор посмотреть, не идет ли.
Нконец рздлся колокольный звон.
Двясь и тесня друг друг, все кинулись к ковру. Дикон, о чем-то бсивший н клиросе с певчими, спешил к выходу, рзмхивя кдилом и откшливясь н весь собор.
Двери открылись.
В дверях покзлся орлиный нос и крсное, одутловтое лицо рхиепископ Филофея.
Перебивя дикон, хор грянул:
– Достойно есть!..
IX
„Се суть греси мои: сребролюбие,
злтолюбие, слволюбие, смолюбие,
миролюбие, плотолюбие, многолюбие…”
Две тени отржлись н стене: одн – нелепо-длиння, островерхя, другя – короткя и бесформення.
З столом в легком подряснике и скуфье сидел Лзрь Кобяков и плосколикий толстый монх.
Монх ел рукми жирную рыбу, вкусно причмокивя и выплевывя н стол кости.
Кобяков, рзрумянившийся от выпитого мед, горячо говорил, стуч кулком по столу:
– Сребролюбец и мздоимец безмерный! З гривну готов любого грязного холоп в попы посвятить! В дворцовом селе Зверовичх некоего Аврм поствил з триндцть рублей з десять лтын. А поп тот в грмоте столько же знет, кк свинья в мрципнх!
– Д и толмч его, грек этот слдкоглсый, подстть преосвященному, – вствил монх. – Мне нмедни скзывли: поп, отец Иллрион, зхотел перевестись из сел Жбыки в село Ходыки. Глтьянов зпросил с поп з перехожую двдцть рублев. Отец Иллрион и говорит: – мне тких денег негде взять. Торговлись, торговлись, нконец Глтьянов соглсился дть перехожую з три целковых.
Монх вытер жирные пльцы о свою кудлтую огненно-рыжую голову, стряхнул с бороды крошки и отодвинулся от стол.
– Что Филофей, что Глтьянов – одн стн! – мхнул рукой Лзрь. – Им бы весь свет взять, и то мло покжется! Ведь месяц в Смоленске живут, чего только не збрли? Сбор от обрз божией мтери нд днепровскими воротми, что еще при Врлме собрли, – трист восемьдесят рублей, – взяли; привесы от обрз – взяли; всю келейную рухлядь митрополичью, что в ризничной и в клдовой плтх, – взяли. А сколько добр от митрополит остлось? Погоди, я тебе прочту!
Кобяков подбежл к постели, взял стоявший в изголовье небольшой киприсный ящичек, открыл его и стл в нем рыться.
– Сейчс узнешь, у меня весь реестр припрятн!
Плосколикий монх сидел, без интерес глядя н опустевшую флягу и н рыбьи кости, рзброснные по столу.
– Вот, вот, сейчс!
Лзрь достл из ящичк несколько исписнных клочков бумги. Вернулся к столу.
– Послушй, ккую рухлядишку греки збрли: «три мнтии, девять ряс, четырндцть ршин желтого скнного бйберек, полпят ршин лого китйского с трвми тлсу, жемчугу восемь ниток, рссыпного, мелкой руки, кровть крсного дерев, местми н винтх железных, кнпея обит кожею, двои кресл дубовые, при коих двендцть стульев решетчтые, чсы стенные с курнтми…» Погоди, погоди, это еще не все. – Лзрь взял другой листок. – Я те прочту, сколько эти констнтинопольские псы одной посуды збрли. Д не лишь бы ккой, серебряной. – Кобяков снов стл читть: – «Судок столовый со птицею, шесть чшек, что огурцы подют, мис круглых пять, крышки с лицми три блюдечки конфетные, окрйки решетчтые, чшки водочные чекнены и вызолочены, чйник мленькой, руковятк деревяння, игодь медня, чернильниц с умбрколом посеребряня…» Всего не перечтешь, – прервл чтение Кобяков, видя, что гость смотрит совсем осовелыми глзми.
Он спрятл реестр в киприсный ящичек.
– К доношению приложу: пусть в синоде н Филофеево несытство полюбуются! Горек тогд ему митрополичий мед окжется!
Плосколикий монх поднялся.
– Ну, тк ты, отец Лзрь, пиши: я не стну те мешть! А ежели ндо будет – скжи: я к тому доношению руку приложу!
…Свеч в медном митрополичьем шндле совсем оплыл, когд Лзрь Кобяков, уже н второй стрнице доношения выводил:
«…трудное житие при тких людех, что хотят весь свет охять, что ккие ныне регулы повелевют, ни во что вменяют понеже несытств сребролюбия никко удержться может смоленский рхиерей, к тому же гордыня и злоб древняя в них спочивет, понеже когд придет в злобу, то дня три пищи не приемлет, все из-з сребролюбия…»
Вторя глв
I
Устлые лошди с трудом тщили по весенней грязи телегу.
Вся дорог был в выбоинх, и телег то и дело нырял, зрывясь в грязь по ступицу.
Снчл вниз летел серя сермяжня спин рхиерейского кучер Федор, зтем передние колес подымлись – пдл Глтьянов.
Глтьянов полулежл в телеге; з двдцть пять дней дороги из Москвы в Питербурх он сдился то тк, то этк, и все было нехорошо. К тому же от постоянной тряски ныл спин.
Глтьянов курил и со скуки смотрел по сторонм, хотя и сейчс, подъезжя к Питербурху, н дороге было все то же: то тянулись бесконечные подводы с ккими-то мешкми, чугунными ядрми или с якорными кнтми (все низовый поход), и крестьяне, по пояс збрызгнные грязью, понуро брели, в рсхлестнных лптях по обочине, ткой же вязкой, кк и см дорог; то грузно нырял в колдобинх четырехместня крет, и вспотевший кучер щелкл бичом по взмыленной шестерке: то, подгоняя плшми худых лошденок, проезжли в лтных синих кфтнх дргуны.
И всюду – в кнвх и посреди дороги, – выпятив вздутые бок, влялись лошдиные трупы. И вороны, сидевшие н пдли, увидев приближющихся людей, с криком летели прочь.
Все было то же.
Но чем ближе подъезжли к Питербурху, тем светлее и прозрчнее стновилось вечернее небо: тм, нд Невой, уже не угсл зря – нчлись белые ночи.
Глтьянов лежл и думл. З двдцть пять дней все мысли были передумны.
В Москве, с Шилой, хорошо продли пятьдесят ведер митрополичьего меду: удчно подвезли – к смой Псхе.
Теперь остлось только узнть в Питербурхе, ккой донос состряпл этот звидущий Лзрь Кобяков н Филофея и синод. О доносе Глтьянов узнл в Москве.
И вот из-з донос приходилось три недели мучиться: днем пролеживть бок н мешке с овсом, ночью – кормить клопов в мужичьих хтх.
А ведь вместо этого Глтьянов теперь мог бы спокойно сидеть в Смоленске у ккой-либо лсковой вдовушки с Зеленого ручья…
Вечерело.
Уже оствлось верст пять до Слвянки, последней стнции перед Снкт-Питербурхом, когд они нехли н обычную дорожную сцену: среди грязи, скособочившись, стоял н трех колесх телег. Н грядке сидел женщин в штофной, кофейного цвет шубейке. Мужчин возился у сломнного колес.
По фризовому бостроку всилькового цвет и вленой мтросской шляпе мужчины Глтьянов догдлся, что бед приключилсь с мтросом.
– Что, приятель, пришлось «скобу сжть?» [7] – смеясь, крикнул мтросу Глтьянов.
Н голос Глтьянов обернулись об – мтрос и его спутниц. Мтрос был рябой пожилой мужчин, спутниц в штофной шубейке окзлсь молодой девушкой.
Черные глз Глтьянов, только что со скукой глядевшие кругом, вдруг ожили: девушк был хорош. Хороши были огромные, точно от удивления рсширенные, ккие-то темные глз и четко очерченные, сочные, слегк припухшие губы.
Глтьянов тронул Федор з плечо. Лошди охотно остновились.
– Н ткой дороге железное не выдержит! – хмуро скзл мтрос, вытиря о штны грязные руки.
– Откуд путь держите?
– Из Москвы.
– А зпсного колес нет? – спросил рхиерейский кучер.
– Ишь, чего зхотел. Кол подложим д кк-либо н нем и дотщимся до Слвянки. Вон ямщик пошел рубить. – Мтрос укзл рукой в сторону от дороги.
Тм, с трудом выдиря ноги из топкого болот, брел к чхлым кустм человек.
– А чьи будете? – спросил Глтьянов.
– Я денщик кпитн Мишуков. Везу детям кпитн нствницу.
Глтьянов пристльно глядел н девушку, что-то прикидывя в уме.
– Кк же, Зхрия Днилович кпитн Мишуков я зню – см боцмном в глерном флоте служил. Двй нм брышню – мы до Слвянки довезем, что ж ей мучиться! – предложил Глтьянов.
Девушк в первый момент обрдовлсь предложению. Ее большие глз с блгодрностью глянули н Глтьянов.
Он взял было узелок, лежщий в ногх, но потом в нерешительности остновилсь, вопросительно глядя н денщик.
– Поезжй, Софья Всильевн, до Слвянки – отдохни, мы кк-либо дотщимся, – скзл денщик, принимя от Софьи узелок.
Глтьянов молч улыблся.
Софья поствил ногу н колесо и, выбиря, куд бы посуше ступить, слезл.
Шгя широко рскрякой, чтобы не збрызгться грязью, он подошл к телеге Глтьянов.
Глтьянов протянул ей руку.
Софья вскинул свои длинные ресницы, зстенчиво улыбнулсь и крепкой мленькой рукой схвтилсь з руку Глтьянов.
– Гоп!
Софья легко прыгнул в телегу.
– А ведь глз-то у нее не черные, синие, м тон фео?н, [8] синие! – с удовольствием отметил Глтьянов.
Софья уселсь, перекинул толстую черную косу со спины н грудь и взял н колени узелок.
– Остновимся у Сидор, где колодец! – весело крикнул денщику Глтьянов.
И телег снов пошл нырять по рзбитой и злитой водой московской дороге.
II
Изб был полн смых рзнообрзных звуков.
С полтей, где спли хозяев, слышлся булькющий, с присвистом, хрп, кто-то скрежетл во сне зубми, н печи кряхтел древняя ббушк, в углу мычл теленок, и по зкопченным бревнм стен сухо шелестели быстроногие тркны.
Софья не спл.
От туго стянутой толстой косы болел голов, но Софья не хотел рспускть волосы н ночь – где возиться с ними в темной избе. Он легл, не рсплетя косы. И, несмотря н то, что устл з целый день, не могл срзу уснуть.
Ведь, последняя ночь, тм – неизвестный чужой город к чужие незнкомые люди.
Все близкие, их тк мло у Софьи, остлись в Москве.
Сейчс они стояли перед глзми Софьи: вспыльчивя, но добросердечня мть Серфим, у которой Софья прожил столько лет, и богделенские струшки-иноземки – тучня Анн Щегельскя и подвижня мленькя Мремьян Исевн.
Вспомнился первый урок – кк мть Серфим учил Софью читть. Кружочки воск н порыжелых стрницх чсослов – тк хочется Софье отколупнуть эти кружочки – и шершвый укзтельный плец мтери Серфимы: он водил софьины глз по буквм, он же, когд рзучивли петь «стршную седмицу», вел софьин голос. А вечер в мленькой, убогой келье струх-иноземок!
– Опять к нехристям собрлсь? – скжет, бывло, мть Серфим. – Ну, ступй, непосед!
С этими вечерми связны особые воспоминния: струшки знли софьину мть, рсскзывли о ней, о длеком Полоцке, который з рубежом и откуд все они были родом.
Тинственное, влекущее слово – рубеж. Рубеж предствлялся Софье в виде высокой – выше кремлевской – стены. И тк хотелось поехть посмотреть, ккой он, что тм.
Не оттого ли Софья тк легко и охотно перенимл у Мремьяны Исевны еврейский язык, с Анной Щегельской говорил по-польски. И сейчс все они, эти простые и милые люди, были тк длеко.
А здесь – ни одной близкой души.
И знкомый только один: сегодняшний грек.
Глтьянов, лежвший по ту сторону стол, н полу (Софья спл н лвке, в углу под обрзми), тоже, видимо, не мог уснуть – все время ворочлся н соломе.
Стрнный этот грек, рхиерейский толмч и бывший глерный боцмн. Он почему-то все время облизывет губы.
А когд рз, н ухбе, телег сильно тряхнул и Софья, чтобы не упсть, схвтилсь з рукв Глтьянов, у грек вдруг посинели уши.
«Но у него крсивые, хотя и нглые, неприятные глз», – подумл, зсыпя, Софья.
…Софья проснулсь от прикосновений – чьи-то пльцы шрили по ее ногм.
Софья в стрхе подобрл под себя ноги. Сел, прижвшись к углу. Смотрел в темноту и с тревогой ждл.
Стол, стоявший у смой лвки, мешл достть Софью. Но эти дрожщие пльцы тянулись з ней все дльше вместе с дрожщим шопотом:
– Софьюшк, голубь, не бойся, это я!
Софья узнл голос рхиерейского толмч.
– Что ндо?
Стол чуть отодвинулся в сторону. Руки дотянулись уже к ее коленям.
Тогд обезумевшя Софья изо всех сил удрил в лицо грек – в этот орлиный нос, в эти вывороченные губы.
Руки отпрянули куд-то в темноту.
Софья сидел, дрож от стрх и негодовния, и ждл нового нпдения.
Глтьянов сморклся, сплевывя н пол. Зтем, уже не зботясь о том, чтобы выходило тихо, он тяжело оперся о стол и со злостью зшептл:
– У, монстырскя недотрог! Лярв! Жидовк!
Софья, холодея от ужс, вжимлсь в угол. Молчл.
Под печкой зорл петух.
Грек шевелился уже н своем месте – по ту сторону стол.
Софья сидел, прислушивясь: не полезет ли еще под стол.
Но Глтьянов скоро зхрпел.
…Второй рз Софью рзбудил стук: кто-то стучл в оконце избы. Софья в испуге поднял голову с колен – он спл сидя.
– Хозяин, отопри!
– Господи, нши приехли. Плтон! – обрдовлсь Софья: он узнл по голосу кпитнского денщик.
III
Возницын ел, не подымя глз от трелки: сегодня з обедом сестр звел свой любимый рзговор – читл брту нствления. Ведь, хоть и сводня (отец у них был один, дьяк Рзрядного прикз, Артемий Богднович), д все-тки стршя сестр.
Вчер вернулись из Москвы дмирлтейские подводы, видимо, кто-то рсскзл Мтреше, кк ее Ивн Акимович, который отпрвился с црем прздновть Ништдтский мир, допился до чортиков. И сейчс Мтреш вымещл все н брте.
Всегд невозмутимя, Мтрен Артемьевн отчитывл брт спокойным, ровным голосом. Этот спокойный голос рздржл Возницын: монотонный, он нпоминл ндоедливое жужжнье неотвязчивого комр.
«Пусть лучше брнилсь бы уж, чем тким елейным голоском проповедывть» – со злостью думл Возницын.
Он ел торопясь, чтобы поскорее избвиться от этих двно известных сестриных рцей.
– Все по-своему норовишь делть, Сшеньк. Ничьих советов не слушешь. Смолоду хочешь своим умом жить. И во всем-то виновт твоя мть – не воспитл с детств в послушнии к стршим. Отдл в немецкую слободу учиться – вот и вышел неслух.
Возницын недовольно сдвинул брови. Ему было неприятно, что сестр, кк все пдчерицы вообще, недолюбливет его мтери.
– А кбы сидел дом нд збуковником, кк мы, д кбы учил тебя дьячок…
– Российской грмоте словолитец типогрфский, Петров, обучл, – буркнул Возницын.
– Пьяниц. Горький человек, – бесстрстно прибвил Мтрен Артемьевн.
– А вш дьяк от Введения, Пфнутий, рзве не потреблял вин? Я и то помню, кк он в сенях влялся…
Мтрен Артемьевн пропустил мимо ушей змечние брт.
– Вот со всякими этими тередорщикми д бтырщикми возился, потому теперь и смого от книги не оторвть! А что толку-то? – Ивн Акимович мой кроме пслтыри ничего не читл, до контр дмирл дослужился. Книг, Сшеньк, не поможет: ндо смому дорогу себе пробивть! В прошлом, семьсот двдцтом годе, говорили тебе: поезжй, Сшеньк, з море! У цря н виду был бы, человеком стл бы!..
– Я и без этого человеком буду…
– Погляжу я н тебя, Сшеньк, упрям ты – ровно дядюшк Прокофий Богднович. Тот вот тк же делл по-своему, пок црь Петр не отослл в вотчину. Тоже, кк и ты, всякие книги читывл – и лтынские и польские, однко Шфиров обсккл! Думский дьяк, стыдно молвить – умер в безвестности, кк площдной подьячий!.. Дй, Сшеньк, я тебе еще пирог с кшей прибвлю, – протянул руку Мтрен Артемьевн.
«Всегд скупя, сегодня не жлеет. Хочет, чтобы подольше меня отчитывть» – мелькнуло в голове.
– Нет, блгодрствую, я – сыт, – скзл Возницын, вствя от стол.
– Ну, хорошо, не слушл нс тут, бог с тобой. Поедешь в низовый поход – гляди, хоть в Астрхни отличись! – бросил вдогонку брту Мтрен Артемьевн.
– Лдно уж, – ответил Возницын, открывя дверь в свою кморку. Тк не хотелось уезжть из ствшего з семь лет близким Питербурх куд-то в длекую Астрхнь. Но всегд от этих глупых рзговоров от этой постылой опеки Мтреши, ей-ей, тошно.
Чорт с ним, с походом! Скорей бы уж ехть! По крйней мере см себе хозяином будешь!
Возницын глянул в небольшое оконце.
Апрельское небо было тк прозрчно. Вокруг дмирлтейской бшни, повизгивя, носились стрижи.
Неясня грусть сжл сердце. Зхотелось чьей-то лски, теплых, учстливых слов.
И тотчс же перед глзми встло крсивое лицо гречнки, хозяйки Борютиных.
С того пмятного вечер, когд зхмелевший Возницын поцеловл ее в губы, гречнк при встрече с Возницыным глядел н него кк-то особенно и лукво улыблсь.
Возницыну от этого взгляд стновилось неловко и вместе с тем приятно.
Хотелось еще рз остться недине c ней, но все кк-то не получлось. Сколько рз невзнчй ни зходил к приятелям Возницын, всегд один из Борютиных был дом.
«А ведь сегодня Лук стоит н круле у чсового колокол, Свк с Андрюшей Дшковым лдился идти удить рыбу… Рзве сходить?»
От этой мысли слдко зныло в груди. Кровь бросилсь в лицо.
Возницин воровто оглянулся н дверь и, сняв со стены прик, стл торопливо одевться.
Мтрен Артемьевн говорил н кухне с дворовой девушкой – т гремел посудой, – и Возницын н цыпочкх, неслышно прошмыгнул в сени.
Подходя к знкомой мзнке с кирпичной трубой и выкршенной охрой ярко-желтой дверью, Возницын еще издли увидел мть Зои, высокую, костлявую струху. Он держл н рукх годовлого Анстс, крикливого, избловнного млденц, и рзговривл с кким-то человеком.
Человек был в сермяге и войлочной шпке немосковского покроя. Ткие шпки Возницын видел в дмирлтействе у плотников, пригннных из-под литовского рубеж.
«Струх н дворе – знчит, Зоя одн», – с рдостью уточнил Возницын.
Придерживя шпгу, он с деловым видом зшлепл по грязному дворику, лвируя между куч мусор.
– Я есцо в Смоленску не були, син тм есцо недвно… – услышл он струхину фрзу.
Возницын влетел в мзнку. Сердце у него учщенно билось. В первой хозяйской комнте было тихо – шум доносился из кморки постояльцев.
Возницын открыл дверь к Борютиным и остновился н пороге.
Посреди комнты у колченогого стол, стоял гречнк.
Рукв у нее были зсучены. Он скребл ножом жирный от двней грязи борютинский стол. По всей столешнице шли, точно борозды, светлые полосы. Грязь струйкми стекл со стол н кирпичный пол.
Услышв шги, гречнк тк и змерл с ножом в руке. Он, улыбясь, смотрел н Возницын. Глз ее лсково поблескивли.
У Возницын зхвтило дух. Он стоял, глядя н ее полные плечи, голые до локтей руки и н позеленевшую медную цепочку нтельного крест, ускользвшую куд-то в широкие недр груди.
– Борютин дом? – чуть выдвил он.
– Нет, – ответил Зоя одними губми. Возницыну покзлось, что ее глз говорят о другом. Он рвнулся вперед и схвтил ее в объятия.
Нож, звякнув, выпл из рук гречнки.
– Охи, ди? тон фео?н, о?хи…[9] – зшептл гречнк, отстрняясь от Возницын и испугнно кося глзми.
Возницын, не обрщя внимния н то, что одн рук его сжимет мокрую, грязную руку гречнки, полы кфтн вытирют стекющие со стол мутные струйки, все притягивл Зою к себе. Он упорно тянулся губми к ее полным, сочным губм.
Но в этот момент из хозяйской половины рздлся не столько грозный, сколько нсмешливый окрик:
– Полундр!
Возницын отпрянул и оглянулся. Дверь н хозяйскую половину он не зкрыл. Ширм из строго прус был полуотдернут, и н Возницын, иронически посмеивясь, глядел крсивый, черноглзый грек. Он лежл, рзвлясь н лвке у стены, и курил.
«Поплся. Стыд и срм!» – пронеслось в мозгу Возницин.
Он шгнул через порог и, не зботясь уже о том, чтобы сохрнить деловой, серьезный вид, пулей пролетел мимо струхи, рзговриввшей с человеком в сермяге.
Возницин почти бежл по улице, придерживя одной рукой треуголку. Все лицо горело. Было стыдно. Было досдно.
Но муж, глерного кпитн, толстоносого и толстогубого, противного грек, он знл. Это был – не муж.
«Кто же это?» – догдывлся Возницын.
IV
„Третияндесять добродетель пристойня девицм есть стыдливость”.
По спокойной полноводной Неве плыл прозрчный, слегк голубовтый лед.
У пристни, где стоял Софья, льдинки с легким звоном удрялись о деревянную обшивку свй, рядми укреплявших топкий берег, нседли одн н другую и, шурш, проплывли дльше.
Софья смотрел н широкую, чистую реку, и ей вспоминлись мутные воды невзрчной Неглинной с берегми, звленными нвозом и мусором.
После сухопутной, крепко вросшей в землю бревенчтой Москвы этот мзнковый, кирпичный город н островх, исчерченный вдоль и поперек кнлми и протокми, город н воде, был Софье необычен.
Но з три недели ей уже полюбились кудрявые петербургские остров, непотухющие зори белой ночи и широкий простор быстрой Невы.
Длекя Москв предствлялсь Софье кким-то зтхлым, тесным зпечьем.
Софья стоял, рспхнув полы шубейки.
Еще позвчер в Питербурхе свирепствовл снежня буря, хлопьями влил снег, сегодня выглянуло солнце.
Сегодня Софья смогл выйти из дому погулять: кпитнш Мишуков поехл к дяде, князю Меншикову, н Всильевский остров и взял с собой кпризного, избловнного Коленьку, с которым Софья принужден был проводить целые дни.
Софья с звистью глядел вслед мишуковскому боту, который приближлся к Всильевскому острову. Софья еще ни рзу не был в смом городе: ни н Березовом острове, где в топкой низине стояли крсивые двухэтжные дом, нд рекой возвышлись бстионы крепости, уствленные пушкми, и блестел вызолочення колокольня собор; ни н веселом Всильевском, где широко рскинулся меншиковский сд, трехэтжный дом князя ярко горел н весеннем солнце позолотой лепных укршений. Он только издли любовлсь всем этим и слушл, кк с городской крепости доносились звуки гобоев и труб (был полдень), потом нчли свой мелодичный перезвон курнты.
Д и здесь, н Адмирлтейском острову, пропхшем смолой и пенькой, Софья не был нигде дльше Адмирлтейств.
Он повернулсь и пошл прочь от реки.
Софья минул достривющийся кирпичный собор Иския Длмтского, стрнный, кк и все постройки в этом нерусском городе: вместо привычных московских глв-луковиц нд деревянной крышей сиротливо громоздился один купол, н трехъярусной колокольне, стоящей еще в лесх, торчл, точно в Адмирлтействе, высокий, острый шпиц.
Софья минуту постоял у собор, посмотрел, кк вверху, вокруг колокольни, кружились, весело повизгивя, стрижи, и пошл дльше через зеленеющий пустырь.
У Невы нечего было смотреть: спрв вдоль реки тянулись невзрчные мзнковые домики. А з ними, ближе к прядильному кнлу, пересекющему всю площдь до смого Адмирлтейств, виднелись ккие-то громдные мбры. Софья и нпрвилсь туд.
Он шл по вытоптнной тропинке. Под ногми то и дело хлюпл вод. В более топких местх лежл нстлнный хворост или брошенный обломок доски. В кнвх, полных ржвой воды, квкли пригретые солнцем лягушки.
Софья минул стоявшую в стороне от других построек кменную «смоляную бню», где курили смолу, и пошл вдоль прядильного кнл.
З кнлом, н островке, тянулись лесные мбры – склды корбельного и мчтового лес. Лес лежл всюду – дубовые в дв обхвт комли выпирли из-под нвес мбров; длинными, ровными, кк свеч, соснми был звлен весь берег. Бревн плвли в мутной воде кнлов, со всех четырех сторон окружвших островок.
Островок кончился. Софья пошл дльше вдоль кнл и уперлсь в целый ряд мстерских.
Здесь воздух дрожл от звуков: лязгло железо, визжли пилы, стучли топоры, слышлся веселый перестук кузнечных молотов.
B рскрытые двери кузницы летели искры. Черные до белков глз кузнецы гоготли что-то, кивя в сторону Софьи. Вся земля был покрыт тертым, искрошенным углем.
Софья решил возврщться нзд – дльше ничего интересного не предвиделось. Но он не хотел итти прежней дорогой – вдоль кнл. Миновв огромные прядильные дворы, где крутили кнты и где пеньковя пыль столбом стоял в воздухе, Софья пошл по грязной улице морской слободы.
Он шл вдоль этих низеньких, одноэтжных, похожих друг н друг, мзнок. Крошечные окн были кое-где открыты. В окне виднелся горшок с бльзмином, кошк, стртельно вылизывющя грудку, и белобрыся безбровя хозяйк в кмортковом чепчике с кружевми. Здесь жили дмирлтейские служители.
В другом дворе сушилось рзвешнное белье – лтные порты, сорочки и зстирнные пеленки из прусного холст. Бельишко висело н куске толстенного кнт. Был ясно: влделец всего этого добр – корбельный человек.
Софья прошл уже большую половину морской слободы, когд встретилсь с профосом.
Нвстречу Софье, окруженный босоногими дмирлтейскими ребятишкми, шел посредине грязной улицы пожилой низколобый мтрос. Он двиглся медленно: видно было, что мтрос тщит з собой н веревке ккую-то тяжесть.
Пожиля женщин, проходившя через улицу с ведрми, остновилсь и, придерживя одной рукой н плечх коромысло, другой истово крестилсь.
Трое моряков, стоявших у мзнки, кк-то неприязненно косились н эту процессию.
Софья ускорил шг и увидел: мтрос, обливясь потом, волочил по улице, словно ккую-то вещь, мертвого товрищ. Веревк был продет подмышкми труп. Зпрокинутя голов билсь по земле, поворчивясь то в одну, то в другую сторону посиневшим, изможденным лицом с дико вытрщенными глзми. Зкостеневшие руки и ноги мертвого мтрос оствляли н уличной грязи следы, кк от полозьев.
У Софьи потемнело в глзх. Он поштнулсь, хвтясь з угол мзнки.
Чья-то крепкя рук поддержл ее. Софья пришл в себя. Рядом с ней, в темнозеленых кфтнх, стояли дв грдемрин: один длинноногий, с небольшими русыми усикми, скривившись, смотрел н профос; другой – востроносый и востроглзый, лукво посмеивясь, держл Софью з локоток.
Софья выдернул локоть и, пересиливя стрх и отврщение, подошл к толпе, окружвшей низколобого профос.
Тут были рбочие с ближйших дворов – кузнецы, пильщики; т же бб с ведрми, несколько мтросов и солдт-конвоир с двумя кторжникми в немыслимых отрепьях. Солдт был одет немногим лучше кторжных – обшлг изодрнного сермяжного кфтн были рзные: один – коричневый, явно кршеный ольховой корой, другой – вычернен сжей.
Между взрослыми шмыгли ребятишки, желвшие видеть все рньше других.
Профос стоял, вытиря руквом вспотевший лоб.
Из-з толпы Софье только были видны худые, нелепо вытянутые, голые ноги труп.
– Что это, он см умер, или кк? – спросил, не обрщясь ни к кому, бб с ведрми.
– Не видишь рзве: профос тскет – знчит, человек от своих рук утерялся, – сумрчно кинул один из мтросов.
– И чего ж это он, горемычный, руки н себя нложил?
– С добр не сделешь, – живо откликнулся конвоир в сермяжном кфтне. – Вон гляди – молодчики пошли, – он кивнул н проходивших по улице чьих-то, княжеских или посольских, гребцов. Гребцы были в новеньких крсных триповых мундирх и черных брхтных колпчкх с золотыми кистями. – Тким голубчикм петля н ум не придет: сыты, обуты, одеты. А поживи, кк нш брт, солдт, по дв год без жловнья д походи в тких отрепьях – во (конвоир рсствил руки, глядя н свой некзистый кфтн), что дже летом в крул совестятся нзнчть, – до всего дойдешь! – зпльчиво скзл он и обвел всех глзми, точно желя посмотреть, кто будет оспривть эту истину.
Толп молчл.
Профос поплевл н лдони и потщил труп дльше.
Толп медленно рсходилсь.
– А зчем все-тки тскть его по улицм? – робко спросил Софья у востроносого грдемрин, который ни н шг не отходил от Софьи.
– Зкон ткой: ртикул сто шестьдесят семь, – колол Софью острыми глзкми грдемрин.
– Д не сто шестьдесят семь, сто шестьдесят четвертый ртикул, – улыбясь белыми, ровными зубми, скзл его длинноногий товрищ. – Длся тебе в пмять сто шестьдесят седьмой!
Софье вдруг стло стыдно, что он говорит с незнкомыми. Он круто повернулсь и, не оглядывясь, быстро пошл к Адмирлтейству.
– Куд же вы, цыгночк? – кричл вслед востроносый грдемрин.
– Д брось ты, Мсльский! Хочешь и впрвду сто шестьдесят седьмой ртикул зрботть! – смеялся товрищ.
Софья почти бежл. Из головы не выходил ужсня процессия.
«Кто ткой профос?» – думл он.
Но, вместе с этими мыслями, мелькли и другие:
«Востроглзый – ткой смешной, лицо, точно у курицы – без подбородк. А тот высокий очень недурен».
V
– С духовными рхиепископ см спрвится: н Лзря Кбков хорошее доношение состряпли, все его продерзости вывели – и кк н мосту, у Алениной трубы, пьяным влялся и кк в епитрхили верхом н лошди ездил. А вот чем бы князю Ггрину рот змзть?
Глтьянов озбоченно посмотрел н Шилу.
– Кому? Губернтору? Блболке этой? А он при чем тут? – удивился Шил.
– В следственной комиссии н рхиепископ горы роет.
– З что?
– Чорт его знет. Обиделся, должно быть, что Филофей ему меду митрополичьего не прислл.
Шил сосредоточенно думл о чем-то, пощупывя свою пегую, клинышком, бородку.
Они стояли у гостиных рядов, н углу. Мимо них шли с бзр и н бзр пешеходы, ехли подводы.
Бзр шумел. Ржли лошди. Где-то пронзительно визжл поросенок.
Слепцы-нищие монотонно тянули божественную песню:
Взойди, пненк,
Н круту гору,
Ой, Езу, мой Езу,
Н круту гору.
Гремя колесми, с площди выехл порожняя телег. Мужик, сидевший в телеге, увидев Шилу и Глтьянов, содрл с головы шпку.
Шил глянул н него и просиял:
– Михлк! Печкуров! Погоди! – весело крикнул он.
Мужик послушно остновил лошдь.
– С чем это приезжл? – подходя к нему, спросил Шил.
– Мясо привозил – хозяин корову зрезл.
– Что ж, Боруху мытных и корчемных доходов уже мло? Мясом торговть здумл? – помрчнев вдруг, скзл Шил.
– Не, коров объелсь житом, ее и прирезли.
– Почему см Борух или его сынок Вульф не повезли, тебе доверили?
– Вчер ж был суббот: им ни ездить, ни торговть нельзя – грех.
– А что ты воскресенья не соблюдешь – это ничего?
– Э, мне – соблюдй, не соблюдй – одн корысть: все рвно без хлеб сидеть! – иронически улыбясь, мхнул рукой Печкуров. – Орем землю д глину, едим мякину, кк говорится…
– У меня, Михлк, к тебе дело есть. Зедем н минутку к нм, – скзл Шил.
– Проше, – ответил Печкуров, услужливо уступя место, см сдясь в передок телеги.
– Пне Глтьянов, поехли, – кивнул Шил.
Грек, не понимя еще, ккое отношение может иметь эт встреч к их недвнему рзговору, послушно сел в телегу рядом с Шилой.
* * *
Корчм был нбит битком – рзъезжлись с бзр, и нрод все время прибывл.
Н лвкх з рсштнным столом двно не хвтло мест – пили стоя. Двое питухов удобно рсположились в углу, усевшись н черном от стродвней грязи, зплевнном полу.
У стойки было особенно тесно – лезли, толкясь, к бочке с полпивом.
З бочкой лежло пропитое добро: поношення свитк, новые лпти, трубк полотн, стрый хомут. А сверху всего нелепо подпрыгивли связнные по ногм куриц и петух, – хозяин, видимо, не донес их до бзр. В корчме стоял дым коромыслом – шум, гм, песни, ругнь.
Кто-то стучл по столу кулком тк, что дребезжл посуд. Кто-то ндсдно икл и отплевывлся. Ккя-то подгулявшя бб здорно пел «подушечку»:
Чи ты стр, чи не дюж,
Иль якое лихо,
Я чешуся, копошуся,
А ты лежишь тихо.
Подушечк, подушечк,
Д ты пуховя,
Молодушк, молодушк,
Д ты молодя…
Лысый пьяненький дед в дырявой посконной рубхе, подпояснной лыком, все время лез к бочке, ругясь со всеми и крич целовльнику:
– Серег, орлёня твоя душ. Отдй шпку!
Целовльник, проворный русоволосый прень, делл свое дело, не обрщя внимния н крики.
– Хитер, дед, – пропил шпку, теперь нзд требуешь! – пошутил кто-то.
– Не, не пропил – в бочку свлиллсь, – ответил дед. И вдруг, поняв безндежность положения, зплкл пьяненькими слезми: – Шпку!..
– Демьяныч, вынь, пусть не скулит! – попросил целовльник чей-то трезвый голос.
Целовльник, нливя полпиво, подцепил ковшом и вытщил из бочки что-то нмокшее, бурое.
– Это, что ль, твоя? Принимй!
Нрод рсступился. Дед, поштывясь, шгнул к бочке и взял из рук целовльник порядком нмокший войлочный колпк.
– В другой рз будешь знть, кк нд бочкой ворон ловить! Пьешь, тк пей, не ротозейничй! – скзл целовльник, вытиря мокрые руки о свои русые волосы.
А дед в это время, подствив рот, выжимл из шпки полпиво.
По бороде текл ккя-то буря смесь полпив и грязи.
– Вот догдлся…
– От ткого сусл срзу протрезвеешь, – смеялись кругом.
Печкуров не видел этой сцены – он сидел в противоположном углу з столом. Шил подрил ему з рсскз о зверовичском откупщике шесть грошей, и Печкуров пропивл их.
Охмелев от первой полкврты, Печкуров с жром говорил нерзговорчивому куму, которого встретил в корчме:
– Спршивет: «Где зверовичские иудеи богу молятся?» – У Андрея Горбченк, что возле речки живет, клеть, говорю, нняли – туд ходят. – «А в вино, спршивет, ничего не мешет, вино Борух продет чистое?» – Вино, говорю, доброе – без пригру, пить бы ткое до смой смерти. Только в прошедший вторник переливли бочку – ншли н дне утоплую мышь, это, говорю, действительно, было, тк – вино кк вино. Тут Шил и почл мне проповедь читть: «Ндо, говорит, нм жид некрещеного со свету сбвить – от них, говорит, все утеснение».
– Шиле – утеснение, это верно, – вствил кум. – Нмедни при мне Борух у него из-под нос шесть возов жит перехвтил – у полковницы Помскиной.
– А про что ж я тебе говорю? – нетерпеливо перебил кум Печурков. – Ну вот, Шил мне и то и сё про него: он мол, ткой д эткой. А я сижу д и думю: все вы для нс черти одной шерсти – что ты, что Борух. Купцы! Ловки чужим трудом жить! Неверно говорю, скжешь? – зпльчиво спросил Печкуров, нклоняясь к куму.
– Верно, кум, верно: лычко с ремешком не связывйся!
Кумы чокнулись.
Косясь н миску с жреной брниной и до половины выпитый зеленый штоф, человек в подряснике бойко читл:
– «По взятьи з его имперторского величеств из-з польского короля город Смоленск и княжеств Смоленского, утвержден был одн христинскя блгочестивя вер во всем княжестве смоленском, жидовскя погня вер искоренен был без осттку, и то блгочестие было без помештельств рзных вер многие годы. А вице-губернтор смоленский князь Всилий Ггрин допустил в кбцкие и в тможенные откуп и во всякие торги в тое смоленскую провинцию из-з литовского рубеж жидов, которые с женми и с детьми меж христинского нроду рзмножились и, живучи в Смоленском и в уездх той провинции, строзконием своим чинят в простом нроде смуту и прельщение…»
Шил внимтельно слушл, нклонив голову нбок. Глтьянов курил, щуря крсивые глз. Улыблся, довольный. Чтец, проглтывя нбегвшую слюну, читл дльше:
– «Шбус свой по своей вере содержт твердо, в субботу денег з свои промыслы не принимют, нш воскресный и другие господственные и богородичны и нрочитых святых прздники уничтожя, всякими промыслы с простым нродом христинского зкону торгуют и н всякую рботу в те дни нймют.
И многие христине, смотря их проклятое прельщение, слушя их, рботют не только в воскресные дни, но и во все прздники христинского зкон и тем от церквей божиих простой нрод отврщют…»
Человек в подряснике окончил, вопросительно глядя то н Шилу, то н Глтьянов, больше всего н зеленый штоф.
– Хорошо, знозисто получется! – потиря от удовольствия руки, похвлил Шил.
– У Мкр получится – не сомневйся! Ггрин от нс не отвертится, – спокойно уронил Глтьянов.
Человек в подряснике признтельно хихикнул и, вынув из-з ух перо, сделл вид, что собирется продолжть писть.
– Погоди, Мкрушк, – зсуетился Шил. – Н, брт, выпей!
Он нлил большую чрку водки.
Человек в подряснике перекрестился, выпил и, потщив пльцми из миски кусок брнины, зчвкл.
– А нсчет мышей, не збыл, Мкрушк? Кк в бочке с вином мышь утопл? Печурков нмедни скзл! – спросил Шил.
– Все упомнил, – ответил человек в подряснике и взялся з перо.
В хте снов стло тихо. Только скрипело по бумге перо д звенели нлетевшие со двор комры; дверь в сени стоял нстежь – в хте от нтопленной печи было душно.
Шил сидел н лвке в одной рубхе. Глтьянов курил, косясь н перегородку, откуд слышлся шопот жены Герсим Шилы.
Человек в подряснике стртельно строчил.
Шил нетерпеливо ерзл по лвке, пощипывя пегую бородку, – ему не терпелось.
– А может, передохнешь млость? – через некоторое время робко спросил он у человек в подряснике.
– Вот ужо допишу достльное, тогд, – не подымя головы, отвечл тот.
Нконец он кончил писть.
Шил придвинулся ближе. Глтьянов поднял голову. Человек в подряснике высморклся в полу, утер нос рукой и, откшлявшись, прочел:
– «А который скот оные жиды бьют, из тех, усмтривя негодное мясо, ткже буде у них впдют в чны мыши в ккие хрчи, и те хрчи продют првослвным христинм, не очищя молитвой, простой нрод у них покупют и тем души свои сквернят.
«Еще ниболее той прелести весьм нестерпимое повреждение првослвным христинм чинится, что из помянутых жидов Смоленского уезд сел Зверович тможенных и кбцких сборов откупщик Борух Лейбов, ругясь ншею христинскою верою, учинил препятия и спор в првоверности, построил в селе Зверовичи близ церкви Николя чудотворц свою жидовскую школу, в которой бсурмнскую свою веру отпрвляют.
«А прочих их жидовских прелестей и всяких нроду повреждениев ясно произвести з простотою не знем, но уповем н вше святейшего првительствующего Синод рссуждение и просим, дбы оных христинской веры противников жидов из Смоленской провинции выслть з литовский рубеж, до откупов или до кких торговых промыслов, з оным их прельщением и явным рзорением, не допускть, дбы тем првослвную христинскую веру утвердить…»
Человек в подряснике окончил, победоносно глядя н доносителя.
Шил сидел, нсупив седые брови, что-то сообржл.
– Георгий, не многовто ли хвтили? – спросил он, вопросительно глядя н Глтьянов. – Ведь школы-то они в Звервичх не строили, в клети у Горбченк молятся…
Глтьянов рссмеялся.
– От Питербурх до Зверович длеко: Синод очезрительно не увидит! А проверять пришлют кому? Архиепископу. Стло быть, чего ж тебе бояться? Мкр знет, что пишет!..
Человек в подряснике глядел вбок, хитро улыбясь.
VI
Возницын открыл глз и по долголетней привычке срзу глянул н стену, где висел кртин, изобржвшя трехмчтовик. Если солнце доползло по стене до него, – знчит, уже шестой чс: пор вствть и бежть в клссы, в Акдемию.
Солнце зливло трехмчтовик.
Возницын хотел было вскочить с кровти, но глянул н стол, н котором лежли брошенные лишь бы кк учебники – тблиц синусов, «книг флгов» Алярд, истрепнный Дегрф – и рзом вспомнил весь вчершний день.
Эти книги были уже не нужны: вчер все покончено с Акдемией, вчер экзменовли и бллотировли в мичмны.
Звтр – в путь, в Астрхнь, к црю, сегодня можно еще лишний чсок поспть.
Он улыбнулся и потянул одеяло н голову.
Последний день в Снкт-Питербурхе пролетел кк-то совершенно незметно.
Когд Возницын поутру, в восьмом чсу, пришел в Акдемию, он не зстл никких знятий: Акдемия готовилсь к отпрвке мичмнов и грдемринов в низовый поход.
Морскя гврдия всех клссов, нчиня от млдшей рифметики и кончя сферикой, слонялсь без дел из одной клссной плты в другую. Обсуждли поездку, говорили с уезжющими. Некоторые из более молодых и ретивых звидовли тем, кто отпрвляется с кпитном фон Верденом в поход, другие, пострше, вроде сороклетнего грдемрин Луки Борютин, соболезнующе глядели н уезжющих.
У клсс плоской нвигции стоял групп грдемрин, плотным кольцом окружвшя кого то. Слышлись взрывы смех – очевидно, рсскзчик потешл всех ккой-то збвной историей.
Подойдя ближе, Возницын узнл голос Мсльского:
– Мичмн Телепнев рзвернулся д к-к бцнет ему в рыло. Тк глз нгличнину и вышиб! Англичнин – в суд. Зпросил з глз пятьсот фунтов стерлингов, у ншего Телепнев ни шиш в крмне…
– Ого!
– Вот тк поплся! – послышлсь в толпе.
Возницын уже прошел мимо них, но востроносый князь Мсльский зметил его и окликнул:
– Сшеньк, здрвствуй! Ты что это с мушкетом ходишь? Еще не сдвл? Беги проворней в цейхгуз – все уже сдли. Сейчс мундиры получть будем.
Возницын зторопился.
Н дворе его остновил Свк Бюрютин:
– Возницын, погоди, ты сдешь – тебе все рвно, – двй обменяем лядунки: твоя новя, моя вишь ккя – должно быть, Прутский поход видл…
Возницын, обменялся лядункми и подошел к цейхгузу: он последний сдвл все кзенное добро – мушкет, нтруску, лядунку. Но зто мундир для поход получил первым.
Когд Возницын, нгрузившись одеждой, отошел от двери, его обступили все – и уезжющие и остющиеся. Кждому не терпелось посмотреть, пощупть своими рукми новое обмундировние.
– Бострок ничего – тиковый, кфтн ккой? – тянулсь из-з грдемринских плеч чья-то рук.
– Не видишь – кнефсный!
– Подклдк худя – хрящевя…
– А ты бы тлсную хотел?
– Глстук-то пестрядинный, – тщил кто-то из ворох обмундировния глстук.
– Не тяни, вытщишь совсем – потеряю, – остновил его Возницын.
– Митьк, бшмки-то, глянь, не остроносые, кк у мтросов, тупоносые…
Перебирли, тормошили все – рубхи, портки, чулки.
– Сш, и н сколько годов все это? – спросил Свк Борютин. – Н дв?
– Н год.
– Полно – н год: до кпитн в этом дослужишься, – съязвил стрый грдемрин Пыжов.
– Ну, хвтит – нгляделись! – протискивлся сквозь толпу Возницын.
Его обогнл Мсльский, который мчлся со своим узлом во весь дух.
– Ты это куд тк торопишься? – спросил Возницын.
– Я пойду в клссную плту примерю, потом в швльню стщу – успеют к вечеру переделть.
Возницын улыбнулся:
– Э, стоит ли возиться!
И пошел домой.
Дом н обновку тотчс же нкинулись осмтривть, ощупывть, оценивть сестр Мтрен Артемьевн и вся дворовя женскя прислуг.
А Возницын, зхвтив со стол книги, которые он брл у профессор Фрврсон почитть, пошел к нему н квртиру.
Профессор бердинского университет Андрей Днилович Фрврсон, мтемтик и строном, жил при Акдемии, в небольшой плте с сенцми. Все углы плты были звлены книгми, чертежми, рукописями, кртми.
Возницын зстл стрик дом.
Фрврсон в туфлях н босу ногу и без кфтн, в одном жилете, сидел у стол и знимлся всегдшней домшней рботой – испрвлял очередной перевод ккой то книги.
Стрик обрдовлся приходу Возницын: Фрврсон любил грдемрин Возницын з то, что он хорошо учился (хотя и не обнруживл особой склонности к мтемтике), глвное – з то, что Возницын имел пристрстие к чтению. Фрврсон охотно двл грдемрину книги из своей большой библиотеки.
Фрврсон усдил Возницын н тбурет, см, ежеминутно, нюхя тбк и сморкясь в клетчтый носовой плток, бегл по комнте. Он говорил Возницыну, кк должен держть себя молодой человек, вступющий в смостоятельную жизнь.
Возницын смотрел н подвижного, щуплого Андрея Днилович, н продрнные локти его сорочки, н плохо пудренный прик, и ему стло жль одинокого стрик.
Он сидел и думл о том, кк охочя н всякие прозвищ морскя гврдия нелепо прозвл этого доброго, простого человек «Форсуном». Првд, Фрврсон был очень горяч и смолюбив и не спускл никому – дже смому директору Акдемии. Вся морскя гврдия помнит, кк нгличнин отрезл тогдшнему директору, брону Сент Илеру, который хотел преподвть вместо него геодезию: «Нечего лезть в преподвние той нуки, которой см не сведом». Но ккой же он – форсун?
Возницын не хотел ндолго отрывть Фрврсон от рботы. Он терпеливо выслушл все нствления и стл прощться.
Фрврсон тряс его руку, желя блгополучного возврщения из поход. А когд Возницын уже повернулся к двери, профессор вдруг спохвтился – он остновил Возницын и, подскочив к ближйшей стопке книг, лежщих н полу, выбрл в подрок Возницыну две книги.
– Вот, почитете в дороге!
От Фрврсон Возницын зшел н минутку в Акдемию – ему хотелось в последний рз взглянуть н те комнты, где он провел восемь лет.
В клссных плтх никого уже не было: все рзошлись по квртирм.
Возницын прошел мимо этих небольших комнтушек, пхнущих кким то густым, зстоявшимся зпхом.
Вот меркторскя нвигция, нвигция плоскя, геометрия. А дльше – рифметик.
В этой комнте Возницын провел первую зиму в Питербурхе. Печи тогд в Кикиных плтх были худые, из окончин дуло. Здесь Возницын впервые подрлся с Мсльским из-з испорченного лист лексндрийской бумги: Мсльский толкнул Возницын под локоть, когд он чертил. Здесь же весь клсс болел чесоткой, и их лечили противной мзью из дегтя, порох и сл.
Кк это двно было и кким теперь все это кжется милым!
Он ходил по комнте, с нежностью вспоминя, где гнется ккя половиц, внимтельно осмтривл изрезнные ножми столы стрясь отыскть среди отметин свои следы.
Не хотелось уходить из этих комнт, но уходить ндо было.
Возницын ушел домой обедть.
После обед он сложил вещи в дорогу и, пользуясь тем, что сестр отдыхл, потихоньку ушел к Андрюше Дшкову: в последний вечер выслушивть ндоевшие сестрины рцеи было тошно.
Возницын зсиделся у Андрюши Дшков. Было уже з полночь, когд он собрлся уходить из Переведенской слободы, где жил Дшков.
– Любуйся и последний рз белой ночью: в Астрхни, поди, тких не увидим. Ишь, кк светло – хоть смую мелкую литеру читй! – скзл Андрюш, выходя вместе с Возницыным н двор.
Ночь действительно был хорош – светл и прозрчн. Н большой перспективной дороге можно было пересчитть кждый кмешек.
Отчетливо слышлось, кк н Всильевском перекликлись трещотки крульных. Где-то в морских слободх ляли собки. А у Безымянного ерик зливлись соловьи. Возницын неспеш пошел домой.
Спть совсем не хотелось – голов был полн мыслей. Сегодня – последняя ночь в Снкт-Питербурхе, тм – неизведння, новя, смостоятельня жизнь.
В прошлом – опек сестры Мтрены Артемьевны и укзк шурин, рыжей рыси, контр-дмирл Ивн Акимович Синявин. В прошлом – восемь лет Морской кдемии, где кждый шг зрнее определен и рзмерен.
Н молитву – зимой в семь, весной – в шесть. В клсс итти по суковтым, неровным полм Кикиных Плт – «безо всякой конфузии, не досдя друг другу». В холодном клссе – не бесчинствовть, потому что у дверей с хлыстом в руке дремлет н тбурете отствной солдт, «дядьк». Вообще «друг другу иметь всевозможное почтение и друг друг нзывть моим господином» – тк нпечтно в инструкции цря, которя хлебным мякишем прилеплен н стене зл.
Тк же ясно и в остльном.
Нуки: фортификция, нвигция, геометрия и прочие до рисовния и ткелж.
Нствники: если мтемтик – живой Андрей Днилович Фрврсон, если нвигция – мямля Степн Гвын, если фрунт – сволочной руск, ротный кпитн Козинский.
По нукм дются и кормовые деньги: кто в рифметике – получй в сутки четыре деньги, в тригонометрии – восемь, в нвигции плоской – всех десять, в круглой – три лтын две деньги!
Живи д остерегйся одного: «имей воздержние от худых дел»! З худые дел – кошки, розги и дже – сквозь строй.
В прошлом все точно и ясно. Никких хлопот и збот.
Не то – в будущем.
В будущем – утомительно-длинное путешествие в неведомую Астрхнь, поход с црем в Персию по своенрвному, бурному Кспию (это не Мркизов луж) и первя встреч с неприятелем в море…
Трусости нет – Возницын не трусил, но спокойнее, приятнее было бы никуд не ездить, учить геодезию, диурнл, ходить в Адмирлтейство изучть члены корбельного гол, стоять н чсх у всегд пустой денежной кзны, в свободную минуту збежть к любезному Андрею Дниловичу з книгми, чтобы потом – н чсх ли, во время урок ли – рзмышлять нд крткими и «узловтыми» изречениями философов.
Приятели – те думют по-иному: они об довольны предстоящей поездкой.
Андрюш, звзятый рыболов, целый вечер только и говорил о том, кк он будет ловить в Астрхни рыбу.
А Мсльский, который в пригннном по фигуре новом кфтне збежл н минутку покзться товрищм, твердил о другом:
– В бою легко отличиться! А в Астрхни, скзывют, много вин и крсивые, подтливые грянки…
Для Мсльского все везде легко и просто.
Возницын, рздумывя, шел по перспективной дороге.
Пройдя мост через Мью, Возницын у дом дмирл Крюйс свернул впрво и по привычке пошел вдоль реки: он всегд возврщлся домой от Андрюши этим путем – здми, чтобы не вступть в рзговоры с рогточным крулом.
С этой стороны у домов не было ни души.
Он шел по вязкому берегу Мьи.
Н противоположной стороне реки, среди редкого ивняк, кричл, точно нес крульную службу, дергч.
Из-под ног Возницын то и дело шлеплись в тинистую Мью лягушки. Иногд в реку пдл отвлившийся от берег ком земли
Возницын шел, глядя н реку, в которой дрожли отблески непотухющей зри.
Вдруг он зпнулся з невыкорчевнный пенек и споткнулся, злопотв бшмкми и шпгой.
Треуголк слетел с головы.
– Ах, чорт! – выруглся Возницын.
И тут он услышл нд собой звонкий смех.
Возницын смущенно оглянулся: из рскрытого окн ближйшего дом н него глядел, смеясь, молодя девушк.
Возницын не ншелся, что скзть.
– Третьеводни вы ндо мной смеялись, кк я хотел упсть, сегодня сми чуть не упли, – просто скзл девушк.
– Ах, это вы? – нконец узнл он Софью.
Тогд, в Морской Слободе, он не обртил внимния н косу девушки, теперь весь подоконник был покрыт рспущенными пушистыми волосми.
– Цыгночк, – вспомнилось ему слово Мсльского. Попрвляя перевязь шпги, Возницын шгнул к окну.
– Что же вы не спите?
– Никк не могу привыкнуть спть в белые ночи: точно днем ложишься!
– Вы, должно быть, недвно в Снкт-Питербурхе?
– Три недели. А вы?
– Я прожил здесь восемь лет, звтр уезжю, – с сожлением скзл Возницын.
– Куд?
– В поход. К црю, в Астрхнь.
– Ах, кк бы я хотел куд-нибудь поехть! – всплеснул рукми девушк. – Стрсть люблю перемену!
– А я ноборот: мне жлко уезжть.
– А вы не уезжйте, остньтесь! – лукво улыбнулсь девушк. – Хорошо?
– И в смом деле, скзться больным, не ехть? – мелькнул в голове Возницын шльня мысль.
В это время в доме стукнул дверь. Девушк в испуге отскочил в глубь комнты и зкрыл окно.
Возницын круто повернулся и с досдой зшгл дльше.
Он прошел несколько домов и остновился, ожидя, не откроется ли снов окно. Он ждл, может быть, снов рздстся этот приятный смех.
Кто он?
Возницын стл перебирть по пльцм все дом.
Тк и есть – в этом двухэтжном доме, обшитом доскми, рзрисовнными под кирпич, жил любимец цря, кпитн первого рнг Зхрий Днилович Мишуков.
Но чорт с ним, с этим любимцем цря и кпитном первого рнг! Кто он? Кто эт миля девушк с ткими хорошими глзми и немного большим, но приятным, сочным ртом.
Дочь?
Дети у Мишуков очень невелики еще – Возницын однжды видел их.
Сестр?
Кжется, у кпитн Мишуков нет сестры. Мсльский нверняк знл бы ее.
Дворовя девушк?
Непохоже!
Кто бы он ни был, во всяком случе сон у Возницын окончтельно пропл.
Возницын прошел еще рз (будь что будет!) под окнми мишуковского дом. Крйнее окно, у которого сидел девушк, было зкрыто. В одном из верхних окон горел свет. Слышлся плч ребенк.
Возницын постоял немного у дом, послушл, кк чуть слышно текл мутня Мья, з рекой попрежнему кричл, точно пилил что-то, дергч, и неохотно пошел домой.
Обрз гречнки потускнел, отодвинулся н здний плн. Теперь из головы не выходил эт черноволося девушк с луквыми глзми.
«А что, если действительно прикинуться больным?» – подумл Возницын.
Но тотчс же предствил себе неприятно-удивленные лиц товрищей – Андрюши и князя Мсльского – и презрительную мину сестры:
– Что – струсил? Эх ты, зеймн!
«Все уедут, я – один… Э, чорт!» – мхнул рукой Возницын и зшгл домой.
И еще несноснее, чем двеч, стл мысль о том, что звтр придется отпрвляться с кпитном фон Верденом в низовый поход.
VII
В эту ночь Софье не удлось зснуть: кпитнш позвл ее нверх, у Коленьки рзболелись зубы, он плкл и не нходил себе мест.
Перепробовли все верные средств: зтыкли дупло воском, клли тертую редьку, чеснок, перец. Софья бегл к денщику Плтону взять у него из трубки нгру – н больной зуб клли этот нгр. Ничто не помогло.
Нконец, уже под утро, Софья вспомнил еще одно средство – тк иногд ее лечил мть Серфим: двил н больной зуб укзтельным перстом.
Укзтельный перст ммши не помогл Коленьке. Кпитнш велел Софье попробовть ндвить н зуб.
Коленьке стло легче.
Пришлось неотступно сидеть при Коленьке до тех пор, пок он не уснул.
Было уже утро, когд кпитнш отпустил Софью.
Софья пришл к себе, и хотя он знл, что под окном никто не может ее ждть, все-тки глянул в него.
Из-з чхлых берез большой перспективной дороги подымлось солнце.
Софья рзделсь и легл в постель, улыбясь кким-то мыслям.
…Ее никто не будил, но Софья проснулсь кк от толчк. Он вскочил и, протиря глз, с тревогой глядел: ей кзлось, будто он уже проспл что-то.
В голове мелькнул вчершний вечер.
Ах, д! Ведь сегодня уходят в поход, в Астрхнь, моряки. И уезжет этот приятный мичмн.
Софья нчл торопливо одевться.
Было еще рно – около полудня.
Нверху у кпитнши стоял тишин – очевидно, и Коленьк и его ммш еще спли.
Софья пошл н кухню умыться и первым делом глянул в окно: из кухни был видн чсть луг перед Адмирлтейством.
Но из-з шлшей и лрей Морского рынк, возле которых уже толпился нрод, трудно было рзглядеть, что делется у Адмирлтейств.
Толстощекя кпитнскя кухрк точно угдл софьино беспокойство. Утиря фртуком полные губы, он невзнчй уронил:
– Сегодня морскя гврдия в поход едет. Нш Плтон не вытерпел – побежл провожть.
Софья, боясь, чтобы не проснулсь кпитнш и не здержл ее, нскоро умылсь и вышл из дому.
Н рстоптнном, грязном Морском рынке было много нрод. Люди ходили между лрями и шлшми взд и вперед.
Тут с большими глиняными кувшинми стояли белобрысые торговки молок.
Рзносчик сбитеню, здоровенный мужик, кричл во все горло:
– Сбитень горяч! Кипит горяч! Вот сбитень! Вот горячий, пьет прикзный, пьет подьячий!..
Ккой-то дмирлтейский служитель, рспялив фризовое портище, рзглядывл его н свет, видимо, собирясь покупть.
Крснощекий молодой прень, опершись о шлш, примеривл тупоносые солдтские бшмки. Продвец их, плутовтого вид человек с серебряной серьгой в ухе, уговривл:
– Д ты не бойся, потяни кк следует – взойдет!
В стороне руглись, плюя друг перед другом, две торговки из лоскутного ряд. Кучк дмирлтейских кузнецов со смехом глядел н эту сцену, подздоривя:
– Не поддвйся, рыжя, зсупонивй!
Софья протолклсь сквозь нрод и срзу же увидел длинную вереницу телег. Они тянулись к большой перспективной дороге. Последние подводы стояли у избы с зсохшей, осыпющейся сосновой веткой под тесовой крышей – у дмирлтейского кружл.
Н некоторых подводх лежло прусное полотно, бичев, кнты. Другие – были порожние.
Возле подвод толпились темнозеленые мундиры морской гврдии.
У Софьи збилось сердце.
Он стл внимтельно рзглядывть моряков, ндеясь нйти среди них вчершнего мичмн.
Но его нигде не было видно.
Софья срзу ншл только его востроглзого и востроносого товрищ, с которым встретилсь тогд в Морской слободе. Востроглзый мичмн тростью выгонял из кружл згулявших подводчиков.
– Ехть ндо, они бржничть вздумли! – кричл он, подгоняя тростью влившихся с крыльц мужиков.
Софья решил, что ее вчершний мичмн где либо в голове колонны.
Он стл уже пробирться вперед, когд сзди послышлось:
– Глядите, нш Сш поспевет!
– Он долговязый – нгонит!
Софья остновилсь, оглядывясь.
От мзнковых домиков Морской кдемии быстро шел к подводм тот высокий мичмн, которого он хотел видеть.
– И у ншего философ ншлсь ззнобушк, – бросил кто то.
– У него ззноб известня – книги. Небось, не в девичьей светелке, в фрврсоновой кморке зсиделся! – издевтельски посмеивясь, скзл Мсльский, спрыгивя с крыльц. – Глядите, ей-же-ей, книги в плтке несет!
– С кем это, Сш, тк долго прощлся?
– Ай д, философ! – подтрунивли кругом, когд высокий мичмн подошел к телегм.
Мичмн смущенно улыблся, сдвигя треуголку со лб н зтылок.
– Ты з чем это, Сшеньк, ходил? – спросил у него коренстый мичмн, лежвший, рзвлясь, в последней телеге. – Пироги, что ли, н дорогу принес? – кивнул он н сверток.
– Книги взял, – ответил мичмн.
Все рссмеялись.
– Я ж тк и говорил: Сш у Фрврсон нд книгми слезу проливет! – ликовл Мсльский.
– Ткя дорог – одуреть с тоски можно! – опрвдывлся мичмн.
– Неужто, Сшеньк, тебе з восемь годов книги еще не осточертели? – спросил у мичмн ккой-то обрюзгший пожилой грдемрин.
– Поехли! Поехли! – рздлось с передних подвод. Темнозеленые мундиры зшевелились.
В суете прощнья уезжющих моряков с остющимися Софья н секунду потерял Возницын из виду. Где-то впереди зпели:
Прощй, Питербурх,
Пришли вести вдруг
Счстия желем
И видеть его чем.
Вся колонн поддержл:
В глерной флот
Скзн поход,
Мы стнем прощться,
С друзьями рсствться…
Нконец Софья снов увидел его – Возницын целовлся с кким-то молодым, совсем мльчиком, грдемрином.
– До свиднья, Свк!
Подводы тронулись.
Софья не спускл глз с Возницын.
Он сидел, полуоборотясь, и глядел нзд, туд, где прожил восемь лет.
И тут востроглзый князь Мсльский, ехвший в передней телеге, увидел Софью. Он зкричл Возницыну, укзывя н Софью:
– Сшк, гляди, кто нс провожет! Цыгночк!
И змхл Софье треуголкой.
Кровь прилил к софьину лицу.
Софья змхл в ответ рукой.
Н мгновение ее глз встретились с глзми Возницын. Потом телегу рзом скрыли проклятые возы с сеном и дровми, стоявшие н Морском рынке.
Софья выбежл из-з них, но пок бежл по непролзной рыночной грязи, телег уже не было видно.
Издлек только донесся обрывок песни:
Авось, возвртимся,
С Питербурхом простимся.
– Сс проскино?! Сс проскино?! [10] – с сожлением скзл сзди чей-то женский голос.
Софья оглянулсь: возле нее стоял крсивя, черноглзя гречнк.
– Уехли нши соколики, – скзл гречнк, обрщясь к Софье.
Софье почему-то стло стыдно – точно ее поймли с поличным. Потупив голову, он быстро пошл домой.
– Сшеньк, – повторял он про себя, – Сш!
VIII
Мухи ползли по босым ногм, по зросшему рыжим волосом лицу, нхльно лезли в глз, в уголки губ.
Тощий еврей дергл во сне головой, сучил длинными, грязными ногми в измзнных прусиновых штнх, но спл.
К корчме кто-то подъехл.
В дверь зстучли.
Тощий еврей не слышл стук, продолжя хрпеть.
– Лейзер, Лейзер! Стучт! – сердито крикнул из-з дощтой перегородки зспнный женский голос.
Лейзер, живший из милости у богтого родственник, откупщик Борух Лейбов, сел, почесывясь; секунду он ничего не понимл спросонья. Потом сорвлся с лвки и, зкричв: «зрз», згрохотл у печки медной кружкой, торопливо поливя пльцы рук. Зтем кинулся в сени.
Зстучл зсов. Дверь рспхнулсь. В сени вошел с кнутом в руке пожилой еврей. Плечи его блхон были все в пыли.
Приезжий поздоровлся с Лейзером и, чуть стряхнув пыль, вошел в хту.
Лейзер, шлепя босыми ногми, збежл вперед и поспешно убрл с лвки, н которой спл, свою постель – ккую-то попону и стрый прусиновый сюртук, вместо подушки лежвший в изголовье н двух березовых поленх.
Приезжий сел у стол, Лейзер ндел сюртук, сунул ноги в стоптнные туфли и вышел из хты.
Солнце только что взошло. Село Зверовичи нчинло пробуждться. Н улице мычли коровы – пстух собирл стдо. Скрипел колодезный журвль.
Н лопухх и крпиве у збор еще блестели кпельки росы.
Лейзер постоял у воз, нгруженного глиняной посудой, и, поплевывя н пльцы, вернулся в хту.
Приезжий, обернувшись к стене, молился, покчивясь.
Хозяин, ушстый и немногословный реб Борух, в шелковом рбе-кнфесе [11] поверх рубшки и в брхтной ермолке, сосредоточенно мыл под жестяным рукомойником пльцы, неспеш подствляя под струю то одну, то другую руку.
А з дощтой перегородкой тяжело ворочлсь н своих необъятных перинх проснувшяся хозяйк.
Лейзер достл с полицы мешочек с тфилин [12] и стл тоже молиться. Когд прочитли «брохс» (утренняя молитв), Лейзер, зхвтив ведр, побежл з водой: тучня, коротконогя Сося-Бся, жен Борух, стряпвшя у печки, уже несколько минут тому нзд со звоном поствил н лвку пустые ведр, двя этим знть, что нет воды.
Лейзер принес воды, нколол дров и только хотел присесть отдохнуть и послушть, о чем говорит реб Борух с приезжим, кк из кморки рздлся визгливый окрик рздржительной хозяйки:
– Врт! Врт! [13]
И зтем:
– Лейзер, возьми ты ее от моей головы!
Лейзер побежл к темной кморке, где стояли бочки с вином и полпивом и где хрнились рзные съестные припсы.
Сося-Бся в темноте, нощупь, доствл что-то в кморке, четырехлетняя Фейг, кудрявя кк бршек, хныкл н пороге: ей хотелось пойти з мтерью, но он боялсь темноты.
Лейзер подхвтил н руки плчущую Фейгу и унес ее н двор, где рботник Печкуров поил лошдей.
Фейг рзошлсь вовсю – он сползл с колен Лейзер, упрямо бил ногми по земле и кричл: «Я хочу к мме», не желя сегодня смотреть н лошдей.
Печкуров пообещл ей, что проктит н лошдке, но Фейг и слушть не хотел – он кричл, вырывясь из худых, поросших рыжим волосом веснущтых рук Лейзер.
Тогд Лейзер пустил в ход последнее средство – предложил рсскзть скзку.
Фейг срзу успокоилсь. Слезы еще стояли в ее глзх, но глз уже глядели весело.
Лейзер, рстягивя слов и покчивясь из стороны в сторону нчл:
– «Жили-были рввин и рввинш. И не было у них детей. И рввин стл в один угол, рввинш в другой и молились…»
Но Фейге не суждено было дослушть скзку до конц: из-з лохмтой головы Лейзер, прикрытой змусоленной ермолкой, протянулись пухлые руки мтери:
– Ступй кушть! Потом дослушешь!
И Сося-Бся унесл Фейгу в хту.
Лейзер остлся сидеть н пороге. Он знл, что пок не позвтркет см реб Борух с семьей, хозяйк не позовет к столу ни его, ни Печкуров. Лейзер сидел, щурясь н солнце и нпевя ккую-то песню.
– Ну что ж ты, Лейзер, не идешь с гостем снедть? – спросил, улыбясь, Печкуров, нпоивший лошдей и теперь подмзыввший телегу. – Тебе ндо больше есть – гляди, ккой ты худой!
– А что з польз от тучного тел? В Тлмуде ведь скзно: оно все рвно достнется червям.
Печкуров рссмеялся.
– Ох, кк погляжу я, не голодный человек писл этот смый Тлмуд!
Лейзер криво усмехнулся, но ничего не ответил.
* * *
Стояло смое горячее время – жниво, – и в корчме было пусто. Только роем жужжли ндоедливые мухи.
Сося-Бся, рзомлевшя от июльской жры, сидел в тени хты н скмейке, рсствив короткие, толстые ноги и сдвинув н зтылок (блго н улице ни человек!) душный прик. Бритую голову приятно освежл из-з угл чуть слышный сквознячок.
Дети – млдшя Фейг, нбегвшяся с утр, и восемндцтилетний Вульф, которого отец только утром сменил в тможне, – спли н холодке, в сре.
Сося-Бся сидел, подремывя.
Ее дрему рзбудили чьи-то шги – кто-то почти бежл к корчме.
Сося-Бся с неудовольствием ндвинул н голову прик, ждл, кто же это.
Путясь в длинных полх строго прусинового сюртук, к корчме подбежл вспотевший Лейзер.
– Что ткое случилось? Что ты бежишь, будто з тобой гонятся сто собк? – спросил Сося-Бся.
Лейзер не мог отдышться.
– Реб Борух послл меня. Он едет сейчс с кким-то меюхесом [14] в Смоленск! Вульфу ндо итти в тможню!
Сося-Бся ничего не скзл, только поджл губы и, опирясь рукми о тучные колени, встл и пошл будить сын.
А Лейзер сел н скмейку и, отвязв полотенце, которым был подпоясн сюртук, вытирл вспотевшее лицо.
– Ну ккой же тм меюхес? Откуд он взялся? – спросил более мягко Сося-Бся, возврщясь к хте.
– Он приехл из Полыни.
– С товрми?
– Нет, при нем один сундук. Он – золотрных дел мстер, Леви Липмн.
– Тк он еврей?
– Д, но ккой еврей! Кк он одет!
Лейзер, зжмурив глз, покчл от восхищения головой.
– Я видел, кк лет пятндцть тому нзд в Могилеве был црь Петр, когд евреи принесли црю живого осетр н полтор пуд. Тк Липмн одет не хуже црских министров.
– Что у него, ткой крсивый жупн?
Лейзер усмехнулся.
– Жупн. Х! У него не жупн, кфтн с золотыми пуговицми. Если б мне одни пуговицы с его кфтн, я бы, ей-богу, кждую субботу ндевл бы чистую рубху!
– Кк пуговицы? – удивилсь Сося-Бся. – Ты же говоришь, что он еврей!
– Д, Липмн – еврей, но он не носит этих зстежек, кк мы, пуговицы. И его щеки глдки кк моя лдонь! – добвил без восторг Лейзер.
Сося-Бся рзочровнно плюнул:
– Пскудство он, не еврей, если тк!
И хотел отойти прочь, чтобы не слушть больше об этом вольнодумце.
– Ш, ш, вот он см, – зшикл Лейзер, всккивя со скмейки и глядя н улицу.
Сося-Бся повернул голову.
В их коляске, рядом с ее Борухом, зросшим до смых глз черным волосом, сидел в треугольной щегольской шляпе бритый, розовощекий господин. Из-под дорожного блхон, нкинутого н плечи от пыли, виднелся фиолетовый (чорт его знет, может, дже из тлс!) нрядный кфтн с золотыми пуговицми.
По-всегдшнему невозмутимый Борух что-то неспеш рсскзывл Липмну, кивя н корчму.
Липмн отвечл быстро, скороговоркой, зорко глядя кругом умными глзми.
– Орел, не еврей! – причмокнул от гордости Лейзер.
Язычливя, придирчивя Сося-Бся и т не ншлсь что скзть.
IX
Ехли н двух подводх – впереди Герсим Шил с соборным протопопом Никитой, у которого от быстрой езды смешно трясся толстый живот, сзди – рботник Шилы, одноглзьй Яким, с кпрлом смоленского полк, Зеленухой, послнным от губернской кнцелярии с промеморией.
Кпрл, нклюквшийся еще при отъезде из Смоленск, не протрезвился з всю дорогу. Он лежл в телеге и, точно поезжнин в свдебном поезде, горлнил свою любимую песню:
Убей меня, боже,
С плицы пирогми…
Шил хотел во что бы ни стло к вечеру поспеть в Зверовичи, кпрл здерживл его. Кпрл остнвливл лошдь у кждой корчмы, которя попдлсь н дороге, после этого чуть ли не н кждой версте слезл с телеги.
Шил оборчивлся нзд и с нетерпением ждл, когд Зеленух упрвится с делми.
В другой рз Шил двно бы уже вышел из себя и не стл бы дожидться спутник, но сегодня Шил терпел все: во-первых, хоть промемория хрнилсь у Шилы з пзухой, но все-тки он в Зверовичх без кпрл не мог обойтись, во-вторых, Шил со вчершнего дня был в превосходнейшем нстроении.
Вчер рхиепископ Филофей нконец получил из Синод укз об откупщике Борухе Лейбове – недром Глтьянов см отвозил в Синод доношение Герсим Шилы.
И рхиепископ и Глтьянов были чрезвычйно довольны тем, что в укзе порядком доствлось вице-губернтору Ггрину.
Шилу мло интересовл вице-губернтор. Из укз Герсим Шил нкрепко зпомнил одну коротенькую фрзу:
«дбы оные кбцкие и прочие сборы от жидов отняты и российским блгочестивым жителям вручены были…»
Нконец-то сбывлись зветные Шилины мечты: от Борух отнимли все – и смоленские и зверовичские откуп.
Вот теперь попляши, ушстый чорт! Жидовин! Не будешь в другой рз н торгу нбивть цену; теперь все переддут, кк скзно, «российским блгочестивым жителям»! То есть ему, Герсиму Шиле, потому что кто ж из смоленских мещн потягется c соборным стростой Герсимом Шилой? Некому – кишк тонк!
Герсим Шил не верил своему счстью. Он посмеивлся, нсвистывл что-то веселое и время от времени смотрел, лежит ли у него з пзухой промемория, содержщя ткие золотые слов. (Шил не доверял ее ни протопопу, ни Зеленухе – еще потеряют пьяные черти!)
Теперь хотелось одного: поскорее рзделться с Борухом. Шил нетерпеливо оглядывлся н Яким, кивл ему (мол, подгоняй!) и, поплевывя в кулк, нхлестывл кнутом своего жеребц.
Первя встретил незвных гостей Фейг. Он побежл в сени з кошкой, когд к корчме подъехли две телеги.
Фейг кждый день видел чужих людей, но всегд з ее спиною был кто-либо свой – мть, брт или Лейзер. А тут вышло тк, что Фейг очутилсь одн – мть сидел в хте.
Фейг бросил кот и с плчем кинулсь к мтери.
– Что ты, что ты? Не бойся! – скзл Сося-Бся, идя нвстречу дочери.
Впереди всех в хту влетел рскрсневшийся, возбужденный Герсим Шил. З ним, тяжело отдувясь, шел брюхтый протопоп. И сзди з всеми, опирясь н ружье, кк н посох, нетвердой поступью плелся кпрл.
«Куд это Лензер черти погнли? Я одн, тут столько пьяных гоев» – с беспокойством подумл Сося-Бся, стновясь з стоику.
– Лейзер! – визгливо, со злостью крикнул он в окно.
Протопоп остновился среди корчмы, поглживя бороду и лкомо поглядывя н дебелую Сосю Бсю.
Кпрл срзу плюхнулся н лвку и, с трудом приподымя отяжелевшую, хмельную голову, спросил:
– Хозяюшк, нлей штоф!
А Герсим Шил метлся по корчме, зглядывя то в один, то в другой угол.
Сося-Бся с недоумением глядел н стрнных гостей.
– Что, пн, ищешь? Что згубил? – иронически спросил Сося Бся, видя, кк Шил зглядывет дже н печь.
– Где Борух? Где этот ушстый чорт? – кричл в исступлении Шил: он был зол, что Борух не окзлось дом.
– Тихо, пн, тихо! Что кричишь, кк в своей хте! – скзл привыкшя к обычным корчемным скндлм Сося-Бся.
В это время в корчму вошел Лейзер. Все обернулись к нему.
– А вот и см откупщик, – отдувясь, пробсил протопоп.
– Ккое тм откупщик. Это его рботник! Я ж говорил: рсплодились нехристи у нс! Скоро з ними првослвному человеку ступить нельзя будет. Говори, где хозяин? – подскочив к Лейзеру, тряс его з грудь Герсим Шил.
– Хозяин поехл в Смоленск, – лепетл побелевший от стрх Лейзер.
– Н что пну Борух? Я его жен, я тут хозяйк! Что треб? – спросил Сося-Бся.
Герсим Шил выпустил трясущегося Лейзер и обернулся к стойке.
– Довольно обмнывть првослвных! Зкрывй корчму! – кричл он.
– Ш, ш. Что пн тк хоробруешь! – вспылил Сося-Бся, пряч з спину испугнно моргвшую и уже вновь собирвшуюся зплкть Феигу. – У нс корчм взят с торгу н три год. Еще срок не вышел!
– От вс, нехристей, отняли все откуп. Довольно поторговли! Вот гляди! – тыч бумгой в лицо Сосе-Бсе, нседл Шил. – Зкрывй корчму! – в бешенстве кричл он, стуч кулком по стойке.
Он рзмхнулся и смел рукой со стойки всю посуду: оловянные чрки, кружки, штофы. Печтный копеечный пивной ковш, згрохотв, поктился к двери. Стекляння фляг, со звоном шлепнувшись об пол, рзлетелсь вдребезги.
– Люди добрые, ртуйте! Режуть! Гвлт! – зкричл истошным голосом Сося-Бся, кидясь к окну.
Фейг, обезумев от стрх, злилсь в плче. Кпрл с удивлением трщил н них пьяные глз и миролюбиво усовещевл:
– Не плчь, дочушк, не плчь!
Н Шилу крики Соси-Бси подействовли: он выскочил в сени вслед з протопопом.
Протопоп прижл в углу пытвшегося улепетнуть Лейзер и допытывлся у него:
– Говори, где сингог?
– У нс нет сингоги.
– Кк нет, т, что выстроили близ церкви Николя-чудотворц?
– Ей-богу, нет! – чуть не плкл Лейзер.
– Врешь! В укзе нписно – знчит, есть, – нстивл протопоп. – А где же вы молитесь?
– В клети у Горбченк.
– Веди нс туд! – скомндовл протопоп и потщил упирвшегося Лейзер из корчмы. – Герсим, возьми кпрл!
Зеленух попрежнему сидел н лвке. Стрясь перекричть Сосю-Бсю и Фейгу, он горлнил все ту же песню:
Зтоми меня, боже,
Головою у сметне…
Протопоп, продолжя держть Лейзер з воротник, втщил его з собой в телегу и прикзл взять вожжи.
Перепугнный Лейзер повиновлся.
Герсим Шил от избытк чувств не хотел сдиться. Он бежл обок телеги и с удовольствием оглядывлся нзд: рстрепння, зплкння Сося-Бся торопливо зкрывл окн и двери корчмы.
А з ними ехл одноглзый Яким с кпрлом.
Кпрл все тянул свою любимую песню:
Зтоми меня, боже,
Головою у сметне,
Зтуши меня, боже,
У крсной девки
Под грудями…
* * *
К Горбченкову двору со всего сел бежли гологоловые ребятишки.
Возле небольшой клети, стоявшей у смой речки, толпились мужики.
Нд толпой возвышлсь тучня фигур протопоп Никиты. Он стоял, опирясь о кпрльское ружье: кпрл в неудобной позе, здрв вверх ноги, хрпел в телеге.
У ног протопоп лежл кучк книг в желтых телячьих переплетх, – юркий Герсим Шил тскл книги из клети.
– Ну вот, отец протопоп, это их последние молитвенники! – скзл Шил, брося в общую кучу пергментные свитки. – Можно плить!
– Плите, плите! Огнем бо все очищется! – ответил протопоп, икя.
– Яким, рзводи костер! – крикнул Герсим Шил одноглзому рботнику, который стоял у телег.
Одноглзый Яким, бывший под хмельком, нетвердой походкой нпрвился к хозяину.
Пок Яким собирл по двору щепки, Герсим Шил с треском выдирл из переплетов книги, вырывл листы, рвл пополм стрницы и швырял все в кучу.
Яким присел перед этим ворохом бумги н корточки и стл высекть огонь.
Сизый дымок зкурился нд грудой бумги; желтые стрницы вздыбились, побурели; черные, мудреные литеры н секунду проступили еще четче, и сквозь них рзом хлынуло яркое плмя.
Книги горели.
Герсим Шил ходил вокруг костр, подкидывя в огонь носком спог лежвшие в стороне листы.
– Мешть ндо – бумг плохо горит, – скзл протопоп. – А клеть кк постновлено? – спросил он у Шилы.
Шил достл из-з пзухи дргоценную бумгу и подл протопопу, – см в грмоте был не силен.
Протопоп рзвернул лист, ншел нужное место: «Школу, построенную жидом Борухом Лейбовым в селе Зверовичх, близ церкви Николя чудотворц, противную христинской вере, рзорить до основния и в ней обретющиеся прелестного их учения книг и прочие собрв, сжечь без осттку».
– Стло быть, клеть ндо сломть! – скзл он, возврщя Шиле бумгу.
Хозяин клети, некзистый, курносый мужик, кинулся к жирной протопоповой руке.
– Смилуйся, вше преподобие: кк же ломть? Клеть только прошедшей весной поствлен!
– Ломйте, пночки, ломйте! Другой рз будешь знть, як с нехристями дружбу водить! – выскочил из толпы ккя-то рябя бб. – Сымон, неси топор! – крикнул он, оглядывясь.
– Тебе злость что Борух у меня клеть ннял? Думешь, мою рзломют – к тебе перейдут? – огрызнулся Горбченок.
– Не проси: скзно – рзорить до основния – знчит, тк и должно быть! – цыкнул н Горбченк Герсим Шил. – Мужики, подсобите ломть! – обртился он к толпе.
Мужики молчли.
Толп подлсь нзд.
Некоторые пошли прочь со двор.
В это время сквозь толпу протиснулся с топором в руке плюгвый лысый дед. Он подбежл к клети и по збору быстро взобрлся н крышу.
З ним нехотя полез Яким.
Через минуту с крыши посыплсь солом, полетели слеги…
Шил, сторонясь только, чтобы его не здели чем-либо, осторожно тщил к костру жерди и солому.
Костер зпылл ярче.
…Лейзер, спотыкясь, бежл из Зверович. Он бежл в деревню Кобозево, в корчму, чтобы оттуд дть знть обо всем хозяину в Смоленск.
Он бежл не тк, кк сегодня в полдень: стрх стоял в глзх Лейзер.
Полы его прусинового сюртук рзвевлись точно крылья: все зстежки были вырвны Шилой, полотенце, зменяющее пояс, где-то потерялось.
Лейзер бежл, руквом вытиря рзбитую губу, и все время оглядывясь нзд, – нд соломенными крышми Зверович к вечерному небу подымлся серовтой струйкой дым: костер, рзожженный по укзу првительствующего Синод, рзгорлся.
Третья глв
I
Повторялось обычное: озноб прекртился, жр спл и все тело обливлось потом. Было ясно: лихомнк снов, н двое суток, оствлял в покое.
Возницын сбросил с себя одеяло, выцветшую шинель и ккое-то строе полукфтнье, которое принес денщик. (Когд нчинлся озноб, Возницын укрывлся всем, чем только мог, пытясь согреться).
Возницын приподнялся н локте и улыбнулся: и чего только ни привидится в лихомнном жру.
Ему приснилось, будто н пкетботе «Штфет» приехл из Тиляни сестренк Андрюши Дшков, пухля, рыжя Алён, вечня плкс и ябед, которя до смерти боялсь индюк и которую в детстве он с Андрюшей пугл вывороченной шубой.
– Поди, выросл девчонк! – подумл Возницын.
И дльше – еще нелепее: будто он снов бллотируется в мичмны. И в комиссии, вместо кпитн-комндор Бредля, презусом – сестр Мтрен Синявин. Он клдет Возницыну двдцть бллов и говорит кк тогд перед отпрвкой в поход:
– Гляди, хоть в Астрхни отличись!
А рядом с ней, з зеленым сукном стол, сидит тонконогий фехтмейстер кдемии Геймн. Он по-всегдшнему петушится, стучит лдонью по столу и кричит: en garde! en garde! [15]
– Фу, ккя несусветня чушь! – улыбясь, покчл головой Возницын.
Голов уже не болел. От лихомнки остлсь в теле только слбость.
Возницын лежл, глядя н полоску свет, пробиввшуюся сквозь зкрытое ствнем окно. Ствень все время стучл – видимо, снов дул ндоедливый, изнуряющий зюйд-ост.
Возницын живо предствил себе, кк в этот знойный, полуденный чс ветер гонит по безлюдным стрхнским улицм тучи песку; тк н ттрском бзре, где торгуют обычно до полудня, торговцы торопливо зкрывют лри, чей-то ишк, привязнный у столб, поворчивется к ветру спиной и стоит, опустив голову.
Еще несколько минут тому нзд Возницын проклинл свою холодную кк погреб кморку, сейчс ее прохлд был ткой желнной.
Возницын с удовольствием думл о том, что ему в ткую жру не ндо никуд итти. Он лежл, от скуки прислушивясь к голосм, доносившимся из-з тонкой стены.
Один – низкий, глуховтый, говоривший медленно, с большими передышкми, был Возницыну незнком. А второй – высокий и звонкий, приндлежл Афнсию Констнтинову, дворовому человеку Возницын, который, в кчестве денщик, сопровождл его в Астрхнь.
Афнсия можно было узнть из сотни говорящих – он любил употреблять бессмысленное присловье – «во истину положи мя».
– Воевли-воевли, столько судов в Астрхнь из Кзни согнли, ккой толк? Незнмо з что нрод положили и все, – глухо, точно из кдки, гудел незнкомый голос.
– От здешней жры д морской воды нрод мёр, что мухи, во истину положи мя…
– А сколько лошдей в пескх пропло – тыщи!..
– В этой Астрхни от мошкры моченьки нет – поедом ест, проклятя, – жловлся Афнсий, не переносивший, стрхнского климт.
– И все это от людской ждности, Кистинтиныч. У нс по всему кспийскому берегу змеи не жлят: их Стеньк Рзин зговорил. Тк вот, скзывют, будто просил он с стрхнцев пятьдесят рублей, чтобы зговорить и комров, д Астрхнь поскупилсь… Потому теперь от мошкры житья и нет!
Голос оборвлся – говоривший сильно зкшлялся. Когд приступ кшля у него прошел, Афнсий снов зговорил:
– Дядя Егор, скжи, з что ты в кторжные угодил?
– Незнмо з что. Рботл я коноптчиком, после определили меня з мою силу гребцом в гвнь. Одеженк у меня был худя – рубх д порты хрящевые. Лейтеннт послл меня к мгзин-вхтеру з мундиром. А в мгзейне – одно тряпье свлено, что от беглых д умерших мтросов остлось. Хуже чем в ветошном ряду н ттрском бзре. Мгзин-вхтер и говорит: выбирй любое! Я порылся и выбрл смый лучший кфтнишко – крмны оторвны, один рукв короче другого и ворот мышми изъеден. Думю: дм придчи – у меня лтын с восемь денег нжито было – и сменяю н что-либо. Пошел это я с кфтном н русский бзр, тут меня крул и взял: мол, кзенный мундир продешь. Посдили. Я зскучл, испуглся кнут д в первую же ночь и сбежл. Полгод в бегх обретлся. Под Смрой в кбке н знкомого сержнт нпоролся. Збрли. Снов бежл, д вовсе неудчно: только денек в Безродной слободе у кумы пожил. Присудили меня к смерти, д сделли снисхождение: гоняли шпицрутеном сквозь тыщу человек семь рз. А кк отлежлся и стл ногми влдеть, сослли н кторгу, н вечно. С тех пор не живу, только свет копчу!
Говоривший снов зкшлялся и н этот рз еще дольше и мучительнее.
Возницыну зхотелось пойти взглянуть н рсскзчик. Он уже свесил ноги с постели, но в это время дверь отворилсь.
Н пороге стоял небольшой, плотный Андрюш Дшков. Из-з его крепких плеч журвлем выглядывл голенстый князь Мсльский.
– Живой кто-нибудь есть? – спросил Андрюш, вглядывясь, в полутемную кморку.
Возницын обрдовлся гостям:
– Входи, входи, не бойся!
– Ишь кк здр?ил кругом – свету божьего не видно! – скзл Мсльский, зкрывя дверь.
– Ну, кк – все еще трясет? – учстливо спросил Дшков, сдясь н кровть.
– Н сегодня – кончил. Теперь дв дня буду здоров. А вы где это сошлись вместе? – обртился Возницын к Андрюше, зня, что приятели плвют н двух рзных судх.
– Еду это я н берег в шлюпе, гляжу – у пристни ккой-то зеймн [16] рзоряется. Кричит и в морду гребцу кулком тычет. Я срзу догдлся – нш князь регулы устнвливет, – скзл, улыбясь, Андрюш.
– А что ж он, гундсфт, [17] грести не умеет! – ответил Мсльский, встряхивя знесенный песком прик. – Мы, Сшеньк, приехли н берег нливться пресной водой – сиречь венгерским. Хотели с тобой выпить, ты, выходит, лег в дрейф? Не годится, брт!
– Д, ведь, я только чихирем д полынной нстойкой и спсюсь. Скидывйте кфтны, я сейчс все устрою! Афнсий! – крикнул он. – Афнсий!
Афнсий, увлекшийся рзговором, не слышл.
Возницын спрыгнул с кровти и вышел из мзнки.
В тени дом, зщищенные и от солнц и от ветр, сидели – курносый Афоньк, и худой, изможденный стрик-солдт. Возницын узнл его: это был Егор Седельников, по чхотной болезни определенный ходить з мгзинными кошкми.
Увидев секретря конторы нд портом, Седельников хотел встть, но Возницын змхл рукой:
– Сиди, служб, сиди!
– Ты что это, оглох? – сердито скзл он Афоньке: – Тебя докликться никк нельзя. Принеси чихирю – гости приехли!
Афоньк, чувствуя свою вину, сорвлся с мест.
– Погоди, – остновил его Возницын: – зкусить чего-либо не збудь!
– Сьчс, Алексндр Артемьич! – ответил Афоньк и исчез.
– Ну, кк здоровье? – спросил Возницын у Седельников.
– Ничего, вше блгородие, – ответил стрик и тут же снов зкшлялся, хвтясь з грудь.
«Слбый жилец н белом свете» – подумл Возницын, уходя к себе.
– Ветерок-то н море сегодня, я чй, – хорош? – спросил он, входя в мзнку.
– Про сегодняшний ветер у Алярд хорошо нписно: «ветер веет и похотственно нсилует», – скзл Мсльский, вешя кфтн н гвоздь у двери и сдясь рядом с Дшковым н скмью.
– Ншему князю все кк бы к похоти поближе! – состроив серьезную мину, поддел Дшков.
Но, видя, что Мсльский улыбется, не выдержл серьезности – рсхохотлся.
– Ох, и кобелек же ты, князь! – хлопнул он Мсльского по колену.
В это время, открывя босой ногой дверь, в комнту вошел Афнсий. Руки его были зняты: он держл кувшин с вином, оловянные чрки, кусок сыру, вяленую рыбу и хлеб.
Афнсий шел медленно, уствясь н кувшин: боялся что-либо выронить из рук.
– Кк поп с дрми идет – не мог дв рз сбегть! – недовольно зметил Возницын.
Афнсий только шмыгнул носом.
– Ничего, ничего, молодец: втянулся в гвнь и лдно! – весело скзл Мсльский, принимя из рук Афнсия кувшин. – А в нем порядком чихирю – мы сейчс с тобой, Андрюш, хорошо глс осдим! – подмигнул он Дшкову.
Приятели выпили.
– Ну, что тут, господин секретрь, у вс, в стрхнском окне, слышно? Ккие укзы Адмирлтейств-Коллегия шлет? – спросил Андрюш Дшков.
– Никких. Велено только негодное коровье мсло впредь не продвть употреблять при деле ткелж.
– И нпрсно: мтрос что угодно сожрет, ничего с ним не сткнется! – скзл князь Мсльский, нливя по второй. – Сш, жловнья з прошедшие годы тк и не слыхть?
– Нет. Скзывют, цриц зплтил в Питербурхе только гврдии д грнизону, о нс – где ж упомнить… См Крлуш сидит без денег – пить не н что. Ходит злой – зверь-зверем… Н брндвхту – видели – поствил яхту «Эспернс». Гукор «Принцесс Анн», – кк ее ни коноптили, – потекл.
– Флот кспийский сделлся ни к чорту! – мхнул рукой Мсльский. – Умер дмирл и все рсстроилось. А, ведь, только полтор год прошло, кк цря Петр не стло.
– Флот и был не бог весть ккой! Немудрено: нспех, из сырого лесу строили – вот и погнил. К тому же скрепления слбы – кк кчнет хорошенько, тк и потекл посудин. Вспомни, мло ли у нс и рньше с помпми стояли, воду из интрюм откчивли? Гинь-блоки тоже ккой-то умник сделл дубовые. А кто ж того не ведет что в блокх дуб колется? Ндо бы из вяз строить! – скзл Дшков, рзвлившийся н скмейке.
– Не в этом сенс! – возрзил Мсльский. – Порядок не тот. Рньше-то рзве ткой шум н судх стоял? З шум, ведь, штрфовли. А теперь рспускют или подбирют прус с тким превеликим криком, точно кторжники н берегу бревн тщт. Н одном корбле рботют, по всему берегу гул идет! З мтросским криком офицерского голосу не слышно. Рзве это гоже? Н корблях курят, где попло. Рньше все твердо помнили: курить только между большой и фок-мчтой. А нынче чуть ли не в смую крюйт-кмеру [18] с трубкой лезут!..
– Нет, Андрюш, не спорь: при дмирле другое дело было, – поддержл князя Возницын.
– Пусть себе и тк, – соглсился Дшков. – Мне, признться, ндоело в этой дыре сидеть. Шутк ли скзть: четыре год с прошедшего 722-го торчим здесь безо всякой смены…
– Состришься, до тридцти годов доживешь, все в мичмнх будешь плвть, – подхвтил Мсльский. – Нши тм, в Питере, небось, не зевют. Вот Митьк Блудов уже…
– Не горюй, князь, – усмехнулся Дшков: – У нс чинов во флоте столько обретется, что ежели их все происходить, тк человеческой жизни не хвтит!
– Успеешь еще и ты в кпитны, – скзл Возницын.
– Был бы у меня шурин шутбейнхтом, [19] кк у тебя, – кивнул Мсльский н Возницын, – я бы уже двно 40-пушечным фрегтом комндовл бы, не н шкоуте несчстном тсклся б!
Он не усидел н месте – зходил по тесной кморке, отведенной секретрю стрхнской конторы нд портом, Алексндру Возницыну.
– Ну и что тогд было бы? – спросил Возницын.
– Ты, Сш, морского дел не любишь! Ты – сухопутня крыс: весь низовый поход з чернильницей просидел, с бумгми воевл. С тебя, Сшеньк, моряк, кк с генерл Мтюшкин, которого црь Петр с но?к [20] рея купл, он и уши и нос бумгой зткнул от стрх!
Возницын рссмеялся.
– Вот уж ты это нпрсно! Я воды не боюсь: у шурин н 60-пушечном «Рвеле» в походе был. И плвю-то я ничуть не хуже твоего: ль не помнишь, кк в Питербурхе Неву с Адмирлтейского н Березовый остров вместе переплывли? А что в низовом походе н судх не езживл, тк, скжи, много ль проку у вс из этого поход вышло? – нсмешливо улыбясь, спросил Возницын.
Мсльский молч ходил из угл в угол.
– Не в этом, князь, дело: море – хорошо, д все н бережку лучше! – скзл Возницын.
– И чего тут хорошего? Сидишь в кнцелярии, кк крыс в мбре, – не сдвлся Мсльский.
– Скорее ты н своей «Периной тяготе» похож н крысу в мышеловке. Тебе тм, н шкоуте, только и дороги, что кют д гльюн!
– А у тебя что?
– А я хожу, куд хочу! С рзными людьми говорю, новых людей узню! – ответил Возницын.
– Эк честь с кким-либо торгшом-персюком говорить! Д пропди он пропдом, чтобы я, нпример, с музуром [21] говорил! Субординцию ндо знть!
– Князю всего дороже – субординция, – вмешлся в спор Андрюш Дшков. – Он другого не знет. А по мне – всего лучше никк не служить – ни н берегу, ни в море, сидеть у себя в поместьи. Теперь, в эту пору, у нс, в «Лужкх», вишенья сколько бывет, помнишь, Сш? Лучше твоего виногрд! А скоро яблоки поспеют, груши, сливы. Щей бы со свининкой, свежесоленых огурчиков! Редьки бы со сметной! – вкусно причмокнул Андрюш Дшков. – Ндоел мне эт рыб – круглый год. Ровно в обители ккой спсемся…
– Не рвняйся к обители, – скзл Мсльский. – У меня сестр келршей в девичьем монстыре, в Москве, у «Трубы» – вот тм бы ты ппошников д пирогов косых с сыром д олдьев путных попробовл бы. Тких кпитну Крлуше вон-Вердену во сне не видть, не то что мичмну Дшкову есть…
– Нет, уехть отсюд и я бы не прочь, – скзл Возницын, здумчиво глядя в грязный потолок.
– Кк же это и ты, Сшеньк, домосед, хочешь уехть? Ведь, ты ровно кошк, привыкешь к одному месту! Тогд, помнишь, из Питербурх не хотел уезжть? – спросил Дшков.
– Я зню, почему он тогд не хотел ехть в Астрхнь, – многознчительно скзл Мсльский. – С девушкой жль было рсстться!..
– С ккой это девушкой? – оживился флегмтичный Андрюш Дшков. – Сш, ты что ж это, голубь мой, скрывл, ?
Возницын молч улыблся.
– Ты ее не знешь, Андрюш, – отмхнулся от Дшков князь Мсльский. – Не помню, говорил ли я тебе, Сш что он не цыгнк, будто еврейк: мне недвно денщик мишуковский скзывл…
– Не все ли рвно? – ответил Возницын.
Он лежл, подложив руки под зтылок и глядел в потолок.
– Нет, Сш, не рвно, – отозвлся Дшков: – Я бы с иноверкой не знлся бы!..
При этих словх Мсльский дже перестл ходить.
– Ну и чудк ты, Андрюш! Бб всех вер хорош! Вот был у меня летось рмяночк…
II
У Фроловских ворот Печкуров остновился в нерешительности: куд итти?
Он полдня прослонялся з Днепром, в гостиных дворх, ндеясь нйти ккой-либо зрботок – ничего не вышло.
У лбзов ждл толп голодного, оборвнного люд из подгородних дворцовых и монстырских деревень. Стоило купцу только покзться н пороге, кк к нему, сшибя друг друг с ног, отовсюду бежли люди.
Печкуров ослбел от долголетней постоянной голодухи. Он не мог поспеть з более сильными и молодыми.
Простояв нпрсно полдня, он, голодный, побрел домой.
Н берегу Днепр полдничли рыбки Аврмиевского монстыря. Они кинули Печкурову – Христ рди – кусок ячменной лепешки.
С тем Печкуров и приплелся в крепость.
По дороге он, у «Торжищ», глянул было в корчму к знкомому целовльнику, который служил в ней еще при Борухе и помнил Печкуров. Но в корчме, кк н грех, Печкуров нткнулся н смого хозяин, откупщик Герсим Шилу, который, несмотря н июньскую жру, щеголял в новеньком фляндышевом [22] жупне.
Увидев Печкуров, Шил зтряс своей козлиной бородкой, зтопл ногми:
– Вон!
(Шил не мог простить Печкурову, что он служил у Борух).
Печкуров выктился из корчмы, не дожидясь, когд озлобленный Шил стукнет его по зтылку, и побрел дльше по пустынным, пыльным улицм Смоленск.
С того Успеньев дня, 722 год, когд Борух окончтельно оствил Зверовичи, и откуп перешли к Герсиму Шиле, Печкуров мыклся без рботы вот уже четвертый год. В деревне рботы не было: пхть – не н ком, сеять – нечего. Д у того, кто кк-либо умудрился посеять, – толку было мло, – который год не родил земля. Нрод кормился лебедой, кореньями д жолудями. Весной врили пустой – дже без соли – щвель и крпиву.
От голодухи и црских поборов рзбеглись кто куд: кто с покормежным письмом пустился по белу-свету, кто со всеми животми мхнул з рубеж – вось, тм лучше!
Пок Печкуров стоял, теребя в рздумьи двно нечесную бороду, мимо него к Соборному холму проковыляли н костылях двое клек. Втг голоздых ребятишек пронеслсь вслед з ними.
– Верно, в бискупском доме сегодня стол по ккому-нибудь случю, – решил Печкуров и повернул к Соборному холму, туд, где блестели глвы Успенского собор.
У строго рхиерейского дом, прозвнного бискупским (в нем з польским влдычеством жили ктолические епископы) толпился нрод.
Печкуров нпрсно пришел – никкого стол для бедных н рхиерейском подворьи не было. Нрод глзел н чьи-то сборы в дорогу – у крыльц стоял поместительный возок, зпряженный прой некзистых, пузтых лошденок.
В первый момент Печкуров не мог сообрзить, кто ж уезжет. У лошдей, с кнутом под мышкой, похживл, попрвляя упряжь, флегмтичный рхиерейский кучер Федор. Выходило тк, будто в путь-дорогу собрлся см рхиепископ Филофей-рек. Но в зпряжке были не вороные жеребцы из всегдшнего рхиерейского выезд, смые зхудлые из всей конюшни – н тких с Днепр возили воду.
А из всей многочисленной рхиерейской челяди сновл кросны от возк к дому один молодой, чернявый келейник.
Вот он вынес ясеневую уклдку с большим висячим змком, но, по всей видимости, пустую – нес ее легко. Поствив уклдку, келейник побежл снов в дом. Через минуту он вернулся, неся две подушки в грязных, измзнных клопми, нволочкх.
– А куд ж девлись перины, н которых рхиепископ, бывло, перекчивлся с боку н бок в сду, под яблоней?
Печкуров только собирлся обо всем рсспросить кого-либо, что это все знчит, кк услышл рзговор в толпе:
– Отрешили вовсе. Едет к црице жлиться…
– А з что это его?
– Все добро пропил.
– Ккой же это пстырь – в турецких шроврх ходил д блох из собки вычесывл! У помещицы Помскиной купил щенк – две тысячи кирпичу монстырского з него отдл!
– А где же его толмч? – спросил Печкуров у ккого-то щуплого мещнин, который досконльно все знл.
– Глтьянов? – переспросил, усмехясь, мещнин. – Ищи его – он, брт, хитер: еще весной почуял, что дело плохо. В Москву уктил! Вином в Вознесенском монстыре торгует!
– Кк же рхиерей без толмч обходится? Ведь он русского-то язык не понимет?
– Верно: худо ему без Глтьянов – тот по-русски лопотл, кк репу грыз, келейник вовсе мло по-гречески смыслит.
– Гляди, гляди, идет! – послышлось в толпе.
Н крыльцо, тяжело отдувясь, вышел тучный рхиепископ Филофей-грек. Он был одет по-дорожному – в потертую брхтную рясу и скуфью вместо клобук.
Архиепископ остновился, оглядывясь нзд, видимо, поджидя кого-то. Из покоев доносился крик двух спорящих голосов.
– Мне просвирня рсскзывл, – зшептл своей соседке ккя-то мещнк, стоявшя рядом с Печкуровым: – Рньше рхиерей перед обедней лицо серным дымом окуривл, чтобы белым быть! А то – видишь – пстырь, монх, рож – ровно горшок, крсня…
– Теперь ему не до того, – усмехнулсь соседк.
В это время н крыльцо выбежл покрсневший келейник.
З ним по пятм следовл сухощвый упрвитель рхиерейских дел, Лзрь Кобяков.
Кобяков был возбужден. Он кричл, жестикулируя и брызгясь слюной:
– Ничего не получите! Это вм не Констнтинополь! Тут голлндской посольши нет, которя б дл вм н дорогу семь тысяч левков! И тк доедете. Довольно! З четыре год нворовлись! Хвтит!
Архиепископ Филофей понял все без слов. Его толстые щеки побгровели. Он презрительно взглянул н рзъяренного иеромонх, быстро сошел с крыльц и, с неожиднной для своего тучного тел легкостью, влез в возок.
Келейник вскочил н грядку телеги, кучер подобрл вожжи и стегнул по некзистым лошденкм.
Возок тронулся с мест, и рхиепископ, провожемый вместо колокольного звон громкой ругнью упрвителя рхиерейских дел, отпрвился в длекий путь.
Нрод, судч, медленно рсходился.
Печкуров побрел из подворья.
Не успел он пройти нескольких шгов, кк увидел бегущего нвстречу ему целовльник из корчмы у «Торжищ».
– Хозяин, Шилу, не видел? Он – тм? – кивя н рхиерейский дом, спросил целовльник.
– Нет. А что?
Целовльник остновился и, смеясь, скзл:
– Потех! Из Питербурх Борух Глебов приехл: цриц ему все откуп вернул…
Печкуров не стл дльше рзговривть с целовльником – он изо всех ног кинулся к «Торжищу».
У корчмы Печкуров еще издли увидел телегу с привязнными к здку пыльными коробьями.
Возле телеги, стряхивя с спог дорожную грязь, топл солдт. В дверях корчмы, улыбясь в широкую, черную бороду, стоял лопоухий Борух.
III
Когд Софья нконец услышл знкомый шум, доносившийся с Крсной площди, сердце ее рдостно збилось.
– С этого кря идут спожные и шорные ряды, – подумл он. Вспомнился вкусный зпх дегтя, сыромяти, кожи.
– Дльше – скорняжный, суконный, тм мимо Всилия Блженного н мост и – в монстыре. Мть Серфим, Мремьян Исевн. Скорей бы!..
Софья прибвил шгу, обогнл нищих, которые, подымя пыль, ковыляли к площди, и вышл ко второму пряслу первого ряд. Тк и есть – з четыре год он не збыл: с этой стороны площди торговли шорники.
У крйнего лря, рзглядывя отделнную серебром уздечку, стояли двое дргун в синих кфтнх с белыми отворотми. Один из дргун оглянулся н проходившую девушку.
Софья не вытерпел – сегодня он был в тком чудном нстроении – лсково улыбнулсь дргуну.
Дргун толкнул приятеля в бок и что-то зшептл ему н ухо. Софья прошл несколько шгов и снов оглянулсь.
Дргун не спускл глз с Софьи и в то же время продолжл тщить товрищ от лря. Но второй дргун упирлся – его, видимо, больше интересовл уздечк.
Софья еще рз лукво улыбнулсь и юркнул в толпу. Он знл: в ткой толкучке нелегко нйти человек.
Вся площдь кишел нродом.
Между покуптелями и прздноштющимся людом сновли взд и вперед торговцы врзнос – сбитенщики, ббы с олдьями, пирогми, квсом.
Стрьевщики носили ворох рзноцветной одежды.
Софье покзлось, что среди них мелькнуло рябое лицо Ирины Михйловой, известной выжежницы, жившей в Вознесенском монстыре.
С пером з ухом и бронзовой чернильницей у пояс, бродили среди толпы подьячие.
Нищие, юродивые голосили н все лды.
Между суконным и шелковым рядом стоял гроб с покойником. В головх горел свеч. Это н площдь вынесли бедняк, которого не н что было похоронить. Добросердечные люди клли н гроб для погребения и н помин души – кто сколько мог.
Софья отвернулсь – он не могл видеть мертвецов – и зспешил дльше.
У смого Спсского мост, н перекрестке, тк и нзыввшемся Поповским крестцом, толпились, кк и рньше, безместные попы и дьяконы. Они ждли, когд кто-либо сговорит их отпрвить требу, пок коротли время, кто кк умел.
Двое диконов боролись н кушкх. Вокруг них кольцом стоял нрод.
Ккой-то змшелый попик со смешными косичкми н зтылке, путясь в длинной епитрхили, нсккивл петухом н толстого крсноносого иерея, и кричл тенорком:
– А не тебя, скжешь, в Духов день, в кбке «Веселухе», в Сдовникх, били? А ты нзвтрея вернулся в «Веселуху», ки пёс н блевотину свою, д в ней и рясу пропил? Скжешь, нет?
Толстый рзмхивл пустой кдильницей, готовый вот-вот зехть по носу змшелому попику, и флегмтично отвечл:
– Врешь! Вот тебя посдскя вдов з волосья трепл, что ты ей спьяну вместо молебн пнфиду служил, это д!..
И хохотл пропитым бсом.
Софья поскорее прошмыгнул мимо них н мост.
Н мосту – у лрей – стояли тоже люди в подрясникх, но здесь было тихо.
Здесь продвли тетрди с выпискми из священного писния, рукописные книги, фряжские листы.
Еще несколько десятков шгов и – он у Вознесенского девичья монстыря.
Софья с волнением открыл клитку и вошл н ткой знкомый монстырский двор.
Он в один миг окинул его: что изменилось з эти четыре год?
Кое-где мелькнули свежие зплты н крышх д у церкви Георгия ккя-то вклдчиц поствил еловый сруб.
А тк – все то же.
Пыльный, широкий двор.
У поврни ходили голуби. Н крылечке возле своей кельи, бормоч что-то бессвязное, приплясывл безумня Груш, лет пять тому нзд определення в Вознесенский монстырь и отдння под нчло стрице-мукосее, мтери Минфодоре.
У подвл, где обычно содержлись колодники, было открыто окно. У окн, поствив меж колен стрый мушкет, сидел н кмушке безносый грендер, дядя Кондрт («жив еще стрик!»). Грендер щурился н солнце и удивленно глядел, ккя ж это белиц, тк нрядно, н голлндский мнер одетя, идет в монстырь.
Откуд-то из-з мбров слышлся повелительный голос келрши Асклиды.
Софья окинул взглядом кельи стриц и срзу ншл зветное окно. Вон оно. Открыто нстежь.
Ккя-то черня тень мелькнул в нем.
– Господи, жив ли? Ведь, столько лет прошло!.. – мелькнуло в голове.
Софья перебежл двор, вбежл по ступенькм (все те же истертые три ступеньки!) и очутилсь в полутемном сводчтом коридоре.
Здесь было прохлдно и пхло по-всегдшнему чем-то кислым. Со свету глз плохо рзличли предметы, но Софья шл по привычке. Он знл: первя келья – мтери Анфисы, будильщицы, вторя – толстой Досифеи, хлебенной стрицы, третья – до боли знкомя, родня…
Софья дже не постучл и не скзл обычного «во имя отц», просто вбежл в келью.
У окн, прищурив один глз (вдевл нитку в иголку), стоял мть Серфим.
Он обернулсь н стук.
Софья бросилсь к струшке н шею.
– Господи, Софьюшк, доченьк моя! – лепетл, всхлипывя, мть Серфим, роняя н узкий подоконник иголку…
* * *
– Ешь, Софьюшк, ешь, подкрепляйся н дорогу! Дорог-то не близкий свет – в Астрхнь! Это тебе не в Истру съездить, – потчевл мть Серфим.
– Спсибо, мтушк: я – сыт! – отвечл Софья.
– Д съешь еще сырничков, или олдьев, – пододвигл он к Софье трелки. – А, может, рыжичков еще отведешь, ?
– Спсибо, не могу больше! Нелсь, кк бывло н Вознесенье: во кк!
Софья, улыбясь, провел пльцем по горлу.
– Это все вши иноземные нряды не дют человеку и поесть, кк следует. Кбы ндел ты просторный летник или опшень, ты бы птрирший стол в смый Успеньев день высидел б! А то стиснули живот и грудь в этот проклятый китовый ус! Тут, я чй, слово трудно молвить, не то что по-нстоящему поесть… Утешь струху, – не унимлсь мть Серфим: – рспусти шнуровку д поешь!.. Мы, ведь, тут все свои, не обессудим, – уговривл он.
Софья рсхохотлсь.
– Д рзве я мло съел? Прво слово, не хочется! Сыт, сыт взпрвду, – целуя мть Серфиму, отговривлсь Софья.
– Погоди! – отбивлсь струх. – Ну тогд съешь-ко хоть киселю клюковного. Кисель не бог весть ккя ед! А ты, помнится, всегд его жловл…
– Киселю еще съем, – сдлсь Софья.
Мть Серфим повеселел.
– Мремьян Исевн, дйте вм еще положу, – потчевл гостеприимня хозяйк мленькую, сухонькую струшку, которую он приглсил к обеду, зня, кк Софья любит Мремьяну Исевну: ведь, струх знвл софьину мть!
– Блгодрствую. И где это вы, мть Серфим, всего рздобыли? – полюбопытствовл Мремьян Исевн.
– Досифея узнл, что Софьюшк приехл – уделил от своих щедрот. Ведь, он любил ее, эту бловницу, – говорил мть Серфим, с любовью глядя н свою воспитнницу.
– Помнишь, Мремьян Исевн, ккя Софьюшк был, кк ее привезли от грф Шереметьев? Черненькя, мленькя… А теперь, слв те, господи, вот ккя!.. Только одн бед – непосед! В детстве был и теперь ткой остлсь. Двдцть годов не прожил, уж и в Питербурх и в Астрхнь. Другя бы ревмя-ревел, что от родных мест уезжет, он – рд-рдехоньк. Порхет ровно ветерок! Я никк в толк не возьму, ккя рдость в этих переездх? Только кости изломешь. Поезжй, кк говорится, хоть куд, – везде доля худ!..
– Мтушк, вы не рсскзли, что ж без меня в обители нового случилось? – перебил Софья, которой рзговор, видимо, был не по вкусу.
– А что? Ничего. День прожили – и слв создтелю. Вот кк ты уехл, месяц шили блдхин для црского мест. Одинндцть стриц, никк, рботли. Получли н день по той лтын по две деньги. Потом в другое лето крыши нд кельями, млость, лтли. Д лестницу к церкви Ектерины, что н вртех, отвие с улицы сделли, видел?
– А зчем это?
– Чтобы никто из мирян зря не мог претензии сыскть итти в монстырь, то ходили, кто попло. У нс ничего, у «Трубы», у крылошнок гульбище во втором чсу пополуночи бывло… У нс – что? Вот лучше рсскжи, кк живешь, кк твой ученик, кк хозяев – кпитн, или кто тм…
– Коленьк уже вырос – ему седьмой год пошел. Осенью з букврь сядет. Кпитнш сердитя – вроде кк келрш нш, мть Асклид, – понизив голос, скзл Софья. – А Днил Зхрович см-то кпитн Мишуков – ткой лсковый д хороший! Его покойный црь Петр любил. Его все любят. Мы по нем тк соскучились, пок он один в Астрхни жил. Вот скоро увидим его! – оживилсь Софья.
В это время в дверь постучли.
– Во имя отц…
– Аминь! – ответил мть Серфим.
Все обернулись к двери.
Н пороге стоял послушниц келрши.
– Мть Асклид велел вм, сестриц, притти к ней, – клняясь Софье, скзл послушниц и вышл из кельи.
Софья выскочил из-з стол, опрвляя плтье.
– Возьми окройся хоть плтком, – суетилсь мть Серфим: – А то вишь выголили: руки до смых плеч и шею! Срмот одн!
Когд Софья убежл, струхи минуту-другую сидели молч.
Мремьян Исевн жевл беззубыми челюстями пирог, мть Серфим, в рздумьи, смотрел в низенькое окно. Из него в прохлду кельи лилось тепло июньского солнечного дня.
– Быстр! Огонь, не девк! И кк-то ей жизнь сложится? – мечттельно скзл мть Серфим, ктя по сктерти хлебный шрик.
Мремьян Исевн не спеш дожевл пирог, утерл губы концом позеленевшего от стрости головного плтк, опущенного н шею и скзл:
– Жизнь человеческя, кк тень птицы во время полет…
Снов помолчли.
Кждя струх думл о своей прожитой жизни.
– А кк ее мть в эти годы был? – спросил монхиня у Мремьяны Исевны.
– Ткя же стрекоз. Весь свет ей был мл, все носилсь… И без муж в сорок семь годов Софью родил, – зключил Мремьян Исевн, печльно улыбясь.
Рзговор оборвлся: в келью вбежл Софья. Он держл конверт, зпечтнный сургучной печтью.
– Что это он тебе дл, Софьюшк? – спросил мть Серфим.
– Велел передть в Астрхни упрвителю монстырскими вотчинми.
– Ишь выдумл: девичье ли это дело мужчин рзыскивть? Привыкл см с мужикми день-деньской быть, тк думет и всякому пристойно!.. Упрвляющего я зню. Он тут был – вином у нс торговл. Жох! Глз у него тк по крылошнкм и бегли…
IV
В кнцелярии стрхнской конторы нд портом было душно, кк в бне. Единственное окно стояло открыто нстежь, но и это не спсло от духоты. Через окно в кнцелярию летели только тучи песку.
Песком было знесено все.
Возницын сидел в своем углу, з шкпм с делми.
Он остлся в кнцелярии смым стршим: все нчльство, не дожидясь, когд – з чс до полудня – будет бить колокол н обед, рзошлось по домм. И, кроме Возницын, томилсь в кнцелярской духоте только мелкот: кнцелярист и дв копиист. Возницын, с минуты н минуту ожидя колокол, лениво просмтривл бумги, прислнные вчер Адмирлтейств-Коллегией из длекого Снкт-Питербурх.
В кртких промемориях ничего интересного не было – шло обычное: о побеге из службы пильного дел ученик, о строении н корбельных солдт кфтнов из всильковых и крсных сукон з неимением зеленых и о том, что провинт должен отпрвляться н суд в бочкх, не в рогожх, «поелику от рогож более гниет, и в корблях великий дух».
И все в тком же роде.
Только н последней, более прострнной промемории Возницын здержлся.
«Коллегиею слушн из Астрхни кпитн фон-Верден рпорт, что содержвшийся под рестом кторжный невольник Егор Седельников от чхотки пятндцтого сего июня умре; коллегиею прикзли: велеть оного кторжного невольник Седельников тело его хотя и погребено, выкопть из земли и з оную продерзость повесить н висилице, з ноги, чтоб впредь и другие н то смотря тких продерзостей чинить остереглись».
Возницын н секунду предствил себе Егор, кким он видел его в последний рз, когд Седельников беседовл с Афнсием.
– Бедняг! И неужели ткой духотой мертвец повесят? Это ж все Адмирлтейство провоняет, – подумл Возницын.
Он поднял голову от бумг.
Кнцелярист стртельно чинил перья. Один копиист подшивл бумги, ближйший сосед Возницын, одутловтый князь Щетин-Ростовский, определенный по болезни из дек-юнгов в копиисты, кк рз окончил переписывть стрницу. Он не стл искть песочницу, просто огреб лдонью со стол песок и присыпл им нписнное.
– Приловчился, человек! – улыбясь, подумл Возницын.
Ждть больше не хвтло терпения.
– Когд ж нконец этот стрый чорт будет бить склянки?
Возницын подошел к окну.
Н небе не было ни облчк.
Солнце, подымясь все выше и выше, жгло немилосердно.
Перед кнцелярией, н широком дмирлтейском плцу, стоял под ружьем штрфовнный мтрос. Он был весь обвешн фузеями.
Возницын помнил его дело: это мтрос 2-й сттьи, Ефим Чеснок с гекбот «Алексндр Мгнус», нкзн з смовольную отлучку с корбля. Его должны были бы штрфовть шпицрутенми, но з то что Чеснок был рнен в низовом походе, кригсрехт [23] присудил его не к жестокому, обыкновенному нкзнию: простоять под восемью фузеями шесть чсов.
Мтрос стоял с ткой немыслимой выклдкой н смом солнцепеке уже третий чс. Он стоял ровно, точно н смотру. Но можно было зметить, кк дрожт его зплтнные колени.
Из-под треуголки по двно небритому лицу ручьями тек пот. Мтрос ежесекундно моргл: соленый пот зливл глз, вытереть не было никкой возможности.
– Вот, должно быть, он ждет колокол! – мелькнуло в голове Возницын.
(После кждого чс стояния под ружьем, мтросу полглся получсовой отдых.)
– Куд же, в смом деле, зпропстился этот стрик? – подумл Возницын, высовывясь из окн, чтобы посмотреть, не идет ли к дмирлтейскому колоколу, висевшему посреди плц, солдт, отбиввший склянки.
Но, взглянув в окно, Возницын тотчс же отскочил прочь: от порт к кнцелярии шел в сопровождении лейтеннт Пыжов см кпитн фон-Верден.
– Крлуш идет! – скзл Возницын и кинулся н свое место. Кнцелярист згремел ящиком стол, пряч перья, копиист ткнул иглу в бумги и зхлопнул пухлое дело, Щетин-Ростовский совсем прилег грудью н стол от усердия.
Все четверо что-то писли.
– Кшды рекрут фыбрить полголоф! Я покжу, кк пегл с корпль! – визгливой фистулой, по-ббьи, кричл у смой двери Крлуш.
Дверь отворилсь. Н пороге стоял поджрый кпитн фон-Верден. Из-з его плеч выглядывло смущенное, крсное лицо лейтеннт Пыжов.
Адмирлтейские служители стояли, вытянувши руки по швм.
– Мичмн Фосницын, поезжйт немедленно нх Сиедлисты Остроф! Передйт ордер: гекбот «Новий трншемент» унд шкоут «Периний тьягот» фытянуть пять миль зюд-ост! Комндир шкоут «Периний тьягот» княс Мслский скжить: эр хт комнд только н прус, бер нихтс сухопутный зольдтен! Еще рс биль сухопутний зольдт – будет имел фергер унд кригсрехт! – и, повернувшись, ушел тк же быстро, кк и появился.
А через секунду уже где-то у мгзейнов кпитнскя фистул зливлсь:
– Гундсфт! Молшт!
Для кнцелярии гроз миновл.
* * *
– Вше блгородие, к кому ж рньше приствть – к гекботу или к шкоуту? – спросил сидевший н руле боцмн.
– К гекботу! Прво руля! – скомндовл Возницын. Гребцы поднжли. Шлюпк круто повернул в сторону.
С борт гекбот н подбегвшую шлюпку глядело несколько человек комнды «Нового трнжемент»: тут были кирпичные, широкоскулые музуры-клмыки и полдесятк мтросов в рвных, отдленно нпоминвших одежду, рзноцветных кфтнх: у одного он был зеленого колер, у другого – ккой-то пегий, третий мтрос стоял, точно снигирь, – в ярко-крсных лоскутьях.
Когд Возницын подымлся по трпу, из кормовой кюты нвстречу ему выбежл зспнный, рзопревший комндир «Нового трнжемент», Андрюш Дшков.
Прик сидел у Андрюши криво, пльцы торопливо зстегивли кфтн.
Возницын рссмеялся:
– Не пугйся, Андрюш: свои!
Увидев приятеля, Андрюш Дшков перестл зстегивться широко рзвел руки и, потянувшись, слдко зевнул.
– Чорт, никогд выспться не ддут! – скзл он.
– А ты что ж, Андрюш, до полудня дрыхнешь?
– Я еще до свет н кбнов в кмыши ездил.
– Изловил?
– Нет, сегодня неудчно.
Они вошли в кюту. После яркого солнц – здесь покзлось темно.
Андрюш, почесывя широкую, волостую грудь, зевл.
Возницын снял треуголку и сел н рундук вытиря мокрый лоб.
– Я к тебе, Андрюш, не ндолго. С приятной новостью, с ордером из конторы: Крлуш велит поствить «Новый трнжемент» поближе к Астрхни. Вот тебе ордер, – подвя Дшкову бумгу, скзл он.
В это время нверху, н плубе, что-то упло. Андрюш недовольно скривился и выбежл из кюты, крикнув нбегу:
– Посиди, Сшеньк, я – сейчс!
Андрюш змешклся нверху. Было слышно, кк он, топя ногми, кричл н кого-то:
– Я те в буй [24] другой рз посжу, стервец! Ведь, двеч велел перенести н штирборт [25].
Зтем шги нд головой стихли, видимо комндир пошел н бк. Возницыну лень было выходить н плубу – покидть прохлду кюты. Он оглядел ндрюшино жилье.
Знкомя кртин.
Н стене, нд постелью, рсплстлсь волчья шкур. Пушистым комком висели в углу зячьи шкурки. Н рундуке стояло чучело ккой-то голенстой птицы.
Н столе лежл крюх хлеб с воткнутым в нее ножом, кус сл, шомпол, рог c порохом, кисет, трубк и ккя-то книг в желтом телячьем переплете.
Возницын потщил к себе книгу.
– Посмотрим, что это Андрюш читет? – улыбясь, подумл он. Возницын знл – Андрюш до книг не охотник.
Возницын рзвернул книгу. Н стрнице ндрюшиным рзмшистым почерком стояло:
18 Всилей посжен н бк з игрние в кости.
19 Мзли левую сторону смолою и коноптили мслом.
20 Пришел от вест бот корбля «Алексндр Мгнус».
21 Мтрос Горовой упл с гльюн и утонул.
23 ветр велик, временми порывен.
24 сего числ был шбш для нгел госудрыни-црицы.
Возницын зхлопнул книгу: ничего интересного – это шхнечный журнл.
Он отбросил книгу и, легонько нсвистывя, стл ждть комндир.
Нконец дверь отворилсь – вошел Андрюш. Его сон окончтельно прошел.
– Что ты тм гневешься?
– Д кк же н них, чертей, не кричть? Рспустились от безделья. Вчер, пок я отдыхл после обед, передрлись: музур убил мтрос.
– И кк, сильно убил?
– Д рскровянил морду порядком. Сегодня, положим, уже хорош: только в фонрях ходит.
– Что ж ты, кошкми музур штрфовл?
– Всего было. Посдил в буй н бк, он, сняв буй с ноги, бросил в море. Это кзенную-то вещь! Придется снов всыпть д лень. Ну их всех к чорту! – плюнул он. – Что у вс слышно? Крлуш-то когд от нс убирется в Питербурх?
– Не сегодня-звтр. Ждем укзу от Адмирлтейств-Коллегий. Оттого он и ходит злой, что Снкт-Питербурх не шлет бумги.
– А кпитн Мишуков что делет?
– Строить дмирлтейство н новом месте собирется. Все с чертежми возится…
Возницын взял треуголку и, нехотя, поднялся.
– Куд ж ты, Сшеньк, спешишь? Оствйся – стерляжьей ухой угощу: чс тому нзд поймли!
– Некогд – ндо еще н «Периную тяготу» зехть.
– И князь тоже поближе к Астрхни стнет?
– Д, князю кроме того – нхлобучк, – улыбнулся Возницын. – Крлуш кригсрехтом грозится, ежели Мсльский будет и впредь рукм волю двть – уж больно он зуботычины любит!
– Он у нс тковский! Петушок! – ответил Андрюш, выходя из кюты вслед з Возницыным. – Эй, боцмн, трп господину секретрю!
* * *
Уже было три чс пополудни, когд Возницын вернулся в Астрхнь из поездки н суд.
Он медленно шел домой: торопиться было некуд. Возницын знл, что в этот чс Крлуш еще отдыхет после обед, в кнцелярии ткя же духот и кнцелярские служители клюют носми нд опостылевшими, пыльными ппкми.
В ткую жру не хотелось ни о чем думть, не то что рботть. А в гвни рбот кипел.
С берег Волги, где кторжники збивли сви, доносилсь знкомя морскя песня:
Вот рз, по дв рз,
Кто комндовть горзд,
Тому чрочк винц,
Дв сткнчик пивц,
Н зкуску пирожк,
Для збвы девушк…
От Соляных мбров, с огромными кулями соли н спине, легко бежли к брже гологрудые персы-музуры: соль грузили для отпрвки в Снкт-Петербурх солить корбли блтийской флотилии.
В тени дмирлтейских мгзейнов примостился стрый солдт-цырюльник. Он брил рекрутов.
Возле него стоял толп молодых мтросов.
Те, у кого голов был уже выбрит, кк полглось – до половины, потешлись нд товрищми, которым предстоял эт неприятня оперция.
Солдт-цырюльник делл свое дело молч, со строгим лицом, точно священнодействовл.
Молодой рекрут, со смешно торчщими н одной чсти головы рыжими волосми, поливл из ковшик воду н подствленную голову. А солдт-цырюльник, скривив от нтуги рот, тупой бритвой терзл очередную жертву.
– Глянь сморщился-то кк – ровно чрочку выпил!
– Терпи, кзк: кторжником будешь!
– Внюх, ты теперь вроде кк удод – с чубом! – гоготли со стороны.
Увидев проходившего мичмн, рзом попритихли.
У кирпичных дмирлтейских ворот босой крульный солдт препирлся с ббой-хрчевницей. Бб хотел пройти в дмирлтейство, крульный не пускл ее.
– Не знешь рзве – в морскую гвень вшему брту, хрчевнику, ходить зпрещено!
– У меня ж комндирский денщик зимбиль [26] взял! – лезл бб.
– Ступй, ступй! – беззлобно приговривл солдт, одной рукой держ мушкет, другой бесцеремонно упирясь в необъятную ббину грудь.
А среди плц все еще стоял под восемью фузеями Ефим Чеснок. Он, видимо, достивл последний, шестой чс.
Несмотря н невыносимую жру, мтрос был бледен. Он глядел невидящими глзми куд-то в одну точку. Он стоял уже не тк ровно, кк три чс тому нзд, оплюхнув под непосильной тяжестью.
Возницын, проходя мимо, отвел глз в сторону.
Не успел он пройти нескольких шгов, кк сзди послышлся лязг и ккой-то шум.
Возницын обернулся – Ефим Чеснок лежл ничком в песке, нкрытый восемью фузеями.
Возницын кинулся, было, к нему, но уже из крульной избы к штрфовнному мтросу бежл солдт.
Когд Возницын вошел к себе, Афнсий лежл в сенях н кошме, здрв вверх ноги, и пел «Не белы снеги». Увидев брин, Афнсий вскочил.
– Дй умыться! – скзл Возницын, проходя в комнту и н ходу стскивя пропотевший кфтн.
Возницын умывлся всегд у крыльц.
Он сбросил рубху и вышел н крыльцо. Афнсий ожидл его с полотенцем и кунгном в рукх.
Возницын с удовольствием подствил голову под струю воды. Афнсий лил из кунгн и, по привычке болтливого человек, уже что-то рсскзывл.
– А сегодня из Питербурх к кпитну Мишукову брыня с сыном и чернявой брышней приехли, – трторил Афнсий.
Возницын, отфыркивясь, с удовольствием мылся. Он не рсслышл, что скзл Афнсий, но не переспросил его. «Все рвно ничего путного не скжет», – думл Возницын.
V
Софья уже несколько дней прожил в Астрхни, но все никк не могл урвть минуту, чтобы исполнить поручение келрши Асклиды. Нконец к воскресенью кое-кк устроились н новом месте, в небольшом домике у Знменской церкви.
В воскресенье после обед кпитнш Мишуков отпустил Софью отнести письмо стрице-упрвительнице.
(Софья не скзл, что вотчинми Вознесенского монстыря в Астрхни упрвляет мужчин: он боялсь, кк бы кпитнш не дл ей в провожтые денщик Плтон. А Софье хотелось погулять одной.)
Упрвитель жил з рекой Кутумом, в Кзнской слободе, возле Петухов ерик – тк было нписно н конверте.
Выйдя из дому, Софья пошл нпрямки к Агрянским воротм.
Он шл мимо убогих домишек стрхнских жителей, мимо дурно пхнущих дворов, обгороженных желтобурыми глиняными плетнями, мимо зпертых лрей и мбров зкрытого и обезлюдевшего в эти чсы русского бзр, мимо высохших, блестящих н солнце, солончковых пустырей.
День стоял безветреный и жркий.
Улицы Белого город были пусты.
Софья повстречл до Агрянских ворот лишь нескольких человек. В длинных до пят бумжных хлтх прошли двое плосконосых, смуглых ттр, н осле проехл перс д из «входской» церкви, мимо которой проходил Софья, вышел курносый пономрь и обыкновенный, российский никудышный попик.
Астрхнь томилсь в зное. Дже собк не было слышно. Только н чьем-то дворе дико кричл рссерженный осел.
Софья прошл до Агрянских ворот и остновилсь в их тени.
Прямо перед ней тек мутный неширокий Кутум.
Н противоположном берегу, из-з деревьев, госудрев птекрского сд, виднелись глвы церкви Кзнской богомтери.
Слев блестел н солнце просторня Волг.
По Кутуму плыли рыбчьи челны. Несколько бус, нгруженных чем-то, стояли невдлеке, у берег.
Поближе к Волге были видны вытянутые н берег лодки. Возле них, н песке, лежли и сидели люди.
Софья решил подойти к ним и попросить перевезти в Кзнскую слободу.
Он уже сделл несколько шгов по песку, кк вдруг услышл – кто-то нгоняет ее.
Софья невольно обернулсь и едв не вскрикнул от удивления: из ворот вышел востроносый мичмн, которого он встретил в тот пмятный день в Питербурхе. Он обрдовлсь Мсльскому, словно ккому-то хорошо знкомому, близкому человеку.
– Здрвствуйте! – приветливо улыбясь, скзл он и зпнулсь, – Софья поймл себя н том, что не знет дже, кк звть этого востроглзого мичмн.
Мсльский не меньше ее удивился и обрдовлся встрече.
– Здрвствуйте! Кк вы попли сюд, в эту берлогу? – тряся мленькую ручку Софьи обеими рукми, приветствовл Мсльский. Он с интересом рзглядывл ее. Из тоненькой, чуть нчинвшей оформляться девчонки он превртилсь в цветущую девушку.
Мсльский любовлся Софьей.
А Софье хотелось рсспросить о Сше, о том симптичном мичмне, о котором он чсто вспоминл в Питербурхе. Но срзу спршивть о нем было кк-то неловко.
– Вот не ожидл вс здесь встретить! – невольно солгл он. Сколько рз з долгую дорогу в Астрхнь он думл о том, что, может быть, тот мичмн еще служит в Астрхни, хотя прошло столько времени и ндежды н встречу было мло.
– Кк же, , ведь, вы провожли нс из Снкт-Питербурх рзве збыли? – нпомнил Мсльский.
– Д это тк двно было…
– Куд сейчс путь держите?
– Мне ндо в Кзнскую слободу. Перевезите меня вон туд, – укзл Софья.
– Хорошо. Только рньше зедем к нм н шкоут? Посмотрите, кк мы живем. А тогд доствлю вс, куд прикжете!
Софья колеблсь.
Один голос говорил:
– Соромно с ним ехть! Д и не безопсно. И письмо не успеешь передть!
Другой перебивл:
– Он же, ведь, свой: мичмн. А письмо – не к спеху! Не сегодня – в другой рз передшь!
Мсльский понял ее колебния:
– Не бойтесь – доствлю вс к кпитнше в целости. Мы быстро доедем: шкоут стоит возле смого город, у Зячья остров. Поедем!
Мсльский взял ее з локоть.
Софья не тронулсь с мест – не решлсь ехть с млознкомым человеком.
Но в эту секунду откуд-то вынырнул змнчивя мысль:
– А, может быть, тм его увидишь?..
– Только нендолго, хорошо? – умоляюще посмотрел он своими большими, синими глзми.
– Хорошо! Н полчс, не больше!
Мсльский был вне себя от рдости. Беспокоило лишь одно – Возницын сегодня дневльным в порту. Кк бы не увидл с берег, чорт. Ну д, впрочем, что он невест его, что ли? – успокивл себя Мсльский.
Когд они подошли к шлюпкм, люди все стояли н вытяжку.
– Боцмн, подъезжй к склдм, збирй припсы, мы – поедем! – прикзл Мсльский.
Мтросы зшевелились, стлкивя с берег шлюпки. Софья смотрел н противоположный берег, и ее снов взяло сомнение: ехть ли? Но Мсльский подтолкнул ее:
– Не здерживйте!
Софья прыгнул в шлюпку.
Лодк понеслсь по Кутуму нвстречу Волге.
– Не ндоело вм ехть н лодке от Москвы до Астрхни? – спросил, улыбясь, Мсльский.
– Нет. В Питербурхе я полюбил воду. Мы н кпитнской верейке чсто ктлись по Неве, – похвстлсь Софья.
Софья с удовольствием глядел, кк уплывют прочь стены стрхнского кремля, высокя Пречистенскя бшня, двухэтжный Успенский собор, глвы Троицкого монстыря, дом, огороды, портовые мгзейны, склды, мчты корблей.
Софье не нрвилось только, почему шлюпк держится ближе к првому, пустынному берегу, где кроме рыбчьих стнов д войлочных кибиток клмыков ничего не было видно.
– Нверно, тк ндо, – подумл Софья.
А Мсльский прикидывл в уме:
– Тк-то, друг Сшеньк, не рзличишь, кто поехл: длековто…
Востроносый мичмн не солгл – ехли недолго: не успели уйти нзд последние хибрки стрхнских слобод и юрты ттр, кк спрв, у остров, в широком ерике покзлся двухмчтовый корбль.
– Вот нш изб, – укзл Мсльский н шкоут.
Пестрый, рсписнный н брхоуту [27] всеми цветми рдуги, шкоут, кзлось, летел нвстречу шлюпке.
Н корме было дв окн с резными, точно у терем, нличникми. Под окнми две дородные девки с коронми н головх и руслочьими хвостми держли рог изобилия, из которого сыплись цветы. Цветы пдли прямо н крупную ндпись, выведенную крсной крской: «Периня тягот».
– Куцевол, прдный трп! – зкричл Мсльский, подбегя шлюпкой к првому борту корбля.
Сердце Софьи учщенно билось. Он ждл: вот н плубе покжется он. Подст ей руку, поможет взойти…
Но, вместо этого, с плубы шкоут, сверху, не очень дружелюбно глядели ккие-то лохмтые, точно невыспвшиеся, люди.
Спустили прдный, с поручнями, трп.
Мсльский хотел, было, поддержть Софью, не он отстрнил его руку и ловко взбежл н плубу.
Мсльский предупредительно зскочил вперед и открыл дверь в кормовую кюту, н обеих половинкх которой были нрисовны двое чсовых – мтрос и преобрженец.
Софья вошл в кюту и остновилсь у порог.
Дв мленьких слюдяных окн не двли много свет. После яркого солнц в кюте покзлось темно.
Мсльский вихрем промчлся вперед, что-то схвтил со стены, что-то со стол, сунул все в рундук. Зтем обернулся к Софье.
– Посидите, голубушк, я сейчс!
И умчлся нверх.
Софья огляделсь. Глз понемногу привыкли к полутьме. Стены кюты были рсписны мсляными крскми. Живописец хотел, очевидно, изобрзить рйский сд. Н стенх крсовлись причудливые зеленые деревья и ккие-то невиднные крсные цветы н фиолетовых, синих и желтых стеблях. Цветы были одинковой высоты с деревьями.
Среди сд гулял в млиновых шроврх и орнжевой члме густобородый шх. З ним шли рзноцветные бирюки, кошки, олени, верблюды.
Нд тощей комндирской постелью пышногрудя, крутобедря Суснн выходил из воды. Из-з кустов н нее плотоядно глядели двое стриков в персидских ппхх. Стрики, восторженно рзводя рукми, открывли рты. Изо ртов вылетли нписнные русскими литерми слов: чох-якшы? [28].
Софья в одну минуту осмотрел роспись – больше в кюте смотреть было нечего.
В углу стоял флинт, возле двери н гвозде висел русый прик д болтлсь н перевязи шпг.
Все это не предствляло интерес.
Првд, Софья обртил внимние н мичмнскую постель: нволочк н подушке был грязня («бедненький, и присмотреть з ним некому!»), одеяло рсшито цветми.
Софья воровто оглянулсь н дверь – не видит ли кто – и, нгнувшись, торопливо приподнял крй одеял – рссмотреть поближе.
Конечно, оно было монстырской рботы. Тк рботли чернички и в Вознесенском монстыре.
Опрвив постель, Софья сел к столу.
И тут он увидел смое глвное: н столе лежло небольшое зеркльце в золоченой опрве.
Софья вытерл его лдонью и взглянул: в зеркле отрзились черные, точно нсурмленные брови, большие синие, немного луквые глз, прямой нос. Этим Софья был довольн.
Дльше шли губы. Они были сочные, но Софье не нрвилось, почему нижняя губ немножко полнее верхней. Когд, бывло, в детстве, он ндует губы, мть Серфим легонько бил пльцем по этой нижней губе, приговривя:
– Ишь, губы толсты, брюхо тонко!
И верно: в пояснице Софья был тонк.
Софья облизл губы и еще опустил зеркльце, продолжя осмотр.
Низкий вырез открывл всю шею и чсть груди. Шеей Софья остлсь вполне довольн: ни косточки, ни прыщик.
Он попрвил кружев н груди. Под пльцми хрустнул бумг – келршино послние.
Еще рз оглядел голову и положил зеркльце н место.
Сверху донесся ккой-то крик. Софья прислушлсь: комндир кого-то отчитывл.
Чей-то испугнный голос отвечл, зикясь:
– Истинный бог – кот съел!..
В то же мгновение послышлся сильный шлепок, что-то грузно упло н плубу.
– Живо неси!
Дверь отворилсь. В кюту влетел розовощекий, со смешным – без подбородк – куриным личиком князь Мсльский. Он нес связку вяленой рыбы.
– Олухов дюжин, смому з всем приходится глядеть! – извиняющимся тоном скзл он Софье.
Мсльский достл из рундук флягу, дв вызолоченных сткнчик, трелку с конфетми, изюмом и орехми, нож, вилки. Потом подошел к двери и, приоткрыв ее, крикнул уже более лсково:
– Ну, двй!
В дверь просунулсь рук. Он передл Мсльскому снчл миску с вреным осетром, зтем крюху хлеб и рбуз.
– Прошу отведть ншего, морского, хлеб-соли! – приглсил Мсльский, сдясь рядом с Софьей.
«Вот видл б мть Серфим, что скзл бы, – улыбясь своей мысли, подумл Софья: – Кк жених с невестой!»
Мсльский нлил из фляги в сткнчик и, чокясь с Софьей, скзл:
– З вш приезд в Астрхнь!
Софья еще ни рзу всерьез не пил вин. Мть Серфим двл ей в престольный прздник – Вознесенье – мленькую чрочку. Вино было вкусное, слдкое. От него чуть кружилсь голов точно после кчелей.
Софья вспомнил, кк привозили с ссмблей кпитншу Мишукову – еле живую, кк он отлеживлсь после попойки несколько дней.
И все-тки сейчс зхотелось смой попробовть: хорошо это или плохо?
– Я только одну выпью, – решил Софья.
Он пригубил. Вино было ромтное, слдкое.
– Пейте срзу: вино слбенькое. Вот тк! – учил Мсльский, опрокидывя свой сткнчик в рот.
Софья послушлсь.
Немного обожгло горло, зхвтило дух, но тотчс же прошло – рзлилось по всему телу приятной теплотой.
– Ну кк: хорошо? – спросил Мсльский.
– Ничего, – улыбнулсь Софья и взял из миски кусочек осетр.
– Ешьте, пожлуйст! – угощл Мсльский.
Софья откзывлсь: он, ведь, только что отобедл и не хотел есть.
– Тк ешьте конфеты, орехи!
Софья с удовольствием принялсь з слдости.
– Откуд у вс монстырское одеяло? – спросил он у Мсльского.
– У меня сестр в Рождественском монстыре, что у «Трубы» – келршей.
– Мть Евстолия? – удивилсь Софья: – Д я ж ее зню. Он у нс в Вознесенском, бывл…
Нстл черед Мсльского удивляться.
– Я жил в Вознесенском, училсь у книжной стрицы!..
Они рзговорились.
– А, ведь, он смешной, но – милый, – думл Софья, глядя н оживленного от выпитого вин и от приятной встречи Мсльского. Теперь, после рсскз о сестре, этот востроносый мичмн с куриным лицом стл действительно кким-то своим человеком. И Софья не очень отнекивлсь, когд Мсльский предложил ей выпить по второй:
– З Москву!
Софья чувствовл себя прекрсно. Ей стло весело, хорошо. Голов не болел – лишь слегк кружилсь, но был совершенно ясн. Софье хотелось говорить, говорить… Слов текли легко и свободно. (А, ведь ккую косноязычную чушь несл кпитнш, когд ее после ссмблеи, пьяную, привозили домой!)
…Уже солнце сдилось и рйский сд н стене кюты горел в лучх зкт дским плменем, когд Софья нконец спохвтилсь: ндо ехть домой.
(Письмо он двно решил отвезти в другой рз.)
Мсльский не удерживл ее.
Софья встл из-з стол и хотел, было, сделть шг, но поштнулсь и едв не упл, если бы во-время не поддержл Мсльский.
– Что ткое? – с ужсом спросил он, опускясь н скмью.
– Ничего, ничего, пройдет! – криво усмехлся Мсльский. – Это дербентское зелье – оно с ног влит!
Мсльский и см не очень твердо стоял н ногх: он выпил в несколько рз больше Софьи.
Софья с минуту посидел н скмейке и вновь попытлсь подняться. Но ее ноги совершенно откзывлись двигться.
– Софьюшк, вы прилягте, н минутку отдохните, это скоро пройдет, – уговривл Мсльский, кое-кк подводя Софью к постели. – Полежите, я пойду н плубу!
И Мсльский, стрясь итти возможно ровнее, вышел из кюты. Софья остлсь одн.
Шнуровк корсж сильно двил – Софья слегк отпустил ее. Клонило ко сну.
Софья с вожделением глянул н подушку в грязной нволочке, но продолжл сидеть, опирясь плечми о стену.
Н реке поднялся небольшой ветер – шкоут чуть покчивло. И это мерное покчивние убюкивло.
Софья пялил глз, стрясь не уснуть.
Солнце зшло, и в кюте с кждым мгновением стновилось темнее. Софья сидел, обдумывя положение. Мысль ее рботл лихордочно.
– Зсиделсь. Нпрсно пил! – думл он.
Мсльский держл себя хорошо, не позволял себе никких вольностей – с этой стороны опсений не было. Тревожило другое: что скзть кпитнше, явившись ночью домой?
– Скжу: упрвительниц не отпускл ехть вечером. Оствил ночевть. Посижу здесь до утр, утром он отвезет…
Шкоут мерно покчивлся.
…Он открыл глз: к кровти, н цыпочкх, подходил Мсльский.
Увидев, что Софья не спит, Мсльский укоризненно протянул:
– Софьюшк, голубь мой, вы не спите? Я вс рзбудил? – шопотом говорил он. – Я только з шинелью пришел: уклдывюсь спть нверху. А вы лягте, родня, лягте, не стесняйтесь!..
Он говорил все это тк просто и убедительно, точно стрший брт журит млдшую сестренку, что Софья и в смом деле почувствовл себя в чем-то виновтой. Он и не подумл сопротивляться, когд Мсльский осторожно взял ее з плечи и уложил н постели.
– Грязня нволочк – ну и пусть! – мелькнуло в голове у Софьи.
Софья вытянул ноги н кровти и дже улыбнулсь – тк было хорошо. Сейчс не хотелось думть ни о чем – ни о письме, ни о предстоящем рзговоре с кпитншей, ни о том, что двит нерсплетення кос. Сейчс хотелось спть, спть и спть…
Мсльский не уходил. Он присел н крй постели и положил руку н полное плечо Софьи.
Софье лень было шевельнуться, лень было скзть: что же вы не уходите?
Кровть, кют, все-все – плыло, кружилось волчком. Кзлось, что шкоут попл в ккой-то сумсшедший водоворот.
Рук Мсльского медленно сползл от плеч к труди. Рук стл дрожть.
И в одно мгновение уствший, зтумненный вином мозг Софьи прорезло воспоминние: ночь в Слвянке, грек. Он встрепенулсь, стрясь побороть устлость и сон.
– Что ндо? – зплетющимся языком спросил Софья.
– Ничего, Софьюшк, ничего. Туго стянуто. Я отпущу немного. Ничего! – бессвязно бормотл Мсльский, все крепче прижимясь к Софье.
Его руки стли вдруг нстойчивыми и грубыми…
Софья зкричл, рвнулсь из рук Мсльского, нпрягя последние силы, но сил было мло…
И в полутьме кюты Софья н одно короткое мгновение увидел нд собой куриное личико мичмн, передернутое ккой-то необычйной гримсой.
* * *
Софья проснулсь от жжды: нестерпимо хотелось пить. Во рту было сухо и горько.
Софья лежл, сообржя: где же он?
З бортом лениво плесклись волны, чуть покчивя судно.
«Еще плывем из Москвы в Астрхнь» – был первя мысль. Но тут же Софья с ужсом почувствовл – н постели, бок о бок с ней, кто-то лежит.
Он повернул голову и при лунном свете, освещвшем кюту, увидел: рядом с ней, н подушке, лежло чье-то незнкомое, востроносое, мужское лицо. От него несло винным перегром.
Мгновенно вспомнилось все.
Что-то зныло, упло в груди, похолодели руки…
Софья вскочил и, осторожно, боясь рзбудить Мсльского, сползл с постели.
Встл, штясь, кк пьяня, хотя от двешнего хмеля остлся только горький вкус до рту и горький осдок н душе. В изнеможении оперлсь о стену. Руки упли безвольно вдоль тел. Он стоял, зпрокинув голову.
– Господи, что же со мной стло?
Слезы неудержимо текли по щекм.
– Нет, бежть, бежть скорее отсюд! От этого позор! – очнулсь он.
Софья дрожщими рукми поспешно приводил себя в порядок. Зшнуровывя корсж, схвтилсь: где же письмо?
Асклидино письмо исчезло.
Кк ни противно было, подошл н цыпочкх к кровти.
Н сбитой постели лежл, рзбросв ноги и руки, точно пьяный посдский под збором, востроносый мичмн. Один глз был чуть приоткрыт. Изо рт вылетли ккие-то булькющие звуки.
Софья глядел н него с отврщением, с брезгливостью и, в то же время, словно не могл оторвться.
Должен был бы стть смым близким человеком, стл непереносимым: курье – без подбородк – личико противно до тошноты!
Софья чуть сдержлсь, чтобы не плюнуть в этот мерзкий, куриный лик.
Отвел взор. Глянул н пол.
У кровти влялся серо-голубой мичмнский глстук. Рядом с глстуком лежло злополучное письмо келрши Асклиды.
Софья схвтил его – конверт был цел, только чуть ндтреснулсь сургучня печть, – сунул з корсж и, не оглядывясь, кинулсь вон из кюты.
От луны н плубе было светло, кк днем. Плуб походил н цыгнский тбор – он вся был зствлен пологми, под которыми мтросы укрывлись н ночь от комров.
Со всех сторон рздвлся хрп – в этот чс вся комнд шкоут спл мертвым сном.
Софья, оглядывясь подошл к борту. Трп не был убрн. Н волнх, чиркя бортм о шкоут, чуть, покчивлсь гичк.
Софья, не рздумывя ползл по трпу вниз. С непривычки спускться по веревочной лестнице было трудно – трп рскчивлся, мешл длиння юбк.
Но Софья не смотрел ни н что. Он хотел поскорее уйти от этой проклятой «Периной тяготы».
VI
Возницын поднялся и сел – лежть н лвке больше не было никких сил: зедли клопы.
А спть хотелось мучительно. Почесывясь, Возницын глянул в окно.
Полня лун стоял нд портом. До третьего битья в колокол оствлось смое млое три чс. Можно было бы еще хорошенько соснуть.
– Рзве свечёй их, окянных, попробовть жечь? – подумл Возницын.
Но тотчс же понял всю бесполезность этой зтеи.
– Последний огрок изведешь, толку никкого: их тут, в щелях, чортов пропсть!
Возницын встл.
Приходилось устривться н ночь по-иному.
Возницын убрл со стол н подоконник чернильницу и свечу, сгреб связку кожных билетов (они выдвлись н вынос ккой-либо вещи из порт) и бросил их н лвку, в угол, где уже лежли прик, треуголк и шпг; швырнул туд же ключи от пороховых погребов и рзных мгзейнов и мбров, которые, по реглменту, дневльный офицер должен был держть «в великом бережении», и стл уклдывться н столе.
Возницын положил под голову свою струю шинель и лег. Но кк ни ложился Возницын, его ноги все рвно свешивлись со стол.
– Н тком столе Андрюше Дшкову спть еще туд-сюд… – иронически подумл он, ерзя по столешнице. И все-тки в этой неудобной позе Возницын здремл и не слышл дже, кк в крульную избу вошел мтрос.
– Вше блгородие, – робко окликнул он дневльного офицер.
Возницын встрепенулся.
– Кто тм? Что ндо? – недовольно спросил он, подымя голову.
– Это я, вше блгородие, гребец Лутоня.
– Ну, что случилось?
– У седьмого нумер женщину из реки вытщили – утопл, – козыряя, доклдывл мтрос.
Взял досд, теперь-то уж нверняк не придется спть – ндо будет звть лекря, опршивть утопвшую, потом писть рпорт.
Возницын свесил со стол длинные ноги.
– Должно быть, опять кто-нибудь пьяную куму н берег провожл, д и ввлил в реку? – спросил Возницын, слезя со стол.
– Никк нет, вше блгородие. Они одни плыли в гичке. Хотели причлить, встли мленько н борт – и готово, – словоохотливо рсскзывл мтрос. – Я сплю, слышу ровно кто кричит: спсите!
– Лдно – перебил его Возницын: – Волоките сюд эту полунощницу, ежели см ходить может!
– Кк же, они мленько плвть умели…
Мтрос исчез з дверью, Возницын, тем временем, ндел прик, нцепил ндоевшие до-нельзя лядунку и шпгу. Потянулся, зевя и улыбясь:
– Нверно, бедняжк, икет с перепугу! – подумл он. И предствил себе: мокря, ровно куриц, грязня, пьяня бб…
Возницын высекл у стол огонь и зжигл свечу, когд послышлись голос.
– Вот сюд, сюд!.. – говорил мтрос. В крульную избу кто-то вошел.
Возницын обернулся и остолбенел от удивления: перед ним, вымокшя до нитки, стоял нствниц детей кпитн Мишуков, т, синеглзя еврейк!
Возницын срзу признл ее, хотя он з эти годы знчительно покрупнел и округлилсь.
Увидев Возницын, он всплеснул рукми:
– Сшеньк!
Попятилсь нзд и вдруг кк-то осел нземь. Возницын бросился к ней вместе с мтросом. Они подняли Софью и положили н лвку.
– Воды! – кликнул Возницын.
Мтрос кинулся в темные сени, згремел ковшом, притщил воду.
Возницын взял из рук мтрос ковш и сухо скзл:
– Можешь итти!
Мтрос ушел, посмеивясь в усы:
– Кум-то кум д еще чья – неведомо!..
Возницын осторожно брызнул в лицо девушки. Лицо здерглось, но глз продолжли оствться зкрытыми.
Тогд Возницын в испуге стл трясти Софью з плечи, точно ребенок уснувшую няньку:
– Мшеньк!..
– Оленьк!..
– Ктеньк!.. – звл он, не зня ее имени.
Нконец девушк открыл глз и приподнялсь.
– Меня Софьей звть, – смущенно улыбясь, скзл он.
Софья поспешно отодвинулсь от Возницын – он боялсь, что Возницын услышит винный зпх.
– Кк вы сюд попли? Куд вы ехли? – учстливо спросил Возницын, сдясь н лвку.
Он говорил, стрясь не глядеть н Софью, не видеть ее голых плеч и груди, которые слбо прикрывло мокрое плтье.
– Это – потом. Сперв мне ндо бы обсушиться! Я озябл…
Возницын только теперь зметил, что Софья стучит зубми от холод.
– Я принесу хлт и сткн вин! Вино хорошо согреет, – вскочил он, хвтя с лвки треуголку.
– Нет, нет, рди бог, не ндо вин! – в испуге змхл рукми Софья. – Только хлт! И кбы можно было зтопить эту печь! – попросил он.
– Отчего ж? Я мигом зтоплю! – зсуетился Возницын. Он открыл дверцу.
– Щеп в ней есть, остется лишь поджечь.
Он хотел уже взять со стол свечу, но Софья лсково остновил его:
– Вы идите, я см это сделю!
Возницын выбежл из крульной избы.
Софья вынул из-з пзухи мокрый конверт, снял ботинки и чулки и рзожгл в печке сухую щепу.
Возницын вернулся очень быстро. Он принес полотенце и длинный шелковый хлт.
Софья, рсплетя косу, с интересом глядел, кк Возницын хозяйственно звешивл своей шинелью мленькое оконце крульной избы.
Устроив все, Возницын обернулся к девушке:
– Вот зкройтесь н крючок и переодевйтесь! Я буду в сенях. Коли что пондобится, кликните!
Теперь он смело глядел н нее: длиння кос был рспущен, и волосы, кк плщом, покрывли Софью до колен.
– Спсибо, спсибо! – горячо блгодрил Софья, крепко пожимя холодными пльцми руку Возницын.
Возницын вспыхнул до ушей.
– Пустяки, не з что! Согревйтесь! – Он шгнул з порог.
Дверь зкрылсь н крючок.
Возницын в темноте нщупл скмейку, где стоял кдк с водой, и сел. Он не собирлся подслушивть, но невольно ловил кждый звук, доносившийся из-з двери.
Ему не терпелось – хотелось поскорее вновь увидеть ее.
Двешний сон окончтельно пропл.
Время тянулось нестерпимо медленно.
Возницыну ндоело сидеть. Он вышел из крульной избы н двор.
В лунном свете были хорошо видны ближйшие крулы. У провинтских склдов, опершись н мушкет, неподвижно стоял крульный солдт.
– Дремлет, нверное, кнлья – подумл Возницын, но не зхотел отходить от избы.
Он глянул н смый ответственный крул – у порохового погреб – тм крульные не спли.
К пушкрю, стоявшему с пикой, кк полгется, у смой двери, кк рз подошел солдт, ходивший кругом погреб с обнженной шпгой в руке. Солдт, должно быть не прочь был поклякть с товрищем, но пушкрь, видевший Возницын, цыкнул н солдт, и он снов пошел в обход.
Возницын вернулся в сени и стл терпеливо дожидться. Нконец щелкнул крючок. Дверь отворилсь.
– Входите! – скзл Софья, отступя в глубь избы.
Возницын вошел.
Теперь Софья был в измятом, но более сухом плтьи.
– Посижу н дорогу и пойду домой спть!
Он сел н лвку.
Возницын присел поодль, н крешек.
– Куд же это вы неудчно ездили? – улыбясь, спросил он.
Софья двно приготовил ответ н этот вопрос.
– Не спршивйте – смешня и глупя зтея, – усмехясь, ответил он: – Все зснули, мне не сплось. Я пошл к Волге. Вижу гичк стоит у берег. Дй, думю, поктюсь. Не успел доехть до Кремля, – весло сломлось. Я стл грести обломком. Кое-кк подъехл к берегу и хотел выпрыгнуть д оступилсь и попл в реку… Вы меня проводите из порт? – спросил он, вствя.
– Провожу, – упвшим голосом ответил Возницын – ему не хотелось тк скоро рсствться с Софьей. – Жль – я дневльный, мне длеко уходить нельзя. Я могу только до ворот провожть. А вы где живете? – спросил Возницын, когд они вышли из крульной избы.
– В Белом городе, у Знменья, где кпитн Мишуков…
Четвертя глв
I
Уже две недели Возницын был в отменно-хорошем нстроении. Дом он сносил ндоедливую болтовню Афнсия и прощл ему то, что денщик потихоньку пьет брский чихирь.
А в кнцелярии не змечл нудной секретрской рботы.
Поглощенный своими мыслями, Возницын привычно просмтривл скудные корбельные тбели «о приеме провинту», «о больных людях», «о служителях корбельных и кто с кем в кше» и, подсчитывя офицеров и мтросов, людей нлицо и «нетчиков», сухри и пиво, уксус и боченки пресной воды и прочее, – привычно соствлял «повсядневные ведомости» корблей.
Мир кзлся Возницыну прекрсным.
Одно тяготило Возницын: ему не с кем было поделиться своей рдостью. Приятели – Андрюш Дшков и князь Мсльский – стояли длеко: кпитн Мишуков, нзнченный вместо фон-Верден глвным комндиром нд портом, укрыл суд н осень в Ярковской гвни.
Не Афнсию же рсскзывть обо всем!
А рсскзть, кк кзлось Возницыну, было о чем.
После той пмятной ночи Возницын несколько рз встречлся, с Софьей. Они уходили куд-либо к Волге и сидели, рзговривя: Софья боялсь ходить с Возницыным по городу, чтобы их не увидели вместе. (Ей все еще удвлось обмнывть кпитншу: Софья уходя из дому, кждый рз говорил, что идет нвестить стрицу – вотчинную упрвительницу Вознесенского монстыря).
Сегодня они тоже условились встретиться – было воскресенье, день, удобный для обоих.
Когд чсы н Пречистенских воротх Кремля пробьют четыре пополудни, Возницын должен был с лодкой ждть Софью н Кутуме, против Кбшных ворот Белого город: Софья хотел съездить по ккому-то делу в Кзнскую слободу.
Время у Возницын тянулось невозможно медленно.
Он двно приготовил лодку, пообедл, приоделся и все еще до срок оствлось около чсу.
Возницын взял со стол свои любимые «Крткие нрвоучительные повести», подренные Фрврсоном, перевернул стрницу-другую и отложил: сегодня чтение не шло н ум.
Он встл, приглдил перед зеркльцем прик, подкрутил русые усики и, ндев треуголку, вышел.
Гребец Лутоня ждл у пристни с лодкой.
– Ступй, я один поеду, – скзл Возницын, прыгя в лодку. Он медленно плыл вверх по Волге до Кутум и все-тки, пок н Пречистенской бшне пробили чсы, Возницын прождлся у берег.
Но вот пробило четыре.
Возницын не спускл глз с черного провл Кбшных ворот.
Софья не шл.
Он сидел, куся ногти.
– Не придет! Кпитнш здержл!
Нконец в воротх покзлсь Софья.
Увидев ее, Возницын змхл треуголкой.
– Вы двно ждете? – спросил Софья, подходя к лодке.
– С утр, – пошутил Возницын.
– Бедненький! – скзл Софья, сдясь в лодку. Несколько взмхов весел – и они очутились н противоположном берегу.
Софья легко выпрыгнул из лодки.
– Долго здержитесь в слободе?
– Нет, Сшеньк, я – скоро. Только передм письмо. А тогд мы поедем ктться. Хорошо?
– Лдно!
Возницын смотрел вслед ей, пок Софья не скрылсь з первыми мзнкми Кзнской слободы.
Подходя, к слободе, Софья вынул из-з корсж злополучное письмо. Оно было сильно подмочено, печть почти вся облупилсь.
– Ну д ничего – чй, водой ехли, не по сухому пути; всё могло случиться! – подумл он.
Софья взглянул н дрес:
«Георгию Глтьянову – в Кзнской слободе, в доме Исков».
«Ккой он, этот упрвитель: молодой, стрый?»
Вспомнилось, кк про него говорил мть Серфим: жох!
– Должно быть, молодой.
Он опрвил плтье.
Из црского птекрского сд доносились ромтные зпхи целебных трв. И в то же время слобод пхл рыбой и солью: все дворы были увешны рыбой, вялившейся н солнце.
У первого встречного Софья узнл, где нходится дом Исков – он стоял у смого Петухов ерик.
Это был мленькя, кк все в слободе, мзнковя избенк – точно в Переведенских слободх в Питербурхе. Только н ее дворе не стояли вешл, н рзостлнном ковре сушилось срцинское пшено.
Дверь мзнки был открыт нстежь.
Софья подошл к двери и окликнул:
– Есть кто-нибудь?
– Входите, не бойтесь! – рздлся из мзнки голос.
Голос покзлся Софье стрнно-знкомым.
Софья боязливо вошл и стновилсь у порог: в мзнке были звешны окн.
Он рзличил только н глиняном полу ковер, подушки, кльян.
Ккя-то фигур в пестром хлте лежл н ковре.
– Вы кого ищете?
– Упрвителя Вознесенского монстыря.
Софья збыл, кк его звть. Он повернулсь к свету и прочл:
– Георгия Глтьянов.
– Это – я, – скзл человек в пестром хлте, вствя и подходя к Софье.
Софья взглянул. Перед ней, лукво улыбясь, стоял рхиерейский толмч, тот смый грек, с которым он встретилсь по дороге в Питербурх.
– Это вы?.. – не то рзочровнно, не то испугнно скзл он, отступя нзд.
– Не ожидли встретить? – спросил Глтьянов, сверля Софью глзми. – Входите, не бойтесь, я сейчс открою окн.
Он сделл движение к двери.
– Нет, я тороплюсь, меня ждут у реки. Вот вм письмо. Мть Асклид велел передть.
Глтьянов взял письмо.
– Не хотите гостем быть – неволить не буду. А вы что ж теперь здесь, в Астрхни?
– Д, я с кпитном Мишуковым…
– Вы рсцвели, возмужли, – смотрел он с восхищением мсляными глзми н Софью. – И, все-тки, может быть, смените гнев н милость – посидите? Угощу хорошей дыней, виногрдом…
– Нет, спсибо. Меня ждут. Прощйте!
Софья повернулсь и быстро пошл со двор.
– О, дивол! – швырнул н ковер склидино послние Глтьянов.
Он выждл, когд Софья минет его двор, потом, зпхивя хлт, торопливо шмыгнул через улицу вдоль желтого соседского плетня к Волге.
Софья успокоилсь, когд вышл из слободы. Он оглянулсь – сзди никто не шел.
Софья н цыпочкх, осторожно, стл подкрдывться к Возницыну.
Лодк был вытянут н пустынный берег. Возницын сидел, обхвтив рукми колено, и глядел н првый берег Волги.
Софья неслышно подошл к нему сзди и вдруг зкрыл лдонями глз Возницын.
Возницын рдостно встрепенулся – он узнл эти мленькие, пухлые пльцы.
– Ах вы, шлунья! – весело скзл он, отнимя софьины руки от глз.
Он легонько притянул ее к себе.
Софья, не сопротивляясь, опустилсь рядом с Возницыным н выжженную солнцем трву. Чуть нклонив нбок голову, он лсково смотрел н Возницын. Ее пльцы остлись у него в рукх.
– Софьюшк, родня! – шептл он пересохшими вдруг губми.
– Ну что, Сшеньк, что? – спршивл он, чуть откидывясь нзд и стрясь сделть глз серьезными.
Но в этих больших синих глзх прыгли луквые огоньки. Возницын рывком притянул ее к себе и стл бешено целовть ее открытую шею, волосы.
– Пусти, пусти! – зшептл Софья, хотя см не пытлсь вырвться из объятий.
Он только вертел головой из стороны в сторону, ускользя от губ Возницын.
И все-тки его губы нстигли.
Он поцеловл ее и вдруг, точно испугвшись, что сделл это против ее воли, хотел было отпрянуть нзд, но в это время Софья обхвтил его шею рукми.
Ее губы перестли отступть.
Треуголк Возницын шлепнулсь нземь.
– Сшеньк, что ты делешь!.. Вон смотрят… – скзл Софья, всккивя н ноги.
– Кто? Где? – испугнно звертел головой Возницын.
Берег был пуст и дже по Кутуму не плыло ни одно суденышко.
– Вон видишь: ворон ходит! – смеялсь Софья, покзывя н противоположный берег.
В смом деле, по песчной косе, точно зложив з черную спину руки, вжно рсхживл ворон.
– Ах ты, плутовк! – вскочил Возницын. – Вот я ужо тебе!..
– Довольно, довольно, Сшеньк! Хорошего понемножку. Потом! А сейчс – поедем! – строго скзл Софья.
Возницын послушно пошел к лодке.
«…Ишь охоч до поцелуев: в другой рз зстю его: тогд – в Питербурхе, с сестрой, теперь здесь – с этой, – думл Глтьянов, пробирясь вдоль соседского плетня к своей мзнке. – Ну погоди, милый, погоди!»
II
Возницыну не сиделось дом.
Рньше бывло, придя из кнцелярии, он снимл опостылевший кфтн, сбрсывл душный, пыльный прик и, взяв ккую-нибудь, книгу, с удовольствием ложился н кровть почитть и порзмышлять. Или кликл Афнсия и игрл с ним в зернь н грецкие орехи.
А теперь Возницын тянуло из дом в город: вось где-либо, хоть н минутку, удстся увидеть Софью. Может быть, он поведет Коленьку Мишуков в церковь ко всенощной или пойдет с смой кпитншей в гостиные ряды.
Ведь они встречются тк редко – рз в неделю! И кк томительно ждть, пок пройдут эти шесть дней! Особенно последний день перед нзнченной встречей.
В прошлое свидние, когд они ездили в Кзнскую слободу, Софья пообещл притти к Возницыну в гости, в порт, посмотреть, кк живет Сш.
Им прискучило встречться н воздухе, н крутом стрхнском ветру, который подымл тучи песку; говорить было не очень удобно. Хотелось посидеть где-либо вдвоем тк, чтобы не ндо было беречься чужого глз.
И до этой счстливой минуты оствлось прожить только сутки.
Возницын не нходил себе мест.
Он решил пойти в город.
До стрых, змшелых стен Белого город с кое-где осыпвшимися кирпичми и четырехугольными зубчтыми бшнями ворот, в которых лепились сти голубей, Возницын дошел быстро.
Но когд вошел в Белый город, он умерил шг и, осмтривя прохожих, медленно нпрвился к индийскому гостиному двору.
Ккие-то струхи плелись к Рождественской церкви, прошли пехотинцы Терского полк, н верблюде проехл широкоскулый клмык. Верблюд медленно ступл своими неуклюжими ногми, брезгливо поглядывя по сторонм.
Индийский гостиный двор был обнесен высокой кменной стеной. Сквозь широкие ворот двор виден был нрод, ходивший мимо лрей. Мелькли рзноцветные женские плтья.
Возницын поспешил туд.
Он шел вдоль лрей, где торговли яркими персидскими и индийскими «исткниями» – шелком, бязью, коврми, тбком, лдном, персидским горохом, срцинским пшеном.
Торговля шл без крик и шум, кк н русском и рмянском гостиных дворх: индийцы не торговлись, нзнчли цену без зпросу.
Возницын несколько рз обошел все лри и проглядел толпившийся у них нрод – Софьи не было.
Тогд он нпрвился к Кбшным воротм. Его тянуло туд, к Кутуму, где в тот пмятный вечер нчлось их сближение.
Не доходя до Кбшных ворот, он глянул к Николе Гостинскому – нет ли здесь Софьи. Но и в церкви ее не было.
Возницын прошел сквозь ворот к мутному Кутуму. Об берег были пусты. Он постоял немного, вспоминя приятную поездку в Кзнскую слободу, и пошел нзд.
Возницыну не хотелось тк скоро уходить из Белого город. Он решил посидеть в торговом кбке, потом побродить еще по стрхнским улицм: вось где-либо встретит Софью.
У смых Кбшных ворот стоял кирпичный кбк.
Здесь обычно собирлся весь торговый люд и моряки. Здесь говорили н рзных языкх – н русском, рмянском, ттрском, персидском, греческом, немецком, голлндском. Но говорили об одном и том же: о шелке, крзее, мехх, юфти; о пудх, ршинх рублях; о норд-весте и зюд-осте, о «моряне» и «срйчике»; о Дербенте и Бку, Архнгельске и Питербурхе.
Возницын вошел в кбк.
Он сел в уголок, спросил венгерского и огляделся.
З средним столом сидел компния рмян. Сдвинув н зтылок брхтные с четырьмя острыми углми шпки и рсстегнув фиолетовые кфтны, укршенные рядом густо-посженных серебряных пуговиц, они курили общий кльян и о чем-то горячо спорили.
Сбоку от них сидел высокий белозубый индиец. Он спокойно говорил с низеньким, толстощеким ттрином в пестром хлте и стоптнных желтых сфьяновых спогх. Ттрин, видимо, был в зтруднительном положении: он пощипывл жиденькую бородку и то снимл с бритой головы скуфейку, то снов ндевл ее.
– Злез, бедняг, в долги – придется уступить индийцу-ростовщику одну из своих жен, – подумл Возницын, зня, что индийцы приезжли в Астрхнь без женщин.
По другую сторону от рмян рсположилсь групп европейцев, в прикх и шляпх. Низко склонив нд столом головы, они шептлись о чем-то.
Возницын сообрзил: у этих, очевидно, шел рзговор о кком-либо товре в роде крсной меди или дегтя, зпрещенных к вывозу з грницу.
По соседству с Возницыным пили просто, безо всякого дел, свои русчки: констпель и ккой-то человек с выпученными, рчьими глзми.
Человек с выпученными глзми говорил шопотом, который был слышен во всех углх кбк:
– Я те скжу, кумнек: эт сук, губернтор Волынский, все сделл, пропди он пропдом! Готовился, вишь, цря встречть, тк из Кремля все деревянные домишки повыбросил. Ну и мой выкинул. С тех пор и живем в землянке, в Безродной слбоде. А ведь см знешь: црю Петру не до нших избенок тут было – из низового поход не солоно хлебвши вернулсся…
Констпель, испугнно озирясь, остнвливл приятеля:
– Окстись, Прфеныч! Что ты мелешь? Не хочу с тобой говорить. У тебя язык зполоскл, словно брмсель, когд рулевой держит круто!..
И он уже порывлся встть, но приятель умолк. В это время из компнии торговцев, одетых н европейский мнер, поднялся один.
– Я буду ждть. Приезжйте! – скзл он.
– Б, д ведь это ж князь! – обрдовлся Возницын. – Вот с кем я поговорю о Софье, рсскжу всё. Ему будет интересно: он помнит Софью. Мсльский! – окликнул Возницын.
Мсльский обернулся.
Увидев Возницын, он подошел к нему.
Мсльский был чем-то смущен – он не смотрел приятелю в глз.
«Чудк князь: стесняется, что я зстл его с этими купцми. См Крлуш фон-Верден сбывл з море свинец и деготь, кк семндцть месяцев жловнья не плтили», – подумл Возницын.
– Ты что ж это, князь, с Ильин дня глз не кжешь? – спросил Возницын, здоровясь с Мсльским. – Сдись, потолкуем. У меня есть о чем поговорить с тобой!
Востренькие глзки Мсльского кк-то рстерянно збегли.
– Все недосуг, Сшеньк! Ведь мы теперь в Ярковской гвни мемся, см знешь. Новя метл – кпитн Мишуков – с ум сходит: велел для движения людей иметь в неделю четыре экзерциции – две от мушкетного ртикулу, д две…
– А знешь, ведь мишуковскя нствниц, т черненькя, синеглзя, здесь, в Астрхни! – весело перебил приятеля Возницын. – Помнишь ее? Чудня девушк! Я с ней чсто встречюсь…
Мсльский рссеянно слушл Возницын, вертя из стороны в сторону своим вострым и длинным, кк у дятл носом.
– Ндо ехть. Потом рсскжешь! Вижу, вижу: души в ней не чешь, – скривился он.
– С Андрюшей-то видишься? – спросил Возницын.
– Кк же – рядом стоим! Он у меня с левого борту…
– Клняйся ему! А коли будете в Астрхни, непременно зходите – вином угощу! Я те рсскжу…
Мсльский ушел. Возницын остлся один.
Человек с выпученными рчьими глзми слушл – теперь рсскзывл констпель:
– См видел: привезли к црю Петру н гукор «Принцесс Анн» беглец-мтрос. Црь безо всякого кригсрехт велел мтрос повесить. Профос злез н фок-мчту, перекинул конец, повесили человек. Тк повешенный – веришь ли – еще дв рз перекрестился и поднял руку уже в третий рз, д не донес – уронил, персты кк сложил для крестного знмения, тк и остлись…
Возницын не дослушл рзговор – у стол, где недвно сидел Мсльский, поднялся невероятный шум.
Сквозь сизые облк тбчного дым Возницын увидел: у стол стоял н костылях человек. Он кричл широкоплечему купцу, сидевшему спиной к Возницыну:
– Ты вор!
Широкоплечий поднялся, удрил хромого в грудь и шмыгнул з дверь. Хромой, зтрхтев костылями, упл нвзничь.
В кбке зкричли, зглдели н рзных языкх.
Возницын сорвлся с мест и, рзбрсывя столпившихся у дверей питухов, бросился вдогонку з широкоплечим обидчиком.
Купец, не оглядывясь, быстро шел к русскому гостиному двору.
Он уже подходил к крйнему мбру, когд длинноногий Возницын нгнл купц.
– Эй, круп, погоди! – крикнул Возницын.
Купец обернулся.
Перед Возницыным стоял высокий черноусый мужчин. Лицо его покзлось до стрнности знкомым Возницыну. Возницын глядел и припоминл: где он видел эти дерзкие глз?
Купец сощурился и нсмешливо процедил:
– Зря, господин мичмн, бежли…
– Ты зчем бьешь клеку, стервец? – зикясь от злости и быстрого бег, спросил Возницын.
– Я думл вы только целовться любите, вы и дрться горзды…
– Ты ерунды не городи! Пойдем-к! – рвнул его з рукв Возницын.
Купец побелел.
Отдернув свою руку, он, рздувя ноздри, скзл:
– Вы при мне дв рз целовлись – я вм не мешл. Я при вс рзок удрил, – не суйтесь. Мы в рсчете: когд вы убегли, я ж вс не нгонял…
Смутня догдк мелькнул в голове Возницын:
– Что ткое? Что ты врешь? – кинулся он к купцу.
Тот не двинулся с мест.
– Збыли? В Питербурхе целовли мою сестру, здесь – нствницу кпитн Мишуков. Только я вм не звидую: мою сестру до вс целовл ее муж, нствницу – см Мишуков! – зло улыбясь скзл купец и быстро шмыгнул з угол.
Одно мгновение Возницын стоял, ошеломленный.
Теперь он ясно вспомнил: прельский вечер, гречнк Зоя, моющя стол у Борютиных, з ширмой н хозяйской половине этот грек с нглыми глзми.
«Это было, д. Но говорить тк о Софье! Подлец! Клеветник!»
Вырвв из ножен шпгу, Возницын с искженным от злобы лицом бросился вдогонку з греком.
Он кинулся туд-сюд – грек словно сквозь землю провлился.
III
Афнсий Констнтинов никогд еще не видл своего молодого брин тким сердитым, кк сегодня.
Афнсий уже здремл н кошме в сенях, когд откуд-то из город прибежл Алексндр Артемьич.
Он и всегд-то ходил быстро, сегодня прямо вихрем промчлся в горницу.
Афнсий, позевывя со сн, высек огонь, зсветил свечу.
Алексндр Артемьич, не снимя ни треуголки ни шпги, сидел у стол, подперев кулком щеку.
– Ужинть будете? – спросил Афнсий.
– Не хочу! Ступй! – сердито отмхнулся Алексндр Артемьич.
Афнсий пошел к себе.
В сенях он лежл, почесывясь и рздумывя: «С чего бы это он?»
– В крты или в зернь проигрлся – не горзд любит игрть.
Ни рзу з ним этого не водилось. Повздорил с кем-либо?
Горяч – слов нет, д из-з спор рзве сидел бы кк н обрзе нписнный!
В это время Алексндр Артемьич встл. Звякнул ножнми брошення н лвку шпг.
«Рздевется».
Потом послышлись шги: Возницын зходил из угл в угол.
«Не спится человеку. Видно, не с добр!»
В комнте снов зтихло. Кк ни лень было вствть, Афнсий все-тки поднялся и глянул в змочную сквжину: Алексндр Артемьич сидел з столом и писл. Зтем швырнул перо н стол, в клочья рзорвл нписнное и стремительно вскочил из-з стол.
Афнсий шлепнулся н свою кошму.
Возницын снов зметлся по горнице.
«З живое что-то здело. Должно быть, т пригожя мишуковскя нствниц, которя в воскресенье зходил сюд…
Скзно, ведь: полюбить – что з перевозом сидеть… А отчего ж и не любить Алексндру Артемьичу? Прень в смом соку – двдцть пятый год. Ровесник Афнсию…»
Афнсий улыбнулся своим мыслям, лег лицом к стене и не слушл больше, что делется в горнице.
…Афнсий встл, кк всегд, н зре.
Нд Волгой стоял тумн. Где-то, должно быть в Безродной слободе, пели петухи.
Сидор, кривой кнцелярский сторож, шркл метлой по двору.
Крул у мбров поеживлся, в худых шинелишкх.
Афнсий осторожно глянул в горницу к Алексндру Артемьичу. Свеч догорел до смой бумжной обертки, знчит сидел зполночь, недвно лег.
Возницын лежл н кровти лицом вверх. Он спл в кфтне и бшмкх. Только прик влялся н столе.
Весь пол у стол был усеян бумжкми, видно не рз и не дв брлся Алексндр Артемьич з перо.
Н столе стоял пустой кувшин из-под чихиря и кружк – это Афнсий зметил с неудовольствием.
…Уже отзвонили во всех стрхнских церквх, когд Возницын проснулся. Он сел н постели, протиря глз. И срзу же почувствовл: что-то неприятное лежит н душе.
А что?
Он рзмышлял одно мгновение. Зтем срзу нхлынуло всё.
Возницын снов пережил эти тяжелые минуты.
Вот он, выглядывя из-з церковной огрды, смотрит н низенькие окн дом, где живет кпитн Мишуков. Он рзличет в окне тучную мишуковскую фигуру с ббьим лицом. И слышит звонкий софьин смех.
Этот смех срзу выгоняет Возницын из зсды у церкви Знменья. Он бежит к себе в порт, не видя никого и ничего.
Тысячи рзных плнов, решений, тысячи сомнений одолевют его.
Откзться от своей и ее любви? Вычеркнуть из пмяти немногие встречи? Нписть письмо? Но рзве в письме передшь всю горечь любви?
Зколоться шпгой? Или нет: лучше проткнуть клинком его, этот стрый, толстый бурдюк!
А вдруг проклятый грек соврл, оклеветл ее?
Кто скжет, кк поступить? Кто нучит?
Звтр придет он. Звтр будет все ясно. А сегодня пострться уснуть, чтобы поскорее прошл ночь – верный, знкомый с детств, способ: если ждешь звтршнего дня, лечь спть – тк быстрее летит время.
Но сон нейдет.
Збыться!
Тогд из рундук, кк в приступы жестокой лихомнки, он достл кувшин с чихирем.
– Стервец Афоньк: вылкл-тки половину!
Но еще хвтило и Возницыну.
…После вчершнего чихиря голов сейчс немного болел, но мысли были ясны, и сегодня все предствлялось в менее мрчном свете.
Прежняя ярость улеглсь.
Возницын вяло умылся, привел себя в порядок, потом нехотя пообедл, после обед, деля вид, что ничего не случилось, сел почитть. Он взял со стол первую попвшуюся книгу. Это был стрый, прошедшего 720 год, клендрь.
Возницын рскрыл клендрь и прочел:
„Вся изменяются человеческя дел и збвы: по скорби приходит рдость, по печли веселие. Того рди не ндлежит в своем несчстии и противности отчянну и млодушну быти. Ибо может скоро блгополучия солнце, смутные злополучия облки прогнти, и всю печль н рдость обртити.”
Стло легко.
Конечно же, не ндо отчивться! Сейчс придет он и скжет, что все это – ложь и клевет. И будет тк же хорошо и спокойно, кк было сутки нзд.
Он встл и нчл ходить по комнте, нсвистывя.
Но кк Возницын ни стрлся зглушить в себе ревность, он все-тки выползл из кких-то щелей. Снов одолели мрчные мысли.
Он грыз ногти и нетерпеливо поглядывл н окно.
И когд из-з угл кнцелярии покзлось знкомое розовое плтье, ему тяжело было смотреть – он сел н лвку.
Но ухо ждно ловило софьины шги. Вот они прошелестели мимо окн.
Знкомый голосок что-то спросил у Афоньки.
– Дом, пожлуйте!
И крснорожий дурк услужливо рскрыл дверь горницы.
Софья вошл, озирясь.
Увидев Возницын, он подбежл к нему.
– Что, Сшеньк? Что случилось? – учстливо спршивл он, глядя н осунувшееся з одну ночь, похудевшее лицо, н ввлившиеся глз.
Он сидел, не пошевельнувшись и глядел куд-то мимо нее.
– Д что ткое с тобой? Зболел? Снов лихомнк пристл?
Он поцеловл Возницын в щеку, прижлсь к нему.
Возницын отстрнился от Софьи, глянул н нее недобрыми глзми.
– Ты всех тк целуешь?
Ужсня догдк мелькнул в голове:
«Узнл о „Периной тяготе“, о той ночи! Мсльский, мерзвец, похвстлся!»
Вся кровь бросилсь в лицо. Кк-то пусто и холодно стло внутри.
Скзть, признться н чистоту?
Он сидел, потупив голову.
– Кк меня, тк и Мишуков целуешь?
Срзу отлегло от сердц. Софья чуть не вскрикнул от рдости.
«Не то, не то! О „Периной тяготе“ ничего не знет. Просто ревнует к Мишукову, бедненький!»
Првд, Зхрий Днилович, в отсутствие кпитнши, иногд пристет к Софье с любезностями, но никто никогд этого не видел. И он ни рзу его не поцеловл.
Софья смотрел прямо в глз Возницыну своими большими синими глзми.
– Глупенький мой, с чего ты это взял? Ведь я все время вожусь с Колей, кпитнш с Зхрия Днилович глз не спускет. И потом – целовть Мишуков? Он же – стря бб: щеки висят, лысин, толстый кк боров. Его целовть? Д пропди он пропдом! Тьфу!
Он говорил все это тк горячо и тк зрзительно-весело смеялсь, что все сомнения Возницын рзлетелись в пух и прх. «Грек – мерзвец! Встречу – убью!» – подумл Возницын.
– Ну, не дуйся понпрсну, Сшеньк! – тянул его к себе Софья.
…Сдерживя дыхние, Афнсий подглядывл в змочную сквжину.
«Вот после ненстья и ведро: уже целуются!» – скорее рзочровнно, чем звистливо, подумл денщик, отходя от двери.
IV
Прижвшись друг к другу, они стояли в темном провле Агрянских ворот, через которые в эти чсы не проходил никто.
Софье двно ндо было возврщться домой – уже совсем стемнело, но уйти не хвтло сил.
И кк уходить, если предстоял рзлук н долгие месяцы.
Сегодня, нежднно-негдно, пришл из Адмирлтейств-Коллегий бумг: выслть в Снкт-Питербурх всех мичмнов, нходящихся в Астрхни с 722-го год.
Звтр Возницын уезжл.
Они стояли молч. Говорить было тяжело. Хотелось теснее прижться друг к другу, чтобы кждую последнюю секунду чувствовть близость любимого человек.
Н Пречистенских воротх Кремля пробили чсы.
Уже не первый бой чсов пропускл Софья, охотно соглшясь с Возницыным, когд он просил:
– Не уходи, успеешь!
Но когд-нибудь ндо же было решиться отвести от себя эти нежные, любящие руки!
– Сшеньк, мне ндобно итти, – с сожлением скзл Софья: – Кпитнш и тк уже все время спршивет: и чего ты зсиживешься у своей упрвительницы? Мы, ведь, скоро увидимся, тогд…
Он не доскзл.
Сколько рз з сегодняшний вечер они говорили об этом.
Было решено: Возницын, приехв в Питербурх, пострется кк-либо уйти из рмии (при црице все-тки легче уволиться, чем было при покойном цре Петре), Софья вернется из Астрхни, и они поженятся.
В мечтх тк легко и просто преодолевлись все препятствия, тк быстро освобождлись: Возницын – от рмии, Софья – от грф Шереметьев, крепостной которого он был.
Софья в последний рз прижлсь к Возницыну. Слезы сдвили горло. Он всхлипнул и, оттолкнув Возницын, бросилсь прочь.
Он стоял, с болью глядя, кк все дльше и дльше удляется Софья.
Вот он мелькнул у белой «входской» церкви, обернулсь, глянул н Агрянские ворот и скрылсь.
Возницын медленно пошел домой, перебиря в пмяти весь сегодняшний день.
Утром проснулся с рдостной мыслью: сегодня увижу ее!
Зтем – обычные чсы в кнцелярии.
Получили почту из Питербурх.
Кк потешлись все нд тем, что мичмн Вську Злыдин, беспросветного пьяницу, Адмирлтейств-Коллегия з пьянство велел оштрфовть – посдить меж дуркми и собкми н кобылу.
А потом этот проклятый пкет с прикзом собирться в Питербурх!
– Ты что это, Возницын, не весел? – удивленно спршивли его товрищи. – Аль уезжть не желешь? Не ндоели тебе еще стрхнскя жрищ, комры д лихомнки?
Весь день всё влилось из рук. Еле дождлся вечер.
Злило Возницын еще и то, что сегодня встретиться с Софьей у него, в порту, не придется: приехли из Ярковской гвни Андрюш Дшков и Мсльский. Они живо собрлись в путь-дорогу: об рдовлись укзу и горели желнием поскорее уехть из Астрхни.
Софья встретил неприятное известие спокойно:
– Только зиму прожить, тм я приеду к тебе. Князь Ментиков, дядя кпитнши, обещл Мишукову, что он весной вернется в Питербурх.
Возницын шел, вспоминя все это, и думл, что Софья еще тк близко, з этими вот домишкми, кжется уж, бог весть, кк длеко…
И кк-то не верилось, что еще полчс тому нзд он целовл эти пухлые губы, эти синие глз…
Слдкя грусть щемил сердце.
Он нехотя шел домой. Ему не хотелось сейчс ни с кем говорить, Возницын знл: у себя в горнице он зстнет Андрюшу и Мсльского.
Они, поди, еще не спят! И снов стнут трунить нд ним, что Сш тк же не хочет уезжть из Астрхни, кк четыре год нзд не хотел уезжть из Снкт-Питербурх.
V
В первое воскресенье после отъезд Возницын Софья, кк всегд, отпросилсь у кпитнши нвестить струху-упрвительницу.
Итти в город у Софьи не было желния, но приходилось хоть н первых порх продолжть струю уловку, чтобы не нвлечь подозрения.
Софья вышл из дому, не зня, куд нпрвиться.
Тк тоскливо было ходить одной и знть, что у кирпичных городских ворот или из-з лчуг стрхнских жителей не выглянет знкомя, высокя фигур.
Он знл, что Возницын уже длеко, все-тки невольно присмтривлсь ко всякому моряку – точно ндеялсь встретить Сшу.
Софья пошл к индийскому двору посмотреть н персидские шелк.
У кменных лрей, сделнных нподобие монстырских келий, подогнув под себя ноги, сидели н коврх крсивые индийцы.
В глубине лрей виднелись яркие шелк, пестрые кфтны, шльвры, рзноцветные кушки, черкесские бурки.
Спереди н лотке лежли стопки золот и серебр в смой рзнообрзной монете.
Софье рсскзли этот обычй индийских купцов рз в год выклдывть н лоток все нличные деньги, чтобы покуптели могли оценить состоятельность купц.
Белозубые индийцы провожли Софью ждными глзми.
У одного лря Софья увидел любопытную сцену: грязный кзченок лет восьми держл ворону. Он тискл птицу, и ворон пронзительно кричл.
По гостиному двору проходили русские, клмыки, персы, кбрдинцы, рмяне – никто не обрщл внимния н отчянные вороньи вопли. Только молодой высокий индиец, покрснев от злости, кричл:
– Пусти, зчем тебе птиц?
Кзченок продолжл тискть бедную ворону и торговлся с индийцем:
– Дй лтын – пущу!
Софья кк рз порвнялсь с кзченком. Он схвтил его з шыворот.
– Пускй ворону, не мучь!
Кзченок, зло вытрщив глз, вырвлся, ругясь.
Софья хотел уже отпустить его, чтобы не слышть этой непристойной ругни, но индиец швырнул монету:
– Н лтын!
Кзченок подбросил ворону вверх, см кинулся подымть деньги.
Ворон, взмхнув крыльями, улетел к Спсскому монстырю.
Индиец с блгодрностью посмотрел н Софью.
Выйдя из индийского двор, Софья не знл, куд себя девть.
Он не рз говорил кпитнше, что вотчиння стриц живет в слободке з Кутумом, и потому решил посидеть н берегу Волги, чтобы хоть возврщться с той стороны.
Софья вышл к берегу и сел н песок.
Софья сидел, вспоминя, кк совсем недвно, еще неделю тому нзд, он с Возницыным гулял здесь.
Софье взгрустнулось.
И ндо же было Адмирлтейств-Коллегии вызвть мичмнов в Питербурх! Пожили бы здесь хоть до весны, тм вместе бы поехли: кпитн Мишуков клянется, что дльше весны не остнется в Астрхни.
С противоположного берег кто-то переезжл н лодке в город.
Человек был в лодке один. Он сидел н веслх, и Софья видел только его млиновый кфтн и крсную турецкую феску.
Софья мельком взглянул н лодку и н крсную феску и снов здумлсь о своей жизни.
З эти несколько недель, что он прожил в Астрхни, Софье все уже здесь ндоело.
Хотелось уехть отсюд куд-либо еще. Хотелось новых впечтлений. Хотелось – и см не знл чего…
Софья теребил конец шрф.
– Кли? гимэ?р сс! Добрый день! – рздлось вдруг нд смым ухом.
Софья дже вздрогнул от неожиднности и оглянулсь: в двух шгх от нее стоял, улыбясь одними мсляными глзми, черноусый упрвитель вотчинми, Глтьянов.
Он был в фиолетовом тлсном кфтне и крсной турецкой феске.
– Добрый день! – безрзличным тоном ответил Софья.
– Что вы здесь одн скучете? – скзл Глтьянов, опускясь рядом с ней н песок.
Но не успел он сесть, кк Софья вскочил н ноги.
Теперь Глтьянов глядел н нее вверх и смеялся:
– Вот уж это нпрсно: вы сидели, я – стоял; я сел – вы встли. Посидите, поговорим!
Софье почему-то был противен этот человек.
– Нм не о чем говорить, – скзл он и, повернувшись, быстро пошл к воротм.
Глтьянов, взбешенный, вскочил н ноги.
– А с длинноногим мичмном нходилось говорить о чем? Брезгуешь? Уходишь? П?ни студиб?лу [29]. Погоди! – кричл Глтьянов.
Софья ускорял шги.
Пятя глв
I
Соборный протопоп Никит вышел из лтря, держ в рукх ккую-то бумгу.
Герсим Шил, считвший у свечного ящик денежки и полушки, вырученные з обеднею, приостновился: не инче будет читть црицын укз. Может, что-либо о подушных деньгх или снов про штрф с неисповедывющихся.
Протопоп стоял, отдувясь – ожидл, пок нрод подойдет поближе к мвону. Потом возглсил, читя точно кфист, нрспев:
«Понеже известно ея имперторскому величеству учинилось, что многие рекруты не хотя быть в службе ея величеств сми себя злодейски портят, и отсекют у рук и ног пльцы, и рстрвливют рны, и протчия рзличные вымышленно приключют себе болезни, и сие все не от иного чего чинится, кк от того, что не имеют стрх божия, и не знют кк тяжкой грех есть преступление, нипче что лишит себя добровольно некоторых чувств или членов…»
Герсим Шил не стл дльше слушть – ведь холопов он не имел, в рекруты ему ствить было некого. Он принялся снов считть выручку.
– Эх, опять воровскя деньг! – подумл он, рзглядывя монету. – И кк это я не приметил, кто ее мне сунул? – досдовл он.
Пересчитв деньги, Шил зпер их в сундук, привесил змок и стл з свечным ящиком, ожидя, когд протопоп окончит чтение црицын укз.
А протопоп все еще гудел:
«ежели кто с сего числ из людей или крестьян нзнчен будет в рекруты, и отбывя службы до отдчи, или по отдче до определения в полк плец или иной ккой член умышленно отсечет, или ккою рною себя уязвит, и о том докзно будет подлинно; и тких злодеев в тех же местх, где они ткое зло учинят, из десяти одного с жеребья повесить, протчих бив кнутом, и вырезв ноздри сослть в вечную рботу».
– Ну вот лдно, кончет! Можно итти домой, – подумл Шил и взялся з шпку.
Но протопоп, окончив, один укз, стл читть второй.
Герсим Шил уже подошел к двери, когд протопоп прочел:
«О высылке жидов из России. Апреля 26 дня, 1727 год».
Шил встрепенулся – это ему было интересно. Он повернул нзд и мелкими, чстыми шжкми подошел к толпе, сгрудившейся у мвон.
«Сего преля 20 дня ея имперторское величество укзл, жидов кк мужеск, тк и женск полу, которые обретются н Укрине и в других Российских городх, тех всех выслть вон из России з рубеж немедленно и впредь их ни под ккими обрзы в Россию не впускть, и того предостерегть во всех местх нкрепко. А при отпуске их смотреть нкрепко, чтоб они из России з рубеж червонных золотых и никких российских серебреных монет и ефимков отнюд не вывезли; буде у них червонные и ефимки, или ккя российскя монет явится, и з оные дть им медными деньгми».
Шил внимтельно прослушл до конц укз и пошел из собор рздумывя:
«Ишь, хитроумный чорт! Недром месяц тому нзд см оствил откуп. Чуял его душ! Потшом д льном знялся. Ну д постой, голубчик, сейчс всего довольно будет – с дргунми з рубеж доствят!» – рдовлся Шил, вспоминя о своем стром врге, откупщике Борухе Лейбове, который все еще знимлся в Смоленске торговыми делми.
* * *
– Герсим, з что это выгоняют из Смоленск рудого Зунделя? – спросил у Герсим Шилы его жен, когд Шил вернулся из собор домой.
Шил удивленно сдвинул и без того сходившиеся у переносья седые брови. Хотя он сейчс только и думл о последнем укзе црицы и н нем уже строил свои торговые плны, но то, что скзл жен, покзлось в первую минуту непонятным в дже нелепым.
– Зунделя? Которого это? – переспросил Шил, сообржя: чем же торгует этот Зундель, почему Шил его не помнит?
– Что ты, збыл рудого Зунделя? – удивилсь жен. – Шпошник, что н Торжище живет?
– А-! – протянул Герсим Шил, вспомнив высокого, худощвого еврея, у которого всегд почему-то был повязн крсным плтком одн щек.
И все-тки Шил еще не понимл: при чем тут шпошник Зундель?
– И ковля Шлему отпрвили, – продолжл рсскзывть жен.
«Ах, д ведь Зундель тоже еврей!» – сообрзил нконец Шил.
– Цриц прикзл выслть из России всех жидов, – скзл Шил, – Ты ведешь, – оживился он: – Борух ушстый поедет вон, до дьябл! И все деньги его – и золото и серебро – отберут. Ей-богу! В соборе сегодня укз читли. Не будет больше перебивть нм дорогу! Мы и сми потрфим скупть лен и пеньку и отпрвлять в Ригу!
Герсим Шил рсхживл по хте, потиря руки от рдости.
– Что Борух вышлют – это добре, – улыблсь жен. – А вот шпошник – шкод: шестеро ребят мл-мл меньше, – говорил он, нкрывя н стол.
– А когд Зундель поедет? Тебе кто говорил? – спросил Герсим Шил, сдясь к столу.
– Не ведю. Ковля Шлему недвно уже солдт повез. Мимо нс ехли. Не можно было глядеть – женк слезми зливется, дети плчуть…
Шил, не дослушв жены, сорвлся с мест.
– Куд ж ты, Герсим? – удивленно окликнул жен: – Обедть будем!
Но Шил, схвтив шпку, кинулся из хты.
В ткую минуту было не до обед. Шиле хотелось не пропустить, своими глзми увидеть, кк этот проклятый Борух будет нвсегд уезжть из Смоленск.
Когд в прошлом году у Шилы отняли откуп и вновь передли Боруху, кк он, ушстый чорт, злордствовл!
«Вот теперь же и я посмеюсь нд тобой!» – с удовольствием думл Шил.
Шил жлел только, что Борух жил в Смоленске один: оствив откуп и знявшись скупкой льн и пеньки, Борух отпрвил свою семью з рубеж, в Дубровну.
– Эх, кбы все они были в Смоленске! Вот-то крику было бы!
Он торопился в город, к Сенной площди, где жил Борух. Если солдт губернской кнцелярии повез н форпост Шлёму, знчит сегодня будут отпрвлены з рубеж все смоленские евреи.
З днепровским мостом, у Торжищ, Шил увидел толпу.
Возле дом, в котором жил шпошник, стоял телег. Он был до верху нбит рзным домшним скрбом. Зслення, в рзноцветных потекх перин, подсвечники, ломный тбурет, медный тз, узлы с кким-то тряпьем – все было свлено кк попло н воз. А сверху всего копошилсь куч рыжеволосых ребятишек. Слышлись ббьи причитния – низенькя еврейк, жен шпошник, плкл нвзрыд.
Тощий, с повязнной щекой, шпошник Зундель вел со двор н веревке козу. Коз, точно понимя все безвыходное положение хозяев, жлобно блеял. У ворот двор стоял Зеленух, кпрл смоленского полк.
– Скорей, хозяин, скорей! Неколи тут с козми возиться! Поехли! – подгонял он.
Герсиму Шиле не хотелось остнвливться. Он быстро прошел мимо толпы.
Он не дошел до Троицкого монстыря, кк нвстречу ему поплось несколько подвод.
Н те подводы, которые ехли з Днепр, н московскую дорогу, Шил сегодня вовсе не смотрел. Сегодня он приглядывлся только к тем, кто ехл в противоположную сторону, к польскому рубежу. Но лошди первой подводы покзлись Шиле знкомыми.
– Кто ж это собрлся в Москву? – подумл он. – Кони кк будто полковницы Помскиной.
Порвнявшись с передней подводой, Шил мельком взглянул н седоков.
Рядом с толстой вдовой, помещицей Помскиной, сидел в прусиновом блхоне лопоухий Борух Лейбов.
Шил остолбенел от удивления. Он стоял, глядя н помскинские подводы, и ничего не мог понять.
Но когд мимо него проехл последняя телег, нгруження ккими-то мешкми и коробьями, к Шиле вернулсь всегдшняя рсторопность.
Он бросился бежть к Торжищу.
Вбежв н площдь, Шил зкричл что было мочи:
– Зеленух, жид удирет! Держи! Борух в Москву поехл! Вот он! – кричл Шил, укзывя н удлявшиеся подводы.
Шил ожидл что кпрл побежит з подводми, остновит Борух. Но кпрл и не думл беспокоиться.
Тогд Шил, рстлкивя удивленную толпу, подбежл к кпрлу, оттщил его в сторону и горячо зшептл:
– Ведро горелки поствлю! Верни Борух!
– Его, брт, голыми рукми не возьмешь! – громко скзл Зеленух, обрщясь ко всем: – Он у нс двеч в кнцелярии бумгу покзывл – смим Меншиковым подписн. Боруху дозволено в России жить!
– Богтому – всюду хт, – горько улыбясь, скзл рудой Зундель.
II
Сбивя концом трости головки придорожных одувнчиков, Возницын неторопливо шел по узкой, полузросшей колее проселк.
Высоко нд головой, дергясь н невидимой ниточке, звенели жворонки. В придорожных кустх весело высвистывл свою двухколенную песенку иволг.
Возницын шел, глядя по сторонм.
Чуть ли не пятндцть лет он не был здесь, кк мло изменилось вокруг з это время!
Все ткие же нищие деревеньки с прокопченными, слепыми избми – ни одного крсного окн, все волоковые. И все те же поля, зросшие лебедой д сурепицей. И н полях дже кк-то меньше нроду – лишь кое-где шевелятся дв-три холоп, отощвшие з зиму лошденки еле тянут соху.
Позвчер Возницын вместе с Андрюшей Дшковым и князем Мсльским приехли из Снкт-Питербурх в Москву.
Всех мичмнов, вернувшихся прошлой осенью из Астрхни, произвели в унтер-лейтеннты и отпустили н месяц по домм.
Мсльский остлся в Москве у сестры, келрши Рождественского монстыря, Андрюш поехл к себе в «Лужки», Возницын нпрвился в сельцо Ббкино н Истре – тм жил со вторым мужем его мть.
В Ббкине Возницын пробыл только сутки – он не переносил отчим – и вчер приехл в родное Никольское. Никольское он любил: здесь прошло все детство Возницын.
Но сидеть одному в Никольском все-тки скучновто. Возницын под вечер решил сходить к соседям Дшковым, блго «Лужки» были недлеко.
Дорог, поросшя ольховыми кустми, нчинл спускться под гору.
Н соседнем холме виднелся уже дшковский сд, рсположенный по южному склону холм.
Возницын хорошо помнил: внизу будет мост через речку, потом дорог снов пойдет подымться в гору, круто огибя все усдебные постройки «Лужков».
В детстве, когд Возницын, несмотря н строгие зпреты мтери, бегл один в «Лужки» к Андрюше, он никогд не ходил через мост – тк было дльше, д к тому же Возницын боялся злых дшковских кобелей. Проще было притти к усдьбе через сд, минуя двор.
Для этого ндо было взять чуть левее мост. Тм, в кустх лозняк, был клдк. Возницын ловко перебегл по двум тоненьким жердочкм, переброшенным через речку.
Возницын улыбнулся детским воспоминниям и пошел строй тропой не н мост, нпрямки, в рзлужье.
Приятно было итти по мягкой трве.
Вот стря ив, тм в кустх – клдк.
Возницын рздвинул ветки и глянул: жердочек не было, но вместо этого он увидел н речке другое.
Н противоположном берегу, выкручивя волосы, стоял голя девушк – он, видимо, только-что вышл из воды.
Услышв шорох, девушк обернулсь, зметил Возницын и, вскрикнув, кинулсь з кусты.
Возницын повернулся и, крсный от смущения, пошел вдоль речки к мосту.
«Это – Алёнк, – узнл он сестру Андрюши. – Плкс был и ябед, теперь выросл девк. Что ж, ей годов двдцть нверно! Ростом ткя ж небольшя, тк – ровно кубышечк… Алён-рзморён,» – с улыбкой вспомнил он, кк бывло дрзнил ее в детстве.
Хотелось оглянуться нзд, но было стыдно.
Только взойдя н рсштнный мост, Возницын не вытерпел – глянул нлево, н склон дшковского сд.
Под яблоней, в ярко-желтом летнике, стоял Ален. Он глядел вслед Возницыну.
Увидев что Возницын смотрит, Ален повернулсь и побежл в пору к усдьбе.
Среди деревьев быстро мелькли желтый летник и рыжя кос.
«Ишь, точно белк, скчет!» – с ккою-то нежностью подумл Возницын.
* * *
– Алёнк, д поди ты сюд, полно тебе тм прятться! – выйдя в сени, звл Ирин Леонтьевн, мть Андрюши.
– Пустите, мменьк, см дойду! – послышлся гневный девичий шопот.
В горницу, где з столом, уствленным едой, сидели Возницын и Андрюш, вошл Ален.
Небольшого рост, ткя же плотня кк Андрюш, он шл, крепко ступя с пятки.
Н Алене был уже не желтый, другой – зеленый – летник.
– Гляди, Сш, ккя у нс Аленк стл! – скзл Андрюш, обнимя сестру з плечи, когд он, поздороввшись с Возницыным, сел н лвку рядом с бртом.
– Что, Сшеньк, не узнл бы, я чй, Аленки? – спросил у Возницын Ирин Леонтьевн, входя в горницу.
– Где ж тут признть? Столько годов прошло! – ответил, улыбясь, Возницын.
У Алены хитро блеснули глз – он еще н речке увидел, что Возницын узнл ее.
Смутившяся в первую минуту, Ален теперь смело рссмтривл Возницын своими темными, коричневыми глзми.
– А помнишь, кк мы ее, бывло, дрзнили? – обртился к Возницыну Андрюш. – Олён-зплён.
Все рсхохотлись.
– Ппенькиной шубой бедную девчонку пугли! Вот вм!
Он легонько дернул з ухо Андрюшу и лукво взглянул из-з бртниных плеч н Возницын.
В дверь просунулсь голов дворовой девки.
– Брыня-мтушк, прикзчик ужот-ко пришел…
– Андрюш, пойдем: ндо поговорить с прикзчиком! – поднялсь Ирин Леонтьевн. – Сшеньк – свой человек, я думю, не прогневется, что мы его оствим с молодой хозяйкой.
– С прикзчиком говорить – дело любезное! Это не то, что н шкоуте пьяных музур рзбирть! – охотно встл Андрюш. – Сш посидит.
– Ступй, ступй, ты по хозяйству соскучился! – весело скзл Возницын.
– Аленушк, гляди потчуй дорогого гостя! – обернулсь Дшков в дверях, оглядывя оствшуюся пру.
– Спсибо, Ирин Леонтьевн, я двно сыт! – ответил Возницын.
Он остлся с Аленой.
Об молчли.
Вечерело. В горнице с кждой минутой стновилось темнее.
В окно из сд тянуло ночной сыростью, трвой и едв уловимым зпхом цветущих яблонь.
Ален глядел в окно, теребя перекинутую через плечо толстую рыжую косу.
Возницын в рздумьи ктл по сктерти хлебные шрики.
Мысли его были длеко: он вспоминл Астрхнь.
Кк чудесно было бы, если б вместо Алены здесь, вот сейчс, сидел Софья!
Он дже поднял голову и глянул н нее, живо предствляя вместо Алены – ту, другую…
Ален, чувствуя н себе его взгляд, обернулсь.
Их глз встретились.
Об улыбнулись.
– Андрюш стрсть кк хозяйство любит! – первя нрушил тягостное молчние Ален.
И срзу остновилсь. Он, очевидно, все время прислушивлсь к голосм, доносившимся со двор, и теперь кк бы приглшл Возницын последовть ее примеру.
Возницын тоже стл слушть.
Ккой-то осипший мужской голос говорил:
– Выдл я дворовым людям ржи пополм с ячменем две четверти дв четверик д свиньям и птице овс пополм с ячменем четыре четверик…
– А сколько всего-то у тебя семенной ржи остлось? – хозяйственно спросил Андрюш.
Возницын не стл дльше слушть: ткой рзговор не сулил ничего интересного. Он скзл, улыбясь:
– Андрюш и у нс, в Морской кдемии, все годы кптенрмусом был – он это дело любит!
Ален живо поддержл:
– Д, д – он хозяйство любит. Дв дни кк дом, уже вчер см нд сенцми фронтошпиц (он с трудом выговорил последнее слово) првил, сегодня в сду кплся…
– Сд, поди, рзросся? – спросил Возницын, подвигясь к окну.
Ален чуть подлсь в сторону, двя место у мленького окн Возницыну.
– Андрюш считл – у нс сдовых яблоней двдцть три никк, лесных – осьмндцть, слив больше ст, д вишенник…
– А помните, кк мы все побежим в млинник, потом вс оствим одну, сми с Андрюшей спрячемся?
– Нет, я помню только, кк вы меня через кнву переносили. От грозы убегли. Андрюш побежл вперед, я остлсь. Если б не вы – уж не зню, что было бы. Д что вы, Сш, не кушете ничего? Съешьте груздочков! Или, может быть, меду хотите? – оживленно скзл Ален, подсживясь к столу.
– Спсибо, Алёнушк, я сыт. Пойдемте лучше сд посмотрим! Эткой вечер – жлко в горнице сидеть!
– И то првд…
Он тряхнул рыжей косой и пошл вперед, слегк перевливясь с ноги н ногу, кк уточк.
В сенях мимо них прошмыгнул ккя-то женщин в черном моншеском одеянии.
Возницын не удивился и не стл рсспршивть у Алены. Он помнил: усдьб Дшковых и рньше был приютом для рзных богомольных струх и кких-то безместных монхинь.
Они вышли через здние сени в сд.
Н верхушкх лип горели последние солнечные лучи.
Снизу, из рзлужья, тонкой пеленой подымлся тумн.
– А Мокий не будет мокрым: рос уже есть. Знчит, лето будет сухое! – скзл Ален, поглядывя н свои голубые сфьяновые спожки.
– Не пойдем длеко – уже сыро! Посидим здесь! – предложил Возницын, подходя к скмейке, стоявшей у смой дорожки под липою.
Они сели.
Где-то в ближйшей рощице, в которую упирлся дшковский сд, гулко зкуковл кукушк.
– Згдйте, сколько лет остлось жить! – пошутил Возницын.
– Я уже двеч згдывл, – усмехнулсь Ален. – Что-то много нкуковл! Теперь вш черед гдть. Згдйте вы!
III
Возницын открыл глз.
Сквозь неплотную, в широких щелях, стену сеновл виднелсь озрення солнцем яркя зелень кустов.
В кустх пели птицы.
Под крышей, нд смой головой Возницын чивиликли лсточки.
Было приятно проснуться не н жесткой постели в пропхшей глиной мзнке, н мягком, хотя и прошлогоднем, но еще не потерявшем окончтельно своего зпх сене.
Было приятно знть, что не ндо торопиться вствть, что впереди тебя не ждет ни опостылевшя душня кнцелярия, ни фрунт.
Было приятно чувствовть себя молодым и здоровым…
Возницын с удовольствием потянулся и глянул, спит ли Андрюш – их постели лежли рядом.
Андрюши н месте не было.
– Должно быть, уже поздно, – подумл Возницын.
Но вствть тк не хотелось! Решил еще немного полежть, понежиться.
Вчер он зсиделся у Дшковых – его не пустили ночью итти домой.
– Близко-то близко, д мло ли ккие воровские люди по дорогм бродят! Ночуйте! – нстивл Ирин Леонтьевн.
Возницын особенно и не откзывлся: чего рди было торопиться в пустые Никольские горницы?
После ужин все еще долго сидели н крыльце – говорили об Астрхни, о походе.
Возницын и Андрюш рсскзывли об стрхнских ветрх, об ишкх и верблюдх, о ттркх, которые ходят в штнх ровно мужчины, о плосколицых клмыкх, которые пьют чй с солью и мслм.
– Д полно тебе, Андрюш, врть-то! Кто же в чй клдет мсло? – хохотл Ирин Леонтьевн, и ее поддерживли хором приживлки, вылезшие изо всех углов послушть рсскзы про Хвлынское море, про низовый поход.
Рсскзывли об индийцх, которые ежедневно жуют ивовые прутья, чтобы иметь белые зубы.
– Я думл, у одних облизьян д у мвров только белые зубы, – удивилсь толсторожя с желтыми зубми Нстсья Филтовн Шестков, жен упрвителя соседнего сел, чсто нвещвшя Дшковых.
И нконец Андрюш рсскзывл о низовом походе. Возницын сидел, не слушя, что говорит Андрюш. Он смотрел н низкие родные звезды – вон млечня, моисеев дорог, вон – ковш! Он лежит тк же, кк, бывло, в детстве – повернувшись ручкой в ту же смую сторону.
Возницын слушл, кк где-то в рзлужьи кричл коростель, кк из сд, из прудов доносился немолчный лягушечий стон. Все, все – кк когд-то в детстве! Ничего не изменилось. И ему кзлось, что вообще он никуд не выезжл из этих своих мест, что не прошло триндцти лет с тех пор, кк пьяный шурин, Ивн Акимович Синявин, увозил его, зплкнного, в неведомый и длекий Питербурх…
Нискосок от Возницын, н нижней ступеньке крыльц, сидел Алён. Он стртельно укрывл летником ноги – немилосердно кусли комры – и, нклонив голову нбок, внимтельно слушл рсскзы брт, сидевшего рядом с Возницыным.
Он смотрел н него снизу вверх, и кждый рз ее взгляд здерживлся н Возницыне.
Возницын глядел н нее, розовощекую, быстро зливвшуюся от стыд или гнев до смой шеи румянцем, с желтыми крпинкми веснушек н полных рукх и толстой косой. И эт рыжя Аленк, из семилетней мленькой девочки превртившяся в крепкую девушку, кзлось всегд был ткой же.
И сейчс, кк вчер, думя об Аленке, Возницын вспомнил Софью. Восемь месяцев прошло с тех пор, кк они рсстлись в Астрхни. Тогд Софья обндежил его, что князь Меншиков обещл кпитну Мишукову обязтельно вытребовть его весной в Питербурх.
Возницын боялся сейчс одного – кк бы Софья не проехл через Москву, не увидевшись с ним.
Рсствясь в Астрхни, Возницын не ндеялся, что весной получит отпуск. А теперь дел склдывлись у него кк будто довольно удчно.
В последнее время в Питербурхе упорно поговривли о том, что многих дворян возьмут из флот в квлергрды (флот осточертел Возницину донельзя). А тм, может быть, кк-либо удстся улизнуть из рмии совсем и зжить спокойно в Никольском своей семьей.
– Нет, ндо вствть! Ндо ехть в Москву! Авось Софья нписл что-либо!
(Они условились, что Софья, проезжя через Москву, зйдет – н всякий случй – в московский дом Возницыных).
Возницын вскочил и стл одевться.
Когд Возницын вышел н двор, он встретил Андрюшу.
– Что ты тк рно поднялся? Спл бы еще! – скзл Андрюш.
– А ты двно н ногх? – спросил Возницын.
– Мое дело хозяйское. Я встю с солнцем. З всем присмотреть ндо – рспустился нрод без мужской руки. Мменьк хоть и упрвляется, д все-тки – женщин! Ну, коли встл, тк пойдем н речку купться д и звтркть! Девк! Подй полотенце! – крикнул он, подходя к дому.
Из дом слышлись ккой-то крик, брнь.
– Поствили тебя, подлую, стеречь грядки, тк стереги, не спи! – отчитывл кого-то Ирин Леонтьевн.
Послышлись ккие-то шлепки, и с крыльц н двор кубрем сктилсь всклокочення девчонк лет шести. Он больно шлепнулсь оземь, злилсь было в плче, но, взглянув н стоявшего у крыльц помещик, рзом притихл и быстро зсеменил к огороду, почесывя поротую спину.
Андрюш недовольно покосился н нее.
– Вот тк-то мменьк умеет, прикзчик крдет, сколько влезет! – буркнул Андрюш, нетерпеливо поглядывя н дверь.
В это время с полотенцем в рукх выбежл миловидня дворовя девушк. Лицо ее было зплкно. Он, стыдливо зкрывясь руквом, взглянул мельком н брин и его гостя и робко подл полотенце.
Андрюш рвнул полотенце из ее рук и пошел к сду.
Проходя мимо дом, Возницын в рскрытое окно увидел з столом сытую, курносую Нстсью Филтовну. Он говорил кому-то:
– Им поноровку дшь – совсем ничего делть не стнут! Ндобно стегть!
* * *
Они уже кончили купться, когд по мосту кто-то проехл.
– К нм, верно, – скзл Андрюш, прислушивясь.
Н дворе зляли кобели. Ззвенело рыскло у житных мбров.
– К нм!
– Кто же это тк спозрнку? – догдывлся Возницын.
Они стли одевться.
Уже подходя к дому, издли услышли знкомый рсктистый смех.
– Ах, это вон кто! Князь Мсльский пожловл, – узнл Андрюш. – Ну, с чем хорошим приехл? – спросил он, входя в столовую горницу.
– Всякого много: и худого и хорошего. Сидите тут, не знете, что цриц умерл!
– Когд? – в один голос спросили Возницын и Андрюш.
– В прошлую субботу.
– Црство небесное, вечный покой! – с трудом выжимя притворную слезу, зкрестилсь Нстсья Филтовн.
– В Москве уже присягли Петру второму!
– Он же еще млденец, – скзл Ирин Леонтьевн.
– Хорош млденец – четырндцть лет, выше Андрюши, – улыбнулся князь Мсльский.
– А ты чего, князь, весел? – спросил Андрюш.
Мсльский нхмурился, нпустил н себя минутную серьезность и скзл:
– Теперь нверняк в квлергрды попдем. Теперь для коронции будут нбирть. Вчер из Питербурх Митьк Блудов приехл. Говорит, здесь мы не зсидимся – живо вытребуют в Снкт-Питербурх! А с флотом – прощй флот! Поплвли!
– Меня в квлергрды не возьмут, – скзл Андрюш, сдясь.
– Почему тк? Что ты, хуже других? – встрепенулсь Ирин Леонтьевн.
– Не хуже, ростом мл. В квлергрды берут тких, кк они, – кивнул он н товрищей.
– А ты откуд знешь? – спросил Возницын.
– Д ведь взяли ж Горсткин, Сукин, Елизров, – првофлнговые первой роты, я…
– Ну это еще неизвестно, – поддержл князь Мсльский. – З один рост брть не стнут! Сын ккого-либо мелкопоместного ль прикзного, будь он хоть кк покойный црь Петр, – не возьмут! Берут ведь только из знтного шляхетств.
– Вот и я ж говорю, – вмешлсь Ирин Леонтьевн.
– Обмундировние ндо смому строить. Это больших денег стоит. Ух, и крсивый же мундир! – зкрутил от восторг головой Мсльский. – Знете, Аленушк, тут – лое, тут – зеленое и кругом золото!
– Д ничего особенного, – мхнул рукой Андрюш. – Кфтн обыкновенный, зеленого сукн…
– А обшлг рзрезные, лого цвету и по борту золотой глун, – прибвил князь Мсльский.
– Кмзол лый, – продолжл безо всякого воодушевления описывть Андрюш: – Д сверху этот, кк его… супервест. Вот и все.
– А что это ткое? – улыбнулсь Ален, не зпомнив, кк выговривется это мудреное слово.
– Супервест? Это сверху кфтн ндевется, – словоохотливо подхвтил князь Мсльский. – Из лого сукн. Н нем спереди вышит серебряня звезд Андрея-первозвнного, сзди черным шелком…
– Погоди, – перебил его Андрюш: – Что же Митьк Блудов скзывл?
– Митьк очень торопился домой. Ехл пыльный, устлый. Звтр, говорит, приезжйте в Москву, рсскжу все подробно!
– Поедем, Андрюш, в Москву, рзведем, – скзл Возницын, которого не прельщли ни крсивя форм, ни служб в квлергрдх.
Ему хотелось поскорее узнть, нет ли ккого известия от Софьи.
– Что ж, позвтркем и поедем, – ответил Андрюш.
IV
– Кк дунул ветер с норд – у них он нзывется «верховой», тк мы свету божьего не взвидели. Н «Принцессе Анне» от великого ветр поломло стеньги и сленги, мою посудину тк рскчло, что борты от плубы отствли… – говорил князь Мсльский, по обыкновению один звлдевший рзговором.
Возницын сидел, не принимя учстия в беседе – он думл о своем.
Окзлось, что он нпрсно спешил в Москву: никких вестей от Софьи не было. (Возницын нрочно оствил Афнсия в своем московском доме – Афоньк знл в лицо Софью).
– Что ткое случилось? – недоумевл Возницын. – Неужели Мишуков остлся в Астрхни еще н год?
Откуд-то вынырнул ехидня мысль:
«Збыл! Рзлюбил!»
«Не может быть: год не прошло и уже збыл, – успокивл себя Возницын. – А если Афоньк, чорт лупоглзый, прозевл – не был в то время дом, кк приходил Софья?»
Возницын встл и вышел из плты н крыльцо.
Н лвочке возле дом сидел Афнсий. Он посвистывл, дрзня индюк, тот нливлся кровью от злости и в ответ горячо брнился своей нерзборчивой скороговоркой.
– Афнсий, скжи по првде, ты дом не очень-то сидишь? Все, я чй, по бзрм бегешь, или в кбке, в «Скчке» лясы точишь, ?
Афнсий вытрщил свои бесцветные голубые глз и обиженно ответил:
– Господь с вми, Алексндр Артемьич, куды я хожу? Спросите хоть у клюшник Кирилл, ль у стряпухи! Д я…
– Ну, лдно уж! – мхнул рукой Возницын. – Поди к ключнику, возьми у него денег и сбегй принеси еще четверть пив д фунт водки!
Афнсий сорвлся с мест, обрдовнный, что допрос окончен.
А Возницын остлся стоять н крыльце. В плту, где шумели подвыпившие гости, возврщться не хотелось.
Приехв втроем с Андрюшей и князем Мсльским в Москву, они рзыскли Митьку Блудов – любопытно было порсспросить его о нборе из флот в квлергрды. Но, кк водится, князь Мсльский по пути к возницынскому дому встретил ккого-то знкомого дргун и нзвл его н чужое угощение, несмотря н то что Андрюш ткнул его в бок и зшептл:
– Зчем тебе дргун? Незнмо, ккой человек!
В другой рз Возницын не обртил бы н это внимния, но сегодня ему было неприятно.
– Что у меня фртин для них, что ли? – злился он.
Оттого сейчс не хотелось возврщться нзд в плту, где шумели гости и в пьяном курже продолжл рзглгольствовть востроносый князь. Он все еще рсскзывл об Астрхни:
– Приезжют эти индийцы из-з моря к нм одни, без бб, в Астрхни бегют к змужним ттркм. Ттрки стрсть ккие безобрзные – мленькие, черные, нос приплюснутый! А индийцы высокие, белозубые. Вот кого б в квлергрды брть!
«Кк это князь еще до сих пор ссоры ни с кем не зтеял?» – усмехясь, подумл Возницын.
Он знл привычку Мсльского – князь во хмелю был придирчив и буен.
Возницын спустился с крыльц и сел н лвочке.
Индюк все тк же вжно рсхживл по двору. Серый кобель, бегвший по рысклу, лизл свою двно вылизнную чшку.
Где-то под крышей ворковли голуби.
«Эх, и что бы ей приехть! Нверное, из ненвистного флот исключт, возьмут в квлергрды. А тм глядишь – кк-нибудь удстся вовсе улизнуть из рмии: это не при первом Петре! Борютин-большой ведь получил полное освобождение от службы!» – рздумывл Возницын.
Стукнул клитк. С пивом и вином в рукх возврщлся из кбк проворный Афнсий.
Возницыну пришлось итти в плту к гостям.
Когд Возницын вошел с Афнсием в плту, гости еще больше зшумели.
– Хозяин-то нш что выдумл! – восхищенно скзл дргун. – Аль сегодня чьи именины?
– Лей, кубышк, поливй, кубышк, не жлей хозяйского добришк! – кричл пьяный князь Мсльский, подливя дргуну, который и тк пил точно ярыг.
Возницын сел з стол и выпил.
– А все-тки виногрдное лучше! Помнишь, Андрюш, ккое венгерцы в Астрхни делли? – скзл Возницын.
– Вот мне перс, с которым мы отпрвляли з море деготь, привез винцо! С ног влило! – зхвстлся князь Мсльский. – Однжды я н «Периную тяготу» девку привез…
– А по уству рзве можно держть девку н корбле? – спросил, улыбясь, Митьк Блудов.
– Мло ли что по уству! В устве скзно (я это низусть зтвердил, не хуже ншего книжник Сши): «Зпрещется офицерм и рядовым привозить н корбль женский пол для беседы их во время ночи; но токмо для свидния и посещения днем.» Я привез для свидния днем, ввечеру беседовл… – зхохотл Мсльский.
Возницын пил, но от водки, не стновилось веселее. Он сидел, подперев голову рукми, когд к нему с чркой в руке подсел Мсльский.
– Сшеньк, – скзл он: – ты думешь, я не зню, отчего ты скучен?
Возницын поднял н него глз.
Дорогой из Астрхни в Москву Возницын кое-что рсскзывл Мсльскому о Софье – ведь они вместе когд-то впервые встретили Софью в Морской слободе, в Питербурхе.
Но в дороге Мсльский почему-то не очень охотно слушл рсскзы Возницын.
Возницын теперь готов был поделиться с ним своими сомнениями, но Мсльский опередил его:
– Ты грустишь, что Софья остлсь в Астрхни? Ведешь, я тебе скжу, – положил он руку н плечо Возницыну: – больно ты робок с девушкми, мой милый! Им никкой поноровки двть не следует. Покруче поступть – лучше выходит. Тогд и грустить не для чего стнет. Плюнь, не печлься по-нпрсному: другую нйдем! Вот ты сидишь тут и нюни рспустил, он тм, небось, не зевет. Не тковскя, я зню! – скривил свое курье личико Мсльский.
Возницын словно кнутом ожгло.
– Что ты мелешь зря? – гневно спросил он здрожвшими губми.
– Зчем зря? Я зню. Ее кпитн Мишуков двно уже приголубил, ты…
Мсльский не кончил фрзы: Возницын со всего рзмху удрил его в грудь.
– Врешь, мерзвец!
Мсльский, сидевший н конце скмьи, тк и шлепнулся н пол. Возницын вскочил и, сжв кулки, стоял бледный кк полотно.
Он точно ждл, когд Мсльский подымется н ноги, чтобы снов удрить его.
Митьк Блудов и Андрюш кинулись к ним.
А пьяный дргун, увидев, что бьют его приятеля, стл тем временем выбирться из-з стол, с ндеждой поглядывя н свой плш, оствленный в углу у печки.
Андрюш, обхвтив Возницын, отвел его в сторону, хотя тот и не порывлся лезть к Мсльскому.
Пьяный князь при помощи Митьки Блудов поднялся с пол. Востренькие глзки его были полны злости. Он исступленно кричл:
– Нет, не вру! Д, д – Мишуков! Н-ко-ся, выкуси! Лети к нему в Астрхнь, Бов-королевич!
– При чем тут Мишуков? В чем дело? – спросил Митьк Блудов, держвший Мсльского з плечи. – И зчем ехть в Астрхнь, коли Мишуков здесь, в Москве? Я его сегодня видел.
– Где ты его видел? – встрепенулся Возницын. Крск прилил к его лицу.
– В Китй-городе, у смоленского подворья.
Возницын с силой отшвырнул Андрюшу и кинулся к двери мимо трусливого князя, который в испуге шрхнулся прочь.
Возницын дже не взглянул н Мсльского.
V
Софья быстро шл по знкомым Китйгородским улицм.
Сегодня он целый день спешил – хотелось всюду поспеть, времени было мло.
Вчер вечером он вместе с Мишуковыми приехл из Астрхни в Москву, сегодня приходилось отпрвляться дльше – Зхрий Днилович спешил.
Адмирлтейств-Коллегия слл кпитн Мишуков по кким-то делм з рубеж, в Польшу.
Светлейший дядюшк кпитнши устроил тк, что Мишукову рзрешили взять с собой всю семью.
Целый день лдились в длекий путь. Кпитнш не отпускл Софью никуд из Арбт, где в доме отц Мишуков остновились они. А у Софьи ныло сердце: в Москве предстояло столько дел!
Нконец после полудня Софья отпросилсь уйти н чсок-другой. В Москве Софья прежде всего нмерен был збежть к своим, в Вознесенский монстырь. Ей хотелось поскорее увидеть Мремьяну Исевну и мть Серфиму и поделиться своею рдостью: нконец-то сбывлсь двнишняя софьин мечт – он ехл з рубеж!
Зтем Софья хотел выполнить обещние, днное в Астрхни Возницыну: н всякий случй зйти в возницынский дом у Мясницких ворот – вось Сшу отпустили из флот в дом!
В Вознесенском монстыре Софью ждло печльное известие: струхи-богделенки, Мремьян Исевн и Анн Щегельскя, умерли прошлой зимой. Некому было перед отпрвлением з рубеж нпоследок проверить, кк Софья говорит по-польски и по-еврейски: обе учительницы лежли в земле.
– Должно быть, Софьюшк, у тебя отец цыгном был, что ты тк н месте не любишь сидеть? – лсково ворчл струх. – Пор бы уж, кжется, угомониться – повидл свету!
– Нет, еще мло видел. А вот теперь увижу! – восхищенно говорил Софья.
Несмотря н то что мть Серфим не рзделял софьиных восторгов по поводу предстоящего путешествия, Софье все-тки приятно было сидеть у мтери Серфимы: он очень любил струху.
Софья сидел и кждую минуту все собирлсь уходить. Он и см не зметил, кк досиделсь в Вознесенском монстыре до вечернего звон. Софья схвтилсь – ндо было спешить дльше.
Оттого Софья шл тк быстро, точно з ней гнлись.
Н Крсной площди купецкие молодчики, зкрыввшие ствни и привешиввшие к железным дверям лвок тяжелые змки, пересмеивлись, глядя н Софью.
– Отколь сорвлсь, крсвиц?
– Погодь, сестриц, вместе молиться побежим!
Продирясь сквозь торговые ряды, Софья с неудовольствием видел: к Мясницким воротм ей уже не поспеть. Ндо торопиться хоть н подворье смоленского рхиерея, что у Врврских ворот – тм стояли подводы с кпитнскими пожиткми, вось, Плтон еще не уехл н Арбт!
«Сш, нверное, в Питербурхе. Чего ему здесь делть?» – опрвдывл он себя.
Конечно, Возницын тогд и см не очень был уверен, что весной приедет в Москву. Но Софью угнетло другое – дорогой он предполгл из Москвы нписть ему обо всем, о том, что едет в Польшу нендолго – н полгод (хотя кпитн лдился не менее, чем н дв год), что он попрежнему помнит и любит своего Сшу.
«Милый Сшеньк! Дорогой мой! – с нежностью думл он. – Ничего, я из Смоленск нпишу ему.» – успокивл себя Софья.
Он отчсти был довольн тем, что в Москве не встретилсь с Возницыным. Софья знл, что Возницын воспротивился бы поездке. Но все рвно Софья не отступил бы от своего решения – поездк тк мнил ее! Ей хотелось увидеть тот рубеж, о котором всегд восторженно вспоминл многословня польк Анн Щегельскя и хвлил сдержння Мремьян Исевн. И Софья знл, что другого столь удобного случя для поездки он нескоро дождется.
Софья торопилсь.
Вот лвк, торгующя икрой, вот млое кружльце, вот хрчевни, тм высокий, стрый збор с обомшелыми зелеными доскми, сд и тесовые ворот с обрзом смоленской богомтери.
Пришл.
Софья толкнул клитку и с облегчением вздохнул: возы стояли н дворе, лошди еще не были зпряжены. Ямщики и пять солдт, которых под комндой кпрл дли кпитну Мишукову для охрны в пути до рубеж от всяких воровских людей, рзбрелись по пустому двору. Кто сидел курил, кто переобувлся, кто, подложив под голову мешок с овсом, похрпывл н возу.
Софья зглянул в избу.
З еловым столом сидели денщик Плтон и кпрл – они подкреплялись н дорогу. Оловяння фляг двно был пуст.
– Плтон, скоро поедем? – спросил Софья. – Уже к вечерне звонят.
– Софья Всильевн! И ты здесь? – удивился Плтон. – Сейчс поедем!
Софья вышл во двор и, подойдя к телеге, стл уклдывть в свой сундучок ккие-то пироги и олдьи, которые зботливя мть Серфим зствил ее взять н дорогу.
Он зново переклдывл свое добро и тк увлеклсь, что не слышл, кк стукнул клитк.
Только когд Возницын рдостно окликнул ее: «Софьюшк!» – он обернулсь. Перед ней стоял Сш, о котором он только-что думл.
Возницын хотел было обнять ее, но Софья отстрнилсь.
– Пойдем в сд! – скзл он и, повернувшись, пошл вперед. Возницын, нхмурившись, шгл з ней.
Софья остновилсь в густом млиннике (этот уголок ни со двор, ни из низеньких окон подворья не был виден) и протянул к Возницыну руки.
Возницын обнял ее.
– Почему ты не дл знть мне, что приехл? – спросил Возницын.
– Я думл, что ты в Питербурхе, – оглядывясь по сторонм, отвечл Софья. – Д и времени не было: едем сегодня, сборов много. К себе, в Вознесенский монстырь, и то еле упрвилсь сбегть.
– Не понимю, отчего вы тк торопитесь в Питербурх?
– Мы не в Питербурх едем…
– А куд же? – удивился Возницын.
– З рубеж.
Возницын точно обухом удрило.
– З рубеж? – переспросил он упвшим голосом. – Кк это?
– Адмирлтейств-Коллегия посылет Зхрия Днилович в Польшу.
– А тебе зчем ехть?
– Хочу хоть рз побывть тм, где жили мои деды.
Возницын змолчл.
Сколько лсковых слов готовил он к этой встрече, кк много хотелось скзть – и рзом все пропло.
Слов не было.
Он стоял точно н смотру, вытянув шею, глядел куд-то поверх софьиной головы н высокий збор.
«Вон одн доск отбит. Видно, мльчишки по млину в сд лзят», – рссеянно думл он.
– Сшеньк, что с тобой? Ты, кжется, недоволен, что я з рубеж еду? – спросил Софья, стрясь поймть его глз.
– Нет, нет, что ты! Коли тк хочешь, отчего же – поезжй! – нтянуто скзл он, продолжя глядеть куд-то в сторону.
– Ведь я же не нвсегд, понимешь! – тормошил его з рукв Софья. – Я ведь возврщусь к тебе, Сшеньк!
Он прижлсь к его руке.
Слов вернулись к нему. Но ккие-то жесткие, холодные, чужие. Не его, не те, что он подбирл з все месяцы рзлуки…
– Ты кк же? Только с кпитном вдвоем едешь? – нсмешливо спросил он, глядя ей прямо в глз.
Софья вспыхнул.
– Опять? Кк тебе не стыдно? Едет вся семья и меня берут, – скзл он.
Отвернулсь, змолчл. Глядел куд-то вбок. Рук легко отпустил его рукв.
«Нет, нет! И тот подлец-грек и этот дурк Мсльский – все лгут, клевещут. Я опять незслуженно оскорбил!» – спохвтился Возницын.
– Не сердись, Софьюшк, я пошутил, – скзл он извиняющимся тоном и взял ее з руку. – Не сердись!
– Хороши шутки! – буркнул Софья, но не отодвинулсь. – Эх ты, Сшеньк, – с укоризной посмотрел он н него. – Ну, не будем попусту ссориться. Рсскжи лучше, что у тебя!
– Меня произвели в унтер-лейтеннты, – вяло рсскзывл Возницын. – Сейчс отпустили домой! Из флот выключт – нбирют в квлергрды, говорят, зписли и меня. С флотом рзделюсь, из рмии будет легче уйти. Вот, когд можно было бы пожениться и жить, ты едешь…
Рзговор вновь уперся в ту же точку. Все прежние ревнивые подозрения поднялись в нем с новой силой. То, что минуту тому нзд было опрокинуто, встло опять во весь рост.
– Если б любил, не спешил б з рубеж! Коли едешь, знчит поездк дороже любви…
Софья чувствовл, что он злится, и его злость мгновенно передлсь ей.
– Ккой ты, Сш, нетерпеливый, точно ребенок! Не можешь обождть. Ведь я же скзл тебе, что вернусь…
– Софья Всильевн, где ты, мтушк? Ехть ндо! – кликл со двор денщик.
Згремел подворотня – открывли ворот.
– Неужели сейчс вот уедет длеко, может быть нвсегд? – подумл Возницын.
Тоскливо сжлось сердце.
– Прощй, Сшеньк, меня ждут!
Он потянулсь к Возницыну.
Возницын снов стл кким-то деревянным.
– Все-тки едешь? – спросил он, глядя н нее в упор злыми глзми.
– Еду! – твердо ответил Софья.
– Что ж, поезжй! Рыб ищет – где глубже, человек – где лучше! – скзл он, см продолжл стоять, точно не видел, что он собрлсь прощться.
– Смешной ты, Сш! – криво усмехнулсь Софья. (Ее уже брл досд, что он здерживет.)
– Софья Всильевн! – снов позвл Плтон.
– Иду! – крикнул Софья. – Прощй! – решительно подошл он.
– Лдно! Поезжй! Коли ты тк, то и я ж буду… Прощй! – угрожющим тоном скзл Возницын. А что «буду» – и см не знл.
Он торопливо, ккими-то холодными губми поцеловл его и быстро пошл из сд.
Возницын рвнулся было вслед, хотел скзть, что он готов ждть, что он любит, что все последние его слов, его угрозы – ерунд, но всегдшнее упрямство удержло его н месте. Он только стиснул зубы, швырнул шляпу оземь и ничком ткнулся в трву.
Подводы одн з другой трхтели по улице, Возницын лежл.
* * *
Уже двно рзошлись по домм гости, выпившие всю водку и пиво. Андрюш Дшков, дожидючи Возницын, лег н лвку полежть, д тк и проспл до смых сумерек, Возницын все не возврщлся.
Андрюш проснулся совершенно протрезвившимся, нпился хлебного квсу и ходил по двору, не зня, что делть: то ли ехть одному домой, то ли итти искть Возницын?
Солнце уже зшло, темнело. Ндо было собирться во-свояси.
Андрюш решил послть н розыски денщик Афоньку.
– Сбегй в Китй-город, в Смоленское подворье. Кк пройдешь Врврские ворот, срзу по првой руке будет, вот тк! – объяснял Андрюш.
Рсторопный Афоньк побежл исполнять поручение. Но Афоньк вернулся очень скоро – он по дороге встретил Возницын. Возницын был хмур и нерзговорчив и стрлся почему-то не смотреть Андрюше в глз.
В вечерних сумеркх Андрюш приметил, что лицо у Возницын было измятое, в кких-то крсных пятнх, кк будто он спл в неудобной позе.
Афоньк мигом зложил дшковского жеребц в коляску, и Возницын с Дшковым выехли со двор.
– Ты звтр ступй в Никольское! – буркнул Возницын Афоньке, который зкрывл з ними ворот.
Всю дорогу приятели молчли. Андрюш не был болтливым человеком и легко сносил молчние сосед. Он ни рзу дже не взглянул н Возницын, хотя, сидя с ним рядом, искос видел, кк Возницын выдирл из мешк с сеном сухие трвинки и с ожесточением перекусывл их зубми. Андрюше было ясно, что приятелю сейчс не до рзговоров. И только когд доехли до рзвилья и Возницын хотел было слезть, чтобы итти к себе в Никольское, Андрюш здержл его и скзл:
– Куд ты, Сшеньк, пойдешь ночью? Д тебя у своего же поместья собки оборвут! Едем к нм, переночуем, звтр по утру – н рыбу!
Возницын не возржл – ему было безрзлично, куд ни ехть. Когд они приехли в «Лужки», тм уже все спли.
– Пойдем прямо н сеновл! – попросил Возницын, слезя с телеги.
– А ужинть не хочешь?
– Нет, блгодрствую!
– А может простоквши съел бы? После выпивки хорошо!
– Нет, не хочется…
Андрюш бросил вожжи подбежвшему конюху, и они пошли к остоженному двору.
VI
В «Лужкх» еще с вечер стли готовиться к именинм.
Четыре дворовые девки ползли по всем горницм – мыли с песком полы, скребли ножми столы и лвки, зстилли лвки новыми полвникми; н скотном дворе резли брн, телушку и поросят; Андрюш см (никому не уступил этого удовольствия) ловил в пруду крсей; будущя именинниц, Ален, перетирл серебряную посуду, которую по большим прздникм выствляли н столы и поствцы нпокз.
А поутру, когд чуть зрозовел восток, в приспешной избе уже ярким огнем зпылл широкя печь.
Ирин Леонтьевн см глядел з всем – покрикивл н стряпух, подзтыльникми подгонял невыспвшихся, измученных девок. Девки совсем сбились с ног, бегя то в погреб, то к птичнице з уткми или петухми, то в мбр, то к пстуху з новым помелом.
Уже солнце стояло высоко, когд сует в приспешной улеглсь: сврились щи д похлебки, изжрились куры, гуси, утки; в погребе – н холодку – стыли кисели; по всему двору рзносился вкусный зпх пирогов.
Ирин Леонтьевн пошл в уго?льную ленину горницу отдохнуть.
У именинницы сидел Нстсья Филтовн Шестков, еще вчер, згодя, пришедшя из Москвы в «Лужки» н ленины именины.
– Ну что, мтушк, зхлопотлсь, умялсь? – зпел курнося Нстсья Филтовн, встречя Ирину Леонтьевну.
– И не говори, Филтовн, бед с этими холопкми – бестолковые, ленивые! – скзл Ирин Леонтьевн, сдясь.
– А я с именинницей ншей, крсвицей, гуторю. Цветет у нс Аленушк, – льстиво улыблсь Нстсья Филтовн. – Змуж отдвть пор! Полно девке чужое пиво врить, пор свое зтевть.
Ален, зплетвшя косу у окн, конфузливо отвернулсь.
– Пор, Филтовн, пор! – поддержл ее Ирин Леонтьевн. – И женихов-то у нее много, суженого нет…
Нстсья Филтовн молчл. Посмтривл хитрыми глзкми. Сообржл: сейчс скзть то, что думл, или не время?
– Зчем длеко з женихми ходить, коли жених в доме, – решилсь-тки скзть он.
Дшковы – обе – взглянули н нее с недоумением.
– Примечю я, Алексндр Артемьич зчстил что-то в «Лужки». Я чй, неспрост это! – хитро поглядывя н Алену, скзл Нстсья Филтовн.
Ален вспыхнул и выбежл из горницы. Мть поглядел ей вслед.
А Нстсья Филтовн, поджимя тонкие губы, хихикл в кулк. Был довольн: эк он попл: не в бровь, прямо в глз!
– Д этот жених н нших глзх вырос! Покойные отцы в одном рзряде служили, Сш с Андрюшей и в Питербурхе и в походе столько годов вместе прожили! Ткого жених – дй бог, жених отменный: не прощлыг ккой и хорошего роду! – скзл Ирин Леонтьевн.
Нстсья Филтовн оживилсь:
– Мтушк Арин Левонтьевн, я ведь все вижу, все примечю! Сколь я ни говорю с Аленушкой, он Алексндр Артемьич с язык не спускет: Сшеньк то, Филтовн, рсскзывл, д Сшеньк это! Строго воробья не проведешь, вижу: ноет девичье сердце!
– У ней-то сердце к нему лежит, и я это вижу, – соглсилсь Ирин Леонтьевн. – Д вот кк он-то – неведомо…
– Сегодня Возницын здесь будет? – нклонилсь к Дшковой Нстсья Филтовн.
– Обещл приехть.
– Вот я, мтушк, з ним поприсмотрю. У меня глз н это дело вострый. Я все вижу. Тебе, мтушк, з гостями будет неколи – и тк, поди, от всех хлопот голов кругом пошл, я ужотко все рзведю… Положись н меня!
– Ну, в чс добрый, Филтовн, погляди! – скзл Ирин Леонтьевн, вствя. – Солнце-то уж вон кк поднялось, глянь, где! А тот стрый мерин-поп и не думет звонить к обедне! Дуньк! – зкричл он в окошко. – Сбегй к попу, скжи, пусть чсы нчинет читть, чего этот стрый дурк ждет!
* * *
Куся ногти, Возницын без устли шгл по всем чистым горницм своего Никольского дом – из ольховой плты в дубовую и нзд.
Тк, возбуждя любопытство Афоньки и другой челяди, он проходил уже целую ночь – сн не было.
Только к утру Возницын прилег н лвку и немного збылся.
И теперь, проснувшись, снов взялся вышгивть по горницм взд-вперед.
И всему виной был Митьк Блудов, зехвший вчер из Москвы н чсок в Никольское.
– Ну что, видел тогд кпитн Мишуков? – невзнчй спросил он у Возницын. – А ведь Мишуков отпрвился не только в Польшу, но и в Помернию, – скзл Митьк Блудов. – Вот что знчит иметь светлейшего дядю: год дв, поди, то и больше з рубежом пробудет!
Эти слов всполошили Возницын.
З девять дней, которые прошли с отъезд Софьи из Москвы, Возницын кк-то опомнился, пришел в себя. Он примирился с поездкой Софьи з рубеж и решил терпеливо ждть ее возврщения: полгод – срок небольшой. Ведь прошли же незметно эти восемь месяцев, кк они все вернулись из Астрхни!
Но теперь, узнв от Митьки Блудов ткую новость Возницын совсем упл духом.
– Все кончено! И зчем он лгл и притворялсь? – с горечью думл он. – Неужели Софья не знл, куд и нсколько едет Мишуков?
От бессонной ночи и неотвязчивых, одних и тех же, тягостных дум рзболелсь голов. Возницын перестл шгть. Он лег н лвку и смотрел в черные доски потолк.
Где-то н дворе кудхтл куриц. В приспешной горнице стучли двери.
И в это время откуд-то донесся колокольный звон. Возницын прислушлся и узнл – звонили в «Лужкх». Последние дни он почти все проводил в «Лужкх» – оствться одному в Никольском со своими невеселыми мыслями было тяжело. А в «Лужкх» его всегд рдостно встречли, и он чувствовл себя у Дшковых хорошо. В рыбной ловле, н которую Возницын отпрвлялся вместе с Андрюшей, или з рзговором с Аленкой он хоть н время збывл о всех своих неприятностях.
«Сегодня 21-ое, Констнтин и Елены. Аленк – именинниц, – сообржл он. – Ндо поехть, обещл ведь! Ну и нпьюсь же я!» – с ккой-то рдостью подумл Возницын, порывисто вствя с лвки.
– Афоньк, умывться! – крикнул он.
* * *
Возницын сидел з столом между двумя дядьями именинницы – рыжебородым стольником и русым лндртом. Об – и стольник и лндрт – пили изрядно и не збывли подливть своему молодому соседу.
Возницын не любил нпивться, но сегодня н душе было тяжело, и он пил нпроплую. Он пил и поглядывл н Андрюшу, который сидел в противоположном конце стол рядом с Аленкой.
Возницын жлел, что здесь нет этого врля и вечного спорщик князя Мсльского – он был незменим в одном деле: умел терпеливо выслушивть чужие излияния. Словоохотливому Мсльскому, который и см непрочь был рсскзть свои бывшие и вымышленные истории, Возницын кк-то легко рсскзывл все. Тем более что Мсльский был ходок по мурным делм.
Но рсскзывть о Софье немногословному, молчливому Андрюше у Возницын не поворчивлся язык. Д Андрюш, пожлуй, и выслушв, ничего не скзл бы в ответ. С ним хорошо было говорить об охоте, о рыбной ловле, о голубях. Тут Андрюш оживлялся и мог беседовть хоть ночь нпролет. Тм же, где рзговор кслся женского пол, Андрюш был сух и крток.
Но теперь, под хмельком, Возницын решился бы поделиться всем, что у него нболело, дже с Андрюшей.
А он сидел н другом конце стол, пил по-всегдшнему крепко и по-всегдшнему не пьянел.
Андрюш смотрел н Возницын и улыблся, видя, кк его в порыве чувств лобызет пьяненький лндрт.
Рыжебородый стольник в это время тянул Возницын з рукв и бубнил:
– Мы с твоим покойным бтюшкой, Алексндр Артемьич, вместе црю служили! Бывло, н всех документх тк и стояло: межевнья стольник Артемия Возницын и… – тыкл он в стол пльцем. – С ним вместе и под Азов с Шейным ходили. Вот в ртном деле покойник был плох, честно, кк перед истинным, скжу: плох, не любил этого дел!
Нстсья Филтовн, сидевшя рядом с Аленой, шепнул ей:
– Скжи Андрюше, пусть он вытщит кк-либо Алексндр Артемьич из-з стол: они его споят вконец! Вишь, кк н обрзе нписнный сидит!
Через минуту Андрюш подошел к Возницыну.
– Сшеньк, Аленк меня послл, чтобы ты много не пил…
Возницын взглянул через стол н Аленку.
В немецкой робе с голой, открытой шеей и голыми рукми, с высокой прической, нсурмлення, с непривычными черными бровями он кзлсь не обычной, знкомой Аленкой, ккой-то чопорной дмой.
Возницын глядел н нее, точно впервые видел.
И почему-то вспомнил, ккя он был тм, н речке, когд он зстл ее во время купнья – с рспущенными рыжими волосми, вся ккя-то золотисто-розовя…
«Ай д Аленк! Прво-слово, ничего девчонк!» – думл Возницын.
Аленк, точно понял его мысли, лсково улыбнулсь ему в ответ.
Нстсья Филтовн ел и кк-будто ничего не видел.
– Д поди ты см! – шептл он Аленке. – Послнец никуд не гож: вместо того чтобы человек от питунов вытщить, см помогет. Рд, что дорвлся! Уведи Сшу к себе ль в сд – от них подльше! Пусть отсидится, отдышется. Вишь, икет уже!
Аленк встл, рспрвляя пышное плтье, и протиснулсь к Возницыну.
– Сшеньк, подите-к сюд! – помнил он его. Возницын тяжело встл из-з стол.
– Куд ты, сынок, куд? – обернулся к нему рыжебородый дядюшк, стрясь поймть неверными, пьяными пльцми полу возницынского кфтн.
Андрюш перехвтил дядюшкину руку и, сдясь н место Возницын, скзл:
– Пусть его! Двй, дядюшк, выпьем со мной!
Рыжебородый успокоился – ему, в сущности, было безрзлично, с кем пить.
А Возницын послушно шгл з Аленкой, стрясь итти кк можно ровнее.
Ален вышл в передние сени, прошл к себе, в уго?льную горницу.
– Посидим у меня, то в столовой горнице стрсть жрко! – скзл он.
Ален открыл дверь.
В горнице был полумрк. В углу, у киот, горели лмпдки, освещя темные, точно зкопченные лики. Н полу лежли голубые квдрты лунного свет.
Ален поднял окно – в комнту из сд ворвлся свежий воздух. Потянуло ночной прохлдой, сыростью.
Ален сел у окн.
– Сдитесь, Сшеньк, посидим!
Возницын покорно сел н лвку рядом с Аленой.
– Гляньте, кк хорошо! – он укзл н освещенный луной сд.
Возницын глянул в окно, и срзу ему вспомнилсь Софья. Он точно вошл в горницу с этим голубым сиянием.
– А ведь он тоже видит сейчс эту же луну! – мелькнуло в его пьяном мозгу.
Он круто повернулся в сторону от окн. Уронил голову н руки и, сжв лдонями лицо, беззвучно зплкл легкими, пьяными слезми.
Ален встревоженно нгнулсь к нему.
– Сшеньк, что с вми? Что ткое? – тряся Возницын з плечи, спршивл он. – Вм плохо? Чего вы плчете?
Возницын не отвечл.
Ален схвтил его голову, стрясь повернуть лицом к себе. Возницын безвольно ткнулся головой в зеленый грезетовый роброн, в мягкие ленины колени.
Ален хотел поднять его голову, но Возницын упирлся, прижимясь к ее ногм.
– Д что с тобой, Сшеньк? – уже почему-то шопотом спршивл Ален, вся дрож и боязливо озирясь н рскрытое окно. – Рсскжи, что с тобой! – допытывлсь он и чмокнул в его звитой пудреный прик. (Афоньк хорошо смзл его слом и не пожлел пудры).
– Скжи, родной! Скжи, мой любимый! – не отствл он.
В конце концов, он поднял его голову и прижлсь губми к щеке Возницын, по которой текли слезы.
Тогд Возницын обхвтил Алену и стл яростно целовть ее, лепеч:
– Миля, миля!
Он целовл Аленку, думл о той, о другой…
* * *
Кк только Ален вышл с Возницыным из горницы, Нстсья Филтовн незметно шмыгнул в сени.
Не прошло и нескольких минут, кк он вбежл нзд в горницу, где шумели пьяные гости. Нстсья Филтовн вытщил Дшкову из-з стол.
– Все у них и без нс слжено, глянь, мтушк, см! Слв те, господи! – крестилсь Нстсья Филтовн и толкл Ирину Леонтьевну к лениной горнице.
Ирин Леонтьевн широко рспхнул дверь и остновилсь н пороге: Возницын целовлся с Аленкой у открытого окн.
– Бтюшки-светы! Алёнк, бесстыжя, с кем это ты? – зкричл Ирин Леонтьевн, всплескивя рукми. – Сшеньк! Дети мои! – бросилсь он к ним.
Возницын оторвлся н миг от Аленки и удивленно оглянулся вокруг: что случилось?
VII
Возницыну не сплось. Он лежл, слушя, кк з окном, в сду, шелестит дождь (дождь шел с вечер – тихий и теплый) и кк, не обрщя внимния н дождь, звучно рссыпется рсктом, пленькет соловей.
Возницын перебирл в пмяти все, что случилось з последние дни.
Он клял себя з то, что поехл н именины к Дшковым, что нпился пьяным и, рсчувствоввшись, полез целовться к Аленке которя пожлел его. (Возницыну и в голову не пришло, что это любовь, не жлость.)
Когд же их зстл Ирин Леонтьевн, Возницын с горя, что Софья тк вероломно его бросил, с отчяния, с пьяных глз, попросил Ирину Леонтьевну блгословить их с Аленкой.
Он вспомнил, ккой рдостный переполох произвело это событие н всех, кк удивился и обрдовлся Андрюш, кк без конц лезли целовться дяди – рыжебородый стольник и лндрт с мочльной, пегой бородой.
Все эти дни Возницын стрлся уверить себя, что любит Аленку, что Аленк лучше Софьи. Он собирл в пмяти все то, что могло бросить н Софью хоть ккую-нибудь тень.
Возницын припомнил, что Софья – холопк грф Шереметьев. Вспомнил, что скзл о ней грек и что – слово в слово с греком – говорил князь Мсльский. Он готов был верить, что Софья жил с кпитном Мишуковым и что он уехл з рубеж только из-з того, чтобы не рзлучться с Зхрием Дниловичем.
И особенно стрнной предствлялсь сейчс Возницыну т ночь в Астрхни, когд Софью вытщили из реки. Припомнилось, кк Софья объяснял это происшествие. Теперь вся история с ночным ктньем по Волге кзлсь Возницыну непрвдоподобной. Безусловно, с Софьей произошло что-то иное. Возницын удивлялся, кк рньше он не придл этому знчения и легко поверил софьиным объяснениям.
И нконец он вспоминл последнее прощние в Москве. Софья здесь был совершенно другой, нежели в Астрхни.
– Уехть тк – знчит не любить! – со злостью уточнял он.
И тотчс же, н смену своенрвной Софье, в вообржении вствл другя – лсковя, стрющяся во всем угодить ему Аленк.
– Вот он меня любит! Он не бросит! – думл Возницын. Но ни рдости, ни успокоения эт уверенность ему не двл.
И Возницын продолжл ворочться н постели с боку н бок, продолжл глядеть н белевшее в полумрке окно, слушть, кк шумит тихий дождь…
Вдруг н дворе яростным лем злились собки.
Зтем, через некоторое время, Возницын отчетливо рсслышл: к дому подъехл подвод.
В дверь зстучли.
Возницын вскочил. Нелепя мысль пронеслсь в голове:
«Софья передумл! Вернулсь с дороги!»
Он нбросил кфтн и, уронив в темноте стул, кинулся из «ольховой» горницы в сени. Но уже по сеням к двери прошлепл бося девк.
– Кто тм? – немного испугнным голосом спросил он.
– Отпирй, холопк, свои! – откликнулся из-з двери низкий женский голос.
Возницын попятился нзд к себе и, ншрив в темноте одежду и споги, стл одевться.
– Кто бы это мог быть? – догдывлся он.
Девк ввел приезжих в соседнюю, «дубовую» горницу.
– Говоришь, молодой брин дом? – уже потише переспршивл у девки все тот же приятный голос. – Не буди, пусть отдыхет!
Возницын зстегнул последние крючки и открыл дверь в «дубовую».
У дверей в сени, снимя промокшую холщевую нкидку, стоял высокя полня женщин.
– Ах, вот и см хозяин! Все-тки мы тебя рзбудили! Не узнешь, поди, тетку Помскину? – скзл он, легко, неся нвстречу ему свое тучное тело. – Ну, здрвствуй, Сшеньк! – говорил Помскин, нскоро вытиря губы концом шли. – Здрвствуй, родной!
Они троекртно поцеловлись.
– Эк ты вырос, вытянулся! Молодец-молодцом, – оглядывл Возницын тетк Помскин. – А помнишь, кк я приезжл – ты мхонький мльчик был! Н плече у меня по всем горницм езживл!
Возницын вспомнил веселую тетку Помскину. Он в детстве кк-то рз приезжл в Никольское откуд-то издлек. Привезл вкусные медовые пряники и полюбилсь Сше тк, что он не сходил с теткиных колен.
– Помню, кк же! – рдостно улыбнулся он. – Сдитесь, тетушк!
Он шгнул к лвке и только тут увидел, что тетк приехл не одн. В углу, степенно сложив руки н животе, стоял чернобородый, зросший волосом до смых глз, лопоухий человек в длиннополом кфтне и черной брхтной ермолке.
Увидев, что Возницын смотрит н него, человек поклонился, выходя в полосу свет.
Помскин укзл н него племяннику:
– А это, Сшеньк, мой попутчик, нш смоленский откупщик Борух Лейбов.
– Мо?е ушнов?не пну! – скзл Борух Лейбов, низко клняясь.
* * *
Тетушк Анн Евстфьевн сидел з столом, ее спутник, молчливый Борух Лейбов, пристроился н лвке у окн. Он ел только мед, хлеб и молоко. Борух Лейбов не снимл своей брхтной ермолки и потому – из увжения к обрзм – сел в сторонку.
Нежднные поздние гости ужинли.
– Знчит, муж Мтреши, Ивн Акимович, волею божиею прествился? – говорил Помскин. – Опился-тки вином? Бедня Мтреш! А ты, Сшеньк, теперь – вше блгородие, унтер-лейтеннт? Теперь тебя ндобно женить! Првд, пне Борух?
– Кто остется безбрчным, тот не зслужвет имени человек, – тк скзно у нс в зконе, – ответил Борух Лейбов из чсвоего угл.
– Вот видишь, – хлопнул Возницын по плечу тетк. – А ты чего зевешь, вше блгородие?
– Позвчер уж сговор был, – стыдливо скзл Возницын.
– Ай д молодец! Чего ж ты не рсскзывешь? Кого просвтл?
– Алену Дшкову.
– Это из «Лужков», Ивн Устинов, стольник дочь, что ли?
– Ее.
– Дело хорошее, соседское. Д и отец у нее был добрый человек! А струх Дшков, Ирин Леонтьевн, все ткя же хитря, кк и был?
– Ткя же, – потупился Возницын.
– Коли дочь в мменьку пошл, – знозистя бб будет… А ккя он, Аленк? Н кого похож?
– Небольшого росту, рыжя…
– Может, и в мменьку – отец-то был высокий, русый, – скзл Помскин.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Первя глв
I
Софья, ссутулившись, понуро сидел в уголку и слушл, что говорит ей поврення стриц, мть Досифея.
Моргя вечно крсными, подслеповтыми глзкми, мть Досифея оживленно, видимо с удовольствием, повествовл:
– Прислли нм игуменьей мть Евстолию из Рождественского монстыря, что у «Трубы». Тм он, коли помнишь, келршей был. Он уж и в Рождественском себя изрядно покзл: стриц, ни з что – ни про что плетьми бил д н чепь сжл, см в ночное время протопоп к себе в келью привживл. Мы и все-то не подвижнического жития, д все-тки чин моншеский блюдем!
Привезл с собой из Рождественского монстыря пьяницу, ззорного состояния мть Гликерию. Сделл ее чшницей. И вот, кк приехли они к нм, тк срзу пошло у нс во всем – и в пище и в одежде – великое оскудение.
Н келейный обиход – н кждый удел – бывло по дв рубли в год получли, тут и полутор целковых не стло выходить. Пнфидных семьдесят пмятей црских в год всегд считлось, он и з тридцть не плтил. Н Симеон-летопроводц по сорок копеек з кпусту двли – Евстолия и вовсе отменил эту дчу. Говорит, повелением блженные и вечнодостойные пмяти импертор Петр первого новый год, говорит, зведен с генвря, тк тогд и получйте вместо сорок копеек полтину. Будто мы не сведомы, что кпустня дч – см по себе, генврскя – см по себе. Он и нзывлсь не «н новый год», «н коровье мсло». Шестьдесят копеек двли. Кк рз полпуд мсл купить можно было.
Одним словом, не стло житья. Стрицы тк и нчли тять глдом. Вот тогд-то, вечня ей пмять, и прествилсь твоя блгодетельниц, мть Серфим…
Софья слушл и думл: кк з эти шесть лет, что он пробыл з рубежом, изменилось все в Вознесенском монстыре.
Софья ехл в Вознесенский монстырь – кк к себе домой. (Мишуковы довезли ее до Москвы – Коленьк вырос, и Софья уже не был им нужн.) Он и не допускл мысли, что мть Серфим могл з эти шесть лет умереть. Уезжя з рубеж, Софья оствлял ее здоровой и бодрой.
И вот теперь и Вознесенский монстырь и вся Москв срзу сделлись чужими. Здесь не было никого близкого. Софья нчинл жлеть уже, что не остлсь в Кенигсберге или в Вршве.
Првд, где-то был еще Сш Возницын. Но где он и что с ним – Софья не знл. Ведь прошло столько лет! Он мог збыть, рзлюбить ее.
Д и кк не рзлюбить – ведь он обмнул его: говорил, что едет н полгод, пробыл столько долгих лет! Можно ли простить ее?
– Нет, нет, пок что – об этом не думть! – гнл от себя неприятные мысли Софья.
– А кто решился нписть црице про игуменью Евстолию, что ее вызвли в Питербурх? – спросил Софья.
– Д кто ж один решится? Все нписли. Асклид первя удумл, нписл, мы – сто удельных, шестьдесят две полуудельных д сорок богдельных – все и подписли доношение. Просили избрть общим всех монхинь соглсием новую игуменью, чтоб и летми довольную и неподозрительную и состояния доброго.
Досифея придвинулсь поближе к Софье и зшептл:
– Асклид не могл простить, что после смерти игуменьи Венедикты поствили не ее, ккую-то пришлую, из другой обители, келршу. Мть Асклид тоже не бог весть ккя лсковя – ты, должно, помнишь – д все ж лучше Евстолии был бы!
– А кто вместо игуменьи сейчс в монстыре будет?
– Не зню, Софьюшк. Кого-то цриц нм пришлет!
Софья поднялсь.
– Ндо сходить к мтери Асклиде поговорить, что мне делть.
– Поживи у нс с недельку, поосмотрись, тм увидишь, кк быть. К грфине Шереметьевой всегд успеешь! – провожл Досифея Софью.
Келрш, мть Асклид, принял Софью весьм рдушно.
В первый момент он не узнл в этой нрядно-одетой дме бывшую монстырскую воспитнницу. Асклид скзл Софье то же, что и мть Досифея – он предложил Софье побыть в обители, сколько пондобится.
– Будешь довольствовться ншим трктментом, – милостиво рзрешил келрш: – жить вместе с трпезной сестрой Кпитолиной. С ней и сыт будешь и не зскучешь: бб не больно умн д поговорить любит.
Софья поблгодрил и пошл устривться н ночлег – с дороги чувствовл устлость.
Трпезня сестр Кпитолин временно знимл две смежные кельи, оствшиеся свободными после умершей богтой вклдчицы.
Кпитолин был сороклетняя, тучня и, несмотря н свою полноту, подвижня женщин.
Он любил поговорить и посмеяться, жил одн и потому с рдостью встретил Софью.
Кпитолин зсуетилсь, збегл.
Он рздобыл для гостьи постель и устроил Софью в передней, проходной келье, см перешл во вторую. 3тем притщил из трпезной рзной снеди и, пок Софья ужинл, успел рсскзть ей, что недвно в монстыре получен црицын укз собрть в госудрственные зводы с девичья монстыря со ст душ по одной кобыле.
– Вот хорошо бы ншу келршу, мть Асклиду, отпрвить в зчет! – хохотл смешливя Кпитолин.
Он еще долго рсскзывл бы Софье рзные монстырские истории, если бы не увидел, что гостья совсем клюет носом.
Кк ни смешны были рсскзы трпезной сестры, но Софья с удовольствием легл в постель.
Софья встл поздно, хотя он отлично слышл, кк еще н зорьке по всем кельям бегл будильщиц Анфис, подымя н молитву.
С дороги тк слдко сплось и Софье не зхотелось рно вствть из-з скудного монстырского звтрк. Тем более, что у нее еще остлсь от дороги кое-ккя ед, кроме того он был уверен в том, что хлопотливя трпезня сестр Кпитолин нкормит ее во всякое время.
Софья уже одевлсь, когд в келью вбежл зпыхвшяся, крсня Кпитолин.
Софья удивленно посмотрел н нее: что ткое случилось? Сестр Кпитолин плюхнулсь н лвку.
– Ой умор! Ой моченьки нет! – хлопл он себя по широким бедрм и тряслсь в беззвучном смехе.
Под широкой рясой студнем колыхлось ее тучное тело.
– Что ткое? – улыбясь, спросил Софья.
– К нм игумен прислли! Ой, не могу! – хохотл Кпитолин.
– Кк игумен? – поднял брови Софья.
– Игумен! Не игуменью, игумен! И не монх или поп, лейб-гврдии семеновского полку кпитн.
Софья стоял, порження ткой нелепой новостью.
– В девичий монстырь цриц нзнчил игуменом гврдии кпитн? Хорошее дело! – рссмеялсь он.
– Сейчс только с мтерью Асклидой у меня в трпезной был. Ячный квс кушл!
– Когд же он приехл?
– Сегодня по утру. У зутрени был. Молодой, крсивый… И одно у него девичьего звния – только что косичк, – хохотл смешливя Кпитолин, колыхя толстыми бокми.
– Глядите, они, к мбрм мимо нших окон пойдут. Я збежл упредить, – скзл Кпитолин, вствя. – Оденетесь, приходите в трпезную звтркть! – кинул он Софье и понеслсь дльше.
Софья причесывлсь и смотрел в узенькое, мленькое оконце кельи.
Сторож, не кк обычно, с прохлдцей, рьяно мели двор. Мимо окн, моргя крсными глзкми, пробежл куд-то озбочення мть Досифея.
Н крыльцо вышл, было, из кельи дурочк Груш, до сих пор жившя в монстыре под ндзором мукосеи, мтери Минфодоры, но кто-то тотчс же прогнл Грушу нзд в келью.
А игумен всё не шел.
«Может быть, прошли, д я не зметил?» – подумл Софья и уже собрлсь итти в трпезную, кк послышлись голос.
Говорил мть Асклид и еще кто-то.
Софья глянул в окно.
К мбрм шло несколько человек. Впереди, с кртузом в руке, ктился н своих коротких толстых ножкх мленький, курносый прикзчик Бесоволков. Сзди, гордо откинув голову в клобуке, шл, широко, по-мужски шгя, высокя, негнущяся мть Асклид. Лихордочный румянец игрл н ее стрчески-обвисших щекх.
Рядом с Асклидой шел высокий офицер.
Софья не видел его лиц – офицер шел в ногу с келршей, кк в строю. Софья видел только щегольские белые штиблеты с пуговицми, треуголку и кончик косы, оплетенной черной шелковой лентой, – точь в точь кк он видел з рубежом у прусских офицеров.
Они уже поворчивли з угол, Бесоволков подобострстно подскочил к офицеру и подхвтил его под локоть, хотя шли по ровному месту.
«Вот досд – не увижу ншего игумен», – улыбясь, подумл Софья.
И вдруг этот лейб-гврдии игумен обернулся, глядя вверх, – видимо, осмтривл обветшвшие кровли обители.
Софья отпрянул от окн: это был востроносый и востроглзый, с курьим лицом без подбородк, князь Мсльский.
II
Отворчивя в сторону курносое лицо, Афоньк с силой встряхивл кфтн и, в промежуткх между взмхми, говорил чернобородому мужику, стоявшему у збор:
– Послезвтр… едем с брином… в Питербурх.
Выбив из кфтн пыль, Афоньк рспялил его н зборе, где уже висел рзня исподняя и верхняя брскя одежд, высморклся в пльцы и отошел в сторону.
– Три с половиной год в квлергрдии служили. А теперь квлергрдию цриц рспустил. Нс опять в морскую службу отпрвляют, – рсскзывл он.
Чернобородый мужик слушл кк-будто бы внимтельно, см все поглядывл н брские хоромы, видимо, думя о другом. Это был строст из Коломенского сел, полученного Возницыным в придное з женой. Строст приехл в Никольское со столовыми и домшними припсми, сдл их и теперь ожидл, когд его позовут в горницу к брину н беседу – Возницыны в это время обедли.
– Скжи-к, мил человек, кков нш брин? Я, ведь, первый под в стростх, хожу, брин еще не видывл, – почесывя от смущения зтылок, зшептл строст: – Лютый горзд? – нклоняясь к Афоньке, спросил он.
– Кто? Алексндр Артемьич? – кк бы не зня, о ком идет речь, переспросил Афоньк. – Горяч – слов нету, д отходчив. А глвное – спрведлив! Ученый человек – все с книгми сидел бы. У нс целя кдь нклден всяких, рзных книг. Он н всех языкх книги читет. С иноземцми любит беседовть. Бывло, в Астрхни перс ли, ттрин ли в гвни встретит, – к себе позовет, рсспршивет: кк они живут д ккой у них зкон? Эти годы здесь, в Москве, жили – в Немецкую слободу чсто ездили. К нм, в московский дом, жидовин один со Строй Бсмнной чсто хживл. Целый вечер, бывло, с Алексндр Артемьичем говорят, библию читют. Одно слово – ученый человек!
Чернобородый мялся. Видимо, ученость брин его не знимл.
Ему хотелось спросить о чем-то другом, но он не решлся перебить «верхового» слугу.
Сметливый Афоньк быстро понял это.
– В хозяйские дел см не вмешивется! По нем – хоть все тут пропди пропдом. Брыня Ален Ивновн з этим глядит. А вот он – это, брт, не Алексндр Артемьич, – протянул Афоньк.
И потом, понизив голос, продолжл:
– Скупя, не приведи бог! Летось выдвли дворовую девку змуж. При строй брыне, Мвре Львовне, црство ей небесное, мтери брин, кждой девке двли в придное десять рублев, серьги д поств холстов. А эт – шиш дл! Девок з косы тскет д и нм, мужикм, от нее достется. И с чего он ткя – в толк не возьму! Должно оттого, что детей нет. Шестой год живут, – нет. Зля, привередливя, одно слово – рыжя!..
– Дядюшк Пров, брыня кличет, – позвл с крыльц дворовя девушк.
Чернобородый схвтился и опрометью кинулся к дому.
Брыня Ален Ивновн Возницын сидел в «ольховой» горнице одн.
Строст стоял у двери, не смея ступить своими пыльными лптями дльше порог. Переминлся с ноги н ногу, мял в рукх колпк, слушл, кк брыня рзносит его з то, что мленько припоздл с оброком.
– Это еще что у меня выдумли? Отчего с Евдокиинской третью опоздли? Слыхно ли дело – чуть ли не к Юрьеву дню притщились с припсми! Что, ль никогд с бтожьем еще не знлся? Спознешься! – кричл Ален Ивновн, сверля стросту злыми, коричневыми глзкми.
У стросты от стрх дже в животе збурчло.
«Пошлет, стерв, н конюшню, отдерут, кк пить дть, отдерут! Ишь глзми, кк шильями колет!» – думл он.
– Мтушк-брыня, – зикясь от испугу, опрвдывлся он: – Я о ту пору в горячке лежл. Он у нс, окяння, все село уложил – воды испить некому подть было! Вот кк перед истинным! – крестился и божился строст, опрвдывясь.
– Молчи уж! – прикрикнул Ален Ивновн: – Счстлив твой бог, что см не приехл тогд – отведл бы березовой кши! А теперь? Успенье третьёводни прошло, ты где был? Кк еще до Семен-летопроводц не дотянули – не ведю! Ежели тк еще рз будет, переведу всех с оброк н изделье. Тк и знйте! Поедете в Вологодские нши сел!
…Возницын лежл з дощтой перегородкой в мленькой горнице. Готовясь к свдьбе, отгородил когд-то по совету тетки Помскиной темный покойчик для спльни, для будущих детей – и все понпрсну: ни утехи, ни детей.
Он лежл, глядя н противоположную стену, н которую из «ольховой» горницы в рскрытую дверь пдл свет. В полутьме Возницын рзличл висевший н стене квлергрдский плш с вызолоченным эфесом и серебряным грифом и обложенную крсным брхтом нрядную квлергрдскую лядунку.
Все это сейчс было уже не нужно: импертриц Анн Ионновн рсформировл квлергрдов.
Кждому предложили выбрть себе полк. Кто пошел в Конную гврдию, кто – в Измйловский, кто просто ушел подльше от фрунт – в гржднскую службу, поближе к дому.
Возницын с большой охотой вовсе оствил бы службу, но уйти было трудно, тем более бывшему квлергрду.
Пришлось снов вернуться во флот.
Кк Возницын не любил морской службы, теперь с удовольствием собирлся в Питербурх. Тм жил прелюбезный стрик Андрей Днилович Фрврсон, тм плвл н фрегте «Армонд» зкдычный друг Андрюш (он из-з небольшого рост не попл-тки в квлергрды) и вообще с Питербурхом у Возницын соединялись приятные юношеские воспоминния.
Но – смое глвное – в Питербурхе не будет нелюбимой жены. Еще первый год, пок все было ново, они жили в Никольском хорошо, потом с кждым годом Возницын чувствовл рзлд все острее и острее.
Худшее предположение тетки Помскиной сбылось: Ален пошл в мменьку. У нее окзлся ткой же тяжелый, своенрвный хрктер. Он из-з пустяков могл по неделям не рзговривть с мужем. Он тк же, кк Ирин Леонтьевн, был отличной хозяйкой – см вникл во все мелочи поместной жизни; тк же собственноручно бил по щекм дворовых девок и тк же окружил себя рзными безместными монхинями и вшивыми юродивыми струхми.
Струхи знли, что помещик не выносит их и, зслышв шги Возницын, точно мыши збивлись в темные углы.
Ален не любил ничего нового – ходил по-стродвнему в летнике, из рзвлечений предпочитл слушть скзки и рсскзы своих приживлок.
К мужниным книгм и тетрдям Ален питл неприязнь. См Ален никогд ничего не читл – сколько рз Возницын ни пытлся приохотить ее к этому.
Однжды он дл жене притчи Эсоповы, думя, что Ален прельстится грвюрми и прочтет. Он покзл ей притчу о человеке и мурине. Кк некий человек, купив рп, решил вымыть его, полгя, что рп черен лишь из-з своей лени.
В большой лохни сидел широкоспинный мурин, и две женщины мыли его, в сторонке стоял господин.
Алене грвюр не понрвилсь.
– Тьфу, ккой стршный! И дьявол бы его, нехристя, мыл! – плюнул он, тк и не поняв смысл бсни.
И только, чтобы угодить мужу, Ален, зевя, кое-кк перелистл книгу.
Ко всему этому змужество кк-то не пошло Алене н пользу. В змужестве он был худ, сухмян. Куд девлись ее полные плечи, руки!
Возницын стл змечть в жене то, чего не видел рньше: ее угловтые локти, большие уши, веснушки, которые, точно рж, покрывли ленины руки и лицо.
Ее визгливый голос (Ален целый день кого-то брнил) рздржл Возницын, ее лски (Ален не перествл любить муж) были для Возницын непереносимы.
Возницын ни н один день не збывл о Софье. Что бы ни делл Ален, он всегд предствлял н ее месте Софью. Хотя Софья поступил с ним вероломно, обещв вернуться через полгод и здержвшись н пять с лишком лет, но Возницын из год в год терпеливо ждл ее приезд.
Что бы мог сделть он сейчс, связнный женитьбой, Возницын не знл д и не здумывлся нд этим: он ждл Софью, он хотел ее видеть.
Он чсто нведывлся в Немецкую слободу – тм всегд бывли приезжие из-з рубеж иноземные купцы. Авось, кк-либо узнет о Софье.
Возницын не знл, продолжет ли служить Софья у кпитн Мишуков, но стороной рзведл, что Мишуков еще не вернулся в Россию.
Возницын лежл, отгоняя нзойливых осенних мух, которые и в темной плте не оствляли в покое.
С двух сторон до Возницын доносились голос – из-з перегородки и в рскрытые двери из соседней «дубовой» горницы.
В «дубовой» с ккой-то очередной монхиней Стукеей, которя вот уже несколько недель жил у Алены в Никольском, сидел Нстсья Филтовн Шестков.
Возницын не переносил этой толстой льстивой сплетницы, не любил, когд Нстсья Филтовн приезжл в Никольское. Он точно чувствовл, что Нстсья Филтовн в его неудчной женитьбе хорошо пострлсь.
Нстсья Филтовн вчер пожловл в Никольское. Сейчс после сытого обед, он рсскзывл своей собеседнице:
– Незнемые и воровские люди, человек с тридцть, с огненным и студеным ружьем выскочили из лесу д к ним.
– Ахти, цриц небесня! – ужслсь монхиня Стукея.
Возницыну нстолько был противен голос Нстсьи Филтовны, что он не вытерпел – встл и зхлопнул дверь в «дубовую» плту. Теперь неприятный голос не тк бил в уши.
Зто прекрсно слышлся голос жены, Алены Ивновны. Отчитв кк следует несчстного стросту, Ален сейчс нпоминл ему все то, что он должен прислть к следующей, рождественской трети, в оброк:
– Окромя мяс, сл и муки и прочего, пришли, кк мтушке, бывло, присылли, пятндцть ршин серого сермяжного сукн и пятндцть ршин ровных новин, триндцть вожжей, триндцть тяжей, триндцть гужей д триндцтери звертки… Погоди, чтоб не збыть, – мсл конопляного полтретья ведр, грибов четверик… Д гляди мне, чтоб гуси и утки были не тощие, д чтоб ббы яиц тухлых не слли. Я зню: норовите брину что похуже сбыть! Ну, что у тебя есть, говори? – скзл Ален Ивновн.
– Мтушк-брыня, – рздлся робкий голос стросты. – Трофим Родионов, просит, чтоб ему покормежную дть. Жлится – с голоду мрет.
– Что это з притч? Никому у вс сёлеть н месте не сидится! Весной Ефим Косого д Прошку отпустил, нонче Трофим туд же! Этк все по миру рзбредетесь…
– Хлебушк нетути.
– Врешь, все вы лодыри, лентяи!
– Вот те крест святой, мтушк-брыня, что не вру! В Свелове мужики целую зиму желуди с лебедой ели… Землиц не родит…
– А от чего не родит? От вшей лени…
– Стрики бют, будто от того, что женский пол црством влдеет. Ккое нонче житье з ббой? – сгоряч выплил строст свою зтенную мысль и см ужснулся скзнному.
Ален испугнно оглянулсь – не слышл ли кто-нибудь еще, не скжет ли ккой-либо холоп «слово и дело». У нее дже здрожли руки.
– Что ты, что ты мелешь, дурк? Двй бумгу!..
Строст, чувствуя свою вину, торопливо вытщил из-з пзухи листок.
– Вот извольте, мтушк, прочитть. Нш поп, отец Яков, нписл.
Возницын криво усмехнулся:
– Кк бы не тк – прочтет!
Он знл – Ален читл только печтное. Писное рзбирл с превеликим трудом.
Возницын ждл: сейчс покличет его н помощь.
Тк и вышло.
Золотой имперторский вензель н лядунке потух – в дверях, зслоняя свет, стл Ален.
– Сш, погляди покормежную. Трофим просит отпустить. Кк ты думешь?
Возницын, нехотя, встл.
– Ежели недород и н месте нечем жить, почему не дть покормежной?
Он вышел в «ольховую» горницу и, не обрщя внимния н стросту, который низко клнялся помещику, сел з стол. Взял четвертушку, коряво исписнную ккими-то бледными чернилми.
– Тут неособенно прочтешь, – подумл он и сел рзбирть нписнное.
«1733 год, вгуст в 15 день, Коломенского уезд, сельц Непейцил, Алексндр Артемьевич Возницын крестьянин Трофим Родионов бил челом господину своему, чтоб кормежную взять итти н волю кормиться черною рботою, где ему пристойно по городм и по селм, по мирским деревням…»
Нписно было првильно.
Возницын глянул н обороте четвертушки:
«…и стростм и соцким и десятским велено держть без всякого опсения, что он вышеписнный крестьянин человек добрый, не солдт, не мтрос и не дргун и не беглый, подлинно Алексндр Артемьевич Возницын беспхотный крестьянин бобыль, отпущенный для скудости своей…»
– Где чернил? – не глядя н жену, спросил Возницын.
Ален зсуетилсь по горнице, торопливо достл с полки чернильницу и перо. Перо было плохо очинено – писли им ни весть когд.
Пок Возницын чинил перо, Ален Ивновн, стоя у стол, продолжл говорить стросте:
– А не убежит он вовсе куд-нибудь? Гляди, знешь ли этого человек? З него нм приходится по осьми гривен в год плтить. Утечет – с тебя допрвлю! У нс вот тк, у мменьки, еще при цре Петре, дли вольному человеку ссудную зпись в десяти рублях. Обещл з тую ссуду жить вечно в холопстве, потом – кк в воду кнул. Ищи его. Теперь ни десяти рублев, ни холоп!
«Дур-бб!» – подумл Возницын.
– Тк то ж ссудня, кбльня зпись, – скзл он, – это – покормежное письмо. Никуд он не денется!
И стл подписывть бумгу.
В это время н дворе зляли собки.
Ален глянул в окно.
– К нм кто-то н тройке!
Возницын сунул стросте подписнное покормежное письмо и кинулся в темную плту приодеться – он ходил дом в рубшке с косым воротом и в бшмкх н босу ногу.
Возницын был рд приезду неожиднного гостя. Ему ндоело сидеть с этим ббьем – не c кем слов молвить: с женой не до рзговоров, Нстсья Филтовн все норовит говорить иноскзтельно, чтобы здеть его. Рсскзывет, кк кто-то принудил жену постричься в монстырь, см потом женился второй рз.
Возницын одевлся и слушл, кто приехл.
Приезжий н крыльце говорил уже с Аленой. Это был князь Мсльский.
«Кк его принесл сюд нелегкя. Ведь, он же в лейб-гврдии Семеновском полку, в Питербурхе!» – думл Возницын, нтягивя стрые лкировнные с рструбми, квлергрдские споги.
– Ай д Мсльский – опять что-либо выкинул! Ловкч! – усмехнулся Возницын.
Ссор, которя произошл у них пять лет нзд по поводу Софьи, был двно улжен – Возницын сделл вид, что збыл. Мсльский приехл н свдьбу, винился, что был в тот рз пьян. Возницын примирился с ним.
– Что с него взять: бхрь!
– А где же это нше блгородие, господин кпитн-лейтеннт? – говорил князь Мсльский, входя в «ольховую».
– Он – дом в зтрпезном ходит, должно, суплеверст этот ндевет, – скзл весело Ален Ивновн.
Возницын вышел в «ольховую».
– Вот и я! Ты это, князь, кким ветром? Что здесь делешь? – здоровясь с товрищем, спросил Возницын.
– Ездил осмтривть свои монстырские вотчины. Дй, думю, мирян проведю, кко живут!
– Д нет, не шути, скжи в смом деле!
– А вот рньше попотчуй, поднеси винц, тогд рсскжу!
– Афоньк! – крикнул по-холостяцки Возницын, подходя к двери.
Ален вся злилсь крской и вскочил с мест.
– Д, ведь, я уже скзл! Сиди, без тебя поддут!
Он был здет тем, что муж будто не змечет ее присутствия, будто в доме нет хозяйки.
– Вот видишь – и получил! – улыбнулся Мслыский.
Ален, шгнул в сени, но в дверях столкнулсь с Нстсьей Филтовной: Шестков, рсствив руки, несл н подносе грфин, чрки, грибы, свежесоленые огурчики, студень.
Все уселись з стол.
Ален сидел, крсня от возмущения и не глядел н муж – не могл ему простить обиды.
Возницын, не обрщя н нее внимния, рзливл по чркм вино, улыблся.
– Ну тк рсскзывй, кк ты попл сюд – поднял он чрку.
Мсльский выпил, крякнул, потер рук об руку и, берясь зкусывть скзл:
– По црицыну укзу нзнчен в Москву.
– Куд?
– В Вознесенский девичь монстырь.
Ален дже отодвинулсь от князя: уж не рехнулся ли человек?
– Кем? – спросил Возницын.
– Игуменом.
– Кк игуменом? – переспросил Ален, и по ее лицу скользнул улыбк – тк нелепо было это нзнчение.
– А очень просто – игуменом.
– А где же вш сестриц, игуменья, мть Евстолия? – спросил Нстсья Филтовн, ндеясь, что поймл князя Мсльского.
– Цриц вызвл ее в Питербурх.
– Зчем?
– Долго рсскзывть. Сестру оболгли. Признться, он, легостно нкзл ккую-то келейницу розгми, т донесл.
– Вот свет нынче кков. Вот оно кк – и з дело не побей! – возмущлсь Ален.
– Нет, тут что то не тк, – смеясь, мотл головой Возницын. – Тебя нзнчить игуменом девичьего монстыря? Д это все рвно что козл – в огород!
– Не веришь? Скжешь – лгу? – спросил Мсльский. – Поедем сейчс со мной, см увидишь.
Возницын с удовольствием ухвтился з это предложение. Сидеть дом не хотелось.
– А что ж, охотно съезжу!
Ален Ивновн неодобрительно посмотрел н муж: послезвтр уезжет в Питербурх и не может последние дни посидеть дом.
– Ну, ты кк? Когд в Питербурх? – спросил Мсльский.
– Послезвтр. Торопят ехть. Произвели в кпитн-лейтеннты, дли не в зчет полное месячное жловнье, не доверяют ншему брту, бывшему квлергрду. Не хотят, чтоб мы в Москве зсиживлись, – ответил Возницын.
– А зчем ты прошение Черксского подписывл?
Возницын мхнул рукой.
– Сдуру подписл. Я в это время стоял н круле у гроб его величеств, ты же помнишь. Пришел см Ягужинский – сунул перо в руки – пиши! Ну тк вся нш смен, тридцть шесть квлергрдов, и подписл. А ты где в это время штлся, что тебя не было в печльной зле?
– Я только что сменился и ушел к фрейлинм! – улыблся, победоносно оглядывя всех, Мсльский.
Он выпил чрку водки, зхрустел огурчиком и скзл:
– Помнишь, Сш, кк ты мне говорил тогд: Анн Ионновн льготы шляхетству дст, в службе лет посбвит! Ан нет: послужить, видно, нм еще!
– Тогд все тк думли, – ответил Возницын.
– Ну, ступй одевйся! Мне пор ехть – к вечерне ндо поспеть.
Возницын встл из-з стол и ушел в темную.
– Ндевй квлергрдское – покрсуйся нпоследок. В Питербурхе снов в бострок влезешь! – крикнул Мсльский. – Ты у меня будешь в роде нместник. Монхини и тк испужлись, кк увидели меня, теперь – совсем бед. Чего доброго, н твой супервест, н Андрея первозвнного, креститься будут!
Ален Ивновн сидел хмуря.
– А вы, приятельниц моя, сестриц, похудели что-то. Вм бы ндобно дородничть! – скзл Мсльский, глядя н Алену Ивновну.
– Будешь тут дородной от ткой жизни, – буркнул Ален, потупясь.
– Не сердись, Аленушк, я ночью вернусь. Ндо же посмотреть, кк князь в обители спсется, – скзл Возницын, выходя в «ольховую».
Он был в прдной квлергрдской форме – в кфтне зеленого сукн и поверх него в лом супервесте, с вышитой н нем серебряной звездой Андрея первозвнного.
Ален не вытерпел – взглянул н муж – и тотчс же отвернулсь. Высокий, сероглзый, с небольшими русыми усикми – он был очень недурен.
И это еще больше укололо ее.
Возницын подошел, положил руку ей н плечо. Ален тряхнул плечом, желя сбросить с него крепкую мужнину руку, но все-тки посветлел.
– Послезвтр в дорогу ехть, дом посидел бы, он… – нчл он.
– К ночи я вм, Ален Ивновн, его отошлю – в монстыре н ночь не оствлю, – скзл Мсльский, вствя. – А ежели и зночует у меня, я его в келью к Сукиной отпрвлю – ей без двух годов сто лет, – смеялся Мсльский.
Звеня шпорми, они вышли из горницы.
– Вот тк: дом сидит – либо в книгу нос воткнет, либо ходит туч-тучей. А чуть куд из дому ехть, – срзу и повеселел, – говорил Ален Ивновн Шестковой и монхине Стукее, которя выползл из «дубовой» и, глотя слюну, с ждностью глядел н грфин с остткми вин.
– В Москву с охотой ездит, – продолжл жловться Ален Ивновн.
– А нет ли тм ккой-либо ззнобушки? – спросил Нстсья Филтовн. – Ты бы, мтушк, рзведл б!
– Нет я думю…
– Ой-ли? А к тебе кк он, ?
– Никк.
Ален встл и вышл из горницы.
– Связлся с книгми, оттого бб и сохнет. Неслдко ей. Вот дже чужой человек, князь Мсльский, приметил: высохл, крсы мло, – говорил монхиня.
– Дл бы бог дородность, з крсотой дело не стнет! Он в девкх ккя ягод был! – скзл Нстсья Филтовн.
Ален вошл в горницу. З ней бежл дворовя девушк.
– Убери, спрячь! – велел Ален Ивновн.
– Мтушк-брыня, Ален Ивновн, что я скжу, – подошл к Алене монхиня, когд девушк ушл из горницы. – Послухй меня, зню я одну трвку… Вернется любовь…
Ален Ивновн сидел, глядя в окно. Молчл.
– А ты про ккую трвку говоришь, мть Стукея? – спросил Шестков. – Про «црские очи»?
– И «црские очи» помогют, д все-тки они больше от того, когд человек обнищл очми. А вот есть трвк – кукоос. Собой синяя, листочки н ней, что язычки – пестреньки, корень н двое: один – мужичок, другя – женочк. Мужичок – беленек, женочк – смугл. Когд муж жены не любит, дй ему женской испить в вине – стнет любить…
– А где ж тя трвк рстет? – обернулсь к Стукее Ален Ивновн.
– По березничку, мтушк, по березничку! Я зню. Ты мне только вин дй, я – нстою!..
III
Кк и ожидл Возницын, поездк с князем Мсльским выдлсь знятня.
Блговестили к вечерне, когд они приехли в Вознесенский девичь монстырь. Н блговест из всех келий спешили в хрм монхини.
Возницыну не хотелось итти в церковь, но Мсльский уговорил его:
– Пойдем. Вечерня, ведь, короткя, я зню – не рз выстивл с сестрой в Рождественском монстыре. Зто увидим всю мою обитель целиком: есть ли тут пригожие чернички, или нет!
Возницын мло это знимло, но, уж поехв с князем, приходилось делть то, что говорил Мсльский.
Они пошли в церковь.
Церковь уже был полн монхинь – они стояли черными рядми.
В стороне, н коврике, перебиря пльцми рковинные четки, ждл высокя келрш мть Асклид.
Служб не нчинлсь.
Кк только князь Мсльский и Возницын стли н ковер, келрш чуть нклонил голову в черном клобуке: протопоп глядел с првого клирос.
Вечерня нчлсь.
Князь Мсльский стоял, вытянув шею, – смотрел вперед н првый клирос, н котором виден был хор и миловидня мленькя головщиц хор. Длинный нос Мсльского точно принюхивлся.
Мсльский глзми покзывл Возницыну н клирос и подмигивл: мол, змечй!
Возницын конфузился и не знл, кк себя держть. Он стоял н вытяжку, опирясь о квлергрдский плш – стрлся не звенеть своими позолоченными шпорми.
Обок их возвышлсь прямя, строгя мть Асклид. Он глядел только вперед – будто рядом с ней никого не было. Келрш усердно крестилсь, перегибясь пополм тк, что серебряный крест рковинных четок кслся коврик. Изредк, когд левый клирос пел менее стройно, чем првый, сердито сдвигл брови.
Пели с кнонрхом. [30]
Кнонршил чей-то высокий, сильный голос.
– Хороший голос – мы крылошнок позовем в келью, пусть нс потешт, споют! – не вытерпел, шепнул н ухо Возницыну востроносый игумен.
Когд нконец вечерня окончилсь, Возницын повернулся, нмеревясь уходить, но Мсльский здержл его.
Монхини стли прми выходить из церкви. Келрш мть Асклид ушл первой, поклонившись князю Мсльскому. Игумен сделл полуоборот нпрво и стоял, точно принимл прд.
Выствив вперед стройную ногу, которую выше колен плотно обтягивли белые штиблеты с белыми пуговицми, он глядел н эти хмурые лиц стриц и, время от времени, клнялся тк, будто сзди кто-то дергл его з пудреную с черным бнтом косичку.
Мсльский нетерпеливо ворочл головой, ждл когд же проползет мимо него эт струшечья лвин.
Нконец подошли крылошнки.
Князь Мсльский переступил с ног н ногу и откшлялся по-протодьяконски.
Лицо его повеселело.
– Ахтунг! [31] – чуть слышно скзл он, поворчивя голову к Возницыну и облизывя губы.
Крылошнки шли быстрее стриц. Они хоть и робко, но с любопытством быстро взглядывли н великолепного игумен и его рослого нрядного товрищ, смиренно клнялись и исчезли в дверях.
Возницын зметил: н некоторых лицх был чуть сдерживемя улыбк.
Возницын чувствовл себя неловко. Он смотрел н ковер, н золотой с черным шелком шрф Мсльского, н тупые носки новых бшмков князя, прикидывя в уме – «, ведь, Мсльский оствил квлергрдские позолоченые шпоры – гусь-прень!» – и лишь изредк подымл глз.
Когд в церкви остлись только соборня д свечня стрицы, Мсльский пошел к выходу.
– Ну, сейчс – стомх рди – зкусим! – говорил он, идучи в келью.
В келье их встретил рябя, некрсивя келейниц, которя прибирл игуменские покои. Увидев игумен, он вся зрделсь, низко поклонилсь и, кк только Мсльский и Возницын вошли в келью, шмыгнул поскорее з дверь.
– Ах ты, дьяволиц стоеросовя, мть Асклид! Видл, ккую крлю мне подсунул? Звероподобный лик! Вот ткой-то, действительно, только в обители хорониться ндобно! Нет, шлишь, сестриц! Я себе келейницу подыщу помоложе и зрком получше! – говорил князь Мсльский, отстегивя портупею и ствя шпгу в угол, где когд-то стоял посох игуменьи.
– Что, отче Алексндре, может, в трпезную пойдем? – спросил, шутя, Мсльский.
– Что ты, что ты, уволь! – змхл рукми Возницын.
– Не бойся – см не пойду! – смеялся игумен. – Чего мы тм – кпусты д прогорклого конопляного мсл не видли? Довольно н корблях ннюхлись! Нм сюд ужинть принесут.
С ужином трпезные не зствили ждть – две келейницы внесли рзную снедь. Сзди з ними шл небольшя, плотня, лет тридцти моншк – чшниц, мть Гликерия. У нее были черные плутовские глз и небольшие усики, точно у грдемрин.
Он ствил н круглый ясеневый стол посуду, вполголос покрикивя н келейниц:
– Груня, двй сюд! Хлеб-то сколь принесл!
Когд весь стол был уствлен яствми, келейницы вышли, мть Гликерия поклонилсь Мсльскому и Возницыну:
– Милости просим откушть!
– Сш, это – мть Гликерия, моя стря знкомя. Мы с ней еще у «Трубы» вино пили!
– Д господь с вми, князь! – хихикнул мть Гликерия. Мсльский подошел к столу и в мгновение оценил все блюд – крсей в мсле, провую стерлядь, белужье горлышко в ухе, пироги долгие, пышки, кисели и скзл:
– Мть чшниц, в нвечерии – см ведешь – хорошо единую крсоулю [32] вин выпить: стерлядь, ведь, естество водоплвющее. Сухоядение нм, гврдии, не по реглменту!
Мть Гликерия только улыбнулсь, тряхнув тройным подбородком.
– Все з?годя припсено – еще вы з вечерней стояли, я уж догдлсь. Н то и чшниц! – скзл он и пошл во вторую игуменскую келью.
Мть Гликерия вернулсь оттуд, неся объемистый кувшин.
– Не угодно ли испить ншего монстырского квску!
Мсльский перевернулся н кблукх и, щелкя шпорми, пропел бсом:
– И не упивйтеся вином, в нем бо есть блуд!..
А мть Гликерия уже доствл из поствчик, оклеенного золоченой бумгой, досткны и чрки.
Мсльский потянул чшницу з руку:
– Сдитесь, мти Гликерия, у нс з презус, в середку!
– Д что вы, князь! – притворно отмхивлсь мть Гликерия, см уже протискивлсь з стол.
Трпез нчлсь.
Мть Гликерия усиленно подливл обоим офицерм, но не збывл и себя.
– А хорошо, ведь, у нс в обители поют! Не првд, Сш? – обртился к Возницыну Мсльский.
– Хорошо.
– Этот дикон только плоховт: кк козел недорезнный блеет! Сюд бы ткого, чтоб… А ведь, знешь, у меня голосин! Кк бывло подм комнду, – по всей Ярковской гвни слышно. «Мтрозы, не шуми, слушй комнды»! – зревел Мсльский.
– Ой, оглушил! – зкрывя уши рукми и откидывясь к стене, скзл румяня от вин мть Гликерия.
Мсльский нклонился к ее уху и еще пуще прежнего зкричл:
– Мтрозы н рйне, слушй! Рзвязывй формрсель и сбрсывй н низ! Отдй нок-гордины и бк-гордины формрселя! Сбрсывй с мрс фор мрсзеил!..
– Помилосердствуй, вся обитель сбежится, подумют игумен изумился, стл дьявол кликть! – остнвливл его мть Гликерия.
– А что, вжно комндую? А знешь, Сш, я морскую комнду н зубок помню, сколько лет прошло с тех пор, кк комндовл! Мти Гликерия, кк бы это нм позвть сюд головщицу и ту, которя кнонршил?
– Это крылошнку Анимису?
– Вот, вот – Анимису! Пусть бы здесь что-либо спели.
– Отчего же, я сейчс, – скзл мть Гликерия, вылезя из-з стол.
Он вышл в коридор и скзл рябой послушнице, которя в ожиднии прикзний стоял у двери.
Не прошло и нескольких минут, кк з дверью послышлось:
– Во имя отц…
– Ами-инь! – возглсил подвыпивший князь Мсльский.
В келью, робея и выпиря друг друг вперед, вошли две крылошнки – миловидня головщиц Агрфен и высокя светловолося Анимис.
Они стли у порог, не смея войти дльше.
Мсльский выскочил из-з стол и потщил их к лвке.
– Сдитесь, поешьте!
– Премного блгодрствуем, мы только что из трпезной – скзл головщик.
– Что вы ели – кшу д овсяный кисель! От этого и голос не подшь. Съешьте-к лучше стерлядочки! – потчевл Мсльский.
Крылошнки откзывлись.
– Ешьте – я вш игумен! Я вм: велю. Ешьте! – нстойчиво говорил Мсльский.
– Ешьте, девки, не бойтесь! – едв сдерживя икоту, говорил зхмелевшя мть Гликерия. – Д рньше выпейте по чрке, нте!
Общими усилиями крылошнок зствили выпить и поесть.
– Ну вот теперь спойте что-нибудь, – скзл чшниц.
– Что петь, мть Гликерия, – спросил головщиц, – стихири или, может быть, кнон псхльный?
– Ккое тм стихири! Пойте мирское!
Крылошнки испугнно переглянулись.
– Мирские песни нельзя петь: грешно, – скзл серьезно Анимис.
– Я тебе прощю, понимешь! Я – игумен. Я прощю! Пойте! – кричл Мсльский. – Пойте, не то – муку сеять пошлю! – стукнул он кулком по столу и востренькие глзки его сузились.
Крылошнки робко зпели:
„Я вечор молод во пиру был,
Ни у бтюшки, ни у мтушки,
Я был в гостях у мил дружк,
У мил дружк, у сердешнов...”
Мсльский сидел, уронив голову н руки, слушл. Потом вдруг выскочил из-з стол тк, что попдли чрки, досткны.
– Девки, жрь плясовую! – скомндовл он.
Анимис поперхнулсь, головщиц, не смущясь, звел:
– Ах, брыня, брыня…
Князь Мсльский пошел по келье, звеня шпорми.
– Эх, чорт, жлко – бллйки нет! – кричл он.
Возницын глядел с удовольствием – Мсльский всегд хорошо плясл.
– Ну, что сидишь, Гликерия?! – крикнул Мсльский, идя с кблук н носок.
Черноглзя чшниц улыблсь, вопросительно поглядывя н Возницын. Ей, видимо, двно уже не сиделось н месте.
– Помогите игумену! – скзл Возницын.
– Э, бог простит! – мхнул рукой Гликерия. – Девки, сыпь веселее!
И, выхвтив из крмн плток, он пвой поплыл вокруг игумен. Глз ее стли молодыми и здорными. Он вот-вот приближлсь к нему, лукво поводя плечми, обжигл взглядом и ловко уходил в сторону.
А Мсльский легко шел з ней вприсядку. Его косичк, оплетення черной шелковой лентой, смешно дрыгл н спине в ткт тнц. Мсльский щелкл пльцми по белым штиблетм, звенел шпорми, стучл кблукми.
Лмпдки у обрзов беспомощно мигли, в поствчике, стоявшем в углу, дребезжл посуд.
Мсльский, то и дело меняя коленц, без устли вертелся волчкм по келье. Мть Гликерия едв увертывлсь от него. Пот ктился с нее грдом. Нконец он не выдержл: ускользнув от нседвшего н нее неутомимого игумен, он шмыгнул боком в открытую дверь второй игуменской кельи.
– Ох, не могу! Ох! – слышлся ее голос.
Мсльский тк и вктился присядкой следом з ней в темную келью.
Крылошнки, точно по уговору, порхнули з дверь.
Возницын улыбнулся – время было уходить и ему, но из кельи тотчс же выскочил потный игумен.
– А где ж они? Убежли? Я их!..
Он широко рспхнул дверь и выбежл в длинный, полутемный монстырский коридор.
IV
У Софьи целый день ушел н хлопоты – он ходил н Арбт з своими вещми, оствленными у Мишуковых, зтем пошл рзыскивть дом Шереметьевых, который он смутно помнил с детств.
Ндо было подумть о тм, кк жить дльше – долго оствться в Вознесенском монстыре Софье не хотелось, тем более при тком игумене.
Осторожно, не нзывя себя, Софья рзузнл у грфской челяди, что грф и грфиня в прошлом, 732 году, выехли вслед з двором в Питербурх.
Софья вернулсь в Вознесенский монстырь вечером. Когд он пришл в трпезную, судомойки, гремя оловянными чшкми, собирли со столов грязную посуду.
Софья пристроилсь н крю стол, быстро поужинл и пошл к себе в келью.
Войдя в полутемный монстырский коридор, он услышл пение. Дв молодых женских голос стройно пели: «Я вечор молод во пиру был…» Пение доносилось с того конц коридор, где жил игуменья.
– Вот до чего дошло: у смой игуменской кельи чернички мирские песни рспевют, – подумл Софья, проходя к себе.
Спть Софье еще не хотелось. Он нмеревлсь побеседовть со своей веселой сожительницей, сестрой Кпитолиной, которя знимл вторую, смежную келью.
Но в келье Кпитолины было тихо. Софья приоткрыл дверь и при слбом свете лмпдки увидел – толстя Кпитолин спл.
Софья зкрыл дверь и зжгл свечу – он решил немного привести в порядок свои вещи, принесенные от Мишуковых.
Софья уклдывл вещи и думл о том, что ждет ее впереди.
Что сулит ей жизнь у Шереметьевых?
Хотя Софья был крепостной крестьянкой, но до сих пор тк счстливо получлось, что он не чувствовл всей тяготы своего положения.
Снчл Софья жил в монстыре под опекой мтери Серфимы, потом – в доме у кпитн Мишуков.
Кпитнш был строгой, требовтельной госпожой, но к Софье, нствнице своего бловня Коленьки, он относилсь снисходительнее, чем к остльным слугм. Особенно он дорожил Софьей з рубежом, потому что см не знл языков, Софья же говорил по-польски и по-еврейски, к отъезду в Россию свободно объяснялсь и по-немецки. И, в общем, у Мишуковых Софье жилось сносно.
Но кк придется жить у грфини? Шереметьевские дворовые не хвлили своей брыни. Приходилось ожидть всего.
Грфиня может не посмотреть н то, что Софья обучлсь в монстыре, что служил нствницей, сделет ее сенной девушкой – быть н побегушкх. Или выдст з ккого-либо строго пьяницу, купор, с которым не о чем и слов молвить и который стнет еженедельно тскть жену з волосы.
А, может, грфиня просто отпрвит Софью куд-либо в подмосковную деревню обыкновенной здворной крестьянкой.
Это – после всех нук, после рубеж!
Вспомнился рубеж.
Софье живо предствились тесные улички Вильны, вечерние колокол костелов и коленопреклоненные молящиеся у Острой Брмы. Здесь всегд у одной из них, нетерпеливо позвнивя шпорми, поджидл ее улнский подхорунжий. Здесь он клялся, что убьет себя, если Софья не полюбит его.
Вспомнился длекий прусский Кенигсберг – Длиння Кнейпгофскя улиц с узкими и высокими – в пять этжей – стрыми домми, с крсными кирхми, улетющими ввысь остроконечными бшенкми и шпилями, вспомнился Гбербергский форштдт, где в доме купц Меер Рыхтор, они жили.
Вспомнилось, кк во время ежегодной ярмрки, под Петров день, он с черноглзым сыном хозяин, Иском, бродил среди многотысячной, шумной, веселой толпы, смотрел н площди комединтов, и кк Иск тогд же купил в подрок Софье немецкое зеркльце в серебряной опрве, вечером у зеленого подъемного мост через Прегель умолял Софью выйти змуж и плкл, точно ребенок.
– Может, и стоило бы остться тм, не ехть нзд в Россию? – ехидно скзл ккой-то голос.
Но Софья усмехнулсь – он знл себя: н одном месте долгое время ей было не усидеть.
Ее тянуло куд-то. И тогд ее тянуло в Россию! И только в любви ее привязнность был сильнее: он многими увлеклсь, но любил, думл об одном – Возницыне.
Софья решил звтр же с утр пойти и отыскть московский дом Возницыных.
Он зкрыл сундучок и стл стлть н ночь постель, когд дверь широко рспхнулсь и в келью кто-то стремительно вбежл.
Софья обернулсь. Тк и есть – он этого ждл – перед ней стоял пьяный игумен, востроносый князь Мсльский.
Софья нисколько не удивилсь его появлению. Он знл: живя в одном монстыре, они, рно или поздно, должны были встретиться.
А Мсльский опешил от неожиднности. Он моргл пьяными глзми, точно не зня, сон это или явь.
– Софьюшк, вы у меня в обители? – обрдовнно кинулся к ней Мсльский.
– Нет. Я только проездом остновилсь здесь н сутки. Звтр еду в Питербурх!
– Зчем вм ехть? Оствйтесь у нс. Мы с вми слвно зживем! Я тут – игуменом. Что хочу, то и сделю! Хотите поствлю вс келршей? – говорил он, целуя ее руку и пытясь обнять Софью.
– Теперь не обмнешь, это не в Астрхни! – подумл Софья, с отврщением отодвигясь от востроносого князя.
– Оствьте, не ндо! – строго скзл он, высвобождя свою руку и отступя в сторону.
Востроносое курье личико князя передернулось злобой.
– А, згордилсь, мишуковскя девк! Збыл, кк в Астрхни со мной блудил! – уже повышл голос рссерженный игумен.
Софья быстро сообрзил – окриком можно испортить дело. Нужно инче.
– Нпрсно, князь, лешься, – более лсково скзл он, деля шг к Мсльскому. – Ну, чего хочешь, вше преподобие? – улыбнулсь он.
– Аг, обрзумилсь! То-то. Пойди, я тебя поцелую!.. – потянул ее з руку Мсльский.
Он хотел поцеловть ее в губы, но Софья увернулсь и Мсльский чмокнул в щеку. Софья едв сдержлсь, чтобы не удрить его.
А Мсльский уже обнимл ее.
– Постой, не спеши. Я все устрою! – кк будто испугнно озирясь, скзл вполголос, зговорщицким тоном Софья: – Тм, – он кивнул н дверь в келью: – черничк сидит. Я ее вышлю, и мы с тобой остнемся вдвоем!
Софья решил кк-либо вырвться из его рук и бежть, куд глз глядят.
Мсльский пристльно посмотрел н нее (Софья выдержл его взгляд) и, медленно цедя слов, скзл:
– Только не вздумй зкрывться – дверь выломю, хуже будет! – А убегть стнешь – нгоню, н цепь посжу! В подвле сгною.
– Д что ты, дурчок? Я и не собирюсь убегть – перебил он Мсльского, теребя от волнения его белый шелковый глстух.
– Ну ступй. Д поскорее! – скзл он, выпускя Софью из рук. – Гони ее ко всем чертям, не то я ее!..
Мсльский не боялся отпустить Софью в смежную келью. Кк ни был пьян, он помнил, что из кждой кельи выход только один, в окнх всюду – решетки.
Софья шмыгнул в келью Кпитолины.
Зкрыв з собой дверь, Софья тк и остлсь стоять, подпиря плечом дверь – боялсь отойти прочь. Лихордочно сообржл: кк быть?
Зкрыться в келье – выломет дверь, с него стнется.
Спрятться – некуд. В келье, кроме стол, лвок у стены и кровти, н которой безмятежно спл рыхля Кпитолин, ничего не было.
Н печь влезть? Увидит: н печи одн лучин.
Решть ндо было сию секунду, инче – всему конец.
Софья еще рз беспомощно оглянулсь вокруг.
У смой двери, н гвозде, висели клобук и просторные рясы толстой трпезной сестры Кпитолины.
Нендежное, но последнее средство. Авось!
Софья быстро ндел рясу, кое-кк вжл в клобук пышные волосы и решительно отворил дверь. Поклонившись до земли игумену, он, не спеш, вышл из кельи.
Возницын не хотел ждть возврщения князя-игумен. Мсльский пришел уже в ткое нстроение, когд он стновился вовсе непереносимым.
Возницын ндел портупею, взял плш и вышел из кельи.
Он прошел коридор и уже подходил к выходной двери, когд н него нлетел ккя-то монхиня. Возницын невольно схвтил ее з руки!
– Осторожнее.
Они взглянули друг н друг.
– Сшеньк! – вскрикнул монхиня.
Возницын дже не знл, что скзть – тк неожиднн был встреч.
– Бежим скорей отсюд! Он догонит! Бежим! – тщил Софья з рукв Возницын.
– От кого ты убегешь? – спросил он, медленно идя к выходу.
– От Мсльского.
– Ты рзве пострижен? – удивился Возницын и см пришел в ужс от этой мысли.
– Нет! Потом рсскжу! Бежим, умоляю тебя!
Откуд-то издлек, из кельи, слышлся ккой-то истошный ббий крик.
Возницын, придерживя одной рукой плш, поспешил з Софьей.
– Но куд ж ты сейчс идешь? – спросил Возницын, когд они вышли н середину монстырского двор.
Софья остновилсь. Он и см не знл, куд скрыться. Ясно было одно: в монстыре ни в коем случе оствться больше нельзя.
– Куд угодно, только вон из монстыря.
– Идем ко мне, – предложил Возницын.
– Идем!
Они быстро пошли к воротм.
Сторож, сидевший у ворот, увидев подходивших Возницын и Софью, вскочил с мест и услужливо рспхнул клитку:
– Извольте, вше… – нчл он, дльше не знл, кк и продолжть: блгородие или преподобие. – Коли цриц нзнчил офицер игуменом, может быть этот будет келрем, кто их рзберет!
Высунувшись из клитки, сторож глядел вслед этой стрнной пре до тех пор, пок он не скрылсь в темном провле Спсских ворот.
Ключник Кирилл ждл, скоро ли из горницы вернется жен. Они уже спли, когд в ворот кто-то сильно зстучл. Кирилл, крестясь с перепугу, сктился с полтей.
– Кто бы это мог быть ночью? Уж не воровские ли ккие люди? Ночь-то осенняя, темня… А, может, из съезжей избы? Время лихое – з «слово и дело» тщт кого попло!
Окзлось не тк стршно, но необычно: стучл брин, Алексндр Артемьевич. Он пришел пешком, д привел с собою ккую-то моншку.
Алексндр Артемьевич велел принести в горницу вторую постель и повел моншку в дом.
Кирилл и руки рзвел: вот-те н! Никогд з ним этого не водилось.
Жлел одного: не приметил только, кков моншк. Может, кто-либо из Никольского – у Алены Ивновны их много проживет.
Вот теперь Кирилл и ждл приход жены – что он рсскжет.
Нконец, шлепя босыми ногми по полу, вошл бб.
– Ну что? – спросил Кирилл: – Ккя моншк, стря? Из Никольского, поди, кто-нибудь?
– Кк бы не тк, – хмуро отозвлсь бб, ложсь: – Молодя, пригожя стерв. И вовсе не моншк!
– Д полно тебе – см видел: в клобуке и в рясе!
– То был в рясе, сейчс – в немецком плтье. Клобук и ряс н лвке вляются!
– Не инче бегля ккя! Только что ж это ткое? – догдывлся Кирилл.
– Аль не видишь – жен не в лд, вот что! Спи уж! – сердито ответил бб. – Все вы ткие!..
Он был зл – к звтрему прибвилось рботы: брин велел резть курицу и петух, врить гостье обед.
V
Софья бродил с узелком среди бесконечных китй-городских торговых рядов – хотел встретить кого-либо из Вознесенского монстыря: см итти в монстырь боялсь.
Софье ндо было вернуть трпезной сестре Кпитолине рясу и клобук, хотя у Кпитолины они были не последние, и взять из кельи свои вещи.
Возницын рнним утром уехл в Никольское и скзл, что еще до вечер вернется с подводми и они, ничуть не медля, вместе поедут в Питербурх.
Он прикзл ключнику Кириллу без него не впускть в дом никого.
У Софьи болел голов – спл только чс дв после отъезд Сши, долгя вгустовскя ночь вся пролетел, кк одно мгновение. З ночь переговорили, обсудили все. Решили твердо: больше не рзлучться друг с другом никогд.
Возницын не терял ндежды кк-либо освободиться от военной службы («Хоть что-нибудь с собой сделю, уйду!»), рзвестись с нелюбимой женой и жить с Софьей.
– Не дст Шереметьев мне вольную, – убегу з рубеж! – говорил Софья.
Возницын соглшлся н все.
Софья ходил по рядм. Он ходил от Кзнского собор, где были погреб с крсным питьем, где толпились пирожники и квсники, н скмьях сидели ббы со столовыми клчми и молоком, – до смого Врврского крестц.
У Врврского крестц в воздухе стояли смые непохожие, но одинково густые, сильные зпхи дегтя и «поспевшей», т. е. кк следует пропхшей рыбы, чесноку и свежих подошв – с крестц под гору тянулись смые пхучие ряды: в?ндышный [33], луковичный, чесночный, деготный, подошвенный.
Тут дымились блинни и из лвок, где жрили рыбу, несло постным мслом.
Софья ходил и приглядывлсь – не увидит ли ккой-либо знкомой торговки-нсельницы из Вознесенского монстыря, чтобы попросить ее сходить в обитель.
Прежде всего он медленно прошл по тем рядм, где больше всего толклись ббы – по епнечному и кфтнному рядм. Тут, в былое время, торговл бойкя Филтовн. Но ее не было.
Софья глянул нсупротив, в суровские ряды: может, Филтовн перешл туд? Софья прошл все ряды до кршенинного и звязочного – нет ббы.
– Должно быть, умерл. Ведь, двендцть годов я не видел ее, – решил Софья.
Он вернулсь и пошл к ветошному ряду. Тут, нверняк, где либо стоит с рзноцветным ворохом одежды н руке, румяня, рсторопня, говорливя Устиньюшк, у которой когд-то мть Серфим купил для Софьи шубейку н лисьем меху.
Устиньюшк был сплетниц, и Софье неособенно хотелось просить ее об одолжении (придется, ведь, рсскзть вчершнюю историю), но делть было нечего.
Софья едв отбилсь от ккой-то нзойливой торговки, которя предлгл купить дымчтого турецкого тлсу, – и вел ее до смого ветошного ряд.
Устиньи не было.
Софья прошл к щепетильному – вось, где-либо тут или у игольного.
Устиньюшк кк сквозь землю провлилсь.
Софья нверняк знл, что Устиньюшк где-то здесь – вчер утром встретил ее н монстырском дворе, рзговривл. Но нйти ббу в этой толпе, среди шлшей, рундуков и лрей было нелегко.
Софья шл мимо всех этих пушных и чулочных, лпотных и зеркльных, мешиных и тележных рядов и вспоминл, кого еще из нсельниц Вознесенского монстыря, знимвшихся торговым делом, он помнит.
Был длиння, несклдня дргунскя вдов Пелгея Ивновн, торговвшя олдьями. Он торговл с крю овощного ряд – возле нее еще стоял уксусня бочк и чш с перцем. Но н этом месте теперь сидел бб с лукошком – продвл золу, вместо медового – рсположился меловой ряд.
Время шло.
Делть было нечего. Софья решил пойти см в монстырь – будь, что будет.
Нпоследок он все-тки глянул еще в одно место – тм обычно толпился моншеского чин люд – в мнтейный ряд, торгующий рясми, скуфьями, клобукми и ременными соловецкими четкми. Но ни здесь, ни рядом – в свечном и иконном рядх – знкомых монхинь Софья не ншл.
Софья нпрвилсь в Вознесенский монстырь.
По дороге, у Нитяного перекрестк, он увидел румяную Устиньюшку:
– Устиньюшк, ты куд это зпропстилсь? Я тебя ищу-ищу, – скзл обрдовння Софья. – Ты что теперь, здесь стоишь?
– Нет, миля, тм в ветошном. Я стнового квску ходил испить – жр, мочи нет – д и зговорилсь тут. А ты, Софьюшк, чего ищешь? Белил не ндо ль? Мыл грецкого, ль индейского?
– Нет, Устиньюшк. Я к тебе с просьбой. Сходи-к ты в монстырь, снеси этот узелок трпезной сестре Кпитолине и возьми у нее мой сундучок. Он в первой келье стоит. Я сегодня еду в Питербурх.
– А ты почему ж см не хочешь сходить? Аль дружк поджидешь? – ехидно улыбнулсь Устиньюшк.
– Нет, игумен боюсь. Вчер нсилу от него вырвлсь. Кбы не ндел кпитолининой рясы – не убежть бы!
Глз Устиньюшки зблестели – предвиделось что-то интересное.
– Он и к тебе подбирлся, кк к трпезной?
– А что с Кпитолиной? – спросил Софья.
– Ты не ведешь? Умор! Вся обитель сегодня только об этом и судчит. Вчер вечером привез ккого-то своего товрищ – длинноногий ткой, лдный. Нпились в келье с чшницей Гликерией допьян. Игумен высокого оствил с Гликерией, см пошел по кельям искть себе пру. Нбрел н кпитолинину келью. Вошел, он в это время спл, рздевши. Он к ней. Кбы т не соння, они б полюбовно сговорились – Кпитолин не прочь, тут со сн и небо в овчинку кжется. Кпитолин поднял крик. Бб здоровя – не был б трпезня – сбил ншего игумен с ног д через него в одной сорочке тк к келрше Асклиде в келью и влетел. А в рукх у нее прик евоный офицерский с пуклями, с косичкой остлся. Он кк вцепилсь в волосья, тк и вынесл из кельи в беспмятстве. Истрепл, излохмтил. Келейниц келрши до полуночи его звивл д пудрил – Асклид боится игумен: гврдеец, ведь! Сегодня игумен из своей кельи не выходит – только кпусту кислую жрет.
Обе хохотли до слез.
– У тебя сундучишко-то тяжелый? – спросил, утиря слезы, Устиньюшк.
– Нет.
– Двй-кось узелок и стой здесь. Я живо сбегю!
И Устиньюшк пошл протискивться через толпу.
VI
Ален вытягивл худую шею, стновилсь н носки, смотрел то тк, то этк. Хотел в последний рз увидеть своего любимого Сшу.
Но Сш ехл впереди всех, и в глз нзойливо лез этот бестолковый болтун Афоньк, который поместился н смой последней подводе. Свесив ноги с здк телеги, он сидел спиной к лошди и смотрел н удляющееся Никольское. Алене кзлось, что дже н тком рсстоянии он видит улыбющуюся рожу.
– Вот бы ты поближе был, я бы тебя, стервец! – со злостью думл он.
Когд Сш вчер уезжл с Мсльским Ален, конечно, и не рссчитывл н то, что муж вернется домой, кк обещл Мсльский, еще к ночи. Он ожидл его сегодня днем. Но Сш удивил всех: он приехл рнним утром и приехл не угрюмый и недовольный, кк всегд с похмелья, веселый, лсковый. Он нсмешил всех своими рсскзми об игумене и дже не тк, кк всегд, косился н лениных струх.
Ален был бы совсем счстлив, если бы не одно обстоятельство: муж почему-то згорелся – ехть немедленно в Питербурх, хотя отъезд был нзнчен н звтр и не все еще к нему было приготовлено.
– И чего ты, Сшеньк, торопишься? Обожди денек-другой! И крупы нтолкем побольше и колес новые для телеги окуем! Ведь, ты еще вчерсь говорил, что поедешь послезвтр, – убеждл Ален.
Но муж стоял н своем – ехть без промедления.
– Звтр чуть свет уезжет из Москвы Митьк Блудов. Хочу пристть к нему – все ж ндежнее будет ехть. Д и пор собирться – кк бы импертриц не прогневлсь: ведь, см знешь, з нми, бывшими квлергрдми, смотрят! Двно укз дн, чтобы по Москве прздно не штлись! – потупив в землю глз, говорил Возницын.
Хотя в других делх Ален обычно и не очень-то уступл мужу, но тут дело – служебное, военное. Где же с ним спорить!
Кк ни тяжело было, он сдлсь и, переполошив, рзогнв по всему Никольскому с рзными поручениями дворню, стл спешно лдить муж в дорогу.
Но те чсы, что муж пробыл дом, он продолжл оствться лсковым и хорошим. И если бы Ален рньше ( не з обедом) подсунул ему выпить чрку с нстойкой, которую вчер н той трвке сделл Стукея, Ален и впрямь подумл бы, что подействовло приворотное зелье и муж любит ее тк же, кк в первые месяцы женитьбы.
И то, что в долгую рзлуку уезжл он ткой хороший, сейчс еще усиливло ее тоску.
Оттого хотелось еще хоть рзок взглянуть н него. Ален нпрягл глз, но телеги уносились все дльше и дльше и нконец в облкх придорожной пыли совсем исчезли из глз.
Вторя глв
I
Лэди Рондо с нетерпением ждл муж. Он прикзл перенести пяльцы поближе к окну, чтобы видеть всю Нижнюю нбережную.
Сегодня был решительный день – Клвдий Рондо поехл в последний рз говорить с Остермном об нгло-русском торговом трктте.
Все тридцть пунктов трктт двно уже были обсуждены и приняты обеими сторонми. Остлись пустяки – кпризы своенрвной ббы, импертрицы Анны Ионновны. Год тому нзд тк же шл дипломтическя переписк из-з ерунды: русские нстивли, чтобы нглийский предствитель целовл у импертрицы руку, Англия же не соглшлсь: при дворе короля Георг II ткой церемонии не существовло.
Сейчс было другое: Анн Ионновн не соглшлсь именовться в трктте стрым црским титулом и требовл, чтобы ее, кк короля Георг, величли «импертрицей» и «всепресветлейшей и держвнейшей».
Из-з этого вот уже две недели шел спор между Рондо и Остермном.
Клвдий Рондо – по строму торговому опыту – чувствовл: если не соглшться срзу, н этом, в сущности пустяковом вопросе, можно, пожлуй, кое-что зрботть. Он не уступл Остермну, ккие доводы тот ни приводил. Но в то же время Рондо боялся слишком долго тянуть с тркттом – кк бы его не обошли прусски и не вырвли бы из-под носу, кк в 724 году, глвной сттьи договор – поствки солдтского сукн для русской рмии. З последние годы их сукн были лучше нглийских и обходились н 20% дешевле.
Сегодня Клвдий Рондо решил покончить с тркттом – признть Анну Ионновну «импертрицей»: из Лондон збрсывли депешми и эстфетми. Торопили резидент.
– Удстся ли Клвдию перехитрить струю лисицу Остермн? – думл лэди Рондо.
Но кроме этого госудрственного дел, которое в лучшем случе сулило ее мужу только повышение по службе (вось, король Георг II сделет Клвдия Рондо из резидент при русском дворе полномочным министром), у лэди Рондо было свое мленькое предприятие.
Судьб его решлсь тоже сегодня.
Лэди Рондо подл мужу хорошую мысль – взять н комиссию русские кзенные товры, кк это сделл когд-то ее покойный первый муж, консул Урд.
Но Урд плтил з все товры вывозные пошлины, лэди Рондо – з рукоделием – пришл в голову еще более змнчивя и вполне осуществимя мысль: продвть беспошлинные, контрбндные товры. Для этого ндо было прежде всего втянуть в компнию придворного бнкир Иск Леви Липмн, недвно возведенного црицей в звние обер-гоф-фктор.
Лэди знл: когд Анн Ионновн бедствовл в Курляндии н вдовьем пенсионе и зискивл перед всеми, чтобы достть лишнюю копейку, Липмн зчстую выручл ее из беды. Зто сейчс он был в большой милости у црицы и состоял постоянным неглсным советчиком Бирон.
Лэди Рондо не сомневлсь: Липмн соглсится войти в компнию. Но это было только полдел.
По змыслу лэди Рондо в компнию необходимо было втянуть смого обер-кмергер Бирон. Лэди видел: во всех коммерческих оперциях Липмн – будь то поствк серебр н монетный двор или привоз вин из Лифляндии – чувствовлось высокое покровительство.
Клвдий Рондо пользовлся рсположением Бирон. Но лэди Рондо решил еще больше войти в доверие к обер-кмергеру. Он стороной узнл, что грфиня Бирон любит рукоделие.
Лэди Рондо предпочл бы читть Шекспир или Сервнтес, чем сидеть з пяльцми, но делть было нечего. Он терпеливо вышил две покрышки для дивнных подушек, и Клвдий сегодня повез их с собою, чтобы через Липмн передть грфине.
Лэди Рондо было любо