---

Sympathy For the Devil

«Sympathy for the Devil» (англ. Сочувствие дьяволу) — песня, написанная группой Rolling Stones, которая впервые появилась в 1968 году в качестве трека в альбоме Beggars Banquet. Песня написана Миком Джаггером и Кейтом Ричардсом. Журнал Rolling Stone поставил ее на 32 место в списке 500 величайших песен всех времен.

Краснопресненская — Белорусская

 Прорицательницу я решил навестить ближе к вечеру. Я нырнул в катакомбы через ливневку неподалеку от зоопарка. Подвал, где сидела прорицательница, располагался как раз под зверинцем. И в этом имелся свой резон. Когда вещунья начинала выть, вопли можно было списать на животных (которые, кстати, частенько ее поддерживали).

 Москва прорезана сетью катакомб. На Пресне, они, может, и не так зловещи, как у Кремля или на Китай-городе, но основательны и глубоки. О некоторых ходах знаю только я.

 Конечно, появление нежелательных гостей исключать нельзя. В подвал могут забираться самые разные идиоты: диггеры, менты, алкаши, торчки. Для них я приготовил несколько сюрпризов в духе Индианы Джонса и египетских пирамид. Поставив ногу не на ту плиту, вы получаете каменюкой по башке. Впрочем, через эту засаду вы можете проскочить, но вот Колодец Ада минуете вряд ли. Он прикрыт фальшивыми плитами из фанеры. Падать всего-то девять метров. Но при этом вы гарантировано изломаете себе кости. Вам очень повезет, если вы сдохнете сразу. Вытаскивать вас оттуда у меня нет ни возможности, ни желания. Ну, есть еще пара ловушек, о которых вам лучше не знать.

 Навестить прорицательницу я решил, как оказалось, исключительно вовремя. В отличие от всех предыдущих разов, сейчас она голосила по делу. Не звала на помощь, не угрожала, не сквернословила. Сейчас ее рот и глотка изрыгали басовитый хрип, воспроизвести который ни одна женщина не сможет.

 На связь вышел сам Великий Господин. Поэтому, миновав ловушки, я рухнул на колени.

 - ОН ГРЯДЕТ!!! — провозглашал Великий Господин. — ГРЯДЕТ!!! ГРЯДЕ-О-О-ОТ!!!

 Тело прорицательницы сотрясали конвульсии. Она каким-то образом умудрялась метаться по своей клетушке. Грохотала цепь.

 Я взмок. Как же не вовремя!

 - Да, Великий Господин! — почтительно произнес я.

 Мне предстоял адский труд. Именно адский — без всяких переносных смыслов.

 Теперь придется изготовить новую прорицательницу. А этой — пожертвуем. Ибо известно, что Великий Господин не глаголет дважды через одни и те же уста.

 Делать прорицательниц тяжело не столько физически, сколько психологически. Сначала ты сажаешь ее на цепь. Потом бензопилой (она у меня тут, неподалеку, рабочая) обрезаешь ей руки-ноги. Начинать рекомендуется с рук. И резать не все сразу. Оптимально — одна конечность в месяц. Иначе умрет. Когда от будущей прорицательницы остается лишь обрубок, выковыриваешь ей глаза. То есть, требуется примерно полгода. А потом она годами воет, о чем-то умоляет. Но эта информация не имеет никакой ценности. Но однажды ее устами начинает говорить сам Сатана. И тогда ослушаться нельзя.

 Я принялся сбрасывать одежду, полез в кладовку, где рядом с бензопилой лежал нож.

 Убивать прорицательниц следует строго определенным способом. Вскрытием живота и никак иначе. Я действовал хладнокровно, и рука моя не дрожала. Когда меня окатила жаркая волна крови, я раздвинул края раны и принялся доставать кишки.

 Исчерпавшая свой потенциал одноразовая прорицательница была еще жива, заходилась хрипом, я же быстро и проворно нарезал кишки на отрезки нужной длины.

 Прорицательницу звали Олей, и мне было ее немного жаль. Все-таки четыре года вместе. Я принялся выкладывать нарезанные кишки определенным образом. Метровой длины синяя кишка означала Арбатско-Покровскую линию. Теперь Замоскворецкая, Серпуховско-Тимирязевская, Таганско-Краснопресненская, Калужско-Рижская. Толстую кишку я, достав из кладовки иголку и нить, сшил краями (но не полностью) и расположил поверх. Кишки покороче обозначали Люблинское и Филевское направления. Впрочем, для правильной Филевской кишки требовалось, чтобы она раздваивалась, имела аппендикс.

 Теперь кишки требовалось замкнуть. Для начала — с нижнего конца. Я быстро принялся орудовать иглой.

 Далее — проверка крысиных ловушек. Все они были в рабочем состоянии. Пойманные крысы шли в пищу прорицательнице. Но сегодня их судьба была совсем другой.

 Улов оказался богатым — двенадцать тварей. Двоих я отпустил. А остальных принялся рассовывать по кишкам, тут же зашивая их. Крысы визжали, пытались кусаться, но эти пустяки не были способны вывести меня из равновесия. Самую большую из пленниц я поместил в кольцевую кишку и быстро зашил вход.

 Схема пришла в движение. Кишки ходили ходуном. Крысы верещали, сталкивались. Как только какая-нибудь из них достигала конечного пункта своего пути, я растаптывал ее и быстро откусывал ей голову, запоминая вкус (и цвет!) каждой крысы.

 Кольцевая крыса пусть остается жива. Она — тварь умная, сама разберется, как ей быть.

 Отгрызши и прожевав головы девяти крыс, я встал на колени и принялся молиться Сатане. Ведь создание Схемы было самой легкой частью моей Миссии.

 Время от времени Друг Рода человеческого пытался снести с лица земли ненавистную ему Москву. Пару раз это ему удавалось.

 Теперь мне предстояло найти девятерых людей, которые сегодня умрут. И людей не абы каких. Вот, например, ближайшая, Таганско-Краснопресненская, ветка — обозначается фиолетовым цветом. Значит, и человек должен быть фиолетовым. Соответственно, Замоскворецкая — подразумевала зеленого человека. И далее, по списку. Найдя этих людей, я должен направить их навстречу гибели. Они, сами не зная того, принесут себя в жертву спасению Другом проклятого города.

 Я оделся, взял в кладовке сверток с пистолетом, поместил его в карман коричневой кожаной куртки и помчался по катакомбам на поверхность.

 …Мне повезло. Прямо у зоопарка я увидел фиолетовую «семерку». Она стояла на светофоре. Окно было открыто, и внутри сидел мужик в фиолетовой куртке.

 - Алё, — сказал я, подходя к нему. — До «Белорусской» подбросишь?

 - Ну, садись, — буркнул мужик. — Ну, блять, от тебя и воняет. Деньги хоть есть?

 - Обижаешь, — криво усмехнулся я. Когда он отвернулся, я сплюнул в ладонь вкусом фиолетовой крысы и вытер плевок о сиденье. Процесс пошел.

Белорусская — Новослободская

 Мужик этот мне не нравился. Он пренебрегал одной из главных заповедей житейской мудрости, которая гласит: «Никогда не хами незнакомым людям». Когда мы приехали на площадь Белорусского вокзала и я протянул ему две сотни, он буркнул:

 - Накинуть бы надо.

 - Что? — удивился я.

 - Через плечо, — парировал он. — Сиденье мне захаркал. Вот что…

 Все видел, оказывается.

 - И что теперь? — спросил я.

 - Я ж и говорю — накинуть бы надо.

 - Веревку себе на загривок накинь, — сказал я.

 В драку он не бросился.

 - Встретимся еще, козел! — гавкнул он, когда я отошел на безопасное расстояние.

 Оказавшись на площади, я немедленно выкинул этого придурка из головы.

 Вообще-то, на Замоскворецкую линию у меня был один вариант. Примерно два месяца назад, здесь же, на «Белорусской»-кольцевой я случайно подслушал один разговор. Его вела симпатичная девушка в зеленом (а это ох, как немаловажно!) плаще. Она договаривалась с кем-то о рекламе. Диктовала свой телефон (видимо, звонила на стационарный), назвалась Леной. Номер я, на всякий случай, запомнил. Уже тогда я предвидел, что моя прорицательница долго не протянет.

 Сейчас я, без тени сомнения, набрал эту самую Лену. За свою конфиденциальность я мог не бояться. Работала опция «Номер засекречен»

 - Алло! — произнес чуть испуганный женский голос.

 - Лена? Это вас по поводу рекламы беспокоят, — принялся врать я. — Мы обдумали ваше предложение, и нас оно устраивает.

 - Предложение? — Я готов был поклясться, что голос девушки в этот момент как-то изменился. Теперь со мной словно бы разговаривала сомнамбула.

 - Да-да! Вас не затруднит подъехать к Белорусскому вокзалу?

 - Ну… Нет.

 - Во что вы будете одеты? — с места в карьер спросил я.

 - Ну… В плащ такой… зеленый.

 Да! Слава великому Сатане, мне пока везет! Договорились через двадцать минут.

 Лена прибыла вовремя. Она казалась напуганной и… будто бы не в себе. Словно она была под гипнозом. Я решил действовать нахрапом.

 - Лена, — сказал я, пристально глядя ей в глаза. — Мне нужно, чтобы ты отправилась на «Красногвардейскую» и взяла с собой вот это…

 Я достал из кармана куртки сверток, предварительно сплюнув на ладонь вкусом зеленой крысы, положил его ей в сумку.

 - Что это? — бледным голосом спросила она.

 - Пистолет.

 - Но зачем?

 - Не спрашивай. Просто езжай. Иначе я тебя найду и убью. Фокусов не будет?

 Взгляд девушки вдруг изменился. Словно сомнамбула исчезла. Словно она пришла в сознание.

 - Двигай на «Красногвардейскую». Самодеятельность нежелательна. Я буду наблюдать за тобой. Это в твоих же интересах.

 Лена испуганно кивнула. Я ведь — отнюдь не красавец. Многие меня просто боятся.

 - Поспеши! — приказал я.

 Почему-то я не сомневался, что она послушается. Я развернулся и направился к метро, спиной ощущая ее тревожный взгляд.

 Пока мне везет. Но надолго ли?

Новослободская — Проспект Мира

 Слугой Великого Господина я стал не по собственной прихоти. Моему Служению предшествовал долгий путь духовного становления, описать который в полной мере я не берусь. Думаю, будет достаточно просто обозначить основные вехи жизненного пути, благодаря которому я обрел свое Призвание и Великое Служение.

 Предваряя воспоминания, скажу одно: мой выбор не был похож на игры эмо-детишек с лицами, раскрашенными маминой тушью. Моему служению предшествовали страдания и испытания. И — да! — я не читал всей, рассчитанной на профанов, псевдооккультной белиберды, всех этих Блаватских, Кроули и ЛаВеев. Более того, у меня есть подозрение, что их писанина не имеет совершенно ничего общего с реальным Служением.

 Согласно документам я родился в 1977 году, в небольшом селе, расположенном в Калужской области. При рождении я получил имя Спартак. Однако никаких детских воспоминаний о родных местах память моя не сохранила. Не помнил я и родителей.

 Детство и часть периода полового созревания, деликатно именуемый «отрочеством», я провел в детском доме. Воспитание я получил грубое, с раннего детства научившись давать физический отпор обидчикам — как потенциальным, так и вполне реальным.

 Нравы в детском доме царили самые жестокие. Достаточно сказать, что фактическая власть принадлежала группке сексуальных извращенцев. Ядро правящей детским домом клики составляли два учителя (физрук и трудовик) и примкнувший к ним завхоз. Их поддерживали старшие воспитанники, установившие в палатах тюремно-казарменные порядки. Номинально власть принадлежала директрисе, но она, как вы понимаете, ничего, кроме учебных вопросов, не решала. К слову сказать, эти вопросы волновали детдомовцев в самую последнюю очередь. Физрук, трудовик и завхоз, не особо скрываясь, насиловали всех подряд. В пору моего отрочества, когда распался СССР, эти трое заставляли детей обоего пола заниматься проституцией.

 Скажу сразу, что меня подобная участь обошла стороной. Дело в том, что я был очень уродливым ребенком. Левую половину моего лица покрывало (да и до сих пор покрывает) отвратительное белое пятно. До поры его происхождение оставалось для меня загадкой. Однако именно это пятно стало своего рода щитом, защищавшим меня от посягательств.

 Я совершенно не интересовался своим происхождением, полагая, что родителей у меня, как и у большинства воспитанников, просто нет. В четырнадцать лет я узнал, что это не так. Одна из учительниц, географичка, невзначай обмолвилась о том, что моя мать — жива и отказалась от меня в первые месяцы после моего рождения.

 Не стану рассказывать, как я раздобыл ее адрес. Скажу лишь, что жила она в соседнем городке. Я решил навестить мать. И это желание было сильнее доводов разума.

 Вскоре я сбежал из детского дома. Сделать это было не сложно — тем более, что заведение наше практически никак не охранялось. Была зима. Никем не преследуемый, я сел на электричку и уже через час стучался в дом, где жила моя мать.

 Мать я увидел только мельком. При моем появлении она заперла двери, задвинула окна ставнями и вызвала милицию. Меня взяли прямо у дома и доставили в отделение. К вечеру туда прибыли физрук и трудовик.

 Тем же вечером они решили меня проучить, затащив в каморку у спортзала. Я решил сопротивляться до последнего. У меня было тоненькое бритвенное лезвие, которое я прятал в подошве ботинка. Когда ко мне, со словами: «Скидывай штаны!» — приблизился физрук, я полоснул этим лезвием ему по горлу. Убить человека тоненькой металлической полоской практически невозможно. Однако мне это удалось. Возможно, по причине того, что я загодя тренировался наносить удары при его помощи.

 Мне было четырнадцать, сажать меня было можно. Я и сел. На восемь лет.

 …От «Белорусской» я двинулся дальше — к «Новослободской». Здесь мне необходимо было найти человека в одежде серого цвета. Задача, как вы понимаете, не самая сложная.

 Когда-то давно Наставник объяснял мне тайное значение схемы метро. Ничего случайного в ней нет. Это — звезда с двенадцатью лучами. Каждый цвет имеет значение. Какое? Честно сказать, этого я не запоминал. Я — практик, а не теоретик. Когда придет мое время (если придет) я объясню своему ученику, как ему действовать. Вот и все.

 Людей в сером в вестибюле «Новослободской» было очень много. Я даже ненадолго заколебался. Кого выбрать? Может быть, вот ту женщину в серой кофте? Или угрюмого немолодого мужика, который сосредоточенно разгадывал кроссворды? Или, прости, Повелитель, милиционера?

 Не определившись с решением, я на эскалаторе переправился на «Менделеевскую». Шансов здесь было еще больше.

 Вскоре я понял, кто станет третьей жертвой. Ей будет молодой человек в скучном, но безукоризненном сером костюме. Я быстро сплюнул в ладонь вкусом серой крысы, подошел к нему и этак по-свойски хлопнул его по плечу.

 Молодой человек нервно обернулся. Его глаза показались мне странными. Какими-то словно бы мертвыми. Мое лицо редко кого оставляет равнодушным. Человек в сером вздрогнул.

 - Извини, братишка, — сказал я. — Обознался.

 Я решил ничего ему не говорить. Пусть это сделает за меня вкус серой крысы.

 Если вы меня спросите, как это действует, я почти ничего не смогу вам рассказать. Из объяснений наставника я помню, что действуя таким образом, мы меняем ауру, заставляя человека неудержимо желать попасть на конечную станцию. Так же сильно, как я когда-то мечтал встретиться с матерью. Стопроцентно ли действует этот способ? Конечно, нет. У человека, избранного жертвой, могут возникнуть какие-то дела. Из-за них он может пойти наперекор своему, даже самому сильному стремлению.

 Впрочем, если все пойдет по плану, я увижу его еще раз. Может быть, придумаю, каким способом на него воздействовать, чтобы он отправился на «Бульвар Дмитрия Донского», где линии его жизни и судьбы вдруг оборвутся.

Проспект Мира — Комсомольская

 Я никогда не жил дома, поэтому к тюремным условиям привык очень быстро. Во многом жизнь за решеткой была похожа на детдомовскую. В чем-то, правда, она оказалась строже. Но и беспредела было меньше.

 Время в неволе тянулось ужасно медленно. Я не бычил, но и не позволял себя зачмырить. Несколько раз мне пришлось вступать в серьезные стычки. Дрался я умело и отчаянно, и тюремные задиры в какой-то момент поняли, что от меня лучше держаться подальше. В кодлы и семейки я не стремился. Общение с другими меня скорее утомляло, чем доставляло удовольствие. Единственным обстоятельством, причинявшим мне страдание, являлся вопрос: почему моя родная мать отказалась от общения со мной? Что со мной не так? Я вертел этот вопрос в голове и так, и сяк, однако не мог найти хоть сколько-нибудь приемлемого ответа. Не стоит, наверное, даже упоминать о том, что за все восемь лет мать не прислала мне ни одного письма, и ни разу не приезжала на свидание.

 На истину походило разве только предположение о том, что мама боится моего уродства. Но сам я от него не страдал. Я видел, что творят в тюрьме с обладателями смазливых мордашек. Меня же обходили стороной. Во многом благодаря именно безобразному пятну у меня на лице.

 Когда я вышел из тюрьмы, мне было двадцать два года. Я чувствовал себя глубоким стариком, прожившим не одну жизнь. На воле меня никто не ждал.

 Я решил поехать в Москву. Деньги на первое время у меня имелись. Копеечная зэковская зарплата за восемь лет образовала более-менее приемлемую сумму. В столице я снял комнату у бабульки в Свиблово.

 На зоне я закончил ПТУ, мог работать физически. Однако найти работу мне не удавалось. Меня не брали даже на самые паршивые, самые черные работы, куда без проблем устраивались все бывшие сидельцы. Кроме меня…

 Деньги мои подходили к концу. Мне стало нечем платить за комнату, и я, побросав в сумку немногочисленные вещи, ушел от бабульки. Но идти мне было некуда.

 Начиналась агония. Ночевал я на вокзалах, но часто ночи проходили без сна. Отсыпался я потом, в электричках. Иногда мне удавалось подработать на разгрузке вагонов. Платили там копейки, которых хватало только на слойки и пиво. Долго такая жизнь продолжаться не могла.

 Не раз я задумывался о самоубийстве. И вот однажды — решился. На станции «Комсомольская» я встал у края платформы, будучи в твердом намерении прыгнуть на рельсы, когда приблизится поезд. Я гадал, который из двух рельсов — под напряжением. Мне хотелось упасть так, чтобы умереть от удара током еще до того, как мое тело разрежут на куски колеса. И тут кто-то тронул меня за плечо.

 Я обернулся и от неожиданности вздрогнул. На меня смотрел некрасивый, немолодой человек. Но по-настоящему поразило меня то, что на лице у него тоже было пятно. И тоже на пол-лица. Правда, цвет пятна был не белым, а винно-красным.

 - Не надо, — сказал этот человек. — Я знаю, что ты хочешь сделать. Остановись.

 - Зачем?! — горько воскликнул я. — Какой смысл мне длить мое нелепое существование?

 В туннеле сверкали огни поезда. Я шагнул в пустоту. И… не упал.

 Человек с винным пятном удерживал меня несколько, показавшихся бесконечными, мгновений, а затем резко втянул на платформу.

 - Не дури, пацан! — сказал он. — Я — такой же, как ты. Я тебя понимаю. Пойдем, выпьем. Мне кажется, нам есть, о чем поговорить.

 Так я встретил Наставника.

 Мы сели в убогой пивнушке неподалеку от железнодорожных путей Казанского вокзала.

 - Я объясню тебе, почему ты страдаешь, — сказал мой будущий Наставник. — Ты пытаешься жить, как другие, вопреки своему предназначению.

 - А какое, — горько смеялся я, — у меня может быть предназначение?

 - Я расскажу, — ответил Наставник.

 …На «Проспекте Мира» у меня начались вполне ожидаемые трудности. Если людей в сером в московской подземке — просто пруд пруди, то в оранжевом — попробуй еще найди.

 Хотя…

 Некоторое время я задумчиво смотрел на двух чернявых гастарбайтеров в оранжевых — да! — жилетках. Смотрел и колебался. С одной стороны, выход из положения найден. Но с другой, эти таджики (или, возможно, узбеки) — люди подневольные. У них, если разобраться, никакой свободы выбора. Они не могут бросить все и отправиться, не пойми зачем, на другой конец Москвы. Хотя… Условия их труда — невыносимы. Может кто-нибудь из них задумать побег?

 Я уже почти решился. «Пусть, — подумал я, — будет вот тот, здоровый, курчавый…»

 И вдруг я увидел, как в толпе пассажиров у лестницы перехода промелькнула еще одна фигура в оранжевом. Позабыв о гастарбайтерах, я метнулся следом.

 Это была высокая девушка, брюнетка, в чистенькой, с заклепочками, оранжевой куртке и синих джинсах. Надо было идти на перехват. Времени на продумывание сценария не оставалось. Придется действовать по наитию.

 Я сплюнул на ладонь вкусом оранжевой крысы и принялся лавировать в толпе. Догнать, вступить в контакт.

 Девушка остановилась около красно-синей колонны в центре зала на радиальной станции. Она стояла, высматривая кого-то.

 - Красавица, ты не меня ищешь? — спросил я, приближаясь к ней развязной походочкой.

 - Ты еще кто такой? — Таким взглядом, как у нее, можно было бы испепелять.

 - Тот, кто тебе нужен, — Я шагнул ближе, рукой с плевком прикоснулся к рукаву ее куртки.

 - Исчезни. А то уебу. Я серьезно. Совсем охуели уроды. Быстро…

 Я попятился. Дело было сделано. Теперь на «Комсомольскую».

 На душе почему-то оставался неприятный осадок.

Комсомольская — Курская

 Подлинного имени Наставника я не знал. Еще в тюрьме я научился не задавать лишних вопросов тем, кто сильнее меня. По словам Наставника выходило, что его звали Лукой. Вряд ли то же самое имя значилось в его паспорте. Если он у Наставника был…

 Еще тогда, в убогой пивнушке на Казанском, Наставник поразил меня в самое сердце, углядев в пятне на моем лице «печать Сатаны». Но вскоре я понял, что это — не шутки.

 - Также и ты когда-нибудь узнаешь своего ученика, — говорил мне Лука. — Но главное — даже не пятно. Главное, чтобы человеку нечего было терять.

 Я не буду подробно рассказывать вам о том, чему меня учил Лука. Это займет слишком много места и времени. Да и вам такие знания совершенно ни к чему. Как совершенно справедливо говорится — меньше знаешь, крепче спишь.

 Скажу лишь, что Наставник научил меня перемещаться под землей. Но не на метро. Вовсе нет. День за днем мы отправлялись на изматывающие, но и увлекательные подземные экскурсии. Тайными подземными тропами мы исходили всю Москву из конца в конец. Я познакомился с жуткими подземными жителями (о которых вам тоже знать совершенно ни к чему). В итоге я смог передвигаться под землей с той же легкостью, как и по верху.

 Но и подземные прогулки оказались лишь малой частью моего многолетнего обучения. Я освоил ритуалы, в той же степени действенные, насколько и отвратительные. Я научился изготавливать Прорицательниц. Но даже и это было не самой сложной частью Гнусного Искусства служения Великому Господину.

 Я научился распознавать посланцев Друга. Они могут быть как бесплотными, так и вполне осязаемыми. Не берусь даже предполагать, какой вариант хуже.

 Один раз, в 2002 году, мы уже спасли Москву от Друга. Я не знаю, что именно должно было произойти. Ограничилось лишь несколькими взрывами да захватом заложников. Террористы не лгали, утверждая, что работают на Друга. Так оно, пожалуй, и было.

 Уже на кольцевой «Комсомольской» в кармане джинсов зазвонил мой мобильный.

 Сердце сжалось от недоброго предчувствия. Мой номер известен очень немногим. И когда звонят эти самые немногие — хорошего не жди.

 «Абонент Алиса», высветилось на простеньком дисплее.

 - Спартак? Это я. Я недовольна.

 Я поморщился. Любителям городского сафари не угодишь. А уж если попадется какая-нибудь стервозная бабенка, так хоть вешайся.

 - Что случилось, Алиса?

 - Я требую поменять дичь.

 - Но ты же сама выбрала именно этого типа…

 - Он плохой, отстойный, отвратительный. Но это ладно! Он скучный и вялый. На него неинтересно охотиться.

 - Ладно, — вздохнул я. — Где мы встретимся? Я еду на «Комсомольскую».

 - Отлично! Я как раз рядом… Через пять минут у Ярославского?

 - Идет, — скривился я, нажимая «отбой».

 Как бы в двух словах объяснить вам о чем идет речь? В общем, на станции «Курская» существует проход на тот свет. Кроме шуток. Пройдя через специальную дверь с соблюдением нужных несложных ритуалов, вы окажетесь там, куда попадете после смерти. Наставник, показав мне эту дверь, настоятельно не советовал туда соваться.

 В 2005 году, когда Наставник умер, я решил хоть одним глазком посмотреть, куда он отправился. Там — тоже мир, не сильно отличающийся от нашего. Но погулять я так и не успел. Меня скрутили через пять минут после начала вылазки. Нет, меня не пытали и даже не угрожали. Мне объяснили все выгоды сотрудничества. Заключалось оно вот в чем — время от времени я должен переправлять туда и оттуда людей. Кого-то по делам, кого-то, как Алису, поохотиться. На так называемое городское сафари.

 Что это такое? В нашем мире есть богатые детки, которые все время скучают, не зная, как развлечься. На том свете такие мажоры тоже есть. Охота на людей — модный тренд. Но в своем мире они рискуют нарваться на проблемы. А здесь — охоться не хочу.

 Конечно, это стоит денег. И немалых. А как вы думаете — прислужникам Сатаны надо на что-то жить? На всякий случай, помимо денег, я выторговал на том свете ровно одно условие. Через портал в метро «Курская» должны были проходить люди исключительно в одежде синего цвета. Так, на всякий случай. Кажется, мою хитрость так и не разоблачили.

 …Алиса, дитятко потустороннего миллионера, стояла около Ярославского. В нарушение всех правил на ней была ярко-красная куртка. Сердце мое вдруг взволнованно забилось. Я быстро плюнул на ладонь вкусом красной крысы. Конечно, нельзя так с туристами. Но ведь и случай — исключительный.

 - Кого ты мне подсунул? — принялась она жаловаться. — Этот Федор — какой-то потрясающе тоскливый мудак! Он пошел на работу! Ты можешь себе это представить? Это пиздец!

 - Алиса, не ругайся, — поморщился я. — Что поделаешь, таких тут большинство. Зато грех на душе какой красивый. Из-за него умерла девушка, чью внешность ты здесь приняла…

 - В пизду! — завопила Алиса. — Он о ней и не помнит. Это тоскливое уёбище!

 - Что ты хочешь? — спросил я, уже готовый отправить эту дурочку на заклание.

 - Подстегни процесс! Сделай так, чтобы мне стало интересно его гонять.

 - Хорошо, — вздохнул я. — Дай мне его телефон.

 - Записывай.

 Пока я нажимал кнопки, появился тот самый мудак по имени Федор. Я знал о нем многое. Я создавал его кошмары. Федор же об этом даже не подозревал. Увидев меня, он скривился.

 Я же смотрел на его галстук. Модный, дизайнерский. Кристально красного цвета.

 Бегло коснувшись края его рубашки, я, сияя, понесся к метро.

 «Есть! — думал я. — Двух зайцев — одним ударом».

 Теперь — на «Курскую». Я чуть было не забыл, что надо было кое-кого переправить.

Курская — Таганская

 Мироздание имеет форму вертикальной трубы. Наш мир в центре. Выше — тот свет. Но есть и нижний мир. Когда-то все мы жили и умерли там. Вход на этот уровень — на станции «Киевская», если интересно. Где-то там обитает Великий Господин. Хотя, возможно, его резиденция — еще ниже нижнего мира. Также не стану отбрасывать и предположение о том, что существует мир и выше верхнего.

 Полной информацией на эту тему я не располагаю, но простор для размышлений открыт. Может быть, в какой-то точке самый верхний уровень бытия смыкается с самым нижним. И получается этакий бублик. Хотя мироздание может быть прямым и бесконечным.

 …Добравшись до «Курской» я направился в переход и, улучив момент, проскочил в незаметную металлическую дверцу.

 Переходы из мира в мир нехорошо отражаются на здоровье. Самочувствие скверное, может и стошнить. Не стоит, оказавшись там, сбиваться с дороги. Вас никто не найдет.

 Верхняя «Курская» представляет собой примерно такую же помойку, как и привычная. Разве только ментами там работают зомби. Отчего так — я не знаю, но догадываюсь, что без Великого Господина не обошлось.

 Вскоре появился мой куратор. Его зовут Юрий. Это — страшный и могущественный человек с цепким взглядом и острым умом. А вот рядом с ним был…

 Мне стоило большого труда не показать своего удивления.

 Рядом с Юрием неловко переминался с ноги на ногу… Высоцкий. Возможно, самый настоящий. Темно-синий, с иголочки, костюм сидел на нем, как влитой.

 Мы с Юрием обменялись рукопожатием.

 - Этого вниз, — распорядился, кивая на Высоцкого, мой потустороний куратор. И вдруг, едва заметно растопырив пальцы, подал знак, который мы когда-то оговаривали. Он означал: «Вернешься еще за одним, чтобы первый не знал».

 - Пошли, — сказал я Высоцкому, не забыв кивнуть Юрию.

 Ладно, размышлять — не мое дело. Я толкнул неприметную дверцу и юркнул внутрь.

 Меня одолевали некоторые сомнения. Я вовсе не хотел зла Высоцкому. Но на кону стояла судьба огромного города. Поэтому я сплюнул на ладонь вкусом синей крысы и легонько коснулся его локтя. Высоцкий ничего не заметил.

 Путь назад казался более долгим, чем вперед. О том, почему так бывает, я никогда не задумывался. Бывает и бывает. Начнешь над этим думать — никогда и не закончишь.

 Голова кружилась сильнее обычного, да еще и давило на уши.

 Наконец, показалась дверь. И мы перешли на нашу сторону. Высоцкий (даже голос был один в один) никак не мог поверить, что все чисто, без кидалова. Лишь когда увидел местных мусоров, стал что-то понимать.

 А на меня вдруг налетела крашеная блондинка в салатовой куртке.

 - Привет! Товар с тобой? — спросила она.

 Я видел ее первый раз в жизни. Но кивнул, не в силах поверить своей удаче. Вот она — еще одна жертва. Я быстро смочил ладонь вкусом салатовой крысы и хлопнул ее по плечу.

 Уж везет, так везет. Осталось найти всего двух жертв. Но всякое везение когда-нибудь заканчивается. Наставник говорил, что, если везет слишком часто — это тревожный знак.

 Я обернулся, посмотрел на мусоров. И похолодел.

 Это были не люди. Благодаря Луке я умею различать прислужников Друга. У этих мусоров я отчетливо видел за спинами прозрачные крылья.

 Что ж, следовало ожидать, что Друг тоже включится в игру.

 Прислужники Друга — очень надменные создания. Они, должно быть, ожидали, что я застыну в священном ужасе. Но вместо того, чтобы вострепетать, я скользнул в дверь.

 Закружилась голова. К горлу подступила тошнота.

 Никогда не блюйте между мирами. Особенно, если обедали вы сырыми крысами. Ничего хорошего, можете поверить.

Таганская – Павелецкая

 Я проблевался, и мне полегчало.

 Какое-то время я еще продержусь в переходе. Можно, конечно, сквозануть на тот свет. Но ничего хорошего из этой идеи не выйдет. Во-первых, выпроводят обратно (а там это дело поставлено хорошо). Во-вторых, потеряю время. А ведь две крысы еще не задействованы. Я могу забыть их вкус. Вот, в чем дело… Я уже начинаю его забывать.

 Мне везло. Прислужники Друга оказались неимоверно глупы и самонадеянны.

 Пока я сплевывал вязкую слюну и пытался продумать план дальнейших действий, металлическая дверца открылась. В проеме показался один из Прислужников Друга. В серой милицейской форме. Здесь, между мирами, крылья за его спиной были видны отчетливо.

 Я быстро достал из нагрудного кармана куртки нож. Но не тот тесак-свинокол, которым я сегодня утром вскрыл прорицательницу. Нет. Этот нож маленький, кнопочный. Почти игрушечный. Я прикрыл его ладонью и осторожно нажал кнопку.

 И все равно щелчок получился слишком громким.

 - Кто здесь? – гаркнул Прислужник, глядя прямо на меня, вжавшегося в стену.

 Он меня не видел. Но все равно – мне стало очень не по себе.

 Прислужник оказался глупее, чем я думал. Держась руками за стены, он направился вглубь коридора. Меча у него не было. С его стороны это было настоящим неуважением к врагу. Зря. Врагов уважать надо всегда.

 Убить Прислужника сложно. Но возможно. Быстро бьешь ему в сердце. Разламываешь ребра, вырываешь бьющийся комок мяса. Отбрасываешь как можно дальше. Потом отделяешь голову. Потом – крылья. Последовательность именно такова.

 Кровь Прислужников бесцветна и пахнет цветами. Это обстоятельство тоже мне на руку. Если бы я убивал обыкновенного человека, я бы извозился. От меня бы воняло.

 …Первый мой удар оказался точен. Прислужник охнул, шагнул назад. Но я уже обрушился на него с ножом. С сердцем я управился быстро.

 Труднее всего было отделить голову. Позвоночник никак не ломался, а я все ковырял и ковырял его ножом, задыхаясь от цветочных миазмов.

 Когда он с треском поддался, открылась дверь, и заглянул второй Прислужник.

 - Мишань, ты чего там? – крикнул он в темноту.

 С такой скоростью, как сейчас, я не резал еще никогда. Доли секунды ушли на то, чтобы беззвучно покончить с головой. Ампутация крыльев оказалась вообще парой пустяков.

 Сейчас я чувствовал себя куда уверенней. Я вжался в стену, и ждал… Ждал…

 «Вроде бы, — размышлял я, уже хладнокровно, — их было двое. Да. Кажется, всего двое».

 …Благоухая фиалками, я выбрался из перехода. Меня мутило. Наверх я решил не ходить. Слишком велики были шансы снова нарваться на Прислужников. Я направился к поездам и за каких-то две минуты проскочил перегон между «Курской» и «Таганской».

 Где-то здесь мне предстояло найти человека в желтом.

 Станция была помпезна и… бесполезна. Людей в желтом здесь не было.

 «Как быть? Как быть?» — стучало в голове.

 Наверх. Кто как, а я интуиции доверяю.

 Наверху накрапывал дождик. Я оглядел улицу на выходе из метро. Люди-люди. Черные, зеленые, серо-буро-малиновые. Только не желтые. Не желтые… Хотя стоп.

 У проезжей части стояла девушка. Рыжие волосы. Короткая юбка. Ботинки-говнодавы. И главное – желтая футболка!

 Я направился к ней.

 Девчонка стояла около прекрасно знакомой мне фиолетовой «семерки». На девчонку орал знакомый мне седоватый таксист в фиолетовой куртке.

 - Я за «пососу» не катаю! – кричал он девчонке.

 - Ну, пожалуйста! – упрашивала девчонка.

 - Дура! Тебя пришибут когда-нибудь за твое «пососу»! Может, сегодня и пришибут!

 - Послушайте, мне очень надо!

 - Да ты заразная, наверное. Иди отсюда!

 - Ничего я не заразная! Я с резинкой, мужчина! Мне очень надо!

 Я приближался, и случилось неизбежное: мы с таксистом встретились взглядами.

 - О! – оживился фиолетовый, чья жизнь должна была оборваться сегодня, где-то в Выхино. – Вот к этому уроду иди. К верблюду, блять, хуеву…

 Я криво усмехнулся. Таксист нарывался. Но умрет он сегодня вовсе не из-за меня.

 Девушка настороженно сканировала мою фигуру взглядом. Приблизилась ко мне. Таксист откровенно потешался.

 - Мужчина, — осторожно начала рыжая, — у меня к вам просьба. Мне нужен… секс с вами.

 - Секс? – Удивляюсь я вообще-то редко, но сейчас и был тот исключительный случай.

 - Да, — сказала рыжая, отчаянно глядя мне в глаза. – Пожалуйста! Я не возьму с вас денег.

 Таксист криво усмехался. Я посмотрел на девчонку.

 - Зачем это тебе? – спросил я.

 Вообще-то я не противник секса. Иногда он у меня бывает. С прорицательницами. Но я не сторонник того, чтобы заниматься ерундой во время дела. Когда я что-то делаю, все мои мысли только о деле. Я не могу отвлекаться.

 Эта девчонка интересовала меня только как обладательница одежды желтого цвета.

 - Нет, — сказал я.

 - Да ты гомик, наверное? – Девчонка презрительно прищурилась.

 - Отвали, — сказал я, гадая – зачем ей это надо? Скорее всего, она действительно хотела секса. Но, по-хорошему говоря, в центре мегаполиса вряд ли найдешь место.

 - Козел!

 Я плюнул ей на ботинки слюной со вкусом желтой крысы. Капельки слюны попали на ногу. Отличная работа. Заодно я плюнул вкусом фиолетовой крысы в сторону таксиста.

Павелецкая – Добрынинская

 Спускаться под землю не хотелось. Причины были. Те же Прислужники наверняка сейчас патрулируют кольцевую линию, высматривая в толпе лицо с отметкой Сатаны.

 В принципе, «Павелецкая» тут недалеко. Можно добраться и пешком. Но время, время…

 Я сел на автобус у выхода со станции «Марксистская». Расположился на задней площадке, прикрыл глаза.

 Сейчас, когда Миссия была почти что выполнена, я ощущал усталость. В окрестностях «Павелецкой» (или непосредственно на самой станции), я должен был повстречать Лену в зеленом плаще. В обыденной жизни вероятность такой встречи невелика. Но сейчас, когда задействована магия крыс, скорее всего, мы встретимся. Не спрашивайте, как это работает. Если я спрошу вас, почему восходит солнце, разве многие из вас ответят на этот вопрос не то, чтобы внятно, но хотя бы членораздельно?

 Итак, девушка Лена. Девушка с пистолетом…

 Я догадываюсь, что логику моих поступков понять сложно. Зачем я отдал ей ствол на «Белорусской»? Какие имел гарантии того, что она его не выкинет, не отнесет, скажем, мусорам? Никаких. Если я сейчас не увижу зеленую Лену, мне придется искать ей замену.

 А пистолет этот я не любил. Он появился у меня в прошлом году. По каким-то делам я спешил по катакомбам под «Автозаводской». И вот тут меня остановили звуки человеческих голосов.

 Один из них умолял о чем-то. Два других спрашивали о деньгах.

 Я не вмешивался. Вопреки всем распространенным заблуждениям, большинство людских дел совершаются без малейшего вмешательства моего Великого Господина. Вмешаться в чьи-то разборки – значит, поставить под угрозу выполнение дальнейших Миссий.

 Умоляющий голос был страшен. Человек чувствовал, что его сейчас убьют, ничего не мог с этим поделать, его обуревал животный ужас. Моим глазам нет нужды привыкать к темноте. Люди же светили в лицо своей жертве ослепительно ярким фонариком. За пределами круга света мрак был особо густым. Это обстоятельство позволило мне подкрасться совсем близко. К тому же я умею передвигаться бесшумно.

 Связанный человек выл, умолял, катался по полу. Один из его похитителей, наконец, выстрелил. И в тот же момент на спину ему бросился я. Зубами я вцепился ему в шею, пониже затылка, ножом молниеносно перерезал горло. Умирал этот человек быстро. Он густо и основательно срал в штаны, пока умирал. На долю мгновения я даже подумал, что душа этого человека заключена в исторгаемом им говне. Второй пытался убежать, и я не отказал себе в удовольствии немного погонять его по трубам коллектора.

 Пистолет я забрал себе. Людские эмоции для меня значат немного, но это оружие было мне по-настоящему отвратительно. Поэтому я расстался с ним с легкостью. Но беспечностью это не являлось.

 …Площадь у Павелецкого вокзала огромна. По обе ее стороны куда-то спешат, двигаются многие сотни, если не тысячи людей-муравьев. Где искать Лену в зеленом плаще?

 Начать поиски я решил со стороны Новокузнецкой. По логике вещей Лена должна была появиться оттуда. Я вышел из автобуса и двигался в толпе, вглядываясь в бесчисленные фигуры и лица. Моей Лены среди них не было.

 Около подземного перехода я остановился и с сомнением принялся вглядываться в громаду вокзала на той стороне площади. Там ли девушка в зеленом плаще? Вряд ли.

 Однако спустившись в подземный переход, я тут же увидел Лену. Она покупала колготки в одном из подземных ларьков. Я быстро ускользнул на другую сторону перехода, оставшись незамеченным.

 Совершив покупку, Лена направилась наверх. Туда, откуда только что появился я. Она остановилась у синей будки биотуалета, протянула неопрятной тетке, сторожившей вход, пригоршню мелочи. Отлично…

 Я расположился аккурат у выхода.

 Девушка возилась и шуршала в кабинке, казалось, целую вечность. Когда же она открыла дверь, первым, кого она увидела, оказался я. Мне стало забавно смотреть на гримасу ужаса, перекосившего миловидную мордашку.

 - Ну, привет, — сказал я.

 Лена вздрогнула.

 - Здравствуйте…

 Тут же она бросилась к переходу.

 - А ну, стой! – прикрикнул я.

 Но эта несчастная, похоже, всерьез надеялась от меня убежать. Она ссыпалась по ступенькам подземного перехода. Помчалась, цокая каблуками по плитке. Нагнать ее мне не стоило ровно никакого труда. Я мгновенно сплюнул на ладонь вкусом зеленой крысыи схватил ее за плечо.

 - Значит, так, — сказал я, дыша ей в лицо. – Пофокусничали, и хватит. Тебе задание дали. А ты хуйней занимаешься.

 - Я не буду ничего выполнять, — заскулила девчонка. – Я не знаю, чего вы от меня хотите!

 - А ты вспомни, — я криво усмехнулся. – Или мне ментам тебя сдать?

 Девушка задрожала.

 - Нет! – слабеньким голоском произнесла она. – Зачем ментам?

 - Девочка, ты охуела, — тихо, но со значением, произнес я. – Я тебя в последний раз жалею. Еще раз вздумаешь потеряться, не обессудь.

 - Я… не буду… Извините…

 Запястье девушки было будто ватным и безжизненным. Я вывел ее из перехода, подвел к турникету, приложил свою карточку.

 - Пошла… — напутствовал я зеленую Лену.

 Некоторое время я смотрел на ее худенькую фигуру, что растворялась в толпе. Теперь я был полностью уверен, что девчонка доберется до «Красногвардейской».

Добрынинская – Октябрьская

 К «Добрынинской» — «Серпуховской» я решил добраться по верху. Заходить в метро было неосмотрительно. Какой трамвай туда ходит, я не знал. Обычным людям я резко антипатичен, поэтому я мог столкнуться с агрессией. А еще мне могли указать неверную дорогу. В условиях выполнения Миссии ни одно, даже самое невероятное предположение не могло быть паранойей. Проникновение в катакомбы именно на «Павелецкой» было проблематичным. Зато верхнюю дорогу я более-менее знал.

 Поверхность ужасала меня. Это отнюдь не пустая бравада комнатного сатаниста. Это – реальная проблема. Многие люди боятся темноты. Меня же пугает свет. На свету я чувствую себя – нет, не беззащитным, но подставленным под удар. Вокруг люди, и все обращают на меня внимание. Тем более, что внешность у меня заметная. Кто-то из них желает мне зла чисто абстрактно. Но кто-то и продумывает, как бы это зло мне причинить.

 Чтобы вы не заблуждались. Прогулка по улочкам Замоскворечья ранним вечером давалась мне настолько же скверно, как для вас, скажем в четыре часа утра по ливневым стокам.

 Во время быстрого променада по улочкам, я ощутил на себе несколько внимательных взглядов, но в целом ничего примечательного не произошло.

 Окрестности обеих станций немноголюдны. Осмотревшись у «Серпуховской» я понесся к «Добрынинской», понимая, что говнюка, несущего на себе вкус серой крысы, наверху я не увижу. Надо было спуститься.

 Для сравнения. Представьте себе самый затхлый, самый зловонный кладбищенский склеп. Смиритесь с мыслью, что сейчас вам придется туда залезать, и вы немного поймете чувства, которые владели мной, когда я спускался на станцию метро.

 Говнюка не было и на «Добрынинской». Окинув кольцевую станцию беглым взглядом, я развернулся и помчался по ступенькам, ведущим к трубе перехода. Я проталкивался и лавировал. Проклиная все на свете, перепрыгивал ступеньки эскалатора.

 Вы не сильно ошибетесь, предположив, что и на «Серпуховской» человека с мертвыми глазами в сером костюме не оказалось. Это был позорнейший из провалов. Можно, конечно, найти кого-то еще в сером, но такая замена отнюдь не гарантирует успеха.

 В отчаянии я обернулся к поезду, что следовал на «Бульвар Дмитрия Донского», и уже отходил от платформы, как вдруг увидел серого говнюка. Тот стоял, держась за поручни, и равнодушно смотрел в окно.

 Я бросился к краю платформы и быстро плюнул в него вкусом серой крысы. Мой плевок угодил ему точно в лоб. Серый отшатнулся, столкнулся со мной взглядом. Я усмехнулся.

 И спиной почувствовал чье-то приближение. Я резко обернулся и увидел крылатого Прислужника, который неумолимо надвигался на меня, как статуя Командора на несчастного Дон-Жуана.

 Мимолетный взгляд в другую сторону. Еще один Прислужник.

 Я не понимаю, почему никто не видел их истинной природы. Они, по-моему, не скрывались. Отчетливы были крылья и мечи в руках.

 Не размышляя ни секунды, я прыгнул с края платформы. Не сказал бы, что мне повезло. Просто значительное время своей жизни я тренировался прыгать в пространство между обычным и электрическим рельсами.

 Я понесся в глубину тоннеля. Там, с левой стороны, на расстоянии примерно километра от станции, располагалась очаровательная древняя катакомба. Бежать до нее было около двух-трех минут. Имелась надежда, что я успею домчаться до убежища, не попав под поезд, который (если не остановят движение) прибудет через те же две-три минуты.

 Я мчался так быстро, как только мог. Спасительная темнота туннеля придавала мне сил и возвращала меня к жизни.

 Оглянувшись, я облился холодным потом.

 Меня преследовали Прислужники. Они летели на своих белых крыльях, выбросив перед собой мощные руки, сжимая в этих руках мечи.

Октябрьская – Парк Культуры

 Я бежал быстро. Но в глубине души затаилось гаденькое ощущение того, что я проигрываю. Прислужники ведь все равно меня догонят.

 Бежать, оглядываясь, невозможно. Поэтому я несся вперед громадными скачками, выжимая из своего тела максимум сил.

 Когда убегаешь от вооруженного человека, надо прыгать из стороны в сторону. Это же правило справедливо и для тех, кто пытается спастись от ангелов-терминаторов с пылающими мечами.

 После одного из прыжков, я бросил быстрый взгляд назад. Увидел, что один из Прислужников уже настиг меня и занес меч для решительного удара.

 Скачок, который я совершил в эту же секунду, можно назвать самым отчаянным в моей жизни. Прыгал я вбок, из совершенно неудобной позиции, в направлении рельса. Пикантности ситуации придавало и то, что рельс был электрическим.

 Рухнув на землю, я сам удивился тому, что еще жив. Мои пятки отделяло от смертельной поверхности электрорельса не более пары миллиметров.

 И еще один мгновенный прыжок через рельс. Из положения лежа. И еще. И еще.

 Меч ангела врезался в пол, в те места, где я был, и откуда успел отпрыгнуть. Ангел опаздывал на доли секунды. Но был явно сильнее.

 Смерть надо встречать лицом к лицу. Стоит ли ее бояться? Я знаю, что будет потом. Я попаду не в такой уж и плохой мир. В котором мне, возможно, повезет немножко больше.

 Я увидел занесенный меч. И, не особо задумываясь, совершил обманное движение в сторону рельса, сам же резко отпрыгнул в противоположную сторону.

 Меч в руке ангела казался молнией. И эта молния ударила в электрорельс.

 Запахло озоном. Тело ангела пронизали яркие разряды. Разлетались белые искры.

 Я не знал, убьет это моего преследователя или нет. Но орал погибающий ангел – дай Друг каждому. Рев крылатого прислужника сливался с грохотом приближающегося поезда.

 К тому же меня настигал второй ангел.

 - Все! – выдохнул я, останавливаясь. – Сдаюсь… Хва… тит…

 Прислужник расхохотался и воздел меч.

 Я прыгнул вправо, через электрорельс, вкатился в катакомбный лаз.

 Мощный удар в спину стал для увлекшегося погоней Прислужника неожиданностью. От мощного удара его подбросило к потолку. Полетели призрачные перья.

 Я мчался по узкой, но такой сырой, родной, уютной катакомбе. Мне следовало спешить.

 В определенном участке это ответвление катакомб встречалось с канализационным коллектором, который, в свою очередь, пересекался с ливневкой.

 Наружу я выбрался из-под канализационной решетки у Октябрьской площади. В двух шагах стоял храм, чуть дальше – располагалось здание МВД, прикрытием сотрудников которой пользовались Прислужники. Страшное место, зловещее.

 Отсюда следовало бежать. Хрипло дыша, я мчался к подземному переходу.

 Люди шарахались от меня, как элои из «Машины времени» от уродливого морлока.

 У перехода я столкнулся с уже знакомой мне брюнеткой в оранжевой куртке.

 Девчонка толкнула меня ладонями:

 - Ты кто такой, ёб твою мать?

 - Твой… худший… кошмар… — выплевывал я, задыхаясь, слова.

 Разумеется, вместе со вкусом оранжевой крысы.

 - Не пизди, — отрезала девчонка. – Кто ты, блядь, такой? Почему меня преследуешь? А ну, стой!

 Людям свойственно заблуждаться. Вот два моих заблуждения. Я только что думал, что больше не смогу быстро бежать. Второе: я праздно полагал, что мне никогда не придется спасаться бегством от девчонки.

 Сейчас я, сверкая пятками, несся к Крымскому мосту, лавируя среди прохожих.

Парк Культуры – Киевская

 Сил моих еще хватило на то, чтобы перебежать через мост. А затем они кончились. Все. Разом. Каждый шаг давался мне с трудом. Подобное бессилие я переживал лишь один раз.

 Навалилось оно, когда я все-таки побеседовал с матерью.

 …Наставник Лука деликатно и невзначай выспросил меня об обстоятельствах моей жизни. Впрочем, я их и не скрывал. Как и существование величайшей лично для меня и совершенно безразличной для окружающих тайны моего появления на свет.

 - И ты совсем ничего об этом не знаешь? – спросил тогда Лука.

 - Ровным счетом, — подтвердил я.

 - А почему не спросишь? – заинтересовался наставник.

 Спросить? Это даже не приходило мне в голову. Лука понимал явно больше моего.

 - Ты предпочитаешь мучиться, строить догадки – одна гнусней другой. А почему бы тебе просто не поехать, и не спросить?

 - Она не ответит…

 - Смотря, как спрашивать.

 Конечно же, наставник был прав. Я отправился в путь. Ехать было недалеко – около двух часов на электричке.

 Мать я нашел в том же доме. Она узнала меня. Поднять крик ей не удалось. Я ударил ее, и эта женщина лишилась сознания.

 В доме имелся погреб. Располагался он на глубине, достаточной для того, чтобы изнутри наружу не проникало ни единого звука. К тому же в погребе я чувствовал себя комфортно.

 Жалости к этой немолодой женщине я не испытывал. Ненависти тоже. Зато меня снедало жестокое любопытство. Я был настроен раскрыть тайну своего рождения. Как минимум дважды моя мать причиняла мне зло. Я не намеревался стеснять себя в средствах.

 Однако мать стала изливать душу без всяких посторонних воздействий. Я узнал все.

 … Родилась и выросла она в провинциальном барачном поселке. Нравы там были, разумеется, совершенно не парижские. И парням, и девчонкам приходилось по-настоящему серьезно заботиться о своей безопасности. Однажды мою будущую родительницу пытался изнасиловать один из самых опасных поселковых отморозков – некий неоднократно судимый поселковый «авторитет». Мать сопротивлялась и, вооружившись поленом, жестоко избила насильника. Побои оказались настолько серьезными, что «авторитет» умер, не приходя в сознание.

 За непредумышленное убийство женщину, которой еще только предстояло произвести меня на свет, осудили на шесть лет. Она отбыла три года, когда в колонии появились странные гости. Они вызывали в кабинет к куме самых привлекательных молодых женщин и, наконец, выбрали мою будущую мать.

 Гости оказались учеными. Они имели на руках распоряжение «для служебного пользования», согласно которому заключенная, согласившаяся на эксперимент, получала досрочное освобождение даже при наличии взысканий. За три года колония успела так осточертеть моей будущей родительнице, что она не сомневалась ни секунды.

 Эксперимент заключался в том, чтобы зачать и родить ребенка от одного человека. Только и всего. Нюансы моя мать узнала позже. Например, то, что отец будущего ребенка оказался глубоким стариком. На момент зачатия ему было за восемьдесят. Однако стараниями советских медиков половая функция у старика сохранилась. Это оказалось тем удивительнее, что у старика имелось всего одно яйцо.

 Мать привезли на территорию какого-то мрачного секретного объекта под Обнинском. Долго водили по подвалам.

 Помимо наличия лишь одного яйца мой отец запомнился матери неприятным запахом изо рта. Возбудить его, как выяснилось, мог лишь фотоальбом с фотографиями животных. У моего отца была косая седая челка и маленькие квадратные усики.

 Конечно же, это был Адольф Гитлер – величайший преступник в истории человечества.

 Дальнейшее расскажу вкратце. Когда я родился, меня некоторое время исследовали в лаборатории. Однажды там что-то взорвалось. Мое лицо залило кислота. Меня выходили, однако уродливое пятно так и осталось при мне на всю жизнь.

 После этого меня отдали матери. Однако я словно был проклят. На нее, и на ее семью обрушились всевозможные несчастья. Я не запоминал, какие именно. Однако мать упоминала о пожаре, уничтожившем какой-то дом. Мать была уверена, что во всем виноват я – гитлеровский выблядок. В итоге она оформила отказ от ребенка. Меня забрали в детдом. Замуж мать так и не вышла.

 Рассказав мне эту историю, моя родительница попросила убить ее. Я отказался.

 Потом я просто лежал в лесополосе, уткнув лицо в землю. Лежал, не в силах даже думать.

 … Доковыляв до Зубовского бульвара, я остановился отдохнуть, напротив выхода из метро. Навстречу мне тут же выбежала Алиса. Охотница с того света.

 - Чудовищно тоскливый мудак! – пожаловалась она мне. – Пришлось дать ему по яйцам.

 Мужик в красном галстуке на полусогнутых выходил из метро.

 - Сделай что-нибудь, чтобы оживить охоту! – требовала девушка.

 - Пошли, — сквозь зубы произнес я. – Только поддержи меня. Я чудовищно устал.

 Алиса с удивлением посмотрела на меня. Но взяла под руку. Хватка у нее была крепкая. А вот со стороны наверняка казалось, что это я поддерживаю Алису.

 Мудак шел за нами. Мы свернули в одну из арок. Я вжался в стену, и, когда наш преследователь двинул за нами, я принялся избивать его. Предварительно поплевав на кулаки вкусом красной крысы. Странно, но ко мне возвращались силы. Я обшарил карманы этого несчастного. Забрал все ценное, оставив только карточку на метро. Напоследок мы с Алисой разыграли спектакль. Мудак должен был различить слова: «валим на хуй», «бабла маловато» и «Юго-Западная».

 - Спасибо! – сказала мне Алиса уже у метро.

 Я ощущал поразительное равнодушие к своей судьбе. Страха больше не было.

Киевская – Краснопресненская

 Эту повесть никогда и никто не прочтет. Я пишу ее не для кого-то. Только для себя.

 Мне очень не нравится то, чем я занимаюсь. Я пытаюсь убедить себя в том, что у меня нет другого выбора. Пытаюсь найти что-то хорошее, хоть капельку добра в своих действиях.

 Я – вовсе не бездушное чудовище. Когда я приговариваю к смерти или мучениям незнакомых мне людей, я задумываюсь. Ведь кто-то их любит. Хорошо, если это не так.

 Сейчас покрываю невнятными каракулями странички тоненького блокнота на пружинках. Никто и никогда это не прочтет. Сейчас, в эпоху информационного изобилия, таинственные рукописи никому не нужны. Лучше посмотреть телевизор.

 Но если случится невероятное, и вы все-таки это читаете, знайте, что вы – в беде. Я не могу даже представить, при каких обстоятельствах может состояться ваше знакомство с этим текстом. Скорее всего, вы – работник какой-нибудь из силовых структур. Именно вы с наибольшей долей вероятности можете прочитать это первым. Для протокола и версий. Если вы дочитали до этих строк, бросайте чтение. Бегите прочь, садитесь в автомобиль, спасайтесь. Можете попытаться поднять тревогу, но лучше не теряйте времени. Иначе вы можете не успеть спастись.

 Если же вы – персона штатская, то в вашем случае дело решают даже не минуты, а секунды. Бегите, бросайте все. Не думайте о барахле и документах. Спасайтесь немедленно. Может, вам повезет, и в лифт вы втиснетесь первым.

 Для тех, кто не понял. Если вы читаете это, значит, меня уже нет в живых. Учеником я пока не обзавелся, а это значит, что вас никто не охраняет. Армия Сатаны не так велика, как вы можете подумать. Задумайтесь о том, что его враг – самая могущественная и влиятельная персона в мире. Влиятельней вашего начальника, начальника начальника, влиятельней любого президента с ядерной кнопкой. Возможностей у Друга не в пример больше. Никто не хочет с ним ссориться.

 В тюрьме я прочел книгу под названием «1984». Помните Большого Брата, наблюдавшего за каждым из телеэкрана? Почему вы думаете, что это неправда? Ах, это милое людское заблуждение. Вы думаете, что смотрите вы. Но смотрят-то – на вас. Обезьяна, погружающая лапу в узкое отверстие ловушки за соблазнительным плодом, тоже уверена, что владеет ситуацией.

 Друг смотрит за каждым. Не думайте, что у него замыливается глаз, и он устает. Другу есть дело до всего. Кроме того, что вы думаете о нем. Вдумайтесь: каждый из вас находится под круглосуточным наблюдением. Вам все еще это нравится?

 Друг – это сверхразум в миллионы раз мощнее любого компьютера. Он делает с вами все, что хочет. Вы – его рабы, мнением которых не интересуются. Не льстите себе, никаких чувств к вам он не питает. Ненависти тоже. Вы – циркулирующий материал, формовочная глина. Вы ничего не значите для Друга. И город, в котором вы живете, тоже.

 Представьте себе, что вы решили убрать старую навозную кучу из загона для скота. Вы все равно ее уберете. Наденете перчатки и респиратор, но уберете. Как же микроскопическим обитателям навозной кучи можно противостоять воле хозяина? Способ ровно один – сделать родную кучу настолько омерзительной, что хозяин просто побрезгует марать о нее руки.

 …Я расстался с Алисой на «Парке Культуры». Она двинулась на юго-запад. Я же – на «Киевскую». На меня наваливалась слабость. В глазах двоилось. Войдя в вагон, я повис на поручнях. Я испытывал очень странное чувство. Мое сознание словно раздваивалось. Словно наблюдало за происходящим в двух разных реальностях. Это было хуже, чем переходить с того света на этот.

 На «Киевской» девчонка в голубом плаще разговаривала с «Высоцким» в синем костюме.

 На «Киевской» девчонка в голубом плаще разговаривала с «Высоцким» в синем костюме.

 «Высоцкий» повернулся и пристально посмотрел на меня.

 «Высоцкий» повернулся и пристально посмотрел на меня.

 Он схватил девушку в голубом за руку и бросился ко мне.

 Он попытался схватить за руку девушку в голубом, но она согнулась и укусила его.

 «Высоцкий» схватил меня за шею и потребовал провести на нижний уровень.

 Я бросился наутек, принялся лавировать в толпе. Ко мне приближались ангелы.

 Я согласился открыть дверь, смочил ладонь вкусом голубой крысы и дотронулся до девушки. Открывая проход между мирами, я изловчился и еще раз коснулся «Высоцкого» вкусом синей крысы. Я понял, что выполнил свою Миссию.

 Толпа уносила меня прочь. Я не передал вкус голубой крысы. Я провалил свою Миссию.

 Меня, словно пьяного, качнуло куда-то в сторону, и сознание покинуло меня.

 Меня, словно пьяного, качнуло куда-то в сторону, и я потерял сознание.

 … Очнулся я от робких хлопков по щекам.

 - Эй, дядя! Ты жив?

 Я открыл глаза и понял, что эти предположения верны. Надо мной склонились две девчонки. Одна — маленькая, в красном пальто, с розовым ирокезом. Вторая – брюнетка в кожаной куртке, с пирсингом на лице. Она-то и интересовалась моим самочувствием.

 - Да живой он! – зло зашипела «розовая». – Ты чо, дура, что ли? Сказала же: по карманам!

 - А вдруг плохо ему? – хмурилась готка.

 - Блядь! – выругалась «розовая».

 - Девчонки! – сказал я, пытаясь подняться с пола. – Домой хочу. Пятьсот даю… Отвезите!

 Девчонки переглянулись:

 - А далеко?

 - Да нет. К зоопарку.

 Они подхватили меня под руки.

 Одна из них станет прорицательницей. Другая – сбежит.

 Неизвестно, чья участь окажется более незавидной.