Можно влюбиться в женщину. Можно влюбиться в се портрет. Находились, говорят, психи, которые влюблялись в женские письма. Но вот как насчет отрубленной руки, на которой набит весьма рискованный портрет красотки в виде «олд-скул»? Сотрудник патологоанатомической лаборатории Боб покорен таинственной красоткой с первого взгляда. Портрет портретом, по он просто обязан отыскать оригинал! А если, помимо него, таинственную красотку ищут еще и колоритные мексиканские бандиты, американские спецагенты и черт знает кто еще – что из того? Настоящая любовь, как известно, творит чудеса и превращает трусов в героев!
Марк Хаскелл Смит «Мокруха», серия «Альтернатива» ACT МОСКВА, ХРАНИТЕЛЬ Москва 2007 978-5-17-041510-6

Марк Хаскелл Смит

Мокруха

Оливии и Жюлю

1

– Эй, мужик, хочешь круто приколоться?

Моррис стремительно ворвался в лабораторию в обнимку с каким-то предметом, завернутым в черную пленку и по форме похожим на полено. Белый халате надписью «Юнайтед патолоджи» облепил на бегу его костлявое туловище. Моррис даже запыхался от возбуждения и спешки. Видимо, ему и в самом деле попалось в руки что-то необычное. Пронзительно скрипнув подошвами кроссовок на кафельном полу, он резко остановился перед сидящим за столом парнем с пышной шевелюрой черных волос.

– Боб! Слышишь? Ты только посмотри на это!

Боб даже не поднял головы от экрана компьютера, откинувшись своим худощавым телом скейтбордиста на спинку элегантного черного стула с анатомическим дизайном. Одну ногу он задрал на стол, упершись потертой черной туфлей в край монитора; другая сама по себе отстукивала на полу непонятную дробь. Задумчиво пощипывая ухоженную бородку, Боб продолжал пялиться на экран, перелистывая мышкой фотографии юных канадских девственниц, размещенные в интернете. Он разглядывал бесчисленных блондинок, пожирал глазами их шикарные груди, попки, напоминающие шарики мороженого, полоски розовой плоти под островками белокурых кудряшек. Девушки скорее походили на шведок или каких-нибудь норвежек – во всяком случае, определенно родились в очень далекой, морозной части света. Такие холодные, чистые, свежие… Наверное, любовь с ними упоительна, как сладкий горный воздух, прозрачная родниковая вода, белый, пушистый снегопад. В общем, как в рекламе пива. Боб поерзал на стуле, чувствуя, что в трусах вдруг стало тесно.

Моррис откашлялся.

– Старик, это полный отпад!

– Не видишь, я занят?

Ничуть не смущенный безразличием Боба, Моррис опустил сверток перед ним на стол и начал разворачивать.

– Попахивает, черт!

– Ну, так не доставай!

– Ты же интересуешься татушками!

Боб глубоко вздохнул, демонстрируя свое недовольство, и несколько раз щелкнул мышкой, закрывая порнографический сайт.

– Не сюда, на поддон выложи!

Моррис кивнул, поспешно подошел к мойке на противоположном краю помещения, вытянул с полки большой лабораторный поддон из нержавейки и перенес его на стол.

– Ты прав, Боб! Эти штуки всегда немного подтекают!

Сверток плюхнулся на поддон с мягким шлепком, и Моррис развернул пленку, обнажив свой трофей. При виде него Боб невольно отпрянул и прикрыл ладонью нос и рот. Моррис с удивлением посмотрел на него.

– Ты что, блевать собрался?

Боб отрицательно покачал головой.

– Старик, ты только погляди на эти наколки! Круто, а?

Моррис перевернул на поддоне человеческую руку, отчлененную по самое плечо. Из обрубка вытекло немного загустевшей крови, и по сияющей стальной поверхности расползлась темное пятно. Рука производила внушительное впечатление – мускулистая, заросшая черными волосами. Вся кожа на ней была разрисована татуировками, сверху донизу, с внешней и внутренней стороны. На нижних фалангах пальцев наколоты буквы «H-O-L-A».[1] Моррис опять повернул руку, и Боб увидел необыкновенно красивую татуировку, изображающую голую женщину, лежащую на спине с поднятыми вверх и разведенными в стороны ногами, и мужчину, зарывшегося лицом к ней в промежность.

– Ну, что скажешь, чувак?

Боб зажал пальцами нос и наклонился, чтобы рассмотреть получше. Татуировка была выполнена мастерски, даже талантливо. Казалось, женское тело сотрясает дрожь, будто она действительно испытывает оргазм.

– Неплохо, правда?

Боб с восторгом глянул на Морриса.

– Потрясающе!

Потом выдвинул нижний ящик своего стола и достал из него «полароид».

– Подними-ка ее за этот край на несколько дюймов!

– Так?

– Еще!

Моррис приподнял обрубленную руку, Боб приблизил камеру к татуировке и нажал на кнопку – последовали вспышка, жужжание, щелчок. «Полароид» выплюнул карточку. Боб сунул ее к себе в карман и убрал камеру обратно в ящик стола. Потом посмотрел на Морриса.

– Хочу сбегать за кофе. Тебе принести?

– Давай лучше я схожу! Целый день ношусь с этим обрубком. Он меня достал уже.

Боб перевел взгляд на руку.

– А чего нам вообще с ней надо делать?

Моррис завернул обрубок в пленку.

– Сначала ее высушат или замаринуют, не знаю, а завтра утром повезу ее в криминалистическую лабораторию Паркер-сентра.

Боб с изумлением посмотрел на Морриса.

– Так они что, хотят сохранить это в качестве вещественного доказательства?

Моррис переминался с ноги на ногу, как всегда делал, когда ему было не по себе или сильно хотелось по малой нужде. Потом достал из кармана темные очки и надел их, спрятав от Боба глаза.

– Боб, старик, откуда мне знать, вещдок это или еще что-то!

– Но рука найдена на месте преступления?

Моррис закончил пеленать обрубок.

– Тебе двойной с молоком, так ведь?

Боб только покачал головой.

– Без разницы, чувак.

Моррис повернулся на каблуках и скрылся за дверью. Боб вздохнул, взял руку и отнес к большой холодильной камере. Он открыл тяжелую дверь из серебристого металла и сунул руку на полку, занятую сотнями других обрубков, обрезков, опухолей, шишек, кист, кусков и кусочков человеческой плоти. Потом опять уселся перед компьютером, однако возвращаться к созерцанию блондинок вдруг расхотелось.

Боб вынул из кармана полароидную карточку и стал наблюдать, как медленно заканчивает проявляться изображение. Татуировка отпечаталась очень четко. Тату-мастер очевидно обладал истинным художественным талантом. Боб вгляделся в фигуру женщины, в искусно очерченные груди, сладострастно раскинувшиеся и чуть свисающие к подмышкам. От головы растекаются волны длинных черных волос. Руки, ноги, ягодицы обладают совершенными пропорциями, не кажутся ни плоскими, ни худосочными; женское тело выглядит зрелым и полновесным. Чувственная плоть. Губы скривились в улыбке-гримасе, тогда как туловище цепенеет и содрогается в приступах оргазма. Глаза широко раскрыты, потрясенные силой испытываемого чувства.

Рассматривая ее, Боб и сам почувствовал, что возбуждается. Ему даже померещилось, что он знает эту женщину. Или, точнее, именно такую хотел бы узнать. Она полностью соответствовала его понятию о том, какой должна быть по-настоящему сексуальная женщина. А взгляд на изображение мужчины причинил ему укол ревности. Хотя многие считали Боба красивым парнем с довольно спортивной фигурой, она не шла ни в какое сравнение с упругим, подчеркнуто мускулистым телом на татуировке, которое так и дышало мужской мощью. И вся эта энергия сосредоточилась в одном месте – между ног женщины.

Боб погладил фотографию пальцем, следуя очертаниям женского бедра, живота, груди и остановился на ее губах. Неожиданно для себя он издал легкий стон.

Боб бездумно и медленно провел себе кончиками пальцев от горла до живота и дальше до самого низа, ощутив, как там быстро набухло.

Классная татуха, ничего не скажешь!

2

Мора посмотрела сверху вниз на своего клиента. Такие типы ей и раньше попадались. Психует, трусит, ждет, что она сама возьмется за дело вместо него, а ему останется только кайф ловить. Но Мора на это никогда не пойдет. Ее работа заключается в ином. Она здесь выступает в роли наставницы. Ей необходимо преподать ученикам ценную информацию, а те должны сами применить на практике полученные знания, и никакие стенания и мольбы не помогут нерадивым увильнуть от своих обязанностей. Опять же, Мора им не какая-нибудь дешевая шлюха. Во всяком случае внешне она выглядела уж никак не ниже заведующей психиатрическим отделением в большой городской больнице – по-деловому энергичная, с белокурыми волосами, подстриженными ровно и без причуд, с пристальным взглядом голубых глаз. Твердый роте мелкими, чуть торчащими зубами придавал ее лицу властное и не слишком дружелюбное выражение. Однако, несмотря на эту холодную или, используя довольно распространенное определение, профессиональную внешность, Мора была чем-то необычайно привлекательна для мужчин. Возможно, своей грудью.

Она слышала знакомое, равномерное «шмя-ка-шмя-ка-шмя-ка», кряхтение и пыхтение клиента, и по ходу дела давала ему указания очень спокойным, ободряющим тоном.

– Не напрягайтесь, мистер Ларга! Дышите глубже!

Ларга послушно втягивал воздух в свое обрюзглое, бледное тело, а затем шумно выдыхал через толстый нос, облизывая пересохшие жирные губы.

– Расслабьте брюшные мышцы! Не напрягайте ноги! Ларга стыдливо скорчился в кресле. Он чувствовал себя неловко, совершенно голый, под ярким электрическим светом. Ему было совестно заниматься этим.

– У меня рука устала!

Слышать подобное Море тоже не в новинку.

– Ваша цель недостижение оргазма.

– Я натер себе кожу. Надо еще смазать кремом. Мора протянула ему тюбик «астроглайда» и заговорила строгим голосом школьной учительницы.

– Есть сотни различных способов стимулировать возбуждение мужского полового члена. Активные движения сжатыми в кулак пальцами лишь один из них.

Ларга с надеждой заморгал, просительно глядя на нее.

– Вы не могли бы показать, как надо правильно делать? Мора взяла пластмассовый пенис и продемонстрировала.

– Большинство мужчин не верят, что такой может существовать в действительности.

Ларга принялся за работу. Бедняга. Он старался изо всех сил. Но ему не удавалось расслабиться, и в итоге шмяканье кулаком возобновилось. Мора вздохнула. Этого следовало ожидать. Некоторые клиенты умеют избавляться от напряжения, и для таких ее уроки не проходят даром. Другим просто нравится драчить свой член на глазах у женщины. Ларга закряхтел. Мора поняла, что он вот-вот кончит.

– Не напрягайтесь! Расслабьтесь! Дышите глубже!

Но Ларга не сумел расслабиться и с громким стоном эякулировал себе на живот. Мора протянула ему коробку с бумажными салфетками.

– Ничего, первый блин всегда комом.

Ларга быстро вытерся и начал натягивать на себя одежду.

– Можете помыть руки вон там.

Мужчина нахохлился и пошел к рукомойнику. Он двигался суетливо, словно совершил что-то постыдное. Чтобы облегчить ему чувство вины, Мора заговорила на отвлеченные темы.

– Чем вы зарабатываете на жизнь, мистер Ларга?

– Пишу сборники кулинарных рецептов.

– Это должно быть интересно.

– Не жалуюсь.

Ларга кивнул и пальцами поправил редеющие волосы.

– А вы сколько времени работаете… как это… тренером?

– Я занимаюсь этим делом уже около трех лет.

Мора видела, как Ларга разглядывает ее. Вернее, ее груди. Ей не привыкать. С четырнадцатилетнего возраста она наблюдала, как мужчины сначала смотрят на ее лицо, затем медленно переводят взгляд на грудь, после чего перестают замечать все остальное. Мора злилась, но, с другой стороны, понимала, что это неизбежно. Груди представляли собой самую выдающуюся черту ее внешности. Они подчеркивали худосочность ее телосложения. Мора выглядела, как фотомодель или, по выражению завистливой школьной подруги, «пугало на палочке». Незнакомые люди с уверенностью принимали ее груди за искусственные, но, по правде говоря, если бы Мора решилась на операцию, то скорее уменьшила бы их. Они торчали, привлекая всеобщее внимание и заставляя мужчин подходить и говорить ей самые пошлые глупости. К примеру, то, что собирается сказать сейчас Ларга.

– У вас самой, наверно, это получается очень неплохо.

– Что получается?

– Ну, это, как ее… аутоэротика.

Мора улыбнулась и зажгла ароматическую лучинку.

– Итак, встретимся через неделю. В это же время вас устроит?

Ларга кивнул и направился к двери.

– Делайте дома упражнения, которые я вам показала! Ежедневно!

Дверь затворилась, и Мора осталась в кабинете одна. Она аккуратно сняла с кресла простыню и бросила в контейнер со стиркой. Потом наклонилась, достала из тумбочки чистую простыню и накрыла ею кресло. Ей вспомнился Ларга, и Мора невольно улыбнулась.

Есть мужики, которым от природы дано умение спускать в кулак.

Ларга к их числу не принадлежит.

3

Денек в мастерской выдался горячий. Разделывали тушу «тойоты-RAV». Трое мужчин в толстых робах и защитных масках потрошили автомобиль электрическими резаками, рассыпая вокруг фонтаны искр. Сияющие металлические внутренности выпадали наружу, и прямо на глазах машина превращалась в скелет. Ампутированные части подбирал парнишка, грузил на ручную электротележку и увозил прочь. Мужчины работали молча, слаженно и умело. Они были настоящими специалистами своего дела.

Остов другого автомобиля – возможно, «камаро» – покоился в сторонке, начисто обглоданный, словно после нападения стаи пираний. Несколько целых машин, прикрытых замасленными чехлами, выстроились в дальнем конце обшарпанного гаража и дожидались, когда настанет их очередь отправиться на бойню.

Неожиданно в гараж въехал новенький «мерседес» и остановился прямо посередине, нарушив рабочий ритм потрошителей. Те оторвались от своей жертвы и, узнав владельца «мерседеса», один за другим повыключали резаки с громкими щелчками.

Из автомобиля выбрался мужчина, похожий на нехорошего омбре из старого вестерна, и по-хозяйски оглядел мастерскую. Он и был здесь хозяином, эль-хефе. Его звали Эстеван Сола, родом из бандитского городка Хуареса, что в Мексике на границе с Соединенными Штатами. Он контролировал крупный канал контрабандных поставок наркотиков в Америку и ради процветания собственного бизнеса истребил немало сотрудников Агентства по борьбе с наркотиками США. Благодаря своему небывалому везению и жестокости, Сола сумел силой втереться в Ла-Эме, организацию мексиканской мафии в Лос-Анджелесе, и достиг в ней довольно высокого положения. У него имелись подчиненные. Его боялись. К нему относились с уважением.

Работники мастерской поспешили обратить к Эстевану свое неподдельное внимание. А нет, так рискуешь быть избитым до полусмерти.

– Ола, компаньерос!

Эстеван говорил властным, хриплым басом, от которого у большинства мужчин подрагивало в мошонке.

– Ола, сеньор Сола!

Красавцем Эстевана никак не назовешь – рябое, темнокожее лицо лоснится от жира; под черными, кустистыми усами прячутся слишком тонкие губы – но женщин, непонятно почему, влекло к нему неудержимо. Они вроде бы и не замечали его прилизанных волос, уложенных с помощью какого-то швейцарского косметического средства, чтобы выглядели густыми и блестящими, а на самом деле были жидкими и слабыми. Или мягкого, чувственного выражения глаз, свидетельствующего об артистической восприимчивости их владельца, но скрытого день и ночь за дорогими темными очками «рей-бэн», придающими Эстевану самоуверенный вид. И если бы удалось снять с него внешние атрибуты власти, лишить ослепляющего блеска богатства и приглядеться к нему без страха подвергнуться насилию, то Эстеван мог бы сойти за трактирного полового. Сейчас же, рядом со сверкающим «мерседесом», сопровождаемый своим помощником – тощим гринго по имени Мартин, одетым в джинсы от Армани, – Эстеван казался неотразимым и всемогущим.

И в этом имелся определенный расчет. Эстеван не разрешал никому из подчиненной ему команды брить головы под пелона или носить короткие штаны в сочетании с длинными носками – наряд, столь модный среди большинства лотино-гангстеров. В подобных прикидах красовались те, кто угодил за решетку, а Эстеван твердо верил – как человек выглядит, так он и кончит. А значит, лучше и безопаснее иметь внешность кинопродюсера.

– Кеонда? Как дела?

Один из рабочих выступил вперед, протянув руку для приветствия. Эстеван сжал ее в своей лапище, как в тисках. Рабочий не мог не заметить сияющих перстней, унизывающих пальцы эль-хефе, и не почувствовать под ладонью их твердых бугорков. Но не изысканность украшений поразила его воображение, а мысль, что от удара кулаком, облаченным в такие доспехи, не поздоровится.

– К нам на разборку поступила пара новых машин.

– Вы сами их угнали?

– Нет, какие-то полосе Лонгбич. Эстеван засмеялся.

– Не доверяю я этим пендехос– дай им волю, они и мою машину угонят!

Рабочие тоже засмеялись. Попробуй только не оценить шутку эль-хефе!

– Если кто-то из них когда-нибудь попытается украсть ми коне… – Эстеван выдержал театральную паузу.

– Муэрте!

Гринго Мартин, с напомаженными волосами, разодетый, в дополнение к туго обтягивающим штанам, в потертую кожаную куртку и яркую рубашку с большим воротником, придающие ему схожесть с эксцентричной рок-звездой, решил подыграть своему боссу.

– Почему бы вам не провести для них презентацию?

Рабочие подобострастно закивали. Эстеван торжественно провозгласил, будто иллюзионист, готовящийся показать свой коронный трюк:

– Вор – все равно, что кулеро!

Зрители непонимающе молчали, зная, что кулеро – это контрабандист, использующий для перевозки наркотиков через границу собственную прямую кишку. Элемент загадочности помог Эстевану усилить исполнительский эффект.

– Мира!

Эстеван подвел рабочих к водительскому сиденью «мерседеса».

– Если я нажму эту кнопку, можно спокойно ехать. А если нет… и вы сядете, то надавите вот на эти пластины…

Эстеван огляделся, поднял с пола тяжелый пластмассовый ящик и положил его на сиденье. Потом нажал кнопку на брелке дистанционного управления.

Бах!

Острый клинок стремительно выстрелил из-под сиденья и насквозь прошил пластмассовый ящик. Будь на его месте настоящий угонщик, в его задницу вонзилось бы два фута нержавеющей стали.

– Эсла-пута-мадре, но?

Эстеван расхохотался и оглянулся на Мартина.

– Надо бы запустить эту штуку в продажу. Лучше любого противоугонного устройства!

Рабочих мастерской глубоко впечатлило это новаторское изобретение на ниве борьбы с похитителями автомобилей. Они невольно попятились подальше от Эстевана. Тот повернулся к ним и без всякого перехода задал вопрос:

– Ту висте Амадо?

Рабочие отрицательно помотали головами.

– Он заезжал сюда вчера, – нерешительно произнес один из них.

Эстеван пристально посмотрел на каждого и произнес с нескрываемой угрозой в голосе:

– Увидите его – скажите, чтобы связался со мной!

4

Амадо лежал в ванне – большой, мускулистый, темнокожий, с лицом, загорелым и огрубевшим от долгого пребывания на солнце, постоянного курения и потребления текилы. И все же он несомненно обладал той чувственной мужской привлекательностью, которой женщины просто не в силах сопротивляться. Что-то особенное таилось в его взгляде. Даже после серьезной потери крови он оставался пристальным и сосредоточенным – так хищник присматривает себе добычу на ужин. Большинство мужчин с трудом могли выдержать этот тяжелый взгляд. Даже Эстеван, имея железную волю и внушая страх окружающим, начинал чувствовать себя не в своей тарелке, глядя в глаза своему подчиненному. Когда Амадо пялился на понравившуюся женщину, та по неизвестной причине возбуждалась, таяла, будто свечной воск под огнем, и с готовностью отдавалась ему.

Амадо застонал и пошевелился. На месте правой руки к его плечу, замотанному полотенцами, был привязан пакет со льдом. Обнаженный торс покрывали искусно исполненные татуировки с изображениями голых женщин и сцен половых сношений всевозможными способами, во всяких позах. Целая камасутра была представлена на его теле в виде наколок.

Густой багряный ручеек струился по гладкому дну ванны к сточному отверстию. На фоне фарфоровой белизны кровь казалась краснее обычного. Джинсы пропитались насквозь; темные потеки запеклись на ковбойских сапогах. Амадо потянулся к стоящей у него между ног бутылкой текилы «эррадура», поднял ко рту и сделал большой глоток. Ставя бутылку обратно, он вскрикнул отболи.

– Пендехо!

В ванную комнату вошел Норберто, очень красивый юноша с длинными волосами, гладко зачесанными и завязанными на затылке в косичку. Он принес с собой лайм и нож. Обычно невозмутимый и стильный, Норберто сейчас так нервничал и суетился, не зная, как себя вести, что даже вспотел. Он уже собрался отправиться в клуб «У Рудольфо» танцевать сальсу, и теперь боялся запачкать кровью одежду. Совсем недавно ему подфартило приобрести в фирменном магазине умопомрачительный кожаный прикид лилового цвета, который как раз сегодня принесли от портного, подогнанный по его стройной фигуре. Мысленно Норберто уже блистал на танцплощадке в зажигательных латиноамериканских ритмах.

Однако не тут-то было, в дверь позвонили, и вот он уже прислуживает калеке. Но деваться некуда, надо помочь другу. Более того, Амадо – его босс! Норберто обязан заботиться о нем. И все же досада слегка бередила ему душу, что вполне объяснимо в сложившихся обстоятельствах.

– Эй, мужик, лайма хочешь?

– Я хочу долбанного врача.

– Я уже вызвал тебе врача, потерпи немного!

Норберто одним ловким движением выбросил лезвие ножа-бабочки, разрезал лайм на дольки и осторожно поднес одну ко рту Амадо, опасаясь за свои пальцы. Тот опять отпил из бутылки хорошую порцию «эррадуры», вцепился зубами в мякоть лайма и стал высасывать сок, кривясь от злости, огорчения и боли.

– Эстеван звонил по твою душу, чувак.

– Пош-шел он!

Норберто потянулся к бутылке с текилой. Амадо оттолкнул его своей единственной рукой.

– Не хапай!

Норберто уселся на унитаз рядом с ванной.

– Дай хлебнуть немного, каброн! Мне тоже надо нервы успокоить!

Амадо вздохнул и отдал ему бутылку. Норберто сделал несколько глотков, потом бросил в рот дольку лайма.

– Все не выпей, пендехо!

Норберто вернул бутылку и посмотрел на Амадо.

– Где твоя рука, чувак?

– Оставил в гараже Карлоса Вилы.

Норберто помедлил со следующим вопросом.

– А что ты делал в гараже Карлоса Вилы?

– Убивал его.

– Пор ке, мужик?

– Потому что мы с ним заключили сделку. А этот марикон решил кинуть меня!

– Чувак, и ты убил его?

Амадо молча кивнул и отхлебнул еще текилы. Потом повернул голову и посмотрел на Норберто своим страшным взглядом. Тот понял без слов и поспешно протянул очередную дольку лайма, которую Амадо с чавканьем высосал.

– Если ты его убил, то что же случилось с твоей рукой? Амадо опять вздохнул.

– Я стал подвешивать его к потолку. Чтобы выглядело, как суисидио, понимаешь? Залез на лестницу, привязываю веревку, и случайно, чувак, совершенно случайно нажал на рубильник. Ворота начали закрываться, а у меня рука засунута за направляющие, и эта чертова цепь затянулась вокруг нее и просто… мира… посмотри, что сделалось! Долбанная цепь просто-напросто оторвала мне руку!

Норберто подавил смешок.

– Ке варваро, мужик!

– Ничего смешного, пендехо!

Норберто поспешно выпрямился, скорее от испуга, чем из сострадания.

– Прости, мужик!

– Пинче-пута-мадре, каброн!

Пока Амадо заглатывал новую порцию «эррадуры», Норберто отрезал от лайма еще кусочек и бросил в рот боссу, не забывая беречь пальцы от его зубов.

– Мужик, лас-плакас будут разыскивать тебя по отпечаткам пальцев!

Амадо покачал головой.

– Я был в перчатках.

– Что толку, патрон, ты же оставил там всю свою долбанную руку! Они снимут отпечатки прямо с твоих долбанных пальцев!

Лицо Амадо исказилось от досады.

– Карахо!

– Ты попал, мужик!

Амадо обернулся к Норберто.

– Иди туда и принеси мою долбанную руку, пендехо!

– Аора?

– Си, аора!

– А как же врач?

– Не запирай дверь!

– Знаешь, в нашем районе слишком опасно оставлять дверь незапертой!

Амадо опять угрожающе посмотрел на Норберто, тот отдал ему остатки лайма и поспешил к выходу.

5

Боб валялся на кушетке перед телевизором в классической позе среднего американца; просторная футболка задралась, оголив полоску волос у пупка, босые ноги свисают через край, голову подпирают две скомканные подушки. Вообще-то он был недурен собой – не писаный красавец, но, по любимому определению Моры, в меру привлекательный. Правильные, симметрично расположенные глаза, ничем не выдающийся нос. Бородка скрывала сильный подбородок вместе с ямочкой, однако, как считал Боб, эта потеря компенсировалась тем, что волосяной покров подчеркивал губы. Он знал, что при его довольно заурядной внешности губы отличались необычайной чувственностью.

Боб отхлебнул пива и слегка переменил позу, устраиваясь поудобнее.

Кушетка была застелена грубым покрывалом типа марокканской дерюги, которое Боб называл «простыней из-под хиппи», поскольку очень часто разговоры на нем заходили о гашише и Амстердаме. Это покрывало и все остальное в квартире, Боб приобрел с рыночных лотков старьевщиков и в магазинах подержанных вещей. Оно пришлось ему по вкусу именно тем, что не гармонировало ни с одним предметом обстановки – ни с серебристо-розовыми виниловыми креслами из салона красоты, ни с мексиканским кофейным столиком из резного дерева с кафельной поверхностью, ни с китайскими пейзажами на черном бархате.

Боб наслаждался эклектическим духом своего жилища. Дома он ощущал себя художником.

Хотя телевизор был включен, Боб не обращал на него внимания. Он разглядывал полароидную карточку и сам не понимал, не мог с точностью определить или описать словами, что влекло его с такой неодолимой силой к изображению женщины на татуировке. Во всяком случае, не тот интерес, какой он испытывал к обычной графической порнографии, к откровенным фоткам глазастых юных красоток, готовых трахаться во все дыры. Возможно, притягивала именно простота рисунка, отсутствие глянца и цветных оттенков. Боб не знал наверняка, но только очертания женского тела по-настоящему возбуждали его своею непостижимой истинностью и даже, как ему казалось, живостью. Он просто вспыхивал, как до предела накачанная паяльная лампа!

Из состояния транса его вывел скрежет ключа в замке. Вошла Мора, бросила на стол связку ключей и сказала с порога:

– Мне необходимо позаниматься йогой.

Боб сел на кушетке.

– Может, хочешь выпить?

– Боб, я стараюсь очистить свой организм, а не отравить его еще больше.

Он опрокинул в себя остатки пива и понимающе кивнул. Антиокислители, шлаковыводители, герба-вита-оздоровители… Боб знал, чем занимается на работе Мора, и с терпимостью относился к ее бзикам. Он вообще считал себя очень покладистым человеком.

– Паршивый день выдался?

– Наверно, мне следовало стать врачом; может быть, тогда они бы слушались меня, а не ждали, чтобы я вместо них драчила им члены. Ведь ты бы не стал просить врача подрачить тебе член?

– Хм… Может, и попросил бы, если б врач был похож на тебя.

Мора угрюмо промолчала, удалилась на кухню и стала просматривать сегодняшнюю почту.

Боб встал с кушетки и пошел вслед за ней. Он обнял Мору сзади одной рукой и поцеловал ее в шею.

– Это тебе комплимент.

– Не сейчас.

– Почему?

– Потому что я ухожу на занятия йогой.

Боб разочарованно поплелся к холодильнику, достал себе новую бутылку пива, с шипением открыл и сделал большой глоток. Потом устремил взгляд на Мору – тонкая фигурка, красивое личико, уверенная осанка. Он любил ее. Или, точнее, любил отдельные части ее тела, ее личности. По его убеждению, некоторые составляющие Моры просто не имели себе равных на всем белом свете. Например, груди или обалденное чувство юмора – если, конечно, у нее хорошее настроение. Или вот еще язык. Подбородок. Ушки. Стройные ножки с маленькими ступнями. Боб мог подолгу мысленно разбирать ее на желанные и лишние кусочки, наделяя их, по мере измельчения, все более подробными спецификациями. Расчленяя Мору… Отличное название для кинофильма!

– Мора, мне, правда, очень хочется!

– А мне, правда, очень не хочется!

– Ну, пожалуйста!

– Если невтерпеж, сходи и подрачи!

Боб презрительно фыркнул. Он слышит это уже не впервые. Будто мастурбация – решение проблемы!

– К твоему сведению, есть мужики, которым нравится заниматься любовью с живым и теплым женским телом!

– Hичего не поделаешь, данное женское тело сейчас отправится на занятия йогой, а тебе, если приспичило спустить, придется сделать это самому!

– Зачем же, я могу прийти к тебе на прием!

– Не можешь, у тебя нет денег, а твоя медицинская страховка не покрывает такого рода обслуживание!

Боб удивился.

– У тебя есть клиенты по страховке?

– Конечно! Я же оказываю медицинскую помощь!

Боб ошеломленно кивнул.

– А ты думал, я содержу что-то вроде массажного салона? За тридцать долларов драчу члены всем желающим?

– Да нет, я… я просто не знал, что ты принимаешь клиентов по страховке, вот и все!

– А ты вообще обо мне ничего не знаешь! И все потому, что моя жизнь для тебя не представляет никакого интереса!

Боб перешел в оборону и громко воскликнул, срываясь на фальцет:

– Это неправда! И вообще, я только попросил тебя заняться со мной сексом!

Мора посмотрела на него, удивленно подняв брови. Боб стоял, будто в боевой готовности, переминаясь с ноги на ногу. Он ждал взрыва вулканического характера Моры. Такое происходило уже не раз – ее голос меняется, кровь приливает к лицу, дыхание учащается, и начинается крик, иногда со швырянием предметов обстановки. Боб нарочно расслабился, как пальма, податливо гнущаяся под порывами ураганного ветра. Усилием воли Мора заставила себя сдержаться.

– У меня нет времени на выяснение отношений!

С этими словами она направилась в спальню, на ходу стягивая через голову блузку. Боб неподвижно стоял с бутылкой пива в руке и наблюдал из гостиной, как Мора переодевается в костюм для занятий йогой.

Потом она прошла мимо, прижимая к себе коврик и мексиканские покрывала.

– Пока, милый!

И Боб остался один.

Норберто не стал возиться с замком задней двери. Он просто выбил ее ногой. Затем включил карманный фонарик в виде авторучки и стал водить лучиком по всему гаражу. Полицейская лента, преграждающая проход к месту преступления, трепыхалась на сквозняке, как праздничный вымпел на дне рождения ребенка. В остальном во внутренней обстановке гаража не было ничего примечательного. На полках стояли старые банки с краской. Лопата. Грабли. Пластмассовые канистры. Разное барахло. Кружок электрического света задержался на санках с выцветшими красными буквами на сиденье: «Радио Флайер». Норберто родился и вырос в Хуаресе, а потому не сразу сообразил, что это за штука. Он, конечно, знал о существовании санок, но впервые видел их воочию и с интересом разглядывал полозья, деревянные планки. Санки в Лос-Анджелесе… На кой хрен Карлосу понадобились санки? Раро, однако!

Норберто продолжал водить тоненьким лучиком вокруг себя. Вот набор гаечных ключей с трещотками, купленный в универмаге «Сиэрз». Наверняка денег стоит. Норберто хотел было прихватить его с собой, чтобы после толкнуть кому-нибудь, но, поразмыслив секунду, передумал. Луч света уткнулся в прочерченную мелом линию, обозначающую место, где, вероятно, лежало тело Карлоса. Рядом виднелось темное пятно – кровь или моторное масло, непонятно. Чуть подальше Норберто заметил другой меловой контур. Он был гораздо меньше первого. Примерно такой же формы и величины, как правая рука Амадо.

Макс Ларга стоял на своей кухне, начиненной современным, профессиональным оборудованием, и ковырял в носу. Эта процедура многократно отражалась в искаженном виде на полированных поверхностях окружающих его приборов и предметов поварской утвари. Наконец, он вынул мизинец из ноздри и полюбовался добычей. Потом бездумно сунул поблескивающий комочек липкой слизи в рот, причмокнул жирными губами, словно ему досталась крошечная свежая устрица, и принялся за готовку ужина.

Первым делом Ларга снял с крючка накрахмаленный белый фартук и повязал его поверх своей обширной талии. Затем вытянул из шкафа жарочный противень и вывалил на него тяжелую баранью ногу. Из холодильника достал свежие листочки душицы, умело порубил огромным ножом и ссыпал в глубокую миску с небольшим количеством оливкового масла – посолил, поперчил, сунул туда обе руки и размешал. Потом поставил миску рядом с бараньей ногой и начал втирать в мясо полученную кашицу. Его намасленные пальцы скользили по розовой, парной мякоти. Ларга почувствовал, как возбуждается. Он невольно стал чуточку покачиваться, слегка прижимаясь низом живота к углу разделочного стола, но тут же опомнился и густо покраснел, осознав, что применяет к бараньей ноге недавно освоенную технику мастурбации.

Ларга быстренько вымыл руки, запихнул противень с бараниной в духовку и откупорил бутылку мерло.

Эстеван кипел от злости. Скольких парней он нелегально перетащил через границу, дал им работу, предоставил возможность зажить по-настоящему! И чем же эти долбанные мариконы отвечают ему вместо благодарности? Создают трудности! Они постоянно создают ему новые, ненужные трудности! Им не дано постичь, как выгодно заниматься преступной деятельностью. Пойми, каброн, только преступив закон ты можешь взять от судьбы сразу и до хрена! Стань преступником, и твой член увеличится на несколько дюймов! Стань преступником, и для тебя начнется жизнь, о какой ты и не мечтал! Но эти очевидные истины до некоторых просто не доходят! К примеру, до Амадо, по глубокому убеждению Эстевана. Амадо не сумел оценить выпавший ему шанс. Вот у бледнолицых чувство благодарности развито гораздо лучше. А от долбанных кивальерос одни только лишние заботы. Эстеван знал, найми он прозябающих без дела подсобных рабочих из техасских автомастерских, хлопот бы у него поубавилось. Эти бессловесные белые парни, по меньшей мере, обрадовались бы нескучному занятию, небольшому количеству адреналина в крови. И при этом всю жизнь благодарили бы Эстевана. Но эль-хефе не был лишен чувства патриотизма и верности ла-расе, а потому, скрепя сердце, продолжал помогать землякам, несмотря на доставляемые ими дополнительные проблемы.

Эстеван поставил бутылку с пивом и посмотрел на Мартина. Молодой гринго затушил сигарету и, не моргая, уставился на Эстевана. Мартин не боялся говорить хозяину правду, даже если это выводило его из себя. Возможно, он чувствовал себя умнее Эстевана или просто оттого, что все время находился под кайфом. Эстеван же обладал достаточной прозорливостью, чтобы не окружать себя подлизами. Хотя, с другой стороны, в таком окружении есть и свои преимущества. Эстеван вздохнул.

– Я звоню человеку. Вызываю его к себе. И что происходит? Он исчезает! Как это называется?

– Нам всем не хватает умения общаться. Эстеван презрительно фыркнул.

– Ну, нет, тут дело в ином. Это неуважение, черт возьми! Мартин кивнул.

– Вот если бы у нас были цифровые сотовые телефоны… Эстеван оборвал его.

– Думаю, его надо наказать в назидание остальным!

– А что толку?

Эстеван закурил сигарету.

– Часть нашей работы заключается в том, чтобы держать людей в постоянном страхе.

Мартин опять кивнул.

– Политика внедрения брэнда.

Эстеван выдохнул через всю комнату облако сигаретного дыма. Бог ты мой, до чего же умен этот пацан! Даже не сообразишь сразу, о чем он толкует… С его-то мозгами… этот парень может далеко пойти! Только бы прислушивался к тому, что говорит ему Эстеван, да учился на его опыте.

Эстеван хорошо понимал разницу между двумя видами знаний – почерпнутых из учебников и приобретенных на улице. Первый принадлежал к высокотехничному, стремительному, сияющему полированным хромом и зеркальными стеклами миру брокерских фирм и поднебесных офисных зданий с молоденькими секретаршами в тугих коротких юбках; второй рождался в технически отсталом, движимом тестостероном, захудалом и грязном мире дешевых гостиниц, полицейских фургонов и правосудия, вершимого расстрельным взводом.

Мартин был выходцем из сословия белой кости. Он получил образование и навыки корпоративного юриста. Откуда ему знать важные тонкости руководства организованной преступной группой, действующей в составе Ла-Эме? Где ему понять, что звание эль-хефе на девяносто процентов означает, что у тебя между ног висят стальные уэвос! Их не заменят никакие долбанные компьютеры и сотовые телефоны! Эстеван вовсе не желал, чтобы его подчиненные попусту названивали ему. Зато они должны по первому его требованию проползти голыми через заросшее кактусами поле! Вот это будет настоящее уважение! Уважение к эль-хефе и его стальным уэвос.

Эстеван посмотрел на Мартина.

– Эксакто! Возьмем этого марикона и внедрим ему брэнд прямо в задницу.

– Сначала его надо найти.

Эстеван вскочил.

– Вот этим мы и займемся! Бамос!

6

Вернувшись домой, Норберто увидел, что дверь в квартиру распахнута настежь.

– Чувак, ядрена мать!

Он вошел, захлопнул за собой дверь и запер ее на засов. Потом обернулся и прокричал в сторону ванной комнаты:

– Чувак, я же сказал тебе, не оставляй дверь незапертой!

Из ванной комнаты не донеслось ни звука. Норберто направился к ней.

– Ты чего там, помер, что ли?

Он остановился, прислушиваясь. Ответа вновь не последовало.

– Чувак, ты, надеюсь, не всю бутылку вылакал? Мне-то оставил хоть немного?

Норберто вошел в ванную. Амадо исчез. Вместе с текилой. Осталась только затвердевающая лужа крови. Норберто скривился от отвращения, включил воду и начал отчищать со дна ванны бурое пятно. Смывать кровь дело нелегкое. Особенно, когда она присохла.

Нет, чувак, без чистящего средства здесь не обойтись. Не смывается, зараза!

Норберто пошарил рукой под раковиной, достал банку «комета», жесткую губку и стал посыпать порошком внутреннюю поверхность ванны. Чистящее средство покрыло кровавое пятно зеленым налетом. Норберто принялся яростно тереть губкой.

Увлеченный делом, он не услышал, как в ванную пошли Эстеван и Мартин.

– У тебя что, течка началась, марикон!

Норберто испуганно обернулся. При виде Эстевана у него возникло инстинктивное желание спасаться бегством. Но он тут же сообразил, что это бесполезно, тот все равно отыщет его рано или поздно, а кроме того, единственный выход из ванной был отрезан. Лихорадочно соображая, Норберто решил держаться независимо, и хотя по его трусам быстро расползалось мокрое пятно, произнес небрежным тоном:

– Привет, Эстеван! Чувак, хочешь, и тебе ванну почищу? Денег не возьму, по знакомству!

Эстеван завернул кран.

– У меня для этого есть горничная.

– Как хочешь, каброн, но если я понадоблюсь, только позови!

Норберто почувствовал, что ведет себя слишком заискивающе, но было уже поздно. Эстеван обратился к Мартину.

– Вот видишь? У этого пендехо совсем нетуэвос. Он уже готов мне жопу лизать!

– Ну, нет, чувак! Нет, мать твою! Этого я никогда не стану делать!

Эстеван продолжал, даже не взглянув на Норберто.

– Думаю, он что-то скрывает от нас.

Норберто понял, что сейчас ему сделают больно.

– О чем ты? Я от тебя ничего не скрываю, nodal.

Мартин опустил крышку унитаза, уселся на нее и не спеша достал из'кармана пиджака черный кожаный футлярчик, похожий сигарный.

– Сейчас проверим.

Он открыл футлярчик и достал из него шприц и маленькую ампулу с бесцветной жидкостью. Норберто посмотрел на Эстевана.

– Это еще что за хренотень, чувак?

Эстеван молча ухмыльнулся.

– Чувак, если у тебя есть ко мне вопросы, спрашивай! Мне скрывать нечего! Не надо этого делать, чувак!

Норберто охватил панический страх. Мартин, держа ампулу вверх донышком – в точности, как показывают по телевизору – наполнил шприц прозрачной жидкостью. Потом убрал пустую ампулу обратно в футляр и пощелкал ногтем по шприцу, выгоняя пузырек воздуха.

– Чувак, что это за дерьмо?

Эстеван посмотрел на Норберто. Он получал удовольствие от происходящего. Любопытно наблюдать, как Норберто обсирается и дрожит за свою жизнь. Вот это настоящее развлечение!

– Где Амадо? Норберто и не думал врать.

– Он был здесь, чувак! Я вышел ненадолго, а когда вернулся, Амадо куда-то слинял!

– Что с ванной?

Норберто бросил взгляд на кровавое пятно, на банку «комета», на шершавую губку, которую продолжал крепко сжимать в кулаке.

– Это кровь, чувак! Просто кровь!

– Чья это кровь?

– Его, Амадо.

– Ты убил Амадо?

– Нет, чувак, нет! Эстеван засмеялся.

– Значит, он порезался во время бритья?

Норберто посмотрел на Эстевана, потом перевел взгляд на Мартина. Тот выпустил из шприца короткую струйку. Норберто вовсе не хотел, чтобы его накачали какой-то заразой!

– Послушай, Эстеван, я здесь ни при чем, чувак!

– Диме!

– Амадо повредил себе руку. – Так он в больнице?

– Нет, чувак, все гораздо хреновее!

Эстевану не нравилось, что он терял контроль над собой. Все его любимые киноактеры в злодейских ролях – Марлон Брандо в «Крестном отце» или Кристофер Уокен во всех фильмах с его участием – сохраняли холодную невозмутимость до тех пор, пока им не начинали досаждать сверх всякой меры. Эстеван восхищался ими. Ему хотелось обладать таким же хладнокровием. Но Брандо не приходилось иметь дела с такими вот недоумками и засранцами. Эстебан ударил Норберто ладонью по лицу. Ударил так сильно, что тот повалился на пол, стукнулся головой о край ванны и глубоко рассек кожу на затылке. На зеленый «комет» брызнула свежая кровь.

– Что случилось? Что случилось с рукой Амадо? Боясь, что последует новый удар, Норберто поспешно выпалил:

– Ее оторвало, чувак!

Странное выражение мелькнуло на лице Эстевана – вперемешку веселье, гадливость и неподдельное потрясение.

– Что за чушь!

– Эс вердад!

Эстеван опять треснул его полипу.

– Амадо убил Карлоса Виду, и ему случайно оторвало руку!

Эстеван удивился.

– Амадо убил Карлоса? Пор ке?

– Чувак, мне об этом ничего не известно! Они вдвоем проворачивали какую-то сделку, и Карлос кинул Амадо. Ну, Амадо и прикончил его, ты же знаешь Амадо!

Мартин и Эстеван переглянулись. Мартин заговорил первым.

– Руку можно пришить обратно. Норберто отрицательно покачал головой.

– Нет, чувак, нельзя.

– При современных достижениях микрохирургии возможно всякое. Конечно, двигательные функции полностью не восстановятся, но…

Норберто перебил Мартина.

– Чувак, он бросил ее там! У него нет с собой руки!

Эстеван наклонился вплотную к Норберто. Тот съежился и зажмурился в ожидании боли.

– Что ты сказал?

– Чувак, он оставил свою руку в гараже Карлоса.

В глазах Эстевана мелькнуло бешенство.

– Сделай ему укол!

Амадо очнулся, чувствуя пульсирующую боль в руке, точнее, там, где она когда-то была. Перед глазами находился белый потолок с творожными разводами и золотистыми блестками. Лампа на прикроватной тумбочке рассеивала полумрак в комнате неярким желтым светом. Амадо повернул голову и увидел кабинетный шкаф с выдвижными ящиками, накрытый простыней; поверх нее лежали холодно блестящие хирургические инструменты. Рядом стояла капельница, подсоединенная к его здоровой руке. Он услышал чье-то шевеление в соседней комнате и призывно захрипел.

Дверь распахнулась и вошел незнакомый темноволосый парень.

– Проснулись? Как самочувствие?

Амадо попытался ответить, но вновь издал лишь невнятный хрип.

– Помолчите. Я знаю, чего вы хотите.

Парень принес большой пластиковый стакан с гибкой соломинкой и вставил ее в рот Амадо.

– От обезболивающего наступает настоящий сушняк.

Вот, попейте!

Амадо стал сосать через соломинку и огорчился, ощутив в пересохшем горле холодную струйку обычной воды. Парень смотрел на него с радостным ожиданием.

– Ну, как вы себя чувствуете?

Амадо кивнул и сумел произнести только:

– Мало.

Парень тоже сочувственно кивнул.

– Я дам вам болеутоляющее. Но вы обязательно должны полежать хотя бы несколько дней. От чрезмерной подвижности швы могут разойтись, а это ни к чему хорошему не приведет, поверьте мне!

Амадо опять согласно кивнул, наблюдая, как парень набрал в шприц какую-то жидкость и впрыснул в пластиковый мешочек капельницы.

– Донде?

Парень улыбнулся.

– Я слишком плохо понимаю по-испански. Очень скоро вам станет легче.

Не успев ответить, Амадо отключился.

7

Дон не любил пиво. Он любил вино. Хорошее вино. У него вызывало отвращение пойло, которое в «Насесте» выдавали за шардонне. В этом баре напарник Дона и другие детективы полицейского управления Лос-Анджелеса имели обыкновение пить пиво и смотреть спорт по телевизору. Дону хотелось уйти отсюда, хотя он всегда с удовольствием проводил время с друзьями и коллегами. Ему даже нравился этот маленький сумрачный бар с обшарпанными перегородками между столиками и слоем опилок на полу. Но дешевая моча, которую здесь называли вином, вызывала у него головную боль. После первого бокала возникала болезненная точка где-то позади левого глаза. Еще один бокал, и точка вырастала до тупой боли, его начинало подташнивать. Три бокала обеспечивали Дону такое тяжелое похмелье, что у него появлялось желание взять пистолет и выбить себе мозги. Поэтому он перебрался в дорогой винный бар, затесавшийся между небоскребами делового района в центре города.

Ему нравился здешний бармен, парнишка со свежим, как у ребенка, лицом, совсем недавно окончивший университетский колледж по специальности энолога. Свой бар он называл не иначе, как энотекой – собранием вин, по аналогии с библиотекой. Возможно, парень был о себе слишком высокого мнения или просто переучился, но в том, что касается вина, он, несомненно, чувствовал себя, как рыба в воде. Дону это тоже нравилось. Общение с образованным барменом дополняло процесс опьянения приятным интеллектуальным содержанием. Только вот клиенты бара были ему несимпатичны. После рабочего дня сюда набивалось множество молодых мужчин и женщин, юристов и бизнесменов, разодетых в костюмы от «Братьев Брукс» и «Энн Тейлор», и принимались соревноваться в глупости, хвастаясь друг перед другом своими сотовыми телефонами, автомобилями «БМВ», персональными инструкторами и ценными бумагами.

Дон не сливался с этой толпой, хотя и не слишком выделялся. У него на лице отпечатались следы подростковых потасовок, но сломанный нос в совокупности со стрижкой «фантастик Сэм» придавали его грубовато-красивым чертам особую, удальскую привлекательность. Крепкий и мускулистый, он носил костюмы коричневого цвета, купленные в магазине готовой одежды. В целом, если бы не пистолет, засунутый на пояснице под брючный ремень, Дон ничем не отличался бы от коммивояжера или преподавателя математики в муниципальном колледже.

Он сидел за барной стойкой и наблюдал, как молодые, преуспевающие бизнесмены обмениваются визитками и пытаются выгодно всучить друг другу свой товар. Потом перевел взгляд на бармена и проворчал:

– В их возрасте я думал только, как бы потрахаться. А этих кроме денег ничего не волнует!

Бармен солидарно кивнул.

– Деньги стали новым божеством. Дон поднял свой бокал.

– А я поклоняюсь старым. За Бахуса! Он выпил.

– Хотите попробовать это же вино, но другого года?

– А тот год лучше? Бармен улыбнулся.

– Вот вы мне и скажете!

Он налил в чистый бокал небольшую порцию вина на пробу. Дон со знанием дела раскачал вино по стенкам бокала, отхлебнул чуть-чуть вместе с воздухом, погонял во рту и только после этого проглотил.

– Смородина. Смородина и винная ягода. Бармен улыбнулся.

– Я знал, что вам понравится.

Он наполнил бокал и отошел к другим посетителям, а Дон остался в одиночестве созерцать свое вино. Специфика профессии поневоле приучила его наблюдать за людьми и подслушивать их разговоры. Обычно он сидел и без труда различал в общем гуле старты и финалы словесных игр по правилам «ты мне-я-тебе»; следил, как в танце между мужчиной и женщиной зарождается взаимное влечение; на его глазах поведение людей развивалось естественным путем по предсказуемым направлениям. Но сегодня Дон отключился от всего на свете. Настроение у него было неважное. День выдался непростой.

Утро началось, как обычно – Дон принял душ, побрился, сходил на толчок. Дальше завтрак в кафешке «У Бетти»: глазунья из двух яиц, гренки, кофе. Чтение спортивной страницы: «Доджерс» проводят весенние тренировки, у них по-прежнему нет сильного бэтсмена-левши. В общем, нормальная жизнь. Потом все пошло псу под хвост. Дону позвонил детектив Ли, толстый китаец из отдела по расследованию убийств, и велел срочно подваливать на место преступления.

Это было самое обычное место преступления. Сколько раз за время службы Дону попадались трупы в гаражах? Двадцать? Тридцать? Если мертвеца находили не на свалке или в лесу, то, вероятнее всего, он оказывался в чьем-то гараже. А здесь, судя по всему, произошло двойное убийство. Одно опознанное тело и одна неопознанная рука. Дон не сомневался, что сам труп рано или поздно где-нибудь обнаружится. Надо просто поискать на ближайших свалках. Именно этим он и велел заняться стоящим рядом полицейским. Ищите на свалках или в лесу.

Ничем не выдающаяся, рутинная работа. Дона заботило совсем другое. Убитого звали Карлос Вила. За два года своей службы в отделе криминальной информации полиции Лос-Анджелеса Дон угрохал кучу времени на то, чтобы сколотить уголовное дело против мексиканской мафии. Постепенно его расследование сосредоточилось на Эстева-не Соле, вожаке банды головорезов из Хуареса. Дон использовал Карлоса Вилу в качестве осведомителя. Теперь тот замолчал навеки, и Дону грозили неприятности, если он не сумеет привязать Эстевана Солу к убийству Карлоса. Ни одного обвинительного заключения за два года расследования – не слишком похвальный результат для его послужного списка. Дон сделал себе мысленную пометку убедить кого-нибудь из местных фэбээровцев завести на Солу федеральное дело.

К нему подошел бармен.

– Налить вам еще того же вина? Или попробуете «сен-эстефского»?

– Да, хочу перенестись во Францию!

Дон понимал, что вино по восемнадцать долларов за бокал выльется в счет, непосильный для его зарплаты. Ну, и черт с ним! Бармен хлопнул пробкой и налил немного на пробу. Дон покачал бокал, разглядывая, как свет мерцает сквозь густо-красную жидкость, принюхался – запах был кремнисто-земляной и дынный. Вино имело насыщенный вкус; ощутив его на языке, Дон невольно улыбнулся.

Боб лежал в постели. Мора вышла из ванной комнаты и посмотрела на него.

– Ты еще не спишь?

– Не могу уснуть.

Мора бросила на стул мокрое полотенце и встала перед ним нагишом с вызывающим видом.

– Если ты воображаешь, что я сейчас буду с тобой трахаться…

Боб попытался остановить ее, зная, к чему может привести подобный разговор.

– Постой, выслушай меня, я…

Но Мора перебила его.

– Ничего не хочу слышать!

– А я не могу спать!

– А ты постарайся!

Она легла и повернулась к нему спиной.

– Ты меня разлюбила?

Мора повернулась и посмотрела на него в упор.

– Честно?

Боб понял, что, пожалуй, не готов к такому повороту.

– Ну, да…

– Нет, не разлюбила. Я по-прежнему люблю тебя.

– Тогда в чем же дело? Мы уже целый месяц не занимались любовью!

– Ты действительно хочешь знать правду?

– Да.

У Моры слишком поздно мелькнула мысль, что не стоит этого говорить.

– Я не выношу вида твоего пениса!

– Моего пениса?

– Любого пениса!

– Почему?

– Они мне омерзительны!

Боб опустил голову на подушку и задумался над смыслом этого заявления. Мора поцеловала его в щеку.

– Возможно, тебе просто надоело смотреть на них. А что, если я…

Она не дала ему договорить.

– Послушай, я вся вымоталась на работе!

– Но…

– Разговор окончен!

Боб все еще не терял надежды.

– Тебе даже не надо смотреть на него, или трогать, и вообще ничего не делай. Просто лежи, а его туда вставлю…

Мора негодующе обернулась.

– Ты животное!

Норберто очнулся в полной темноте. Голова у него раскалывалась от боли, как после пьянки с большим количеством мескаля. Нет, будто накануне нанюхался ацетона. Рефео! Он хотел пошевелиться и понял, что прикован наручниками к какой-то железяке вроде водопроводной трубы. Норберто сильно дернул, пробуя ее на прочность. От напряжения в голове зашумело, к горлу подкатила тошнота, и его вырвало прямо на грудь. После этого он снова отключился.

Иногда Мартин ненавидел свою работу. Спору нет, в ней имелись свои преимущества – не скучная и не пыльная, каждый день происходит что-то новое. Денег завались, телки не проблема, но самое главное – бесперебойное снабжение первосортной марихуаной. Вот только, черт возьми, рабочий день у него действительно ненормированный. Это, конечно, не значит, что лучше, как его университетские сокурсники, с девяти до пяти просиживать задницу за компьютером, торгуя на бирже, или перелопачивать тонны юридической литературы в душном кабинете какой-нибудь адвокатской конторы. Мартин считал такую жизнь уделом неудачников и людей, обделенных воображением. Несмотря на то, что семь дней в неделю, в любое время суток от него требовалась готовность незамедлительно явиться по первому вызову босса, Мартин всегда находил время для удовольствий, хотя бы маленьких. Например, вместе с Норберто отовариваться шмотками в модных бутиках или приводить в порядок ногти у забавных камбоджийских маникюрш. Маленькие удовольствия, превращающие жизнь в полную чашу. Маленькие удовольствия и вдоволь травки.

Родители Мартина не знали, чем в действительности он занимается, а если б знали, ни за что не смогли бы понять, почему их сына привлек именно такой образ жизни. И что бы ему не устроиться в солидную юридическую фирму или, того лучше, обломилась бы работенка на Уолл-стрит типа «не бей лежачего» – глядишь, и стал бы миллионером, о чем мечтает любой подающий надежды молодой американец! Со слов Мартина им было известно, что он «консультирует» богатого мексиканского инвестора – и это, в определенном смысле, соответствовало действительности. По рассказам сына, ему нравилось, что его работа не однообразная и связана с недвижимостью, ценными бумагами, капиталовложениями, а потому давала возможность постигать науку бизнеса и применять свои знания на практике. Мартин и вправду открывал для себя много нового, да только утаил от родителей, что учился отмывать грязные деньги, вырученные на незаконной торговле наркотиками и оружием, на проституции и ночных стрип-клубах. Он не понимал, отчего испытывает такое влечение к преступному бизнесу, да слишком и не задумывался. Просто это было круто!

Мартин мысленно отмахнулся от всего на свете и закурил большого, толстого косяка. Он глубоко затянулся, задержал в легких дым, затем выдохнул медленно и удовлетворенно. Ему почудилось, будто его мозг забрался в мягкую, теплую гидропостель и поплыл, как в невесомости. Мартин посмотрел на себя в зеркало позади барной стойки с полированной гранитной поверхностью. Почему глазам так больно от сверкающих хромированных деталей? И вообще, на кой черт делать кран и мойку такими блестящими? И чего эти долбанные денежные мешки так любят, чтобы вокруг них все блестело? В чем здесь кайф?

Мартин достал из кармана солнцезащитные очки, хотя время давно перевалило за полночь. Он опять глубоко затянулся гигантской самокруткой, надел очки и сквозь темные стекла стал наблюдать, как колышется дым, лениво поднимаясь к потолку.

Оклик Эстевана вывел его из балдежного состояния.

– Где мое чертово пойло?

– Уже несу!

Мартин торопливо побросал лед в четыре стакана и до половины налил в каждый текилы «Дон Хулио силвер». Потом зашел за барную стойку и отыскал лаймы и бутылку «куантро».

– У девчонок в горле пересохло!

– Одну минуту!

Мартин предусмотрительно позаботился о том, чтобы в его голос не прокралась нотка раздражение. Однажды у него на глазах Эстеван, разозлившись, окунул человека лицом в сковородку, наполненную кипящим жиром. В другом случае стал свидетелем того, как он запихал дробленые стекляшки в чей-то задний проход. Поэтому Мартин старался лишний раз не сердить Эстевана и всегда разговаривал с ним спокойным, сдержанным тоном. Делать это было легче, находясь под кайфом.

Эстеван сидел в джакузи, полностью погрузив тело в пузырящуюся теплую воду. Он опустился еще глубже, оставив над поверхностью только глаза – так ему казалось легче сравнивать две пары титек, колыхающихся у противоположной стенки. Он пытался решить для себя, какая лучше? Одна пара была явно ненастоящая – неестественно большие, неестественно круглые, неестественно высокие, с торчащими, как у манекена, сосками – явно из-за пластиковых вставок. В общем, изготовлены по последнему слову современной технологии, но Эстевана это не воодушевляло. Он представил себе, как прикоснется к ним и вместо податливой плоти ощутит под кожей твердый искусственный протез. Удовольствия мало, а то, глядишь, вообще будет не до секса! Этими упругими мячами впору в чертов баскетбол играть. Впечатляют, но не греют. А вот вторая пара, принадлежащая молодой мексиканке, выглядела вполне натуральной. Роскошные и живые, с сосками, окруженными большими ореолами терракотового цвета. Это были настоящие женские груди. С душой.

Обе девушки наперебой хихикали и игриво брызгались в сторону Эстевана. Он не хотел, чтобы намокли волосы, выпрямился и крикнул в глубину дома:

– Где мое чертово пойло?

В ответ донеслось что-то нечленораздельное. А еще пахнуло дымом моты. Эстеван обратился к девушке с искусственными титьками, показывая на них пальцем:

– Это настоящие?

– Тебе понравились?

Эстевану уже не раз задавали подобный вопрос, и он знал, что если скажет «да», ему придется трахать эту девку. А ответить «нет» было бы слишком грубо. Поэтому он ушел от прямого ответа.

– Просто любопытно.

Она хихикнула.

– Я сделала так, что они у меня подросли.

Эстеван молча кивнул. А что тут говорить? Он повернулся к девушке спиной и опять прокричал в пространство:

– У девчонок в горле пересохло!

Эстеван залез обратно в воду и глубоко вздохнул, стараясь расслабиться. Но как тут можно расслабиться, черт подери? В ванной комнате первого этажа сидит на привязи этот панк, Норберто. А долбанный Амадо сбежал, потеряв непонятно где свою руку. Как вообще можно потерять собственную руку? Эстеван печенкой чувствовал, что этот дурацкий случай сулит ему большие неприятности. И не только печенкой, но и своими уэвос. Его взгляд снова упал на поддельную грудь, и Эстеван подумал, а нельзя ли и к Амадо приделать искусственную руку, так чтобы она, хотя бы с натяжкой, сошла за настоящую?

Мартин, наконец, принес коктейли. Девушки захихикали и взяли по стакану. Одна сказала что-то по поводу торчащих из них бумажных зонтиков. Эстеван залпом выпил половину коктейля. Замес получился крепкий. Острота лайма, резкий привкус соли, согревающее тепло текилы в желудке. Он улыбнулся, ощутив, как по спине побежали ласковые паучки и начали плести у него в мозгу свои шелковые паутинки. Этот Мартин хоть и переучившийся маменькин сынок, но хайболы умел смешивать, как надо.

Мартин сбросил халат и медленно спустился в джакузи. У него возникло мимолетное, умопомрачительное ощущение, что его окунают в кипящую воду, как тонко порезанное мясо шабу-шабу. Эстеван, сидящий с вытянутыми ногами, был похож на индюшачью ножку, а женщины с их большими, округлыми грудями сошли бы за растительные ингредиенты, например, грибы или бок-чои. Вода пузырилась.

Как бульон.

Мартин прикинул, какую составную часть готовящегося шабу-шабу представлял он сам. Недостаточно белый для тофу, скорее свинина или курятина. А может, палтус? Или крабовая палочка? Во всяком случае, здесь он не чувствовал себя лишним, как иногда в присутствии Эстевана. Ему было просто хорошо. Как крабовой палочке.

Мартин улыбнулся Эстевану.

– Мы варим суп из девушек.

Эстеван слишком устал, чтобы валять дурака.

– Ага.

Девушка с искусственной грудью пискнула:

– У кого есть большая ложка, чтобы скушать меня?

Эстеван посмотрел на Мартина.

– У него. Он тебя слопает.

Мартин понял, что это приказ. Он решил похвастаться своим знанием испанского.

– Сегуро, бейби!

Эстеван поморщился.

– Сначала надо поговорить. А вы, девочки, подождите наверху.

Женщины вылезли из джакузи и со стаканами в руках быстренько удалились, ступая на цыпочках. Эстеван повернулся к Мартину.

– Меня кое-что беспокоит!

– Что?

– Рука Амадо.

Мартин знал, что дело серьезное. Он уже давно подумывал, как бы сказать об этом Эстевану, но боялся, что тот взбесится.

– Да, неприятность.

Эстеван забрал у Мартина коктейль и высосал его наполовину.

– Почему?

– Именно так попался Джон Готти.

– То есть?

– Чтобы возбудить против тебя дело по обвинению в противозаконном обогащении, фэбээровцам достаточно доказать твою причастность к конкретному преступлению – к «инциденту», например, случайно найденному трупу, установив связь между тобой и убийцей.

– Амадо!

– Верно!

– А как получилось с Готти?

– Сэмми Гравано застрелил девятнадцать человек, а Готти упекли пожизненно как заказчика.

– Но ведь Готти никого не убивал!

– Правильно. Зато возглавлял преступную организацию. Рэкет!

Эстеван допил коктейль Мартина.

– Карахо!

Мартин только кивнул – и так ясно, что дело пахнет керосином.

– Значит, надо забрать у них эту долбанную руку!

– Если только ее уже не законсервировали и не приобщили к вещественным доказательствам!

– А если приобщили?

– Мой совет – убраться в Мексику!

Эстеван даже зарычал от ярости.

– Хрен тебе, каброн! Не для того я здесь себе жопу надрывал, чтобы сбежать в Хуарес из-за паршивого кулеро, который сам себе оттяпал руку! Нет! Я отсюда не уеду!

Эстеван поднялся, и вода струйками побежала по его груди.

– Позвоню-ка я своим приятелям.

Мартин неопределенно кивнул. Эстеван вылез из джакузи. Ночь обещала быть длинной.

Норберто опять очнулся и заморгал глазами. На сей раз он тут же сделал несколько глубоких вдохов, чтобы нагнать кислорода в больную голову. Затхло пахнуло блевотиной. Норберто поперхнулся. Пошевелил руками. Их все еще сковывали наручники. И труба тоже никуда не делась. Норберто попробовал подать голос. Получилось. Тогда он собрался с силами и заорал, призывая на помощь. От напряжения голове стало нестерпимо больно, его чуть снова не вырвало, но он продолжал кричать.

Внезапно дверь отворилась, и вошел Эстеван. На секунду яркий свет ударил в глаза Норберто. Он успел заметить, что лежит в ванной комнате в хорошем доме. Уютно мерцал чистый, белый кафель. Над ним висела фаянсовая раковина, напомнившая ему гостиничный номер, в котором однажды он балдел с двумя уличными проститутками и унцией кокаина. Приятное воспоминание! Губы Норберто тронула улыбка, но только на мгновение, потому что Эстеван принялся яростно пинать его ногами по ребрам, по лицу, по гениталиям.

Макс Ларга сидел перед большим экраном своего телевизора. Полы халата распахнулись, и его голый живот грела миска с попкорном, только что вынутым из микроволновки. Шла передача, посвященная японской кухне. Ларга скучал, но работа требовала от него быть в курсе последних веяний в кулинарии, а японская кухня как раз находилась на взлете популярности. Издатели уже достали его своими просьбами написать о том, как дома приготовить суши, что, по убеждению Ларги, приведет к тысячам случаев пищевого отравления. Он пытался отговорить издателей от этой затеи, но те и слушать не хотели. Вот и смотри теперь! Понятно, что для приготовления суши единственное и самое важное условие – высокое качество ингредиентов. Найдется ли достаточно свежая рыба на рыночных прилавках Пеории? Или какая-нибудь не подозревающая опасности домохозяйка приготовит маки из зубатки недельной давности? Ох, и неспокойно у него на душе от всех этих сомнений!

Ларга горстями засовывал попкорн себе в рот. Пальцы стали жирными на ощупь, толстые губы еще больше набухли и блестели от масла и соли. От теплой миски возникло приятное ощущение между ног, постепенно переросшее в легкое возбуждение. Ларге вспомнились выпавшие на его долю любовные связи. Изнывающие от однообразного быта домохозяйки, приходившие на презентации его кулинарного творчества. Деловые женщины, соседки по креслу в самолетах или у барной стойки в гостиницах. Так или иначе, он всегда ухитрялся с кем-то переспать. Но эти мимолетные знакомства не приносили ему истинного удовольствия, какое он получал, например, вкушая хорошо созревший сыр или правильно сваренный суп. Ларга даже начал беспокоиться, уж нет ли в нем каких-то отклонений или, может, некоторые аспекты секса недоступны его пониманию? Именно эта озабоченность в первую очередь подтолкнула его пойти на курсы мастурбации. Он рассуждал так: если я научусь удовлетворять самого себя, мне будет легче достигать этого вместе с другими.

Ларга переключил телевизор на эротический канал и стал наблюдать, как две блондинки сначала перепачкали одна другой груди шоколадным сиропом, а затем принялись слизывать его, шумно втягивая в себя воздух и причмокивая. Ларга, как учили, взялся рукой за отвердевший член, устроился на диване поудобнее и выполнил свою домашнюю работу, благо слой жира на пальцах послужил ему вместо мази.

8

Боб разглядывал свой пенис, вытянувшийся до предела и подрагивающий от напряжения. Он проснулся ранним утром с потрясающей эрекцией и теперь мог полюбоваться этим зрелищем во всей красе. Ну почему Мора называет его член омерзительным? Конечно, не такой длинный, как, скажем, у актеров в порнофильмах, но, во всяком случае, до сих пор жалоб на него не поступало. Напротив, женщины, которым довелось с ним познакомиться, обычно не скупились на положительные отзывы.

И наверняка вполне искренние. С эстетической точки зрения пенис выглядел очень привлекательно – красивой, пропорциональной формы, здорового розового цвета. Боб содержал его в чистоте. Пользовался презервативами. Неужели у Моры прорезались лесбиянские наклонности? Боб уже пережил подобный удар судьбы еще в колледже – ему тогда пришлось расстаться со своей подружкой.

Мора мирно спала рядом. Боб присмотрелся к ней и решил, что она совсем не похожа на лесбиянку. С другой стороны, разве можно определить это по внешности со стопроцентной гарантией? Люди меняются со временем.

Мора лежала на боку спиной к Бобу и ровно дышала. Он вспомнил, как впервые увидел ее спящей. До сих пор ему не встречалась более целеустремленная и жизнедеятельная личность. В постели Мора вела себя, как армейский сержант на плацу во время занятий по строевой подготовке, выкрикивая команды и безжалостно наказывая, если они не выполнялись в точности и своевременно. Боб привык, что женщины во время секса, как правило, стеснительные, довольно неловкие и в большинстве очень нежные. Мора совершенно не такая! Он не раз восхищался ее умением планомерно и целенаправленно обеспечивать достижение оргазма. Неудача полностью исключалась из числа вероятных результатов.

Энергия Моры била ключом не только в постели. Она не дожидалась, когда Боб взвесит все «за» и «против», размышляя, в какой ресторан пойти ужинать. Просто назначала ему место и время встречи. Боб с восторженной готовностью принимал ее выбор, тем более, что он неизменно оказывался удачным. В общем, Мора была изумительной женщиной, и Боб испытывал достаточно чувствительные угрызения совести, типичные для представителя мужской половины человечества эпохи постфеминизма, чтобы не замечать, какая она па самом деле деспотичная, иногда несносная и явно подверженная неврастении.

Мысленно оглядываясь на их совместное прошлое, Боб неожиданно для себя пришел к умозаключению, что Мора не только поставила его перед собой на колени, но связала по рукам и ногам, а в итоге выбросила на свалку. Пенис его вдруг сник и съежился, как проколотый воздушный шарик. Стал маленьким и безжизненным. Боб понял, что ему уже никогда не заниматься сексом с Морой.

Она называла его омерзительным. Он называл это предательством. Боб тяжело вздохнул. Он любил Мору, но это не значит, что ей можно пинать его, как футбольный мяч.

Боб взял с прикроватной тумбочки полароидную карточку покрытой наколками руки. При виде знакомой татуировки ему захотелось встретиться с той женщиной. «Может быть, я смогу найти ее, – подумал Боб. – Может быть, она добрая и нежная, и не станет называть мой пенис омерзительным!»

Он встал и начал собираться на работу. Этот ритуал – Боб в самом деле считал его ритуалом – повторялся каждое утро, кроме воскресений, когда он любил поваляться, почитать в постели газету и долго, до изнеможения заниматься сексом с Морой, пока организм не потребует срочно восполнить нехватку протеина.

Но сегодня была среда, а значит, день будничного ритуала. Боб развинтил итальянскую кофеварку для приготовления эспрессо, и налил воды в нижнюю часть вплоть до резиновой прокладочки. Потом вставил на место металлическое ситечко и ложечкой наполнил его с небольшим верхом тонко помолотым кофе. В ноздри приятно ударил насыщенный запах темно-землистого порошка. Боб привинтил верхнюю половину к нижней и зажег горелку. Затем налил молока в маленький кувшинчик и поставил на плиту подогреваться.

С кухни Боб направился в ванную комнату. Он как раз успевал сходить на толчок прежде, чем сварится кофе – процедура, отработанная за долгие годы. Кофеварку будто нарочно сделали с расчетом на его пропускную способность.

Под удаляющийся шум спущенной воды в унитазе Боб вернулся на кухню именно в тот момент, когда горловое бульканье кофеварки переросло в мощный рев. Он выключил газ и стал одновременно наливать в чашку кофе и молоко, следя, чтобы получился правильный цвет. Точно также наполнил и вторую чашку.

Обе чашки Боб по установившейся традиции отнес в спальню и поставил одну на прикроватную тумбочку рядом с Морой. Она пошевелилась.

– Спасибо.

Боб отхлебнул кофе и прокашлялся. Он не ответил, как обычно, «на здоровье», и не пожелал ей доброго утра. Его голова была занята мыслями о женщине с татуировки и о жизни, в которой есть место удовольствиям. Боб обернулся к Море.

– Думаю, тебе надо съехать с этой квартиры.

Мора мгновенно насторожилась. Она перекатилась с боку на бок в его сторону и уставилась на него неприязненным взглядом.

– Что ты сказал?

– Я говорю, тебе надо уехать отсюда!

– Это еще почему?

– Ну, Мора, ты сама понимаешь, если я тебе омерзителен, и ты не хочешь заниматься со мной сексом…

– Нет, ты мне не омерзителен!

– Ах, значит, не я, а только мой пенис?

Мора отвернулась.

– Да!

– Можешь объяснить, почему?

– Я не знаю, почему!

– Может, ты стала голубой?

– Нет!

Мора села в постели. Ее великолепные бобосы колыхнулись под ночной рубашкой, и душу Боба кольнула грусть потери.

– Если тебе станет легче, то речь идет не только о твоем пенисе, а вообще о любых пенисах!

– Может, пенисы опротивели тебе из-за твоей работы?

– Не думаю, что виновата моя работа!

– Тогда тебе надо съехать с этой квартиры!

Самое странное, что Боб, в общем-то, чувствовал себя не так уж и плохо. Немножко не в себе, но не плохо! К примеру, не было желания заплакать или напиться. «А может, – подумал он, – …может, я больше не люблю ее?»

Боб зашел в ванную и начал бриться. Мора глубоко вздохнула и сделала глоток кофе. Потом громко сказала в открытую дверь: – А почему бы тебе не съехать с этой квартиры?

Боб затворил дверь, открыл кран и стал дожидаться, пока побежит горячая вода, думая тем временем об их квартире. Так себе квартирка, если по правде. И дом самый обычный, шлакоблочный, покрытый изнутри слоем штукатурки и краски.

Ничего примечательного. Здание в форме огромной подковы с воротами в проеме и бассейном посередине. Боб вдруг понял, что кому-то их дом наверняка покажется уродливым. Хотя, если взглянуть на него под определенным углом, например, плавая в бассейне на надувном матрасе, то, как часто происходит в Лос-Анджелесе, увидишь не грязно-серые стены и мусорные контейнеры, а высокие, стройные пальмы, покачивающие листьями под легким ветерком на фоне чистейшего голубого неба. Созерцая такую картину, можно ощутить себя чуть ли не в раю.

Значит, чтобы разглядеть истину, надо посмотреть на нее в упор! Боб приоткрыл дверь ванной комнаты.

– Может, я так и сделаю!

В среднестатистический день в Лос-Анджелесе стоит ясная погода с температурой около семидесяти пяти градусов по Фаренгейту. Дождь идет редко, а снега вообще не бывает. Огромную котловину исчертили современные улицы и автомагистрали с дорожными знаками и разметкой, предназначенными обеспечивать нормальное движение транспорта; шоссе серпантином поднимаются по горным склонам и убегают вдаль через долину.

И все же, несмотря на, казалось бы, идеальные условия для вождения автомобиля, в среднестатистический день в Лос-Анджелесе по необъяснимым причинам происходит до двухсот дорожно-транспортных происшествий.

Когда Мартин проснулся, визжали покрышки, корежился металл. Визг – это обжигающая боль где-то за левым глазом, металл – отвратительный привкус во рту. ДТП у него в мозгу. Тревожные сирены в организме. Все симптомы чудовищного отходняка после вчерашнего кайфа. Что не удивительно, учитывая количество выкуренной им дури.

Он увидел, что рядом спит женщина. Бог ты мой, вопреки земному притяжению ее сиськи стояли вертикально, не падая. Мартин подумал, что, может быть, они вдвоем лежат на потолке, или находятся в состоянии невесомости, или в Австралии – должно же быть какое-то объяснение феномену этих сисек! Потом вспомнил, что на ощупь они твердые, как камни. На лице Мартина появилось удивленно-брезгливое выражение – поддельные груди, крашеные под блондинку волосы, кожа с искусственным загаром цвета морковного сока – все в ней было ненастоящее. Может, она вообще ему только мерещится?

Мартин потянулся, выбрался из постели и поплелся в ванную комнату. Ему нравилось принимать душ по утрам. Он не чувствовал себя полностью проснувшимся, если не постоит под душем. Горячая вода ласково будит тело, аромат душистого мыла оживляет сознание, влажный от пара воздух освежает легкие, закоптелые от выкуренной накануне травки.

После облегчающей душу процедуры повеселевший Мартин пришел на кухню. Эстеван уже сидел за столом и с аппетитом уплетал яичницу-болтунью, закусывая молодыми стеблями кактуса нопалито. У плиты стояла девушка-мексиканка – та, что с настоящей грудью. Как узнал Мартин позже, ее зовут Лупе. Только теперь, при свете дня ему стало видно, какая она красивая и женственная. В ее внешности типичные индейские черты преобладали над типичными мексиканскими. Черные волосы и глаза, гладкая, смуглая кожа терракотового оттенка. Она обернулась к Мартину.

– Буэнос диас!

Мартин кивнул.

– Доброе утро!

Эстеван поднял голову от тарелки.

– Садись есть! Нам сегодня предстоит разгрести кучу дерьма.

Лупе подала Мартину тарелку и вилку.

– Спасибо.

Мартин сел, отпил из чашки кофе и помедлил, ожидая, как отреагирует на горячую, горьковатую жидкость его промаринованный текилой желудок. Испытанное ощущение он определил бы скорее как тошнотворное. Эстеван густо сдабривал свою яичницу горячим соусом, который у Мартина всегда вызывает нестерпимое жжение на языке, а губы потом весь день болезненно горят. Эстеван сказал с набитым ртом:

– Я поговорил кое с кем из Паркер-сентра.

– Вот как?

– Руку привезут сегодня.

Мартин не поверил своим ушам.

– Она еще не у них?

Эстеван отрицательно покачал головой.

– Она сейчас в лаборатории. С ней там что-то делают – то ли обрабатывают, то ли консервируют, не знаю! Что можно делать с оторванными руками?

Кофе, наконец, подействовал на желудок Мартина успокаивающе, как грелка, и у него проснулся аппетит. Он съел свою болтунью. Может быть, им все-таки не понадобится бежать за границу.

– Ты знаешь, где сейчас рука?

Эстеван молча кивнул.

– Значит… все клёво?

Эстеван бросил на него свирепый взгляд.

Мартин понял, что сморозил непотребное. От страха у него судорожно сдавило желудок и поджались яички.

Помедлив, Эстеван прорычал:

– Легко только кошки плодятся!

Дон принимал душ, подставляя порозовевшую кожу под обжигающие струи. Разминка получилась, что надо – гири, силовые тренажеры, получасовая ходьба на «стэйрмастере». Патрульный Деррик, фанат бодибилдинга и что-то вроде внештатного тренера в полицейском спортзале, отловил Дона на скамейке для накачки пресса и заставил выжать штангу из положения лежа рекордное для него число раз. Деррик все подгонял его, даже когда Дон уже из последних сил выпрямлял трясущиеся руки, выгибая спину и елозя по полу ногами, пока мышцы окончательно не отказались повиноваться.

Теперь он чувствовал свое тело – упругое, насыщенные кровью. Еще никогда мускулатура не выглядела такой рельефной. Дон ощущал себя могучим и непобедимым. Эх, надрать бы сейчас задницу какому-нибудь гаду! Дон и. в самом деле рвался в настоящий бой, потому что дал себе слово сегодня же положить начало ликвидации группировки мексиканской мафии из Хуареса. Наконец-то они прокололись! Дон это нутром чуял. Он не знал, кому принадлежала эта рука и как там очутилась, но был уверен, что Сола облажался по крупному. А Дон только того и ждал. Два года потрачены на слежку и наблюдения, на сбор «разведданных», просиживая в грязных автофургонах в бандитских районах города; на многочасовые допросы панков, отщепенцев и бродяг в душных комнатенках, в то время как в его кабинете становилось тесно от коробок, заполненных отчетами, вещдоками и свидетельскими показаниями. Два полных года Дон хватался то за одну ниточку, то за другую, и каждая уводила его по ложному следу. Во всех случаях Эстевану удавалось прикрыть свою задницу железным, непробиваемым алиби. Но теперь праздник наступил на улице Дона. Запахло жареным. Осталось только докопаться, что именно произошло, и тогда адьос, подонок, байя кон Дьос!

«Раскрою сегодня это дело, – решил про себя Дон, – и вечером пущусь в загул! Возьму целую бутылку «Опус один» и выпью всю ее сам. А под вкусное каберне съем вкусный бифштекс!» – Дон улыбнулся, предвкушая удовольствие.

Самочувствие Норберто немного улучшилось. От полученных пинков болели ребра, на щеке запеклась кровь из разбитой губы, но в целом ему стало лучше. Видимо, организм потихоньку избавился от отравы, которую в него впрыснули. Норберто заелозил по полу, стараясь устроиться хотя бы чуточку поудобнее, и понял, что штаны насквозь пропитались мочой. Его чудесные, лиловые кожаные штаны.

Дверь отворилась, и вошел Эстеван.

– Как ты себя чувствуешь?

Норберто удивился, услышав дружескую нотку в его голосе. Что бы это значило?

– Эстои бьен, грасиас!

Эстеван опустился рядом на колени и разомкнул наручники.

– Прими душ, а потом переоденешься в чистое.

– Qué pasa, Esteban?[2]

– Mucho trabajo cabrón.[3]

Когда Боб пришел на работу, Моррис сидел за его столом и играл в «тетрис» на его компьютере. На столе стояли в ряд несколько термоконтейнеров, наполненные сухим льдом и приготовленные для сегодняшней доставки. Моррис подвинул навстречу Бобу стаканчик с кофе от «старбакса».

– Это тебе, чувак, с ванилью, как ты любишь.

– Спасибо.

– Не понимаю, чувак, как в тебя лезет сладкое пойло сранья!

– Вообще-то утром я не пью сладкий кофе.

Моррис оторопел.

– Так, значит, я облажался? Боб успокоительно покачал головой.

– Что у нас на сегодня? Моррис вернулся к игре с еще большим азартом.

– Как обычно.

Он отчаянно забарабанил по клавишам, и компьютер издал жалобный предупредительный звоночек.

– Твою мать!

– Как успехи?

– Мне никак не удается перевалить через седьмой уровень. Такое впечатление, что сама программа не пускает!

– Просто надо руку набить.

Моррис кивнул и стартанул игру с начала. Боб взял со стола клипборд со списком сегодняшних адресатов и стал его изучать. Его внимание привлек большой заказ на человеческие органы и образцы ткани от медицинской школы Калифорнийского университета.

– Ты приготовил заказ для Ю-Си-Эл-Эй? – Что?

– Заказ для университета!

– Он наверху, в лаборатории.

– Ну, так сходи за ним, чувак!

Моррис сосредоточенно щелкнул мышкой.

– Кончай, Моррис!

Моррис неприязненно посмотрел на Боба и остановил игру. Потом встал и взял со стола свой стаканчик с надписью «Starbucks».

– Чувак, почему ты все время мною понукаешь? Тебе нравится строить из себя большого босса?

Он схватил один из термоконтейнеров и быстрыми шагами направился к двери. Боб почувствовал себя виноватым.

– Прости, старик! Я сегодня утром расстался с Морой. Моррис остановился.

– Ух, ты! Чувак, мне очень жаль, что так случилось. Да, Море палец в рот не клади!

– Спасибо за сочувствие.

– Может, хочешь выговориться, так не стесняйся! Но Бобу не хотелось выговориться.

– Знаешь, что? Мне надо побыть немного одному. Давай так: ты подготовишь заказы для доставки, а я их один развезу. А ты можешь оставаться здесь и весь день играть в «тетрис».

Лицо Морриса расплылось в довольной улыбке.

– Будет исполнено, босс!

* * *

Норберто сидел на заднем сиденье машины Эстевана. Он чувствовал себя гораздо лучше, одетый в один из черных габардиновых костюмов Мартина поверх белоснежной фирменной сорочки иод смокинг. Но особенно хорошо ему было оттого, что Эстеван явно не собирался его убивать. Напротив, будущее виделось в радужном свете. Эстеван назвал его ценным членом команды. Теперь, когда у Амадо серьезные неприятности, Норберто придется взять на себя часть его обязанностей. А значит, он станет более уважаемым и богатым. Норберто радостно улыбнулся. Он был доволен тем, как вел себя прошлой ночью. Вероятно, стойкость, с какой он переносил побои и незнакомый наркотик, повлияли на отношение к нему Эстевана. Конечно, трудно утверждать это с полной уверенностью, но кисас, чувак, тодо эс посиблв! Норберто не сомневался только в одном: сейчас они едут па выручку Амадо.

Ему оставалось молча наблюдать, как сидящие спереди Эстеван и его чудной помощи и к гринго что-то оживленно обсуждают. Норберто уже не раз пожалел, что не сумел дотянуть до окончания курсов английского языка. Однако преподаватель в городском колледже попался такой пендехо, что Норберто просто не выдержал. Его отчислили. То есть, ему пришлось самому уйти из-за того, что после занятий он подстерег на автостоянке похожего на хиппи учителя и отметелил его, как следует. Зато этот гринго научится уважать членов эль-групо де Хуарес и больше не посмеет потешаться над ними на уроках. Вообще-то, если подумать, он, может, и не хотел поднимать Норберто на смех, но так или иначе, все же поставил его в неловкое положение. А настоящий мужчина должен уметь постоять за себя! Существуют определенные рамки, и все, кто осмелится их переступить, подлежат наказанию! Кроме того, грингос всегда задирали нос перед Норберто, поэтому ему только в кайф отправить одного из них в травмпункт.

Однако, как ни приятно отмутузить учителя английского, Норберто, непонятно почему, испытывал из-за этого унизительное чувство собственной неполноценности, будто он отморозок какой. Примерно так же он ощущал себя в присутствии Мартина. Норберто казался себе круглым дураком, слушая разговоры гринго об инвестициях, офшорах и шелтерах. Наверное, он и впрямь дурак, раз переводил деньги через «Вестерн юнион» своим падрес на Юг. Дурак, что хранил деньги в морозилке, сложив их в термоупаковку «зиплок», как простой неграмотный мексиканский батрак, приехавший на заработки в Штаты. Но все-таки Норберто был не настолько темный, чтобы не видеть, как ему выгодно легализовать свои доходы, открыть счет в банке, вложить нарубленные бабки в реально существующее дело – хотя бы в продажу такое с лотка или еще что-нибудь – с единственной нехитрой целью отмыть деньги и иметь возможность тратить их, не таясь, как заблагорассудится. Например, приобрести желанный «порше». Но тогда ему придется платить налоги чужой стране, которая обратит его же деньги против него самого, финансируя работу органов по борьбе с наркотиками и миграционной службы, чтобы в итоге схватить Норберто и депортировать в Мексику. Ему даже думать об этом было противно. «Хрен вам, мать вашу! – решил он про себя. – Я был и остаюсь вне закона!»

Боб достал из термоконтейнера руку Амадо и аккуратно отогнул край полиэтиленовой упаковки. При виде татуировки с изображением женщины сердце его учащенно забилось. На сереющей мертвой коже прекрасная незнакомка казалась еще сладострастнее и эротичнее, чем на карточке «полароида». Интересно, удавалось ли ему когда-нибудь приводить женщину в подобное состояние? Боб не был в этом уверен, хотя, несомненно, пытался неоднократно. Он всегда с готовностью экспериментировал во время секса и доставил радость многим партнершам, но не припоминал, чтобы какая-то из них вот так откинула назад голову и без остатка отдалась чувству, потрясающему весь ее внутренний мир. Возможно, две-три вели себя похожим образом, но все они были пьяны.

А что, если его влечет именно к зажатым, холодным особам? Где такому мужчине, как Боб, познакомиться с такой женщиной, как эта? Дай есть ли на свете подобные женщины? А вдруг она только что-то вроде рисованного персонажа из комиксов? Смог бы он переспать, к примеру, с Суперженщиной? Впрочем, та наверняка была голубой.

Бобу вдруг стало нестерпимо жалко себя. И зачем он так резко порвал с Морой? Может, у нее сейчас просто какие-нибудь нелегкие душевные переживания. Им бы лучше сходить вдвоем к психоаналитику и во всем разобраться!

Боб опять посмотрел на татуировку. Даже если у нее нет конкретного прототипа, должна же в целом свете существовать похожая женщина! Во всяком случае, стоит поискать. Да нет, черт подери, просто обязательно надо ее искать! Боб знал, что не успокоится, пока не найдет прекрасную незнакомку.

И он опять обернул пленкой обрубок руки.

Эстеван остановил машину у бордюра и осторожно заглушил двигатель, так чтобы не сработала тревожная сигнализация – он ни на секунду не забывал о жутком противоугонном устройстве у себя под сиденьем. Мартин осмотрел противоположную сторону улицы: одно невзрачное здание современной архитектуры, за ним другое невзрачное здание современной архитектуры, затем тянулась улица с оштукатуренными магазинчиками и лавками какого-то невообразимого марокканского рынка.

– Здесь?

Эстеван обернулся к Мартину.

– Ага. Вон вывеска, «Юнайтед патолоджи».

Норберто заерзал на заднем сиденье, готовый действовать.

– Бамос?

Эстеван закурил сигарету.

– Потерпи, каброн!

Мора стояла нагишом перед зеркалом в ванной комнате и расчесывала волосы. Из головы у нее не выходили слова Боба. Она не злилась на него и не обижалась. Его винить не в чем. Это ей захотелось перемен в жизни. Мора сама вынудила Боба сделать решительный шаг и добилась, чего давно желала, но боялась потребовать напрямую. А если она совершила ошибку?

Мора наблюдала, как вздымались и покачивались ее роскошные груди в ритм движениям гребня по волосам. А вдруг ей просто все наскучило? И заниматься сексом наскучило? Она стала вспоминать мужчин, с которыми ложилась в постель. Все они одинаковые. И вспомнить нечего. Туда-сюда, туда-сюда, потом быстрее, затем они кончали, иногда она кончала, и на этом все кончалось. Ну, и в чем тут кайф?

9

Боб аккуратно положил руку обратно в термоконтейнер и опустил крышку. В ту же минуту появился Моррис, возвращаясь из лаборатории и неся в руках несколько мешочков с человеческими внутренностями.

– Та рука здесь?

– Угу.

– Я буду скучать по ней, чувак!

Боб посмотрел на него.

– Почему?

Моррис пожал плечами.

– Душевная рука!

Он протянул Бобу мешочки с внутренностями.

– Вот это все надо развезти, чувак.

Боб взял мешочки и небрежно сунул их в другой контейнер.

– Что купить на ленч?

Моррис секунду подумал.

– Бурритос!

– Они тебе не надоели?

– Ну, тогда бургеры!

Боб кивнул. Он бы предпочел более здоровую пищу, но поскольку их ленч почти неизменно состоял из бурритос, гамбургеры, по меньшей мере, представляли хоть какое-то разнообразие.

– Ладно, пока!

Боб взял термоконтейнеры и вышел из кабинета. Моррис улыбнулся и, не теряя времени, уселся за компьютер. Он привычно стукнул большим пальцем по клавише пробела, пробудив компьютер от его электронных снов. Потом потянулся, концентрируя внимание, хрустнул пальцами и положил их на клавиатуру. Чтобы преодолеть седьмой уровень «тетриса», от него потребуется максимальная сосредоточенность.

Эстевана утомляла болтовня Мартина. Что-то о строительстве отеля неподалеку от Масатлана. Что-то о бассейне без бортиков, отчего создается впечатление, будто ты купаешься в океане. Эстеван не понимал, как может бассейн быть без бортиков, да и плевать он хотел на это, если честно. Его не покидали воспоминания прошлой ночи, особенно то, как Лупе занималась с ним оральным сексом. Бог ты мой, эта девчонка умела отсосать! Мартин продолжал говорить о возрождении Масатлана, крупнейшего креветочного порта в Северной Америке, в качестве туристической мекки для тысяч полуголых и пьяных старшеклассников и студентов. Эстеван начинал злиться. Он не такой идиот, чтобы переться в Масатлан и превращать его в долбанный курорт! Пытаться строить в Мексике? Да там на одних взятках разоришься! А Мартин все талдычил о выгодах хранения ликвидности по ту сторону океана, об офшорных счетах на Барбадосе, об относительной стоимости недвижимости в Коста-Рике. При любом раскладе речь шла о том, чтобы уехать из Штатов. Да Эстеван пробился сюда, буквально шагая по трупам, так какого хрена ему теперь уезжать?

Он подался вперед, увидев, как Боб ставит термоконтейнеры в багажник маленького черного «фольксваген-гольфа» с логотипом «Юнайтед патолоджи» на боку. На окошке автомобильчика Эстеван прочитал другую надпись – «Человеческая кровь». А на двери еще приписано: «У водителя нет наличных денег». Человеческая кровь? На кой дьявол она им понадобилась? Мартин, наконец, замолчал, заметив, куда обращено внимание Эстевана.

– Тот, кто нам нужен?

Эстеван кивнул, запустил двигатель, подождал, когда Боб сядет в машину, вырулит с подъезда к дому на улицу и покатит прочь, и только тогда последовал за ним. Как в старые, добрые времена!

Он не забыл, что надо делать. Прием достаточно простой. Когда Эстеван еще числился в новичках, он и братки на своей машине тюкали в зад какую-нибудь тачку получше, обычно с бабой за рулем и без пассажиров, суетливо выскакивали с озабоченными лицами, и прежде, чем владелица успевала опомниться, оба автомобиля были уже далеко. Немного жестянки с погнутым бампером, свежий слой краски, и в распоряжении Эстевана новая машина! И пусть копы прочесывают окрестности в поисках красного «БМВ» с приметной вмятиной. У него на продажу имелся черный «бумер» без единой царапины. Деньги, вырученные за украденные автомобили, пошли на рассаду всевозможных пороков, плодоносящих быстро и щедро – марихуаны, героина, проституток, дешевого оружия бразильского и итальянского производства. Эстеван построил целую империю на этом баловстве с угонами чужих машин. И как хороший бизнесмен, не отказался от прибыльного дела. Только теперь в его мастерских машины разбирали на запчасти, которые в совокупности стоили дороже целого автомобиля. Это было выгодное предприятие. Что-то вроде «сердцевины структуры прибыли», по выражению Мартина.

Боб включил радио. Его любимой музыкой был альтернативный рок, но сегодня хотелось чего-то другого. Он переключился на станцию, где передавали старые баллады и классический рок-н-рол, и стал слушать Преподобного Эла Грина. Он пел ровным, проникновенным, ободряющим голосом. В судьбе любого человека наступают взлеты и падения. Такова жизнь. В любви равными долями присутствуют сладость и обида, удовольствие и боль. И надо принимать обе половины, поскольку в итоге все идет на пользу. Умом Боб постигал истину в словах Преподобного Грина, и соглашался с ними. Но в душе у него все клокотало. Нет, не от гнева или ненависти, или горечи обиды, которые ощущаешь, когда тебя предает близкий человек. Боба мучило иное – разочарование.

Мора его разочаровала. Боб лелеял надежу, что эта женщина станет для него той самой, за неимением лучшего определения. Что они когда-нибудь поженятся и создадут семью. Пусть его желание старомодно по нынешним временам, но ему действительно хотелось теплого домашнего очага, которого он был лишен с девятилетнего возраста, когда родители начали спорить по любым пустякам, закатывать друг другу скандалы, драться и, наконец, развелись. Боб мечтал о собственном доме, огороженном штакетником, о двух ребятишках, большом семейном автомобиле и собаке.

По радио зазвучал голос Марвина Гэя, и своим зажигательным исполнением ему удалось поднять настроение Боба. Он даже повеселел. «Исцеление сексом»! Интересная мысль! Курс оздоровления. Полезный рецепт, которым Боб мог бы воспользоваться. Несмотря на разочарование в Море и безрадостную перспективу предстоящего дележа имущества и вынужденного переселения, у него появилось ощущение, что он делает шаг в правильном направлении. К новым, многообещающим возможностям. Приятное ощущение, черт возьми!

Женщина, шагающая по тротуару, привлекла внимание Боба. Белокурые волосы стянуты в хвост высоко на затылке. Элегантные зеленые капри, белая блузка и черные сандалии с выглядывающими из них ярко-красными ноготками. Фигурка стройная, но не кожа да кости (не то, что «пугало на палочке»!); все, что надо – при ней. Будет ли вспоминаться Бобу колыхание неимоверных сисек Моры? Ода! Но, чувак, жизнь продолжается! Нельзя же попусту расходовать отпущенное тебе время на горестные воспоминания о той, кому ты не нужен! Это девочка в зеленых штанишках смотрится, ну, просто очень соблазнительно! Настолько соблазнительно, что Боб на мгновение забыл о своем желании разыскать сладострастную латину.

Он все еще разглядывал блондинку, когда машину внезапно бросило вперед от сильного удара.

– Твою мать!

Боб посмотрел в зеркало заднего обзора и увидел, как из новенького мерседеса вылезают два крупных братка мексиканской наружности.

Боб включил сигнал аварийной остановки и тоже выбрался из «гольфа». Один из мексиканцев, который поздоровее, с темными глазами и прической, больше похожей на накладку, подошел к нему вплотную с озабоченным видом.

– Сеньор, вы не пострадали?

Мартину вовсе не доставляло удовольствия сидеть за рулем эстевановского мерседеса. Слишком уж неприятно все время думать о том, что, коснись он ненароком одной кнопочки – или не коснись в случае попытки угона автомобиля – и остро заточенный стальной стержень вонзится ему прямо в задницу. От этой мысли у Мартина по коже мурашки ползли. Противоугонное устройство под сиденьем не только выводило его из душевного равновесия, но вызывало чувство протеста, как варварское и ненужное. Тем не менее, когда Эстеван, не глуша двигатель, велел ему сесть на водительское место и быть в готовности, Мартин не стал возражать. Он молча подчинился.

Не повезло сегодня этому раздолбаю-водителю из «Юна-тед патолоджи»! Мартин наблюдал, как Норберто и Эстеван приблизились к нему, разыгрывая из себя донельзя виноватых, а затем… Норберто вырубил парня. Треснул его по башке чем-то тяжелым. Тот повалился на землю, как большой мешок с дерьмом. Эстеван и Норберто подняли его и впихнули в багажник «гольфа». Норберто прыгнул за руль.

Эстеван быстро вернулся в мерседес, сел рядом с Мартином, и обе машины рванули с места. С момента столкновения прошло не больше пятнадцати секунд.

Боб пришел в сознание и сразу понял, что его куда-то везут в багажнике автомобиля. За ухом страшно болело, и он нащупал там шишку размером с шарик для пинг-понга. Вот черт! Что происходит? Он разговаривал с тем парнями, а потом… Боб вспомнил, как перед этим в его машину въехали сзади. Наверное, он получил травму, и его везут в больницу. Однако, поразмыслив, Боб решил, что такая версия маловероятна, то есть, вообще, концы с концами не сходятся. Никто не станет перевозить раненого человека в багажнике. В подобных случаях обычно сажают на заднее сиденье или вызывают скорую помощь. Выходит, что, скорее всего, его везут не в больницу.

Норберто сидел за рулем «гольфа». Мерседес Эстевана стремительно обогнал его и поехал впереди, указывая дорогу. По радио негромко звучала ритмичная мелодия в стиле диско. Норберто сделал погромче. Нормальменте он предпочитал слушать сальсу, но и диско старой школы находил Муй курадо. Да и девушки любили эту музыку, а Норберто, проявляя достаточную сообразительность, умел ценить все, что заставляло их отрывать свои попки от стула и эротично извиваться в танце. Ему понравилась песня, которую сейчас передавали. «I will survive[4] – это про меня, – подумал он. – Я доказал Эстевану свою преданность, и теперь не только выживу, но и заживу, каброн!»

У Эстевана ныла поясница. Карахо! В былые времена он мог, даже не охнув, в одиночку забросить в багажник тушу какого-нибудь ходидо пендехо, вроде этого гринго. А теперь спина болит, будто надломилась! А тут еще Мартин никак не заткнется, совсем задолбал!

Эстеван не понимал, как получилось, что все вдруг пошло наперекосяк? Кто заварил этот гаспачо? И тут же вспомнил – Амадо! Это он облажался со своей гребаной рукой! Что ж, недолго ему осталось совать руки, куда не надо! Жаль, конечно, Амадо был хорошим гангстером. А кое в чем и самым лучшим. Но он прокололся. Оставил свою руку на месте преступления и подверг опасности всю семью. А потому его надо убрать.

План Эстевана был предельно прост: убить Боба, убить Амадо, концы в воду! Какого дьявола, сунуть всех в «гольф» да спалить! Отогнать машину куда-нибудь подальше, в пустыню или в горы Анджелес-Крест, поджечь и столкнуть со скалы! Пускай потом полицейские криминалисты копаются в золе, чтобы отыскать хотя бы зубы!

Мартин был вне себя от злости. Иногда эти чертовы мексиканцы ведут себя, как дебильные отморозки! Не могут уладить даже малейшую трудность без горы трупов! Ну, где здесь логика, скажите на милость? Или это у них такая корпоративная этика? Разве можно построить солидный бизнес на мокрухе? Слишком экстремальные методы ведения дела. Мартину не нравилась чрезмерная жестокость. Не хватало еще предстать перед судом по обвинению в соучастии в убийстве, если их, не дай бог, когда-нибудь заметут!

Чтобы успокоиться, он свернул себе толстого косяка. Пальцы дрожали, и получилось не сразу. Ну, почему Эстеван такой кровожадный? Нет никакой необходимости избавляться от водителя «гольфа» только потому, что он очутился не это время не этом месте! Мартину захотелось убедить Эстевана, что парень в багажнике нужен им живым. Нельзя просто взять и прикончить его, так как копы найдут труп и неизбежно заподозрят, что убийство не случайное. А когда поймут, что оно связано с пропажей улики, начнут повсюду совать свой нос, пока рано или поздно не унюхают их след. Эстеван этого не понимал, он тупо добивался одного – всеми правдами и неправдами отнять у копов руку Амадо, а те потом пускай хоть перетрахают друг друга!

Мартин послюнявил языком край папиросной бумаги, приклеил его и закурил самокрутку. Он набрал полные легкие дыма и задержал дыхание, пока в груди не появилось жжение. Сразу пропала боль где-то позади глаз. Мартин выпустил облако дыма и почувствовал, как все тело блаженно обмякло. И тут его осенило.

Он вдруг понял, что им надо найти другую руку, подложить ее вместо той, что когда-то принадлежала Амадо, а водитель «гольфа» доставит ее по назначению. На первый взгляд, план сумасшедший, но на самом деле вполне реальный. Главное, все будет шито-крыто. Никто ничего не заподозрит. Они выйдут сухими из воды. Остается только убедить этого парня помочь им, но это уже дело техники.

Мартин подбросил свою идею Эстевану и услышал в ответ, что у него голова набита одним дерьмом. С какого хрена они должны доверять водителю «гольфа»? Отпустят его в Паркер-сентер и не успеют глазом моргнуть, как окажутся в наручниках. И потом, где им взять вторую руку? Эстеван назвал план Мартина тонто и добавил по-испански, что у него нет времени на всякие глупости. Он всегда переключался на испанский, когда злился на Мартина.

Мартин задумался – пожалуй, Эстеван прав. Гораздо быстрее и проще пришить парня, сжечь руку и дело с концом. Вот если б вторая рука неожиданно подвернулась, тогда еще можно успеть провернуть комбинацию. Заплатить водителю «гольфа» или надавить на него как-нибудь. Ну, сколько он зарабатывает? Да не так уж много. Отстегнуть ему десять кусков задоставку подложной руки, и они в расчете! Мартин вдруг осознал, что затрачивает слишком много нервной энергии, переживая за судьбу какого-то сраного курьера. Но у него имелись на то свои причины, и одна из них – плохая карма.

* * *

Дон пришел к себе на службу в отдел криминальной информации, как обычно, со стаканчиком двойного, экстрапенистого капуччино на соевом молоке без грамма жира и со свежим номером газеты «Лос-Анджелес тайме» под мышкой. Впрочем, было сегодня что-то особенное во внешности Дона. Он всегда шагал легко и пружинисто, но этим утром его походка казалась еще энергичнее. Остановившись у импровизированного кофе-бара, Дон совершил поступок, уж совсем из ряда вон выходящий – взял с подноса с выпечкой пончик с хрустящей корочкой и кремовой начинкой! Он впился в пончик зубами и удивился – какой вкусный! Сладкий, сдобный! Недаром подносы с пончиками встретишь по всему полицейскому участку. Копам нравятся пончики, а Дону нравится быть копом.

Он расположился за своим столом, слизнул с пальцев сахарную пудру и стал просматривать лежащие перед ним бумаги. За соседний стол уселся толстый мужчина средних лет с темно-коричневым лицом уроженца Центральной Америки. Надпись на его нагрудной карточке гласила: детектив сержант Флорес. Он сказал, указывая на остатки сахарной пудры на столе Дона:

– Ты же вроде никогда не жрал это дерьмо?

– Я жру любое дерьмо!

– Вот, что делает привычка лизать задницу начальству! Начинаешь жрать дерьмо!

Очень остроумно! Дон предпочел промолчать. Он, конечно, мог бы съязвить в ответ, учитывая, что именно Флорес слыл в отделе величайшим лизоблюдом и постоянно афишировал свое латиноамериканское происхождение, используя расовый козырь для продвижения по службе. Но Дону не хотелось затевать свару и портить себе день дворцовыми интригами. Поэтому он переменил тему и заговорил о деле.

– Та рука уже здесь?

– Оторванная конечность?

– Да.

Флорес посмотрел на какие-то бумаги, будто искал в них ответ на вопрос Дона.

– Еще нет.

– Известно, когда привезут? Флорес помотал головой.

– В течение дня.

Дон удовлетворенно кивнул. Его это устраивало, поскольку давало возможность завершить срочную бумажную работу. Он вообще относился к оформлению документации с большой ответственностью и гордился таким подходом. Слишком часто ему доводилось наблюдать, как отпетых злодеев отпускали на свободу всего лишь из-за неправильно заполненных бланков. Будто от этого они переставали быть злодеями! К примеру, какой-то отморозок подъезжает к твоему дому и открывает пальбу из пулемета по окнам. Затем по собственной воле признается в содеянном. А на суде его освобождают только потому, что недоумок-полицейский наделал ошибок при оформлении документов! Вот, что по-настоящему злило Дона! Поэтому он приучил себя не отрывать задницу от стула, пока не подготовит должным образом все необходимые бумаги. И если ему выпадал шанс упрятать каких-нибудь сволочей за решетку, они обязательно попадали за решетку и надолго оставались там, за решеткой!

Макс Ларга энергично стучал проволочным веничком, стараясь вбить как можно больше воздуха в яичные белки. Они должны загустеть, но не слишком, чтобы придать блюду нужную воздушность. Кроме того, необходимо сделать процесс приготовления простым, посильным для любой домохозяйки. Именно в простоте кроется секрет читательского успеха хорошей поваренной книги. Можно, конечно, составить подробное, до мельчайших деталей, описание последовательности хитрых приемов и замысловатых компонентов, но подобные инструкции никогда не будут продаваться. Если честно, именно по этой причине возникли проблемы с реализацией двух новых сочинений Ларги. Люди пугаются трудностей. Издатель шутливо обозвал Макса Джеймсом Джойсом среди авторов кулинарных рецептов и вычеркнул его самую последнюю книгу из плана публикаций.

В ответ Ларга обвинил читающую публику в филистерстве. Но больше всего его задело то, что люди с удовольствием приобретали сборник «легких и быстрых рецептов для гурманов» Марты Стюарт. В разговоре с Ларгой Марта назвала свою стряпню «элегантной простотой». Макс только рассмеялся, но на душе у него было горько. Ну, что понимают в элегантности домохозяйки где-нибудь в Коннектикуте или Нью-Джерси? Он-то поездил по миру, обедал в лучших ресторанах Европы! Знает вкус любого сочетания съедобных ингредиентов, известного кулинарам! Ему доводилось заказывать даже такое редкое блюдо, когда жареное утиное мясо продавливают через пресс, чаще используемый для приготовления обычного яблочного пюре, и то, что сцедится, подают в серебряной чашечке. Вот это действительно элегантно!

Ларга сверился со своими записями. Этот рецепт дал ему друг, знаменитый шеф-повар. А шеф-повара, по убеждению Ларги, только и заслуживают называться друзьями. Лишь они будут обращаться с тобой, как с особой королевской крови, задабривать дорогими винами и изысканными кушаньями. Имея таких друзей, ты окажешься среди избранных, в кругу посвященных. А в обмен от Ларги требовалось всего лишь сослаться на имя шеф-повара или название ресторана в своей еженедельной газетной колонке.

Он убедился, что сыр маскарпоне достиг нужной, комнатной температуры – самой подходящей для смешивания со взбитыми яичными белками. Ларгу беспокоило то, что сей ингредиент могут счесть слишком экзотическим. Не завернут ли его рецепте безапелляционной резолюцией: «Такого в Канзас-сити недостать!»? Он пожал плечами, решив, что до этого моста сначала надо добраться, а там он просто сожжет его за собой. Сейчас важнее узнать, получится ли по упрошенному рецепту съедобное блюдо. А после обеда наступит пора собираться на урок мастурбации.

Норберто ощущал себя в «хранилище» очень неуютно, а потому неохотно приезжал сюда и каждый раз старался убраться как можно быстрее. Не то, чтобы здесь действительно было неуютно. Наоборот, это был образцовый пригородный дом, целиком обставленный мебельным гарнитуром от Итана Аллена, и вообще, оборудованный и сданный «под ключ». Однако Норберто ненавидел сидеть на фирменных стульях, не высыпался на роскошной кровати и не мог избавиться от скованности в великолепных комнатах. Все здесь казалось ему нереальным, будто снилось. Дом являл собой воплощение грез любого мексиканца, живущего на Эль-Норте, а потому создавал впечатление подделки.

Этот район долины считался респектабельным и безопасным. Только Норберто не чувствовал себя в безопасности здесь, в Энсино. Ему мерещилось, что он торчит у всех на виду среди сплошь белых представителей богатой прослойки американского среднего класса, разъезжающих на элегантных внедорожниках, имеющих, как правило, не больше двух детей, и содержащих дома огромных псов. Он сам и Амадо представлялись ему, как две мухи на большом блюде с ванильным мороженым. Ему было неловко, когда общительные соседи ненадолго заходили в гости, приветливо здоровались и расспрашивали его, где он пропадал, чем занимался и тому подобное. На их месте Норберто постеснялся бы лезть в чужие дела. Подобные разговоры его очень напрягали, приходилось постоянно следить, чтобы не уклониться от вымышленной истории, которую Эстеван велел ему заучить назубок. Якобы Норберто и Амадо – двоюродные братья, владеют плантацией папайи на своем ранчо под Гвадалахарой и ездят по всем Соединенным Штатам, убеждая американский народ в превосходстве мексиканской папайи над гавайской.

Норберто меньше всего хотелось, чтобы его держали за какого-то долбанного торговца фруктами. «Мистер Мексиканская Папайя»! Карахо! Дерьмо собачье! Но то была легенда прикрытия, и именно так он был вынужден представляться и вести себя, когда наведывался в «хранилище». Потому что именно этот дом Эстеван облюбовал в качестве тайного склада для оптовых партий наркотиков, а позже стал прятать здесь огромное количество наличных денег, на которые они все безбедно существовали. Посторонние сюда не допускались; очень редко разрешалось переночевать кому-нибудь из подельщиков, приехавших издалека. И тем более они никогда не привозили в «хранилище» своих жертв, похищенных с целью выкупа или для пыток. Что подумают соседи, если услышат душераздирающие вопли?

Боба тряхнуло в последний раз, машина остановилась, и двигатель заглох. Он услышал, как открылась и хлопнула дверца. Боб напряженно ждал, что будет дальше. Послышался скрежет опускающейся створки гаражных ворот. Потом… наступила тишина. Черт подери, его просто оставили в запертом багажнике! Больше он не мог терпеть и от души пописал прямо под себя.

Эстеван вошел в «хранилище» и широко улыбнулся – какое здесь все чистое, благоустроенное, шикарное! Именно ради такого дома тысячи настоящих, честных тружеников рискуют жизнью, нарушая государственную границу, чтобы попасть в Америку. Он служит для них путеводной звездой, вожделенной Альгамброй. Аппетиты Эстеванауже давно переросли этот загородный кусок райского пирога, но сердце его по-прежнему восторженно вздрагивало при виде воплощенной Американской Мечты. Он обернулся к Мартину.

– Принеси мне долбанный «тайленол», а потом объяснишь еще раз, почему не стоит убивать водителя «гольфа»!

Мартин пошел на кухню, отыскал пузырек с таблетками, налил в стакан воды, а Эстеван тем временем осторожно, чтобы не вызвать приступ острой боли в спине, улегся на диван. Мартин подал ему стакан и лекарство.

– Потому что он нам нужен!

– На кой черт?

– Если полиция заподозрит, что его убийство связано с пропажей вещественного доказательства, они устроят полномасштабную облаву и доберутся до нас!

– Но ведь копы как раз это сейчас и затевают, каброн\ Эстеван не мог взять в толк, почему Мартин упрямится.

Никто не заставляет его своими руками убивать водителя, на то есть Норберто, так в чем же дело? Отчего у парня вдруг очко сыграло?

Эстеван проглотил таблетку «тайленола» и опять улегся спиной на кушетку. Ему вдруг подумалось, что Мартин может быть прав, хотя его план кажется необычным, раро. А что, если так и поступить? Подменить руку, и тогда ниточка, ведущая к ним, порвется! Не останется никаких следов! Но где найти вторую руку? В спине возобновилась пульсирующая боль.

– Ну-ка, принеси сюда эту чертову руку!

Боб обливался потом. В багажнике было нестерпимо жарко и нечем дышать. Влага струйками сбегала с головы, затекала в уши, капала с шеи, насквозь пропитала рубашку, заставляла брюки липнуть к ногам. Даже пальцам ног стало мокро. Боб потел в предчувствии смерти. Его знобило от холодного страха. Кровь переполнял адреналин, сердце колотилось, паника туманила сознание. Похитители, несомненно, решили, что он умер от полученного удара, и не собираются открывать багажник. Его оставили гнить в железном мешке, пока зловоние и рой мух не привлекут внимание какого-нибудь доброго самаритянина или почтальона.

И тогда копы взломают гараж, вскроют багажник и обнаружат его иссохшие, полуразложившиеся останки.

Полицейские даже могут подумать, что он совершил какое-то изощренное самоубийство. Мол, обезумел от горя после разрыва с Морой, загнал машину в заброшенный гараж, залез в багажник и захлопнул за собой крышку!

Когда послышался скрежет поднимаемой гаражной двери, Боб одновременно удивился, обрадовался и перепугался. Прозвучал чей-то голос:

– Эй, чувак, сейчас мы откроем багажник. У нас в руках пушки. Лежи, не двигайся, или мы тебя изрешетим на хрен!

Боб кивнул. Потом сообразил, что должен ответить, и прохрипел:

– О'кей!

Крышка багажника быстро поднялась. Боб заморгал отсвета. Вот его похитители. Те самые два мексиканца, которые въехали в зад его «гольфа». Позади них стоял белый парень примерно одного с Бобом возраста.

– Вылезай! Только медленно!

Боб решил попытаться договориться с ними, и сказал, осторожно выбираясь наружу:

– Послушайте, парни. Эта машина не моя. Мне плевать на вмятину, которую вы поставили!

Молодой мексиканец с волосами, завязанными на затылке в косичку, упер ему в лицо ствол пистолета.

– Заткнись!

Его приятель постарше заглянул в багажник, где стояли два термоконтейнера, потом повернулся к Бобу. Тот опустил глаза, не выдержав страшного взгляда мексиканца.

– Рука там?

Боб даже не понял, о чем его спрашивают.

– Рука? Какая рука?

Страшный мексиканец постарше сильно ударил Боба кулаком в живот. Он согнулся пополам, бездыханный, с таким чувством, будто ему только что отстрелили из пушки яйца.

– Рука, которую ты вез в Паркер-сентер! Ах, эта!

Боб молча кивнул на один из контейнеров, все еще не в силах вздохнуть и вымолвить хоть слово. Белый парень посмотрел на него с сочувствием.

– Постарайся распрямиться, тогда дыхание восстановится быстрее.

Боб кивнул и попытался выпрямиться. Перед глазами поплыли пятна. Ему показалось, что с ним сейчас случится обморок. Но вместо этого грудь стала втягивать воздух короткими, болезненными вздохами – сначала самой верхушкой легких, затем все глубже, пока не задышала почти нормально. Опять заболела шишка за ухом.

– Можно мне таблетку аспирина? Белый парень кивнул.

– В доме есть «тайленол».

Молодой мексиканец схватил Боба за руку и поволок в дом, точь-в-точь как тот, в котором жили его родители.

Мора вошла в свой кабинет и сразу направилась к автоответчику. Она прослушала все сообщения и, к своему разочарованию, убедилась, что Боб не звонил. Может, он нарочно переигрывает, стараясь озадачить ее? Боб и раньше говорил ей иногда какие-нибудь гадости, чтобы понаблюдать за ее реакцией. Однако сегодня утром он был нетакой, как обычно. Будто действительно решился на серьезный шаг. Да только Бобу с его мягкой, податливой натурой просто не дано совершать серьезных поступков. Губы Моры тронула легкая улыбка. Возможно, именно благодаря ее решительности, он хоть немного повзрослеет. Не исключено даже, что ему откроется что-то новое в жизни! Она вдруг поняла, что испытывает противоречивое чувство по поводу своего разрыва с Бобом. На самом деле его член вовсе ей не омерзителен. Просто надоело, что Боб постоянно машет им у нее перед лицом. Мора только хотела, чтобы он относился к ней с большей чуткостью. Прислушивался к ней! Неужели это так трудно?

10

Освобожденная от обертки рука лежала на кухонном столе. Трое мужчин разглядывали ее озадаченно и немного боязливо. Очевидно, им, в отличие от Боба, не столь привычно созерцать отчлененные от туловища человеческие конечности. Ему сейчас было не до руки. Он прижимал к шишке на голове пакет с замороженным зеленым горошком и маленькими глотками отпивал кока-колу.

– Меня подташнивает. Наверно, я заработал сотрясение мозга.

Мексиканец с косичкой простодушно улыбнулся.

– Прости, каброн! По-другому нельзя было. А вдруг ты оказался бы мастером по кунгфу или еще чего-нибудь. Я не мог рисковать, чувак.

Боба это объяснение устроило, и ему стало не так обидно. Даже польстило, что его приняли за мастера по кунгфу. Мастер, как же! Но все-таки странно все это. Его же похитили! И что дальше? Прикончат его? Значит, надо попытаться сбежать? Боб не знал, что и думать.

Мексиканец постарше взял кухонную лопатку и ткнул ею в руку.

– Я и не знал, что у него так много наколок!

Тут заговорил белый парень.

– Полиция знает, что на руке есть татуировки. Мы должны выяснить, где их ему кололи!

Парень с косичкой возразил.

– Сначала надо найти руку!

Боб испуганно отпрянул под взглядом старшего мексиканца.

– Вот у него целых две!

Боб протестующе помотал головой.

– Ну нет, чуваки! Я не согласен!

Во взгляде мексиканца мелькнула угроза. Боб быстро заговорил умоляющим тоном:

– Ну, пожалуйста, поймите, моя рука с этой и близко не лежала!

Боб сморщился от боли, когда мексиканец схватил его за руку и прижал ее к столу рядом с оторванной рукой Амадо. Действительно, обе конечности заметно разнились. Оторванная рука была темнокожая, волосатая, мускулистая – в общем, мужская. Кожа на руке Боба имела бледный, даже нездоровый цвет. Не рука, а хилая ручонка интеллектуального юноши. Никакими татуировками ее не замаскируешь. Мексиканец поднял глаза на Боба.

– Ты педик?

Тот снова помотал головой.

– Нет!

– У тебя рука педика!

Боб ничего не ответил, но в душе не согласился. Все знакомые ему гомосексуалисты были накачанные, красивые и бронзовые от загара. Так что его рука вовсе не «голубая»!

Старший мексиканец обернулся к тому, что с косичкой.

– Найди его!

Тот, к изумлению Боба, молча кивнул и тут же исчез. Выходит, этот страшный у них за главного, что-то вроде спившегося «крестного отца»! Иначе не объяснишь тот факт, что какой-то пожилой мексиканец с фальшивой накладкой на голове имеет в лакеях образованного белого парня, а мальчиком на побегушках – крутого, здорового омбре! Теперь Бобу стало ясно, что он, мягко говоря, очутился в глубоком дерьме.

Амадо сидел в постели, откинувшись на подушку, и смотрел телевизор. Он пристрастился к одной мыльной опере и получал большое удовольствие, наблюдая за интригами, ударами исподтишка и двуличием персонажей. Ничего принципиально нового для него в сюжете не было, он только не мог понять, почему этот парень, Джеке, не возьмет свое охотничье ружье и не заявится с ним к этой злобной сучке Хелене после того, что она сделала с Франческой! Может, этот Джеке и не мужик вовсе, а что-то вроде уэлепедос кебрачона? На его месте Амадо бы вставил оба ствола Хелене в задницу и нажал на спусковой крючок! Получи, ходида пендеха! Ке те ходас!

Он часто ловил себя на том, что кричит на телевизор. Амадо рвался предупредить их, чтобы не продавали свои акции в заокеанской компании, ведь это ловушка, бесчестная махинация! Не делайте этого! Куидадо! Он кричал, рычал, неистово размахивал правой рукой, стараясь привлечь к себе внимание актеров, но вдруг замечал, что этой руки у него больше нет. А такое ощущение, будто она на месте… Кераро.

Амадо обрадовался, увидев Норберто, входящего в его комнату в дешевом мотеле. В руках он держал замасленный бумажный пакет. Норберто протянул пакет Амадо.

– Как себя чувствуешь?

– А ты как думаешь?

Амадо вскрыл пакет и оттуда аппетитно пахнуло острым ароматом. Он широко улыбнулся.-

– Карншпас?

– Карншпас пибиль!

– Ке буэно!

Норберто присел на край кровати и смотрел, как Амадо вынул из пакета обернутый в фольгу тако и стал неловко разворачивать одной рукой. Он не сделал ни малейшей попытки помочь.

– Скучаешь по своей руке, чувак?

– Я ее во сне вижу, ядрена мать!

– А ведь она у нас! Амадо оставил тако в покое.

– Что?

– Мы заполучили твою руку, чувак. Тебе стоит взглянуть на нее!

– На кой хрен тебе понадобилась моя рука, пенаехо?

– Чтоб не попала к лас-плакас, марикон\

Амадо пристально посмотрел на Норберто. Ах, ты, маленький хитрожопый сучонок!

– Она у Эстевана?

– Си.

– Ке варваро!

Амадо задумчиво покачал головой и снова принялся за обертку тако. Наконец, он сумел высвободить его и запихнул в рот сразу наполовину. Потом стал смачно жевать, перепачкав губы в жире. Норберто улыбался, глядя на него.

– Кьерес сервеса?

Амадо кивнул, улыбаясь еще шире. Его тронула забота друга, не поленившегося принести ему такое и пиво. У него даже слезинка выступила на одном глазу. Норберто сунул руку в пластиковый пакет, достал банку холодного «моде-ло-эспесьяль», с шипением хрустнул крышкой и протянул пиво Амадо.

– Грасиас!

– Де нада!

Амадо сделал несколько длинных глотков, потом оторвался от банки и звучно рыгнул. В воздухе сразу запахло пивом и начинкой из свинины и чили. Норберто с серьезным видом обратился к Амадо.

– Чувак, тебя хочет видеть Эстеван.

– Убить он меня хочет!

– Нет. Есть дело. Очень важное.

Амадо взглянул на Норберто и понял, что за время его отсутствия произошли перемены. Этот парень поднялся по служебной лестнице и теперь подчиняется непосредственно эль-хефе, самому Эстевану.

– А я-то думал, что мы с тобой корешили.

– Не в этом дело, чувак. Ты нужен Эстевану. Он не собирается убивать тебя!

– Ну, да, это он тебе так сказал!

– Это я сам знаю!

Амадо изучающе посмотрел на Норберто. Вероятно, у этого панка с собой девятимиллиметровая пушка или, еще хуже, тот долбанный короткоствольный тридцать восьмого калибра, который он так любит таскать повсюду, потому что увидел его в кино и посчитал крутым и понтовым.

– Могу я отказаться от встречи с Эстеваном?

– Нет.

Амадо пожал плечами.

– Бале!

Когда Норберто и Амадо вошли в «хранилище», Эстеван смотрел сериал с Чивас в роли Морелии по «Каналу 55». Мартин сидел на кухне с водителем «гольфа», которого звали Боб, а фамилию Эстеван не запомнил, и расспрашивал его о том, как правильно законсервировать оторванную человеческую руку. Меньше всего Эстевану хотелось, чтобы у него в доме валялся вонючий кусок разлагающейся плоти. Он поднялся поприветствовать Амадо.

– Это ты, каброн! Ке оида?

– Лучше ты мне скажи, что нового!

Оба замолчали, глядя друг на друга. Эстеван вдруг растерялся, не зная, что делать. Такого состояния он еще никогда не испытывал. Насколько наследил Амадо в гараже Карлоса Вилы? Раз он уверен, что эль-хефе убьет его, значит, и впрямь наследил. Сола понимал, что как ни тяни, ему все равно придется принимать решение по поводу Амадо. Опасно держать в своей команде неумелых убийц и недисциплинированных подчиненных. Но пока он, пожалуй, не будет ничего предпринимать на его счет. Сначала надо разгрести дерьмо, в которое они влипли. Сейчас самое главное – не угодить в тюрьму. Эстеван продолжал молча стоять, вперив в Амадо свой страшный взгляд. Норберто заговорил и разрядил напряженность.

– Амадо! Хочешь полюбоваться на свою руку?

Амадо обернулся на его голос.

– Ara!

Боб не поверил своим глазам, когда на кухню вошел однорукий мужик. Он сразу понял, что перед ним владелец оторванной руки, так как его украшали похожие татуировки. Мужчины спаривались сзади с женщинами с огромными торчащими титьками. Другие грудастые тетки отсасывали у мускулистых мужиков с внешностью байкеров и длинными стоящими членами. И это был только небольшой фрагмент художеств, видимый на уцелевшей руке незнакомца и части груди и шеи, выглядывающей из расстегнутого воротника безрукавки. Боб догадался, что у него все тело покрыто такими же наколками и представляло собой что-то вроде камасутры для «ангелов ада». Это открытие потрясло его воображение. Ему захотелось поговорить с мужчиной, но слишком уж грозно тот выглядел – не страшно, как «крестный отец», но именно грозно, и Боб побоялся опять получить удар в живот или по голове, или еще чего-нибудь похуже, а потому промолчал. На его глазах грозный однорукий чувак открыл термоконтейнер и достал из него свою вторую руку.

Это было незабываемое зрелище. Грустное и трогательное. Грозный парень стоял и смотрел на мертвую руку, будто на пропавшего без вести и вновь обретенного ребенка. Боб пригляделся и увидел слезы у него на глазах. Наконец, заговорил страшный «крестный отец».

– Ходер, тебе, наверно, было больно!

Грозный посмотрел на страшного и ничего не сказал. Только потрогал живой рукой мертвую – сначала пальцы, потом перевернул ее и погладил предплечье, легонько, будто чувствуя собственное прикосновение.

– Дайте выпить!

Парень с косичкой посмотрел на страшного, и тот кивнул. Тогда он достал с кухонной полки бутылку текилы. Однорукий сел, плеснул в стакан текилы и жадно опрокинул в рот.

Боб показал на татуировку женщины, испытывающей оргазм от орального секса.

– Она прекрасна!

Грозный кивнул.

– Это Фелисия.

Боба будто подстегнули. Слова посыпались из него взволнованной скороговоркой.

– Вы хотите сказать, она настоящая? То есть, эта женщина существует? Вы знаете, где она живет? А можно мне с ней познакомиться? У вас есть номер ее телефона?

Все четверо – белый, страшный, грозный и тот, что с косичкой – разом обернулись к Бобу и посмотрели на него, как на сумасшедшего. Но ему было плевать, что они подумали, другого шанса могло и не выпасть, поэтому он продолжал горячо тараторить.

– Вы только посмотрите на нее! Просто посмотрите! Вам доводилось встречать женщину прекраснее, чем она? Это… это… секс-бомба какая-то, честное слово!

Грозный парень разразился хохотом. Это был громогласный, басовитый, радостный смех. Он хохотал так, что слезы выступили на глаза и перехватывало дыхание. Боб ждал, а смех все не прекращался, и ему стало тревожно. Может, он перегнул палку и наговорил лишнего? Наконец, грозный начал справляться с приступом веселья.

– Этот гринго влюбился в Фелисию!

Он налил в свой стакан текилы и подвинул его Бобу.

– Пей!

Боб залпом выпил. Текила обжигала, но как-то приятно. Боб посмотрел на грозного.

– Так вы ее знаете?

Тот окинул Боба серьезным взглядом, опять засмеялся и протянул ему левую руку.

– Амадо!

Так Боб познакомился со всеми – с Амадо, Норберто, Эстеваном и Мартином. У него не было уверенности, что это их настоящие имена, но все-таки Боб почувствовал себя спокойнее. Впрочем, страх тут же обуял его с новой силой. Фальшивые имена означали бы, что в случае обращения в полицию он сообщил бы копам ложную информацию. А если эти четверо не побоялись назваться настоящими именами, то, очевидно, намереваются его убить, зная, что Боб все равно унесет правду с собой в могилу.

Моррис с отчаянным упорством загонял фигурные кусочки на свои места, щелкая мышкой, как завороженный. Он даже не поднял головы, когда прибыла доставка из медицинского центра Сидер-Сайнай. Ее привез мальчишка-латино, который щеголял в висящих на нем джинсах размера на два больше и в футболке с портретом Че Гевары. Он заглянул в экран монитора и презрительно хмыкнул.

– Тетрис?

Моррис не удостоил его взглядом.

– Да знаю, знаю, чувак, игра старая, но интересная!

Но пацан и не думал уступать.

– Ага, мой папаша ее очень любит!

– Чувак, «тетрис» – отличная тренировка для мозга! Играть в нее все равно, что смотреть кино, в котором одновременно происходят автогонки, война с пришельцами и стихийное бедствие.

– Ну, да, конечно. Распишись вот здесь. А потом можешь поиграть в «понг».

Моррис не отводил глаз от экрана.

– Не могу.

– Мне надо заехать еще в кучу мест!

– Погоди минутку!

– Нет!

– Чувак, ну, пожалуйста, потерпи немного!

– Нет!

Курьер помахал клипбордом у Морриса перед лицом, загораживая ему экран. Моррис схватил со стола ручку левой рукой и попытался не глядя поставить свою подпись в нужной графе.

– Здесь?

– Двумя дюймами ниже.

– Здесь?

– Уже теплее.

Моррис накарябал свою фамилию.

– Спасибо, чувак!

– Без проблем!

Мальчишка ушел. Моррис вновь сосредоточился на игре. Ему было невдомек, что минуту назад расписался за получение человеческого зародыша. В стеклянной банке с формалином плавал довольно развитый эмбрион. Моррис не видел ничего вокруг, кроме компьютерного экрана.

Боб уже здорово окосел. Они с Амадо прикончили бутылку текилы и теперь потягивали пиво. Амадо скинул рубашку и давал Бобу живописующие пояснения по поводу каждой татуировки на своем теле. Их было не меньше сотни. Когда Боб высказал в его адрес слова восхищения, Амадо признался, что начал запечатлять тела знакомых женщин в чернилах на собственной коже лишь после того, как отметил первые сто побед насечками на ремне своих джинсов. Боб смотрел на него с благоговением, как на могучего атлета, поставившего невиданный рекорд в очень редком виде спорта.

Он мысленно обозрел короткую дистанцию собственных достижений, состоящую из жалких шести или семи преодоленных этапов. И ни разу это не происходило за одну страстную ночь, сначала всегда были невинные свидания, потом длительные ухаживания и, наконец, постельные отношения. Конечно, без любви не обошлось, но все же Боб не сумел припомнить ничего заслуживающего постоянного места на его теле, достойного боли от иглы и чернил, и что он мог бы назвать высокой чувственностью. А ему очень хотелось испытать в жизни нечто подобное. Хотелось отдаться во власть животной страсти. Хотелось яростно вонзаться в горячую плоть роскошной женщины, когда оба охвачены одинаковым безумием и не надо заботиться о предварительном возбуждении, взаимном достижении оргазма и прочем. Хотелось безрассудного, звериного желания и, совокупляясь с ней грубо и дико, знать, что она чувствует то же самое.

Боб стал смотреть, как Амадо с пьяной неуклюжестью пытается приставить на место свою руку. Он не удержал ее, и рука упала на пол с глухим и жутким стуком. Из обрубка брызнула жижа (Боб мысленно почему-то назвал ее соком) и испачкала валяющуюся на полу рубашку Амадо. Тот нагнулся, поднял руку и посмотрел на нее.

– Мне не хватает моей руки, Боб.

– Не сомневаюсь.

– Никогда не расставайся со своей рукой, Боб, нунка!

Боб согласно кивнул.

– Я знаю, Амадо, что ты расстался с рукой не по своей воле, и уверен, она тоже это знает.

Амадо поразмыслил над словами Боба.

– Ты так считаешь?

– Уверен!

Голос Амадо дрожал, будто он готов заплакать.

– Никогда не задумывался над тем, что моя рука может страдать. Я даже не надеялся увидеть ее снова!

Он посадил согнутую в локте конечность себе на колени, и та приобрела довольно беспечный вид.

– Я не хотел причинять тебе боль.

Амадо прижал руку к груди и стал нянчить ее, как новорожденного ребенка. Боб притих, не зная, что сказать, поэтому просто оставил Амадо в покое наедине со своей рукой. Он заметил, что «крестный отец» Эстеван и белый парень Мартин сидят на диване в гостиной и о чем-то беседуют. Норберто – или Норберт, как стал называть его Боб – после нескольких стопок текилы удалился вздремнуть в одну из спальных комнат.

Боб встал и похлопал Амадо по плечу.

– Я сейчас схожу пописаю, а когда вернусь, мы с тобой помянем все хорошее, что ты делал вместе с твоей рукой. И выпьем за это!

Амадо поднял на Боба широко раскрытые, мокрые глаза.

– Ты хороший человек, Боб!

Пошатываясь, Боб направился в ванную комнату.

Эстеван наблюдал, как Амадо и гринго вместе пили и смеялись, будто праздновали Синсодемайо. Смейтесь, смейтесь. Вам обоим недолго жить осталось. Мартин все что-то доказывал, уговаривал его не убивать гринго. Пор ке? Не потому ли, что он тоже белый? Когда Эстеван кончал какого-нибудь долбанного чоло Мартин помалкивал! А теперь просто позарез надо убрать этого белого парня, а Мартин, как нарочно, все канючит и подбивает Эстевана на рискованный ход.

Конечно, в его рассуждениях есть здравый смысл. Во всех новостях раструбят о похищении и убийстве белого американца. А полиция просто обязана заняться тем, что попало в газеты. Ничего хорошего не жди, если копы начнут повсюду совать своей нос, задавать вопросы.

Эстеван понимал все это, но инстинкт самосохранения призывал его убить парня. Свидетелей нельзя оставлять в живых. Отпустить его все равно, что своими руками выдать ему доверенность на дачу показаний против тебя же в суде! А значит поступать так не правильно! Меньше всего Эстевану хотелось видеть этого тощего, никчемного засранца-гринго на заседании федерального суда и слушать его изобличительную речь о том, как гражданина США похитила мексиканская мафия. Эстеван не понимал, почему белые всегда так уверены в своем превосходстве, это же просто дерьмо собачье!

Эстеван умен. Не глупее любого белого, говорил он себе, но при этом не хотел, чтобы ненависть ослепила его и помешала увидеть верное решение. Он точно знал, что в словах Мартина есть здравый смысл, а потому разрешил ему переговорить с парнем, гринго-а-гринго, и прощупать, готов ли тот помочь им.

Когда Боб вернулся из туалета, Амадо уже сидел в отключке, уронив голову на стол. Он громко храпел, а из уголка рта стекала ниточка слюны и капала на пол. Боб сел и стал разглядывать Амадо. Во сне он не казался таким грозным. Он был похож на человека, потерявшегося в чужой стране. Потерялся сам и потерял свою руку. Боб сочувствовал ему.

Пришел Мартин и сел рядом с Бобом. Он хотел поговорить с ним о чем-то важном. Он собирался объяснить Бобу, почему угнали его машину вместе с ним, и что им от него нужно. Пока Эстеван в гостиной смотрел по телевизору футбол, Мартин рассказал Бобу обо всем, что произошло за предыдущие двое суток и в итоге привело к его похищению. Затем Мартин обратился к Бобу с деловым предложением.

Поначалу Боб решил, что ослышался. У него никогда в жизни не возникало желания стать преступником или заняться нелегальным бизнесом. Откровенно говоря, о тюрьме у Боба сложилось такое жуткое представление, что ему и в голову не приходило совершить что-нибудь противозаконное. Но вот перед ним умный парень, дипломированный юрист, закончил Йельский университет, а в целом такой же, как и сам Боб, только красивее, удачливее и лучше одетый. И этот парень спрашивает, не согласится ли Боб провернуть вместе с ними дельце и одним махом заработать десять тысяч долларов. И все, что от него требуется – доставить в Паркер-сентер руку, точнее, другую руку.

– Доплата в десять тысяч долларов за выполнение твоих обычных обязанностей!

Боб задумался. Он колебался. Была в Эстеване какая-то сила – та же, что делала его таким страшным, – которая внушала Бобу доверие. Чем дольше он размышлял, тем сильнее волновался. Мартин ждал ответа. Наконец…

– Ладно, я согласен. Только…

Мартин холодно перебил его.

– Боб, ты не в том положении, чтобы выдвигать условия!

– Ты не знаешь, чего я хочу.

Мартин кивнул.

– О'кей. Чего ты хочешь?

– Хочу, чтобы вы познакомили меня с Фелисией!

– Кто такая Фелисия?

Боб взял со стола руку Амадо и показал Мартину татуировку.

– Это Фелисия.

Эстевана удивило, что гринго так легко поддался искушению. Он догадался, что Боба, как и Мартина, привлекала внешняя романтичность криминальной жизни. Белые иногда бывают до смешного наивны. По их представлению, гангстеры только и делают, что разъезжают на быстрых машинах, спят с роскошными женщинами и не знают, куда деньги девать. Насмотрелись голливудских фильмов! Эстеван на собственной шкуре испытал, сколько надо работать, чтобы добиться успеха в криминале. Ненормированный рабочий день, ночные смены, постоянные стрессы. Из-за чрезмерного нервного напряжения многие члены ла-фамилии к преклонному возрасту заработали себе грудную жабу. Несколько неудачников гнили в тюрьмах где-то в богом забытой стороне. Кое-кто помер от обширного инфаркта, пока трахался с какой-нибудь шлюхой. «Смерть от виагры», говорили в таких случаях. Этот стимулятор превращает мужской эксплорадор в «супермена», а остальное тело – в старого, обвисшего абуэло, не способного угнаться за моложавым членом. Так что все удовольствие улетучивается, остается только пыхтение и кряхтение. Было что-то трагическое в попытках взрослых мужчин строить из себя подростков, и все же, по убеждению Эстевана, лучше сдохнуть во время полового акта, чем получить пулю в голову, сидя в собственной машине.

Тощий гринго вошел в гостиную с банкой пива в руке. Эстеван уставился на него и с удовлетворением увидел, как тот отвел взгляд. Эстеван откашлялся.

– Ты понял, что все это значит?

Боб оглянулся на Мартина и снова посмотрел на Эстевана.

– Кажется, да.

– Ты становишься соучастником убийства, а от такого дерьма не отмоешься, дружок!

Боб помедлил.

– Я не собираюсь никого убивать!

Эстеван с трудом удержался, чтобы не поддаться приступу негодования. До чего же нахальные бывают люди! Думают, очень легко взять и убить кого-то! Будто это любому под силу! Даже Амадо, у которого за плечами годы практики, завалил простое дело.

– Тебе и не надо никого убивать.

Вмешался Мартин.

– Но ты должен понимать, что становишься соучастником.

Боб кивнул.

– Я понимаю.

– И можешь угодить в тюрьму.

Эстеван посмотрел на Боба своим страшным взглядом.

– А если пойдешь в полицию, мы убьем тебя.

Боб начал терять терпение.

– Знаю.

Эстеван наблюдал, как Боб мысленно взвешивал все возможные варианты. Он почти воочию видел, как в голове у него лихорадочно вертятся шестеренки. Его бы не удивило, если бы Боб попросил листок бумаги и карандаш, начертил линию посередине и по обеим сторонам начал перечислять плюсы и минусы сделанного ему предложения. Нет, определенно у американос полностью отсутствуют уэвос!

И все же Боб удивил его.

– Я готов на все ради того, чтобы узнать Фелисию.

Эстеван громко рассмеялся.

– Ты действительно считаешь, что стоит рисковать жизнью ради женщины?

Боб кивнул. Еще никогда и ни в чем он не был так уверен.

– Фелисия не всякая женщина.

Эстеван изумленно покачал головой.

– Ну, что ж, лишь бы ты понимал, что тебя ждет.

Боб сел на диван рядом с Мартином. Тот заговорил деловым тоном, подводя итог сделки.

– Итак, мы со своей стороны обязуемся передать Бобу десять тысяч долларов и предоставить одну ночь с Фелисией.

– А что нам предоставит Боб?

– А он привезет в полицию руку – новую руку – и скажет, что очень расстроился из-за разрыва со своей девушкой и потому задержался с доставкой.

– Ты что, расстался со своей девушкой?

– Да, вроде того.

– То есть?

– Мы поссорились.

Эстеван откинулся на спинку дивана и вздохнул.

– Надеюсь, это была серьезная ссора.

– Достаточно серьезная.

Снова вмешался Мартин.

– Мы можем подбросить тебя до дома, чтобы ты завершил дело. То есть, действительно порвал с ней. Чтобы все было по правде.

Боб обрадовался этой идее.

– Точно, так и сделаем, и обязательно прежде, чем я встречусь с Фелисией! В общем, чтоб все официально застолбить. Тогда это не будет выглядеть так, будто я ей изменяю.

Эстеван окинул мрачным взглядом обоих гринго. Карало! В какое дерьмо они его втягивают?

– У нас еще нет второй руки.

11

Стоял один из тех великолепных дней в Лос-Анджелесе, какой обычно видишь в телевизионном репортаже с «Парада роз». Золотые солнечные лучи пронизывают город, неся тепло, здоровье и богатство миру. Небесная голубизна простирается над головой, радуя глаз. В такой день поневоле думаешь, что жители Лос-Анджелеса обитают на какой-то фантастической земле обетованной, вроде страны витамина «С» или еще чего-то такого.

Только вместо цветочных платформ по улице ползли рейсовые автобусы мимо Дона, детектива Флореса и еще двух полицейских в форме, сидящих на ступеньке широкой лестницы Паркер-сентра и уплетающих большие, жирные гамбургеры.

У передвижной палатки выстроились в очередь другие сотрудники полиции Лос-Анджелеса, желающие перекусить. Дон чувствовал себя прекрасно. Хорошо работать в полиции! Хорошо знать, что своим трудом ты делаешь мир лучше. Хорошо сидеть на солнышке вместе с товарищами и лопать дерьмовый гамбургер. Дон знал, что вечером на ужин будет вынужден ограничиться зеленым салатом и, может быть, чуть-чуть сашими, чтобы нейтрализовать взрывной эффект этой желудочной бомбы, но разве не стоит этакой малости то чудесное душевное состояние, которое он испытывает здесь и сейчас!

Дон окунул ломтик картошки-фри в бумажный стаканчик с кетчупом и замечтался. Ему привиделся Эстеван Сола без своей волосяной накладки, в ярко-оранжевой робе заключенного лос-анджелесской окружной тюрьмы. Мысленным взором Дон смаковал образ понурого, закованного в наручни шэль-хефе, готового к депортации в мексиканскую тюрягу. Слишком долго ему пришлось бессильно наблюдать, как Эстеван с самодовольной безнаказанностью хозяйничает в Лос-Анджелесе, как у себя дома. Его наглое высокомерие выводило Дона из себя. Вот почему он выбрал Солу в качестве первоочередной цели, считал для себя делом чести свергнуть этого долбанного мексиканского царька из Хуареса.

Дон отхлебнул из стаканчика глоток диетического рутбира. Потом обратился к Флоресу.

– А вешдок уже подвезли?

Жующий Флорес посмотрел на него и молча покачал головой. Его рот был до предела набит буррито с карне асада.

– Ну, целый день я ждать не могу. Пойду звонить, выяснять, где эта штука.

Дон скомкал обертку от желудочной бомбы и точным броском запулил ее в мусорную урну. Потом, как подобает мужчине, вытер руки о штаны и зашагал к себе в кабинет.

Дон вырулил со стоянки Паркер-сентра на грязно-коричневом «каприсе». Он не понимал, почему все полицейские машины обязательно должны быть одной из моделей «шевроле» и неизменно грязно-коричневого цвета. Когда они стоят в ряд перед зданием участка, то напоминают огромные собачьи какашки. Что, глядя на них, могут подумать о полиции обыватели? Почему бы детективам не гоняться за преступниками по Лос-Анджелесу на каких-нибудь «БМВ» и «линкольн-таун-карах»? Урки с такой же легкостью узнавали о появлении копов по этим тачкам дерьмового цвета, как и по прежним черно-белым. Так почему не сделать полицейский автопарк смешанным? Сидя за рулем такой машины понимаешь, почему некоторые детективы склонны к мздоимству. В ней просто перестаешь себя уважать! Как не поддаться соблазну добавить к полицейскому жалованью несколько сотен халявных баксов, неся службу в собачьей какашке?

Дон ломал голову над тем, куда мог запропаститься курьер из «Юнайтед патолоджи». Он позвонил туда, и ему передали список всех пунктов сегодняшней доставки. Парень не появился ни на одном из них. Поэтому Дон поступил, как любой хороший детектив – выехал в город, чтобы провести расследование. Во всяком случае, лучше что-то делать, чем просиживать в кабинете, дожидаясь, когда начнет выделять газы кишечник Флореса.

Всякий раз, собираясь на занятия, Ларга мучительно выбирал, что ему надеть. Джинсы плохи тем, что инструкторша заставляла его стягивать их полностью. Они, мол, затрудняют приток крови к простате, и ей не хватает кислорода, необходимого, чтобы в большем количестве вырабатывать эту самую скользкую слизь. Шорты? Шорты делали его похожим на голубого. Стоя нагишом перед зеркалом, Ларга повернулся боком и обозрел свое выпирающее, обвислое брюхо. Может, спортивные штаны? Ларга покопался в шкафу и снял с вешалки нейлоновый тренировочный костюм, в каких толстые ребята из Нью-Джерси разъезжают после обеда в своих «камаро». Он приобрел его, когда решил заняться бегом трусцой. Один раз даже надел.

Дон остановил машину напротив «Юнайтед патолоджи» – большого здания, битком набитого мертвечиной. Хотя детектив на своем веку повидал сотни трупов, даже у него вблизи этого места возникло нехорошее чувство. Может, потому, что те мертвецы, которыми занимался Дон, все же были людьми. Ведь и труп остается личностью. Имеет при себе личные вещи. Обладает жизнью – прожитой и потерянной. А здесь, в лаборатории патологической анатомии, человеческие тела расчленяют, измельчают и превращают в образцы тканей и жидкостей. И больше нет ни прожитой жизни, ни человека, даже мертвого. Дону меньше всего хотелось, чтобы после смерти его тело кромсал какой-нибудь пойндекстер. Лучше быть уверенным – раз ты умер, значит умер. Дон вошел в здание.

Моррис сидел перед компьютером и ждал, когда загрузится сайт. Миновал целый ледниковый период, прежде чем он открылся, а когда это случилось, итог был все тот же. Моррис побывал уже на нескольких сайтах, предлагающих «бесплатные» фотки, и все они потребовали у него номер кредитной карты в качестве «доказательства», что ему исполнился двадцать один год. Как будто подросток не может иметь кредитной карты! Или тем, кто младше двадцати одного года, не разрешается смотреть порнографию! «Вот дерьмо! – подумал Моррис. – Я с пятнадцати лет баб трахаю!». Весь день ему испортили!

Моррис увидел, как в кабинет вошел какой-то чувак в спортивной куртке. Незнакомец улыбнулся и показал полицейский значок – не как в кино, достал и тут же спрятал, а долго держал его у Морриса перед глазами, будто он дурак какой, чтоб читать.

– Привет!

Чувак из полиции откашлялся.

– Привет. Вы сегодня должны были доставить в Паркер-сентер одну улику…

– Вы имеете в виду оторванную руку?

– Да.

– Наверно, она уже там.

– Нет, ее не привезли.

Моррис посмотрел на копа, потом перевел взгляд на экран монитора, на котором как раз открылся сайт Spunk.com и – вот дерьмо! – оказался голубым порно. Он принялся лихорадочно щелкать мышкой, пытаясь закрыть сайт, но тот еще не закончил загружаться, и картинка зависла в полной неподвижности. Морриса прошиб холодный пот. Он поспешно ткнул пальцем в кнопку и просто выключил монитор.

– Ну, значит, привезут с минуты на минуту!

– Но ее нет!

– Должна быть!

– Я знаю, что должна быть, но ее нет! Потому я и приехал сюда.

– Никуда она не денется!

– Где она?

– Для вас это важно?

– Да!

– Ну, так ждите, привезут.

Дон опять прокашлялся.

– Ее нет.

Моррис подивился такой непроходимой тупости.

– Чего вы от меня-то хотите?

– Чтобы вы сказали мне, где рука.

Моррис пожал плечами.

– Чувак, я не знаю!

Полицейский потерял терпение и стал изображать из себя крутого. Он перегнулся через Морриса, дотянулся до кнопки монитора и включил его.

– Чувак, ты что делаешь?

– Где рука?

– В пути!

– В пути куда?

– В Паркер-сентер!

– Но ее нет в Паркер-сентре!

– Ну, правильно! Она в пути!

На экран монитора выплыли несколько красочных картинок, изображающих секс между мужчинами. Моррис заерзал на стуле.

– Вот черт, это не то, что я хотел!

Коп улыбнулся с таким видом, будто знал о Моррисе что-то нехорошее.

– Кто повез руку?

– Боб.

Моррис щелкнул мышкой, и на этот раз сайт закрылся.

– Где Боб?

– Я не знаю, чувак, честное слово! Он уже давно должен быть в Паркер-сентре!

Боб сидел на переднем пассажирском сиденье, а Норберто вел машину. Эстеван и Мартин расположились сзади. Амадо предпочел остаться в «хранилище», чтобы не пропустить свою любимую теленовеллу.

– Поверни здесь!

Боб показывал дорогу к месту работы Моры. Ее кабинет находился в ничем не примечательном здании, похожем на бетонную коробку.

Боб вспотел. Его начали мучить сомнения по поводу только что заключенной сделки. Сомнения и раскаяния. Раскаяния и сомнения. Одновременно он был радостно возбужден – ведь это же самое настоящее, невероятное приключение! «Ты даже вообразить не мог, – мысленно говорил он себе, – насколько скучна твоя жизнь, пока тебя не грохнули по башке и не упрятали в багажник».

Но с другой стороны, Боб знал, что по своей натуре не способен причинить зла ближнему. Он не вор и не убийца, и вовсе не желал становиться ни тем, ни другим.

В промежутке между сомнениями и раскаяниями ему удалось подыскать подходящее определение своим действиям. Он все делает правильно. Он не собирается никого убивать. Он просто играет отведенную ему роль в драме, не имеющей сценария. А как можно судить о персонаже, не зная, чем все закончится? Это же только начало!

Однако в промежутке между раскаяниями и сомнениями вернулись сомнения, которые уже посещали его в самом начале. «Если я не выполню их требований, они убьют меня. В конце концов они все равно могут меня убить!». Тут уж начались страхи.

– Можете поставить машину на частную стоянку позади здания. Мора подтвердит, что вы ее клиенты.

– Вряд ли, если ты заявишься, чтобы порвать с ней.

Боб на секунду задумался.

– Да, пожалуй.

Он вылез из машины и вошел в здание, размышляя на ходу, что сказать Море. Хоть бы разозлиться на нее по-настоящему, прийти в этакий раж! Наорать, обозвать ее сукой, швырнуть что-нибудь, разбить тарелку или опрокинуть стол – в общем, разыграть целый спектакль. Но у него вовсе не было настроения устраивать скандал. Наоборот, чем больше Боб думал о расставании с Морой, тем радостнее себя чувствовал. Он настолько погряз в этом своем богемном однообразии, что совсем перестал замечать множество иных волнующих возможностей. Мир велик и обилен, а Боб бездумно просиживал на диване перед телевизором, пил пиво и рассылал е-mail'ы друзьям. Но теперь он переродился, и его ждет необычная, интересная и опасная карьера. А может быть, и новая подруга жизни. Страстная, роскошная ла/пина, которая могла бы обучать его говорить по-испански прямо во время жарких занятий любовью. От этих мыслей у Боба голова шла кругом.

Лестницу, ведущую к кабинету Моры, он преодолел в несколько прыжков.

Эстеван нервничал. Сколько времени осталось в их распоряжении? Успеют ли они провернуть начатое дело? Сработает ли вообще задуманная ими уловка? Эстеван понимал, что пока у копов нет руки Амадо или его самого – поскольку человек без руки такая же косвенная улика, как и рука без своего владельца – они не смогут завести на него дело. Без того или другого им не удастся привязать к Эстевану убийство Карлоса, и на этом все закончится. Терминара! Но его тут же одолевали сомнения. Слишком уж все флохо. А раз есть неуверенность, лучше перестраховаться. Увести их подальше от себя по ложному следу и пусть месяцы и годы гоняются за собственными хвостами! И тогда он сможет от души бросить «ке те ходас!» прямо в лицо долбанным федералес. Пускай халапеньос знают, кто здесь истинный босс! Так будет мехор. И не только мехор, будет просто ла-пута-мадре\

Неожиданно Норберто обернулся с переднего сиденья и коснулся его плеча.

– Мира!

Эстеван посмотрел в направлении взгляда Норберто и увидел, как из «сааба» вылез тучный гринго в спортивном костюме.

– El es un poco gordo сото Amadol [5]

– Сьерто!

Норберто нагнулся и достал из-под сиденья короткую тяжелую дубинку. Мартин беспокойно заерзал.

– Ну, не знаю, парни, может, не стоит?

Эстеван посмотрел на него, иходидо гринго съежился под его тяжелым взглядом.

– Creo que eln'ino se ha meado en lospantalones! [6]

Норберто рассмеялся.

– Ke ластима!

Мартин выпрямился на сиденье и негодующе ткнул пальцем в сторону Норберто.

– Не думайте, парни, что я не понимаю, о чем вы говорите! Потому что я понимаю! В основном.

Эстеван зарычал.

– Тогда пойми, что нам нужна рука! У этого Эль-Гордо есть рука. Энтьендес?

Мартин кивнул.

Норберто и Эстеван вышли из машины.

Макс Ларга очнулся под мягкое покачивание движущегося автомобиля. Его окружала тьма. Голова болела. В памяти сохранилось только, что он приехал на урок мастурбации, а вот как очутился в этом багажнике, уже не помнил. Какого черта? Что происходит? Почему он в багажнике? Человека нельзя просто так запихивать в багажник, пришел Ларга к категорическому умозаключению. Во всяком случае, воспитанные люди так не поступают. Хотя, пожаловаться на особые неудобства он не мог, багажник был очень просторный.

Ларга ощутил острую потребность выяснить, что же все-таки происходит, и стал со всей мочи стучать ногами по крышке багажника. Непривычная физическая нагрузка очень скоро утомила его, да и каких-то заметных результатов эти усилия все равно не принесли. Тогда он в темноте стал искать на ощупь какой-нибудь инструмент потяжелее. Под руку ему попалась монтировка, и Ларга принялся молотить ею по крышке багажника, корпусу машины, по чему придется, лишь бы произвести как можно больше шума.

С радостью победителя Ларга почувствовал, что машина замедляет ход и останавливается. Потом услышал, как открылась дверь со стороны водителя. Ну, сейчас он задаст им жару! Никому не позволено безнаказанно запихивать Макса Ларгу в багажник автомобиля!

Крышка багажника резко поднялась. Ларга заморгал, ослепленный ярким светом, но все же успел рассмотреть, как незнакомый мексиканец с завязанными в косичку длинными волосами замахивается бейсбольной битой, целясь ему в голову.

Дон злился от бессилия и непонимания. Флорес ответил на его телефонный звонок, сказав, что Боб, курьер «Юнайтед патолоджи», в Паркер-сентре не появлялся, о руке ничего не известно. Тогда он позвонил в Калифорнийский университет, куда Боб должен был доставить образцы тканей для медицинского колледжа, но и там его никто не видел. Будто сквозь землю провалился! Как уже догадался Дон, с Бобом случилось что-то нехорошее, но что именно?

– Скажи, Боб принимает наркотики?

Моррис беспокойно заерзал на стуле.

– Не знаю.

– Да не может быть, чтоб ты не знал!

– Чувак, у тебя нет оснований подозревать, что я наркоман!

– Значит, Боб принимает наркотики? Ты это хочешь сказать?

Моррис прикусил язык.

– Не хочешь говорить?

– Я не буду ничего говорить без моего адвоката!

– Но ведь ты не арестован.

Моррис молча соображал.

– Или есть причины, по которым тебя можно арестовать?

– Нет!

– Тогда почему ты не хочешь ответить на мой вопрос?

Дон видел, что парень мучительно думает – наверно, пытается вспомнить содержание какого-нибудь юридического ток-шоу, которое смотрел по телику. Дону не раз доводилось наблюдать подобные потуги на допросах подозреваемых и свидетелей преступления. Один подонок как-то раз даже поинтересовался у него, помнит ли он эпизод из «Коломбо», словно его вопросы заимствованы у героя телесериала. Дон все еще не мог сказать с полной определенностью, затрудняли или облегчали его работу все эти телевизионные полицейские и адвокатские расследования. Во всяком случае, они делали ее более романтичной в глазах обывателей, и это несомненно играло ему на руку на свиданиях с женщинами.

– У Боба есть проблемы, связанные с наркотиками?

– Чувак, я не думаю, что это можно назвать проблемой.

– Но травку он покуривает, ведь так?

– Возможно. Но я точно знаю, что он любит пиво.

– Значит, ты предполагаешь, что он сейчас сидит где-нибудь в баре?

Моррис поскреб затылок.

– Возможно. Сегодня утром у него было паршивое настроение.

– Это еще почему?

– Его бросила девушка. И довольно по-свински.

Дон улыбнулся. Наконец-то события стали приобретать какой-то смысл. Впрочем, это неизбежно. При достаточном количестве информации во всем можно отыскать смысл.

– Да уж, это действительно свинство!

– Ага.

– Ну, так как думаешь, где сейчас его можно найти?

Мартин сидел на заднем сиденье, чувствуя, как все его тело сковывает страх перед грядущим. Курьер Боб, по-идиотски счастливый, вскочил в машину и простучал руками победную дробь на передней панели.

– Братцы, можно мне попросить вас кое о чем?

Эстеван повернулся к нему.

– Конечно!

– Можно мне взять другое имя?

– Официально?

– Нет, я хотел сказать, не могли бы вы, ребята, называть меня не Боб, а Роберто?

Эстеван засмеялся.

– Сьерпго, Роберто, сьерто!

Норберто по-дружески ткнул Боба кулаком в голову.

– Роберто!

Боб кивнул.

– Me льямо Роберто.

Эстеван опять засмеялся.

– Ты уже говоришь по-испански, Роберто! Муй бьен!

Лицо Боба расплылось в довольной улыбке, будто после двойной дозы «экстази». Мартин вспомнил собственное возбужденно-радостное состояние и чувство товарищеской сплоченности, когда только что вступил в команду Эстевана. Зато теперь он ощущал себя, как в дерьме. Его постоянно грызла совесть, лишая аппетита и эрекции именно в то время, когда какая-нибудь распалившаяся девчонка с поддельными титьками так и ждет, чтобы он оттрахал ее, как следует. В багажнике долбанная жертва похищения тщетно колотила по крышке, безуспешно пытаясь пробиться на свободу сквозь закаленную немецкую сталь. Наверное, от этого чертового грохота у Мартина разболелась голова.

Кстати, а что им теперь делать с толстяком? Разрисовать его руку наколками и оттяпать ее? Ну да, конечно! Именно в этом и состоит суть их безумного плана. А что потом? Избавиться от него, закопав в пустыне? А кто будет отрубать руку? Мартин постарался припомнить, был ли он под кайфом, когда его осенила эта дурацкая идея. Скорей всего, да.

Ему захотелось прямо сейчас от души накуриться травки и забыть обо всем на свете.

Толстяк в багажнике продолжал грохотать без устали. Мартин посмотрел на остальных. Эстеван сидел с невозмутимым видом. Норберто обсуждал с Бобом рок-исполнителей, поющих эн эспаньол. Мартин не вытерпел.

– Нельзя его как-то остановить?

Эстебан посмотрел на него со своей долбанной самодовольной улыбкой.

– Тебя беспокоит шум?

– Беспокоит, потому что кто-нибудь может услышать!

– И что тогда?

– И поймет, что мы заперли в багажнике человека!

Эстеван кивнул Норберто в зеркало заднего обзора и снова обернулся к Мартину.

– Тебя слишком многое беспокоит!

– Это моя работа, Эстеван! Я должен беспокоиться. Надо же кому-то прикрывать твою задницу!

Эстеван снова оскалился – глупой, самодовольной улыбкой с таким видом, будто ему постоянно приходится убеждаться в превосходстве латинос над белыми.

– Мою задницу и без тебя есть, кому прикрывать.

Машина остановилась на обочине, Норберто достал из-под сиденья бейсбольную биту и вылез с ней наружу.

После этого грохот в багажнике прекратился.

12

Мора взглянула на свои наручные часы. Клиент опаздывал на полчаса. Ему придется оплатить полную стоимость урока. Установленное ею правило гласило, что занятия могут отменяться лишь в случае предварительного извещения за двадцать четыре часа до начала по расписанию. В дверь постучали.

– Вы пришли слишком поздно!

Слова вырвались прежде, чем она сообразила, что это не Ларга, а незнакомый мужчина. Мора заметила, как его глаза быстро обшарили всю комнату. Мужчина представился детективом лос-анджелесской полиции.

– Я не шлюха. Занимаюсь законным бизнесом.

– Я служу не в полиции нравов, так что, даже если вы и шлюха, мне до этого нет дела. У меня к вам несколько вопросов по поводу вашего приятеля.

– Вы о Бобе?

Детектив кивнул.

– Можно я сяду?

– Конечно.

Моря сняла с кресла чистую простыню, и в нем расположился детектив.

– Вы виделись с Бобом сегодня?

– Что он натворил?

– Ничего. Просто мы его разыскиваем.

– Зачем, если он никого не убил?

Детектив подчеркнуто терпеливо вздохнул.

– Ну, почему надо обязательно подозревать человека в чем-то плохом?

Мора призадумалась. Вряд ли Боб способен на что-нибудь ужасное, но, с другой стороны, в нынешнем необычном состоянии от него всего можно ожидать.

– Я с ним больше не встречаюсь.

– Он расстался с вами?

– Нет, это была моя идея.

– Он огорчился?

– Да.

– Вы можете предположить, где он сейчас? Нет ли у него, скажем, друга, который утешил бы его в трудную минуту?

– В квартире искали?

Детектив повторно вздохнул.

– Искали.

Мора опять задумалась. Куда мог податься Боб, когда ему плохо? Ее вдруг осенило, что человек, которого, как она считала, знала, будто свои пять пальцев, то есть, ближе некуда, оказался совершенно ей не известен, когда дело коснулось конкретной детали. Она посмотрела на детектива и пожала плечами.

– Я не знаю.

– У него есть какие-то увлечения, хобби? Чем он занимается на досуге?

– Своим компьютером.

– Может, он любит посидеть в интернет-кафе или еще где-то?

– Никогда этого за ним не замечала.

– Когда вы с ним расстались?

– Вчера вечером я сказала ему, что не выношу вида его пениса.

Детектив посмотрел на ее нехорошим взглядом. Мора поспешно добавила, словно оправдываясь:

– Что я могу поделать, если это действительно так! Я не совершила никакого преступления!

– Как вы думаете, он еще вернется?

– Боб сказал, что больше не хочет меня видеть.

Внезапно у Моры на глазах выступили слезы, и она начала всхлипывать. Детектив дотянулся до коробки с салфетками и передал ей.

– Он ушел навсегда!

– Разве вы не этого хотели?

Мора высморкалась. Она не знала, чего хотела. Ее желания меняются каждый день. И вообще, существует ли такой человек, который действительно знает, чего хочет? Хоть кто-нибудь? Поднимите руку!

– Наверно, этого.

Детектив стал ерзать в кресле, постепенно теряя терпение.

– Чем вы тут занимаетесь?

– Я работаю инструктором по мастурбации.

Она посмотрела на детектива, ожидая встретить обычную реакцию прежних собеседников – не верящие глаза и изумленно разинутый рот. Но этот, казалось, лишь искренне заинтересовался.

– Вот как? Это что же – вроде курса лечения?

Мора утвердительно кивнула.

– Есть много способов сделать ощущения, связанные с оргазмом, более разнообразными. Существует дыхательная и расслабляющая техника, всевозможные приемы сжатия и ласкательных движений. За пару уроков ученик существенно улучшает качественный уровень своей мастурбации.

Детектив встал с кресла и протянул руку.

– Дайте вашу визитную карточку!

На кухне «хранилища» Эстеван звучно рыгнул, в задумчивости глядя на разбросанные по барной стойке замасленные обертки от еды, купленной по дороге в ресторане быстрого обслуживания. Его желудок всегда с трудом переваривал жирную пищу. Эстеван предпочитал хорошую мексиканскую кухню. Не дрянную стряпню в местных ресторанчиках, а настоящую мексиканскую кухню, которую можно встретить только по ту сторону границы и отличающуюся свежестью, ароматом, пикантным вкусом. Ему нравились несколько точек вокруг Лос-Анджелеса. К примеру, ресторан «Ла-серената де Гарибальди» в восточном Лос-Анджелесе. Другое место находилось в Долине, черт знает, какдалеко. Даже грингос облюбовали эти рестораны. Эстеван снова рыгнул и бросил в рот таблетку «тамса». Может, ему открыть собственный ресторан и подавать в нем моле, приготовленный по рецепту его мадре! Опять же, ресторан лучше других предприятий подходит для отмывания денег.

Внезапно потянуло резким запахом дымка марихуаны. Эстеван вошел в гостиную и увидел, как Боб, Мартин, Норберто и Амадо, все четверо накурившись травки, смотрят по телевизору запись футбольного матча из Гвадалахары. Ему вдруг нестерпимо захотелось уехать отсюда в свой собственный дом и залезть в джакузи вместе с Лупе и ее настоящими титьками. Даже босс организованной преступной группы, случается, чувствует себя очень хреново!

Эстеван вышел вперед и встал так, что все четверо сидели теперь лицом к нему. Норберто протянул ему зажженную самокрутку.

– Эстеван, кьерес тостар эль-чурро?

– Но.

Эстеван взял пульт дистанционного управления и выключил телевизор. Амадо застонал.

– Ке варваро!

Эстеван обратился к Норберто.

– Ты звонил этому специалисту по татуировкам?

Норберто осторожно загасил пальцами огонек самокрутки.

– Си.

– И? Донде?

– Чувак, я не знаю! Но се!

Амадо поднял голову.

– Надо ехать к нему. Он большой любитель кабальо.

Эстеван тяжело вздохнул. Замечательно! Этот долбанный живописец по человеческому телу еще и на игле сидит! Эстеван не одобрял тех, кто потребляет наркотики, хоть и зарабатывал миллионы долларов на их нелегальном ввозе в США. Наркоманам нельзя доверять. Они слабые. Федералес легко вербуют их в свои осведомители.

Четверо его подчиненных продолжали отупело пялиться на потухший экран телевизора. Видать, им попалась хорошая травка, иерба буэна. Эстеван прорычал:

– Бамос!

Норберто устал оттого, что им постоянно понукали. Устал возить Эстевана по всему городу, будто его личный шофер. Вот и сейчас – так хорошо сидел, никому не мешал, смотрел телик с Амадо и обоими грингос, но приперся эль-патрон и испортил весь кайф!

Норберто поднял крышку багажника и посмотрел, как там поживает Эль-Гордо. У него на голове запеклась кровь в том месте, где его припечатала бейсбольная бита. «Вот черт, чувак-то в отрубе!» – встревожился Норберто. Хорошо еще, что дышит! Чуть не убил мужика. А все потому, что день выдался суматошный, сплошная напряженка, а тут еще этот хрен принялся дубасить изнутри по багажнику! Вообще-то Норберто не хотел ударять так сильно. Сам виноват, вывел его из себя.

Курьер Роберто сел на широком переднем сиденье между Норберто и Амадо. Этот парень все больше нравился Норберто. Прикольный гринго, и образованный вдобавок, не хуже Мартина. Дай срок, Норберто возглавит, как Эстеван, свою собственную команду, и тогда тоже возьмет себе в советники какого-нибудь белого чмошника. Может, как раз с Роберто они и начнут работать вместе, лишь бы нынешняя заварушка поскорее закончилась. Вот было бы здорово! Настоящий кайф иметь в помощниках гринго и командовать им, как хочешь!

* * *

Дона разбирала досада. В былые времена люди страдали простыми, понятными пороками. Если разыскиваешь того, кто помешан на азартных играх, то найдешь его на бегах или в «карточных комнатах» торгового центра. Если он любит выпить, найдешь его в ближайшем баре. Прелюбодей наверняка отыщется в чьей-то постели. А этот Боб? Какой у него порок? Рыскать по интернету? Значит, Дону надо прочесать все интернет-кафе в Лос-Анджелесе? Или ходить по парку и высматривать тощего парня, уткнувшегося в свой лэптоп? Впрочем, был еще вариант – поехать в Калифорнийский университет, чтобы на месте проверить, доставил ли Боб заказанные препараты в медицинский колледж. Так он и сделал.

Первое, на что обратил внимание Дон, войдя в лабораторию, это тошнотворный запах. Он даже поперхнулся, когда в нос ему ударила смесь ароматов химических консервантов, желудочного сока и разлагающейся плоти. Дон прошел мимо четырех студентов, увлеченно склонившихся над трупом белой женщины лет шестидесяти и производящих его вскрытие. Ему довелось повидать на своем веку немало человеческих внутренностей и мертвых тел, но они всегда были составной частью каких-то обстоятельств. Дону стало немножко дурно, глядя на то, с каким отрешенным видом студенты копаются в мертвечине.

Один из них зачерпнул двумя горстями кишки, поднял и переложил на поддон.

– В пятницу пойдешь?

– Куда?

– Джилл устраивает вечеринку у себя на квартире.

– Меня не приглашали.

– Я тебя приглашаю!

– Чего это там такое сизое?

– Печенка!

– А почему она вся пошла пятнами?

– Трудно сказать, отрежь образец для биопсии.

В дальнем конце помещения лаборант вставлял в скоросшиватель какие-то бумаги. Дон подошел к нему и представился.

Машину припарковали прямо напротив татуировочного салона в Голливуде. Эстеван и Амадо вышли внутрь. Боб проводил их взглядом и обернулся к Норберто.

– Может, мне тоже сделать татуировку?

Норберто улыбнулся.

– Точно, выколи у себя на груди образ долбанной Девы Гваделупской!

– Да нет, я думал, может, что-нибудь необычное такое, понимаешь?

– Чувак, нет ничего необычнее, чем непорочная дева!

Норберто расхохотался, а Боб задумался и только рассеянно улыбнулся. Может, что-то типа дракона или тигра. На руке. А может, и вообще ничего не надо.

– Мы ведь не убьем его?

– Конечно, нет, чувак! Никто не умирает, если сам того не захочет!

Внезапно машина качнулась под сместившейся тяжестью в багажнике.

– Кажется, спящая красавица очнулась.

Норберто достал из бумажного пакета бутылку с питьевой водой, отвернул пробку, затем вынул из кармана крошечную ампулу, поспешно вытряхнул её содержимое в бутылку и снова закрыл пробкой.

– Что это?

– Рофинол.

– И что от него бывает?

– Человек просто отключается. А когда приходит в себя, ничего не помнит.

Из двери татуировочного салона высунулась голова Эстевана. Он махнул им, чтобы заходили.

Боб страшно нервничал, когда вместе с Норберто подошел к багажнику, чтобы открыть его.

– А если он попытается убежать?

– Не парься, чувак, он сейчас даже имени своего не помнит.

Норберто поднял крышку багажника. Внутри, скрючившись, лежал тучный мужчина, беспомощно моргая на них глазами. Увидев Норберто, он испуганно отпрянул, ожидая очередного удара. Норберто заговорил с ним миролюбивым голосом.

– Все в порядке, чувак! Не бойся. Тебе, наверно, пить хочется? Вот, хлебни водички!

Мужчина молча кивнул, взял бутылку и осушил ее в несколько жадных глотков.

– Сам вылезешь? Или помочь?

Мужчина приподнялся, но повалился обратно. Видимо, ослабел или у него затекли ноги. Боб и Норберто вместе подхватили его под руки и выволокли из багажника. Мужчина посмотрел на Боба.

– Спасибо.

– Нет проблем, чувак. Хочешь иметь красивую татуировку?

Мужчина перевел взгляд на причудливые рисунки на фасаде салона.

– Татуировку?

Норберто похлопал его по плечу.

– Ага, чувак, нынче все козлы ходят с долбанными татуировками! Это теперь самый писк!

Дон все больше сердился. Конечно, перепутанные составные части головоломки постепенно ложились на свои места. Найти Боба – это лишь дело времени. Однако, вместо того, чтобы вплотную заняться рукой, найденной на месте преступления, снимать отпечатки пальцев и готовиться к предъявлению обвинения, которое одним махом повергнет ниц мексиканскую мафию во всей южной Калифорнии и сделает Дона героем правоохранительных органов, он именно теперь вынужден начинать второй круг погони за призраком. Вот это и злило его все больше.

Дон еще раз мысленно сверился со схемой последовательности своих действий. Он уже был у Боба на работе, в квартире, на работе у его бывшей любовницы. Вспомнив о ней, Дон невольно улыбнулся. Кто когда-либо слышал о существовании такой профессии – инструктор по мастурбации? Изредка, если у него неожиданно возникало… э-э… полнокровие, он и сам проделывал это, в общем-то совершенно бездумно. Иногда, после напряженного рабочего дня, мастурбация помогала ему избавиться от стресса и уснуть. Но ему пришлось признаться самому себе, что идея посещать инструктора взволновала его. Может быть, именно этого инструктора. Да, Дона несомненно влекло к той женщине. Он вынул из кармана ее визитку и стал изучать. И тут его осенила догадка. Вероятно, ему просто нужна постоянная подруга. Дон отложил визитку в сторону.

Он уже около года жил один и сам не мог понять, как это получилось. Приятели постоянно знакомили его с какой-нибудь Амандой, Карен или Даной. Он просто по уши увяз в работе. Если не считать его энологических изысканий, у Дона, кроме работы, больше ни на что не оставалось времени. Он часами просиживал над записями подслушанных телефонных разговоров, обдумывая каждое слово. Он взялся за изучение испанского языка. Он проверял налоговые декларации о доходах и телефонные счета не хуже профессионального аудитора. Он тщательно исследовал тысячи мельчайших обстоятельств, так или иначе касающихся Эстевана. Чтобы отвлечься и сохранить здравомыслие, Дон почти каждый вечер проводил в своем любимом винном баре и в полном одиночестве выпивал бутылку хорошего вина. Весь накопившийся задень неприятный налет на душе смывали ароматные, темно-красные волны бургундского.

Дон сидел в машине, застряв в автомобильной пробке. Еще одна причина потерять терпение. Приспичило же Бобу разругаться со своей девушкой именно сегодня! Это не означает, что должна страдать работа! Вот Дон, к примеру, выполняет же свои обязанности! Не оплакивает, неизвестно где утерянную любовь! Дон даже подумал, не привлечь ли Боба к ответственности за воспрепятствование отправлению правосудия – просто, чтобы насолить ему, поскольку окружной прокурор, конечно, не утвердит это обвинение. Пусть попарится в камере пару-тройку деньков! Дон хоть отчасти отыграется за неприятности, которые Боб ему сейчас доставляет!

Дону пришлось сказать самому себе, что это всего лишь шутка. Вообще-то он по своей натуре человек не мстительный и понимал, что небольшие проколы могут случиться в ходе любого расследования. Но, с другой стороны, ему уже становилось невмоготу. Его измотала собственная одержимость этим делом. Она его доконала. Вот почему ему так не терпелось отыскать Боба и передать эту чертову руку криминалистам на обработку.

Боб и Норберто повели пленника в татуировочный салон. Наркотик подействовал быстро, ноги у него подкосились, и толстяк всей своей тушей повис у них на руках. Боб ухватился за него половчее.

– Тяжелый, гад!

Норберто с этим согласился.

– Грингос жрут слишком много! Целый мир уже сожрали!

После того, как они протиснулись внутрь, какой-то бородач в потертой байкерской куртке и рваных джинсах запер за ними дверь и повернул табличку на стекле надписью «закрыто» на улицу. Потом повел их в салон, ритмично стуча своими байкерскими сапогами под звяканье висящей сбоку длинной цепи. Боб ощутил восторженное чувство, и не столько по поводу экзотической обстановки, сколько от гордости за самого себя: «Вот я в настоящем тату-салоне вместе с настоящим кольщиком, похожим на «ангела ада»! Круто!».

Бородач посмотрел на Ларгу.

– Этот?

Эстеван молча кивнул.

– Чувак, он, кажется, в отрубе!

Норберто подтвердил.

– В полном отрубе, можешь мне поверить.

Бородач пожал плечами.

– Сажайте его в кресло и придерживайте.

Боб и Норберто потащили Ларгу в конец комнаты и плюхнули в стоящее там кресло. Тот поник головой, как увядшая герань.

В салоне их дожидался Амадо. Он одобрительно кивнул Бобу, будто похвалил за хорошо проделанную работу. Немного смутившись, Боб кивнул в ответ и осмотрелся по сторонам. На стенах висели сотни рисунков с совершенно невероятными образцами татуировок. Здесь были прикольные образцы узорной кельтской вязи, пантеры, солнечные диски майя, лицевые татуировки племени маори. Были также фотографии японцев, чьи тела сплошь покрывали совершенно невероятные цветные рисунки. Боб разволновался, ему нестерпимо захотелось сделать себе какую-нибудь татуировку. Она бы отлично символизировала вновь обретенную им свободу. Но какую именно? Внезапно к нему пришла совсем иная мысль. Боб повернулся к татуировщику:

– А это больно?

Бородач улыбнулся.

– А ты как думаешь?

Мартин стоял поодаль и наблюдал, как кольщик, похожий на старого байкера с рекламного плаката «харлей-дэвидсона», изучал оторванную руку, поднеся ее к свету. Бородач посмотрел на Амадо.

– Как ее зовут?

Амадо хмыкнул.

– Фелисия.

Татуировщик перевел взгляд обратно на руку.

– Ну, один к одному воспроизвести не получится. Естественно, картинка будет выглядеть свежей. Тут уж ничего не поделаешь.

На лице Эстевана появилось выражение, которое Мартин видел уже не раз. Казалось, чаша его терпения переполнилась, сейчас он взорвется от ярости и поубивает всех присутствующих. Но Мартин знал, что у Эстевана есть одна мазохистская черта. Он может очень долго сдерживаться и копить злость внутри себя. При таком раскладе уже в недалеком будущем ему без «мэлокса» не обойтись.

– Сгодится и так. Все равно полиция знает ее только по фотографиям.

В разговор вмешался Норберто.

– Один к одному и не надо, каброн. Лишь бы было похоже.

Неожиданно для Мартина Боб приблизился к Эстевану.

– А можно и мне татуировку?

Мартин затаил дыхание. Он не сомневался, что Эстеван сейчас врежет Бобу кулаком под ложечку. Такое он тоже видел уже много раз и знал, что этот удар очень болезненный, от него перехватывает дыхание, но как бы мучительно не было, надо устоять на ногах. Если упадешь, Эстеван запинает тебя ботинками до полусмерти.

К крайнему изумлению Мартина, Эстеван только рассмеялся.

– Валяй!

Неожиданно из уголка рта развалившегося в кресле толстяка потекла слюна. Татуировщик встревожился.

– Не сдохнет?

– Нет, он просто баинькает.

– А мне кажется, он помирает!

Норберто похлопал Ларгу ладонью по макушке.

– Нет, чувак, я всего лишь накормил его «рофиналом».

– А что это?

– Не знаешь? Чувак, это лекарство под названием «свидание с сексом».

– То есть?

– Идешь на свидание, подливаешь несколько капель своеймухер, и она отрубается. Enfonces tû puedes meterla hasta los pufïos! [7] Она даже не вспомнит, когда проснется!

Эстеван заинтересованно переспросил:

– Но те акуэрдас де нада?

Норберто утвердительно кивнул и показал на бесчувственное тело Ларги.

– Ага, можешь трахнуть его, если хочешь. Он об этом никогда не узнает, чувак!

Эстеван в течение нескольких долгих секунд сверлил Норберто своим тяжелым взглядом. Наконец, он нарушил молчание.

– Хесус Кристо, пендехо! Но сомос бухарронес!

Норберто пожал плечами.

– Я только хотел сказать, что он ничего не узнает, вот и все!

Мартин опустил взгляд на свои руки. Пальцы до боли впились в спинку стула, так что костяшки побелели. Мартин разжал пальцы и пошевелил ими, чтобы восстановить кровообращение. Его напугало собственное напряженное состояние. «Если так и дальше пойдет, то я умру от сердечного приступа прежде, чем мне исполнится тридцать!» – подумал он. Надо переговорить с Эстеваном, чтобы позволил мне работать в кабинете. Ему необходимо какое-то убежище, где можно спрятаться от всего этого сумасшествия. Слишком тяжелое занятие метаться в машине по всему городу и похищать людей. Мартину нестерпимо захотелось покурить. Он кивнул Эстевану.

– Я выйду на воздух!

Эстевану, очевидно, было сейчас не до Мартина, как, впрочем, и всем остальным. Он вышел из салона, миновал комнатенку со старым телевизором и обшарпанным холодильником, открыл заднюю дверь и очутился на залитой солнечным сиянием боковой улочке. Здесь было хорошо – светло, чисто и безлюдно. Солнце нагревало красные кирпичные стены домов и золотом разливалось по щербатому асфальту. Мартин огляделся – вокруг ни души! Он достал из кармана хорошо набитый, толстый косяк с марихуаной и закурил. Выпустив в воздух клуб серого дыма, Мартин подумал, что, будь у него собственный кабинет, он мог бы спокойно курить целый день. Сейчас бы повалиться на диван, задрать ноги, поставить рядом холодную банку с содовой и погрузиться в кайф! Работа тоже будет сделана. Мартин человек ответственный. В офисе он принесет больше пользы, чем без толку просиживая в машине. А с Эстеваном встречаться только в заранее согласованные часы. Мартин глубоко затянулся и задержал дым в легких. Здорово придумал!

Вышел Норберто, молча забрал косяк у Мартина и тоже затянулся.

– Хорош денек!

Кольщик-байкер кропотливо разрисовывал руку Ларги, копируя наколки с мертвой руки Амадо. Обе конечности лежали бок о бок, и бородач склонялся то к одной, то к другой, измеряя, подсчитывая, перенося, стараясь достичь максимальной схожести.

Амадо наблюдал за его работой, будто в дурацком сне – ун-суэньо конлокотес – в котором несколько умалишенных по-своему пытаются решить собственные трудности. Большой босс– эль-пес гордо, Эстеван – висел над душой у кольщика, словно встревоженный школьный учитель, боясь, как бы тот не напортачил в контрольной. Амадо вспомнил время, когда Эстеван был предельно жестоким и невозмутимым. Он стремительно и безжалостно устранял все помехи со своего пути. И никогда не терял хладнокровия. Не человек, а морозильная камера!

А нынче он только внешне казался крутым. Амадо видел страх в его взгляде. Эстеван стал слабым, как гринго, се агринго. В прежние времена он бы только пожал плечами, сказал «чингадо», и на этом точка. Еслилас-плакас накроют нас, так тому и быть. Такова ла-вида. А теперь ему слишком хотелось остаться здесь, на Эль-Норте, продолжать зашибать большую деньгу и надеяться когда-нибудь стать законным и уважаемым гражданином. Как будто он недостаточно уважаем сейчас, занимаясь долбанным рэкетом. Однако Амадо, конечно же, видел и положительную сторону в том, что сердце Эстевана помягчало. В прежние времена эль-хефе давно бы прикончил его.

Наконец, Боб решился. Улучив момент, он обратился к татуировщику.

– Можно мне наколоть, скажем, кофейную чашку прямо здесь, на плече, так чтобы над ней поднимался пар и в нем читалось имя «Фелисия»?

– Большую чашку?

– Нет, не очень. Такую примерно.

Боб поднял руку и развел большой и указательный пальцы дюйма на два.

– Садись!

Эстеван остановил их.

– У нас нет времени.

Бородач посмотрел на него.

– Это недолго. Все равно надо подождать, пока контур впитается, прежде чем затенять.

Боб поморщился, когда зажужжала машинка, похожая на граверную – только для гравировки по коже. Было больно, но не настолько, как он опасался.

Боб поднял глаза на Амадо.

– Когда я увижу ее?

– Фелисию?

– Мы же договорились!

Амадо и Эстеван переглянулись.

– Ты хочешь сегодня?

– Это было бы обалденно.

Эстеван кивнул.

– Мы должны обеспечить тебе алиби. Место, где ты провел ночь.

Боб обратился к татуировщику:

– У меня настоящее горе: расстался со своей подругой. Тот сочувственно кивнул и с философским видом почесал бороду.

– От этих баб одни неприятности, чувак.

И снова вернулся к работе.

Боб посмотрел на толстяка в спортивном костюме. Досталось мужику! Сначала похитили, потом вырубили, а теперь еще и разрисовали. Вот, что значит оказаться не в том месте, не в то время. Бобу стало жаль бедолагу. Конечно, его прямой вины в этом не было. Ведь сперва хотели убить Боба, а оторванную руку уничтожить, но сметливый белый американец предложил иной план. Он спас Бобу жизнь в обмен на руку незнакомца. Грустно, конечно, но все же лучше, чем изначальный вариант.

Бобу захотелось узнать, кто этот толстяк. Он протянул руку и достал из кармана спортивного костюма бумажник. Эстеван зарычал:

– Ты что делаешь?

– Я только хочу узнать, как его зовут.

Боб свободной рукой раскрыл бумажник и увидел водительские права.

– Макс Ларга.

Боб начал пальцами перебирать содержимое бумажника.

– У него есть удостоверение донора человеческих органов!

Эстеван выхватил бумажник из руки Боба.

– Послушай, пендехо, тебе не следует знать о людях ничего лишнего! Энтьендес?

– Почему?

– Для твоей же пользы. Поверь мне на слово!

Боб посмотрел на Амадо. Тот утвердительно кивнул.

– Эс мехор, Роберто, эс мехор!

Боб тоже кивнул.

– О'кей.

Он стал смотреть, как кольщик легкими движениями попеременно наносит чернила на рисунок и тут же прижимает тампон. Начало вырисовываться красивое изображение кофейной чашки на блюдечке.

– А подкрасить можно?

– Без проблем!

Амадо встал и посмотрел на настенные часы. Потом обратился к кольщику.

– У тебя телик есть?

– Там, в комнате.

– Сейчас начнется моя теленовелла.

– Будь, как дома!

Амадо вышел. Эстеван только молча закатил глаза. В задней комнатенке Амадо включил телевизор, подошел к хрипящему холодильнику и достал бутылку «будвайзера» с длинным горлышком. Затем уселся на старый продавленный диван наслаждаться любимым сериалом. С улицы, где ловили кайф Норберто и Мартин, сильно тянуло сладковатым дымком моты.

Едва послышались первые звуки музыкальной заставки теленовеллы, примчался Норберт.

– Ли, ке падре/

Амадо цыкнул на него, и Норберто плюхнулся на диван рядом с ним.

На маленьком экране ведущая актриса (Амадо был к ней неравнодушен) вошла в кабинет врача. Амадо обернулся к Норберто.

– Ella es cojonuda [8].

– Сото tu [9].

В ответ на похвалу Амадо улыбнулся. Он гордился своей репутацией мужика, у которого есть кохонес. Все знали о его достоинствах. Пусть говорят, что хотят, но кохонес всегда имеют вес!

13

Дон возвратился в Паркер-сентер. Он потерпел поражение. У него разболелась голова. В душе царило опустошение, словно все, над чем он работал в последнее время, стало разваливаться, и виной тому был какой-то придурок, которому именно теперь приспичило поссориться со своей любовницей. Дон пожалел, что не заскочил по дороге в «Старбакс» и не перехватил чего-нибудь, хотя бы чашку кофе с молоком.

Флорес сидел за своим столом и читал газету. Дон подсел к нему.

– Разве ты уже не прочитал эту газету? Флорес оторвался от страницы.

– Ага.

– Тогда почему ты читаешь ее второй раз?

– От нечего делать.

Дон с надеждой просмотрел записки у себя на столе.

– Вещдок нигде не объявлялся?

– Ты о руке?

– Да, о руке! – Не-а.»

Дон собрал со стола несколько бумаг, скомкал с досадой и швырнул в стоящую на полу корзину.

– Ну, где же эта долбанная рука?

– Подожди еще денек и сможешь найти ее по запашку!

Дон брезгливо наморщил нос. Он не выносил запаха мертвечины. Это была одна из причин, по которым он перевелся в отдел криминальной информации из отдела по расследованию убийств. Гораздо приятнее отсидеть в закрытом фургоне двадцать четыре отупляющих часа, выполняя задание по наблюдению, чем где-нибудь на отдаленной стоянке вскрывать багажник брошенного «форд-тореса» с запертым в нем трупом месячной давности. Хоть задержка и сводила его с ума, Дон радовался, что предусмотрительно отправил руку в лабораторию на консервацию.

– Не смогу! После обработки она уже не запахнет. Флорес опустил газету.

– Как же, жди!

– Ну, во всяком случае, не слишком сильно.

– Любая дохлятина пахнет.

Флорес опять закрылся газетой. А Дон направился к кофеварке. Его организм нуждался в кофеине. Тогда, возможно, удастся сосредоточиться. Он по опыту знал, что, когда расстроен, его мозг перестает замечать логические связи, легко увлекается посторонними, бессмысленными догадками и после долгих, бесплодных плутаний по лабиринтам сознания упирается в глухой, непроходимый тупик. Видимо, надо вернуться к самому началу пути и обратиться к помощи главных помощников криминалиста – вопросам кто, что, почему, когда, где и как.

Дон налил себе чашку густого учрежденческого варева, всыпал в него пакетик химического заменителя сахара, добавил порцию заменителя сливок без молока с привкусом «айриш-крем», и пошел обратно на свое рабочее место. Он всегда считал себя знатоком человеческой личности. А еще обладал сильным интуитивным мышлением. Начинать надо с главного. А главное сейчас – разыскать Боба. Дон отпил глоток кофе и призадумался. Что бы он сам сделал на месте Боба после разрыва со своей девушкой? Его осенило мгновенно. Он бы приполз обратно к Море! Дон обернулся к Флоресу.

– Я сегодня поработаю сверхурочно…

Флорес даже не поднял голову от газеты. Он спал.

* * *

Эстеван просто диву давался. Обе руки были почти неотличимы, только кожа на одной из них посерела и немного сморщилась.

– Да ты, друг, самый настоящий художник!

Бородатый байкер улыбнулся.

– Пусть впитается немного, и станет еще лучше!

Эстеван проворчал:

– И так сойдет.

Татуировщик встал и вытер чернила с кончиков пальцев.

– Понимаю, это не мое дело, но очень уж любопытно, как вы теперь поступите с обеими руками?

Эстеван улыбнулся от удовольствия при мысли, что в течение нескольких недель по всему преступному миру Лос-Анджелеса будут ходить самые невероятные слухи. За неимением правды возникнет множество догадок, зачем ему понадобилось таскать с собой чью-то оторванную руку. Его авторитет укрепится. Люди задумаются. Неизвестность страшит. А это хорошо для бизнеса.

– Это розыгрыш.

– Розыгрыш?

– Ага. Хотим подшутить над копами.

Бородач широко ухмыльнулся.

– Ну, над ними сам бог велел!

Норберто долго не мог прийти в себя от пережитого потрясения. Он настолько обалдел от выкуренной травки, что позабыл отключить адское противоугонное изобретение Эстевана. Задница Норберто уже почти опустилась на водительское сиденье, когда Эстеван заорал ему. Еще секунда, и пятнадцать дюймов холодной острой стали вонзились бы в него через задний проход. Но Эстеван заорал, и Норберто в мгновение ока выскочил из машины, будто подброшенный пружиной. Он растянулся посреди улицы, и его сердце колотилось с такой силой, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

С ним произошло настоящее милагро! Наверно, какой-то святой увидел его сверху и решил пощадить. И заодно преподать урок. Или то было непонятное знамение. Норберто мог только догадываться о точном значении случившегося, но не сомневался, что это неспроста. Кто-то посылал ему знак.

Несмотря на то, что душа его преисполнилась святым духом, а в кровь не переставал поступать адреналин, Норберто продолжал ощущать такое блаженство и кайф после выкуренного косяка, что не мог даже пальцем пошевелить, а только безвольно валялся на асфальте и неудержимо хохотал. Он был уверен, что наделал в штаны, и от этой мысли еще сильнее давился от смеха.

Амадо протянул ему руку.

– Давай, поднимайся, пендехо!

Но тот ничего не мог с собой поделать. Смех парализовал его. По щекам текли слезы.

– Каброн, я обосрался!

– Ну, и что, бато, теперь так и будешь валяться?

Краешком глаза Норберто увидел лицо Эстевана. Оно словно окаменело от холодной ярости. Убийственно холодной. От внезапного страха Норберто мгновенно пришел в себя, ухватился за руку Амадо и вскочил на ноги.

– Прости, Эстеван! Прости!

Эстеван забрал у него ключи от замка зажигания.

– Бамос!

Норберто вытер слезы и обошел машину со стороны пассажирского сиденья. Его лицо горело от стыда, точно как в школе, когда учителя потешались над ним за глупые ошибки. На всю жизнь запомнилось ему это мучительное чувство унизительного бессилия. Норберто сел и застегнул ремень безопасности.

Боб с Мартином расположились на заднем сиденье, стиснув с обеих сторон толстяка. Его голова покоилась на плече у Боба, изо рта повисла ниточка слюны. Боб отпихнул от себя толстяка, и он привалился к Мартину. Тот отпихнул его обратно на Боба.

– Ты что, охренел, чувак?

– У меня плечо с наколкой прижато к двери, больно!

– Раньше надо было думать!

– Я не знал, что мы не положим его обратно в багажник.

Норберто нравилось слушать, как грызутся гринго. У них в голосах появляется плаксивый, гнусавый призвук. Однако нет и намека на угрозу насилия. Один не ударит другого, не выхватит нож. Гринго слишком воспитанные и деликатные. Они всю дорогу так и будут лаяться, как две старые бабы.

Норберто поерзал задом по сиденью, стараясь понять, действительно ли наделал в штаны. Вроде, ничего липкого или скользкого не ощущалось, так что – но au проблема, чувак! Можно откинуться, расслабиться, словить остатки кайфа, пока Эстеван ведет машину.

Тут Эстеван повернулся к нему и сказал:

– Нам понадобится бензопила!

И это окончательно убило весь кайф.

Мора наблюдала, как ее последний клиент на сегодня, тщедушный мужчина с гигантским пенисом, медленно приближается к оргазму, и думала, какой странный день выдался.

Хотя ее мысли витали где-то далеко, она не забывала сдержанным тоном внушать клиенту, который держался рукой за свой член и с яростным усердием дергал ею вверх-вниз:

– Расслабьтесь. Не ускоряйте наступление оргазма, старайтесь, чтобы ощущение нарастало постепенно. Пусть оно медленно поднимается вдоль позвоночника, пока не достигнет коры головного мозга.

Из огромного пениса выдавилась неожиданно маленькая капля спермы и стекла мужчине на руку. Мора протянула ему коробку с салфетками.

– Почувствуйте, как энергия оргазма протекает через все ваше тело, наполняет и освежает его, заряжает бодростью!

Ее вдруг осенило, что, может быть, именно в этом заключалась проблема Боба. Он так долго укрощал в себе дикую половину собственной натуры, что теперь его охватило своего рода буйство. Очевидно, Боба ждут неприятности. Вероятно, он потеряет работу. Его ищет полиция. Он съезжает с квартиры. А в итоге наверняка окажется на улице без крыши над головой и без цента в кармане. Мора не хотела, чтобы с Бобом приключились все эти беды. Боб и в буйстве Боб.

Бесчувственная туша толстяка вдавила Боба в угол сиденья. Саднило упертое в дверцу плечо со свежей наколкой. Он пытался оттолкнуть от себя обмякшее тело, но Мартин, видимо, нашел какой-то упор, и сколько Боб ни пыжился, ничего не менялось, только нарушалось ровное дыхание Ларги.

Когда машина поворачивала налево, толстяк по инерции наваливался еще больше, и боль в плече становилась ощутимо острой. Боб опасался, что татуировка смажется или сотрется. Он уперся в пол ногой и решил дождаться, когда попадется достаточно крутой правый поворот, чтобы воспользоваться центробежной силой и спихнуть Ларгу на Мартина.

Пока длилось это перетягивание каната наоборот, Мартин делал Бобу последнее китайское предупреждение. Он заявил, что тот ни черта не смыслит в Ла-Эме. Можно подумать, Мартин держит себя за самого Дона Корлеоне, а Боб просто какой-то овощ, который только что выпал из повозки с репой! Чем дольше Боб слушал болтовню Мартина, тем сильнее его разбирала злость. Теперь он понял, что нет ничего хуже всезнайки под кайфом, поучающего тебя, как жить.

Боб прекрасно видел, как посмеивались Амадо и Норберто на переднем сиденье. Негромко переговаривались друг с другом по-испански. Они явно потешались над двумя вздорными гринго. Боб почувствовал, как грудь ему сдавило от приступа ярости. Он попытался сдержать себя, но чертов Мартин все не хотел угомониться.

И Боб сорвался. Он развернулся, как смог, половчее, и вмазал Мартину правым кулаком, не целясь, куда-то в голову.

– Заткнись!

От удара голова Мартина мотнулась, как кукольная, и сильно стукнулась о боковое стекло. Он сполз туловищем на дверь и затих.

Боб перевалил на него сверху толстяка.

И тут же раскаялся в содеянном. Ему стало страшно. А вдруг он только что пересек запретную черту, и теперь они с ним расправятся? Однако ничего подобного не случилось. Эстеван обернулся и посмотрел Бобу прямо в глаза.

– Грасиас, Роберто!

Боб с понимающим видом медленно покивал головой в ответ, что между ними, гангстерами должно означать «все в порядке» или «нет проблем».

Амадо и Норберто захихикали на переднем сиденье, ну совсем, как пара девчонок.

– Ке варваро!

Амадо повернулся к Эстевану и сказал:

– Может нам называть его Лучо вместо Роберто, раз ему так нравится драться?

Боб улыбнулся. Может, он правильно сделал, что треснул Мартина по башке? Мексиканцам это понравилось, и он сам, как ни удивительно, почувствовал себя более уверенно. Боб сжал правый кулак и посмотрел на покрасневшие от удара костяшки. Ему стало совсем хорошо. Он опустил стекло и полной грудью вдохнул свежего воздуха. Потом стянул с плеча край рубашки посмотреть, как там его татуировка. Она оставалась все такой же прекрасной.

Дон сидел в машине напротив многоэтажки Моры, расположенной чуть в сторону от бульвара Сансет в той части Лос-Анджелеса, что ближе к Силверлейку. Капитану он объяснил свое намерение поработать сверхурочно тем, что хотел отыскать потерявшуюся улику. Но это была только половина правды. Дон ничего не мог с собой поделать. Наверное, Мора обворожила или околдовала его, потому что вот он, сидит в своей машине и ждет, когда эта женщина придет к себе домой.

Дон увидел, как она проехала мимо на стареньком «гэлакси-500». Автомобиль выглядел довольно неплохо; очевидно, побывал в капитальном ремонте. Редкая машина для редкой женщины. Чем больше подробностей о ее жизни узнавал Дон, тем глубже становилась его симпатия к Море. Она вышла из машины и направилась к дому. Дон любовался ее походкой – целеустремленной, преисполненной собственного достоинства. А эти груди! Как они колышутся при малейшем движении! Дон обычно избегал высказываться о женщинах с откровенно сексуальной точки зрения, хотя подобные разговоры постоянно велись в раздевалке полицейского участка. Лично ему хотелось повстречать такую, чтобы обладала не только красивыми формами. И все же, когда мужчина видит перед собой пару внушительных бобосов, поневоле начинает судить о женщине именно такими терминами. Боб следил за движениями ее ягодиц, пока она не скрылась в подъезде. Отличная фигурка, тугая попка. В общем, сладкая конфетка в аппетитной упаковке.

Дон ждал, давая ей возможность зайти в ванную комнату, проверить сообщения на автоответчике, немного расслабиться в домашней обстановке. Иначе она начнет дергаться и сразу постарается избавиться от него. Прояви терпение, и тогда женщина, может быть, даже пригласит тебя в свой дом и угостит бокалом вина. Эта мысль вызвала на лице Дона улыбку. Он посмотрел на часы и засек время. Через двадцать минут.

Чем упорнее размышляла Мора, тем больше сердилась. Какого хрена воображает из себя Боб? Ведь это Мора встала на путь, ведущий к новой жизни, раскочегаривала топки, раскручивала колеса, чтобы устремиться вперед, в огромный, неизведанный мир, оставляя за собой облако дыма. Но не тут-то было! Он обставил ее! Украл у нее пальму первенства! Лишил поступательной энергии! Сунул палки в колеса! Оставил задыхаться в старой квартире с дерьмовой, намозолившей глаза мебелью. А их канувшее в Лету совместное существование отныне будет постоянно висеть над ней, как гигантская надувная птица удачи над рынком подержанных автомобилей. Сорокафутовый пластиковый альбатрос. Господи, как же все паршиво!

Ей на глаза попался лэптоп Боба. Мора в сердцах смахнула его со стола в пластмассовое ведро для мусора, и тот с глухим стуком упал в накопившиеся там бумаги, вызвав у нее злорадное чувство. Однако ей тут же стало немного стыдно за это проявление инфантильности. Мора достала лэптоп и водрузила его обратно на стол. Теперь ее рассердило то, что она позволила себе так рассердиться. И вообще, кто такой Боб, чтобы она из-за него теряла самообладание? Всего лишь долбанный мужик. Молокосос, «чувак»! Конечно, надо признать справедливости ради, что у него есть некоторые личные достоинства, но ничего сверхъестественного! Нет, Боб не один на миллион, он один из миллионов! Мора спохватилась, заметив, что у нее онемели стиснутые от злости челюсти.

Она с облегчением услышала, как в дверь постучали.

– Не помешал, надеюсь?

Это был тот самый детектив.

– Нет. Проходите.

– Спасибо.

– Садитесь.

Мора закрыла за ним дверь и указала на диван. Она заметила, как детектив исподтишка окинул комнату изучающим взглядом.

– Хотите выпить чего-нибудь?

– Хм, почему бы нет.

– Могу сварить кофе. А еще есть вино.

– От вина не откажусь.

Детектив сел на диван, а Мора поспешила на кухню. Она вернулась с двумя бокалами и бутылкой «пино-нуар», произведенного где-то в Орегоне.

– Извините, у меня только такое.

Детектив улыбнулся.

– Это хорошее вино.

Мора удивилась.

– Вы разбираетесь в вине?

– Вино моя страсть!

Она пожала плечами.

– Я думала, копы пьют только пиво.

– Вы наблюдательны!

Мора умело откупорила бутылку и налила ему в бокал.

– Благодарю.

Дон поболтал вино по стенкам бокала, чтобы насытилось воздухом, и отпил самую малость, посмаковав на языке, прежде чем проглотить.

– Отличное!

– Одно из моих любимых!

Детектив глубоко вдохнул аромат напитка.

– Все-таки чуть молодое. Если вам по вкусу именно такое, то советую попробовать вино из долины реки Луары.

– Обожаю французские вина!

– Тогда я знаю место, где вам обязательно понравится! Предлагаю вместе поужинать там сегодня!

Это приглашение застало Мору врасплох. Она планировала пойти на занятия йогой и с ее помощью попытаться восстановить душевное равновесие, избавиться от бесконтрольной злости. Но выпитое вино согревало, навевало на нее состояние радостной умиротворенности. Почему бы не пойти на свидание с этим детективом? Упасть с лошади и тут же опять вскочить в седло! К тому же, он не стал заигрывать, издеваться и стыдливо смеяться, когда узнал, кем работает Мора. Он не такой, как все.

– В принципе я не против, только…

– Только что?

– Я забыла, как вас зовут.

– Дон.

Мора отпила из своего бокала и улыбнулась ему.

– Хорошо, Дон.

У Мартина болела челюсть. Лицо горело от стыда. Ему хотелось истерически визжать, швырять все, что под руку попадет, но он не мог себе этого позволить. Из долговременного опыта пребывания бок о бок с Эстеваном Мартин знал, что должен молча проглотить обиду. Нельзя замечать такую мелочь, как побои. Тебе двинут кулаком, а ты только пожмешь плечами, процедишь сквозь зубы «но чингес!» и пошел дальше, как ни чем не бывало. Ковбои долбанные! Если они и дальше будут строить из себя тупоголовых мачо, им никогда не удастся внедриться в легальный бизнес! И почему, интересно, Эстеван не вступился за него? Ему же ничего не стоило пришить Боба, не сходя с места.

Но каков Боб, а? Мартин сыграл решающую роль в том, что ему сохранили жизнь, и вместо благодарности получил от него удар исподтишка! Нет, это несправедливо!

Чем больше Мартин думал, тем сильнее заводился. Он напрягает мозги, спасает своего босса от тюрьмы и какого-то долбанного курьера от смерти, а они что же? Потешаются над ним! Эксплуатируют, как негра!

Машина свернула в проезд к «хранилищу». Норберто обернулся и увидел, что Мартин пришел в себя.

– Ты в порядке?

– Да.

Боб нагнул голову в сторону Мартина.

– Прости, чувак. На меня что-то нашло.

Мартин уперся в Боба своим самым тяжелым взглядом.

– В первый и последний раз!

Боб кивнул.

– Заметано!

Когда Эстеван и Амадо вылезали из машины, Мартин разглядел на их лицах ухмылки. Боб вместе с Норберто с трудом вытащили из машины толстяка с разрисованной наколками рукой и поволокли в дом. Мартин увидел, как, откуда ни возьмись, появился один из соседей, богобоязненный и всегда очень разговорчивый директор средней школы. Он вел на поводке золотистого ретривера. Эстеван тоже его заметил.

– Добрый день!

– Здравствуйте!

– Прекрасный день, не правда ли?

– Погода отличная!

Сосед проводил взглядом пыхтящих от напряжения Норберто и Боба, которые вместе с толстяком скрылись за дверью.

– Вашему другу плохо?

Эстеван бросил мимолетный взгляд на Мартина и, повернувшись к соседу, равнодушно пожал плечами.

– Перебрал текилы.

Сосед понимающе кивнул. Он слышал об убийственной силе продукта перегонки агавы.

– С этим напитком надо обращаться очень осторожно!

Эстеван с готовностью согласился.

– Еще как осторожно!

В разговор вступил Мартин.

– Вы пробовали папайю, что мы вам подарили? Понравилась?

– О да, спасибо огромное! Очень вкусная. Я даже предложил жене выращивать папайю у нас во дворе.

Эстеван засмеялся.

– Тогда вы оставите меня без работы, амиго!

Сосед тоже усмехнулся.

– О, это вряд ли.

Внезапно золотистый ретривер зарычал и натянул поводок. Он явно учуял какой-то запах. Сосед наклонился и потрепал собаку по голове.

– Что такое, мальчик? Что ты?

Пес начал тянуть изо всех сил. Сосед дернул за поводок.

– Нельзя, Фрэнки! Фу!

Собака потащила хозяина к машине, стоящей с открытым багажником. Эстеван посмотрел в ту сторону и увидел, что с термоконтейнера, где лежала оторванная рука Амадо, свалилась крышка.

Пес тявкнул.

– Мартин! Прикрой-ка мясо!

Мартин грохнул крышкой и быстренько унес пластиковую коробку в дом. Собака все не могла успокоиться. Сосед поднял на Эстевана извиняющийся взгляд.

– Только что покормил его, но, видимо, еще хочет!

– Стейки учуял. Хотим устроить барбекью.

Мора сидела за столом напротив Дона и слушала его рассказ о том, как он стал полицейским детективом. В этой простой истории не было ничего выдающегося, но Мору она захватила. В колеблющемся пламени свечей лицо Дона светилось красотой и мужеством. Внешность не главного киногероя, но персонажа, вызывающего уважение. Вот именно, Дон был сильной личностью, и этим привлекал к себе Мору. Коп, который понимал в вине и хорошей кухне больше, чем любой из ее знакомых. Мужчина, который, похоже, умел понять женщину, а не судить ее. И ничего тут не поделаешь, Мору влекло к нему.

Официант налил ей вина, и оно замерцало в бокале роскошным рубиновым цветом.

– Ну, как, нравится?

– Слюнки текут!

– Французское. Не представляю, как им это удается.

– Ты бывал во Франции?

Дон покачал головой.

– Нет. Но хотел бы когда-нибудь поселиться там.

– Я тоже.

Дон наклонился к ней с заговорщическим видом.

– Если честно, то я боюсь переезжать во Францию. Не знаю ни слова по-французски!

Мора улыбнулась.

– Зато я знаю.

Эстеван сидел на диване, положив ноги на кофейный столик. Он устал. Измучился. Ему хотелось спать. Чингадо! Как его достали все эти мудаки!

Пришел Мартин и поставил перед ним стакан «Маргариты».

– Грасиас, Мартин!

Мартин взял стул и сел напротив.

– У меня появились сомнения насчет этого Боба.

– Роберто?

– Да – Роберто, Боб, называй, как хочешь!

Эстеван сделал глоток коктейля. Хороший замес. Вкус сильный и сладкий. По телу разлилось тепло.

– Ты о чем?

– Не уверен, что ему можно доверять.

Эта внезапная перемена во мнении Мартина зазвенела для Эстевана тревожным колокольчиком. Он прекрасно понимал, как взбесила его помощника выходка Роберто. Однако такое скоропалительное желание нанести ему удар в спину заставляло Эстевана думать, уж не пригрелась ли у него под боком рата! «Если Мартин запросто наезжает на Роберто, долго ли ему наехать на меня?»

– С чего ты взял?

Мартин пожал плечами.

– Мне подсказывает интуиция.

– Ты его боишься?

Мартин взорвался.

– Это еще с какой стати? Я его не боюсь! Зачем так говорить?

Эстеван не спеша отпил из стакана.

– Просто спросил.

Эстевану нравилось наступать Мартину на яйца. Нравилось смотреть, как дергается этот умник-гринго.

– Что ты предлагаешь?

– Убить его!

Глаза Эстевана стали непроницаемы.

– Ты хочешь, чтобы я убил его?

– Да.

– А сам что же?

– Могу я?

– Не знаю, омбре, можешь ты или нет!

– Ты мне разрешаешь?

– После того, как он отвезет в полицию руку!

Мартин встал.

– Спасибо.

Эстеван жестом остановил его.

– Ты должен сделать это сам. Не вздумай посылать Норберто или еще кого-нибудь. Если у тебя есть кохонес, то я не против. Но ты должен сделать это собственными руками. Энтьендес?

Мартин кивнул.

– Да, я все понял.

Он вышел из комнаты, и Эстеван довольно улыбнулся. Этому долбанному пацану далеко до матадора, он даже букашку раздавить боится. Кишка у него тонка убить Роберто! А вот Роберто мог бы прикончить Мартина, почему-то подумалось Эстевану.

В хозяйственном магазине толклось необычно много покупателей. Хотя для Долины это, наверное, нормально. Жители пригородов в собственных домах любят все делать своими руками. Именно они заполонили торговый зал, скупая вентили и молотки, детали электропроводки и отрезки пластиковых труб, малярные кисти и валики. Норберто остановился и стал смотреть на какую-то машину, яростно взбалтывающую прикрепленную к ней емкость с двумя галлонами краски. «Если сунуть туда кошку, вот была бы потеха!» – подумал он.

– Чем могу быть полезен, сэр?

Норберто обернулся на голос. Рядом с ним с услужливым видом стоял молодой человек в ярко-красной жилетке с вышитым на ней именем Franco [10]. Не может быть, чтобы этого клоуна звали Франко, решил Норберто.

– Это твое имя?

Услужливый молодой человек посмотрел вниз на свою жилетку, придерживая пальцем на переносице дужку больших, похожих на защитные, очков.

– А, нет, извини, чувак! Схватил с вешалки первую попавшуюся, когда пришел на работу. Меня зовут Тедди.

– Так вот, Тедди. Мне нужен типа инструмент, чтобы отпилить несколько веток.

– Ветки с дерева? Вы хотите подрезать крону?

– Точно!

– Какой толщины ветки?

Норберто на секунду замялся.

– С мою руку.

Тедди потянулся к руке Норберто, и тот инстинктивно отступил назад. Тедди полез в карман и вынул ленточный сантиметр.

– Мне надо померить.

Норберто протянул ему руку и невольно напряг мышцы, чтоб была, как у толстяка.

Тедди снял мерку и что-то подсчитал.

– Чувак, тебе понадобится бензопила. Тут, типа, без вариантов.

Тедди отвел Норберто в отдел, где были выставлены разные модели бензопил. Норберто долго рассматривал их, прикидывая, какая достаточно мощная, чтобы быстро проделать работу. Судя по описаниям на упаковочных коробках, этими штуками можно за считанные секунды оттяпать ногу у слона.

Норберто поискал глазами Тедди. Неподалеку беспокойно пританцовывал Боб, как первоклашка на праздничной линейке, посвященной началу учебного года. Он хватал руками с полок все подряд – железную тяпку, фонтанчик для полива газонов, грабли с длинными зубцами веером – и тут же клал на место.

– Роберто! Транкило!

Боб подошел к Норберто.

– Извини. Просто волнуюсь перед сегодняшней встречей.

Норберто понимающе кивнул.

– С Фелисией?

– Ага. Скорей бы уж!

– Сначала мы должны закончить дело, бато!

Боб посмотрел на бензопилы, и лицо у него вытянулось.

– Мы? Ты и я?

Норберто кивнул.

– Носотрос!

Он внимательно посмотрел на Боба. Наступила минута, когда большинство людей поворачиваются и бросаются наутек. Но Боб не побежал.

– Хорошо, но мы же не убьем его, правда? Мы ведь отвезем его в больницу после… операции?

Взгляд Норберто смягчился.

– Ладно, ладно, никто не собирается его убивать!

– Обещаешь?

Норберто поднял руку вверх на манер бойскаута.

– Обещаю, что не стану убивать Эль-Гордо!

Боб с облегчением улыбнулся. Его мысли потекли в деловом русле.

– Наверное, будут лететь брызги. Надо бы купить пленочные пончо и пару непромокаемых подстилок.

Норберто улыбнулся.

– Сегуро, Роберто, сегуро!

* * *

Ларга спал, но в его сон прокралось неприятное, болезненное ощущение. Рука. Сотни пчел облепили и жалили, жалили его в руку, накачивали ее своим пчелиным ядом, пока она не начала раздуваться и не достигла слоновьих размеров. На нее стало страшно смотреть. Казалось, кожа на руке вот-вот лопнет.

Ларга вздрогнул и очнулся. Он посмотрел на руку и с изумлением увидел, что вся она исколота, покрыта болячками и разрисована. Потом огляделся по сторонам и понял, что не имеет ни малейшего представления о том, как его занесло в эту незнакомую комнату.

Он перевел взгляд обратно на руку. Сжал пальцы в кулак и прочитал на фалангах слово «HOLA». Он совершенно растерялся. Зачем ему понадобилось накалывать себе «привет» по-испански? Ларга поднял руку и стал рассматривать ее, поворачивая на свету. Среди крестиков и кружочков, похожих на гангстерскую символику, центральное место в вернисаже занимала обворожительная нагая женщина, чьи половые органы возбуждал оральным способом мужчина. Как эта татуировка очутилась у него на руке? И когда он успел посетить татуировочный салон? Ларга не помнил. На самом деле, он вообще мало чего помнил.

Ларга никогда не хотел иметь татуировку и не испытывал к подкожной живописи ни малейшего интереса. Тем не менее он отметил про себя, что, с эстетической точки зрения, эти рисунки сотворил настоящий художник. Выразительность линий, цветовая гамма, все это было прекрасно. Он даже почувствовал, что с такими наколками и сам стал другим человеком. Ола!

Ларга встал и, пошатываясь на еще нетвердых ногах, подошел к настенному зеркалу. Он закатал рукав повыше и согнул руку в локте, напрягая бицепс. Саднящая боль заживающих царапин усилилась, но это лишь вызвало у него ощущение собственной мужественности. Он, как дикий зверь, не обращает внимания на раны. Ларга, конечно, понимал, что размалеванный татуировками автор кулинарных рецептов выглядит нелепо. Но, может быть, в этом проявляется никому не известная сторона его личности? Его тайная, необузданная натура! Иной Ларга – в кожаной куртке, высоких ботинках, зеркальных черных очках! Он мог бы завести себе «харлея» и по воскресеньям выезжать за город, курить сигары в придорожных кабаках и показывать всем свою неприличную татуировку.

Но прежде чем зажить новой жизнью, надо выяснить, где он и что, черт возьми, происходит!

Мартин уселся перед телевизором и закурил косяка. Ситуация, как он понял, выходила из-под контроля. Обычно криминальный бизнес работает, словно хорошо смазанный механизм. Клиентам поставляются товары и услуги. В обмен текут наличные деньги. Легко и просто. Не сложнее, чем бизнес-модели, которые Мартин придумывал на первом курсе аспирантуры.

Задержав в легких дым марихуаны, он задумался о том, какие великолепные, запутанные схемы отмывания денег предложил Эстевану. Прослойка за прослойкой легитимного бизнеса, сцеживающие свободную наличность в подставные корпорации на Багамах. У него ушли недели на разработку и совершенствование долбанной структуры целого предприятия, пока она не стала непоколебимой, как скала! Но Эстеван, конечно же, ничего не понял. Его разуму доступны лишь самые примитивные методы предпринимательства. Модель эпохи палеолита. Ему не дано постичь сотворенные Мартином комплексные конструкции с разветвленными, как кровеносная система, параллельными пенсионными счетами в иностранных банках четырех государств.

Нелегальный бизнес старой модели может функционировать в современных условиях до тех пор, пока находится в мертвой зоне под радаром полиции. Стоит федералам засечь его в действии, они тут же похоронят тебя в дерьме. Но Эстевану на это наплевать. Он лучше будет складировать баксы за железной дверью в своем подвале. И не важно, что налоговая инспекция может натравить на него суд за уклонение от уплаты налогов! И тогда прощай подвал с деньгами, и весь дом, и второй дом, машина, спутниковый телефон – все! Обдерут, как долбанную липку! Выбросят на улицу в старых ботинках, с дюжиной долларов в кармане.

Вот тогда Эстеван пожалеет, что не послушался Мартина! Тогда ему срочно понадобятся эти законные предприятия с их налоговыми крышами! Только они могут спасти его задницу от тюрьмы. А если даже Эстеван и попадет в тюрьму, его все равно будут ждать на воле с умом припрятанные баксы. И ему не придется доживать свои дни в нищете, убирая грязную посуду со столов в «Эль-Чаво».

Мартин загасил остаток косяка о край кофейного столика и откинулся на спинку дивана ловить кайф. Ему вспомнились родители. Их никогда не интересовало, чего хочет сын. Они расписали для него всю жизнь и постоянно натягивали поводья, не давая свернуть с намеченного пути. Мартин гораздо позже понял, в каких жестких рамках его держали. Родители решали, в какой школе ему учиться, с кем из ребят дружить. Если им не нравилась его девушка, он заводил новую. Захотели, чтобы сын изучал в университете руководство бизнесом, и теперь он имеет соответствующий диплом. Зато им и в голову не приходило прислушаться к мнению Мартина! Так же, как сейчас Эстевану. И всем остальным!

Мартин мысленно усмехнулся. У него в жизни пока полный порядок. Он живет так, чтобы не делать то, чего не хочет делать. Он не хочет носить на работе костюм. Не хочет работать в офисном небоскребе. Не хочет обогащать никого, кроме себя. И надо признать, такая жизнь довольно приятна и не требует чрезмерных усилий.

Сознание Мартина бесцельно блуждало по стране чудес собственной жизни, пока не вернулось в нынешнюю неразбериху. События начали развиваться непредсказуемо. Ситуация вышла из-под контроля. Амадо решил заняться собственным делом и облажался. Его оторванная рука стала проблемой. Полиция стала проблемой. Боб стал проблемой. Похищенный ими толстяк стал проблемой. Черт подери – вокруг одни сплошные проблемы! И все они грозят испортить приятную жизнь Мартина. Ему необходимо позаботиться, чтобы этого не произошло. Все проблемы должны быть решены.

Возможно, Эстеван прав. Добраться из пункта А в пункт Б быстрее и легче по прямой. Мартину понравилась логика своих рассуждений. Самое простое решение всех этих проблем – поставить каждого к стенке и пристрелить. А потом спалить дом дотла.

С волками жить – по-волчьи выть.

Ларга на цыпочках подошел к двери комнаты и взялся за круглую ручку. Он предполагал, что его заперли, и немного испугался, когда ручка в его пальцах медленно повернулась и дверь отворилась. Сердце забилось чаще. Дверь скрипнула, Ларга замер и прислушался сквозь образовавшуюся щель. Доносилось отдаленное бормотание телевизора и чей-то отчетливый храп. Ларга открыл дверь наполовину, только чтобы протиснуть свой живот. Он крался по коридору, стараясь ступать бесшумно, но дощатый пол, даже застеленный ковровым покрытием, стонал и скрипел под его тяжестью. Ларга пережил несколько мучительных минут. Казалось, он шагает под музыкальное сопровождение духового оркестра Калифорнийского университета.

Осторожно заглянув в гостиную, Ларга увидел белого парня, сидящего перед телевизором. Трудно сказать, спал он или бодрствовал, но резкий запах марихуаны не оставлял сомнений, что парень под кайфом. Ларга не стал рисковать и направился к кухне, чтобы попытаться выскользнуть из дома через выход во двор. По дороге ему пришлось миновать спальню, где находился источник храпа. Он просунул нос в приоткрытую дверь и увидел на кровати большую темную фигуру.

Затаив дыхание, чувствуя, как от страха готово остановиться сердце, а кишечник и мочевой пузырь опорожниться, Ларга проник на кухню. Увидев, что в ней никого нет, он испустил глубокий вздох облегчения. Потом нашел взглядом телефон и решил быстренько позвонить по девять-один-один, а затем без оглядки пуститься наутек через заднюю дверь.

Тут Ларга услышал, как к дому подъехала машина. Холодный пот выступил него на лбу. Он протянул руку к телефонной трубке, но понял, что не успеет. У дальней стены стоял небольшой хозяйственный шкаф. Ларга метнулся к нему и лихорадочно втиснулся внутрь.

Едва он прикрыл дверцу, как в кухню вошли двое с бензопилой. Мексиканец обратился к англо.

– Прежде чем мы сделаем это, я должен выпить хотя бы бутылку пива.

– А я две.

Ларга услышал, как открылся холодильник и дважды прошипели отворачиваемые с горлышек пробки.

Когда оба покинули кухню, Ларга решил действовать. Он открыл дверцу шкафчика и сделал шаг наружу. Огляделся и тут же понял, что ему страшно повезло. Посреди кухонного стола, на коробке с новенькой бензопилой лежала связка автомобильных ключей.

Не долго думая, Ларга схватил их и проскользнул через заднюю дверь.

Его моментально окружил мрак наступившей ночи, придав большей уверенности в успехе побега. У дома стоял мерседес-бенц. Ларга на ощупь быстро нашел на связке нужный ключ с характерными очертаниями.

Он потихоньку открыл дверь, сел в машину и сразу запер дверь на замок. Сюрпризы закончились. Теперь он владеет ситуацией. Ларга решил поехать прямиком в полицию и там рассказать все, что с ним произошло. Он сообразил, что не знает, где находится ближайший полицейский участок, но ничего, по дороге спросит у кого-нибудь.

Jlapra понимал, что как только заработает двигатель, времени у него останется очень мало, поэтому действовать придется быстро. Его побег не доставит большого удовольствия неизвестным. Они наверняка бросятся в погоню. Возможно, даже откроют по нему стрельбу. Но им его не поймать. Он был полон решимости. Он оставит их с носом. Эти придурки не знают, с кем имеют дело! Никому не позволено безнаказанно похищать Макса Ларгу!

Он вдруг понял, что с ним происходит нечто доселе неиспытанное. Неимоверный восторг! Он жив! Как Стив Маккуин в «Большом побеге». Только Ларга смоется с большим шиком. Ему всегда хотелось иметь мерседес. Интересно, разрешат ему оставить себе эту тачку в качестве трофея? Своего рода поднятый палец на прощание плохим парням, которые посмели похитить его. Ларга посмотрел на свои татуировки и улыбнулся. Сегодняшний день заканчивается неплохо!

Он вставил ключ в замок зажигания. Его вдруг осенило, что впервые в жизни ему посчастливилось сесть за руль мерседеса. Вот здорово!

Вам не взять Макса Ларгу голыми руками! Он часто думал и доказывал это разными мелочными способами, выигрывая пустячные споры со своими издателями. О, он умел поквитаться с ними! Ах, вы не думаете, что американская публика готова по достоинству оценить грибы портабелло? Да ни хрена вы в этом не понимаете! И он публикует статью, в которой подробно расписывает особые свойства грибов портабелло – мякоть, вкус, доставляемое ими чувственное наслаждение – и не успеешь глазом моргнуть, как их уже заказывают все супермаркеты страны! Точно так же было с крем-фрайш. Вы полагаете, это просто сметана из Франции? Нет, приятель, это крем, блин, фраиш, что не одно и то же, а совсем, совсем иное!

Ларга вступал в эти сражения и побеждал. Он доказал, что его оппоненты не правы. Он доказывал свою правоту снова и снова. А теперь вот победил и этих парней. Они тоже оказались не правы.

Вам не взять Макса Ларгу голыми руками!

Сердце колотилось в груди, ладони вспотели, но на лице его играла счастливая улыбка, когда он поставил ногу на педаль газа и повернул ключ в замке зажигания. В короткое мгновение тишины Ларга подумал, что сел аккумулятор. Почему не запускается двигатель?

Потом возникла боль.

Ларга хотел что-то произнести, но из горла выдавилось только хриплое бульканье. Непонятный холод проник в его внутренности и остудил все тело.

Больше он ничего не чувствовал.

14

Мора не понимала, почему целует детектива. Из жажды мести? Или хотела доказать себе, что Боб стал ей безразличен? Наверное, она и так знала, что никогда его не любила. Возможно, виноваты две бутылки дорогого вина, выпитые ими за ужином. Или сам ужин – великолепный, умиротворяющий, с густыми соусами на чесноке, согревший ее тело и душу, будто теплым одеялом. А может, дело в самом детективе? Довольно красивый парень. К тому же, ей еще никогда не встречался мужчина без всяких там… хм, без примесей. Не разбавленный мужчина. Коп, одним словом. Впрочем, вероятнее всего, причина и в том, и в другом, и в третьем.

Мора и Дон сидели в его машине напротив ее много-квартирки. Ей было ни хорошо, ни плохо. Нравилось ощущение винного вкуса у него на языке. Рука Дона сначала гладила ей низ спины, потом поползла вверх, легко скользнула по груди. Мора прижалась к нему, обняла за талию и нащупала какой-то большой, твердый бугор у него под пиджаком.

– Что это?

– Пистолет.

– У тебя есть пистолет?

Боб кивнул.

– Я обязан носить с собой оружие. Служба такая.

Мора почувствовала непонятную дрожь в низу живота.

– Можно посмотреть?

– Пожалуйста!

Дон потянулся рукой за спину и извлек короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра в пристегивающейся кобуре. Мора завороженно моргнула. Даже в темноте автомобильного салона металл поблескивал холодно и тускло.

– Можно подержать?

– Только осторожно.

Дон отдал ей револьвер. Он был на удивление тяжелый. Весомый.

– Тебе когда-нибудь приходилось им пользоваться?

– Ты имеешь в виду стрелять из него?

– Ты стрелял из него в человека?

Дон кивнул:

– По вынужденной необходимости.

– И попал?

Дон опять кивнул:

– Угу.

У Моры сжалось где-то в промежности.

– Он умер?

– Угу.

– Ты, наверно, метко стреляешь!

– Нас учат не промахиваться.

Мора вернула револьвер. У нее между ног творилось то, чего она не чувствовала уже долгое время. Там было тепло и влажно. Прямо, как в тропиках.

– Пошли ко мне!

Эстеван сердился. Кайф от «Маргариты» прошел, осталась только тупая боль в голове да металлический привкус во рту. Он стоял возле дома и разглядывал свой мерседес. Вернее то, во что он превратился. Весь пол и водительское сиденье залиты кровью. Возможно, его противоугонное устройство оказалось слишком эффективным. Надо, чтобы вор хотя бы не пачкал машину. Но все-таки хорошо, что чертов долболоб не сбежал в полицию. Это уж точно.

Приехал Амадо на своей машине и увидел, что случилось.

– Смыться хотел?

– Си.

– Чингадо!

Эстеван только кивнул в знак согласия. Конечно, долбанный!

– С Фелисией все готово. Ждет в мотеле в Глендейле.

Эстеван зарычал.

– С этим успеется!

Он обернулся на внезапный рев бензопилы. На подъездной дорожке к дому стояли Боб и Норберто в пленочных пончо. Боб оттянул в сторону руку мертвого толстяка, над ней склонился Норберто с оглушительно жужжащей бензопилой. Вот он прибавил обороты, и через несколько секунд отпиленная конечность уже болталась в руках Боба.

Амадо кивнул в их сторону.

– Какая хорошая бензопила!

Норберто запустил бензопилу и был поражен, с какой легкостью она прошла сквозь плечо толстяка. Прямо, как нож в масло. Муй рапидо. Ее не затормозила даже кость, плечевой сустав. Только звук изменился. Скакнул на октаву выше.

В воздух поднялся и поплыл в чуть заметном ветерке фонтанчик мокрой пыли цвета свежего фарша для гамбургеров. С полотна пилы полетели кусочки и ошметки бог знает чего. Хорошо, что Роберто догадался захватить в магазине эти пончо, иначе их одежда сейчас насквозь пропиталась бы кровавым дерьмом.

В задачу Роберто входило принять, так сказать, новорожденную руку. Что соответствовало логике, поскольку на ней должны остаться именно его отпечатки пальцев.

Как и следовало ожидать, на визг бензопилы посреди ночи, приперся все тот же долбанный сосед. Эстеван поспешил навстречу, чтобы спровадить его.

– Извините за шум! Из-за дерева плохо принимает спутниковая антенна.

– Ничего страшного. Я просто подумал, не одолжите ли вы мне ненадолго вашу бензопилу.

– Прямо сейчас?

– Да там дел-то на одну секунду!

Эстеван крикнул Норберто на дальнем краю проезда:

– Слышь, здесь пила понадобилась!

Норберто посмотрел на инструмент. В полосках света, проникающих из гаража через щели ворот, полотно бензопилы кроваво блестело, как в фильме ужасов.

– Ум-моменто!

Норберто подтянул садовый шланг и струей воды промыл, как сумел, зубастую цепь. Вот чем плохи пригородные районы, подумалось ему. Ты можешь изрубить какого-нибудь козла на мелкие кусочки прямо посреди Голливуда, и никто даже ухом не поведет. Разве что сделают музыку погромче, но не подойдут к тебе даже сказать «привет».

Боб стоял на заднем дворе и держал отпиленную руку так, чтобы кровь густой тонкой струйкой стекала в траву. По работе в «Юнайтед патолоджи» ему не раз приходилось заниматься отдельными частями человеческого тела. Но те были холодные и продезинфицированные, препарированные и завернутые в целлофан, как американский сыр. Эта рука совсем другая. Еще теплая. Она даже подергивалась, когда пила отрезала ее от туловища.

Боба трясло. Он удивлялся, что не струсил и не сбежал. Хотя был готов к этому. Частичка его сознания требовала, чтоб он бросился наутек, крича на всю улицу. Но поступить так было бы глупо. Его бы догнали и убили. А Боб не хотел умирать. И вот он здесь, во дворе, под звездным ночным небом, дрожит под своим пленочным пончо после того, как помог оттяпать руку у еще совсем недавно живого человека.

Ему было жалко толстяка. Ведь никто не хотел его убивать. Но он решил дать деру, а этого делать не следовало. В общем, все очень паршиво.

Толстяк даже начал нравиться Бобу, непонятно почему. Они ни разу даже словом не обмолвились. Сначала его избили, потом накачали наркотиком. Ларга почти все время находился без сознания, но Боб опекал его, защищал и теперь немного загрустил.

Боб видел, как Норберто понес бензопилу к дому соседа. У него устала рука держать на весу чужую руку. Кто бы мог подумать, что чья-то рука сама по себе такая тяжелая!

Когда бензопила заревела по соседству, к Бобу подошел Эстеван и посмотрел на руку.

– Ты в порядке?

Боб кивнул. Эстеван похлопал его по плечу и скупо улыбнулся.

– Я облевался, когда впервые сделал нечто подобное.

– Я держусь.

Эстеван взъерошил Бобу волосы ласковым, даже отеческим жестом.

– Буэно, Роберто. Ке буэно!

Мартин варил кофе в большом кофейнике. Он знал, что им предстоит долгая ночь. Не так просто избавиться от трупа и автомобиля. С машиной, конечно, легче. Из разделочной мастерской за ней уже выслали эвакуатор. К восходу солнца ее разберут на запчасти и отправят в Коста-Рику. Но эта протекшая жирная туша, куда бы ее не поволокли, сейчас повсюду оставляет за собой следы, которые являются уликами для криминалистов.

Мартин подумал, что неплохо бы одним выстрелом убить и второго зайца, то есть, Боба, и зарыть его тощую задницу вместе с тушей. Просто выкопать в пустыне одну большую яму на двоих, и дело с концом! Но тут же вспомнил, что Боб им еще нужен. Ему предстоит доставить руку в полицию. А после пускай сдохнет.

Мартин аккуратно перелил кофе в термос. Потом повернулся и увидел, что обе руки лежат рядышком на столе, а Боб и Эстеван созерцают полученный результат. Конечности разложили на газете, будто две только что пойманные крупные щуки. Эта картина напомнила Мартину, как в детстве он ездил на рыбалку с отцом и дедом. Мужчины точно так же стояли, любуясь уловом, а в воздухе висел запах свежей крови и свежего кофе. Может, эти двое тоже перекинутся пару раз в дурака перед сном?

В комнату вошел Амадо и присоединился к зрителям возле стола с отчлененными руками. Поначалу он даже не смог признать свою собственную. Потом догадался, что его рука немножко посерее. Вторая выглядела довольно свежей и даже розовой. Это его опечалило. Амадо скучал по своей руке и до сих пор ощущал, как она болела или чесалась. Или как пальцы касаются чего-то мягкого, наподобие меха, а иногда наоборот, жесткого, вроде его бороды. Но он не мог ничего касаться, потому что никаких пальцев не было. Ему только чудилось, что они есть.

Амадо взглянул на Эстевана. Тот кивнул.

– Бамос, Роберто!

Боб всем туловищем повернулся к Амадо.

– К Фелисии?

– Си. Она тебя заждалась.

Амадо проследил глазами, как Боб посмотрел на Эстевана, ожидая его разрешения. Тот опять кивнул, и лицо Боба расплылось в счастливой улыбке.

– Спасибо, друг! С меня причитается.

Амадо продолжал наблюдать, как Эстеван во второй раз взъерошил волосы Боба.

– Желаю приятного свидания, Роберто. Ты его заработал.

Периферийным зрением Амадо перехватил устремленный на Боба ненавидящий взгляд Мартина. Ему не раз доводилось видеть подобное выражение. Дурной глаз. Эль-охо дьяболико. Взгляд, преисполненный зависти и жажды мщения. Так смотрели на Амадо мужчины, ревнующие к нему его многочисленных женщин. Мужчины, завидующие его влиянию, его связям. С этим выражением глядел на него Карлос Вила и даже хотел подставить своего партнера по совместному бизнесу. Вот почему Карлос Вила теперь мертв. Амадо понял, что за Мартином надо присматривать. Если он попытается убить Боба, это принесет новые неприятности.

Любые колебания, сомнения, опасения, угрызения совести, которые, возможно, испытывал Дон по поводу вступления в интимную связь со свидетельницей проводимого им расследования, улетучились в то мгновение, когда горячий, жаждущий язык Моры проник ему в рот. Он знал, что ведет себя легкомысленно, но слишком уж истосковался по женскому телу за долгий период воздержания и не собирался позволить такой мелочи, как этические соображения, помешать ему восполнить этот пробел. Опять же, никаких законов он тем самым, вроде бы, не нарушал.

Дон одной рукой обнял Мору и ловким движением пальцев расстегнул у нее на спине лифчик. У него это всегда хорошо получалось, хотя в последние годы ему очень редко выпадала возможность применить свое умение на практике. Его последняя любовница, не слишком щепетильная помощница окружного прокурора с маленькой, плоской грудью, не носила бюстгальтера. Но, как говорится, талант не пропьешь и в землю не зароешь.

Как только груди Моры получили свободу, она торопливо стянула через голову блузку и повалила Дона на спину. Его даже удивило, до какой степени она возбудилась. Их кожа повлажнела там, где соприкоснулись разгоряченные тела. Дон потянулся к ее лобку, но Мора перехватила руку и направила к своей груди. Едва он коснулся набухших сосков, ее спина выгнулась в сладостном экстазе.

У него мелькнула мысль, что надо бы надеть презерватив– А еще было бы правильным сказать о важности безопасного секса. Но едва он успел подумать все это, Мора твердой рукой взялась за его член и направила в себя.

Ее бедра тут же начали двигаться сильными, ритмичными толчками, и Дон почувствовал, как его разум, душа и все естество устремились ей навстречу, подчиняясь этому ритму. Он увидел на ее лице гримасу животного наслаждения, большие груди колыхались в такт движениям тела и одновременно словно тянулись к Дону кончиками сосков. Его плоть отвечала так же по-звериному инстинктивно, совокупляясь с ее плотью механически и самозабвенно. Мысли только мешали.

Потом они оба испытали нечто совершенно новое для себя. Так в обжигающе натопленной парной выплескивают полный ковш неизвестного настоя на раскаленные камни, и взрывается целый вулкан жара, ощущений, запахов. Живот Моры сотрясали равномерные конвульсии, она лепетала что-то невразумительное, проглатывая звуки – хлынувшие к мозгу потоки эндорфина нарушили речь. У Дона мелко завибрировало где-то в позвоночном столбе, затем дрожь моментально распространилась по всему телу, и оно зазвенело, как камертон. Организм до предела переполнился внутренней энергией, ее давление стало нестерпимым и внезапно разрядилось серией умопомрачительных спазмов. На короткое мгновение они вдвоем перенеслись в другой мир – невероятно счастливый, чувственный и гармоничный, умиротворяющий и безмятежный.

Теплый и влажный.

Амадо вел машину левой рукой. Боб сидел рядом. Его поражало то, как быстро освоился Амадо со своим одноруким существованием. А Боб смог бы так? Или торчал бы сейчас в какой-нибудь клинике, проходя амбулаторный курс физиотерапии, и скулил, что больше не может без посторонней помощи подтирать собственную задницу? Амадо даже не пожаловался ни разу. Он просто продолжал жить.

Боб улыбнулся про себя. Он начал понимать разницу между мужчинами и взрослыми детьми. Амадо, естественно, мужчина. Боб по сравнению с ним мальчишка.

После этого умозаключения его сознание омрачила пугающая мысль. А вдруг Фелисия не пожелает иметь дела с мальчишкой? Вдруг ей захочется к настоящему мужчине, к Амадо, тем более, что она уже была с ним! Боб мучился страхами, как актер перед выходом на сцену.

– Какая она?

– Фелисия?

– Ага.

Боб ревниво наблюдал, как лицо Амадо озарилось улыбкой.

– Сам увидишь.

– А если я ей не понравлюсь?

Амадо повернул голову и посмотрел ему в глаза.

– Не психуй!

– Легко сказать!

– Не переживай, каброн, все будет нормально!

Но чем больше Боб старался не переживать, тем беспокойнее становилось у него на душе. Его снова начали одолевать сомнения. Может, все же не стоило связываться с преступниками, безжалостно похищающими и расчленяющими невинных граждан? Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты! Да и друзья ли они ему? Боб стал гнать от себя эти мысли. Вот он здесь, в машине, едет на свидание с потрясающей женщиной, чтобы заняться с ней страстной любовью! Просто надо расслабиться самому и напрячь свой мускул. Будет хорошая эрекция – тогда все будет хорошо!

Боб глубоко вздохнул.

– Амадо, как сделать, чтобы женщине было хорошо с тобой?

Амадо недоуменно посмотрел на него.

– Ты что, сам не знаешь?

– Мне кажется, я не очень сильный любовник.

Закуривая, Амадо правил машиной с помощью коленки.

– Ничего особенного для этого не нужно, Роберто. Чтобы сделать женщину счастливой, от тебя требуется только одно.

– И что же?

В глазах Амадо сверкнула хитрая искорка.

– Жизнерадостность!

– Жизнерадостность?

– Си, Роберто, жизнерадостность!

На заднем дворе лежал завернутый в брезент окровавленный, однорукий труп Ларги. Мартин и Норберто проводили взглядами эвакуатор, увозящий в ночь злополучный мерседес. Мартин, держа в руке термос, обратился к Норберто:

– Ты уже придумал, где этого зарыть?

Прежде, чем ответить, Норберто поднес ко рту банку с пивом, осушил ее до дна и в завершение звучно рыгнул.

– Лучше всего в парке Джошуа-три.

– До Джошуа-три слишком долго добираться. Анджелес-крест гораздо ближе.

– Может, оно и так, только выкопать яму легче в пустыне, чем в горах, чувак! И вообще, все всегда едут в долбанный парк зарывать концы в землю. Там скоро яблоку негде будет упасть.

Мартин даже застонал с досады.

– Выходит, ты готов лишний час гнать машину только потому, что хоронить в парке очень модно?

– Эксакто!

Из окна кухни Эстеван наблюдал, как Норберто и Мартин грузят брезент с телом в заднюю часть «форд-эксплорера». Потом оба сели в машину и уехали. Эстевана одолевала Усталость. Он достал из морозилки лед и стал смешивать себе коктейль. Положил в высокий стакан пять кубиков льда и залил примерно на половину текилой «Дон Хулио силвер».

Добавил до двух третей «куантро» – этот ликер гораздо лучше, чем «гран-марнье» или «трипл-сек», потому что не слишком сладкий и имеет ярче выраженный апельсиновый вкус. Затем взял лайм, разрезал на четыре части и выдавил каждую в стакан, наполнив соком оставшееся пространство.

Эстеван сунул в напиток палец и стал размешивать. Тем временем в его сознании чередовались варианты возможного развития событий. Мартин спросил разрешения убить Боба. Эстеван не мог понять, почему. У него вызывала тревогу внезапно проснувшаяся в Мартине кровожадность, так противоречащая его безобидной натуре. Сначала он упорно настаивал на одном, потом переметнулся на другое. Еще парочка таких метаний, и Мартин будет давать свидетельские показания против Эстевана в суде!

Эстеван попробовал готовую «Маргариту». Хороша, но не настолько, как те, которые смешивал Мартин. Келастима! Эстевану будет не хватать его коктейлей.

Фелисия сидела на кровати в мотеле «Тревлодж» и смотрела телевизор. На ней был короткий, вульгарно-сексуальный постельный пеньюар из прозрачной красной ткани, который она прикупила в «Секрете Виктории» на Галлерие. В «Нордстромзе» приобрела подходящую губную помаду, и теперь ее тщательно подведенный рот светился лабиально алым цветом. Она еще хотела обзавестись босоножками на высоких шпильках, но, подумав, решила не перебарщивать. Вид у нее и так потрясающий – грудь отчетливо видно сквозь тонкий материал, попка, не прикрытая пеньюаром, выглядит больше, чем в действительности. И та и другая хороши сами по себе.

На ночном столике стояла бутылка с полувыдохшимся «модело-эспесьяль». Фелисия не хотела напиваться, а пиво открыла только от скуки. Сколько можно ждать? Ее мысли блуждали между комедийной постановкой по телику и ее собственным комическим положением. Ей не нравилось торчать в этом мотеле. Не нравилось, что она здесь против своей воли. Будто шлюха какая-то. Но Эстеван когда-то выручил ее, и теперь настало время вернуть долг. Вообще-то Фелисия такими делами не занимается, но на этот раз просто некуда деваться.

Впрочем, имелись и другие причины.

Ее позабавил и заинтриговал рассказ Амадо о гринго, который влюбился в татуировку. Кроме того, ей не часто доводилось заниматься любовью с белыми американцами, поэтому, получив заверения, что он не урод и не извращенец, а только помешан на компьютере, согласилась. Свою роль сыграло и любопытство. В Лос-Анджелесе нелегко приобрести новых знакомых.

Немаловажно и то, что Фелисия обожала секс. Она им наслаждалась. Это было ее любимое занятие на досуге – интереснее похода в кино, отдых лучше, чем на пляже, веселее дискотеки. В общем, будь ее выбор, Фелисия скорее бы трахалась, чем делала что-то еще.

Не то, чтобы она какая-то ненасытная сексуальная маньячка, вроде тех, что показывают в телевизионных ток-шоу. Ей не требовалось, чтобы ее непрерывно сношали. Просто нравилось заниматься сексом, нравилось иметь разных партнеров, и называйте это, как хотите!

В дверь негромко постучали. Фелисия встала, чуть пощипала соски, чтобы набухли, и открыла.

Амадо вошел первым и чмокнул ее в щеку. Потом отступил назад и восхищенно оглядел ее с ног до головы.

– Карамело мио!

– Я тебе нравлюсь?

– Mуй кальенте!

– Грасиас!

В Амадо произошла перемена, но Фелисия не могла сообразить, какая именно.

– Ты выглядишь великолепно, Амадо!

Амадо оскалился в ухмылке.

– Неужели?

– Ты что, постригся?

– Нет.

– Похудел?

Амадо повернулся к ней тем боком, где не было руки.

– Чингадо! Что случилось?

Амадо равнодушно пожал плечами:

– Ун-аксиденте.

– С тобой все о'кей?

– Си, тодо бьен!

Фелисия замолчала, не зная, что еще сказать. Даже потеряв руку, Амадо вел себя, как ни в чем не бывало.

– Познакомить тебя с Роберто?

– Кларо ке си!

Амадо вышел за дверь и вернулся вместе с молодым и явно робеющим гринго.

– Вот, Фелисия, познакомься с Роберто!

Фелисия улыбнулась.

– Ола, Роберто!

– Привет.

Фелисия не смогла удержаться и хихикнула, глядя на англо, дрожащего в ее присутствии.

– Расслабься, Роберто! Нам с тобой будет очень весело!

Боб кивнул:

– О'кей.

Амадо похлопал его по плечу.

– Увидимся утром!

Он подмигнул Фелисии и вышел из комнаты. Фелисия заперла за ним дверь и повернулась к Бобу.

– Я тебе нравлюсь?

Она видела, как Боб уставился на нее с восторгом, с каким жители Сальвадора взирают на скульптуру Святой Девы Гваделупской. Фелисия прошлась взад-вперед, чтобы он рассмотрел получше, покружилась перед ним, наполняя каждое движение своего тела неподдельной чувственностью. Дразня его. Возбуждая его и чувствуя, как под его жадным взглядом возбуждается и сама. Под прозрачным красным покровом заманчиво колышутся ее груди. Бедра, ягодицы, треугольник волос на лобке призывно открыты взору Боба, Фелисия ощущала собственное тело – гибкое и сильное, и в то же время налитое, как спелый, сочный плод. Ее кожа распалялась, кровь закипала. Ее плоть созрела для того, чтобы ей насладились.

Фелисия не отводила глаз от Боба, а он от нее. У него тряслись губы, побелели костяшки сжатых в кулаки пальцев.

И тут произошло то, чего она никак не ожидала. В глазах гринго появилось выражение, какого ей не доводилось видеть никогда в жизни.

Боб упал на колени и зарыдал. Фелисия испуганно остановилась. Ей хотелось узнать, что с ним такое, но подходить близко боялась.

– Роберто, тебе плохо?

– Нет… Все хорошо. Все просто замечательно!

Слезы струились по его лицу, а Боб продолжал стоять на коленях и смотреть на нее все с тем же выражением восторженной благодарности. Он пришел в экстаз.

Фелисия ощутила в его поведении покорность. Она не понимала, чем это вызвано, но, во всяком случае, стало очевидно, что Боб ей не опасен. Не причинит боли и не обидит. Она подошла к нему и погладила по волосам. Потом заговорила с ним ласковым голосом.

– Почему ты плачешь?

Боб проглотил слезы и посмотрел на нее снизу вверх.

– Потому что ты существуешь на самом деле.

К удивлению Фелисии, ее душу и тело словно окатила теплая волна. Она тоже опустилась перед ним на колени и обняла обеими руками. Боб крепко прижал ее к себе. Фелисия ощутила у себя на шее его горячее, частое дыхание. Они надолго замерли в сладостном упоении.

За рулем сидел Норберто. Они еще не свернули с автострады, когда Мартин заговорил с ним о своем плане. Он излагал его, как бы между прочим, даже шутя. Норберто слушал внимательно, вдумчиво следя за логической цепочкой рассуждений Мартина.

План был простой. Убить Роберто и таким образом убрать потенциальную опасность, поскольку человек он чужой и быстро расколется на допросе. Вернуть полиции руку Амадо. Пусть они арестуют Амадо, как убийцу, а затем предъявят Эстевану обвинение в противозаконном получении доходов. Когда оба окажутся в тюрьме, Мартин и Норберто смогут занять место Эстевана, как бы спасая его бизнес, и заработают себе миллионы.

Норберто сразу понял, что план хорош. Ох, и башковитый этот Мартин! Все рассчитал и разложил по полочкам. Норберто особенно понравилось, что ему даже руки марать не придется, всю грязную работу за него проделают копы. А он, вроде бы, и сам пострадал из-за тупости Эстевана и Амадо. Да, план хорош, ничего не скажешь. Очень хорош!

Вот только убивать Роберто ему не хотелось. Прикольный чувак! Однако Норберто не настолько сентиментален, чтобы позволить личным симпатиям встать у него на пути к миллионам. Ему случалось закапывать клиентов и почти задаром.

И лишь одно простое соображение заставляло его колебаться: он знал, что Мартину нельзя верить. Этот гринго ему никогда не нравился. Вечно он смотрит на тебя, как на шваль, с типичным для англо выражением собственного превосходства. Именно за это Норберто отлупил преподавателя на курсах английского. Наверно, все англо такие понтовитые. А значит, их всех надо проучить. Согласятся ли остальные группировки Ла-Эме, чтобы во главе одной из команд встал гринго? Нунка, Хосе! Никогда! И за кого они будут держать Норберто, если ему станет отдавать приказания гринго? Значит, чтобы добиться своего, надо осуществить план Мартина, а в самом конце убить его! Заодно отплатит ему за то, что по его требованию пришлось убрать Роберто.

* * *

Мора проснулась. Собственное тело показалось ей необычайно легким. Мышцы расслаблены и разогреты, будто она часа два проделывала интенсивный комплекс асан на занятиях йогой. Мора лежала, прижавшись к детективу, переплетясь с ним руками и ногами. В тех местах, где соприкасалась их кожа, было тепло и влажно. В его дыхании ощущался винный запах. Мора потихоньку выпуталась из сотворенного ими узла и сладко потянулась.

Она стала думать о том, что произошло между ними. Таких ощущений во время секса ей испытывать еще не доводилось. Мора понимала, что в этом не только заслуга Дона. Дело не в его умении или опыте. Главную роль сыграло ее настроение, ее порыв. Она вся без остатка отдалась любовному действу. Мора встала с постели и пошла в ванную. Брюки детектива валялись на полу на том же месте, где ночью она их с него стянула. Мора наклонилась и нащупала тяжелый металлический предмет.

Воровато оглянувшись, она убедилась, что детектив по-прежнему крепко спит. Большой бугор мужского тела поверх кровати. Мора осторожно вытащила револьвер из кобуры и взвесила на ладони. Она всю жизнь боялась оружия и придерживалась твердого убеждения, что владение им необходимо запретить. Оружие опасно. Оружие убивает людей. По моральным соображениям, ей не следует даже общаться с вооруженным мужчиной. И уж ни в коем случае нельзя стоять нагишом посреди ванной комнаты с его револьвером в руках.

Однако сейчас вся ее мораль куда-то улетучилась. Зато она почувствовала в себе что-то новое. Потребность. Позыв. Держа револьвер в одной руке, она дотронулась до себя Другой. От внезапного возбуждения у нее перехватило дыхание, и, немножко встревоженная происходящим, она испытала оргазм быстрее, чем через минуту.

Сколько ни рой, чертова яма никогда не получается достаточно глубокой. Так, по крайней мере, думал Норберто.

Здесь, в пустыне, ему выпадало копать могилы для человеческих тел любых форм и размеров, и его каждый раз удивляло, какой это тяжкий труд. Норберто невольно усмехнулся про себя. Ему постоянно мерещится, что он копает в том же самом месте, где похоронил последнего клиента. И тем не менее еще ни разу не наткнулся на старую могилу. Прямо наваждение какое-то.

Норберто выпрямился, вытер едкий пот с глаз и повертел головой в поисках Мартина. Место будущего захоронения освещал жалкий лучик фонаря, укрепленного между двумя камнями. К счастью, звезды на небе были закрыты облаками, и в непроглядной тьме их никто не мог заметить. Впрочем, вряд ли в пределах видимости отыщется хоть одна живая душа.

Послышался глухой топот шагов по голой земле. Норберто обернулся и увидел Мартина, который шел со стороны их машины с двумя бутылками питьевой воды.

– Чувак, ты будешь копать или нет?

– Мне захотелось пить.

Мартин протянул Норберто бутылку с водой. Тот осушил ее несколькими жадными глотками. Мартин тем временем взял фонарь и с его помощью осматривал яму.

– Мне кажется, уже хватит.

– Как бы не так!

– Давай сбросим его и проверим.

Норберто промолчал, не зная, что ответить на такую глупость. Мартин направил луч фонаря ему в лицо.

– Кончай в глаза светить, марикон!

– Извини.

Норберто набрался терпения и стал объяснять сердитым голосом.

– Чувак, если мы сбросим его в яму, то уже не сможем вытащить обратно. Поэтому сразу надо рыть достаточно глубокую.

– Она и так достаточно глубокая.

– А если нет?

– Я же говорил, надо было просто завезти его в лес и выбросить в кусты.

– А я тебе говорил, что в лесу трупы находят!

– Не может быть, чтобы все находили!

– Мне плевать на всех! Меня заботит только этот, и я не хочу, чтобы его нашли!

Норберто начал по-настоящему злиться. Можно делать дело, как надо, и можно, как не надо. Сокрытие улик дело серьезное, и им нельзя пренебрегать. Это именно тот случай, когда надо делать, как надо.

Он досадой наблюдал, как Мартин закуривает косяка.

– Чувак, ты что делаешь?

– Хочешь затянуться?

– Я хочу, чтобы ты помогал копать долбанную яму!

– У меня перекур.

Норберто уставился на Мартина бешеными глазами, но сообразил, что тот не может видеть его взгляда в темноте. Не видит даже, что он смотрит на него, а, скажем, не в небо. От едва различимых очертаний Мартина отделилось серое облако дыма. Норберто понял, что толку от него уже не будет.

– Мать твою!

И он снова взялся за лопату.

Фелисия проснулась, выскользнула из постели и закрылась в ванной комнате. Сев на унитаз, она стала думать о Роберто. Ей еще не встречался мужчина, который испытывал бы к пей такое преданное чувство. Откуда оно у него? Роберто влюбился в татуировку, похожую на нее. Но Фелисия была уверена, что многие знакомые ей женщины выглядят точно так же. Однако Роберто почему-то решил, что это именно Фелисия. Может, у него крыша поехала? Нет, она так не думала. Во всяком случае, лечения ему не требуется. Если он сумасшедший, то как назвать ее собственное состояние? Ведь у нее возникло ощущение привязанности к Роберто с того момента, как он вошел в ее комнату в мотеле!

Происходило что-то необъяснимое. Фелисия посмотрелась в зеркало и с удивлением обнаружила, что улыбается. Так кто же из них двоих сошел с ума?

15

Амадо вел машину. Боб сидел рядом с блаженной улыбкой на лице. Амадо знал, что и сам выглядит точно так же после ночи, проведенной с женщиной. Чувствуешь себя одновременно опустошенным и возрожденным, обессиленным и преисполненным новой энергии. Он называл такое состояние сексуальным похмельем.

– Как все прошло, Роберто?

Боб улыбнулся еще шире и кивнул.

– Спасибо, чувак. Большое спасибо!

Амадо рассмеялся.

– Хочешь заиметь татуировку с Фелисией?

– Нет, чувак. Я хочу заиметь кольцо. Хочу жениться на ней.

Амадо недоуменно покачал головой. Лос-грингос сонлокос! И чего их постоянно тянет жениться?

– Карахо, Роберто! Что она с тобой сделала?

Боб открыл было рот, чтобы ответить, но только и покачал головой и лицо его опять расплылось в глупой улыбке. Амадо снова рассмеялся.

– Не хочешь рассказывать? Этого никто не должен знать?

– Нет, Амадо, дело не в том. Просто об этом не расскажешь.

Амадо понимающе кивнул. Он с уважением относился к чужим душевным переживаниям, и сам не любил болтать с друзьями об интимных подробностях своих свиданий с женщинами. Разве что похвастается очередной татуировкой. Зато ему нравилось наедине с собой смаковать в памяти самые чудесные моменты сексуальной близости. Так же, как Боб сейчас. Амадо подсознательно ощущал, что он и Боб в чем-то совершенно одинаковы. Не внешностью, конечно – отыщи-ка двух других таких непохожих, как они! – и не происхождением. Здесь разница между ними еще больше. Но от Боба веяло какой-то удивительной душевностью, которой Амадо верил и умилялся.

Поэтому он решил переменить тему.

– Роберто, ты готов к тому, что тебе предстоит сделать сегодня?

Боб посмотрел на него серьезными глазами.

– Ты же выполнил свое обещание. И я тоже выполню свое.

– Запомни, от тебя требуется говорить только правду!

Боб кивнул и вслух повторил свое алиби.

– Я расстался со своей девушкой. Очень расстроился. Несколько часов бесцельно ездил по городу. Зашел в бар. Познакомился с женщиной. Провел с ней ночь в мотеле «Тревлодж» в Глендейле.

– Эксакто!

– И знаешь, что в этой истории самое лучшее?

– Что?

– Все это истинная правда!

– Эксакто, Роберто! Никогда не следует врать!

– Я мог бы спокойно провериться на детекторе лжи!

– Эксактаменте!

Боб посмотрел в окно на пробегающие мимо бесконечные торговые ряды и стоянки автомагазинов – обычный пейзаж Долины.

– Не хочешь притормозить у «Старбакса»? Я бы сейчас не отказался от стаканчика кофе с молоком!

Фелисия пила кофе и смотрела телевизор, сидя в кровати в своей комнате в мотеле. После душа с обильным количеством бесплатного увлажняющего лосьона и восстанавливающего шампуня ее тело было закутано в чистые полотенца, а волосы душистые и мягкие. Она нежилась в постели, то и дело сладко потягиваясь и чувствуя себя очень, очень хорошо. Зная, что гостиничный номер оплачен до полудня, Фелисия никуда не спешила, а просто откинулась на подушки, наслаждалась простором и уютом огромной кровати, прохладой, веющей от едва слышно жужжащего кондиционера, и комфортным ощущением того, что может смело посещать туалет, прошедший должную санитарную обработку. Вот это настоящая жизнь!

Она думала о Роберто. Татуировка со своим именем у него на руке попалась ей на глаза только сегодня утром, когда они вместе принимали душ. Это открытие настолько потрясло ее, что из чувства признательности Фелисия тут же, не сходя с места, угостила его сеансом головокружительного орального секса. Теперь она вспоминала свои колени на кафельном полу с полосками шершавого материала, устремленные на нее потоки горячей воды, его лицо вверху, затуманенное завесой пара, его стоны, звонко отражающиеся от голых стен ванной комнаты. Ей было приятно, что, занимаясь с ним этим, казалось бы, грязным сексом, она ощущала себя чистой и просветленной.

Когда на тридцать четвертом канале стали передавать нотисиас, в ее сердце зародилось новое чувство. Первым инстинктивным желанием Фелисии было гнать его прочь. Чувство чудесное, слов нет, но в то же время пугающее. Ей слишком дороги либертад и независимость. Ведь дай этому чувству волю, и ее личная вида окажется под угрозой! А потому она постаралась не замечать его, оттеснить в самый дальний уголочек своей души. Чтобы отвлечься, Фелисия занялась ногтями – подровняла пилочкой, обновила слой лака.

На какое-то время это помогло, но затем в ее сознании вдруг всплыл образ Роберто, нежно целующего ее в лодыжку. Она поймала себя на том, что снова думает о нем. Вспоминает запах его кожи, вкус рта. Он здорово умеет целоваться, и член у него большой и красивый! Но его глаза волновали ее больше всего. Они покоряли ее силой истины и любви – такими изображают на картинах глаза Иисуса. Они преисполнены веры и преданности. Но любовь и преданность Роберто не предназначены всем грешникам на свете, он дарит их одной лишь Фелисии.

До сих пор она никого не любила. Ни разу. Конечно, многие мужчины уверяли Фелисию, что любят ее, но, переспав с ней, теряли весь свой пыл. Со временем ее сердце зачерствело и привыкло к этому. Теперь, когда ей говорили о любви, она не только не верила, но просто пропускала признание мимо ушей. Роберто ни разу не произнес слова «люблю». В этом не было необходимости.

Чем больше Фелисия думала о Роберто, тем сильнее становилось проснувшееся в ней чувство. Наконец, оно выросло до таких размеров и могущества, что ей оказалось просто не под силу бороться с ним. И Фелисия уступила. Она отдалась ему, и это чувство поглотило ее сладостной волной, встревожило, напугало. Потому что в нем кипела жизнь, энергия, мощь. Оно способно причинить ей боль. Может глубоко поранить ее сердце. Может изменить ее к лучшему или, наоборот, втоптать в грязь. Но сопротивляться ему было уже поздно. Слишком велика радость ощущать, что ты энаморада!

Дон сидел на кухне, пил кофе и задумчиво водил пальцем по узорам на желтой пластиковой поверхности стола. Мора в толстом махровом халате намазывала маслом гренки. Она протянула один Дону.

– Ты правда не хочешь есть?

Дон отрицательно покачал головой.

– Мне пора.

Мора села за стол с бутербродом в руке. Повисло неловкое молчание, преисполненное нерешительности и боязни заговорить первым.

– Мы увидимся снова?

Дон облегченно перевел дух. Он страшился задать тот же вопрос из опасения получить отказ. Мора без колебаний сделала это за него. Она ничего не боялась, и оттого нравилась Дону еще больше. У нее не имелось привычки кокетничать или лукавить. Если ей хотелось чего-то, она спрашивала напрямик. Такое качество в женщине стало для него приятным открытием.

– Мне бы очень хотелось.

Мора улыбнулась, уступая Дону инициативу.

– Давай встретимся сегодня вечером? Если ты не слишком занята.

– Хочешь, я приготовлю что-нибудь на ужин?

Дон дотянулся через стол до ее пальцев и нежно пожал.

– Меня устраивает любая программа.

Мора улыбнулась.

– Тогда договорились, ужинаем у меня!

Дон допил кофе и встал из-за стола.

– Извини, что я вмешиваю работу, но если объявится твой приятель, не могла бы ты позвонить мне?

– А можно я позвоню тебе просто так?

Дон улыбнулся.

– Несомненно!

Дон похлопал себя по бокам, нащупывая пистолет, полицейский значок и прочие служебные атрибуты. Убедившись, что все на месте, он подошел к Море и поцеловал ее. Она подержала его в своих объятиях, погладив по спине и игриво ущипнув за ягодицу. На мгновение ее рука остановилась на кобуре с револьвером, после чего Мора отстранилась.

– Увидимся вечером!

Норберто и Мартин сидели за одним из отделенных перегородками столиков в ресторане «У Дэнни». Норберто – голодный, измученный, и совершенно аготадо– злился, что ему пришлось всю ночь батрачить, будто простому долбанному кампесино. Говорить не хотелось, особенно по-английски. Когда Норберто сильно уставал, напивался или заболевал, то совершенно терял способность аблар эн инглес. Она вдруг куда-то испарялась. Мартин принадлежал к числу грингос, которые самонадеянно считают себя знатоками испанского языка. Они говорят по-испански громко и уверенно, владея набором слов и грамматикой на уровне первоклашки. Норберто университетов не кончал и не претендовал на отличное знание родного языка, но ему было противно слушать, как грингос коверкают речь и путают глагольные времена.

Поэтому Норберто сейчас предпочитал ничего не говорить. Он молча окунул бумажную салфетку в стакан с водой и стал вытирать ею припорошенное пылью лицо. Напротив обкурившийся Мартин с тупой, блаженной улыбкой уставился в окно. Норберто смотрел на него и думал, какой же все-таки марикон этот гринго! В какой-то момент там, в пустыне, он даже хотел пристрелить Мартина и закопать его вместе с толстяком, но, как нарочно, места в яме едва хватило на одного, а вырыть ее глубже у Норберто уже не было сил.

Конечно, Мартин парень башковитый, но ленивый. Флохо! А раз ленивый, значит, ненадежный. Лентяй того и гляди, проспит что-то важное. Надо присматривать за Мартином, иначе наследит и подставит его. Потому что по следу неизбежно выйдут на Норберто, если не лас-плакас, то Эстеван. Норберто не понимал, как так получается, но стоит тебе оставить после себя хоть тоненькую ниточку, по ней обязательно распутают любое твое башлевое дело. Вот почему Карлос Вила расстался с жизнью.

Норберто выпил свой кофе, потом воду – очень хотелось пить. И есть тоже, и вообще – настроение паршивое!

Мартин тоже проголодался, только не из-за физической нагрузки, а после обильного перекура. Правда, он помог Норберто сбросить труп в яму и даже засыпать землей. Но, вообше-то, подобное занятие не для него. Всю грязную работу должны выполнять… мексиканцы (при этой дерзкой мысли Мартину пришлось одернуть самого себя). А у него есть университетский диплом. Его дело работать мозгами, а не гнуть спину. Нравится вам или нет, но так устроена жизнь.

И как бы ни обижался на него Норберто – а Мартин прекрасно видел, что тот злится – но он действительно работал по-своему. Думал. Планировал. Предвидел возможные последствия. Пусть он не рыл яму, зато напряг мозговые извилины и позаботился о том, чтобы никто не принял горку свежей земли за могилу посреди пустыни. Его осенила великолепная идея разжечь сверху костер, будто кто-то выезжал сюда на пикник.

Однако Норберто не сумел оценить гениальности этой находки. Мартин безрезультатно убеждал его с полчаса, пока солнце не появилось из-за горизонта. Он и не подозревал, что Норберто такой упертый. Может, не стоило посвящать его в свои планы? Впрочем, в тупости Норберто есть и преимущества. Не решится строить козни против Мартина. Мартин нужен ему не только, чтобы осуществить задуманное, но руководить бизнесом после того, как будут устранены Эстеван и Амадо. Отмороженность Норберто служит для Мартина своеобразной профессиональной страховкой.

Мартин отпил из стакана шоколадного эля, и крупинки дробленого льда приятно освежили пересохшее горло. Он наблюдал, как Норберто жадно поглощает обильный завтрак, значащийся в меню под названием «большая отбивная». Вот и Мартин по большому счету хочет так отбить мяч, чтобы с одного удара успеть обежать все базы и совершить победный «хоумран». И тогда Норберто поймет, что его партнер настоящий гений. Это как в шахматах. Двигать фигуры большого ума не нужно – взял, поднял, поставил на свободную клетку. Любой дурак так может. Выигрывает партию тот, кто умеет мыслить стратегически!

Дон заехал домой, чтобы быстренько побриться и переодеться. День обещал быть хорошим. Какие бы силы не управляли вселенной – природная энергия, его величество случай или человеческая карма – все они сговорились сегодня поработать на Дона. Ему не только удалось сдвинуть свое дело с мертвой точки, но и выпало счастье по ходу поисков Боба повстречать эту невероятную женщину. У него явно началась полоса везения.

Эстеван пришел на кухню со свежим номером «Лаопиньон» в руке. Открыл кухонную полку, взял с нее стакан. Потом достал из холодильника кувшин свежего апельсинового сока и помедлил секунду, глядя на две мертвые руки, лежащие рядышком в самом низу на противне для выпечки печенья. Скорее бы избавиться от них! Эстеван не любил слишком долго держать под боком хоть самые маломальские улики. Поэтому никогда не привозил контрабандные партии наркотиков в дом, где проживал постоянно, всегда используя для этого складские помещения, тайники или, в самом крайнем случае, свое «хранилище».

Эстеван сел за стол и уткнулся в газету, не спеша попивая апельсиновый сок. Его беспокоило избрание в Мексике нового пресиденте, который не принадлежал к старой гвардии, веками сохранявшей в стране полуфеодальный уклад во главе с богатыми землевладельцами, промышленными королями и сегунами преступного мира. Слава богу, что не социалист, но все же реформатор. Слишком уж много болтает в своих публичных выступлениях о необходимости улучшить условия жизни рабочего класса Мексики. Грозится ликвидировать незаконную торговлю наркотиками и сурово наказывать коррумпированных чиновников. Эстеван усмехнулся. Как будто этим улучшишь условия жизни!

Бизнес Эстевана был построен на проверенных временем традициях взяток и подкупа. Чиновники должны получать свои «кусочки пирога», чтобы товар беспрепятственно перевозился по территории страны и через американскую границу. А как еще государственный деятель среднего уровня сумеет обзавестись спутниковой тарелкой, дивиди-плейером и джипом «чероки»? Но если этот выскочка возьмется за исполнение своих угроз, могут возникнуть трудности. Конечно, поставки товара в Штаты не прекратятся, на них делаются слишком большие деньги, но начнутся перебои, лишние заботы, хлопоты. Карало, похоже, этот долбанный пресиденте обещает стать болезненной занозой в заднице.

Эстеван выглянул из окна, услышав, как к дому подъехала машина. Из нее вылезли Боб и Амадо, смеясь и обмениваясь шутками, как старые приятели. Как бы ни нравился Эстевану Боб, у него на счет гринго все же были некоторые сомнения. В обычной ситуации эль-хефе не пошел бы на такой риск, но ведь дело приняло совершенно непредвиденный оборот! Опять же, непонятно почему, ему хотелось верить Бобу. Чувствовалось, что у того открытая, прямая душа. Не то, что у Мартина и других пресыщенных благами цивилизации англос, знакомых Эстевану. Большинство англос, похоже, всерьез думают, что им все должно преподноситься на блюдечке, а работать считают ниже своего достоинства. Наверное, заносчивость и высокомерие они всасывают с материнским молоком. Подобные качества не могут понравиться тому, кто проложил себе дорогу в жизни, начав батраком на клубничных грядках.

Боб и Амадо ввалились в кухню. Боб нес в каждой руке по стаканчику кофе из «Старбакс». Один он протянул Эстевану.

– Не знаю, Эстеван, какой кофе ты пьешь, решил купить капуччино.

Эстеван взял стаканчик, тронутый заботой Боба.

– Грасиас, Роберто. Я люблю капуччино.

Они на секунду встретились глазами. Эстевана удивило и, признаться, обрадовало, что Боб не отвел взгляд. Он уже не чувствовал в Эстеване врага.

– Ну как, Роберто, помогла тебе Фелисия обрести уэвос!

– Что?

– Ну, яйца! Мужество, значит!

Боб вспыхнул и смущенно улыбнулся. Амадо хлопнул его по спине.

– Он готов!

Эстеван сделал глоток капуччино.

– А ты что скажешь, Роберто?

– Да. Думаю, готов.

Эстеван посерьезнел.

– Послушай, что я тебе скажу по поводу полиции. Лас-плакас знают, когда ты говоришь неправду. Они умеют это чувствовать. Фокус простой. Говори правду. Только правду. Пусть не всю, но только не привирай. Скажи им часть правды, и тогда они тебе поверят.

– Потому что я не совру!

– Эксакто! И помни, ты не боишься! Ты расстроен! Очень огорчен тем, что расстался со своей девушкой!

– Я должен типа хандрить?

Вмешался Амадо.

– Да, немножко грустить, я думаю.

– Но тогда я совру. Мне вовсе не грустно!

Амадо и Эстеван переглянулись.

– Значит, ты пустился в загул по поводу наступления свободы?

Боб улыбнулся обоим.

– Ну, да, у меня настоящий праздник!

– Буэно. Главное, чтоб было правдиво!

Боб допил кофе и поставил пустой стаканчик на стол.

– Где рука?

Эстеван показал на холодильник.

– Там, внизу.

Сев за руль своего «фольсксваген-гольфа», Боб словно вернулся в далекое прошлое. Радио было настроено на ту же станцию, что он слушал накануне случившихся с ним кардинальных жизненных перемен. Боб понимал, что, прежде чем уволиться из лаборатории, ему придется еще поработать неделю-другую. Уйти внезапно было бы неразумно, так как могло вызвать подозрения. Вот если бы его уволили, тогда другое дело!

По дороге к Паркер-сентру Боб думал о Фелисии. Он невольно сравнивал ее с Морой. Ему стало горько и обидно, что потерял столько времени с Морой, когда мог бы прожить его с Фелисией. Но потом вспомнил, что им с Морой было хорошо. Они провели вместе много счастливых минут. Они любили друг друга. Может, не так страстно, как сейчас с Фелисией, но по-настоящему любили. Время с ней не потрачено зря. Не поживи он с Морой, то, возможно, не был бы сейчас готов для такой женщины, как Фелисия! Боб даже засомневался в правильности своей всегдашней убежденности в беспорядочном устройстве мира. Может, все-таки, существует что-то вроде предначертания? Во всяком случае, очень похоже, что так оно и есть!

В душе Боба начала зарождаться вера в существование какой-то высшей силы, о которой талдычат законченные пьяницы и наркоманы. Типа той, что в «Звездных войнах». Вера в преемственность кармы. В волю Аллаха. В любовь Кришны. Она существует! Он ее чувствует!

Дон был вне себя от ярости. Накануне он строго-настрого велел сотруднику камеры хранения вещественных доказательств, чтобы его известили в ту же минуту – нет, в ту же секунду, когда доставят оторванную руку, и обязательно задержали курьера. Однако эти раздолбай не только не выполнили его указания, но и вообще не сообщили ему, что руку привезли! Дон узнал об этом, только когда сам им позвонил.

Он не стал дожидаться лифта и побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. У него сложилось впечатление, что Боб, в общем-то, нормальный, честный парень, только здорово расстроился из-за того, что его бросила Мора. И Дон от души ему сочувствовал. И тем не менее, он обязательно разыщет и побеседует с Бобом после того, как отправит руку на снятие отпечатков пальцев и анализ ДНК. Растолкует ему, что личные переживания не повод для неисполнения служебных обязанностей.

Дон вошел в камеру хранения вещественных доказательств. Он заранее приготовился держать себя в руках и никак не проявлять своего раздражения. Впрочем, служащий камеры, толстый коротышка с необычайно густыми, светлыми бровями, и так ничего не заметил бы, поскольку ему все до фонаря. Дон подошел к указанному им термоконтейнеру и открыл крышку. Вот она! Эту руку видели в последний раз на полу в гараже Карлоса Вилы. Скоро Дон узнает, кому она принадлежала. И тогда ему станет понятно, почему труп Карлоса Вилы остался в гараже, а второго мертвеца увезли, неизвестно куда. А пока это для него необъяснимая загадка.

Вот, что больше всего нравилось Дону в своей работе. Он любил подбирать и складывать разрозненные и, казалось бы, ничем не связанные кусочки улик и информации, и наблюдать, как из этой мозаики медленно вырисовывается гармоничная картина совершенного преступления. Труд сродни археологическим раскопкам.

Коротышка выглянул у него из-за спины.

– Вы именно этого ждали?

– Да.

– Ее надо замораживать?

– Нет, просто оставьте в этом термоконтейнере.

– А в лабораторию надо передавать?

Дон посмотрел на служащего.

– Да!

Тот пропустил мимо ушей его язвительный тон.

– Ладно.

– Пусть сделают побыстрее!

– Тогда позвоните им сами!

– Хорошо. Вы отнесите им контейнер прямо сейчас, а я позвоню.

Коротышка кивнул.

– Будет сделано.

Мора понемногу теряла терпение, что, вообще-то, на нее не похоже. Но новый клиент ее уже просто достал. Нет, он не стеснялся и не выглядел заторможенным. Скорее наоборот, ему с самого начала не терпелось оголиться и похвастаться перед ней, какой у него большой и твердый. Но движения рукой он выполнял торопливо и судорожно. Без чувства и без толка. Мора мягким голосом давала наставления, просила замедлить темп, насладиться ощущениями. Но тот ничего не мог с собой поделать и продолжал дергать правой рукой, как заведенный.

Это зрелище было прямой противоположностью ее ночи с Доном, наполненной упругой нежностью и чувственной лаской. Синхронными движениями их тел.

Смотреть на этого типа все равно, что жевать фольгу или скрипеть ногтями по стеклу. Бр-р!

Наконец, Мора не выдержала. Никогда так не делала, но сегодня сорвалась. Она отстранила его руку и сама взялась за член.

– Ну-ка, дайте, я покажу, как надо!

В ее руке он кончил за считанные секунды.

Амадо сидел на диване и смотрел свою любимую теленовеллу. Денек на асьенде выдался спокойный. Фернандо, как обычно, замышлял какую-то пакость, а Глория пыталась совратить местного падре. Амадо надеялся, что священник не купится на ее дешевые заигрывания. Если уж ты решил посвятить свою жизнь Церкви, тем и занимайся. Это твое призвание.

У Амадо тоже имелось призвание. Он посвятил свою жизнь воровству, прелюбодейству и выпивке. Он олицетворял собою все плотские грехи. Он поклонялся им, принеся свое тело в жертву дьяволу. Ему сначала надо сойти с ума – стать локо, чтобы пойти в церковь и тем самым объявить себя смертным, достойным вечной любви Господа. Так же, как этот падре должен стать локо, чтобы ни с того, ни с сего упасть в объятия Глории.

Видно было, что падре колебался. Его можно понять, если заглянуть в вырез блузки на груди Глории, головокружительно глубокий, как Марианская впадина. Но Амадо все еще ждал, что священник опомнится, явит собою образец целомудрия. Истинному падре негоже забывать высокие устремления, подвигшие его ступить на стезю Господню, и поддаваться соблазну преходящих радостей, какие сулила Глория. Иначе ему уж никогда не служить мессу.

С улицы вошли Норберто и Мартин. Норберто весь перепачкался в земле. Он снял туфли у порога, чтобы не тащить грязь в дом.

– Ола!

Амадо оторвался от телевизора.

– Ола, пендехо! Комо фуэ?

– Бьен. Тодо бьен!

А Мартин добавил:

– Все покайфно!

– Курадо, вато!

По тому, как оба держались, Амадо догадался, что далеко не все покайфно, но не показал виду, решив им подыграть. Мартин помедлил, переминаясь с ноги на ногу.

– Эстеван здесь?

– Уехал домой.

Мартин кивнул.

– Пожалуй, я ему позвоню. Так просто, чтобы отметиться.

– Да, давай-ка, позвони.

– Твоя рука еще здесь?

– В холодильнике.

Мартин опять кивнул.

– Нам надо избавиться от нее.

– Почему?

Тут вмешался Норберто.

– Чувак, это же улика!

– Это моя рука.

– Если копы найдут ее…

– Лас-плакас ее не найдут! Энтьендес?

Амадо бросил на Мартина свирепый взгляд. Но тот не сдавался.

– Эстеван велел нам избавиться от нее!

– Это не его рука!

– Что ты собираешься с ней делать?

Амадо не сумел придумать ответа на этот вопрос.

– Пусть полежит пока.

– Пока что? Пока на нее не наткнется полиция?

– Это моя рука, пендехо!

Амадо увидел, как Мартин и Норберто переглянулись.

– Умираю, хочу под душ!

Амадо промолчал. Глория гладила падре по ноге.

– Yo tambiйn necesito descansar [11].

Амадо поднял глаза на Норберто.

– Вале, каброн.

Норберто и Мартин еще немного постояли в нерешительности, потом поплелись прочь. Амадо проводил их уголком глаза. Что-то они мудрят. Либо напортачили с похоронами толстяка, либо чего-то затевают. Или обкурились оба. По Мартину никогда не поймешь. Он все время будто под кайфом. Бабосо, думает, ему все на свете известно, а на самом деле еще до черта чему надо учиться. Амадо знал, чтобы эти двое не замышляли, в итоге им придется извлечь для себя нелегкий и опасный урок.

Он вернулся к теленовелле как раз вовремя. У него на глазах падре упал в объятия Глории, зарывшись лицом меж ее пышных, мягких грудей и моля Бога простить его за прелюбодеяние, которое готовился совершить.

Как же презирал Амадо всех этих святош!

Когда Боб вошел в кабинет, Моррис играл в «тетрис».

– Все балдеешь?

Моррис оторвался от компьютера.

– Это ты балдеешь, чувак! Где тебя черти носят?

– Далеко.

– Я так и понял!

– Меня кто-нибудь хватился?

– Никто, кроме босса, полиции и всего Калифорнийского университета.

– Босс разозлился?

Моррис покачал головой.

– Он волновался, чувак. Мы все волновались.

– За меня?

– Нуда!

Боб улыбнулся.

– Не знал, что я тебя волную.

– Я не голубой, чтобы ты меня волновал. Просто беспокоился за тебя, как и все!

Боб засмеялся.

– Пойду, доложусь боссу.

– И не забудь позвонить копам!

– Да, да.

Боб повернулся, чтобы идти.

– Чувак, ты, видать, действительно любил ее!

Боб остановился.

– Кого?

– Ту девушку!

Боб напомнил себе, что должен говорить только правду.

– Да, любил.

Эстеван спустился в бурлящее джакузи. Накопившаяся в нем за последние сутки напряженность стала понемножку улетучиваться. Хоть Амадо и заварил все это гаспачо, которое ему теперь приходится расхлебывать, он тем не менее по-прежнему остается одним из немногих, на кого Эстеван может положиться. И кому доверяет. Разговор с ним по поводу самодеятельности, устроенной в паре с Карлосом Вилой, еще впереди. Но Амадо нужен Эстевану живым. Убить его – значит потерять ценного помощника.

Пришла Лупе и принесла с собой большую пиалу с гуа-камоле, а вторую с чипсами. На ней был темно-синий закрытый купальник, и Эстеван невольно залюбовался ее телом, пока она подходила к джакузи и ставила на бортик рядом с ним пиалу с густым пюре.

– Грасиас.

– Де нада.

Лупе улыбнулась ему. У нее замечательная улыбка!

Эстеван подумал, не пора ли ему зажить оседлой жизнью. Жениться, может быть. Для него как-то само собой разумелось, что если когда-нибудь женится, то обязательно на американке – тогда ему не составит труда получитьгринкард. Но все женщины здесь тощие, костлявые, и только и забот у них, что бегать по магазинам, да ухаживать за своей внешностью. В общем, бабы отвратительные. А эта их бесконечная болтовня о том, как они выглядят, да как будут выглядеть после завершения курса хирургической косметики! В них не хватало души.

Эстеван зачерпнул чипсом гуакамоле. Язык приятно утонул в прохладной и жирной массе авокадо. У нее был островатый, перченый и одновременно какой-то очень мягкий вкус. Вкус земли и солнца, силантро и халапеньо, лука и лайма. Этот вкус напоминал ему Мексику. То хорошее, что он там оставил. Эстеван решил, что этот гуакамоле приготовлен с душой.

Он зачерпнул вторую порцию, и Лупе улыбнулась.

– Те gust а? [12]

– Si! Миу rico! [13]

Эстеван смотрел, как Лупе медленно спускается в воду. Она прекрасна! Ей без надобности бикини или искусственные титьки. Она красива такой, какая есть, ни отнять, ни прибавить. Она бесхитростная, аппетитная и с душой. Как гуакамоле.

Мора подошла к строению и увидела табличку, извещающую, что вход с обратной стороны. Это показалось ей странным. С фасада имелась вполне приличные входные двери, но их почему-то перегораживала металлическая решетка. Возможно, таковы меры предосторожности, хотя, если кто-то замыслит ограбить магазин, они преспокойно могут воспользоваться той же задней дверью.

Мора свернула за угол, спустилась по переулку и приблизилась к двустворчатым стеклянным дверям с обратной стороны здания. Внутри она с некоторой опаской прошла сквозь грозного вида металлодетектор, остановилась и огляделась по сторонам. Мора чувствовала себя немного ошеломленной. Ей еще ни разу не доводилось заходить в оружейный магазин, и теперь ее поразило огромное количество всевозможных ружей и пистолетов, выставленных на витринах. В воздухе повисла пьянящая смесь запахов ружейного масла и пороха, металла и дерева. Возбуждающий аромат.

Мора, как зачарованная, медленно шагала по торговым залам. Что особенного в этих штуках? Почему, когда она взяла в руку одну из них, у нее в животе задрожало? Мора не могла объяснить свое состояние. Она знала только, что существует какая-то связь между ее душой, ее организмом и некой первичной, звериной силой, которую пробудило в ней прикосновение к пистолету. Сила жизни и смерти, созидания и разрушения. Сила громовой вспышки и вечной тишины. До сих пор ничего подобного с ней не происходило.

Мора засмеялась собственным ощущениям.

К ней подошел улыбающийся продавец и обратился непосредственно к ее бюсту.

– Хотите приобрести что-нибудь для охраны дома? Или чтобы помещалось в дамскую сумочку?

– Пока не знаю.

Мора и в самом деле не имела понятия, зачем пришла сюда.

– Может, что-то более универсальное?

– Хорошо, начнем с этого.

Продавец, типичный американец с круглым и красным лицом, в бейсболке лос-анджелесских «Доджерс», посмотрел на нее изучающим взглядом.

– В первый раз оружие покупаете?

Мора утвердительно кивнула.

– Ничего страшного. Будете соблюдать правила безопасности, обойдетесь без проблем.

– Понятно.

Они приблизились к стеклянному шкафу с разнообразными типами и моделями пистолетов. Здесь были жуткие черные «глоки», убийственного вида «вальтерсы», надежные «смит-вессоны», и еще целая куча всевозможных самозарядных пистолетов и револьверов, и прочих смертоносных механизмов. Продавец снял с полки девятимиллиметровую «беретту». Пистолет был большой, черный и грозный. Нешуточное оружие. Именно такие пушки показывают в кино в руках преступников.

Продавец оттянул затвор, демонстрируя зарядную камеру.

– Полуавтоматическая «беретта» калибра девять миллиметров. Производство Италии. Отличное качество. Самовзводный. Обойма на пятнадцать патронов. Со стопроцентной гарантией уложит незваного гостя прежде, чем тот успеет спустить штаны.

Мора взяла пистолет. Он оказался на удивление тяжелым.

– У меня есть его аналог поменьше, называется «центурион». Ему отдают предпочтение некоторые женщины-полицейские.

Мора нажала на спусковой крючок и затвор защелкнулся, хищно лязгнув.

– Мама!

– Только пальцы не подставляйте. Такой прищемит, не обрадуетесь!

Пистолет Море не понравился. Безликий какой-то.

– Мне хотелось бы что-нибудь более традиционное.

– Типа ковбойского револьвера?

– Типа тех, что показывают в кино у полицейских детективов.

– Понял!

И продавец извлек «кольт-детектив-спешл». Маленький, курносый карманный револьвер со стволом длиной всего в два дюйма. Мору он вдохновил не больше, чем холодный утюг. Она равнодушно взвесила его на руке.

– А побольше, чем этот, у вас не найдется?

– Конечно!

Он достал «кольт-анаконду» и театральным жестом уронил на войлочную подстилку. Вот это действительно револьвер! Блестящий и серебристый, с длинным, девятидюймовым стволом и большой деревянной рукояткой.

– Тяжеловат для вас. Могут возникнуть трудности сточностью стрельбы.

– Какой красавец!

Продавец с готовностью закивал.

– Да, настоящее произведение искусства! И при этом очень надежный. Барабан на шесть патронов. Рукоятка боевого типа с пазами для пальцев. Закрытое гнездо для шомпола, охлаждающий ствольный фланец, поскольку ствол у него действительно длинный, широкий шип ударника, все металлические детали из нержавеющей стали.

Мора чувствовала, как по мере продолжения описания все больше возбуждалась. У нее участился пульс, повлажнели ладони, сжимающие револьвер.

– Сколько он стоит?

– Шестьсот баксов.

Мора удивилась, что эта суперсексуальное устройство стоит так недорого.

– Я возьму его.

Услужливый продавец посмотрел на нее собачьими глазами.

– Я хотел бы честно предупредить вас.

– Да?

– Вы не сможете метко стрелять из этой штуки. Она слишком тяжела для ваших красивых ручек!

Но Море было плевать на меткость.

– Мне нравится, как он выглядит!

– Есть другие модели, которые выглядят не хуже и одновременно подойдут вам для хорошей стрельбы!

– Я выбираю этот.

– Мне просто не хочется, чтобы вы потом пожалели!

Мора улыбнулась ему.

– Я не пожалею!

Боб чувствовал себя героем полицейского телесериала. Два детектива забрали его прямо с работы и отвезли на служебной машине в Паркер-сентер. По дороге они не сказали ему ни слова. На протяжении всей поездки в машине стояло гнетущее молчание. Потом его без всяких задержек подняли на лифте, и вот он уже в этой маленькой комнатушке для допросов.

Его посадили на складной металлический стул напротив замызганного учрежденческого стола. На потолке жужжали лампы дневного света. В комнате не было ни единого окошка, только зеркальное стекло в стене, наверно, прозрачное, для наблюдения из соседнего помещения. Вентилятор нагонял в комнату душный воздух.

За столом сидел детектив, пил кофе из чашки и записывал в блокнот показания Боба. Очевидно, ему хотелось восстановить цепочку событий.

– Куда вы направились после того, как устроили ей скандал в кабинете?

– Да нет, никакого скандала не было! Просто поговорили.

– О'кей. Что вы делали после того, как поговорили?

– Катался по городу.

– Где именно?

– Поехал в Голливуд. Сначала вдоль Лорел-каньона, потом по Студио-сити.

– Где-нибудь останавливались?

– Кажется, в «Старбаксе».

– В каком именно?

– Не помню. Они ведь на каждом углу, знаете!

Детектив сыпал вопросами, иногда стремительно, пытаясь уловить какие-то противоречия, но Боб не слишком волновался, не потел и не суетился. Временами медлил с ответами, будто вспоминая, но не хамил и не ёрничал. Конечно, немного беспокоился, но на его месте любой бы напрягся. Он этого и не скрывал. Даже абсолютный праведник начнет нервничать, затащи его в полицию.

– Это было в Долине?

Боб утвердительно кивнул.

– Ага. Да, кажется.

Детектив сделал пометку в блокноте.

– В тот период вы находились под воздействием алкоголя или наркотиков?

– Я не пью за рулем, понятно?

Детектив поднял на него глаза.

– А мне на это плевать, просто отвечайте на вопрос!

Боб вздохнул.

– Я выпил пару порций.

– Пару порций чего?

– Текилы.

– Где вы пили текилу?

– В машине.

– Значит, вы вели машину и на ходу пили текилу?

– Нет, я припарковался.

– Вы помните, в каком месте припарковались?

– Где-то прямо на улице.

– В Студио-сити?

– Нет, кажется, в Бербэнке.

– Что вы делали потом?

– Уснул.

– В машине?

– Угу.

– А вам не приходило в голову, что надо доставить груз по назначению?

– Вообще-то, приходило.

– Ну, так что же вы?

– Я был огорчен.

– Ах, вы были огорчены!

– Ага, мне было как-то не до работы.

– Почему же вы не вернулись к себе в лабораторию и не попросили у начальства отгул?

Боб сокрушенно покивал головой.

– Да, чего-то даже не подумал об этом.

Детектив сделал новые пометки в блокноте. Боб виновато посмотрел на него.

– Простите, если я что-то напортил. Я, правда, не хотел! Лицо детектива оставалось непроницаемым.

– Из-за вас произошла задержка в важном расследовании убийства.

– Я не знал. Простите, пожалуйста!

– Но вы знали, что среди получателей вашего груза есть полиция?

– Да.

– Разве уже это не подсказало вам, что груз надо доставить обязательно и срочно?

Боб повесил голову.

– Вы совершенно правы. Я виноват.

– Ваше раскаяние слишком запоздало, Боб!

– Вы меня арестуете?

– Пока нет.

Бобу стало обидно, что детектив допрашивает его в одиночку. Привезли же его сюда двое! Если это плохой коп, то должен быть и хороший! Тот, что посочувствовал бы его переживаниям! Правда, если это хороший коп, то второй, наверное, сломал бы Бобу руку… Нет, пусть уж лучше остается один.

– Итак, вы не вернулись в лабораторию до пяти часов вечера, и не поехали домой. Вы продолжали пользоваться служебной машиной после окончания рабочего дня. А ночевали вы тоже в машине?

– Нет.

– Где же?

– В мотеле.

– В каком, помните?

Еще бы Бобу не помнить!

– «Тревлодж» в Глендейле.

Детектив записал и посмотрел на Боба очень сурово.

– Я это проверю. Может, хотите что-то дополнить или изменить в ваших показаниях?

Боб выдержал его взгляд.

– Нет.

– Вы уверены?

Детектив оказывал на него психологическое давление, старался вывести его из душевного равновесия, заставить возмущаться и протестовать в надежде, что тот сгоряча проговорится. И Боб взбеленился.

– Послушайте, мне действительно очень жаль, что я опоздал с доставкой! И я уже извинился! Чего вам еще надо? Поймите, у меня есть своя, личная жизнь, в которой началась черная полоса! Мне понадобилось время, чтобы все наладилось! Это вам понятно? И прежде, чем возить меня носом по столу, подумайте, каково пришлось бы вам, если бы вас бросила любимая женщина! А потом говорите!

Дон проводил взглядом Боба, которого увел полицейский в форме. Что-то в этом парне беспокоило детектива. Не потому ли, что он бывший любовник Моры? Может, чувство ревности подсознательно мешает Дону создать о нем объективное мнение? Почему-то его ответы казались ему чуточку чересчур продуманными. Дон не раз сталкивался с этим на практике. Люди на допросах якобы догадываются, каких ответов ожидает от них полиция. Они стараются вести себя не слишком наигранно, не слишком бесстрастно. Так держатся те, у кого рыльце в пушку, и кто пытается спрятать свою вину за манерами, заимствованными из многочисленных полицейских сериалов.

Дон сказал Бобу, что ему придется посидеть под замком на время проверки его показаний. Тот начал было протестовать против несанкционированного задержания, но сразу перестал, как только детектив пригрозил официально обвинить его в попытке воспрепятствовать отправлению правосудия.

Дон не понимал, почему все, кого временно помещают в КПЗ полицейского участка, воспринимают это с таким раздражением. Если ты ни в чем не провинился, значит, в твоих же интересах помочь следствию! Но детектив по собственному опыту знал, что именно невиновные громче всех возмущаются по поводу их задержания. Вот и Боб вспылил не на шутку.

Ну, ничего, недолго осталось. Короткий визит в мотель «Тревлодж» в Глендейле, и Дон будет знать правду. Если Боб соврал, у детектива появится законное основание и объективная причина закрутить гайки и надавить на парня всерьез.

Мартин сидел на заднем дворе «хранилища» и смолил толстую самокрутку. В голове у него повторялись, как мантра, слова «кто не рискует, тот не пьет шампанского». Не разбив яйца, не поджаришь яичницы. Не свернув косяка, не покуришь травки. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Скромный шаг вперед каждого человека – огромный скачок для всего человечества.

Во двор вышел Норберто. В руке он держал открытую бутылку с пивом. Мартин предложил ему затянуться, но тот отрицательно покачал головой и сказал:

– Чего-то я начал сомневаться по поводу твоего плана.

У Мартина екнуло под ложечкой. Начинается! Долбанные мексиканцы, разве можно на них положиться! В небесной синеве плыли несколько легких и ослепительно белых облачков. Он посмотрел на Норберто.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

– Чего?

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского!

Норберто кивнул в знак понимания.

– Да, но малейшая утечка, и нос чингамос, чувак!

– Утечки не будет. Все герметично.

– Ну, не знаю, чувак. Ты рассчитываешь на тех, кто легко может тебя прокатить!

– Это кто же?

– Лас-плакас!

– Копы?

– Ну, да, да! Вдруг они прощелкают? Почему ты так уверен, что долбанные халапеньос обязательно явятся и всех повяжут?

– А куда они денутся!

Норберто с сомнением покачал головой.

– Если они такие ушлые, чего ж до сих пор никого из нас не взяли?

Мартин всем телом повернулся к Норберто, не в силах сдерживать злость.

– Да оттого, что у них ничего нет на нас! Им не за что нас брать! И знаешь, почему ты сейчас на свободе? Благодаря мне! Я планирую всю работу! Я отмываю деньги! Я занимаюсь вопросами легализации! Вот «чего»!

– Или нам просто везет.

Окурок обжег Мартину палец. Боль послужила взрывателем для накопившейся в нем ярости. На несколько секунд он словно окаменел. Его кровь кипела пузырями размером с шарики для пинг-понга, когда те взлетают в воздушной струе и бьются о прозрачные стенки машины для выбора номеров лото. Постепенно приступ бешенства прошел. Мартин уронил окурок на землю и наступил на него ногой.

Потом пристально посмотрел на Норберто. Из-за этого ублюдка он растерял весь кайф.

– Или ты просто струсил.

– Возможно, чувак. Возможно.

– Я всегда прикрою тебя сзади!

Норберто допил пиво.

– Те, кто нас пасет, чувак, не станут подкрадываться сзади!

Кроме Боба, в камере предварительного задержания находились еще двое. Здесь было нечисто и плохо пахло. Оба сокамерника – диковатый подросток-вьетнамец и здоровяк латино лет за тридцать – растянулись на голых деревянных скамьях. Вьетнамский мальчишка, очевидно, чувствовал себя погано. Его кожа лоснилась от холодного пота. Похоже, его мучило что-то вроде ломки, и страдания мог облегчить только какой-нибудь пакет с клеем. Латино просто лежал плашмя, как разделанная курица. И тот, и другой, казалось, совершенно смирились с любым исходом, уготованным им судьбой.

Боб решил, что детектив посадил его сюда, чтобы запугать, вынудить расколоться, однако из всего окружения самым страшным здесь выглядел только ничем не загороженный унитаз в углу камеры.

А страшно было оттого, что Бобу до смерти хотелось писать. Его мочевой пузырь раздулся сверх всяких рекордных объемов, достигнутых в автомобильных пробках. Притуплённое напоминание в животе переросло вострую, пульсирующую резь. Даже почки приняли участие в пытке и посылали тревожные, болезненные сигналы из нижней части спины. Но Боб не мог заставить себя встать и помочиться. Его одолела робость.

В камере царила мертвая тишина. Со стороны не доносилось ни звука – ни разговоров, ни радио. Таким образом, журчание струи Боба стало бы в камере единственным шумовым источником и неизбежно привлекло бы к себе всеобщее внимание. Опасность заключалась в том, что, получись струйка так себе, незвучная, то – Боб не сомневался – сокамерники изнасилуют его уже к полудню. А вот если он встанет и испустит внушительный, мощный поток, тогда его зауважают и отступятся. Они поймут, что с таким лучше не связываться. Боба терзала сценическая лихорадка совершенно нового типа.

Одинокая слеза выступила него на левом глазу и скатилась по щеке. Мочевой пузырь взывал о пощаде. Боб понятия не имел, сколько еще времени сможет терпеть, но знал, если сейчас же не встанет и не облегчится, то намочит себе штаны. А это уж совсем никуда не годится!

Боб поднялся и потихоньку подошел к металлическому унитазу. Поднял крышку и медленно расстегнул молнию. Хорошо, что он стоял спиной к сокамерникам, так как пенис запутался в трусах, и Боб замешкался, высвобождая его. Ему было боязно тянуть за него слишком явно, а то те двое, не дай бог, подумают еще, что он мастурбирует. Он аккуратно вытащил пенис и приготовился, держа его правой рукой.

Ничего не произошло. Чтобы расслабиться. Боб стал думать о Фелисии, о прогулке по парку, о поездке к океану, о чем угодно, лишь бы забыть об этой вонючей камере, о двух непрошеных соседях, о сияющем стальном унитазе и об этой нестерпимой боли.

Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

И тут началось. Сначала понемножку, будто его страхи сбывались. Но напор накопленной мочи был слишком велик. Струя постепенно набирала скорость и мощь. Бобу даже пришлось чуть отклониться, чтобы скорректировать траекторию. Еще одна слеза сползла по щеке, на этот раз от чувства облегчения. Он словно целый год сдерживал дыхание, и вот, наконец, смог набрать полную грудь свежего воздуха. Пенис смело торчал далеко вперед и выглядел молодцом, выполняя свою миссию громко, как никогда. Боб удовлетворенно улыбнулся.

Так мочиться впору скаковому жеребцу.

* * *

Вернувшись из поездки в мотель «Тревлодж», что в Глендейле, Дон обнаружил у себя на столе конверт. Флорес сидел по соседству и читал страницу спортивных новостей.

– Давно это здесь лежит?

– С тех пор, как ты уехал.

– Так почему же ты не позвонил мне?

– Тогда бы не получилось сюрприза!

Дон вскрыл конверт и стал читать заключение судебно-медицинской экспертизы.

– Кто такой Макс Ларга, черт возьми?

Флорес пожал плечами.

– Ты же у нас детектив!

В КПЗ Боб хвастался своей татуировкой перед здоровяком-латино, когда за ним пришел Дон. Он знал, что его алиби подтвердится, поскольку перед выпиской из «Тревлодж» успел поболтать с портье и засветиться. Теперь он выслушивал слова Дона о том, что его выпускают на свободу, но полиция Лос-Анджелеса оставляет за собой право в дальнейшем возбудить против него дело по обвинению в попытке препятствовать отправлению правосудия в случае отказа помогать следствию, дачи ложных показаний или соучастия в преступлении. В общем, обычное коповское бла-бла-бла. Боб согласно кивал. Сейчас главная его забота – вырваться отсюда. По камерам начали разносить ленч, состоящий из кукурузного пюре и мясных пирожков. По всему помещению расползлось тошнотворное зловоние, как от вареного корма для собак. Как ни странно, вместе с легкими позывами к рвоте, запах вызвал голодное урчание у Боба в желудке.

По пути из зоны предварительного задержания Дон обратился к Бобу.

– Вам что-нибудь говорит имя Макс Ларга?

– Как?

– Макс Ларга.

Боб сделал задумчивый вид.

– Нет, к сожалению.

Дон протянул ему свою визитку.

– Если вы вспомните, кому принадлежит это имя или еще что-нибудь, дайте мне знать. Договорились?

Боб взял карточку.

– Обязательно!

Мартин вошел в дом. Амадо храпел на диване; включенный телевизор сыпал испанской скороговоркой. Норберто уехал отсыпаться к себе на квартиру. Мартин прошел на кухню и открыл холодильник. Рука Амадо лежала, завернутая в продуктовую пленку. В ярком освещении холодильника конечность напоминала начатый батон колбасы или еще что-то в этом роде. Мартин некоторое время смотрел на нее, помаргивая покрасневшими от курева глазами. Его внимание привлекла банка с маринованными корнишонами, и ему захотелось съесть штучку. Придерживая боком дверь холодильника, он залез в банку пальцами и выловил огурчик из студеного рассола. Сочный хруст и острый вкус во рту пробудили его к действию. Кто не рискует, тот не пьет шампанского!

Продолжая жевать, Мартин перевел взгляд на мертвую руку. В голове у него зазвучали голоса: родители, заставляющие сына закончить школу бизнеса и получить диплом руководителя предприятия; сверстники, похваляющиеся произведенными их фирмами слияниями и поглощениями; даже прежний тренер по плаванию в средней школе подключился к общему хору. Все, как один, убеждали Мартина добиться успеха, стать победителем.

Он поставил банку с корнишонами обратно на полку, взял руку, поплотнее обернул ее пленкой и поспешил прочь из дома.

16

Дон исподтишка наблюдал, как Боб небрежно нажимает кнопку лифта. Смотрел, как тот с беспечным видом поглядывает по сторонам, будто полицейский участок для него дом родной. Следил, как Боб от нечего делать ковыряется под ногтями, наклоняется, ища что-то у себя под ногами, и чуть не до потолка подскакивает, когда рядом неожиданно распахивается дверь лифта.

В животе у Дона возникает неприятное, беспокоящее ощущение. Вот оно растет, поднимается и заполняет грудь. Это инстинкт детектива подает ему сигнал. Что-то тут не так. Парень ведет себя неестественно. Кошка почуяла мышку.

Слишком уж безразлично воспринял Боб вопрос о Ларге. Подчеркнуто без интереса. С таким же равнодушием он ждал прибытия лифта. Но Дон-то видел, как он мнется с ноги на ногу. Не терпелось поскорее смыться? Радуется, что вышел сухим из воды?

Дон попридержал собственную прыть. Уж не говорит ли в нем ревность к Бобу? Как-никак, бывший любовник Моры. Она выбрала его среди многих других для совместной жизни. Переехала к нему на квартиру. Дон этой привилегии пока не удостоился. Значит, было время, Мора по-настоящему любила Боба. Детектив вдруг понял, что совсем не знает эту женщину. Ведь она жила с человеком, совершенно на него не похожим! Чем же тогда привлек ее Дон? Может, она просто повзрослела, ее предпочтения изменились? Извлекла урок из сосуществования с таким никчемным занудой, как Боб? Захотелось иметь рядом с собой сильного, зрелого мужчину? Постоянного, честного, работящего. Да, так оно и есть! И Дон решил, что принцип «сомнения в пользу обвиняемого» действует и в отношении Моры.

Но это умозаключение не улучшило ему расположения духа. Чувство к Море негативно отразилось на тонкости его полицейского нюха. Дон напомнил себе, сколько усилий и времени вложено в это расследование, и было бы непростительно упустить результат именно теперь. Ему необходимо полностью сосредоточиться на работе. Любая мелочь должна подвергнуться тщательному изучению. Важно выявить противоречия. Нащупать взаимозависимость между, казалось бы, ничем не связанными событиями. Собрать воедино все составные части головоломки.

На какое-то мгновение его целеустремленный, цепкий полицейский мозг потерял концентрацию внимания, и перед мысленным взором детектива мелькнули роскошные груди Моры, золотистые и равномерно колышущиеся в нестойком сиянии горящих свечей. Ему захотелось съесть еще один пончик.

Боб вышел из Паркер-сентра в густо-оранжевое марево лос-анджелесского заката. Он чувствовал себя великолепно. Полным энергии. На вершине мира! Он с честью выдержал допрос в полиции и фактически обвел их вокруг пальца, вернее, руки! Черт подери, его обуяло прямо-таки сексуальное возбуждение!

Бобу не терпелось поведать Эстевану, как он ловко натянул нос копам. Профессионально, на его взгляд. Не оставил им ни единого шанса. Они не могли не поверить его легенде, логически стройной и правдивой. Раздосадованные копы хотели взять его на испуги засадили в тюремную яму, кишащую кровожадными, безжалостными уголовниками, но и те не помогли им расколоть Боба. Напротив, он завоевал уважение сокамерников, поразив их мощью своего мочеиспускания. Боб оказался слишком крепким орешком для копов, не по их коповским зубам. Он почувствовал, как от этих мыслей его пенис напрягся и уперся в штаны – чем не призыв отпраздновать победу!

Накануне Эстеван заставил Боба выучить на память номер телефона. Тот должен позвонить по нему из любого автомата, назвать свое имя, тут же повесить трубку и ждать ответного звонка в течение, как заверил его Эстеван, минут пяти, не дольше. Боб понял из объяснения, что с помощью хитроумной комбинации спутниковой связи идентификация абонентов становилась невозможной. Если полиция попытается определить, откуда осуществлен звонок, то след приведет ее совсем к другому уличному телефону-автомату. Боб зашел в первую попавшуюся телефонную будку, но позвонил не Эстевану, как того требовал долг, а Фелисии.

Банка «комета» и шершавая губка так и остались на дне ванны. И кровавое пятно тоже. «Ни черта его теперь не ототрешь!» – решил Норберто. Потом сообразил, что не захочет мыться в ванне, перепачканной кровью, и принялся за работу. Включил холодную воду и принялся драить изо всех сил. Результат получался примерно такой же, как если бы он песком начищал фаянсовую поверхность. Тем не менее помогало – пятно постепенно уменьшалось.

Норберто думал о том, что услышал от Мартина. И чем больше размышлял, тем нелепее казался ему замысел гринго. Неужели до Мартина не доходит, что остальные группировки Ла-Эме не станут молча просиживать задницы и наблюдать, как он с Норберто прибирают к рукам мощное и доходное предприятие Эстевана? Наверняка кто-то из могущественных лос-хефес захочет сам доить эту корову! Скажем, Харед Самуэль, или Томас Эрнандес. Они наедут на Мартина и Норберто так скоро, что те не успеют и глазом моргнуть. Им останется только прикрыть свои задницы и молиться, чтобы не было слишком больно.

Если Мартин и впрямь попытается свергнуть Эстевана, то на его место ему придется поставить всеми уважаемого человека. Такого, к примеру, как Амадо. Да в придачу нанять целое войско для своей охраны. А не сделает этого, его песенка спета!

Норберто в недоумении покачал головой. Как он мог поддаться на уговоры гринго! Хорошо, что вовремя образумился и посоветовал Мартину поступить точно так же! Наверное, в ту минуту на него нашло затмение или он был под кайфом, если решил, что эта тупая выдумка может сработать. И тут Норберто вспомнил.

Он действительно был тогда под кайфом!

Мартин свернул с Вентуры на Лорел и поехал вдоль каньона по направлению к горному перевалу, за которым начинался Голливуд. Он решил подбросить руку Амадо в полицейский участок Западного Голливуда. Пусть полиция Лос-Анджелеса погрызется с местными копами по поводу разграничения полномочий. Создать им этакий ведомственный бардачок.

Рука лежала рядом на пассажирском сиденье. Она тряслась и подпрыгивала на ходу, будто живая. Так, по крайней мере, мерещилось Мартину, испытывающему из-за этого неприятное чувство. Ему даже стало довольно жутко. Сквозь прозрачную пленку просвечивали пальцы; они шевелились, напоминая Мартину виденный в детстве фильм ужасов, в котором рука убийцы действовала сама по себе, лишая жизни каждого, кто к ней приблизится. Амадо тоже убийца. И это его рука.

На первой же остановке у светофора Мартин запихнул руку под сиденье.

Включился зеленый, и он поехал дальше, оставив позади Долину. На перевале Мартин бросил взгляд на открывшийся вид, быстро перестроился вправо, отъехал подальше от дороги и остановился. Потом вышел из машины – прочь от мертвой руки, из-за которой у него по коже все еще ползали мурашки – и застыл на месте, любуясь панорамой в наступающих сумерках.

Перед ним распростерлось огромное, разлинованное улицами пространство Лос-Анджелеса. Город расположился в бескрайней котловине, уходящей вдаль во всех направлениях, насколько мог видеть глаз. В его собственном космосе подмигивали бесчисленные огоньки, собравшиеся в необыкновенно оживленную звездную галактику. В темнеющем небе, в последних лучах заходящего солнца, розовели полосы, оставленные реактивными самолетами.

Мартину нравился Лос-Анджелес. Этот город походил на рекламный щит. Солнце и пальмы, кабриолеты и блондинки. «We love it!».[14] Но если присмотреться к Лос-Анджелесу повнимательнее, да заглянуть под все новые и новые подтяжки на фасаде, предстающем восхищенным взорам человечества, то станет понятно, что место это довольно зловещее и жизнь здесь устроена гораздо сложнее, чем кажется.

Сверху город покрыт глянцевым слоем людей, занятых повседневными делами – работой, покупками, учебой, ухаживаниями, любовью. Лицевым, так сказать, слоем. Но под ним находится еще один слой, невидимая изнанка, существующая за счет товарно-денежного обмена с лицевой стороной. Деньги за наркотики. Деньги за секс. Деньги за подпольные ди-ви-ди. Деньги за то, чтобы верхний слой мог существовать более или менее сносно. Люди, зарабатывающие деньги собственным трудом, тратят их на выживание или на новенькие «БМВ», или на маленькие удовольствия, которые позволяют им забыть о своих унижениях и страхах, почувствовать себя счастливыми. Миллиарды долларов перекочевывают в черный подкладочный слой во имя преходящих радостей. А там, в невидимом невооруженным глазом мире, денежный оборот достигает таких объемов, какие долбанной налоговой инспекции и не снились.

Потому что под первым невидимым миром находится второй, за ним третий и так далее, становясь все меньше и меньше, наподобие русских матрешек.

Искусство Мартина заключалось в том, чтобы оживлять незаконные деньги, скопившиеся мертвым грузом в нижних слоях. У него получалось это не хуже чародеев из Лас-Вегаса. Как по мановению волшебной палочки, деньги опять становились частью лицевого слоя. Отличный фокус! Но до сих пор Мартин проделывал его для других, по заказу, по найму. Теперь же настало время открыть собственное дело.

Мартин начал сворачивать очередную толстую самокрутку и удивился, обнаружив, что у него почти закончилась травка.

Дон закончил печатать запрос о выдаче ордера на обыск. Ему стало известно, что в суде сегодня запарка, и запрос будет принят к рассмотрению только при наличии чрезвычайных обстоятельств. Если же дело не срочное, придется ждать до завтра. Обычно Дон старался получить разрешение побыстрее – в данном случае присочинил бы, к примеру, что Ларгу, вероятно, насильно удерживают в доме, и его жизнь зависит от немедленного освобождения. Но детектив почти не сомневался, что Ларга мертв, а раз так, его труп может потерпеть лишние полсуток, не разложившись до неузнаваемости. Кроме того, сегодня вечером Дону предстояло вновь встретиться с Морой, и ему хотелось покончить с делами как можно скорее. Вот почему он забросил свой запрос в офис окружного прокурора и, не задерживаясь, вернулся в машину.

По дороге к дому Моры Дон, повинуясь профессиональному инстинкту, остановился у книжного магазина «Барнс-энд-Нобл». Войдя в дверь, он миновал эспрессо-бар, где студенты, казалось, просиживали часами, и направился к отделу поваренных книг.

Творения Макса Ларги попались ему на глаза почти сразу. Они стояли на полке рядышком. «Искусство кулинарии», «Еще раз об искусстве кулинарии» и последний бестселлер «Доступное искусство кулинарии». Дон осмотрел их одну за другой. Обложки всех трех украшало фото самого Ларги с чмошной прической и надменным, чопорным лицом. Что общего могло быть у него с Эстеваном Солой? Непонятно.

Дон полистал книгу, просматривая содержание рецептов. Свежие фиги, фаршированные начинкой фуа-гра. Блины с икрой под белым соусом с трюфелями. Свиная вырезка, запеченная с розмарином и виноградом. И целый раздел, посвященный правильному декантированию красного вина, со списком марочных вин, рекомендуемых к блюдам, приготовленным по приведенным в книге кулинарным рецептам.

Дон решил, что хорошая поваренная книга может ему пригодиться.

Фелисия открыла дверь.

– Ола, Роберто!

От удовольствия видеть ее Боб не мог вымолвить ни слова. Он просто стоял и улыбался.

– Ты не хочешь войти?

– Обязательно!

Боб, не переставая улыбаться, вошел в дом Фелисии и с удивлением огляделся вокруг. Чудеса начинались уже в гостиной. Все четыре стены были выкрашены в разные цвета – одна темно-розовая, вторая зеленая с желтизной, третья ослепительно оранжевая и четвертая густо-багровая. Под потолком развешаны гирлянды флажков с изображениями человеческих скелетов с мексиканского праздника эль-диа де лос-муэртос– «дня мертвых». На столах и полках горели ароматические свечи.

Но именно стены гостиной больше всего привлекли внимание Боба. С пола до потолка их увешивали колдовские амулеты милагрос и многочисленные репродукции автопортретов Фриды Кало и других ее работ. Их было не меньше тысячи.

– Видать, ты большая поклонница Фриды Кало!

Фелисия улыбнулась.

– Ты знаешь про нее?

– Конечно!

– Она моя святая покровительница! Боб удивился:

– Разве она святая?

– Для меня – да!

– У тебя есть персональная святая?

– Она помогает мне быть сильной, Роберто!

С этими словами Фелисия подошла вплотную к Бобу, крепко обняла и сочно поцеловала в губы.

– Ну как, чувствуешь мою силу?

– Пожалуй, да, немного.

Фелисия поцеловала его еще раз.

– Вот теперь чувствую!

С Эстеваном происходило что-то наподобие видения майя. Перед ним на бортике джакузи стояла обнаженная Лупе. Ее мокрое темно-коричневое тело и груди глянцево мерцали в приглушенном освещении. Эстевана охватило благоговение, будто ему явилась богиня. Он оттолкнулся, проплыл в горячей воде до противоположного бортика, чувствуя, как изнутри его подогревает текила, и посмотрел на Лупе снизу вверх. Мать Мексика!

Она стояла над ним с глиняной миской в руках, наполненной свежим гуакамоле. Подношение от богини майя. Именно в тот момент его осенило. Эстеван понял, что любит ее.

– Это тебе добавка.

Эстеван зацепил пальцем гуакамоле и сунул в рот.

– Лучше тебя его никто не готовит!

– Вердад?

– Сьерто!

Неожиданно для самого себя Эстеван зачерпнул гуакамоле всей пятерней и размазал салатовую массу по животу Лупе. Она не оттолкнула его руку, не отпрянула, не запротестовала, оставаясь невозмутимой, как и полагается богине.

Эстеван зачерпнул еще горсть и намазал ей груди. Потом поднес гуакамоле на кончиках пальцев к рту Лупе и стал кормить, ощущая кожей, как ее горячий язык слизывает авокадо. Она тихонько застонала.

– Обожаю гуакамоле!

Лупе легла на теплый кафель, и Эстеван принялся слизывать густую зеленую массу с ее живота, постепенно подбираясь к грудям, пока совсем не выполз из джакузи, оказавшись поверх нее. Он чувствовал под собой ее тело, сильное и податливое. Он чувствовал, как скользит и прилипает к ней животом, потому что остатки гуакамоле растеклись между ними клейкой жижей. Он чувствовал, как его кожа горит, будто под жарким полуденным солнцем Мексики.

Мартин ударил по тормозам. Мать вашу, как быстро переключили светофор! Желтый только мигнул! Почему они сделали его таким коротким, долболобы хреновы? Мартин обратил внимание, что рука Амадо по инерции высунулась из-под сиденья. Край пленки отвернулся, и стали видны два пальца. Ну нет, будь я проклят, если дотронусь до них!

Мартин покрутил головой и увидел справа от себя ресторан «Бургер-кинг». Мозг автоматически отреагировал на броскую красно-оранжевую вывеску. Сработал условный рефлекс, нервные клетки быстро, если не хаотично, передали срочный сигнал желудку, и тот послушно ожил и заурчал, предвкушая пищу.

Включился разрешающий свет, но Мартин не двинулся с места. На него внезапно напал приступ голода. Желудок требовал пропитания.

Какой-то козел на внедорожнике начал сигналить и тем самым вывел Мартина из состояния ступора. Он надавил на педаль газа, круто свернул в проезд вокруг «Бургер-кинга» и резко затормозил у доски с меню. Изучая длинный список, Мартин вспомнил, что накануне решил отказаться от говядины и другого красного мяса, так как в новостях по телику опять говорили насчет коровьего бешенства. Однако, чего они тут только не понаписали! Но больше все какая-то жареная мелочь, да еще жареная мелочь, начиненная другой мелочью. Детские сэндвичи, печенье, лучок. Металлический голос из громкоговорителя потребовал, чтобы он выбирал побыстрее, но Мартина па голос не возьмешь.

– Ничего, подождешь!

– Хотите «эконом-бургер»?

– Не знаю. Дай посмотреть!

Где тут у них долбанный гриль? Мартин скользил взглядом по меню. Вот пошла курятина, куча всякой жратвы с курятиной, потом рыба… Сэндвич с рыбой! А может, просто ограничиться чипсами? Опять раздался тот же голос.

– Сэр, вы задерживаете очередь!

В зеркале заднего обзора Мартин увидел за собой две машины, стоящие с включенными двигателями. Он сразу заказал, выбрав наобум первый попавшийся сэндвич с курятиной, пакетик чипсов и рутбир. Почему у них нет в продаже алкоголя? Он бы сейчас залудил чего-нибудь покрепче!

Мартин проехал вперед к раздаточному окну, получил свой заказ и вырулил на улицу. Быстро готовят, черти! Как это у них получается? Даже в микроволновке разогреть ушло бы больше времени!

Держась одной рукой за руль, Мартин сунул вторую в горячий кулек и достал сэндвич. Чипсы выпали, опрокинулись на сиденье, попадали на пол, на торчащую из-под сиденья руку. Мать твою, час от часу не легче!

Он с жадностью набросился на сэндвич.

На плите пускала пар кастрюлька с овощным рагу. Дон и Мора целовались, сидя на диване. В какой-то момент Мора освободилась из объятий Дона.

– Сегодня я купила себе пистолет.

Дон не сразу сумел переключиться и вникнуть в значение сказанного.

– Что?

– Пистолет купила! «Кольт»!

– Зачем тебе пистолет?

– Захотелось!

У Дона не нашлось возражений против этого аргумента. За долгие годы службы в полиции он стал свидетелем бесчисленных несчастий, причиненных людям в результате случайного или преднамеренного применения оружия. И все же, по его глубокому убеждению, право хранить и носить с собой оружие должен иметь каждый свободный человек.

– Ты хоть раз в жизни стреляла из пистолета?

Мора кокетливо прикусила нижнюю губу и прижалась к Дону.

– Я надеялась, что ты введешь меня в курс дела.

Дон улыбнулся. Он не раз видел, как другие детективы приводили на стрельбище своих жен и приятельниц. То-то заработают языки в полицейском участке, когда Дон явится на всеобщее обозрение с такой сногсшибательной женщиной!

– В любое удобное для тебя время!

– Мне отдадут его только через десять дней.

– Это недолго.

– А мне кажется долго. Неужели есть необходимость проверять меня столько времени?

– Проверка твоего личного досье займет несколько минут. Десять дней тебе дается на то, чтобы остыть.

Мора посмотрела на него непонимающим взглядом. Дон стал объяснять правило.

– Пистолет нарочно не сразу дают в руки, чтобы, к примеру, если тебя уволили и ты слишком огорчена по этому поводу, тебе за десять дней расхотелось покупать пистолет и стрелять в своего босса. Этот период даже название имеет – «отстойный срок».

– Тем не менее, в новостях то и дело слышишь, что кто-то кого-то застрелил!

– Правильно, но в таких случаях люди обычно уже имеют оружие, а не покупают его специально в тот же день.

– Но я-то ничем не огорчена. Просто хочу получить купленный мной пистолет.

Дон пожал плечами.

– Ты его получишь. Всего через несколько дней.

Мора вздохнула.

– Все-таки это несправедливо.

Дон обнял ее и поцеловал в лоб.

– Жизнь вообще не всегда справедлива.

Мора прижалась к его груди, чувствуя влажное тепло у себя между ног. Просунув ладонь Дону за спину, она гладящим движением медленно опустила ее к поясу, где на ремне нащупала кобуру с револьвером. Прикосновение вызвало у Моры такой прилив желания, что другой рукой она лихорадочно расстегнула молнию у него на брюках и просунула ее внутрь. Пенис Дона моментально выскочил из ширинки, как ретивый конь из стойла.

Мора сползла с дивана, по-прежнему сжимая в каждой руке по твердому предмету, опустилась на колени и сунула мужской член глубоко себе в рот.

Этот день на всю жизнь запомнился Дону, как один из самых счастливых.

Боб открыл глаза. Прямо на него смотрела Фрида Кало. Почему у нее такой напряженный взгляд? Боб почувствовал, что лежит в ботинках, а брюки и трусы спущены до лодыжек. Он услышал, как на кухне Фелисия колет лед и бросает кусочки в стаканы. Боб натянул на себя штаны и улыбнулся. Поразительно, сколько всего произошло за такое короткое время! Кажется, только вчера он закатывал сцены Море, занимался дурацкой работой, убивал все свое свободное время на компьютерные игры. Одним словом, вел образ жизни типичного зануды. И даже гордился этим. Слушал занудную музыку, одевался, как зануда, рыскал в интернете, читал японские комиксы…

И ни на минуту не переставал считать себя клёвым чуваком. Но сейчас, вспоминая все это… где только были его мозги?

Услышь Боб тогда от кого-нибудь, что ему предстоит тусоваться с крутыми гангстерами, подвергнуться допросу в полицейском участке и заниматься любовью с горячей, как огонь, латиной… да разве он поверил бы хоть слову?

Но теперь Боб знал, что есть во вселенной и склад, и лад. Он преобразился. Стал другим человеком. В его жизни появился смысл. Он просто еще не знал, какой именно. Пока.

Вошла Фелисия, неся в каждой руке по коктейлю.

– И аора?

– Что?

Она кивнула на образ Фриды Кало.

– Что ты теперь думаешь о моей святой покровительнице?

Боб отхлебнул из своего стакана, задумчиво разглядывая репродукцию.

– У нее только одна бровь!

Фелисия тоже посмотрела на портрет.

– Ну и что?

Боб отставил коктейль, потянулся к Фелисии и нежно поцеловал ее в щеку.

– Может, она и святая, не знаю. Зато ты – настоящая богиня!

Когда Амадо очнулся, телевизор монотонно зудил голосом диктора. Спросонок он не понял, то ли показывали американский вестерн с испанским переводом, то ли итальянский вестерн с испанским переводом. По его разумению, это мог быть даже испанский вестерн с мексиканским переводом. Хорошо, однако, что вестерн, а не теленовелла. С Амадо происходило нечто странное. Персонажи теленовеллы стали навещать его в сновидениях. Но, с другой стороны, теленовелла ведь и сама, как сон. Жизнь в ней идет не сплошной чередой, а разбита на отдельные события. И люди в действительности не такие однозначные злоумышленники, предатели и совратители, как в теленовеле. Или такие же?

Чингадо! От таких мыслей крыша едет. Амадо поднялся в сидячее положение и выключил телевизор. Страшно хотелось пить. Даже во рту пересохло. Амадо встал и пошел на кухню. Протянув руку к двери холодильника, он испытал странную, пьянящую боль. Даже не боль, а ее призрачную имитацию в мозгу. Боль неосуществленного движения рукой, которой нет. Виртуальное ощущение несбывшегося касания, чем-то сродни снящейся ему теленовеле. В последней серии Амадо привиделось, что он и есть падре и трахает Глорию прямо на церковном алтаре. Ему до сих пор мерещились запах и тепло ее плоти. Он отчетливо помнил, будто это происходило на самом деле, как под ним судорожно выгибалось ее тело, опрокинув чашу для причастия, разлив вино и рассыпав по полу облатки.

Амадо отворил настежь дверь холодильника и потянулся левой рукой за челой. Только через пару секунд до него дошло, что противень для печенья пуст. А лежавшая на нем его правая рука, завернутая в продуктовую пленку, исчезла… се фуэ! Амадо сразу понял, кто, куда и зачем унес его руку.

Ее взял этот пендехо Мартин!

Мартин сидел в машине, припарковав ее на бульваре Санта-Моника напротив полицейского участка Западного Голливуда. В самом центре «голубого» района. Он смотрел, как гомосексуалы в футболках, туго обтягивающих мускулистые торсы, прогуливают своих собак, общаются, держатся за руки, заходят в бары. Мартин запалил остаток косяка и глубоко затянулся дымом марихуаны. Вот еще одна изнаночная прослойка Лос-Анджелеса – голубое сообщество с голубой экономикой и целой организацией голубых, обслуживающих друг друга в своей голубизне. Голубая прослойка. Мартин проводил глазами парочку парней, которые, держась за руки, вошли в книжный магазин. В кожаных штанах и куртках, в тяжелых байкерских сапогах и с огромными цепями, свисающими с поясов, они являли собой прослойку в прослойке. Голубые садомазохисты. Мартин представил себе город, состоящий из сотен миллионов слоев и прослоек, и улыбнулся своей проницательности. Удивительно, что, кроме него, никто их не замечал.

Мартин затянулся остатками травки и щелчком выпулил окурок в окошко. Потом посмотрел через улицу на полицейский участок.

И тут до него дошло!

Он же не может просто так войти в здание участка с оторванной рукой убийцы под мышкой. Его сразу арестуют!

Дьявол!

Мартин даже подумал, а не подбежать ли и зашвырнуть руку прямо в дверь, но сообразил, что это запишут на видео установленные над входом камеры наружного наблюдения. В конце концов его разыщут, арестуют и начнут допрашивать. Кто поверит, что он просто шел и случайно наткнулся на человеческую руку, которая, как полагали копы, и так уже находится у них?

Дьявол!

Мартин в бессилии откинулся на спинку сиденья. У него больше не осталось ни травки, ни идей, ни удачи. Может, плюнуть на все, положить руку обратно в холодильник и вернуться к прежней жизни и работе? Выполнять приказы невежественных мексиканцев? Бесцельно пытаться разъяснить стратегические направления развития бизнеса бездушным головорезам, которые умеют только грабить, мошенничать, воровать и убивать?

Дьявол!

Этого Мартину хотелось меньше всего. Он закрыл глаза.

Но, как это постоянно случается в жизни любого человека, когда кажется, что наступило окончательное поражение и на пути к успеху выросли непреодолимые препятствия, решение пришло неожиданно в виде очередного «голубого», прогуливающегося мимо Мартина со своим безупречно подстриженным шнауцером. Вот он подошел к выкрашенному в синий цвет большому почтовому ящику, стоящему совсем рядом, и опустил в него широкий конверт.

Дьявол, ну конечно!

Мартин быстренько поправил сбившуюся пленку, в спешке завернув в нее и несколько прилипших чипсов, выскочил из машины и запихнул руку Амадо в почтовый ящик.

17

Норберто, только что из душа, в чистой, отутюженной одежде, сидел перед телевизором в своем удобном кресле и попивал холодное пиво. Туфли он снял, а босые ноги водрузил на картонную коробку из-под украденного компьютера. Ему вдруг пришло в голову, что он ни разу не отдохнул по-человечески и вообще забыл про нормальный быт с той минуты, как в эту квартиру ввалился Амадо с одной уцелевшей рукой. Жизнь завертелось колесом в темпе локо. Но теперь, когда все ресуэльто, Норберто снова может получать удовольствие от обычных земных радостей. Ездить в Ван-Нуйс и Венис собирать дань для Эстевана, а то вместе с Амадо отвозить полный багажник наркотиков в какой-нибудь тайник в Глендейле. Иногда заезжать на Ист-сайд, чтобы продать несколько стволов и полакомиться карнитас.

Дело простое, не требующее больших усилий и ума. Держись уверенно и работай только с такими же профессионалами, как ты сам, и тогда комар носа не подточит. Прибавьте к этому многочисленные привилегии. Халявная выпивка в барах. Вход без очереди в ночные клубы. А женщины! Карамба, чувак, от баб просто отбою нет! И пор ке но? Парень он молодой, гуапо, носит модные прикиды, классно танцует сальсу, румбу и кумбью. Ездит на красивой тачке, всегда при бабках и марафете, а значит, с ним можно балдеть всю ночь.

С одной стороны, то, что Амадо облажался, сыграло на руку Норберто. Он доказал эль-хефе, что у него между ног растут кохонес. И это муй импортанте для его служебного роста. Но, с другой стороны, очко-то не железное! Сколько раз за последние двое суток ему казалось, что вот-вот все пойдет прахом! Слава богу, в итоге вроде бы обошлось.

Норберто понял, что с Мартином надо держаться настороже. Этот гринго слишком пелигросо. А не накапать ли на него Эстевану или Амадо? Конечно, стукачом быть нехорошо, но случай-то исключительный, да и для дальнейшего укрепления отношений с эль-хефе как раз в масть. К тому же Мартин действовал ему на нервы. Если уж необходимо, чтобы поблизости отирался гринго, пусть лучше будет Роберто. Он, по крайней мере, симпатико.

В дверь громко постучали. Норберто открыл и увидел Амадо.

– Ола, эсе! Ке онда?

Амадо вошел и огляделся.

– Vale pendejo, dцnde esta mi brazo?[15]

Норберто сделал недоуменное лицо.

– Что?

– Рука! Где моя долбанная рука? Донде?

Норберто быстро просек, что дело принимает серьезный оборот.

– Ихо де пута! Неужели все-таки спер, гад?

– Кто?

Норберто подошел к телевизору и выключил. Потом повернулся к Амадо.

– Мартин намекнул мне, что хочет слямзить твою руку и отдать лас-плакас. Я сказал ему, чтобы дурью не мучался. Он просто локо! Чувак, я здесь ни при чем!

Норберто смотрел на Амадо в ожидании ругательств, взрыва бешенства. Но тот не промолвил ни слова. Просто достал из-за спины пистолет и дважды выстрелил Норберто в сердце.

Когда Фелисия из разговора с Бобом поняла, что ему негде жить, сразу же настояла, чтобы он переехал к ней. Боба обрадовало и немного удивило это предложение. Конечно, они оба питают друг к другу необыкновенно сильное, страстное чувство, но так быстро начинать совместную жизнь вроде бы не принято. Боб напомнил самому себе, что все случившееся предначертано свыше. Быть с этой женщиной ему назначено судьбой. И все же события разворачиваются с головокружительной скоростью. Вот уж поистине, за судьбой не угонишься!

Боб не испытывал особого восторга при мысли о том, что каждый день на него будут пялиться сотни Фрид Кало. Однако и ему далеко до Диего Риверы. К тому же он не подлец и не плейбой. Правда, ему нравилось рассматривать порно по интернету, но… Мора, к примеру, каждый день смотрела на голых мужиков. Так что, по мнению Боба, они типа квиты.

У него мелькнула неприятная мысль, что Фелисия, возможно, пытается копировать Фриду Кало и ее образ жизни. Тогда хреново. Женщинам, подвергающим себя подобным истязаниям, необходимо наведаться на прием к психиатру. Боб наблюдал, как Фелисия покрывает ногти на пальцах ног ярко-оранжевым лаком. Она была очень хорошенькая в одной футболке, задрав ноги на кофейный столик с кафельной поверхностью. Ему стало ясно – все его страхи и колебания так и останутся лишь тем, что они есть, ни больше, ни меньше. Ничего этого просто нет в действительности. Одни лишь эмоции, от которых ему не представит труда избавиться.

Боб достал из кармана фотографию наколки на руке Амадо и посмотрел на нее. Поколебавшись секунду, он пришпилил ее к стене рядом с изображением Фриды.

Фелисия засмеялась.

– Тебе что, нравится эта татуировка?

– Да.

– Смешно!

– Что?

– То, что ты влюбился в татуировку!

Боб пожал плечами.

– Она не хуже, чем все эти Фриды.

Фелисия посмотрела на фотографию.

– Амадо сказал тебе, что это я?

– Да.

– Надеюсь, в жизни я красивее.

Боб перевел взгляд на фото, потом снова на Фелисию. Он впервые имел возможность сравнить обеих.

– У тебя на татуировке волосы совсем по-другому. Странно.

Фелисия засмеялась.

– Странно, что ты принимаешь ее за меня.

Боб не мог понять, шутит она или нет.

– Ты хочешь сказать, что Амадо… не делал это… с тобой?

Она улыбнулась.

– Разве что во сне!

Боб ошеломленно молчал. Фелисия сочувственно поцеловала его в лоб.

– Если тебе хочется, чтобы это была я, пусть так и будет. Я не против.

– Эта женщина на татуировке не идет ни в какое сравнение с тобой.

– Надеюсь! Разве может какая-то дурацкая татуировка делать так?

И Фелисия прильнула к его рту в страстном поцелуе. Боб начал таять от сладости ее языка, но вдруг вспомнил, что до сих пор не позвонил Эстевану. Он осторожно отстранил Фелисию.

– Черт! Мне надо позвонить.

Фелисия показала глазами на кухню.

– Телефон возле плиты.

– Я должен воспользоваться телефоном-автоматом.

Лицо Фелисии потемнело.

– Бизнес. И конечно с Эстеваном?

Боб утвердительно кивнул.

– Я должен рассказать ему, как все прошло. Он ждет.

В глазах Фелисии возникло отчужденное выражение.

– Я думала, ты нормальный парень.

– Я и есть нормальный парень!

– Роберто, если у тебя дела с Эстеваном, значит ты не нормальный парень!

– Не отрицаю, это не совсем нормально, но я правда, самый нормальный парень. Только иногда приходится делать то, чем нормальные парни обычно не занимаются. Если честно, у меня сейчас просто нет другого дела. Во всяком случае, я не буду заниматься этим всю жизнь. Мне вовсе не хочется, чтоб тебя это тревожило!

Фелисия положила обе руки ему на плечи и улыбнулась.

– Только будь осторожен, о'кей? И купи заодно несколько лаймов в ла-тьенде!

Амадо присмотрелся к Норберто. Пендехо не подавал признаков жизни. Лужа крови, похожая на огромный, жуткий блин, продолжала растекаться по полу.

Амадо хотел было выволочь тело из гостиной и спрятать в стенной шкаф или еще куда-нибудь, но с досадой сообразил, что одной рукой можно легко пристрелить кого-то, однако ворочать труп надо обеими руками.

Он пошел на кухню и открыл холодильник. У него еще теплилась надежда, что Норберто соврал и похищенная рука здесь. Но на полках не было ничего, кроме заплесневелого гамбургера, бутылки с недоеденной сальсой-пиканте и полдюжины пива. Амадо взял холодную банку «пасифики» и вернулся в гостиную. Он догадывался, что Норберто и Мартин задумали какую-то подлянку, но подставы от них никак не ожидал.

Амадо тяжело вздохнул. Молодежь, что с них взять, сначала делают, потом думают, да поздно! Не хватает терпения посмотреть на ситуацию со всех углов. Нельзя так горячиться. Это просто неумно, эступидо! Амадо знал, что должен позвонить Эстевану и предупредить его, но сначала надо поразмыслить. Попить холодного пивка и просчитать свой следующий ход.

Амадо поддел ногтем крышку на банке и включил телевизор. Он все время смотрел под ноги, чтоб не наступить в лужу крови и не наследить.

Боб стоял на Третьей улице возле булочной «Гуатемальтека». Десятки людей выстроились в очередь за пупусас, кончас и прочей выпечкой, какую здесь предлагали. Мексиканка средних лет в ярко-синем свитере торговала печеными кукурузными початками, которые перевозила в большой кастрюле на тележке красного цвета. За ней хвостиками следовали двое малышей, непрерывно смеясь и стараясь шлепнуть друг друга ладошками. Рядом с Бобом мужчина продавал очищенные манго на палочках. Боб почувствовал, что голоден.

После полного провала попытки изъясниться в руках у Боба очутилось нежное, сладкое манго, обвалянное в смеси соли и чили. Что ж, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Боб впился зубами в сочную мякоть и удивился, насколько вкусно манго с соленой горчинкой и обжигающим чили. Он напомнил себе, что необходимо быть более терпимым и восприимчивым к окружающей действительности. Так того требовал Лос-Анджелес, город будущего и надежда всего мира.

Телефон в автомате зазвонил, Боб подбежал и торопливо поднял трубку.

– Роберто?

Боб рассказал Эстевану обо всем, что случилось, как доставил руку, как его забрали в полицию и пытались запугать, но он не поддался, обвел их вокруг пальца и вышел сухим из воды. Эстеван сказал, что гордится им и пообещал Доставить причитающиеся ему десять тысяч долларов в один из ближайших дней. А пока Роберто должен все так же ходить на работу, разыгрывать из себя несчастного брошенного любовника и вообще жить прежней жизнью. Через несколько недель Эстеван свяжется с ним и сделает деловое предложение.

Боб повесил трубку и доел свое манго. Он решил, что ему надо срочно учить испанский. Рапидо!

Мартин медленно катил по Бичвуд-каньон и искал, где бы припарковаться. Он проехал уже целый квартал после нужного ему дома. На этой долбанной улице никогда не найдешь свободного места. Когда-то здесь был один из самых безлюдных районов города, но потом понаехали бывшие хипстеры, начинающие сценаристы, актеры и продюсеры, надеющиеся заработать в Голливуде свои миллионы. В каждый дом селилось до пяти человек, а это значит, что пять их тачек стояли по всей улице, где попало. Вот почему Мартин уезжал все дальше, сетуя на свою плохую парковочную карму.

Наконец, ему попалось местечко примерно в три четверти его машины, и Мартин немедленно заехал на него, оставив багажник в красной зоне, запрещенной для стоянки. Обычно он не рисковал нарушать правила парковки и избегал красных зон, грозящих штрафным талоном, эвакуацией автомобиля или, еще хуже, «обувкой», когда на колесо надевают что-то вроде средневекового орудия пытки. Но у него закончилась травка, а сегодня ему хотелось курить, как никогда.

Мартин заглушил двигатель, поставил машину на стояночный тормоз, а затем машинально взял с водительского сиденья щепоть рассыпанных там чипсов и сунул в рот. У них был залежалый, металлический привкус. Мартин вдруг вспомнил, что чипсы могли касаться руки Амадо, и поперхнулся. Неприятный вкус стал видоизменяться у него во рту, как мутирующий вирус. Поначалу просто гадкий, он превратился в ядовитое изобличение в каннибализме. Горечь во рту словно говорила Мартину – ты преступил черту и отправишься в ад!

Из кармана на двери машины Мартин достал припасенную там коробочку «альтоидов», освежающих драже с необычайно резким ментоловым вкусом. Он бросил на язык две штучки и прожевал. Отвратительное ощущение во рту исчезло, как не бывало.

Мартин вылез из машины и отправился на непривычно далекую пешую прогулку вниз по склону холма к дому торговца наркотиками. Прохлада позднего вечера в сочетании с ментоловой свежестью во рту взбодрили его, заставили почувствовать себя начеку, готовым к отражению любой опасности.

Эстеван гнал машину, но не так быстро, чтобы привлечь внимание полиции. Он не мог сказать точно, сколько хороших парней из преступного мира бесславно прокололись, остановленные копами из-за превышения скорости, но очень много! Прокололись глупо и, самое главное, позорно! Ну, ладно бы, их накрыло ФБР или агентство по борьбе с наркотиками, или какой-нибудь спецназ, наконец! Это даже почетно. Не так унизительно сесть в ла-карсель, зная, что правительство Соединенных Штатов потратило миллионы долларов и задействовало десятки сотрудников спецслужб, чтобы слепить против тебя дело. Но чтобы тебя упек какой-то одинокий марикон, заставив прижаться к обочине твою машину с партией дури? Вот уж действительно, поспешишь – людей насмешишь!

И все же сегодня Эстеван немного искушал судьбу. Только что звонил Амадо. По его словам, случилось что-то муй импортанте. Он сказал, чтобы Эстеван немедленно приехал на квартиру Норберто, аора! Амадо не из тех, кто просит помощи у других, а значит, дело действительно муй импортанте.

Это было так некстати! Совсем недавно состоялся телефонный разговор с Роберто, и все вроде бы наладилось. Тот без сучка без задоринки исполнил, что от него требовалось. Странно, но Эстеван радовался за Роберто, даже испытывал какую-то отеческую гордость за него. У эль-хефе имелись виды на этого гринго. Роберто не просто смышленый парнишка, но еще и с душой, кон онда, а это, по убеждению Эстевана, может быть очень полезным. Люди к нему тянулись, а как раз это и нужно для дела.

Море хотелось курить. Ее мучило желание затянуться одной из тех пахучих ароматизированных сигарет, которыми всегда пыхтят французы на дискотеках. Она отставила в сторону недоеденную тарелку овощного рагу с неочищенным рисом и посмотрела на Дона, который, сидя за столом напротив, упорно поглощал свой ужин, как изголодавшийся беженец.

– Очень вкусно!

– Тебе понравилось?

– Угу!

Дон взял бутылку и налил вина сначала в бокал Моры, потом в свой. Настоящий джентльмен.

– Не знаешь, наш район считается опасным?

Дон положил на салфетку японские палочки, которыми ел. и подумал, прежде чем ответить.

– Не более опасным, чем любой другой. В большом городе везде повышенный уровень риска.

Мора согласно кивнула.

– Мне страшно одной. Я потому и купила револьвер.

Дон улыбнулся.

– Ты чудо!

– Это еще почему?

– Не знаю, само вырвалось. Наверное, просто в моем понимании вегетарианство не ассоциируется с оружием.

– Просто не хочу оказаться в положении беспомощной жертвы.

Дон испытующе посмотрел на нее.

– С тобой в жизни случалось что-то неприятное?

– С женщинами постоянно случается что-то неприятное. Так устроено общество.

– Не думаю, что проблемы общества можно решить с помощью оружия.

– Для меня револьвер не просто оружие. Он как бы наделяет меня особой способностью повелевать.

– Повелевать? Только потому, что ты можешь пристрелить кого-нибудь?

Мора утвердительно кивнула.

– Но дело даже не только в этом. И даже совсем не в этом.

– А в чем же?

– Не знаю почему, но оружие меня возбуждает.

И Мора начала медленно расстегивать блузку, чтобы продемонстрировать Бобу свою способность повелевать. Наглядно, для лучшего понимания. Она сняла блузку, обнажив перед ним свою пышную грудь.

– Дай мне свой револьвер!

Дон замешкался, зная, что не должен делать этого, но невольно, вопреки здравому смыслу, подчинился. Он медленно отвел руку за спину и вынул револьвер из кобуры, механически убедившись, что он на предохранителе.

– Будь осторожна!

Мора взяла револьвер.

– Осторожность тут ни при чем.

Она наставила на него револьвер.

– Тут дело в интимности.

Эстеван поставил машину у подъездадома Норберто, достал пистолет, убедился, что обойма заряжена полностью, и снял с предохранителя. Проверил и запасную обойму – что толку потом второпях перезаряжать пистолет, если все равно не сможешь сделать ни выстрела. Он запомнил этот Урок с того дня в Хуаресе, когда двое мексиканских полицейских завязали с ним перестрелку в местной кантине. Ему тогда повезло, что бармен оказался его приятелем и держал под стойкой заряженную охотничью двустволку двенадцатого калибра.

На стук дверь открыл Амадо.

Эстеван вошел и окинул взглядом гостиную. Его не удивило, что Норберто лежит на полу в луже крови. Наоборот, он ожидал увидеть нечто подобное.

– Кто его?

– Йо!

А вот это уже странно.

– Пор ке?

– Он с Мартином украл мою руку.

Эстевану не представило большого труда догадаться, что это значило. Он привык к интригам в борьбе за власть. Конкуренты не раз пытались прибрать к рукам бизнес, которым заправлял он и его группировка.

– Где она?

– Не знаю.

Амадо показал пальцем на Норберто.

– Он сказал, что Мартин собирался отдать ее лас-плакас.

Так вот оно что! Мартин хотел, чтобы копы сделали за него всю грязную работу! Эстевана удивляло только то, что и Норберто с ним заодно. Этот парень не был стукачом. Эстеван подошел поближе, аккуратно обходя кровавую лужу, и посмотрел на Норберто.

– Я не могу зарыть его одной рукой.

Эстеван перевел взгляд на Амадо и усмехнулся.

– Да, амиго мио, боюсь ты у нас больше не матадор!

– Ластима!

– Что ж ты собираешься делать? Водить такси или убирать грязные тарелки нужно двумя руками!

– А я как раз думал о работе почище.

Эстеван, не отрывая взгляда от Амадо, приготовился выхватить пистолет. Но тот успокоительно поднял в воздух раскрытую ладонь.

– Но, амиго! Мне не нужен твой бизнес. Я хочу писать сценарии для теленовел.

18

Боб проснулся. Солнечное свечение сочилось сквозь щель между ярко-оранжевыми занавесками и проливалось ему на лицо. Боб почувствовал себя очень хорошо – тепло, уютно, вольготно. Единственное, что его немного тревожило, это собственный член, который торчал, твердый, как свинцовая труба. Он повернул голову – Фелисия мирно похрапывала рядом. Вылитая Скарлет в своей спальне, и свинцовая труба под рукой!

Боб потихоньку пополз с кровати, чтобы Фелисия не проснулась и не увидела его эрекцию, иначе обязательно захочет трахаться, а он, если честно, совершенно выдохся. С их первой встречи, они занимались сексом много раз – пятнадцать, шестнадцать, а может, и больше – и силы Боба иссякли. К концу дня он ходил усталый, сонный, а левый глаз начал нехорошо подергиваться.

Спустив ноги с кровати он сразу увидел потертости на коленях – большие, красные и саднящие. Когда поднялся, в пояснице больно кольнуло. Черт, я как шестидесятилетний старик! Боб заковылял в ванную комнату. Пора собираться на работу.

Дон торопливо побрился, дважды порезав подбородок. Вообще-то он привык бриться аккуратно, но сегодня руки неудержимо дрожали. Посмотрев на лицо человека в зеркале, он не узнал самого себя. Что с ним происходит? Переработал? Начинает сгорать на службе? Он знал, что есть полицейские, которые впадают в некое подобие наркотической зависимости от адреналина в крови и ищут острых ощущений даже в личной жизни. Им нужна постоянная подпитка опасностью. Может, и с ним происходит то же самое? Может, ему надо показаться психиатру? Возможно, Мора сумела проникнуть в какие-то неизведанные глубины его естества? Или, может быть, он просто законченный идиот!

Сперва Дон решил, что влюбился. Посчитал себя счастливейшим человеком на свете. Ему повстречалась красивая, умная, очаровательная женщина, которая, к тому же, просто не могла насытиться им! Какой дурак не полюбил бы такую? Достаточно лишь взглянуть на ее тело! Или хотя бы просто пообщаться с ней. Однако после минувшей ночи Дон уже не был уверен в своих чувствах. Он затруднялся дать им определение. Наверно, что-то патологическое.

Дон отчетливо осознавал, что мог остановить ее. В любой момент мог отстраниться и сказать, что это слишком опасно, или ему неловко, или у них крыша поехала – что угодно, лишь бы остановить ее. Ведь мог! Должен был, черт возьми!

А вдруг револьвер выстрелил бы? Ну, понятно, Дон отдал бы богу душу, но что сказали бы ребята на службе? Его имя превратилось бы в вечное посмешище для каждого полицейского участка всех городов мира! Им бы даже окрестили специальное правило, которому стали учить в полицейской академии – правило Дона: «Оружие и секс несовместимы!».

Мартин скатился с кровати, чувствуя прилив энергии. Ничто так не способствует полноценному ночному отдыху, как пара затяжек марихуаной через бонг и таблетка валиума. Мартин не стал терять времени на кофе и сразу перешел к бонгу, плотно набив его просто сказочной травкой с цветочками. Маленькие золотистые волокна сияли и переливались на свету, как неоновая реклама. Сегодня Мартину понадобится все его хладнокровие, чтобы выполнить несколько важных дел. Список он составил еще вчера вечером, перед тем, как лечь спать.

Первое, позвонить Эстевану и сказать, что он увез руку дмадо и сжег ее дотла. Неразумно хранить у себя под боком опасную улику. Эстеван встанет на его сторону и скажет Амадо, что Мартин поступил правильно. Поэтому, когда их повяжут федералы, оба станут обвинять в подставе друг друга. Разделяй и властвуй!

Второе, заскочить к Норберто и позаимствовать у него пистолет.

Третье, найти Боба и убить.

Четвертое – а четвертого, как такового, не было. Мартин прикинул, что к тому времени, когда завезет Боба в лес и там пристрелит, день уже подойдет к концу.

Под бульканье воды в бонге Мартин сделал капитальную затяжку. Фу-у-у. Хорошо-то как! Бодрит! Дым заклубился изо рта великолепным серым гейзером. Итак, осталось недолго до того момента, как Мартин станет полноправным хозяином собственной жизни. Начался последний отсчет.

Мора зажгла ароматическую лучинку и приготовила кресло для первого клиента. Она надеялась, что сегодня урок не сорвется из-за неявки Ларги. Вообще-то клиенты то и дело пропускают занятия, ничего удивительного в этом не было. Необычно то, что Ларга не позвонил, как все, не извинился и не договорился об очередной встрече.

Но сегодня Мора не намерена придавать этому значения. Потому что настроение у нее просто фантастическое! Она плыла по волнам внутренней радости, согретая глубоко спрятанным в ней огнем, как никогда ощущая себя состоявшейся и удовлетворенной женщиной. Конечно, заниматься сексом с Бобом было неплохо, иногда физически тяжело, но неплохо. Однако секс с Доном представлял собою музыку из совершенно иной оперы. Очень редко двое людей способны достичь такой степени близости. С помощью Дона она открыла в себе тайное дарование, до сих пор неведомое, почти сверхъестественное, о наличии которого даже не подозревала. Секс с Доном разбудил в ней самое сокровенное и сделал по-настоящему счастливой.

За это Мора испытывала по отношению к Дону сердечную, искреннюю благодарность.

Может, потому, что она чувствовала себя великодушной повелительницей. Может, именно это чувство позволило ей обнаружить в себе необычайное сексуальное дарование. Хорошо, что Дон согласился оставить ей свой револьвер, пока она не получит собственный. Мора открыла сумочку и увидела его. Тотчас жаркая волна возбуждения пронизала ее тело. Она быстро захлопнула сумочку. Не сейчас. Рабочий день только начинается.

Боб вошел в свой кабинет в «Юнатед патолоджи».

Моррис уже сидел за компьютером и изучал веб-сайт, рассказывающий о каннибализме.

– Здорово!

Моррис оторвался от экрана.

– Привет, Ромео, как дела?

– Устал.

Моррис ухмыльнулся.

– Ой-ёй-ёй, по-моему, ты слишком переусердствовал в постели, приятель. Как я тебе сочувствую!

– Возможно, мне надо потреблять больше протеина.

– Тогда лопай устриц, чувак!

Боб кивнул. Устрицы, конечно, хорошо, но сейчас бы стаканчик кофе!

– Не возражаешь, если я сяду за свой стол?

Моррис закрыл сайт.

– Но проблема, чувак!

Боб сел за стол, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ему хотелось душевного покоя, равновесия. Не зная почему, он ждал, что ветер вернется на круги своя, и все опять станет, как обычно. Ему было очень хорошо сегодня утром, в постели с Фелисией. Однако по дороге на работу у него вдруг похолодело на сердце. Может, все-таки слабо ему подаваться в криминальные авторитеты или латинские любовники? Может, у него кишка тонка носить имя Роберто, потому родители и назвали его Бобом?

Оттого, что он сидел за своим столом, на душе легче не стало. Наоборот, такое чувство, будто занял чужое место. Недаром говорят, дважды в одну речку не войдешь!

Моррис с интересом поглядывал на Боба.

– Ну, так что, Боб? Как у тебя с новой девочкой?

– Она не такая, чувак!

Моррис не понял.

– Какая не такая?

– Просто не такая, и все!

– Ну, в каком смысле – не такая, как белые, что ли? Вытворяет всякие страстные штучки? Перченая на вкус?

– Нет, не потому, что она мексиканка. Просто она совершенно особенная личность.

– Значит, ты чего же, влюбился в нее, что ли?

– Да.

– Круто!

Боб напечатал «Фрида Кало» в поисковую строку и нажал клавишу ввода.

– Чувак, ты единственный из всех моих знакомых, кто спит с мексиканкой!

Боб поднял голову от компьютера и посмотрел на Морриса.

– Чувак, а не пошел бы ты в «Старбакс»?

Мартин катил по Сансету в сторону центра. Он ехал к Дому Норберто, чтобы одолжить у него пистолет и сообщить о начале выполнения их плана. Теперь они должны прикрывать и подстраховывать друг друга. Однако у Мартина было как-то нехорошо в животе от дурного предчувствия. Ему не давал покоя разговор по телефону с Эстеваном этим Утром, и он прогонял его в памяти снова и снова. На протяжении всей беседы Эстеван оставался таким… невозмутимым. Мартин постарался растолковать ему логическую обоснованность уничтожения руки Амадо. Эстеван согласился с его доводами и обещал поговорить с Амадо, чтобы тот не обижался. Он даже похвалил Мартина за инициативу, пригласил пообедать вместе и обсудить накопившиеся деловые вопросы.

Еще Эстеван сказал, что его новый канал переброски наркотиков через границу по подземному туннелю работает даже лучше, чем он ожидал. Трехкилометровый туннель был прорыт от дома в Сарагосе, селения поблизости от Хуареса, к заброшенному скотоводческому ранчо в Техасе. Ранчо приобрела подставная корпорация из Делавэра. Теперь у Эстевана образовался такой излишек наличности, что он всерьез подумывает инвестировать ее в масатланский проект.

В душу Мартина закралось сомнение. Он всегда отрицательно относился к идее сооружения туннеля, считал его слишком большим, слишком заметным. Кто-нибудь их выследит или заложит. Мартин всегда выступал против этого строительства. Теперь Эстеван, похоже, простил ему плохой совет и даже проявил готовность заняться проектом, который уже давно проталкивал Мартин.

Вот это и смущало его. Обычно, если Мартин лажался, Эстеван первый указывал ему на это. И обязательно добавлял, что диплом руководителя предприятия может обеспечить тебе работу на улице Уолл-стрит, но на обычной улице он не годится даже задницу подтереть!

Мартину очень хотелось под каким-нибудь предлогом отказаться от приглашения, сказаться больным, к примеру, но его страшно заинтересовали эстеванские бабки, заработанные на туннеле. Любопытно, где он их прятал? Узнать бы место тайника, и тогда Мартин заныкал бы кучу баксов, пока федералы разбираются с Эстеваном. При таком раскладе ему, пожалуй, и не понадобилось бы вешать себе на шею весь бизнес. С достаточным количеством денег, скажем, тремя-четырьмя миллионами, он мог бы просто исчезнуть! А Норберто потом пусть сам выпутывается.

Мартин подъехал к дому, в котором находилась квартира Норберто, и вышел из машины. Надо придумать, что бы такое сказать ему. Наверно, пообещать, что он возглавит группировку Эстевана. Гангстерская семья отвергнет гринго, а своего примет с распростертыми объятиями. Мартин не сомневался, что Норберто клюнет на это фуфло, учитывая его легковерность.

Он позвонил в дверь. Потом постучал. Мимо по тротуару прорысили на скейтбордах двое панково прикинутых подростков-латино. Мартин опять постучал, громче.

Очевидно, Норберто трахается в каком-нибудь мотеле.

Мартин знал место, где спрятан запасной ключ. Он обошел здание с обратной стороны, нашел ключ под кадушкой с толстым колючим кактусом и отпер дверь.

– Норберто!

Ответа, как он и ожидал, не последовало. Мартин закрыл за собой дверь и сразу почувствовал сильный запах моющих химикатов. Наверное, совсем недавно в квартире убиралась домработница, очень сексуальная гватемалка. Мартин прошел через гостиную в спальню Норберто.

Заглянув в ванную комнату, он увидел сияющую белизной эмаль ванны. Ну, точно, домработница приходила!

Мартин отворил дверцу стенного шкафа, достал оттуда чемодан и бросил его на кровать. Потом быстро просмотрел содержимое – несколько пистолетов модели «глок», картонные упаковки патронов, пара унций травки, три баночки с разными наркотиками в таблетках, полкило кокаина, и два целлофановых пакетика, скрепленных вместе резинкой.

Мартин взял один «глок» и убедился, что пистолет заряжен. Прихватил целлофановые пакетики – потом подложит их в карман мертвого Боба, пусть полиция считает его торговцем героином, павшим жертвой конкурентов. Еще один ложный след для копов.

Он оставил для Норберто коротенькую записку: «Вива ла революсьон!» Уходя, не забыл запереть дверь. Теперь осталось сделать самое трудное.

Амадо сидел в кафешке и листал журнал «Эл-Эй уикли». Карахо, все эти многочисленные объявления об уроках и курсах кинодраматургии казались ему сплошным надувательством. Как написать сценарий за тридцать дней! Как продать сценарий за неделю! Тайные способы протащить ваш сценарий по лабиринтам Голливуда! Как надо убеждать, чтобы ваш сценарий купили! Как надо знакомиться с агентом. Они напоминали рекламу диеты. Надежные формулы быстрого успеха! Сбрасывайте вес, не откладывая! Спросите как, я вас порадую!

В каждом объявлении называлось имя преподавателя с такой помпой, будто это очень знаменитая или важная персона. Но Амадо не встретил среди них ни одной знакомой фамилии.

Он надеялся увидеть хоть одно объявление на эспаньол, ведь все теленовелас были на эспаньол. Но таких что-то не попадалось. Ну, и пусть, ему только надо научиться писать, а переведет он уж как-нибудь сам.

Наконец, Амадо нашел объявление, которое пришлось ему по душе, и при этом самое дорогостоящее. Он знал по собственному опыту: что заплатишь, то и обретешь. Привлекала и продолжительность обучения – всего два дня. Неужели он не набьет руку за целых два дня?

Амадо аккуратно вырвал объявление из журнальной страницы.

Дон примчался туда сразу, как только узнал. На телефонный звонок ответил Флорес, но целый час молчал, погруженный в чтение спортивной страницы. Наконец, убрал ноги со стола и как бы между прочим упомянул, что какой-то почтальон – а точнее, мужчина женского рода в должности почтальона – обнаружил в почтовом ящике человеческую руку. Отчлененная конечность соответствует описанию руки, найденной на полу гаража Карлоса Вилы.

Дон немедля прыгнул в машину и понесся в полицейский участок Западного Голливуда.

Находка выглядела близняшкой руки Ларги, только завернута в замызганную пленку для продуктов, и к ее пальцам прилипли несколько чипсов. Она была так похожа, что Дон на всякий случай позвонил в Паркер-сентер. Рука Ларги в целости и сохранности почивала в термоконтейнере.

Дон сказал местному детективу, не самому неприятному типу по фамилии Лоуенстейн, что найденная рука является вещдоком в деле об организованной преступности, которое ведет его отдел, а потому он должен забрать ее с собой. В ответ Лоуенстейн со скучающим видом заявил, что теперь это дело полиции Западного Голливуда, и как только у них появится дополнительная информация, они немедленно поделятся ею с Доном.

Дон знал, что спорить бесполезно. Пусть с ними разбирается его босс. А дело между тем неожиданно усложнилось.

Этот тупой компьютер уже достал. По целому часу грузит страницы веб-сайта, а потом половина из них застрянет, или недоступен источник, или еще что-нибудь. Вообще-то, Боб и сам не знал, что ищет. Просто убивал время.

«Может быть, именно этим я и занимаюсь все время? – подумал он. – Живу, убиваю время, жду, когда загрузится моя веб-страничка…»

Он услышал, как отворилась дверь.

– Надеюсь, сегодня без ванили? Не люблю сладкое с утра!

– Хелло, Боб!

Он поднял глаза. Перед ним стоял Мартин.

– Привет, чувак, ты как здесь?

– Нужна твоя помощь. Сможешь выкроить время?

Боб с готовностью кивнул. Слава богу, иначе умер бы со скуки.

– Запросто. А что случилось?

Он быстренько набросал записку Моррису. Мартин настороженно огляделся по сторонам и наклонился поближе к Бобу.

– Не здесь. В машине расскажу!

Амадо повезло. Он позвонил на курсы киносценаристов, и у них нашлось для него место, хотя группу уже набрали, а занятия начинаются уже сегодня. Амадо подготовился к первому уроку: пошел в магазин и купил большую линованную тетрадь и несколько механических карандашей.

И вот он сидит в небольшой аудитории в Западном колледже на Игл-рок с двумя десятками других желающих стать киносценаристами. Амадо осмотрел присутствующих. Большинство были моложе его. Перед некоторыми на столах лежали лэптопы со светящимися экранами. У забавной девочки-кореянки с розовыми косичками из-под открытого летнего платьица без бретелек выглядывали художественные татуировки. Какие-то молодые люди, совсем мальчишки, втолстых очках и с неряшливыми шевелюрами сидели, небрежно развалясь или сутулясь с чувством собственного превосходства. В общем, вели себя так, будто они уже написали сценарии, по которым сняты успешные кинофильмы, а в этой аудитории очутились по какой-то нелепой случайности. Среди студентов находились две женщины средних лет, одетые в черное. Стильные очки и асимметричные стрижки придавали им очень интеллектуальный вид.

Во всем классе Амадо был единственным латино, и только у него не хватало одной руки.

Заиграл чей-то сотовый телефон.

В комнату вошел преподаватель – красивый, стройный мужчина, который в конце восьмидесятых написал сценарии нескольких комедий для подростков, имевших огромный успех. Амадо он понравился – внушает доверие и вообще симпатико. Преподаватель заверил учеников, что упорный труд и приобретенные у него знания позволят им намывать в Голливуде большие бабки гораздо скорее, чем они предполагают.

Именно таких ободряющих слов и ждали от него начинающие писатели.

Амадо слушал очень внимательно и подробно записывал рассказ лектора об элементах трехактового сценария. Иногда, к его досаде, отвлекало приглушенное постукивание клавиш лэптопов, но Амадо понимал, что и ему придется обзавестись таким. Он решил заняться делом с полной серьезностью и заиметь все, чем пользуются настоящие писатели. Включая самый крутой лэптоп. Сразу после занятий надо позвонить другу Альберто и узнать, какие лэптопы падали в последнее время в Лос-Анджелесе с перевозящих их грузовиков.

Преподаватель рассказывал о том, как парень по фамилии Шекспир использовал в своей драматургии трехактовую структуру. Амадо хотел спросить, в каких местах сценария телвновелы надо оставлять промежутки для рекламы, но передумал, прикинув, что, наверное, это делается уже после завершения работы.

Лектор говорил. Слушатели смеялись. Амадо записывал.

Акт первый: загнать человека на дерево. Акт второй: погрозить ему палкой. Акт третий: согнать человека с дерева.

Тяжело это или просто?

Эстеван нехотя тыкал вилкой в салат. Вообще-то ему хотелось чего-то более сытного, типа буррито с яйцом и чорисо. Однако Лупе беспокоило, что он ест слишком много жирного. Поэтому Эстеван жевал салат. Нет, салат был очень вкусный, делисьосо! С кусочками грейпфрута и авокадо, крапинками чили и свежей лечугой.

Но что-то портило Эстевану аппетит. Мартин не явился на ленч. А значит, он что-то замышляет. Ходидо-инчапелс тас-гринго-горрон! Стукач позорный!

Эстевану придется действовать быстро. Перетасовать банковские счета. Перекинуть товар из тайников. Перевести деньги на Каймановы острова, а затем вернуть в Калифорнию на новый счет. Ему очень не хотелось делать это. Лучше оставаться в мертвой зоне под радаром. А то у какого-нибудь пендехо из налоговой инспекции внезапно проснутся подозрения по поводу непонятных переводов, и он примется вынюхивать.

Но если Мартин действительно решил наехать на Эстевана, а дело, судя по всему, обстояло именно так, ему просто необходимо принять меры предосторожности.

Предстоял непростой день.

Боб смотрел в окошко машины, мчащейся по трассе, ведущей через горы Анджелес-крест. Мартин сидел за рулем. Заросли чапареля постепенно сменились сосновым лесом, дорога сузилась и запетляла по склону горы, названия которой Боб не помнил. Он посмотрел из-за спинки сиденья назад и увидел панораму Долины. Куда его везут, черт возьми?

– Куда мы едем?

Мартин повернул к нему голову.

– В пустыню.

Боб кивнул с понимающим видом.

– Клёво!

Наверное, в багажнике лежит то, что надо зарыть в пустыне. Или они едут, чтобы принять контрабандный груз с частного самолета, проделавшего тайный рейс из Мексики. Боба раздражало, что Мартин с ним почти не разговаривает. Может, это потому, что он постоянно под кайфом? Вероятно, так и есть! Укурки вообще народ молчаливый. Или, наоборот, они болтают без передыху? Боб не помнил. Во всяком случае, Мартин помалкивал. Возможно, Боб ему просто чем-то не нравится. Он стал рассказывать Мартину про пенку с рукой. Как ловко развел полицию. Копы даже не врубились. И в первую очередь, это заслуга Мартина, ведь это он придумал такой прикольный план.

Мартин велел ему заткнуться.

Боб решил, что он все еще злится на него за тот нокаут. Вряд ли стоит сейчас заговаривать с ним об этом, так что… Боб просто сидел и смотрел в окошко.

В голове Мартина грохотал барабанный бит. Может, это был трек из «Бисти бойз» или другое слышанное им где-то соло на ударных, которое почему-то выбрал его мозг и навязчиво повторял снова и снова. Впрочем, этот ритм Мартину совершенно не мешал. Он гнал под него машину и даже выстукивал пальцами на руле. Не то, что болтовня долбанного Боба о том, какой он крутой. Ага! Роберто ты наш хитрожопый! Хладнокровный, как головастик! Жаль только, что тебе недолго осталось радоваться, скоро будешь гнить под палящим солнцем пустыни!

Мартин и предположить не мог, что когда-нибудь ему предстоит лишить человека жизни. Он всегда выступал против убийства как способа выйти из затруднительных обстоятельств. Но теперь… что ж, теперь он увидел в нем свои преимущества – эффективность, практичность и, главное, обоснованность, поскольку убийство содействует успеху выбранной бизнес-стратегии. И если в прошлом, заставь Мартина навести на кого-то пушку, он бы терзался сомнениями и угрызениями совести, то сейчас даже малейшие колебания куда-то улетучились.

Впервые в жизни перед Мартином стояла цель вполне конкретная и материальная. Не просто идея получить в будущем университетский диплом, обещающий затем хорошую работу в известной фирме. Не призрачный мираж на горизонте. Это деньги, которые можно взять здесь и сейчас. В каком-то из эстеванских тайников спрятаны миллионы долларов. Миллионы! Наличными.

Они-то и есть его цель.

Мартин представил себя сидящим в шезлонге, под сенью цветущей буганвильи, попивая эспрессо, он наблюдает, как волны теплого океана обрушиваются на песчаный пляж. Пусть еще голая по пояс туземка, как на картинах Гогена, сидит рядом и сворачивает ему толстого косяка. Огромную, жирную мастыру, мать ее!

Да-а… При наличии налички.

Из мечтательного состояния Мартина вывел надоедливый Боб с очередным своим вопросом.

– Долго еще ехать?

Мартина так и подмывало сказать ему – заткнись, мол, и наслаждайся видом, потому что это твоя последняя долбанная поездка, мать твою! Но вместо этого попытался просто не обращать на него внимания. Ему вдруг приспичило зашмалить прямо сейчас. Он обратился к Бобу.

– Сворачивать умеешь?

– Сворачивать?

Мартин досадливо скривился. Ну, до чего же туп этот лопух!

– Ну да, косяка вертеть!

– Нет, чувак, извини!

Естественно. Именно поэтому ты и есть ни на что не годный лох!

– Самокрутки у меня никогда не получались. Они почему-то неровно горели.

Ну, и черт с тобой. Все равно ты уже почти труп, и толку от тебя, как от мертвеца!

– Нет так нет!

– Простые люди, публика, кинозрители обожают убийства. Именно убийства привлекают их в кино, а еще пуще те, кто совершает убийства. Вот почему убийства составляют неотъемлемую часть большинства телевизионных и кинофильмов.

Амадо молча слушал лекцию. Если бы люди знали всю правду, убийства привлекали бы их гораздо меньше. Конечно, подготовительная стадия представляет интерес, но потом… Карахо, что за кровавое месиво!

Профессор объявил десятиминутный перерыв. Аудитория немедленно разбилась на группы единомышленников, прощупывающих возможность творческого партнерства или знакомства с агентом.

Амадо вышел в коридор и бросил несколько монет в автомат с содовой. Он уже довольно хорошо освоился со своим одноруким существованием. Все не так плохо, как ему казалось поначалу. В частности, не оправдались его опасения, что он больше не сможет подтирать собственную задницу. Наоборот, он овладел множеством новых приемов. Конечно, передвигать тяжелые предметы, вроде мертвой туши Норберто, ему не под силу, но все-таки много чего вытворял одной рукой.

К нему подошла та забавная кореянка с розовыми косичками.

– Привет! Как тебя зовут?

– Ола! Мое имя Амадо.

Он протянул ей левую руку.

– А тебя?

– Синди.

Амадо нажал кнопку, и в стакан с шипением полилась содовая с лимоном и. лаймом.

– Можно мне угостить тебя содовой, Синди?

Она улыбнулась, и их взгляды встретились. Амадо разглядел в черных раскосых глазах спящее в этой миниатюрной девушке дикое, животное желание. Он вдруг понял, что, как ни странно, уже несколько дней не помышлял о сексе. Он даже немного боялся, не зная, насколько хорошо сумеет справиться без одной руки.

– Спасибо, не хочу.

Амадо заметил, что у нее подрагивали колени. Он ободряюще улыбнулся. Кореянка произнесла, запинаясь:

– Можно мне задать тебе один личный вопрос?

– Конечно!

– Просто ты выглядишь как человек с богатым жизненным опытом.

– О котором говорил профессор?

– Да. Жизненный опыт помогает стать хорошим писателем. Похоже, тебе действительно довелось многое пережить.

Амадо улыбнулся. Детка, ты и половины знать не можешь!

– Си! Всякое бывало.

Синди заглянула глубоко ему в глаза.

– А у меня в жизни еще ничего не было.

Амадо пожал плечами и отпил своей содовой с лимоном и лаймом.

– Ты еще совсем молодая!

Слушатели начали подтягиваться в аудиторию.

– Как ты потерял свою руку?

– Хочешь, расскажу после занятий?

Дон отжал «фомкой» дверь дома Ларги. У него за спиной стояли полицейский в форме и несколько экспертов-криминалистов. Дон вынул револьвер и вошел в дом.

– Мистер Ларга!

Он подождал секунду.

– Отзовитесь, мистер Ларга! Полиция!

Дон кивнул, и полицейский с криминалистами стали быстро перемещаться парами по комнатам с оружием наизготовку, прикрывая друг друга.

– Спальня, никого!

– Ванная, никого!

– Кухня, никого!

Дом был небольшой, и за тридцать две секунды они сумели обшарить его полностью, не обнаружив ни мертвых тел, ни заложников, ни посторонних.

К Дону подошел один из экспертов, лысеющий мужчина в очках, увеличивающих его глаза до неестественных размеров. Он обожал собирать жучков с трупов и называл свое хобби криминалистической энтомологией.

– Здесь нет следов преступления. Мы сворачиваемся.

– Ладно.

– Позвони мне, когда отыщется остальное тело.

Дон кивнул. Ну, да, чтобы ты мог выковырять личинки у него из-под век. Больно надо!

Коп в форме прикрепил к входной двери полицейское уведомление. Дон стал просматривать почту Ларги.

Ничего особенного. Счета. Письма. Обычно, приходя домой, люди оставляют ключи тут же, у входа. Дон никаких ключей не увидел; это навело его на мысль, что Ларга, вероятнее всего, лежит в багажнике собственной машины, отогнанной в какое-нибудь глухое место. Надо выяснить ее регистрационный номер и развесить объявления о розыске. Найдется в конце концов. Либо на нее наткнется полицейский патруль, либо кто-то из горожан учует запашок. Найдется, куда она денется!

Дон продолжал перебирать содержимое почтового ящика. Он искал любое свидетельство связи Ларги с Карлосом Вилой или с Эстеваном Солой, или еще с кем-то из их компании. А связь есть! Должна быть!

Пора покопаться в бельевом шкафу убитого.

К тому времени, как Мартин остановил машину в безлюдном низинном районе Калифорнийского парка Джошуа-три, ему уже до смерти надоело крутить баранку. Вдобавок отчаянно хотелось выпить чего-нибудь прохладительного и закурить горячительного. Он свернул с шоссе, и машина, казалось, целую вечность тряслась по ухабистой наезженной колее. Снаружи она вся покрылась белым слоем мельчайшей пыли и стала напоминать напудренное лицо гейши. Боб стал причитать, жалуясь на усталость и голод. В итоге Мартин не выдержал и остановился у «бургер-кинга» в каком-то незнакомом, богом забытом поселке. Насытившись, Боб преспокойно уснул на пассажирском сиденье.

Мартин заглушил двигатель и стал сворачивать толстого косяка. Он аккуратно отбросил попавшиеся семена и с любовной прилежностью вдавил сухие кусочки листьев в папиросную бумагу.

Боб проснулся.

– Где мы?

Мартин закурил.

– В пустыне.

Он глубоко затянулся и протянул самокрутку Бобу. Тот отрицательно помотал головой.

– Нет, спасибо.

Мартин пожал плечами.

– Тем лучше. Только добро переводить.

Боб вышел из машины размять затекшие ноги. Мартин, наблюдая за ним, сделал еще один пых. Ему показалось, что он смотрит кино про Боба. Как только наркотик попал в кровеносную систему, Мартин поплыл. Его плавно сорвало с якоря и понесло. Он сидел в зрительном зале и видел на экране, как профессиональный, уверенный в себе киллер готовится нанести очередной смертельный удар. Это он сам, Мартин. Играет в фильме главную, звездную роль. А вот Боб. Он объект, которого надо сделать. Намеченная жертва.

Однако возникла некоторая путаница. Мартин играл в фильме главную роль, но его не было в фильме. Он наблюдал за собой со стороны и видел, как он же наблюдает за собой из зрительного зала и думает о себе как о герое фильма про хладнокровного киллера. Черт, до чего же хорошая попалась дурь!

Мартин вышел из машины, одновременно наблюдая, будто со стороны, как выходит из машины и произносит:

– Эй, Боб!

Мартин вынул «глок» из внутреннего кармана пиджака и наставил на Боба. Тот явно не ожидал такого поворота и несказанно удивился. Мартин смотрел, как сам же стоит и смотрит на изумленное лицо Боба.

– Похоже, ты удивлен, Боб!

– Эй, чувак, ты что делаешь?

Мартин решил, что это очень глупый вопрос. Как и все вопросы, какие задает Боб.

– Есть ли необходимость объяснять очевидное?

Боб кивнул.

– Ага, есть!

– Держу тебя под прицелом пистолета!

– Это я вижу. А зачем?

Мартин, не отводя пистолета, обошел машину и открыл багажник.

– Затем, что я собираюсь тебя убить!

Мартин наблюдал за реакцией Боба. В фильме его лицо показали бы крупным планом. Большая реакция Боба.

– Я сделал все, как мне велели!

Мартин хотел рассмеяться, но, наблюдая за собой, увидел, что сдержал смех. Тогда он решил, что эту сцену и весь эпизод надо сыграть серьезно.

– Ты молодец, Боб.

Лицо Боба стало грустным.

– Эстеван приказал тебе сделать это?

– Нет. У Эстевана своих проблем по горло!

Боб быстро огляделся по сторонам, будто прикидывая шансы спастись бегством.

– Даже не пытайся!

– Зачем тебе это надо?

– Все зависит от целей, Боб. У меня есть цель. Убить тебя – это шаг на пути к достижению цели.

Мартин достал из багажника лопату и протянул Бобу.

– Рой яму!

Боб взял лопату и ударил ею Мартина по голове. Сильно ударил. Мартин видел самого себя, наблюдающего за тем, как его ударяют лопатой по голове. У него из глаз посыпались искры, самые настоящие огненные точки, яркие, как молния, затмившие весь окружающий мир. Он продолжал наблюдать со стороны, как выронил из руки пистолет и упал. Потом ему показалось, что он одновременно увидел и почувствовал, как стукнулся о землю, а из зияющей прорехи на макушке хлынула кровь.

Мартин услышал шум заведенного двигателя и уехавшей машины.

Облако мельчайшей пыли поднялось в воздух и медленно осело на него сплошным покрывалом.

Мартин понял, что в этом нет ничего хорошего.

Дон выдвинул ящик прикроватной тумбочки. Почему-то люди имеют привычку класть сюда предметы, имеющие для них самое сокровенное значение. То ли оттого, что они проводят в постели большую часть своей жизни, то ли занимаются в постели тем, чего не делают на кухне? Дон стал осматривать содержимое ящика. Кондомы, тюбики с мазями, брошюрка о путях достижения взаимопонимания в конфликтных ситуациях, какое-то снотворное в таблетках, мелкие монетки, пара визитных карточек. Обычно здесь же находится пистолет или газовый баллончик с перечным спреем. Один раз Дон обнаружил в тумбочке электрошокер. Но это уж извращение!

Одна визитка привлекла его внимание. Он взял ее.

Это была карточка Моры.

В раздевалке царила полная тишина, так что отчетливо слышалась капель из протекшего душа, да иногда охала и постанывала Синди, будущая сценаристка с розовыми косичками. Амадо стоял перед ней на коленях, не обращая внимания на жесткий кафельный пол – как и подобает мужчине, исполняющему свое главное призвание. Синди стояла над ним, слегка расставив ноги и открыв рот от изумления. Снимая с нее трусики своей единственной рукой, Амадо придерживал подол платья зубами. Потом принялся облизывать и чуть прикусывать внутреннюю поверхность ее бедер, протискиваясь ртом все глубже. Девочка была хороша на вкус.

Постепенно Синди полностью расслабилась и отдалась Амадо и новым для себя ощущениям. Тот расстегнул брюки и высвободил свой твердый член. Затем обнял девчоночье тело единственной рукой, вошел в нее и стал мощно трахать, придавив Синди спиной к стенке из запертых шкафчиков. Амадо с удивлением обнаружил, что чувствует себя очень сильным. И вообще ему было по-настоящему хорошо.

Синди, зажатая почти в подвешенном состоянии между поверхностью шкафчиков и могучей грудью Амадо, только отрывисто стонала и взвизгивала. Она приобретала жизненный опыт.

Теперь ей будет, о чем написать.

19

Боб перевел дыхание, только когда выехал на шоссе. Вдохнул большую порцию кислорода и утопил в пол педаль газа. Только теперь он понял, что не дышал с той минуты, как треснул Мартина лопатой. Так, во всякому случае, ему показалось.

Боб с достаточной уверенностью полагал, что Мартин остался жив, хотя рану получил серьезную. Пешком по пустыне ему топать миль двадцать. Но Боб знал, что он выкарабкается и вернется. И обязательно сведет с ним счеты.

Потому Боб и гнал автомобиль. Ему хотелось выиграть как можно больше времени, максимально увеличив расстояние между ними. От него сейчас требовалось тщательно продумать, как поступить дальше. Он пытался спокойно взвесить обстановку, но мысли беспорядочно метались. Давал или нет Эстеван команду убить его? Может, Бобу следует вернуться и добить Мартина насмерть? Но как? Пистолет остался у него, да и лопата тоже. Боб даже прикинул, не переехать ли его автомобилем. А если машина при этом сломается? Тогда он застрянет в пустыне в довольно щекотливом положении.

Боб понимал, что ему нужен план действий. Чтобы его составить, необходимо посоветоваться с профессионалом. И еще он решил довериться своей интуиции.

Боб свернул на автозаправку и по телефону-автомату набрал номер Эстевана. Затем купил в магазине бутылку «черри-коук» и стал ждать ответного звонка.

Когда телефон зазвонил, Боб уже начал терять терпение.

– Мартин пытался убить меня!

Эстеван на другом конце провода оставался совершенно невозмутимым.

– Роберто, ты в порядке?

– Он хотел застрелить меня и бросить в пустыне!

– Где он сейчас?

– Там, в пустыне остался.

– Он жив?

– Кажется, да.

– Ты стрелял в него?

– Нет, лопатой стукнул!

После короткого молчания Эстеван сказал:

– Молодец, Роберто!

Боб замялся, не зная, что на это ответить.

– Чего мне теперь делать-то?

Голос Эстевана прозвучал твердо и ободряюще.

– Скажи мне, где ты сейчас, и где примерно находится Мартин. Я пошлю за ним своих ребят.

– А как быть мне?

– Поезжай домой и жди моего звонка.

Боб хотел услышать совсем другое.

– Он опять попытается убить меня!

– Роберто, ты теперь находишься по моей защитой, энтьендес?

Боба это не слишком успокоило, но что он мог ответить?

– Понятно.

– А теперь рассказывай, где Мартин!

Амадо сидел у себя дома за кухонным столом. Перед ним светился экран новенького лэптопа. Хотя до сих пор Амадо ни разу не пользовался компьютером, эта штука оказалась на удивление простой в обращении. Он в два счета загрузил специальную программу для киносценариев.

Зазвонил телефон.

Амадо сердито посмотрел на аппарат. Не хотелось, чтобы его беспокоили именно сейчас, тем более, что у него нет ста друзей, которым бы не терпелось просто поболтать с ним по телефону. Правда, он дал свой номер Синди на случай, если ей понадобится позаимствовать у него еще жизненного опыта. Амадо снял трубку.

Эстеван рассказал ему про разговор с Роберто.

В другое время Амадо ответил бы только – си, эста бьен! – и в следующую секунду был бы уже за дверью. Но теперь какой от него прок? Он мог бы рвануть на машине в пустыню, найти Мартина и прикончить его. С радостью бы сделал это. Но вырыть яму и перетащить тело ему не под силу. Рассчитывать избавиться от него с помощью одних только стервятников в таком деле не приходится. Они оставят нетронутыми зубы Мартина, и его идентифицируют по стоматологической карте.

Кроме того, Амадо как раз собирался приступить к сочинению первого эпизода своей теленовелы. Мысленно он уже все разложил по полочкам. Включил новый компьютер с крутейшей программой. Запасся свежей сервесой, которая остужалась в холодильнике. А душу грело воспоминание о том, какая буэна кохида получилась сегодня у них с Синди.

Меньше всего ему хотелось ехать в тьму-таракань через долбанные горы, чтобы прикончить какого-то ублюдка.

Амадо предложил Эстевану пригласить на это дело братьев Рамиресов. Те изредка выполняли кое-какие поручения для эстеванской группировки – так, по мелочам, вроде мальчиков на побегушках. Настало время поднять их статус, поставить перед ними серьезную задачу. Правда, оба наркоманы с примесью кавальерос, зато с радостью ухватятся за возможность заколачивать хорошие бабки, работая на Эстеван а.

Тем более, что у Амадо теперь есть свое собственное дело.

* * *

Подъезжая к зданию, где находится кабинет Моры, Дон не знал, что и думать. Факт остается фактом – Ларга хранил в своей тумбочке визитку Моры. Был ее клиентом? Или приятелем? Имеет ли Мора отношение к его исчезновению?

С другой стороны, Дон радовался, что у него появилась новая зацепка для продолжения расследования. Иначе дело грозило остаться нераскрытым. Ведь нет ни мотива, ни улик. Просто еще один невезучий отморозок, попавший в геморройную переделку. Типичный «глухарь».

Подкатив к автостоянке, Дон сразу увидел машину Ларги. Он взял микрофон встроенной рации и доложил о находке.

Заглушив двигатель, Дон подошел к машине Л арги. Наступал самый неприятный момент. Предложи ему сейчас пари, он не колеблясь поставил бы штуку баксов, что труп Ларги находится в багажнике. Дои чуть наклонился и осторожно принюхался.

Он был уверен, что ему в ноздри ударит зловоние разлагающейся плоти. Но. ничего подобного детектив не учуял. Он наклонился вплотную к щели и смелее потянул носом. Обычный запах, как у всех автомобилей! Дон с облегчением перевел дух. Нанюхаешься мертвечины – потом целую неделю в носу будет смрад стоять. А рот придется полоскать джином и закусывать сырым луком и лимоном. Но мозг все равно будет помнить запах даже спустя несколько недель. Бр-р-р!

Эстеван положил трубку. Хотя Амадо не оправдал его надежд, он отнесся к этому с пониманием. С одной рукой ему не сделать того, что у него с легкостью получалось раньше. Эстеван больше не мог рассчитывать на Амадо в том, что составляло самую грязную, но необходимую часть бизнеса: убийства, увечья, способность не моргнув глазом причинить человеку боль, страдания и еще большую боль.

Амадо теперь инвалид. Калека. Имеет право пользоваться специальными местами на автостоянках.

Эстеван нехотя набрал номер телефона братьев Рамиресов.

Не то, чтобы они были неумехами. Когда надо в щепки разнести чей-то бар, угнать чужой автомобиль или выбить деньги из давно задолжавшего купца, двух более умелых работников не сыскать. Эстевана останавливало только то, что Рамиресы по-настоящему ловили кайф, делая эту работу. Оба брата были психопаты и садисты.

Эстеван в паре с Амадо годами нагоняли вокруг себя страху убийствами, пытками и безжалостной местью. Но делали это по необходимости, не получая ни малейшего удовольствия. Напротив, полученный стресс щедро заливался текилой. Ке варваро! Жестокость оправдывал лишь успех в бизнесе. Лос-эрманос Рамирес относились к жестокости, как к развлечению.

Даже Эстевану становилось от этого не по себе.

Но, рассудил он, если кто-то и заслужил право доставить удовольствие Рамиресам, так это Мартин.

Мартин чувствовал, как медленно поджаривается на солнце. От пота тело покрылось липкой пленкой. Мартин перекатился на живот и пощупал голову. На макушке образовалась корка запекшейся крови, которая остановила кровотечение. Однако, судя по количеству мух, жужжащих у него над головой, рана нехорошая.

Мартин осторожно принял сидячее положение. Голова потихоньку кружилась и болела, как с жестокого похмелья. Тем не менее, он жив. Пока, хотя бы.

Мартин сидел и взвешивал ситуацию. Вариантов развития событий, по его разумению, было несколько. Если Боб позвонил Эстевану и сдал Мартина, то сюда уже едет Амадо, чтобы прикончить его. Если Боб решил, что Мартин действовал по указанию Эстевана, то наверняка уже дал деру, и они его больше никогда не увидят. Мартин предпочел бы последнее. Но в любом случае ему необходимо как можно скорее вернуться в цивилизацию и попасть на прием к травматологу.

Он поднялся на ноги и увидел «глок» на земле в нескольких футах от себя. Мартин нагнулся, чтобы поднять его, и пошатнулся от головокружения. Потом он заметил лопату. К железному краю прилип ошметок его скальпа с торчащим клоком волос.

Мартин отвел глаза. Надо идти.

Мора удивилась и обрадовалась при виде Дона.

– Привет! Ты что тут делаешь?

Она одарила его великолепным, сочным поцелуем, обняв и прижавшись к нему всем телом. Фактически, этот поцелуй означал приглашение зайти гораздо дальше. Этим поцелуем Мора давала понять Дону, что у нее есть свободное время и желание. Но Дон отстранился.

– Послушай, мне все это очень неприятно, но я должен задать тебе несколько вопросов.

Мора заметно встревожилась.

– Надеюсь, ты не подхватил какую-нибудь инфекцию?

– Нет. Это служебные вопросы.

Мора тяжело сглотнула. Дон смотрел на нее совсем иначе. По-новому. Изучающе. И хотя Мора никогда в жизни не нарушала никаких законов и вообще не делала ничего предосудительного – ну, разве, немножко баловалась легкими наркотиками исключительно в целях снятия усталости – ее кожа вдруг покрылась испариной.

– Что происходит?

– Это я и пытаюсь выяснить. И рассчитываю на твою помощь.

– Ну, конечно, я помогу!

Дон, не отводя взгляда от лица Моры, показал ей поваренную книгу.

– Ты узнаешь этого человека?

С фотографии на обложке на нее смотрел Ларга.

– Да. Это Макс Ларга. Хотя ты и сам знаешь, потому что вот его имя, на обложке.

Мора спохватилась, подумав: «Почему я так нервничаю?»

– Ты с ним знакома?

– Конечно! Он один из моих клиентов.

Дон кивнул.

– Это очень важно. Когда ты его видела в последний раз?

Мора секунду помедлила.

– Сейчас скажу абсолютно точно.

Она подошла к письменному столу и достала из ящика еженедельник. Листая его, подумала, что неплохо бы поместить свою рекламу в какой-нибудь холистической медицинской газете. Что-то бизнес стал затухать в последнее время.

– На днях он не явился в назначенный ему час.

Дон записал дату и время.

– Ты уверена, что он не приходил?

– Да, я тогда разозлилась на него. Он даже не удосужился позвонить.

– Его машина внизу, на стоянке.

Мора недоуменно моргнула.

– Странно!

Дон кивнул.

– Да. Очень странно.

Сидя в машине, Боб включил радио и нажал кнопку поиска. Станция за станцией появлялась, выкрикивала отрывок рекламы и уплывала в едва слышное шипение небытия. Неужели больше никто не передает по радио музыку? Одни разговоры! Все что-то продают. Даже в новостях. По мнению Боба, люди смотрят или слушают новости только потому, что получают при этом удовлетворение от ощущения собственного превосходства. Они не хотят быть в курсе событий, не интересуются политикой – половина из них даже не участвует в голосовании на выборах. Новости нужны им только для того, чтобы сказать: «Мне хорошо по сравнению с теми бедолагами, которых залило наводнение в Айове. Не хотел бы я оказаться на месте того долболоба, что бешено мчится по автостраде, пытаясь скрыться от преследования полиции. Мое счастье, что я не только родился в первом мире, но и по происхождению своему выше всех этих голодных плебеев, затеявших массовые беспорядки в Ботсване, грабящих банки в Ван-Нуйсе и торгующих собственным телом в Бангкоке!».

Теория Боба заключалась в том, что новости окружающего мира, показывая ужасы и страдания человечества, отвлекают людей от недовольства собственной жизнью. Нельзя не почувствовать надежность и уют своего жилища, когда за его стенами свирепствует безумие.

Так, по меньшей мере, думал Боб. Поэтому он не слишком увлекался новостями.

Радиосканер, наконец, застрял на станции в диапазоне AM. Здесь тоже звучали одни разговоры, но они велись на испанском языке. Боб догадался по страстному и проникновенному голосу диктора, что речь шла о религии. Говорящий по-испански священник призывал людей следовать слову Божьему. Бобу понравилась тональность проповеди. Она вселяла веру в лучшее.

Боб не мог не дивиться тому, что все еще оставался в живых. За последние несколько дней его дважды похищали и приговаривали к смерти. И оба раза он добился отсрочки приведения приговора в исполнение. Ему удалось обмануть смерть. Это большое везение.

Его живучести должно быть какое-то объяснение. Боб в этом не сомневался. Но не знал, какое. Хотя чувствовал, что оно непонятным образом связано с Фелисией. С их сверхъестественной любовью. В общем, либо эта любовь берегла его, либо неизвестная высшая сила. А может, любовь и есть эта высшая сила.

Проповедник продолжал наставлять души слушателей на путь Иисуса, а Боб уже мчался вниз по горным склонам в Долину. Он знал, что нашел свою дорогу. Чувствовал, что нашел. Пока неизвестно, куда ведет эта дорога, ему еще не видны повороты и изгибы, которые, как он понимал, ждут его впереди. Но Боб полагался на свои инстинкты, доверял судьбе, которые, судя по случившимся с ним чудесам, его не подводили.

Так что везет ему неспроста!

Когда Боб подъезжал к дому Фелисии, его охватили два одинаковых по силе чувства. Первым была огромная радость, мурашками прокатившаяся по телу от макушки до мокрых от пота пальцев ног, от которой сердце забилось чаще, а грудь стала вздыматься, жадно втягивая в себя большие порции воздуха. Он жив! Сияет солнце, деревья качают ветками на ветру! Мир открылся ему во всем своем великолепии! Но еще сильнее и настойчивее, чем общее состояние благополучия, радости жизни и красоты окружающего мира, его обуяло второе чувство, из-за которого он так спешил домой, к Фелисии.

Ему было просто невтерпеж затащить ее в постель.

Мартин прошагал около трех миль, когда увидел, что в его сторону движется пикап. Он остановился, задыхаясь от внезапного удушья. Ему стало так плохо, что с трудом удавалось сохранять вертикальное положении и пришлось сцепить зубы, чтобы не стошнило.

Вот и Амадо пожаловал. Мартин знал, что должен сохранять спокойствие и готовность действовать быстро. Он сжал пальцами рукоятку «глока» в кармане. Пусть подъедет поближе, совсем близко, и тогда он молниеносным движением выхватит пушку и всадит в этого сукина сына всю обойму.

Но оказалось, что это не Амадо. За рулем пикапа сидел охранник парка.

Машина затормозила, подняв облако пыли. Из нее выпрыгнул долговязый парень. Лицо у него было такое красное от прыщей, солнца и жары, будто его опалили паяльной лампой. Оно выражало тревогу.

– Эй, мистер, с вами все в порядке?

Мартин не знал, как ответить. Вопрос был таким тупым, что ему захотелось пристрелить этого парня, не сходя с места. «Ну, приглядись ко мне, идиот, – подумал он, – неужели и так не видно?».

– Я упал и ударился головой.

Пожалуй, лучше его не убивать.

– Дайте-ка я посмотрю, что там!

Охранник подошел вплотную к Мартину и стал изучать его макушку.

– Думаю, мне надо в больницу.

Охранник согласно кивнул.

– Я тоже так думаю.

С его помощью Мартин взобрался на пассажирское сиденье пикапа. Им вдруг овладела неимоверная слабость, прямо предобморочное состояние. Охранник включил кондиционер и погнал пикап, круто развернув его на сто восемьдесят градусов. От холодного воздуха пот высох на лице Мартина, по коже пробежал озноб. Однако это был приятный озноб, в предвкушении прохлады больничной палаты, холодного жжения антисептика и операционного шва. Холодок комфорта и безопасности.

Но когда пикап выехал с грунтовой колеи на шоссе и покатился в сторону города, Мартина пробрал совсем другой холодок. И причиной тому стали братья Рамирес, промчавшиеся мимо на своем внедорожнике.

Ах, черт! Вот это уже плохо!

Мартин опять почувствовал головокружение. Вернее даже, голова его будто отделилась от шеи и повисла в воздухе, плавно поворачиваясь туда-сюда. Будь сейчас открыто окошко, она бы выплыла наружу. В руках возник непонятный зуд, а глаза заволокла черная тьма.

Бесчувственное тело Мартина повалилось вперед, голова стукнулась о переднюю панель. Охранник обернулся и с испугом увидел, что из открывшейся раны на макушке пассажира потекла густая струйка крови, грозя перепачкать всю кабину.

Охранник одной рукой дотянулся до коробки с салфетками, зацепил пятерней сразу три или четыре и прилепил все вместе поверх окровавленной головы Мартина. Уголки салфеток поднялись вверх, трепыхаясь в потоке воздуха из решеток кондиционера и постепенно окрашиваясь в красный цвет. На голове Мартина словно распускалась огромная алая роза.

Мора видела такие комнаты для допросов в полицейских сериалах. Неуютно-казенные, мрачные. Но вот чего не почувствуешь по телевизору, это запах! Тошнотворно-сладковатый душок страха и отчаяния. Мору это открытие даже позабавило. Кто бы мог подумать, что страх можно обонять! И тем не менее, ошибки нет, именно так пахнет непритворный, животный страх!

Запах не только вызвал у Моры отвращение, она им сама заразилась. Скоро ее кожа покрылась холодным, липким потом. Нервы напряглись, как натянутые до предела струны. Запах исходил от нее самой.

Но почему?

Чем она провинилась? Почему Дон обращается с ней, как с чужой? А вдруг именно такой он и есть на самом деле?

Дон вошел в комнату для допросов и протянул ей чашку горячего чая.

– Извини, что все так получилось!

Мора молча взяла чай. Говорить не хотелось.

– Проще всего перечислить все события с самого начала.

Она отпила чая.

– Ты в порядке?

Мора подумала, как ответить, и решила, что проще промолчать.

Дон посмотрел на нее с пониманием и любовью.

– Наверное, не стоило приводить тебя сюда. Прости!

Мора продолжала безмолвствовать, замкнувшись в себе.

– Знаешь, я просто застрял. Дело очень важное, но в нем появляется все больше необъяснимых обстоятельств. У меня остался единственный способ распутать этот клубок, проследив, как развивались отношения между тобой и мистером Ларгой.

Мора встрепенулась. Его откровенность частично избавила ее от оцепенения, вызванного страхом. Зато теперь она всерьез разозлилась.

Дон рисовал каракули в своем блокноте.

Мора отхлебнула чаю.

Дон сделал новую попытку.

– Ну, пожалуйста!

Мора не произнесла ни слова. Она старалась ровно дышать. Ее глаза хранили кроткое выражение, никак не выдавая гнева и негодования, растущих у нее в душе, пышущих испепеляющим жаром, грозящих выплеснуться наружу, будто выброс лавы из кратера вулкана Кракатау.

Под ее невозмутимым взглядом Дон беспокойно заерзал на стуле. Настала его очередь вспотеть. Мора решила заговорить.

– Мне нужен адвокат?

Под сокрушающим, весом в «бьюик», ударом чувства вины Дон согнулся, как дешевый импортный бампер.

– Ну, конечно же нет, дорогая! Об этом и речи быть не может! Ты же не арестована, ты даже не подозреваемая, просто… просто я думал… Прости! Я все испортил!

С ее лица не сходило бесстрастное выражение, но внутренне Мора торжествовала. Ей удалось повернуть против Дона его же оружие. Теперь она может из него веревки вить, заставить делать, что захочет.

– Тебе придется очень постараться, чтобы заслужить прощение!

В сладостном изнеможении Боб соскользнул с Фелисии, такой же мокрой от пота, как и он сам, и повалился на спину. Она перекатилась на бок и любовно посмотрела на него.

– О, Роберто!

Боб не сумел произнести ни слова, только погладил рукой ее кожу, нащупал пальцы и крепко сжал их.

Фелисия блаженно вздохнула, свернулась рядом с ним в клубочек и задремала. Где-то у нее в горле рождалось негромкое довольное урчание, как у сытого котенка. Боб чувствовал сбоку прикосновение ее грудей, мягкую тяжесть ноги, лежащей у него на бедрах. Ее тепло. Легкое, равномерное дыхание. Бег горячей крови под шелковистой коричневой кожей. Ему захотелось оставаться здесь, в постели, с Фелисией гораздо дольше, чем несколько часов, дней и даже месяцев.

Стоп! Внезапное озарение потрясло его. Ему хотелось оставаться с Фелисией всю жизнь, до самого конца! Он любит ее!

Ему хотелось жить с этой радостью так долго, насколько возможно. Пока не произойдет что-то неодолимое и не разобьет их сердца, разлучив навеки. Хотя Боб верил, что люди способны долгое время прожить счастливо вместе и расстаться по-доброму, если уж тому суждено случиться. Наверное, думать так наивно. Ну, и пусть!

Кажется, впервые в жизни Бобу по-настоящему повезло. До сих пор, на что бы он не положил глаз, будь то симпатичная девушка, хорошая вакансия, последний экземпляр коллекционного первого издания комиксов, все это каждый раз доставалось кому-то другому. Давно пора, чтобы и на его улице наступил праздник.

Но удача преходяща. Подтверждение этому встречаешь то и дело. Постоянно слышишь, что чье-то везение внезапно иссякло. Боб понимал, ему требуется нечто большее, чем везение. Он обязан сознательно обеспечить свое выживание в долгосрочной перспективе. Особенно, если хотел продолжать работать в этой новой для себя сфере деятельности.

Боб стал перебирать в уме способы самообороны, которые мог бы взять на вооружение. Первый и самый очевидный – научиться стрелять из пистолета. Но оружие обладает существенным недостатком. Оно имеет обыкновение выстреливать неожиданно. Слишком велика опасность ранить кого-нибудь случайно. За ношение с собой пистолета могут арестовать. И вообще, огнестрельное оружие вызывало у Боба неприятное чувство. Нет, это не для него.

Так же, как и холодное оружие. Орудовать ножом – слишком кровавый способ самообороны. Он мог бы обучиться кунг-фу или еще какому-нибудь смертельному боевому искусству. Надо посоветоваться с Эстеваном. Познать секреты выживания от старого профессионала.

С этой мыслью Боб провалился в сон.

Прошло несколько минут, прежде чем окружающий мир принял четкие очертания. Белые занавески, светящиеся в солнечном сиянии. Сотни дырочек на подвесном потолке. Их можно считать. У противоположной стены чья-то темная фигура перед телевизором. Звуки бейсбольного матча.

Одурманенный мозг плохо соображал. Мартин испытывал приятный кайф, очевидно, вследствие инъекции какого-то обезболивающего, и неприятное стеснение из-за того, что связан по рукам и ногам. Он с трудом приподнял голову.

Мартин увидел, что к внутренней стороне его предплечий подсоединены гибкие трубки. Через них из подвешенных сверху пластиковых мешочков в организм напрямую поступали питание, вода, лекарства, что угодно. Запястья были перехвачены широкими нейлоновыми лямками. Мартин попытался высвободить кисти, но это оказалось невозможно. Что дальше?

По мере того, чувства возвращались к нему, Мартин открыл для себя еще несколько неприятных ощущений. Во-первых, в горле пересохло дотакой степени, что, казалось, слизистая оболочка сморщились и растрескались, как выжженная солнцем земля. Голову в том месте, где этот долбанный Боб треснул по ней лопатой, терзала нестерпимая, острая боль. И в довершение ко всему – о нет, только не это! – ему ввели катетер в мочевой пузырь прямо через пенис.

– Воды!

Его ли голос произнес это слово? Если да, то это случилось помимо воли Мартина. Он не хотел выдавать себя, пока не обретет способность нормально соображать.

– Воды!

Действительно, хриплое карканье вырывалось изо рта Мартина.

– Пить хотите?

– Воды!

Темная фигура поднялась с места и приблизилась. Мартин безошибочно определил, что этот человек служит в правоохранительных органах. В руке он держал пластиковый стакан. Мартин приподнял голову и ухватил губами гибкую соломинку. Он медленно втягивал внутрь ледяную жидкость. Ничто – ни наркотики, ни секс, ни изысканная еда – ничто и никогда не доставляло ему подобного наслаждения!

– Все не пейте!

Служитель Фемиды отнял стакан. Мартин опустил голову на подушку.

– Рад, что вы, наконец, очнулись. Мы даже не знали, сколько придется ждать.

Мартин молчал, не зная, что сказать.

– У нас к вам много вопросов.

– Каких?

– Я местный шериф, а вы наш человек-загадка.

Шериф выпрямился и хлопнул обеими ладонями по своему пивному пузу, похожему на пляжный мяч.

– Что ты делал посреди пустыни? Надеялся сбыть там героин?

Сначала Мартин не мог понять, о чем речь. Потом вспомнил прихваченные на квартире Норберто пакетики с марафетом – те, которые хотел подбросить Бобу.

– При тебе обнаружены марихуана, героин, расфасованный для незаконной продажи, незарегистрированное оружие.

Шериф многозначительно посмотрел Мартину в глаза.

– Такты расскажешь мне, как оказался в пустыне и чем там занимался?

Чего Мартин действительно хотел, так это спокойно подумать. Задрать куда-нибудь ноги, запалить толстого косяка и поразмыслить на различными вариантами развития событий, своих действий и так далее.

– Тебе светит от пяти до пятнадцати в Соледад. Мартину будет – сколько? – пятьдесят лет, когда он выйдет на свободу. Что скажут родители, когда узнают?

– Я хочу заключить сделку.

Фраза вырвалась быстро и легко.

Шериф улыбнулся.

– Хочешь поведать мне, у кого приобрел это дерьмо?

Мартин моргнул.

– Я буду говорить только с сотрудником ФБР!

– О-о, да ты птица высокого полета!

Шериф сел на край кровати, только теперь он вел себя довольно бесцеремонно. Мартин поморщился, когда дернулся катетер, торчащий из его пениса.

– Как я понимаю, наркотики ты приобрел в Калифорнии, пытался продать их в Калифорнии, и находишься сейчас тоже в Калифорнии. И заниматься тобой будет правосудие штата. Федералам здесь делать нечего!

До чего же упертый этот шериф!

– Я хочу заключить сделку с правосудием!

– Слышал уже. Что дальше?

– Я работаю на мексиканскую мафию.

Шериф поднялся.

– Так, вот это уже лучше!

Он направился к двери. Мартин не хотел, чтобы он уходил. Не хотел оставаться в палате в одиночестве. Вспомнилась встреча на шоссе с братьями Рамирес. Ему вдруг стало страшно. Очень страшно.

– Вы обязаны обеспечить мне охрану! Иначе они найдут меня и убьют! Вы обязаны защитить меня!

Шериф задержался в дверях.

– Я схожу за кофе, а когда вернусь, ты расскажешь мне все, как на духу!

Эстеван не любил такие места, вроде этого бара в Восточном Лос-Анджелесе. Внутри темень сплошная. Здесь только проблемы искать на свою голову. Эстеван попросил Амадо поехать с ним, но тот отказался, сославшись на занятость. Пишет сценарий теленовелы! Эстеван почувствовал такую усталость, что даже не стал его уговаривать. Хотя знал, скажи он ему, куда направляется и с кем намерен встретиться, Амадо согласился бы сопровождать его. Но время от времени эль-хефе должен напоминать всем, что у него у самого есть уэвос! Поэтому Эстеван сунул под спортивную куртку свою девятимиллиметровую пушку с полностью снаряженной обоймой и поехал один.

Теоретически бояться ему нечего. Братья Рамиресы работали на него. А значит, должны защищать его интересы. Но что-то непонятное происходило с ним в последнее время. Эстеван не чувствовал прежней непоколебимой уверенности в себе, и это ощущали окружающие. И теперь ему надо почаще оглядываться через плечо.

Братья Рамиресы, Томас и Чино, сидели за дальней перегородкой. Перед ними стояло по «пасифике» в бутылках с длинными горлышками, пиалка с порезанными лаймами, а на столе насыпано несколько белых полосок «мета» – кристаллического метамфетамина. Оба как раз склонили над ними головы, когда вошел Эстеван.

– Кв паса, амигос?

Он подсел к братьям и кивнул бармену, чтобы принес еще пива на всех. Эстеван знал, что тот лишь недавно вышел из тюрьмы, отсидев двенадцать лет по сфабрикованному обвинению в непредумышленном убийстве.

– Ло сьенто, хефе!

Томас пустился в пространные объяснения с многочисленными отступлениями, почему их поездка в пустыню на поиски Мартина закончилась безрезультатно. Эстеван все ждал, когда тот доберется до сути, но пары кристаллического мета в мозгу Томаса заставляли его язык останавливаться походу повествования на мелких, ненужных подробностях и сопутствующих анекдотах.

Наконец, все стало ясно. Мартина увез в своей в машине охранник парка.

Эстеван долго и молча смотрел на братьев. Чино беспокойно заерзал на пластмассовой скамье.

– Извини, так вышло…

Эстеван заговорил.

– Куда его отвезли?

Томас и Чино переглянулись.

– Не знаем…

Они опять начали наперебой говорить что-то, но Эстеван взглядом велел им замолчать, вынул сотовый телефон и набрал номер. После короткого разговора выключил телефон и снова обратил взгляд на братьев Рамирес. Чино еще поерзал, потом не вытерпел, взял свернутую в трубочку долларовую бумажку и втыкнул марафета.

Принесли пиво.

Эстеван выжал в свой бокал кусочек лайма и отхлебнул. Томас вслед за братом втянул в нос полоску белого порошка и предложил долларовую трубочку Эстевану.

– Но, грасиас!

Все трое сидели, не произнося ни слова. Эстеван оставался совершенно невозмутимым, curado сото un pepino [16], в то время как обоих братьев так и подмывало заговорить. От волнения они пили свое пиво слишком быстро.

Зазвонил телефон Эстевана.

– Буэно.

Несколько секунд он молча слушал, потом выключил телефон, сложив его пополам.

– Он в больнице. В Палм-Спрингс.

Братья переглянулись. Первым заговорил Чино.

– Ты хочешь, чтобы мы туда поехали?

Эстеван кивнул.

– Си.

Томас моргнул.

– Сейчас?

– Си, аора!

Чино стал суетливо сгребать ребром ладони оставшийся мет в кучку, но зацепил капли лаймового сока, и порошок слипся в клейкий комок. Он посмотрел на брата, тот пожал плечами, и оба удалились с немного смущенными ухмылками на лицах.

Эстеван тяжело вздохнул и не спеша выпил еще пива. Хорошо, что Мартин в больнице и далеко. У него есть время сделать необходимые приготовления.

Амадо испытывал большое удовольствие. Оказывается, писать сценарий не менее интересно, чем смотреть теленовеллу. Только теперь у него есть возможность заставлять персонажи делать то, что захочет. То, что, по его мнению, они должны делать. Например, Фернандо задает взбучку падре, чтоб знал, как трахать Глорию. В своем сценарии Амадо не прячет страсти за кадр, а наоборот, они кипят на глазах у зрителя. Персонажи кричат! Живут! Любят! Дерутся, как помешанные!

Если бы еще только чингадо телефоне перестал трезвонить и дал ему дописать до конца начатую фразу!

Амадо разбирало любопытство. Что же все-таки происходит, черт возьми? Он не сомневался, что Эстеван может сам позаботиться о себе. Ничего, пусть вспомнит прошлое! Амадо улыбнулся собственным мыслям. Может, хоть теперь эль-хефе поймет, как много Амадо делал для него! Слишком поздно, но оценит его усилия. Пока Эстеван блаженствовал возле бассейна или разъезжал по Лос-Анджелесу со своим гринго, Амадо работал. В результате Эстеван расслабился, это время как Амадо оставался начеку и сохранил боевую форму. Ничего, пусть эль-хефе поупражняется, это ему только на пользу!

Печатать на лэптопе было непросто, поскольку левая рука Амадо не успевала за речью персонажей, рождающейся у него в голове. Тем не менее, благодаря усидчивости и сосредоточенности автора, стопка страниц с текстом продолжала расти.

Только ближе к вечеру стук в дверь отвлек Амадо от работы.

Если это опять Эстеван, он ему морду набьет! Скажет ему, чтобы посмотрел вниз и поискал там свои кохонес! Но, открыв дверь, увидел не Эстевана. Перед ним стояла Синди с розовыми косичками, торчащими над головой, как две антенны.

20

Боб свернул в проезд к дому Эстевана. Он с восхищением взирал на окружающую его красоту неописуемую. Пальмы, цветы, подстриженный газон. Богато декорированный дом в колониальном стиле выкрашен в красный цвет оттенка асьенда-рохо с ослепительно белой окантовкой. Большой дом. Внушительный. Садовник подравнивал громадными ножницами зеленую изгородь, а второй метелкой очищал газон от обрезков травки. Здесь не слышно бензиновых воздуходувок для уборки листьев, жужжащих по всему Лос-Анджелесу, как рой рассерженных ос. Люди при бабках могут позволить себе иметь бесшумного садовника с метлой.

Здесь царили тишина и покой. Солнце просвечивало сквозь пальмовые листья, напротив каменных ступенек веранды булькала водичка в мозаичном фонтане, среди зелени щебетали птицы, мягкое и равномерное шуршание метлы по асфальту уносило Боба в другое время, в другое место.

Лупе открыла створку резных деревянных дверей и впустила его в дом. Интерьер был выдержан в стиле, который можно назвать мексиканский модерно. Просто, светло. Стены выкрашены в густые, сочные цвета.

Боб никогда в жизни не встречал подобного великолепия.

Лупе обратилась к нему.

– Он сейчас спустится. Хотите выпить?

– Да, пива, если можно.

– Кларо! Присядьте пока.

Лупе ушла.

Боб встал и выглянул во внутренний двор через большое окно. Рядом с домом находились джакузи и плавательный бассейн. Сад отсюда казался еще больше, чем при въезде. На переднем плане красовались несколько джакаранд, разбит розовый цветник, а склон холма покрывали отдельные, на первый взгляд дикорастущие, кустики мексиканского шалфея и розмарина.

В комнату вошел Эстеван и кашлянул. Боб обернулся.

– Роберто!

– Привет!

Эстеван подошел к нему вплотную и крепко обнял.

– Рад, что ты жив и здоров!

– Я тоже!

На Эстеване был элегантный светло-коричневый костюм, белая сорочка и лиловый галстук в цветочек. Боб решил, что он похож на какого-нибудь латиноамериканского фабриканта. Костюм ему очень шел. Боб почувствовал себя неловко в своих джинсах и хиповой рубашке для боулинга поверх футболки. Эстеван посмотрел на него с очень серьезным выражением.

– Роберто, если тебя опять кто-то попытается убить, ты не должен оставлять его в живых! Энтьендес?

Боб кивнул.

Вошла Лупе, неся на подносе две бутылки с пивом. Эстеван нежно поцеловал ее в щеку.

– Грасиас, корасон!

Лупе улыбнулась Бобу и удалилась.

– Хочу жениться на этой женщине!

Боб радостно улыбнулся.

– Я тоже хочу жениться – на Фелисии!

Эстеван с улыбкой подал Бобу пиво.

– Ке буэно! A su boda! [17]

Они чокнулись.

Боб сделал большой глоток ледяной сервесы.

– А как же теперь быть с Мартином?

– О нем есть кому позаботиться.

Эстеван сел на софу. Боб последовал за ним и сел рядом.

– Почему он хотел убить меня?

– Наверное, потому, что ты бы не стал предателем.

Боб задумался над этими словами. Мартин тоже вроде не был похож на предателя, но, с другой стороны, что известно Бобу о корпоративном политиканстве? Он сам у себя на работе всегда оставался в мертвой зоне под радаром, безнаказанно воровал скрепки и разгильдяйски относился к своим обязанностям.

– Мартин пытался прибрать к рукам мой бизнес.

Боба это удивило.

– Неужели?

– Он подкинул руку Амадо полиции. Убил Норберто. Пытался убить тебя.

Новость потрясла Боба.

– Норберто мертв?!

Эстеван кивнул.

– Послушай, Роберто, кроме Мартина, очень многие хотели бы, чтобы меня не стало. Те, кого прельщает мой бизнес. Я подозреваю, что Мартин работал на кого-то из них. Мне понадобится твоя помощь, Роберто!

– Что надо делать?

Боб испугался, что Эстеван сейчас велит ему перестрелять кучу народа. Одно дело убить Мартина в порядке самообороны. Это он мог бы сделать. Это даже следовало сделать. Но вряд ли ему под силу охотиться по всему Лос-Анджелесу за эстевановскими врагами. Ему не хватало кровожадности и жестокости. Боб не хотел заниматься заказными убийствами. Он никогда не станет таким, как Амадо.

– Я ведь не киллер.

Эстеван засмеялся.

– Знаю, Роберто, знаю! А мне и не нужен киллер, сабес? Мне просто нужен человек, которому я могу доверять.

Эстеван посмотрел ему прямо в глаза.

– Я могу тебе доверять?

Боб кивнул.

– Абсолютно!

Эстеван хлопнул себя ладонями по коленям и встал.

– Вале, тогда за работу, времени у нас очень мало!

Мартин лежал на больничной кровати. Ему было очень хорошо. Особенно хорошо после того, как он обнаружил круглый пластмассовый краник, регулирующий подачу демерола в его вену. Ему нравилось ощущение, какое дает демерол – словно волнами накатывает на мозг – ш-ш-ш-ш… Нахлынет мягко и будто откатится… А потом снова – ш-ш-ш-ш… Волна за волной, опуская его все глубже и глубже в состояние блаженного транса.

Интересно, от демерола бывает передозировка?

Пузатый шериф сидел у него на кровати и уплетал двойной чизбургер с громадными чипсами, принесенные из неизвестного ресторана быстрого обслуживания. Мартин с любопытством и веселым ужасом наблюдал, как толстяк ссыпал чипсы в пакет вместе с двумя пакетиками соли, закатал верхушку пакета и начал трясти, как огромную замасленную мараку. Звук получился далеко не музыкальный. Мартин повернул круглый краник.

Масляных пятен на боках ярко расцвеченного пакета прибавилось. Шериф стал совать в пакет руку и доставать горсти жирно лоснящихся чипсов. Он запихивал их в рот и одновременно говорил что-то. Смысл слов ускользал от Мартина, но голос раздражал. Вернее не сам голос, а тот снисходительный тон, каким представители власти имеют обыкновение общаться со всеми остальными. Чем дольше длился монолог шерифа, тем больше отворачивал краник Мартин.

Он бы не прочь, чтобы эта капельница находилась при нем все время. Кто-то действует тебе на нервы? Открой краник! Застрял в пробке, а по радио одна реклама? Ширни гуты! И тебе сразу станет хорошо! Капельница с «демеролом» – отличное средство для существенного повышения качества жизни.

Амадо сидел на кровати среди скомканных простыней и смотрел, как Синди читает его сценарий. Он был вынужден признаться самому себе, что сильно волнуется. То, что ему удалось завершить свой первый черновой вариант, вызывало у него гордость и небольшое головокружение. До сих пор в его жизни не свершалось ничего подобного – чтобы его посетила идея, он принял соответствующее решение, потом сел и просто осуществил задуманное. Сам, от начала до конца. Конечно, ему давали приказания, и он их выполнял. Сперва кого-то разыскать, потом зарыть в чистом поле. Но то было совсем иное. Для таких дел большого ума не требовалось. И особых личных качества тоже. Повседневный труд в преступной организации лишен духовной отдачи. Амадо не оставлял его только потому, что работа легкая, а деньги хорошие.

Но это занятие не приносило ему никакого морального удовлетворения.

Теперь же Амадо обнаружил, что наделяя персонажи дыханием жизни силой своего воображения, воспроизводя человеческие страсти на чистом листе бумаги, создавая захватывающую историю, какую просто невозможно не рассказать, он тем самым заполнял пустоту в собственной душе. Писать киносценарий нелегко, но Амадо упоенно переживал творческие муки и, будто в награду, чувствовал себя удивительно хорошо.

И еще он испытывал непонятную, головокружительную, какую-то мальчишескую увлеченность Синди. Эта корейская девочка не имела ничего общего со знакомыми ему женщинами. Во-первых, в отличие от роскошных латин с пышными, колышущимися формами, Синди была миниатюрной, изящной малышкой. Амадо мог одной сложенной в горсть ладонью взяться за обе ее грудки. У нее почти не росли волосы на лобке. Бедра и попка были узкие, как у подростка. Но Амадо сходил по ней с ума.

Ему пришло в голову, что, возможно, Синди казалась такой неотразимо соблазнительной не телом, но живостью ума, своей яркой личностью. Амадо никогда в жизни не встречал такого умного и забавного собеседника, как Синди. Ее все интересовало – люди, города, идеи, слова. Она была любознательная. И очень смелая.

Синди переворачивала страницы сценария с нарастающим интересом и восторгом. Амадо любовался ее бесстыдно голым и удивительно сильным телом, лежащим поверх простыней, растрепавшимися во время секса розовыми косичками.

– Амадо, я не понимаю по-испански!

Он улыбнулся.

– Хочешь, я буду тебе читать и переводить?

– Хочу!

Она забралась под простыню, как маленькая девочка, которая приготовилась слушать сказку на ночь.

Амадо начал читать.

Мора сидела на очень неудобном стуле рядом со столом Дона и увлеченно листала каталог полицейского снаряжения. Кобуры, наручники, «тазеры», баллончики с перечным спреем, пуленепробиваемые жилеты и еще много других крутых штучек. Все они, даже обувь, вызывали у Моры живой интерес. Надо спросить у Дона, обязательно ли служить в полиции, чтобы заказать по этому каталогу, или это может сделать любой добропорядочный гражданин. Вот было бы здорово облачиться в полицейское обмундирование и приковать Дона наручниками к кровати! Вот эти, к примеру, хороши, пластиковые – прочные, легкие и доступные по цене! Отличное средство для усмирения тех, кто оказывает сопротивление властям! И если Дона чем-то не устраивает огнестрельное оружие в постели, то, возможно, подойдет вот эта ночная дубинка полицейского!

Дон положил телефонную трубку и повернулся к Море.

– У меня к тебе есть один очень личный вопрос.

– Неужели?

– Насколько хорошо ты знаешь своего бывшего любовника?

Мора на секунду задумалась. Она знала Боба достаточно хорошо. У них были минуты интимной близости. Они делились друг с другом мечтами и надеждами. Однако Мора никогда не сближалась с Бобом так, как с Доном. Трудно сказать, хорошо ли она его знала.

– А что?

– Значит, так. У меня есть две человеческие руки. Происхождение одной неизвестно. Отпечатки пальцев отсутствуют во всех имеющихся базах данных. Хотя я уверен, если обнаружится труп однорукого бандита, это и будет бывший владелец руки.

– Вторая рука принадлежала Максу Ларге. Твой бывший любовник, Боб, привез ее в полицию. Ларга был твоим клиентом. В тот день, когда он не явился к тебе на прием, вместо него пришел Боб. Однако автомобиль Л арги найден на стоянке твоего офиса.

Мора смотрела на него с бесстрастным выражением на лице.

– И что из этого следует?

– Предположим, Ларга не был вовлечен в преступную деятельность и не имел ничего общего с мексиканской мафией.

– Ну, а причем тут Боб?

– Вот это я и хочу знать.

Мора пожала плечами.

– Я. конечно, не могу сказать с полной определенностью, но сомневаюсь, чтобы Боб тусовался с мафиозными типами. То есть, я даже представить себе этого не могу.

Дон состроил серьезную мину, означающую, что у него есть плохие новости.

– Возможно, тебя это не обрадует, но я начинаю думать, что Боб причастен к исчезновению Ларги.

Мора расхохоталась.

– Круто!

– Круто?

Мора постаралась взять себя в руки.

– Понимаешь, просто… просто, если бы ты знал Боба… это так не похоже на него! А если он действительно сделал нечто подобное, разве это не круто?

Дон хотел сказать что-то, но спохватился и тяжело вздохнул.

– Давай попытаемся вместе разыскать его!

Мора вскочила со стула.

– Круто!

Боб и Эстеван расписались на последних карточках с образцами подписей владельцев счета. Банковский менеджер, тощий тип в дорогом костюме, улыбнулся обоим.

– Огромное спасибо!

Эстеван кивнул.

– Деньги переведут на этот счет к концу рабочего дня.

– Великолепно! А поскольку сумма так велика, осмелюсь предложить вам некоторые виды инвестиций, которые обеспечат не только сохранность вашего вклада, но и обеспечат накопление и прирост намного более высокими темпами, чем обычная сберегательная программа!

Боб посмотрел на Эстевана.

– Ты как считаешь? Эстеван улыбнулся в ответ.

– Решай сам, Роберто! Возьми визитку у этого человека и обсуди с ним все детали завтра!

Боб не успел и глазом моргнуть, как визитная карточка банковского менеджера очутилась у него в руках.

– Спасибо.

– Звоните мне в любое время, Роберто! Номер моего домашнего телефона на обороте!

Эстеван встал, за ним Боб.

– Я позвоню вам завтра.

Мужчины пожали друг другу руки. Шагая к выходу, Боб негромко сказал Эстевану:

– Я и не знал, что банкиры такие услужливые.

– Просто тебе не приходилось открывать счет на двадцать миллионов долларов.

Прогремел пистолетный выстрел. Мартин вздрогнул и проснулся. За первым последовали еще два, послышался грохот, как при падении чего-то тяжелого, кто-то закричал. Мартину хотелось повернуть голову и посмотреть, что происходит, но она не слушалась, одурманенная демеролом. Откуда-то из глубины сознание подсказывало ему, что надо бы испугаться. Однако на лице Мартина застыла блаженная улыбка, будто у него перед глазами происходило что-то забавное.

Большая, размытая тень, наверное, шерифа, пересекла пространство перед кроватью, не переставая палить из пистолета. Его пушка грохотала просто оглушительно. Мартин чувствовал, как его конечности непроизвольно дергаются при каждом выстреле. В перестрелку включились и другие пистолеты, и теперь Мартину казалось, что он исполняет какой-то новый хиповый танец. Примерно так же прикалываются ребята на Эм-ти-ви. Привяжись к кровати в пижаме и дергайся с нами!

На лицо ему брызнуло чем-то мокрым. Он решил, что это кровь и его подстрелили. Но потом понял, что жидкость прозрачная и струйкой течет откуда-то сверху. Мартин посмотрел в ту сторону и увидел простреленный пластиковый мешочек капельницы.

Черти полосатые, не умеют обращаться с наркотиками!

Они встретились с Амадо в японском ресторанчике в центре города. Эстеван наблюдал, как Боб поддевает палочками и с шумом втягивает в себя длинную лапшу из гигантской миски с супом. Амадо сидел напротив вместе с какой-то девчонкой с панковой внешностью, по имени Синди Ким. Эстевану это казалось ум-поко раро. Кореянкам что, фамилия не полагается? Даже у шлюх, с которыми раньше жил Амадо, имелись фамилии.

Эстевану понравился удон, но он понял, что надо повесить на грудь салфетку, иначе забрызгаешь супом весь костюм. Надо было заказать что-нибудь не слишком жидкое.

Амадо положил на стол между собой и Эстеваном большой коричневый конверт.

– Мне нужна твоя помощь.

Эстеван ухмыльнулся. Этого следовало ожидать. Они всегда приползают обратно и просят тебя о чем-то. Могущество привлекательно, и они всегда возвращаются.

– Я тоже просил тебя помочь.

Амадо опустил взгляд в свой суп.

– Извини, Эстеван. Я просто пытаюсь изменить свою жизнь.

Эстеван осторожно выловил из супа и съел кусочек свинины. Может, они здесь выпекают что-нибудь вроде меди-аночес?

– Мне понадобится ответная услуга.

– Я не могу делать то, что прежде.

Как бы в подтверждение слов Амадо показал ему свою единственную руку.

– Для этого нужны две руки!

– Я тебя еще ни о чем не попросил.

Эстеван видел, что Амадо мучительно стыдился просить о помощи. Конечно, он позаботится об Амадо, но прежде необходимо напомнить ему, кто здесь босс.

– Амадо, ты сам знаешь, что я помогу тебе.

Боб решил вмешаться.

– Мы же одна семья!

Эстеван посмотрел на Боба. Тот явно заимствовал эту фразу из какого-нибудь фильма, и все же упоминание о семье тронуло обоих мексиканцев. Амадо повернулся к Синди.

– Мы с Роберто через многое прошли вместе!

Синди улыбнулась и ничего не сказала. Эстевану начинала нравиться эта девочка. У нее не было ничего общего с хмарами, которых до сих пор имел обыкновение снимать Амадо. Видимо, он действительно многое поменял в своей жизни.

– У тебя есть друзья на Телемундо.

Это правда. Эстеванатам знали все.

– Сьерто.

– Я написал сценарий для теленовелы.

Эстеван этому несказанно удивился.

– Ке?

– Я написал телесценарий.

Вмешалась Синди.

– И очень хороший!

Боб с уважением взглянул на Амадо.

– Это круто!

Эстеван все еще переваривал информацию.

– Ты написал сценарий?

– Си. И хочу знать, можешь ли ты сделать так, чтобы кто-нибудь на Телемундо прочитал его.

– Tu eres un escritor? [18]

Амадо пожал плечами.

– Un guionista. Si [19].

Синди заглянула Амадо в лицо.

– Что такое гьониста?

– Киносценарист.

Эстеван и Амадо сцепились взглядами.

– Конечно, я помогу! Сегуро!

– Грасиас, Эстеван. Мучас грасиас!

– Де нада, амиго.

Эстеван перевел взгляд на Боба, и Амадо сделал то же самое.

– Мне надо уладить кое-что, а затем я ненадолго уеду в Мексику. Роберто останется присматривать за делами.

Амадо быстро взглянул на Эстевана.

– Роберто?

Эстеван кивнул.

– Я хотел попросить тебя помогать ему на время моего отсутствия.

Боб тоже кивнул.

– Мне может понадобиться какой-нибудь инструктаж или вроде того.

Амадо широко улыбнулся.

– Я всегда помогу Роберто. Мы же одна семья!

Дым клубился возле кондиционера под струями нагнетаемого в палату воздуха. От резкого запаха пороха у Мартина щипало в носу. Этот запах действовал сильнее любой нюхательной соли и испортил ему весь кайф. В палату набилась целая толпа народу – врачи, медсестры, полицейские. Одна из медсестер устанавливала новую капельницу. Это хорошо!

Она сказала Мартину что-то насчет повреждения дозирующего вентиля, но эти технические мелочи не имели значения, лишь бы наркотик продолжал капать ему в вену. К Мартину обратился шериф, которому перевязывал руку один из врачей.

– Узнаешь этого человека?

Мартин не понял.

– Какого?

– Того парня на полу.

Мартин вытянул шею. Но полу творилось что-то невообразимое. Осколки стекла, обломки мебели, повсюду какое-то дерьмо, и там же, растянувшись в луже крови, лежал Томас Рамирес, не подавая ни малейших признаков жизни.

Мартин кивнул.

– Ага.

И снова опустил голову на подушку.

Шериф подскочил к нему и заверещал, как резанный.

– Кто этот хмырь? А? Как его зовут, говори, засранец!

Шериф был явно в плохом настроении после недавней перестрелки. Ему бы сейчас пошла на пользу хорошая капельница с демеролом. Да и не только ему, по большому счету.

Мартин нащупал круглый краник и повернул его. Мне не нужны подобные осложнения.

– Чувак, не ори, пожалуйста.

На глазах Мартина лицо шерифа сменило несколько оттенков багрового.

– Прошу прощения за несдержанность.

Мартину вдруг стало очень хорошо. Теплые демероловые волны накатывали еще сильнее и ласковее, чем прежде. Да и ситуация изменилась. Теперь Мартин обладал влиянием. У него появился авторитет.

– Ты мне не поверил. Ты принял меня за дешевого торговца наркотиками, заблудившегося в пустыне.

Несколько полицейских обернулись на шерифа.

– Я извиняюсь! Теперь все о'кей?

Но Мартин не считал, что все о'кей.

– Ты отнесся ко мне наплевательски. С какой стати я должен отвечать на твои вопросы?

– Я больше не буду относиться к вам наплевательски!

– Слишком поздно.

Шериф сделал движение, будто собирался ударить Мартина, но, видимо, рана внезапно причинила ему страшную боль. Он застонал и бессильно опустился на стул.

– Ладно, вызову к тебе, кого хочешь!

Мартин задумался. Вызови президента. Или, еще лучше, того парня, рок-звезду, который все время хлопочет за узников совести. Я буду узником совести.

– Я хочу заключить сделку с правосудием. Мне нужна юридическая неприкосновенность.

– Это от меня не зависит. Скажи, с кем ты хочешь говорить?

Вот это Мартину понравилось. Шериф слишком мелко плавает, чтобы с ним говорить. Теперь это всем понятно. Мартин по сравнению с ним в другой весовой категории. Он преступник высокого полета. Узник совести. Очень скоро на «Доджер-стэдием» будут проводиться концерты рок-музыки с целью сбора средств в фонд его зашиты и лучшего информирования населения о его нелегкой доле.

– Убитого зовут Томас Рамирес. Позвоните в полицию Лос-Анджелеса. Они сами знают, кого прислать.

Мартин повернул демероловый краник. У него перед глазами вырос «Доджер-стэдием» с тысячами зрителей на трибунах, и все размахивают футболками с его изображением. Свободу! Свободу Мартину! На сцене громоподобно вступает рок-группа под сверкание лазеров, в клубах белого тумана. Вокалист с безукоризненной прической, в темных очках, потрясает кулаком в воздухе и скандирует: «Сво-бо-ду! Марти-ну!»

Может, они даже запишут его голос на своем новом си-ди!

Чино Рамирес здоровой рукой плотно, насколько смог, обмотал запястье своим шейным платком голубого цвета, придерживая один конец зубами, и затянул узел. Он не успел потерять много крови. Чино выскочил из машины и, отталкивая прохожих, сломя голову бросился к телефону-автомату. Он знал, что имеет в запасе около двадцати минут, пока сообразительные полицейские просмотрят видеопленку с камеры наблюдения и увидят его на больничной автостоянке.

Чино набрал номер, дождался короткого гудка, затем ввел номер телефона, с которого звонил. После этого повесил трубку и взглянул на свои часы.

Он не отрывал глаз от дороги, чтобы не пропустить появления полицейских. При этом нервно копался рукой в кармане, пока не извлек сложенный листок бумаги. Теперь, когда первоначальное напряжение спало, рана давала себя знать, и ему хотелось чем-то заглушить боль. Чино надеялся, что прикончил того долбанного копа. Кто мог предположить, что Мартина будет охранять какой-то психованный супергерой? Они с братом пришли в больницу, сняли с вешалки пару чьих-то прикидов, сделавших их похожими типа на санитаров или как их там. Беспрепятственно прошли через вестибюль со шваброй и ведром в руках. Никто не будет останавливать пару латинос со шваброй и ведром – им будто на роду написано этим заниматься.

Подходят они к палате, достают пушки и врываются внутрь. В следующее мгновение на них обрушивается град пуль, словно долбанный коп выхватил сразу дюжину пистолетов и просто разряжает в них обоймы. Чино не сделал и выстрела, как уже выскочил за дверь и что есть ног припустился прочь через вестибюль. Но, обернувшись, успел заметить, что Томас словил сразу восемь или девять свинцовых гостинцев и упал замертво. Вот тогда-то пуля рикошетом и задела его запястье. И хотя он находился в больнице, где полно врачей, которые могли бы ему помочь, Чино все-таки сальо. Нет смысла торчать там и дожидаться новых неприятностей.

Телефон зазвонил, и Чино рассказал Эстевануотом, что случилось.

Боб слушал, как Эстеван разговаривает по телефону с продюсером из Телемундо. Как он понял, давным-давно Эстеван сделал так, чтобы конкурент этого продюсера сначала потерял свой гринкард, а затем и вовсе исчез. Теперь он просил об ответной услуге.

Так вот, значит, как надо выживать в иерархии хищников! Ты помогаешь другому слопать третьего, и тогда в будущем можешь рассчитывать на возврат долга.

Боб представил себе, какое количество советов и помощи предстоит ему выпрашивать у множества людей. Ну, с банковской кухней, денежным оборотом, инвестиционным проектами он еще разберется, здесь, как ему казалось, все довольно просто. Но существует еще темная сторона луны. Ему придется отмывать грязные деньги, перевозить огромные суммы налички в багажнике автомобиля, пропускать их через подставную корпорацию, предприятие в области телемаркетинга, цепь ресторанов рыбных тако и боксерский спортзал, выдавать зарплату несуществующим рабочим несуществующей строительной компании – все это выглядело слишком запутанно. Не проще ли декларировать эти деньги как заработанные в Мексике? Уплати налоги и больше ни о чем не беспокойся! Эстевана уже знают здесь в качестве фермера, производящего папайю. Вот тебе и источник доходов! Почему бы действительно не купить плантацию папайи?

Эстеван позвонил еще раз, теперь своему приятелю, который изготовит для Боба поддельные документы. У него будут новые паспорт гражданина США, водительское удостоверение, карточка социального страхования – полный набор! Эстеван обернулся к Бобу и спросил, какая фамилия ему нравится. По поводу имени у Боба сомнений не было, пусть остается Роберто, а вот фамилия… Нет, он не знал, какую ему взять фамилию. Эстеван предложил «Дуран» – таким образом, его полное имя будет «Роберто Дуран», как у известного боксера. Очень запоминающееся имя!

Бобу фамилия пришлась по вкусу. Может, он даже начнет ходить в боксерский спортзал и возьмет несколько уроков!

Войдет в спортивную форму!

Третий звонок Эстевана оказался нехороший. Он сделал его в ответ на сообщение по пейджеру. Боб слышал, как упал его голос, потом стал отрывистым, злым, посыпались короткие вопросы.

Эстеван положил трубку и повернулся к Бобу. Настало время действовать очень быстро.

Дон наблюдал, как мальчишка за стойкой покромсал несколько пучков ярко-зеленой травы и сунул их в соковыжималку. В воронку потекла жидкость, похожая больше на моющее средство, чем на панацею от всех болезней. Как только Мора может пить такую гадость? Дон заказал себе напиток, хм, повкуснее. В гигантской пластиковой посудине ему подали один из тех фруктовых нектаров, от которых мозг будто покрывается многослойной коркой льда, а к тому времени, когда обнажится дно стакана, во рту будет стоять вкус полистирола. У него на глазах Мора одним махом опрокинула свою порцию пырейного сока. Дона невольно передернуло от отвращения.

Впрочем, Мора любила делать много такого, отчего Дону становилось не по себе. Например, заниматься сексом, держа в руке заряженный револьвер. Он не понимал, в чем здесь кайф. По словам Моры, оружие для нее axis mundi, талисман, предмет языческого поклонения. Для Дона револьвер есть револьвер, а поскольку он к тому же заряжен, значит, может случайно выстрелить. Никакого кайфа в этом он не находит. Это не возбуждает. Это пугает. Так же, как сок пырея.

Зазвонил сотовый телефон, и к своему удивлению Дон услышал голос детектива Флореса. Тот сообщил, что местный шериф задержал посреди пустыни какого-то парня, который сейчас находится в больнице Палм-Спрингса. Дон поначалу решил, что Флорес просто старается свалить дело на него, поскольку ему не хочется отрывать свою задницу от стула и переться на машине в такую даль. Но услышав, что один из братьев Рамирес убит при попытке добраться до того парня, Дон без лишних разговоров отправился в путь. Какие бы разборки не случились в преступной группировке Солы, все они имеют для него важное значение. Если уж Эстеван послал братьев Рамиресов до самого Палм-Спрингса шлепнуть какого-то парня, значит, этому парню наверняка есть, что рассказать.

Дон рвался прибыть в Палм-Спрингс как можно скорее, прежде чем Эстеван пошлет еще кого-то, чтобы закончить начатое братьями Рамирес. Он даже не подбросил Мору обратно до ее рабочего кабинета. Ничего, потерпит и прокатится вместе с ним! Впрочем, она и не возражала.

* * *

Когда Боб пришел домой, Фелисия стояла на стремянке и рисовала краской цветы по верхнему краю стены. Она обернулась и посмотрела на него. Любой мужчина мечтает, чтобы его встречали дома таким взглядом. Лицо Фелисии светилось радостью, глаза блестели, из груди вырвался счастливый смех, а ласковая улыбка делала ее еще прекраснее.

– Ола, корасон!

– Привет, сладкая!

Боб подошел к ней, обнял за талию, приподнял и бережно опустил на пол. Потом заглянул глубоко в ее глаза и нежно поцеловал в губы.

– А я готовлю на ужин посоле.

Боб не нашелся, что ответить. На короткое мгновение у него мелькнула мысль, зачем ему дважды в день есть горячий суп, когда на улице жара под девяносто градусов по Фаренгейту, но он тут же забыл о ней.

– Мне надо съездить в Палм-Спрингс.

– Надолго?

– Только на одну ночь. Завтра вернусь.

Улыбка медленно сползла с губ Фелисии.

– Не нравится мне это, Роберто! Но ме густа!

Боб опасался, что она рассердится. В наши дни очень трудно достичь той золотой середины, когда карьера не портит отношения в семье и наоборот.

– Но Фелисия, дорогая, это моя работа!

– Найди себе другую работу! Не желаю заниматься любовью с киллером!

Боб засмеялся.

– Никакой я не киллер, с чего ты взяла?

Но Фелисию трудно переубедить.

– Но ты ведь работаешь на Эстевана!

– Ну и что, я никого не убил!

– Ой ли?

– Честное слово! То есть, я стукнул одного по голове лопатой, но мне просто деваться было некуда, и то он остался жив.

– Правда? Ты не врешь?

– Правда! Не вру! Неужели я похож на киллера?

Фелисия тоже засмеялась.

– Вообще-то нет. Но я думала, как раз потому Эстеван и взял тебя в киллеры, что на тебя не подумаешь.

– Нет, Фелисия, я не киллер.

Лицо Фелисии снова озарилось улыбкой. Но, едва появившись, она тут же опять исчезла.

– Тогда чем же ты занимаешься у Эстевана?

– Хм… По правде, сам не знаю. Я еще новенький. Эстеван хочет, чтобы я занимался его деньгами, типа присматривал за бизнесом. Думаю, меня можно назвать управляющим или еще чем-то таким…

– Управляющим?

– Ну да, так обычно говорят.

Фелисия задумчиво прикусила губу.

– А ты умеешь управлять?

Боб усмехнулся.

– Пока только учусь.

Амадо в своем старом махровом халате на голое тело сидел на кровати, опираясь спиной на подушку и вытянув ноги. Лэптоп разместился у него на коленях, а сбоку, на большом испанско-английском словаре, стояли две бутылки с холодным пивом. Вторая принадлежала Синди, которая расположилась на второй половине кровати также с включенным лэптопом. На ней тоже не было никакого белья, кроме выцветшей футболки с надписью «Фугази».

Амадо оторвался от работы и посмотрел на Синди. Он вдруг понял, что впервые в жизни чувствует себя счастливым. Ему не приходится гнуть спину в поле, не надо угонять чужой автомобиль или грузовик. Он не сгружает наркотики с доставившей их фуры на какой-нибудь тайный склад. Никто не требует от него найти человека и убить. И нет необходимости отчищать пол от кровавого месива, оставленного чьим-то разнесенным вдребезги черепом. А еще лучше, что его самого никто не пришьет, поскольку и он никого не трогает, а просто сидит на кровати в старом халате и печатает на лэптопе. Он в безопасности. Он счастлив.

Синди так увлеклась, что не заметила обращенных на нее любящих глаз Амадо. Он улыбнулся и опять принялся за работу.

В спальне слышалось только непрерывное клацанье клавиш лэптопов да время от времени чья-то пивная отрыжка.

Обоим хотелось о многом написать.

21

Не мог же Дон сказать шерифу, что Мора его любовница, и он взял ее с собой просто покататься. Детектив не нашел ничего лучшего, как представить ее помощницей окружного прокурора. Шериф купился на это ничтоже сумняшеся – наверно, потому, что все его внимание было поглощено вырезом на груди Моры – и начал докладывать им обоим о происшествиях за день.

Потом он повел их в морг на опознание тела Томаса Рамиреса. Дон решил, что Море созерцать это жуткое зрелище, конечно же, ни к чему. Однако, вот она, стоит рядом, а шериф сдергивает простыню и услужливо показывает все девять пулевых отверстий, оставленных им в груди Рамиреса. Каждое аккуратно обведено красным маркером, хотя их и так не проглядишь – черные, мерзкие раны. Шериф очень гордился своей работой и сожалел только, что упустил второго; однако парень задал такого деру – только пятки засверкали.

Дона так и подмывало спросить шерифа по поводу двух дюжин стреляных гильз, собранных с пола больничной палаты. Если девять пуль он всадил в Рамиреса, куда же полетели остальные пятнадцать? Томас выстрелил только один раз, попав шерифу в руку – гильза от этого патрона найдена в коридоре.

Дон слушал, как Мора расспрашивала шерифа, какими пистолетами он воспользовался, насколько, по его мнению, хорош каждый, из которого больше выстрелов поразило цель. Небывалая любовь к оружию для вегетарианки!

Дон прервал импровизированный семинар на тему о пистолетах и велел шерифу отвести его к задержанному. Детектив хотел допросить его, не откладывая.

Эстеван вел машину. Время от времени он посматривал на Боба, который всю дорогу беспокойно ерзал, молчал и смотрел в окно. Глядя на него, Эстеван вспоминал собственную молодость – такое же волнение, нервный порыв. Встречи с великими людьми. Как водится, не обошлось и без черных дней, опасных ситуаций, когда все висело на волоске. Но в целом прожитая жизнь представлялась ему сейчас, как захватывающее дух путешествие. Он строил свой бизнес, работал, не покладая рук, не жалея себя и других. Теперь же, по прошествии двадцати с лишним лет, Эстеван чувствовал, что устал. С трудом носил маску крутого гангстера, которая в молодости шла ему так естественно. Наверное, его расслабили деньги, дорогие автомобили, доступные женщины, роскошная жизнь. Амадо предостерегал его. Сам он за долгие годы рэкета отложил в кубышку большие деньги, но по-прежнему жил в скромной квартирке в баррио, районе простолюдинов. Ездил на замызганном «форд-торесе». Питался, покупая с лотков такое, пил в местных барах. В роду Амадо все были трабахадорес, и он никогда не отрывался от своих рабочих корней. Так и остался типико, обыкновенным человеком.

И оттого его личность, его онда каким-то образом вырастала, вызывала уважение, приобретала загадочность. Амадо был унтипо мистерьосо. Вроде самурая. И в этом заключается его определенное превосходство над Эстеваном. За тем и другим закрепилась репутация опасных гангстеров. И все же между ними ставили различие. Эстеван являлся сегуном, военачальником, отдающим приказы, бизнесменом. Это не имело отношения к тому, каким он был по сути, под внешней оболочкой.

Когда Эстеван начинал задумываться о подобных вещах, его в итоге разбирал смех. Гангстерская личина на самом деле, оказывается, очень поверхностная.

Боб опустил окно и набрал полную грудь не кондиционированного воздуха.

– Роберто, ты как себя чувствуешь?

– Хорошо, спасибо.

– Небольшой мандраж?

– Ага.

– Ничего, все будет в порядке.

Боб замялся на минуту, потом неуверенно спросил:

– Эстеван, можно мне задать один вопрос?

– Кларо!

– Мне неловко говорить на эту тему, но сколько ты намерен мне платить?

– Ты хочешь знать, как много ты для меня стоишь? Боб кивнул.

– Си, эксакто!

Эстеван улыбнулся.

– Муй бьен, Роберто! Ту аблас эспаньол!

– Учусь помаленьку.

– Ке буэно!

Рот Эстевана расплылся в хитроватой ухмылке.

– А как бы ты сам оценил себя?

Эстеван продолжал улыбаться, глядя, как Боб задумался.

– Честно говоря, Эстеван, я понятия не имею, сколько сейчас платят за… ну за то, что я делаю, в общем.

– Ты будешь зарабатывать очень много, Роберто. Но послушайся моего совета. Если начнешь сорить деньгами, тебя застукают налоговики, тебя застукает полиция, тебя застукают федерален. Не сори деньгами, Роберто!

– А что с ними делать?

– Откладывай! Можно хранить в сейфе в каком-нибудь банке, или вложи вдело!

Боб кивнул.

– Вот почему у тебя так много всяких предприятий!

Эстеван тоже кивнул.

– Эксакто!

Некоторое время оба молчали.

– Ну, так сколько примерно я буду получать?

Эстеван внезапно повернул руль, машина скатилась с шоссе на какой-то грунтовый проселок и запылила в глубь раскинувшейся впереди пустыни.

Мартин повернул голову на шум. Она показалась ему удивительно тяжелой; пожалуй, будет трудно вернуть ее в прежнее положение. Мартин увидел, как вслед за пузатым шерифом в палату вошли мужчина и женщина. Он безошибочно определил в мужчине полицейского детектива. У него, как и у всех долболобов самой гнусной профессии, был этакий серьезный, многозначительный вид, который очень хорошо дополнялся внешностью крутого парня, чей ежедневный рацион ограничивается жареной пищей. И вообще, этот детектив напоминал ему актеришку из полицейского телесериала. Спортивная куртка, полосатый галстук, требовательный голос. Он как раз говорил, что женщина, которая пришла вместе с ним, вроде бы из окружной прокуроры. Ого! Для юриста у нее слишком большие титьки.

Мартин что-то промычал.

Прокурорша с большими титьками кивнула. Детектив положил на кровать маленький магнитофон и включил его.

Мартин постарался сосредоточиться. Я должен сказать им что-нибудь!

– Я требую юридической неприкосновенности. Буду давать показания только после гарантии освобождения от уголовного преследования.

Это прозвучало хорошо.

Прокурорша кивнула и произнесла что-то, шевеля своими бобосами. Похоже, они у нее настоящие! Бог мой, в них можно утонуть с головой!

Детектив выключил магнитофон, а может, наоборот, включил. Мартину было трудно достаточно четко оценивать происходящее. Детектив повернулся к нему и начал задавать вопросы.

– Назовите ваше полное, настоящее имя.

Ну, какое это имеет значение? Мартин вдруг понял, что предстоит долгий и нудный допрос. Ему не удастся отделаться несколькими фразами, мол, знаю то-то и то-то, потому что существует определенная процедура, бюрократическая канитель, от которой никуда не деться. И начнется невыносимо тоскливая тягомотина, скука, от которой скулы сводит.

И тогда Мартин придумал игру. За каждый свой ответ на очередной вопрос он должен наградить себя маленьким призом – еще чуточку приоткрыть демероловый краник. Вроде морковки для подопытного кролика.

Мартин назвал свое полное, настоящее имя.

Вот теперь кайф!

Боб ослабил узел галстука. Он потел в костюме, одолженном ему Эстеваном. До чего же жарко в этих прикидах! Вот почему он уже не помнит, когда в последний раз одевал костюм. Зря он спросил Эстевана про деньги! Нанимателям не нравятся требовательные работники. И теперь они вдвоем, в ночной тьме, посреди долбанной пустыни, трясутся по ухабам неизвестно куда. Все было точно так же, когда Мартин хотел прикокошить его. Боб представил себе, как внезапно откроет дверь машины и выпрыгнет прочь – примерно, как это делают в кино. Он покатится по земле, вскочит на ноги и легко побежит по каменистой почве. Ночь станет его помощницей, укрыв от погони своим черным покрывалом.

Боб посмотрел в окно, но там царил непроглядный мрак. Только свет фар выхватывал из темноты кусочек пробегающей мимо равнины – мелькали камни, осколки разбитых бутылок, кактусы, ограда из колючей проволоки. Боб посмотрел на Эстевана.

– Куда мы едем?

Эстеван улыбнулся ему.

– Страшно?

– Просто я знаю, что дорога в Палм-Спрингс совсем в другом месте.

Эстеван засмеялся.

– Скоро все поймешь, Роберто!

– Что, спросить нельзя?

Эстеван засмеялся еще громче.

– Спросить никогда не помешает! Тебя интересует, сколько я буду платить тебе? Мучо, Роберто, не волнуйся. А если тебе нужна цифра, то я бы сказал порядка двухсот тысяч долларов в год.

Боб не поверил своим ушам.

– Так много?

– У тебя будет возможность заработать гораздо больше, амиго мио!

Боб потерял дар речи. Он привык думать, что те тридцать пять кусков в год, которые ему платили в патологоанатомической лаборатории, и есть его жизненный предел.

Наконец Эстеван остановил машину и сразу вышел.

– Вале, Роберто!

Боб выбрался наружу и осмотрелся. Ночное небо в пустыне поражало обилием звезд. Позади высились черные очертания гор, только пара ярко-красных огоньков горела на верхушках радиотрансляционных вышек. На востоке небо тускло подсвечивалось снизу. Очевидно, там находился Палм-Спрингс.

Эстеван поднял крышку багажника, достал оттуда ящик с инструментами и открыл его на глазах у Боба. В нем лежали отвертки, гаечный ключ с трещоткой, кусачки, пассатижи. Эстеван убрал верхнюю секцию. На дне ящика лежала куча ветоши. Эстеван обеими руками поднял скомканную тряпку и протянул Бобу.

– Будь осторожен.

Боб взял неожиданно тяжелую тряпку. Он сразу догадался, что у него в руках пистолет. Большая, серьезная пушка.

– Зачем это?

Эстеван набивал обойму патронами. Он повернулся к Бобу и посмотрел на него.

– На всякий случай.

Боб поднес пистолет к свету фары и стал изучать механизм.

– Не надо смотреть. Привыкай обращаться с ним на ощупь!

Эстеван протянул Бобу снаряженную обойму и стал объяснять, как пользоваться пистолетом. Дело оказалось на удивление простым. Недаром постоянно слышишь в новостях, как ученики в школах открывают стрельбу из папиного оружия! С таким и мартышка справилась бы!

– Сделай выстрел!

– Куда?

– Неважно. Вон, в то дерево.

Боб всегда считал деревья Джошуа особенными. Ему не хотелось стрелять в одно из них.

– Нет. Лучше еще куда-нибудь.

– А почему не в дерево?

– Это же дерево Джошуа!

– Роберто, какая, черт, разница?

– Я просто не хочу стрелять в дерево Джошуа, вот и все!

Эстеван вздохнул и вытащил из багажники бутылку с моющей жидкостью для ветрового стекла. Потом отошел футов на двадцать и установил бутылку на торчащем из земли большом камне.

– Мехор?

– Да. Си. Спасибо!

Боб прицелился и нажал на спусковой крючок. Пистолет подпрыгнул у него в руке, как ошпаренный.

– Попал?

– Бутылка на месте.

Боб выстрелил еще раз, Потом третий. И все мимо. Эстеван посоветовал ему перед выстрелом расслабиться, выдохнуть, поймать цель и уж тогда спускать курок. Но и это не помогло.

– Наверно, с пистолетом что-то не так!

Эстеван молча забрал у него пистолет, повернулся лицом к бутылке с моющей жидкостью и с первого выстрела разбил ее вдребезги. В воздухе едва уловимо пахнуло аммиаком.

– Похоже, с пистолетом все так.

Эстеван вернул Бобу пистолет.

– Не расстраивайся, Роберто! В случае необходимости просто пали напропалую. Знай, дави на гашетку! Может, и попадешь, если повезет. По меньшей мере, наделаешь много шуму, глядишь, кто-то да испугается.

Посрамленный Боб уставился себе под ноги. Ему было ужасно стыдно.

– Я еще не уволен?

Эстеван улыбнулся.

– Кларо ке но, Роберто/Ты тот, кто мне нужен!

– Видимо, мне надо подучиться стрелять. Наверное, я поступлю на какие-нибудь курсы.

Эстеван опустил крышку багажника и сел в машину.

– Правильно мыслишь!

Мора никак не ожидала, что все будет так здорово. Сначала ей дали посмотреть на мертвеца, которого вытащили из огромной стальной морозилки, всего простреленного и окоченевшего. Теперь она участвовала в допросе советника главаря мексиканской мафии. Так, во всяком случае, он пытается себя представить. Парень немного не в себе. Мямлит что-то о банковских счетах и подставных корпорациях, тут же перескакивает на несущественные вопросы, вроде того, сколько надо выжать лаймового сока в «Маргариту» одного типа по имени Эстеван. Мора уже знала, что Эстеван – крестный отец мафиозной семьи. Дон ей рассказал. Затем парень начинает горько сетовать, что ему вечно достаются сплошь искусственные груди, а настоящие всегда забирает себе Эстеван. Мора ничего не поняла. Члены преступной организации вставляют себе имплантанты, что ли? Вряд ли. Наверное, это какой-то уголовный жаргон.

Дон показался Море очень сексуальным в роли полицейского детектива. Он так и излучал большую внутреннюю силу, вслушиваясь с терпеливой сосредоточенностью в бессвязные показания объекта. Иногда Дон незаметно вытягивал из него нужную информацию ненавязчивыми наводящими вопросами. А то вдруг такое завернет, что объект ударялся в слезы. Например, когда спросил его о родителях. Бог ты мой, какой тут начался вселенский потоп!

Вообще-то Мора ожидала от члена мафиозной группировки большего упрямства, нежелания разговаривать, вызывающего поведения и все такое. А этот объект, только посмотрите на него, пускает нюни, как малолетка! Объект… Море нравилось выговаривать это слово. Сегодня ночью, на свидании с Доном в гостиничном номере, они поиграют в допрос. Мора будет объектом.

Дон надавил на объекта, стараясь выудить у него сведения о других членах преступной группы. Тот разразился совершенно бессмысленной тирадой – по ходу допроса, объект, похоже, становился все более невменяемым – о каком-то Роберто. Мол, этот Роберто самый опасный. И как этот Роберто прикидывается невинной овечкой, но постепенно подминает под себя все дело. Кровь хлынет по улицам Лос-Анджелеса, когда Роберто дорвется до единоличной власти.

Дон насторожился, услышав, что именно Роберто подстроил так, что одна за другой появились отчлененные от туловищ руки. У Моры по коже поползли мурашки. Какой-то помешанный маньяк разгуливает по городу, отрубает людям руки и подбрасывает полиции! Просто ужасно! Прямо, как в «Бэтмэне»! Этот Роберто – объект, которого необходимо остановить!

Боб вылез из машины и вслед за Эстеваном вошел в больницу. Пистолет был засунут под брючный ремень сзади, под пиджаком. Большой и тяжелый, он причинял Бобу существенное неудобство. Может, так даже лучше. Буду знать, что не потерял!

Нервы Боба напрягались все больше, дыхание заметно участилось. В костюме стало еще жарче. Но это был не испуг, нет! Боб вообще опасался, что на него нападет столбняк. Однако ощущение собственных мышц означало готовность к действию. Замах перед ударом. Как готовый захлопнуться железный капкан. Это было хорошее ощущение. Волнующее. Бесшабашное и одновременно сосредоточенное.

Боб не мог не поражаться собственному превращению. Еще неделю назад он был никчемным бродягой по сети электронных коммуникаций, а сегодня у него уже другое имя, татуировка на руке и пистолет, засунутый дулом между ягодицами. Роберто Дуран – вот, как теперь его зовут! Он научится говорить по-испански. Он поможет своему боссу прикончить предателя. Хотя при одной мысли об этом ему становилось немножко муторно. Но Эстеван заверил его, что сам акт убийства он возьмет на себя. Боб будет стоять на стреме, готовый к любым непредвиденным обострениям, грозящим срывом плана операции.

Впрочем, как понял Боб, никакого особого плана у Эстевана не было. Они будут изображать из себя адвокатов по уголовным делам. Скажут охраннику – после прокола братьев Рамиресов там наверняка дежурит полицейский – что им необходимо переговорить с клиентом наедине, и тогда Эстеван набросит Мартину на голову подушку и не отпустит, пока тот не перестанет дышать. Эстеван даже прихватил с собой из машины делового вида кейс для пущей достоверности. Даже такую мелочь предусмотрел! Здорово!

Никакая боль не проняла бы Мартина. Он ответил на прорву вопросов и теперь такое же количество демерола циркулировало в его кровеносной системе. Веки стали тяжелыми и все норовили опуститься. Да и какой смысл лежать с открытыми глазами? Освещение в палате такое яркое, что действует на нервы. О чем они только думают? Или нарочно светят ему в лицо? А когда ему удавалось открыть глаза, левый уползал в одну сторону, а правый в другую. От этого Мартина укачивало. Или от наркотика?

Сосредоточиться на вопросах требовало большого усилия. И это тоже ему иногда удавалось. Например: какое количество кокаина переправляется через границу каждую неделю? Мартину не понравился этот вопрос. Он попытался рассказать детективу о койотах. Поначалу было трудно. Мешала прокурорша с массивными буферами. Она все талдычила о Гриффит-парке. Мартину пришлось ей нагрубить. Она сама его вынудила потребовать от нее заткнуться и оголиться по пояс к чертовой матери. Ей это не понравилось. Но Мартину по фигу, он хочет видеть ее груди. Вместо этого прокурорша злобно посмотрела на него и пересела в самый дальний угол.

Мартин поморщился, сглотнул слюну и объяснил детективу, что койотами называют людей. Койоты считаются животными быстрыми и хитрыми. Вот и люди, которые переносят на себе товар через границу, быстрые и хитрые. Поэтому вопрос, если его действительно можно назвать вопросом, должен быть перефразирован. Короче, детективу надо было спросить так: сколько коки койот конит, когда конит коку койот?

Повторить быстро пять раз.

Мартин заставил-таки детектива повторить вопрос быстро пять раз. Пока тот ломал язык, пытаясь воспроизвести скороговорку, стало происходить что-то непонятное. Мартин как раз добавил краником щедрую дозу из капельницы – крутого каскада, как он начал ее называть – и тут в комнату вваливаются Эстеван и с ним тот самый долбанный Боб, то есть, пардон, Роберто. У детектива и прокуроши на лицах появилось выражение, будто оба только что описались. Однако никто не кричал и вроде бы не хватался за пушки. Мартин не мог понять, как эти двое сюда попали. Разве тот пузатый долболоб не охраняет вход в палату?

Мартин поймал не себе взгляд Эстевана. Услышал, как детектив без умолку тараторит что-то, но явно не скороговорку. Напряжение в палате нарастало. Прокурорша начала общаться с этим недоумком Роберто. Каждый старался вставить свое слово в общий гвалт. И все старались казаться круче, чем есть на самом деле.

От этого портился кайф.

Мартин вывернул ладонь и пальцами просунул демероловый краник в щель между нейлоновой лямкой на его руке и металлической штуковиной вдоль края кровати. Он запихнул туда краник очень плотно, так чтобы тот все время оставался открытым. Ему сразу стало очень тепло и безмятежно. Волны дурмана хлынули на его мозг одна за другой. Будто неподалеку от Гавайских островов бушует ураган, а прибой усилился аж на побережье Калифорнии. Медленная, равномерная капель демерола превратилась сначала в моросящий дождик, затем в ливень и, наконец, сплошной грозовой поток. «Let it rain, let it rain, let it rain…»[20] Кайф вернулся, но возникла маленькая проблема.

Мартину пришлось напомнить себе, что надо дышать.

Он услышал громкий хлопок. Наверное, кто-то кого-то застрелил. Опять хлопнуло. Ну, точно. Кого-то грохнули. Мартин подумал, что надо бы открыть глаза, посмотреть, но потом решил, что не стоит.

И тут он почувствовал то, чего с ним еще никогда не случалось. Ему и раньше доводилось оказываться на грани. Подходил к самому краю пропасти. Но никогда не переступал через него.

Волны кайфа столкнули Мартина.

Дон чувствовал себя на седьмом небе. Он поставил на запись уже третью микрокассету. Парень впал в белую горячку, наполовину нес бесполезную чушь, зато вторая половина была великолепна! Подробные сведения о поставках наркотиков, банковских счетах, инфраструктуры деятельности преступной группировки! Даже если хотя бы десять процентов этой информации подтвердится, Эстевана упекут за решетку на долгий срок, а Дона повысят не меньше, чем до начальника спецподразделения. А в спецподразделении очень много сверхурочной работы. Вот и считай – повышение плюс сверхурочные.

Дон оглянулся на Мору. Она все еще дулась из-за того, что парень потребовал от нее снять блузку. Грубо, конечно, и ее можно понять. Но Дону некогда утешать Мору. Необходимо вытянуть из парня как можно больше, и если для этого понадобится развлекать его, повторять скороговорки, снимать блузку – ну, так что? Чего тут такого? Цель оправдывает средства!

Дон слышал, как открылась дверь, и решил, что это шериф. Но подняв глаза, пережил настоящее потрясение при виде Эстевана Солы собственной персоной. Эстеван представился адвокатом, протянул Дону визитную карточку и попросил возможности проконсультироваться со своим клиентом. Детектив мысленно признал, что сцена выглядела достаточно убедительно, и если бы на его месте сейчас сидел шериф, он наверняка оставил бы задержанного наедине с Эстеваном. А вернувшись, само собой, застал бы парня уже мертвым. Но Дон не шериф. Он тебе не шестерка, которого послали, лишь бы отписаться. Он опытный детектив, руководящий расследованием этого дела. Сотрудник отдела криминальной информации полиции Лос-Анджелеса. Он уже два года разглядывает Эстевана на фотографиях, снятых скрытой камерой, часами прослушивает записи телефонных разговоров, допросил десятки осведомителей. Ему ли не знать, что Эстеван никакой не адвокат!

И тут Дон обратил внимание, что в компании Эстевана трется и Боб, бывший любовник Моры! Ему вспомнилось подозрительное поведение Боба в Паркер-сентре. Теперь понятно, в чем дело! Они все повязаны – Ларга, Мора, Боб, Эстеван, это парень на больничной кровати! Кусочки головоломки становились на свои места. Конечно, еще рано делать окончательные выводы по поводу того, какова связь между этими людьми, и что конкретно произошло, но очень скоро все станет ясно. Важно, что связь существует, вот в чем настоящая победа Дона!

И поэтому у него прекрасное настроение!

Тут загрохотали выстрелы.

Боб с интересом наблюдал, как Эстеван вежливо и галантно выведывал у медсестры дорогу в палату Мартина. Та показала, где находится лифт, и Эстеван поблагодарил ее. Боб молча следовал за боссом, восхищаясь работой профессионала. Эстеван вошел в роль, и Боб старался не отвлекать его.

Они вышли из лифта и зашагали в сторону палаты Мартина. То, что палата находится в самом конце коридора, было видно издалека, так как возле двери на складном металлическом стуле сидел шериф и читал журнал «Пипл». Он поднял голову на приближающиеся шаги Эстевана и Боба.

– Вам чего, ребята?

Эстеван протянул ему визитку.

– Я приглашен родителями моего клиента для его защиты.

Шериф окинул его с ног до головы изучающим взглядом.

– Со мной мой секретарь.

Боб протянул шерифу руку, и тот потряс ее.

– Здрасьте!

Присутствие Боба, похоже, подействовало на шерифа успокаивающе.

– Его сейчас допрашивают!

– Кто?

– Полиция Лос-Анджелеса.

Эстеван состроил смиренную, горестную мину.

– Моему клиенту хотя бы зачитали его права?

Шериф самодовольно ухмыльнулся.

– Еще бы! Я сам лично это сделал!

– Я хотел бы войти и проконсультировать моего клиента с глазу на глаз. Это его конституционное право!

Шериф кивнул. Он ненавидел адвокатов.

– Ну, что ж, не станем же мы огорчать творцов Конституции, правда?

И шериф распахнул дверь в палату.

Боб вошел вслед за Эстеваном. Бледный и потный Мартин лежал на кровати. Его голова была забинтована в белый тюрбан в том месте, куда пришелся удар лопатой. Боб вздрогнул, увидев знакомого детектива из Паркер-сентра. Какое совпадение!

Но еще больше он изумился при виде Моры, сидящей в углу палаты.

– Боб?

– Мора?

После этого наступило общее молчание, длившееся, казалось, по меньшей мере с неделю. Мартин первым пробормотал что-то.

– Долбанный Роберто!

Так, во всяком случае, послышалось Бобу. Но он не стал бы утверждать с полной уверенностью.

Шее вдруг стало нестерпимо тесно в галстуке, будто тот начал затягиваться и душить его. Но Эстеван продолжал гнуть свое, как ни в чем не бывало.

– Меня наняли, чтобы защищать права этого человека. И он показал на Мартина.

– Я хотел бы поговорить с ним наедине.

Мора поднялась со стула, на котором сидела.

– Боб, что ты здесь делаешь?

– Этот джентльмен мой юридический секретарь. Он будет вести запись беседы.

Боб утвердительно кивнул.

– Я буду вести запись беседы.

Потом посмотрел на Мору.

– А ты что тут делаешь?

Мора злорадно улыбнулась.

– А я помощница окружного прокурора!

Боб моргнул.

– Ты ничего не смыслишь в юрисдикции!

– Так же, как и ты!

Эстеван оборвал их перепалку.

– Мой клиент имеет конституционное право проконсультироваться со своим защитником!

Дон самодовольно осклабился.

– Я знаю, кто вы такой, и если вы рассчитываете, что я оставлю вас наедине с федеральным свидетелем, то вы ошибаетесь!

Эстеван не сдавался.

– Простите. Я не понимаю, что вы хотите этим сказать. Я официальный представитель моего клиента.

Детектив поднялся на ноги и с презрением уставился на Эстевана. На его лице продолжала играть победоносная ухмылка. Боб ждал, что Эстеван даст ему по зубам или еще чего-нибудь.

– За идиота меня держишь? Простачком прикидываешься? Неужели ты действительно думаешь, что я куплюсь на эту лажу? Тебе конец, приятель! Твоя песенка спета!

Слова детектива звучали убедительно. Боб почувствовал желание сдаться. Признать свою вину и вручить себя в руки правосудия в надежде на его снисходительность. Он посмотрел на Эстевана. Того, судя по всему, нажим детектива ничуть не поколебал.

– Предупреждаю, если вы продолжите настаивать на своих нелепых обвинениях, любые показания этого человека станут незаконными, и суд их не признает. Вы препятствуете реализации гражданских прав моего клиента.

Мора подала голос.

– Боб, что происходит?

Боб пожал плечами.

– Я нашел себе вторую работу. Менять квартиру дорого. Мне нужны деньги на новое жилье.

Эстеван посмотрел на Боба.

– Это моя бывшая любовница.

Эстеван кивнул Море.

– Много о вас наслышан.

Боб смутился.

– Не так уж и много. Не думай, я о тебе не рассказываю налево и направо.

Детектив продолжал радостно всем улыбаться.

– Хочу сообщить вам кое-что!

Эстеван обернулся.

– Что же?

Дон подался вплотную к Эстевану, и по манере, с какой он произнес следующую фразу, стало понятно, что детектив испытал при этом настоящий кайф.

– Вы арестованы!

Но прежде, чем Эстеван успел ответить, в коридоре погремели один за другим два выстрела. Детектив выхватил свой пистолет и навел его на дверь. Эстеван сделал шаг в сторону и мельком посмотрел на Боба. Его взгляд говорил: спокойно, подождем, что будет дальше.

Боб тоже отошел в сторону, чтобы не оказаться на линии огня детектива. Дверь распахнулась, и в палату шагнул Чино Рамирес с пистолетом, нацеленным точно в детектива.

Все замерли.

Чино с удивлением посмотрел на Эстевана и Боба, никак не ожидая увидеть их здесь. Потом перевел взгляд на детектива.

– Бросай оружие!

– Сам бросай!

Детектив хранил полное самообладание.

– Я сотрудник полиции и приказываю тебе бросить свой пистолет на пол!

– Не брошу!

Боб сообразил, что на его глазах происходит типичное решение спора посредством оружия в лучших традициях старой Мексики. Чино не собирался складывать оружие, детектив и подавно, и никто ничего не мог поделать.

Боб, которого разбирала дрожь в коленях и руках, посмотрел на Мору, все еще стоящую в дальнем углу палаты, и увидел в ее глазах совершенно незнакомое ему выражение.

Чино не отводил взгляда от детектива. Он был готов спустить курок при малейшем движении соперника. Лицо Дона оставалось спокойным, даже безмятежным, будто ему приходилось заниматься этим каждый день.

И вдруг!

В четырех стенах выстрел грохнул оглушительно громко. Чино исчез, выброшенный силой удара пули за дверь. Боб видел, как детектив недоуменно обернулся к Море. Она стояла с дымящимся револьвером в руке и взволнованной улыбкой на лице.

– Кажется, попала!

Детектив опять повернулся к Эстевану.

– Не вздумай пошевелиться!

Эстеван поднял вверх открытые ладони. Боб последовал его примеру.

– Ну, так что, попала?

Детектив выглянул в коридор.

– Да, попала.

Мора подпрыгнула от радости.

– Ура!

Она подбежала к двери посмотреть. Боб услышал шепот Эстевана.

– Транкило, Роберто, транкило!

Боб почувствовал, как рука Эстевана забралась ему под пиджак и вынула пистолет, который затем незаметно перекочевал в карман пиджака детектива, висящий на спинке стула.

Боб посмотрел на Мартина. Тот за все это время ничем не привлек к себе внимания. Его лицо стало безжизненно белым, а губы отчетливо посинели. Он явно не дышал. И вообще, был совершенно неживой.

– Эстеван!

Тот посмотрел в направлении его взгляда и криво усмехнулся.

– Вот видишь, Роберто, иногда и нам везет!

Чино вылез из машины и вошел в больницу через приемный покой. Он знал, что копы могли установить наблюдение за главным входом и наверняка охраняют палату того парня.

Чино мучила совесть из-за того, что он подвел Эстевана. Эль-хефе заботился о нем и брате. Помог им перебраться в Лос-Анджелес, обосноваться в незнакомом городе. Снабдил фальшивыми гринкардами. Давал возможность хорошо заработать. Вытащил их из грязи и убожества, в которых они жили в Мексике, занимаясь вымогательством и убийствами. Конечно, и здесь они делали то же самое, но платили в Штатах гораздо лучше.

На полпути в Хуарес, слушая по радио проповедь о жизненной мотивации, Чино вдруг понял, что голос, исходящий из передней панели машины, вещает истину. Что толку бежать от трудностей? Так ничего не достигнешь. Если он хочет добиться успеха в бизнесе, в жизни, надо смело штурмовать препятствия и преодолевать их!

К тому же этот жирный долболоб убил брата!

Чино решил с боем прорваться в больницу, если повезет, прикончить толстого копа со всеми его пушками, грохнуть стукача, а потом с боем же выбраться на свободу. Чино должен преодолеть все препятствия, какие мешают ему полностью реализовать свой потенциал.

Осуществить этот план оказалось довольно несложно. Чино поднялся по лестнице на нужный этаж, выглянул в коридор и увидел жирного копа, увлеченного чтением журнала «Пипл». Он достал пистолет, шагнул в коридор и всадил две пули в сердце толстяка прежде, чем тот успел поднять глаза от страницы.

Однако, когда Чино распахнул дверь в палату, его ожидал настоящий сюрприз. Он-то рассчитывал увидеть там одного-двух копов, и все. Но народу собралось, как на долбанную фиесту – Эстеван, с ним какой-то гринго, коп и еще una chica con pechos grandes [21].

Чино быстро сообразил, что может с выгодой для себя использовать эту непростую ситуацию. У него есть шанс убить не двух, с учетом первоначально заказанного парня, а сразу четырех зайцев – второго копа и телку. Заодно окажет Эстевану дополнительную услугу, вытащив его из переделки. Омбре, до чего же мудрые слова произнес тот проповедник! Трудности надо преодолевать, и не прятаться от них!

Чино взял на мушку детектива. Он прикинул, что если успеет всадить ему пулю в голову, тот сразу отрубится и не сможет произвести ответный выстрел, потеряв координацию и мышечный контроль.

Он уже поднял пистолет на уровень коповского лба, когда услышал выстрел.

В кино обычно показывают, как парень, схлопотавший пулю, сначала недоуменно смотрит по сторонам и только потом понимает, что убит. Чепуха это на постном масле! В жизни все по-другому. Когда тебя со страшной скоростью насквозь прошивает обжигающий кусочек металла, это сразу замечаешь.

Чино почувствовал, как его отбросило прочь из палаты, и покатился кубарем, потому что ноги не желали слушаться. Его тело грохнулось на пол с мокрым шлепком. Чино так и не понял, его собственная это кровь, или того жирного копа.

Впрочем, какая разница! Мертвому до фени.

22

Амадо не знал, сколько времени ему пришлось ждать. Он всю жизнь носил часы на правой руке, а на левой еще не привык. Но Амадо не прочь и подождать, тем более, что здесь, в приемной ему очень нравилось. Полно всяких журналов, светло, красивые телефоны – звони, сколько хочешь, все равно никто с тебя денег не возьмет. У стен стояли мягкие диваны и смешные стулья, по форме похожие на кабинки в кафешках, на блестящих металлических ножках. В потоке холодного, свежего воздуха, нагнетаемого кондиционером, покачивал листьями большой, пятнистый кактус.

Над диваном висели в ряд фотографии актеров, занятых в теленовеле. Амадо волновался, глядя на знакомые лица, будто представшие перед ним воочию. Он надеялся, что ему действительно удастся встретиться хоть с кем-то из них.

В приемную вошла молодая женщина с необычайно длинными ногами и приблизилась к Амадо. Она принесла ему пластиковую бутылочку французской минералки. Амадо улыбнулся ей, не в силах скрыть восхищения – ох, и длинные же ходули, прямо от груди растут!

– Грасиас!

– Де нада!

Амадо зажал бутылочку между колен и осторожно отвинтил пробку. Он уже хотел попить, когда в приемную вошел какой-то англо в темном костюме.

– Это вы Амадо, как я понимаю?

Амадо суетливо проделал несколько жонглирующих движений, пытаясь одновременно поставить бутылочку на стол, встать и пожать протянутую ему руку. Его удивила собственная нервозность.

– Си… Да!

– Меня зовут Стэн. Спасибо, что пришли к нам.

– Без проблем.

– О вас тут позаботились?

Амадо взял свою бутылочку.

– Да, спасибо.

– Идите за мной.

Стэн развернулся на каблуках и быстро зашагал с видом человека, знающего себе цену. Амадо прошел вслед за ним через дверной проем и очутился в огромном помещении. Посередине за перегородками сидели секретари и ассистенты. По обеим сторонам располагались солидные кабинеты. Здесь разговаривали приглушенными голосами и вообще царила очень серьезная, деловая атмосфера. Амадо не ожидал увидеть ничего подобного – впрочем, он с самого начала понятия не имел, что представляет собой телестудия. Во всяком случае, не думал, что она выглядит настолько «корпоративно».

Стэн говорил на ходу.

– Должен признаться, обычно мы не принимаем рукописи у авторов, не имеющих агента. Но среди ваших друзей, сэр, есть люди очень высокого полета.

– Да, знаю кое-кого.

– Это замечательно, так как от вашего произведения у нас всех просто крыша поехала.

Амадо немного напрягся. Стэн продолжал.

– Такое впечатление, что вы экстрасенс и способны гипнотизировать посредством сочиненного вами текста.

Стэн повернул, и они вошли в комнату для переговоров.

– Садитесь.

Амадо по многолетней привычке сел лицом к входной двери и настороженно посмотрел на Стэна.

– Вам понравился мой сценарий?

Стэн засмеялся.

– Если бы он мне не понравился, вы бы тут не сидели!

Амадо перевел дух.

– Вы попали прямо в яблочко вашим сценарием. Хочется поскорее начать съемки.

– Я очень люблю ваш сериал.

– Это заметно. Но, если честно, для него наступили не лучшие времена. Рейтинг в последнее время падает. Мы провели ряд совещаний, создали фокус-группы, осуществили глубокое исследование зрительской аудитории и приняли решение направить сериал по несколько иному пути.

Стэн плюхнулся в кресло и ослабил галстук.

– Но мы не знали, по какому именно, пока не прочитали ваш сценарий!

Амадо все еще переваривал предыдущую информацию.

– Я не понял – людям не нравится ваш сериал?

– Ему не хватает остроты.

– Остроты?

– Не хватает улицы, если хотите. Двора, баррио. Не хватает Правды с большой буквы, какая бы жестокая и неприглядная она не была. Как в вашем сценарии. Вот, чего не хватает нашему сериалу и что мы пытаемся найти. Вот почему я предлагаю вам сотрудничать.

– Сотрудничать?

– Ну да! Вы же хотите писать для нашего сериала?

– Сьерто!

– Так вот, я приглашаю вас вступить в нашу команду.

Амадо не верил своим ушам.

– Когда?

Стэн пожал плечами.

– Можете начать прямо сегодня. После ленча подписали бы договор.

– Но у меня нет агента.

Стэн пристально посмотрел на него.

– У такого состоявшегося драматурга, как вы, должен быть агент.

Амадо в свою очередь пожал плечами.

– На самом деле я только начинаю.

– Во всяком случае, это не проблема. У меня есть приятельница в литературном отделе на Ай-Си-Эм. Она вами займется. Зачем откладывать, переговорим с нею сейчас же.

Стэн нажал кнопку на телефонном аппарате в форме звезды, стоящем в центре круглого стола.

– Лоис? Позови-ка Элли Уильямс к телефону. Скажи, очень срочно.

Стэн посмотрел на Амадо и улыбнулся.

– Вы, мой друг, станете большой звездой в этом бизнесе!

Пока секретарша на Эм-си-ай переключила линию Стэна на ожидание, Амадо попил минералки из бутылочки. Стэн опять внимательно посмотрел на него.

– Можно задать вам личный вопрос?

– Валяйте.

– Что случилось с вашей рукой?

Дон сидел за своим столом и печатал на компьютере. Проколы бывают разные. Его случай, как он понимал, есть царь проколов. Родоначальник всей ляпов на земле. Раздутый Саддам Хусейн, переполненный жидкой лажей. И кто же виноват в этом величественном проколе?

Да сам Дон и виноват!

Он еще раз пробежал глазами список. Два убийства – из-за первого, Карлоса Вилы, и заварилась вся каша; второе – шерифа в Палм-Спрингс. Две перестрелки полиции с братьями Рамирес – обе признаны вынужденными. Одна смерть от случайной передозировки наркотиков – по официальной версии. Одна отчлененная человеческая рука, заочно приписанная к пропавшему без вести, предположительно мертвому автору кулинарных рецептов.

Таким образом, убийства уже три.

Еще одна отчлененная человеческая рука. Бывший владелец не установлен.

Четвертое убийство.

Итак, ни свидетелей, ни улик. От единственного вещдока нет никакой практической пользы. И если верить бреду торкнутого наркомана, все это дело рук неизвестного обер-гангстера по имени Роберто.

Дон был не на шутку обеспокоен, хотя ни за что не признался бы в этом капитану и даже Флоресу или любому другому детективу из отдела криминальной информации. Никогда за всю свою полицейскую карьеру Дон не испытывал такой тревоги. Кто бы ни был этот Роберто, он представлял серьезную опасность. Своего рода преступный гений. Он открыто и нагло водил за нос всю полицию Лос-Анджелеса, а те не располагали даже базовой информацией о нем.

Дон сделал все, чтобы получить эту информацию. Он долго допрашивал арестованных им Эстевана и Боба. Он придумывал всевозможные ухищрения, чтобы расколоть обоих. Солгал Эстевану, что Боб сломался и выложил всю правду. Не хотел бы Эстеван отплатить ему услугой за услугу? Он сказал Бобу, что Эстеван начал давать показания и навешал на Боба кучу убийств. Тот рассмеялся детективу в лицо.

У Дона не имелось обоснованных причин держать их взаперти. Он не мог предъявить им даже простое обвинение в незаконном владении оружия. В карманах его пиджака загадочным образом оказались два пистолета с тщательно вытертыми отпечатками пальцев. Прямо цирковой фокус какой-то! Трюк Зигфрида и Роя! Он не смог доказать, что пистолеты ему подбросили Эстеван и Боб. Он не смог уличить их вообще в каком-либо правонарушении! Он ни хрена не смог!

Что ему оставалось делать? Обвинить их в том, что выдавали себя за адвоката и его секретаря? Ну, и что? Да ничего, дерьмо собачье! А суд не будет заниматься собачьим дерьмом.

Эстеван и Боб играли по понятиям, молчали в тряпочку, наняли крутого адвоката и вышли на свободу. Еще одна плюха демократического правосудия Америки, источающего любовь к отморозкам.

Что за долбанные порядки!

Дон сокрушенно опустил голову. По отделу уже поползли слухи, что его вышвырнут из криминальной информации и переведут обратно в отдел по расследованию убийств. Бр-р! Хуже ничего быть не может! Целыми днями возиться с трупами. Особенно в летнюю жару. Нет, лучше уж податься в регулировщики, куда угодно.

Однако Дон был не из тех, кто легко сдается. Его сбили с ног, но он еще не в нокауте. Хотя, по некоторым сведениям, Эстеван сбежал за границу, Дон знал, что он вернется, и поклялся во что бы то ни стало обрубить ему кайф. Эстевану и его неуловимому подельщику, Роберто. Однажды они снова лажанутся, и тогда Дон ухватит их за яйца и сдавит, что есть силы!

А пока что для его собственных яиц наступили не лучшие времена. С тех пор, как Дон прекратил эти – хм, даже не половые отношения, а скорее, нездоровую страсть, сексуальное извращение – он вернулся к прежнему холостяцкому житью. После работы бродил по центральным улицам, смотрел, как из города, будто вода из старой ванны, стекает прочь народ, пока на дне не останется лишь мелкая лужица да небольшой осадок.

На ходу съедал тако или пакетик фруктового салата с чили и лаймом, купленные с передвижного лотка на Бродвее. Закуски или ужин в винном баре были ему не по карману, поэтому, прежде чем зайти туда, Дон всегда старался заранее утолить голод. В баре садился за стойку, и вино открывало ему истину – ту единственную, что радовала душу.

Море нипочем ни ругательства инструктора, ни продолжительный кросс по склонам холмов Елисейского парка, ни серый тренировочный костюм. Наоборот, у нее с лица не сходит улыбка. Мора просто не может не улыбаться. Ведь она теперь кадет полицейской академии! Через год обучения ей доверят патрулировать улицы Лос-Анджелеса.

Смена работы пошла Море на пользу. Она даже не подозревала, насколько ей обрыдло обучать мужиков драчить собственные члены. Если честно, раз уж им не дано это умение от природы, нечего и пытаться. Никто не заставляет их мастурбировать.

Мора бежит вместе с другими кадетами в смешанном строю мужчин и женщин; азиатов, латинос, негров и англос разных возрастов. Самая молоденькая – китаянка восемнадцати лет, самый старший – сорокадвухлетний несостоявшийся драматург. Их всех объединил вдохновенный порыв кардинально переменить свою жизнь.

Что касается Моры, то ей от жизни не требовалось ничего сверхъестественного – работа, желательно интересная, хороший мужчина в любовники, а может, и в мужья, и тогда родить от него ребенка. Ну, и пара чудесных отпусков, чтоб было, о чем вспомнить.

Мора никак не ожидала, что в ней откроются неизведанные страсти и перевернут все ее существование. Она долго жила в спокойном, устоявшемся мире, не зная вожделений и одержимости, которые по воле случая высвободились из глубин ее женского естества и разнесли тот прежний мир к чертовой матери.

Теперь, изведав вкус этих страстей, она уже не могла повернуть назад.

Эстеван потихоньку раскачивает гамак весом своего тела. Легкий бриз с океана дышит соленой свежестью. Хоть и прохладно в тени огромного зонта из пальмовых листьев – кажется, его называют палапита? – от окружающего его ослепительно-желтого песка наплывает отраженное солнечное тепло.

Эстеван слышит, как прозрачный, голубой прибой обрушивается на кромку песчаного пляжа, а в небе над головой кричат гавиотас. Но вот его слух безошибочно улавливает характерное позвякивание кубиков льда о стекло.

Раскачав гамак, Эстеван всем корпусом поворачивается на звук. Щурясь от солнца, он видит Лупе, которая приближается к нему, неся в каждой руке по высокому стакану, облепленному по краю крупинками соли, и выглядит гуаписсима в ярко-оранжевом бикини. На пальце левой руки у нее радужно сверкает большой бриллиант. Эстеван улыбнулся. Ему нравится быть женатым мужчиной.

Он взял у Лупе оба стакана и стал балансировать ими на вытянутых руках, чтоб не пролить, пока она забиралась к нему в гамак. Лупе прижалась к его боку, и Эстеван почувствовал шершавые песчинки, прилипшие к ее коже.

Оба принялись молча смаковать холодные коктейли.

Им было хорошо без слов.

Фелисия повернулась на бок и посмотрела ему в глаза. Боб тоже чуть подвинулся, чтобы лучше видеть ее.

– Ну, что еще?

– Ничего, просто смотрю.

Боб улыбнулся.

– И кого ты видишь?

– Я вижу хорошего человека. Во всяком случае, он старается быть хорошим, хотя не всегда знает, что для этого надо делать.

Боб засмеялся и погладил ее волосы.

– Я очень стараюсь!

– А я очень надеюсь, что ты всегда будешь стараться, Роберто. Стараться необходимо, даже когда не получается быть хорошим.

Фелисия поцеловала его.

– И я вижу еще кое-кого, мой милый Роберто.

– Кого же?

– Отца моего ребенка!

Боб не поверил своим ушам.

– Что ты сказала?

Фелисия счастливо улыбнулась.

– Я беременна.

Боб лежал, охваченный незнакомым радостным и благодарным чувством, вселяющим в него силу и энергию. Ощущением состоявшейся личности. Такого он не испытывал никогда в жизни.

– Даже не знаю, что сказать.

– Ты рад?

Боб вдруг смутился, почувствовав, как по его щеке покатилась слеза.

– Я очень рад! Я…

Комок в горле не дал ему договорить. Боб спрятал лицо на груди у Фелисии, крепко обняв ее обеими руками. Она погладила его волосы.

– Если будет девочка, назовем ее Фридой.

Боб поднял голову.

– А если мальчик? Фредди?

– Нет. Не дурачься! Фредди для нашего мальчика не годится.

– Только не Роберто!

– Почему бы и нет? Роберто очень милое имя.

– Йо сой Роберто!

Фелисия засмеялась.

– Ты считаешь, что Роберто должен быть только один?

– Да!

– А как бы ты назвал своего сына?

Боб улыбнулся.

– Диего!

Невероятно! Амадо всегда считал, что срубать реальные бабки можно только рэкетом. Ну, может, работая в каком-нибудь инвестиционном банке, настругаешь больше, но банковский бизнес тоже своего рода рэкет. Разве не так?

Но когда Стэн и новоиспеченный агент Амадо закончили пререкаться по телефону, он только изумленно покачал головой. Ему было просто невдомек, что писать телесценарии настолько выгодно. По дороге Амадо остановился у винного магазина и купил бутылку дорогого французского шампанского. Ему не терпелось поделиться новостью с Синди.

23

Роберто парился в автомобильной пробке, сидя за рулем новенького «фольксваген-жука» цвета зеленый металлик. Эта машинка ему очень нравилась. Она напоминала ему лягушонка Кермита из «Улицы Сезам». Дружелюбная и прикольная, ребячливая и навороченная. Как раз подходящая для нового советника и первого заместителя эль-хефе. То есть, для него, Роберто.

Его вполне устраивал слишком маленький багажник. Это означало, что в обозримом будущем ему не придется запихивать в него чье-то бесчувственное тело. Идею приобрести «жука» подал Амадо. Раз уж менять свой образ, так во всем. С зеленым лягушонком сочетался новый хиповый прикид – тут уж сказала свое слово Фелисия – штаны цвета хаки и гуаябера, в точности, как у Диего Риверы, а также темные очки, как у того французского актера, что исполняет роль крутого киллера в фильме «Профессионал». В целом внешность Роберто вызывала у окружающих немалое любопытство.

Члены Ла-Эметолько диву давались, откуда взялся этот гринго! Как сумел так быстро завоевать доверие Эстевана? Наверное, своими руками пришил предателя – первого гринго! Кто он вообще, этот пижон в лягушачьем автомобильчике?

Поговаривали, что Роберто ловок, хитер, не знает страха и жалости. Амадо при любой возможности подтверждал эти слухи и обязательно рассказывал байку о том, как осмелился покуситься на эстевановские доходы, а Роберто вычислил его и приговорил к смерти. Только когда Амадо взмолился о пощаде и поклялся уйти из бизнеса, Роберто согласился сохранить ему жизнь.

Но лишил его правой руки.

Эта история быстро распространилась по всему криминальному сообществу Лос-Анджелеса, и благодаря ей авторитет Роберто вырос еще больше.

Сложившаяся сама собой репутация жестокого гангстера избавила Роберто от необходимости доказывать это коллегам по бизнесу. Не имея склонности к насилию и убийствам, он старался, насколько возможно, положить им конец, прибегая к крайним мерам только в чрезвычайных ситуациях. Ему хотелось руководить группировкой нормальными, цивилизованными методами. Как та компания по производству мороженного, основанная хиппи, где все работники носят длинные волосы и непрерывно балдеют.

Не сразу удалось убедить Эстевана в жизнеспособности такой организации. Но тот и сам признавал, что с удовольствием перестал бы заниматься контрабандой наркотиков и угонять чужие автомобили, и приобщился бы к миру легитимного бизнеса. Поэтому он все же дал Роберто добро на постепенную перестройку предприятия с жесткой криминальной специализацией в законопослушную, диверсифицированную холдинговую компанию.

Роберто удивился тому, с какой готовностью его работники подхватили начатые перемены. Похоже, что в глубине души им всем хотелось заниматься честным трудом. Они устали жить в постоянном страхе подвергнуться аресту, депортации или, еще хуже, погибнуть в стычке с враждебными конкурентами. Необычное поведение нового эль-хефе сперва породило разные подозрения, типа того, что федералес внедрили в их группировку своего высокопрофессионального агента. Но в итоге почти все прониклись и увлеклись идеями Роберто.

И то, что это произошло, было совершенно естественно и объяснимо. Как не прислушаться к убедительным доводами по-товарищески открытого и умного эль-хефе! Случалось, Роберто приезжал в мастерскую по разделке автомобилей и приглашал всех рабочих на ленч. А койотес получали от него подарки для своих детишек. Не удивительно, что рядовые члены все больше гордились своей принадлежностью к эстевановской команде.

Для выполнения грязной работы, которую, к сожалению, по-прежнему кому-то надо было делать, Роберто нанял двух байкеров из бандитского клуба «монголы». Он полностью оплатил их лечение от тяжелой зависимости от кристалл ческого мета, а те в благодарность отвечали ему своей безоговорочной преданностью.

Роберто основал фонд распределения прибыли, который гарантировал каждому работнику весьма щедрый бонус, и даже добровольный пенсионный фонд – отличный способ отмыть собственные деньги и обеспечить себе средства для существования, когда решишь завязать или выйдешь из тюрьмы.

Роберто не просто уважали, его полюбили. Иногда ему вспоминалось, каково ощущать себя Бобом. Но со временем это случалось все реже. Он родился Бобом, но вырос в Роберто.

«Жук» медленно прокладывал себе дорогу по уличным рекам из стали и стекла в направлении автострады. Роберто вставил в проигрыватель компакт-диск. Из динамиков раздался строгий, но ободряющий голос и стал учить его спрягать глаголы ен эспаньол.

Вокруг Лос-Анджелеса пышно цвели джакаранды. подарок Бразилии. Фантастический фейерверк из лиловых соцветий испещрил загородный пейзаж и напомнил Роберто, что он живет в особой, тропической местности, где произрастают пальмы и много солнца. В городе, где соседствуют розы и кактусы, а яркие, оранжевые с бордовым райские птицы вспархивают чуть ли не из трещин в тротуарах.

Солнце начало склоняться к западу, просеивая свои лучи сквозь кроны джакаранд, окрашивая город в золотой и лавандовый цвета. Роберто внимательно вслушивался в произношение диктора и повторял за ним испанские слова. Они звучали, как волшебное заклинание.

Красивый язык революции.

Роберто любил этот город с его миллионами жителей из разных стран, говорящих на девяноста непохожих языках. Здесь был его дом. Люди приезжали сюда, чтобы изменить свою судьбу. Они навсегда прощались с прошлым и находили себе новое будущее. Они жили здесьсын бандерас, без национальных флагов, перестав называться мексиканцами или камбоджийцами, перуанцами или лаосцами, сальвадорцами или корейцами, африканцами или американцами, пакистанцами или эквадорцами, тайцами или аргентинцами – теперь все они анджеленос.

Роберто радовался жизни. Он радовался, что живет в Лос-Анджелесе – городе будущего и надежды всего мира.

Выражение признательности

Эта книга не состоялась бы без поощрения, поддержки и содействия Мэри Эванс, Элизабет Бейер, Кевина Джонса, Тома Стиклера, Бранена Липсона, Кристофера Доннели и Билла Уейнстейна.

Автор также выражает благодарность: Стиву Уилсону, Хуану Соле, Альберто Хьеко, Коринне Фарлей, Джериду Ливайну, Дэну Джинксу, Брюсу Козну, Адаму Шредеру, Марку Сурьяну, Майклу ДеЛюка, Грею Ремберту, Спенсеру Бомгартену, Филу Раскину, Адрианне Албергетти и Денни Эйкорну.

em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em
em