путешествия,великие путешественники,географические открытия,кругосветное путешествие ru Adobe InDesign скрипт indd2fb2, FictionBook Editor Release 2.6.6 07 April 2015 http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=936310780c925a6-d6ee-11e4-afed-0025905a0812 1.0 Литагент «5 редакция»fca24822-af13-11e1-aac2-5924aae99221 Три кругосветных путешествия ЭКСМО Москва 2014 978-5-699-61473-8

От Редакции

Морской кадетский корпус – старейшее военно-морское учебное заведение в России, основанное в 1752 г., знавал в своей истории разные времена. И далеко не всегда блестящие, как, например, на рубеже XVIII и XIX вв. Отсюда и соответствующий «контингент» – отпрыски не то чтобы бедных, но далеко не самых знатных семейств. Представители высшего света стремились отдать своих сыновей в армию, лучше всего – в гвардию. Тех же, кто «попроще», отправляли в Морской корпус. У дворянских мальчиков из «сухопутных» губерний не спрашивали, хотят ли они отдать свою жизнь морю – на этом этапе жизни судьба и другие люди решали за них…

Так было и с братьями Лазаревыми. В 1800 г., незадолго до смерти, правитель Владимирского наместничества Петр Гаврилович Лазарев определил троих своих сыновей – Андрея, Михаила и Алексея – в Морской кадетский корпус.

До того как стать настоящим «морским волком», знаменитым путешественником и выдающимся флотоводцем, было еще очень далеко. Но одиннадцатилетний Миша Лазарев на удивление быстро освоился в новой для себя обстановке. Способный и трудолюбивый юноша, с удовольствием впитывавший азы военно-морского дела, сразу обратил на себя внимание командования и заслужил немало лестных оценок. По результатам выпускных экзаменов в 1803 г. Михаил стал третьим из 32 учеников.

В следующем году гардемарин Лазарев был командирован для дальнейшего обучения в Англию. Это была не просто стажировка, а самое настоящее боевое крещение. Пять лет практически непрерывных плаваний в Атлантике и Средиземноморье, а затем, уже на судах Ост-Индской компании, Михаилу довелось участвовать в боях с французскими «приватирами» (пиратами).

В 1808 г. мичман (это звание он получил еще в 1805 г.) Михаил Лазарев вернулся на родину. «Поведения весьма благородного, в должности знающ и отправляет оную с неутомимым рачением и расторопностью» – за время службы на судах Балтийского флота в 1808–1813 гг. он не раз удостаивался подобных аттестаций. Он участвовал в русско-шведской войне 1808–1809 гг., в 1812 г. служил на бриге «Феникс» и за доблесть в Отечественной войне получил серебряную медаль.

Молодой да ранний – это про Лазарева. Но ранний только по возрасту – в 25 лет лейтенант Михаил Лазарев имел отличный послужной список. И неудивительно, что именно ему было поручено ответственное дело: командовать шлюпом «Суворов», отправлявшимся в кругосветное путешествие к берегам Русской Америки.

Кругосветки пока еще были событием неординарным, первое российское кругосветное плавание на кораблях «Надежда» и «Нева» под командованием Крузенштерна и Лисянского завершилось всего семь лет назад. Но рейс «Суворова» уже был коммерческим. Заказчиком выступила Российско-американская компания, созданная в 1799 г. – монополист в освоении и торговле в Русской Америке. Компания была крайне заинтересована в налаживании регулярного сообщения между европейской частью страны и Аляской и другими российскими владениями в Америке и потому средств на организацию экспедиции не жалела.

«Суворов» покинул кронштадтский порт 9 октября 1813 г. Путешествие обещало путь нелегкий, помимо прочего, еще и из-за международной обстановки – наполеоновская Франция пока еще сопротивлялась силам международной коалиции и французский флот по-прежнему вел активные боевые действия. Именно поэтому, после кратковременной стоянки в шведском порту Карлскруна, в дальнейший путь «Суворов» отправился вместе с другими коммерческими судами под охраной военных кораблей. Было это 24 октября, а 27 ноября судно пришвартовалось в Портсмуте. Здесь русский корабль задержался на целых три месяца. Дойдя в составе еще одного торгового каравана до острова Порто-Санто (недалеко от острова Мадейра), Лазарев взял курс на Рио-де-Жанейро, куда прибыл 22 апреля 1814 г.

25 мая «Суворов» снова вышел в море, обогнул мыс Доброй Надежды и Южный мыс Тасмании и 13 августа прибыл в Порт-Джексон – природную бухту Сиднея. Плавание продолжилось 3 сентября, «Суворов» бороздил просторы Тихого океана, снова приближаясь к экватору. 28 сентября по курсу показалась земля. Однако на карте, которая была у Лазарева, в данном районе океана суша отсутствовала. Подойдя ближе, Михаил Петрович понял, что это группа ранее неизвестных островов, соединенных между собой коралловыми перемычками. Эти вновь открытые острова (позже было установлено, что до этого европейцы все-таки посещали эти места, но на карту острова нанесены не были) Лазарев назвал именем Суворова.

10 октября «Суворов» во второй раз пересек экватор, а 18 ноября прибыл в Новоархангельск (ныне американский город Ситка) – центр Русской Америки. Груз был доставлен в полной сохранности. Во время зимовки «Суворов» ходил за пушниной к островам Св. Павла и Св. Георгия. 23 июля 1815 г. корабль покинул Новоархангельск. Капитан должен был привести судно в Кронштадт, пройдя вдоль берегов Северной и Южной Америки, в обход мыса Горн. По пути «Суворова» была намечена остановка в порту Кальяо (Перу), где Михаилу Петровичу предстояло решить ряд дел, связанных с интересами Российско-американской компании.

Снова долгая остановка – прибыв в Кальяо 25 ноября, «Суворов» пробыл здесь почти три месяца. Покинув в середине февраля 1816 г. перуанский берег, Лазарев провел вверенный ему корабль через пролив Дрейка и мимо мыса Горн. Здесь моряки «Суворова» испытали все «прелести» погоды: шторм серьезно потрепал корабль. Михаил Петрович не стал заходить в Рио-де-Жанейро, а сделал небольшую остановку у архипелага Фернанду-ди-Норонья, в 350 км от северо-восточного побережья Бразилии. Здесь на «Суворове» были исправлены повреждения, после чего он взял курс на Британию. После кратковременных остановок в Портсмуте и датском Хельсингёре (Эльсиноре), 15 июля 1816 г. «Суворов» вернулся в Кронштадт.

Кругосветное путешествие, четвертое по счету в истории российского флота, продолжалось 2 года и 9 с половиной месяцев. Если исключить из времени плавания стоянки у берегов Русской Америки – то всего 772 дня, из них под парусами «Суворов» прошел 484 дня и 289 дней простоял на якоре. И хотя, повторимся, рейс был коммерческим, это была и научная экспедиция, обогатившая знания о нашей планете. Были открыты ранее неизвестные острова, получены ценные данные о других территориях и населяющих их народах. Из Перу Лазарев привез интереснейшую коллекцию индейских древностей, а также еще не виданных в Европе лам, альпаку и вигонь, которые, благодаря заботе экипажа, хорошо перенесли нелегкое путешествие.

* * *

«Там, за Южным полярным кругом, земли нет, а если и есть где-то у полюса, то туда все равно невозможно проникнуть», – такое мнение бытовало в географической науке до начала XIX в. И было оно авторитетным, без какой-либо иронии, поскольку основывалось на выводах самого Джеймса Кука. В 1773 г. знаменитый английский мореплаватель впервые пересек Южный полярный круг, открыл антарктические острова – Южная Георгия и Земли Сандвича (Южные Сандвичевы острова), – но сам материк так и не обнаружил.

Впрочем, в начале XIX в. сомневающихся в правильности выводов Кука становилось все больше. Был среди них и знаменитый мореплаватель, первый русский «кругосветчик» Иван Федорович Крузенштерн. Весной 1819 г. он написал морскому министру Ивану Ивановичу де Траверсе письмо, в котором доказывал необходимость исследования полярных вод и предлагал подготовить экспедиции к Северному и Южному полюсу. Особо Крузенштерн отмечал важность экспедиции в Антарктику: «Сия экспедиция, кроме главной ее цели – изведать страны Южного полюса, должна особенно иметь в предмете поверить все неверное в южной половине Великого океана и пополнить все находящиеся в оной недостатки, дабы она могла признана быть, так сказать, заключительным путешествием в сем море».

Начальником первой российской антарктической экспедиции Крузенштерн предлагал назначить Василия Головнина, однако тот в это время еще завершал свое кругосветное путешествие на шлюпе «Камчатка». Тогда вместо Головнина была предложена кандидатура командующего фрегатом «Флора» Черноморского флота Фаддея Беллинсгаузена. Но у морского министра были свои планы – де Траверсе предпочел видеть во главе экспедиции Макара Ивановича Ратманова. Однако тут вмешались непредвиденные обстоятельства – при возвращении из Испании корабль, которым командовал Ратманов, потерпел кораблекрушение у датских берегов, и он был вынужден остаться на лечение в Копенгагене. В итоге начальником экспедиции был утвержден Беллинсгаузен. Его заместителем и командиром второго корабля был назначен Михаил Лазарев.

Экспедиция состояла из двух кораблей, в те годы это была обычная практика. Беллинсгаузен командовал шлюпом «Восток», спущенным на воду со стапеля Охтинской верфи Санкт-Петербурга в 1818 г. Второй корабль изначально назывался «Ладога» и закладывался на Олонецкой верфи как вспомогательное судно (проект разработал известный кораблестроитель И. В. Курепанов). Чтобы ускорить отправку, было принято решение не строить второе судно для антарктической экспедиции, а использовать «Ладогу». Судну дали новое название – «Мирный» и приступили к его перестройке с учетом предстоящих условий плавания. Лазарев лично руководил всеми подготовительными работами.

По своим качествам, прежде всего по быстроходности, «Восток» и «Мирный» были двумя разнотипными кораблями, что не могло не сказаться на ходе экспедиции. Беллинсгаузен писал по этому поводу в своей книге: «Каждый морской офицер видел, какое должно быть неравенство [«Мирного»] в ходу с «Востоком», следовательно, какое будет затруднение оставаться им в соединении и какая от сего долженствовала произойти медленность в плавании». А затем он неоднократно подчеркивал исключительное мастерство М. П. Лазарева в управлении кораблем, что позволяло тихоходному «Мирному» все время следовать совместно с гораздо более быстрым «Востоком».

4 июля 1819 г. корабли покинули Кронштадт. Через десять дней «Восток» и «Мирный» зашли в Копенгаген, 29 июля – в Портсмут, где простояли без малого месяц. Здесь были получены секстаны, хронометры и другие приборы и инструменты, которые тогда не изготовлялись в России, пополнен запас провизии. 26 августа Беллинсгаузен и Лазарев вышли из Портсмута, 15 сентября прибыли на Канарские острова и, после непродолжительной стоянки, пересекли Атлантический океан с востока на запад и прибыли в Рио-де-Жанейро.

Из Рио «Восток» и «Мирный» 22 ноября направились прямо на юг. Согласно инструкции военного министра, исследовательские работы экспедиция должна была начать с острова Южная Георгия и Земли Сандвича, размеры и контуры которых были еще не окончательно определены.

15 декабря показались вершины острова Южная Георгия, через неделю, на пути к Земле Сандвича, было сделано первое значительное географическое открытие – группа островов, которую Беллинсгаузен назвал в честь морского министра де Траверсе. 29 декабря, подойдя к Земле Сандвича, русские моряки установили, что ее «мысы», как считал Джеймс Кук, на самом деле являются отдельными островами. Беллинсгаузен проявил определенный такт и не стал переименовывать ни вновь открытые острова, ни весь архипелаг: «Капитан Кук первый увидел сии берега, и потому имена, им данные, должны оставаться неизгладимы, дабы память о столь смелом мореплавателе могла достигнуть до позднейших потомков. По сей причине я называю сии острова Южными Сандвичевыми островами».

4 января 1820 г. экспедиция Беллинсгаузена и Лазарева продвинулась на полградуса южнее, чем Кук. Было ясно, что большой материк где-то рядом, однако обнаружить его не удавалось. 15 января «Восток» и «Мирный» впервые пересекли Южный полярный круг, на следующий день достигли точки 69°25' южной широты и 2°10' западной долготы. Корабли находились всего в 20 милях от Антарктиды, моряки, несмотря на плохую видимость, могли разглядеть очертания берега.

Сейчас эта дата – 16 (28) января 1820 г. – считается днем открытия Антарктиды. Однако своего рода щепетильность в вопросах открытия не позволила Беллинсгаузену и Лазареву утверждать это на все сто процентов. 21 января моряки снова видели берег, а 5 и 6 февраля суда подошли почти вплотную к береговым обрывам ледового материка.

Наступившая южная зима и осложнившаяся ледовая обстановка вынудили руководителей экспедиции прервать исследования. «Восток» и «Мирный» взяли курс на север – затем на восток, направляясь в Порт-Джексон. Чтобы исследовать более широкую полосу Индийского океана, суда разделились: «Мирный» пошел в Порт-Джексон более северным курсом.

7 мая оба судна снялись с якоря и через пролив Кука направились к островам Таити. В июне к востоку от Таити русские моряки открыли группу островов, которую Беллинсгаузен назвал Островами Россиян (впоследствии, после более детального их изучения, были установлены местные названия, которые сейчас используются в качестве основных). В конце июля Беллинсгаузен и Лазарев снова взяли курс на Порт-Джексон – 9 сентября 1820 г. туда пришел «Восток», на следующий день в гостеприимной бухте бросил якорь «Мирный».

Плавание в экстремальных условиях не прошло бесследно, корабли были изрядно потрепаны. Поэтому их капитаны уделили особо тщательное внимание ремонту, и стоянка в Порт-Джексоне растянулась почти на два месяца. 31 октября экспедиция покинула берега Австралии, а с конца ноября возобновила «покушения» на антарктический берег. 9 января 1821 г. был обнаружен остров Петра I. 16-го числа члены экспедиции увидели гористый берег, частично не покрытый льдом. «Я называю обретение сие берегом потому, что отдаленность другого конца к югу исчезала за предел зрения нашего», – записал Ф. Ф. Беллинсгаузен в своем дневнике. Он назвал берег Землей Александра I (только в 1940-х гг. было выяснено, что это остров – крупнейший в Антарктике – «скрепленный» с материком шельфовыми льдами).

Затем «Восток» и «Мирный» направились к Южным Шетландским островам, открытым незадолго до этого английским капитаном Смитом, и нанесли их на карту (в отличие от русских моряков, англичане щепетильность проявлять не стали – все открытые экспедицией Беллинсгаузена и Лазарева острова, получившие русские названия, впоследствии были переименованы).

Поскольку «Восток» требовал безотлагательного ремонта, командир экспедиции принял решение прервать исследования на месяц раньше запланированного срока. «Восток» и «Мирный» направились в Рио-де-Жанейро, куда прибыли 27 февраля. 23 апреля шлюпы взяли курс на родину и, после кратковременных остановок в Лиссабоне и Копенгагене, 24 июля 1821 г. стали на якорь на Малом Кронштадтском рейде.

Всего первая российская антарктическая экспедиция продолжалась 751 день, из них 527 ходовых и 224 на якоре. «Восток» и «Мирный» прошли более 49 тысяч миль. Была выполнена главная миссия экспедиции – открыт шестой материк – Антарктида, что стало еще одним подтверждением авторитета России в полярных исследованиях. Также были открыты 29 ранее неизвестных островов.

Благодаря экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева наука пополнилась целым пластом новых знаний. Были определены и уточнены географические координаты островов и других объектов, составлено большое число карт. Беллинсгаузен, Лазарев и другие офицеры проявили себя как великолепные наблюдатели, сделанные ими определения координат мало чем отличаются от современных, произведенных с использованием гораздо более точных и совершенных приборов и методов.

В ходе экспедиции было проведено множество океанографических исследований, собраны богатейшие зоологические, ботанические и этнографические коллекции, экспонаты которых до сих пор хранятся в музеях, сделаны зарисовки видов Антарктики, других островов и обитающих там животных. Описание путешествия (два тома с атласом карт и видов) было опубликовано под названием «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 1820 и 1821 годов, совершенные на шлюпах «Востоке» и «Мирном» под начальством капитана Беллинсгаузена командира шлюпа «Восток», шлюпом «Мирным» начальствовал лейтенант Лазарев».

На родине антарктической экспедиции придавалось особое значение. Для ее торжественной встречи в Кронштадт приехал сам император Александр I, моряки были отмечены орденами, повышениями в звании и другими наградами. Особо была отмечена роль М. П. Лазарева. В представлении к награждению Ф. Ф. Беллинсгаузен писал: «Во все время плавания нашего, при беспрерывных туманах, мрачности и снеге, среди льдов, шлюп «Мирный» всегда держался в соединении, чему по сие время примеру не было, чтобы суда, плавающие столь долговременно при подобных погодах, не разлучались, и потому поставляю долгом представить вам о таковом неусыпном бдении лейтенанта Лазарева». Вскоре после возвращения, Михаил Петрович из лейтенантов был произведен сразу в капитаны 2-го ранга, минуя чин капитан-лейтенанта.

* * *

В то время когда «Восток» и «Мирный» исследовали берега Антарктиды, обстановка в Русской Америке становилась все более напряженной. Американские и английские контрабандисты не признавали законов и международных правил, вели хищнический промысел пушного зверя на российской территории, снабжали коренное население оружием и подстрекали его к нападению на русских. Единственное военное судно «Аполлон», принадлежавшее Русско-американской компании, прикрывало от нападений Новоархангельск, однако обеспечить неприкосновенность российских территориальных вод было не в состоянии. Поэтому было принято решение направить к берегам Аляски подкрепление – 36-пушечный фрегат «Крейсер» и шлюп «Ладога».

Капитаном «Крейсера» был назначен М. П. Лазарев, а «Ладоги» – его младший брат Андрей. 17 августа 1822 г. корабли покинули кронштадтский рейд. Буквально сразу же небольшой отряд подвергся ударам стихии, из-за жестоких штормов Михаилу Петровичу пришлось сделать остановку в Портсмуте и простоять там до ноября. Плавание к Рио-де-Жанейро проходило в более благоприятных условиях, однако затем стихия снова стала преследовать «Крейсер» и «Ладогу». Только в середине мая 1823 г. фрегату под командованием М. П. Лазарева удалось добраться до берегов Тасмании, до порта Хобарт, и уже оттуда взять курс на Таити, а затем – к Русской Америке.

У берегов Северо-Западной Америки «Крейсер» пробыл около года. Летом 1824 г. ему на смену прибыл шлюп «Предприятие» под командованием капитан-лейтенанта О. Е. Коцебу. 16 октября «Крейсер» отправился в обратный путь. 5 августа 1825 г. фрегат стал на якорь в кронштадтском порту. За этот поход М. П. Лазарев был произведен в капитаны 1-го ранга. При этом капитан «Крейсера» настоял, чтобы награды получили не только офицеры, но и все матросы его корабля.

* * *

Если бы эта книга выходила в серии «Великие флотоводцы», то рассказ о карьере Михаила Петровича Лазарева только начинался бы. Он был военным моряком, его учили и готовили к морским сражениям, а кругосветки и полярные экспедиции были, если можно так выразиться, «побочным продуктом». Но они дали ему колоссальнейший опыт: Михаил Петрович стал одним из немногих моряков в истории российского флота, совершивших три кругосветных плавания и единственным – в качестве капитана.

В феврале 1826 г. М. П. Лазарев был назначен командиром 12-го флотского экипажа и капитаном линкора «Азов», который в тот момент еще строился на архангельских верфях. В октябре «Азов» был переведен в Кронштадт, а в следующем году, в июне, отправился в Средиземное море, на соединение с объединенной российско-британо-французской эскадрой, которой противостоял турецко-египетский флот. В Наваринском сражении, произошедшем 8 (20) октября 1827 г. в Ионическом море, «Азов» сражался сразу с пятью кораблями противника: потопил два больших фрегата и один корвет, сжег флагманский корабль под флагом Тагир-паши, а затем вынудил выброситься на мель 80-пушечный линкор, после чего взорвал его. За этот подвиг «Азов» впервые в истории российского флота был награжден кормовым георгиевским флагом, а его капитан произведен в контр-адмиралы и награжден орденами сразу трех стран: греческим «Командорским крестом Спасителя», британским орденом Бани и французским Святого Людовика.

В ходе русско-турецкой войны 1828–1829 гг. М. П. Лазарев являлся начальником штаба русской эскадры, которой была поручена блокада Дарданелл. После завершения войны и заключения Адрианопольского мира он, впервые командуя эскадрой, вернулся в Кронштадт во главе отряда из десяти кораблей.

В 1832 г. Михаил Петрович был переведен на Черноморский флот, на должность начальника штаба. В феврале – июне следующего года он возглавил эскадру, отправившуюся в пролив Босфор. Целью этого похода была военная помощь Турции, боровшейся со своим недавним союзником – Египтом. В том же, 1833 году, Лазарев становится главным командиром Черноморского флота и портов Черного моря. А летом следующего года Михаил Петрович, произведенный в вице-адмиралы (десять лет спустя он стал полным адмиралом), назначен командующим Черноморским флотом.

Путешественник, капитан боевого корабля, одного из лучших в российском флоте, и, наконец, еще одна «ипостась» Михаила Петровича Лазарева – организатор, флотоводец. Семнадцать лет его руководства Черноморским флотом неслучайно называют «лазаревской эпохой». За время пребывания М. П. Лазарева на посту командующего в Николаеве, Севастополе и Херсоне было построено 16 линейных кораблей и более 150 других судов, впервые введены в строй корабли с железными корпусами и пароходо-фрегаты. В Николаеве, Одессе, Новороссийске и Севастополе были учреждены адмиралтейства, построены доки и мастерские, в Севастополе сооружены Александровская, Константиновская, Михайловская и Павловская батареи, благодаря чему город стал настоящей морской крепостью.

При этом Михаил Петрович заботился не только о техническом перевооружении флота и укреплении городов. При нем в Севастополе построены Дом собраний и школа для матросских детей, реорганизована Морская библиотека. Используя накопленный в дальних путешествиях опыт, он наладил работу гидрографического депо, издававшего карты и атласы Черного моря и его побережья. За свои заслуги М. П. Лазарев был избран почетным членом Русского географического общества, Морского ученого комитета, Казанского университета, других научных учреждений.

Особая заслуга Лазарева состоит в создании школы обучения и подготовки военных моряков. Под его руководством начинали свой путь такие знаменитые флотоводцы, как Нахимов (под началом Лазарева он участвовал в кругосветном плавании на фрегате «Крейсер»), Корнилов, Истомин, Бутаков.

В конце 1840-х гг. Михаил Петрович тяжело заболел, рак желудка не оставлял шансов на выздоровление. Тем не менее, адмирал продолжал руководить вверенным ему флотом. Только в начале 1851 г. он оставил свой пост и выехал на лечение за границу. В Вене его состояние резко ухудшилось. Когда стало ясно, что дни Михаила Петровича сочтены, знакомые советовали ему написать письмо императору и поручить ему заботы о своем семействе. Лазарев давно был на хорошем счету у Николая I, считался его любимцем, о чем свидетельствует награждение множеством орденов, вплоть до высшей награды Российской империи – ордена Андрея Первозванного. Но Михаил Петрович был непреклонен: «Я никогда ничего в жизнь мою ни у кого для себя не просил, и теперь не стану просить перед смертью».

Скончался М. П. Лазарев 11 (23) апреля 1851 г. в возрасте 62 лет. Из Вены его тело перевезли в Севастополь, где похоронили в склепе на тот момент еще строившегося Владимирского собора.

* * *

Михаил Петрович обладал незаурядным литературным талантом, о чем свидетельствуют, например, его письма к близкому другу, адмиралу Ивану Алексеевичу Шестакову. Возможно, Лазарев, выйдя в отставку, и собирался заняться литературной деятельностью, обобщить свой огромный опыт и знания в воспоминаниях. Но не успел. До того же должностные обязанности и забота о флоте просто не оставляли времени на занятия литературой.

Поэтому в основу данной книги о знаменитом путешественнике легли различные документы, расположенные в хронологическом порядке. Прежде всего они освещают путешествия Михаила Петровича, а также важнейшие вехи его жизни. Для того чтобы у читателя сложилась более полная картина о М. П. Лазареве, мы включили в издание воспоминания его современников, участвовавших вместе с ним в кругосветных плаваниях: Ф. Ф. Беллинсгаузена, С. Я. Унковского, М. П. Новосильского и др., а также описание экспедиции к берегам Русской Америки на корабле «Ладога» под командованием Андрея Петровича Лазарева. Тексты всех документов печатаются в современной орфографии, но с сохранением стиля и особенностей языка авторов.

А. Ю. Хорошевский

ПЕРВЫЕ ГОДЫ СЛУЖБЫ М. П. ЛАЗАРЕВА В ВОЕННО-МОРСКОМ ФЛОТЕ (1800–1813 гг.)

Отношение генерал-адъютанта Х. А. Ливена в морской кадетский корпус об определении в корпус трех сыновей П. Г. Лазарева – Андрея, Михаила и Алексея

25 января 1800 г.

Государь император указать соизволил умершего сенатора тайного советника Лазарева трех сыновей – 1-го, 2-го и 3-го определить в Морской кадетский корпус.

Генерал-адъютант гр. Ливен

Канцелярская помета: «Исполнено 8 числа»[1].

Из рапорта инспектора классов Морского кадетского корпуса капитана I ранга П. Я. Гамалея директору корпуса вице-адмиралу П. К. Карцову о результатах экзамена кадет на звание гардемарин

19 мая 1803 г.

Окончившие сферическую тригонометрию кадеты экзаменованы мной вместе с г. учителями в математике, в российском и в иностранных языках, в истории и географии. И которые из них сказались достойными быть произведены в гардемарины, таковых честь имею представить в. пр-ву список по старшинству их знания и поведения…

Капитан 1 ранга Гамалея

Из списка воспитанников Морского кадетского корпуса, выдержавших экзамены на звание гардемарина «по старшинству их знаний и поведения»

19 мая 1803 г.

1. Иосиф Бернацкой

2. Михайло Афремов

3. Михайло Лазарев

4. Семен Унковский[2]

Распоряжение П. К. Карцова капитану I ранга И. С. Новокшенову о командировании его с гардемаринами на фрегаты контр-адмирала Г. А. Сарычева для обучения гардемарин морской практике[3]

3 июня 1803 г.

На отправляющиеся в кампанию под начальством контр-адмирала Сарычева фрегаты командируетесь вы от корпуса с гардемаринами, означенными в приложенном у сего расписании[4], и для того, по прибытии в Кронштадт, извольте явиться к нему, г. Сарычеву, и в продолжение кампании быть в его зависимости. А как при отправлении в кампанию гардемарин главное намерение начальства, чтобы доставить им познание в морской практике, вы же как собственно кадетский начальник и потому предписывается вам с находящимися на эскадре корпусными офицерами иметь попечение, чтоб гардемарины к обучению прилагали надлежащее внимание и прилежность и сверх того:

1. Во время плавания, а паче при стоянии на якоре, гардемаринам обучаться ежедневно не менее двух часов теории, для чего и отправляются с вами корпусные учителя. Кроме математики упражняться в языках, то есть в переводах, а кто в состоянии и в сочинениях, описывая происходящее во время плавания и стоянии на якоре. За таковыми упражнениями в языках иметь смотрение г. кадетским офицерам, распорядя так, чтобы гардемарины с лучшими познаниями поспобствовали тем, которые таковых познаний не имеют.

2. Для приобучения их к описанию на море встречающихся происшествий прикажите, чтоб гардемарины, бывшие до полудню на вахте, подавали бы на имя ваше рапорт о всем случившемся во время суток.

3. Строго наблюдать, чтоб гардемарины вели себя благопристойно, возлагаемую на них должность отправляли с усердием и сохраняли бы всякой порядок и повиновение к начальству, казенные вещи содержали бы в целости и в чистоте.

4. Ежели бы случилось быть в каком чужестранном месте, гардемарин на берег без себя не отпускать; при съезде же чтоб они были одеты с крайнею опрятностью и чистотой, и бывши на берегу поступать со всякой благопристойностью и тихостью и стараться показать им, что заслуживает и достойно примечанию.

5. О больных гардемаринах прилагать особенное попечение, и что в болезни их нужно будет для них покупать, докладывайте начальствующему эскадрой.

6. Сходственно всему, вам предписываемому, вы дадите от себя повеление прочим кадетским офицерам, идущим с вами в кампанию.

7. При всяком удобном случае доносить о состоянии всех вверенных под команду вашу корпусных чинов, а по окончании кампании представить ко мне гардемаринские журналы и прочие их упражнения в учении и обстоятельную ведомость о их прилежании, поведении и успехах в науках, впрочем я уверен, что вы исполните в точности все вам предписываемое и употребите всякое старание к доставлению возможно больших познаний вверенным вам благородным корпуса воспитанникам.

8. Все командированные с вами гардемарины снабжены от корпуса двумя мундирами с прибором, шинелями, тесаками с портупеями и пряжками, обувью, бельем и постелями, а порционными деньгами удовольствованы на четыре месяца.

Петр Карцов

Отношение исполнительной экспедиции адмиралтейств-коллегии П. К. Карцову о проведении экзаменов гардемаринам М. Лазареву, А. Куломзину и А. Кригеру для производства их в мичманы

30 апреля 1808 г.

Исполнительная экспедиция, при сем препровождая явившихся сего числа из Англии бывших волонтерами на английском флоте гардемарин Михайлу Лазарева, Александра фон Кригера и Александра Куломзина к директору Морского кадетского корпуса е. пр-ву Петру Кондратьевичу Карцову, просит проэкзаменовать их в знании морского офицера и каковыми окажутся уведомить экспедицию для представления их к производству наравне с их товарищами.

А. Мясоедов

Рапорт капитан-командора П. Я. Гамалея П. К. Карцову о результатах экзаменов гардемарин М. Лазарева, А. Куломзина и А. Кригера

5 мая 1808 г.

Честь имею в. пр-ву донести, что в силу приказа, отданного от вас сего мая 1 дня, вновь прибывшие из Англии гардемарины учрежденной комиссией проэкзаменованы, найдены, что в теории и практике наук, принадлежащих морскому офицеру, имеют достаточные знания и с сверстными им пожалованными в мичмана в декабре 1805 г. могут быть помещены в следующем порядке:

Александр Кригер и Михайла Лазарев – под Яковом Нестеровым.

Александр Куломзин – под Николаем Кузьминым-Караваевым.

Капитан-командор Гамалея

Предписание П. К. Карцова канцелярии корпуса о приведении к присяге произведенных в мичманы М. Лазарева, А. Куломзина и А. Кригера

25 мая 1808 г.

Во исполнение указа Адмиралтейств-коллегии во изъяснение во оном высочайшего повеления, объявленного сего мая в 21 день г. министром военных морских сил и кавалером Чичаговым, в коем изображено: производятся по экзамену на ваканции по флоту Морского кадетского корпуса из гардемарин в мичманы фон-Кригер, Лазарев и Куломзин, со старшинством противу сверстников их декабря с 27-го числа 1805 г. Отданным от меня по команде корпуса приказом велено означенных мичманов на сии чины привести к присяге и из списков по корпусу выключить. Канцелярии предлагаю: если кто из них просить будет на обмундирование в счет жалования, то выдать им по окладу мичмана за треть из корпусной суммы, о возврате коих сообщено будет от меня в Казначейскую экспедицию, и изготовить об них формулярное описание, при котором они отосланы быть имеют в Исполнительную экспедицию.

Петр Карцов

Рапорт главного командира кронштадтского порта контр-адмирала Ф. В. Моллера министру военных морских сил адмиралу П. В. Чичагову о прибытии в Кронштадт брига «Меркурий» и люгера «Ганимед» и об отличной службе мичмана М. П. Лазарева

2 ноября 1810 г.

Бриг «Меркурий», посланный для снятия с мели люгера «Ганимед», 31-го числа минувшего месяца возвратился в Кронштадт вместе с люгером благополучно, и по повелению моему бриг и люгер вошли в гавань для разоружения. О чем в. пр-ву имею честь почтеннейше донести, прилагая при сем список с рапорта командира люгера «Ганимед»[5], изъясняющий причины, от коих люгер стоял на мели. Командир брига «Меркурия» капитан-лейтенант Богданов в особенности представляет мне, что находящиеся на бриге мичмана Шапирев и Лазарев, во время заморозков и свежих ветров, при подании помощи канонерским лодкам и при спасении людей с разбитого баркаса, принадлежащего шлюпу «Свирь», все поручения по службе исполняли с отличным усердием и равностью, мичман же Лазарев, отправленный им, г. Богдановым, на баркасе с верпом и кабельтовом от Толбухина маяка к северному берегу для подания помощи люгеру «Ганимед», доказал при сем случае совершенную его деятельность, по сему уважению просит о исходатайствовании им монаршей милости. Убеждаясь таковой рекомендацией, я поставляю обязанностью представить об оном в. пр-ву.

Контр-адмирал фон Моллер

КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ М. П. ЛАЗАРЕВА НА СУДНЕ «СУВОРОВ» (1813–1816 гг.)

Из «Истинных записок моей жизни» лейтенанта С. Я. Унковского [1813–1816]

По истреблении неприятеля из пределов России и будучи в союзе со всеми державами Европы, исключая Францию, которая, истоща все свои силы, не быв в состоянии противиться победоносному оружию российского императора Александра I, Российско-американская компания, пользуясь столь удобным случаем, начала приуготовлять экспедицию для отвоза груза в ее владения на северо-западных берегах Америки морем, для того куплен был в Кронштадте корабль «Суворов», который, по исследованию корабельным мастером Амосовым, найден способным и довольно твердым для совершения вояжа вокруг света.

Российско-американская компания, имев привилегию от правительства делать условия и употреблять желающих флотских офицеров на предприятие такового вояжа, предложила начальствование сей экспедиции г. капитан-лейтенанту Макарову, тогда находившемуся при Морском шляхетном корпусе, как опытному морскому офицеру, которому было предоставлено выбрать для себя по своему желанию офицеров и матросов из ластовых[6] экипажей в С.-Петербурге и Кронштадте. В июне месяце [1813 г.] корабль начали вооружать в Средней гавани [в Кронштадте]; были поставлены новые мачты и весь рангоут приготовлен новый. Капитан-лейтенант Макаров выбрал себе офицеров лейтенанта Нахимова, мичмана Бестужева, штурмана 14 класса Самсонова. Наконец, по долговременном приуготовлении, корабль «Суворов» 18 сентября 1813 г. вытянулся на рейд и лег фертоинг против угла Купеческой гавани.

Директора Российско-американской компании г. Булдаков и Крамер прибыли в Кронштадт, дабы пожелать г. капитан-лейтенанту Макарову доброго ветра и, по причине позднего времени года, поторопить к отходу; но когда, по мнению г. Макарова, корабль был совершенно готов к отплытию, тогда он потребовал от директоров Российско-американской компании, чтобы ему и гг. офицерам, сверх положенных 1200 руб. порционных в год, прибавить еще по 800 руб. в год и дабы условие, им сделанное с компанией, было переписано на гербовой бумаге, притом изъявил несколько других неудовольствий, полагая, что в разумении позднего времени года директора непременно согласятся на его требование.

Директора компании, видя непреклонность г. Макарова и нерадение его в пользу компании, решились выбрать нового начальника. Но как ни один из них не мог приступить к выбору без особого совета с кем-либо из флотских капитанов, то и просили г. Спафарьева, бывшего тогда в Кронштадте, рекомендовать способного к предприятию сего путешествия. Г. Спафарьев взялся оное исполнить, сделав предложение г. лейтенанту Лазареву, служившему тогда на бриге «Феникс»; предложение было принято г. Лазаревым с удовольствием, с тем, чтобы ему позволено избрать себе помощников по своему желанию, на что компания благосклонно решилась.

Я тогда находился на корабле «Борей», пришедшем тогда с эскадрой под начальством контр-адмирала Коробки из крейсерства Немецкого моря, где оная эскадра соединенно с англичанами… блокировала французский флот, находящийся в р. Шельде. 20 сентября, введя корабль «Борей» в военную гавань, к вечеру, когда оканчивали работу, пришел г. Лазарев с предложением вояжировать с ним на корабле «Суворов». Я немало удивился таковому предложению, не имея никакого сведения о случившейся расстройке между директорами и г. Макаровым, как выше писано.

Я долго не мог решиться на такое неожиданное и несогласное с планом моих намерений предложение…

…Желание исполнить столь лестный для молодого человека вояж и обогатить ум свой новыми познаниями, равно и дружественная связь г. Лазарева с самого юношества поколебали мои мысли, и я решился отринуть удовольствия сельской жизни…

Предложение было мной принято, и мы решились избрать с собой еще одного товарища, почему и упросили лейтенанта Повало-Швейковского, бывшего тогда ревизором на корабле «Орел»; он также не менее моего был удивлен таковой просьбой, но, наконец, решился быть нашим спутником…

На другой день поутру объявили свое желание г. Булдакову, сделав с ним условие вояжировать не более трех лет и на таковых же условиях, как бывшие назначены были офицеры…

Экстракт вояжа вокруг света на корабле «Суворове»

1813 г. 21 сентября перебрался я с квартиры на корабль. Г. лейтенант Лазарев уехал в С.-Петербург для своих надобностей. Корабль стоял на Малом рейде против Средних ворот, на глубине 4 1/2 фута, грунт ил, работа происходила: изготовляли разные поделки по плотничьей и столярной части, тянули тали, ванты и пр…

3 октября. Перебрался на корабль лейтенант Швейковский. Того же числа привезено на корабль для отвозу в российско-американские селения пороху 50 пуд. Прибыл из С.-Петербурга лейтенант Лазарев. Переменили некоторых из матросов по причине заразительных болезней, наконец, 7 октября корабль «Суворов» был совершенно готов к походу.

8 октября. В 10 часов приехал на корабль священник Михайлов, он служил молебен в собрании команды и в 12 часов при SW тихом ветре и пасмурной с дождем погоде снялись с якоря, простясь со своими приятелями, которые тогда приехали пожелать нам доброго вояжа и счастливого возвращения. В час пополудни миновали Рифсбанку, отсалютовав российскому флагу. В 2 часа легли в дрейф против брандвахты, с которой приезжал лейтенант Бологовской для опросу. В 4 часа ветер отклонился к W и сделался густой туман. В 5 часов приткнулись к Лондонской вехе; убрав паруса, оттянулись к N и стали на якорь…

9 октября… снялись с якоря и стали держать к WNW…

…18 октября пополуночи в 4 часа увидели Эландский маяк и в скором времени увидели множество купеческих кораблей по направлению курса в Карлскрону для соединения с конвоем, отправляющимся из Балтики в Немецкое море. Россия еще была в войне с Данией[7], то и мы сочли необходимостью пройти через Зунд под защитою конвоира, а потом направили курс в Карлскрону.

19 октября пополудни в 2 часа остановились на якоре на карлскронском рейде… Лейтенант Лазарев поехал на английский бриг, имевший сигнал конвоира, для истребования инструкции. Командующий сего брига объявил, что конвой находится в ведении шведского капитана, командующего на фрегате «Эвредика».

20 октября я и лейтенант Лазарев съехали на берег в Карлскрону для обозрения города и адмиралтейства. В помещение без позволения главного командира нам войти не позволили. Мы решились идти к главному командиру, предварив о себе, что мы офицеры императорского флота. Адмирал тотчас приказал нарядить унтер-офицера, которому приказал показать все адмиралтейство и доки; мы поблагодарили адмирала и отправились со своим вожатым в адмиралтейство, где осмотрели чертежные и разные мастерские, доки… Отсюда пошли в гавань, где стояли все шведские корабли, кроме 3, которые, как сказывал наш провожатый, находились в море. Из числа 9 кораблей, которые мы видели в гавани, не было более 3 или 4 годных для плавания в море. Я никогда не видел кораблей так худо вооруженных, некоторые из них были совсем отличной постройки, но таковых весьма мало… Сего же числа вытянулся из гавани фрегат «Эвредика». Лейтенант Лазарев получил от капитана сего фрегата инструкцию конвоира, и мы отправились на свой корабль. Ветер был противный, а потому конвою нельзя было сняться…

…23 октября. Ветер сделался NO, конвоир поднял сигнал сняться с якоря, и весь конвой, состоящий из 200 судов разных наций, снялся с якоря и пошел к SW; по выходе из Карлскроны ветры были большей частью переменные…

26 октября. Ветер умеренный и пасмурная с дождем погода, остановились на якоре в бухте Каге на глубине 6 1/2 саж.

27 октября. Снялись с якоря и прошли малым проходом в Мальме, где находились два военных шведских корабля. По причине крепких SW ветров не могли продолжать своего плавания далее. Во время стояния нашего на якоре в Мальме датские корсары всякую ночь делали нападение на конвой и взяли до 5 или 6 судов из конвоя. Мы были всегда в готовности для принятия неприятеля, но нападения не было.

8 ноября. При тихом S ветре мы снялись с якоря и весь конвой стал держать курс к N… Когда конвой проходил на траверзе крепости Кронберга, то из оной пущено было несколько бомб, но без вреда конвою, вечером в 9 часов миновали остров Ангольт, ночь была весьма темная и шел сильный дождь, около полуночи ветер крепкий, взяли все рифы у марселей, по случаю великой мрачности легли в дрейф, при рассвете густой туман и дождливая погода, при прояснении погоды видели некоторые суда из конвоя; около полудня прочистилось, конвоир находился от нас на далеком расстоянии под ветром, весь конвой стал держать в Винго-зунд. В 1 час пополудни приехал на корабль шведский лоцман для проводу в Винго. В 3 часа остановились на якорь на глубине 10 саж., грунт – ил. Здесь находилось несколько английских военных кораблей – фрегатов и бригов для принятия конвою, состоящего около 600 купеческих разных наций судов, большей частью английских. Я с лейтенантом Лазаревым поехал на берег, в г. Гетеборг. Мы приехали в город довольно поздно, обойдя несколько улиц, с трудом нашли трактир, где ночевали без удобств, а как случилось, на стульях, так как кроватей в доме не было. Неустройство столь значимого коммерческого города удивляет всякого иноземца, посещающего по необходимости Гетеборг…

12 ноября. В 9 часов пополуночи ветер сделался от NO и конвой начал сниматься, но г. Молво, суперкарг нашего корабля, был еще в городе, а потому мы не могли вступить под паруса ранее 2 часов, когда весь конвой уже оставил Винго-зунд; по возвращении Молво, в 2 1/2 часа снялись с якоря… В 5 часов догнали конвой, который тогда находился у нас под ветром.

13 ноября. В 9 часов пополуночи видны были берега Норвегии на NO. Конвой находился у нас за кормой, прибавили парусов и вскоре скрылись от конвоя…

21 ноября… находились в Мидель-банке. Ветер сделался от О. Поставили все возможные паруса, направя свое плавание к Британскому каналу…

25 ноября. В 8 часов пополуночи прошли на траверзе плавучий маяк Галопер…

26 ноября. В 10 часов пополуночи прошли конвой, идущий в W. В полночь увидели люгер под малыми парусами, держащий курс прямо к нашему кораблю. Он казался подозрительным; считая его за французский капер, немедленно приготовились к отражению, но нападения не случилось.

27 ноября. Пришли на Спидхедский рейд… На рейде находилась эскадра, состоящая из трех линейных русских кораблей «Смелый», «Три Иерарха» и «Чесма» под командою вице-адмирала Кроуна. Я с Лазаревым ездил на корабль «Смелый», где провели вечер в кругу славных своих товарищей по службе.

28 ноября. Сего числа лейтенант Лазарев и поверенный груза г. Молво отправились в Лондон для уведомления г. Гармана (нашего агента) о прибытии корабля «Суворов» в Портсмут; а как корабль требовал некоторой починки, то лейтенант Лазарев предоставил мне при первом удобном времени ввести корабль в гавань.

29 ноября. В 10 часов приехал на корабль лоцман для провода корабля в гавань, в 10 часов снялись с якоря и вступили под паруса. В 12 часов остановились на якорь в гавани…

3 декабря. Лазарев и Молво возвратились из Лондона. Г. Линдигрин, купец в Портсмуте и консул шведский, приехал на наш корабль в его смотрение[8] и обязался доставить все вещи, потребные для него.

10 декабря. Прислано на корабль 3 плотника и столяр, первые исправляли повредившийся при поднятии якоря в Карлскроне брашпиль, а последний делал место для камина.

11 декабря. Начали выгружать судно, при выгрузке сухарей многие мешки оказались совсем негодные к употреблению, потому что оные во время похода из Кронштадта г. Макаровым были положены на водяные бочки и от сырости совершенно сгнили; такое безрассудное помещение принесло компании довольно убытку. Для предприятия столь дальнего вояжа надобно было непременно перегрузить корабль, ибо оный был худо и криво нагружен, притом большая часть сухой провизии, не будучи помещена на настоящее место, должна была портиться. Хотя корабль «Суворов» был исправлен в Кронштадте около 5 месяцев, но по нерадению прежде бывшего начальника совершенно оказался негодным к долговременному плаванию по всем океанам. Требовалось непременно исправить корабль конопаткой.

Пребывание в Портсмуте. Поездка в Лондон. Свидание с русскими офицерами на эскадре в Чатаме. Возвращение в Портсмут. Выход корабля из гавани. Долговременное ожидание груза, купленного в Лондоне

12 декабря. Сего числа работа происходила на корабле выгрузкой с корабля вещей на бот г. Линдигрина, плотники делали гек-балк на баке и исправляли брашпиль, конопатчики конопатили по баргоуту, столяр обделывал место к камину. Приезжали офицеры с кораблей «Смелый» и «Чесма», с которыми я поехал на берег, и провели весь день вместе приятно.

15 декабря. Российские корабли «Смелый», «Чесма» и «Три Иерарха» снялись с якоря и пошли в море. В 2 часа приехал к нам мичман Аргамаков, ревизор корабля «Чесма», он, будучи на берегу вместе со священником, не успел воротиться на свой корабль, а потому и принужден был остаться. Я и Лазарев съехали на берег, заняли для них место в карете, отправляющейся в Лондон, и в 6 часов простились со своими земляками.

20 декабря. Работы корабельные все почти приведены к концу, и вещи с берега погрузили снова на корабль, оставив небольшую часть груза в Портсмуте у г. Линдигрина, ибо мы должны были прибавить несколько водяных бочек, которых на корабле находилось весьма недостаточно, почему и куплено 19 бочек. Груз английских товаров, следовавший поступить на корабль, также требовал нового помещения.

По окончании корабельных поделок и имея возможность побывать в Лондоне, притом товарищ мой Швейковский никогда впредь не имел случая быть в столице Великобритании, я воспользовался свободным временем, а потому заняли место в почтовой карете и в 6 часов вечера отправились в Лондон. Доктор Шеффер был также нашим спутником, который услаждал нас во время путешествия своими латинскими мелодиями. В карете были еще две дамы и один армейский офицер. Стало быть, компания наша была довольно приятна, притом же последний говорил изрядно по-русски, и во время своих разговоров и латинского пения Шеффера ночь протекла не скучно.

21 декабря. В 9 часов въехали в Лондон. Карета остановилась у моста, называемого Лондонским. Мы простились со своими спутниками, перешли в другую карету, кучеру я приказал везти [нас]… в трактир, где остановились… В трактире нам отведена была прекрасная комната в среднем этаже и две спальни. Время еще было не поздно, и мы, чтобы не истратить понапрасну времени, пошли погулять. Успели быть в St. James Park[9], в Вестминстерском аббатстве и в 4 часа возвратились домой, где за хорошим обедом опорожнили несколько рюмок мадеры и в 6 часов пошли в театр… [где] представлена была мелодрама «Мельник и его леди» и потом балет «Лебеди»… Пробыв в театре до 12 часов, возвратились домой.

22 декабря. На другой день решились съездить в Чатам на свидание с офицерами нашего флота. В 2 часа пополудни наняли карету и отправились в Чатам. В 10 часов прибыли в город и остановились в трактире «Солнце», поужинав, отправились на эскадру. Ночь была туманная, и наш перевозчик едва мог отыскать корабли.

23 декабря. В 2 часа пополуночи приехали на корабль «Мироносец», на котором я прежде служил. Нашему неожиданному появлению все удивились. Свидание было самое дружеское. В продолжение следующего дня я успел побывать на многих кораблях, и как нам невозможно было долго медлить, то после обеда в 5 часов простились со своими славными товарищами, некоторые из них проводили нас до Чатама, где, исправно поужинав, наняли две кареты и оставили Чатам. Лейтенанты Василий Игнатович Иванов и Алексей Васильевич Ельчанинов были нашими спутниками до Лондона.

24 декабря. В 6 часов поутру прибыли в Лондон, остановились в том же отеле, легли спать и не вставали до 12 часов. В пребывание наше в Лондоне погода была такая туманная, что с трудом можно было дышать от сгустившегося воздуха, смешанного с угольной пылью. Я немного простудился, но, невзирая на свою простуду, разделял все удовольствия со своими товарищами, еще не бывшими в Лондоне, для них я был проводником по разным достопримечательным местам, достойным внимания и любознательности. Побывали в церкви Св. Павла, в Арсенале, в Тауэре, в зверинце, в панораме, в Музеуме, поднимались на башню в Пикадилли, откуда виден весь Лондон (эта башня построена в 1666 г. в память пожара и чумы в Лондоне), в Вестминстерском аббатстве и многих других примечательных местах. Вечер провели в театре.

25 декабря. В полночь простились со своими товарищами; они поехали в Чатам, а мы отправились обратно в Портсмут, куда приехали в 4 часа пополудни и прямо явились на корабль во всей готовности к отплытию, но Молво объявил, что через 7 или 8 дней пришлет груз на корабль, и сам возвратился в Лондон.

1814 г. 2 января. Новый год встречали на корабле «Суворов», вспомнили о своих отсутствующих родных и приятелях, а на другой день подняли якорь, оттянулись на середину гавани, привязали брамсели и подняли брам-реи, приготовились к выходу из гавани на рейд.

4 января. Вышли из гавани и в 4 часа пополудни бросили якорь… Погода была пасмурная, со снегом.

10 января. Тянули ванты и тали, получили с берегу компасы и все астрономические инструменты, находившиеся на берегу для проверки… Суперкарг наш Молво не возвращался из Лондона и не присылал следуемых вещей. За всеми понуждениями и напоминаниями г. лейтенанта Лазарева он медлил во вред компании и нашего плавания.

21 января получено письмо из Лондона от г. Молво, в котором он уведомлял, что груз готов и скоро пришлется в Портсмут. Мы утешались надеждой скоро оставить Портсмут, пребывание в котором без дела и по дороговизне жизненных припасов каждому наскучило. И притом самое плавание наше по позднему времени должно было измениться: вместо западного пути около [мыса] Горна идти дальнейшим путем через Австралию. В 6 часов вечера получили наш последний хронометр, выверенный на обсерватории по регулятору, находящемуся в портовом Адмиралтействе…

24 января. Узнали через письмо Молво, что он не может быть готов ранее 2 недель. Такая явная нерачительность этого молодого человека и беспечность в соблюдении пользы компании побудила Лазарева отправиться самому в Лондон и узнать все подробно относящееся до медленности высылки груза.

28 января в 6 часов вечера съехали мы на берег и остановились в трактире Блю-Пост, куда прибыл и Молво из Лондона с объяснением множества препятствий в доставлении груза и привез письмо от некоторых лондонских купцов в доказательство, что при всевозможном его старании невозможно окончить дела так скоро, как нам хотелось, но как на это Лазарев предъявил значительный убыток [от] бесполезного стояния здесь и опасности, каким мы должны подвергаться в плавании по южному океану по причине позднего времени, но все было безуспешно и, как кажется, все нарочно устроено этим молодым и неопытным человеком для своих собственных видов…

4 февраля. Видя бесполезность наших советов и увещаний, чтобы Молво ускорил присылкой груза, решились мы ждать окончания его дел, которые ему компания доверила в полной мере…

26 февраля. Лазарев уехал на берег для окончания счетов, предъявив Молво, находившемуся тогда в городе, что если он того же дня не окончит своих счетов, то он намерен оставить его в Портсмуте. Таковые угрозы немного подействовали на нашего купца, и остальной груз был привезен на корабль.

Отплытие из Портсмута в конвое под прикрытием корабля «Бенбау». Оставление конвоя у о-ва Мадеры. Обряд мореходцев при прохождении экватора. Прибытие в Рио-Жанейро и некоторые примечания во время пребывания в порте

26 февраля. Сего числа Молво с остальным грузом приехал на корабль. Конвой, отправляющийся с кораблем «Бенбау», снялся с якоря и пошел к W. Хотя счеты по объявлению нашего суперкарга еще были не окончены, но благоразумие требовало, чтобы не упустить отправляющегося конвоя для безопасности плавания в Канале, где француз[10], а потому в 7 часов пополудни снялись с якоря и перешли в Лимингтон, куда и прочие корабли конвоя перешли и оставались на якоре.

27 февраля. При рассвете я ездил на берег для покупки некоторых вещей, нужных для похода; в 8 часов утра, исправя свои надобности, возвратился на корабль. В 9 часов течение начало изменяться, и весь конвой при свежем NO ветре снялся с якоря… В 12 часов командир конвоя лег в дрейф и сделал сигнал «за начальниками всех судов». Г. Лазарев отправился на корабль «Бенбау», получил инструкцию о том, как поступать во время нахождения нашего под конвоем. По возвращении на корабль в 4 часа снялись с дрейфа и легли по курсу на WSW вместе с конвоем; погода была мрачная с сыростью в воздухе…

1 марта. Ветер продолжался в прежней своей силе, и скоро берега Европы скрылись из вида. Каждый из нас чувствовал некоторое уныние при оставлении Британского канала, вспоминая близких людей. При этом особенно пронеслась мысль, придется ли еще раз обнять свою добрую матушку, сестер и брата; далекий придется нам путь иметь, и много страданий необходимо нужно было перенести. Дружная наша компания скоро утолила наши мысли. Мы радовались, что оставили Портсмут, не упустя последнего конвоя. Попутный ветер и временами приятная погода рассеивали скуку, и мало-помалу приятное спокойствие духа восстановилось.

13 марта. В 12 часов увидели остров Порто-Санто к NW. Скоро потом открылся остров Мадера. В 7 часов вечера конвоир сделал сигнал лечь в дрейф. Мы перестали следовать далее в конвое, предпочтя отдельно продолжать свое плавание. Лазарев отвез инструкцию к капитану Старку, и при пожелании обоюдного благополучного плавания наполнили паруса и разошлись с конвоем. В 9 часов миновали г. Финчал, откуда взяли свое новое отплытие…

31 марта. Приятная погода и тихий ветер. В 3 часа увидели к SW бриг в дрейфе на правом галсе; в 5 часов по приближении к оному можно было рассмотреть, что он был военный, который поставил все паруса и старался пересечь наш курс. В 7 часов начало темнеть, для безопасности привели в бейдевинд в предположении, что идущий за нами бриг был французский капер; при рассвете в виду ничего нет…

2 апреля. В 3 часа выпалено из пушек по случаю вступления в южное полушарие и празднования Нептуна по общему обычаю мореходцев. В 4 часа видно судно к NW, идущее из NO.

4 апреля. Поймали рыбу – морской прожор[11] или shark длиной в 4 1/2 фута…

20 апреля. Свежий ветер и пасмурная погода, временем сильный дождь. Видели множество летающих вокруг корабля тропических птиц. В 9 часов поутру увидели мыс Фрио на NW в расстоянии 25 миль. В 8 часов легли в дрейф для обождания рассвета.

21 апреля. В 6 часов поутру ясная погода. Гора при входе в Рио-Жанейро, именуемая Сахарная Голова, на WN. В то же время видно было португальское купеческое судно, идущее в порт. Поставили всевозможные паруса, направя курс к проходу. В 2 часа миновали крепость Сант-Круз[12], на северной стороне входа. В 3 1/2 часа приехал португальский лоцман, присутствие которого хотя было и не нужно по его незнанию своего дела, но приличие требовало принять его как лоцмана. Поравнявшись с крепостью Сант-Яго, привели в бейдевинд и легли в дрейф; в то же время пристало к кораблю до 10 португальских катеров, и каждый из них имел право рассматривать корабельные бумаги. Это правило португальского правительства. Мы должны были дожидаться в дрейфе последнего инспектора и, наконец, в 5 часов кончили. Приказано нам на корабль взять 2 солдат с крепости и стать на якорь против города С.-Себастьян. В 6 часов встали на якорь на глубине 9 1/2 саж., грунт – ил с ракушкой… Я отправился на берег для испрошения позволения ездить в город, что сопряжено с трудностями для каждого чужестранца, кроме англичан. Провожатым я имел одного из солдат, который привел меня в Ордонансгауз[13], где записали имя судна и, сделав несколько вопросов, надо было идти к генерал-полицмейстеру. В 7 часов получил я ответ от полицмейстера…

11 мая. Пришел с моря португальский бриг, на котором привезено 500 африканских арапов для продажи; тот бриг был в море 52 дня. Я видел сих несчастных, продаваемых на рынке своими хозяевами, как будто зверей, не имея к ним никакого сострадания; город С.-Себастьян заполнен сими несчастными жертвами надменных португальцев. Все тяжкие работы исправляются невольниками, и ни один природный португалец не снискивает трудов рукоделием, но каждый имеет несколько невольников, которых он употреблять может по своей воле и, утопая в лености, торжествует над сими несчастными, которые должны приносить ему ежедневно положенное количество денег, но если оной не может приобрести положенной суммы, то получает крепкие наказания.

16 мая. В 10 часов поутру пришли с моря 2 английских фрегата… Того же числа пополудни из Англии [пришел] пакетбот, через которого получено известие о совершенном поражении французов и о вступлении российских войск в Париж.

…20 мая. Корабль был совсем готов к морю, и все вещи, долженствующие поступить на корабль для груза, были привезены с берега на рассвете, но расчеты г. Молво еще были не окончены, а потому мы снялись с якоря 21 числа поутру и перешли ближе к выходу…

24 мая. В 8 часов прибыл на корабль суперкарг Молво и объявил, что расчеты его окончены, и в 9 часов при легком береговом ветре вступили под паруса. В 10 часов миновали крепость С.-Круз и поставили все паруса, направя курс к SO.

Плавание из Рио-Жанейро до берегов Новой Голландии[14]. Пребывание в порте Джексоне

24 мая оставили Рио-Жанейро, курс наш был направлен к SSO, дабы скорее достигнуть широты пассатов и пользоваться свежим W ветром. По причине позднего времени плавание наше кругом мыса Горна было сопряжено с большими затруднениями и потерей времени, а потому и решили плыть около Вандименской Земли[15], остановиться в порте Джексоне и затем следовать в Ситху…

25 мая. Будучи в широте 25°7' S и долготе по хронометру 42° W, склонение компаса направо по азимуту 4°30', в 11 часов пополуночи видели бриг, идущий к N. В продолжение прошедших суток ветер дул от NW и SW тихий, при облачной погоде.

28 мая. В широте 27°53' и долготе 40°35' по хронометру при ясной погоде удалось снять нам несколько расстояний Луны от Солнца, по коим долгота вычислена 40°38' W, в то же время склонение магнитной стрелки 4° О. В продолжение предыдущих суток пользовались мы приятной погодой, причем взято было множество лунных расстояний, по коим вычисленная долгота весьма соответствовала с хронометром. Ветры большей частью дули от SO тихие.

4 июня. Будучи в широте 34°35' S, в долготе 33°43' W, в первый раз увидели мы морских птиц, предвещавших штормовую погоду, они суть небольшие, темноватого цвета. Матросы многих поймали на крючки, которые [птицы] были употреблены в пищу и многими найдены довольно вкусными. Ветер дул крепкий, так что принуждены были взять все рифы у марселей и спустить брам-реи, большей частью меж NW и SW.

12 июня. При рассвете увидели впереди остров Гоу [Диего-Альварец], открывающийся тремя холмами и окружен неприступными скалами. В 10 часов миновали его на траверзе в расстоянии 7 или 8 миль, широта коего нами определена 40°20' S, а долгота по хронометру, который и после признан быть верным, – 10°19' W от Гринвича. В пути нашем часто были посещаемы всякого рода морскими птицами и необычайной величины альбатросами. Отсюда мы приняли намерение держаться в параллели между 42° и 43°, в чем после не раскаивались, ибо, не удаляясь от этой параллели, мы пользовались больше крепкими ветрами от NW и SW часто и редко могли нести нерифленные марсели, но сильное волнение и крепкие ветры, доходившие до шторма, принуждали нас спускать брамсели и плыть под одним зарифленным марселем и фоком…

11 июля. Ветер переменился к SO и перешел в шторм, оставались под одним зарифленным грот-марселем и фоком. Сильное волнение причинило кораблю вредную качку, и при начале шторма лопнула с правой стороны кница, укрепляющая кильсон, и, наконец, совсем его смыло. Крепкий ветер продолжался до 14 июля, с сего числа ветер был умеренный и позволил нам поставить марсели с двумя рифами.

15 июля переменный ветер к NО и волнение начало мало-помалу уменьшаться. Исправив повреждения, прибавили парусов. Сего числа склонение компаса найдено 22° W. Широта обсервированная в полдень 39°57', а долгота по хронометру 83°58', счислимая 83°17' О от Гринвича. Пасмурная и дождливая погода не позволила нам пользоваться лунными наблюдениями.

21 июля ветер усилился и сделался самый крепкий риф-марсельный, сопровождаемый дождем и шквалами от NW. Птицы показывались редко, кроме альбатросов, которые не оставляли нас ни на один день и всегда были нашими постоянными спутниками…

30 июля. В широте 44°3' S, долготе 139°27' О во время ночи видны были на воде блистающие огни наподобие фонарей, которые блеском своим освещали все судно, представляя великолепный вид на поверхности океана. Такое явление случается только близ Земли Вандимена. Поутру ясная погода позволила нам снять до 20 лунных расстояний, по коим долгота найдена 140°8' О, склонение магнитной стрелки по многим азимутам 8° О.

1 августа. По полуночи слышен был гром и при освещении молнии ветер продолжал дуть сильный, крепкий и было сильное волнение. На рассвете ветер начал дуть умереннее, волнение уменьшилось, подняли брам-рей и поставили брамсели, показались близкие берега, приказано было хорошенько измерять [глубину]; и к общему нашему удовольствию увидели в мрачности берег к NNW. В 10 часов несколько прочистилось, и мы узнали Землю Вандимена по находящемуся близ оной камню Мюстон. Кто видел [камень], подобный фигурою сему камню близ Плимута под тем же названием, тот не может ошибиться. Переменили курс к NNO. В полдень пеленговали Мюстон на S 19°0' в расстоянии 13 миль. Здесь мы поверили наше счисление и взяли новое… Наша долгота разнствовала только 9 милями, а хронометр показал 32 мили W настоящего; таковую малую погрешность в 2 1/2 месяца почти нельзя признать за погрешность. Одним мореходам понятна та радость, какая ощущается после долгого плавания при виде берега, и особенно после такого затруднительного и сопряженного с большими опасностями плавания, как наше в зимнюю пору. Ни одного человека на корабле больным [не было], удовольствие наше было полное прибыть скоро на берег в порт, где природа, богатая всеми потребностями для человека, манит в свои объятия. В 4 часа берег Вандимена от нас скрылся, ветер дул крепкий от NW, и мы скоро удалились от берегов, поутру ветер несколько умереннее, по равным азимутам склонение магнитной стрелки оказалось 11° О…

10 августа. Ветер начал стихать и, наконец, сделалось маловетрие, погода прочистилась. В 6 часов пополудни тихий ветер задул от N с нахождением небольших шквалов, что позволило нам нести большие паруса; на другой день при рассвете увидели к W желанные берега Нового Южного Валлиса[16], ветер продолжал дуть тихий от берега, мы плыли под всеми парусами вдоль берега к N.

11 августа при рассвете тихий ветер и приятная погода. Берег в виду в расстоянии 13 или 18 миль. В полдень обсервировали широту 34°46', долгота по хронометру 151°35' О, поворотили оверштаг и стали держать к берегу; по мере приближения к берегу нападали небольшие шквалы и ветер часто переменялся. Весьма трудно было распознать вход в порт Джексон по причине большого сходства берега и непоказывающего никакого отличия. В 7 часов увидели маячный огонь к SSO в расстоянии 10 или 12 миль. В то же время убрали лишние паруса и спустились под марселями к месту, показывающему огонь. В 10 часов легли в дрейф до рассвета. В продолжение ночи ветры большей частью были переменные с нахождением шквалов.

12 августа. При рассвете ясная погода и свежий ветер от берега, поставили брамсели, грот, фок и стали лавировать. В 7 часов увидели флагшток и вскоре открылся вход в залив; свежий ветер без всякого волнения позволил нам в 9 часов подойти к проходу на расстояние 2 миль. На южном мысу, который оканчивается при входе в устье Кру, увидели небольшую батарею, на которой поднят был флаг, у нас тоже подняли флаг при пушечном выстреле. В 10 часов увидели судно, идущее из залива, с которого явился лоцман для проводу корабля в порт… Хотя ветер все время дул из пролива, но в 11 часов мы уже миновали Биндль-банку, находившуюся в середине самого залива. Здесь встречены были смотрителем порта, который прибыл на корабль, снабдил нас инструкцией, как поступать во время нашего здесь пребывания, и предложил нам свои услуги для всякого вспомоществования. Г. Пайпар (так назывался сей смотритель) исправляет должность капитана над портом, пробыв у нас недолго, возвратился на берег для объявления о нашем пребывании губернатору, которому мы привезли первое известие об успехах российского оружия и о вступлении нашего императора в Париж; он изъявил живое участие в славных деяниях россиян и, будучи британцем, радовался истреблению своих неприятелей и разрушению планов, предпринятых тираном Европы[17].

12 августа. В 2 часа остановились мы на якоре в расстоянии 2 миль от города, салютовали крепости 11 выстрелами, на что вскоре получили ответ 13 выстрелами… В 4 часа возвратился г. Пайпар с берега, объявил от имени губернатора, что мы можем стать ближе к городу, что хотя и воспрещено для чужеземных кораблей, но в уважение русскому флагу позволено нам пользоваться теми же привилегиями, какими [пользуются] сами англичане, при том же губернатор через г. Пайпара просил извинения, что не скоро было ответствовано нашему салюту, ибо он находился за городом. Мы благодарили за его особенное уважение к нашему флагу. В 5 часов г. Лазарев отправился на берег; г. Пайпар отрекомендовал нас г. Бруку, который принял обязанность вспомоществовать в исправлении нашего корабля.

13 августа. На другой день в 9 1/2 часов при перемене положения снялись с якоря и стали лавировать к городу; в 12 часов остановились на якоре… Спустили брам-стеньги и стеньги. В 4 часа салютовали из крепости 21 выстрелом за получение радостного известия о победе врагов и о восстановлении мира в Европе.

14 августа. Сего числа сняли такелаж и отправили салинг на берег для сделания по оным новых. Прислали с берега 4 конопатчиков, которые и начали с правой стороны…

16 августа. Г. Сидни (так называется здешнее селение) стоит при прекраснейшем замке того же имени и едущим с моря представляет величественный вид и прекраснейшую картину для живописца: средина оного построена в долине, а оконечности распространены по обе стороны отлого возвышенным местам сей долины… Позади окрестности видны ветряные мельницы, которые первые показываются приближающемуся с моря и по мере приближения скрываются до половины. За строением[18] города дома большей частью каменные или построены из кирпича. Здешний камень по своей мягкости особенно отличается удобностью для постройки; многие дома есть трехэтажные и могут быть сравнены с лучшими в Англии, прекрасный климат много способствует благоуспешности поселения. Каждый житель города при своем доме имеет со вкусом обработанный сад и пользуется плодами всякого рода в изобилии при малом приложении трудов…

…18 августа поутру г. Джонсон с участливостью предложил нам лошадей ехать за город, куда он и сам обещался быть нашим товарищем. В 3 часа после обеда лошади были готовы. Я и г. Швейковский, будучи сопровождаемы г. Джонсоном, отправились верхами. Мы приняли намерение побывать в местечке Парамате, находящемся в 16 милях от г. Сидни, а потому приняли сию дорогу… Дорога в Парамате проложена без извилин. Хорошо очищена по ширине на 10 или 12 саж., по обе стороны растет крупный, но редкий лес, годный ко всякому строению. В 4 1/2 часа прибыли мы в Парамате, по приятному своему местоположению может назваться земным раем; она стоит при речке того же наименования, которая впадает в Сидни ков[19].

Дома большей частью небольшие, но все выстроены по плану и со вкусом. Ровные места, всегда зеленеющие, окружают сие прекрасное место. Здесь есть дворец для губернатора, дом для воспитания сирот и женский смирительный дом, строение, особенно отличающееся своим величием. Мы остановились в трактире, довольно утомившись от непривычной верховой езды. Сего числа не хотели мы оставить своей спокойной квартиры и расположились было, хорошо поужинав, оставить свое любопытство до утра, но вскоре пришел человек от господина Марсдена, пастора сего местечка и главного священника всех селений в окрестностях порта Джексон. Мы посетили почтенного отца. Г. Джонсон, ему хорошо знакомый, рекомендовал нас, и мы приняты [были] с особенной учтивостью. Г. Марсден, человек около 45 лет, имеет жену и 8 дочерей. Он – начальник миссии, которая послана на острова Товарищества[20] для проповедования христианской религии; он сказывал нам, что на тех островах многие жители обращены в христианскую веру и что служение производится на природном языке отаитян. Сам он намеревается отправиться для того же предмета в Новую Зеландию, для чего приглашены два короля… Один из королей говорил немного по-английски, и г. Марсден, зная часть их языка, легко мог изъясняться с этими дикими.

22 августа. Сего числа окончили все корабельные поделки. Корабль выконопатили, переправили такелаж, выкрасили снаружи и налились водой. Пополудни пришло с моря 3-мачтовое судно «Жеферсон», капитан Варне, которое было у берегов Зеландии для ловли китов. Г. Барнс сказывал, что в 15-месячное плавание он убил 17 китов…

24 августа. Сего числа привезли с берега соленое мясо, которое было свезено на берег при нашем сюда приходе для налития свежим рассолом.

26 августа корабль был готов к морю, но расчеты г. суперкарга и здесь задержали нас и мы не могли ранее оставить порт Джексон, как 2 сентября.

2 сентября. Прежде чем оставить порт Джексон, я опишу некоторые замечания, касательно входа в оный порт, и нечто, относящееся до коммерции и выгод оной.

Мореходец, плывущий в Новую Голландию, должен, оставя меридиан мыса Доброй Надежды, направить свой курс к югу так, что, когда придет в параллель 43° или 44° широты, он получит свежий ветер, дующий большей частью меж NW и SW четвертями, и тогда плавание по параллели вышесказанной широты может быть окончено весьма успешно. Увидев Землю Вандимена, не должно проходить проливом… что меж Новой Голландией и Землей Вандимена, ибо плавание сим проливом по причине сильного течения и частых отмелей довольно медлительно, но, обойдя Землю Вандимена, я бы посоветовал удалиться от берегов на дальнее расстояние, ибо ветры у берегов Новой Голландии большей частью дуют от берега. Вход в порт Джексон по сходству всего берега близ оного весьма трудно различать, но должно входить в параллель оного порта, приблизиться к берегу, тогда безошибочно можно признать вход: по обе стороны оного берега довольно утесисты и приглубы, так что можно без опасности приблизиться на расстояние 3/4 мили.

У самого входа берег состоит из беловатого камня; на южном мысу находится караульный дом и флагшток. Судно, идущее в порт Джексон, должно придерживаться ближе к северному мысу или средине прохода, миновав оба мыса. NO берег от Ботани-бея[21] до Брокен-бея утесист и весьма ровен; вдали, внутри земли, видны возвышающиеся горы беловатого цвета. Пройдя S и N мысы оконечности пролива, когда к югу открывается довольно обширный рукав, то безопасно можно держаться ближе к N или S берегу, но не держать среднего прохода, где лежит опасная банка. Во время полной воды оная не видна, а при малой оказывается довольно ясно и иногда бывает суха; когда же, миновав оную банку, то проход остается безопасен и во всяком месте можно стать на якорь; глубина 5, 6 и до 8 саж. уменьшается и увеличивается постепенно до самого города.

Направление течения, прибыль и убыль воды бывает на RSOtO и NWtW, полная вода при новолунии и полнолунии в 8 часов и 15 минут, самое большое возвышение воды бывает 6 фут., а меньшее, между квадратурами, 4 фута. Когда какое-либо судно приходит в порт Джексон, то оное встречается портовым начальником, который вручит печатный лист, в котором написаны правила, как поступать во время пребывания в порте, дабы не могло сделаться каких-либо ошибок противу установления правительства. Торговля водкой вовсе запрещена партикулярным людям, но должно особенно продавать находящимся здесь подрядчикам, которые пользуются сей привилегией и за что обязаны выстроить госпитали в пользу правительства. Сей откуп был взят ими на 10 лет, которого срок должен кончиться в декабре месяце сего года, а после сего уже будет позволена вольная продажа всякой европейской мануфактуры, особенно дороги русские полотна и другие произведения весьма дороги. Кажется, Новая Голландия со временем сделается одной из богатейших селений англичан…

2 сентября. Поутру в 6 часов при тихом NW ветре снялись с якоря и вступили под паруса, в 8 часов поравнялись против крепости и салютовали 11 выстрелами, с коей ответствовали 13. В 10 1/2 часов миновали северный мыс прохода, и лоцман, пожелав нам доброго вояжа, оставил корабль. По удалении от берега ветер беспрестанно переменялся…

15 сентября. Сего числа пополудни в 2 часа корабль сделал сильное содрогание, подобно как бы коснулся к мели, но мелководья никакого не приметно, должно думать, что повстречались с китом, переплывающим наш курс…

28 сентября. При тихом пассате от OSO и приятной погоде продолжали наше плавание к NNO; к вечеру начали показываться птицы во множестве разных родов, на которых мы обращали свое внимание, полагая, что в недалеком расстоянии должен находиться какой-либо неизвестный остров, для чего приказали смотреть прилежнее в наступающую ночь. В 9 часов вечера крик птиц увеличился, и скоро оказалось, что мы в своем мнении не обманулись; в 11 часов увидели берег к SSO. В скором времени легли в дрейф, бросили лот, на 120 саж. не достали глубины. Убавили все лишние паруса и решились ожидать рассвета. В 6 часов начало рассветать и виденный нами берег оказался группой из пяти неизвестных островов, из коих S-й казался быть более возвышенным и представляющий вид плодоносного острова. Снялись с дрейфа и, поставив все паруса, в 8 часов приблизились на расстояние 2 1/2 миль, спустили шлюпки, на 1-й отправился г. Лазарев и я, а на 2-й штурман Российский с г. Шеффером; при приближении к берегу бросили лот, но дна не могли достать, даже у самого берега было более 25 саж., грунт – коралл. Мы пристали к коральной банке, соединяющей S-й остров с лежащим по W-ю сторону без всякого затруднения.

Море было совершенно тихо, не было никакого волнения, что способствовало нашей вылазке на берег, но при малейшем волнении не могли бы исполнить своего желания, не подвергаясь большой опасности по причине приглубого и корального берега. Вышед на берег, окружены были множеством птиц разного рода из числа обитающих тропические страны океана. Деревья и зеленеющиеся растения были ни что иное как кустарник, сплетавшийся между собой. На середине острова растут несколько деревьев, довольно высоких и толстых, среди которых были кокосовые, но таковых весьма мало. Мы скоро уверились, что острова сии необитаемые, и как оных не оказалось на картах, то первое открытие оных предоставлено было нам, почему и назвали оные острова Суворова, по имени нашего корабля и в память славному гр. Суворову. Определили острова по астрономическим наблюдениям в широте 13°12'30''S и долготе 196°31'30''О, склонение магнитной стрелки 9°15' О, возвышение воды бывает до 4 и 5 фут.

29 сентября. Острова Суворова могут быть почтены одними из опаснейших для мореплавателя в целом океане по причине своей низменности и приглубого корального берега. Они состоят из 5 небольших островков, соединенных между собою коральными банками почти наравне с водой, из коих S-й [южный] и О-й [восточный] показываются выше прочих по растению на оных кокосовых деревьев; они вообще занимают окружность около 24 миль итальянских[22] и нигде нет якорного места. Определив южный остров наблюдениями, как выше упомянуто, я и лейтенант Лазарев ездили на N-й [северный] от него остров, на который с трудностью могли попасть по причине прибывшей воды на банку, окружающую сей остров, но, перешед вброд расстояние около одной мили, достигли своего намерения, сей также подобен первому. Кроме коралла, земляных раков и птиц, скрывающихся в кустарниках, ничего не видели; птицы на сих островах нимало не опасались нас, и многих можно было брать руками.

Таким образом, набрав почти полный ялик сих животных, не дававших ни малейшего вида, что кто-либо из мореплавателей посещал прежде сии острова, возвратились на корабль. В 5 часов и другая шлюпка возвратилась; они рассказывали, что были еще в большей опасности, нежели мы при переходе на шлюпку через коральную банку: были они атакованы морскими прожорами, от которых едва могли отделаться, обороняясь своим оружием, но никто не был ранен, кроме что у некоторых было искусано платье. В 5 1/2 часов подняли гребные суда и снялись с дрейфу. Во время следующей ночи имели малые паруса для безопасности, дабы не повстречаться с другими подобными островами; на другой день множество птиц летало вокруг корабля, но берегу не было видно; по мере удаления островов Суворова птицы начали нас оставлять…

10 октября пересекли мы экватор в долготе 193° восточной от Гринвича…

28 октября. По оставлении экватора течение большей частью было к NW, так что сего числа счислимая нами долгота была 192°27' О… По мере приближения нашего к берегам Америки ветер большей частью дует SW и NW, довольно крепкий, сопровождаемый шквалами и пасмурной с дождем, а временами и снегом погодой…

11 ноября… Сего числа привязали канаты к якорям и приказали смотреть берег во время ночи. Ветер сделался тише, и волнение уменьшилось; мы продолжали плыть под малыми парусами. При рассвете увидели берег к NO-ту, высокие горы которого покрыты были снегом. По приближении к берегу небо прочистилось; к 10 часам поутру к общему нашему удивлению увидели к N 25° W высокую гору Эчкомб [Эджкумб], которая особенно отличается от прочих величественною своею круглоплосковатой вершиной, покрытой снегом, и более выдает к морю, от коей к SW простирается мыс, покрытый ровным лесом, и постепенно упирается от подошвы сей горы к морю на 2 1/2 мили. Около полудня сделалось маловетрие меж N и W и небольшая зыбь от W.

12 ноября. Тихие и переменные ветры продолжались весь день, и густая мрачность вскоре скрыла берега от нас. Имев хорошие пеленги, определили наше место с довольной точностью; по причине столь густой мрачности стали держать от берегу, лавируя к WNW…

[13 ноября]. Сквозь мрачность видны были снегом покрытые горы, но гора Эчкомб была в совершенном тумане; приближаться к берегу, не знав хорошо оного, совершенно было опасно, и мы должны были дожидаться ясной погоды; наконец, около полудня несколько прочистилось и берега оказались довольно ясно. По обсервованной широте находились мы в 57°33'41''против высокого мыса Эдуарда, от коего по пеленгам находились на S в 6 милях. В прошедшие сутки увлекло корабль течением к NNW 36 миль.

14 ноября. В 1 час пополудни поворотили через фордевинд и стали держать к SSO вдоль берега. Ветер свежий от WSW и SW, который вскоре переменился к SO и потом к NO и дул самый крепкий с порывами; с переменой N ветра и погода стала гораздо холоднее, но дожди прекратились, и матросы наши, которые до сих пор должны были употреблять мокрое платье по причине беспрерывных дождей, в сегодняшний день совершенно все высушили и, будучи хорошо одеты, не чувствовали тягости при управлении корабля. В столь суровом климате вся команда была совершенно здорова, что весьма редко случается здесь не только в зимнее время, но даже и летом. Каждый день было выдаваемо матросу по 3 раза водки, что, кажется, много способствовало их здоровью. При рассвете увидели гору Эчкомб к ONO. Ветер сделался тише, и волнение уменьшилось, стали держать курс к заливу Норфолка, но по мере приближения к берегу ветер переменился к О, почему и не могли обогнуть мыс Эчкомб…

17 ноября. Ветер дул самый тихий и густая мрачность с мокротой, лавировали под малыми парусами к N. В 9 часов пополудни ветер задул свежий от NNO и стало быть ясно, прибавили парусов и стали лавировать в залив, мрачность по берегам совершенно очистилась, и мы легко могли определить свое место с точностью; в продолжение ночи мы только могли держать свое место, но в 7 часов при рассвете вода пошла на прибыль и повороты наши стали делаться гораздо выгоднее, так что в 10 часов приблизились к о[строву] Среднему или Винкара [Витскари]; в то же время выпалили из пушки для призыва лоцмана, но никто не выезжал, и место казалось совершенно необитаемым, что многих из нас заставило думать, что и селения нет. В 10 часов, миновав острова Винкара, на NW в расстоянии 2 кабельтовых увидели N 28° маяк, построенный на небольшом островке, именуемом о[стров] Маячный, и вскоре к удовольствию нашему показались 2 крытые байдарки: одна трехлючная, а вторая двухлючная; в половину 12 часа пристали к кораблю, на одной из них был промышленник Российско-американской компании Лещинский; от него узнали мы, что селение находится далее к NO и что опасностей никаких нет, которые бы были покрыты водой, а потому и стали лавировать к селению; вскоре присланы [были] из селения 2 крытые лодки, или, по-здешнему, байдары, на которых приехал лоцман Российско-американской компании промышленник Соколов.

От сих промышленников узнали мы, что главный правитель здешнего селения – г. статский советник и кавалер Баранов, и с сожалением услышали мы о разбитии «Невы», корабля Российско-американской компании, на котором потонул надворный советник и кавалер Борноволоков, шедший для смены г. Баранова; вместе с ним погибли штурман г. Калинин и 30 промышленников; таковое известие тронуло каждого из нас до сердца, «но участь мореходца всегда такова». Около 3 часов сделался штиль, и мы, убрав паруса, пошли на буксире, но вскоре опять подул ветер от берега; с помощью бом-брамселей достигли мы якорного места Новоархангельского порта. В 4 часа порт салютовал флагу Российско-американской компании 11 выстрелами. Положили якорь на глубине 6 1/2 саж., грунт – ил. Крепость находилась от нас на N 52°0 в расстоянии 1/4 мили от берега. Лейтенант Лазарев поехал на берег к г. Баранову с известием о прибытии корабля в порт.

В гавани находились следующие суда Российско-американской компании: трехмачтовая шхуна «Открытие», бриг «Мария», шхуна «Чириков» да 2 вытащенные на берег «Копчик» и «Аманат»; ветер продолжал быть тихий и приятная лунная ночь. В 12 часов ночи приехал г. Лазарев с берега вместе с лейтенантом Подушкиным, который служит в компании командиром корабля «Открытие». Поутру на рассвете нашли наше якорное место лучшим в гавани, а потому и не нужно было переменять место. В полдень положили якорь даглиет и таким образом ошвартовались с кормы и с носу вдоль по проливу, имея каждого канату по 35 саж., спустили брам-реи и брам-стеньги.

19 ноября. Свезли на берег все пустые бочки и рангоут запасной; сего числа сделался болен матрос Петр Рыжков, которого свезли на берег.

Сего числа г. Баранов для дня своего ангела пригласил всех офицеров к себе обедать. Мы собрались в 12 часов, стол уже был накрыт, и сели обедать; никто из нас не ожидал наслаждаться столь вкусным обедом в крае, совершенно удаленном от просвещенных земель, и в столь диких ущельях гор, покрытых вечным снегом, где дикий американец питается только одним кореньем и рыбой. Но стол г. Баранова представлял совершенную роскошь: около 10 блюд, со вкусом приготовленных, составляли наш обед, и прекраснейшая мадера разливалась в изобилии… Музыка г. Баранова состоит из 2 скрипок, 2 флейт и одного баса; таким образом проводили мы вечер весьма приятно и совершенно забыли, что мы в дикой стране…

26 ноября. Лейтенант Лазарев поехал на берег, дабы посмотреть квартиры для служителей и самих [нас], но не мог найти ни для команды, ни для себя места, где бы спокойно можно жить, а потому и решили мы жить на корабле. Лишний такелаж был снят и убран. На берегу с трудом нашли место для переправки такелажа и починки парусов, которое было отведено в казарме промышленных, где по причине большой тесноты были большие неудобства, но, невзирая ни на что, наше решение было исправить корабль с возможной скоростью к новому путешествию, которого всякому из нас хотелось, ибо никто не желал быть в бездействии в стране столь дикой и грубом климате, притом же польза компании, по нашему мнению, состояла в том, чтобы нигде не упускать времени соделывать новые богатства в торговле. Потому г. Лазарев хотел приступить к выгрузке привезенных товаров и употребить корабль под его командой для новых предприятий, но ни просьбы, ни предложение г. Лазарева не были приняты, и мы против своего рвения должны были равнодушно смотреть на бездействие.

1 декабря. Пришел в порт бриг «Pedlar» Соединенных Американских Штатов с грузом из селения Росс, что в Калифорнии, принадлежащего Российско-американской компании, который салютовал крепости 7 выстрелами, на что ответствовали 3 выстрелами.

7 декабря. Главный правитель здешних мест г. Баранов… посетил наш корабль. Г. Лазарев принял его со всей честью, приличной его званию, и по просьбе нашей остался обедать на корабле; день провели весьма приятно и к вечеру расстались по-дружески…

Краткое примечание при входе в Новоархангельский порт

[Декабрь]. Мореходцы, предпринимающие путешествие к берегам NW Америки, должны всегда располагать временем так, чтобы довершить свое плавание прежде начинающейся глубокой осени, когда там начинаются мрачные и туманные дни и беспрестанные дожди, а временами сильный снег, отчего часто корабли, приблизясь уже к берегу, по 2 и по 3 недели и более не могут достигнуть порта, даже и при благоприятном ветре, ибо высокие берега сей части света в оное время покрыты вечным туманом, который хотя и прочищается временами, но вскоре опять закрывает приметные высокие места.

Гора Эчкомб у входа в залив Норфолка или Ситху по своему единообразию более примечательна от прочих в ясную погоду. Она подобна отрубленному конусу в половине и по плоско-кругловатой своей вершине отличается особенно от прочих столь же высоких гор, близ нее лежащих; верх ее всегда почти покрыт снегом, а к подошве горы помалу обнажается красноватым песком[23]. Она видна за 60 и 70 миль в море и кажется стоящей на отдельном островке, но по мере приближения открывается низменный мыс, покрытый лесом и простирающийся от подошвы горы в море около 2 1/2 миль, имеет берег вообще уступы. По приближению к заливу откроется остров Св. Лазаря, или Двойной, лежащий близ северного берега, который приметен по разделяющему его перешейку и показывается двумя островками, около 1 мили в длину и в расстоянии 2 миль от берега, близ него нет никакой опасности на расстоянии 1/2 мили.

Когда пройдешь мыс Эчкомб на траверзе, то должно держать так, чтобы остров Св. Лазаря находился не ближе 2 1/2 миль, потому что часто случается от сближения к северному берегу получать безветрие или сильные порывы с горы Эчкомб. Когда же поравняешься с островом Св. Лазаря на траверзе, то держи прямо NO по компасу, оной курс чист от всякой опасности, оставя острова Винкары или Средние в левой руке, а остров Куличков – в правой, последнего по N сторону в расстоянии полумили лежит подводный камень, который виден при малой воде, а при большой не всегда, потому не должно приближаться к оному ближе 1 мили; пройдя сии островки, тогда увидишь деревянный маяк к NNO и дом главного правителя. Если же ветер позволит проходить SO проходом, то, приведя Крестовую гору на NO и оставя низменный островок в левой руке, держи прямо по оному курсу на большой рейд, приближаясь более к N островкам, у коих берега более углубы и нет никакой опасности, глубина от 25 саж. и до 14 довольно регулярно уменьшается.

Но если потребуется идти N проходом, то должно держать к NNO близ островов Маячного и Батарейного и, миновав NO мыс острова Японского, тогда увидишь дом главного правителя и держи прямо на него, не удаляясь от NO берега острова Японского, где можно получить якорь на глубине 7, 6, 5 и 4 саж. по произволу; грунт ил, но в пасмурную погоду и когда не видно вершины горы Эчкомб, то плавание в заливе весьма опасно, ибо в таком случае не видишь и приметных мест; весьма часто случается, что в море близ берегов ветер и погода… противные, чем которые в заливе, но когда гора Эчкомб совершенно чиста от туманов или вершина его не покрыта оным, то безопасно можно входить в залив и можно ожидать хорошей погоды.

Течение прибыли и убыли воды имеет направление в заливе NNW и SSO 1 1/2 и 2 мили в час, а вода прибывает до 14 фут. Самая полная вода в полнолуние и новолуние в 12 часов 20 минут. Если противный ветер и должно лавировать в залив, то при попутном течении можно успеть весьма легко; тогда, лавируя к NO, не приближайся ни к тому, ни к другому берегу более 1 мили, то везде безопасно, и скрытых банок и подводных каменьев вовсе нет.

Пребывание наше в Ситхе было в зимнее время года, то по причине ненастьев не могли мы приступить к дальнейшим описям, а притом же медленность выгрузки товаров не позволяла отлучаться в хорошее время с корабля.

18 декабря ветер дул от NO и гора Эчкомб совершенно была чиста, что предвещало продолжительную ясную погоду. Имев желание осмотреть некоторые проливы, а более пролив, называемый Погибшим… лейтенанты Подушкин и Швейковский вместе со мной отправились на 4-весельном ялике, имея для провождения нашего 4 байдарки, посланные г. Барановым; отъехав около 10 миль, остановились пообедать на одном из островков близ Убиенной гавани, где неожиданный несчастный случай остановил наше предприятие: при разведении огня для нашего обеда медную пороховницу, в которой было около 1 ф., разорвало в моей руке и повредило кисть правой руки очень опасно. Г. Подушкин продолжал свое путешествие, а я и г. Швейковский принуждены были возвратиться на корабль, куда не прежде прибыли, как в 9 часов ночи. Будучи около 4 часов на шлюпке без помощи лекаря, чувствовал я сильную боль во всей руке, и кровь, несмотря на перевязку, сделанную на острове, не утихала течь; по прибытии на корабль г. Шеффер, наш корабельный лекарь, вскоре приехал с берегу и перевязал рану, которая оказалась не столь опасной, чтобы можно лишиться руки…

1815 г. 8 января слышны были пушечные выстрелы, посему посылаемы были байдарки, но по пасмурности погоды ничего не видели.

9 января. Пришла с моря английская купеческая шхуна «Viagentce» из Батавии с грузом для здешнего селения, хозяин оной г. Абоат, английский купец, который, вышед из Батавии, заходил для исправления в Манилу и оттуда прибыл сюда в 64 дня.

19 января. Корабль «Суворов» совсем выгрузили, и груз поступил в компанейский магазин; для уровня корабля положили 3500 пудов каменного балласту и приступили к починке корабля, который должно было исправить конопатной работой, и многие места по верхней палубе оказались гнилыми, также часть ватервельсов положены новые, запасный рангоут положили посредине палубы, и к 6 февраля корабль во всей готовности был к походу. Что можно было бы окончить и прежде, но медленность выгрузки товаров сему препятствовала.

8 февраля пришел из Кадьяка компанейский шлюп «Константин» с кирпичом и пассажирами, который был в море 32 дня. Работа происходила из погрузки на корабль товаров, которые состояли из части привезенного нами железа, тросов, табаку и проч. и моржовых зубов, и мы радовались, что недолго будем томимы столь скучной и бездейственной для нас жизнью. По окончании погрузки, что не последовало ранее 4 марта, г. Лазарев просил г. Баранова, чтобы отправить корабль «Суворов», куда ему заблагорассудится с пользой компании, и могли бы без потерь времени еще возвратиться в Ситху за грузом для Китая или России, но г. Баранов объявил, что скоро начнется ловля сельдей и собрание диких американцев для ловли оных будет опасно для селения, а потому за необходимое почитает оставить наш корабль для защиты селения до тех пор, пока не кончится ловля сельдей. Такое неожиданное известие каждому из нас было весьма неприятно, но должно было выполнить все прихоти управляющего торговой компании…

14 марта показались сельди, и вместе с появлением оных начали собираться для ловли оных дикие американцы. Многие из них с церемонией и песнями посещали г. Баранова для испрошения позволения на ловлю сельдей, причем они приносят обыкновенно подарки, состоящие из разных дорогих мехов.

Ловля сельдей и образ жизни здешних диких будет описан впоследствии.

22 марта снялась с якоря шхуна «Viagentce». Г. Абоат продал свой груз за 20 тыс. морских котов и 2 тыс. пиастров; груз большей частью состоял из рому, бенгальского полотна и сарачинского пшена.

Образ жизни NW-овых американцев

Природные жители NW Америки ведут жизнь совершенно кочующую, переменяя свои жилища по выгодному положению для ловли бобров и рыбы, но не переступают за пределы своей земли без согласия на то начальника той земли или сопредельных ей заливов, в противном случае из оного часто разгорается война и победители делают своих неприятелей своими невольниками. Они разделяются на разные поколения, и каждое имеет свое название по имени какого-нибудь зверя или птицы, как-то: Рыбачий род, Орлиный род, Волчий род и пр. Оные поколения имеют своих владельцев или начальников, которые вступают в переговоры, объявляют войну или заключают мир по своему произволу. Мужчины вообще крепкого сложения, собой смуглы и статны, имеют немалое сходство с татарами.

До прибытия европейцев к оным берегам они не имели другой одежды, как звериные шкуры, сделанные накидкой на одно плечо, но теперь они меняют свои меха на европейские изделия, как то: сукно, фриз, одеяла, ножи, топоры, сарачинское пшено, табак, патоку и проч., без чего, как кажется, они не могут по сделанной уже привычке обойтись. Многие носят нижнее платье, но большая часть по недостатку мехов и чрезвычайной дороговизне ввозимых товаров почти ходят нагие и в бедственном положении, особенно в зимнее время, когда климат бывает здесь столь суров. Но в таком случае они редко оставляют свои хижины или шалаши. Женщины собой красивы и лицом белы, многие из них могут в красоте сравниться с европейскими. Но нечистота и обезображивание своего лица делают их совершенно отвратительными. Они прорезывают нижнюю губу, куда вставляют деревянную овальную дощечку, и намазывают свое лицо всякой краской и жиром с углем, нюхают табак и кладут за губу…

Но мне случалось видеть молодых девушек, которые еще не обезобразили своего лица, красотой не уступают и европейской красавице, но они не долго пользуются сей живостью, коль скоро проходят в совершенные лета, то мараются и обезображиваются, как и прочие. Кроме начальников многоженство им не позволяется, но «таюни», или начальники, имеют по 2 и по 3 жены, которые совершенно как его невольницы. Муж ходит на ловлю зверей, а жена обязана заготовлять на зиму провизию, которая состоит из сушеной рыбы, кореньев и заготовленных ягод.

Шалаши их, составленные из досок и покрытые древесной корой, имеют небольшое отверстие для входа, и внутри на середине раскладывают огонь, на котором приготовляют кушанье, и оный же служит для согревания живущих; огонь доставляют посредством трения одного дерева о другое, подложа несколько толченого угля, и таким образом достают огонь, и весьма скоро; мне случалось видеть, что американец без огнива и кремня разводит огонь в 10 минут. Каждое семейство имеет свой бот или лодку, где может поместиться со всем своим имуществом, когда переменяет свое жилище или едет на ловлю рыбы, что всегда случается летом.

Перед занятием русскими залива Ситхи владели оным ситхахины или колюры [тлинкиты], которые по выгодному положению сего места и чрезвычайной ловле сельдей и другой рыбы имели большую выгоду перед другими поколениями диких американцев…

Сельди появляются здесь в половине марта месяца и в таком множестве, что их можно черпать сачком прямо из воды. Колюры не ловят их сетями, но для сего сделали шест, длиной около 8 саж., конец оного плосковатый, подобно веслу, и в оный вколочено до 10–12 гвоздей. Таким образом двое американцев ездят на своей лодке, один гребет и управляет лодкой, а другой опускает шест в воду, где видны сельди, и поднимает оный кверху, всегда почти с сельдями, приставшими к гвоздям шеста. Ход сельдей продолжается около 3 недель, и когда они начнут пускать икру, то американцы собирают оную в большом количестве, опуская еловые ветви в воду, к которым пристает икра, и потом оную сушат.

Таким образом заготовляют они свою годовую провизию, что вместе с юколой и китовым жиром составляет всю пищу диких американцев. Икра сельдей у них ценится весьма дорого, и как оные появляются только в заливе Ситхи, то многие американцы приезжают ловить оную из весьма дальних заливов… Таковой путь они совершают около 5 и 6 недель на своих ботах; всегда вояжируют со всем своим домом, а по окончании ловли возвращаются обратно в свои места; на пути они бьют морских бобров и нерп, которые большей частью все променивают ежегодно торгующим с ними американцам из Бостона, что в Соединенных Штатах…

Компания здесь имеет и свои суда, которые по худому укомплектованию и малому сведению в морском искусстве нередко подвергаются опасности, а многие из них разбивались с богатейшими грузами… Но это не столько зависит от начальника судна, который им командует, а от правителя здешнего места, потому что они в его распоряжении, и он снимает людей, когда хочет, и назначает по своему произволу, а потому и не имеет хороших матросов. Если бы компания пожелала иметь хороших матросов в ее селениях, то для сего не должно снимать оных с судов для береговых работ и не отягощать их излишней должностью, но здесь всякий промышляющий, который ходит на судах, также употребляется к разным постройкам и береговым работам, иногда его посылают рубить лес и копать огороды, а на другой день видел иного работающим на судне, на котором он должен служить матросом.

Начальник судна не имеет воли задержать его на корабле для нужнейших работ, ибо они в совершенном распоряжении здешнего правителя. Притом же часто посылают таких, которые не бывали в море, а которые способны и привыкли немного на корабле, их снимают для береговых работ. Потому здесь при столь худом распоряжении никогда не будут иметь матросов, а с таковой командой удивительно ли, что компания теряет суда ежегодно. Но, если бы к сему приняты были меры и матрос не знал бы другой должности, кроме его корабля, то скоро бы компания имела бы у себя хороших мореходцев…

При таких распоряжениях невозможно и помышлять, чтобы компания сделалась бы богатой и торговля ее процветала. Буде не последует перемены, то должно ожидать ее упадка.

9 апреля с якоря снялась шхуна Российско-американской компании «Чириков» с грузом для Калифорнии, в ее селение, именуемое Росс.

19 апреля отправили по заливам для торговли шлюп Российско-американской компании «Константин». С приближением лета и время начало быть гораздо приятнее, солнечные лучи согревали и можно было с удовольствием прогуливаться по берегу. Г. Баранов послал партию алеут на своих байдарках узнать, не показываются ли бобры, которым приказано было объехать по заливам около горы Эчкомб. Я и лейтенант Лазарев вместе с лейтенантом Подушкиным желали осмотреть положение берега от мыса Эчкомб до пролива Ольги и притом же, надеясь увидеть столь любопытный промысл или ловлю бобров, отправились на баркасе в сопровождении 15 байдарок.

23 апреля около 4 часов пополудни прибыли на место, где разбилась «Нева», компанейский корабль. Место разбития находится к N от мыса Эчкомб около 2 миль, углубившись небольшим заливом, окруженным неприступными скалами, так что при тихом от берегу ветре с трудом мы взошли на берег. Редко я видал берег, который отвратительным видом казался более ужасным, и мы с удивлением рассуждали о счастливом спасении некоторых из команды погибшего корабля. Г. Подушкин показал нам место, где похоронены тела г. Борноволокова и штурмана Калинина, которые погибли в сем диком краю. Некоторые обломки корабля и кости мертвых между ужасными скалами еще были видны. Пробыв здесь около 2 часов, отправились мы с партией далее и, проехав около 3 миль, остановились ночевать в небольшом заливе, которого низменный песчаный берег казался быть весьма прелестным при тихом ветерке и ароматном запахе кустарников, нас окружающих; провели мы ночь в раскинутой палатке весьма приятно, только комары немного беспокоили.

24 апреля. На другой день поутру вместе с рассветом оставили мы свой ночлег и поплыли далее вдоль по берегу к N. Около 2 часов пополудни остановились в заливе Св. Марии, или именуемом по-здешнему Бобровый Буян. Залив сей весьма пространен, лежит по N сторону у подошвы горы Эчкомб. Южный берег оного весьма опасен и по причине множества подводных камней неприступен для больших судов, но северный совершенно безопасен. В вершине оного залива мы нашли прекрасную гавань, которая соединяется с заливом небольшим проливцем, лежащим к SO, глубина везде от 10 до 5 саж., грунт – мелкий песок. Весь день занимались мы смотрением сего залива и стрельбой диких уток, которых здесь великое множество, но бобры не появлялись, потому решились мы дождаться следующего утра и переночевали здесь в своей палатке.

[25 апреля]… Поутру прекрасный тихий день и приятная погода доставили нам удовольствие видеть столь любопытную охоту [на] бобров. Со светом дня отправились вместе с партией алеут по заливу и вскоре по отправлении зоркие алеуты усмотрели сих животных, питающихся морской капустой (которой по сему заливу множество), окружили байдарками и стали бросать стрелы в животное, которое в ту же минуту ныряет в воду; в таком случае алеуты кричат и животное показывается из воды, дабы осмотреть своих преследователей и принять безопасный путь к убегу, но едва оное показывается из воды, как алеуты с удивительной меткостью бросают в него стрелы и которая-либо из числа неминуемо уязвляет зверя. Тогда животное, будучи ранено, и вместе со стрелой не может долго скрываться в воде и вторично появляется на жертву его неприятелям и вскоре делается совершенной добычей преследователя.

В 10 часов оставили мы залив Св. Марии и продолжали наш путь к N временем под парусами, а временем по гребле; в 6 часов пополудни остановились в небольшом заливце, по отлогим берегам коего протекала речка, окруженная прекрасными сенокосами и небольшим леском, что сделало наш ночлег весьма приятным; притом же множество гусей и уток составляли вкусный ужин.

26 апреля… При свете дня отправились в путь; около 2 часов пополудни поравнялись мы против Сивучьего камня, на котором сивучей не было, а потому, оставя оный, вошли в Ольгинский пролив, который начинается устьем своим против Сивучьего камня к OSO шириной около 5 или 6 миль, вход оного лежит в широте 57°22' N, а долготе 224°16', глубина везде более 40 саж. и северный берег совершенно безопасен. Пройдя около 6 миль, остановились в заливе на южном берегу, где также был шалаш диких американцев. Мы обошлись с ними ласково, угостив их табаком и водкой, до чего они большие лакомки; пробыв около часу, продолжали свое плавание, по пути встречалось много хороших заливов и бухт, удобных к якорному месту, но глубина по проливу всегда была найдена от 40 до 20 саж., грунт ил. Нередко попадались нам целые семейства диких американцев, возвращающихся с ловли сельдей. Плавание наше по проливу было довольно приятно, ибо алеуты, сопровождавшие нас, часто показывали свое искусство бросать стрелы, они убили 3 уток своими стрелами, нападая все вместе, как и на бобра. Сами они забавлялись и нам немалое приносили удовольствие.

27 апреля. В 2 часа пополуночи возвратились мы на корабль и с прискорбием услышали о смерти Петра Рыжкова, матроса нашего корабля. Он был доброго поведения, но при выступлении в поход из России страдал чахоткой и во время вояжа казался быть ненадежным к перенесению трудов. Того же числа поутру скончался приказчик Российско-американской компании Михайло Быкодоров, оба тела погребены с приличной почестью.

28 апреля привязали паруса. Правитель здешнего селения объявил свое решение послать корабль наш на острова Прибылова в Камчатское море[24], для чего, нимало не медля, приготовились к походу и 30-го перешли на большой рейд, прислали на корабль груз для отвозу на вышесказанные острова, состоящий из разной провизии, платья и лесу под ведением промышленника Бутуева.

4 мая получили инструкцию отправиться в море, но по причине противных ветров не могли сняться с якоря, как 7 мая.

7 мая в 9 часов поутру, при тихом SO ветре вступили под паруса, в 2 часа вы-шли из залива, отсалютовали крепости 7 пушками… В 3 часа мыс Эчкомб скрылся в расстоянии 3 или 4 миль, ветер усилился и сделалось пасмурно.

9 мая ветер начал стихать и сделался потише, но зыбь от SO предвещала скоро с оной четверти сильный ветер, что и последовало 10-го пополудни, ветер сделался крепкий от SO и развело сильное волнение. При сильном ветре и качке сорвало трехлючную байдарку с ростр и унесло в море; на другой день волнение укротилось, ветер стал тише, так что мы могли поставить брамсели.

11 мая. В долготе 217°05' О и широте 56°05' N видели множество птиц и плавучее дерево.

16 мая пришли на вид острова Умнака[25], но крепкий ветер и густая мрачность не позволили нам прохода между Унимаком и Акутаном.

17 мая в 6 часов несколько прочистилось; пеленговали о. Акутан на WN. На другой день ветер сделался тише и мрачность очистилась…

18 мая в 1 час поутру, будучи в проливе между Уналашкой и Акутаном, NW ветер препятствовал нам пройти проливом по левую сторону о. Уналги, а потому и опустились в пролив меж Уналашкой и Уналгой, но течение здесь столь сильно действовало, что при свежем брамсельном ветре не могли противиться силе течения и принуждены возвратиться назад. Ветер переменился немного к W и О, и мы с помощью всех парусов при свежем бомбрамсельном ветре прошли проход между Уналгой и Акутаном. Я полагаю, что течение здесь должно быть около 5 или 6 миль в час. Полная вода при полнолунии и новолунии бывает в 4 час. 20 мин. пополуночи. По берегам на каменьях острова Акутана видели множество сивучей, рев которых слышен был на корабле и вместе с шумом сопротивляющегося ветру такелажа производили ужасную гармонию.

20 мая. Дикие и покрытые снегом берега о. Уналашки не прежде скрылись, как 20 мая, а 22-го увидели остров Св. Георгия, а при приближении к оному открылось и селение Российско-американской компании на SO берегу сего острова; вскоре потом приехал промышленник Нецветов на трехлючной байдарке.

23 мая. Не упуская нимало времени, приказали сему промышленнику отправиться на остров и прислать большую байдарку для погружения привезенного нами для сего острова груза. В 8 часов вечера прибыла к кораблю байдарка, которую, нагрузив, отправили с приказчиком Российско-американской компании Красильниковым.

24 мая… Поутру получили мы в груз 134 кипы морских котов, SW свежий ветер не позволил нам более грузиться против селения, ибо по причине буруна у берега алеутские лодки не могли спокойно нагружаться, для того перешли на NW сторону; г. Лазарев отправился на остров для распоряжения погрузки, дабы не упустить времени, то мужчины и женщины переносили кипы на плечах около 3 и 4 миль. Но такая тягостная работа показалась быть весьма неудобной; и пополудни ветер сделался тише, переменясь постепенно к NW, позволил нам без дальнейших затруднений погрузить остальной груз на байдарках против селения. Таким образом, окончив погрузку на остров Св. Георгия, в 7 часов отправились к острову Св. Павла. SO ветер способствовал нашему плаванию, и при рассвете увидели мы о. Св. Павла, в 5 часов остановились на якорь против селения на SO стороне берега.

25 мая. Ветер переменился к SW, и перевозка груза сделалась не столь затруднительной. При положении якоря пеленговали селение на N 85° W, остров Бобровый S 15° W, глубина 17 саж., грунт серый, песок с ракушкой. Вскоре прибыл на корабль промышленник Российско-американской компании Черкашин, управляющий здешними промыслами. Расторопность сего промышленника и посланного с нами на корабле для управления сими островами Петра Бутуева не задержала наш корабль долго у сего острова, и около 12 часов, в полночь, свезен весь груз с корабля, и мы получили груз для отвозу в Ситху, который состоял из 55 тыс. морских котов и 3 тыс. песцов, а также около 80 пуд. моржового зуба и немалое число китовых усов. Груз же на о[стров] Св. Георгия состоял из 17,5 тыс. морских котов, 2 тыс. песцов и до 10 тыс. сивучьих лавтоков, кожи и сушеного мяса, что совершенно наполнило наш корабль.

26 мая. В 2 часа расчеты между приказчиками Российско-американской компании приведены были к окончанию, и мы снялись с якоря. Оба острова определены морскими наблюдениями, и положение на карте г. Сарычева оказалось весьма верным; безопасный рейд не имеется, но должно становиться на якорь согласно ветру, ибо повсюду есть якорное место, но при перемене ветра немедленно должно вступить под паруса, ибо небольшое небрежение сего может нанести опасность кораблю. В таких случаях, когда судно приходит сюда для получения груза, то не должно упускать удобного времени для нагрузки корабля, опасностей в окружности сих островов никаких нет, но в бытность нашу на острове Св. Георгия алеуты рассказывали, что к ONO от сего острова в расстоянии 20 миль видны подводные каменья и что во время малой воды при сильном ветре виден бывает бурун. Но мы сего не приметили.

На обоих островах находится около 300 человек алеут с их женами и детьми; они казались быть гораздо здоровее и бодрее, которых мы видели в селении Ситхи; скромная жизнь и малое употребление горячих напитков делает их таковыми. Румяный цвет лица и довольно чистая одежда мало их отличает от европейцев. Женский пол вообще недурен, но слишком застенчивый и дикий взгляд не привлекает просвещенного европейца. Мне случалось быть на острове Св. Георгия, где я видел красавиц сего острова, сидящих на берегу, поджавши свои ноги и потупя голову в землю, как бы не смея посмотреть на нас. Я пожелал им доброго дня, не удостоился ни от одной ответа. Мне казалось, что их горестная участь соделывает столь скучными и угрюмыми, но весьма в том ошибся, ибо по удалении нескольких шагов, я их видел играющих между собой и прыга[ющих] с веселым видом.

Жилища их довольно опрятны, хотя по недостатку леса сделаны из дерна и обиты внутри досками, но гораздо чище, чем в селении Ситхе. Пища их состоит из птиц и молодых сивушат, в чем они никогда не имеют недостатка, последние более водятся на острове Св. Георгия, откуда снабжают остров Св. Павла сим мясом. Мясо сивучей нам показалось не противно и по долговременному неупотреблению свежей пищи мы с удовольствием садились за обед, приготовленный из молодых сивучей. Птицы, именуемые ары, коих доставлено к нам на корабль 2 бочонка, приготовленных в соли, также составляли лучшие наши соусы, а языки сивучей могут равняться оленьим. Итак, мы не имели большого недостатка в своей пище на островах Камчатского моря.

Промыслы здесь начинаются около месяцев июля и августа и до октября, в оное время морские коты приплывают от юга на сии острова и выходят на берег. Тогда алеуты отгоняют их внутрь острова и бьют деревянными древчалками, а самки остаются для расплоду и самцы, которым более трех лет, а одного года и двух убивают. По окончании дня каждый алеут снимает шкуры со своей добычи и должен их приготовить для отдачи в компанию… Таким образом, компания получает от 70 до 80 тыс. котов ежегодно, которые в Китае ценятся от 3 до 4 талеров…

Огородные овощи здесь родятся весьма удачно, но их разводят мало. Скот также мало разводят, хотя трава весьма тучная и годная для употребления в пищу всякому скоту. Лес всегда может быть доставляем с матерого берега, имевши одно или два хороших небольших парусных судов.

27 мая поутру ветер сделался свежий от SO, скрылся из виду остров Св. Павла, а в скором времени остров Св. Георгия находился от нас на S 72° W и по счислению мы находились недалеко от прежде упомянутой банки или подводных камней, но мы никаких признаков не приметили. Ветер продолжал дуть сильный и крепкий и [стояла] пасмурная погода. Закрепили крюйселя и фок-марсель, спустили брам-стеньги и взяли по рифу у грота и фока. На другой день стало стихать и сделалась умеренная погода, но зыбь продолжала быть от OSO.

30 мая в широте 54°16' и долготе 192°31' в 11 часов увидели берег к OSO. Это был остров Уналашка, вскоре потом увидели камень, называемый Столб.

31 мая по причине тихого и переменного ветра не могли мы приблизиться к проходу… По приближении к берегам Уналашки… палили из пушек, но никто не выезжал.

2 июня в 10 часов пополудни находились против пролива между Уналгой и Акутаном, ветер задул от W и мы решились миновать проход ночью. Лунная ночь к сему способствовала, развели канаты и приготовили оба якоря для отдачи; ветер по мере приближения сделался свежее и к рассвету миновали проход, течение нам способствовало…

Положение оных островов с показанием г. Сарычева весьма сходно и приносит честь от всякого мореплавателя сему славному и достойному адмиралу. Жаль, что правительство не окончит его добрые начала; многие острова не докончены описью, но мысы положены с великой точностью.

3 июня. Свежий ветер скоро удалил нас от высоких вершин, покрытых снегом островов Алеутской гряды…

5 июня. Ветер продолжал дуть по пути нашему плаванию, и приятная ясная погода позволила нам сделать несколько наблюдений между Луной и Солнцем.

6 июня поутру около 10 часа в широте 54° и долготе 205°30' О видели множество птиц разного рода и плывущую морскую капусту, но дальнейших признаков земли не примечено. Надо думать, что виденные нами морские растения принесло от берегов, всегда бывающим от О течением, которое замечено здесь от 18 до 24 миль в сутки.

В оба наши плавания как в Камчатское море, а равно и обратно к мысу Эчкомб, мы старались пересечь курс г. Биллингса около места, где он в своем журнале показал, будто видел берег, но, при всем нашем смотрении и желании увидеть мнимый берег г. Биллингса, не приметили и знаков какого-либо острова, существующего в показанной им широте и долготе[26], почему можно с точностью заключить о несуществовании мнимого сего острова. Хотя и нет малейшего сомнения, что многие неизвестные острова скрываются в сем малом посещаемом океане, но показание г. Биллингса весьма сомнительно.

13 июня в 2 часа поутру увидели гору Эчкомб; тихий ветер и временем штиль не позволили нам приблизиться того же дня в залив, но сердце каждого из нас радовалось, что скоро будет иметь удовольствие оставить дикие и отвратительные для человеческого вида места. Тихий ветер не долго нас задержал, на другой день поутру при легком W ветре и ясной погоде вступили в залив и в 12 часов остановились на якорь против селения Новоархангельской крепости, на большом рейде, глубина места 15 саж., грунт ил. Салютовали крепости 7 выстрелами, на что ответствовано равным числом… Г. Лазарев поехал на берег к правителю селения, и вскоре присланы были байдары для выгрузки привезенного нами груза.

15 июня… г. Баранов объявил свое намерение послать нас вместе с «Открытием» на острова Сандвичевы[27], где, если можно, загрузить оба корабля сандальным деревом, следовать в Кантон, а потом нам на берега Перу для торговых операций, а кораблю «Открытие» обратно возвратиться в Ситху, но отправление не прежде последует, как по отправлении богатого груза в Охотск, для чего предназначен бриг «Мария» под командой штурмана Петрова. По причине такого задержания от назначенного нам плавания отвязали все паруса и выдернули пробегающий такелаж для сохранения от часто бывающей здесь мокрой погоды.

17 июня выгрузили корабль и свезли на берег водяные бочки для налития свежей водой, ибо прежде взятая нами в Ситхе вода оказалась к употреблению совсем негодной, таковое скорое испорчение воды должно приписать той причине, что вода налита была в дождливые дни.

18 июня начали грузить корабль мехами для отвозу в С.-Петербург, которые состояли из морских бобров, песцов, лисиц, медведей, черных речных бобров, моржовые зубы, китовые усы и 30 тыс. морских котов для отвозу в Китай, где требование на этот товар всегда значительно. Весь груз принят нами на корабль, считая ценой на 2 млн руб. на ассигнации. По окончании погрузки и изготовления корабля к отплытию обратно в Россию мы ожидали только последних инструкций от правителя колонии г. Баранова и накладной всему принятому грузу; так прошло до 18 июля; корабль наш был совершенно готов вступить под паруса, оставалось только налить водой бочки, которые в это время находились на берегу у р. Кольшонки, в полуверсте от корабля…

24 июля рано поутру Михаил Петрович поехал объясняться с г. Барановым и через полтора часа возвратился обратно…

Настал вечер, луна показалась на горизонте, при тихом ветерке у нас началась сильная работа на корабле: привязывали паруса, поднимали брам-реи; к 3 часам пополуночи корабль готов уже был сняться с якоря…

25 июля. Утро тихое. Солнце показалось над горизонтом, и корабль «Суворов» под всеми парусами красовался перед укреплениями, окружающими дом правителя колонии. Невозмутимая тишина присутствовала на корабле… «Суворов» при ходе 6 узлов оставил негостеприимный для нас берег Ситхинского залива…Решились зайти в Калифорнию, в порт Сан-Франциско, находящийся в 37°48' N широты, запастись там провизией на все плавание до России и оттуда идти к перуанским берегам в Лиму. У нас оставалось на корабле много вещей, отправленных из России американской компанией для торговли с окрестными жителями берегов Америки, прилегающих к нашим колониям, а также для Камчатки и для Охотска, куда мы не заходили. Следовательно, часть этих товаров была назначена г. Барановым для продажи и промена в Перу, куда…[28] мы должны были зайти на обратном пути в Россию. Часть же этих вещей мы должны были оставить в порту Бадего или в форте Росс, лежащем в 38° N широты, где наши промыслы бобрами были по соглашению с испанским правительством. Придерживаясь буквально этими инструкциями г. Баранова, мы решили продать часть этих товаров в порте Сан-Франциско…

6 августа пополуночи, только что я сменил Михаила Петровича с вахты, не прошло получасу, как матрос с баку закричал: «Впереди бурун!» Мы шли при ветре в бакштаг под брамселями и с левой стороны несли лисели, около 6 узлов ходу; в то же мгновение я закричал: «Лево на борт!», чтобы направить корабль носом от буруна к морю. При 15 человек вахтенных я сам удивился быстроте работы – спустили лиселя, обратили реи на правый галс, через 1/4 часа вся команда была уже наверху и мы лежали в бейдевинде правым галсом. Луна еще редко показывалась из густых облаков, волнение стало заметно увеличиваться, и ветер из бом-брамсельного превратился в марсельный, убрали брамсели, бросили запасный большой лот, глубина оказалась 20 саж., через час баковые опять закричали: «Бурун!» Мы поворотили оверштаг и скоро поняли, что мы находимся между подводных каменьев косы мыса Боро-ди-Арена, выдающейся довольно далеко в море.

Мы находились в положении самом ужасном, ночь темнела более и более, луна совсем скрылась за облаками, промеры продолжались и показывали между 25 и 26 саж., поворачивали каждые полчаса и при этом команда работала с удивительной быстротой, волнение сильно разводило. В 4 часа утра корабль не поворотил оверштаг; поворотили через фордевинд на правый галс, всякую минуту ждали, что корабль ударит о подводный камень; около 5 часов перед рассветом сделался страшный туман, лежали правым галсом, глубина стала увеличиваться до 50 саж., наконец лот стало проносить… при этом ужас наш миновался, святой промысл явно спас нас от гибели. Если бы крушение последовало и нам суждено было бы спастись от смерти, то, конечно, никто из нас не воротился бы в отечество, так было нами решено.

С рассветом, при появлении солнца, небо очистилось, ветер тот же от NW, но упал до крепкого рифмарсельного. В 3 3/4 часа мы подошли к форту Росс, легли в дрейф, из порта Бадего высланы были байдарки, и мы сдали депеши от г. Баранова, которые находились у нас, а потом немедленно снялись с якоря и пошли к порту Сан-Франциско. На протяжении этого плавания множество китов плавало вокруг корабля, славная была бы добыча для китобойца.
9 августа. В 4 часа увидели остров Фаралон. В 5 часов показался флаг на крепости Сан-Франциско, приготовили якоря и развели канаты по 40 саж. В 8 часов вечера при освещении с берега у самого прохода и с крепости фонарями вошли в порт и бросили якорь на 8 саж. глубины… в расстоянии от пристани 3/4 версты. Тут же стоял бриг «Чириков» Российско-американской компании, капитан Бенземан (прусский подданный); поутру на другой день салютовали крепости 7 выстрелами и получили…[29] ответ. Я отправился на берег испросить дозволение налиться водой и заготовить нужный для команды провиант.

Пребывание в порте Сан-Франциско

9 августа. Порт Сан-Франциско по своему пространству можно назвать единственным в мире. Прекрасный климат, и почва плодородная, но еще мало возделанная, в будущем времени обещает этому краю великое население, в настоящее же время под испанским владычеством эти прекрасные земли находятся почти в полудиком состоянии. Незначительное население испанской колонии при одном монастыре, состоящем из двух монахов Францисканского ордена, эта маленькая колония подчинила совершенно диких калифорнцев своему влиянию. Надобно удивляться, как испанцы в течение 300 лет успели от Чили до Калифорнии по всему западному берегу населить столько частных колоний, из которых некоторые уже обратились в густонаселенные и богатые города с великолепными монастырями, и католическая вера твердо укрепилась на языческой почве.

Такое небольшое государство, как Испания, с населением каких-нибудь 17 млн, сумело охватить почти все южные берега Америки и на западе поднялось до 40° северной широты, заняв и лучшую часть Филиппинских островов и многих других на тропическом пространстве Тихого океана. По этому можно судить о том могуществе Испании как морской державы во времена владычества Карла V, но всему бывает конец, и это некогда сильное государство с каждым годом начинает упадать, и колонии во всех частях света, столь богатые, близки к отпадению по причине совершенного уничтожения ее морских сил. Новые счастливые обладатели морей из саксонского племени, уничтожившие морские военные силы Испании и других государств, теперь управляют всеми морями и сделались страшными для береговых поселений иных стран своим влиянием и торговлею. Наступило очередное время для Англии, но и эта последняя также падет, когда морские силы Нового Света Америки превзойдут ее в своем могуществе. Еще 100 лет, и с Англией может быть то же, что случилось теперь с Испанией.

Наше пребывание в порту Сан-Франциско было самое приятное. Гостеприимство коменданта дона Леона Аргело и двух монахов падре Романо и падре Хуано доставило нам много разнообразного удовольствия; для посещения окрестностей предложено было несколько отличных верховых лошадей андалузской породы с провожатыми, и мы в свободное время от своих занятий не пропускали пользоваться этим предложением; провизию свою мы пополнили отличными запасами, покупали все на кое-какие незначительные отдаваемые в промен русские изделия, как то: пестрядь, парусину, самовары, топоры, которые пошли по ценам вдвое дороже противу их стоимости; купили несколько быков, в каждом от 18 до 20 пуд. веса, не дороже 2 талеров испанских за быка, и заготовили отличную провизию солонины; пшеница, тоже купленная у монахов, обошлась очень дешево.

Компанейский бриг «Чириков» на другой день нашего прибытия снялся с якоря и ушел обратно в Ситху с запасом пшеницы и соли.

12 августа ездили обедать с монахами в их монастырь, отстоящий от порта в 9 верстах, дорога шла лесом, по сухому грунту, пересекаемому кое-где небольшими ручьями, и мы скоро совершили этот переезд, проскакав на красивых андалузских конях. Падре Романо и падре Хуано встретили нас с обычной любезностью, прежде всего показали свою небольшую церковь, содержащуюся довольно опрятно, но, по-видимому, небогатую. Потом был сытный обед, за которым подали очень порядочное вино, добываемое ими из туземных виноградников… после обеда они повели показать свои запасы пшеницы отличного качества, хранимые на чердаке их довольно просторного жилища. Мы видели их поля, обрабатываемые быками самыми простыми орудиями, состоящими из двух сошников, а боронили туземцы кроткого вида, полунагие, совершенно черные, но с волосами длинными; порода этих людей самая слабая, и между ними сильно развита сифилитическая болезнь.

Жилища этих дикарей состоят из шалашей, сплетенных из хвороста; они похожи на наши шалаши у сгонщиков леса на плотах. По осмотре полей и виноградников монахи повели нас посмотреть казармы новообращенных в христианскую веру. Эти казармы построены близ церкви из земли, длиной около 25 саж. и вышиной до 3 аршин, свет сверху пропущен из люков; у каждой семьи отделение, состоящее из дощатой постели, покрытой рогожей, приготовляемой самими новообращенными. Мы не могли понять, как эти монахи могли толковать своим неофитам о христианской религии, когда те почти не понимают испанского языка, а служба у католиков производится на латинском диалекте. Но, видно, что это все делается только для одного виду, а главное, чтобы иметь даровых работников для их маленькой колонии, потому что сами монахи нам рассказывали, что калифорнийцы народ очень слабый и весьма немногие могут пережить 5 лет в таком дисциплинированном помещении, которое заведено францисканскими монахами.

Добровольно дикие калифорнийцы никогда не являются, и их ловят испанские конные солдаты арканами и приводят к миссионерам, а эти последние отдают своих новобранцев другим своим соплеменникам, несколько уже приученными к порядку и к работам.

Проходя по казармам, мы видели одни грустные лица этих жалких дикарей, истощенных до крайности, и несколько больных, лежащих на своих кроватях. Один из них, кажется, был близок к смерти, к этому подошел падре Романо, стал на колени, покрыл его своей рясой, стал исповедовать, но сам был после обеденного стола слишком отягощен от туземного вина, между тем ему хотелось показать вид своей заботливости и сострадания к умирающему; начал он свою исповедь так: «Добрый мой сын, скажи все, что тебя беспокоит в твоей совести, я пришел отпустить твои грехи и напутствовать тебя при переходе в другую лучшую жизнь». Так, простояв на коленях несколько минут и не дождавшись никакого ответа от умирающего, сильно стонавшего, он начал говорить и спрашивать, кому оставит он свое имущество – падре Хуану или падре Романо, на первом он делал тихое ударение, а на втором гораздо громче и потом стал беспрестанно повторять: падре Хуано или падре Романо; мы не могли слышать, чем кончился ответ умирающего, но падре Романо уверял, что больной завещал свое имущество ему. Во все это время падре Хуано молчал и, будучи совершенно трезв, казалось, смущался поведением товарища по проповеди.

Поблагодарив монахов за угощение и окончив расчеты за взятую у них пшеницу, мы воротились той же дорогой обратно на свой корабль.

15 августа Михаил Петрович отправился со мной осматривать местность великолепного залива Сан-Франциско; на баркасе под парусами мы направили свое плавание к острову Св. Ангела; лавируя по всем направлениям залива и делая постоянные промеры глубины, мы, наконец, пристали к восточной стороне острова Св. Ангела и расположились тут на берегу обедать, день был ясный, при весьма умеренном от W ветре. Пока гребцы старались устроить палатку и обед, мы вдвоем пошли на вершину острова, чтобы оттуда обозреть весь залив и хотя несколько ознакомиться с его окружающими берегами; не предполагая никакой встречи на острове, отделенном от материка на 3/4 версты расстояния и имеющем в окружности около 27 верст, мы не взяли с собой наших двуствольных ружей, а только взяли бумагу, карандаш и зрительную трубу; по небольшой тропинке, протоптанной, кажется, человеческими ногами, идя между лесом и кустарником, мы взобрались на самую вершину острова, отсюда представилась нам картина великолепного пространства залива, окаймленного живописными берегами, и мы более получасу сидели на камне, снимая поверхностно все, что оказалось в видимом нашем горизонте, потом прошли по вулканической вершине острова длиной около 200 саж. и, вполне налюбовавшись этой дивной природой, избрав одну из лощин, чтобы спуститься к своей пристани, я поднял козий рог и говорю: «Видно здесь водятся дикие козы».

В самое это время послышался довольно сильный шорох в близлежащих от нас кустах густого терновника. Мы остановились и стали вглядываться, что бы могло быть. Треск начал раздаваться сильнее, и вдруг выскакивает сизого цвета разъяренный медведь, идя прямо на нас на задних своих лапах. Мы находились от него в расстоянии 10 саж. и прямо бросились стремглав под гору, подавая голос опасности своим матросам; в это время мы уже не бежали, а катились, как попало. С головы Лазарева спала его лакированная шляпа, медведь схватил ее в свои передние лапы и остановился, смотря на шляпу с изумлением, в тот же момент последовал внизу горы выстрел за выстрелом, и матросы с шумом бежали к нам навстречу; медведь, тотчас бросив шляпу, скрылся в кусты. Вся наша команда, состоящая из 8 гребцов… отправилась вместе с нами на поиски нашего врага, так внезапно и так смело напавшего на нас, безоружных, но, проискав более часу, не открыли следов своего неприятеля и воротились к своему обеду.

В 5 часов пополудни, плывя на парусах вдоль берегов материка, в полугоре мы опять увидели медведя, спокойно щиплющего траву – вероятно, того самого, который нас атаковал на вершине острова; в это время и мы в свою очередь приготовились его пугнуть; четыре заряженных фальконета, 8 ружей готовы были дать залп по слову «пли». Как только последовал громкий залп, наш медведь, находящийся от нас в расстоянии 400 саж., стал на задние лапы и с удивлением посматривал то на ту, то на другую сторону, наконец, присел на корточки и стремглав поскакал в гору, в это время повторился с баркаса еще залп, и он опять приостановился, озираясь, а потом пустился бежать без оглядки, и мы скоро потеряли его из виду. К 9 часам вечера мы воротились благополучно на корабль.

На другой день, когда мы рассказали свою встречу с медведем, комендант сказал, что такой счастливый случай весьма редко бывает, а большей частью обезоруженный человек, встретившийся с калифорнийским медведем, остается его верной жертвой, они стерегут человека в кустах и внезапно нападают. Мы приписывали наше спасение св. промыслу через упавшую с головы Михаила Петровича шляпу, остановившую изумленного зверя и давшую нам время откатиться под гору от него подальше. Если бы мы находились на горе немного повыше медведя, то, само собой разумеется, один из нас был бы растерзан. Долго оставалось это событие в моей памяти, и никогда не забуду, что обязан спасением единственно св. воле Божьей.

18 августа простились с обитателями порта Сан-Франциско, снялись с якоря и ушли в море, направя курс к юго-западным берегам Америки. По мере сближения с тропиком Рака заметно большое количество морских насекомых, плавающих на поверхности воды, именуемых медузиными головами, весьма ядовитых, и при дотрагивании их рукой чувствуется как бы обжог. Ясная погода дозволила ежедневно [производить] лучшую обсервацию и неоднократно брали по нескольку расстояний ночью между Луной и другими звездами первой и второй величины. Это упражнение сколько веселое, сколько и полезное для практики астрономических наблюдений, и местонахождение нашего корабля всегда определялось с точной верностью до 22° N широты и 246° О долготы, заметно течение моря на поверхности к NNO до 12 миль в сутки, киты часто встречались на этом пространстве и множество летучей рыбы…

14 сентября. Сильный дождь и гром, поймали 3 альбатросов…

…23 сентября. Пришли на вид острова Кокос, легли в дрейф и поверили свое счисление; на этом острове много кактусов и плоды вкусны, но покрыты колючим пухом, так что опасны есть, они похожи на персики, множество на берегу разнообразных раковин, в особенности именуемых шумовками, а в воде бездна акул, одну я поймал на багор и притащил живую к кораблю.

28 сентября. В виду г. Эсмеральдос стали на якорь, были на берегу, но жителей не видали, вообще берега живописны.

29 сентября. Остановились на якоре близ испанского St. Pard в провинции Квито, съехали на берег и были очень учтиво приняты начальником г. Казреро, получили всякого рода свежей провизии, купили свиней, запаслись кокосами и ананасами, последние здесь очень крупны, но кисловаты. Вообще дома по этому берегу Америки строят из бамбука на столбах 4 аршин от земли, все они похожи на клетки. Это делается во избежание от насекомых, которых в этом краю множество ядовитых свойств. Жители показались нам слабого телосложения, едят мало хлеба, а питаются больше бананами.

30 сентября Михаил Петрович вместе со мной ездил в г. Эсмеральдос, лежащий у подошвы горы Квито, при реке того же имени, где были приняты весьма гостеприимно губернатором доном Andrio de Caso[30], а на другой день губернатор с пастором Romano[31] посетили наш корабль. Освежив команду плодами и прочей пищей, снялись с якоря и ушли в море. В р. Эсмеральдос водится множество пеликанов и никогда мной не виданных речных птиц, наподобие цапли ярко-огненного цвета. Берега этой речки очень живописны. Днем термометр показывает 25° тепла.

7 октября на экваторе в 275°26' О долготы по измерению течение моря на поверхности к SW до 24 миль. Замечено сопротивление течения ветру, наподобие кипящей воды…

24 ноября, после 67-дневного плавания из порта Сан-Франциско, бросили якорь на рейде Каллао (в Перу), от Лимы 16 верст, в 12° S широты, на глубине 9 саж. На рейде было до 30 испанских купеческих судов и один военный бриг «Patrilio». Салютовали крепости Св. Ангела 9 выстрелами, получили равный ответ на салют.

Пребывание в Перу, Кальяо, Лиме. Обычаи жителей

Вскоре по прибытии на рейд Каллао [Кальяо] приезжали капитан над портом и чиновник таможенный. Первый взял с собой корабельный журнал и другие бумаги, относящиеся до нашего плавания, и вместе с Лазаревым отправился на берег. Так как никто не мог прочитать наших русских документов, оные вскоре были возвращены. На другой день Михаил Петрович отправился в Лиму представиться вице-королю. После обычного представления вице-король дал позволение на свободное наше здесь пребывание; на корабль назначили двух таможенных чиновников, чтобы помимо таможни ничего не было свезено с корабля на берег. Отвязали паруса и выдернули весь бегучий такелаж, чтобы во время стоянки на якоре оный не подвергался напрасной порче от влияния знойного воздуха.

Испросили место в самой крепости, удобное для поверки наших хронометров посредством лунных и звездных наблюдений по расстоянию и нахождению среднего времени по двойным равным высотам Солнца. Эта поверка велась мной с учеником коммерческого училища Российским, находящимся на «Суворове» для практических штурманских упражнений. Это достойный молодой человек, поступивший с самого начала нашей экспедиции, вполне оправдал свое назначение как по своему поведению, так и познаниями в должности штурмана.

В Лиме Михаил Петрович познакомился с директором Филиппинской компании г. Абадия, считающимся одним из самых богатых граждан в этой стране.

27 ноября г. Абадия посетил наш корабль и обещал принять самое живое участие во всех делах, касающихся до размена наших русских произведений на произведения перуанские, и вместе с тем сказал, что ему весьма будет приятно быть посредником в сношении нашей Американской компании с Филиппинской компанией. Расположением этого… негоцианта мы пользовались во все пребывание наше в Лиме.

29 ноября в день рождения испанской королевы принимали и мы участие в торжестве этого дня, много было посетителей с берега на наш корабль, какой первый из русских посетил этот край, и знакомство с каждым днем более и более увеличивалось со всеми высшими чиновниками гражданского управления г. Лимы.

На корабле производились разные работы по исправлению такелажа и проконопачиванию обоих сторон корабля, равно и палуб, а потом крашению. По окончании всех этих работ «Суворов» красовался самым модным щеголем, и ни одно морское судно, стоящее на рейде Каллао, не могло поравняться с ним в опрятности как по наружности, так равно и внутри. Многие из аристократических фамилий, даже никогда не бывавшие в море, приезжали любоваться и с любопытством всматривались в незатейливое, но дельное щегольство, редко ими виданное, как они сами признавались. В числе посещавших очень много было дам. Лимянки вообще славятся красотой и кокетством.

4 декабря дон Абадия уведомил нас, что вице-король маркиз де Абагадиль просит капитана Лазарева и офицеров корабля «Суворов» к себе на обед. По этому приглашению мы в полной форме отправились на другой день с г. Абадия и в 4 часа пополудни были им представлены к обеденному столу, кроме нашего общества никого не было приглашено… Во время обеда разговоров было мало, потому что беспрестанно подавали новые кушанья, и старик вице-король наблюдал, делаем ли мы честь его нескончаемым блюдам; после обеда подали кофе, и затем мы раскланялись, просили сделать нам честь посетить наш корабль, но старик маркиз извинился, что по законам Испании вице-король может пригласить гостей, сам же он не должен ни у кого бывать.

Г. Абадия исходатайствовал нам право на торговлю в Лиме наравне с испанскими подданными, что никому из иностранцев в данное время не дозволялось в испанских колониях. Получив такое благоприятное позволение, мы свезли в таможню все запасы русских изделий, которые назначены были в продажу г. Барановым, и в непродолжительном времени явились покупщики на самых выгодных условиях в промен на чилийскую медь, хину, перуанский бальзам[32], гуммигут, вигонью шерсть, хлопчатую бумагу и часть наличными деньгами, которые были необходимы для нашего продовольствия и запасов свежей провизии. Частые сношения с г. Лимою и посещение испанцев доставили нам удовольствие ознакомиться с лучшими фамилиями, где мы были приняты весьма любезно.

Г[ород] Лима отстоит от Каллао на расстоянии 16 верст; от моря местность постепенно возвышается в самой умеренной степени, дорога шоссейная, но еще недавно устроена, а потому трудна для экипажей и лошадей. Так как в окрестностях, прилегающих от моря к Лиме, никогда не бывает дождя весь круглый год при жаркой атмосфере, то после утренних сильных рос, от 8 часов утра и до заката солнца, всегда страшная пыль и путешествующие никогда иначе не ездят, как по самое горло покрытые бумажной белой мантией с соломенной шляпой с большими полями на голове. Кроме торговок мулаток и негритянок на площадях, беспощадно громко кричащих вместе с попугаями в клетках, других существ женского пола во время дня никого не увидишь, а если изредка появляются женщины на улицах, порядочно одетые, то всегда закрытые шелковым покрывалом, перехваченным от стройной эластичной кофейного или черного цвета юбки, настолько короткой, чтобы чисто обутая хорошенькая нога была видна…

Как только солнце своим нижним концом коснется горизонта, тогда при захождении его смолкнет все говорящее народонаселение и весь католический мир Лимы благоговейно, с тихой молитвой на устах, провожает это великолепное светило с точно таким же приветствием, как и встречало утренний восход его. Это европейцы и креолы испанские заимствовали от прежних обитателей этой страны перуанцев, поклонявшихся солнцу. Племя этих последних кротких обитателей живет в первобытных своих жилищах в окрестностях Лимы, и мы нередко посещали жилища этого доброго народа, уныло, но с добродушием принимавших нас в своих хижинах под тенью ветвистых деревьев. Я пил у них квас, приготовленный из риса или кукурузы, совершенно похожий по вкусу на наш русский.

По захождении солнца опять начинается та же обычная суета торгового люда, и аристократия, кейфуя в домах днем с закрытыми в окнах рамами, в сумерки собирается на гулянье, где всякого рода прохладительные готовы к услугам. Совершенно другое общество людей появляется во время вечерних прогулок, все дамы в легких белых нарядах, щеголевато одетые со своими знакомыми кавалерами гуляют до 11 часов, не долее, и потом возвращаются домой и доканчивают вечера в разговорах и пении под аккомпанемент какого-нибудь искусного гитариста. На этих вечерах мне случалось пробыть до 2 часов утра очень приятно. В то же время по вечерам, как молодые кавалеры и дамы при вечерней прохладе наслаждаются жизнью, а в трактирах на биллиардах, в кости, карты, домино предаются страстно играющие. Тут всегда можно встретить монахов-августинцев, проигрывающих целые ночи в своих белых рясах.

Численность населения г. Лимы во время нашего пребывания считалась до 80 тыс. человек мужского и женского пола, перемешанного с европейцами, мулатами и часто неграми. Кроме приходских церквей находится 4 огромных мужских монастыря; S.-Domingo и S.-Pedro из них самые замечательные; в последнем обитают иезуиты, которых до 200 человек живет в этом монастыре. Нравственность монахов весьма сомнительна, в особенности августинцев, которых можно видеть всегда наслаждающимися обычными удовольствиями светских людей.

Монастырь С.-Доминго при обширности своей богато украшен, мы видели 13-футовые колонны, украшающие алтарь из литого серебра; прежние постройки были каменные, но после сильного землетрясения, случившегося в 1747 году, когда г. Каллао с 4 тыс. обитателей провалился, тогда в Лиме все строения пострадали от землетрясения, и с тех пор дома начали строить из такого материала – в виде плетней, смазанных глиной и крепко сбитыми стенами, так что при землетрясении стены не трескаются; впрочем дома здесь большей частью одноэтажные и никогда не строятся выше двух этажей, с плоскими крышками, на которые живущие выходят наслаждаться прохладой вечернего воздуха.

Нам сказывали, что во время сильных землетрясений колокольни церквей шатаются, как деревья от сильного ветра. Легкие землетрясения повторяются в окрестностях Лимы почти каждый месяц, в наше пребывание таковых было два; однажды я шел по улице после полудня в 6 часов и вдруг почувствовал под ногами колебание земли, в одно и то же мгновение все жители выбегали из своих жилищ, становились на колени и молились, я только поэтому и понял, что это было землетрясение. Это так всегда делают жители при всяком малейшем колебании земли, боясь, чтобы не повторилось сильнейшее землетрясение, подобное тому, которое предки их уже испытали.

Вот как рассказывали нам о великом землетрясении 1747 года. В одно мгновение вода отхлынула от берегов и рейд порта Каллао оказался в безводье; корабли, стоявшие на рейде, сорвало с якорей и через несколько секунд при возвращении воды обратно этой ужасной волной были выброшены на 3 мили на берег по направлению к Лиме, а г. Каллао со всеми обитателями исчез, и тут образовался пролив, отделяющий ныне остров Лоренцо. Мы посещали то место, где был старый Каллао, и только кое-где видны остатки кирпичей от бывших домов, место в рытвинах и ямах.

Вся окрестность Каллао пропитана селитрой, а местность эта представляет как будто болото, подернутое беловатой влагой. Еще нам рассказывали, что это вулканическое землетрясение случилось в то время, когда жители города предавались во время ночи неистовым пляскам, голые, без всякой одежды, и потомство считает это карой небесной за грехи, подобно как было с Содомом и Гоморрой.

Во время пребывания нашего в Лиме власть королевская в колонии уже сильно колебалась, и повсюду и повсеместно составлялись общества креолов и мулатов, противящиеся королевскому правительству, особенно в Чили. Это движение весьма распространилось, и поминутно инсургенты одерживали верх над королевскими войсками, но в Лиме еще было спокойно, хотя брожение умов очень было заметно.

1816 г. 1 января мы отпраздновали скромно в своей дружной семье на корабле «Суворове»…

9 января получено известие, что эскадра инсургентов под командой англичанина Броуна из трех вооруженных судов идет в Каллао и что они намерены напасть на коммерческие суда, лежащие на рейде. Комендант приказал, чтобы по ночам чинились частые объезды и на всех стоящих судах готовились к защите. Никому не дозволено отлучаться с судов.

11 января показались несколько вооруженных судов, идущих под всеми парусами с моря. В 7 часов вышли на рейд 3 корвета, 1 шхуна, 1 бриг и бросили свои якоря на внешней стороне залива в расстоянии 3 миль от нас на NNW.

При рассвете отряд судов инсургентов снялся с якоря и лавировал по рейду. Приказано нам оттянуться в сторону от крепости так, чтобы направление выстрелов из крепости было очищено. Мы в то же время переменили свое якорное место и остановились на якоре на 5 саж. глубины, став ближе к крепости так, чтобы не подвергать себя выстрелам…

13 января. Пополудни эскадра инсургентов стала на якорь в расстоянии 1 1/2 мили от крепости под флагами трехполосными вдоль – синей, белой и синей. В 5 часов с ближайшего к рейду корвета последовало несколько выстрелов на элевацию; ядра долетали до судов, стоящих на рейде, но без всякого повреждения. Ночью были приняты все меры к отпору неприятеля. Этот день прошел без всяких приключений. Вице-король сам присутствовал в Каллао и отдавал приказания; пробовали стрелять из крепостных орудий, но ядра ложились, не долетая судов инсургентов.

14 января. В полдень с командирского судна неприятеля отчалила шлюпка и в недалеком расстоянии бросила верпь с буйком под белым флагом, куда послана из порта шлюпка и взяла письма, адресованные на имя здешних обитателей, а с острова Лоренцо привезла 50 человек, взятых в плен инсургентами на нескольких судах, шедших в Каллао…

16 января пополуночи несколько вооруженных шлюпок напали на одно стоящее на рейде чилийское купеческое трехмачтовое судно и на канонерскую лодку, прибывшую для подкрепления. Ночь была темная, только и видно было одни сверкающие выстрелы и ужасный шум на судах, вступивших в рукопашный бой. Крепость Св. Ангела открыла батальный огонь по направлению сражающихся, и ядра ее пролетали неоднократно над поверхностью нашего корабля. Мы тоже были во всей готовности встретить неприятеля, если бы гребные суда его по ошибке пристали к «Суворову»… Но дело окончилось только бесплодной атакой у чилийского купеческого корабля и канонерской лодки. После двухчасовой и безуспешной атаки инсургенты оставили свое предприятие и воротились к своим судам, стоявшим на якорях. Все стихло, кроме окликов часовых на судах. При рассвете эскадра инсургентов находилась на том же якорном месте.

17 января. Капитаны купеческих судов Филиппинской компании, стоящих на рейде, под председательством директора компании г. Абадия в совете решили вооружить все суда свои, укомплектовать по военному положению и преследовать эскадру инсургентов. При таком энергичном распоряжении… через неделю вновь импровизированный военный флот, равный морским силам инсургентов, был готов идти в море и преследовать эскадру инсургентов. Команда каждый день училась действовать орудиями. Шесть судов большого ранга со ста орудиями под флагом Филиппинской компании красовались на рейде, принимали грозный вид военной эскадры под командорским брейд-вымпелом.

18 января эскадра инсургентов ушла в море, но меры предосторожности еще сильнее были приняты портовым начальством. В эту ночь пароль был назначен «Россия».

20 января скончался наш больной матрос Степан Хромов; он уже давно страдал чахоткой. Хромов был один из лучших наших матросов, уважаемый своими товарищами и любимый нами за отличное свое поведение и верное исполнение своей обязанности; на третий день тело его было предано земле при церкви Богородицы в Беневенте, для чего было приглашено 7 духовных особ и с полным торжеством, по католическому обряду, его гроб несли товарищи матросы, и мы в полной форме шествовали со свечами за гробом, покрытым нашим национальным флагом. Испанцы благоговели перед этой погребальной церемонией, и все встречавшиеся молились за усопшего, точно так же, как бы за своего единоверного.

После погребения духовенство, сопровождавшее покойного Хромова, было угощено обедом на корабле. Они все удивились, что такую почесть воздают русские офицеры своему усопшему простому матросу, и когда получили 28 талеров за их службу, то сказали, что такое щедрое подаяние за погребение простого человека никогда не изгладится из их памяти. Один из духовных особ, увидав в нашей корабельной каюте изображение св. иконы Спаса Нерукотворенного и другое Пресвятой Богородицы, удивился, что мы чтим святые иконы так же, как и они; тогда другой ему сказал, что греческая вера в христианстве есть древнейшая и что римско-католическое исповедание отделилось от греческого вследствие некоторых несоглашений, и, к несчастью, что подало повод к распрям, но все христиане – дети единого Отца Небесного и сына его Иисуса Христа. Угостив духовенство, мы распростились с ним дружелюбно.

26 января приняты на корабль 120 ящиков хины; это первая погрузка, полученная нами в промен за русские…[33] пестрядь, парусину и другие изделия. Так продолжался прием разных туземных товаров каждый день, состоящих из хины…[34], перуанского бальзама, гуммигута, меди, хлопчатой бумаги и проч. Промен этот был весьма выгоден для американской компании, да притом наша парусина и некоторые излишние паруса были проданы весьма выгодно – получено 600 руб. Суда Филиппинской компании, наконец, привезли нам несколько ящиков самой превосходной королевской хины от г. Абадия и разные вещи из древностей прежних инков, как сокровища дорогие от вице-короля маркиза де Абагадиля в подарок нашему императору с письмом и отзывами о наших действиях в самых лестных выражениях.

1 февраля изготовленная эскадра из 6 судов для преследования инсургентов снялась с якоря, отсалютовано ей 9 выстрелами с крепости. Корабли пошли в море.

12 февраля привезли нам на корабль 9 лам, 1 альпаку и 1 вигонь с Кордильерских гор. Этих животных, никогда еще не вывозимых из Америки, мы купили на свой счет, чтобы по доставке в Россию оставить у одного из нас в имении для опытов акклиматизирования. За всех за них заплачено 500 талеров. После этого последнего груза подняли баркас в росторы и в полной готовности сняться с якоря.

14 февраля. Приехал на «Суворов» пассажир итальянец Анжеоли с женой и двумя маленькими детьми с согласия нашего перевезти его в Европу. Они в Лиме были ангажированы по контракту в оперу. Мадам Анжеоли итальянка, из Неаполя, отличная певица, а муж ее комик, семейство очень доброе.

15 февраля в 5 часов пополудни снялись с якоря, отсалютовали 9 выстрелами и, получив прощальный ответ равным числом выстрелов с крепости Св. Ангела, оставили гостеприимные берега Перу, где мы провели столько истинно отрадных дней…

Плавание «Суворова» от берегов Перу кругом мыса Горна до Портсмута в Англии

Корабль наш «Суворов» после стадесятидневной стоянки на рейде Каллао в спокойном тропическом климате, оправленный во всех частях и изготовленный к продолжительному плаванию, щегольски выкрашенный черной краской с отливом и двумя тонкими белыми продольными полосками, при умеренном ветре от SSO в крутой бейдевинд левым галсом рассекал перуанские воды Тихого океана под брамселями по курсу на SW. В 7 часов пополудни пеленговали NW мыс острова Лоренцо SSO в расстоянии 3 миль. Команде после трудов дневной работы дано по чарке рому…

3 марта… После постоянного плавания корабля левым галсом 18 дней сего дня легли на правый галс в полветра по прямому направлению к мысу Горну…

6 марта. Шторм с порывами сильных шквалов при большом размахе волнения от SW и сильный дождь. Вода в корабле стала довольно сильно прибывать так, что нужно было вчастую прибегать к помощи помп; сильная боковая качка. В южном полушарии размахи волн гораздо огромнее противу северного полушария. Наши кордильерские ламы во время шторма хорошо держались, иногда лежали, а иногда стояли, упираясь на бруски своими длинными ногами…

22 марта. При крепком ветре от SW прошли на траверзе остров Диего Рамирес в 3 1/2 милях расстояния. Миновали южную оконечность мыса Горна и переменили курс к NO. При сильном попутном ветре мы в трое суток совершили благополучно 560 миль. Больных на корабле 3 человека. Ламы наши перенесли эту бурную погоду при огибании мыса Горна очень благополучно, даже одна из них родила маленького самца.

25 марта. Ветер умеренный от NNW, почти весь день было ходу корабля по 9 узлов. Погода ясная, просушивали одежду и мелкие паруса, находясь в широте 50° S, долготе 307 1/2 О, склонение компаса 19° О…

13 апреля. Миновали тропик Козерога в 337° О долготы, но настоящего пассата еще не встретили, потому что последующие дни дул ветер с некоторыми изменениями от N к О.

17 апреля. При ясной погоде и О ветре мы не могли держать прямо курс, а шли в бейдевинд на NNW. В 12 часу дня находились в широте 20°23' долготе 333°10'. Увидели трехмачтовое судно, идущее к SO; подошли для переговоров, оказалось, что корабль «Нептун» из Лондона идет в Мадрас, на котором много было пассажиров, отправлявшихся из Англии. Это первое судно, которое мы видели во все время нашего долговременного плавания после 62 дней; легли в дрейф. Англичане приезжали к нам любоваться чудными животными, так хорошо выдержавшими продолжительный поход по морю из жаркого пояса к холодному и несколько штормов. Капитан «Нептуна» снабдил нас сеном для наших лам, сообщил все европейские новости и после приветствий друг другу «Нептун» направил свой курс на SO, а «Суворов» на NNW.

25 апреля. В 6 1/2 часов пополудни миновали Крысий остров в расстоянии одной мили и стали на якорь на 14 саж., грунт мелкий песок. Пеленговали пирамиду острова Фернандо на SSW и О оконечность Крысьего острова NO 1/2 О, от берега расстояние одна миля. Салютовали крепости 7 выстрелами и получили ответ коменданта крепости через посланных двух офицеров. Отправили баркас за дровами, а сами на вельботе и на четверке поехали на берег, к которому очень трудно пристать, по отлогой песчаной отмели постоянное волнение, и надобно сильно грести и держать прямо, чтобы не опрокинуть шлюпку.

Сойдя на берег, комендант встретил нас очень радушно. Этот остров обитаем только одними португальскими преступниками, которых в это время считалось до 300 человек мужчин…Комендант угостил нас сытным обедом, состоящим большей частью из баранины. Это единственное четвероногое животное водится на острове, мелкой породы с грубой шерстью, весьма немного кур и множество красивых голубей, каких мне редко случалось видеть. Мы получили небольшой запас живности, которую отправили на корабль, сами же оставались до 7 часов вечера; после обеда приглашены были несколько отличных плясунов, и они, под музыку единственной гитары, отплясывали разные испанские и мавританские танцы…

В 7 часов вечера, поблагодарив за гостеприимство, отправились обратно на свой корабль. Лазарев, я, Анжеоли с женой на вельботе, а чтобы по песчаной отмели, на которой довольно сильный прибой, лодка могла безопасно проскользнуть до настоящей глубины, то комендант послал 6 человек бойких португальцев проводить нас к прибою. Эти ребята, полунагие, став по обе стороны шлюпки, проводили нас до крайней оконечности прибоя, идя по груди в воде, и лишь только что мы освободились от прибоя, гребцы наши взялись за весла, и шлюпка понеслась обычным порядком. В это время я заметил, что у г. Анжеоли оторвана фалда его фрака, и дал ему знать, тот в отчаянии закричал: «О folticaro, о folticaro». Сопровождавшие вельбот преступники свиснувший за борт карман фрака мастерски отрезали, в котором была золотая табакерка с платиной. Но уже поздно было отыскивать похитителя, и наш добрый Анжеоли дорого заплатит за визит на Фернандо де Наронен[35]…

28 апреля. Миновали экватор в долготе 328°6' О. Ветер брамсельный с дождем и шквалами. Термометр 24°. Команда вся здорова…

1 мая. В широте 21°18' видели много судов, плывущих по направлению к W. В 3 часа поравнялись с военным испанским бригом и передали друг другу свою долготу места. Термометр 28°. На протяжении этого моря видно много морских сплошных растений в виде плавучих островов.

12 мая. Мы миновали тропик Рака. Термометр 22°, рифмарсельный свежий ветер от ONO…

22 мая. В широте 38°45' при ясной погоде взято много обсерваций, видели французский бриг, идущий в Бордо, и передали свое счисление. На этом бриге возвращалась во Францию молоденькая 17-летняя креолка к своим родным в Бордо. Это вторая встреча наша после отбытия из Лимы с женщиной, она много смешила вас своими живыми и веселыми рассказами о том, как она оставила своих родных в колонии и как надеялась увидеть других родных в Бордо. Последующие дни все были ясные, и нам доставляло удовольствие почти каждый день обследовать долготу места и лунные расстояния с Солнцем…

5 июня. В полдень обсервировали широту 49°30'32''N, долгота 354°56' О в 29 милях от мыса Лизарда. Прибыл лоцман, больных на корабле нет.

6 июня. Тихий ветер от NNO и NNW. Приятная, ясная погода, множество купеческих судов в виду. Спустили четверку, послали за рыбой на рыбацкую лодку (француз), рыбаки в киверах и старых французских мундирах. Это мода распущенной наполеоновской армии. Купили рыбы для себя и команды. После 108-дневного плавания из Лимы (Перу) мы сегодня имели отличный обед из макрели (отличная вкусом рыба, ловимая у берегов Англии и Франции по всему Британскому каналу)…

7 июня. В 11 часов бросили якорь между Портсмутом и островом Вайтом…

8 июня. Утром в 8 часов с карантина на корабль приехал капитан[36]… и, удостоверившись, что вся команда в наилучшем здравии, дал дозволенье свободно и беспрепятственно съезжать на берег… Спустили на воду баркас и весь астрономический инструмент, компасы и хронометр свезли на берег для поверки. Хронометры отправили в Лондон для осмотра и поверки на обсерватории.

9 июня. Отвязали все паруса и выдернули бегучий такелаж. Занялись поправкой и окраской корабля снаружи…

16 июня. В течение нашей стоянки на якоре ежедневно посещали нас англичане и англичанки и наслаждались находящимися ламами и вигонью, совершившими такое продолжительное бурное путешествие из Тихого океана; от тропических берегов обитатели Кордильеров явились у берегов Англии. Сколько ни старались испанцы, а потом Наполеон I, перевезти этих животных из Перу в Европу, но всегда неудачно: они все погибали на пути. Может быть, и у нас то же самое могло случиться без тщательного ухода за ними и строгого наблюдения. Защитою во время знойного солнца в тропических странах над ними был устроен парусиновый тент. Ни ламы, ни альпака, ни вигонь не станут пить воды из одной и той же посуды, и потому для каждой отдельно было особое ведро и всегда чистая вода, под ними всегда было чисто и вытиралось вовремя, два матроса, приставленные к ним, так хорошо обращались с ними, что животные кроме них не любили никого к себе подпускать, сердились, топали ногами и изрыгали на чуждого человека свою жвачку прямо в лицо. Мы привезли тоже двух черепах с острова Галапагос, эти тоже были редкостью для посетителей; много попугаев всегда оглашали своим криком и хохотаньем палубу нашего корабля; всякого рода редкости из раковин, оружия, байдарок алеутов находились на корабле.

Два раза ездил в Лондон за своими астрономическими инструментами и всякий раз являлся к своему посланнику гр. Ливену, обедал у него и нашего достойнейшего священника Якова Ивановича Смирнова; в одно воскресенье, после обедни, когда я завтракал у него, к нему пришел посланный от адмирала Чичагова, тоже жившего в Лондоне. Я просил передать Павлу Васильевичу свое почтение и просил позволение с ним видеться; через полчаса посланный явился и сказал, что адмирал Чичагов с большим удовольствием желает меня видеть у себя, а потому вместе с Яковом Ивановичем Смирновым мы отправились к адмиралу Чичагову… Адмирал принял меня очень ласково, расспрашивал про наше плавание и про все места, где мы посещали, продержал меня около 3 часов в постоянных расспросах, я не видал, как прошло время в беседе с разумным человеком. Тогда еще был жив 72-летний старик гр. С. Р. Воронцов… и Павел Васильевич очень жалел, что не мог еще долее оставить меня у себя, потому что ехал к гр. Воронцову обедать, да и мне нельзя было оставаться еще день в Лондоне, а потому, простившись с адмиралом, я отправился за своими инструментами и хронометрами к часовому мастеру Арнольди. Хронометры, проверенные исправно, уложены, и я с ними отправился прямо в контору дилижансов и в 7 часов вечера выехал из Лондона в Портсмут.

18 июня. Воротился на корабль, все готово было к отплытию, привязали паруса, продернули бегучий такелаж и подняли один якорь.

24 июня. Корабль совсем готов к отплытию, покончены расчеты с поставщиками провизии и других корабельных потребностей, подняли гребные суда. Таким образом, совершив кругосветное плавание по кругу восточного направления, оставив Россию в 1813 году, октября 8 дня, мы остановились в Карлскроне, откуда под конвоем английских и шведских фрегатов прошли Зунд, держась берегов Швеции, потому что Дания, еще будучи в союзе с Францией, была враждебна с нами, шведами и англичанами; пройдя Зунд, отделились от конвоя и пришли в Портсмут, из Портсмута в Рио-Жанейро (Бразилия), из Рио-Жанейро в Австралию, в порт Джексон, из порта Джексона в Ситху, здесь по пути открыли острова Суворова… из Ситхи в Камчатское море и потом опять в Ситху; откуда в порт Св. Франциска и вдоль берегов провинции Квито в Лиму (Перу), отсюда кругом мыса Горн прибыли в 108 день в Портсмут; по отчислению выиграно у нас ровно сутки, так что у нас на корабле праздновалось воскресенье, а в Англии суббота. Откинув свое счисление, я записал по журналу новый порядок дня. Из Англии счисление дня пошло уже тем же порядком, каким начали при отходе из Англии. Матросы не понимали, что в кругосветных плаваниях всегда так случается, удивлялись, как это могло быть, что целые сутки мы опередили, и дни, кажется, все шли тем же порядком[37].

24 июня пополудни в 1 час при умеренном ветре снялись с якоря и вступили под паруса…

25 июня. В 6 часов пополуночи подошли к берегам Кале, в расстоянии 2 миль, бросили якорь. Здесь выгрузили несколько ящиков хины и небольшую пропорцию кип хлопчатой бумаги по комиссии одного купца из Лимы, взятые нами из одной благодарности за его честное сношение с нами…

8 июля. Крепкий ветер от NW с дождем заставил спустить бомбрамстеньги и взять по 2 рифа у марселей. Корабль бежал к NO до 9 узлов, но к полуночи ветер начал стихать… Гром и молния как бы приветствуют нас при вступлении в родные финские воды. За штилем и ветер изменился к О, и к 8 часам утра тихий ветер подул от W, отдали все рифы у марселей и поставили брамсели. В 10 часов пополуночи г. Виндава в виду на 81° О в 5 1/2 милях…

15 июля. В полночь пришли на вид Толбухина маяка, а на другой день поутру в 8 часов стали на якорь на малом Кронштадтском рейде против ворот Средней гавани.

Не стану описывать той радости, которую ощущал на душе по совершении такого долгого плавания; и после 2 лет и 10 месяцев отсутствия из своего отечества, не имея никаких вестей ни от родных, ни от друзей, это ощущение едва ли можно описать, оно невидимо и неуловимо; тут при всех деятельных занятиях по делам, до корабля относящимся, мысли постоянно заняты о близких сердцу родных, и с каким-то трепетом ожидаешь появления знакомого человека, и с нетерпением ждешь услышать от него весточку из родного края, а между тем на сердце весело, что вот мы уж на месте, исполнили свой долг честно, корабль возвратился в совершенной исправности, команда вся здорова и бодра. Ничто не помрачило нашей дружбы. Пошли приятелями, а воротились друзьями. Не всегда и не всем случается возвращаться после плавания кругом всей земли.

Тотчас по уборке парусов многие из наших товарищей явились приветствовать нас с благополучным прибытием, пошли рассказы и расспросы до самого вечера. Этот день мы обедали на корабле, достав бочку солонины, отпущенной нам при отходе из Кронштадта в 1813 г., да бочку воды, тоже налитую тогда же в Кронштадте, и попробовали за обедом то и другое, не испортилось ли. Вода без запаха, но только от бочки, внутри обожженной, несколько потемнела. Потчевали своих сослуживцев настойкой рома из ананасов в пунше, такого нектара они никогда не пивали.

На третий день прибыли на корабль директоры Российско-американской компании Булдаков, Кремер и Северин, довольные нашим исполнением дела и даже тем, что мы благоразумно распорядились, оставив Ситху по своему усмотрению для пользы компании. И вообще все действия наши по торговым отношениям с Лимой, а равно по сношению нашему с Филиппинской компанией, были ими вполне опробованы; груз, доставленный нами на «Суворове», ценился в 2 млн руб., передан весь в порядке, и рекомендательные письма о пребывании нашем в Лиме от вице-короля к императору и от главного директора Филиппинской компании г. Абадия в директорию нашей Российско-американской компании с подарками, посылаемыми от обоих е. и. в.

Корабль ввели в гавань, который и поступил в ведение компании. Привезенных лам, альпаку и вигонь живых передали за 2 тыс. руб. компании, равно и черепах, которых свезли в Петергофский сад, чтобы там во время праздника 23 июля, в день тезоименитства императрицы Марии Федоровны, эти небывалые в Европе обитатели Кордильерских гор, как редкость невиданная, могли быть показаны как императорскому двору, так и присутствующему народу на гулянье.

20 июля мы перебрались на берег, обедали в клубе с некоторыми из наших добрых сослуживцев…

По сдаче корабля и окончании всех расчетов с Американской компанией, от которой мы получили следуемые нам деньги, как жалованье, так и следуемые за отданных им наших лам, мы расстались окончательно с директорами компании, не получив обещанного нам награждения 25 тыс. руб., если корабль благополучно воротится, но такой неблагодарный поступок нисколько не смутил нас. Интерес мы всегда считали на последней степени после исполнения своей обязанности честно. Компания предлагала мне командование ее кораблями, отправляемыми со следующей весной, и назначила 10 тыс. руб. годовой оклад жалованья, но я не решился, пока не узнаю о положении моей матери и сестер, которых я не видал уже более 5 лет…

22 июля все мы, суворовцы, отправились в Петергоф на праздник; нам отведена была придворная палатка с прислугой и полным содержанием от двора. Гр. Николай Александрович Толстой, гофмаршал двора, сам пришел посмотреть, все ли у нас хорошо, и сказал, чтобы мы нисколько не церемонились, спрашивали все потребное к нашему столу, а если какая будет неисправность, то относились бы прямо к нему. Такое заботливое попечение позволило нам в своей палатке распорядиться, как дома, и гостей из числа наших сослуживцев было довольно, да и недостатка ни в чем не было.

23 июля в 2 часа пополудни император Александр с императрицею Елизаветой и вдовствующей императрицей Марией Федоровной и всем царствующим домом приехали на линейках со всей придворной свитой смотреть наших лам, альпаку и вигонь, черепах; долго они любовались этими животными, императрица Елизавета сама кормила белым хлебом, но все внимание было обращено на этих невиданных зверей, но нам не сделано было никаких приветствий, потому что наш морской министр маркиз де Траверсе не счел нужным нас представить. Грустно и досадно было нам такое невнимание, но, вспомнив, что мы уже исполнили такой славный и еще редко совершаемый русскими мореходцами подвиг и будучи в душе довольны сами собой, мы не нуждались ни в чьей похвале, скромно сознавая свое достоинство, не домогаясь никаких наград.

Однако надо было выработать в себе такое убеждение не одним трудом, но чистой любовью к делу. В эту пору нашей молодости никогда не чувствовалось на душе никакого затаенного эгоизма, все мысли настроены к одному честному исполнению дела и обязанности, на нас возлагаемой. Любовь сотоварищей и полное уважение к нам было лучшей наградой. Испытанному в школе терпения и многих лишений того избытка, служащего к удобствам жизни, с постоянными требованиями точного исполнения возлагаемых обязанностей, чуждый страха опасностей, сроднившийся с морской жизнью, никогда в голову не приходит, чтобы за исполнение служебного дела должно награждение особенно, но невнимание и малое сочувствие к честным трудам – вот что поражает благородную душу и раздражает сердце…

Отпраздновав петергофский царственный пир, на другой день мы при сильном противном ветре на нашей портсмутской «Suhcary» воротились под парусами в Кронштадт, тогда как ни один катер не мог выгрести ни из Петергофа, ни из Ораниенбаума. И действительно погода была самая отвратительная, но нам казалось, что лучше быть дома у своего скромного и теплого очага, нежели в гостях у холодных и неприветливых хозяев…

Из журнала штурмана А. Российского о пребывании корабля «Суворов» в порту Джексон [1814 г.]

31 июля, в полдень, мы были на юго-западной стороне в 114 милях от Вандименской земли, почему, надеясь в следующий день ее увидеть, мы легли на ночь в дрейф под малыми парусами.

Ночью на 1 августа поднялась ужасная гроза с сильным проливным дождем и жестокими шквалами. Страшный гром раздроблялся по тучам в необъятном пространстве океана, и пламенная багровая молния освещала весь горизонт. К утру ветер начал стихать, и хотя дождь перестал, но небо покрыто было облаками.

В 6 часов мы снялись с дрейфа; в 10 часов увидели юго-западный мыс Вандименской Земли и лежащий поблизости оного камень Мюстон. Нельзя вообразить, как приятно было увидеть берег, ибо прошло 50 дней сряду с того времени, как мы не видали не только земли, но даже и признака оной; притом же беспрестанно продолжавшиеся пасмурные, дождливые и бурные дни столько уже нам наскучили, что всякий с нетерпением желал скорее пристать к берегу и отдохнуть.

В полдень, по сделанному наблюдению, мы находились под 43°58'5''южной широты и 145°58' восточной долготы, по хронометру; камень же Мюстон лежал тогда от нас в 13 милях к юго-востоку.

В половине 2 часа увидели еще два камня: Эдистон и Свилли; первый из них издали весьма походит на корабль, идущий под полными парусами. В 3 часа мы миновали оные на траверзе в расстоянии 12 миль и направили курс к северо-востоку. Чем более подвигались к северу, тем более погода становилась приятнее и теплый климат ощутительнее. До 1 числа, по причине переменных ветров, мы должны были целые шесть дней лавировать. Сего числа достигли мы до 34°41'17''южной широты и 152°15' восточной долготы; следовательно, от порта Джексона находились не более, как в 60 милях. И в самом деле, поутру с восхождением солнца, с помощью зрительной трубы мы усмотрели берег Новой Голландии, называемый англичанами Новой Южной Валлийской Землей – New-South Walis. В полдень он открылся нам совершенно. На южном мысе, вдавшемся в море, мы увидели маяк и флагшток, на коем развевался английский флаг. В 7 часов показался нам на сем мысе сверкающий огонь и носившиеся облака дыму в расстоянии 8 миль SSW. Во всю ночь яростные волны Южного океана не преставали дробиться с шумом о высокие гранитные скалы сего мыса. Между тем матросы спокойно доставали из трюма канаты и торопились привязывать к якорям.

Наутро 12 числа [августа] погода была прекраснейшая, и вид берега Новой Голландии представился прелестнее прежнего. Ветер был от запада тихий, брамсельный, отчего мы ранее, как в 8 часов, могли подойти к южному мысу, где при пушечном выстреле подняли на фор-брам-стеньге флаг для требования лоцмана.

В 12 часу из Джексонского залива вышел идущий на китовый промысел английский купеческий бриг, с которого приехал к нам лоцман. Какой живописный вид открылся, когда мы прошли между высоких каменных скал: в одной стороне берег Новой Голландии представлялся, как мрамор, с другой – зеленые равнины расстилались над дикими утесами, и взор терялся среди множества островков, один другого прелестнее, закрываемых с моря деревьями и кустарниками; вдалеке бурный шум океана, тихий плеск волн в спокойном заливе, которого голубые воды позлащивались лучами солнца, свежесть и прохлада от соседственных лесов, пение разновидных птиц, которых тысячи порхали на ветвях дерев, кружились над берегом или над водами и плескались в струях; все для нас было каким-то очаровательным зрелищем.

Вскоре из порта Джексона приехал к нам посланный от губернатора офицер с инструкцией, которая дается всем иностранным судам во время пребывания в сем порте. Между тем он старался узнать от нас политические новости о военных обстоятельствах в Европе, которых они давно не получали, ибо из Англии пакетбот с известиями приходит в Новую Голландию только один раз в год; а так как у нас были взяты из Англии и Рио-Жанейро газеты, то мы и отдали ему оные для доставления губернатору.

В 2 часа пришед в Сиднийскую губу, откуда виден город Сидни, стоящий на возвышенном месте, с прелестно выстроенными дачами и красивыми каменными домами, мы салютовали городской крепости 11 выстрелами, а между тем убирали паруса и становились на якорь на определенном месте для всех приходящих иностранных судов. Мы стали на якорь на глубине 8 саж., где грунт ил с песком. В начале четвертого часа на наш салют отвечали с крепости 13 выстрелами; замедление же в ответе происходило, как мы после узнали, оттого, что посылали спрашивать приказания губернатора, который и велел отвечать двумя [выстрелами] более. В четыре часа приезжал опять прежний офицер от губернатора с уведомлением, что нашему кораблю позволено перейти на то место, где стоят английские суда. Сия привилегия здесь чрезвычайно редко дается иностранным судам, и почти никогда[38].

Мы очень удивились и обрадовались сему лестному случаю; но так как течение в сие время было противное, то и остались до утра на прежнем месте. На другой день, на самом рассвете, приехал к нам лоцман, и при сделавшемся попутном течении мы снялись с якоря, а к 10 часам перешли к самому городу Сидни и стали на якорь к N от губернаторского дома. Пока мы переходили и становились на место, то на пристани собралось великое множество народа, который с любопытством смотрел на наш корабль и удивлялся прибытию; ибо с того времени, как порт Джексон населен англичанами, то это еще [был только] второй корабль под российским флагом[39], [который] посещает сей далекий порт пятой части света, отдаленный от нас двумя великими океанами.

Радость народа при известии о взятии Парижа. Обед у губернатора. Заботы об исправлении корабля. Выбранное место для поверки хронометров. Приятные посещения

Лишь только мы успели стать совершенно на место, как гром пушек из всех крепостей возвестил полученное от нас радостное известие о взятии Парижа. Всякий спешил узнать тому причину; суетились и бегали по улицам. Наконец, после полудня сие известие было торжественно обнародовано. Тогда-то надобно было видеть, с каким восторгом радости встречали нас и с каким уважением принимали всякого, съезжающего с нашего корабля на берег: матросов насильно тащили в шинки и потчевали по-братски, приговаривая: «Рашен добра!», «Рашен добра!», «Френч но гуд!» [русские добрые, а французы плохи]. В вечеру все городские улицы были иллюминованы; пред каждым домом горели плошки; даже в самом бедном поставлено было на окнах по три и по четыре свечи, а в других и более, смотря по достатку.

Во многих местах пускали ракеты. Дом генерал-губернатора Маквария освещен был великолепно, и сожжен превосходный фейерверк. В сие время народ толпами собирался на площадь; в одном месте гремела полковая музыка, в другом хор песельников, а инде разноголосный крик подхмелевших весельчаков. Словом сказать, весь город казался в сие время счастливейшим в свете… Кто бы из нас мог вообразить, что на другой день нашего пребывания мы проведем время с таким удовольствием!

14 числа [августа] капитан [М. П. Лазарев] приказал осмотреть весь такелаж и рангоут, а между тем старался приискать конопатчиков и других мастеровых, необходимых для исправления корабля. Сильные бури, бывшие во время нашего плавания, несколько повредили палубу и корабельные борта; притом же некоторые паруса были изорваны, а другие и вовсе не годились. Также нужно было пересмотреть бывшую на корабле провизию, а особливо солонину, которая начинала уже портиться. Моя же должность состояла в проверке хронометров, для чего и выбрали нам место, именуемое Benelongs point, которое по своему положению может назваться романтическим: с одного края подымаются уступами морские скалы, у коих плещут волны, разбиваясь с пеной о камни, с другого простираются цветущие долины, осененные благовонным рощицами, откуда несется восхитительное пение птиц.

После наших утренних наблюдений мы садились обыкновенно на мягкую траву, под тень какого-нибудь кустарника, укрывающего нас от солнечных лучей, и спокойно наслаждались созерцанием прелестных окрестностей. С сего места видна большая часть города, гавань и стоящие в ней корабли. Здесь всегда много гуляющих. Многие англичанки, из любопытства, приходили к нам и смотрели на наши занятия. Мы знакомились и были так счастливы, что, нас не забывали своими посещениями. Benelongs point было местом свидания. Как весело тогда проходило время! Окончив наблюдения, мы играли и бегали здесь, по прелестному месту, до самого вечера. Вечером же снова должны были приниматься за скучные астрономические наблюдения, по окончании которых возвращались с инструментами на корабль.

…Сражение диких. Удивительная их смелость. Орудия их. Пристрастие англичан к ручным боям…

…20 числа [августа] узнал я, что в сей день будет происходить сражение между дикими на назначенном для сего месте. Сей случай столько показался мне любопытным, что я никак не хотел его упустить и решился даже оставить сего числа поверку хронометра. Получив на сие позволение от капитана, в 9 часов утра собрался идти на то место с г. де Сильве и помощником суперкарга Красильниковым. Когда мы пришли, то еще никого не было, но спустя несколько времени множество народа начало собираться, ибо англичане имеют особенную страсть к боям всякого рода. В 11 часов увидели мы около 30 бегущих вооруженных дикарей, которые были совсем нагие. Каждый из них имел при себе 3 копья, щит и дубину; все сии орудия сделаны из самого крепкого дерева, называемого англичанами железным (Iron Wood).

Наконец, прибежало еще человек с двадцать, и по данному им знаку они начали расходиться на разные партии; потом вокруг поднялся страшный шум, и мгновенно с обеих сторон полетели копья[40], от которых с чрезвычайным искусством они умеют увертываться и закрываться своими щитами. Между тем неприметно со всех сторон начало скопляться их более и более, так что напоследок собралось около ста дикарей. Сражение час от часу становилось упорнее; наконец, перебросавши все свои копья, начали драться сагайями[41], от которых также с удивительной ловкостью они умеют защищаться, застораниваясь щитами, то отступая, то подаваясь вперед, то уклоняясь в сторону.

В это время беда непроворным: тотчас дубиной ударяют прямо по голове, от чего с первого раза убивают до смерти. Нельзя даже вообразить, с какой свирепостью и отчаянием нападают они друг на друга, бьют и отбиваются; если же кто, лишившись сил, упадет, то мгновенно, с зверской радостью, добивают его до смерти, ударяя по виску сей дубиной. Треск щитов, летящие обломки копий, дикий крик победителей, жалобный вопль раненых, окровавленные лица, разбитые члены.

Признаюсь, этим только англичане могут любоваться. Сражение продолжалось более двух часов и кончилось, когда уже многие пришли в бессилие; я остался на месте побоища еще несколько минут, чтобы посмотреть раненых. Увидел – и ужаснулся! Кровь лилась ручьями: у кого из головы, у кого из груди или плеча; у одного глаз был выколот, у другого во лбу торчал конец копья; словом сказать, все почти были переранены ужаснейшим образом. Всякий бы чувствительный человек содрогнулся при сей зверской битве; но англичане вместо того, чтобы отвращать диких, стараются еще более раздражать их друг против друга. Страшно подумать, до какой степени не щадят человечества! Смотреть на мучения себе подобных – сделалось уже увеселительным зрелищем…

Неожиданное посещение диких. Любопытство их. Мена на орудия. Образ их жизни

На другой день поутру поехал я с г. де Сильве на «Benelongs point» для поверки хронометра, где случилось с нами любопытное происшествие. Лишь только успели мы сделать некоторые наблюдения, как увидели идущих к нам пятерых дикарей, в числе которых была одна женщина. Имея при себе астрономические орудия, мы несколько побоялись, чтоб их не тронули, но после успокоились, думая, что дикие нас не заметят. Напротив того, они шли прямо к нам и, подойдя, сели вблизи на траве, повторяя часто слова, которые они переняли у англичан: «How do you do?» и «Wеry well», что значит: «как поживаешь?» и «очень хорошо». Они с удивлением глядели на секстан, хронометр и артифициальный или искусственный горизонт[42].

Женщина была любопытнее всех и так близко начала рассматривать артифициальный горизонт, что, увидев свое изображение в ртути, несколько испугалась, но, наконец, посмотрев снова на оный, закричала чрезвычайно громко; на сей крик все бросились ближе к ящику. Надобно было посмотреть, как это их удивило и какие делали они странные телодвижения. Но сего еще мало, женщина всячески просила, показывая знаками, чтоб я приподнял сей ящичек, что и исполнил, вылив ртуть в нарочно сделанный для того пузырек. Не видя ничего в ящичке, они сделались печальны, но любопытство возгорелось в них еще более. Пока я выливал ртуть, а г. де Сильве убирал секстан, один из них между тем начал открывать хронометр и с удивлением показывал другим на переходящую секундную стрелку. Тогда все приступили к хронометру, и сколько я ни старался их отогнать, они так убедительно настаивали показать им оный, что даже начали нас стращать, указывая на свои орудия.

Итак, чтобы удовлетворить их любопытству, я принужден был вынуть мои часы, которые также были с секундами, и показать им внутренность оных. Нельзя представить, сколько они были удивлены маятником, который сверкал в их глазах. Они с восторгом передавали часы друг другу и, наконец, я совсем не приметил, как один из них взял маленький прутик и всунул между колесами, от чего они остановились. Это меня так рассердило, что я отнял часы и начал их отгонять; но г. де Сильве советовал мне быть обходительнее, потому что их было пятеро, а нас только двое. Постояв несколько минут, дикие громко захохотали и пошли прочь.

Отошедши от нас, они развели огонь, набрали на берегу ракушек и, поджарив оные, начали есть, не говоря ни слова почти целый час. По прошествии сего времени, они начали разговаривать, сначала тихо, но потом чрезвычайно шумно, а о чем, того мы понять не могли; однако же по догадкам заключили, что они верно хвастались вчерашним сражением, потому что беспрестанно показывали то на свои орудия, то на раны, как будто бы каждый старался уверить других, что он был храбрее.

Мне очень хотелось достать некоторые из их орудий в число собираемых мной редкостей[43], для чего я пошел к ним и, сколько мог, изъяснил знаками мое желание, что они поняли очень хорошо и с удовольствием предлагали мне свои сагаи и щиты; но так как я ничего не имел при себе, чтобы им за оные дать, то велел приезжать к нам на корабль, что они и исполнили. После полудня около 3 часов пристали к нам 2 лодки с четырьмя дикими, в том числе было двое, которых я прежде не видал, и привезли мне свои орудия. Я выбрал себе три копья, щит, две сагаи и один головолом, подарив им несколько из поношенного платья, зеркальце, немного бисеру и бутылку рому, но они платье отдали назад, а просили другую бутылку, что показывало их страсть к пьянству; и так как они иначе никак не соглашались, то я и принужден был удовлетворить их желание.

Сии дикари были почти все довольно молоды; ростом высоки и сухощавы. Они чернее африканских негров; волосы длинные и прямые; лицо красят белыми чертами и другими фигурами, а носы красной краской, отчего вид их кажется страшен; иные же в носу носят палочки длиной в четыре дюйма. У них есть обыкновение при свадьбах, что ежели кто женится, то выбивают тому по два передних зуба, от чего многие почти совсем без зубов. Старики лицом угрюмы и кажутся печальны, и почти все черты их показывают что-то подозрительное, жестокое и лукавое. Женщины также ходят совершенно нагие и маленьких детей своих носят за плечами, привязывая широким плетешком, сделанным из травы. Они не меньше любят щеголять и нравиться мужьям своим, для чего также красят как лицо, так и груди красной, желтой и белой краской.

Лодки диких сделаны из коры дерева, называемого англичанами Beef-Wood, т. е. мясное дерево, которое действительно походит на цвет мяса. Они гребут на них руками, а иногда лопаточкой, сделанной также из древесной коры. Сии лодки ходят довольно скоро, но только ненадежны.

Дикие Новой Голландии еще столь необразованны, что никак не могут привыкнуть к ношению платья… Они совершенно беспечны и ни о чем вперед не думают; спят на открытом воздухе, питаются ракушками и морскими растениями; кроме щита, сагайя, копья, ничего не знают делать; даже рыбы не умеют ловить, да и не заботятся о том.

Прибытие судна с китовой ловли… Приготовление корабля к отплытию в море. Поверка хронометра

23-го числа отправились из здешнего порта две английские шхуны на остров Иль-де-Франс[44], и на одной из них мы послали письмо в Европу; но после узнали, что оные не дошли по назначению. Спустя 3 дня прибыло сюда с китовой ловли английское трехмачтовое судно, на коем капитаном был г. Баренс, который лишь только узнал, что здесь находится русский корабль, то приехал тотчас к нам и чрезвычайно был рад, видя русских, коими не может нахвалиться, быв несколько раз в России близ Архангельска.

…31 августа, исправя корабль, мы совершенно были готовы к отплытию в море, несмотря на то, что было чрезвычайно много работы. Во время нашего здесь пребывания мы пересмотрели провизию, запаслись водой, перетянули весь стоячий такелаж, выконопатили корабль, выкрасили оный, починили корабельные шлюпки, починили паруса, сделали новый грот-стенг-салинг и проч. Также купили 136 пуд. сухарей, дров для корабля, 10 т. красок и прочие принадлежности. При всем том всегда только половина команды оставалась на корабле для работы; другие же оставались на берегу, наслаждаясь приятностью времени.

Описание порта Джексона или города Сидни… Жители. Гавань. Запрещение рому. Новоголландские деньги

Город Сидни, главное селение Новой Голландии и столица всех английских владений Австралии, или пятой части света, лежит под 33°51'30''южной широты и 151°20'30''восточной долготы. Он находится на скате двух высоких холмов и пересекается малым источником, представляя самый живописный вид. С правой и левой стороны 2 батареи защищают вход в гавань, из которой можно видеть красивейшую часть города…

Число англичан в Новой Голландии считается до 10 тыс., в том числе около 7 тыс. состоят из преступников; войска же до 2 тыс. с половиной…

Гавань довольно пространна и безопасна почти от всех ветров. Сюда ежегодно заходят ост-индские купеческие корабли с богатым грузом, и потому здесь, в бытность нашу, все ост-индские товары, шелковые платки, разные шелковые материи, полотно, миткаль, кисея, батист и проч. были очень дешевы. Напротив того, русские продукты, как то: парусина, фламское полотно, равендук, холст, такелаж, железо и проч. были дороги, особенно стеклянная посуда, ибо дюжина простых стаканов в нашу бытность стоила 24 шиллинга. Сюда позволяют привозить все мануфактурные изделия и произведения всякого рода, выключая одного рому, ввоз которого строго запрещен, и для того всех матросов, съезжающих с кораблей, обыскивают; но по особенному благоволению здешнего губернатора нам позволено было свозить на берег не более одной бутылки, и то не для продажи, а если случится для мены на какую-нибудь вещь.

Деньги здесь по большей части ходят бумажные, выдаваемые губернатором, который, однако, ж обязан после платить за иные серебром или векселем по переводу на английское правительство. Медных денег весьма мало, а серебра почти совсем нет; незадолго только пред нашим приходом прислало сюда английское правительство около 50 тыс. гишпанских пиастров (200 тыс. руб.), на коих в самой средине сделана дыра величиной немного менее шиллинга, а вокруг выбита надпись: New South Walis, т. е. Новая Южная Валлийская Земля; на другой же стороне: Fife schillng (пять шиллингов). Вынутый из средины пиастра кружок ходит за 15 пенсов, с одной стороны выбито на нем Fifteen pince (пятнадцать пенсов), а на другой корона. Сия странная выдумка сделана для того, чтобы не вывозить из Новой Голландии серебряных денег, дабы оные не могли быть в обороте нигде более, кроме сего места, выключая если кто-нибудь попросит взять с собой для редкости. Капитан, офицеры и я взяли несколько сих монет с собой, но по прибытии в Новый Альбион[45] и Перу все почти раздарили. В Лиме я отдал последнюю для вице-короля, по убедительной просьбе г. дон Педро Абадия…

ДОКУМЕНТЫ, ОТНОСЯЩИЕСЯ К ПЛАВАНИЮ НА КОРАБЛЕ «СУВОРОВ»

Отношение главного правления Российско-американской компании морскому министру адмиралу И. И. Траверсе об открытии лейтенантом М. П. Лазаревым группы островов Суворова

29 декабря 1815 г.

Главное правление Российско-американской компании из депешей, доставленных из Америки, получило сведение, что г. флота лейтенант Лазарев, отправленный кругом света на корабле «Суворов», открыл неизвестные доныне острова, коих определил и положение.

Обязанностью поставляя довести сие открытие до сведения в. в. пр-ва, оно имеет честь представить при сем виды и карту тех островов, с выпиской из журнала г. Лазарева[46] касательно сего открытия на благоусмотрение ваше, в том уверении, что сии острова будут помещены на картах; какового уважения сие событие может надеяться от попечительности в. в. пр-ва об общем благе.

Первоприсутствующий директор и кавалер Михайло БулдаковДиректор Венедикт КрамерДиректор Андрей Северин

Выписка из журнала г. флота лейтенанта Лазарева об открытии островов Суворова

Корабль «Суворов», принадлежащий Российско-американской компаний, под начальством флота лейтенанта Лазарева 8 октября 1813 г. вышел из Кронштадтского рейда. Посетив Карлскрону, Англию, Бразилию и Новую Голландию, отправился оный из порта Джексона к российским в Америке колониям. На пути сем, 27 сентября 1814 г., окруженный был множеством птиц, коих число к захождению солнца еще умножалось. Птицы были очень ручные, а сие подало причину заключить о близости какого ни есть острова, вблизи находящегося. Уменьшив паруса, «Суворов» шел под одними марселями к NNO; в 11 часов вечера усмотрен был низкий островок SO и услышали бурун, почему легли в дрейф. Но глубина была столь велика, что 120 саж. не могли доставать дна. На рассвете приметили еще 4 низких острова. В 3 милях от берега глубина была более 100 саж. Поплыли на гребных судах к берегу и по осмотре нашли, что на островах сих нет ничего, кроме птиц, земных раков и крыс, кустарников, а местами и кокосовых дерев; пресной воды и следов человеческих на оных не отыскано. Г. Лазарев острова сии назвал Суворовыми, по имени корабля, им управляемого, и определил широту южнейшего из них 13°13'15''S, а долготу 163°31'4''OW от Гринвича.

Правитель канцелярии надворный советник Зеленский

Из следственного дела по обвинению М. П. Лазарева в злоупотреблениях во время кругосветного плавания на корабле «Суворов»

[1817 г.]

В прошлом 1816 г. по поводу отношения главного правления американской компании к г. морскому министру с жалобой на находившегося в службе той компании на корабле «Суворов» лейтенанта Лазарева, якобы он, в противность инструкции, на возвратном пути в Россию заходил в Лиму и во французские порты для произведения торгу; произведено было в учрежденной в Кронштадте особенной комиссии исследование, по коему открылось, что лейтенант Лазарев с офицерами и всей командой, на корабле «Суворов» бывшими, готовы подтвердить присягой показание свое, что они во французские порты никогда не заходили и торга в Кале не производили.

По рассмотрении сего следствия Адмиралтейств-коллегией найдено, что показанная жалоба основана единственно на донесениях Баранова и изветах суперкарга Молво, ибо возведенные поступки на Лазарева и бывших с ним офицеров ничем не доказаны…

Из объяснительной записки М. П. Лазарева по поводу предъявленных ему правлением Российско-американской компании обвинений в злоупотреблениях по службе во время кругосветного плавания на корабле «Суворов»

[1818 г.]

Будучи обязан по воле начальства объяснить все предметы, коими главному правлению компании угодно помрачить и службу, и обязанности, и поступки мои во время путешествия моего вокруг света, я пройду каждую страницу той записки, которая на мой счет в комиссию поступила[47], и надеюсь, что правосудное начальство, имея в виду беспорочное мое служение, защитит меня от опасных для меня заключений правления компании…

Предмет решимости моей предпринять путь, с великими трудами сопряженный, состоял (признательно скажу) в пользе отечеству, в составлении себе доброго имени и по знанию и по опытам в службе мной занимаемой. В пылкости чувствований сих не предвидел я, при вступлении в распоряжение компании, что в сей же предмет мой войдут и оскорбления и клеветы, званию моему нанесенные, но я, вооружаясь силой чистой совести, за честь себе вменяю поставить истину противу оных и твердо надеюсь, что со щитом правосудного и беспристрастного моего начальства я пойду прямым путем к правосудию.

Объяснения лейтенанта Лазарева

Когда кондиции Макарова показались компании чрезвычайными, почему не почитает она таковыми кондиции американцев, в службе компании находящихся, которые с требованием г. Макарова сравнены не могут…

Руководствуясь 12 пунктом данной мне инструкции, в котором, между прочим, сказано, что главное правление компании предоставляет мне дополнить оную относительно не только корабля и груза, но и всех до сей экспедиции принадлежащих, я на обратном пути зашел в Лиму. Главнейшие виды мои по сему предмету были: заведение торговли с богатейшей страной в свете, куда доныне ни единая европейская нация, кроме гишпанской, не торговала.

Компания осмеливается обвинять меня за то, что я там купил хины. Основания, на коих произвел я сию операцию, суть следующие: хина, растущая единственно в области Перу, привозима была доныне одними гишпанскими судами и то в Кадикс. За вывоз из Кадикса взимается установленная там пошлина. Англичане, вывозя оную в Англию, платят также пошлину, наконец, из Англии привозят уже оную в Россию и без сомнения самой последней доброты и продают весьма дорого. Ныне, проложив путь привозить из первых рук статью сию, мог ли я ожидать за доброе мое намерение привязки, если смею сказать, и негодования.

Компания показывает, что всех товаров куплено было на 143 652 руб. По моему мнению расчет сей не совсем верен, поелику все, что ни куплено было в Лиме, куплено на остаток груза, после Ситхи, состоящего из российских продуктов, стоящий компании по фактурам ее около 25 тыс. руб. Несомненно, что груз сей продан был на пиастры, которые по нынешнему курсу и составят около показанной ими суммы. Надобно знать, что серебро из Лимы вывозить запрещается под опасением конфискации самого судна, следовательно, надобно было купить товаров.

Касательно 800 пуд хины, привезенных мною на комиссию компании от г. Абадия, я долгом чту объяснить, что г. Абадия есть первый фактор Филиппинской компании, что он просил меня принять сии 800 пуд. хины в знак первых связей перуанского торга с Российско-американскою компанией, полагая, что первый опыт сей принят будет с признательностью; к сему присовокупляю, что г. Абадия, имеющий до 4 миллионов пиастров собственного известного капитала, не мог, кажется, отправить такой безделицы из обширных видов единой корысти, а желал токмо войти сам, приветливым и доверенным опытом, в торговые связи. Я не смею утвердить собственным мнением, что первые торговые опыты с какой-либо страною редко блистательны бывают, но проницательные виды людей, опыт предпринимающих, не ослабляют ни надежды, ни деятельности. Если виды американской нашей компании сим правилам противны, то я, с моей стороны, действуя в видах государственной неминуемой пользы, не стою, кажется обвинения за то…

Ратания, которой свойство правлению компании неизвестно до того, что не так написано и звание сего растения, взял я небольшое количество по той единственно причине, что г. Абадия сказывал мне, что товар сей беспрестанно требуют в Англии.

Продал действительно и купил товаров неминуемо выгодных для компании, как в предыдущем объяснении выше упомянуто. Пушные же товары состояли из нескольких кож черных медведей, которые проданы были по письменному требованию вице-короля за украшение киверов для тамошних войск. Он просил меня назначить им цену; хотя бы и должен я был поднести ему оные в дар за оказанное его благорасположение в гостеприимном нас принятии, но из крайней осторожности продал ему оные кожи по 22 пиастры каждую. По прибытии моем в С.-Петербург гг. директоры упрекали меня в том, что не подарил я тех кож вице-королю; ныне в том меня обвиняют, что я их продал, так как бы не оставили они обвинить меня, если бы я подарил их.

Касательно сведения о ценах российских товаров в Лиме я старался узнать их, поелику ничего в убыток не продал, а касательно лимских товаров в России руководствовался сведениями Красильникова, наставлениями которого пользовался и сам г. Молво. Впрочем, я и доныне утверждаю, что невероятно, чтобы хина, привезенная через Кадикс и Англию в Россию, стоила то же, что хина, привезенная прямо из Перу. Доныне утверждаю, что удачное открытие российского торга в Лиме превышает всякие частные расчеты и не можно, кажется, обвинять того, кто в видах бескорыстных и государственных на такое открытие пустился и совершил оное…

Ром в порте Джексоне никогда продаваем не был. Правда, что меняли оный за разные редкости, за мытье белья и прочее, и то не две пипы, а не более 1/3 пипы. Остаток же был по временам раздаваем команде в Ситхе, алеутам за привоз дичи и проч. Если ж что подобное и случилось, чего, однако ж, мне было неизвестно, то уповательно чрез самого г. Молво, который без моего позволения и без ведома свез ночью 3-анкерный бочонок рому к себе на квартиру. Весь оный употреблен быть не мог, а, вероятно, часть была продана, что и узнал я случайно, зайдя к нему в комнату; чтоб г. Молво имел на то позволение от тамошнего губернатора, тому я верить не могу, поелику губернатор ни с которого судна не позволял свозить за один раз более 2 или 3 галлонов. И удивительно для меня то, что губернатор, не сказав мне о такой торговле ничего, объявил будто бы о том г. Молво.

Касательно огорчения губернатора и скорого будто бы моего отплытия явно доказывается ложное показание тем, что за день перед выходом моим из порта Джексона губернатор пригласил меня, всех офицеров и самого г. Молво к себе обедать, что на другой день поутру при пушечном выстреле отдал я паруса (знак, что снимаюсь с якоря), что губернатор прислал ко мне офицера пожелать нам счастливого вояжа и поблагодарить за тихое и скромное пребывание нашего экипажа в порте сем, причем прислал и просил принять корзину с апельсинами и вареньем, что, снявшись с якоря около 9 часов утра, салютовал я крепости 11 выстрелами, на кой ответствовано было 13, превосходство выстрелов доказало их вежливость; и таким образом я с сим портом расстался. Все сии события, будучи публичны, сами по себе опровергают неосновательные слова преклонного г. Молво.

Другие товары, о которых упоминают, были записаны прежними офицерами и находились на корабле до поступления моего на оный. При такой неожиданной перемене прежние офицеры просили вновь поступающих, во избежание убытка, взять у них оные по цене, сколько они самим им стоили. Найдя сии товары уже на корабле, я имею весь повод заключить, что и компания была известна об оных, и потому, дав позволение офицерам передать сии товары, сам взял часть оных и не из видов корысти, поелику всех товаров не более продано, как на 100 ф. стерлингов, а из единственного уважения просьбы их. Впрочем, самое событие сие не есть событие заповедное в порте Джексоне, где все, кроме рому, продается свободно, и не последовало вопреки моей инструкции, поелику в 8 пункте оной сказано, что запрещается торговля в компанейских колониях и в тех местах, где для торговых видов и операций быть нам случится, а в порте Джексоне никаких торговых видов не было и торговых операций не происходило, а я заходил в оный единственно для получения свежих потребностей.

Г. Молво показался я суровым потому, что я вел себя, как начальнику судна следовало, и никому на корабле дерзостей противу меня не дозволял. Будучи военным офицером и имея под командою моею военных же офицеров, я руководствовался во всем морским уставом. Помощник суперкарга Красильников действительно был мною связан, но вот за какую безделицу: в пьяном виде бунтовал он и ругал и офицеров и меня. Сие случилось в море и довольно поздно ввечеру. Я, вышедши наверх, велел его немедленно связать и посадить на бак, он кричать не переставал, и тогда принужден я был велеть завязать ему рот, но не было ни обагренного кровью лица, ни кляпа во рту так, как объясняет главное правление компании; в истине моей свидетельствую я на тех самых, кои его вязали.

Впрочем, такого пьяного и буйного человека, не знающего никакого повиновения, унять в то время иного способу не было, во-первых, для того, чтобы он в пьянстве ни себе, ни кому другому вреда не сделал, а во-вторых, дабы сквернословием своим не наносил соблазна. Сам Красильников, проспавшись, просил на другой день при всех извинения в учиненных им грубостях. Я, видя его раскаяние, сей случай, уже записанный, из журнала приказал исключить, дабы не сделать ему вреда в доверенности. Он сам, будучи здесь немалое время, не приносил ни малейшей жалобы и отправился обратно в вояж с благодарностью за мое снисхождение, а поступок сей с мещанином Красильниковым, в таковом бесчеловечном описании, уже взят со слов г. Молво.

В порт Кале я не заходил, а останавливался во время штиля на якоре за несколько миль от оного; ящики не из моей каюты, а с палубы были действительно свезены. Но какие ящики и с видами ли корысти то исполнено было? Ящики сии поручены были мне в Лиме от купцов (тех самых, с коими были благоприятные виды для американской нашей компании завести торговые связи) для доставления в Англию. За ласки и приветливость, какими мы в Лиме пользовались, неприлично мне показалось отказать им в такой малой услуге, имея в виду всевозможное усиление средств к утверждению торговых связей отечества нашего с Перувиею[48].

Придя в Портсмут, немедленно хотел я их отдать по адресу, но после узнал, что было затруднение их снять, хотя и желали хозяева опорочить сей закон, что иностранные товары одной нации на судне другой иностранной же нации привозить в Англию запрещено, что мне было известно, но я, будучи готов и поспешая в Россию, уведомил их, что ждать не могу, а потому и просили они сдать оные на французской пассажбот, крейсирующий нарочно для того между Довером [Дувром] и Кале, и куда поверенный от них наперед был послан для поджидания нас. Когда я за штилем при выходе из Канала остановился на якоре, судно сие пристало к борту и ящики были сгружены. Нет тут урона компании, нет тут корыстолюбивых видов, а если неведение мое в сем случае может обвинить меня, я предаю неумышленный поступок сей в великодушное рассмотрение начальства.

Изложив оправдания мои во всей истине и по чистой моей совести, я долгом чту усерднейше просить милостивое начальство удостоить своего внимания, что в отдаленной такой экспедиции, в какой я находился, легко могло случиться, что в некоторых обстоятельствах я не так, может быть, поступил, как бы следовало, поелику погрешности свойственны человечеству, особенно в таких сношениях, где и никакого полезного наставления встретиться почти не может…

За всем сим, поелику не чувствую я никакого преступления, могущего отягощать и мою совесть и мое звание, поелику обиды и оскорбления за предпринятый и совершившийся труд мой крайне меня огорчают и бесславят мундир офицера, я осмеливаюсь умолять милостивое начальство довести оправдания мои по порядку службы до сведения государя императора, тем более, что те же мои оправдания, главным правлением компании представленные, могут быть выставлены в другом виде.

Флота лейтенант Лазарев 2-й

Из письма М. П. Лазарева А. А. Шестакову о взаимоотношениях с Российско-американской компанией в связи с первым его кругосветным путешествием на корабле «Суворов»

24 сентября 1821 г. Кронштадт

…Ты спрашиваешь тоже об делах моих с американской компанией, то все брошено, и они же остались с носом и выговором от вышнего[49] начальства…

ЭКСПЕДИЦИЯ КАПИТАНА 2 РАНГА Ф. Ф. БЕЛЛИНСГАУЗЕНА И ЛЕЙТЕНАНТА М. П. ЛАЗАРЕВА К ЮЖНОМУ ПОЛЮСУ И ОТКРЫТИЕ ЕЮ АНТАРКТИДЫ (1819–1821 гг.)

Проект экспедиции к Южному полюсу вице-адмирала Г. А. Сарычева [предположительно конец 1818 г. – начало 1819 г.]

Из Бразилии идти к острову Георгию, а от него к Сандвичевой Земле и осмотреть пространство моря, заключающееся между сими землями, нет ли неизвестных островов? Как Сандвичевой Земли осмотрена одна северо-западная часть, то должно обойти ее с восточной и с южной сторон и осмотреть пределы ее. По исполнении сего плыть к юго-востоку или востоку, стараясь подойти к Южному полюсу сколько возможно ближе.

В половине февраля корабли должны удалиться от холодных стран и направить путь к Вандименской Земле, располагая плавание между путями капитанов Кука и Фюрно[50] в 1773 году, тогда капитан Кук в широте 55°, долготе восточной от Гринвича 152° видел признаки земли, почему, подойдя к оному месту на меридиан немного южнее, направить путь прямо к Вандименской Земле. Может быть, откроется гряда островов от сей земли к югу.

После сего для отдохновения экипажа и запасания водой и провизией идти в порт Джексон, а из оного плыть к Камчатке, располагая путь мимо Каледонии, Соломоновых островов и новооткрытых Коцебу островов Румянцевых [современное название – острова Вотье], стараясь обозреть те из них, кои не совсем осмотрены мореплавателями. Потом плыть немного восточнее пути капитана Головнина 1809 г. до Петропавловской гавани. Здесь, получая провизию и толмача, идти к Берингову проливу. В проливе сем против острова Окибень вдался в американской берег залив, и в него впадает река Хеуверен, на коей, по уверению чукчей, живут русские люди, для чего приблизиться к сему месту и послать на байдаре офицера описать залив и людей, а самому идти подле берега до губы, открытой Коцебу, где шлюп возьмет посланного офицера с байдарой.

На картах в Беринговом проливе показано только 3 острова, а лейтенантом Коцебу усмотрен 4 остров к северо-западу.

Из замечаний капитан-командора И. Ф. Крузенштерна об организации экспедиции к Южному полюсу

Командир приуготовляемой экспедиции должен пройти к югу далее, нежели что было возможно для Кука…

Около половины февраля корабли должны выйти из больших широт и отыскивать открытую испанцами Компанейскую Землю по 49° широты и 120° долготы восточной, потом идти к островам Маккварис и Аукланд [правильно – Окленд], у большего из островов Аукланда есть хорошая пристань, в коей изобилие дров и воды.

К рассматриванию тропических стран приступить под 120° западной долготы, взяв курс между островами Мендозы [современное название – Маркизские острова] и архипелагом Опасных островов [устаревшее название островов Туамоту].

Если понадобится запастись провизией и пресной водой, то идти к острову Нукагиве, одному из Вашингтоновых островов. От острова Нукагивы пойдут корабли к западу по параллели, в коей никто не проходил прежде, к Навигаторским островам [старое название островов Самоа]. Они те самые, которые открыты голландцами и названы островами Баумана. Отсюда начальник экспедиции должен идти к островам Дружества [острова Тонга], к тем, кои малоизвестны, – Гапае и Вавао, у последнего есть хорошая пристань.

От Вавао прорезывают корабли архипелаг островов Фиджи, приходят к Новым Гебридам…

И так проведут они зимние месяцы. В начале же весны опять пойдут к югу, чтобы продолжить плавание, сколько возможно, в дальнейшей широте к западу, для сего употребятся месяцы декабрь, генварь и февраль, после чего корабли опять образуются к северу для пополнения того, что в прошлом плавании между тропиками осталось неизведанным, а более для описи Соломоновых островов.

Здесь предлежит вопрос: лучше ли, чтобы корабли по окончании зимы отправились опять к югу, дабы пройти не исследованные еще пространства полярных стран [или] осмотреть острова Ауроры [современное название – острова Маив].

План предполагаемых экспедиций к Южному полюсу и в Северный Ледовитый океан, составленный капитан-лейтенантом О. Е. Коцебу

[Предположительно конец 1818 г. – начало 1819 г.]

Экспедиция, назначенная для исследования Южного полюса, не должна из Кронштадта отправиться позже 1 июля старого стиля. Капитан оной направит путь в Англию, где может пробыть не более 10 дней, которые будут достаточны для принятия инструментов и других вещей, там для экспедиции уже изготовленных. Российский генеральный консул в Лондоне или посланник, получив заблаговременно от правительства повеление, какие именно вещи будут нужны для экспедиции, доставит оные к прибытию судам в назначенный ему приморский порт.

Из Англии капитан направит путь к Канарским островам, дабы на острове Тенерифе запастись вином, равно как для офицеров, так и служителей, ибо в жарком климате беспрестанное употребление водки вредно, почему матросы часто вместо оной должны употреблять вино. В Тенерифе всю закупку можно совершить в 4 дня.

От Канарских островов капитан отправится в Бразилию, куда легко прибыть может к половине октября. Остров Св. Екатерины мне кажется самым удобным местом для запасания всех нужных жизненных припасов, я оное предпочитаю Рио-Жанейро, где климат вредным образом действует на чужестранцев и всякого рода провизия дороже покупается. Российский генеральный консул, находящийся в Рио-Жанейро, должен быть заблаговременно уведомлен о прибытии экспедиции на остров Св. Екатерины.

Здесь начальник экспедиции, дав 15 дней отдохнуть команде и подкрепив оную свежей пищей, с новым духом предпринимает плавание к Южному полюсу.

Оба судна направляют путь к Сандвичевой Земле, которую должны стараться исследовать далее к югу, нежели удалось капитану Куку, может, оная есть часть твердой земли. Сего места экспедиция легко достигнуть может к половине декабря, тогда уже настало здесь лучшее время года, и должно разделиться надвое. Судно, предназначенное для исследования Берингова пролива, направляет путь к западу, имея всегда в виду проникать, сколько обстоятельства позволят, к югу, а другое судно – к востоку с тем же намерением.

Капитан, назначенный в Берингов пролив, должен 1 марта оставить поиски у Южного полюса и направить путь в Камчатку; на пути туда он зайдет для запасания свежей пищей и водой на острова Дружеские, Отагейте[51] и потом, направя путь далее, стараясь всегда уклоняться от путей прочих мореплавателей, коснется цепи островов Румянцева и постарается открыть другую цепь островов, которая по рассказам жителей вблизи первой находится. В половине июня корабль может и должен достигнуть Петропавловской гавани, на пути тут капитан постарается пересечь то место, где знаменитый мореплаватель Лаперуз имел все признаки близости земли.

7 июля капитан отправляется в Берингов пролив. Ежели зимовка покажется капитану тамо невозможной, то, проникнув к северу сколько время и обстоятельства позволят, отправляется зимовать на остров Уналашку.

В мае месяце будущего года капитан оставляет остров Уналашку и приступает к описи губы Бристоль[52], которая нам еще очень мало известна, равно как весь берег американский, начиная от сей губы к северу до Нортон Зунда[53]. Окончив сию работу, время уже настанет следовать в Берингов пролив.

Ежели экспедиция не более 3 лет должна продолжиться, тогда капитан сим годом заключает поиски в Беринговом проливе и приступает к возвратному пути в Россию. Зайдя на короткое время на остров Уналашку, дабы тамо высадить алеут, направляет курс к Сандвичевым островам, где после трудного плавания в Беринговом проливе даст несколько отдохнуть команде, освежит оную свежей пищей и потом отправляется в последних числах октября к островам Соломоновым, путем до сих пор еще ни одним мореплавателем не избранным, на котором, весьма вероятно, сделает новое открытие. Острова Соломоновы весьма примечания достойны и нам очень мало известны; все что мы об них обстоятельно знаем, одолжены капитану Дантеркасто, и так желательно бы было, чтоб капитан оные подробно осмотрел, до апреля месяца он имеет времени продолжать опись, потом должен направить путь к Торресу проливу[54]… Пролив сей малоизвестен и усеян коральными банками, почему, проходя его, требуется большая осторожность; капитан должен стараться сочинить верную карту оного, атлас капитана Флиндерса покажет, какие места еще нужно дополнить. Ежели пролив сей будет подробно известен, тогда судам, идущим от мыса Доброй Надежды в Камчатку, не нужно огибать всю Новую Голландию и Зеландию, отчего вояж делается многим продолжительнее. Также из Новой Голландии (порт Джексон) плыть в Индию весьма сокращает путь.

Пройдя Торрес пролив, капитан может зайти на остров Тимор в гавань Купань[55] для запасания воды и свежей пищи, от сего места предпринимает обыкновенным путем плавание кругом мыса Доброй Надежды в Европу.

Капитан второй экспедиции между тем направит путь к востоку и будет стараться до последних чисел марта проникать к Южному полюсу; 1 апреля оставит исследование на сей год и зайдет в Новую Голландию в порт Джексон, куда прибыть может в мае месяце. Здесь, отдохнув от долговременного трудного плавания и подкрепив команду свежей пищей, оставляет 1 июля гавань и направляет путь к Новой (Guinee) к мысу Delivrance, который, осмотрев, составляет ли один берег с твердой землей, и описав оный подробно, направляет путь в Торрес пролив, пройдя оной, должен приступить к описи западной части Новой Голландии, до сих пор еще очень мало известной. Прежде, нежели капитан примется за свою работу, должен зайти на самое короткое время на остров Тимор для запасания воды. Опись западной части Новой Голландии капитан должен располагать таким образом, дабы мог в последних числах ноября находиться у Новой Зеландии, где снова запастись водой и направить путь прямо к югу для вторичного исследования Южного полюса. Ежели экспедиция и на сей год безуспешна, тогда капитан в марте месяце направит путь к мысу Доброй Надежды, а потом в Европу…

Провизия

1. Солонина, приготовленная в Российско-американской компании, превосходнее английской и гамбургской.

2. Гречневая и овсяная крупа могут служить на первые 1 1/2 года плавания, но не долее, ибо после того времени уже начинает портиться; на прочее время экспедиция должна запастись сарачинским пшеном. Транспорт, который будет послан в Камчатку, зайдя в Бразилию на остров Св. Екатерины, где может оным запастись за весьма дешевую цену, имея притом еще ту выгоду, не затеснять свой трюм при отправлении из Кронштадта.

3. Сухари. На употребление первых 6 месяцев экспедиция может взять черные сухари, а на прочее время – белые. В Петербурге пекут белые сухари превосходным образом; на «Рюрике» они держались 2 1/2 года. Дабы сохранить ту часть, которая будет употребляться в последний год плавания, должно оные положить в крепкую бочку, которую нужно внутри слегка обжечь.

4. Горох. Хорошо высушенный российский горох, мне по опыту известно, не портится в продолжение трехлетнего плавания.

5. Кислая капуста премного предохраняет от цинготной болезни и есть необходимая вещь в дальней экспедиции. В Российско-американской компании умеют оную так искусно приготовлять, что в продолжение трехлетнего плавания не портится.

(Я должен здесь упомянуть: ежели в Российско-американской компании со стороны правительства будет заказана какая-либо провизия, то должно над оной иметь строжайший присмотр.)

6. Бульон. Я весьма часто клал оной в суп матросский, что немало способствовало к сохранению их здоровья. На экипаже «Рюрика» было взято 10 пудов, что достаточно на три года.

7. Клюквенный сок и лимонную соль.

8. Английское патентовое мясо. Сия неоцененная провизия для дальнего вояжа весьма много способствует к сохранению здоровья, я в продолжение вояжа употреблял оную для больных, а часто и для здоровых, на «Рюрике» оной имелось 40 пудов. Так как для нынешней экспедиции большое количество оного потребуется, то нужно заблаговременно уведомить о том мастера в Лондоне.

9. Употребление чая в море также немало способствует к сохранению здоровья матрос, на «Рюрике» команда ежедневно пила два раза чай. Для сего предмета сахарный песок можно купить на острове Св. Екатерины за весьма дешевую цену.

10. Пиво, англичанами называемое шпрус-бир, я употреблял в продолжение вояжа часто для матрос и нашел, что оно весьма здорово, эссенция сего пива продается в Англии в банках, а для составления оного требуется приличное количество патоки.
11. Водяные бочки должны быть лучшим образом обожжены.

Платья

Каждый матрос должен иметь сверх казенного положения: 12 рубах, 6 пар чулок нитяных и 6 пар шерстяных, трое фланелевых фуфаек и порток, двое брюк суконных, по одному полукафтану суконному, фланелью подбитом, и парусинному бушлатику, фланелью подбитом.

Ежели каждому дадут по новому казенному тулупу, то зимним платьем команда на 3 года в настоящую меру укомплектована.

Летнего платья должен каждый иметь 6 пар брюк и 4 фуфайки из тонкой парусины.

Каждый матрос должен иметь тюфяк и подушку, набитые чистым конским волосом, теплое шерстяное одеяло и 6 простынь.

На каждого матроса потребно в год 2 пары сапог, 5 пар башмаков, часть товара должна быть отпущена в натуре, часть они в походе сами станут заниматься шитьем.

Инструменты

Для каждого судна нужно заблаговременно в Лондоне заказать: 2 секстана и 3 хронометра, также по инструменту для сыскания наклонения магнитной стрелки. В Лондоне г. Траутон – лучший мастер для секстанов и инклинаториум. Гг. Барот и Харди славятся искусством делать хронометры; можно заказать у одного и у другого 3. Все прочие инструменты, нужные для экспедиции, может капитан и господа ученые по прибытии в Англию сами купить, ибо в Англии беспрестанно новые инструменты изобретаются.

Также все нужные для вояжа карты должен капитан сам в Англии купить.

Библиотека на корабле должна состоять из коллекции путешествий, до сих времен совершенных.

Подарки для диких

Сукно красное и синее, топоры и шляхты, ножики разной величины и большие гвозди. Для Берингова пролива нужны большие ножи, просто обработанные, в 3/4 аршина длины, крупный бисер разного цвета, а более белого и синего, три бочки крепкого черкасского листового табаку.

Нужно заблаговременно уведомить управляющего в Америке владениями Российско-американской компании, дабы он старался к тому времени, когда экспедиция прибудет в Камчатку, доставить туда двух американцев, знающих язык народов, которые обитают на берегу Америки к северу от полуострова Аляски. На «Рюрике» находился один именем Радионов. Еще американская компания должна доставить к тому же времени в Камчатку с острова Уналашки алеут, знающих езду на однолючных байдарках, и с ними две трехлючные и две однолючные байдарки. Командующий в Камчатке должен к прибытию экспедиции иметь в готовности переводчика, знающего чукотский язык, дабы капитан мог в Беринговом проливе делать сравнение между американским и чукотским языком и в случае, ежели пристанет к азиатскому берегу, мог изъясняться с жителями оного, от которых можно много любопытного сведать[56].

Предписание И. И. Траверсе Адмиралтейств-коллегии о подготовке и снабжении двух шлюпов и двух транспортов, назначенных в дальнее плавание

3 февраля 1819 г.

Е. и. в. высочайше повелеть изволил в будущую коммуникацию отправить в дальний вояж находящиеся в Кронштадте и на Охте на стапеле два шлюпа и построенные в Лодейном Поле два транспорта и чтоб с наступлением июня месяца суда сии могли вступить под паруса и выйти в море по назначению.

Вследствие сего прошу Адмиралтейств-коллегию учинить благовременно распоряжение о всех нужных на таковой случай приготовлениях для снабжения судов и продовольствия экипажей всем потребным, войдя сверх того в подробнейшее соображение всех способов и средств, могущих споспешествовать к сохранению здоровья служителей, коих полагать следует возможное меньшее число, особливо не должно быть совсем бесполезных; продовольствие же расположить, сколь возможно, на самое продолжительное время. Транспорты надлежит обшить медью.

Представление Адмиралтейств-коллегии И. И. Траверсе об укомплектовании личным составом и снабжении продовольствием судов, предназначенных в дальнее плавание

4 марта 1819 г.

Во исполнение высочайшего повеления, изъясненного в предложении в. в. пр-ва от 3 истекшего февраля № 6[57], предписано было от коллегии Исполнительной экспедиции, дабы учинила надлежащее распоряжение об обшивке построенных на Лодейном Поле транспортов медью и о приуготовлении их, а равно находящегося в Кронштадте одного и на Охте на стапеле одного же, всего двух шлюпов, для отправления в будущую коммуникацию в дальний вояж, и, таким образом, чтоб с наступлением июня месяца помянутые суда могли вступить под паруса и выйти в море по назначению. Хозяйственной же [экспедиции] велено, сообразив способы и средства, могущие споспешествовать к сохранению здоровья служителей, коих полагать возможно меньшее число, особливо не должно быть совсем бесполезных, расположить продовольствие их сколь возможно на самое продолжительное время и, сделав предварительное расчисление о количестве и сорте провизий, а равно о мундирных и прочих вещах, к снабжению служителей в таковой вояж потребных, представить коллегии с мнением: каким образом, на какое время и откуда признает она удобным снабдить всем сим означенные суда, о чем дано знать Артиллерийской экспедиции и главному командиру Кронштадтского порта для равномерного, в чем следует со стороны их, распоряжения.

На сие Хозяйственная экспедиция доносит, что она относилась тогда же в контору главного командира Кронштадтского порта о предоставлении общему собранию сделать заключение, сколько бы каких чинов и служителей командировать на помянутые повеленные отправить в дальний вояж два шлюпа и два транспорта, не упуская из виду, чтобы на сих судах бесполезных никого не находилось. Ныне же главный командир Кронштадтского порта в отношении ей изъясняет, что общее собрание по подробнейшему соображению сего обстоятельства мнением положило укомплектовать помянутые назначенные в дальний вояж два шлюпа и два транспорта чинами и служителями, согласно ведомости, при том приложенной[58], а как суда сии отправляются в дальний вояж и должны проходить разные климаты, команды же на них ныне предназначаются с уменьшением, сообразно только совершенной и прямой уже в них надобности для управления судами, то общее собрание признает необходимо нужным для укомплектования тех двух шлюпов и двух транспортов избрать служителей самых здоровых и не старее 35 лет, как более могущих переносить труды на море, а притом знающих сверх своей должности некоторые мастерства, относящиеся до кораблестроительной части, равно умеющих лучше стрелять из ружей; впрочем по невозможности выбрать таковых служителей из одного экипажа, не обессилив оного, полагается избрать их из разных экипажей, наблюдая только, чтобы служители были на каждом судне из одной бригады.

По каковому числу чинов и служителей, назначаемых общим собранием на помянутые суда, комиссариатским и провиантским отделениями составлены исчисления по примеру отпуска провизии, материалов, вещей и припасов на отправлявшийся в прошлом 1817 году в дальний вояж шлюп «Камчатку». Сколько потребно к отпуску провизии, материалов и припасов, каким посредством полагается оные заготовить и что отпустить из наличия по магазинам в исчислении Хозяйственной экспедиции, равно и ведомость о числе чинов служителей на оные суда, общим собранием назначаемых, представляет коллегии и просит, не угодно ли будет разрешить по числу назначения на помянутые приуготовляемые в дальний вояж суда, число чинов и служителей, полагаемое общим в Кронштадте собранием, самых здоровых и не старше 35 лет, знающих сверх своей должности некоторые мастерства, относящиеся до кораблестроительной части, умеющих лучше стрелять из ружей, и выбором таковых служителей из разных экипажей, а с сим вместе опробовать и заготовление показанных в исчислениях провизии, материалов и припасов, по примеру снабжения шлюпа «Камчатка».

В Адмиралтейств-коллегии положено означенные ведомости о числе чинов и служителей, полагаемых по мнению общего в Кронштадте собрания, на суда, в дальние вояжи назначаемые, и о количестве вещей и припасов, коими располагается снабдить сии суда по примеру подобного снабжения судна «Камчатки», представить в копиях на усмотрение в. в. пр-ву и при сем донести, что изъясненное в рапорте Хозяйственной экспедиции мнение Кронштадтского собрания о числе чинов и о выборе их из самых здоровых и не старее 35 лет, знающих сверх своей должности некоторые мастерства, относящиеся до кораблестроительной части, умеющих лучше стрелять из ружей и из разных экипажей, как равно и назначение провизий и вещей, Коллегия находит со своей стороны основательным и о выборе оных служителей, также о заготовлении показанного в исчислении количества провизии, материалов и припасов, по примеру шлюпа «Камчатки», будет ожидать от в. в. пр-ва разрешения.

Подпись[59]

Представление Адмиралтейств-коллегии И. И. Траверсе о необходимости сделать на транспортах «Ладога» и «Свирь» складные мачты

5 марта 1819 г.

Директор кораблестроения генерал-майор Брюн С. Катерин доносит Исполнительной экспедиции, что находящийся в Кронштадте корабельный мастер Амосов уведомил его, что по недостатку большемерных лесов полагал он сделать на транспорты «Свирь» и «Ладогу» складные четыре мачты. И как ныне велено оные транспорты приготовить к весне для дальнего вояжа, то просит о сделании мачт складными, ибо хотя от экспедиции и есть предписание, чтобы оные делать из лесов, имеющихся при Кронштадтском порте, но не сказано, складные ли делать из привозимых из С.-Петербурга лесов или избрать из казанских, из коих по мерам едва одно выберется. О чем он, директор, представляя экспедиции, просил разрешения, причем присовокупил, что он мнением полагает, буде из казанских лесов не можно выбрать цельных мачт, то сделать оные складные из числа лесов, доставленных из С.-Петербурга. Почему экспедиция дала знать ему, г. директору, что она с мнением его о сделании складных мачт на помянутые транспорты, буде бы действительно не было никакой возможности выбрать из казанских лесов цельных, согласна, с тем однако ж, чтобы произведено сие было так, дабы прочность оных была равна цельным мачтам.

Адмиралтейств-коллегия имеет честь об оном уведомить в. в. пр-во, о чем дано знать и главному командиру Кронштадтского порта.

Подпись[60]

Отношение И. И. Траверсе в Адмиралтейств-коллегию о назначении командиром транспорта «Ладога» М. П. Лазарева

15 марта 1819 г.

По высочайшему повелению на отправляемый в дальний вояж транспорт «Ладогу» назначается 1 флотского экипажа лейтенант Лазарев 2.

Записка капитана над главным гребным портом генерал-майора С. И. Миницкого в департамент морского министра о просьбе М. П. Лазарева в отношении оборудования судов, отправляющихся в дальнее плавание

21 марта 1819 г.

1. Гребные суда для транспортов, отправляющихся в дальний вояж, сделаны здесь; баркасы, катера и ямы из дубового лесу с железным креплением, которые по огромности своей вовсе неудобны, к тому же они сделаны из дубу сырого и редкослойного, а посему г. лейтенант Лазарев согласен лучше иметь суда из сухого соснового лесу, нежели из такого дубу, но чтоб оные были сделаны так же, как делаются на судах, плавающих в Ост-Индию и Вест-Индию, и чтоб баркас был сделан так, как на купеческих судах, и чтобы в оный вставлялся катер или ял, да сверх оного небольшие два яла, которые могут висеть на бортах у задней мачты, то неблагоугодно ли будет повелеть: на оба транспортные судна сделать суда из сосновых сухих лесов (коих, в случае неимения в Адмиралтействе, купить) с набором дубовых книц и с медным креплением в Кронштадте, но как там не имеется дубовых книц, то ныне же оные туда отправить; касательно до гребных судов для шлюпов, то где они будут строиться – не знаю, но знаю то, что здесь работ ныне весьма много, а людей недостаточно, то и те суда гораздо скорее могут быть выстроены в Кронштадте, но только леса должно немедленно туда отправлять; леса же для сих судов невелики, то, употребя ежедневно 20 лошадей, возможно будет в продолжение зимнего пути все доставить, но чтоб строить в Кронштадте есть преимущественная польза, потому что людей там избыточно и суда строятся и красятся под надзором начальников. Ежели же здесь строить, то по недостатку людей и особенно без бдительного надзора не так хорошо выстроятся и не успеют к своему времени аккуратно выкраситься.

2. Г. лейтенант Лазарев желает иметь печь для варения пищи на верхней палубе, и как причины, им объясняемые, весьма благовидны и полезны, то должно удовлетворить его желание, для чего и приказать немедленно сделать чертеж печки, чтобы она вмещала все необходимости и была бы помещена беспрепятственно и удобно на верхней палубе, и тот чертеж немедленно препроводить к г. директору Вильсону; а дабы на случай какого-либо препятствия к произведению варки на верхней палубе должно иметь для варки же пищи хотя небольшую печь в палубе; также на случай холодного времени для тепла и для очистки воздуха в палубах должно иметь небольшие чугунные печи, то не благоугодно ли будет повелеть: для обоих транспортов сделать печи для варки пищи на верхнюю и нижнюю палубы, да для теплоты и очистки воздуха в палубах как на шлюпы, так и на транспорты сделать по 2 чугунные печки и по одному камину в каюты капитанов.

3. Для двух шлюпов и двух транспортов потребно большое количество бочек для воды, вина, водки и уксусу; оные делаются здесь, но по сие время сделано небольшое количество, а притом не обожжены хорошо, а только закопчены, то сии бочки могут быть употреблены только для вина, водки и уксусу, для воды же неотменно должно сделать с большим обжигом внутри, дабы сохранить лучше воду, так же для помещения сухарей, гороху и крупы, во избежание излишних издержек на делание вновь бочек, возможно с той же удобностью сохранить все сухие провизии в футлярах пороховых бочек, о чем мной донесено, но еще не начаты они исправляться, то не благоугодно ли будет повелеть: дабы распорядились деланием водяных бочек так, чтоб не было недостатку и большей частью средней и малой руки и чтобы они были обжигаемы сколько можно более, футляры же бочечные немедленно исправлять, и потребные на случай перемены деревянные обручи отпускать по требованию мастера, дабы не сделать остановки в приеме сухарей, так как не во что их помещать, а для прочнейшей сохранности сухарей и провизии на концах бочки положить по одному железному обручу.

4. Так как по Хозяйственной экспедиции в скором времени окончатся торги на провизию, то при изготовлении оных необходимо нужно наблюдение лекаря, который по свойству его познаний лучше может знать, какую провизию как приготовлять, дабы она была прочнее сохранена и полезнее для сохранения здравья, то не благоугодно ли повелеть: одного из назначенных в сей вояж опытнейшего медика определить для ежевременного наблюдения, и ежели ему понадобится в помощь фельдшер, какого он сам изберет, то и оного дать, но ответственность за достоинство заготовлений провизии будет лежать на нем; а потому он обязан дать отчет г. генерал-штаб доктору, какие именно на какую провизию делает осторожности, дабы и г. генерал-штаб доктор в случае недостаточных мер мог дать свое замечание[61].

Донесение С. И. Миницкого И. И. Траверсе о просьбе командира транспорта «Ладога» М. П. Лазарева изготовить для вверенного ему судна лучшие паруса

29 марта 1819 г.

Командир транспортного судна «Ладога» лейтенант Лазарев, заботясь об изготовлении вверенного ему судна так, как должно быть для предназначенного вояжа, то и просит об изготовлении парусов в Кронштадт парусным мастером Есауловым, о котором говорит, что он шьет паруса прочно и аккуратно, так что никогда паруса по шву не рвутся и не переделываются, но как на «Свирь» и «Ладогу» сшиты паруса здесь покойным мастером Сапожниковым, который, имея в виду транспорты, долженствующие ходить от порта до порта, то может быть не с особенным наблюдением занимался шитьем оных, притом же на оба шлюпа паруса шьются в Кронштадте, то командирам транспортов будет весьма прискорбно видеть на шлюпах лучшие паруса, то не благоугодно ли будет в. в. пр-ву повелеть сшить паруса и на транспорты в Кронштадте. Сшитые же паруса могут быть употреблены на транспорты или другие суда такого же размерения, хотя бы они были и с некоторой поправкой, но ущерб для казны не столь будет ощутителен, сколько может принести пользы при удовлетворении всех желаний начальнических.

Генерал-майор Миницкий

Распоряжение Александра I министру финансов Д. А. Гурьеву об отпуске средств для экспедиции к Южному и Северному полюсам

31 марта 1819 г.

На издержки для заготовления экстраординарных припасов на отправляемые в дальний вояж два шлюпа и два транспорта повелеваю отпустить из Государственного казначейства в Адмиралтейств-коллегию 100 тыс. руб.

На подлинном написано собственной е. и. в. рукой «Александр».

Из представления Адмиралтейств-коллегии И. И. Траверсе о приготовлении запасов сухарей для экспедиции

31 марта 1819 г.

Хозяйственная экспедиция от 29 сего марта № 599 доносит коллегии, что она, во исполнение указов ее, последовавших по предложениям в. в. пр-ва марта от 24 № 564 и 27 № 576[62], по призыву желающих на поставку для отправляющихся в дальний вояж 3 шлюпов и 2 транспортов сухарей крупитчатых и пеклеванных на назначенное по отобранному от генерал-майора Миницкого сведению время потребного количества оных и именно для 28-пушечного шлюпа с транспортом пеклеванных на 13 месяцев и крупитчатых на 9 месяцев и для 18-пушечного шлюпа с транспортом пеклеванных на 13 месяцев и крупитчатых на 22 морских месяца, а всего в генеральности сухарей пеклеванных 5294 пуд. 10 ф., крупитчатых 6136 пуд. 35 ф. По благонадежности противу прочих желающих с петербургскими немецкого цеха хлебными мастерами Отто и Герартом на законном основании заключили обязательство сего марта 28 дня, поелику они, поставляя сухари в американскую компанию, равно на отправленный в дальний вояж в 1817 г. шлюп «Камчатку», имеют в том особенное искусство и одобрение, как из полученного уведомления от правления Российско-американской компании свидетельствуется…

В Адмиралтейств-коллегии определено: копии с внесенной при рапорте Хозяйственной экспедиции от 29 сего марта № 599 подписки, данной немецкого цеха хлебными мастерами Отто и Герартом на выпечку для судов в дальний вояж назначаемых сухарей крупитчатых и пеклеванных, представить на благоусмотрение в. в. пр-ву, донеся притом, что хотя купец Острогин, как видно из рапорта сей экспедиции № 68[63], и предъявил пробы сухарям крупитчатым и пеклеванным, им приготовленным, с уступкой по пятидесяти копеек от каждого пуда обоих сортов против последних цен булочных мастеров Отто и Герарта, составляющую 5715 руб., но поелику сии пробы по рассмотрении в Хозяйственной экспедиции оказались крупитчатые с довольной солью и не имеющие настоящего вкусу, а в особенности образец пеклеванного выпечен из низкого сорта пшеничной муки с большим закалом, пресностью и даже нет совершенного вкусу, каков бы должен быть из пеклеванной муки, и потому не сдабриваются ею, и сия же экспедиция не находит благонадежным и предъявителя оных, опасаясь, дабы не могло повстречаться в продовольствии людей в столь дальнем вояже какого неприятного последствия, по сим обстоятельствам Коллегия, признавая и с своей стороны уступку купца Острогина в сравнении с ценами, объявленными вышеупомянутыми хлебными мастерами Отто и Герартом, не заслуживающего уважения, и считая напротив, что казна подвергнется впоследствии времени важнейшим убыткам по недобротному качеству сухарей, которые могут испортиться в пути и сделаться к употреблению в пищу негодными и для здоровья вредными, и остановкам в отправлении судов по ненадежности Острогина, полагает: в просьбе его, Острогина, отказать и отдачу выпечки сей предоставить испытанным уже хлебникам Отто и Герарту на основании данной ими подписки. В прочем предоставить в. в. пр-ву, не благоугодно ли будет испросить на таковую преимущественную отдачу оным хлебникам выпечки сухарей для дальнего вояжа решение высшей власти, а между тем по уважению настоящей надобности в приготовлении помянутых сухарей дозволить производить выпечку оных оным Отто и Герарту и на заплату им ассигновать в число причитающихся за сие 114.462 руб. 28 коп. на первый случай до 50 тыс. руб.

Подпись[64]

Из письма И. Ф. Крузенштерна И. И. Траверсе относительно организации экспедиции к Южному и Северному полюсам

31 марта 1819 г.

Сообразно с повелением в. в. пр-ва имею честь сообщить сим мои примечания относительно имеющего последовать путешествия для открытий. Во-первых, говорить я буду о цели сего путешествия и ожидаемых от него последствиях, потом о приготовлениях, с приобщением полной, касательно гидрографии, инструкции, которую я, если в. в. пр-во не будет желать оной скорее, приготовляю к отходу кораблей. Желаю, чтобы работа моя соответствовала вашим ожиданиям; если же мои примечания не будут довольно обстоятельны, то прошу показать мне недостатки, как должны быть пополнены.

В. в пр-во оказали мне честь объявить, что е. и. в. воля отправить два корабля для изведания стран около Южного полюса с большей точностью, нежели сколько известно об оных поныне, и что в то же время два назначенные в Камчатку транспорта должны идти в Берингов пролив для довершения или, по крайней мере, для продолжения начатых на «Рюрике» предприятий. Обе экспедиции равномерно важны, но я постараюсь приготовить инструкцию для первой с большей подробностью, не только потому, что наши мореходцы знают менее южную часть Великого океана, нежели северную, но и для того, что сия экспедиция, кроме главной ее цели изведать страны Южного полюса, должна особенно иметь в предмете поверить все неверное в южной половине Великого океана и пополнить все находящиеся в оном недостатки, дабы она могла признана быть, так сказать, заключительным путешествием в сем море. Славу такового предприятия не должны мы допускать отнять другим у нас, она в продолжение краткого времени достанется непременно в удел англичанам или французам. По сим-то причинам почитаю я сие предприятие одним из важнейших, как когда-либо предначинаемы были… Путешествие единственно предпринять к обогащению познаний имеет, конечно, увенчаться признательностью и удивлением позднейшего потомства…

Прежде, нежели начну говорить об экспедиции к Южному полюсу, да позволено мне будет упомянуть предварительно о второй, т. е. назначенной в Берингов пролив. Я слышал, что два отходящие туда корабля величиной от 600 до 700 тонн… По донесению г. Коцебу, весь американский берег к северу от Берингова пролива так мелок, что можно только надеяться исследовать оный с подробностью на весьма малых судах; точное же изведание сего берега необходимо, ибо весьма важное открытие, сделанное г. Коцебу только потому просмотрено англичанами, что они на больших кораблях в Берингов пролив ходили.

Сие обстоятельство, по-видимому, требует, чтобы вместо двух больших кораблей отправить один, другой же малый от 120 до 150 тонн. Поелику г. Коцебу сделал уже начало исследования Берингова пролива и, так сказать, познакомился довольно с делом, притом же неуповательно, чтобы другой мог иметь равное соревнование к конечной удаче начатого предприятия, то мне и кажется надежнее поручить ему северную экспедицию, нежели другому. Он должен идти прямо в открытый им залив и произвести оттуда исследование к северу и востоку, частью по берегу, частично на байдарах, причем надлежит ему поступать точно по данной на «Рюрике» инструкции, коей содержание состояло в следующем: если берег Америки невозможно будет за льдами обойти на малом корабле в 150 тонн или даже и на байдарах, то должны оные исследованы быть сухим путем, дабы узнать, как далеко простирается Америка к северу и под каким градусом широты начинается направление ее к востоку, однако сим одним не должно удовлетворяться, но проследовать ход до устья реки Макензии, которое находится почти под равной широтой с Куковым ледным мысом и с устьем Медной реки[65], открытой Горном, которые реки, как известно, вливаются обе в Гиперборейское[66] море[67]. Нет, конечно, никакого надежнейшего способа к исследованию северного берега Америки, как произвести оное сухим путем.

Сверх того, г. Коцебу было предписано исследовать на байдарах пространство около 100 миль, лежащее к югу от Нортон-Зунда, которое не осмотрено Куком. За мелководьем, может быть, впадает там в море большая река или найдется далеко в берег простирающийся залив, который, хотя и не непосредственно, имеет соединение с Баффиновым заливом или с какой-либо рекой, вливающейся в Гиперборейское море, каковых рек две уже нам известны и оных может быть еще более, из устьев коих удобнее было бы дойти до залива Баффина, нежели Беринговым проливом около ледяного мыса. В-третьих, было ему на тот случай, если не найдет другой удобной пристани, предписано из Нортонова залива предпринять экспедицию во внутренность матерой земли. Сия сухопутная экспедиция, ежели бы она в тех странах сделалась возможной, могла бы сопровождаться любопытными сведениями о внутреннем состоянии сей вовсе неизвестной части Америки. В-четвертых, надлежало ему изведать с точностью Нортон-Зунд, может быть в конце оного находится устье реки или сообщение с открытым после г. Коцебу заливом. Чего г. Коцебу во время своего плавания на «Рюрике» не мог исполнить, то предложить ему совершить в нынешнюю экспедицию. Старания англичан об испытании соединения обоих океанов от О к W вместе с предприемлемыми Россией покушениями в противоположном направлении разрешат, может быть, наконец, важнейшую задачу нынешней географии. Ежели проход, который по многим физическим признакам верно существует, открыт и не будет или окажется неспособным для мореплавания, то и тогда предприятие наградится тем, что несуществование оного доказано будет совершенно и чрез то положится предел всем будущим покушениям; таковое последствие хотя и мало удовлетворительно, но для наук оно столько же важно, как доказательство существования прохода.

Что касается до действия двух кораблей во время зимних месяцев, то они, не проходя пределов экватора, будут иметь в продолжение трех лет очень достаточное упражнение. Я здесь вкратце упомяну о трудах, предстоящих начальнику; подробное изложение оных будет находиться в инструкции.

1) Названный мной архипелаг Маршалловых островов, к которому принадлежат купы Румянцевых, Кутузовых и других открытых г. Коцебу островов, занимает с лежащим к югу архипелагом Гилбертовых островов пространство более 12° широты. По известиям северных островитян, находится и еще ряд островов в параллели северным [островам]; кроме сей двойной цепи, коей пространство нам неизвестно, простираются Гилбертовые и Маршалловы острова на 1200 верст. Из многих к сему архипелагу принадлежащих островов видены были только некоторые, но ни один не исследован; по описанию г. Коцебу жители Румянцевых и Кутузовых островов заслуживают очень, чтобы узнать их точнее, потому что между ими приметна некоторая степень образования, которого тщетно искать даже между жителями островов Товарищества и Дружества.

На обстоятельное исследование всех островов сей великой цепи надобно употребить по крайней мере год времени. Мало также известен нам и Каролинский архипелаг; он занимает на картах пространство 22° долготы; хотя из принадлежащих к сему архипелагу островов видены были многим мореплавателям, проходившими сию цепь, но никто из них не постарался приобрести сведений о жителях оных. Мы имеем многие тома о нравах и обычаях островитян Товарищества и Дружества, но о жителях Каролинских островов не сказано ни одного слова новейшими мореплавателями и мы все еще должны довольствоваться более 100 лет уже писанными известиями миссионеров Клейна и Кантовы. Испанскому адмиралу Эспинозе, во время бытности его на острове Гуагане[68] в 1491 г., показывали начерченную каролинским островитянином карту сих островов, на которой находились имена 26 островов, из коих некоторые значительной величины, а другие состояли из больших куп, так, например, остров Ламурзек[69] принадлежит к купе 13 островов.

Для подробного исследования сего архипелага нужно времени не менее года. Но, кроме исследования вышеупомянутых больших архипелагов, много и еще, по крайней мере для мореплавания, важных предметов, которые я в инструкции опишу обстоятельно. Сверх того нужны изведания, предлежащие более России, нежели другим народам, которые имеют право требовать от одной России точнейшего сведения о странах сих, о коих также должно упомянуто быть в инструкции. Сие произвести можно по окончании важнейших действий, однако ж упомяну еще об одном исследовании, которое предпринять весьма удобно можно из Берингова пролива. Проход казака Дежнева чрез Берингов пролив 1648 г. подведен под сомнение, но верно без основательности, как то имеющимися сведениями о Дежневом плавании легко доказать можно; но, невзирая на то, весьма было бы желательно отыскать обойденный Дежневым мыс Шалатской, положение коего слишком для нас мрачно. Кук дошел без трудности до названного им Северного мыса, хотя он и находится почти в 10° на западе от Берингова пролива; может быть, лежит мыс Шалатской также не далее 10° к западу от Северного мыса. Можно принять с великой вероятностью, что NO оконечность Азии находится не севернее 70°, хотя она и означена на некоторых картах 2° севернее. Неужели мореходцы нынешнего времени устрашатся обойти мыс, мимо коего проплыл за 170 лет казак на малой ладье.

Предположенная, вследствие повеления е. и. в., цель большой экспедиции, долженствующей состоять из двух корветов, заключает в себе изведание стран Южного полюса с большей точностью, нежели сделано то поныне. Мне не следует объявить моего мнения о вероятности в рассуждении удачи даже и тогда, когда таковая вероятность была бы весьма слаба; могут часто происполняться наши ожидания приятным образом и отважнейшие покушения сопровождаться славным и счастливым успехом. Впрочем не отрицательно, что все то, чего в дальнейших Южного полюса странах достигнуть можно, имеет состоять в следующем: 1) может быть, удастся приблизиться к Южному полюсу более, нежели было то возможно для Кука, и 2) открыть новые острова в местах, не испытанных Куком. Последнее очень не невозможно, ибо в новейшие времена найден опять остров Cap Circonsion, который искал Кук тщетно и о котором он думал, что Бувет (Bouvet) видел только ледяное скопище и почел оное землей; на юге же от Новой Голландии открыты две большие островов купы и многие малые острова. Также не невозможно, что благоприятный случай допустит корабли наши проникнуть к югу далее, нежели было возможно то для Кука… Хотя и Кук полагает существование земли у Южного полюса, однако он притом думает, что она никогда открыта не будет. Холод, снег, бури и вечный туман предполагают почти непреодолимые препоны к плаванию в тех местах…

Южнейшая земля, которая доныне открыта и которую Кук называл Южным Туле, лежит под 60° широты. Итак, новая экспедиция к сим странам может только иметь ту цель, чтобы… сделать последней конец исканию земли у Южного полюса. Впрочем, с сей целью можно сопрягать, как уже в начале сего изложения сказано, другой предмет, не менее важный для географии, а именно: во время зимних месяцев снова рассмотреть страны Южного тропика для того, что сведение наше о находящихся там островах крайне несовершенно. Где надлежит произвести таковые исследования, для того, кажется мне, следующее начертание сообразно с целью. Господствующие в больших широтах западные ветры предполагают надобность, чтобы исследование стран Южного полюса произвести от запада к востоку.

Итак, корабли должны прежде идти к мысу Доброй Надежды, откуда, по достаточном во всем приготовлении к трудному плаванию, предстоящему в декабре, генваре и феврале месяцах, надлежит направить, во-первых, курс к открытому Буветом мысу Circonsion, дабы определить положение его со всей строгостью; от оного идти прямо к югу, притом должно обращать на то только внимание, чтобы испытанных уже Куком стран удаляться. Около половины февраля выходят корабли из больших широт, отыскивают открытую испанцами Компанейскую Землю под 49° широты и 120° долготы восточной и идут к островам Маквари и Аукланд, о коих мы почти ничего не знаем; у большего из островов Аукланда находится хорошая пристань, где изобилие дров и воды, но чтобы от трудного трехмесячного между льдами плавания иметь отдохновение, для того нужен теплый климат, куда кораблям поспешать тогда должно.

С которого градуса долготы начать рассматривание тропических стран, сие предоставляется начальнику; мне кажется наивыгоднее приступить к тому под 120° западной долготы, причем надлежит взять курс между островами Мендозы и архипелагом Опасных островов; сия страна исследована недостаточно; если нужно будет запастись свежими жизненными потребностями или по крайней мере водой, то идти к острову Нукагиве, одному из Вашингтоновых островов[70], где открытый на «Надежде» порт Чичагова[71] будет притом удобным местом, когда корабль потребует починки. В сем порте был недавно лейтенант Панафидин на компанейском корабле «Суворов»; он меня уверял, что сия пристань превзошла его чаяние.

От острова Нукагивы пойдут корабли к западу по параллели, в коей никто не проходил еще прежде к Навигаторским островам, которые заслуживают, чтобы узнать их точнее, они те самые острова, которые открыты голландцами в начале прошлого столетия и названы островами Баумана. Несчастное приключение, которое произошло в бытность у сих островов Лаперуза и которое стоило жизни искусному гр. де Лангель и естествоиспытателю Ламанону, принудило Лаперуза оставить оные прежде, нежели было его намерение. Капитан Эдвардс на английском фрегате «Пандоре» был также у сих островов в 1791 г., но только краткое время. Сообщенные об оных известия Лаперуза и Эдвардса возбуждают, впрочем, великое желание к точнейшему узнанию сего архипелага. Отсюда должен начальник экспедиции идти к островам Дружества, однако с тем, чтобы побывать только у малоизвестных куп Гапаи и Вавао; у большого острова Вавао находится отменная пристань, в коей корабли во время бытности в сей стране могут иметь надобность.

От Вавао прорезывают корабли архипелаг островов Фиджи и приходят к Новым Гебридам и Цикладам. И так проведут они зимние месяцы; в начале же весны направляют они путь свой опять к югу, чтобы продолжать плавание, сколько возможно, в дальнейшей широте к западу, для сего употреблятся месяцы декабрь, генварь и февраль, после чего обращаются опять корабли к северу для пополнения того, что в прошлогоднем плавании между тропиками осталось неизведанным, а более для описи Соломоновых островов, поныне весьма мало известных. Здесь предлежит вопрос: лучше ли, чтобы корабли по окончании зимы отправились опять к югу, дабы пройти не исследованные еще пространства полярных стран, осмотреть острова Ауроры, Новую Георгию и Сандвичевую Землю, а оттуда по новой параллели достигнуть мыса Доброй Надежды, или не лучше ли употребить последний год на совершенное исследование и верную опись Соломоновых островов, Луизиады, Новой Британии, а особливо Новой Гвинеи, у коей большой Гелвинков залив[72] в новейшие времена еще не исследован, а потом идти к Молуккским островам, а от них к мысу Доброй Надежды.

Я признаюсь, что последний план кажется мне обещающим более богатое приобретение для географии. Хотя плавание между тропиками и не сопряжено с теми опасностями, коими корабли в течение трех месяцев ежедневно будут угрожаемы в полярном море, требующем неусыпного внимания, дабы не сокрушиться об окружающие беспрестанно ледяные громады, однако и плавание между тропиками сопряжено с опасностями, ибо берега Новой Гвинеи, Новой Голландии и Луизиады, так сказать, усеяны коральными островами и грядами коралловых рифов. Решение сего зависит от в. в. пр-ва. Инструкция, по изъявлении в рассуждение сего вашей воли, мной будет приготовлена.

Приготовления к путешествию

Прежде нежели начну говорить о приготовлениях, каковых таковая экспедиция требует, да будет мне позволено сделать следующее примечание. По полученному мной от в. в. пр-ва сведению, кажется воля е. и. в. таковой, чтобы все четыре корабля отправились из Кронштадта вместе и разлучились бы потом в Южном Атлантическом океане. Я осмеливаюсь касательно сего представить, что таковой план не обещает пользы, но в исполнении может быть только вредным. Обе экспедиции, имея совсем различные цели, должны одна от другой быть независимы, в самом начале уже приготовления надлежит каждому начальнику предоставить вооружить под начальством его состоящие корабли по его соображениям и отправиться, как скоро готов будет, не дожидая другой экспедиции. Если старший начальник примет в команду свою и вторую экспедицию и будет распоряжать приготовлением, отходом и прочим до предписанного разлучения, то не только произойдет потеря времени, но и может настоять опасение, чтобы не разрушилось согласие начальников. Предупредить то и другое чрезвычайно важно.

Если все четыре корабля пойдут вместе, то ожидать надобно, что один корабль будет задерживать прочие, как то всегда случается, когда многие корабли идут вместе; так же должно опасаться и великого (задержания) промедления во время приготовления, если каждой начальник не может действовать сам по себе независимо. Назначенные к Южному полюсу корабли должны непременно отправиться из Кронштадта в начале июля, с остановками в Копенгагене, Англии и Тенерифе; может плавание к мысу Доброй Надежды совершено быть не менее как в 3 1/2 или 4 месяца, причем необходимо нужно, чтобы корабли прибыли туда в исходе октября, дабы в половине ноября предпринять плавание к югу, для чего употреблены быть могут только месяцы декабрь, генварь и февраль.

Признаюсь, что я почитаю сие обстоятельство столь важным, что если корабли не могут отправиться ранее начала или половины августа, то я советовал бы отложить экспедицию до будущего года. Чтобы произвести исследование на юге с успехом, для того из трех летних месяцев не должно терять ни одного дня, но если корабли упустят полный месяц или даже полтора месяца, тогда едва ли и труда стоить будет приступить в том году к предприятию. Экспедиция в Берингов пролив может отправиться одним месяцем позже, не подвергаясь опасности обходить кап Горн в самое время худое или прибыть в Берингов пролив слишком поздно, но и для нее нужен отход не позже августа; наилучшее время года для начатия таковых плаваний есть бесспорно половина июня: тогда пройдут корабли в самое лучшее время моря, которые осенью бывают всегда опасны, как то Северное море, Английский канал и восточную часть Атлантического океана, прежде, нежели наступят бури равноденствия, и они будут уже вне мест действия оных.

Сильная продолжительная буря может повредить корабли или один из них в самом начале плавания или, по крайней мере, так расстроить, что последствия от того могут быть очень вредны, но противоборствие бурям Южного Полярного моря требует весьма хороших и крепких кораблей. Е. и. в. государь император признает сию экспедицию весьма важной, как то в. в. пр-во объявить мне соизволили, сия одна причина уже столь велика, что приступление к предприятию сему должно сопрягаться со всевозможной осмотрительностью и без всякой торопливости.

Инструменты, наипаче же хронометры, должны быть заказаны, приготовлены и испытаны, для чего потребно время; между тем можно будет заготовить с разбором как провизию, так и прочие припасы. Ученые для экспедиции не будут приняты наудачу, в противном случае, если принять их скоро, как то теперь быть должно, когда не сделано еще и начала об них заботиться, они, будучи мало нам известны, не будут, может быть, соответствовать важности экспедиции… Командирам судов и офицерам нужно также время для приготовления себя к таковому путешествию. Одним словом, все требует отложить по крайней мере экспедицию к Южному полюсу до будущего года, да и северная экспедиция могла бы отложена быть до другого лета, ибо г. Коцебу, коему уповательно оная вверится, не может возвратиться в Россию прежде исхода июня месяца, а потому и кажется мне, что едва ли можно будет ему отправиться прежде сентября, которое время года самое невыгодное.

О внутреннем снаряжении кораблей упомяну я кратко, потому что оно должно быть предоставлено начальникам, из коих каждый будет, конечно, руководствоваться при том собственным своим опытом и своим знанием. Само собой разумеется, что корабли надлежит снабдить самой лучшей солониной и таковыми же сухарями, коих большее количество должно быть из муки пшеничной, ибо они сберегаются лучше в бочках, также большим количеством кислой капусты, причем должно пещися, чтобы бочки были самые прочные, клюковным соком, который мало стоит и заменяет совершенно лимонный сок, большим количеством сохраняемой… говядины как для употребления служителей вообще, так и особенно для больных; для сбережения в кораблях места лучше снабдить их хлебным спиртом, который для употребления будет разводиться водой, сверх того ромом, французской водкой и вином, также большим количеством сахарного песку и чаю; ничего не действует столь благодетельно на здоровье матросов, как чай в холодных и наипаче в жарких климатах, как то я узнал опытом на «Надежде».

Во время отправления «Дианы» в 1807 году написал я, по приказанию тогдашнего морского министра, примечания о сохранении здоровья матросов в долговременных путешествиях морских, где по моему мнению тогда помещено все, что касается сего важного предмета. Капитан Головнин удостоверился сам в справедливости моих замечаний, по коим старался он о сохранении здоровья служителей, последовавший от того успех известен. Поелику обе экспедиции имеют провести большую часть времени в странах холодных, то и нужно снабдить матросов достаточно теплым платьем, а особливо фуфайками, подштанниками и рубашками из фланели, сверх того довольным количеством сукна как для пополнения платья, которое на кораблях сшито быть может, так и для вымена жизненных потребностей на тех островах, на коих жители променивают только на сукно оные.

Для четырех кораблей нужно 10 хронометров и 4 часов секундных; последние надобны для перенесения времени из каюты на шканцы. Я считаю, что каждому командующему экспедицией нужно иметь на своем корабле по 3, а на других двух кораблях по 2 хронометра, на каждом корабле должны быть следующие инструменты: 3 секстана, 3 октана, 2 искусственных горизонта, 1 азимутный компас, 1 инклинаториум, 1 морской барометр, 1 микроскоп, 1 Dip sector, 1 Camera lucida, 1 аппарат, изобретенный Массем, для узнания глубины и другой для бросания лага, 1 ареометр, 2 барометра, 6 термометров, 1 сиксов термометр для испытания температуры воды в разных глубинах, несколько телескопов, 1 аппарат для очищения в корабле воздуха, 1 прибор для химических опытов, 1 кондуктор, 1 ящик с красками для рисовщика, для гг. натуралистов стеклянные банки разных величин, 1 железный канат и 1 кузница. Я признаю и еще нужным иметь на каждом корабле спасительное судно лучшего устройства…

…Поелику таковые путешествия имеют также в предмете и образование молодых офицеров, то я и полагаю, что нужно, кроме 3 лейтенантов, определить да каждой корабль по 5 мичманов, из коих старшему должно править вахту. По моему мнению не нужны на кораблях штурманы офицерского чина, но назначить на каждый из оных по два подштурмана и по два гардемарина; я также полагаю, что не надобно быть ни комиссару, ни шкиперу офицерского чина, равно ни артиллерийскому, ни солдатскому офицерам, дабы число офицеров не было бы слишком велико, чрез что умножатся издержки на порционы и жалованье. Я бы почел нужным, чтобы в продолжение всего путешествия не повышать чинами, оно выводит молодых людей из прежних обстоятельств и они нередко делаются чрез то не таковыми, каковы были прежде, впрочем сие не относится к начальникам кораблей, они останутся все в прежнем своем положении, какого бы чина они ни были. Количество матросов соразмеряется величине кораблей, если они будут от 500 до 600 тонн, то, со включением офицеров, не нужно более ста человек. Само собой разумеется, что канониры и солдаты должны также исправлять матросскую службу.

Распространение пределов знаний есть один из главных предметов при путешествиях для открытий, а потому настоит обязанность особенно пещися, чтобы не упущено было ничего, что может споспешествовать к тому. Итак, выбор ученых должен быть учинен с большей осторожностью. Знания, кои обогащаются преимущественно чрез путешествия в отдаленные страны, суть астрономия, физика и натуральная история, но число ученых не должно быть слишком велико, опыты многих экспедиций показали, что нередко происходили между ними и морскими офицерами несогласия, а иногда даже и между ими самими, когда их слишком много было. Кроме корабельных врачей, кои обыкновенно посвящают себя также натуральной истории, должно быть на каждом корабле по одному астроному, который примет на себя и произведение физических наблюдений, и одному натуралисту, сверх того при каждой экспедиции надобно быть рисовщику, садовнику и чучельнику; из 4 натуралистов надлежит быть одному минерологу при северной экспедиции потому, что сия экспедиция имеет в предмете исследование внутренних мест Америки, двум надлежит быть для зоологии и одному для ботаники, ибо садовники бессомненно искусны в сей науке. Кроме упомянутых ученых надобно бы, по моему мнению, послать на каждом корабле по одному или по два из воспитанников наших ученых институтов, которые под руководством людей великой учености и славы могли бы усовершенствоваться в науках, коим они себя посвятили.

Едва ли следует упоминать, что при каждой экспедиции должно быть по одному священнику.

Академию наук нужно просить о приготовлении инструкций для астронома, физика и естествоиспытателей…

Хотя е. и. в. и соблаговолит назначить сам начальников экспедиции, однако в. в. пр-во позвольте мне, впрочем, рекомендовать в начальники экспедиции к Южному полюсу капитана бар. Беллинсгаузена, он находился со мной на «Надежде» и потому могу судить об нем, он имеет особенные свойства к начальству над таковой экспедицией, превосходный морской офицер и имеет редкие познания в астрономии, гидрографии и физике. Наш флот, конечно, богат предприимчивыми и искусными офицерами, однако из всех оных, коих я знаю, не может никто, кроме Головнина, сравняться с бар. Беллинсгаузеном.

С истинным высокопочитанием и совершенной преданностью имею честь пребыть в. в. пр-ва милостивого государя всепокорнейшим слугой.

Крузенштерн

Из рапорта капитана над Кронштадтским портом капитана I ранга А. Т. Быченского главному командиру Кронштадтского порта вице-адмиралу Ф. В. Моллеру о переделке по предложению М. П. Лазарева стоячего такелажа на транспортах «Ладога» и «Свирь»

8 апреля 1819 г.

Командир транспорта «Ладога» флота лейтенант Лазарев 2 рапортом сей конторе доносит, что он, рассмотрев вырубленный и обделанный стоячий такелаж на вверенный ему транспорт, нашел оный чрезмерно тонким противу всех доныне существующих положений купеческих судов, по примеру каковых и рангоут для «Ладоги» сделан совершенно сходен, придерживаясь к судну величиной в 500 тонн, а для судна такового размера… положено иметь фор– и грот-ванты толщиной в 7 1/2 д., бизань-ванты в 5 1/2 д., фор– и грот-стень-ванты в 5 1/2 д., а крюй-стень-ванты в 4 д., что много превосходит толщиной штатное положение транспортов «Ладоги» и «Свири», на которые в доставленных от оной экспедиции ведомостях положены фор– и грот-ванты в 6 3/4 д., бизань-ванты в 4 1/2 д., фор– и грот-стень-ванты в 4 д., а крюйс-стень-ванты в 3 д., а потому и просит контору над портом, для безопасности в дальнем плавании транспорту оному предназначенном, приказать стоячий такелаж, уже вырубленный до его назначения, по тонкости переменить; затем считает удобным положить на ванты трень по примеру, как обыкновенно делается на штагах, из тросу в 1 или 1 1/2 д., сообразно толщине их, чем предохраняет такелаж в жарких климатах и при частых дождях от скоро-временной гнилости, ибо со смолой хорошо положенная трень не допускает воде пробираться внутрь и притом придает ванте особенную крепость, о положении же вооружения трень на ванты не значится; с прописанием сего в. пр-ву контора над портом представляет на разрешение, о чем и Исполнительной экспедиции сего числа донесено, но дабы не остановить вооружение оного судна, не угодно ли будет ныне о сем разрешить; весом же требуется в перемену такелажа до 150 пуд., кроме трени, на один транспорт.

Капитан 1 ранга Быченский

Инструкция флота генерал-штаб доктора Я. И. Лейтона о мерах сохранения здоровья личного состава кораблей, находящихся в дальнем плавании

апреля 1819 г.

1. Для дальнего вояжа нужно избрать морских служителей крепкого сложения и, ежели можно, лучше охотников и преимущественно таких, кои напред сего не были одержимы цинготной, любострастной и чесоточной болезнями, равно и при выборе не будут иметь как сих припадков, так и склонности к чахотке, грыже и др. органических недостатков.

2. Снабдить служителей не менее, как тройным комплектом зимней и летней одежды, равно и бельевых вещей, из коих первая должна быть байковая, а меховых вещей отнюдь не позволять иметь, и единственно в одном случае воспрещение сие не может быть, если эскадра отправляется к Северному полюсу; всякого рода платье, равно и койки их с одеялами, во время плавания проветривать на палубе каждый день, буде погода позволит, и сколько возможно чаще мыть, причем прилагается список вышесказанной одежды[73].

3. Для продовольствия служителей заготовить сколь возможно более сушеных съестных припасов и преимущественно приготовленных по методе Сизана, а именно: говядины, бульону, капусты, луку, репы, моркови, свеклы, сельдей и хрену и употреблять все оные в такое токмо время, когда нельзя будет иметь свежих припасов; отправить достаточное количество квашеной капусты, которая бы положена была в дубовых бочках лучшей работы; солониной же снабдить только на время проезда до Англии и по прибытии туда предоставить купить в Лондоне таковой солонины в достаточном количестве, которая нарочито приготовляется для дальних вояжей, равно можно вторично купить такового же припаса в Рио-Жанейро, что в Бразилии; сверх того купить в Англии нужное количество свежей говядины, приготовляемой в жестяных банках для дальних же вояжей, каковую во всякое время можно употреблять в пищу служителям и особенно больным.

4. Для больных запастись всякого роду аптекарским запасом и в особенности с избытком теми врачебными средствами, кои признаются полезнейшими против цинготной болезни, как то: лимонным соком, а если оного иметь нельзя, в таком случае лимонной солью; клюковным сушеным и жидким соком; тамариндовым фруктом, хорошим виноградным вином и преимущественно старым портвейном в бутылках и виноградным лучшим уксусом; отправить нужное количество тапиоку, арроруту[74], солоду, сахарного песку, а для употребления вместо чаю сассафрасных стружек[75]; сверх того снабдить потребными хирургическими инструментами и купить для каждого судна по 6 пар замшевых грыжевых бандажей с железными пружинами.

5. Для сохранения воды от порчи сделать бочки, в коих бы внутренность сколько можно более обожжена была до угля, а для очищения ее отправить употребляемую чугунную машину, которую можно купить по петергофской дороге на казенном заводе; нужное же на тот предмет количество березового угля можно брать из корабельной кухни.

6. Стараться сколько возможно чаще очищать в судах воздух сквозным ветром во время стояния судна на якоре или в порте; вымывать водой как палубы сверху и снизу, равно борта, так и трюм; в лазарете же корабельном в то время, когда случатся больные с нервными горячками и другими прилипчивыми болезнями, обмывать борта водой с примесью гашеной извести без клею, а пол мыть уксусом с холодной водой и такового рода болящих стараться по возможности отделять от прочих больных и если встретится возможность, то отправлять их на берег в госпитали, нарочито для пользования мореходцев устроенные; передвигать находящуюся в судах посуду, в коей хранятся припасы, равно и другие вещи, переставлять и обмывать оные как в окружности, так и места, ими занимаемые; снабдить сколько возможно более химическими аппаратами с нужными материалами для очищения воздуха, употребляемыми в то время, когда сырая погода не позволяет делать проветривания; сверх того, когда в судах люки бывают закрыты, то для очищения воздуха как в интрюме, равно и в камерах, где спят служители, должно несколько раз в день обносить раскаленные большие железные штуки, положив их для безопасности в железные ящики.

7. Как русский народ имеет с малолетства привычку ходить часто в баню, в таком случае для предупреждения и сохранения тела их от сыпи, могущей произойти от поту и грязи, строго наблюдать, дабы служители в тихую погоду непременно все купались, а во время хода судна сколько можно чаще обмывались водой и переменяли бы белье не менее два раза в неделю.

8. Как обыкновенно может случиться во время дальнего вояжа, что судно будет иногда приставать к островам для заготовления дров и свежей воды, и посылаемые служители должны по необходимости проходить значительное от берегов расстояние и болотные места и от усталости и сырости могут легко получить горячки и лихорадки, то в сем случае поставить в обязанности командующему судном, дабы он о командировке служителей на помянутой предмет давал предварительно знать медицинскому чиновнику, а сей последний должен будет для предупреждения их от сказанных болезней как при отправлении, равно и по возвращении на судно употреблять для них предписанные в инструкции врачебные средства, а именно хину в порошке с портвейном, полагая на каждый прием первого полдрахмы[76], а последнего один унц с половиной, буде же не случится портвейну, то употреблять с водкой.

9. Во время пристанища судов к берегу предоставить командующему оными по мере действительной надобности для продовольствия служителей пищей запасаться свежим мясом, растениями, разными фруктами, особенно лимонами, и для врачевания больных потребными к составу лекарств и на другие надобности материалами и припасами, кои медицинским чиновником признаны будут необходимо нужными, и в особенности должно будет купить в Англии достаточное количество хины в порошке.

10. Если в судне балласт положен будет обыкновенный чугунный, то должен оный сколько можно чаще пересмаливать, но гораздо лучше вместо того употреблять для балласта крупный и чистый песок, называемый гравелем[77], или же остающийся после выжига известки камень.

Яков Лейтон

Распоряжение И. И. Траверсе в Адмиралтейств-коллегию о наименовании судов, назначенных в экспедицию

22 апреля 1819 г.

Е. и. в. высочайше повелеть соизволил наименовать приуготовляющиеся в дальний вояж шлюпы: 28-пушечный «Востоком» и строящийся ныне на Охте 18-пушечный «Открытием»; транспортам же «Ладоге» и «Свири» именоваться шлюпами: первому «Мирным», а последнему «Благонамеренным». О чем для надлежащего исполнения и сообщается.

Траверсе

Представление Адмиралтейств-коллегии И. И. Траверсе о заготовке поставщиками бульона для экспедиции

6 мая 1819 г.

Хозяйственная экспедиция, вследствие предписания коллегии, о содержании коего небезызвестно в. в. пр-ву, из отношения ее от 2 истекшего апреля № 696[78] касательно заготовления бульону для служителей, отправляющихся в дальний вояж, от 3 сего мая № 357, доносит, что она относилась к гоф-маклеру и агенту казенных дел Кремеру о приискании желающих на поставку упоминаемого бульону, который уведомил ее, что отысканы им крестьяне Соломатин и Внуков, кои обязуются поставить бульон, противу представленного ими образца, с просушкой, разрезав на малые куски с тем, чтоб против оных образцов усушки было у каждого пуда не менее как 15 ф., ценой по 100 руб. за пуд; менее сей цены не берут и торговаться ни с кем не желают, а для удостоверения относительно просушки буде угодно начальству приставить казенный присмотр.

Означенные крестьяне Соломатин и Внуков были призываемы в экспедицию и скланиваемы на понижение выпрошенной ими у гоф-маклера цены за бульон, но при всем убеждении экспедиции и контрольного советника уступили только по два рубля с пуда и затем согласны взять по 98 руб. за пуд противу представленного ими гоф-маклеру образца, а от него препровожденного в Хозяйственную экспедицию, которой одобрен и г. генерал-майором Миницким, и с тем, чтобы ими высушен был противу пробы американской компании, с отдачей всего количества 95 пуд. от объявления решения в течение двух месяцев; менее же оной цены не берут и торговаться не желают, а других желающих никого нет. Хозяйственная экспедиция представляет о сем на разрешение Коллегии с тем, что буде угодно опробовать цену за оный бульон, то просит предоставить г. генерал-майору Миницкому, дабы заготовление бульона и просушка оного противу означенного образца американской компании чинимы были под наблюдением его.

Вслед за сим оная экспедиция того ж числа мая за № 358[79] доносит, что она, получив ныне уведомление от правления американской компании, что оно из своего запаса бульона не может отпустить более 10 пуд., присовокупляет при том, что оной бульон почти в два года сушкой под тенью доведен до такой сухости, что может заменить 20 пуд. такого, какой ныне можно от промышляющих оным получить. Цена оному 80 руб. за пуд, и потому просит вместе с приемщиком прислать и следующие деньги, почему с изъяснением сего отзыва представляет Коллегии и просит на сие разрешения, а с тем вместе и ассигнования следующих денег всего 800 руб., за исключением же сего количества должно будет заготовить бульону уже 85 пуд.

В Адмиралтейств-коллегии определено: как из рапорта Хозяйственной экспедиции от 3 мая № 357 видно, что отысканные гоф-маклером и агентом казенных дел на продажу потребного для отправляющихся в дальний вояж судов бульону крестьяне Соломатин и Внуков, при всем убеждении их, дешевле 98 руб. за пуд взять за оный не согласились, обязываясь отдать все приторгованное у них количество 95 пуд. в течение двух месяцев, и других желающих нет, в рассуждении сего и по необходимой надобности в бульоне Коллегия полагает купить оного у помянутых продавцов, за исключением назначенных к принятию от американской компании 10 пуд., всего до 85 пуд., или такое количество, какое успеют они приготовить ко времени отправления судов, возложа заготовление оного и просушку противу представленного от американской компании образца на генерал-майора Миницкого, о чем, а равно и о заплате американской компании следующих за уступаемое ею количество 10 пуд. бульону 800 руб. представить на рассмотрение и разрешение в. в. пр-ва.

Подпись[80]

Указание Адмиралтейств-коллегии о разработке инструкций для экспедиций, отправляющихся к Южному и Северному полюсам

16 мая 1819 г.

Адмиралтейств-коллегии правитель канцелярии ее докладывал, что по случаю отправления в дальний вояж в двух отрядах шлюпов нужно по прежним примерам снабдить командиров оных инструкциями. Посему Адмиралтейств-коллегия приказала согласно сему докладу правителю канцелярии, заготовя сообразно прежним примерам проекты инструкций для помянутых командиров, представить оные г. морскому министру на благорассмотрение.

Подпись[81]

Рапорт Ф. В. Моллера И. И. Траверсе об убавлении мачт на шлюпе «Восток»

16 мая 1819 г.

Флотского экипажа лейтенант Игнатьев, коему поручено приготовление шлюпа «Восток», донес мне с отзыва корабельного мастера 5 класса Амосова, что на отправившемся в дальний вояж шлюпе «Камчатке» мачты убавлены на два фута, а как шлюп сей равен рангоутом шлюпу «Востоку», на котором мачты замечены великими, то и представил о том ко мне на рассмотрение. Вследствие сего поручено было от меня капитану над портом капитану 1 ранга Быченскому обще с корабельным мастером 5 класса Амосовым, капитан-лейтенантами Васильевым, Шишмаревым лейтенантами Лазаревым и Игнатьевым освидетельствовать на шлюпе «Восток» мачты, по каковому освидетельствованию признано нужным убавить на сем шлюпе мачты на два фута по примеру шлюпа «Камчатки».

Предписав Кронштадтской конторе над портом о немедленной убавке согласно означенному предположению на шлюпе «Восток» мачт на 2 фута, обязанностью поставляю почтеннейше донести об оном в. в. пр-ву.

Вице-адмирал фон Моллер

Отношение И. И. Траверсе Д. А. Гурьеву о назначении содержания ученым и художникам, назначенным в экспедицию

22 мая 1819 г.

Министр духовных дел и народного просвещения в звание астрономов для экспедиции, в дальний вояж приуготовляемой, назначает профессора Казанского университета Симонова и воспитанника Академии наук Тарханова, полагая их, как достойных отечественных ученых, в содержании сравнить с иностранными натуралистами Мертенсом и Кунце, в сию экспедицию уже назначенными.

Натуралистам сим высочайше повелено производить каждому жалованья во время вояжа по 300 голландских червонцев в год, выдать единовременно на подъем по 100 червонных и довольствовать их порционами на море по курсу на российские деньги около 200 руб. в месяц по сравнению с флотскими лейтенантами.

Министр просвещения ходатайствует назначить соразмерное сему содержание и живописцам, в сей вояж требуемым.

Живописцу, назначенному в вояж к описи Новой Земли, высочайше повелено производить жалованья по 800 руб. в год ассигнациями, выдать половину оного не в зачет и довольствовать его двойными порционами во время сей кампании наравне с прочими морскими офицерами.

Министр духовных дел и народного просвещения вследствие уведомления о том ходатайствует ныне о назначении сему художнику большего содержания или же обращения такового оклада в пенсион по совершении вояжа, приводя на вид, что всякий живописец, не подвергая себя опасности, с какой сопряжено плавание к Новой Земле, может при спокойствии здесь приобрести трудами своими не менее 1500 руб. в год.

Подпись[82]

Из представления Адмиралтейств-коллегии И. И. Траверсе о перемене такелажа на шлюпе «Мирный» по предложению М. П. Лазарева

29 мая 1819 г.

Главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал фон Моллер от 10 минувшего апреля № 394, представляя коллегии копию с вступившего к нему от конторы над портом донесения № 1446, последовавшего с рапорта лейтенанта Лазарева 2 о тонкости сделанного для транспортов «Ладоги» и «Свири» стоячего такелажа, доносил… что представление лейтенанта Лазарева о тонкости стоячего такелажа для таковой величины судов, как транспорты «Ладога» и «Свирь», кои более 500 т, основательно… Дабы в приуготовлении сих транспортов к кампании не последовало остановки, предписал он конторе над портом для транспортов «Ладоги» и «Свири» стоячий такелаж сделать на Кронштадтском канатном заводе и во всем приуготовить согласно представлению лейтенанта Лазарева, а приуготовленный ныне такелаж употребить на другие суда, на которые по штату подходить будет; вместе же с сим донесено от него о том и в. в. пр-ву.

Вслед за сим Исполнительная экспедиция от 14 минувшего апреля № 709[83] с донесения Кронштадтской конторы над портом рапортовала, что командир транспорта «Ладоги» лейтенант Лазарев 2, рассмотрев вырубленный и обделанный стоячий такелаж на вверенный ему транспорт, нашел оный чрезмерно тонким противу всех доныне существующих положений купеческих судов, по примеру каковых и рангоут для «Ладоги» сделан совершенно сходен, придерживаясь к судну величиной в 500 тонн, а для судов такового размера… положено иметь фор– и грот-ванты толщиной в 7 1/2 д… бизань-ванты в 5 1/2 д., фор– и грот-стень-ванты в 5 1/2 д., а крюйсстень-ванты в 4 д., что много превосходит толщиной штатное положение транспорта «Ладоги» и «Свири», на которые в доставленных от экспедиции ведомостях положены фор– и грот-ванты в 6 3/4 д., бизань-ванты в 4 1/2 д., фор– и грот-стень-ванты в 4 д., а крюйс-стень-ванты в 3 д., просил контору для безопасности в дальнем плавании, транспорту, оному предназначенному, приказать стоячий такелаж, уже вырубленный до его назначения, по тонкости переменить; затем считает удобным положить на ванты трень по примеру, как обыкновенно делается на штагах из тросу в 1 или 1 1/2 д. и сообразно толщине их, чем предохраняет такелаж в жарких климатах и при частых дождях от скоровременной гнилости, ибо с смолой хорошо положенная трень не допускает воду пробираться внутрь и притом придает ванте особую крепость; в положении же вооружения трень на ванты не значится, почему контора, представляя о сем разрешение экспедиции, просила не замедлить предписанием, дабы не остановить вооружением оного судна; весом же требуется в перемену того такелажа до 150 пуд., кроме трени, на один транспорт. Экспедиция о удовлетворении сего требования и предписала Кронштадтской конторе над портом.

Вследствие чего предписано было от коллегии Исполнительной экспедиции, чтобы донесла, по каким причинам велено было ею для транспортов «Ладоги» и «Свири» стоячий такелаж сделать гораздо тоньше, нежели как следовало по величине оных транспортов, так что главный командир принужден был решиться приказать вместо того такелажа сделать на Кронштадтском канатном заводе другой, и почему сама сия экспедиция решилась на дозволение, данное Кронштадтской конторе над портом, на перемену такелажа из сих судов на транспорт «Ладогу», как показано в оригинальном рапорте ее № 709.

На сие Исполнительная экспедиция от 20 сего мая доносит[84], что, как дельные книги для сих судов составлены были такелаж-мейстером Сорокиным, то по предмету вопроса Коллегии требовалось от него объяснение, который ныне и уведомил, что при составлении им на означенные шлюпы, бывшие транспортами, дельных книг стоячий такелаж положен в настоящую пропорцию против сделанного на них рангоута и нимало от оной не отступлено, а именно: фок– и грот-ванты толщиной в 6 3/4 д., бизань-ванты в 4 1/2 д., фор– и грот-стень-ванты в 4 д. и крюйс-стень-ванты в 3 д., хотя оные суда при составлении дельных книг и не были еще назначены в дальний вояж, но положенный в тех книгах вышесказанной толстоты такелаж для сих судов весьма был бы достаточен и нимало по хорошей его на казенном канатном заводе выделке не подверг бы себя к какой-либо опасности; положенная ж ныне для сделания вновь на оные суда в такелаже пропорция лейтенантом Лазаревым на фок– и грот-ванты, определенная им толщина в 7 1/2 д., на бизань-ванты в 5 1/2 д., на фор– и грот-стень-ванты в 5 1/2 д., на крюйс-стень-ванты в 4 д., не соответственна уже сделанному на те суда рангоуту и по чрезвычайной своей толстоте превышает как настоящую против рангоута свою пропорцию, так и самое штатное положение, и сей положенный им, Лазаревым, на шлюпы такелаж может разве только служить на них для одного дальнего вояжа;…на здешних же морях для сих судов оный такелаж по чрезвычайной его толстоте и тяжести иметь не только на транспортах, но и на военных судах, подходящих к сей величине, он, Сорокин, почитает неудобным, причем представляет сделанный прежде на сказанный шлюп такелаж, который лейтенант Лазарев почитает тонким, обратить на таковые ж вновь строящиеся на Лодейнопольской верфи транспорты, который для сих судов положен настоящей своей пропорции и не так тонок, как относится об оном лейтенант Лазарев.

Исполнительная экспедиция, донося Коллегии с тем, что причины, в рапорте такелаж-мейстера Сорокина изложенные, находит она основательными, причем присовокупляет, что перемена помянутого такелажа во уважение причин, представленных от командира судна, имеют также свои основания, которых нельзя не уважить, тем паче, что судно сие имеет назначение чрезвычайное, требующее особенных и прочнейших мер к надлежащему всем оного снабжению.

В Адмиралтейств-коллегии определено: поелику из рапорта сего видно, что причины, по коим сделано распоряжение о перемене такелажа на шлюпе «Мирный», приемлются Исполнительной экспедицией в уважение, тем паче, что судно сие имеет назначение чрезвычайное, требующее особенных и прочнейших мер к надлежащему всем оного снабжению, то Коллегия полагает предоставить в Кронштадтском общем собрании рассмотреть оное и положению оного сделать перемену такелажа или оставить настоящий, о чем, предписав главному командиру Кронштадтского порта, донести и в. в. пр-ву.

Подпись[85]

Из решения общего собрания флотских начальников при Кронштадтском порте о перемене на шлюпах «Мирный» и «Благонамеренный» стоячего такелажа по предложению М. П. Лазарева

3 июня 1819 г.

1819 года июня 3 дня по указу е. и. в. учрежденное при Кронштадтском порте общее собрание, по предложению г. первоприсутствующего оного, рассматривало дело… следующего содержания: Кронштадтская контора над портом от 8 апреля с. г. вошла с представлением к г. главному командиру, что командир транспорта «Ладога» лейтенант Лазарев, рассмотрев вырубленный и отделанный стоячий такелаж на вверенный ему транспорт, нашел оный чрезмерно тонким, противу всех доныне существующих положений купеческих судов, по примеру каковых и рангоут для «Ладоги» сделан совершенно сходен, придерживаясь к судну величиной в 500 тонн; для судов такового размера… положено иметь фор– и грот-ванты толщиной в 7 1/2 д., бизань-ванты в 5 1/2 д., фор– и грот-стень-ванты в 4 д., что много превосходит толщиной штатное положение транспорта «Ладоги» и «Свири», на которые в доставленных от Исполнительной экспедиции ведомостях положены фор– и грот-ванты в 6 3/4 д., бизань-ванты в 4 1/2 д., фор– и грот-стень-ванты в 4 д., а крюйс-стень-ванты в 3 д., просит контору для безопасности в дальнем плавании, транспорту, оному предназначенном, приказать стоячий такелаж, уже вырубленный до его назначения, по тонкости переменить, затем считать удобным положить на ванты трень по примеру, как обыкновенно делается на штагах из троссу в 1 или 1 1/2 д., сообразно толщине их, чем предохраняет такелаж в жарких климатах и при частых дождях от скоровременной гнилости, ибо с смолой хорошо положенная трень не допускает воду пробираться вовнутрь и притом придает ванте особую крепость; в положении же вооружения трень на ванты не значится, почему контора и просила о сем разрешения, дабы не остановить вооружением оного судна, весом же требуется в перемену того такелажа до 150 пуд., кроме трени, на один транспорт, г. главный командир… нашел, что представление лейтенанта Лазарева о тонкости стоячего такелажа для таковой величины судов, как транспорты «Ладога» и «Свирь», кои более 500 тонн, основательно… почему, дабы в приготовлении сих транспортов к кампании не последовало остановки, предписал 10 числа апреля конторе над портом для транспортов «Ладоги» и «Свири» стоячий такелаж сделать на Кронштадтском канатном заводе и во всем приуготовить согласно представлению г. лейтенанта Лазарева, а сделанный тонкий такелаж употребить на другие суда, на которые по штату подходить будет.

О чем в то же время донес как г. морскому министру, так и государственной Адмиралтейств-коллегии, которая, получив сие донесение, равно представление о том же от Исполнительной экспедиции, предписала оной экспедиции донести Коллегии, по каким причинам велено было ею для транспортов «Ладоги» и «Свири» стоячий такелаж сделать гораздо тонее, нежели как следовало по величине оных транспортов так, что главный командир Кронштадтского порта принужден был решиться приказать вместо того такелажа сделать на Кронштадтском канатном заводе другой, и почему сама экспедиция решилась на дозволение, данное Кронштадтской конторе над портом, на перемену такелажа из сих судов на транспорте «Ладога», как показано в оригинальном рапорте ее № 709.

На сие Исполнительная экспедиция от 20 мая донесла, что, как дельные книги для сих судов составлены были такелаж-мейстером Сорокиным, то по предмету вопроса коллегии и требовалось от него объяснения, который ныне и уведомил, что при составлении им на означенные шлюпы (бывшие транспортами) дельных книг стоячий такелаж положен в настоящую пропорцию, против сделанного на них рангоута, и не мало от оной не отступлено, именно: фор– и грот-ванты толщиной в 6 3/4 д., бизань-ванты в 4 1/2 д., фор– и грот-стень-ванты в 4 д. и крюйс-стень-ванты в 3 д., хотя оные суда при составлении дельных книг и не были еще назначены в дальний вояж, но положенный в тех книгах вышесказанной толщины такелаж для сих судов весьма был бы достаточен и немало по хорошей его на казенном канатном заводе выделке не подверг бы себя к какой-либо опасности; положенная ж ныне для сделания вновь на оные суда в такелаже пропорция лейтенантом Лазаревым на фок и грот-ванты определенная им толщина в 7 1/2 д., на бизань-ванты в 5 1/2 д., на фор– и грот-стень-ванты в 5 1/2 д., на крюйс-стень-ванты в 4 д. несоответственна уже сделанному на те суда рангоуту и по чрезвычайной своей толстоте превышает как настоящую против рангоута свою пропорцию, так и самое штатное положение, и сей положенный им, Лазаревым, на шлюпы такелаж может разве только служить на них для одного дальнего вояжа и находит он за нужное по известным ему там предметам; на здешних же морях для сих судов оный такелаж по чрезвычайной его толстоте и тяжести иметь не только на транспортах, но и на военных судах, подходящих к сей величине, он, Сорокин, почитает неудобным, причем представляет, дабы сделанный прежде на сказанные шлюпы такелаж, который лейтенант Лазарев почитает тонким, обратить на таковые ж вновь строящиеся на Лодейнопольской верфи транспорты, который для сих судов положен настоящей своей пропорции и не так тонок, как относится об оном лейтенант Лазарев.

Исполнительная экспедиция, донося о сем Коллегии, присовокупила, что причины, в рапорте такелаж-мейстера Сорокина изложенные, находит она основательными и что перемена помянутого такелажа во уважении причин, представленных от командира судна, имеет также свои основания, которых нельзя не уважить, тем паче, что судно сие имеет назначение чрезвычайное, требующее особенных и прочнейших мер к надлежащему всем оного снабжению. Вследствие какового отзыва Исполнительной экспедиции государственная Адмиралтейств-коллегия и предписала от 30-го числа минувшего мая г. главному командиру обстоятельство сие рассмотреть в Кронштадтском общем собрании и по положению оного сделать перемену такелажа или оставить настоящий.

Общее собрание по подробнейшем рассмотрении и соображении всех сих обстоятельств означенное заключение Исполнительной экспедиции находит во всех отношениях совершенно основательным, признавая и с своей стороны переделку на шлюпах «Мирном» и «Благонамеренном» стоячего такелажа по представлению г. лейтенанта Лазарева необходимо нужным и полезным для дальнего вояжа, и как согласно с сим стоячий такелаж уже переделан, то общее собрание и представляет г. первоприсутствующему донести обо всем оном государственной Адмиралтейств-коллегии.

Верно: вице-адмирал Моллер

Распоряжение И. И. Траверсе Адмиралтейств-коллегии о назначении капитана 2 ранга Ф. Ф. Беллинсгаузена командиром шлюпа «Восток»

4 июня 1819 г.

По высочайшему повелению 43 флотского экипажа капитан 2 ранга Беллинсгаузен назначается командиром шлюпа «Восток», в дальний вояж приуготовляемого.

Траверсе

Отношение министра духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицына И. И. Траверсе о назначении художников Корнеева, Михайлова и Дубровина в экспедицию

5 июня 1819 г.

Имею честь уведомить в. в. пр-во, что в звании живописцев в дальний вояж назначены императорской Академии художеств академики 10 класса Корнеев и Михайлов, а к Новой Земле[86] художник 14 класса Дубровин. Все трое с производством им жалованья по 1500 руб. ассигнациями в год и всем прочим довольствием для каждого из них, какое в отношении вашем ко мне от 23 минувшего мая № 56 изъяснено[87].

Г. президент Академии художеств представляет сверх того, что при бывшем в 1817 г. отправлении художника Тиханова в экспедицию флота капитана Головнина сверх выданных ему на подъем денег отпущено было еще на покупку необходимых художественных припасов из сумм морского министерства 900 руб. Г. президент Академии находит, что заготовление художественных припасов необходимо и для нынешних экспедиций. Вследствие того, хотя я и полагаю, что морское начальство само собой не оставит принять надлежащих мер для снабжения художников всем нужным, равно как и астрономов потребными для наблюдений инструментами, без которых им и дела своего производить невозможно, но дабы обстоятельство сие по какой-либо причине не было оставлено без уважения, то я считаю обязанностью снестись заблаговременно об оном с. в. в. пр-вом.

А как экспедиция к Новой Земле вскоре туда отправляется, то я покорнейше прошу вас, милостивый государь, следующие на покупку художественных припасов, на подъем художника и на проезд его до Архангельска деньги ассигновать в выдачу художнику Дубровину без замедления, дабы в скором отъезде его отсюда не могло произойти остановки, равным образом покорнейше прошу снабдить ныне же деньгами и отправляющихся в звании астрономов гг. Симонова и Тарханова, также живописцев академиков Корнеева и Михайлова, а сверх того двух последних и деньгами на покупку нужных для них художественных припасов, дабы как те, так и другие, снарядясь совершенно к путешествию, могли быть готовыми к отъезду по первому им о том объявлению от в. в. пр-ва, для чего и приказано им к вам явиться.

Министр духовных дел и народного просвещения кн. Александр Голицын

Из рапорта Я. И. Лейтона И. И. Траверсе об осмотре команд, отправляющихся в экспедицию

9 июня 1819 г.

По случаю отправления в дальний вояж 4 шлюпов все команды, на оных судах назначенные, 7 числа сего июня были мной освидетельствованы и найдены к тому способными, с изъятием только 12 человек, которые по застарелым болезням и припадкам в такой дальний вояж идти не могут, почему я советовал оставить [их] при своих экипажах, а вместо оных назначить здоровых. Вообще же для сбережения здоровья служителей, в сей вояж отправляющих, к принятым уже мерам, по мнению моему, нужно бы было присовокупить следующее:

1. Вместо простых шляп, удобные для команды круглые лактированные[88] шляпы, которые могут предохранять от дождя и сырой погоды голову и шею и тем можно сохранить здоровье матросов.

2. В случае пребывания оных шлюпов в холодных краях признается мной нужным заготовить для служителей фризовые полукафтаны…

3. В числе провизии для помянутых команд необходимо нужно иметь пивной экстракт, который будучи разведен водой составляет род жидкости пива…

4. Для дальнего вояжа весьма полезно иметь свежей говядины в жестяных банках, полагая оной на каждого человека по 1 пуду…

О всем сим я имею честь представить на благоусмотрение в. в. пр-ва.

Яков Лейтон

Рапорт Ф. Ф. Беллинсгаузена И. И. Траверсе об отпуске денег на заготовку припасов

10 июня 1819 г.

Для снабжения шлюпов, в дальний вояж отправляемых, потребными припасами, кои в число предположенных к покупке в иностранных портах могут быть частью запасены здесь, покорнейше прошу в. в. пр-во приказать отпустить до 10 тыс. руб. для обоих отрядов под расписку 8 флотского экипажа лейтенанта Зеленого.

Капитан 2 ранга Беллинсгаузен

Отношение Адмиралтейств-коллегии И. И. Траверсе об обеспечении всем необходимым шлюпов, назначенных в экспедицию

12 июня 1819 г.

Адмиралтейств-коллегии член ее г. вице-адмирал и кавалер Сарычев предложил записку, полученную им от в. в. пр-ва, поданную к вам от командира первого отряда судов, отправляющихся в дальний вояж, флота капитана 2 ранга Беллинсгаузена, относительно снабжения оных судов некоторыми потребностями сверх штатного положения, по 6 пунктам, которая при сем прилагается на усмотрение.

По рассмотрении сей записки и по сделанной в Хозяйственной экспедиции справке Коллегия положила донести в. в. пр-ву:

1 пункт – относительно представления командирам судов довольствовать служителей провизией по их усмотрению, невзирая на штатное положение.

Положение по сему предмету сделано уже в 12 пункте общей составленной для оных судов инструкции, которая предоставлена к в. в. пр-ву и не требует более никакого распоряжения.

2 пункт – об отпуске патоки по одной бочке на каждое судно.

Предоставить капитану 2 ранга Беллинсгаузену к тем 12 пуд., которые велено уже Хозяйственной экспедиции заготовить, достаточное количество к составлению одной бочки на каждое судно купить в Англии или где за выгодное признано будет, о чем дать знать и Хозяйственной экспедиции.

3 пункт – о предоставлении командирам по прибытии их в иностранные порты покупать нужные припасы как для судов, так и для сохранения служительского здоровья, включая и провизии, равно и все потребное по ученой части внести в составленную инструкцию, когда оная от вас возвратится.

4 пункт – о избрании священника из молодых образованных студентов, знающих языки, натуральную историю и медицину.

Дать знать капитану 2 ранга Беллинсгаузену, что как священники на сии суда от духовного начальства уже присланы, то требовать других с означенными познаниями Коллегия считает уже невозможным.

5 пункт. Поелику из особой справки, взятой от Хозяйственной экспедиции, видно, что сверх назначенных по особому распоряжению вследствие предложения вашего служителям на 4 шлюпах 3 рубах, дано им по сроку на 1819 г. натурой 2, а на 3 деньгами, посему велеть Хозяйственной экспедиции отпустить тем из сих служителей, которые отправляются на 2 года на положенные по штату рубахи натурой холста еще за один год на каждого на 3 рубахи, а для тех, коим назначено пробыть в вояже 3 года, еще на 2 года на 6 рубах. За таковым распоряжением и будут иметь первые по 13, а последние по 16 рубах.

6 пункт. Хронометры, астрономические и прочие инструменты, карты вояжей и прочее необходимое предоставить также командирам судов купить в Англии по выбору их, как о сем уже сделано положение Коллегией, вследствие отношения Адмиралтейского департамента, и на все сие просить утверждение в. в. пр-ва.

Подпись[89]

Из инструкции Ф. Ф. Беллинсгаузену от морского министерства с изложением задач и плана экспедиции к Южному полюсу

[Июнь 1819 г.]

Е. и. в., вверив первую дивизию, назначенную для открытий, капитану 2 ранга Беллинсгаузену, соизволил изъявить высочайшую волю, касательно общего плана сей кампании, в нижеследующем:

Отправясь с Кронштадтского рейда, до прибытия в Бразилию, он должен будет останавливаться в Англии и Тенерифе.

Коль скоро наступит удобное время в сем году, он отправится для обозрения острова Георгия, находящегося под 55° южной широты, а оттуда к Земле Сандвичевой и, обойдя ее с восточной стороны, пустится к югу и будет продолжать свои изыскания до отдаленнейшей широты, какой только он может достигнуть; употребит всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколько можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли, и не оставит сего предприятия иначе, как при непреодолимых препятствиях.

Ежели под первыми меридианами, под коими он пустится к югу, усилия его останутся бесплодными, то он должен возобновить свои покушения под другими, и не упуская ни на минуту из виду главную и важную цель, для коей он отправлен будет, повторяя сии покушения ежечасно как для открытия земель, так и для приближения к Южному полюсу.

Для сего он употребит все удобное время года; по наступлении же холода обратится к параллелям, менее удаленным от экватора, и, стараясь следовать путями, не посещенными еще другими мореходцами, пойдет к островам Аукландским, пройдет проливом Королевы Шарлотты[90] и спустится для снабжения провизией и отдыха экипажу в порт Джексон, что может случиться около первых чисел апреля 1820 г.

Отдохнувши, запасшись всем нужным и исправившись, командир 1 дивизии отправится из порта Джексона и направит путь свой к востоку в параллелях Новой Зеландии и северной части Новой Голландии; потом обратится к островам Общества и Маркиза Мендозы; проходя наименее посещаемыми путями экваторной полосы, пойдет к обитаемым островам, к которым приставал Коцебу, и сделает изыскания о других, с ними соседственных, о коих упоминали жители первых; обозрит острова Соломоновы, а ежели время позволит, и Новую Каледонию, и возвратится для отдыха в порт Джексон или в Южный порт Земли Диеменовой, когда, по предварительным осведомлениям, в сем последнем месте может он найти нужные провизии, подкрепить свежей пищей экипаж и приготовиться к дальнейшим покушениям к Южному полюсу.

По наступлении удобного времени к концу 1820 г. первая дивизия снова отправится на юг к отдаленнейшим широтам, возобновит и будет продолжать свои исследования по прошлогоднему примеру с таковой же решимостью и упорством и проплывет остальные меридианы, для совершения пути вокруг земного шара, обратясь к той самой высоте, от которой дивизия отправилась под меридианами Земли Сандвичевой.

По окончании благоприятного для сих предприятий времени совершит обратный путь в Россию.

Е. и. в., полагаясь на усердие, познания и таланты капитана 2 ранга Беллинсгаузена и не желая стеснять его в действии, ограничивается указаниями главнейших предметов, для которых он отправлен, и уполномочивает его, судя по обстоятельствам, поступать, как он найдет приличным для блага службы и успеха в главной цели, состоящей в открытиях в возможной близости антарктического полюса.

В особенности рекомендуется ему иметь неусыпное попечение о сохранении здоровья экипажей, что во всякое время и во всех случаях должно быть предметом ревностнейших его стараний.

Е. в. повелевает также во всех землях, к коим будут приставать и в которых будут находиться жители, поступать с ними с величайшей приязнью и человеколюбием, избегая сколько возможно всех случаев к нанесению обид или неудовольствий, а напротив того, стараясь всемерно привлечь их лаской и не доходить никогда до строгих мер, разве только в необходимых случаях, когда от сего будет зависеть спасение людей, вверенных его начальству.

Государь император изъявляет высочайшую волю морскому министру о вручении ему особенных инструкций, касательно подробностей его плавания, о снабжении его всеми нужными сведениями, картами, сочинениями, инструментами, приличными цели его назначения, а также и вещами, нужными для мены с народами, с коими он будет иметь сношения.

Высочайшая е. в. воля есть, дабы чиновники, по ученой и художественной части назначаемые в сию экспедицию, были равным образом снабжены всеми потребностями, нужными для их взаимных действий и работ.

Е. в. также благоугодно, дабы, в случае весьма важных открытий, капитан 2 ранга Беллинсгаузен отправил немедленно один из состоящих в команде его шлюпов с донесениями в Россию, но сие отправление судна должно быть учинено в несомненной уверенности о важности случая, продолжая между тем на другом предписанные ему действия.

Высочайше комфирмованную е. и. в. в 22 день мая инструкцию для вверяемой вам 1 дивизии, из шлюпов «Востока» и «Мирного» состоящей, препровождаю при сем к вам для надлежащего исполнения, прилагая купно в копии и данную г. капитан-лейтенанту Васильеву для 2 дивизии.

Сверх сей инструкции и тех, которые получите от государственной Адмиралтейств-коллегии и Адмиралтейского департамента, за нужное считаю сообщить вам к исполнению…

Во всех местах, где будете приставать, должны стараться узнавать нравы народов, их обычаи, религию, военные орудия, род судов, ими употребляемых, и продукты, какие имеются, также по части натуральной истории и проч., равно узнавать, какой нации люди посещают более диких народов, кого они более любят, и другие подробности, касающиеся до торговли, мены и выгоды оных.

Должно всегда быть осторожну и на море и на якоре от нападения морских разбойников и диких народов…

Чиновники ученой и художественной части в конце кампании обязаны отдать вам, как начальнику отряда, все журналы, подписав на оных каждый свое имя, дабы после можно было возвратить их, кому принадлежат, когда на сие последует высочайшая воля.

Когда случится быть у диких народов, то должно, лаская их, стараться обрести дружбу их, однако никогда не выпускать из виду опасения и быть всегда готовым предупреждать не только покушение, но не подавать им и мысли к нападению. Дикие, видя таковую осторожность, не осмелятся нанести вред.

Не должно никогда и никакого судна посылать к берегу без того, чтобы оно не было хорошо вооружено пушками, ружьями, саблями, пиками и проч. Равно не может быть излишним приказание офицерам, которые будут командируемы на гребных судах, что они имели всю осторожность и не разделялись бы и не удалялись от своих судов иначе, как оставя при них довольное число людей для обороны.

Если понадобится быть на берегу для обсервации, мены товаров и поправления здоровья людей, то вы обязаны выбрать там место для сего удобное и укрепить оное так, чтоб не могли опасаться нападения от диких; одним словом, место сие должно походить на крепость; содержать оное вооруженным.

Вам никогда не должно пропускать случаев извещать о своем плавании, для чего нужно иметь всегда в готовности донесение, и при встрече на море с судами, идущими в Европу, просить их пересылать оные из европейских портов к российскому морскому министру.

Когда вы признаете нужным и полезным разделиться с другим вверенным вам шлюпом, дабы заняться разными предметами и открытиями, в таковом случае не запрещается вам разлучиться на малое и даже продолжительное время и назначить место соединения.

В продолжение кампании, ежели по некоторым важным обстоятельствам, принужденными найдетесь возвратить в Россию одно судно, тогда предоставляется оставить на оном только нужное (на время пути) количество провизии и материалов, а остальное все взять к себе на шлюп.

Прежде отправления в повеленный путь, вы должны на случай разлучения одного шлюпа с другим определить по начертанному плану вояжа место соединения (рандеву).

Вы не оставите снабдить копией со своей инструкции командира сопутствующего вам шлюпа, на случай разлучения с ним.

Дабы, как командир дивизии, вы имели все способы на вверенных вам шлюпах и в порученных вашему начальству командах удерживать в полной мере надлежащий порядок, повиновение и должное почтение от нижних и высших, предоставляется вам право подчиненных вам офицеров и нижних чинов, кои из дворян, оказавшихся в нерадении, лености, непослушании, грубости или в каких-либо преступлениях, штрафовать по мере вины, со всей законной строгостью, положенными для того штрафами; вам же предоставляется право и отдавать оных под военный суд в нужных случаях, представляя судные дела по обыкновенному порядку, и меня уведомлять о всем том при удобном случае для доклада е. и. в.

В рассуждении же нижних чинов, кои не из дворян, и служителей, наказывать их в меньших винах по усмотрению своему, в больших же преступлениях наряжать суд и чинить наказание по законам с утверждения вашего, яко главного начальника дивизии, исключая также наказания, положенные законом вместо смертной казни; в каковых случаях представлять дела об них с мнением своим при удобном случае по команде обыкновенным порядком.

Для обеих дивизий с высочайшего соизволения определены в звании натуралистов иностранцы гг. Мертенс и доктор Кунце, которые для принятия их в экспедицию будут находиться в Копенгагене и коих по сношению вашему с командиром 2 дивизии следует оттуда взять и по одному из них определить на каждую дивизию.

Ваша дивизия снабжена серебряными и бронзовыми медалями на тот предмет, чтобы вы медали сии раздавали в знак памяти почетным особам, имеющим встретиться с вами в пути, а также можете оставлять оные на всех островах по вашему усмотрению, и особенно на вновь открытых.

При сем препровождается к вам открытый лист от министерства иностранных дел на российском, французском и немецком языках, и коллегия иностранных дел сообщила сверх сего для предварительного сведения находящимся в чужих краях нашим аккредитованным особам об отправлении вверенных вам шлюпов. Также прилагаются при особом реестре полученные для вас от находящихся здесь иностранных министров морских военных держав открытые листы.

Инструкция Ф. Ф. Беллинсгаузену от Адмиралтейского департамента об астрономических, гидрографических, этнографических и других наблюдениях в период плавания к Южному полюсу

[Июнь 1819 г.]

Как[91] по высочайшему повелению вы определены начальником двух шлюпов, отправляющихся из Кронштадта в дальнее мореплавание, и от морского министра получите надлежащее предписание[92] о расположении вашего плавания, равно[93] и о всех главных поручениях, на вас возлагаемых, то[94] Адмиралтейский департамент за тем полагает дать вам только некоторые необходимо нужные правила, служащие к руководству для наблюдений во время вашего плавания.

1) Нужные для сего вояжа астрономические, математические и физические инструменты некоторые отпущены вам из приуготовленных здесь, а прочие недостающие получите по прибытии в Англию, о чем от морского министра писано о заготовлении оных к находящемуся там российскому послу[95]. Все оные инструменты должны вы поверить и, ежели найдутся какие-либо в них погрешности, исправить.

2) Во время похода, по окончании каждых суток, означать счислимый или обсервованный пункт румбом и расстоянием до какого-нибудь известного места, предпочитая, где можно, те из сих мест, коих широта и долгота определены.

3) В случае немалой разности счислимого пункта с обсервованным или пеленгованным, означать румб и расстояние между сими пунктами, стараясь делать замечания о причине таковой разности.

4) Для сего должны вы иметь разные карты и на всех оных прокладывать счисление, замечания как несходства между ними, так и то, которую из них в какой части именно найдете вы вернейшей. А потому старайтесь делать сколько можно более астрономических наблюдений. Необходимо нужные для сего морские карты тех морей, по коим совершать будете плавание, многие препровождены уже к вам от департамента, а те, которых недостает, можете купить в Англии из числа издаваемых от английского адмиралтейства.

5) Для наблюдения широты не должно довольствоваться одной полуденной высотой Солнца, но наблюдать также звезды при свете зари на меридиане и Солнце вне меридиана, если в полдень не будет оно видно за облаками.

6) Для долготы брать расстояние между Луной и звездами всегда, когда обстоятельства позволят, и выводы сих наблюдений сверять с теми, какие окажутся по хронометрам, которые должны вы перед отправлением в поход тщательно поверить наблюдениями соответствующих высот Солнца. Да и в продолжение плавания вашего всегда, когда пристанете к берегу или подойдете на вид земли, которой положение определено с точностью, то тогда не упускайте случая вновь поверить хронометры.

7) Для верного наблюдения хода хронометров замечайте степени тепла и холода по термометру как при восхождении солнца, так и около полудня, дабы, в случае непорядочного или неравномерного хода хронометра, можно было судить, не перемена ли тепла или холода причиной того?

8) Все наблюдения, делаемые как для определения долготы и широты мест, так и для поверки компаса и часов, вносить в журнал со всякой подробностью так, чтобы и после, если потребует надобность, можно было поверить вычисления оных.

9) Везде, где случай и время позволят, старайтесь сами делать наблюдения о высоте морского прилива и сыскивать прикладный час; но когда того по краткости пребывания вашего сделать будет невозможно, то по крайней мере разведывать чрез лоцманов обо всем оном; также, если случится вам заметить построение кораблей, отличное чем-нибудь от нашего, особенное средство для сбережения лесов, судно, построенное особенным образом для особливого какого-нибудь намерения, морской порядок, наблюдаемый в команде и содержании служителей, инструмент какой-нибудь новый или употребляемый с лучшим успехом, нежели у нас, не оставляйте ничего без описания. Сверх того, вы должны не только описывать, но и снимать модели со всех отличных судов, примеченных в разных странах, равно как и с лодок, употребляемых дикими народами. Также стараться собирать любопытные произведения натуры для привезения в Россию в двойном числе, для Академии и для Адмиралтейского департамента, равно собирать оружие диких, их платье и украшения, что более любопытно.

10) Когда же случится вам быть в местах, малопосещаемых мореплавателями, и которые не были еще утверждены астрономическими наблюдениями и гидрографически подробно не описаны, или случится открыть какую-нибудь землю или остров, не означенные на картах, то старайтесь как можно вернее описать оные, определя главные пункты наблюдениями широты и долготы[96], и составьте карту с видами берегов и подробным промером, особливо тех мест, кои пристанищем служить могут. При описи же руководствоваться правилами, изложенными в морской геодезии, соч. г. вице-адмирала Сарычева.

11) Особенно старайтесь сделать полезным пребывание ваше во всех землях, принадлежащих России, или вновь открыться имеющих, для будущих российских мореплавателей. Вы будете иметь случай узнать верно во многих местах положение берегов морских, сделать известными или вновь открыть выгоднейшие пристани; постарайтесь употребить весь ваш досуг на описание оных и положение на плане с нужными промерами, особенно в пристанях. Подробным познанием тех стран между тем можете вы открыть виды к заведению там впредь постоянного судоходства или строения судов. Для сего обратите особенное внимание ваше на познание климата и других потребностей к жизни; старайтесь вернее узнать почву земли и способность ее к произрастаниям; роды, свойство и количество тамошних произрастаний, особливо количество и доброту лесов и проч.

12) Наконец, чтобы по возвращении вашем из записок ваших можно было составить любопытное и полезное повествование, не оставляйте без замечания ничего, что случится вам увидеть где-нибудь нового, полезного или любопытного, не только относящегося к морскому искусству, но и вообще служащего к распространению познаний человеческих во всех частях. Вы пройдете обширные моря, множество островов, различные земли; разнообразность природы в различных местах натурально обратит на себя любопытство ваше. Старайтесь записывать все, дабы сообщить сие будущим читателям путешествия вашего. Для сего необходимо должны вы иметь описания знаменитых путешествий во всех тех местах, которые посещать будете; читая их и сравнивая с собственными вашими наблюдениями, будете вы замечать, в чем они верны и в чем неверны.

13) Веденный таким образом журнал путешествия вашего по окончании кампании должны вы представить за подписанием вашим в Адмиралтейский департамент.

14) Равным образом, если кто из офицеров особливо сделает какие-нибудь примечания и захочет сообщить оные, то их поместить особо при конце журнала, с подписанием имени его. За таковые примечания, если найдутся они полезными, может он приобрести себе честь и должную благодарность.

15) С вами отправляются астроном, натуралист и рисовальщик, которым даны будут от Академии наук особые инструкции, а вы, со своей стороны, обязаны доставлять им всевозможные вспомоществования в их занятиях. Рисовальщик должен снимать виды всех мест примечательных, где случится быть, также портреты народов, их одеяния и игры. Все и всякого рода собрания вещей, описания всего, рисунки и прочее в конце кампании обязаны художники вручить командующему отрядом, который все без изъятия должен представить государю императору чрез морского министра по возвращении в Россию.

16) А как отправляется с вами из штурманского училища некоторое число учеников, то имеете вы, сверх неослабного за поведением их смотрения, наблюдать и то, чтоб они занимаемы были продолжением наук, званию их приличных, дабы отлучкой на столь долгое время из училища не потеряли они приобретенных в нем знаний, а паче сделались бы полезными по службе через практические занятия.

Копию с сей инструкции должны вы дать командиру и другого шлюпа для исполнения по оной.

Гаврила Сарычев

Инструкция Ф. Ф. Беллинсгаузену от морского министерства о научной работе ученых, отправляющихся в экспедицию к Южному полюсу

[Июнь 1819 г.]

Императорская Академия наук, за краткостью остающегося времени, не приготовила инструкции для гг. ученых, в дивизии вашей в вояж отправляющихся. Вследствие чего я препровождаю при сем к руководству для них начертание некоторых предметов по ученой и художественной части, поручая вам объявить, что морское начальство ожидает от их практических сведений и деятельности точного исполнения во всем, что токмо до их звания относится.

Начертание некоторых предметов по ученой и художественной части

Предпринимаемая по высочайшему е. и. в. повелению кампания, имея целью приобретение полнейших показаний о нашем земном шаре, доставить отправляющимся в оную ученым способ и частые случаи производить полезные для наук наблюдения.

По геометрической, астрономической и механической части они не упустят заниматься исследованием всех заслуживающих любопытства предметов, до сих наук относящихся, будут делать свои замечания и вести журналы о последствиях, ими извлекаемых.

Они должны производить опыты для определения долготы секундного маятника в различных широтах, что послужит к определению изменений тягости; дабы же выводимые последствия были достоверны, нужно, чтобы опыты были делаемы одними и теми же инструментами и лицами и были бы повторяемы с возможной точностью во всех тех местах, куда суда приставать будут.

Определение долготы входит в число ежедневных трудов мореплавателя, астрономы должны также особенно и прилежно сим заниматься. Они обязываются сохранять подлинные их вычисления о сих наблюдениях, производимых по расстоянию Луны от неподвижных звезд.

Зная по эфемеридам время затмений, которые случатся в продолжение их путешествия, а также и места, где оные будут видимы, астрономы не ограничат себя единственно определением мгновений начала и конца затмений, но означат также положение родов со всевозможной подробностью.

Приливы и отливы моря заслуживают особенного внимания; нужно замечать старательно двойной прилив в течение каждого дня.

По физической части путешественники обязаны делать наблюдения, до сего предмета касающиеся, к числу коих относится изменение компаса. Любопытно было бы испытать магнитную силу в тех точках, где есть наибольшее и наименьшее склонение магнитной стрелки.

Они должны вести верную записку о высоте барометра в разные часы дня.

Состояние атмосферы и ее беспрерывные изменения будут ими прилежно замечаемы, равно как и направление высших и низших ветров, в сравнении с дующим близ поверхности моря; различие высших и низших ветров в безоблачную погоду можно замечать посредством небольших воздушных шариков, которыми они будут снабжены.

Они обязаны стараться замечать течения моря везде, где только будет возможно, и вести записки об учиненных ими по сему предмету наблюдениях.

Феномены, как то: метеоры, северные и южные сияния, будут прилежно замечаемы, и желательно было бы, чтобы означаема была высота и полнота оных.

Должно внимательно наблюдать тромбы и, поелику еще по сие время не согласны в причине оных, стараться исследовать сей феномен, дабы можно было достигнуть до изъяснения оного.

Следует производить опыты касательно различной степени температуры моря и его солености в разных местах и глубинах в рассуждении различия тяжести вод и степени ее горькости, а также и насчет изменения теплоты в известной глубине противу замечаемой на поверхности моря.

Нужно делать наблюдения над льдинами различного рода как плоскими, так и возвышающимися наподобие гор, и изъяснить мысли насчет образования оных.

Равным образом следует замечать свет, блистающий часто на море; было бы весьма занимательно и любопытно изъяснить причины оного с большей подробностью, нежели как то до сего было делаемо.

Относительно химии нужно обращать внимание, по всем изысканиям, до сей науки относящимся, замечать краски, употребляемые народами для окрашения их изделий, вещества, из коих они их извлекают, и способы, изобретенные ими для их употребления.

По анатомической части будут вникать в познание всего того, что относится до изменений в человеческом роде, как то: в цвете, росте, сложении и проч. и проч., и не упустят распространить сих исследований и на внутренние части, если то представится возможным посредством анатомирования трупов; будут также осведомляться о долготе жизни и о времени возмужалости обоих полов.

По зоологии будут делаемы все наблюдения относительно сей части и, сколько возможность позволит, коллекцию.

Равным образом и по минералогической части не оставят собирать коллекции, в особенности будут замечать почву земли и отношения оной в противоположных берегах проливов и различные слои, словом, не упустят никаких полезных по сей части наблюдений.

Равное старание будет употреблено и по ботанической части как относительно коллекции растений, так и описания оных и собрания образчиков всякого рода деревьев, полезно было бы познавать силу и свойство тех, которые еще мало известны.

Живописцы в их художестве имеют средство представлять зрению понятия о всем том, что имеется видимого в природе, и от трудов их ожидается верное изображение всех заслуживающих любопытство предметов.

Наконец, мореплаватели не упустят случая во всякое время делать исследования, замечания и наблюдения о всем том, что может споспешествовать вообще успехам наук и в особенности каждой части.

Инструкция Ф. Ф. Беллинсгаузену от Адмиралтейств-коллегии о сохранении здоровья людей, отправляющихся на шлюпах «Восток» и «Мирный» в экспедицию к Южному полюсу

[Июнь 1819 г.][97]

По высочайшему е. и. в. соизволению назначены вы командиром 1 отряда судов, состоящих из 2 шлюпов, в дальний вояж отправляемых, «Восток» и «Мирный». По сему Адмиралтейств-коллегия предписывает вам, по окончании вооружения и по укомплектовании сих двух шлюпов надлежащим образом[98], отправиться в предположенный вам путь немедленно[99] по получении особой инструкции, которая дана будет по высочайшему повелению[100]. Со стороны Коллегии преподаются вам одни правила по части экономической, хотя правила сии изображены большей частью в морских регламентах, уставах и других узаконениях и известны всем флотским чинам, но, как с распространением познаний человеческих, из самых опытов в таких вояжах, в какой отправляетесь вы, почерпнутых, были по временам и обстоятельствам случаи, о коих в тех узаконениях не упоминается, посему излагаются оные в следующих статьях:

1

Как сохранение здоровья людей, составляющих экипаж, есть первая обязанность всех мореплавателей, и опытами доказано, что надежнейшие для сего средства суть: опрятное судов и экипажей содержание, очищение воздуха в палубах и интрюме, достаточное, но не чрезмерное упражнение людей в какой-либо экзерциции, крайнее наблюдение, чтобы в мокрой одежде люди не оставались надолго, а особливо не ложились в оной спать, доставление им наилучшей пищи и питья, то Коллегия от попечения вашего и ожидает, что сии, равно и другие приличные правила, могущие споспешествовать к благосостоянию экипажа, по совету медиков, конечно, исполнены будут вами со всей точностью.

2

В особенности имеете вы обращать внимание свое на больных и всеми мерами стараться об улучшении содержания их и излечения, поощряя к сему последнему и медиков на суда, вам вверяемые, назначенных, о прилежании коих и усердии или нерадении обязаны будете представлять начальству.

3

Всевозможную также долженствует иметь заботу о доставлении вообще людям свежей пищи и питья, для чего не упускать ни малейшего случая, и во время пребывания при берегах снабжать экипажи лучшими съестными[101] припасами посредством покупки наличных, а во время плавания в море ловом рыбы, где позволят местные обстоятельства[102], также ромом и вином[103], употребляя оные по климатам и обстоятельствам; для покупки напитков и съестных припасов предоставляется зайти в Копенгаген, в Англию, к острову Мадере или Тенерифу, а буде встретится нужда в дровах, то в Сант-Яго, наблюдая только, чтобы в Сант-Яго не долго оставаться, ибо там вредно для здоровья людей. Солонину прежде вываривать паром в котле, наполненном морской водой, для отделения чрез то от нее всех нечистот и жирных частиц, способствующих к скорейшему зарождению цинготной болезни, но совсем вываренная таким образом солонина и положенная в кашицу делает оную свежее и довольно вкусной.

В жарких краях давать масло коровье весьма умеренно, а когда оное покажется испортившимся, то и вовсе оного не производить, а с горохом обыкновенно приказывать мешать бульон. Когда на судах устроены будут печи, то нужно по временам раздавать людям печеный хлеб, который, как известно, гораздо здоровее сухарей; бочки водяные иметь внутри крепко обожженные, и таковое обжигание повторять чаще, дабы иметь всегда свежую и неиспорченную воду, наблюдая за всем тем, чтобы они всегда были в чистоте[104], и когда нужда потребует, налить бочки соленой водой для содержания судна в грузу, а после понадобится налить оные пресной водой, тогда прежде должно хорошо очистить оные, ибо нет ничего вреднее для здоровья и ничто так скоро не возрождает цинги, как испортившаяся вода[105]. Для сбережения здоровья людей вы снабжены будете запасом бульона, чая, патоки, сахара, какао, сосновой эссенции, сусла хорошего, уксусу и горчицы. Непременно должно запастись для больных достаточным количеством хины.

Небесполезно также взять с собой несколько бочек крепкого пива из последнего европейского порта, и когда одну бочку выпьют, то на ее дрожжи наливать теплую воду и сосновую эссенцию, смешав оную с патокой, наливка сия чрез 23 часа, а в теплую погоду чрез 10 часов, начинает бродить, и чрез три дня можно оную пить; таким образом из дрожжей двух выпитых бочек можно вываривать около 20 ведер нового хорошего пива. Из прежних вояжей видно, что между островом Св. Елены и Копенгагеном пропорция припасов, для сего употребляемых, была на бочку в 20 ведер три горшка сосновой эссенции и полтора пуда патоки, а пропорция каждого человека состояла из полукружки, и как пиво есть здоровейшее питье на море, то потребно давать оное людям чаще, сие предположение предоставляется приводить в исполнение по ближайшему вашему рассмотрению[106].

4

Людей стараться не подвергать напрасно в ненастье[107] и всякую влажную погоду, но смотреть, чтобы они не ложились на открытом воздухе; на солнце же голову всегда покрывали; постели их просушивать как можно чаще, а в палубах раскладывать с надлежащею осторожностью[108] огонь, как надежнейшее средство к очищению воздуха.

5

Во время плавания вашего не оставляйте упражнять штурманов, экономических офицеров и других чинов, поступая в сем случае по содержанию изданных и высочайше утвержденных правил, коими снабжены будете.

6

Сбережение пороха от расходов хотя немаловажно в предлежащем вам пути, но не воспрещается вам, однако ж, судя по обстоятельствам, делать экзерциции, причем поступать по регламенту императора Петра Великого, и как для оной, так для салютов, прочистки орудий и прочих выстрелов употреблять заряды по правилам, высочайше конфирмованным в 13 день апреля 1804 года. Всем иностранным чиновникам, посещающим ваши суда, делать почести по их чинам, руководствуясь в том уставом[109] государя императора Петра Великого.

7

При всяком входе вашем в дружественные чужестранные порты для покупки свежей провизии или для починки ваших судов вы должны немедленно давать знать о вашем приходе тамошнему правительству или кто есть со стороны российского двора и уведомлять также Адмиралтейств-коллегию о благосостоянии команды и судов[110].

8

Когда будете находиться в иностранных владениях и у народов различных стран, обходиться с ними ласково и сохранять всякую благопристойность и учтивство, внушая сие и всем подчиненным вашим, никаких дезертиров на вверенные вам суда вопреки прав народных не принимать, а если бы в числе их находились и российские подданные, то их не брать без сношения с местным правительством или с доверенной особой от российского двора, там пребывающей.

9

В салютах кораблей и крепостей тех держав, с коими трактатов не заключено, поступать по силе Морского устава государя императора Петра Великого, салютуя всегда в таком расстоянии, чтобы пальба могла быть видима и слышана. Впрочем, для сведения вашего и в чем следует исполнения будут присланы вам от Исполнительной экспедиции все договоры и трактаты, какие только с кем сделаны; также имеете взять от Кронштадтского порта для сведения вашего копию с инструкции, которая дана была прошлого 1805 г. крейсерским судам, посылаемым в море для воспрещения пути судам, шедшим из зараженных желтой горячкой мест.

10

Поелику звание ваше обязывает вас защищать достоинство флага российского, то Коллегия, надеясь, что вы не упустите ничего из вида к сохранению судов, вам вверяемых, и к недопущению их до оскорбления, предписывает вам содержать себя всегда в готовности, чтобы кто-нибудь, встретясь с вами, не мог нанести обиды флагу и причинить судам вашим вреда. В случае неприязненного нападения стараться оборонять себя, как долг храброго и искусного офицера повелевает, судам же купеческим, с вами встретившимся или купно с вами идущим, никаких обид не чинить, а, напротив, в возможном оказывать вспомоществование.

11

На случающиеся в пути надобности отпущена будет сумма, на записку которой в приход и расход имеете истребовать от Кронштадтского порта шнурованную книгу.

12

В ознаменование доверенности, какую имеет к вам начальство ваше, предоставляется вам право выдавать при случае, по бывшему на шлюпе «Диане» примеру, нижним чинам награждение годовое, полугодовое и третное жалованье из суммы, которая отпустится вам на экстраординарные расходы. На место умерших служителей повышать других нижних чинов по достоинству; позволяется производить людям[111], по климатам тех стран, где суда, вам вверяемые, будут находиться, морской провиант и провизию не по регламенту, но, соображаясь с примером лучших мореходцев, по собственному вашему усмотрению. Также позволяется употреблять для сбережения здоровья служителей, сверх положения, разное платье по климатам, белье и прочее из запасов, которыми каждое судно в достаточном количестве снабдится и покупать, в случае нужды, потребные для судов припасы и материалы[112].

13[113]

В рассуждении производства жалованья и порционных денег имеете вы поступать по высочайше конфирмованной в 5 день сего июня и при сем в копии прилагаемой записке[114].

14

Поелику плавание в морях обоих полушарий зависеть будет от свойства климатов и различных времен года, то и имеете руководствоваться путешествием кругом света известных плавателей, кои послужат вам во многих случаях или примером, или усовершенствованием к сохранению и содержанию судов и экипажей в целости и коими снабжены вы будете по особому распоряжению.

15

Что касается до цели плавания вашего, также до времени возвращения в свои европейские порты, о сем получите особенное предписание и наставление[115]. Посему остается коллегии заключить, что вы, яко искусный и отличный офицер, исполните с точностью поручение, вам делаемое, и последуете, не обинуясь, изображенным в морском уставе, в коллежской должности и в прочих узаконениях предписаниям, до командующего судном касающимся, благоразумными своими распоряжениями в предлежащем пути оправдаете ту доверенность, которая вам делается[116].

№ 50

Сообщение И. И. Траверсе Адмиралтейств-коллегии об утверждении им инструкции для экспедиции, отправляющейся к Южному полюсу

17 июня 1819 г.

Дошедшую ко мне при представлении Адмиралтейств-коллегии № 951 в двух экземплярах инструкцию для командиров шлюпов, отправляемых в дальний вояж, утверждая с некоторыми отменами и пополнениями, на ней значущимися, возвращаю у сего для исполнения.

Траверсе

Рапорт Ф. В. Моллера И. И. Траверсе об отправлении шлюпов «Восток», «Мирный», «Открытие» и «Благонамеренный» в плавание

4 июля 1819 г.

Имею честь почтеннейше донести в. в. пр-ву, что шлюпы «Восток» и «Мирный» под командой капитана 2 ранга Беллинсгаузена и «Открытие» и «Благонамеренный» под командой капитан-лейтенанта Васильева 3 числа сего июля отправились от Кронштадтского порта в назначенный путь.

Вице-адмирал Моллер

Рапорт Ф. Ф. Беллинсгаузена И. И. Траверсе о пребывании шлюпов «Восток» и «Мирный» в Англии

28 августа 1819 г.

На вверенный мне первый отряд запаслись всеми необходимыми вещами в Лондоне и Портсмуте и переделав по ненадежности пушечные порты на шлюпе «Востоке», а на «Мирном» помпы. Свежий W противный ветер удерживал вверенный мне отряд с 15 по 28 число августа сняться с якоря; хотя ветер и неблагополучный, но благоприятная погода сего 28 августа позволяет сняться с якоря. Путь сему отряду, как в. в. пр-ву известно, предлежит к острову Тенерифу. Находящийся в Лондоне от двора е. и. в. чрезвычайный посланник, хотя принял на себя приискать через г. Ганкса натуралиста, но на сие время никого нет, долее же ждать время не позволяет, чтоб не опоздать выполнить предназначенный сему отряду поиск. Издержки же, сделанные на поправку шлюпов и для продовольствия экипажа свежим мясом, зеленью и пивом через г. генерального консула статского советника Дубачевского за доставленные инструменты, хронометры, путешествия[117], разные карты и прочие необходимо нужные вещи, простираются до 1593 ф. стерлингов, которые мной не заплачены. Команда же на сих шлюпах обстоит благополучно, больных не имеется; о чем в. в. пр-ву имею честь донести.

Капитан 2 ранга Беллинсгаузен

Рапорт Ф. Ф. Беллинсгаузена И. И. Траверсе о прибытии шлюпов «Восток» и «Мирный» на остров Тенерифе

18 сентября 1819 г.

Два шлюпа первого отряда, «Восток» и «Мирный», отправились из Англии 29 числа минувшего августа и прибыли к острову Тенерифу 14-го числа в Санта-Круц, где налились водой, запаслись для вояжа вином и стоят в готовности сняться с якоря; караул и команда е. и. в. обстоит благополучно – больных не имелось. О чем в. в. пр-ву имею честь донести.

Капитан 2 ранга Беллинсгаузен

Из записок мичмана П. М. Новосильского о распорядке дня на шлюпе «Мирный» во время нахождения его в кругосветном плавании и о переходе шлюпов через экватор

…2 сентября [1819 г.] попутный ветер засвежел; мы идем по Атлантическому океану. Волны океана идут длинными рядами, правильно, корабль не бросается во все стороны, но восходит и нисходит по волнам плавно, хотя и более кренится[118]. К вечеру ветер и волнение моря усилились, шлюп обоими боками почти доставал до воды. Один раз так сильно качнуло, что в кают-компании полетели стулья и все что на столе: чашки, стаканы, бутылки попадали. Забавно было смотреть на наши телодвижения и жесты, чтоб сохранить равновесие и также не полететь на пол со стульями. Здесь кстати сказать о нашей морской жизни и препровождении времени. День у нас разделялся на пять вахт, или очередей, а именно: 1 вахта с полудня до 6 часов, 2 с 6 часов до полуночи, 3 с первого часа до пятого, 4 с пятого до девятого и 5 с девятого до полудня.

В 8 часов утра мы сбирались в кают-компании пить чай. Тут рассказывались новости, если были какие на ночных вахтах. Новости эти были бы не очень понятны для не служивших в морской службе. В 10 часов делали солнечные наблюдения, по которым вычисляли время на шлюпе; сравнивая это время с хронометром, получалась долгота места. Перед полуднем все офицеры являлись на палубу брать секстанами полуденную высоту Солнца. Особенный звон колокола «рында» возвещал полдень. После чего каждый спешил вычислять широту места шлюпа в полдень.

В час сходились к обеденному столу, не роскошному, но всегда хорошо приготовленному; капитан Лазарев обедал и пил чай вместе с нами. В кают-компании всякий занимался своим делом; притом у нас была довольно значительная библиотека русских и отчасти иностранных книг; мы наперед условились, кому какие взять книги. Карты решительно изгнаны были на нашем шлюпе: капитан Лазарев не мог терпеть их. Хороший вечер обыкновенно проводили на палубе. Тут начинались забавы матросов; иные, собравшись в кучу, пели песни, другие занимались гимнастическими играми, и день оканчивался приятно…

…18 октября [1819 г.]. В 10 часов утра мы перешли экватор в долготе 22°19' западной. Переход линии не обошелся без праздника. На богато убранной кораллами, раковинами и морскими растениями колеснице пожаловал к нам Нептун с Прозерпиной, наядами и тритонами, после произнесения забавных речей все, кто не переходил еще линии, выкупаны были в морской экваториальной воде, налитой в шлюпку, поставленную на левом шкафуте. Офицеры, однако ж, откупились от этого обряда. Затем началось угощение океанских посетителей и всего экипажа. Громкие песни и пляски не прекращались до самой ночи. Колесница сделана была из брандспойта, Нептуна с трезубцем представлял рулевой, не раз переходивший уже экватор, а Прозерпину – капитанский юнга.

Перейдя экватор, мы простились надолго с нашей родной Полярной звездой, которая, как известно, находится на конце хвоста созвездия Малой Медведицы. С уменьшением северной широты она все понижалась к горизонту и сегодня совсем канула в воду; на противоположной стороне явились Магеллановы облачка, соседние с Южным полюсом. Они, по мере увеличения нашей южной широты, все будут возвышаться над горизонтом, и если б удалось нам увидеть их прямо над головой, цель экспедиции была бы вполне достигнута, потому что мы находились бы тогда у Южного полюса…

Рапорт Ф. Ф. Беллинсгаузена И. И. Траверсе о плавании шлюпов «Восток» и «Мирный» от острова Тенерифе до Рио-де-Жанейро

8 ноября 1819 г.

Я уже имел честь донести из Тенерифа, что с вверенными мне шлюпами «Восток» и «Мирный» из Англии отправился августа 29 дня; на дороге к острову Тенерифу [находились] в пути 17 дней, где простояли пять дней, запаслись оба шлюпа вином, водой и свежими провизиями, посадными[119] ветрами добежали до широты 6 северной, от сей широты до 2 северной же широты боролись со штилями, шквалами и проливными дождями 10 дней, экватор перерезали в долготе 22°11'41'', после сего южными посадными ветрами дошли до широты южной 20°, как [мыс] Фрио открылся нам ноября 2; в Рио-Жанейро положили якорь того ж 2-го дня. И мне весьма приятно донести в. в. пр-ву, что служители в пути претерпевали жары и беспрестанную сырость на экваторе, были всегда здоровы. Теперь я как можно спешу, исправясь конопатной работой, равно и исправлении вооружения, отправиться к назначенному мне предмету, ибо уже по времени должно бы быть в больших широтах. О чем в. в. пр-ву имею честь донести.

Капитан 2 ранга Беллинсгаузен

Из рапорта Ф. Ф. Беллинсгаузена Адмиралтейств-коллегии о выходе шлюпов «Восток» и «Мирный» из Рио-де-Жанейро

22 ноября 1819 г.

По совершенном исправлении вверенных мне шлюпов «Восток» и «Мирный» вооружением и конопатной работой, а также заготовясь для служителей свежей провизией, табаком, дровами и… крупой, которой заготовлено… в 185 мешках в каждом по 6 португальских арабов[120], всего 1110 арабов, за 1 250 970 рейсов[121] за доставление оной денег я не платил, потому что оных мне не отпущено, с рейда Рио-Жанейро с отрядом сего числа снялся с якоря и отправился к назначенному мне предмету. Команда сих шлюпов обстоит благополучно, больных не имеется. О чем государственной Адмиралтейств-коллегии честь имею доложить, а деньги, причитающиеся за крупу, покорнейше прошу помянутую коллегию кому следует заплатить приказать.

Капитан 2 ранга Беллинсгаузен

Из рапорта Ф. Ф. Беллинсгаузена И. И. Траверсе о переходе шлюпов «Восток» и «Мирный» из Рио-де-Жанейро в Порт-Джексон

8 апреля 1820 г.

С вверенными мне шлюпами первого отряда «Восток» и «Мирный» был в совершенной готовности к отправлению в море 21 числа ноября 1819 г. в порте Рио-Жанейро; 22-го в 6 часов утра оба шлюпа снялись с якоря. Вышед из залива Рио-Жанейро, я принял путь к острову Георгия. Чтобы скорее достичь до сей цели, следовало бы держаться ближе к американскому берегу, но как там уже все путешественники исчертили море, а прямо от Рио-Жанейро к югу искали остров Гранде французский путешественник Лаперуз 1785 г., английские мореплаватели капитан Ванкувер 1795 г. и капитан Колиет 1793 г.; почему я принял путь прямо к югу, дабы прорезать пространство моря между сими мореплавателями, чтобы также со стороны россиян не упустить разрешения сомнительных предметов, если остров Гранде существует. Я иначе не мог искать, как прорезать по меридиану, чтоб не употребить много времени. 4 декабря, достигши широты S 41°10', долготы W 41°52', встретил великие стада птиц, принадлежащих к породе петрелей[122], также несколько кустов морской травы, что хотя и признают мореплаватели признаками близости берега, но мы ничего не встретили. 15-го того ж декабря увидели остров Валлис, лежащий по западной стороне [острова] Георгия, которого северная сторона осмотрена была капитаном Куком, почему, чтоб окончить осмотр острова Георгия, я обошел острова Валлис и Георгию с южной стороны, сделал с сей стороны опись и соединил оную у восточной оконечности острова Георгия с описью капитана Кука.

Остров Георгия состоит из островершинных каменных гор, покрытых снегом, а глубокие долины, разделяющие оные, наполнены льдом до самого моря. Сей остров имеет с южной стороны шесть заливов, из коих некоторые удобны, как казалось, к якорному стоянию. Погоду при описи мы имели самую дурную, пасмурную со снегом, что часто понуждало оставлять осмотр берега, хотя мы были местами 1 1/4 мили от берега, однако ж в трубы не могли усмотреть ни одного растения. Из залива Марии по южной стороне выехал к нам бот под английским флагом. В сем заливе находятся два судна, принадлежащие английской китовой компании. Они здесь бьют и вытапливают из морских слонов жир. По словам сих англичан, на северной стороне сего острова находятся еще три слонобоя. Они жгут на промысле тюленье сало, употребляя на растопку пингвиньи шкуры. Гавань, из которой бот вышел, называют залив Марии, по имени своего судна, на котором они сюда пришли. Промысел сей четыре года сряду производят, приезжая на лето весной, а осенью возвращаются обратно с добычей в Англию.

По причине весьма дурной погоды, крепкого ветра я ни в один из сих заливов не входил, опасаясь быть задержанным во оных. А время было дорого для важнейших предметов. Термометр у сего острова показывал 3° теплоты, 17-го числа пополудни, соединяясь по восточной стороне с описью капитана Кука, оставил остров Георгия и, пользуясь весьма крепким NW ветром, спустился к Сандвичевой Земле. Пасмурность весьма скоро скрыла из глаз наших остров Георгия. 18-го в полдень, находясь в широте 56°13' S, долготе 31°46' W, увидели первой ледяной остров, которого вышина от поверхности моря до 200 фут, в окружности до 2 миль; до 22 декабря проплыли мимо несколько ледяных островов, а сего числа (т. е. 22 декабря) в 10 часов утра увидели остров, прежде сего неизвестный, которого широта S 56°41'30'', долгота W 28°3'30'', окружностью 3 1/4 мили; с 22 на 23 в ночи увидели берег впереди нас, от которого поворотили до рассвета, а по рассвете сей берег оказался остров, неизвестный доселе, Широта S 56°44'10'', долгота W 27°8', окружность 12 3/4 мили, состоит из одной островершинной горы, покрытой снегом и беспрерывно окруженной облаками.

В 10 часов утра того ж числа увидели к северу в мрачности признак берега, а в 4 часа пополудни, подошед ближе ко оному, увидели, что это остров, которой лежит в широте S 56°17'30'', долготе W 27°25'45'', имеющий жерло огнедышащее, из коего весьма много исходило дыма. Остров в окружности 7 3/4 мили. Ночь проводил, держась у сего острова для лучшего опознания оного, ибо с вечера было видно множество птиц, оный покрывающих. С утра 24-го, подошед [к острову], я отправил для осмотра одного капитан-лейтенанта Завадовского и отыскания, нет ли якорного места. В полдень ялик возвратился и г. Завадовский донес, что остров сей от поверхности моря до половины горы наполнен пингвинами двух родов, сидящих на яйцах, которые нашим путешественникам не уступили места. Между пингвинами видели несколько куриц Эгмондской гавани[123].

Берег весь состоит из камня, возвышаясь у самого моря от 20 до 30 фут. От моря внутрь остров покрыт тонким пеплом, песком и мелким камнем до самого жерла горы, занимающей большую часть острова… Осмотревши сей остров, имея весьма хороший горизонт, не видел более никакого берега к северу, почему взял направление к Сандвичевой Земле, 27-го увидели по рассвете два островка, названные на карте г. Кука Сретение, которые лежат в широте S 57°10'45''и долготе W 26°41'. 29-го увидели остров, названный Куком Сандерс, который в окружности имеет 17 миль. На оном находится огнедышащая дымящая гора. А следующего дня поутру прошли берег, названный капитаном Куком мысом Монтегю, который также неприступный высокий каменный остров, в окружности содержит 28 1/4 мили. 31-го увидели берег, коего западный мыс назван капитаном Куком мыс Бристоль, но сего дня и следующего 1 генваря за мрачностью и густым снегом не могли обойти по О-ю сторону оного и плавание имели между льдами, а 2-го числа удалось обойти оный, который оказался островом в окружности 19 миль. Сего ж числа продолжали плавание к югу.

К вечеру увидели берег, названный капитаном Куком Тули. Следующего дня, проходя оный, усмотрели, что берег сей состоит из двух островов и третьего малого острова. Как обретенные нами, так и берег, названный капитаном Куком Сандвичевой Землей, суть острова. Все имеют высокие горы, коих вершины покрыты снегом, а скаты к морю – льдом, и некоторые содержат огнедышащие сопки. На всех сих островах природа, совершенно охладевши от жестокого холода, ничего не производит растительного, а на иных обитают токмо пингвины. Во время плавания около сих островов весьма часто встречались нам ледяные острова, а пройдя остров Бристоль, увидели к востоку ледяное поле, на коем рассеяно было множество островов ледяных разной величины и образования; вдоль сего поля сквозь мелкий лед и рассеянные острова я продолжал плыть к S (причем не мог избежать нескольких ударов об лед) в предположении, не откроется ли продолжение сих островов, и идти к югу до возможности, а потом принять плавание к востоку.

Однако ж 4-го числа, дойдя до широты 60°39', всегда видел к востоку сплошной лед, а здесь встретил не токмо с сей стороны, но к S и SW ледяное поле, на коем множество ледяных островов. Сие поле с салинга видно было непрерывающимся до видимого горизонта, при ясной погоде и чистом горизонте; по таковым встретившимся обстоятельствам не мог продолжать плавание ни к S, ни к О и будучи во все время окружен ледяными островами; дабы выйти из столь опасного положения, принял плавание к западу, а потом, чтобы обойти сие пространное поле, коего начало показалось мне близ Бристоля, я принял плавание по западную сторону островов Тули и Бристоля. Прошед между Бристолем и Монтегю, принял курс к востоку, но, продолжая плавание между льдами, старался придерживаться несколько к S, но по мере приближения к югу всегда встречал умножающиеся ледяные острова. А с 8-го на 9-е число утром, в мрачную погоду, зашли в ледяные поля и мелкий лед так, что с трудом могли выйти, приняв курс к северу, беспрерывно то спускаясь, то придерживаясь для минования льдов; при всем том не могли избегнуть нескольких ударов, от коих несколько меди в носовой части ободрало, а у шлюпа «Мирный» от сих ударов раздробило в подводной части форштевень.

К счастью, однако ж, течь не увеличилась. Продолжая плавание наше между льдами до 11-го числа, когда лед сделался реже, я стал держать опять к югу, и при весьма пасмурной погоде продолжал плавание к S, встречая льды не реже прежнего. 16-го числа, дошедши до широты S 69°25' и долготы 2°10' W, встретил сплошной лед, у краев один на другой набросанный кусками, а внутрь к югу в разных местах по оному видны ледяные горы. Отсюда я намерен был плыть в виду льда, чтоб пробраться более к S, но противный ветер от О препятствовал мне выполнить сие мое намерение. Вылавировав несколько к востоку, с 19-го на 20-е число снова пошел к S, однако ж, и в сей раз встретил сплошной лед в широте S 69°20', долготе W 0°50'.

Ветер продолжался от востока. Я, видя упорство восточного ветра, спустился в широту несколько меньшую в надежде получить скорее западные ветры, которые в средних широтах господствуют. 1 февраля, находясь в широте S 64°30', долготе О 16°15', выиграв 17° к О, я снова пошел к S при восточном ветре и не прежде как с 5-го на 6-е число дошел до широты S 69°7'30'', долготы О 16°15'. Здесь за ледяными полями мелкого льда и островами виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжался по мере нашего зрения, возвышаясь к югу, подобно берегу. Плоские ледяные острова, близ сего материка находящиеся, ясно показывают, что они суть отломки сего материка, ибо имеют края и верхнюю поверхность, подобную материку.

С 7-го числа снова пошел к S, однако ж в сей раз ранее встретил льды, ветры же всегда по мере приближения к югу были восточные, почему, чтобы увеличить наше плавание по долготе, я снова пошел при восточном ветре к N, чтобы получить западные ветры, и снова сделал покушение к S. 14-го числа, находясь в широте 66°54', в долготе 41°33', видел несколько ледяных островов. Однако ж сплошного льда не видал. Здесь великая зыбь от NW и весьма тихая погода понудила отдалиться несколько к северу, а 18-го числа сделалась чрезвычайная буря от О, которая отнесла нас и еще более к северу и тем уничтожилось намерение мое пройти широту, в коей капитан Кук встретил льды, и, осмотря положение оных, плыть по сей параллели к востоку, придерживаясь к югу до возможности.

Крепкий ветер продолжался до 21-го числа, а с сего числа ветер позволил опять принять плавание наше к востоку, и я продолжал оное по параллели между 62° и 63° южной широты до 27 февраля, имея по большей части крепкие ветры и почти непрестанную мрачность со снегом и изморозью, и ежедневно встречал на пути разной величины ледяные острова. С 27 до 1 марта SO ветром удалило нас несколько к северу, а с сего числа до 4-го шел к востоку между ледяными островами, при крепких южных и юго-западных ветрах, имея обыкновенными спутниками снег и непристанную почти мрачность и изморози. 4-го числа в широте S 60°30', долготе О 119°00'′ встретил умножающиеся ледяные острова, между коими море наполнено множеством кусков льда, так что беспрестанно надобно было то спускаться, то подыматься для минования оных.

Таковое плавание при наступившем позднем времени, когда ночи сделались продолжительнее, в течение коих плавание делалось весьма опасным и могло быть бедственно; густая же мрачность и непрестанно почти шедший снег и среди самого дня не позволял часто видеть предметов далее 50 саж., к тому же приближение времени равноденственного, при коем по большой части случаются бури, в которые невозможно избегнуть бедствия, находясь между льдов, среди коих около двух недель сряду имел плавание и видел беспрестанно умножающиеся ледяные острова, между коими начинали показываться и множество кусков льда; притом плаванию нашему прошло 104 дня, в продолжение коих служители претерпели великие трудности как от непрестанных крепких ветров, так от мрачной и ненастливой погоды и весьма часто шедшем снеге; паруса и снасти в сие время по большей части были обледеневшими, отчего и управление самым судном не токмо тягостно, но и весьма затруднительно.

Все таковые причины, но более встретившаяся густота льдов и продолжительность ночей, понудили меня решиться оставить большие широты и войти в меньшие; но дабы и сие плавание учинить полезным для мореплавателей или гидрографических сведений, я рассудил обозреть великое пространство моря по широте на 10° и по долготе на 50°, никем еще не посещаемое, заключающееся между путями капитанов Кука и Фюрно. А посему 5 числа марта дал повеление лейтенанту Лазареву идти южнее пути капитана Фюрно 2 1/2°, а сам пошел севернее капитана Кука пути столькими же градусами, при сем имел намерение обозреть остров Компанейский, открытый гишпанцами, означенный на карте Арросмита[124] от Вандимена к югу. 9 марта претерпел столь великую бурю, что невозможно было иметь ни одного паруса, и я в сие время находился в крайне худом положении между льдов.

10-го имел жестокий унтерзеель и плыл между ледяных островов; с сего числа до 14-го имели сильные ветры, а 14-го сделался шторм, при котором плавание между льдов было довольно неприятное. 16-го претерпели вторично бурю, но, к счастью, недолговременно продолжавшуюся; с 21-го на 22-е, проходя параллель острова Компании и далее оного к востоку, ничего не видал. Равномерно и лейтенант Лазарев, проходя близ сего же места, не видал оного, из чего заключаю, что оного широта неверно означена или его вовсе не существует. 30 марта пришел в порт Джексон. Как в продолжение сего вояжа, так и по приходе в порт труднобольных не имел, чего не могло бы случиться, не быв так хорошо и изобильно снабженными как одеянием, так и всеми потребностями, полезными для здоровья. Шлюп «Мирный», находясь еще в больших широтах, лишился одного матроса, заболевшего нервной горячкой…

В Фалкландские острова[125] я не мог идти как по наставшему позднему времени, так и по бурям, которые претерпевал 17 дней со времени равноденствия, притом и слишком долговременное плавание, какового еще никто из знаменитых мореплавателей не производил в сих морях, воспрепятствовало мне отважиться на сей предмет, который мог бы увеличить плавание до тягостного и изнурительного положения для команды.

Во все время плавания нашего при беспрерывных туманах, мрачности и снеге, среди льдов шлюп «Мирный» всегда держался в соединении, чему по сие время примеру не было, чтобы суда, плавающие столь долговременно при подобных погодах, не разлучались, и потому поставляю долгом представить в. в. пр-ву о таковом неусыпном бдении лейтенанта Лазарева для исходатайствования монаршего воззрения на столь ревностное продолжение службы.

При сем за долг поставляя донести в. в. пр-ву, что в такое продолжительное время плавания в столь суровом море, где беспрерывно существуют жестокие ветры, сохранены как рангоут, равно паруса и снасти в целости, что означает бдительность и искусство подчиненных мне офицеров.

По приходе в порт Джексон шлюпа «Мирный» 7 апреля лейтенант Лазарев донес, что у него все в целости и о своих офицерах также относится весьма хорошо.

В столь продолжительном и весьма трудном плавании между льдами, туманами и снегом капитан-лейтенант Завадовский разделял труды со мной и во всех случаях был совершенный мне помощник, переносил великие трудности, без его помощи я бы не в состоянии был перенести сии труды в столь суровом и сыром климате. Почему всепокорнейше прошу в. в. пр-во исходатайствовать капитан-лейтенанту Завадовскому монаршее воззрение.

Капитан 2 ранга Беллинсгаузен

Из письма капитана 2 ранга[126] М. П. Лазарева А. А. Шестакову о целях экспедиций к Южному и Северному полюсам, о качестве судов, назначенных в эти экспедиции, и о переходе шлюпов «Восток» и «Мирный» из Кронштадта в Порт-Джексон

24 сентября 1821 г. Кронштадт

…В письме твоем ты вдруг многого требуешь, однако ж, чтобы не оставить тебя совсем в неизвестности, скажу кое-что вкратце. Ты уже знаешь, что в 1819 г. государю угодно было отправить две экспедиции, одну к Северному, а другую к Южному полюсам для открытий или, лучше сказать, для осмотрения тех частей океана, кои миновали взоров прежних мореплавателей; главная же цель была в достижении самых больших широт как на юге, так и на севере. Южная экспедиция состояла из двух судов – «Востока» и «Мирного». Начальник экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузен командовал первым, а я вторым.

В Северной экспедиции находились тоже два судна – «Открытие» и «Благонамеренный», начальник коей М. Н. Васильев командовал первым, а Глеб Шишмарев последним.

Нужно тебе еще сказать, что все сии суда были сосновые. «Восток» строился на Охте по плану прежних «Кастора» и «Полукса», медного скрепления, с той только разницей, что не имел разрезных шкафутов, а верхняя палуба сделана сплошная. «Открытие» тоже строено на Охте, медного скрепления и сплошным набором по плану корвета «Мельпомены» с некоторой только переменой внутреннего расположения и уменьшения рангоута. Судно сие казалось мне вовсе неудобное к такому предприятию по малой вместительности своей и тесноте как для офицеров, так и для команды.

«Мирный» и «Благонамеренный» строены были на Лодейном Поле… в 120 фут. длины, железного скрепления, но по приводе их в Кронштадт обшиты были дюймовой обшивкой на медных гвоздях и, наконец, так же, как и другие – медью. Сии два оказались впоследствии самыми удобнейшими из всех прочих как по крепости своей, так и вместительности и покою; один лишь недостаток против «Востока» и «Открытия» был ход. Но для чего посланы были суда, которые всегда должны держаться вместе, а между прочим такое неравенство в ходе, что один должен беспрестанно нести все лисели и чрез то натруждать рангоут, пока спутник его несет паруса весьма малые и дожидается? Эту загадку предоставляю тебе самому отгадать, а я не знаю.

3 июля 1819 г. оставили мы Кронштадт все вместе. В Копенгагене запаслись мы ромом и прибыли в Портсмут 29-го того же месяца, где простояли целый месяц за инструментами, книгами и прочим, что случилось совершенно сверх ожидания. Переход наш в Рио-Жанейро вместе с 5 днями, которые провели в Тенерифе, где запаслись вином, продолжался 65 дней. В Бразилии пробыли мы 20 дней, где, освежив служителей и запасясь всем нужным для долгого и бурного плавания, отправились мы 23 ноября и пустились к зюйду, оставя «Открытие» и «Благонамеренный» еще в Рио-Жанейро. 15 декабря усмотрели остров Южной Георгии, которого описав западную сторону, пошли к Сандвичевой Земле. В сей бесплодной стране скитались мы, или, лучше сказать, блуждали, как тени, целый месяц; беспрестанный снег, льды и туманы были причиной столь долгой описи.

Наконец, труды наши были не напрасны, Сандвичева Земля состоит вся из небольших островов, и к тем, кои открыл капитан Кук и назвал мысами, полагая, что то сплошной берег, прибавили мы еще три и, не вымарывая имя Сандвича…, переменили мы только вместо земли, назвали Южные острова Сандвичевы. Прямо на зюйд лед, сплотившийся с буграми, препятствовал нам продолжать путь свой, а потому, обойдя оный к NO, спустились, наконец, к зюйду. Беспрестанный снег и туманы продолжались иногда по две недели сряду. Ты из сего можешь иметь понятие об нашем лете, а особенно если сказать тебе, что термометр иногда при южных снежных штормах понижается до 4 1/2° морозу. Береговым твоим землякам покажется это немного, а ты можешь судить, каково это в море при жестоком шторме? 16 января [1820 г.] достигли мы широты 69°23' S, где встретили матерый лед чрезвычайной высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря на салингу, простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение, но удивительным сим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и пошел по обыкновению снег. Это было в долготе 2°35' W от Гринвича. Отсюда продолжали мы путь свой к осту, покушаясь при всякой возможности к зюйду, но всегда встречали льдинный материк, не доходя 70°…

…Подумай ты об положении нашем, в котором находились мы множество раз: пробегая между льдинными островами в ясную погоду и надеясь на продолжение оной, забирались иногда в такую чащу, что в виду их было в одно время до полутора тысячи, и вдруг ясный день превращался в самый мрачный, ветер крепчал и шел снег, горизонт наш тогда ограничивался не далее как на 20 саж., и в каком положении мы тогда оставались? Одно счастье, можно сказать, спасало нас и даже до того оно нам сопутствовало, что мы во все время не разлучались.

Льдинные сии острова, об которых я тебе говорю, бывают от 300 и до 400 фут. вышины и от 1 1/2 мили до 12 в окружности, впрочем есть и менее и более. Например, один видели мы хотя не более 1 1/2 мили в окружности, но 468 фут. сверх поверхности моря. Другой же был примечателен длиной своей, ибо шли вдоль оного 11 миль, но вышина его была не более 120 фут. К сему нужно прибавить, что та часть льдинного острова, которая сверх воды, есть только 1/8, – 7/8 находится внизу, в чем мы утвердились многими делаемыми нами опытами, разрубая лед разными фигурами и погружая их в воду. 5 марта в широте 58°44' S, долготе 90°35'47''О нарочно разлучились, дабы разделить пространство между путевыми линиями капитанов Кука и Фюрно на три части. После сего каждый из нас обязан был сделать поиски острова, виденного гишпанцами в широте 49°30', долготе 143°04' О. Но как тебе известно, что господа Espagnolos[127] всегда на своих картах врали не только в долготе, но и в самой широте иногда до 40 миль и более, а потому и поиски наши были тщетны. После сего путь наш направлен был к порту Джексону, куда и прибыл я 7 апреля после 138-дневного плавания, в продолжение коего не только не лишились мы ни одного человека, но не имели больных и даже никаких признаков скорбуты[128]. Каково ныне русачки наши ходят! Здесь нашел я «Восток», прибывший 7 днями прежде нас, и к удовольствию нашему служители на нем были в том же здоровом положении, как и наши. В порту Джексон пробыли мы целый месяц, исправляя шлюпы и починивая поврежденные места от льдов…

Из записок П. М. Новосильского о переходе экспедиции Беллинсгаузена – Лазарева из Рио-де-Жанейро в Порт-Джексон и о произведенных экспедицией географических открытиях

21 [ноября 1819 г.]. Рано поутру шлюпы наши снялись с якоря и, пользуясь слабым береговым ветром, дошли до выхода из залива. Тут поднялся ветер с моря, и мы принуждены были опять бросить якорь. На другой день, в 6 часов утра, снова снялись с якоря и, оставя в левой стороне крепость Санта-Круц, а с правой Сахарную Голову, направили наш путь прямо к острову Южный Георгий. Мне с самого начала прибытия в Рио-Жанейро доверена была четвертая вахта, которой я управлял до конца нашего путешествия, а прежде был под вахтой у мичмана Куприянова, молодого офицера, который своими познаниями, необыкновенной деятельностью и, можно сказать, пламенной любовью к морскому искусству обращал на себя особенное внимание нашего капитана.

По приглашению начальника экспедиции Беллинсгаузена капитан наш, священник, лейтенант Анненков, доктор Галкин и я ездили на «Восток». После молебствия о благополучном совершении предстоящего нам под Южным полюсом плавания мы провели несколько времени на «Востоке» в самой приятной беседе с офицерами. Между тем наш капитан принял для чинов шлюпа «Мирного» жалование и порционные деньги на 20 месяцев. Мы получали очень большое содержание, и именно, восьмерное или двойное серебром жалованье и сверх того около 30 червонцев порционных денег в месяц. Начальник экспедиции снабдил теперь нашего капитана особой инструкцией, которая главнейше заключалась в следующем:

1. В дурную и пасмурную погоду шлюпу «Мирному» держаться в кильватере «Востока», в 5 кабельтовых, а во время тумана еще ближе.

2. В хорошую погоду быть на траверзе «Востока», в 4, 6 и даже 8 милях, дабы шлюпы могли обозревать большее пространство моря.

3. В ночное время, когда на «Востоке» зажгут фонарь, зажечь и на «Мирном» и поднять на том месте, откуда виднее будет для «Востока».

4. Если по непредвиденному случаю, во время тумана или бури, шлюпы разлучатся, то искать друг друга 3 дня близ того места, где находились пред разлучением, производя пушечную пальбу.

5. Если разлучение случится до прибытия к острову Георгия, то местом соединения назначается этот остров, и именно высота залива Овладения, где ждать друг друга 4 дня. Если разлука случится близ Фалкландских островов, держаться под ветром их и, отыскав гавань, войти в нее, где ждать 6 дней, разводя ночью по соседним горам огни.

6. В случае окончательной разлуки поступать по инструкции морского министра, потом следовать к Новой Голландии, в порт Джексон.

В 7 часов пополудни по сигналу «Востока» шлюп «Мирный» подошел к нему под корму так, что могли разговаривать. Пожелав друг другу счастливого плавания и успехов, мы пошли с свежим ветром, взяв у марселей рифы, к югу настоящей цели нашего плавания.

По 1 декабря был свежий попутный ветер, погода большей частью стояла пасмурная. Около шлюпов летают петерли или бурные птицы и альбатросы, дельфины проходят целыми стадами, показываются бониты[129] и акулы, киты по временам пускают фонтаны.

3 декабря видели к юго-западу множество морских птиц; мы подумали, нет ли близко отмели, но потом во 100 саж. дна не достали. Подойдя ближе, рассмотрели плавающего на поверхности моря мертвого кита, окруженного морскими птицами.

6 декабря капитану удалось подстрелить белого альбатроса, который летал над шлюпом. Весу в нем оказалось 31 фунт, длина между крыльями от одного конца до другого 10 фут. 7 д. Длина носа, белого, как слоновая кость, 4 д.

Ночью все море казалось беловатым; не происходило ли это от слизняков, которые, может быть только в тропиках, в темные ночи могут светиться, как огонь.

8 декабря находились на параллели 45°, на которой Ла Рош будто бы открыл остров Гранде. Но, при ясной погоде и чистом горизонте, острова этого мы не видели; впрочем, многие птицы, рыбы и в особенности плавающая трава показывали близость берега.

11 декабря, в широте 49°4' западной в первый раз увидали пингвинов (aptenolytes), главных обитателей южных полярных стран. Они подплывали к шлюпу и громко кричали хриплым, неприятным голосом…

15 декабря с раннего утра все были на палубе и устремили нетерпеливые взоры вперед, чтобы увидеть [остров] Южный Георгий. Берега еще не было видно, но над тем местом, где он должен был открыться, висели черные густые тучи; киты беспрестанно пускали фонтаны; серые, голубые, черные и белые птицы, пинтады или пеструшки летали во множестве, альбатросы, распустив длинные крылья, величаво плавали в воздухе, пингвины, выскакивая из воды у самого шлюпа, как будто с удивлением на нас смотрели и перекликались между собой. Наконец, в 8 часов утра сквозь туман явились слабые очерки островов Валлиса и Георгия. Чем ближе мы к ним подходили, тем вид их становился мрачнее, суровее. Дикие, неприступные скалы смотрели на нас очень неприветливо. В ущельях и на вершинах гор лежал глубокий снег; бурун с шумом разбивался о прибрежные камни; пингвины еще громче кричали; на небе висели темные густые тучи, воздух был сырой, снег и град шли попеременно, и пред нами гордо возвышался Южный Георгий, как исполин в черной броне, с убеленной главой, как грозный передовой страж таинственного Ледовитого моря!

Держась близко к берегу, мы заметили несущийся к нам под английским флагом ботик. Мы легли в дрейф; два промышленника вошли на наше судно. Смотря на них, легко было понять, какую они терпят нужду и лишения. Они были в одних рубашках, пропитанных жиром, которым и сами были выпачканы. Они сказали, что здесь, в заливе Мария, четыре уже месяца стоят два трехмачтовых английских судна, пришедшие для промысла китового жира и ловли морских элефантов (Phoca Procosciclea), которые в летние месяцы выходят на берег. Для добывания последних они ездят по разным бухтам, легко бьют этих животных и вытапливают их жир. Иногда они проводят ночи на берегу пустынного Георгия, на котором нет никакого растения, кроме кое-где пробивающегося мха. Вытащив на берег лодку, опрокидывают ее и под этим кровом ночуют. Чтобы согреться, зажигают жир элефантов, употребляя для растопок шкурки пингвинов, которых здесь бесчисленное множество.

Один из промышленников изъяснялся хорошо по-русски и сказал, что близ залива Мария есть свежая вода, текущая с двух гор ручьями, и что из птиц одни только голуби годны в пищу. Мы любопытствовали знать, где он так хорошо выучился русскому языку… «Я бывал в Кронштадте, – отвечал промышленник, – и мне случалось проживать там долго».

Промышленники привезли нам пингвиновых яиц; вкусом они недурны, весу в каждом немного менее фунта. Их отблагодарили сухарями и тремя бутылками рому, который слишком дорог для них в стране сырой и холодной.

Вечером для безопасности отдалились от острова и с рассветом, опять подойдя к нему, продолжали опись западного берега. Остров вообще горист, покрыт льдом и снегом; только густые скалы, на которых снег держаться не может, темного цвета. При описи острова многие примечательные места названы были именами офицеров и других должностных на шлюпах лиц, как, например, остров Анненкова, мысы Парядина, Демидова, Куприянова, залив Новосильского.

17 декабря, окончив опись западного берега Георгия и связав ее с описью восточного берега, сделанной Куком, по сигналу шлюпа «Восток» взяли курс на юго-восток, прямо к северной оконечности Сандвичевой Земли; горизонт был мрачен, ветер засвежел; теплоты было, несмотря на летнее время, только 1° по Реомюру.

18 декабря, несмотря на крепкий ветер и большие волнения, под всеми парусами летим к Сандвичевой Земле. В самый полдень нам казалось, что впереди виден берег; тотчас поворотили и дали знать об этом сигналом шлюпу «Восток», который также поворотил. Время сделалось бурное, шлюп жестоко бросало с боку на бок. В первый раз на палубе протянуты были леера, потому что невозможно было ходить, не держась за них. Мы несли марсели, зарифленные всеми рифами.

20 декабря прошли в первый раз мимо большого ледяного острова, который третьего дня казался нам берегом; он был длиной в итальянскую милю и вышиной около 30 саж. С любопытством смотрели мы на ледяную громаду, близ которой находились. Нам надлежало ближе ознакомиться с этими кристальными островами, которые, вероятно, надолго будут неразлучными нашими спутниками. Ледяной остров имел вид огромного здания. С одной стороны, на отлогости его стояли рядами пингвины и, казалось, с изумлением смотрели на приближающиеся к ним чудовища. Киты, как будто в честь нашу, пускали фонтаны. Ночью на 21 декабря прошли мы между многими большими льдинами; к счастью, луна светила, и мы могли избегнуть их ударов. 22 декабря, когда поутру погода прояснилась, увидели высокий темный, доселе неизвестный остров, состоящий из голого камня, вершина которого покрыта льдом и снегом. Южная часть похожа на Сахарную Голову.

Остров это имеет в длину две мили. Это было первое наше открытие в Южном Ледовитом океане. На следующий день открыли второй, круглый, весьма высокий остров. Погода стояла прекрасная, а потому и вновь открытый остров, несмотря на его неприступные скалы, показался нам менее мрачным. На середине острова, имеющего в окружности 12 миль, возвышается гора, покрытая снегом. Между тем с самого утра нависшие в северной части горизонта темные тучи не переменяли своего положения и заставляли предполагать, что и тут должен быть берег. Прошед несколько миль по этому направлению, мы действительно открыли третий неизвестный остров. На юго-западной его стороне находилась гора вышиной около тысячи двухсот фут. от поверхности моря, из жерла которой шел густой смрадный дым и расстилался по воздуху, как из трубы парохода. Вид горы похож на две латинские буквы SS, наклоненные одна к другой. Этот остров менее покрыт снегом, нежели два первых, а близ жерла и вовсе его незаметно. Ночью мы держались недалеко от этого острова. Вероятно, капитан Беллинсгаузен желал ближе обозреть его.

24 декабря, находясь близ юго-западного мыса вулканического острова, шлюпы легли в дрейф и послали шлюпки к острову. На нашей поехали лейтенант Обернибесов, мичман Куприянов и я. Приближаясь к острову, мы окружены были множеством птиц. Пингвины выскакивали из воды у самого борта шлюпки, так что можно было их брать руками.

Петерли, пинтады, эгмондские куры летали над нами, альбатросы своими длинными крыльями чуть не задевали за наши головы. Видно, что здесь птицы людей не боятся, впрочем, и немудрено, вероятно, никогда никакое судно в этих водах не проходило и, следовательно, ничто не возмущало спокойствия обитателей этого острова, в числе которых пингвины занимают главное место – они здесь настоящие хозяева.

Может быть, по временам огнедышащая гора извергала пламя и потоки лавы текли по крутым ее ребрам, только не было разумного существа, которое могло бы видеть и понимать это величественное явление. Мы подошли к самому острову, но пристать к нему не было возможности: страшный бурун ходил по камням, которыми окружен берег. Продолжая идти вдоль него, нашли напоследок маленькую бухту, в которой волнение было потише. Вошед в нее, мичман Куприянов и я выскочили на один высунувшийся из воды камень, двое матросов последовали за нами. Лейтенант Обернибесов с прочими остался на шлюпке. Подымаясь с трудом с камня на камень все выше и выше, мы достигли до крутой снежной горы, которая, упираясь срединой на острый, слизью покрытый камень, висела над двумя глубокими пропастями, а верхом своим соединялась с поверхностью острова. Долго думать было нечего, мы все отправились ползком на гору. Сначала все шло благополучно, мы уже достигли двух третей горы, оставалось до верху не более двух саженей.

Но тут, к несчастью, весь снег, в который упирался я ногами, обрушился, левая рука также вышла из-под снега, я висел на одной правой, и та уже скользила. Еще одна секунда – и я должен был лететь в одну из пропастей, перерезанных острыми камнями, на дне которой кипел страшный бурун; ни помощи, ни спасения ожидать было неоткуда… Предав себя на волю Божию, я чувствовал, что в это самое мгновение полечу в бездну; рука совершенно выходила из-под снега; в глазах потемнело, все кончено… Но Господь помогает человеку и тогда, когда по его расчетам нет уже ему никакого спасения. Матросы, только что достигшие в это мгновение до вершины горы, заметили мое положение; один из них, избавитель мой – Петунин, бросил мне конец веревки; судорожно схватил я ее обеими руками и был поднят на край острова. Мичман Куприянов с матросами взял дорогу правее меня; они счастливее совершили опасное по совершенно отвесной горе восхождение.

Пространная равнина, на краю которой мы теперь стояли, была покрыта без преувеличения миллионами пингвинов; их хриплый крик, соединяясь с шумом волн, разбивающихся о прибрежные камни, произвел на меня, так чудесно в эту минуту спасенного, неизъяснимое, неизгладимое впечатление.

Я был в каком-то новом, чудном свете; для меня начиналась как будто новая жизнь. Пингвины, подняв свои головы, с недоумением смотрели на не виданных ими пришельцев и принимались хриплым голосом кричать еще громче. Посреди острова, на возвышенной горе, находилось жерло, из которого шел густой дым; черные, как бы обгоревшие тропинки, идущие от вершины вулканической горы по скатам, ясно показывают ее прежние извержения. Грунт земли состоит из черных ноздреватых камешков и серого песку.

Мы не могли сделать ни одного шага вперед, потому что пингвины стояли сплошной массой. Они на лапках своих держатся прямо, как человек, и ходят, переваливаясь с боку на бок; вместо крыльев имеют ласты, которыми могут бить довольно сильно. Самки сидели на яйцах, каждая из них имела одно яйцо, которое поддерживала лапками. Возле самок стояли самцы, храбро защищавшие подруг своих ластами, когда похищали их яйца. Решась идти вперед, мы стали расталкивать пингвинов; они падали направо и налево и очищали нам дорогу. Мичман Куприянов выстрелил дробью в одного пингвина; раненый тотчас окружен был множеством своих собратьев, с изумлением смотревших на окровавленного товарища.

Мы заметили, что пингвины ходят с острова в воду для пищи и купанья один за другим, линиями в совершенном порядке. С моря возвращаются на остров так же один за одним, гуськом, не торопясь и без малейшего замешательства. Мы привезли несколько пингвинов с острова на шлюп. Они были двух родов, одни многочисленнейшие, вышиной менее аршина, имеют клюв черный, шею снизу белую, спину и ласты бурые, переднюю часть белую, лоснящуюся, глаза желтые с черными зрачками. Другого рода пингвины выше, красивее первых, с палевыми шейками, с красными носами и глазами и желтым хохлом. Этих пингвинов у нас на шлюпе называли королевскими, а на «Востоке» – мандаринами. Те и другие сначала ничего не хотели есть, вероятно скучая о потерянном приволье, напоследок привыкли к солонине, которую маленькими кусочками проглатывали. Пили соленую воду и любили, когда их ею обливали. Из открытых островов первый назван островом Лескова, второй – Высоким, третий – Завадовского, а все вместе в честь морского министра островами Маркиза де Траверсе. Они лежат: первый – в широте 56°41', второй – 56°44' и третий – 56°18'. Долгота острова Завадовского, находящегося почти посредине группы, 27°30' западная.

25 декабря, для праздника Рождества Христова, день был ясный, что в здешнем суровом климате большая редкость. К северу продолжения новых островов не было видно, и потому направили путь к юго-востоку.

На шлюпе «Восток» сегодня было молебствие; мы оставались там до вечера и провели время весьма приятно. Рассказывая друг другу вчерашние наши подвиги, мы узнали, что шлюпка с «Востока» пристала с подветренной стороны, где берег был поотложе; доходили до половины горы, но принуждены были воротиться от топкого грунта и необыкновенно дурного воздуха от помета пингвинов.

27 декабря. Рано поутру открылись острова Сретения. Представьте две скалы и между ними камень: таков вид островов этих издали. Широта их 57°10', долгота среднего острова 26°50' западная.

Несмотря на дождь и мокрый снег, мы быстро шли прямо к югу, к Сандвичевой Земле, служащей как бы вратами или преддверьем к таинственному Южному Ледовитому морю, которое до крайности подстрекало наше любопытство, особенно в этом месте, где неустрашимый, предприимчивый Кук при всех усилиях не мог достигнуть далее 60° широты по причине сплошного льда и множества ледяных островов.

Вообще Сандвичеву Землю Кук видел как бы в потемках, почти всегда при тумане и снеге.

29 декабря, в 3 часа пополудни, сквозь туман открылся берег Сандерса; когда немного прояснилось, мы увидели высокий, покрытый снегом и окруженный большими льдами остров. На другой день утро было ясное и вчерашний остров очень хорошо открылся. Посреди его величественно возвышалась снежная гора, из жерла которой выходил густой, далеко расстилавшийся по воздуху дым. Остров Сандерс, имеющий в окружности 17 миль, опоясан ледяными островами и льдами, форма которых ясно показывает, что они отделились от берегов его. Широта Сандерса 57°52', долгота 26°24' западная. В следующие дни последовательно проходили острова Монтегю и Бристоль; погода большей частью стояла пасмурная, ледяные острова и мелкий разбитый лед во множестве окружал нас.

Положение наше между этими островами было весьма опасное; довольно взглянуть на карту, чтобы удостовериться, какие странные должны мы были выводить узоры, чтоб не наткнуться на ледяные острова и по возможности избегнуть ударов о большие льдины. Термометр стоял ниже точки замерзания; иногда шел столь густой снег, что мы принуждены были нарочно приводить к ветру, чтоб он стряхнулся с парусов; вахтенные матросы едва успевали выметать и выбрасывать его за борт. Бегучий такелаж обледенел, на вантах сколачивали лед драйками. Вахтенным офицерам надлежало иметь большую бдительность и хладнокровие. Малейшая неосторожность или нерешительность могли иметь самые гибельные последствия!

Ночь на 1 генваря [1820 г.] была темная, туманная. Между тем ледяные острова и разбитый лед со всех сторон нас окружали; термометр опустился ниже точки замерзания. Поутру, во время молебствия, когда преклонили колена, закричали: «Всех наверх!». Выбежали на палубу и видим перед самым носом страшной высоты ледяной остров… Мы успели однако ж вовремя от него поворотить и избавиться кораблекрушения. Весь день слышен был с разных сторон глухой шум, оттого ли что ледяные громады перевертывались, так что верхняя их часть погружалась в воду, а бывшая прежде в воде выходила наружу, или ледяные горы, встретясь между собой, разбивались одна о другую.

Дурная туманная погода не дозволяла нам провести этот день на «Востоке»; впрочем, у нас все было по-праздничному, несмотря, что мы находились на далеком юге, занесенные со всех сторон льдом, близ пустынных Сандвичевых скал, покрытых ледяной корой и вечным снегом, которые разве изредка тают от пламени, выбрасываемого вулканическими горами. Матросы одеты были в мундиры, имели праздничный обед, им дано было по стакану горячего с сахаром и лимоном пуншу, и несмотря на действительную опасность нашего положения, все служители были бодры, смотрели молодцами и провели день весело.

2 генваря в четыре часа пополудни увидели берег, названный Куком Южный Туле, в противоположность острову Исландии, который древние также называли Туле, почитая его самой крайней на севере страной. Все видимое море покрыто было ледяными островами и льдинами; к ночи поворотили на другой галс, чтоб с рассветом подойти ближе к Туле.

3 генваря, в три часа утра, при ясной погоде, под всеми парусами, со скоростью 6 узлов пустились мы прямо сквозь разбитый лед к Туле. В 10 часов утра, при полном сиянии солнца и прекрасной погоде, шли точно как в проливе, имея с правой стороны Туле, а с левой остров длиной мили в 4 и вышиной более 30 саж.

Этот пролив перерезан был многими ледяными полосами, сквозь которые продолжали мы пролагать путь далее к югу. Туле состоит из трех высоких, неприступных, скалистых, вечным снегом и льдом покрытых островов. Между двумя большими островами высунулся из моря камень. Средний остров, побольше прочих, имеет в длину около 6 миль и находится в широте 59°26', долготе 27°13' западной. Капитан Беллинсгаузен назвал его островом Кука.

4 генваря, при продолжающейся прекрасной погоде, несмотря на множество льдов, продолжали идти сквозь него к югу, но около полудня в широте 60°25', долготе 27°38' западной дошли до сплошного льда, который решительно преградил нам дорогу. С салинга не видно было нигде ни малейшего к югу отверстия. Погода в это время была совершенно ясная, но продолжения Сандвичевых островов не открывалось. Итак, нам удалось в этом месте только на полградуса далее Кука проникнуть к югу. Он видел Сандвичевы острова во время дурной, почти всегда пасмурной погоды, и потому немудрено, что почел их одним сплошным берегом.

Теперь очевидно, что от самых Фалкландских островов продолжается под водой непрерывный горный хребет, выходящий из моря скалами Авроры, Южным Георгием, Клерковыми камнями, островами Маркиза де Траверсе, Сретения и Сандвичевыми. Вулканическая природа этого хребта несомненна, дымящиеся кратеры на островах Завадовского и Сандерса служат явным тому доказательством; вероятно, есть огнедышащие горы и на других островах, вершины которых мы видели под ледяной корой и снегом. Если позволено здесь сделать скромное предположение, то, кажется, за Туле должны быть новые острова и, может быть, даже материк, иначе откуда бы взялось такое бесчисленное множество ледяных островов? Гряда Сандвичева с ее северным продолжением далеко для этого не достаточна…

Выше сказано, что мы подошли к сплошному льду, сквозь который с салинга не видно было нигде отверстия к югу, итак с[о] стесненным сердцем должны мы были повернуть сначала к западу, а потом к северу. Прекрасная погода вскоре прекратилась; пошел снег, набегали шквалы, туман иногда так был густ, что с кормы не видать было бака, а между тем мы находились в чаще льда, – только и слышно было на палубе: «Право, еще право, так! Держи лево, больше лево, лево на борт!»

Если прибавить к этому, что наш «Мирный» худо слушался руля и что одного удара о значительную льдину было достаточно, чтоб пойти ко дну, читатель легко поймет, как опасно было наше положение! Пингвины, как бы радуясь нашей невзгоде, окружили нас во множестве, надоедая своим диким концертом; даже неповоротливые киты от чего-то необыкновенно разыгрались; они выскакивали из воды стоймя на две трети своей длины, потом ныряли, показывая свой широкий хвост, – это была настоящая пляска морских чудовищ. В обратный путь мы перерезали гряду Сандвичевых островов между Монтегю и Бристолем.

7 генваря рано утром сделался густой туман, за которым шлюп «Восток» скрылся. Несколько раз палили из пушек, но ответа не было. В 10 часов утра, когда немного прояснилось, увидели «Восток» позади в четырех милях. Если бы туман еще продолжался, шлюпы легко могли бы здесь разлучиться. Около 6 часов вечера подошли к одному не очень высокому ледяному острову; пингвины сидели на нем рядами; капитан послал к этому острову шлюпку, матросы взбежали на остров и схватили более 50 пингвинов. Лучшие из них оставлены были для сделания чучел, прочим дана свобода.

8 генваря. Преследуемые льдами, мы идем к юго-востоку, чтоб достигнуть большей широты. Около 6 часов вечера на одной плоской льдине приметили черноватое большое животное. Оба шлюпа с разных сторон понеслись к этой льдине и, поравнявшись с ней, сделали несколько выстрелов. Животное было ранено, кровь лилась из него по льду ручьями, но оно сбиралось, кажется, с последними силами, чтобы броситься в воду; новый выстрел с подоспевшей в это время от «Мирного» шлюпки окончательно убил его. Матросы с трудом втащили на шлюпку тяжелого зверя, принадлежащего к породе нерпов, который в длину был 12 фут., а в толщину 3 фут., мясо его черное было невкусно и не могло быть употреблено в пищу. Животное это питается пингвинами и морскими птицами, куски которых нашлись в желудке при вскрытии его.

В 6 часов вечера я стал на вахту до полуночи. Около нас было до 50 ледяных островов и множество льдин. Ветер усиливался, море разыгрывалось; от горизонта стали подниматься облака, мрак распространялся и скрыл от нас ледяные острова, которыми мы были точно опоясаны. Убавили парусов, чтобы уменьшить ход шлюпов. Часовые, стоявшие впереди, беспрестанно кричали: прямо лед, вправо, влево лед! и шлюп наш должен был пробираться между льдом и писать странные узоры. Под конец вахты, казалось, лед еще более умножился; я безотлучно находился на баке и беспрестанно смотрел в ночную трубу, стараясь сквозь мглу и мрачность заблаговременно открыть ледяные острова и льдины; это было тем необходимее, что «Мирный» худо слушался руля. Я очень хорошо понимал, какая тяжкая ответственность лежала на мне: малейший недосмотр мог быть гибелен для шлюпа. Признаюсь, в первый раз пожелал я, чтобы моя шестичасовая вахта скорее кончилась. Я спросил:

– Которая склянка![130]

– Восьмая, – отвечают.

– Сказать, когда будет на исходе.

Пройдя еще несколько больших льдин, доносят, что восьмая склянка совсем на исходе.

– Доложить старшему лейтенанту, что вахта его начинается.

Старший лейтенант Обернибесов был офицер весьма аккуратный, знавший морскую службу превосходно. Не прошло и пяти минут, как он уже был возле меня на баке.

– Каково? – спросил он.

– Не совсем хорошо! Островов и льдин много, но за темнотой показываются в самой близи.

Пробыв еще несколько времени с ним на баке и рассказав положение виденных в ночную трубу ледяных островов, я сошел в кают-компанию и потом в свою каюту. Несмотря на усталость после шестичасовой вахты, сон бежал от глаз моих; засветив висящий над столом моим фонарь, я начал записывать в свой прозаический, но по крайней мере справедливый, без всяких вымыслов и прикрас журнал, обстоятельства того дня, даже последней моей вахты, то самое, что вы, благосклонный читатель, сейчас имели перед глазами; напоследок, от усталости, глаза стали смыкаться; я потушил фонарь и тотчас заснул… Ужасный удар, полученный шлюпом, мгновенно разбудил меня; я бросился на палубу, все офицеры сделали то же, и что же видим? За кормой большая льдина медленно удаляется от шлюпа… «Мирный» ударился о нее прямо форштевнем. Слава богу, что не ударился скулой, тогда бы гибель наша была неизбежна. К чести капитана должен сказать, что он ни словом, ни жестом не изъявил неудовольствия своего вахтенному офицеру, который, конечно, не мог отвечать за то, что шлюп не послушал руля. Впрочем худых последствий от этого удара не было, вода в трюме не прибывала, но у форштевня выломало греф на четыре фута длиной и один фут толщиной.

9 генваря при тумане мы были опять окружены ледяными полями и разбитым льдом; когда туман немного прочистился, к северо-востоку усмотрен был узкий проход, в который оба шлюпа направили путь, между тем ходу было по восьми миль в час. Капитан Беллинсгаузен показал в этом случае обычную ему неустрашимость и решительность. Пройдя этим каналом 8 миль, мы вошли в новый канал, простиравшийся прямо на север, которым пробежали еще 7 миль, и, наконец, были уже вне опасности, по крайней мере вышли из чащи льда. Широта места здесь была 59°47', долгота 15°30' западная. Погода в это время была переменчивая, по временам шел дождь, но проглядывало и солнце.

Случись в этих узких проходах обычные туманы, едва ли бы мы уцелели. Между тем, когда сияло солнце, никто и не помышлял об опасности. Напротив, перед глазами нашими самое величественное, самое восхитительное зрелище! С левой стороны большие ледяные острова из чистого кристалла светились изумрудами; солнечные лучи, падая на него косвенно, превращали эти кристаллы в чудные, волшебные, освещенные бесчисленными огнями дворцы, возле которых киты пускали высокие фонтаны; другие острова с глубокими пещерами, в которые с яростью устремлялись волны, а сверху падали каскады, представляя самые разнообразные, причудливые формы. По правую от нас сторону, весьма близко, тянулось ледяное поле, на котором были точно целые города с мраморными дворцами, колоннадами, куполами, арками, башнями, колокольнями, полуразрушенными мостами, посеребренными деревьями, – словом, мы видели самую интересную чудную фантастическую картину из тысячи и одной ночи!

Едва мы освободились от явной опасности и переменили долготу на несколько градусов к востоку, бесстрашный наш начальник опять идет во льды к югу. 14 генваря в полдень мы были в широте 63°49', 15 генваря достигли широты 66°54', а 16-го в 9 часов утра уже находились в широте 69°17' 1/2, и впереди льда еще не видно! Каждая миля, вперед пройденная, чрезвычайно радует нас. Почему знать, может быть, дойдем здесь до широты, самой близкой к полюсу?

Недолго мы тешили себя надеждой. В полдень, в широте 69°25', долготе 2°15' западной, сквозь шедший снег открылся впереди сплошной лед, приведя в бейдевинд, шли этим курсом еще две мили и достигли до обширного ледяного поля, усеянного пригорками и простиравшегося от востока через юг на запад; надо было выйти из этой бухты, почему и поворотили на северо-запад.

17 генваря пасмурность и снег продолжались почти весь день. 18 генваря день был ясный и ветер слабый, мы приглашены были на «Восток» обедать и остались там до 10 часов вечера. Эти редкие под южным полюсом, среди льдов, свидания были для нас бесценны.

Капитан Беллинсгаузен опять идет к югу; ночью на 21 генваря впереди стали показываться льды. В два часа мы уже шли посреди разбитого льда, а далее простиралось сомкнутое ледяное поле, в котором затерто было до 50 ледяных островов; идти вперед не было уже ни малейшей возможности; надлежало поворотить и взять курс на северо-восток.

26 генваря погода была ясная; во все это время, подвигаясь среди льдов к востоку, мы держались в больших широтах. Сегодня, подошед к одному ледяному острову вышиной от поверхности моря более 20 саж., легли в дрейф и сделали в верхнюю его часть несколько пушечных выстрелов, но они сначала не произвели над островом никакого действия; напоследок одним ядром разрушили значительную часть ледяной горы, и вся громада, потеряв равновесие, наклонилась и с страшным шумом рухнула в воду, а другая ее часть, бывшая дотоле в воде, вышла наверх. Известно, что правильная ледяная призма погружается в воду в семь раз более против высоты, остающейся поверх воды, следовательно, видимая льдина довольно правильной формы имела высоту 1000 фут., другие же виденные нами ледяные острова могли иметь 2000 фут. высоты и более. Спустив на воду ялик, накололи большие куски чистого, прозрачного льду, которые дали нам свежую, совершенно пресную воду. Плавая посреди южных льдов, по крайней мере не нуждаешься в свежей воде!

2 февраля при восточном ветре вновь пустились к югу и 3 февраля в 10 часов вечера в третий раз пересекли Южный полярный круг. Льду не было видно; полярные птицы и пинтады летали около шлюпов во множестве. Ветер был свежий, развело сильное волнение, по временам шел густой снег; термометр стоял на точке замерзания, но иногда опускался на 3° и ниже по Реомюру; снасти обледенели, бегучий такелаж покрыт был точно стеклярусом. «Восток» шел впереди нас и казался в полном зимнем наряде – весь засыпанный снегом!

4 февраля в полдень находились в широте 67°17', долготе 17° восточной, а льдов еще не видно.

Погода стоит довольно ясная, ветер свежий, и шлюп быстро бежит к югу. Отважный начальник наш принял твердое намерение еще раз употребить все усилия идти к Южному полюсу донельзя.

5 февраля, при сильном ветре тишина моря была необыкновенная. Множество полярных птиц и снежных петерлей вьются над шлюпом. Это значит, что около нас должен быть берег или неподвижные льды.

Поутру, впереди и по обеим сторонам горизонта явилась широкая блестящая полоса. К полудню полоса эта стала бледнеть, распространяться выше, и вдруг за ней, как за обширной, прозрачной завесой, открылись семь больших ледяных островов, недалеко один от другого стоящие, а за ними обозначился неподвижный лед, загибающийся в обе стороны. Прошед между этими островами, мы устремились сквозь разбитый лед к ледяному берегу; день был ясный, вид ледяного берега с высокими отвесными стенами представлял грозную, величественную картину. Несмотря на чащу льда, капитан Беллинсгаузен продолжал идти к ледяному берегу, чтоб удостовериться, нет ли где какого прохода к югу; но кроме небольших ледяных бухт нигде не видно было ни малейшего отверстия, и потому в широте 69°6 1/2′ и долготе 15°51' восточной поворотили назад, а потом пошли вдоль ледяного берега к востоку. Холода было до 3° по Реомюру; вокруг шлюпа летали птицы; мы видели одну эгмондскую курицу, а с 7 февраля появились небольшие дымчатые птицы вроде ласточек (sterna), нос у них красный; они кружились над вымпелом и пронзительно кричали. Таких же птиц мы видели у острова Георгия, следовательно, нет сомнения, что близ 69° южной широты и долготы от 15° и далее к востоку должен находиться берег. Может быть, более счастливому будущему мореплавателю и столь же отважному, как наш начальник, вековые горы льда, от бури или других причин расступившись в этом месте, дадут дорогу к таинственному берегу!

С 7 по 14 февраля все в больших держались широтах, близ сплошного льда. Ночью на 14 февраля пересекли путь капитана Кука; почти за полвека пред сим он нашел в 30 милях южнее этого места сплошной лед; сегодня мы видели над горизонтом к югу светлую полосу, а это, как мы неоднократно испытали, показывает близость ледяного берега или поля. Из этого следует, что в течение 47 лет, в положении льдов, по крайней мере в этих местах, не последовало никакой заметной перемены.

15 февраля настал противный ветер от востока. Волны подымались, как гора, шлюп то возносился на вершины их, то бросаем был в изрытые водяные пропасти. Эта ночь была одна из самых неприятнейших и опасных. Кругом льды, между тем темно и пасмурно, густой снег, соединяясь с брызгами разносимой повсюду вихрем седой пены валов, обнял наш шлюп каким-то страшным хаосом; присоедините к этому свист ветра в обледенелых снастях, скрип перегородок в шлюпе, бросаемом с боку на бок, по временам мелькающие в темноте, как привидения, ледяные громады, присоедините к этому пушечные выстрелы и фальшфейерный огонь[131], так ярко освещающий этот мрак и бурю, и будете иметь только слабую, бледную картину всех ужасов этой ночи!

На море часто видишь и понимаешь, как ничтожны все усилия человеческие…

Сменяясь с вахты в полночь, я и в каюте моей не переставал слышать страшные удары волн в борт шлюпа над самым ухом и невольно подумал, что оставленные нами на далеком севере наши родные и друзья, находясь под надежным кровом, верно, не подозревают, какую бедственную ночь проводим мы теперь во льдах под Южным полюсом!

До 28 февраля, подвигаясь к востоку, держались все еще в довольно больших широтах, и нам выдавались ночи, особенно на 19 февраля, такие же, как вышеописанные. Сегодня, 28 февраля, в полдень находились в широте 62°4' и долготе 68°15' восточной. Ночью при чистом небе видели – в полном блеске созвездия Ориона и Южного Креста. Появившиеся пингвины и нырки, точно такие, каких видели у Южного Георгия, показывают опять близость берега, тем более, что за четыре дня перед этим именно в три часа пополудни, в широте 62°32' и долготе 57°41' восточной, видели урила[132], который, поднявшись с воды, полетел к западу.

С 1 марта пошла другая сотня дней плавания нашего из Рио-Жанейро. Хотя офицеры и команда на обоих шлюпах пользуются совершенным здоровьем, но самые суда, парусность и оснастка требуют пополнения; в дровах у нас чувствительный недостаток; время подвигается к осени, с которой обыкновенно начинаются в здешних водах жестокие ветры и бури, а потому мы с усиленным ходом, даже по ночам, спешим к северо-востоку. До Новой Голландии нам предстоит еще обширное плавание, и именно надо переменить более 30° широты и более 80° долготы.

3 марта, после полуночи, сквозь облако замечен был необыкновенный свет. Потом на юге стали показываться синевато-светлые столбы; они беспрестанно исчезали и снова появлялись; иногда они имели вид длинных расходящихся лучей, иногда огонь волнистой лентой пробегал по небесному своду, иногда полнеба вспыхивало красным огнем, словом, нам представилось во всем блеске величественное изумительное южное сияние. Были такие моменты, что матросы думали, что небо в самом деле загорелось. Рулевой невольно вне себя вскрикнул: горит! горит! Во всю ночь так было светло, что можно было читать книгу самой мелкой печати, и все непрозрачные предметы бросали от себя тень подобно тому, как это бывает днем при солнце, подернутом легкими облаками. Наконец, это прекрасное явление кончилось, все погасло, а впереди продолжала гореть маленькая звездочка, по которой рулевой правил шлюпом к востоку.

4 марта. Сегодня капитан наш ездил на шлюп «Восток». Начальник экспедиции объявил ему, что он намерен, не заходя к островам Аукландским, идти прямо в Новую Голландию, в порт Джексон. Для большего же обозрения Южного моря в том месте, где мы пересечем путь Кука, шлюпы должны разлучиться: «Мирному» идти 2 1/2 или 3° южнее пути капитана Фюрно и в долготе 135° восточной войти в широту 49°39', чтоб искать на этой параллели Компанейский остров, потом осмотреть пространство моря от этого острова до южной оконечности Вандименовой Земли, идти в порт Джексон. Шлюпу «Восток» назначался путь 2 1/2 или 3° севернее пути капитана Кука, таким образом оба шлюпа обойдут пространство моря по долготе на 55° и по широте на 8°, которое не было еще обозреваемо ни одним мореплавателем.

5 марта с полуночи набегали на нас шквалы с густым снегом, так что на 10 саж. ничего не было видно; между тем мы шли между множеством больших льдин, к счастью, южное сияние освещало море, и мы могли пролагать между льдами свой путь.

В полдень находились в широте 59°, долготе 88°51'. «Восток» прислал к нам шлюпку за священником, который должен был у них находиться до прибытия в порт Джексон, так как на «Востоке» было команды более, чем у нас.

Около 5 часов пополудни «Восток» при семи пушечных выстрелах сделал нам сигнал идти в назначенный путь и сойтись в порту Джексоне. «Мирный» отвечал 20 выстрелами и, после взаимных желаний всевозможных друг другу успехов, под всеми парусами пошел к северо-востоку. Таким образом, мы надолго расстались с нашим флагманом. Разлука последовала в широте 58°50', долготе 89°51' восточной. В семь часов вечера «Восток» уже сделался невидим.

До сих пор, несмотря на частые туманы и пасмурность, несмотря на то, что шлюп «Восток» ходил несравненно лучше «Мирного», мы не разлучались с ним от неосторожности или по непредвиденным случаям. Правда, мы несли всегда форсированные паруса, чтоб иметь возможно быстрый ход, но были так счастливы, что со времени выхода нашего из Кронштадта не сломали ни одной брам-реи, ни одного даже лисель-спирта. Ночью имели ходу по 6 1/2 узлов; между тем шел снег и град, мороза было 3° по Реомюру, лед хотя и реже, но все еще попадается навстречу.

7 марта при сильном северном ветре и дождливой, пасмурной погоде развело сильное волнение. Надлежало взять у марселей все рифы, закрепить крюсель и спустить брам-стеньги. Около полудня ветер стих, но ненадолго; вскоре поднялся сильный ветер от NW и во втором часу превратился в настоящий шторм; закрепили марсели, фокстаксель изорвало в куски, удержались одни только гафельные трисели. Теперь мы в жестокую бурю одни-одинехоньки среди пустынного Ледовитого океана; нет в виду «Востока», на котором так приятно было остановить взоры.

До 10 марта продолжался крепчайший ветер, волны ходили громадные; когда с хребта их шлюп падал вниз, казалось, что мы находимся при подошве высочайшей водяной горы. К счастью, ледяные острова попадались реже. Так как шлюп «Восток» шел против нас тремя градусами южнее, то положение его во льдах было несравненно опаснее, и мы очень о нем беспокоились.

У матросов стали обнаруживаться простудные лихорадки и ревматизмы. Во все время плавания во льдах, кроме обыкновенной полуденной порции водки, матросы получали по стакану слабого пунша с сахаром и лимонным соком; теперь им прибавили еще порцию водки за завтраком. Это много способствовало к поддержанию здоровья команды в сыром и холодном климате при ежедневных трудных работах.

13 марта в широте 54°49', долготе 113°7' восточной видели много травы, птиц и нырков, точно таких, какие показывались у Южного Георгия. Надо полагать, что вблизи этих мест есть какой-нибудь остров. Беспрестанно смотрели с салингов, но открыть берега не посчастливилось. До 16 марта те же признаки земли повторялись. Между тем нам надо было поспешить в порт Джексон, куда шлюп «Восток», лучше нас ходивший, мог прийти гораздо ранее.

16 марта с утра северный ветер крепчал и к полудню превратился в жестокий ураган; палубу обдавало волнами; сильнейший вихрь рвал верхи валов и разносил брызги дождевой пылью по воздуху, так что, несмотря на ясную погоду, нельзя было сквозь эту морскую вьюгу видеть вперед далее одной итальянской мили. Буря эта продолжалась до восьми часов вечера: тогда прибавили паруса, чтоб сколько-нибудь ослабить качку, которая бросала шлюп с боку на бок.

17 марта. День был ясный, служительское платье, в эти дни все до нитки промокшее, могло быть высушено. Тяжелый воздух в каютах топкой камельков и открытием люков был освежен. Все матросы, несмотря на семнадцатинедельное плавание, имели здоровый и веселый вид; все наши больные выздоровели. Мы имели в докторе Галкине не только искусного, но неусыпного и самого заботливого медика.

18 марта ночью намеревались наблюдать лунное затмение; но перед самым началом его луна закрылась облаками, только конец затмения в исходе 5 часа мог быть замечен. Определенная из этого наблюдения секстанами в обратный телескоп долгота оказалась 130°20', восточная; она была полуградусом меньше истинной по нашим другим точнейшим наблюдениям. Впрочем, наблюдения лунных затмений на море не могут дать точной долготы, потому что во время качки нельзя употреблять большего ахроматического телескопа, а в малые трубы моменты начала и конца затмения заметить весьма трудно. Вечером мы видели королевского пингвина, т. е. с красным носом и желтым на голове хохлом. Появление этой птицы служит также признаком близости берега.

С 21 марта, пришед на параллель острова Компанейского, держали по ней к востоку. Над шлюпом летали эгмондские куры и хватались за флюгарку. 22 марта в 6 1/2 часов вечера, находясь в той самой точке, в которой по карте Арросмита назначен Компанейский остров, легли в дрейф. 23 марта с рассветом продолжали плавание к востоку; но острова Компанейского, пройдя 2 1/2° далее по этой параллели, не встретили, из этого следует, что и в широте его должна быть значительная погрешность.

Дальнейшее искание его на этой параллели было бы бесполезно, и потому мы направили путь прямо к юго-западному мысу Вандименовой Земли, который увидели 25 марта в 5 часу пополудни прямо на восток. На следующий день в 11 часов утра открылся на северо-западе мыс Тасмана в расстоянии тридцати пяти миль.

27 марта день был ясный, теплый, какого давно уже не видали. Термометр Реомюра показывал 13°. Прекрасная погода как будто всех оживила. Мы идем теперь к восточному берегу Новой Голландии.

2 апреля на рассвете открылся вожделенный берег Новой Голландии, и именно мыс Георгия. После столь продолжительного и опасного плавания среди льдов и туманов, в холоде и сырости, отрадно увидеть берега, покрытые зеленью, деревьями. Чувства эти понятны каждому, но во всей силе испытать их могут только те, которые бывали в путешествиях, подобных нашему.

После полудня южный ветер стал стихать и к вечеру сделался штиль. Ночью мы видели по берегу огни, вероятно, разложенные дикими. Переменные тихие ветры нас задерживали, так что не прежде 6 апреля могли мы подойти к порту Джексону, и по наступившему безветрию бросили якорь у самого входа в залив, имея Новый маяк в расстоянии двух миль. На следующий день, с восьми часов утра при северо-западном ветре и приливе, лавировали в залив и в 3 часу бросили якорь возле шлюпа «Восток».

Из рапорта Ф. Ф. Беллинсгаузена И. И. Траверсе о плавании шлюпов «Восток» и «Мирный» в тропики Тихого океана и об открытии островов

21 октября 1820 г. Порт Джексон

С порученным мне первым отрядом, изготовясь в порту Джексон к отплытию в море, 8 мая 1820 г. снялся с якоря, курс принял по северную сторону острова Новой Зеландии. С сего времени по 23-е число имел беспрерывные NO противные ветры со штормами, что снесло нас в большие широты S, и, не надеясь в сие время года получить благополучный ветер, решился 23-го числа пройти проливом капитана Кука, что разделяет Новую Зеландию. 24-го увидел гору Эгмонт, 28-го вошли в залив Королевы Шарлотты, где пребывание наше было для нас приятно более тем, что успели у жителей приобрести любовь и дружбу, расставаясь с нами просили весьма убедительно, чтобы мы снова возвратились к ним. Вытянув такелаж, налился водой, и 4 июня снялись оба шлюпа с якоря.

В канале претерпевали жестокие штормы до 9-го числа, в которой день вышли из оного пролива. Курс принял мимо острова Опаро, к которому старался идти курсом, еще не хоженным. 29-го поутру с рассветом увидели остров Опаро, но подойти за штилем не удалось. Жители оного острова подъехали и, взошед на шлюп, старались продать нам заквашенное тесто, завернутое в листы, коренье таро, также раков. Первое употребляют вместо хлеба и приуготовляют впрок. Росту более высокого, мясисты телом, проворны. Воровство между жителями кажется в большом уважении. Следующий день, 30 июня, прошел также около острова. Жители снова подъехали, но главный их предмет был, чтобы украсть, особенно свое проворство и внимание оборотили на железные вещи. Главному начальнику было подарено много из числа железных изделий, также прочим. Продолжавшийся штиль не допустил шлюпы ближе 6 миль итальянских. Для сего, чтобы не терять напрасно времени, принял курс несколько восточнее островов Общества; до 5 июля ничего не встретилось. Сего же утра на рассвете увидели низменный остров, подходя на полмили расстояния, послал на оный офицера, который донес, что остров коральный, имеет в середине лагун, порос в некоторых местах кустарником и деревьями, находится по определению в широте S 19°13'50'', долготе О 218°34'14''. Я признал его за остров Генрих[133], открытия г. Валлиса.

От следующего 6 июля до 19-го открыто еще 15 островов, которых долготы, широты и величина показаны будут ниже в приложенной таблице. Признак жителей почти на всех есть, но из оных обитаемы только те, которые имеют кокосовые рощи. А прочие посещаются промышленными более с острова Анны[134] (открыт г. Куком и назван цепью). Жители всех обитаемых островов бегут вдоль берега, вооружены пиками и короткими орудиями. Росту среднего, темного цвета, суховаты, волосы на голове связаны в пучок, мужчины носят пояса, а женщины опоясаны рогожей до колена; также были вооружены. Когда нам случалось ехать на берег, то весь народ выходил по колено в воду, размахивая пиками, чтобы не допустить выйти. Сколь мы ни старались обласкать, бросали подарки, медали и прочие вещи, которые подбирали, однако ж на берег выйти не позволяли. Когда же я приказал выпалить из ружей через головы, то все женщины бросились в кусты, а некоторые мужчины, испугавшись, оставались на местах.

Второй выстрел произвел новое явление – они все вошли в воду и при каждом выстреле мочили свое тело водой. Из сего видно, что жители до сего времени еще не видели никого из европейцев и действие оружия европейцев им неизвестно. Они видели огонь, из ружей происходящий, конечно, моча себя водой, думали, что нашли средство против огня или обожжения тела. Когда же со шлюпа через головы было пущено ядро, то все припали, вскоре после сего ободрились, стали дразнить нас, что им вреда никакого причинить не можем. Видя таковую упорность от незнания, предоставил времени знакомства их с европейцами.

Из числа сих островов последние два принадлежат открытию главному мореплавателю г. капитану Куку. Отсюда я принял курс к острову Отаити, чтобы связать все острова с островом Отаити, поверить снова хронометр, освежить людей, также наполнить трюм водой.

20 июля подошли к острову Матеа[135], увидели на оном 4 мальчиков, которые имели на шесте рогожку и махали. Я послал шлюпку на берег. Оные мальчики набросали несколько кокосовых орехов в ялик, когда же ялик стал возвращаться, то и они бросились в оный, их приняли, пантомимами давали знать, что они с острова Анны, было их много, но все съедены, бегство в кусты скрыло их от людоедов.

22 числа, подошед к мысу Венусу[136], получил от короля письмо, по которому он меня уведомил, что весьма приятно ему будет видеть корабли наши в его Матавайской гавани, для сего препровождает лоцмана на той же лодке (письмо на английском языке писано самим королем). В это же время оба шлюпа вошли в залив и встали на якорь. Вскоре шлюпы были окружены и наполнены множеством людей обоего пола с фруктами и съестными припасами, чрезвычайная честность и дружба отаитян обворожили скоро всех и делали наше пребывание здесь весьма приятным, 4 мальчиков оставили на острове.

27-го оба шлюпа, изготовясь, снялись с якоря. Курс принял к N с намерением пройти меж островами Денса и Крузенштерна, которые описаны г. лейтенантом Коцебу, чтобы через сие связать острова с мысом Венусом и мной открытыми, дабы через сие основательно определить все описанные острова.

30 июля прошел между островами Крузенштерна и Денса в расстоянии 1 1/2 мили итальянской, имел весьма погоду хорошую для определения оных, обошед, увидел к N еще остров, к которому сего же вечера подошел. Остров сей также низмен, имеет внутри лагун, как и все сии острова, признаков жителей нет. От сего острова направил курс к N. 3 августа увидели остров малый лесистый, наполненный птицами фрегатами и бакланами. Прошел по параллели острова Тиенговен, открытого Рогевейном, но оного на сей параллели не существует.

7-го открыли снова остров, наполненный кокосовыми деревьями, в тени которых выстроено селение по W сторону острова. Когда подошли, то множество людей собралось около селения. Вскоре подъехали на лодках и, держась вдали от шлюпов, взойти отнюдь не хотели. Темнота ночи скоро скрыла остров. Жители уехали. На другое утро с рассветом старались подойти ближе к берегу. Снова на тридцати лодках приехали жители и уже решились держаться за концы, с кормы шлюпа опущенные, мы им дарили разные вещи; некоторые имели зеленые кокосовые ветви, но взойти не решились. Когда же шлюп был близ берега и люди были заняты поворотом, то каменья полетели со всех сторон на шлюп. Выстрел из ружья не прекратил неприязность, почему я приказал выстрелить в одного из зачинщиков в мягкое место с дробью, тогда и кончилось начатое сражение, раненого увезли на берег. Я не надеялся приобрести дружбу у такого народа, который имеет в одной руке мирную ветвь, а в другой готовый камень.

11-го прошел остров Данжер [Денджер], названный так г. Валлисом. 16-го обошли остров Вавао.

19-го открыли еще три острова и одну коральную мель, два малых, поросших кокосами и один с жителями, окруженный кораллами и хорошо обработанный. Жители оного весьма дружелюбны и благородны, высокого роста, имеют головы тщательно причесанные, носят пояса, как на всех Дружеских островах. Производили мену оружием…

…4 сентября увидели остров Лорда Гау. 9 числа положили якорь в порту Джексон…

Господин капитан-лейтенант Завадовский и командир шлюпа «Мирного» лейтенант Лазарев продолжают споспешествовать своей ревностью и бдением к службе е. и. в., споспешествуют и облегчают плавание. Успешному и благополучному плаванию споспешествовали все офицеры, на обоих шлюпах «Востоке» и «Мирном» находящиеся, своим усердием, вниманием к должности, вникая даже в самые мелочи. Г. же астроном Симонов и живописец Михайлов, каждый по своей части, ревнуя прежде бывшим в вояже сем иностранцев, превосходят ревностью и искусством их предшественников.

Шлюпы же и команда е. и. в. обстоят благополучно, больных не имеется. В продолжение последнего плавания потеряли одного слесаря, который, обивая под марсом грот-мачту медью, упал на железный кофель-нагель на кнехте около мачты и после трех дней болезни скончался.

О всем сем в. в. пр-ву имею честь донести.

Капитан 2 ранга Беллинсгаузен

Из письма М. П. Лазарева А. А. Шестакову о плавании шлюпов «Восток» и «Мирный» в тропики Тихого океана и об открытии островов

24 сентября 1821 г. Кронштадт

…Из порт Джексона отправились мы в тропики, пройдя Куковым проливом, что в Новой Зеландии, где в шторм чуть ли не погибли оба судна. Между широтами 15° и 20° S, а долготами 210° и 220° восточными от Гринвича открыли 15 прежде неизвестных островов, некоторые из них обитаемы… Были в Отаити для поверения своих хронометров, которые оказались верны, а потому и заключать можем, что открытия наши положены на карте с довольной точностью. Все открытия Коцебу подвинулись на 24′ к осту и потому остров, названный им Рюриковой цепью, смаран, ибо пришелся на 1-й остров Пализера, виденный Куком. После сего открыли еще пять, что с прежними составит 20 новых открытий в тропиках, и спустились вторично в порт Джексон, куда прибили 10 сентября…

Из записок П. М. Новосильского о плавании шлюпов «Восток» и «Мирный» в тропики Тихого океана и об открытии островов Россиян

Новая Зеландия

8 мая [1820 г.] в 7 часов поутру мы снялись с якоря [из порта Джексон] и в девятом были уже вне залива. По инструкции нам должно было, пройдя по северную сторону Новой Зеландии, следовать к островам Общества; поэтому капитан Беллинсгаузен и решился идти к острову Опаро, открытому Ванкувером, и назначил его местом свидания в случае разлучения шлюпов. Между тем наставшие свежие ветры от востока и севера увлекали наши шлюпы к югу.

19 мая северный ветер, продолжая свежеть, с 4 часов пополудни превратился в шторм и развел сильное волнение. К ночи неожиданно сделался штиль; темнота была страшная; шлюп так сильно качало, что подветренный борт доставал до воды, которая окачивала палубу. Дождь лил, как из ведра. Мы жгли друг для друга фальшфейеры, палили из пушек ядрами, но этих сигналов с обоих шлюпов не видали и не слыхали. При рассвете с марса открылся шлюп «Восток» далеко впереди и несколько влево.

20 мая, к вечеру, мы догнали «Восток». Ночь была лунная; ветер крепчал; по временам сверкала сильная молния, Нас окружали альбатросы, пинтады, бурные птицы[137] – обыкновенные наши спутники в Южном Ледовитом океане. Они от суровой на юге зимы подавались к северу, а мы, гонимые северным ветром, подавались навстречу им, к югу. В четыре часа капитан Беллинсгаузен дал знать сигналом, что назначает нам сойтись в заливе Королевы Шарлотты. Стало быть, начальник экспедиции, несмотря на то, что в зимнее время бывают здесь бури, намеревался для выигрыша времени идти малоизвестным проливом капитана Кука, отделяющим северную часть Новой Зеландии от южной.

24 мая ночью мелькнули впереди огни, вероятно, разложенные новозеландцами по берегу, вдоль которого мы стали держать к югу. Когда рассвело, открылась Новая Зеландия с величественной горой Эгмонтом; вершина ее терялась в облаках; ниже их виден был снег, покрывающий этого исполина. На берегу замечен был лес и кустарники; в долинах лежал туман, чрез который пробивался дым, означавший, что тут есть селение.

26 мая поутру ветер стал крепчать: мы были недалеко от входа в пролив Кука. Гора Эгмонт очистилась от облаков и явилась со своей серебряной главой в полном величии. Полагают, что Эгмонт не ниже пика Тенерифского; но по сделанным на шлюпах измерениям примерная высота этой горы оказалась около 10.000 фут., тогда как пик Тенерифский имеет 1900 тоазов[138], т. е. более 12 000 фут. К вечеру ветер утих. Ночь и следующий день мы держались близ средины залива, потому что время было дождливое и берег худо можно было различать. К нам прилетели с берега два маленьких зеленых попугая, но поймать их не удалось; покружившись над нами, они отправились к шлюпу «Восток».

27 мая мы лавировали во внутренность залива. Мы окружены были высокими горами. К северу, вдали, синел южный берег Северного острова Новой Зеландии; на западной стороне приметили одно огороженное место, откуда вскоре показались две лодки; на одной было человек 20, на другой менее. Зеландцы сидели попарно; они были в епанчах или бурках, на голове имели белые перья и гребли маленькими красными лопатками. Лодка была ближе к шлюпу «Восток». Один из новозеландцев встал и что-то очень громко говорил, размахивая руками; ему отвечали с «Востока», после чего обе лодки к нему пристали. В 11 часов ночи мы бросили якорь близ шлюпа «Восток».

29 мая поутру снялись с якоря и перешли в небольшую, от всех ветров закрытую бухту, имея западную оконечность острова Матуара на N 016°.

30 мая новозеландцы на тех же двух лодках посетили наш шлюп; их было человек тридцать. Гости наши были среднего роста; лица их были испещрены черно-синими узорами. Одежда состояла из ткани, которая покрывала их от груди до колен и застегивалась на груди базальтовой шпилькой или костью. На плечи наброшена была коротенькая нараспашку епанча, вроде бурки, сделанная из новозеландского льна. Волосы на голове завязаны были на темени в пучок, в который воткнуты были белые перья.

Островитяне здоровались с нами прикосновением носа к носу. Начальник и старшины угощены были обедом; охотнее всего ели они коровье масло, даже попорченное. В это время на шлюпе вытягивали ванты и поднимали из трюма бочки. Зеландцы тотчас принялись помогать матросам и кричали в такт; если случалось, что веревка, которую они тянули, обрывалась, они падали и громко смеялись. Потом началась у них пляска. Все стали попарно в длинный ряд, скакали с ноги на ногу и громко пели:

– Гина реко, Гина реко! Тови гиде, ней ропо!

Пение это сопровождалось разными кривляньями; глаза их страшно вращались и закатывались под лоб; мускулы были в сильном напряжении, язык высовывался; они сильно топали ногами и предавались неистовым движениям. Пляска эта казалась воинственной и означала презрение неприятеля и торжество победы.

31 мая рано утром, по приглашению капитана Беллинсгаузена, мы отправились на двух, вооруженных фальконетами, катерах на берег. Все офицеры имели при себе ружья и пистолеты; матросы были также с ружьями. Мы пристали в том самом месте, где Кук во время пребывания своего здесь видел, как новозеландцы на пиршестве ели куски человеческого мяса. При виде нас все жители разбежались, исключая одного островитянина, по-видимому, более отважного. Когда его обласкали и дали ему некоторые подарки, начали сбираться около нас и прочие новозеландцы. Мы посетили начальника их, человека уже пожилого; он сидел на рогожке в открытом шалаше; потом явилась жена его и дочь. Последняя была очень недурна собой и получила от капитана Беллинсгаузена в подарок зеркальце.

Отсюда мы отправились на катерах далее к северу к нашим знакомцам. Подъезжая к селению, мы заметили небольшую речку, впадающую в море. От этой речки в обе стороны тянулся палисад выше роста человека, примыкающий к лесу. С правой стороны было отверстие вроде калитки, через которую мы вошли в селение. Навстречу вышел знакомый нам старик-начальник; он принял нас очень дружелюбно, приветствовал прикосновением носа к носу и повел к своему дому.

Мы шли вдоль извивающейся речки, берега которой обложены булыжным камнем; по сторонам без всякого порядка разбросаны там и сям шалаши островитян, которые толпой за нами следовали. По перекладине или живому мостику перешли мы к дому начальника. Наружный вид его походил на русскую избу и состоял из столбов, в три ряда поставленных. Средние столбы вышиной в полторы сажени оканчивались наверху грубым изображением человеческой головы, выкрашенным красной краской; крайние были гораздо пониже и соединялись со средними перекладинами, на которых лежала кровля из брусьев, покрытых листьями. Домик имел в длину около трех и в ширину около двух сажен. На месте двери было отверстие в два аршина, закрывавшееся доской.

На противоположной стороне проделано было окно в два квадратных фута, закрывавшееся, когда нужно, рогожкой. Домик разделялся на две комнаты: одну большую, другую гораздо меньшую. В большой, как в наших деревенских избах, были по сторонам широкие скамьи, на которых лежали корзины, пустые тыквы для воды, базальтовый, наподобие лопатки, гладко выполированный камень, кости для удочек и проч. По стенам, обтянутым тонкими рогожками, висели пики в 24 фута длиной, жезлы, начальнические знаки и истуканчики, выкрашенные красной краской. В правой стороне от дома мы видели одно толстое дерево с обрубленными сучьями, наверху которого вполовину уже было вырезанное изображение человеческого лица. Зеландцы очень искусны в резьбе; доказательством тому служат украшения на их лодках, и между тем, кроме острых камней да ракушек, они не имеют для резьбы никаких инструментов.

Старик-начальник, помня сделанное ему на шлюпах угощение, желал как можно лучше отблагодарить нас и решился предложить капитану Беллинсгаузену в супружество не старую, но отвратительной наружности зеландку. Капитан Беллинсгаузен, потрепав по плечу начальника, от предложения этого отказался.

При прощании старик удержал капитана Беллинсгаузена и приказал вынести жезл длиной в восемь футов, верх которого был резной, изображающий человеческое лицо с глазами, сделанными из ракушек. Капитан сначала полагал, что этот жезл назначается ему в подарок, но старик желал его продать и, получив за него два аршина красного сукна, очень был этим доволен и показывал свой подарок всем зеландцам.

1 июня, рано утром, я ездил на баркасе на берег за свежей водой. Когда мы вступили на землю, солнце еще не всходило; на траве лежала роса и был утренний туман, но воздух, теплый, как у нас бывает в мае, от растущих в лесу цветов был ароматический и оглашался чудным концертом новозеландских соловьев. Деревья, несмотря, что здесь зимнее время, блестели свежими зелеными листьями. Пока наливали бочки водой из холодного ручья, лившегося с гор чистейшим кристаллом, бросили невод и наловили много рыбы. Островитяне в этом месте нам не показывались, но из предосторожности мы были вооружены.

Возвратясь на шлюп, мы привезли, кроме свежей воды, столько рыбы, что ее достаточно было для всего экипажа.

2 июня поднялся жестокий ветер; выпустив много канату, мы едва удержались на месте. Между тем шел сильный дождь, блистала молния; раскаты грома, отражаясь в высоких горах и их ущелинах, производили страшное эхо. 4 июня мы были уже готовы сняться с якоря. Прибывшие к нам зеландцы еще раз менялись с нами, отдавая свои ткани, копья, разные коробочки, жезлы, кистени из зеленого камня, топоры, застежки и украшения из зеленого базальта за наши топоры, долота, буравчики, зеркальца, огнива и бисер. Когда они узнали, что мы отправляемся, то, прощаясь с нами, повторяли слова: э! э! э! Один молодой островитянин желал остаться на «Востоке», но товарищи уговорили его возвратиться на берег.

Жители залива Королевы Шарлотты вообще среднего роста, хорошо сложены и сильны. Обычай намазываться рыбьим жиром и охрой и подвергать себя всем переменам погоды делают природный их цвет лица чернее. Женщины невысокого роста, довольно полны. Замужние скоро теряют свежесть, но молодые девушки довольно миловидны; их черные глаза не без выражения; маленькие зубы блестят, как перлы; некоторые из зеландок поспорили бы в красоте с европеянками, несмотря на темный цвет лица и татуировку.

Первые путешественники изобразили новозеландцев самыми мрачными красками; но это происходило большей частью от незнания обычаев этих островитян. Они имели обычай встречать иностранцев с военной церемонией, которую европейцы, не поняв, приняли за вызов к бою и отвечали им ружейными и пушечными выстрелами. Новозеландцы, в свою очередь, жестоко мстили европейцам, попадавшимся в их руки, отчего и утвердилось мнение о зверстве и кровожадности этих островитян. Впрочем, ничто не может оправдать их гнусного каннибальства, хотя оно и имеет некоторую связь с их суеверием.

Новозеландцы любят посмеяться, пошутить и очень забавно передразнивают европейцев. Они деятельны, постоянны в своих занятиях, способны к искусствам механическим и понимают торговлю.

Новозеландцы пускаются в дальние путешествия, но не забывают своей родины, о которой говорят всегда с чувством. Когда же, после долгого отсутствия, возвращаются восвояси, восторг и радость их неизъяснимы.

Между родными и близкими существует у них величайшая дружба. По смерти любимого человека они предаются глубокой печали; иные раздирают лицо и тело острыми камнями и ракушками, полагая, что ничем нельзя лучше почтить память умершего, как проливая вместе с слезами и кровь свою.

Можно похвалить новозеландцев за почтение, которое они оказывают старым людям. Старцы всегда занимают у них почетные места на совещаниях, пиршествах и вообще при всех торжественных случаях. Молодые люди слушают их с почтительностью. Часто старики призреваются начальниками единственно по преклонности своих лет.

Новозеландцы весьма гостеприимны, что испытали английские миссионеры, углублявшиеся во внутренность острова. Когда они скажут иностранцу: Eupe meu! Eupe meu! (приди, приди!), тогда можно надеяться на хороший прием и быть уверену, что вам не сделают вреда; но если эти слова не произнесены, намерения их сомнительны и должно быть осторожным.

В политическом отношении новозеландцы делятся на разные поколения, напоминающие древние кланы в Шотландии. Каждое поколение имеет своего начальника, избранного из рангатирас, или благородных. Рангатирасы бывают различных степеней, начиная с тех, которые владеют многими землями и невольниками, до тех, которые, кроме звания воина, ровно ничего не имеют. Низший класс народа вроде невольников. Начальники управляют поколениями неограниченно; впрочем, степень власти их зависит некоторым образом от большего или меньшего влияния, которое они приобретают над народом или подвигами в битвах, или мудростью в советах, или, наконец, богатством в землях и невольниках.

Право наследства и власти переходит обыкновенно от старшего брата к младшему и возвращается потом к сыновьям старшего.

Родовые преимущества так важны между новозеландцами, что простолюдину решительно невозможно возвыситься до степени рангатираса.

Рангатирасы очень важничают своими преимуществами. Встречаясь с нами, они тотчас сообщали о своем звании и желали знать, кто из нас какого ранга. Эти благородные дикари легко поняли наши морские чины и тотчас капитана, лейтенанта и мичмана сравняли с соответствующими рангами на их острове.

Закон возмездия (talion) существует в полной силе у новозеландцев: смерть за смерть, кровь за кровь, расхищение за кражу.

Новозеландцы не наблюдают порядка в распределении времени; спят и едят, когда им вздумается, и любят слушать рассказы о битвах. На пиршествах участвуют и женщины; невольники разносят тыквы, наполненные чистой водой. Вина новозеландцы не употребляют, по крайней мере не любят рома и крепких напитков; чай, кофе, шоколад пьют охотнее, когда им предлагают. Спят в хижинах как попало, летом без всякой одежды, а зимой, покрываясь тканью. Полено служит им изголовьем, камышовая рогожка – тюфяком. Молодые люди женятся между двадцатым и двадцать четвертым годами.

Многоженство дозволяется, но редко случается, чтоб две жены жили под одной кровлей. Некоторые из богатых рангатирасов имеют по десяти жен; одна из них считается главной. Когда муж умрет, закон новозеландский не предписывает вдовам, как в Индии, сжигать себя на костре, но бывают примеры, что верные супруги лишают себя жизни, вешаясь на дереве. Подобный подвиг очень чтится родственниками и друзьями умершего.

Новозеландцы воздают большие почести умершим, особенно когда они были высокого сана. Тело оставляют на три дня, потому что, по их понятиям, душа в это время окончательно его еще не оставляет. По истечении трех дней намазывают тело рыбьим жиром, прикладывают руки и ноги к животу и в таком положении хоронят умершего, набрасывая на могилу каменья и кладя на них что-нибудь из съестного, так как душа имеет еще в этом нужду. Церемония оканчивается пиршеством, в честь умершего поются гимны.

Татуировка в обыкновении у новозеландцев. На других островах она служит украшением и делается только на верхней кожице; у новозеландцев, напротив, татуировка идет очень глубоко и почитается знаком особого отличия. Женщины не могут пестрить себя только над бровями, около губ и на подбородке, но на теле имеют право выводить везде какие угодно узоры.

Пища новозеландцев состоит из рыбы, ракушек, кореньев папоротника, бататов и картофеля; едят также крыс и собак, которые из животных только и водятся на острове. Иногда ловят они акул и считают эту рыбу лакомым кушаньем.

Новозеландцы не так чистоплотны, как другие островитяне; они редко моются и плавают.

В музыке и плясках находят приятное препровождение времени. Музыкальные инструменты состоят из флейт и дудок; у них есть трубный рог из раковины, которым оглашают воздух на далекое пространство и возбуждают воинов к бою.

Новозеландцы поклоняются идолам. Главный их истукан Атуа; прочие ему подчинены. Островитяне имеют смутное понятие о будущей жизни, верят в добрых и злых гениев и каждый имеет своего хранителя. На шее носят амулеты. Если новозеландец сильно занеможет, они думают, что Атуа вошел в тело больного под видом ящерицы, которая гложет его внутренность; поэтому ящерицы внушают островитянам страх и отвращение; никто до них не дотрагивается. Гром, по их понятиям, происходит от движения огромной рыбы, которая, перевертываясь, производит страшный гул. Новозеландцы слепо верят своим жрецам или арикисам, которые могут укрощать бурю, утишать ветры и изгонять некоторые болезни. Когда кто опасно заболеет, жрец не отходит от страждущего, пока тот не получит облегчения или не умрет. Врачебные их пособия состоят большей частью в одном шарлатанстве и иногда в совершенной диете: больному не дают ни пить, ни есть; средство это, по крайней мере, решительно: оно очень скоро или убивает болезнь, или самого больного.

Часто начальники соединяют в себе власти военную, гражданскую и духовную и тем более почитаются.

Остается сказать еще несколько слов о табу. Оно в Новой Зеландии, как и на других островах Полинезии, значит «запрещение». Никто не может приблизиться или дотронуться до предмета, на который положено табу. Начальники извлекают большую выгоду из этого «veto». Если они хотят удалить докучливых соседей от своего дома или полей или предохранить во время путешествия хорошенькую жену свою от соблазна, то налагают на них табу.

Оставляя теперь наших новозеландских знакомцев, мы будем плавать в тропических морях и надеемся увидеть счастливый, всеми благами природы наделенный остров Отаити.

Русские острова. – Отаити

4 июня [1820 г.], при свежем западном ветре, снялись с якоря и пошли к юго-востоку на выход из Кукова пролива. Под вечер мы уже были у Терра Витта, близ самого выхода, как вдруг сделался крепкий противный ветер от юга с пасмурностью и дождем; мы принуждены были в малоизвестной узкости лавировать под зарифленными марселями. К полуночи ветер усилился и развел сильное волнение. На вахте моей с полуночи до пятого часа утра шел дождь, снег, град, гремел гром и блистала молния, освещавшая дикие скалы и бунтующее море. Опасность была великая: едва успевали отходить от бурунов, разбивающихся у подошвы темных скал.

К рассвету ветер еще более крепчал и весь день, жестоко бушуя, осыпал нас снегом и градом; по временам набегавшие густые темные тучи проливали сильнейший дождь, море кипело, точно в котле, берега по обеим сторонам были близки, но за пасмурностью невозможно было ничего видеть. К ночи сделалась настоящая буря, ветер ревел, как разъяренный зверь, и рвал паруса; иногда шум его из-за ущелий скал уподоблялся ударам грома. Положение наше в эту бурную ночь среди берегов, в которых гнездятся новозеландские каннибалы, было весьма неприятно.

В полночь пред концом моей вахты из-за быстро несущихся облаков показались луна и звезды и осветили истинно величественно грозную картину.

В полдень 6 июня ветер поутих, небо прояснилось, и мы могли сделать обсервацию: широта оказалась 40°16' южная, долгота 174°6' восточная; следовательно, нас отнесло этим жестоким ветром миль на 60 во внутренность пролива. 8-го числа дошли опять до самого выхода из пролива, и опять жестокий противный ветер не допустил нас из него выйти. Сделав несколько галсов в самой узкости, принуждены были спуститься назад и за мысом Стефенсона привести в бейдевинд. Наконец, 10 июня удалось оставить этот бедовый пролив и удалиться от берегов Новой Зеландии. Мы направили путь к острову Опаро, находящемуся южнее тропической Полинезии. Переменные, часто противные, ветры замедляли наше плавание, так что только 29 июня при рассвете открылся остров Опаро. Тотчас около 15 лодок вышло к нам навстречу, на каждой было по 5, 6 и 7 человек. Мы находились несколько далее от острова, а потому лодки приставали только к «Востоку».

30 июня мы подошли ближе к острову, и дикие не замедлили на многих лодках к нам приехать. Войдя на палубу, они здоровались с нами прикосновением носа к носу. Опарцы стройны, приятной наружности, с черными живыми глазами; они были совершенно нагие, выключая известного пояска; цвет лица и тела у них бронзовый. Опарцы очень любопытны: все предметы они рассматривали с большим вниманием и, как бы не доверяя глазам своим, еще меряли их. Длину и ширину палубы вымеряли они маховыми саженями. Но, кроме любопытства, опарцы склонны и к воровству. Один островитянин, выдернув со шкафута железный сектор с фалрепом[139], бросился с ним в воду. В то же мгновение и все островитяне, как будто по сигналу, последовали его примеру, только один старик по дряхлости своей не успел броситься за борт и был задержан. Ему дали знать, что освободят его не прежде, как возвращен будет похищенный сектор, и указали лодку, в которой он был спрятан. Старик подозвал ближе лодку и, переговорив с сидевшими на ней опарцами, уверял нас, что в ней нет ничего.

Видя, что старика не отпускают со шлюпа, опарец, укравший сектор, выдернув из него фалреп, спрашивал: не ту ли вещь у них требуют? Потом шарил внутри лодки и показывал то изломанную корзину, то кусок камыша и, подняв руки кверху, делал знаки, что более ничего нет. Наконец, удостоверясь, что все его хитрости ни к чему не ведут и задержанного старика не освобождают, принужден был, хотя очень неохотно, достать спрятанный сектор и отдать на шлюп. Тут старик и прочие островитяне стали бранить виноватого. Нетрудно было видеть, что это одна только комедия и что задержанный старик, если не главный виновник, то и не противник похищения. Впрочем, капитан наш делал вид, как будто бы ни в чем не подозревает старика, и, отпуская его, подарил ему гвоздь. Островитяне привезли к нам корень таро, который вкусом похож на картофель.

Остров Опаро имеет в длину 6, в ширину 3 1/2 мили; горист, низменности и покатости гор покрыты лесом. С вершины одной горы низвергается в море водопад, на других заметны какие-то укрепления. Видно, что островитяне, не имея внешних неприятелей, ведут междоусобные войны. Большие лодки, на которых приезжали к нам опарцы, имели в длину до 25 футов, а в ширину около одного фута и для устойчивости во время волнения снабжены были отводами, состоящими из заостренного с обоих концов бруса, который лежал на воде параллельно килю лодки и соединялся с ней поперечными шестами.

2 июля время было прекрасное; мы пересекли тропик Козерога; теперь опять наслаждаемся плаванием в тропических морях и бесподобными ночами.

5 июля прошли близ атолла[140], который признан за остров Принца Генриха. Средина его лежит в широте 19°11' южной и долготе 141°16' западной; он необитаем, наветренная сторона покрыта невысоким лесом. Посланный к острову на ялике штурман Ильин привез морских ежей (echinus); они имели иглы длиной в шесть дюймов, лилового цвета, похожие на грифель.

6 июля с рассветом показались группы кокосовых деревьев на новом атолле. Мы подошли к острову на расстояние одной мили от берега; простыми глазами можно было хорошо видеть высокую кокосовую рощу и на взморье диких, вооруженных длинными пиками. Двое из них долго бежали по берегу наравне с шлюпом. Большой бурун, разбивающийся на коралловой отмели, не позволил послать шлюпку на берег. Средина атолла лежит в 18°12' ю. ш. и 140°53' з. д. Длина его 25 и большая ширина около 7 миль. Остров этот был обретен Куком и назван Лука (Bow).

В 9 часу пополудни открылся новый атолл. Ночью держались близ него, а с рассветом, при тихом ветре, лавировали к острову, и только 8 июля могли подойти к северной его оконечности. Ялик с «Востока» и катер с «Мирного» отправились к берегу; на первом находились капитан Беллинсгаузен, мичман Демидов и живописец Михайлов, на втором капитан Лазарев, лейтенант Анненков, доктор Галкин и я. Все офицеры и гребцы были вооружены. К тому месту, куда мы хотели пристать и где ходил сильный бурун, сбежалось человек 60 диких с пиками и короткими лопатками; они были нагие за исключением известного пояска. Число островитян на взморье беспрестанно возрастало; по-видимому, они намеревались неприязненно нас встретить. Женщины стояли в некотором отдалении и также вооружены были пиками.

Между тем как мы подходили к самым коралловым рифам, чтоб выйти на берег, островитяне с криком размахивали руками и готовы были не на шутку с нами сразиться. Дабы склонить их к миру и доброму приему, брошены им были разные вещицы, которые они тотчас подбирали, но на берег не хотели добровольно пустить нас. Сделано было несколько ружейных выстрелов дробью поверх их голов; они присели и плескали на себя воду, а женщины бросились бежать в лес. Дикари, видя однако ж, что выстрелы вреда им не делают, продолжали махать пиками и держались крепко в позиции своей на взморье. Натурально, настоящий выстрел заставил бы их обратиться в бегство, но мы не имели никакой особой надобности войти на остров, жители которого не желали быть с нами в сообщении; притом капитан Беллинсгаузен помнил данное ему государем императором изустное повеление: «без самой крайности не употреблять огнестрельного оружия», и потому приказал только сделать с «Мирного» пушечный выстрел в лес, повыше их голов. Когда это было исполнено, все опять присели и лили на себя воду, а женщины в испуге зажгли лес. Огонь длинной лентой обвился по взморью, лес горел и трещал, облака густого дыма неслись по ветру.

Когда шлюпки наши пошли назад и довольно удалились от берега, женщины выбежали на взморье и делали нам выразительные знаки, как бы говоря: «Что, взяли!», потом принялись скакать и плясать.

Длина этого острова 16 миль, ширина 7 миль, средина лежит в широте 17°41' южной и в долготе 140°40' западной. Атолл этот не был прежде известен и назван в честь контр-адмирала А. В. Моллера островом Моллера.

От этого острова мы держали на север, чтоб, достигнув параллели 16°, обратиться к западу и обозреть не исследованное еще пространство океана между Сердитым морем и Опасным архипелагом[141].

10 июля на рассвете увидели опять коралловый остров. Мы были от него в расстоянии 12 миль, как несколько больших лодок вышли нам навстречу; на каждой лодке сидело по четыре и по пяти нагих островитян. Подошед к шлюпам, они не решались на них войти, а только держались за веревку, брошенную с кормы. Дикие были вооружены пиками, булавами, иные имели арканы из травяных веревок. Кажется, островитяне имели намерение атаковать нас и завладеть двумя большими лодками, но, рассмотрев поближе эти лодки, удостоверились, что бой для них будет не равен. Мы дали островитянам несколько топоров, серебряных и бронзовых медалей, на которых с одной стороны было изображение государя, а с другой – название шлюпов. Дикие, принимая подарки, в то же время коварным образом едва не ранили пикой одного офицера на «Востоке». Мы шли к самому берегу, к которому в то же время подъехали и островитяне на лодках. Они поспешно выскочили на берег и с помощью собравшихся на взморье товарищей схватили лодки на плечи и понесли их в лагун. В ту же минуту в разных местах запылал лес; шлюпы, поворотив на другой галс, пошли вдоль берега, объятого пламенем. Эта огненная линия, конечно, служила сигналом приближения неприятеля к острову. Средина вновь открытого атолла находится в широте 15°11' южной и долготе 140°49' западной. Ночью пущено было для островитян несколько ракет, которые рассыпались в воздухе разноцветными звездочками.

Плавание наше по параллели 16° к западу было самое счастливое. Почти ежедневно мы находили и описывали новые атоллы, так что между меридианами 140°49' и 146°16' з. д. открыт целый архипелаг Русских островов. Капитан Беллинсгаузен назвал их следующими именами: 1) графа Аракчеева, 2) князя Волконского, 3) князя Барклая де Толля, 4) Ермолова, 5) князя Голенищева-Кутузова-Смоленского, 6) Раевского, 7) графа Остен-Сакена, 8) Чичагова, 9) графа Милорадовича, 10) графа Витгенштейна и 11) Грейга. Некоторые из них обитаемы и все принадлежат к настоящим атоллам, выключая остров Грейга, который представляет как бы вышедшую из моря вершину горного хребта, состоящего из слоистого камня.

Здесь нельзя не упомянуть, что 13 июля, когда мы находились возле одного атолла, поросшего лесом, который жители Полинезии называют Нигером, приезжала с него на шлюп «Восток» лодка с двумя островитянами. Один из них ловко и смело взошел на шкафут и предлагал для мены удочки из раковин; потом вынул из-за пояса небольшой сверток, обмотанный кокосовыми волокнами, содрал их зубами и, достав из свертка мелкий жемчуг, подал его капитану Беллинсгаузену. На вопрос: есть ли жемчуг на острове, отвечал: «Нюй! нюй» (много! много!). Островитянин дал разуметь, что он не из простых людей, а начальник на острове Анюи и приехал на Нигер только для промысла. Когда же спросили его, есть ли на Нигере женщины, он сказал что-то бывшему с ним островитянину, и тот не медля отправился на лодке к берегу.

Между тем настало обеденное время. Капитан Беллинсгаузен посадил гостя возле себя. Начальник анюйский старался во всем подражать сидевшим с ним за столом, только трудно было ему управиться с вилкой. После обеда одели гостя в старый лейб-гусарский мундир; он был вне себя от радости; потом, после троекратного ура, капитан Беллинсгаузен торжественно надел ему на шею серебряную медаль; каждый по очереди тихо подходил к анюйскому начальнику и почтительно ее рассматривал. После этой церемонии, которая произвела, по-видимому, на островитянина глубокое впечатление, может быть, он побережет медаль хоть до встречи с новыми европейцами.

Посланный на берег воротился и привез с собой молодую островитянку; ее пригласили в кают-компанию, и капитан Беллинсгаузен подарил ей зеркальце, сережки, перстень и кусок красного сукна, которым она решилась тут же обернуть себя от пояса до колен; свою же ткань, искусно из травы сплетенную, оставила на шлюпе, которая с прочими редкостями поступила в Адмиралтейский музей. Островитянка с приметной стыдливостью переодевалась и, снимая свою ткань, старалась как можно закрывать себя. Она была среднего роста, довольно полна, прекрасно сложена, имела смуглое приятное лицо и вдобавок черные огненные глаза.

К вечеру гостей, щедро одаренных, отправили к берегу на нашем ялике.

Оставляя атоллы, нельзя не подивиться этим гигантским зданиям, воздвигнутым мельчайшими черепокожными животными. Основаниями атоллам служат подводные острова, и потому некоторые естествоиспытатели искали в атоллах кальдеры подводных островов, поднятых немного ниже уровня моря и потом достроенных кораллами до поверхности океана. Действительно, кольцеобразный вид атоллов имеет поразительное сходство с кальдерами. Но, оставляя гипотезы, несомненно то, что подводные острова, действительно, достраиваются кораллами до уровня моря. Бурун, разбивающийся на коралловых рифах, превращая некоторые из них в песок, засыпает им пустоты между коральными ветвями. Помет птиц, морская трава, разные водоросли, лишаи, приносимые волнами моря, сгнивают и образуют первый пласт чернозема, на котором приносимые теми же волнами семена различных растений развиваются и покрывают новосозданный остров богатейшей тропической вежетацией[142]. Напоследок, подымаются высокие кокосовые пальмы и служат убежищем от солнечного зноя временным или постоянным обитателям атолла.

Кокосовые деревья принадлежат к числу самых полезнейших растений для островитян. В кокосовом орехе находится прохладительная и приятная для питья жидкость; внутренность ореха употребляется в пищу, скорлупа его служит посудой, листья кокосовые идут на крыши хижин; из коры вьются веревки для скрепления лодок и для арканов. Вообще, где есть кокосы, там наверно есть и жители. Отличительная характеристика всех атоллов есть та, что, приближаясь к ним, не имеете никаких признаков существования острова, доколе вдруг не вырастет пред вами в воде целая пальмовая роща или не явятся отдельные группы дерев. Потому-то и плавание в этом архипелаге, особенно ночью, весьма опасно. Бедственная участь Лаперуза и некоторых других мореплавателей служит несомненным тому доказательством.

20 июля на пути к Отаити увидели остров Матеа; когда мы шли вдоль северной его стороны, берег походил на темные стены высокой крепости, на верху которой качалась от ветра роща кокосовых пальм. Поравнявшись с северо-восточным углом острова, заметили на выдавшемся к самой воде мысу четырех человек, они махали нам красной тканью, привязанной к длинному шесту. Шлюпы легли в дрейф и послали на остров ялики. От нас поехали лейтенант Анненков, доктор Галкин и я. Мы хорошо пристали к берегу и нашли там четырех мальчиков, двоих взяли на шлюп «Восток», а двоих привезли на «Мирный». На острове, кроме кокосовых пальм, мы видели и хлебное дерево, нашли также и несколько ручьев хорошей свежей воды.

Привезенные на шлюп мальчики были один по пятнадцатому, другой по десятому году от роду. Старший, с помощью знаков, рассказал нам следующую историю.

Они с острова Анны и бурей занесены были с их родственниками на остров Матеа, потом пристали туда же другие лодки с неприятелями, которые перебили и съели прежде прибывших, выключая четверых мальчиков, успевших убежать и скрыться в кустах, где и оставались они, пока неприятельские лодки не удалились от острова. Видя наши шлюпы и наслышась, что европейцы людей не едят и не обижают, решились просить знаками, чтоб мы взяли их с этого острова.

Мальчики были понятливы и имели склад лица, близкий к европейскому. Они знали остров Отаити, который называли Таити, и показывали, что остров их лежит от нас на юго-восток. Мальчиков остригли, вымыли, надели на них брюки и куртки из тика, и они не походили более на дикарей.

21 июля рано поутру все офицеры были на палубе и часто смотрели в ту сторону, где Отаити должен был открыться. В девять часов закричали с салинга: «Виден берег!». В зрительные трубы действительно можно было рассмотреть очерки двух отдельных чуть-чуть синеющихся гор. Отаити открылся нам с лишком за пятьдесят миль. По мере приближения к нему новые горы выходили из моря и переменяли рисунок картины, легкие тени стали оживляться, и к вечеру остров Отаити, покрытый богатейшей тропической растительностью, представлялся уже нам во всей красоте своей. Но в тропиках скоро темнеет: настала ночь почти без сумерек. На взморье засверкали огоньки, волны озарялись фосфорическим светом от скользящих рыб. Над горами острова плавали темные тучи, но большая часть неба была чиста и усеяна яркими звездами. Млечный Путь блистал неизвестным для северных жителей светом, особенно пояс его, проходящий от ног Центавра чрез Крест к середине корабля. По небесному своду пробегали нередко огненные метеоры. Горящий в беспредельном пространстве Южный Крест как бы осенял наши шлюпы[143].

По восточную его сторону загадочное темное пятно, в виде груши, как бездонная труба в беспредельное пространство неба, из которого ни одна звездочка не посылает отрадного луча; этот так называемый Угольный Мешок невольно привлекал на себя внимание и еще более возвышал блеск звезды на оконечности Креста. Нельзя равнодушно смотреть на туманные пятна, которых насчитывают тысячи; иные и в самые сильные телескопы не разлагаются на звезды и, по мнению астрономов-поэтов, может быть, состоят из скопления мировой материи. Ночь тропическая на 22 июля пред Отаити, царицей Полинезии, с темно-голубым небом, при стройном шествии небесных светил, которые, по выражению одного христианина-поэта, «имя Бога в небесах своим начертывают следом», была невыразимо прелестна и принадлежала к числу таких, которые в жизни человеческой редко повторяются, может быть потому, что дают слишком уже много чистейших наслаждений.

Поутру 22 июля, подходя к мысу Венеры, мы имели пред глазами самую восхитительную картину. Отаити представился нам опоясанным тройной лентой из серебра, золота и зелени от разбивающихся о прибрежье волн, от чистейшего на взморье песка и роскошного ковра зелени, на котором возвышались кокосовые и банановые пальмы, служившие приютом для чистеньких веселых домиков; с гор катились светлые ручьи; островитяне суетились, спешили спускать с берега свои лодки и поплыли к нам навстречу; впереди их шел европейский ялик; шлюпы легли в дрейф, и ялик пристал к «Востоку». На нем сидели два островитянина; один из них высокий ростом, смуглого лица, в белой коленкоровой рубашке вошел на шлюп и подал капитану Беллинсгаузену письмо, сказав на худом английском языке, что оно от короля.

Письмо было следующего содержания:

Вторник поутру.

Государь мой!

Я послал лоцмана провести вас на Матавайский рейд и буду рад вас видеть в безопасности на якоре.

Ваш и проч. Помаре

Капитан Беллинсгаузен одного из посланных оставил у себя, а другого отослал на «Мирный». Шлюпы направили свой путь прямо к мысу Венеры, миновали коральный риф и, пройдя узким проходом между этим рифом и Дельфиновой мелью, бросили якорь на Матавайском рейде, неподалеку от берега, на том самом месте, где в 1767 г. капитан Валлис имел с островитянами сражение и где стоял Кук.

Едва успели положить якорь, как множество лодок окружило наши шлюпы; островитяне навезли нам лимонов, апельсинов, бананов, ананасов и кокосовых орехов и выменивали их за безделицы. Отаитяне имели открытые, веселые лица, большая их часть была без одежды, некоторые, однако ж, были в неполных костюмах: кто в одних брюках, кто в куртке без брюк или в одном камзоле. В числе приехавших к нам гостей были два матроса – один американец, другой англичанин. Первый служил некоторое время в нашей Североамериканской компании и выучился несколько русскому языку. В бытность его на острове Нукагиве женился там на молоденькой островитянке, потом переехал на Отаити, обзавелся домом и пользуется покровительством короля Помаре. Капитан Беллинсгаузен взял его к себе в переводчики, а англичанин для той же цели поступил на наш шлюп; от него мы узнали, что все отаитяне исповедуют теперь христианскую веру.

После полудня приехал на «Восток» английский миссионер Нот, находящийся здесь более двадцати лет, и объявил, что король Помаре едет на шлюпы. В самом деле, мы увидели большую двойную лодку, шедшую к «Востоку». На помосте ее сидел высокий мужчина важного вида, в белой коленкоровой рубашке, сверх которой надет был кусок белой ткани, в которой сделана была прорезь, чтоб могла проходить голова; от пояса до пят он был обернут в белую материю и имел на глазах синие очки; волосы спереди были гладкие и острижены, а сзади завиты в один висячий локон. Это был Помаре. Назади помоста, под навесом, наподобие кибитки, помещалось королевское семейство и придворные дамы. Лодка скоро пристала к «Востоку». Помаре взошел первый, подал руку капитану Беллинсгаузену и подождал, пока не взошло все его семейство, состоящее из королевы, дочери и невестки, у которой на руках был грудной младенец, сын короля. Королева, по имени Тире-Вагине, лет двадцати пяти, невысокого роста, очень стройная женщина с маленькими живыми глазами, одета была в белую материю от груди до низу, сверх которой наброшена была другая такая же ткань, вроде шали, на голове у нее был из свежих кокосовых листьев маленький зонтик. Дочь, Аймата, лет десяти, была в цветном ситцевом платьице; тетка ее была одета так же, как и королева, а придворные, почти все хорошенькие дамы, драпировали себя очень грациозно белыми и желтыми тканями, которые приготовляют из коры хлебного дерева; на голове у них, как и у королевы, были зонтики из свежих кокосовых листьев или гирлянды из душистых цветов.

Короля с семейством и свитой пригласили в каюту. Король и королева сели на диван. Помаре неоднократно повторял слова: «рушень, рушень». Произнес имя Александра, потом Наполеона и засмеялся. Видно, что последняя гигантская борьба в Европе дошла и до Отаити. Капитан Беллинсгаузен пригласил гостей к обеду. Король занял первое место, по правую его руку села королева, потом Нот и наш капитан, по левую сторону принцесса Аймата и капитан Беллинсгаузен. Сестра королевы села поодаль и нянчила будущего властителя острова Отаити. Король кушал с аппетитом, часто наливал себе в бокал вино и отпускал остроты в роде следующих: «Я думал делать дорогу от дворца до пристани, теперь это не нужно; надеюсь, что русские ее протопчут». Когда капитан Беллинсгаузен извинился, что за столом мало свежего кушанья, Помаре возразил: «Знаю, что рыбу ловят при береге, а не в глубине моря!» Заметив, что вода не совершенно была свежа, велел одному островитянину подать кокосовой воды. Повеление это тотчас было исполнено; островитянин принес больших кокосовых орехов, отбил искусно молотком верхушки и налил в стакан кокосовую воду, которую Помаре смешал с вином. Когда же наливал цельное вино, то всякий раз пил за чье-нибудь здоровье, стукаясь бокалами. После обеда спросил сигар и пил кофе. В это время живописец Михайлов срисовывал с него портрет. Помаре, заметив, изъявил на то свое согласие и был срисован держащим в руке медаль, а королева, нимало не стыдясь, кормила при всех сына своего грудью.

Помаре показали нижнюю палубу и пушки и сделали из них в честь его несколько выстрелов; он был этим очень доволен, только при каждом выстреле прятался за капитана Беллинсгаузена.

Между тем привезли от короля подарки, состоящие из множества разных фруктов, сахарного тростника и кореньев таро и ямсу. Королева с семейством и свитой часов в шесть отправилась на берег, а король оставался еще на шлюпе, пока совсем не стемнело, – тогда и он пожелал ехать. Подали катер, и мичман Демидов отвез его за мыс Венеры, прямо против дворца. Пока катер ехал к берегу, на носу его зажгли фальшфейеры, а с шлюпа пустили несколько ракет, рассыпавшихся разноцветными звездочками. Помаре подарил Демидову 8 сажен белой материи и каждому матросу по 4 сажени.

23 июля, с первыми лучами солнца, озлатившими прекрасное тропическое утро, островитяне засуетились на взморье, нагружали свои лодки плодами и спешили спускать их на воду. Целая флотилия на парусах и на гребле отправилась к нашим шлюпам. Отаитяне опять навезли нам множество разных плодов, кореньев, кур и прекрасных раковин, которые меняли за всякие безделицы, даже за листки писчей бумаги. Между тем свободные от должности офицеры, в их числе и я, отправились на берег. Мы пристали за мысом Венеры и пошли к кокосовой роще, возле которой находился дворец Помаре. В это же время оба капитана, в сопровождении Нота, также подошли к королевскому дому, огороженному невысоким дощатым забором. Перешагнув чрез него в том месте, где нарочно сделаны были ступеньки, мы прошли чрез просторный шалаш, в котором по обеим сторонам стояли кровати, покрытые желтыми одеялами, – это жилище, вероятно, принадлежало придворным особам. Потом чрез небольшой двор вошли в домик Помаре.

В это время король с семейством своим завтракал. Король поздоровался с нами и велел принести для капитанов низенькие скамейки. Подали хрустальные бокалы и, налив их свежею кокосовою водою, предлагали нам, чтоб освежиться. Помаре, взяв капитана Беллинсгаузена за руку, отвел в другой маленький домик и просил написать, чтоб со шлюпа прислали одну бутылку рому; желание его было исполнено: приказано было отпустить 3 бутылки рому и 6 бутылок тенерифского вина. Когда мы уходили из королевского дома, маленькая дочь короля Аймата подала мне букет цветов, а я отдарил ее сережками и зеркальцем. На дороге попадались нам островитянки, смуглые, но приятной наружности, хотя и не были такими красавицами, какими описывали их некоторые из прежних мореплавателей. Они предлагали нам душистые венки и получали за них разные подарки, больше всего им нравились сережки.

25 июля, в воскресенье, солнце уже сияло, а никто из островитян к нам не ехал. На берегу мы узнали, что все народонаселение отправилось в молитвенный дом. Мы пошли в церковь; она полна была народа в праздничных платьях; тут можно было видеть странную коллекцию всех европейских костюмов.

Нот произнес проповедь с большим чувством; островитяне сидели и стояли чинно, слушая его со вниманием. Когда обедня кончилась, мы заходили к знакомым островитянам; они приняли нас радушно и, почитая воскресный день, не принимали от нас никаких подарков за маленькие их нам услуги.

Король несколько раз посещал наши шлюпы и показывал большую к нам приязнь. Он имел природный ум и много добрых свойств; всегда был верен своему слову, но, к сожалению, сам себе был большой враг. Непреодолимая страсть к крепким напиткам, вероятно, скоро сведет его в могилу!..

27 июля, простившись с Помаре, миссионером Нотом и всеми нашими знакомыми, с сожалением оставили счастливый, всеми благами природы наделенный остров Отаити.

30 июля мы прошли проливом между островом Денса и островом Крузенштерна, обретенным капитаном Коцебу 26 апреля 1816 г. на «Рюрике».

Вскоре после того открылся новый атолл, покрытый лесом, в широте 14°56' южной, долготе 148°38' западной; он имеет в длину 5 1/2, в ширину 2 мили, назван в честь нашего капитана островом Лазарева и причислен к Русским островам.

3 августа открыли в широте 10°6' южной и долготе 152°17' западной самый маленький коральный островок, названный «Востоком»; он отчасти покрыт лесом и, кажется, служит убежищем одним только птицам, потому что над ним вилось бесчисленное множество фрегатов, бакланов, ласточек и других морских птиц.

8 августа, продолжая идти к западу, в третьем часу пополудни увидели влево берег и тотчас сделали условный сигнал, то есть закрепили фор-брамсель при пушечном выстреле; подойдя ближе к острову, увидели на взморье много островитян и островитянок, вооруженных пиками. Мы могли хорошо рассмотреть в кокосовой роще селения, видели вытащенные на берег лодки, прикрытые большими листьями. Вскоре с острова выехали лодки, и мы, поджидая их, легли в дрейф. Шедшие к нам большие и малые лодки с отводами тщательно были сделаны и имели напереди из жемчужных раковин украшения; на каждой лодке находились по десяти островитян, они были нагие, за исключением поясков; у некоторых на голове развевались точно красные ленты из морского пороста, на шее надеты были забрала, сделанные из кокосовой коры, которые в случае надобности могли подниматься и закрывать лицо. Островитяне, казалось, были образованные в сравнении с другими жителями Полинезии, однако войти на шлюп не решались и только держались за концы спущенных с кормы веревок. Мы заметили, что на лодках их спрятаны были пики, булавы и большие куски кораллов.

Ночью мы держались близ острова. Поутру островитяне опять подъехали к шлюпам. Мы выменяли у них несколько палиц, сделанных из крепкого дерева, красных лент из морского пороста, забрал и раковин, употребляемых вместо струга. Когда шлюп «Восток», подойдя близко к берегу, стал поворачивать, с окружающих его лодок посыпался на шлюп град кораллов; куски были так велики, что могли проломить голову и убить до смерти. Холостой выстрел не образумил, а сделал их еще дерзче. Приказано было мичману Демидову выстрелить в главного зачинщика дробью в безопасное место. Выстрел направлен был удачно: раненый закричал, и его тотчас повезли на берег, а лодки все рассеялись. Потом, как будто ничего не бывало, опять подошли под корму и производили мену; коварные островитяне, принимая одной рукой наши вещи, старались другой рукой ранить пикой, если кто выглядывал из окна кормовой каюты. Атолл этот назван островом В. Кн. Александра; широта его 10°2' южная, долгота 161′2′ западная, в окружности имеет 8 миль.

Продержав несколько времени к западу, мы не видали на пути нашем островов Тиенговена и Гронингейа, хотя прошли совершенно по тому месту, где они положены на карте Флерье.

11 августа пошли на юг, к порту Джексону, видели острова Опасные, обретенные Бироном.

16 августа прошли высокий остров Вавао, принадлежащий к группе островов Дружественных, потом остров Поздний (Late). Остров этот имеет конической формы гору в 1300 фут. над поверхностью моря.

19 августа видели два маленьких коральных острова, поросшие кокосовыми пальмами; они лежат в широте 21°2' южной и долготе 178°43' западной и названы островами Михайлова и Симонова. Оба окружены коральной мелью, на которой разбивается бурун.

Только что окончили опись этих островов, открылся на севере новый высокий берег. Ночью «Восток» едва не набежал на бурун, разбивающийся о коральную отмель, успели однако ж поворотить через фордевинд подле самого рифа. Малейшее промедление могло быть гибельно для шлюпа.

20 августа поутру две большие лодки под парусами и несколько малых на гребле шли к нашим шлюпам. Островитяне, нимало не колеблясь, пристали и вошли к нам на палубу. Мы узнали от них, что остров называется Оно. Островитяне похожи на отаитян: они были нагие, выключая узких поясков. Волосы разделяют они на несколько пучков, перевязывают их тонкими веревочками и потом кончики взбивают; в эту великолепную, похожую на парик прическу втыкают длинные черепаховые шпильки, которыми беспрестанно чешут голову. На шее у них были ожерелья из жемчужных раковин, а на руках кольца также из раковин. Островитяне были народ веселый и скоро с нами подружились. Король их Фио с сыном приезжали на «Восток» и даже там ночевали. Капитан щедро одарил гостей своих, которые очень звали к себе на берег, но нам нужно было поспешать в порт Джексон. Остров Оно лежит в широте 20°39' южной и долготе 178°40' западной.

30 августа, день тезоименитства государя императора Александра I, проводили на «Востоке». Вечером, когда уже стемнело, закричали с бака: «Упал человек!» Все выбежали наверх; шлюп тотчас лег в дрейф, и в одну секунду спущен на воду ялик; лейтенант Анненков долго с зажженным фонарем искал упавшего, но все усилия к отысканию и спасению его были напрасны. Матрос Блоков, закрепляя кливер, шел по бушприту и, оступясь, упал в воду,

6 сентября вытерпели шторм от OSO и разлучились с шлюпом «Восток», находясь в близком расстоянии от порта Джексона, куда и пришли 10 сентября, одним днем после шлюпа «Восток», бросив подле него якорь на прежнем месте.

Все наши знакомые спешили с нами видеться и наперерыв Звали к себе в гости…

Между тем шлюпы деятельно приготовлялись к трудному и опасному, но вместе с тем и крайне любопытному плаванию к Южному полюсу.

Рапорт Ф. Ф. Беллинсгаузена И. И. Траверсе о плавании шлюпов «Восток» и «Мирный» из Порт-Джексона в Рио-де-Жанейро и о сделанных географических открытиях

5 марта 1821 г. Рио-де-Жанейро

По совершенному изготовлению обоих шлюпов первого отряда «Востока» и «Мирного» в порту Джексон октября 31 дня 1820 г. снялся первый отряд с якоря, чтобы вторично сделать покушение в Южном Ледовитом океане. Для сего, во-первых, приняли путь прямо на юг. По дороге ноября 17 дня увидели остров Маквари, который осмотрели и утвердили его положение точнее; дополнили бочки снова водой; около острова держались под парусами 3 дня. Отсюда снова приняли направление к югу. Первые льды встретили ноября 28 дня в широте 62°20' S, долготе 164° О; войдя во оные, продолжали плавание в Ледовитом океане. Между льдами по большей части продолжали оное при дурных погодах, как то: мрачности, тумане и снеге, и несколько раз приближение к полюсу было воспрепятствуемо твердым льдом. А генваря 11 дня 1821 г. при очерчении сплошного льда встретили остров в широте 69° S, долготе 90°30' W, который весь покрыт снегом и льдом и окружен сплошным льдом на несколько миль, и достичь к оному невозможно. До 17 генваря ничего не встречали. А сего числа в широте 69° S, долготе 73°0' W при ясной прекрасной погоде увидели высокий мыс, выдавшийся к северу от берега, который также покрыт весь снегом, окружен сплошным льдом до 40 миль, который воспрепятствовал дальнейшее его опознание.

Вновь открытую землю, названную Новой Шетландией, я обозрел с южной стороны и нашел оную, состоящую из нескольких островов, как и Сандвичевую землю, открытую г. Куком; 27-го, 28-го и 29 генваря занимались описью группы островов, которые до сего времени никем не виданы, что почитаю также новым открытием, долгота оных 55° W, широта 61°10' S… Команда шлюпов «Востока» и «Мирного» в продолжение сего плавания находилась гораздо здоровее прежнего. Шлюп же «Восток» в носовой части претерпел повреждение от ударов льда. Тем значительнее, что сие причинило в подводной части. На Рио-Жанейрский рейд прибыли 27 февраля.

Карту плавания не посылаю из опасения, чтобы не попала в руки инсургентским корсарам, которые, не разбирая, грабят все мелкие суда.

О подробностях же вояжа я не распространяюсь, потому что надеюсь возвратиться в Кронштадт прежде сего рапорта.

При сем побуждаюсь долгом, возложенным на меня, особенно вашей доверенностью избранием меня начальником так важной экспедиции, рекомендовать в. в. пр-ву г. капитан-лейтенанта Завадовского, который ревностно содействовал в трудах, в сем плавании встречающихся, также г. лейтенанта Лазарева, который приобрел ту похвалу, что в продолжение двукратного плавания к Южному полюсу при непрестанных ненастных погодах, как то: мрачностях, густых снегах, нередко бурях, внезапно застигавших нас среди густых ледяных островов, не разлучался, чего в истории путешествий как иностранных, так и отечественных, примера до сего времени не было. А посему и рекомендую в. в. пр-ву искусных морских офицеров и почитаю себя счастливым, что могу доставить вам случай оказать ободрение таковым превосходнейшим офицерам. Также и прочие офицеры отправляли, каждый по своей части, свое дело с особенным вниманием и деятельностью, что доказывает целость как настоящего, так запасного рангоута, которые надеюсь привести обратно в Кронштадт. О чем в. в. пр-ву честь имею донести.

Капитан 2 ранга Беллинсгаузен

Из письма М. П. Лазарева А. А. Шестакову о плавании шлюпов «Восток» и «Мирный» из Порт-Джексона в Рио-де-Жанейро и Кронштадт и о сделанных географических открытиях

24 сентября 1821 г. Кронштадт

…В сей раз мы простояли [в порту Джексон] 50 дней. «Восток» прибавил еще несколько скреплений и переменил у бушприта степс, который вовсе сделался негодным; а между тем люди хорошо освежились и приуготовились к перенесению новых трудов при вторичном покушении на юге. 1 ноября не без сожаления оставили мы прекрасный сей порт… От Новой Голландии направили мы путь свой прямо на зюйд; были у острова Маквари в широте 54°40' S, долготе 158°50' О, что выходит целым градусом западнее, нежели как он показан был на прежних картах. Наполнив здесь порожние бочки водой, отправились далее к зюйду. Первый лед встретили в 62°, что гораздо далее прежнего. Таким образом, простирая плавание наше к востоку между льдами, при всякой возможности покушались к зюйду, но всегда неподвижные льды останавливали нас при приближении нашем к параллели 70°. 9 генваря 1821 г., после продолжительной пасмурной погоды, несколько прочистилось пополудни и к всеобщему нашему удивлению усмотрели берег в широте 68°53'10''S, долготе 90°51'30''W. То был остров, в окружности не более 25 миль, с прилежащим к нему небольшим островком, но возвышенность оного от поверхности моря была 3960 фут. Открытие сие в столь дальней широте всех нас чрезвычайно обрадовало. Назвали мы оное островом Петра, в память великого образователя России и виновника существования нашего флота.

Лед, спершийся буграми, и множество в нем ледяных островов окружали берег сей со всех сторон на несколько миль, а потому и соделывал оный неприступным. Благоприятная, однако ж, погода позволила нам определить положение острова сего с величайшею точностью – более 600 лунных расстояний взято было для определения долготы оного.

Успехи нашего плавания сим еще не ограничились, ибо через 5 дней после сего открылся еще берег гораздо сего выше и пространнее; но в сем случае лед не допускал нас ближе к нему, как на 40 миль, и то от норда; с прочих же сторон лед казался непрерывным до самого полюса. Берег сей получил название Александра I и, вероятно, тоже состоит из одного, а может быть, и нескольких островов. Как остров Петра, так и берег сей покрыт вечным льдом и снегом от самой вершины до поверхности воды. Несколько синеватых пятен на навесистых скалах, где, вероятно, снег не может держаться, служит лишь признаком, что то не лед, а каменистый берег. Высочайшая на нем гора, получившая наименование Св. Георгия Победоносца, определилась в широте 68°44'45''S, долготе 73°26'45''W. В определениях обоих берегов мы обязаны чрезвычайному, можно сказать, счастью, что погода, которая обыкновенно стоит здесь мрачная при беспрестанном снеге, в сии дни была ясная и небо совершенно безоблачное.

Отсюда направили мы курс свой к Южной Шетландии, открытой в 1819 г. капитаном Смитом, на купеческом бриге, плывшем из Буэнос-Айреса в Вальпараисо и удалившемся так далеко к югу по причине продолжительных западных ветров. Но так как в Англии и, можно сказать, во всей Европе заключили, что открылась, наконец, та матерая на юге земля, которую так долго искали и существование коей сидевшие философы в кабинетах своих полагали необходимым для равновесия земного шара, то мы по одному названию Южной экспедиции обязанностью почли таковое заключение или еще более подтвердить, или вовсе оное опровергнуть тем, чтобы обойти землю сию с южной стороны, а потому 23 генваря, придя на вид западной оконечности оной, которая находится в широте 63°06' S, долготе 62°42' W, пошли на южную сторону. Южная Шетландия есть не что иное, как гряда разной величины островов чрезмерной высоты, покрытых вечным снегом и простирающихся почти на NO и SW около 300 миль, так что восточнейший край оной находится в широте 61°10' S, долготе 54° W.

Вот тебе и South Continent[144], я нарочно означаю широты и долготы, потому что, может быть, из любопытства захочешь взглянуть на карту.

К сему времени «Восток» сделался так слаб, что дальнейшие покушения к зюйду казались почти невозможными. Беспрестанное отливание воды изнуряло людей чрезвычайно, которые, впрочем, были еще здоровы. Гниль показалась в разных местах, притом и полученные от льдов толчки принудили капитана Беллинсгаузена оставить поиски свои с лишком месяцем прежде и думать о возвращении. Итак, простясь с бурным Южным океаном и льдами, пустились мы в благословенные страны Бразилии и прибыли в Рио-Жанейро 1 марта по совершении плавания вокруг света. В сей раз не были мы, однако ж, так счастливы, как в первый насчет людей: у меня умер один матрос нервной горячкой, да на «Востоке» один убился, а другой упал в море ночью и которого при всем старании спасти не могли. Впрочем, все остальные были гораздо здоровее, нежели как при отправлении нашем из Кронштадта, и никаких признаков скорбуты не имели. Итак, на обоих шлюпах в продолжение двух лет мы потеряли болезнью только одного человека – по-нашему это хорошо. Стоя в Рио-Жанейро, капитан Беллинсгаузен почел за нужное для скрепления «Востока» прибавить еще 18 книц и стандерсов. «Мирный» же ничем не жаловался. 23 апреля вышли мы из Бразилии, имея у себя российского посланника со всей свитой для отвозу в Лиссабон, куда и пришли после благополучного 56-дневного плавания, а там, простояв 9 дней, отправились прямо в Россию и никуда уже не заходили. Якорь бросили на Кронштадтском рейде 24 июля…

Из записок П. М. Новосильского о плавании экспедиции Беллинсгаузена – Лазарева из Порт-Джексона в Рио-де-Жанейро и о сделанных экспедицией географических открытиях

31 октября [1820 г.], в воскресенье, мы оставили берега Новой Голландии и с 8 часов утра были уже под парусами…

Мне досталось первым вступить на вахту. Скоро порт Джексон стал скрываться за высокими горами; взглянув в последний раз на исчезающий город, который, по всей вероятности, никогда более не увижу, от всего сердца пожелал счастья тем, с которыми во время двукратного пребывания в этом порте сблизился и подружился. Едва вышли мы из берегов, как ветер начал усиливаться и море сильно волноваться… Вот и начало давно желанному вторичному к Южному полюсу плаванию! Мы наперед знаем, что в больших широтах постоянными нашими спутниками будут льды, туманы, снег, холод; не обойдется, конечно, и без бурь, но зато увидим много и любопытного: незаходимое солнце и в полдень и в полночь озлатит лучами своими кристальные острова и поля с ледяными кусками и глыбами, набросанными одни на другие в самых странных затейливых формах, может быть, увидим и берега, покрытые вечными снегами и окруженные ледяной стеной, которая венчает околопольные[145] страны. Но если б удалось открыть посреди этой обледенелой природы высокий огнедышащий вулкан, извергающий дым и пламя, это была бы истинно дивная картина.

Плавание наше на юг задерживаемо было свежими противными ветрами. 7 ноября, в воскресенье, мы были на «Востоке». Капитан Беллинсгаузен объявил, что намерен идти сначала к острову Маквари, который лежит в такой же широте, как остров Южный Георгий, следовательно, исходный наш пункт в Ледовитое море подобен будет прошлогоднему. В случае окончательного разлучения, rendezvous[146] нам назначалось у северо-восточной оконечности Новой Шетландии, где должны были ждать друг друга неделю и потом следовать в Рио-Жанейро.

8 ноября мы получили неприятную весть, что на шлюпе «Восток» в носовой каюте около форштевня оказалась течь. Слышно было, как вода входит, но в каком именно месте, нельзя было за обшивкой видеть. Не слишком приятно предпринимать и обыкновенное плавание на судне с течью, тем более можно бы призадуматься идти на таком судне в южные льды, где можно ожидать жестоких бурь и почти неизбежных о льды ударов, но бесстрашного капитана Беллинсгаузена ничто поколебать не может, он отважно пускается под полюс и с ненадежным шлюпом!

17 ноября пред рассветом увидели остров Маквари; он открыт за 10 лет пред сим английским судном из Нового Южного Валлиса и назван в честь нынешнего губернатора этой колонии его именем. Мы шли к северной оконечности острова и миновали камни Судьи и Писаря, на которых разбивался большой бурун.

В час пополудни у северо-восточной оконечности острова оба шлюпа легли в дрейф и спустили ялики. На одном из них вместе с другими офицерами поехал и я на берег.

Пристав к голым камням, мы пробрались через них на довольно обширную равнину, поросшую травой. Многие тысячи пингвинов, один возле другого стоявшие, покрывали собой значительную ее часть и походили издали на большую армию. Над головами нашими во множестве летали альбатросы, эгмондские курицы, морские чайки и другие птицы, даже попугаи. Из высокой травы выглядывали иногда большие черные блестящие глаза больших зверей, которых промышленники называют морскими слонами (Phoca proboscidea). Берег в воде покрыт был этими земноводными, из которых большая часть погружена была в глубокий сон. Мы пробовали бросать камни в слонов, животное лениво пробуждалось, испускало страшный крик и убиралось в воду.

В числе пингвинов мы заметили на этом острове несколько мохнатых, на них были надеты точно енотовые шубы, мехом наружу. Впоследствии узнали от промышленников, что природа наделяет такой шубой молодых пингвинов, и именно первогодков, для того, чтобы они могли вытерпеть суровые зимы; на другой же год молодые пингвины навсегда теряют этот мех, потому что довольно уже окрепли и могут переносить стужу.

В самое короткое время мы успели наполнить несколько корзин пингвиновыми яйцами. Для добывания их нужно иметь некоторую сноровку, а именно – надо взять самку за ногу и легонько толкнуть птицу, тогда яйцо выкатится из-под нее в целости, а иначе разобьется.

На острове мы нашли много бочек, наполненных жиром морских слонов, это подало повод к заключению, что здесь должны находиться промышленники. Прошед далее, заметили низенькую хижину, дверь, в нее ведущая, была плотно притворена, мы отворили ее и вошли в темную избушку. Осмотревшись, нашли, что она пустая, только на потухшем очаге лежали куски изжаренного элефанта да в углу валялись белые сухари и красная деревянная рука, вероятно от статуи судна.

Вышед из хижины, увидели, что на наших судах подняты флаги и английская гичка идет к «Востоку». Мы не замедлили возвратиться на шлюп и нашли у нас троих англичан. Промышленники эти сказали, что уже 7 месяцев живут на Маквари в ожидании судна «Марии Елисаветы». От нас узнали они, не к большой радости, что это самое судно теперь в порту Джексоне еще гимбируется[147].

На ночь поворотили от берега и держались под малыми парусами вблизи его. В 10 часов вечера почувствовали на шлюпе два сильных толчка. Точно как будто бы ударились об мель. Капитан тотчас послал лейтенанта Анненкова донести об этом начальнику экспедиции. Возвратясь, он сказал, что и на «Востоке» в то же время замечены были два удара. Нет сомнения, что это произошло от землетрясения.

18 ноября перед рассветом мы подошли к острову, и мне еще раз удалось побывать на берегу. Промышленники нам сказали, что накануне они тоже чувствовали на острове землетрясение. Они занимаются теперь добыванием только жира из морских слонов, а котики, которых прежде было здесь много, почти все истреблены. Процедура добывания жира из морского слона самая легкая. Убив спящего зверя, обрезывают его жир и кладут в котлы, поставленные на камни, а внизу разводят огонь посредством нескольких кусков того же жира. Потом жидкий жир переливают в бочки и получают за него выгодную цену как в самой колонии, так и в Англии.

Промышленникам, касательно провизии, довольно запастись сухарями и ромом. На острове они бьют птиц, имеют множество пингвиновых яиц, употребляют также в пищу ласты молодых элефантов, которые по их уверению очень вкусны. В свежей воде нет недостатка: она течет с гор несколькими ручьями. Сверх того, на острове много так называемой дикой капусты, имеющей свойство предохранять от скарбута. Капуста эта отличается от прочей зелени темным цветом и широкими с зубчиками листьями; корень и стебель мелко разрезывают и варят в похлебке. Мы делали из этой капусты для команды и для офицерского стола очень вкусные щи.

Один провожавший нас промышленник имел с собой палку, которая оканчивалась железным шаром; орудие это употреблялось для убивания морских слонов. Когда мы проходили мимо одного спящего слона, промышленник ударил его железным концом своей палки по переносью. Зверь заревел и застонал, но, потеряв всю силу, не мог двинуться с места. Промышленник черкнул острым ножом раза четыре по шее, кровь брызнула фонтаном, и все было кончено. Еще неприятнее было видеть, как промышленник сел верхом на морского котика, обрезал ему шею и с живого еще стал сдирать шкурку, бедное животное стонало и вопило детским голосом; зрелище это было до крайности возмутительно, а промышленникам, привыкшим к нему, ровно нипочем.

Хотя остров Маквари лежит в одной широте с островом Южный Георгий, но в климате их и наружном виде заметна большая разность. Маквари не так высок и имеет некоторую растительность, между тем как высокие горы Георгия, вечными снегами и льдом покрытые, охлаждают и низменности, где местами едва только пробивается мох.

19 ноября поутру английские промышленники привезли нам кожу с морского слона самой большой величины, которая предназначалась для кабинета редкостей Академии наук. В 2 часа пополудни сделался густой туман и остров Маквари совершенно скрылся. Между тем ялики с свежей водой возвратились и были уже подняты. Промышленники не могли долее у нас оставаться. Для безопасности им дали компас и показали румб, на который должны были держать к берегу; сверху того снабдили их сухарями и несколькими бутылками рому. Сначала мы шли вдоль острова на юго-запад, а потом, по случаю густого тумана и крепкого ветра, взяли курс на юго-восток, чтобы скорее отдалиться от берега.

27 ноября, при крепких западных ветрах, при погоде большей частью пасмурной и туманной, мы шли к югу, придерживаясь по возможности меридиана Новой Зеландии, так как по этому направлению можно было ожидать продолжения подводного хребта, которого вершины выходят из океана Новыми Гебридами, Новой Каледонией, островами Норфолком, Новой Зеландией, Аукландскими и Маквари[148]. В полдень мы находились в широте 60°21' и долготе 163°31' восточной. Проходя поутру параллель 60°, соответствующую в северном полушарии параллели Петербурга, не могли не вспомнить о милой родине, которую вполне ценишь в разлуке и отдалении. Термометр стоял здесь среди лета на точке замерзания, к полудню, однако, поднялся на +3°.

28 ноября. Сегодня в первый раз встретили два ледяных острова, они в окружности имели около одной итальянской мили, а высоту около 50 фут. На одном из них, как на пьедестале, возвышался пирамидальный монумент. Киты приветствовали появление наше во льдах высокими фонтанами. Над шлюпами летали во множестве альбатросы, пинтады, или пеструшки, и голубые бурные птицы.

Нынешний день у нас были на шлюпе капитан Беллинсгаузен с некоторыми офицерами, и, когда после обеда возвращались на «Восток», солнце и луна в одно время мелькнули на небе; такое явление в больших широтах довольно необыкновенно, потому что вообще ясная погода случается редко.

В 8 часов вечера мы дошли до ледяного сплошного поля, на которое набросаны были разных форм большие куски льда и затерты многие ледяные острова. Вид этого поля походил на развалины огромного города, вдоль которого мы следовали к востоку. В полдень широта места была 62°18', долгота 164°13' восточная. Ночью пошел густой снег, совершенно засыпавший наш шлюп, мы встречали много разбитого льда, к счастью, избегали его ударов. Термометр показывал один градус мороза. В полночь было так светло, как днем.

29 ноября идем вдоль ледяного поля сквозь разбитый лед; в полдень были в широте 63°16', долготе 166°51'. В 9 часу, находясь близ одного ледяного острова, послали оба ялика за льдом, в короткое время привезено столько кусков чистого прозрачного льда, что им наполнили издержанные девять бочек воды. Сегодня прошли много ледяных островов и видели эгмондскую курицу. Термометр в полночь показывал –1,5°.

30 ноября в 10 часов утра подошли к сплошному льду и поворотили вдоль него к юго-востоку. На пути нам встречалось бесчисленное множество ледяных островов и разбитого льда. Между тем нередко находила пасмурность и сыпал густой снег. С полудня до 6 часов прошли 130 больших ледяных островов, с салинга насчитали их 197, выключая малых островов, которыми все видимое море было усеяно. В начале 9 часа увидели, что ледяное поле, вдоль которого мы шли, загибается к северо-востоку и потом к северу, почему и переменили наш курс сначала на NNO, а потом на NtW. Широта в это время была 65°16'. До полуночи прошли около 300 островов. Вечер был прекраснейший. Солнце до 11 часов ночи блистало над горизонтом. Море струилось тихими, едва приметными волнами; ровный ветер наполнял все паруса, и шлюп с легкостью бежал по зеркальной поверхности между золотыми и изумрудными кристаллами.

1 декабря продолжали идти вдоль ледяного поля сквозь разбитый лед. С полуночи до четырех часов утра на моей вахте прошли 80 островов и видели трех эгмондских куриц[149], которые далеко от берега не отлетают. Поутру термометр показывал –3°. В полдень обсервованная широта была 64°19', долгота также по обсервациям из расстояния между Солнцем и Луной 173°43' восточная. С полудня шли на восток, имея в правой стороне ледяное поле, впереди же и в левой стороне ледяные острова и множество разбитого льда; до 6 часов вечера прошли более 100 островов.

В исходе 8 часа, зашед в самую чащу разбитого льда, принуждены были поворотить на другой галс и пролагать свой путь сквозь лед в NW четверти. В это самое время подул с севера ветер и принес с собой пасмурность, которая стала скрывать окружающие нас ледяные острова. На одном из них мы заметили три пещеры, служившие убежищем большим черным морским зверям; но за мрачностью и снегом не могли хорошенько рассмотреть их. Вообще должно заметить, что северные ветры всегда сопровождаются здесь пасмурностью, туманом, дождем и снегом, а южные, напротив, приносят от полюса ясную хорошую погоду.

В начале 2 часа пополуночи пасмурность прочистилась, в виду было 50 ледяных островов и много разбитого льда. В 7 часу пошел снег, шлюп «Восток», вблизи нас находившийся, скрылся. В 7 часов набежал от юга шквал, пасмурность продолжается, густой сыплется снег, и мы отовсюду окружены льдами, нет ни одного румба, на который бы преимущественнее можно было идти. Опытный, до совершенства знающий морскую часть, капитан наш приказал тотчас лечь в дрейф, и мы прислушивались к бурунам, разбивающимся о подошвы ледяных островов, принуждены были часто поворачивать с одного галса на другой и опять под грот-марселем ложиться в дрейф. В полдень термометр показывал –3°.

Вскоре после полудня, когда погода прояснилась, увидели с салинга шлюп «Восток» милях в 15 от нас, шедший к нам навстречу; в 3 часа, сблизясь с ним, пошли одинаким[150] курсом между ледяными островами к востоку. Юго-западный ветер со снегом стал свежеть; около 6 часов мы достигли до оконечности ледяного поля, вдоль которого шли 4 дня, оно простиралось в длину миль на 400 и занимало великое пространство. Ветер час от часу усиливался; мы старались до начала шторма удалиться от ледяного поля и несли форсированные паруса. Бежать с жестоким попутным ветром довольно опасно; валы, точно водяные горы, догоняя корабль, угрожают обрушиться на корму; судно, как бы чувствуя опасность, дрожит всеми членами и летит по кипящему морю всей скоростью, к какой только способно, превращая как бы в лед окружающую его пену. В 10 часов вечера мы были, сравнительно говоря, на довольно свободном от льдов месте и привели в бейдевинд.

5 декабря. Шторм во всей силе от юга. Валы поднимаются до высоты необъятной! Мы остались под штормовою бизанью зарифленными триселями и фок-стакселем, густая пасмурность[151] со снегом, вихрь, несущий брызги и пену, все это смешалось в какой-то непроницаемый хаос. Если встретим теперь ледяные острова или бо�