Никто из дотошных соседей не видел, как менялся облик жены бизнесмена Альберта Заманского, ждущей появления ребенка. Беременности словно не бывало! Впрочем, все разговоры за спиной меркнут перед лицом настоящей беды: долгожданный малыш пропал – его украли. Обратившись к частному детективу Татьяне Ивановой с просьбой разыскать младенца, чета Заманских поставила ей условие: ни в коем случае не прибегать к помощи милиции. Чем вызвана такая неожиданная просьба? Как у женщины, страдающей хроническим бесплодием, появился ребенок? Для Тани Ивановой не существует нераскрытых тайн. Но что же ей теперь делать с разгадкой?..
2010 ru Andrey_Ch FictionBook Editor Release 2.5, FB Editor v2.0 2010-09-21 http://www.litres.ru Текст предоставлен издательством 9c80b9bd-1646-102e-b479-a360f6b39df7 1.0 На брудершафт со смертью Эксмо М. 2010 978-5-699-40798-9

Марина Серова

На брудершафт со смертью 

ГЛАВА 1

Итак, сегодня я встала в восемь утра – довольно раннее для меня время, если не веду дело, – приняла душ, сварила чашечку кофе и отправилась по давно отработанному маршруту: тренажерный зал – бассейн – массажный кабинет – парикмахерская. Закончив приятное «хождение по мукам» и перекусив в кафе, я отправилась домой. Моя привычная физическая форма резко контрастировала с расслабленно-безмятежным состоянием души. Я уже строила планы на завтра: сейчас созвонюсь с Ленкой, моей бессребреницей-подружкой, и завтра загудим. Может быть, даже удастся вытащить ее в какой-нибудь ночной клуб типа «Пирамиды» или «Ротонды», а уж там оторваться...

Из этого душевного благолепия меня вывело созерцание шикарной «Ауди-6», стоящей у подъезда. Увы, я неравнодушна к хорошим машинам, хотя на данный момент меня вполне устраивала моя многострадальная «девятка», верный конь, не раз спасавший свою хозяйку.

«И к кому бы это такие гости?» – пронеслось в голове.

Через полминуты, когда я поднялась на лифте на свой этаж, вопрос этот без труда разрешился: гости, оказывается, ко мне. Они стояли у входа в лифт, готовые, видимо, спуститься, и только мое появление остановило их. Мгновенного взгляда хватило, чтобы понять, что это супружеская чета, именно чета, более точного слова не подберешь, настолько оба подходили друг к другу: высокие, статные, обоим не более тридцати, добротно, со вкусом одетые и явно чем-то взволнованные.

– Извините, вы случайно не Татьяна Иванова? – обратился ко мне мужчина.

– Да, это я.

– Татьяна, вы сейчас свободны? Можно с вами поговорить?

Я пару секунд помедлила с ответом: уж очень не хотелось ввязываться в новое дело – «счастье было так возможно», так заманчивы были планы на завтра! Однако что-то удержало меня от немедленного решения, видно, необычная взволнованность посетителей. К тому же, судя по виду и машине, стоящей внизу, я вычислила, что люди ко мне пожаловали состоятельные, а значит – подходящие клиенты. Наверное, я все-таки корыстный человек, потому что именно последний довод заставил меня кивнуть и гостеприимно распахнуть перед ними свою дверь.

Я предложила гостям раздеться и пройти в комнату, сама же на пару минут привычно задержалась перед зеркалом, приводя в порядок длинные светлые волосы, которые, впрочем, не очень в этом нуждались после парикмахерской. Таким образом я сама настраивалась на разговор и давала возможность гостям освоиться в новой для них обстановке.

Удобно расположившись в кресле напротив супругов, я попросила:

– Представьтесь, пожалуйста, а то не знаю, как к вам обращаться, и расскажите, что привело вас сюда.

– Я – Заманский Альберт Львович, заместитель директора коммерческой фирмы «Антарекс», а супругу мою зовут Софья Михайловна.

– Можно просто Софья, – поправила мужа супруга.

– Мы к вам с очень деликатной просьбой, – продолжал Альберт Львович. – Сегодня утром... украли нашего трехмесячного сына. – По всему было видно, что эта фраза далась ему с трудом.

– Извините, но киднеппинг – прерогатива милиции, я этим не занимаюсь. – Я попыталась встать, давая понять, что аудиенция закончена.

– Пожалуйста, выслушайте нас, – вступила в разговор Софья. – Буквально через полчаса после кражи, когда мы, обежав с няней весь ближайший район, вернулись домой и собирались вызывать милицию, раздался телефонный звонок. Звонила женщина. Она сказала следующее: «С ребенком все в порядке, не волнуйтесь, я ему зла не причиню, но, если вы подключите к розыску милицию, я вам не смогу ничего гарантировать». Понимаете, я была так взволнована, что ничего не успела ответить. – Софья едва сдерживала слезы.

– Соня позвонила мне и отцу, – продолжил Альберт Львович, – мы посоветовались и решили: милиция поднимет шум, и тогда никто не сможет гарантировать безопасность ребенка. Нужен частный детектив. Обзвонив друзей, мы вышли на вас. Вы возьметесь за наше дело? – Оба с мольбой смотрели на меня.

– Расскажите по порядку, как это случилось, – попросила я, пока не отвечая на вопрос.

Я, как правило, никогда не соглашаюсь сразу браться за дело, но здесь отвечать надо решительно и не тянуть: сложилась ситуация чрезвычайная – слишком мал был ребенок, и долгое отсутствие матери могло окончиться для него трагично. К тому же никто не знал цели похищения, которая могла быть самой непредсказуемой и трагичной.

– Катя, наша няня, – начала Софья, – гуляла с Левушкой около дома. К ней подошла женщина, кстати, вышедшая из нашего подъезда, и сказала, что я зачем-то прошу Катю подняться домой, и предложила, пока она сбегает, постоять с коляской. Ей пришлось подниматься на седьмой этаж по лестнице – лифт не работал. Узнав, что я ее не звала, Катя очень испугалась и побежала вниз, ничего не сказав мне. Коляска стояла внизу в подъезде, а Левушка исчез. Катя прибежала домой вся в слезах и все рассказала. Дальше вы знаете: поиски и этот звонок, теперь я не знаю, что и думать...

Мне необходимо было знать малейшие детали, поэтому я спросила:

– Вы кого-нибудь подозреваете, у вас есть враги?

– Ну что вы, мы люди совсем не конфликтные, – не раздумывая ответил Заманский.

– Альберт, а ты помнишь, на днях тебе кто-то звонил и, кажется, угрожал, – напомнила мужу Софья.

– Да нет, те люди не пойдут на такое, тем более уже все должно быть улажено, это обычные дела фирмы. – Альберт Львович слегка сморщился.

Решив, что для начала я узнала вполне достаточно и что надо сразу расставить все точки над «i»: о своих интересах я не забывала никогда, – я предложила:

– Давайте пока прервемся. Судя по звонку, с ребенком, полагаю, пока все в порядке. Через час я вам перезвоню, и, если я возьмусь за дело, мы уточним кое-какие детали, может, за время вашего отсутствия выявились новые обстоятельства. Кстати, у вас есть кто-то дома, ведь могут позвонить и предъявить требования?

– Да, да, у нас там Катя, она чувствует себя очень виноватой во всем случившемся, – поспешно ответила Софья.

– Оставьте мне свои координаты, адрес и телефон. Я хочу вас предупредить, что мои услуги весьма недешевы: двести долларов за сутки и оплата текущих расходов. Вас это устраивает? – Я вопросительно посмотрела на Альберта Львовича.

– Да, нас предупреждали, мы согласны со всеми условиями и очень на вас надеемся, только, ради бога, найдите сына!

– Татьяна, умоляем вас! – На лице Софьи Михайловны застыло страдальческое выражение.

Закрыв за посетителями дверь, я прошла в комнату и достала свой заветный мешочек с косточками, тремя двенадцатигранниками, которые всегда помогали мне в сложных ситуациях принимать важные решения. Все зависело от того, какие цифры выпадут при бросании. А так как этим гаданием я пользовалась довольно часто, значения многочисленных цифровых комбинаций уже помнила наизусть. Я молила косточки, чтобы они дали положительный ответ на вопрос о том, стоит ли приниматься за это дело: ведь я им уже загорелась, к тому же все, что касается детей, для меня всегда свято. И косточки меня не подвели. Выпала комбинация: 16+26+6 – «Ведите себя так, чтобы, сохранив достоинство, пойти на разумный компромисс и быть оцененной по делам своим». Ну что ж, раз предостережений нет, значит, сама судьба решила: берусь!

Ровно через час я позвонила Заманским. Узнав, что никаких новостей нет, сообщила о своем согласии начать расследование, уточнила кое-какие детали, в частности, узнала адрес фирмы, которую намеревалась посетить завтра с утра.

Последний телефонный звонок был моему давнему другу Кирсанову. В отличие от меня, вольной натуры, часто идущей на компромиссы, если того требовали мои интересы, Киря был образцовым законником. Он работал в прокуратуре, и я часто пользовалась его услугами – в рамках закона, разумеется. В свою очередь, я не раз предоставляла ему результаты своих расследований, естественно, не в ущерб своим клиентам, и наши доблестные законники доделывали за меня черновую работу по расчистке общества от криминала. Так что интерес у нас был взаимный, а отношения корыстно-бескорыстные.

В данный момент меня интересовала сводка происшествий за прошедший день. Через десять минут Кирсанов мне перезвонил, и я облегченно вздохнула: ничего связанного с младенцами или их трупами в сводке не значилось.

Перед сном я прикинула план на завтра: фирма, опрос няни, потерпевших, остальное – по обстоятельствам.

Ну вот и ладушки. Завтра начинаю.

Левушка! Я найду тебя!

ГЛАВА 2

Утром, позвонив клиентам домой и узнав, что ничего нового не произошло, я решила действовать по составленному накануне плану. Итак, под первым номером – фирма. Не то что я надеялась там что-нибудь накопать, но и эту версию необходимо быль проверить: неизвестный телефонный звонок с угрозами мне не понравился. Однако не в пользу этой версии было то, что до сих пор не поступило никаких требований от похитителей.

Интересующая меня фирма «Антарекс» находилась на одной из центральных улиц города. Я подъехала туда в половине девятого утра. Открыв массивную дверь, которая, как ни странно, легко поддалась, я попала в просторный вестибюль. С правой стороны за столиком сидел охранник. Он поднялся мне навстречу и вежливо поинтересовался, кто я и к кому. Из утреннего телефонного звонка я знала, что Альберта Львовича сегодня в фирме не будет, так как он «не в состоянии работать, и нужно поддержать Соню», поэтому я назвала фамилию директора фирмы, отца Софьи. Охранник связался по телефону с шефом и, получив «добро», объяснил мне, как добраться до нужного кабинета.

В секретарской миловидная девушка быстро печатала на машинке и, ответив на приветствие, пропела:

– Михаил Самуилович ждет вас.

Постучав и дождавшись ответа, я переступила порог просторного кабинета, обставленного в современном офисно-деловом стиле. У двери меня встретил приятный мужчина лет пятидесяти. В нем чувствовалась врожденная интеллигентность, я бы сказала порода, которую не приобретешь ни за какие деньги, это дается свыше. Он приветливо обратился ко мне:

– Вы Татьяна? Мне позвонила Софья и предупредила о вашем визите.

Мы уселись в мягкие кресла.

– Спрашивайте, Танечка, что вас интересует, но, думаю, вряд ли стоит связывать эту историю с делами фирмы. А вообще, я так и полагал, что они еще хлебнут с этим ребенком. – Что-то не очень лестно о внуке, к тому же какие нервы! Пропал малыш, а он спокоен, как удав, – мелькнуло в голове.

– Почему вы так полагали? – с ударением на последнем слове спросила я.

– Да нет, это я к слову, – видно, поняв, что сказал что-то не то, поправился Михаил Самуилович. – Так что вам, Танечка, конкретно хочется знать?

– Софья Михайловна говорила, что были телефонные звонки с угрозами. С чем это может быть связано? – Я вопросительно посмотрела на собеседника.

– Попытаюсь объяснить, – неторопливо начал он, – в общем, так: в наш бизнес пытались вторгнуться посторонние, они хотели взять нас нахрапом, на испуг, но теперь уж не начало девяностых годов и, как вы понимаете, сферы влияния давно поделены. Самозванцев вежливо попросили. Поверьте, все уже улажено, и я стопроцентно уверен, что тут нет никакой связи с исчезновением ребенка.

Не верить ему у меня не было оснований. Еще минут пять мило побеседовав и выпив по чашечке кофе, мы распрощались.

Интуиция с самого начала подсказывала мне, что я тяну пустышку с этой фирмой, но ведь любую версию, чтобы исключить полностью, необходимо проверить. И все-таки что-то в этом разговоре мне не понравилось, осталась какая-то недоговоренность. А может, показалось? Ладно, пока идет этап сбора информации, поэтому анализировать следует позже, тем более что я уже подъезжала к дому Заманских, и нужно было настраиваться на разговор с ними и Катей.

* * *

Дверь мне открыла девушка лет двадцати пяти, как я догадалась, это и была Катя, няня Левушки. По осунувшемуся заплаканному лицу видно было, что ночь она провела не лучшим образом. Войдя в квартиру, я попала в просторный холл со встроенными шкафами и огромными зеркалами, зрительно увеличивающими его объем. Услышав мой голос, вышел Альберт Львович. Он помог мне раздеться и пригласил в гостиную, которая, несмотря на солидные размеры, выглядела очень уютно, благодаря уголку с мягкой мебелью, большому количеству цветов и огромному мягкому ковру, устилающему пол.

На второй этаж из гостиной вела оригинальная винтовая лестница, органично вписываясь в общий интерьер.

– Мы сегодня ночью глаз не сомкнули, – начал разговор хозяин дома. – У Софьи разболелась голова, и она с полчаса назад прилегла в детской. Катя тоже не спала, но я попросил ее подождать вас, ведь вы хотите с ней поговорить?

– Да, обязательно, и, если можно, наедине, – попросила я.

– Конечно, можно, проходите в мой кабинет, а я пока поднимусь к жене, узнаю, как она.

В кабинете мы присели на кожаный диванчик, и я попросила Катю рассказать, как все случилось. Она повторила то, что мне уже было известно, а я хотела услышать от нее, как выглядела женщина, похитившая ребенка.

– Знаете, Татьяна, – в раздумье начала Катя, – я очень плохо запоминаю лица и всегда удивляюсь людям, которым достаточно мимолетного взгляда на человека, чтобы потом составить фоторобот человека. К тому же я не думала тогда, что мне потребуется запомнить ее внешность. Все произошло так быстро! Единственное, что могу сказать: это женщина молодая. Ну, во всяком случае, до тридцати, светлая, худенькая, одета в кожаный плащ с капюшоном, такие сейчас на каждой женщине. Это все. Я, честное слово, не знаю, чем вам помочь, мне так стыдно перед хозяевами: они так переживают... И для меня за эти три месяца Левушка стал родным...

Она расплакалась, потом, немного успокоившись, продолжила:

– Я ведь с ним с первого дня после выписки хозяйки из роддома. Софье Михайловне делали кесарево сечение, поэтому ей нельзя поднимать ничего тяжелого. Шов очень долго не заживал, и она постоянно ходила в поликлинику на проверку, а дома я помогала обрабатывать рану. Поэтому Левушка, как вы понимаете, целиком был на моих руках.

– А Софья кормила мальчика? – поинтересовалась я.

– Нет, – Катя покачала головой, – Левушка стопроцентный искусственник: у Софьи Михайловны с самого начала не было молока, а может, не захотела кормить, ведь есть такие мамы, которые не хотят портить фигуру, а она у нее хорошая. Знаете, она будто и не рожала: живот совсем после родов не растянулся. Но, по-моему, у нее все-таки с самого начала не было молока... Татьяна, очень прошу: найдите Левушку, я как подумаю, что он где-то в чужих руках... – Девушка опять расплакалась.

Мне ее было очень жаль, но необходимо было задать еще один вопрос, и я его задала:

– Катя, ты никого не встретила в подъезде или на улице, когда первый раз выбежала и не обнаружила Левушку?

– Нет, ведь уже конец ноября, гуляют только с детьми, а всевидящие бабушки-старушки на лавочках уже не сидят. Хотя погодите, – вдруг вспомнила она. – По лестнице, когда я сбегала вниз, поднималась соседка с нашего этажа, Анна Павловна. Может, она видела эту женщину, я что-то об этом и не подумала?

Решив, что больше из этой беседы я ничего не узнаю, я уточнила квартиру, где жила соседка, и сказала:

– Катюша, тебе нужно отдохнуть и успокоиться, все кончится хорошо, поверь мне!

Мы вышли в гостиную, там уже в нетерпении поджидал Альберт Львович. Когда Катя ушла домой, он передал мне конверт, пояснив:

– Здесь тысяча, хватит пока?

Я утвердительно кивнула, прикинув, что денег, возможно, хватит не только на «пока».

– Софья прилегла в детской, – повторил Заманский, – и наконец-то уснула. Если можно, не будем пока ее беспокоить?

– Конечно, – согласилась я, – пусть отдохнет, да и к вам у меня в общем-то немного вопросов. Может быть, мой вопрос покажется странным, но мне важно знать ваше мнение. Как вы считаете, хотели украсть именно вашего малыша или просто взяли первого попавшегося? И еще: не могла ли эта девушка или женщина, которая украла ребенка, иметь к вашей семье какие-то претензии, обиды? Вспомните, Альберт Львович, это очень важно.

– Но ведь я даже не представляю, о какой девушке или женщине идет речь, – удивился он.

– Катя сказала, что это была светловолосая, худенькая женщина...

Что-то мгновенно изменилось в лице моего собеседника, но он быстро овладел собой и сухо ответил:

– У меня таких знакомых нет, у Софьи – тоже.

Наш разговор прервал звонок. Альберт подошел к телефону, но разговаривал как-то напряженно, отвечал односложно: «Да... нет... она сейчас только уснула... нет...» И повесил трубку, пояснив, что звонил отец Софьи, беспокоится, как дела, что нового. Затем он как-то засуетился и попросил:

– Татьяна, подождите минутку, мне необходимо позвонить в фирму, я сейчас вернусь.

Он пошел по лестнице наверх, видимо, в спальню. Я поняла одно: Альберт Львович почему-то не хочет, чтобы я слышала разговор, а значит, мне необходимо его услышать. Возможно, появится хоть какая-нибудь ниточка, может, он что-то вспомнил, когда я описала внешность женщины. Теперь важно успеть примерно одновременно с ним поднять трубку, в противном случае хозяин дома может услышать щелчок и заподозрить меня в подслушивании. Конечно же, я мастерски проделала это – есть опыт – и стала свидетельницей не совсем понятного разговора.

– Родильное отделение, приемная Берсутского.

– Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Бориса Леонидовича.

– Алло, я слушаю, – после непродолжительной паузы ответил мужской голос.

– Борис, это Альберт. Боря, ты не в курсе, как там Ольга, она еще на Алтынке?

– Не знаю, давно не звонил. А что случилось?

– Да нет, ничего. Просто хотел узнать, как ее здоровье. Боря, у меня к тебе просьба: позвони туда, узнай все, а потом сразу же перезвони мне, я буду ждать.

– Что, опять любовь проснулась, навестить хочешь?

– Боря, извини, но твои шутки неуместны.

– Ладно, не обижайся, жди звонка.

Я опять постаралась положить трубку одновременно с Альбертом. Так... Разговор явно интересный, необходимо запомнить его детали. Я мысленно повторила: родильное отделение. Берсутский Борис Леонидович. Алтынка. Хотя каждый житель Тарасова знает, что это местная психушка. Ольга. Все запомнила точно, память меня не подводит никогда. После всего этого, правда, появилось больше вопросов, нежели ответов, но раздумывать было некогда.

– Ну как, в фирме все в порядке? – встретила я вопросом возвратившегося хозяина.

– Да, нормально.

Теперь мне необходимо задержаться до звонка мистера «икс» – Бориса, и я спросила:

– Альберт Львович, скажите, а кто-нибудь помогает вам, у вас ведь такая большая квартира?

– Да, два раза в неделю приходит женщина: она стирает и убирает, а готовит Сонечка сама: кухня – ее епархия, она к плите никого не подпускает.

Затем он поведал мне, что таких двухуровневых квартир в доме всего несколько, остальные хоть и улучшенной планировки, но простые. Наконец раздался долгожданный телефонный звонок. Альберт Львович нетерпеливо схватил трубку, долго слушал, что ему говорили, потом спросил:

– Значит, возможно, скоро выпишут? Ладно, спасибо, до встречи, – облегченно сказал он и повесил трубку.

Пока других вопросов к хозяину дома у меня не возникло, вернее, вопросов было много, но я знала, что в данный момент он на них отвечать не станет: тут какая-то тайна, связанная с фирмой под названием «Роддом». Перед уходом я пообещала регулярно информировать Заманского о ходе расследования.

* * *

Следующий визит необходимо нанести соседке: вдруг она видела и запомнила женщину с ребенком. Я позвонила в дверь; послышались шаги, и дверной глазок потемнел: я стала объектом ее пристального изучения. Видимо, мои внешние данные все-таки внушали доверие, потому что дверь открылась. На пороге стояла пожилая женщина, что меня порадовало: эти бабушки-одуванчики бывают порой очень наблюдательными.

– Здравствуйте, вы Анна Павловна? – обратилась я к женщине.

Она кивнула, с интересом рассматривая меня.

– Анна Павловна, – продолжила я, – мне с вами необходимо поговорить, вы сейчас свободны?

– Ну что ж, коли нужно, раздевайтесь и проходите, – пригласила хозяйка, иронично заметив: – Я – пенсионерка, чего-чего, а времени хватает. Это у американцев время – деньги, а у нас только время, а денег нет.

Мы прошли в более чем скромную после апартаментов Заманских, но чистую и уютную комнату.

– Анна Павловна, – начала я, – вчера, часов в одиннадцать утра, возвращаясь из магазина, вы случайно не заметили женщину с ребенком?

– Заметила! Она меня чуть с ног не сбила, будто оглашенная выбежала с ребенком из подъезда. Разве можно так носиться с дитем на руках?

– А как она выглядела?

– Да я и не рассмотрела, она мчалась как ненормальная. А кто вы и что случилось?

Ну нет, уважаемая, кто я и зачем, вам не суждено знать – это не в моих интересах: сегодня же весь микрорайон по секрету будет знать о пропавшем мальчике. Нужно блефовать, и я умею это делать.

– Ничего не случилось, – успокоила я собеседницу, – просто надо найти эту женщину. Она – кормящая мать, увы, это сейчас не частое явление, и приходила вчера к вашим соседям предложить себя в качестве кормилицы. Я медсестра из детской поликлиники. Мы рекомендуем мамам, имеющим избыток молока, обращаться в состоятельные семьи, где дети – искусственники. Выгода, как вы понимаете, двойная, кормящим – дополнительные средства на питание – женское молоко очень дорогое, – детям-искусственникам – естественное вскармливание.

Моя буйная фантазия, кажется, существенно расширила рамки сервиса, предлагаемого детскими поликлиниками, и, воодушевившись началом, я продолжила:

– Вчера, когда эта женщина приходила, дверь открыла няня Заманских, – я знала, что Анна Павловна не видела Катю, гуляющую с ребенком, – и сказала, что они пользуются услугами молочной кухни. Хозяйка в это время принимала душ. Узнав, кто приходил, послала няню вдогонку. Теперь они хотят найти эту женщину, обратились ко мне: мы-то ведь знаем всех кормящих в микрорайоне, но я понятия не имею, кто конкретно к ним приходил. Так вы не помните, как она выглядела?

– Нет, да я видела-то ее только в спину.

Так, здесь все ясно. Теперь нужно плавно перейти к разговору о семье Заманских. Мне надо знать о них побольше, может, хоть чуть приоткроется завеса тайны, а что какая-то тайна существует, мне подсказывала интуиция.

– Няне-то, наверно, досталось от хозяйки? – сочувственно обронила я.

– Не думаю, к ней в этой семье хорошо относятся. Катя вынянчила мальчика, да и добрая, уважительная она. Софья после тяжелых родов долго не могла отойти. Все лежало на Кате, она у них в семье словно родная и Левушку как своего любит. Детей-то у соседей долго не было. Софья долго не могла забеременеть, каждый год ездила в санаторий в Крым, где лечат женские болезни, забыла, как называется место-то... какое-то неблагозвучное название...

– Саки? – подсказала я.

– Да, Саки, – подхватила Анна Павловна. – А потом вроде сказали, что детей у нее вообще не будет, ну, да и врачи, видно, иногда ошибаются... А уж как Альберт Львович заботился о Сонечке, когда она носила ребеночка!..

– Беременность тяжело переносила? – поинтересовалась я.

– Да нет, не помню, чтобы жаловалась, да и с животом-то мы ее не видели. Она родила в конце августа, а все лето, с начала мая, они жили на даче.

– Откуда же вы знаете, что он заботится о ней?

– А как же! Каждый день после работы ездил за продуктами, постоянно возил ее на проверку в поликлинику, да и по нему видно, что заботливый. И ребеночка очень любит. Подойдет к коляске, когда Катя и Софья гуляют с Левушкой, и налюбоваться не может: все расспрашивает, как он вел себя, как кушал. Мало сейчас таких отцов, – горестно вздохнула Анна Павловна.

Больше мне задерживаться не имело смысла. К сожалению, после разговора с Анной Павловной описание примет, данных Катей, не увеличилось ни на йоту. Правда, я узнала кое-что из личной жизни своих клиентов, но трудно сказать, пригодятся ли мне эти сведения. Поблагодарив соседку Заманских за приятный разговор, я распрощалась.

ГЛАВА 3

Теперь мне необходимо продумать, как действовать дальше. Неплохо бы сейчас перекусить, а там, глядишь, и осенит, тем более что уже что-то крутилось у меня в голове. Что именно? Сейчас в машине мы и попытаемся это разузнать: магические косточки всегда со мной. Боевой конь ждал меня недалеко от дома Заманских, и дойти до него было делом одной минуты. Удобно устроившись, я завела машину, пусть мотор прогреется, и достала из сумки мешочек. Бросок.

29+18+5 – «Уделите побольше внимания собственной персоне». Ну спасибо, мои заботливые, а то желудок уже грозно рычать на меня начал, требуя работы. Сориентировавшись на местности, я выбрала небольшое кафе с названием «Улыбка» и решила улыбнуться вместе с хозяевами этого заведения. Через пять минут, припарковавшись у тротуара напротив входа в кафе, я доверила свой автомобиль сигнализации и пошла чревоугодничать. До этого мне не приходилось бывать здесь, а жаль, ибо с первых шагов мне и в самом деле захотелось улыбнуться. Проход в зал был отделан в виде зеркальных колонн, расположенных под углом ко входу и выходу. Когда я вошла, навстречу шагнули шесть меня, изможденных и исхудавших, как только что освободившиеся из концлагеря. «Ага, это владельцы кафе уже улыбаться начали, кривые зеркала в фойе установили», – пронеслось в моей голове, и я утонула в море ароматов. Боже! Какое искушение! Но прежде необходимо вымыть руки. После минуты гигиены я прошла к свободному столику и опустилась на стул, услужливо отодвинутый официантом.

– Что будем кушать? В наше меню сегодня входит... – И на меня посыпалось...

– Гриль, кофе, больше ничего.

Пока я жевала свою курицу, кстати, довольно вкусную, мозг лихорадочно работал. Чертовщина какая-то получается: Софья не могла родить, а родила, даже шов после кесарева налицо, дед должен бы радоваться долгожданному внуку, а он ведет себя как-то странно. Альберт знает, что кого-то обидел, но молчит. И что же получается? Кругом – одни тайны. Мне платят, чтобы я Левушку искала, а информацией делиться не спешат. Похоже, у каждого в этой истории есть что скрывать друг от друга, а что-то общее – от меня. Нет, работать втемную я не привыкла и должна все тайны вокруг ребенка развеять.

Расплатившись, я пошла к выходу, еще не решив, куда сейчас направить свои стопы. Но тут очередная «улыбка» хозяев подсказала мне правильное решение. В фойе навстречу шагнули шесть меня, но таких упитанных, с огромными животами – этакие колобки. Видение было таким реальным, что я на всякий случай живот потрогала, и все шесть меня сделали то же самое. Вот тут решение мое и созрело: Софья непременно должна была наблюдаться где-то со своей беременностью. А где еще так много таких вот пузатеньких? В женской консультации, конечно.

Я должна там побывать, ведь может случиться, что она общалась с похитительницей в поликлинике или стационаре. В общем, все версии необходимо проверить, вдруг что-то да высветится. Так я думала, наверное, только правым полушарием, а в левом свербила другая мысль, ее-то мне и хотелось немедленно проверить.

* * *

До женской консультации я добралась быстро: в этих современных микрорайонах все под рукой. Когда за мной захлопнулась тяжелая дверь на тугой пружине, я оказалась в просторном холле. Слева располагался гардероб, дверцы окошка были закрыты, на одной половине была прикреплена записка, которая гласила: «Гардероб закрыт на обед на десять минут, гардеробщица в регистратуре». Мне было очень на руку, что регистратура тоже обедала.

Заметив на стене график работы врачей и пробежав его глазами, я выбрала гинеколога с фамилией Болдина по той причине, что ее работа заканчивалась через пятнадцать минут, и рванула к регистратуре. Окошко было открыто, но за столом никого не оказалось: голоса и стук посуды доносились из-за шкафов с карточками. Я настойчиво постучала по стеклу. Из-за шкафа донеслось:

– Подождите десять минут, не горит.

Как можно требовательнее, но в то же время просяще я проговорила:

– Девушка, миленькая, найдите мне карточку, а то через пятнадцать минут доктор уходит. Она и так еле согласилась меня принять.

Поскольку такие обеденные перерывы у сотрудников бывают все-таки вне графика, из-за шкафа вышла тучная женщина с недовольным лицом.

– Быстро говорите фамилию, имя, отчество и адрес. Только карточку сами врачу понесете.

– Конечно, конечно! – Я радостно закивала. Заполучить заветную карточку на руки оказалось гораздо проще, чем я предполагала. Это еще раз подтверждало истину: главное – в нужное время оказаться в нужном месте.

Назвав данные Софьи и ее адрес, я ждала. Женщина быстро перебирала карточки, наконец, вытащила одну:

– Заманская? Софья Михайловна? Послеоперационная, что ли?

Я кивнула головой.

– Ну бегите, проверяйтесь. – И она подала в окошко объемистую историю болезни.

На глазах у регистраторши мне пришлось рвануть в сторону кабинетов, а когда она вернулась доедать свой обед, я тихонько проскользнула к выходу – читать буду в машине.

Теперь необходимо разобраться в написанном, что я и попыталась сделать, забравшись в машину на место рядом с водителем. Толстая карточка Софьи свидетельствовала о том, что, судя по всему, здоровьем в области гинекологии она не отличалась. Первые страницы восьмилетней давности меня не особенно интересовали. Из них ничего нового для себя я не узнала, только подтвердились слова соседки: все эти годы Софья лечилась от бесплодия.

Листая страницу за страницей, я проникалась к женщине сочувствием. Но вот мое внимание привлек лист УЗИ. Дата? Ага... есть: август прошлого года. Диагноз... Как эти врачи пишут: пяткой левой ноги, что ли? С трудом я расшифровала: фибромиома шести-семи недель. Рекомендовано оперативное лечение. Внизу под листком УЗИ уже другим почерком подтверждался диагноз и указывалось, что больная от операции на данный момент отказывается, и подпись Софьи. И последние записи трехмесячной давности. Больная направляется в пятую горбольницу, первое гинекологическое отделение для оперативного лечения. Диагноз: фибромиома – восемь недель.

Я закрыла карточку, положила ее на водительское сиденье и потерла виски. Чушь собачья получается: женщина, страдающая бесплодием, направляется с опухолью на операцию в первое гинекологическое отделение и возвращается из родильного отделения той же больницы уже с сыном. При этом все уверены, что Софья Михайловна перенесла тяжелые роды, хотя с животом на глазах соседей не появлялась.

Итак, мои клиенты скрыли от меня, что ребенок усыновлен, причем очень ловко, на глазах у всех, но никто ничего не заметил. Почему же все-таки Заманские скрыли это от меня? Меня распирало от злости: я целый час драгоценного времени потратила на то, чтобы установить известный им самим факт – ребенок усыновлен.

Неужели Заманские не понимали, что если у ребенка есть родная мать и если он отнят незаконно, то в ней могли проснуться материнские чувства. И что бы она сделала? Скорее всего попробовала бы вернуть свое дитя, то есть становилась подозреваемой номер один. А может, Заманские уверены, что это невозможно?.. Думай, Танька, думай! Погоди-ка, а звонок Альберта в роддом и разговор о какой-то Ольге и дурдоме? Опять роддом. Все крутится вокруг него. А может, мои клиенты боятся разглашения именно из-за того, что мать Левушки психически больная? Тогда зачем они взяли такого ребенка? Наследственность – дело не последнее, такие образованные люди должны об этом знать. Нет, здесь что-то не так, мне это подсказывала интуиция. Почему тайну усыновления они хотели скрыть даже от детектива, которому платили немалые деньги? Все упиралось в роддом, значит, и там необходимо покопаться. Кому звонил Альберт? Борис Леонидович... фамилия... Моя феноменальная память и тут не подвела, выплюнув ответ: Берсутский. Чувствуется, роль его во всем этом не последняя. А по тому, как профессионально одна мамочка заменена другой, подобное проделывается не впервые. Процесс усыновления, насколько я помню из своей юридической практики, вопрос непростой и очень, очень долгий. А тут все происходит как по взмаху волшебной палочки. Не нравится мне все это, хоть и обставлено все профессионально. Мой чуткий нос уже уловил какой-то грязный душок. Решение окрепло: нужно выяснить роль этого Берсутского, роддома и Ольги. Кто она?

До клинического городка, где располагался роддом, ехать было минут двадцать. Времени вполне достаточно, чтобы придумать объяснение моего появления там. Сочинить, конечно, что-то можно, но не всегда реальность совпадает с буйной фантазией. Так получилось и в данном случае. Оказалось, чтобы попасть к Борису Леонидовичу, мне нужно преодолеть первое препятствие в виде секретарши – ее про себя я сразу окрестила грымзой. Заветную дверь она охраняла очень бдительно.

– Вы по какому вопросу?

– По личному.

– Он занят, и вообще, – она сделала жест рукой в сторону таблички на двери, – по личным – по четвергам, а сегодня среда, могу записать на следующий четверг, на этот уже все забито.

– Но вы узнайте, может...

– Не может, – резко оборвала она меня. Вот уж поистине настоящая грымза!

Секретарша уткнулась в компьютер, но при этом одним глазом не переставала следить за моими действиями: похоже, тут у меня не было никаких шансов. Все-таки с мужчинами находить общий язык куда проще. С ними главное – вовремя немного приоткрыть ножку, белокурый локон на пальчик задумчиво накрутить или скромно потупить глазки – все по обстоятельствам. А вот с такой мымрой, которая ненавидит тебя уже заранее только за то, что у тебя мордашка миловидная, фигура хорошая, а ей похвастаться нечем, с ней как разговаривать?

Мне надо было либо достойно отступить, либо использовать один из моих трюков. Отступать я не привыкла, значит...

– Извините за беспокойство... – Длинный нос секретарши дернулся, но и только: больше никакой реакции. – А по телефону я смогу записаться на прием?

Грымза молча ткнула пальцем в стену, что, должно быть, означало милостивое разрешение на звонок. Там висела табличка с номером телефона и ФИО этой крысоподобной особы. Хорошо, запомним.

– До свидания! – В ответ ни слова.

Идя к двери, я спиной чувствовала ее торжествующий взгляд.

Но смеется тот, кто смеется без последствий. Не будь я Татьяной Ивановой, если не добьюсь своего. Выйдя из приемной и оглядевшись, я направилась в конец коридора. Там, пристроившись на подоконнике, достала из сумки свой сотовый. На секунду задумалась, потом набрала номер приемной. Грымза сразу сняла трубку. Изменив голос, я быстро спросила:

– Муза Петровна? – И не давая ей опомниться: – Это из бухгалтерии, срочно зайдите к нам! – И нажала отбой.

Муза Петровна, похоже, была дамой исполнительной, поскольку через минуту дверь за ней уже захлопнулась. С удовольствием заметив, что направила ее на другой этаж, я бросилась к двери. Нельзя терять ни секунды, пока верный страж отсутствует. С разбега преодолев приемную, я ворвалась в вожделенный кабинет.

Хозяин его сидел за столом и читал какие-то бумаги. Мне с моим богатым опытом одного взгляда было достаточно, чтобы понять: этот меня не выставит. Это у кого-то все пути в храм ведут, а у мужчин подобного типа – все в секс. Борис Леонидович поднял голову и с интересом стал разглядывать меня. И чем дольше смотрел, тем более томным становился его взгляд. Прямо-таки кот перед блюдом со сметаной, вот-вот облизнется. И он облизнулся! Я могла быть уверена: разговор состоится, несмотря на неприемный день.

– Чем обязан? – любезно поинтересовался он.

– Извините, там в приемной никого не было, а мне нужно срочно с вами поговорить. – Я умоляюще смотрела на Берсутского.

Возможно, мой взгляд и действительно получился умоляющим, но только скорее то, что я не ошиблась в начальных предположениях в отношении Бориса Леонидовича. Он даже из-за стола поднялся, показав при этом свой рост – где-то около метра с кепкой – и солидное брюшко.

– Присаживайтесь. Такая очаровательная дама не должна стоять. – Он кивнул на диванчик у стены, а не на кресло возле стола. Это мне тоже понятно: хочет лицезреть меня получше, по принципу: «лицом к лицу – лица не увидать»... Ну что ж! Дам ему возможность построить воздушные замки, их даже рушить потом не придется. Поскольку кожаный плащ я оставила в гардеробе, мой теперешний наряд больше соответствовал ситуации – короткая юбка могла стать грозным оружием. Однако важно и не передозировать...

– Борис Леонидович, у меня к вам очень щекотливое дело, я даже не знаю, с чего начать.

– Я щекотки не боюсь, но для начала представься. – Вот так, сразу на «ты».

– Я – Татьяна, а фамилия вам пока ни к чему, если только согласитесь помочь, познакомимся поближе, – многообещающе произнесла я.

– Ну, говори, Танечка, чем же я могу тебе помочь.

Сделав вид, что колеблюсь, я неуверенно произнесла:

– Все дело в моей сестренке, ей всего шестнадцать лет...

– При чем здесь твоя сестра?

Я выпалила:

– Она беременна, а я за нее отвечаю. – Тут я сделала что-то между вздохом и всхлипом и на всякий случай приложила носовой платок к абсолютно сухим глазам. – Если родители узнают, ее... Я не знаю, что с ней будет.

– Так, а от меня ты чего хочешь? – В голосе появилось едва заметное похолодание. – На аборт, что ли, без ведома родителей?

– Да у нас родители в Самаре живут, но не в этом дело: я не хочу, чтобы она первого своего ребенка вот так... А главное – это для нее опасно. Я ее так люблю. – И опять сухие глаза промокнула.

– А чего же ты от меня-то хочешь? – повторил он свой вопрос.

– Скажите, а нельзя ли как-нибудь сделать так: родит она, а ребенка запишут на меня, чтобы избежать огласки и волокиты по усыновлению.

– А тебе-то ребенок нужен? – спросил он уже заинтересованнее.

– Честно говоря, тоже не очень, я сама с мужем недавно развелась, но мне-то уже двадцать семь, а ей всего шестнадцать. Что же, с таких лет ей жизнь портить? Я заплачу вам, заплачу, сколько скажете! – Говоря это, я положила ногу на ногу, при этом юбка скользнула на сантиметр выше – пока хватит! – и продолжила: – Так что другого варианта нет. Я не могу позволить Дашке уродовать себя, и потом, куда она с маленьким без мужа.

– А ты куда же? – Он встал, прошелся по кабинету, подошел к окну и уставился в него в задумчивости.

О чем он размышлял? Мне нельзя уступать, необходимо убедить его, что для меня главное – сестра, а уж ребенок, коли он появится, мне самой тоже не очень-то нужен, но я буду жертвовать собой... Что же это еще такое сказать поубедительнее?

Прошла минута, другая; похоже, Борис Леонидович на что-то решился. Он повернулся и направился к диванчику, на котором я сидела, пристроился рядышком.

– Танюша, я вижу, ты действительно очень любишь свою сестренку. – Я согласно закивала, почему же мне ее не любить, если у меня ее никогда не было.

Это в мыслях, а вслух:

– Да.

– Но ты знаешь, какую тяжесть хочешь взвалить на свои хрупкие плечики?

– Догадываюсь. – Я вздохнула, мне уже почти стало себя жалко.

– Догадывается она! Ни черта ты не догадываешься, извини! Наследственность-то хоть у ребенка благополучная? – спросил вроде бы невзначай, а заинтересованность сквозила явная.

– Вы имеете в виду здоровье родственников?

Он кивнул и уточнил:

– Психических заболеваний, уродств, туберкулеза, венерических ни у кого?

– Да что вы, Борис Леонидович, – я искренне возмутилась, – у нас отец и мать с научными степенями, интеллигентнейшие люди, и всех бабушек с дедушками знаем. У нас в семье родословную чтут и гордятся ею.

– Это хорошо, но у ребенка ведь и отец был? Непорочным зачатием здесь, как я понял, не пахнет.

– Конечно, отец есть, только ему самому семнадцать, какой из него отец? Родственники его – хорошие знакомые моего бывшего мужа, там с наследственностью тоже все в порядке.

– Танечка, а ты не боишься, что повзрослеет твоя сестра и захочет получить ребенка назад?

– Едва ли, она его уже сейчас ненавидит и давно бы аборт сделала, да я ее удерживаю, о последствиях твержу. Да и сколько брошенных детей в роддоме, а этот худо-бедно пристроен будет.

– Что-то не очень ясно. Тебе самой ребенок тоже не нужен. Тебе, детка, – при этих словах он доверительно положил мне руку на коленку, – всего двадцать семь. Зачем жизнь себе портить? Ты, Танюша, и сама еще родить можешь. Мне бы так хотелось тебе помочь, но не знаю... – Рука его при этом ненавязчиво поглаживала мою ножку. Я делала вид, что не замечаю этого, отнеся это в счет производственных неудобств. – Вот и думаю, – продолжал он, – уж если помогать твоей сестре, то так, чтобы не навредить тебе. Не нужен тебе этот ребенок – и все тут. Может, ты позволишь мне подумать о его дальнейшей судьбе?

– То есть Даша должна его бросить в роддоме? – Я очень искренне оскорбилась.

– Зачем бросать? Я же сказал, что позабочусь о нем. Тем более ты говорила, что мне заплатишь, а тут наоборот: я тебе могу деньжат подкинуть и заботу о Даше – так ведь зовут твою сестру? – на время беременности взвалю на себя. Наблюдение, если медицинская помощь какая понадобится, да и питание правильное, чтобы наш малыш правильно развивался, да и вообще, могу поселить ее в отдельную квартиру, чтобы перед соседями с животом не рисовалась.

Ого! Вот это понесло мужика: про моего драгоценного несуществующего племянника уже – «наш малыш»! Что-то срочно необходимо ответить, а в голову ничего не приходило. Наконец я произнесла:

– А это законно?

– Танечка, а кто мне тут сейчас взятку предлагал, чтобы я помог ребенка у законной матери забрать? – Он сжал мое колено. – Давай с тобой встретимся в более уединенном месте и подумаем, как лучше помочь твоей сестре. Как ты на это, лапушка, смотришь?

А почему бы не пообещать: все, что надо, я уже узнала, даже больше, и он мне нужен теперь, как дырка в бублике. Судя по его горячему прерывистому дыханию, я поняла: проняло мужика. Встречаться с ним я не собираюсь, но знать, что делается в этом кабинете, вовсе не лишне. Если сделка с Альбертом поначалу представлялась лишь «дружеской помощью», то теперь я поняла: торговля детьми здесь поставлена на конвейер. Мое молчание явно затягивалось, наконец я выдавила:

– По-моему, в отношении будущего ребенка – это оптимальный вариант, но нам действительно лучше обсудить это в другом месте, поэтому все-таки я должна сначала позвонить Даше, а потом договоримся о встрече. Хорошо?

Я поднялась.

– Ты все быстро понимаешь, девочка. – Он тоже встал и сразу оказался в невыгодном положении: его рост позволял ему смотреть на меня только снизу вверх. Судя по всему, отпускать меня Борис Леонидович не хотел и поэтому предложил:

– А ты звони отсюда, я не буду мешать, мне все равно минут на пятнадцать отлучиться надо. О'кей?

– А это удобно?

– Еще как удобно! Располагайся за столом и звони.

Он пошел к двери, а я к столу. Мечта остаться одной в кабинете превратилась в реальность. Телефон его нужен мне только для установки «жучка», и возможность представилась редкостная. Хорошо, что минимальный шпионский набор всегда был при мне. Поскольку в подслеживающих устройствах я профи, «жучок» был помещен на новое место жительства в считанные секунды. Да, но телефон Борис Леонидович с собой не таскает, а он, похоже, ведет интересную жизнь и вне клиники. Он с клиентами здесь едва ли будет общаться. Мое внимание привлек его пиджак, висевший на плечиках. Вот мы и подселим «клопика» под воротник: и незаметно, и удобно. Теперь нужно телефоном потренькать на случай, если он спаренный и Борису Леонидовичу придет на ум подслушать. Звонить я решила в свою квартиру, так как была уверена: там трубку не возьмут. Но неожиданно, едва я успела набрать первые две цифры, дверь распахнулась. В ее проеме стояла грымза. От удивления ее нижняя челюсть буквально отвалилась. Она выдохнула с присвистом от гнева:

– Ты как сюда попала? Так это твоя работа – звонок из бухгалтерии? Ах ты, авантюристка! Вон отсюда!

Я пожала плечами:

– Вон так вон, уйду, но патрону сами объясняйте, почему я ушла.

И, подняв голову, прошествовала мимо нее походкой королевы. Все свои дела я сделала, пусть теперь своему Мальчишу-Плохишу докладывает, как лишила его потенциальной клиентки.

Похоже, до нее все-таки дошло, что полномочия свои она превысила, выгнав меня из кабинета шефа, но не бежать же ей за мной? Напоследок я громко припечатала дверью у нее перед носом и стремительно выскочила в приемную, где чуть не сбила с ног худенькую женщину примерно моего возраста. Но разглядывать ее не стала, уж очень мне хотелось успеть добежать до машины, пока не вернулся «метр с кепкой». Проверим, как аппаратура работает, когда грымзу будут ставить на место.

ГЛАВА 4

Пулей я пронеслась до гардероба, схватила плащ и кинулась бежать к машине, не щадя ног. Теперь побыстрее надеть наушники.

А меж тем в приемной, похоже, разыгралась настоящая баталия между секретаршей и новой посетительницей. Женщина настаивала на встрече с главврачом, Муза Петровна ее выпроваживала, но та тоже без боя сдаваться не собиралась. Спор грозил перейти в рукопашную, но положение спас вернувшийся шеф.

– Что здесь проиходит? Почему в мой кабинет дверь нараспашку? Где девушка, которая там оставалась?

Голос Музы Петровны:

– Борис Леонидович, я ее попросила вас в приемной подождать, а она наговорила мне кучу гадостей и ушла. Ненормальная.

Моему возмущению не было предела: это я-то ненормальная?! Вмешаться в разговор невозможно, а то я бы ей показала, где раки зимуют.

А в это время голос Бориса Леонидовича гневно клокотал:

– Вы последнее время несколько превышаете свои полномочия, но об этом поговорим позднее. А вы к кому? – Это к посетительнице, догадалась я.

Женский голос ответил совершенно спокойно, будто не она была участницей горячего спора:

– К вам, к кому же еще? А эта ворона тут раскаркалась, мало того, что ту девушку она выгнала, я видела.

Муза Петровна взвизгнула:

– Да что это такое! Вы лжете! Борис Леонидович, она клевещет на меня!

– Разберемся. Вы пройдите, как вас звать?

– Наталья Ивановна.

Стукнула закрываемая дверь. Слышимость стала просто великолепная. Можно ехать, или все-таки послушать, как «метр с кепкой» с другими посетительницами разговаривает? Не всех же он за колени хватает. Любопытство победило, и я об этом потом не пожалела, так как стала свидетельницей очень интересного разговора.

* * *

– Здравствуйте еще раз, любезнейший Борис Леонидович, я присяду, вы уж не обессудьте. – Скрип стула.

– Садитесь, конечно, но я не имею чести...

– Ну где же ее взять-то, честь, если у вас ее и отродясь, наверно, не было. – Вот это дает!

– Что вы себе позволяете?!

– Я могу себе это позволить, и вы мне за многое ответите. Я – Уварова. Фамилия моя ничего вам не говорит?

Непродолжительное молчание, потом уклончивый ответ:

– Вроде бы нет.

– У вас, оказывается, не только чести нет, но и совести маловато.

– О чем вы, черт вас побери?

– О моей сестренке, это ж вы из нее дуру сделали и ребенка налево сплавили. Сколько на этом поимели?

– Да как вы смеете? Я ее помню, сестру, но ребенок у нее умер. Умер! Понятно?!

– Ага... память проснулась, ну и слава богу. Так, говорите, умер? А этот ее супермен? У него-то откуда ребеночек взялся?

– Я не понимаю, о чем вы?

– А может, не хочешь понимать? Зато я понимаю, что не за спасибо ты такие вещи устраиваешь.

– Ну коли вы в курсе романа вашей сестры с суперменом, как вы его назвали, то должны бы знать, что он женат, у него крепкая семья, зачем им «левый» ребенок?

– Жена, значит, а почему же она до этого целых восемь лет не рожала? Или он так все подгадал, что жена и любовница в один день рожать пошли? А что «левые» дети не нужны – это хорошо!

Борис Леонидович решил взять инициативу в свои руки:

– Не понимаю и не хочу понимать, о чем вы здесь толкуете. Выкладывайте, что вас привело ко мне, и до свидания!

Уварова, похоже, нисколько не смутилась:

– Завтра я заберу Ольгу и увезу ее, но мне нужны ее документы и деньги. Минимум тысяч шесть.

– Долларов?

– Каких еще долларов? Рублей!

– У вас богатое воображение, ребенок вашей сестры умер. Денег я вам дам, но не за ребенка, а так как чувствую свою вину, что вовремя не оказал ей психологическую помощь. Я должен был предвидеть...

– Хватит чушь нести! С научной степенью, а слушать тебя противно.

– Наталья... как вас там... Ивановна. Придите завтра в десять утра, только не опаздывайте, меня может потом не быть, я подготовлю все документы и деньги.

– Хорошо, я приду в десять, но, если ты попытаешься меня надуть, отсюда направлюсь прямиком в милицию.

– Не надо мне угрожать, я порядочный человек. До свидания.

В ответ – стук закрываемой дери.

* * *

У меня аж дух перехватило, жаль, я эту женщину не рассмотрела, хотя, думаю, узнаю, когда она выходить будет. Постою здесь еще. Я уже собралась снять наушники, но услышала, что Борис Леонидович набирает номер. Он звонил моим клиентам, это стало понятно, когда на другом конце провода сняли трубку.

– Да.

– Альберт, ты?

– Я. Что случилось, Борис?

– Это у тебя что там, все в порядке? По какому поводу Ольгой интересовался?

– Просто так.

– Давай откровенно. Как себя чувствует мой крестник? – спросил вроде бы непринужденно Берсутский, но натянутость в его голосе явно прослушивалась.

– Боря, если честно, он пропал...

– Кто? Левушка? Ты в милицию, надеюсь, не заявлял?

– Нет, конечно, я нанял частного детектива.

– Что?! Какого детектива? Ты что, охренел? Не понимаешь, что делаешь?!

– Я не знал, что предпринять...

– Мне надо было звонить, мне! В общем, так... Детективу немедленно даешь отбой. Усек? Я думаю, что знаю, где твой сын, и завтра тебе его привезу, так что не дергайся. Связаться с детективом сейчас можешь?

– У меня есть номер ее сотового.

– Ее? Это что, баба, что ли? Ну ладно, срочно звони!

– Спасибо тебе, Боря, что успокоил, извини меня, если доставил тебе неприятности.

– Пока они еще не начались, но могли бы... Все. Отбой.

Мое чуткое ухо сразу уловило дополнительный щелчок перед тем, как была положена трубка. Значит, разговор подслушивал кто-то еще. Но пора и мне действовать. Сейчас будет звонок на мой сотовый. Но уж дудки! Пока все не узнаю, не успокоюсь, тем более я еще не отработала заказные деньги.

В это время открылась дверь отделения больницы, и на крыльцо вышла та самая женщина. Нужно ее запомнить, может пригодиться. Из машины мне было удобно наблюдать за ней. Женщина, посмотрев на часы, немного постояла в раздумье и зашагала к троллейбусной остановке. Может, за ней проследить? А что мне это даст? Да и завтра ей на десять назначено, вот тогда и увижу, а сейчас нужно ехать в психиатрическую больницу, возможно, там и спрятаны концы этой истории. Свидание с неизвестной Ольгой могло пролить свет на похищение Левушки.

Для начала необходимо найти местонахождение клиники. Коренная жительница Тарасова, я прекрасно знала город и ориентировалась в нем, но вот на Алтынке мне бывать не приходилось. Я бы, конечно, не стала нарушать эту прекрасную традицию, но «производственная необходимость»... Достав карту и вычислив кратчайший путь, завела машину и, плавно тронувшись с места, обнаружила, перефразируя Высоцкого, что бензин – ее кровь – на нуле. Пришлось заехать на автозаправочную станцию. Чтобы сократить вынужденное ожидание – даже с подорожанием бензина клиентуры заметно не убавилось, – решила бросить косточки. Сегодня они уже меня один раз выручили, отправив обедать в оригинальное кафе под названием «Улыбка», кривые зеркала которого натолкнули на нестандартное решение. Итак, бросок.

17+2+30 – «Радужные перспективы для тех дел, которые представляют для вас особый интерес».

Значит, я на правильном пути. Спасибо, родные!

Итак, не считая разговора с соседкой, к моему плану добавилось еще три пункта: женская консультация, родильный дом и, наконец, психушка, по направлению к которой я двигалась в данный момент. Милые учреждения – ничего не скажешь. Теперь главное – решить, под какой личиной я должна появиться – сестры? Но она не признает во мне сестру. Подруги? По меньшей мере, должна знать фамилию. Соседки? Увы, даже адреса Ольги я не знаю. Стоп!.. А если... медсестры из роддома, направленной заботливым главврачом, который недавно звонил и спрашивал о здоровье пациентки. Я, конечно, пока только предполагала, как и в случае с медсестрой из детской поликлиники, которую я разыграла перед соседкой Заманских, но если блефовать, то убедительно... К тому же придется прикинуться чайницей, разузнавая фамилию Ольги: перепутала, захватила не ту карточку... Для убедительности можно помахать Софьиной, которая по-прежнему лежала у меня в сумочке.

Ну вот и ладушки. Начало есть, а далее – по вдохновению и обстоятельствам – полный экспромт. Раздумывать уже было некогда: я въезжала на Алтынную гору, основной достопримечательностью которой была психиатрическая клиника. Она включала в себя несколько лечебных корпусов и ряд хозяйственных построек. Припарковав машину, я подошла к самому внушительному на вид зданию. Но увы, это только ларчик просто открывался, я же дергала все двери подряд – и никакого результата: крепость. Выручила женщина в синем халате, направляющаяся к одной из хозпостроек. Я остановила ее вопросом:

– Скажите, пожалуйста, как можно найти больную?

– А вы пройдите вон к той двери, – показала она рукой. – Там есть кнопочка, звоните.

Кнопка, похоже, тоже была предназначена для того, чтобы испытывать терпение. Я минуты три беспрерывно звонила, прежде чем дверь открылась и меня пропустили в комнату посещений больных.

– Вы к кому? – спросила женщина, открывшая дверь.

– Мне надо поговорить с кем-нибудь из персонала женского отделения, желательно с врачом или медсестрой, – изложила я свою просьбу.

– У них сейчас обход, освободятся самое раннее через полчаса, ждать будете? – Она вопросительно посмотрела на меня.

Пришлось резко умерить свои аппетиты:

– Ну а хотя бы санитарочку можно?

– Ну а чего ж нельзя, конечно, можно. – И женщина удалилась.

Может, это и к лучшему: санитарки-то они ближе к больным, а мне на данный момент главное – узнать фамилию Ольги. Пока женщина отсутствовала минуты две, я окинула взглядом комнату для встреч с больными. На скамейках возле столиков сидели пациенты больницы и их гости: кто тихо беседовал, кто усердно подкармливал больных домашней снедью, а кто и просто молчал, видимо, не находя тем для разговора, ведь очень трудно разговаривать, глядя в пустые, отсутствующие глаза, а таких здесь было немало.

В комнату вошла пожилая санитарочка. Окинув взглядом присутствующих, она безошибочно остановила на мне взгляд и, подойдя, спросила:

– Это вы хотели поговорить со мной?

– Да, у меня к вам несколько вопросов, – взвешивала я каждое слово. – К вам из роддома поступила женщина, Ольга... Забыла фамилию, сейчас посмотрю в карточке. – Я сделала попытку достать Софьину карточку.

– Да не ищи, девонька, – остановила она меня, – у нас тут только одна из роддома-то, Уварова Ольга.

Где-то сегодня я уже слышал эту фамилию, надо потом вспомнить.

– Меня послали из роддома, – продолжила я, – справиться о ее здоровье, я там медсестрой работаю, и с нас требуют отчет с места жительства, куда делась их роженица.

– Три месяца никому не была нужна, да и сейчас небось только из-за этого отчета пришли...

– Как она? – повинно опустив голову, спросила я.

– Ну, это вам лучше поговорить с врачом, мое мнение – сейчас у нее все в порядке. Сначала-то тяжелая была: все воевала, куда-то рвалась, хотела ребеночка забрать, не доходило, видно, до нее, что он умер. Но у нас это быстро лечат: покололи успокоительного – и затихла. – Санитарка сочувственно вздохнула. – А на днях сестра из района приехала – ее вызвали, – так совсем ожила, огонек в глазах появился. Я слышала, что ее готовят к выписке. У нас, если уже не тяжелая да ходят родственники, выписывают быстро – больница-то переполнена. Уж мы-то безработными не будем: каждый год клиентов прибавляется. Эхе-хе, что с людьми-то делают...

Я поблагодарила за беседу и узнала, как зовут врача. Когда санитарка назвала мне фамилию, я еле сдержала улыбку. Дурасова для врача-психиатра, что Косолапова для манекенщицы или Медведев для музыканта. Итак, Дурасова Галина Семеновна. Минут через пятнадцать врач освободилась и пригласила меня в кабинет. Галине Семеновне на вид лет сорок, и выглядела она очень усталой, но, на мое счастье, была вполне нормальной, а то, признаться, ее фамилия и знание того, что почти каждый врач страдает болезнью, которую лечит, настроили было меня на грустный лад.

– Я – медсестра из роддома, – представилась я. – Вам звонил сегодня наш главврач, Борис Леонидович, а потом попросил меня съездить сюда, лично справиться о здоровье Ольги Уваровой и взять справочку для поликлиники по месту жительства, а то они ее уже разыскивают. Как она себя чувствует? – Я вопросительно посмотрела на врача.

– Сейчас заканчивается период реабилитации, Ольга практически здорова, а вначале ее психическое состояние внушало опасения. Она пережила сильнейший стресс.

– А чем вы можете объяснить это, смертью ребенка?

– Я думаю, что тут все гораздо сложнее, – в раздумье покачала головой Галина Семеновна. – Понимаете, этот стресс был, по-моему, просто последней каплей, а до этого шло накопление отрицательных эмоций, которые, наслаиваясь одна на другую, и привели к взрыву. Представьте себе: молоденькая девочка учится в техникуме, живет в общежитии, встречает парня и влюбляется. Когда же возникают сложности в виде ребенка и он отказывается жениться, Ольга решает оставить ребенка, а может, уже и поздно было что-либо предпринимать – она не говорит об этом, очень скрытная. Все месяцы беременности постоянно преследуют мысли, как жить дальше? На что жить? Где? Как быть с учебой?.. Вот вам и острый психоз. К тому же тут возможны и ошибки врачей: неадекватное обезболивание, например.

– Галина Семеновна, а у Ольги эти состояния будут периодически повторяться или же она излечилась полностью? – спросила я.

– Вы знаете, психика – очень тонкая штука, и сказать, где предел ее возможностей, очень сложно. Но у Ольги это не наследственное, я беседовала с сестрой, так что, если у нее жизнь наладится, думаю – все будет нормально.

– А когда вы собираетесь ее выписывать?

– Возможно, даже завтра. К Ольге на днях приехала сестра и хочет ее забрать. Завтра с утра она встречается у вас в роддоме с главврачом – ей нужно забрать у него документы, – а потом, наверное, приедет за Ольгой. Сказала, что Ольгу ждет приятный сюрприз, благодаря которому ее жизнь войдет в нормальное русло.

– А встретиться с вашей пациенткой сейчас можно? – Я вопросительно посмотрела на Галину Семеновну.

– Да, конечно, я сейчас приглашу ее в комнату для посещений.

Я поблагодарила врача и по лестнице спустилась в приемную, по пути решив, что лучше поговорю с Ольгой здесь, на лестнице, чем в той угрюмой комнате, где я разговаривала с санитаркой. Минуты через две вышла молоденькая девушка в больничном халате. Ей с большой натяжкой можно было дать девятнадцать – возраст Ольги я узнала от врача, – выглядела она гораздо моложе. Светленькая, с правильными чертами лица девушка была очень мила, пожалуй, недоставало только немного краски. Белая матовая кожа лица казалась прозрачной. Я представила Ольгу с макияжем – наверное, она была бы красавицей. Приятно также видеть в этих стенах осмысленный взгляд, в отличие от взглядов других обитателей сего учреждения. Я спросила ее о здоровье, Ольга поблагодарила, сказала, что чувствует себя хорошо и завтра выписывается. И тут я совершила досадный промах. На вопрос, кто я, повторила свою версию: медсестра из роддома. Лицо моей собеседницы стало отчужденным, и, как я ни уверяла, что хочу ей помочь, разговора не получилось. Пришлось распрощаться.

Я шла к машине и в памяти зримо прокручивала калейдоскоп сегодняшних событий: вспоминались детали разговоров, поступков моих собеседников. Сопоставляя и анализируя их, я постепенно разрозненно мелькающие мысли выстраивала в четкую линию, и в конечном счете все совпало и стало на свои места.

Конечно же, не случайно Альберт помчался звонить в роддом, когда я назвала приметы женщины, укравшей ребенка: я ведь тогда попросила его вспомнить, не обидел ли он случайно кого-нибудь. Да он же просто испугался, решив, что это Ольга: стройная, светленькая – это же ее приметы. Мне также четко вспомнилась фраза из тогда еще непонятного телефонного разговора: «Что, опять любовь проснулась?» Значит, Альберта с Ольгой связывало не просто знакомство. И тут меня осенило... «Ку де фудр», – как говорят французы в таких случаях – удар молнии. Так это же ясно, как день божий: Альберт Львович – настоящий отец ребенка, а Ольга – мать малыша. И по срокам совпадает: Ольга родила и попала в психушку три месяца назад, и у бесплодной Софьи появился ребенок в это же время. Похоже, тут все было заранее хорошо просчитано. И с Борисом Леонидовичем Альберт на «ты». Конечно, это друг Боря устроил Заманским такое легкое, хотя, полагаю, не безвозмездное усыновление. И логика тут железная: зачем брать на воспитание чьего-то беспородного отпрыска, если можно обзавестись собственным наследником. Вспомнилось трогательное отношение к ребенку Альберта Львовича, о котором так умильно говорила Анна Павловна, расхваливая соседа. Мои догадки перерастали в уверенность. А вот Софья и ее отец, похоже, знают только лицевую сторону медали, так называемый аверс, а вот о реверсе – кто его истинный отец, видимо, не догадываются.

Уже в машине я вспомнила, где слышала сегодня фамилию Ольги: Уваровой представилась сменившая меня посетительница кабинета Бориса Леонидовича. Я ведь началу разговора не придала значения, поэтому не зафиксировала на фамилии свое внимание. Ну вот, пожалуй, это и есть недостающее звено в цепочке моих рассуждений: Наталья – сестра Ольги. Кстати, они очень похожи. Когда в больнице ко мне вышла Ольга, я еще подумала, что ее лицо мне почему-то очень знакомо. И весь разговор в кабинете «метра с кепкой» шел ни о ком другом, как о Левушке. Видимо, ребенок – это и есть сюрприз для сестры, обещанный Натальей. Где она его только держит? Кто опекает сейчас малыша? А супермен, о котором упоминала она, – это, конечно, Альберт Львович. Я вспомнила, каким ликующим голосом произнесла Наталья фразу: «Это хорошо, что «левый» ребенок ему не нужен». И еще я поняла: Наталье грозит опасность – «метр с кепкой» этого так не оставит, ведь он тоже догадался, что ребенок у сестры Ольги, и пообещал Альберту завтра же вернуть ребенка. Придется с утра опекать Наташу!..

Ну вот мой первый рабочий день и подошел к концу. Я уже мечтала о приятной домашней обстановке, но осталось еще одно небольшое дело. Шел восьмой час вечера, когда я подъехала к женской консультации. Операция по возвращению Софьиной карточки на место прошла без осложнений, так как власть переменилась: главными хозяйками учреждения стали уборщицы, и регистраторши на месте, естественно, не было. Я положила карточку на окошко и удалилась. Завтра положат куда надо.

За малыша я была спокойна: родная тетка вреда не причинит.

Поставив машину на стоянку, я подходила к дому. У моего подъезда стояла знакомая «Ауди». Ну уж тут, Альберт Львович, вы не угадали: разговор с вами сейчас совсем не входит в мои планы. Вы, бедняга, наверно, отчаялись дозвониться, беспрерывно набирая номера сотового и обычного телефонов, и решили лично нарисоваться, разыскивая неуловимого детектива.

Я решительно развернулась: придется сегодня ночевать на моей конспиративной квартире, как я ее называю, а проще – в квартире, которая досталась мне в наследство от бабушки. Этим убежищем мне приходилось пользоваться довольно часто: если грозила опасность или просто, как сейчас, нужно было уединиться. Попутно пришлось заехать в магазин и купить минимальный запас продуктов, необходимых для ужина и завтрака. Теперь надо хорошенько отдохнуть. Завтра, похоже, предстоит жаркий денек, а возможно, и развязка этой истории.

ГЛАВА 5

Утро выдалось хмурое. В такую погоду хорошо поваляться в постели, но мне сегодня не лежалось: родилось предчувствие чего-то очень плохого. Главное же – появилось ощущение, что это плохое я предотвратить не смогу. Может, пакостное настроение развеют мои милые косточки? Объяснят, что творится в душе? Бросок.

33+19+8 – «Вас ожидает чья-то ранняя смерть».

Итак, мои хорошие, тревога, похоже, у меня не из пальца высосана. Но кому угрожает опасность? Ребенку, которого я ищу? Едва ли. Похоже, он не в чужих руках. Ольге? А почему бы нет? Но насколько это возможно при условиях, в которых она находится? Наталье? Пожалуй, она стала возможным кандидатом, но неужели Борис Леонидович способен на убийство? А почему бы нет? Насколько я понимаю, дело связано с большими деньгами, не с одним десятком тысяч долларов. Ольгу он «кинул», но с новых родителей денег наверняка не забыл взять. Приличная сумма для такого города, как Тарасов, осела в его кармане. Что ему выгоднее? Заплатить Наталье или устранить ее? Скорее второе. И дело даже не в тех шести тысячах рублей, которые она запросила на дорогу, а в том, что Наталья тоже разгадала грязную игру врача с ее племянником и при определенных условиях может держать его на коротком поводке. Левушку он купил, но молчание Натальи с ее характером купить едва ли удастся... Вот что я должна предотвратить! Нужно приводить себя в порядок и мчаться к клиническому городку. Лучше успеть туда до десяти часов. Если все-таки Наталью попытаются убить, то где? В больнице? Маловероятно. Не камикадзе же он, чтобы засветиться у себя на работе? Скорее всего там, где меньше людей, – за городом, Алтынка для этого идеально подходит. Сам Борис Леонидович, конечно, этим заниматься не станет, тогда кто? Мое вмешательство необходимо, чтобы предотвратить беду.

Быстро приняв душ, позавтракав и взяв с собой все необходимое, чтобы в случае чего помочь Наталье, я отправилась на стоянку за своей «девяткой».

* * *

В клиническом городке на сей раз пришлось искать место для парковки: вчерашнее было занято. Но судьба сжалилась надо мной, предоставив очень милое местечко в самом конце незапланированной стоянки. Только будет ли здесь такая же хорошая слышимость, ведь расстояние от кабинета Берсутского значительно увеличилось. Время до появления Натальи еще оставалось, и я решила проверить. Когда мои уши включились в работу, «пиджак» в кабинете, судя по всему, еще не появился. Разговор шел по телефону, и вела его грымза. Малопонятный, он меня вначале не заинтересовал, главное, аппаратура не подводит, а Муза Петровна была мне скучна. И, как оказалось, зря. Любопытство мое было разбужено подобострастностью голоса грымзы. Оно еще более усилилось, когда я поняла, что разговор идет о моем вчерашнем посещении. Эта мадам не скупилась на эпитеты в мой адрес, называя то подозрительной особой, то просто мымрой. Меня назвать мымрой?! Это уж слишком! Похоже, наши «симпатии» были взаимны. Приятный мужской баритон на другом конце провода вдруг спросил:

– Ты уверена, что меня самым примитивным образом не кидают?

– Нет, Герман, не уверена, уж очень шеф разозлился, когда я ее выгнала.

– Значит, клиентка... Ладно, разберемся... Ты повнимательней там, за ценную информацию я не скуплюсь, сама знаешь. Если что новенькое, звони на сотовый. – И голос назвал номер, который я автоматически зафиксировала в памяти.

– Не могу больше говорить, сейчас придет начальник.

– Давай, я ему перезвоню, прощупаю. – Гудки отбоя.

На горизонте появился новый персонаж. Какое отношение он имеет к Борису Леонидовичу? А вот и сам «метр с кепкой» появился в зоне моего прослушивания, хотя разговор был едва различим, то ли расстояние до него велико, то ли разговор умышленно велся приглушенными голосами.

– Ребятки, я вас понимаю, но поймите и вы меня... Подлечиться я вам дам, а основную дозу после услуги. Баба к десяти придет ко мне в кабинет, так вы уж постарайтесь ее запомнить. Вы на колесах?

В ответ громкое ржание.

– А какие колеса вы имеете в виду? Одни закончились, а если авто, то тут тоже неважно. Аккумулятор сел, толкаем... Вдруг потеряем ее?

– А чего за ней по городу мотаться, она отсюда наверняка в дурдом поедет к сестре, а там – по обстоятельствам. Выясните, где ребенок, а ее припугните хорошенько, чтобы замолчала.

– А если замолчит навсегда? – И опять дурацкий гогот.

– Ну, это ваши проблемы. Главное, узнайте, где ребенок, мне нужен он. И не дай бог что с ним... Вот, возьмите пока, не рисуйтесь тут. Ко мне не приходите. Ее не трогайте, пока не узнаете, где малыш. Все.

Стрелки часов приближались к назначенному сроку. К крыльцу административного корпуса, где располагался кабинет Бориса Леонидовича, подкатило такси. С минуту оттуда никто не выходил, потом дверца открылась и из машины вышла Наталья. Она начала подниматься по ступенькам, а такси, сделав лихой разворот, двинулось назад, но, отъехав несколько метров, остановилось у обочины. Значит, будет ждать Наталью. Она почувствовала опасность или боялась потерять время?

А в кабинете Бориса Леонидовича разрывался телефон. Трубку сняла грымза и, услышав знакомый голос человека, с которым только что беседовала, громко произнесла:

– Здравствуйте... Да, он на месте. Борис Леонидович, возьмите трубочку, это вас, какой-то Герман, говорит, срочно нужно поговорить.

Голос шефа:

– Да, да, Муза Петровна, закройте, пожалуйста, дверь! Здравствуй, здравствуй!

– Мне нужен товар, Борис.

– У меня ничего, ни одной нет, даже на подходе.

– Крутиться ты что-то последнее время стал, смотри.

– Что ты, Герман, просто туго с этим стало. Молодежь контрацепцией пользоваться хорошо научилась, а у нас все ставки на нее, на золотую молодежь.

– Ты давай кончай втирать очки, понял? Я тут справки навел и много чего интересного узнал. Предупреждаю, удумаешь кинуть – убью. А где ты возьмешь сейчас, меня не волнует. Понятненько? Я не могу такого выгодного клиента из-за такого дерьма, как ты, терять. Все. Ищи.

– Я подумаю, что можно для тебя сделать.

Ответ был явно язвительным:

– Думай, Боренька, думай. Разминай мозги.

Отлично, судя по разговору, этот самый Герман имеет большое влияние на «метра с кепкой». Если понадобится в дальнейшем, этим можно будет воспользоваться.

* * *

А вот и Наталья. Она ворвалась, не дожидаясь разрешения грымзы, и с ходу начала:

– Здравствуйте, Борис Леонидович!

– Здравствуйте, Наталья Ивановна!

Я хихикнула про себя: «Начало очень культурное, посмотрим, каков будет финал».

– Вы приготовили, что я просила?

– Документы Ольги и деньги?

– Да.

– Вот. Все здесь. – Слышу шелест бумаги.

– Здесь шесть тысяч?

– Что, аппетит разгорается? Уже пожалела, что мало запросила?

– Нет, просто я не склонна вам верить после того, что вы сделали с моей сестрой. Все, что нам нужно, это на дорогу и на первое время, чтобы Ольгу на ноги поставить, я посчитала по минимуму, а лишнего нам не надо. Не привыкли мы чужое брать.

– А берете, ведь ты же шантажировала меня, выбивая эти деньги. – Вежливость эскулапа начала испаряться, тыкать он стал без перехода.

– Я?! И что вы называете шантажом?

– Милицией угрожала...

– Да такого, как ты... – Видно, Наталья задохнулась от злости, но потом все же взяла себя в руки. – Да я за эти деньги даже «спасибо» тебе не скажу. Это ты Ольгу изуродовал и, сдается мне, не одним ее горем попользовался. Сидишь тут, как паук, и сосешь кровь из маленьких глупых девочек.

– Воспитывать нужно лучше, чтобы шалавы такие не получались. Мамашке, поди, вашей тоже недосуг было, сама такая была.

– Ты... Ты, гадина! Гадина! Я еще думала увезти Ольгу и оставить тебя в покое, но теперь не дождешься! Эти деньги я возьму, они Ольгины по праву, ты ей сколько обещал? Забыл? Может, тебе напомнить?

– А ты докажи, что я обещал!

– А я и доказывать не буду, пусть этим прокуратура занимается, а уж мы им пораспишем, постараемся. Я трупом теперь лягу, но тебя, гниду, на чистую воду выведу. Не надо было касаться имени моей сестры и памяти нашей матери. Встретимся. Я сейчас уйду, хотя нет, документы вначале просмотрю, а то от тебя всего ожидать можно.

– Ну гляди, гляди. Читать-то хоть умеешь?

– Умею, не волнуйся. А это что за справка?

– О смерти ребенка.

– Гляди-ка, все предусмотрел... Возьми ее себе, по большой нужде сходишь, козел вонючий, а нам она ни к чему.

Похоже, терпению «метра с кепкой» пришел конец, и он взревел, как раненый бык:

– Вон! Пошла отсюда!

Наталья, наверное, была удовлетворена такой реакцией, потому что сразу успокоилась и вежливо, с иронией ответила:

– До свидания, Борис Леонидович. Увидимся в прокуратуре, если меня вызовут для дачи свидетельских показаний, а уж я расстараюсь, чтобы тебя, сморчка поганого, протащили через все круги ада.

Резкий хлопок двери. Шаги по кабинету: похоже, он заметался, как зверь в клетке, и возмущению его не было предела.

– Вот сука так сука! Ну ты еще у меня попрыгаешь! Я тебе все припомню!

И вот тут случилось то, чего я меньше всего ожидала. Что намеревался предпринять Мальчиш-Плохиш, можно только предполагать, я была лишь слушательницей. Зачем ему понадобился пиджак? Куда он собрался идти? Но, поправляя воротник пиджака, он вдруг взвыл:

– А это еще что здесь такое?

Мои барабанные перепонки чуть не лопнули от такого рыка.

Ну, уколол пальчик, ну, микрофон нашел, а чего орать-то? Не зря его Наталья так приголубила. Итак, мой «клоп» засветился, поэтому делать здесь больше нечего, надо когти рвать, пока Борис Леонидович не догадался, откуда его прослушивают. Да и Борина оппозиция на своем такси умчалась.

Теперь опять предстояло побывать в психиатрической клинике. Все мои помыслы занимала теперь Наталья. Надо было спасать ее во что бы то ни стало. Я помнила предостережения косточек, которые, как правило, не подводили. Эх, Наталья, Наталья! Своей чрезмерной прямолинейностью она накликает на себя беду. Ей ли тягаться с сильными мира сего, у которых «все схвачено, за все заплачено»?

Еще сидя в машине около роддома и слушая переговоры с шестерками, происходящие в кабинете главврача, я решила, что противника нужно знать в лицо, поэтому зафиксировала в памяти все стоящие рядом машины. Какая-то из них обязательно должна появиться на Алтынке: приказ шефа – закон, а мальчики-то, похоже, хорошо завязли и крепко сидят на крючке Бориса Леонидовича. Речь шла о дозе, так что парни, скорее всего, наркоманы, а Мальчиш-Плохиш снабжает их за определенные услуги наркотиками, которые, конечно же, есть в любом роддоме.

Въезжая на Алтынную гору, я надеялась, что, добираясь кратчайшим путем, сумела опередить Наталью. И, подъехав к клинике, пристроила свою «девятку» за шикарной иномаркой: мне пока не хотелось светиться, и я надеялась, что она отвлечет внимание любопытных. Сегодня в клиническом городке, в отличие от вчерашнего вечера, было довольно многолюдно. Это меня устраивало, потому что давало хоть какие-то гарантии неприкосновенности Наталье.

Буквально через пару минут подъехали те, кого я ожидала и чью машину засекла у роддома. Их не лучшим образом выглядевшая «шестерка» (я улыбнулась: так и должно быть – шестерки в «шестерке») начала пристраиваться возле моей машины, на что я никак не рассчитывала. Вот это, называется, спряталась! Ну что ж, придется терпеть их соседство, дергаться уже поздно. Однако что делать? Сидеть в машине и ждать, когда появится Наталья, а потом пойти за ней? Нет, это может насторожить. Так... Пожалуй, пора поближе познакомиться с «друзьями» Бориса Леонидовича. Я забрала огромную сумку, в которой лежало все необходимое для осуществления моего плана, и вышла из машины. Подойдя к «шестерке», постучала водителю в окошко. Стекло опустилось вниз, и парень, сидевший за рулем, грубо спросил:

– Чо надо?

– Хэлло, мальчики, – игриво начала я, – вы не за больным?

– Нет, – коротко ответил он, и стекло поползло вверх.

– Подождите, мне нужно поговорить с вами, – настаивала я, – вы мне не поможете сумку донести, а то племянницу сегодня выписывают, а у нее вещей полно... Так поможете?

– Да пошла ты...

Дальше последовало конкретное указание, куда я должна пойти. Их взгляды были прикованы к дороге. Я тоже взглянула вдаль и увидела приближающееся такси.

– Ты что, псих, что ли, так дурдом рядом! – возмутилась я, зная, что им сейчас не до меня и свару они затевать не станут.

И в самом деле, второй миролюбиво попросил:

– Слушай, свали, а... У нас тут дело.

– Ладно, удаляюсь, джентльменами здесь, оказывается, и не пахнет. – Гордо подняв голову, я уверенно пошла по дорожке, сворачивающей за корпус: входная дверь в комнату посещений находилась с другой стороны здания. Я вспомнила, как вчера чуть ли не два раза обошла корпус, дергая все двери подряд, пока мне не подсказали, как попасть в эту крепость.

На углу я оглянулась и увидела, что из такси вышла Наталья с ребенком. Вот это да! Я и не могла предположить, что она привезет сюда малыша. Это значительно осложняло дело. Теперь главное, чтобы эти придурки не пошли за ней. Я подошла к двери и остановилась. Из-за угла вышла Наташа, хвоста пока не было. Нужно было срочно что-то придумать: ее нельзя было допускать в комнату для посетителей, иначе ситуация может выйти из-под контроля. Вспомнив, как она прямолинейно разговаривала с главврачом роддома, я решила играть в открытую. Так можно быстрей установить контакт, а он мне был сейчас необходим.

– Вы Уварова Наталья? – остановила я ее.

– Да, а в чем дело? Кто вы? – Она удивленно смотрела на меня.

– Наташа, мне нужно с вами срочно поговорить. Вы сейчас не должны идти к сестре: вам и ей грозит опасность.

– Кто вы? Откуда вы знаете меня и почему я должна вам верить?

– Я – частный детектив и хочу вам помочь, но сейчас нельзя терять ни минуты. Я все объясню потом, в машине.

– Но я должна забрать сестру, она меня ждет! – с отчаянием в голосе проговорила она.

– Мы с вами вместе подумаем, как это сделать, но позже. В данный момент вы должны подумать о собственной безопасности и безопасности ребенка. На стоянке вас ожидает синяя «шестерка» с двумя придурками, которым небезызвестный нам Борис Леонидович поручил обезвредить вас. Как они собираются это сделать, сказать трудно, но надо быть готовыми ко всему. Наташа, поверьте, раздумывать некогда.

– Что я должна делать? – все еще сомневаясь, спросила она.

– Для начала переменить свою внешность. У меня для этого все есть.

Я быстро достала черный парик и пуховик ярко-малинового цвета, будучи уверенной, что этого вполне достаточно. Борины посланцы не могли запомнить досконально внешность девушки, которую видели два раза: в кабинете и только что. Но что она не яркая брюнетка, какой ее сделает парик, они знают точно. Кроме того, малиновая куртка – это далеко не кожаный плащ.

Наталья все еще раздумывала, пришлось привести ей последний довод:

– Поверьте, я знаю о вас все, и если бы не желала вам добра, то еще сегодня утром сдала бы вас в милицию за кражу ребенка. И пусть бы этот гордиев узел развязывали правоохранительные органы – прокуратура и суд. Наташа, я хочу помочь вам и вашей сестре.

Последние слова, по-моему, убедили ее в моих добрых намерениях, во всяком случае, она приняла решение.

– Ладно, давайте я переоденусь и поеду с вами, только пообещайте, что мы сегодня же вернемся за сестрой: она очень хочет домой и ждет меня.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнула я, – давайте подержу ребенка.

Я взяла малыша на руки, посмотрела на него, и мои губы невольно растянулись в улыбку умиления. «Похоже, пора тебе, Танюша, замуж и детьми обзаводиться», – мелькнуло в голове. Розовые щечки, вздернутый носик и пухлые губки делали его похожим на ангелочка. Левушка крепко спал, видимо, укачало в машине, а свежий воздух довершил дело. Этот маленький человечек и не подозревал, какие вокруг него разыгрывались страсти.

Наталья переоделась. Теперь ее, наверное, и родная сестра не признала бы. В довершение к новому облику она не стала надевать свою вязаную шапочку. Яркая брюнетка в мешковатой малиновой кутке совсем не походила на стройную блондинку в кожаном плаще, которую бандиты поджидали на стоянке. Но что делать с ребенком? Идти с ним опасно – это теперь лишняя примета. Единственный возможный вариант – положить его в сумку, благо ее габариты позволяли это сделать. Но предложить Наталье засунуть туда племянника я считала кощунством, и пока мысленно искала выход из положения, она предложила сама:

– Давайте попробуем устроить его в сумке, только закрывать на молнию не надо. Нести удобно за обе ручки, и ему там вполне комфортно будет, и из машины не увидят: мы зайдем к машине с другой стороны. Хорошо хоть преследователи, будучи уверенными, что их жертва никуда не денется, не вышли из машины. Как бы все усложнилось, если бы они поступили иначе!

Мы аккуратно положили Левушку на кожаный плащ и мягкую шапочку.

«Малыш! Теперь дело за тобой, поспи еще немного, а главное – не заплачь у машины», – мысленно молила я.

Мы подошли к моей «девятке» со стороны водителя. Открыв заднюю дверцу, аккуратно поставили на сиденье сумку. Из окошка «шестерки» высунулся водитель и, ощерясь, спросил:

– Ну что, забрала свою придурочную? Сумку-то и без нас доперла?

И жеребячий гогот. Я не сочла нужным отвечать, лишь иронично улыбнулась. Опять вспомнилась издавна любимая в народе пословица, но современно осмысленная: «Смеется тот, кто смеется без последствий», а для этих двух лопухов последствия будут самые крутые – это я знала наверняка.

* * *

Плавно тронувшись с места, я предложила своей попутчице:

– Наташ! Вы не против, если мы перейдем на «ты», возраст-то у нас примерно одинаковый.

– Да, конечно, и пора бы нам познакомиться, а то мы не в равных условиях: вы меня по имени называете, а я даже не знаю, как к вам обратиться.

Я улыбнулась, вспомнив вчерашнее общение с Борисом Леонидовичем. Он весьма непринужденно перешел со мной на «ты», я же упорно говорила ему «вы», а с Натальей у него все сложилось наоборот.

– Меня зовут Татьяна, – представилась я, – и мы уже договорились, что будем на «ты»?

– Да, конечно.

Отъехав с полкилометра, я остановила машину, и Наташа извлекла своего драгоценного племянника из временного пристанища. Заботливо взяв его на руки, она стала расспрашивать меня, откуда я узнала о ней самой, обо всей этой истории. И что я намерена предпринять дальше, ее интересовало больше всего. Понимая, что это не простое любопытство, а скорее беспокойство за собственную судьбу и судьбу близких, я вкратце рассказала ей обо всем, начиная с заказа четы Заманских, не вникая, конечно, в профессиональные тонкости. На второй же вопрос было ответить гораздо сложнее, потому что я и сама еще не знала, как можно достойно выйти из всей этой истории. Вряд ли получится так, что будут «и волки сыты, и овцы целы». Перед заказчиком я оставалась в долгу: его интересы, если уж браться за дело, были превыше всего. Долги я привыкла отрабатывать, иначе грош цена моей репутации. Но и Ольгу с Натальей мне было по-человечески жалко.

Сейчас все мои мысли занимал вопрос, куда везти своих пассажиров. После недолгих раздумий я свернула на конспиративную квартиру. Нам необходимо было поговорить и решить все в спокойной обстановке.

* * *

Едва мы вошли в квартиру, малыш открыл глазки и, смешно скорчив мордашку, заплакал. Наташа склонилась над ним и заворковала. Меня очень интересовал один вопрос, и я задала его:

– Наташ, а с кем же был мальчик вчера и сегодня утром?

– А с девчонками, Олиными подружками по общежитию, я ведь у них остановилась, больше у меня знакомых в городе нет. А подружек ее я хорошо знаю: они к нам на лето отдыхать приезжали. У меня же, кроме Ольги, никого нет. Наши родители погибли, когда ей было десять лет, а мне – восемнадцать. Из-за этого я и учиться не смогла, пошла работать: Ольгу надо было тянуть, пенсия-то за погибших отца с матерью не очень велика... – Ах ты, маленький, – прервала она свой рассказ, – наверно, кушать захотел. Таня, если не трудно, принеси, пожалуйста, бутылочку из сумки. Где здесь можно подогреть молоко?

Мы пошли с Натальей на кухню, подогрели детское питание, и она стала кормить малыша.

– Я как получила деньги с этого гуся лапчатого, так сразу заехала и купила Левушке памперсы, – похвалилась она, – а то пеленок мало, а ему постоянно менять надо. У девчонок все батареи завесили. А с памперсами-то милое дело: два часа проездили, и сухой.

После кормления мальчик немного погулил и уснул, а мы сели пить кофе с бутербродами. Хорошо, что я вчера немного пополнила холодильник. Наташа продолжила свой рассказ:

– Когда Ольга стала учиться в техникуме, мы с ней вели довольно активную переписку. Я знала о ней, в общем-то, все. Знала и о каком-то появившемся супермене – это я его так назвала, – потому что ее восторженные письма были все в восклицательных знаках: ах, какой он внимательный! Ах, какой он красивый! Ах, какой он умный! Ах, какая у него престижная работа!.. Вот только, ах, какой он негодяй, она ни разу не написала. А я ведь и не знала, что он женат, да и она-то сама узнала, только когда забеременела. Правда, надо отдать должное: он позаботился об Оле, хотя теперь я уверена, что не о ней, а о своем наследнике. Он отвел ее к знакомому главврачу роддома и оставил на его попечение. Предполагаю, что это все было заранее продумано. «Добрый дядя» уговорил молоденькую девчонку не делать первый аборт, который может привести к бесплодию, а родить ребенка в нормальной обстановке, которую он создаст, и передать малыша ему на воспитание. Все идеально: юная мама от ненужного ребенка так и так избавится, своему здоровью вреда не нанесет, да еще и деньги за это получит.

– Наташ, а откуда ты все это узнала?

– Мне Ольга рассказала. Я уже чувствовала, что происходит что-то не то. Письма ее стали суше, Ольга ушла из общежития, объяснив, что там к экзаменам готовиться невозможно. Это только сейчас я узнала, что квартиру снял все тот же Борис Леонидович. А потом письма вообще перестали приходить. Я написала девочкам в общежитие. Они ответили, что с тех пор, как Оля ушла от них, они ни разу не виделись. Хотела уж подавать было в розыск, но от врача психиатрической клиники пришло письмо. Узнав, что с Ольгой, я сразу же приехала сюда.

– Ты, наверно, от всего этого была в шоке?

– Не то слово! Когда я впервые увидела Олю в больнице, у меня чуть не остановилось сердце. Она всегда была веселая, жизнерадостная, с огоньком в глазах, а тут... – Наталья горестно вздохнула. – Короче, я дала слово, что отомщу за нее этому супермену.

– А как ты узнала о ребенке?

– А я и не знала сначала. Просто начала следить за Альбертом, постаралась все узнать о нем, найти его уязвимые места и отомстить. Утром к Оле, а потом весь день – у его дома дежурила, даже в фирме у него была. – Она улыбнулась, видимо, вспомнив свой дерзкий поступок. – Ты знаешь, я хоть и неученая, так уж получилось, не судьба мне было учиться, хоть в школе и отличницей была, но как и о чем говорить с людьми, знаю. Я с соседками этого супермена поговорила и вроде бы невзначай о его семье все узнала, да так, что никто ничего не заподозрил.

От них и стало известно, что в семье Альберта долго не было детей и вроде как не могло быть, а три месяца назад родился ребенок. Я помчалась в детскую поликлинику, узнала там дату рождения Левушки, она совпала с Олиными родами. Ну не может быть такой случайности, я не верю в такие совпадения, что жена, не рожавшая восемь-девять лет, родила в один и тот же день, и тоже мальчика, и в том же роддоме! Я поняла, что это Олин ребенок, и захотела вернуть его сестре.

– И долго ты готовилась к похищению?

– Дня три ждала удобного случая. Жена Альберта и няня все время гуляли с малышом вместе; я уже строила планы, как из квартиры украсть, а тут повезло: няня вышла с Левушкой одна. Я была на восьмом этаже. Когда она с коляской вышла на улицу, заклинила лифт, положив кирпич между дверками. Я читала где-то, что так можно сделать, чтобы лифт не работал. Потом сбежала вниз... А дальше ты говорила, что все знаешь. Хорошо, у них троллейбусная остановка рядом, и мы с мальчиком уехали сразу. Мне только девушку эту, их няню, жаль было, наверно, от хозяев ей досталось.

– Да нет, не слишком, но они, конечно, очень волнуются за малыша, – ответила я и подумала, что пора переходить к самой тяжелой части нашего разговора. Необходимо убедить Наталью вернуть ребенка, другой развязки трудно себе было и представить. – Наташ, а ты не подумала, как твоя сестра прореагирует на малыша? А не начнется ли у нее повторный приступ психоза? И еще... Нужен ли ребенок Ольге?

– А как же? – в недоумении глядя на меня, спросила она. – Ведь это же ее кровиночка!

– Но ведь она от него отказалась?! Может, не надо создавать ей сейчас новые проблемы, она ведь только что вышла из стрессового состояния.

– Ты это говоришь, потому что тебе надо выполнить заказ?

– Нет, не только поэтому, я хочу уберечь тебя. В уголовном кодексе есть сто двадцать шестая статья: там – все о похищении человека. Так вот – подобное преступление тянет на срок от пяти до десяти лет.

Она сделала протестующий жест, но промолчала, а я продолжала:

– Понимаешь, тебя уже вычислили и знают, что ребенок у тебя. Что это Ольгин малыш – никому не докажешь. А если на тебя заведут уголовное дело и упекут за кражу ребенка, тогда уже ты ничем не сможешь помочь ни сестре, ни себе. Наташа, поверь, той идиллии, что ты нарисовала в своих мечтах – ты, Оля и малыш, – не будет. Вас не оставят в покое. У них деньги, которые в нашей жизни занимают, увы, не последнее место. И потом, не забывай: Альберт – отец ребенка и по документам и физически, так что у него тоже есть права на ребенка. И мальчику в семье будет хорошо: там его любят и заботятся о нем. Что касается Ольги, то она еще встретит хорошего парня и, даст бог, все у нее наладится в жизни. Наташа, как мне ни тяжело это говорить, но ребенка необходимо вернуть.

Наталья долго молчала, видно было, что в ней боролись противоречивые чувства, наконец она медленно произнесла:

– Возможно, ты и права, мы ничего не сможем доказать... Наверное, действительно хорошо, что Ольга не видела ребенка. Тань, но ведь зло все равно было совершено, и его надо наказать, ведь, как я поняла, Ольга не первая и не последняя, попавшая в такое положение...

– Я тоже так думаю, но еще твердо знаю, что этим должна заниматься не ты. Это грязное дело не для дилетантов. Тут нужны не предположения, а только факты, а их добыть – очень сложно. Сама понимаешь, все это не афишируется, участники подобных сделок заинтересованы в молчании, так как с юридической точки зрения по сто пятьдесят второй статье и продающий, и покупающий детей – преступники. Так что тут и Ольга, если ее сочтут вменяемой, может пострадать. Наташа, единственное, что я могу тебе пообещать, – это то, что не оставлю это дело без последствий. У меня есть знакомые в милиции и прокуратуре; я наведу их на роддом, думаю, они там накопают много чего интересного. Я согласна с афоризмом Арканова, что «добро надо сеять, а зло сажать». Так и должно быть. Наташа, а твоя задача сейчас – помочь сестре. Ты когда собираешься ехать домой?

– Хотела сегодня забрать Ольгу из больницы и уехать. У нас автобусы каждый час ходят до восьми вечера.

– А вещи у тебя в общежитии?

– Да.

– Тогда давай так: я позвоню сейчас подруге, попрошу посидеть с ребенком, а мы с тобой съездим в общежитие за вещами, потом за Ольгой в больницу, и я вас посажу на автобус...

Она молча кивнула.

Было около трех часов дня, так что Ленка, моя дорогая учителка, должна уже быть дома. Я взяла свой сотовый и набрала номер подруги. Ленка сама сняла трубку и кокетливо сказала:

– Алло!

– Лен, это я. Узнала? Как жизнь? Чем занимаешься? – завалила я ее вопросами.

– Танюша, привет! Ты что-то не звонишь, я уже соскучилась. Когда встретимся-то? У меня столько новостей, – практически не ответив ни на один из моих вопросов, затараторила подружка.

– Лен, подожди, – прервала я ее тираду, – мне нужна твоя помощь. Могла бы ты часок посидеть с ребенком?

Представляю, как после этих слов вытянулась от удивления ее физиономия. Кстати сказать, я ее всегда шокирую своими просьбами.

– Все шутишь? С каким ребенком?

– С маленьким, ему три месяца.

– Танюша, откуда у тебя ребенок?

– Лен, как ты понимаешь, – это не мой ребенок. Я тебе потом все объясню. Так сможешь подъехать?

– Танюш, ты же знаешь, я всегда с удовольствием, но раньше чем через два часа не смогу: заболел папа. У него температура, грипп, наверно. Должен подойти врач, и я не могу бросить его до прихода мамы с работы, а она придет где-то в половине пятого. В пять, если тебя это устроит, я буду как штык. Раньше, извини, никак не могу.

– Ну что ж, других вариантов у меня все равно нет. Передай от меня папе привет, и пусть быстрее выздоравливает. Да, Лен, я сейчас не в своей квартире, а в бабушкиной, адрес помнишь?

– Обижаешь, гражданин начальник.

– Ну ладно, Ленок, жду!

Я отключила сотовый. Пока в мои планы не входило общение с кем-либо. Альберту позвоню, когда Наталья и Ольга благополучно отбудут домой, тогда и договоримся о встрече и передаче ребенка.

Я передала содержание разговора Наташе, и она чуть не расплакалась, понимая, что сегодня не удастся забрать Ольгу, так как вечером никто ее не выпишет. Значит, отъезд домой переносится на завтра.

Поскольку наш выезд в общежитие откладывался, нужно было подумать о каком-то подобии обеда. Дневной кофе с бутербродами, увы, ненадолго обеспечил наши жизненные потребности. Будь я одна, просто заскочила бы в кафе и перекусила там, но вот о гостье необходимо позаботиться. Не хотелось выходить из дома, уж очень погода была мерзопакостная, однако долг гостеприимства обязывал. Оставив Наталью с малышом дома, я сходила в ближайший магазин и купила пельмени. На приготовление чего-нибудь более серьезного не было желания.

Когда я вернулась, малыш еще спал, а Наташа колдовала на кухне, разводя молочную смесь. Кормить ребенка нужно было в шесть вечера, но она, видимо, не хотела обременять постороннего человека, то есть меня, еще одной обязанностью. Мы отварили пельмени, но явно не рассчитали на свои желудки – осталась добрая порция, которую я, хорошо заправив маслом и встряхнув, закутала в одеяло; угостим Ленку, а то она, ухаживая за больным отцом, о себе могла и забыть.

Без пяти минут пять раздался стук в дверь. Молодец Ленка, сообразила, что ребенок может спать. Моей эмоциональной подруге пришлось сдерживаться при встрече, чтобы не разбудить Левушку. Я наскоро объяснила ей, что нам нужно съездить за вещами Наташи, а ребенка оставить не с кем, и тащить с собой по такой погоде не хочется.

Попутно мы наперебой инструктировали нашу «палочку-выручалочку», что требуется от нее: когда накормить, как уложить и так далее. Потом мы отправили ее на кухню есть пельмени. Я как в воду смотрела, Ленка действительно закрутилась и забыла поесть. Она на ходу пыталась рассказать какую-то школьную байку, но я взвыла:

– Леночка, милая, мы сейчас очень торопимся, а через денек, когда я освобожусь, мы с тобой наговоримся, и не только наговоримся. – Тут я многообещающе подмигнула.

Наивная, я представляла, что моя работа подходит к концу! Заказ почти выполнен, а остальное доделают те, кому за это платят деньги.

ГЛАВА 6

Дни в ноябре уже короткие, и вечер наступает рано. Прошедший день был весь соткан из элементов поздней осени: тут тебе и грязь, и ветер, и мелкий моросящий дождик. К вечеру природа достигла апогея мерзости. Если ко всему этому прибавить растущую с каждой минутой тревогу, то становится ясно, почему иной раз собаки так жалобно воют. Нам с Натальей нужно выходить из дома, отпускать ее одну я не могу. Но, как бы я ни торопилась, не посоветовавшись с косточками, уйти не могла: я хотела знать, оправданна ли моя тревога или это всего лишь фантазия взвинченных до предела нервов?

13+30+8 – «Внимание! Рядом неизбежное горе, и оно не заставит себя долго ждать».

Видимо, не у одной меня сегодня такое состояние, и косточки с утра выдают сигналы беды. Мои манипуляции с косточками заинтересовали Наталью:

– Таня, а можно посмотреть?

– Конечно, можно, если хочешь, можешь судьбу испытать.

– А что нужно делать?

– Только задать вопрос, но сформулируй его поточнее.

– А я могу этот вопрос вслух не задавать?

– Давай попробуем, сконцентрируйся на нем и бросай кости, а я расшифрую.

Наталья зажала косточки в ладонях, потом потрясла. Лицо ее при этом было очень серьезным. Бросила.

35+6+22. Как ни жаль ее было, ответ должен быть честным: «Удачи не будет. Сами знаете, не так надо было действовать». И она, как эхо, повторила:

– Удачи не будет. Не так... Да, не так. Спасибо, Танюша, но нам пора идти.

Она подошла к спящему на диване Левушке, наклонилась, поцеловала его, постояла, грустно глядя, как он спит. У меня мелькнула мысль: она видит его в последний раз. Хотя почему последний? Максимум через час мы вернемся, попыталась я сама себя успокоить.

Из кухни вынырнула Ленка:

– Ну вы давайте, поезжайте, пока он спит, а то устроит потом мне...

– Нет, не устроит, это чудо-малыш, как говорят, «от бога». – Сказав это, Наталья замолчала, явно смешавшись.

Я понимала, что она хотела сказать, но нам действительно пора было двигаться. Мы молча оделись и пошли к выходу. Лена проводила нас и, пожелав удачи, закрыла дверь.

Подъезд освещался тусклой одинокой лампочкой, которую кто-то из соседей посадил в «железную клетку», чтобы не украли. Лифта долго ждать не пришлось, и мы скоро оказались на улице, в настоящем осеннем ненастье.

– Куда бы вы сегодня поехали, наверно, все междугородные рейсы отменили, – сказала я и захлебнулась ветром и изморосью. Наталья что-то ответила, но я не расслышала. Пригибаясь от ветра, мы добрались до машины и нырнули в уютный салон.

– Танюша, это твоя красавица? Ты, наверно, хорошо зарабатываешь, если можешь себе позволить такую машину?

Я улыбнулась ее простодушию:

– Нормально зарабатываю. – Не буду же я ей рассказывать, каким бывает этот труд: о том, что нос бывает разбитым, фонари под глазами, и это лишь самое безобидное...

Дорога сейчас требовала полного внимания, правда, машин было мало, в такую чертову погоду лучше сидеть у телевизора. А Наталья продолжала говорить:

– Мы таких больших денег и в руках-то никогда не держали. Я сейчас взяла у этого пенька гнилого шесть тысяч и...

Я ее перебила:

– А что ты, кстати, так мало запросила, он бы и на большее согласился, лишь бы тебе рот заткнуть.

– Мой рот этим не заткнешь. Я у него на дорогу просила и на содержание Ольги и ребенка в первое время. Он и дал.

Я искоса взглянула на Наталью, похоже, она в самом деле верила в то, что говорила. Даже ненавидя Бориса Леонидовича, она рассчитывала найти в нем хоть каплю сострадания к чужому горю. Вот уж поистине: блажен, кто верует. А зачем мне ее разубеждать? Верну Левушку, отправлю их с Ольгой подальше от «добродетелей», передам дело в милицию и до следующего заказа буду жить спокойно. Только смогу ли?.. От раздумий меня отвлекла Наталья:

– Таня, мы подъезжаем. Давай притормози где-нибудь здесь. Заберу документы и вещи, попрощаюсь с девчонками. Ты меня в машине подождешь?

Во мне опять шевельнулся червь тревоги, но, оглядев пустынную улицу, я успокоилась.

– Подожду, только осторожней, скользко очень. Смотри, дорога в каток превратилась.

– Ладно, я скоренько.

Она вышла из машины. Балансируя по скользкой наледи и пригибаясь от ветра, Наташа пошла к старенькому серому зданию общежития. От нечего делать я покрутила ручку настройки магнитолы, и в салоне зазвучала веселая музыка. Она как-то не вязалась с моим теперешним настроением, и я попыталась поймать что-то более подходящее. Услышав любимую мелодию Бетховена «К Элизе», удовлетворенно вздохнула, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Пока Наталья поднимется на третий этаж, пройдет по длинному коридору, пообщается с девчонками, времени на все про все уйдет минут пятнадцать. У меня есть возможность поразмышлять над тем, что имею и что делать дальше. Подключу ко всему этому Кирю, и пусть он строит обвинение на законном основании.

Незаметно мои мысли перескочили на грымзу: вот это да! Она, похоже, и нашим, и вашим, и мордвам, и чувашам, особа не промах! Так вот почему я щелчок услышала во время разговора Бориса Леонидовича с Альбертом. Недремлющее ухо! Мне слушать сам бог велел, а вот она... Нужно устроить ей «широкий коридор». Ну по части пакостей я – специалист, придумаю что-нибудь.

Мысли мои становились более вязкими и путаными. То ли сказывалась загрузка мозга в последние дни по полной программе, то ли звуки любимой мелодии усыпили мою бдительность. Это было состояние торможения в подкорковых структурах, поэтому я и прозевала бесшумно подкравшуюся с другой стороны и притормозившую возле тротуара машину. Крики о помощи вывели меня из этого сомнамбулического состояния. Открыв глаза, я увидела, как Наталья борется с двумя мужчинами. Чертыхаясь и кляня себя на чем свет стоит, я выскочила из машины и попыталась бежать на помощь, но ноги предательски разъезжались в разные стороны. Со стороны это напоминало танец коровы на льду.

Когда мои попытки добраться до дерущихся удались, было поздно: Наталья лежала на тротуаре, а мужчины стремглав бросились по направлению к своей машине. Я бежала за ними, если, конечно, это можно назвать бегом. Мне удалось сделать отстававшему подсечку. Он растянулся во весь рост, пропахав лицом метра два заледеневший асфальт, и взвыл от боли. Другой попытался ему помочь. Но он еще ничего не ведал о моих талантах в боевых искусствах, иначе бежал бы без оглядки. Если бы я попыталась повторить когда-нибудь потом то, что сделала теперь при шквальном ветре и на обледеневшем поле боя, у меня едва ли получилось бы это. Но экстремальные условия сыграли свою роль. Страшный удар ногой я нанесла в самое «яблочко» – солнечное сплетение. Он охнул и согнулся пополам, провопив:

– О! Е...

– Оно самое, милый! – выкрикнула я и помогла ему порезче согнуться, услужливо подставив свое колено под его морду.

Удар получился клевый, ибо хруст костей переносицы не заглушил даже ветер. И второй мужчина покорно опустился к моим ногам.

За этот короткий промежуток первый, увидев, что сделала я с его товарищем, на помощь не поспешил, а, воспользовавшись моей занятостью, на четвереньках дополз до машины. Мешать удирать ему я не стала. Мне хватило одного того, что лежал невдалеке, пусть катит на все четыре стороны. Кое-как втиснувшись в машину, он рванул с места. Авто я узнала: все та же задрипанная «шестерка» со своей гнилой начинкой. То, что удрал один, ничего в сущности не меняло, второй был у меня. Правда, в течение минут пятнадцати вряд ли смогу от него чего-либо добиться, но на досуге пощебечем.

Сначала к Наталье... Что-то она долго в отключке. Я нагнулась над ней. На первый взгляд мне показалось, что она без сознания, но при более тщательном осмотре я поняла: Наталья была мертва. На льду, возле ее головы, уже начала застывать лужа крови, черты лица заострились. Скорее всего при падении она ударилась головой о металлическое ограждение, тянувшееся вдоль тротуара, и смерть наступила мгновенно. Помочь ей теперь я ничем не могла.

Гибель старшей сестры была на моей совести. С утра кости кричали о надвигающейся беде, а я на несколько секунд, но все же позволила себе расслабиться. Да, дела... Что же делать? Трогать ее не буду. Сейчас позвоню Кире, пусть бригаду вызывает. Прости меня, Наталья, но времени на объяснения с милицией у меня нет. Меня ждет крохотное существо, которое нуждается в помощи. Да и с этим «другом», лежащим поодаль, необходимо срочно разобраться. А-ля герр ком а-ля герр – на войне как на войне. Раз уж Борис Леонидович своей грязной игрой бросил вызов, любое противодействие с моей стороны будет оправданно.

А что там мой «подшефный»? Он все еще был в глубокой отключке, однако жить будет. Тебя, дружок, я возьму с собой. Подхватив под мышки бандита, я поволокла его к своей «девятке». Куда же тебя засунуть, голубчик? В салон? Кровь отмывать задолбаешься... Давай, милый, полезай в багажник, авось не голубых кровей, в смысле родословной, и не сексуальной ориентированности, скаламбурила я про себя. Кряхтя и вспоминая недобрым словом всех его родственников до шестого колена, я запихнула парня в багажник. Не удержавшись, еще раз подошла к Наталье, посветила в лицо фонариком. Смерть уже наложила на него свой мрачный отпечаток. Прощай, я должна ехать, чтобы отомстить за тебя!

В машине меня неожиданно начало колотить. Ехать в таком состоянии опасно, позвоню вначале Кире: это можно сделать и с дрожью в руках. Набрав номер Кирсанова, нетерпеливо ждала. Гудки были длинные. Неужели никого? Когда трубку наконец сняли, вздохнула с облегчением.

– Слава богу! Володя, это ты?

– Кто это? Таня? Ты откуда? Слышимость, как из преисподней.

– Киря, мне нужна помощь.

– Помощь... Я только вошел. Пока дверь открывал, слышал, что телефон надрывается. Что там у тебя?

– Рядом со мной труп.

– Опять? Таня, во что ты снова влезла?

– Не читай мне мораль, встретимся, будет еще такая возможность, а пока организуй сюда бригаду, мне нужно смываться.

– Говори адрес.

– Второй Кавказский тупик, общежитие пятнадцать, знаешь?

– От техникума, что ли?

– Оно самое. Женщина здесь убитая. И ориентируй на синюю «шестерку» Е-061-ТУ. В ней предполагаемый убийца. Позднее позвоню, договоримся о встрече на завтра. Мне есть что тебе порассказать, да и совет нужен.

– Не смеши, Танюх, у тебя у самой голова, как Дом советов. Скажи уж, помощь мента требуется. Поосторожней там! Удачи!

– Спасибо, хоть это и неконвертируемая валюта.

– Да уж, да уж! Цветы и конфеты не пьем-с. До встречи!

Отбой. Я несколько раз повернула ключ зажигания, но мотор предательски молчал. Только этого не хватало! Меня охватила паника. Ругаться и молиться я начала одновременно. Что подействовало, не знаю, но двигатель, чихнув пару раз, завелся. Но это, оказывается, было еще не все. Машина не желала трогаться с места. С трудом, сантиметр за сантиметром, с пробуксовкой, мне все-таки удалось продвинуться вперед. И как у этого придурка в «шестерке» получилось так лихо рвануть по такому гололеду?!

* * *

Куда мне везти теперь этого отключенного? Я приняла решение доставить сей груз по своему домашнему адресу, если, конечно, возле подъезда меня никто не поджидает. Думаю, Ленка справится пока с малышом, пусть набирается педагогического опыта.

Всю дорогу, несмотря на усилия, которые мне приходилось прилагать, чтобы удержать машину от грозивших крепких объятий фонарных столбов, я думала. Думала о бренности всего живого, о любви и подлости, о том, чем может помочь мне сей презренный отрок, которого мне придется сейчас кантовать на свой этаж. Ладно, посмотрим, что из этого выйдет. Интуиция подсказывала мне, что я поступила правильно, прихватив его. Мы подъезжали к дому. На улице – ни души, тут я мысленно поблагодарила погоду: хоть, извлекая из багажника отключенного, не придется объяснять прохожим, что благоверный, напившись, имеет привычку ездить в «комфортных» условиях. Выйдя из машины, еще раз огляделась. Никого. Открыв багажник, оглядела свой трофей. Он очень даже уютно устроился, свернувшись калачиком, а я «переживала».

– Друг мой, ты жив? Тебе удобно? Не желаешь ли покинуть эту обитель? Могу предложить кое-что более удобное.

В ответ на мою издевательскую тираду и «дружеское» похлопывание по спине он пришел в себя, но еще не мог «въехать» в ситуацию, понять, где находится, и очумело глядел на меня, продолжая молчать.

– Ну, давай выбираться. – Я схватила его за ворот куртки. Созревший клиент попытался мне помочь, но у него ничего не вышло. Оказалось, что засунуть его в багажник было легче, нежели теперь извлечь. Сколько сил и здоровья пришлось на этого хлюпика потратить, один бог знает, но цель была достигнута, кое-как я его выковыряла. Ура!

Захлопывая и запирая багажник одной рукой, я удерживала весь его вес на другой. Теперь дойти бы до подъезда и лифта. Вяло, но ногами он все же двигал, причем в том направлении, куда его тащили. Казалось, цель близка, однако благополучно добраться до нее нам не удалось. Прямо у подъезда я поскользнулась и перевернулась в воздухе, как кошка, чтобы приземлиться поудобнее. Груз свой я машинально выпустила из дружеских объятий, и он рухнул как подкошенный. Сознание, только начавшее было возвращаться к нему, тут же улетучилось. Приподнявшись, я посмотрела на парня. Что же делать? Дотащить его по ступеням до лифта было выше моих дамских сил. Сидя рядом, я обдумывала ситуацию. Теперь неплохо бы о помощи попросить, без нее не управиться. И, как говорится, на ловца и зверь бежит. Вот и тут. Услышав сочный бас, я подняла голову и увидела подошедшего мужика, который был заметно навеселе. Этот точно поможет, на таких вся Россия держится.

– Что, старушка, возле разбитого корыта призадумалась? Похоже, мужичок твой перебрал. Я видел, как ты его перла, пока вы не спланировали. Одной тебе его не докантовать. – Интересно, видел ли он, как происходило извлечение моего клиента из багажника?

Мужик же продолжал с пьяной словоохотливостью:

– Слабак он у тебя. Я вот хоть литр выпью, а до дома законно, своими ногами.

– Слушай, мужик, прояви солидарность, помоги мне моего алкаша по месту назначения доставить.

Он почесал затылок всей пятерней, сбив кроличью шапку на лицо, подумал и хитро сказал:

– А двадцаточку подкинешь на пузырек? Тогда хоть на девятый этаж и без лифта доволоку.

Я с облегчением вздохнула:

– Не сомневайся, отблагодарю, за мной дело не станет.

– Деньги вперед.

– Ну ты мудр не по годам! Давай десять здесь и десять на моем этаже у двери. Идет?

– Ладно, ты любого уломаешь. – Он коротко хохотнул, наклонился над моим пленником, подхватил его и без заметных усилий попер в подъезд. Сила дуровая! Я поспешила открыть входную дверь и, пропустив их, заковыляла следом по ступеням. Пока ждали лифт, мой добровольный помощник не выпускал из рук свой неожиданный источник дохода, похоже, не особенно напрягаясь.

– Тяжело?

– Да в нем вес-то бараний. Я в горячем цеху двадцать лет оттрубил, так у меня там ключи потяжелее, чем он. А вот и лифт. Поехали.

Опять пропустив их вперед в кабину, я нажала кнопку своего этажа. Уже дома подумала: «А на хрен он мне сдался? Будет ли от этой наркоты какой-нибудь толк?» Но карман мой уже полегчал, пусть даже на смехотворную сумму, и груз был доставлен. Пошарив у парня по карманам, извлекла из внутреннего кармана ампулу с морфием и, оставив его лежать на полу в прихожке, пошла отмываться от грязи, прихватив склянку с собой. Я уже успела и переодеться, и отмыться, когда он наконец-то зашевелился и застонал. Я присела рядом на корточки.

– Жив, бродяга?

– Не знаю. Я где? На каком свете?

– Пока еще на этом.

– Ты кто?

– Здесь спрашиваю я.

– Чего тебе?

– Кто вас послал убить ту женщину?

– Мы ее не убивали, на хрен нам мокруха? Ромка только толкнул. Просто припугнули. А ты откуда там взялась?

Пропустив мимо ушей его вопрос, я повторила свой:

– Кто вас послал?

– Пошла ты на... Ничего тебе не скажу, поняла? Строишь тут из себя комиссара Катанью!

Его начинало познабливать. Что это? Отходняк после пережитого или начинается ломка?

– Скажешь как миленький все, что я захочу. Твой марафет у меня, и через пять-десять минут, думаю, ты превратишься в безвольную скотину.

Он машинально схватился за карман и со злостью процедил:

– У, стерва!

Приподнявшись, сел на полу, облокотился на стену и уже другим тоном, по-детски наивно, произнес:

– Это нечестно.

– А убивать женщину честно?

– Ничего ей не будет. Ну подумаешь, головой трахнулась, полежит, оклемается.

– Слушай сюда, малыш. Женщина мертва. Там уже милиция работает, а твоего Ромку уже, наверное, взяли. Наводку на вашу «шестерку» я дала. Тебя хоть звать-то как?

– Я – Гу.

– Кто?

– Гуманоид. Это кликуха, а звать... Леша. Меня все больше по кличке. Это правда, что тетка копыта откинула? Что же делать? Я боюсь. Белый, если его менты возьмут, все на меня валить будет.

– Да уж. Постарается все на тебя свалить. Вон как рванул, не подумал о друге... Давай рассказывай, у тебя выбора нет: либо со мной цивилизованно и честно, как перед священником, либо я вызываю ментов и иду как свидетель. – Я, конечно, блефовала, но он наживку проглотил.

– А чо? Чо я говорить должен? Нам сказали – припугнуть эту тетку, показывали ее в больнице – вот и все.

– Борис Леонидович?

– Ну...

– А зачем, сказал?

– Нет. – Леша тупо покачал головой. То ли сказывались последствия травмы, то ли из-за постоянных наркодопингов мозги атрофировались. Но говорил он односложно, морщась при каждом движении. Из носа у него все еще сочилась кровь, отек с переносицы потихоньку подкрадывался к глазам. Я зашла в ванну, намочила полотенце и протянула ему.

– На, приложи к переносице, легче будет.

– Да уж, будет. Сделала из меня отбивную и сидит любуется.

– Хватит плакаться. Спасибо скажи, что у меня находишься, а то бы в ментовке уже пятый угол искал. Хотя никогда не поздно туда тебя отправить.

– Все-таки ты кто?

– Дед Пихто. Давно вы с Белым на побегушках у Бори?

– Ромка не знаю, а я год как на иглу сел.

– Он подкармливает? – Я показала ампулу с морфием.

– Ну.

– И какие поручения выполняли?

– Пошла ты... Не буду я ничего говорить.

– Ладно, я звоню в милицию, там тебя разговорят. – Сказав это, я вынула из сумочки свой сотовый. – Потом не говори, что не предупреждала...

– Подожди, как тебя там... Мне скрывать нечего, мы только по хозяйству.

– По какому еще хозяйству?

– Дай уколоться, мне больно.

– По какому хозяйству? – настойчиво повторила я свой вопрос.

Он неохотно ответил:

– Ну, этим бабам продукты доставляли, приглядывали за ними, чтобы не общались ни с кем и не болтали лишнего.

– Поподробнее... Каким женщинам?

– Ну этим, пузатым...

– Беременным, что ли?

– Ну.

– А куда? По домам развозили?

– По каким домам? Они на квартирах живут.

– И много таких квартир?

– Я только на трех был. Больше не знаю, есть или нет.

– Адреса помнишь?

– Ну...

– Слушай, у тебя лексикон, как у Эллочки Людоедки!

– Какой людоедки? Ты чо, еще на меня вешать собралась?

– А... – Я махнула рукой, он вздрогнул и отпрянул.

– Ты чо?

– Не бойся ты. С дружком-то вон какие храбрые были, когда... ладно, давай про квартиры закончим, адреса говори.

Парень назвал адреса двух квартир и имена опекаемых женщин, добавив, что одной из них скоро в роддом. Потом вспомнил еще об одной квартире, в которой три месяца никто не живет.

– Там жила Оля? – поинтересовалась я.

– Да, а ты откуда знаешь?

Оставив вопрос без ответа, спросила:

– Почему они там живут? Кто их спонсирует?

– Хрен его знает. Борис Леонидович, наверно. Да они живут там как королевы.

– А кто такой Герман?

– А... этот?

– Ты его знаешь?

– Ну... Дай уколоться, потом поговорим. Я не могу больше. Мне хреново. Войди в положение.

Чтобы понять, насколько ему тяжко, достаточно было одного взгляда. Его била крупная дрожь, дыхание стало шумным и прерывистым. Зрелище было не для слабонервных. В таком состоянии он вряд ли будет для меня полезен. Я протянула ампулу и шприц:

– На, травись.

Сама ушла на кухню, включила чайник, решив выпить кофе, хотя бы растворимого. Коли привела этого наркомана, надо извлекать пользу из того, что имею. Ладно. Даст мне это что-то или нет, запишу наш разговор на магнитофон. Главное – направить его в нужное русло. Я сходила в комнату, принесла аппаратуру, настроила и убрала в шкаф. Чувствительность у микрофона высокая, запишет все нормально, в этом можно не сомневаться. Я приготовила чашку кофе и пошла взглянуть на бедолагу. Он все еще сидел на полу, но состояние его явно улучшилось.

– Кофе хочешь? – неожиданно для себя предложила я.

– Нет, дай лучше чего-нибудь холодненького попить.

– Ты как себя чувствуешь? До кухни дойдешь?

– Через минуту – и до луны пешком.

– Ну давай, там и поговорим.

* * *

Через пять минут на кухню притащилось жалкое подобие человека. Усадив его на стул в углу, я прошла к шкафу за стаканом и включила магнитофон на запись.

– Минералка устроит?

– Сойдет, только похолоднее, если можно, и побыстрее.

– А куда тебе торопиться? Помчишься к шефу докладывать о выполнении задания?

– Мне там лучше не показываться. Там теперь Ромка, если от ментов ушел. Себя на белом коне выставил, а меня в дерьме. Ты, кстати, где так драться научилась? – Он потрогал свой несчастный нос.

– Жизнь научила и работа. Я многое еще умею, могу показать.

Он отпрянул:

– Это не смешно.

– А я и не шучу. Ты мне поподробнее о Борисе Леонидовиче расскажи и о Германе.

– О Германе? А о нем-то ты откуда знаешь?

– Леха, много спрашиваешь, мне надоело.

– Ну ладно. Германа Боря боится, точнее боялся, шестерил перед ним. Герман его на крючке чем-то держал, это было и дураку понятно.

– Боялся? А сейчас?

– Мне кажется, что он поуспокоился. Шеф нас в свои дела, конечно, не посвящает, но, судя по тому, что адреса этих квартир поменял, а Герману об этом ни слова, и нам настрого приказал не проболтаться, наверно, нашел способ заткнуть своему подельнику рот.

– А вы с Германом где общались?

– В гостинице «Волга». Он там живет, когда приезжает из столицы, всегда в одном и том же двадцать шестом номере.

– Ясно. А как ты думаешь, шеф ваш на убийство способен?

– Еще как способен, а я тут, как последний лох, сижу и болтаю.

– Лех – ты не лох, ты больше на пуганую ворону похож. Весь этот разговор между нами останется. Я спрашиваю только потому, что не знаю, чего можно ждать от Бориса Леонидовича.

– Тебе хорошо говорить, ты от него не зависишь.

– Не распускай нюни. Если хочешь, я тебе помогу на время исчезнуть. И вообще... Лечись, пока не поздно, но об этом потом...

– Исчезнуть я и сам могу. Мои координаты, если Ромка не доложит, Борис не знает, только ведь я без марафета долго не протяну. Дня на два только дома есть.

– Вот и хорошо, потом, может быть, все уляжется. – Я с облегчением вздохнула. – А почему ты решил, что шеф способен на убийство.

– Понимаешь, с полгода назад он велел последить за Германом: с кем он встречается, что да как. А оказалось, что тот сам за Борей следил. Когда мы это засекли, шеф так засуетился, что проронил фразу: «С ним надо кончать».

– Ну и что. Это еще ничего не значит.

– Ну да... Боря просто так ничего не говорит и не делает. Ты чо, еще не поняла, что это за человек? Я недоступно нарисовал? Они бизнес делали вместе, на беременных бабах, вернее, на их детях, но Боря его лихо кинул, якобы закрыл дело. Старые адреса он все свернул. Мы сами к Герману ездили, говорили, что менты что-то пронюхали, и другую всякую хрень несли. Сечешь?

– Ну. – Теперь я стала красноречивой.

– Баранки гну. Квартиры он в новых местах снял, а Герману – ни слова. Когда тот стал ему звонить, надоедать с угрозами, Боря нас послал следить за ним и даже предложил его травануть за хорошие бабки.

– Борис Леонидович что, открытым текстом приказал убить Германа? – Я говорила специально четко для записи.

– Почти что так. Мы тогда отказались: зачем нам мокруха нужна? А теперь вот влипли... – Он опять повесил голову.

Я не должна дать ему замкнуться и замолчать.

– Лех, а у Бориса Леонидовича есть еще кто-нибудь для таких пикантных дел?

– Не думаю. Зачем ему штат раздувать?

– Если вы с другом исчезнете, Боря попытается кого-то нанять?

– Слушай, ты человек Германа, что ли, правильно я понял?

Своим вопросом он меня поставил в тупик, и я замешкалась с ответом. А он в это время продолжил:

– Тогда скажи ему, пусть сматывается, иначе ему конец.

– Леша, я передам это Герману, спасибо. А как ты догадался, что я от него?

– Ну не дурак же я. Только про меня не надо, а то «паны дерутся, а у холопов чубы трещат».

Вот это да! Как завернул. Морфий явно на пользу пошел.

Я решила закончить наше «рандеву». Больше из него ничего не вытянешь. Теперь быстренько сплавить Леху и мчаться к Ленке с Левушкой.

– Леш, тебя куда-нибудь подкинуть? Может, в травмпункт?

– А мы в каком районе находимся?

– В одном из центральных, – отшутилась я.

– Давай, подкинь до Московской в травмпункт, пусть хоть нос поправят, а то девки любить не будут.

– Хорошо. У Бори не появляйся. У тебя телефон есть?

– У соседей, – он назвал номер, – скажешь, меня позовут.

– Ну с богом!

– Слушай, а где у тебя толчок?

– Выйдешь из комнаты – найдешь, у меня не царские хоромы из ста комнат.

Пока он вышел, я отключила магнитофон, вынула кассету и положила ее в сумочку.

Мы вышли на улицу. На сей раз я гостеприимно распахнула перед своим новым «другом» дверцу. Интересно, помнит ли он свою первую поездку в багажнике?

Машина пару раз чихнула, но завелась быстро, и через несколько минут мы уже подъезжали к травмпункту, где я и высадила Гуманоида. Надо признаться, кличка ему подходила.

ГЛАВА 7

Наконец-то я двигалась в нужном направлении. Уже давно пора было отпустить Ленку. Обещали, что будем максимум через час, а дело затянулось почти на два. Да какое дело... До сих пор колотит! Боже, как я устала... Надо же было так вляпаться! А главное – Наталью не уберегла. Все, хватит! Звоню Альберту, пусть забирает ребенка. Смерть Натальи, как это ни горько сознавать, все расставила на свои места. Если раньше где-то в подсознании я сомневалась, правильно ли поступлю, передав ребенка Заманским, то теперь альтернативы не было – и это разрешало многие проблемы. Ольге, без помощи извне, с ее слабой нервной системой, нельзя повесить на шею ребенка. И еще неизвестно, как она переживет смерть сестры: о ней самой необходимо позаботиться. И малышу в семье, безусловно, будет лучше.

Я подъехала к дому. Наверное, нянька моя замучилась с ребенком. Ну уж три минуты дела все равно не решат, а мне необходимо поговорить по телефону без свидетелей. Трубку взял Альберт Львович. Когда я представилась, он прямо взвился и загрохотал: – Татьяна?! Ну знаете ли, дорогая, это ни в какие рамки! Вы берете заказ, получаете деньги, своих обязательств не выполняете, о ходе поиска меня не информируете, как обещали! – Он не давал мне возможности вставить хоть слово и продолжал рокотать: – Я все телефоны оборвал, и обычный, и сотовый, несколько раз приезжал к вам домой, но вы неуловимы! Чем вы занимаетесь, позвольте вас спросить?! – И, не дожидаясь ответа, гневно закончил: – В общем, в ваших услугах я больше не нуждаюсь. И заказ свой отменяю!..

Так. Похоже, пар выпущен. Теперь, пока не повешена трубка, надо воспользоваться его же тактикой.

– Альберт Львович, может, вы меня все-таки выслушаете? – Теперь главное было – ошеломить. – Мы, конечно, живем не по законам римского права, где, выслушав одну сторону, необходимо выслушать и другую, но все-таки... Вам что, интересна только правда Бориса Леонидовича, а моя вас не интересует?

Мне бы очень хотелось сейчас увидеть его лицо. Пауза явно затягивалась, и я уже начала опасаться, не хватил ли Альберта удар. Но вот он тихо произнес:

– К-какого Бориса Леонидовича?

– У вас что, много друзей с таким именем?

Опять молчание. Да, нервы-то не железные.

В общем, я поняла, что его мандибуля – мое любимое слово из латыни, обозначающее нижнюю челюсть, – еще долго не займет надлежащее место, и пора брать инициативу в свои руки.

– Через тридцать-сорок минут вы подъезжаете ко мне на квартиру. Я туда привезу и передам вам вашего сына.

– Левушка у вас? – потерянно произнес Заманский.

– Да, у меня. И этим надо было поинтересоваться в первую очередь – где сын. Слушайте дальше... Если я немного опоздаю, подождите. Вы все поняли?

– Да, да, Татьяна!

– Тогда отбой.

* * *

Ленка встретила меня вопросом:

– Танечка, а где же Наташа? – И без паузы: – У нее такой очаровательный малыш, мы с ним ладили. Ты что хмурая? Что-нибудь случилось?

– Все нормально. Наташа задержалась. Сейчас я подкину тебя домой, а потом отвезу ей ребенка. Лен, ты Левушку кормила?

– Ну конечно, недавно закончили трапезу. Да он такой умничка, с ним совсем не возникло никаких проблем.

Мы стали собираться. Самое ответственное дело по заворачиванию ребенка я поручила подруге. Она довольно долго мудрила с одеялом, наконец соорудила нечто, похожее на кокон бабочки, когда она в стадии куколки. И невольно подумала: «Третий день ребенок на чужих руках. Носят, возят его целыми днями, хоть бы все закончилось благополучно и он не заболел. Теперь главное – быстрее передать его в руки родителей».

Мы вышли на улицу. Погода не улучшилась: хлопья снега залепляли лицо, порывистый ветер сбивал с ног. Кое-как добравшись до машины, я открыла ее и помогла Ленке с ребенком разместиться на заднем сиденье. Ну что ж, в путь! Скоро наконец-то закончатся мои мытарства. Но, как всегда, мы предполагаем, а обстоятельства располагают. Отчаянные попытки завести машину закончились полным крахом. Я вспомнила, как с трудом завелась, отъезжая от общежития. Это были предвестники, которые должны были насторожить, но тогда мне было не до этого.

Что ж, придется вызывать такси. Я могу пользоваться только безотказно действующей техникой, мало ли в какие передряги, учитывая специфику моей деятельности, можно попасть. Вызвав по сотовому такси, которое обещали подать к дому в течение пятнадцати минут, я включила негромкую музыку и откинулась на спинку сиденья.

Выходить из машины в такую погоду и подниматься в квартиру на столь короткое время не было смысла. Мы лениво переговаривались с подругой, но я, видимо, отвечала невпопад, думая о своем, и Ленка, обидевшись, замолчала. Сейчас это меня устраивало. Потом, когда все закончится, искуплю свою вину, а пока пусть терпит: на больных и таких вот одержимых не обижаются. Внезапно Ленка расхохоталась, вспомнив что-то, и обратилась ко мне:

– Тань, знаешь эту песню?

Передавали набившую оскомину: «Ну где же вы, девчонки?» Я кивнула, и она весело продолжила:

– Представляешь, вчера была хохма. Мои шестиклашки стоят на перемене и поют ее, а один подходит и на полном серьезе говорит: «Вы не так поете, песню уже переделали». И выдал новый шедевр: «Зачем же нам девчонки, у нас же есть ручонки». Мои-то дуралеи и подхватили. Глупые – не понимают, что поют. – Она снисходительно улыбнулась.

– А может, понимают и ты их просто недооцениваешь?.. – лениво возразила я.

– Может, может...

* * *

Такси пришло довольно быстро. Мы перебрались на заднее сиденье теплого салона, и вскоре уже медленно, как просила, подъезжали к дому. Годами выработанная привычка внимательно осматривать припаркованные около него машины сработала и тут. Мы уже проезжали соседний подъезд, когда наше такси обогнала вишневая «девятка» с очень знакомым номером Е-666-ТА. Где, когда я ее видела? Мой мозговой компьютер тут же выдал информацию. Утром. У роддома. Да, именно ЕТА с сатанинским номером. Чтобы запомнить эти цифры, мне не пришлось даже напрягать свою ассоциативную память.

– Хозяйка, где тормозить? – обратился ко мне водитель.

– Проезжайте дальше, – машинально ответила я, еще не представляя себе, как действовать, но интуитивно уже понимая, что останавливаться у своего подъезда нельзя.

– Танюш, ты чего, приехали ведь? – удивилась Ленка.

– Пожалуйста, давайте сначала завезем подругу. – Я назвала адрес Лены, а потом обратилась к ней: – Так надо, я потом тебе все объясню.

Я, конечно, никогда ничего не рассказывала ей о своей работе, да и этот эпизод в дальнейшем не собиралась объяснять, но сейчас убедительного аргумента, изменившего мой маршрут, придумать не могла, вернее, было не до того.

Меня больше занимали мысли-скакуны, которые нужно немедленно привести в порядок, чтобы принять правильное решение. Хотя уже стемнело и не видно, кто сидел в «девятке», я не сомневалась, что в гости ко мне вместе с Альбертом пожаловал и Борис Леонидович собственной персоной. Смущал лишь класс машины, но почему бы не поиграть в демократичность?

А вот с какой целью он приехал? Скорее всего решил лично познакомиться с частным детективом Альберта, прощупать, сколь много мне удалось разузнать о нем и его «бизнесе», ища ребенка. Вот был бы шок для всех действующих лиц, нарисуйся я сейчас здесь!

Потенциальная клиентка Бори, на которую он «запал» в своем кабинете, и детектив Альберта – это как в рекламе: два в одном флаконе. При таком раскладе за мою жизнь никто не дал бы и гроша ломаного. А на что способен Борис, я уже знала. Какое счастье, что я вовремя сориентировалась в ситуации.

Мы уже подъезжали к дому подруги. Я поблагодарила Лену за помощь, передала пожелание скорейшего выздоровления ее отцу, клятвенно пообещав, что на днях непременно встретимся. Когда мы распрощались и машина тронулась с места, я назвала адрес Заманских.

* * *

Дверь открыла Софья и буквально сразу, даже не спросив, кто звонит. Скорее всего она ожидала мужа с ребенком, поэтому удивленно воззрилась на меня:

– Татьяна? А Альберт поехал к вам, вы же договорились... – И тут же подхватила из моих рук ребенка, защебетала: – Левушка, мой золотой мальчик! Господи! Я думала, с ума сойду без тебя.

Невозможно обмануться: Софья была искренней в проявлении своей радости. Эта сдержанная, может быть, даже несколько высокомерная с виду женщина действительно любила малыша. Целуя и тиская его в объятиях, она просто засыпала меня вопросами:

– Татьяна, как вы его нашли? Где он был? С ним все в порядке?

– Софья, – перебила я ее и медленно, со значением, продолжала: – с Левушкой все в порядке, не в порядке со мной и, возможно, с вашим мужем, поэтому нам необходимо серьезно поговорить до приезда Альберта Львовича. Мне нужно знать, что вас связывает с Борисом Леонидовичем?

Она удивленно посмотрела на меня и с расстановкой спросила:

– Что вы узнали о Борисе Леонидовиче и какую информацию хотите получить от меня?

– Софья, хочу сразу предупредить, что я в курсе всех дел по усыновлению ребенка, и надеюсь на взаимную откровенность в разговоре.

Женщина немного помедлила, видно, переваривая услышанное и выбирая линию дальнейшего поведения, наконец произнесла:

– Да, мы сейчас поговорим с вами, только сначала ответьте мне на один вопрос: кто украл Левушку? Его мать?

– Нет, но об этом мы поговорим позже.

Софья надолго замолчала. Мы с ней поднялись в детскую, довольно большую уютную комнату. Видно, здесь все было продумано до мелочей: от огромных мягких и надувных игрушек до оборудованного небольшого детского спортивного комплекса. Софья переодела малыша, попутно общаясь со мной лишь по мере необходимости, в частности, поинтересовалась, когда и чем последний раз кормили ребенка. Вскоре Левушка уснул, и мы перешли на кухню. Софья приготовила молочную смесь, поставила греться чайник и начала доставать из холодильника различные деликатесы, упакованные в пластиковые пакеты ветчину, колбасу, сыр...

– Чай? Кофе? А может, чего-нибудь посерьезнее? У меня есть фаршированные перцы, можем приготовить курицу-гриль – это не займет много времени, – предлагала блюда, одно вкуснее другого, гостеприимная хозяйка.

– Спасибо, я действительно проголодалась, но для меня сейчас главное – наш разговор, поэтому что угодно, только попроще и побыстрее, – попросила я.

Софья достала из холодильника изящную кастрюльку и поставила на плиту.

– Тогда фаршированные перцы, – безапелляционно заявила она и уселась напротив. – Ну вот, теперь можно и поговорить. Татьяна, вы курите? – Она пододвинула ко мне пачку сигарет «Мальборо».

Мне действительно очень хотелось курить. День сегодня был полон потрясений, а преодолевать нервные перегрузки мне обычно помогает выкуренная сигарета. Но, общаясь с ребенком, невольно приходилось сдерживаться. Сейчас, сидя в уютной кухне, мне хотелось хоть ненадолго расслабиться.

– Да, не откажусь.

Мы прикурили от изящной зажигалки, но если я, затянувшись, сразу успокоилась, то Софья продолжала заметно нервничать. Ее тонкие холеные пальчики, держащие сигарету, слегка подрагивали от волнения.

– Татьяна, что же все-таки конкретно вас интересует и почему вы полагаете, что я вам что-то расскажу? – обратилась она ко мне.

– Ну что ж, нет так нет! Тогда кое-что поведаю я, а уж вы решайте, стоит ли говорить со мной на эту тему. Знаете, Софья, у меня, к сожалению, слишком мало источников информации об этом человеке, поэтому я и обратилась к вам. Он ведь друг семьи?

– Вы имеете в виду Бориса Леонидовича?

– Да, его, а в связи с чем я им интересуюсь, поймете, выслушав меня. Я хоть и мало вас знаю, но почему-то уверена в вашей порядочности и искренности.

– Ну, спасибо, – улыбнулась моя собеседница и стала раскладывать на тарелочки аппетитные перцы.

– Дело в том, что мне сейчас приходится быть осторожной, – продолжила я, – есть основание считать, что на меня началась охота.

– В каком смысле?

– В прямом. Поэтому я и приехала с ребенком к вам, а не домой, как первоначально собиралась.

– Все равно я не понимаю, объясните, пожалуйста, мне никогда не нравились задачи с несколькими неизвестными.

Телефонный звонок прервал наш разговор. Софья подняла трубку. Я знаками показала ей, что меня нет.

– Алло... Нет. А она больше на сотовый тебе не звонила? Альберт, подожди еще, может, подъедет... А ты ничего не перепутал, она сказала, что привезет ребенка к себе домой? Я уже волнуюсь... Ну подожди еще, может, подъедет...

Молодец! Все сделала как надо.

Она положила трубку и обратилась ко мне:

– Татьяна, я схожу посмотрю, как там Левушка.

После трехминутного отсутствия Софья вернулась и села напротив.

– Он спит. Наконец-то мы сможем спокойно поговорить. Теперь я жду обещанного рассказа, нам никто не помешает. Муж, как вы, наверно, поняли, ждет вас около вашего дома. А с ним, кстати, и Борис Леонидович.

Мысленно я поаплодировала себе: мои предположения подтвердились.

Я начала свое повествование о событиях последних двух дней, исключив, разумеется, из него свои авантюрные действия, в частности, и финт с ее медицинской карточкой, проникновение в кабинет Бориса Леонидовича. Не рассказывала я и о «жучках», «клопах», подслушанных мною разговорах, о содержательной беседе с Гу, поэтому моя собеседница, многое принимая за догадки и домыслы, слушала с недоверием. Когда я дошла до смерти Натальи, она побледнела и воскликнула:

– Этого не может быть! Это ваша бурная фантазия! Плод воображения!

– Добавьте еще: больного воображения. Мне бы очень хотелось, чтобы это было именно так... Но, если вы мне не верите... Мы можем с вами обзвонить городские морги и узнать, поступила ли к ним женщина, убитая два часа назад, с приметами, которые я вам сейчас назову...

– Не надо... Я вам верю... – поникнув, прошептала Софья.

– И последнее, – продолжила я свое грустное повествование. – Когда я подъезжала к своему дому, чтобы передать Левушку Альберту Львовичу, возле моего подъезда стояла вишневая «девятка» с номером Е-666-ТА. Вам этот номер знаком?

– Да, это машина Бориса. Татьяна, все настолько невероятно! Мне трудно в это поверить. Зачем вы ему нужны?

– В том-то и дело, что я ему не нужна, более того, он уверен, что я для него представляю потенциальную опасность. Если мои предположения верны, а у меня, кроме догадок, есть еще и факты, то Борис Леонидович замешан в чудовищном криминале. Я больше чем уверена, что он занимается торговлей детьми, да и смерть Натальи на его совести. Но все это надо еще доказать, поэтому мне необходимо знать об этом человеке как можно больше.

– Татьяна, я боюсь, но не за себя. – Софья опять нервно закурила, поднялась из-за стола и стала взволнованно ходить по кухне. – Я боюсь потерять Левушку. А в нем сейчас смысл моего существования, если хотите, благополучие нашего брака. Если разоблачат Бориса Леонидовича, могут выйти и на нас: как бы там ни было, а усыновление было незаконное...

– Думаю, вам бояться нечего. Вашему «благодетелю» лишний эпизод своей бурной деятельности вспоминать ни к чему, а больше прав предъявлять на ребенка никто не будет. Но вы должны понять: случай с Левушкой – это частный случай, ребенок по блату, так сказать, а для каких целей продаются другие дети...

– Да... По блату... А вы хоть представляете, сколько стоил нам этот блат? Хотя, – поспешно добавила она, – это не имеет значения. Я безумно люблю Левушку, тем более зная, что это кровиночка Альберта.

Теперь я чуть не лишилась дара речи, поэтому лишь растерянно пролепетала:

– Софья, вы знаете, что это ребенок Альберта Львовича? Он сам сказал вам об этом?

– Нет, и не хочу, чтобы муж даже догадывался о моей осведомленности. У каждого человека есть своя тайна. Есть она и у меня. А информация эта все от того же Бориса Леонидовича, и она оплачена не только деньгами, но и моими слезами. Но это сейчас тоже не важно. Так чем я могу вам помочь?

– Расскажите все, что вам известно о Борисе Леонидовиче.

– Татьяна, хочу вас сразу предупредить, что ни о каких делах Бориса я не знаю, кроме как о нашем, как вы выразились, частном случае. Но своим субъективным мнением я могу поделиться. Альберт и Борис знакомы со школы. Их дружбу я никогда не одобряла. Борис – очень скользкий человек. Одно то, что он очень настойчиво пытался флиртовать со мной за спиной друга, говорит о многом. Мне даже вспоминать об этом неприятно. А Альберт – он честный и порядочный, он интеллигент не по социальному признаку, а по состоянию души. Он не может обидеть человека...

– А Ольга? – напомнила я.

– Да... Эта девочка... Я не хочу оправдывать мужа: по отношению к ней он поступил подло, но где-то в глубине души я его понимаю. Вы не представляете, как он ждал наследника, которого я, к сожалению, ему дать не могла. И я его не виню, потому что у самой, как говорится, «рыльце в пушку». У меня – вторичное бесплодие, последствие первого аборта. Знаете, в жизни есть такой дурацкий подростковый возраст, когда всплески гормонов вытесняют все остальное...

Она немного помолчала, потом продолжила:

– Мы уже подумывали об усыновлении ребенка, но боялись: вдруг ребенок окажется неполноценным, ведь нормальные родители, как правило, не бросают детей; вдруг кто-то из соседей узнает, а менять место жительства тоже не хотелось. Да и вообще, усыновление – это настолько сложная процедура... Короче, было очень много всяких «но».

Софья опять нервно закурила, видно, разговор ей давался слишком тяжело и воспоминания были болезненны. Через какое-то время она заговорила снова:

– Что у Альберта кто-то появился, я почувствовала сразу. Нет, он не стал ко мне хуже относиться, даже, пожалуй, наоборот. Просто началось форсирование событий. Муж сказал, что Борис «устроит» здорового ребенка без лишних хлопот. Кстати, к тому времени мне необходимо было ложиться на операцию, а они все тянули. Вот так все и получилось. Все их подтасовки были шиты белыми нитками, поэтому силой аргументов я приперла Бориса к стенке, и он, разумеется, далеко не бескорыстно, продал тайну друга. А теперь я больше чем уверена, что и мою тайну о первом аборте, а это ему было известно из истории болезни, он продал Альберту. Ну вот и вся наша история. Боюсь, ничем вам не смогла помочь...

– В общем-то я так примерно все и представляла. Софья, а вам ни о чем не говорит имя Герман?

– Нет, имя редкое, но я не знаю человека с таким именем.

– Тогда, пожалуй, пока все. Я бы не хотела сейчас встречаться с Альбертом Львовичем. Вы сейчас можете связаться с мужем?

– Да. По сотовому.

– Скажите, что Левушка уже дома, но о нашем разговоре пока не распространяйтесь. Это в наших с вами общих интересах. Мол, принесла ребенка и ушла. Договорились? Возможно, у меня возникнут еще какие-либо вопросы или потребуется помощь...

– Я ваша вечная должница за Левушку, – перебила Софья, потом немного помолчала и задала вопрос, который ей, видно, не давал покоя: – Татьяна, чем мы можем помочь матери Левушки?

– Да, ей нужна помощь, но, если вы хотите сохранить тайну, то эта помощь должна исходить не от вас, а от Альберта Львовича, и об этом я позабочусь. Разумеется, встречаться они не будут.

Хозяйка проводила меня до двери, мы тепло распрощались, и я вышла в ночь. Надо было раньше сообразить и вызвать такси, но за разговорами совсем забылось, что мой верный конь на сей раз не ждет меня у порога. Хорошо хоть, это центр города и транспорта достаточно. Я поймала частника и благополучно добралась до своего временного пристанища.

Наконец-то подходил к концу этот тяжелый, полный драматичных событий день. Теперь скорее в душ. Стоя под теплыми струями воды, я пыталась отвлечься, расслабиться. Дело закончено, заказ выполнен, можно и передохнуть. А в голове пульсировало: нет, еще ничего не закончено. Необходимо срочно позаботиться об Ольге, а значит, завтра же встретиться с Альбертом. Нельзя оставлять в покое Бориса Леонидовича, а значит, сейчас же нужно созвониться с Кирей и договориться о встрече и передаче дела. Ко всему этому надо постоянно помнить о грозящей мне реальной опасности.

Выйдя из душа, я позвонила Кирсанову. Мы договорились встретиться утром на нейтральной территории – в кафе. Встреча должна быть плодотворной, но носить неофициальный характер, так как я в этом деле фигурировать не собиралась.

Ну вот, кажется, и все. Пора спать. Завтра понадобится свежая голова. Я добросовестно пыталась уснуть, но мне никак это не удавалось. И только приняв снотворное, которым пользуюсь весьма редко, я забылась тяжелым неспокойным сном.

* * *

Утром мы встретились с Кирей. Я ввела его в курс дела: рассказала все, что знаю, о главвраче роддома, назвала адреса «квартир-оранжерей», где взращиваются в тепличных условиях «цветы нашей жизни» на продажу, предоставила информацию о предполагаемой связи этого криминального бизнеса со столицей. Умолчала лишь о выполненном заказе: фамилия Заманских не должна фигурировать нигде. Пусть спокойно живут и воспитывают малыша.

Во время моего рассказа Володя был очень сосредоточен: внимательно слушал, делал пометки в блокноте, задавал вопросы по ходу повествования, потом спросил:

– Танюш, ты, конечно, говоришь не все, что знаешь, поэтому не во все верится. Скажи, ты стопроцентно уверена, что в роддоме существует криминал? Не окажемся ли мы потом в дураках?

– Ну, дураками-то нам быть – не привыкать. Но одно для меня бесспорно – действует некий живой детский конвейер, иными словами, постоянная торговля детьми. Есть такая жуткая цепочка: продавец, молодая мама, попавшая в сложную ситуацию, – ряд посредников – покупатель. Это грязный, но очень доходный «бизнес».

– Да, Тань, еще вопрос: что ты делала у общежития, где убили девушку?

– Скажем так: случайно оказалась в нужное время, в нужном месте и стала случайным свидетелем.

– Ой ли, ой ли! – Киря с сомнением покачал головой. – Кстати, тот «жигуль», на который ты дала наводку, разбился недалеко от места преступления. С такой скоростью, в такой гололед... Водитель в реанимации в тяжелом состоянии. Вряд ли выживет.

– Понятно. Значит, если он умрет, дело закроют...

– Да, если не обнаружится каких-то новых обстоятельств.

Хотелось еще поговорить, ведь мы видимся довольно редко, но Володе пора отправляться на работу, да и у меня было одно неотложное дело. Прощаясь, Кирсанов пообещал:

– Танюш, то, о чем ты рассказала, мы обязательно будем проверять. Если действительно существует этот детский конвейер, его необходимо остановить.

– Нет, Володя, не остановить, а уничтожить. Знаешь, я порой с ужасом думаю об этих несчастных детях, ведь они – кукушата, птенцы, подкинутые в чужие гнезда.

Как им там живется, в этих гнездах?

* * *

Вернувшись под крышу своего временного убежища, я набрала номер телефона психиатрической больницы и сообщила врачу о гибели Натальи, сестры их пациентки, Уваровой Ольги. Так как состояние их подопечной было не слишком стабильным, попросила известить ее о трагедии, по возможности смягчив удар. Галина Семеновна еще при встрече произвела на меня хорошее впечатление, поэтому хотелось верить в ее профессионализм, да и просто в человечность. Поэтому, чтобы помочь Ольге, она должна все сделать как надо.

Звонила я от имени сотрудника милиции, разыскивающего родственников погибшей. Не могла же медсестра из роддома, под видом которой я приходила к врачу, знать о происшедшем.

Положив трубку, я облегченно вздохнула. Ну вот пока и все. Буду ждать вестей от Кирсанова. А пока – на дно. Пусть все уляжется...

* * *

Остаток дня я пыталась отвлечься от невеселых мыслей, выполняя несложную работу по дому. Главное – сделала генеральную уборку квартиры, так как за два предыдущих дня не смогла выкроить на это времени. Мои хозяйственные потуги не приносили никакой радости, видимо, потому, что все я делала механически, как бы между прочим. А это прочее плотно засело в голове: чувство неудовлетворенности от завершенного дела, если его можно назвать таковым. День тянулся нудно и долго. Состояние хандры не проходило. С таким настроением я и уснула.

ГЛАВА 8

Вечерняя хандра перешла на ночь. Спала я отвратительно и только под утро наконец забылась сном праведника. Разбудил меня яркий солнечный свет, заполнивший комнату. Похоже, природе наконец-то надоело бесноваться и она сменила гнев на милость. Я встала, подошла к окну и невольно зажмурилась от ослепительно белого снега, выпавшего за ночь. Ого! Вчера – ноль, а сегодня – минус десять. Вот это перепады! Кажется, зима намерена основательно вступить в свои права. Ну что ж, через два дня – уже декабрь, пора, все лучше, чем слякоть. На ум сразу же пришло: «Мороз и солнце – день чудесный!»

Я посмотрела на часы и ахнула: «Почти десять! Неплохо я поспала». От вчерашнего настроения не осталось и следа. А что, собственно, случилось? Почему я считаю, что мне что-то угрожает? Что в «стане противника» имеется против меня? О том, что я общалась с Натальей, Борис Леонидович знает; знает, что ребенка, находившегося у нее, я вернула. Но о том, что мне стало известно от Натальи, он не догадывается. О моем личном знакомстве с внезапно исчезнувшими наркоманами – тоже, думаю, нет.

В конце концов, в любом случае, не установят же около моей квартиры круглосуточный «почетный караул», не таков у Бори «штат сотрудников», как выразился мой новый друг Леха. Сколько же можно скитаться? Одного дня бездействия и хандры вполне достаточно.

Итак, домой! Только для начала надо заехать на станцию техобслуживания, пусть посмотрят, что стряслось с моей прежде такой безотказной техникой.

Процедура «лечения» заняла не больше двадцати минут и, надо сказать, не очень подорвала мое финансовое благополучие.

После кафе, куда я заехала перекусить, соблюдая все меры предосторожности, без приключений добралась до своей квартиры. И только тут окончательно расслабилась: мой дом – моя крепость, любимая крепость, где душе спокойно и уютно.

Для начала я прослушала, что несостоявшиеся абоненты наговорили на автоответчик. Несколько раз звонил Альберт с просьбой связаться с ним, когда появлюсь. Был звонок от Ленки с лаконичной фразой: «Танюша, жду встречи». Интересующего меня сообщения от Кирсанова пока не поступало.

Чем заняться? Телевизор смотреть не хотелось, читать тоже. Решила поработать с пленкой. Если вдруг у Кирсанова что-то застопорится, можно подкинуть ему горяченького нового материала. Конечно, в качестве вещдока магнитофонная запись не подойдет, потому как закон не перепрыгнешь, но для шантажа нечистых на руку клиентов может пригодиться. Тут все методы хороши, и, как правило, чем грязней, тем эффективней. Итак, на всякий случай надо смонтировать две пленки: для Бориса Леонидовича и для Германа – с компроматом на каждого.

Вот ведь, не хотела больше заниматься этим делом, да и бесплатно работать я не привыкла, а оно не отпускает. Ну да ладно, это будет последним моим вкладом, а там пусть Киря сам крутится. Мне же пора подумать о себе, любимой. Денег за два выполненных заказа накопилось достаточно. Можно пополнить гардеробчик, да и пора бы немного отдохнуть – заслужила.

С такими мечтами о радужных перспективах я и принялась за дело. Монтирование двух пленок десятиминутного разговора с Лехой заняло почти два часа. Когда я подписала кассеты и поднялась, чтобы положить их в шкаф, прозвенел телефонный звонок. Но трубка, схваченная мгновенно, молчала: наверное, из-за моей поспешности не успело произойти соединение. Мои «Алло!» остались безответными, пришлось положить трубку. Минуты через три раздался долгожданный звонок от Кирсанова. После обмена приветствиями Киря сказал, что есть новости, но необходимо встретиться, чтобы кое-что уточнить, и если я не против, то он через полчасика подскочит ко мне. Я, естественно, против не была. Уже положив трубку, стала ругать себя, почему не спросила, с первого ли набора номера он попал на меня или тот первый звонок был от кого-то другого. Ну да через полчаса все прояснится.

Я включила телевизор, чтобы как-то скоротать время. Нажимая подряд на кнопки каналов, наконец-то нашла то, что сейчас мне и было нужно, чтобы развеяться: свой любимый мультик «Жил-был пес». После его окончания шел блок рекламы, поэтому я сразу же переключила телевизор на другой канал и, похоже, попала на «Криминальный Тарасов». Подводили итоги рейдов «Вихрь-антитеррор», затем продемонстрировали снятые скрытой камерой оперативные действия по поимке с поличными мошенников на рынке. И наконец, на экране появилась знакомая до боли картинка: девушка, лежащая на ледяной дороге, с кровавым ореолом вокруг головы. Далее показали разбитую машину в трехстах метрах от предыдущего места преступления. Сообщили также, что водитель «шестерки» скончался в больнице, не приходя в сознание. Два этих происшествия связывались воедино. Милиция просила содействия граждан, возможных свидетелей. Для связи предлагалось звонить по 02.

Вот это, называется, отвлеклась. Минут через десять появится Киря, а пока – брошу-ка косточки, давно я с ними не советовалась. Только достала из замшевого мешочка свои заветные, как раздался резкий звонок в дверь. Молодец, Киря, подсуетился, приехал даже немного раньше обещанного. Я бросила на стол косточки и, не посмотрев, как легла комбинация, пошла открывать. И напрасно. Все могло бы сложиться совершенно иначе...

Гостеприимно широко я распахнула дверь и тут же, не успев рассмотреть «гостя», была отправлена в глубокий нокаут ударом кулака в челюсть. Видимо, в отключке находилась довольно долго, потому что очнулась уже на диване от не очень любезного похлопывания по щекам.

Сознание возвращалось медленно, малейшее движение отдавалось острой болью в голове. С трудом открыв глаза, я невольно вздрогнула. Передо мной на корточках сидел громила. Даже в таком положении мужчина выглядел просто глыбой, и было видно, что рост его около двух метров.

– Очухалась? Мозги-то я тебе не все вышиб? Соображать способна? – с усмешкой спросил он.

Меня, конечно, одолевали сомнения по этому поводу, но я машинально кивнула. Откуда-то мне уже был знаком этот мощный напористый баритон, но вспомнить не позволяла боль в скуле, не дававшая возможности сосредоточиться. Я инстинктивно дотронулась до челюсти, то ли проверяя, все ли там на месте, то ли пытаясь унять боль.

– Что, больно? – без всякого сочувствия поинтересовался незнакомец, усаживаясь в кресло около дивана. – Сама виновата. Ты хоть понимаешь, девочка, в какое дерьмо вляпалась? Как думаешь, зачем я пришел? Не знаешь?

Я непонимающе покачала головой. Каждое движение доставляло нестерпимую боль, но зато потихоньку возвращалась способность думать. «Кто он такой? Кто-то из обиженных по моим предыдущим делам? Нет, такого не помню. Откуда тогда знаком и этот голос, и эта манера говорить?» Мысли беспорядочно проносились в голове, требуя и не находя ответа.

– Ну что, исповедоваться перед смертью будешь? – между тем продолжала глыба. – Боря говорил, что ты не в меру шустра оказалась, что-то пронюхала и его держишь на крючке. Из-за всего этого он прекратил свое дело и меня подвел. Так что ты, сучка, накопала? Говори, чего молчишь? Еще раз звездануть, чтобы окончательно очухалась?

Так вот, оказывается, кто ко мне пожаловал – сам Герман! Теперь я вспомнила, где слышала этот голос – по телефону. Ай да Боря! Ай да сукин сын! Как ловко все устроил: и оправдается перед Германом за свою мнимую бездеятельность, и меня уберет чужими руками – так, на всякий случай, вдруг чего накопала. Молчать действительно больше нельзя, а то он может без лишних разговоров вправить мозги уже испытанным способом.

– Кто вы такой и что от меня хотите? – наконец выдавила я из себя.

– Мое имя тебе скажут ангелы на том свете, если, конечно, в рай рассчитываешь попасть, – усмехнулся он, – а вот я про тебя знаю, как видишь, все! Ты мне перебежала дорогу, как та черная кошка. А я верю в приметы и с детства ненавижу черных кошек. Тогда я их подвешивал и наблюдал, как они в агонии сдыхают.

«Да, похоже, я влипла. Но где же Кирсанов? Ему бы уже давно пора появиться. Хотя чем он мне сможет помочь: не будет же он сразу ломиться в дверь или вызывать подмогу только потому, что я не открываю.

– А ты красивая, стерва! – Герман плотоядно оглядывал меня с головы до ног.

Я внутренне вся съежилась под оценивающим взглядом. Уж не знаю, как смотрелась моя физиономия после его «пластической операции», но ноги были явно соблазнительны. И без того недлинный халат задрался, обнажив их полностью. А ноги – моя гордость – стройные и «от зубов». Конечно, «не для него цвету», но надо было играть, тянуть время, может быть, как-то ситуация изменится.

– Что, нравлюсь?

– Да ничего. Ножки класс! Да и волосы что надо. Люблю блондинок. Может, для начала поиметь тебя? В обиде не будешь – умрешь счастливая. Фирма гарантирует.

– Это ты-то – фирма? И так уверен в своей неотразимости? – вконец обнаглела я. – Как говаривает наш шоумен Николай Фоменко: «Не все солнышко, что встает».

– Ну, в своем-то солнышке я уверен. А ты мне нравишься, шутишь... Ну шути, шути...

Похоже, наш разговор заводил его и он принимал мои слова за женский флирт, за призыв, потому что потянулся к молнии на брюках. Но тут раздался телефонный звонок. Мой несостоявшийся любовник вздрогнул от неожиданности. «Ага, тоже боишься. Не так-то ты уверен в себе, как кажешься. Кто бы это мог быть?» Я ждала звонка в дверь, но надо использовать любой шанс, чтобы каким-то образом сообщить о ситуации, в которую так глупо попала.

– Это, наверно, из милиции. Я должна подойти к телефону, иначе поймут, что со мной что-то случилось, и через пять минут здесь будет ментовка.

– Как же это они поймут?

– По отключенному автоответчику. Такая договоренность. Если меня нет – включен автоответчик. Если я дома и не беру трубку – значит, что-то произошло.

Он на пару секунд задумался, внимательно посмотрел на меня, пытаясь понять, правда это или чистой воды блеф, потом решительно сказал:

– Подойди, только без фокусов. Лишнее что вякнешь, задушу на месте, и пяти минут не проживешь.

Я поняла, что, в случае чего, так оно и будет. Справиться с таким бугаем, даже используя мои приемы, будет сложно, а действовать можно только наверняка. Встав с дивана, я пошатнулась – кружилась голова. «Только бы не сотрясение мозга», – пронеслось молнией. Но ничего. Обошлось. Кое-как добралась до тумбочки с телефоном и сняла трубку. Герман встал рядом и нажал на нужную кнопочку – знает, подлец, технику. Теперь голос Кири был слышен на всю комнату:

– Танюш, привет. Заждалась, поди?

– Да. А что случилось?

– Ну, у нас как всегда. Комиссия неожиданно из Москвы свалилась, мы их не ждали. Они проверяли райотделы милиции, а уж каким ветром их к нам занесло – трудно сказать. Танюх, не обижайся, завтра встретимся и обо всем поговорим. Лады?

«А будет ли это завтра?» – с тоской подумала я, а вслух сказала:

– Лады.

Хотелось тут же повесить трубку: передать Володе сигнал SOS не удастся, а предоставлять противнику слушать информацию, предназначенную мне, тоже рискованно. Но Герман придержал мои руки.

– Танюш, пока ничем не могу тебя порадовать, результат нулевой, – продолжал меж тем ничего не подозревающий Киря. – По тем адресам, что ты дала, действительно живут беременные женщины, но доказать ничего невозможно. Они, естественно, все отрицают. Завтра с утра попробую по другой линии пощупать этого Борю, а к тебе подскочу после обеда. Идет? Или у тебя какие-то другие планы?

– Да нет, мои планы, похоже, закончатся сегодня, – грустно проговорила я и повесила трубку.

«Кажется, теперь приговор мне подписан окончательно и бесповоротно. Теперь мой незваный визитер знает, что Боря засвечен с моей подачи. Выхода нет». Как бы в подтверждение моих мыслей Герман криво улыбнулся:

– Ну вот видишь, ничего у твоего дружка не получается, а с твоим уходом в мир иной и вообще все заглохнет.

«Неужели все кончено? Но ведь я не раз попадала в экстремальные ситуации и всегда находила выход. Думай, думай, Татьяна, от этого сейчас зависит все. Лобовая атака тут не пойдет, слишком разные у нас весовые категории». И вдруг меня осенило: «Надо как-то подойти к бару. Там, за бутылками – мое спасение».

– Слушай, друг, выпить хочешь? У меня есть прекрасный коньячок, – предложила я, полагая, что здесь игра беспроигрышная: какой русский мужик откажется от выпивки?

– А и правда, можно, – развеселился Герман. – Остренький сюжетик получится: потенциальный жмурик распивает с мочилой на брудершафт. Прямо хоть картину пиши, да и беседа наша, может, веселее пойдет, например, скажешь, что знает этот мент про Борю.

Я молча подошла к стенке и открыла бар. Теперь только умудриться незаметно взять газовый баллончик, лежащий тут же, за бутылками.

– У тебя коньяк ненаклофелиненный? А то знаю эти бабские штучки, отключающие мужиков, – радуясь своему проницательному остроумию, продолжал веселиться бугай.

– Что-то шутки у моего гостя слишком криминальные, – улыбнулась я: надо было поддерживать видимость беседы. Правда, думаю, улыбка больше походила на гримасу: все-таки прилично он мне припечатал.

– Гостя? – Похоже, это слово Германа очень рассмешило, потому что он громко заржал.

«Хохочи, хохочи, сейчас будет не до смеха». Главное было сделано. Газовый баллончик благополучно извлечен из бара и крепко зажат под мышкой левой руки, в которой я держала бутылку. Правая была в свободном полете, ею можно было манипулировать как угодно.

А пока я давала Герману возможность насладиться ролью могущественного кота, загнавшего в угол маленькую мышку, с которой можно для начала поиграть, а потом и съесть. О том, что мышки иногда сбегают от чрезмерно самоуверенных котов, он не думал. А я только ждала удобного момента...

Пока Герман открывал коньяк и разливал его по рюмкам, разным по размерам, но пропорциональным нашим габаритам, я посмотрела на косточки, которые бросила на столик в ожидании Кирсанова, и рассмеялась... Комбинация была 30+16+11 – «Ждите незваных гостей». Неплохо бы им знать: гость хорош, когда вовремя приходит и не забывает вовремя уйти.

«Эх, посмотреть бы мне на мои заветные сразу после броска!.. Но, впрочем, ничего плохого они мне не предвещают».

Герман ошарашенно посмотрел на меня и удивленно спросил:

– Ты чего? Крыша, что ли, от страха поехала? Пора бы уж о вечном думать, а ты смеешься.

– Ну, о вечном еще успеется. Я, как мудрый Насреддин, загадывать на будущее не люблю, ибо, как он говаривал, либо эмир умрет, либо ишак, либо я.

– Для тебя альтернатив нет, но хватит базарить. За что пьем-то? За твое здоровье – нет смысла, значит, за мое! – И опрокинул рюмку.

– Ну а я – за свое! – И опустошила свой «наперсток».

– Ты думаешь, мне тебя не жалко? Жалко. Но сама виновата, – приговаривал Герман, наливая себе новую порцию коньяка. Оценил, зараза.

Он еще пару минут разглагольствовал о бренности жития людского, но я почти не слушала, хотя регулярно кивала в знак согласия. То ли подействовал коньяк, то ли сказалось напряжение, но головная боль почти отступила, и я внутренне собралась, как хищник перед броском. Мой же визави, чувствовалось, наоборот, расслабился.

«Пора», – сказала я себе и, выхватив из-под мышки баллончик, направила струю слезоточивого газа в лицо Герману. От неожиданности он взревел и схватился за глаза. Инстинктивно сознавая, что сейчас этот рычащий зверь крайне опасен, я схватила бутылку с остатками коньяка и довольно сильно занаполеонила Герману по темечку. Он сразу же обмяк и рухнул мешком на пол. Все это заняло несколько мгновений. С самого начала действия слезоточивого газа мне приходилось задерживать дыхание, но все равно глаза начало пощипывать, нос как-то подозрительно зашмыгал, поэтому необходимо было срочно позаботиться о себе. Я открыла форточку, на глаза натянула очки для ныряния, не пропускающие воздух, использовав носовой платок в качестве респиратора. Все эти меры предосторожности были заранее продуманы, едва я вспомнила о баллончике.

Теперь надо посмотреть, как там человек-гора. Пульс еле прослушивался, но, слава богу, жив курилка, а то я уже не на шутку испугалась, что с перепугу не рассчитала силу удара. Теперь надо проверить, с чем он ко мне пожаловал. С трудом переваливая эту глыбу с боку на бок, выгребла из кармана содержимое: деньги, документы, записную книжку, пачку сигарет «Парламент» и, наконец, из-за пояса сзади с трудом вытащила пистолет «макаров». Серьезный мужчина ко мне пожаловал!

Так, посчитаем карманные деньги. Неплохо: полторы тысячи рублей и триста долларов. Я перебирала свои трофеи, бегло изучая их. Паспорт... Ага... Алиев Герман Германович, шестьдесят пятого года рождения, прописка – город Москва. Дважды женат и столько же разведен... Двое детей, от каждого брака по одному...

Записная книжка: адреса, телефоны, какие-то пометки. Ладно... этим займусь позже, если понадобится...

Сколько же ты, дорогой, будешь в отключке? Мне становилось скучно. К тому же смотреть на тебя противно: слезы, сопли, приоткрытый рот с вывалившимся языком. Ну и гости у меня – один экзотичней другого: то наркоман, то потенциальный убийца. В его намерениях я больше не сомневалась.

Ладно, угощусь пока «Парламентом», а потом буду приводить в чувство незваного гостя его же методами.

Я положила в карман «ПМ», взяла сигареты и пошла в кухню, плотно прикрыв за собою дверь. По пути посмотрелась в зеркало в прихожей и ужаснулась: на меня глянуло какое-то жабоподобное существо с огромными глазами и неестественно широкими скулами. Я сняла очки. Да, видок и без них был не ахти какой. Нижняя часть лица отекла, спасибо хоть не сломана челюсть и зубы целы, а остальное – издержки производства, которые непременно возмещу карманными деньгами Германа. Я-то с ним обошлась куда более гуманно. Во всяком случае, следов, кроме шишки на темечке, не останется.

Минут через десять, покурив и попив кофе в спокойной обстановке, нехотя вернулась к «гостю», прихватив с собой тазик с водой: пусть промоет глаза, а то смотреть на него страшно. Комната изрядно проветрилась, и, видимо, морозный бодрящий воздух потихоньку привел в чувство моего «крестника». Во всяком случае, он шевелился и усиленно тер глаза. Я закрыла форточку и обратилась к Герману с теми же словами, с какими в начале визита – он ко мне.

– Ну что, очухался?

В ответ услышала такое количество «комплиментов» в свой адрес, какого не слышала за всю свою жизнь. Когда «родник народного творчества» иссяк, я спокойно и веско констатировала:

– Чувствуется, что очухался. А теперь слушай меня, мальчик, – с издевкой и ударением на последнем слове сказала я. – Чем ты недоволен? Это что, я к тебе пришла убивать тебя?! Так что молчи! Мы квиты. Хотя нет... Сейчас в порядочном обществе принято платить за моральный ущерб. Чем будешь рассчитываться, валютой или деревянными? – Я помахала деньгами перед его носом. – Ладно, возьму пока рублями, можешь считать меня патриоткой.

У Германа сразу же открылись красные слезящиеся глаза, и он, приподнимаясь, с ненавистью прошипел:

– У, сучка... Гадина... Уже и карманы успела обшарить.

– Сидеть! – властно бросила я, выхватив из кармана пистолет и снимая его с предохранителя. – Сиди и не рыпайся, разговор у нас будет теперь сугубо деловой, на брудершафт больше пить не будем.

Он безвольно опустился на пол. Смотреть на его красные воспаленные слезящиеся глаза было неприятно, и я скомандовала:

– Промой моргалы, а то совсем вытекут. Вон вода в тазу. – Он беспрекословно подчинился. – Для начала введу тебя в курс дела, – начала я, – чтобы не оставалось по поводу меня никаких сомнений. Итак, я – частный детектив, работающий за деньги своих клиентов. На вас вышла случайно, узнала много, но мне это все до фени. Я за бесплатно работать не привыкла. Так что врагов, Герман, ты ищешь не там.

– Ты знаешь, кто я? А... уже и паспорт изучила... Пээмку.

– Обязательно. На блюдечке с голубой каемочкой. Слушай, короче, у меня к тебе деловое предложение. Имеется кое-какая информация, касающаяся тебя, но она дорого стоит, хотя, пожалуй, твоих карманных долларов хватит.

– А на хрена мне твоя информация и каким боком она может касаться меня?

– Полагаю, что триста паршивых долларов за сохранение жизни – не так уж много. Или ты оцениваешь ее дешевле?

– При чем тут моя жизнь?

– При всем при том. Так покупаешь информацию? Хочешь знать своего врага?

– Ладно, давай свою информацию, хрен с тобой. Все равно деньги у тебя...

– Тогда сиди смирно. – Я выразительно покачала пистолетом.

Вставив в плейер скомбинированную до прихода «гостя» кассету, дала прослушать ее несговорчивому покупателю. Когда он надел наушники, я подошла к стенке, и деньги благополучно перекочевали в шкатулочку: рубли – за моральный ущерб, доллары – за информацию. Попутно незаметно включила магнитофон, находящийся в шкафу, на запись: вдруг да пригодится.

Похоже, прослушанное произвело на Германа должное впечатление, потому как реакция его была очень бурной.

– Мразь! Сучий потрох! Вот оно, благодарное человечество! Он ведь мне всем обязан в этой жизни, недоучка хренов! Институт-то и тот не смог закончить, мозгов не хватило, одно акушерско-фельдшерское училище за плечами. Это я ему диплом сделал. Из грязи да в князи! Дважды его, похотливого сучонка, от тюрьмы отмазывал. Да если бы он за растленку малолетних на зону попал, его бы там быстро опустили, козлом сделали. Козел он и есть... Ну ладно. Ему теперь, гаду, не жить... Это коней на переправе не меняют, а ослов можно. Завтра же мы с ним и помурлыкаем.

Я иронически усмехнулась.

– С купленным дипломом главврачами не становятся, ты утрируешь.

– Девочка, поверь мне, сейчас все решают деньги и связи. Базовое образование у него было, в училище, кстати, практики побольше, чем в институте, а остальное... Наш Колобок – мужик не промах. Он знал, к кому и с чем подкатиться, чью холодную постель обогреть, кому, что и где достать, где поддакнуть, где лизнуть. Как лекарь, возможно, он и не ас, но администратор из него получился очень даже ничего.

– С этим ясно. Слушай, Герман, не для прессы и не для протокола, а просто для удовлетворения моего любопытства скажи, для каких целей вам нужны дети?

– А хрен их, эти цели, знает. Мне платили деньги, а они, как известно, не пахнут. Я просто поставщик. Вроде в институт какой-то забирали... Не знаю. Только не читай мне мораль о нравственности. Кому они нужны, эти ублюдки? Уж если матери в них не нуждаются, то государство и подавно – лишняя обуза. Короче, слушай, подруга, я к тебе претензий не имею, ты оборонялась. Это ведь он тебя, гад, подставил. Давай разойдемся красиво, «макарова»-то верни.

– Да, пожалуй, нам пора распрощаться, уж если встреча без любви, разлука будет без печали, так, кажется, поется в песне. К тому же ты меня изрядно утомил. Забирай свое добро, – я кивнула на паспорт, – а «ПМ» мне самой пригодится обороняться от таких вот, как ты, пришельцев.

– В таком случае, не жди покоя.

– Да уж, «покой нам только снится». Короче, шагай...

Я проводила его до двери, держась на всякий случай на расстоянии. Стрелять у себя в квартире не хотелось, потом иди доказывай, что это самооборона. И, только закрыв за «гостем» дверь, вздохнула свободно и пошла выключить магнитофон.

Так... Покоя мне не обещали, но, думаю, в ближайшие сутки Герману будет не до меня, в своих бы делах разобрался, в частности, «помурлыкал» с Борисом Леонидовичем. А для того, чтобы в «стане противника» не было единства, нужно подельников столкнуть лбами, посеять раздор. Тогда Киря возьмет их тепленькими, и с ними легче будет работать. Герман уже достаточно «заведен» против Бори. Теперь надо испугать, заставить действовать, проявить свою подленькую сущность Мальчиша-Плохиша. Он тоже должен иметь веский компромат на Германа. Но как это сделать? Через кого? Самой мне пока соваться нельзя. Может, Софья? Надо попробовать. Сейчас половина пятого. Альберт Львович должен быть на работе. Если Катя не ушла, попрошу Софью на полчасика подъехать.

Все вышло как по заказу. Софья без колебаний согласилась приехать и через двадцать минут уже звонила в дверь. Наученная горьким опытом, я открыла, только заглянув в глазок и убедившись, что это она. После взаимных приветствий мы прошли в комнату, и тут, взглянув на меня при ярком свете, Софья невольно вскрикнула:

– Ой, Татьяна, что это с вашим лицом?

– Это то, что на обычной работе называется производственной травмой.

– Нет, но ведь так невозможно удариться самой! Вас что, били?!

– Да, и даже чуть не убили, благодаря небезызвестному вам Борису Леонидовичу.

Софья побледнела, растерянно прошептав:

– Этого не может быть... Он что, к вам приходил?

– Нет. Помните, я вас спрашивала про Германа? Так вот это – последствие личного знакомства с этим подонком, связанным с Борисом Леонидовичем.

– Но ведь этого нельзя так оставлять! Вы прошли судебно-медицинскую экспертизу? Подавали заявление в милицию?

– Софья, спасибо за сочувствие. Все, что нужно, уже сделано. – «Даже денежная компенсация с «предприятия», причинившего ущерб, получена», – усмехнулась я про себя, а вслух добавила: – А вот кое в чем я попрошу вас мне помочь.

– Татьяна, я ваша вечная должница, так что сделаю все, что нужно.

– Кстати, как там Левушка? У вас очаровательный малыш!

– Спасибо, – улыбнулась Софья, – все прекрасно. Жизнь вошла в привычное русло. Татьяна, у меня к вам, может быть, не совсем тактичный вопрос: вы были замужем?

– Нет.

– А почему? Вы такая привлекательная девушка... Не встретили достойного?

– Да кто ж меня такую полюбит? – потрогав свою скулу, горестно вздохнула я, и мы обе рассмеялись.

Этот приступ безудержного веселья стоил нового приступа головной боли. Пожалуй, эмоции, даже положительные, мне сейчас были противопоказаны.

– Ну а теперь о деле. Просьба моя связана с вашим визитом к Борису Леонидовичу. Это рандеву и в ваших интересах. Я считаю, что пора раз и навсегда покончить с возможностью шантажа со стороны Бориса Леонидовича, спекулирующего вашими семейными тайнами. Вы же хотите жить спокойно, без оглядки?

– Да, конечно. А что я должна для этого сделать?

– Сейчас все расскажу, но для начала хочу, чтобы вы прослушали одну любопытную магнитофонную запись. Все, что вы услышите, сказано о Борисе Леонидовиче, так что у него тайны куда серьезнее и криминальнее ваших.

Я перемотала пленку, где был записан разговор с Германом, и включила с момента его праведного возмущения поведением Мальчиша-Плохиша Бори, а выключила запись после угрозы поменять ослов на переправе. Похоже, услышанное несказанно ошеломило Софью, потому что с минуту после прослушивания магнитофона она не могла вымолвить ни слова.

– Вы знаете, Татьяна, – наконец произнесла она, – все это настолько невероятно, что, если бы подобную информацию я получила не от вас, ни за что не поверила бы. Просто сочла, что кто-то хочет подставить Бориса Леонидовича, хотя я уже говорила вам, что этот человек, если после всего услышанного можно его так называть, мне всегда был несипматичен. Но такое!.. Да, теперь у меня против него есть самое грозное оружие – правда о нем. Действительно, наши тайны по сравнению с его – ничто. И такой подонок на свободе! Более того, является представителем самой гуманной профессии! Почему он до сих пор на свободе?

– А потому, что нет доказательств его вины.

– Татьяна, вы говорили, что я могу чем-то помочь?

– Да. У меня в голове сложился целый сценарий, но здесь самое главное – сыграть роли! Борис Леонидович не должен уловить фальши, он должен вам поверить и начать действовать, совершать ошибки. А сценарий таков: вы приходите к нему и разыгрываете вполне законное возмущение: дескать, вы честно договаривались с ним о конфиденциальности процесса усыновления ребенка, заплатили за это огромные деньги. И вдруг... к вам приходит какой-то громила, начинает ругаться, угрожать тем, что заберет незаконно усыновленного ребенка, ссылается на Бориса Леонидовича, обливает его с ног до головы грязью.

– А если Борис Леонидович спросит, – перебила меня Софья, – как представился этот человек и что он сказал по поводу того, откуда он о нас знает?

– А вам совершенно неизвестно, откуда у Бориса Леонидовича утечка информации. Это его проблемы. Пусть потрясет своих людей, хотя бы для начала секретаршу, которая в его отсутствие ведет какие-то странные переговоры. Вы лично были свидетелем ее непонятной беседы с каким-то Германом. Когда же вошел шеф, то есть сам Борис Леонидович, она стала этого Германа почему-то называть Ларисой.

– А может, не стоит на Музу Петровну наговаривать?

– Не переживайте, Софья, она действительно работает на два фронта, так что поделом... А потом... Я надеюсь, что ей скоро все равно придется подыскивать нового шефа. Итак, все понятно?

– Да. Что мне делать дальше?

– Так. А дальше говорите, что вам сразу не понравился этот громила – в нем, кстати, рост под два метра! – и часть разговора вам удалось записать на магнитофон. И прогоняете запись, которую мы соорудим.

Мы запишем ваши слова, потом соединим с тем, что вы сейчас слышали, и у Бориса Леонидовича не останется ни малейших сомнений в правдивости и искренности вашего праведного возмущения. Итак, говорите примерно следующее: «Как вы смеете клеветать на Бориса Леонидовича?! Он очень порядочный человек. Да, он устроил нам ребенка вне очереди, и мы ему за это очень благодарны. Что вам от него и от нас нужно?»

Софья почти дословно и очень правдоподобно повторила все это под запись, а дальнейшее было делом техники. Благодаря своему двухкассетнику я быстро слепила то, что надо. Эх, посмотреть бы, как будет слушать Боря «обвинительный приговор» Германа! Вот это будет удар!

Софья задала еще несколько уточняющих вопросов по поводу встречи. Мне нравилось, как серьезно подходила она к предстоящему визиту, поэтому верилось, что все пройдет как задумано. Правда, меня волновал вопрос, не подставлю ли я ее?

– А на какой ноте мне закончить разговор? – задала она последний вопрос.

– На примирительной. Вы должны убедить Бориса Леонидовича, что настолько благодарны ему за Левушку, что все остальное для вас не имеет никакого значения. Но в то же время попросите его оградить вас от подобного рода наскоков со стороны кого бы то ни было. Главное – убедите Бориса Леонидовича, что вы для него не опасны.

– Когда я должна встретиться с ним?

– Завтра. Сейчас вы созвонитесь и договоритесь о встрече. Он уже, вероятно, дома. Домашний телефон у вас есть?

– Да, есть.

Софья достала из сумки записную книжку, нашла нужную страницу и набрала номер. С полминуты трубку не брали, наконец послышалось долгожданное «алло».

– Алло! Борис Леонидович? Здравствуйте, это Софья.

– Софьюшка, здравствуй! Рад тебя слышать. Как у вас дела? Как Альберт? Как мой «крестник»?

– У них все в порядке. Проблемы только у меня.

– А что случилось? Какие проблемы могут быть у красивой молодой женщины?

– У красивых женщин их почему-то гораздо больше, чем у некрасивых. Борис Леонидович, нам необходимо встретиться и обсудить кое-что. Это касается не только меня, но и вас.

– Сожалею, но завтра мы не сможем увидеться, так как уже через час я отбываю на региональный симпозиум в Самару и приеду только послезавтра рано утром. Тогда созвонимся и договоримся о встрече. Надеюсь, не горит? – Он коротко хохотнул.

– Представьте, горит! Но через симпозиум не перепрыгнешь. Что называется – объективные обстоятельства.

– Софья, что все-таки случилось?

– Это не телефонный разговор, поговорим при встрече. Пора уже расставить все точки над «i». До свидания, Борис Леонидович.

– До свидания. Послезавтра жду звонка. Я заинтригован.

Положив трубку, Софья тяжело вздохнула, видно, все-таки разговор дался ей не так уж и легко.

– Татьяна, я хотела вас спросить, Альберту я могу рассказать обо всем этом? Или пока – табу?

– Думаю, сейчас еще рано, вдруг он, сам того не желая, помешает осуществлению задуманного – его же это тоже касается в какой-то степени. Когда все уляжется, расскажете. Ему небезынтересно будет узнать, кто есть кто.

– Хорошо, договорились.

– Софья, без меня ничего не предпринимайте, потому что, может быть, надобность в вашем визите завтра отпадет сама собой. – Я подумала о Кирсанове.

– Будет обидно, если все разрешится без меня, я уже загорелась этим делом. Ну да ладно, Татьяна, мне пора уходить. Явно засиделась у вас, наверное, Альберт уже дома. Надо срочно что-то придумать для оправдания.

– А гостеприимная хозяйка вам даже чая не предложила, – покаялась я.

– Ничего, в другой раз.

Мы прошли в прихожую, и Софья начала одеваться. Потом еще минут пять разговаривали в коридоре, пока Софья не развеселилась:

– А ведь правильно говорят, что англичане уходят не прощаясь, а русские прощаются – и не уходят. Так что пора, Танечка, и честь знать.

Мы расстались почти подругами, хотя через «вы» так и не переступили. Кажется, на сегодня все. Есть не хотелось: болела скула и немного подташнивало. Я заставила себя выпить чай с лимоном. Потом расстелила на диване постель, включила телевизор и легла с пультом в руках, чтобы больше не вставать. Меня хватило ненадолго. Почувствовав, что начинаю дремать, я выключила телевизор, устроилась поудобней и провалилась...

ГЛАВА 9

Ночью пришлось подниматься, чтобы принять обезболивающее: разламывалась на мелкие кусочки голова. И даже когда я все-таки умудрилась задремать, мозг продолжал лихорадочно работать. Ну такая я: не люблю быть в дерьме – и все тут. Да чтобы какой-то подонок по науськиванию другого подонка чуть не отправил меня на тот свет за здорово живешь!.. Несмотря на то что частичную компенсацию за свои страдания я получила, полного удовлетворения от этого не было. А значит, нужно действовать. Рано или поздно кто-то из них, Герман или Борис, вернутся, чтобы заткнуть мне рот. А я с таким не согласна. Коли ситуацию уже изменить нельзя, изменю свой подход к ней. Первый шаг – за мной, хочется мне того или нет. Хотя еще не сказал своего слова Киря, подождем его. Мысли путались...

Вот надо мной склонился Герман, улыбнулся, потом навалился на меня и стал душить. Я пытаюсь кричать, вырваться, но ничего не получается. Дышать уже нечем, и смерть неизбежна... Я просыпаюсь в холодном липком поту. «Фу, черт! Никакого покоя!» Включив лампу, взглянула на часы. Шесть утра. Голова по-прежнему болит нестерпимо, подташнивает. Что это? Последствия травмы или перегрузка нервной системы? Скорее первое: тяжелая рука оказалась у Германа. Но и ночь, за которую я скорее устала, чем отдохнула, дело не последнее. А значит, нужно срочно смыть с себя всю накопившуюся отрицательную энергию, выпить снотворного, чтобы спокойно поспать до звонка Кирсанова. После этого сориентируюсь, что делать дальше, а пока что выпрыгивать из штанов и насиловать свои взбитые ударом в густую пену мозги нечего. Почему я так не сделала с вечера? На что рассчитывала?

Заставив себя подняться, доплелась до ванной, наполнила ее, добавила ароматизирующие и успокаивающие соли и легла в теплую воду. Закрыв глаза, попыталась думать о добром. Приятное тепло, охватившее меня, успокаивало. Наверное, так хорошо и уютно чувствует себя младенец в утробе матери. Опять! Опять мои мысли вернулись к беременным, жаждущим продать своих дитятей. Надо как-то прервать эту страшную цепь... Будешь тут, как же, о возвышенном думать...

Поднявшись из ванны, я закуталась в большое махровое полотенце, прошла на кухню и выпила сразу две таблетки реланиума. Затем, поправив постель, нырнула под одеяло. Стрелки часов приближались к семи. Гоня прочь дурные мысли, чтобы не проникли в мой сон, под действием лекарства я все-таки незаметно уснула.

* * *

Спала я долго и без сновидений, а может, проснувшись, просто о них не помнила. И когда сквозь толстую завесу сна прорвался телефонный звонок, долго не могла понять, что это. Вскочила, когда телефон последний раз звякнул и замолк. Часы показывали четырнадцать ноль-ноль. Ого! Вот это я придавила подушку! А звонок-то, наверно, от Кири был. Надо перезвонить.

В это время подал голос мой сотовый. Я схватила его. Конечно же, звонил Кирсанов.

– Танюха, привет! Я тебе домой звонил, никто трубку не берет. Ты где сейчас?

– Дома, на диване.

– А почему трубку не брала? Лень до телефона дойти? Как жизнь? Как дела?

– Киря, клиент скорее мертв, чем жив, – простонала я в трубку.

– Ты о себе? Что там у тебя? Мне твой голос по телефону вчера еще не понравился, но подумал, что ты просто обиделась на меня из-за несостоявшейся встречи. Уж очень скупо ты со мной общалась.

– Да, репортаж с петлей на шее не удался.

– Ты это серьезно? Тебе угрожает опасность? Мне приехать?

– Володь, вчера я сумела выпутаться из пикантной ситуации, дальше не знаю, что будет. Многое зависит от тебя. Давай, расскажи, что накопал.

– Мне очень стыдно, Танюха, но все глухо, как в танке. Только-только начало что-то проклевываться, как меня вызвали к начальству и, фигурально говоря, настучали по дыне: не суй нос куда не просят. А когда в кабинет вернулся, папка с документами попросту исчезла со стола, и доступ ко всякой информации по этому делу мне прикрыли.

– Все так плохо? Выходит, Боря подсуетился, связи в дело пустил. Меня приказал замочить, а дело похерить. Так?

– Вроде того. – И опомнившись: – Тебя что, пытались убить?

– Кирюша, это сейчас уже не главное. Присоветуй лучше, что делать дальше.

– Чернышевского читай. – Похоже, почувствовав неуместность шутки, извинился. – А вообще-то из этого дерьма ты без потерь сейчас сможешь вырваться?

– Не думаю, что это возможно. Потери неизбежны, вопрос, с чьей стороны.

– Танюш, сейчас заскочу к тебе, я тут недалеко, и мы вместе подумаем, как лучше поступить.

– Только не звони в дверь, а постучи. О'кей?

– Ладушки.

Минут через пятнадцать раздался условный стук в дверь. К этому времени я кое-как привела себя в божеский вид, убрала постель и сварила кофе. На всякий случай посмотрев в глазок, открыла.

– Танечка, привет еще раз! – Кирсанов чмокнул меня в щеку, потом, отстранившись, удивленно присвистнул. – Ни фига себе! Ты что, весь день гудела? Еще жалуешься, что жизнь хреновая, а сама дорогие коньяки глушишь.

– Нет, Кирюх, не коньяки глушу, а коньяками глушу. Улавливаешь разницу? – поправила я.

– А где жертва «Наполеона»? Мой нюх не подводит? Пахнет этим коньяком? Выносить будем или как?

– Хрен ты угадал! Мы его при всем желании без бульдозера вытащить бы не смогли. Такая глыба. Пришлось отпустить живым. Ладно, проходи. Если хочешь, могу другим коньяком угостить, «Наполеона», правда, больше нет.

– Хочу, конечно, но я с собой водку притащил, «Что делать?» называется. Давай у нее на дне истину поищем. Ты не против? А коньяк оставь, может, еще пригодится кого по бестолковке долбануть. Закусить найдется?

– Что-нибудь поищу, только пить боюсь, до сих пор голова словно не моя.

– Болит, что ли? Так коньяк как раз словно анестезия. Вообще, универсальное лекарство: снимает боль, усталость, стресс и что там еще? Гарантирует сухость и комфорт.

«Что-то Кирсанов много балагурит, ему это не присуще, а значит, дело дрянь. Напрямую говорить не хочет, щадит меня, а неловкость шуточками и водкой сгладить решил». Зная надежность моего друга, понимаю, что он помочь мне как мент не в силах, значит... И он словно ответил моим невысказанным мыслям:

– Танюша, ты где? Давай по рюмке хлопнем, потом все расскажу.

Пошарив для очистки совести в холодильнике, нашла банку болгарских маринованных огурчиков и нарезку карбоната в пластиковой упаковке. Больше ничего.

– Огурчики! Как раз то, что надо! – причмокнул от восхищения Киря, разливая по рюмкам водку.

– Володь, а мне плохо не будет? А?

– А что, может быть хуже, чем сейчас?

– Не томи душу, хватит вокруг да около, давай изливай!

– Да ты выпей вначале. Твое здоровье! – Он стукнулся рюмкой о мою и выпил.

Я последовала его примеру. Взяв огурчик, Кирсанов понюхал его и положил назад.

– В общем так, Танюх, как друг, как человек, – вот он я – бери. Помогу всем, чем могу, а как мент, увы. Фактов получается – ноль. Нет пострадавших и нет покупателей. Те и другие довольны и говорить не будут. Квартиры есть, беременные на них живут, снимая их. Ну, имеют право. Смерть Натальи тоже сюда не притянешь: никто ничего не видел. Гибель квалифицируется как несчастный случай. Наркомана твоего уже нет в живых. Попытался влезть поглубже, этого упыря Борю прощупать, так мне пальчиком сверху всерьез погрозили. – Киря досадливо махнул рукой. – Теперь даже данных для возбуждения уголовного дела нет. Понимаешь?

Он налил еще водки.

– Давай.

– Володь, не переживай ты так. Я найду способ, придумаю что-нибудь. Ты сделал все, что мог. Зная тебя, в этом сомневаться не приходится.

Водка ударила мне в голову, и меня понесло. Я начала плакаться ему в жилетку, как вчера плохой дяденька чуть не убил меня, как Наталья умерла, как я Леху тут пытала. А Кирсанов, словно первоклассная нянька, вытирая мне слезы и сопли, все терпеливо выслушивал и лишь время от времени подливал водку. Наконец я выплеснула все, что копила последние дни, и соизволила поинтересоваться:

– А ты почему сидишь тут, квасишь, а работа?

– А меня с сегодняшнего дня в отпуск выперли, причем самым непочтительным образом, чтобы нос не совал.

– Ясно.

Насколько все серьезно и плотно схвачено, теперь не приходилось сомневаться. Похоже, нового громкого «дела врачей» не будет.

– Зато, Танюх, могу теперь твоей личной охраной быть, чтобы ты коньяки не разбазаривала. Послушай, а что ты там насчет «ПМ» говорила? Он у тебя? Покажи-ка!

Я встала, неуверенными шагами прошла в комнату, достала из-под белья в шкафу свой военный трофей и вернулась на кухню.

– Вот.

– Ого! Неплохо бы баллистическую экспертизу сделать, может, он засвечен где-нибудь. Давай? Хотя сейчас я как в осаде, но если по-дружески попрошу...

– Попозднее. Ствол мне может пригодиться для обороны.

– Ну смотри. А у нас что, все? Источник иссяк? – Киря разочарованно посмотрел на пустую бутылку.

– Давай коньяка еще тяпнем, – разошлась я, утратив чувство меры под воздействием спиртного.

– Нет, Танюш, теперь тебе точно хватит, а то завтра головка будет еще больше бо-бо, а нервы, вижу, немного расслабила.

Я закивала и изрекла фразу, которую слышала как-то от знакомого токсиколога:

– Травятся не качеством, а количеством. Вовик, будь человеком, кофе покрепче завари! Душа кофеина просит. Сможешь?

– Еще как, ты всех моих талантов просто еще не знаешь! Командуй, где что лежит, я сейчас.

Через полчасика, испив ароматнейшего кофе, договорившись о взаимопомощи и тепло распрощавшись, мы расстались. Киря ушел, а я улеглась на диван, закурила и начала строить коварные планы. Теперь закон мне не помощник, и свою безопасность придется защищать собственными руками. Алкоголь хорошо подогревал мое воображение, и через часок представления о дальнейших действиях сложились у меня наконец в четкий план. Как там Кощей говорил: «а» – я отомщу, «б» – я жестоко отомщу, «в» – я очень жестоко отомщу. Так скажу и я – частный детектив Татьяна Иванова.

* * *

Вечером этого же дня я решила позвонить Лехе Гуманоиду. Это было первым пунктом моего плана. Набрав номер, вспомнила, что телефон соседский, а кого приглашать? Фамилии Гу я не знала. Если у них еще есть соседи Леши, то как быть? Мои раздумья прервал голос в трубке:

– Да, слушаю. Тань, это ты?

Я онемела от неожиданности, но, взяв себя в руки, сказала:

– Да, это Таня, здравствуйте.

– Ну ты даешь, мы ж сегодня виделись, ты что, десять раз здороваться будешь? Ну, как на базар съездила? Шубу-то купила?

Смикитив, что меня путают с другой Таней, прервала словоохотливую хозяйку:

– Извините, я Таня, но другая, и мне нужен ваш сосед Леша. Он дал ваш номер, сказав, что вы его пригласите к телефону. Можно?

– Ой, простите, я ошиблась. Сейчас позовем. Леночка, сбегай, позови Лешу, скажи, Таня звонит. – Трубка стукнулась о стол.

Я ждала и обдумывала, что ему лучше сказать, но в трубке раздался опять женский голос:

– Алло, девушка, я попрошу вас никогда больше сюда не звонить, вы уже надоели, оставьте моего сына в покое, иначе я в милицию позвоню. Совсем парня с пути сбили.

Такого поворота событий я не ожидала, тем более на другом конце намеревались положить трубку, не дав мне ничего сказать. Но, на счастье, подоспел Леша.

– Мама, что ты лезешь? Она к этому отношения не имеет, я же сказал, больше не притронусь, завтра идем в клинику, а сейчас дай поговорить с человеком... – Ты хочешь знать, не был ли я у шефа? Нет, не был. И не пойду. Ромка мне тоже не звонил. Тишина.

– Лех, там мертвая тишина, Ромки больше нет.

– То есть? – Он поперхнулся и закашлялся.

– Это не по телефону. Давай завтра встретимся и поговорим, как старые друзья. Мне твоя помощь нужна. Окажешь?

– В уплату за расквашенный нос? Не знаю, на фига мне это нужно, но если «кондратий» не посетит, то давай встретимся завтра утром.

– Не за разбитый нос, а за то, что ты еще жив, благодаря мне. Где и во сколько?

– Сейчас. – И, по-видимому, прикрыв ладонью трубку: – Мам, мы во сколько в твою клинику поедем?

Ответ мамы я не разобрала, но Леха убрал руку и сказал в трубку:

– В девять утра, возле центра реабилитации в Октябрьском ущелье. Знаешь?

– Далековато. Но я подъеду. Спасибо. Как, кстати, твой нос?

– Цветет. Не только он один, и под глазами лазурь. Мать компрессы накладывает. Увидишь – понравится.

– На меня не в обиде?

– Уж только за одно то, что мне повезло больше, чем Ромке, спасибо.

– Ну, тогда до завтра, – сказала я и положила трубку.

* * *

Так, один шаг сделан. Теперь второй – звонок Софье. Я набрала номер, и трубку сразу же сняла Катя.

– Катя, это я – Татьяна. Пригласи, пожалуйста, к телефону Софью.

– Сейчас, секундочку. Софья Михайловна, вас к телефону! – А сама, пока не подошла хозяйка, затараторила в трубку: – Спасибо вам, Татьяна Александровна, за Левушку, и за меня спасибо. Я так рада, точнее, мы все рады, что он дома, а то все с ума сходили. – И в сторону подошедшей Софье: – Это детектив. Вот. Возьмите. Я к Левушке пойду.

Шорох в трубке, и голос Софьи:

– Здравствуйте, Татьяна. Все в порядке? Как вы себя чувствуете?

– Все хорошо. Вы согласны мне помочь, как мы договаривались?

– Все остается в силе. Когда я должна пойти?

– Завтра утром, часикам к девяти.

– Все сделаю в лучшем виде. Еще что-то?

– Нет, это все. Я перезвоню. Удачи! До свидания.

– До свидания.

Все. Машина запущена, и ходу назад нет. Близилась ночь, и казалось, что мне сегодня не уснуть, слишком уж многое должно произойти завтра. Нужно посоветоваться с косточками. Взяла в руки свои магические и, помешав, бросила. Как-то все завтра у нас получится?

33+20+4 – «Если не хотите понапрасну мучиться тревогами, не ищите сейчас решения волнующей вас проблемы».

Спасибо, мои милые, короче, нужно спокойно отдыхать, а война план подскажет. Как-то поведет себя малопредсказуемый Боря?

Подумать о чем-то другом я просто не успела. На удивление быстро отрубилась на полумысли.

Когда наступило утро решающего дня, я была бодрой, готовой ко всему. Наложив на лицо косметику, затушевав свою цветущую скулу, решила, что перед посещением «метра с кепкой» все же загляну в салон, чтобы профессиональные Веркины руки напрочь убрали следы Германова посещения. А для встречи с Лехой и так сойдет: беседа доверительнее будет. Вроде как коллеги по несчастью. Ему я нос расквасила, а мне скулу разукрасили. Ну а перед болью все равны.

Сегодня мне все нравилось. От вчерашнего настроения и следа не осталось. На улице сощурилась от яркого солнечного света. Погода под стать настроению! Я в считанные минуты добралась до стоянки, взнуздала своего коня и помчалась на встречу с Гуманоидом. Рассчитывала встретить возле клиники человекоподобное существо, а встретила довольно-таки приятного парня, в котором один только припухший нос напоминал о «теплой встрече».

Рядом с ним стояла хорошо сложенная, со вкусом одетая женщина. По мере моего приближения к ним взгляд ее становился все более цепким, но, видимо, моя внешность, несмотря на затушеванную скулу, внушила ей доверие. Подходя, я поздоровалась первой.

– Здравствуйте. Леша, это твоя мама?

– Да. Елизавета Викторовна. Мама, это Таня.

Мы кивнули друг другу, а Леша выразительно посмотрел на мать:

– Мама, иди. Убедилась, что это девушка не из того круга и соблазнять меня наркотой не собирается?

Я доверительно улыбнулась:

– Елизавета Викторовна, ваш сын прав. Мне он нужен ненадолго, потом в целости и сохранности верну его. Вы что, договорились полечить его в центре реабилитации?

– Да, я сама здесь работаю врачом-токсикологом. Три дня дома его откачивала, пока ждала места, и вот на сегодня с главврачом договорилась. Так уж вы, пожалуйста...

Она умоляюще посмотрела на меня.

– Все будет хорошо, не волнуйтесь.

Не знаю, сколько бы длился этот разговор, не вмешайся Леха:

– Все, мама, иди, не доставай. Таня, мы где разговаривать будем?

– Пойдем в мою машину. Ты не против?

– Только не в багажник. – Он грустно усмехнулся.

Мы шли к машине, сопровождаемые пристальным взглядом Елизаветы Викторовны.

– Ну вот. Теперь зайдет в ординаторскую и будет нас из окна пасти. Уже не верит. Столько раз обещал ей завязать, а друзья не давали.

– Мы ничего предосудительного делать не будем, просто поговорим.

В машине мы на пару закурили, и я, нарисовав ему ситуацию, попросила о помощи.

– Ясно. Что я должен делать?

– Лех, нужен звонок Борису Леонидовичу. – И я подала ему листок с заранее подготовленным текстом разговора.

Он внимательно прочитал его от начала до конца и изумленно посмотрел на меня,

– Зачем тебе это нужно? Ты хочешь стравить шефа с Германом?

– Да. А ты думаешь, я должна подождать, пока Герман меня добивать придет? Или когда Боря другого убийцу подыщет? Я тебя между прочим от смерти спасла, хоть и ценой твоего красивого носа.

– Ну не кипятись. Я же не отказываюсь, просто поинтересовался. Откуда звонить будем?

– Не отходя от кассы, – достав из сумки сотовый, подала я ему.

Он набрал номер Бориса Леонидовича. Трубку снял сам шеф.

– Я вас слушаю.

– Борис Леонидович – это Леша.

– Какой еще Леша? А... Ну да... Что вы хотели, молодой человек? – осторожно поинтересовался он.

– Я должен вам сказать, в какое дерьмо мы с вами вляпались.

– О чем это вы толкуете?

– Та девушка погибла. Ромка тоже мертв. И за всем этим стоит Герман. Он узнал про квартиры и начал за нами охоту. Меня оставил в живых, хотел, чтобы я взял убийство на себя, а в милиции дал показания, что это ваш заказ. От него я удрал по чистой случайности. У вас тоже больше не появлюсь. Считайте меня кем хотите, но я боюсь. Вам звоню по старой дружбе. Если вы не сможете опередить Германа, то «со святыми упокой» вам обеспечен.

Голос Бориса явно помрачнел:

– Спасибо и на этом. Я приму меры. Тебе за такую информацию что-то должен?

– Нет. Спасибо. Да, и еще... Секретутку свою пощупайте. Очень уж мило с ней Герман чирикал. Думаю, она все ваши разговоры подслушивает и продает ему. Решайте сами, что делать. А я умываю руки. Чао.

– Ну, до свидания. Если что понадобится, я у тебя в долгу. – Сделав акцент на слове «что», Борис Леонидович повесил трубку.

Леха протянул мне сотовый.

– Ну как, ничего получилось? Натурально?

– Спасибо, Леша. Желаю тебе вылечиться, – сказала я искренне и пожала протянутую руку. – Если понадобится моя помощь, звони без стеснения.

– Спасибо и тебе, мне очень хочется вернуться к нормальной жизни.

* * *

Проводив Леху до входа в центр реабилитации наркоманов, я поехала в салон красоты. Итак, Софья и Леха должны посеять зерна раздора, а мне надлежит взрастить их.

Салон много времени не занял, но зато после чутких рук подруги я почувствовала себя королевой красоты. И следа от вчерашней несчастной избитой плаксы не осталось. Из зеркала на меня глядел другой человек. Щедро отблагодарив Верку материально, решила заскочить домой и надеть что-нибудь пособлазнительнее перед посещением Бориса Леонидовича.

Интересно, он еще не связал двух Тань воедино: одну – надоедливую детектившу, и вторую – заботливую, но корыстную сестренку? Не думаю, ведь он меня в качестве детектива не видел. Я тогда с Левушкой ловко упорхнула из-под его носа. А если все-таки связал? Ну да ладно, раньше времени паниковать не буду. Все равно все мосты сожжены, и назад хода нет. Остается надеяться на лучшее. Как там говорится: «Кто не рискует, тот не пьет шампанского».

В квартире пришлось пробыть дольше, чем собиралась, – раздумывала, что надеть. В своем наряде я должна выглядеть таинственной, но при этом внушать сморчку, с которым вынуждена буду общаться, что он – тот самый мужчина, который способен разгадать мою тайну. Надеть красное платье? Оно зовет – не раз проверено – мужчин в бой, но в данной ситуации коррида вроде ни к чему. Яркость, броскость подойдет лучше для вечера, а вот костюм табачного цвета – как раз то, что надо. Он оттеняет мои зеленые глаза, придавая им изумрудный оттенок. Крутанулась пару раз перед зеркалом – и осталась довольна собой.

* * *

Моя «девятка» для такого посещения не годилась, слишком хорошо была знакома противнику, поэтому я поймала такси. Пассажиром тоже иногда приятно побыть: расслабиться и не следить за дорогой. Добралась до знакомого медицинского учреждения около полудня и очень боялась, что Борис Леонидович отбыл на обеденный перерыв. Зря, оказывается, волновалась. Первым, кто встретился в коридоре, был мой «дорогой доктор». Похоже, запала я ему в душу, коли он меня сразу узнал.

– Танечка! Ты ко мне?

– Здравствуйте, Борис Леонидович! Очень рада вас видеть, боялась не застать, а пуще того... не быть допущенной к вам.

– Танечка, о чем ты говоришь? Это кто же посмел бы тебя не допустить? Пойдем ко мне.

– Я бы раздеться хотела в гардеробе.

– А у меня в кабинете нельзя, что ли?

– Извините, мне здесь удобнее.

– Ну, как хочешь. Можно мне хотя бы поухаживать за тобой?

И, не дождавшись разрешения, положил мне руки на плечи, помогая снять пальто. Затем оценивающе окинул взглядом мою фигуру и восторженно произнес:

– Ты сегодня еще прекраснее, чем в прошлый раз!

Весь путь до своего кабинета Борис Леонидович галантно поддерживал меня под локоток. Приемную открыл ключом: там никого не было.

– А где же ваш цербер?

– Это ты про Музу точно подметила. – Он рассмеялся, сотрясаясь всем телом. – Я ее выгнал за то, что она плохо в прошлый раз обошлась с тобой...

«Врет, шельмец, подольститься ко мне хочет».

– Так что, Танюша, место вакантно. Муза-то мне от предшественника досталась, в наследство. А теперь я сам себе кадры ковать буду. У тебя какое образование? Мы бы с тобой сработались.

– Спасибо. У меня хорошая работа, но я подумаю над вашим предложением.

Мы прошли уже в знакомый кабинет, и я, не дожидаясь приглашения, вольготно расположилась на стуле, закинув ногу на ногу. Второй раз соседство Бори на диване я бы не выдержала, а срываться было нельзя. Хозяин кабинета с видимым сожалением сел на свое место за столом.

– Танечка, ты прошлый раз так неожиданно исчезла, словно Золушка. Только та своему воздыхателю хоть туфельку оставила... Больше я тебя так не отпущу.

– Борис Леонидович, меня отсюда ваша секретарша, можно сказать, вышвырнула. Она попыталась послушать мой разговор с сестрой, а я попросила ее положить трубку параллельного телефона. Короче, поняла, что здесь мне не дадут спокойно поговорить с Дашей, да и вообще, это не телефонный разговор...

– Совершенно верно. Ну и что вы с Дашей решили?

– Она долго колебалась, а я даже и не подозревала, что она у нас такая моралистка, но мои убеждения подействовали.

– А что ей в моем предложении могло не понравиться? Условия, деньги и плюс избавление от ненужного ребенка.

– Все так, и я с вами абсолютно согласна. Да и деньги, конечно же, никогда не помешают. Кстати, простите за нескромный вопрос, а сколько?

– Танечка, – он поднялся, обошел стол и остановился у меня за спиной, чего я очень не люблю, – разве такие вопросы можно здесь обговаривать?

– А что, за это могут наказать? Это что, незаконно? Может, все-таки оставить эту затею? – Я сделала вид, что все еще колеблюсь, принимая это решение.

– Ну что вы, Танечка, вам ничего не грозит. Конечно же, это не совсем законно, но ведь законы для того и существуют, чтобы их обходить. К тому же все останется в тайне: это выгодно и вам с Дашей, и мне.

Как бы скрепляя наш предварительный договор, он ненавязчиво приобнял меня за плечи. Боясь продолжения, я тут же поднялась:

– Борис Леонидович, а курить у вас здесь можно?

– Конечно. – Он кивнул на хрустальную пепельницу, стоящую на столе.

Взяв ее, я отошла к окну и, доставая из сумочки сигарету, включила диктофон, заинтересованно спросив:

– У меня к вам очень серьезный вопрос. Пообещайте, что удовлетворите мое любопытство.

– Ну конечно!

– Борис Леонидович, скажите, а куда потом отправят этого малыша? Все-таки мне не безразлична его судьба. Случайно не на органы?

– Танечка, я разве похож на монстра? И вообще это разговор не для кабинета, где даже у стен есть уши. Давай встретимся сегодня вечерком и поговорим обо всем. Ты не против?

– Да, конечно. Где и во сколько?

– А давай приятное совместим с полезным? В семь часов в ресторане «Олимпия». Сможешь?

– Постараюсь. Это и в моих интересах.

– Танечка, только не исчезай, пожалуйста, для меня это очень важно.

– Для меня тоже, – многобещающе улыбнулась я и подала ему руку.

Он бережно сжал ее. Все мои действия были восприняты как обнадеживающие. Мы расстались вполне довольные друг другом. Он – с надеждой на легкую добычу, я – уверенная, что ситуация под контролем.

ГЛАВА 10

Ровно в семь часов вечера я подъехала на такси к «Олимпии». У входа маячила одинокая фигура Бориса Леонидовича с букетом роз. При виде меня он расплылся в улыбке и галантно подал мне руку, помогая выбраться из машины.

– Танечка, наконец-то! – радостно воскликнул он, оглядывая меня восторженным взглядом. – А я уже начал волноваться, вдруг не придешь или вообще исчезнешь, как прошлый раз, не оставив свои координаты.

– А вам бы этого не хотелось? – решила я пококетничать.

– Второй бы раз мне этого не пережить. – Он протянул цветы и нежно прикоснулся губами к кончикам моих пальцев, которые я тут же незаметно вытерла об его элегантное кашемировое пальто, когда мы под ручку, как сладкая парочка, входили в ресторан. Сбросив свою норковую шубку в услужливые руки Бори, я подошла к зеркалу, поправляя прическу. Еще раз восхитилась золотыми руками Верки, классно подправившей мой пострадавший фасад.

Официант проводил нас к уютно расположенному столику и предложил изучить меню. Как истинный джентльмен, а он себя скорее всего таковым и считал, Борис Леонидович передал мне меню и глубоко просчитался. Я решила не скупиться и устроить праздник своему желудку, уставшему за последнюю неделю от «холостяцкой» жизни. Короче, халява плис! Выбирая самые дорогие деликатесные блюда, начиная от фирменного салата и заканчивая умопомрачительным, во всяком случае, по названию и цене десертом, я с тихим злорадством и невинным выражением лица наблюдала, как обреченно кивал мой кавалер после каждого названного блюда. Но меня это нисколько не смущало.

– А что вы посоветуете нам из крепких напитков? – я перевела взгляд на официанта, которому явно нравилась моя щедрость. И он решил соответствовать.

– У нас есть... – И на меня посыпались названия дорогостоящих марок вин с указанием сроков выдержки, коньяков и других алкогольных напитков известных во всем мире производителей.

Многие названия мне ровным счетом ничего не говорили, поэтому в своем выборе я руководствовалась одним принципом: чем дороже, тем лучше. Создав иллюзию того, что инициатива выбора принадлежит Борису Леонидовичу, я с невинным видом предложила ему альтернативу из двух дорогостоящих вин. Ему ничего не оставалось, как ткнуть пальцем наугад в одно из них. Себе он заказал водку. Официант принял заказ и удалился.

– Борис Леонидович, давайте пока поговорим о нашем деле: сроки-то у Даши уже поджимают.

– Танечка, не надо так официально, можно обходиться и без отчества. Мы же с вами друзья?

«С каких это пор, интересно, мы друзья? И как, он предполагает, я должна его называть? Кроме как Мопсик или Пупсик, мне бы ничего не пришло в голову в отношении мужчины такого роста», – усмехнулась я про себя, а вслух сказала:

– Давайте попробуем.

– И на «ты», Танюш!

– А это когда на брудершафт выпьем.

– Ну вот, Танечка, и ладненько, а о сестренке еще поговорим, будет время и место. Ведь мы должны скрепить свою дружбу? – Он вопросительно посмотрел на меня, и я согласно кивнула. – А вот и наш заказ. А ты, Танюша, истинная гурманка, не то что я: мне бы что-нибудь попроще.

«Эк удивил! Когда я питаюсь на свои кровные, тоже бываю гораздо скромнее», – мелькнуло в голове.

Мы молча ждали, когда официант закончит сервировку стола и удалится. После его ухода Борис поднял рюмку и с пафосом произнес:

– Танечка! За тебя! За самую очаровательную женщину в мире!

Комплимент я приняла как должное, ибо цену себе знала. Приятное на вкус вино, спокойная музыка, выкуренная в одиночестве сигарета – все это настроило меня на дружелюбно-шутливый лад до такой степени, что я даже согласилась потанцевать. Думаю, что мы с Борей представляли довольно забавное зрелище: высокая стройная блондинка и дышащий ей в пупок толстый коротышка.

Меня это развлекало, а вот партнера, похоже, не очень. Во-первых, сказывалось чисто физическое неудобство: ему приходилось задирать голову при общении со мной, во-вторых, карикатурность нашего тандема привлекла всеобщее внимание, и он это немедленно почувствовал.

Наш первый танец оказался и последним, что меня нисколько не огорчило, так как продолжать развлекаться можно было и за столом. Несколько раз я безуспешно пыталась вернуть разговор к несуществующей проблеме с сестренкой, но мой лукавый собеседник ловко уходил от него. Наверное, все-таки решил временно приостановить свой преступный бизнес, а значит, цель запугать его с помощью Софьи и Леши достигнута.

В то же время переспать со мной он был явно не против, иначе зачем тратить такие деньги? Похоже, этот донжуан думает, что животик и кошелечек – мой любимый тип мужчин. Ошибается! Я не альтруистка и по пятницам не подаю. И все же на предложение поехать к нему домой я отвечу согласием, вдруг да и удастся чего-то накопать. Только бы не появился Герман. Хотя чего бояться? Его «ПМ» со мной. Наш раут вылился в кругленькую сумму, и я с удовольствием и не без тайного злорадства наблюдала, как Боря отрывал ее от сердца. Торговаться с официантом в моем присутствии он не стал.

* * *

Такси доставило нас в высотный дом на набережной, именуемый в народе Пентагоном. Лифт поднялся на восьмой этаж, и Борис долго открывал хитроумные замки на металлической двери. Наконец мы проникли в его обитель. Квартира впечатляла не столько размерами, сколько интерьером. Видимо, здесь не обошлось без дизайнера. Хозяин с самодовольным видом ожидал восторженной реакции, но я его явно разочаровала, спокойно заметив:

– А у тебя тут ничего, уютненько. Ты один живешь?

– Один как перст, но надеюсь... – Он многозначительно посмотрел на меня, и я благосклонно улыбнулась.

«Заливай, заливай», – это я про себя, а вслух:

– Куда проходить? Где состоится наша беседа в обстановке дружбы и взаимопонимания?

– Танечка, опять ты быка за рога. – Он досадливо поморщился. – А у меня для такой гурманки, как ты, сюрприз: шикарнейшее вино из Франции урожая тысяча восемьсот сорок пятого года. Думаю, ты, как человек утонченного вкуса, по достоинству оценишь его и... меня тоже...

– Боря, я уже давно это сделала, поверь. – Я ничуть не лукавила: цена этого мерзавца для меня давно перестала быть секретом.

Он воспринял мои слова как комплимент и от удовольствия даже зашлепал губами. Скоро я пожалела о том, что согласилась поехать к нему, ибо возможности пошарить в квартире и найти вещдоки не представилось. Борис вцепился в мою руку и удерживал ее бережно, но довольно крепко.

Когда же он выходил в кухню на несколько минут за конфетами и рюмками для вина, я смогла только включить лежащий в сумочке микромагнитофон и тешить себя надеждой, что все же удастся направить разговор в нужное русло. Но и тут, увы, не повезло. Ничего!

Зато мой обольститель все решительнее пытался действовать по собственному сценарию. Его навязчивость становилась неприятна, пришлось прозрачно намекнуть, что не следует торопить события, всему свое время. Когда же и это Бориса не остановило, я начала откровенно хамить. Об интимных отношениях с ним и думать было противно, так что необходимо срочно разработать стратегический план по выходу из данной ситуации без потерь.

– Танюша, мне говорили, что это вино делает женщин более страстными, а ты, наоборот, стала отчужденнее, или у тебя такие любовные игры? Я, как врач, тем более женский врач, знаю, что...

«Страсти ему, козлу вонючему, захотелось!» Мое терпение истощалось, и из меня поперло все, за что меня частенько называли стервой. Для начала я решила напомнить ему, как он стал врачом, и сказала:

– Кстати о врачах... Я слышала, слово «врач» произошло от слова «враль». Да? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Смотрю иногда на наших докторов, и страшно становится...

– Страшно? Девочка моя, но почему?

Борис попытался меня обнять, но я ловко увернулась и продолжила:

– Им люди доверяют свои жизни, а, оказывается, некоторые из них свои дипломы купили, не позаботившись о собственных мозгах. Это же преступление!

– Какие ужасные мысли, Танечка, приходят в твою очаровательную головку. Забудь это. Давай лучше поговорим о нас. Хочешь, я включу музыку? Ты какую любишь?

– Классику.

– Можно было и не спрашивать, ты же у нас эстет. А танцевать будем?

Перспектива еще раз изучать его лысину сверху меня не прельщала, и я отрицательно покачала головой. Похоже, рост свой он все же оценивал критично, поэтому спросил:

– Ты не хочешь танцевать со мной из-за несоответствия в росте?

Попытавшись отшутиться, я попала в еще более неловкую ситуацию:

– Да тебе, наверное, какая-то коварная женщина макушку прищипнула, чтобы не рос выше?

– Или с другой целью, – поглаживая свою макушку, многозначительно произнес он. – Чтобы в корень рос, как, собственно, и случилось. Хочешь убедиться?

Он опять обнял меня, но теперь более настойчиво. Объятия его были поистине медвежьими по силе, и разорвать их можно было только ядовитым словом или эффектом неожиданности.

– Да, Борис, мне действительно не очень нравятся маленькие мужчины, хотя о корневой системе я как-то не задумывалась... Вас бы с Германом сложить вместе и разделить пополам, два охрененных мужика бы получились.

Эффект неожиданности сработал! Мой кавалер отпрянул так резко, что корневая система, наверное, вмиг увяла.

– Таня, о каком Германе ты говоришь? – спросил он растерянно.

– А в чем дело-то? У меня есть приятель с таким именем, огромный, как шкаф, и ростом под два метра, – попыталась ответить я как можно более непринужденно.

– Он местный?

– Кто? Герман? И чего ты так запал-то на него? Не думаю, что ты с ним знаком, он в знакомствах очень избирателен. А вообще, извини, что я тебя с кем-то сравнивала: знаю, мужчины этого не любят. Где у тебя можно покурить? На кухне?

– Да. – Голос его стал глухим, а в глазах явно прослеживались недоверие и усердная работа мысли.

Пожалуй, я несколько перегнула палку, но это все моя злость и желание отпугнуть его. Интересно, что он будет делать? Постарается отделаться от меня? Но как? Теперь надо быть особенно начеку и не выпускать его из поля зрения.

Взяв себя в руки, я непринужденно прошествовала на кухню походкой манекенщицы – «от бедра», чувствуя на своей спине тяжелый взгляд. Нужно срочно искать пути отступления. В просторной кухне я закурила, но, не обнаружив пепельницы, крикнула Боре:

– А можно мне лоджию открыть на кухне?

– Конечно, будь как дома, – последовал ответ, но прежнего энтузиазма в его голосе уже не ощущалось; исчезли и воркующие нотки.

Надо же так влипнуть! Мало того, что в словах лопухнулась, так еще и сумку с «макаровым» и магнитофоном оставила рядом с Борей: только не будь ленивым, руку протяни! Кажется, и мое старое удостоверение сотрудника милиции там, а уж его-то надо было выложить в первую очередь, собираясь на подобного рода свидание. Но теперь надо думать не об этом, а о том, как выжить.

Положив сигарету на край блюдечка, я на носочках подкралась к двери и по отражению в зеркале, стоящем напротив кресел стенки, увидела, как Борис старательно изучает содержимое моей сумки. Все! Это конец.

Вынув пистолет, он повертел его в руках и сунул под подушку кресла. Секунд двадцать хватило на изучение моего удостоверения. И наконец, достав магнитофон, заинтересованно повертел его в руках, выключил и положил обратно. Затем он застегнул сумку и аккуратно отправил ее на прежнее место. Откинувшись на спинку кресла, Борис закрыл глаза и на пару секунд задумался, очевидно, решая для себя что-то важное.

Я резко отпрянула от двери, когда он начал подниматься. Надо взять себя в руки и встретить противника во всеоружии. Прошло пять, семь, десять секунд – а он все не появлялся. Я опять потихоньку подошла к двери, и тут в поле моего зрения появился и хозяин, держа в руках какой-то пузырек. Затаив дыхание, я наблюдала, как мой кавалер готовил смертельный коктейль из порошка и вина. Передо мной был уже не ласковый голубок, мечтающий покувыркаться со мной в постели, а хладнокровный, расчетливый убийца. Вот дура так дура! На что я рассчитывала, припершись сюда? Теперь вместо любовного ложа мне готовят смертный одр.

Из раздумий меня вывел Борин голос, к которому вернулась былая сладость:

– Танюша, ты скоро? Я уже и вино разлил по бокалам, а ты все свои легкие коптишь, – с легким укором проговорил он.

Я осторожно вернулась к лоджии. Сигарета почти истлела. Мне не хотелось идти в комнату к своему лживому поклоннику: пить яд я не собиралась, а как от этого отвертеться, еще не решила, но надо было что-то ответить.

– Уже иду.

В это время неожиданно раздался звонок в дверь. «Кто бы это в такой поздний час? А вдруг благодаря посетителю удастся выкарабкаться из этой, казалось бы, безвыходной ситуации?» Борис пошел открывать, прихватив с кресла мою сумку. Видимо, хозяин долго изучал гостя через глазок, потому как звонки стали настойчиво повторяться. Наконец дверь была открыта, и Борис удивленно произнес:

– Ты? В такое время? Что тебе нужно?

– Гнида! Сучий выродок! – громыхнуло в ответ, и я похолодела: «Из огня – да в полымя! Это Герман». И чисто инстинктивно потянувшись к выключателю, я погасила свет.

В висках стучало: «Сейчас разберут меня на запчасти и скажут, что так и было». Я настолько явственно представила себе это, что запаниковала, а потому пропустила начало разговора. Встряхнул меня лишь визг Бориса.

– Я все объясню! Это все неправда, Герман! Ты не должен меня трогать, успокойся. Выслушай меня, пожалуйста. Это все она, эта стерва. Она все подстроила!

– Значит, говоришь, она подстроила! А с кем ты тут прохлаждаешься, вино попиваешь?

Я вжалась в стену темной кухни, мечтая раствориться в пространстве, а дрожащий голос недавнего хозяина жизни лепетал:

– Герман, присядь, давай выпьем, успокойся! Поверь, я все тебе объясню. Ты ведь веришь мне, да? Давай по стопочке и как мужики спокойненько.

– Лучше совсем не пить, чем с кем попало. Поэтому я с тобой пить не буду, а выпью один. – И он опрокинул в себя одну за другой рюмки, приготовленные Борисом.

Мой ухажер и бровью не повел, не попытался его остановить. Я ждала, что Герман, выпив предназначавшуюся для меня смесь, как в детективных романах, схватится за горло и тут же замертво рухнет. Однако ничего подобного не произошло.

Он с не меньшим энтузиазмом продолжил прерванную обвинительную речь:

– Наслышан про твои подвиги. Значит, говоришь, молодежь предохраняется? Квартирки прикрыл, запугивают его, видишь ли, шантажируют. А ты хорош! Хотел от меня отделаться? Забыл, кем ты до встречи со мной был, индюк общипанный? Ты же – ничтожество! Запомни, можешь записать для верности, хотя это тебе уже не понадобится: диктую здесь я, а тех, кто не подчиняется или, того хуже, предает, я просто усмиряю. Ферштейн? А сейчас начнем тебя медленно, но верно убивать. Какую смерть ты предпочитаешь?

– Герман, ты... Ну послушай!.. – жалобно скулил Борис, одновременно нащупывая под подушкой кресла пистолет.

Достигнув цели, он резко выпрямился и, направив оружие на противника, властно произнес:

– А ну пошел отсюда! Власть переменилась! Поднимайся, я сказал!

Обалдевший от неожиданности Герман вжался в диван и замер, а Борис, потрясая пистолетом, истерично вопил:

– Ты, ты – шкаф! – Похоже, на ум ему пришли мои недавние слова. – Шкаф... с маленьким ключиком. – Он даже попытался пнуть Германа ногой.

Пинок оказался ценой в жизнь, так как именно в этом момент Герман резко поднялся и сумел нанести противнику, находящемуся в неустойчивом положении, удар в низ живота, в тот самый «корень», которым так пытался соблазнить меня Борис. От боли и неожиданности тот резко согнулся, а Герман схватил его за руку с пистолетом и дернул на себя.

– Ну вот, голуба, ты сам и определил, какой смертью будешь умирать, – приговаривал двухметровый детина, крепко обхватив одной рукой маленького толстяка, а другой сжимая и разворачивая Борину кисть с пистолетом к виску. Тот отчаянно сопротивлялся, но, чувствуя безуспешность этих попыток, заплакал от бессилия.

Это было жалкое и неприятное зрелище.

– Герман, прости, прости! У меня есть деньги... за двух последних детей... Возьми их, только не убивай! – Он униженно извивался в ногах у Германа. Похоже, противно было не только мне. Стремясь побыстрее все закончить, Герман нажал на курок. Выстрел... И тишина... Мой недавний обольститель сполз на мягкий ковер, безвольно откинув в сторону руку, сжимавшую оружие.

Теперь нужно было подумать о себе: отступать, кроме лоджии, некуда. Именно туда я и проскользнула, тихонько прикрыв за собой дверь. Но в своем тоненьком платьице даже не почувствовала ноябрьского холода.

– Есть тут еще кто-нибудь? Все равно, если есть, найду. Не один же этот гад хлебал вино?

Я устремилась в дальний угол лоджии. «Куда же спрятаться? А что, если...» Посмотрев вниз с лоджии, отшатнулась – бездна! С восьмого этажа даже земли не видно. Но из двух зол надо выбирать меньшее. Решительно перелезла через перила, благо лоджия не застеклена, и повисла над пропастью... Как раз вовремя, так как буквально через пару секунд поняла, что Герман находится совсем рядом. Мой обострившийся до невероятности слух фиксировал каждый его шаг; мне казалось, что я слышу даже дыхание своего врага. Когда же он уйдет? Руки мои онемели от холода, и я с ужасом подумала, что не смогу выбраться. Еще немного – и полечу вниз.

Но вот наконец стукнула балконная дверь: видимо, Герман решил, что здесь спрятаться негде, и ушел. А я, сжав зубы, собрав последние силы, подтянулась и зацепилась ногой за металлическую решетку. С трудом выбралась на перила и перевалилась на лоджию. Меня била дрожь, и трудно было понять, от холода или от только что пережитого ужаса.

Сколько же мне еще придется проторчать здесь? Мое легкое бирюзовое платье с многообещающим декольте было явно не по сезону.

Я решила потихоньку пробраться в кухню, но поняла, что оказалась в ловушке. Балконная дверь была закрыта на шпингалеты, а окна зашторены. Необходимо искать выход из создавшейся ситуации. Может, удастся перебраться на соседнюю лоджию? Е-мое! Этот аппендикс, на котором я в данный момент находилась, оказался лишь частью огромной лоджии. Вторая ее часть, похоже, сообщалась балконной дверью с гостиной Бориса, но пройти туда было невозможно из-за огромного шкафа, стоящего посередине. Появился шанс на спасение. Может, когда Герман уйдет, все же удастся выбраться в гостиную – вдруг там не закрыто окно или дверь.

Значит, надо перебираться на ту сторону. Проделав акробатический трюк, я все же оказалась на другой половине лоджии. Заглянула в окно. Шторы здесь были слегка сдвинуты, а через капроновую тюль просматривалась комната. Увидев мощную фигуру Германа, я инстинктивно отпрянула, но потом здраво рассудила, что со света происходящее на темной лоджии не видно. К тому же он был занят своими делами и не смотрел на окно. Похоже, решив, что больше тут делать нечего, Герман пошел к выходу, но потом неожиданно вернулся к убитому, и, присев на корточки, обшарил его.

Кроме бумажника, который сразу же перекочевал в карман к Герману, трофеи были невелики: авторучка и носовой платок, пригодившийся сразу. Герман взял им пистолет, тщательно вытер следы своих далеко не изящных пальчиков, вложил «ПМ» в Борину руку, крепко сжав ее на рукоятке. Поднявшись, еще раз осмотрел свою работу и, по-видимому, остался доволен. Затем убийца хладнокровно протер рюмки и перешел в кухню. Что он опять надумал – не знаю, но нужно прятаться. Я открыла дверцы шкафа, на мое счастье он был пуст и даже полки сняты, и упаковалась туда. Сквозь дырочки от вывернутых шурупов мне была видна та часть лоджии, которую я недавно покинула. Щелкнул шпингалет, и дверь из кухни распахнулась. Вышел Герман. Что ему взбрело в голову? А!.. Он, конечно, узнал свой пистолет и понял, что Борис встречался со мной, поэтому лишний раз решил убедиться, что той стервы, с которой он недавно имел неосторожность «познакомиться», здесь нет.

Я с замиранием сердца наблюдала, как Герман перегнулся через перила, пытаясь что-то разглядеть внизу , потом заглянул на мою половину. Как вовремя я спряталась!

Расхаживая по лоджии, он что-то бурчал себе под нос, и я улавливала лишь обрывки фраз:

– Не стану двери закрывать, вони будет меньше, когда протухнет и смердеть начнет... Черт! Чуть шпингалеты протереть не забыл.

Он стер свои отпечатки, да и мои тоже – мне меньше работы будет. От пережитого волнения и холода у меня начали стучать зубы, пришлось стиснуть их, насколько было возможно. Сидеть было очень неудобно, хотя, конечно, лучше, чем висеть, удерживая замерзшими пальцами свой вес. Наконец Герман убрался с лоджии, и я смогла свободно вздохнуть. Но тут меня поджидала другая напасть: я едва не чихнула, так как в нос попала пыль, которой в шкафу оказалось предостаточно. Нет, только не это! Цена моей жизни сейчас – один чих, второго уже не будет. Меня извлекут из убежища, а что будет дальше...

Покинув шкаф, я заглянула в окно гостиной. В носу свербило все настойчивее, несмотря на все мои ухищрения: сдерживать дыхание, потирать крылья носа. Меня спас окончательный уход Германа. Из последних сил я крепилась, пока он медленно одевался в коридоре, но, едва за ним захлопнулась дверь, начала безудержно и вдохновенно чихать. Столько раз подряд я не чихала никогда в жизни! Пятнадцатиминутное пребывание на морозе сделало свое дело. Теперь нужно отсюда выбираться, но как? Повторить акробатический трюк я была не в силах, так как практически уже не владела от холода своим телом: меня колотило, а застывшие руки не хотели слушаться. Сорваться вниз после всего пережитого было бы просто обидно. Надо еще раз попробовать через гостиную. Балконная дверь, к сожалению, закрыта на шпингалет, но, на мое счастье, оказалась не запертой форточка. Я влезла в нее наполовину, нажала на ручки и, распахнув окно, ввалилась в комнату.

Мой недавний поклонник лежал на полу с простреленным виском. Входное отверстие было небольшим, выходного видно не было, но по опыту знаю, что оно гораздо страшнее. Кровью пропиталась большая часть ковра... Герман позаботился о том, чтобы «самоубийство» выглядело естественно.

Так... Пора и мне когти рвать отсюда, но сначала – на кухню. Я взяла с блюдца сигарету и швырнула ее с лоджии, а блюдце вымыла, вытерла насухо полотенцем и поставила на место, стараясь ничего не трогать руками. Огляделась – все нормально. Выключила, намотав на руку полотенце, свет и пошла в прихожую одеваться. Осталось только отыскать сумочку, которую Борис утащил из комнаты, когда пошел открывать «гостю» дверь.

На вешалке, кроме сиротливо висевшего пальто хозяина, ничего не оказалось. А где же мои вещи? Я открыла шкаф и облегченно вздохнула: шуба была на месте. Кстати, обнаружилась и сумочка. Ручки ее торчали из пакета, лежащего здесь же.

Схватив пакет, я поставила его на тумбочку перед зеркалом, взглянула на себя и ужаснулась. От прически и следа не осталось, да и фасад полинял, обнажив фиолетовое пятно на правой скуле. Дальше тоже не лучше: на колготках – огромная дырища; платье грязное, все в затяжках, похоже, восстановлению не подлежало. Да, на сей раз издержки производства оказались большими, но теперь не до этого. Схватив с полки расческу, я навела легкий марафет, а расческу кинула в пакет, чтобы лишний раз не обнаружить своего присутствия. Надев сапоги, которые заботливый хозяин убрал на обувную полку, достала шубу из шкафа, оделась и, захватив пакет, вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

Лифт еще работал и был, по-видимому, где-то на соседнем этаже, так как пришел быстро. В кабине я подкрасила губы, затушевала тональным кремом скулу. Из лифта вышла уверенная в себе женщина, способная спокойно и здраво мыслить. По пути мне не встретилась ни одна живая душа.

Я решила пройти пешком хотя бы квартал: сейчас меня не пугали даже ночные улицы криминального Тарасова.

Только я зашла за угол, как увидела скопление народа возле автомобиля «Опель-Кадет». Что там еще? Авария, что ли? Может, нужна помощь?

Разворачиваться и идти в другую сторону уже поздно, на меня обратили внимание.

– Девушка, здесь рядом есть где-нибудь телефон? «Скорую» надо вызвать.

– А что случилось?

– Человеку с сердцем плохо.

– У меня сотовый с собой, сейчас позвоним, – сказала я и сунула руку в пакет, пытаясь достать из сумочки телефон. Наконец мне это удалось, и я, протянув его мужчине, стоящему рядом, сказала: – Вот, возьмите, позвоните. А может, чем-то можно помочь до приезда врача?

Я пробралась сквозь толпу любопытных к открытой дверце «Опеля». Откинувшись на спинку сиденья, там полулежал Герман. Голова его была неестественно запрокинута назад. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: он мертв. Борино снадобье, предназначенное мне, все же достало его. Ну что ж! Все закономерно, как у Достоевского: «Один гад съел другую гадину«.

– Водитель мертв. Не надо «Скорую». Вызывайте милицию!

ЭПИЛОГ

Когда я захлопнула за собой входную дверь собственной квартиры, до меня наконец-то дошло, что все кончено. Сражение за свою жизнь я выиграла. Смыв с себя грязь последних событий, я нырнула в постель и буквально провалилась в сон.

Утро меня известило о своем приходе трелью звонка. Вырваться из объятий Морфея не было сил, поэтому, не открывая глаз, я протянула руку за трубкой.

– Алло, это Татьяна?

Я узнала голос Софьи.

– Да, слушаю вас, Софья.

– Узнали? Я вчера пыталась до вас дозвониться, чтобы известить о том, что все получилось, как вы просили. Думаю, что не подвела.

– Софья, у вас это получилось блестяще. Спасибо.

– И вам спасибо. Если помощь понадобится еще, чтобы этого... – Она замолчала, подбирая эпитет, но, видимо, врожденная интеллигентность не позволила назвать вещи своими именами, а я не помогла: о мертвых плохо не говорят... – Бориса прижать к ногтю, звоните. Чем смогу – помогу. До свидания.

– Всего доброго.

Отключив телефон, я опять будто провалилась в небытие. Сквозь сон слышала звонки в дверь, которые оправдывались сновидениями. И когда уставший звонок замолчал, а в ход пошли кулаки, я немного пришла в себя и побрела открывать. Распахнула дверь, не спрашивая, и увидела Ленку.

– Танюх, привет! Ты что это спишь до сих пор? Я уже и обзвонилась, и обстучалась. – И, не ожидая приглашения, она протиснулась в дверь. – Время – одиннадцать, а она все дрыхнет!

– А если бы меня дома не было, ты тут тарарам бы устроила. Ну, заходи, – запоздало предложила я.

– Таньк, у тебя что, крыша поехала? Я же тебе десять минут назад на сотовый звонила, ты сказала: «Приезжай».

Этого я не помнила, но признаваться не стала. А Ленка продолжала тараторить:

– У нас сегодня и завтра в школе карантин, вот и решила заскочить к тебе, рядом ведь совсем.

Слушая ее, я опять прилегла, и меня снова подхватила темная волна: вверх, вверх, потом вниз – в пропасть.

– Таня, ты меня слушаешь? Ты что, заболела? – Она положила мне ладонь на лоб. – У тебя же температура, а я тебе тут заливаю.

– Ничего, все нормально, Лен. – Все равно ее россказни до моего сознания не достучались.

– Какое там нормально! Где у тебя термометр?

Я слабо махнула рукой в сторону тумбочки:

– Где-то там.

Подруга отыскала градусник, сунула мне под мышку и удалилась на кухню готовить горячее питье. Зная настойчивость Ленки, я не протестовала.

Через пять минут термометр был извлечен, и мой домашний доктор прокомментировал:

– Тридцать восемь и две. Но моими заботами – жить будешь. Поднимайся. Давай подушку под спинкой поправим, одеяльце под ножки. Вот и умница! Сейчас горячий чай с лимоном и медом. Будем лечиться.

Ленка пошла на кухню.

– Танюх, тут у тебя коробка конфет. Можно ее открыть?

– Лен, какие еще конфеты? Откуда? Но коль нашла в моей квартире, значит, мои, открывай.

– Ой, ни фига себе! Таньк, ты где себе такого крутого откопала? – Она появилась в проеме двери, растерянно держа в одной руке коробку, в другой открытку.

– Хватит прикалываться, взялась лечить, так лечи, а то из докторов вмиг уволю.

– Это я-то прикалываюсь? А это что? – Положив конфеты на стол, с пафосом прочитала послание: – «Милой Танечке за прекрасно проведенную ночь, первую, но, надеюсь, не последнюю. Я очарован». И здесь еще вот что. – Ленка протянула мне пятьсот долларов. – Это как понимать? Как переквалификацию на древнейшую профессию? – Она расхохоталась.

– Дай-ка сюда, будем глядеть. Ты где это откопала? Или опять чумишься? – Я осеклась на полуслове, вспомнив, как уходила из квартиры Бориса, прихватив вместе со своей сумкой его пакет. Вот, значит, как! Он заранее все припас, будучи уверен, что затащит меня в постель. Какой предупредительный! Только финала не предусмотрел. А ночь... ночь была, пусть не такая, о какой он мечтал, но эти конфеты и деньги я заработала честно, бог свидетель.

На Ленкин вопрос, чем я его так покорила, отшутилась:

– Обжорством. Столько ела, что он подумал, что все остальное время я голодаю. Вот и оказал гуманитарную помощь.

– Да ну тебя, Танька, с твоими прибамбасами! Давай лучше попробуем конфеты. Посмотрим, какой сладкой ты ему показалась.

* * *

Два дня я лечилась под неусыпным Ленкиным контролем. На третий день она отчалила в школу исполнять свои прямые обязанности, а я решила позвонить Альберту.

Разговор получился долгим и трудным. С самого начала я решила расставить все точки над i, рассказав о том, что знаю все об усыновлении. Альберт долго молчал, потом медленно заговорил:

– Татьяна, я понимаю, что в ваших глазах выгляжу подлецом. И не хочу оправдываться, но, поверьте, это чистое юное создание... Я действительно увлекся Ольгой. Можно даже сказать, потерял голову. А когда пришел в себя, было уже поздно. Но у меня и в мыслях не было использовать ее в качестве суррогатной матери. Когда мы объяснились, Ольга приняла решение сделать аборт. Я отвел ее к Борису. Что он ей предложил, вы уже знаете. Когда она согласилась продать ребенка, Борис сказал мне об этом. Зная, что мы хотим усыновить малыша, он пространно намекнул, что может это устроить. От такого соблазна я не мог отказаться. Вот так у нас и появился мой Левушка, наследник.

– А вы об Ольге подумали?

– Но ведь она сама захотела продать ребенка. С ней я больше не виделся. Считаю, что рвать надо с корнем. Но пока она была в положении, постоянно передавал через Бориса деньги на полноценное питание, справлялся о ее здоровье...

– Альберт Львович, вы уже знаете, что она осталась совсем одна и нуждается в помощи?

– Да, я в курсе. Но что вы от меня хотите? Я что теперь, этот крест должен нести до конца жизни?

– Этого не требуется, но помочь ей материально в данный момент – ваша святая обязанность. А как вы это сделаете – лично или через кого-то, – решать вам.

Альберт Львович тяжело вздохнул и сказал, что попытается найти выход из положения. Я почему-то была уверена – так оно и будет.

* * *

К вечеру того же дня в моей квартире появился ангел-искуситель в образе Кирсанова с бутылкой коньяка и кучей новостей.

– Валяешься? Ты что, болеешь, что ли? Танюш, не дури.

– Да нет, это уже в прошлом.

– Ну ничего, подлечиться, в смысле выпить, никогда не поздно, или ты будешь оспаривать этот тезис?

– Конечно же, нет.

– Тань, у меня для тебя сногсшибательное известие. Хочешь? Ну ладно, с ног тебя все равно не сшибешь, ты ведь сидишь.

Я внутренне напряглась, зная наперед, что он сейчас скажет.

– Так вот... – немного помолчав, продолжил он. – Твой Борис Леонидович не выдержал всех заморочек тяжбы с законом, все-таки успел я его тряхануть, и он застрелился.

– Да? – Я не смогла удержаться от усмешки. «Слава богу, обнаружили, недолго смердеть пришлось», – мелькнуло в голове.

– Но это еще не все. Герман тоже откинулся. Представляешь, прямо в машине, за рулем, сердце отказало.

– Надо же, как они дружно. Но бог с ними... За что пьем-то?

– Таня, постой. – Кирсанов внимательно посмотрел на меня, видимо, что-то заподозрив. – Таня, ответь, только честно: уж не твоих ли это рук дело?

– Ну что ты, Киря, где уж нам...