Стоит в комнате набитый книгами шкаф, у него есть тайна: он может перенести человека в любое место и время. Вместе с отцом Андрей отправляется в Африку, потом, уже один, попадает то к Тому Сойеру, то в бело- казачью станицу, то в сражающийся Сталинград.

Рисунки С. Рудакова

Внуков Николай Андреевич

ПУТЕШЕСТВИЕ НЕ КОНЧАЕТСЯ

Мама ушла в магазин. Папа включил телевизор и уселся в кресло. Андрей пододвинул второе кресло поближе к папиному и забрался на него с ногами.

Посмотрим, что там сегодня, — сказал папа и развернул телевизионную программу.

Некоторое время он читал её, потом бросил на стол.

— Не повезло, Андрюха, — сказал он. — Ничего интересного нет.

— Плохо, — вздохнул Андрей.

А по-моему, хорошо, — сказал папа. — Нельзя каждый вечер сидеть, уткнувшись носом в телевизор. Времени жалко. А времени у человека не так уж много. Ты знаешь, сколько живёт человек? В среднем — семьдесят лет. Это шестьсот тысяч часов. Всего-навсего. И эти шестьсот тысяч нужно использовать как можно лучше. Не терять их. Не сеять по ветру. Я уже прожил почти половину: двести шестьдесят три тысячи. Из них потерял сто пятьдесят тысяч.

— Плохо, — сказал Андрей.

— Да уж чего хорошего! — сказал папа. — Не потерял бы, если бы сосчитал раньше.

— А я сколько потерял? — спросил Андрей.

— Сейчас узнаем, — сказал папа и выключил телевизор. — Тебе девять лет. В году триста шестьдесят пять дней. В сутках двадцать четыре часа. Всё надо перемножить.

Он вынул из кармана блокнот, авторучку и начал считать.

— Ты прожил на свете восемьдесят тысяч часов. Из них двадцать тысяч учишься в школе. Шестьдесят тысяч был совсем маленьким и ничего не соображал. Выходит, ты не потерял почти ничего. Завидую тебе. Вот если взрослые теряют шестьдесят тысяч часов, это совсем плохо.

— Жалко, что нет кино, — сказал Андрей, посмотрев на телевизор.

— Жалко. Но ведь есть вещи лучше кино.

— Какие?

— Ну, например, путешествия. Ты знаешь, что такое Африка?

— В Африке очень жарко и там живут негры.

— Ерунда! — усмехнулся папа. — В настоящей Африке вовсе не жарко. Там есть снежные горы. Килиманджаро, например… Стоп, Андрюха! Хорошая мысль! А что, если мы с тобой махнём в Африку?

— Как — махнём? — удивился Андрей.

— Очень просто! Так просто, что проще и не придумаешь. Пока мама ходит по магазинам, мы сядем с тобой и поедем.

— На чём, на машине? — заинтересовался Андрей.

— Да. На специальной машине, которая быстрее самолёта.

— Быстрее самолёта? — удивился Андрей. — Где у нас такая машина?

Папа засмеялся, потёр руки, встал с кресла и подошёл к книжному шкафу.

— Здесь, — сказал он и стукнул пальцем по дверце.

— Нет там никакой машины, — сказал Андрей. — Я знаю. Там только книги. С картинками и без картинок.

— Эх ты, «с картинками и без картинок»! — сказал папа. — Ничего ты ещё не знаешь, хотя доучился до

третьего класса. Там стоит замечательная машина, только ты до неё ещё не добрался.

— Нет там машины!

— Хорошо, посмотрим.

Папа отворил дверцы шкафа.

На полках тесными рядами стояли книги. Толстые, тонкие и совсем тоненькие. Неинтересные книги. Андрей до них почти не дотрагивался. Да и вообще Андрей не любил читать. Вот у телевизора посидеть — это куда ни шло. А книги… В школе целый день они перед тобой на парте, да ещё дома надо читать задания…

— Ну где же машина?

— Сейчас, — сказал папа.

Он потянулся к самой верхней полке и достал толстую коричневую книгу.

— Читай, что здесь написано, — сказал он Андрею, показывая на обложку.

— Атлас, — прочитал Андрей.

— Это карты. Географические карты. На них весь земной шар.

Папа открыл атлас и показал Андрею большой неровный жёлтый треугольник.

— Вот это — Африка.

Андрей посмотрел на треугольное жёлтое пятно, а потом на папу.

— А машина где?

— Не торопись. Африка очень большая. Надо выбрать место, куда поедем. Ну, куда? Что ты хочешь увидеть?

— Хочу льва, — сказал Андрей. — И розовых птиц.

— Так. Значит, в Танзанию, — сказал папа.

Он поискал что-то на Африке пальцем.

— Вот она. Ну, что ж, едем в Танзанию. Нашим проводником будет профессор Гржимек.

Папа достал ещё одну книгу, теперь зелёную, открыл её и прочитал:

— «Мне самому не раз удавалось фотографировать львиц на деревьях. В Маньяра-парке, близ Аруши, львы, например, настолько привыкли отдыхать на деревьях, что туристы могут их фотографировать там в любое время…»

— Папа…

— Подожди. Смотри!

И не успел Андрей опомниться, как на глазах его произошло чудо.

Папа легонько толкнул стену из книг влево. Стена скользнула вбок и исчезла. Шкаф был пуст, будто в нём не стояло никогда ни одной книги! Он стал похож на кабинку лифта. Так же, как в лифте, под потолком слабо светила электрическая лампочка.

Никогда не думал Андрей, что у них в комнате такой странный книжный шкаф!

Папа шагнул в кабину.

— Ну! — сказал он.

— А где же машина? — ошеломлённо спросил Андрей.

— Это она и есть, — папа шлёпнул ладонью по стенке. — Входи скорее. У нас не так много времени.

Андрей шагнул внутрь.

Он всё ещё не верил.

Разве бывают машины, похожие на большие коробки?

Разве бывают машины без руля, без колёс, без всяких блестящих приборов и без сидений? Куда можно на такой уехать?

Наверное, папа всё это выдумал — машину, Африку и путешествие. Он очень большой выдумщик.

Андрей посмотрел на папино лицо.

Лицо было серьёзным, таким, каким бывало, когда папа читал очень интересную книгу.

Нет, папа не шутил.

Когда Андрей оказался в кабине, папа обнял его за плечи и прижал к себе. Дверцы шкафа бесшумно закрылись. Свет электрической лампочки стал ярче.

— Я давно хотел в Африку, или в Америку, или на острова Тихого океана, — прошептал папа. — Я всё время путешествую на этой машине без тебя, ждал, когда ты подрастёшь и сможешь вместе со мной. И вот теперь эта машина наша — моя и твоя. Нужно только подумать — куда? — и машина довезёт нас, куда захотим. Хоть на Луну, хоть на Марс. У многих людей есть такие машины, многие путешествуют. Ты не представляешь, как это интересно! В эту машину вложено много воспоминаний, много работы, много книг. И её заправляют не бензином, а мечтой. Её строили люди всех стран мира — путешественники, писатели, учёные. И вот теперь она наша, и я счастлив, что мы можем вместе, мой дорогой мальчик… Я очень счастлив!

— Когда мы поедем? — спросил Андрей.

— Мы уже приехали, — сказал папа и дотронулся пальцем до задней стенки кабины.

Электрическая лампочка на потолке погасла, стенка медленно опустилась, как мостик. В лицо Андрею повеяло влажным ветром, и глаза сами собою закрылись от яркого красноватого света солнца.

Когда он открыл их, то увидел, что стоит под очень толстым корявым деревом, а рядом, всего в двух шагах от него, на жёсткой траве лежит грязно-жёлтый лев со спутанной клочковатой гривой и задумчиво смотрит вдаль.

— Папа! — вскрикнул Андрей и бросился обратно в кабину.

— Не бойся, я сделал так, что мы для него — невидимки. Он нас не видит и не чует, — сказал папа. — Он даже не знает, что мы здесь. Только мы видим всё. Ты можешь его погладить.

— А он не цапнет?

— Я тебе говорю — нет.

Андрей шагнул к льву и осторожно погладил его по спине. Он почувствовал пальцами, какая у льва жёсткая шерсть и какое упругое, сильное тело — будто из сплошной, твёрдой резины.

Лев мотнул головой, ударил по земле хвостом и вздохнул.

Андрей отскочил в сторону.

Папа засмеялся:

— Да не бойся же!

— Папа, он, наверное, хочет есть, да?

— Он уже пообедал, — сказал папа. — Посмотри, что у него между лапами.

Андрей зашёл спереди льва.

И увидел широкую морду с приплюснутым носом, жёлтые ленивые глаза, два пучка жёстких белых усов и треугольный рот, совсем как у большой кошки.

Правой лапой лев прикрывал обрывок белой шкуры с чёрными полосами. Из обрывка торчала розовая блестящая кость.

— Он сожрал тигра! — воскликнул Андрей.

Папа засмеялся.

— В Африке тигры не водятся. Он пообедал полосатой лошадкой, зеброй.

Лев снова вздохнул, посмотрел на кость и облизал её широким розовым языком. Потом опустил тяжёлую голову на лапы и закрыл глаза.

— Пусть спит, — сказал папа. — Здесь нам нечего больше делать.

— Куда пойдём? — спросил Андрей.

— А ты куда хочешь?

Андрей оглянулся.

Сзади плотной стеной стоял рыжевато-зелёный лес. Слабый тёплый ветер нёс оттуда сладковатый запах гнили и сырости. Деревья в лесу были странные, будто приплюснутые сверху, и листья на ветках висели жёсткие, будто вырезанные из жести. Совсем не похож африканский лес на весёлые берёзовые рощицы под Ленинградом или на сосновые боры, где деревья стоят, как высокие колонны, и где так приятно пахнет смолой и свежестью.

Андрей посмотрел направо.

За низкими кустиками, сплошь усеянными ослепительно-жёлтыми цветами, блестела вода.

— Пап, идём к озеру! — сказал он.

Папа посмотрел на часы.

— Минут десять мы ещё можем. Как раз успеем туда и обратно. Жаль, что так мало времени…

Тьфу, какая жёсткая под ногами трава! Прямо проволочная. Да ещё колючая. И как только львы по такой бегают?

А вода в озере чистая, видно желтоватое дно, на дне какие-то ракушки, а над ними тёмными стайками держатся рыбы. Вот бы сюда удочку!

И вдруг над озерцом вспыхнула красно-зелёная радуга.

«Хлоп-хлоп-хлоп…» — раздалось со всех сторон.

От хлопков задрожал воздух, ветром ударило в лицо.

И не успел Андрей сообразить, что это за радуга, что за хлопки, как на берег озера опустились четыре птицы.

Очень странные птицы — с белыми хохлатыми головами, широкими треугольными клювами, длинными тёмно-синими хвостами и такими же тёмно-синими крыльями.

От шеи к крыльям перья шли ярко-зелёные, будто зелёные жилетки были надеты поверх тёмно-синих костюмов. А на глазах — полумаски из чёрных перьев.

Птицы смело вошли в озеро и стали купаться, сильно брызгаясь.

Одна из них развернула большие крылья. И над водой вспыхнула красно-зелёная радуга. Андрей успел рассмотреть, что снизу и на краях перья крыльев были огненно-красными.

— Ух ты! — воскликнул он. — Такую и не нарисуешь, даже в магазине не найдёшь таких красок!

— Да, пожалуй не нарисуешь, — сказал папа. — Это турако. Запомни хорошенько — ТУРАКО. Редкая птица. Водится только в Африке.

Турако выкупались и улетели в лес.

— Папа! — снова воскликнул Андрей. — Смотри-ка, вода в озере красная' Турако смыли краску со своих крыльев!

— Верно, — сказал папа. — Турако — единственная в мире птица, которая может окрашивать воду своими перьями.

— Вот тебе и турако! — засмеялся Андрей.

— Ужинать! — крикнул кто-то маминым голосом от бутылочного дерева.

Андрей вздрогнул.

— Па, это мама?

— Конечно, мама. Нам пора.

— Она тоже здесь? — удивился Андрей.

— Нет, она дома.

— А почему её слышно в Африке?

— Потому что «потому» кончается на «у», — сказал папа. — Идём-ка домой.

— Мы снова поедем в лифте?

— В шкафу, — сказал папа.

— Не хочу ужинать! Хочу ещё турако и льва. И леопарда. И обезьян. И жирафа.

— Слишком много для одного вечера, Андрюха. Это нечестно.

— А я от тебя убегу, — сказал Андрей.

— Куда?

— В лес.

— Попробуй.

— Лови! — крикнул Андрей и изо всех сил помчался по проволочной траве к лесу. На бегу он оглянулся.

Папа не бежал за ним. Он стоял на берегу озера и смеялся.

«Тр-р-рах!..» — Андрей уперся руками во что-то гладкое, твёрдое и остановился.

Шкаф!

Он влетел прямо в шкаф. И рядом почему-то оказался папа.

Над головой вспыхнула электрическая лампочка, а задняя стенка, которая лежала на траве, как мостик, вдруг поднялась и закрыла Африку.

— Вот и всё, — сказал папа.

— Почему всё? — крикнул Андрей. — Я хотел, чтобы…

Тут дверцы шкафа распахнулись, папа легонько подтолкнул Андрея в спину, и они оба оказались в комнате.

— Ну зачем ты так сделал? — сказал Андрей. — Почему так быстро? Я хотел в лес, хотел обезьян…

— Всё в наших руках, — сказал папа, закрывая зелёную книжку, на обложке которой был нарисован здоровенный слон. — Завтра съездим ещё разок. Не хочешь в Африку, можно в Америку или на Северный полюс. Успеешь ещё на всё насмотреться.

— Мужчины, ужинать! — крикнула из кухни мама. — Сколько можно вас ждать? У меня уже всё готово. Только сначала вымойте руки.

* * *

На другой день Андрей едва дождался, когда папа придёт из своего института.

Но вот наконец в прихожей раздался звонок, и Андрей побежал открывать дверь.

— Здорово устал сегодня, — сказал папа, снимая плащ. — Работы невпроворот, да ещё совещание… Ну, придумал, куда поедем? Может, снова в Танзанию?

— Знаешь, я не хочу в Африку, — сказал Андрей. — Давай поедем в Америку.

— К Тому Сойеру? — улыбнулся папа.

— К какому ещё Тому Сойеру?

— Живёт в Америке на берегу реки Миссисипи в маленьком городке Сент-Питерсберг такой весёлый мальчишка Том. Страшный выдумщик. И есть у него закадычный друг, бродяга Гек Финн. Этот Гек вечно возится с дохлыми кошками и крысами. Однажды он вместе с Томом пошёл ночью на кладбище выводить бородавки..

— Ух ты! — сказал Андрей. — Ночью?

— Ночью. В самый глухой час, когда по кладбищу бродят привидения…

— Так ведь привидений нет, папа! Это выдумки.

— Если человек верит в привидения, значит, для него они есть. Том и Гек верили.

— Они боялись?

— Конечно, боялись. Очень боялись. И всё-таки пошли.

— Ну, и увидели они привидение?

— Кое-что увидели пострашнее, — сказал папа.

— Что?

— А это ты можешь узнать у самого Тома Сойера.

— Хочу в Америку, в город Сент-Питерсберг! Только давай поскорее, папа!

И вот они снова у волшебного шкафа.

Папа распахивает дверцы, снимает с полки атлас и ещё какую-то книгу.

— Смотри на карту, Андрей. Я хочу, чтобы ты знал, где живёт Том Сойер. Вот это — Северная Америка. Эта синяя жирная линия, похожая на дерево, — река Миссисипи. Вот этот кружок — городок Сент-Питерсберг. Совсем небольшой, вроде нашего Зеленогорска. Даже меньше. А вот книга, — папа постучал по переплёту, — это «Приключения Тома Сойера». Её написал чудесный американский писатель Марк Твен.

Он передал книгу Андрею.

— Ну-ка, открой её.

Андрей открыл книгу.

На первой странице был нарисован кудрявый мальчишка с круглым лицом и хитрыми глазами. Мальчишка смотрел куда-то в сторону и чуть-чуть улыбался.

— Вот это и есть Том Сойер. Теперь читай первую главу.

— Па, я не хочу читать, мы же уговорились прямо к Тому…

— Я тебе говорю — читай, иначе машина не пойдёт в Америку.

Андрей нехотя уставился на страницу.

— «Том! — прочитал он.

Никакого ответа.

— Том!

Никакого ответа.

— Куда же он запропастился, этот мальчишка?.. Том!..

Никакого ответа.

Старушка опустила очки на кончик носа и оглядела комнату поверх очков; потом вздёрнула очки на лоб и глянула из-под них…»

Андрей так увлёкся, что не заметил, как отошёл от него папа, как стало быстро темнеть за окном, как сами собой быстро перелистывались страницы книги. В комнате было уже совсем темно, когда снова подошёл папа и тронул его за плечо.

— Всё, — сказал папа. — Теперь залезай в шкаф.

— А ты?

— Я не поеду сегодня. Устал. Да и Том тебе ничего не расскажет, если я буду рядом. Я буду только мешать.

— Я не хочу один! — испугался Андрей.

— Боишься? — сказал папа. — Вот не думал, что у меня сын — трус.

— Я вовсе не трус, — сказал Андрей. — Только как я вернусь назад?

— Через час я тебя позову.

— А я услышу?

— Мы же услышали, как нас звала мама.

— И шкаф будет на месте?

— Он будет всегда на том месте, где нужно. Не бойся. Шкаф тебя всегда выручит.

Папа отодвинул книги в сторону.

— Ну, тогда я пошёл, — сказал Андрей и шагнул внутрь.

Тотчас над головой вспыхнула лампочка, дверцы плотно закрылись, а задняя стенка опустилась, как мостик.

Андрей осторожно выглянул наружу.

Перед ним вдоль длинного ряда двухэтажных дощатых домов тянулась улица, посредине заросшая травой. Возле каждого дома был или огород, или небольшой сад, обнесённый забором. Доски заборов аккуратно побелены или покрашены синей, розовой и жёлтой краской. Вдали на улице играли мальчишки.

Андрей присмотрелся.

Мальчишки подбрасывали вверх стеклянные шарики, а потом, ползая по земле на коленях, измеряли пальцами расстояние между упавшими шариками.

— Три! Пять! Семь! — кричали мальчишки.

«Ага, — сообразил Андрей. — Выигрывает тот, кто угадает расстояние между своим шариком и шариком противника. Совсем нетрудно. Жаль, что у меня нет ни одного шарика…»

Игра скоро кончилась. Всех победил мальчишка в узких клетчатых брюках, держащихся на одной подтяжке, перекинутой через плечо. Белая рубаха мальчишки была вымазана красным соком каких-то ягод. Вьющиеся волосы как пружины торчали во все стороны.

Он рассовал выигранные шарики по карманам и, посвистывая, пошёл по улице в сторону Андрея.

И тогда Андрей вышел из шкафа.

Мальчишка остановился. В глазах его мелькнуло удивление.

— Эй, — крикнул он Андрею. — Ты кто?

— Я Андрей.

— Эндрю? — повторил мальчишка. — Что-то я не знаю никаких Эндрю в нашем городе. Ты откуда?

— Из Ленинграда, — сказал Андрей.

— Ле-нин-град… — повторил мальчишка. — Это вверх или вниз по реке?

— Это в Советском Союзе, — сказал Андрей.

Мальчишка усмехнулся и сплюнул в сторону.

— Зелень, — сказал он. — Хочешь, я тебя вздую?

— За что? — удивился Андрей.

— За то, чтобы ты не трепался про какой-то там Ленин-град. Ишь ты! Корчит из себя человека, повидавшего свет, а сам, наверное, дальше Сент-Луиса и не был.

— Дурак, — сказал Андрей. — Да наш Ленинград в тысячу раз больше вашего Сент-Питерсберга.

— Я — дурак?! — воскликнул мальчишка. — Да я тебя сейчас так вздую, что родную маму забудешь!

Он начал засучивать левый рукав рубашки.

— Постой, — сказал Андрей. — Тебя зовут Том?

— Какое кому дело, как меня зовут?

— Нет, ты скажи — Том? Точно Том?

— Слишком много знаешь! — сказал мальчишка, засучивая правый рукав. — Скажи ещё слово, и Том Сойер покажет тебе…

— Ага, значит, всё-таки Том Сойер! — воскликнул Андрей. — Вот здорово, что я тебя сразу встретил! Мне о тебе рассказывал отец.

— Твой отец? А кто он такой, твой отец?

— Он инженер.

— Ого, какая важная птица! — усмехнулся Том. — Это значит, вроде учёного. Книги, наверное, читает?..

— У него много книг. Целый шкаф.

— А мне наплевать, — сказал Том. — На тебя и на твоего отца. И сегодня я тебя всё-таки вздую. За «дурака».

Он резко шагнул вперёд и ударил без разворота снизу вверх. Если бы Андрей не успел отскочить, кулак Тома попал бы ему прямо по подбородку.

— Постой! — крикнул Андрей. — Ты знаешь, что про тебя написана книжка?

Мальчишка опустил кулаки.

— Про меня? Врёшь!

— Честное слово!

Мальчишка с сомнением покачал головой.

— Поклянись кровью.

Андрей растерялся.

— Я… Я не умею.

— Баба ты, вот кто.

Мальчишка вытянул из воротника своей рубашки длинную булавку с круглой головкой и подал Андрею.

— Уколи палец, выжми каплю крови и скажи: «Клянусь своей кровью».

— А потом?

— Что — потом?

— Куда кровь?

— Да языком слизнёшь, и дело с концом.

— Ага, понял, — сказал Андрей.

Он сделал всё, как научил его мальчишка.

— О'кей, — сказал Том. — Теперь я тебе верю. Так что же про меня написано в книжке?

— Всё, — сказал Андрей. — Как ты красил забор, как встретился с Бекки Тэчер, как ходил вместе с Геком Финном и дохлой кошкой на кладбище выводить бородавки.

— Славная была ночка! — вспомнил Том. — До сих пор мороз по коже дерёт. В трёх шагах ничего не видно. Привидения за каждым деревом… А мы с Геком в траве под тремя вязами ждём, когда за стариком Вильямсом придут черти…

— Ну, черти и привидения — это выдумки, — сказал Андрей. — У нас в них никто давно не верит..

— Не верит… — усмехнулся Том. — Посидел бы, как мы, на кладбище, ещё не в то бы поверил… Ну, а ещё что написано?

— Я ещё не всё прочитал, но успел про то, как вы были пиратами.

— Тоже здорово было на острове Джексона, — улыбнулся Том. — А что за тип написал эту книжку? Откуда он про меня всё знает?

— Писателя зовут Марк Твен.

— Марк Твен? — удивился Том. — Это не человеческое имя. Знаешь, что это такое? «Две мерки»! Так кричат лоцманы на реке, измеряя глубину воды под пароходом. «Две мерки» — значит всё в порядке, можно спокойно плыть дальше, глубины достаточно. Понял? А ещё так говорят пьяницы в распивочной. «Две мерки!» — значит, давай ещё два стаканчика. Понял?

— Понял, — сказал Андрей. — Только я точно знаю, что писателя зовут Марк Твен.

— Хотел бы я посмотреть эту книжку! — сказал Том. — И картинки там есть?

— Есть.

— И я нарисован?

— И ты нарисован.

— Похож? — Том подбоченился перед Андреем и отставил одну ногу в сторону.

— Тютелька в тютельку! — сказал Андрей.

— Тю… постой, как ты сказал?

— Тютелька в тютельку.

— Что это такое?

— Это значит — точь-в-точь.

— Здорово! Никогда не слышал такого. А знаешь, ты парень хоть куда! Мы бы с Геком взяли тебя с собой на кладбище. У тебя есть бородавки?

— Есть. Три штуки на левой руке.

Андрей растопырил пальцы. Том с видом знатока осмотрел его руку.

— Здоровенные! Ну, мы их в два счёта выведем. Сегодня же ночью. У меня ещё больше были. И на обеих руках.

— Выводить дохлой кошкой? — спросил Андрей.

— Дохлую кошку так сразу не достанешь. Но есть другие способы… Э, а вот и Гек Финн, дорогой друг! — воскликнул Том.

Андрей обернулся.

К ним приближался мальчишка лет десяти в широченных брюках, подтянутых верёвочной помочью до середины груди, и в широченной соломенной шляпе, один край которой был обломан и висел полумесяцем.

— Сюда, Гекки! — крикнул Том и помахал рукой.

Мальчишка ленивой походкой подошёл к ним и уставился на Андрея.

— Что это за птица, Том?

— Его зовут Эндрю. Он из другого города. Приехал только сегодня. Ты из какого города, я забыл? — обернулся Том к Андрею.

— Из Ленинграда.

— Слышишь, он говорит, что из Ленинграда. Я не знаю такого города.

— Врёт, наверное, — сказал Гек.

— Я тоже думал, что врёт, и чуть не вздул его хорошенько. Но он сказал, что про нас — про тебя и про меня — написана книжка.

Гек присвистнул и подтянул штаны.

— Книжка! Какому дураку нужна книжка про нас?

— Ты ничего не понимаешь, Гек! — воскликнул Том. — Он говорит, что в книжке написано даже про то, как мы были пиратами и скрывались на острове Джексона. И ещё про дохлую кошку, которую мы носили на могилу старика Вильямса…

— Это правда, Эндрю? — обернулся Гек к Андрею.

— Чистая правда. Я сам, своими глазами читал. Ты даже нарисован в книжке в этой самой шляпе и брюках.

Гек вздохнул.

— Если отец узнает, что про меня пишут в книжках, да ещё рисуют, он прикончит меня. Это уж точно.

— Зелень, — сказал Том. — Никто тебя не прикончит.

— Э, Том! Не знаешь ты моего отца. Он скажет что я публично ославил его на весь город.

Мальчики помолчали.

— Ладно, — сказал Том. — Может быть, он ничего и не узнает. Он ведь у тебя неграмотный, не умеет читать, а слухам тоже не особенно доверяет. Давай лучше подумаем, каким способом вывести у Эндрю бородавки.

— А у тебя тоже есть бородавки? — заинтересовался Гек. — Ну-ка, покажи.

Андрей показал.

— Эти выведутся гнилой водой, — сказал Гек. — Сегодня же ночью пойдём в лес. Там, под Кардиффской горой, я знаю хорошую колоду с гнилой водой.

— Всё в порядке, Эндрю! — сказал Том Андрею. — Если Гек сказал, что он знает колоду, это значит — он знает. Уж это наверняка. Завтра у тебя ни одной бородавки не будет.

— А что будем делать до вечера? — спросил Гек.

— Придумаем что-нибудь.

— Ребята, у вас нет хоть кусочка жевательной резинки? — сказал Гек. — Страсть пожевать хочется.

— У меня нет, — сказал Том.

— У меня тоже, — сказал Андрей.

— Плохо, — сказал Гек. — А табаку тоже нет?

— Ты же знаешь, я не курю, — сказал Том.

— Я тоже, — сказал Андрей.

— Никчёмное это занятие, — сказал Том. — Голова кружится, и во рту страшная горечь. Для чего только люди курят? Уж лучше резинка, чем табак.

— Оно верно, — согласился Гек. — Но когда нет резинки, по мне и табак хорош.

— Ребята, я знаю, что нам делать сейчас! — воскликнул Том. — Идём удить рыбу с плотов!

— Вот здорово! — воскликнул Андрей. — В той книжке написано, что ты — большой мастер удить рыбу.

— Ну, какой мастер, — скромно сказал Том. — Вот кто мастер, так это — Гек! Правда, Гекльберри?

— Какая сейчас рыба — после обеда, — сказал Гек. — Хорошего клёва не будет. Рыбу надо ловить рано утром, перед восходом солнца, или поздно вечером.

— И то верно, Гек, — сказал Том. — Тогда пойдём в лес к дому вдовы Дуглас и поиграем в Робин Гуда.

— Принято! — обрадовался Гек. — Я люблю в Робин Гуда.

— А меня научите? — спросил Андрей.

— Нет ничего легче, — сказал Том. — Ты будешь шерифом.

— А я монахом, братом Туком! — сказал Гек.

— Бежим! — крикнул Том, и они понеслись по улице.

— Том! Стой! Куда? — раздалось сзади. — Ведь тебе тётя Полли велела подмести двор.

Андрей оглянулся.

Их нагонял мальчишка в такой же рубашке и в таких же клетчатых брюках, как Том, только немного пониже Тома ростом.

— Если ты от меня не отвяжешься, Сид, — получишь! — крикнул Том, прибавляя ходу.

— Не очень-то испугался! — крикнул Сид. — Зато точно знаю, что сегодня вечером ты получишь от тёти Полли!

— Наябедничал? — остановился Том. — Ну, подожди, Сидди, сейчас я рассчитаюсь с тобой за всё!

Но Сид Сойер не стал дожидаться, когда Том начнёт с ним рассчитываться. Он издали погрозил Тому кулаком и нырнул в какой-то переулочек между домами.

— Вот так всегда, — сказал Том. — А потом возьмёт и ударит исподтишка. Однажды я поколотил его, а он вечером подстерёг меня и засадил камнем по голове. Вскочила такая шишка, что даже шляпа не налезала…

Парень-то он ничего, только вот ябедничать любит, — сказал Гек.

— Вот из-за этого тётка и ставит мне его всё время в пример. И воскресную школу он любит — страсть. А ты любишь воскресную школу? — обернулся Том к Андрею.

— А что такое воскресная школа?

— Это когда тебе нужно долбить катехизис и учить стихи из библии, когда очень хочется гулять по воскресеньям.

— У нас по воскресеньям никто не учится, — сказал Андрей. — А что такое библия?

— Ха, Гекки! — усмехнулся Том. — Он не знает, что

такое библия! Балда, да это же священная книга, в которой написано про Христа и про его учеников.

— Да ведь бога же нет! — удивился Андрей. — Это выдумки. Сказал бы ты про бога у нас, вот смеху-то было бы!

Том остановился. Серые глаза его стали испуганными, а лицо побледнело.

— Ты что?! — сказал он страшным шёпотом. — Перекрестись сейчас же, а то накликаешь беду!

Гек с таким же испугом взглянул на Андрея, что-то прошептал, по-особому сплюнул через плечо и перекрестился.

Том сделал то же самое.

Андрей смотрел на них в изумлении.

— Да что вы, ребята, неужели на самом деле верите в эту чепуху?

— Чепуху! — сказал Том. — Будет славная чепуха, когда черти потащат тебя в самое пекло на раскалённую сковородку…

— Перекрестись, Эндрю, — сказал Гек. — Иначе будет большая беда.

— Да ничего не будет, ребята! У нас никто не верит в бога, и ничего ни с кем не случается.

— Перекрестись, — сказал Том. — Иначе мы никуда не пойдём.

— Не могу я креститься! Я пионер.

— Гекки, я не знаю этого типа, — сказал Том. — Идём, дружище, пока не стало плохо.

Том быстрым шагом пошёл по улице. Гек подтянул штаны и направился за ним.

«Неужели всё так быстро кончится, не успев начаться? — подумал Андрей. — Неужели они всерьёз?»

— Гек, Том, подождите!

Гек обернулся.

— Ну не могу я, понимаете? — крикнул Андрей. — Не верю я в бога! А в Робин Гуда хочу!

— Том, — сказал Гек, останавливаясь. — А ведь, наверное, можно так, чтобы он не крестился.

— Как? — спросил Том и тоже остановился.

— Ну… я отрежу у него несколько волосков с головы и сожгу. Чтобы черти к нему не привязались. И всё будет в порядке.

— Нет, Гекки, ничего нет сильнее против чертей, чем крест.

— А если я его перекрещу?

— Не знаю, Гекки. Пожалуй, человек должен сам.

— Послушай, Том, ведь живёт же у нас в городке индеец Джо. Ни в какого бога не верит. И никакая беда с ним не приключается.

— Ну, индеец погибший человек. Все так говорят. Он давно продал душу дьяволу.

— Так-то оно так, Том. Но я знаю наверняка, что если перекрестить человека, то беду от него можно отвести.

Том подумал, почесал ногу об ногу и вздохнул.

— Может быть, ты и прав, Гек.

Гекки подошёл к Андрею и перекрестил его.

Андрей засмеялся.

— Дурень, — сказал Том. — Смеяться нельзя, иначе крест не подействует. Не смейся.

И он сам дважды перекрестил Андрея.

— Ну, вот и всё. А теперь — к дому вдовы Дуглас!

Да, игра в Робин Гуда была замечательной!

У Тома в лесу, в специальном тайнике, хранился целый арсенал оружия — луки, стрелы, мечи. Все по очереди были знаменитым разбойником Шервудского леса. Но лучше всего это получалось у Тома. Ни Андрею, ни Геку Финну ни разу не удалось поймать его и предать суду, так хорошо он умел прятаться и лазать по деревьям.

Они играли до темноты.

А когда смерклось так, что с трудом можно было рассмотреть собственную руку, Гек сказал:

— Пора, ребята.

И они направились в чащу леса к колоде с гнилой водой.

К ночи поднялся ветер. Зашумели листьями невидимые деревья на Кардиффской горе.

Скоро тропа, по которой они шли, потерялась. Под ногами затрещали сучья, зашелестела сухая трава. Становилось всё темнее и глуше. Ребят не было видно, только по шороху листьев Андрей знал, что они идут впереди.

— Том, — тихонько окликнул Андрей, — может, пойдём назад? Пусть бородавки остаются. Мы в другой раз…

— Ужинать! — сказал Том голосом отца.

За спиной что-то щёлкнуло, вокруг стало светло, как

будто взошла луна, широко распахнулись дверцы книжного шкафа, и отец втащил Андрея за руку в комнату.

— Ужинать!

— Пусти! — крикнул Андрей. — Мы только что пошли в лес выводить бородавки, а ты кричишь — ужинать! Знаешь, как было здорово? Ну, разреши ещё пятнадцать минут, папа!

— В лес на пятнадцать минут не ходят, — сказал папа. — И завтра у тебя целый вечер. Успеешь встретиться с ними. Ну, как тебя принял Том Сойер?

— Сначала мы чуть не подрались, — сказал Андрей. — Потом подружились. А потом к нам подошёл Гек Финн, и я с ним тоже подружился. О папа, это такие ребята!.. Только смешно — они в бога верят и в разных чертей.

— Время такое было, Андрюха, — сказал папа, — вот и верили. А ребята они славные. Я сам когда-то вместе с Томом и Геком пиратствовал на острове Джексона и вместе с ними искал сундучок с золотом, который спрятал в пещере индеец Джо…

— Пап, неужели, когда ты был мальчишкой, Том и Гек были точно такими же, как сейчас?

— Точно такими же.

— А почему?

— Потому что они всегда останутся мальчишками, даже через сто лет. У книг нет возраста.

— Нет, ты скажи — почему?

— Когда-нибудь ты поймёшь, Андрей. Не сейчас. Сейчас надо ужинать. А тебе ещё делать уроки.

— Папа, а теперь я всегда могу один… на машине?

— Конечно, можешь, — улыбнулся папа. — И с каждым разом у тебя будет получаться всё лучше. Только запомни: чтобы пустить машину в ход, нужно прочитать книгу, с героями которой хочешь познакомиться.

* * *

Прибежав из школы, Андрей сразу же направился к шкафу.

Пока дома никого нет, можно уговорить Тома Сойера пойти на рыбалку, которую он обещал в прошлый раз. А о Кардиффской горе и бородавках лучше не вспоминать. Уж очень страшной была та ночь…

Он открыл шкаф, нашёл на полке книгу, на обложке которой был нарисован мальчишка в клетчатых брюках и в соломенной шляпе, и быстро прочитал несколько строчек, в которых упоминалось имя Том.

Он очень торопился — так ему хотелось на тихую улицу, заросшую травой, где мальчишки азартно играют в шарики.

— Раз! — и вот он уже в шкафу.

— Два! — дверцы шкафа захлопываются.

— Три! — задняя стенка ложится, как мостик.

Вот она, улица. И навстречу ему идёт мальчишка в клетчатых брюках и в аккуратной курточке, застёгнутой на все пуговицы. На этот раз рубашка у него очень чистая и есть даже галстук — широкая синяя лента, завязанная красивым узлом под воротником. Интересно, с чего это Том сегодня так вырядился? Может, у них какой-нибудь праздник, вроде Первого мая? Ух ты, даже лицо мальчишки не похоже на лицо Тома Сойера — волосы тщательно причёсаны, и нос вроде бы потоньше, и губы не обветренные…

Мальчишка мельком взглянул на Андрея и, даже не замедлив шага, прошёл мимо.

Не узнал!

— Эй, Том, послушай! — крикнул Андрей.

Мальчишка остановился.

— Что тебе нужно?

Голос вроде немного похож. А вот волосы и глаза…

— Ты — Том?

— Том, — сказал мальчишка.

— Помнишь меня? — спросил Андрей. — Вчера мы с тобой собирались удить рыбу с плотов. И с нами был Гек…

— Гек? — удивился мальчишка. — Не знаю никакого Гека. И тебя тоже вижу в первый раз.

— Но вчера ты сам сказал: «Пойдём удить рыбу с плотов». А Гек сказал, что будет плохой клёв, и мы решили идти в лес играть в Робин Гуда…

— Мы никогда не удим рыбу с плотов. Мы удим с набережной, где стоят старые пушки. И вчера я не собирался идти на рыбалку. Вчера был дождь, ко мне пришёл Филь Адаме, и мы весь день просидели дома.

— Но ведь тебя зовут Том? — сказал Андрей.

— Да.

— Том Сойер?

Мальчик пожал плечами.

— Не знаю никакого Тома Сойера. Меня зовут Том Белли.

— Том Белли…

Андрей растерянно оглянулся. И только сейчас заметил, что улица, на которой он стоит, и дома кругом совершенно не похожи на те, вчерашние. Те дома были из гладких досок, а эти — из тёмных тяжёлых брёвен, и на улице нет травы, и вдоль улицы двумя шеренгами, как солдаты, стоят высокие старые вязы.

— Ваш город называется Сент-Питерсберг? — спросил Андрей.

Том Белли посмотрел на него, как на сумасшедшего.

— Сент-Питерсберг! — свистнул он. — Я даже не знаю такого. Наш город называется Ривермут.

— Ривермут?! — воскликнул Андрей. — Я же хотел в Сент-Питерсберг. Как же так получилось?

— Вот те на! — сказал Том Белли. — Приехал в город и не знаешь, как он называется. Да ты сам-то откуда?

— Из Ленинграда.

— Не слышал, — сказал Том. — Это, наверное, на востоке, да?

— Не знаю, — сказал Андрей. — Я всё перепутал. Наверное, взял не ту книжку из шкафа…

«Тр-р-р-рах!..» — взорвалось что-то над домами.

Андрей и Том одновременно подняли головы.

Из-за крыш в небо, оставляя за собой дымный хвост, взвилась ракета. Вот она остановилась, как бы устав взбираться на гору, вспыхнула яркой зелёной звездой и погасла, оставив после себя белое облачко.

— Слушай, мне некогда стоять здесь с тобой и разговаривать, — сказал Том Белли. — Знаешь, какой день сегодня? Четвёртое Июля. День независимости Америки. Вечером на площади будет потрясающий фейерверк. А сейчас меня ждут друзья. Ты, кажется, парень хороший, свой. Если хочешь — идём со мной, я познакомлю тебя с Филем, Чарли Марденом и Перецом Виткомбом. Ты нам потом всё расскажешь. Ну, как, идём?

— Идём, — сказал Андрей.

На площади, у большого каменного дома, украшенного гирляндами из зелёных веток и красно-белым полосатым флагом, похожим на матрац, столпились дамы в светлых платьях, мужчины в длиннополых сюртуках, мальчишки в куртках с блестящими пуговицами.

Над бантами, яркими зонтиками, шляпами высилась голубая трибуна, с боков которой свисали полотнища таких же полосатых флагов. На трибуне размахивал руками какой-то человек в чёрной одежде. Издали он был похож на жука, дрыгающего лапками.

— Это секретарь муниципалитета Элькинс, — шепнул Андрею Том. — Стой здесь, никуда не уходи. Сейчас я найду ребят.

Он нырнул в толпу.

Андрей прислушался к тому, что говорил Элькинс. Но до него долетали только обрывки фраз:

«Уважаемые сограждане… бостонский чай… власть короля… первый день свободы… англичане…»

Мужчины вытягивали шеи, дамы поднимались на цыпочки. Все внимательно слушали.

От нечего делать Андрей стал разглядывать двух девчонок в нарядных кружевных платьях, стоящих неподалёку.

Девчонки заметили Андрея, переглянулись, фыркнули. Потом стали шептать что-то друг другу на ухо, глазами показывая на Андрея. Видимо, странной показалась им школьная форма соседа.

В этот момент Элькинс на трибуне громко крикнул:

— Ура!

— Ура!.. Да здравствует свободная Америка!.. — загремело со всех сторон.

Полетели в воздух шляпы, застучали каблуки, мужчины захлопали в ладоши.

Через толпу протиснулся Том Белли, а за ним ещё трое мальчишек.

У самого высокого из них на голове красовался чёрный шёлковый цилиндр, как у взрослого.

Лицо второго, низенького и толстого, покрывало невероятное количество веснушек.

Третий держзал ца плече, как ружьё, толстую палку.

— Вот он, — сказал Том Белли. — Только я сам не знаю, как его зовут. Тебя как зовут?

— Андрей.

— Будем знакомы!

Все четверо церемонно поклонились и по очереди пожали Андрею руку, называя себя.

— Чарльз Марден, — сказал высокий и приподнял цилиндр.

— Перец Виткомб, — пискнул веснушчатый.

— Филь Адаме, — басом прогудел третий, опуская палку к ноге.

— Ну, а меня ты знаешь, — сказал Белли. — Идёмте, ребята, поищем тихое местечко и поболтаем.

— На бульвар, — сказал Перец.

— Очень много народу, — покачал головой Филь Адаме.

— В кондитерскую Петтинджиля! — предложил Чарльз Марден.

— Ура! — крикнул Перец. — Будет вкусно!

Кондитерская находилась тут же, на площади. Она занимала нижние комнаты двухэтажного дома. Чарльз Мар-ден дёрнул дверь с матовым стеклом, серебристо зазвенел колокольчик в небольшом зале — и мальчишки вошли внутрь.

По стенам на полках были красиво расставлены коробки, перевязанные розовыми и голубыми ленточками. С крышек коробок улыбались кудрявые красавицы, прижимающие к груди букеты роз.

На стойках под стеклом нежно белели и розовели кремовые башенки тортов и пирамиды конфет в ярких бумажках. Сладкий запах ванили и рома поднимался от напудренных сахаром кексов и пудингов.

За прилавком стояла продавщица в кружевном переднике и кружевном чепчике. Она была поразительно похожа на красавицу с конфетной коробки.

«Славные ребята, — подумал Андрей. — Это тебе не Том Сойер, который чуть что — сразу драться… Новое, интересное приключение…»

Кафе помещалось в комнате за магазином. Мальчики прошли туда и заняли столик.

В глубине комнаты за зелёной занавесью мистер Пет-тинджиль принимал заказы.

Чарльз Марден заказал мороженое, и через минуту девушка в белом переднике поставила перед ними блестящий поднос. На стеклянных вазочках лёгкими горками высилось красное, малиновое и кремовое ванильное мороженое. Из каждой горки торчала тоненькая костяная ложечка.

— Ну, теперь можно поговорить! — сказал Чарльз Марден.

Но разговора не получилось.

Кажется, Андрей не особенно интересовал ребят. Все набросились на мороженое, и скоро вазочки опустели.

Андрей тоже не отставал от других. Душистое мороженое приятно таяло во рту.

— Э, ребята, так ничего не выйдет! — сказал Том Белли. — Что о нас подумает гость? Наверное, скажет, что мы никогда в жизни не пробовали мороженого!

— Давайте говорить сейчас, — предложил Андрей.

— За пустыми вазочками? — хихикнул Перец. — Неинтересно.

— Спросим ещё! — воскликнул Марден, облизывая ложечку.

— А у тебя денег хватит? — спросил Филь Адаме.

Марден вынул из кармана куртки кожаный бумажник и показал ребятам.

— Если я говорю — спросим ещё, значит, хватит.

Он придвинулся к Тому Белли и что-то прошептал ему на ухо.

Том Белли подмигнул ребятам.

— Тогда… У нас есть такое правило: заказывает новенький. Ну, Эндрю, ещё пять порций!

— Почему — новенький? — пробормотал Андрей. — Ведь угощает Марден…

— Такое правило, — сказал Том. — Ты должен показать нам, что ты — не трус.

Андрей поднялся со стула.

Ну, конечно же, он не трус! Подумаешь, заказать ещё пять порций мороженого!

Он прошёл за занавес.

Мистер Петтинджиль сидел за стойкой и что-то записывал в толстую книгу. Лицо у него было строгое.

— Мистер Петтинджиль, пришлите нам ещё пять порций, — тихо сказал Андрей.

— Малинового или ванильного? — спросил мистер Петтинджиль, отрываясь от книги.

— И того… и другого, пожалуйста!

— Сейчас вам подадут.

Андрей вышел из-за занавеса и направился к столику.

«Что это? Где они?»

На подносе пустые вазочки. Стулья в беспорядке вокруг стола. И никого! Ни одного человека!

Ноги и руки Андрея похолодели.

Черти! Удрали, пока он разговаривал с мистером Петтинджилем! А у него — ни копейки американских денег! Ну и шуточки у этих американских мальчишек!

За перегородкой зазвенели ложечки. Несут!

Андрей бросился к двери. Румяная продавщица раскладывала на стеклянном блюде пирожные.

Нет. Через магазин нельзя. Он оглянулся направо, налево…

Окно!

Андрей с разбегу вскочил на подоконник и, зажмурив глаза, прыгнул вниз. Пятки больно ударились о тротуар. Хорошо ещё, что первый этаж.

А сейчас — бежать, бежать, бежать!

Он открыл глаза.

Не было ни тротуара, ни кондитерской, ни города Ривермута.

Он стоял перед открытым шкафом и держал в руке книгу.

Машинально взглянул на переплёт. На нём было написано:

ТОМ БЕЛЛИ

«ВОСПОМИНАНИЯ АМЕРИКАНСКОГО ШКОЛЬНИКА»

Так вот, значит, что он взял вместо «Приключений Тома Сойера» с полки!

— Уф! — вздохнул Андрей. — Ну и друзья!

А он им ещё хотел рассказать о Ленинграде, о Неве и о белых ночах…

Лучше бы в Сент-Питерсберг, к Тому Сойеру…

* * *

— Ну как, побывал вместе с Томом на Кардиффской горе? — спросил папа, когда пришёл с работы.

— Нет, — сказал Андрей. — Я случайно попал в Ривермут и познакомился с Томом Белли. И ещё с Филем Адам-сом, Чарли Марденом и рыжим Перецом. Противные мальчишки. Они пригласили меня в кондитерскую есть мороженое, а сами сбежали.

— А, так ты тоже побывал в кондитерской Петтинджиля, как я когда-то! — улыбнулся папа.

— Ты тоже ел с ними мороженое? — удивился Андрей.

— Конечно! Это было давно, лет двадцать назад. И они точно так же надули меня.

— И ты прыгал через окно? — спросил Андрей.

— Прыгал, — сказал папа. — Это — книжка моего детства. Мне подарили её, когда я был так же, как ты, в третьем или четвёртом классе. Вот дожила до сих пор и стала твоей. Ты познакомился с моими старыми знакомыми. Не сердись на них. Это хорошие ребята. Им просто очень скучно жить в своём прилизанном Ривермуте, вот и придумывают шутки. У них всё не так, как, например, у тебя. Утром перед завтраком они молятся вместе с родителями. В школе пишут нудные прописи и зубрят никому из них не нужную латынь. Придут домой — дома то же: «сюда нельзя, это не трогай, помни, что ты — сын приличных родителей и должен дружить только с приличными мальчиками…»

Вот они и выдумывают, чтобы жизнь была веселее. Ты, по сравнению с ними, очень счастливый человек, Андрюха.

* * *

… «В прошлый раз я перепутал книги случайно, — подумал Андрей. — А что, если взять наугад какую-нибудь книгу? Закрыть глаза, снять книгу с полки и, не глядя, как она называется, прочитать несколько строчек из середины? Что получится?»

Он стоял около открытого шкафа и смотрел на разноцветные корешки книг.

«Вот, например, эту, с пулемётной лентой, нарисованной на обложке».

Сняв книжку с полки, Андрей сразу же открыл её посредине и начал читать:

«Иду. Никто меня не трогает — то ли потому, что у меня на голове чёрная казачья шапка, то ли просто не замечают меня.

Вдруг увидел — из самого крайнего окошка кто-то машет мне рукой.

Васька!.. Ну да, Васька! Такой же грязный и распухший, как был вчера, только синяки на нём позеленели и пожелтели. В окошке одна его голова торчит да руки. Машет мне рукой — уходи, мол…»

… Книги отъехали в сторону, и Андрей, не отрывая глаз от строчек, шагнул в шкаф.

Раз!

Два!

Три!

Пыльная улица. Белые дома под красными черепичными крышами. За домами — сады. Ветки яблонь гнутся под тяжестью красных и жёлтых яблок. Некоторые даже подпёрты палками, чтобы не сломались. А вот и груши. И тёмно-синие сливы в густой листве… И у входа в каждый дом — крылечко под навесом. На ступеньках сидят девушки в кофточках с вышитыми красными и синими цветами, в длинных юбках, из-под которых виднеются сапожки на высоких каблуках.

На перилах крылечек — парни в голубых, жёлтых, коричневых рубахах со множеством пуговок-шариков. Брюки у парней похожи на военные галифе, на ногах сапоги с высокими голенищами, на головах — шапки-кубанки из белого, чёрного или золотистого каракуля.

Парни грызут семечки, лихо сплёвывая шелуху в сторону, пересмеиваются с девушками.

Андрей идёт по улице, разглядывая дома, сады, парней, девушек.

Что это? Куда он попал?

Вот улица кончилась у большого белого дома. Крыльцо у дома тоже большое, а на нём, на перилах и на ступеньках, — человек двадцать. Молодые и старые.

У одного старика — черкесская форма: бешмет с позолоченными газырями-патронами на груди, кинжал с белой ручкой в позолоченных ножнах на поясе, на голове чёрная мохнатая папаха.

Старик что-то рассказывает, разводя руки. Его внимательно слушают. Наверное, он здесь главный.

Андрей остановился, заглядевшись на старика.

У двери он заметил небольшую синюю табличку. На ней было написано:

СТАНИЧНОЕ ПРАВЛЕНИЕ

Куда же всё-таки он попал? В какое время? В какое место?

Вдруг чья-то тяжёлая рука опустилась ему на плечо.

— Постой, голубчик, не торопись. Я тебя узнал!

Андрей вздрогнул и поднял голову.

Рядом с ним стоял здоровенный казак с чёрной бородой и в такой же лохматой папахе, как казак на крыльце.

— А ну-ка, идём, шкет!

Казак схватил Андрея за шиворот и поволок его вверх по ступеням крыльца.

Все сидевшие на ступеньках поднялись и загалдели.

Андрей рванулся:

— Кто вы такой? Вы не имеете права!

— Иди, шкет, иди! Пра-аво!

Не успел Андрей перевести дух, как оказался в коротком и тёмном коридоре.

Бородатый толкнул плечом какую-то дверь и ввалился вместе с Андреем в просторную комнату.

Посредине комнаты — письменный стол. У стен в пирамидах винтовки.

— Здравия желаю, атаман, — сказал бородатый, подталкивая Андрея к столу, за которым сидел рябой лысый человек с трубкой во рту.

— Здорово, Поликарп Семёнович, — сказал рябой, не вставая с места. — Кого привёл?

— Шпиёна большевицкого.

— Ишь ты, — нехорошо усмехнулся рябой, прищуриваясь на Андрея. — Молоко на губах не обсохло, а тоже шпиёнит…

«Пропал! — подумал Андрей. — Вот теперь влип так влип! Надо как-то выкручиваться, что-то говорить…»

— Дяденька! — взмолился он — Пусти. Я не виноват. Я к вам случайно попал…

— Ишь ты, — снова усмехнулся рябой. — Все попадают случайно. Сами небось не приходят. Ты есть откуда такой?

— Я из Ленинграда. Я в семьдесят шестой школе учусь, в третьем классе…

— Что-что? — Рябой приподнялся из-за стола. Глаза у него стали круглыми. — Ленин-град? Уже город, значит, такой объявился большевицкий? Ну, Поликарп Семёнович, спасибо тебе. Важную птицу поймал.

Бородатый благодарно щёлкнул каблуками.

— Энтого хлопца я ещё раньше заприметил. Он со вчерашним из одной шайки.

— С которым? — спросил рябой. — С тем, что Сидора Порфирыча за палец укусил? Горячий хлопец, норовистый. А ну-ка тащи и того тоже сюда. Нехай поздоровкаются!

Бородатый повернулся на каблуках и вышел за дверь.

Атаман сидел за столом и пыхтел трубкой. От едкого табачного дыма у Андрея запершило в горле. Он едва сдержался, чтобы не чихнуть.

Через минуту дверь открылась и в комнату вошёл бородатый, таща за шиворот мальчишку в огромных растоптанных сапогах и в таком же огромном грязном пиджаке, похожем скорее на пальто. Лицо у мальчишки было грязное, под глазом свежий синяк. Одной рукой он поддерживал оторванный рукав пиджака, другой — штаны.

— Скажи, ты его знаешь? — спросил атаман, показывая на Андрея.

Мальчишка повернулся, посмотрел исподлобья.

— Нет.

— Ишь ты, он к тебе в гости пришёл, а ты, дурак, отказываешься. Нехорошо. Этак приятеля и обидеть можно. Он вот о тебе беспокоится, говорит: ты с ним с одного большевицкого отряда.

Мальчишка вздрогнул и повернул голову к Андрею.

— Да, да, — сказал атаман, — дела у вас большие затеяны. Да от нас никуда не денешься.

— Всё про вас знаем, — поддакнул бородатый.

Мальчишка побледнел, заморгал глазами.

И тут Андрей не выдержал, рванулся к столу.

— Зачем вы обманываете! — закричал он прямо в лицо рябому атаману. — Ничего я вам не говорил! Ни о каком отряде! И мальчишку этого я даже не знаю! И попал я сюда совершенно случайно! Не на той странице книжку открыл!

Атаман откинулся на спинку кресла, оскалился.

— Щенок! Ишь какой книгочей нашёлся! Грамоту понимает! Шпиёныш! А ну-ка, Поликарп Семёнович, посади их обоих в холодную!

Бородатый снова схватил мальчишку и Андрея за воротники и, поддавая им коленом пониже пояса, вывел из комнаты.

Во дворе стоял длинный дощатый сарай. У двери сарая прогуливался чубатый казак с винтовкой в руках.

— А ну-ка, Спиридон, примай гостей дорогих! — сказал бородатый чубатому.

Казак закинул винтовку за спину, достал из кармана брюк ключ, отомкнул им огромный ржавый замок. Толкнул ногой скрипучую дверь.

Из сарая потянуло сыростью.

— Вались! — крикнул бородатый и толкнул мальчишек в сарай.

— Мамочка! — закричал Андрей, падая в темноту.

Он ударился лбом обо что-то твёрдое. В глазах вспыхнули искры.

— Ма!.. — ещё раз крикнул Андрей и очнулся.

Родная комната. Открытые дверцы шкафа. Плотные ряды книг…

Он опасливо оглянулся.

Нет, бородатого нигде не видно. Тишина кругом. Слышно, как в соседней комнате торопится, считает секунды будильник. А вот и портфель с учебниками, который он бросил у входа.

«Едва спасся, — подумал Андрей. — Ещё бы немного— и не вырваться мне из этого сарая… Нет, с книжками нельзя наугад. Всегда нужно посмотреть, как называется..»

Он взглянул на обложку.

Книжка называлась «Юнармия». Автор — Григорий Мирошниченко.

В передней щёлкнул замок. Это пришла мама.

Андрей бросился к ней.

— Ма! Меня сейчас чуть казаки не расстреляли!

— Ох, как ты меня напугал, Андрей! — сказала мама, снимая пальто. — Какие казаки? Что случилось?

— Царские казаки, — сказал Андрей. — В станице. Меня и ещё какого-то мальчишку. Один казак бородатый такой. А другой — атаман, рябой и лысый. Бородатый сказал, что я — большевистский шпион. А рябой говорит: посадить их обоих в холодную…

— Что ты выдумываешь, Андрей? — тревожно спросила мама. — Где ты всё это видел?

— В шкафу, — сказал Андрей.

— В каком ещё шкафу?

— Да в нашем, книжном. Понимаешь, если достанешь книгу и прочитаешь из неё несколько страниц, то шкаф становится пустой. Тогда нужно войти в него — и путешествуй куда захочешь…

Глаза у мамы стали совсем ненормальными.

— Ты, наверное, перезанимался в школе. Сколько у вас сегодня было уроков?

— Четыре.

— Ты давно дома?

— Не знаю. Я как пришёл, сразу начал путешествовать в эту самую станицу. Я сам не знал, что туда попаду. Открыл наугад книжку и…

— Сколько раз я говорила отцу, что тебе рано читать такие книжки, — вздохнула мама. — У тебя и так слишком богатая фантазия, а тут ещё…

— Ничего, мама, не рано! Я знаешь где побывал? В городе Сент-Питерсберге у Тома Сойера. И ещё в Ривермуте у Тома Белли. А сегодня решил наугад и попал прямо к казакам.

— Сегодня же поговорю с отцом, чтобы строго-настрого запретил подходить тебе к шкафу с книгами, — сказала мама.

— Он не запретит, — сказал Андрей убеждённо. — Он сам сказал, что теперь я понимаю и поэтому он — счастливый человек.

— Твой отец сам как ребёнок, — сказала мама. — Не понимает, что такими вещами не шутят.

— Но это не шутка, мама! Это всё правда!

Мама ничего не ответила и ушла на кухню.

«Плохо, — подумал Андрей. — Не нужно было ей ничего рассказывать».

* * *

Вечером отец разговаривал с мамой. Сквозь тонкую кухонную дверь были слышны их голоса.

— Что это за путешествия в книжном шкафу? — спросила мама.

— Ничего особенного, — сказал отец. — Я просто показал ему за переплётами книг машину времени. Научил его пускать эту машину в ход. Мы вместе побывали в Африке. Видели льва и редких птиц турако.

— Ты сам очень большой фантазёр, Виктор, и ребёнка приучаешь к этому. Мне кажется, что ему ещё очень рано…

— Фантазия — это лучшее качество человека, Валя, — сказал отец. — Пусть фантазирует. У него как раз такой возраст, когда он может жить в книгах. Мы уже этого не можем…

— Но он, кажется, начал читать книги, которые ему ещё рано!

— Не беспокойся, если он понимает, что происходит в книге, значит, не рано.

— Сегодня он просто испугал меня. Он сказал, что его чуть не расстреляли казаки!

Отец засмеялся.

— Ну, молодец! Хотел бы я сейчас быть на его месте!

— Тогда иди и не мешай мне на кухне, — сказала мама с обидой в голосе. — Я хотела с тобой поговорить серьёзно, а ты…

— А я и говорю совершенно серьёзно, — сказал папа.

* * *

— Вот так-то, Андрюха, — сказал он, подсаживаясь к столу, за которым занимался Андрей. — Фантазия, брат, такая штука, за которую приходится расплачиваться. Ты что рисуешь?

— Казака.

— Странный он у тебя какой-то получился. На снежную бабу похож. С метлой в руке.

— Это у него не метла, это — винтовка, — сказал Андрей.

— А это что за прутья?

— Выстрел. Знаешь, когда стреляют, дым из ствола идёт.

— Ясно, — сказал папа. — Морда у него очень красивая вышла. Ишь борода какая! Зверь!

Андрей взял синий карандаш и прицепил на пояс казаку шашку, похожую на длинную рыбу. Полюбовался рисунком.

— Тютелька в тютельку, — сказал он.

— Уроки сделал? — спросил папа.

— Давно.

— Телевизор посмотрим, что ли?

— Нет, некогда, — сказал Андрей. — Мне надо узнать, что стало с тем мальчишкой в «Юнармии». Надо помочь ему, понимаешь?

— С каким мальчишкой?

— Да с тем, с которым меня в сарай посадили.

— Ясно, — сказал папа. — И чем же ты ему хочешь помочь?

— Придумаем, как из сарая убежать.

— Ну, молодец, Андрюха! — засмеялся папа. — Конечно, обязательно надо помочь! Обязательно!

После ужина Андрей снова пустил машину в ход.

Он знал, что сейчас окажется в белой казачьей станице, в холодном сарае, и что в любой момент в сарай может прийти страшный бородатый казак, но не боялся. Когда задняя стенка шкафа откинулась в темноту, он стиснул зубы и шагнул вперёд.

Через некоторое время глаза привыкли к сарайным сумеркам и он увидел мальчишку.

Тот сидел у стены, подтянув к подбородку колени, маленький, худенький, почти с головой утонувший в своём необъятном пиджаке.

Андрей опустился на землю рядом с ним.

Мальчишка вздрогнул, поднял голову, стрельнул в Андрея коротким взглядом и снова опустил подбородок на колени.

— Тебя как зовут? — прошептал Андрей.

— Васькой, — чуть слышно ответил мальчишка. — А тебя как?

— Андреем. За что это тебя сюда?

— За драку. С казачатами подрался.

— Со взрослыми? — удивился Андрей.

— Зачем со взрослыми? Тоже с мальчишками. Взрослый-то тебе ка-ак даст нагайкой по башке, будешь лететь до самого вокзала.

— А ты разве не казак?

— Не-е. Мы — иногородние. Мой батька на железной дороге работает. В депо. Слесарь он.

— А чего это атаман про какой-то отряд говорил? Будто мы вместе с тобой из одного отряда?

— Так… трепался, рябой чёрт, — сказал Васька. — Ну из какого отряда я могу быть? Сам подумай.

Андрей подумал. На боевого человека Васька не был похож. Слишком худенький да какой-то испуганный.

— А ты разве из отряда? — спросил Васька, помолчав.

— Конечно! У нас в школе отряд. Да не один. Сколько классов — столько отрядов. А все вместе они называются дружиной.

Васька вдруг схватил Андрея за руку:

— Слышь, Андрюха, только молчи про отряд! Спрашивать будут, хитрить будут, бить будут — молчи! Лучше язык откуси, но про отряд — ни слова. Потому, как узнают — убьют! У меня вон наган без патронов нашли, теперича пятый день мордуют…

— А для чего тебе наган, Васька?

— Как — для чего? Мы ж для отряда оружие собирали… — сказал мальчишка и вдруг осёкся.

— Чего испугался? — спросил Андрей. — Не бойся, не выдам. Честное пионерское! Так что у вас за отряд?

— Мы только начали, — сказал Васька. — Четверо нас пока. Вот наберём оружия и патронов побольше, беляков и казаков будем бить.

— Молодцы! Вот молодцы, ребята!

Андрей придвинулся к Ваське, обнял его за плечи.

— Слушай, Вась, что я тебе скажу. Скоро беляков нигде в Советском Союзе не будет. Ни одного. Их во время гражданской всех перебьют.

Васька испуганно зажал ему рот рукой.

— Тише за бога ради! А то этот чубатый чёрт у сарая услышит! Откуда ты знаешь, что всех перебьют?

— Нам про это в школе рассказывали.

— Вот здорово! — тихонько обрадовался Васька.

— Ни богатых, ни бедных не будет. Все одинаковые, понял? И все смогут учиться. И работать сами на себя будут.

— Здорово! — повторил Васька. — Нам тоже об этом рассказывал дядя Саббутин. «Вот, — говорит, — кончим всех богатеев, начнём новую жизнь. Школу построим в посёлке…»

— А кто такой дядя Саббутин?

— Мой знакомый командир батареи. Он сейчас с красными в Курсавке. Большевик он, понимаешь?

Васька гордо посмотрел на Андрея. Потом засунул руку за пазуху пиджака и вынул что-то маленькое, блестящее.

— Смотри, что у меня есть.

Андрей нагнулся и увидел на Васькиной ладони маленькую помятую красноармейскую звёздочку.

— Это мне один кавалерист подарил, когда наши уходили из станицы. Вот выгонят беляков, я её снова на рубашку надену.

Васька дунул на звёздочку, потёр её пальцами и бережно спрятал за пазуху.

— У нас все октябрята носят такие, — сказал Андрей.

Васька задумался, потом недоверчиво посмотрел на

Андрея.

— Это где — у вас?

— В Советском Союзе.

— А что такое Советский Союз?

— Вот чудак! Так назвали нашу страну после революции.

Васька снова задумался.

— А откуда ты у нас здесь взялся такой, совецкий? — наконец спросил он.

— Долго рассказывать.

— Нам целую ночь сидеть. Рассказывай.

— Всё равно — долго, — сказал Андрей. — Вот если бы убежать отсюда…

— Куда убежать?

— К вашим. Я бы всё рассказал, что будет после революции.

— У Ивана Васильевича тебя можно было бы спрятать, к нему казаки из станицы редко заглядывают, — раздумчиво сказал Васька.

— Так давай убежим!

Васька опустил подбородок на колени и снова утонул в пиджаке.

— Через крышу можно, — сказал Андрей. — Или подкоп сделаем.

— Через крышу и подкоп — ерунда, — сказал Васька. — Мы прямо через дверь наладимся.

— Как?

— Да очень просто. Скоро казак принесёт /Воду. Этот самый чубатый, Спиридон. Он всегда на ночь ведро воды приносит. Чтобы пить. Ну, как откроет он дверь, я ему сзади под ноги брошусь, а ты спереди толкай его через меня. Только изо всей силы толкай, в грудь. Как, значит, он опрокинется, ты — в дверь и давай к вокзалу. За меня не беспокойся, я-то дорогу найду. Только чубатого толкай изо всей силы. Он здоровый бугай, понял?

— Понял. А как бежать к вокзалу?

Васька подробно объяснил.

Целый час они разрабатывали план нападения на казака.

Потом Васька сказал:

— Всё! Тихо! Скоро придёт.

Они подобрались к двери сарая. Васька встал около створки, Андрей чуть сбоку него.

Прошло несколько длинных-длинных минут.

Андрей вздрагивал от каждого случайного шороха. А если казака не удастся сбить с ног? Что тогда?

Наконец на дворе что-то звякнуло, послышались тяжёлые шаги, кто-то остановился у сарая и начал отпирать замок.

Васька показал рукой: приготовься!

Андрей слегка присел, сжался пружиной. Сердце часто колотилось в груди. В голове слегка позванивало от напряжения.

С лязгом отомкнулся замок, медленно распахнулась дверь, и внутрь сарая просунулось ведро, а за ним — чубатый казак Спиридон.

— Эй, вы, шпиёныши, живы? — крикнул он, вглядываясь в темноту.

Серым клубком метнулся под ноги Спиридону Васька. С короткого разбега толкнул в грудь Спиридона

Андрей. Толкнул с такой силой, что больно хрустнули пальцы. Шлёпнулось на землю ведро, заливая водой ноги.

— Эк! — крякнул казак и перелетел через Ваську, высоко задрав ноги. Задребезжала шашка, колесом покатилась по полу кубанка.

— Беги! — закричал Васька, и оба бросились со всех ног в разные стороны.

Андрей миновал станичное правление, перебежал улицу и свернул в правый переулок, как рассказывал Васька.

За спиной ударило подряд два выстрела.

— Лови! Держи!

Это опомнившийся Спиридон палил в белый свет из винтовки.

Сзади послышались быстрые мягкие шаги. Кто-то нагонял Андрея. Он обернулся. Прямо на него летел казачонок в белой черкеске и в белой папахе. В сумерках невысокая белая фигура была похожа на привидение. В руке у казачонка узко поблёскивал кинжал.

«А ведь ударит!» — подумал Андрей с ужасом и тут в конце переулка увидел открытую кабину шкафа.

Ух ты, как вовремя!

Запыхавшись, влетел он в кабину, и в тот же момент задняя стенка отгородила его от казачьей станицы.

* * *

В воскресенье собирались за город, но с утра небо затянуло тучами и пошёл дождь.

Папа чинил на кухне электрический утюг. Андрей сидел рядом, скучая.

— Па, а можно попасть к индейцам?

— Почему именно к индейцам? — спросил папа.

— Понимаешь, Том Сойер рассказывал мне про индейцев. Он даже мечтал убежать к ним, только решил, что пиратом быть лучше. А я не хочу быть пиратом. Мне хочется про индейцев, а у тебя ни одной книги про них нет.

— Плохо смотрел, — сказал папа. — Подожди, я сейчас найду.

Он вытер руки, повёл Андрея в комнату и достал из шкафа тёмно-коричневую книгу. На переплёте были нарисованы лук и три стрелы — синяя, белая и зелёная.

— Это книга про канадских индейцев.

— Сат-Ок, — прочитал Андрей. — «Земля Солёных Скал». Папа, а кто такой Сат-Ок?

— Сейчас узнаешь. Ну, так хочешь в Канаду?

— Хочу. А ты поедешь?

— Некогда. Да и потом тебе одному интереснее, правда?

— Правда.

— Тогда — отправляйся.

Андрей открыл книгу и начал читать.

Он даже не заметил, как вошёл в шкаф, как захлопнулись дверцы и откинулась задняя стенка.

… Он очутился на поляне, окружённой густым тёмным лесом.

Огромные деревья высокими колоннами поднимались к небу, закрывая солнце. Только вершины их были освещены, и над ними плыли яркие облака.

Посредине поляны горел небольшой костёр. Около него стояли три мальчика в серых замшевых куртках и в таких же серых брюках, украшенных красной шерстяной бахромой. Сначала Андрею показалось, что это не мальчики, а девочки, — так длинны были их чёрные блестящие волосы. У одного из мальчишек они были даже заплетены в две косички, падающие на грудь. Все трое держали в руках луки, а на поясах у них висели ножи в кожаных ножнах.

Андрей увидел, как один из мальчишек достал из колчана за спиной длинную стрелу и наложил её на тетиву лука. Расставив пошире ноги, он прицелился во что-то и натянул тетиву.

«Куда выстрелит?» — подумал Андрей, оглядывая деревья вокруг поляны. На деревьях не было никакой мишени. Но мальчишка куда-то тщательно целился. Два его товарища внимательно следили за каждым движением его рук.

«Туп-п…» — резко выпрямилась тетива.

Стрела светлой полоской мелькнула в воздухе и исчезла в кустах на краю поляны. Только сейчас Андрей заметил голову оленя, торчащую из кустов.

«Почему олень не убегает? Почему он их не боится?»— подумал Андрей.

Свистнула вторая стрела и воткнулась прямо оленю в лоб.

«Ха! Да ведь это же не настоящий олень! Это мишень! — догадался Андрей. — Интересно, из чего она сделана?»

Маленький индеец, попавший в оленя, не закричал от радости и не бросился за своей стрелой. Он сделал какой-то знак пальцами и отошёл в сторону. Его место занял второй стрелок.

Этот стрелял быстрее.

Раз — и первая стрела воткнулась оленю в глаз.

Два! — и вторая уже рядом с той, что пустил первый мальчишка.

— Здорово! — закричал Андрей. — Вот это да!

Трое индейцев разом обернулись на его крик.

Некоторое время они и Андрей разглядывали друг друга.

Потом тот, что стрелял первым, поднял правую руку вверх, как бы приветствуя Андрея салютом. Стрелявший вторым прижал правую ладонь к груди и вопросительно посмотрел на Андрея.

«Что это значит? — подумал Андрей. — Чего они хотят от меня? И почему они не говорят ни слова? Или они глухонемые?»

Третий индеец повесил на плечо свой лук, подошёл к Андрею и провёл пальцами по рукаву его рубашки.

— Белый человек, — сказал он. — Откуда ты пришёл? Что тебе нужно в нашем лесу?

— Мне ничего не нужно, — сказал Андрей. — Я только посмотреть…

— Что ты хочешь посмотреть, белый человек?

— Ну… как вы охотитесь… как ездите на диких лошадях… как живёте…

Индейцы переглянулись и начали делать друг другу какие-то быстрые знаки руками.

— Это вы разговариваете? — спросил Андрей.

— Да, это язык охотников, — сказал тот, что стрелял вторым. — Когда мы в лесу, мы разговариваем только так, чтобы нас не слышали птицы и звери.

— Вот здорово! — воскликнул Андрей. — И вы всё-всё можете сказать руками?

— Да, всё.

— И всё понимаете?

— Всё. Нас учат этому, когда мы ещё совсем маленькие.

— О чём вы говорили сейчас?

— Мы говорили о том, что тебя нужно отвести к нашему учителю в лагерь.

— У вас тоже есть школы и учителя? — удивился Андрей.

— Да.

— А где ваш лагерь?

— Недалеко. У реки.

Один из индейцев побежал к кустам и выдернул из головы оленя стрелы. Свои он сунул в колчан, две других отдал тому, кто стрелял первым.

Как хотелось Андрею выстрелить из настоящего индейского лука! Но он постеснялся попросить об этом ребят. Слишком серьёзными показались ему маленькие индейцы. Совсем как взрослые.

Мальчики вставили свои луки в специальные чехлы, закинули их за спины и по едва заметной тропинке направились в чащу. Один из них обернулся и сделал знак Андрею: «Иди за нами».

Они двигались по тропе быстро и совершенно бесшумно. Андрей едва поспевал за ними. Под ноги ему подворачивались какие-то невидимые корни, он спотыкался о них, наталкивался на кусты, шелестел листьями. Индеец, шедший сзади, несколько раз недовольно оглянулся.

Минут через десять вышли на берег широкой реки.

Андрей сразу же увидел треугольные индейские домики-типи среди деревьев и множество разноцветных лодок-каноэ на песке у самой воды.

Скоро все оказались на поляне у большой серой па-латки-типи, на стенке которой была нарисована птица, похожая на сову.

Из типи вышел старый индеец. Мальчики подняли руки, приветствуя его. Он поднял руку в ответ, быстро оглядел их и остановил взгляд на Андрее.

— Белый мальчик, если ты друг моих маленьких друзей и пришёл к нам с миром, пусть мой типи будет твоим типи, — сказал он.

— Я пришёл с миром, дяденька, — сказал Андрей. — Я хочу посмотреть, как вы живёте, и немного пожить с вами.

Индеец усмехнулся, услышав незнакомое слово «дяденька», но лицо его сразу же опять стало серьёзным и строгим.

— Ты — друг моих маленьких друзей, белый мальчик? — снова спросил он.

Андрей посмотрел на мальчишек.

Тот, что стрелял первым, приложил руку к груди:

— Отец мой и учитель Большой Олень, он пришёл к нам из чащи и смотрел, как мы стреляем по голове карибу. Он хочет пожить с нами. Мы просим тебя — пусть поживёт.

Большой Олень подошёл к Андрею, положил на его голову тяжёлую ладонь и повернул его лицом к себе:

— Ты хочешь учиться вместе с моими маленькими друзьями? Хочешь узнать язык леса, понимать голоса зверей и птиц, охотиться вместе с нами в горах на диких коз и стать настоящим воином?

— Хочу, — ответил Андрей.

— Ты подумал, прежде чем прийти к нам? Ты готов к этому, белый мальчик?

— Готов, — прошептал Андрей.

— Пусть будет так! — сказал Большой Олень. — Маленький Бобр, Длинный Ремень и Быстрый Мокасин, пусть он живёт в вашем типи. Я всё сказал.

Он повернулся и исчез в своей палатке.

— Теперь ты — наш брат, — сказал Андрею Маленький Бобр, тот, что стрелял на поляне первым.

Он повёл Андрея к типи, стоящему на краю поляны. Длинный Ремень и Быстрый Мокасин пошли следом за ними.

— Твой дом, — сказал Бобр, откидывая кожаную треугольную дверь палатки. — Входи.

Андрей нагнулся и вошёл внутрь.

На полу, застланном свежими зелёными ветками, лежали шкуры. У стен — три небольших тюка, перетянутых ремнями. На жердях, образующих рёбра палатки, висели охотничьи сумки, луки, колчаны со стрелами, котелки, пучки душистых трав. Посредине палатки выкопана в земле неглубокая ямка, в ней пирамидой сложены сухие ветки вперемешку с берёзовой корой. Длинный Ремень присел над пирамидкой и разжёг костёр.

Из жёлтого берестяного короба Быстрый Мокасин достал большой кусок свежего мяса, отрезал от него несколько полосок и раздал товарищам. Маленький Бобр и Длинный Ремень насадили полоски на концы стрел, уселись у костра и стали поджаривать мясо на огне. В типи вкусно запахло.

Андрей тоже присел с Маленьким Бобром и наблюдал, как шипит и румянится мясо. Ему понравилось, что индейцы всё делали молча, неторопливо и очень серьёзно. Никаких шуток, никаких споров. Каждый точно знал свои обязанности.

Когда мясо поджарилось, Бобр вынул из кожаного мешочка плоскую поджаристую лепёшку и аккуратно разломил её на четыре части. Каждую часть он насадил на стрелу с мясом и подал еду товарищам, сказав при этом:

— Ешьте, друзья, мясо горной козы, и пусть Дух Леса пошлёт побольше таких коз на наши охотничьи тропы!

Все принялись за еду.

Никогда ещё Андрею не приходилось пробовать такого вкусного, такого рассыпчатого, слегка попахивающего дымком сочного мяса! Он управился со своей порцией быстрее, чем Мокасин и Длинный Ремень.

Доедая кусочек лепёшки, спросил:

— А как по-вашему, по-индейски, хлеб?

— Баннок, — сказал Бобр.

— А козу вы сами убили?

Все трое с удивлением посмотрели на Андрея.

— Вчера вечером её убил Быстрый Мокасин у Скалы Прыгающего Оленя. Если бы не убил, у нас не было бы ужина.

— Так и легли бы спать голодными?

— Да. Если мы не убили козу, значит, мы плохие охотники. Мы не заслужили еду. Мы жевали бы только баннок.

— И никто-никто не даст вам поесть, даже те, которые убьют?

— Мы не возьмём у них мясо, даже если они предложат. Это — позор, — сказал Мокасин. — Настоящий охотник добывает-еду сам.

Бобр достал- из-за мешков ведёрко, сделанное из берёзовой коры, и пустил по кругу. В ведёрке была холодная и тоже очень вкусная вода. Каждый отхлебнул по нескольку глотков.

— А почему у вас такие имена — Быстрый Мокасин, Длинный Ремень, Маленький Бобр? — спросил Андрей. — Почему нет фамилий?

— Что такое фамилия? — спросил Ремень.

— Это… — Андрей растерялся. — Ну вот я, например, Андрей Васильев. Моего отца зовут Виктор. Значит, я — Васильев Андрей Викторович. Понимаете?

— Очень много слов, — сказал Ремень. — А за какой подвиг ты получил своё имя, и что это такое «Андрей»?

— Ну… Андрей — просто слово. Выбрали такое и назвали меня, когда я родился. Маме и отцу захотелось назвать меня Андреем, вот и назвали…

Индейцы переглянулись и засмеялись.

— Сразу назвали? — спросил Мокасин.

— Сразу.

Индейцы снова засмеялись. Андрею стало обидно.

— А у вас разве не сразу? — спросил он. — Вот почему тебя отец и мать назвали Быстрый Мокасин?

— Меня отец, и мать никак не называли. У меня ещё нет имени.

— Как — нет? А Мокасин?

— Это не имя. Это прозвище. Так называют меня мальчики потому, что никто не может догнать меня, когда я бегу. Но скоро я получу настоящее имя.

— А Длинный Ремень? — спросил Андрей.

— Тоже прозвище. Когда он был совсем маленьким, как серый кролик-вапос, он всё время убегал из селения в лес. Чтобы он не потерялся и чтобы его не съели росомаха и волк, мать привязывала его к дереву на длинном ремне.

Мальчики засмеялись.

— И Маленький Бобр — тоже прозвище?

— Нет, Маленький Бобр — это настоящее имя. Он получил его в прошлом году, когда во время лесного пожара спас от огня двух бобрят. Он чуть сам не сгорел.

— Руку обжёг, — сказал Бобр и, засучив рукав, показал большой белый шрам, стянувший кожу у локтя.

— А бобрята где? — спросил Андрей.

— Живут. Они уже совсем большие, взрослые. Я тебе их потом покажу.

— А бывает так, — спросил Андрей, — что не совершишь никакого подвига? Как тогда тебя будут называть? Прозвищем?

Индейцы опять переглянулись. Очень странным показался им этот вопрос.

— Такого не бывает, — сказал Бобр. — Каждый мальчик старается что-то сделать, чтобы старые охотники и учителя похвалили его и дали ему настоящее имя.

— Ну а если всё-таки… не получится? — сказал Андрей. — Тогда что?

Бобр пожал плечами.

— Такого не бывает, — сказал Ремень. — Я такого не помню.

— Я тоже, — сказал Мокасин.

— Ну а если всё-таки не совершишь ничего-ничего, — допытывался Андрей. — Тогда как?

— Тебя назовут Потерявшим Лицо. Все будут смеяться над тобой. Тебе будет трудно жить. Ты никогда не станешь воином и охотником.

Костёр прогорел. От него остались красные мерцающие угли. Чёрные тени дремали у стен за тюками. Мокасин бросил на угли сухую ветку. Она ярко вспыхнула. Тени заметались по стенам.

— Спать, — сказал Бобр. — Завтра пойдём к Скале Стремительного Потока на охоту.

Мальчики развернули тюки и устроили из волчьих и оленьих шкур удобные мягкие постели. Такую же постель соорудили Андрею.

Как приятно было лежать в тёмном индейском типи, вдыхая пряный аромат ветвей на полу, слушая шелест деревьев под ночным ветром снаружи и; думая о завтрашней охоте! Андрею никогда не было так хорошо и уютно. Когда последний уголёк в костре подёрнулся пеплом, он закрыл глаза и заснул.

Его разбудил резкий свист.

У входа в типи стоял учитель Большой Олень и дул в костяной свисток.

Андрею очень хотелось ещё несколько минуток поваляться на тёплых шкурах, но мальчики были уже на ногах, отставать от них было неудобно, пришлось тоже встать.

Все четверо выбежали из типи на холодный утренний воздух. На них были надеты только брюки, и Андрей сразу замёрз. Тело покрылось пупырышками.

Белёсый туман стоял над поляной. Густая роса покрывала траву. В тумане двигались маленькие фигурки — это выбегали из соседних типи другие мальчики.

— Будем делать зарядку? — спросил Андрей, растирая плечи ладонями.

— Что такое зарядка? — спросил Бобр.

Андрей показал несколько упражнений, которые делал утром с отцом.

Индейцы засмеялись.

— Так прыгает только маленькая глупая белка, — сказал Ремень. — Неужели все белые тоже так прыгают?

Андрей обиделся.

— А как вы прыгаете по утрам?

В этот момент Большой Олень снова пронзительно засвистел.

Индейцы сорвались с места и наперегонки помчались к реке. Андрей бросился за ними. На бегу тело разогрелось, исчезли мурашки, потом стало жарко.

Они выбежали туда, где над водой нависала высокая скала, похожая на сгорбленного старика. Взобравшись на его спину, мальчики сбросили брюки и один за другим прыгнули в воду. Андрей тоже хотел прыгнуть, но, когда подбежал к краю скалы зажмурил глаза. Скала обрывалась в воду так круто, что не только прыгнуть — посмотреть вниз было страшно. По воде плыли белые космы тумана, и там, в этом холодном тумане, переговаривались и плескались индейцы. Иногда их головы тёмными пятнами выныривали у подножия скалы.

«А ведь я даже плавать не умею!.. — вспомнил Андрей и отступил от края. — Что было бы со мной, если бы прыгнул?»

Противные мурашки снова побежали по телу.

Сзади кто-то крикнул:

— Давай!

Андрея сильно толкнули в спину, и он, не успев даже вскрикнуть, перевернувшись несколько раз в воздухе, шлёпнулся в воду. Брызги взлетели высоко вверх. Дух захватило от холода. Всё тело сжалось. Он несколько раз отчаянно махнул руками, дрыгнул ногами, крикнул: «Ма!..» — и с головой ушёл в кипящую ледяную глубину.

«Тону!..» — мелькнуло в голове.

Перед открытыми глазами проносились вверх белые пузыри. Внизу была серая мгла, в которую он неудержимо опускался. Воздуха не хватало. В ушах стоял грохот.

Он широко открыл рот, хотел крикнуть «спасите», но ничего не крикнул, потому что внутрь хлынула вода.

Он очнулся на берегу, на песке.

Около него, охватив колени руками, сидели Бобр, Ремень, Мокасин и ещё какой-то незнакомый светловолосый мальчишка.

Андрей тоже хотел сесть на песок, но едва приподнял голову, как река, лес и мальчишки поплыли в глазах. Светловолосый перевернул его на живот и несколько раз крепко ударил кулаком по спине. Стало полегче. Он повернулся на бок. Всё тело дрожало, как студень. Светловолосый начал растирать ему плечи и ноги. Скоро дрожь кончилась. Стало совсем легко. Только в голове ещё стоял звон. Андрей криво улыбнулся и пробормотал:

— Чуть не утонул, понимаешь…

Светловолосый мальчишка звонко хлопнул его ладонью по шее.

— Я не знал, что ты не умеешь плавать.

— Так это ты толкнул меня в воду?

— Я.

— Дурак. Разве так делают?

— Я не знал, — снова сказал мальчишка. — У нас все умеют плавать с трёх лет. Я думал, что ты просто испугался воды.

Андрею стало стыдно.

«С трёх лет! Мне уже девять, а я даже на воде не умею держаться…»

— Ладно, ничего… — пробормотал он.

— Хочешь быть моим братом? — сказал мальчишка.

— Я? Твоим братом?

— Да. Тебя как зовут? У тебя уже есть имя?

— Есть. Меня зовут Андрей. А тебя как зовут?

— Меня зовут Сат-Ок, Длинное Перо, — мальчишка гордо вскинул голову.

— Ладно, давай дружить, — сказал Андрей.

Светловолосый протянул ему руку:

— Ты будешь моим братом, Антей. Пусть мой типи будет всегда твоим типи, мой кусок мяса — твоим куском. Если нужна будет помощь, позови. Я приду.

— Спасибо тебе, Сат-Ок. Если я смогу помочь тебе, то всегда помогу.

Они помолчали, держа друг друга за руки.

— Скажи, почему у тебя светлые волосы… и ты сам немного не такой, как другие индейцы? — спросил Андрей.

— Потому что моя мать — белая женщина, — ответил Сат-Ок.

— Белая? — удивился Андрей. — Как же она попала к индейцам?

— Это длинная история, долго рассказывать. Я расскажу тебе когда-нибудь.

«Надо подарить ему перочинный нож, тот, с двумя лезвиями. Он Совсем как охотничий», — подумал Андрей.

С поляны снова раздался свист. Это Большой Олень давал знак кончать купанье.

Мальчики натянули брюки и побежали к лагерю.

Над вершинами сосен поднималось яркое солнце.

* * *

После завтрака они сидели у костра и слушали учителя.

— Сегодня пойдёте на восход, к Скалам Стремительного Потока, — сказал Большой Олень. — Будете охотиться все вместе. Пусть лес станет для вас добрым старшим братом и вторым домом. Если вы будете относиться к нему, как к старшему брату, он всегда даст вам пищу и кров. Не дырявьте напрасно стрелами воздух. Настоящий охотник накладывает стрелу на тетиву лука только тогда, когда перед ним достойная добыча. Не забудьте поблагодарить Духа Леса, когда он пошлёт на вашу тропу козу или кролика. Я всё сказал.

Большой Олень снял с жерди шатра небольшой лук и кожаный колчан со стрелами и протянул их Андрею.

— Прими этот лук, белый мальчик, брат моих маленьких друзей, и пусть его тетива никогда не ослабнет. Пусть стрелы, которые ты из него будешь выпускать, поют песню удачи.

Андрей перекинул ремень колчана через плечо и обеими руками взял лук.

— Спасибо тебе, Большой Олень, — сказал он.

Как хотелось ему тотчас выбежать из типи, положить стрелу на тетиву и выстрелить хотя бы в дерево на поляне! Но маленькие индейцы собирались на охоту не торопясь, и Андрею было неудобно показывать перед ними своё нетерпенье.

Маленький Бобр вынул из постельного тюка новенькие замшевые мокасины и бросил их Андрею.

— Надень. В своих твёрдых ты не далеко уйдёшь по лесу.

Андрей сбросил ботинки и натянул на ноги удобные, лёгкие как чулки, индейские сапожки.

Ремень подарил ему кожаную куртку с бахромой.

Большой Олень осмотрел снаряжение охотников.

— Идите.

Мальчики вышли из типи, пересекли поляну и углубились в чащу.

Маленький Бобр шагал впереди. Андрей ещё вчера заметил, что остальные мальчики подчинялись ему, как старшему.

Как только индейцы оказались в лесу, сразу же кончились все разговоры.

Теперь они переговаривались только знаками, и Андрей перестал их понимать.

«Надо скорее научиться разговаривать руками», — подумал он.

Шли долго.

Солнце высоко поднялось над вершинами деревьев, сырой лесной воздух стал парным и тяжёлым. Андрей вспотел. Хотелось присесть на камень и отдохнуть, но индейцы шагали не останавливаясь, и Андрей изо всех сил старался не отставать от них.

Над головой зудящим облачком вились комары. Они прилипали к влажной коже лица, больно жалили руки. Скоро шея Андрея распухла и стала невыносимо чесаться. О, если бы впереди какая-нибудь река или озеро! Сорвать бы с себя одежду, броситься в прохладную глубину, остудить горящее тело… Но реки не было.

Лес становился всё гуще, всё труднее было пробираться через колючие кусты. Ремень вынул из-за пояса топорик-томагавк и на ходу отсекал наиболее колючие ветви

Неожиданно повеяло прохладой. Комаров стало меньше. Послышался шум воды. Деревья расступились, и мальчики оказались на каменистой поляне у подножия высокой скалы, с которой белым пенистым каскадом летел вниз водопад. Под скалой разлилось небольшое полукруглое озеро, из которого вытекал ручей.

— Уф-ф! — вздохнул Андрей, положил на землю лук и колчан и со всех ног бросился к воде. Он лёг на берег ручья и окунул лицо в ледяную воду. Индейцы сделали то же самое

Несколько минут посидели, отдыхая.

Бобр сказал:

— На той стороне за озером много кроличьих нор.

Андрей поднял с земли лук, вынул из колчана стрелу и положил её на тетиву.

Индейцы с любопытством наблюдали за ним.

Андрей прицелился в ствол дерева на берегу ручья и попытался натянуть тетиву. Тетива не хотела натягиваться. Тугая, как стальная проволока, она выскальзывала из пальцев, соскакивала со стрелы. Да, индейский охотничий лук совсем не был похож на те луки, которые продавались в игрушечных магазинах Ленинграда. Середина его была толстой, а рога настолько упругие, что сгибались с большим трудом.

«Как же из него стреляют?» — подумал Андрей.

«Раз!» — тетива с глухим звуком вырвалась из пальцев, стрела прочертила в воздухе крутую дугу и воткнулась в землю шагах в двадцати от дерева. Большой палец на правой руке обожгло болью.

Индейцы засмеялись,

Мокасин даже упал на землю и, хохоча, стал перекатываться с боку на бок по траве

Щёки у Андрея вспыхнули, он готов был бежать куда глаза глядят от стыда. Большой палец на руке онемел, Тетива сорвала кожу на нём до крови.

Маленький Бобр подошёл к Андрею.

— Смотри, — сказал он.

Он вынул из чехла свой лук и наложил тетиву на канавку в заднем конце стрелы. Указательный палец согнул крючком и захватил им тетиву. Задок стрелы зажал между указательным безымянным. Большой палец положил сверху указательного. Пошире расставив ноги, поднял лук и плавным быстрым движением легко натянул тетиву.

«Туп-п!»

Стрела, взвизгнув, прошила воздух и воткнулась в ствол на высоте человеческого роста.

— Понял?

— Да, — сказал Андрей.

Он сделал всё, как показал Маленький Бобр, но стрела прошла в стороне от дерева и потерялась в кустах.

Теперь уже и Ремень и Мокасин стали учить его.

— Нэшка! Смотри! Надо вот так. Лучше смотри. Понял?

Их стрелы свистели, попадая точно в те места, куда они целились.

Андрей смотрел во все глаза, но прошло больше часа, прежде чем он первый раз попал в дерево.

Да, это были не те луки, что сгибали ленинградские мальчишки из простых палок!

Индейский лук свободно бросал стрелу на двести шагов. Бобр сказал, что на расстоянии ста шагов он пробьёт насквозь дикую козу.

В полдень переправились через ручей. На той стороне, на поляне, усыпанной обломками скал, остановились.

— Теперь каждый охотится сам, — сказал Бобр.

Мальчики разбрелись в разные стороны.

Андрей ходил между скалистыми глыбами, держа наготове лук и обшаривая глазами каждый куст, каждый камень, но не видел ни одного кролика. Только какая-то чёрная птица медленными кругами парила над поляной.

Стало так жарко, что хотелось бросить всё, вернуться к ручью, вдоволь напиться студёной воды и полежать на берегу в тени.

Интересно, как дела у индейцев?

Эх, если бы уметь находить следы! Андрей всматривался в землю, но ничего не видел. Трава травой, камни камнями и — никаких отпечатков кроличьих лап. Да он и не знал, как выглядят эти отпечатки.

Вдруг впереди, у каменистой россыпи, на глаза ему попалось какое-то серое прыгающее пятно. Он пригляделся.

Кролик! Ну конечно же кролик!

Серый зверёк то перебегал с места на место, то надолго застывал, приподнявшись над землёй и смешно свесив передние лапки на грудь.

Андрей замер.

Кролик двигался прямо к нему, не замечая опасности.

Какая удача!

Но он ещё так далеко, что стрела, пожалуй, не долетит.

Андрей притаился за большим камнем и осторожно поднял лук.

Теперь только не промахнуться!

Вот кролик снова поднялся столбиком, пошевелил ушами, огляделся и медленно поскакал к ближайшему кусту. Обнюхал землю у самых корней и прилёг в тень.

Андрей ждал.

Кролик не двигался.

«Заснул он, что ли? — подумал Андрей. — Надо попробовать подобраться к нему».

Стараясь бесшумно ступать по траве, Андрей, пригнувшись, вышел из-за камня. Кролик не заметил его движения. Прижав уши к спине, он продолжал неподвижно лежать под кустом.

Андрею удалось подкрасться к нему совсем близко, так близко, что он мог разглядеть на мордочке быстро шевелящийся нос и белые волосинки усов.

«Вот теперь, наверное, попаду», — решил он.

Встав на колени, прицелился в серый бок и, задержав дыханье, как учил его Маленький Бобр, спустил тетиву.

Что-то громко хлопнуло рядом, поляна перекосилась и встала дыбом. Камни, кусты, вскочивший на ноги кролик превратились в серый туман. Лук вылетел из руки, и голос матери произнёс:

— Да что же это такое? Уже два часа ночи, а ты не спишь!

Андрей поднял голову.

Он сидел на полу перед шкафом с книжкой на коленях, а над ним стояла мама в халате, и лицо у неё было очень сердитое.

— Немедленно в постель!

— Ма…

— Никаких «ма»! И с этого дня я запрещаю тебе читать по вечерам. Слышишь? Запрещаю!

— А я буду! — сказал Андрей.

— Посмотрим!

— Буду! — упрямо повторил Андрей.

— Дай сюда книжку!

— Не дам! — Он прижал книгу к груди.

— Ах, так! Ты хочешь, чтобы я разбудила отца?

Андрей медленно поднялся, сунул книжку в шкаф и пошёл в ванную чистить зубы. Спорить не приходилось. Часы на папином столе показывали без десяти два.

«Попал я в кролика или нет? — подумал Андрей, выжимая пасту из тюбика на зубную щётку. — Ничего, завтра узнаю. После школы сразу уйду к Ремню, Мокасину и Маленькому Бобру. А если она снова будет ругаться, останусь у них навсегда. Честное слово, останусь…»

* * *

В школе Андрей всё время думал об индейцах.

Вот жизнь! Постоянно в лесу, никакой тебе математики, никаких родителей. Мальчишки живут как взрослые. Вместе с учителем Большим Оленем охотятся на диких коз. А какой чудесный дядька этот Большой Олень! Наверное, никогда не ругается. И как мальчики его слушаются! Вот только по утрам вставать приходится очень рано. И это купанье в холодной реке… Б-р-р-р!.. От одного воспоминания становится зябко. И ещё комары в лесу. Правда, к этому можно привыкнуть… Нет, индейская школа всё-таки лучше, чем школа белых людей. Там не сидят, не гнутся за столом, не пишут в тетрадях «МАМА МЫЛА МАШУ», «МАША ЛЮБИТ МАМУ». Там только слушают и запоминают…

Ну разве сравнишь Большого Оленя с учительницей Верой Фёдоровной?

Андрей посмотрел на Веру Фёдоровну и улыбнулся.

Он представил её в индейской одежде, с луком за

плечами и с топором-томагавком в руке. И ещё представил, как она пробирается по лесу по чуть заметной тропе в кустах, а за ней — цепочкой — все ученики их класса, и самый последней — очкастый Гришка Новиков. Он так плохо видит, что всё время спотыкается и падает, тяжело ворочается в кустах, теряет очки, а Вера Фёдоровна покрикивает:

— Новиков, не отставай! Новиков, ты нас задерживаешь!

И тут на тропу выскакивает дикая коза, останавливается, удивлённо смотрит на людей. Вера Фёдоровна командует:

— Стойте!

Вынимает из чехла лук, накладывает стрелу.

— Смотрите все, как я буду стрелять! — говорит она.

Все смотрят. Коза тоже смотрит.

— Подождите, я тоже хочу! — кричит Гришка Новиков, выползая на четвереньках из кустов.

Вера Фёдоровна прицеливается.

Стрела летит куда-то к вершинам деревьев.

Коза провожает её глазами и говорит:

— Бе-е-е-е!..

Андрей роняет голову на стол и хохочет, хохочет до слёз.

Соседка Ира Антонова толкает его в бок:

— Ты чего?

— Почему ты смеёшься, Васильев? — спрашивает Вера Фёдоровна. — Встань!

Андрей встаёт.

— Почему ты мешаешь работать?

— Я не мешаю.

— Как же не мешаешь, когда все пишут, а ты смеёшься?

— Вера Фёдоровна, а вы умеете стрелять из лука? — вдруг спрашивает Андрей.

По классу проносится хихиканье.

— Из лука? — глаза у Веры Фёдоровны становятся вдруг весёлыми. — А какие системы луков ты знаешь, Васильев? Ну-ка, иди к доске и нарисуй лук.

Андрей рисует мелом дугу, стягивает её концы тетивой.

— Что это за лук?

— Это… просто охотничий лук. Индейский.

— Ты нарисовал простой лук. Такие были только у первобытных людей. А индейские луки не простые, а сложные. Ты видел когда-нибудь индейский лук?

— Видел…

— Помнишь, как он устроен?

«Как же устроен лук? — думает Андрей. — Тот, который мне дал на охоту Большой Олень, я даже не успел рассмотреть хорошенько… Эх!»

— Садись. О луках мы поговорим потом.

… Вот тебе и Вера Фёдоровна! Откуда она всё знает?

— Что, съел? — хихикает Ирка Антонова.

Андрей показывает ей кулак и отворачивается.

… Бобр, Мокасин и Ремень, вероятно, опять в лесу у водопада. Шумят под ветром деревья. Оседают на лицо холодные брызги. Мокасин разжигает костёр. Может быть, ребята убили кролика или наловили рыбы и сейчас будут поджаривать кусочки мяса на концах стрел. А вечером вернутся в лагерь и в типи, у огня будут рассказывать друг другу о своих приключениях…

Сегодня же вечером — к ним, туда, на поляну, и внимательно рассмотреть, как устроен индейский охотничий лук!

* * *

Дома, сразу же после школы, он заставил себя сесть за стол и сделать уроки. Он старался не смотреть в сторону шкафа. Лучше потратить сейчас два часа на домашние задания, зато потом можно целый вечер провести в индейском лагере.

Но вот наконец всё готово. Он уложил ручку, учебники и тетради в портфель, заполнил дневник на следующую неделю. Всё в порядке. Можно спокойно отправляться в Канаду.

Он открыл шкаф и потянулся за книгой с разноцветными стрелами на обложке. Но книги на месте не оказалось. Не было её и на нижней полке, и на самой верхней полке. Андрей опустился на колени и заглянул под шкаф. Пусто. Только тяжёлые папины гантели в углу.

Андрей снова осмотрел полки. Может быть, папа поставил книгу на место, когда уходил на работу? Она стояла вот здесь, недалеко от «Тома Сойера». У папы для каждой книги своё место в шкафу, и он сердится, когда этот порядок нарушают. Странно, почему её нет? Ведь он хорошо помнит, что положил её на среднюю полку, когда мама погнала его спать. Где же книга сейчас?

Андрей ещё и ещё раз просмотрел названия на корешках.

«Земля Солёных Скал» исчезла.

В прихожей щёлкнул замок. Это пришла мама.

Андрей бросился к ней.

— Ма, ты не видела «Землю Солёных Скал»?

— Ты уже пообедал? Я тебе всё оставила на плите. Только включить газ и подогреть, — сказала мама.

Ну, вот… У мамы всегда на уме одно и то же. Сейчас она скажет, что сначала нужно было поесть, а потом делать уроки.

— Ма, честное слово, я не хочу есть! Я потом, вместе с тобой…

— Ну что ты у меня за человек, Андрей! Всё делаешь наоборот. Сколько раз я тебе говорила, что сначала нужно поесть, а потом заниматься. Нет, придётся мне тебя перевести на продлённый день в школе. Там по крайней мере сыт будешь.

— Не хочу на продлённый день! — закричал Андрей. — У нас в классе никого нет на продлённом дне!

— Если бы ты был самостоятельным… — вздохнула мама.

— Я самостоятельный! Ну что делать, если есть не хочу? Зато все уроки сделал!

— Иди погуляй, — сказала мама, — а я пока приготовлю обед.

— Не хочу! Хочу к Сат-Оку в Канаду! Где книжка?

— Ты её не получишь. Хватит того, что ты вчера читал до двух часов ночи.

Ага, значит, всё-таки она её спрятала! Вот почему её нет в шкафу!

— Мам, ну дай, пожалуйста. Я не буду до двух часов. Честное слово! Я совсем немножко. Мне очень нужно…

— Я сказала: не дам. Не проси. И сегодня опять буду говорить с отцом, — жестко сказала мама и прошла на кухню.

Андрей вернулся в комнату и остановился у шкафа.

Что делать?

Дорога в Канаду закрыта. Он не увидит ни Маленького Бобра, ни Ремня, ни Мокасина, не побывает в лагере у водопада и никогда уже не узнает устройство охотничьего лука.

По щеке Андрея поползла горячая капля. Он вытер её ладонью.

За открытыми дверцами шкафа на полках стояли книги. А там, за их стенкой, — чудесная машина, на которой можно куда угодно.

— Стоп!

Сейчас он так и сделает.

Пусть не будет «Земли Солёных Скал» и Маленького Бобра. Зато есть Том Сойер, Чарлз Марден, Васька из казачьей станицы. Можно опять взять наугад какую-нибудь… Вот эту, хотя бы.

Он снял с полки небольшую толстую книжку и открыл её.

Ого, какие картинки! А название! «Кондуит и Швамбрания»!

Интересно, что это такое?

В машину! В машину!

Раз!

Два!!

Три!!!

Кто-то крепко взял его за руку выше локтя.

Андрей поднял глаза.

Рядом с ним стоял высокий плотный человек в тёмно-синем мундире с золотыми пуговицами, с рыжеватой, расчёсанной надвое бородой и с хитро прищуренными глазами.

— Тэк-с, тэк-с, тэк-с, новенький, — сказал он густым голосом. — Идём в класс.

Он повёл Андрея по длинному пустому коридору мимо высоких жёлтых дверей, за которыми слышались шум, какое-то хлопанье, смех.

«А ведь это школа — догадался Андрей. — Только очень не похожа на нашу. И что это за человек? Почему у него синяя форма и какие-то звёздочки на лацканах пиджака?»

Одна из дверей открылась, из неё высунулась стриженая мальчишеская голова.

Увидев Андрея и человека в форме, мальчишка пискнул: «Инспектор!» — и захлопнул дверь. Но было поздно.

Инспектор, всё так же держа Андрея за руку, отворил дверь и заглянул в класс.

Там, за жёлтыми партами с чёрными блестящими крышками, сидели мальчишки в одинаковых серых рубашках со стоячими воротниками, и все, как один, стриженные ёжиком.

Увидев инспектора, мальчишки вскочили.

Дробно хлопнули крышки парт.

— В ожидании преподавателя в классе должна быть тишина, — сказал инспектор мягким и в то же время противным голосом. — Ты думаешь, я тебя не заметил, Семёнов? Четвёрка за поведение. После урока принесёшь мне в учительскую твою записную тетрадь.

Выглядывавший в коридор мальчишка опустил голову.

Инспектор обвёл своими прищуренными глазами ребят и подтолкнул Андрея к правому проходу между партами:

— Третья у окна. Запомни.

Андрей прошёл к третьей парте и встал рядом с толстым, на целую голову выше него парнем.

Инспектор подошёл к кафедре.

— Тэк-с. Ну, стрючки, отшарлатанили? Погоняли голубей? Смирно!! Гавря Степан, убери брюхо! Спрячь живот в ранец! Второй год, мерзавец, сидишь, а за партой стоять не умеешь, болван! У-у, хохляндия! Эй, чей это там дурацкий затылок? А-а, это твой, Туфельд? Я тебе говорю, слышишь? Чего рожу воротишь. Оболтус! Доберусь до тебя… Ну, что, обормоты? Не хочется небось начинать учёбу? Распустились, разболтались за лето, отвыкли? Ничего, нахватаете лебедей и колов, живо в себя придёте! Горлопаны! Галахи!

Никогда ещё Андрей не слышал таких слов.

Он толкнул в бок толстого соседа:

— Чего это он ругается?

— Молчи! — прошипел сосед. — А то как запишет в кондуит…

— Виркель, молчать! — крикнул инспектор. — Два часа без обеда! Повтори!

— Два часа без обеда… — уныло повторил толстый и переступил с ноги на ногу.

Андрей осторожно повернул голову.

Ребята стояли за партами с равнодушными тупыми лицами.

Ну и школа!

— А ты, ты новенький! — продолжал инспектор. — Прощаю на первый раз. Запомни, что ты не в приготовительном, а в Покровской мужской гимназии. Повтори!

— В Покровской мужской гимназии… — повторил Андрей.

— Тэк-с… Стоять! Не шевелиться! Не шуметь!

Инспектор вышел из класса.

Сейчас же в дверь протиснулся очень широкий и очень рыжий человек. Он был тоже в форменном мундире, но мундир сидел на нём так, будто вот-вот лопнет. Крахмальный воротник подпирал снизу толстые бегемотовые щёки. Из-под рыжих косматых бровей смотрели водянистые зеленоватые глазки.

— У-у, баргамот… — прошептал толстый сосед Андрея.

Преподаватель положил на кафедру журнал, уставился на класс и захихикал:

— Хи-хи-хи! Отгуляли каникулы? Ну, здравствуйте, хи-хи-хи, здравствуйте! Садитесь, хи-хи-хи, садитесь, садитесь..

Ребята сели.

Преподаватель тоже расплылся на стуле. Рыжий хохол топорщился на его голове. Рыжее хихиканье заполнило все уголки класса.

— А вот сейчас мы, хи-хи-хи, посмотрим, хи-хи, что вы забыли за лето… Сейчас, хи-хи-хи, пойдёт к доске, хи-хи, Алеференко.

К кафедре вышел высокий худой мальчишка. Взял мел.

— Нарисуйте, хи-хи-хи, треугольничек.

Алеференко начал рисовать треугольник.

— Это кто, математик? — шёпотом спросил Андрей у Виркеля.

— Математик. Монохордов его фамилиё.

— Злой?

— А ты думаешь!..

— Так, так, так, Алеференко, хи-хи-хи… — повернулся Монохордов к доске. — Это что же, хи-хи, ты нам здесь изобразил, хи-хи-хи?..

— Этот… как его… треугольник, — ответил Алеференко.

— А теперь, хи-хи-хи, покажи у этого треугольника, хи-хи, гипотенузу.

Алеференко начал водить мелом по сторонам треугольника, но гипотенузы не обнаружил. Гипотенуза пропала неизвестно куда.

— Хи-хи-хи… какой это ты, хи-хи, треугольник мне нарисовал?

— Какой? — Алеференко упёрся тяжёлым взглядом в доску. — Самый простой… треугольный…

— Так-так-так, хи-хи-хи… Ну что ж, хи-хи-хи, нарисуй мне тогда четырёхугольный треугольник, хи-хи.

Алеференко начал неуверенно рисовать на доске.

— Хватит, хи-хи, — сказал Монохордов. — Садись, хи-хи-хи, болван! Где ты видел, хи-хи, хотел бы я знать, четырёхугольный треугольник? У тебя голова четырёхугольная. Единица, хи-хи!

Ну и гимназия! Ну и Монохордов!

Андрей повернулся к Виркелю.

— Слушай, у вас все учителя такие?

— Тш-ш-ш! — сказал Виркель. — Запишет!

— Ну и что, что запишет?

— Без обеда оставит.

Тьфу, ну и скучища! Андрей едва дождался конца хихикающего урока. Ему показалось, что никто ничего не знает, даже сам преподаватель.

Когда зазвенел звонок и Монохордов вышел, класс взорвался неистовым грохотом.

Часть гимназистов бросилась в коридор.

Кто-то взобрался на кафедру, и притопывая ногами, запел:

Ды тёмна ноч-ка,
Ды я бою-ся…

К Андрею подсел здоровенный парень в потрёпанной гимнастёрке:

— Твоё фамилиё как? Васильев?.. А моё — Фьютингеич-Тпрунтиковский-Чимпарчифаречесалов-Фимин-Трепаковский. А ну, повтори, без передышки!

Андрей повторить не смог.

— Насобачишься! — успокоил парень. — Я второй год в третьем классе сижу… А ты откуда сюда?.. Макуху лопаешь? Нет? Не знаешь, что это такое? Хе! Узнаешь, когда без обеда оставят. Закурить есть? Нема?.. Ну и дурак.

Он хлопнул Андрея по макушке ладонью и побежал в коридор.

Тотчас его место занял другой, белый и лопоухий.

— У тебя отец кто? Инженер? Инженер молодой, в спину раненный, торговал на базаре рыбой жареной… А это что? — Он показал куда-то вниз, под парту.

Андрей наклонил голову.

В тот же миг белобрысый ухватил его пальцами за нос и сильно дёрнул вниз.

— Пусти, дурак!

— Дурачок, дурачок, в магазине пятачок… Ну, что сопли распустил, чего маешься? Без обеда посидишь, напугаешься…Инженеров сынок.

Андрея окружили со всех сторон, затормошили, задёргали.

Какой-то гимназист схватил пуговицу на его рубашке:

— Это чья?

— Моя! — сказал Андрей.

— На, держи, раз твоя! — И, вырвав с мясом пуговицу, он сунул её Андрею в руки.

— А это чья? — схватил он следующую.

— Не знаю, — сказал Андрей.

— Значит, не твоя? — И, вырвав вторую пуговицу, мальчишка бросил её на пол.

— Надзиратель идёт! Цап-Царапыч! — крикнул кто-то от двери.

Мальчишки разбежались.

В классе появился низенький человек с моржовыми усами и круглыми вытаращенными глазами.

Он оглядел вытянувшихся за партами гимназистов и подошёл к Андрею.

— Встать!

Андрей откинул крышку парты и встал.

— Почему в классе шум?

— Н… не знаю.

— Новенький? Почему в таком виде? — Надзиратель показал жёстким пальцем на рубашку Андрея, где лохматились дырки от вырванных пуговиц.

— Это не я… — пробормотал Андрей. — Это они… это случайно…

— Форма должна быть аккуратной. Нужно следить за своей формой, — сказал надзиратель жестяным голосом. — Три часа без обеда. Повтори.

— Три часа без обеда…

— А теперь марш в коридор!

И Цап-Царапыч выгнал всех из класса.

В коридоре Андрея снова окружили мальчишки. Они прыгали, кривлялись, строили страшные рожи, бегали перед ним на четвереньках.

«Может быть, они все сумасшедшие?» — мелькнуло в голове у Андрея.

Кто-то ударил его под вздох так, что потемнело в глазах.

— Инженерский сынок!

— Ах так!..

Не помня себя, Андрей схватил за планку рубашки первого, подвернувшегося под руку, притянул к себе и тоже ударил.

Больно ударили по ногам. Повалили на пол.

— Куча мала!

Сверху рухнули на спину визжащие, барахтающиеся, потные тела. Дышать стало нечем. Андрей почувствовал, что теряет сознание.

— Пустите!!

Щёлк-щёлк. Тишина.

И он снова в комнате, около шкафа.

Ф-фу!..

Он обвёл комнату глазами.

Всё на месте — портфель, куртка, письменный стол, на котором разложены учебники и тетради…

* * *

Уже вечером, лёжа в постели, Андрей сквозь сон услышал разговор мамы с отцом.

— Я не против, что он путешествует в этой твоей машине, — сказала мама. — Но слишком бессистемно всё это у него получается. То Америка, то индейцы, то гимназисты… Представляешь, какой винегрет в голове? Нужно направить его по определённой дороге. Скажем, если революция, то подобрать самые интересные книги по революции— «Юнармию», «Белеет парус», «Старую крепость», «Я — сын трудового народа»… И ещё одно: он не читает подряд, а выхватывает отдельные места из середины. Ему же потом неинтересно будет.

— Валя, а ты помнишь как читала в детстве сама? — спросил папа. — У тебя была какая-нибудь система?

— Ну… положим, системы не было, — помолчав, ответила мама, — но я сама…

— Начинала с картинок, — засмеялся папа. — Верно?

— Верно. Потому что хорошие иллюстрации — это половина книги.

— И, посмотрев картинки, тебе хотелось узнать, что происходит на самых интересных из них. Точно?

— Точно.

— И ты начинала читать не сначала, а…

— Ну, совсем немножечко… — возразила мама.

— Вот-вот. Совсем немножечко. А сейчас, покупая новую книгу, ты разве просматриваешь первые страницы? Да никогда. Только ты не замечаешь, что тоже хватаешь из середины, а потом судишь по прочитанному о всей книге. Это автоматически.

— Ты прав, Виктор. Но ведь я не так кусками хватаю, как Андрей. То, как читает он сейчас, — это безалаберщина. И ни к чему хорошему не приведёт.

— А по-моему, Валя, мир не охватить одним взглядом, сразу. Не разложить по полочкам — это сюда, а это — туда. Мир всю жизнь собираешь по кусочкам, как мозаику. И каждый кусочек в конце концов находит своё верное место.

— Наверное, ты прав, — сказала мама после долгого молчания.

— Зачем ты спрятала книгу об индейцах?

Мама засмеялась.

— Да не прятала я! Я взяла посмотреть, начала читать, зачиталась, забрала с собой на работу и… там забыла.

— Вот видишь! — снова засмеялся папа. — А ты говоришь — система!

* * *

А на следующий день произошла вот какая история.

Папа пришёл с работы и спросил, как всегда:

— Где был сегодня, Андрюха?

— Ещё нигде, — ответил Андрей. — Только уроки сделал. По русскому столько задали — два часа писал.

— Всё кончил.

— Всё.

— Куда думаешь поехать?

— К Робинзону на необитаемый остров.

— Эк, тебя занесло! Почему именно к Робинзону?

— Да я к индейцам хотел, но мама книжку не отдаёт.

— Отдаст. Успеешь ещё к индейцам. Это она рассердилась, что ты по ночам читаешь. Подожди, остынет немного и отдаст.

— Она хитрая, читает её сама.

— Дочитает и отдаст.

— А я у тебя другую, про Робинзона нашёл. Уже начал.

— Может быть, и мне с тобой к Робинзону? — Папа взглянул на часы. — Давненько я не был на острове. Ну-ка, тащи сюда книжку.

Андрей пошёл в соседнюю комнату и долго возился там, выдвигая и задвигая ящики письменного стола.

Потом вернулся смущённый.

— Робинзон тоже пропал куда-то…

— А ты её в школе не оставил?

— Нет. Я её дома читал.

— Странно… Вспомни, может, всё-таки брал в школу?

— Не знаю… может быть, брал, — засомневался Андрей. — Может, случайно в портфель засунул, а потом забыл где-нибудь. Только в портфеле её нет. Эх, так хотелось на остров!..

Папа подумал.

— Жаль, конечно, что нет под руками книжки. Но можно и без неё, Андрюха. Ты помнишь это место: «Огромная волна подхватила меня и понесла прямо на скалы. Я закрыл глаза и отдал себя в руки Судьбы…»

— Нет, я ещё не дочитал до этого. Мой корабль только что попал в бурю.

— А, так ты совсем рядом у острова! Слушай, я тебе расскажу, что было. Команда, видя неминуемую гибель корабля, пересаживается на шлюпки и покидает его. Одну из шлюпок уносит в океан. Вторая переворачивается. Матросы тонут. Все, кроме Робинзона. Его выбрасывает на остров, где нет ни одного человека, только птицы и дикие козы. Двадцать восемь лет живёт он на этом острове. Строит себе дом, обрабатывает и засевает пшеницей поля, приручает диких коз…

— Хватит, па! Едем! Давай прямо с того места, где его выбросило.

— Я не знаю, будет ли машина работать без книжки. Во всяком случае, сейчас попробуем, — сказал папа, залезая в шкаф. — Итак, «Я закрыл глаза и отдал себя в руки Судьбы…» Тут я забыл немножечко, но думаю, что это не страшно. Подожди, как там дальше? Ага: «Когда волна схлынула, оказалось, что я лежу на песке под жаркими лучами солнца. Вторая волна чуть не смыла меня обратно, но я успел вскочить на ноги и вовремя увернулся от неё…»

Дверцы шкафа закрылись с длинным шипящим звуком, и с таким же шипящим звуком отвалилась задняя стенка кабины.

Лицо Андрея обдало солёной пеной. Защипало глаза. Он протёр их мокрым рукавом рубашки. Перед ним до самого горизонта лежала тёмно-зелёная с фиолетовым гладь океана.

Ослепительное солнце горело над ней. Белыми искрами на зелёном фоне вспыхивали чайки. Их крики были похожи на детский плач.

Внизу, у берега, снежно-белой пеной снова вскипела волна. Она прорвалась через чёрные зубья скал, широким языком поднялась по песку к самым ногам Андрея и бессильно откатилась назад.

«Урш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш-ша…»

— Смотри-ка, сработала всё-таки машина и без книжки! — воскликнул отец.

Он стоял на берегу рядом с Андреем и щурил глаза от яркого солнца.

— Вот это, Андрюха, и есть остров Робинзона. Географы называют его Хуан Фернандес. Красивое место, правда?

— Очень красивое, — сказал Андрей. — А где живёт Робинзон?

— Выше по берегу, в лесу. Там у него уютная хижина, окружённая частоколом из толстых брёвен. Настоящая крепость.

— Идём? — сказал Андрей.

— Идём. Только когда приблизимся к хижине, обязательно крикнем, а то он испугается и начнёт стрелять. Он очень давно не видел людей.

Они поднялись по песчаному берегу и вошли в лес.

Андрей сразу же увидел стайку обезьян, в панике пронёсшуюся по вершинам деревьев. Потом разглядел большого зелёного попугая, сидевшего с учёным видом на толстой ветке.

— Ка-та-рита, — сказал попугай, когда Андрей с папой проходили мимо. — Ка-та-рита, Робин. Здравствуй!

— Папа, смотри-ка, он разговаривает!

— Наверное, это тот самый, который всегда сидит у Робинзона на плече во время прогулок. Смотри в оба, Андрей! Хижина где-то здесь.

Однако никакой хижины не было.

Они миновали небольшую солнечную поляну, заросшую какими-то красными цветами, перешли через прозрачный быстрый ручей и снова углубились в лес.

Вдруг Андрей остановился и понюхал воздух.

— Что с тобой? — спросил папа.

— Пахнет подсолнечным маслом.

— Ты с ума сошёл! Какое здесь может быть масло?

— Но, честное слово, пахнет! Неужели ты не чувствуешь? Подсолнечным маслом и ещё жареной картошкой.

— Выдумываешь. У Робинзона никогда не было ни картошки, ни масла. Хотя… — Папа потянул носом воздух. — Я тоже как будто чувствую..

— Вот видишь!

Они проломились через густые колючие кусты и снова попали на поляну, заросшую красными цветами, только уже с другой стороны.

И здесь оба разом заметили частокол из толстых брёвен и хижину, покрытую пальмовыми листьями.

— Стоп! — сказал папа. — Теперь надо кричать.

Он приложил ладони ко рту и крикнул негромко:

— Робинзон Крузо!

Никто не ответил. Только запах жареной картошки стал сильнее.

Андрей сглотнул слюну:

— Есть хочется. Ну-ка, дай я крикну.

— Нет, нет, ты его можешь напугать. Лучше я. Он же давно не слышал человеческого голоса. Надо вот так…

И он закричал чуть погромче:

— Ро-бин-зон Кру-зо!

В частоколе открылась калитка и выглянула мама. В руке у неё был нож.

Папа так и остался стоять с открытым ртом, вытаращив глаза и смешно разведя руки в стороны. Рядом с ним окаменел Андрей. Наверное, вид у обоих был дурацкий, потому что мама засмеялась и показала ножом внутрь частокола:

— Ну, чего встали? Проходите.

— Эт… это ты здесь жаришь картошку? — опомнился наконец папа.

— Я, — сказала мама. — Мы же ещё не ужинали.

— Подожди… Ничего не понимаю… Как ты здесь оказалась? И где Робинзон Крузо?

— Да проходите же внутрь, а то у меня всё подгорит! — сказала мама и скрылась за оградой.

— Папа, я знаю, почему так получилось! — сказал Андрей. — Это потому, что мы без книжки, на память… Машина увезла нас не полностью. Мы наполовину на острове, а наполовину — дома. Понимаешь?

— Наверное, наверное… — сказал папа растерянно.

Они прошли за ограду.

У хижины под пальмовым навесом стояла знакомая кухонная газовая плита, а на ней большая сковорода с золотисто поджаренной картошкой. Мама помешивала её ножом. От картошки так вкусно пахло, что кружилась голова.

Здесь же на траве лежала книжка «Приключения Робинзона Крузо».

Андрей бросился к книжке:

— Нашлась! Вот она! Где ты её взяла, мама?

— Да у тебя же на столе, Андрей. Увидела её, открыла и зачиталась… А потом, когда начала готовить ужин, взяла с собой на кухню…

— А мы её искали, искали… — сказал Андрей. — А потом решили без всякой книжки.

— Вот что, мужчины, — сказала мама. — Давайте быстрее мойте руки в ручье и садитесь ужинать. А потом мы все вместе пойдём искать Робинзона. Мне кажется, он сегодня ночует на другом конце острова.

* * *

В школе Вера Фёдоровна рассказывала о войне.

Андрей уже знал, что в мае будет великий праздник — тридцатилетие победы над фашистами.

Вера Фёдоровна спросила, у кого из ребят воевали дедушки.

Почти все подняли руки.

— Пусть нам расскажет о своём дедушке Слава Никитин, — сказала Вера Фёдоровна.

— Мой дедушка был призван в Красную Армию в самом начале войны, — сказал Слава. — Он воевал на Карельском перешейке, недалеко от Ленинграда. Потом под Варшавой в Польше. У него три медали: «За отвагу», «За освобождение Варшавы» и «За победу над Германией».

Слава замолчал.

— Всё? — спросила Вера Фёдоровна.

— Всё, — сказал Слава.

— Вера Фёдоровна, а про бабушку можно? — подняла руку Ксеня Василевская.

— Конечно, можно. Садись, Слава. Расскажи, Ксеня, про свою бабушку.

Ксеня покраснела и встала.

— Однажды мою бабушку вместе с другими бабушками отвезли под город Лугу рыть окопы. Они долго работали. Часто налетали фашистские самолёты. Приходилось бежать в лес и прятаться. Потом всех отвезли обратно в Ленинград. Когда началась блокада, бабушка разносила письма и телеграммы. Часто случалось так: только отойдёт бабушка от дома, куда отнесла письмо, дом падает от вражеской бомбы. Иногда бабушка подходила к дому, а дома уже нет. Разрушился, обгорел. У моей бабушки тоже три медали: «За доблестный труд», «За оборону Ленинграда» и «250 лет Ленинграду». Она была тогда совсем молодая…

— Молодец, Ксеня, садись. У тебя замечательная бабушка. Кто ещё хочет рассказать?

Снова почти все подняли руки.

— Андрюша Васильев!

Андрей встал.

— Мой дедушка воевал под Сталинградом. У него орден Красной Звезды, две медали «За отвагу», ещё одна «За боевые заслуги», потом «За оборону Сталинграда» и «За взятие Кенигсберга».

— Он рассказывал тебе какие-нибудь боевые эпизоды?

— Конечно. Однажды осенью, когда они ехали на фронт, под Сталинград, он снял с буфера вагона мальчишку. Тот тоже хотел ехать на фронт. У него отца и мать фашисты убили. Ну, дедушка взял его с собой в вагон. Потом мальчишку отправили в тыл.

— Вот видишь, как интересно! — сказала Вера Фёдоровна.

— А мой дедушка брал Берлин! — крикнул Гриша Самохин.

— Ребята, всем, конечно, хочется рассказать про своих бабушек и дедушек, — сказала Вера Фёдоровна. — Но за один урок не успеть. Завтра у нас воскресенье. У вас будет целый свободный день. В понедельник вы мне все принесёте рисунки про войну Рисуйте так, как вы её представляете. Из самых лучших рисунков к Дню Победы мы сделаем альбом. Уговорились?

— Уговорились! — закричали в классе.

* * *

«Что нарисовать про войну? — думал Андрей, стоя у книжного шкафа. — Дед рассказывает мало. Срисовать картинку из книжки неинтересно: картинка-то не твоя… Вот если бы самому увидеть настоящий бой… Почему у отца так мало книг о войне?»

Он начал вынимать книгу за книгой из первого ряда на полке.

Вот эта про какие-то леса… Эта про зверей… Эта про машины…

Он сунул руку в глубь шкафа. Там стоял второй ряд книг, до которых он ещё не добирался.

Андрей вынул несколько томиков и вскрикнул от радости. Это были воспоминания о войне. Они назывались странно: «мемуары». Мемуары маршала Мерецкова, маршала Жукова, лётчика Кузнецова…

И вдруг на обложке одной из книг мелькнуло заглавие:

СТАЛИНГРАДСКАЯ БИТВА

Андрей вынул томик, открыл его, увидел карту военных действий, разноцветные стрелки, острия которых упирались в синий изгиб реки Волги, и вздрогнул от нетерпения: сейчас, вот сию минуту он узнает настоящую войну!

Привычным движением он отодвинул полки с книгами влево.

Шаг в кабину машины.

Дверцы шкафа захлопываются.

Задняя стенка опускается мостиком…

Что такое? Прямо перед ним ещё одна стенка — из красных досок.

Внизу две массивные железные тарелки, колёса, рельсы…

А! Это же задняя стенка товарного вагона, а железные тарелки— буфера.

Но почему вагон загораживает выход из кабины?

Андрей попытался выглянуть наружу, но ничего не получилось.

Слишком узкими были щели.

Тогда он взобрался на буфер и уцепился обеими руками за какую-то железную полосу на стене.

В тот же миг вагон дёрнулся и покатился по рельсам вперёд.

Шкаф исчез.

По обе стороны железнодорожного полотна открылась бурая осенняя степь, бледное небо над ней, редкие кустики на обочине. А в том месте, где был шкаф, теперь "белело здание станции. Андрей успел прочитать название: Поворино.

Вагон прибавлял ходу. Все быстрее постукивали колёса. Поворино уходило назад.

И вот уже только степь, огромная степь кругом, облака, ветер…

Андрей крепче вцепился в железку и сжался на буфере.

Никогда он ещё не ездил так на поездах. Интересно и страшно…

Скоро однообразный стук колёс и покачивание вагона усыпили его. Он задремал и чуть не свалился с буфера.

Один раз, обгоняя состав, по серому небу низко пролетели самолёты. Их было девять, стремительных, тёмно-зелёных, с красными звёздами на крыльях.

«Наверное, на фронт, — подумал Андрей. — И вагон мой тоже едет на фронт…»

Под вечер эшелон остановился на каком-то полустанке.

Из вагонов стали выскакивать солдаты. Гремя вёдрами и большими жестяными чайниками, они бежали к кирпичному домику, на котором было написано чёрными буквами: «Кипяток». Скоро у домика выстроилась длинная очередь.

Андрей так замёрз, что с трудом разогнул пальцы и отцепился от своей железки.

Он сидел на сцепном крюке пыльный, дрожащий и растирал онемевшие руки, когда из-за вагона вышел молоденький лейтенант в аккуратно заправленной гимнастёрке и новенькой зимней шапке.

Лейтенанту было на вид лет двадцать, но на груди его позванивали две медали: «За отвагу» и «За боевые заслуги», и это значило, что он не новобранец, а фронтовик.

Увидев Андрея, лейтенант удивился.

— Эй, ты чего здесь делаешь? — закричал он. — А ну, слезай! Ишь сообразил: на буфер военного эшелона! Знаешь, что за это бывает?

— Никуда я отсюда не уйду, — сказал Андрей. — Некуда мне идти.

— Как — некуда? Ты где прицепился к составу?

— На станции Поворино.

— У тебя там родители?

— Нету у меня родителей.

— Как так — нету?

— Отца и мать немцы убили. И деревню нашу сожгли. Я один спасся…

— Не врёшь? Много вас тут таких…

— Честное слово, не вру.

— Так и пробавляешься по эшелонам?

— А что мне делать? Фронтовики добрые, всегда накормят.

— Как зовут-то тебя?

— Андреем. Андрей Васильев.

— Вот номер! — лейтенант засмеялся. — Тёзка, выходит! Моя фамилия тоже Васильев! Ну, вот что, Андрей Васильев, дорогой родственничек. Заехал ты слишком далеко. К самому фронту. И пропадёшь ты здесь ни за грош. Убить тебя могут во время налёта, понимаешь? Давай-ка назад на первом попавшемся эшелоне.

— Не поеду! — сказал Андрей. — Куда я один? Кому нужен? Дяденька лейтенант, возьмите с собой на фронт!

— Ты что, Андрюха, с ума сошёл? Да на фронте, знаешь…

— Возьмите! — чуть не плача попросил Андрей. — Ведь всё равно, не с вами, так с другими уеду. Возьмите, а?..

— Нельзя.

В голове состава запыхтел паровоз. По вагонам прошёл звонкий толчок. Побежали от кипятильника к путям солдаты с чайниками и вёдрами. Лейтенант махнул Андрею рукой:

— Счастливо оставаться! Да не цепляйся больше за буфер, слышишь?

— Не хочу! — крикнул Андрей.

Он бросился за лейтенантом, сзади уцепился за его пояс.

— Возьмите!

— Васильев! Васильев! — кричали из вагона. — Скорее!

Десять рук протянулось из дверей теплушки навстречу лейтенанту. Так и втащили в вагон обоих: лейтенанта Васильева и повисшего сзади на его поясе Андрея.

* * *

Внутри вагона, по обе стороны от двери, были построены из досок двухэтажные нары. На них сидели солдаты. Некоторые что-то пришивали к своим шинелям, некоторые пили чай из котелков и кружек, а один даже чистил свой автомат, разложив его части на куске белой материи.

— Эге, пополнение! — крикнул кто-то с верхнего этажа нар. — Алёша, откуда ты его, такого, выдернул?

— С буфера снял. На фронт, видишь ли, едет, — ответил лейтенант.

Солдаты окружили Андрея.

— Ты что это, от матери с батькой смылся? — спросил пожилой боец, сидевший на доске около двери.

— Он говорит — нет у него ни отца, ни матери. Немцы убили, — сказал лейтенант.

— Эх ты, бедняга, — вздохнул пожилой и похлопал Андрея по плечу. — Что теперь делать будешь, а?

— Воевать… — чуть слышно сказал Андрей.

Вагон вздрогнул от хохота.

— Чего смеётесь? — сказал пожилой. — Ежели правда, то парню податься некуда.

— Его с первой же станции начальник эшелона наладит в тыл.

— А мы его усыновим, — сказал пожилой.

Он подвинулся на доске и хлопнул по ней ладонью:

— Садись, вояка. Чай пить будем.

Андрей присел на доску.

— Иваном меня зовут. Дядей Ваней, — сказал пожилой. — А фамилия — Кухта.

— А меня — Андрей.

— Ну, вот и познакомились, — улыбнулся Кухта.

Он развязал вещевой мешок, вынул из него плоский

алюминиевый котелок, кружку, два больших чёрных сухаря и целую пригоршню пилёного сахара.

Через минуту в руках у Андрея оказалась кружка с кипятком и сухарь.

— У меня двое таких дома, — сказал Кухта, насыпая в кружку заварку. — Старшему — десять, а младший ещё в школу не ходит. Если бы не война…

И тут вдруг все разом заговорили о том, что было бы, если бы не война.

Андрей согрелся.

Ровно постукивали колёса. Вагон покачивало. Голоса солдат звучали всё глуше и глуше и наконец совсем отдалились куда-то.

— Э, да ты засыпаешь, герой! — сказал Кухта, и, подняв Андрея на руки, передал его сидящим на нарах. — Ну-ка, ребята, пристройте его куда-нибудь в тёплый уголок.

Кто-то подложил ему под голову мягкий узел, кто-то накрыл шинелью, и наступила темнота.

* * *

Он проснулся от грохота.

Эшелон стоял.

В темноте вагона слышался лязг металла, топот ног, крики.

Ещё раз грохнуло где-то совсем рядом. Всё внутри озарилось красным отблеском. Через широкий проём открытой двери Андрей увидел ночную степь, по которой двигались рычащие тени. Под насыпью что-то горело, разбрасывая во все стороны бенгальские искры. Клубился дым, багрово освещённый снизу.

— Мальчишка, мальчишка где? — услышал он голос Кухты.

— Я здесь! — крикнул Андрей, подползая к краю нар.

— Давай сюда, живо!

Широкие ладони схватили Андрея под мышки и сдёрнули с досок.

Наверху что-то громко и страшно затрещало. На голову Андрею посыпались острые щепки.

— Из пулемёта садит, гад! — сказал Кухта, прижимая Андрея к себе. — Ну, солдат, попали мы с тобой в переделку!..

Он бросился к дверному проёму и соскочил на насыпь.

— Лезь под вагон! Быстро! — Кухта толкнул Андрея в темноту.

Андрей больно ударился коленом о рельс и пополз вперёд.

Рядом рванулся ослепительный трепетный свет.

«Ду-ду-ду-ду-ду!..» — загрохотало над самым ухом.

Андрей прижался щекой к земле, пахнущей мазутом.

Мельком он успел увидеть стоящие в степи танки с белыми крестами на башнях. Их пушки были повёрнуты в сторону эшелона.

«Фашисты! — догадался он. — Как же так получилось, что они прорвались к железной дороге?»

Кто-то свалился сверху на Андрея, больно надавил коленом на спину.

— Эй, кто здесь?

— Я! — пискнул Андрей.

— А, фронтовик! Лежи, не высовывайся!

Кажется, это голос лейтенанта Васильева.

Поверх рельса было видно, что происходит в степи.

Пушка одного из танков выбросила узкий сноп огня. Разрыв оглушил Андрея. Он захлебнулся воздухом. И тотчас стало светло и тепло. Загорелись деревянные стенки вагона.

— За насыпь! За насыпь! — крикнул кто-то.

Андрей приподнялся на локтях и снова пополз вперёд.

Неожиданно руки оборвались в пустоту — и он покатился вниз.

Наверху гулко ударило, как будто с размаху дали молотом по железной бочке.

— Кухта! — крикнул Андрей. — Кухта! Дядя Ваня!

— Я здесь!

Широкие ладони нащупали Андрея, прижали его к земле. В красном свете огня Андрей увидел над собой потное лицо Кухты.

— Одного подбили из противотанкового ружья, а второй драпанул. Страшно?

— Страшно, — честно сказал Андрей.

— Война, брат. На войне всегда страшно… Что же мне с тобой делать?

— Не знаю, — сказал Андрей.

— Мы у линии фронта. Хорошо бы тебя в медсанбат, в тыл.

— Дядь Ваня, если бы шкаф был здесь…

— Какой шкаф?

— Книжный. Через который я попал к вам.

— Тебя не продуло в вагоне случаем? — Кухта озабоченно склонился над Андреем и потрогал его лоб шершавой ладонью.

— Не, не продуло. А шкаф у нас в комнате стоит. В нём полно книг, а за книгами машина… Мне её отец показал…

— Эх, милый… — вздохнул Кухта.

Бой затих.

Наверху, на рельсах, суетились бойцы. Они сбивали пламя с горящего вагона.

Рядом с Кухтой оказался лейтенант Васильев.

— Как тёзка-то мой, жив?

— Жив.

— А второй тоже далеко не ушёл, — радостно сказал лейтенант. — Ему петеэрщики башню заклинили, а потом расстреляли с борта.

Андрей догадался, что это о втором фашистском танке.

— У нас-то сколько убитых? — спросил Кухта.

— Да человек двадцать. Паровоз они, гады, покалечили. Теперь на позиции пешком придётся.

— Вот что, Васильев, — строго сказал Кухта. — Привёл ты парнишку в эшелон, давай сам и заботься о нём. По-моему у него температура. Простыл на буфере, понимаешь. Тащи-ка его в медсанбат.

— Я не хочу в медсанбат, хочу с вами! — закричал Андрей, вскакивая на ноги.

— Не выйдет, — жёстко сказал лейтенант, хватая его за руку. — Видишь, что здесь творится? Сейчас мы уходим отсюда. Двадцать километров — марш-бросок до города, а потом сразу в бой…

— Я буду патроны вам подносить! — со слезами в голосе крикнул Андрей. — Я ничего не боюсь, честное слово!

Лейтенант засмеялся.

— Это, мальчик, не гражданская война. Патроны нам подносить не нужно. Идём.

Андрей выдернул руку из его ладони, но Васильев поймал его за плечо.

— Идём, идём.

Они прошли вдоль насыпи к голове состава и остановились около вагона с красным крестом в белом круге.

— Эй, врачи! Принимайте-ка пациента!

Из двери высунулась голова в шапке.

— Кто там ещё у тебя?

Васильев поднял Андрея и сунул его в чьи-то руки.

Андрей оказался в полной темноте.

Дверь вагона задвинулась сама собой. Над головой вспыхнула электрическая лампочка, неожиданно превратившаяся в люстру, и Андрей увидел испуганное лицо мамы.

— Что с тобой? Почему ты кричишь?

— Меня в медсанбат… — сказал Андрей и вдруг всхлипнул. — Мама, я видел дедушку… Совсем молодого… Он был лейтенантом! Фашисты разбили их эшелон. Кухта хотел меня усыновить, но потом сказал, что надо в тыл, потому что совсем близко фронт, и дедушка повёл меня в медсанбат…

— Покажи, что ты читал?

Андрей показал.

— «Сталинградская битва». Это же книга для взрослых! Для чего она тебе понадобилась?

— Мамочка, ну пойми… Нам в школе задали нарисовать к Дню Победы. Я не знал, что… Помнишь, дедушка рассказывал про мальчишку, которого снял с буфера? Вот я и хотел узнать, как выглядит настоящая война. Я сказал, что моих родителей убили фашисты, и солдаты взяли меня с собой…

Мама как-то странно улыбнулась и, охватив руками голову Андрея, прижала её к груди.

— Андрейка, Андрейка!.. Какой ты всё-таки выдумщик! Ну точь-в-точь отец! Только эти книги тебе ещё рано читать!

— Зато теперь нарисую войну. У меня получится лучше всех!

— Не хвастайся раньше времени.

Мама взяла из рук Андрея книгу, поставила её на полку и закрыла шкаф.

Вечером в гости пришёл дед Алексей Николаевич.

Он совсем не был похож на деда — никакой бороды, никаких усов. Только лёгкие морщины на лбу да начинающие седеть волосы показывали, что он не молод. По улицам он ходил так быстро, что даже папа не успевал за ним. А однажды на даче дед вместе с соседскими мальчишками запросто гонял в футбол.

И это несмотря на то, что он два раза был ранен на фронте!

Андрей заканчивал рисунок.

Тёмно-синей акварелью растеклась по бумаге ночь. Красные вагоны длинной цепочкой вытянулись по насыпи. Оранжевое пламя рвалось вверх острыми языками. Из нижнего люка подбитого танка выползал фашист.

— Ого, война! — сказал дед, заглядывая через плечо Андрея. — Это что же, фашистские танки расстреливают наш эшелон? Где ты такое видел?

— Под Сталинградом. Это эшелон, в котором ехал ты, дедушка. Там был ещё мальчишка, которого ты снял с буфера. А ночью на вас напали танки. Ваш вагон сгорел…

— Всё верно. Это произошло под Михайловкой, — сказал дед. — Неплохо нарисовал. Только наши бронебойщики оба танка подбили.

— Бронебойщики стреляли из-под вагонов, да, дедушка?

— Тоже верно. Ты знаешь всё, как будто видел бой своими глазами. Молодчина.

Андрей нарисовал чёрный дым, клубами поднимающийся из башен танков, и мёртвого фашистского танкиста на земле.

Дед сел на стул и придвинул рисунок к себе. Долго и внимательно рассматривал его.

— Опять ты попал в самую точку, Андрюха. В том эшелоне санитарный вагон стоял вторым от паровоза, а наш был самым последним. Забавное совпадение…

Андрей хотел сказать, что это не совпадение, что он был там, но потом передумал. Кухта принял его за больного— дед, чего доброго, примет за сумасшедшего. Нет, лучше молчать про машину и про то, что видел.

— Дедушка, а как звали того мальчишку, которого ты взял в эшелон?

Дед потёр пальцами лоб, вспоминая.

— Постой, постой… Да его звали так же, как тебя, — Андреем.

Опять совпадение.

— А куда он потом делся?

— После боя с танками я отправил его вместе с нашими ранеными в тыл.

«Значит, всё точно, — подумал Андрей. — Я видел деда, а дед видел меня. Только он не узнал меня, потому что тогда меня ещё не было на свете…»

Он засмеялся.

— Ты чего? — спросил дед.

— А может быть, я и есть тот Андрей?

Дед покачал головой.

— Выдумщик ты. Давай-ка, заканчивай рисунок.

Андрей взял кисточкой немного чёрной краски и нарисовал ещё одного бронебойщика на насыпи.

— Дедушка, а Кухта сейчас где?

— А я разве рассказывал тебе про Кухту? — удивился дед.

— Рассказывал.

— Погиб Иван Кухта. Сталинград прошёл, Курск, Киев. А под городом Броды, у самой границы, подорвался на немецкой мине…

Он помолчал, вспомнив товарища. Потом снова посмотрел на рисунок.

— А чего меня-то не нарисовал? Рисуй и меня. Вот здесь, около последнего вагона.

И Андрей нарисовал молоденького лейтенанта в новой зимней шапке и рядом с ним ещё одну крохотную фигурку с тоненькими ножками и ручками, похожими на воробьиные лапки.

* * *

Мама готовила на кухне ужин. Папа включил телевизор и уселся в кресло. Андрей пододвинул второе кресло поближе к папиному.

— Посмотрим, что там сегодня, — сказал папа и развернул телевизионную программу.

— Ничего интересного, — сказал Андрей. — Я уже посмотрел.

— И никакого кино нет?

— Никакого.

— Что будем смотреть?

— Ничего, — сказал Андрей.

— Как так — ничего?

— Ты сам говорил, что времени у человека не так уж много.

— Но кинофильм идёт всего полтора часа!

— Есть вещи лучше кино, — сказал Андрей.

Папа засмеялся.

— Ах ты, хитрец! Ну, говори прямо: чего ты хочешь?

— Необитаемый остров, — сказал Андрей. — А на нём зарыто сокровище.

— Но у нас нет книги про остров сокровищ!

— Есть.

Андрей вышел в соседнюю комнату и через мгновенье принёс книгу, на обложке которой был нарисован старинный парусник.

Красивая шхуна, — сказал папа, разглядывая корабль. — Она называется «Эспаньолой». Это тебе дед подарил?

Нет, в школе. У нас была выставка рисунков к Дню Победы. Помнишь, я рисовал дедушкин эшелон и фашистские танки? Мне дали первую премию.

Ого! Молодчина ты у меня, Андрюха! А на острове сокровищ я давно не был. Наверное, лет двадцать.

— Поедешь? — спросил Андрей.

— Едем! — радостно сказал папа.

Он подошёл к телевизору. Щёлкнул выключатель. Голубой экран превратился в яркую точку и погас.

Только, чур, я сам повезу тебя на остров! Ты ничего не делай, хорошо, папа?

— Хорошо!

… А за стенкой шкафа свежий ветер уже надувал белые паруса «Эспаньолы» и капитан Смолетт ожидал, когда на борт его корабля поднимутся новые пассажиры.