Полковник Кит Лондри, работавший в Совете национальной безопасности США, после окончания «холодной войны» вынужден уйти в отставку. Он возвращается в свой родной город Спенсервиль, где живет его первая любовь Энни Прентис, ставшая теперь женой жестокого и безнравственного начальника спенсервильской полиции. Кит решает помочь ей уйти от мужа, однако побег не удается, и романтическое приключение отставного полковника превращается в кровавую драму.
1994 ruen Н.Косолапов02bf8b69-2a81-102a-9ae1-2dfe723fe7c7 love_contemporary Nelson Demille Spencerville en Roland doc2fb, FictionBook Editor Beta 2.4 2010-05-29 OCR & SpellCheck: Larisa_F 3e94e740-bc84-102d-b00f-4f4c90eae8ca 1.0 Демилль Нельсон. Спенсервиль. – Роман АО „Издательство «Новости»" Москва 1997 5-7020-0926-6

Нельсон Демилль

Спенсервиль

Книга вторая

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Кит показывал дорогу, и они успели добраться до аэропорта Толидо буквально за несколько минут до рейса.

Увидев, что билеты им забронированы в первом классе, Кит поинтересовался:

– А салютом нас в Вашингтоне встретят?

– Обязательно. Двадцать один залп, как положено. И красный ковер к трапу.

– И духовой оркестр?

– Все по высшему разряду. Там, в Белом доме, по таким вещам специалисты.

Усевшись в кресло, Кит надел наушники и уткнулся в книгу, так что выслушивать всю дорогу Чарли Эйдера ему не пришлось.

Самолет снижался, заходя на посадку в аэропорт Нэшнл[1]. Кит и Чарли сидели по левому борту, откуда на подлете к Вашингтону всегда открывается самый лучший вид. По соображениям безопасности подлет к аэропорту с восточного направления запрещен, поскольку при этом самолетам приходилось бы пролетать прямо над Белым домом; при подходе же с северного, южного и западного направления самолеты не могут заранее снижаться слишком сильно: со стороны штата Вирджиния вдоль Потомака стоят очень высокие здания, а со стороны Мэриленда действуют жесткие ограничения допустимого над пригородами уровня шума. Поэтому если самолет подлетает к аэропорту Нэшнл с севера, как, например, сейчас, то он заходит на посадку вдоль реки Потомак, и пассажирам при этом открывается великолепная панорама центральной части Вашингтона.

Кит, сидевший у окна, смотрел на залитый солнцем город. Самолет плавно скользил над рекой, и взгляду Кита открывались Джоджтаун, комплекс Уотер-гейта, далее Молл, линия памятников – Линкольну, Вашингтону и Джефферсону – и стоящее в отдалении здание Капитолия. Вид был действительно изумительный, и Киту он никогда не приедался, особенно если случалось возвращаться в столицу после более или менее длительного отсутствия.

На этот раз ему даже показалось, что, по мере того как самолет снижался, город все сильнее и заметнее почти физически притягивал его к себе, захватывал в поле своей гравитации, словно гигантский магнит. Возможно, Чарли Эйдер, заказывая им места по левому борту самолета, именно на такой эффект и рассчитывал.

Они приземлились точно по расписанию. Салютом Кита и Чарли не встретили, как не было ни красного ковра, ни оркестра; но их поджидал правительственный «линкольн» с водителем, который и доставил их на 16-ю улицу, в гостиницу «Хэй-Эдамс», расположенную всего в квартале от Белого дома.

Эйдер предложил пойти вместе чего-нибудь выпить, но Кит ответил:

– Спасибо, ты и так на меня сегодня слишком много времени потратил.

– Не надо срывать на мне злость.

– Завтра во сколько?

– Я за тобой зайду в 10.30.

– Куда так рано, если нам назначено на 11.30?

– Ты же знаешь, какие порядки в Белом доме. Придешь за полчаса до назначенного времени – считай, что опоздал. А на минуту позже – испортил карьеру.

– Встретимся в одиннадцать.

– А вдруг в пробке застрянем. Или машина сломается…

– Пешком дойдем. Это же рядом, отсюда даже видно.

– В 10.45.

– Ну, ладно. И захвати мне сразу обратный билет, иначе никуда я с тобой не пойду.

– Будет сделано.

– И закажи на мое имя в прокате машину. В том аэропорту, куда будет билет: в Толидо, Колумбусе или в Дейтоне.

– Хорошо. До завтра.

Кит вошел в гостиницу – старинное, недавно отреставрированное здание, одна из достопримечательностей Вашингтона, – и подошел к администратору. Поскольку номер для него бронировала протокольная служба Белого дома, Кита встретили с повышенной предупредительностью. Кит хорошо знал, что столица – город, который живет и дышит ощущением власти, а вовсе не политикой, как принято думать. Реальной власти.

Поднявшись в номер, Кит подошел к окну и посмотрел на площадь Лафайетта, на Белый дом и возвышавшийся позади него огромный купол Капитолия. Он отсутствовал здесь меньше чем пару месяцев, но особая, заряженная какой-то сумасшедшей энергией атмосфера столицы действовала ему на нервы. Слишком много машин, слишком много гудков на улице, слишком много людей, слишком жарко, слишком влажно, и вообще слишком много всего.

Кит подумал, не позвонить ли ему Портерам, но их телефон все-таки могли прослушивать, а кроме того, не было никакой необходимости звонить ни им, ни Энниной сестре: ведь в пятницу вечером он вернется, доберется до своей фермы самое позднее к полуночи, так что успеет в субботу, к десяти утра, быть в доме у Терри, как договорились.

Подумал он и о том, не позвонить ли кому-нибудь из своих старых вашингтонских знакомых; но потом решил, что и в этом тоже нет никакой необходимости. Здесь, в этом городе, состоящем почти исключительно из правительственных служащих, друзьями оказывались, как правило, коллеги по работе. Тот, кто жил в пригороде, еще мог заиметь в числе знакомых кого-нибудь из соседей; но если человек обитал в городе, то личное общение оказывалось продолжением служебного. Он за эти два месяца получил несколько писем от своих коллег; но чаще всего, уволившись с работы, человек выпадал и из прежнего круга общения, даже оставаясь при этом жить в городе.

Кит открыл стоявший в номере бар, взял что-то оттуда и снова подошел к окну, продолжая всматриваться в город, который кто-то недавно назвал последним и единственным средоточием власти в мире. Сможет ли он снова здесь жить? Да и зачем ему это надо? Ведь незадолго до своего выхода в отставку он даже и не помышлял о том, чтобы пенсионером остаться жить в этом городе.

Во многих отношениях он был типичным представителем тех сотен тысяч мужчин и женщин, чья служебная карьера оказалась внезапно оборванной окончанием «холодной войны». И в этом плане он ничем не отличался от многих миллионов тех живших когда-то до него солдат – будь то победителей или побежденных, – в услугах которых вдруг отпала потребность. Но, в отличие от тех солдат и ветеранов, которых помянул в своем стишке Чарли Эйдер, Кит не чувствовал себя униженным или ущемленным тем, что в нем перестали нуждаться, и был бы даже рад, если бы о нем и вовсе позабыли.

Он посмотрел на улицу – там как раз был час пик, – потом опять перевел взгляд на город. Большинство их тех его знакомых, кто оказался в таком же положении, как и он сам, не вернулись в свои родные края в буквальном смысле этого слова, как это сделал Кит, но постарались устроиться где-то как можно ближе к столице, в которой каждый из них провел добрую половину жизни и карьеры, – даже не просто к столице, а к самому ее центру. Кит же, наоборот, стремился полностью порвать со своим прошлым, и ему уже начинало казаться, что он сумел этого добиться. Да нет, не просто казаться: он действительно разорвал с прошлым. «Я смогу ответить президенту «нет». Ведь именно за такую возможность я и боролся. «Я сказал нет, господин президент; вам что-нибудь непонятно?» Подумав, как он произнесет эти слова, Кит улыбнулся.

Поужинал Кит рано и в одиночестве, у себя в номере, заказав к трюфелям бутылочку «Банфи Брюнелло ди Монтальчино». Он попытался убедить себя, будто не тоскует без той особенно изысканной еды, которую можно было получить только в столичных ресторанах, но потом все-таки вынужден был признаться себе, что ему ее действительно не хватает. Если он все же и в самом деле осядет окончательно в Спенсервиле, надо будет выписать туда пару хороших поваренных книг. Портеры умеют отлично готовить овощи, он сам – мясо, а Энни, возможно, сумеет освоить европейские десерты и выпечку. А может быть, и нет. Впрочем, какая разница? В конце концов, он сам еще до сих пор не имеет ни малейшего представления, где станет жить и чем заниматься. Это короткое возвращение в Вашингтон лишний раз высветило все те различия, что существовали между столицей и Спенсервилем; хотя различия эти были настолько колоссальны, что высвечивать их не было никакой необходимости.

Кит вынужден был признаться самому себе, что он тосковал без Вашингтона. Пусть это странно и противоестественно, но ему не хватало столичной жизни. Чарли Эйдер понимал это, вот почему он и притащил Кита в Вашингтон. Кит уговаривал себя, что вовсе не хочет снова жить в Вашингтоне, но он знал, что не сможет остаться и в Спенсервиле. Значит, надо найти где-нибудь в мире такой нейтральный уголок, где они с Энни смогли бы существовать спокойно и счастливо.

Кит кончил ужинать и вышел из номера. Внизу он попросил швейцара подозвать ему такси и, уже сидя в машине, сказал шоферу:

– В Джорджтаун.

Час пик заканчивался, они попали в самый его хвостик. Проехав по мосту, такси оказалось на М-стрит, главной торговой улице Джорджтауна. При виде многочисленных знакомых мест, в которых он так любил бывать раньше, в памяти Кита всплывали чудесные воспоминания о том, как они, тогда молодые, красивые, умные, просиживали в здешних барах и ресторанчиках, болтая об искусстве, о литературе, о путешествиях и только изредка – о спорте. Но все эти темы были для них лишь чем-то вроде легкой закуски, замариванием червячка перед основными блюдами – а такими всегда оказывались темы политики и власти.

Кит попросил шофера проехать по Висконсин-авеню – мимо дома, в котором он снимал когда-то квартиру, потом по боковым улочкам и переулкам, где еще жили – или когда-то жили – его друзья, его женщины. Никого из знакомых на тротуарах он не увидел; пожалуй, так оно и к лучшему, подумал Кит.

Он попытался представить себе Энни в этом мире и понял, что ей подобный мир показался бы сложным и непонятным, возможно даже, она почувствовала бы себя сбитой в нем с толку. Даже такую простую вещь, как попросить привратника подозвать такси, а не делать это самой, она сочла бы странной и непривычной. Конечно, она бы всему этому быстро научилась, но отсюда еще не следовало бы, что городская жизнь – или даже причудливо-своеобразные улочки Джорджтауна – стали бы доставлять ей удовольствие. Нет, она бы чувствовала себя тут не на своем месте, у нее бы развилось ощущение своей постоянной во всем зависимости от Кита; подобная зависимость неизменно порождает чувства внутренней обиды и негодования, а когда женщина начинает жить такого рода эмоциями – кто знает, куда и к чему это может привести?

Конечно, они могли бы поселиться с ней в пригороде или даже за городом, для него ездить оттуда на работу не проблема; но Кит представил себе, как в восемь вечера звонит ей куда-нибудь в Вирджинию или Мэриленд и говорит, что у него совещание, которое может продлиться за полночь. Более молодые пары в Вашингтоне, да и в других местах вели именно такое существование; но такие пары еще только строили свое будущее, каждый из супругов в них к чему-то стремился, обеспечивал собственную карьеру; а когда один из супругов провел большую часть своей жизни в глухом провинциальном городке, где всего населения – пятнадцать тысяч человек, это совсем другой случай.

Разумеется, Энни как-то здесь приспособится и, возможно, даже не станет жаловаться – она не из тех, кто любит поплакаться. Но они окажутся в страшно неравном положении: это был бы его и только его мир, это у него здесь будет привычная жизнь, знакомая работа, старые друзья; но ему самому уже больше не нужны ни такая жизнь, ни эта работа, ни такие друзья и коллеги. Он сам стал бы теперь чувствовать себя тут несчастным.

А быть может, и нет. Эта мысль постоянно возвращалась к нему, она не давала ему покоя. Кит понимал, что ему совсем неинтересно произвести на Энни впечатление великолепием и радостным возбуждением вашингтонских приемов и коктейлей, атмосферой власти и одновременного присутствия массы важных лиц и знаменитостей. На него самого все это не производило никакого впечатления, и потому Кит сомневался, придется ли все это по душе Энни. С другой стороны, возможно, что прожить тут год или два было бы для них и неплохо – при условии, однако, что это будет именно какой-то достаточно непродолжительный период, а не целая вечность. Возможно, за это время ситуация в Спенсервиле как-то разрешится сама собой. Он повертел эту мысль в голове, потом проговорил:

– А будет ли толк?

– Да, мистер? – обернулся к нему таксист.

– Нет, ничего. Сверните здесь вправо. – На прикрепленной впереди табличке Кит прочел имя водителя: Во Тхе Хонг. – Нравится вам Вашингтон? – спросил его Кит.

Шофер, руководствуясь, видимо, немалым опытом и присущей любому вьетнамцу прирожденной вежливостью, ответил:

– Да. Очень хороший город.

Этот человек наверняка много пережил, подумал Кит, немало вынес, как и многие его соотечественники, что оказались вынуждены покинуть родину и теперь жили и работали в столице государства, которое пыталось помочь их стране, но преуспело только в поражении. Конечно, Кит не знал и не мог знать, что именно и в какой мере довелось испытать Во Тхе Хонгу; но он не сомневался, что в жизни этого вьетнамца наверняка было что-то такое, от чего многим американцам, вроде самого Кита, стало бы стыдно. Выслушивать рассказ об этом Киту не хотелось, но он все-таки спросил:

– Вы из какой части Вьетнама?

Видимо, привыкший к расспросам со стороны многочисленных – слишком многочисленных – ветеранов вьетнамской войны, таксист сразу же ответил:

– Из Фу Бай. Знаете?

– Да. Там была большая авиабаза.

– Да, да. Много американцев.

– Домой собираетесь?

– Нет.

– А хотели бы?

Шофер немного помолчал, потом ответил:

– Может быть. Может быть, только съездить.

– У вас семья в Фу Бае есть?

– О, да. Много семья.

– Вас там ждут? Вам можно вернуться во Вьетнам?

– Нет. Не сейчас. Когда-нибудь. Может быть.

На вид шоферу было около сорока пяти, и Киту не составляло труда понять, что по какой-то причине человек этот был у себя на родине персоной нон грата. Возможно, при старом режиме он был правительственным чиновником или служил в армии, а возможно, слишком тесно сотрудничал с американцами или даже занимался чем-то еще более худшим – например, работал в прежней, всеми презираемой национальной полиции. Кто знает? О таких вещах рассказывать не принято. Но главное, где-то в Фу Бае есть сейчас новый начальник полиции, а у этого начальника полиции есть некий список, и в том списке стоит имя этого таксиста. Начальник полиции в Фу Бае вполне мог быть примерно таким же типом, что и Клифф Бакстер, – с той только разницей, что Кита с Бакстером разъединяют не политические или идеологические причины, а сугубо личные. Но в основе своей проблема Кита и этого таксиста одна и та же: человек не может вернуться к себе домой, потому что кто-то не хочет пускать его назад.

– Обратно, в гостиницу, – сказал Кит шоферу.

– Да? Останавливаться нет?

– Нет. Останавливаться не будем.

Возле «Хэй-Эдамса» Кит дал Во Тхе Хонгу десять долларов на чай и бесплатный совет:

– При первой же возможности возвращайтесь домой. Не ждите.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Утром в номере зазвонил телефон, и Кит снял трубку.

– Я внизу, – раздался голос Чарли Эйдера. – Как будешь готов, спускайся.

– Через пять минут, – ответил Кит, удержавшись на этот раз от саркастических реплик или замечаний. Он еще ночью пришел к выводу: Чарли не виноват в том, что именно его избрали в данном случае на роль порученца.

Кит расправил перед зеркалом узел галстука, прошелся щеткой по пиджаку темно-синего шелкового итальянского костюма. Если не считать того, что на воскресную службу в церкви Святого Джеймса он надевал пиджак – правда, спортивного покроя, – то сейчас он впервые за последние два месяца, то есть за все время, прошедшее после выхода в отставку, облачился в официальный костюм. Собственный вид Киту не понравился.

– Вы мне напоминаете не то стилягу, не то проходимца, Лондри, – сказал он своему отражению, вышел из номера и спустился на лифте вниз.

Чарли поздоровался с ним несколько утомленно и настороженно, стараясь определить, в каком Кит с утра настроении; но тот сам опередил его:

– Ты прав, не твоя вина, что тебе приходится мною заниматься.

– Мудрое прозрение. Поехали.

– Мой билет?

– Да, верно… – Чарли порылся в карманах пиджака и протянул Киту билет на самолет. – До Колумбуса, без пересадки, рейсом компании «ЮЭс Эйр». И там же талон на аренду машины, заказ сделан.

Кит посмотрел на билет: рейс был вечерний, из аэропорта Нэшнл в 19.30, с прибытием на место назначения в 21.05.

– Неужели пораньше ничего не было? – спросил Кит.

– Это единственный прямой рейс, на котором есть первый класс.

– Плевать мне и на прямой, и на первый класс. Что-нибудь пораньше до Толидо или Дейтона есть?

– До Дейтона?! Это где такое? Слушай, билет делала транспортная служба Белого дома. Я не думаю, что в том направлении идет ежедневно много рейсов. Радуйся вообще, что тебе заказали до того Колумбуса, что в Огайо, а не до того, который в Джорджии. Впрочем, если хочешь, загляни после встречи в транспортный отдел сам.

– Ладно. Поехали.

Они вышли из гостиницы; прямо перед подъездом их дожидался «линкольн». На улице дождило – водитель встретил их возле двери с раскрытым зонтом и проводил до машины.

– Вчера вечером я говорил с Тедом Стэнсфилдом, помощником министра обороны, – сказал Чарли, когда они устроились на заднем сиденье, – он страшно рад, что ты смог выбраться.

– Интересно, а какой у меня был выбор?

– Ну, здесь так принято разговаривать. С этакой нарочитой скромностью. Тебя и сам министр обороны так встретит: «Кит, я очень рад, что вы смогли приехать! Надеюсь, мы вас не слишком обеспокоили?»

– Вот тут-то мне ему и заявить, чтобы от меня отвязались.

– Не думаю. Он бы искренне хотел заполучить тебя назад в свою команду, так что, если он скажет: «Рад вашему возвращению» – ответь, что тебе приятно снова быть в Вашингтоне, как будто бы ты не понял, что он имел в виду. Потом сходи на встречу с президентом. Если его успели проинформировать, что ты колеблешься, он скажет что-нибудь вроде: «Надеюсь, полковник, вы всесторонне рассмотрите сделанное вам предложение и примете его». Тогда ты ответь: «Непременно, сэр», имея в виду, что ты его непременно рассмотришь, но вовсе не обязательно примешь. Понял?

– Чарли, я сам был мастером по двусмысленным фразам, экспертом по беспредметному разговору и крупным ученым по расплывчатым формулировкам. Вот поэтому-то я и не хочу сюда возвращаться. Я уже начал осваивать обычный английский язык.

– Это меня сильно расстраивает.

– Как я понимаю, ты не сказал Теду Стэнсфилду, что мне не нужна эта работа?

– Не сказал, потому что хотел дать тебе побольше времени на размышления. Ты все обдумал?

– Да.

– И что?

– Знаешь, я вчера вечером взял такси, покатался по городу и крепко поразмышлял. Съездил к памятнику Линкольну, постоял перед ним, спросил этого великого человека: «Как мне поступить, Эйб?» И знаешь, Чарли, что мне ответил Линкольн? «Вашингтон – дерьмовое место, Кит».

– А что ты ожидал от него услышать? Его же тут убили. Надо было спросить кого-нибудь другого.

– Кого, например? Тех ребят, чьи имена высечены на стене[2]? Вряд ли тебе захочется услышать их мнение о Вашингтоне.

– Да, скорее всего не захочется.

Лимузин обогнул площадь Лафайетта и подъехал к входу в западное крыло Белого дома со стороны 17-й улицы.

– Послушай, Кит, решать тебе, – проговорил Чарли. – Я только выполнил то, что мне было поручено. Доставил тебя сюда.

– А разве тебе не поручали меня сагитировать?

– Нет, об этом меня не просили. Они полагали, что ты сам схватишься за их предложение. Я-то понимал, что этого не будет.

– Ты был прав.

– Вот потому-то мое положение на предстоящей встрече может оказаться несколько неудобным.

– Не бойся, я тебя не подставлю.

– Спасибо.

Кит поглядел в окно машины. Прямо напротив западного крыла Белого дома, на 17-й улице, располагалось место, где он еще недавно работал, – выстроенное сотню лет назад в стиле так называемой «второй французской империи» старое здание[3] исполнительного аппарата президента, похожее на нагромождение чугуна и гранита. Обычно мнения о нем резко разделялись: одни были в восторге от этого сооружения, другие терпеть его не могли. Кит испытывал к зданию двойственные чувства. Внутри его недавно отреставрировали с такой воистину королевской, дворцовой роскошью, что это казалось даже неприличным, особенно если ваш кабинет был на верхнем этаже и окно его смотрело на юг, прямо на негритянские гетто Вашингтона.

По объему здание было раза в четыре больше Белого дома, и когда-то в нем размещались сразу три ведомства – военное министерство, государственный департамент и министерство военно-морского флота, при этом в здании еще оставалось довольно много свободного места. Теперь в нем не помещался даже один только аппарат Белого дома, и оно было целиком отдано под кабинеты его высших должностных лиц и структур – таких, например, как Совет национальной безопасности. СНБ выполнял более или менее консультативные функции при президенте, а также отфильтровывал для него необходимую информацию из той массы разведывательных данных, что поступала из ЦРУ, из РУМО – разведывательного управления министерства обороны, где когда-то работал Кит, – из Агентства национальной безопасности, занимающегося по большей части дешифровкой технических перехватов, из разведслужбы государственного департамента, а также из других закрытых учреждений и организаций, которых в округе Колумбия и вокруг него существует великое множество.

Собственно членами Совета являются директор ЦРУ, министр обороны, государственный секретарь, председатель комитета начальников штабов и те другие высокопоставленные государственные чиновники, которых сочтет необходимым ввести в состав Совета президент. Фактически это самая элитная группа во властных структурах, и в годы «холодной войны» роль СНБ была куда значительнее, нежели Кабинета министров, хотя и считалось, что об этом никто не знает и не должен знать.

Несколько лет назад Киту предложили оставить его прежнюю работу в РУМО и перейти в аппарат СНБ, располагавшийся в старом здании исполнительного аппарата президента. На новой работе он в неизмеримо меньшей степени подвергался чисто физической опасности по сравнению с тем, что выпадало ему, когда он болтался по всему миру, будучи в штате РУМО; кроме того, здание СНБ располагалось ближе к его джорджтаунской квартире, чем прежняя работа; и к тому же Кит рассчитывал, что ему будет интересно поработать вместе с гражданскими специалистами. На деле же Киту стало не хватать постоянного чувства опасности; и хотя с точки зрения карьеры переход в столь близкое к Белому дому место несомненно следовало рассматривать как удачу, во всех остальных отношениях сделанный им выбор оказался далеко не лучшим.

Среди тех, с кем Кит познакомился, начав работать в аппарате Совета безопасности, был и некий полковник по имени Оливер Норт. Кит не соприкасался с ним очень уж близко, но тем не менее после того, как Оливер Норт получил широкую известность[4], полковник Лондри всерьез обеспокоился. Норт по всем критериям считался хорошим профессиональным военным, но служба в подчинении у гражданских лиц оказалась для молодого полковника чем-то сродни работе в инфекционном отделении больницы, и он нахватался здесь всякой заразы. Кит сознавал, что и с ним самим тоже происходило нечто подобное, а потому старался не снимать на работе марлевой повязки и почаще мыть руки.

И вот теперь его звали назад, притом не в старое здание аппарата СНБ, а, судя по всему, непосредственно в Белый дом.

Машина подъехала к тем воротам, что расположены со стороны 17-й улицы, и охранник, тщательно проверив пропуска, махнул рукой, показывая, что они могут проезжать. Водитель остановился у подъезда, и Кит с Чарли вышли.

Здесь у входа тоже стояла охрана, но пропуска уже никто не проверял, просто один из охранников открыл и подержал им дверь. Они вошли и оказались в маленьком вестибюле, где сидевший за столом дежурный сверил их имена с лежавшим перед ним списком. Кит расписался на этом листке, а в графе, где надо было указать место работы и должность, вписал: «Гражданское лицо; пенсионер». Часы показывали пять минут двенадцатого.

В прошлом Киту не раз приходилось бывать в западном крыле Белого дома, но тогда он обычно попадал сюда по подземному тоннелю, о котором мало кто знает: тоннель этот проходит под 17-й улицей и ведет из старого здания исполнительного аппарата президента прямо в подвальный этаж Белого дома, в ту часть особняка, где расположены ситуационная комната и некоторые служебные помещения Совета безопасности. Довелось Киту несколько раз побывать и на первом этаже: это случалось, когда его вызывали к помощнику президента по национальной безопасности в предшествующей администрации.

Чарли тоже расписался в книге посетителей, после чего сидевший за столом распорядитель сказал им:

– Джентльмены, подождите, пожалуйста, внизу, в гостиной. Спуститься можно вон тем лифтом. Вас пригласят.

На маленьком лифте они спустились в подвальный этаж, где еще один охранник встретил их и проводил дальше.

Гостиная – эвфемизм, которым обозначается расположенная внизу комната для ожидающих приема посетителей, – представляла собой довольно приятное помещение, обставленное в стиле гостиной частного клуба. Работал телевизор, настроенный на канал новостей Си-эн-эн; вдоль стены размещался длинный стол с чаем, кофе, бутербродами, даже с фруктами и йогуртом для тех, кто озабочен своей диетой; здесь было что угодно, от минеральной воды до сдобных булочек, за исключением разве только спиртного и цианистого калия.

В комнате уже дожидались человек десять – двенадцать, как мужчин, так и женщин, однако никого из знакомых Кит среди них не увидел; всякий раз, когда в гостиную входил новый посетитель, все присутствующие окидывали его мимолетными, но испытующими взглядами, стараясь определить, какое место занимает вошедший в сегодняшнем пантеоне вашингтонских богов и богинь.

Чарли и Кит заметили два свободных места за отдельно стоящим чайным столиком и сели.

– Хочешь кофе или еще чего-нибудь? – спросил Чарли.

– Нет, босс, спасибо.

Чарли чуть улыбнулся, давая понять, что здесь их положение по отношению друг к другу действительно изменилось.

– Послушай, – сказал он, – если ты примешь это предложение, то твоим непосредственным начальником буду не я, а помощник президента по национальной безопасности.

– Я полагал, что меня-то и хотят сделать помощником по нацбезопасности…

– Нет; но ты будешь работать непосредственно под ним.

– А когда же я смогу стать президентом?

– Кит, ты не мог бы перестать трепаться? Не знаю, как ты, а я все-таки волнуюсь перед предстоящей встречей.

– Разумеется; извини. Подыми немного. Мне помогает.

– Я бы с удовольствием, но здесь нельзя курить. До чего тут уже дошли, а?

Кит оглядел комнату. Несмотря на добротную отделку и обстановку, она все равно так и оставалась подвальным помещением, и атмосфера в ней стояла точно такая же, что царит во всех «предбанниках» и приемных в любом уголке мира. В гостиной висел ровный и негромкий механический гул: это откуда-то из недр здания вентиляторы нагнетали охлажденный или подогретый – в зависимости от времени года – воздух. Кит, успевший за последние два месяца уже отвыкнуть от кондиционируемых зданий большого города, сразу же обратил внимание на этот звук, показавшийся ему очень неприятным.

Но еще неприятнее показалось ему рождавшееся в этой гостиной ощущение нереальности, почти сюрреалистичности происходящего, возникавшее здесь чувство какой-то надвигающейся, неумолимой обреченности, словно каждый из присутствующих ожидал тут своей участи, – похожие мысли и эмоции, должно быть, появляются у человека в менее приятных подвальных помещениях тех стран, где в таких подвалах людей, чьи имена оказались на сегодня в списке, принято расстреливать.

Киту довелось побывать в подвалах внутренней тюрьмы на Лубянке в Москве, в здании бывшего КГБ; теперь, когда Советского Союза не стало, их превратили в своего рода туристическую достопримечательность и показывали некоторым избранным противникам покойного государства – таким, как он сам. Камер там больше не было, на их месте сделали обычные служебные кабинеты, но Киту нетрудно было представить себе, как должны были выглядеть эти камеры, как звучали в них вопли пытаемых и истязаемых людей, как выкликали чье-то имя, и человек шел по коридору, в конце которого он – как объяснил Киту сопровождавший – получал пулю в затылок.

Комната ожидания в западном крыле Белого дома, с ее йогуртом и программой всемирных новостей по телевизору, конечно, сильно отличалась от подобных подвалов; но повисшая в ней атмосфера, рождавшиеся тут ощущения и предчувствия имели нечто общее с тем, что должны были чувствовать узники Лубянки: и там, и тут люди ждали, когда правительство выкликнет их имя. Неважно, для чего оно выкликалось, с какой целью; важно было лишь то, что человеку приходилось сидеть и ждать, когда его вызовут.

Едва оказавшись здесь, Кит сразу же без колебаний решил: он больше не хочет тратить свою жизнь на то, чтобы сидеть и дожидаться, пока какой-нибудь очередной правительственный чиновник выкликнет его имя. С него хватит. Его выкликали на протяжении целых двадцати пяти лет, и он всякий раз отзывался. Вчера его вызвали снова, и он опять откликнулся. Сейчас его тоже должны будут позвать, но сегодняшний день – особый: сегодня он явится по такому вызову в самый последний раз.

Дверь открылась, и вошедший распорядитель проговорил:

– Полковник Лондри, мистер Эйдер, вас приглашают.

Кит и Чарльз поднялись и направились вслед за молодым человеком к лифту. Оказавшись снова в вестибюле цокольного этажа, они двинулись вслед за сопровождающим к так называемому «залу кабинета» – расположенной в восточном крыле Белого дома просторной комнате, предназначенной для заседаний кабинета министров. Сопровождающий постучал в дверь, потом открыл ее и пропустил их внутрь. Навстречу им, протягивая на ходу руку, устремился человек, которого Кит сразу же узнал: это был Тед Стэнсфилд.

– Ты ведь помнишь Кита, Тед, – проговорил Чарли.

– Ну конечно! – Они обменялись рукопожатиями.

– Очень рад, что вы смогли выбраться, – произнес Стэнсфилд.

– А я очень рад, что получил это приглашение.

– Проходите, присаживайтесь. – Тед жестом указал на два стула за длинным столом из темного дерева, за которым обычно проходят заседания кабинета министров.

Киту было хорошо известно, Что когда здесь не происходит очередная встреча правительства, то в зале заседаний кабинета устраиваются и всевозможные совещания, в том числе важные и крупные, и просто беседы, в которых могут участвовать всего несколько человек. Фактически это был расписанный по минутам конференц-зал, использовавшийся теми высокопоставленными чиновниками, которые желали произвести впечатление на своих собеседников или подавить их, а нередко и то и другое одновременно. Когда-то давно на полковника Лондри еще можно было произвести впечатление, но давить на себя он не позволял никогда. И потому сейчас чувствовал себя несколько тревожно и раздраженно.

Он глянул на Стэнсфилда, мужчину лет сорока, вылощенного, спокойного и вкрадчиво-приятного в общении, который, судя по его виду, был действительно искренне доволен, главным образом самим собой.

– Министр немного задерживается, – предупредил их Стэнсфилд и продолжал, обращаясь уже только к Киту: – Ваш прежний босс генерал Уоткинс тоже должен подойти; и еще полковник Чэндлер, он сейчас выполняет функции помощника при помощнике президента по национальной безопасности.

– А сам мистер Ядзински будет? – спросил Кит, назвав помощника президента по фамилии, хотя и знал, что в коридорах власти официального Вашингтона высших государственных чиновников принято называть по их должностям: «господин президент», «господин министр обороны» и так далее, как если бы эти люди уже успели перейти из простых смертных в ранг богов. «Господин бог войны немного задерживается». Правда, тех, кто занимает самые низшие ступени официальной служебной иерархии, тоже принято упоминать в разговорах только по должности – например, «господин уборщик», «господин привратник».

– Господин помощник по национальной безопасности подойдет, если сможет, – ответил Тед Стэнсфилд.

– Они что, все немного задерживаются?

– Насколько я понимаю, да. Могу я вам что-нибудь предложить?

– Нет, спасибо.

Они дожидались остальных, разговаривая, как это принято в подобных случаях, о пустяках и не касаясь ничего серьезного, чтобы не пришлось потом, когда подойдет кто-нибудь из руководства, вдаваться в неудобные объяснения: «Перед самым вашим приходом, сэр, мы с мистером Лондри обсуждали проблему… и он мне сказал…»

– Как вам ваше краткое пребывание на пенсии, понравилось? – спросил Стэнсфилд.

Чтобы не осложнять еще больше и без того непростое положение Чарли, Кит решил оставить без внимания тот факт, что вопрос был задан в прошедшем времени, и просто ответил:

– Понравилось.

– Где отдыхали?

– В том городе, откуда я родом; разыскал там свою старую любовь.

– Вот как? – Стэнсфилд улыбнулся. – И что же, пламя былого чувства удалось разжечь вновь?

– Да, нам это удалось.

– Что ж, это очень интересно, Кит. И у вас есть какие-нибудь планы на будущее?

– Есть. Завтра я привожу ее в Вашингтон.

– Чудесно. А почему же вы не привезли ее прямо сегодня?

– Ее муж уедет из города только завтра. Идиотская улыбка мгновенно исчезла с лица Стэнсфилда, и одновременно Кит почувствовал, как Чарли стукнул его под столом ногой.

– Как сказал мне Чарли, это обстоятельство не должно повлечь за собой какие-нибудь проблемы, – сообщил Кит Теду Стэнсфилду.

– Н-ну… надеюсь…

– Женщина, о которой идет речь, находится сейчас в процессе развода со своим мужем, – вмешался Чарли.

– Ага…

Кит счел за лучшее оставить слова Чарли без комментариев.

Дверь открылась, и в зал вошел генерал Уоткинс, одетый в штатское, а следом за ним еще один человек, тоже в штатском, в котором Кит сразу же – даже несмотря на то, что прежде они общались друг с другом крайне редко, – узнал полковника Чэндлера.

Чарли встал, Тед Стэнсфилд тоже, хотя как гражданские лица они не обязаны были этого делать. Немного поколебавшись, Кит тоже поднялся, и они обменялись рукопожатиями.

– Хорошо выглядите, Кит, – произнес генерал Уоткинс. – Отдых вам явно пошел на пользу. Как, готовы снова сесть в седло?

– Очень уж болезненным было падение, генерал.

– Тем более надо заново оседлать эту лошадь.

Кит, еще до начала разговора, прекрасно сознавал, что генерал Уоткинс обязательно должен будет высказать нечто подобное; и теперь Кита охватила досада за то, что он сам же своим дурацким ответом дал Уоткинсу возможность вплотную подвести его к необходимости ответить или сказать теперь что-то определенное. Кита охватили сомнения, долго ли он еще сможет отделываться глупостями и уклончивыми ответами прежде, чем его собеседники поймут, что он отказывается от сделанного ему предложения.

– Вы ведь должны помнить Дика Чэндлера, на место которого идете, – обратился к Киту Тед Стэнсфилд. – Полковник Чэндлер переходит на более интересную и ответственную работу в Пентагон.

Два полковника – Лондри и Чэндлер – пожали друг другу руки. У Кита осталось впечатление, что при этом на лице Чэндлера промелькнуло выражение облегчения от того, что ему наконец-то подыскали замену; впрочем, возможно, что Киту это только показалось.

Большинству профессиональных военных, насколько знал Кит, работа в Белом доме бывала не по душе, однако в мирное время трудно было отвертеться от назначения сюда, если его предлагали, не осложнив при этом всю свою дальнейшую карьеру. Во время войны избежать его было проще: всегда можно попроситься на фронт, сказав, что тебя тянет полезть под пули.

В ожидании министра обороны, который должен был вот-вот подойти, все пятеро – генерал Уоткинс, полковники Чэндлер и Лондри, мистер Эйдер и мистер Стэнсфилд – продолжали стоять. Кит обратил внимание, что разговора между ними никак не получалось. Говорить о пустяках в западном крыле Белого дома представлялось им неуместным, а разговор на серьезные темы – такие, например, как неуклонно продолжающееся ухудшение положения на всем пространстве бывшего Советского Союза, – был чреват опасностью угодить в какую-нибудь западню, поскольку любые произнесенные в этих стенах слова могли бы быть истолкованы как официальные и впоследствии оказаться повернутыми против того, кто их произнес. Положение спас Тед Стэнсфилд, начавший рассказывать об одном только что прочитанном им новом распоряжении, которое уточнило некоторые положения одной из более ранних директив, посвященной извечной и больной проблеме: кто кому должен подчиняться и в чем.

Кит перестал слушать и попытался думать о своем, но память автоматически воспроизвела в его сознании схему организационной структуры разведывательных служб. Совет национальной безопасности, в аппарате которого прежде работал Кит, возглавляется помощником президента по вопросам национальной безопасности; в данный момент этот пост занимал Эдвард Ядзински. Судя по всему, полковнику Лондри предлагалось место помощника мистера Ядзински: или его помощника по военным вопросам, или же помощника по связи с разведывательным сообществом и военными ведомствами, включая самого министра обороны, которого они сейчас все и дожидались.

Эта организационная схема, насколько помнил ее Кит, чем-то напоминала схему сложного электронного устройства из разряда тех, что используются на какой-нибудь атомной подводной лодке: она представляла собой множество аккуратных прямоугольников и квадратов, соединенных между собой причудливо извивающимися и нигде не пересекающимися линиями. Но, в отличие от электроники, которая станет работать, только если ее устройство подчинено строгим требованиям науки, организационная структура разведывательного сообщества не подчинялась никаким известным законам науки, природы или самого Господа Бога, но лишь воле человека, зависящей от причуд и прихотей исполнительной власти и от политических столкновений в конгрессе.

Впрочем, оставляя все это в стороне, Кит не видел никаких оснований для присутствия на предстоявшей встрече своего бывшего начальника, генерала Уоткинса, поскольку на схеме организации разведслужб квадратик Уоткинса помещался далеко справа, на 17-й улице, тогда как сам Кит должен был бы оказаться теперь прямо в центре, всего лишь в нескольких креслах от самого большого и главного «бугра». Кит подозревал, однако, что Уоткинса пригласили в порядке своего рода наказания за то, что он позволил отправить полковника Лондри в отставку; разумеется, Уоткинсу тогда приказали это сделать, но генерал должен был бы предвидеть, что спустя всего лишь два месяца президент лично поинтересуется, чем теперь занят полковник Лондри, которого он, как выяснилось, не просто заметил, но помнил по имени. Бедняга Уоткинс!

Конечно, генерал вовсе не должен был извиняться сейчас за то, что указал тогда Лондри на дверь; но его явно обязали присутствовать при возвращении полковника Лондри на службу, и теперь он вынужден был улыбаться Киту или хотя бы изображать нечто, способное сойти за улыбку. Естественно, Уоткинс внутренне пребывал в дикой ярости, и у него были на то и право, и все основания, но, разумеется, он ничем не выдавал своего состояния.

Во все времена и во всех странах, подумал Кит, всякий центр власти уже по определению – рай для ненормальных и всевозможных лунатиков, а также и то место, где проявления невменяемого поведения достигают своей наивысшей концентрации; и совершенно неважно, как называется такое место – Кремль, дворец византийского императора, «запретный город», вилла древнеримского императора или же бункер фюрера – и как оно выглядит внешне: внутри в таком месте всегда сумрачно, не хватает воздуха, а само оно неизменно оказывается великолепной питательной средой для прогрессирующего сумасшествия и для отрыва его обитателей от реальности, с течением времени становящегося все более опасным. У Кита вдруг возникло желание броситься к двери и выскочить отсюда с криком, что здесь сумасшедший дом, которым управляют сами сумасшедшие.

– Когда вы так улыбаетесь, Кит, – проговорил генерал Уоткинс, – мне всегда становится не по себе.

– Даже не подозревал, сэр, что я сейчас улыбаюсь, и тем более понятия не имел, что вам моя улыбка не нравится.

– Она всегда предвещала, что сейчас вы выскажете нечто остроумное и дерзкое. Что нам предстоит услышать на сей раз?

– Генерал, я бы хотел воспользоваться этой возможностью, чтобы…

– Кит, придержи лучше эту мысль для другого случая, – перебил его Чарли Эйдер.

Кит подумал, что сейчас как раз самое подходящее время высказать Уоткинсу все, что он о нем думает; но в этот момент дверь распахнулась и в зал легким неспешным шагом вошел министр обороны. Это был маленький и худой, лысеющий человек, в очках, внешне совершенно не похожий на того, кого ожидаешь увидеть во главе самой мощной в мире военной машины. Но за кроткой и невзрачной внешностью вовсе не скрывалась, как иногда бывает, сильная личность; в этом тщедушном теле отнюдь не таился в засаде, лишь поджидая удобного случая, бог войны Марс. Внешне министр обороны производил впечатление «тряпки»; он и был ею на самом деле.

Тед Стэнсфилд представил министру собравшихся; тот, улыбаясь, поздоровался с каждым за руку, а Киту сказал:

– Очень рад, что вы смогли выбраться.

– А я рад возможности снова оказаться здесь.

Стэнсфилд отодвинул стул, стоявший у торца длинного стола для совещаний, и министр сел. Стэнсфилд жестом указал генералу Уоткинсу и полковнику Чэндлеру на места по правую руку от министра, а Киту и Чарли – по левую. Сам Тед садиться не стал.

– Прошу меня извинить, джентльмены, но я должен быть на другой встрече, – сказал он и вышел из зала.

Министр обороны некоторое время изучающе смотрел на Кита, потом проговорил:

– Ну что ж, полковник Лондри. Вы, должно быть, теряетесь в догадках, почему вас оторвали от заслуженного отдыха и вызвали сюда. Так вот, могу вам объяснить. Вы произвели очень благоприятное впечатление на президента своими докладами об оперативной разведывательной обстановке, и он вас запомнил. А несколько дней назад вспомнил о вас. – Министр усмехнулся и добавил: – Когда ему сообщили о вашей отставке, президент возразил, что, насколько он помнит, для пенсионера вы слишком молодо выглядели. Вот почему вы снова здесь. – Министр улыбнулся.

Кит быстро прокрутил в уме несколько вариантов ответа, подумав даже, не продекламировать ли ту шотландскую балладу, которую рассказал ему Чарли. Он, однако, решил, что лучше всего называть вещи своими именами, и сказал:

– Мне было предложено уйти в отставку, сэр. Я о ней не просил. – Произнося это, Кит даже не смотрел в сторону генерала Уоткинса, чтобы не показаться мелочно мстительным. – Однако у меня уже есть двадцать пять лет выслуги, и я себя прекрасно чувствую в нынешнем своем положении.

Похоже, министр слушал его не слишком внимательно, потому что следующими его словами были:

– Так вот, ваше имя включено в список представляемых к присвоению генеральского звания. Скоро этот список будет у президента.

Кит, стараясь строить свою речь так, чтобы его поняли правильно, произнес:

– Я ведь ушел не только из аппарата Совета национальной безопасности, сэр, но и со службы в армии тоже, так что я теперь в запасе. Как я понимаю, повышение в звании не будет означать, что мне необходимо вернуться на действительную службу.

Но министр продолжал гнуть свое:

– Вам предстоит занять место помощника по военным вопросам в ранге советника при помощнике президента по национальной безопасности. Полковник Чэндлер чуть позже введет вас в курс ваших функций и обязанностей. Ваш кабинет будет находиться здесь, в западном крыле Белого дома, – добавил министр.

Он проговорил «в западном крыле» так, отметил Кит, словно хотел сказать: «По правую руку от Господа Бога». Да они и в самом деле находились сейчас в настоящем святилище власти, в самом эпицентре событий и потрясений общенационального и международного масштаба, где одна близость к Овальному кабинету, к носителю этой власти – здесь можно было в самом прямом смысле слова налететь на президента в коридоре – уже придавала вхожему сюда человеку определенный вес. «Да, – подумал Кит, – к тому, кто тут работает, не могут запросто заглянуть на службу друзья или члены семьи, чтобы посидеть и попить кофе или вместе пообедать».

– Мой кабинет будет в подвале или на третьем этаже? – спросил Кит.

– В подвале, – ответил полковник Чэндлер.

– А небо оттуда видно? Я хочу сказать, там хоть маленькое окошко есть?

Вид у Чэндлера стал несколько озадаченный.

– Ну, это ведь внутреннее помещение, – ответил он. – Но зато у вас будет секретарша.

– А комнатные цветы там какие-нибудь есть?

Чарли Эйдер выдавил из себя улыбку и попытался объяснить присутствующим:

– Полковник Лондри провел два последних месяца в доме своих родителей, на ферме, и его теперь все время тянет на природу.

– Это прекрасно, – заметил министр обороны. – У вас есть ко мне вопросы, полковник? – спросил он, обращаясь к Киту.

Произнося эти слова, министр начал приподниматься с кресла и к концу фразы уже почти встал, так что Кит ответил коротко:

– Нет, сэр.

Поскольку министр встал, то поднялись и остальные.

– Вот и хорошо. Простите, джентльмены, но у меня сейчас следующая встреча. – Министр посмотрел на Кита и добавил: – Генерал Уоткинс потерял ценного сотрудника, зато Белый дом его приобрел. Желаю удачи. – И вышел.

Генерал Уоткинс тут же воспользовался возможностью высказаться, появившейся у него с уходом министра, и проговорил:

– Лично я удивлен, что вы решили вернуться в Вашингтон. Мне казалось, что вы уже сыты здешней жизнью по горло.

– Это верно.

Генерал удивленно и вопросительно посмотрел на Кита.

– Что ж, может быть, новая должность прибавит вам оптимизма, бодрости и сил, – произнес он.

– Если у меня на погонах будут когда-нибудь такие же звезды, как у вас, сэр, – сказал Кит, – мы сможем устроить что-нибудь вроде соревнования и посмотреть, в ком из нас больше сил.

Судя по всему, генералу Уоткинсу это высказывание пришлось не очень по душе, однако, почувствовав, что положение теперь изменилось не в его пользу, он оставил это замечание без ответа.

– Ну что ж, джентльмены, я вам больше не нужен, к тому же меня тоже ждет следующая встреча. Всего хорошего. – Он посмотрел на Кита и добавил: – Способность к политическим играм всегда была не самой сильной вашей стороной, полковник.

– Благодарю вас.

Уоткинс ушел, оставив Кита, Чарли Эйдера и полковника Чэндлера стоять в зале заседаний кабинета. Поскольку, однако, все они были худо-бедно, но людьми не низшего ранга, то сели сами, не дожидаясь чьего-либо приглашения. Кит расположился чуть в сторонке, через несколько стульев от остальных.

Чэндлер заговорил о функциях, которые предстояло выполнять Киту, и Кит снова отключился. Вся эта так называемая беседа была чистейшей воды спектаклем, тщательно отрежиссированным, с известным актером – министром обороны – в эпизодической, но яркой роли. Конечно, отчасти беседа являла собой и протокольное действо – если Кит продолжал еще считать себя военнослужащим, то министр обороны был для полковника самым большим начальником, – но и каждому из других участников этого спектакля тоже отводилось в нем свое место. Чарли Эйдер исполнял роль Иуды, генерал Уоткинс – козла отпущения, полковник Чэндлер – Пилата, которому наплевать на все и он умывает руки, а Тед Стэнсфилд – главного церемониймейстера и конферансье.

Мысли Кита снова вернулись к Энни; интересно, подумал он, как бы она восприняла все происходящее, если бы оказалась сейчас здесь. Кит не кривил душой, когда сказал Чарли, что Энни – простая провинциалка, но это обстоятельство вовсе не означало, будто она была дурой. Напротив, и в школе, и в колледже она успевала даже лучше, чем сам Кит. По своему происхождению Энни вела свой род от таких же простых жителей Среднего Запада, рядовых фермеров, что и сам Кит; и поэтому он нисколько не сомневался, что, если бы Энни оказалась сейчас тут, в этом зале, она бы сочла всю эту напыщенность, протокол и чинопочитание достаточно неприятными и, разумеется, с ходу разобралась бы, что к чему, притом намного быстрее, чем сумел это сделать в свое время Кит.

Когда он еще только начинал свою военную карьеру, мир был гораздо более опасным местом, чем теперь; но своя собственная страна и ее граждане казались ему тогда как-то проще, доступнее и вызывали у него большее уважение. В то время в различных государственных структурах и ведомствах еще работали те, кто обеспечил победу над державами «оси» в годы Второй мировой войны. Это были люди, преданные делу и честно выполнявшие свой долг, обладавшие развитым чувством жизненного призвания и руководствовавшиеся высшими целями, – а не свиньи, дорвавшиеся до государственных кормушек. Теперь же даже те, кто в свое время воевал во Вьетнаме, тоже уходили – или их уходили – в отставку; а о новых, тех, кто приходил сейчас на их место, Кит был самого невысокого мнения.

На протяжении последующих пяти минут полковник Чэндлер описывал круг своих служебных обязанностей, стараясь изобразить то, чем он занимался, в самом радужном свете; он не упомянул ни о том, что его рабочий день продолжается обычно двенадцать часов; ни о тех бумагах, которые часто приходится прихватывать с собой, чтобы прочесть их дома; ни о кризисах, что имеют обыкновение происходить в странах, расположенных в других часовых поясах, и именно в те дни, когда в Вашингтоне отмечают какой-нибудь праздник.

– Вам нравится здесь работать? – перебил Чэндлера Кит.

– Нравится?.. – Чэндлер на минуту задумался, потом ответил: – Тут, в Белом доме, работаешь в постоянном напряжении, но зато и испытываешь от своей работы большое удовлетворение.

– Как можно испытывать удовлетворение от постоянного напряжения?

– Н-ну… можно. Чувствуешь, что делаешь что-то для своей страны, а не только для себя лично.

– А вы уверены, что стране действительно нужно то, чем вы занимаетесь?

– По-моему, да. Уверен. Ничего ведь еще на самом деле-то не завершилось. В мире еще очень много всяких плохих парней.

– Это верно. Ну что ж, быть может, новые хорошие парни сумеют справиться с новыми плохими.

– Кое-какой опыт у нас есть.

– А опыт моего поколения – это борьба с прежними плохими парнями. Возможно, мы и сумеем разобраться в новых реалиях, но мыслим мы все-таки по-старому. – Кит посмотрел на полковника Чэндлера и спросил: – Как по-вашему, стоит мне соглашаться на эту работу?

Чэндлер откашлялся, словно прочищая горло, потом бросил взгляд на Эйдера, который сделал ему жест рукой, как бы говоря: «Отвечай сам».

Полковник Чэндлер подумал немного, затем проговорил:

– Я рад, что в моем послужном списке будет теперь значиться это место, но того, что мне выпало тут за последние два года, я бы не пожелал самому злейшему своему врагу.

– Спасибо.

Дверь распахнулась, и в зал энергичным широким шагом вошел Эдвард Ядзински, помощник президента по национальной безопасности. Все встали, Ядзински с каждым поздоровался за руку. Потом обратился к Киту:

– Очень рад, что вы смогли выбраться, хотя мы и не предупреждали вас заранее.

– Спасибо, сэр. Я тоже очень рад.

– У меня сейчас следующая встреча, но мне хотелось хоть накоротке поговорить с вами. Я ознакомился с вашим личным делом и должен сказать, на меня произвел большое впечатление тот путь, который вы прошли – от командира пехотного взвода и до последней должности, что вы занимали. Я искал именно такого человека, как вы: кого-то, кто мог бы держаться со мной прямо и открыто говорить мне все, что думает. Полковник Чэндлер может подтвердить, что я не рисуюсь. Я отдаю предпочтение военным, они мне нравятся потому, что обладают именно теми качествами, какие мне нужны.

– Да, сэр. – А еще они тебе нравятся потому, подумал Кит, что у них нет собственных политических амбиций, они привыкли исполнять приказания, и их при необходимости легко можно отправить переводом назад, на прежнее место службы, а не мучиться с увольнением. Военным, подобно миссионерам или священникам, тоже свойственны понятия призвания и долга, которые – по крайней мере теоретически – выше соображений карьеры и интересов личной жизни. Вот почему высокопоставленные лица, работающие в системе исполнительной власти, считают полезным держать в своем штате некоторое число военных: это связанные по рукам и ногам условиями контракта о службе в вооруженных силах слуги, только в штатском.

– Ваши прежние коллеги очень хорошо о вас отзываются, полковник, – продолжал Ядзински. – Верно, Чарли?

Чарли Эйдер, разумеется, согласился:

– Полковник Лондри был у меня в отделе одним из самых ценных сотрудников, да и вообще пользовался в разведке всеобщим уважением.

– У меня были вечные нелады с генералом Уоткинсом, – сообщил Кит своему потенциальному начальнику, – и этим я причинял мистеру Эйдеру массу беспокойств и неприятностей.

Чарли поморщился, но Ядзински широко улыбнулся:

– А вы, как я вижу, не дипломат, да? Кстати, я присутствовал в ситуационной комнате в тот раз, когда вы спросили государственного секретаря, есть ли у нас внешняя политика. – Ядзински хохотнул. – Мне это понравилось. И знайте, полковник: я вас всегда поддержу. Я работаю непосредственно на президента, а вы будете работать непосредственно на меня.

Кит подумал, что еще пять или шесть лет назад ему бы наверняка пришлись по душе и сам Ядзински, и возможность поработать под его началом. А теперь уже слишком поздно.

– При всех разногласиях, какие у меня случались с мистером Эйдером, – проговорил Кит, – я всегда считал его в высшей степени знающим, компетентным и преданным делу человеком. – Кит был очень доволен, что ему удалось вставить в разговор эту реплику, но Ядзински явно не обратил на нее никакого внимания.

– Полковник Чэндлер сумеет лучше ответить на все ваши вопросы, чем я, – произнес помощник президента, протягивая руку. – Добро пожаловать в нашу команду, полковник. – Обмениваясь с Китом рукопожатиями, Ядзински посмотрел на часы. – У меня сейчас следующая встреча. – И, не выпуская руки Кита, спросил: – Когда вы сможете приступить к работе?

– Ну, я бы хотел в эти выходные еще подумать…

– Разумеется. А с понедельника приступайте, вот и отлично. Полковник Чэндлер покажет вам, где ваш кабинет.

– Полковник Лондри живет сейчас в Огайо, сэр, – вставил Чарли.

– Чудесный штат. Всего хорошего, джентльмены. – Ядзински повернулся и вышел.

Кит тоже посмотрел на часы и проговорил:

– У меня следующая встреча. Всего хорошего, джентльмены.

Чарли выдавил из себя улыбку и напомнил:

– У тебя встреча с президентом.

– Подождите в приемной, пока вас вызовут, – добавил полковник Чэндлер. Он ухмыльнулся и сказал, обращаясь к Киту: – А у меня нет никакой следующей встречи. Так что я пошел. – Он подошел к двери, обернулся и произнес: – Если спуститься в подвал, то мой кабинет вы легко найдете. Будут вопросы, звоните: номер телефона я оставил на столе. Все, что там есть, в вашем полном распоряжении. – Чэндлер повернулся и вышел; и хотя он и не сказал напоследок «ты, выпендрежник», у Кита было такое ощущение, что слова эти явственно повисли в воздухе.

– Да, Чарли, по-моему, это совсем не похоже на Спенсервиль, – заметил Кит Эйдеру.

– С чего ты так решил?

– Представляю себе, как они удивятся в понедельник, когда увидят, что кабинет полковника Чэндлера пуст, – проговорил Кит, когда они с Эйдером уже направлялись к двери.

– Подумай в выходные как следует об этом предложении. Ядзински – один из лучших людей в нынешней администрации. Попробуй. Что ты теряешь?

– Душу.

Они вышли в холл и снова спустились в подвал на маленьком лифте.

– Хочешь взглянуть на свой кабинет? – поинтересовался Чарли.

– Нет.

Они вернулись в гостиную и сели ждать.

– Полагаю, я уже больше не на крючке; отцепился, – произнес Чарли, словно разговаривая сам с собой. – Спасибо за рекламу.

Кит не ответил. Он увлеченно читал газету. Чарли вдруг рассмеялся и спросил:

– Так как ты думаешь, ты успеешь съездить назад в Огайо, упаковать там все вещи, вернуться в Вашингтон, подыскать квартиру, обставить ее и в понедельник с утра выйти на работу?

Кит посмотрел на него поверх газеты, но ничего не ответил.

– По-моему, он даже понятия не имеет, что ты вообще переехал из Вашингтона, – сказал Чарли. – Но я же ему говорил… наверное, он невнимательно слушал.

Кит перевернул страницу газеты.

– Ну, с этим я все урегулирую. Несколько недель в твоем распоряжении будет.

Кит бросил взгляд на часы.

– Но я тебя понимаю, – продолжал Чарли. – Работать здесь – значит действительно жить в постоянном напряжении.

Кит перевернул газету, сложил ее и принялся с интересом читать статью о заторах и пробках в метро в часы пик. Часы неторопливо отсчитывали минуту за минутой.

– Но иметь возможность сказать, что ты работаешь в Белом доме… – продолжал Чарли, – разве на твою знакомую это бы не произвело впечатления? И разве бы она тобой не гордилась?

Не отрывая глаз от газеты, Кит ответил:

– Нет.

– Не убеждай меня, будто не испытываешь никакого искушения.

Кит отложил газету.

– Чарли, администрации приходят и уходят, и работа в Белом доме так же постоянна и надежна, как скачки на необъезженной лошади. Послушай, я не хочу никого ни критиковать, ни судить, но меня загоняют на эту должность, и это мне не нравится. Я считаю, что будет вполне достаточным, если я скажу, что не могу принять этого предложения по личным обстоятельствам. Хорошо?

– Ладно.

– Полковник Лондри, президент вас сейчас примет, – сказал, входя в комнату, дежурный распорядитель.

– Желаю удачи, – напутствовал его Чарли.

Кит встал, и, пока он шел за распорядителем к выходу из гостиной, глаза всех присутствующих были устремлены ему вслед.

Они снова поднялись на лифте, вышли в коридор и направились к Овальному кабинету. Охранник, стоявший у дверей, проговорил:

– Минутку.

Распорядитель напомнил Киту о протокольной стороне беседы, особенно подчеркнув, чтобы тот не наступал на вышитую на ковре Большую государственную печать.

– Что же мне, прыгать через нее? – спросил Кит.

– Нет, сэр, обойдите ее слева. Помощник президента обойдет печать справа, и потом вы вместе подойдете к столу. Президент сегодня выбился из графика, поэтому он не будет приглашать вас сесть, а поднимется вам навстречу и поздоровается с вами в нескольких футах перед столом. Пожалуйста, постарайтесь, чтобы разговор был как можно короче.

– Мне надо ему сказать, что я за него голосовал?

Распорядитель внимательно посмотрел на Кита, потом еще раз сверился с листом бумаги, который держал в руке, словно желал убедиться, что этот тип действительно значится в списке посетителей.

Дверь открылась, и молодая женщина пригласила Кита войти. Они двинулись рядом через просторный, овальной формы кабинет по роскошному голубому ковру, обошли с разных сторон Большую печать и снова сошлись перед самым президентским столом, стоявшим перед большими, смотрящими на юг окнами. Кит обратил внимание, что на улице по-прежнему лил дождь.

Президент, улыбаясь, поднялся из-за стола и вышел им навстречу, протягивая на ходу руку; Кит пожал ее.

– Очень рад снова видеть вас здесь, полковник, – проговорил президент.

– Благодарю вас, господин президент.

– Нам вас тут не хватало.

– Спасибо, сэр.

– Вы уже здесь обосновались?

– Еще нет, сэр.

– Мистер Ядзински проследит, чтобы все было в порядке. Он начальник строгий, но справедливый.

– Да, сэр.

– Времена сейчас трудные, полковник, и нам очень нужен человек с вашим опытом и вашей порядочностью.

– Спасибо, господин президент.

– У вас ко мне какие-нибудь вопросы есть?

Стало уже традицией, что президенты, генералы и другие высокопоставленные лица непременно спрашивают об этом. Очень давно, по всей видимости тогда, когда Кита еще не было на свете, его задавали всерьез. Но в наше время, когда все куда-то спешат и немного опаздывают, вопрос приобрел риторический характер, и ответом на него всегда бывает неизменное: «Нет, сэр». Но Кит спросил:

– Почему я?

Казалось, президент на мгновение растерялся, секретарша начала покашливать.

– Простите? – переспросил президент.

– Почему вы вспомнили именно обо мне, сэр?

– А, понимаю. Видите ли, я вас запомнил как человека, который произвел на меня впечатление своими знаниями и хорошей интуицией. И я очень рад, что вы снова здесь. Добро пожаловать в Белый дом, полковник, – закончил президент, протягивая руку.

Кит пожал ее и ответил:

– Благодарю вас за это приглашение, сэр.

Секретарша легонько постучала Кита по плечу, они оба одновременно повернулись и двинулись к выходу, снова обойдя по пути с двух сторон распластавшуюся на полу Большую печать; едва они подошли к двери, как охранник распахнул ее.

Кит снова оказался в холле, секретарши президента рядом с ним уже не было.

– Спасибо, что пришли, полковник, – проговорил распорядитель. – Мистер Эйдер ждет вас в вестибюле. Пожалуйста, сюда.

Кит вышел в вестибюль, где стоял, дожидаясь его, Эйдер; вид у Чарли, как показалось Киту, был несколько обеспокоенный.

– Ну, как все прошло? – спросил Эйдер.

– Шестьдесят семь секунд на все, включая торжественный обход Большой государственной печати.

Дежурный проводил их к выходу из западного крыла Белого дома; на улице им навстречу устремился водитель их машины, держа в руке раскрытый зонтик. Пока они шли до машины, Эйдер спросил:

– И что он сказал?

– Ничего.

– Он считает, что ты принял предложение?

– Именно так.

– И что ты собираешься делать?

– Подумаю.

– Правильно. Поедем пообедаем, я заказал столик.

Они уселись в машину, и Эйдер сказал водителю:

– В отель «Ритц-Карлтон».

Машина выехала с территории Белого дома и двинулась по залитым дождем улицам, движение на которых было очень оживленным: начиналось время обеда.

– Ты продемонстрировал как раз ту меру сдержанности и осторожности, что надо, – проговорил Эйдер. – Здесь не любят тех, кто очень рвется вверх или слишком рекламирует самого себя.

– Чарли, никакая это не беседа перед приемом на работу. Больше похоже на повестку о призыве.

– Какая разница.

– А ты бы пошел на эту работу?

– Не задумываясь.

– Знаешь, дружище, тебе не мешает уединиться и поразмышлять над своей жизнью.

– Нет у меня никакой жизни. Я федеральный служащий.

– Ты меня беспокоишь.

– А ты меня беспокоишь. Ты и правда влюбился?

– Это не имеет никакого значения. Я не хочу возвращаться в Вашингтон.

– Даже если бы не существовало никакой Энни Бакстер?

– Эта тема закрыта.

Дальше они ехали молча, и Кит разглядывал проплывавший за окном машины город. Он сознавал, что провел здесь далеко не худшие свои годы; но присущие официальному Вашингтону крайне жесткая иерархия отношений и принятое тут чинопочитание противоречили всем его демократическим инстинктам. В этом-то и заключался один из парадоксов столицы.

Каждая из тех администраций, на которые он работал, начинала с того, что демонстрировала собственный, только ей присущий стиль, свое видение проблем и путей их решения, свою энергию, оптимизм и идеализм. Однако не проходило и года, как окопавшаяся бюрократия вновь проявляла свое удушающее влияние, а еще примерно через год и само новое правительство проникалось пессимизмом, попадало в изоляцию, его начинали раздирать внутренние дрязги и конфликты. Человек, оказавшийся в Овальном кабинете, быстро старел, а Корабль Государства, попыхивая трубой, неуправляемый и непотопляемый, продолжал плыть вперед, в неизвестном направлении.

Кит Лондри соскочил с этого корабля, точнее, его выбросили за борт, и волны вынесли его на берег небольшого острова – Спенсервиля. Женщина, случайно оказавшаяся на берегу, отнеслась к нему с большой добротой и сердечностью; и вот теперь прежние товарищи по команде заманивают его назад, желая, чтобы он вернулся. Конечно, если бы он захотел, та женщина могла бы отправиться с ним вместе; но он был не расположен показывать ей, что на самом деле творится внутри этого корабля, кажущегося снаружи таким белым и сверкающим; не хотел он знакомить ее и со своими товарищами по команде, опасаясь, как бы она не задалась после этого вопросом, что же представляет собою он сам. Но корабль не будет долго его дожидаться; а тот дикарь, который правит на том острове и заодно оказался мужем этой женщины, приказал ему убираться с острова, не мешкая.

– Иногда попадаешь в такое положение, – сказал Кит Чарли, – что даже если хочешь найти простой выход, его не оказывается.

– Верно. Но ты, Кит, всегда обладал удивительной способностью попадать именно в такие положения.

– Ты хочешь сказать, я это делаю нарочно? – улыбнулся Кит.

– Похоже, все свидетельствует именно об этом. И обычно ты устраиваешь себе подобные приключения сам, собственными руками. Даже когда другие ставят тебя в трудное положение, ты ухитряешься сделать его еще более трудным. А когда тебе предлагают помощь, выход, ты от всего этого отказываешься.

– Неужто действительно так?

– Да.

– Наверное, это потому, что я из фермерского рода и привык во всем полагаться только на себя.

– Возможно. А быть может, потому, что ты просто упрямый и болезненно самолюбивый болван.

– И это может быть. Можно, я буду тебе время от времени звонить, когда мне потребуется твой анализ и советы?

– Ты никогда и никому по собственной инициативе не позвонишь. Я буду сам это делать.

– Со мной было трудно работать?

– Не заводи меня, – ответил Чарли и добавил: – Но я бы взял тебя назад, не раздумывая.

– Почему?

– Ты никогда никого не подвел, не бросил в трудном положении. Ни разу. Как я понимаю, твои нынешние трудности тоже проистекают из этого твоего качества. Только теперь твоя верность обращена на другое, не на то, что прежде.

– Да… где-то на полдороге между Вашингтоном и Спенсервилем я перешел в другую веру.

– Постарайся в будущем не предпринимать таких далеких поездок. Кстати, вот мы и приехали.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Они вошли в гостиницу «Ритц-Карлтон» и прошли к ресторану под названием «Жокей-клуб», где встретивший их метрдотель поздоровался с ними, назвав мистера Эйдера по имени. Пока он провожал их к столику на двоих, стоявшему у дальней стены зала, все присутствующие в зале успели их рассмотреть и сделать для себя вывод, что эти двое не заслуживают никакого внимания.

Кит знал, что «Жокей-клуб» – один из тех вашингтонских ресторанов, которые любят посещать люди, вхожие во власть; с момента своего открытия и вот уже на протяжении более чем тридцати лет он был излюбленным местом такого рода публики, а одной из первых постоянных его посетительниц стала в свое время Джекки Кеннеди.

По стилю и духу ресторан действительно напоминал мужской клуб, но, насколько Кит помнил, женщинам тоже нравились и здешняя кухня, и обслуживание. Вашингтон вообще был мужским по характеру городом, даже несмотря на то, что тут строго соблюдались законы о равных возможностях при приеме на работу, да и вопреки тому, что он был духовной столицей политически правильного языка и законодательства, не допускавших дискриминации или вольностей по признакам пола. Конечно, отдельным женщинам случалось оказываться здесь на высоких должностях и обладать немалой властью, но в целом фактическое отношение к женщинам в этом городе сильно отличается от того, какое здесь принято выражать в публичных высказываниях. Во-первых, как хорошо знал Кит, число молодых и симпатичных женщин тут в нездоровое число раз превышает количество молодых и красивых мужчин. Во-вторых, власть способна делать ее обладателя и сексуально более притягательным, а власть в этом городе всегда принадлежала мужчинам. Те женщины, что приезжают в Вашингтон из провинции в надежде устроиться здесь секретаршами и референтами, нередко оказываются представительницами того типа людей, кто готов удовлетвориться возможностью погреться в лучах чужой славы. Другими словами, женщины в официальном Вашингтоне находятся на положении мебели и бывают счастливы, когда время от времени кто-нибудь надумает заняться полировкой этой мебели или просто посидеть на ней. Разумеется, на словах подобное положение всеми отрицается; а в Вашингтоне принято принимать за правду то, что говорится, а не действительное состояние дел.

Конечно, теперь в воздухе чувствовались некоторые перемены; но и сейчас, если не считать нескольких богатых и влиятельных старых вашингтонских вдов, в зале «Жокей-клуба» почти не видно было женщин, которые обедали бы в компании других женщин.

Раньше Кит редко бывал здесь, но и за нечастые свои посещения он обратил внимание, что ресторан практически не имеет каких-либо отчетливо выраженных политических пристрастий или антипатий. Здесь можно было с одинаковой вероятностью увидеть сидящими где-нибудь за угловым столиком как Барбару Буш или Ненси Рейган, так и известных лидеров движения за гражданские права негров – Вернона Джордана или Джесси Джексона. Обычно тут можно было встретить сразу несколько «звезд» телевидения; вот и теперь Кит заметил за одним из столиков Майка Уоллеса, а за другим – Джорджа Уилла. Похоже, каждый из посетителей старался рассмотреть и запомнить, кто в этот раз обедает и с кем.

– К нам никакая важная шишка не присоединится? – спросил Кит у Чарли. – По-моему, мы обманываем присутствующих в их лучших ожиданиях.

– Через месяц-другой ты бы мог красоваться здесь в генеральской форме, – ответил Чарли, закуривая сигарету.

– Генералы в этом городе идут по дюжине на десять центов, а полковники тут вообще в посыльных, да к тому же я уже давно и не ношу форму.

– Это верно. Но представляешь, твоя секретарша позвонит сюда и скажет: «Говорят из Белого дома. Я хочу заказать столик для генерала Лондри».

– Даже не знаю, что для меня важнее: сама должность или такое вот приложение к ней.

– Ну, тогда подумай еще вот о чем: если тебя произведут в генералы, то при тридцати годах выслуги твоя пенсия почти удвоится, и ты сможешь безбедно жить. И будешь еще достаточно молод, когда уйдешь в отставку.

– А что ты с этого будешь иметь, Чарли?

– Удовольствие от того, что ты снова рядом.

– Но ведь меня не будет рядом с тобой. Я буду сидеть на другой стороне улицы.

– С удовольствием обзаведусь приятелем в Белом доме.

– Ага. Вот, значит, какой у тебя главный мотив.

– Я еще думаю и о том, что лучше для тебя самого.

– Значит, мы оба думаем об одном и том же, – заметил Кит и добавил: – Спасибо, я это очень ценю.

Подошел официант, и Кит заказал себе двойное виски со льдом. Чарли, как обычно, взял водочный коктейль.

– На завтра я заказал тебе номер во «Временах года», – проговорил Чарли. – Подумал, что тебе будет приятно оказаться в Джорджтауне.

– И кто за все это платит?

– Белый дом.

– Включая и завтрашнюю ночь с моей замужней подругой?

– Ну, как бы там ни было, но если ты завтра вылетишь из Толидо рейсом в два пятнадцать, то к пяти вы будете уже в гостинице. Я вам позвоню, и мы вместе поужинаем где-нибудь в Джорджтауне.

– Отлично.

– В понедельник устроим хорошую экскурсию по городу, а ко вторнику вы с ней все обсудите и что-нибудь решите.

– Иными словами, в понедельник мне не обязательно выходить на работу?

– Я об этом позабочусь. Снимем для вас номер в приличной гостинице, пока вы не подыщете себе что-нибудь подходящее. Разрешение на это я получу.

– Спасибо.

Кит принялся изучать меню.

– После того как тебя сделают генералом, – проговорил Чарли, – ты сможешь купить дом в Джорджтауне.

– Сомневаюсь.

– Сколько сейчас получает бригадный генерал? Что-то около восьмидесяти пяти тысяч, да?

– Что-то вроде. Да, надо мне будет хорошенько все взвесить.

– А к чему ты склоняешься?

– В данный момент к меню. Пытаюсь что-то выбрать. Все, на эту тему мы больше не говорим.

Принесли спиртное, и Чарли предложил тост:

– За всех тех, кто служил, служит и еще будет служить!

– Будем здоровы.

Официант принял у них заказ.

– Ты вчера не говорил со своей знакомой? – поинтересовался Чарли.

– Она живет с мужем.

– Ах, да, верно. – Чарли усмехнулся, потом заметил: – Когда ты об этом упомянул, у Теда чуть зубной протез не выпал. Ужасно смешно было на него смотреть. Я и не думал, что ты заявишь подобное. А с чего ты вдруг это сказал?

– Просто захотелось.

Они повспоминали прошлое, поговорили о послевоенном мире, обменялись предположениями о том, что может ждать их самих и их страну в будущем. Принесли заказанное, и они принялись за еду. По правде, Кит испытывал от всего этого истинное удовольствие. Ему нравился Чарли Эйдер, нравился серьезный разговор на серьезные темы, нравилось виски, которое он пил, и бифштекс, который ему принесли. Кит не представлял себе, как бы он смог снова здесь жить; но ему не составляло особого труда представить возможность своего возвращения на разведывательную работу – не здесь, в стране, а с выездом куда-нибудь за границу, туда, где он действительно мог принести какую-то пользу, – он только никак не мог придумать, где могло бы сейчас располагаться подобное место. Однако ирония его положения заключалась еще и в том, что он слишком высоко поднялся по служебной лестнице, и теперь для него было закрыто возвращение на оперативную работу; к тому же нельзя ответить «нет» президенту и тут же просить для себя какое-то другое место. Да и даже если бы ему удалось каким-то хитрым образом, через своих друзей заполучить назначение за границу, это было бы нечестно по отношению к Энни: ведь у нее в Огайо учились в колледже дети, да и ее семья и родные жили в Спенсервиле. Пора уже было ему начинать думать как обычному частному гражданину, у которого есть личные интересы и обязательства, личная ответственность перед другими.

– Почему мы до сих пор считаем себя обязанными поддерживать порядок во всем мире? – спросил он Чарли.

– Потому, что у нас миллионы людей на государственной службе, – без секунды размышлений ответил ему Чарльз, – которым конгресс выделяет миллиарды долларов и которые занимают многие миллионы квадратных футов конторских площадей. Политический идеализм здесь совершенно ни при чем, все дело в масштабах конторских площадей. Если мы уйдем с мировой арены, этот город вымрет, превратится в привидение, в призрак, и «Жокей-клуб» тоже закроется.

– Ну, это несколько цинично. Люди могли бы переключиться на осуществление внутренних программ. У нас в стране, в провинции все разваливается.

– Только не такие люди, как мы с тобой. Ты бы хотел работать в министерстве внутренних дел или, например, в министерстве здравоохранения и социальных программ?

– Нет.

– Вот видишь. И я откажусь, даже если мне в Минздраве предложат более высокие должность и оклад. Самая привлекательная работа – та, где можно или помогать иностранцам, или их дурачить. – Чарли закурил следующую сигарету, глубоко затянулся и выдохнул дым. – Ты вспомни, чем обернулись для тебя самого так называемые дивиденды мира? Тебя уволили, чтобы побольше сэкономить и увеличить эти дивиденды. На сэкономленные средства мы собирались возродить и обновить Америку. Но ведь ничего подобного не происходит. Мы до сих пор продолжаем наводить порядок в мире. А все потому, что мы хотим его наводить.

– Мир мог бы прекрасно обойтись и без нас.

– Возможно. – Чарли испытующе посмотрел на Кита и спросил: – А если бы советская угроза до сих пор существовала, ты бы вернулся?

– Если бы она существовала, меня бы не уволили.

– Ответь на мой вопрос.

– Да, вернулся бы.

Чарли утвердительно кивнул:

– Видишь ли, Кит, в глубине души ты несчастен из-за того, что «холодная война» окончилась и…

– Ничего подобного.

– Послушай, что я скажу. Ты посвятил жизнь тому, чтобы бороться с этими безбожниками-коммуняками. И очень многие думали точно так же, разделяли твои убеждения. Ты был продуктом времени, в которое вырос, продуктом духовной атмосферы маленького провинциального американского городка. Для тебя твоя миссия в жизни была своего рода священной войной, ты сражался на стороне Бога и его ангелов. Да ты сам был одним из его ангелов. Теперь Сатана побежден, его легионы разбиты, мы проникли в сам ад и освободили томившиеся там души. Ну и… что дальше? Что? А ничего. Твоя страна больше не нуждается в том, чтобы ты защищал ее от сил зла. Когда Сатана был еще жив, а Белый дом был главной целью для советских стратегических ракет, ты чувствовал себя более счастливым. Ты просыпался каждое утро с сознанием того, что здесь, в Вашингтоне, ты сражаешься на передовой, защищаешь всех слабых и запуганных. Видел бы ты, как ты тогда приходил на работу: бодро, энергично, а когда я тебе говорил, что предстоит командировка за границу, у тебя даже огонь в глазах загорался. – Чарли затушил сигарету и продолжал: – А в последние несколько лет ты стал похож на рыцаря, который покончил с самым последним драконом, впал в меланхолию и отказывается идти бить крыс в подвале, считая это ниже его мужского достоинства. Ты был рожден и воспитан для великой битвы в день Страшного суда. Но великого побоища не будет. Война была неплохой, победа вышла какой-то паршивой, и теперь все закончено и всем на все наплевать. Найди себе какое-нибудь другое занятие, которое бы поднимало твой жизненный тонус.

Кит помолчал какое-то время, потом ответил:

– Все, что ты говоришь, верно. Но слышать все это мне неприятно.

– Я не сказал тебе ничего такого, чего бы ты не знал сам. Слушай, надо нам образовать какой-нибудь фонд, заполучить от правительства помощь и оказывать поддержку тем, кто лишился цели. Так его и назовем: «Люди без цели»[5].

– Настоящие мужчины ни в какие фонды поддержки не обращаются, – улыбнулся Кит. – Они решают свои проблемы сами.

– Моя жена с этим бы не согласилась. – Чарли ненадолго замолчал, потом добавил: – Иногда мне и в самом деле начинает казаться, что после окончания «холодной войны» всем нам нужна какая-то реабилитация. Как тем парням, что воевали во Вьетнаме. В конце концов, где же парад в честь нашей победы?

– Хочу обратить твое внимание на памятник солдатам «холодной войны», что стоит на Молле, – ответил Кит.

– Нет там такого памятника.

– Вот поэтому я и обращаю на него твое внимание.

– Правильно. – Чарли, казалось, снова задумался; потом он проговорил: – Да, жесткое получилось приземление. Но надо его как-то пережить. Послушай, а знаешь, чем занимались рыцари в перерывах между битвами? Совершенствовали искусство романтической любви и ухаживания. Мужчина ведь должен влюбляться, быть преисполненным достоинства, благородным, ухаживать за женщинами.

– Мне это известно.

– Ты к ней действительно неравнодушен?

– Да.

– Ну и занимайся ею.

Кит посмотрел на Чарли долгим, пристальным взглядом, потом спросил:

– А как же работа?

– Забудь о ней. На твоем щите нарисованы несколько побежденных драконов. За это таким тебя и запомнят. И не разменивайся на изничтожение подвальных крыс.

– Спасибо, Чарли.

Они заказали еще по порции спиртного. Потом Кит спросил:

– Сколько времени нужно такой важной птице, как ты, чтобы оформить загранпаспорт для кого-то другого?

Чарли поболтал соломинкой в четвертом или пятом по счету водочном коктейле и ответил:

– Ну, если там все в порядке, то несколько часов. Позвоню одному своему приятелю в госдепартамент, и все будет сделано. Это для твоей знакомой?

– Да.

– Куда вы собираетесь?

– Еще не знаю. Скорее всего в Европу.

– Если поедете в какое-то такое место, куда нужна виза, предупреди заранее. Это я смогу сделать за сутки.

– Спасибо.

Они заказали кофе, коньяк и десерт. Время подошло уже почти к трем часам дня, но половина столиков в ресторане была еще занята. Просто поразительно, подумал Кит, сколько деловых вопросов решается в стране за ленчами, коктейлями и обедами. Оставалось только надеяться, что головы присутствующих мыслили сейчас яснее, чем у него самого и у Чарли.

Чарли, вертя в руке рюмку с коньяком, проговорил:

– Я бы тоже ушел в отставку, и по тем же причинам, что и ты, но у меня жена, дети в колледже, заложенный в банке дом и привычка ходить по дорогим ресторанам. Но в конечном счете все мы рано или поздно уйдем, все те, кто действительно познал, каков он, этот мир, и кому это знание дорого досталось, а на наши места придут какие-нибудь хилые студентики. Позанимают наши кабинеты в СНБ и организуют там ясли для детей наркоманов-иммигрантов из Восточной Европы.

– Ну, это лучше, чем если кабинеты останутся пустовать совсем.

– Тоже верно. – Чарли допил коньяк и заказал еще.

Они кончили обедать, и Кит проговорил:

– Ну, теперь я беру такси и еду назад в «Хэй-Эдамс».

– Не надо, возьми нашу машину, только скажи водителю, чтобы он вернулся сюда за мной к пяти. Я пока здесь посижу, что-то у меня настроение выпить. А в аэропорт ты сможешь поехать на такси?

– Конечно. – Кит встал. – Значит, завтра увидимся, и с тобой, и с Катериной. Всегда рад ее видеть. И тебя иногда тоже.

Чарли неуверенно поднялся и проговорил:

– А мне не терпится познакомиться с Энни. За «Времена года» платим все равно мы, – добавил он. – Делай свои дела, не думай, будто ты кому-то обязан, а в середине недели напиши мистеру Ядзински вежливое письмо с отказом и отправляйся в Европу.

– Именно так я и собираюсь действовать.

Они распрощались, и Кит ушел. Дождь на улице лил еще сильнее, и швейцар, раскрыв зонтик, отправился разыскивать дожидавшуюся Кита машину; нашел он ее за углом. Водитель подогнал автомобиль к подъезду, распахнул дверцу и громко, так, чтобы слышал швейцар, спросил:

– Назад в Белый дом, сэр?

– Нет, президент будет меня ждать в «Хэй-Эдамсе».

– Слушаюсь, сэр.

Кит сел, и машина тронулась. Чокнутый, свихнувшийся город, подумал Кит.

– Свихнувшийся.

– Что, сэр?

– Мистер Эйдер просил вас вернуться за ним в пять часов.

– Слушаюсь, сэр.

Кит откинулся на спинку сиденья и принялся следить за «дворниками». Разумеется, Чарли старался оказать на него психологический нажим, но делал это методом от противного. Однако его сравнение насчет дракона и крыс оказалось настолько убедительным, что теперь Кит твердо уверился: он принял правильное решение.

Этот город действовал на него соблазняюще, подобно самой прожженной в мире проститутке; и всякий раз, когда он ее видел, ощущал аромат ее духов или когда она прикасалась к нему, Кита охватывал какой-то внутренний трепет. Эта проститутка заставила его расстаться с формой; она трахалась с ним до тех пор, пока у него ничего не осталось, и каждая проведенная с ней минута доставляла ему удовольствие. Но она точно так же обходилась и со всеми остальными, и это доставляло ему еще большее удовольствие. Кит отлично знал, что она абсолютно продажна, бессердечна и холодна как лед. Но она была так красива, так хорошо одевалась и красилась, так умна, что телом его тянуло к ней, хотя в глубине души он ее ненавидел.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

В шесть часов вечера Кит выписался из «Хэй-Эдамса» и, с сумкой в руках, подошел к выходу из гостиницы.

– Такси, сэр?

– Да, пожалуйста.

Он вышел вслед за швейцаром и встал с ним рядом под тентом, что вел от подъезда к краю тротуара, где останавливались машины.

– Из-за такого дождя такси поймать трудно.

– Да, я вижу.

– Вам в аэропорт?

– Точно.

– Рейсы все равно задерживаются. «Джек» идет из Вирджинии.

– Простите?

– Ураган «Джек». Поднимается к северу вдоль побережья. Нас он не заденет, но всю ночь будет очень сильный ветер и проливной дождь. Вы не узнавали насчет своего рейса, сэр?

– Нет.

– Вы из какого аэропорта должны улетать: Нэшнл или Даллес?

– Нэшнл.

Швейцар покачал головой.

– Там все рейсы задерживаются, и надолго. Может быть, вам стоит попробовать улететь из Даллеса, если удастся.

У тротуара остановилось такси, и швейцар открыл дверцу. Кит уселся и спросил у водителя:

– Нэшнл открыт?

– Закрыт.

– А Даллес?

– Пока открыт.

– В Даллес.

Дорога до аэропорта, которая по прямой идущей туда автостраде занимает обычно сорок пять минут, на этот раз отняла больше часа, и, хотя они ехали в сторону от побережья, погода не становилась лучше. Когда они оказались уже вблизи аэропорта, Кит не увидел ни взлетающих, ни садящихся самолетов.

– Плохи дела, шеф, – проговорил водитель. – Поворачиваем назад?

– Нет.

Водитель пожал плечами, продолжая ехать вперед.

– К «ЮЭс Эйр», – сказал Кит.

Они подъехали к залу вылетов компании «ЮЭс Эйр», и Кит увидел длинную очередь людей, дожидавшихся такси. Он вошел в здание, пробежал взглядом по информационным табло. Возле почти каждого из вылетающих рейсов стояло сообщение о задержке или отмене.

Кит ткнулся в кассы нескольких других авиакомпаний, надеясь улететь в любое место, которое бы находилось в пределах нескольких сотен миль от Спенсервиля, но его нигде не обнадежили.

В половине восьмого аэропорт имени Даллеса закрылся по метеоусловиям на неопределенный срок.

Народу в здании аэропорта, как заметил Кит, становилось все меньше: одни потихоньку разъезжались, другие рассаживались поудобнее, настраиваясь на долгое ожидание.

Кит прошел в бар, расположенный в зале ожидания. Бар был забит пассажирами с задержанных рейсов, но Кит все же взял себе банку пива и подошел к группе людей, толпившихся перед подвешенным над стойкой бара телевизором. «Джек» дошел до Оушен-сити в Мэриленде и там вроде бы остановился, однако его отголоски давали себя знать в радиусе больше чем за сотню миль от эпицентра урагана. Собравшиеся возле телевизора в целом сходились на том, что, скорее всего, до утра никаких вылетов не будет. Хотя, конечно, кто ж его знает.

Кит уже далеко не в первый раз в жизни застрял в аэропорту, и он отлично знал, что в подобной ситуации бесполезно злиться или выходить из себя. Даже если попадаешь при этом в критическое положение, как с ним происходило в иное время и в других местах, и даже если твоей жизни угрожает опасность, что у него тоже случалось. На этот раз ему лично ничего не грозило, но под угрозой оказалось самое для него дорогое.

Времени было уже четверть девятого вечера; встреча у него была назначена на завтра, на десять утра, и состояться она должна была в западной части штата Огайо. Кит прикинул, что в этих условиях можно сделать. По воздуху до Колумбуса было около трехсот воздушных миль[6], чуть меньше двух часов лета, до Толидо чуть больше, до Дейтона или до Форт-Уэйна в Индиане еще больше. Если бы оказалось возможным вылететь в любое из этих мест не позже часов пяти утра, то, взяв там напрокат машину, он к десяти часам добрался бы до Спенсервиля – хотя на встречу с Энни он бы все равно опаздывал на несколько часов. Но в таком случае он мог бы позвонить откуда-нибудь из автомата ее сестре Терри и предупредить, что задерживается.

Однако была весьма высокая вероятность того, что рейсы возобновятся не с самого утра, и тогда он сможет вылететь только значительно позже. А кроме того, у него и билет пока был только на рейс, уходивший не из этого аэропорта.

Кит вышел из бара и направился к стойкам компаний проката машин, перед которыми стояли длинные очереди. Он встал в ту, что вела к окошку фирмы «Эйвис» и, отстояв некоторое время, добрался до цели. Сидевший за стойкой молодой человек спросил его:

– У вас был сделан заказ, сэр?

– Нет, но мне нужна Машина. Любая.

– Извините, но у нас сейчас совершенно ничего нет, и сегодня вечером мы не ожидаем возврата машин.

Кит уже и сам это понял.

– А как насчет вашей машины? – спросил он. – Мне нужно в Огайо. Это десять часов езды. Я вам заплачу тысячу долларов – пока мы будем ехать туда, вы сможете спать на заднем сиденье.

Молодой человек улыбнулся:

– Соблазнительно, но…

– Подумайте. Поспрашивайте, может, кто согласится. Я буду в баре в зале ожидания.

– Поспрашиваю.

Кит вернулся в бар и взял еще пива. Зал теперь наполовину опустел: часть пассажиров отчаялась улететь сегодня и разъехалась, других автобусы авиакомпании развозили по близлежащим мотелям.

В десять вечера молодой человек из «Эйвиса» вошел в бар, отыскал взглядом Кита, подошел к нему и сказал:

– Я поспрашивал, но желающих нет. Я обзвонил другие наши пункты, какие есть поблизости, – добавил он, – но там тоже нет машин. Наверное, сейчас везде такая картина. Попытайтесь поездом.

– Спасибо. – Кит протянул ему двадцатидолларовую бумажку, но молодой человек отказался. Кит снова вернулся к своей банке пива. В большинстве стран за «зеленые» можно купить самого премьер-министра вместе с его машиной в придачу. В Америке деньги кое-что еще значат, но уже не так много, как прежде. Большинство людей выполняют свои служебные обязанности, не продаваясь, не беря взяток и даже чаевых. Но все-таки, если хорошенько подумать, должно же найтись какое-то оригинальное решение задачки, как из пункта А попасть в пункт В.

Кит принялся думать. За свою жизнь он узнал, что существует много способов выбраться из города. Но когда аэропорты закрываются из-за погоды, артиллерийского обстрела или потому, что взлетную полосу захватили какие-нибудь повстанцы, то наземным и водным путям сообщения приходится работать с повышенной нагрузкой.

Он подумал, не позвонить ли ему прямо сейчас Терри и не объяснить ли ей ситуацию; но решил, что делать это преждевременно и что такой шаг свидетельствовал бы о признании своего поражения или, что было бы еще хуже, об отсутствии воображения. «Думай!» – приказал он себе, и принялся думать. «Нашел!»

Кит вышел из бара и направился к телефонам-автоматам. Там тоже были очереди, и ему пришлось постоять.

В половине одиннадцатого он добрался до телефона и набрал домашний номер Чарли Эйдера, но ему ответил автоответчик.

– Чарли, я застрял в аэропорту, – проговорил в трубку Кит. – Для твоего сведения, на улице ураган. Пришли мне машину, чтобы добраться до гостиницы. Пусть водитель вызовет меня через справочную службу. Я в Даллесе, а не в Нэшнл.

Кит устроился с газетой в зале ожидания, чтобы не пропустить, когда по справочной службе назовут его имя. Он знал, что Эйдер скоро получит его сообщение, потому что при их работе было принято проверять записи на автоответчике не реже, чем ежечасно: автоответчику можно было позвонить и прослушать его из любого места. От соблюдения этого правила зависела подчас судьба всего свободного мира. По крайней мере, так было раньше.

Без пяти одиннадцать по радио аэропорта объявили, что мистера Лондри просят подойти к внутреннему телефону. Кит уже заранее приметил ближайший такой телефон и сразу же снял трубку. Раздался мужской голос:

– Мистер Лондри, это Стюарт, водитель, с которым вы ездили сегодня утром. Мистер Эйдер позвонил мне и…

– Вы сейчас где?

– Здесь, в Даллесе. Я вас жду прямо у выхода с терминала «ЮЭс Эйр».

– Через пять минут буду. – Кит быстро зашагал к выходу. Он сразу же узнал Стюарта, седого человека уже за пятьдесят, стоявшего рядом с «линкольном», и направился прямо к нему. Стюарт положил сумку Кита в багажник, а сам Кит уселся на переднее сиденье.

– Сзади вам, наверное, было бы удобнее, сэр? – спросил его Стюарт.

– Нет.

Стюарт сел на свое место, и они тронулись.

– Спасибо, – проговорил Кит.

– Это моя работа, сэр.

– Стюарт, вы женаты?

– Да, сэр.

– А жена у вас как, понимающая женщина?

Водитель рассмеялся:

– Нет, сэр. – Они медленно продвигались вперед, к выезду из аэропорта; дождь лил, не прекращаясь.

– Какие у вас распоряжения? – спросил Кит.

– Доставить вас во «Времена года», сэр. Сейчас из-за погоды везде все забито, но мистер Эйдер сумел для вас пробить номер.

– Отличный он парень.

– Мистер Эйдер отправил меня в Нэшнл, как только услышал, что аэропорты закрываются, и я вас разыскивал там.

– Спасибо, я очень благодарен.

– Потом мистер Эйдер позвонил мне уже домой, сказал, что вы в Даллесе, и я поехал сюда.

– Все-таки современная связь – это чудо. Любого можно достать где угодно.

– Да, сэр. Но я должен позвонить ему на автоответчик и сообщить, что нашел вас.

– Я это сам сделаю. – Кит поднял трубку автомобильного телефона сотовой связи, потыкал в кнопки, набирая номер Эйдера, и наговорил на откликнувшийся автоответчик:

– Я в машине, Чарли. Спасибо. Постараюсь завтра вечером быть здесь, но вначале мне надо вернуться в Огайо. Позвони мне по этому номеру. – Он назвал номер телефона и добавил: – Потом поговорим. – Кит повесил трубку и спросил Стюарта: – Не приходилось бывать в Огайо?

– Нет, сэр.

– «Каштановый штат», как его называют.

– Да, сэр. – Стюарт покосился на Кита, но больше ничего не сказал.

Они подъехали к выезду на автостраду, и Кит проговорил:

– Сворачивайте на 28-ю дорогу, к северу. Надо заехать в одно место, прежде чем возвращаться в Вашингтон.

– Да, сэр. – Стюарт выехал на шоссе номер 28.

Кит бросил взгляд на часы, что светились на приборной доске: четверть двенадцатого. Потом посмотрел вперед, на дорогу.

– Мерзкая погода.

– Да, сэр.

– А заранее было известно, что надвигается ураган?

– Об этом говорили всю неделю. Сегодня утром сообщили, что он захватит Восточное побережье и что к вечеру ожидается штормовой ветер и дождь. Синоптики оказались правы.

– Да уж, бесспорно. Так, послушайте, когда доедем до шоссе номер 7, сверните к западу.

– Хорошо. – Они проехали несколько миль, потом Стюарт спросил: – А там нам далеко ехать, мистер Лондри?

– Ну, примерно… сейчас прикину… миль пятьсот.

– Сэр?

– Стюарт, вам наконец-то представится возможность увидеть великий штат Огайо.

– Не понимаю…

– Все очень просто. Я должен быть в Огайо. Самолеты из Вашингтона не летают. Значит, мы доберемся туда машиной.

Стюарт растерянно посмотрел на Кита, потом на свои телефоны и радио и произнес:

– Мистер Эйдер не… он сказал, чтобы…

– Мистер Эйдер был не в курсе самых последних событий, но, как только я с ним поговорю, он все поймет.

Стюарт молчал. Кит понимал, что за долгие годы работы водителем правительственной машины Стюарт привык выполнять то, что ему приказали, независимо от того, насколько странными могли казаться ему отдельные такие распоряжения или насколько неудобны они были ему лично. Но Кит счел все-таки полезным немного приободрить его и сказал:

– Позвоните жене и объясните ей ситуацию.

– Да, сэр. Но, пожалуй, вначале мне лучше позвонить мистеру Эйдеру. Насколько я знаю, нам не разрешается…

– Стюарт, сегодня утром я разговаривал с министром обороны и с президентом Соединенных Штатов. Хотите, я позвоню любому из них и получу для вас разрешение?

– Нет, сэр.

– Когда будет надо, я сам поговорю с мистером Эйдером. А вы следите за дорогой. Я пока позвоню вашей жене. Какой номер?

Стюарт назвал, Кит набрал нужные цифры. Из-за погоды дозвониться удалось не сразу, но после очередной попытки в трубке послышался женский голос, и Кит проговорил:

– Здравствуйте, миссис…

Кит вопросительно посмотрел на Стюарта, и тот подсказал:

– Аркел.

– Миссис Аркел, говорит генерал Лондри из Совета национальной безопасности. Боюсь, мне придется сегодня немного задержать вашего мужа и попросить его поработать сверхурочно. Да, мадам. Я сейчас дам вам супруга. – Кит передал трубку Стюарту, который взял ее безо всякого энтузиазма.

Целую минуту Стюарт слушал молча, потом вставил несколько слов:

– Нет, я не знаю, как поздно…

– Скорее всего, завтра в это же время, – подсказал ему Кит. – Так у вас будет некоторый запас времени.

– Да, дорогая, я…

Кит отвернулся и стал смотреть в боковое окно на дождь.

– Я тебе попозже позвоню, – сказал Стюарт жене и повесил трубку, проворчав что-то себе под нос.

– Все в порядке? – спросил Кит.

– Да, сэр.

– Вот шоссе номер 7. Поворачиваем к северу и едем до дороги И-81.

– Да, сэр.

– Не спешите. Нагоним время потом, когда выберемся из зоны дождя.

– Да, сэр. Я все равно не могу превышать предел скорости. Таковы правила.

– Правильные правила. Долго сегодня за рулем?

– Да, сэр.

– Я вас потом сменю.

– Это запрещено, генерал.

– Полковник. Иногда я называю себя генералом. Но только когда говорю с женщинами.

Стюарт впервые за все время улыбнулся. Они не спеша двигались на запад. Зазвонил телефон, и Кит снял трубку.

– Привет, Чарли.

– Ты все еще в машине?

– Нет, я бегу с ней рядом.

– Стюарт тебя нашел?

– Да, и я сейчас в его машине. Ты мне именно сюда и звонишь.

– Ты уже должен бы быть в гостинице. Где ты?

– Пока в машине.

– Черт побери, а где машина?

– На шоссе номер 7.

– Почему? А что случилось с прямой дорогой из Даллеса?

– Насколько я знаю, ничего.

В трубке замолчали, и до Кита донеслась какая-то музыка и шум разговора. Потом Чарли спросил:

– Ты куда отправился, Кит?

– Сам знаешь куда…

– О Господи, послушай, нельзя же угонять правительственную машину, да еще вместе с водителем…

– Почему нельзя? Я угонял машины с водителями у чужих правительств. Почему я не могу взять у своего собственного?

Чарли глубоко вздохнул и спросил:

– Стюарт с тобой?

– Да. С его женой мы все уладили, твоя задача уладить со всеми остальными. Я постараюсь вернуться завтра к вечеру. Желаю тебе удачной вечеринки или ужина, где ты там… Спасибо, пока…

– Погоди. Почему бы тебе не позвонить Энни и не сказать, что ты вылетаешь из Вашингтона только завтра утром?

– Нет. Утром у меня уже назначена встреча.

– Скажи ей, чтобы она сама прилетела утром.

– Мы совершаем побег вместе.

– Трудно с тобой, Кит.

– Это со мной-то трудно? А кто меня срочно вытащил в Вашингтон? Ты ведь знал о приближающемся урагане.

– Нет, не знал. А потом, все предполагали, что он свернет в океан. Послушай, ну почему она не может прилететь сама…

– Чарли, ты видел ее мужа. Это подонок. И она хочет, чтобы я был рядом, на случай каких-нибудь непредвиденных обстоятельств. А кроме того, мне нужно кое-что прихватить из дома. Понятно?

– Понятно. Бесполезно спорить с человеком, который зациклился на желаниях своего члена. Ты по времени успеваешь?

Кит посмотрел на циферблат: часы на приборной доске показывали десять минут первого. Он ответил:

– С трудом.

– Удачи тебе, дружище. Скажи Стюарту, что за мной долг. И позвони завтра.

– Обязательно. – Кит положил трубку и повернулся к водителю: – Мистер Эйдер просил передать, что он вам очень обязан.

– Он мне уже столько раз был обязан.

– И мне тоже.

Они проехали еще примерно полчаса, потом свернули в северном направлении на шоссе И-81.

– Запоминайте дорогу, – сказал Кит. – Назад придется возвращаться одному.

– Да, сэр.

Кит поудобнее устроился на сиденье.

– А как вам нравится игра «Ориолей» в этом году?

– Не особенно. В финальную серию их может вывести только чудо.

– Следите за университетским футболом?

– Обязательно.

– А «Бакейз» опять выглядят неплохо.

– Очень даже.

Дальше они ехали, разговаривая на спортивные темы. По мере того как они удалялись от урагана, дождь понемногу стихал, и, въехав в Мэриленд, Стюарт даже согласился превысить предел скорости на десять миль в час.

Около Хагерстауна они свернули к западу, на шоссе И-70. Хорошее шоссе и в это время суток практически свободное от движения, но оно извивалось серпантином через Аппалачи, и Стюарт, привыкший к городской езде, почувствовал себя здесь очень неуверенно.

Кит предложил ему остановиться на ближайшей площадке для отдыха – там Стюарт молниеносно исчез в туалете, а когда возвратился к машине, то Кит уже сидел на рулем.

– Сэр, я не имею права передавать вам управление.

– Кроме как в исключительных обстоятельствах, а они таковыми и будут, если вы заснете за рулем. Устраивайтесь сзади, Стюарт, и отдыхайте, иначе я вас просто оставлю здесь.

– Слушаюсь, сэр. – Стюарт забрался назад и улегся на широком сиденье.

Кит повел машину дальше. Не прошло и четверти часа, как сзади до него донесся мощный храп. Кит включил потихоньку радио и настроился на какую-то местную станцию, передававшую музыку кантри. Исполняли занятную песню, в которой парень после развода произносит такие слова: «И осталась она одна со своей золотой шахтой, а я – один со своим шахтным стволом»; настроение у Кита поднялось: очень уж не похожа она была на обычные песни о сердечной тоске и страданиях.

Немного южнее Питтсбурга Кит остановился на заправку. Было двадцать минут пятого утра, до Колумбуса оставалось еще около пяти часов езды – оттуда, по местным дорогам, часа два до Спенсервиля и потом еще час до Чэтэма. Кит понимал, что никак не поспевает в округ Чэтэм к назначенному времени – десяти утра, а значит, не успевают они и на рейс из Толидо в два пятнадцать. Но и опаздывает он не очень сильно – следовательно, их план можно будет осуществить в какой-то слегка измененной форме.

В семь утра, по-прежнему все еще в нескольких часах езды от Колумбуса, Кит набрал номер справочного бюро округа Чэтэм, чтобы узнать телефон Терри, однако соединиться с автомобильного телефона ему не удалось. Он остановился на площадке для отдыха и направился к телефону-автомату. Стюарт проснулся, вышел из машины и принялся разминаться.

Кит дозвонился до справочной и спросил номер телефона Терри или Лоуренса Ингрэма из округа Чэтэм. Ему назвали, и он, воспользовавшись своей кредитной карточкой, позвонил.

– Алло? – ответил ему женский голос.

– Терри?

– Да?

– Это Кит Лондри.

– О Господи! А…

– У вас там все в порядке?

– Да. Где вы? Вы приедете? Который сейчас час?

– Терри, слушайте меня внимательно. Я в дороге, восточнее Колумбуса. Я опоздаю. Смогу быть у вас только… где-то в середине дня. Хорошо? И вначале мне придется заехать к себе домой. Вы меня поняли?

– Да… Энни будет у меня к десяти. Что мне ей сказать?

Кит глубоко вздохнул и на секунду задержал дыхание. Да, в семействе Прентисов явно не все отличались хорошей сообразительностью.

– Передайте ей то, что я вам только что сказал.

– А-а. Хорошо. Кит, я так рада за вас обоих. Вы себе не представляете, насколько она была несчастна. Это так прекрасно, то, что вы с ней задумали, мне даже не верится, что это и вправду случится, прямо как во сне…

Кит дал ей немного выговориться, потом перебил ее:

– Терри, послушайте, не звоните ей сами. Я думаю, что ее телефон может прослушиваться. И все, что вы ей скажете, сразу же станет известно полиции. Вы меня поняли?

– Да… но она ведь приедет сюда к десяти…

– И хорошо. Скажете ей все лично, при встрече. Пообедайте с ней. Я приеду, как только смогу. И мы улетим с ней более поздним рейсом. Хорошо?

– Конечно, я ей передам. А в какое время?..

– Примерно в час. Я больше звонить не буду. Просто попросите ее подождать.

– Жду с нетерпением, когда вас увижу.

– Я тоже. Спасибо вам, Терри. Спасибо за то, что вы нам помогали все эти годы. А теперь уж помогите в самый последний раз. Хорошо?

– Вы сейчас где?

– В Огайо, неподалеку от Колумбуса. Еду машиной из Вашингтона. Там была плохая погода, и я не смог вылететь самолетом. Когда приедет Энни, передайте ей мои извинения и скажите, что я в дороге. И предупредите ее, чтобы она не звонила мне домой. Мой телефон тоже может прослушиваться.

– Ваш телефон?

– Да, мой телефон. Ее мужем.

– Какой мерзавец! Терпеть его не могу.

– Вы правы. – Кит снова повторил все сказанное и попрощался: – До встречи.

Он повесил трубку и вернулся к машине. Стюарт уже сидел на переднем сиденье, но справа.

– Не хотите позвонить домой? – спросил его Кит. – Можете воспользоваться моей кредитной карточкой.

– Нет, спасибо. Позвоню из Огайо.

– Мы уже в Огайо.

– Да-а… Все равно, позвоню попозже. Сейчас еще слишком рано.

Кит запустил мотор и покатил дальше. По окружному шоссе они объехали Колумбус с севера и двинулись в северо-западном направлении, по шоссе номер 23.

День был солнечный, прохладный, по небу плыли редкие белые облака. Стояло раннее субботнее утро, движение на дороге было еще не очень оживленное, по большей части люди явно ехали отдыхать, направляясь в сторону ближних озер, а возможно, и в Мичиган.

Похоже, окрестный пейзаж произвел на Стюарта впечатление.

– Сколько тут ферм! А это что такое? Кукуруза?

– Да, кукуруза.

– И куда ее столько? Я ем кукурузу, ну, может быть, раз в месяц, не чаще. А в здешних краях ее много едят?

– На завтрак, обед и на ужин, – ответил Кит, решив не вдаваться в объяснения разницы между сладкой и обычной кукурузой, столовой и кормовой.

Теперь Стюарт окончательно проснулся и с интересом смотрел по сторонам, обмениваясь с Китом оживленными репликами при виде сельских амбаров, стад или свиней.

Ехали они достаточно быстро, но все же нагнать время не удавалось, и, когда они пересекали границу округа Спенсер, было уже почти одиннадцать часов утра.

На последних пятнадцати милях Кит сбросил скорость и поехал не спеша. Ни городской, ни окружной полиции на дороге не было видно, да она бы и не обратила внимания на эту машину, но сейчас, когда он был почти у цели, Кит не хотел рисковать.

Он свернул на дорогу, что вела к его дому, остановился около почтового ящика, достал оттуда несколько конвертов и, пока ехал до дома, бегло просмотрел их. По большей части там был всякий рекламный мусор, но лежала и повестка с вызовом в спенсервильский дорожно-транспортный суд за нарушение правил парковки. Кит, правда, не помнил, чтобы ему присылали штрафы за такие нарушения. Обычное мелочное полицейское давление; он, однако, понимал, что, если не явится в суд, у полиции появится право задержать его в любой момент. Явка была назначена на понедельник. Ну, к тому времени его здесь давно уже не будет.

– Тут вы и живете? – спросил его Стюарт.

– Да. – Кит остановился перед крыльцом и вышел из машины. Стюарт тоже вышел и принялся с интересом оглядываться по сторонам, так что Киту пришлось самому доставать из багажника свою сумку.

– Заходите, умойтесь с дороги, – предложил он Стюарту.

Они вошли в дом через переднюю дверь, и Кит проводил Стюарта наверх.

– Ванная комната вон там. Встретимся внизу. Распоряжайтесь в холодильнике, как дома.

Кит зашел к себе в комнату, бросил сумку на кровать, достал из шкафа уже уложенный чемодан. Небольшая сумка с туалетными принадлежностями и сменой белья была у него всегда наготове, это стало привычкой после двадцати лет работы, связанной с частыми и всегда неожиданными отъездами. Все нужные ему бумаги были тоже уже собраны и уложены в портфель, он только переложил оттуда свой паспорт в карман пиджака.

Ванная освободилась – Кит быстро привел себя в порядок, потом спустился с вещами вниз.

Стюарт сидел на кухне со стаканом апельсинового сока. Кит вылил из пакета остатки сока в свой стакан и проговорил:

– Простите, Стюарт, но завтрака предложить не могу.

– Ну, что вы, ничего. – Стюарт огляделся. – Так вот как выглядит настоящий старый дом.

– Да, ему около сотни лет. Дорогу назад в Вашингтон найдете?

– Надеюсь.

Кит достал из бумажника четыреста долларов и, протягивая их, сказал:

– Это вам за бензин, дорожные сборы и на еду по дороге. Остановитесь у какой-нибудь фермы и накупите всяких свежих продуктов. Миссис Аркел будет довольна.

– Спасибо, полковник. А я, знаете ли, получил удовольствие от этой поездки.

– Я и не сомневался, что вам понравится. Когда-нибудь мы ее повторим.

– Можно мне воспользоваться вашим телефоном, сэр?

– Нет, он прослушивается. Незачем никому знать, что я здесь был. Позвоните откуда-нибудь с дороги.

Стюарт работал уже достаточно давно, чтобы ничему не удивляться и не задавать лишних вопросов. Кит проводил его до двери, а Стюарт вынес его чемодан на крыльцо. Там Кит объяснил ему, как выехать на шоссе номер 23, и сказал:

– Полиция в этом округе любит цепляться. Так что поезжайте осмотрительно.

– Да, сэр. Надеюсь снова увидеть вас в Вашингтоне.

– Все может быть. – Они попрощались за руку, и Стюарт уехал.

Кит постоял, мысленно перебирая, все ли он сделал, что нужно, потом закрыл и запер дверь и потащил свой багаж к «блейзеру».

На переднем сиденье лежала отпечатанная на машинке записка: «К пятнице ты должен был уехать, а машина все еще здесь. До понедельника приеду, проверю».

Записка была не подписана и составлена так, чтобы ее слова нельзя было интерпретировать в суде как угрозу. Кит, однако, в любом случае не собирался идти с ней к окружному прокурору. Нет, он или убьет Бакстера, или оставит его в живых. Выбор в конечном счете был в руках самого же Бакстера.

Вначале Кит удивился, с чего это Бакстер решил ждать до понедельника, потом вспомнил, что по субботам тот уезжал поохотиться или половить рыбу. А поскольку назавтра предстоял святой для христианина день – воскресенье, то даже начальник полиции Бакстер имел право провести его на отдыхе, в тишине и спокойствии. Впрочем, все это не имеет никакого значения. К понедельнику Кита здесь все равно не будет. Даже уже сегодня к вечеру. Когда же Клифф Бакстер вернется домой и не обнаружит там жены, то вполне сможет сообразить, что Кит Лондри действительно уехал, но и миссис Бакстер тоже. Интересно, подумал Кит, оставит ли она мужу записку.

Кит уселся в «блейзер» и включил зажигание. Мотор молчал. Даже не чихнул. Кит отпустил замок капота, выбрался из машины и поднял капот. Аккумулятора не было, а на его месте лежала записка со словами: «Пошел ты на…».

Кит вздохнул поглубже, чтобы успокоиться. Этот тип явно вставлял ему палки в колеса, мешая исполнить данное Энни обещание. Да и вообще все последние дни, начиная с того момента, когда к его дому подъехал Чарли Эйдер, складывались для Кита неудачно. И Белый дом оказался не подарком. И ураган «Джек» тоже. А теперь вот еще и это. «Ну что ж, Лондри. Придется снова решать проблему с транспортом». Он подумал минуту-другую, потом направился в амбар. На садовом тракторе стоял двенадцативольтовый аккумулятор – его мощности должно было хватить, чтобы запустить мотор «блейзера».

Кит отодвинул ворота амбара и залез на трактор. Он собирался завести трактор, подогнать его к «блейзеру», немного погонять мотор, подзаряжая тракторный аккумулятор, а потом переставить его на свою машину. Кит нажал на кнопку стартера. Мотор молчал, но Кит услышал какой-то щелчок и посмотрел на приборную доску. Кто-то включил на тракторе фары, и аккумулятор сел. «Клифф, ты начинаешь действовать мне на нервы!»

Кит слез с трактора и посмотрел через дорогу туда, где стояла ферма Дженкинсов. Можно было бы попросить аккумулятор у них, однако перед их домом не было видно сейчас ни одной из их машин – ни легковой, ни пикапа. Конечно, можно было бы снять аккумулятор с их трактора и без спроса, но в здешних местах так поступать не принято.

Кит вернулся в дом и набрал номер Дженкинсов, но, как он и предполагал, дома никого не было. До фермы Мюллеров было примерно полмили ходьбы. «Черт побери!»

Он полистал телефонный справочник и позвонил на станцию технического обслуживания, что находилась неподалеку у шоссе; ему ответили, что через полчаса приедут и привезут новый аккумулятор.

– Наверное, это подростки украли, чтоб им пусто было! – сказал Киту работник станции. – Вам бы надо сообщить в полицию.

– Обязательно сообщу. – Кит объяснил, как проехать к его ферме, и повесил трубку. – Надо было в «Бакстер моторз» позвонить, наверняка мой аккумулятор там.

Он подумал, не позвонить ли ему сейчас Терри. Энни давно уже там и ждет его, а Клиффа Бакстера скорее всего нет в городе. Но что, если содержание его разговоров действительно становится известным полиции? Как бы осторожно ни разговаривал он с Терри или с тем, кто подойдет в ее доме к телефону, сам факт его звонка произведет в полиции эффект сигнала боевой тревоги. Все его инстинкты и все профессиональное мастерство подсказывали: «Не пользуйся этим телефоном».

Оказавшееся в его распоряжении свободное время он использовал для того, чтобы побриться, принять душ и сменить официальный костюм на обычную повседневную одежду. Одновременно Кит старался придать многочисленным скверным признакам какое-то более приятное для себя истолкование. Настоящая любовь никогда не бывает без проблем. «Сегодня вечером будем в Вашингтоне, поужинаем вместе с Эйдерами; в воскресенье можно будет сходить на службу в Национальный собор; в понедельник Чарли устроит экскурсию по городу, потом я направляю письменный отказ от сделанного предложения, получаю паспорт и не позже чем в среду мы улетаем в Рим». Вроде неплохо задумано. «Где они там с этим чертовым аккумулятором? Как говорится: из-за одного гвоздя была проиграна битва». Что-то в этом роде.

Минут через сорок после его звонка к дому подъехал пикап, а еще через десять минут новый аккумулятор уже стоял на своем месте. Пока ремонтники не уехали, Кит запустил мотор, но вроде все остальное в его «блейзере» было в порядке.

Кит отъехал от дома и несколько минут спустя уже мчался прямой сельской дорогой на юг, в сторону округа Чэтэм. Часы показывали тридцать пять минут второго – меньше чем через час он должен быть на месте.

Ему на хвост села бело-голубая машина шерифа округа Спенсер. Но Киту было уже все равно. В полицейской машине сидел только один человек, тот, что был за рулем, и Кит решил, что если шериф его остановит, то сам же окажется в багажнике собственной машины, связанный по рукам и ногам.

На выезде из округа Спенсер Кит повернул на шоссе в восточном направлении, делая вид, будто направляется в Колумбус или куда-то дальше – на тот случай, если следовавший за ним полицейский задался вопросом, с чего это Кит Лондри двинулся сельской дорогой к округу Чэтэм.

Машина шерифа некоторое время еще ехала за ним следом, но на подъезде к границе округа Доусон повернула назад. Минут десять Кит продолжал ехать дальше, хотя ему это было и не по дороге, потом свернул на юг, а затем снова повернул на запад. Он опасался, что спенсерский шериф мог передать по радио своему коллеге из Доусона, чтобы тот проследил за «блейзером», однако никакого «хвоста» за собой Кит не обнаружил. Округа здесь были большие, а людей у шерифов работало мало. По сравнению с теми поездками, которые он раньше совершал из Западной Германии через территорию ГДР в Берлин, тут ничего сложного не было. Но когда стараешься уклониться от внимания полиции, будь то сельские шерифы в американской глубинке или патрули «штази» в Восточной Германии, очень многое зависит от простого везения.

Спустя пятнадцать минут Кит уже пересекал границу округа Чэтэм. Он довольно туманно представлял себе, где сейчас находится, но ориентироваться в квадратах сельских дорог, которые шли почти точно с севера на юг и с востока на запад, было несложно.

В конце концов он выбрался на местную дорогу номер 6 и поехал на запад, внимательно следя за уменьшающимися номерами пересекающих дорог, – так он добрался до дороги Т-3, той самой, возле которой находился дом Терри. Кит понятия не имел, в какую сторону ему поворачивать – направо или налево; он мысленно подбросил монетку, свернул влево и медленно двинулся вперед, отыскивая взглядом красный кирпичный дом в викторианском стиле. Вскоре он увидел то, что искал, впереди справа. Воистину, подумал Кит, какое-то шестое чувство вывело его прямо сюда, без всяких блужданий; ему даже вспомнились слова Чарли насчет того, будто он следует желаниям своего члена, и Кит улыбнулся: сам-то он был уверен, что следует велению своего сердца, которое у него сейчас бешено колотилось.

Кит притормозил и свернул на ведущую к дому гравийную дорожку. Самое первое, на что он обратил внимание, – перед домом стояла только одна машина, и это был грузовичок-пикап. Вторым, что заставило его заволноваться, была вышедшая из дома женщина – очень похожая на Энни, но это была не она.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Терри постояла немного возле двери, потом подошла к вышедшему из машины Киту.

По выражению ее лица Кит уже сообразил, что Энни здесь нет, но он еще не понимал почему.

– Привет, Кит, – проговорила Терри.

– Здравствуйте. Как вы?

– Ничего… А Энни здесь нет.

– Я уже понял.

– Она была, но уехала.

– Ясно, – кивнул он.

– Она… ей надо было уехать.

Они оба помолчали немного, потом Терри спросила:

– Хотите чашечку кофе?

– С удовольствием.

Он прошел следом за ней на кухню.

– Присаживайтесь. – Терри показала ему на стул.

Кит сел за круглый обеденный стол, что стоял на кухне.

Наполнив две кружки кофе, она проговорила:

– Энни оставила для вас записку.

– У нее все в порядке?

– Да. – Терри поставила на стол чашки, потом сливки и сахар и только тогда добавила: – Она была очень расстроена.

– Ну что ж, я ее понимаю.

Терри села и с отсутствующим видом помешала ложечкой кофе.

– Она не сердилась. Но когда она сюда приехала, она была вся такая… такая радостная и взволнованная… а когда я сказала, что вы задерживаетесь, как-то сразу очень расстроилась. Но потом ничего, справилась с собой, и мы с ней неплохо посидели.

– Это хорошо. – Кит внимательно посмотрел на Терри. Она была года на три старше Энни и такой же привлекательной, как сестра, но ей явно не хватало Энниных энергии и жизнерадостности. Терри окончила среднюю школу за два года до того, как Кит и Энни начали встречаться, и поступила в Кентский университет, поэтому Кит ее очень редко видел: только во время каникул и летом. Но, как справедливо напомнила ему некоторое время назад Энни, Терри иногда покрывала их, когда бывала дома. По своему характеру Терри принадлежала к числу романтиков. Кит вспомнил, что с Ларри, своим будущим мужем, Терри познакомилась в колледже; они поженились и сразу же бросили учебу – так ни один из них и не закончил университет. Кит и Энни, тогда еще только поступившие в Боулинг-грин, были у них на свадьбе. Кит вспомнил теперь, что Терри родила месяцев через семь после замужества, и Энни тогда ему сказала: «Мы с тобой закончим университет, поженимся, и у нас будут дети – именно в такой последовательности, а не иначе».

– Мы с ней пообедали. Я уже много лет не видела ее такой счастливой, – проговорила Терри и добавила: – Тут сосед заехал кое-что завезти, он живет чуть дальше по этой же дороге, так когда Энни услышала шум его машины во дворе, то мигом вскочила из-за стола и вылетела на улицу. – Терри посмотрела на Кита и улыбнулась. – Наверное, нехорошо с моей стороны выдавать семейные тайны.

– Я очень благодарен, что вы мне говорите все, как есть. Передайте Энни, что когда я приехал, то был похож на несчастного щенка, которого никто не любит.

Терри снова улыбнулась.

– У вас очень уставший вид. Всю ночь за рулем?

Кит молча кивнул.

– Мне этот вид хорошо знаком. Ларри, когда возвращается из ночных поездок, тоже на черта похож, есть ничего не хочет, только секс ему подавай. – При последних словах лицо ее мгновенно вспыхнуло, и она добавила: – Ох уж вы, мужики.

Кит тоже улыбнулся ей в ответ. Много лет назад Энни как-то писала ему, что Ларри – владелец небольшой компании по междугородным грузовым перевозкам, а Терри ведет для него всю бухгалтерию. По-видимому, жили они довольно неплохо: дом выглядел ухоженным, возле крыльца стоял новый пикап. Кит знал, что у них трое детей, и все трое – кто уже окончил, а кто еще учился в колледже. В университетские годы, когда они с Энни возвращались по домам на каникулы, Киту доводилось несколько раз видеть Ларри: насколько он помнил, это был очень крупный и довольно спокойный и тихий парень. В это утро он или работал, или выполнял обязанности шерифа, или просто где-то отсиживался, не показываясь на глаза, как делают все мужчины, когда обсуждаются чьи-то сердечные дела.

– Она ждала до часу дня, – продолжала рассказывать Терри, – а потом вдруг заявила: «Я уезжаю» – и написала вам записку. – Терри достала из кармана своих джинсов и положила на стол конверт.

Кит бросил взгляд на конверт и увидел свое имя, написанное знакомым почерком. Он отхлебнул из кружки кофе: оно было ему сейчас как раз очень кстати.

– Я пыталась ее удержать, – продолжала Терри, – но она не хотела ничего слушать, говорила, что придется отложить до другого раза. Вы же знаете, как она умеет легко вскипать и подхватываться. Однако по ее внешнему виду ни за что не определишь, когда ей по-настоящему больно. Я говорю не о сегодняшнем утре, а обо всей ее жизни замужем за этим мерзавцем. Господи, как же мне хочется, чтобы она была наконец счастлива! Снова по-настоящему счастлива.

– И мне тоже, – кивнул Кит. – Ну а сами-то вы как? Выглядите превосходно.

– Спасибо, – улыбнулась Терри. – Кто выглядит превосходно, так это вы, Кит. Я вас узнала сразу же, как только вы вышли из машины.

– Ужас, сколько лет прошло, а?

– Да. Хорошее было время.

– Чудесное, правда?

Терри кивнула, потом проговорила:

– Ларри пришлось уехать на работу. Он вас ждал, хотел повидаться. Просил меня передать вам привет.

– В следующий раз обязательно увидимся.

– Надеюсь. Стало быть, у вас самого все в порядке. Всегда была уверена, что вы добьетесь всего, чего захотите.

– Спасибо. Красивый у вас дом.

– Ой, с этими старыми домами столько возни, но Ларри любит все делать сам, своими руками. А вы вернулись назад, к себе на ферму?

– Угу. Там тоже много чего надо делать. Как ваши родители?

– Хорошо. Стареют, но пока, слава Богу, здоровы. А ваши?

– Наслаждаются жизнью во Флориде. И до сих пор не могут поверить, что их сын уже на пенсии.

– Для пенсионера вы слишком молодо выглядите, – улыбнулась Терри.

– Вот все как один почему-то так говорят.

– Значит, ездили в Вашингтон?

– Да, надо было закончить кое-какие дела. Думал, успею вернуться.

Так они поговорили еще немного, конверт все это время лежал на столе между ними. Кит считал необходимым и важным восстановить хорошие отношения с Энниной сестрой, тем более что Терри ему нравилась, и он тоже хотел нравиться ей – не как любовник ее сестры или белый рыцарь, а просто как человек. Сейчас, при личной встрече, она вовсе не производила впечатления такой несообразительной, какой показалась ему в семь утра в разговоре по телефону. У Кита было такое чувство, будто она что-то недоговаривает; он, однако, поговорил еще немного на общие темы, потом сказал:

– Я желаю вашей сестре только всего самого хорошего. Вы ведь знаете, мы никогда не переставали любить друг друга.

Терри кивнула, и по щеке у нее скатилась слеза. Кит взял со стола письмо и спросил:

– Не возражаете, если я прочитаю прямо здесь?

– Нет, пожалуйста… А я пока пойду, займусь кое-чем по хозяйству. – Она поднялась, вышла из-за стола и направилась в полуподвальный этаж дома.

Кит распечатал конверт и начал читать: «Дорогой Кит! Нет, я не сержусь; но да, я очень расстроена. Я понимаю: то, что сорвало тебя в Вашингтон, должно было быть чем-то неотложным, и тут уж ничего не поделаешь. Но зато я получила возможность сегодня утром несколько часов посидеть и подумать. Ой, Прентис, только не это! Опять ты за свои размышления!»

Кит улыбнулся, вспомнив, что в колледже он отвечал ей именно так всякий раз, когда она начинала фразу словами: «Я тут подумала и…»

Но улыбка быстро сошла у него с лица – Кит понимал, что письмо обещает быть невеселым, – и он продолжал читать дальше: «А размышляла я о том, что для тебя задуманное нами – большой и серьезный шаг. Для меня это всего лишь возможность вырваться из положения, которое я не в состоянии больше выносить. Но для тебя сделать этот шаг – значит взять на себя огромную ответственность. Вполне возможно, что тебе подобная обуза и ни к чему. Я понимаю, что мой муж сильно затрудняет твою жизнь, и знаю, что ты, конечно же, в состоянии со всеми этими трудностями справиться. Но я начинаю из-за всего этого чувствовать себя виноватой. Я понимаю, Кит, что ты сюда приехал и оказался в подобном положении только из-за меня, и поверь, я благодарна тебе за это. Но без меня ты мог бы сейчас, после всего происшедшего, делать что хочешь – скорее всего, вернуться назад в Вашингтон или поехать в Европу и не думать о том, как отыскать для меня место в своих планах. Нет, я вовсе не дуюсь – просто я наконец-то задумалась о том, что же лучше для тебя самого».

Кит был уверен, что содержание следующего абзаца ему известно заранее, однако все же прочел его. «Быть может, нам обоим следует немного остыть и не торопясь все обдумать. Мы оба ждали с тобой так долго, что вполне можем потерпеть еще несколько недель. Возможно, тебе лучше сейчас уехать – не то чтобы я хотела этого, но, мне кажется, так будет лучше из-за Клиффа. Можешь писать мне через Терри, как мы это делали все последние двадцать лет, и спустя какое-то время – но только не сейчас, а чуть позже, – мы придумаем, где и когда мы сможем встретиться и все обсудить. Я понимаю, ты скорее всего рассердишься, что я тебя не дождалась; извини, но я ничего не могла с собой поделать. Я знаю, что не умею писать и не могу выразить в письме то, что чувствую на самом деле, но вам известны мои чувства, мистер Лондри, и я дам вам знать, когда мы сможем встретиться. Люблю, Энни».

Кит сложил письмо и убрал его в карман. В кухню вошла Терри и, беря со стола кофейник, испытующе посмотрела на Кита.

– Хотите еще чашечку?

– Нет, спасибо. – Кит поднялся. – Еще раз огромная вам за все благодарность. Увидите Энни, передайте ей, что я в понедельник уезжаю.

– Уезжаете? Куда?

– Еще не знаю, но я ей напишу – если можно, опять через вас.

– Да, конечно… слушайте, давайте я ей позвоню. У нее в машине есть телефон; возможно, она еще в дороге, и я скажу ей, что вы приехали.

– Не надо. Сейчас все равно уже поздно. – Кит направился к двери.

– Вы не оставите ей записку?

– Нет, напишу потом и пришлю на ваш адрес.

Терри вышла за ним следом, говоря на ходу:

– Не знаю, что она вам там написала, но мне известны ее чувства. Быть может, не стоит вам обращать слишком много внимания на это письмо.

– Нормальное письмо.

– Не думаю. Послушайте, ну почему у вас двоих никак ничего не получается?

Кит улыбнулся.

– Не везет, да и, видно, моменты неподходящие выбираем. – Он сел в машину и, опустив боковое стекло, проговорил: – Ничего, обязательно получится.

– На этот раз почти получилось. – Она положила руку на дверцу машины. – Кит, я знаю свою сестру, и я бы не сказала этого ни одной другой живой душе, кроме вас… она напугана. У нее была очень скверная неделя с мужем.

– Ей что-нибудь грозит, как вам кажется?

– Она так не думает, но… по-моему, сегодня утром она не выдержала и сорвалась. Она стала волноваться о вас… и позвонила в Мичиган, в этот их домик. Клифф ответил, Энни не стала ничего говорить и повесила трубку. Она немного успокоилась, выяснив, что муж там, а не здесь. И все равно, примерно час спустя заявила, что едет домой. Это было часа за два до вашего приезда. Я даже удивилась, что вы с ней по пути не встретились.

– Я ехал другой дорогой.

– Она вполне могла проехать мимо вашего дома.

– Возможно.

– Попробуйте как-то переговорить с ней перед отъездом. Ей это очень нужно.

– Это не так просто.

– Я завтра обязательно навещу ее. Я понимаю, что по телефону говорить с ней не надо. Но после церковной службы я заеду к Энни и постараюсь остаться с ней наедине. И придумаю, как вам с ней встретиться.

– Терри, я вам страшно благодарен за все, что вы для нас делаете, но и ей, и мне нужно какое-то время, чтобы все обдумать.

– У вас было для этого больше двадцати лет.

– Тем более еще несколько недель не сделают погоды.

– Могут сделать.

– Нет, не смогут. Пусть пока все идет своим чередом. Я вам через несколько недель напишу. К тому времени у нас в головах прояснится, вот тогда и будем что-то решать.

Терри отступила на шаг от машины.

– Ну, ладно. Не буду вам мешать.

– Напротив, вы нам очень помогаете. – Кит запустил мотор.

– Вы рассердились?

– Нет, нисколько. – Он улыбнулся. – А если я вам скажу, что вы такая же Красивая и сексуальная, как ваша сестра, вы, как настоящая добропорядочная уроженка Среднего Запада, наградите меня пощечиной?

– Нет, я вас поцелую, – улыбнулась она, наклонилась к окну и чмокнула его в щеку. – Будьте осторожны. До скорой встречи.

– Надеюсь. – Он задним ходом отъехал от дома и направился назад, по направлению к округу Спенсер.

Тот, кто проработал двенадцать лет в разведке, имеет свои преимущества. В этом случае привыкаешь мыслить нестандартно, начинаешь воспринимать жизнь как игру в шахматы и продумывать все на шесть ходов вперед, никогда и никому не раскрываешь своих планов полностью и не даешь человеку информации больше, чем ему действительно необходимо, чтобы быть в состоянии что-то сделать. Конечно, на Терри он мог вполне положиться, но Кит не доверял ее здравомыслию. Будет лучше, если она сочтет, что он и вправду рассердился – или что там она еще про него думает. Кит не пытался манипулировать ни Терри, ни – через нее – Энни. Но с Клиффом Бакстером необходимо было считаться всерьез, и потому, чем меньше Терри будет знать, тем лучше.

Письмо Энни. Киту не было нужды выискивать там что-то между строк: она все написала открытым текстом. Энни была расстроена, возможно, обижена. Переживала за его безопасность. Не хотела становиться для него обузой. Кит верил, что все это действительно так. И, конечно же, она хотела услышать от него слова успокоения, заверения, что все по-прежнему в порядке, что его поездка в Вашингтон ничего не меняет, что Клиффа Бакстера он не боится, что сама она для него никакая не обуза, а, напротив, поднимает ему дух и вселяет в него новые силы.

И тем не менее, она просила его подождать и, несомненно, высказывала эту просьбу всерьез. Однако даже если бы он и согласился ждать, несмотря на то что он этого не хотел, все равно поступки Клиффа Бакстера были непредсказуемы. У нее была трудная неделя с мужем.

Он вспомнил, как Гейл рассказывала ему, что однажды в доме Бакстеров была какая-то стрельба, и Киту, уже не в первый раз, пришла в голову мысль, что Энни может убить мужа. Этого он допустить не мог. Но если подобному суждено случиться, то Энни, несомненно, дождется, пока Кит Лондри уедет; так что у него в распоряжении есть некоторое время, чтобы предотвратить такой поворот событий. Если в только что состоявшемся разговоре с Терри Кит все сделал правильно, то та должна будет передать сестре, что Лондри собирается уезжать и, судя по его настроению, возможно, больше уже не вернется. Конечно, Кит признавал, что с его стороны это было не чем иным, как попыткой манипулировать Терри; но в данном случае цель оправдывала средства. «В любви и на войне можно все». Ну, может быть, и не все, но, во всяком случае, очень многое.

Он пересек границу округа Спенсер и спустя двадцать минут был уже в Спенсервиле. Кит проехал по Вильямс-стрит мимо дома Энни, но ее машины во дворе не увидел. Он доехал до центра, остановился у банка и получил по кредитной карточке в автомате максимально возможную сумму наличными – в здешних местах она составляла четыреста долларов. Потом немного покрутился по городу, но белый «линкольн» Энни так ему и не повстречался.

Кит выехал из города, свернул на шоссе номер 22 и остановился у принадлежавшей Арлесу колонки самообслуживания.

Там он вышел из машины и вставил шланг в бак. Из будки появился и засеменил к нему, приветственно махая рукой, Боб Арлес.

– Как дела?

– Хорошо, – ответил Кит. – А у вас?

– Ничего. – Боб Арлес подошел к Киту. – Смотрю, новый «блейзер» себе купили.

– Точно.

– Нравится?

– Да.

– А от той штуковины избавились?

– Сделал из нее курятник.

Арлес рассмеялся, потом спросил:

– Послушайте, а начальник полиции Бакстер к вам не заезжал?

Кит внимательно посмотрел на Арлеса и ответил:

– Заезжал на той неделе.

– Да, он говорил мне, что собирается это сделать. Я ему рассказал тогда, что вы вернулись.

– Спасибо. – Закончив заправляться, Кит воткнул наконечник шланга на место, потом они вместе с Арлесом прошли к будке, и Кит расплатился за бензин. – А он часто сюда заглядывает? – поинтересовался он.

Выражение лица Арлеса изменилось.

– Н-ну… раньше заглядывал часто. Мы с ним много дел вместе делали и для города, и для округа. А потом… возникли кое-какие проблемы.

– По-моему, я что-то об этом слышал.

– Д-да… об этом многие слышали.

Кит зашел в магазин, Боб Арлес последовал за ним. За прилавком с кассой никого не было, и Кит спросил:

– А где же миссис Арлес?

– Уехала на время. Думаю, вы понимаете почему, если слышали о том собрании в церкви, в Овертоне.

– И все же почему?

– Ну… как вам сказать… по-моему, она стала… немного нервничать после того, как натрепала там тогда много лишнего.

– Но она ведь правду сказала?

– Да какая там правда! То есть я хочу сказать, что в этом мире, если желаешь что-то получить, надо уметь и давать. Женщины не понимают, как делается бизнес. – Арлес покачал головой, потом добавил: – Начальник полиции и Дон Финней, это его родственник и он же шериф, явились сюда и заявили, что переведут счета города и округа в другое место. А знаете, какая это часть моего бизнеса? Я вам скажу: почти половина, черт возьми! Вы понимаете, что теперь будет? Со мной покончено. И все только потому, что она там наболтала лишнего.

– Значит, вы Бакстера больше не видите?

– Ну, он заезжает, как и прежде, – потому что, пока городской совет не перевел счета, он вынужден расплачиваться через меня. Но он со мной почти не разговаривает, а если что и скажет, то какую-нибудь гадость. Говорит, что он еще с Мэри поквитается… Я уж ему объяснял, что ее тут долго не будет, – добавил Арлес.

– И что, он по-прежнему берет что хочет, не расплачиваясь?

– Слушайте, он же никогда так не поступал! Всегда платил. А если я давал ему на дорогу чего-нибудь пожевать, так что с того?

Кит бросил возле кассы несколько упаковок, по его расчетам, выбранного ему должно было хватить на выходные. Арлес сел за кассу и пробил чеки.

– Я уезжаю из нашего округа, – проговорил Кит. – В понедельник.

– Вот как? Насовсем?

– Да. Здесь нет работы.

– А я вам что говорил? Плохо. Совсем здесь не остается народа. С вас двадцать один доллар семьдесят два цента.

Кит расплатился, Арлес сложил покупки в сумку, потом проговорил:

– Если вам доведется снова попасть в наши края, моя колонка будет, скорее всего, уже закрыта.

– Ваша жена поступила правильно, – ответил Кит. – Вы и сами это понимаете.

– Да, наверное. Но зачем мне иметь такого врага, как начальник полиции? Да и начинать заново в моем возрасте тоже уже ни к чему.

– Я думаю, Бакстеру недолго осталось быть начальником полиции.

– Правда? Вы так полагаете?

– Вы читали стенограмму того собрания?

Арлес кивнул.

– Ну и что вы сами обо всем этом думаете?

– Что тут скажешь… мужик должен уметь управлять своим членом. Знаете, почему мужики обычно называют свой член по имени? – Арлес улыбнулся. – Не хотят, чтобы неизвестно кто принимал бы за них девять десятых всех их решений. – Арлес расхохотался и хлопнул ладонью по прилавку. – Поняли?

– Разумеется.

Арлес снова посерьезнел и проговорил:

– Но все остальное, в чем его там обвиняли… будто он свою личную машину бесплатно тут заправляет… черт возьми, да если бы даже и так – а это не так, – то кому какой от этого вред? Что же касается его отношений с другими женщинами… ну, моя жена считает, что начальнику полиции такое не пристало. Сам я не знаю, не уверен, правду говорили те женщины или нет. Но вот в чем я уверен, так это в том, что подобные обвинения дома ему дорого обойдутся. Вы случайно не знаете миссис Бакстер?

– Мы с ней вместе в школе учились.

– Правда? Так вот, это чудеснейшая женщина. И каково ей слушать подобные вещи от каких-то проституток, у которых хватает бесстыдства обо всем этом рассказывать, да еще в церкви!

– Ну что ж, желаю вам удержаться и не закрыться до нашей следующей встречи. И передавайте от меня привет миссис Арлес. Вы ее должны поддерживать. – Кит забрал сумку с покупками и вышел.

Из телефона-автомата, висевшего за углом магазина, он позвонил домой Чарли Эйдеру и наговорил на откликнувшийся на его звонок автоответчик:

– Чарли, мои планы передвигаются на более поздний срок. Через день или два я с тобой свяжусь. Извини, что сегодня вечером все срывается. Привет от меня Катерине. Если будешь звонить мне домой, исходи из того, что мой телефон прослушивается начальником полиции Бакстером, который помешался на том, будто бы меня интересует его жена. Стюарт заслуживает самой большой благодарности. Он должен вернуться сегодня к вечеру. Предложение насчет работы я пока продолжаю обдумывать. Как ты полагаешь, можно будет в моем подвальном кабинете устроить небольшую теплицу? Передавай от меня привет президенту. Я тебе еще позвоню.

Часов около девяти вечера того же дня Кит решил, что, прободрствовав почти полтора суток, можно бы уже и поспать. Он открыл ящик тумбочки и обнаружил, что лежавшего там раньше «глока» на месте нет.

Кит задумался. Портеры знали, где был спрятан ключ от дома, но они бы не взяли пистолет. Кит внимательно осмотрел все шкафы и ящики и заметил, что некоторые вещи лежали или висели не на своих местах.

В доме явно побывал Бакстер, что для полицейского, имеющего возможность в любой момент призвать себе в помощники одного-двух слесарей, не должно было составить никакого труда.

Ничего, кроме пистолета, вроде бы не пропало; да он и не держал в доме никаких компрометирующих вещей, ничего такого, из-за чего ему стоило бы теперь волноваться. Самые последние письма Энни он сжег, а каждое из тех, что она писала ему на протяжении двадцати с лишним лет, непременно попадало после прочтения в машинку для уничтожения секретных бумаг. Кит не любил ничего хранить и теперь был искренне рад, что не обзавелся подобной привычкой.

Но «глок» все-таки пропал – все свидетельствовало о том, что в его вещах рылся Бакстер. Одно это было достаточной причиной, чтобы убить этого типа, что Кит бы и сделал, если бы только не пообещал Энни не трогать его и если бы не то обстоятельство, что Бакстеру и так предстояло потерять жену, работу, друзей и вообще навсегда покинуть этот городок. Как говорится, смерть была для этого негодяя слишком легким наказанием.

Кит разыскал свой старый армейский нож и положил его на тумбочку возле кровати. Потом выключил свет и лег спать.

Проснулся он очень рано, принял душ, оделся и спустился вниз. Воскресное утро выдалось прохладным, даже морозным, бодрящим. Кит прошелся до кукурузного поля, отогнул листья на нескольких початках. Зерна были уже почти спелыми, да и листья, высохшие и тонкие, как бумага, тоже свидетельствовали, что кукуруза почти дозрела. Почти, но все-таки пока не совсем. Надо бы еще подождать недельку-другую, если погода не испортится.

Кит прошел по двору, внимательно осматривая хозяйственные постройки, изгороди, грядки. В целом он тут порядком поработал, и это обошлось ему в приличную сумму, в массу времени и потребовало нелегкого и напряженного труда. Он в общем-то не очень ясно отдавал себе отчет, почему и ради чего он тут гнул спину, какова была цель всех этих усилий, – однако ему было приятно сознавать, что сделано немало. Ему доставляла радость мысль, что он касается тех же предметов, возится с теми же вещами, ремонтирует те же приспособления и сооружения, к которым прикасались, с которыми возились и которые чинили его отец, дядя и даже его дед. От времен его прадеда мало что осталось, а от времен прапрадеда, который был тут когда-то первопоселенцем, и вообще ничего. Но Кит ходил сейчас по той же самой земле, по которой когда-то ходили и они, а рано утром или вечером, когда окрестности как бы замирали в сумеречном свете, у Кита возникало такое ощущение, будто он физически чувствует присутствие своих далеких предков.

Он отправился на воскресную службу. Но не в свою, а в церковь Святого Иоанна, ту, что находилась в Спенсервиле. Этот приход заметно отличался от сельского: и люди были одеты лучше, и машины у них были дороже. Большое здание церкви, выстроенное из кирпича и камня, являлось второй после здания окружного суда достопримечательностью Спенсервиля. Церковь Святого Иоанна была храмом всего местного истеблишмента, тесно связанным и с историей самых Первых поселенцев округа, и с современной его властной структурой. Несмотря на то, что храм был лютеранским, сюда время от времени заглядывали и сторонники англиканской церкви, особенно те, кто добивался для себя какой-нибудь выборной должности или имел в городе свое дело.

Подойдя к церкви, Кит поискал взглядом Бакстеров, но не увидел их. Сейчас, даже если бы он в самом прямом смысле слова натолкнулся бы на грузное тело Бакстера, Кит мог не опасаться последствий: день был воскресный, они находились в церкви, и богобоязненная спенсервильская знать не потерпела бы в этот Божий день никакого нарушения спокойствия и благочинности ни в храме Божием, ни в непосредственной близости от него.

Кит вошел внутрь. Храм был большой, способный вместить человек восемьсот. Кит пробежал взглядом по спинам сидевших на скамьях прихожан, но и здесь не увидел ни мистера, ни миссис Бакстер. Но если они в церкви, то, задержавшись у входа после окончания службы, Кит их обязательно увидит.

Кит сел на свободное место сзади, по левую сторону от прохода, и стал слушать службу, которую вел пастор Уилбур Шенк, духовник миссис Бакстер.

Богослужение подходило уже к середине, когда Кит наконец разглядел, что Энни находится среди участников хора, расположившегося в правом углу от алтаря. С того места, где сидел Кит, ее было отлично видно.

Хор поднялся, готовясь запеть, и Энни посмотрела на Кита с выражением, позволявшим заключить, что она-то заметила его уже давно и негодует по поводу того, что он ее никак не увидит. Их взгляды на мгновение встретились, и Кит подмигнул ей. Энни в ответ улыбнулась, хор в этот момент запел славословие Христу, и она, еще продолжая улыбаться, опустила взгляд вниз, на раскрытый Псалтырь. В красном, как и все другие хористки, платье, со сверкающими в бликах свечей глазами она казалась настоящим ангелом. Псалом закончился, Энни закрыла Псалтырь и, садясь на свое место, снова посмотрела на Кита.

Не дожидаясь окончания службы, Кит вышел из церкви, сел в машину и уехал из Спенсервиля.

Он заглянул на ферму Каули и долго стучал, но никто так и не откликнулся. Дверь оказалась незаперта, поэтому Кит вошел и принялся звать Билли Марлона, но в доме, похоже, никого не было. Кит прошел на кухню, отыскал карандаш, а в баке с мусором – выброшенный конверт и написал на нем: «Билли, я на время уезжаю из города. Увидимся в следующий раз. Перестань пить. Съезди в госпиталь для ветеранов в Толидо и пройди обследование. Это приказ, рядовой Марлон». И подписался: «Лондри, полковник вооруженных сил США». Кит сомневался, принесет ли его послание хоть какой-нибудь прок, но испытывал в душе неясную потребность, даже обязанность, написать Билли записку. Он оставил на кухонном столе стодолларовую бумажку и вышел.

Кит подумал, не заехать ли ему к Портерам, но он уже раньше распрощался с ними и не хотел посеять в их душах тревогу переменой своих планов; и к тому же это был как раз тот случай, когда чем меньше люди знают, тем лучше для них же самих. С Клиффом Бакстером и его воинством приходилось не просто считаться: эта публика пока еще задавала правила игры.

Следующий визит Кит нанес тете Бетти. По дороге он остановился возле какой-то фермы, где имелся свой магазинчик, и накупил там разного варенья, кленового сиропа, конфет и прочих вкусных вещей домашнего приготовления. Большинству людей от такого обилия сахара стало бы просто плохо, но тете Бетти, похоже, всевозможные сладости шли только на пользу.

Тетя оказалась дома и, как она заявила Киту, собиралась в гости: на воскресный обед к Лили и Фреду. Она пригласила Кита зайти, но, как и большинство пожилых людей, которых он знал, – особенно его родственники по германской линии, – испытывала явное затруднение от того, что жизнь внесла в ее планы на день незначительную поправку.

– Я должна быть у них через час, – проговорила она.

Лили и Фред жили минутах в двадцати езды от ее дома, и Кит с улыбкой вспомнил тетину теорию относительности: ее привычку очень по-разному воспринимать время применительно к себе и к другим.

– Я к тебе только на одну минутку, – сказал он. Так что если ты потом немного поторопишься, то не опоздаешь. Вот, я тебе кое-что привез. – С этими словами он водрузил сумку на обеденный стол и принялся разгружать ее, доставая каждую покупку по отдельности.

– Ой, Кит, ну к чему все это?! Ты просто чудо… – изливала она свои восторги, пока он выкладывал содержимое сумки.

– Тетя Бетти, – перебил ее Кит, – я на некоторое время уезжаю и хотел тебя попросить, чтобы ты приглядела в мое отсутствие за домом.

– Опять уезжаешь?

– Да. Я не так уж часто это делаю. Раз в двадцать пять лет или около того.

– И куда же ты на этот раз?

– В Вашингтон, надо там закончить некоторые дела. Я попросил еще кое-кого тоже присмотреть за домом. Джеффри и Гейл Портеров. Джеффри – мой бывший одноклассник.

– Это какой же из Портеров? Тот, у которого трое сыновей?

– Нет, это у его отца трое сыновей. А сам Джеффри – как раз один из этих сыновей. Он того же возраста, что и я. В общем, я просто хотел тебя предупредить, чтобы ты знала.

– Подожди-ка. У меня для тебя кое-что есть. – Она ушла на кухню и вернулась с холодной, прямо из холодильника бутылкой того красного бургундского, которую он тогда привез. – У меня это все равно пропадет, так что забирай.

– Спасибо.

– А почему бы тебе не поехать сейчас со мной к Фреду и Лили? Я им позвоню. Поставят лишнюю тарелку на стол. Она все равно всегда слишком много готовит. Сколько же у нее еды зря пропадает, у этой женщины! Я Хэрриет много раз говорила: твоя дочь переводит продукты…

– Я должен быть в одном месте. Тетя Бетти, послушай меня. Я знаю, ты не любишь собирать сплетни, не распространяешь их и не веришь им. Но через какое-то время до тебя может дойти одна сплетня насчет твоего любимого племянника и Энни Бакстер.

Так вот, скорее всего, то, что ты услышишь, будет в целом правдой.

Тетя бросила на него быстрый взгляд, потом все ее внимание снова переключилось на разложенные на столе сладости.

Кит поцеловал ее в щеку.

– Не гони, когда поедешь. Я тебе напишу. – Он вышел из столовой, оставив тетю Бетти в полной растерянности: той надо было убрать подарки и поспеть к обеду к Лили, и на все это у нее оставалось меньше часа. Кит улыбнулся. Ну что ж, он получил обратно свою бутылку – неплохой обмен.

Теперь он направился домой, назад на ферму. Время перевалило за полдень, октябрьское солнце уже клонилось к западу, поднялся северный ветер, и на небе появились облака. Вокруг сразу же стало как-то мрачно, холодно и по-особенному пустынно в этот близящийся уже к вечеру воскресный день.

Кит тоже чувствовал себя одиноко. У него в душе возникло странное чувство, как будто он закончил, завершил какое-то большое дело, хотя и непонятно, какое именно, и одновременно с этим чувством появилась и уверенность, что он все сделал верно, как надо. Утром он уедет, с Энни или без нее; но в любом случае она постоянно будет в его сердце, а сам он – в ее. Через неделю, через месяц, может быть, даже через год, но они обязательно будут вместе.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Часов около шести вечера Кит сидел дома в гостиной и читал, попивая свое бургундское, нагревшееся к этому времени до комнатной температуры. Он раскопал на чердаке коробку со старыми, оставшимися у него еще со времен колледжа книгами и выбрал оттуда «Этен Фром» Эдит Уортон[7]. В университетские годы Эдит Уортон ему нравилась, как и другие писатели ее периода, включая и Генри Джеймса, и Теодора Драйзера, и родившегося в Огайо Шервуда Андерсона[8]. Кит, однако, подозревал, что теперь их книг никто не читает. Не забыть спросить Портеров, подумал он, включают ли все еще в Антиохии работы Андерсона в перечень обязательной для студентов литературы.

Самому ему после колледжа приходилось читать главным образом текущую публицистику и книги общего характера по политике, то есть литературу такого рода, которую можно обнаружить, пожалуй, только в вашингтонских списках бестселлеров и больше нигде в мире. И теперь он предвкушал, что на протяжении следующих двадцати пяти лет своей жизни станет читать только такие произведения, которые напрочь лишены любого сиюминутного, прикладного практического значения.

По приемнику, настроенному на одну из радиостанций Толидо, передававшую старые вещи, Ван Моррисон допел очень симпатичную Киту «Девушку с каштановыми глазами», и теперь Перси Следж тихо и проникновенно мурлыкал «Когда влюблен» – одну из тех песен, под которые Киту больше всего нравилось заниматься любовью.

Небо затянули облака, и потому рано наступившие сумерки казались еще темнее. И в этой полумгле Кит вдруг увидел свет фар: какая-то машина – какая именно, он пока не мог разглядеть – свернула с шоссе на ведущую к его дому дорогу. Минуту спустя он услышал, как снаружи зашелестели по гравию шины, – и звук этот приближался.

Кит отложил книгу, выключил радио и выглянул на улицу. Белый «линкольн» проехал мимо окна и повернул за угол дома.

Кит прошел в кухню и вышел через заднюю дверь дома в тот самый момент, когда «линкольн» остановился. Дверца со стороны водителя открылась, и из машины появилась Энни, одетая в белую водолазку, коричневую твидовую юбку и такую же жакетку. Следом за ней выскочила энергичная серая дворняжка, которая сразу же принялась носиться по всему двору.

Они молча стояли в нескольких шагах друг от друга, Энни улыбалась.

– Из-за тебя я пропустила свою часть в псаломе.

– Ты и пела, и выглядела как ангел, – произнес он.

– Хорош ангел. Знал бы ты, о чем я в тот момент думала. Наверное, лицо у меня было такое же красное, как платье.

Кит подошел к ней, и они поцеловались, не страстно, а как бы с немым вопросом: каждый спрашивал другого, чем у них все это кончится.

– Тетя Хэрриет говорит, что ты ее просил передавать мне привет, – сказала Энни.

– Просил. Кстати, она мне понравилась. Надо будет тебе послать ей из Рима открытку.

Энни на последние его слова прямо не ответила, но проговорила:

– Она мне рассказывала, что как-то в воскресенье встретилась с тобой за обедом у твоей тети. Очень подробно мне расписывала, какой ты симпатичный и культурный мужчина. И даже назвала тебя сексуальным, – добавила Энни.

– Боже мой! Нет, тогда я сам пошлю ей открытку из Рима.

Теперь Энни уже больше не улыбалась, вид у нее стал очень задумчивый, она как будто ушла в себя.

Кит обратил внимание, что на бампере ее машины красовалась бело-голубая наклейка со словами: «Помогайте своей местной полиции».

Энни проследила за его взглядом и спросила:

– Хочешь такую? У меня их много.

– Я подумаю.

Она улыбнулась, потом лицо ее стало хмурым.

– У меня ведь нет особого выбора.

– Я знаю.

На несколько мгновений между ними снова повисла тишина, потом Кит задал совершенно естественный и абсолютно неромантичный вопрос:

– А где твой муж?

– Все еще в доме на Грей-лейк. Он мне звонил вчера после обеда и предупредил, что остается там ночевать. Сказал, что приедет сегодня часам к двенадцати ночи. Он меня никогда не посвящает в свои планы, чтобы я ничего не знала заранее, – добавила она. – А сам наверняка с самого начала собирался ночевать там.

Кит молча кивнул, вспомнив записку Бакстера, из которой ясно следовало, что тот вернется только в понедельник.

– А ты уверена, что за тобой не следили? – спросил он.

– Полицейских машин я не встретила ни одной, ни городских, ни окружных, а все их машины без опознавательных знаков я знаю. И потом, здесь, за домом, нас не видно, а я уже скоро поеду.

– Ну что ж, – сказал он. – Надо объяснять, что произошло в Вашингтоне?

– Нет. Незачем, – ответила она. – Когда я уже ехала от Терри, то по дороге услышала по радио об урагане. Просто я тогда поддалась настроению, потом подумала, не повернуть ли мне назад, но решила, что Клифф уже должен быть дома, а нам ведь с тобой, как я понимаю, хорошо бы иметь несколько часов форы. А потом он позвонил, – добавила она, – и сообщил, что остается ночевать там. Я его просто убить была готова… Потом почти всю ночь думала о тебе, о том, как у нас все могло бы вчера получиться, и ревела, пока не заснула.

– Пока еще не поздно.

Она пристально посмотрела на него, потом проговорила:

– Терри мне передала, что ты завтра уезжаешь.

– Ты ведь сама об этом попросила.

– А ты привык всегда делать то, о чем я прошу? С каких это пор?

– Раньше я выполнял примерно половину всех твоих просьб, – улыбнулся Кит. – Не так уж и мало.

– Зависит от того, какую именно половину.

– А ты спуску не даешь.

– Где там, я бесхарактерная. В этом-то и причина всех моих проблем.

– Я знаю в Вашингтоне одно место, где женщин учат быть уверенными в себе и напористыми. Все мои тамошние знакомые прошли эти курсы. Достану тебе учебник.

– Бедняга Кит. И много они тебе крови попортили, эти твои знакомые?

– У нас что, семейная ссора?

– Пока нет. – Немного помолчав, она добавила: – Ну хорошо, расскажи мне, зачем ты ездил в Вашингтон.

– Ладно, слушай. В четверг ко мне сюда, прямо сюда, на ферму, приезжал Чарли Эйдер, мой бывший начальник, и передал, что меня приглашают назад на работу. Я ответил ему: «Нет, я тут влюбился по уши в одну соседскую девчонку». Он мне говорит: «Ладно, прихватывай ее с собой». Я ему объясняю, что твой скудоумный муж возражает против твоих поездок с бывшими любовниками…

– Так значит, ты ездил по делу? – спросила она, подавив улыбку.

– Да. А ты думала зачем? Устроить себе выходной в Вашингтоне перед тем, как сбегать туда вместе с тобой?

– Я не знаю зачем… ну… как тебе сказать… я просто… – Она посмотрела прямо на Кита. – Так это не было связано ни с какой женщиной?

– Ах, вот оно в чем дело… понимаю… нет, не было связано. Что, у нас приступы ревности?

– Ты же знаешь, я ревную. Но только тебя.

– Ну, значит, тогда я тем более правильно сделал, что отказался от их предложения. Знаешь, чего от меня хотели? Чтобы я летал по всему миру и соблазнял женщин – глав государств.

– Не смейся надо мной. У меня было такое чувство, словно все рухнуло. Не знаю, что со мной случилось. Я никогда не переживала ничего подобного… разве что один только раз. Много лет назад, я тогда была без памяти влюблена в одного парня.

– Он был тебе верен?

– Как щенок.

– А как он был в постели?

– Лучший парень во всем Огайо.

– И кто же из вас кого бросил?

– Мы с ним так и не разобрались.

– Грустная история.

Энни кивнула, потом спросила:

– Так значит, тебя приглашают назад?

– Да, и мне пришлось лично туда поехать, чтобы ответить им «нет»…

– Кит, если ты хочешь снова вернуться в Вашингтон, я не буду стоять у тебя на дороге…

– Я не хочу…

– Послушай. Ты можешь вернуться в Вашингтон, и если потом мы решим быть вместе и ты захочешь, чтобы я к тебе приехала, и если я захочу туда приехать, то я и приеду.

– Тебе там не понравится. Поверь мне.

– А может, понравится.

– Энни, раз я предлагаю тебе бросить все, к чему ты привыкла, с чем прожила всю жизнь, то и сам я должен поступить так же, сделать то же самое. Я ни о чем из того, с чем расстаюсь, не сожалею и надеюсь, что и ты тоже.

– Нет, Кит, послушай меня. Твоя жизнь тоже когда-то проходила здесь и могла бы начаться тут снова. Но из-за меня ты не можешь сейчас оставаться здесь, и потому я не хочу брать на себя ответственность и препятствовать твоему возвращению в Вашингтон.

– По-моему, мы уже каждый поиграли в благородство, так что довольно. Хорошо? Давай станем оба эгоистами, потому что мне кажется, каждый из нас хочет одного и того же.

– Возможно. Мне пора ехать.

– А где ты сейчас предположительно должна быть?

– Нигде. Просто он может вернуться домой в любой момент. Он всегда так поступает. А если соблаговолит предупредить меня, во сколько приедет, то обязательно появится на несколько часов раньше, как будто ожидает застать меня в постели с молочником или еще с кем.

– С фермером, например? Поехали к тебе домой и предоставим ему возможность беспокоиться не зря.

Энни опять подавила улыбку и ответила:

– Я заехала только чтобы повидаться с тобой перед твоим отъездом, а еще хотела познакомить тебя с Денизой.

– С кем?

Она подозвала собаку, которая подбежала, облизала Энни руку, потом обнюхала Кита и положила передние лапы ему на колено. Кит присел и немного повозился с собакой, очень дружелюбной и похожей на жесткошерстного терьера.

Энни стояла, молча наблюдая за ними, потом спросила:

– Помнишь?

Кит вопросительно уставился на нее: он явно ничего не помнил.

– Это уже Дениза IV, – проговорила Энни.

И тут Кит вспомнил: летом 1963 года он подарил ей щенка дворняжки, и в честь героини модной тогда песенки Рэнди и Рэйнбоу они назвали щенка Денизой. Кит поднялся и удивленно посмотрел на Энни:

– Это?..

– Это правнучка Денизы. Сама Дениза умерла где-то в 1973 году, но я оставила одного из ее щенков и назвала ее Денизой II, а потом уже у нее самой был помет, ну и так далее… я… мне казалось, что так сохраняется какая-то связь… все это, конечно, сентиментально и глупо, наверное… ну, ты же знаешь, каковы мы, провинциалки… – Энни посмотрела на Кита, на собаку, трепавшую шнурки его ботинок, и проговорила: – Собачья жизнь коротка, но… они не придумывают себе трудностей.

Кит стоял, задумчиво разглядывая собаку: до него только теперь начало доходить, какие невероятные любовь, верность, надежда и память скрывались за этим фактом, таились за ним столько лет.

– Даже не верится…

– А что еще мне оставалось делать? – Энни попыталась улыбнуться. – Если бы Клифф дознался… у него есть свои собаки, но Дениза – моя, и она его просто ненавидит. Честно говоря, его все собаки ненавидят. Та, старая Дениза однажды даже укусила его. – Энни рассмеялась.

– Собаки обычно хорошо разбираются в людях.

– Он меня как-то спросил, – улыбнулась Энни, – откуда у меня Дениза, и я ему ответила, что мне ее подарил мой ангел-хранитель.

Кит кивнул, ничего не сказав. Собака сорвалась с места и бросилась к амбару, очевидно, что-то почуяв. Кит смотрел ей вслед, и его захлестывал такой поток воспоминаний, что от волнения он не решался произнести ни слова.

Ему припомнился тот день, когда он в самый первый раз обратил в школе внимание на Энни Прентис, вспомнилось то лето, когда между ними начался роман, – их долгие совместные прогулки, сидение на крыльце ее дома вместе со всей семьей, поездки в город, мороженое с лимонадом, которое они там покупали, кино, где они сидели, держа друг друга за руки. Вспомнился запах ее волос, нежность ее кожи, их первый поцелуй. Желание чуть не свело его тогда с ума, но шансы на то, что им удастся заняться где-нибудь сексом, были в те времена практически равны нулю. Но однажды вечером, когда он приехал к Энни, а все ее домашние куда-то уехали, они сидели с ней вдвоем на крыльце, и за добрые полчаса Энни не произнесла почти ни слова. Сперва его это даже раздражало – ему казалось, что она витает мыслями где-то далеко, – но потом каким-то образом, он так до сих пор и не понял, как именно, но без единого слова, прикосновения, без единого откровенного взгляда она дала ему понять, что хочет переспать с ним. Насколько он помнил, эта мысль тогда так напугала его, что вначале он чуть было не уехал домой. Но он удержался и только сказал ей тогда: «Пойдем к тебе в комнату». После той ночи весь мир вокруг него и вся его жизнь стали совершенно иными.

Вспомнил он и внезапно пришедшее к нему тогда спустя несколько дней решение подарить ей щенка, которого он взял у одного из своих приятелей: у того как раз ощенилась собака. Кит еще не знал тогда, что в подобных случаях принято дарить цветы; с тех пор и его подарки женщинам, и то, что ой получал от женщин взамен, стали намного существеннее. Но тот щенок был самым первым его подарком девушке, а такого подарка, какой сделала тогда ему Энни, Кит уже больше не получал никогда в жизни.

– Ты мне никогда не писала о Денизе, – проговорил он.

– Я… мне никак не удавалось придумать, как написать тебе о ней и не создать при этом впечатления, будто я тут постоянно реву и тоскую по тебе… – На улице быстро темнело; Энни глубоко вздохнула и бросила на Кита быстрый взгляд. – Так что… эти собаки каждый день напоминали мне о тебе. – Она улыбнулась. – Ты не обиделся?

– Да нет, у меня просто нет слов.

– Я чересчур сентиментальна, в этом-то и моя беда… Могу тебе еще один секрет выдать: в доме у сестры стоит целый чемодан, набитый воспоминаниями о Ките Лондри… его письмами, фотографиями, дневниками, которые остались еще с колледжа и школы… его подарками, поздравительными открытками, там даже есть игрушечный мишка… У меня были и некоторые другие вещи, и я по глупости после замужества взяла их с собой… он обнаружил эту коробку – нет, писем и фотографий там не было, так, всякие мелкие подарки, сувениры, которые ты мне покупал, – по-видимому, понял, что эти вещи у меня не от подружек, и все выбросил. Я ему тогда ничего не сказала, – добавила она, – хотела быть лояльной женой. Но именно тогда я поняла, а может быть, и раньше, что вышла не за того. – Энни помолчала, потом проговорила: – Ну что ж, мне надо ехать.

– Твои вещи где, у сестры?

– Да… – Энни вопросительно посмотрела на него. – Я не хотела везти их обратно, боялась, вдруг он уже будет дома. А что?

– Вот и хорошо. Поехали.

– Куда?

– К твоей сестре. Мы уезжаем. Прямо сейчас.

– Нет, Кит…

– Сейчас, Энни. Не завтра, не через неделю и не через год. Прямо сейчас. Твоя сестра любит собак? Она еще даже не знает, что уже обзавелась собачкой. – Кит обнял Энни и поцеловал ее.

– Нет, Кит, – отстранилась она, – как это… мы что, в самом деле уедем? Прямо сейчас?

– Буквально через минуту. Оставляй свой «линкольн» здесь. Мой багаж уже сложен в машине. Зови собаку и садись в «блейзер». – Кит забежал в дом, схватил ключи от машины, выключил свет. Потом вырвал из лежавшего на кухне блокнота листок, написал на нем: «Клифф, пошел ты на…» и расписался.

Вышел на улицу, подошел к «блейзеру» и попросил у Энни ключи от ее «линкольна».

– Не хочешь оставить ему записку? – спросил Кит.

– Нет, – ответила она, протягивая ему ключи и бросив взгляд на бумажку в его руке, – он мне записок не оставляет.

– Ну, ладно. – Кит уселся в ее машину, подогнал ее к амбару, вышел, раздвинул ворота и загнал «линкольн» внутрь. Потом оставил на месте водителя адресованную Клиффу коротенькую, все объясняющую записку, закрыл амбар и вернулся к «блейзеру». Он вернул Энни ее ключи и запустил мотор. Когда они уже выезжали со двора, Энни спросила его:

– Ты что, оставил ему записку в моей машине?

– Да. Конечно, это все глупость и ребячество.

– И что в записке?

– Так, пара слов. Не поздравление с днем рождения.

Энни улыбнулась, но ничего не сказала.

Он выехал на шоссе; Энни сидела рядом, Дениза сзади, вещи лежали в багажнике.

Кит повернул на юг, в сторону округа Чэтэм. Какое-то время они оба молчали, потом Энни проговорила:

– Даже не верится, что мы и в самом деле уезжаем.

Кит искоса поглядел на нее: она сидела прямо, уставившись перед собой в окно, и вид у нее был не то ошеломленный, не то испуганный.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – спросил Кит. Она молча кивнула, потом посмотрела на него:

– Нет, мы и в самом деле уезжаем?

– Да, бесповоротно.

Она снова кивнула, потом стянула с себя два кольца – обручальное и подаренное ей при помолвке – и вышвырнула их в окно.

– Бесповоротно! – Энни наклонилась к Киту и поцеловала его в щеку. – Я люблю тебя!

Кит почувствовал, что его лицо стало мокрым от ее слез.

– Как мне тебя не хватало все эти годы! – воскликнул он.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Когда Энни и Кит подъехали к красному кирпичному викторианскому дому, время только-только перевалило за половину восьмого вечера. Энни и Терри практически одновременно выскочили навстречу друг другу: одна из «блейзера», другая из боковой двери дома. С радостными восклицаниями и криками – разобрать ни одного слова Кит так и не смог – они бросились навстречу друг другу, обнялись, расцеловались и запрыгали по двору, как школьницы. Некоторое время они вообще не обращали на Кита никакого внимания – хотя он и полагал, что имеет самое непосредственное отношение к причине их радости, – но потом Терри подбежала к нему, обняла и воскликнула:

– Нет, посмотрите, кто вернулся!

– На этот раз нам все-таки удалось встретиться.

– Кит, я знала, что у вас получится!

Энни стояла рядом, обняв его одной рукой, и у Кита возникло такое ощущение, как будто он позирует для фотографии, изображающей охотника с его добычей.

– Мы уезжаем в… – начала Энни, обращаясь к сестре. – Куда мы едем, дорогой? – повернулась она к Киту.

– В Нью-Йорк, – ответил он. На самом деле они направлялись в другое место, но, с точки зрения Кита, секретная операция побега еще далеко не завершилась, напротив, она пока только начиналась, и им предстояло еще суметь улизнуть с вражеской территории.

– А потом мы поедем в Рим, – добавила Энни. – Правильно?

– Правильно.

Дениза, до сих пор сидевшая в «блейзере», вдруг залаяла, и Энни сказала сестре:

– Мы так спешно собирались… все в самую последнюю минуту… ты не подержишь немного Денизу у себя?

– С удовольствием. У нас не было собаки с тех самых пор, как дети разъехались.

Энни открыла дверцу, собака выскочила из машины и принялась носиться по двору так, словно это место было ей хорошо знакомо.

Боковая дверь дома снова открылась, и на улицу вышел Ларри, муж Терри. Он оказался даже выше, чем Кит его запомнил, – в нем было больше шести футов – к тому же за прошедшие годы он прибавил в весе и потерял часть волос, но все равно смотрелся еще весьма внушительно: с первого взгляда становилось ясно, что в этом человеке – сила, с которой нельзя не считаться. Он поздоровался со свояченицей, потом потряс руку Киту и проговорил:

– Рад снова вас видеть.

– И я вас тоже.

Ларри был крепким и молчаливым парнем; насколько Кит помнил, он, как и почти все мужчины в этих краях, не любил лишних слов. Фактически он почти не разговаривал. Киту припомнилось, как когда-то, много лет назад – сколько пива с тех пор выпито! – они как-то оказались с Ларри Ингрэмом в одном доме на вечеринке, в Спенсервиле, и единственная фраза, какую Ларри тогда время от времени повторял, была: «Возьму-ка я еще баночку пива», – больше он тогда практически ничего не говорил. Ларри не имел также обыкновения задавать вопросы, поэтому Кит сам сказал ему:

– Мы с Энни уезжаем.

Ларри молча кивнул.

– Не думаю, что из-за этого у вас могут возникнуть какие-нибудь проблемы в отношениях с Клиффом Бакстером, разве что только если он узнает, что мы с Энни заезжали к вам.

Ларри молча пожал плечами.

– Но мне почему-то кажется, что в любом случае вы с ним сумеете разобраться.

– Угу.

– Я так и думал.

– Ты можешь немного у нас посидеть? – спросила у Энни сестра.

Энни вопросительно посмотрела на Кита, и тот ответил:

– Нет, нам надо ехать.

– Ну что ж… – Взгляды Энни и Кита встретились, и ему показалось, что ей бы очень хотелось услышать что-нибудь успокаивающее, вселяющее уверенность.

– Все будет в порядке, – проговорил Кит, обращаясь одновременно и к Энни, и к Терри. – Нам же через округ Спенсер ехать не придется.

– Это хорошо, – кивнула Терри.

Кит обратил внимание, что Ларри куда-то исчез; но тут он снова появился из боковой двери с чемоданом и дорожной сумкой в руках и, не говоря ни слова, положил вещи в багажник «блейзера».

Энни поблагодарила его, потом повернулась к Киту:

– Я привезла сюда все в больших полиэтиленовых пакетах, но Терри одолжила мне чемодан и сумку.

– И это все? – спросил Кит.

– Все. Я езжу налегке.

– По-моему, мне начинает нравиться с тобой путешествовать.

– Если что понадобится, всегда можно купить по дороге, – улыбнувшись, проговорила Энни.

– Это верно.

– Значит, письма ребятам я отправлю, – сказала Терри сестре, – а завтра утром съезжу к маме и папе. Заодно заеду и к тете Луизе.

Киту не терпелось трогаться в путь, но он все-таки предложил Энни:

– А почему бы тебе не прихватить что-нибудь из того заветного чемодана?

– Какой ты, оказывается, романтик. – Энни улыбнулась и посмотрела на Терри: – Лапочка он, правда? А чемодан далеко?

– Да нет. Заходи.

Женщины ушли в дом, а Кит повернулся к Ларри:

– Вы ведь помощник шерифа в Чэтэме, да?

– Почетный.

– У вас в доме или в машине полицейская радиостанция есть?

– И там, и тут.

– А здесь слышны переговоры спенсервильской полиции?

– Иногда. Сигнал слабый.

– А станция шерифа округа Спенсер?

– Да. Сигнал лучше.

– Вы не могли бы их сегодня вечером послушать?

– Послушаю, обязательно.

– И если можно, позвоните сегодня попозже шерифу округа Чэтэм и узнайте, не объявлены ли в розыск мой «блейзер» или ее «линкольн».

– Сделаю.

– А я вам откуда-нибудь с дороги позвоню.

– Ладно. Вот что я вам скажу, – добавил вдруг он, – берите-ка вы мою машину.

– Нет, этого я не могу сделать.

– Можете.

– Ларри, послушайте, я знаю, что вы в состоянии справиться с этим типом, но я не хочу, чтобы он узнал, что между тем, что произойдет сегодня вечером, и вашей семьей есть какая-то связь.

– Это неважно.

– Если меня на вашей машине остановят, то у вас будут неприятности. Этот тип не успокоится, пока не отомстит вам, даже если для этого потребуется двадцать лет.

– Пусть вас это не беспокоит.

– Меня это очень беспокоит. Послушайте, нравится вам это или нет, но вы с ним все-таки родственники. Его дети приходятся вам племянниками, ваши дети – двоюродные братья и сестры его детей, и женаты вы с ним на сестрах. Зачем вам какая-то вражда со своими собственными родственниками? Я прекрасно доеду на своей машине.

Ларри ничего не ответил.

– И честно говоря, – добавил Кит, – мне не хотелось бы растревожить женщин.

Ларри кивнул.

– Не думаю, что на нас будет объявлен розыск, – продолжал Кит, – или по крайней мере этого не произойдет в первые несколько часов. К тому же вначале они кинутся искать машину Энни, а уже потом, может быть, и мою. Мне этого времени хватит.

Ларри немного подумал, потом проговорил:

– Старайтесь по возможности не съезжать с федеральных автострад. Местная полиция на те дороги не суется. Не думаю, – добавил он, помолчав еще немного, – что дорожная полиция штата возьмет вас в розыск, если только Бакстер не выдвинет против вас какого-нибудь конкретного обвинения.

– У него нет законных оснований для какого-либо обвинения против меня, – ответил Кит.

– Ну… с ним никогда не знаешь, что он способен выкинуть. Чтобы остановить машину, особого предлога не нужно. Они могут просто задержать вас и связаться с ним.

– Я понимаю.

– А где ее машина?

– А что?

– Ну, если она брошена где-нибудь прямо на дороге или даже на стоянке, а самой Энни нет, Бакстер наверняка свяжется с полицией штата и заявит, что его жена похищена.

Кит кивнул.

– Если же ее машина дома, а самой ее нет, или если машину не найдут, тогда полицейские, пока они не получат более подробной информации, будут на первых порах думать, что или тут причина в каком-то домашнем скандале, или же вообще на самом деле ничего не случилось. Понимаете?

Кит кивнул, потом ответил:

– Машина спрятана.

– Это хорошо.

«Ничего хорошего, – подумал Кит, – а если они обнаружат машину, спрятанную в моем амбаре, будет и вовсе очень плохо».

– Пока вы будете в округе Чэтэм, – сказал Ларри, – можете ни о чем не волноваться. Я за всем прослежу.

– Спасибо.

Энни и Терри вышли из дома, и Кит увидел в руках у Энни плюшевого медвежонка. Энни посмотрела на мужчин и спросила:

– Что-нибудь не так?

Или она необыкновенно наблюдательна, подумал Кит, или очень нервничает, или же их с Ларри лица вовсе не так бесстрастны, как им хотелось бы думать.

– Все в порядке, – ответил Кит. – Что ты взяла?

Энни бросила ему мишку, он поймал и стал вертеть в руках игрушку, рассматривая ее.

– Я тебе такого не дарил. Это от кого-то другого. Не в том чемодане порылась.

– Я же тебе говорила, – улыбнулась Энни сестре. – Сплошной сарказм, и он еще думает, что это смешно.

– Ну что ж, пора ехать, – сказал Кит и пожал руку Ларри. – Еще раз большое спасибо.

Энни стиснула в объятиях сестру:

– Ты просто чудо. Спасибо тебе. Мы позвоним из Нью-Йорка. Ой, я сейчас заплачу!

Она обняла Ларри, и тот напутствовал ее:

– Будь осторожна и думай о себе. О том, что и как будет тут, не беспокойся.

Кит уже протянул было руку Терри, как на кухне зазвонил телефон. Все замерли, у каждого в голове пронеслась одна и та же мысль.

– Может быть, лучше ответить, – сказал Кит. Терри кивнула и заспешила в дом. Кит, Энни и Ларри последовали за ней.

Терри сняла трубку настенного телефона.

– Алло?

По выражению ее лица Кит сразу понял, что звонили не дети, решившие вдруг поговорить с мамочкой.

Слушая голос в трубке, Терри выразительно посмотрела на всех присутствующих, потом ответила в телефон:

– Нет, Клифф, я ее не видела.

Энни схватила Кита за руку. Такое впечатление, подумал он, что один только голос ее мужа в телефонной трубке уже выводит ее из равновесия.

– Нет, – говорила Терри в трубку, – она заезжала вчера утром, просидела полдня, мы с ней тут пообедали. Сегодня после церкви я к вам заскочила и видела ее… нет, она не говорила, что куда-то собирается… правда, она упомянула, что ей надо ехать по магазинам за продуктами. Да. Нет, не знаю, почему она вчера не купила… – При последних словах Терри показала трубке язык, и, несмотря на серьезность положения, все заулыбались.

– Откуда мне знать, работает у нее телефон в машине или нет? – проговорила Терри. Потом долго слушала и наконец, ко всеобщему удивлению, ответила: – Знаешь, Клифф, перестань ты следить за моей сестрой. Я уже устала… – Она опять что-то выслушала, затем произнесла: – Иди к черту, Клифф. – И повесила трубку. – Господи, как приятно было его послать, – проговорила она, обведя взглядом Кита, Энни и Ларри. – Ну, вы, конечно же, поняли, кто звонил.

– Он что, на тебя шумел? – спросил Ларри жену.

– В некотором роде. Ларри нахмурился.

– Можешь больше не считать его своим родственником, – заявила ему Энни.

Ларри кивнул. Кит мог только догадываться, сколько удовольствия, должно быть, доставили ему эти слова свояченицы.

– Откуда он звонил? – спросил Кит у Терри.

– Сказал, что из дому. Приехал раньше, чем рассчитывал.

– Какой у него был тон?

– Как всегда, – пожала плечами Терри. – Недовольный.

– Наконец-то у него появилась настоящая причина для недовольства, – заметила Энни.

Кит бросил взгляд на кухонные часы: без четверти восемь, и Клифф Бакстер уже в Спенсервиле, разыскивает свою жену. Вот теперь у них времени действительно в обрез.

– Все, пора двигаться, – сказал он.

Они вышли на улицу и снова попрощались друг с другом, но на этот раз атмосфера прощания была несколько тревожной.

Не прошло и минуты, как Кит и Энни уже сидели в «блейзере», между ними расположился плюшевый медвежонок, и они выезжали задним ходом со двора.

Еще пять минут назад Кит был уверен, что они с Энни имеют прекрасные шансы выбраться отсюда без всяких приключений. Теперь же эти шансы упали примерно до пятьдесят на пятьдесят, а при такой вероятности успеха Кит, как правило, не имел обыкновения ввязываться в игру.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Дорога – окружное шоссе номер 6 – была прямая и ровная, на ней почти не было движения в этот воскресный вечер, и потому Кит включил дальний свет и разогнал «блейзер» до семидесяти пяти миль в час.

– Скажи мне, все действительно в порядке? – спросила его Энни. – Только серьезно, без шуток.

– Я не хотел волновать твою сестру, – ответил Кит.

– Значит, не в порядке.

– Н-ну… вопрос в том, сколько понадобится Клиффу времени, чтобы сообразить, что же именно произошло. Как по-твоему, когда он все вычислит? Ты же его знаешь лучше, чем я.

Энни помолчала, задумавшись, потом ответила:

– Сейчас почти восемь вечера; я еще ни разу не отсутствовала так поздно без того, чтобы он не знал совершенно точно, где я нахожусь.

Кит промолчал в ответ.

– Хорошо, что мы так сразу сорвались очертя голову, – проговорила Энни.

– А иначе какое же удовольствие.

Энни взглянула на него, увидела, что он улыбается, и тоже улыбнулась, хотя оба понимали, что ничего веселого в их положении нет. Помолчав некоторое время, Кит сказал:

– Не знаю, как насчет удовольствия, но ты сейчас слишком сильно рискуешь, и все из-за меня. Если бы я был уверен, что по дороге назад, ко мне на ферму, нас никто не увидит, я бы отвез тебя туда и отправил сегодня домой.

– Нет. Даже если бы я и могла вернуться, я бы этого не сделала. Теперь я с тобой, и назад уже никогда не вернусь. И если я сегодня сказала «да», то это никак не означает, будто ты в чем-то виноват. Договорились?

– Договорились.

Они проехали еще некоторое время на восток, выехали за пределы округа Чэтэм и оказались на территории округа Доусон.

– Как ты думаешь, что сейчас предпринимает твой доверчивый супруг? – спросил Кит.

– Мой толстый глупый Питер? Звонит каждые две минуты мне в машину: он и на телефон-то в машине расщедрился только ради того, чтобы иметь возможность мне туда звонить. А в перерывах между этими попытками обзванивает моих родителей, родственников, друзей и знакомых. Может, например, позвонить пастору Шенку и его супруге. Когда ему надо меня выследить, для него не существует никаких ограничений и приличий, да и в разговорах по телефону в таких случаях он не стесняется и не выбирает выражения.

– Все, наверное, думают, что ты гуляешь направо и налево, – улыбнулся Кит.

– Нет, все думают, что он просто дурак, – ответила Энни. – Он полагает, что, поступая таким образом, ставит меня в неловкое положение и наказывает всякий раз, когда я уезжаю куда-нибудь, не доложившись ему. А на самом деле только выставляет самого же себя в глупом свете.

– И, что еще лучше, на эти звонки уходит какое-то время… а под каким номером в списке обзваниваемых идет Терри?

– Обычно вторая, сразу же следом за моими родителями. После нее он, как правило, звонит еще не меньше чем десятку человек.

Кит кивнул.

– Терри молодец, наконец-то она ему выдала, – улыбнулась Энни. – «Клифф, иди к черту!» – повторила она, подражая голосу сестры, более глубокому, чем ее собственный, и рассмеялась. – Это вгонит его в ярость не меньше чем на полчаса. Он не выносит тех женщин, которые дают ему отпор.

– А кто таких выносит?

– Ты, например. И ты даже любишь, когда предоставляется возможность с кем-нибудь попикироваться. Но ты это делаешь с юмором, а не подло. Ты еще не разучился меня смешить, – добавила она, слегка ущипнув его за щеку.

Кит улыбнулся. Ехали они неплохо: по его прикидке, до межштатной дороги номер 75 оставалось еще миль десять.

Энни взяла плюшевого мишку и посадила его Киту на колени.

– Помнишь, откуда он у нас?

Кит посмотрел на игрушку.

– С ярмарки штата? – попробовал припомнить он.

– Округа.

– Точно.

– Из тира. Ты тогда был бесподобен. Тебе по-прежнему нравится стрелять?

– Нет. По-моему, это пристрастие я в себе преодолел.

– Могу понять. А у тебя сейчас есть с собой оружие? – спросила она.

– Нет.

– Почему?

– Ну, я не собираюсь затевать перестрелку с полицией.

– А если это окажется он?

– Мы ведь через его королевские владения не поедем.

– Он сам поедет куда угодно, Кит, если бросится нас искать.

– Ну, а у тебя есть с собой оружие?

Она ответила не сразу, но, помолчав немного, все же проговорила:

– Вчера утром было. А сегодня все вышло так неожиданно…

Кит тоже помолчал, потом спросил:

– И ты бы им воспользовалась?

– Если бы он попытался помешать нам быть вместе – да.

– Я, пожалуй, тоже… Честно говоря, я бы прихватил с собой пистолет, но он у меня пропал. Полагаю, его выкрал твой муж.

– Что? Ты хочешь сказать, он забрался к тебе в дом и?..

– Я не могу быть абсолютно уверен, что это сделал именно Клифф, но в списке подозреваемых он у меня на первом месте. А вообще, не нужно нам никакого оружия. Все и так будет в полном порядке.

– Надеюсь…

Кит посмотрел на нее, потом сказал:

– Месяца два назад, примерно когда я только приехал, у вас в доме была какая-то стрельба, рано утром. Не хочешь мне рассказать, что тогда случилось?

Энни опустила голову и долго молча смотрела в пол машины, потом наконец произнесла:

– Нет, не хочу.

– Ну, ладно.

– Я расскажу… но не сейчас.

– Хорошо.

– А как ты узнал?

– Городок-то маленький.

– Значит, о Бакстерах идут пересуды, да?

– Ты ведь и сама знаешь, что идут. Но ты в них всегда выглядишь как святая. А он – неизменно как злодей.

– А ты – мой ангел-хранитель.

– Спасибо. – Однако полученной информации Киту было слишком мало, и он принялся расспрашивать Энни дальше: – И что он предпримет после того, как всех обзвонит и попытается как-то запугать своими звонками? Позвонит к себе в полицию?

– Может… это, конечно, самая крайняя мера. Но он так делал. Вероятнее всего, он сейчас мечется на своей полицейской машине, высматривая мой «линкольн»… сначала он объедет все местные мотели, как будто я отправилась бы на свидание с любовником именно туда. И одновременно обзванивает из машины всех, кто только придет ему в голову. А когда это ничего не даст и он окончательно выйдет из себя, то позвонит к себе в полицию… заезжать туда он не будет, потому что не захочет представать перед своими подчиненными с идиотской историей, будто он беспокоится, не попала ли я в аварию или не случился ли со мной несчастный случай. Как будто если бы это действительно произошло, то из больницы или из самой же полиции ему бы сразу же не сообщили. Он идиот, и его подчиненные это знают.

– Похоже, ты хорошо изучила его повадки и методы, – заметил Кит.

– Думаю, что за столько-то лет – да. Когда-то в здешней полиции работал один сержант, пожилой уже человек, очень хорошо ко мне относившийся, – настоящий друг. Он-то мне и рассказывал о том, что Клифф ведет себя просто как ненормальный. Клифф избавился и от него, и от других хороших старых полицейских при первой же возможности. Ты обратил внимание, что у него в основном работает одна молодежь? Клифф сам подбирал каждого, лично. Он мне однажды сказал, что полицейских надо натаскивать так же, как собак: брать их еще щенками, кормить с руки, заставить бояться хозяина и слушаться только его… А еще он говорил, что и с женами надо поступать так же, – добавила она. Кит ничего не ответил.

– Он старается сделать их такими же мерзавцами, как и он сам, – продолжала Энни. – Но мне кажется, невозможно воспитать человека мерзавцем, если только у него в характере изначально не заложена такая предрасположенность. Большинство из его полицейских – нормальные ребята, и относятся ко мне с сочувствием, но они вынуждены изображать перед боссом то, что от них требуют.

Насчет последнего Кит был не вполне уверен, но поскольку он не собирался заезжать в переделы округа Спенсер, то и не стал интересоваться дополнительными подробностями. Ему такие знания уже больше не понадобятся, разве что только полиция какого-нибудь другого округа задержит их и передаст в спенсервильское отделение.

– Ну, хорошо, – сказал Кит, – а после того, как он всех обзвонит и позвонит к себе в полицию, он, по-видимому, связывается и с окружным шерифом?

– Да. Шериф – двоюродный брат его матери.

– Значит, начиная с этого момента вся полиция округа бывает брошена на розыск твоего белого «линкольна».

– Да. До того как у меня в машине появился телефон, меня обычно останавливали и очень вежливо просили заехать к мужу на работу или вернуться домой, потому что ему нужно мне что-то сообщить. И многие из них при этом посмеивались, – добавила она, – но не надо мной, а со мной, вместе.

– Похоже, быть женой начальника местной полиции – занятие довольно веселое.

– Откровенно говоря, иногда очень. Да простит меня Бог, но одно время мне даже нравилось наблюдать, как он выставляет себя идиотом. Извини, – оговорилась она, – вообще-то я не такая.

– Ничего. Знаешь, если честно, – решил признаться Кит, – то многое сейчас зависит от того, сколько времени пройдет, прежде чем он сообразит съездить ко мне на ферму, а там – осмотреть дом и заглянуть в амбар.

– Я понимаю.

Кит попытался поставить себя на место Клиффа Бакстера. Он обдумал все то, что рассказала ему Энни насчет его обычной процедуры розысков жены, отметил для себя тот факт, что Бакстер, по-видимому, был убежден, что после возвращения Кита Лондри у того не было никаких контактов с его женой. Но рано или поздно Клифф Бакстер появится на ферме Лондри. И что тогда? Если он просто подъедет к ней, то увидит, что в доме темно и «блейзера» нет. Он может подумать, что Кит Лондри воспринял его угрозы всерьез и действительно уехал, – для Бакстера, учитывая его непомерно раздутое самомнение, было бы естественно прийти именно к такому выводу. Но, принимая во внимание, что он еще и ревнивец, и параноик, – а для того и другого в данном случае имелись все основания – Бакстеру могло прийти в голову и что-то иное. Тогда, если только он решит заглянуть в амбар, то сразу же получит ответы на все свои вопросы. И записка со словами «Пошел ты на…» вряд ли будет способствовать поднятию его настроения. Кит повертел все эти соображения в голове и заключил, что в их с Энни распоряжении остается не больше часа до того момента, как во всех близлежащих округах оживут полицейские радиостанции.

Через полчаса после того, как они расстались с Терри и Ларри, Кит и Энни подъехали к межштатной дороге номер 75. Путь на юг вел прямиком в Дейтон или же к дороге номер 23, по которой можно было доехать до Колумбуса. Путь на север шел прямо в Толидо. Кит стал прикидывать варианты. Если повернуть на юг, то дорога до Колумбуса займет около двух часов, а до Дейтона – почти три. Но аэропорты в обоих этих городах крупнее, чем в Толидо, и оттуда больше шансов улететь в Вашингтон или даже в Балтимор или Ричмонд. Да сейчас уже неважно куда. Но в их положении было опасно на протяжении еще нескольких часов торчать на дороге.

До аэропорта Толидо было всего около получаса езды, но Кит не был уверен, сумеют ли они в такое время суток вылететь оттуда в восточном направлении, да и вообще вылететь хоть куда-то. Но должны же отправляться из Толидо хоть какие-то рейсы! Кит полагал, что самое главное для них в данный момент было как можно скорее убраться с шоссе.

– Думаю, надо ехать в Толидо, – повернулся он к Энни, – туда ближе.

Она согласно кивнула.

– Но я не знаю, какие оттуда есть рейсы, куда и во сколько, – добавил он.

– Мне совершенно неважно, каким рейсом, куда и во сколько.

– Ну, хорошо. – Он свернул на дорогу номер 75 в северном направлении. Это было отличное двухполосное шоссе, почти свободное в это время суток – Кит держал скорость стабильно семьдесят миль в час. Сейчас они ехали в сторону округа Спенсер, но эта дорога не проходила через территорию самого округа. Кит решил прикинуть, какое пространство может охватить первоначальный полицейский розыск, и поэтому спросил Энни:

– Ко мне ты приехала в шесть часов, а во сколько перед этим ты в последний раз кого-нибудь видела или с кем-нибудь разговаривала?

Энни призадумалась, потом ответила:

– В пять часов я звонила ребятам… просто чтобы услышать их голоса… Тома не было, а с Венди я поговорила.

– А Бакстер звонит в подобных случаях дочери?

– Обычно нет, но на этот раз, думаю, что позвонит: он может решить, что я уехала к ней. Я говорила, что собираюсь это сделать, но он отнесся к моей идее неодобрительно.

– Значит, Венди ему скажет, что примерно в половине шестого ты была дома.

– Да. И примерно в это же время я наговорила кое-что на автоответчик Тома.

Кит посмотрел на автомобильные часы: они показывали половину девятого вечера. Если Бакстер добросовестно провел свое расследование, то уже знает, что его жена исчезла где-то после половины шестого, то есть примерно три часа назад; машиной за это время можно отъехать от Спенсервиля миль на сто восемьдесят. В пределы этого радиуса, разумеется, попадает и Толидо, но также и Форт-Уэйн в штате Индиана, где есть аэропорт примерно того же класса, что и в Толидо. И каждые полчаса радиус поисков будет автоматически расширяться. Конечно, это при условии, что поиски уже начались или вот-вот начнутся.

Энни понаблюдала за ним некоторое время, потом проговорила:

– Не надо тебе во все это ввязываться, Кит.

– Но я именно этого и хочу.

– Тебе не нужно будет удирать отсюда, если меня с тобой не будет. Высади меня на ближайшей автобусной остановке, я позвоню в спенсервильскую полицию и скажу…

– Что ты им скажешь? Что забыла машину в моем амбаре и тебе не на чем добраться до дому?

– Неважно, что я скажу, что он сделает и вообще что произойдет. Я не хочу втягивать тебя в эту…

– Энни, у меня есть свои счеты с Клиффом Бакстером, которые тянутся еще из прошлого. Я это делаю не ради тебя.

– Ах, вот как…

– Мне просто захотелось выкрасть его жену и таким образом досадить ему, только и всего. А потом мы разъедемся: я в Вашингтон, а ты в Рим. Пришлешь мне оттуда открытку. Хорошо?

– Это ты так шутишь, да?

– Просто стараюсь быть саркастичным, что как всегда не смешно. А ты чересчур благородна. Но я ценю твою заботу обо мне. – Кит посмотрел на нее и добавил: – Ты даже выбросила обручальное кольцо. Мы договорились, что назад возврата нет. Тема закрыта. Навсегда.

– Ну, ладно. А знаешь, – заметила она, – пока у тебя хорошо получается. Наверное, тебе на твоей работе часто приходилось заниматься чем-то подобным.

– Обычно я похищал в среднем по жене в неделю.

– Я хотела сказать: заниматься чем-то опасным. У тебя была опасная работа?

– Нет, если все делать правильно, – пожал он плечами. – Но последние пять или шесть лет я провел по большей части за письменным столом. Так что совсем заржавел.

– Меня – так всю трясет.

– Еще бы. – Он взял ее ладонь в свою и слегка сжал. – Но ты молодец, отлично держишься.

– С тобой я чувствую себя в безопасности.

– Вот и хорошо. Слушай, а твоя сестра выглядит просто великолепно. В семействе Прентисов хорошие гены, я погляжу.

– Моя мама тоже не кажется старой. Так что вы сделали удачный выбор, мистер Лондри.

– Я знаю. У меня осталось такое впечатление, – продолжал он после короткой паузы, – что ты дала Ларри зеленый свет свести некоторые счеты с мистером Бакстером.

– Клифф теперь не подойдет к нему ближе чем на пятьдесят миль, а Ларри никогда не станет сам напрашиваться на неприятности, – пояснила Энни. – Замечательная они пара, Ларри и Терри. Из женщин-Прентисов всегда получались отличные жены. Всегда, – добавила она, как бы предупреждая его возражения. – Просто одна из них ошиблась в выборе мужа.

– Ты его когда-нибудь любила? – спросил Кит, хотя и сознавал, что об этом лучше не спрашивать.

– Нет. Никогда.

– Но он-то тебя любит.

– Он – да. Но не такой любовью, какая мне нужна или какую мне хотелось бы получить. Просто ему необходим такой человек, как я, – от этого-то у меня и сложилось ощущение какого-то морального долга перед ним. Вот почему я так долго терпела. Но теперь, когда Венди в колледже, – добавила она, – я все равно собиралась что-то предпринять, с тобой или без тебя. Ты мне веришь?

– Верю. Ты мне в своих письмах на это намекала. Возможно, именно это и заставило меня вернуться.

– Нет, Кит, давай уж безо всяких «возможно». Сейчас у нас последний шанс. И ты это понял.

– Верно, понял.

– И на этот раз у нас все получится, да?

– Получится.

– Если бы я не дрожала так от страха, то прыгала бы сейчас до потолка.

– Попрыгаешь в самолете. – Он достал кассету и вставил ее в магнитолу. – Шестидесятые годы, разные вещи. Годится?

– Более чем.

«Лавинг спунфул» запели «Веришь ли ты в чудеса?», и Энни проговорила:

– Шестьдесят девятый год. Мы тогда были на первом курсе. Верно?

– Верно.

– Моим ребятам очень нравится эта песня, – сказала она.

«Казино» запели «И тогда мы с тобой простимся», и Кит сказал:

– А это… пожалуй, шестьдесят седьмой. Тогда мы еще были в школе, в предпоследнем классе.

– Как быстро пролетело время!

Они ехали, слушая музыку, минут через десять Энни тронула его за рукав и показала вперед, туда, где возле съезда с дороги стоял указатель со стрелкой: «Боулинг-грин».

Кит кивнул. Странно, подумал он, как много воспоминаний способно вызвать у человека одно только название какого-нибудь места. Он ощутил щемящую боль в сердце, повернулся к Энни, собираясь что-то сказать, и увидел, что по щеке у нее катится слеза. Кит положил ей руку сзади на шею и принялся мягко массировать ее.

– Знаешь… – проговорила Энни, – если дочка сейчас там хотя бы наполовину так счастлива, как я была счастлива с тобой, то памяти об этом ей хватит на всю оставшуюся жизнь…

– Если она похожа на тебя, то наверняка будет счастлива.

– Надеюсь… но жизнь так изменилась… не знаю, к лучшему или к худшему по сравнению с тем временем, когда мы были молоды.

– Я тоже не знаю, но, честно говоря, меня это больше и не волнует. Я хочу жить своей жизнью и надеюсь, что мир оставит нас в покое.

– Наверное, тебе довелось видеть много изменений в мире к худшему, Кит.

– Много. И, честно признаться, я тоже приложил к таким переменам руку.

– Правда?

– Ну, может быть, не преднамеренно…

– Расскажи мне о каком-нибудь добром деле, которое ты совершил преднамеренно.

– Ну, так сразу и не вспомнишь… было немало хороших поступков… мир вовсе не так уж плох, Энни, я вовсе не это хотел сказать. При всем плохом, что мне довелось повидать, я сталкивался и с самыми невероятными проявлениями мужества, доброты, честности, любви. И с чудесами, – добавил он. – Вот видишь, встретились же мы с тобой снова.

– Спасибо тебе… давно я уже не слышала таких слов… – Она посмотрела на него долгим взглядом, потом проговорила: – Кит, я понимаю, что у тебя в жизни случались не только радостные и светлые дни, должны были быть и какие-то неудачи, разочарования, остались какие-то шрамы на сердце, что-то такое, о чем ты хотел бы, но не можешь забыть или о чем тебе необходимо с кем-то поговорить. Можешь поделиться со мной, насколько сочтешь возможным. Я готова буду тебя выслушать.

– Спасибо. И я тебя тоже.

Впереди над дорогой показался огромный зелено-желтый знак: «Аэропорт Толидо»; стрелка указывала направление съезда с шоссе.

– Почти добрались, – проговорила Энни.

– Да, – кивнул Кит. Еще одно-два маленьких везения, чуда – и им повезет уже по-настоящему.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Кит решил ехать в местный аэропорт, что располагался к юго-западу от Толидо. Уже подъезжая туда, он обратил внимание, что самолеты не садятся и не взлетают, но Кита это не особенно встревожило: аэропорт этот, насколько он помнил, был действительно небольшой – кажется, всего с шестью выходами к самолетам – и не очень загруженный.

Они подъехали и остановились у входа в здание: через одну и ту же дверь здесь проходили и отлетавшие, и прилетевшие.

Возле самого здания стояла полная тишина: не было видно ни носильщиков, ни служащих аэропорта, ни других машин или такси, ни народу.

– Подожди тут немного, – сказал Кит Энни.

Он вошел в небольшое, но вполне современное здание и обнаружил, что и внутри оно тоже было почти пустым: не работал даже ни один киоск, за исключением только буфета, где можно было выпить лишь кофе. Открывшаяся взору Кита картина не обнадеживала.

Кит отыскал телемонитор с информацией о вылетах. В принципе из аэропорта отправлялись рейсы семи авиакомпаний, по большей части местные. Кит молча изучал расписание, отказываясь поверить, что последний в этот день рейс – компании «Америкен игл» в Дейтон – ушел более часа назад.

– Вот черт!

Кит подошел к ближайшей кассе, принадлежавшей, как выяснилось, «ЮЭс Эйр». Там за стойкой одна-единственная сотрудница приводила в порядок какие-то бумаги.

– У вас сегодня что-нибудь куда-нибудь летит? – спросил ее Кит.

– Нет, сэр.

Кит оглядел стойки других авиакомпаний: там вообще нигде не было видно ни души.

– А у других компаний есть сегодня вечером какие-нибудь вылеты? – спросил Кит женщину.

Та посмотрела на него взглядом, в котором сквозили и недоумение, и ирония, и ответила:

– Нет, сэр. А куда вы хотели улететь?

Киту было совершенно ни к чему, чтобы женщина решила вдруг сообщить о странном пассажире службе безопасности аэропорта, и потому он ответил:

– Я думал, что сегодня еще есть рейс на Вашингтон.

– Нет, сэр. Обычно последний рейс уходит примерно без четверти восемь, и после этого до утра уже ничего нет. Забронировать вам билет до Вашингтона на завтра?

– Н-не знаю. – Он, раздумывая, немного помолчал. – А прокат машин открыт?

– Нет, сэр. Последний на сегодня самолет приземлился сорок пять минут назад.

Значит, избавиться от «блейзера» ему не удастся, а на нем они далеко не уедут.

– В семь пятнадцать утра будет прямой рейс на Вашингтон, – сказала женщина. – Прибывает в аэропорт Нэшнл в 8.55. Места пока есть. Забронировать на ваше имя?

Кит понимал, что оставлять зафиксированный в документах след ни в коем случае нельзя, да и к тому же к утру во всех кассах аэропорта уже будут лежать фотографии Энни Бакстер, а возможно, и его собственные тоже.

– Так как, сэр?

– Нет, спасибо, не надо. А зафрахтовать самолет тут можно?

– Да, сэр. Вон там. Сейчас они уже закрылись, но у них есть дежурный телефон.

– Спасибо. – Кит подошел к стойке чартерной авиакомпании, снял трубку их телефона и набрал обозначенный под названием фирмы номер. После гудка автоответчик предложил ему изложить суть просьбы и оставить свое имя и номер телефона. Кит молча повесил трубку, заметив про себя, что выбраться из Сайгона, когда танки коммунистов приближались к американскому посольству, оказалось куда проще, чем улететь в воскресенье вечером из Толидо.

Он подошел к телефону-автомату и позвонил Ингрэмам. Ответила Терри, и Кит поприветствовал ее самым бодрым и жизнерадостным тоном, на какой только был способен.

– Кит?! Вы где? У вас все?..

– Все отлично. Мы через несколько минут вылетаем. Энни уже ждет у выхода на посадку, а я просто хотел еще раз поблагодарить вас обоих и попрощаться.

– Спасибо большое. Я очень рада, что мы смогли вам чем-то помочь, и…

– Погодите-ка… да, уже объявляют посадку на наш рейс. Но я еще хотел бы быстренько сказать кое-что на прощание Ларри.

– Конечно. Он тут рядом со мной.

В трубке послышался голос Ларри, и Кит проговорил:

– Тебе удалось что-нибудь перехватить? Только говори так, чтобы Терри не поняла.

– Да. Погоди.

До Кита донеслось, как Ларри что-то сказал жене, потом в трубке снова раздался его голос:

– Ну вот, теперь я могу говорить. Минут десять назад… я слышал, как был объявлен розыск, а потом мне позвонили и спросили, не мог бы я сегодня выехать на дежурство.

– Понятно… А кого и что они ищут?

– Зеленый «шевроле-блейзер» модели этого года, с твоими номерами. А также Энни Бакстер и Кита Лондри.

Значит, они обнаружили в его амбаре машину Энни, пронеслось в голове у Кита.

– А где ищут, не говорили?

– Где обычно… пункты проката машин, аэропорты в радиусе двухсот пятидесяти миль от Спенсервиля, с расширением радиуса поисков каждые полчаса, на железнодорожных и автовокзалах, по всем дорогам и шоссе… как всегда.

– А основания для розыска?

– Похищение. Розыск по высшему разряду. Похоже, они нашли ее машину у тебя в амбаре.

– Может быть, мне лучше явиться в полицию и все объяснить, как ты думаешь?

– Нет. Ни в коем случае. Тебя и слушать не будут, пока он не приедет и не изложит свою версию. Только задержат, и все. Фараоны всегда заодно друг с другом.

– А если она сама письменно изложит…

– Я говорил с Бакстером. Он заявил, что вызвал детей из колледжа, и они уже в дороге. Не знаю, так это или нет, но, если они приедут с ним в полицию и встретятся с вами, сцена может получиться очень эмоциональная и крайне неприятная. Если можете скрыться, то лучше так и действуйте.

Кит взвесил то, что сказал ему Ларри. Конечно, Энни ни за что не вернется к Бакстеру, но зачем подвергать ее саму или ее детей подобным испытаниям? У него ведь есть в запасе и другие, куда лучшие варианты. Или, во всяком случае, он в тот момент так считал.

– Ну, хорошо, – сказал он Ларри. – Еще раз спасибо.

– У вас все в порядке?

– Да. Мы уже улетаем.

– Вот и правильно. Всего вам хорошего.

Кит повесил трубку. Десять минут назад. У них остаются считанные минуты, чтобы успеть выбраться из аэропорта.

Он быстро шел через пустое здание, размышляя на ходу, не лучше ли было ему с самого начала ехать в аэропорт Дейтона или Колумбуса. Но если бы он так поступил, то они сейчас все еще были бы в дороге, и даже если бы им удалось добраться в один из этих аэропортов, его бы с Энни там уже ждали. Их и тут-то начнут искать с минуты на минуту.

Так что бессмысленно предаваться сейчас сомнениям, решение принято, и принималось оно на базе того, что подсказывали Киту его опыт и интуиция. «План А» не сработал, значит, следует прибегнуть к «плану Б». Он очень прост: где-нибудь спрятаться.

Кит вышел на улицу и увидел, что на тротуаре возле его «блейзера» стоит сотрудник службы безопасности аэропорта. Тот посмотрел на Кита и подошел к нему:

– Ваша машина?

– Да.

– Мадам говорит, что вы собираетесь лететь в Нью-Йорк. Но мне кажется, что у вас ничего не выйдет.

Кит увидел, что Энни вышла из машины и направилась в их сторону.

– Да, насколько я понимаю, мы не летим, – ответил Кит.

– Точно. Я так ей и сказал, что последний рейс ушел больше часа назад.

– Совершенно верно. Мне тоже сейчас так сказали.

Энни подошла и, кивнув в сторону охранника, проговорила, обращаясь к Киту:

– Он утверждает, будто мы опоздали, и сегодня рейсов больше не будет.

– Да. Поехали домой. – Кит взял ее под руку и повел назад к машине.

Охранник двинулся за ними следом. Указывая на номер «блейзера», он спросил:

– Я вижу, машину вы покупали в Толидо?

Кит тоже взглянул на номер: там на ободке значилось название продавшего ее магазина.

– Да, – ответил он.

– А мадам говорит, что сейчас вы приехали из округа Чэтэм.

– Совершенно верно. Но машину я покупал в Толидо. – Кит открыл правую переднюю дверцу, и Энни села.

Он обратил внимание, что на поясе у охранника болталась рация для двусторонней связи, – в любой момент по ней могли передать сообщение о розыске, так что надо было убираться отсюда побыстрее и подальше. Кит обошел машину и взялся за ручку левой дверцы.

– Надо было позвонить и заказать билеты, прежде чем ехать в такую даль, – проговорил подошедший следом за ним охранник.

Киту достаточно часто приходилось отвечать на подобные расспросы в самых разных частях света, и он хорошо изучил менталитет тех, кто выступал в них допрашивающей стороной. К тому же он понятия не имел, что еще успела Энни рассказать этому типу кроме того, что они приехали из округа Чэтэм и собирались улететь в Нью-Йорк. А сам-то Кит ведь интересовался в кассе рейсами на Вашингтон.

Поэтому Кит посмотрел на Энни и, стараясь говорить с самым лучшим среднезападным акцентом, на какой только был способен, произнес:

– Я предупреждал тебя, что надо было вначале позвонить!

Энни согласно кивнула в ответ и, наклонившись к открытому окну, обратилась к охраннику, словно продолжая разговор:

– Я же вам говорила, это был чистый экспромт. Мы просто сорвались с места и решили, что летим в Нью-Йорк. Как в кино бывает, знаете. Мы еще никогда никуда не летали, – добавила она.

– Переночуйте в каком-нибудь мотеле, – посоветовал им охранник. – А утром будет рейс «ЮЭс Эйр» в Нью-Йорк.

– К черту мотели, – ответил Кит. – Едем домой. – Он открыл дверцу, сел в машину и не спеша отъехал. В зеркало ему было видно, что охранник продолжал стоять у края тротуара, глядя им вслед.

– Какой-то он чересчур любопытный, – проговорил Кит.

– Ты слишком долго прожил в Вашингтоне. Он просто хотел нам помочь. Страшно расстроился, когда я ему сказала, что мы собирались улететь.

– Расстроился, как же. – Теперь этот охранник обязательно запомнит и их самих, и машину.

– И что мы теперь будем делать? – спросила Энни.

– Переночуем в мотеле.

– А может быть, поедем на машине прямо в Нью-Йорк?

– Думаю, не стоит. Я говорил с Ларри, – добавил Кит, искоса посмотрев на нее. – Объявлен розыск. И на нас с тобой, и на эту машину.

Энни ничего не ответила.

Аэропорт остался позади, и Кит свернул на шоссе к востоку, в сторону Толидо.

– А может быть, взять машину напрокат? – спросила Энни.

– Я так и собирался сделать, пока не услышал о розыске. Теперь нам придется очень тщательно продумывать каждый свой шаг, куда бы мы ни шли и что бы ни делали.

Энни кивнула.

Впереди показалась гостиница «Шератон», какие есть при каждом аэропорте. Кит подъехал и остановился, поставив машину так, чтобы из вестибюля гостиницы ее не было видно.

– Подожди здесь, я схожу, узнаю.

– Прямо как в доброе старое время, – попыталась улыбнуться Энни.

– Почти.

Кит вошел в вестибюль. На полке неподалеку от стола администратора он нашел телефон, номер которого начинался с «800»[9]. Кит поднял трубку, дождался, пока телефонистка ответила ему, и заказал на тот же вечер номер в «Шератоне» кливлендского аэропорта, подтвердив заказ своей кредитной карточкой. Потом перешел к телефону-автомату и набрал номер компании «ЮЭс Эйр». Там он заказал два места на самолет, вылетавший в восемь пятнадцать утра из Кливленда в Нью-Йорк, и тоже сообщил номер своей кредитной карточки. Он не привык скрываться и уходить от преследования в своей родной стране, но все-таки был в разумной степени уверен, что проследить, откуда были сделаны оба звонка, и установить, что они исходили из окрестностей Толидо, полиции не удастся. Но даже если бы это и случилось, то полиция стала бы искать его на шоссе, ведущем в Кливленд, или, вероятнее всего, устроила бы засаду в «Шератоне» кливлендского аэропорта. Такого рода трюки были до идиотизма просты и именно потому нередко и срабатывали. Для их успеха требовались всего два условия: чтобы полиция оказалась достаточно сообразительной и сумела бы обнаружить забронированные номер в гостинице и места на самолет и чтобы она оказалась еще и достаточно доверчивой, а потому отнеслась бы к этим заказам всерьез. Кит уповал – особенно в том, что касалось последнего, – на то, что полиция, ведя розыск, станет, естественно, исходить из предположения, будто имеет дело с самым обычным гражданином, каким-нибудь заурядным Джоном Смитом, а не с человеком, для которого ложные ходы и отвлекающие маневры такого рода были его профессией, способом выжить и зарабатывать себе на жизнь.

Он вышел из гостиницы, вернулся к «блейзеру», достал из багажника кейс и опять уселся за руль.

– Подержи, пожалуйста, ладно?

Энни взяла дипломат, и Кит, вырулив с пригостиничной стоянки, снова свернул на шоссе в восточном направлении.

– А что, ночевать мы не тут будем? – спросила Энни.

– Нет, – ответил Кит и объяснил, для чего они здесь останавливались.

– Это у тебя что было, призвание или побочное занятие? – поинтересовалась, бросив на него быстрый взгляд, Энни.

– Профессия. Я думал, в гражданской жизни она мне больше не понадобится, – усмехнулся Кит. – Но, оказывается, никогда нельзя зарекаться заранее.

Они постепенно приближались к Толидо, и на горизонте уже замаячили небоскребы центральной части города. Движение на шоссе становилось все оживленнее, ряды в полосе, по которой они ехали, были заполнены довольно плотно.

Кит подумал, не сменить ли ему номера. Но для этого надо было предварительно найти машину, в отношении которой можно было быть твердо уверенным, что она запаркована уже на всю ночь, – в противном случае владелец мог обратить внимание, что на его машине подменили номера, и сообщить об этом в полицию. Конечно, с чужими номерами они могли бы спокойно ехать всю ночь и к рассвету быть уже в Вашингтоне. Однако при этом и рисковать: что, если о краже номеров уже было бы заявлено? С другой стороны, даже если бы никто и не заявил, полиция ведь все равно искала бы зеленый «блейзер», поэтому они наверняка остановили бы такую машину, даже и с другим номером, чем тот, что значился в розыске, и быстро проверили бы номера по компьютеру. Нет, на подмену номеров мог бы решиться только какой-нибудь простак.

– О чем ты думаешь? – спросила его Энни.

– О том, что нам делать. Стараться удрать или где-нибудь спрятаться?

– Почему бы нам просто не явиться в полицию и не объяснить им все?

– Нет, это не вариант.

– Почему нет?

Кит объяснил ей почему и спросил:

– Тебе что, очень нужна подобная семейная сцена?

– Если бы он был один, – проговорила Энни после некоторых колебаний, – думаю, я бы справилась. Но если с ним будут дети… не знаю…

– Тогда почему бы нам не пересидеть тихонько эту ночь, а наутро не обдумать все как следует? Такого рода розыски имеют обыкновение сами по себе сходить на нет. Не исключено, что к утру полиция штата успеет поговорить и с начальником полиции Спенсервиля, и, может быть, даже с тем охранником из аэропорта. И тогда они почти наверняка поймут, что мистер Бакстер говорит им не всю правду.

– Возможно… – кивнула Энни.

– А потом, честно говоря, не очень здорово было бы оказаться в лапах полиции в такое время суток, когда невозможно потребовать ни судью, ни адвоката.

– Ты рассуждаешь прямо как преступник, – невесело усмехнулась Энни.

– Я и был преступником в очень многих странах, хотя никогда – в своей собственной. Но правила игры везде одни и те же. Думаю, если мы сейчас заляжем на дно, то время будет работать на нас, – добавил Кит. – Но я не хочу тебе ничего навязывать.

– Давненько я не слышала этих слов. – Энни помолчала немного, потом проговорила: – Может быть, нам действительно лучше где-нибудь переночевать… а потом, если уж мне придется с ним встретиться и давать какие-то объяснения в полиции, я бы предпочла сделать это утром.

– Ну, если нам повезет, тебе не придется больше встречаться с ним ни утром, ни вообще когда бы то ни было.

– Хорошо бы.

– Значит, ищем мотель для влюбленных. Ты тут поблизости такого не знаешь?

– Мест шесть или семь знаю, – улыбнулась она.

– Хватит и одного. Открой-ка мой дипломат. – Кит назвал ей цифры кода. – Сейчас ты будешь смеяться, – проговорил Кит, когда она открыла чемоданчик, – но там двойное дно. Достань мне очки и небольшой коричневый конверт. – Он объяснил, как надо вскрыть второе дно.

Энни, не говоря ни слова, извлекла из кейса и то и другое.

Кит взял очки, нацепил их, потом сказал:

– Распечатай конверт. Только не смейся.

Она вскрыла конверт и достала оттуда усы такого же светло-каштанового цвета, что и волосы Кита.

– Сдери целлофан и приклей их мне, – попросил Кит.

Энни выполнила его просьбу, и Кит взглянул в зеркало заднего вида:

– Ну, как я тебе?

– У меня просто нет слов.

– Молодец, здорово у тебя получилось. А теперь смотри, не попадется ли какой-нибудь мотель. – Кит достал из кармана ветровки расческу и по-новому зачесал волосы.

– Давай попробуем вон тот, – сказала Энни. – Впереди справа, видишь?

Кит разглядел знак: небольшой освещенный щит со словами «Мотель «Вествэй» – 29 долларов» и со стрелкой, указывавшей куда-то вправо. Он вспомнил, что когда-то в аэропорт вело извилистое и узкое двустороннее шоссе, но потом, еще много лет назад, его расширили и спрямили – в результате многие из старых мотелей оказались далеко в стороне, иногда в нескольких сотнях ярдов от новой дороги. Кит свернул в узкий проезд, который вывел их на расположенную возле мотеля стоянку, и остановился так, чтобы машину не было видно из окна вестибюля.

– Ну вот. Теперь и в самом деле как в доброе старое время. Подожди тут пару минут.

– Раньше ты возвращался с ключом меньше чем через минуту.

Кит улыбнулся, вылез из машины и вошел в маленький вестибюль, отметив про себя, что на стоянке почти прямо перед входом стоял «форд-эскорт».

Дежурный администратор, молодой человек, поднял голову, оторвавшись от стоявшего на столе телевизора.

– Мне комнату, – проговорил Кит, напустив на себя такой вид, будто ему невтерпеж забраться с подружкой в постель.

Дежурный молча выложил перед ним регистрационный бланк.

– А за несколько часов сколько? – спросил Кит.

– Столько же.

– Послушай, приятель, я и так на нее поиздержался. Нельзя ничего придумать?

– Сколько вы пробудете?

– Ну, до полуночи или около того. Ты в полночь сменяешься, да? Сможешь сам проверить.

– Сменяюсь, но я вас не тороплю.

– Вот что я тебе скажу… возможно, мы тут пробудем и немного подольше. Я тебе дам двадцать пять за всю ночь.

– Идет.

Кит заполнил бланк регистрации, вписав в него «форд-эскорт» как свою машину. Про себя он отметил, что дежурный, который смог бы впоследствии его опознать – даже несмотря на принятые Китом меры маскировки – сменится в полночь. Ну что ж, пока все идет хорошо. Кит протянул парню двадцать пять долларов наличными, взял ключ от седьмого номера и вышел.

Он снова сел за руль и припарковал «блейзер» на некотором удалении от того места, где находились седьмой номер и соответствующая площадка для машины. Вечер был воскресный, так что свободных площадок хватало. С шоссе стоявшие здесь машины было не видно, но Кит все равно не собирался оставлять свой «блейзер» возле мотеля.

Они достали из машины багаж, Кит прихватил также и все личные вещи – магнитофонные кассеты, документы на машину, разные мелочи.

Кит отпер дверь, и они втащили свои пожитки в номер. Энни включила свет и проговорила:

– Очень мило.

На самом же деле номер оказался очень дешевым и скверным. Кит разыскал под тумбочкой телефонную книгу и принялся листать желтые страницы.

– Что ты там ищешь?

– Мне надо… все, нашел. – Он захлопнул справочник и встал. – Вернусь минут через пятнадцать-двадцать.

– А ты куда?

– Хочу отогнать отсюда машину.

– Я с тобой. – Энни схватила его за руку. – Мне не хочется оставаться здесь одной. Вдруг они заявятся.

– Пошли.

Они вышли на улицу и снова уселись в «блейзер». Тем же узким проездом Кит отъехал от мотеля и, не доехав немного до шоссе, остановился возле освещенного рекламного щита. Тут он вышел из машины, выдернул вилку из розетки аккумулятора, погрузив щит во тьму, вернулся назад в машину и проговорил:

– Хватит им на сегодня постояльцев.

Энни посмотрела на него, но ничего не сказала. Кит выехал на дорогу и свернул направо, в сторону Толидо.

– Обратно придется возвращаться пешком, – заметил он.

– Ничего.

Навстречу им по другой полосе проехал полицейский патруль. Кит проследил за ним, глядя в зеркало, но полицейские не остановились.

– Если верить телефонной книге, – сказал Кит Энни, – то чуть дальше по этой дороге должен быть автомагазин, торгующий «шевроле». Номер дома нечетный, так что это где-то слева.

– Подходящее место, чтобы оставить там машину, – понимающе кивнула Энни. – А ты, Лондри, хитрее, чем кажешься.

– Спасибо.

– Очки с усами тебе еще нужны?

– Пусть пока побудут. Распалят твое воображение.

Энни улыбнулась и ущипнула его за руку.

– Ты и так занимаешь все мое воображение.

Впереди, слева от дороги, показался автомагазин, и Кит притормозил, развернулся и подъехал поближе.

Как он и рассчитывал, магазин в это время был уже закрыт, и Кит отыскал место на стоянке для подержанных автомобилей.

Они вышли. Кит достал из ящика с инструментами пару отверток, и вдвоем они быстро отвинтили номера.

– Вот так. Пусть они тут завтра гадают, откуда на них свалился такой подарок. А теперь пошли. К твоему сведению, отсюда до мотеля ровно одна и четыре десятых мили.

Они двинулись вдоль шоссе назад, в сторону мотеля. Кит засунул номера за пояс и застегнул поверх молнию ветровки.

– Мы сюда утром вернемся? – поинтересовалась Энни.

– Там видно будет.

Они поравнялись с закусочной, где торговали гамбургерами, и Кит спросил Энни:

– Ты есть не хочешь?

– Нет. У меня даже желудок свело от переживаний.

– Тогда надо его набить поплотнее, чтобы он расправился. Пойдем.

Они зашли, взяли гамбургеры, кока-колу, пакетики с жареной картошкой и уселись за столик.

– Ну что, все складывается именно так романтично, как ты себе и представляла? – спросил Кит.

– Когда я с тобой, мне любое шоссе кажется похожим на виа Венетто, – улыбнулась Энни.

– Я, кажется, готов просто прыгать от счастья.

Энни рассмеялась, и Кит положил руку ей на ладонь:

– Ничего, теперь уже все в порядке.

Она кивнула.

Они принялись за еду – оказалось, что оба страшно проголодались. Кит посмотрел на часы. Всегда полезно не показываться некоторое время в только что снятом номере гостиницы. Полиция, опасаясь вашего возвращения, нередко действует небрежно, и тогда ее присутствие можно своевременно обнаружить.

– Не проглоти усы, – сказала Энни.

– А мне нравится, как ты держишься, – улыбнулся он.

Когда часы показали десять вечера, Кит проговорил:

– Пойдем. Картошку доедим по дороге.

Они вышли и, дойдя до светофора, перешли дорогу. На шоссе, кроме них, не было видно ни одного пешехода; в некоторых частях Америки пешеходы вообще настолько редкое зрелище, что они всегда привлекают к себе внимание. Кит прибавил шагу, Энни не отставала от него.

Они подошли к стоявшему у дороги и погруженному во тьму указателю мотеля, и тут Кит сбавил шаг и взял Энни под руку. У поворота к мотелю стоял торгующий круглосуточно магазин, и Кит свернул с Энни на прилегавшую к нему стоянку. Они постояли там некоторое время, наблюдая за мотелем.

– Может быть, сходишь пока, купишь что-нибудь, чтобы было потом что перекусить? – спросил Кит.

– Нет. Не хочу тебя оставлять даже на минуту.

– Ну ладно. Постоим здесь немного.

Кит выждал минут пять, после чего они пересекли стоянку, направившись прямиком к мотелю, и оказались перед дверью своего номера. Если полицейские поджидали их внутри или находились где-то поблизости, то прятаться было уже поздно, а потому Кит спокойно вошел в номер. Свет горел так, как они его оставили, вещи тоже лежали вроде бы на своих местах.

Энни заперла дверь и закрыла ее на задвижку.

Кит бросил ключ на тумбочку, номера на комод и посмотрел на Энни.

– А ты вполне бы сгодилась для нашей работы.

– Ты сам просто изумителен. – Она сняла с Кита очки, оторвала усы и поцеловала его.

В общем-то Киту всегда нравилась его профессия – на какой-то период она стала даже его второй натурой. Конечно, теперь ему приходилось вспоминать все заново, но, по крайней мере, он хотя бы знал, что именно надо вспоминать.

Энни скрылась со своей дорожной сумкой в ванной, а Кит слегка раздвинул тяжелые шторы на окнах и посмотрел на стоянку. Там все было тихо и спокойно, но у Кита все равно возникло старое, так хорошо ему знакомое ощущение опасности: как будто он снова очутился в Восточном Берлине и выглядывал сейчас на улицу из окна тайной квартиры, в которой, несмотря на ее секретность, он вовсе не был в безопасности.

Пока что, подумал Кит, он не допустил ни одной ошибки. И решение ехать в Толидо, потому что сюда ближе, тоже было правильным, пусть даже они и опоздали на последний рейс: это все мелочи. Единственное, что он сделал неверно, подлинной и серьезной его ошибкой было спонтанное решение удариться в бега: тут он поступил, повинуясь эмоциям, а не разуму. Но, быть может, последние два месяца как раз и подводили его к чему-то подобному. К тому, чтобы он поддался течению событий, утратил над собой контроль, чтобы собственные желания оказались настолько сильными, что он начисто позабыл весь двадцатипятилетний опыт жизни строго по инструкциям, жизни, главным правилом в которой было всякий раз находить верное сочетание двух «Д» – дисциплины и дерзости; и тогда желание обладать этой женщиной разом мгновенно трансформировалось в два других «Д» – в дерзость и действие. Ему это было приятно. Но у всего есть своя цена, и ее приходится платить. После того, самого первого, импульсивного его поступка весь его ум, вся его хитрость, весь его «план Б» были не больше чем попыткой как-то ограничить, уменьшить масштабы неизбежной расплаты. Кит снова выглянул в окно и посмотрел на стоянку. «Вроде бы все спокойно. Нет, все действительно спокойно…»

В номере не было стульев, поэтому он уселся на кровать и стянул с себя ботинки. Потом заставил себя думать о том, что надо будет предпринять утром. Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы ехать в аэропорт Толидо или в любой другой. Ориентировка на розыск человека, похитившего жену начальника полиции, мать двоих детей, ну и так далее, – достаточно серьезная штука, которая будет держать в состоянии максимальной бдительности всю полицию и этого, и соседних штатов, если, конечно, как он предположил в разговоре с Энни, полиция штата не насядет как следует на самого Бакстера. Но у Кита не будет никакой возможности сразу же узнать, случилось это или нет.

Лучше всего для него сейчас было бы – и именно этого ему больше всего и хотелось – просто выбраться из штата. А для этого надо было дождаться семи или восьми часов утра, когда начнется обычный рабочий будний день, взять такси и поехать в Толидо, достаточно большой город, в котором легко можно затеряться. Он понимал, что взять автомобиль напрокат ему нигде не удастся, угонять же машину и тем самым приумножать свои проблемы он не хотел.

Поезда или автобусы тоже были заведомо неприемлемы, однако существовали иные альтернативы – нанять лимузин, зафрахтовать частный самолет или же катер, который мог бы доставить их в какой-нибудь лежащий за пределами штата порт на Великих озерах. Во всех тех местах, где это можно было бы сделать, обычно требовали оплату наличными и не спрашивали никакого удостоверения личности. Эти фирмы, как правило, находились вне сферы розыска, да полиция и не сообщала им, что ведется какой-нибудь розыск.

Единственным вопросом, который задавали в подобных местах, было: «Куда вам надо?»

У Кита было и три других варианта: позвонить в полицию, как предложила сама же Энни; позвонить Портерам; или же связаться с Чарли Эйдером. Но в тот момент ни один из этих вариантов не казался ему привлекательным. Возможно, утром он и решится позвонить в полицию, но Портерам звонить ни к чему, у них своих проблем хватает, а Чарли Эйдер ничего никогда не сделает за просто так. Но тем не менее это все-таки тоже варианты, и Кит решил, что утром взвесит их снова.

Энни вышла из ванной, и Кит вскочил.

– У тебя что сегодня, день рождения? – спросил он.

– Нет. А что?

– Да ты в том же костюме, в каком появилась на свет.

– Ой! Забыла надеть пижаму. Не смотри на меня, мне стыдно.

Кит расплылся в улыбке, они шагнули навстречу друг другу, обнялись и слились в поцелуе.

– Что бы ни случилось завтра или даже сегодня ночью, Кит, – проговорила она, – но эти мгновения наши.

– Нам торопиться некуда: у нас теперь много времени, и оно принадлежит только нам.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Клифф Бакстер, в полном одиночестве, сидел у себя в кабинете в здании полицейского участка Спенсервиля. Все пятнадцать его подчиненных несли дежурство – несколько человек тоже здесь, в этом здании, остальные – в составе патрулей на дорогах.

Бакстер, уставившись прямо перед собой в стенку, потягивал кока-колу. Он испытывал какое-то противоестественное удовлетворение от сознания того, что оказался все-таки прав. Его жена – лгунья и потаскуха, а Кит Лондри – жалкий босяк и подонок, охотящийся за чужими женами. «Так я и знал!»

Сильнее всего бесило его то, что им каким-то образом удалось за последние недели снюхаться, сойтись друг с другом прямо под носом у подчиненных ему идиотов, разработать план побега и удрать: Себя самого винить ему было не в чем: он с первого же дня предчувствовал и ожидал именно чего-то подобного.

Обнаружить машину Энни оказалось довольно легко: она даже не подозревала, что в ее машине был запрятан радиопередатчик – устройство для слежки, одна из тех высокотехнологичных штучек, что были приобретены в свое время полицией Спенсервиля в целях борьбы с преступностью, – приемник же его сигналов находился в машине Бакстера.

У Бакстера явственно стояла перед глазами картина: вот он заходит в амбар Лондри, видит там стоящий рядом с трактором белый сверкающий «линкольн», открывает дверцу. И Сразу же упирается взглядом в записку: «Клифф, пошел ты на…». Почерк не ее, значит, писал он. «Нет, это ты пошел на… подонок!»

Он успел сунуть записку в карман прежде, чем ее увидели подчиненные, – спрятать не из-за пережитого унижения, убеждал он себя, но потому, что это была исключительно личная записка, которая никак не могла служить уликой в деле о похищении.

Разумеется, на самом-то деле никакое это было не похищение, и Бакстер подозревал, что его люди это прекрасно понимают, но ни одному другому полицейскому штата это пока не было известно.

Заработало внутреннее переговорное устройство, и послышался голос сержанта Блэйка:

– Шеф, звонит капитан Делсон из полиции штата.

– Хорошо. – Клифф Бакстер поднял трубку, и в ней раздался голос капитана Делсона из полиции штата Огайо:

– Шеф, у нас кое-что есть.

Бакстер напружинился и выпрямился в кресле.

– Да?

– Примерно полчаса назад наши полицейские заезжали проверить аэропорт Толидо, и охранник из тамошней службы безопасности сообщил им, что видел разыскиваемых. Та самая машина, полностью соответствует описанию. Он даже запомнил некоторые цифры номера, они тоже совпадают.

– Они что, улетели?

– Нет, они опоздали на последний рейс и сказали охраннику, что возвращаются домой.

– Так, так. Это хорошо. Вы их засекли неподалеку от Толидо, значит…

– Верно… но вот какое дело, шеф: охранник говорит, что у него не сложилось впечатления, будто бы женщина – ему показали фотографию миссис Бакстер, и он уверен, что это была именно она, – так вот, будто бы женщина вела себя так, как если бы ей что-то угрожало или бы ее заставляли…

– А-а, чепуха. Этот сукин сын держит ее под дулом пистолета, вот она и…

– Видите ли, подозреваемый мужчина – этот самый Лондри – на какое-то время выходил из машины, и все это время женщина оставалась в машине одна.

Бакстер откашлялся, прочищая горло, потом проговорил:

– А… кто такой этот аэропортовский охранник? Он что, бывший полицейский? Откуда этому парню, по сути, простому сторожу, знать?..

– Шеф, у него сложилось вполне определенное впечатление, что те двое собирались лететь вместе. Все это как-то не похоже на похищение в строгом юридическом смысле слова.

Бакстер помолчал, потом рявкнул:

– И вы что, готовы взять на себя такую ответственность? Хотите, когда он ее в конце концов убьет, оказаться именно тем, кто распорядился прекратить розыск?

– Шеф, я не очень хорошо реагирую на угрозы. Мы перевернули ради вас весь штат. Как полицейский полицейскому, должен вам сказать: у меня складывается впечатление, что ваша жена сама сбежала с этим человеком.

Бакстер молчал.

– Мы запросили по факсу ФБР, передав им тот номер социального страхования[10], который вы нам сообщили, – продолжал капитан Делсон, – но, похоже, у них нет на него никакой информации. Единственное, что мы знаем, так это то, что он вроде бы армейский полковник в отставке – если, конечно, речь идет об одном и том же человеке. Никаких преступлений, задержаний или чего-либо подобного за ним не значится. Но мы продолжаем проверку.

– Вот как… полковник?

– Совершенно верно.

– Ну, и что отсюда следует? Что вы хотите этим сказать?

– Я… я не знаю. Не могли бы вы выслать нам по факсу официальный запрос, за вашей подписью, с полной мотивировкой и перечнем того, что вас интересует?

– Н-ну… а почему бы вам самим не завести на него уголовное дело от имени штата Огайо?

– У штата Огайо нет оснований выдвигать какие-либо обвинения против этого человека или миссис Бакстер.

– Нету?! Вы хотите сказать, что не имеете ничего против похищений?

– Мы бы выдвинули такое обвинение, если бы дело обстояло действительно так. Но, похоже, в данном случае вас ввели в заблуждение. Послушайте, шеф: я понимаю, что вам сейчас очень тяжело, но я сам, лично, говорил по телефону с этим охранником целых двадцать минут, и я уверен, что те двое, которых он видел, – это именно разыскиваемые и, более того, что миссис Бакстер, которую он опознал по фотографии, сама по собственной воле следует за этим человеком. Мы, конечно, можем продолжать их поиски, в порядке профессиональной услуги – причем это строго между нами, чтобы налогоплательщики ничего не прознали, – но я обязан буду изменить установку на розыск. Теперь она будет гласить так: установить местонахождение, поддерживать внешнее наблюдение, ожидать дальнейших указаний, не допрашивать, если только наблюдаемые не вознамерятся покинуть пределы юрисдикции данной полиции, не задерживать и не подвергать аресту, если для этого не будет достаточных оснований. Я не хочу, чтобы против полиции штата был выдвинут судебный иск. Думаю, и вам ни к чему излишняя огласка. Договорились?

Бакстер минуту помолчал, раздумывая, потом глубоко вздохнул и проговорил:

– Лондри разыскивается нами в связи с нарушениями правил дорожного движения, препятствованием отправлению правосудия и нарушениями общественного порядка.

В трубке долго стояла полная тишина, потом капитан Делсон сказал:

– Ну хорошо, пришлите нам все это по факсу. Только не выдвигайте обвинений, под которые у вас нет доказательств, – добавил он.

– Слушайте, я вам пришлю постановление суда на его арест и передачу в наше распоряжение. За подписью нашего судьи. Единственное, что от вас требуется, это задержать их. А мы за ними сразу же приедем и оформим все обвинения.

– Задерживать их я не буду, но если мы их обнаружим, то дадим вам знать. Да, вот еще что: некий Кит Лондри забронировал на свое имя номер в «Шератоне» кливлендского аэропорта и билеты из Кливленда до Нью-Йорка. – Делсон пересказал Бакстеру все подробности, а потом прибавил: – Мы ведем наблюдение за дорогами из Толидо в Кливленд, а в «Шератоне» его встретит местная полиция. Эти меры мы отменять не будем. А кроме того, поскольку их засекли в аэропорту Толидо, то полиция штата и местная в порядке обычной в таких случаях процедуры проверяют все находящиеся в районе аэропорта мотели, пансионаты и тому подобное. Если тем двоим стало известно, что их ищут, они могут и не поехать в Кливленд.

– Да… верно, – кивнул Бакстер. – Дайте мне знать, как только у вас что-нибудь прояснится.

– Обязательно. – Капитан Делсон помолчал, потом проговорил: – Возможно, вам захочется самому с ним разобраться, как мужчине с мужчиной.

– Да… когда бы и где бы вы их ни обнаружили, дайте мне знать… Я хочу сам поговорить с ней, – добавил Бакстер. – Хочу узнать, о чем она думала, сбегая от мужа и двоих детей. Понимала ли она, что делает. Если вы правы и она действительно пошла с этим типом по собственной воле, ну тогда и черт с ней. Но я хочу услышать это от нее самой, из ее собственных уст. Вы должны меня понять.

– Я понимаю.

– Н-да… чертовски неприятная история. Двадцать лет женаты… сын и дочь в колледже… сейчас вот примчались домой, – соврал он, – все жутко переживают… у матери ее чуть не случился сердечный приступ. Сестра ревет, не переставая; отец разозлился на нее так, что и передать нельзя. И что только творится с бабами в наше время?

– Не знаю.

– Ну что ж, я вам очень признателен за все, что вы уже сделали. Я просто хочу сам с ней поговорить, и только.

– Будем держать вас в курсе событий.

– Я всю ночь буду здесь. – Бакстер громко высморкался, потом произнес усталым голосом: – Мне бы только еще разок ее увидеть. Пожалуйста, Бога ради…

– Ладно, ладно. Не переживайте так.

Бакстер положил трубку и грохнул кулаком по столу:

– Черт побери! Убью эту блядь! А этого паскудника четвертую!

В приоткрывшуюся дверь просунулась голова сержанта Блэйка:

– У вас тут все в порядке, шеф?

– Да! Катись к чертям отсюда!.. Нет, погоди. – Бакстер задумался, потом приказал: – Передай Шенли, пусть он срочно подготовит судебное распоряжение на Лондри: за препятствование правосудию, нарушение общественного порядка, ну и еще накрутите там какой-нибудь херни. Потом пусть отправляется к судье Торнсби, разбудит его, получит подпись и пересылает распоряжение в штат.

– Слушаюсь, сэр.

– Подожди! Потом подготовь две машины, трех человек, включая тебя самого, и пеленгатор. Поедем в Толидо.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Пока Кит раздевался, Энни, скрестив ноги, сидела на постели, держа в руках игрушечного мишку.

– Я сейчас не на таблетках, – произнесла вдруг она. – Я тебе не говорила об этом?

– Нет. В прошлый раз у нас как-то не дошло дело до такого рода предупреждений, – ответил он. – Я тоже должен был бы поставить тебя в известность: перед увольнением в запас и перед тем, как уехать из Вашингтона, я прошел полную медицинскую проверку. У меня все в порядке.

– Я полагала… наверное, мне надо было спросить самой, прежде чем… но я не привыкла… я хочу сказать, я раньше этого никогда не делала.

– Ну, ты-то, разумеется, не делала.

Энни утвердительно кивнула.

– Когда я поняла, что он… что у него есть другие женщины, я сделала кое-какие анализы, а потом попросила своего гинеколога сказать ему, что мне нельзя принимать таблетки и спираль ставить тоже нельзя… поэтому ему приходилось пользоваться презервативами… и когда он их надевал, то всякий раз испытывал унижение… его это жутко раздражало, но он понимал, что это все из-за… слушай, нам действительно надо обсуждать все это?

– По-моему, сказанного вполне достаточно. – Кит улыбнулся. – Ты что, успела уже забеременеть от меня?

– Надеюсь. – Энни тоже улыбнулась. – Хочешь предпринять еще одну попытку?

Кит забрался в постель, взял у Энни медвежонка и отложил его в сторону; потом они уселись с ней лицом к лицу и обвив друг друга ногами и принялись целоваться, ласкать друг друга, поглаживать и массировать в самых интимных местах, разыгрывая эту прелюдию любви так, словно в их распоряжении действительно была теперь хоть сама вечность, словно и не существовало ни малейшей вероятности того, что кто-то может требовательно застучать к ним в дверь.

Энни пододвинулась поближе к Киту, немного приподнялась и опустилась на него, так и не отняв при этом губ, слитых с его губами в поцелуе.

На протяжении следующего получаса они, сами того не сознавая, как будто снова оказались еще неопытными подростками: они заново узнавали друг друга, делали свои чувственные открытия, экспериментировали, делали вид, что обнаруживают все новые и новые позы и позиции для всех видов секса.

– Знаешь, – проговорила она наконец, – меня никто так не трахал после того самого парня, о котором я тебе рассказывала. И где ты только всему этому научился?

– От одной шестнадцатилетки. Когда мне было семнадцать.

– Я рада, что ты ничего не позабыл.

– Да, ничего. И ее саму я тоже всегда помнил.

Они лежали на постели, поверх смятых простынь, держа друг друга за руки. К потолку было приделано зеркало, и оба они отпустили по этому поводу несколько шуток, но Кит ощущал, что Энни все-таки чувствовала себя из-за этого несколько стесненно. Кит лежал, разглядывая отражение на потолке: себя и Энни рядом, она лежала с закрытыми глазами и улыбалась, волосы ее разметались по подушке, и вид у нее был необыкновенно умиротворенный. Словно в прекрасном сне, подумал Кит о ее отражении; Энни лежала, слегка раздвинув ноги, так что была хорошо видна пышная растительность в промежности, груди ее ровно поднимались и опускались, пальцы ног слегка шевелились. Это их шевеление хорошо запомнилось Киту еще с тех, давних пор. Именно так пошевеливались они и в то утро, когда Кит ушел, сказав Энни на прощание: «До встречи». Он это хорошо помнил.

Кит медленно сел и обвел взглядом комнату. Мебели в номере почти не было, а та, что все же стояла, была накрепко привинчена к своему месту, включая даже телевизор и настенные лампы над кроватью. У Кита возникло желание припереть чем-нибудь изнутри дверь, но в номере не было даже стула, который можно было бы передвинуть с места на место. Киту вдруг пришло в голову, что если постояльцы мотеля «Вествэй» принадлежат к тому типу людей, которые способны прихватить с собой даже изгаженную гостиничную мебель, то вряд ли администрация мотеля удовлетворяется лишь их готовностью выложить двадцать девять долларов за ночь и тем именем, которое они сами себе придумают. Тот парень, дежурный администратор, наверняка привык выходить на стоянку и списывать номера машин новоприбывших постояльцев: очень часто или даже почти всегда реальные номера не совпадают с теми, что вписываются ими самими в регистрационную карточку. Правда, когда они приехали, Кит не оставлял машину прямо перед входом, но там вообще было не так уж много машин. Хорошо хоть то, что «блейзер» простоял тут не больше десяти минут, прежде чем они от него избавились. Впрочем, теперь уже поздно обо всем этом думать. В свое время Кита научили двум взаимоисключающим вещам: полицию нельзя недооценивать, но ее нельзя и переоценивать. В данном случае, однако, не стоял вопрос о жизни или смерти, да и судьба свободного мира не висела на волоске – худшее, что их могло ждать, это оказаться препровожденными в местный полицейский участок, пережить несколько неприятных и унизительных минут или сцен, но все же вполне можно было надеяться на разумное и в конечном счете даже успешное разрешение ситуации. Разумеется, Кит предпочел бы обойтись без посещения полицейского участка, но если уж этому суждено случиться, то так тому и быть. Пока что он испытывал острое удовлетворение от того, как ловко им удалось обвести Бакстера вокруг пальца и ускользнуть от него: хорошо, если бы только это и вошло в их совместные воспоминания. Кит посмотрел на часы, которые он положил на тумбочку: без двадцати пяти двенадцать. Пока что все идет хорошо.

– Сегодня у меня самый счастливый день за все годы после того последнего лета в Колумбусе, которое мы провели вместе, – сказала ему Энни.

– И у меня тоже.

– Правда?

– Правда. Честное слово.

– И теперь мы с тобой будем жить долго и счастливо?

– Будем.

Энни помолчала немного, потом проговорила:

– Но прежде нам надо еще пережить сегодня и завтра, да?

Кит тоже не сразу ответил, он молча глядел на нее какое-то время, потом сказал:

– Что бы ни произошло сегодня или завтра, даже если мы будем вынуждены на какое-то время расстаться, знай и помни: я люблю тебя и сделаю все, чтобы мы снова были вместе. Обещаю.

Энни села в постели и поцеловала его.

– И ты тоже это помни.

– Обязательно.

Она прижалась головой к его груди.

– Знаешь, я себя снова почувствовала девчонкой, как будто прошло всего двадцать пять часов, а не лет с того утра в Колумбусе, когда ты ушел, и как будто все, что случилось за это время, не имеет никакого значения.

– Хорошо, если бы и вправду так.

– Действительно, хорошо. А давай притворимся, как когда-то. Сделаем вид, будто там, за этой дверью, в целом мире никого нет, и мы тут совсем одни – только ты и я.

– Господи, и как только я мог расстаться с тобой?!

– Тсс. Ничего не было. Я рядом. И всегда была здесь. – Она постучала по тому месту, где билось сердце. – А это главное. Я никогда не покидала твоего сердца, а ты моего.

Кит молча кивнул и хотел было что-то ответить, но голос не повиновался ему; потом из уголка глаза у него вдруг появилась и скатилась по щеке одинокая слеза – первая больше чем за двадцать последних лет.

Клифф Бакстер сидел на переднем сиденье первой в их маленькой кавалькаде машины, но справа. За рулем был сержант Блэйк. В задней машине ехали Уорд и Крюг.

Сверху на приборной доске, прямо перед Клиффом Бакстером стоял пеленгатор. Приборчик был не ахти: в свое время городской совет пришел в ужас, узнав стоимость настоящего большого пеленгатора – того, который устанавливается в специальной машине, с массой экранов, всяких хитрых приспособлений и с вращающейся антенной на крыше. То, что они в итоге приобрели, было примитивным УКВ-приемником, действовавшим в пределах прямой видимости и на расстоянии всего лишь порядка одной мили. Уловив сигнал, посланный специальным передатчиком, этот приемник издавал «бип-бип», и по мере приближения к передатчику звук усиливался, а при удалении – ослаблялся. Однако прибор успешно справлялся с той задачей, ради которой и был куплен: следить за женой Бакстера. В комплект к приемнику прилагались два передатчика сигналов, и вторым Бакстер несколько раз воспользовался как игрушкой, чтобы кое за кем последить ради интереса; по большей же части второй передатчик просто валялся в ящике его письменного стола, пока в пятницу Бакстеру не пришла в голову мысль установить его на машине Лондри.

Разумеется, начав розыски «линкольна», Бакстер первым делом проехал мимо фермы Лондри, а поскольку каждый передатчик работал на собственной частоте, то, даже еще не заехав во двор фермы, Бакстер уже знал, что «линкольн» где-то здесь, а вот «блейзера» нет. В тот самый момент, как он это узнал, Бакстер отчетливо понял, что именно произошло.

Первым делом они отправились в аэропорт Толидо. Бакстер решил, что логично начинать поиски именно отсюда, и они объехали все автостоянки в районе аэропорта, однако тут пеленгатор им не понадобился: машин на стоянках почти не было. Они заглянули на стоянку компаний автопроката и медленно проехали между рядами автомобилей.

– Его машины не видно, – сказал Бакстеру Блэйк.

– Да. Ну ладно, выезжай на шоссе и сворачивай вправо, к городу.

– Слушаюсь.

Машины спенсервильской полиции отъехали от аэропорта и направились к востоку, в сторону Толидо.

Клифф Бакстер снял трубку автомобильного телефона и набрал номер своего участка. Ответил дежуривший там Шенли.

– Есть что новое? – спросил его Бакстер.

– Нет, сэр. Я бы позвонил, если…

– Да, разумеется, ты бы позвонил. Я просто проверяю связь, черт побери.

– Да, сэр.

– Если кто-нибудь позвонит – из полиции штата или еще откуда – действуй, как я сказал: не говори никому, где я.

– Да, сэр.

– Перезвони сразу мне, я сам с ними свяжусь. И не трепись ни с кем ни о чем.

– Да, сэр.

– И не дрыхни там. – Бакстер повесил трубку и сказал Блэйку: – Ну-ка, остановись около этого «Шератона».

Блэйк свернул на стоянку возле гостиницы и заметил:

– Пеленгатор молчит, шеф.

– Черт побери, не верю я этой штуке. Я привык доверять собственным глазам и ушам. Останови у входа, высади меня, а потом прокатись по стоянке.

– Да, сэр.

Бакстер выбрался из машины и направился в вестибюль гостиницы. Тут он подошел к дежурному администратору, молодой женщине с привлекательной внешностью, и спросил:

– Как у нас сегодня дела, милочка?

– Неплохо, – улыбнулась женщина. – А у вас?

– Не так, чтобы очень. Ищем одного мерзавца, похитившего женщину. Слышали об этом?

– Конечно. По телевизору говорили, я сама видела.

– Вот и отлично. Наверное, видели и наше сообщение по факсу тоже, да?

– Видела. – Женщина порылась в лежавших у нее на стойке бумагах и извлекла откуда-то текст сообщения. – Вот оно: имена, приметы, марка и тип машины…

– А самих их вы не видели?

– Нет, я уже говорила об этом одному полицейскому, который был тут час назад. Но я буду присматриваться.

– Да, милочка, пожалуйста.

Женщина посмотрела на его форму и спросила:

– А вы из Спенсервиля? Это ведь тот самый город?..

– Тот самый. Где произошло похищение. Если когда-нибудь случится быть у нас, обязательно разыщите меня.

– А вы… вы и есть тот самый начальник полиции Бакстер, чью жену…

– Совершенно верно.

– Примите мои соболезнования. Надеюсь, с ней ничего плохого не случилось… да нет, я просто уверена, что для нее все кончится хорошо…

– Для нее все кончится хорошо, когда я ее найду. Вот тогда ей будет действительно хорошо. Ну что ж, пока.

Бакстер вышел. Машины подъехали к нему, он уселся в первую, и Блэйк доложил:

– Здесь ничего.

– И там ничего. Едем дальше.

Они опять выехали на шоссе и свернули в прежнем направлении; по пути им попалось несколько мотелей.

– Остановиться? – спросил Блэйк.

– Нет, едем прямо до города – послушаем, не сработает ли где по дороге эта чертова штуковина. Если нет, двинем назад и начнем проверять мотели. Господи, в жизни не видел столько мотелей.

– Думаете, они где-то тут?

– Не знаю. Но если бы я был на его месте и если бы я опоздал на последний рейс, то постарался бы затаиться где-нибудь в этом районе, особенно если он слушал радио и знает, что на него объявлен розыск. А если он этого не знает, тогда узнает, как только его остановят. В любом случае далеко ему не уйти.

– Верно. Но я одного не понимаю, – продолжал Блэйк, помолчав и подумав немного, – как он рассчитывал пройти вместе с ней в самолет: наверняка ведь кто-нибудь обратил бы внимание, что ее тащат насильно.

– Не отвлекайся от дороги, мать твою!

– Слушаюсь, сэр.

– Он ее держит под пистолетом, вот как. А может быть, накачал наркотиками.

– Да, скорее всего, так.

Вовсе не так, и теперь это понимает уже почти каждый полицейский штата, подумал Бакстер. По правде говоря, после всего случившегося он не видел в будущем ничего хорошего ни для продолжения своей карьеры, ни для самого себя. Но пока что у него еще есть власть, закон на его стороне, и ему самому достанет мужества поступить так, как должен поступать в подобных обстоятельствах настоящий мужчина. К утру все переменится, поэтому он должен найти их раньше. А поскольку как полицейский он все равно уже человек конченый, то, отыскав их, он поступит так, как ему заблагорассудится.

Они проехали еще несколько миль – впереди показались силуэты небоскребов центральной части Толидо.

Стоявший на приборной доске пеленгатор издал слабый звук и снова смолк.

Блэйк и Бакстер посмотрели друг на друга, однако ни один из них ничего не сказал. Ложные сигналы, особенно в густо застроенных районах, были обычным делом. Но спустя минуту сигнал повторился, потом снова и снова, звук его становился все громче, пока наконец непрерывная череда сигналов не слилась в один сплошной электронный вой.

– Стой!

Блэйк съехал на резервную полосу и остановился, вторая полицейская машина сделала то же самое.

Блэйк и Бакстер посидели некоторое время, вслушиваясь в звук пеленгатора. Бакстер оглядел прилегавшую к дороге местность, потом сказал:

– Давай вперед. Медленно, по обочине.

Сержант тихонько тронул машину и поехал по самому краю дороги. Сигналы начали становиться реже, звук стал слабеть, пока почти не затих совсем.

– Разворачивайся, и назад, – проговорил Бакстер.

– Слушаюсь.

Они резко вырулили на шоссе и развернулись. Сигналы снова усилились и начали учащаться.

Бакстер внимательно всматривался вперед и наконец увидел то, что искал:

– Черт меня побери… эй, Блэйк, где бы ты спрятал иголку?

– В стоге сена.

– Нет, в коробке с другими иголками. Останови-ка тут.

Им потребовалось некоторое время, чтобы отыскать темно-зеленый «блейзер», но и найдя его, они еще не были уверены, та ли это машина: номера отсутствовали. Бакстер пошарил рукой под правым задним крылом и извлек оттуда прикрепляющийся при помощи магнита передатчик. Он смотрел на небольшую, размером с пачку сигарет прямоугольную коробочку с торчавшей из нее короткой антенной и улыбался. Потом повернул на ней выключатель, и доносившееся из полицейской машины «бип-бип-бип» смолкло.

– Ну и ну… И как вам это нравится?

Блэйк сиял, а Крюг и Уорд стояли, с восхищением глядя на шефа. Конечно, все они радовались бы еще больше, если бы «блейзер» обнаружился возле какого-нибудь мотеля, пансионата или ресторана. Ясно же, что тут, в автомагазине, Кита Лондри и Энни Бакстер быть не могло. Блэйк первым сообразил это и спросил шефа:

– А как вы думаете, где они?

Бакстер осмотрелся, посмотрел вдоль шоссе в одну сторону, потом в другую и ответил:

– Недалеко.

– Они могли угнать отсюда любую машину, шеф, – заметил Блэйк.

– Могли… но они сняли номера со своей машины. Зачем бы им это делать и тащить номера, по которым их могут выследить, с собой в Кливленд или еще куда, если у них есть другая машина? Нет… я думаю, они где-то поблизости, в пределах ходьбы пешком, а номера сняли для того, чтобы от этой машины никто бы не протянул ниточку к ним. – Бакстер обвел взглядом подчиненных. – Есть у кого-нибудь другие соображения?

– Они могли уехать отсюда на такси или на автобусе, шеф, – предположил Крюг. – Может быть, они сейчас уже в Толидо.

– Могли, – кивнул Бакстер и снова внимательно осмотрелся по сторонам. – На такси или на автобусе. Могли. Но не думаю. Мне кажется, они устроились где-то в мотеле, в каком-нибудь из этих сараев, свалили там свое барахло, а потом отправились пристроить куда-нибудь машину. Представляю, как этот тип обрадовался, когда увидел магазин «Шевроле», каким он себя ощутил умником. Нет, они где-то очень недалеко отсюда, в пределах пешей прогулки. Возможно, в кемпинге или разбили палатку, но вероятнее всего, в одном из этих мотелей или в пансионате: в таких местах можно не пользоваться кредитной карточкой. Точно. Ну ладно, Крюг и Уорд, начинайте проверять отсюда все мотели в сторону аэропорта по этой стороне дороги, а мы с Блэйком вернемся к аэропорту и начнем оттуда по той стороне. Если что обнаружите, сразу звоните мне по телефону. Не пользуйтесь рацией и ничего не сообщайте никому другому. Ну, поехали.

Блэйк и Бакстер начали от аэропорта. Они миновали «Шератон» и теперь приближались к гостинице «Холидей инн».

– Не останавливайся, – проговорил Бакстер. – Будем проверять только самые паршивые.

– Верно, – согласно кивнул Блэйк. Они поехали дальше.

Бакстер сидел и предавался размышлениям. Кит Лондри, конечно, мерзавец, но он оказался гораздо более хитрым мерзавцем, чем можно было предположить. Хотя, возможно, все-таки и недостаточно хитрым. Бакстер сознавал, что ему самому уже давным-давно не приходилось заниматься оперативной работой, но почти за тридцать лет службы в полиции он все же кое-чему научился, не все еще из узнанного успел забыть и теперь был вынужден скрепя сердце признаться самому себе, что имеет дело с профессионалом. Интересно, подумал Бакстер, на какое же правительственное ведомство работал прежде Лондри, – после недолгих размышлений он пришел к заключению, что вряд ли это было Управление по охране флоры и фауны. Чего, однако, не учел Лондри, так это органически присущего Бакстеру инстинкта хищника. Все, чего Бакстеру недоставало по части образования и профессиональной подготовки, он с лихвой возмещал интуицией. В компании своих друзей Клифф Бакстер пользовался репутацией лучшего охотника во всем Мичигане. Он обладал каким-то шестым чувством, позволявшим ему выслеживать зверя, чуять его запах, читать его мысли, заранее распознавать, бросится ли животное удирать, попытается ли залечь и укрыться, кинется ли на охотника или же просто застынет на месте в покорном ожидании смерти. В этом отношении люди, подумал Бакстер, не очень отличаются от животных.

Теперь мысли Бакстера обратились к его жене: ему было совершенно непонятно, как это ей удалось все подстроить и осуществить так, что сам он ни о чем не догадался. Правда, у него были кое-какие подозрения, но подозревал он ее всегда. Каким-то образом, однако, ей удалось обвести его вокруг пальца – а он ведь лис хитрый. В самой глубине души он понимал, что за двадцать лет их совместной жизни, в которой она могла полагаться только на свои ум и сообразительность, Энни достаточно хорошо изучила и научилась понимать его. И когда он жаловался на нее тем другим женщинам, которые у него были, единственное, чего он никогда не говорил, так это: «Моя жена меня не понимает».

Бакстеру неприятно было думать о том, что его жена сейчас где-то вместе с Китом Лондри, но, с другой стороны, мысль эта доставляла ему и своеобразное удовлетворение. Иногда он пытался представить себе Энни – это ходячее совершенство, эту церковную хористочку, это воплощение добропорядочности и добродетели – в объятиях другого мужчины, занимающихся сексом. Мысль эта всегда была для Бакстера худшим из всех возможных кошмаров, и вот сейчас именно это и происходило: его жена и Кит Лондри лежали вместе в постели, где-то тут, неподалеку отсюда, обнаженные, радовались и смеялись, занимались сексом… Лондри, конечно, был сверху, а она обвивала его ногами и… При одной мысли об этом Бакстер приходил в бешенство. И еще при этой мысли у него вставал член.

Они проехали мимо погруженного во тьму щита мотеля «Вествэй» и продолжали ехать дальше в прежнем направлении, как вдруг Бакстер произнес:

– Погоди-ка! Притормози. Останови здесь.

Блэйк съехал на обочину и остановился. Несколько минут Бакстер посидел молча. Что-то заставило его насторожиться, но он никак не мог понять, что именно.

– Сдай назад, – сказал он.

Блэйк повел машину задним ходом, и, когда они поравнялись с темным щитом, Бакстер скомандовал:

– Стоп!

Он вышел из машины и подошел к пластмассовому щиту, на котором тоже пластмассовыми красными буквами было написано: «Мотель «Вествэй» – 29 долларов». Бакстер подошел поближе и увидел, что вилка выдернута из аккумуляторной батареи. Он воткнул ее на место, и щит зажегся. Бакстер снова вытащил вилку, оставив щит в темноте.

– Сдай еще немного назад и сворачивай к мотелю, – распорядился Бакстер, вернувшись к машине и усевшись на место.

– Слушаюсь. – Блэйк свернул на узкую подъездную дорогу, и ровно в пять минут первого ночи патрульная машина спенсервильской полиции остановилась перед входом в мотель «Вествэй».

– Подожди здесь, – сказал Бакстер. Он прихватил с собой папку и вошел в маленький вестибюль.

Сидевший там за столом дежурного парень при его появлении встал:

– Да, сэр?

– Мы тут кое-кого разыскиваем, сынок. – Бакстер положил папку на стол. – Слышал о розыске, что был объявлен вечером?

– Нет, не слышал.

– Черт возьми, а что же ты смотришь по телевизору?

– Видео.

– Вот как? Ну ладно, и давно ты уже дежуришь?

– С четырех дня. Сменщик уже должен бы прийти…

– Вот и хорошо, значит, ты именно тот, кто мне и нужен. Слушай внимательно. Мы разыскиваем одного типа, который ездит на темно-зеленом «блейзере». С ним была женщина, но я не думаю, что она стала бы заходить с ним сюда. Они должны были приехать часов в девять-полдесятого, возможно, чуть позже. Ему примерно лет сорок пять, высокий, обычного телосложения, светло-русые волосы, глаза такие… серовато-зеленые и, насколько я знаю, недурен внешне. Ты ведь его видел, да?

– Н-ну…

– Давай, сынок, выкладывай. Этого типа разыскивают за похищение человека. Тянуть резину мне некогда. Получишь пятьдесят долларов, если что знаешь.

– Ну, приехал тут один парень… А у того, о котором вы говорите, усы и очки есть?

– Когда я его в последний раз видел, не было. Дай-ка мне его регистрационную карточку.

Дежурный порылся в пачке карточек и вынул одну из них – на того постояльца, которым, как он понял, интересовался полицейский.

– Вот. Этот парень приехал примерно в…

– Дай-ка я ее сам посмотрю, сынок. – Бакстер взял карточку в руки и принялся читать ее. – Джон Вестерман из Цинциннати, машина «форд-эскорт»… Ты видел его машину?

– Н-ну, после того как я его оформил, я выглянул на улицу, и там действительно был «форд-эскорт», но вообще-то он там стоял уже несколько часов. В принципе я должен записывать номера…

– Я знаю, каковы порядки в таких заведениях, как это. А зеленый «блейзер» ты видел?

– Не знаю… стояла там какая-то машина темного цвета, но издали было не разобрать, какая именно. И потом, она стояла не перед тем номером, который я дал этому Вестерману. Раньше я этой машины тут не видел. Я собирался потом пойти записать номер, но, когда вышел минут через десять, ее уже не было.

– Понятно, – кивнул Бакстер. – И какой номер ты ему дал?

– Седьмой.

– Он там?

– Наверное. Он взял комнату на всю ночь. Я недавно проверял ключи, и его ключа не было.

– Так… – Бакстер почесал подбородок. – Так-так… и никакой женщины ты не видел?

– Нет. Они никогда не показываются.

Бакстер открыл папку и достал из нее альбом. Это был дневник его жены, еще со школьных времен, одна из тех немногих вещиц, которые Клифф разрешил ей сохранить главным образом потому, что там была и его фотография, сделанная на танцах, когда они учились еще в предпоследнем классе школы. Бакстер перевернул несколько страниц, раскрыл альбом там, где были снимки всего их выпуска, и проговорил:

– Посмотри-ка эти карточки, сынок. Только учти, они делались больше двадцати лет назад, так что у кого-то из тех, кто тут изображен, могут быть и усы и очки. Не спеши, но и не особо затягивай.

Администратор мотеля принялся перелистывать страницы, разглядывая фотографии каждого парня из их немногочисленного выпускного класса; на одном из снимков он остановился.

– Что, узнал?

– Я…

Бакстер достал из кармана ручку и протянул ее парню:

– Пририсуй очки и усы тому, на кого смотришь. Тот взял ручку и дорисовал изображение Кита Лондри. Потом сказал:

– Да… это он… мне кажется, это тот самый…

– Мне тоже так кажется, сынок. Давай ключ. Парень замешкался, и Бакстер навис над столом.

– Ключ, твою мать!

Дежурный протянул ему ключ от седьмого номера.

– Сиди тут и не рыпайся, тогда все будет в порядке, – сказал ему Бакстер. – Моргнуть не успеешь, как нас уже здесь не будет.

– Да, сэр… э-э… вы обещали…

– Пришлю по почте.

Бакстер вышел на улицу и наклонился к окну машины.

– Вызывай ребят, – сказал он Блэйку. – Мы его застукали.

– Господи…

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Кит Лондри и Энни Бакстер лежали в постели, крепко обнимая друг друга. Сон уже почти сморил обоих, однако время от времени Энни что-нибудь говорила Киту, а он отвечал ей.

Кит изо всех сил боролся со сном, он подозревал, что и Энни занималась тем же самым. В конце концов она зажгла лампу и, перевалившись на Кита и поудобнее устроившись на нем сверху, положила голову ему на плечо, поближе к шее, и принялась покусывать Кита за мочку уха.

– Я тебе на нервы не действую? – спросила она.

– Наоборот, мне нравится. – Он опустил ладони ей на ягодицы и стал нежно массировать их.

– Как приятно! – Энни помолчала немного, потом проговорила: – Не могу заснуть, Кит.

– Постарайся.

– Не могу. – Она просунула руку между их телами и начала ласково поглаживать его член, пока тот снова не напрягся и не стал твердым, тогда она направила его в себя. – Вот кто действует на меня умиротворяюще. Ты бы не мог держать его твердым, пока я не засну?

– Не знаю, – ответил Кит. – Никогда не пробовал.

– Я люблю тебя.

– Я тебя обожаю.

– Учти, я храплю во сне.

– Я тоже.

– Я люблю болтать. И нести всякую чепуху по любому поводу. Я тебя заболтаю.

– Смешная ты.

– И ем в постели жареных цыплят с хрустящей картошкой, а потом вытираю руки и рот о простыни и рыгаю.

– Перестань, – рассмеялся он.

– А еще у меня всю ночь напролет бывают сексуальные сны и я воплю от оргазмов.

– Это хорошо…

– Вот и сейчас он приближается. – Она мерно двигала ягодицами.

– Я себя чувствую… – Кит услышал какой-то шум за дверью, и, прежде чем он успел среагировать, задвижка вылетела и вышибленная дверь с треском упала в комнату.

В следующее мгновение в комнату с помповым ружьем в руках ворвался Клифф Бакстер.

Кит скинул с себя закричавшую Энни и вскочил с кровати, одновременно схватив нож, лежавший на тумбочке под телефонной книгой.

Бакстер с ходу двинул Кита в лицо обрезиненным прикладом ружья. Киту удалось немного отклонить удар рукой, однако приклад все же скользнул ему по голове, ободрав лоб и на мгновение оглушив его. Бакстер снова замахнулся ружьем и с силой опустил его Киту на плечо, парализовав ему руку и заставив выронить нож. Бакстер собирался замахнуться еще раз, но в этот момент Энни вскочила с кровати и повисла на нем, обхватив его руками и ногами и вынудив его сделать несколько шагов назад.

Правая рука Кита бессильно болталась, он еще не пришел в себя после удара, однако ему удалось снова схватить нож левой рукой. У него все плыло перед глазами, но он разобрал, что Энни повисла на Бакстере, а тот пытается сбросить ее с себя. Кит, лежа на полу, рванулся вперед, стараясь попасть Бакстеру ножом в бедренную артерию, но тот, норовя высвободиться, делал резкие движения, и из того места, куда попал нож, фонтан крови так и не ударил.

Бакстер взвыл от боли, Энни кричала не переставая, и, прежде чем Кит успел ткнуть ножом еще раз, в комнату ворвались двое полицейских с оружием наготове.

– Стоять! Не двигаться!

Кит, пошатываясь, поднялся, все еще держа нож в руке, и один из полицейских – Киту показалось, что это был Уорд, – резко ударил его по руке дубинкой, и нож вылетел.

Бакстеру наконец удалось высвободиться – Энни валялась теперь на полу, громко рыдая. Полицейские по-прежнему держали револьверы направленными на Кита, однако взгляды их были прикованы к обнаженной супруге шефа.

Кит шагнул было к Энни, но Бакстер снова замахнулся ружьем и двинул Кита прикладом прямо в солнечное сплетение. Кит согнулся пополам и упал на колени. Сквозь какой-то туман до него донеслось, как Бакстер орет на подчиненных:

– Вон отсюда! Вон к чертям собачьим!

Кит услышал, как полицейские вышли, потом почувствовал новый удар прикладом: на этот раз он пришелся по спине и заставил его распластаться на полу. Он услышал голос Бакстера:

– Это ты мне писал: «Пошел ты на…»?! Сам пошел! Сам!

Кит почувствовал, как Бакстер несколько раз ударил его ногой по ребрам, потом услышал крик Энни и ощутил, что она упала на него, обхватив его руками и стараясь прикрыть его своим телом.

– Не трогай его! Не трогай! Убирайся! – донеслись до Кита ее крики.

Вдруг в комнате все стихло, Кит изо всех сил старался не потерять сознание. Прямо перед собой он видел ноги Бакстера: по одной из штанин стекала кровь, капая прямо в ботинок.

– Слезай с него! – снова донесся до Кита голос Бакстера. – Слезай, или я его убью!

– Нет!

Кит услышал щелчок взводимого затвора ружья и с трудом выговорил:

– Вставай… Энни, вставай…

– Нет!

Откуда-то снаружи раздался голос:

– Шеф! Надо трогаться! Здесь народ собирается. И полицию уже вызвали!

Бакстер сунул дуло ружья Киту под нос.

– Считаю до трех. Если эта сука с тебя не слезет и не оденется, твои сраные мозги окажутся у тебя на жопе. Раз…

– Энни… вставай…

– Два…

– Ничего, не волнуйся… и помни то, что я сказал…

– Три…

Кит почувствовал, что обхватывавшие его руки расслабились, потом ощутил, что Энни встала: ее вес больше не давил на него.

Бакстер, отбросив ее в сторону, отступил назад, но ружье держал по-прежнему нацеленным Киту в голову.

– Оттрахаю ее так, что ей уже никогда в жизни больше не захочется этим заниматься, – бросил Киту Бакстер.

Кит попытался подняться, но Бакстер ударил его ногой по голове, и он снова упал лицом вниз. Снаружи опять раздался чей-то крик:

– Шеф! Полиция штата едет!

Кит то проваливался куда-то, то снова приходил в себя. Перед глазами у него все плыло, звуки доходили до него как будто откуда-то очень издалека. Он видел голые ноги Энни, потом они снова мелькнули перед ним, но уже в джинсах и туфлях, а потом появилось много ног в форменных брюках, и Энни куда-то увели. Кит слышал, что она что-то кричала ему, но не мог разобрать ее слов, понял только, что она повторяла его имя.

Потом он уже более отчетливо услышал голос Бакстера:

– Ну что, сукин сын, получил, на что нарывался? Нравится?

Кит приоткрыл глаза и увидел прямо перед собой опустившегося на колени Бакстера – в руках у него был нож Кита.

– Теперь ты мой, – процедил сквозь зубы Бакстер. – Совсем мой.

– Пошел ты…

Бакстер плюнул ему в лицо и ударил по голове массивной рукояткой ножа.

Сквозь какой-то туман Кит ощутил, что его переворачивают, и, приоткрыв глаза, уперся взглядом в потолок. Потом он увидел Бакстера, сидевшего рядом с ним на корточках с ножом в руках, и услышал его вкрадчивый голос:

– Сейчас я освобожу тебя от того, что тебе жить спокойно не дает.

Кит почувствовал, что его схватили за мошонку; он решил, что ему это мерещится, но тут же понял, что нет, все это происходит наяву. Вкрадчивый голос Бакстера продолжал между тем бубнить:

– Сейчас мы тебе отрежем яйца и прихватим их домой, и ты всю оставшуюся жизнь будешь вспоминать того, у кого они когда-то были и кто когда-то трахал мою жену, но больше никогда уже трахать ее не сможет…

Кит ткнул двумя пальцами ему в правый глаз, Бакстер взвыл от боли и повалился назад, закрывая лицо руками. В комнате послышались чьи-то торопливые шаги, раздались голоса, потом Киту показалось, что вроде бы Уорд и еще какой-то полицейский то ли насильно вытащили Бакстера из номера, то ли вынесли его.

Кит не чувствовал боли, просто в голове у него что-то тяжело и гулко стучало, и еще было такое ощущение, как будто глаза хотят вылезти из орбит. Потом подступил страшный приступ тошноты, и Кит чуть не потерял сознание; он, однако, понимал, что должен перевернуться на живот, чтобы не захлебнуться собственной рвотой. Каким-то чудом ему удалось повернуться на бок – тут ему снова стало плохо, его вырвало, от чего он испытал некоторое облегчение, и с этим ощущением, уже теряя сознание, он и позволил себе отключиться.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

– Какой сегодня день?

– Вначале назовите свое имя, потом я вам скажу, какой сегодня день, – ответила сестра.

Кит решил, что условия сделки, которую ему предлагали, вполне разумны, а потому ответил:

– Кит Лондри.

Сестра улыбнулась.

– Сегодня вторник, – сказала она. – Вас сюда привезли в воскресенье ночью… можно даже сказать, в понедельник утром.

– А сейчас утро или уже день? – спросил Кит, поглядев на ярко светившее за окном солнце.

– Моя очередь задавать вопросы. Кто президент Соединенных Штатов?

Кит ответил и добавил:

– Очень приятный человек. На той неделе у меня была с ним встреча.

Сестра нахмурилась.

Кит сообразил, что от пациента с ранением головы ждут обычно не таких ответов, и поспешно добавил:

– Шучу, шучу.

Сестра молча кивнула.

Кит попытался сесть, но она положила руку ему на плечо.

– Лежите спокойно, мистер Лондри.

Она наклонилась над ним, и Кит попытался успеть рассмотреть ее. Это была женщина лет тридцати, с округлым, дружелюбным лицом и явно с достаточным профессиональным опытом, поэтому Кит подумал, что, если он будет проявлять излишнюю игривость, она сразу же возьмет жесткий тон.

– Который сейчас час? – спросил он.

– Четверть девятого утра. Вы пробыли без сознания почти тридцать шесть часов.

– Ого… – Голова и тело у него болели, он ощущал себя как будто в легком тумане, но за исключением этого чувствовал себя, как ему казалось, вполне здоровым. Кит попытался вспомнить, что же именно произошло; какие-то отдельные мгновения и эпизоды он помнил, но в целом его воспоминания о той ночи были похожи на кусочки разбитой вдребезги чашки, которые еще предстояло склеить.

– Назовите свой адрес, – попросила сестра. Кит ответил; она продолжала и дальше задавать ему подобные вопросы, и теперь он рассмотрел, что она записывала его ответы на листок бумаги. Киту хотелось сосредоточиться на происшедшем, но сестра непрерывно задавала ему все новые и новые вопросы. Наконец он вспомнил те последние минуты перед тем, как он потерял сознание, и рука его скользнула под одеяло и ощупывающе двинулась между ног.

– Все в порядке, – проговорил он.

– У вас действительно все в порядке. Хорошая реакция, хорошие жизненные показания, хорошие…

– Вот и прекрасно. Значит, я могу уходить. – Он сел, и сестра снова положила руку ему на плечо.

– Ложитесь, мистер Лондри, а то мне придется позвать санитара.

– Ладно. А когда мне можно будет выписаться?

– Когда врачи разрешат. Невропатолог сейчас как раз проводит обход.

– Это хорошо. А где мои вещи?

– Вон там, в шкафу.

– А телефон работает?

– Нет. Если хотите, я попрошу, чтобы его включили.

– Да, пожалуйста. А вы не знаете, что со мной случилось? – спросил он.

Сестра помолчала немного, потом ответила:

– Насколько я понимаю, вы подверглись нападению.

– Верно. Я был со своей знакомой. Вы не знаете, где она и что с ней?

– Нет, не знаю; правда, там в шкафу есть кое-какие женские вещи. Вас привезла сюда «скорая» полиции, – добавила сестра, – и полицейские переписали все вещи, которые были найдены при вас, и доставили их сюда. Мы можем потом с вами все перепроверить, если вас это тревожит.

– Нет. Мне нужен только мой бумажник. Вы не могли бы мне его достать?

– Попозже.

Кит немного подумал, потом спросил:

– А полиция не выражала желания меня допросить?

– Выражала. Она просила дать им знать, когда мы сочтем ваше состояние подходящим для допроса.

– Хорошо. Но только не сегодня.

– Посмотрим.

– Какие у меня перспективы?

– Н-ну… благоприятные.

– Рентген мне делали?

– Да. У вас трещина в черепе, отдельные внутренние ушибы и опухоли… Я попрошу доктора, он вам подробно все расскажет.

Кит попытался расспрашивать ее дальше, но она отвечала неохотно, стараясь ограничиваться лишь медицинской информацией самого общего характера – травмированы средняя часть туловища, правое плечо, левая рука и голова, внутренних кровоизлияний нет, несколько отдельных ушибов и рваных ран. Кит сделал для себя вывод, что если он окажется в состоянии подняться с кровати и одеться – значит, его состояние не так уж скверно, и он сможет уйти.

– А где я, как называется это место? – спросил он.

– В больнице округа Лукас, недалеко от Толидо.

Значит, отметил про себя Кит, он в руках местных властей, что означает и местную полицию, которая, по-видимому, считает его или жертвой, или лицом, числящимся в розыске, а возможно, и тем, и другим одновременно.

– Спрошу доктора, можно ли давать вам обычную пищу или все только жидкое, – проговорила сестра. – Хотите позавтракать?

Кит хотел, но сейчас надо было показать, что он еще слаб и плох. Он и в самом деле ощущал слабость и сильную головную боль, в остальном же, однако, чувствовал себя не так уж скверно.

– Мне хочется только спать, больше ничего, – ответил он.

– И хорошо. Я зайду попозже, вместе с невропатологом.

– Ладно. А я пока посплю.

Сестра вышла, и Кит сразу сел. Рано или поздно полиция затребует от госпиталя справку о том, что его состояние позволяет переносить заключение, и его переведут в тюремную больницу или иное подобное заведение. Кит не знал, кем он является в данный момент с точки зрения закона; не вполне ясно ему было и собственное состояние с медицинской точки зрения; однако он не мог позволить себе тратить время на то, чтобы выяснять все это или же разъяснять другим интересующие их вопросы. Он знал, что обязан выбраться отсюда, не обращая внимания ни на какую головную боль или скверное состояние, что должен добраться до Спенсервиля и найти Энни.

Он вытащил из руки иглы двух капельниц, и вены стали кровоточить. На прикроватном столике лежали кусочки марли и клейкая лента, и Кит быстро залепил оставшиеся от игл ранки. Потом свесил ноги с кровати и медленно поднялся. Колени дрожали, но он заставил себя собраться и сделать несколько осторожных шагов по палате.

На соседней кровати лежал какой-то старик, Кит присмотрелся и увидел, что тот спит. Кит задернул занавески вокруг обеих кроватей – главным образом для того, чтобы их не было видно через открытую дверь. Слева по коридору, неподалеку от палаты, располагался, как он успел заметить, пост дежурной сестры.

Кит открыл стенной шкаф и увидел там свои чемодан, дорожную сумку, а также дипломат и большую пластиковую сумку, набитую отдельными предметами мужской и женской одежды и туалетными принадлежностями. Он вытащил чемодан, снял с себя больничный халат и быстренько переоделся в синий итальянский шелковый костюм.

В пластиковой сумке, в которую полиция собрала разбросанные по номеру вещи, Кит обнаружил свои джинсы, рубашку и ветровку, которые были на нем в воскресенье, – он, однако, не нашел там ни своего бумажника, ни номеров машины. Местная полиция явно прихватила то и другое с собой. На самом дне пластиковой сумки он увидел бело-коричневого медвежонка. Кит подержал его в руках, потом бросил назад в сумку.

Кит раскрыл дипломат: после того как Энни накануне открывала его, замок оставался не на шифре. Полиция, несомненно, заглядывала в него, но видимое содержимое кейса должно было показаться ей вполне безобидным. Кит нажал потайную кнопку и отпер второе дно, поднял крышку и увидел, что его паспорт, равно как и несколько сот долларов купюрами разного достоинства, были на месте. Он переложил деньги в карман пиджака, засунул все, кроме дипломата, назад в стенной шкаф и запер его. Потом взял дипломат и быстрым, целеустремленным шагом вышел в коридор. Кит бросил мгновенные взгляды вправо и влево, увидел с правой стороны лифты и направился прямо к тому, что как раз стоял с раскрытой дверью. Он вошел в лифт и вместе с несколькими работниками больницы опустился на первый этаж, в вестибюль.

Там в одном из кресел сидел полицейский в форме и читал газету, а в другом кресле, в противоположном конце вестибюля, – человек в штатском, в котором Кит легко распознал детектива. Кит вышел из здания и увидел свободное такси. Он уселся на заднее сиденье и бросил водителю:

– В аэропорт, пожалуйста.

Машина выехала на шоссе, ведущее к аэропорту. Час пик еще не кончился, и движение, как заметил Кит, было в обоих направлениях довольно напряженное, но тем не менее они все-таки удалялись от Толидо достаточно быстро. Днем шоссе выглядело совсем иначе, чем ночью; справа от дороги Кит увидел автомагазин «Шевроле», однако своего «блейзера» на стоянке не заметил. Немного подальше, на другой стороне дороги, он увидел рекламный щит мотеля «Вествэй».

Он до сих пор не понимал, каким образом Бакстеру удалось их обнаружить. По-видимому, розыски велись достаточно интенсивно и вывели в конце концов на тот единственный след, который он оставил, – на охранника, с которым они разговаривали в аэропорту, после чего было начато прочесывание прилегающего к аэропорту района, которое и привело в итоге полицию в мотель «Вествэй»; тут уж даже выключенный щит не мог их спасти. Америка никоим образом не является полицейским государством, но в ней гораздо больше полиции, притом намного лучше оснащенной и технически, и материально, и намного более мобильной, чем в любом из тех полицейских государств, в каких довелось побывать Киту. Но все равно, единственной причиной, приведшей к такому скорому и полному провалу их предприятия, стала та неудача в аэропорту.

Кит понимал, что если он станет без конца предаваться мыслям о постигшей их неудаче, станет переживать ее снова и снова, если позволит возобладать в себе чувствам вины и гнева, то не сможет осуществить то, что должен был сделать. Поэтому он выбросил из головы все мысли о случившемся и принялся обдумывать дальнейшие свои шаги. Вряд ли в его распоряжении теперь будет возможность совершить несколько попыток – хорошо, если представится хотя бы одна. Но одной ему будет вполне достаточно.

Такси подъехало к аэропорту, и водитель спросил его:

– А здесь куда?

– Вон туда, где знак «ЮЭс Эйр».

Водитель остановился у входа в терминал и сказал:

– Пожалуйста. С вас двенадцать семьдесят пять.

Кит протянул ему двадцатидолларовую бумажку и взял сдачу, оставив положенные чаевые.

Потом вошел в здание аэровокзала, развернулся и вышел через соседнюю дверь, футах в двадцати от первой. Любому прохожему этот человек, стоящий у края тротуара и нетерпеливо смотрящий на часы, показался бы обычным бизнесменом, только что прилетевшим утренним рейсом. Кит много раз бывал в этом аэропорту и хорошо знал местные порядки. Он не пошел к очереди, дожидавшейся такси, а обратился к одному из носильщиков:

– На дальний рейс желающих нет?

– Найдем. Вам куда?

– В Лиму.

– Сейчас. – Носильщик помахал рукой водителю какого-то обвешанного украшениями и различными причиндалами микроавтобуса, припаркованного на стоянке через дорогу. – Багаж у вас есть?

– Нет. – Кит протянул носильщику пару долларов. Автобус подъехал, из него выскочил худощавый парень лет двадцати и спросил:

– Вам куда?

– До Лимы. Сколько?

– Н-ну… скажем… это примерно два часа езды, значит, надо прибавить бензин плюс обратная дорога… пятьдесят не слишком много?

– Нормально. – Кит сел в машину, водитель занял свое место, и они отъехали. Когда они уже выезжали с территории аэропорта, парень протянул руку.

– Меня зовут Чак.

– Джон. – Они обменялись рукопожатиями.

– Рад познакомиться.

– Симпатичная у вас машина.

– Хороша, правда? Это я все сам сделал. – Чак самым подробнейшим образом описал Киту все усовершенствования, какие он внес в свой микроавтобус, «додж» последней модели. Чак сообщил также, что он сейчас без работы и, чтобы оплачивать свое хобби – установку на машину всяких дополнительных и дорогостоящих хромированных прибамбасов, – подхалтуривает в аэропорту, беря с пассажиров дешевле, чем такси. Когда Чак закончил свой монолог, они давно уже ехали по федеральной автостраде номер 75.

Кит собрался было сказать Чаку, чтобы тот поднажал, поскольку он торопится, однако с удивлением обнаружил, что Чак уже успел разогнаться до семидесяти пяти миль в час. Чак заметил, что Кит смотрит на спидометр, рассмеялся и проговорил:

– Дорога номер 75, вот я и жму семьдесят пять. Хорошо, что мы не на дороге 106. Но если для вас это слишком быстро, я сброшу, – добавил он.

– Нет, ничего.

– Правда? И хорошо. У меня тут штука что надо, вот она. – Парень похлопал по стоявшему на приборной доске пеленгатору, способному засекать радары полиции. – Мы их проведем.

– Точно.

Парень довел скорость до восьмидесяти миль и спросил:

– А вы откуда?

– Из Нью-Йорка.

– Правда? Вам там нравится?

– Ничего.

– А я там никогда не был.

Кит почувствовал вдруг сильнейшую головную боль, а вместе с ней появились и позывы к рвоте. Он не понимал, что на него так подействовало: езда на этой машине или же перенесенное накануне избиение. А может быть, болтовня Чака.

Чак посмотрел на него и спросил:

– Не хочу быть назойливым, но выглядите вы так, словно вас здорово отделали.

Кит до сих пор еще не видел себя в зеркале, и, наверное, славу Богу, но теперь он опустил козырек от солнца, укрепленный над ветровым стеклом: на обратной стороне было зеркальце, обрамленное маленькими розовыми лампочками. Кит принялся разглядывать свое отражение. Левый висок у него был иссиня-черного цвета и слегка вспухший, под правым глазом красовался порез, густо замазанный йодом, но, правда, уже подсохший. Лицо было страшно бледное, под глазами пролегли большие темные круги.

– На вас что, напали?

– Нет, попал в автокатастрофу.

– Господи! А тут вы что, по делам?

– Да.

– И без багажа?

– Без. Сегодня вечером возвращаюсь.

– Я так и подумал. Хотите, я могу вас подождать и отвезти назад. За ожидание пять долларов в час.

– Посмотрим.

– Включить радио? Или кассету?

– Лучше радио.

Чак включил приемник, он оказался настроен на станцию, передававшую хард-рок.

Кит ткнул пальцем кнопку автоматической настройки, и станции начали сменять друг друга, задерживаясь секунд на десять, пока Кит не остановил настройку на станции из Толидо, передававшей только новости и другие сообщения. Он прослушал обзор мировых событий, которые интересовали его не больше, чем Чака. Наконец диктор перешел к сводке местных новостей.

«Полиция штата, – звучал голос диктора, – намерена сегодня допросить Кита Лондри, подозреваемого в похищении человека в Спенсервиле. Лондри, также уроженец Спенсервиля, находится в настоящее время в госпитале округа Лукас с ранением головы, полученным, когда в одном из мотелей, что расположены вдоль идущего к аэропорту шоссе, он подвергся нападению одного или группы неизвестных лиц. В ночь с воскресенья на понедельник во всем штате был объявлен розыск на Лондри после того, как полиция Спенсервиля обвинила его в похищении Энни Бакстер, жены начальника полиции города. В мотеле миссис Бакстер не была обнаружена, но позднее полиция Спенсервиля уведомила полицию штата, что миссис Бакстер не пострадала и уже находится дома. По словам должностных лиц, расследование тем не менее будет продолжено: власти надеются установить личности нападавшего или нападавших и решить, какие обвинения могут быть выдвинуты против Кита Лондри».

Кит снова нажал кнопку, и приемник переключился на станцию, транслировавшую музыку кантри.

– Хороша история, правда? – спросил Чак.

– Какая?

– А с этим похищением. Парня нашли прямо рядом с аэропортом. – Чак решил высказать собственное мнение по поводу происшедшего. – Вчера весь вечер передавали сообщение по радио, по телевизору, непрерывно, и я вот что подумал: черт возьми, если бы это мою девчонку похитили или еще чью, черта бы с два полиция так зашевелилась. А тут у своих увели, тоже у копа, да еще у начальника полиции, и она вроде как уважаемый член местного общества, двое детей и все такое. Вот полиция их сразу и нашла. Странно, правда, что они эту женщину не обнаружили. Полиция штата заявилась в этот мотель, знаете, один из тех, где сдают номера на несколько часов, и нашла там этого парня, который ее похитил, всего избитого, а куда эта женщина подевалась – неизвестно. Когда полиция туда нагрянула, всех постояльцев мотеля давно и след простыл, им там в такой обстановке, сами понимаете, делать нечего. Единственный свидетель – администратор этого мотеля или кто-то в этом духе, но полиция не сообщает, что он им рассказал. А я так думаю, что их было двое – один этот Лондри и еще какой-то парень, – и они просто не поделили, кому из них трахать ее первому, и тогда один из них врезал по первое число другому и сбежал с той бабой. И все трое – белые. Поверить невозможно, да?

– Невероятная история.

– Точно. А теперь уверяют, что она дома и с ней все в порядке. А полиция штата говорит, будто ее муж, начальничек этот, находится в… как же они сказали…

– В шоке?

– Что-то вроде, хотя, погодите, как же это слово… уединении. Да, в уединении. Вроде как залег на дно. Понимаете?

– Да.

– Ну, и что вы об этом думаете? Их, конечно же, было двое, верно? Тогда все понятно. Полиция говорит, что они не знают, что именно произошло. Изображают большую тайну. Черт возьми, они же задержали того парня, что был в мотеле, и второго, который избил его до потери сознания, тоже задержали. Так что все они прекрасно знают, только не говорят. Они так частенько делают. Нет, что-то здесь все-таки есть странное. Как же тогда жена освободилась? Знаете, что я думаю? Ее муж заплатил выкуп. И полиция не желает признаваться, что один из них пошел на то, чтобы заплатить отступное. Я прав?

– Не исключено.

– Мне надо было быть полицейским. Слушайте, хотите кофе? Впереди есть место, где можно остановиться.

Киту очень хотелось кофе, хотелось есть, хотелось избавиться от трехдневной щетины и почистить зубы, смыть с себя грязь и зловоние, но он ответил:

– Нет, я тороплюсь.

– Торопитесь, так торопитесь.

Примерно через полчаса после того, как они тронулись в путь, Кит увидел впереди съезд на идущее в западном направлении шоссе номер 15.

– Свернем-ка здесь, – сказал он.

– Здесь?

– Мне надо заехать по дороге к юристу, прихватить кое-какие бумаги.

– Хорошо… а где это?

– Точно не знаю. Но мне объяснили, как проехать. Если задержимся, я тебе прибавлю.

– Нет проблем.

Они проехали немного по шоссе номер 15, потом Кит попросил Чака свернуть и покрутил его по местным дорогам, рассчитывая, что запомнить, где именно они ехали, парень будет не в состоянии.

– Господи, и вы все это держите в памяти, да? – проговорил Чак.

– Конечно.

– А в какой город мы едем?

– Это ферма. Юрист живет на бывшей ферме.

– Понятно.

Они выехали на местную дорогу номер 22, и чем ближе подъезжали к его ферме, тем острее становилось возникшее у Кита ощущение, что здесь что-то не так. Наконец он понял, что именно было не так, – пейзаж: в нем начисто отсутствовал дом.

Кит стоял перед обуглившимися останками того, что когда-то было его домом, домом его отца, его деда.

– Бог мой… – произнес Чак. – Как вы думаете, они живы?

Кит не ответил. Он посмотрел на другие, сохранившиеся строения фермы, потом на бескрайние поля кукурузы, на голубое бездонное небо, на видневшуюся вдали кромку леса.

– И что теперь вы будете делать? – спросил Чак. Киту хотелось просто сесть на землю и до самого заката смотреть на то, что осталось от дома. Однако его ждали другие дела.

Прошло немногим более часа с того момента, как он вышел из госпиталя. Конечно, его исчезновение обнаружат не сразу, а когда обнаружат, сперва будет некоторая растерянность, потом начнут искать его в пределах самой больницы и только потом сообщат в полицию Толидо. Кит считал, что до момента, когда о его исчезновении станет известно полиции Толидо, пройдет некоторое время; а потом еще какое-то время, прежде чем та, в свою очередь, уведомит полицию Спенсервиля; ну, а последняя была хорошо известна своей неторопливостью. Но все-таки первым делом его станут искать именно здесь. Кит снова вскочил в машину.

Чак сел за руль.

– Куда?

– В Спенсервиль.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Они въехали в Спенсервиль, и Чак заметил:

– Смотри-ка, полицейский участок! Занятное совпадение, правда? Я хочу сказать, надо же было вам прилететь из самого Нью-Йорка и оказаться вдруг именно там, где произошло это похищение. А городишко неплохой. И где тут контора этого юриста?

– В здешнем его доме. Сверни вон там.

Кит показывал дорогу, и несколько минут спустя они уже оказались в северной части города, на Вильямс-стрит. Кит был уверен, что Энни и Клифф Бакстер отнюдь не сидят сейчас дома, пытаясь выяснить и исправить свои взаимоотношения. Они были в уединении, а Вильямс-стрит уж никак нельзя было считать уединенным местом. Они проехали мимо дома Бакстеров; на дорожке перед домом стоял белый «линкольн», но не было никаких признаков ни того, что дома кто-то есть, ни внешнего наблюдения за домом.

– Останови-ка здесь, – сказал Чаку Кит. Тот подъехал к тротуару и остановился.

Не исключено, что полиции Спенсервиля уже было известно о побеге Кита Лондри из госпиталя, и если это так, то, очевидно, первым делом они должны были предположить, что Лондри постарается побыстрее выбраться за пределы штата. Однако вторым предположением полиции вполне могло стать, что он попытается вернуться в Спенсервиль, хотя, конечно, они и не ждут его тут так рано. Но все-таки местная полиция будет настороже, не исключено, что они заглянут и к нему на ферму. Кит, однако, был твердо уверен, что есть два места, где полиция уж точно искать его не будет: в собственном полицейском участке и в доме Бакстера.

– Вернусь минут через десять, – сказал Кит. Он взял дипломат, вышел из машины и направился к дому Бакстеров. Утро было прохладным, и на террасах других домов, да и на улице не было видно ни души. Кит прошел по дорожке и, миновав крыльцо, направился к задней двери дома. Если из соседних окон кто-то за ним наблюдал, то синий официальный костюм и дипломат в руке должны были оставить у них впечатление, что вполне респектабельный человек пришел по каким-то делам.

В задней части двора стояла собачья конура, но самих собак не было видно.

Кит подошел к заднему крыльцу, открыл экранную дверь и попытался повернуть ручку замка, но основная дверь оказалась заперта. Он искоса посмотрел направо, налево, на окна соседних домов, но за высокими и густыми живыми изгородями никого не было видно. Придерживая экранную дверь ногой, Кит вышиб углом своего дипломата одно из нижних стекол в двери, просунул руку, открыл замок изнутри, быстро проскользнул в дом и прикрыл за собой дверь.

Он осмотрел кухню, отметив царившие там чистоту и порядок. Потом заглянул в холодильник: там было почти пусто. Обычно в доме, где живет семья, холодильник бывает полон – стало быть, Бакстеры уехали и в ближайшее время возвращаться не собирались.

Кит открыл дверь в полуподвальный этаж и спустился вниз. Там он отыскал комнату Бакстера и зажег свет. Со стен на него смотрели несколько десятков звериных голов, однако стеллаж, способный вместить дюжину ружей, был совершенно пуст.

Кит снова поднялся наверх и заглянул в столовую и гостиную, отметив, что и там везде были чистота и порядок. Он также заглянул в стоявший в прихожей шкаф верхней одежды: там висели длинное мужское пальто, форменная полицейская шинель и два женских пальто. Не было ни обычной повседневной одежды, ни курток, рассчитанных на холодную погоду.

Он поднялся на второй этаж и заглянул в спальни детей, а потом в ту комнату, что, видимо, выполняла в доме функцию кабинета. Он зашел сюда, осмотрелся, выдвинул и закрыл несколько ящиков стола. В одном из них лежало несколько карточек на служебные телефонные переговоры. Кит взял карточки, потом вышел из комнаты. Он нашел спальню хозяев и проверил содержимое стенных шкафов там. На вешалках висели только выходные костюмы и платья, а вся повседневная одежда и обувь, какие должны были быть в доме, исчезли. В шкафу Бакстера лежали четыре аккуратно сложенных комплекта формы – два летних и два зимних, а также форменная обувь, несколько фуражек и ремни. Ящики комода были выдвинуты, белья в них оставалось очень мало. Кит догадывался о том, куда они скорее всего отправились, и, судя по взятым с собою вещам, Бакстер собирался пробыть там долго, а может быть, и вообще переселиться туда. Но гораздо важнее было иное: отсутствие в доме вещей Энни указывало на то, что она жива и что Бакстер не собирался лишать ее жизни.

Кит зашел в примыкавшую к спальне ванную комнату и увидел раскрытую аптечку. В раковине валялось окровавленное полотенце, сама ванна тоже была заляпана пятнами крови, а на полке над раковиной лежал бинт и стояла коробочка с марлевыми тампонами и пузырек с йодом. На полу валялись коричневые форменные рубашка Бакстера и брюки, покрытые пятнами высохшей крови.

Да, еще бы на дюйм в сторону и на полдюйма глубже, подумал Кит, и я бы перерезал ему бедренную артерию. А еще лучше было бы, если бы мы тогда добрались в аэропорт Толидо часом раньше: могли бы теперь быть уже в Вашингтоне. А если бы он не ездил в четверг на эту встречу с Эйдером, то сегодня они с Энни были бы уже в Риме. Ну и так далее. Но сейчас уже бессмысленно проигрывать в уме все эти варианты и сожалеть о неудаче: самое главное, что они с Энни живы, и судьба дает им еще один шанс оказаться вместе.

Кит поднял с пола перепачканные кровью брюки Бакстера и вернулся назад в спальню хозяев дома. Как и в большинстве домов в этой местности, во внутреннем облике дома Бакстеров было нечто деревенское – дубовая мебель, плетеные коврики ручной работы на полу, ситцевые занавески на окнах, засушенные цветы в вазочках. До Кита вдруг только сейчас дошло, что, несмотря на свое неудачное замужество – а может быть, и чтобы как-то скрасить его, – Энни уделяла дому массу времени и сил: об этом говорили многочисленные мелкие детали, придававшие дому тепло и уют. Видимо, подумал Кит, она занималась этим из чувства гордости или потому, что ощущала необходимость создать нормальную домашнюю атмосферу для детей, для своих друзей, но наверняка в какой-то степени еще и потому, что тосковала по такому браку и такой жизни, в которых было бы место настоящему семейному очагу, атмосфере домашнего мира, покоя и взаимной заботы, которые она могла бы создать. От всех этих мыслей Киту почему-то стало очень грустно, и он расстроился.

Он понимал, что ему нет никакой необходимости торчать сейчас в этом доме: риск, связанный с пребыванием здесь, намного перевешивал ценность любой информации, которую он мог бы тут почерпнуть. Но он испытывал какую-то потребность прийти сюда, подсмотреть, увидеть самому, как жили Клифф и Энни Бакстер, те два человека, что сильнее всех других вторглись в его собственную жизнь и так глубоко повлияли на нее.

Когда они с Клиффом учились в одной школе, Бакстера ни разу не приглашали в дом Лондри. А теперь вот, не так давно он сам залез в него, и это вторжение показалось Киту даже худшим, более вопиющим и возмутительным оскорблением, чем то, что потом Бакстер спалил ферму, и даже чем то, что произошло в мотеле. Кит не собирался сейчас поджигать дом Бакстеров, заполненный вещами Энни и ее детей. Но он чувствовал, что должен оставить после себя какое-то доказательство своего пребывания здесь, какой-то символ, знак презрения, – пусть даже Клифф Бакстер этот знак и не увидит: Кит твердо решил, что в этот дом Бакстер никогда уже не вернется. Но ему хотелось оставить такой знак просто для себя – и для протокола.

Кит отступил на несколько шагов в сторону и посмотрел оценивающим взглядом на дело своих рук. В гостиной в кресле-качалке сидела набитая простынями и полотенцами окровавленная форма Бакстера, и прямо из воротника полицейской рубашки торчало чучело – голова волка.

Кит убеждал себя, что он не свихнулся, что от полученных ударов по голове у него не поехала крыша. Но все же он стал теперь в чем-то другим человеком, не таким, каким был до того, как Клифф Бакстер вломился в дверь их номера в мотеле. Кит стоял и молча смотрел на венчавшую костюм полицейского волчью морду. На какой-то момент белые клыки и остекленевшие глаза словно загипнотизировали его, и Кит понял: чтобы убить такого зверя, надо самому в чем-то стать им. Он ощущал, как светлая часть его души будто исчезает, тает, сердце его ожесточается и из каких-то глубин в нем тоже поднимается волк.

– Раздобыли, что хотели? – спросил его Чак.

– Да.

– Теперь в Лиму?

– Сперва заедем еще в пару мест.

Кит снова стал показывать дорогу, и скоро они были уже у черты города, на стоянке возле ряда магазинов. Кит достал из кармана шестьдесят долларов и протянул их Чаку:

– Держи пока.

– Да ладно, Джон. Я знаю, вы не обманете.

– Не зарекайся и держи, раз дают. – Кит положил деньги на приборную доску. – Сходи, купи себе что-нибудь поесть. Мелочи у тебя нет?

– Найдется. – Чак высыпал ему почти пригоршню разных монет, и Кит вылез из машины и направился к телефону-автомату, а сам Чак тем временем пошел в магазин. Кит достал из кармана одну из телефонных карточек и набрал номер. Физически он чувствовал себя ненамного лучше, чем раньше, но морально он приободрился: теперь он точно знал, что Энни жива, хотя старался и не думать о том, какие испытания выпали сейчас на ее долю.

– Алло?

– Терри, это я.

– О Господи! Кит, Кит, вы где?

– На дороге. Где Энни?

– Не знаю. Они вернулись в Спенсервиль, она мне позвонила и сказала, что они на какое-то время уезжают, чтобы побыть одним и обо всем переговорить. Сказала, что едут во Флориду.

Кит понимал, что те вещи, которые они с собой взяли, во Флориде были бы не к чему.

– А судя по голосу?..

– Я чувствовала, что все ее слова сплошная неправда. Черт возьми, он мог просто приставить ей пистолет к виску. С этого негодяя станется. Я позвонила в нашу местную полицию, но они заявили, что не могут ничего предпринимать, не имея доказательств, и посоветовали мне обратиться в полицию Спенсервиля…

– Я знаю. Терри, послушайте, я ее обязательно найду и привезу. Куда, по-вашему, они могли поехать на самом деле?

– На Грей-лейк.

– Я тоже так думаю. Она не пыталась дать это понять по телефону?

В трубке повисло молчание, потом Терри проговорила:

– Да, она говорила что-то… что-то насчет того, что они поедут через Атланту[11], а я потом вспомнила, что есть и еще одна Атланта: центр округа Монморенси в Мичигане, по пути на Грей-лейк. Мне кажется, они поехали именно туда, но я им звонила несколько раз и натыкалась только на автоответчик. Так что я не знаю…

– Да. Я думаю, они именно там.

– Ларри хотел туда съездить…

– Ни в коем случае. Бакстер вооружен и очень опасен. Я сам этим займусь, через тамошнюю полицию.

– Полиция ничего не станет делать, Кит. Энни его законная жена. Они мне все время об этом твердили.

– Оставьте это мне.

– А что произошло? Я думала, вы уже садились в самолет…

– Долгая история, но если коротко, то полиция нам помешала.

– Черт бы их побрал!

– Вот именно. Но когда они забирали Энни, она была в полном порядке.

– Мне кажется, сейчас это уже не так. Отец пытался натравить на них полицию штата и нанял юриста, но… поверить не могу, чтобы этот негодяй смог так вот запросто похитить ее…

– Когда она вам звонила?

– В понедельник, часов в шесть вечера. Сказала, что передумала и решила с вами не уезжать, что они с Клиффом дома и весь день пробыли дома, собирались, и что теперь они уезжают на машине во Флориду. Сказала еще, что звонила детям в колледж, успокоила их и предупредила, что они с отцом уезжают отдохнуть. Но я после разговора с ней сама позвонила ребятам, и они мне оба сказали, что не разговаривали с матерью, что утром того дня им звонил отец. Тогда я перезвонила Энни, но мне ответила полиция, а когда я спросила, что, черт возьми, происходит, они мне заявили, что все звонки к Бакстерам переключены на полицейский участок… после чего мой отец сам поехал в полицию, и ему там тоже сказали, что Клифф и Энни уехали во Флориду. Одно сплошное вранье.

– Ну, хорошо… Сделайте мне одолжение, Терри: не делитесь ни с кем своими сомнениями и говорите всем одно и то же – что они во Флориде. Я не хочу его спугнуть, если они действительно на озере. Договорились?

– Ладно…

– Терри, а как выглядит этот их дом?

– Господи… я там была всего несколько раз… в форме большой буквы «А», из темного дерева, стоит несколько в глубине от озера…

На какой стороне озера?

– Сейчас подумаю… по-моему, на северной. Да, на северной, и подъехать к нему можно только по одной-единственной узкой проселочной дороге через лес.

– Понял. Передайте от меня привет Ларри. Сегодня вечером позвоню вам из Мичигана.

– Обещаете?

– Вы же знаете, что да, Терри. И простите меня…

– Нет, не извиняйтесь. Вы сделали все, что могли. А этот негодяй – сущий дьявол. Клянусь.

– Ничего, я вам привезу его рога и хвост.

– О Боже… – попыталась рассмеяться она. – Сама бы его убила, если бы могла… Кит?

– Да?

– Если она не сможет быть вместе с вами, она покончит с собой. Я боюсь за нее.

– Я ей обещал, что мы снова будем вместе. Она это знает.

– Молю Бога, чтобы вы оказались правы.

– Я Перезвоню вечером. – Он повесил трубку, достал из кармана еще одну телефонную карточку и набрал номер.

Телефонистка назвала ему стоимость разговора, он опустил мелочь в аппарат и услышал гудки.

Потом в трубке раздался записанный на автоответчик голос Бакстера: «Дача Клиффа, Большого Шефа. Тут никого. Если знаете, где клюет рыба или пасутся олени, оставьте сообщение».

Послышались характерные сигналы автоответчика. У Кита было искушение кое-что сказать, но он удержался и повесил трубку.

Кит достал из кармана еще одну карточку – на ней были номера телефонов всех десяти патрульных машин и личные коды для вызова каждого из пятнадцати полицейских Спенсервиля. Он набрал нужный номер, повесил трубку и стал ждать.

Телефон зазвонил, и Кит снял трубку:

– Это офицер Шенли?

– Кто говорит?

По звуку в трубке Кит понял, что Шенли говорит с аппарата, установленного в машине.

– Кит Лондри, – ответил он. Возникла пауза, потом Шенли спросил:

– Откуда вам известен мой код?

– Неважно. Вы один?

– Угу. Патрулирую. Вас, между прочим, разыскиваю.

– Ну, вот он я.

– Где?

– Давайте я буду задавать вопросы. У вас есть знакомая в городском совете?

Снова возникла пауза, потом Шенли ответил:

– Возможно.

– Она и моя знакомая тоже.

– Я знаю.

– Мне нужна помощь.

– Не сомневаюсь. Удивлен, что вы вообще еще живы.

– Вы хотите мне помочь?

– Погодите. Я остановлюсь. – Через минуту в трубке снова раздался голос Шенли. – Порядок. Послушайте, Лондри, выдан ордер на ваш арест.

– За что?

– Так, за разные разности. Дерьмо всякое. Подписан судьей Торнсби. Этот подмахнет все, что Бакстер сунет ему под нос. Но штат обвинений против вас в похищении не выдвинул и ордера на ваш арест не выдал. С другой стороны, мы только что получили сообщение, что полиция штата разыскивает вас как свидетеля.

– Свидетеля чего?

– Сами знаете чего. Того, что произошло в мотеле.

– А вы там были?

– Нет. Бакстер меня на такие дела не берет, да я бы и сам не поехал. Но я в ту ночь дежурил здесь. И то, что я видел, мне очень не понравилось, – добавил он.

– А что вы видели?

– Н-ну… черт возьми, Лондри, я все-таки полицейский, а вы лицо, находящееся в розыске…

– Вы по ночам спокойно спите?

– Нет.

– Шенли, вы же понимаете, что Бакстер нарушил закон и что, когда это выйдет наружу, он вас всех потянет за собой. Бакстер не из тех, кто станет думать о своих подчиненных или о вас лично.

– Ну, меня в этом убеждать не надо.

– А что остальные?

– Перепуганы. Но страшно рады, что его тут нет.

– Он звонит?

– Не знаю. Но если да, то разговаривает только с Блэйком.

Некоторое время они оба молчали, потом Шенли проговорил:

– Ну, хорошо: в понедельник, часа в два утра, я здесь дежурю, и тут приезжает из Толидо Бакстер с теми тремя, которых он брал с собой… но только никаких имен я называть не буду, договорились? А вместе с ними… она. Он приводит ее в участок – в наручниках, представляете? – и сажает в камеру. У самого вся левая штанина в крови, он хромает, чувствуется, что ему здорово больно, правый глаз у него заплывший и весь красный, как будто ему туда дали или ткнули, и матерится он последними словами. Потом он уезжает куда-то с одним из тех троих, а двое других остаются. Один из них сказал мне, что вы пытались отрезать шефу яйца. Потом, примерно час спустя, Бакстер приезжает на своем «бронко», уже в гражданском, и забирает ее, прямо в наручниках. Я видел, что «бронко» был весь забит одеждой и всякими вещами, и все три их собаки тоже там сидели, сзади.

– И куда они поехали? – спросил Кит.

– Не знаю. Насколько я слышал, вроде во Флориду. Но я обратил внимание, что они свернули на Честнат-стрит, к югу, и помню, я еще тогда удивился, почему они не поехали прямо на восток, чтобы сразу выехать на шоссе.

– Потому что предварительно Бакстер заезжал ко мне.

– Да… я знаю. И сожалею.

– Дома у Портеров меня не искали?

– Ищут. Там Уорд орудует. Самих Портеров нет дома, но Уорд время от времени туда заезжает.

– Сколько с ним человек в машине?

– Он один. У нас не так много людей, а территория большая. Все считают, что вас надо ожидать здесь. Всех почетных помощников шерифов вызвали на патрулирование, даже конные патрули выставили. Такого не было последние лет пять, с тех пор как тут пропал один ребенок. Около двадцати помощников шерифов патрулируют на своих личных машинах, и еще примерно столько же конных. Так что если вы сейчас не в округе Спенсер, то и не появляйтесь тут.

– Спасибо за предупреждение. Не буду. – Кит немного помолчал. – А как она выглядела?

Шенли ответил не сразу, потом проговорил:

– Более или менее ничего. Правда, у нее была ссадина на лице, – добавил он. – И знаете… когда она сидела в камере, я хотел поговорить с ней, но эти двое были все время там… я себя чувствовал очень паршиво, как никогда в жизни… а она не плакала, не кричала, просто сидела там, как… ну, как будто она выше всего этого… настоящая леди… и когда она смотрела на меня и тех двоих, то у нее во взгляде не было ни ненависти, ни еще чего-то такого… просто… вроде бы она нас жалела…

– Ну, хорошо… спасибо. Если дело дойдет до суда, я сегодняшнюю услугу припомню.

– Спасибо, Лондри. Отвратительная история. Не понимаю я тех троих. Я думал, что я их знаю. И как только они могли так поступить?

– Ну, когда мы научимся понимать такие вещи, то, наверное, разрешим сразу все проблемы в мире.

Замолвлю за вас доброе слово пастору Уилкесу, – добавил Кит.

Шенли рассмеялся, потом сказал:

– Кстати для вашей информации: на вашем «блейзере» стоял «маяк», Бакстер поставил.

Вот черт!

– А какого цвета его «бронко»? – спросил Кит.

– Черный. – Шенли назвал ему номер машины, потом добавил:

– Послушайте, Лондри, бросьте вы это дело. Не суйтесь сюда. Бакстера здесь давно нет, а вас ищут.

– Я думаю, не поехать ли мне тоже во Флориду.

– В следующий раз он вас убьет. Те ребята, что с ним были, говорят, что им пришлось силой отрывать его, иначе бы он вас прикончил.

– Еще раз спасибо. – Кит повесил трубку и вернулся в машину, где Чак жевал булочку, запивая ее водой.

– Если хотите, у меня еще булочки есть, – предложил он.

– Спасибо. Сворачиваем налево.

– Нет проблем. – Чак вырулил с магазинной стоянки и выехал на шоссе, повернув налево. – Но в Лиму мы так не попадем.

– Верно. У светофора опять налево.

– Обязательно, не хочу совать нос не в свое дело, Джон, но у меня складывается впечатление, что у вас какие-то трудности.

– Нет, Чак, у меня все в порядке. Если хочешь знать, этот телефонный звонок даже снова возродил мою веру в человечество.

– Правда? Тогда жаль, что я не участвовал в разговоре.

– Не проскочи поворот. Еще раз налево.

Теперь они ехали к югу.

Кит размышлял над тем, что сказали ему Шенли и Терри. Если та раскладка времени, которая вытекает из рассказа Шенли, правильна – а скорее всего это так, – то Энни звонила Терри в понедельник вечером не из Спенсервиля, а уже с озера. Если Бакстер выехал из Спенсервиля часа в три утра, то к девяти или десяти часам он уже должен был быть на Грей-лейк, даже с заездом на ферму Лондри, чтобы ее спалить. Оттуда, из дома на озере, Бакстер и звонил тем утром детям, потом, уже гораздо позже, заставил Энни позвонить сестре – наверное, после того как сообразил, что передаваемые в сводках новостей сообщения о чете Бакстеров, которые воссоединились и находятся в уединении, должны быть подтверждены самой Энни хотя бы одному из ее родственников. И к тому же надо было запустить в ход версию насчет того, что они якобы уехали во Флориду. Кит снова в очередной раз подумал о том, что Бакстер не только злобен и коварен, но и хитер. Скверная комбинация.

Кит понятия не имел, что могло сейчас происходить в доме на Грей-лейк, но в одном он был уверен: ни о каком примирении там не могло быть и речи. Он попытался немного успокоить себя, вспомнив заверения Энни, что она знает, как совладать с Клиффом Бакстером. К тому же, по правде говоря, Кит был уверен: после того, что довелось увидеть Бакстеру – собственную жену с ее любовником, в постели, голыми, – в нем что-то сломалось. Оставайся он хотя бы наполовину разумным человеком, Бакстер бы не стал похищать собственную жену и не устроил бы всего того, что он там учинил, – наоборот, он бы постарался вести себя по возможности сдержанно, чтобы защитить и сохранить свою должность, свои власть и влияние, свою репутацию. Сейчас же Бакстер был явно убежден, что для него все кончено, и уверенность в этом лишала его последних остатков и без того слабых самоконтроля и способности следовать общепринятым нормам поведения.

Конечно, Бакстер ее не убьет, нет. Но он устроит ей такую жизнь, что она сама станет мечтать и молить о смерти.

Они ехали, и Кит непрерывно давал Чаку указания, где и куда сворачивать.

– Откуда вы тут все так хорошо знаете? – удивился Чак.

– Я здесь родился.

– Нет, правда? Так вы из этого штата? Дай пять, Джон!

Кит счел себя обязанным ответить на столь горячее проявление земляческих чувств, и они обменялись крепким рукопожатием.

Некоторое время спустя они были уже возле дома Портеров. При подъезде к дому обзор во все стороны оказался отличный, и ни одной полицейской машины в поле зрения не было видно – да и вообще ни одной машины, никакой, и даже автомобиль Портеров не стоял, как обычно, на дорожке у дома.

– Сворачивай сюда, Чак.

Чак подъехал к дому, и Кит сказал:

– Спасибо, дружище. Все, приехали.

– Но ведь это не Лима.

– Да вроде бы нет. Вот тебе шестьдесят, и еще двадцать сверху, держи. Буду снова в Толидо, увидимся.

– Ну, спасибо…

Кит открыл дверцу и вышел.

– А мне понравилась твоя машина, – сказал он.

– Хороша, правда?!

Быстрым шагом Кит направился к задней двери дома. В огороде никого не было, однако дверь оказалась незаперта, и он вошел в дом. Кит позвал хозяев, но никто не откликнулся. Он поставил дипломат на кухонный стол, запер заднюю дверь, потом прошел к передней и тоже закрыл ее на задвижку.

Кит вернулся на кухню, открыл холодильник, достал оттуда бутылку апельсинового сока и булку с отрубями и проглотил ее, запивая соком прямо из бутылки. В желудке стало тяжело, и снова начались приступы тошноты, однако ему удалось сдержать их. Все-таки его физическое состояние было явно неважным, и держался он только на нервном возбуждении и на кипевшей в нем ненависти.

Он не имел ни малейшего представления, куда уехали Портеры и когда они могут вернуться, но был в общем-то рад, что их нет дома.

Рано или поздно кто-либо – спенсервильская полиция, или шериф, или его помощники либо какой-нибудь из патрулей – неважно кто, но кто-то обязательно заглянет сюда, так что ему надо торопиться. До северной части Мичигана отсюда почти триста миль, а ему еще необходимо достать ружье, машину, одежду и всякие мелочи, нужные для охоты.

Кит направился в прихожую и уже стал подниматься оттуда на второй этаж, как вдруг услышал, что кто-то стучит в переднюю дверь.

Кит быстро прошел в гостиную и осторожно выглянул в окно. Прямо перед домом стояла машина полиции Спенсервиля.

В машине никого не было, так что вопрос теперь заключался в том, сколько полицейских стоит сейчас за дверью. Шенли говорил, что они ездят поодиночке. Снова послышался стук в дверь, на этот раз более сильный и настойчивый.

Разумеется, Кит был не обязан открывать, но если это один из тех полицейских, что были вместе с Бакстером в мотеле, то Кит был не прочь пообщаться с ним и, возможно, позаимствовать у него машину и пневморужье, которое обязательно должно быть в машине.

Кит снова выглянул в окно, посмотрел по сторонам и увидел Кевина Уорда: тот стоял перед дверью, уперев руки в бока и засунув большие пальцы за пояс, и явно не ждал никаких неожиданностей.

Кит подошел к входной двери и резко распахнул ее.

– Привет!

– Прежде чем Уорд успел среагировать, Кит изо всех сил ударил его в пах, Уорд согнулся пополам и Кит моментально втащил его внутрь, пинком ноги захлопнул дверь, а сам тем временем что есть силы врезал Уорду ребром ладони по шее. Уорд, почти без сознания, рухнул на пол.

Кит снял у него с пояса наручники и приковал его правую руку к трубе парового отопления. Потом расстегнул и снял с Уорда пояс с прикрепленной к нему кобурой.

Уорд тем временем пришел в себя, и Кит спросил:

– Что, меня ищешь?

Уорд лежал на боку и потому до него не сразу дошло, что он накрепко прикован к трубе. Он яростно посмотрел на Кита и прошипел:

– Ах ты, сраный…

Кит достал из кобуры служебный пистолет Уорда, взвел курок и нацелил револьвер Уорду в голову.

– Где твой босс?

– Да пошел ты…

Кит выстрелил в дощатый пол прямо под носом у Уорда, и того в полном смысле слова подбросило на несколько дюймов.

– Во Флориде! Он во Флориде! – заорал Уорд.

– Где именно во Флориде?

– Я не…

Кит снова выстрелил в пол рядом с головой Уорда, того опять подкинуло, и он завопил:

– Перестань! Он поехал… по-моему, в Дайтону. Да, точно, в Дайтону.

– Куда именно в Дайтону?

– Я… он не сказал.

– Ну ладно. Она с ним?

– Да.

– Получил удовольствие в мотеле?

– Нет.

– А мне казалось, получил.

– Я был перепуган.

– Ну, не настолько, как сейчас.

– Это верно. Послушай, Лондри, я всего лишь выполнял приказ.

– Всякий раз, когда я слышу эти слова, мне хочется убить того, кто их произносит.

– Дай мне шанс. Твоя взяла. Что знаю, я сказал. По мне, так поезжай в Дайтону и убей этого сукина сына. Я его ненавижу.

– Он тебя, как я понимаю, тоже не слишком любит. Ты ведь видел голой его жену. Теперь тебе остается только надеяться, что я его действительно убью, иначе у тебя будут большие трудности по службе.

– Это точно…

Кит засунул револьвер назад в кобуру и поднялся по лестнице, оставив Уорда внизу размышлять над сказанным. Если Уорд знает, что Бакстер находится на Грей-лейк, он позвонит ему туда и доложит, что, как примерный подчиненный, он послал Лондри во Флориду, – вот тогда Киту немного повезет. Конечно, особого значения это все равно не имеет, но, если представляется хоть малейшая возможность поиграть в кошки-мышки и обмануть противника, ее нельзя упускать.

Кит отыскал спальню хозяев дома; вид у комнаты был самый что ни на есть неряшливый: кровать стояла неприбранная, повсюду валялась разбросанная одежда, и, казалось, в комнате не было ни одной вещи, которая бы находилась на своем месте. Кит опустился на колени и пошарил под кроватью, надеясь, что Гейл поняла его слова буквально и положила винтовку именно сюда, – однако футляра с оружием здесь не было. Кит осмотрелся. Вообще-то винтовка могла запросто лежать где-нибудь прямо на полу, но из-за набросанных повсюду вещей Кит ее все равно бы не увидел. Он обошел кровать и заглянул под нее с другой стороны, но и тут, посреди всевозможного хлама, не было ничего напоминающего чехол с винтовкой.

– Ты не это ищешь? – произнес чей-то голос.

Кит приподнял голову и увидел дуло автоматической винтовки М-16, лежащей на самом краю матраса. Кит поднялся с колен и проговорил:

– Привет, Чарли.

Чарли Эйдер бросил винтовку на кровать и сказал:

– А ты на черта похож.

– Спасибо. Ты тоже.

– Если я правильно все расслышал, то там внизу ты напал на представителя закона и подверг его оскорблениям?

– Когда я пришел, то застал его уже в том состоянии, в каком он сейчас.

– Неплохо сделано: заставить его выложить историю насчет Флориды, когда ты знаешь, что на самом деле они поехали вовсе не туда. Ты отличный оперативник. Я всегда был уверен, что, корпя за письменным столом, ты просто зарываешь свой талант в землю.

– А я что говорил. – Кит понятия не имел, откуда Чарли Эйдеру известно, что Бакстер и Энни поехали не во Флориду. Если уж на то пошло, он вообще не понимал, каким образом Чарли оказался в доме Портеров.

– Ну и друзья у тебя, – сказал Эйдер, обведя спальню взглядом. – Не комната, а свинарник.

– Они хорошие люди.

– Они левые радикалы.

– Не надо проверять моих друзей, Чарли. Я этого не люблю.

– Таких друзей я обязан проверять.

– Ничего подобного.

– Между прочим, они действительно хорошие люди.

– А как ты на них вышел? Или что, я должен сам догадаться, а не спрашивать?

– Вот именно, сам должен был бы сказать мне, как.

Кит немного подумал, потом ответил:

– Записи телефонных разговоров.

– В точку. Но ты мало кому звонил за то время, что пробыл здесь. Так что выйти на них было не трудно. Не думай, что понадобились какие-то сверхъестественные усилия.

– Я и не думаю, – ответил Кит. – А где сейчас Портеры?

– Поехали по поручениям. Слушай, я никогда в жизни не видел, чтобы из такого размалеванного и расфуфыренного автобуса выходил человек в костюме от Армани. Кто это тебя привез?

– Чак. Я нанял его в аэропорту Толидо.

– Ага. Он за тобой вернется?

– Нет.

– Так у тебя что, никакого транспорта нет?

– У меня есть полицейская машина. А ты на чем приехал?

– Мне достаточно только щелкнуть каблуками, и я буду там, где захочу.

– Чарли… у меня и без того голова болит. Что тебе от меня нужно?

– Неверно ставишь вопрос, Кит. Не спрашивайте меня, что вы можете сделать для своей страны; спросите, что страна может сделать для вас[12].

– Там говорилось иначе.

– К сожалению, Кит, в Вашингтоне, этом современном пупе земли, принято спрашивать именно так. И вот твоя страна здесь, чтобы помочь тебе.

– Просто так, ни за что ни про что?

– Этого я не говорил.

– У меня нет времени обсуждать эту тему.

– Сейчас ты потратишь на меня всего несколько минут, зато потом сэкономишь времени во много раз больше. Слушай, мы не можем перебраться куда-нибудь из этого хлева? По-моему, где-то внизу я видел чистый уголок.

Кит взял с постели винтовку и с ней и с портупеей Уорда в руках вышел за Чарли на лестничную площадку; тут Чарли прихватил чехол с прицелом и боеприпасами. Как это похоже на Эйдера, подумал Кит: материализоваться из ниоткуда, возникнуть вдруг в картинной позе, с винтовкой в руках – винтовкой, которая вполне могла бы оставаться в своем чехле. Чарли Эйдер обожал позерство, весь этот театр драмы и комедии, который когда-нибудь наверняка обернется трагедией.

Они спустились в холл первого этажа – Чарли подошел к лежавшему на полу Кевину Уорду и, протянув ему руку, сказал:

– Здравствуйте, я Барри Браун из компании «Амвэй».

Кит чуть не расхохотался, глядя, как Уорд совершенно серьезно протянул Чарли левую руку и поздоровался с ним.

– У меня есть замечательное средство, от которого ваша форма станет как новая, – заявил Чарли. – Я сейчас вернусь. Подождите меня здесь.

Кит с Чарли зашли на кухню. Чарли взял пару стаканов, вымыл их в раковине и сказал Киту:

– Там в холодильнике есть свежий томатный сок.

Кит достал из холодильника кувшин и наполнил стаканы. Чарли чокнулся с ним и проговорил:

– Рад видеть тебя живым.

– А я рад, что жив, но не рад тебя видеть.

– Ну, разумеется.

Они выпили, Чарли облизал губы.

– Неплохо. Водки бы только добавить. Но тебе, наверное, лучше сейчас не пить. Вид у тебя действительно ужасный. Я так понимаю, что Бакстер одержал над тобой верх.

Кит ничего не ответил.

– Пойдем посидим за домом, там можно разговаривать.

Они вышли на улицу, Чарли уселся в стоявшее на лужайке кресло и осмотрелся вокруг.

– Чудесное место!

Кит остался стоять.

– Чарли, меня время поджимает, – сказал он.

– Верно. Ну ладно, не буду говорить загадками. Вот что мне известно: ты вернулся из Вашингтона в субботу, опоздал на встречу с миссис Бакстер, но, если мои догадки и расчеты правильны, то в воскресенье ближе к вечеру вы с ней все же уехали. Примерно в девять вечера в воскресенье полиция всего этого гребаного штата Огайо уже разыскивала тебя по подозрению в похищении, но, по непонятным причинам, ФБР не поставили в известность о том, что произошло похищение человека и что преступник, вероятнее всего, попытается покинуть пределы штата. Дальше от полиции Огайо последовало сообщение, из которого следовало, что тебя обнаружили, голого и избитого, в одном из этих заведений неподалеку от аэропорта Толидо, но миссис Бакстер там не было. Тебя с легким сотрясением мозга поместили в госпиталь округа Лукас, ну и так далее. Мистер и миссис Бакстер воссоединились и отправились во второе свадебное путешествие во Флориду. Поэтому в понедельник утром я прилетаю в Толидо и отправляюсь на тебя взглянуть, но ты еще лежишь как труп. Я сажаю при тебе человека из местного отделения ФБР, на случай, если Бакстер вернется, чтобы отрезать тебе яйца – которые, как меня заверили, пока остались у тебя в неприкосновенности, – а сам отправляюсь в Спенсервиль и начинаю вынюхивать дальше самым примитивным образом. К вечеру я уже успел отведать вместе с Портерами бобов, приготовленных на кислом молоке, и мы стали добрыми друзьями, несмотря на все наши политические разногласия. Разумеется, я заезжал и к тебе, – добавил он, посмотрев на Кита. – Прими соболезнования.

– Ничего страшного.

– Не думаю. Значит, насколько я понимаю, ты хочешь найти его, убить и вернуть ее.

Кит промолчал.

– Ну так вот, – продолжал Чарли, – я остановился тут в каком-то семейном мотеле, и сегодня утром звонит мне этот парень из ФБР, которого я оставил в госпитале, и с большим расстройством сообщает, что ты обвел его вокруг пальца. Должен сказать, я был потрясен. Не парнем из ФБР, конечно. Утром в понедельник, когда я тебя видел, ты производил впечатление человека, не очень способного на приключения. Тогда я прихватываю федерального служебного исполнителя и отправляюсь с ним к ее сестре, черт знает куда, а потом, при содействии федерального судьи в Толидо, устанавливаю форменный полицейский надзор, ставлю на прослушивание все телефоны и приезжаю сюда, к Портерам, в расчете, что ты можешь тут объявиться. А заодно, кстати сказать, получаю от федерального суда «хабеас корпус»[13] на случай, если местная полиция тебя изловит. Вот он, видишь? Только имя надо вписать. Потрясающе, правда? Все в моих силах, абсолютно все, чего я только захочу. Но в этом деле, дружище, я на стороне Добра, так что, думаю, некоторое превышение моих федеральных полномочий вполне простительно. Мы не забываем своих, Кит, – добавил он. – Никогда.

– Я знаю.

– И я здесь, чтобы помочь тебе.

– Я понимаю, Чарли. Но не думаю, что мне нужна твоя помощь.

– Разумеется, нужна. Тебе ведь понадобятся машина, одежда, хорошее охотничье снаряжение.

– Зачем мне все это?

– Для поездки в Мичиган. Ты ведь сам так сказал Терри по телефону.

– Ну, ты и штучка. – Кит покачал головой. – Знаешь что: я не собираюсь закладывать душу за пару охотничьих сапог. Сам справлюсь с этим делом.

– Позволь мне обрисовать положение, в котором ты находишься. Там, в прихожей, у тебя избитый полицейский, машины у тебя нет, дома нет, друзей почти нет, денег кот наплакал или нет вообще, вся полиция округа тебя ищет, одет ты в шелковый костюм и тесные ботинки, походка у тебя, дружище, не очень твердая, и единственное приличное оружие, какое у тебя имеется – если не считать хлопушки того копа, – это винтовка М-16, которая, строго говоря, принадлежит не тебе, а Дядюшке Сэму, и я имею полное право прихватить ее с собой.

– На твоем месте я бы не пытался этого сделать. Чарли достал из кармана пачку сигарет.

– Портеры сказали, что здесь можно курить. Сами-то они курят травку. – Он закурил и заговорил снова: – А правда, чудесно ощущать себя частичкой большой, влиятельной и всемогущей организации?

– Еще бы. А что, тебе для уверенности в себе и для самоуважения это очень необходимо?

– В общем-то да. И тебе тоже.

– Ничего подобного. А я-то считал, что ты на моей стороне. Драконы на щите или крысы в подвале, – помнишь?

– Это было в пятницу. А сегодня вторник, и твое положение изменилось к худшему.

– И опять ты не прав. Я веду свободный поиск, Чарли. Я снова вольный рыцарь и собираюсь спасти из лап чудовища попавшую в беду девицу. А на такие поединки рыцари всегда отправляются в одиночку. Чтобы надурачить короля и всю королевскую рать. Включая и тебя.

Чарли помолчал немного, потом сказал:

– Ну ладно. Я тебя понял. Не считай себя ничем обязанным, но я не могу позволить сэру Киту отправляться в это предприятие без самого необходимого. Я тебе только предоставлю нужное снаряжение, а там уже сам отправляйся в Мичиган и доставай этого типа как знаешь, а потом добирайся до… ну, скажем, Детройта. Гостиница «Мариотт», та, что в центре. Я закажу там номер. Если завтра к этому времени ты там не появишься, я буду считать, что у тебя ничего не вышло. А если появишься, то мы все втроем – ты, миссис Бакстер и я – отпразднуем удачу. И без всяких обязательств с твоей стороны.

Кит ничего не ответил.

– В Вашингтоне я сказал, что тебе нужно уладить кое-какие личные дела, – продолжал Чарли. – Единственное, чего от тебя там хотят, это чтобы до пятницы ты ответил, да или нет. Если останешься завтра жив, то у тебя будет еще время подумать. А если он тебя убьет, я им скажу, что ты фатально неуступчив. В любом случае, как только мы с тобой расстанемся, ты можешь действовать так, как сочтешь нужным. Как в доброе старое время, когда я целовал тебя на прощание в аэропорту или перед переходом какой-нибудь долбаной границы. Но прежде чем ты уйдешь, я должен быть уверен, что сделал для тебя все, что мог. Как в доброе старое время, Кит. И уж не лишай меня этого удовольствия.

– Зачем тебе это?

– Ты мне нравишься, а Бакстер – нет. И то, что он сделал, мне тоже не нравится. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Счастливые люди принимают верные решения.

Кит снова промолчал.

– Если уж на то пошло, подумай о Портерах. У них в доме найдут прикованного к трубе полицейского. А я это все улажу ради тебя и ради них.

– Я сам это улажу. А где Портеры, Чарли? – спросил Кит.

– Поехали по поручениям.

– Куда поехали?

– В Антиохию. Я их отослал. Слушай, они мне рассказывали о тех правилах сексуального поведения, что были у них там, в Антиохии. Я ухохотался до смерти. Хотя это и не смешно. Вообще-то они мне понравились, – добавил он. – Обещали, что в следующий раз будут голосовать за республиканцев. Хочешь еще соку? Я схожу принесу.

– Нет. Тебе пора ехать.

– Ну, ладно. – Чарли поставил стакан с соком на землю и встал. Он достал из кармана конверт и, протягивая его Киту, сказал:

– Держи, здесь тысяча долларов.

– Деньги Дяди Сэма мне не нужны.

– Это мои деньги. Личные.

– Неправда.

– Ну, хорошо, считай их авансом к твоей пенсии.

– Оставь их себе.

Чарли пожал плечами и сунул конверт назад в карман.

– Рыцарство, благородство и привычка полагаться только на себя уже давно в прошлом, Кит, – сказал он.

– Прости, если это прозвучит напыщенно, но, пока я жив, они не уйдут в прошлое.

– Ну, значит, доживут еще до завтра. Ладно, я пытался тебе помочь. Удачи, дружище.

Они пожали друг другу руки, и Чарли ушел. Он пересек двор, прошел огородом и скрылся в зарослях кукурузы, словно какой-то бесплотный дух или полевой леший. Кит знал, что именно на такой эффект Чарли и рассчитывал. Вообще-то ему нравились люди с изюминкой, со своим стилем, но иногда Чарли немного перебарщивал.

Кит стоял, продолжая глядеть на стену кукурузы, в которой скрылся Чарли Эйдер, и спустя некоторое время он, как и следовало ожидать, увидел, что высокие стебли вначале заколебались, потом стали пригибаться, и из зарослей выехал серый «форд-таурус».

Чарли переехал через клумбу, пересек лужайку и, поравнявшись с Китом, остановился.

– В случае чего, я в мотеле «Мейпл».

– Хороший выбор.

– Да какой там выбор… Слушай, она, наверное, потрясающая женщина.

– Да.

– Лучше той, что была в Джорджтауне? Не помню, как ее звали.

– Я тоже не помню, как ее звали.

– Ну, если она настолько хороша, ты должен постараться изо всех сил, а не так, как ты это делал до сих пор.

– Я это должен сделать без помощи с твоей стороны или со стороны Дяди Сэма. Я вполне способен научиться решать свои проблемы сам.

– Как знаешь. Ты же сам и создал эту чертову проблему, – добавил Чарли.

Кит ничего не ответил.

– У меня просто нет слов, Кит, – проговорил Чарли. – Человек, который десяток раз переходил туда и обратно через границу Восточной Германии, не может выбраться из штата Огайо! Господи!

– Не трави душу. Я сейчас не в том настроении.

– Не пытайся ты никому ничего доказывать. Ты обосрался, и теперь тебе нужна помощь. Подумаешь, большое дело! Все твои трудности от того, Кит, что у тебя слишком раздутое самомнение. Ты никогда не мог играть в команде. Я вообще удивлен, что тебя уже давным-давно не выгнали или не убили. Ну что ж, тебе удавалось все эти годы десятки раз обманывать смерть, болтаясь по всему миру, – смотри, не поскользнись здесь.

– Спасибо за заботу.

– А пошел ты, Кит! – Чарли газанул и, проехав прямо через двор, вырулил на дорогу.

Кит стоял и смотрел ему вслед. У него было сильное подозрение, что ему суждено снова встретиться с Чарли Эйдером, и, возможно, еще не раз.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Кит гнал бело-голубой полицейский автомобиль на запад по прямой и ровной сельской гравийной дороге, на которой с трудом смогли бы разъехаться две машины. Стены высокой кукурузы начинались почти у самой кромки дороги, создавая впечатление, будто едешь по дну глубокого окопа.

На Ките были рубашка и фуражка Уорда, но пока что на всем пути от дома Портеров ему не повстречалась ни одна полицейская машина. Он помнил, что в патрулировании участвуют также и помощники шерифов на собственных машинах, но ни одного человека в форме за рулем личной машины он тоже не видел, как не заметил и конных патрулей. Округ Спенсер был не из маленьких: насколько Кит помнил, примерно шестьсот квадратных миль – расстояние же от дома Портеров до фермы Каули составляло всего около десяти миль. Если повезет, он доедет туда без приключений, хотя Кит не очень ясно представлял себе, зачем он едет именно на ферму Каули.

Кит заставил Уорда связаться с полицейским участком по рации и доложить об обстановке, и сержант Блэйк отчитал Уорда за то, что тот слишком надолго отлучился от машины. Уорд, с приставленным к его голове его же собственным револьвером, с руками, скованными за спиной наручниками, с еще не прошедшей болью в паху, и при этом выслушивающий выговор от своего сержанта, чувствовал себя крайне скверно. Хотя сейчас, подумал Кит, когда он заперт в багажнике, ему, наверное, еще хуже. Впрочем, Уорд оказался там исключительно по своей вине, а тряска в багажнике была наименьшей из грозивших ему неприятностей, и вообще его самочувствие волновало сейчас Кита меньше всего.

Сельская дорога уперлась в шоссе номер 8 – Кит выехал на него.

Он уже подъезжал к ферме Каули, когда увидел, что из-за деревьев на дорогу прямо перед ним выезжают пять всадников с ружьями и собаками. Кит притормозил, давая патрулю возможность пересечь дорогу, и всадники замахали ему. Кит тоже помахал им в ответ. Один из всадников развернул лошадь и направил ее навстречу машине. Кит не был уверен, знают ли они всех местных полицейских в лицо, а вот в чем он не сомневался, так это в том, что синие итальянские брюки вряд ли сойдут за полицейскую форму, – кроме того, запертый в багажнике Уорд время от времени начинал стучать и что-то выкрикивать.

Когда всадник приблизился, Кит снова помахал ему, газанул и проехал мимо, сделав вид, будто не понял, что с ним хотят поговорить. В зеркало Кит видел, что всадник остановился и смотрит ему вслед.

Кит промчался мимо фермы Каули, обратив внимание, что голубой пикап Марлона стоит перед домом. Он проехал еще с милю или около того, потом развернулся и покатил назад.

Конный патруль виднелся теперь уже далеко, и Кит свернул прямо к дому, сделал резкий вираж, едва не зацепив пикап, и направил машину прямо к старому коровнику. Он ударил в двустворчатые ворота, и они распахнулись вовнутрь. Кит резко нажал на тормоз, но все же не избежал столкновения с горой молочных бидонов, которые с адским грохотом обрушились на машину.

Уорд что-то орал ему из багажника.

Кит выключил зажигание, снял с себя рубашку и фуражку Уорда, потом нацепил его пояс с кобурой. Он прихватил свою М-16 и пневморужье, что было в полицейской машине, вылез, подошел к багажнику и постучал по крышке.

– Ты там в порядке?

– Да. Выпусти меня отсюда.

– Попозже. – Кит вышел из коровника и увидел идущего ему навстречу Билли Марлона.

Марлон посмотрел на загнанную в хлев полицейскую машину, потом перевел взгляд на Кита.

– О Господи! – воскликнул он.

– Ничего особенного. Ты один?

– Да…

– Пошли в дом. – Он отдал Марлону пневморужье.

Билли Марлон пребывал в состоянии одновременно и замешательства, и возбуждения, но все же двинулся вслед за Китом в дом.

– Слушай, а тебя ищут, – сказал он.

– Кто сюда приезжал?

– Этот подлец Крюг. Спрашивал, не видел ли я тебя, а я ему ответил, что вообще не знаю, кто это такой.

– И он купился?

– Да вроде. Напомнил, что ты помог мне тогда от них выпутаться… кстати, спасибо тебе за деньги, которые ты мне оставил. Я думал, ты уехал.

– Я вернулся. Ты трезвый?

– Абсолютно. Денег нет, и я трезвый. – Билли внимательно оглядел Кита. – Черт побери, что с тобой произошло?

– Напился и свалился с лестницы.

– Не врешь? Да, слушай, еще кое-что: вчера тут был один парень, не помню как его зовут, говорил, что он твой друг. Якобы Портеры ему сказали, что ты можешь быть у меня…

– Чарли?

– Вроде… знаешь, весь из себя такой разодетый… светловолосый, корчит из себя умника.

– Точно, Чарли.

– Да. Искал тебя. Я ему показал записку, которую ты мне оставил, и сказал, что ты уехал, но он возразил, что ты можешь быть где-нибудь здесь. Черт возьми, что происходит? И зачем тебе вся эта амуниция?

– У меня мало времени, Билли. И мне нужна твоя помощь.

– Можешь на меня положиться: всем, чем могу, помогу.

– Отлично. Мне нужен твой пикап и пара сапог. А камуфляжная форма у тебя осталась?

– Разумеется.

– Бинокль, компас?

– Считай их своими. Ты что, на охоту собрался?

– Ага. И надо торопиться.

– Пошли наверх.

Они поднялись на второй этаж опрятного фермерского дома и вошли в небольшую комнату.

Билли достал из шкафа свое охотничье снаряжение, а Кит стянул с себя синие брюки от костюма и ботинки и сказал Марлону:

– Сожги это.

– Сжечь?!

Да, сожги все, что я здесь оставлю.

Кит натянул пятнистые маскировочные штаны; они были ему не очень впору и, мягко говоря, не совсем чистыми, но для человека, не мывшегося еще с воскресного утра, годились и такие. Зато сапоги оказались в самый раз, и пятнистая рубашка тоже. Билли дал ему и оранжевую безрукавку, какие надевают, чтобы другие охотники видели своего товарища издалека. Кит взял, хотя и не собирался ею воспользоваться.

Билли наблюдал за тем, как Кит одевается, потом сказал:

– Я поеду с тобой.

– Спасибо, но я хочу поохотиться один.

– А ты на кого собрался?

– На лису. – Кит завязал шнуровку сапог и встал. Он вдруг вспомнил о тех трех псах, что были у Бакстера. Когда Кит заезжал на Вильямс-стрит, то видел конуру, но самих собак там не было, как не было и признаков их присутствия в доме. Кит пришел к выводу, что если даже на Вильямс-стрит псов держали на улице, то ночью возле дома на озере они тем более будут на свободе – У тебя нет охотничьего лука или арбалета? – спросил он Билли.

– Нет. Я предпочитаю ружье. А ты?

– Тоже. – Несмотря на всю полученную им довольно экзотическую подготовку, Кита никогда не учили пользоваться луком и стрелами, духовыми трубками, пращой, копьем или бумерангом. Нож и удавка были единственными способами тихого убийства, какие он знал, но для собак это не годилось. Глушителя для винтовки у него не было, арбалета у Билли тоже не оказалось. Ну ничего, об этом будет время подумать позже.

– Лису трудно взять луком. Хотя я видел, как в нее попадали из арбалета, – заметил Билли.

– Это верно. Ну, спасибо. Пикап верну тебе завтра или послезавтра.

– Послушай, Кит, в принципе я, конечно, последний пропойца, но сегодня я трезвый.

Кит посмотрел на Билли Марлона, и их взгляды встретились.

– Чем меньше ты знаешь, тем лучше, – сказал Кит и двинулся к выходу, но Марлон задержал его за руку.

– Я все-таки помню тот вечер в баре «У Джона» и тот случай в парке, когда ты отвез меня домой.

– Мне надо идти, Билли.

– Он и правда трахал мою жену… вторую мою жену. Я любил ее, и она меня любила, и все у нас шло хорошо, но этот подлец влез между нами. После того как это случилось, мы пытались жить по-прежнему, все как-то восстановить… понимаешь? Но я не смог этого пережить и начал пить, и с ней стал вести себя подло. Она ушла, но… сказала, что она меня все еще любит и не понимает, почему я не могу простить ее за эту ошибку… – Билли вдруг резко развернулся и изо всех сил саданул по дверце шкафа так, что фанерная панель треснула. – Черт бы все это побрал!

– Да ладно, не расстраивайся ты так, – проговорил Кит и глубоко вздохнул. Поразительно, подумал он, сколько сломанных человеческих судеб оставил позади себя Клифф Бакстер, дав волю своей моральной распущенности и потакая своим сексуальным прихотям.

– Как ее звали? – спросил он Билли.

Стоя по-прежнему спиной к Киту, Билли ответил:

– Бет.

– И где она сейчас?

– Не знаю, – пожал плечами Билли. – В Колумбусе, наверное. – Он повернулся и посмотрел на Кита. – Я знаю, куда ты собрался. И еду с тобой. Я должен поехать.

– Нет. Помощь мне не нужна.

– Я это делаю не для тебя. А для себя самого. Пожалуйста.

– Это опасно.

– Я и так живой труп. В случае чего даже не замечу разницы.

Кит пристально посмотрел на Билли Марлона и кивнул.

Кит вернулся в коровник и топором, который дал ему Марлон, прорубил несколько щелей в крышке багажника полицейской машины, чтобы туда лучше проходил воздух.

– Благодари Бога, что это «фэарлейн», а не «эскорт», – сказал он через прорези Уорду.

– А шел бы ты, Лондри.

Кит вывел полицейскую машину из коровника и направился в сторону шоссе номер 8, откуда приехал. Он не хотел оставлять никаких признаков какой-либо связи между ним самим и Билли Марлоном с его пикапом.

Оказавшись на месте, Кит съехал на обочину, переехал прямо через кювет и вывел машину на тракторную дорогу, что разделяла два кукурузных поля. Заехав ярдов на пятьдесят в кукурузу, так, чтобы машину не было видно с дороги, Кит остановился и выключил зажигание.

– Позвоню из Дайтоны и скажу вашим, что ты здесь, – проговорил он, выйдя из машины. – Конечно, когда я туда доберусь. Полежи пока здесь, расслабься. Помечтай, чем бы ты занялся, если бы вышел сейчас в отставку.

– Эй, погоди! Где я?

– В багажнике.

Кит перепрыгнул через канаву и оказался на дороге, где его уже поджидал Билли Марлон в своем пикапе.

Билли вел пикап, голубой «форд-рейнджер», которому было уже десять лет, а Кит сидел рядом, надвинув низко на глаза грязную соломенную шляпу.

Позади, за сиденьем, было сложено охотничье снаряжение, плотные мексиканские пончо на случай, если в Мичигане будет холодно, автоматическая винтовка Кита с оптическим прицелом, пневморужье спенсервильской полиции, табельный револьвер Уорда и охотничье ружье Билли Марлона – старая армейская винтовка М-14 с четырехкратным оптическим прицелом. Кит прихватил и дипломат, в котором лежали его паспорт, важные для него документы, немного денег и всякая мелочь. Киту пришла вдруг в голову мысль, что, пожалуй, кроме содержимого дипломата, у него в целом свете нет больше совершенно ничего; примерно с таким же багажом отправлялся он из Спенсервиля в армию целую вечность назад.

– У Бакстера с собой три охотничьи собаки, – поведал Кит Билли.

– Черт!

– Подумай, что с ними делать.

– Подумаю, – ответил Билли. – А куда мы едем?

– В Мичиган. Северная часть штата.

– Да? Я как раз чаще всего охочусь именно там. Посмотри в бардачке, у меня там неплохие карты тех мест.

Кит достал карты и отыскал на них Грей-лейк, расположенное в северной оконечности полуострова. Был уже почти час дня – до Атланты они доберутся часам к семи и, если повезет, где-то за час должны суметь разыскать возле озера дом Бакстера.

Пока они ехали, им навстречу попались две машины спенсервильской полиции, еще один конный разъезд и машина окружного шерифа. Каждый раз Кит сползал по сиденью как можно ниже, но, похоже, никто из них даже не обратил внимания на старый грузовой пикап. Билли надвинул на брови охотничью кепку с большим козырьком: Кит посоветовал ему избегать встречаться взглядом с полицейскими, потому что уж он-то был им всем хорошо известен как частый гость камеры для пьяных.

– Они этот твой пикап знают? – спросил Кит.

– Не-а… у меня нет ни нарушений, ни штрафов за езду в нетрезвом виде. Когда я пью, то хожу пешком. И редко пользуюсь пикапом, чтобы добраться до города.

– Ну ладно… если нас остановят, делай все, что они скажут. Нам сейчас нельзя ссориться с полицией.

– Пошли они к чертям, – возразил Билли. – Я перед этим дерьмом больше расстилаться не стану.

– Будут стрелять. Я эту публику знаю.

– Плевать я на них хотел. Тебя они все равно пристрелят. Слушай, эти гады ездят на обычных «фэарлейнах». Если я сверну на своем грузовике в кукурузу, у нас на хвосте никто не удержится.

– Ладно. Действуй как знаешь. – Некоторое время Кит изучающе смотрел на Билли. Да, он явно стоил большего, чем показалось Киту в тот вечер, когда Марлон был пьян. А кроме того, сейчас он был переполнен чувством, что выполняет боевое задание. И пусть после школы и Вьетнама пути Билли Марлона и Кита Лондри сильно разошлись, но теперь они снова пересеклись: они встретились на одной дороге и с одинаковыми замыслами в голове.

– Ничего, лейтенант, в северный Мичиган я нас доставлю, – произнес Билли. – Э-э… послушай, ты подписал ту записку: «полковник». Ты что, правда сейчас полковник?

– Иногда.

– Да? – рассмеялся Билли. – А я сержант. Успел дослужиться до трех лычек, прежде чем меня демобилизовали. Неплохо, а?

– Значит, был хорошим солдатом.

– Это верно… был.

Какое-то время они ехали молча, потом Кит сказал Марлону:

– Они могли поставить шлагбаумы на выездах из округа.

– Да, я знаю. Но отсюда можно выехать по пятидесяти или шестидесяти сельским дорогам. На каждой КПП не поставишь.

– Верно. Давай решим, на какую свернем.

– Я одну такую знаю. Дорога номер 18 – по большей части жидкая грязь, дренаж очень скверный. Много машин застревает. А эти ничтожества из «Бакстер моторз» любят, чтобы машины, которые у них арендуют, всегда бы блестели и сияли частотой. – Билли рассмеялся. – Засранцы.

Марлон свернул к западу, на асфальтированную сельскую дорогу, а спустя несколько минут езды повернул с нее вправо и двинулся в направлении к северу по довольно разбитой гравийной дороге. Это и была сельская дорога номер 18.

Еще через десять минут кукурузное поле кончилось, и они оказались в низине, поросшей болотной травой, – последнем, что еще оставалось от существовавшего тут когда-то давно Черного болота. Дорога стала скверной, из-под колес пикапа с чавканьем разлеталась похожая на ил черная жидкая грязь.

Прошло минут пять, и Билли проговорил:

– Все, из округа Спенсер мы выехали.

Никакого знака, который бы подтверждал это, Кит не заметил, однако он решил, что Билли наверняка хорошо знает эти места. Кит достал из бардачка карту штата Огайо, посмотрел на нее и сказал:

– Давай до Мауми поедем сельскими дорогами, а потом, может быть, выедем на шоссе номер 127, что ведет в Мичиган.

– Да, так будет лучше всего.

Они продолжали продвигаться все дальше вперед, через фермерские районы, мимо сверкающих богатством осенних красок бесконечных полей кукурузы и кормовых трав, мимо полян и пастбищ, сворачивая попеременно то на запад, то на север на очередном пересечении сельских дорог. Сейчас, когда он покидал свой родной штат, чтобы, возможно, уже никогда в жизни больше сюда не вернуться, Кит старался разглядеть и запомнить все: дорожные знаки, имена владельцев на амбарах и почтовых ящиках, стада на пастбищах и созревший урожай на полях, дома и машины, те ощущения и чувства, что рождались у него при виде этой земли, – земли, которая действительно была чем-то гораздо более всеобъемлющим и значительным, нежели то, что составляло ее внешние признаки… И в конце всех наших скитаний мы вернемся туда, откуда двинулись в путь, и впервые увидим то место по-настоящему.

Они проехали еще примерно полчаса, обмениваясь за это время только короткими репликами по поводу полиции и того, куда сворачивать.

Кит изучил карту и обнаружил, что мосты через реку Мауми располагались главным образом в стоящих на реке относительно крупных городах, заезда в которые он хотел избежать. Наконец он обнаружил на карте мост возле маленькой деревушки под названием Бенд и спросил Билли, знает ли он это место.

– Да, – ответил Билли, – мост еще цел. Там какие-то ограничения по весу на проезд через него, но, думаю, если я газану как следует, мы успеем проскочить раньше, чем он рухнет.

Кит не был уверен в том, хорошо ли Билли разбирается в физике, но взглянуть на мост все равно стоило.

Они подъехали к небольшому деревянному мосту, и, прежде чем Кит успел отыскать взглядом знак, который указывал бы предельно допустимый вес машины, или оценить внешне общее состояние моста, Билли уже мчался по узкому настилу, и мгновения спустя они оказались на другом берегу реки.

– Мне показалось, мост закрыт для любых машин, – проговорил Кит.

– Да? А по-моему, нормальный мост.

Кит только пожал плечами.

Они проехали через Бенд, что заняло еще меньше времени, чем пересечение реки, и, миновав следующую деревушку, выскочили на федеральную автостраду номер 127. Кит заметил, что произошло это ровно в два часа дня, до границы штата Мичиган оставалось еще около тридцати пяти миль, а оттуда – больше двухсот пятидесяти миль до Грей-лейк.

Автострада пролегала через Брайан – они, однако, объехали город кружным путем и снова выехали на шоссе уже несколькими милями севернее него. На территории Огайо это был последний более или менее крупный город, а дальше, за Лансингом, расположенным в южной части Мичигана, значительных городов вдоль дороги 127 уже не будет вплоть до самой оконечности полуострова. Двадцать минут спустя они увидели щит, приветствовавший всех въезжающих в штат Мичиган, этот «край озер». Из всех местных озер, однако, Кита интересовало только одно.

Кит отметил для себя, что каких-то резких внешних различий между северной частью Огайо и южной – Мичигана ни в характере, ни в рельефе местности не было, но появились мелкие отличия в окружающем пейзаже, в качестве дорожного покрытия, в том, как выглядели указатели вдоль дороги, – отличия, на которые тот, кто не заметил бы щита на границе штата, мог бы и не обратить внимания. Важнее было другое, подумал Кит: если он и испытывал еще какой-то интерес к штату Огайо, то теперь последние его остатки улетучились возле того щита. Переезд из штата в штат не имел ничего общего с теми переходами границы между Востоком и Западом, которые Кит совершал в Европе и от которых у него всякий раз замирало сердце, но все же он почувствовал некоторое облегчение и позволил себе немного расслабиться.

Они проехали еще около получаса, и местность вокруг начала меняться: теперь вместо ровных бескрайних полей им все чаще попадались пологие зеленые холмы и небольшие долины. Все чаше встречались и довольно крупные островки леса, состоявшего по большей части из дуба, пекана, березы и клена; и краски осени тут были выражены сильнее, чем в Огайо. Кит не бывал в Мичигане с тех самых пор, когда они с Энни, еще будучи студентами, приезжали в Энн-Арбор или в Ипсиланти посмотреть футбольные матчи университетских команд двух штатов. Насколько он помнил, это были чудеснейшие поездки: не только потому, что они на пару дней отвлекались от занятий, но и от споров о войне, от политических бурь университетского городка. Эти уик-энды были своего рода временным убежищем от времени, от демонстраций и политических баталий; по негласно установившейся традиции, на таких матчах, проходивших обычно по субботам, все одевались, выглядели и вели себя как нормальные люди.

Кит незаметно позволил своим мыслям перейти на Энни, но потом понял, что ничего хорошего или полезного в этом нет. Конечным пунктом его поездки было Грей-лейк, целью – сведение счетов с Бакстером, причем не только за себя, но и за Энни, и думать сейчас о ней означало отвлекаться от размышлений о предстоявшем ему деле.

– А в какое именно место Северного Мичигана мы едем? – спросил Билли.

– Сам точно не знаю.

– Тогда как же мы его найдем?

– Как-нибудь. Помнишь эту старую армейскую поговорку? Я не знаю, где мы…

– Да, – улыбнувшись подхватил Билли. – Я не знаю, где мы и зачем мы здесь, но мы чертовски хорошо проводим время. – Он расхохотался.

Кит было решил, что на этом любопытство Билли оказалось удовлетворенным, однако несколько минут спустя тот задал новый вопрос:

– А Бакстер там один?

Кит поколебался, потом ответил:

– Не думаю, что у него в этой глуши найдутся помощники.

Билли повертел в уме полученный ответ, потом спросил:

– А где миссис Бакстер?

– Почему тебя это интересует?

– Н-ну… я ведь слышал то, что говорили по радио о ее похищении. – Билли скосил глаза на Кита и добавил: – Радио сообщило, что похитил ее ты.

– А сам ты что думаешь?

– Ну, ясно как день, что вы с ней вместе сбежали. Это весь город знает.

Кит ничего не ответил.

– Чего я, однако, не могу понять, – продолжал Билли, – так это что произошло потом.

– А тебе как кажется?

– Ну… я думаю, он вас каким-то образом настиг… это объясняет синяки и ссадины у тебя на лице. Но не объясняет, почему один из вас не оказался трупом.

– Мы пытались, – ответил Кит.

– Я думаю! – расхохотался Билли. – А теперь, как я понимаю, должен последовать второй раунд.

– Второй, третий, пятый. Кто считает?

– И, надо полагать, последний?

– Наверняка.

– Хочешь убить его?

Кит помолчал немного, потом ответил:

– Я бы предпочел этого не делать.

– Почему?

– Для него это было бы слишком легким наказанием.

Билли кивнул и ничего не ответил.

– Если я позволю тебе в этом участвовать, ты будешь выполнять мои приказания, – проговорил Кит. – Договорились?

Билли молча кивнул.

– Не слышу, солдат!

– Да, сэр.

Некоторое время они ехали молча, потом Билли спросил:

– Она с ним, да?

– Да.

– Ясно. Значит, наша задача – разделаться с ним, не причинив вреда ей?

– Верно.

– Нелегко это будет.

– Да, непросто.

– Там еще и три собаки?

– Я думаю, да.

– А чем он вооружен?

– Пожалуй, там может быть что угодно. Он же и охотник, и полицейский.

– Да, это верно, – согласился Билли. – А прицел ночного видения у него есть?

– Вполне вероятно. Мог прихватить из спенсервильской полиции.

– Так… и, насколько я понимаю, он залег в летнем доме или в каком-нибудь другом строении, но, конечно же, там, где он отлично знает местность?

– Совершенно верно. – Кит бросил на Марлона быстрый взгляд. Любой врач сказал бы, что с медицинской точки зрения мозг Билли Марлона пострадал от продолжительного воздействия алкоголя, хотя с точки зрения здравого смысла любой, кто знал Билли, сказал бы, что это его моральный дух пострадал от слишком продолжительных ударов судьбы. И тем не менее Кит нисколько не сомневался, что сегодня в душе Билли Марлона раскрылись какие-то ранее неведомые ему самому глубины, и день этот станет лучшим, самым ярким и светлым днем в его жизни.

– Расскажи мне о Бет, – попросил Кит.

– Не могу…

– Да брось ты.

Несколько минут Билли продолжал ехать молча, потом вытащил бумажник, выудил из него засаленную фотографию и протянул ее Киту.

Тот взял и принялся рассматривать. На цветном снимке была изображена женщина лет тридцати пяти, с короткими светлыми волосами, большими глазами и широкой улыбкой – в общем-то, довольно хорошенькая. Кит даже удивился, что она оказалась такой симпатичной, но совершенно не был удивлен тем, что Клифф Бакстер обратил на нее внимание. Конечно, в округе Спенсер было достаточно миловидных женщин, но Кит понимал, почему именно Бет суждено было стать одной из жертв Бакстера: причина этого сидела сейчас с ним рядом. Слабый мужчина, женившийся на наделенной чем-то от природы женщине, – независимо ни от его культуры, ни от образования и воспитания – обязательно проиграет ее, пусть хотя бы только на время, кому-нибудь вроде Клиффа Бакстера. Кит вернул фотографию Билли и сказал:

– Красивая, очень.

– Да…

– И давно вы с ней расстались?

– Два года.

– Она вышла замуж?

– По-моему, нет. В телефонной книге Колумбуса она все еще значится как Бет Марлон.

– Может быть, после того как мы разделаемся тут, тебе бы стоило к ней заглянуть.

– Да, возможно…

Какое-то время спустя настроение у Билли улучшилось, и он проговорил:

– Слушай, а не поговорить ли нам лучше о войне?

Кит не усмотрел в этой теме ничего привлекательного и спросил:

– Ты эту дорогу знаешь?

– Да, я иногда ею пользуюсь. В национальном парке Хартвик-пайнс хорошая охота. Бывал там когда-нибудь?

– Нет, я вообще так далеко на север никогда не забирался. Здесь есть где-нибудь заправочная станция, не помнишь?

– Дай подумаю… – Он молча уставился на дорогу. – Да, примерно через милю. Слушай, а нам еще далеко?

– Почти до самой оконечности полуострова. Думаю, еще часа два езды, – ответил Кит. – Но тебе не обязательно со мной ехать. Если хочешь, я тебя оставлю где-нибудь в мотеле, а потом вернусь за тобой.

– Да? А если не вернешься?

– Вернусь.

Билли вдруг широко улыбнулся.

– А ты не из слабонервных, парень. Знаешь, что я тебе скажу: мы поймаем этого говнюка, освежуем его, выпотрошим, положим на крышу пикапа, как охотничий трофей, и так и въедем в Спенсервиль. Что скажешь?

– Не искушай меня.

Билли издал восторженный вопль и шлепнул себя по ляжке.

– Точно! Точно! И станем ездить взад-вперед по главной улице, сигналить, и пусть все смотрят на голую жопу этого Бакстера, а мичиганские волки пусть сожрут его вонючие кишки! Да!

Кит оставил этот взрыв кровожадности без комментариев, но вовсе не потому, что сама идея вызвала у него отвращение, – как раз потому, что она ему такой не показалась.

Впереди по ходу движения завиднелась заправочная станция, они подъехали и остановились. Кит дал Билли денег, чтобы тот купил чего-нибудь перекусить, и он скрылся в здании бензозаправки. Кит пересел за руль.

Машину заправили, и Кит рассчитался; Билли тем временем отправился в туалет. Первым побуждением Кита было там его и оставить: не потому, что Билли Марлон был алкоголиком, – Кит понимал таких людей и отдавал должное его сегодняшнему порыву. Суть проблемы заключалась в том, что порыв Билли был продиктован его собственными мотивами, которые таким образом как бы подмешивались к мотивам самого Кита, а потому присутствие Марлона придавало делу совершенно другой оттенок.

Однако, Кит, поддавшись минутной слабости, сам признался ему, ради чего он сюда едет, и теперь Билли слишком много знал, поэтому бросать его здесь и предоставлять самому себе в данный момент было уже невозможно.

Билли вернулся и сел в машину рядом с водителем. Он посмотрел на Кита, и оба поняли, что Билли Марлон привык к тому, что его обманывали, унижали, пренебрегали бы им или где-нибудь бросали.

– Спасибо, – сказал Билли.

Кит снова вырулил на шоссе номер 127.

Теперь фермы встречались им все реже, холмы же становились все выше, а леса на их склонах – все гуще. Дубы и клены тут уже сбросили большую часть листьев, а березы и осины и вовсе стояли почти голые. Здесь было больше хвойных пород: гемлок, белые и красные сосны, причем некоторые из них, обратил внимание Кит, достигали поразительной высоты. Указатель при въезде в очередной округ, через который они сейчас проезжали, сообщал, что населения тут 6200 человек – примерно вдесятеро меньше, чем в округе Спенсер, который считался сельским. Воистину, подумал Кит, потоки пионеров-переселенцев обошли этот край стороной, и он так и остался глухим и почти незаселенным.

День начинал уже клониться к закату, и деревья отбрасывали длинные тени по склонам холмов. По сторонам дороги никого не было видно, лишь изредка то здесь, то там возникало вдруг маленькое стадо коров.

– С ней все в порядке, как ты думаешь? – спросил Билли.

Кит не ответил.

– Он не посмеет ее тронуть, а?

– Нет. Он ее любит.

Билли помолчал, потом заметил:

– Не представляю, чтобы он мог любить кого-нибудь, кроме самого себя.

– Ну, может быть, «любит» не самое удачное слово. Скорее, она ему просто нужна.

– Да. По-моему, я понимаю, что ты хочешь сказать. Думаю, что с ней ничего плохого не случилось, – добавил он.

В Гейлорде, округ Остего, Кит свернул к западу, на шоссе номер 32, и еще через двадцать минут, в четверть восьмого вечера, они были уже в Атланте, местной столице, насчитывавшей целых шестьсот душ населения.

– Остановимся заправиться, – сказал Кит Билли. – Не говори никому, что мы едем на Грей-лейк, и вообще не упоминай его.

Кит заехал на единственную тут заправочную станцию и залил бак под завязку, руководствуясь тем, что возвращаться отсюда придется поздно ночью, и еще неизвестно, куда надо будет ехать.

Работник станции попался разговорчивый, и Билли натрепал ему, что они едут на остров Преск-айл пострелять уток.

Кит отправился к телефону-автомату и набрал домашний номер Бакстеров в Спенсервиле. Как и предупреждала его Терри, звонок автоматически переключился, и он услышал:

– Полиция Спенсервиля, сержант Блэйк.

– Блэйк, – проговорил Кит, – это твой старый приятель, Лондри. Ваша машина и тот, кто в ней был, находятся на кукурузном поле с северной стороны от дороги номер 8, примерно в миле к западу от городской черты.

– Что?..

Кит повесил трубку. Он чувствовал себя обязанным сделать этот звонок, чтобы Уорда успели извлечь из багажника прежде, чем кто-нибудь из фермеров обнаружит там его труп. Кит полагал, что, поскольку он звонит из другого штата и к тому же звонок переключается с одного номера на другой, определитель номера звонящего, установленный в полиции Спенсервиля, не сможет засечь, откуда именно он звонит. Обычно, если это было сопряжено хотя бы с малейшим риском для него самого, он не делал подобных благородных жестов, но он не хотел смерти Уорда, и, кроме того, когда его найдут, Уорд подтвердит, что Лондри направляется в Дайтону, и спенсервильская полиция предупредит полицию штата, чтобы та разыскивала интересующее ее лицо в местных аэропортах или во Флориде. У них не будет никаких поводов задуматься о Грей-лейк, о Билли Марлоне или о его пикапе. Во всяком случае, Кит на это надеялся.

Кит хотел заодно проверить, подойдет ли кто-нибудь к телефону в доме Бакстеров. Основываясь на том, что рассказала ему Терри, не говоря уже о намеке Энни на Атланту – именно эту Атланту, – Кит был уверен, что Бакстер отправился на Грей-лейк. С другой стороны, Кита не переставала преследовать мысль, что тут для него заготовлена ловушка. Но если так, то тогда это была очень тонко выстроенная ловушка, а столь сложный план был совершенно не в духе Клиффа Бакстера. Кит понимал: его подозрения проистекают из того, что он слишком много лет провел в том королевстве кривых зеркал, где тысячи и тысячи очень неглупых людей придумывали друг для друга невероятно сложные и изощренные ловушки. Но здесь был совершенно другой случай. Бакстер укрылся именно там, где он только и мог это сделать, – в своем доме на Грей-лейк, и он был там один, если не считать Энни, и понятия не имел, что Кит Лондри уже в пути. Убедив себя подобным образом, Кит выкинул эти мысли из головы и занялся более насущными и неотложными делами.

Он зашел в конторку и спросил сотрудника автозаправки:

– Где бы я тут мог купить хороший арбалет?

– Есть здесь один парень, его зовут Нейл Джонсон, – ответил тот, – он торгует спортивным снаряжением. И новым, и подержанным. За наличные. Он уже закрылся, но, если хотите, я могу ему позвонить.

– Пожалуйста.

Заправщик позвонил и переговорил с Нейлом Джонсоном, который явно сидел за ужином: он поинтересовался, не могут ли джентльмены немного подождать.

– Вообще-то я тороплюсь, – сказал Кит. – Я у него много времени не отниму.

Заправщик передал эти слова мистеру Джонсону, и они условились о встрече. Киту объяснили, как добраться до магазина спортивных принадлежностей, и он снова сел в пикап.

– В чем там дело? – спросил Билли.

– Едем покупать арбалет, – ответил Кит и, выехав с заправки, повернул на восток.

Билли кивнул и спросил:

– А может быть, удастся прикончить Бакстера, не убивая собак?

– Посмотрим. – Разумеется, подумал Кит, всегда была возможность пригвоздить Бакстера с сотни ярдов или даже с еще большего расстояния при помощи М-16 с оптическим прицелом. Но у Кита не лежала душа к такому варианту: ему хотелось предварительно заглянуть этому типу в глаза.

Кит отыскал дом Джонсона, маленькое дощатое строение на самом краю Атланты – то есть в нескольких сотнях ярдов от центральной улицы, – и заехал на дорожку перед ним.

Залаяли собаки, а над крыльцом у входа зажглась лампочка. Кит и Билли вышли из пикапа, и их встретил высокий, жилистый человек, еще что-то дожевывавший, который представился им как Нейл. Кит назвал себя Бобом, а Билли – Джеком. Нейл бросил взгляд на старый потрепанный пикап, а потом внимательно оглядел Кита и Билли, вероятно, прикидывая, стоит ли тратить на них время или нет.

– Я вижу, вы из Огайо, – сказал он.

– Угу, – кивнул Кит. – Вот, захотелось попытать счастья в охоте с арбалетом.

– С арбалетом? Бросьте, это не спорт. Вам нужен лук.

– Из лука я не стрелок. А потом, я иду на лисицу.

– Вот как? Ну, у меня есть только один тип арбалетов, если вам подойдет – милости прошу. Заходите.

Он повел Кита и Билли к алюминиевому, похожему на склад строению, стоявшему в глубине от дороги и превращенному в магазин спортивных товаров. Они вошли внутрь, и Нейл включил лампы дневного света. Справа вдоль всей стены довольно длинного помещения тянулись стеллажи с ружьями и прилавок, заваленный всевозможными охотничьими принадлежностями и боеприпасами, – Кит прикинул количество находящегося здесь снаряжения, и у него получилось, что мистер Джонсон запросто мог бы вооружить целый батальон. Левая сторона помещения была в таком же изобилии заставлена рыболовными снастями, луками, завалена одеждой, палатками и всевозможными мелочами, необходимыми охотнику и рыболову. Теннисных ракеток или кроссовок для бега Кит нигде тут не увидел.

Теперь Кит уже не особенно торопился: то, что он намеревался проделать на Грей-лейк, удобнее было осуществить в ранние утренние часы. С другой стороны, он не хотел и затягивать свое пребывание здесь, но в городе с шестьюстами человек населения не принято выказывать нетерпение, и потому каждую покупку предстояло обсасывать так, словно это была крупнейшая сделка века.

После вежливой вступительной беседы Нейл Джонсон протянул Киту арбалет и проговорил:

– Этот подержанный, сделан из фибергласа компанией «Про лайн». Довольно неплохой.

Кит осмотрел оружие. Оно представляло собой небольшой лук, установленный горизонтально на прикладе ружейного типа, тоже сделанном из фибергласа. При нажатии курка спусковой механизм высвобождал натянутую струну, которая и отправляла в полет стрелу, выскальзывавшую из аппарата по канавке, проделанной в верхней части приклада.

– Вроде бы просто.

– Да. Слишком просто. Никакого спортивного интереса. Из этой штуки может стрелять любой: несколько дней тренировки, и все. А лучнику, чтобы стать хорошим стрелком, надо практиковаться долгие годы.

У Кита возникло ощущение, что мистер Джонсон относится с презрением и к арбалету как оружию, и к тем, кто им пользуется.

И действительно, Нейл Джонсон предупредил его:

– Один человек мне как-то рассказывал, что во времена рыцарей Папа Римский запретил арбалет как нечестное и недостойное христианина оружие.

– Не может быть! А на крыс с ним тоже нельзя охотиться?

– На крыс, может быть, и можно. И, не стану отрицать, оно исключительно точное. Сила натяжения около шестидесяти фунтов. Взводится так: упираете приклад себе в грудь и натягиваете струну двумя руками. Давайте я вам покажу. – Нейл взял у Кита арбалет, оттянул струну и зацепил ее за крючок спускового механизма. Потом вложил в канавку стрелу и направил арбалет на висевшую на противоположной стене магазина, футах в тридцати от них, пропыленную оленью голову. Он прицелился и нажал на спуск. Короткая стрела вылетела из арбалета, пробила оленью голову прямо между глаз, прошила ее насквозь и с глухим стуком ударилась в деревянную стену, на которой была приклеена голова. – Ну, каково?

– Отлично.

– Да. Из лука бы так не получилось. Стрела здесь летит со скоростью около двухсот футов в секунду, и если вы стреляете по бегущему зверю, то помните, что это не ружье, и упреждение надо брать больше. И вот еще что запомните: на расстояние в сорок ярдов падение траектории стрелы составляет четыре фута, так что на это тоже надо делать поправку. – Он взял одну из стрел и продемонстрировал ее Киту: – Тоже фибергласовые, с пластмассовым стабилизатором и со специальным охотничьим расширенным наконечником. В коробке таких восемь штук. Вам сколько?

Кит посмотрел на стоявший на прилавке пластмассовый колчан и ответил:

– Пожалуй, полный.

– Хорошо. Это будет двадцать четыре штуки. Что-нибудь еще?

– Вы не могли бы поставить на него оптический прицел?

– Прицел?! Что, не хотите оставить крысам ни малейшего шанса, да?

– Нет, не хочу.

– Сейчас посмотрю, что у меня там есть. – Нейл нашел четырехкратный прицел для лука и поставил его на арбалет, вся операция заняла не больше десяти минут. Он вручил оружие Киту и спросил: – Хотите пристрелять?

– Разумеется.

– Сейчас я поставлю мишень. Отойдите назад к двери. Так будет примерно ярдов двадцать.

Кит взял арбалет, закинул за плечо колчан и отошел к двери, а Нейл Джонсон тем временем прикрепил к кипе соломы круглую мишень и отступил в сторону. Кит натянул арбалет, взял его наизготовку, вложил стрелу, прицелился через оптический прицел и нажал на спуск. Стрела попала чуть ниже яблочка, Кит перевел прицел на несколько делений и выстрелил еще раз. С третьего раза он положил стрелу точно в «десятку».

– Отлично, – сказал Кит. – А как точно он бьет на расстоянии, скажем, в сорок ярдов?

– Примерно вдвое точнее, чем большой лук, – ответил Нейл. – Иначе говоря, с такого расстояния все стрелы должны лечь в круг диаметром девять дюймов.

– А с расстояния в восемьдесят ярдов? – спросил Кит.

– Восемьдесят? Да вы и крысу-то не сможете разглядеть с такого расстояния… Ну, с таким прицелом это все равно что стрелять с двадцати ярдов, но если на сорока ярдах траектория стрелы падает на четыре фута, то на восьмидесяти она упадет футов на десять. Из этой штуки можно послать стрелу ярдов на семьсот, но на таком расстоянии уже ничего не убьешь, разве что в корову какую-нибудь случайно попадете.

– Н-да… ну, скажем, а если стрелять с упора, с этим прицелом, когда нет ветра, смогу я попасть с восьмидесяти ярдов в дикую собаку?

Нейл почесал подбородок.

– Ну… надо, чтобы она была прямо на прицеле, без отклонений в сторону, но все равно придется рассчитывать падение траектории. А зачем вам это надо?

– У нас там, в Огайо, дикие собаки постоянно нападают на моих овец. Если я стреляю в одну из ружья, то остальные сразу разбегаются. Я подумал, что, может быть, арбалет их не распугает.

– А почему бы вам просто их не потравить?

– Это не по-христиански.

Нейл рассмеялся и проговорил:

– Делайте, как знаете. – Он взял карандаш и набросал прямо на прилавке несколько цифр. – Так… значит, арбалет… двадцать четыре стрелы, включая и ту, которую я сам выпустил… вернуть вам ее?

– Не надо.

– Ладно… колчан, футляр, прицел… ну, скажем, шестьсот долларов, включая налог.

– Нормально. – Кит отсчитал деньги, вспомнив ту тысячу долларов, которую предлагал ему Эйдер, – он истратил сейчас почти всю наличность, какая у него была, – а заодно подумал и о том, где и когда теперь он снова увидит Эйдера.

Пока Билли складывал покупки в брезентовый чехол, Кит спросил:

– К вам сюда из Огайо многие приезжают?

Нейл пересчитал деньги и ответил:

– Летом очень много, и еще в период охотничьего сезона. А в остальное время затишье. Вы куда направляетесь?

– На остров Преск-айл.

– Да? Ночью через холмы трудно будет туда добираться. Разве что вы дорогу хорошо знаете.

– Ничего, мы не спеша. Я вижу, вы тут и кормом для собак торгуете.

– Угу. Основная выручка идет от торговли патронами, собачьим кормом, рыболовной наживкой и тому подобным. Ружья и все остальное обычно у всех свое. – Нейл сказал что-то еще, потом вспомнил, с чего начался этот разговор, и спросил: – А вам что, корм для собак нужен?

– Нет, но у меня есть приятель, он приезжает сюда с двумя или тремя псами, и они жрут как волки. По-моему, он где-то здесь и покупает для них корм, может быть, даже у вас.

– Да уж, если завел собаку, надо ее кормить. Между прочим, был тут несколько дней назад один приезжий из Огайо и накупил столько корма, что на несколько месяцев хватит.

– Вполне может быть, что это он. Мой приятель как раз сейчас здесь.

– Возможно.

Разговор вроде бы зашел в тупик, и Кит, чувствуя, что лучше бы этого не делать, все же вдруг заявил:

– Я подумывал, не купить ли мне где-нибудь тут себе местечко, но потом решил поговорить вначале с кем-нибудь из земляков, у кого уже есть здесь дом.

– А что, можно. Хотя бы и с тем парнем, который выгреб у меня почти весь собачий корм. Он живет у Грей-лейк. Можете к нему заглянуть, там стоит указатель с его фамилией на повороте к его дому. Его зовут Бакстер. Это не тот ваш приятель?

– Нет.

Кит увидел, что глаза у Билли широко раскрылись, но рта он все же не раскрыл.

– А что, может быть, на обратном пути и загляну, – проговорил Кит, – только мне бы не хотелось внезапно нагрянуть к нему, если он там уединился с какой-нибудь дамочкой.

– Нет, женщины у него в машине я не видел.

Кит промолчал.

– Но и собак я тоже не видел, – добавил Нейл, – наверное, он вначале завез их туда, а потом уже поехал ко мне. Но вы можете предварительно позвонить. Его номер в телефонной книге. Скажите, что это я вас к нему направил. Мы с ним время от времени делаем кое-какие дела вместе.

– Спасибо. На обратном пути, может быть, и позвоню. А пока я бы позвонил домой. Не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном?

– Нет, пожалуйста. Телефон там, на прилавке, прямо за кассовым аппаратом.

Кит подошел к кассе, увидел телефон и набрал номер. Билли пока продолжал занимать Нейла разговором об охоте и оружии.

– Алло? – ответила Терри.

– Терри, это я.

– Кит! Где вы?

– Здесь. Терри, ваш телефон прослушивается.

– Мой телефон?

– Да, но не полицией Спенсервиля. Федеральными властями.

– Что? Но почему?..

– Неважно. Позвоните утром своему адвокату, и пусть он добьется снятия с прослушивания. Самое главное: он здесь, я это точно знаю, так что, по-видимому, и она тоже тут с ним вместе. Она жива, я уверен, – добавил Кит, желая немного успокоить Терри.

– Ну, слава Богу… и что вы собираетесь делать?

– Я поговорил в местном полицейском участке, и они обещали мне всяческое содействие. Я только хочу напомнить и вам, и Ларри: не предпринимайте ничего, что могло бы ухудшить ситуацию еще больше. И не рассказывайте ничего по телефону вашим родителям. Договорились?

– Да…

– Терри, верьте мне.

– Я верю…

– Завтра я ее привезу.

– Правда?

– Да.

– А с ним как? Его арестуют?

– Не знаю. Если она подаст официальную жалобу, то думаю, что да.

– Этого она делать не станет. Ей хочется только вырваться от него.

– Ну, первым делом нужно закончить самое главное. Местная полиция хочет подождать до утра, и, по-моему, это правильно. Завтра утром я вам позвоню и сообщу уже хорошие новости.

– Хорошо… а я вам могу сегодня куда-нибудь позвонить?

– Я остановлюсь в каком-нибудь мотеле и сам с вами свяжусь в том случае, если у меня будет что-нибудь новое.

– Хорошо. Будьте осторожны.

– Обязательно. А теперь сообщение для тех, кто записывает этот разговор: «Чарли, привет. Я добрался сюда и без твоей помощи, но все равно тебе спасибо. Мне помог Билли. Позаботься потом о нем, если я сам не смогу этого сделать, хорошо? Скоро можно будет дорисовать еще одного дракона. До встречи». Терри, – снова обратился к ней Кит, – не волнуйтесь. И передавайте привет Ларри.

– Хорошо…

Кит повесил трубку. Втроем, вместе с Нейлом, они вышли на улицу к пикапу, и Кит проговорил:

– До встречи на той неделе. На обратном пути заеду.

– Удачи вам.

Кит и Билли уселись в грузовичок и выехали на дорогу.

– Нет, ты слышал? – радостно проговорил Билли. – Бакстер на Грей-лейк.

– Слышал. – У Кита тоже заметно поднялось настроение.

– Теперь мы до него доберемся! – Билли посмотрел на Кита. – Ты ведь был уверен, что он здесь, да?

Кит ничего не ответил.

Билли помолчал немного, потом спросил:

– Как ты думаешь, он знает, что ты его разыскиваешь?

– Уверен, что знает.

– Н-да… а как по-твоему, он знает, что ты знаешь, где его надо искать?

– Вот это вопрос.

Билли принялся рассматривать арбалет. Он поднял его и прицелился через переднее стекло, глядя в оптический прицел.

– Совсем как ружье. Только мне что-то это понижение траектории не нравится.

Он стал разглядывать острый как бритва, расширяющийся по концам, изготовленный из высококачественной стали наконечник стрелы.

– Господи Боже, он же у основания в целый дюйм шириной! Хороший кус мяса вырвет. Ты думаешь, собак все-таки придется убивать? – спросил он Кита.

– Решишь сам на месте.

– Ладно… слушай, а может быть, Бакстера можно будет убить этой штукой?

– Возможно. – Убивать ли его с сотни ярдов из М-16 или же с сорока ярдов из арбалета, все равно он будет трупом, так что какая разница; он уже мог бы быть трупом, если бы Киту удалось тогда повредить ему ножом бедренную артерию. Но разница обнаружится потом, когда придется, если можно так выразиться, составлять отчет о проделанной работе. Кит поразмышлял некоторое время над этой проблемой: ведь когда все произойдет, Энни скорее всего будет находиться прямо там. Он прикинул и вариант, при котором Бакстера можно было бы вообще не убивать. Многое из того, чему суждено произойти нынешней ночью, будет не в его власти, но Кит чувствовал себя обязанным хотя бы подумать о том, как сложится его жизнь после смерти того типа. Он всегда делал в подобных случаях для себя такие прикидки, хотя события потом редко складывались так, как ему бы хотелось. По большей части надо было постараться всего лишь не стрелять человеку в спину или по яйцам. За исключением этих двух мелких уступок благородству, все остальное считалось дозволенным. Однако случай с Бакстером был особым, и потому Киту хотелось подобраться к нему как можно ближе, так, чтобы иметь возможность видеть все его реакции, посмотреть ему в глаза, сказать: «Привет, Клифф, помнишь меня?»

– Ты что, отключился? – спросил Билли.

– Наверное. Что, поворот проскочил?

– Пока нет, но на этой развилке надо сворачивать. Бери влево.

– Хорошо. – Кит сделал резкий поворот влево, и теперь они ехали прямо на север, удаляясь от Атланты в нетронутые пространства дикой природы, в край холмов, озер, речек и болот.

– Насколько я помню, – произнес Билли, – дороги на карте не всегда соответствуют дорогам на местности.

– Ничего. – Кит включил в машине свет и еще раз посмотрел на карту. Район, в который они въезжали, представлял собой по большей части федеральные земли: две или три сотни квадратных миль лесов, проникнуть в которые можно было только по редким лежневочным дорогам, звериным тропам или же на лодках по рекам. На карте не было обозначено ни одного селения. Кит выключил свет и отдал карту Билли. – Говори, куда ехать.

Билли достал из бардачка фонарь и тоже принялся изучать карту.

– Дом Бакстера должен быть где-то на северной стороне Грей-лейк, – сказал Кит.

Билли бросил на него взгляд, но не спросил, откуда ему это известно.

– Так… – сказал он, всматриваясь в карту, – есть тут одна дорога с восточной стороны озера, но к северу она не поворачивает.

– Там разберемся.

– Да. Тут ведь принято ставить перед съездами на проселки самодельные указатели с именами владельцев домов, к которым ведут эти дороги, ты обратил внимание? Вон, видишь? – Билли показал на стоявший неподалеку знак, на котором было написано: «Укромное местечко Джона и Джоанны». – А как его участок называется, не знаешь?

– Нет… хотя, по-моему, знаю. Что-то вроде «Дачи Клиффа, Большого Шефа». Но думаю, сейчас он мог убрать свой указатель, – добавил Кит.

– Возможно… ну, спросим кого-нибудь.

– Не вижу вокруг никого, кого мы могли бы спросить, Билли.

– Везде и всегда найдется кто-нибудь, кто знает.

– Точно. И кто может сразу же сообщить Клиффу, что им интересовались.

– Да, может получиться и так. Слушай, а ты, оказывается, все это продумал заранее, да? Может, и мне стоит иногда тоже заранее о чем-нибудь думать.

– Не повредит. Начинай прямо сейчас.

Они продвигались вперед через кромешную ночную тьму по узкой извилистой дороге, по обе стороны которой возвышались стеной высоченные сосны.

– Тебе приходилось когда-нибудь тут охотиться, – спросил Кит.

– Бывало несколько раз. Тут есть олени, рыси, даже медведи. Ну, и лесные волки изредка тоже встречаются. Но надо хорошо знать местность, а то можно окончательно заблудиться. Здесь, конечно, не самое глухое место на свете, но… да ты и сам видишь.

Они проехали еще несколько минут молча, потом Билли сказал:

– Сворачивай влево, видишь вон там узкую дорогу? Она идет вдоль озера почти до самой северной его оконечности. А дальше придется уже только лететь.

– Полетим. – Кит свернул на лесную дорогу, настолько узкую, что даже пикап пробирался по ней с трудом, а ветви сосен и елей непрерывно скребли его по бокам. Чуть левее, за соснами, временами просвечивало озеро. Взошла яркая, почти полная луна, и в ее свете озеро действительно казалось серым[14], его поверхность чем-то походила на отполированное олово. Озеро было примерно в милю шириной, поросшее по берегам густым хвойным лесом, и только у самой кромки воды стояли отдельные, уже сбросившие листву березы. Нигде не было видно ни одного огонька: ни на самом озере, ни среди деревьев.

Действительно удивительный уголок, подумал Кит, но очень уж удаленный от других мест для отдыха, что расположены в Мичигане, – любопытно, как Энни среагировала на то, что ее муж купил дом в таком диком месте. Тому, кто привык жить в сельском районе, под безбрежным голубым небом и постоянно видеть вокруг себя бескрайние горизонты, это место должно было показаться маленьким и тесным, даже населенным призраками и духами, вызывающим клаустрофобию, а зимой здесь, наверное, вообще невыносимо. Однако Бакстер должен чувствовать себя здесь прекрасно: он ведь и сам по характеру тоже своего рода лесной волк.

Кит разглядел за деревьями летний домик, но вид этого строения был нежилой, и Кит подумал, что, наверное, во все расположенные тут дома люди приезжают только на выходные и что сейчас вокруг всего озера, скорее всего, нет ни души, за исключением только четырех человек: его самого, Билли и Клиффа с Энни. Ну что ж, тем лучше. К рассвету здесь вообще никого не останется.

Дорога какое-то время шла вдоль озера, повторяя все его изгибы, – время от времени и само озеро показывалось в просветах между деревьями, – потом она резко свернула к северу, в глубь леса, и Кит остановился.

– Где-нибудь тут должна быть дорога, достаточно широкая, чтобы по ней смог проехать грузовик, – сказал Билли. – Наверное, мы ее проехали.

– Точно. – Поскольку развернуться тут было невозможно, Кит стал сдавать задним ходом, внимательно вглядываясь, не покажется ли где между деревьями и кустарником просвет. Вдоль лесной дороги стояли столбы, и Кит следил и за тем, не отходит ли где-нибудь от них провод в сторону озера.

Наконец Кит съехал с дороги на узкую обочину в том месте, где было сделано небольшое расширение, дававшее возможность разъехаться двум машинам, и остановился. Он вылез из грузовичка, Билли последовал за ним. На улице было холодно, и дыхание застывало в воздухе легким облачком. Стояла и необыкновенная тишина, типичная для осеннего северного леса, когда не слышно ни голосов зверей и птиц, ни треска насекомых, и особенно густая темнота осеннего леса, отступающая обычно лишь с первым снегом, который осветляет землю и как бы освещает деревья.

Кит и Билли прошли вдоль дороги ярдов сто, стараясь отыскать между соснами достаточно широкий разрыв, в который могла бы пройти машина, но безуспешно.

– А может быть, нам лучше пройти через лес по компасу, выйти на тот конец озера и начать поиск оттуда? – негромко проговорил Билли.

– Что ж, может, и стоит попробовать. Пойдем-ка, возьмем свое снаряжение.

Они направились обратно к пикапу, но Кит продолжал следить за столбами и подвешенными к ним проводами. Вдруг он остановился, слегка хлопнул Билли по плечу и жестом показал ему куда-то вверх.

Билли тоже замер и стал всматриваться в темноту. По электрическому проводу, почти незаметному среди деревьев, пробиралась белка. Провод уходил в сторону озера. Под ним тянулся второй, по-видимому, телефонный.

– Они идут точно к озеру, – произнес Билли, – однако обычно столбы ставят вдоль дороги, а тут я никакой дороги не вижу.

Кит подошел к одному из столбов, осмотрелся, потом вошел в лес, обхватил ствол примерно восьмифутовой высоты сосенки, раскачал ее и выдернул из земли.

Ствол ее внизу оказался отпилен. Билли посмотрел на срез и проговорил:

– Вот это да… ну и жук же этот тип!

Кит толкнул еще одну сосенку, и она упала. Кто-то – несомненно, это был Клифф Бакстер – замаскировал ведущую к его дому дорогу спиленными сосенками высотой в восемь – десять футов каждая. На протяжении футов двадцати их было воткнуто в дорогу около дюжины, а в результате создавалось впечатление, что никакой дороги здесь нет, просто продолжается лес. Сосны были еще зелеными и могли простоять так несколько недель, хотя Кит обратил внимание, что по сравнению с другими окружавшими их деревьями они были несколько ниже и стояли не так прямо.

Обратил он внимание и на то, что в том месте, где грунтовая дорога отходила от асфальтового покрытия, следы от колес были забросаны хворостом и сосновыми ветками. Прием нехитрый, подумал Кит, но вполне действенный: заблудившийся или просто любопытный путник не заметит замаскированной дороги и не свернет к даче Бакстера.

Кит осмотрелся и обнаружил валявшийся на земле и срубленный под самое основание столбик указателя. Самой доски с надписью «Дача Клиффа, Большого Шефа» он нигде не увидел, но Кит не сомневался, что когда-то она тут была.

Совершенно очевидно, что Клифф Бакстер не желал видеть у себя никаких гостей – ни случайных, ни любых иных. Но те же самые тщательно натыканные сосенки, которые оберегали его от посетителей, мешали самому Бакстеру совершать время от времени вылазки во внешний мир. Значит, бессмысленно было рассчитывать на то, что можно будет съехать с дороги, выждать где-то в лесу, пока Бакстер куда-нибудь отлучится, и увезти Энни, не подвергая ее опасности, неизбежной в случае стычки. У Бакстера явно заготовлены тут запасы, рассчитанные на длительное пребывание. Самыми главными вопросами были, конечно, два: здесь ли Энни и жива ли она? Кит был почти уверен, что она тут и что она жива, даже если ей сейчас приходится и очень несладко. Весь смысл побега Бакстера в это уединенное убежище заключался как раз в том, чтобы заточить тут неверную жену и выместить на ней, без внешних помех, всю свою злобу и ярость.

Киту вдруг пришло в голову, что независимо от того, появился ли бы в жизни Бакстеров он сам или кто-то другой, но в конечном счете они неизбежно должны были рано или поздно осесть именно тут, хотя Энни, возможно, и не отдавала себе отчета в психологическом подтексте покупки этого дома, призванного со временем стать тем местом, где они должны были жить на пенсии. Он вспомнил то, что однажды сказала ему сама Энни. «Несколько раз мы ездили туда одни, без друзей, и даже без ребят, только вдвоем, и там он становился совсем другим человеком. Не то чтобы лучше, а впрочем, и не хуже, чем обычно… просто каким-то другим… спокойным… погруженным в себя… как будто бы… не знаю… словно он витал мыслями где-то далеко-далеко. Но я не люблю ездить с ним туда вдвоем, и обычно мне удается как-то откручиваться от таких поездок».

Можно себе представить, подумал Кит, какие мысли занимали тут Клиффа Бакстера. Оставалось только надеяться, что, чему бы он ни подверг Энни, ее разум и тело за последние три дня, это не оставит у нее в душе неизгладимых, пожизненных травм и шрамов.

Кит и Билли вернулись назад к пикапу и забрали из него свое снаряжение, потом снова возвратились к тому месту, откуда начиналась замаскированная дорога. Они не стали трогать маскировку и не пошли дальше по самой дороге, но вошли в лес и двинулись между деревьев чуть правее нее, стараясь не упускать ее из виду, время от времени сверяясь с компасом и следя за тянувшимися вдоль дороги столбами проводки.

Минут через пятнадцать после начала этого медленного продвижения Кит остановился и опустился на корточки, вслушиваясь в лес. Билли присел с ним рядом, и так, абсолютно не шевелясь, они просидели полные пять минут. Наконец Билли прошептал:

– Запахи в норме, звуки в норме, ощущения в норме.

Кит молча кивнул.

По-прежнему шепотом Билли сказал:

– Конечно, эта маскировка там, у начала дороги, очень похожа на дело рук Бакстера. Но как мы можем быть уверены, что дом, на который мы выйдем, действительно его? Мы даже не знаем, как он выглядит, а стучаться перед тем, как выстрелить, мы не будем.

– Дом похож на большую букву «А», – ответил Кит, – из темного дерева, стоит в отдалении от озера.

– Да? А ты знаешь больше, чем говоришь, верно? Типичный офицер, – прибавил Билли.

– Теперь, по-моему, ты знаешь столько же, сколько и я, – ответил Кит. – Когда мы еще только трогались, я тебя предупреждал, что это дело опасное.

– Предупреждал, верно.

– И вот что я тебе еще скажу: я тебя взял с собой ради тебя самого, а не потому, что это мне нужно. Но я благодарен тебе за помощь.

– Спасибо.

– И обещай мне, что ты доведешь дело до конца, если я сам не смогу этого сделать.

Билли посмотрел на Кита и кивнул.

– Ты же знаешь, у тебя есть для этого свои причины, а у меня свои… так что, если одного из нас не станет, другой должен будет сделать все, что только сможет.

Кит помолчал немного, потом проговорил:

– Да… и если в конце концов останетесь только ты и она, скажи ей… что-нибудь.

– Обязательно скажу, – пообещал Билли. – У тебя есть что-то конкретное? – поинтересовался он. У Кита было, но он ответил просто:

– Расскажи ей, как мы провели сегодняшний день.

– Хорошо. А ты, в случае чего, расскажи обо мне. Возможно, ей и наплевать, – добавил он, – но пусть она знает.

– Сделаю. – У Кита было совершенно отчетливое ощущение, что подобные разговоры он уже вел много раз, в различных местах и с разными людьми, и они ему порядком надоели. – Пошли, – проговорил он.

Они двинулись через лес дальше. Кит пытался просчитать, насколько дотошным оказался Бакстер в своих приготовлениях. Маскировка – это, конечно, хорошо, но нужна была и какая-то система раннего предупреждения. Собак привезли явно именно с этой целью, но больше всего его тревожило, не установил ли он где-нибудь сигнальные ракеты и осветительные патроны, хотя, конечно, Бакстеру, никогда не служившему в армии, могла и не прийти в голову такая мысль. Но Кит тем не менее старался поднимать ноги при ходьбе как можно выше, чтобы не зацепить в темноте какую-нибудь проволочку. Он заметил, что и Билли делает так же: он, видимо, тоже подумал о возможности такой ловушки. Любопытно, отметил про себя Кит, как крепко запоминают подобные вещи старые солдаты, даже такие пьянчуги, как Билли. Правда, если ты хоть раз в жизни видел, как у кого-то из-под ног вылетает такая осветительная ловушка – или как под кем-то взрывается мина, – то повторять подобный опыт самому очень не хочется.

Луна теперь была уже высоко, и свет ее проникал между деревьев, но что-то разглядеть можно было все равно не дальше двадцати футов перед собой. Ночь выдалась гораздо более холодной, чем рассчитывал Кит, а со стороны озера поднялся ветер, отчего стало еще холоднее.

Они медленно продвигались сквозь лес, проходя за полчаса не больше полумили. Кит еще сильнее замедлил шаг, потом остановился и показал рукой вперед.

Там за кромкой деревьев открывался просвет, в конце которого блестела в лунном свете водная гладь озера.

Они прошли еще ярдов двадцать и снова остановились. Справа от них, в сотне ярдов впереди, на большой поляне, тянувшейся до самой кромки воды, четким силуэтом на фоне озера выделялось деревянное строение, по форме напоминавшее букву «А».

Оба они какое-то время стояли и молча смотрели на этот дом, потом Кит поднял к глазам бинокль. Строение напоминало дома альпийского типа и стояло, как увидел Кит, на бетонных сваях, возвышаясь на целый этаж над уровнем земли. Вокруг всего дома шла подвешенная на консолях открытая терраса, дававшая с такой высоты Бакстеру возможность прекрасного кругового обзора. Над крышей, в центральной части, возвышалась каменная печная труба, дым из которой тянуло в их сторону, – значит, собаки учуять их не могли. В открытом гараже под домом между сваями стоял «форд-бронко» темного цвета.

Дом располагался под углом к береговой линии, так что Киту видны были и его фасад, и длинная северная сторона. Встроенные в скаты крыши окна мансардного типа были освещены, свет падал и через выходящие на террасу раздвижные стеклянные двери. Кит увидел, как мимо одной из стеклянных дверей прошел человек, но кто это, мужчина или женщина, он не разобрал.

Кит опустил бинокль.

– Именно то, что искали, – сказал он.

Со стороны дома раздался лай собаки.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Клифф Бакстер нацепил на себя пояс с кобурой и надел бронежилет. Потом подошел к стеллажу с оружием и взял оттуда «сако» модели ТРГ-21 – специальную винтовку для стрельбы ночью, с установленным на ней армейским прицелом ночного видения. Изготовленное в Финляндии, ружье это обошлось налогоплательщикам Спенсервиля в четыре тысячи долларов, инфракрасный прицел – еще в тысячу. По мнению Бакстера, такая винтовка и с таким прицелом являли собой лучшую в мире систему для снайперской стрельбы в темноте.

Он выключил свет в гостиной, чтобы его не было видно на фоне освещенных окон, и тихо отодвинул стеклянную дверь, открывавшую выход из комнаты на террасу.

Бакстер присел на одно колено, укрывшись за ограждением террасы, поднял винтовку и припал к прицелу, одновременно наводя фокус. Правый глаз, в который ткнул его Лондри, все еще видел не очень четко, но прицел с большим увеличением облегчал дело.

Он стал пристально всматриваться в лес, начинавшийся ярдах в ста, там, где оканчивалось окружавшее дом со всех сторон открытое пространство, провел прицелом по кромке леса, но ничего не увидел.

Бакстер не был уверен, какая именно из трех собак лаяла и почему, поэтому, пригибаясь и прячась за ограждением, он обошел по террасе вокруг всего дома, поглядев через прицел на окрестный лес, окружавший дом с трех сторон, потом проверил таким же образом и берег, также находившийся в сотне ярдов от дома, защищенного и отсюда открытым пространством. Потом навел прицел на поверхность озера, но ни одной лодки там не обнаружил.

Цепь одной из собак, Лабрадора, была прикреплена к длинной проволоке, натянутой параллельно дому вдоль берега озера. Другая, охотничья золотистой масти, могла таким же образом бегать со стороны фасада вдоль проволоки, идущей от берега озера к дому и дальше в сторону леса, туда, где грунтовая дорога выходила из-под деревьев на открытое место. Третий пес, немецкая овчарка, охранял тыльную сторону дома. Он был привязан не к проволоке, а к вбитому в землю столбику – поводок длиной в пятьдесят ярдов давал ему возможность свободно перемещаться от самого леса и практически до самого дома. Таким образом, три собаки перекрывали в общей сложности все подходы к дому по всему периметру, что вселяло в Бакстера известное удовлетворение.

Хорошие псы, подумал Бакстер, только вот постоянно лают на всех и вся и по любому поводу. Но все равно каждый раз, когда собаки начинали лаять, он выходил на террасу и проверял. Бакстер вернулся на фасадную часть террасы, снова опустился на одно колено, поднял винтовку и направил ее в сторону грунтовой дороги. Похоже, что лаяла рыжая гончая, да и сейчас она стояла у самого конца своей проволоки, почта возле кромки леса. Бакстер обратил внимание, однако, что ветер дул со стороны озера, значит, почуять кого-то против ветра собака вряд ли могла. Видимо, она что-то разглядела или услышала. Бакстер навел резкость и стал пристально всматриваться в изображение в прицеле, медленно переводя винтовку слева направо.

Спустя какое-то время он направил прицел на собаку и увидел, что она стоит футах в тридцати от того места, где дорога выходила на открытое пространство, и напряженно всматривается в лес. Бакстер перевел переключатель огня на стрельбу одиночными, лег на доски, выставив ствол винтовки в просвет между полом террасы и нижним брусом ограждения, и направил его в ту сторону, куда всматривалась собака. Он взял прицел под корни деревьев и выстрелил.

Грохот выстрела, взорвав тишину, отразился эхом от деревьев и унесся в сторону озера. Все три пса одновременно залились лаем. Бакстер снова прицелился и выстрелил еще раз, потом еще.

Эхо растаяло – смолкли и псы. Бакстер лежал не шевелясь, продолжая смотреть в прицел и ожидая что-нибудь услышать, увидеть какое-либо движение между сосен, ожидая даже ответного огня. Пролежав так целых две минуты, он решил, что там ничего и не было, а если кто и был, тот или удрал, или убит. «Возможно, олень». В период охотничьего сезона олени обычно предпочитали выходить на кормежку по ночам, однако сразу же убегали, как только собаки начинали лаять. Но тогда почему же собака продолжает всматриваться в лес? «Может быть, заяц или белка? Н-да…»

«Ну да ладно». Он не хотел привлекать к себе лишнее внимание, не хотел и случайно убить какого-нибудь охотника, но, с другой стороны, Бакстер считал, что в разбросанных возле озера домиках сейчас никто не живет, а если и живет, то нечего шататься ночью по лесу в период, когда разрешена охота на оленей. Или, по крайней мере, нечего шататься вблизи от его дома.

Он подождал еще несколько минут, потом перекатился по дощатому полу террасы, быстро вскочил и через раздвижные стеклянные двери вернулся назад в гостиную.

Бакстер поставил винтовку назад в стеллаж и запер его, положив прикрепленный к цепочке ключ в карман. На стеллаже стояли еще четыре полуавтоматические винтовки: одна со специальным прицелом для стрельбы в утренних или вечерних сумерках; другая со стандартным четырехкратным прицелом для дневного времени; третья была оснащена особо мощным двенадцатикратным прицелом и предназначалась для стрельбы на большую дальность, вплоть до мили, – из нее можно было бы вести огонь через озеро; и, наконец, автомат АК-47 для ближнего боя.

Помимо всего этого оружия и псов, Бакстер установил на территории участка – в тех местах, куда не доставали собаки и где они сами не могли бы в них попасть, – еще шесть добрых старых медвежьих капканов. Один из них стоял прямо у нижних ступенек лестницы, что вела с улицы на окружавшую дом террасу. На случай появления незваных гостей, которые попытались бы проникнуть на участок незамеченными, Бакстер заготовил и некоторые другие сюрпризы. Никого конкретно он не ждал, но где-то в глубине его сознания постоянно сидела мысль о Ките Лондри.

Кит распластался на сосновых ветках, вжимаясь в землю, рядом с ним лежал Билли. Когда стрельба прекратилась, Кит прошептал:

– Наугад палил.

– Да… – кивнул Билли. – Но чертовски близко.

– По-моему, он стрелял туда, куда смотрела собака.

– Да… он был у тебя практически на прицеле, когда стоял там на коленях, – прошептал Билли.

– Верно, но… мне показалось, что на нем бронежилет. Пришлось бы целиться в голову, а в нее с такого расстояния трудно попасть.

– Да… слушай, а ты видел, как эта штука на нас смотрела, прямо как красный глаз какой, да?

– Видел. – Когда инфракрасный прицел глядит прямо на вас, то видно его красное свечение, – это главный недостаток прицелов такого типа. Кит ничуть не удивился, что у Бакстера оказался прицел ночного видения, но это, разумеется, может затруднить дело.

Собака, стоявшая ярдах в двадцати от них, негромко и низко зарычала.

Они полежали еще несколько минут, не шевелясь и не издавая никаких звуков, – наконец пса то ли отвлекло что-то другое, то ли ему просто надоело, но он повернулся и побежал вдоль своей проволоки в сторону озера.

Кит выждал еще минуту, потом медленно поднялся на колени. Он взял бинокль и снова направил его на дом.

Бакстер стянул с себя пуленепробиваемый жилет, но пояс с кобурой и пистолетом снимать не стал. Потом включил торшер, и свет от него мягко высветил большую гостиную с высоким потолком, из-за А-образной архитектуры дома напоминавшую внутреннюю часть собора.

Наклонные стены комнаты были во всю длину увешаны охотничьими трофеями: тут красовались головы лосей, оленей, рыси, дикого кабана, с противоположных стен смотрели друг на друга два черных медведя, а с торцевой стены комнату обозревала повешенная над каминной доской голова редкого серого лесного волка.

Возле камина в кресле-качалке сидела и смотрела на огонь Энни. Она молча взглянула на подошедшего мужа.

– Ждешь приятеля, дорогуша? – ухмыльнулся он. Она так же молча отрицательно покачала головой.

– А я думаю, ждешь. – Бакстер уселся в кресло напротив.

Энни сидела совершенно голой, и только одеяло, которым она была прикрыта сверху, немного защищало ее от холода. Ноги у нее, однако, замерзли даже несмотря на то, что рядом жарко полыхал огонь. На лодыжках у нее были надеты позаимствованные из полицейского участка ручные кандалы, соединенные между собой примерно полуметровой цепью, – достаточно длинной, чтобы Энни могла нормально ходить, но не позволявшей ей убежать. Сейчас эта цепь была наброшена на глубоко ввинченный в дубовый пол крюк и соединена с ним висячим замком.

В доме был один-единственный телефонный аппарат, висевший в кухне на стене, однако трубку от него Клифф запер в кухонном буфете, вместе со всеми имевшимися в хозяйстве острыми ножами. Когда Бакстер отправлял Энни спать, то снимал кандалы с ног – «Чтобы тебе удобнее было раздвигать для меня ножки, дорогуша», – и приковывал ими ее руки к металлическому изголовью кровати.

Некоторое время Клифф молча смотрел на нее, потом заговорил:

– Думаешь, он за тобой придет, да? Между прочим, тот телефонный звонок был от Блэйка, и он сообщил мне, что твой любовничек похитил Уорда и пытал его. Но Уорд ему сказал, что мы отправились во Флориду. И твой недоумок тоже туда намылился – если, конечно, сумеет добраться. И если ему вообще не насрать на тебя, – добавил Бакстер.

Энни ничего не ответила.

– Я думаю, он вряд ли придет тебе на выручку, а если вдруг и объявится, так ему все равно теперь мужества не хватит. В самом прямом смысле слова. – Бакстер расхохотался. – Но, честно говоря, мне бы даже хотелось, чтобы он сюда сунулся. Ты никогда не видела человека, попавшего в капкан для медведя? Не очень приятное зрелище, должен тебе сказать. Открыть его этот бедолага обычно не может и чаще всего умирает от голода и жажды. Иногда человек сам отрубает себе ногу, чтобы освободиться. Так что если твой любовничек попадет в один из тех капканов, что стоят вокруг дома, мы с тобой будем наслаждаться его агонией не меньше недели. Обычно они орут, пока не охрипнут, потом начинают плакать и уговаривать, а под конец умоляют, чтобы их пристрелили.

Энни продолжала молча смотреть на огонь.

– Сам я никогда такого не видел, – говорил Клифф, – но знаю одного парня, который это наблюдал. Думаю, мне такое зрелище понравится. – Ему никак не удавалось добиться от Энни никакой реакции, и потому Бакстер решил вернуться к прежней теме. – Не знаю, какой тебе теперь от него будет прок. В последний раз, когда мы с ним встречались, я его малость подержал за яйца. Ты когда-нибудь видела, как выглядят яйца, если их вынуть из мошонки? Черт, надо было мне привезти, показать тебе. – Бакстер посмотрел ей в глаза, она ответила таким же прямым взглядом. Он видел, что Энни не знает, верить ей в правдивость этой истории или нет, но при каждом повторении ее сомнения усиливаются. Бакстер решил на протяжении нескольких дней пока не возвращаться к этому рассказу.

– Надеюсь, – продолжал он, – если этот тип сюда заявится, мне не придется убивать его сразу. Если в капкан не попадет, то на собак нарвется, или мне удастся его ранить, но не убить. Вот тогда я притащу его сюда, и тут ты о нем позаботишься. Удовлетворишь его от души напоследок, а потом я сдеру с него живьем шкуру и выдублю ее…

– Замолчи!

Бакстер поднялся.

– Что ты сказала?

– Прекрати! Прекрати сейчас же!

– Да? Ну-ка, встань.

– Нет.

– Вставай, сука, и делай, что тебе говорят, а то хуже будет.

Энни поколебалась, потом встала.

– Сбрось одеяло.

Она разжала пальцы, и одеяло соскользнуло на пол. Бакстер достал из кармана цепочку с ключом, присел на корточки и снял висячий замок, высвободив кандальную цепь. Потом выпрямился и приказал:

– Иди к дивану, перегнись через боковину и так и стой. Она отрицательно замотала головой.

Бакстер вытащил револьвер и наставил оружие прямо ей в лицо:

– Делай, что сказано.

– Нет. Можешь стрелять.

Он опустил револьвер к ее животу и проговорил:

– Если я выстрелю сюда, помирать будешь сутки.

Энни не сделала ни одного движения: ей хотелось умереть и было совершенно безразлично, сколько времени займет эта процедура. Потом у нее возникла мысль о детях, и она сразу подумала, не вспомнит ли Кит то, что она ему когда-то рассказывала насчет Грей-лейк. А может быть, он позвонит Терри – Энни молила Бога, чтобы сестра поняла истинный смысл ее оговорки насчет Атланты.

Энни понимала, что они не могут сидеть до бесконечности одни в этом доме, рано или поздно тут кто-то появится, и тогда произойдет стычка, которая скорее всего закончится тем, что Клифф убьет и ее, и себя.

Она колебалась в нерешительности, не зная, что выбрать: дать Клиффу убить себя прямо сейчас или пожить еще немного в надежде, что она сумеет предпринять нечто такое, что позволит положить конец этому кошмару. Она не знала, однако, сколько сможет протянуть в такой обстановке, прежде чем Бакстер окончательно сломит ее. С того момента, как они приехали на озеро, прошло всего три дня, а она уже чувствовала, что сходит с ума: всякий раз, когда Бакстер что-то затевал, она, боясь боли, понемногу отступала перед его извращенной целеустремленностью. Энни сознавала, что в подобном положении неспособна с ним тягаться. Она была всецело в его власти, и даже ее пассивное сопротивление только разжигало его садизм. Но все же становиться его добровольной жертвой она не намеревалась, а потому ответила: – Иди к черту.

Бакстер опустил револьвер, подошел к камину и сунул кочергу в пламя.

Энни наблюдала за ним. Нет, сейчас он ее не убьет. Пока еще нет. Но то, что он вознамерился сделать, – сделает. Кончик кочерги раскалился докрасна, и Бакстер достал ее из огня и плюнул на это место. Слюна зашипела – Бакстер поднес раскаленный конец к правой груди Энни.

– Мне не хочется этого делать, но ты не оставляешь мне другого выхода, – сказал он.

– Мне тоже не хочется, но ты не оставляешь мне никакого выхода, – ответила она.

Бакстер посмотрел на нее, потом проговорил:

– Будет все равно по-моему, не так, так иначе. Ну?

Понимая, что возможности сопротивляться ему у нее почти исчерпаны, Энни повернулась и направилась к дивану. Цепь тащилась за ней по ковру, кандалы стирали кожу на лодыжках.

– Наклонись, – произнес он.

Энни наклонилась, перегнувшись через боковую ручку и упершись руками в подушки дивана. Она слышала, как Клифф поставил кочергу, потом расстегнул пояс с кобурой и куда-то его положил. Он подошел к ней сзади, расстегнул ремень, вынул его из брюк.

– Сейчас ты мне заплатишь за свой умный язычок. И за все те годы, что ты им трепала.

Ее подмывало ответить ему, но она понимала, что, если что-нибудь скажет, это только еще сильнее заведет Клиффа и он будет зудеть до бесконечности, а стоять и дожидаться в столь унизительной позе она не хотела.

– Ладно, делай, что собрался, – сказала она.

– Я хочу, чтобы ты осознала, что тебя ждет и за что именно тебе причитается.

– Черт тебя побери…

Он резко взмахнул ремнем и со всей силы опустил его на ягодицы Энни.

Кит навел бинокль на одно из мансардных окон, выступавшее из наклонной боковой стены похожего на букву «А» дома. Он не сразу понял, что именно он видит, потом разглядел Энни. Киту была видна только верхняя часть ее тела. Она стояла не шевелясь, с обнаженной грудью. Кит видел ее лицо, но с такого расстояния – которое даже с учетом возможностей четырехкратного бинокля все равно соответствовало примерно двадцати пяти ярдам, – разобрать выражение лица ему было трудно. Киту показалось, что Энни чем-то напугана, – впрочем, это могло быть и игрой его собственного воображения.

Вдруг Энни куда-то исчезла, и на том месте, где она только что была, возник Клифф Бакстер. Кит постарался как можно четче навести резкость и увидел, что Клифф сделал какое-то странное движение. До него не сразу дошло, что Бакстер чем-то замахивается – плеткой, ремнем или хлыстом, – но потом он понял, что именно происходит у него перед глазами. Кит опустил бинокль и почувствовал, как живот будто свело изнутри судорогой.

– Что видишь? – прошептал Билли.

– Ничего…

– Разглядел кого-нибудь?

– Да… я… – Кит посмотрел на Билли и выпалил: – Он ее бьет. Я пошел. – Кит схватил винтовку и начал было подниматься, но Билли резко прижал его назад к земле.

– Нет! Лежи! Погоди пока.

Кит прижался к земле. Ему казалось, он слышит все, что происходит в доме, слышит свист хлыста или кнута, звук ударов по голому телу, крики Энни. На самом деле, конечно, слышать он ничего не мог, но у него было ощущение, как будто все это происходит с ним самим.

Энни закричала и от боли, и от неожиданности. Обычно она успевала подготовить себя к первому удару и не издавала ни звука до тех пор, пока боль не становилась совсем уж нестерпимой. Вчера она выдержала молча целых десять ударов и испытала от этого даже некоторое удовлетворение.

– Хотел отвесить тебе пять раз, а теперь получишь все десять, – произнес он. – Считай. А собьешься со счета – начну заново. Готова?

Она не ответила.

– Готова?

– Да.

Клифф Бакстер нанес жене по ягодицам, на которых еще горели красные рубцы от вчерашней порки, девять неторопливых, уверенных и сильных ударов ремнем. Между каждым из них он ждал, пока Энни переведет дыхание и сосчитает. Перед самым последним ударом она разрыдалась, и он проговорил:

– Ну ладно, один ты получила прежде, чем мы начали, так что я засчитаю его за десятый. Ну, что скажешь?

Она подавила рыдания и ответила:

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста.

– Мне можно встать?

– Нет. Раздвинь ноги пошире и стой так.

Она раздвинула ноги настолько, насколько позволяла ей цепь, а Клифф Бакстер расстегнул молнию на брюках и вытащил торчащий пенис. Он вошел в нее сзади, но, прежде чем кончить, вышел из нее и скомандовал:

– Повернись.

Пошатываясь, Энни выпрямилась и повернулась к нему.

– Вставай на колени.

Она опустилась перед ним на колени, он ткнул ее лицом в себя и приказал:

– Бери в рот.

Энни знала, что когда он кончит, то на какое-то время немного успокоится, а единственное, чего ей в тот момент хотелось, это как-то пережить эту ночь. Однако она все равно на секунду замешкалась, и тогда он схватил ее за волосы и заорал:

– Ну!

– Брось, Кит. Нам нельзя его вспугнуть. Надо немного отойти и выждать. Верно? Эй, слушай, с тобой все в порядке? Соберись, Кит. Мы же с тобой не на учениях.

Кит ничего не ответил.

– Пошли. Нам нельзя оставаться.

Кит приподнялся на колено, потом выпрямился и встал, снова поднес к глазам бинокль, но в окне больше никого не было видно.

Билли вскочил и резко пригнул его к земле.

– О Господи! Если бы он смотрел сейчас в инфракрасный прицел, считай, что ты был бы уже трупом. Возьми себя в руки!

Снова залаяла собака.

– Глотай!

Она проглотила.

Бакстер повернулся и направился к своему креслу, так и оставив ее стоять на коленях. Тяжело дыша, он уселся и уставился на нее. Снова раздался лай собаки, но на этот раз Бакстер не обратил на него внимания. Просидев так с минуту, он улыбнулся.

– А у тебя с каждым разом выходит все лучше. Нравится?

– Нет.

– Сука. Любовнику своему, небось, сосала?

– Нет.

– Нечего мне врать, сука. Сосала ему хер, да?

– Нет.

– Будешь всю ночь так стоять, пока правду не скажешь. Сосала?

– Да.

– Ах ты, потаскуха долбаная. – Он подался вперед, не сводя с нее пристального взгляда. – Смотри на меня, сука! Значит, ты мне врала, да?

– Да.

– Говорила, что даже не помнишь, как случайно столкнулась с ним на улице. А сама все это время сосала ему хер. Так, да?

– Да.

– А может быть, у него спид, и ты от него подцепила и заразила меня, сука, а?

Она не ответила.

– Он, может быть, дрючит всех подряд. И коз, и пацанов, и двухдолларовых проституток. И все, что он от них нацеплял, есть теперь и у тебя. Он с тобой резинку надевал?

Она не ответила.

– Сколько раз ты с ним трахалась?

– Тебя интересует, в школе и в колледже или…

– Заткнись! Слушать противно! Убить тебя надо, но ты от меня так легко не отделаешься. За все заплатишь, что делала. Ты и сама это понимаешь, ведь так?

– Да.

– И долго будешь расплачиваться, потому что то, что ты натворила, исправить невозможно. Сейчас, небось, наверняка жалеешь, что все это наделала, а?

Она не ответила.

– Отвечай!

– Да.

– Что «да»?

– Жалею.

– Я думаю. Погоди, ты еще больше пожалеешь. Я тебя отдрессирую так, что ты у меня будешь как та охотничья собака. Будешь выполнять все мои команды, делать только то, что я тебе скажу и когда прикажу, есть только с моего разрешения, станешь валяться у моих ног, лизать мне руки и бегать за мной, не смея поднять головы. Так?

– Да.

– Что «да»?

– Да, сэр.

– То-то. Обращаться я буду с тобой хорошо, хотя после всего, что ты натворила, ты этого не заслуживаешь. Еду будешь получать три раза в сутки, место для спанья у тебя будет теплое, и бить я тебя буду, только когда заслужишь. Так?

– Да, сэр.

Клифф откинулся на спинку кресла и с удовлетворением посмотрел на Энни, все еще стоявшую на коленях, опустив голову и обхватив себя руками. Он улыбнулся.

– Что, холодно?

– Да, сэр.

– Иди сюда, к огню. Только не ногами.

Энни поколебалась, потом на четвереньках добралась до Бакстера и остановилась возле его ноги.

– Садись.

Она села по-собачьи, на четвереньки, повернувшись к нему, но по-прежнему не поднимая головы.

– Посмотри на меня.

Она посмотрела ему в глаза и с удовольствием отметила про себя, что правый глаз у него все еще красный.

– Когда ты с ним спала? И где?

– У него дома.

– А у нас дома?

– Тоже.

Похоже, Бакстер удивился.

– Мать твою, как это тебе удалось? – спросил он. – Врешь! Не могла ты с ним трахаться у нас дома.

– Как скажешь.

– Знаешь ты кто? Грязная гребаная потаскуха! И обращаться я с тобой буду, как с последней проституткой.

Энни скосила глаза и увидела, что пояс с кобурой лежит на низком столике, справа от его кресла. Ей пришла в голову мысль, что она сможет схватить его, откатиться в сторону и выхватить револьвер прежде, чем он успеет среагировать. Тогда она заставит его заковать самого себя в эти кандалы, а сама убежит. Убраться подальше от него и этого дома – вот единственное, чего ей сейчас хотелось. Стрелять в него она станет только в том случае, если он ее вынудит, – и то постарается ранить его, а не убивать. Она решила дожидаться, пока ей представится удобный момент.

Кит неохотно двинулся в сторону от дома, Билли шел за ним по пятам. Отойдя ярдов на сто от края поляны – то есть ярдов на двести от дома, – они остановились.

Билли уселся на землю, привалившись спиной к сосне, и проговорил:

– С инфракрасным прицелом этот сукин сын мог перестрелять нас как цыплят.

Кит кивнул и посмотрел на Билли, лицо которого было едва различимо в ночной темноте.

– Не хочешь, не оставайся. Иди к машине, – сказал он.

– Слушай, мы же с тобой договорились. Верно?

– Да, но…

– Остынь, Кит. Я понимаю, ты увидел что-то такое, не знаю, что именно, что тебя завело и чего я не видел. Но мне и не нужно ничего видеть. Я его знаю гораздо лучше, чем ты. Я сидел у него в участке.

Кит овладел собой.

– Ну ладно. Спасибо.

– Давай немного посидим здесь. Пусть собаки успокоятся. И Бакстер тоже. Теперь он наш. Мы его прижали. Помнишь, как это говорится?.. Найти, прижать и уничтожить. Разделаться с ним к чертям собачьим, – добавил Билли.

Кит молча кивнул. Может быть, стоило тогда рискнуть и выстрелить. Но выстрелы бывают хорошие и плохие, верные и сомнительные. Этот определенно был бы сомнительным и плохим, и если бы он промахнулся или попал бы Бакстеру в бронежилет, то исправить дело было бы крайне затруднительно. В таких вещах никогда ничего не знаешь заранее. Его в свое время учили, что самая первая возможность, какая предоставляется для выстрела, не обязательно лучшая, но другой может и не быть. И надо молниеносно все взвесить и решать, стрелять ли сразу или удержаться и сделать другую попытку. Если бы он видел или мог предугадать, что Бакстер собирается сделать с Энни… но по крайней мере теперь он знает, что она будет жива до тех пор, пока Бакстер извлекает из ее присутствия хоть какое-то удовлетворение.

– Подонок, – проговорил Кит.

– Да. Даже хуже. Для этого типа еще и слово-то подходящее не придумали.

– Есть у меня такое слово. Труп.

– А что, мне нравится.

Бакстер еще некоторое время продолжал осыпать ее оскорблениями, а Энни, повинуясь его приказанию, продолжала стоять на коленях возле его ноги и смотреть ему в глаза, однако не слушала его и лишь выжидала удобного момента, когда можно будет схватить оружие. Оно лежало не больше чем в четырех футах от нее, но Бакстера надо было чем-то отвлечь.

– Я замерзла, – сказала она. – Можно мне взять одеяло?

– Нет. Морозь свои сиськи. Вот единственное, что тебе можно. – Он сменил тему и спросил: – И со сколькими еще ты трахалась после того, как мы поженились?

– Ни с кем.

– Нечего мне врать. У тебя, голубушка, дырка горячая. Я вижу, как ты на других мужиков смотришь. Только об этом и думаешь, больше ни о чем. Ничего, дорогуша, теперь ты свое получишь, досыта. Так со сколькими ты трахалась? – повторил он свой вопрос.

– Ни с кем.

– Чепуха. Я от тебя не отстану, пока ты мне не назовешь каждого, кому давала у меня за спиной. Были ведь другие, разве не так?

Она кивнула.

– Сколько?

– Всего двое.

– Ах, вот как? Всего двое? – Похоже, у него внезапно прорезался искренний интерес. – Кто?

– Ты рассердишься.

– Рассержусь?! Я и так вне себя от бешенства. Кто?

– Обещай, что не будешь меня бить.

– Ничего я тебе обещать не буду, кроме того, что изобью, если не скажешь. Кто?

Она глубоко вздохнула, потом ответила:

– Регги Блэйк и твой брат Фил.

Бакстер вскочил.

– Что?!

Энни закрыла лицо руками, главным образом затем, чтобы он не увидел, как она улыбается.

– Ты… ты врешь! Врешь, сука! Смотри на меня!

Она опустила руки и поглядела на него. Клифф опустился на колено, и его лицо оказалось прямо напротив ее.

– Думаешь, оболванить меня сможешь, да?

– Клифф, перестань, пожалуйста, это же просто нечестно. Я делала все, что ты от меня требовал. Сотню раз отвечала на все твои вопросы насчет других. Чего еще ты хочешь от меня услышать?

– Правду, мать твою!

– После того как мы поженились, я никогда не занималась сексом ни с кем… кроме него.

– И никогда не спала с Блэйком?

– Нет… но он ко мне пристает.

– Ах, вот как? Этот хрен… а мой брат?

– Тоже пристает.

– И этот… Я тебе не верю.

– Ну, извини.

Некоторое время Клифф пристально смотрел на нее, потом кивнул.

– Ну ладно, я все-таки узнаю правду. Пусть не сегодня, но мало-помалу ты мне все выложишь обо всех, кто у тебя был. Так?

Энни понимала, что он просто одержим этой темой, как и некоторыми другими, похожими, и, пока у него сохраняется этот интерес к ней, она будет в относительной безопасности.

– Да, – ответила она.

Некоторое время он молчал, потом, все так же стоя перед ней на одном колене, взял Энни за подбородок и повернул ее лицо к себе.

– Ты ведь всегда сознавала, что закончишь таким вот образом, да? – проговорил он медленно и негромко.

Она посмотрела ему в глаза и задумалась. Она полагала, что хорошо изучила и понимает его, знает, что он ненормальный, но никогда не думала, что он способен на подобные умозаключения. И тем не менее ее преследовала мысль, что да, она действительно сознавала это.

– Знала, да? Я знал, так что уж ты-то не могла этого не понимать. А раз ты знала, что это должно было рано или поздно случиться, – значит, ты сама этого хотела.

– Нет!

– Тебе нравится…

– Нет! Ты негодяй… – Она замахнулась на него кулаком, но Бакстер перехватил ее руку и сильно ударил по лицу. Энни опрокинулась на спину и распласталась на полу.

Он поднялся.

– Вставай!

Она закрыла лицо руками, свернулась в комок и зарыдала.

– Вставай!

– Оставь меня! Оставь!

Бакстер не любил ее истерик, в такие моменты он ничего не мог от нее добиться, не мог даже заставить ее себя слушать, поэтому ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать, пока она успокоится.

Энни лежала на полу, свернувшись для самозащиты в комок и по-прежнему закрывая лицо руками. Так прошло несколько минут, потом Бакстер проговорил:

– Если прекратишь этот концерт, я разрешу тебе завернуться в одеяло и что-нибудь поесть. Я жду, но долго ждать не намерен – потом возьмусь за плетку. У тебя десять секунд. Девять. – Он продолжал обратный отсчет.

Энни вначале вытянулась на полу, потом снова встала на четвереньки.

– Вот и хорошо. Послушай, дорогуша, все зависит от тебя самой. Чем быстрее ты поймешь, что здесь командую я, а ты должна держать свой умный язычок за зубами и делать все, что я прикажу и так, как я прикажу, тем легче будет тебе же самой. Никакого другого выхода, голубушка, у тебя нет. Будешь готовить, стирать, обмывать меня, сосать мне член, давать мне и целовать мне ноги. И чем лучше ты будешь все это делать, тем меньше я тебя буду наказывать. Поняла?

– Да, сэр.

– Знаешь, вы, Прентисы, и ты, и твоя сестричка, всегда очень много о себе воображали. Думаешь, я не знаю, что ты презираешь и меня, и всю мою родню? А кто ты сама такая, черт возьми? Мне бы очень хотелось, чтобы и твоя сука-сестра тоже была сейчас здесь. Ее тоже не мешает кое-чему поучить. Смотри на меня, потаскуха! Я с тобой разговариваю! Как тебе эта идея? Две голые сучки, которые по очереди меня ублажают…

– Клифф, перестань… мне плохо… я сейчас упаду в обморок… я не хочу получить тут воспаление легких… и мне надо что-то поесть… мне сейчас плохо будет…

Он пристально посмотрел на нее, потом проговорил:

– Да, пожалуй, ни к чему, чтобы ты заболела. Не имею никакого желания за тобой ухаживать. И одним сосанием члена ты тоже не проживешь. Или как, сможешь?

– Нет.

– Ну хорошо, сперва возьми аптечку и сделай мне перевязку. Не трудись вставать на ноги, голубушка, не надо. Ты теперь мой сенбернар.

Энни на четвереньках пересекла комнату, достала из деревянного сундучка аптечку, потом, не дожидаясь его напоминаний, повесила ее за веревку себе на шею и вернулась назад к дивану, возле которого стоял Бакстер. Он спустил брюки и подштанники и улегся на диван. Энни открыла матерчатую сумку и достала оттуда ножницы с тупыми концами, предназначенные для разрезания медицинского пластыря. Энни просунула ножницы под пластырь, которым было заклеено левое бедро Бакстера, и разрезала его. Она обратила внимание, что на пластыре была просочившаяся кровь, а когда сняла марлевый тампон, то увидела, что рана не заживает, хотя и нагноения на ней нет. Энни подумала, не сможет ли она как-то занести в рану какую-нибудь инфекцию.

Она взяла вату и спирт и обмыла кровь вокруг раны. Клифф поморщился. Потом смазала двухдюймовый порез йодом, и на этот раз Бакстер негромко застонал. Он приподнял ногу, и она сняла старый бинт, что тоже доставило ему болезненные ощущения, а потом наложила новую марлевую прокладку и принялась заново бинтовать рану. Клифф так до сих пор ничего и не сказал ей о происхождении этой раны, равно как и о том, что случилось с его глазом. Этим молчанием он старался убедить и ее, и себя, что в мотеле все события разворачивались по его сценарию. Энни понимала, однако, что Кит сумел оказать упорное сопротивление и почти преуспел в попытке перерезать Клиффу бедренную артерию. Вначале она почти поверила Клиффу, когда тот заявил, что кастрировал Лондри, но потом из его непреходящей ярости ей стало ясно, что ничего подобного не произошло.

Энни увидела, что он закрыл глаза, и посмотрела через плечо назад, на тот столик возле кресла, где лежал пояс с кобурой.

– Ищешь что-нибудь? – спросил он.

Она обернулась к нему.

– Я тут лежу со спущенными кальсонами, стреноженный, а ты прикидываешь, успеешь ли дотянуться до кобуры быстрее меня. Так вот, дорогая, успеешь. Но сильно удивишься, когда схватишь ее, потому что… – Бакстер вытащил револьвер из-под диванной подушки, – … он у меня тут. – Бакстер легонько постучал стволом по ее голове. – Нам еще многому предстоит научиться, верно? Когда я тебя отдрессирую, ты будешь приносить мне оружие и даже думать не станешь о том, чтобы обратить его против меня.

Энни кивнула, но оба они понимали, что такое время никогда не наступит. Ей вдруг пришла в голову мысль, что ему нравится эта игра в кошки-мышки: она давала ему хоть какое-то развлечение. Ему было важно продемонстрировать ей, что он умнее, нежели она, или по крайней мере хитрее и лучше приспособлен к жизни в таких обстоятельствах, которые он же сам и создал. С одной стороны, ему хотелось сломать Энни, а с другой, – ему нравились ее мужество и дерзость, нравилось то, что она постоянно бросает ему вызов. Если бы она сломалась слишком легко или быстро, ему стало бы скучно, он бы впал в подавленное состояние, потом в нем взыграл бы садизм и дело кончилось бы тем, что он убил бы и ее, и себя. С другой стороны, если бы она сопротивлялась слишком уж сильно или если бы он счел, что у нее хватит сообразительности устроить ему какую-то ловушку, он бы тоже убил ее – или из ярости, или просто повинуясь инстинкту самосохранения. В общем-то, за последние три дня она сумела все это вычислить, но ей не удавалось найти точный баланс между сопротивлением и готовностью подчиниться. Были моменты, когда ей становилось безразлично, когда переживаемое унижение было настолько велико, что ей просто хотелось немедленно положить всему конец. Но всякий раз, когда у нее возникало подобное побуждение, Энни брала себя в руки и говорила себе, что она должна продержаться еще один час, потом еще и еще, пока он наконец не приковывал ее наручниками к кровати и не давал ей уснуть.

– Обмой-ка семейные Драгоценности Бакстеров, дорогуша. Спиртом. Мне нравится, как ты это делаешь, – распорядился Клифф.

Она обильно смочила спиртом марлевый тампон и обмыла ему гениталии.

– А-ах! Отлично. А теперь смажь их вазелином.

Она взяла тюбик с мазью, выдавила немного ему на пенис и яички и стала втирать – потом, увидев, что у него снова начинается эрекция, остановилась.

– А знаешь, – заметил он, – я могу заниматься сексом по три раза в день. Я трахал каждый день одну или двоих, а потом приходил домой и дрючил еще и тебя. Как тебе это? Не думай, что ты одна бегала налево.

Энни никогда и не считала, будто он хранил ей верность, и не понимала, с чего он взял, что подобное признание как-то заденет ее. Но его мозг старательно выискивал все, что могло бы так или иначе обидеть, оскорбить, унизить ее, подорвать ее чувство собственного достоинства, заставить поверить в свою никчемность. По-видимому, Бакстер искренне полагал, что, если он будет достаточно долго обзывать ее сукой, потаскухой и уличной девкой, она в конце концов и сама в это поверит. Она ведь чуть было не поверила ему, когда он утверждал, будто кастрировал Кита. И когда он заявил, что хочет переспать с ее сестрой, у Энни это тоже вызвало приступ гнева и тревоги. Когда же он бил ее, она ощущала себя совершенно беззащитной и полностью в его власти, но, несмотря на все испытываемые мучения, все же сохраняла какое-то, пусть минимальное, но достоинство. В результате избиения только укрепляли ее решимость не позволить себе сойти с ума.

– Можно мне теперь взять одеяло и что-нибудь поесть? – спросила она.

– В мотеле, когда я тебя там обнаружил, ты была голая, вот так и ходи. – Он встал с дивана и натянул штаны.

– Пожалуйста, Клифф. Я замерзла и хочу есть. И мне надо в туалет.

– Да? Ну ладно, можешь подняться.

Она выпрямилась и, не спрашивая у него разрешения, завернулась в одеяло.

– Пойдем, – сказал он.

– А можно, я одна?

– Ни в коем случае, голубушка. Пошли.

Они прошли мимо кухни, спустились в небольшой холл и свернули в ванную комнату.

Пока она, стараясь не встречаться с ним взглядом, справляла большую нужду в унитаз, Бакстер присел на край ванны. Энни оторвала туалетную бумагу, вытерлась, потом поднялась и вышла назад в холл. Цепь не давала ей идти широким шагом, как ей хотелось. Энни свернула в кухню, но Бакстер опередил ее и уже стоял возле холодильника.

– Чем проститутки питаются, кроме членов? – спросил он.

Она подавила глубокий вздох и ответила:

– Мне хочется чего-нибудь горячего. Я сама сделаю.

– Будешь есть то, что я дам. Садись, если задница не очень болит, или стой, или опускайся на четвереньки, я тебе поставлю на пол собачью миску, как в прошлый раз.

Она подошла к небольшому столу и осторожно опустилась на деревянный стул, кутая плечи в одеяло.

Бакстер открыл холодильник и положил на бумажную тарелку два ломтика хлеба, несколько ломтиков уже отрезанного холодного мяса и швырнул тарелку на стол.

– Ешь.

Энни начала есть, Бакстер наблюдал за ней. Ела она не торопясь, хотя чувствовала такой голод, что ей было даже нехорошо.

Бакстер достал себе из холодильника банку пива, а перед Энни поставил пакет молока, хотя стакана и не дал. Он уселся напротив нее и произнес:

– Больше не получишь, так что не проси.

Энни решила, что пора уже попытаться втянуть его в какой-то нормальный разговор. Сейчас он казался ей немного успокоившимся, удовлетворенным, довольным собой, так что, возможно, ей удастся из него что-нибудь вытянуть. Она постаралась придать своему голосу приветливый тон, как будто ничего особенного не произошло и Бакстер ее только что не истязал и не насиловал.

– Сколько у нас продуктов, Клифф? – спросила она.

– На два-три месяца хватит. Свежих примерно на неделю или около того. Но есть консервы и концентраты. И полно пива.

– А что потом?

– А потом я съезжу в город и куплю еще. А что? Тебе куда-нибудь нужно?

– Просто хотела узнать, сколько мы здесь пробудем и когда поедем домой.

– Ты и так дома, радость моя.

– Я хотела сказать, домой в Спенсервиль.

– А зачем тебе туда надо?

– Мне казалось, мы там живем.

– Да? – улыбнулся он. – Не думаю. Мы теперь в отставке, голубушка. И тот дом я продам.

– Ну что ж. По-моему, это неплохая мысль. – Ей не хотелось пить из пакета, но все же пришлось это сделать. Потом она, как бы между делом, спросила: – А когда мне можно будет позвонить?

Бакстер хмуро посмотрел на нее.

– Когда начнешь раскаиваться в том, что наделала.

– Я уже раскаиваюсь, Клифф. Мне очень жаль, что так получилось. Когда ты меня простишь?

– Никогда. Но в один прекрасный день я могу сделать твою жизнь чуть-чуть полегче. Однако до этого дня нам еще очень, очень далеко.

Она кивнула, отлично сознавая, что такой день никогда не наступит. Энни понимала: опасно напоминать ему, что детей нельзя будет долго держать в отдалении, что на День благодарения или самое позднее на Рождество они захотят приехать на Грей-лейк. А кроме того, существовали ведь и ее сестра, ее родители, другие родственники, да и его родные тоже. Однако напоминание о том, что есть внешний мир, с которым все равно придется считаться, могло бы побудить его сорваться, и тогда неизвестно, чем и как все обернется. Однако, спросив насчет возможности позвонить по телефону, она уже затронула эту тему и теперь видела, что Бакстер задумался.

– Если я позвоню, люди не будут недоумевать, куда мы пропали, – проговорила она. – Скажу им, что мы уже вернулись из Флориды и…

– Об этом пусть у меня голова болит. Может быть, на следующей неделе или через неделю. Пока мы для всех во втором свадебном путешествии во Флориде. Я не обязан ни перед кем отчитываться. Я в длительном отпуске, и никому, кроме меня самого, нет никакого дела, где и как я его провожу. Дети уже не маленькие, у них своя жизнь и им на нас наплевать. Буду им время от времени звонить.

– Хорошо, – кивнула она. Потом посмотрела на него и спросила: – Клифф, ты заставил меня заплатить за то, что я сделала, – я получила по заслугам. Почему бы теперь нам не сделать вид, будто ничего не случилось и не вернуться в Спенсервиль? Ты же сам понимаешь, что тебе нужно назад, на работу, что тебе еще несколько лет дослуживать. Я поняла, как надо себя вести, я очень… сожалею о том, что случилось, и подобное больше не повторится, обещаю тебе. Ты именно тот, кто мне и нужен. – Говоря все это, она внимательно наблюдала за ним и видела, что ее слова достигают цели, он начинает над ними задумываться. – Ни к чему нам торчать здесь слишком долго, – продолжала Энни. – Я поняла, что должна делать, чтобы ты был доволен и счастлив, и могу заниматься этим и в Спенсервиле. А если мы через пару-тройку недель вернемся, то избежим необходимости отвечать на массу вопросов. Договорились?

Он молчал не меньше минуты, потом поднялся, но так ничего и не сказал. Клифф пристально смотрел на нее, и она тоже встала, еще плотнее обернув вокруг себя одеяло. Они глядели друг на друга, и Энни чувствовала, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба. Она не знала, в какой мере его поведение было продиктовано яростью, а в какой являлось следствием каких-то психических отклонений. Ее пугало, что за эти последние три дня он нисколько не успокоился – даже наоборот, держался все хуже и хуже.

Наконец Бакстер улыбнулся и приветливо произнес:

– Похоже, тебе захотелось вернуться к тому, как мы жили, только чтобы было еще лучше, чем раньше.

– Да.

– Значит, ты меня любишь. Иначе ты бы не стала обещать и делать все это человеку, который тебе неприятен.

– Да, не стала бы.

– Ты меня любишь? – спросил он. Энни не отвечала.

– Скажи, что ты меня любишь.

Она понимала, что должна сказать, всего лишь произнести эти три слова, – в противном случае он поймет, что все сказанное ею до сих пор было ложью. – Скажи мне, что ты меня любишь.

– Нет, не люблю.

– Не верю. Но я тебя люблю.

– Если бы ты меня любил, ты бы со мной так не поступал.

– Я не сделал ничего такого, на что ты не напросилась бы сама. Разве я поступал так с тобой прежде, пока ты не сбежала и не разлеглась под этим типом? Поступал?

– Ты… нет, не поступал.

– Вот видишь?! Тебе просто не нравится расплачиваться. Не нравится отвечать за свои поступки. Вот в чем беда с вами, бабами. Вечно стремитесь получать что-то за просто так, проехаться на халяву и ни за что не платить. Ты сама устроила все это дерьмо в Спенсервиле. И так легко теперь не отделаешься.

– И ты тоже.

– Что ты хочешь этим сказать, сука?

Она не ответила.

– Снова ремня захотела?

– Нет.

– Я думаю. Так значит, ты меня не любишь. Ничего, полюбишь. И когда ты в конце концов произнесешь эти слова, то произнесешь их искренне. Абсолютно искренне, от всей души. Ты скажешь: «Клифф, я тебя люблю». Так что, если бы у меня стоял тут детектор лжи, он бы мне подтвердил: ты говоришь святую правду. Но вот что я тебе скажу, голубушка: никакой детектор лжи мне не нужен, потому что, когда придет такой день, я это сам почувствую и ты тоже.

– Никогда он не придет.

– Запомни свои слова. А пока скажи спасибо, что я еще люблю тебя, потому что, если разлюблю, ты станешь трупом, в туже самую минуту. Когда будешь молиться на ночь, помолись о том, чтобы к утру я тебя не разлюбил.

– Я буду молиться о твоей душе, Клифф, и просить Бога, чтобы он тебя простил. О другом не могу.

Эти слова ему не понравились, и он приказал:

– Иди, пристегнись к полу.

Энни повернулась, вышла из кухни, вернулась в большую гостиную и присела на корточки возле кресла-качалки. Бакстер последовал за ней и стал наблюдать, как она продела дужку висячего замка в цепь и во вделанный в пол крюк и защелкнула замок. Энни поплотнее укуталась в одеяло, подвернула его под себя и села.

Бакстер поворошил в огне кочергой, подбросил полено, постоял некоторое время, молча глядя на пламя. Одна из собак опять залаяла, но он как будто даже не обратил на это внимания. Наконец он обернулся, посмотрел на Энни и произнес:

– Я тебе говорил, когда я тебя отдрессирую, ты станешь другим человеком. Тогда тебе даже самой не захочется назад в Спенсервиль. Свыкнись с этой мыслью, голубушка. Отныне будет только так, и не иначе. Ты, я и вот эта компания, – он показал на прикрепленную над камином голову серого лесного волка.

Энни отвернулась и уставилась на огонь. По щеке у нее пробежала слеза.

Бакстер включил стоявшую на столике возле его кресла небольшую лампу, потом выключил торшер, сел, взял охотничий журнал и начал читать. Спустя несколько минут, однако, он поднял голову и проговорил обычным, почти повседневным и спокойным тоном:

– Вот что, однако, я тебе скажу. Если мои ребята изловят и доставят мне того типа, который тебя трахал, или если он сам сюда заявится, то после того, как я с ним разделаюсь, я могу подумать о том, чтобы вернуться к прежней жизни. А до тех пор ты будешь здесь, со мной. Можешь мечтать о его хере, сколько тебе хочется, но больше ты его никогда в жизни не увидишь, разве что только когда я буду скармливать его собакам.

Энни уголком одеяла вытерла с лица слезы.

– Не плачь, голубушка. Я знаю, тебя волнует, что станет со мной дальше, но я, дорогуша, вполне в состоянии позаботиться о себе. Ты ведь сама в этом убедилась, разве не так? – Он рассмеялся и снова взялся за журнал. – Сука.

Энни сидела в качалке, голодная, продрогшая, измученная и избитая, все тело у нее болело. День выдался ужасный, и таких дней у нее впереди будет еще очень много. Она посмотрела на Бакстера, потом закрыла глаза и стала думать о Ките. Она чувствовала частичку его в своем теле и старалась представить, что и сам он тоже сейчас где-то здесь, неподалеку от нее. Энни не забыла, что сказал ей Кит: «Даже если мы будем вынуждены на какое-то время расстаться, знай и запомни: я люблю тебя и сделаю все, чтобы мы снова были вместе…»

– Обещаю.

– Что?

– Ничего.

Клифф снова уткнулся в журнал. Потом сказал:

– А я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Ты удивишься, но я думаю о том же самом. Я тоже надеюсь, что он придет.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Киту тяжело было сидеть и выжидать, но он понимал, что чем позже они начнут, тем больше окажется вероятность застать Клиффа Бакстера врасплох. На стороне нападающего, твердил себе Кит, всегда преимущество в неожиданности, не говоря уже о психологической готовности к нападению. На стороне же обороняющегося то преимущество, что он сам определяет место, где намерен защищаться, и готовит его к обороне, а также, что тоже немаловажно, и преимущества удобного обустройства там. Но именно это последнее очень часто и порождает у обороняющегося ощущение ложной безопасности и самоуспокоенность.

Билли достал из кармана целлофановый пакет и распечатал его.

– Хочешь арахис?

– Нет.

Билли принялся жевать орешки.

– Быть может, собак убивать и не придется, – проговорил он. – Я прикинул, и мне кажется, что можно его достать и с большого расстояния. Надо будет занять позицию на самом краю леса, поднять шум, собаки начнут лаять, он вылезет на эту свою роскошную террасу, а тут мы его и достанем. У нас с тобой есть прицелы, и мы успеем сделать по два-три выстрела каждый, прежде чем он сообразит, что происходит.

– На нем бронежилет.

– Плевать нам на его жилет. Когда вокруг него начнут шлепаться пули, хоть одна его да заденет, даже через жилет. Или попадет ему в руку или ногу. А может быть, и в его безмозглую голову. Что ты об этом думаешь?

– Мне нравится то, что ты начал думать. Ну, хорошо, мы в него попали. Что дальше?

– А дальше, после того как мы в него попали, ты пулей мчишься к дому. Сто ярдов до него и вверх на террасу – это секунд двенадцать-тринадцать. Я тем временем лежу и прикрываю тебя огнем, а если он оторвет жопу от террасы, я ему еще врежу. Если к тому моменту, когда ты очутишься на террасе, от него еще что-то останется, ты перережешь ему горло. После чего подойду я и выпотрошу его. Нет, честно, Кит, я его в самом деле выпотрошу. Слушай, а если хочешь, давай я рвану на террасу, а ты прикрывай меня огнем. Как решишь, лейтенант.

Кит скосил взгляд на Билли Марлона. Тот явно наслаждался ситуацией и имел для этого все основания.

– Стандартные маневр и огонь, – проговорил Кит. – Неплохо. И безопасно для нас обоих.

– Да. Прикрывающий будет точно в безопасности, а тот, кто помчится к дому, вынужден будет положиться на умение первого стрелять. Ты как, хороший стрелок?

– Неплохой. А ты?

Марлон поколебался, потом ответил:

– Раньше был отличным. Теперь все зависит от того, удастся ли мне унять дрожь в руках.

– Сможешь?

– Ради этого ублюдка постараюсь.

Кит кивнул. Он взвешивал предложение Билли. В обычной пехотной школе сама эта идея получила бы полное одобрение. Но в данном случае были и осложняющие обстоятельства. Во-первых, наличие заложницы, а во-вторых, желание самого Кита сойтись с Бакстером лицом к лицу. На тактических занятиях и даже в разведшколе всему этому не учили. Искусство мести, умение заставить виновного заплатить за содеянное приходилось постигать самому.

– Есть вероятность, – поделился Кит своими сомнениями с Билли, – что Бакстер, прежде чем его как следует заденет, успеет укрыться. Перебежит на тыльную сторону террасы, за дом или, хуже того, скроется в самом доме.

– Это верно… но…

– Слушай, сотня ярдов, конечно, не расстояние для стрельбы, однако ночью, да еще когда на том, по кому стреляешь, надет бронежилет, дело может кончиться катастрофой. Меньше всего мне хочется, чтобы он сумел засесть в доме.

Билли кивнул, но все же возразил:

– Вот почему один из нас должен рвануть к дому так, словно за ним гонится сотня гуков[15]. Надо навалиться на него прежде, чем он поймет, что происходит. И потом, даже если он скроется в доме, он же будет ранен.

– Он может убить ее.

– Кит, на таком расстоянии, да еще с оптическими прицелами ни один из нас не промахнется, Поэтому он обязательно будет ранен. Так что, даже если он и скроется в доме, голова у него будет занята только нами. Ему будет не до нее.

– Возможно.

– Слушай, у тебя ведь что-то другое еще на уме, так?

– Так. Мне бы очень не хотелось, чтобы кому-то из нас повезло и мы с первого же выстрела угодили бы ему прямо в голову. Не хочу, чтобы он умер легко и быстро, – добавил Кит. – И постараюсь этого не допустить, так и знай.

Билли помолчал, потом медленно кивнул головой:

– Да… я так и понял. Слушай, я тоже не хочу, чтобы он мгновенно помер от того, что в башку ему попадет пуля, и он даже не почувствует никакой боли, не поймет, что произошло, и мы не сможем посмотреть ему в глаза. Я хочу выпотрошить его заживо, черт побери! Заживо, Кит; и посмотреть ему в глаза в тот момент, когда я буду держать у него перед носом его кишки. Но если ты считаешь, что мы должны тихо подкрасться к дому и застать этого типа абсолютно врасплох, ковыряющим у себя пальцем в жопе, то нет, я с таким планом не согласен. У меня не хватит выдержки его осуществить. А у тебя?

– У меня хватит.

– Ну, тогда давай, действуй. А я стану тебя прикрывать. Но в таком случае сперва надо вышибить собак.

– Правильно. Вот для этого я и купил арбалет. Примитивная технология для решения примитивной проблемы.

– Пожалуй. Послушай, то, чего мы хотим, – это одно, а что можем, – совсем другое. Я тебя прикрою, чтобы ты смог добраться и выкурить этого засранца, а ты мне дай потом на нем отыграться.

– Билли, в любом случае делать тебе придется одно и то же. Только займи позицию где-нибудь на дереве.

– Слушай, я своей жизнью не дорожу: не велика ценность. Но я не хочу, чтобы ты погиб там, на этом открытом пространстве, ни за что ни про что, или же добрался бы до дома и обнаружил, что он тебя поджидает. Я ведь тебе не смогу там помочь, дружище. На мой взгляд, – продолжал он, – когда мы до него доберемся, он должен быть либо трупом, либо тяжело раненным. Вот тут-то я его и выпотрошу.

Кит выждал немного, потом сказал Билли:

– Я хочу взять его живым.

– Это невозможно.

– Возможно. Я хочу связать его, бросить в пикап и передать в руки закона. Я много думал об этом и решил твердо: мне нужен именно такой исход. Подумай, хочешь ли ты в этом участвовать.

– Я уже подумал, Кит. И я тебя понимаю. Конечно, ему было бы легче умереть, чем отвечать за все то, что он натворил. Но должен тебе сказать, что этот самый закон вытворяет иногда удивительные вещи. Я никому в жизни не причинил никакого вреда, но я – дерьмо собачье, и закон треплет меня в хвост и в гриву. А этот распиздяй вполне сможет выкрутиться.

Кит задумался над тем, что сказал Билли. Конечно, Бакстеру придется пережить полосу унижений, но через год-другой он снова окажется на свободе. Несомненно, Клифф Бакстер болен, поэтому Верховный суд штата вполне может согласиться с его адвокатом, что подзащитному необходимы медицинское наблюдение и лечение. Он пережил тяжелую психическую травму, застав свою жену в постели с другим, с грязным деревенщиной-соблазнителем, и поступил так, как на его месте поступил бы каждый мужчина: избил этого типа, а потом, вместо того чтобы просто выгнать свою жену из дома, увез ее в своего рода отпуск и попытался как-то наладить совместную жизнь. Конечно, при этом он немного перестарался – вот поэтому ему и необходимо теперь медицинское наблюдение. Кит взвесил все это и в конце концов пришел к выводу, что, несмотря на обещание, данное им Энни, Клифф Бакстер все-таки должен умереть.

– Ну хорошо, – проговорил он, – мы его прикончим. Но я должен сделать это в ближнем бою. Пусть он узнает, что это были ты и я.

– Хорошо… если так тебе будет лучше, то пусть так и будет. Ничего не имею против. Надеюсь только, что у нас все получится.

– Получится.

– Слушай, после того как мы разделаемся со всем этим дерьмом, – сказал Билли, – съезжу-ка я в Колумбус и разыщу ее. Пока он жив, я не могу этого сделать. Ты меня понимаешь?

– Понимаю.

– Я не могу никому посмотреть в глаза, Кит. Я слоняюсь по городу, сталкиваюсь с ним на улицах и вижу, что он надо мной смеется. Иногда, когда я бывал пьян, он меня арестовывал, забирал в участок и обыскивал, причем раздевал при этом догола, а сам, негодяй, делал снимки, на которых, как он говорил, стоял рядом со мной. Он утверждал, что посылал эти снимки Бет…

Кит ничего не ответил.

– Ты мог бы спросить, почему я не уехал. Я тебе скажу: потому что я попытался собраться с духом и убить его, но у меня ничего из этого так и не вышло… и никогда бы не получилось. Пока ты не появился. Не забудь, – добавил он, – если я не смогу…

– Ладно. И брось ты об этом. – Кит посмотрел на Билли. Тот сидел на земле, прислонившись спиной к дереву, и глядел куда-то в темноту. По-видимому, подумал Кит, он предчувствует собственную гибель. Не исключено, что ощущения и не обманывают его: сейчас Билли Марлон был трезв, и к тому же пропащим людям всегда присущи особая проницательность, способность видеть веши отчетливо и ясно. Билли достиг сейчас того исключительно редко случающегося в жизни состояния, когда человеку становится безразлично, жить ли дальше или умереть.

Они ждали, вслушиваясь в редкие звуки ночного осеннего леса – в шорох пробегавших бурундука, белки или зайца, в шум крыльев редкой птицы. Кит посмотрел на небо: луна стояла уже почти прямо над их головами. Часа через три или четыре она зайдет. Вот тогда и настанет пора начинать – правда, ему нужен был лунный свет, чтобы попасть из арбалета в псов.

Кит не хотел думать о том, что происходило сейчас внутри дома, но и не думать об этом он не мог. Несомненно, Клифф Бакстер тронулся умом, а потому и присущее ему чувство собственника должно было перерасти в нечто гораздо более уродливое и безобразное. Кит понимал, что Бакстер станет бить Энни, унижать ее, наказывать за проявленную ею неверность. Фактически Бакстер был сексуальным садистом, у которого наконец-то появился так долго отсутствовавший предлог дать волю своему больному воображению и отыграться на женщине, которую ему до сих пор так и не удалось сломить до конца. Кит не сомневался в том, что Бакстер и сейчас не сумел ее сломить; что, когда он увидит в конце концов Энни, та окажется примерно в таком же состоянии, как и он сам, – избитой, израненной морально и физически, но не побежденной.

Кит как следует настроился на то, что ему предстояло. Надо будет действовать спокойно, хладнокровно, рационально, с теми же хитростью и коварством, на которые, как он хорошо знал, способен Бакстер. Кит понимал, что Бакстер может в любой момент убить Энни, но в то же время был почти уверен, что пока еще Бакстер этого не сделал. То, что происходило сейчас в доме между ними двумя, должно было быть для Бакстера наивысшим за всю его жизнь наслаждением, а потому он будет стараться продлить его как можно дольше и постарается завершить лишь в самый последний момент. В этот самый последний момент, когда они окажутся с Бакстером лицом к лицу, все и должно будет произойти, разрешиться мгновенно, разом: и спасение, и месть, и искупление – все то, чему уже давным-давно пора свершиться.

– Мне почему-то кажется: ему известно, что мы здесь, – произнес Билли. – Не то чтобы он знает наверняка, но он… ждет.

– Какая разница, – сказал Кит. – Это ничего не меняет ни для него, ни для нас.

– Это верно. Он сам загнал себя в угол… Но и мы тоже в углу, – добавил Билли, помолчав немного. – Вроде бы ничто нам не мешает повернуться и уйти, но уйти мы не можем. Понимаешь, о чем я?

– Да.

– Эх, хорошо бы сейчас закурить.

– А выпить тебе не надо?

– Н-ну… а у тебя что, есть?

– Нет. Я просто спрашиваю, нужно тебе это сейчас или нет.

– Мне… да. Но… может и подождать.

– А знаешь, если ты после всего этого бросишь пить, то, возможно, у тебя жизнь еще и наладится.

– Может быть.

– Я тебе помогу.

– Забудь об этом. Мы с тобой в расчете. А тебе никогда не приходила в голову мысль, что нас обоих очень по-крупному надули? – спросил Билли.

– Приходила. Ну и что? Каждого ветерана надули по-крупному, начиная с тех, кто воевал еще в первую мировую. Перестань ты жалеть себя. Война уже давным-давно кончилась, достаточно давно, чтобы у тебя в голове все перепуталось и ты и без всякой войны успел бы изломать собственную жизнь.

Билли помолчал, размышляя над услышанным, потом сказал:

– Ну, с твоей-то головой такого ведь не случилось. Ты всегда умел держать себя в руках. А моя на такую нагрузку, наверное, не была рассчитана.

– Сочувствую.

– Знаешь, что я тебе еще скажу, Кит: если не чувствуешь себя немного обманутым, то не прислушаешься вовремя и к тем колокольчикам, которые могут начать звонить у тебя в голове.

Кит промолчал.

Они прождали еще час, обменявшись за это время всего несколькими словами. Наконец Билли проговорил:

– Слушай, а ты помнишь тот финальный матч, который мы играли с «Финдлэй» в последнем классе? Я тогда был на месте полузащитника, мы проигрывали 7:12, и тут я получаю передачу и рву вперед по левому краю. На линии схватки меня берут за жопу, но я не падаю, а изворачиваюсь и отбрасываю мяч назад, тебе.

Ты в тот раз играл на месте защитника, помнишь? Эти гады из «Финдлэй» на тебя наваливаются, но ты навешиваешь длинную-длинную передачу этому концевому… как же его звали, черт возьми?.. Дейвису, да? Он даже не подозревал, что он в игре, просто обернулся, и тут ему прямо в руки попадает твой мяч, он теряет равновесие и падает, но уже за чертой. Гол. Вспомнил?

– Да.

– Чертовски хорошая была игра. И поучительная. Даже если все идет не так, держись, терпи, выкладывайся, и можешь получить шанс. Интересно, сохранились ли еще те кадры на пленке?

– Наверное.

– Хотелось бы мне на них взглянуть. Слушай, а ты Бакстера по школе помнишь?

– Нет… хотя да, помню.

– Он и тогда был дерьмом. Ты с ним ни разу не дрался?

– Нет, а надо было бы.

– Поквитаться никогда не поздно.

– Вот он именно так и думает – потому-то мы сейчас и здесь.

– Да… но мы же ему в школе никогда ничего плохого не делали. Я, во всяком случае, ничего не сделал. Он сам делал другим гадости. Не понимаю, почему он до сих пор ни разу ни на кого не нарвался.

– Он всегда выбирал только слабых, – заметил Кит. На это Билли Марлон ничего не ответил, но спустя некоторое время проговорил:

– Тебя-то он здорово уделал! – И, усмехнувшись, добавил: – А знаешь, когда мы с тобой встретились тогда в баре, то на следующий день, как у меня в голове прояснилось, я сразу вспомнил о тебе и об Энни Прентис. И у меня возникла мысль, что между вами обязательно все должно начаться снова. Умный я парень, скажи?

Кит ничего не ответил.

– Я думаю, что и он это тоже сразу вычислил, – продолжал Билли. – Знаешь, я с ней одно время сталкивался иногда на улице. В школе-то я ее не очень хорошо знал, но все-таки учились мы вместе, и поэтому она при таких встречах всегда улыбалась мне и здоровалась. А иногда останавливалась, спрашивала, как у меня дела, и мы с ней перебрасывались несколькими словами. Я в таких случаях стоял, как дурак, и думал про себя: «Надо бы тебе рассказать, что твой муж трахает мою жену», но, разумеется, я ей ничего подобного никогда не говорил. Да и болтать с ней подолгу мне тоже не особенно хотелось: боялся, что если Бакстер увидит, как мы разговариваем, то непременно сделает какую-нибудь гадость или мне, или ей.

– Пожалуй, надо мне все-таки позволить тебе его выпотрошить, – проговорил Кит.

– Для этого я в твоих разрешениях не нуждаюсь, – ответил, взглянув на него, Марлон.

Подобный ответ несколько удивил Кита, хотя применительно к Билли это был хороший признак.

– Мы ведь договорились, что командовать буду я, – сказал Кит.

Билли промолчал.

Прошел еще час – теперь становилось уже по-настоящему холодно. Кит бросил взгляд на часы: десять вечера. Ему не терпелось начать действовать, но было еще слишком рано. Бакстер наверняка не спит и бдит, да и собаки пока тоже настороже.

Луна перешла в юго-западную часть неба – значит, прикинул Кит, светить она будет еще часа два или три.

– Ну ладно, действуем так, – проговорил Кит. – При свете луны убираем собак, потом ждем, когда она зайдет, тогда я бросаюсь через поляну к дому, ты меня прикрываешь, я забираюсь на террасу и прижимаюсь спиной к стене возле раздвижной стеклянной двери. Согласен?

– Пока да.

– Дальше твоя задача его выманить. Лаять по-собачьи можешь?

– Само собой.

– Значит, ты лаешь – он выходит, как тогда; только на этот раз я у него за спиной и приставляю ему револьвер к голове. Просто и безопасно. Как тебе такой план?

– На слух неплохо… впрочем, на слух планы всегда хороши, верно?

– Верно. Но иногда они еще и удаются. Билли улыбнулся:

– Помнишь те схемы, которые мы рисовали мелом на доске на тренировках? На них мы каждый матч выигрывали. И в армии тоже так было. Но в этих схемах никогда не учитывалось, что будет, если кого-то из наших парней выведут из строя, и никогда не бывало известно заранее, каковы планы другой стороны.

– Такова жизнь.

– Точно. – Билли пару минут помолчал, потом сказал: – Пожалуй, я действительно сам себя обманул. Я, а не кто-то другой. Но я слишком долго проболтался на поле, – добавил он, – и уж этот-то шанс теперь не упущу.

Они продолжали сидеть в темноте и холоде, завернувшись в толстые холщовые пончо. Ровно в полночь Кит поднялся, сбросил пончо на землю и проговорил:

– Пошли.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Клифф Бакстер отложил журнал и зевнул. Потом докончил банку пива, выудил из пакетика пригоршню соленой соломки и принялся жевать. Он посмотрел на сидевшую в кресле-качалке жену и бросил несколько соломок ей на одеяло.

– Не говори потом, что я не проявлял о тебе заботу. Ешь на здоровье.

Энни ничего не ответила и не обратила на угощение никакого внимания.

– Готова отправляться в постель, дорогуша? – поинтересовался он.

Не отрывая взгляда от постепенно угасавшего пламени, она ответила:

– Нет, хочу посидеть здесь.

– Вот как? Всю ночь?

– Да.

– А кто же меня приласкает?

– В любом случае не я. Ты же меня приковываешь к кровати.

– Фиксирую наручниками, а не приковываю.

– Какая для меня разница?

– Ну, если бы я мог тебе доверять, ты бы не сидела, прикрепленная цепью к полу, не спала бы в наручниках, и вообще бы ничего этого не было. А разве я могу тебе доверять?

– Да.

– Ну конечно, – рассмеялся он. – Если хочу, чтобы ты мне вышибла мозги.

– Ты что, боишься меня? – Энни перевела на него взгляд.

Глаза у Бакстера стали узкие, как щелки, и он ответил:

– Я боюсь любого, кто способен нажать на курок. Я не дурак.

– Нет, конечно, – согласилась Энни. – Но ты…

– Что?

– Ты не веришь людям, Клифф. Ты вообще доверять-то умеешь?

– Нет. И почему я должен кому-то доверять? Почему я должен доверять тебе?

– А если я дам тебе слово, что не буду пытаться убить тебя, ты снимешь с меня цепь и наручники?

– Нет. А чем это они тебе так мешают?

– Чем?! Просто я не хочу сидеть на цепи, как животное. Вот и все.

– Ты сидишь не как животное. У животных бывает больше свободы, – рассмеялся он. – А ты прикована, как каторжник, преступивший закон. Собаки, которые там, на улице, ничего плохого не сделали, а потому они могут свободно перемещаться где-то на целую сотню ярдов. А вы проиграли, мадам. И теперь терпите. Может быть, недели через три-четыре я пересажу тебя на ту проволоку, вдоль которой сейчас бегают собаки. Вот тогда ты сможешь говорить, что сидишь на цепи, как животное, и еще благодарить меня будешь.

Энни подавила готовый вырваться вздох и проговорила:

– Клифф… я ведь могла тебя тогда убить… просто убивать не в моей натуре. Поверь, пожалуйста… да ты и сам это знаешь. Сам не раз так говорил. Дай мне сегодня провести ночь без наручников. Не могу я спать, когда руки прикованы к спинке кровати. Пожалуйста. Клянусь, я не причиню тебе никакого вреда.

– Вот как? А где гарантия, что я сам завтра утром не проснусь прикованным к постели, а тебя уже давно и след простынет? Где такая гарантия, а? Где? Можешь не трудиться отвечать. – Он подался в ее сторону. – И кстати, вот еще о чем я подумал. В следующий раз, когда захочешь отлить, можешь делать прямо под себя.

– Клифф… пожалуйста…

– А потом уберешь. Но только не в кровати, – добавил он и снова зевнул. – Значит, ты предпочитаешь просидеть всю ночь в этом кресле, только бы не спать со мной?

– Нет. – Она отрицательно помотала головой. – Извини… Я не хочу сидеть тут всю ночь. Пойду в постель. Только вначале мне нужно сходить в туалет, – добавила она.

– В самом деле? А у меня есть идея получше. Сиди тут. Тебе полезно. – Он подошел и сорвал с нее одеяло, отшвырнув его через всю комнату. – Лей под себя, может быть, жопу отморозишь.

– Негодяй!

Он больно ущипнул ее за щеку.

– Утром получишь десять ударов ремнем. Вот сиди теперь всю ночь и думай об этом. А завтрака не получишь. Будешь сидеть тут обоссанная и нюхать, как на кухне жарится яичница с беконом.

Бакстер подошел к стеллажу с оружием, открыл его, достал оттуда АК-47 и снова запер дверцу.

– Буду лучше спать с автоматом, чем с тобой. Он не такая ледышка, какой всегда была ты.

Энни сидела в кресле, обхватив себя руками, и молча смотрела на тлеющие угольки.

– Подбросить полешко? – спросил он. Энни не ответила.

– Ничего, молчи, я все равно не собирался этого делать.

– Клифф, – проговорила она, подняв на него глаза, – пожалуйста… Извини меня. И не оставляй меня тут. Я замерзла, мне надо…

– Надо было раньше подумать обо всем этом, прежде чем раскрывать рот. Помнишь того добермана, который был у нас когда-то и который постоянно на меня лаял, а однажды даже укусил? Многие мне тогда советовали его пристрелить. Ну, это нетрудно, это любой может. Мне понадобился примерно месяц, чтобы научить его понимать, кто тут хозяин, так? И в итоге получилась самая лучшая собака из всех, какие у меня были. Вот и с тобой так будет, голубушка.

Энни встала.

– Я тебе не собака! Я человек, живой человек! И я твоя жена…

– Нет! Ты была моей женой. А теперь ты моя собственность.

– Ничего подобного!

Клифф толкнул Энни назад в качалку и навис над ней. Он посмотрел на нее долгим пристальным взглядом, потом с сарказмом в голосе произнес:

– Ну, если бы ты была мне женой, у тебя было бы обручальное кольцо, а я его что-то не вижу.

Она ничего не ответила.

– Найдешь его, тогда поговорим насчет того, жена ты мне или нет. Как ты думаешь, где ты его потеряла?

Энни молчала.

– Ну и черт с тобой, кольцо тебе все равно не нужно. У тебя теперь есть кандалы и наручники. Надо было давным-давно на тебя их надеть. И пояс верности, чтобы твоя слишком горячая дыра не напрашивалась на неприятности. Бог свидетель, ты никогда не воспринимала узы брака всерьез.

– Ты…

– Что? Хочешь мне сказать, что я гулял направо и налево? И что с того? Если хочешь знать, эти бабы для меня – дерьмо, даже меньше. Если бы ты исполняла свои обязанности, мне бы не пришлось совать свой член в кого попало. А вот ты – ты взяла и влюбилась. Что, не так?

Энни не ответила.

Бакстер придвинулся ближе, и Энни отвернулась от него.

– Смотри на меня! – приказал он. Энни заставила себя повернуться.

– Думаешь, я когда-нибудь позабуду то, что увидел в том мотеле? Не то, что ты с ним трахалась. Черт побери, я себе много раз представлял, как ты трахаешься с другими. А то, что ты на меня бросилась, чтобы он мог… мог бы попытаться убить меня. И то, как ты его прикрывала, чтобы я не размозжил ему череп. Думаешь, я все это когда-нибудь забуду? А?

– Нет.

– Вот именно что нет. Никогда.

Кит и Билли сидели на корточках возле самого края поляны.

Билли осматривал поляну через оптический прицел своей винтовки, а Кит тем временем навел бинокль на дом. Свет в окнах еще горел, но не тот, что был раньше и источником которого был светильник, стоявший, видимо, поблизости от раздвижной стеклянной двери. Этот свет был слабее и исходил из окна, прорезанного в наклонной стене ближе к середине дома, к тому месту, откуда поднималась над крышей дымовая труба, – окна, сквозь которое Кит тогда разглядел Энни. По-видимому, горела небольшая лампа, стоящая на каком-нибудь столике. Света от других ламп не было заметно, как не видно было и отблесков пламени от горевшего камина, хотя над трубой еще поднимался легкий дымок, который по-прежнему тянуло в их сторону, – значит, ветер дул сюда, и собаки не могли их почуять. Это хорошо.

Кит продолжал рассматривать в бинокль дом. В окне не было видно ни теней, ни какого-либо движения. Не видно было и голубоватого мерцания, какое обычно исходит от экрана, – жаль: звуки и шумы от работающего телевизора были бы им на руку. Возможно, конечно, что в доме работало радио или играл магнитофон, впрочем, Кит отдавал Бакстеру должное и понимал, что тот не станет сам создавать себе дополнительные помехи. Если бы Кита попросили представить себе, что происходит сейчас в доме – а он именно это и пытался сделать, – он бы ответил, что, по-видимому, кто-то один из его обитателей еще не спит, сидит перед догорающим камином, возможно, читает; или они разговаривают друг с другом. Кит допускал, что свобода передвижения Энни может быть как-то ограничена, иначе Бакстеру пришлось бы круглосуточно ее караулить.

Кит осмотрел открытое пространство перед домом. Рыжая охотничья собака лежала на дальнем от них конце своей привязи, ближе к озеру, и, вероятно, спала. Вторую собаку он увидел бредущей по берегу – ее силуэт хорошо просматривался на фоне поблескивающей воды; Киту показалось, что она тоже посажена на проволоку, только проложенную вдоль озера. Третьего пса Кит так нигде и не увидел и решил, что тот должен находиться где-нибудь с тыльной стороны дома. Только сейчас Киту пришла в голову мысль, что Бакстер, видимо, предпринял меры предосторожности, и в том числе расположил собак так, чтобы защитить дом со всех сторон, задолго до того, как скрылся в своем логове. Что ж, подумал Кит, если бы я вел такой образ жизни, как Бакстер, я бы тоже побеспокоился о таких вещах заранее.

Кит опустил бинокль, Билли положил винтовку. Из-за собак оба старались почти не двигаться и разговаривали, еле слышно шепча друг другу на ухо.

– Видно все хуже и хуже, – прошептал Билли. Кит кивнул. Луна теперь стояла низко над юго-западной частью озера, возвышаясь над самыми высокими из сосен не больше чем градусов на десять. Кит предпочел бы дождаться полной темноты и того времени, когда сон у человека и у собак наиболее крепок – а это бывает обычно между тремя и четырьмя часами утра. Но если бы удалось отделаться от собак сейчас, пока их еще было видно, то потом Кит чувствовал бы себя гораздо спокойней и увереннее на этом открытом пространстве между краем леса и домом.

Они ждали, надеясь, что свет в доме выключат раньше, чем луна опустится ниже деревьев.

Кит принялся разглядывать дом так, без бинокля. И чем дольше смотрел он на это строение – темное, в форме огромного треугольника, посаженное на сваях высоко над землей посреди совершенно пустого места, этой поляны, явно намеренно расчищенной для того, чтобы превратить ее в зону гарантированного попадания на случай стрельбы, залитое лунным светом, с этим струящимся из окна и идущим откуда-то из глубины, из невидимых сейчас комнат слабеньким светом лампы, – тем более зловещим оно ему казалось. Над озером поднялся туман, и окружавшая их картина стала казаться еще более призрачной. Кит попытался представить себе, что могло происходить сейчас в этом доме, что говорили друг другу, думали и чувствовали Энни и Клифф Бакстер – сейчас, когда после стольких лет совместной жизни каждый из них понимал, что конец совсем близок.

Энни не отрывала взгляда от Клиффа, и впервые за последние три дня – а может, даже и за многие последние годы, подумала она, – их взгляды встретились. Она давно уже не любила его, и оба они это знали, а на протяжении нескольких последних лет он стал просто безразличен ей как человек. Но ей никогда не хотелось причинить ему страдания, даже несмотря на все плохое, что он внес в ее жизнь. И теперь, после всей боли и физических мучений, какие он ей доставил, Энни все равно прониклась некоторым сочувствием к его эмоциональным переживаниям, которые – она понимала это – были искренними и глубокими. Она не испытывала к нему никакой привязанности, подобные чувства он убил в ней уже давным-давно. Но она бы предпочла, чтобы ему не пришлось увидеть того, что он видел там, в мотеле.

Клифф, похоже, уловил ее мысли и сказал:

– Ради меня ты ничего подобного бы не сделала. Даже и двадцать лет тому назад.

– Да, не сделала бы. Извини, Клифф, – добавила она. – Мне действительно жаль, что все так обернулось. Можешь меня бить, насиловать, делать со мной что хочешь, но к тебе я испытываю только жалость. Может быть, отчасти я и сама виновата в том, что не ушла от тебя раньше. Ты напрасно мне помешал.

Он ничего не ответил, но она видела, что слова ее достигают цели. Энни сознавала, что они причиняют ему дополнительные боль и страдания, однако при сложившихся обстоятельствах, когда вся ее жизнь была низведена до борьбы за физическое выживание, да еще при том, что он сам поднял эту тему, необходимо было честно называть вещи своими именами. Она не думала, что сказанное ею может вывести Клиффа из того ненормального состояния, в котором он находился, – скорее уж наоборот, ее слова могли только все ухудшить. Но если ей – или им обоим – суждено умереть, то она хотела, чтобы перед самым концом он узнал о ее истинных чувствах.

Кит чувствовал, как его охватывает хорошо знакомое ощущение особого спокойствия, которое всегда приходило к нему перед боем – когда ум и тело словно каким-то сверхъестественным образом отделяются друг от друга и человек начинает воспринимать все вокруг так, будто это происходит не с ним. Он знал, что подобное ощущение испытывает перед боем большинство людей и что потом, когда бой начинается и его горячка захватывает человека, ощущение это исчезает, а тело и мозг выходят из этого странного состояния и воссоединяются снова.

Он подумал об Энни. Кит надеялся, что она верит в близость помощи, сможет выдержать и продержаться еще какое-то время и не подтолкнет, вольно или невольно, Бакстера к преждевременной развязке.

Бакстер вытащил из кобуры пистолет, поднял его и проговорил:

– Это его пистолет. Украденный мной из его дома. И я хочу, чтобы ты знала: если я решу тебя застрелить, то сделаю это из его оружия.

– Ну и что?

Бакстер наставил на нее девятимиллиметровый «глок»:

– Хочешь, прямо сейчас все кончим?

Она посмотрела на глядевший на нее черный кончик ствола и ответила:

– Решай сам. Мои слова для тебя все равно ничего не значат.

– Разумеется, значат. Ты меня любишь?

– Нет.

– А его?

– Да.

Он некоторое время глядел на нее поверх ствола, потом повернул ствол, направив его себе в голову, и снял пистолет с предохранителя.

– Хочешь, нажму на курок?

– Нет.

– Почему нет?

– Я… Клифф, не надо…

– Не хочешь видеть, как разлетятся мои мозги?

– Нет. – Она отвернулась.

– Смотри на меня.

– Нет.

– Ну, не важно. Если я прострелю себе башку, ты умрешь здесь медленной, очень медленной смертью, так и прикованная к полу. И будешь наблюдать, как станет разлагаться мой труп. Будешь нюхать, как я стану тут гнить, прямо у тебя под носом.

Она закрыла лицо руками и простонала:

– Клифф… пожалуйста, не надо… не мучай ни меня, ни себя…

– Кому-то из нас надо умереть, голубушка. Или тебе, или мне. Кому?

– Прекрати это! Прекрати!

– Прощай, дорогая…

Внезапно до них долетел приглушенный звук выстрела – Кит и Билли мгновенно присели. Они подождали, но больше выстрелов не было, только заливались лаем собаки.

– Это откуда, из дома? – прошептал Билли.

– Не знаю… – Но, похоже, стреляли действительно там. Звук был не резкий и четкий, как у винтовки, из которой стреляют на открытом месте, а приглушенный, несколько смазанный, какой бывает у пистолетного выстрела, сделанного внутри помещения. Кит поднял к глазам бинокль и обнаружил, что у него дрожат руки. Через окно ничего не было видно, и первым побуждением Кита было броситься к дому: но что бы там внутри ни произошло, это уже случилось, и вмешательство Кита ничего не могло бы изменить.

– Не психуй, – прошептал Билли. – Мы не знаем, что там.

– Скоро узнаем.

Энни услышала над собой оглушительный выстрел, звук которого заставил ее подскочить в кресле. Она повернулась и увидела, что Клифф стоит рядом, опустив пистолет вниз, и улыбается.

– Промахнулся, – заявил он и рассмеялся. – Что, обделалась со страху? – Он снова залился смехом.

Энни опять закрыла лицо руками и разрыдалась.

Клифф взял свой АК-47, бронежилет, пневморужье, потом выключил настольную лампу, погрузив гостиную во тьму.

Энни слышала, как он тяжело дышит где-то рядом, потом раздался его голос:

– Спокойной ночи, голубушка.

Она не ответила.

– Я сказал: спокойной ночи, голубушка.

– Спокойной ночи.

– Смотри, не броди тут во сне, как лунатик. – Бакстер засмеялся.

Энни услышала, как он вышел из комнаты.

Наверное, целую минуту она просидела не шевелясь, потом открыла глаза. В камине тускло мерцали янтарным светом догорающие угольки. Энни чувствовала, как бешено колотится ее сердце, и с трудом перевела дыхание. Несмотря на случавшиеся у него приступы иррационального поведения, действительно пугавшие ее, Энни чувствовала, что пока еще в состоянии заронить Бакстеру в голову ту или иную мысль и заставить его действовать под влиянием этой мысли. Сегодня вечером он не намеревался убивать ни ее, ни себя. Чего он хотел, так это причинить ей возможно больше страданий, – именно поэтому ему пришлась по душе идея оставить ее тут на всю ночь прикованной к полу, голой и замерзающей. Пока что все складывалось неплохо. У нее был шанс, но всего лишь один. Энни выскользнула из кресла, беззвучно опустилась на пол и поползла к камину.

Кит увидел, что свет в окне погас, потом, несколько мгновений спустя, осветилось другое окно, ближе к тыльной стороне дома, – по-видимому, находившееся в спальне. Еще через минуту свет во втором окне тоже погас, и Кит опустил бинокль. Было бы странно полагать, что в доме только что кого-то убили, а оставшийся в живых спокойно выключил свет и лег спать. В этом охотничьем уголке, убеждал себя Кит, постоянно кто-то где-то стреляет, даже и ночью, а поскольку вокруг лес, да и поверхность озера отражает звук, то трудно определить точно, с какой стороны донесся до них тот выстрел.

Кит окончательно овладел собой и поглядел на Билли, который сам смотрел на него, ожидая распоряжений. Оба они по собственному опыту знали, что в такие, самые последние перед началом боя мгновения все разговоры сводились обычно к одной из трех команд: «вперед», «отставить» или «погоди». «Отставить» в данном случае исключалась; «погоди» хотелось и сказать, и услышать; после команды «вперед» пути назад уже не было.

– Готов? – спросил Кит.

– Готов.

– Пошли.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Энни тихонько ползла по дубовому полу, пока кольцо, обхватывающее ее левую ногу, не врезалось в лодыжку. Она протянула правую руку вперед и попыталась дотянуться до витой чугунной кочерги, что стояла сбоку от камина, однако достать ее таким образом ей не удалось.

Она минутку передохнула и прислушалась. Из спальни, что была футах в двадцати и располагалась наискосок через холл от гостиной, до Энни доносилось похрапывание Клиффа. Она напряглась изо всех сил и попыталась дотянуться еще раз: казалось, вот она, кочерга, совсем рядом, но Энни не хватало до нее каких-нибудь полдюйма.

Она сделала еще одну попытку, снова собрав для нее все силы, но лишь едва коснулась кочерги кончиками пальцев. Обессиленная, Энни поникла, и цепь, до этого туго натянутая, упала на пол, издав легкий звон. Энни застыла и прислушалась.

Храп Клиффа на минуту стих, потом возобновился снова. Энни села и обвела взглядом погруженную в темноту комнату. Правда, угли в камине еще продолжали тлеть, а через окна в южной стене дома в комнату проникал лунный свет. Энни искала глазами что-то такое, что помогло бы ей дотянуться до кочерги, но ничего подходящего поблизости не видела. Наконец она заметила то, что могло ей сгодиться. На кирпичах возле самого камина, освещенная тусклыми отблесками неровного пламени тлеющих углей, лежала крупная изогнутая соломка к пиву, упавшая туда, когда Клифф сдернул с Энни одеяло. Маленький знак оказанного ей внимания. «Спасибо тебе, Клифф». Энни подобрала соломку, снова вся вытянулась, напряглась и протянула руку к кочерге.

Каждый ее мускул дрожал от напряжения, она чувствовала, как по ногам, по всему ее избитому и измученному телу пробегают короткие и быстрые волны боли. Однако Энни не теряла присутствия духа и не отступала: крепко сжимая соломку кончиками пальцев, она продолжала тянуться до тех пор, пока ей не удалось зацепить кочергу и дернуть ее на себя. Кочерга начала падать – Энни поймала ее и застыла на полу, с трудом переводя дыхание.

Наконец, убедившись, что Клифф ничего не слышал, она тихо отползла назад к креслу-качалке и села возле него на полу. Там она склонилась над своими кандалами и принялась внимательно разглядывать цепь, висячий замок и ушко крюка, к которому все это было прикреплено. Энни не сомневалась, что сломать дужку замка или вырвать крюк из пола ей не удастся. Но крюк был ввинчен в пол, и она могла попробовать вывинтить его оттуда. Она засунула конец кочерги в дужку замка и принялась вращать ее против часовой стрелки, используя и кочергу, и сам замок как рычаги. Крюк поддался, и дубовые доски пола пронзительно заскрипели под резьбой. Энни замерла, прислушиваясь, потом вставила кочергу несколько иначе, чтобы при ее вращении не звенела цепь, и снова повернула. Сделав несколько оборотов, она ощупала в темноте крюк и, почувствовав под пальцами резьбу, убедилась: тот явно понемногу вывинчивался из пола. Энни вспомнила, что нарезка на крюке была три или четыре дюйма длиной и что когда Клифф загнал его в дубовый пол, то заявил ей: «Назад уже не выкрутишь». «Ошибаешься, Клифф». Хотя, конечно, это потребует некоторого времени и усилий. Энни продолжала орудовать кочергой, и спустя несколько минут крюк вышел из пола дюйма на два, хотя еще держался достаточно крепко.

Энни услышала, как заскрипели сперва кровать, потом доски пола под грузным телом Клиффа; со стороны холла послышались его приближавшиеся шаги.

Она молниеносно сунула кочергу под лежавший на кирпичах коврик и бесшумно опустилась в кресло, прикрыв босой ногой замок и ушко крюка. Затем повернулась на бок и притворилась спящей, поглядывая на дверь через узкую щелку едва приоткрытого левого глаза.

Зажглась настольная лампа – Клифф стоял возле двери, в боксерских трусах и майке, и молча озирался. Глаза его обшаривали комнату – каким-то звериным взглядом, подумала Энни, – стараясь определить, что в ней изменилось, что стало не так, как должно было бы быть. Вот его взгляд опустился ей на ноги, но тут же переметнулся на что-то еще. Энни уже не раз приходила в голову мысль, что ее муж стал сильно походить на своих собак, – бывали даже моменты, когда ей начинало казаться, что у него и слух, и нюх тоже стали такими же острыми, как у собак, что у него появилось даже волчье чутье. Слабой стороной Бакстера, однако, было то, что он сильно переоценивал собственные умственные способности и столь же сильно недооценивал способности других, особенно женщин, и особенно ее.

– Эй! Проснись!

Энни открыла глаза и выпрямилась в кресле.

– Тебе тут удобно, дорогуша?

– Нет.

– Еще не обоссалась?

– Нет… но мне надо сходить…

– Вот и хорошо. Валяй, ходи прямо под себя.

– Не буду.

– Будешь. Замерзла?

– Да.

– Я вот думаю, не позволить ли тебе отправиться в постель. – Клифф поиграл ключами, висевшими у него на шее на цепочке. – Хочешь в кровать?

«Нет, нет, только не это!» Энни попыталась изобразить чувство облегчения и благодарно проговорила:

– Да, спасибо тебе. Но мне надо вначале сходить в ванную. Я замерзла, Клифф, и хочу есть. И, по-моему, у меня начинаются месячные. Так что мне надо взять тампоны. Пожалуйста, а? – Она устремила на него просительный взгляд.

Он постоял, размышляя; думала и она. «Если в нем осталась хоть капля сочувствия ко мне, он меня пожалеет и разрешит сделать то, о чем я прошу». Энни, однако, готова была поклясться, что никакой жалости в нем нет ни на грош, – единственное, чего ему хотелось от нее услышать, было «пожалуйста», а единственным, что он готов был бы для нее сделать, могло стать только «ничего».

– Ну что ж, я об этом подумаю, – ответил Бакстер. – Загляну к тебе попозже и проверю, действительно ли ты сидишь тут замерзшая, голодная и мокрая.

– Пожалуйста, Клифф…

– Не забудь, – перебил ее Бакстер, – утром тебе причитается десять ударов ремнем, и никакого завтрака. Впрочем, может быть, мы что-нибудь и переиграем. Подумай насчет того, что ты никогда не разрешала мне делать. – Клифф подмигнул ей и потянулся к выключателю. Но прежде чем свет погас, Энни успела бросить взгляд на каминные часы.

Энни слышала, как он вышел из комнаты, потом до нее донесся шум спускаемой в туалете воды, потом снова заскрипела кровать. Она прислушивалась к тиканью стоявших на каминной доске часов. На протяжении двух последних ночей Клифф ставил себе будильник так, чтобы тот звонил через каждые два часа, так что у нее в запасе было достаточно времени – если только, конечно, он не завел сегодня будильник на какой-то иной час.

Проверить это она никак не могла – оставалось только ждать, пока он снова уснет.

Она выждала какое-то время – ей показалось, что прошло минут двадцать, – потом услышала, что из спальни стал опять доноситься его храп. Энни опустилась на пол, достала из-под коврика кочергу и принялась за прерванное приходом Клиффа занятие.

Тявкнула собака, но всего один раз, потом оконное стекло задребезжало от порыва ветра; следующий порыв попал в каминную трубу, и через решетку камина в комнату полетела зола, а тлевшие угольки ярко вспыхнули. От каждого звука, каждого шороха в доме Энни вздрагивала, а то и подпрыгивала, сердце ее колотилось как бешеное.

Продолжая вывинчивать крюк, Энни попыталась представить себе, что она станет делать, оказавшись на свободе. Кандалы на ногах у нее все равно останутся, но по крайней мере она сможет передвигаться. Она знала, в каком месте на кухне висят ключи зажигания от «бронко», – единственное, что ей нужно будет сделать, это забрать их, завернуться в одеяло, отодвинуть ведущую на террасу раздвижную стеклянную дверь и спуститься вниз по лестнице. Энни помнила, что говорил Клифф насчет медвежьих капканов, поэтому лучше не спускаться по лестнице до самого конца, а перелезть внизу через перила; а там останется всего лишь зайти под дом, туда, где стоит «бронко», забраться в машину и запустить мотор. Через считанные секунды она будет уже на дороге. Ей вдруг пришла в голову мысль, что Бакстер, если ему представится такая возможность, способен начать стрелять по отъезжающей машине. Кроме того, насколько помнила Энни, он что-то говорил о том, что замаскировал выезд с их дороги, и она засомневалась, пройдет ли там «бронко» даже со всеми его четырьмя ведущими колесами. Впрочем, последние два обстоятельства могут и отпасть, если она просто войдет в спальню и размозжит кочергой ему голову, а потом спокойно оденется и вызовет полицию.

Энни обхватила покрепче рукоятку тяжелой чугунной кочерги, словно примериваясь. Нанести удар такой штукой – дело само по себе простое, проще и быть не может. Но если у нее не хватило духу убить его в тот раз, когда они, оба вооруженные, стояли лицом к лицу, то сумеет ли она убить его спящего? Еще полдюйма, еще пару минут, и она будет на свободе.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Кит и Билли пробрались через молодую сосновую поросль и остановились на самом краю опушки, ближе к тыльной стороне дома.

Кит прижал к груди приклад арбалета и стал натягивать тугую струну, пока она не защелкнулась за спусковой крючок. Тогда он вложил в бороздку короткую стрелу, опустился возле одной из сосен на колено, используя ствол дерева как дополнительную опору, и склонился к оптическому прицелу арбалета.

Примерно в шестидесяти ярдах от него, освещенная неярким лунным светом, по поляне рыскала крупная немецкая овчарка. Кит обратил внимание, что этот пес был привязан за очень длинный поводок к столбику, а не бегал вдоль натянутой проволоки на цепи, как две другие собаки.

Кит немного выдержал, надеясь, что овчарка подойдет поближе или по крайней мере хотя бы на секунду замрет на месте, но пес продолжал беспокойно двигаться. Кит стоял, наблюдал и ждал.

Билли навел бинокль на дом и прошептал:

– Пока все в порядке.

Наконец овчарка перестала метаться, остановилась ярдах в сорока от них и подняла голову, как будто прислушиваясь к чему-то. Она стояла к Киту боком, и он стал целиться в переднюю часть ее туловища, рассчитывая попасть в сердце или в легкие. Кит плавно нажал на спуск, и стрела с легким свистом вылетела из арбалета.

Кит не видел, куда ушла стрела, но в собаку она не попала. Овчарка же, по-видимому, услышала свист пролетевшей мимо стрелы и коротко, непонимающе тявкнула, потом беспокойно заметалась на привязи.

Кит заново натянул тетиву и вложил новую стрелу.

– Пока все тихо, – снова прошептал Билли.

Кит встал во весь рост и нарочно выстрелил так, чтобы стрела не долетела до собаки, а воткнулась бы в землю ярдах в двадцати от него самого. Овчарка услышала звук второго выстрела и бросилась прямо к упавшей стреле, а Кит тем временем снова перезарядил арбалет и прицелился. Собака остановилась неподалеку и принялась обнюхивать стрелу, потом схватила ее за оперение. Кит спустил курок.

В прицел он видел, как третья стрела пробила овчарке голову насквозь, – пес был мертв, еще даже не успев упасть на землю.

Кит похлопал Билли по плечу.

– Одна есть. Пошли.

Он передернул затвор своей М-16, а арбалет повесил на плечо. Билли тоже взвел свою М-14, в руках он нес еще и пневморужье. Они двинулись по краю сосняка, стараясь подобраться поближе к двум оставшимся собакам.

Дорога по периметру поляны, через погруженный в темноту лес заняла у них больше двадцати минут. Они рывком перебежали выходившую из леса грунтовую дорогу и двинулись в сторону озера, огибая дом по полуокружности.

Остановились они там, откуда было уже хорошо видно озеро. Луна к этому времени почти скрылась за соснами, и поверхность озера казалась теперь гораздо более темной. По прикидкам Кита получалось, что в их распоряжении оставалось всего несколько минут хорошего лунного света.

В этом месте лежало несколько поваленных деревьев, видимо, их спилили, расширяя открытое пространство. Кит воспользовался одним из оставшихся пней как опорой. Он осмотрел через прицел прилегающую часть поляны и увидел Лабрадора: тот сидел ярдах в двадцати, повернув голову в сторону озера.

Билли через оптический прицел своей винтовки наблюдал за домом. Отсюда раздвижная стеклянная дверь на фасадной стороне террасы была видна только под очень острым углом.

– У дома порядок, – прошептал Билли и перевел прицел на поляну, отыскивая на ней рыжую охотничью собаку. – Третья спит, – сообщил он также шепотом, найдя ее.

Кит навел перекрестье своего прицела на левый бок Лабрадора. Собака подняла морду и широко зевнула. Кит нажал на спуск. Стрела сошла беззвучно, только слегка зазвенела отпущенная тетива. Мгновение спустя собака резко дернулась, издала – не успев даже закончить зевка – короткий и какой-то удивленный звук и повалилась на землю. Несколько секунд она слабо подергалась, потом стихла.

Кит тоже упал на землю, перевернулся на спину и, прижав к груди приклад, снова натянул тетиву арбалета, а Билли достал из колчана и подал ему следующую стрелу. Кит вложил стрелу, потом вскочил на ноги. Двух собак уже не было, и теперь быстрота дальнейших действий имела большее значение, нежели их бесшумность. Бросив взгляд на часы, Кит заметил, что они показывали двадцать восемь минут второго.

Он вышел из-под прикрытия деревьев и быстрым шагом направился прямо к рыжему охотничьему псу, который лежал, свернувшись на земле, ярдах в пятидесяти и явно спал. Кит успел подойти к нему ярдов на двадцать, прежде чем собака проснулась и вскочила на ноги. Кит выстрелил и, не разбираясь, достигла стрела цели или нет, бросил арбалет на землю и со всех ног рванулся к собаке, доставая на ходу нож.

Пес взвизгнул и попытался броситься на Кита, но стрела пронзила ему позвоночник, и задние лапы его не слушались. Собака оглянулась, силясь понять, что же произошло, и тут Кит обрушился на нее всем телом, ломая ей хребет, и одновременно схватил и сжал ей пасть, затем, не дав издать ни звука, перерезал глотку.

Из раны хлынула кровь, и собака забилась в судорогах. Через несколько секунд все было кончено.

Кит бросил взгляд на дом, до которого отсюда было около сотни ярдов. Теперь никаких препятствий между ним и этим домом не оставалось; не было больше собак, которые могли бы предупредить своим лаем Бакстера, но не было и ничего, за чем или под чем Кит мог бы спрятаться, укрыться. Только триста футов открытого пространства, и ничего больше. На поляне было темно, однако еще не настолько темно, как станет несколькими минутами позже, когда луна окончательно опустится за деревья, – Кит понимал, что лучше всего немного обождать. Но он уже завелся, ощутил запах крови, был настроен на борьбу и готов действовать, внутри у него все кипело.

Билли укрылся за деревьями позади Кита, изготовившись там для стрельбы. Раздвижная дверь на балконе была ему видна под некоторым углом, и в этом были свои преимущества: он мог прикрывать Кита, но Кит при этом не оказывался для него на линии огня.

– Кит, – громко прошептал Билли, – или иди сюда, или двигай вперед. Нечего там торчать на виду.

Кит обернулся и показал Билли поднятый вверх большой палец.

– Понял, прикрываю тебя, – сказал Билли. – Удачи.

Кит повернулся к дому и, уже больше не раздумывая, рванул изо всех сил вперед, через открытое пространство.

Эти сто ярдов нужно было промчаться как можно быстрее. Винтовка мешала ему бежать, да она была уже и не нужна, поэтому Кит бросил ее, оставив при себе только полицейский револьвер и охотничий нож.

Осталось восемьдесят ярдов. Еще десять секунд, и он будет уже на лестнице. Кит сосредоточился на темной раздвижной двери.

Шестьдесят ярдов. Мчась через открытую поляну, Кит чувствовал себя совершенно незащищенным, уязвимым, как будто голым, он понимал, что если в двери сейчас появится Бакстер с винтовкой и с ночным прицелом, то тому не надо будет даже торопиться: он успеет не только не спеша и как следует прицелиться, но и улыбнуться, и сказать какую-нибудь гадость. Сейчас Кит надеялся только на то, что Билли Марлон окажется хорошим стрелком.

Зазвонил будильник и, подчиняясь ему, Клифф Бакстер поднялся с постели и как был, в одном белье, вышел в гостиную и включил стоявшую на столике лампу. Тут он нацепил на себя пояс с кобурой и надел бронежилет, но ни винтовки, ни автомата у него с собой не было.

Энни, подвернув под себя закованные в кандалы ноги, сидела на полу перед креслом-качалкой. Кочергу она крепко зажала между бедрами, но самый ее кончик все-таки выдавался у нее из-под ног и уходил под кресло – впрочем, Бакстеру он был не виден.

– Ты что, решила в темноте постоять на коленях? – спросил Бакстер.

– Не могу я спать в этом кресле. Лучше уж лежать на полу.

– Да? – Бакстер направился к стеклянной двери. – Пойду разбужу собак.

Он вытащил из кобуры пистолет, отпер раздвижную дверь, отодвинул ее ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было просунуть пистолет, и выстрелил в воздух. Он уже начал было закрывать дверь, но вдруг замер и прислушался. Собаки молчали.

Прикрывая мчавшегося через открытое пространство Кита, Билли Марлон стоял, прильнув к прицелу своей винтовки, перекрестье его было наведено на стеклянную дверь.

Вдруг в доме зажегся свет, а спустя несколько мгновений перед дверью возникла какая-то фигура, – однако свет на нее падал сзади, из комнаты, и Билли не мог разобрать, кто это. Дверь вроде бы начала отодвигаться – Билли услышал звук выстрела, но, прежде чем успел выстрелить сам, фигура исчезла. «Черт!». В прицел он увидел, что Кит продолжает бежать к дому. «Ничего. Ничего». Потом, не добежав всего несколько ярдов до начала лестницы, Кит вдруг рванулся куда-то вбок и исчез – в прицеле его больше не было видно. «Что за черт?..»

Билли Марлон постоял несколько мгновений, растерянный, злясь на самого себя и чувствуя, что каким-то непонятным образом, но он подвел Кита. Ничто в мире не способно вызвать у человека такого отчаяния, как выстрел, который не удалось сделать, как потенциальная жертва, которой удалось остаться невредимой. Билли опустил винтовку и, не раздумывая, сам бросился через открытую поляну к дому.

Тридцать ярдов. Еще всего лишь четыре или пять секунд. Кит поднял взгляд на верхнюю часть дома и вдруг увидел, что внутри зажегся свет. Он не стал ни замедлять бег, ни останавливаться, а продолжал нестись к дому.

Двадцать ярдов. Возле стеклянной двери внезапно возникла освещенная со спины фигура, и Киту показалось, что дверь начала отодвигаться. Кит принял мгновенное решение: вильнул резко в сторону, забежал под нависавшую сверху террасу и замер, прижавшись к одной из бетонных свай, на которых стоял дом. Раздался выстрел. Кит повернулся спиной к свае и направил револьвер вверх. В падавшем из дома свете снизу хорошо были видны щели между досками террасы. Кит замер, направив револьвер вверх, и ждал, пока там появится тень или почувствуется какое-нибудь движение, но так ничего и не увидел, и не услышал. Секунду спустя раздался глухой стук захлопнувшейся двери.

Кит практически не сомневался, что возле двери был сам Бакстер и что тот не видел и не слышал его приближения к дому, иначе он не стал бы включать свет. Просто Бакстер выбрал самый неудачный момент для того, чтобы выстрелом разбудить собак, но псы не отозвались. И уже никогда не отзовутся. Следовательно, Клифф Бакстер понял, что к нему наведались гости.

Клифф Бакстер захлопнул стеклянную дверь и отскочил назад, прижавшись спиной к стеллажу с оружием. Некоторое время он постоял так, не шевелясь и направив «глок» Кита на дверь. Потом оглянулся на зажженную лампу: до нее было футов двадцать. Ему очень хотелось выключить ее, но он не смел сдвинуться с места. Бакстер стоял и вслушивался.

Он старался убедить себя, что никому бы не удалось бесшумно справиться сразу со всеми тремя псами, что собаки живы, что пистолетный выстрел их просто не разбудил. Он понимал, однако, что последнее было совершенно невозможно. Черт побери!

Бакстер оглянулся на жену, стоявшую на коленях в другом конце комнаты, и их взгляды встретились.

Энни не отвела глаза. Выражение, которое она увидела на лице мужа, было ей хорошо знакомо: точно такое же она видела и в тот раз, когда держала его под прицелом дробовика. Ей захотелось улыбнуться, пошутить, сказать что-нибудь, но она чувствовала, что где-то рядом притаилась смерть, и не могла понять чья.

Бакстер снял с шеи ключи и отпер стеллаж с оружием. Достав оттуда свою «сако», он включил инфракрасный прицел и снял винтовку с предохранителя.

Кит застыл возле бетонной колонны, револьвер его по-прежнему был направлен вверх, в пол террасы. За спиной у него располагался открытый гараж, где стоял «бронко», а пространство над гаражом занимал дом. Кит вслушивался, стараясь уловить звук шагов наверху, но там стояла полная тишина.

Он бросил взгляд на опушку поляны, в ту сторону, где он оставил Билли Марлона и где лежал убитый Лабрадор. Теперь луна уже скрылась за деревьями, и поляна погрузилась в почти полную темноту.

Кит недоумевал, почему Билли не стал стрелять, но был рад тому, что так случилось. Возможно, все произошло слишком неожиданно и быстро и Билли просто не успел среагировать. А может быть, он побоялся, что Кит сам начнет стрелять, рванется вверх по лестнице и тогда может оказаться под огнем самого Билли. Но так или иначе, а Бакстер теперь все понял и был в состоянии полнейшей боевой готовности, Билли остался в сотне ярдов отсюда, отделенный от дома открытым пространством, а сам Кит сидел у Бакстера под ногами, возможно, меньше чем в десятке футов от него. Конечно, Кит предпочел бы оказаться сейчас на террасе, да и должен был быть там, но, по крайней мере, он был почти уверен, что Бакстер даже не подозревает, что он тут прячется. И теперь оставалось только дождаться момента, когда Бакстер вылезет на террасу со своим инфракрасным прицелом, – остальное будет уже делом техники.

Кит услышал на затемненной поляне какой-то звук и резко обернулся. Он даже не сразу сообразил, что там происходит какое-то движение, потом увидел мчавшегося со всех ног к дому Билли Марлона.

Черт бы его побрал! Вид Билли, пренебрегшего его приказами, мгновенно привел Кита в состояние бешенства, впрочем, Кит ведь и раньше понимал, что иного от Марлона ждать не приходится.

Он видел, что Билли быстро пересекает поляну, держа винтовку у бедра в готовности немедленно открыть огонь, – прямо как пехотинец, идущий в атаку на позиции неприятеля.

Оттуда, где он сейчас находился, Кит не мог прикрывать Марлона – он, однако, попытался просигналить ему, жестом давая понять, чтобы Билли свернул в сторону и укрылся под домом. Но Билли нацелился на лестницу и ничего другого вокруг себя уже не видел. На уме у Билли Марлона в тот момент было лишь одно: добраться до Клиффа Бакстера.

Клифф Бакстер быстро оценил ситуацию. Он не знал, как давно умертвили собак и кто заставил их умолкнуть, но ему было достаточно очевидно, кто именно имел основание и мог это сделать. Оставшись без собак, Бакстер лишился своей системы раннего предупреждения и не мог выяснить, где именно находится сейчас Кит Лондри. Он почувствовал, как на лбу у него выступила испарина, потом струйки пота побежали вниз по лицу. Будь он проклят, этот тип!

Бакстер собирался уже пересечь комнату и потушить свет, как вдруг ему показалось, что он слышит какой-то доносящийся снаружи звук: шум шагов бегущего и приближающегося к дому человека.

Билли Марлону оставалось меньше десяти футов до первой ступеньки лестницы, и он явно не намеревался сворачивать под террасу и присоединяться там к Киту. Киту не оставалось ничего другого, кроме как и самому покинуть свое укрытие и устремиться вместе с Марлоном вверх по лестнице, хотя он и не имел ни малейшего представления, что они станут делать, оказавшись наверху. Конечно, Билли сможет разбить прикладом своей винтовки стеклянную дверь, – ну а там видно будет.

Марлону оставалось до первой ступеньки четыре или пять футов, и он решил преодолеть их одним прыжком, Кит тоже выскочил из-под террасы и слишком поздно заметил четыре деревянных колышка, торчавших из земли у самого основания лестницы. Внешне это место ничем не отличалось от остального грунта, но когда сюда опустилась нога Билли Марлона, то под тонким слоем насыпанной сверху земли оказался кусок материи или пленки, закрепленный вбитыми по углам колышками.

Все, что произошло дальше, Кит наблюдал как в замедленном кино. На лице у Билли отразилось величайшее удивление, когда земля под ним вдруг провалилась и нога скользнула куда-то вниз. Кит ожидал, что Марлон провалится в какую-нибудь яму: так бывало во Вьетнаме, где солдаты часто попадали в глубокие ямы-ловушки, в дно которых были врыты заостренные сверху бамбуковые колья. Однако нога Марлона провалилась только по колено, а дальше уперлась в дно неглубокой воронки. Кит услышал резкий металлический щелчок, вслед за ним послышался отвратительный хруст ломающихся костей, и тут же раздался нечеловеческий, леденящий душу вопль Билли. Кит застыл на месте под самым краем террасы, всего в нескольких футах от Билли. Он слышал, как наверху над ним отодвигается стеклянная дверь.

Бакстер услышал щелчок захлопнувшегося медвежьего капкана, вслед за этим раздался вопль, и тогда он распахнул дверь, давая звукам свободно врываться в гостиную.

– Попался! Попался! – злорадно закричал Бакстер. Человек у подножия лестницы корчился от боли и вопил, но не выпускал из рук винтовку.

Бакстер мгновенно понял, что человек этот не Лондри.

– Черт побери, кто это… Марлон! – заорал он. – Ах ты, поганец! – Стоя по-прежнему в проеме двери, Бакстер направил свою винтовку вниз.

Билли Марлону, корчившемуся от нестерпимой боли и державшему винтовку одной рукой, удалось все-таки сделать один-единственный выстрел, прямо от бедра, не целясь, – одновременно с ним выстрелил и Бакстер.

Пуля, посланная Билли, прошла слишком высоко и попала в деревянный брус над головой Бакстера. Пуля же Бакстера попала туда, куда он и метил: прямо в сердце Билли Марлону.

Почти одновременно с ними Кит трижды выстрелил снизу, прямо через деревянные доски пола, стараясь попасть в то место, где, как ему показалось, должен был стоять Бакстер.

Одна из выпущенных им пуль разбила стеклянную дверь, другая слегка зацепила Бакстеру предплечье, а третья попала ему в грудь, заставив его на мгновение задохнуться и отбросив его через дверь назад в комнату, где он и распластался на полу.

Энни закричала.

Бакстер, не выпуская из рук винтовку, с трудом поднялся на ноги.

Кит слышал, как Бакстер упал, и сразу же рванулся из-под террасы наверх. Там, где у подножия лестницы лежал теперь уже мертвый Билли, Кит ухватился за перила и перепрыгнул через ловушку. Не сводя револьвер с дверного проема, Кит в три прыжка взлетел по лестнице и, не увидев Бакстера ни на полу, ни где-либо в полутемной комнате, одним прыжком перемахнул террасу, влетел через открытую дверь, упал на пол и, перекатившись вправо, притаился за длинным диваном, обводя револьвером комнату.

Лежа в своем укрытии, Кит всматривался и вслушивался, но ничего не было ни видно, ни слышно. Единственная слабенькая лампа горела где-то в дальнем углу комнаты, отбрасывая густую тень туда, где притаился Кит. Диван загораживал ему обзор комнаты в направлении камина, но Кит видел футах в тридцати от себя поднимающийся под потолок дымоход и серую волчью морду, как будто обозревавшую комнату.

Он лежал на спине, не шевелясь, поводя револьвером из стороны в сторону, и старался привести в норму дыхание, пытаясь представить себе план той большой комнаты, в которой он оказался. Кит был почти уверен, что попал в Бакстера, однако, услышав, как тяжело тот грохнулся на пол, Кит сделал вывод, что на Бакстере был бронежилет, а значит, попавшая в него пуля только сбила его с ног и он куда-то отполз от двери. Возможно даже, полагал Кит, что Бакстера ранило, но пуля, выпущенная из револьвера тридцать восьмого калибра, прошедшая через толстую доску пола и после этого угодившая в бронежилет, не могла ранить сколь-нибудь серьезно.

Диван и другая стоявшая рядом мебель закрывали Киту обзор, поэтому он отполз от них на несколько футов ближе к стене. Кит непрерывно вертел головой, переводя взгляд слева направо и обратно, и следом за взглядом так же поворачивался и его револьвер; а во всем, что не попадало в поле его прямого зрения, Кит полагался на слух и на проверенную годами способность мгновенно открывать огонь по всему, что движется.

Кит не знал, кто сделает теперь первый шаг, – он, однако, почти не сомневался, что шагов в распоряжении каждого из них осталось очень немного.

Перед его глазами проносились картины, главным действующим лицом в которых был Билли Марлон: их встреча в баре «У Джона»; Билли, спрашивающий у Кита, можно ли ему тоже поехать сюда; Билли в пикапе по пути на озеро; Билли с ним рядом в здешнем ночном лесу… Билли, попавший в ловушку и корчащийся в агонии. И Билли мертвый.

Кит думал и об Энни. Теперь он точно знал, что она где-то здесь, рядом, и она тоже знала, что Кит находится в комнате.

Кит решил, что сделает первый шаг сам. Он принял это решение не в приступе гнева или уязвленного самолюбия, но исходя из предположения, что Бакстеру все равно известно, что кто-то посторонний проник в комнату. При этом Бакстер мог со значительной долей уверенности предполагать, где он может прятаться, тогда как сам Кит не имел ни малейшего представления о том, где находится сейчас хозяин дома.

Кит начал уже приподниматься, вставая на одно колено, когда услышал, как женский голос, донесшийся откуда-то со стороны камина, проговорил:

– Он в дальнем правом углу, и у него пистолет.

Энни еще не успела закончить фразу, как Кит вскочил на одно колено, прицелился из-за спинки дивана и дважды выстрелил в Бакстера, присевшего в углу за деревянным комодом. После чего Кит опрокинулся на спину за диван и быстро перекатился вправо, ближе к стене, – в тот же момент диван пробили два ответных выстрела.

Кит лежал не шевелясь позади накрытого чехлом кресла.

За ту пару секунд, что потребовались ему для двух выстрелов, взгляд его успел выхватить Энни: она сидела слева от него, на полу возле камина, обнаженная. Кит был уверен, что и Энни тоже успела его увидеть.

Он не сомневался, что опять как минимум одна из выпущенных пуль попала в Бакстера, но того снова спас бронежилет. Киту крайне не нравился шестизарядный полицейский «смит-вессон» 10-й модели, состоявший на вооружении у подчиненных Бакстера, – особенно не по душе ему было это оружие в создавшейся ситуации: у Кита оставался сейчас в запасе только один выстрел, а открыть барабан и начать извлекать стреляные гильзы и вставлять новые патроны было бы риском, позволить который он себе не мог.

Ему пришла в голову мысль, что Бакстер может пользоваться сейчас его же «глоком» – семнадцатизарядным, с обоймой, специально рассчитанной на быстрое перезаряжание. Правда, особого значения это не имело, потому что сейчас, когда Бакстер уже твердо знал, что имеет дело именно с Китом Лондри, он не станет затягивать перестрелку и превращать ее в игру «у кого раньше кончатся патроны».

Бакстер, словно прочитав мысли Кита, прокричал:

– Лондри, не стреляй! Я стою у нее за спиной. И приставил пистолет к ее голове. Так что вставай, так, чтобы я тебя видел, и подними руки вверх.

Кит достаточно хорошо знал Бакстера и потому заранее прикинул, что дело может принять подобный оборот. Он обратил внимание, что голос Бакстера звучал достаточно уверенно, хотя все-таки и не совсем спокойно, а ведь вроде бы все преимущества были на его стороне.

– Сперва подними руки и покажи, что они у тебя пустые, – снова выкрикнул Бакстер.

У Кита оставалась теперь только одна возможность, причем Бакстер сам предоставил ему ее тем, что оставил за собой последний из сделанных выстрелов. Кит притворился мертвым.

Прошло несколько секунд – из дальнего угла опять раздался голос Бакстера:

– Эй, ты, засранец! Хочешь, чтобы я ее убил? Вставай, если ты мужик, или я вышибаю мозги этой курве. Я не шучу.

Кит услышал, как Энни сказала:

– Не делай этого, Кит… – вслед за чем послышался громкий удар и крик боли.

– Эй, ты, герой, – продолжал орать Бакстер, – считаю до пяти, а потом она труп. Раз!

Кит был уверен, что Бакстер ее не убьет, причем по многим причинам, – далеко не последней среди них была та, что вряд ли Бакстер хотел лишить себя столь удобного живого щита.

– Два!

Кит понимал, что если он поднимется, то ждать быстрой смерти ему не придется. Поэтому он плотно прижал револьвер к телу, чтобы заглушить звуки, открыл барабан и извлек из него пять стреляных гильз.

– Три!

Кит стал тихо вставлять в освободившиеся гнезда новые патроны.

– Четыре! Клянусь Богом, Лондри, или ты встанешь, или я ее убью!

– Нет! – снова крикнула Энни. – Не де…

Снова раздался удар и вскрик боли, во время которых Кит успел быстро повернуть барабан на место.

– Пять! Все, я стреляю.

Кит задержал дыхание, чтобы заставить себя успокоиться. Ему хотелось вскочить, заорать, открыть пальбу, сделать что угодно в эти еще оставшиеся последние мгновения, даже сдаться Бакстеру, – только бы не то, что, как он понимал, необходимо и что он должен был сейчас делать: лежать неподвижно, ничего не предпринимая.

В комнате повисла долгая тишина, потом Бакстер проговорил:

– Эй! Ты убит или прикидываешься?

Кит тихонечко сделал выдох и улыбнулся. «Подойди сюда и проверь».

– Я могу ждать всю ночь, Лондри.

«Я тоже». Кит выжидал. Он рассчитывал на то, что если Бакстер двинется в его сторону, то Энни как-то даст об этом знать. Энни была заложницей Бакстера, его живым щитом, но представляла для него и трудноразрешимую проблему. Бакстер тоже явно понял это, потому что свет внезапно погас, и комната погрузилась в темноту.

Стояла такая тишина, что Кит отчетливо слышал негромкое тиканье каминных часов, находившихся в другом конце этой большой комнаты, футах в тридцати от него. Потом опять раздался голос Бакстера:

– Кое у кого тут есть инфракрасный прицел. Догадайся, кто из нас двоих сможет лучше видеть в темноте.

Кит услышал, как заскрипели половицы, потом все стихло, затем скрип раздался ближе, и опять наступила полная тишина.

Он представлял, как Бакстер стоит сейчас посреди комнаты и, водя винтовкой по сторонам, осматривает через ночной прицел пол, стены, мебель вокруг. Игра была почти кончена, Киту оставалось теперь одно из двух: либо вскакивать и стрелять наугад в темноту, либо суметь притвориться мертвым.

Правую руку, в которой был зажат револьвер, Кит потихоньку засунул под себя – как будто он так упал. Левой рукой он достал нож, резанул себя надо лбом по голове и размазал кровь по лицу и по левому глазу. Потом неслышно засунул нож в карман и остался лежать с открытыми глазами, устремив вроде бы невидящий взгляд в потолок.

Он услышал, что Бакстер сделал несколько шагов по комнате. Теперь он стоял где-то совсем близко, видимо, по другую сторону длинного дивана.

– Ну и ну… – проговорил Бакстер, – так значит, ты не притворяешься.

Кит не видел Клиффа, но чувствовал его близкое присутствие, – у него было такое ощущение, будто Бакстер навис над ним, хотя по голосу он слышал, что тот находится где-то футах в десяти. Кит знал, что на таком расстоянии изображение в ночном прицеле получается расплывчатым и не позволяет точно определить, жив тот, на кого смотрят в прицел, или же нет. Тем не менее Кит затаил дыхание и изо всех сил старался не выдать себя движением глаз. Он, однако, чувствовал, что над верхней губой у него выступают бисеринки пота, и вот с этим поделать уже ничего не мог. У него было ощущение, будто инфракрасные лучи буравят его лицо насквозь, а дуло винтовки нацелилось прямо ему в горло. Откуда-то из комнаты до него доносились рыдания Энни.

– Эй, Лондри, – рявкнул Бакстер. – Ты что, играть со мной вздумал?

Кит знал, что должен попасть Бакстеру только в голову, но в темноте это было невозможно. Приходилось рассчитывать на то, что пуля, попав в бронежилет, сшибет Бакстера с ног, а тогда уже Кит сможет воспользоваться ножом.

– Молю Бога, засранец, чтобы ты был еще жив. Сейчас проверим.

Кит понимал, что в следующее мгновение Бакстер должен выстрелить ему в ногу или в пах, а потому больше медлить нельзя. Он выдернул из-под себя руку и трижды выстрелил вправо, туда, откуда за мгновение до этого раздался голос Бакстера, потом перекатился, выстрелил еще трижды, перекатился снова и наконец уперся в стену рядом с разбитой стеклянной дверью. Кит замер, вглядываясь в непроницаемую темноту.

Он не услышал, чтобы Бакстер вскрикивал или застонал от боли, не слышал он и ни ударов пуль по бронежилету, ни шума падающего тела. Кит понял, что, видимо, после того как Клифф произнес свою последнюю фразу, но прежде, чем сам Кит начал стрелять, он успел или присесть, или переместиться. Как бы там ни было, но Бакстер поступил умно. А он, Кит, сделал фатальную ошибку. Откуда-то из другой части комнаты до него снова донесся голос:

– Ну, поганец, прощайся с жизнью…

Кит ожидал услышать винтовочный выстрел, но вместо этого до него долетел звук глухого удара. Он не понял, что это было, – однако раздумывать над этим сейчас было некогда, а потому он вскочил на ноги и рванулся к дивану с ножом в руке. Он налетел на диван, полоснул наугад ножом, и тут что-то ударило его по ногам и с негромким стуком упало на пол.

После этого в комнате наступила полная тишина, потом Кит услышал стон, затем зажегся стоявший рядом с диваном торшер.

Какую-то секунду глаза Кита привыкали к свету, но и потом, когда они освоились, Кит не сразу разобрался в том, что предстало его взгляду.

Бакстер стоял прямо перед ним, опираясь коленями на диван, как-то странно выгнув спину и протягивая к нему руки. На нем был серый нейлоновый бронежилет, очень толстый, по левой руке струилась кровь, по-видимому, из того места, куда все же попала одна из пуль. Глаза Бакстера были широко раскрыты и смотрели прямо на Кита.

Не выпуская из руки ножа, Кит скосил глаза вниз, увидел валявшуюся на полу винтовку с ночным прицелом и понял, что она-то, видимо, и ударила его по ногам. Он твердо знал, что не зацепил Бакстера ножом, однако у того изо рта шла кровь.

Слева от себя Кит увидел Энни и перевел взгляд на нее. Она стояла совершенно обнаженная, как-то очень прямо, с абсолютно отсутствующим взглядом, ее правая рука все еще лежала на выключателе торшера. Потом Кит разглядел, что в левой, опущенной руке Энни держала кочергу. Глаза ее были прикованы к затылку Клиффа Бакстера.

Бакстер застонал, голова у него свесилась набок, изо рта продолжала вытекать струйкой кровь.

Кит повернулся к Энни. Он ничего не сказал ей, не сделал никакого движения, только стоял и смотрел на нее, пока она тоже не повернулась к нему.

Их разделял диван, но Кит протянул прямо над Бакстером руку и жестом показал, чтобы Энни отдала ему кочергу. Только сейчас он увидел, что ноги ее в кандалах. Кит повторил свой жест, прося отдать ему кочергу, но Энни отрицательно помотала головой.

Клифф Бакстер снова застонал, и Кит перевел взгляд на него. У Бакстера уже вся шея была залита кровью. Обращаясь не столько к нему, сколько желая успокоить Энни, Кит проговорил:

– Сам на это напросился. Должен понимать.

Бакстер поднял голову, посмотрел на Кита и, все еще не теряя сознания, произнес:

– А пошел ты… – Пытаясь подняться и обернуться, он начал вертеть головой, глаза его лихорадочно обшаривали комнату. – Энни, Энни, я…

Она размахнулась кочергой и со всей силой, с полного замаха опустила ее на голову мужа, заставив его рухнуть на подушки дивана.

Кит хорошо слышал треск раскалывающегося черепа и видел, как глаза Бакстера вылезли из орбит, а из носа хлынула кровь. Кита нисколько не удивило, что Энни нанесла этот второй и смертельный удар, напротив, он был уверен, что она отлично сознает, что именно, почему и ради чего делает.

Энни бросила кочергу на пол и посмотрела на Кита.

– Ничего… Теперь все будет хорошо… – сказал он. Продолжая говорить что-то успокаивающее, Кит двинулся к ней, обходя по пути диван. Она нерешительно шагнула ему навстречу, потом сделала еще шаг, уже более уверенный, но тут цепь натянулась, и Энни, споткнувшись, остановилась. Кит взял ее за руки, подвел назад к креслу и мягко, но настоятельно усадил. Потом снял с себя рубашку, набросил ей на плечи и легонько потрепал Энни по щеке. – Ничего. Теперь уже ничего.

Кит отошел от нее и поднял с пола кочергу. Потом сделал резкий шаг к дивану и со всей силой обрушил кочергу на уже проломленную голову Бакстера. При этом он почему-то отметил про себя, что Бакстер был в нижнем белье, что у него очень бледная кожа и что на каком-то этапе этой ночи его запирательная мышца перестала работать.

Кит швырнул кочергу на пол и обернулся к Энни.

– Все, я убил его, – тихо сказал он. Она не ответила.

– Энни, я убил его, – повторил Кит. – Он мертв. Все кончено.

Энни подняла голову и посмотрела на Кита. Он опустился перед ней на колени, взял ее ладони в свои: руки у Энни были холодные и влажные.

– Теперь все будет хорошо, – сказал он. – И ты скоро придешь в себя. А пока мы с тобой вернемся назад, в Спенсервиль.

Она кивнула, и по щекам у нее потекли слезы.

– Спасибо, – проговорила Энни.

Не время сейчас благодарить ее за то, что она спасла ему жизнь, подумал Кит: ему хотелось сделать так, чтобы в памяти у нее осталась иная последовательность событий.

– Ты не ранена? – спросил он, растирая ей руки.

– Нет… – Она дотронулась до его лица, перепачканного вытекающей из пореза кровью. – Это ты ранен.

– Со мной все в порядке. – Только сейчас Кит разглядел ссадины у нее на лице и на ногах. Энни была очень бледна и вся дрожала, но глаза ее смотрели спокойно и осознанно. Держа Энни за руку, Кит незаметно нащупал ее пульс: он был частый, но равномерный. – А ты молодец. Крепкая.

Оставив слова Кита без комментариев, Энни проговорила:

– У него на шее ключи. Я хочу снять это. – Она позвенела висевшими на ногах кандалами. – И как можно скорее.

– Сейчас, – улыбнулся Кит.

Он поднялся, подошел к телу Бакстера и сорвал с его окровавленной шеи цепочку с ключами. Потом, снова опустившись перед Энни на колени, принялся подбирать ключ и только тут увидел, что соединяющая кандалы цепь продета в крюк и заперта на висячий замок.

– Как это тебе удалось? – спросил он.

– Вывернула кочергой.

Кит понимающе кивнул. Он открыл замки кандалов и принялся массировать Энни лодыжки.

– Все в порядке?

– Да.

– Давай-ка мы тебя немного приоденем и будем выметаться отсюда.

Казалось, у Энни не было сил даже пошевелиться, но потом она бросила взгляд на распростертый на диване труп Клиффа Бакстера и ответила:

– Да, и побыстрее. Помоги мне встать.

Он выпрямился и помог подняться ей, стараясь при этом сделать так, чтобы она не смотрела в сторону трупа. Потом, придерживая Энни одной рукой, повел ее в сторону холла.

Энни остановилась и отстранилась от него.

– Это я и сама могу. Подожди здесь. Я ненадолго.

– Хорошо.

Немного поколебавшись, она подняла на него глаза и спросила:

– С тобой кто-то еще был, да?

– Да.

– Он убит?

– Да.

– Мне очень жаль.

– Ну, это не твоя вина.

Она посмотрела на мертвого Клиффа Бакстера, потом перевела взгляд на Кита и проговорила:

– Это я его убила.

Кит ничего не ответил.

Энни прикоснулась к его щеке, заглянула ему в глаза, долго и пристально смотрела в них, потом сказала:

– Я знала, что ты придешь.

– Я ведь тебе так и говорил.

– Ну что ж… Надеюсь, ты об этом не жалеешь.

Кит обнял и поцеловал ее.

– А для чего же тогда друзья? – улыбнулся он.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Пикап Билли Марлона катился по шоссе номер 127 на юг. К тому времени, когда Кит и Энни добрались до границы штата Огайо, над замерзшими, тронутыми кое-где ледком полями и лугами уже занимался рассвет.

– Почему бы тебе не соснуть немного? – проговорил Кит, искоса посмотрев на Энни.

– Хочу бодрствовать и глядеть на тебя.

– У меня сейчас вид неподходящий, – улыбнулся он.

– Прекрасный вид.

– И у тебя тоже. – Кит понимал, конечно, что оба они выглядели в тот момент далеко не лучшим образом, но Энни перед отъездом успела немного подкраситься: одета она была в белую шерстяную водолазку и джинсы. Перед тем как тронуться в путь, Энни промыла и перевязала ему ножевую рану на голове, однако ни одному из них не хотелось задерживаться в доме на озере ради того, чтобы принять душ или сложить и взять с собой какие-то вещи, да и все оружие Кит тоже оставил там. Между ними возникло какое-то молчаливое взаимопонимание: оставить все, как есть, и побыстрее убраться из этого дома ужасов.

– Хочу, чтобы ты знала, – проговорил Кит. – Перед тем как ехать на озеро, я залез в ваш дом, чтобы узнать, как дела и куда вы двинулись.

– Ничего страшного. – Энни снова улыбнулась. – Какой же ты джентльмен. Надеюсь, в доме был порядок?

– Отличный дом. А ты все такая же чистюля и любительница порядка, как и прежде, – добавил он.

– Зато внутри меня сидит большая свинья и все время норовит вырваться наружу.

– Это не страшно.

Некоторое время они проехали молча, потом между ними вспыхивали короткие спорадические разговоры, никак или почти никак, однако, не затрагивавшие события последних трех дней.

На протяжении всего пути Энни не выпускала его руки из своей, и, даже когда Киту необходимо было переключить передачу, она клала сверху свою ладонь. Ему это напоминало то время, когда они еще учились в средней школе: бывали случаи, когда Киту не разрешали воспользоваться легковой машиной семьи, и тогда он заезжал за Энни на грузовике с фермы, и она вот так же держала руку сверху, когда он переключал передачи.

– Похоже, сегодня будет чудесный день, – заметил Кит.

– Да. Люблю смотреть, как встает солнце. А сегодня особенно, – добавила она.

– Еще бы. – Кит помолчал некоторое время, потом проговорил: – Билли Марлон рассказывал мне, что ты всегда была с ним приветлива. Он это очень ценил.

Энни ничего не ответила.

– Он сам захотел со мной поехать, – сказал Кит. – У него были свои счеты.

– Я знаю. Слышала насчет его жены.

Кит молча кивнул.

– Я всегда знала, – заметила Энни, – что в один прекрасный день все, что натворил Клифф, обернется против него самого. Он действительно сам на это напросился, – добавила она.

– Так обычно и бывает.

– А ты бы убил его? – спросила Энни. – Я хочу сказать если бы пришлось делать это не в порядке самообороны, а так?

– Не знаю. Честное слово, не знаю.

– Мне почему-то кажется, что нет. Ну, ничего. Ты хороший человек. Ты ведь дал мне обещание. А я таких обещаний никому не давала…

Кит не стал ничего на это отвечать и сменил тему.

– Остановимся немного подальше, есть там одно место при выезде на федеральную дорогу. Тебе надо позавтракать.

– Я ужасно выгляжу. И ты тоже.

– Мне там надо будет кое с кем встретиться.

– А-а… с тем человеком, которому ты звонил с озера?

– Да.

– С этим твоим другом из Вашингтона?

– Да.

Энни замолчала, и спустя несколько минут они уже сворачивали на расположенную рядом с автострадой площадку, на которой обычно останавливались для отдыха водители дальних грузовиков.

– Я посижу в машине, – сказала Энни.

– Нет, я хочу, чтобы ты познакомилась с Чарли и позвонила сестре.

Они вышли из пикапа и направились в кафетерий.

Чарли Эйдер сидел за столиком возле окна, на нем был твидовый английский костюм, первый и единственный, какому было суждено оказаться в этом заведении. Он пил кофе, курил и читал газету. При их появлении Чарли встал, улыбнулся и проговорил:

– Доброе утро!

Они обменялись с Китом рукопожатиями, после чего Кит сказал:

– Чарли, познакомься с Энни Бакстер.

Чарли взял протянутую руку и произнес:

– Очень рад, что вы смогли сюда приехать.

– Спасибо. Я тоже этому очень рада.

Они уселись за столик, и Чарли заказал еще два кофе.

– Чудесное место, – заявил Чарли. – Здесь все курят. Не возражаете, если я тоже закурю? – спросил он у Энни.

Энни помотала головой.

Чарли закурил очередную сигарету и сказал, обращаясь к ней:

– Мы с Китом кое-что наговорили друг другу, прежде чем он отправился в Мичиган, поэтому у каждого из нас возникло желание извиниться перед другим лично.

– И еще вам хотелось взглянуть на меня, – проговорила Энни.

– Безусловно. Вы просто красавица.

– Знаете, вообще-то да, но только не сейчас.

– Думаю, что и сейчас, – улыбнулся Чарли. – Кита я у вас не украду, так что давайте будем друзьями, – добавил он.

– Хорошо.

– Не верь ни одному его слову, – предупредил Энни Кит.

– Я уже и сама это поняла, – ответила она. Чарли опять заулыбался.

Принесли кофе. Отпив глоток, Чарли сказал Энни:

– В чем вы мне можете поверить, так это в том, что Кит Лондри – самый прекрасный, честный и мужественный человек, какого я когда-либо встречал.

– Я знаю, – кивнула Энни.

– Ну ладно, хватит, – вмешался Кит. – Эта женщина спасла мне жизнь, – сообщил он Чарли.

Тот утвердительно кивнул и сказал:

– Теперь ты ее должник.

– Вообще-то Кит рисковал собственной жизнью, чтобы спасти мою, – поведала Энни Чарли.

– Хватит, – повторил Кит.

– Можно, Дядюшка Сэм угостит вас завтраком? – спросил Чарли. – Здесь это меньше десяти долларов на брата – при такой сумме вы ему ничем не будете обязаны.

И Кит, и Энни отрицательно покачали головами.

– А деньги вам нужны?

– Нет, у нас есть, – ответил Кит.

– Так значит, вы знаете друг друга с детства, – проговорил Чарли. – Замечательно. И кто из вас лучше учился в школе?

– Я, – ответила Энни. – Кит совершенно не способен на чем-нибудь сосредоточиться.

– Зависит от предмета, – заметил Чарли. – Он умеет читать по-русски. Вы не знали?

– Он никогда мне об этом не говорил и, возможно, никогда бы и не сказал.

Чарли рассмеялся.

Они допили кофе, и Чарли сказал Энни:

– Я понимаю, что вам, наверное, довелось многое пережить, и благодарен за то, что вы согласились заехать сюда, чтобы немного поболтать.

– Не сомневаюсь, что, как только я пойду звонить, болтовня у вас кончится.

Чарли внимательно посмотрел на нее и сказал:

– Обычно, когда он откуда-нибудь возвращался, я его всегда встречал, – чаще всего в каком-нибудь маленьком кафе небольшого городка, где-нибудь поблизости от нехорошей границы. Так что сейчас у меня такое ощущение, будто снова вернулось то время. Мы с ним сидели, пили кофе или выпивали, – продолжал Чарли, – и я ему сообщал все накопившиеся спортивные новости. О делах мы в такие моменты не говорили, к ним мы возвращались много-много позже. Но на этот раз, поскольку теперь я его увижу не скоро…

Энни встала.

– Пойду позвоню.

Кит и Чарли тоже поднялись; сидевшие в заведении водители грузовиков с любопытством следили за этой сценой.

Энни ушла, мужчины сели снова, и Чарли проговорил:

– Приятная женщина. И наружность приятная, и лицо, и фигура, и глаза хорошие. Только вот вкус на мужчин плохой.

– Ну, разумеется.

– Ты ее все еще любишь?

– Да.

– Как я понял, неудобный муж больше не портит картины.

– Совершенно верно.

– Зачистка нужна?

– Да. Бакстер в доме, Билли Марлон снаружи.

Чарли кивнул.

Кит объяснил ему, как найти дом, и сказал:

– Все ее вещи надо оттуда забрать и тело Билли Марлона тоже. Все остальное, если сочтете нужным, сожгите. Дело ваше. А потом пусть какой-нибудь аноним позвонит в местную полицию. И пусть они сами разбираются.

Чарли снова кивнул:

– Мы обо всем позаботимся. А что делать с телом Марлона?

– Найдите его родственников в Спенсервиле. Его первая бывшая жена и дети живут в Форт-Уэйне, а вторая жена, ее зовут Бет, в Колумбусе. Я хочу, чтобы его похоронили в Спенсервиле, со всеми воинскими почестями.

– О'кей. Слушай, как у тебя сейчас самочувствие: ничего или мерзкое?

– И то, и другое.

– Она в самом деле спасла тебе жизнь?

– Да. Раскроила ему кочергой череп.

– Ого! Ну, думаю, он этого заслуживал, – добавил Чарли.

– Настолько заслуживал, что и не передать словами.

– А как она?

– Ничего.

– Потом будет трудно, сам знаешь, немного погодя, когда она все осознает. И когда встанет проблема, что детям сказать, и все такое.

– Она справится. А о том, что там произошло, знать никому не обязательно.

– Никто никогда и не узнает.

– Спасибо.

– Так значит, справился сам, – улыбнулся Чарли. – А я должен теперь подчищать то, что ты наделал.

– Ну, ты в этом большой специалист.

– И что, я тебе оказываю услугу за просто так?

– Именно.

– И ничего не получаю взамен?

– Ничего.

– Ты не вернешься? – решил уточнить Чарли.

– Нет.

– Это твое окончательное решение?

– Да.

– Что ж, хорошо. Возможно, тогда я сам приму это предложение.

– Так тебе и надо будет.

Вернулась Энни, и мужчины снова поднялись ей навстречу и вышли из-за столика.

– Мы уезжаем, – сказал Кит Энни.

– Хорошо. – Она протянула Чарли руку и проговорила: – Рада была с вами познакомиться. Надеюсь, мы еще когда-нибудь увидимся.

– Несомненно. Я хочу, чтобы в Вашингтоне вы были моими гостями.

– Спасибо большое.

Чарли пожал руку Киту и сказал:

– Удачи тебе, дружище. Встретимся при более приятных обстоятельствах.

– Обязательно.

Они распрощались, и Кит с Энни вышли и уселись в пикап.

Вырулив снова на шоссе, Кит спросил ее:

– Поговорила с Терри?

– Да. Она страшно рада и испытывает огромное облегчение. Просила передать тебе ее благодарность.

– Ты ей насчет него сказала?

– Да. Она ответила: «Да упокоит Господь его душу».

Кит промолчал.

Они продолжали ехать на юг, в сторону Спенсервиля.

– А Чарли обаятельный человек, – заметила Энни.

– Очень обаятельный.

– Он был твоим начальником?

– Да, но никогда не воспринимал этого слишком всерьез.

Энни помолчала некоторое время, потом спросила Кита:

– Ты хочешь туда вернуться?

– Нет.

– Почему нет? Это же наверняка захватывающе интересно. И чем ты сможешь заниматься после того, как раньше жил только такой жизнью?

– Кукурузу буду выращивать.

Она как-то странно посмотрела на него.

– Кит… а насчет твоего дома ты знаешь?

– Знаю.

– Мне очень жаль.

– Ничего, Энни. Земля никуда не делась, а до того как сгорел этот дом, на ней уже стояли два других. Построю четвертый.

Она кивнула и проговорила:

– Я бы предложила тебе переехать ко мне, но мне кажется, я не смогу больше жить в этом доме.

– Вероятно, ты права.

– Да… ну и… – Энни бросила на него быстрый взгляд. – И каковы теперь твои планы?

– Везу тебя в Рим, и мы любуемся там ночным Колизеем, на этот раз вместе.

Она улыбнулась, положила руку ему на плечо и сказала:

– Добро пожаловать домой, Кит.

body
section id="fn2"
section id="fn3"
section id="fn4"
section id="fn5"
section id="fn6"
section id="fn7"
section id="fn8"
section id="fn9"
section id="fn10"
section id="fn11"
section id="fn12"
section id="fn13"
section id="fn14"
section id="fn15"
Гук (gook) – презрительное прозвище лиц восточноазиатского происхождения. В период войны США в Индокитае американские солдаты называли так вьетнамцев.