БОДРСТВУЮЩИЕ«Испанские нищие» (1993) «Нищие и властьимущие» (1994) «Прогулки нищих» (1996)В начале XXI века генная инженерия уже достигла значительного прогресса в таких вопросах, как внешность, интеллект и здоровье. Тогда же одной чикагской биотехнической компании удалось создать новую геномодель для воспитания Бодрствующих или не знающих сна. Девятнадцать подопытных младенцев бета-версии этой модели вообще не нуждались в сне, не спали никогда, добавив, таким образом, к своему «рабочему» времени по восемь часов в сутки. Кроме того, уничтожение сна сопровождалось и исчезновением сновидений, что делало детей более спокойными и легко адаптирующимися к перемене обстановки, нежели обычные «нормальные» дети.В романе «Испанские нищие» миллиардер Роджер Кемден подвергает свою дочь Лейшу обработке с целью вызвать у нее эффект бодрствования. Но когда обработанная яйцеклетка имплантируется жене Кемдена, то в матке одновременно оказывается и другая яйцеклетка, оплодотворенная естественным путем. Лейша рождается вместе с сестрой-близняшкой, которая начисто лишена особенностей, присущих Лейше.Пока девочки растут, обнаруживается нечто такое, что полностью меняет мир Лейши и отношение нормальных людей к Бодрствующим. Оказывается, что ткани Бодрствующих регенерируют естественным путем. Лейша и другие такие же дети, число которых достигло многих тысяч, могут жить бесконечно долго. Это обстоятельство вызывает острую реакцию общества. У многих «нормальных» людей возникают чувства зависти, страха, злобы, отвращения, так как они боятся, что новая раса вытеснит их и их потомков в ходе эволюции. По мере того как Бодрствующие растут, богатеют, добиваются успеха и увеличивают свое влияние, возникает поляризация общества, которая усугубляется организацией «Убежища Бодрствующих» - хорошо защищенного анклава в штате Нью-Йорк, где они могут чувствовать себя в безопасности.В романе анализируются последствия раскола общества на имущих и неимущих. Бодрствующие под руководством вдовой Дженнифер Шарифи предпринимают все более хитроумные меры безопасности, обеспечивающие им почти полную изоляцию. Одновременно они используют генную инженерию для укрепления позиций своих потомков. «Убежище», которое теперь находится на околоземной орбите, принимает решение отделиться от Соединенных Штатов. Только Лейша и еще несколько сторонников компромисса, включая ее сестру Алису, пытаются убедить мир, что никаких двух рас не существует, а есть лишь одна - общечеловеческая.В «Нищих и властьимущих» действие происходит несколькими годами позже. В романе три главных действующих лица пытаются определить свое место в том «трехслойном» мире, в который превратились Соединенные Штаты. Билли Вашингтон - нищий и малограмотный, уже приближающийся к концу своей тяжелой жизни - все же обретает семью и любовь. Диана Ковингтон - из «имущих», которую генная инженерия наделила всеми достоинствами и талантами, за исключением вечного бодрствования, полностью лишена иллюзий и цели в жизни.Дрю Арлен - художник огромного таланта, любовник Миранды Шарифи - внучки Дженнифер Шарифи. Миранда мечтает дать нищим своей страны свободу и независимость путем насильственного вмешательства в человеческую физиологию. Она добивается своего, хотя Диана и другие члены Агентства по поддержанию генетического стандарта пытаются ей помешать. Результаты оказываются совершенно неожиданными даже для Миранды. Только один Билли находит ответ на центральный вопрос романа: кто должен контролировать новые радикальные технологии - ученые, правительство или люди, которые являются объектами внедрения этих технологий.Действие романа «Прогулки нищих», завершающего трилогию, происходит на поколение позже. Соединенные Штаты стали еще более «балканизированной» страной. Большая часть населения, объединенная в своего рода племенные группы, ведет кочевой образ жизни. Племена самодостаточны и не нуждаются даже в закупке продовольствия. Все это - результат биологических изменений, осуществленных Бодрствующими, которые к этому времени уже покинули Землю. Генетически улучшенные «имущие» живут в защищенных анклавах, но сама их жизнь все больше лишается смысла и цели. Страна на грани полного распада и потери культурного, политического и экономического единства.Джексон Араноу - врач, в котором не нуждаются пациенты, и его слабоумная сестра Тереза живут исключительно личными интересами и переживаниями. Однако неожиданно они оказываются вовлеченными в борьбу между Дженнифер Шарифи, только что вышедшей из тюрьмы, где она просидела двадцать семь лет за измену родине, и ее внучкой Мирандой. Война идет с применением искусственно выведенных вирусов, поражающих не столько тело, сколько рассудок. Фактически это борьба между двумя концепциями. Дженнифер одержима идеей обеспечения безопасности таких, как она, «имущих», тогда как Миранда стремится обеспечить «прогресс» человечества. Ни Джексон, ни Тереза не обладают беспощадной решимостью обеих Шарифи, но тем не менее именно брат и сестра становятся теми, кто находит выход для страны, которая так изменилась, что даже ее основные принципы теперь уже не годятся для повседневной жизни и их нужно заново выводить из новой реальности.

Нэнси Кресс

Спящие псы

Новые технологии будут столь же опасны, как и полная бесконтрольность в их применении. Но в отдаленном будущем социальные ограничения все равно отступят перед новыми технологиями.

Фримен Дайсон

- Это, знаешь ли, может иметь потрясающие последствия для нас, - говорит Папочка, когда фургон заворачивает в наши ворота, - невероятно важные.

Я одергиваю свитер, чтобы он потуже облегал меня. Холодный весенний воздух нахально забирается мне в рукав, где была здоровущая дырка. Фургон, покрытый грязью сверху донизу в результате прогулки в горы, плюхается в колдобину на подъездной дороге, а затем с трудом вылезает из нее. У водилы за ветровым стеклом морда такая, будто он клянет все на свете предпоследними словами, хоть мне их и не слышно. Зато прекрасно слышно, как вопит в доме Драгоценная. У нас вышла вся овсянка, да и молоко почти кончилось. Так что ив самом деле нам не помешало бы нечто, имеющее потрясающие последствия.

- Подавай вперед! Еще вперед!.. Стой! - орет Папочка. Но водила на него ноль внимания. Остановился где хотел, и задняя дверь фургона тут же открылась. Я обошла машину, сунулась к двери и заглянула внутрь.

Внутри смотреть было не на что, кроме здоровенной железной клетки, которыми пользуются для перевозки собак.

А в клетке на боку лежит сука. Не больно-то породистая, впрочем, по виду, может, даже и лабрадор, только неясно, где она обзавелась таким облезлым хвостом - разве что у немецкой овчарки. Глаза карие - совсем как у Драгоценной. И еще очень даже беременная.

- Не трогай ее, Кэрол Энн! Немедленно отойди от машины! Кто ее знает, какой у нее нрав! - кричит Донна и отталкивает меня в сторону. Потом лезет в фургон, даром что только что меня от него отпихивала, сует руку в клетку и начинает гладить суку, ласково причитая: - Ах ты, моя лапочка… ах ты, старушка моя… тебе у нас понравится, собаченька моя…

Донна ведь верит всему, что ей всучивает Папочка.

А я иду к кабине водилы фургона, туда, где большими оранжевыми буквами написано «Стенли Экспресс», и прибываю туда как раз вовремя, чтобы увидеть» как из нее вылезает научник из «Арроугена». Это я так решила, что он научник, - разве в водилы такого возьмут? Этакого коротышку мне еще видеть не доводилось - футов пять, да еще тощий-претощий. Одет в деловой костюм с манишкой и булавкой для галстука. Видок его мне не по душе, тем более что он на Папочку пялится, будто тот какой деревенский олух. И все же мне любопытно. Надо полагать, ученые-генетики могли бы своих ребятишек и подлиньше делать. А может, он в своей семье первый научник, так что его родители - самые обыкновенные люди вроде нас? Этим можно объяснить, почему он так хамит Папочке.

- …понять, что тебе никак не удастся связаться с нами и получить техническую помощь. Так что задавай вопросы, если они у тебя есть, сейчас.

- Нет у меня вопросов, - отвечает Папочка, и так оно и есть. У него вообще никогда вопросов не бывает, он вечно приступает к делу и плывет, будто облачко в вышине в солнечный мартовский денек, пока на него не обрушится нежданный шторм. И Донна у нас тоже такая.

- Ты уверен, что нет вопросов? - спрашивает научник, и его голосишко чуть ли не вибрирует от негодования.

- Нет, сэр, - отвечает Папочка.

- У меня они зато есть, - вмешиваюсь я.

Научник из «Арроугена» смотрит на меня так, будто думал, что я вообще не умею еще разговаривать, хоть ростом я и повыше его. Мне семнадцать, только выгляжу я куда моложе.

Тут Папочка говорит:

- Кэрол Энн, кажись, Драгоценная плачет. Не могла бы ты…

- Сейчас очередь Донны, - говорю я, хотя это и чистый смех, так как Донна никогда не нянчит Драгоценную, даром что на два года старше меня и работать должна больше. Дело тут не в том, что она Драгоценную не любит. Просто она детского плача слышать не может. Донна вообще не слышит того, чего слышать не хочет. В этом отношении она - копия Папочки.

И я говорю:

- А что, если помет суки, который у нее будет, окажется вовсе не той генетической обработки, которую вы нам наобещали? Раз уж мы не сможем вас отыскать, чтобы, значит, получить техническую помощь, так и для того, чтобы денежки назад выручить, не найдем тем более. Так?

А он смеется, черт бы его побрал.

- Это верно, юная леди. Но ваш родитель и я все это уже обговорили. И я вас заверяю, что щенята будут иметь то самое генетическое изменение, которое вы заказали.

- Большие? Сильные? И все кобели?

- Точно.

- И не будут спать? Никогда?

- Не больше, чем Лейша Кемден, Дженнифер Шарифи или Тони Индивидо.

Это он называет мне имена трех самых знаменитых Бодрствующих: двух богатейших девиц и одного политического краснобая. Репортеры из Новостей гоняются за ними, прямо проходу не дают. Все они всего на несколько лет старше Донны, но по виду - совсем взрослые. Обе женщины очень красивы и битком набиты деньгами. А парень - Тони Индивидо - называет себя активистом и треплется насчет «дискриминации, порожденной завистью и страхом», а также о «необходимости содействия эволюции человеческой расы». Мне он кажется противным, а там кто его знает, может, он и прав. Мне-то какое дело. По правде говоря, я о Бодрствующих не больно-то голову ломала до тех пор, пока Папочка не выдумал эту идею, которая может иметь для нас величайшие последствия.

И я говорю научнику из «Арроугена»:

- Эта сука, которой вы имплантировали яйцеклетки, она ведь беспородная? А как насчет зародышей?

- Тоже нет.

- А почему? Ведь породистые щенки стоят куда дороже?

- Зато куда легче проследить, откуда они. А твой папаша добивается наивысшей степени секретности. - Научник оскалился. Ему явно не по душе, когда его допрашивают.

- Но если животные, которые не спят, могут приносить такую прибыль, то почему никто не додумался их выводить и продавать?

Он, вероятно, мне бы и вообще не ответил - я для него всего лишь деревенская дуреха, кабы в эту минуту из-за фургона не вышла Донна, ведя суку на одном из наших старых поводков. Донна очень похожа на Мамочку, только, пожалуй, еще прелестней. А я помню каждую черточку Мамочкиного лица. Еще бы не помнить, когда после ее смерти прошло так мало времени. Драгоценной-то еще и двух годиков нет. Донна встряхивает своей рыжей гривой, улыбается и идет к нам. И эта зараза - карманный научник - тут же начинает сиять.

- Нет, юная леди, это, конечно, верно, что не знающие сна животные еще не произвели на рынке фурора. Да и с какой стати? Зачем вам корова или курица, которая не спит, а только ест больше благодаря повышенному обмену веществ, но без сопутствующего увеличения выхода мяса или молока? Конечно, есть исследователи, которые делали попытки в этом направлении, рассчитывая выяснить, даст ли полная ликвидация вызывающих сон медиаторов [1] те же побочные явления, что и у людей. Такими последствиями являются…

Он продолжает свой треп, обращаясь теперь уже исключительно к Донне, которая улыбается ему так, будто он самый завлекательный мужик в мире. А сама ни словечка не понимает. Папочка, естественно, тоже не слушает, а покачивается с носка на каблук, как делает всегда, когда его захватывает новая деловая идея. Он-то уверен, что это последнее предприятие сделает нас богачами. Он уже изобрел рекламный слоган - тайный, разумеется, так как подобные дела, пока их не одобрит Федеральное Агентство, считаются незаконными. «Бенсоновские генетически улучшенные псы. Не спят никогда, так что дрыхните на здоровье». В доме вопит Драгоценная, а два пса в загородке, оставшиеся от последнего вполне легального предприятия (БЕНСОНОВСКИЕ ГЕНЕТИЧЕСКИ УЛУЧШЕННЫЕ ПУШИСТЫЕ ПЕСИКИ ЧЕРТОВСКИ ХОРОШИ), лают как безумные. Это они новую суку почуяли.

И я отправляюсь к Драгоценной. Наш дом рушится: отваливается пластами старая краска, половицы покороблены, вода льет сквозь дырявую крышу, которую Папочка никак не удосужится починить. Но все же внутри тепло. Игрек-энергетические конусы стоят куда дешевле продуктов питания. Драгоценная стоит в своей колыбельке и вопит. Но в ту минуту, когда она замечает меня, вой прекращается, а она весело смеется, хотя я и знаю, что ребенок голоден. Я хватаю Драгоценную на руки, прижимаю к себе, она визжит от восторга и тоже жмется ко мне. Она такая же веселая, как Папочка и Донна, и такая же красивая. В семействе только я одна дурнушка. Я чувствую, как пахнут детством волосы у нее на затылке, и думаю, а осталась ли у нас какая-нибудь еда, чтобы хоть чем-то утолить ее голод. Было ведь что-то, чего Папочка не дал собакам, так как он их очень жалеет. Генетически улучшенные голубые большеглазые колли, которых ни один разумный человек в свою комнату ни за какие деньги не впустит. Они и на собак-то не похожи.

В глубинах буфета я нахожу чуточку риса, который тушу с сушеными яблоками. И когда я кормлю Драгоценную, то в окошко вижу, как фургон «Стенли Экспресс» выезжает из ворот и исчезает в горах.

Донна назвала суку Лейша по имени Бодрствующей с броскими золотыми волосами и зелеными глазами. Смысла в этом маловато, но вскоре мы все привыкли звать суку Лейшей. Она начала щениться ночью прямо у меня в постели. Я тут же разбудила Папочку и Донну. Папочка перенес Лейшу на кухню, а Донна притащила собственное одеяло, чтобы подложить под тяжело дышащую суку.

- Вот и второй… Наконец-то!.. Смотрите, вон головка… еще один кобелек…

Папочка пыхтит тяжелее Лейши. Он счастлив, таким я его еще никогда не видела. Видно, я тут одна, которая вспоминает о Мамочке, умершей как раз от родов. Появилось еще два щенка, тоже кобельки.

Во всяком случае, пока научник из «Арроугена» нас не обманул. Все щенки крупные, может, частично доберманы, а может, и доги. Пока такие маленькие, по ним не скажешь.

Еще один щен выдавливается наружу. Выходит послед. Лейша слишком измучена, чтобы его съесть. Два щенка коричневых с черным, два черных, а один вроде бы серый - цвета испорченного йогурта. Глаза у всех закрыты.

- Какие милашки, - взвизгивает Донна.

- Вылитые утоплые крысы, - говорю я. Она смотрит на меня с укором. Лейша повизгивает и ерзает по безнадежно испорченному одеялу.

- А Драгоценная-то как обрадуется, когда их увидит, - говорит Донна.

- Слушай, принцесса, - вмешивается Папочка. - Мы не можем позволить Драгоценной привязаться к этим щенкам. Они ведь у нас не останутся. - Он глядит на нас, склонив голову набок, будто принимает сверхважное решение. А глаза просто сияют.

- В них наше будущее.

У нас нет компьютера. Был когда-то, но после смерти Мамочки Папочка его продал. Он тогда сделал кучу вещей, в которых было маловато смысла. Его горе было глубоким, но длилось недолго. Вскоре в нем опять вспыхнул интерес к жизни. Но я все равно не хочу, чтоб он был другим. Во всяком случае, как правило, не хочу.

В библиотеке Колсвилла есть терминал общего пользования. Раз в месяц приятель нашего Папочки Дэнни Паттерсон отвозит одну из нас с гор в город за покупками. В кабине фургончика Дэнни помещаются только два человека. В этом месяце очередь моя.

«СОБСТВЕННОСТЬ ШТАТА ПЕНСИЛЬВАНИЯ, -высвечивается на экране, когда я вхожу в Сеть, - ВАШ ЗАПРОС, ПОЖАЛУЙСТА». Такое бедное графство не может позволить себе иметь терминал, работающий с голоса и голосом.

Я умею пользоваться Сетью. В пятнадцать я окончила компьютерный класс средней школы по компьютерному обеспечению, так что у меня есть права, и это важно, так как должен же кто-то ухаживать за Драгоценной. Донна к этому плохо приспособлена. Я печатаю запрос в единственном формате, который доступен общественному терминалу:

* Персональный поиск.

* Нужны: основные сведения. Последние разработки.

* Уровень: первый курс колледжа.

* Тема: отсутствие сна у собак.

Ответы я считываю прямо с экрана - распечатки стоят слишком дорого. Не так-то уж много я извлекаю из сообщения. Говорится, что исследования по отсутствию сна у собак занимают второе место после работ по постоянному бодрствованию у людей, так как обезьяны используются и как лабораторные животные, и как основные объекты бета-тестов. То, что известно об отсутствии сна у собак, указывает, что механизм сходен с механизмом, наблюдаемым у людей. Отмечаются те же побочные эффекты, что и при отсутствии сна у людей. Не знающие сна собаки психически более спокойны, едят, больше, никогда не спят и имеют повышенную сопротивляемость к заболеваниям. Собаки, использованные в исследовательской работе, принадлежали к разным породам, главным образом мелким, так как те более удобны для содержания и выгула. Все подверглись уничтожению. Федеральное Агентство (ФДА) не выдавало разрешений на содержание собак с генетически вызванной бессонницей, а потому их изъятие из лабораторий для личных нужд является противозаконным деянием. Никаких заявлений о легализации торговли собаками с генетически вызванной бессонницей не поступало, так как наличие рыночного спроса на них не установлено.

Все это я и без них знала. Тогда я печатаю новый запрос:

* Персональный поиск.

* Нужно: основные сведения. Новейшие данные.

* Объем: 2000 слов.

* Тема: рыночный спрос на сторожевых собак в Пенсильвании.

На этот раз поиск длится дольше. Ответ: информации по данному вопросу не имеется. Роскошно. Толку чуть.

Продовольственные кредитные талоны я получаю в правительственном офисе. В лавке трачу много времени, выбирая нужное. Если я правильно распоряжусь талонами, то у меня останутся еще талоны, на них я хочу купить Драгоценной комбинезон из синтетической ткани, которая отталкивает грязь и не рвется. И еще я выбираю еду, чтобы она хорошо хранилась и не слишком быстро расходовалась: рис, овсянку, сою, синтетическое мясо. Беда в том, что собаки все это тоже любят.

Те же побочные явления, что и у Бодрствующих: собаки психически более спокойны, едят больше, никогда не спят и обладают более высокой сопротивляемостью к болезням. Едят больше - вот в чем проблема! Я обдумываю, куда бы спрятать продукты так, чтобы их хватило нам до конца месяца. Меня не интересует^ что там думают Папочка и Донна, но для меня на первом месте стоит Драгоценная. Во всяком случае, перед Лейшей и ее щенками. Все-таки собаки - они не люди!

А вообще-то они милашки, надо признаться. Звать их - во всяком случае, до продажи - Тони, Кевин, Ричард, Джек и Билл. Так их прозвала Донна в честь Бодрствующих, которых часто показывают по телику. Тони Индивидо - краснобай, считающий, что Бодрствующие должны жить в своем собственном охраняемом городе отдельно от «нормальных». Кевин Бейкер - первый генетически не знающий сна. Ричард Келлер - дружок Лейши Кемден. Джек Беллигхэм - богатый инвестор, а Уильям Тейн - хитроумнейший гарвардский адвокат. Воображаю их чувства, узнай они, что какие-то дворняги названы их именами.

К тому времени, когда август перешел в жаркий сентябрь, щенки стали огромными. День и ночь они жевали все, что было в доме. Папочка наконец-то стал выгонять их днем из комнат в открытый загон. Донна принялась за их обучение. Она у нас здорово разбирается в животных. Однако щенки ничему учиться не желали.

- Не понимаю, - говорит она мне. - Они же умные. Погляди, как они здорово отыскивают еду, когда я ее прячу. И их вовсе не так легко отвлечь от поиска, во всяком случае, труднее, чем большинство обычных щенят, которых я тренировала.

- Ну так в чем дело? - спрашиваю я, хотя, если по правде, так меня это не очень интересует. Я уже почти потеряла веру в то, что «Бенсоновские геномодифицированные сторожевые псы» и в самом деле радикально изменят наше положение. Конец месяца не близок, а у нас осталась лишь чуточка риса и консервированных бобов, а у Драгоценной растут зубки. И она все время капризничает. Ей нужны лекарства, чтобы класть на десны, ей необходима настоящая кроватка, так как из колыбели она выросла, ей нужна новая одежда. Я сижу во дворе в тени сахарного клена и чувствую, что вот-вот взорвусь. Воздух жарок и тяжел. Ощущается приближение грозы, но она не сулит ни снижения температуры, ни повышения влажности. Звенят москиты. Я держу Драгоценную на коленях, а она изо всех сил пытается вырваться, чтобы добраться до зарослей сумаха, который вызывает у нее аллергию. Я чувствую, что мне глубоко плевать, если Тони, Кевин, Ричард, Джек и Билл так никогда и не научатся что-то там охранять.

А Донна все говорит:

- Просто не понимаю, что такое с этими щенками! Они достаточно умны, чтобы учиться.

- Это ты так говоришь. - А Драгоценная трется головкой о мое плечо, слюнявит его и хнычет.

Они просто не слушаются. Они ведут себя не так, как вели собаки, которых я тренировала. Они… больше похожи на кошек…

- Донна, ты несешь чушь!

- Знаю. Но может, тот маленький научник заложил в них кошачьи гены?

- Это невозможно. Нельзя смешать… Драгоценная, перестань… - Она вцепилась в мои волосы и очень больно. Поднимаю руку и пытаюсь вытащить из ее крошечного кулачка прядь волос. Драгоценная издает вопль и кусает меня в плечо.

Я освобождаюсь и начинаю свирепо ее трясти. Теперь она вопит уже по-настоящему, закатывает глаза и багровеет. Только минут через пять мне удается ее успокоить. И тогда я поворачиваюсь к Донне.

- Плевать мне, что щенки ведут себя как кошки или даже слоны! Меня заботит лишь то, что они денег в дом не несут! Нам столько всего необходимо для одной-единственной цели - выжить, что просто для удовольствия мы их держать не можем. Крыша в ванной протекает еще сильнее! Дом полон собачьего дерьма, а Папочка не желает выпускать их ночью во двор, боясь, что кто-нибудь обнаружит, что щенки не спят. А кто такой этот кто-то, мать его… Кроме Дэнни и его новой девки, мы уже месяц, как лица человеческого не видали! Донна глядит на меня выпученными глазами.

- Что на тебя нашло, 'Кэрол Энн? Ты всегда такая спокойная и услужливая…

- А я по горло сыта и спокойствием, и услужливостью! Я по горло сыта собаками, которые гадят, лают и грызут наши вещи по двадцать четыре часа в сутки!

- …с тех пор как тебе стукнуло восемнадцать, ты превратилась в какую-то трижды трахнутую суку!

Восемнадцать. День рождения был еще на прошлой неделе. Я забыла о нем и была уверена до последней минуты, что другие - тоже. А они вспомнили, да еще только затем, чтобы сообщить, что этот день превратил меня в суку!

Я отшвыриваю Драгоценную к Донне, да с такой силой, что та опять ревет. Донна смотрит на меня расширенными глазами, невинными, точно цветочки. Я ненавижу ее. Я ненавижу все: собак, нищету, собственный день рождения, а заодно и все прочее тоже. Все идет наперекосяк, и мне хочется одного - чтоб глаза мои на это все не глядели. Я плетусь по двору, я настолько вымотана, что даже не вижу, как во двор садится аэрокар. Я даже не подозреваю, что он уже сел, пока Донна молитвенным шепотом не говорит:

- …ах ты, трижды трахнутый японский бог!..

Я в натуре никогда аэрокаров не видела - только по телику. Этот маленький - на двух человек. Игрек-энергетические конусы нарисованы на нем тоже серой краской, но другого оттенка. В нашем дворе он смотрится как пуля на разорванном и гниющем трупе. Из кара выходит мужик, и у Донны захватывает дух:

- Тони Индивидо!

Так оно и есть. Даже я узнаю его лицо благодаря телику. Он среднего роста, чуть полноват, не слишком красив. Его семья не имела средств, чтобы купить ему какие-либо другие достоинства, кроме бодрствования. Во всяком случае, так по телику говорили. Он вышагивает по двору к нам, а мы с Донной стоим вроде как столбы. Она толкает Драгоценную ко мне и начинает разглаживать юбку. Драгоценная во все глаза таращится на кар, вдруг свалившийся с неба, и тут же перестает капризничать. Значит, вот что нам нужно: посадка аэрокаров каждые пять минут, чтобы отвлекать ее от зубной боли!

- Хелло… Не могу ли я поговорить с мистером Дэвидом Бенсоном?

Донна лучится улыбкой, и я вижу ответную реакцию в его глазах, хоть реагировать он явно не хочет. Бодрствующий мужчина - он все равно мужик.

- Дэвид Бенсон в данный момент отсутствует. Я его дочь, Донна. Чем могу быть полезна, мистер Индивидо?

- Вы тут из-за собак? - вмешиваюсь я.

- Кэрол Энн! - вскрикивает Донна. - Где твои манеры! Тони Индивидо колеблется, но только одно мгновение.

- Верно. Я хочу поговорить с вашим отцом о собаках.

- Вы хотите купить собаку? - гну я свое.

Он глядит на меня, но теперь уже внимательнее. Глаза у него серые, с мелким коричневым крапом. И я продолжаю, чтобы не допустить никаких осечек:

- Вы хотите купить собаку. Мой отец не будет ни с кем разговаривать о собаках, кроме как по этой причине.

Теперь улыбается Тони, ему, видно, такой разговор по душе.

- О'кей. Верно. Я хочу купить. Одну. Тут Донна вопит:

- Но они же еще не обучены!

А он на нее и не смотрит. Тони Индивидо нужен обученный сторожевой пес, как третья нога. Бодрствующие имеют уйму всяких там игрек-полей, телохранителей, секретного оружия, чтобы защищать себя; Да и кто захочет причинить вред Тони Индивидо? Ему нужна эта собака, чтобы его умные друзья разобрали ее на части в какой-нибудь лаборатории и увидели, чем она отличается от других собак. Меня интересует одно: сколько он готов за нее заплатить. Я, может, из него косую вытяну. Сам он из «нищих» Бодрствующих (ага, есть и такие), но его подружка, кажись, сама Дженнифер Шарифи. Дочь арабского нефтяного принца и американская голографическая звезда. Богатейшая женщина во всем мире.

А может, пару косых? Кровать для Драгоценной, компьютер, новая одежда…

А Донна опять свое:

- Может, вы собачку сейчас купите, а заберете ее позже, когда я тренировку закончу? - Ей эта идея больше по душе.

- А как идут тренировки? - спрашивает Индивидо.

- Отлично, - вмешиваюсь я. Не хочу я давать ему повод снизить цену. Смотрю на Донну в упор, и она наконец кивает.

- Вот как? - говорит Индивидо.

- А почему им и не идти хорошо? - спрашивает Донна.

Голос Индивидо становится серьезным:

- Никакие особые причины мне не известны. Но именно об этом я и хотел поговорить с вашим отцом.

- Можете поговорить со мной, Папочка уехал охотиться в горы дня на два-три. - Я вру. - Но я передам ему любую информацию, которую вы захотите оставить.

Он не колебался ни минуты. Видно, Бодрствующие уже привыкли к юным девицам, готовым принять на себя ответственность куда большую, чем это делают окружающие их взрослые. Ведь самому старому Бодрствующему всего двадцать семь.

- То, что я хотел сказать вашему отцу, не является твердо установленным фактом. Скорее это общий, очень важный принцип. Вот он: высшие биологические системы невероятно сложны. Они перешли ту критическую черту, за которой поведение особи сложно, но предсказуемо. Они перешли в область, где поведение становится хаотичным и более чувствительным даже к ничтожным изменениям окружающей среды или других условий. Вы понимаете, что это означает?

- Ни слова, - говорит Донна и улыбается.

- Вроде бы, - говорю я, так как нечто в этом духе я слышала в курсе компьютерного обеспечения.

И тогда Индивидо сообщает нам то же, что говорил, но в упрощенном варианте:

- Это значит, что генетические изменения, которые работали в человеке одним образом, могут сработать в собаке совершенно иначе. .Или они могут так же сработать в большинстве собак, а в ваших сработать иначе. Или в одних ваших собаках из одного и того же помета они сработают так, а в других - иначе. У них могут быть отклонения в генетическом плане, а может, оказались чуть другие условия in vitro [2] или другие условия среды.

- Но наши собаки не знают сна так же, как и вы - Бодрствующие, мистер Индивидо. Пойдемте посмотрим, - говорит Донна.

Но он смотрит на меня, и я говорю:

- Это означает, что нам надо быть очень осторожными.

- Да, - отвечает он. - Беда в том, что проблема собачьей бессонницы плохо исследована, и вам нечем руководствоваться.

Никаких просьб легализовать торговлю не знающими сна животными в ФДА не поступало, так как наличие рыночного спроса на них не установлено. Хотелось бы знать в таком случае, откуда Тони Индивидо узнал о нашем предприятии? Папочка никаких объявлений не давал. Да и не мог дать, поскольку денег на них у него нет, компьютера - тоже. Я ощущаю, что по спине у меня бегут холодные мурашки, а тут еще Драгоценная рвется из рук. Я ставлю ее на землю, и она, спотыкаясь, ковыляет к аэрокару.

- Вам нужно выбрать себе собачку, мистер Индивидо. Вот увидите, какие они очаровашки, и… - нудит Донна.

- А как вы о нас узнали? - требую я. - Кто вам сказал? Он молчит.

- Вы намерены сообщить о Папочке властям? - Самое удивительное, что такая возможность мне только сейчас приходит в голову. Бодрствующие очень законопослушны. Может, потому что с них самих глаз не спускают.

- Нет, я не собираюсь выдавать его властям. Я прилетел только для того, чтобы посоветовать вам соблюдать осторожность.

- Но почему? Вам же дела нет, если наше предприятие пойдет прахом? - Я чуть было не сказала «как и все прочие», но удержалась. Не хочу я, чтобы он нас жалел!

- Ваш бизнес меня не волнует, - холодно отвечает Индивидо. - Но Бодрствующие хотят знать о генетических исследованиях все. И думаю, вам понятно почему. Даже о тех, которые ведутся подпольно. А как мы этого добиваемся, вас не касается. Я здесь для того, о чем вам сказал. Ну, и немного из любопытства.

Тут игриво вмешивается Донна:

Значит, вам будет любопытно взглянуть на собачек и выбрать какую-нибудь.

Она берет его под руку и уводит в дом. Драгоценная пытается влезть по гладкой округлой стенке аэрокара, чего, разумеется, сделать не может. Еще минута, и она плюхается на свой задик прямо в грязь. Я бегу к ней, оставляя Тони Индивидо Донне и ее щенкам. Какая мне разница, какого щенка он выберет и приедет ли он за ним снова, чтобы забрать домой. Важно одно: заплатит ли он нам до отлета?

Что он и делает. Две с половиной косых, причем прямо оплаченными кредитными карточками, а не чеком. Я сжимаю карточки в руке, Донна пляшет и поет в кухне, а Драгоценная взобралась на свой высокий стульчик и громко гукает. Сумасшедший дом какой-то. Но сейчас это меня не колышет. Деньги действительно для нас имеют колоссальное значение.

А еще через две недели все кончается.

- Пойди-ка глянь на это, - кричит Папочка из кухни. Он сидит за кухонным столом перед нашим новеньким терминалом, отыскивая то, что он величает «объявлениями о будущем» в Теневой сети. Это Папочку его приятель Дэнни научил, тот самый, что с фургоном. Показал ему, что и как надо делать. Папочка мне не сказал, откуда Дэнни это все знает иди что именно он продает и покупает по подпольным объявлениям. Мне известно, что с Теневой сетью возиться нелегко. Войти в нее нетрудно, но после входа она зависает, ежели ты не знаешь кодовых слов и процедур, которые все время меняются. «Теневая экономика» зовут ее в видеоновостях, а иногда еще «Призрачный рынок». Считается, что по Тенесети можно получить все, ежели знать как.

- Кэрол Энн! - кричит Папочка еще громче. - Подойди сюда!

- Я занята! - ору я со двора, где присматриваю за Драгоценной, которая с помощью столовой вилки копает ямку в земле. Она сидит в косых лучах осеннего солнца, потная и счастливая, как сам этот солнечный денек. Слышно, как совсем рядом, в лесочке, Донна отдает приказы собакам. Обучение идет плохо. Ей приходится тратить на них уйму времени.

- Я сказал иди сюда, Кэрол Энн, и требую, чтоб ты пришла! - кричит Папочка. Я встаю и иду в дом.

Как странно, когда в доме есть денежки, хоть и маленькие. Всю зиму и весну, когда я экономила чуть ли не каждую рисинку и фасолину, а Папочка просиживал штаны, пытаясь добыть денег на покупку зародышей для имплантации их в Лейшу, а у Донны было одно-единственное платье, так вот, всю эту долгую зиму мы все были в отличнейшем настроении. Веселы и исполнены надежд. Мы были добры и ласковы друг с другом. С тех же пор, как мы получили кредитные карточки Тони Индивидо, мы сделались нервными и напряженными. Может, я и была такая всегда, но Папочка и Донна - никогда. Ни тот, ни другая.

Теперь наши аппетиты выросли. Папочке приходится соображать, где разместить рекламу. Тенесеть рекомендует, как сделать это выгоднее и как получше обойти закон. Мы не можем допустить ошибок. Ведь Новости полны сообщений о том, как федеральные власти громят подпольные генетические лаборатории. Щенки не слушаются Донну, если она не дает им мяса (именно это она имела в виду, говоря о кошках). Они делают то, чего ты от них добиваешься, только если ты стоишь перед ними с плеткой или с куском мяса. Все мы на пределе.

Дело в том, что нам есть что терять.

- Скажи мне, что это значит! - рычит Папочка. Я наклоняюсь к экрану. Это рекомендация ФДА Конгрессу насчет производства геномодных животных. Фразы длинные и запутанные, напичканные множеством ученых слов. Ничего я в них не понимаю.

- Что-то о том, что новый закон должен разрешать или запрещать в генной инженерии, - объясняю я. - В резюме говорится: «Никакие геномоды, изменяющие внешность или главные функции организма, делающие это животное резко отличающимся от других животных этого рода, вида или даже породы…»

- Читать я и сам мастак, - сердито обрывает меня Папочка. - Извини, Кэрол Энн, мне просто нужен смысл этих слов. Вот ты мне и объясни. Предложение за предложением.

- Папочка, я не могу…

- Еще как можешь! Ты самая умная из нас и не думай, что я не знаю, что это тебе хорошо известно.

- Но…

- Пожалуйста, девочка. Помоги мне разобраться.

Что я и начинаю делать. Каждое предложение отдельно, ища значение слов, пытаясь извлечь смысл из их сочетаний. Это требует времени. Много времени, вплоть до того мгновения, когда раздается неописуемый вопль Драгоценной.

Полсекунды, и вот мы уже за дверью. Но Драгоценной нет. И тут же смолкают и ее крики.

Донна выбегает из леса, крича: «Ричард! Ричард!» - и мне требуется чуть ли не минута, чтобы сообразить - это она кличет пса. У нее совершенно безумные глаза. Мы стоим, будто застряли в вязкой воздушной стене, и только наши лица поворачиваются из стороны в сторону. Я не вижу Драгоценной. Не могу найти ее. И вдруг Донна, слух у которой не хуже, чем у собак, кидается в лес, что слева от дома.

Я услышала треск челюстей еще до того, как увидела самого Ричарда. Его челюсти трудятся над куском мяса, который Донна, должно быть, дала ему - награда за послушание. Он лежит на брюхе, мирно пожирая мясо, и движения его головы и тела по опавшей листве производят тихие шуршащие звуки. Я слышу эти шорохи, потому что лес внезапно превращается в самое тихое место на земле. С такой тишиной я уже никогда больше не встречусь.

Драгоценная лежит футах в восьми от Роджера у подножия небольшого холма, где течет крошечный ручеек. У нее сломана шея. Ее ладошки вымазаны кровью от куска мяса, который она пыталась отнять у Роджера. Может, она хотела откусить от него кусочек. А может, думала, что это такая игра - кто кого перетянет. Но Ричард не играл. Он отшвырнул Драгоценную прочь - следы его зубов отчетливо видны на ее маленькой ручонке. И Драгоценная покатилась по склону, приземлившись у подножия. Она ударилась головой, или свернула шейку, или еще как-то. Позже коронер сказал, что это был глупый несчастный случай. Если не считать руки, то на ней нет ни царапины, даже водой ручейка ее не забрызгало. Она лежит спокойно, в своем новеньком грязеупорном розовом комбинезончике, будто просто заснула.

А Папочка рвет тишину воплем - кажется, сам ад вырвался наружу. Я бегу к Драгоценной и поднимаю ее на руки.

Я даже почти не слышу, как в десятке футов от меня гремит ружейный выстрел. А других выстрелов - четырех в лесу, а потом еще одного, бессмысленного, в Лейшу - я вообще не слышу. Ни эха, ни визга. Ничего.

Не знаю я, что одних людей удерживает от распада, а других заставляет разваливаться на части. Должно быть, об этом говорил Тони Индивидо: поведение хаотично, оно определяется незначительными отклонениями в условиях среды. Не знаю. Ничего я не знаю.

А Папочка не удержался. Он начал пить сразу после похорон и уже не смог остановиться. Он не стал ни злым, ни слезливым. Он просто сидел за кухонным столом ночь за ночью, опустошая одну бутылку за другой. А днем ждал прихода ночи. Потом он перестал его ждать.

Донна оставалась с нами недолго. Разбираться, что к чему, она не стала. Несколько месяцев рыдала почти без передышки. А еще ей хотелось все время говорить о Драгоценной, а я этих разговоров слышать не могла. В конце концов она нашла того, кто мог, - государственного служащего в Колсвилле, который даже отыскал ей место официантки в хорошем ресторане. Посетителям Донна нравилась. И постепенно она перестала плакать. У нее появилось несколько знакомых, а там и дружок возник. Я ее редко видела. А когда мы. встречались, нам трудно было смотреть друг дружке в глаза.

А я? Не знаю, выдержала ли я. Слишком уж я сдвинута, чтобы судить об этом.

- Ты ведь дочка Дейва, - говорит мне Дэнни, будто он не возил меня в своем фургоне в Колсвилл несколько лет подряд. Он принадлежит к числу людей, которые больше всего на свете боятся женских истерик. - Что я могу для тебя сделать, а?

- Я - Кэрол. Ты можешь позволить мне остаться и вести твое хозяйство.

Он глядит на меня так, будто у меня крыша поехала.

- Ну… э… Кэрол, я в толк не возьму… Я думал, ты ведешь хозяйство отца, он ведь наверняка нуждается в тебе, раз уж…

- Никто ему не нужен, - говорю я, - а ты в этом нуждаешься.

Я огляделась вокруг. Жена Дэнни ушла от него окончательно уже с месяц назад. Ей надоели его бесконечные девки, а последняя из них совершенно переполнила чашу ее терпения. С тех пор как она ушла, Дэнни не вымыл ни одной тарелки, ни одной тряпки и даже не протер столешницу. Его подружки, с которыми он встречался в баре «Придорожное гнездышко», никак не относились к типу домохозяек. Две кошки начисто отказались пользоваться своим песочным ящиком. Из-за запаха Дэнни держал все окна открытыми, но этого было мало. Больше того, вонь расходилась по всей округе, а косой дождь бил в окна и заливал загаженный кошками диван Дэнни. У всех людей есть порог выносливости к вони. У Дэнни он был необычайно высок, но все же я была готова спорить, что все-таки он существует.

- Я хорошая хозяйка, - говорю я. - И умею готовить. Папочка говорит, что сочтет за услугу, если ты позволишь мне здесь жить. Он понимает, что мне надо на время уйти от воспоминаний, которые хранят стены нашего дома.

Дэнни медленно кивает. Ему становится легче, что все это сойдет за услугу Папочке. И все же сомнения остаются.

- Тут вот какое дело, Кэрол… Ты же знаешь, какой у нас народ. Болтают всякое. А ты уже не ребенок. Не хочу я, чтобы все думали…

- Считаться следует только с Папочкой. А он все понимает. Кроме того, если ты собираешься продолжать водиться с подружками, то эти леди всем и все расскажут. И что я сплю в отдельной комнате, и что ты относишься ко мне как к дочке… и все это ради Папочки.

И Дэнни опять кивает. Ему нравится идея иметь подружек и одновременно чистый дом.

- Но я не могу платить тебе, Кэрол. Нынче времена трудные. Может, когда попозже…

- Не нужны мне деньги, Дэнни. Все, чего я прошу, это чтобы ты научил меня пользоваться Тенесетью. На твоем терминале, как ты уже Папочку научил. Для начала по два часа в день.

Ему это не нравится. Слишком много времени. Но как раз в эту минуту одна из кошек присаживается на столе и гадит прямо в тарелку с рисом, таким засохшим, что твердые рисинки, видимо, показались кошке неотличимыми от наполнителя в кошачьих уборных. - О'кей, - говорит Дэнни.

Всю зиму я работаю как проклятая. Я выкидываю диванчик Дэнни и все прочее, что не могу прокипятить. Я скребу полы, чиню, делаю новый диван для Дэнни из досок и одеял. Я готовлю и получаю продукты по продовольственным талонам Дэнни. Два раза в неделю я хожу к Папочке и занимаюсь у него тем же самым. Половину ночи я осваиваю то, чему днем меня обучил Дэнни, пока не устаю так, что уже не могу уснуть. Днем глаза у меня болят от чтения, причем не только от одних программ Тенесети. Часами я не вылезаю из научных разделов Сети. Когда одна из подружек Дэнни заявляет, что я «воображала», я понимаю - мой словарь изменился. Что ж, так тому и быть… все ведь изменилось.

К тому времени, когда крокусы начали вылезать из-под снега, Дэнни уже нечему меня учить. Фактически же я знаю гораздо больше, чем он мне дал, так как по Тенесети я нашла и других, готовых мне помочь. Есть целый класс пользователей Тенесетью, главным образом, молодежи, той, которой терять нечего. Для них самое, оно - похвастаться своими познаниями. А я научилась тому, как вызывать их на откровенность.

Однако вся эта мелкота располагала лишь фактами. И Дэнни - тоже. А у меня в обмен - ничего, чистый ноль, так что я так и не могу получить через Тенесеть единственную вещь, которая мне нужна. И если я буду торчать здесь, то мне ее никогда не добыть.

Я пишу записки Папочке и Дэнни и начинаю спускаться с гор к шоссе.

Транспортная компания «Красная золотая рыбка» охраняется собаками.

Еще, конечно, имеет место проволока, символически указывающая на наличие игрек-энергетического барьера, окружающего всю территорию компании. Одной рукой я дотрагиваюсь до невидимой защиты. По ощущению она запоминает мне кирпичную стену. Но каждая защитная система, находящаяся под током, замечательна тем, что ток этот надо включить, а стало быть, его же можно и выключить. Вот собак отключить труднее, разве что убить. А такие штуки, как пуля или кусок отравленного мяса, «пропихнутые» сквозь барьеры, образованные большинством игрек-энергетических полей, как правило, тут же включают сигналы тревоги. В Тенесети можно почерпнуть слухи о том, что Бодрствующие изобрели ракетные снаряды, способные пробивать игрек-энергетические барьеры, а также барьеры, способные таким снарядам противостоять и не пропускающие даже воздуха. Но это лишь слухи. Да и оружия Бодрствующие не продают. Они слишком умны, чтобы вооружать врагов.

Я стою в нескольких дюймах от ограды и любуюсь транспортной компанией «Красная золотая рыбка». Это здание без окон, построенное из пенобетона и стоящее среди множества рядов белых фургонов. Все они на каждом борту имеют изображение красной золотой рыбки. А раньше вместо золотой рыбки у них была синяя надпись «ПЕНСИЛЬВАНСКИЕ ПЕРЕВОЗКИ». А еще раньше там красовались голубые маргаритки Линии Цветочной доставки. А до этого на фургонах большими оранжевыми буквами было написано: «СТЕНЛИ ЭКСПРЕСС». Именно фургон «Стенли Экспресс» доставил Папочке Лейшу - беременную суку - для его нового делового предприятия.

Никаких сведений об этой сделке официально не существует. По Тенесети трудно проследить даже переход компаний из одних рук в другие. А уж сведения об их клиентах - тем более. Или об их владельцах.

Я гляжу сквозь ограду уже вторую ночь, слежу осторожно, пока наконец у меня не остается сомнений в отношении собак. Все три - немецкие овчарки, самцы, не подвергшиеся кастрации. Вполне возможно, что они генетически модифицированы в отношении силы и слуха. Великолепно обучены, гораздо лучше, чем это могла бы сделать бедняжка Донна. Спят посменно. Модификации по интеллекту явно нет.

В генетическом смысле с собаками много чего можно сделать, но функционально они все равно остаются собаками. А есть вещи, которые недостижимы. Например, невозможно кардинально поднять собачий интеллект. Если попытаться этого достичь, то характер нейронных связей станет слитком сложен для управления собачьим мозгом. Тогда произойдет то же самое, что с информационным каналом, перегруженным информацией. Замыкание. Сигнал не проходит. Щенки сидят, не двигаясь с места, дрожат и повизгивают. Исправить ничего нельзя, так что остается одно - уничтожить. Когда ученые из Гарварда опубликовали статью об этом, которая появилась в Сети, выяснилось, что некоторые подпольные лаборатории в Огайо и Флориде знали об этом еще раньше. В Тенесети было даже объявление «Собаки с высочайшим Ай-Кью». Но дальше этого дело не пошло. Кто-то их тоже разыскивал, но, думаю, не разгневанный клиент. Думаю, копы.

Копы - главное связующее звено между Сетью и Тенесетью. Но не единственное.

Собаки транспортной компании «Красная золотая рыбка» патрулируют барьер каждые шесть минут. Они внимательны, настороженны и преданны. И все же они только собаки.

Как раз когда одна из них пробегает мимо меня, я переворачиваюсь на спину. Я надушена: этот запах получен в генетической лаборатории и используется для приманивания волков в «Ареалах дикой природы». Он разработан в Калифорнийском университете в Ла-Джолла, и патент принадлежит этой лаборатории. Но еще этот же препарат производится в подпольных лабораториях Айдахо и Миннесоты. Атрактант [3] можно заказать по Тенесети: 784 Кевин Март, доступ 431СЕ7946 через Джамаль Таун, оплата наличными. Более детальные сведения дополнительно.

Сторожевой пес чувствует запах. Он кидает на меня косые взгляды, на то, как я валяюсь на спине, махая в воздухе поднятыми руками и ногами - поза .покорности в волчьих стаях. И в собачьих тоже. Но я нахожусь по другую сторону ограды. Немного задержавшись, он обычной пробежкой продолжает свой обход по периметру ограды.

Проходит шесть минут, я все еще здесь.

В полночь псы сменяются. Я не знаю условного сигнала смены. Новый пес проходит те же самые стадии реагирования на меня: останавливается, потом уходит. Я слегка поворачиваюсь, шевелюсь, но руки и ноги, как и прежде, подняты в воздух. В 3 часа ночи я иду домой. Рабочие приходят начиная с четырех.

В следующую ночь я опять тут. И в следующую. Днем я работаю. В компании домашних услуг. У клиентов я быстро начинаю пользоваться известностью. Очень здорово обучилась обращению с разного рода бытовой техникой для проведения различных домашних работ. Особенно хорошо у меня получается чинить приборы, сломанные другими домашними работницами.

На двадцатую ночь пес, дежуривший с четырех дня и до полуночи, останавливается у ограды и просовывает лапу сквозь игрек-энергетическое поле, довольно грубо пихает меня в зад. Это пес-альфа [4], вожак стаи, самый крупный среди остальных, тот, что держит хвост выше других и лучше всех настораживает уши. Он рвет когтями мои утепленные брюки, а затем убегает патрулировать ограду.

Лежу тихо, жду, когда он вернется. Пес появляется через шесть минут. Снова пихает меня лапой, снова убегает.

К концу месяца он уже чуть ли не наполовину высовывается за пределы игрек-поля, о существовании которого он, видимо, даже не подозревает, и валяет меня по земле. Иногда пес очень груб, иногда просто резвится. На шее и на руках у меня царапины и следы укусов. Я стараюсь удерживать его подальше от своего лица, но когда это не удается, мне приходится, уходя на работу, делать специальный макияж. Когда пес оказывается наверху, щелкая зубами и притворно рыча, я отгоняю от себя воспоминания о Драгоценной.

Пес ведь в том не виноват. Работа его мозга прочно детерминирована. Во всякой стае есть одна собака, которую обижают все остальные. Такая уж функция у собаки-омега. Она самая презираемая, самая низшая по иерархии, и она служит для остальных псов объектом издевательств и унижений. Стае необходима эмоциональная разрядка, и не будь собаки-омега, они принуждены были бы драться между собой. Потребность в собаке-омега у них в генах заложена.

Иногда, когда пес-альфа хватает мою руку зубами и трясет ее, я кладу ему другую на шею. Я чувствую слабое гудение где-то под самой его кожей. Это проходит электронный сигнал, позволяющий псу проникать сквозь поле, если он заденет последнее случайно, чтобы в таком случае не возник сигнал тревоги. И все, что будет в этот момент связано с собакой, тоже проникнет сквозь поле. Вы же не хотите, чтобы тревожные сирены выли каждый раз, когда хвост вашего сторожевого пса коснется игрек-поля или когда к высунувшемуся наружу хвосту прицепится репей.

На тридцать третий денъ я обхватываю руками шею вожака и вместе с ним волокусь сквозь игрек-поле, издавая запах волчицы. Внутри ограды он сильно бьет меня лапой в плечо и убегает, оставляя одну. Его никто не тренировал пускать посторонних внутрь. Но я из его стаи, я занимаю в ней определенное место и выполняю определенные функции. А это уже совсем другое дело.

Тенесеть без, устали повторяет, что никаких архивов она не хранит. Но ведь сама сеть и есть, в определенном смысле, непрерывно пополняемый архив. Без посторонней помощи никто ведь не может запомнить каждую деталь каждой сделки. Особенно если вам нужно выяснить, с кем вы ни в коем случае не должны иметь дело вторично.

Внутри здания транспортной компании «Красная золотая рыбка» ничего не запирают. Но там нет и того, что я ищу. Здание без окон используется преимущественно для хранения грузов и ремонта фургонов. Административный офис мал, грязен и засунут в какой-то угол. Есть в нем и терминал, но я знаю, что в нем искать бесполезно. Вообще-то терминал с другими системами не связан, но правительство располагает теперь таким оборудованием, которое может снимать данные с терминалов, даже не подключенных к сетям. Лишь бы они были не обесточены. Тенесеть говорит, что у них можно приобрести даже такое оборудование. Я не верю этому. Не верю ничему, что связано с Тенесетью, до тех пор, пока не проверю, что я и сделала, когда искала волчий атрактант. К тому же мне известно, что архивы «Красной золотой рыбки» выполнены не на электронной аппаратуре.

Они на пластике, пишутся от руки на прочных голубых карточках, лежащих в голубой коробке, спрятанной в самой глубине шкафа. И они закодированы.

В офис вбегает собака-бета. Она сейчас отдыхает. Я позволяю псу немного повозиться со мной, после чего он сворачивается в клубок в углу и засыпает.

Я забираю с собой всю голубую коробку, с помощью пса-альфа проникаю сквозь барьер и успеваю на последний автобус. В автобусе я засыпаю мертвым сном, самым крепким в моей жизни. Это моя награда.

В коробке пять голубых пластиковых карт, нумерованных цифрами 1, 2, 3, 4, 5. Может, это хронологические ряды, может, группировка по видам перевозок, может, черт его знает что. Каждая карта исписана мельчайшим бисерным почерком. Строчка за строчкой, строчка за строчкой - буквы, цифры, символы, причем все вплотную, без пробелов. Карта номер пять заполнена только на две трети.

Донна поражена, когда я со своим чемоданом появляюсь в ее ресторане в Колсвилле. Там она работает. Ресторан не имеет ничего общего с забегаловками, где автоматы выдают вам тарелки с синтетической едой. Здесь еда настоящая, а обслуживают официантки, среди которых и Донна. Она одета в черное форменное платье с голубым передничком. Волосы рыжие, собраны в пышный пучок. Как две капли воды похожа на Мамочку.

- Кэрол! Как с неба свалилась! А Папочка сказал, что ты чуть ли не насовсем уехала куда-то в Огайо!

- Уехала. И вернулась. Могу я немного пожить у тебя?

- Конечно, можешь, лапочка. И я познакомлю тебя со своим дружком Джимом. Я уверена, что вы оба…

- А нет ли у вас тут фирмы, занимающейся домашними услугами? Я работала горничной.

Донна хохочет.

- Это в Колсвилле-то? Ты шутишь. Но в столице штата… Знаешь, у нас теперь есть гравипоезд, он ежедневно ходит туда и обратно раз в сутки. Его только недавно пустили. Но, детка, ты выглядишь ужасно. С тобой ничего не случилось?

Я гляжу на нее. Вылитая Мамочка. И она так же мертва для меня, как мертва Мамочка. Донна начисто выбросила Драгоценную из головы. Она ничего не знает о глубоких черных провалах, в которые можно упасть, но из которых нет выхода. Она просто не знает о них.

- Я в порядке, - отвечаю я. - Скажи мне свой адрес и дай ключ. У тебя есть терминал, Донна?

- Арендую его вместе с квартирой, - говорит она с гордостью. - Хотя и почти не пользуюсь, разве что Новости послушаю. Работай на здоровье, ребенок. Можешь пользоваться всем, что есть в квартире, кроме Джима…

Она громко хохочет, я пытаюсь улыбнуться, а потом иду в ее дом и первым делом чищу его до блеска.

Следующие три месяца я работаю как дьявол, подобно тому, как работала когда-то у Дэнни. Каждое утро сажусь на местный гравипоезд, еду до Города и занимаюсь своими домашними услугами. Мне там рады. Я умею обращаться с любой техникой, имеющей отношение к домашней уборке. Каждую ночь я сижу у терминала в гостиной Донны размером десять футов на десять, пытаясь не слышать того, как Донна и Джим занимаются любовью в спальне тоже размером десять на десять.

Я начинаю с трех бесплатных декодирующих программ. Я сообщаю им все данные с пяти голубых карт и пробую одну за другой. Ни одна не может извлечь из карт ровным счетом ни шиша.

Через месяц у меня на кредитной карточке накопилось достаточно, чтобы воспользоваться более совершенными, уже платными, программами. Ни одна из них не сработала.

- Чем ты занимаешься, сидя за этим терминалом все ночи напролет, детка? - спрашивает Донна. - Под твоими славными глазками уже появились черные круги. Может, ты хочешь сходить с нами и поразвлечься? У Джима есть милые развеселые друзья.

- Нет, спасибо, - говорю я. - Ты давно видела Папочку? Ее лицо сразу стало замкнутым.

- Увижу завтра. Ты же знаешь, я к нему езжу по четвергам. Хочешь, поедем вместе?

Я отрицательно покачала головой и вернулась к терминалу. Донна тоже промолчала. Она ушла, а я еще долго ощущала запах ее духов - пряный и сладкий.

Самые лучшие программы декодирования - не те, которые можно купить. Они принадлежат людям, которые берут ваши данные и пропускают их через свои декодирующие алгоритмы. Все они дерут дорого, хотя с ними можно и поторговаться. Подобные фирмы принадлежат, разумеется, к Тенесети. Мне приходилось читать, что некоторые из них пользуются программами, украденными у военных. Вполне возможно.

Вся проблема в том, чтобы выбрать лучшую фирму. У горняшек заработок не очень-то велик, даже если они именуются техниками по механизации домашних услуг.

Наконец я нахожу через Тенесеть фирму, именующую себя «Бент». Она, по-видимому, орудует на территории штатов Пенсильвания, Нью-Йорк и Огайо. Наша сделка имеет высокий уровень защиты, хотя фирма и принимает деньги прямо с кредитных карточек, а не чистоганом. Я даю им данные с голубых карт, а они опустошают мой банковский счет. Я его закрываю, но тут же открываю другой, уже в другом банке.

В эту ночь мне впервые за все время снится Драгоценная. Она сидит на своем высоком стульчике, в розовом комбинезоне, и весело хохочет. То, над чем или кем она смеется, находится у меня за спиной, но когда я пытаюсь обернуться и увидеть, что там такое, я каменею. Изо всех сил пробую повернуть хотя бы голову, но мышцы меня не слушаются. А Драгоценная хохочет.

Донна и Джим притащили кресло. На эту покупку они долго копили деньги. Оно ядовито-зеленого цвета и может испускать восемь различных запахов, включая сексуальные атрактанты. Минут десять обсуждается вопрос, куда лучше поставить это кресло.

- В этот уголок, радость моя, - воркует Донна.

- В спальне было бы лучше.

- Кэрол Энн, а как ты думаешь?

Я думаю, что более отвратительной мебели еще никогда не видела.

- Мне безразлично.

- Как и все остальное, - бурчит себе под нос Джим. Ему очень не по душе то, что я живу тут так долго, но он помалкивает, так как таково желание Донны.

- Ладно, в спальне так в спальне, - решает она, и они смотрят друг на друга так, что мне ясно: надо уходить куда-нибудь эдак на часок.

Я ухожу на три, бродить более или менее бесцельно по улицам. Когда «Бент» сообщит мне, кто те подонки, что продали Папочке собак, не знающих сна… Ружье Папочки - единственная вещь, которую он не продал, чтобы купить виски. Я знаю это точно, так как сама перед отъездом зарыла его, предварительно хорошенько смазав, позади того места, где раньше был собачий загон. Патроны стоят недорого. Их можно заказать по Тенесети, никто и не подумает задавать вопросы, никто ничего нигде не запишет (это уж точно!).

Этого научника из «Арроугена» я узнала бы где угодно. Его внешность, его голос, его манеру свысока разговаривать с простыми людьми. Научники - это вам не копы. Не ходят с оружием. Я не больно хороший стрелок, но с этим ружьем им и быть не надо.

Конечно, я бы предпочла совсем другое. Я бы отвела его в какое-нибудь укромное местечко и обмазала бы Кровью только что убитого кролика. А потом спустила бы свору собак, с недельку не кормленных.

Вот такие мысли и заполнили эти три часа. Они же заполняли ночи, недели и месяцы. Я гуляю, пока солнце не начинает садиться, а потом возвращаюсь к многоквартирному дому Донны. Около него стоят два полицейских аэрокара. Идет санитар, рядом катится автоматическая каталка.

- Джим! Что…

Каталка проезжает мимо. Ко мне подходит коп.

- Кто вы такая, мисс?

- Я тут живу! Он… Где моя сестра?

Донны в квартире нет. Она ушла на работу. Коп говорит, что за ней уже послали, она уже едет, она в полном порядке.

- Джим…

- Врач сказал, что он поправится. Его сильно избили. А теперь скажите, мисс, не пропало ли чего из квартиры.

Я оглядываю квартиру Донны. Все ящики выдвинуты, мебель перевернута, кровать разломана на куски. Притворяюсь, что внимательно вглядываюсь в этот бардак, но мне уже все ясно. Ничего не пропало, кроме пяти голубых пластиковых карт. А в следующий раз, когда я обращусь к фирме «Бент», в Тенесети мне сообщат, что ее уже не существует.

Значит, «Арроуген» вовсе не маленькая подпольная лаборатория. Похоже, это часть мощной организации, обладающей программами, позволяющими снимать данные с любого терминала. И с наемными охранниками. И с железным намерением защищать своих шоферов, своих ученых, свою анонимность.

- Мисс?

Бороться с такой организацией я не могу. И не сможет никто, даже правительство, иначе ФБР уже давно прихлопнуло бы ее как муху. При такой мощи и такой решительности… Разве что другая подобная ей организация…

- Мисс, я снова вас спрашиваю, не заметили ли вы какой пропажи?

- Нет, - говорю я. - Здесь все как было.

Тони Индивидо уже жил в Убежище, когда посетил нас той весной. Только мы тогда этого не знали. Нам было безразлично.

Убежище уже практически завершено, когда я туда добираюсь. Оно огромно, занимает чуть ли не половину одного сельского округа штата Нью-Йорк, обнесенную игрек-полем. Большинство Бодрствующих Соединенных Штатов теперь селятся здесь, где чувствуют себя в относительной безопасности. Они торгуют со всем миром информацией и изобретениями. Я не разбираюсь в их экономике и денежных сделках. Знаю, что среди их товаров преобладает информация, но есть и материальные ценности, о которых имеются сообщения в Сети. То, что рекламируется в Тенесети, - подделки.

Я стою у главных ворот Убежища в толпе туристов, которые сходят с непрерывно подъезжающих автобусов. Они что-то бормочут и кидают на ворота злобные взгляды.

- То ли от нас отгородились стеной, то ли нас от себя отгородили!

- Лучше им, мать их растак, сидеть за оградой, а то может и не поздоровиться!

- Монумент геномодифицированному нарциссизму!

Я смотрю на человека, произнесшего последнюю фразу. Он выглядит человеком, у которого вполне могут быть улучшенные гены: красив, отлично одет, но явно не Бодрствующий. А настроен так же злобно, как и остальные ненавистники, которые готовы тратить свои денежки только на то, чтобы приезжать сюда и таращиться на место, где полно людей, которых они на дух не переносят. Вот и понимай как хочешь.

Перед воротами установлен большой экран с эмблемой фирмы «Бодрствующие, Инк» - огромный широко открытый глаз. Мальчишки швыряют в него камни, и довольно крупные, но экран даже не колышется. Он тоже защищен игрек-полем. С экрана раздаются не очень громкие слова, повторяющиеся снова и снова:

«Если вы желаете оставить свои пожелания нашей Корпорации или кому-то из живущих в Убежище, будьте добры высказать их отчетливо в один из пяти микрофонов, расположенных под экраном. Благодарю вас. Если вы желаете…»

Люди становятся в очередь, чтобы высказать пожелания, главным образом нецензурные. Я понимаю, как работает эта система. Некое «умное» устройство сортирует «пожелания», ставит на них кодовые символы, а затем отбирает те из них, которые следует куда-то передать. Если, конечно, таковые окажутся. Люди, имеющие дела с Убежищем, таким каналом связи не пользуются.

У меня к Убежищу вполне реальное дело.

Когда подходит моя очередь, я говорю тихо, чтобы эти полоумные, что стоят сзади меня, ничего не могли подслушать:

- Это послание Тони Индивидо от Кэрол Бенсон. Вы посетили наш дом в графстве Фуражир, Пенсильвания, в конце марта сего года, чтобы предупредить насчет геномодных собак, которых мой отец купил по Тенесети. Яйцеклетки, из которых они развились, были обработаны на бессонницу и имплантированы беспородной суке компанией «Арроу-ген». Вы были правы в отношении этих псов, и теперь мне надо поговорить с вами, хотя бы минуту. Пожалуйста, поговорите со мной. - А затем, когда собралась с силами и смогла выдавить из себя эти слова, добавила: - Моя маленькая сестренка была убита одной из не знающих сна собак.

Жду. Ничего не происходит. Стоящий сзади мужчина говорит:

- Я думаю, моя очередь наконец подошла. - Когда он повторяет это дважды, я отхожу.

Сколько времени нужно этой умной программе? А что, если Тони Индивидо нет в Убежище? Он, надо думать, иногда выходит? Был же он у нас?

Через пять минут экран вспыхивает. На нем появляется другое изображение: мое имя. Экран говорит: «Мисс Кэрол Бенсон просят подойти к лифту». А вот и он - небольшое углубление в воротах, похожее на кабину лифта с отделанными деревянными панелями стенками. Прежде чем публика успевает отреагировать, я стрелой влетаю в кабину. «Дверь» закрывается. Я ощупываю дверь и стенки. Все это лишь части силового поля с голографическим изображением деревянных панелей. И вся эта механика никуда не движется. Она просто открывается на противоположную «двери» сторону и на стенном экране появляется надпись: «Пожалуйста, мисс Бенсон, подождите минуту».

Я хочу дотронуться до двери в противоположном конце комнаты, чтобы узнать, настоящая ли она и закрыта ли. И узнать, нельзя ли мне по-настоящему попасть в Убежище, куда простых смертных не допускают. Не осмеливаюсь. Я же здесь нищенка.

Дверь открывается и входит женщина. Одна. Высокая, с длинными черными волосами. Одета в джинсы и свитер. В натуре она куда красивее и экзотичнее, чем в телике.

- Мисс Бенсон, я - Дженнифер Шарифи. Тони Индивидо мой партнёр. Сам Тони прийти не может. Будьте добры, расскажите мне, что случилось с собаками, не, знающими сна.

Она совсем не такая, как Тони Индивидо. Он был дружелюбен. Она холодна, как королева, разговаривающая с грязным мужланом! И все,время почему-то откидывает назад свои длинные черные волосы, даже если они не падают ей на лицо. Она мне не нравится, но мне необходимо с ней говорить, и я отвечаю:

- Мой отец заказал зародышей по Тенесети в «Арроуген». Собаки были запрограммированы не…

- Все это я уже знаю, - перебивает меня Дженнифер Шарифи. - Тони рассказывал мне о поездке к вам. Что случилось после того?

Это что же? Она запоминает все, что ей говорит Тони? Очень может быть. Она геномодифицирована по всем способностям. Внезапно я вспоминаю историю, которую Мамочка рассказывала нам с Донной, когда мы были еще маленькими. «Спящая красавица». Феи при рождении натра-дали ее всем: красотой, умом, изяществом, талантами, богатством…

- Как умерла ваша сестра?- спрашивает Дженнифер Шарифи и снова откидывает свои длинные волосы. - Ее убил не знающий сна пес?

- Да. Нет. Не намеренно. Драгоценная - ей было всего два годика - приставала к нему, когда он ел, и он просто отшвырнул ее. Она упала на землю под углом, и ее шейка… - Закончить я не смогла.

- Действовали ли собаки и раньше против обычных собачьих реакций?

- Да. Моя сестра - другая сестра - никак не могла их обучить. Она говорила, что они больше похожи на кошек. Они… просто не желали учиться.

Она молчала так долго, что я снова заговорила:

- Мисс Шарифи, я пришла сюда, чтобы…

- Биологические системы очень сложны, - говорит она, - и различные виды не одинаковы в своих наследственных нейронных связях, даже когда структуры кажутся почти идентичными. Собака - не человеческое существо, и искусственное бодрствование не может действовать на нее и на человека одинаково.

- Это я уже знаю, - резко бросаю я. Это же самое говорил мне Тони Индивидо в прошлом марте, только выражался он проще.. - Вы мне должны сказать, что убило мою сестру. Если знаете..

- Мы знаем, - отвечает она спокойно и четко. Но ее рука вновь поднимается к длинным черным волосам. - Мы следим за всеми научными исследованиями в мире, относящимися к бессоннице, даже если они еще не попали в Сеть! Один датский научный институт работает в области бессонницы у собачьих. Все дело в снах.

- В снах? - Этого я никак не ожидала.

- Да. Позвольте мне объяснить в терминах, которые будут вам понятны. - Минуту она обдумывает, и я вижу, что она не понимает, как все это выглядит со стороны. Или ей на это плевать.

- Одна из особенностей человеческого мозга - его способность с помощью воображения создавать другие реальности. Сегодня я не ела печенья. Но я могу вообразить то печенье, которого мне хочется, и испечь его завтра. Или дом, или концерт, или город. Это один способ, с помощью которого мозг создает альтернативные реальности. Другой способ - фантазировать вещи, которых в природе нет и быть не может. Ну, скажем, рассказы о магии. И еще один способ - сновидения ночью, во время сна. Вы меня понимаете?

Не такая уж я дура. Но я все же говорю: -Да.

- Мы - Бодрствующие - не видим снов, это очевидно. Но мы вполне способны создавать альтернативные реальности другими способами. Фактически даже лучше, нежели вы. Поэтому данная способность мозга упражняется у нас в достаточных масштабах.

Теперь посмотрим на собак. Они произошли от волков, но сами они уже не волки. Они одомашнены людьми по меньшей мере двадцать тысяч лет назад. За это время… Вы что-нибудь слышите?

- Нет, - отвечаю я. Ее глаза перебегают от двери к стенному экрану и обратно. И она снова откидывает волосы.

Она чего-то ждет. И насторожена, как кошка. Тем не менее она продолжает:

- После того как собаки были одомашнены, в них стала развиваться способность поступать так, как поступают люди, и способность видеть альтернативную реальность. Разумеется, все это до какой-то степени, масштабы определить трудно. Собака не только помнит своего хозяина. Она не только поддается дрессировке и приобретает условные рефлексы по Павлову. Есть доказательства, полученные современными методами исследования деятельности мозга, что определенные участки головного мозга собаки активизируются в то время, когда она общается с человеком. Когда, например, человек ласкает собаку, она видит себя в альтернативной реальности вместе с человеком. Может быть, дома перед камином, может быть, играющей и катающейся по траве. Очень трудно представить себе это, но химические, электромагнитные и церебральные доказательства очень основательны и определенны.

Я киваю, я внимательно слушаю, мне кажется, что я все понимаю.

- Есть еще одно очень важное открытие, которое имеет непосредственное отношение к нашей проблеме. Те же самые функциональные реакции мозга имеют место во время фазы «быстрого» сна, когда собака видит сны. Это тоже имеет прямое отношение к созданию альтернативных реальностей, как я уже говорила.

Она смотрит на меня так, будто уверена, что я не понимаю ни слова. Я киваю. Я ее ненавижу, но должна доказывать ей, что все понимаю. Тони Индивидо таким не был.

- И теперь самое главное. У никогда не спящих собак фазы «быстрого» сна не бывает. А поскольку ее нет, то отсутствуют и сновидения. А когда собака не видит снов, то способность мозга создавать альтернативные реальности постепенно слабеет и наконец совершенно исчезает. Когда щенки появляются на свет, то эта функция мозга у них еще присутствует, но через несколько месяцев она пропадает. Без подпитки снами воображение, как люди называют это качество, исчезает. Без воображения связь с человеком слабеет и дремучие древние инстинкты берут в поведении собаки верх. Так что все дело в сновидениях. Их отсутствие убило вашу сестренку.

Я пытаюсь вдуматься.

- Вы хотите сказать… потому, что собака не может вообразить человека с собакой, которые занимаются не тем, что происходит в данную минуту… она не может обучаться… и поэтому ей не было дела до Драгоценной… она погибла Потому, что щенок Лейши не видел снов?

- Что такое? - резко перебивает меня Дженнифер. - Кто не мог видеть сны?

Тут я вспоминаю, что она и Лейша Кемден, по имени которой Донна назвала суку, заклятые враги. Они по-разному видят будущее Бодрствующих. Дженнифер хочет собрать их, всех в Убежище, а Лейша - чтобы они жили вне его, в реальном мире, вместе с нами - низшими животными.

- Собака… - заикаюсь я. - …Моя сестра назвала щенков… Моя другая сестра, не я…

- Вот и все, что я хотела вам сказать, мисс Бенсон, - говорит Дженнифер Шарифи. Она резко встает. Я надеюсь, что полученная вами информация объясняет все. Убежище соболезнует вашему горю. Если вы снова войдете в лифт…

- Нет, погодите! Вы не сказали главного из, того, что мне нужно!

- Я сказала все, что могла. Прощайте.

- Но я должна знать, где находится компания, которая продала Папочке зародышей. Тогда они назывались «Арроуген», но сейчас я не могу отыскать их по Тенесети, они либо изменили название, либо закрылись… Но у меня в руках были архивы их транспортной компании… только они закодированы, и я не знаю человека, который мог бы их дешифровать…

Такой информации я вам дать не могу. Прощайте, мисс Бенсон.

Я прыгаю на нее. Это ошибка. Я ударяюсь о невидимый барьер, который, по-видимому, был тут с самого начала. Я не ушиблась, но добраться до Дженнифер Шарифи не моту.

Она оборачивается.

- Если вы не войдете в лифт, мисс Бенсон, то силовое поле очень осторожно вытеснит вас в кабину. Й не утруждайте себя писанием записок к Тони. Его здесь нет, а если б был, то сказал бы вам, что Убежище предназначено для выживания, а не для мести.

Она уходит. Игрек-поле теснит меня к лифту, который, открывается в другую сторону, и я снова оказываюсь среди Аллеганских холмов.

Вечером того же дня, когда я сижу в автобусе, везущем меня домой, я слышу по Новостям, что активный деятель Бодрствующих Тони Индивидо только что арестован. ФБР подозревает его в кинднеппинге, имевшем место четыре года назад. Индивидо похитил четырехлетнего мальчика по имени Тимми Да-Марцо. Ребенок был Бодрствующим, и его «нормальные» родители избивали его за то, что он не давая им ни одной ночи проспать спокойно. Тони укрыл мальчика у друзей, которые заботились о нем гораздо лучше родителей. Но теперь Тони схвачен и должен предстать перед худом. Он содержится без права на освобождение под залог в тюрьме округа Коневанго штата Пенсильвания.

Должны быть еще какие-то методы, пользуясь которыми, можно было бы без помощи Тенесети отыскать подпольную лабораторию по генной модификации. Мне они не известны. Я сделала все от меня зависящее, чтобы отыскать ее. Как могу я отказаться от поисков убийцы Драгоценной? Ведь если я откажусь…

За окнами автобуса дорога взбирается все выше и выше в горы. Уже июнь. Леса бушуют листвой, хотя она еще не стала темно-зеленой, сохранив молодую ярко-зеленую окраску со слабой примесью желтизны. Этот оттенок можно видеть лишь в течение недели или десяти дней в году. Обочины дороги вспыхивают маргаритками, лютиками и лилиями. Бегут ручьи., булькают родники.

Если я потеряю бушующий во мне гнев, от меня вообще ничего не останется.

На секунду я заглядываю во тьму такую бездонную и холодную, что у меня перехватывает дыхание. Но тьма уходит, а автобус продолжает взбираться по горной дороге.

Я вылезаю в Колсвилле и пешком иду еще выше в горы. Только к закату я добираюсь до места. Двор Папочки выглядит прежним. Сорняки, ржавчина, покосившееся крыльцо. Но на крыльце сидит не Папочка. Донна.

Я так и думала, что ты явишься сюда, - говорит она, не вставая. Или ты сначала заходила ко мне домой?

- Нет. - Она сидит в тени и я не вижу ее лица.

- А может, ты ходила в больницу, узнать, как себя чувствует Джим?

- Нет.

- Нет, - повторяет она. - Конечно, нет. Он тебя не интересует, не так ли?

Я пропускаю эти слова мимо ушей.

- А где Папочка?

- Спит. Нет, мертвецки пьян. Давай для разнообразия поговорим откровенно, Кэрол Энн.

Но ведь это Донна всегда отклонялась от истины! Кто всегда старался быть солнечным зайчиком в мире, где солнце светит одним богачам? Но я молчу.

Донна продолжает:

- Ведь именно ты виновата в том, что Джим так пострадал, верно? Ив том, что моя квартира разгромлена. Это ты занималась чем-то, чем не следовало заниматься, и какой-то шишке это не понравилось.

Тебя это не касается, Донна.

- Значит, не касается. - Она встает - там, в густой тени крыльца. - Не касается. Да кто ты такая, мразь долбаная, чтобы присваивать себе право указывать мне, где мое дело, а где - не мое? Сколько еще мне придется терять родственников из-за тебя? Нет, это не Донна. Это кто-то чужой. Я взбираюсь по ступенькам и поворачиваю ее лицо к солнцу. Она не плачет, но в красных лучах заходящего солнца она вдруг начинает трястись от ярости. И за миллион лет не могла бы я поверить, что она способна на такое.

- Ты, идиотка-потаскушка, ты понимаешь, что ты дела-, ешь? Из-за тебя изуродовали Джима, и скоро ты сама попадешь в такую же историю! Или я, или Папочка! Что бы ты ни делала, это не вернет Драгоценную к жизни, ты этим даже справедливости не достигнешь, потому что справедливости вообще на свете нет! Ты что же - и этого не знаешь? Тебе с этими людьми не справиться. Все, что ты можешь, - это держаться от них подальше, а если случайно встретишься, то бежать куда глаза глядят, забыв все, что успела про них разузнать. А Иначе они сломают все, что у тебя осталось в жизни.

- Донна, ты.не понимаешь…

- Нет, это ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь в том, каков этот мир! Ты у нас считаешься умницей, а меня принимают за круглую дуру - серую и тупую. Бедная глупышка Донна! Но я знаю, ты не можешь сражаться с ними, не можешь их победить. Ты можешь только потерять еще больше, чем ты уже потеряла. А я не желаю терять ничего из того, что у меня осталось! И ты не имеешь права отнимать у меня это, Кэролл Энн. Обещай мне, обещай сейчас же, вот на этом месте, на могиле нашей Драгоценной, что ты бросишь все, что затеяла!

- Не могу.

- Нет, поклянись!

- Я сказала - не могу.

Мы смотрим друг на друга в свете почти уже умершего дня, и я знаю: никогда нам не понять наших чувств. Мы с самого рождения были слишком разными. Она живет в мире, где, если вас сильно ударят, вы подниметесь и пойдёте дальше. А я в этом мире не живу. И не хочу жить. И в этом-то и состоит разница между нами.

Первой ломается Донна.

- Ладно, Кэрол, - говорит она устало, видимо, даже не вникая в смысл своих слов. - Ладно.

- Мне очень жаль, - говорю я. И тоже не думаю этого. Больше мы не разговариваем. Солнце зашло, где-то под горой лает собака.

Я возвращаюсь в большой город и снова поступаю работать в свою фирму домашних услуг. Когда возможно, я работаю в две смены - одна смена в домах, вторая - в офисе.. Я так устаю, что не могу даже уснуть. Однажды ко мне приезжает Донна. Я кормлю ее ужином, веду ее в кино, а на следующий день она гравипоездом уезжает к себе. Все время она болтала, смеялась, обнимала меня. Мужчина из соседней квартиры смотрел на нее, как на звезду трехмерного кино.

Я живу по принципу: день-ночь, сутки прочь. Стараюсь ни о чем не думать. Ничего не жду. Даже не знаю, чего именно не жду. Дни темны, ночи бессонны.

А вот в стране все не так. Каждый день что-то случается. Подросток из Бодрствующих погибает в автомобильной аварии в Сиэтле. Врачи тщательно исследуют мертвое тело, особенно мозг. Они обнаруживают, что все ткани в прекрасном состоянии. Не просто в хорошем - ему ведь только семнадцать, - а в идеальном. У Бодрствующих ткани регенерируют. Бодрствующие не стареют. Неожиданный побочный эффект, говорят врачи.

В одном из округов штата Нью-Йорк принимается постановление, запрещающее включать Бодрствующих в состав присяжных. Говорится, что они нам «не равны».

Какой-то ученый в Иллинойсе публикует статью о воробьях, которым «привили» бессонницу. Обмен веществ у них получился такой, что они не успевают съесть столько, сколько необходимо для жизни. Они умирают, непрерывно кормясь, от голода.

Округ Поллукс в Пенсильвании принял закон, по которому Бодрствующим может быть отказано в праве найма квартиры. Они не спят слишком много, увеличивая тем самым расходы домовладельца на оплату услуг по ремонту и содержанию дома.

Какой-то институт в Бостоне доказал, что «бодрствующие» мыши не могут заражаться или быть источниками заражения многими опасными вирусами.

Проповедник, выступающий по телику, объявил Дженнифер Шарифи антихристом, посланным на Землю в качестве представителя абсолютного Зла перед наступлением Армагеддона.

«Нью-Йорк таймс» печатает передовую, содержание которой сводится к тому, что пора наконец успокоиться и прекратить вредную болтовню о Бодрствующих.

А в июле заключенные в тюрьме графства Коневанго убивают во время прогулки Тонн Индивида Они забивают его насмерть обрезком свинцовой трубы.

Я узнаю об этом из одиннадцатичасовых Новостей, когда пью пиво и убираю собственную квартиру. Мой терминал - стандартный настенный экран, обрамленный черной пластмассовой рамой. Кадров, показывающих смерть, нет.

«.. .обещано тщательное расследование этого происшествия, имевшего место в двенадцать часов двадцать минут по стандартному восточному времени. Генеральный Инспектор Исправительной Службы Нью-Йорка…»

Если им известно точное время «происшествия», то почему они его не предотвратили?

Я стою, уставясь на экран, со стаканом пива в одной руке и пыльной тряпкой - в другой. Красный огонек, означающий вызов, мигает на черной раме терминала. Эти дешевые системы «не умеют» делить экран, поэтому я нажимаю кнопку приема, и тут же весь экран занимает символ Убежища.

«Послание Кэрол Э. Бенсон, - говорит приятный компьютерный голос, - от Дженнифер Шарифи из «Убежища, Инк.», штат Нью-Йорк. Послание защищено по категории класс 1-А. Оно не может быть записано ни на одну систему и будет воспроизведено лишь один раз. Вот оно: «Арроуген» сейчас действует под названием «Маунтвью Бионетикс», Сарахела, Пенсильвания. Главный исследователь - доктор Тайлер Роберт Уэллс; 409 Харперскрест-лейн. Конец послания».

Экран опустел.

«Если бы Тони сейчас был здесь, он сказал бы вам, что Убежище предназначено для выживания, а не для мести». Теперь это уже не так.

Около получаса я вожусь с терминалом, но компьютерный голос был прав. Послание не записано. Не осталось никаких следов ни в моей системе, ни в других, более совершенных. Я единственная, слышавшая его.

Папочкино ружье оказывается там, где я его оставила, и в прежнем состоянии. И Папочка - тоже.

- Привет, Папочка!

Ему требуется время, чтобы сфокусировать взгляд.

- Кэрол Энн?

- Я самая.

- Рад видеть тебя. - Внезапно он улыбается, и я вдруг вижу его таким, каким он был когда-то, вижу его прежнюю живость и добродушие, но они тут же тонут в тяжелой сивушной вони. - Ты здесь? Надолго?

- Нет, - отвечаю я, - только до завтра.

- Тогда спокойной ночи. Спи крепко. Сейчас еще только семь вечера.

- Конечно, Папочка. И ты тоже.

- Нет, я еще посижу чуток. - Вот и умница, Папочка.

На следующее утро я ухожу в пять. Ружье разобрано и лежит в моей туристской сумке. На мне джинсы и прочные ботинки. В семь я уже в Колсвилле. Автобус на юг идет в восемь. Я выпиваю чашку кофе и просматриваю заголовки в киоске Новостей.

По делу Тони Индивидо подозреваемые не установлены. «Никто не проговорился», - заявляет начальник тюрьмы Коневанго (статья 1).

ФБР получило анонимный звонок насчет бомбы в Убежище (статья 2).

Смерть Индивидо - национальный позор страны (статья 3).

Сильнейший шторм на Юго-Востоке (статья 4).

Франция требует реформы Еврокредита (статья 5).

Ученые вывели геномедифицированную водоросль. Огромный потенциал для решения продовольственной проблемы, говорит лауреат Нобелевской премии (статья 6).

Я опускаю один кредит и нажимаю кнопку 6. Наружу выползает грязноватый оттиск, но времени читать его до отхода автобуса нет. Я сую листок в сумку и сплю всю дорогу до Сарахелы, Пенсильвания.

Квартал 409 по Харперскрест-лейн - хорошо защищен. Через его ворота я вижу улицы, уходящие к приречному парку. Дома высокие, узкие, стоят труппами по четыре-пять строений, почти соприкасающихся друг с другом. Видны деревья, детские площадки, клумбы прекрасных генетически модифицированных цветов. Река, названия которой я не знаю, посверкивает голубым.

Это община, жители которой кооперируются друг с другом, где люди хоть и шапочно, но все знакомы. День, который я провожу болтаясь у ворот, позволяет мне установить название наиболее популярной фирмы по оказанию домашних услуг. Фирма называется «Серебристый блеск». На следующий день я уже работаю в фирме. Там очень рады заполучить такого опытного техника.

Семья доктора Тайлера Узллса приглашает такого техника каждый четверг. На второй неделе моей работы в фирме я меняюсь дежурством (один день за два!) с другой работницей, сказав ей, что среда мне необходима для визита к врачу. В шесть часов я уже в доме Тайлера Уэллса. Запускаю пылесос-автомат пропылесосить пол в кухне и промыть кухонную раковину органо-молекулярной очищающей пеной. На обеденном столе - четыре грязных прибора. Иду смотреть другие комнаты дома. Две детские комнаты - игрушки, брошенная одежда. Дети, видимо, ушли в школу.

Женский голос напевает в ванной комнате, примыкающей к спальне родителей.

Больше в доме ни души. Спускаюсь по лестнице. На полпути, на лестничной площадке, стоит скульптура греческого борца. Прямо над ней - окно с холодно-голубоватым стеклом. Я вижу, как он выходит из сарайчика, неся садовый совок и перчатки. Коротенький, тощенький, слегка облысевший доктор Тайлер Роберт Уэллс, ученый, работает в саду сам, без автоматов.

Я вытаскиваю ружье из чемоданчика с инструментами; собираю его и подхожу к окну. Когда доктор оказывается в перекрестье нитей прицела, я отдаю распоряжение чипу взять управление на себя, удерживая прицел на голове жертвы. На голове, в которой хранится знание, что геномодифицированные собаки убивают детей других родителей. Я кладу ружье на широкий подоконник, и оно следит за каждым движением Уэллса, поворачиваясь на шарнире, дающем ему круговой обзор. Я запрограммировала ружье на свой голос, действующий в радиусе пяти метров. Все что остается - это сказать: «Огонь!»

- Не надо! - говорит чей-то голос.

Я смотрю вверх, думая увидеть женщину из ванной, но она все еще поет где-то в дальних комнатах. Женский голос раздается снизу, где стоит гораздо более пожилая женщина в форме телохранителя. У нее пистолет того типа, который держат в руке.

- Кэрол, помолчи. Сначала выслушай меня.

Телохранительница не может знать моего имени. А я не должна терять время на выслушивание той чепухи, которую мне может предложить телохранительница. Она все равно опоздала и не сумеет помешать моей устной команде. Вот это только и важно. А вопрос о том, удастся ли мне скрыться, никогда мной не рассматривался.

- Не говори ружью кодовое слово, ведь доктора мы все равно возьмем. Мы - это правительство. Да, мы знаем, кто ты такая, с тех самых пор, как ты попыталась использовать фирму «Бент» для дешифровки архивов транспортной компании «Красная золотая рыбка». Мы пошли по этим следам и прихлопнули ее. Мы возьмем и Уэллса, обещаю тебе. Но если ты убьешь его сейчас, мы не получим нужную нам информацию. Не произноси кодового слова. Просто спускайся вниз, а я уничтожу программу ружья.

- Нет.

- Кэрол, если ты убьешь его, мы будем тебя судить. Мы будем обязаны это сделать. Если ты не убьешь, то я гарантирую, что тебя отпустят. И твоего отца - из-за тех купленных им зародышей - тоже.

- Нет.

- Я знаю все о твоей погибшей сестренке. Но наши шансы получить улики против Уэллса будут крепче, если он некоторое время побудет еще на свободе. Это очень важно для нашего дела.

- Огонь! - говорю я ружью и закрываю глаза. Не происходит ровно ничего.

Я открываю глаза. Ружье все еще лежит на подоконнике, медленно поворачиваясь, чтобы следить за затылком Уэллса. Агент ФБР поднимается к нам по лестнице. Она кладет мне руку на плечо. Я чувствую в ее хватке присутствие биометалла. Глаза ее печальны.

- Я дала тебе шанс уйти. Теперь иди со мной и не дури.

- Что… Как…

- У нас есть контрполя, о которых ты, видимо, ничего не знаешь. Ты ведь взялась не за свое дело. Оружие непрерывно совершенствуется. А ты даже не профессионал.

Я позволяю ей тихонько увести меня из дома и посадить в аэрокар с надписью «Блайсдельские телохранители, Инк.». Никто даже внимания на нас не обратил. Когда мы покидали Харперскрест-лейн, то последние две вещи, которые я заметила, были: доктор Уэллс, с восторгом склонившийся над своими цветочками, и собака колли, лежащая на ярко-зеленом геномодифицированном газоне в палисаднике соседнего дома. Крепко спящая собака.

Агент ФБР оказался вовсе не агентом ФБР. Она работает для какой-то организации, которая называется Федеральное Агентство Соединенных Штатов по контролю за генетическими стандартами - ФАКЗАГС. Это нечто новое, нечто, созданное из-за бума генетических исследований легальных й нелегальных. Агентство хочет предать меня суду. Оно вынуждено так поступить, утверждает мой адвокат. Но они не торопятся, чтобы выиграть время и пригвоздить мистера Уэллса и «Маунтвью Бионетикс» и «Бент», и все прочие компании, повязанные в этом деле с подпольными лабораториями. Бесспорно, правительство схватит мистера Уэллса, говорит мой адвокат. В этом мой федеральный агент была права.

Но она ошибалась в другом. И я, сидя день за днем на тюремной койке, думаю, как глубоко она ошибалась.

Ничто не имеет существенного значения. Ни для чего. Системы слишком сложны. Вы искусственно изменяете собак, делаете их Бодрствующими, и вы уничтожаете в них воображение. Вы искусственно изменяете Людей, превращая их в Бодрствующих, и вы получаете суперменов, которые могут вообразить все что угодно и все что угодно изобрести. Но Тони Индивидо убит самым распоследним подонком, а Дженнифер Шарифи создает Убежище уже не для спасения, а для мести. Донна прячется от всего, что делает ее несчастной, но черная бездонная пропасть живет в ней так же, как она живет во мне. Папочка пережил смерть жены, но смерть дочери сломала его. Мышь, ставшая «бодрствующей», обретает мощную иммунную защиту, а такие же воробьи умирают от голода. У Бодрствующих регенерируют ткани, изменение в водорослях обещает покончить с мировым голодом. Собаки, у которых искусственно повышен интеллект, впадают в катотонию, а сторожевые псы, натасканные лучшими в мире кинологами, возвращаются к нравам и обычаям волчьих стай, если собака-омега пахнет как надо.

Ни один фактор не однозначен. В мире слишком много факторов. И, возможно, так было всегда.

Именно поэтому я позволю моему адвокату, которым является Бодрствующий по имени Льюис, защищать меня. Он хочет взяться за это дело, так как считает его «блестящим шансом установить важные конституционные прецеденты». Свободное от судебных заседаний время он проводит в Убежище.

Может быть, он вытащит меня, а может, и нет. Ив том, и в другом случае я все равно не знаю, что будет со мной после суда. Ни со мной, ни с кем-либо еще. Я могу лишь попробовать убрать с моего пути какие-то небольшие препятствия: получить работу, помириться с Донной, поступить в колледж. Возможно, в один прекрасный день я поступлю, работать в ФАКЗАГС. Все это, конечно, не вернет к жизни ни Драгоценную, ни кого-либо еще. Но может быть, это вызовет крошечные, совсем незаметные, но необходимые последствия.

«Sleeping Dogs». ©Naney Kress, 1999. ©Перевод. В.П. Ковалевский и Н.П. Штуцер, 2001.

[1] Медиаторы - химические передатчики импульсов между нервными клетками. - Примеч. пер.

[2] в пробирке (лат.).

[3] Вещество, запах которого привлекателен для каких-то видов животных. - Примеч.пер.

[4] В научных трудах по изучению иерархических отношений у стайных и стадных животных установлена определенная классификация. Животные групп альфа и бета - элитные классы, самый низший класс - омега. - Примеч. пер.

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

24.02.2009